Сборник "Хроники Мидкемии". Компиляция. кн. 1-20 [Раймонд Элиас Фейст (Фэйст)] (fb2) читать онлайн

Маг: Ученик

* ЧАСТЬ I. Ученик *

Эта книга посвящена памяти моего отца, Феликса Фиста, во всех отношениях, мага.

Юношество — переменчивый ветер,

А мысли о нем будут живы всегда.

Лонгфелло. Прошедшая юность.

1. БУРЯ

Буря кончилась.

Паг быстро шел вдоль скалистой гряды, перепрыгивая через лужи, оставшиеся под обрывом после прилива. Внимательно заглядывая в каждую, он высматривал там колючих созданий, выброшенных на берег только что прошедшей бурей. Он поправил сумку с собранными крабами, моллюсками и другими обитателями моря, и под его тонкой рубашкой напряглись неразвитые еще мальчишеские мускулы.

Послеполуденное солнце переливалось в морских брызгах, кружащихся вокруг, западный ветер развевал его каштановые волосы. Паг поставил свою сумку на землю, проверил, что она надежно завязана, и сел на островок сухого песка. Сумка была не совсем полная, но у него было в запасе около часа, так что он мог отдохнуть. Повар Мегар не станет ворчать из-за того, что Паг задержится, ведь сумку он принесет почти полную. Прислонившись к большой скале, Паг вскоре задремал на солнышке.

Через несколько часов его разбудил прохладный влажный ветер. Паг открыл глаза и вздрогнул, поняв, что проспал слишком долго. На западе, за морем, над черной линией Шести Сестер — маленьких островков на горизонте -

образовывались темные тучи. Мутные, будто закопченные, беспокойные облака с идущим за ними дождем возвещали еще одну внезапную бурю, обычную для этой части побережья ранним летом. На юге возвышался утес Печали Моряка; о его скалистую громадину разбивались бушующие волны. Над бурунами залетали чайки

— явный признак того, что буря начнется скоро. Пагу угрожала опасность: он знал, что такие летние бури могли затопить находящихся на пляже или даже у скал, если буря особенно сильная.

Он взял сумку и пошел на север, к замку, лавируя между лужами.

Прохладный ветер становился все влажнее и холоднее. Свет затмился сетью теней от первых туч, закрывших солнце, яркие цвета блекли, и все становилось серым. На горизонте блеснула молния, рассекая темень туч, и отдаленный раскат грома заглушил шум волн.

Дойдя до первой полосы песка, Паг прибавил шагу. Буря приближалась,

гоня перед собой прилив, и гораздо быстрее, чем он ожидал. Между водой и обрывом оставалось всего лишь три метра.

Паг шел так быстро, как только можно было идти по скалам, не рискуя упасть, и все-таки два раза он оступился. Дойдя до следующей полосы песка,

он не вовремя прыгнул и приземлился неудачно. Схватившись за ушибленную лодыжку, он упал на песок. Большая волна как будто этого от него и ждала:

она вырвалась вперед, на мгновенье накрыв его. Не видя ничего перед собой,

он вынырнул и почувствовал, что волна уносит сумку. Схватив ее, Паг ринулся вперед, но ему помешала боль в лодыжке. Его потянуло вниз, и он глотнул воды. Плюясь и кашляя, он поднял руку. Только он поднялся, как вторая волна,

еще больше первой, ударила его в грудь, опрокинув на спину. Паг вырос играя в волнах и был опытным пловцом, однако чуть не запаниковал: волны были необычно сильные, да к тому же очень мешала боль в лодыжке. Он подавил в себе панику, вынырнул за воздухом, когда волна отступила, и наполовину поплыл, наполовину пополз к обрыву, зная, что глубина там только несколько дюймов.

Паг достиг обрыва и прислонился к скале, стараясь не опираться на ушибленную ногу. Он двигался вдоль гряды, волны становились все выше и выше.

Когда Паг наконец добрался до места, где можно было подняться наверх, вода была ему по грудь. Ему пришлось приложить все свои силы, чтобы выбраться на тропу. Он немного полежал, отдыхая, и пополз вверх по тропе, не желая доверяться своей лодыжке.

Пока он полз к травянистой вершине утеса, царапая коленки и голени о скалы, уже начали падать первые капли дождя. Выбравшись наверх, он устало пытался отдышаться. Редкие капли тем временем превратились в легкий, но настойчивый дождь.

Восстановив дыхание, Паг сел и осмотрел свою распухшую лодыжку. Трогать ее было больно, но он успокоился, когда смог ей подвигать: кости не были сломаны. Предстояло плестись, хромая, весь обратный путь, но надо было поторапливаться: с минуты на минуту его могло смыть на пляж.

К тому времени, как он доберется до города, он промокнет, продрогнет и озябнет. Предстояло спать вне стен, так как ворота к тому времени уже закроются на ночь, а он не хотел перелезать через стену за конюшнями с ушибленной лодыжкой. Кроме того, если он подождет и проберется в замок на следующий день, то у Мегара всего лишь найдется для него пара ласковых, но если он попадется, перелезая через стену, то у Мастера Мечей Фэннона и

Мастера Конюшего Алгона будет в запасе кое-что похуже слов.

Пока он отдыхал, дождь стал настойчивее и небо потемнело. Позднее послеполуденное солнце полностью утонуло в грозовых облаках. Его недолгое чувство облегчения сменилось злостью на самого себя за потерю сумки с морской живностью. Сила злости удвоилась, когда он понял, как глупо было спать на берегу. Если б он остался бодрствовать, он вернулся бы не спеша, не ушиб бы лодыжку, и у него было бы время поискать на утесе гладкие камни,

очень удобные для пращи. Теперь камней не будет, и к тому же, пройдет по меньшей мере неделя, прежде чем он сможет снова сюда вернуться. Если,

конечно, Мегар вообще не пошлет другого мальчишку вместо него, что было сейчас довольно вероятно, потому что Паг возвращался с пустыми руками.

Паг вдруг понял, что сидит и мокнет под дождем, и решил, что пора идти.

Он встал и проверил лодыжку. Она протестовала против такого обращения, но идти он все-таки мог. Он похромал по траве туда, где оставил свои вещи, и взял свой рюкзак, посох и пращу. Он выругался — такие слова он слышал от солдат в замке, — увидев, что рюкзак оттащен в сторону, а хлеб и сыр пропали. Еноты или, возможно, песчаные ящерицы, подумал он. Он отбросил бесполезную теперь сумку в сторону и про себя удивился, как на него могло свалиться сразу столько несчастий.

Глубоко вдохнув, он оперся на посох и пошел через низкие холмы,

отделяющие утес от дороги. Группы маленьких деревьев были разбросаны вокруг и Паг пожалел, что ни рядом, ни на утесе не было более серьезного укрытия.

Стоя под деревом, он промок бы не меньше, чем на пути к городу.

Ветер усилился, и Паг ощутил первый укус холода в мокрую спину. Он дрожал и ускорял темп, как только мог. Маленькие деревья начали качаться на ветру, и Пагу показалось, будто сильная рука толкает его в спину. Выйдя на дорогу, он повернул на север. Он слышал жуткие звуки большого леса на востоке, ветер, свистящий в ветвях старых дубов вдобавок к их и так мрачному виду. Темные прогалины леса были, вероятно, не опаснее королевской дороги,

но от историй о разбойниках и других злодеях у мальчика вставали дыбом волосы.

Ветер усиливался и дождь бил в глаза, заставляя слезы капать на и без того мокрые щеки. Внезапно дунул ветер, и Паг на мгновение потерял равновесие. В овраге собиралась вода, и приходилось шагать осторожно, чтобы не попасть ногой в лужу.

Около часа он шел под все усиливающимся дождем. Дорога повернула на северо-запад, и завывающий ветер теперь дул ему в лицо. Паг наклонился вперед, и рубашка сзади вздулась пузырем. Он тяжело сглотнул, чтобы преодолеть душащий страх, растущий внутри. Он знал, что теперь он действительно в опасности, потому что буря становилась гораздо более неистовой, чем обычные бури в это время года. Большие зазубренные разряды молний освещали темную местность, вырисовывая контуры деревьев и неровности дороги сверкающе-белым и непроницаемо-черным. Каждый раз освещенная картина оставалась на мгновенье перед его глазами, смущая восприятие. Чудовищные раскаты грома казались настоящими ударами. Буря была гораздо страшнее, чем какие-то воображаемые бандиты и гоблины, так что он решил идти под деревьями рядом с дорогой: ветер за стволами дубов должен быть немного слабее.

Когда Паг приблизился к лесу, что-то хрустнуло, и он остановился,

насторожившись. Во мраке бури он едва смог различить черного лесного кабана,

выскочившего из кустов. Кабан сбился с ног, потом поднялся за несколько метров от мальчика. Паг ясно видел, что кабан стоит там и смотрит на него,

качая головой из стороны в сторону. По его большим клыкам стекала вода, и казалось, что они мерцают в тусклом свете. Глаза его расширились от страха,

и он забил копытом по земле. Лесные кабаны очень раздражительны и обычно сторонятся людей, но этот был сильно напуган бурей, и Паг знал, что если кабан нападет, то может сильно его поранить и даже убить.

Стоя спокойно, Паг приготовился с размаху ударить посохом. Однако он еще надеялся, что кабан вернется в лес. Кабан поднял голову, принюхиваясь на ветру к запаху мальчика. Животное дрожало в нерешительности, его розовые глаза мерцали. Какой-то звук привлек его внимание, и кабан повернулся к деревьям на мгновенье, потом опустил голову и напал.

Паг взмахнул посохом и быстро опустил его, ударив кабана в голову и повернув ее. Кабан поехал по грязи в сторону, ударив Пага по ногам. Тот стал падать, а кабан проскользил мимо. Лежа на земле, Паг видел, что кабан носится вокруг, словно собираясь напасть опять. Вдруг он оказался рядом. У

Пага не было времени подняться. Он выбросил посох вперед, тщетно пытаясь развернуть животное снова. Кабан увернулся от посоха, и Паг попытался откатиться в сторону, но на него надавила тяжесть. Он закрыл лицо руками,

держа их около груди, и ожидая, что кабан его сейчас поранит.

Через некоторое время он сообразил, что кабан не двигается. Убрав руки от лица, он увидел, что животное лежит на его голенях, и из его бока торчит длинная чернооперенная стрела. Паг посмотрел в сторону леса. У границы леса стоял одетый в коричневую кожанку человек, быстро заворачивая йоменский лук в промасленный чехол. Когда драгоценное оружие было защищено от дальнейшей порчи дождем, человек приблизился к мальчику и животному.

Он был в плаще и капюшоне, закрывающем лицо. Он присел на колени рядом с Пагом и прокричал сквозь шум ветра:

— С тобой все в порядке, парень? — он легко снял мертвого кабана с ног

Пага. — Кости не сломаны?

— Кажется, нет! — прокричал в ответ Паг, осматривая себя. Его правый бок болел, ноги были в синяках. Лодыжка тоже все еще болела, да и вообще он был изрядно побит, но ничего серьезного не было.

Большие мясистые руки подняли его на ноги.

— Держи, — сказал человек, протягивая ему его посох и лук. Паг взял их,

а путник быстро разделал кабана большим охотничьим ножом. Сделав это, он повернулся к Пагу:

— Пойдем со мной, парень. Ты найдешь отличный ночлег со мной и моим хозяином. Это недалеко, но лучше поторопиться. Эта буря еще усилится. Ты можешь идти?

Сделав нетвердый шаг, Паг кивнул. Человек молча взвалил кабана на плечи и взял свой лук.

— Идем, — сказал он, повернувшись к лесу, и пошел довольно быстро, так что Пагу пришлось напрячься, чтобы не отстать.

Лес так слабо заглушал шум бури, что разговаривать было невозможно.

Сверкнула молния, и Паг на мгновение увидел лицо человека. Он попытался вспомнить, видел ли он его раньше. Человек имел обычный вид охотников и лесничих, живущих в крайдийском лесу: широкоплечий, высокий и крепко сложенный. У него были темные волосы, борода и поношенная, измоченная дождями и продутая ветрами одежда, которая могла принадлежать только такому человеку, который большую часть времени проводит вне дома.

Некоторое время Паг, раздумывал, мог ли это быть член какой-нибудь банды, прячущейся в глубине леса, но потом понял, что это не так, потому что ни один бандит не будет беспокоиться из-за мальчишки из замка, явно без гроша в кармане.

Вспомнив, что человек упомянул своего хозяина, Паг предположил, что это крестьянин, один из тех, кто живет в усадьбе хозяина-землевладельца. Он находился на его службе, но не принадлежал ему, как крепостной. Крестьяне были свободными и отдавали часть урожая или скота за пользование землей.

Этот человек должен быть свободным. Ни одному крепостному не позволят носить лук, потому что луки очень дороги — и опасны. Но Паг не мог припомнить усадеб в лесу. Это было загадкой, но вспомнив все свои сегодняшние злоключения, Паг быстро потерял всякое любопытство.

Через несколько, как показалось, часов человек прошел в чащу деревьев. Паг чуть не потерялся в темноте, так как к тому времени уже солнце уже зашло, забрав с собой даже тот тусклый свет, который оставила буря. Он шел за человеком скорее по звуку его шагов, чем следя за его едва различимым силуэтом. Паг понял, что идет по тропе меж деревьев, потому что ногам было мягко. Оттуда, где они только что шли, эту тропу было трудно найти даже днем, и совсем невозможно ночью, если, конечно, она не известна тебе заранее. Скоро они вышли на опушку, посреди которой стоял маленький каменный домик. В его единственном окне горел свет, а из трубы поднимался дым. Они прошли через поляну и Паг удивился: здесь буря была гораздо слабее.

Перед дверью человек остановился и сказал:

— Ты, парень, заходи внутрь, а мне надо освежевать кабана.

Тупо кивнув, Паг открыл деревянную дверь и шагнул внутрь.

— Закрой эту дверь, парень! А то я простужусь из-за тебя и помру.

Паг быстро подскочил к двери и хлопнул ею сильнее, чем хотел. Он повернулся, разглядывая убранство домика. В нем была единственная комнатка.

У стены был камин с очагом приличных размеров. Горел яркий, веселый огонь, тепло мерцая. Рядом с камином стоял стол, за которым отдыхал на скамейке одетый в желтое плотно сложенный человек. Его седые волосы и борода закрывали почти все лицо, кроме живых голубых глаз, мерцающих в свете огня.

Из бороды торчала длинная трубка выпуская большие облака тусклого дыма.

Паг узнал человека.

— Мастер Калган… — начал он, так как этот человек был магом и советником герцога — известным лицом в замке.

Калган направил взор на Пага, и сказал низким голосом с властной интонацией:

— Так ты меня знаешь!

— Да, сэр. Я из замка.

— Как тебя зовут, мальчик из замка?

— Паг, мастер Калган.

— Теперь я тебя вспомнил, — маг рассеянно водил рукой по воздуху. — Не зови меня Мастером, Паг, хотя меня справедливо считают мастером своего искусства, — сказал он, радостно прищурившись. — Я, конечно, знатнее тебя, но ненамного. Вон одеяло около огня, а ты промок. Повесь свою одежду сушиться, а сам сядь туда, — он показал на скамейку напротив него.

Паг сделал, как было сказано, не сводя глаз с мага. Он был при дворе герцога, но все равно оставался магом — предметом сплетен, обычно находящимся не в почете у народа. Если у фермерской коровы рождался урод или гибла часть урожая, то деревенские жители приписывали это магу, якобы скрывающемуся в кустах неподалеку. Во времена не столь давние, Калгана могли бы даже выгнать из Крайди. Тем, что он вместе с герцогом, он заслужил терпимость горожан, но старые страхи умирали медленно.

Повесив свою одежду, Паг сел на скамейку. Он вздрогнул, увидев два красных глаза, смотрящих на него из-под стола мага. Чешуйчатая голова поднялась над столешницей и осмотрела мальчика.

Глядя на встревоженного Пага, Калган рассмеялся:

— Спокойно, парень. Фантус тебя не съест.

Он положил руку на голову твари, сидящей рядом с ним на скамейке, и почесал ей брови. Она прикрыла глаза и издала мягкий поющий звук, чем-то напоминающий кошачье мурлыканье. Паг закрыл раскрытый от удивления рот и спросил:

— Это настоящий дракон, сэр?

Маг снова добродушно рассмеялся.

— Иногда он так думает. Фантус — огненный дрейк, родственник драконов, хоть и меньшего роста, — тварь открыла один глаз и уставилась им на мага. — Но такого же духа, — быстро прибавил Калган, и дрейк снова закрыл глаз. — Он очень умный, так что думай, что ему говорить. Это создание с очень острой восприимчивостью.

Паг кивнул.

— Он может дышать огнем? — спросил он с расширившимися от любопытства глазами. Любому тринадцатилетнему мальчику даже родственник драконов внушал благоговение.

— Когда он с настроении, он может выпустить пару язычков пламени, но в настроении он бывает редко. Я думаю, это из-за обилия пищи, которой я его кормлю. Ему не приходилось охотиться годами, так что немного выбился из колеи — для дрейка, разумеется. Вправду, я бесстыдно его балую.

Это замечание немного обнадежило Пага. Маг казался уже не таким таинственным, ближе к человеку, раз он настолько заботлив, чтобы баловать это создание, хотя бы и такое чудное. Паг оглядел Фантуса, любуясь золотыми вспышками отражающегося от изумрудных чешуек огня. Размером с небольшую собаку, дрейк имел длинную изогнутую шею на которой покоилась голова, похожая на крокодилью. Его крылья были сложены на спине, а две когтистые лапы он вытянул перед собой, и бесцельно водил ими по воздуху, когда Калган почесывал ему за костистыми бровями. Его длинный хвост качался взад и вперед в нескольких дюймах от пола.

Дверь открылась, и вошел лучник, неся на вертеле свиное филе. Он молча подошел к камину и поставил мясо на огонь. Фантус поднял голову и, вытянув свою длинную шею, посмотрел через стол. Щелкнув раздвоенным языком, дрейк спрыгнул на пол и легкой походкой подошел к очагу. Он выбрал теплое местечко перед огнем и свернулся, чтобы вздремнуть, ожидая обеда.

Крестьянин расстегнул плащ и повесил его на крючок возле двери.

— Я думаю, буря кончится до рассвета, — он вернулся к огню и приготовил вино и приправы для кабана. Паг поразился, увидев большой шрам на левой щеке человека, казавшийся красным и воспаленным в свете огня.

Калган повел трубкой в сторону крестьянина:

— Ты уже знаешь моего молчаливого подручного, но вы еще толком не познакомились. Мичем, этот парень — Паг из замка Крайди.

Мичем кратко кивнул и продолжил жарить филе.

Паг кивнул в ответ, хотя и слишком поздно, чтоб Мичем заметил это.

— Я так и не поблагодарил Вас, за то, что спасли меня от кабана.

— Не надо благодарностей, парень. Если б я его не испугал, он вряд ли напал бы на тебя. — Он отошел от очага, пошел в другую часть комнаты, взял немного коричневого ржаного теста из накрытого тряпкой ведра и начал помешивать его.

— Ну, сэр, — сказал Паг, обращаясь к Калгану, — это его стрела убила кабана. Мне на самом деле повезло, что он преследовал животное.

Калган рассмеялся.

— Бедное создание, которое у нас самый желанный гость к обеду, такая же жертва обстоятельств, как и ты.

Паг растерянно произнес:

— Я не понимаю, сэр.

Калган встал, снял с верхней полки книжного шкафа какой-то предмет и положил его на стол перед мальчиком. Предмет был завернут в синий бархат, и Паг сразу понял, что это должна быть вещь большой ценности, раз уж для чехла использовался столь дорогой материал. Калган снял бархат и вытащил хрустальный шар, сверкающий в свете огня. Паг ахнул, удивившись красоте этой вещи: в ней не было видимых изъянов, и она поражала простотой формы.

Калган показал на эту стеклянную сферу.

— Это устройство мне подарил мне Алтафейн Карсский, величайший маг-изобретатель, посчитавший меня достойным такого подарка, потому что я ему до этого тоже пару раз оказал любезность. Но это все неважно. Я только вчера вернулся от Алтафейна, и сегодня проверял его подарок. Посмотри внутрь шара, Паг.

Паг посмотрел на шар, и попытался уследить за мерцанием света, который, казалось, играет глубоко внутри рисунка. Комната стократно отражалась, ее отражения сливались и плясали. Паг пытался ухватиться глазами за каждую деталь, отраженную внутри шара. Отражения отошли, смешались и постепенно стали мутными и мрачными. Мягкое белое свечение в центре шара затмило красный свет огня, и Паг завороженно смотрел на его приятное тепло.

«Тепло, как в кухне замка», — рассеянно подумал он.

Вдруг молочно-белый свет внутри шара исчез, и Паг увидел изображение кухни. Толстый повар Алфен делал пирожные, обсасывая с пальцев сладкие подтеки. Это вызвало на его голову гнев Мегара, главного повара, который считал это отвратительной привычкой. Паг посмеялся над сценой, которую он и раньше видел не раз, и она исчезла. Вдруг он почувствовал усталость.

Калган завернул шар в тряпку и убрал его.

— Молодец, парень, — сказал он глубокомысленно.

Он стоял, смотря на мальчика, некоторое время, как будто прикидывая что-то, потом сел.

— Я и не подозревал, что ты сможешь удержать такую качественную картинку с первой попытки. Оказывается, ты нечто большее, чем кажется сначала.

— Сэр?

— Не обращай внимания, Паг, — он смолк на мгновенье, потом сказал:

— Первый раз я пользовался этой игрушкой, проверяя, как далеко я смогу посмотреть через нее, и увидел тебя, идущего в город. Ты прихрамывал, да и вид у тебя был помятый, и я решил, что ты не дойдешь до города, вот и послал Мичема выручить тебя.

Паг смутился от этой неожиданной заботы. С самомнением тринадцатилетнего мальчика он произнес:

— Вы могли и не делать этого, сэр. Я дошел бы до города в должное время.

Калган улыбнулся.

— Может, да, но, может, и нет. Эта буря не по сезону суровая и опасная, чтобы путешествовать.

Паг послушал, как дождь мягко барабанит по крыше домика. Гроза, казалось, ослабла, и Паг усомнился в словах мага. Как будто читая мысль мальчика, Калган сказал:

— Не сомневайся, Паг. Эта лужайка защищена не просто могучими стволами. Выйди за круг дубов, что отмечает границу моих владений, и ты почувствуешь всю неистовость бури. Мичем, как ты оцениваешь этот ветер?

Мичем поставил тесто, которое он помешивал и на минуту задумался.

— Почти такой же сильный, как три года назад, когда шесть кораблей посадило на мель, — он остановился на мгновение, как будто прикидывая еще раз, потом кивнул в знак подтверждения. — Да, почти такой же сильный, только он кончится раньше, чем тогда.

Паг вспомнил шторм, который три года назад разбил Квегский торговый флот, идущий в Крайди, о скалы Печали Моряка. Он был такой сильный, что стражникам на стенах замка было приказано остаться в башнях, иначе их бы просто снесло вниз ветром. Если эта буря была такой же по силе, то волшебство Калгана было поразительно, потому что звучала буря не сильнее весеннего дождика.

Калган опять сел на скамейку, пытаясь зажечь свою потухшую трубку.

Когда он выпустил большое облако сладкого белого дыма, Паг обратил внимание на шкаф с книгами, стоящий за магом. Беззвучно шевеля губами, мальчик пытался прочитать, что написано на переплетах, но не смог.

Калган поднял бровь и сказал:

— Так ты умеешь читать!

Паг вздрогнул, испугавшись, что он мог оскорбить мага тем, что пялится на все в его имении. Калган, увидев, что мальчик смутился, сказал:

— Все в порядке, парень. Знать буквы не преступление.

Паг почувствовал облегчение.

— Я немного умею читать, сэр. Повар Мегар показывал мне, как читать ярлыки в подвальном хранилище. Еще я знаю несколько чисел.

— Числа тоже! — добродушно воскликнул маг. — Да ты, похоже, редкая птичка.

Он повернулся и снял с полки том в красно-коричневом кожаном переплете. Он открыл его, взглянул на одну страницу, потом другую, и наконец нашел подходящую. Он повернул книгу и положил на стол перед Пагом. Калган показал на страницу с удивительным цветным узором из змей, цветов и переплетенных виноградных лоз вокруг большой буквы в левом верхнем углу:

— Прочитай-ка это, парень.

Паг никогда не видел ничего подобного. Он учился по обычному пергаменту, исписанному грубоватым почерком Мегара, писавшего угольной палочкой. Паг сел, очарованный тонкостью работы, и вскоре понял, что маг пристально на него смотрит. Собравшись с мыслями, мальчик начал читать:

«И тогда пришел при… призыв от… — он посмотрел на слово, запнувшись на незнакомом сочетании букв, — …Закары.»

Он остановился и посмотрел на Калгана, чтобы убедиться, в том, что он читает правильно. Кивком маг показал, чтобы Паг продолжал.

«Ибо север нужно было оста… оставить, дабы сердце империи не пало, и все не было бы потеряно. Родом из Бозании, солдаты все-таки остались верны Великой Кеши, и поэтому, вооружившись, они покинули Бозанию, и отплыли на юг, чтобы спасти все от разрушения.»

— Достаточно, — сказал Калган и бережно закрыл книгу. — Для простого мальчика из замка ты хорошо знаешь буквы.

— Сэр, что это за книга? — спросил Паг, когда Калган ее забрал. — Я никогда не видел ничего подобного.

Калган посмотрел на Пага, и тому опять стало неловко, потом маг улыбнулся, разряжая обстановку. Поставив книгу на место, он сказал:

— Это история нашей земли, парень. Ее мне подарил аббат монастыря Ишап.

Перевод с кешианского столетней давности.

Паг кивнул и сказал:

— Все это звучало очень странно. О чем там говорится?

Калган еще раз посмотрел на Пага, как будто пытаясь увидеть что-то внутри него, и сказал:

— Давным-давно, Паг, все эти земли от Бескрайнего Моря до гор — Серых Башен — и Горького Моря были частью Империи Великой Кеши. Далеко на востоке было маленькое королевство на одном маленьком островке, который назывался Рилланон. Оно выросло, включив в себя все соседние островные королевства и стало Королевством Островов. Потом оно опять расширилось и достигло материка, и хотя оно все еще Королевство Островов, большинство из нас называет его просто «Королевство». Крайди — часть Королевства, и хотя мы живем очень далеко от столицы, города Рилланона, мы все-таки в пределах страны.

Однажды, много лет назад, Империя Великой Кеши покинула эти земли, потому что была втянута в длинную и кровавую войну со своими южными соседями — Кешианской Конфедерацией.

Паг был зачарован величием павших империй, но достаточно голоден, чтобы заметить Мичема, ставящего несколько маленьких кусочков хлеба в печь. Потом Паг снова повернулся к магу:

— Что это за Кешианская Кон…

— Кешианская Конфедерация, — закончил за мальчика Калган. — Это союз малочисленных народов, веками бывших данниками Великой Кеши. За несколько лет до того, как была написана эта книга, они объединились против угнетателя. Силы каждого из них по-отдельности было бы недостаточно, чтобы состязаться с Великой Кешью, но, объединившись, они доказали, что можно было успешно противостоять ей. Даже очень успешно, потому что война продолжалась год за годом, и Империи пришлось вывести свои легионы из северных провинций и отправить их на юг, оставив север открытым для вторжения нового, более молодого Королевства.

Дед герцога Боррика, младший сын короля, привел армии на запад, расширяя Западную Область. С тех пор все что было старой имперской провинцией Бозанией, кроме Вольных Городов Натала, называется герцогством Крайди.

Паг задумался на мгновение, после чего сказал:

— Когда-нибудь я хотел бы побывать в этой Великой Кеши.

Мичем фыркнул.

— И как ты пойдешь туда? Как фрибутер?

Паг вспыхнул. Фрибутеры были безземельными, наемниками, сражавшимися за плату, и считались не многим лучше разбойников.

— Может, ты когда-нибудь и сможешь, — сказал Калган. — Путь долог и полон опасностей, но, возможно, найдется смелый и крепкий человек, который осилит путешествие. Случаются и более странные вещи.

Темы разговора за столом стали более обыденными: маг был на юге, в замке Карс, больше месяца и хотел узнать слухи Крайди. Хлеб испекся, и Мичем подал его на стол с кусочками свиного филе и принес зелень и сыр. Паг никогда в жизни не ел так вкусно. Даже когда он работал на кухне, он все равно питался скудно. Дважды в течение обеда, Паг замечал, что маг внимательно за ним наблюдает.

Когда обед был закончен, Мичем убрал со стола, и начал мыть посуду чистым песком и свежей водой, а Калган и Паг вернулись к разговору. На столе остался кусочек мяса, и Калган бросил его Фантусу, лежавшему перед огнем.

Дрейк открыл один глаз и посмотрел на кусочек некоторое время, раздумывая, приняться ли за сочное мясо или остаться лежать в удобном местечке, потом подвинулся на шесть дюймов, необходимых, чтобы заглотить желанную добычу, и снова закрыл глаз.

Калган зажег трубку и довольный тем, как она дымит, спросил:

— Кем ты хочешь быть, парень, когда повзрослеешь?

Паг боролся со сном, но вопрос Калгана встрепенул его. Приближалось время Выбора, когда мальчики из города и замка брались в ученичество, и Паг взволнованно сказал:

— Этим летом, в день солнцестояния, я надеюсь поступить на службу к герцогу под командой Мастера Мечей Фэннона.

Калган посмотрел на своего хилого гостя.

— Я думал, что тебе еще год или два до ученичества, Паг.

Мичем издал нечто среднее между хрюканьем и смешком:

— Маловат, чтоб таскать туда-сюда щит и меч, а?

Паг вспыхнул. Он был самым маленьким мальчиком своего возраста в замке.

— Повар Мегар сказал, что я, возможно, отстаю в развитии, — сказал Паг c ноткой вызова в голосе. — Никто не знает, кем были мои родители, так что неизвестно, чего ожидать.

— Сирота, да? — спросил Мичем, подняв одну бровь — пока его самый выразительный жест.

Паг кивнул.

— Меня оставила жрецам Далы в горном аббатстве женщина, сказавшая, что нашла меня на дороге. Они принесли меня в замок, потому что не могли обо мне заботиться.

— Да, — вставил Калган. — Я помню, что служители Защитницы Слабых сразу отнесли тебя в замок. Ты был просто младенцем, только что оторванным от груди. Только благодаря доброте герцога ты сейчас свободен. Он посчитал, что освободить крепостного — меньшее зло, чем закрепостить свободного. Но объявить тебя крепостным, даже не проверяя, было его правом.

— Хороший человек наш герцог, — сказал Мичем.

Паг много раз слышал историю своего происхождения от Маджии. У него слипались глаза: за этот день он очень устал. Заметив это, Калган подозвал Мичема. Высокий крестьянин взял несколько одеял с полки и застелил койку.

Когда он закончил, Паг уже спал, положив голову на стол. Большие руки осторожно подняли его со стула, положили на одеяла и накрыли одним сверху.

Фантус открыл глаза и посмотрел на спящего мальчика. По-волчьи зевнув, он вскарабкался на койку и свернулся калачиком рядом с Пагом. Паг подвинулся во сне и положил руку дрейку на шею. Огненный дрейк одобрительно проурчал и снова закрыл глаза.

2. УЧЕНИК

В лесу было тихо.

Легкий послеполуденный ветерок покачивал высокие дубы и веял прохладой, листья слегка шелестели. Птицы, поющие обычно хриплым хором на рассвете и закате, сейчас почти все молчали. Слабый запах моря смешивался с ароматом цветов и едким запахом гниющих листьев.

Паг и Томас медленно шли по тропинке, покачивающейся походкой, присущей мальчишкам, которые идут не в какое-либо определенное место, а так просто, и у которых было много времени. Паг швырнул маленький камушек в воображаемую мишень, посмотрел на своего приятеля и спросил:

— Как ты думаешь, твоя мать еще злится, а?

Томас улыбнулся.

— Нет, она ведь все понимает. Просто она видела других мальчиков в день Выбора. И действительно, мы сегодня больше мешали на кухне, чем помогали.

Паг кивнул. Он пролил большой горшок меда, неся его Алфену-кондитеру. Потом он опрокинул целый поднос свежих буханок хлеба, вытащив их из печи.

— Я сам сделал сегодня порядочно глупостей, Томас.

Томас рассмеялся. Это был высокий мальчик с рыжеватыми волосами и ярко-голубыми глазами. Со своей улыбкой, он нравился всем в замке, несмотря на то, что постоянно находил неприятности на свою голову. Он был лучшим другом Пага, даже скорее братом, чем другом, и считался негласным лидером замковых мальчишек, и поэтому Паг тоже имел некоторое признание среди них.

— Как и я. Ты, по крайней мере, не забыл повесить говяжьи бока повыше, — сказал Томас.

Паг ухмыльнулся.

— Во всяком случае, герцогские собаки счастливы, — он хихикнул, а потом засмеялся. — Она разозлилась, да?

Томас рассмеялся вместе с другом.

— Она взбесилась. Но все-таки собаки не успели съесть много: она их скоро прогнала. Кроме того, больше всего она рассердилась на отца. Она заявляет, что Выбор — это лишь предлог для Мастеров, чтобы посидеть, покурить трубки, выпить эля, посплетничать и отдохнуть таким образом целый день. Она говорит, что они заранее знают, кто выберет какого мальчика.

— Судя по тому, что говорят другие женщины, она не одинока в своем мнении, — сказал Паг и ухмыльнулся Томасу. — Возможно, она и права.

Томас перестал улыбаться.

— Она поистине не любит, когда он не на кухне и не наблюдает за работой. Я думаю, она это знает, и поэтому на утро выставила нас из замка, чтоб мы не попали ей под горячую руку. Или хотя бы ты, — добавил он с улыбкой. — Спорим, ты ее любимчик.

Паг снова ухмыльнулся, а потом рассмеялся.

— Ну, я доставляю меньше проблем.

— Ты хочешь сказать, реже попадаешься, — сказал Томас, весело ударив Пага в плечо.

Паг вытащил из-под рубашки пращу.

— Если мы вернемся со связкой куропаток или перепелов, ее настроение, может, и немного улучшится.

Томас улыбнулся.

— Может, — согласился он, доставая свою пращу.

Оба они отлично стреляли из нее, Томас был несомненным чемпионом среди мальчишек, лишь чуть-чуть обгоняя Пага. Вряд ли кто-нибудь из них обоих мог бы сбить летящую птицу, но если бы они нашли отдыхающую, то были неплохие шансы в нее попасть. Кроме того, им будет что делать, чтоб убить время, и, возможно, на какое-то время забыть о Выборе.

Они острожно поползли, играя в охотников. Когда они свернули с тропинки, Томас оказался впереди и направился к пруду, который, как они знали, был неподалеку. Если и можно было где-то найти сидящую птицу, то только у пруда. Леса к северо-западу от Крайди были более привлекательными, чем густой лес на юге. Долгие годы здесь вырубали деревья, и это дало зеленым полянам много солнечного света, которого не было в чащобах густого южного леса. Мальчишки из замка уже много лет часто играли здесь. Немного воображения — и лес преображался в удивительное место, зеленый мир великих приключений. Некоторые из величайших подвигов были совершены здесь.

Молчаливые деревья были свидетелями дерзких побегов, опасных приключений,

жестоких битв. Поганые твари, могучие чудовища и известнейшие разбойники были сражены, это часто сопровождалось смертью великого героя и его последней речью к оплакивающим его соратникам. Причем все это ухитрялись закончить к ужину в замке.

Томас дополз до небольшой возвышенности, на которой росли молодые деревца. С нее был виден весь пруд. Раздвинув ветви, он взглянул вперед, замер в благоговении и тихо сказал:

— Смотри, Паг!

У воды стоял олень. Высоко подняв голову, он искал источник звука, помешавшего ему пить. Олень был стар, почти вся шерсть вокруг его морды побелела, а голову венчали великолепные рога.

Паг быстро сосчитал:

— У него на рогах четырнадцать отростков.

Томас согласно кивнул.

— Должно быть, это самый старый олень в лесу.

Животное повернуло голову в сторону мальчиков, нервно подергивая ухом. Они замерли, боясь спугнуть прекрасное создание.

Томас сжал плечо Пага и кивнул головой в сторону. Паг повернулся следом за Томасом и увидел фигуру, беззвучно выходящую на открытое пространство.

Это был высокий мужчина в накидке и кожаных штанах цвета лесной листвы. За спиной у него висел длинный лук, а на ремне — охотничий нож. Человек двигался к оленю спокойным, ровным шагом.

— Это Мартин, — сказал Томас.

Паг тоже узнал егеря герцога. Сирота, как и сам Паг, Мартин прозывался в замке Длинным Луком за то, что лишь немногие могли сравниться с ним в обращении с этим оружием. Будучи несколько загадочным, Мартин Лонгбоу, или Длинный Лук, все-таки нравился мальчишкам, так как хотя он и был надменен по отношению ко взрослым, но к мальчишкам — всегда дружелюбен и доступен для них. Он был также и лесником герцога. Его обязанности были таковы, что он часто отлучался из замка на целые дни, иногда даже на недели. В это время следопыты под его руководством искали признаки браконьерства, возможные очаги пожаров, мигрирующих гоблинов или разбойников, укрывающихся в лесу. Но если Лонгбоу находился в замке и не устраивал охоту для герцога, то всегда находил время поговорить с мальчишками. Его темные глаза радостно сверкали, когда они донимали его вопросами о лесном мире и просьбами рассказать истории о приграничных землях. Казалось, у Мартина безграничное терпение; это отличало его от всех остальных Мастеров.

Мартин подошел к оленю и осторожно коснулся его шеи. Великолепная голова тревожно поднялась, и животное прижалось к руке человека.

— Если вы медленно и молча выйдете, — очень тихо сказал охотник, — он, быть может, позволит вам приблизиться.

Паг и Томас обменялись удивленными взглядами и вышли на лужайку. Они медленно шли вдоль берега пруда. Олень следил за их движениями, слегка дергая головой. Мартин успокаивающе похлопал его по спине, и он замер. Томас и Паг подошли и встали рядом с охотником, и Мартин сказал:

— Протяните руки и дотроньтесь до него, но медленно, чтобы он не испугался.

Томас первым протянул руку, и олень задрожал под его пальцами. Паг стал тоже тянуться к оленю рукой, но тот отступил на шаг. Мартин прошептал что-то оленю на языке, которого Паг раньше никогда не слышал, и тот успокоился. Паг дотронулся до него и с восхищением почувствовал, что шкура на ощупь похожа на выделанные шкуры, которые он трогал до этого, но отличалась тем, что под пальцами чувствовалось биение жизни.

Вдруг олень отступил назад и повернулся, после чего одним гигантским прыжком скрылся среди деревьев.

Мартин Длинный Лук хмыкнул и сказал:

— Вот так. Не следует приучать его к людям, иначе эти рога скоро закончат свой путь над камином какого-нибудь браконьера.

— Он прекрасен, Мартин, — прошептал Томас.

Лонгбоу кивнул, его взгляд был все еще направлен туда, где исчез олень.

— Так и есть, Томас.

— Я думал, ты охотишься на оленей, Мартин, — сказал Паг, — но…

— У нас со Стариком Белобородым некоторое взаимопонимание, Паг. Я охочусь только на одиноких оленей, у которых нет подруг или подруги слишком стары, чтобы давать потомство. Когда Белобородый передаст свой гарем более юному оленю, тогда я, может быть, его заберу. А сейчас мы не трогаем друг друга. Придет день, и я посмотрю на него поверх древка стрелы, — он улыбнулся мальчишкам. — И до тех пор я не узнаю, отправлю ли я стрелу в полет, — он замолк, как будто мысль о том, что Белобородый станет старым, его очень печалила. Легкий бриз шелестел ветвями.

— Так что привело двух таких храбрых охотников в герцогские леса рано утром? Наверняка, есть еще тысяча недоделанных дел, ведь сегодня праздник летнего солнцестояния.

— Моя мать выставила нас из кухни. Мы доставляли слишком много проблем. С этим Выбором сегодня… — его голос постепенно затих, и он вдруг смутился.

Таинственной репутация Мартина стала в основном тогда, когда он впервые появился в Крайди. Во время его Выбора герцог определил его прямо к старому егерю, и Мартин не стоял перед Мастерами вместе с другими мальчишками его возраста. Такое нарушение одной из старейших традиций оскорбило многих горожан, хотя никто из них не осмеливался открыто высказать это лорду Боррику. Естественно, Мартин сделался объектом их гнева даже в большей степени, чем сам герцог. Впоследствии Мартин неоднократно оправдывал это решение герцога Боррика, но большинство горожан были все еще обеспокоены особым отношением к нему герцога в тот день. Даже теперь, когда прошло уже двенадцать лет, люди все еще считали, что Мартин отличается от них, и поэтому не заслуживает доверия.

— Извини, Мартин, — сказал Томас.

Мартин согласно кивнул, но без улыбки.

— Понимаю, Томас. Может, я и не испытывал твоего волнения, но я видел много других мальчиков, ждущих Выбора. И четыре года я сам стоял с другими Мастерами, так что я немного понимаю твое беспокойство.

Вдруг Пагу пришла в голову мысль, и он выпалил:

— Но сейчас ты не вместе с другими Мастерами!

Мартин покачал головой с печальным выражением лица.

— Я думал, что в волнении ты не заметил очевидного, но ты довольно быстро соображаешь, Паг.

Томас некоторое время не понимал, о чем речь, но вскоре до него дошло:

— Но тогда ты не выберешь себе учеников!

Мартин поднес палец к губам:

— Ни слова об этом, парень. Нет, с юным Гарретом, выбранным в прошлом году, у меня полная команда следопытов.

Томас был разочарован. Больше всего он хотел поступить на службу к Мастеру Мечей Фэннону, но если бы его вдруг не выбрали в солдаты, то он предпочел бы жизнь лесника под началом Мартина. Теперь у него не было второго варианта. Но через некоторое время его мрачное лицо просветлело: возможно, Мартин не выбрал его, потому что это уже сделал Фэннон.

Паг наблюдал, как настроение его друга, перебирающего все возможности, менялось от восторга до полного уныния и обратно.

— Тебя не было в замке почти месяц, Мартин, — сказал он и спрятал пращу, которую все еще держал, после чего спросил:

— Где ты пропадал?

Мартин взглянул на Пага, и тот тут же пожалел о том, что задал этот вопрос. Как бы дружелюбно ни вел себя Мартин, он все-таки оставался егерем, членом герцогского двора, и у мальчишек из замка не было привычки спрашивать герцогских придворных слуг о том, куда или откуда они идут.

Мартин слегка улыбнулся, и смущение Пага исчезло.

— Я был в Эльвандаре. Закончился двадцатилетний траур Королевы Агларанны по ее погибшему мужу, эльфийскому королю. Там было большое праздненство.

Пага удивил этот ответ. Для него, как и для большинства жителей Крайди, эльфы были почти легендой. Но Мартин провел свою юность около эльфийских лесов и был одним из немногих людей, кто мог свободно ходить по тем лесам к северу от Крайди. Это было еще одно отличие Мартина Длинного Лука от других людей. Хотя и раньше Мартин делился с мальчишками эльфийскими знаниями, это был первый раз на памяти Пага, когда он говорил о своих отношениях с эльфами.

— Ты праздновал вместе с эльфийской королевой? — запинаясь спросил Паг.

Мартин принял скромный вид.

— Ну, я сидел за самым дальним оттрона столом, но да, я был там, — увидев в их глазах желание задать еще целую кучу вопросов, он продолжил:

— Вы знаете, что меня вырастили и воспитали в аббатстве Сильбана, около эльфийского леса. Я играл с их детьми, а перед тем, как прийти сюда, в Крайди, я охотился с принцем Калином и его кузеном Галейном.

Томас чуть не прыгал от возбуждения. Эльфы его очаровывали.

— Ты знал короля Эйдана?

Мартин помрачнел, его глаза сузились. Увидев эту реакцию, Томас сказал:

— Прости, Мартин. Я что-то не так сказал?

— Ты не виноват, Томас, — слегка смягчившись, сказал Мартин. — Эльфы не называют имена тех, кто ушел на Благословенные Острова, особенно, тех, кто умер безвременно. Они верят, что это отзывает их от путешествия туда и мешает их последнему отдыху. Я уважаю их верования. Отвечаю на твой вопрос: нет, я никогда не встречал его. Когда его убили, я был еще маленьким мальчиком. Но я слышал рассказы о его делах, и он был со всех сторон хорошим и мудрым королем, — Мартин посмотрел по сторонам, — дело идет к полудню. Нам пора возвращаться в замок.

Он пошел к тропе, и мальчишки поспешили за ним.

— Как там было, на празднике, Мартин? — спросил Томас. Паг вздыхал, слушая, как охотник рассказывает о чудесах Эльвандара. Он был тоже очарован разными историями об эльфах, но намного в меньшей степени, чем Томас. Тот мог часами наслаждаться историями о народе из эльфийских лесов, независимо от правдивости рассказчика. Паг считал, что егерь был заслуживающим доверия очевидцем. Паг отвлекся от рассказа и опять обнаружил, что думает о Выборе.

Сколько он ни говорил себе, что волноваться не стоит, он все равно волновался. Он понял, что встречает приближение сегодняшнего полудня с чувством, которое было сродни страху.

Мальчишки стояли во дворе замка. Был день летнего солнцестояния, день, который считался окончанием старого года и отмечал начало нового. С сегодняшнего дня каждый человек в замке будет считаться на год старше. Для столпившихся на дворе мальчишек это был знаменательный день, потому что это был последний день их отрочества. Сегодня был Выбор.

Паг поправил воротник своей новой туники. На самом деле она не была новой, а только одной из старых туник Томаса, но она была самой новой, какая у Пага когда-либо была. Маджия, мать Томаса, дала ее Пагу, чтобы тот был в приличном виде перед герцогом и его двором. Маджия и ее муж, повар Мегар, были практически родителями сироте. Они лечили его, когда он болел, следили, чтобы он достаточно ел, и драли его за уши, когда он этого засуживал. Еще они любили его так же, как если бы он был братом Томаса.

Паг посмотрел по сторонам. Остальные мальчишки были в лучшей своей одежде, потому что это был самый важный день в их жизни. Каждый из них будет стоять перед Мастерами и членами герцогской свиты и каждый будет рассматриваться как кандидат на должность ученика. Это была лишь церемония, возникшая в незапамятные времена, потому что собственно выборы уже были сделаны. Ремесленники и герцогская свита многие часы обсуждали качества каждого мальчика друг с другом и знали, кто назовет какого мальчика.

Обычай использовать мальчиков в возрасте от восьми до тринадцати лет в качестве подручных доказал свою необходимость за долгие годы. Он очень помогал выявлять наиболее пригодных к тому или иному ремеслу. К тому же, он давал множество полуумелых людей для ремесел, которые нужно было развивать. Недостатком всего этого было то, что некоторые мальчики не выбирались в ученики ремесленников или в свиту. Иногда слишком много мальчишек претендовали на одну должность, или никто из них не считался подходящим, хотя свободное место и было. Даже когда число свободных мест и мальчиков приблизительно совпадало, как в этот год, гарантий не было. Для тех, кто в сомнении стоял во дворе, это были беспокойные часы.

Паг рассеяно водил босыми ногами по земле. В отличие от Томаса, который успешно делал все, за что ни брался, Паг часто не справлялся с заданием или делал кое-как. Он посмотрел по сторонам и заметил, что некоторые из мальчишек тоже напряжены. Некоторые небрежно шутили, стараясь показать, что для них не имеет значения, выберут их или нет. Другие, как и Паг, стояли задумавшись и стараясь не думать о том, что они будут делать, если их не выберут.

Если его не выберут, Паг, как и другие, сможет покинуть Крайди, чтобы найти себе ремесло в другом городе. Если он останется, то сможет либо стать крестьянином и арендовать землю у герцога, либо работать на одной из городских рыбацких лодок. Оба эти варианта казались одинаково непривлекательными, но он не мог себе представить, что покинет Крайди.

Паг помнил, что ему говорил накануне Мегар. Старый повар предупреждал его, чтобы он не очень беспокоился насчет Выбора. В конце концов, подчеркнул он, многие из учеников не достигли должности ремесленника, и, наконец, в Крайди было больше людей без ремесла, нежели с ним. Мегар оставил в стороне тот факт, что многие сыновья рыбаков и фермеров отказывались от Выбора, чтобы продолжить дело своих отцов. Паг удивился: неужели Мегар настолько забыл день своего Выбора, что не помнил, как те, кого не выбрали, стояли перед Мастерами и только что выбранными учениками, стояли под их взглядами до тех пор, пока не было названо последнее имя, и после этого со стыдом были отвергнуты?

Покусывая нижнюю губу, Паг попытался скрыть тревогу. Он был не из тех, кто бы прыгнул с утеса Печали Моряка, если его не выберут, а такие встречались, но он не мог вынести мысли, что ему придется потом встречаться с теми, кого выберут.

Томас стоял рядом с Пагом и сейчас улыбнулся ему. Он знал, что Паг волнуется, но не мог ему полностью сочувствовать, так как нарастало его собственное возбуждение. Отец сказал ему, что Мастер Мечей Фэннон назовет его имя первым. Кроме того, Мастер Мечей сообщил по секрету, что если Томас будет хорошо тренироваться, то сможет стать членом личной гвардии герцога. Это для него будет честью и увеличит шансы Томаса на продвижение по службе, и после пятнадцати-двадцати лет службы в герцогской гвардии он сможет даже получить офицерское звание.

Он толкнул Пага в ребра локтем, потому что на балконе, выходящем на двор, появился герцогский герольд. Он подал знак стражнику, и тот открыл маленькую дверь в больших воротах. Вошли Мастера.

Они прошли через двор и встали перед широкими ступенями, ведущими ко входу в замок. По традиции, они стояли спиной к мальчишкам, ожидая выхода герцога.

Большие дубовые двери замка начали медленно открываться и из них вышли несколько гвардейцев в коричневом и золотом — цветах герцога — и заняли свои места вдоль лестницы. На плаще каждого их них была изображена золотая чайка Крайди, а над ней маленькая золотая корона, означающая, что герцог является членом королевского дома.

— Слушайте меня! — воскликнул герольд. — Его светлость, Боррик конДуан, третий герцог Крайдийский, принц Королевства, владетель Крайди, Карса и Тулана, Хранитель Запада, рыцарь-генерал королевских армий, наследник и претендент на трон Рилланона.

Герцог терпеливо подождал, когда закончится список его титулов, после чего вышел вперед, на свет.

Хотя ему было уже за пятьдесят, герцог Крайдийский все еще двигался грациозной и мощной походкой прирожденного воина. У него были темно-коричневые волосы, и если не считать седины на висках, то он выглядел на двадцать лет моложе. С головы до ног он был одет во все черное, как и все последние семь лет: он все еще скорбел о потере своей возлюбленной жены Кэтрин. Сбоку у него висела шпага в черных ножнах с серебряным эфесом, а на руке было кольцо с герцогской печатью — единственные украшения которые он себе позволял.

Герольд возвысил голос:

— Их королевские высочества, принцы Лиам конДуан и Арута конДуан, наследники дома Крайди, рыцари-капитаны королевской Армии Запада, принцы королевского дома Рилланона.

Оба сына вышли вперед и встали за спиной отца. Два молодых человека были на шесть и на четыре года старше будущих учеников: герцог женился поздно, но разница между испытывающими неловкость кандидатами в ученики и сыновьями герцога состояла не только в нескольких годах. Оба принца казались спокойными и уверенными.

Лиам, старший, стоял справа от отца. Это был крепко сложенный блондин. Его открытая улыбка была как у матери, и всегда казалось, что он вот-вот рассмеется. Он был одет в ярко-голубую тунику и желтые обтягивающие штаны, носил коротко подстриженную бородку, такую же светлую, как и отпущенные до плеч волосы.

Арута отличался от Лиама как темная ночь от яркого дня. Он был такой же высокий, как брат и отец, но они были крепко сложены, а он был вытянутым, чуть ли не исхудалым. На нем была коричневая туника и красно-коричневые обтягивающие штаны. У него были темные волосы и чисто выбритое лицо. Все в Аруте выражало быстроту. Его сила было в его скорости: скорости в обращении с рапирой, скорости соображения, в остроумии. Он был сух и часто колок. Лиам был открыто любим герцогскими подданными, Арута же уважаем, и хотя он вызывал восхищение своими умениями, к нему не относились тепло.

Вместе два сына отражали сложную натуру их отца: герцогу были свойственны и живые настроения Лиама, и мрачные Аруты. Они были почти противоположны в характере, но оба были способными людьми, которые потом пригодятся герцогству и королевству. Герцог любил обоих своих сыновей.

Герольд снова объявил:

— Принцесса Карлайн, дочь королевского дома.

Стройная грациозная девочка, вышедшая из дверей, была того же возраста, что и мальчишки стоящие внизу, но в ней уже начала проявляться красота ее матери и свойственная родившимся властвовать грациозность. Ее бледно-желтое платье ярко контрастировало с почти черными волосами. Глаза были голубыми, как у Лиама и как были у их матери, и Лиам просиял, когда она взяла отца под руку. Даже Арута позволил себе улыбнуться, что он делал очень редко: сестра ему была очень дорога.

Многие мальчишки замка питали тайную любовь к принцессе — это она часто оборачивала себе на пользу, когда затевала какие-нибудь проказы — но даже ее присутствие не могло заставить их забыть о Выборе.

Потом вышла герцогская свита. Паг и Томас видели, что присутствовали все члены герцогского двора, включая Калгана. Паг несколько раз видел его мельком в замке после той грозовой ночи; однажды они обменялись несколькими фразами: Калган спросил, как у него дела; но в основном маг был вне видимости. Паг немного удивился, увидев мага, потому что тот не считался полноправным членом герцогского двора, а только советником. Большую часть времени Калган скрывался в своей башне, вдали от посторонних взоров, и занимался там тем, чем маги обычно занимаются в таких местах.

Маг оживленно беседовал с отцом Талли, жрецом Асталона Строителя и одним из старейших помощников герцога. Талли был еще советником отца герцога и уже тогда казался старым. Сейчас он выглядел древним — по крайней мере, с точки зрения Пага — но его глаза не выказывали ни малейшего признака маразма. Замковые мальчишки часто бледнели под взором этих ясных серых глаз. Его ум и речь тоже были юношескими, и не раз бывало, что мальчишка всеми силами души желал лучше быть выпоротым кожаным ремнем Мастера Конюшего Алгона, чем быть выбраненным отцом Талли. Седовласый священник мог своими язвительными словами почти что содрать с негодяя кожу.

Рядом стоял тот, кто по каждому поводу испытывал гнев Талли. Сквайр Роланд, сын барона Толберта, одного из вассалов герцога. Он был товарищем обоих принцев, будучи всего лишь юношей благородного происхождения. Отец отправил его в Крайди год назад, чтобы он узнал что-нибудь об управлении герцогством и обучился манерам герцогского двора. Тут Роланд нашел свой второй дом. Он был хулиганом, но его заразительное чувство юмора и остроумие несколько сглаживали ответный гнев на его озорные выходки. Чаще всего Роланд был соучастником принцессы Карлайн во всех проказах, которые она затевала. Он был высок для своего возраста, у него были светло-каштановые волосы и голубые глаза. Он был на год старше собравшихся внизу мальчишек и последний год часто играл с ними, потому что Лиам и Арута часто были заняты обязанностями по двору. Они с Томасом сначала были конкурентами, потом крепко подружились, а Паг стал его другом по умолчанию, потому что Томас был. Паг всегда был рядом. Роланд увидел среди собравшихся мальчишек суетящегося Пага и слегка кивнул ему и подмигнул. Паг коротко улыбнулся, потому что, хотя он часто был предметом шуток Роланда, как и другие, ему все-таки нравился дикий молодой сквайр.

Весь двор стоял в ожидании, и герцог заговорил:

— Вчера был последний день одиннадцатого года правления нашего короля Родрика Четвертого. Сегодня праздник Банаписа. С завтрашнего дня эти собравшиеся здесь юноши будут считаться гражданами Крайди, более уже не мальчишками, а учениками и свободными людьми. Теперь мне надлежит спросить вас, желает ли кто-нибудь отказаться от службы герцогству. Кто-нибудь из вас хочет этого?

Вопрос был формальным, и ответа не ожидалось, потому что очень немногие желали покинуть Крайди. Но один мальчик вышел вперед.

— Кто хочет освободиться от службы? — вопросил герольд.

Явно нервничая, мальчик опустил глаза. Прокашлявшись, он сказал:

— Я Роберт, сын Хьюджина.

Паг знал его, но не очень хорошо. Он был сыном плетельщика рыбацких сетей, городской мальчишка, а они редко встречались с мальчишками из замка.

Паг играл с ним несколько раз и чувствовал, что о нем хорошо заботятся. От службы отказывались редко, и Пагу, как и другим, было любопытно выслушать причины.

— Какова твоя цель, Роберт, сын Хьюджина? — доброжелательно произнес герцог.

— Ваша светлость, отец не имеет возможности взять меня к себе в ученики, так как мои четыре брата способны принять это ремесло и продолжить дело отца, как и многие другие сыновья плетельщиков сетей. Мой старший брат женат, и у него есть свой сын, так что у моей семьи нет больше для меня места в доме. И раз я не могу остаться с семьей и учиться ремеслу отца, то я прошу у вашей светлости позволения стать моряком.

Герцог немного подумал. Роберт был не первым деревенским юношей, которого привлекало море.

— Ты нашел капитана, который согласен взять тебя в команду?

— Да, ваша светлость. Капитан Грегсон, владелец корабля «Зеленая Глубь» из порта Маргрейв, согласен взять меня.

— Я знаю его, — сказал герцог, слегка улыбнувшись. — Это хороший и добрый человек. Отправляю тебя к нему на службу и желаю удачи в путешествиях. Ты будешь желанным гостем в Крайди, когда бы ты ни вернулся сюда со своим кораблем.

Роберт церемонно поклонился и покинул двор. Его участие в Выборе было закончено. Пага удивил несколько рискованный выбор Роберта. Менее чем за минуту, парень порвал все связи со своей семьей и домом и стал гражданином города, которого никогда не видел.

По обычаю, моряк считался гражданином порта приписки своего корабля. Порт Маргрейв был одним из Вольных Городов Натала на Горьком море, и теперь это был дом Роберта.

Герцог жестом приказал герольду продолжать.

Герольд объявил первого Мастера. Мореход Хольм назвал имена трех юношей. Все трое приняли службу, никто не выглядел недовольным. Выбор шел гладко: никто из мальчишек не отказывался от службы. Каждый из них становился рядом со своим новым мастером.

К полудню число мальчишек сильно уменьшилось. Паг беспокоился все больше и больше. Вскоре посреди двора помимо Томаса и Пага осталось только двое. Все Мастера уже назвали своих учеников, кроме Мастера Мечей и двоих Мастеров из герцогской свиты. Паг с тревожно бьющимся сердцем изучал стоящих на крыльце. Два принца смотрели на мальчишек: Лиам — с дружественной улыбкой, Арута — задумавшись. Принцессе Карлайн вся церемония казалась неимоверно скучной, и она не делала особых усилий, чтобы это скрыть, и шепталась с Роландом. Это вызвало осуждающий взгляд леди Марны, ее гувернантки.

Вперед вышел Мастер Конюший Алгон в коричнево-золотом плаще с вышитой слева маленькой головой лошади. Мастер Конюший назвал имя Ральфа, сына Дика, и коренастый сын герцогского конюха пересек двор и встал за своим мастером.

Повернувшись, он снисходительно улыбнулся Пагу. Эти двое никогда не ладили между собой, и Ральф проводил много времени за тем, что насмехался и мучил Пага. Когда они вдвоем работали на конюшне под началом Дика, сын конюха часто подкладывал Пагу свинью, и в ответе за все возникающие трудности всегда был сирота. Для Пага это было ужасное время, и он скорее отказался бы от службы, чем согласился до конца жизни работать рядом с Ральфом.

Дворецкий Сэмюэл назвал другого юношу, Джеффри, который теперь станет замковой прислугой. Паг с Томасом остались одни.

Мастер Мечей Фэннон исполнял в замке функции военачальника, а также, будучи непревзойденным фехтовальщиком, обучал молодых воинов. Он шагнул вперед, и Паг замер.

— Томас, сын Мегара, — произнес старый солдат.

Паг ждал, что его имя назовут тоже, но Фэннон шагнул назад, и Томас подошел и встал рядом с ним. Под всеобщим взглядом Паг вдруг почувствовал себя маленьким и бедно одетым. Двор показался ему большим, как никогда. Душа ушла в пятки, когда он понял, что больше не осталось Мастера или члена свиты, кто не взял себе ученика. Он был единственным, кого не назвали.

Сдерживая слезы, он ждал, когда герцог всех отпустит.

Герцог начал говорить, на его лице было ясно выражено сочувствие к мальчику, но его прервал другой голос:

— Ваша светлость, будьте так добры.

Все повернулись к Калгану, который вышел вперед и сказал:

— Мне нужен ученик, и я зову Пага, сироту из замка Крайди, к себе в ученики.

Среди Мастеров послышался ропот. Некоторые говорили, что маг не имеет права участвовать в Выборе. Герцог суровым взглядом заставил их замолчать.

Никто из Мастеров не бросил бы вызов герцогу Крайдийскому, третьему по занимаемой должности человеку Королевства. Медленно все повернулись к мальчику.

— Так как Калган — признанный мастер своего дела, — сказал герцог, — то выбрать себе ученика — его право. Паг, сирота из замка Крайди, ты принимаешь службу?

Паг застыл на месте. Он воображал себя ведущим королевскую армию в бой рыцарем-лейтенантом или мечтал обнаружить, что он потерянный сын благородной фамилии. В своих мальчишеских фантазиях он плавал на кораблях, охотился на чудовищ, спасал нацию. В более спокойных мечтах, он думал, проведет ли он жизнь, строя корабли, занимаясь гончарным делом или изучая искусство торговли; размышлял о том, как хорошо он будет владеть этими ремеслами. Но о чем он никогда не думал, какая мечта никогда не захватывала его фантазии, так это стать магом.

Он очнулся от ступора, увидев, что герцог терпеливо ждет его ответа. Паг оглядел лица стоящих перед ним. Отец Талли, как и принц Арута, улыбнулся ему одной из своих редких улыбок. Лиам слегка кивнул, а Калган внимательно на него смотрел, и вдруг Паг решился. Это не было полностью правомерным призывом, но все-таки любое ремесло лучше, чем ничего. Он шагнул вперед, зацепился за ногой за собственную пятку и упал лицом вниз. Поднявшись, он наполовину пополз, наполовину побежал к магу. Его падение сняло наступившее напряжение, и гремящий хохот герцога наполнил двор. Смущенно вспыхнув, Паг встал рядом с Калганом. Он посмотрел вокруг и увидел, что герцог смотрит на него. Герцог кивнул раскрасневшемуся Пагу, потом повернулся к ожидающим конца Выбора.

— Возвещаю, что каждый из присутствующих юношей поручается своему мастеру и должен подчиняться ему в рамках законов Королевства, и каждый теперь считается настоящим и полноправным гражданином Крайди. Пусть ученики следуют за своими мастерами. До праздника. Желаю всем приятного дня. Он повернулся и предложил дочери левую руку. Она легким движением положила на нее свою и они вошли в замок между стоящими по сторонам придворными. За ними пошли принцы и остальные придворные. Паг видел, как Томас уходит за Мастером Фэнноном в направлении казарм.

Он повернулся к задумавшемуся Калгану. Через мгновение маг сказал:

— Надеюсь, никто из нас не совершил сегодня ошибки.

— Сэр? — спросил Паг, не поняв, что маг имел в виду.

Калган рассеянно махнул рукой, отчего его бледно-желтое одеяние пошло волнами.

— Не важно, парень. Что сделано, то сделано. Используем же это наилучшим образом! — он положил руку Пагу на плечо. — Пойдем в башню, где я живу. Там есть маленькая комната, прямо под моей, где будешь жить ты. Я намеревался ее использовать для тех или иных дел, но никак не мог выкроить время, чтобы ее приготовить.

Паг встал, разинув рот:

— Моя собственная комната?!

Это было неслыханно для учеников. Большинство из них спало в рабочей комнате их хозяина или в общей комнате. Только когда ученик сам становился ремесленником, то обычно заводил собственное жилье.

Калган поднял бровь.

— Конечно. Ты не должен все время путаться под ногами. Так я не смогу ничего делать. Кроме того, магия требует уединения для размышлений. Тебе так же, как и мне, а возможно, и больше, нужно будет, чтобы тебя не беспокоили, — он достал свою длинную тонкую трубку из халата и начал набивать ее табаком, взятым из кисета, который тоже появился откуда-то из халата.

— Давай не будем заниматься обсуждением обязанностей и прочего. Потому что я, честно говоря, не готовился к твоему обучению. Но вскоре я буду держать все в своих руках. До тех пор мы будем знакомиться друг с другом. Согласен?

Паг удивился. Он плохо понимал, о чем говорит маг, несмотря на то, что ночевал несколько недель назад у него в усадьбе, но он отлично знал, что из себя представляли Мастера, и никто из них не стал бы спрашивать согласен или нет ученик с его планами. Не зная что сказать, Паг просто кивнул.

— Отлично, — сказал Калган. — Пойдем в башню и поищем тебе новую одежду, а потом остаток дня будем праздновать. Потом будет достаточно времени, чтобы научиться быть учителем и учеником.

Улыбнувшись парню, толстый маг, развернул Пага и увел его.

Дело шло к вечеру, было ясно и светло. Легкий ветер с моря немного смягчал летнюю жару. В замке Крайди и в городе вовсю шли приготовления к Празднику Банаписа.

Банапис был самым древним праздником, отмечать который начали еще в незапамятные времена. Его отмечали каждое летнее солнцестояние, в день не принадлежащий ни к старому, ни к новому году. Банапис, известный под другими именами и другим народам, согласно легендам, праздновался по всей Мидкемии. Некоторые считали, что этот праздник пришел от эльфов и гномов, ибо долгоживущие расы, по слухам, тоже отмечали праздник летнего солнцестояния все время, которое они помнили. Большинство осуждало эту точку зрения по той простой причине, что считало, что люди вряд ли переняли бы что-нибудь у эльфов или гномов. По слухам, жители северных земель, племена гоблинов и кланы Братства Темного Пути тоже праздновали Банапис, хотя никто и не сообщал, что видел такое праздненство.

Двор был весь занят. Были сооружены огромные столы, на которых должна была помещаться самая разнообразная еда, которую заготавливали больше недели. Гигантские бочки гномьего эля, привезенного из Каменной Горы, были выкачены из погребов. Рабочие, «встревоженные хрупким видом бочек», стали быстро их опустошать, чтобы они ненароком не сломались под тяжестью эля.

Мегар вышел из кухни и гневно закричал:

— Оставьте! А то ничего не останется к празднику. На кухню, болваны! Еще много работы.

Рабочие ворча ушли, и Мегар наполнил большую пивную кружку, чтобы убедиться, что эль был достаточно холодным. Опустошив ее, он удовлетворился тем, что все было, как надо, и вернулся на кухню.

Официального начала праздника не было. Обычно люди и еда, вино и эль собирались до тех пор, пока не было достигнуто достаточное количество, и тогда немедленно все празднующие принимались за еду.

Паг выбежал из кухни. Как выяснилось, теперь у него был короткий путь из северной башни мага через кухню, которым он пользовался чаще, чем главными воротами замка. Сияя от радости, он бежал через двор в новой тунике и штанах. У него никогда не было такого роскошного наряда, и он спешил показать его своему другу Томасу.

Он застал Томаса выходящим из казарм. Тот также торопился, как и сам Паг. Встретившись, они заговорили оба сразу:

— Смотри, у меня новая туника!

— Смотри, у меня воинский плащ!

Затем они оба остановились и рассмеялись.

Томас успокоился первым:

— Прекрасная одежда, Паг, — сказал он, щупая дорогой материал красной туники. — И цвет тебе идет.

Паг в свою очередь похвалил наряд Томаса, потому что в коричнево-золотом воинском плаще он производил поразительное впечатление. Неважно, что под ним он носил обычную домотканую тунику и штаны. Он не получит военной формы, пока Мастер Фэннон не удовлетворится его умениями воина.

Двое друзей бродили от одного ломящегося от яств стола к другому. У Пага текла слюнка от аппетитных запахов, носящихся в воздухе. Они подошли к столу, на котором лежала кипа мясных пирогов, с еще дымящимися корочками, острый сыр и горячий хлеб. Около стола стоял мальчишка с мухобойкой, прислуживающий на кухне. Его задачей было охранять еду от вредителей: как от насекомых, так и от проголодавшихся учеников. Как и в большинстве других ситуаций, в отношениях караульного и старших учеников строго блюлись традиции. Угрожать или силой отнимать пищу у младшего мальчика не допускалось мальчишеским кодексом. Но пользоваться своей скрытностью, скоростью и хитростью считалось приличным.

Паг и Томас с интересом следили за мальчишкой по имени Йон, который больно ударил мухобойкой по рукам юного ученика, пытающегося стащить большой пирог. Кивком Томас послал Пага на другой конец стола. Паг прошествовал в поле зрения Иона, тот внимательно за ним наблюдал. Внезапно Паг притворно бросился к столу, и Ион двинулся по направлению к нему. Вдруг Томас схватил со стола пирог и исчез, прежде чем мухобойка начала опускаться. Отбегая, они слышали горестные крики мальчишки, чей стол они ограбили.

Оказавшись на безопасном расстоянии, Томас вручил Пагу половину пирога. Тот засмеялся:

— Спорим, у тебя самая быстрая рука в замке!

— Да, мы удачно его перехитрили!

Они рассмеялись. Паг запихнул свою половинку пирога в рот. Он был изысканно приправлен, и особый вкус ему придавал контраст между соленой свиной начинкой и сладкой корочкой из слоеного теста.

С бокового двора послышались звуки труб и барабанов: герцогские музыканты приближались к главному двору. К тому моменту, как они появились в воротах, по толпе прошел молчаливый сигнал. Кухонные мальчишки начали выдавать празднующим деревянные тарелки и кружки, полные эля или вина.

Мальчишки рванулись к первому столу. Рост и скорость Пага и Томаса была им на выгоду, и прорвавшись через толпу, они набрали всевозможной пищи и по кружке пенящегося эля.

Они нашли относительно тихий уголок и жадно набросились на еду. Паг впервые попробовал эль и был удивлен его крепким, слегка горьким вкусом. Проходя внутрь, он создавал приятное тепло. Попробовав еще раз, Паг решил, что эль ему понравился.

Герцог и его семья смешались с простолюдинами. Другие придворные также стояли в линии перед столами. Сейчас не было ни церемоний, ни ритуалов, ни титулов. Каждый получал еду, как только приходил, потому что в день летнего солнцестояния все в равной мере делили щедроты урожая.

Паг мельком увидел принцессу, и его грудь слегка сжалась. Она сияла от комплиментов, которые делали ей многие мальчики. На ней было красивой синее платье и простая широкополая шляпа того же цвета. Она благодарила каждого автора лестного замечания, моргая темными густыми ресницами и широко улыбаясь.

На дворе появились жонглеры и клоуны — первая из трупп бродячих артистов, находящихся в этот день в городе. Актеры другой труппы возводили сцену на городской площади, чтобы вечером показать представление. Праздненство продлится до завтрашнего утра. Паг вспомнил, что в прошлом году некоторых мальчишек на следующий день пришлось освободить от обязанностей, так как они были не в состоянии работать: болела голова или живот. Он был уверен, что завтра будет то же самое.

Паг с нетерпением ожидал вечера: обычно в Банапис, по вечерам, выбранные днем ученики ходили по разным домам, принимали поздравления и кружки эля. Также это было походящее время для встреч с городскими девочками. Ухаживания были и в другие дни, но на них обычно смотрели хмуро. В Банапис же матери были менее бдительны. Теперь у юношей были ремесла, и они рассматривались не как надоедливые проказники, а скорее, как возможные зятья. Были случаи, когда мать наоборот считала, что ее дочь должна использовать свои природные дары, чтобы отхватить юного мужа. Паг был низким и выглядел младше своих лет, и поэтому он не получал много внимания от девочек. Томас, однако, был весьма и весьма популярным, и в последнее время Пага настораживало то, что Томаса замечала то одна, то другая девочка. Паг был еще достаточно юным, чтобы считать все это чепухой, но достаточно взрослым, чтобы заинтересоваться этим.

Паг с невероятно набитым ртом смотрел по сторонам. Мимо проходили люди из замка и из города, поздравляя учеников и желая им нового года. Паг почувствовал гордость. Он был учеником, несмотря на то, что Калган, казалось, совершенно не знает, что с ним делать. Он наелся от пуза и слегка опьянел, из-за чего чувствовал себя очень хорошо. И, самое важное, он был среди друзей.

«Что может быть в жизни лучше?» — подумал он.

3. ЗАМОК

Паг, надувшись, сидел на своей койке.

Огненный дрейк Фантус двинул голову вперед, приглашая Пага почесать ему брови. Видя, что ничего не добьется, дрейк отошел к башенному окну, выпустил с недовольным фырком облачко черного дыма и вылетел в окно. Паг не заметил его отлета, так он был погружен в свои проблемы. Казалось, что с тех пор, как он четырнадцать месяцев назад стал учеником Калгана, все, что он ни делал, шло не так.

Он лег на спину, закрыв глаза рукой; чувствовался запах соленого морского бриза, дующего через окно, а солнце грело ноги. Все в его жизни изменилось к лучшему с начала его ученичества, кроме единственной, но самой важной вещи — его занятий.

Все эти месяцы Калган учил его основам магического искусства, но что-то сводило на нет все его усилия. Теорию и основные понятия Паг постигал быстро и хорошо. Но всякий раз, когда он пытался применить свои знания на практике, казалось, что-то удерживало его. Как будто часть его сознания отказывалась работать с магией, как будто была преграда, все время останавливающая его в одной и той же точке концентрации заклинания. Каждый раз, когда он пытался это сделать, он чувствовал, что приближается к этой точке, как всадник на упрямой лошади, но преодолеть барьер не мог.

Калган успокаивал его, говоря, что со временем все это пройдет само. Маг всегда сочувствовал мальчику, никогда выговаривал ему за то, что у него не получалось лучше, потому что знал, что парень старается.

Из задумчивости Пага вывел звук открывающейся двери. Подняв голову, он увидел входящего отца Талли с большой книгой под мышкой. Шелестя белой рясой, тот закрыл дверь.

— Паг, пора начинать урок письма, — он остановился, увидев удрученное настроение мальчика. — В чем дело, парень?

Паг полюбил старого жреца Асталона. Он был строгим учителем, но справедливым. Он хвалил парня за успехи, но не меньше и ругал за неудачи. Он быстро соображал, имел хорошее чувство юмора и всегда был готов отвечать на вопросы, какими бы глупыми они ни казались Пагу.

Поднимаясь на ноги, Паг вздохнул.

— Не знаю, святой отец. Просто у меня, кажется, ничего не получается. Все, за что я ни берусь, я ухитряюсь испортить.

— Не может быть, Паг, что все так страшно, — сказал жрец, положив руку Пагу на плечо. — Почему бы тебе не рассказать мне, что тебя беспокоит, а поучиться писать мы сможем и в другое время, — он подвинул стул к окну и, садясь, оправил рясу.

Паг заметно вырос за последний год, но все-таки еще был маленьким. Плечи немного начали расширяться, на лице стали появляться черты мужчины, которым он когда-то будет. Он имел удручающий вид в домотканой тунике и штанах: его настроение было таким же серым и мрачным, как и ткань, которую он носил. В его комнате, обычно аккуратно убранной, сейчас был кавардак, везде валялись свитки и книги, отображая беспорядок, царящий у него в голове.

Некоторое время Паг сидел молча, но увидев, что священник тоже ничего не говорит, он начал:

— Помните, я Вам рассказывал, что Калган пытался научить меня трем основным приемам, как успокоить сознание, так что можно концентрировать заклинание без стресса? Так вот, эти упражнения я освоил уже несколько месяцев назад. Теперь я могу привести сознание в покой в считанные секунды, не особо напрягаясь. Но это все, дальше дело не идет.

— Что ты имеешь в виду?

— После этого надо научить сознание делать непривычные для него вещи, такие, как думать только о чем-то одном и ни о чем другом, или вообще ни о чем не думать, что довольно сложно. Большую часть времени я могу делать эти вещи, но иногда я чувствую, будто у меня в голове есть какие-то силы, все рушашие и требующие, чтоб я делал по-другому. Как будто там происходит что-то кроме того, что мне предсказывал Калган.

— Каждый раз, когда я пытаюсь сконцентрировать одно из простеньких заклинаний, которым научил меня Калган, таких, как двигать предметы, поднимать себя с земли, эти вещи в моей голове нахлестывают на мою сосредоточенность и я теряю контроль. Я не могу освоить даже самое простое заклинание, — Паг дрожал: это был первый раз, когда он говорил об этом с кем-то, кроме Калгана. — Калган просто говорит, чтоб я не сдавался и не беспокоился, — чуть не плача, продолжил он. — У меня есть талант. Калган говорит, что понял это с самой первой нашей встречи, когда я посмотрел в кристалл. Вы мне тоже говорили, что у меня есть талант. Но я просто не могу заставить заклинания работать, как они должны.

— Паг, — сказал священник, — у магии много свойств, и мы плохо понимаем, как она работает, даже те, кто ей занимается. В храмах нас учат, что магия — это дар богов, и мы принимаем это на веру. Мы не понимаем, как это может быть, но мы и не задаемся таким вопросом. Например, каждый орден[1] искусен в своей области магии. Я способен к магии, к которой не способны члены других орденов. Но никто не может сказать почему.

— Маги имеют дело с магией другого рода, и их работа отличается от того, чем мы занимаемся в храмах. Многое из того, что они делают, мы делать не можем. Это они изучают искусство магии, ищут ее природу и свойства, но даже они не могут сказать, как она работает. Они знают лишь то, как ее использовать, и передают это знание ученикам, как Калган передает его тебе.

— Пытается передать мне, святой отец. Мне кажется, он мог неправильно меня оценить.

— Я так не думаю, Паг. Я немного разбираюсь в этих вещах, и с тех пор, как ты стал учеником Калгана, я чувствовал растущую в тебе силу. Возможно, ты позже придешь к ней, как другие, но я уверен что ты найдешь правильный путь.

Паг не успокоился. Он не спрашивал мнения мудрого жреца, но чувствовал, что он может ошибаться.

— Надеюсь, что вы правы, святой отец. Просто я не понимаю, что со мною не так.

— Я думаю, что знаю, что не так, — донесся голос от двери.

Вздрогнув, Паг и отец Талли повернулись, и увидели Калгана, стоящего в дверях. Его голубые глаза выражали беспокойство, а брови были сведены к переносице, образуя букву «V». Ни Паг, ни Талли не слышали, как открылась дверь.

— Иди сюда, Паг, — сказал маг слегка двинув рукой к себе. Паг подошел к магу, который положил обе ладони ему на плечи.

— Мальчики, сидящие в своих комнатах день за днем и страдающие оттого, что у них ничего не получается, как раз и делают так, чтоб у них ничего не получалось. Я даю тебе день для отдыха. Сегодня суббота, и поэтому на улице должно быть полно мальчишек, которые помогут тебе в любых неприятностях, какие только могут найти мальчишки, — он улыбнулся, и его ученик почувствовал облегчение. Тебе нужно отдохнуть от учебы. Теперь иди.

Говоря так, он шутя легонько ударил мальчика по голове, после чего тот побежал вниз по лестнице. Подойдя к койке, Калган опустил на нее свое тяжелое тело и посмотрел на священника.

— Мальчишки, — сказал Калган, качая головой. — Устраивается праздник, им дается знак ремесла, и они вдруг ждут, что станут мужчинами. Но они все еще мальчишки. Несмотря на все их старания, они все-таки действуют, как мальчишки, а не мужчины, — он вытащил трубку, и начал наполнять ее. — Маги считаются молодыми и неопытными в тридцать лет, но в остальных ремеслах тридцать лет — возраст, когда человек уже мастер или ремесленник, вероятнее всего готовящий своего собственного сына к Выбору, — он поднес скрученную бумажку к еще тлеющим в камине Пага углям и зажег трубку.

Талли кивнул:

— Я понимаю, Калган. Служение богам тоже призвание старого человека. Когда я был в возрасте Пага, мне предстояло еще тринадцать лет быть послушником в храме и иметь над собой наставника, старый жрец наклонился вперед. — Калган, так что насчет его проблемы?

— Парень прав, как ты знаешь, — с расстановкой произнес Калган. — Тому, что он не может применять знания, которые я пытался ему дать, нет объяснения. Меня удивляет то, что он делает со свитками и устройствами. У парня есть дар к этим вещам, я бы побился об заклад, что у него задатки чрезвычайно искусного мага. Но эта неспособность использовать свою внутреннюю силу…

— Ты думаешь, что найдешь решение?

— Надеюсь. Очень не хотелось бы освобождать его от ученичества. Это для него было бы тяжелее, чем если б я его вообще не выбирал, — на его лице читалось неподдельное беспокойство. — Это очень странно, Талли. Думаю, ты согласишься с тем, что у него огромные возможности и великий талант. Как только я увидел, как он использует кристалл в моей хижине ночью, я впервые за многие годы понял, что наконец нашел ученика. Когда никто из мастеров не выбрал его, я понял, что по воле судьбы наши пути пересеклись. Но в его голове есть что-то еще, что-то, чего я раньше не встречал, что-то могущественное. Я не знаю, что это, Талли, но оно отвергает мои упражнения, как будто они какие-то… неправильные или… вредные для него. Не знаю, как объяснить происходящее с Пагом лучше. Простого объяснения нет.

— Ты думал о том, что сказал парень? — спросил священник, выглядевший сильно обеспокоенным.

— Ты имеешь в виду, о том, что я ошибаюсь?

Талли кивнул. Калган отмел вопрос движением руки.

— Талли, ты знаешь о природе магии столько же, сколько я, может даже больше. Твой бог не зря называется Богом-Принесшим-Порядок. Твой орден открыл многое из того, что управляет этим миром. Ты хоть какое-то мгновение сомневался, что у парня есть талант?

— Талант — нет, но его возможности сейчас под вопросом.

— Хорошо сказано, как всегда. Ну тогда, может, у тебя есть идеи? Может, сделать из парня священника?

Талли выпрямился, на лице было осуждение:

— Ты знаешь, Калган, что служение богам — призвание.

— Расслабься, Талли. Я пошутил, — он вздохнул. — И все-таки, если у него нет призвания священника, и он не может освоить магическое искусство, то что мы можем сделать с его природными способностями?

Талли некоторое время молча думал над вопросом, после чего сказал:

— Ты думал о потерянном искусстве?

Глаза Калгана расширились.

— Эта старая легенда? — Талли кивнул. — Сомневаюсь, что найдется маг, который не размышлял бы о легенде о потерянном искусстве. Если бы оно существовало, то это оправдало бы многие ошибки в нашем ремесле, — он посмотрел на Талли сузившимися глазами, показывая свое неодобрение, — но легенд много. Переверни любой камешек на берегу моря — и вот тебе легенда. Я предпочитаю искать реальные причины нашим ошибкам, а не сваливать их по древнему суеверию на какое-то потерянное искусство.

Лицо Талли посуровело, а интонация стала ругательной:

— В храмах, мы не считаем это легендой, Калган! Это считается частью истины, открытой богами первым людям.

Раздраженный интонацией Талли, Калган взорвался:

— У вас считалось, что земля плоская, пока Ролендирк — маг, напоминаю тебе, — не направил свое магическое зрение за горизонт, ясно показывая, что она круглая! Это было с начала времен известно каждому моряку или рыбаку, который хоть раз видел, что парус появляется из-за горизонта раньше, чем сам корабль! — почти что прокричал он.

Увидев, что Талли был уязвлен напоминанием о давно отвергнутых церковных канонах, Калган понизил голос:

— При всем к тебе уважении, Талли, не учи ученого. Я знаю, твой орден очень любит спорить, и половина братьев покатывается со смеху, когда слышит, как чрезвычайно серьезные молодые послушники обсуждают богословские вопросы, оставленные в стороне столетие назад. Кроме того, разве легенда о потерянном искусстве не ишапийский догмат?

Талли в свою очередь бросил на Калгана осуждающий взгляд. Он сказал с иронией:

— Твое религиозное образование все еще хромает, Калган, несмотря на некоторое понимание внутренних дел нашего ордена, — он слабо улыбнулся. — Тем не менее, ты прав насчет спорных религиозных вопросов. Большинство из нас находит их забавными, потому что мы помним, как серьезно мы относились к ним, как крепко держались за них, когда были послушниками, — Его голос стал более серьезным. — Но я не шучу, говоря, что твое образование хромает. У ишапийцев есть некоторые странные верования, это так, и это орден, стоящий отдельно от остальных, но это также и самый древний орден из известных, считающийся главным в вопросах разницы в вероисповеданиях.

— Ты хочешь сказать, религиозных войн, — сказал Калган, иронично фыркнув.

Талли проигнорировал этот комментарий.

— Ишапийцы — хранители древнейших знаний и истории Королевства, и у них самая большая в Королевстве библиотека. Я был в библиотеке их храма в Крондоре, она производит глубочайшее впечатление.

Калган улыбнулся и с ноткой снисхождения сказал:

— А я, Талли, просмотрел книжные полки Сартского Аббатства, которое в десять раз больше. И что с того?

— А то, что что бы ты ни говорил об ишапийцах, но когда они объявляют что-то историческим фактом, ониобычно могут предъявить древние книги, доказывающие их мнение.

— Нет, — сказал Калган, отодвигая комментарий Талли движением руки. — Я вовсе не отношусь к твоим или еще чьим-то верованиям несерьезно, но я не могу согласиться с этим вздором о потерянном искусстве. Я мог бы поверить в то, что Паг может быть как-то больше настроен на раздел магии, о котором я ничего не знаю, возможно, что-то использующее духовное колдовство или иллюзии — области, говоря о которых, я с радостью соглашусь, что знаю о них мало — но я не могу согласиться с тем, что он никогда не освоит это ремесло из-за давно исчезнувшего бога магии, умершего в Войнах Хаоса! Нет, есть какие-то еще неизвестные нам сведения. Слишком много в нашем искусстве ошибок и неточностей, чтоб считать наше понимание магии хотя бы относительно полным. Но если Паг не может учиться магии, то только потому, что я плохой учитель.

Талли теперь смотрел на Калгана свирепо, вдруг поняв, что маг обдумывал не возможные ошибки Пага, а свои собственные ошибки.

— Это глупо. Ты одаренный человек, и если б это я открыл, что у Пага есть талант, я не мог бы пожелать для него лучшего учителя, чем ты. Но не может быть ошибок, если ты не знаешь, чему его надо учить.

Калган начал было возражать, но Талли прервал его.

— Нет, дай мне договорить. Нам не хватает понимания. Ты, кажется, забыл, что были другие такие же, как Паг, дикие таланты, не способные справиться со своим даром, другие, у которых не получилось стать священниками или магами.

Калган курил трубку сосредоточенно сведя брови вместе. Вдруг он рассмеялся. Талли проницательно посмотрел на мага. Калган успокаивающе повернул руки с трубкой в одной из них ладонями к Талли.

— Мне вдруг пришла в голову мысль о том, что если свинопас не может научить своего сына семейному призванию, он может все свалить на кончину бога свиней.

Глаза Талли расширились, когда он услышал такие, почти богохульные слова, но потом он тоже отрывисто рассмеялся.

— Это один из спорных религиозных вопросов!

Оба долго смеялись над этим, освобождаясь от напряжения. Талли вздохнул и встал.

— И все-таки не отмахивайся от того, что я сказал, Калган. Паг может быть одним из таких диких талантов. И возможно, тебе придется смириться с судьбой и отпустить его.

Калган печально покачал головой.

— Я отказываюсь верить, что есть какое-то простое объяснение тех, других ошибок, Талли. А также трудностей Пага. Ошибки в каждом мужчине и каждой женщине, а не в природе вселенной. Я часто чувствовал, что наши ошибки относительно Пага кроются в непонимании правильного подхода к нему. Возможно, лучше было бы найти для него другого учителя, который может высвободить его способности.

Талли вздохнул.

— Я уже сказал, что я думаю по этому поводу. Не могу тебе посоветовать ничего, кроме того, что я сказал. К тому же, как говорится, плохой учитель лучше, чем никакого учителя вообще. Каково бы было парню, если бы его никто не выбрал для обучения?

Калган вскочил со стула.

— Что ты сказал?

— Я сказал:

«Каково бы было парню, если бы его никто не выбрал для обучения?»

Калган смотрел в пространство, его глаза, казалось, потеряли сосредоточенность. Он начал неистово курить трубку. Посмотрев некоторое время, Талли спросил:

— Что такое, Калган?

— Я не уверен, Талли, но, возможно, ты подал мне идею, — сказал Калган.

— Какую идею?

Калган отмахнулся от вопроса.

— Я не совсем уверен. Дай мне время немного обдумать ее. Но рассмотри свой вопрос по-другому: как первые маги научились использовать свою силу?

Талли сел, и оба начали обдумывать вопрос в тишине. В окно доносились звуки играющих мальчишек, заполнивших вест двор замка.

Каждую субботу мальчикам и девочкам, работавшим в замке, было позволено проводить вторую половину дня так, как они считали нужным. Мальчики ученического возраста и младше были шумной и буйной компанией. Девочки прислуживали дамам замка: чистили, шили и помогали на кухне. Всю неделю они работали от рассвета до заката, и даже больше, но в шестой день недели они собирались во дворе замка около сада принцессы. Большинство мальчишек играли в грубую игру плотно завязанным шнурками кожаным мячом. В пылу игры случались толчки, крики, удары и случайные драки. Все носили самую старую свою одежду, потому что дыры и пятна крови и грязи были обычным делом.

Девочки сидели вдоль нижней стены сада принцессы, сплетничая о дамах герцогского двора. Почти всегда они надевали лучшие юбки и блузки, а их неоднократно вымытые и причесанные волосы сияли. И мальчики, и девочки старательно делали вид, что не замечают друг друга. И обе компании делали это одинаково неубедительно.

Паг прибежал во двор, где уже шла игра. Как всегда, Томас был в центре драки за мяч. Его рыжеватые волосы, развевались, словно знамя, он громко смеялся, радостно перекрикивая шум, как будто случайная боль от ударов и чужих локтей делала состязание лишь более стоящим. Он пробежал через толпу мальчишек и ударил мяч в воздухе, стараясь не наступить на ноги тем, кто хотел поймать его. Никто точно не знал, ни как появилась эта игра, ни точных ее правил, но мальчишки играли с боевой напряженностью, как их отцы много лет назад.

Паг вбежал на поле и подставил Ральфу подножку, как раз тогда, когда тот собирался ударить Томаса сзади. Ральф упал в кучу борющихся мальчишек, и Томас освободился. Он побежал к цели и, бросив мяч перед собой, отправил его в большую перевернутую бочку, заработав очко. Пока остальные мальчишки кричали, поздравляя Томаса, Ральф поднялся на ноги, оттолкнул в сторону стоящего перед ним мальчика и оказался прямо перед Пагом. Свирепо глядя из-под густых бровей, он плюнул в Пага и сказал:

— Если ты сделаешь это еще раз, я тебе переломаю ноги, косоглазка!

Так называли птицу, обладающую общеизвестно отвратительными привычками, из которых далеко не худшей было оставлять яйца в чужих гнездах, так что вылупившийся из него птенец будет выращен другими птицами. Паг не собирался позволять Ральфу безнаказанно оскорблять себя. Он был раздражен своими неудачами в учебе, и поэтому сегодня был очень чувствителен к таким вещам.

Подпрыгнув, он закинул руку на шею коренастого мальчишки. Правым кулаком он ударил Ральфа в лицо и почувствовал, что разбил ему нос с первого же удара. Почти сразу же оба мальчишки оказались катающимися по земле. Начал сказываться больший вес Ральфа, и вскоре он уже сидел у Пага на груди и бил его толстыми кулаками в лицо.

Томас, беспомощный, стоял рядом, потому что, как он ни хотел помочь другу, мальчишеский кодекс чести был таким же строгим и нерушимым, как дворянский. Если бы он вмешался, чтобы помочь Пагу, тот бы _никогда_ не перенес позора. Томас прыгал вверх и вниз, подбадривая Пага, морщась, каждый раз, когда Ральф бил Пага, как будто он сам чувствовал удары.

Паг, извиваясь, пытался выбраться из-под Ральфа, и поэтому много ударов попадало в грязь, а не в лицо Пага. Однако достаточное количество поражало и цель, так что Паг вскоре почувствовал головокружение и отчужденность от избиения. Он слышал крики как бы издалека, а удары Ральфа, казалось, не причиняли боли. Все у него перед глазами поплыло красным и желтым, и он почувствовал, что вес исчез с его груди.

Через мгновение зрение пришло в порядок, и Паг увидел принца Аруту, стоящего над ним и крепко держащего Ральфа за шиворот. Пока еще не такой сильный, как его брат или отец, принц все-таки мог держать Ральфа достаточно высоко, чтобы носки башмаков юного конюха едва касались земли. Принц улыбнулся, но без радости или иронии.

— Мне кажется, парень получил достаточно, — сказал он тихо. В его глазах стало появляться свирепое выражение.

— Ты согласен?

Его холодный тон давал понять, что он не спрашивал мнения Ральфа. Из носа Ральфа все еще текла кровь от первого удара Пага. Он выдавил звук, который принц принял за знак согласия. Арута отпустил воротник Ральфа и юный конюх упал на спину, вызвав смех окружающих. Принц нагнулся и помог Пагу подняться.

Поддерживая шатающегося мальчика, Арута сказал:

— Я восхищен твоей смелостью, юноша, но нельзя же, чтоб из лучшего юного мага герцогства выбили все мозги, не так ли?

Он говорил лишь слегка насмешливым тоном, а Паг оцепенел, так что мог только стоять и таращиться на младшего сына герцога. Принц слегка ему улыбнулся и передал подошедшему с мокрой тряпкой в руке Томасу.

Паг вышел из тумана, когда Томас вытер его лицо тряпкой, и почувствовал себя даже хуже, когда увидел, что принцесса с Роландом, к которым возвращался Арута, стоят лишь в нескольких метрах. Получить взбучку перед девчонками замка было достаточно плохо; быть избитым деревенщиной вроде Ральфа перед принцессой было катастрофой.

Испустив стон, который не мог помочь его физическому состоянию, Паг постарался выглядеть так же, как остальные. Томас грубо взял его за плечи:

— Не переживай так сильно. Ты был не так уж и плох. Во всяком случае, большая часть этой крови принадлежит Ральфу. Завтра его нос будет выглядеть как здоровенный перезрелый красный кочан капусты.

— Так же, как и моя голова.

— С твоей головой не так плохо. Фингал, может два, раздутая щека. В целом ты все делал достаточно хорошо, но в следующий раз, когда захочешь подраться с Ральфом, подожди, пока чуть-чуть подрастешь, хорошо?

Паг смотрел, как принц уводил сестру с поля боя. Роланд широко ему улыбнулся и Паг захотел умереть.

Паг и Томас вышли из кухни, держа в руках тарелки с ужином. Был теплый вечер, и они предпочли прохладный океанский бриз жаре кухни. Они сели на крыльцо, и Паг подвигал своей челюстью из стороны в сторону. Он попробовал откусить кусок баранины и отставил тарелку в сторону. Томас посмотрел на него.

— Не можешь есть?

Паг кивнул.

— Слишком болят челюсти, — он наклонился вперед и поставил локти на колени, а подбородок подпер кулаками. — Не надо было беситься. Тогда бы я получил меньше.

С полном пищи ртом Томас сказал:

— Мастер Фэннон говорит, что солдат никогда не должен терять головы, иначе в самом деле лишится ее.

Паг вздохнул.

— Калган тоже говорил что-то вроде этого. У меня есть некоторые упражнения, с помощью которых я могу расслабиться. Надо было их использовать.

Томас проглотил огромный кусок пищи.

— Заниматься у себя в комнате — это одно, а применять те же упражнения, когда кто-то оскорбил тебя прямо в лицо, — совсем другое. Я думаю, что действовал бы так же.

— Но ты бы его победил.

— Вероятно. Поэтому Ральф никогда бы на меня и не пошел, то, как он говорил, показывало, что он не хвастался, а просто говорил то, что есть на самом деле. — И все-таки, ты все делал правильно. Нос капустой теперь дважды подумает, прежде, чем приставать к тебе снова. Я думаю, так все и обстоит.

— Что ты имеешь в виду?

Томас поставил тарелку и рыгнул. Удовлетворенный звуком, он сказал:

— С задирами всегда так: можешь ты или нет им врезать, не имеет значения. Важно, можешь ли ты подняться против них. Ральф может быть большим, но он трус, несмотря на хвастовство. Теперь он переметнется на более маленьких мальчиков и немного к ним попристает. Не думаю, что он захочет еще чего-нибудь от тебя. Ему не нравится цена, — Томас тепло и широко улыбнулся Пагу. — Тот первый удар, что ты ему дал, был прекрасен. Прямо в нос!

Паг почувствовал себя немного получше. Томас посмотрел на его нетронутый ужин.

— Ты будешь это есть?

Паг посмотрел на тарелку. Она была наполнена горячей бараниной, зеленью и картошкой. Несмотря на аромат, исходящий от нее, Паг не чувствовал никакого аппетита.

— Нет, можешь взять.

Томас поднял тарелку и начал пихать пищу в рот. Паг улыбнулся. Томас никогда не знал меры в еде.

Паг опять посмотрел на стену замка.

— Я чувствовал себя таким дураком!

Томас перестал есть. Его рука, полная мяса, была на полпути ко рту. Он смотрел на Пага некоторое время.

— Ты тоже?

— Я тоже что?

Томас рассмеялся:

— Ты смущен, потому что принцесса видела, как Ральф задал тебе взбучку!

— Не взбучку! Я дал столько же, сколько получил!

— Ага! Так я и знал. Это принцесса, — воскликнул Томас.

Сдавшись, Паг прислонился к стене.

— Думаю, что да.

Томас не говорил ничего, и Паг посмотрел на него. Он доканчивал обед Пага. Наконец Паг сказал:

— Я полагаю, она тебе не нравится?

Томас пожал плечами. Откусив мяса, он сказал:

— Наша леди Карлайн достаточно хорошенькая, но я знаю свое место. Во всяком случае, я положил глаз на кое-кого другого.

Паг выпрямился.

— На кого? — спросил он с любопытством.

— Не скажу, — ответил Томас с лукавой улыбкой.

Паг рассмеялся.

— Неала, верно?

У Томаса отвисла челюсть.

— Как ты узнал?

Паг попытался принять загадочный вид.

— У нас, магов, свои способы.

Томас фыркнул.

— Какой ты маг! Такой же, как я — рыцарь-капитан королевской армии. Скажи, как ты узнал?

Паг рассмеялся.

— Здесь нет ничего таинственного. Каждый раз, когда ты видишь ее, ты начинаешь важничать в этом своем военном плаще и задираешь нос, как петух.

— Ты думаешь, она меня раскусила, да? — озабоченно спросил Томас.

Паг улыбнулся как хорошо откормленный кот.

— Она тебя не раскусила. Я уверен, — он сделал паузу. — Если она сама слепая, а остальные девчонки не показали ей это уже сто раз!

На лице Томаса появилось удрученное выражение.

— Что должна думать девушка?

— Кто знает, что они думают? Скорее всего, ей это нравится.

Томас глубокомысленно посмотрел на тарелку.

— Ты когда-нибудь думал о женитьбе?

Паг заморгал, как сова на ярком свету.

— Я… Я никогда не думал об этом. Я не знаю, женятся ли маги. Думаю, что нет.

— Солдаты тоже, в основном. Мастер Фэннон говорит, что солдат, который думает о семье, не думает о службе, — Томас помолчал некоторое время.

— Кажется, это не мешает сержанту Гардану и некоторым другим солдатам.

Томас фыркнул, как будто эти исключения только доказывали его точку зрения.

— Иногда я пытаюсь представить себе, на что это похоже, иметь семью?

— У тебя есть семья, глупый. Это я здесь сирота.

— Я имею ввиду жену, дубоголовый, — Томас посмотрел на Пага взглядом, означающим «ты слишком туп, чтобы жить___». — И когда-нибудь детей, а не отца и мать.

Паг пожал плечами. Беседа перекинулась на темы, которые его смущали. Он был меньше обеспокоен тем, что станет взрослым, чем Томас.

— Я думаю, мы поженимся и заведем детей, если так будет надо.

Томас очень серьезно посмотрел на Пага, так как тот не внес никакой ясности в предмет обсуждения.

— Я воображал маленькую комнату где-нибудь в замке, и… я не могу представить, кем будет девушка, — он жевал пищу. — Я думаю, с этим что-то не так.

— Не так?

— Как будто есть, что-то еще, чего я не понимаю… не знаю.

— Если ты не понимаешь, то как могу я понять? — спросил Паг.

Томас вдруг сменил тему.

— Мы ведь друзья, да?

Паг удивился:

— Конечно, друзья. Ты мне как брат. Твои родители обращались со мной, как со своим собственным сыном. Почему ты об этом спрашиваешь?

Озадаченный, Томас поставил тарелку.

— Не знаю. Просто я иногда думаю, что все это как-то изменится. Ты собираешься стать магом, может быть, путешествовать по миру, встречаться с другими магами в дальних странах. Я же собираюсь стать солдатом, обязанным выполнять приказы господина. Я, скорее всего, не увижу ничего, кроме маленькой части Королевства, и то только сопровождая герцога в его личной гвардии, если повезет.

Паг заволновался. Он никогда не видел, чтоб Томас так серьезно о чем-нибудь говорил. Он всегда был рад посмеяться и, казалось, никогда ни о чем не беспокоился.

— Не знаю, о чем ты думаешь, Томас, — сказал Паг, — но ничего не изменится. Несмотря ни на что, мы останемся друзьями.

Томас улыбнулся.

— Надеюсь, что ты прав, — он прислонился к стенке, и оба стали смотреть на звезды над морем и огни города, заключенные, как картина, в рамку ворот замка.

На следующее утро Паг попытался умыться, но это было слишком трудно. Левый глаз не открывался вообще, а правый только наполовину. Лицо украшали большие синяки, а челюсть прыгала, когда он двигал ею из стороны в сторону. Фантус лежал на койке Пага, красные глаза блестели от солнца, проникавшего через башенное окно.

Дверь в комнату парня распахнулась, и внутрь вошел Калган в зеленом халате. Остановившись на мгновение, чтобы поглядеть на мальчика, он сел на койку и почесал дрейку брови, отчего тот довольно пророкотал.

— Вижу, вчерашний день ты не провел в бездействии, — сказал он.

— У меня были небольшие неприятности, сэр.

— Ну, драка — это занятие мальчиков, равно как и взрослых мужчин, и я полагаю, что другой мальчик выглядит по крайней мере так же плохо. Было бы стыдно не получить удовольствия дать столько же, сколько получил.

— Вы смеетесь надо мной.

— Только слегка, Паг. В юности я тоже дрался достаточно, но время мальчишеских драк прошло. Ты должен тратить свою энергию с большей пользой.

— Я знаю, Калган, но я был так расстроен, что когда этот дурень Ральф сказал это насчет того, что я сирота, во мне закипел гнев.

— Ну, осознание твоей вины в этом деле — хороший знак того, что ты становишься мужчиной. Большинство мальчишек попыталось бы оправдать свои действия, сваливая вину на какую-то мораль, заставляющую драться.

Паг подтащил стул и сел напротив мага. Калган достал трубку и начал наполнять ее.

— Паг, я думаю, что относительно твоего образования мы двигались неправильным путем.

Лицо Калгана затмилось, когда он, сосредоточившись, искал около ночника скрученную бумажку, чтоб зажечь трубку, но ничего не нашел. Потом на конце указательного пальца его правой руки появился маленький огонек. Он приложил его к трубке, и вскоре комната наполнилась большими облаками белого дыма. Огонек исчез, когда он взмахнул рукой.

— Очень полезное умение, если любишь курить трубку.

— Я бы отдал что угодно, чтобы научиться хотя бы этому, — удрученно сказал Паг.

— Как я говорил, мы, возможно, шли не тем путем. Может быть, мы должны найти другой подход к твоему образованию.

— Что Вы имеете в виду?

— Паг, у первых магов, живших давным-давно, не было учителей в искусстве магии. Они создали те искусства, которые мы сегодня изучаем. Некоторые из старейших искусств, таких как улавливать изменения погоды или находить воду палочкой восходят к самым началам. Я подумал, что на время я предоставлю тебя самому себе. Изучай, что хочешь, в книгах, которые у меня есть. Продолжай заниматься другой работой, изучать искусство письма с Талли, но я некоторое время не буду беспокоить тебя с уроками. Я, конечно, отвечу на любой вопрос, который у тебя возникнет. Но я думаю, тебе нужно время, чтобы разобраться в себе.

Упав духом, Паг спросил:

— Я безнадежен?

Калган утешающе улыбнулся:

— Ничуть. Были случаи, когда у магов не сразу все получалось. У тебя впереди еще девять лет ученичества, помни об этом. И не огорчайся из-за неудач этих последних месяцев. Кстати, ты не хотел бы научиться ездить на лошади?

Настроение Пага сразу обернулось в другую сторону, и он закричал:

— О да! Можно?

— Герцог решил, что ему нужен мальчик, чтобы ездить с принцессой время от времени. У его сыновей теперь много дел, они ведь выросли, и ему кажется, что ты неплохая замена для них, когда они слишком заняты, чтоб сопровождать ее.

У Пага голова пошла кругом. Он не только научится ездить на лошади — искусству, которое знало, в основном, только дворянство, — но еще и будет сопровождать принцессу!

— Когда я начинаю?

— Прямо сегодня. Утренняя служба уже почти закончена.

Было воскресенье, и кто того желал, молились как в церкви замка, так и в маленьком храме в центре города. Оставшаяся часть дня была посвящена легкой работе, только той, которая была нужна, чтоб подать герцогу на стол. Мальчики и девочки могли отдохнуть лишние полдня в субботу, но взрослые отдыхали только воскресенье.[2]

— Иди к Мастеру Конюшему Алгону: герцог уже известил его обо всем, и он начнет твой урок прямо сейчас.

Без дальнейших слов, Паг вскочил и побежал к конюшням.

4. НАПАДЕНИЕ

Паг ехал молча.

Его лошадь шла иноходью вдоль скал, возвышающихся над морем. Теплый бриз доносил запах цветов; на востоке медленно покачивались лесные деревья. Летнее солнце грело жарко и мерцало по всему океану. Над волнами были видны то висящие в небе, то ныряющие в воду за добычей чайки. Над головой плыли большие белые облака.

Глядя в спину принцессе, сидящей на прекрасной белой верховой лошади, Паг вспоминал утро этого дня. Почти два часа он ждал в конюшне, пока появится принцесса со своим отцом. Герцог подробно рассказал Пагу о его ответственности за принцессу. Паг стоял молча: герцог лишь повторял инструкции, данные вечером Главным Конюхом Алгоном. Хозяин конюшен обучал Пага всю неделю и решил, что он готов сопровождать принцессу. Паг последовал за ней за ворота, все еще восхищаясь своей неожиданной удачей. Он был бодр, несмотря на то, что ночью спал беспокойно, а утром не завтракал.

Теперь же его настроение переходило от мальчишеского восхищения к сильному раздражению. Принцесса не отвечала ни на одну из его вежливых попыток беседовать, а только приказывала. Ее тон был повелевающим и резким, и она настойчиво к нему «эй» или «ты», несмотря на несколько учтивых напоминаний о том, что его зовут Паг. Она вела себя вовсе не как спокойная придворная молодая девушка, а очень походила на избалованного, капризного ребенка.

Вначале ему было неудобно сидеть на серой ломовой лошади, скорость которой посчитали достаточной для умения Пага. Нрав у кобылы был спокойный, и она не выказывала ни малейшего намерения двигаться быстрее, чем было необходимо ей самой.

Паг был в своей ярко-красной тунике, той, что подарил ему Калган, но все равно выглядел плохо одетым по сравнению с принцессой. Она была в простом, но изысканном желтом с черной обметкой платье для верховой езды и очень идущей к этому платью шляпке. Даже в дамском седле Карлайн выглядела так, словно была рождена для верховой езды, а Пагу в то же время казалось, что он, скорее, должен идти за своей кобылой с плугом, нежели ехать на ней верхом. У лошади Пага была раздражающая манера останавливаться каждые четыре метра, чтобы пощипать траву или пожевать куст, не обращая внимания на неистовые удары Пага в бок, а прекрасно обученная лошадь принцессы немедленно отвечала на малейшее прикосновение. Принцесса молча ехала, не обращая внимания на ворчание и кряхтение едущего сзади мальчишки, который то и дело пытался как силой воли, так и искусством верховой езды заставить свою непокорную лошадь двинуться с места.

Паг почувствовал первые приступы голода, и его романтические мечты уступили место нормальному для пятнадцатилетнего мальчика аппетиту. По мере того как они ехали, он все больше и больше думал о корзине с едой, притороченной к его седлу. Через некоторое время, которое показалось Пагу целой вечностью, принцесса повернулась к нему:

— Эй ты, какое у тебя ремесло?

Огорошенный этим вопросом после долгого молчания, Паг запнулся:

— Я… Я ученик мастера Калгана.

Она посмотрела на него так, как будто увидела ползущее по обеденной тарелке насекомое.

— А… Вот ты кто.

Даже эта короткая вспышка какого бы там ни было интереса улетучилась, и она отвернулась. Они поехали дальше.

— Эй, мы остановимся здесь, — сказала принцесса.

Паг натянул поводья, а принцесса, прежде чем он успел подойти к ней, чтобы подать руку, как учил мастер Алгон, уже слезла сама. Она дала ему поводья своей лошади и подошла к обрыву.

Некоторое время она смотрела на море, после чего, не глядя на Пага, спросила:

— Как ты думаешь, я красива?

Паг стоял молча, не зная, что сказать.

Она повернулась и посмотрела на него.

— Ну?

— Да, Ваше высочество.

— Очень красива?

— Да, Ваше высочество, очень красивы.

Принцесса подумала над этим некоторое время, и снова отвернулась к морю.

— Для меня очень важно быть красивой. Леди Марна говорит, что я должна быть самой красивой леди в Королевстве, потому что когда-нибудь я должна найти могущественного мужа, а только самые красивые в Королевстве леди могут выбирать. А некрасивые должны брать первого, кто об этом попросит. Она говорит, что у меня будет много поклонников, ведь отец — очень важный человек.

Она повернулась, и на какое-то мгновенье Пагу показалось, что он увидел в ее взгляде понимание.

— У тебя много друзей?

Паг пожал плечами:

— Есть несколько, Ваше высочество.

Некоторое время она смотрела на него.

— Должно быть, это замечательно, — сказала она, рассеянно отводя в сторону прядь волос, выбившуюся из-под широкополой верховой шляпы. На мгновение она показалась Пагу несчастной и одинокой, и сердце у него опять сжалось. Очевидно, принцесса заметила выражение его лица, и ее глубокомысленность сменилась желанием отдавать приказы. Самым командным своим голосом она объявила:

— Мы пообедаем сейчас.

Паг быстро привязал лошадей, снял с седла корзину, поставил на землю и открыл.

Карлайн подошла и сказала:

— Я приготовлю еду, а то ты своими неуклюжими руками перевернешь блюда и разольешь вино.

Паг отошел назад, а она стала на колени и начала доставать из корзины обед. Вкусный запах сыра и хлеба бил Пагу в ноздри, и у него текла слюнка.

Принцесса глянула на него.

— Отведи лошадей за холм, к ручью, и напои их. Ты можешь поесть по дороге назад. Я позову тебя, когда поем.

Сдерживая стон, Паг взял поводья и пошел к ручью. По дороге он пнул несколько свободно лежащих камней. Внутри у него шла борьба: он знал, что не должен оставлять девушку, но также не мог и ослушаться ее. Вокруг никого не было видно, да и вряд ли так далеко от леса могли быть какие-либо неприятности. Вдобавок, он рад был хоть немного побыть подальше от Карлайн.

Он подошел к ручью, снял с лошадей седла, стряхнул влагу, скопившуюся под ними и следы от подпруг, после чего бросил поводья на землю. Верховая лошадь была приучена к такой свободной прогулке, да и ломовая тоже не проявляла намерения забрести далеко. Они щипали траву, а Паг искал удобное место, чтобы присесть. Обдумав свое положение, он понял, что растерялся. Карлайн была самой красивой девушкой из всех, что он когда-либо видел, но манера ее поведения его разочаровывала. В настоящее время его больше беспокоил желудок, чем девушка его мечты. Он подумал, что ездить с принцессой не такое приятное занятие, как он воображал.

Некоторое время он занимался тем, что размышлял над этим. Когда ему надоело, Паг подошел к воде, чтобы поискать камни. Последнее время у него почти не было возможности поупражняться с пращой, а сейчас как раз нечего было делать. Найдя несколько гладких камней, он достал пращу. Выбрав в качестве цели одно из дальних маленьких деревьев, он начал упражняться, спугивая при этом сидящих на дереве птиц. Он сбил несколько горьких плодов, промазав только по одной цели из шести. Удовлетворенный тем, что не потерял навыков, он сунул пращу за пояс. Он нашел еще несколько камней, которые обещали попасть прямо в цель и положил в карман. Паг решил, что девушка уже должна была заканчивать трапезу, так что он пошел к лошадям, чтоб их оседлать и, когда она позовет, быть уже готовым.

Когда он подошел к лошади принцессы, из-за холма раздался крик. Он бросил седло принцессы, взбежал на холм и остановился потрясенный. Волосы на его шее и руках встали дыбом.

Убегающую принцессу преследовали два тролля. Они обычно не рисковали отходить так далеко от леса, и Паг совершенно не ожидал их увидеть. Тролли были похожи на людей, но были ниже и коренастей, с длинными толстыми руками, которые свисали почти до земли. Они бегали на всех четырех конечностях так же часто, как и на двух, и походили при этом на смешную пародию на обезьяну; тела их были покрыты густой серой шерстью, а губы размыкались, обнажая длинные клыки. Злые твари редко беспокоили группы людей, но время от времени нападали на одиноких путников.

Паг помедлил одно мгновение, вытаскивая пращу из-за пояса и суя в нее камень, и прицелился, раскручивая ее над головой. Твари уже почти догнали принцессу, и он запустил камень. Он попал в голову бегущему впереди троллю; тот упал и покатился по земле, второй споткнулся об него и тоже упал, причем прямо на первого. Пока они поднимались на ноги, Паг стоял на месте. Их внимание перенеслось с Карлайн на нападающего. Они зарычали на Пага, и бросились к нему. Он снова взбежал на холм. Он знал, что если добежит до лошадей, то сможет обогнать троллей, найти девушку и вместе с ней спокойно ускакать. Он оглянулся на троллей: огромные клыки и длинные ручищи бороздящие землю. Он бежал по ветру и чувствовал их запах запах гнилого мяса.

Уже сбиваясь с дыхания, он добежал до вершины холма. Сердце у него екнуло: лошади перешли на другую сторону ручья и были теперь на двадцать метров дальше. Сбегая с холма, он надеялся, что эта разница не окажется решающей.

Он вошел в ручей и замедлил бег. Сзади уже слышно было дыхание троллей. Здесь было мелко, но вода все равно сильно мешала бежать.

С брызгами двигаясь вперед, он зацепился ногой за камень и упал. Он успел выбросить вперед руки и упал на них, так что голова осталась над водой. Он попытался встать на ноги, но споткнулся опять и повернулся: тролли уже приближались к воде. Увидев, что их мучитель барахтается в воде, они взвыли и на мгновение остановились. Паг почувствовал слепой ужас. Борясь с онемевшими пальцами, он пытался зарядить в пращу камень. К горлу подкатывался крик.

Когда тролли вошли в воду, перед глазами Пага взорвалась вспышка света. Голову расколола страшная боль, и перед мысленным взором появились серые буквы. Они были знакомы Пагу по свитку, который Калган показывал ему несколько раз. Не думая, он произнес заклинание, и как только он произносил слово, оно исчезало из его мысленного взора.

Когда он дошел до последнего слова, боль прекратилась, и раздался громкий рык. Он открыл глаза: тролли беспомощно корчились в воде с мукой в глазах, крича и издавая стоны.

Выйдя из воды, Паг смотрел, как они боролись с течением. Они барахтались, издавая задыхающиеся и шипящие звуки. Через некоторое время один затрясся, а потом затих. Второй прожил лишь на несколько минут дольше: как и его спутник, он тоже утонул, не имея возможности держать голову над водой.

Чувствуя головокружение и слабость, Паг перешел ручей обратно. Его сознание оцепенело, и все было как в тумане. Через несколько шагов он остановился, вспомнив о лошадях. Он огляделся: их нигде не было. Должно быть, почуяв троллей, они убежали и теперь шли к безопасному пастбищу.

Паг пошел дальше, туда, где последний раз видел принцессу. Он взобрался на холм и снова огляделся. Ее нигде не было, и он пошел к перевернутой корзине с едой. Он соображал с трудом, к тому же, был очень голоден. Он знал, что должен был думать о чем-то другом, но из калейдоскопа мыслей ясной была только одна — о еде.

Упав на колени, он поднял с земли ломтик сыра и сунул его в рот. Рядом лежала полупролитая бутылка вина, и он запил им сыр. Хороший сыр и изысканное белое вино оживили его, и сознание просветлело. Он отломил от буханки большой кусок хлеба и жевал его, пытаясь привести мысли в порядок. Прокручивая в голове то, что только что произошло, он выделил одну вещь: как-то он ухитрился сконцентрировать магическое заклинание. Больше того, он сделал это без помощи книги, свитка или магического устройства. Он не был уверен, но это казалось странным. Мысли опять стали туманными. Больше всего ему сейчас хотелось лечь и уснуть, но в то время как он жевал еду, через сумасшедшую смесь впечатлений пробилась мысль. Принцесса!

Он вскочил на ноги, голова закружилась. Устояв все же на ногах, он взял немного хлеба и бутылку, и пошел в направлении, куда бежала принцесса, когда он видел ее в последний раз. Он продвигался вперед, с трудом волоча ноги. Через несколько минут он почувствовал, что мысли идут быстрее, а изнеможение проходит. Он начал громко звать принцессу по имени, и вдруг услышал из-за кустов приглушенные всхлипывания. Продравшись сквозь них, он увидел съежившуюся Карлайн. Ее сжатые кулачки были прижаты к животу, а глаза расширились от ужаса; одежда была запачкана землей и разорвана в нескольких местах. Увидев Пага, она вздрогнула, вскочила и бросилась к нему на шею, спрятав голову у него на груди. Она тряслась от рыданий хватала ткань его рубашки. Паг все еще стоял с распростертыми объятиями, его руки были заняты вином и хлебом. Он растерялся и не знал что делать, но наконец неуклюже обнял испуганную одной рукой девушку и сказал:

— Все в порядке. Они ушли. Ты в безопасности.

Она обнимала его еще какое-то время, а потом, когда слезы утихли, отошла и, еще раз шмыгнув носом, сказала:

— Я думала, они тебя убили и вернулись за мной.

Для Пага это было самое смущающее положение, из тех в которых он побывал. Только что пережив самый ужасный опыт в своей молодой жизни, он столкнулся с человеком, волнующим его сознание совсем другим образом. Он без задней мысли обнимал принцессу, и теперь вдруг осознал это действие и мягкое, теплое к ней влечение. Защитительное, мужское чувство нахлынуло на него и он пошел к ней.

Как будто чувствуя перемену его настроения, Карлайн отошла. Несмотря на изысканные манеры и образование, она была пятнадцатилетней девочкой, взволнованной букетом чувств, испытанных ей, когда Паг обнимал ее. Она зацепилась за ту вещь, которую она знала хорошо: она была принцессой.

Пытаясь придать голосу командный тон, она сказала:

— Я рада, что ты невредим.

Услышав это, Паг заметно вздрогнул. Она попыталась вернуть свое аристократическое достоинство, но красный нос и заплаканное лицо помешали этому.

— Найди мою лошадь, и мы вернемся в замок.

Паг почувствовал себя так, словно ему оголили нервы. Сохраняя жесткий контроль над своим голосом, он произнес:

— Простите, Ваше высочество, но лошади убежали. Боюсь, что нам придется идти пешком.

Карлайн оскорбилась. Паг не был виноват ни в одном из этих послеполуденных событий, но так как ей часто потакали, ее характер обрушился на ближайшую цель:

— Пешком?! Я не могу идти пешком до самого замка! — резко сказала она, глядя на Пага так, будто он должен был немедленно и без разговоров что-то сделать с этим.

В Паге вскипела вся злость, расстройство и боль, причиненные ему сегодняшними происшествиями.

— Тогда сиди здесь, разнесись все в прах, пока в замке не заметят, что тебя нет и не пошлют кого-нибудь за тобой! — крикнул он. — Думаю, это будет часа через два после заката.

Карлайн отошла назад и побледнела. Ей, казалось, дали пощечину: нижняя губа дрожала, а сама Карлайн была опять на грани слез.

— Я не позволю говорить со мной в таком тоне!

Глаза Пага расширились, и он подошел к ней, размахивая бутылкой с вином.

— Меня чуть не убили, когда я пытался спасти тебя! — воскликнул он. — Я слышу благодарность? Нет! Я слышу только плаксивую жалобу, что ты не можешь идти пешком до замка. Мы — замковая прислуга — хоть и незнатные, но у нас, по крайней мере, хватает вежливости поблагодарить кого-нибудь, если он того заслужил, — он чувствовал, что гнев переливается через край. — Ты можешь оставаться здесь, но я ухожу… — он вдруг понял, что стоит с высоко поднятой в руке бутылкой в смешной позе. Принцесса смотрела на буханку хлеба, и он увидел, что держит руку, в которой она была, около пояса, зацепившись большим пальцем за петлю, что только добавляло нелепости его виду. Некоторое время он еще злился, но потом гнев исчез, и он опустил бутылку. Принцесса смотрела на него, выглядывая своими большими глазами из-за кулаков, которые она держала около лица. Паг начал что-то говорить, думая, что она боится его, и вдруг увидел, что она смеется. Смех был музыкальным, теплым и неподдельным.

— Прости, Паг, — сказала она, — но ты так глупо выглядишь, когда стоишь вот так. Ты похож на одну из тех ужасных статуй, которые поставили в Крондоре, только вместо высоко поднятого меча у тебя бутылка.

Паг покачал головой.

— Это я должен извиняться, Ваше высочество. Я не имел никакого права так кричать на Вас. Пожалуйста, простите меня.

Выражение ее лица внезапно стало серьезным.

— Нет, Паг. Ты имел полное право сказать все это. Я действительно обязана тебе жизнью, и я вела себя ужасно, — она подошла ближе и положила руку ему на плечо. — Спасибо.

Паг был охвачен созерцанием ее лица. Многократные решения освободить себя от мальчишеских фантазий улетучились вместе с морским бризом. Мысли об удивительном использовании магии сменились более срочными и обычными размышлениями. Он начал приближаться к ней, но вспомнил о ее общественном положении и подал ей бутылку:

— Вина?

Она рассмеялась чувствуя внезапную перемену его мыслей. Оба были выжаты сегодняшним суровым испытанием, и из-за этого немного легкомысленно вели себя, но ее разум не покинул ее, и она отлично понимала, какой производит на него эффект. Кивнув, она взяла бутылку и глотнула. Немного восстановив самообладание, Паг сказал:

— Нам лучше поторопиться. Мы можем успеть в замок до наступления ночи.

Она кивнула, не сводя с него глаз, и улыбнулась. Паг смутился, и повернулся к дороге к замку.

— Ладно. Надо идти.

Она пошла рядом с ним. Через некоторое время она спросила:

— Паг, можно мне тоже хлеба?

Паг много раз ходил от скал до замка, но принцесса не привыкла ходить так далеко, да и ее мягкие сапожки для верховой езды не годились для этого. Когда они появились в виду находящихся в замке, она одной рукой держалась за шею и плечи Пага и ужасно хромала.

С привратной башни раздался крик, и стражники побежали к ним. За ними бежала леди Марна, гувернантка принцессы, в развевающемся красном платье. Хотя она была почти в два раза больше всех придворных дам, а также некоторых стражей, она их всех обогнала. Она бежала, как медведица, на детеныша которой напали. Ее большая грудь вздымалась. Она добежала до хрупкой девушки и обняла ее, почти со всех сторон закрыв. Скоро все придворные дамы собрались вокруг принцессы, забрасывая ее вопросами. После того как шум стих, леди Марна повернулась и набросилась Пага, опять же, как медведица:

— Как ты посмел привести принцессу в таком виде?! Хромающую, в рваном и грязном платье. Тебя прогонят кнутами от одного угла замка до другого! После этого тебе не захочется видеть дневной свет!

Ошарашенный такой бешеной атакой, Паг смутился, не в силах сказать хоть слово. Чувствуя, что Паг каким-то образом отвечает за состояние принцессы, один из стражей взял его под локоть.

— Оставьте его!

Пока все постепенно замолкали, Карлайн втиснулась между гувернанткой и Пагом. Маленькие кулачки били по стражу, держащему Пага, который тем временем отпустил Пага и отступил с удивленным выражением лица.

— Он спас мне жизнь! Его самого чуть не убили, когда он меня спасал, — ее лицо было в слезах. — Он не сделал ничего дурного. И никто из вас не выдерет его.

Толпа сомкнулась вокруг них, смотря на Пага c новым теперь уважением. Тихие голоса звучали со всех сторон, и один из стражей побежал сообщить новости в замок. Принцесса снова положила руку Пагу на плечо, и они пошли к воротам. Толпа расступилась, и два уставших путника увидели факелы и фонари, зажженные на стенах.

Когда они дошли до двора, принцесса разрешила двум дамам помогать ей к большому облегчению Пага. Он никогда бы не поверил, что такая хрупкая девушка окажется для него такой тяжестью. Герцог, которому уже сказали о возвращении Карлайн, спешил к ней. Он обнял дочь, и начал говорить с ней. Паг потерял их из виду, когда его окружила толпа любопытных и задающих вопросы зевак. Он попытался продраться через нее к башне мага, но напор толпы сдерживал его.

— Нечего делать? — прогремел голос.

Головы повернулись к Мастеру Мечей Фэннону, рядом с которым стоял Томас. Толпа быстро рассосалась, оставив Пага с Фэнноном, Томасом и придворными герцога, чье положение было достаточно высоким, чтоб проигнорировать замечание Фэннона. Принцесса разговаривала с отцом, рядом стояли Лиам, Арута и сквайр Роланд.

— Что случилось, парень? — спросил Фэннон.

Паг начал говорить, но замолчал, увидев что герцог с сыновьями приближаются к нему. За герцогом спешил Калган, встревоженный волнениями в замке. Все поклонились герцогу, когда тот подошел, и Паг увидел Карлайн, отбивающуюся от ухаживаний Роланда и следующую за отцом. Леди Марна подняла неистовый взор к небу, а Роланд с удивленным лицом пошел следом за девушкой.

Когда принцесса взяла руку Пага в свою, Роланд помрачнел, и на лице его отчетливо выразилась ревность.

— Моя дочь рассказала о тебе удивительные вещи, парень. Я бы хотел услышать твою версию, — сказал герцог. Пагу вдруг смутился и мягко вытащил свою руку из руки Карлайн. Он рассказал герцогу, что случилось за день события, Карлайн восторженно приукрашивала его рассказ. Герцог нашел их версии почти полностью совпадающими. Когда Паг закончил, лорд Боррик спросил:

— Как это тролли утонули в ручье, Паг?

Паг снова смутился.

— Я наложил на них заклинание, и они не могли добраться до берега, — тихо сказал он. Он был все еще удивлен этим своим действием и еще толком не обдумал, как это у него получилось, потому что принцесса отодвинула все другие мысли в сторону. Он увидел появившееся на лице Калгана изумление. Паг начал что-то говорить, но герцог прервал его:

— Паг, я не знаю, как отплатить тебе за то, что ты сделал для моей семьи. Но я найду подходящую награду за твою смелость, — в всплеске восторга, принцесса горячо обняла Пага. Тот смущенно глядел по сторонам, будто пытаясь сообщить всем, что он не виноват в поступке принцессы.

Казалось, леди Марна сейчас упадет в обморок, и герцог многозначительно кашлянул, движением головы прося дочь удалиться. Когда она ушла с леди Марной, на лицах Калгана и Фэннона, также как и Лиама с Арутой, появились до той поры сдерживаемые улыбки. Роланд бросил на Пага злой, завистливый взгляд, после чего повернулся и пошел к своему жилищу.

— Отведи парня в его комнату, — сказал лорд Боррик Калгану. Он очень устал. Я пошлю ему еды.Пусть он завтра придет в главный зал замка к завтраку, — он повернулся к Пагу. — Еще раз спасибо.

Герцог рукой показал своим сыновьям, чтоб те следовали за ним, и ушел.

Фэннон взял Томаса под локоть: тот начал говорить с другом. Движением головы старый Мастер Мечей показал парню, что тот должен идти с ним и оставить Пага в покое. Томас кивнул, хотя и сгорал от нетерпения задать тысячу вопросов.

Когда все ушли, Калган положил руку парню на плечо:

— Пойдем, Паг. Ты устал, и еще надо много о чем поговорить.

Паг лежал на спине на своей койке, рядом с ним на тарелке лежали остатки еды. Он никогда раньше так не уставал. Калган взад и вперед ходил по комнате.

— Это абсолютно невероятно!

Он водил рукой по воздуху, его красный халат ходил волнами вокруг его тяжелого тела так же, как вода обтекает большой камень.

— Ты закрываешь глаза, и появляется изображение свитка, который ты видел несколько месяцев назад. Ты концентрируешь заклинание, как будто держишь свиток в руках перед собой, и тролли падают. Абсолютно невероятно, — сев на стул перед окном, он продолжил. — Паг, раньше ничего подобного не случалось. Ты знаешь, что ты сделал?

Паг уже почти заснул мягким, теплым сном, но теперь открыл глаза и посмотрел на мага:

— Только то, что я сказал, Калган.

— Да, но что это значит? У тебя есть идеи по этому поводу?

— Нет.

— У меня тоже, — казалось, маг сжался, когда восхищение покинуло его и сменилось неуверенностью. — У меня нет ни малейшей идеи, что бы это значило. Маги не накладывают заклинаний наспех и ниоткуда. Священники могут, но у них другой источник и другая магия. Ты помнишь, что я тебе рассказывал об источниках, Паг?

Паг вздрогнул, будучи не в настроении вспоминать урок, но сделал над собой усилие и сел.

— Тот, кто использует магию, должен иметь источник используемой силы.

Жрецы могут концентрировать магию молитвой. Их магия форма молитвы. Маги используют свои тела, разные устройства, а также книги или свитки.

— Правильно, — подтвердил Калган, — но ты только что опроверг это, — он вытащил свою длинную трубку и стал рассеянно насыпать в нее табак. — Заклинание, которое ты наложил, не может использовать в качестве источника тело заклинателя. Оно предназначено, чтобы причинить другому сильную боль. Оно может быть ужасным оружием. Но оно может быть наложено только прочтением свитка, на котором оно написано, в момент наложения. Почему?

Паг заставил свои потяжелевшие веки раскрыться.

— Сам свиток и есть магия.

— Верно. Некоторые заклинания накладываются на самого мага, такие, например, как принятие формы животного или предсказание погоды по запаху. Но наложение заклинаний вовне, на другого требует внешнего же и источника. А то, что ты попытался наложить то заклинание, которое ты использовал, по памяти должно было вызвать ужасную боль в тебе, а не в троллях, если бы вообще сработало! Именно поэтому маги изобрели свитки, книги и другие устройства. Чтобы использовать этот вид магии так, чтоб не причинить вреда самому заклинателю. И до сегодняшнего дня я бы поклялся, что ни одна живая душа не сможет наложить это заклинание без свитка.

Наклонившись к подоконнику, Калган некоторое время курил трубку, смотря в окно, в пространство.

— Похоже, ты открыл совершенно новый вид магии, — тихо сказал он.

Не услышав ответа, Калган посмотрел на мальчика: тот уже крепко спал. Удивленно качая головой, маг закрыл уставшего мальчика одеялом, погасил висевший на стене светильник и вышел. Идя вверх по лестнице в свою комнату, он бормотал, качая головой:

«Абсолютно невероятно.»

Паг ждал, пока герцог соберет двор в главном зале. Все жители замка и города, которые могли каким-то образом пробраться сюда, были здесь. Богато одетые Мастера, торговцы и дворяне низших титулов тоже ждали. Они смотрели на парня то с удивлением, то с недоверием. Слухи о его делах пронеслись по городу и, конечно, как любые слухи, были сильно преувеличены.

Паг был в новой одежде, которую нашел в своей комнате, когда проснулся. В новом для него великолепии ему было неловко. Туника была ярко-желтой, из дорогого шелка, а штаны светло-голубые. Паг попытался пошевелить пальцами внутри своих новых ботинок — первых в его жизни. Ходить в них было странно и неудобно. Сбоку у него висел украшенный драгоценными камнями кинжал, прицепленный к черному кожаному ремню с золотой пряжкой в форме летящей чайки. Паг подозревал, что когда-то одежда принадлежала одному из герцогских сыновей, но когда тот из нее вырос, ее отложили. Тем не менее, она все еще выглядела новой и красивой.

Герцог заканчивал свои утренние дела: просьбу одного из кораблестроителей выделить охрану, чтобы отправиться за деревом вглубь леса. Боррик, как обычно, был одет во все черное, но его сыновья и дочь были в своих лучших дворцовых регалиях. Лиам стоял рядом с отцом и слушал то, что говорилось о деле кораблестроителя. Роланд стоял за ним, как и всегда. Арута был в редком для него веселом настроении и смеялся над шуткой отца Талли. Карлайн сидела тихо и, тепло улыбаясь, смотрела прямо на Пага, отчего тот смутился еще сильнее, а Роланд стал раздраженнее.

Герцог дал разрешение отряду солдат сопровождать плотников в лес. Мастер поблагодарил герцога, поклонился и вернулся в толпу, оставив Пага перед герцогом одного. Паг шагнул вперед, как ему сказал Калган, и попытался правильно поклониться лорду замка Крайди. Боррик улыбнулся и сделал знак отцу Талли. Священник вытащил из рукава бумагу и протянул герольду. Тот вышел вперед и развернул свиток.

Громким голосом он начал читать:

— Всем, в пределах наших владений, возвещается: несмотря на молодость, Паг из замка Крайди проявил примерную смелость, рискуя жизнью и собственной целостью, защищая королевскую персону принцессы Карлайн, и, несмотря на его молодость, мы в вечном неоплатном долгу перед Пагом из Крайди. Я хочу, чтобы в моих владениях он был известен как наш любимый и верный подданный. Кроме того, ему дается место при дворе Крайди и титул сквайра со всеми относящимися к этому титулу правами и привилегиями. Кроме того, пусть будет известно, что имение под названием «Лесная Глубь» отдается ему и его потомкам навсегда во владение и управление со всеми слугами и имуществом. До его совершеннолетия имение будет управляться короной. Подписано и опечатано сегодняшним днем мной Борриком конДуаном, третьим герцогом Крайдийским, принцем Королевства, лордом Крайди, Карса и Тулана, Хранителем Запада, рыцарем-генералом Королевских Армий, наследником и претендентом на трон Рилланона.

У Пага подкосились колени, но он устоял на ногах. Зал разразился приветствиями. Люди толпились вокруг него, поздравляли, хлопали по спине. Он был сквайром и владел землей, крепостными, домом и деньгами. Он был богат. Или по крайней мере будет через три года, когда достигнет совершеннолетия. С четырнадцати лет он считался мужчиной Королевства, но владеть землей имел право только с восемнадцати. Толпа отошла назад: приблизился герцог с семьей и Роландом. Оба принца улыбались Пагу, а принцесса раскраснелась. Роланд печально улыбнулся Пагу, словно не веря в то, что происходит.

— Это большая честь для меня, ваша светлость, — Паг запнулся. — Я даже не знаю, что сказать.

— Тогда не говори ничего. Тогда будешь казаться умным, когда все болтают. Давай поговорим.

Герцог жестом приказал, чтоб ему принесли стул, и, положив руку Пагу на плечи провел его сквозь толпу. Садясь, он сказал:

— Теперь покиньте нас. Я хочу поговорить со сквайром.

Толпа разочарованно забормотала и начала постепенно удаляться из зала.

— Кроме вас двоих, — добавил герцог, показав на Калгана и Тали.

Карлайн стояла около стула отца, рядом с ней — Роланд в нерешимости.

— Ты тоже, дитя мое, сказал герцог.

Карлайн начала протестовать, но герцог строго ее оборвал:

— Донимать его сможешь позже, Карлайн.

Два принца стояли в дверях, очевидно, забавляясь ее поступком; Роланд попытался предложить ей руку, но она оттолкнула его и подошла к своим ухмыляющимся братьям. Когда смущенный сквайр присоединился к ним, Лиам похлопал его по плечу. Роланд свирепо посмотрел на Пага, который ощутил его гнев словно удар.

Когда двери, закрывшись, хлопнули, и зал опустел, герцог сказал:

— Не обращай внимания на Роланда, Паг. Моя дочь очаровала его; он считает себя влюбленным и желает когда-нибудь попросить ее руки, — продолжительно глядя на закрытую дверь, он добавил:

— Но он должен будет доказать мне, что он не просто повеса и хулиган, каким он, как сейчас кажется, будет, когда вырастет, если надеется на мое согласие.

Махнув рукой, герцог переменил тему:

— Теперь о другом. Паг, у меня есть для тебя еще один дар, но сначала позволь тебе кое-что объяснить. Моя семья — одна из древнейших в Королевстве. Я сам — потомок короля, ибо мой дед — первый герцог Крайдийский был третьим сыном короля. Будучи людьми королевской крови, мы очень заботимся о таких вещах, как долг и честь. Ты теперь и член моего двора, и ученик Калгана. В вопросах долга ты отвечаешь перед ним. В вопросах чести ты отвечаешь передо мной. Этот зал увешан трофеями и знаменами наших триумфов. Сражались ли мы с непрерывно пытающимся нас уничтожить Темным Братством или отбивали пиратов — мы всегда дрались смело. Наше гордое наследие никогда не знало пятен бесчестия. Ни один член двора никогда не приносил позора в этот зал, и я ожидаю того же от тебя.

Паг кивнул. Легенды о славе и чести с детства засели у него в памяти. Герцог улыбнулся.

— Теперь насчет другого дара для тебя. У отца Талли есть бумага, которую я попросил его написать вчера вечером. Я хочу попросить его хранить ее, пока он не посчитает, что пришло время отдать ее тебе. Больше я не скажу ничего по этому поводу. Надеюсь, ты запомнишь тот день и долго будешь размышлять над тем, что там написано.

— Так и будет, Ваша светлость, — Паг был уверен, что герцог говорит что-то очень важное. Но из-за событий последнего получаса, он запомнил это не очень хорошо.

— Жду тебя к ужину, Паг. Как член двора, ты теперь не будешь есть на кухне, — герцог улыбнулся ему. — Мы сделаем из тебя молодого дворянина, парень. И когда-нибудь, когда ты отправишься в королевский город Рилланон, никто не сможет упрекнуть членов двора Крайди в плохих манерах.

5. КОРАБЛЕКРУШЕНИЕ

Дул прохладный ветерок.

Уже кончились последние дни лета, и скоро начнутся осенние дожди. Еще через несколько недель выпадет первый снег. Паг сидел у себя в комнате и изучал книгу о древних умственных упражнениях, которые подготавливали сознание к заклинанию. Он вернулся к своей старой рутине, как только спало возбуждение от того, что он стал герцогским придворным.

Его удивительный подвиг с троллями так и оставался предметом многих споров между Калганом и отцом Талли. Паг все так же не мог делать многие вещи, которые должен уже уметь ученик мага, но что-то он все-таки освоил. Некоторые свитки ему теперь было легче использовать, а однажды он тайно попробовал повторить опыт с троллями.

Он выучил из книги заклинание, предназначенное для того, чтобы заставить предметы летать. Попробовав произнести заклинание, он почувствовал в сознании уже знакомое сопротивление. Сдвинуть предмет (это был подсвечник)___ ему не удалось, но на несколько секунд он задрожал, и Паг на мгновение почувствовал, что какой-то частью сознания дотронулся до подсвечника. Удовлетворенный этим хоть каким, но все же продвижением вперед, он избавился от унылости и с рвением возобновил занятия.

Калган все еще давал ему идти собственным путем. Они часто и долго обсуждали природу магии, но в основном Паг работал в одиночестве.

Со двора донесся крик. Паг подошел к окну. Увидев знакомую фигуру, он высунулся и крикнул:

— Хо! Томас! Что такое?

Томас посмотрел вверх.

— Хо! Паг! Этой ночью потонул корабль. Обломки выбросило под Печалью Моряка. Пойдем посмотрим.

— Сейчас спущусь.

Паг выбежал, натягивая плащ, потому что, хотя было ясно, около воды должно было быть холодно. Сбегая по ступеням, он срезал путь через кухню и чуть не сбил с ног Алфена-кондитера, который крикнул ему вслед:

— Сквайр ты или нет, но если ты не будешь смотреть, куда несешься, я надеру тебе уши!

Кухонная прислуга не переменила своего отношения к мальчику, считая его за своего, но все равно чувствовала гордость за его продвижение.

Со смехом в голосе Паг крикнул назад:

— Мои извинения, мастер повар!

Алфен добродушно махнул рукой, и Паг исчез за дверью и побежал за угол, где его ждал Томас. Увидев друга, тот сразу направился к воротам.

Паг схватил его за локоть.

— Подожди. Кому-нибудь из придворных сообщили?

— Не знаю. Весть только что пришла из рыбацкой деревни, — с нетерпением в голосе сказал Томас. — Пойдем, а то рыбаки соберут там все.

Считалось, что до того, как прибудет кто-нибудь из герцогского двора, можно было законно собрать все уцелевшее имущество. Поэтому рыбаки и горожане часто медлили с сообщением властям о кораблекрушении. Еще был риск кровопролития, в том случае если на корабле оставались моряки, намеревающиеся сохранить груз хозяина невредимым, чтобы получить свое вознаграждение. Результатом всего этого часто были жестокие схватки и даже смерть. Только присутствие вооруженных солдат могло гарантировать, что никому не придется плохо.

— Нет, — сказал Паг. — Если там что-то случилось, и герцог узнает, что я никому не сказал, я буду виноват.

— Видишь, Паг, сколько людей мечется по двору? Думаешь, герцог в скором времени не услышит новость? — Томас пропустил руку сквозь волосы. — Наверняка, кто-нибудь уже в замке, и рассказывает об этом герцогу. Мастер Фэннон с дозором, а Калган сегодня еще не вернется.

Калган должен был вернуться на следующий день из своего лесного домика, где он вместе с Мичемом провел последнюю неделю.

— Может, это твой единственный шанс осмотреть место крушения.

Вдруг Томаса осенило:

— Есть, Паг! Ты же придворный. Пойдем, а когда будем на месте, ты заявишь права от имени герцога. А если мы найдем пару дорогих или красивых штуковин, кто узнает?

— Я узнаю, — сказал Паг, подумав некоторое время. — Я не могу заявить от имени герцога, а потом взять что-либо себе… — он осуждающе взглянул на Томаса, — …или позволить одному из его солдат взять что-нибудь.

Увидев, что Томас смущен, Паг сказал:

— Но мы все равно можем осмотреть место крушения! Пойдем!

Пага неожиданно захватила мысль использовать свое новое положение. А если он успеет до того, как кого-нибудь ранят или все разберут, то герцог будет им доволен.

— Хорошо, — сказал он. — Я оседлаю лошадь, и мы сможем добраться туда прежде, чем что-нибудь успеют украсть.

Паг развернулся и побежал к конюшням. Пока он открывал большие деревянные ворота, Томас догнал его.

— Но, Паг, я никогда еще не садился на лошадь. Я не умею.

— Это просто, — сказал Паг, взяв уздечку и седло. Он вдруг заметил ту большую серую лошадь, на которой он ехал в тот день, когда на них с принцессой напали тролли.

— Я поскачу, а ты сядешь за мной. Обхвати меня руками, и ты не упадешь.

Томас с сомнением посмотрел на него.

— Я буду зависеть от тебя? — он покачал головой. — В конце концов, кто о тебе заботился все эти годы?

Паг ухмыльнулся.

— Твоя мать. Пойди возьми в оружейной меч, а то мало ли что. Может, тебе придется поиграть в солдата.

Томасу понравилась эта идея, и он побежал за мечом. Через несколько минут серая лошадь с двумя мальчишками на спине вышла из главных ворот, и пошла по направлению к Печали Моряка.

Волны бились о скалу. Когда мальчишки подъехали к месту крушения, там было только несколько деревенских жителей, которые тут же разбежались, увидев лошадь и всадника, потому что это мог быть только вельможа из герцогского двора, приехавший заявить от имени герцога права на все, что осталось от корабля. К тому времени как Паг подъехал к останкам, никого уже не было.

— Пойдем. У нас есть несколько минут, прежде чем кто-нибудь еще сюда придет, — сказал Паг.

Спешившись, друзья оставили кобылу пастись на маленьком островке травы всего метрах в пятидесяти от скал. Они, смеясь, бежали по песку, Томас — с поднятым вверх мечом, стараясь выглядеть храбрым: он издавал древние боевые кличи, запомненные им из саг. Не то чтобы он строил какие-либо иллюзии насчет того, что сможет воспользоваться мечом, но это, может быть, заставит возможного противника дважды подумать, прежде чем нападать на них — по крайней мере, до прибытия замковой охраны.

Приблизившись к останкам, Томас слегка присвистнул.

— Этот корабль не просто напоролся на скалы, Паг. Похоже, его пригнало сюда штормом.

— От него немного осталось, да?

— Да. Только носовой отсек. Я что-то не понимаю. Сегодня ночью не было шторма, а просто сильный ветер. Как корабль мог так сильно повредиться?

— Не знаю, — Паг вдруг что-то заметил. — Посмотри на нос. Смотри, как он покрашен.

Нос корабля покоился на скалах. Корпус был покрашен в ярко-зеленый цвет и блестел под солнечными лучами, как будто лакированный. Вместо носовой фигурки на нем были какие-то замысловатые ярко-желтые рисунки, а ватерлиния была черной. На борту был нарисован большой бело-голубой глаз. Перила на палубе были белыми.

Паг схватил Томаса за локоть:

— Смотри! — он показал на воду, и Томас увидел сломанную белую мачту слегка возвышающуюся над пенящимися волнами.

Томас подошел поближе.

— Этот несомненно не корабль Королевства, — он повернулся к Пагу. — Может, он был из Квега?

— Нет, — ответил Паг, — ты видел много квегских кораблей, как и я. Здесь нет ничего общего ни с Квегом, ни со Вольными Городами. Не думаю, что этот корабль когда-нибудь ранее бороздил эти воды. Давай осмотримся.

— Осторожнее, Паг, — сказал Томас, который, казалось, вдруг внезапно оробел, — Тут что-то странное. У меня дурное предчувствие. Может быть, там еще кто-нибудь есть.

Мальчишки некоторое время посмотрели вокруг, после чего Паг заключил:

— Не думаю: то, что обладало достаточной силой, чтобы сломать эту мачту и выбросить этот корабль на берег почти наверняка убило находившихся на палубе или внутри.

Решившись подойти поближе, мальчишки заметили предметы, выброшенные волнами к скалам. Это были обломки корабля, оторванные полотна красного паруса и куски веревки. Паг остановился и подобрал кинжал, сделанный из какого-то незнакомого материла. Он был тускло-серый и легче стали, но все-таки достаточно острый.

Томас попытался добраться до перил, но на скользких скалах негде было поставить ногу. Паг прошел вдоль корпуса до самой воды. Они могли забраться на борт из воды, но Паг не хотел мочить одежду. Он вернулся к Томасу.

Томас показал куда-то за спину Пага.

— Если мы заберемся на тот выступ, то с него потом сможем спуститься на палубу.

Паг оглянулся: метрах в семи слева от них был выступ, расширяющийся кверху и нависающий над палубой. Казалось, залезть на него было легко, и Паг согласился. Забравшись на уступ, Томас показал на палубу:

— Смотри! Тела!

На палубе лежало два человека в ярко-синих доспехах незнакомого вида. Одному проломило голову рангоутом, но на теле второго не было видно повреждений. За спиной у него был какой-то странный зазубренный меч, а на голове тоже странный ярко-синий шлем, похожий на горшок с козырьком по всей окружности. Заглушая шум прибоя, Томас крикнул:

— Я спущусь, а как только буду на палубе, подай мне меч и спускайся сам: я тебя подхвачу.

Томас протянул Пагу меч и медленно развернулся. Он встал на колени на краю выступа спиной к спуску и стал соскальзывать вниз, после чего оттолкнулся и, пролетев оставшиеся полтора метра, спокойно приземлился. Паг протянул ему меч, последовал за ним, и через некоторое время они уже оба стояли на палубе. Она была наклонена к воде и слегка покачивалась.

— Дело идет к приливу, — крикнул Томас, — он смоет все, что еще осталось на корабле, и разобьет его о скалы. Надо поторапливаться.

— Смотри кругом. Если увидишь что-нибудь полезное, кидай на уступ, с которого мы спустились, — сказал Паг.

Томас кивнул, и мальчишки начали обыскивать палубу. Паг обходил тела как можно дальше. Среди беспорядочно разбросанных по палубе обломков они пытались выловить взглядом что-либо ценное. Это было трудно. На задней части палубы была лестница с поломанными перилами, ведущая на нижнюю палубу, вернее, то, что от нее осталось: над водой было всего лишь около двух метров обшивки. Паг был уверен, что под водой должно быть только на метр-два больше, иначе корабль лежал бы на скалах выше. Заднюю часть, должно быть, уже унесло с отливом. Паг лег на палубу и перевесился через край. Справа от лестницы он увидел дверь. Не позвав Томаса, он осторожно спустился. Нижняя палуба покосилась, и он схватился за перила лестницы, чтобы удержаться. Тут появился Томас, обошел Пага и направился к двери. Она была приоткрыта, и Томас, а за ним и Паг, проскользнули внутрь. В каюте было темно: окно рядом с дверью было единственным. В сумраке были видны куски какой-то ткани, похоже, дорогой, и остатки стола. Нечто похожее на детскую или просто очень низкую кровать лежало вверх ногами в углу. Видно было несколько сундучков, содержимое которых было разбросано по комнате, казалось, какой-то гигантской рукой.

Томас попытался найти что-нибудь в этом беспорядке, но ничто не казалось важным или ценным. Он нашел какую-то странную маленькую чашу, лакированную, с яркими цветными фигурками, и положил за пазуху.

Паг ничего не искал, а просто молча стоял: что-то внутри каюты привлекло его внимание. Странное беспокойство овладело им, как только он вошел.

Останки корабля наклонились, отчего Томас не удержался на ногах. Бросив меч, он успел подставить руки, и упал на них.

— Корабль качается. Нам пора.

Паг не ответил. Он сосредоточился на своих странных ощущениях. Томас взял его за локоть.

— Пойдем. Корабль сейчас развалится.

Паг стряхнул с себя его руку.

— Минутку. Здесь что-то есть… — он замолчал. Внезапно он пересек комнату, и открыл ящик сундука. Он был пуст. Паг открыл второй, затем третий. В нем было то, что он искал. Он вытащил свиток пергамента с черной лентой и черной печатью и бросил за пазуху.

— Пойдем! — крикнул он, проходя мимо Томаса. Они поднялись по лестнице, и выбрались на палубу. Прилив поднял корабль достаточно высоко, так что они без труда забрались на выступ прямо с палубы и сели лицом к кораблю.

Он качался на волнах, брызгающих мальчишкам в лицо. Носовой отсек соскользнул со скал. Ломающиеся шпангоуты издавали громкий треск, чем-то похожий на предсмертный стон. Мальчишек окатило брызгами от волны, ударившей в скалы прямо под их уступом.

Остов плыл от берега, медленно склоняясь набок, пока его не развернул прилив, после чего он поплыл обратно к скалам. Томас взял Пага за локоть, чтобы тот шел за ним. Они встали и пошли обратно к песчаному берегу. Дойдя до места, где скала нависала над песком, они спрыгнули вниз.

Они снова услышали громкий треск и повернулись: корпус корабля ударило о скалы, потом он наклонился на правый борт, и обломки стали соскальзывать с палубы.

Томас вдруг опять схватил Пага за руку.

— Смотри! — он показал на корабль, соскальзывающий обратно в море.

Паг не мог понять, на что он показывает.

— Что?

— Мне на мгновение показалось, что на палубе только одно тело. Паг посмотрел на него. Лицо Томаса было встревоженным. Внезапно на нем выступила злоба.

— Проклятье!

— Что?

— В каюте, когда я упал, я бросил меч. Фэннон оторвет мне уши.

Окончательное крушение корабля сопроводил звук, похожий на раскат грома, и волны наконец разбили его о скалы. Теперь обломки когда-то прекрасного корабля, похоже, принадлежащего чужакам, унесет в море, и в течение нескольких дней их будет приносить к разным местам вдоль берега.

Мальчишки вдруг услышали низкое рычание, переходящее в пронзительный крик, и повернулись. За ними стоял исчезнувший с корабля человек, в левой руке у него был странный меч, но держал он его не крепко, отчего меч чиркал по песку. Правую руку он крепко прижимал к телу; из-под синей кирасы текла кровь, так же как и из-под шлема. Он сделал неуверенный шаг вперед. Лицо его было пепельного цвета, а глаза широко раскрыты от боли. Человек прокричал мальчишкам что-то непонятное, и те медленно отступили назад, подняв руки, чтобы показать, что они безоружны.

Он еще раз шагнул им навстречу, и колени подкосились, но он не упал, а лишь на мгновение закрыл глаза. Он был низкого роста, коренастый, с сильно развитыми мышцами на руках и ногах. Кроме кирасы на нем была короткая юбка из синей материи. На предплечьях он носил наручи, а на ногах — поножи, похоже, кожаные. Он поднес руку к лицу и потряс головой, потом открыл глаза и снова посмотрел на мальчишек. Человек еще раз сказал что-то на незнакомом языке. Не услышав ничего от мальчишек, он, казалось, разозлился и прокричал еще какие-то странные слова. По интонации было похоже, что он что-то спрашивает.

Паг прикинул расстояние, нужное, чтобы пробежать мимо человека: он перегораживал собой узкую полосу песка. Паг решил, что это не стоит того, чтобы рискнуть узнать, в состоянии ли этот человек орудовать своим мечом. Как будто чувствуя мысли мальчика, солдат, шатаясь сдвинулся вправо метра на полтора, отрезав все пути к побегу. Он опять закрыл глаза, и весь цвет, который еще был в его лице, исчез. Взгляд начал блуждать, и меч выпал из рук. Паг пошел к нему, потому что теперь было очевидно, что человек не может причинить им вреда.

Когда он приблизился к человеку, раздались крики. Паг и Томас увидели принца Аруту, возглавляющего отряд всадников. Раненый солдат повернул голову на звук приближающихся лошадей, и его глаза расширились от ужаса. Он попытался убежать, сделав, шатаясь, три шага по направлению к воде, но упал лицом в песок.

Паг стоял около двери в герцогском зале для совещаний. В двух метрах от него за круглым столом герцога Боррика сидели обеспокоенные люди. Кроме герцога и его сыновей на собрании присутствовали Калган, вернувшийся всего час назад, Мастер Мечей Фэннон и Мастер Конюший Алгон. Настроение у всех было серьезное, потому что прибытие корабля чужаков рассматривалось как возможная опасность для Королевства.

Паг бросил взгляд на Томаса, стоящего рядом с ним. Томас никогда раньше не был в присутствии знати, кроме тех случаев, когда прислуживал в обеденном зале, и поэтому нервничал. Мастер Фэннон заговорил, и Паг сосредоточил свое внимание на происходящем за столом.

— Итак, что нам известно, — сказал старый Мастер Мечей. — Очевидно, этот народ совершенно чужд нам, — он взял чашу, которую Томас взял с корабля. — Эта чаша изготовлена способом, который неизвестен нашему Мастеру Гончару. Сначала он подумал, что это просто обожженная глазированная глина, но внимательно осмотрев, понял, что это не так. Это сделано из какой-то кожи, очень тонкие, как пергамент, куски которой намотаны вокруг формы, возможно, деревянной, и покрыты какой-то смолой. Получается намного крепче, чем если делать нашими способами.

В доказательство он ударил чашу о стол. Вместо того чтобы разбиться, чаша издала глухой звук.

— Еще более загадочно это оружие и доспехи, — он показал на синюю кирасу, шлем, меч и кинжал. — Они, кажется, сделаны похожим образом, — он поднял кинжал, и отпустил, позволив ему упасть. Он издал такой же глухой звук, как и чаша. — Несмотря на всю его легкость, он почти такой же крепкий, как лучшая наша сталь.

Боррик кивнул.

— Талли, ты самый старший из нас. Ты когда-нибудь слышал о подобном корабле?

— Нет, — Талли рассеянно почесал чисто выбритый подбородок, я не слышал, чтобы такие были на Горьком море, Море Королевства или даже в Великой Кеши. Мне нужно сообщить об этом в храм Ишап в Крондоре. У них есть самые древние записи. Возможно, там найдутся какие-нибудь сведения об этом народе.

Герцог кивнул.

— Пожалуйста, сделай это. Нам также нужно послать вести об этом эльфам и гномам. Они жили здесь за многие века до нас, и думаю, их мудрость будет нам полезна.

Талли согласился.

— Королева Агларанна, возможно, знает что-то об этих людях, если они путешественники из-за Бескрайнего моря. Они могли и раньше приплывать к этим берегам.

— Это нелепо, — фыркнул Мастер Конюший Алгон. — За Бескрайним морем никого нет. Иначе оно не было бы бескрайним.

— Существуют теории, — снисходительным тоном сказал Калган, согласно которым за Бескрайним морем есть другие земли. Просто у нас нет кораблей, которые могли бы заплыть так далеко.

— Теории… — только и сказал Алгон.

— Кто бы ни были эти чужеземцы, — сказал Арута, — нам нужно узнать о них как можно больше.

Алгон и Калган вопросительно посмотрели на него. Взгляды же Калгана и Талли не выражали ничего. Боррик с Фэнноном кивнули, и Арута продолжил.

— По описанию мальчиков, корабль был, очевидно, военным. Крепкий нос с бушпритом сделан специально для тарана, а высокая передняя палуба — отличное место для лучников. Низкая средняя палуба очень подходит для абордажа. Я думаю, что задняя палуба тоже была высокой. Если бы уцелело побольше, я думаю, мы бы также нашли скамьи для гребцов.

— Военная галера? — спросил Алгон.

— Конечно, простофиля, — нетерпеливо сказал Фэннон.

Между ним и Алгоном было некоторое дружеское соперничество, которое иногда переходило в вовсе не дружескую перебранку. — Посмотри на оружие нашего гостя, — он показал на меч. — Как бы тебе понравилось верхом сражаться с человеком, размахивающим такой игрушкой? Он бы разрубил лошадь прямо под тобой. Эти доспехи легкие, но очень удобные, несмотря на яркую раскраску. Я думаю, наш гость был пехотинцем. Столь крепко сложенный, он мог бы пробегать полдня и все равно сражаться, — он рассеянно погладил усы. — Да, среди этого народа есть настоящие воины.

Алгон медленно кивнул. Арута выпрямился и стал разминать пальцы.

— Чего я не могу понять, — сказал младший сын герцога, — это почему он попытался убежать. Мы не обнажали оружия и не нападали на него. Ему незачем было убегать.

Боррик посмотрел на старого жреца.

— Мы узнаем это?

Талли обеспокоенно нахмурился.

— В правом боку у него под кирасой был длинный кусок дерева, а еще его сильно ударило по голове. Шлем спас его череп. Он сейчас в горячке и потерял много крови. Возможно, он не выживет. Я могу прибегнуть к контакту разумов, если он придет в сознание, чтобы я мог установить его.

Паг знал, что такое контакт разумов, Талли объяснял ему. Очень немногие священники могли применять этот способ, и он был очень опасен как для объекта, так и для самого заклинателя. Старому жрецу, должно было быть очень нужно получить сведения от раненого, чтобы рискнуть.

Боррик повернулся к Калгану.

— Что насчет свитка, который нашли мальчишки?

Калган рассеянно поводил рукой в воздухе.

— Я сделал предварительный краткий осмотр. Он несомненно имеет магические свойства. Поэтому Паг и почувствовал побуждение осмотреть каюту и этот сундук. Любой чувствительный к магии почувствовал бы его, — он посмотрел на герцога. — Я, однако, не хочу ломать печать, пока не изучу свиток более детально, чтобы лучше определить, зачем он нужен. Ломать магические печати очень опасно, это нужно делать правильно. В противном случае свиток может самоуничтожиться или, что еще хуже, уничтожить того, кто попытался сломать печать. Это была бы не первая ловушка, которую я видел на свитках с большой магической силой.

Боррик некоторое время барабанил пальцами по столу.

— Хорошо. Тогда прервемся. Как только узнаем что-то новое, из свитка ли, или от раненого, мы продолжим, — он повернулся к Талли. — Посмотри, как там он, и если он проснется, используй свои умения, чтобы выяснить все, что только можно, — он встал, и остальные тоже поднялись. — Лиам, отправь сообщение эльфийской королеве и гномам в Каменную Гору и Серые Башни о том, что случилось. Попроси их совета.

Паг открыл дверь. Герцог вышел, за ним все остальные. Паг и Томас уходили последними. В коридоре Томас наклонился к Пагу и сказал:

— Да, устроили мы с тобой переполох.

Паг покачал головой.

— Мы просто добрались туда первыми. Не мы, так кто нибудь другой сделал бы это.

— Надеюсь, они вспомнят это, если все вылезет боком, — сказал Томас. Он расслабился, выйдя из советного зала и из-под пристального взгляда герцога.

Калган поднялся к себе в башню, Талли в свое жилище, где двое его послушников ухаживали за раненым. Герцог и его сыновья повернули в свои апартаменты, оставив мальчишек одних в широком коридоре.

Паг и Томас пошли на кухню, срезав через склад. Мегар следил за работой кухонных работников. Некоторые из них помахали мальчишкам рукой. Увидев своего сына и подопечного, Мегар улыбнулся и спросил:

— Ну, во что еще вы там ввязались?

Мегар был живой, подвижный человек со светлыми волосами и открытым лицом. Он походил на Томаса как грубый набросок походит на законченную картину. Он был средних лет и все еще хорошо выглядел, но ему недоставало тонких черт, отличающих Томаса.

— Все уже успокоились насчет человека в жилище Талли, — ухмыляясь сказал Мегар, — но гонцы снуют туда-сюда. Такой суеты не было с тех пор, как сюда семь лет назад приезжал принц Крондора!

Томас схватил с блюда яблоко, подпрыгнув, уселся на стол и начал, жуя, рассказывать отцу о том, что случилось. Паг слушал, прислонившись к столу. Томас рассказал почти ничего не приукрашивая. Мегар покачал головой.

— Ну-ну. Чужаки, значит? Надеюсь, это не пираты. У нас тут в последнее время было довольно мирно. Десять лет прошло, с тех пор как Братство Темного Пути — тьфу! будь прокляты их кровожадные души — раздули ту заварушку с гоблинами. Не могу сказать, что хотел бы опять такого бардака как тогда. Пришлось бы отослать почти весь продуктовый склад в близлежащие деревни, а готовить исходя из того, какой продукт испортится первым, а что продержится дольше всего. Так я не смогу целый месяц готовить приличную еду.

Паг улыбнулся. У Мегара была потрясающая способность в больших трудностях, даже таких, как осада замка, видеть только то, сколько неудобств они принесут кухонным работникам.

Томас спрыгнул со стола.

— Мне лучше вернуться в казармы и подождать Мастера Фэннона. До встречи, — сказал он и выбежал из кухни.

— Это очень опасно, Паг?

Паг покачал головой.

— Не могу сказать. Я точно не знаю. Знаю только, что Талли и Калган обеспокоены, а герцог считает проблему достаточно серьезной, чтобы говорить о ней с эльфами и гномами. Возможно.

Мегар посмотрел на дверь, через которую выбежал Томас.

— Плохое будет время для войны и убийств.

Паг видел на его лице плохо скрытую тревогу и никак не мог придумать, что сказать отцу, чей сын только что стал солдатом.

Паг отошел от стола.

— Мне тоже пора, Мегар.

Он помахал рукой всем остальным в кухне и вышел во двор. Паг был не в настроении заниматься: он был встревожен серьезным тоном сегодняшнего герцогского собрания. Никто этого не говорил, но было очевидно, что рассматривалась возможность того, что корабль чужаков был первым из флота вторжения.

Паг побродил по двору и поднялся по трем ступеням в маленький цветочный сад принцессы. Он сел на каменную скамью, и живые изгороди и ряды розовых кустов скрыли от его взора большую часть двора. Стража, несущая караул на стенах, была видна. Интересно, подумал он, это игра моего воображения или стража действительно сегодня особенно бдительна?

Он услышал вежливое покашливание и повернулся. Напротив стояла принцесса Карлайн со сквайром Роландом и двумя юными фрейлинами, которые, казалось, прятали свои улыбки: Паг все еще был в замке знаменитостью. Карлайн прогнала их.

— Я хочу поговорить со сквайром Пагом наедине.

Роланд помедлил, но потом церемонно поклонился. Пага задел злобный взгляд, которым Роланд, уходя, наградил его.

Юные леди хихикали, оглядываясь на Пага и Карлайн, и это только еще сильнее раздражало Роланда.

Пока Карлайн приближалась к нему, Паг поднялся и неуклюже поклонился.

— Ой, садись, — раздраженно сказала она. — Меня эти церемонии утомляют, я их достаточно получаю от Роланда.

Паг сел. Девушка села рядом с ним, и некоторое время они оба молчали.

Наконец она сказала:

— Я тебя больше недели не видела. Ты был занят?

Паг смутился. Она тепло общалась с ним с того дня, как три недели назад он спас ее от троллей, вызвав целую бурю слухов среди замковой прислуги. С другими она по-прежнему осталась вспыльчивой, особенно, со сквайром Роландом.

— Я занимался.

— Пфф…Ты слишком много времени проводишь в этой ужасной башне.

Паг не считал свою комнату в башне хоть сколько-нибудь ужасной, разве что немного неприбранной. Она была его собственной, и там ему было удобно.

— Мы могли бы проехаться на лошадях, Ваше высочество, если хотите.

Девушка улыбнулась.

— Я бы хотела. Но боюсь, леди Марна не позволит.

Паг удивился. Он думал, что после того как он защитил принцессу, даже гувернантка Карлайн посчитает его приличной компанией для принцессы.

— Почему?

Карлайн вздохнула.

— Она говорит, что когда ты был простолюдином, ты знал свое место.

Теперь, когда ты придворный, она подозревает, что у тебя появились амбиции.

— Амбиции?

— Она думает, что ты хочешь еще повысить свое положение при дворе, и поэтому ищешь влияния на меня определенными способами, застенчиво сказала Карлайн.

Паг уставился на нее. Внезапно он понял и сказал:

— О… О! Ваше высочество… — он поднялся, — Я никогда бы не сделал такого. Я хочу сказать, что у меня и в мыслях… Я имею в виду…

Карлайн вдруг встала и бросила на Пага сердитый взгляд.

— Мальчишки! Все вы идиоты, — отпустив кайму своего длинного зеленого платья, она в гневе исчезла.

Паг сел, еще более озадаченный, чем в присутствии принцессы. Это было, как-будто… Он отогнал от себя эту мысль. Чем больше казалось возможным, что Карлайн к нему неравнодушна, тем больше он тревожился. Карлайн была теперь больше, чем сказочная принцесса, которую он воображал недавно. Одним ударом маленькой ножки она могла устроить бурю в стакане воды, но такую, которая может потрясти замок. Да, принцесса была девушкой со сложной, противоречивой натурой.

Дальнейшие размышления были прерваны Томасом, пронесшимся мимо. Случайно заметив друга, он взлетел по ступеням и, запыхавшись, остановился перед Пагом.

— Герцог хочет нас видеть. Человек с корабля умер.

Все спешно собрались в герцогском советном зале, кроме Калгана, который не ответил на стук герцогского гонца в дверь. Предположили, что он глубоко погружен в изучение магического свитка.

Отец Талли был бледным и осунувшимся. Пага потряс его вид.

Прошло немногим больше часа, а старый священник выглядел так, словно не спал несколько ночей подряд. Глаза покраснели, и вокруг них появились темные круги. Лицо было пепельно-серым, а на лбу слегка поблескивала испарина.

Боррик взял из буфета графин, налил бокал вина и протянул жрецу. Талли помедлил — он был воздержанным человеком, — но потом сделал несколько больших глотков. Остальные заняли те же, что и раньше, места вокруг стола.

Боррик посмотрел на Талли и сказал просто:

— Ну?

— Солдат с берега пришел в сознание всего на несколько минут, в последний раз перед смертью. В течение этого времени у меня была возможность войти с ним в контакт разумов. Я был с ним в течение его последних горячечных видений, пытаясь узнать о нем как можно больше. Я еле успел вовремя прервать контакт.

Паг побледнел. В течение контакта разумов у жреца и объекта разумы сливались в одно целое. Если бы Талли не прервал контакт, когда человек умер, священник мог тоже умереть или сойти с ума, потому что эти два человека делили между собой помимо мыслей чувства и страхи. Он теперь понял, почему Талли так вымотался: старый жрец потратил много сил на поддержание связи с не желающим общаться объектом и делил с умирающим человеком его боль и ужас, как бы умирая вместе с ним.

Талли выпил еще вина и продолжил.

— Если предсмертные видения этого человека не были горячечным бредом, то боюсь, что его появление возвещает нам беду, — Талли глотнул еще вина и отодвинул от себя бокал. — Его зовут Зомич. Он был простым солдатом народа Хонсони в Империи Цурануанни.

— Никогда не слышал ни о таком народе, ни о такой Империи, — сказал Боррик.

Талли кивнул.

— Я тоже удивился. Этот корабль приплыл не из морей Мидкемии.

Паг и Томас посмотрели друг на друга, и Паг почувствовал неприятный холодок, как, похоже, и побледневший Томас.

Талли продолжил.

— Мы можем лишь догадываться, как это было сделано, но я уверен, что корабль прибыл из другого мира, удаленного от нашего в пространстве и времени.

До того как последовали возможные вопросы, он сказал:

— Позвольте объяснить.

— Человек был болен, и его сознание было запутанным. — Талли вздрогнул, вспомнив боль. — Он был членом почетной охраны кого-то, о ком он думал только как о «Великом». Там были противоречивые образы, и я не уверен, но, похоже, это их путешествие он считал странным как из-за присутствия этого Великого, так и из-за сути самого их задания. Единственно, что точно, это что этот Великий не нуждался в путешествии на корабле. Кроме того, у меня были быстрые отрывочные образы. Был город, ему известный как Янкора, потом ужасный шторм, потом внезапное ослепляющее сверкание — возможно, молния попала в корабль, но я думаю, нет. Его капитан и товарищи были смыты за борт. Потом корабль разбило о скалы, — он сделал паузу. — Я не уверен, что эти образы шли в правильном порядке, потому что мне кажется, что команда корабля исчезла до ослепляющего света.

— Почему? — спросил Боррик.

— Я немного забежал вперед, — ответил Талли. — Сначала я хотел бы объяснить, почему я думаю, что этот человек из другого мира.

— Этот Зомич вырос в стране, которой управляли великие армии. Это раса воинов, чьи корабли властвуют над морями. Но какими морями? Никогда, насколько я знаю, не было никаких контактов с этим народом. Еще более потрясающие видения — это огромные города, гораздо больше, чем самые большиегорода в сердце Кеши. Парад армий во время великого праздника, городские гарнизоны превосходящие численностью Западные Королевские Армии.

— Все равно, — сказал Алгон, — здесь нет ничего, чтобы сказать, что они, — он сделал паузу, как будто с трудом признавал это, — не из-за Бескрайнего моря, — это, казалось, ему нравится больше, чем мысль о каком-либо месте вне этого мира.

Талли раздраженно возразил:

— Фактов больше, гораздо больше. Многие из видений были о его родине. Он вспоминает животных, не похожих ни на одно из тех, о которых я слышал или которых видел. У них шесть ног, и они возят телеги, как наш рогатый скот. Еще были другие твари, похожие на насекомых или рептилий, но разговаривающие как люди. Его страна жаркая, и солнце, которое он помнит, больше нашего, и в его цвете больше зеленого. Этот человек не из нашего мира, — последнее было сказано решительно, и это развеяло у присутствующих последние сомнения. Талли никогда бы не произнес это так, если бы не был прав.

В комнате повисло молчание, каждый обдумывал сказанное. Мальчишки наблюдали за сидящими за столом и разделяли одно чувство: все выглядело так, как будто никто не желает говорить, как будто если сделать это, то слова жреца станут фактом навеки, в то время как если промолчать, то они могут пройти как кошмарный сон. Боррик встал и подошел к окну. Оно выходило на заднюю стену замка, но герцог пристально смотрел туда, как будто ища там что-то. Что-то, что ответит на вертящиеся у него в голове вопросы. Он быстро повернулся и спросил:

— Как они попали сюда, Талли?

Священник пожал плечами.

— Возможно, Калган сможет предложить нам гипотезу о том, как это было сделано. Я представляю себе такую картину — она наиболее вероятна: корабль попал в шторм, его капитан и большая часть команды погибли, и в качестве последнего средства этот Великий, кто бы он ни был, произнес заклинание, чтобы вытащить корабль из шторма, или поменять погоду, или еще что-нибудь в этом духе. В результате корабль был заброшен из своего мира в этот, появившись около Печали Моряка. Двигаясь в том мире с большой скоростью, здесь он мог появиться с такой же. А так как команды почти или совсем не было, а западный ветер был довольно сильным, то его вынесло прямо на скалы. Или же он появился прямо на скалах и разбился сразу же, как только возник здесь.

Фэннон покачал головой.

— Из другого мира… Как это может быть?

Старый жрец развел руками.

— Можно лишь предполагать. У ишапийцев в храмах есть древние свитки.

Некоторые из них считаются копиями еще более древних работ, которые, в свою очередь, являются копиями свитков еще древнее. Все это восходит ко временам Войн Хаоса. В них упоминаются «другие планеты», «другие миры», «другие измерения» и еще многие понятия, смысл которых утерян. Однако ясно одно. Они говорят о неизвестных землях и народах и предполагают, что когда-то человечество путешествовало в другие миры или кто-то приходил из других миров в Мидкемию. Эти предположения веками стояли в центре религиозных споров, и никто не мог сказать, какая доля правды содержится в этих свитках, — он помолчал мгновение. — До сегодняшнего дня. Если бы я не видел того, что было в сознании Зомича, я бы не согласился с таким объяснением сегодняшних событий. Но теперь…

Боррик подошел к своему стулу и встал за ним, положив руки на спинку.

— Это кажется невозможным.

— Факт, что корабль и человек были здесь, отец, — сказал Лиам.

— И мы должны решить, каковы шансы того, что это может повториться, — сказал Арута.

— Да, Талли, — сказал Боррик, — ты был прав, сказав, что это возвещает нам беду. Если великая Империя обратит свой взор на Крайди и Королевство…

Талли покачал головой.

— Боррик, я что, тебя так давно учил, что ты все забыл и не можешь понять главное? — он поднял костлявую руку, когда герцог начал протестовать.

— Простите, милорд. Я стар, устал и забыл о манерах. Но правда остается правдой. Это могучая нация, даже, скорее, империя, состоящая из многих наций, и если они хотят до нас добраться, это может оказаться ужасным. Но самое главное — это то, что этот Великий, возможно, высокоискусный маг или жрец. Ведь если он не один, если в этой Империи есть еще такие и если они действительно попытаются достигнуть этого мира с помощью магии, то нас ожидают действительно печальные времена.

Никто за столом, казалось, все еще не понял, к чему клонит Талли, он продолжил, как терпеливый учитель объясняет обещающим, но пока плохо соображающим ученикам:

— Появление корабля может быть случайным, и в таком случае, это просто любопытная вещь. Но если он попал сюда по замыслу, то мы в большой опасности, потому что я не могу себе представить, как перенести корабль из одного мира в другой с помощью магии. Если этот народ, цурани_, как они себя называют, если они знают, что мы здесь, и у них есть средства добраться до нас, то мы должны страшиться не только армий, превосходящих армии Великой Кеши в ее рассвет, когда она простиралась даже до этого уголка мира, но и магии намного более сильной, чем известная нам.

Боррик кивнул: теперь, когда ему указали, вывод был очевиден.

— Мы должны немедленно посоветоваться по этому поводу с Калганом.

— Еще одна вещь, Арута, — сказал Талли.

Принц поднял взор. До этого он, казалось, был глубоко погружен в размышления.

— Я знаю почему Зомич пытался убежать от тебя и твоих людей. Он принял вас за обитателей его собственного мира, похожих на кентавров. Цурани их называют тунами_ и страшатся.

— Почему он так подумал? — озадаченно спросил Лиам.

— Он никогда не видел лошади, и даже кого-нибудь отдаленно похожего на нее. Я думаю, у них нет лошадей.

Герцог сел. Барабаня пальцами по столу, он сказал:

— Если то, что говорит отец Талли правда, то мы должны принять некоторые решения, и быстро. Если этих людей к нашим берегам принес случай, то бояться нечего. Если же они сюда прибыли специально, то над нами висит серьезная угроза. У нас здесь самые маленькие гарнизоны во всем Королевстве, и нам будет тяжело, если они в силе явятся сюда.

Остальные согласно забормотали, и герцог продолжил:

— Неплохо бы понять, что все, что здесь сказано, все еще лишь предположение, хотя я и склонен согласиться с Талли по большинству пунктов. Мы должны узнать, что думает Калган насчет этих людей, — он повернулся к Пагу.

— Дружок, посмотри свободен ли твой учитель, чтобы присоединиться к нам.

Паг кивнул, открыл дверь и побежал по замку. Он подбежал к башенной лестнице и, перепрыгивая через ступени, взбежал по ней. Он поднял руку, чтобы постучать, но тут его охватило какое-то странное чувство, как будто рядом ударила молния, и волосы на его руках и голове встали дыбом. Он почувствовал, что что-то не так, и забарабанил в дверь.

— Калган! Калган! С тобой все в порядке? — кричал он, но никакого ответа не было. Он попробовал открыть дверь, но она была заперта. Он попытался вышибить ее плечом, но она держала прочно. Странное чувство прошло, но Калган молчал, и Паг испугался за него. Он посмотрел вокруг, пытаясь найти что-нибудь, чтобы вышибить дверь, но, не найдя ничего, сбежал обратно вниз.

Он подбежал к длинному залу. Тут стояли стражи в крайдийской форме.

— Вы двое, со мной, — крикнул он двум ближайшим. — У моего мастера неприятности.

Не медля они пошли за ним по лестнице, стуча сапогами по каменным ступеням. Когда они дошли до двери мага, Паг сказал:

— Сломайте ее!

Они быстро отложили копья и щиты и прислонились к двери плечом. Ударили раз, два, и с третьего раза дерево вокруг замка с треском сломалось. Последний толчок — и дверь открылась. Стражи чуть не упали через дверь и отошли назад. На их лицах было написано удивление и смущение. Паг протиснулся между ними и заглянул в комнату.

На полу без сознания лежал Калган. Его синее одеяние было растрепано, а одну руку он, словно защищаясь, прижал к лицу. В полуметре от него, где должен был стоять стол, в воздухе висело мерцающее ничто.

Паг уставился на это место.

Большой серый шар, вернее, не совсем серый, мерцал всеми цветами радуги. Он не был прозрачным, но не был и сплошным. Из серого пространства торчали две человеческие руки и тянулись к магу. Когда они дотронулись до его одеяния, то остановились и стали щупать ткань. Приняв решение, они прошлись по телу, пока не опознали руку Калгана. Они взялись за нее и попытались утянуть к себе в дыру. Паг был в ужасе: кто бы или что бы ни было с той стороны, оно пыталось утащить толстого мага к себе. Вынырнула еще пара рук и схватила руку мага рядом с первыми, и Калгана потащили к дыре.

Паг повернулся и взял одно из прислоненных к стене копий, поставленных опешившими стражниками. Прежде чем два воина успели что-либо сделать, он прицелился в серое пятно и метнул копье.

Оно пролетело три метра, отделяющие их от Калгана, и исчезло в дыре. В следующее же мгновение руки отпустили Калгана и убрались. Внезапно серая дыра мигнула и исчезла с хлопком: воздух быстро заполнил ее место. Паг подбежал к Калгану и опустился рядом со своим учителем на колени.

Маг дышал, но лицо его было белым и в капельках пота. Кожа казалась холодной и липкой. Паг подбежал к койке Калгана и стащил с нее одеяло. Укрывая мага, он крикнул стражникам:

— Приведите отца Талли.

Паг и Томас сидели рядом. Заснуть этой ночью они не могли. Талли ухаживал за магом и давал благоприятные обещания: Калган был шокирован, но через день-два поправится.

Герцог Боррик расспросил Пага и стражей о том, что они видели, и теперь в замке поднялось волнение. Вся стража была выставлена, а патрули, высланные в окрестности были удвоены. Герцог все еще не знал, какая связь была между появлением корабля и этим странным происшествием в жилище Калгана, но он не мог рисковать безопасностью своих владений. По всей длине стен замка были зажжены факелы, а на маяк Лонгпойнт и в близлежащий город тоже была послана стража.

Томас сидел рядом с Пагом на скамье в саду принцессы Карлайн. Это было одно из немногих тихих мест в замке. Томас глубокомысленно посмотрел на Пага:

— Думаю, эти цурани собираются напасть на нас.

Паг запустил руку в волосы.

— Этого мы еще не знаем.

— Просто у меня такое чувство, — устало сказал Томас.

Паг кивнул.

— Узнаем завтра, когда Калган очнется и расскажет, что случилось.

Томас посмотрел на стену.

— Никогда не видел, чтобы здесь все было так странно. Даже когда напало Темное Братство вместе с гоблинами, когда мы были маленькими, помнишь?

Паг кивнул, и помолчав некоторое время, сказал:

— Тогда мы знали, с чем столкнулись. Темные эльфы все время нападали на наши замки, а гоблины…ну, они и есть гоблины.

Долгое время они сидели молча, потом раздался стук сапог по мощеной дорожке.

Мастер Мечей Фэннон в кольчуге и воинском плаще остановился перед ними.

— Что? Так поздно еще на ногах? Вы оба давно должны быть в постелях, — старый боец повернулся, окидывая взором стены. — Сегодня многие не могут заснуть, — он снова повернулся к мальчишкам. — Томас, солдат должен научиться спать, когда есть возможность, а то бывают долгие дни, когда этого нельзя. И вы, сквайр Паг, тоже уже должны спать. Почему бы Вам не попытаться отдохнуть?

Мальчишки кивнули, пожелали Мастеру Мечей доброй ночи и ушли. Седовласый начальник герцогской стражи проводил их взглядом и некоторое время спокойно постоял в саду наедине со своими беспокойными мыслями.

Пага разбудил звук шагов мимо его двери. Он быстро натянул штаны и тунику и побежал по ступеням к комнате Калгана. Пройдя через спешно замененную дверь, он увидел, что около койки Калгана стоят герцог и отец Талли. Паг слышал слабый голос своего учителя, жалующегося на то, что его держат в постели.

— Говорю вам, я прекрасно себя чувствую, — настаивал Калган, — просто дайте мне немного погулять, и я сразу же вернусь в нормальное состояние.

— Вернешься на спину, — устало сказал Талли. — Ты получил неприятную встряску, Калган. То, что лишило тебя сознания, ударило несильно. Тебе повезло. Могло быть и гораздо хуже.

Калган заметил Пага, тихо стоящего у двери, не желая никого тревожить.

— А, Паг, — сказал он уже намного громче. — Входи, входи. Я так понимаю, я должен поблагодарить тебя за то, что не отправился в неожиданное путешествие непонятно с кем.

Паг улыбнулся: Калган снова был веселым как прежде, несмотря на бледность.

— Да я ничего такого не сделал, сэр. Просто почувствовал, что что-то не так, и стал действовать.

— Действовать быстро и хорошо, — улыбаясь, сказал герцог. — Снова один из моих ближних в порядке, благодаря этому мальчику. Так что, наверное, надо будет пожаловать ему титул Защитника Герцогской Свиты и Семьи.

Паг улыбнулся, довольный герцогской похвалой. Боррик повернулся к магу.

— Ну, я вижу ты полон огня, так что думаю, нам нужно поговорить насчет вчерашнего. Ты достаточно поправился для этого?

Этот вопрос вызвал у Калгана раздражение.

— Конечно, достаточно. Я это вам пытаюсь объяснить вот уже десять минут, — Калган начал подниматься, но у него закружилась голова, и Талли, удерживая его, положил руку ему на плечо и толкнул обратно на груду подушек.

— Ты можешь и тут поговорить не хуже, чем где-либо. Оставайся в постели.

Калган не стал возражать.

— Прекрасно. Но тогда не будете ли Вы любезны подать мне мою трубку?

Паг отыскал его трубку и кисет, и пока маг ее набивал, принес из камина длинную горящую щепку. Калган зажег трубку и удовлетворенный тем, как она горит, улегся с довольным лицом.

— Ну, — сказал он, — с чего начнем?

Герцог быстро посвятил его в то, что узнал Талли. Жрец по ходу вставлял некоторые упущенные герцогом подробности. Когда они закончили, Калган кивнул:

— Ваше предположение насчет происхождения этих людей весьма вероятно. Я заподозрил это, увидев вещи с корабля. А вчерашние события в этой комнате это подтверждают, — он замолчал, формулируя мысль. — Свиток был личным письмом мага этого народа, цурани, его жене. Но это еще не все. С помощью магии было сделано так, чтобы печать заставила читателя прочитать заклинание, содержащееся в конце послания. Это удивительное заклинание, позволяющее прочитать свиток любому, даже если он вообще не умеет читать.

— Странно, — сказал герцог.

— Удивительно, — подтвердил Талли.

— Да и для меня это совершенно ново, — согласился Калган. — Как бы то ни было, я нейтрализовал заклинание, так что смог прочитать письмо, не боясь магических ловушек, которые обычно маги ставят на свои личные письма. Язык был, конечно, незнакомым, и я использовал заклинание из другого свитка, чтобы перевести. Но даже поняв язык, я понял не все, о чем там говорилось.

— Маг по имени Фаната плыл на корабле в один из городов своего мира. В нескольких днях пути от берега они попали в сильный шторм. Корабль потерял мачту, и большую часть экипажа смыло за борт. Маг выкроил минутку, чтобы написать этот свиток — он явно был написан в спешке — и наложить на него заклинание. Кажется, этот человек мог в любое время покинуть корабль и вернуться домой или в какое-то другое безопасное место, но его удержала забота о корабле и его грузе. Здесь я не очень понял, но по тону письма предполагалось, что рисковать своей жизнью для других плывущих на корабле было не принято. Еще одна загадочная вещь — это упоминание о его долге перед кем-то, кого он называет «Военачальником». Может быть, это ерунда, но судя, опять же, по тону, речь идет о чести или обещании, а не о какой-то личной обязанности. В любом случае, он написал письмо, запечатал его и потом собирался попытаться перенести корабль с помощью магии.

Талли покачал головой.

— Невероятно!

— И насколько мы понимаем магию, невозможно! — возбужденно добавил Калган.

Паг заметил, что герцог не разделяет профессионального интереса мага: он явно был встревожен. Мальчик вспомнил, что сказал Талли насчет того, что значит магия такой силы, если эти люди решат вторгнуться в Королевство.

— Этот народ владеет силами, о которых мы можем только догадываться, — продолжил Калган. — Маг очень ясно выразил свои мысли в письме. То, что он смог заключить так много информации в такое короткое послание, говорит о необычайно организованном уме. Он постарался убедить жену, что сделает все, что в его силах, чтобы вернуться. Он говорил о том, чтобы открыть проход в «новый мир», потому что — это я не совсем понял — мост между мирами был уже установлен, и ему не хватало какого-то устройства, которого у него не было с собой… которое давало возможность переместить корабль в его собственный мир. Судя по всему, это был риск, на который он пошел в отчаянии. Он наложил на свиток второе заклинание — на него-то я и попался. Я думал, что нейтрализовав первое заклинание, я обошел и второе, но я ошибался. Второе заклинание было наложено так, чтобы сработать, как только кто-то прочтет свиток вслух. Это заклинание открывало еще один проход, так что послание должно было попасть в место, которое называется «Ассамблея», а оттуда — к его жене. Я чуть не попал в проход вместе с посланием.

Паг шагнул вперед. Без задней мысли он выпалил:

— Тогда те руки, возможно, принадлежали его друзьям пытавшимся найти его.

Калган посмотрел на ученика и кивнул.

— Возможно. В любом случае, из этого происшествия мы можем извлечь многое. Этим цурани подвластна магия, о которой мы можем лишь смутно догадываться. О случаях появления таких проходов в другой мир мы знаем мало, а об их природе — вообще ничего.

Герцог удивился.

— Объясни, пожалуйста.

Калган глубоко затянулся и сказал:

— Магия по своей природе неустойчива. Иногда, случайно, заклинание — мы не знаем почему — зацепляется за саму материю мира и тащит ее. На какой-то момент появляется дыра, и образуется проход, ведущий… куда-то. Больше об этих случаях почти ничего не известно, кроме того, что при этом выделяется огромное количество энергии.

— Есть, конечно, теории, — сказал Талли, — но никто не понимает почему заклинание или магическое устройство время от времени взрываются таким образом и почему создается эта неустойчивость реальности. Было несколько подобных случаев, но у нас есть только косвенные свидетельства. Все очевидцы погибли или пропали.

— Считается, — подхватил Калган, — и это аксиома, — что они, как и все остальное вблизи дыры, были уничтожены, — он задумался. — По идее меня тоже должно было убить, когда эта дыра появилась у меня в комнате.

— По Вашему описанию, — перебил герцог, — эти дыры, как Вы их называете, очень опасны.

Калган кивнул.

— А также непредсказуемы. Это одна из самых неконтролируемых вещей. Если эти люди знают, как их создавать и потом заставлять их действовать как врата между мирами, чтобы безопасно проходить сквозь них, то они обладают большой силой.

— У нас были предположения, — сказал Талли, — насчет природы этих дыр, но это первый раз, когда у нас есть что-то похожее на доказательство.

— Ба! — сказал Калган. — Странные люди и неизвестные предметы всегда внезапно появлялись время от времени. Теперь, конечно, понятно, откуда они.

Талли не хотел соглашаться с этим.

— Это только теории, Калган, но не доказательства. Эти люди все были мертвы, а устройства… никто не понимает, зачем нужны те два или три, которые не сгорели и не изменились до неузнаваемости.

— Правда? — улыбнулся Калган. — А как насчет человека, который двадцать лет назад появился в Саладоре? — сказал он, и пояснил герцогу: — Этот человек не говорил ни на одном из известных языков и одет был престранно.

— А также он безнадежно сошел с ума и не мог выговорить ни одного понятного кому-либо слова, — возразил Талли. — Храмы уделили ему много времени…

Боррик побледнел.

— Боги! Нация воинов, с армией, во много раз превосходящей нашу, и у этой нации есть свободный доступ в наш мир. Будем надеяться, они не повернут свои взоры в сторону Королевства.

Калган кивнул и выпустил клуб дыма.

— Пока еще мы не слышали о других появлениях этих людей и не обязаны их бояться, но у меня такое чувство… — на некоторое время он оставил мысль незаконченной. Он улегся поудобнее, слегка повернувшись на бок. — Может, это все ерунда, но меня беспокоит упоминание о мосте. Похоже, там говорится о постоянном пути между двумя мирами, который уже существует. Надеюсь, что я не прав.

Они услышали топот ног по ступеням и повернулись. Вбежал стражник и протянул герцогу бумагу.

Герцог отпустил его и открыл конверт. Быстро прочитав, он передал бумагу Талли.

— Я послал конных гонцов к эльфам и гномам с голубями, чтобы они доставили ответ. Эльфийская королева сообщает, что она уже на пути к Крайди и будет здесь через два дня.

Талли покачал головой.

— Не помню, чтобы на своем веку я слышал, чтобы леди Агларанна покидала Эльвандар. У меня от этого кости похолодели.

— Должно быть, — сказал Калган, — это ей показалось очень серьезным, раз она едет сюда. Надеюсь, что я не прав, но думаю, что мы не единственные, у кого есть новости об этих цурани.

В комнате воцарилось молчание, а Пага вдруг охватило чувство безнадежности. Он избавился от него, но его отголоски преследовали Пага еще несколько дней.

6. СОВЕТ С ЭЛЬФАМИ

Паг высунулся из обложенного камнем окна.

Несмотря на проливной дождь, начавшийся рано утром, во дворе замка стоял гам. Кроме необходимых приготовлений к любому важному приему было кое-что новое: гостями были эльфы. Даже нечастый эльфийский посланник от королевы Агларанны был тут в диковинку, ведь эльфы редко бывали южнее реки Крайди. Они жили в стороне от людского общества, и их образ жизни считался странным и каким-то волшебным. Они жили в этих землях задолго до того, как люди пришли на запад, и существовало молчаливое соглашение, что они свободны, несмотря ни на какие претензии Королевства.

Кто-то кашлянул, и Паг, повернувшись, и увидел сидящего с большой книгой в руках Калгана. Маг взглядом показал мальчику, чтобы тот вернулся к занятиям. Паг запер окно и сел на койку.

— Через несколько часов у тебя будет полно времени, чтобы поглазеть на эльфов, парень, — сказал Калган, — тогда тебе будет не до занятий. Ты должен научиться как можно лучше использовать время, которым располагаешь.

Подполз Фантус и положил голову Пагу на колени. Рассеянно почесав ему бровь, Паг взял книгу и начал читать. Калган велел ему проработать описанные разными магами свойства заклинаний в надежде, что это углубит его понимание природы магии.

Калган считал, что заклинание, которое Паг применил против троллей, — результат огромного стресса, который ощущал Паг в тот момент. Он надеялся, что изучение исследований других магов может помочь мальчику преодолеть сдерживающий его барьер. Для Пага книга оказалась еще и увлекательной, и к тому же, он стал значительно лучше читать.

Паг взглянул на своего учителя: тот читал, выпуская из длинной трубки большие облака дыма. Калган не проявлял признаков вчерашней слабости и настаивал, чтобы мальчик использовал эти часы для занятий вместо того чтобы сидеть без дела и ждать прибытия эльфийской королевы и ее свиты.

Через несколько минут у Пага от едкого дыма начали слезиться глаза, и он повернулся к окну и открыл его.

— Калган?

— Да, Паг?

— Было бы гораздо приятнее заниматься с тобой, если б мы могли каким-то образом оставить огонь для тепла, но выводить дым наружу.

Из-за дымящего очага и трубки мага комната была вся в бело-голубой дымке.

Маг громко рассмеялся:

— Ты прав, — он на мгновение закрыл глаза, быстро взмахнул руками и тихо прошептал заклинание. Скоро у него в руке оказался большой шар бело-серого дыма, который он выбросил в окно, сделав воздух в комнате свежим и приятным. Паг, смеясь, покачал головой:

— Спасибо, Калган. Но у меня на уме более обыденное решение. Что ты думаешь насчет дымохода?

— Невозможно, Паг. Если бы его установили при постройке башни, то да. Но попытаться вытащить из стены камни здесь, потом в моей комнате, и дальше, до крыши, будет по меньшей мере сложно.

— Я думал не о дымоходе внутри стены, Калган. Знаешь, в кузнице есть вытяжка — обложенная камнем воронкообразная дыра в крыше, через которую жар и дым выходят наружу, — маг кивнул. — Ну, кузнец мог бы сделать мне такую же металлическую и из нее металлический же дымоход выводил бы дым наружу. Это ведь должно работать так же?

Калган поразмышлял некоторое время.

— Почему бы и нет? Но куда ты хочешь вставить этот дымоход?

— Туда, — Паг показал на два камня влево и кверху от окна. Они были плохо положены при постройке башни, и теперь между ними была большая щель, через которую в комнату задувал ветер. — Этот камень можно вынуть, — сказал он, показав на левый. — Я проверил, он шатается. Дымоход может начинаться над очагом, здесь изгибаться, — он показал куда-то в воздух, — и выходить сюда. Если мы закроем пространство вокруг трубы, ветер проникать не должен.

Калган был впечатлен.

— Интересная идея, Паг. Может и сработать. Завтра утром я поговорю с кузнецом и спрошу, что он об этом думает. Интересно, почему раньше никто до этого не додумался?

Довольный собой, Паг продолжил занятия. Он перечитал абзац, который попался ему на глаза до этого. Он был не совсем ясен. Подумав немного, Паг в конце концов посмотрел на мага и позвал:

— Калган?

— Да, Паг? — ответил тот, подняв глаза от книги.

— Вот опять. Маг Лютон использует тот же трюк, что и Марс, чтоб отводить действие магии от заклинателя, направляя его на внешнюю цель, — положив большой том обложкой вверх, чтоб не потерять место, где он читал, он взял другой. — Но вот здесь Доркас пишет, что этот трюк затупляет заклинание, увеличивая шансы того, что оно не сработает. Как может быть столько противоречий в природе одной вещи?

Глаза Калгана сузились на мгновение, и он посмотрел на ученика. Потом он откинулся назад, и сделал большую затяжку, выпустив облако голубого дыма.

— Это доказывает все то же, что я говорил тебе раньше, парень. Несмотря на все старания, которые мы, маги, прикладываем к постижению своего ремесла, здесь очень мало научного. Магия — это набор народных искусств и умений, передающийся от учителя к ученику с начала времен. Все здесь постигается методом проб и ошибок. Никто никогда не пытался систематизировать магию, то есть создать систему с законами, правилами и аксиомами, которые хорошо понятны и широко признаны, — он задумчиво посмотрел на Пага. — Каждый из нас как плотник делающий стол, но каждый выбирает свой сорт дерева, свою пилу; кто-то пользуется крючками и штырьками, кто-то гвоздями, кто-то веревочными соединениями; некоторые красят, некоторые нет. В конце концов получается стол, но каждый делает его своими средствами. В нашем случае это, скорее, просто помогает понять ограниченность этих древних трудов, что ты изучаешь, чем какой-то магический рецепт. Лютону и Марсу трюк помогал, а Доркасу мешал.

— Я понял твой пример, Калган, но я никогда не пойму, как могут маги делать одну и ту же вещь столь различными способами. Я понимаю, что каждый из них хотел достичь цели и нашел свои средства, но в том, как они это делали, чего-то не хватает.

Калган оживился.

— Чего не хватает, Паг?

Парень задумался.

— Не знаю. Как будто я ожидал найти что-то вроде:

"Вот способ, которым это нужно сделать, единственный способ."

— Есть в этом какой-нибудь смысл?

Калган кивнул.

— Думаю, что знаю тебя достаточно хорошо, чтобы понять. У тебя очень упорядоченный ум. Ты понимаешь логику гораздо лучше, чем большинство людей, даже тех, кто старше тебя. Ты видишь вещи как систему, а не как беспорядочный набор событий. Возможно, это часть твоей проблемы.

Паг заметно заинтересовался словами мага. Калган продолжил:

— Многое из того, чему я пытаюсь научить тебя основано на логической системе «причина — следствие», но многое и нет. Это как если бы ты попытался кого-нибудь научить играть на лютне. Ты можешь показать им, как дергать и зажимать струны, но само по себе это знание не сделает из человека великого музыканта. У тебя трудности с искусством, а не с техникой.

— Я понимаю, Калган, — удрученно сказал Паг.

Калган встал.

— Не волнуйся; ты еще молод, у меня еще есть надежда, — его голос звучал легко, и Паг уловил в нем улыбку.

— Значит, я не полный неудачник? — также с улыбкой спросил он.

— Конечно, нет, — Калган задумчиво посмотрел на своего ученика. — На самом деле мне кажется, что когда-нибудь ты, возможно, используешь свой логический склад ума для развития магии.

Паг слегка вздрогнул. Он никогда не думал, что будет способен на такую великую вещь.

Из окна раздались крики, и Паг подбежал к нему, чтоб посмотреть, в чем дело. Отряд стражников бежал к главным воротам. Паг повернулся к Калгану.

— Должно быть, эльфы едут! Стража вышла.

— Отлично. Закончим на сегодня занятия. Все равно ты не усидишь на месте, пока не посмотришь на эльфов. Беги!

Паг выбежал из комнаты и помчался вниз по лестнице. Он перепрыгивал через ступеньку, а внизу — через последние четыре, на полном ходу врезавшись в пол. Он пронесся через кухню — и на улицу, потом побежал на двор вокруг замка, и увидел Томаса, стоящего на телеге с сеном. Паг тоже залез и встал рядом с другом, чтобы через головы волнующегося народа лучше видеть прибытие гостей.

— Я думал, ты не придешь. Думал, ты будешь весь день заперт со своими книгами, — сказал Томас.

— Я не пропустил бы этого. Эльфы! — сказал Паг.

Томас весело толкнул его в бок локтем:

— Ты разве не получил за эту неделю достаточно удовольствия?

Паг сердито посмотрел на него.

— Если тебе все так безразлично, то зачем ты стоишь под дождем на этой телеге?

Томас не ответил. Вместо этого он показал:

— Смотри!

Паг повернулся и увидел всадников в зеленых плащах, въезжающих в ворота. Они подъехали к главному входу в замок, где их ждал герцог. Томас и Паг стояли в благоговении: всадники ехали на самых лучших лошадях, которых только Паг с Томасом видели, без седла и уздечки. Казалось, дождь не трогает лошадей, и их шерсть слабо поблескивала — какая-то магия, или просто серый послеполуденный свет — Паг не мог понять. Первый всадник ехал на особенно большом коне: семнадцать ладоней в высоту,[3] с длинной вьющейся гривой и хвостом, похожим на плюмаж. Всадники в приветствии осадили лошадей, и кое-кто в толпе услышал их дыхание.

— Эльфийские кони, — тихо сказал Томас. Это действительно были легендарные лошади эльфов. Мартин Длинный Лук однажды говорил мальчишкам, что они живут на скрытых от людского глаза дальних лужайках около Эльвандара. Говорили, что они очень умны и магической природы, и ни один человек не может сидеть у них на спинах. Также говорили, что только тот, в чьих жилах течет эльфийская королевская кровь может приказать им нести седоков.

Конюхи подались вперед, чтобы взять лошадей, но мелодичный голос сказал:

— В этом нет нужды.

Голос исходил от первого всадника, того, что ехал на самом высоком коне. Она изящно спрыгнула вниз без посторонней помощи, легко приземлившись на ноги, и отбросила назад капюшон, обнажив копну густых красноватых волос. Даже в сумеречном свете послеполуденного дождя они отливали золотом. Она была высокая, почти как Боррик, который вышел вперед, чтобы встретить ее.

Боррик в приветствии взял ее руки в свои.

— Добро пожаловать, миледи. Вы оказываете мне и моему дому великую честь.

— Вы очень любезны, лорд Боррик, — ее голос был низкий и удивительно чистый, им можно было перекричать толпу, так что все находящиеся во дворе услышали ее слова. Паг почувствовал, как Томас схватил его за плечо.

Повернувшись, он увидел на лице Томаса восхищение.

— Она красива, — сказал он.

Паг снова повернулся к приехавшим. Ему пришлось признать, что эльфийская королева действительно красива, это красота была не совсем людская.

У нее были большие бледно-голубые глаза, почти светящиеся в сумерках. Черты лица были точеными, скулы — высокими, а челюсти сильными, но не мужскими. Она широко улыбалась, и зубы ярко сияли между алыми губами. На голове был простой золотой обруч, под который были забраны волосы, открывая заостренные кверху уши без мочек — отличительный признак ее народа.

Остальные члены ее отряда тоже спешились. Все они были богато одеты: яркие туники, контрастирующие со штанами. У одного туника была красновато-коричневая, у другого — бледно-желтая с ярко-зеленой отделкой. У некоторых были пурпурные пояса, у других — малиновые обтягивающие штаны. Несмотря на яркие цвета, одежда была элегантной и красивой, совсем не кричащей и не безвкусной. С королевой было одиннадцать всадников, очень похожих с виду друг на друга: высокие, моложавые, гибкие и легкие в движении. Королева отвернулась от герцога и сказала что-то на своем мелодичном языке. Эльфийские кони в приветствии поднялись на дыбы и к удивлению наблюдавших пробежали мимо них через ворота. Герцог провел гостей внутрь, и вскоре толпа разошлась. Томас и Паг тихо сидели под дождем.

— Если я даже доживу до ста лет, то все равно вряд ли увижу кого-нибудь, похожего на нее, — сказал Томас.

Паг удивился: его друг редко проявлял такие чувства. На миг у него возникло побуждение поворчать на Томаса за его мальчишескую глупость, но что-то в его товарище давало понять, что это будет неуместно.

— Пойдем, — сказал Паг, — а то мы промокнем.

Томас вслед за Пагом слез с телеги.

— Ты бы лучше переоделся в сухую одежду и одолжил у кого-нибудь сухой плащ, — сказал Паг.

— Зачем?

Паг зловеще ухмыльнулся:

— А? Разве я не сказал тебе? Герцог хочет, чтобы ты сегодня обедал с придворными. Он хочет, чтобы ты рассказал эльфийской королеве о том, что ты видел на корабле.

Казалось, что Томас сейчас испугается и убежит.

— Я? Обедать в главной зале? — его лицо побелело. — Говорить? С королевой?

Паг весело рассмеялся.

— Это очень просто. Ты открываешь рот, а из него выходят слова.

Томас размахнулся, чтобы ударить Пага, но тот увернулся, схватил его сзади и повернул лицом к себе. У Пага были сильные руки, хотя он был ниже Томаса, и поэтому он легко положил друга на землю. Томас поборолся некоторое время, и вскоре они оба безостановочно смеялись.

— Паг, отпусти меня.

— Не отпущу, пока не успокоишься.

— Я в порядке.

Паг отпустил его.

— За что ты хотел ударить меня?

— За твое самодовольство и за то, что не сказал ничего до последней минуты.

— Хорошо. Извини, что не сказал сразу. В чем еще дело?

Томаса, казалось, что-то беспокоило. Нечто более серьезное, нежели дождь.

— Я не знаю, как есть вместе со знатью. Боюсь, что сделаю что-нибудь не так.

— Это очень просто. Просто смотри на меня и делай то же, что и я. Держи вилку в левой руке, а ножом режь. Не пей из чаш с водой, они для мытья, и пользуйся ими, так как руки у тебя будут жирными от ребрышек. И следи за тем, чтобы кости, которые ты кидаешь через плечо, летели к собакам, а не на пол перед герцогским столом. И не вытирай рот рукавами, пользуйся салфеткой, она для этого и предназначена.

Они шли к казармам, Паг обучал своего друга основам придворного этикета. Томас удивлялся богатству его знаний.

Томас то бледнел, то страдал. Каждый раз, когда кто-нибудь смотрел на него, ему казалось, что он нарушил одно из самых важных правил этикета, и он бледнел. Когда его взгляд поднимался на главный стол, и он видел эльфийскую королеву, его желудок завязывался узлом, и он страдал.

Паг договорился, чтобы Томас сел рядом с ним за одним из наиболее удаленных от герцога столов. Обычно Паг сидел за столом лорда Боррика, рядом с принцессой. Он был рад возможности быть подальше от нее, потому что она все еще проявляла свое неудовольствие по отношению к нему. Обычно она болтала с ним о тысяче разных мелочей и сплетен, которые придворные дамы находят такими интересными, но вчера вечером она многозначительно игнорировала его, даря все свое внимание удивленному и, очевидно, довольному Роланду. Реакция Пага на это привела его самого в замешательство: облегчение, смешанное с порядочной долей раздражения. Облегчение заключалось в свободе от ее гнева, но Роланд, увивающийся вокруг нее, был как какой-то зуд под кожей, от которого никак было не избавиться.

Паг был обеспокоен плохо скрытой вежливыми манерами враждебностью Роланда по отношению к нему в последнее время. Он никогда не был дружен с Роландом, как Томас, но никогда раньше у них и не было причины злиться друг на друга. Роланд всегда был одним из толпы мальчишек возраста Пага. Он никогда не закрывался своим титулом и был на равных с обычными мальчишками, всегда готовый решить вопрос тем способом, который ему казался необходимым. И так как он уже был опытным бойцом, когда прибыл в Крайди, то все споры между ним и другими мальчишками вскоре были улажены, как мирным путем, так и нет. Теперь между Пагом и Роландом была сильная напряженность, и Паг вдруг обнаружил, что хотел бы быть таким же сильным в драке, как Томас, который был единственным из мальчишек, которого Роланд не мог побить. Их единственный поединок быстро закончился тем, что Роланд получил хорошую взбучку. Пагу было очевидно так же, как и то, что утром встает солнце, что столкновение со вспыльчивым молодым сквайром быстро приближалось. Он боялся этого столкновения, но знал, что когда оно настанет, он почувствует облегчение.

Паг взглянул на Томаса и, увидев друга погруженным в собственные проблемы, снова повернулся в сторону Карлайн. Принцесса ошеломляла его, но ее очарование смешивалось со смущением, которое он чувствовал, когда она была рядом. Как всегда красивая: ее черные волосы и голубые глаза, зажигающие в воображении неловкие мысли, — этот ее образ был каким-то пустым, бесцветным в глубине души, в нем не хватало того янтарно-розового свечения, которое присутствовало в мечтах, когда Карлайн была для него далекой, недоступной и неизвестной. Но даже такое короткое наблюдение вблизи, какое имел Паг, делало это поэтическое восприятие невозможным. Ее натура оказалась слишком сложной, чтоб вписаться в простые мечты. В общем, он считал этот вопрос запутанным и сложным, но видя ее с Роландом, он забывал свои внутренние споры о принцессе, и чувства в нем брали верх над разумом. Он начинал ревновать.

Паг вздохнул, качая головой, размышляя о своих проблемах и забывая о Томасе. По крайней мере, думал Паг, я не один. К очевидному беспокойству Роланда, Карлайн оживленно беседовала с принцем Калином из Эльвандара, сыном Агларанны. Принц казался тех же лет, что Арута или Лиам, но тогда и его мать была тех же лет, потому что выглядела лет на двадцать — двадцать пять. Все эльфы, кроме главного советника королевы, Тэдара, выглядели достаточно молодо, а Тэдар выглядел не старше герцога.

Когда обед был закончен, большая часть герцогского двора удалилась. Герцог поднялся, предложил Агларанне руку и повел тех, кому было приказано следовать за ними, в советный зал.

Третий раз за два дня, мальчишки оказались в герцогском зале для советов. Паг в отличие от первых двух раз достаточно спокойно находился тут, отчасти благодаря сытному обеду, но Томас тревожился сильнее, чем когда-либо. Если он целый час перед обедом только и делал, что смотрел на королеву, то сейчас, в узком кругу, он, казалось, смотрит повсюду, только не на нее. Пагу показалось, что Агларанна заметила поведение Томаса и слегка улыбнулась, но он не был уверен.

Два эльфа, пришедшие сюда с королевой, Калин и Тэдар, сразу пошли к стоящему в стороне столу, на котором стояла чаша и другие вещи, взятые от солдата цурани. Они тщательно осмотрели их, заинтригованные каждой деталью.

Герцог призвал собравшихся к порядку, и эльфы сели на стулья с обеих сторон от королевы. Паг и Томас, как обычно, стояли возле двери.

— Мы рассказали вам, что случилось, насколько мы знаем, и вы теперь видите доказательства собственными глазами. Я думаю будет полезно, если эти юноши еще раз расскажут нам, что произошло на корабле.

Королева наклонила голову, но заговорил Тэдар:

— Я бы хотел услышать историю из первых рук, Ваша светлость.

Боррик жестом подозвал мальчишек. Они подошли поближе, и Тэдар спросил:

— Кто из вас нашел этого чужака?

Томас взглянул на Пага, имея в виду, что говорить должен Паг.

— Мы оба, сэр, — сказал Паг, не зная правильного обращения к эльфу.

Тэдар, как показалось, был удовлетворен общим почтительным обращением. Паг пересказал события того дня, не пропуская ничего, что он помнил. Когда он закончил, Тэдар стал задавать вопросы, каждый из которых заставлял Пага напрячь память, проясняя маленькие детали, о которых Паг забыл.

Когда с ним закончили, Паг отошел назад, и Тэдар повторил тот же процесс с Томасом. Томас начал сбивчиво, очевидно смущаясь, и эльфийская королева подарила ему успокаивающую улыбку. Это только еще больше смутило его, и вскоре его отпустили. Тэдар спрашивал о деталях, мелочах, забытых мальчишками: пожарных ведрах с песком, расставленных по палубе, пустых копейных штативах, — доказывая предположение Аруты о том, что это был военный корабль.

Тэдар откинулся на спинку стула.

— Мы никогда не слышали о таких кораблях. Он во многих отношениях такой же, как и остальные, но не во всех. Мы уверены.

Как будто по молчаливому сигналу, Калин заговорил:

— Со смерти моего отца-короля я служу военачальником Эльвандара. Это моя обязанность, руководить разведчиками и патрулями, охраняющими наши поляны. Уже некоторое время мы осведомлены о странных происшествиях в большом лесу к югу от реки Крайди. Несколько раз наши бегуны находили человеческие следы в некоторых частях леса. Их нашли у границ Эльвандара и рядом с Северным перевалом, около Каменной Горы.

Наши разведчики несколько недель пытались найти этих людей, но видны были только следы. Эти люди очень старались скрыть свое присутствие. Если бы они не прошли так близко от Эльвандара, они могли остаться незамеченными, но никто не может незамеченным вторгнуться в прилежащие к нашему дому земли.

Несколько дней назад один из наших разведчиков заметил группу чужеземцев, переправляющихся через реку возле границы наших лесов и двигающихся по направлению к Северному перевалу. Он следовал за ними втечение полудневного перехода, но потом потерял их.

Калин слегка наклонил голову:

— Не потому что плохо следил. Просто они зашли в гущу деревьев и не вышли ни с той, ни с другой стороны. Он дошел по их следам до места, где они исчезли.

— Я думаю, что теперь мы знаем, куда они делись, — сказал Лиам. Он выглядел мрачнее обычного и сейчас куда больше походил на отца.

Калин продолжил:

— За четыре дня до того, как пришло ваше послание, я возглавлял патруль, преследовавший группу людей. Они были низкие, коренастые и безбородые. У некоторых были светлые волосы, у других темные. Их было десять, и они двигались по лесу чрезвычайно осторожно. Малейший звук настораживал их. Но, несмотря на всю их осторожность, они все-таки не заметили, что за ними следят. На них были доспехи ярких цветов: красные, синие, некоторые зеленые, другие желтые. Кроме одного, который был в черном одеянии. Они несли мечи, такие же как вот этот на столе, и другие, без зазубрин, круглые щиты и такие странные луки, короткие и изогнутые в нескольких местах, причем в обратную сторону.

Алгон выпрямился.

— Да, это обратно выгнутые луки. Такие же, как у кешианских солдат-собак.

Калин развел руками.

— Кешь давно оставила эти земли, и когда мы знали ее Империю, они пользовались обычными луками из тиса и ясеня.

Алгон восторженно перебил.

— У них есть секретный способ изготовления таких луков из дерева и рогов животных. Они маленькие, но мощные, хотя и не мощнее длинных луков. Их дальность удивительно…

Боррик нарочито громко кашлянул, не желая позволять Мастеру Конюшему вовлечься в размышления об оружии.

— Продолжайте, пожалуйста, Ваше высочество…

Алгон гневно покраснел и откинулся на спинку стула. Калин продолжил:

— Я преследовал их два дня. Они оставились на ночь, не разводя костра, да и вообще стараясь не оставить никаких следов. Все пищевые и естественные отходы были собраны в мешок и его понес один из них. Они двигались осторожно, но преследовать их было легко.

— Когда они подошли к границе леса, около Северного перевала, они сделали пометки на пергаменте, как уже делали несколько раз в течение перехода. Потом тот, что был одет в черное, использовал какое-то странное устройство и они исчезли.

Все заволновались. Калган выглядел особенно обеспокоенным.

Калин сделал паузу.

— Однако самой странной вещью был их язык. Их речь не была похожа ни на один из языков известных нам. Они говорили очень тихо, но нам было слышно, хотя слова для нас ничего не значили.

— Услышав это, я встревожилась, — заговорила королева, — так как эти чужеземцы, исследовали и составляли карты Запада, свободно разгуливая по великому лесу, холмам Каменной Горы, а теперь еще и берегам Королевства. Когда мы приготовились отправить вам весть об этом, сообщения об этих чужеземцах стали приходить все чаще. Еще несколько групп было замечено в северной области леса.

Арута выпрямился и положил руки на стол.

— Если они пройдут Северный перевал, они узнают путь к Ябону и Вольным Городам. Потом в горах начнет выпадать снег и они также смогут понять, что в течении зимы мы отрезаны и не можем получить помощи.

На лице герцога предательски промелькнула тревога. Вернув самообладание, он сказал:

— Но еще есть Южный перевал, и его они еще не могли успеть нанести на карту. Если они появлялись в тех местах, то их должны были заметить гномы, ведь деревни в Серых Башнях разбросаны шире, чем в Каменной Горе.

— Лорд Боррик, — сказала Агларанна, — я никогда не покинула бы Эльвандар, если бы не считала ситуацию критической. Из того, что Вы рассказали об этой Империи чужаков… Если они так сильны, как Вы говорите, то я боюсь за все свободные народы Запада. Хоть эльфы и не особо любят Королевство в целом, мы все же уважаем крайдийцев, потому что вы всегда были благородными людьми и никогда не пытались расширить свои владения за счет наших земель. Мы будем вашими союзниками, если эти чужаки нападут.

Некоторое время Боррик молчал.

— Благодарю Леди Эльвандара за помощь эльфийского народа в случае войны. Мы также в долгу перед вами за ваш совет, ибо теперь мы можем действовать. Если бы мы не знали об этих происшествиях в большом лесу, мы бы дали чужакам больше времени, к чему бы они там ни готовились, — он снова замолк, обдумывая дальнейшие слова. — А я убежден, что эти цурани планируют что-то плохое для нас. Разведку чужой и странной земли я еще могу принять за желание познакомиться с особенностями и характером людей живущих там. Но составление военных карт может предшествовать только вторжению.

— Скорее всего, они придут с могучей армией, — сказал Калган уставшим голосом.

Талли покачал головой.

— Может, и нет, — все повернулись к нему. — Я не так уверен. Многое из того, что я прочел в сознании Зомича было спутано, но есть что-то в этой Империи Цурануанни, что делает ее непохожей ни на один известный нам народ, есть что-то очень чужеродное в их чувстве долга и альянсов. Не могу сказать, откуда я это знаю, но они могут сначала испытать нас маленькой армией. Ну, как если бы основным объектом их внимания было что-то другое, а мы случайно попались на глаза, — он смущенно покачал головой. — У меня просто такое чувство, вот и все, ничего более.

Герцог сидел прямо, в его голосе появился командный тон.

— Мы будем действовать. Я пошлю гонцов к герцогу Брюкалу Ябонскому, и снова к Каменной Горе и Серым Башням.

— Хорошо бы услышать, что знают гномы, — сказала Агларанна.

— Я до сих пор надеялся на весть от них, но гонцы не вернулись, и их голуби тоже не прилетели, — сказал Боррик.

— Может быть, их поймали ястребы, — сказал Лиам. — На голубей не всегда можно положиться. Или же гонцы так и не добрались до гномов.

Боррик повернулся к Калину.

— После осады Карса прошло сорок лет, и мы с тех пор мало общались с гномами. Кто сейчас правит их кланами?

— Как и тогда, — сказал эльфийский принц, — Каменная Гора под знаменем Харторна из линии Хогара. Столица в деревне Делмория. Серые Башни объединились под знаменем Долгана из линии Толина. Столица в деревне Калдара.

— Я знаю их обоих, хотя я был еще мальчишкой, когда они снимали с Карса осаду Темных Братьев, — сказал Боррик. — Они будут сильными союзниками, если понадобится.

— Ну а как насчет Вольных Городов и принца Крондорского? — спросил Арута.

Боррик выпрямился.

— Я должен подумать над этим, потому что на востоке есть проблемы, или, по крайней мере, мне так сообщили. Поразмыслю над этим ночью, — он поднялся.

— Благодарю вас всех за совет. Возвращайтесь к себе и отдыхайте. Прошу вас обдумать, что делать с чужаками, если они вторгнутся, а завтра мы снова встретимся и все обсудим.

Он предложил эльфийской королеве руку и провел ее через двери, которые Паг с Томасом держали открытыми. Мальчишки вышли последними. Фэннон взял Томаса под руку и повел к казармам, а Калган стоял снаружи, разговаривая с Талли и двумя эльфийскими советниками.

Маг повернулся к ученику.

— Паг, принц Калин заинтересовался твоей маленькой библиотекой магических книг. Не мог бы ты показать их ему?

Паг согласился и повел принца вверх по лестнице к своей двери. Открыв ее, он остановился, ожидая принца. Тот вошел, и Паг последовал за ним. Фантус спал, а теперь, вздрогнув, проснулся и бросил на эльфа недоверчивый взгляд.

Калин медленно подошел к дрейку и тихо сказал несколько слов на непонятном Пагу языке. Фантус успокоился и вытянул вперед шею, чтобы принц почесал его.

После этого дрейк стал ожидающе смотреть на Пага. Тот сказал:

— Да, обед окончен. На кухне будет полно объедков.

Фантус с волчьей ухмылкой переместился к окну, мордой открыл его и, щелкнув крыльями, вылетел по направлению к кухне.

Паг предложил Калину табурет, но принц сказал:

— Спасибо, но ваши стулья не очень удобны для нас, эльфов. С твоего позволения я сяду прямо на пол. У тебя очень необычный любимец, сквайр Паг, — он слегка улыбнулся Пагу.

Пагу было слегка неловко принимать эльфийского принца в своей жалкой комнатке, но эльф вел себя так, что Паг расслабился.

— Фантус скорее постоянный гость, чем любимец. У него есть собственный разум. Для него нет ничего необычного в том, чтобы исчезнуть на несколько недель, но в основном он обитает здесь. Теперь, когда Мичема нет, ему придется есть вне кухни.

Калин спросил, кто такой Мичем. Паг объяснил и добавил:

— Калган послал его за горы, в Бордон, с небольшим отрядом герцогской гвардии, чтобы успеть до того, как Северный перевал занесет снегом. Он не сказал, зачем уходит, Ваше высочество.

Калин посмотрел на одну из книг мальчика.

— Я предпочитаю, чтобы меня звали Калином, Паг.

Паг, довольный, кивнул.

— Калин, как ты думаешь, что у герцога на уме?

Эльф загадочно улыбнулся.

— Я думаю, герцог откроет нам свои планы. Мичем, похоже, готовит путь, если герцог решит поехать на восток. Ты, скорее всего, узнаешь об этом завтра, — он взял книгу, на которую смотрел. — Она тебе показалась интересной?

Паг наклонился вперед, чтобы прочитать название.

— Доркас. Об оживлении предметов. Да, хотя она показалась мне не вполне ясной.

— Очень точная оценка. Доркас и сам был очень «неясным». По крайней мере, так показалось мне.

Паг вздрогнул.

— Но ведь Доркас умер тридцать лет назад!

Калин широко улыбнулся, обнажая белые зубы. Глаза сверкнули в сумеречном свете.

— Значит, ты мало знаешь об эльфах?

— Мало, — согласился Паг, — ты первый эльф, с которым я разговариваю, хотя я и мог видеть эльфа раньше, когда был очень маленьким. Не знаю, — Калин отложил книгу в сторону. — Я знаю только то, что мне рассказал Мартин Длинный Лук: что вы как-то умеете разговаривать с животными и некоторыми духами и что вы живете в Эльвандаре и окрестных эльфийских лесах и в основном находитесь среди своих сородичей.

Эльф рассмеялся мягко и мелодично.

— Почти все это так. Зная друга Лонгбоу, я бьюсь об заклад, что некоторые его байки были приукрашены, потому что он, хотя и не обманщик, но обладает истинно эльфийским чувством юмора, — Паг непонимающе посмотрел на принца. — По вашим меркам мы живем очень долго и учимся ценить в этом мире юмор, часто находя забавное там, где люди не видят ничего забавного. Или, если тебе угодно, мы по-другому смотрим на жизнь. Мартин, я думаю, научился этому от нас.

Паг кивнул:

— Насмешливый взгляд.

Калин вопросительно поднял бровь. Паг объяснил:

— Многие люди здесь недолюбливают Мартина. Он несколько отличается от остальных. Я однажды слышал, как солдат сказал, что у него насмешливый взгляд.

Калин кивнул:

— У Мартина была сложная жизнь. Он был предоставлен самому себе в очень раннем возрасте. Монахи Сильбанского монастыря хорошие, добрые люди, но они плохо представляют себе, как воспитывать мальчишек. Когда ему удавалось сбегать от своих учителей, Мартин жил в лесу, как дикарь. Однажды я встретил его: он дрался двумя маленькими эльфами — в очень раннем возрасте мы мало отличаемся от людей. Когда он вырос, он стал одним из немногих людей, кто может в любое время прийти в Эльвандар. Он ценный друг. Но мне кажется, что он несет в себе особое бремя одиночества, потому что не может полностью находиться ни в мире эльфов, ни в мире людей, а находится частично в обоих.

Паг увидел Мартина в новом свете решил попытаться получше узнать Мастера Егеря. Возвращаясь к исходной теме, он спросил:

— То, что он сказал — правда?

Калин кивнул.

— В некоторых отношениях. Мы можем говорить с животными так же, как и люди, только с успокаивающей интонацией, так как мы лучше понимаем их настроение. Мартин тоже это умеет, хотя и не так, как мы. Однако мы не разговариваем с духами. Некоторые создания люди считают духами: дриад, фей и тому подобных, но это настоящие сущности, которые живут поблизости от нашей магии.

Паг заинтересовался еще сильнее:

— Вашей магии?

— Наша магия — часть нашей сущности. Сильнее всего она чувствуется в Эльвандаре. Это наследие древних лет, позволяющее нам в мире жить в своих лесах. Там мы, как и другие, работаем, воспитываем детей, отмечаем праздники. Время в Эльвандаре идет медленно, потому что это нестареющее место. Поэтому я и помню как разговаривал с Доркасом, потому что, хотя я и молодо выгляжу, мне уже больше ста лет.

— Ста, — Паг покачал головой. — Бедный Томас, он расстроился, когда услышал, что ты сын королевы. Теперь он будет совсем несчастным.

Калин наклонил голову, на губах играла полуулыбка:

— Парень, который был с тобой в советном зале?

Паг кивнул.

— Моя мать-королева не впервые производит такое впечатление на человека, хотя люди постарше умеют лучше скрыть это.

— Вас это не раздражает?

— Нет, Паг, конечно, нет. Все в Эльвандаре любят королеву, и ее красота общепризнанно недостижима. С тех пор как мой отец-король ушел, не один храбрец из вашего народа добивался руки Агларанны. Теперь траур закончился, и она может выйти замуж, если захочет. Но вряд ли ее избранник будет принадлежать к вашему народу. До сих пор было очень мало таких браков, они очень редки и приводят к большой печали для эльфа. Она еще проживет очень много человеческих жизней, будь боги благосклонны, — Калин еще раз оглядел комнату. — Вероятно, наш друг Томас перерастет свое чувство к великой эльфийской леди. Также как и принцесса изменит свое отношение к тебе, я думаю.

Паг смутился. Ему было очень любопытно, о чем Карлайн и эльфийский принц говорили за обедом, но спрашивать было неудобно.

— Я издалека заметил, что вы с ней разговариваете.

— Я ожидал встретить великана в полторы сажени ростом, вокруг которого сверкают молнии. Кажется, ты убил заклинанием пару десятков троллей?

Паг покраснел.

— Их было только двое, а убил я их случайно.

Калин поднял брови.

— Даже двое — достижение. Я думал, девчонка была в полете фантазии. Мне хотелось бы услышать эту историю.

Паг рассказал ему, что тогда случилось, после чего Калин сказал:

— Это очень необычная история, Паг. Я мало знаю о человеческой магии, но достаточно, чтобы сказать, что то, что ты сделал действительно очень странно, как и сказал Калган. Эльфийская магия очень отличается от вашей, но нашу мы понимаем лучше, чем вы свою. Я никогда не слышал о таком случае. Наверное, подчас, когда это необходимо, можно вызвать в себе силу, дотоле дремлющую глубоко внутри.

— Я много размышлял об этом, — сказал Паг. — Было бы неплохо все-таки получше понять, что же на самом деле произошло.

— Возможно, это придет со временем.

Паг посмотрел на своего гостя и глубоко вздохнул:

— Хотел бы я также получше понять Карлайн.

Калин пожал плечами и улыбнулся.

— Кто может понять разум другого? Я думаю, некоторое время ты будешь объектом ее внимания. Потом, возможно, кто-нибудь другой привлечет ее, вероятно, юный сквайр Роланд. Похоже, она имеет власть над ним.

Паг фыркнул.

— Роланд! Он как зуд под кожей.

Калин улыбнулся.

— Значит, ты любишь принцессу?

Паг посмотрел вверх, как будто ожидая помощи свыше.

— Она мне нравится, — заметил он, тяжело вздохнув. — Но я не знаю, люблю ли я ее. Иногда кажется, что да, особенно, когда я вижу, как вокруг нее увивается Роланд, но иногда кажется обратное. Мне очень сложно с ней разговаривать. Всегда кажется, что говоришь что-то не то.

— В отличие от сквайра Роланда, — продолжил Калин.

Паг кивнул.

— Он родился и воспитывался при дворе. Он знает, когда и что нужно говорить.

Паг отклонился назад, опершись на локти и опять тоскливо вздохнул.

— Кажется, я порядочно ему завидую. Он заставляет меня чувствовать себя невоспитанным олухом с каменными глыбами вместо рук и бревнами вместо ног.

Калин понимающе кивнул.

— Я не считаю себя специалистом по жизни твоего народа, Паг, но я провел достаточно времени с людьми, чтобы понимать, что в твоей власти выбирать, кем себя чувствовать. Роланд заставляет тебя чувствовать себя неуклюжим, потому что ты позволяешь ему это. Рискну предположить, что, когда принцесса благосклоннее к тебе, чем к нему, он чувствует то же самое. Недостатки других никогда не кажутся такими ужасными, как свои. Роланд может завидовать тому, что ты всегда говоришь прямо, и твоей честности. В любом случае, то, что вы с Роландом делаете, мало что изменит в ее отношении к вам, пока она полна решимости сделать все по-своему. Она не видит твоих недостатков, она очарована тобой, так же, как твой друг нашей королевой.

Ничего не изменится, если ты, конечно, не станешь совсем безнадежным грубияном. Думаю, она видит в тебе своего будущего супруга.

Некоторое время Паг сидел, широко раскрыв от удивления глаза, после чего сказал:

— Супруга?

Калин улыбнулся.

— Молодых людей часто заботят вещи, которые надо будет устроить еще нескоро. Подозреваю, что ее решимость вызвана как твоими достоинствами, так и твоей неохотой. Как многие дети, она просто хочет того, чего не может получить, — сказал принц, и добавил дружественным тоном:

— Время решит исход.

Паг с беспокойством на лице наклонился вперед.

— У меня в голове все перемешалось. Половина замковых мальчишек считают, что они влюблены в принцессу. Если бы они только знали, как это ужасно, — он закрыл глаза, плотно сжав их на мгновение. — Голова трещит. Я думал, она и Роланд…

— Он может быть лишь орудием в ее руках, чтобы вызвать твой интерес, — сказал Калин. — К сожалению, это, видимо, ухудшило отношения между вами.

Паг медленно кивнул.

— Думаю, да. Роланд в целом неплохой парень. Мы всегда были друзьями. Но после моего повышения в должности он проявляет открытую враждебность. Я пытаюсь не замечать этого, но это беспокоит меня. Может, стоит попытаться поговорить с Роландом.

— Думаю, это будет мудро. Но не удивляйся, если он не воспримет твоих слов. Скорей всего, на него сильно действуют ее чары.

От этой темы у Пага болела голова, и упоминание о чарах навело его на вопрос:

— Расскажи мне побольше об эльфийской магии.

— Наша магия очень древняя. Она есть часть нашей сущности и того, что мы создаем. В эльфийской обуви даже человек может ходить бесшумно, а из эльфийского лука легче попасть в цель, ибо это природа нашей магии. Она в нас, в наших лесах и лугах. Некоторые ей управляют, в основном, те, кто ее полностью понимает, заклинатели, такие, как Тэдар. Но это нелегко. Наша магия больше всего похожа на воздух, всегда окружающий нас, но невидимый. Но как и воздух, который можно почувствовать, когда дует ветер, она ощутима. Люди называют наши леса зачарованными, потому что мы там живем так давно, что Эльвандар как бы пропитался нашей магией. У всех, кто там живет, спокойно на душе. Никто не может без приглашения войти в Эльвандар, если не обладает магией сильнее нашей, и даже проникнуть в пределы эльфийских лесов со злыми намерениями. Это не всегда было так, многие века назад мы делили землю с другими, моредэлами, которых вы называете Братством Темного Пути. Со времени великого разрыва, когда мы изгнали их из наших лесов, Эльвандар все время менялся все более и более становясь нашим местом, нашим домом, нашей сущностью.

— Это правда, что Братья Темной Тропы в родстве с эльфами?

Глаза Калина подернулись дымкой. Он помолчал некоторое время и сказал:

— Мы мало говорим о таких вещах, потому что мы хотим, чтобы многое из этого не было правдой. Могу тебе сказать следующее: между моим народом и Братством есть связь, хоть и древняя. Мы хотели бы, чтобы это не было так, но они действительно нам сродни. Иногда, очень редко, один из них возвращается к нам. Мы так и называем это: Возвращение, — было видно, что ему неприятно говорить на эту тему.

— Прости, если… — начал Паг.

— Не стоит извиняться за любопытство, Паг, — перебил Калин. Я просто больше ничего не буду говорить насчет этого.

Они говорили до поздней ночи, говорили о множестве разных вещей. Паг был очарован эльфийским принцем и польщен тем, что многое из того, что он сказал, было интересно Калину.

Наконец Калин сказал:

— Я должен идти. Хоть я и мало нуждаюсь в отдыхе, чуть-чуть мне все-же нужно. Думаю, что и тебе тоже.

Паг поднялся и сказал:

— Спасибо, что так много мне рассказал, — он, слегка смущаясь, улыбнулся. — И за то, что поговорил о принцессе.

— Тебе это было нужно.

Паг отвел Калина в длинный зал, откуда слуга потом повел его в отведенные ему покои. Паг вернулся в свою комнату и лег спать. К нему тут же подобрался мокрый Фантус, раздраженно фыркающий на то, что приходится летать под дождем, и вскоре заснул. Но сам Паг смотрел на игру огня камина на потолке и заснуть не мог. Он пытался выкинуть из головы рассказы о странных воинах, но образы ярко одетых бойцов, бредущих через леса западных земель, делали сон невозможным.

На следующее утро настроение у всех в замке Крайди было мрачным. Сплетни слуг уже распространились, и новости о цурани были всем известны, хотя и недоставало деталей. Каждый занимался своим делом, но одним ухом слушал рассуждения других о том, что предпримет герцог. Все были согласны в одном: Боррик конДуан, герцог Крайдийский, был не таким человеком, чтобы сидеть сложа руки и ждать. В скором времени что-то будет предпринято.

Паг сидел на стоге сена, наблюдая, как Томас упражняется с мечом, замахиваясь на столб, изображающий противника, ударяя слева, потом справа, и так снова и снова. Бил он равнодушно, и наконец в раздражении бросил меч на землю.

— Ничего не получается, — он подошел и сел рядом с Пагом. Интересно, о чем они там говорят.

Паг пожал плечами. Под словом «они» имелся в виду герцогский совет; сегодня их не просили туда приходить, и последние четыре часа истекали очень медленно.

Внезапно двор наполнился людьми, а слуги побежали к главным воротам.

— Пойдем, — сказал Томас.

Паг спрыгнул со стога и последовал за другом.

Они как раз обегали замок, и увидели, как стража расходится, как и вчера. Было холоднее, чем тогда, но дождя не было. Мальчишки забрались на ту же телегу, и Томас задрожал.

— Я думаю, в этом году снег выпадет рано. Может, даже завтра. — Если так будет, то это будет самый ранний снег на моей памяти. Тебе надо было надеть плащ. Ты потный после упражнений, и холодный воздух студит тебя.

На лице Томаса появилась болезненная гримаса.

— О боги, ты говоришь как моя мать.

Паг изобразил сердитость. Высоким и гнусавым голосом он произнес:

— И не прибегай ко мне весь синий от холода, кашляя и чихая и ища утешения, ибо здесь ты его не найдешь, Томас сын Мегара.

Томас ухмыльнулся.

— Теперь точно как она.

Они повернулись на звук открывающихся ворот. Герцог и эльфийская королева проводили других гостей из замка. Герцог вел королеву под руку. Королева поднесла руку ко рту и пропела несколько слов, негромко, но заглушая шум толпы. Слуги, стоящие во дворе, замолчали, и вскоре снаружи послышался топот копыт.

Двенадцать белых лошадей вбежали через ворота и встали на дыбы, приветствуя эльфийскую королеву. Эльфы быстро вскочили в седла, подняли руки, прощаясь с герцогом и, повернувшись, выехали.

Толпа постояла еще несколько минут, как будто люди не желали признавать, что они видели эльфов в последний раз, вероятно, даже последний раз в жизни, но потом она медленно рассосалась, и люди вернулись к работе.

Томас смотрел в даль, и Паг, повернувшись к нему, спросил:

— В чем дело?

— Хотел бы я когда-нибудь увидеть Эльвандар, — тихо сказал Томас.

— Может, и увидишь, — сказал Паг, потом добавил:

— Хотя я и сомневаюсь в этом. Ведь я буду магом, ты будешь солдатом, а королева будет править в Эльвандаре еще долгие годы после нашей смерти.

Томас рассмеялся, и прыгнул на Пага, повалив его на солому.

— Ой ли? Хорошо, я когда-нибудь побываю в Эльвандаре, — он подмял Пага под себя и уселся ему на грудь. — И тогда я буду великим героем, у которого за плечами множество побед над цурани. Она примет меня с радостью, как почетного гостя. Что ты об этом думаешь?

Паг рассмеялся, и попытался спихнуть приятеля с себя.

— А я буду величайшим в мире магом.

Друзья засмеялись. Тут раздался голос:

— Паг! Вот ты где.

Томас слез, и Паг поднялся. К ним приближалась коренастая фигура кузнеца Гарделла. Он был крепкого телосложения с редкими волосами, но густой черной бородой. Руки были покрыты сажей, а фартук весь прожжен.

Он подошел к телеге, и положил руки на бедра.

— Я тебя везде искал. Я сделал вытяжку для твоего дымохода, как просил Калган.

Паг слез с телеги, Томас за ним. Они пошли за Гарделлом, к кузнице.

— Чертовски умная мысль, эта вытяжка, — сказал дородный кузнец. — Я тридцать лет работаю в кузнице, и ни разу мне не приходило в голову, что кузничную вытяжку можно использовать в качестве дымохода. Пришлось сделать его сразу же, как Калган сказал: самому интересно.

Они вошли в кузницу — большой сарай в котором были большой и малый горны и несколько наковален разных размеров. Везде валялись самые разнообразные вещи, ожидающие ремонта: доспехи, сбруя и даже кухонные принадлежности. Гарделл подошел к большому горну и взял вытяжную воронку. Она была около метра в поперечнике и метра в высоту. Куски тонкой круглой металлической трубы лежали рядом.

Гарделл держал свое творение в руках, давая мальчишкам рассмотреть его.

— Я ее сделал достаточно тонкой, для легкости использовав много жести, ведь будь она слишком тяжелой, она могла бы и обрушиться.

— Мы проделаем в полу несколько маленьких дырок и поставим эти штуки в качестве опоры, — он показал носком ноги на несколько металлических прутьев.

— Может быть, потребуется некоторое время, чтобы привести ее в порядок, но вообще эта твоя штука должна работать.

Паг широко улыбнулся. Он получал огромное удовольствие, видя как его идея обретает конкретную форму. Это было новое для него ощущение.

— А когда будем устанавливать?

— Да хоть сейчас, если хочешь. Должен признаться, самому интересно посмотреть, как она будет работать.

Паг поднял несколько кусков трубы, Томас — остальные трубы и опорные прутья. Стараясь удержать груз, они двинулись к башне мага. Посмеивающийся кузнец шел за ними.

Калган, глубоко задумавшись, начал подниматься по лестнице. Вдруг сверху раздался крик:

— Берегись!

Калган вовремя поднял глаза, чтобы увидеть большой камень, перекатывающийся по ступеням, слегка походя на пьяного. Маг отскочил в сторону, камень ударил в стену, около которой он стоял, и, отскочив, остановился в начале лестницы. Воздух наполнился известковой пылью, и Калган чихнул.

Томас и Паг с тревогой на лицах сбегали по лестнице. Увидев, что никто не пострадал, они успокоились.

Калган навел на них злобный взгляд.

— Что все это значит?

Томас попытался замаскироваться на фоне стены, а Паг робко сказал:

— Мы пытались вынести камень во двор, и он вроде как выскользнул.

— Вроде как выскользнул? Было больше похоже, что его швырнули со всей силы. Ну а почему вы несли камень и откуда он взялся?

— Это тот, который вытащили из моей стены, чтобы Гарделл мог поставить на место последний кусок трубы — ответил Паг. Калган все еще не понимал. — Это для дымохода, помнишь?

— Ах, да. Теперь вспомнил.

Пришел слуга, чтобы узнать причину шума, и Калган попросил его привести со двора двоих рабочих, чтобы те вынесли камень. Когда он ушел, Калган сказал:

— Думаю, лучше будет, если кто-нибудь побольше вас унесет этот камень. Теперь давайте посмотрим на это чудо.

Они поднялись в комнату Пага: Гарделл устанавливал последнюю трубу. Кузнец повернулся к ним и сказал:

— Ну? Что вы думаете?

Очаг был перенесен чуть ближе к стене, а вытяжка стояла на четырех металлических прутьях одинаковой длины. Весь дым улавливался вытяжкой и выносился наружу по легкой металлической трубе. К сожалению, дыра из-под камня была значительно больше трубы, и большую часть дыма ветер задувал обратно в комнату.

— Ну что, Калган? Как тебе? — спросил Паг.

— Хмм. Выглядит впечатляюще, но я не вижу, чтобы воздух стал намного чище.

Гарделл сильно ударил рукой по вытяжке, отчего та зазвенела. Мозоли на его руках защищали его от ожогов.

— Будет, как только я заткну эту дыру. Возьму кусок бычей кожи, из которой я делаю кавалерийские щиты, проделаю в нем дыру, в нее вставлю эту трубу и прибью кожу к стене. Потом задублю ее, и от жара она затвердеет. Тепло она будет держать, да и дождь с ветром останутся снаружи, так же как и дым, — кузнец был доволен своим творением. — Ладно, пойду принесу кожу. Сейчас вернусь.

Паг, казалось, сейчас лопнет от гордости за свое изобретение. Томас разделял его чувство. Калган усмехнулся себе под нос. Вдруг Паг повернулся к магу, вспомнив, где тот провел день.

— Что было на совете?

— Герцог посылает вести всем западным дворянам, подробно объясняя, что случилось, и просит приготовить Западные Армии. Боюсь, что у писцов Талли впереди несколько напряженных дней: герцог хочет, чтобы все было готово как можно скорее. Талли в возбуждении, потому что ему приказано остаться здесь в качестве советника Лиама вместе с Фэнноном и Алгоном на время отсутствия герцога.

— Советника Лиама? Отсутствия? — растерянно спросил Паг.

— Герцог, Арута и я едем в Вольные Города и далее в Крондор, поговорить с принцем Эрландом. Сегодня вечером я собираюсь, если получится, отправить мысленное сообщение своему коллеге. Белган живет к северу от Бордона. Он передаст Мичему, который сейчас как раз должен быть там, чтобы он нашел нам корабль. Герцог считает, что должен передать весть лично.

Паг и Томас казались возбужденными. Калган знал, что они оба тоже хотят поехать. Побывать в Крондоре было бы для них величайшим приключением. Калган погладил свою седую бороду.

— Тебе будет трудно продолжать занятия, но Талли поможет тебе освежить в памяти пару трюков.

Паг, казалось, сейчас расплачется.

— Калган, пожалуйста, можно я тоже поеду?

Калган изобразил удивление.

— Ты поедешь? Я и не думал об этом, — он помолчал некоторое время. — Хорошо. Думаю, все будет в порядке.

Паг, подпрыгнув, вскрикнул от радости.

Томас пытался скрыть свое разочарование. Он выдавил из себя легкую улыбку и постарался выглядеть счастливым за Пага.

Калган пошел к двери. Паг заметил удрученное выражение лица Томаса.

— Калган?

Маг повернулся.

— Да, Паг?

— Томас тоже?

Томас покачал головой: он не был ни членом двора, ни учеником мага, но умоляюще смотрел на Калгана.

Тот широко улыбнулся.

— Думаю, лучше держать вас вместе. Тогда и проблемы будут только в одном месте. Томас тоже. Я договорюсь с Фэнноном.

Томас тоже радостно вскрикнул, и друзья стали хлопать друг друга по спине.

— Когда мы отбываем? — спросил Паг.

Калган рассмеялся.

— Через пять дней. Или даже раньше, если придут вести от гномов. К Северному перевалу посланы бегуны, чтобы узнать не завален ли он еще. Если да, то мы поедем через Южный.

Калган ушел, оставив друзей танцевать рука об руку и кричать и улюлюкать от восторга.

7. ПОНИМАНИЕ

Паг торопливо шел по двору замка.

Принцесса Карлайн послала ему записку, в которой попросила встретиться с ней в ее цветочном саду. Это была первая весть от нее, с тех пор как она в гневе удалилась с их последней встречи, и Паг волновался. Он не хотел быть с Карлайн в плохих отношениях, несмотря на внутренние противоречия. Кратко обсудив это с Калином два дня назад, он разыскал отца Талли и подробно с ним поговорил.

Старый жрец постарался выкроить время, чтобы поговорить с парнем, несмотря на обязанности, которые герцог наложил на него и его помощников. Для Пага это был полезный разговор, и после него он более уверился в себе. Последнее, что сказал старый священник, было:

«Перестань волноваться о том, что думает и чувствует принцесса, и начинай выяснять, что думает и чувствует Паг.»

Он последовал совету священника и теперь знал, что скажет Карлайн, если она начнет говорить о «понимании» между ними. Впервые за много недель он почувствовал, что движется в каком-то направлении, хотя и не знал, к чему это его приведет.

Дойдя до сада принцессы, он повернул за угол и внезапно остановился, потому что вместо Карлайн около ступеней стоял сквайр Роланд. Роланд слегка улыбнулся и кивнул:

— Добрый день, Паг.

— Добрый день, Роланд, — сказал Паг и посмотрел вокруг.

— Ждешь кого-нибудь? — спросил Роланд, заставив свой голос звучать непринужденно, но это плохо скрывало вызывающий тон. Левая рука как бы невзначай лежала на эфесе шпаги. Не считая шпаги, он был одет как обычно: цветастые штаны, зелено-золотая туника и высокие сапоги для верховой езды.

— Ну, вообще-то, я ожидал увидеть принцессу, — сказал Паг, также с легким оттенком вызова в голосе.

Роланд изобразил удивление.

— Правда? Леди Глайнис упомянула что-то о записке, но я так понял, отношения между вами несколько натянуты.

Последние несколько дней Паг пытался сочувствовать Роланду, но его бесцеремонный и высокомерный тон раздражал Пага, и он, дав злобе волю, огрызнулся:

— Скажу тебе как один сквайр другому: отношения между мной и Карлайн не твоего ума дело!

На лице Роланда открыто выступил гнев. Он шагнул вперед, и посмотрев сверху на более низкого Пага, сказал:

— Да будь оно проклято, что это не мое дело! Не знаю, в какие игры ты играешь Паг, но если ты причинишь ей зло, я…

— Я, зло?! — перебил Паг. Его поразил неожиданно сильный гнев Роланда и взбесила угроза. — Это она натравливает нас друг на друга…

Внезапно Паг почувствовал, что земля уходит из под ног и, наклоняясь, бьет в затылок. Перед глазами взорвались вспышки света, а в ушах зазвенело. Он не сразу понял, что Роланд его ударил. Паг потряс головой, зрение пришло в порядок, и он увидел, что старший сквайр стоит над ним, а его руки сжаты в кулаки.

— Если ты когда-нибудь скажешь о ней плохо, я изобью тебя до бесчувствия, — процедил Роланд.

В Паге горел гнев, все нарастая. Он осторожно поднялся, не сводя глаз с готового к бою Роланда. Паг ощутил у себя во рту горький привкус гнева и сказал:

— У тебя было два года, чтобы завоевать ее, Роланд. Оставь это.

Лицо Роланда побагровело от ярости, и он напал, снова сбив Пага с ног. Упав, они сцепились в клубок. Роланд бил Пага в плечи и руки, и это не причиняло тому особого вреда или боли. Они катались и хватались друг за друга, но ни один из них не мог нанести другому много повреждений. Паг забросил руку Роланду за шею и повис на нем, пока тот метался в бешенстве. Вдруг Роланд поставил колено Пагу на грудь, и сбросил его с себя. Паг перекатился и встал на ноги. Роланд поднялся чуть позже, и они приготовились к нападению. Выражение лица Роланда плавно изменилось от ярости до холодной расчетливости. Он сдерживал свой гнев, по мере того как подходил к Пагу. Он осторожно приближался, левая рука была согнута и выставлена вперед, а правый кулак он держал наготове около лица. Паг не имел никакого опыта в искусстве кулачного боя, хотя и видел на представлениях бродячих трупп, как люди за деньги дрались этим способом. Роланд несколько раз имел случай показать, что имеет далеко не поверхностное знакомство с этим видом спорта. Паг попытался получить преимущество и широко размахнулся, чтобы отвесить в голову Роланда дикий удар. Роланд сумел увернуться, и удар Пага прошел впустую, потом сквайр прыгнул вперед, резко выбросив левую руку вперед. Она ударила Пага в скулу, и его голова качнулась назад. Паг споткнулся, и Роланд лишь отчасти задел его подбородок.

Паг держал руки перед собой, чтобы отразить следующий удар, и тряс головой, чтобы избавиться от пляшущих перед глазами вспышек света. Он еле успел уклониться от следующего удара Роланда. Обманув бдительность Роланда, Паг прыгнул вперед и плечом ударил противника в живот, снова сбив его с ног. Паг упал на него и попытался прижать его руки к земле. Роланд вырвался, ударил Пага локтем в висок, и удивленный ученик волшебника упал, в тот же момент потеряв ясность зрения и мысли.

Он снова поднялся, лицо его пронзила боль, и мир снова покачнулся. Сбитый с толку, он не мог защищаться. Удары Роланда казались отдаленными и какими-то приглушенными. Легкое чувство тревоги проснулось в какой-то части его сознания. Но оно было затуманено болью, и действия Пага стали подсознательными. Основные, даже, скорее, животные инстинкты взяли верх, и откуда-то появились новые силы. Как и во время столкновения с троллями, перед его внутренним взором возникли яркие огненные буквы, и он мысленно произнес заклинание.

Паг превратился в низшее, первобытное существо, дерущееся за выживание, и он намеревался убить противника. Все, о чем он мечтал, это задушить его, вытянуть из него всю жизнь до капельки.

Вдруг в сознании Пага зазвенела тревога. Он остро почувствовал, что делает что-то не то, что творит зло. Месяцы учебы сделали свое дело, и он, казалось, услышал голос Калгана, кричащий:

— Сила, которой ты обладаешь, предназначена не для этого!

Прорвав пелену, окутавшую его сознание, Паг открыл глаза. Зрение было затуманено, вокруг прыгали искры. Паг увидел Роланда, падающего на колени всего в метре от него и тщетно борющегося с невидимыми пальцами, сомкнувшимися у него на шее. Паг никак не связывал себя с тем, что он видел, но как только ясность ума вернулась, он сразу понял, что произошло. Подавшись вперед, он схватил запястья Роланда.

— Перестань, Роланд! Перестань! Это не настоящее. На твоем горле нет никаких рук, кроме твоих собственных.

Ослепленный паникой, Роланд, казалось, не слышал криков Пага. Из последних сил он отдернул руки Роланда и больно хлопнул его по лицу. Глаза Роланда заслезились, и он с трудом прерывисто вдохнул.

Паг все еще тяжело дышал.

— Это иллюзия. Ты душил сам себя.

Роланд, ловя ртом воздух, отошел от Пага; на лице его был ясно виден страх. Он слабо потянул шпагу из ножен. Паг подался вперед, крепко взял Роланда за запястье и, покачав головой, с трудом проговорил:

— Не стоит.

Роланд посмотрел Пагу в глаза, и страх стал утихать. Казалось, что-то внутри старшего сквайра сломалось и теперь остался лишь уставший, изможденный молодой человек, сидящий на земле. Тяжело дыша, Роланд выпрямился. В глазах выступили слезы, и он спросил:

— Почему?

Паг тоже устал, и поэтому отклонился назад, опершись на руки. Он изучал красивое, молодое, искаженное сомнением, лицо.

— Потому что ты под властью чар, гораздо более сильных, чем могу создать я, — он посмотрел Роланду в глаза. — Ты действительно ее любишь, да?

Последние остатки гнева Роланда исчезли, но в глазах был еще виден легкий страх. Но кроме этого Паг видел также глубокую боль и муку. Слеза стекала на щеку. Он ссутулился и кивнул. Прерывисто дыша, он попытался заговорить. Некоторое время казалось, что он вот-вот заплачет, но он поборол боль и восстановил самообладание. Глубоко вздохнув, Роланд вытер слезы и еще раз глубоко вздохнул. Он посмотрел прямо на Пага и осторожно спросил:

— А ты?

Паг раскинулся на земле, силы постепенно возвращались к нему.

— Не знаю. Она приводит меня в замешательство. Иногда я не могу думать ни о ком другом, а иногда мне хочется быть от нее как можно дальше.

Роланд понимающе кивнул. Последние остатки страха улетучились.

— Рядом с нею я глупею.

Паг хихикнул. Роланд посмотрел на него и тоже рассмеялся.

— Не знаю почему, — сказал Паг. — но твои слова показались мне ужасно смешными.

Роланд кивнул. Вскоре у обоих от смеха слезились глаза, и отступающий гнев тоже сменился смешливостью.

Роланд постепенно пришел в себя и уже сдерживал смех, но тут Паг посмотрел на него и повторил:

— Рядом с нею я глупею! — и их охватил новый приступ смеха.

— Ну! — сказал резкий голос.

Они повернулись, и увидели Карлайн, обозревающую творящееся перед нею; с каждой стороны от нее стояло по фрейлине. Два мальчика немедленно замолчали. Бросив на распластавшихся на земле неодобрительный взгляд, она сказала:

— Раз вы так увлечены друг другом, не буду вам мешать.

Паг и Роланд обменялись взглядами и внезапно снова громко рассмеялись. Роланд упал на спину, Паг сел, вытянув перед собой ноги. Он смеялся прикрывая рот руками, сложенными чашечкой. Карлайн гневно вспыхнула, и ее глаза расширились.

— Простите! — сказала она с холодной злобой в голосе и повернулась. Фрейлины последовали за ней. Она удалилась, и послышалось громкое восклицание:

— Мальчишки!

Паг с Роландом посидели некоторое время, пока не успокоились, потом Роланд поднялся, протянул Пагу руку и помог подняться с земли.

— Прости, Паг. У меня не было никакого права сердиться на тебя, — его голос стал мягче. — Я ночей не сплю, думая о ней. Я каждый день с нетерпением ожидаю кратких моментов, когда мы вместе. Но с тех пор как ты спас ее, я только и слышу от нее, что твое имя, — он склонил голову. — Я так разозлился, что думал, убью тебя. Проклятье, вместо этого меня самого чуть не убило.

Паг посмотрел в ту сторону, куда исчезла принцесса и согласно кивнул.

— Мне тоже очень жаль, Роланд. Я пока еще не очень хорошо умею контролировать магию, и когда я теряю голову, то случаются ужасные вещи. Как с троллями.

Паг хотел, чтобы Роланд понял, что он все еще Паг, хоть и ученик волшебника.

— Я никогда не сделаю подобного ради такой цели. Особенно, другу. Роланд внимательно посмотрел в лицо Пага и криво ухмыльнулся, как бы извиняясь.

— Я понимаю. Я действовал неверно. Ты был прав. Она просто сталкивает нас друг с другом. Я дурак. Она тебя любит.

Паг, казалось, поник.

— Поверь, Роланд, я не уверен, что мне следует завидовать.

Роланд ухмыльнулся шире.

— Она волевая девушка, это ясно.

Роланду нужно было выбирать между тем, чтобы открыто жалеть себя или с иронией бравировать. Он выбрал последнее.

Паг покачал головой.

— Что делать, Роланд?

Роланд удивился и громко рассмеялся.

— Не спрашивай у меня совета, Паг. Я больше чем кто-либо пляшу под ее дудку. Но сердце девушки, как говорится, переменчиво как ветер. Я не буду винить тебя в том, что делает Карлайн, — он заговорщицки подмигнул Пагу. — И все-таки, ты не будешь против, если я буду ждать перемен?

Паг, несмотря на изнеможение, снова рассмеялся.

— Я уж подумал, ты делаешь мне оченьщедрую уступку, — на его лице появилось глубокомысленное выражение. — Знаешь, было бы проще — не лучше, но проще — если бы она вообще не обращала на меня внимания, Роланд. Я не знаю, что и думать обо всем этом. Мне нужно закончить ученичество. Когда-нибудь мне придется управлять поместьем. Кроме того, еще эти цурани. Это все пришло так быстро, что я не знаю, что и делать.

Роланд посмотрел на Пага с некоторым сочувствием и положил руку на плечо своего младшего друга.

— Я забыл, что ты ученик и дворянин, и это все довольно ново для тебя. И все таки, не могу сказать, что я много времени посвятил, чтобы размышлять о подобном, хоть моя судьба была решена еще до того, как я был рожден. Беспокойство о будущем какая-то сухая работа. Думаю, кружка крепкого эля сделает ее поприятнее.

Ощутив все синяки и боль в теле, Паг согласно кивнул.

— Можно. Но у Мегара, боюсь, будет другое мнение.

Роланд вытянул палец вдоль носа.

— Тогда мы не дадим Мастеру Повару пронюхать об этом. Пойдем, я знаю место, где доски сарая с элем держатся непрочно. Мы можем тайно опрокинуть пару кружек.

Роланд пошел, но Паг остановил его:

— Роланд, я сожалею, что мы подрались.

Роланд остановился, внимательно посмотрел на пага и ухмыльнулся.

— Я тоже, — он протянул руку. — Мир.

Паг взял ее.

— Мир.

Они повернули за угол, оставив позади сад принцессы и остановились. Перед ними предстало душераздирающее зрелище. Томас маршировал через весь двор, от казарм до боковых ворот, в полном доспехе: в старой кольчуге, латных рукавицах, закрытом шлеме, сапогах до колен и тяжелых металлических поножах поверх них. В одной руке он держал кожаный щит, а в другой — тяжелое копье с железным наконечником и четыре метра длиной, которое жестоко давило на правое плечо. Оно также делало вид Томаса смешным: из-за него Томас слегка наклонялся вправо и качался, пытаясь сохранить равновесие.

Сержант герцогской стражи давал ему команды. Паг знал сержанта. Это был высокий и всегда дружелюбный человек по имени Гардан. По происхождению он был кешианцем, о чем свидетельствовала его темная кожа. Он увидел Пага и Роланда, и белые зубы разделили черную бороду на две части. В плечах он был почти так же широк, как Мичем и двигался той же свободной походной охотника или бойца. Хоть его темные волосы были слегка присыпаны сединой, лицо было моложавым, невзирая на тридцать лет службы. Подмигнув Пагу с Роландом, он рявкнул:

— Стой! — и Томас остановился.

Паг с Роландом подходили все ближе. Гардан резко крикнул:

— Напра-во! — Томас подчинился. — Приближаются члены двора. На караул!

Томас вытянул правую руку, и копье поднялось в приветствии. Он позволил наконечнику опуститься слишком низко и чуть не нарушил приказ «смирно», пытаясь поднять его.

Паг и Роланд встали рядом с Гарданом, и огромный солдат отдал им честь и тепло улыбнулся.

— Добрый день, сквайры, — он повернулся к Томасу на мгновение. — На пле-чо! Шагом марш! — Томас тронулся по направлению к казармам.

— Что это? — смеясь спросил Роланд. — Особая тренировка?

Одна рука Гардана лежала на рукоятке меча, другой он показывал на Томаса.

— Мастер Мечей Фэннон решил, что нашему юному воину будет полезно, если кто-нибудь последит за его тренировкой, чтобы он не начал халтурить от усталости или каких-нибудь других мелких неудобств, — слегка понизив голос он добавил:

— Крепкий парень. С ним все будет в порядке, разве что слегка натрет ноги.

— А почему особая тренировка? — спросил Роланд.

— Наш юный герой потерял два меча. Первый еще понятно: дело насчет корабля было жизненно важным, и в возбуждении такая оплошность простительна. Но второй валялся на сырой земле около столба для упражнений в тот день, когда эльфийская королева и ее свита уехали, а юного Томаса не было нигде поблизости.

Паг вспомнил, что Томас забыл о тренировке, когда пришел Гарделл с вытяжкой для очага.

Томас достиг пункта назначения, и, развернувшись, начал возвращаться.

Гардан посмотрел на грязных и побитых мальчишек и сказал:

— Что с вами случилось, юные джентльмены?

Роланд театрально кашлянул и сказал:

— А… Я давал Пагу урок кулачного боя.

Гардан протянул руку и взял Пага за подбородок, чтобы рассмотреть лицо. Оценивая повреждения, он сказал:

— Роланд, напомни мне, чтобы я никогда не просил тебя обучать моих людей владению мечом — мы не сможем возместить такие потери, — отпустив Пага, он добавил:

— Утром у тебя будет красивый глаз, сквайр.

Паг сменил тему:

— Как твои сыновья, Гардан?

— Хорошо, Паг, спасибо. Они все обучаются своему ремеслу и мечтают стать богатыми, кроме младшего, Фэксона. Он все еще намеревается стать солдатом в следующий день Выбора. Остальные становятся отличными и опытными каретниками под началом моего брата Джехейла, — он печально улыбнулся. — Когда один Фэксон дома, он кажется пустым, хотя жена, кажется, рада тишине, — он ухмыльнулся. Увидев эту ухмылку, на нее нельзя было не ответить. — И все же, скоро старшие мальчики женятся, и тогда под ногами будут внуки и дом время от времени снова будет полон веселого шума.

Увидев, что Томас подходит к ним, Паг спросил:

— Можно поговорить с осужденным?

Гардан, поглаживая короткую бороду, рассмеялся.

— Думаю, я на некоторое время могу отвернуться, но будь краток, сквайр.

Паг оставил Гардана говорить с Роландом и пошел рядом с Томасом к другой стороне двора.

— Ну как? — спросил Паг.

— Просто замечательно, — сказал Томас, высунув язык. — Еще два часа — и меня можно будет хоронить.

— Тебе что, нельзя отдохнуть?

— Каждые полчаса мне пять минут можно постоять по стойке «смирно», — он дошел до конца, резко развернулся и пошел по направлению к Гардану с Роландом. — После того как мы накрыли твой очаг, я вернулся к столбу, но меча там не было. У меня сердце замерло. Я искал везде, даже, чуть не побил Ральфа: думал, что он спрятал меч мне назло. Когда я вернулся в казармы, на моей койке сидел Фэннон и смазывал лезвие. Остальные солдаты чуть не умерли, сдерживая смех, когда он сказал:

"Если ты считаешь, что уже достаточно искусно владеешь мечом, то тебе, вероятно, хотелось бы провести время изучая, как правильно маршировать в полном доспехе."

— Целый день это наказание. От него выть хочется, — добавил он. — Я помру.

Они прошел мимо Роланда и Гардана, и Паг попытался вызвать в себе сочувствие Томасу. Как и другие, он находил его положение забавным. Скрывая это, он понизил голос:

— Я лучше пойду. Если вдруг появится Мастер Мечей, он может назначить тебе еще день марша.

Томас взвыл, подумав об этом.

— Да хранят меня боги! Убирайся, Паг.

— Когда закончишь, — прошептал Паг, — присоединяйся к нам, если сможешь. Мы будем в сарае, где хранится эль, — Паг отошел от Томас и вернулся к Гардану и Роланду.

— Спасибо, Гардан, — сказал он сержанту.

— Не стоит благодарности, Паг. Наш будущий витязь будет в порядке, хоть сейчас ему и плохо.

Роланд кивнул.

— Я думаю, в ближайшее время он не будет терять мечи.

Гардан рассмеялся.

— Что правда, то правда. Мастер Фэннон может простить на первый раз, но не на второй. Он решил не допустить, чтобы у Томаса это вошло в привычку. Ваш друг самый лучший ученик Мастера Мечей после принца Аруты. Только не говорите этого Томасу. Фэннон всегда наиболее строг с самыми способными. Ну, до свидания, сквайры. И, парни,

— они остановились, — я не скажу никому об «уроке кулачного боя».

Они поблагодарили сержанта и направились к сараю с элем. Голос Гардана, отдающего команды, наполнял двор.

Паг выпил полторы кружки эля, а Роланд заканчивал четвертую, когда, отодвинув доски, появился Томас. Грязный и потный, он наконец избавился от доспехов и оружия. Всем своим видом выражая усталость, он сказал:

— Наверное, скоро конец света: Фэннон меня рано отпустил.

— Почему? — спросил Паг.

Роланд лениво потянулся к полке рядом с мешком (в нем было зерно, из которого скоро должны были сделать эль), на котором он сидел, снял кружку и швырнул ее Томасу. Тот поймал ее и наполнил из бочки, на которой лежали ноги Роланда. Сделав большой глоток, он вытер рот тыльной стороной ладони и сказал:

— Что-то затевается. Фэннон прилетел, сказал, чтобы я бросал свои игрушки, и в спешке утащил Гардана за собой.

— Может, герцог готовится к отъезду на восток? — спросил Паг.

— Может, — сказал Томас.

Он внимательно посмотрел на друзей и заметил их свежие синяки. — Итак, что случилось?

Паг многозначительно посмотрел на Роланда, давая тому понять, что он должен объяснить Томасу, почему они в таком состоянии. Роланд широко оскалился и сказал:

— Мы тренировались, готовились к предстоящему турниру кулачного боя.

Паг поперхнулся элем и рассмеялся. Томас покачал головой.

— Вы не годитесь друг другу в противники для турнира. Дрались из-за принцессы?

Паг и Роланд обменялись взглядами, и как один прыгнули на Томаса и повалили его на пол; он не выдержал их общего веса. Роланд прижал его к полу, и пока Паг держал его, взял кружку, наполненную до половины элем.

Изобразив торжественность, Роланд сказал:

— Сим посвящаю тебя, Томас, Первый Провидец Крайди! — говоря так, он вылил содержимое кружки на лицо сопротивляющемуся Томасу.

Паг рыгнул.

— Как и я, — сказал он и вылил то, что осталось в его кружке на друга.

Томас отплевался, и смеясь сказал:

— Прав! Я был прав! — борясь с весом, навалившимся на него, он крикнул:

— Теперь прочь! Или надо напомнить, Роланд, кто тебе последний раз расквасил нос?

Роланд очень медленно слез. Оскорбленное достоинство заставило его двигаться с холодной точностью.

— Ты прав, — сказал он, взглянув на Пага, который тоже уже скатился с Томаса, — В то же время, не могу не заметить, что единственной причиной, по которой Томас ухитрился расквасить мой нос было то, что в течение нашей драки у него было нечестное преимущество.

Паг мутными глазами посмотрел на Роланда:

— Какое нечестное преимущество?

Роланд приставил палец к губам и сказал:

— Он побеждал.

Роланд спиной повалился на мешок с зерном и Паг с Томасом покатились со смеху. Пагу замечание Роланда показалось настолько смешным, что он не мог остановиться. Он слышал смех Томаса, и это заставляло его смеяться еще сильнее. Наконец он сел, тяжело дыша. Восстановив дыхание, он сказал:

— Я пропустил ваш поединок. Я занимался чем-то другим, только не помню чем.

— Насколько я помню, ты был в деревне, учился плести сети, когда Роланд только прибыл сюда из Тулана.

Роланд криво усмехнулся:

— Я с кем-то поспорил — не помнишь с кем? — Томас помотал головой, — Короче, я поспорил, а Томас подошел и попытался помирить нас. Я никак не мог поверить, что этот тощий мальчишка… — Томас начал возражать, но Роланд оборвал его, подняв палец вверх. — Да, ты был очень тощим… Я не мог поверить, что этот тощий мальчишка тощий мальчишка из простонародья — осмелится учить меня, только что назначенного члена герцогского двора и, должен заметить, джентльмена, как мне себя вести. Так что я сделал то единственное, что может сделать в таких обстоятельствах настоящий джентльмен.

— Что? — спросил Паг.

— Я двинул ему в зубы, — троица снова рассмеялась.

— И тогда, — продолжил Роланд, — он задал мне самую худшую взбучку, с тех пор как мой отец поймал меня на чем-то.

— Тогда я понял, насколько серьезная вещь кулачный бой, — вставил Томас. — Да, тогда мы были младше.

Паг наполнил кружки.

— Ну, — сказал он, двинув челюстью, — именно сейчас я чувствую себя так, как будто мне сто лет.

Томас некоторое время внимательно смотрел на друзей.

— Если серьезно, то из-за чего вы дрались?

С иронией, но вместе с тем, и с сожалением, Роланд проговорил:

— Дочь нашего сеньора, девушка несказанной красоты…

— Что значит «несказанной»? — спросил Томас. Роланд с презрением посмотрел на него:

— Неописуемой, болван!

Томас покачал головой.

— Я не считаю, что принцесса — неописуемый… — он увернулся от кружки, пущенной в него Роландом. Паг, снова рассмеявшись, свалился на спину.

Роланд торжественно достал с полки другую кружку. Томас, ухмыльнулся, наблюдая за этим.

— Как я говорил, — начал он, наполняя кружку из бочки, — наша леди, девушка несказанной красоты — хотя это суждение оспаривается — вбила себе в голову — по причинам, ведомым лишь богам, — быть благосклонной к нашему юному магу и польстить ему своим вниманием. Не представляю, когда она сможет проводить время со мной, — он остановился, чтобы рыгнуть. — Как бы то ни было, мы обсуждали как должно принять этот щедрый дар.

Томас, широко ухмыльнувшись, посмотрел на Пага.

— Сочувствую тебе, Паг. Скорее всего, огреб по первое число. Паг вспыхнул. Потом бросил на Томаса злой косой взгляд и сказал:

— Да? А как насчет одного солдата-ученика, хорошо здесь известного, которого видели тайно пробирающимся в кладовую с одной кухонной девчонкой? — Он отклонился назад, изобразив на лице беспокойство, — Я даже думать боюсь, что с ним будет, когда Неала об этом узнает.

У Томаса отвисла челюсть.

— Ты не сделаешь этого! Ты не можешь!

Роланд лежал на спине, держась за бока.

— Я никогда не видел, чтобы кто-нибудь так точно походил на только что выброшенную на берег рыбину! — он сел, сдвинул глаза к носу и стал быстро открывать и закрывать рот. Все трое снова впали в безостановочный смех.

Кружки были вновь наполнены, и Роланд поднял свою:

— Тост, джентльмены!

Паг с Томасом тоже подняли кружки. Голос Роланда стал серьезным:

— Какие бы разногласия ни были у нас в прошлом, вас двоих я с радостью считаю своими друзьями, — он поднял кружку повыше:

— За дружбу!

Троица осушила кружки и снова наполнила их.

— Положите сюда руки — сказал Роланд.

Трое мальчишек соединили руки.

— Где бы мы ни были, и сколько бы времени ни прошло, да будут всегда у нас друзья.

Пага заинтриговала внезапная торжественность тоста, и он сказал:

— Друзья!

Томас повторил, и трое пожали друг другу руки. Кружки снова были осушены, и послеполуденное солнце быстро скрылось за горизонтом. Трое мальчишек быстро провели время в радужном свете компании и эля.

Паг проснулся слабый и обескураженный. Тусклое мерцание почти потухшего очага делало освещение комнаты розово-черным. Раздалось еле слышное, но настойчивое постукивание в дверь. Он медленно встал, но потом чуть не упал, все еще пьяный. Он оставался с Томасом и Роландом на складе весь вечер и часть ночи, и пропустил ужин. Они "оставили за собой заметный след" в замковых запасах эля, как выразился Роланд. Они выпили не очень большое количество, но так как их вместимость тоже была невелика, это было героическим предприятием.

Паг натянул штаны и покачиваясь подошел к двери. Под веками, казалось, набился песок, а во рту было сухо как в пустыне. Удивляясь, кому это понадобилось войти к нему среди ночи, он распахнул дверь.

Мимо него прошло нечто туманное. Он повернулся и увидел Карлайн, стоящую посреди комнаты, завернувшись в тяжелый плащ.

— Закрой дверь! — прошипела она. — Кто-нибудь может, проходя мимо башни, увидеть на лестнице свет.

Паг подчинился, все еще сбитый с толку. Единственной мыслью, проникшей в его оцепеневшее сознание было то, что тусклое мерцание вряд ли сильно осветит лестницу. Он покачал головой, собираясь с мыслями, и подошел к очагу. Он поджег щепку, вытащенную из углей, и зажег ей светильник. Комната резко наполнилась ярким светом.

Мысли Пага немного начали приходить в порядок. Карлайн оглядела комнату, внимательно осмотрев беспорядочную груду книг и свитков, лежащую рядом с койкой. Она заглянула в каждый уголок комнаты и спросила:

— Где этот дракон, которого ты здесь держишь?

Зрение Пага немного прояснилось и с трудом совладев с упрямым и неуклюжим языком, он выговорил:

— Фантус? Он куда-то улетел по своим дрейковским делам.

— Хорошо, — сказала она, снимая плащ. — Он пугает меня, — она села на незастеленную койку и сурово на посмотрела на Пага. — Я хочу поговорить с тобой.

Паг уставился на нее, и его глаза расширились, потому что на ней было лишь легкая ночная сорочка. Она, хоть и закрывала тело от шею до лодыжек, была тонкой и точно обрисовывала ее фигуру. Паг вдруг понял, что на нем самом только штаны и быстро схватил тунику с пола, где он ее бросил, и натянул через голову. Пока он боролся с рубашкой, последние капельки спиртовых паров улетучились.

— Боги! — болезненно прошептал он. — Если твой отец узнает об этом, он мне голову оторвет.

— Нет, если у тебя хватит ума говорить потише, — ответила она, раздраженно взглянув на него.

Паг подошел к стулу, стоящему около койки. Он теперь шел прямо, ужас отрезвил его. Она заметила его помятый вид:

— Ты пил, — сказала она с осуждением в голосе.

Когда он не опроверг это, она добавила:

— Когда вы с Роландом не явились на ужин, я удивилась, куда это вы делись. Хорошо, что отец сегодня тоже пропустил застолье с придворными, иначе, он послал бы кого-нибудь искать вас.

Беспокойство Пага постепенно перерастало в тревогу с каждой всплывшей в памяти историей о том, какая ужасная судьба ожидает низкорожденных любовников знатных дам. Он не думал, что герцог найдет хоть сколько-нибудь смягчающими те тонкости, что Карлайн была незваным гостем и что ничего предосудительного не случилось. Сглотнув образовавшийся в горле комок, Паг произнес:

— Карлайн, тебе нельзя здесь оставаться. Ты навлечешь на нас обоих такую беду, что я даже не могу себе представить.

— Я не уйду пока не скажу тебе то, для чего пришла, — решительно сказала она.

Паг знал, что спорить бесполезно. Этот взгляд он раньше видел много раз.

— Ну, ладно. В чем дело?

Глаза Карлайн расширились в ответ на его тон.

— Так, если ты будешь таким, я тебе ничего не скажу!

Паг подавил стон и, закрыв глаза, выпрямился на стуле.

— Хорошо. Прости. Что ты хочешь, чтоб я сделал?

Она похлопала по койке рядом с собой.

— Подойди и сядь сюда.

Он подчинился, пытаясь не обращать внимания на то, что его участь — внезапный конец короткой жизни — решает капризная девчонка. Он скорее упал, чем сел рядом с ней. Услышав его стон, она хихикнула.

— Ты напился! Каково это?

— В данный момент — ужасно непривлекательно. Я чувствую себя как кухонная тряпка, которой только что помыли пол и выжали.

Она попыталась изобразить сочувствие, но в глазах горела искорка веселья. Театрально надув губы, она сказала:

— У вас, мальчишек, столько интересных занятий, таких как меч или стрельба из лука. Так тяжело быть настоящей леди. Отца бы хватил удар, если бы я за ужином выпила больше одной чаши разбавленного вина.

— Это нельзя сравнить с ударом, который хватит его, если тебя найдут здесь, — сказал Паг с отчаянием в голосе. Карлайн, зачем ты пришла?

Она пропустила вопрос мимо ушей.

— Что вы с Роландом делали сегодня днем, дрались?

Он кивнул.

— Из-за меня? — в глазах ее мелькнул огонек.

Паг вздохнул.

— Да, из-за тебя, — она, казалось, была довольна этим, и Пага это рассердило. В голосе его появилось раздражение, — Карлайн, ты довольно плохо с ним обращаешься.

— Он бесхарактерный дурак! — она откинулась назад. — Если бы я попросила его спрыгнуть со стены, он бы сделал это.

— Карлайн, — почти взвыл Паг, — зачем ты…

Она оборвала его, наклонившись вперед и приникнув ртом к его губам. Поцелуй был односторонним: Паг был слишком ошеломлен, чтобы ответить. Она быстро выпрямилась, оставив его с разинутым ртом.

— Ну?

Паг не нашел оригинального ответа.

— Что?

Ее глаза сверкнули.

— Поцелуй, простофиля.

— О, — сказал Паг, все еще шокированный. — Это было мило.

Она поднялась и посмотрела на него сверху вниз. В широко раскрытых глазах гнев был смешан со смущением. Она скрестила руки на груди и слегка постукивала ногой по полу — такой звук бывает, когда летний град стучит в ставни. Голос ее был тихим, но резким.

— Мило! Это все, что ты можешь сказать?

Паг смотрел на нее, внутри у него поднялось море противоречивых эмоций. Панический страх боролся с болезненным ощущением того, как прекрасна она в этом неярком свете лампы, черты лица живые, темные волосы распущены, а тонкая сорочка из-за перекрещенных рук на груди натянулась. От смущения его поза неумышленно стала небрежной, и это только подлило масла в огонь.

— Ты первый мужчина, не считая отца и братьев, которого я поцеловала, и все, что ты можешь сказать — это мило?

Паг не мог поправиться. Все еще охваченный возбуждением, он ляпнул:

— Очень мило.

Она положила руки на бедра — из-за этого ее ночное платье еще больше натянулось — и посмотрела на него сверху вниз. Судя по выражению ее лица, она не верила своим ушам.

— Я прихожу сюда и бросаюсь к тебе, рискуя всем, — сдержанно сказала она. — Меня могут на всю жизнь заточить в монастырь! — Паг заметил, что она не упомянула о его возможной участи. — Любой мальчишка, а также немалое число западных дворян постарше из кожи вон лезут, чтобы обратить на себя мое внимание. А ты обращаешься со мной, как с кухонной служанкой, мимолетным увлечением молодого господина.

Паг вдруг понял, что Карлайн отстаивает свою точку зрения гораздо более многозначительно, чем того требовалось. Было ясно, что ее раздражение было несколько наигранным.

— Подожди, Карлайн. Дай мне минутку.

— Минутку! Я дала тебе недели. Я думала, все хорошо, думала, мы понимаем друг друга.

Паг изобразил сочувствие, его мысли понеслись галопом.

— Сядь, пожалуйста, и позволь мне объяснить.

Она помедлила и снова села рядом с ним. Несколько неуклюже он взял ее руки в свои — и в тот же миг ему в голову ударила ее близость, ее тепло, запах ее волос и кожи. Чувство желания, которое его охватило, вернулось и снова ошеломило его. С трудом он отогнал эти мысли и сосредоточился на том, что хотел сказать.

— Карлайн, я люблю тебя. Очень. Иногда я даже думаю, что так же сильно, как Роланд, но большую часть времени я смущаюсь, когда ты рядом. В этом и проблема: я смущаюсь и путаюсь. Чаще всего я сам не знаю, что чувствую.

Ее глаза сузились, так как она, очевидно, ждала другого ответа.

— Не понимаю, что ты хочешь сказать. Я не помню, чтобы кто-нибудь не понимал таких вещей.

Паг ухитрился выдавить улыбку.

— Маги учатся искать объяснений всему. Непонимание вещей очень важно для нас, — он увидел в ее глазах тень понимания и продолжил. — У меня теперь две должности, обе они новы для меня. Может, я и не стану магом, несмотря на старания Калгана, потому что у меня есть проблема с этим. Как видишь, я не избегаю тебя, но из-за этой проблемы я как можно больше времени должен проводить за занятиями.

Видя, что его объяснение приносит мало сочувствия, он поменял тактику:

— В любом случае, у меня мало времени, чтобы думать о второй моей должности. Я могу стать еще одним придворным твоего отца, управлять поместьями, отвечать на призыв к оружию, и все остальное. Но об этом я могу думать только после того, как разрешу другую проблему — мои занятия магией. Я буду стараться, пока точно не узнаю, что сделал неправильный выбор. Или пока Калган меня не прогонит, — тихо добавил он.

Он остановился и последил за ее лицом. Большие голубые глаза внимательно смотрели на него.

— Маги занимают не особо влиятельное положение в Королевстве. Я имею в виду, если я стану мастером-магом. Ну, ты могла бы себя представить замужем за магом?

Она, казалось, слегка встревожена. Быстро наклонившись, она снова поцеловала его, сломав его и так уже еле держащееся самообладание.

— Бедный Паг, — сказала она, немного отодвинувшись. Ее тихий голос сладко звенел в его ушах. — Ты можешь им и не быть. Магом, я имею в виду. У тебя уже есть земли и титул, и отец, я знаю, мог бы дать тебе все остальное, когда придет время.

— Дело не в том, чего я хочу, понимаешь? Дело в том, кто я есть. Может, часть моей проблемы — то, что я не отдаю себя всего работе. Калган взял меня в ученики как по нужде, так и из жалости, ты знаешь. И что бы они с Талли ни говорили, я никогда не был уверен, что я особо талантлив. Но возможно, я должен посвятить себя всего тому, чтобы стать магом, — он глубоко вдохнул. — Как я могу сделать это, если буду размышлять о своих титулах имениях и должностях? Или получении новых? — он помолчал. — Или о тебе?

Карлайн слегка покусывала нижнюю губу, и Паг поборол в себе желание обнять ее и сказать, что все будет в порядке. Он не сомневался, что как только сделает это, ситуация выйдет из-под его контроля. Ни одна из девушек, даже самые хорошенькие, не вызывала в нем таких сильных чувств.

Слегка опустив ресницы и глядя вниз, она тихо сказала:

— Я сделаю все, что ты скажешь, Паг, — на мгновенье Паг почувствовал облегчение, но потом до него дошел весь смысл того, что она сказала.

"О, боги!" — подумал он. Никакой магический трюк не мог удержать его перед лицом юной страсти. Он быстро искал какой-то способ избавиться от желания, и подумал об ее отце. Вдруг образ хмурого герцога Крайдийского, стоящего рядом с виселицей и палачом изгнал большую часть его вожделения.

— По своему, — сказал Паг, глубоко вдохнув, — я тебя люблю, Карлайн, — ее лицо порозовело от возбуждения, и предупреждая катастрофу, Паг быстро продолжил:

— Но я думаю, что должен узнать все о себе, прежде чем попытаюсь устроиться среди всего остального, — девушка мешала ему сосредоточиться. Она, казалось, не слышит его слов, покрывая его лицо поцелуями. Потом она перестала и выпрямилась. Счастливое выражение лица постепенно перешло в глубокомысленное: природный ум пересилил детскую потребность получать все, что она хочет.

— Если я выберу сейчас, Карлайн, я всегда буду сомневаться в том, что сделал правильный выбор, — продолжил Паг. В глазах принцессы появилось понимание. — Хотела бы ты столкнуться с такой возможностью, что я в конце концов начну винить тебя в сделанном мной выборе?

— Нет, — тихо ответила она, немного помолчав. — Мне кажется, я не стерплю такого, Паг.

Он облегченно вздохнул, почувствовав, что напряжение спало. В комнате внезапно стало холодно, и они оба задрожали. Карлайн неожиданно сильно сжала его руки. Она улыбнулась:

— Я понимаю, Паг, — она глубоко вдохнула и тихо добавила:

— Наверное, поэтому я и люблю тебя. Ты не можешь быть ни с кем лукавым. И меньше всего с самим собой.

— Или с тобой, Карлайн, — ее глаза повлажнели, но она все еще через силу улыбалась. — Это нелегко, — сказал Паг. — Поверь мне, это нелегко.

Карлайн вдруг тихо рассмеялась. Это было сладкой музыкой для Пага.

— Бедный Паг. Я тебя расстроила.

Паг облегченно выдохнул, увидев что она наконец поняла его и его настроение. Оживленный своим чувством к девушке, он покачал головой и с облегченной улыбкой, которая придавала ему несколько глупый вид, сказал:

— Ничего, Карлайн. Ничего, — он протянул руку и нежно дотронулся до ее лица. — У нас есть время. Я же никуда не уезжаю.

Из-под опущенных ресниц за ним тревожно наблюдали голубые глаза.

— Ты же скоро уедешь с отцом.

— Я имею в виду, когда я вернусь. Я буду тут многие годы, — он нежно поцеловал ее в щеку. — Я не могу вступить во владение еще три месяца, таков закон, — сказал он более непринужденным тоном. Да и сомневаюсь, что твой отец согласится расстаться с тобой в ближайшие годы, — он попытался криво улыбнуться. — Может, через три года ты и видеть меня захочешь.

Она бросилась к нему в объятья и тоже крепко обняла, положив голову на плечо.

— Никогда, Паг. Я никогда не смогу полюбить другого, — она задрожала. — У меня нет слов, Паг. Ты единственный, кто попытался меня понять. Ты видишь больше, чем другие.

Он немного отстранился и руками поднял ее лицо. Он снова поцеловал ее, почувствовав на ее губах соленые слезы. Она внезапно ответила. Крепко обняв, она страстно целовала его. Он чувствовал тепло ее тело сквозь тонкую ткань сорочки. Он слышал ее дыхание и почувствовал, что страсть берет над ним контроль и его тело само начинает отвечать на ее ласки. Он жестко взял себя в руки и осторожно высвободился из объятий Карлайн, медленно отодвинулся от нее и с сожалением в голосе сказал:

— Я думаю, ты должна вернуться к себе, Карлайн.

Карлайн посмотрела на Пага. Щеки ее горели, губы приоткрыты, а дыхание было неровное. Паг с трудом владел собой и ситуацией.

— Тебе лучше вернуться к себе прямо сейчас, — сказал он уже более жестко.

Они медленно поднялись с койки, внимательно смотря друг на друга. Паг еще некоторое время подержал ее руку и отпустил. Он наклонился, поднял ее плащ и помог ей надеть его. Проводив ее к двери, он приоткрыл ее и выглянул на лестницу. Не заметив никого поблизости, он совсем распахнул дверь. Она вышла, повернулась к нему и тихо сказала:

— Я знаю, что иногда кажусь тебе глупой и вздорной, и иногда я такой и бываю. Но я люблю тебя, Паг.

Прежде, чем он вымолвил слово, она исчезла на лестнице и только тихий шелест ее плаща звучал в темноте. Паг тихо закрыл дверь и задул лампу. Он лег на койку, уставившись в темноту. В воздухе все еще веял ее свежий запах, и он помнил прикосновение к ее дрожащему телу. Теперь, когда она ушла, и не нужно было держать себя в руках, он позволил волне вожделения прокатиться по его телу. Он видел перед собой как наяву ее лицо и глаза, страстно желающие его. Закрыв рукой глаза он тихо простонал и подумал:

"Завтра я буду себя ненавидеть."

Паг проснулся от стука в дверь. Он потащился к двери, и его первой мыслью было, что это герцог узнал о ночном посещении Карлайн.

"Он пришел повесить меня!" — подумал он.

На улице было все еще темно, и Паг открыл дверь, ожидая худшего. Вместо разгневанного отца девушки во главе отряда замковой стражи за дверью стоял слуга.

— Простите, что разбудил вас, сквайр, но мастер Калган хочет, чтобы Вы присоединились к нему немедленно, — сказал он, показывая наверх, где была комната Калгана. — Немедленно, — повторил он, приняв облегчение на лице Пага за сонливость. Паг кивнул и закрыл дверь.

Он осмотрел себя. Он все еще был одет: заснул он не раздевшись. Он подождал, пока стук сердца не стал тише. Глаза, казалось, были наполнены песком, во рту был отвратительный привкус, расстройство желудка. Он подошел к своему маленькому столику и плеснул в лицо холодной водой и проворчал про себя, что больше никогда не будет пить эль.

Паг добрался до комнаты Калгана: маг стоял над грудой личных вещей и книг. Около койки мага на стуле сидел отец Талли. Жрец наблюдал за магом, добавляющим во все растущую кучу еще.

— Калган, ты не можешь взять с собой все эти книги. Для них тебе понадобятся два вьючных мула, и я не представляю, где ты их будешь держать на корабле.

Калган посмотрел на две книги, которые он держал в руках, как мать смотрит на свое любимое чадо.

— Но я должен взять их с собой, чтобы продолжить образование мальчика.

— Пфф! Скорее, чтобы тебе было, что почитать у костра или на корабле. Вы будете во весь опор скакать к Южному перевалу, чтобы успеть прежде, чем его завалит снегом. А кто смог бы читать на корабле, пересекающем Горькое море зимой? Мальчик не будет заниматься месяц или два. После этого у него будет больше восьми лет занятий. Дай ему отдохнуть.

Эта беседа озадачила Пага, и он попытался задать вопрос, но старцы спорили и не замечали его. После еще нескольких увещеваний Талли Калган сдался.

— Полагаю, ты прав, — сказал он, бросая книги на койку. Он увидел Пага, ожидающего у дверей.

— Что? Все еще здесь?

— Ты еще не сказал, зачем послал за мной, Калган.

— Да? — сказал Калган, мигая, как сова вдруг попавшая в яркий свет, — Я не сказал?

Паг кивнул.

— Ну ладно. Герцог приказывает нам выехать с первым светом. Гномы не ответили, но ждать он не будет. Северный перевал почти наверняка завален, и он боится снегов в Южном. И правильно, — сказал Калган в сторону, — Чую, что снега уже тут. У нас на носу ранняя и холодная зима.

Талли, вставая, покачал головой.

— Это говорит нам человек, предсказавший засуху семь лет назад, когда было самое худшее на моей памяти наводнение. Маги! Все вы шарлатаны, — он медленно подошел к двери, остановился и посмотрел на Калгана. Насмешливое раздражение его сменилось искренним беспокойством. — Хотя на этот раз ты прав, Калган. Мои кости сильно ломит. Зима близко.

Талли ушел, и Паг спросил:

— Мы уезжаем?

— Да! — раздраженно сказал Калган. — Разве я только что этого не сказал? Собирай свои вещи, и быстро. Рассвет меньше, чем через час.

Паг повернулся к двери.

— Погоди, Паг.

Маг подошел к двери и выглянул наружу, чтобы убедиться, что Талли уже спустился и не мог их услышать. Калган повернулся к Пагу.

— Я не могу указать ни одной ошибки в твоем поведении, но если к тебе еще раз явится ночной посетитель, я полагаю, ты не подвергнешь себя дальнейшему испытанию. Я не уверен, что во второй раз у тебя получится так же хорошо.

Паг побелел.

— Ты слышал?

Калган показал на стык стены и пола.

— Твой дымоход выходит наружу на полметра ниже этого место, и кажется, удивительно хорошо проводит звук. Надо будет посмотреть, как это он так хорошо его проводит, когда мы вернемся, — рассеяно сказал он. — В любом случае, я работал допоздна и не собирался подслушивать, но слышал каждое слово.

Паг вспыхнул.

— Не хочу смущать тебя Паг, ты действовал правильно и проявил неожиданную мудрость, — он положил руку Пагу на плечо. — Не мне давать тебе советы по такому вопросу, боюсь, у меня скудный опыт по части женщин любого возраста, не говоря уже о таких юных и своевольных, — он посмотрел в глаза Пагу. — Но даже я знаю, что в такой момент почти невозможно предвидеть последствия.

Паг улыбнулся.

— Это было довольно легко, Калган. Я просто сосредоточился на одной вещи.

— Какой?

— Смертной казни.

Калган рассмеялся, его смех был похож на лай.

— Очень хорошо. Но принцесса также была в большой опасности, Паг. Знатные дамы восточных городов могут иметь сколько угодно любовников, хоть из простонародья, хоть знатных, соблюдая все же благоразумие, но единственная дочь герцога граничной области, близкого родственника короля не может позволить себе такой роскоши. Она должна быть вне подозрений. Даже подозрение может повредить Карлайн. Тот, кто ее любит, должен иметь это в виду. Ты понимаешь?

Паг кивнул, радуясь тому, что он не поддался ночью соблазну.

— Хорошо. Я знаю, в дальнейшем ты будешь осторожен, — Калган улыбнулся.

— И не обращай внимания на старого Талли. Он просто злится, потому что герцог приказал ему остаться. Он все еще думает, что так же молод, как его послушники. Теперь беги собирайся. Рассвет меньше, чем через час.

Паг кивнул и торопливо ушел, оставив Калгана обозревать груду книг, лежащую перед ним. С сожалением он поднял ближайшую и поставил на полку. Через мгновенье он взял другую и втиснул в сумку.

— Всего лишь одна не повредит, — сказал он воображаемому Талли, осуждающе качающему головой. Он поставил остальные книги на полку, кроме последней, которую он также впихнул в сумку.

— Ну ладно, — сказал он с вызовом в голосе, — две!

8. ПУТЕШЕСТВИЕ

Падал легкий мокрый снег.

Паг дрожал в своем тяжелом зимнем плаще, вертясь в седле, в котором он был уже десять минут и ожидая, пока остальные члены герцогской свиты будут готовы.

Двор замка был наполнен суетящимися и кричащими людьми. Раздавался звук кнута, опускаемого на спину упрямым мулам, тянущим вещевой обоз. Только-только светало, и двор слегка окрасился: когда Паг только вышел из башни его встретили лишь оттенки черного и серого.

Носильщики уже спустили его багаж вниз и охраняли вместе с остальными вещами.

Сзади раздалось паническое "Тпру!", и Паг повернулся: Томас яростно натягивал поводья своего норовистого гнедого скакуна, высоко задирая его голову. Как и лоснящаяся светлая боевая лошадь Пага, он намного отличался от того старого ломового животного, на котором они ездили к месту кораблекрушения.

— Не тяни так сильно, — крикнул Паг. — Ты рассечешь ему рот, и он взбесится. Слегка натяни и отпусти, и так несколько раз.

Томас сделал так, и конь успокоился и подошел к лошади Пага.

Томас сидел так, словно в седло были снизу вбиты гвозди. На лице было сосредоточенное выражение: он пытался угадать, что лошадь будет делать дальше.

— Если бы ты вчера не маршировал по двору, ты бы мог поездить на лошади, немного потренироваться. Теперь придется учить тебя прямо по ходу дела.

Томас с благодарностью взглянул на него, и Паг улыбнулся.

— К тому времени, как мы приедем в Бордон, ты будешь ездить не хуже королевских уланов.

— И орать, как порванная целка, — Томас подвинулся в седле. — Я уже чувствую себя так, как будто несколько часов просидел на камнях. А ведь я только-только отъехал от конюшен.

Паг спрыгнул с лошади и осмотрел седло Томаса, заставив его подвинуть ногу и заглянув под попону, после чего спросил:

— Кто седлал для тебя лошадь?

— Ральф. А что?

— Я так и думал. Он решил отплатить тебе за то, что ты угрожал ему насчет меча или потому что мы с тобой друзья. Он не смеет больше угрожать мне, потому что я теперь сквайр, но завязать стременные ремни ему проще простого. Поезди так несколько часов — и ты месяц не сможешь сидеть, если, конечно, не упадешь и не свернешь себе шею. Давай, слезай, я покажу тебе.

Томас спешился, даже, скорее, свалился. Паг показал ему узлы.

— К концу дня они натерли бы тебе внутреннюю сторону бедер. К тому же, они недостаточно длинные, — Паг развязал узлы и исправил длину ремней. — Некоторое время это будет немного непривычно, но пятки должны быть опущены. Я буду напоминать тебе, пока тебя не затошнит от этого, но я таким образом спасу тебя от неприятностей. Скоро ты будешь делать это бессознательно. И не пытайся сжимать колени, это неправильно, и твои ноги так устанут, что ты завтра вряд ли сможешь ходить, — он дал еще несколько основных инструкций и проверил подпругу. Она была натянута слабо. Он попытался затянуть ее, но конь шумно втянул в себя воздух. Паг ударил мерина в бок, и животное резко выдохнуло. Паг быстро затянул подпругу и сказал:

— Вероятнее всего, ты через некоторое время накренился бы набок. Очень неудобное положение.

— Ух, Ральф! — Томас повернулся к конюшням. — Я его изобью до полусмерти!

Паг схватил Томаса за руку.

— Стой. У нас нет времени для ссор.

Томас стоял со сжатыми кулаками, потом расслабился и облегченно вздохнул.

— Все равно я сейчас не в том состоянии, чтобы драться, — он повернулся к Пагу, осматривающему лошадь.

Паг потряс головой и поморщился.

— Я тоже.

Он закончил осматривать седло и узду, и конь бросился в сторону. Паг успокоил его.

— Ральф, к тому же, дал тебе норовистого жеребца. Этот приятель, вероятно, сбросил бы тебя еще до полудня, и прежде чем ты успел бы упасть, уже был бы на полпути к конюшне. С натертыми ногами и укороченными стременными ремнями у тебя не было никаких шансов. Я поменяюсь с тобой.

Томаса это обрадовало, и он с трудом взобрался в седло другой лошади. Паг снова отрегулировал обоим стремена.

— Седельные сумки поменяем на обеденном привале, — Паг успокоил взвинченного боевого коня и быстро вскочил в седло. Чувствуя на поводьях уверенные руки, а на боках крепкие ноги, мерин успокоился.

— Эй! Мартин, — крикнул Томас, увидев герцогского егеря. — Ты едешь с нами?

На лице охотника появилась кривая усмешка. Он носил тяжелый зеленый плащ поверх своей кожаной одежды лесника.

— Недолго, Томас. Я поведу отряд следопытов по границам Крайди. Когда дойдем до южного притока реки, я двинусь прямо на восток. Двое моих следопытов вышли час назад, разведывают для герцога дорогу.

— Что ты думаешь об этой суматохе насчет цурани, Мартин? спросил Паг.

Лицо вечно молодого егеря помрачнело.

— Раз эльфы встревожились, то действительно есть, о чем тревожиться, — он повернулся к собирающемуся строю. — Простите, я должен проинструктировать своих людей, — он оставил мальчишек одних.

— Как сегодня твоя голова? — спросил Паг Томаса.

Томас скорчил рожу.

— Примерно в два раза меньше, чем когда я проснулся, — его лицо немного просветлело. — И все таки, от возбуждения мое самочувствие, кажется, улучшилось. Я почти в порядке.

Паг взглянул на замок. В его голове всплывали воспоминания о ночной встрече, и он вдруг пожалел о том, что нужно ехать с герцогом.

Томас заметил печаль друга и спросил:

— Почему такой угрюмый? Ты разве не рад отъезду?

— Ничего. Просто задумался.

Томас некоторое время внимательно посмотрел на него.

— Кажется, понимаю, — глубоко вздохнув, он выпрямился в седле, и лошадь заржала и затопала. — Я же рад, что уезжаю. Мне кажется, Неала догадалась о случае, о котором мы вчера говорили.

Паг рассмеялся.

— Впредь будешь думать, кого водить в кладовую.

Томас застенчиво улыбнулся.

Двери замка открылись и вышли герцог с Арутой в сопровождении Калгана, Талли, Лиама и Роланда. За ними вышла Карлайн, за которой, в свою очередь, неотступно следовала леди Марна.

Герцог и его свита прошествовали во главу колонны, но Карлайн торопливо спустилась туда, где сидели Паг и Томас. По пути ей отдавали честь стражники, но она не обращала на них внимания. Она добралась до Пага, и когда он вежливо поклонился, сказала:

— Ой, слезь с этой дурацкой лошади.

Паг слез, и Карлайн бросилась ему на шею, некоторое время крепко его обнимая.

— Будь осторожен, — сказала она. — Постарайся, чтоб с тобой ничего не случилось, — она отстранилась и быстро поцеловала его. И возвращайся, — сдерживая слезы она торопливо пошла во главу колонны, где ее ждали отец и брат, чтобы попрощаться.

Томас издал театральное восклицание и рассмеялся, пока Паг взбирался в седло; солдаты, стоящие рядом тоже пытались скрыть свое веселье.

— Кажется, у принцессы есть планы насчет вас, милорд, — усмехнулся Томас. Он отклонился, увидев, что Паг занес руку, чтобы отвесить ему затрещину, и его лошадь двинулась вперед, так что Томас всеми силами пытался сновавернуть ее в линию. Лошадь, казалось, намеревалась идти в любом направлении, кроме желаемого Томасом, и теперь Паг, в свою очередь, рассмеялся. Наконец он тоже двинул свою лошадь вперед, стал рядом с Томасом и загнал его норовистую кобылу обратно в строй. Она прижала уши, повернулась и укусила коня Пага, который сказал на это:

— У нас у обоих есть счеты к Ральфу. Он дал нам, к тому же, коней, которые друг друга не любят. Поменяйся с кем-нибудь из солдат.

С облегчением Томас снова спешился, опять же, скорее, упал на землю, и Паг показал на солдата с которым следовало поменяться. Обмен состоялся, и как только Томас вернулся на свое место, к ним подошел Роланд и пожал обоим руки.

— Берегите себя. Вас и так ожидает куча проблем, так что можете их не искать.

Они пообещали, что будут осторожны.

— Я позабочусь о ней для тебя, — сказал Роланд Пагу. Паг заметил его печальную улыбку, взглянул на Карлайн, стоящую рядом с отцом и сказал:

— Несомненно.

И добавил:

— Роланд, что бы ни случилось, также желаю тебе удачи.

— Спасибо, — сказал Роланд. — Я понял тебя правильно.

Томасу он сказал:

— Без тебя тут будет скучновато.

— Учитывая то, что происходит, скука будет приветствоваться, — ответил Томас.

— До тех пор, пока не станет совсем скучно, правда? Будьте очень осторожны! Вы беспокойная парочка, но я не хотел бы вас потерять.

Томас рассмеялся глядя, как Роланд удаляется, махая им рукой. Паг тоже следил за сквайром, идущим к свите герцога и Карлайн, стоящей рядом с отцом. Он повернулся к Томасу.

— Это все решает. Я рад, что уезжаю. Мне нужно отдохнуть.

К хвосту колонны подъехал сержант Гардан с приказом двигаться, и они тронулись. Герцог и Арута ехали впереди, за ними Калган и Гардан. Мартин Длинный Лук и его следопыты бежали рядом с лошадью герцога. За ними следовали двадцать пар конных гвардейцев, между которыми приютились Паг с Томасом, и сзади вещевой обоз и пять пар гвардейцев, охраняющих его. Сначала медленно, но потом все увеличивая скорость, они проехали через ворота замка и дальше по южной дороге.

Они ехали уже три дня, последние два по густому лесу. Мартин Длинный Лук и его люди повернули на восток в то утро, когда они пересекали южный приток реки Крайди, который назывался рекой Пограничной. Она отмечала границу между Крайди и баронством Карс, одной из вассальных земель лорда Боррика.

Внезапные снега ранней зимы покрыли белым пестрый осенний ландшафт. Многих жителей леса внезапная зима застала врасплох: кроликов, шкуры которых были еще, скорее, коричневыми, чем белыми, уток и гусей, носящихся по полузамерзшим прудам, отдыхая на пути на юг. Белые хлопья летали во время быстрых и недолгих снегопадов, днем же снег слегка таял, чтобы замерзнуть ночью, образовав тонкую корочку льда. Копыта лошадей и мулов пробивали лед и в спокойном зимнем воздухе слышен был хруст лежащих под снегом листьев.

После полудня Калган наблюдал за полетом огненных дрейков, кружащихся в отдалении. Деревья закрывали их от взора. Яркоокрашенные создания: золотые, зеленые и синие — носились по верхушкам деревьев, спускались и скрывались от взора и снова винтом взлетали вверх, крича и выпуская маленькие огненные вспышки. Калган сдерживал лошадь, пока мимо него проходил обоз и подождал Пага с Томасом. Оказавшись рядом с ними, он показал на дрейков и сказал:

— Это похоже на брачные танцы. Смотрите, чем агрессивнее самец, тем больше самка ему отвечает. О, хотел бы я, чтоб у нас было время изучить это поближе.

Паг проследил взглядом за животными, и, выехав на прогалину, немного озадаченно спросил:

— Калган, это не Фантус там вертится с краю?

Глаза Калгана расширились.

— Боги всемогущие! Думаю, это он.

— Позвать его? — спросил Паг.

Маг хихикнул.

— Учитывая внимание, которым его одаряют эти самки, думаю, это будет бесполезно.

Они поехали за обозом и потеряли из виду скопище дрейков.

— В отличие от большинства животных дрейки спариваются, когда выпадает первый снег. Самки отложат яйца в гнезда и впадут в спячку, согревая их теплом своего тела. Весной детеныши вылупляются и мать за ними следит. Фантус, скорее всего, проведет здесь еще несколько дней, будет заботиться о матери своего будущего потомства. Потом он вернется в замок и будет досаждать Мегару и остальным кухонным работникам всю зиму.

Томас с Пагом рассмеялись. Отец Томаса очень старался показать, что считает игривого дрейка чумой, посланной богами в его образцовую кухню, но несколько раз мальчишки заставали Мегара за тем, как он угощал Фантуса вкусными кусочками, оставшимися от обеда. Последние пятнадцать месяцев, с тех пор как Паг стал учеником Калгана, крылатый и чешуйчатый Фантус стал любимцем большей части герцогской прислуги и свиты. Лишь некоторых, как принцессу, пугала его драконья внешность.

Они продолжали двигаться на юго-восток быстро, как только позволяла дорога. Герцог хотел добраться до Южного перевала прежде, чем снега сделают его непроходимым, до весны отрезав их востока. Калган чуял погоду, и это чутье говорило, что у них есть все шансы успеть. Вскоре они въехали в самую глубокую часть южного леса, Зеленое Сердце.

На заранее определенном месте их дожидались два отряда солдат из замка Карс со свежими лошадьми. Герцог Боррик послал на юг голубей с инструкциями для барона Беллами, который таким же способом отправил ответ, что лошади будут. Солдаты со свежими лошадьми должны были спешно отправиться на место встречи из Джонрильского гарнизона, который состоял из войск Беллами и Толберта Туланского. Меняя лошадей, герцог прибыл бы в Бордон на три или четыре дня раньше.

Следопыты Длинного Лука оставили для герцога свежие зарубки на деревьях, и сегодня они должны были добраться до первого места встречи.

Паг повернулся к Томасу. Его высокий товарищ сидел на лошади уже несколько лучше, но на быстрой рыси все еще хлопал руками по бокам, как цыпленок, пытающийся улететь. Гардан ехал к хвосту колонны.

— Будьте настороже, — кричал он. — Отсюда до Серых Башен самая мрачная часть Зеленого Сердца. Даже эльфы проходят здесь быстро и только в больших количествах, — сержант герцогской стражи развернулся и снова галопом поскакал во главу колонны.

Весь остаток дня они ехали настороже. Каждый глаз шарил по лесу вокруг, выискивая признаки возможных неприятностей. Паг и Томас немного побеседовали, Томас отметил, что возможен хороший бой. Солдатам, едущим молча и бдительно, болтовня мальчишек казалась громкой.

Они добрались до места встречи прямо перед закатом. Это была достаточно большая поляна, на которой торчало из снега несколько пней, потемневших от времени, значит, деревья эти были спилены уже давно.

Свежие лошади были привязаны каждая к своему колышку. Их охраняли шесть бдительных стражей. Когда подъехал герцогский отряд, они держали мечи наготове. Увидев знакомое знамя Крайди, они опустили оружие. Это были люди из Карса. На них были алые плащи барона Беллами, золотым крестом разделенные на четыре части, на груди грифон, стоящий на задних лапах. Рисунок на щитах был точно таким же. Сержант, командующий шестеркой, поднял руку в приветствии:

— Добро пожаловать, милорд.

Боррик кивнул головой в ответ на приветствие.

— Лошади? — спросил он просто.

— Они в хорошей форме, милорд, уже беспокоятся от ожидания. Как и люди.

Боррик спешился и другой карсский солдат взял лошадь под уздцы.

— Неприятности?

— Нет, милорд, но это место плохо подходит для честных людей. Всю прошлую ночь мы попарно стояли на часах и чувствовали на себе чьи-то шарящие глаза.

Сержант был ветераном, он был весь в шрамах и всю жизнь сражался с гоблинами. Он был не из тех, кто поддавался полетам фантазии.

— Удвойте стражу этой ночью. Завтра вы отведете лошадей назад в свой гарнизон. Лучше бы они, конечно, денек отдохнули, но это плохое место.

Принц Арута вышел вперед.

— Я тоже чувствовал на нас глаза в последние часы, отец.

Боррик повернулся к сержанту.

— Может быть, за нами следила шайка бандитов, желающая узнать, что нам надо. Я пошлю с вами двоих людей: пятьдесят человек или сорок восемь — мало разницы, но восемь — это гораздо больше, чем шесть.

Если сержант и испытал от этого какое-то облегчение, то не показал этого, а просто сказал:

— Благодарю, милорд.

Боррик отпустил воина и вместе с Арутой вышел в центр лагеря, где горел большой костер. Солдаты наскоро сооружали укрытие от ночного ветра, как делали каждую ночь весь путь. Боррик увидел вместе в лошадьми двух мулов и заметил, что сюда было доставлено также сено. Арута проследил за его взглядом.

— Беллами предусмотрительный человек; он хорошо служит вашей светлости.

Калган, Гардан и мальчишки подошли к двум дворянам, греющимся у костра. Темнело быстро, к тому же, даже в полдень в окутанном снегом лесу было мало света. Боррик посмотрел вокруг. Он дрожал не только от холода.

— Это дурное место. Нам лучше оставить его как можно скорее.

Они быстро поели и легли спать.

Паг и Томас лежали рядом, вздрагивая от каждого странного лесного звука, пока усталость их не убаюкала.

Герцогский отряд заехал в глубоко в лес, настолько густой, что разведчикам приходилось менять курс и возвращаться, чтобы найти другой путь для лошадей. Подлесок, обвивающий кусты, деревья и просто стелящийся по земле тоже был очень густым и сильно мешал продвижению.

— Сомневаюсь, что здесь когда-нибудь сияет солнце, — сказал Паг Томасу.

Он говорил тихо. Томас медленно кивнул, пристально смотря в гущу деревьев. С тех пор как они покинули людей из Карса три дня назад, тревога с каждым днем только усиливалась. Лесные звуки стихли по мере того как они углублялись в лес, и теперь они ехали в тишине, как будто сами звери и птицы остерегались этой части леса. Паг знал, что это всего лишь из-за того, что очень немногие животные не переселились на юг или не залегли в зимнюю спячку, но это все равно нисколько не уменьшало его с Томасом опасений.

Томас несколько замедлил темп.

— Я чувствую, что скоро случится что-то ужасное.

— Ты это говоришь уже два дня, — сказал Паг и через минуту добавил:

— Надеюсь, нам не придется драться. Я не знаю, как пользоваться этим мечом, несмотря на то, что ты пытался показать мне.

— Вот, — сказал Томас, вытащив что-то. Паг взял вещь. Это оказался сверток, в котором были маленькие гладкие камешки и праща. — Я подумал, что с пращой ты будешь себя чувствовать увереннее. У меня тоже есть.

Они проехали еще час и остановились, чтобы дать лошадям отдых и подкрепиться едой, не требующей разведения костра.

Гардан проверил каждую лошадь, чтобы убедиться, что она способна ехать дальше. Ни одному солдату не прощалось, если он не обращал внимания на какое-либо малейшее ранение или болезнь. Если лошадь начнет спотыкаться, ее всаднику придется вместе с одним из товарищей возвращаться как можно быстрее, потому что герцог не мог ждать. В такой дали от безопасного пристанище никто не хотел думать об этом или вслух обсуждать.

Они должны были встретить второй отряд со сменными лошадьми в середине дня. Головокружительную скачку первых четырех дней сменили сейчас на осторожный шаг, потому что нестись по такому густому лесу было бы опасно. При таком продвижении они должны были прибыть вовремя, но герцога все равно раздражал этот медленный темп.

Они ехали и ехали, время от времени останавливаясь, чтобы солдаты мечами срубили несколько веток и расчистили дорогу. Удары мечей эхом раздавались в тишине леса.

Паг глубоко задумался. Он думал о Карлайн и вдруг из головы колонны раздался крик. Всадники рядом с Пагом и Томасом внезапно рванулись вперед, не обращая внимания на густые заросли вокруг и инстинктивно уворачиваясь от низко свисающих веток.

Паг и Томас следом за другими пришпорили лошадей и вскоре они видели перед собой лишь бело-коричневое марево: деревья, покрытые снегом быстро проносились мимо. Они пригнулись к гривам коней, уклоняясь от веток. Паг посмотрел через плечо: Томас завалился в седле назад. Паг продирался к прогалине, и его плащ цеплялся за ветки. Его ушей достигли звуки боя, который, как он увидел, был уже в разгаре. Сменные лошади пытались вырвать из земли колышки, к которым были привязаны. Вокруг них кипел бой.

Паг лишь смутно мог различить силуэты сражающихся. Окутанные тьмой фигуры с плеча рубили всадников.

Один из нападавших пробился и бегом направился к нему, увернувшись от удара солдата, стоящего в трех метрах впереди Пага. Увидев, что перед ним всего лишь мальчишка, странный воин злобно улыбнулся. Подняв меч для удара, он вскрикнул и схватился за лицо; между пальцами потекла кровь. Томас сзади подъехал к Пагу, притормозил и с воплем пустил еще один камень.

— Я подумал, ты попал в беду, — крикнул он, затем пришпорил лошадь и переехал через упавшего воина. Изумленный, Паг мгновенье помедлил и тоже пришпорил свою лошадь. Вытащив пращу, он несколько раз выстрелил, но не был уверен, что попал.

Паг внезапно оказался в тихом месте боя. Со всех сторон из леса выходили фигуры в темных плащах и кожаных доспехах. Они были похожи на эльфов, только волосы были темнее, и кричали они на языке, звучавшим для Пага неприятно. Из-за деревьев вылетали стрелы, опустошая седла крайдийских всадников.

Вокруг лежали тела как нападавших, так и солдат. Паг увидел бездыханные тела десятка карссцев, а также двух юношей-разведчиков Длинного Лука, привязанные к колышкам вокруг костра в живых позах. Сзади на снегу были видны алые кровавые пятна. Уловка сработала: герцог выехал прямо на поляну, и теперь ловушка захлопнулась.

Сквозь шум драки прозвенел голос лорда Боррика.

— Ко мне! Ко мне! Мы окружены!

Паг смотрел вокруг в поисках Томаса, яростно ударяя своего коня по бокам и разворачивая в сторону герцога и собирающихся вокруг него людей.

Воздух наполнился стрелами и крик умирающих эхом отозвался из леса.

— Туда! — крикнул Боррик, и уцелевшие последовали за ним. Они рванулись в лес прямо сквозь ряды нападавших лучников и галопом поскакали прочь от засады, низко наклонившись к шеям лошадей от стрел и низко висящих веток. Некоторые из лучников последовали за ними.

Паг резко рванул лошадь в сторону, чтобы не врезаться в большое дерево. Он смотрел вокруг, но Томаса нигде не было видно. Взгляд его упал на спину другого всадника, и Паг решил сосредоточиться только на ней и ни в коем случае не потерять ее из виду. Сзади раздавались незнакомые громкие крики, а сбоку — голоса, отвечающие им. Во рту у Пага было сухо, а руки в теплых перчатках сильно потели.

Они неслись по лесу. Вокруг раздавались и отзывались эхом крики. Паг потерял счет покрытому расстоянию, но точно знал, что они проехали более мили. Из леса все звучали голоса, зовущие тех, кто был впереди.

Прорываясь через густые заросли, Паг заставил взмыленную храпящую лошадь взойти на невысокий, но крутой подъем. Вокруг себя он видел лишь серо-зеленую пелену с белыми заплатками. На подъеме герцог с обнаженным мечом ждал остальных. Арута стоял рядом с отцом; лицо его, несмотря на холод, было в испарине. Вокруг них собирались измотанные солдаты с задыхающимися лошадьми. Паг с облегчением увидел Томаса рядом с Калганом и Гарданом.

— Сколько? — спросил Боррик, когда приблизился последний всадник.

Гардан обвел взглядом уцелевших.

— Мы потеряли восемнадцать человек, шесть ранено, и все мулы и поклажа захвачены.

Боррик кивнул.

— Пусть лошади немного отдохнут. Они скоро будут здесь.

— Мы примем бой, отец? — спросил Арута.

Боррик покачал головой.

— Их слишком много. На поляну напала по меньшей мере сотня, — он сплюнул. — Мы въехали в эту засаду как кролик к пасть к удаву, — он обвел всех взглядом. — И потеряли почти половину отряда.

— Кто они такие? — спросил Паг солдата стоящего рядом.

— Братство Темного Пути, сквайр, чтобы Кахули сгноил каждого из этих ублюдков, — призвал солдат бога мести и показал рукой в сторону преследователей. — Небольшие их группы ходят по Зеленому Сердцу, но в основном они живут в горах на востоке и выше, в Северных Землях. Их было больше, будь я проклят, чем я бы мог подумать.

Сзади снова раздались голоса, и герцог скомандовал:

— Они здесь. Вперед!

Оставшиеся в живых члены отряда сорвались с места и снова понеслись сквозь деревья. Время для Пага приостановилось, он прокладывал себе путь по густому лесу. Дважды рядом с ним всадники кричали, то ли от ударов веток, то ли от стрел, Паг не знал.

Они снова выехали на прогалину, и герцог приказал остановиться.

— Ваша светлость, лошади больше этого не выдержат.

Боррик в отчаянии злобно ударил по луке седла.

— Будь они прокляты! А где мы сейчас?

Паг осмотрелся. Он совершенно не представлял, где они сейчас находились относительно места первой атаки, и судя по взглядам остальных, никто этого не знал.

— Нам надо ехать на восток, отец, и добраться до гор, — сказал Арута.

Боррик кивнул.

— Но где восток?

Высокие деревья и серое небо, казалось, сговорились лишить их ориентира.

— Минутку, ваша светлость, — сказал Калган и закрыл глаза. Сзади снова эхом раздался шум преследования. Калган открыл глаза и показал пальцем. — Туда. Восток там.

Без дальнейших вопросов или оговорок герцог пришпорил свою лошадь в указанном направлении и жестом приказал остальным следовать за ним. Пагу захотелось быть рядом с кем-то близким, и он попробовал подъехать к Томасу, но не смог пробиться сквозь кучу солдат. Он тяжело вздохнул и признался себе, что сильно испуган. Мрачные лица солдат говорили ему, что он не одинок в этом чувстве.

Они скакали по темным проходам Зеленого Сердца. Каждый шаг на пути к цели сопровождался криками Темных Братьев, предупреждающих других, находящихся у беглецов на пути. Иногда Паг замечал фигуру быстро бегущую вдоль их дороги в некотором отдалении, она быстро терялась в темноте. Сопровождающие бегуны не мешали им, но все время были рядом.

Герцог опять приказал остановиться.

— Стрелки! — сказал он, повернувшись к Гардану. — Узнайте насколько они близко. Мы должны отдохнуть.

Гардан показал рукой на троих людей, и они быстро спрыгнули с лошадей и побежали туда, откуда они приехали. Один звенящий сталью удар — и хриплый крик возвестил о смерти ближайшего разведчика Темных Братьев.

— Будь они прокляты! — сказал герцог. — Они гонят нас по кругу, пытаясь привести обратно к своим главным силам. Мы уже сейчас едем больше на север, чем на восток.

Паг воспользовался возможностью подъехать к Томасу. Лошади задыхались и, взмокнув от пота, дрожали. Томас ухитрился слабо улыбнуться, но ничего не сказал.

Сквозь лошадей быстро шли люди, проверяя возможные ранения. Через несколько минут стрелки бегом вернулись. Один, запыхавшись, сказал:

— Милорд, они близко. По крайней мере, пятьдесят-шестьдесят.

— Долго еще?

— Пять минут, милорд, — сказал он, вытирая пот с лица, и мрачно добавил: — Мы убили двоих, и это их задержит, но не дольше, чем на то же время.

— Отдыхаем еще минуту — и едем, — сказал Боррик отряду.

— Минуту, или час, — сказал Арута, — какая разница? Лошади выжаты. Нам лучше принять бой сейчас, прежде чем на их зов явятся другие Братья.

Боррик покачал головой.

— Я должен пробиться к Эрланду. Он должен узнать о цурани.

Из-за ближайших деревьев вылетела стрела, а за ней другая, и еще один всадник упал.

— Поехали! — крикнул Боррик.

Они пустили изнуренных лошадей легким галопом, потом пошли шагом, но были настороже. Герцог движениями руки развернул солдат в линию, так что они могли встать по флангам и по команде атаковать. Из раздувшихся ноздрей лошадей шла пена, и Паг понял, что они скоро должны были пасть.

— Почему они не атакуют? — прошептал Томас.

— Не знаю, — ответил Паг. — Они просто изматывают нас и гонят с боков и сзади.

Герцог поднял руку, и колонна остановилась. Звуков преследования не было. Он повернулся и тихо проговорил:

— Возможно, они потеряли нас. Передайте по линии, чтобы проверили коней… — мимо его головы, всего в нескольких дюймах, просвистела стрела.

— Вперед! — крикнул он, и они тронулись неровной рысью.

— Милорд, кажется, они хотят, чтобы мы все время двигались, — крикнул Гардан.

Боррик шепотом выругался, после чего спросил:

— Калган, где восток?

Маг снова снова закрыл глаза, и Паг увидел, что он устает от этого заклинания. Несложное, если стоять спокойно, оно, должно быть, сильно утомляло в таких условиях. Глаза Калгана открылись, и он показал вправо. Колонна двигалась на север.

— Они снова медленно поворачивают нас к своим главным силам, отец, — сказал Арута.

Боррик повысил голос.

— Только дурак или несмышленое дитя будет так ехать. По моей команде разворачивайтесь вправо и атакуйте, — он подождал, пока каждый солдат приготовил оружие и молча помолил богов, чтобы лошади выдержали еще один галоп.

— Давайте! — крикнул герцог.

Вся колонна как один человек развернулась направо, и всадники пришпорили ослабевших коней. Из-за деревьев дождем полились стрелы. Раздались крики людей и лошадиное ржанье.

Паг уклонился от ветки, отчаянно держась за поводья и при этом неумело вертя в руках меч и щит. Он почувствовал, что щит выскальзывает, но когда он попытался поправить его, лошадь притормозила. Он не мог одновременно управлять и лошадью, и оружием.

Паг натянул поводья, решив рискнуть на мгновение остановиться, чтобы поправить снаряжение. Услышав какой-то шум, он посмотрел направо. Меньше, чем в пяти метрах от него стоял лучник Братства Темного Пути. Паг некоторое время стоял в удивлении, как и лучник. Пага поразило его сходство с эльфийским принцем Калином. Между двумя расами было мало отличий. Почти одинакового роста и одинаково сложенные, только волосы и глаза были другие.

Тетива врага порвалась, и он, пристально смотря на Пага своими темными глазами, спокойно начал менять ее.

Паг, пораженный близостью Темного Брата, в тот же миг забыл, зачем остановился. Он неподвижно сидел и наблюдал, как лучник чинит оружие, зачарованный точными, умелыми движениями темного эльфа.

Потом он ловко вытащил из колчана стрелу и приладил ее на тетиву. Паг внезапно пришел в себя. Лошадь ответила на его яростные удары в бок и снова, спотыкаясь, тронулась. Он не видел стрелы лучника, но слышал, как она просвистела мимо его уха. Паг снова пошел галопом и лучник исчез сзади.

Шум, донесшийся спереди, заставил Пага пришпорить лошадь, хотя бедное животное всем своим видом показывало, что скачет быстро как только может. В сумраке сложно было скакать по лесу.

Внезапно Паг оказался за всадником в герцогских цветах и обогнал его: лошадь Пага устала меньше, так как всадник был легче. Местность стала более холмистой, и Паг стал гадать, подъехали ли они уже к подножиям Серых Башен.

Ржание лошади заставило Пага взглянуть назад. Солдат, которого он только что обогнал, упал вместе с лошадью. Из ее носа била кровь. Паг и еще один всадник остановились, и солдат развернулся назад и подъехал к тому месту, где стоял первый. Он протянул руку, предлагая упавшему поехать вдвоем. Тот лишь покачал головой и ударил стоящую лошадь по крупу, отправив ее вперед. Паг знал, что она еле выдержит одного седока, но двух ни в коем случае. Упавший всадник вытащил меч, добил раненую лошадь и повернулся назад, ожидая Темных Братьев. Паг прослезился, восхищаясь храбростью воина. Другой воин прокричал ему что-то через плечо, чего он не расслышал.

— Двигайтесь, сквайр! — крикнул он.

Паг прижал пятками бока лошади, и она, шатаясь, пошла рысью. Отступающая изнуренная колонна продолжила, спотыкаясь, бегство. Паг пробрался сквозь всадников к месту рядом с герцогом. Через несколько минут герцог приказал замедлить темп. Они снова выехали на прогалину. Боррик обвел отряд взглядом. Бессильная ярость исказила его лицо, чтобы тут же смениться удивлением. Он поднял руку, и всадники замерли. Крики из леса были слышны, но издалека.

— Мы оторвались от них? — спросил Арута с широко раскрытыми от удивления глазами.

Герцог медленно кивнул, сосредоточившись на отдаленных криках. — На некоторое время.

— Когда мы прорвались сквозь лучников, мы, должно быть, проскользнули позади преследователей. Они скоро поймут это и рванутся сюда. У нас есть десять, в лучшем случае, пятнадцать минут, — он посмотрел на потрепанный отряд. — Если бы мы только могли найти укрытие.

Калган подогнал шатающуюся лошадь к герцогу.

— Милорд, возможно, я знаю, что делать, но это рискованное и, возможно, гиблое дело.

— Не более гиблое, чем ждать, когда они придут за нами, сказал Боррик. — Какой у тебя план?

— У меня есть амулет, который может управлять погодой. Я хотел приберечь его для возможных штормов на море, так как его использование ограничено. Я, возможно, смогу скрыть с его помощью наше местонахождение. Пусть каждый отведет свою лошадь в дальний конец поляны, к той скале. Велите им успокоить животных.

Боррик отдал приказ, и животных отвели на противоположный край лужайки. Руки успокаивающе поглаживали утомленных долгим бегством скакунов.

Они собрались на высоком краю узкой поляны, прижавшись спинами к выходящей из земли гранитной скале, серым кулаком вздымающейся над их головами. В остальные стороны был легкий уклон. Калган стал ходит вдоль линии отряда.

Он тихо говорил нараспев, выводя амулетом по воздуху замысловатые фигуры. Серый послеполуденный свет плавно потух, и вокруг мага начал собираться туман. Вначале появились лишь дымчатые клочки, но затем влаги в воздухе становилось все больше и больше, пока, наконец, она не стала легким туманом. Вскоре весь воздух между герцогским отрядом и линией деревьев подернулся дымкой. Калган стал водить амулетом быстрее, и туман сгустился, наполняя лужайку белизной. Она распространялась от мага во все стороны и шла в гущу деревьев. Через несколько минут невозможно было ничего увидеть даже в нескольких метрах.

Калган водил и водил амулетом, закрывая толстым одеялом и без того тусклый свет. Поляна постепенно затемнилась, по мере того как маг произносил заклинания.

Потом Калган остановился, повернулся к герцогу и прошептал:

— Все должны стоять тихо. Если темные эльфы забредут в туман, то, надеюсь, уклон уведет их на другую сторону лужайки. Но никто не должен двигаться. Любой звук погубит нас.

Все кивнули, поняв, что опасность быстро приближается. Они будут стоять в центре этого густого туманного облака, надеясь, что Темные Братья пройдут мимо, снова оставив герцогский отряд позади. На карту было поставлено все, потому что если они выиграют, то будут неплохие шансы оставить это место далеко позади себя, пока Братство снова нападет на их след.

Паг посмотрел на Томаса и прошептал:

— Хорошо, что здесь глинистая почва, а то бы мы оставили прилично следов.

Томас кивнул. Он был слишком испуган, чтобы говорить. Ближайший солдат жестом призвал Пага к молчанию, и юный сквайр кивнул.

Гардан с несколькими солдатами и герцог с Арутой встали чуть впереди отряда, держа оружие наготове на случай, если их уловка не сработает. Крики становились все громче и громче: Темное Братство возвращалось по их следу. Калган стоял радом с герцогом, тихо напевая заклинания, собирая вокруг себя все больше тумана и затем отправляя его вперед. Паг знал, что туман быстро распространится, покрывая все большие площади, по мере того как Калган колдует. С каждой минутой туман охватывал все большую часть Зеленого Сердца, и нападающим было все сложнее найти их.

Паг почувствовал на щеке влагу и посмотрел вверх. Начинал идти снег. Он с опасением посмотрел на туман, пытаясь понять, влияет ли на него снег, но потом вздохнул с облегчением, увидев, что снег только улучшает маскирующие свойства тумана.

Рядом послышались тихие шаги. Паг замер, как и все вокруг него. Прозвучал голос, говорящий на чуждом уху языке Братства.

У Пага по спине пробежали мурашки, но он не двинулся с места, пытаясь не обращать внимания на зуд. Он посмотрел на Томаса. Тот стоял твердо и спокойно, держа одну руку на морде лошади. В тумане он был похож на статую. Как и все остальные лошади, конь Томаса знал, что рука на морде означала команду молчать. Еще голос прозвучал в тумане, и Паг чуть не подпрыгнул: голос звучал так, как будто говоривший был прямо перед ним. Чуть подальше снова прозвучал ответ.

Гардан стоял прямо перед Пагом. Сержант медленно опустился на колени и бесшумно положил на землю меч и щит. Затем он все так же медленно поднялся, вытаскивая из-за пояса нож. Потом он вдруг шагнул в туман так же быстро, как кошка исчезает в ночи. Донесся едва различимый звук, Гардан появился снова.

Перед ним билась фигура Темного Брата, одна из огромных рук Гардана плотно зажала ему рот. Другой рукой сержант душил врага. Гардан не рискнул отпустить его, чтобы быстро всадить нож в спину. Сержант оскалил от боли зубы: враг когтями раздирал ему руку. Темный Брат пытался дышать, и его глаза вздулись. Гардан как будто врос в землю, слегка приподняв врага над землей. Тот все еще пытался освободиться. Его лицо стало красным, затем багровым. Из-под его когтей свободно стекала по руке Гардана кровь, но могучий солдат стоял неподвижно. Потом Темный Брат обмяк, Гардан резким движением сломал ему шею, и Брат бесшумно сполз на землю.

Глаза Гардана были широко раскрыты от напряжения, и он тяжело дышал. Он снова медленно стал на колени, убрал нож и поднял щит с мечом, после чего встал и продолжил наблюдение.

Паг испытывал восторг и благоговение перед сержантом, но, как и другие, мог лишь молча наблюдать. Прошло некоторое время, и голоса стали тише. Темные Братья злобно спрашивали друг друга о чем-то, ища укрытие беглецов. Голоса стали еще тише, и все испустили долгий вздох облегчения, после чего на поляне воцарилась тишина.

— Они прошли нас. Ведите лошадей. Идем на восток, — прошептал герцог.

Паг в сумраке смотрел по сторонам. Герцог Боррик и принц Арута вели отряд. Гардан находился рядом с Калганом, который был все еще без сил после колдовства. Томас молча шел рядом с другом. Из пятидесяти солдат, выехавших с герцогом из Крайди, осталось тринадцать. Уцелело только шесть лошадей, остальные были добиты молчаливыми стражами, когда не выдержали и пали.

Они с трудом тащились вверх, забираясь все выше в предгорья Серых Башен. Солнце уже зашло, но герцог приказал двигаться вперед, боясь возвращения преследователей. В темноте раздавались тихие ругательства: солдаты спотыкались и поскальзывались на покрытой льдом каменистой почве.

Паг брел вперед, одеревенев от усталости и холода. Этот день, казалось, длился вечность. Он не помнил, когда он последний раз останавливался и ел. Один раз солдат передал ему бурдюк с водой, но о смутно помнил об этом. Он сгреб горсть снега и положил в рот, но это мало помогло. Снегопад стал сильнее, по крайней мере, так показалось Пагу, который не видел, как снег падает, но почувствовал, что он стал бить его в лицо чаще и сильнее. Было очень холодно, и Паг дрожал даже в плаще.

Как гром с неба прозвучал шепот герцога:

— Стойте. Сомневаюсь, что они бродят вокруг в темноте. Мы отдохнем здесь.

Еще где-то впереди послышался шепот Аруты:

— К утру наши следы занесет снегом.

Паг упал на колени и завернулся в плащ. Рядом раздался голос Томаса.

— Паг?

— Здесь, — тихо ответил он.

Томас тяжело опустился рядом с ним.

— Кажется, — проговорил он, тяжело дыша, — я больше не сдвинусь с места.

Паг мог лишь кивнуть. Рядом раздался голос герцога:

— Не разводить огня.

— Тяжкая ночь для холодного лагеря, Ваша светлость, — ответил Гардан.

— Согласен, — сказал Боррик, — но если эти адовы дети бродят поблизости, то огонь приведет их прямо к нам. Соберитесь вместе для тепла, чтобы никто не замерз. Выставь часовых, а остальным скажи спать. Когда рассветет, я хочу уйти от них как можно дальше.

Паг почувствовал, что вокруг него начинают сгруживаться тела и ради тепла готов был пожертвовать удобством. Вскоре он впал в прерывистую дремоту, но часто просыпался ночью. Потом внезапно наступил рассвет.

Еще три лошади умерли ночью. Их тела лежали непокрытыми на снегу. Паг поднялся на ноги, голова его кружилась и он не мог согнуться. Он топал ногами, пытаясь возбудить жизнь в озябшем болящем теле, и невольно дрожал. Томас шевельнулся и резко проснулся. Он тяжело поднялся на ноги и вместе с Пагом стал топать ногами и размахивать руками.

— Никогда в жизни мне не было так холодно, — сказал он, стуча зубами.

Паг огляделся. Они находились в ложбине между двумя скалами, все еще голыми, не покрытыми снегом и местами серыми. Скалы вздымались вверх метров на десять, и там был гребень. Вдоль пути отряда земля имела уклон, и Паг заметил, что деревья здесь тоньше.

— Пойдем со мной, — сказал он Томасу и начал карабкаться по скале.

— Проклятье! — раздалось сзади, и Паг с Томасом оглянулись и увидели Гардана, наклонившегося над неподвижной фигурой солдата.

Сержант посмотрел на герцога и сказал:

— Умер ночью, Ваша светлость, — он покачал головой и добавил: — Его ранили, но он не сказал об этом.

Паг посчитал: кроме него, Томаса, Калгана, герцога и его сына теперь оставалось лишь двенадцать солдат. Томас посмотрел на Пага, которые забрался выше него и спросил:

— Куда мы?

Паг услышал его шепот. Он показал головой вверх и сказал:

— Посмотреть, что там.

Томас кивнул, и они полезли дальше.

Негнущиеся пальцы никак не хотели хвататься за твердую скалу, но Паг вскоре согрелся от усилий. Он добрался до верха, схватился за гребень, подтянулся, выбрался наверх и стал ждать Томаса.

Томас забрался на гребень и, тяжело дыша, посмотрел мимо Пага.

— Красота! — сказал он.

Перед ними величественно возвышались пики Серых Башен. Из-за них поднималось солнце, освещая розовым и золотым северные склоны гор, западные же были все еще покрыты индиговой вуалью. Небо было ясным, снегопад кончился. Куда они ни смотрели, везде пейзаж был закутан в белое.

Паг махнул Гардану рукой. Сержант подошел к скале, немного залез вверх и спросил:

— Что такое?

— Серые Башни! — крикнул Паг. — Всего в пяти милях отсюда.

Гардан махнул мальчишкам рукой, чтобы те возвращались, и они сползли вниз, прыгнув с последней пары метров и с глухим ударом приземлившись. Увидев цель, они оживились. Они подошли к Гардану, совещавшемуся с герцогом, Арутой и Калганом. Боррик говорил тихо, но его слова ясно разносились в свежем утреннем воздухе.

— Возьмите останки животных и разделите между людьми. Оставшихся лошадей берем с собой, но никто не едет. Закрывать животных не имеет смысла, мы в любом случае оставим много следов.

Гардан отдал честь и стал ходить между солдат. Они стояли вокруг парами и поодиночке, высматривая знаки возможного преследования.

— У тебя есть какое-либо представление о том, где находится Южный перевал? — спросил Боррик у Калгана.

— Попробую воспользоваться волшебным зрением, милорд, — Калган сосредоточился, и Паг стал внимательно за ним наблюдать, потому что видение с помощью внутреннего зрения было одной из вещей, которые у него не получались. Это было сродни тому кристаллу, но получалась не столько картинка, сколько впечатление того, где что-либо находится по отношению к заклинателю.

Помолчав несколько минут, Калган сказал:

— Не могу сказать, сир. Если бы я там был раньше, тогда возможно, но я не получил представления о том, где может лежать перевал.

Боррик кивнул.

— Жаль здесь нет Длинного Лука. Он знает здесь все ориентиры, — он повернулся на восток, как будто видя Серые Башни прямо сквозь мешающий гребень, — Для меня все горы одинаковы.

— На север, отец? — спросил Арута.

Боррик слегка улыбнулся его рассудительности.

— Да. Если перевал на севере, то мы еще можем попробовать пересечь его до того, как он станет непроходимым. Как только мы будем за горами, погода смягчится, по крайней мере, обычно в это время года на востоке она умереннее. Если мы уже находимся севернее перевала, то в конце концов мы дойдем до гномов. Они укроют нас и, возможно, они знают другой путь на восток, — он обозрел свой измотанный отряд. — С тремя лошадьми и растопленным снегом в качестве питьевой воды мы должны протянуть еще неделю, — он посмотрел вокруг, изучая небо. — Если погода не изменится.

— Нам не грозит плохая погода в течение двух или, возможно, трех дней. Дальше я не могу судить.

Из глубины леса внизу раздался отдаленный крик. Все тотчас же замерли. Боррик посмотрел на Гардана.

— Сержант, как они далеко, по твоему мнению?

Гардан прислушался.

— Трудно сказать, милорд. В миле. В двух, может, больше. В лесу звуки разносятся странным образом, особенно, когда так холодно.

Боррик кивнул.

— Собирай людей. Мы уходим.

Пальцы Пага кровоточили, и кровь текла сквозь рваные перчатки. При любой возможности герцог вел отряд по торчащей из земли скальной породе, чтобы следопыты Темного Братства не могли их преследовать. Каждый час назад посылались солдаты, чтобы оставить ложные следы поверх их собственных. Они тащили по снегу попоны с мертвых лошадей и запутывали следы как только можно.

Они стояли на краю поляны, круглого участка голой скальной породы, окруженного со всех сторон разрозненными соснами и осинами. По мере того как они поднимались в горы, предпочитая более неровную и высокую местность риску преследования, деревья становились все тоньше и тоньше. С самого рассвета они двигались на северо-восток, вдоль гребня шероховатых холмов, к Серым Башням, но, к унынию Пага, горы, казалось, не приближаются.

Солнце стояло высоко над головой, но Паг почти не чувствовал его тепла, потому что с вершин Серых Башен вниз дул холодный ветер. Паг услышал с некоторого отдаления голос Калгана:

— Пока ветер дует с северо-востока, снега не будет, потому что все осадки, что он несет, выпадут на вершины гор. Но если ветер поменяется и подует с запада или северо-запада, с Бескрайнего моря, то снова пойдет снег.

Паг тяжело дышал, пробираясь по скалам и балансируя на скользкой поверхности.

— Калган, обязательно ли и здесь давать мне уроки?

Несколько человек рассмеялись, и в тот же миг мрачное напряжение последних дней спало. Они вышли на ровное место, и герцог приказал остановиться.

— Разведите костер и забейте животное. Мы подождем здесь последний высланный арьегард.

Гардан быстро отправил людей за дровами, а одному дали лошадей, чтобы он отвел их подальше. У взвинченных лошадей были стерты ноги, они устали, были некормлены, и, несмотря на их выучку, Гардан хотел удалить их от запаха крови.

Выбранная лошадь заржала и внезапно замолчала, и когда костер был готов, солдаты положили вертела над огнем. Вскоре аромат жарящегося мяса наполнил воздух. Вместо ожидаемого отвращения, у Пага от этого запаха потекли слюнки. Через некоторое время ему дали палочку, на которую был надет большой кусок жареной печени, которую он начал с жадностью пожирать. Рядом Томас подвергал той же участи обжигающую порцию бедра.

Когда они поели, остатки все еще горячего мяса были завернуты в полоски, оторванные от попон и драных воинских плащей, и распределены между людьми.

Паг и Томас сидели рядом с Калганом. Люди в это время сворачивали лагерь, гасили костры, уничтожали следы своего пребывания и готовились продолжить путь.

Гардан подошел к герцогу.

— Милорд, арьегард задерживается.

Боррик кивнул.

— Знаю. Они должны были вернуться полчаса назад, — он глянул с холма вниз, в сторону огромного леса, на расстоянии окутанного туманом. — Мы подождем еще пять минут и пойдем.

Они молча подождали, но воины не возвращались. Наконец Гардан приказал:

— Ладно, парни. Идем.

Люди собрались за герцогом и Калганом. Мальчишки встали в хвост. Паг сосчитал. Оставалось только десять солдат.

Два дня спустя завыли ветры и ледяные ножи стали резать непокрытую плоть. Каждая склонившись бредущая на север фигура, была закутана в плащ. Лохмотья были разорваны и обмотаны вокруг обуви в слабой попытке уберечься от обморожения. Паг тщетно старался, чтобы ресницы не обледеневали, но суровый ветер заставлял глаза слезиться, а слезы быстро замерзали, замутняя обзор.

Паг услышал сквозь ветер голос Калгана.

— Милорд, близится буря. Мы должны найти укрытие или погибнем.

Герцог кивнул и жестом отправил двоих людей вперед, искать укрытие. Двое, спотыкаясь, побежали, двигаясь лишь немного быстрее остальных, но героически из последних сил выполняя задание.

С северо-запада набежали облака, и небо помутнело.

— Сколько еще времени, Калган? — крикнул герцог сквозь пронзительный ветер.

Маг поводил рукой над головой, ветер задувал его волосы и бороду назад, открывая высокий лоб.

— Не больше часа.

Герцог снова кивнул и призвал людей двигаться дальше. Печальный звук, громкое ржание, пронзил ветер, и солдат прокричал, что последняя лошадь пала. Боррик остановился и с проклятьями приказал забить ее как можно быстрее. Солдаты разделали животное, отрезали куски мяса, от которых шел пар, и бросили в снег, чтобы они немного охладились, прежде чем их можно будет завернуть. Когда они были готовы, мясо разделили между людьми.

— Если найдем убежище, разведем костер и приготовим мясо, крикнул герцог.

Паг про себя добавил, что если они не найдут убежища, то мясо им не будет нужно. Они продолжили путь.

Вскоре вернулись двое солдат с вестью о том, что пещера находится в четверти мили отсюда. Герцог приказал им показывать дорогу.

Пошел снег, пригнанный ветром. Небо теперь потемнело, ограничивая видимость парой сотен метров. У Пага кружилась голова и он с трудом переставлял ноги в сопротивляющемся снегу. Обе руки одеревенели, и он гадал, обморожены ли они.

Паг вдруг упал лицом в снег, неожиданно почувствовал себя в тепле и захотел спать. Томас опустился на колени рядом с упавшим учеником волшебника. Он потряс Пага, и тот, почти уже потеряв сознание, застонал.

— Вставай! — прокричал Томас. — Осталось немного!

Паг попытался подняться с помощью Томаса и одного из солдат. Когда он стал на ноги, Томас показал солдату, что дальше сам сможет позаботиться о друге. Томас развязал одну из полос попоны, длятепла обвязанную вокруг него, привязал один конец к ремню Пага и наполовину повел, наполовину потащил младшего друга дальше.

Мальчишки последовали за воином, который помог им обогнуть торчащий кусок скальной породы и оказались у входа в пещеру. Они шатаясь прошли еще несколько шагов в укрывающую их темноту и упали на каменный пол. После кусачего ветра снаружи в пещере показалось тепло, и они заснули сном обессиленных людей.

Пага разбудил запах готовящейся конины. Он поднялся и увидел, что снаружи было темно, и свет исходил только от костра. Кучи веток и сухого дерева были свалены рядом, и люди бережно подкладывали их в огонь. Остальные стояли рядом, жаря куски мяса. Паг согнул пальцы. Они болели, но, сдернув перчатки, он не увидел знаков обморожения. Он слегка толкнул Томаса, и тот проснулся, приподнялся на локтях и заморгал на свет костра.

Гардан стоял с другой стороны от костра и разговаривал с солдатом. Герцог сидел рядом, тихо беседуя с сыном и Калганом. За Гарданом и солдатом Паг видел лишь тьму. Он не помнил, в какое время дня они нашли пещеру, но, должно быть, они с Томасом спали несколько часов.

Калган увидел, что они шевелятся и подошел.

— Как вы себя чувствуете? — спросил он с беспокойством на лице.

Мальчишки сказали, что чувствуют себя хорошо, учитывая обстоятельства.

Паг с Томасом по приказу Калгана сняли обувь и маг был рад сообщить, что они не обморозились, хотя одному из солдат повезло меньше.

— Сколько мы проспали? — спросил Паг.

— Всю ночь и весь этот день, — сказал маг, вздохнув.

Тут Паг заметил признаки того, что было проделано много работы. Кроме того, что были нарублены дрова, они с Томасом были укрыты. У входа висела пара пойманных в силок кроликов, а рядом с костром стоял ряд наполненных водой бурдюков.

— Можно было нас разбудить, — сказал Паг с ноткой тревоги в голосе.

Калган покачал головой.

— Герцог не пошел бы дальше, пока буря не утихла. А это случилось всего пару часов назад. Сомневаюсь, что даже крепкий сержант смог бы пройти больше нескольких миль после одной лишь ночи отдыха. Герцог завтра посмотрит, как обстоят дела. Я думаю, тогда мы двинемся, если погода не изменится.

Калган встал и жестом показал, чтобы мальчишки, если возможно, снова вернулись ко сну. Паг удивился, что для человека, который проспал весь день напролет, он все равно был уставшим, но подумал, что, прежде чем снова уснуть, наполнит живот. Томас кивнул в ответ на его молчаливый вопрос, и они подобрались к огню. Солдат, занятый готовкой мяса, протянул им горячие порции.

Мальчишки с жадностью слопали еду, после чего прислонились к одной из стен большой пещеры. Паг начал говорить с Томасом, но отвлекся, случайно мельком взглянув на часового, стоящего около входа в пещеру. Он стоял, разговаривая с Гарданом, но вдруг по его лицу пронеслось какое-то странное выражение, и колени подогнулись.

Гардан бросился вперед, поймал его и плавно опустил на пол. Большие глаза сержанта расширились: он увидел стрелу торчащую из бока часового.

Время на мгновенье остановилось, и Гардан крикнул:

— Атака!

Снаружи раздался вой, и в свет костра впрыгнула фигура, потом перемахнула через ветку, лежащую на полу, и прыгнула через костер, ударив солдата, готовящего мясо. Она приземлилась недалеко от мальчишек и повернулась к тем, кого перепрыгнула. Она была завернута в куртку и штаны из животного меха. В одной руки у нападавшего был небольшой щит, а в другой он высоко держал изогнутый меч.

Паг стоял неподвижно, а тварь оглядывала находящихся в пещере, рыча нечеловеческим ртом. В глазах отражался свет костра, а клыки обнажены.

Тренировка Томаса проявила себя: меч в одно мгновенье был со звоном вытащен из ножен. Тварь размахнулась мечом на Пага, но он откатился, избежав удара. Лезвие зазвенело, ударив в землю, и Томас сделал несбалансированный выпад, неловко ударив тварь в нижнюю часть груди. Она упала на колени, забулькала, когда легкие наполнились кровью, и упала лицом вниз.

Остальные нападавшие впрыгивали в пещеру, и тут же их занимал бой с крайдийцами. В пещере раздавались проклятья и ругательства и звенели мечи. Солдаты и нападавшие стояли лицом к лицу, не имея возможности сдвинуться больше, чем на пару метров. Несколько герцогских людей бросили мечи и достали из-за пояса кинжалы, более удобные для ближнего боя.

Паг схватил меч и посмотрел вокруг в поисках противника, но таковых не оказалось. В пляшущем свете костра видно было, что оставшиеся солдаты превосходили числом нападавших, и как только с каждым из них сцеплялось по два-три крайдийца, его быстро убивали.

Вдруг в пещере стало тихо, и только тяжелое дыхание солдат нарушало эту тишину. Паг оглянуся вокруг и увидел, что уложен лишь один солдат — тот, в которого попала стрела. Калган торопливо прошел между солдат, осматривая раны, после чего сказал герцогу:

— Милорд, других серьезных ран нет.

Паг посмотрел на мертвых тварей. Их было шестеро; они, раскинув руки, валялись на полу. Они были меньше людей, но ненамного. Густые брови, покатые лбы, увенчанные густыми черными волосами. Кожа сине-зеленого оттенка была гладкой, только у одного на щеках было что-то вроде юношеской бородки. Глаза, широко раскрытые в момент смерти, были огромными и круглыми, желтые с черными зрачками. Все умерли с оскалом на отвратительных лицах, обнажив длинные зубы, даже почти клыки.

Паг подошел к Гардану, выглядывавшему во мрак ночи, выискивая признаки других тварей.

— Кто они такие, сержант?

— Гоблины, Паг. Хотя я никак не могу понять, что они делают так далеко от своих обычных мест.

Герцог подошел, встал рядом и сказал:

— Все лишь полдюжины, Гардан. Никогда не слышал, чтобы гоблины нападали на вооруженных людей, не имея преимущества. Это было самоубийство.

— Милорд, посмотрите сюда, — раздался из глубины пещеры зов Калгана, наклонившегося над телом гоблина. Он стянул с него грязную меховую куртку и показывал теперь на плохо перевязанную длинную зазубренную рану на груди. — Это сделали не мы. Она трех-четырехдневная и плохо ухоженная.

Солдаты осмотрели остальные тела и сообщили, что еще у троих были недавние раны, нанесенные не в этом бою. У одного была сломана рука, и он дрался без щита.

— Сир, у них нет доспехов, — сказал Гардан. — Только оружие в руках, — он показал на мертвого гоблина с луком за спиной и пустым колчаном на ремне.

— У них была только одна стрела, которую они использовали, чтобы ранить Дэниэла.

Арута взглянул на место бойни.

— Это было безумие. Отчаянное безумие.

— Да, Ваше высочество, безумие, — согласился Калган. — Они устали от боя, замерзли и были голодны. Запах готовящегося мяса свел их с ума. Судя по их виду, они давно ничего не ели. Они предпочли поставить все на бешеную атаку, чем смотреть, как мы едим, в то время как они замерзают до смерти.

Боррик снова посмотрел на гоблинов и приказал людям вынести тела из пещеры. Не обращаясь ни к кому конкретно, он спросил:

— Но с кем они сражались?

— С Братством? — предположил Паг.

Боррик покачал головой.

— Они создания Братства, и когда не в союзе против нас, они не трогают друг друга. Нет, это был кто-то другой.

Томас присоединился к стоящим у входа и посмотрел по сторонам. Ему было неловко разговаривать с герцогом, как это делал Паг, но наконец он сказал:

— Милорд, гномы?

Боррик кивнул.

— Если гномы совершали набег на близлежащую гоблинскую деревню, то это объясняет, почему у них не было доспехов и провизии. Им пришлось схватить ближайшее оружие, пробиться на свободу и убежать при первом же случае. Да, возможно, это были гномы.

Солдаты, вытащившие тела на снег, вбежали обратно.

— Ваша светлость, — сказал один из них, — мы услышали среди деревьев какое-то движение.

Боррик повернулся к остальным.

— Приготовиться!

Все быстро приготовили к бою свое оружие. Вскоре они услышали шаги, хрустящие по сухому снегу. Они становились все громче и ближе. Паг напряженно стоял, крепко держа меч и пытаясь успокоить внутреннее возбуждение.

Внезапно звук шагов оборвался: там снаружи остановились. Потом стало слышно лишь одну пару ног, подходящую все ближе. Из темноты появилась фигура, направляющаяся к пещере. Паг вытянул шею, чтобы было видно из-за спин солдат. Герцог спросил:

— Кто идет?

Низенькая фигура, ростом не более полутора метров, стянула с головы капюшон, открыв металлический шлем, плотно сидящий на копне густых каштановых волос. В двух искрящихся зеленых глазах отражался свет костра. Густые рыже-коричневые брови сошлись вместе над крючковатым носом. Пристально осмотрев отряд, фигура подала назад сигнал рукой. Из ночной тьмы вынырнули еще несколько фигур, и Паг протиснулся вперед, чтобы лучше видеть, а Томас рядом с ним. Позади еще несколько прибывших вели мулов.

Герцог с солдатами явно расслабились, и Томас воскликнул:

— Это гномы!

Несколько солдат рассмеялись, как и ближайший гном.

— А чего ты ждал, парень? Хорошенькую дриаду, пришедшую тебе на помощь?

Вожак гномов вышел в свет костра и остановился перед герцогом.

— По вашим плащам я вижу, что вы из Крайди, — он ударил себя в грудь и церемонно сказал:

— Я Долган, вождь деревни Калдара, Воевода гномьего народа Серых Башен, — он вытащил откуда-то из плаща, из-под длинной бороды, свисающей ниже ремня, трубку, набил ее и оглядел собравшихся в пещере, после чего уже менее церемонным тоном спросил:

— Итак, что во имя богов привело столь жалко выглядящую компанию высокого народа в такое холодное и заброшенное место?

9. МАК МОРДЕЙН КАДАЛ

Гномы стояли на страже.

Паг и другие крайдийцы сидели вокруг костра и с аппетитом ели приготовленную людьми Долгана пищу. Около костра бурлил горшок тушеного мяса. Горячие буханки дорожного хлеба с толстой хрустящей корочкой, разломленной, открывая сладкое темное тесто, густо намазанные медом, быстро поглощались. Копченая рыба из дорожных мешков гномов внесла желанную перемену в диету крайдийцев, включающую последние дни лишь конину.

Томас поглощал третью порцию хлеба и тушенки, а Паг, сидя рядом с ним, наблюдал за тем, как гномы умело работали на месте их привала. Большая часть их была снаружи, так как холод, казалось, причинял им гораздо меньше неудобств, чем людям. Двое ухаживали за раненым (он должен был выжить), а двое других готовили людям герцога горячую еду, и еще один наполнял кружки элем из большого бурдюка, наполненного пенящейся коричневой жидкостью.

С Долганом было сорок гномов. Справа и слева от гномьего вождя сидели его сыновья — Вейлин, старший, и Аделл. Оба поразительно были похожи на отца, хотя Аделл был темнее: его волосы были скорее черными, чем рыже-каштановыми. Оба казались спокойными, по сравнению с отцом, который разговаривал в герцогом с трубкой в одной руке и кружкой эля в другой, оживленно при этом жестикулируя.

Перед встречей с герцогом гномы в некотором роде патрулировали границу леса, хотя у Пага сложилось впечатление, что патруль, настолько отдаленный от их деревень, был несколько необычен. Они напали на след гоблинов, атаковавших несколько минут назад, и двигались за ними вплотную, и если б не это, они не встретили бы герцогский отряд, потому что ночная буря уничтожила все следы крайдийцев.

— Я помню вас, лорд Боррик, — сказал Долган, прихлебывая из кружки с элем, — хотя вы были почти что младенцем, когда я последний раз посещал Крайди. Я обедал с вашим отцом. Был накрыт прекрасный стол.

— И если ты снова придешь в Крайди, Долган, я надеюсь, что мой стол так же удовлетворит тебя.

Они говорили о герцогской миссии, и Долган, пока готовилась пища, оставался молчалив. Он глубоко задумался. Вдруг он взглянул на свою погасшую трубку, с несчастным видом вздохнул и отложил ее, но тут заметил, что Калган уже давно достал свою и производил значительные клубы дыма. Лицо гнома заметно просветлилось, и он сказал:

— Вам не понадобится в ближайшее время лишняя трубка, мастер маг? — он говорил с рокочущим акцентом, как и все гномы, когда говорили на языке Королевства.

Калган вытащил кисет и протянул гному.

— К счастью, — сказал Калган, — моя трубка и кисет — это две вещи, которые всегда со мной. Я могу смириться с потерей других моих вещей — хотя я все еще очень переживаю из-за потери двух моих книг — но выдержать какое-то время без трубки было бы немыслимо.

— Точно, — согласился гном, раскурив свою, — вы совершенно правы. Кроме осеннего эля и общества моей любящей жены или хорошего боя, мало что может сравниться с трубкой, — он глубоко затянулся и выпустил большое облако дыма в подтверждение своих слов. Теперь насчет ваших новостей. Они странные, но объясняют некоторые загадки, над которыми мы последнее время ломаем голову.

— Какие загадки? — спросил Боррик.

Долган показал на выход из пещеры.

— Как я говорил, мы патрулировали здешние окрестности. Раньше мы этого не делали, потому что в землях вокруг наших деревень и шахт многие годы было спокойно, — он улыбнулся. — Нас иногда беспокоит шайка-другая особо наглых бандитов или моредэлов — Темных Братьев, как вы их называете, — а чаще банды тупых гоблинов. Но в основном здесь все остается мирно.

— Но в последнее время все изменилось. Около месяца назад, или чуть больше, мы стали замечать знаки большого передвижения моредэлов и гоблинов из их деревень к северу от наших. Мы послали нескольких парней рассмотреть все тщательно. Они нашли целые деревни покинутыми, как моредэльские, так и гоблинские. Некоторые были разграблены, но другие стояли пустые и без каких-либо признаков неприятностей.

— Нет нужды говорить, что из-за перемещения этих негодяев у нас стало больше проблем. Наши деревни находятся на более высоких лугах и плато, так что они не смеют нападать, но они совершают набеги на наши стада, пасущиеся в нижних долинах, и именно поэтому мы теперь посылаем вниз патрули. Сейчас зима, и стада на самых нижних лугах, так что мы должны быть бдительными.

— Вероятнее всего, ваши посланники не достигли наших деревень из-за большого количества моредэлов и гоблинов, уходящих с гор в леса. Теперь, по крайней мере, у нас есть кое-какие догадки о том, что вызвало эту миграцию.

Герцог кивнул.

— Цурани.

Долган на мгновенье задумался, и Арута сказал:

— Значит, они там, и в силе.

Боррик вопросительно взглянул на сына. Долган издал смешок и сказал:

— Смышленый у вас парень, лорд Боррик, — он глубокомысленно кивнул и сказал:

— Да, принц. Они там, и в силе. Несмотря на их другие прискорбные недостатки, моредэлы небезыскусны в военном ремесле, — он снова замолчал, на несколько минут задумавшись. Затем, вытряхнув из трубки остаток недокуренного табака, он сказал:

— Гномы напрасно не считаются лучшими воинами Запада, но у нас не хватает народу, чтобы противопоставить беспокойным соседям. Чтобы согнать с места такие толпы, как тут последнее время ходят, нужна большая армия, хорошо вооруженная и снабженная.

— Я бы что угодно отдал, чтобы узнать, как они добрались до этих гор, — сказал Калган.

— Я бы, скорее, хотел узнать, сколько их.

Долган наполнил трубку, зажег ее и задумчиво уставился на огонь. Вейлин и Аделл кивнули друг другу, и Вейлин сказал:

— Лорд Боррик, их может быть даже пять тысяч.

Прежде чем озадаченный герцог мог ответить, Долган очнулся от мыслей и, выругавшись, произнес:

— Скорее, десять тысяч! — он повернулся к герцогу, который, судя по выражению лица, ничего не понимал из того, что было сказано. Долган добавил:

— Мы предполагали все возможные причины этой миграции, кроме вторжения. Чума, междуусобицы, гибель всего урожая, и следовательно, голод, но никак не вторгнувшуюся армию чужаков.

— Судя по количеству пустых городов, в Зеленое Сердце спустилось несколько тысяч гоблинов и моредэлов. Некоторые из этих деревень всего лишь кучка хижин, которые мои мальчики могут завоевать вдвоем. Но были и обнесенные стенами крепости на холмах, и на стены можно было выставить сотню, две сотни воинов. Они покинули дюжину таких чуть больше, чем за месяц. Сколько людей, как вы думаете, вам понадобится, чтобы сделать такое, лорд Боррик?

В первый раз на своей памяти Паг увидел, как на лице герцога ясно проступил страх. Боррик наклонился вперед, поставив локоть на колено, и сказал:

— У меня пятнадцать сотен в Крайди, считая пограничные гарнизоны. Я могу призвать еще восемь сотен из Карса и Тулана, хотя тогда они останутся совсем без защиты. Еще ополчение и рекруты из городков и деревень, в лучшем случае, тысяча, причем большинство старые ветераны, участвовавшие еще в бою при осаде Карса, или неопытные юноши.

Арута помрачнел как его отец.

— Итак, мы можем выставить сорок пять сотен, треть из которых дети и старики, против десятитысячной армии.

Аделл посмотрел на отца, потом на лорда Боррика.

— Мой отец не просто хвастается нашими умениями, да и моредэльскими, Ваша светлость. Пять ли тысяч, десять ли — они должны быть крепкими и опытными бойцами, чтобы выгнать врагов нашей крови так быстро.

— Тогда, я думаю, — сказал Долган, — что Вам лучше сообщить Вашему сыну и баронам-вассалам, чтобы они оставались в безопасности за стенами замков, а самому поторопиться в Крондор. Чтобы противостоять пришельцам этой весной нужны будут все Западные Армии целиком.

— Неужели все действительно так плохо? — вдруг сказал Томас, после чего смутился из-за того, что перебил совещающихся. — Простите, милорд.

Боррик отмахнулся от извинений.

— Возможно, мы малюем чудовище страшнее, чем оно есть, но хороший солдат всегда готовится к худшему, Томас. Долган прав. Я должен заручиться помощью принца, — он посмотрел на Долгана. — Но чтобы призвать к оружию Западные Армии, я должен добраться до Крондора.

— Южный перевал закрыт, — сказал Долган, — а у ваших мореходов достаточно здравого смысла, чтобы не осмелиться пройти пролив Тьмы зимой. Но есть другой путь, хотя он и труден. Все эти горы пронизаны шахтами и древними туннелями. Многие из них проложены моим народом, по мере того как мы добывали золото и железо. Некоторые естественные, сложившиеся еще при рождении Серых Башен. И еще другие, которые уже были здесь, когда мой народ впервые пришел в эти горы, проложенные одни боги знают кем. Одна из шахт проходит через все горы и выходит на поверхность с той стороны, всего в одном дне пути от Бордона. Чтобы пройти ее, нужно два дня, к тому же, на пути могут быть опасности.

Братья-гномы посмотрели на отца, и Вейлин спросил:

— Отец, Мак Мордейн Кадал?

Долган кивнул.

— Точно, покинутая шахта моего деда, а перед ним, его отца, — обратился он к герцогу. — Мы прорыли многие мили туннелей под горами, и некоторые из них соединены с древними проходами, о которых я говорил. О Мак Мордейн Кадале есть странные и мрачные легенды, потому что он соединяется с этими старыми проходами. Немало гномов заходили глубоко в эти старые шахты в поисках легендарных сокровищ, и большинство вернулись. Но некоторые исчезли. Пройдя какой-то путь, гном не может забыть его и всегда найдет обратную дорогу, так что они не заблудились. С ними случилось что-то другое. Я говорю вам это, чтобы не было никаких недоразумений, но если мы будем идти ходами, вырытыми моими предками, мы не слишком рискуем.

— "Мы",__ друг мой гном? — сказал Боррик.

Долган ухмыльнулся.

— Если я просто укажу вам путь, вы безнадежно заблудитесь через час. Нет, я вовсе не желаю ехать в Рилланон и объяснять вашему королю, как это я ухитрился потерять одного из его лучших герцогов. Я с удовольствием проведу вас, лорд Боррик, за очень малую цену, — он подмигнул Пагу с Томасом. — Скажем, кисет с табаком и отличный обед в Крайди.

Герцог немного повеселел. Улыбнувшись, он сказал:

— По рукам, и спасибо, Долган.

Гном повернулся к сыновьям.

— Аделл, ты возьмешь половину отряда и одного мула, а также людей герцога, которые больны или ранены и не в состоянии двигаться дальше. Идите в замок Крайди. Где-то в наших вещах есть рог с чернилами и перо, завернутые в пергамент; найди их для лорда Боррика, чтоб он мог отдать приказы своим людям. Вейлин, отведи остальных наших обратно в Калдару и пошли вести в остальные деревни, прежде чем начнутся зимние бураны. Придет весна — гномы Серых Башен пойдут на войну.

Долган посмотрел на Боррика.

— Никогда еще никто не завоевывал наши высокогорные деревни на всей памяти гномьего народа. И тому, кто попытается придется несладко. Гномы встанут рядом с Королевством, лорд Боррик. Вы уже давно наши друзья, честно торгуете и помогаете, когда мы просим. А мы никогда не бежали от боя, если нас звали.

— А как насчет Каменной Горы?

Долган рассмеялся.

— Благодарю Его высочество за напоминание. Старый Харторн и его кланы жестоко обидятся, если будет хорошая драка, а их не пригласят. Я пошлю гонцов и в Каменную Гору тоже.

Паг и Томас понаблюдали, как герцог пишет послания Лиаму и Фэннону, но потом полные животы и усталость убаюкали их, несмотря на долгий сон перед этим. Гномы дали им взаймы теплые плащи, в которые они завернули сосновые ветки, так что получились удобные матрасы. Иногда Паг ночью просыпался и переворачивался на другой бок, и тогда слышал тихие голоса. Не раз он слышал название Мак Мордейн Кадал.

Долган вел отряд герцога по скалистым подножиям Серых Башен. Они вышли с первым светом; сыновья гномьего вождя пошли по своим делам со своими воинами. Долган шел перед герцогом и его сыном. За ними шел пыхтящий Калган и мальчишки. Пять крайдийских солдат, все еще способных двигаться дальше под командой сержанта Гардана следовали за ними, ведя двух мулов. Шагая за напрягающимся изо всех сил магом, Паг сказал:

— Калган, попроси отдыха. Ты уже вымотался.

— Нет, парень, — ответил маг. — Я буду в порядке. Зайдем в шахты — пойдем медленнее, а это уже скоро.

Томас взглянул на коренастую фигуру Долгана, который задавал суровый темп, широко вышагивая короткими ногами во главе отряда.

— Он что, никогда не устает?

Калган покачал головой.

— Гномы известны своим сильным сложением. В битве при Карсе, когда замок чуть не был взят Темным Братством, гномы Каменной Горы и Серых Башен спешили на помощь осажденным. Гонец принес вести о неминуемом падении замка, и гномы бежали день, ночь и еще полдня, чтобы обрушиться на Братство сзади. При этом они дрались ничуть не хуже обычного. Братство было разбито и никогда более не объединялось под властью одного вождя, — он немного передохнул. — То, что Долган превозносил помощь гномов в войне, не пустое хвастовство, потому что они несомненно лучшие воины Запада. Но они очень малочисленны, по сравнению с людьми, и только горцы хадати могут сравниться с ними в качестве горных воинов.

Паг и Томас с уважением взглянули на шагающего впереди гнома. Темп был оживленным, но еда, принятая прошлой ночью и нынешним утром, восстановила угасающие силы мальчишек, так что их даже не подгоняли.

Они подошли ко входу в шахту, заросшему кустарником. Солдаты расчистили его, открыв широкий низкий туннель. Долган повернулся к отряду.

— Вам, возможно, придется кое-где чуть-чуть нагнуться, но гномы-рудокопы проводили здесь много мулов. Там должно быть довольно просторно.

Паг улыбнулся. Гномы оказались выше, чем он мог судить по рассказам. Их рост был в среднем метра полтора. Они очень походили на другие народы, разве что были коротконоги и широкоплечи. Для герцога и Гардана, туннель должен был быть впритык, но Паг был лишь на несколько дюймов выше гнома.

Гардан приказал зажечь факелы, и когда отряд был готов, Долган повел их в шахту. Когда они вошли во мрак туннеля, гном произнес:

— Будьте настороже, потому что только боги знают, что живет в этих тоннелях. Нас никто не должен тронуть, но лучше быть осмотрительными.

Паг вошел и, когда мрак окружил его, оглянулся через плечо. На фоне входа он увидел силуэт Гардана. На краткий миг он задумался о Карлайн, Роланде, потом удивился, как она могла удалиться от него так далеко за такое короткое время и как его мало теперь интересовали притязания его соперника.

Он потряс головой, и взор его вернулся в темный туннель.

В туннелях было влажно. Время от времени они проходили мимо бокового прохода, ответвляющегося в одну или в другую сторону. Паг заглядывал в каждый, но они все скоро скрывались во мраке. На стенах мерцали тени от факелов, увеличиваясь и накладываясь, по мере того как люди приближались или отдалялись друг от друга или потолок опускался или поднимался. В нескольких местах им приходилось опускать мулам голову, но в основном места хватало. Паг услышал, как Томас идущий впереди него, пробормотал:

— Не хотел бы я здесь заблудиться; Я уже потерял всякое чувство направления.

Паг ничего не сказал: шахты действовали на него угнетающе. Через некоторое время они вышли в большую пещеру из которой выходил несколько туннелей. Колонна остановилась и герцог приказал выставить часовых. Факелы вставили в трещины в скалах, а мулов напоили. Паг и Томас были часовыми, и Пагу сотню раз мерещились какие-то тени там, где кончался свет костра. Вскоре солдаты сменили их, и мальчишки присоединились к остальным, которые как раз перекусывали. Им дали сушеное мясо и печенье.

— Что это за место? — спросил Томас Долгана.

Гном пыхтел трубкой.

— Это славная пещера, паренек. Когда мой народ добывал здесь руду, мы сделали много таких мест. Когда жилы железа, золота, серебра и других металлов собираются в одном месте, там соединяется много тоннелей. Когда металлы вырабатываются, получаются такие пещеры. Здесь есть и естественные, такие же большие, но выглядят они по-другому. Там из пола торчат каменные шпили, а другие свисают с потолка, совсем не как здесь. У нас на пути будет одна такая.

Томас посмотрел вверх.

— А насколько высока эта пещера?

Долган поднял голову.

— Не могу сказать точно. Может, метров тридцать, а может, раза в два, в три больше. Эти горы до сих пор еще богаты металлами, но когда дед моего деда впервые начал добывать здесь их, богатство было просто невообразимым. По этим горам проходят сотни тоннелей, на многие уровни выше и ниже этого места. Через вот тот тоннель, он показал на один из тоннелей на уровне пола славной пещеры, можно попасть в тоннель, соединенный с другим тоннелем, а тот еще с одним. Пойди по нему — и ты попадешь в Мак Бронин Алрот — еще одну покинутую шахту. Оттуда ты можешь пройти в Мак Оуин Дур, где несколько моих людей спросят тебя, как ты ухитрился найти вход в их золотую шахту, — он рассмеялся. — Хотя я сомневаюсь, что ты найдешь туда путь, если ты, конечно, не гном.

Он еще попыхтел трубкой, а остальные стражи тем временем тоже подошли поесть.

— Ладно, нам лучше двинуться, — сказал Долган.

— А я думал, мы остановились на ночь, — озадаченно сказал Томас.

— Солнце еще высоко в небе, паренек. До сна еще полдня.

— Но я думал…

— Я знаю. Здесь легко потерять счет времени, если ты еще не привык.

Они собрали вещи и снова тронулись в путь. Через некоторое время они вошли в лабиринт извилистых ходов, которые, казалось, наклонены вниз. Долган объяснил, что вход под горы с восточной стороны на пару сотен метров ниже, чем с западной, и большую часть пути они будут двигаться вниз.

Чуть позже они прошли через еще одну славную пещеру, меньшую по размеру, чем предыдущая, но все же, количество ведущих из нее тоннелей впечатляло. Долган немедля выбрал один и повел их по нему.

Вскоре где-то впереди послышался плеск воды.

— Скоро вы увидите зрелище, которого не видел ни один ныне живой человек и лишь немногие гномы.

Они шли дальше, и звук бегущей воды становился все громче. Они вышли еще в одну пещеру, на этот раз, естественную. Она была в несколько раз больше первой. Туннель, по которому они шли, превратился в мост шириной в пять метров, ведущий на другую сторону пещеры. Все выглядывали вниз с края моста, но видели лишь тьму.

Их путь огибая стену описывал кривую, когда они обошли ее, их встретило такое зрелище, что все пооткрывали рты от изумления. Через пещеру тек водопад, переливаясь через огромный торчащий из стены камень. С высоты почти в тысячу метров, где они сейчас стояли, он лился в пещеру, разбиваясь о камень противоположной стены и исчезая в темноте внизу. Он наполнял пещеру громким раскатами, так что не было слышно, как он бьет о пол, и это делало невозможным оценить высоту водопада. По всему каскаду мерцали цветные искорки: красные, золотистые, зеленые, синие и желтые. Они плясали в белой пене, падали вдоль стены и ярко вспыхивали, ударяясь о стену, рисуя во тьме сказочную картину.

— Много веков назад, — сказал Долган, перекрикивая шум водопада, — река Винн-Ула стекала с Серых Башен в Горькое море. Сильное землетрясение открыло под ней разлом, и теперь она впадает в огромное подземное озеро. А пока она течет сквозь скалы, вода обогащается минералами, которые и дают ей эти мерцающие цвета.

Некоторое время они тихо постояли, восхищаясь зрелищем водопада Мак Мордейн Кадала.

Герцог знаком приказал продолжить путь, и они двинулись. Кроме потрясающего зрелища, водопад еще и освежил их брызгами прохладным ветром: воздух в пещерах был влажным и затхлым. Они шли вперед, все дальше углубляясь в шахты, мимо бесчисленных тоннелей и проходов. Один раз Гардан спросил мальчишек, как они. Паг с Томасом оба ответили, что прекрасно, только устали.

Через некоторое время он пришли еще в одну пещеру, и Долган сказал, что пора устраиваться на ночной отдых. Зажгли еще факелы, и герцог заметил:

— Надеюсь, у нас хватит деревяшек до конца пути. Они быстро горят.

— Дайте мне несколько человек, — сказал Долган, — и я найду немного старых бревен для костра. Здесь вокруг их много, если знаешь, где искать, так чтобы потолок не обвалился на голову.

Гардан и еще двое последовали за гномом в боковой тоннель, пока остальные разгружали мулов и привязывали их к колышкам. Им дали воды из бурдюков и немного зерна, которое несли с собой на случай, если им негде было пастись. Боррик сел рядом с Калганом.

— Несколько часов назад у меня появилось какое-то неприятное чувство. Это мое воображение или что-то в этих местах сулит беду?

К ним присоединился Арута. Калган кивнул.

— Я тоже что-то чувствовал, но оно появляется и исчезает. Не могу дать этому названия.

Арута сгорбился и стал что-то бесцельно рисовать на земле кинжалом.

— Это место кого-угодно заставит постоянно вскакивать и вздрагивать. Возможно, мы все чувствуем одно и то же — страх оттого, что мы находимся в нечеловеческом месте.

— Надеюсь, что это всего лишь так, — сказал герцог. — Это плохое место, чтобы драться… — он сделал паузу, — или бежать отсюда.

Мальчишки стояли на часах, но слышали всю беседу, как и остальные: никто больше в пещере не говорил и звук разносился хорошо.

— Я тоже был бы рад поскорее разделаться с этой шахтой, приглушенно сказал Паг.

Томас оскалился в свете факела, состроив на лице злобное, хищное выражение.

— Боишься темноты, малыш?

Паг фыркнул.

— Не больше тебя, если бы ты только это признал. Как ты думаешь, ты смог бы выбраться отсюда?

Томас перестал улыбаться. Дальнейшая беседа была прервана вернувшимся Долганом с солдатами. Они несли много разломанных бревен, которыми в минувшие дни укрепляли стены проходов. Из старого сухого дерева быстро развели костер, и вскоре пещера ярко осветилась.

Мальчишек отпустили со стражи, и они поели, после чего расстелили плащи. Пагу твердый грязный пол показался очень неудобным, но он очень устал, и вскоре сон овладел им.

Они вели мулов вглубь шахты, копыта животных стучали по каменному полу, и этот стук эхом раздавался в темных туннелях. Они шли целый день, только чуть-чуть отдохнули в полдень. Теперь они приближались к пещере, где, как сказал Долган, они должны были провести следующую ночь. Пага охватило странное чувство знобящего холода. За последний час так было уже несколько раз, и он встревожился. Каждый раз он оглядывался. На этот раз Гардан сказал:

— Я тоже чувствую это, парень, как будто что-то рядом.

Они вышли еще в одну большую славную пещеру, и Долган остановился и поднял руку. Все движение прекратилось, гном к чему-то прислушивался. Паг и Томас тоже напрягли слух, но ничего не услышали. Наконец гном сказал:

— На какое-то время мне показалось, что я слышал… Но полагаю, нет. Мы устроим лагерь здесь.

Они несли с собой запасные дрова, из которых теперь и развели костер.

Когда Паг с Томасом сменились с часов, они присоединились к подавленной группе у костра.

— Эта часть Мак Мордейн Кадала, — говорил Долган, — ближе всего к более глубоким древним тоннелям. В следующей пещере, в которую мы придем, будет несколько, которые ведут прямо в старые шахты. А после той пещеры, мы сразу быстро пойдем на поверхность. Мы должны выйти из шахты завтра где-то около полудня.

Боррик огляделся.

— Может, тебе это место и по нраву, гном, но я буду рад оставить его позади.

Долган громко рассмеялся, и раскатистое эхо повторило его смех.

— Это не место мне по нраву, лорд Боррик, а, скорее, мой нрав подходит для этого места. Я свободно путешествую под горами, и мой народ всегда был рудокопами. Но будь выбор, я бы, скорее, провел свое время на высоких пастбищах Калдары, заботясь о стаде, или сидел бы в длинном зале ратуши с моими собратьями, пил бы эль и пел баллады.

— Вы часто поете баллады? — спросил Паг.

Долган тепло ему улыбнулся.

— Ага. В горах зимы длинные и холодные. Когда стада в безопасности, на зимних пастбищах, то делать уже нечего, так что мы поем песни, пьем осенний эль и ждем весны. Хорошая жизнь.

Паг кивнул.

— Когда-нибудь я хотел бы повидать твою деревню, Долган.

Долган пыхнул трубкой, с которой никогда не расставался.

— Может, когда-нибудь повидаешь, паренек.

Они улеглись спать, и Паг постепенно заснул. Однажды ночью, когда огонь горел уже слабо, он проснулся почувствовав тот озноб, который уже беспокоил его раньше. В холодном поту он сел и осмотрелся. Он заметил стражей, стоящих на часах рядом с факелами. Вокруг он видел спящие силуэты. Чувство на мгновенье стало сильнее, как будто приближалось что-то ужасное, и он уже собирался разбудить Томаса, как вдруг оно прошло, оставив его обессиленным и опустошенным. Он снова лег и вскоре забылся сном без сновидений.

Он проснулся в холоде и не мог согнуться. Солдаты готовили мулов, и вскоре все собирались уходить. Паг поднял Томаса, протестующего, что его выдергивают из сна.

— Я был на кухне, и мать готовила большое блюдо сосисок и лепешек с медом, — сонно сказал он.

Паг бросил ему печенье.

— Это, чтобы протянуть до Бордона. Потом мы поедим.

Они собрали скудную провизию, загрузили на мулов и тронулись в путь. Паг снова начал испытывать то ледяное ночное чувство. Оно несколько раз приходило и исчезало. Через несколько часов они вышли в последнюю большую пещеру. Здесь Долган остановил отряд и пристально уставился во мрак. Паг слышал его слова:

— На мгновенье мне показалось…

Вдруг волосы у Пага встали дыбом, и его обуяло чувство ледяного ужаса, гораздо более сильное, чем раньше.

— Долган! Лорд Боррик! — крикнул он. — Происходит что-то ужасное!

Долган стоял как вкопанный и прислушивался. Из нижнего туннеля раздался слабый вой.

— Я тоже что-то чувствую, — крикнул Калган.

Внезапно звук повторился ближе, знобящий вой эхом отразился от сводчатого потолка, так что стало непонятно откуда он шел.

— Во имя богов! — крикнул гном. — Это призрак! Быстрее! Становитесь в круг, а то он нападет на нас и мы погибнем.

Гардан подтолкнул мальчишек вперед, а солдаты повели мулов в центр пещеры. Они быстро воткнули колья, привязали к ним обезумевших животных и встали вокруг них. Все вытащили оружие из ножен. Гардан встал перед мальчишками, чуть подтолкнув их к мулам. У обоих в руках были мечи, но держали они их неуверенно. Томас слышал громкий стук своего сердца, а Паг был весь залит холодным потом. Ужас охвативший его не увеличился, оттого что Долган дал ему имя, но и ничуть не уменьшился.

Они услышали резкое шипение вдыхаемого воздуха и посмотрели вправо. Перед солдатом, издавшим этот звук, в темноте неясно вырисовывались очертания человеческого силуэта с двумя мерцающими, красными тлеющими углями на месте глаз.

— Держитесь ближе друг к другу, каждый пусть защищает своего соседа. Вы не сможете убить эту тварь, но они не любят холодного железа. Не позволяйте призраку дотрагиваться до вас: он высосет из вас жизнь. Они так питаются.

Оно медленно приблизилось к ним, как будто не испытывая нужды торопиться, затем на мгновенье остановилось, словно изучая выставленную защиту.

Призрак испустил еще одно тихое долгое завывание. Это звучало так, как будто весь ужас и безнадежность этого мира вдруг наделили голосом. Внезапно один из солдат резко рубанул призрак. Когда меч ударил ее, тварь извергла пронзительный вой, и на лезвии на мгновенье вспыхнул синий огонь. Тварь отпрянула, потом неожиданно быстро бросилась на солдата. От ее тела протянулась тень, напоминающая по форме руку, и солдат, упав на землю, пронзительно закричал.

Мулы, напуганные присутствием призрака, выдернули из земли колья и прорвались сквозь круг, повалив солдат на землю. Воцарился беспорядок. Паг на мгновение потерял из виду призрака, так как в этот момент его больше волновали летающие по воздуху копыта. Паг увернулся от мулов, и услышал сзади голос Калгана. Повернувшись, он увидел, что маг стоит рядом с принцем Арутой.

— Все стойте близко друг к другу, — скомандовал маг. Подчиняясь, Паг приблизился к Калгану вместе с остальными, и тут в пещере раздался крик другого солдата. Через миг вокруг них стало появляться большое облако белого дыма, исходящего из тела Калгана.

— Мы должны бросить мулов, — сказал маг. — Восставшие из мертвых не войдут в дым, но я не могу растянуть его в длину или далеко отойти. Мы должны спасаться!

Долган показал на туннель на противоположной стороне от того, через который они вошли.

— Нам туда.

Держась вплотную, отряд двинулся к туннелю. Раздались испуганные крики мулов. Их тела, а также тела павших солдат, лежали на полу. Мерцали брошенные факелы, превращая зрелище в ночной кошмар. Черная тень приблизилась к отряду. Добравшись до дыма, она с ужасом отскочила от его прикосновения и начала ходить туда сюда вокруг его границы, не желая или не имея возможности пройти сквозь белый дым.

Паг посмотрел за тварь и сердце его екнуло.

В свете факела в своей руке стоял Томас, беспомощно глядя из-за призрака на Пага и спасающийся отряд.

— Томас! — вырвалось у Пага, и затем всхлипывание.

Отряд на краткий миг остановился, и Долган сказал:

— Мы не можем остановиться. Тогда мы все погибнем из-за парня. Мы должны торопиться.

Чья-то рука жестко стиснула плечо Пага, собирающегося уже броситься другу на помощь. Оглянувшись, он увидел, что его держит Гардан.

— Мы должны оставить его, Паг, — сказал он, мрачно глядя на Пага. — Томас солдат. Он поймет.

Беспомощного Пага потащили назад. Он видел, как призрак чуть проследовал за ними, потом остановился и повернулся к Томасу.

Настороженная ли криком Пага или каким-то зловещим чувством, восставшая из мертвых тварь крадучись медленно двинулась к Томасу. Тот помедлил, потом развернулся и побежал в другой туннель. Призрак пронзительно крикнул и двинулся за ним. Паг видел, как факел Томаса исчезает в туннеле и мерцает в темноте.

Томас видел боль на лице Пага, когда Гардан оттаскивал его друга прочь. Когда мулы вырвались, он увернулся от них в другую сторону, чем остальные, и понял, что отделен от них. Он поискал какой-то путь в обход призрака, но тот был слишком близко к проходу, в который уходили его товарищи. Когда Калган и остальные вошли в туннель, Томас увидел, что призрак поворачивается к нему. Он начал приближаться, и Томас помедлил мгновенье, затем побежал к другому туннелю.

На стенах в сумасшедшей пляске бились тени. Томас бежал по проходу, топот его ног эхом отдавался во мраке. Факел он крепко держал в левой руке, а меч стиснул в правой. Он посмотрел через плечо: два мерцающих красных глаза преследовали его, хотя, казалось, не приближались. С мрачной решимостью, он подумал:

"Если оно поймает меня, оно поймает самого быстрого бегуна во всем Крайди."

Он увеличил шаг до легкого прыжка, чтобы не расходовать зря сил и дыхания. Он понял, что если ему придется повернуться и сразиться с тварью, он точно погибнет. Страх, который он чувствовал вначале, немного уменьшился, и голова его теперь была ясной и холодной, как у жертвы, которая знает, что бороться бесполезно. Он попытается оторваться от твари любым способом.

Он нырнул в боковой коридор и побежал по нему, время от времени оглядываясь и проверяя, следует ли за ним еще призрак. Ему показалось, что красные глаза появились на входе в туннель в который он повернул и двигались за ним. Ему вдруг пришла в голову мысль о том, что многие погибли от руки этой твари только потому, что были слишком напуганы, чтобы убежать. Сила призрака заключалась в оцепеняющем ужасе, внушаемом им.

Еще коридор и еще поворот. Призрак все преследовал. Впереди была большая пещера, и Томас оказался в том самом месте, где призрак напал на отряд: он сделал круг и вошел через другой туннель. На пути он увидел тела мулов и солдат. Он остановился как раз для того, чтобы подобрать новый факел — его собственный почти догорел — и перекинул огонь.

Он взглянул назад, увидел, что восставшая из мертвых тварь приближается к нему, и снова побежал. В груди его на миг промелькнула надежда: он мог выбрать правильный коридор и нагнать остальных. Долган говорил, что из этой пещеры прямой путь наружу. Он выбрал тот, который показался ему правильным, хотя он не был уверен.

Призрак яростно взвыл — жертва снова ускользала — и последовал за ним. Томас почувствовал ужас, похожий, тем не менее, на восторг и его длинные ноги заработали быстрее, уничтожая расстояние, лежащее перед ним. У него открылось второе дыхание и он побежал в ровном темпе. Никогда он не бегал так хорошо, но у него никогда и не было такой причины для этого.

Казалось, прошла целая вечность, и он оказался возле нескольких боковыхтоннелей с расположенными рядом входами. Надежда умерла: это не был тот прямой путь, о котором упоминал гном. Повернув в случайно выбранный проход, он наткнулся еще на несколько расположенных рядом тоннелей. Он зашел в один из них, и, поворачивая в первые попавшиеся ответвления, прошел внутрь лабиринта этих проходов. Огибая стену между двумя такими туннелями, он на миг остановился и отдышался. Прислушавшись, он различил лишь стук своего сердца. Когда он выбирал путь, ему было некогда оглядываться, так что теперь он не знал точного местонахождения призрака.

Вдруг откуда-то издалека по коридорам разнесся слабый яростный вой. Томас обмяк и опустился на пол. Следующее завывание прозвучало еще слабее, и Томас теперь был уверен, что призрак потерял его след и сейчас двигался в другом направлении.

Его охватило чувство облегчения, и он даже чуть не рассмеялся. Затем он быстро осознал положение, в котором находился. Он сел и оценил его. Если бы он смог вернуться к мертвым животным, у него, по крайней мере, была бы еда и вода. Но, встав, он понял, что не имеет ни малейшего представления, в какой стороне находится пещера. Проклиная себя, за то, что убегая не считал поворотов, он попытался вспомнить свой путь хотя бы в общих чертах. Он поворачивал в основном направо, напомнил он себе, так что если он, возвращаясь, будет поворачивать в основном налево, то должен будет найти один из многочисленных тоннелей, ведущих в славную пещеру. Осторожно выглянув из-за угла, Томас двинулся в путь по лабиринту тоннелей.

Неизвестно сколько времени прошло, прежде чем Томас остановился и оглядел вторую пещеру, в которую попал, с тех пор как убежал от призрака. Как и в первой, в ней не было ни мулов, ни людей, ни столь желанной воды и пищи. Томас залез в свой мешок и достал маленькое печенье, запасенное на дорогу. Оно слегка облегчило чувство голода.

Поев, он снова тронулся в путь, пытаясь найти, как выбраться наружу. Он знал, что факел скоро погаснет, но не желал просто сидеть и ждать безвестной смерти во тьме.

Через некоторое время Томас услышал шум воды. Подгоняемый жаждой, он заторопился вперед и вскоре попал в большую пещеру, самую большую из тех, что ему попадались, насколько он мог судить. Вдалеке слышался слабый рокот водопада Мак Мордейн Кадала, но Томас не мог сказать, в каком именно направлении. Где-то наверху во тьме лежал путь, которым они прошли два дня назад. Томас упал духом: он ушел под землю глубже, чем думал.

Туннель расширился, превратившись в нечто вроде пристани, уходящей вглубь большого озера, плещущего о стены пещеры, наполняя ее приглушенным эхом. Он тотчас же упал на колени и начал пить. Вода была богата минералами, но чиста и свежа.

Он сел и осмотрелся. Пристань была из слежавшейся земли и песка, и казалась скорее изготовленной кем-то, чем естественной. Томас подумал, что гномы могли пересекать подземное озеро на лодках. Потом его осенила мысль, что лодками пользовался кто-то другой, а не гномы, и он снова почувствовал страх.

Слева он заметил груду дерева, сложенную возле стены. Подойдя к ней, он вытащил несколько деревяшек и разжег небольшой костер. В основном это были бревна, которыми укрепляли туннели, но попадались и ветки с прутьями. Должно быть, их принесло сюда водопадом сверху, оттуда, где река заходит под гору, подумал он. Под грудой росла какая-то волокнистая трава. Удивляясь тому, что она растет без солнечного света, Томас, был тем не менее благодарен: он срезал ее мечом и теперь мог сделать хоть какие, но все же факелы, обернув траву вокруг деревяшек. Своим ремнем, на котором висел меч, он связал их вместе. Пришлось пожертвовать ножнами.

"По крайней мере, — подумал он, — у меня будет больше света."

Теперь было еще некоторое время, чтобы посмотреть, куда идти, и это действовало успокаивающе.

Он бросил в свой костерок несколько деревяшек побольше, и вскоре все осветилось. Внезапно, как показалось, зажглась сама пещера, и Томас развернулся. Вся пещера мерцала искрящимся светом. Это была сверкающая, искрящаяся радуга, ниспадающая со стен и потолка и придающая пещере насколько хватало глаз какой-то сказочный вид.

Томас несколько минут стоял в благоговении, упиваясь зрелищем: он знал, что никогда не сможет объяснить словами, что он видел. Его осенила мысль, что он, возможно, единственный человек, лицезревший это.

Трудно было оторвать взгляд от великолепного зрелища, но Томас заставил себя. Он использовал лишнее освещение, чтобы обследовать окрестности. За пристанью не было ничего, но он заметил еще один тоннель слева, выходящий из пещеры там, где кончался песок.

Он собрал факелы и двинулся вдоль пристани. Когда он дошел до туннеля, костер погас: сухие бревна горели быстро. Перед ним предстало еще одно чудесное зрелище: стены, как будто из самоцветов, продолжали тускло мерцать. Он снова молча постоял, наблюдая. Искры плавно потускнели, и пещера снова стала темной, за исключением его факела и красного огонька тлеющего костра.

Чтобы добраться до тоннеля, ему пришлось протянуть ногу над водой и шагнуть в него, но он сделал это, не выронив меча и факелов и не замочив ног. Поворачивая прочь от пещеры, он продолжил путь.

Он шел уже несколько часов, факел горел все слабее. Он зажег один из новых, сделанных около озера, и нашел свет, который он давал, удовлетворительным. Он все еще боялся, но был доволен, что не теряет голову в этой ситуации, и был уверен, что Мастер Мечей Фэннон одобрил бы его действия.

Пройдя еще некоторое расстояние, он очутился на перекрестке. В пыли он нашел кости какого-то существа, чью судьбу теперь узнать было невозможно. Он нашел следы какого-то другого маленького существа, ведущие прочь, но они были были едва различимы в пыли, и они были здесь уже многие годы. Ему нужно было выбрать какой-то путь, и он пошел по эти следам. Вскоре они тоже исчезли в пыли.

Он не мог вести счет времени, но подумал, что сейчас, должно быть, уже ночь. В этих туннелях время не ощущалось, и он чувствовал, что безвозвратно заблудился. Преодолев внутри себя чувство, которое он принял за нарождающуюся панику, он продолжал идти. Он предавался приятным воспоминаниям о доме, мечтам о будущем. Он найдет выход, он станет великим героем в грядущей войне. И самая лелеемая мечта — он побывает в Эльвандаре и снова увидит прекрасную эльфийскую леди.

Он все шел по туннелю. Эти места, казалось, отличались от других пещер по тому, как были сделаны. Он подумал, что Долган мог бы сказать, было ли это так и кто их проложил.

Он вошел в еще одну пещеру и огляделся.

Некоторые туннели, выходящие сюда были такой высоты, что ее едва хватало, чтобы человек мог пройти там выпрямившись. Другие были достаточно широки, чтобы там прошли десять человек в ряд еще и с длинными копьями на плече. Он надеялся, что это значило, что маленькие туннели были проложены гномами, и по одному из них он сможет подняться наверх.

Глядя вокруг себя, он заметил уступ, на котором удобно было бы отдохнуть. На него можно было легко запрыгнуть. Он подошел к нему и закинул туда свой меч и связку факелов. Затем осторожно, чтобы не потушить, положил туда свой факел и подтянулся сам. Уступ был достаточно большой, чтобы на нем можно было поспать и при этом не скатиться. На высоте чуть больше метра в стене было маленькое отверстие чуть меньше метра в поперечнике. Заглянув туда, Томас увидел, что оно быстро расширяется достаточно, чтобы выпрямиться и ведет куда-то во тьму.

Удовлетворенный тем, что ничто над ним не затаилось, а любой шум снизу обязательно разбудит его, Томас завернулся в свой плащ, положил руку под голову и погасил факел. Он был напуган, но усталость быстро его убаюкала. Ему снился прерывистый сон с красными тлеющими глазами, охотящимися за ним по бесконечным черным коридорам, его охватывал ужас. Он бежал, пока не попал в зеленое место, где он мог отдохнуть, чувствуя себя в безопасности под взглядом красивой женщины с красно-золотыми волосами и бледно-голубыми глазами.

Он проснулся, повинуясь какому-то безотчетному призыву. Он совершенно не знал, как долго он спал, но почувствовал что его телу этого было достаточно для того, чтобы снова бегать, если будет нужда. Он нащупал в темноте факел и достал из мешка кремень и огниво. Он высек несколько искр на обмотку факела и зажегся огонек. Быстро поднеся факел к лицу, он раздул искру в пламя. Оглядевшись по сторонам, он посчитал, что в пещере ничего ни изменилось. Все, что он слышал, — это слабое эхо своих собственных движений.

Он понял, что имеет шансы выжить, только если будет двигаться дальше и найдет путь наверх. Он встал и уже собирался спуститься в уступа, как вдруг из отверстия сверху раздался едва различимый шум.

Он заглянул туда, но ничего не увидел. Снова оттуда раздался звук, и Томас напрягся, пытаясь различить, что это было. Это было очень похоже на чью-то поступь, но он не был уверен. Он чуть не вскрикнул, но сдержался, потому что у него не было никакой уверенности, что это его друзья вернулись, чтоб найти его. Воображение подсказывало ему много возможностей, причем все неприятные.

Он подумал мгновенье и решился. Чтобы ни производило этот шум, оно, возможно, могло вывести его из шахты, даже если всего лишь оставив за собой следы. Не имея более привлекательной возможности, он забрался в эту дыру и попал в новый туннель.

10. СПАСЕНИЕ

Из шахты показался удрученный отряд.

Выжившие почти что в изнеможении тяжело опустились на землю. Паг сдерживал слезы в течение нескольких часов, с тех пор как убежал Томас и теперь, оцепенев, лежал на мокрой земле, уставившись вверх, на серое небо. Калгану пришлось хуже всех: все его силы ушли на заклинание, отогнавшее призрак. Его большую часть пути тащили на плечах остальные, и для них это не прошло бесследно. Все уснули без сил, кроме Долгана, разжегшего костер и вставшего на часы.

Ясной звездной ночью Пага разбудил шум голосов. Его встретил запах готовящейся пищи. Это жарилась над костром пара кроликов, которых поймал в силок Долган, оставив проснувшегося Гардана и трех оставшихся солдат наблюдать за остальными. Теперь уже проснулись все, кроме громко храпящего Калгана.

Арута и герцог увидели, что парень встал, и принц подошел к нему. Младший сын герцога, не обращая внимания на снег, сел на землю рядом с Пагом, завернувшимся в плащ.

— Как ты себя чувствуешь, Паг? — спросил Арута с заботой в глазах.

Это был первый раз, когда Паг видел кроткую сторону характера Аруты.

Паг попытался заговорить, но из глаз его потекли слезы. Томас был его другом сколько он себя помнил, даже больше братом, нежели другом. Когда он попытался заговорить, из его груди вырвались мучительные рыдания и соленые слезы потекли в рот.

Арута обнял Пага одной рукой, так что тот зарыдал у него на плече. Когда первая волна печали прошла, принц сказал:

— Нет ничего позорного в том, что ты оплакиваешь потерю друга, Паг. Мой отец и я разделяем твою скорбь.

Подошел Долган и встал рядом с принцем.

— Я тоже, Паг, он был славным пареньком. Мы все разделяем твою потерю.

Калган только что проснулся и сидел как медведь, разбуженный от зимней спячки. Встав на ноги и увидев Аруту рядом с Пагом, он быстро забыл о своих болящих суставах и присоединился к ним.

Они мало что могли сказать, но Пага утешало то, что они рядом. Наконец он восстановил самообладание и отстранился от принца.

— Спасибо, Ваше высочество, — сказал он, шмыгнув носом. — Со мной все будет в порядке.

Они присоединились к Долгану, Гардану и герцогу, сидящим около костра. Боррик качал головой в ответ на слова гнома.

— Благодарю тебя за храбрость, Долган, но я не могу тебе этого позволить.

Долган пыхнул трубкой, и его бороду рассекла дружелюбная улыбка.

— И как вы намереваетесь остановить меня? Уж конечно, не силой?

Боррик покачал головой.

— Нет, конечно, нет. Но сделать так было бы полнейшей глупостью.

Калган и Арута обменялись вопросительными взглядами. Паг обращал на них мало внимания, мысли его витали в холодном оцепеневшем мире. Несмотря на то, что он только что проснулся, он снова готов был уснуть, с радостью принимая тепло сна, его мягкое облегчение.

— Этот сумасшедший гном намеревается вернуться в шахты.

Прежде чем Калган с Арутой могли возразить, Долган сказал:

— Я знаю, что есть лишь слабая надежда, но если парень ускользнул от этой отвратительной твари, он будет бродить по туннелям заблудившийся и одинокий. Там есть такие коридоры, что по ним никогда не ступала нога гнома, не говоря уже о мальчишке. Пройдя раз по туннелю, я уже без труда найду обратную дорогу, но у Томаса нет такого врожденного чутья. Если я смогу найти его след, смогу найти и его самого. Если у него есть хоть какие-то шансы выбраться из шахт, ему понадобится мое руководство. Я приведу парня домой, если он жив, в этом вы можете положиться на слово Долгана сына Тагара, вождя деревни Калдара. Я не смогу спокойно отдыхать этой зимой у себя в ратуше, если не попытаюсь.

Паг встрепенулся на эти слова.

— Ты думаешь, ты сможешь найти его, Долган?

— Если хоть кто-нибудь может, я могу, — он наклонился к Пагу. — Не очень надейся, потому что вряд ли Томас ускользнул от призрака. Я окажу тебе плохую услугу, если скажу другое, — увидев, что глаза Пага снова наполняются слезами, он быстро добавил:

— Но если есть способ его найти, я сделаю это.

Паг кивнул, чувствуя нечто среднее между отчаянием и воспрянувшей надеждой. Он понял совет, но надежда, что предприятие Долгана удастся все-таки теплилась в нем.

Долган подошел к своим лежащим на земле щиту и топору и поднял их.

— Когда рассветет, спускайтесь по тропе с холмов и идите через вон те леса. Это, конечно, не Зеленое Сердце, но для такого маленького отряда эти места опасны. Если заблудитесь, идите на восток. Дойдете до дороги на Бордон. Оттуда совсем недалеко до Бордона. Да хранят вас боги.

Боррик кивнул, и Калган подошел к гному уже собравшемуся идти и протянул кисет.

— Я смогу купить табаку в городе, друг гном. Пожалуйста, возьми это.

Долган взял и улыбнулся Калгану.

— Спасибо, маг. Я твой должник.

Боррик подошел, встал рядом с гномом и положил руку ему на плечо.

— Это мы твои должники, Долган. Если будешь в Крайди, обещанный обед будет ждать тебя. И даже более того. Желаю удачи.

— Спасибо, ваша светлость. С нетерпением жду этого.

Не говоря больше ни слова, Долган пошел во тьму Мак Мордейн Кадала.

Долган задержался возле мертвых мулов ровно на столько, чтобы подобрать пищу, воду и светильник. Гному не нужен был свет, чтобы идти под горами — его народ давно уже приспособился к темноте. Но, подумал он, это поможет найти Томаса, если парень увидит свет, и ради этого можно рискнуть привлечь чье-нибудь нежелательное внимание.

«Предполагая, конечно, что он все еще жив,» — мрачно добавил он про себя.

Войдя в туннель, где он в последний раз видел Томаса, Долган стал искать его следы. Слой пыли был тонким, но тут и там он мог различить небольшие нарушения этого слоя, возможно, отпечатки ног. Следуя по ним, гном пришел в еще более пыльный тоннель, где отпечатки ног мальчишки были видны четко. Он торопливо пошел по ним.

Через несколько минут Долган пришел в ту же пещеру и выругался.

Теперь он почти не надеялся снова найти следы мальчишки среди оставленных в пылу драки с призраком. Чуть отдохнув, он принялся обследовать каждый тоннель, ведущий из пещеры, и искать там следы. Через час он нашел единственный отпечаток ноги по направлению от пещеры, справа от тоннеля, куда он пошел в первый раз. Двигаясь по нему, он нашел еще несколько следов на большом расстоянии друг от друга и решил, что мальчишка, должно быть, бежал. Он пошел быстрее и вскоре увидел еще следы, их становилось больше, по мере того как проход становился более пыльным.

Долган пришел в пещеру на озере и чуть снова не потерял след, пока не увидел тоннель на краю пристани. Слабого света фонаря было недостаточно, чтобы осветить кристаллы. Но даже если бы его хватило, Долган не остановился бы, чтобы полюбоваться зрелищем, так он был сосредоточен на поисках мальчика.

Он без отдыха шел дальше. Он понял, что Томас уже давно обогнал призрака. Видны были знаки того, что Томас проделывал путь в основном в медленном темпе: следы в пыли говорили о том, что он шел, а не бежал, а холодные угли показывали, что он останавливался. Но кроме призрака здесь есть и другие ужасы, такие же отвратительные.

В последней пещере Долган снова потерял след, пока не заметил уступ, под которым заканчивались следы. Он с трудом забрался на него и увидел почерневшее пятно там, где парень потушил факел.

Здесь Томас, должно быть, отдохнул. Долган оглядел пустую пещеру. Так глубоко под горами воздух не двигался. Даже гному, привыкшему к таким вещам, это место показалось страшноватым. Он опустил взгляд и посмотрел на черную отметину на уступе. Но сколько времени Томас тут был и куда он потом пошел?

Долган увидел отверстие в стене и, раз с уступа не вело никаких следов, решил, что Томас ушел именно туда. Он пролез в дыру и двинулся по проходу, пока не попал в больший, ведущий вниз, в недра горы.

Долган пошел вдоль отметин на полу, которые он принял за следы группы людей. Следы Томаса были смешаны с ними, и он встревожился, потому что парень мог идти по этому тоннелю до или после других, а мог и вместе с ними. Если его держали в плену, то на счету было каждое мгновенье.

Тоннель шел дальше и вскоре превратился в зал, сложенный из плотно прилегающих друг к другу огромных гладко отшлифованных камней. За всю свою жизнь он не видел ничего подобного. Проход выровнялся и Долган осторожно пошел дальше. Следы исчезли: камень был твердым и чистым от пыли. Высоко над головой Долган различил несколько хрустальных канделябров, на цепях свисающих с потолка. С помощью блока их можно было спустить вниз и зажечь свечи. Стук его сапог отдавался гулким эхом.

В дальнем конце коридора он заметил большие двери, деревянные, с железными цепями и огромным замком. Они были приоткрыты, и сквозь щель лился свет.

Долган беззвучно подобрался поближе к дверям и заглянул внутрь. Он раскрыл рот от изумления и инстинктивно поднял щит и топор.

На куче золотых монет и самоцветов размером с человеческий кулак сидел Томас и ел что-то, что издалека можно было принять за рыбу. Увидев фигуру, лежащую напротив Томаса, Долган не поверил собственным глазам.

Голова размером с небольшую телегу лежала на полу. Густо-золотая чешуя размером со щит покрывала ее, а также длинную гибкую шею, идущую к громадному телу, простирающемуся во мрак гигантского зала. Огромные крылья были сложены за спиной, верхушками касаясь пола. Два остроконечных уха на макушке были разделены изящным серебристым гребешком. Длинная морда растянулась в волчьей улыбке, обнажая клыки длиной с хороший меч и наружу на мгновенье высунулся длинный раздвоенный язык.

Долган поборол подавляющее и редко на него находящее желание убежать, потому что Томас сидел и, судя по всему, делил пищу с самым страшным и древним врагом гномьего народа — огромным драконом. Он шагнул вперед, щелкнув сапогами по каменному полу.

Томас повернулся на звук, а огромная голова дракона поднялась. Гигантские рубиновые глаза пристально смотрели на маленькую фигурку, вторгнувшуюся в чужие владения. Томас вскочил на ноги с радостью на лице.

— Долган! — он сполз с груды сокровищ и бросился к гному.

Голос дракона прогрохотал по огромному залу, словно гром в долине.

— Добро пожаловать, гном! Друг твой поведал мне, что не покинешь ты его.

Томас стоял перед гномом, забрасывая его дюжиной вопросов, но тот был слишком потрясен, чтобы отвечать на них. Позади мальчика лежал принц всех драконов и преспокойно наблюдал за беседой, так что гном с трудом поддерживал свое обычное самообладание. Не понимая смысла вопросов Томаса, Долган осторожно отодвинул его в сторону, чтобы лучше видеть дракона.

— Я пришел один, — тихо сказал он парню. — Остальные не хотели поручать мне поиски, но им надо торопиться, настолько жизненно важна их цель.

— Я понимаю, — сказал Томас.

— Что это за колдовство? — тихо спросил Долган.

Дракон издал смешок, грохотом отдавшийся в зале.

— Да пройдешь ты в мой дом, гном, и я поведаю тебе.

Огромная голова дракона вернулась на пол, но глаза все еще глядели поверх головы Долгана. Гном медленно приблизился, непроизвольно держа щит и топор наготове. Дракон рассмеялся. Смех походил на рокот воды, стекающей в глубокое ущелье.

— Остановись, маленький воин, ибо не причиню я вреда ни тебе, ни другу твоему.

Долган опустил щит и повесил топор на ремень. Он осмотрелся: они были в просторном зале, вытесанном прямо в горе. На стенах висели большие гобелены и знамена, выцветшие и изорванные. Что-то в них заинтересовало Долгана: они были чуждыми и древними, эти знамена не были изготовлены известными ему народами — ни людьми, ни эльфами, ни гоблинами. С бревен на потолке свисали огромные канделябры, как в коридоре. В дальнем конце зала виден был трон на возвышении и длинные столы со стульями для многих едоков. На столах стояли хрустальные графины и золотые блюда. Все это было покрыто вековой пылью.

По всему залу лежали груды сокровищ: золото, самоцветы, короны, серебро, богато украшенные доспехи, рулоны дорогих тканей и резные сундуки из драгоценных пород дерева, искусно лакированные.

Долган сидел на груде сокровищ, которые трудно было бы скопить и за целую жизнь, рассеянно двигая их, чтобы сесть поудобнее. Когда Томас сел рядом, гном вытащил трубку. Он не показывал этого, но чувствовал, что должен успокоить свои нервы, а трубка всегда помогала в этом. Дракон внимательно наблюдал за ним.

— Теперь и ты можешь изрыгать огонь и пламя, гном? Ты тоже теперь дракон? Был ли когда-нибудь дракон так мал?

Долган покачал головой.

— Это всего лишь моя трубка, — он объяснил, зачем нужен табак.

— Это странно, — молвил дракон, — но и весь народ твой поистине странен.

Долган поднял бровь, но ничего не ответил.

— Томас, как ты сюда попал?

Томаса, казалось, не тревожит присутствие дракона, и Долгана это несколько успокоило. Если б этот огромный зверь желал причинить им вред, он сделал бы это без особых усилий. Драконы бесспорно были самыми могучими созданиями на Мидкемии. А это был самый могучий дракон, о котором Долган когда-либо слышал. Он был в полтора раза больше тех драконов, с которыми Долган сражался в юности.

Томас доел рыбу и сказал.

— Я долго бродил и пришел в одно место, где наконец смог отдохнуть.

— Да, я нашел его.

— Я проснулся от какого-то шума и нашел следы, ведущие сюда.

— Их я тоже видел. Я боялся, что тебя захватили.

— Не захватили. Это был отряд гоблинов и нескольких Темных Братьев. Они были слишком озабочены тем, что ждет их впереди, так что совсем не обращали внимания на то, что сзади, так что я мог следовать за ними очень близко.

— Это было рискованно.

— Я знаю, но я уже отчаялся найти выход. Я думал, они выведут меня на поверхность, и я мог бы подождать, пока они уйдут, а потом выскользнуть. Если бы я смог выбраться из шахт, я бы мог пойти на север, к твоей деревне.

— Смелый план, Томас, — одобрительно сказал Долган.

— Они пришли сюда, а я за ними.

— Что с ними случилось?

— Я отправил их далеко отсюда, гном, — заговорил дракон, ибо не были они тем обществом, что я бы выбрал.

— Отправил их? Как?

Дракон приподнял голову, и Долган заметил, что в некоторых местах чешуя потускнела. Красные глаза были подернуты пеленой, и Долган вдруг понял, что дракон слеп.

— Драконы долго уже обладают магией, хотя она и не похожа на другие. Это благодаря моему магическому искусству вижу я тебя, гном, потому что свет давно уже померк для меня. Я взял этих мерзких тварей и отправил их далеко на север. Они не знают, как туда попали, и не помнят этого места.

Долган пыхтел трубкой, думая о том, что услышал.

— Среди легенд моего народа есть и легенды о драконах-магах, хотя ты и первый, которого я встретил.

Дракон, словно устав, медленно опустил голову на пол.

— Ибо я один из последних золотых драконов, гном, и никто из наших младших собратьев-драконов не обладает искусством колдовства. Я поклялся никогда не отнимать жизни, но я не позволю этим тварям вторгаться в место моего отдыха.

— Руаф был добр ко мне, Долган, — заговорил Томас. — Он позволил мне остаться, пока ты не найдешь меня, потому что знал, что кто-то идет.

Долган взглянул на дракона, удивляясь, что предсказал его приход.

— Он дал мне копченой рыбы, — продолжил Томас, — и место для отдыха.

— Копченой рыбы?

— Кобольды, которых вы зовете карликами, — сказал дракон, поклоняются мне как богу и приносят пожертвования: рыбу, пойманную в глубоком озере и потом закопченную, и сокровища, собранные в их глубоких пещерах.

— Да уж, — сказал Долган, — карлики никогда не были особо смышлеными.

Дракон усмехнулся.

— Это правда. Кобольды пугливы и вредят только тому, кто беспокоит их в их глубоких тоннелях. Они простой народ, и им нравится иметь бога. А раз я не могу теперь охотиться, это приемлемая плата.

Долган обдумал свой следующий вопрос.

— Не хочу тебя оскорбить, Руаф, но по своему опыту я знаю, что вы не особо любите тех, кто не вашего рода. Почему ты помог парню?

Дракон на мгновенье закрыл глаза, потом снова открыл их и без выражения в них уставился на гнома.

— Знай же, гном, что не всегда это было так. Твой народ стар, но мой старше всех, кроме одного. Мы были здесь до эльфов и моредэлов. Мы служили тем, чье имя нельзя произносить, и были счастливым народом.

— Повелителям Драконов?

— Так они зовутся в ваших легендах. Они были нашими хозяевами, а мы были их слугами, как и эльфы с моредэлами. Когда они покинули эту землю и отправились невообразимое путешествие, мы стали самыми могущественными из свободных народов. Это было еще до того, как гномы и люди пришли сюда. Нашими владениями было небо и все остальное, ибо были мы могущественнее всех.

— Многие века назад в наши горы пришли люди и гномы, и какое-то время мы жили в мире. Но все меняется и вскоре возник раздор. Эльфы изгнали моредэлов из леса, который теперь называют Эльвандаром, а люди и гномы воевали с драконами.

— Мы были сильны, но люди что деревья в лесу, их количества неисчислимы. Постепенно мой народ отступил на юг, и я последний в этих горах. Я жил здесь многие века, ибо я не хотел покидать свой дом.

— С помощью магии я мог повернуть прочь отсюда тех, кто искал этих сокровищ, и убить тех, чье искусство мешало мне затуманить их сознание. Я пресытился убийствами и дал обет, что не буду больше отнимать ничьей жизни, даже ненавистного моредэла. Поэтому я и отправил их, поэтому я и помог мальчику, ибо он не заслуживал зла.

Долган внимательно посмотрел на дракона.

— Благодарю тебя, Руаф.

— Принимаю благодарность, Долган из Серых Башен. Я рад и твоему приходу. Но я не просто дал парню пристанище, ибо я призвал его сюда с помощью магического искусства, чтобы он сидел со мной при моей смерти.

— Что? — воскликнул Томас.

— Драконам дано знать час своей смерти, Томас, и моя приближается. Я стар даже по меркам моего народа. Я доволен, что моя жизнь была именно такой. Таков наш обычай.

— И все-таки мне странно сидеть здесь и слушать, как ты говоришь об этом, — озадаченно сказал Долган.

— Почему, гном? Разве в твоем народе, когда кто-то умирает, не принято рассказывать, как хорошо он жил?

— Тут ты прав.

— Тогда почему должно иметь значение, известен ли смертный час? Это то же самое. У меня было все, на что мои собратья могут надеяться: здоровье, подруги, юность, богатство и спокойные дни. Это все, чего я когда-либо хотел, и все это у меня было.

— Это мудро, знать, чего ты хочешь, и еще мудрее все еще знать это, когда это уже достигнуто.

— Это правда. А еще мудрее знать, когда оно недостижимо, ибо тогда борьба есть глупость. Сидеть со мной при смерти должен бы кто-то из собратьев, но никого из них нет поблизости. Я попрошу тебя подождать моей смерти, прежде чем уйдешь. Ты сделаешь это?

Долган посмотрел на Томаса, тот согласно кивнул головой.

— Ладно, дракон, мы останемся, хотя это и не развеселит наши сердца.

Дракон закрыл глаза; Томас с Долганом заметили, что веки начинают набухать.

— Благодарю тебя, Долган, и тебя, Томас.

Дракон лежал и рассказывал им о своей жизни, когда он летал по небу Мидкемии, о дальних землях, где тигры жили в городах, и горах, где орлы умели разговаривать. До поздней ночи рассказывал он им изумительные истории.

Когда Руаф начал запинаться, он сказал:

— Однажды сюда пришел человек, могущественный маг. Я не мог ни отправить его отсюда с помощью магии, ни убить. Три дня мы сражались, его искусство против моего, и он победил меня. Я думал, он убьет меня и унесет сокровища, но вместо этого он остался, ибо единственной его мыслью было научиться моей магии, чтобы не была она утеряна после моей смерти.

Томас сидел в изумлении, потому что как ни мало он знал о магии от Пага, это показалось ему удивительным. Он воображал эту титаническую схватку и борьбу могучих сил.

— С ним было странное создание, очень похожее на гоблина, хотя и прямоходящее и с более тонкими чертами. Три года он был здесь, а его слуга приходил и уходил. Он научился всему, чему я мог его научить, ибо я не мог ему отказать. Но он тоже учил меня, и эта мудрость принесла мне утешение. Это из-за него я научился уважать жизнь, неважно чью, и щадить приходящих ко мне. Он тоже пострадал от чужих рук, как и я в войнах с людьми, и многое из того, что я любил было утеряно. Этот человек обладал искусством излечения душевных ран, и когда он ушел, я почувствовал себя победителем, а не побежденным, — он остановился и вздохнул.

Томас заметил, что речь дается ему все труднее.

— Если б дракон не мог присутствовать при моей смерти, я бы желал, чтобы он сидел здесь, потому что он был первым из твоего народа, парень, кого я считаю своим другом.

— Кто это был, Руаф? — спросил Томас.

— Его звали Макрос.

— Я слышал о нем, — задумчиво сказал Долган. — Это самый могущественный маг нашего мира. Он почти что миф и живет где-то на востоке.

— Он не миф, Долган, — еле разборчиво выговорил Руаф. — Может, он уже умер, потому что жил он здесь со мной много веков назад, — дракон помолчал.

— Мое время близится, так что пора заканчивать. Он слегка двинул головой и сказал:

— Вот в том сундуке дар мага, который нужно использовать сейчас. Это магический жезл, который оставил Макрос, предназначенный для того, чтобы мои кости, когда я умру, не достались стервятникам. Не принесешь ли его сюда?

Долган подошел к указанному сундуку. Открыв его, он нашел там черный металлический жезл на синей подложке. Он поднес его дракону. Дракон заговорил, двигая вздутым языком. Слова были с трудом различимы.

— Через мгновенье прикоснись ко мне жезлом, Долган. Тогда я и закончу свой путь.

— Ладно, — сказал Долган, — хотя видеть конец твоей жизни не доставит мне удовольствия, дракон.

— Но прежде я должен сказать еще кое-что. В соседнем сундуке лежит дар для тебя, гном. Также ты волен взять здесь все, что тебе по вкусу, ибо более я в этом нуждаться не буду. Но среди всего, что здесь есть, я желаю, чтобы у тебя было то, что лежит в этом сундуке, — он попытался повернуть голову к Томасу, но не смог. — Томас, благодарю тебя, что провел со мной мое последнее время. В сундуке с даром гнома есть дар и для тебя. Также бери все, что хочешь, ибо сердце у тебя доброе, — он глубоко вдохнул, и Томас услышал в его горле хрип.

— Давай, Долган.

Долган протянул посох и легонько дотронулся до дракона его концом.

Сначала ничего не случилось.

— Это был прощальный дар Макроса, — тихо сказал Руаф.

Вдруг вокруг дракона появился золотистый свет. Слышно было едва различимое гудение, как будто от самих стен исходила прощальная музыка. Звук усилился, и свет стал ярче и начал пульсировать энергией. Томас с Долганом наблюдали, как с чешуи Руафа исчезают обесцвеченные пятна. Его шкура сверкала теперь золотыми искорками, а пелена спала с глаз. Он медленно поднял голову, и они поняли, что он оглядывает зал. Гребень на голове стоял прямо, а крылья вздымались, открывая под собой яркое серебрение. Пожелтевшие зубы стали сверкающе-белыми, а поблекшие черные клыки засияли, как полированный эбен. Дракон поднялся, высоко держа голову.

— Это грандиознейшее зрелище из всех, каким я был свидетелем, — тихо сказал Долган.

Свет становился все ярче, а образ Руафа все молодел. Он выпрямился во весь свой впечатляющий рост, на гребне плясали серебряные огоньки. Дракон юношеским, бодрым движением отбросил голову назад и с радостным криком выпустил мощную вспышку пламени в сводчатый потолок. С ревом, напоминающим сотню труб, он прокричал:

— Благодарю тебя, Макрос! Это поистине роскошный дар!

Гармоничное гудение стало более настойчивым и громким. На краткий миг Долгану с Томасом показалось, что среди этих звуков слышен голос, гулкое эхо:

— Добро пожаловать, друг.

Томас почувствовал на лице влагу и прикоснулся к нему. Слезы радости чистой красоте дракона бежали по его щеками. Золотые крылья дракона были расправлены, как будто он собирался взлететь. Мерцающий свет стал настолько ярким, что Томас с Долганом еле могли смотреть, хотя они и не смогли бы оторвать взор от этого зрелища. Звук стал таким громким, что с потолка посыпалась пыль и трясся пол. Дракон прыгнул вверх, расправил крылья и исчез в ослепляющей вспышке холодного белого света. Внезапно комната стала прежней и звук исчез.

Пустота пещеры после исчезновения дракона угнетала, и Томас взглянул на Долгана.

— Давай уйдем, Долган. Мне не хочется здесь оставаться.

— Да, Томас, — задумчиво сказал Долган, — у меня тоже нет такого желания. Но еще есть дары дракона, — он подошел к указанному драконом сундуку и открыл его.

Его глаза округлились, и он вытащил гномий молот. Он подержал его перед собой, с благоговением глядя на него. Боек был сделан из серебристого металла и сиял в свете фонаря голубым. Сбоку были выгравированы гномьи символы. Рукоятка была дубовая, с резным витым орнаментом вдоль.

— Это молот Толина, — едва различимо сказал Долган, — давно утраченный моим народом. Его возращение повлечет за собой воссоединение всех гномов Запада. Это знак нашего последнего короля, пропавшего много веков назад.

Томас подошел поближе, чтобы посмотреть и увидел в сундуке что-то еще. Он прошел мимо Долгана и вытащил большой сверток белой материи. Он развернул его и увидел, что это был белый воинский плащ с золотым драконом на груди. Внутри был щит с тем же рисунком и золотой шлем. Самым изумительным был золотой меч с белым эфесом. Ножны были изготовлены из гладкого белого материала, похожего на слоновую кость, но крепкого как металл. Под свертком лежала золотая кольчуга, которую он вытащил с удивленным восклицанием.

Долган взглянул на него и сказал:

— Возьми их, парень. Дракон сказал, что это твой дар.

— Они слишком хороши для меня, Долган. Они, должно быть, принадлежат принцу или королю.

— Я думаю, предыдущему владельцу они не очень нужны, паренек. Их дали тебе добровольно, и ты можешь делать с ними все, что хочешь, но я думаю, они какие-то особенные, раз их положили в один сундук с молотом. Молот Толина — могучее оружие, выкованное в древних горнах Мак Кадман Алейр, самой старой шахты в этих горах. В нем магия, не превзойденная за всю историю гномов. Вероятно, золоченые доспехи и меч тоже такие. Может, они вовсе не случайно попали к тебе.

Томас поразмыслил мгновение и быстро стащил с себя теплый плащ. Туника, конечно, не была подкольчужником, но золотая кольчуга легла на нее достаточно хорошо: она была сделана на человека крупнее Томаса. Он натянул плащ поверх нее и надел на голову шлем. Подняв с пола меч и щит, он встал перед Долганом.

— Я не выгляжу глупо?

Гном внимательно осмотрел его.

— Они немного великоваты, но ты несомненно подрастешь, так что они будут как раз впору, — что-то показалось ему странным в том, как парень стоит с мечом в одной руке и щитом в другой.

— Нет, Томас, ты не выглядишь глупо. Может, не свободно, но никак не глупо. Они большие, но ты скоро будешь носить их как надо.

Томас кивнул, поднял плащ и, убрав меч, повернулся к двери. Доспехи были удивительно легкими, гораздо легче тех, что он носил в Крайди.

— Я не хочу брать ничего больше, Долган, — сказал он. — Полагаю, это звучит странно.

Долган подошел к нему.

— Нет, парень, потому что я тоже не желаю драконовых богатств, — взглянув напоследок на зал, он добавил:

— Хотя будут ночи, когда я буду изумляться своей мудрости. Может быть, я вернусь сюда когда-нибудь, но сомневаюсь. Теперь давай поищем дорогу домой.

Они тронулись в путь и вскоре были в туннелях, которые Долган знал хорошо. Он вел их на поверхность.

Долган схватил руку Томаса в молчаливом предостережении. Тот достаточно соображал, чтобы не заговорить. Он тоже почувствовал внезапную тревогу, как и вчера перед нападением призрака. Но в этот раз он ощущал ее почти что физически. Восставшая из мертвых тварь была где-то рядом. Томас поставил светильник на пол и опустил заслонку. Его глаза широко раскрылись от внезапного изумления, потому что вместо ожидаемой кромешной тьмы, он различил силуэт гнома, медленно двигающийся вперед. Без задней мысли он сказал:

— Долган!

Гном повернулся, и за его спиной внезапно вырисовалась черная тень.

— Сзади! — крикнул Томас.

Долган повернулся и столкнулся с призраком, инстинктивно подняв щит и молот Толина. Тварь напала на него, и только боевые рефлексы Долгана и гномья способность видеть в темноте спасли его: он принял удар на окованный железом щит. Тварь яростно взвыла от соприкосновения с железом. Тогда Долган взмахнул легендарным оружием своих предков, и тварь вскрикнула, когда молот ударил ее силуэт.

— Держись за мной, — крикнул Долган. — Если железо его раздражает, то молот Толина причиняет боль. Возможно, я смогу отогнать его.

Томас начал было подчиняться, но вдруг его правая рука метнулась к ножнам на левом бедре и вытащила золотой меч. Доспех, который был не по размеру, внезапно сел на плечи более удобно, а щит балансировал на руке так, словно он носил его годами. Подчиняясь какой-то чужой воле, Томас подошел к Долгану, потом шагнул мимо него, держа меч наготове.

Тварь чуть помедлила, но потом двинулась на Томаса. Он поднял меч, приготовившись к удару. Вдруг со звуком, выражающим ужас, тварь развернулась и сбежала. Долган мельком взглянул на Томаса, но что-то заставило его задержать взгляд. Томас, казалось, пришел в себя и убрал меч.

Долган вернулся к фонарю и спросил:

— Почему ты это сделал, парень?

— Я… не знаю, — сказал Томас. Он вдруг понял, что ослушался инструкций гнома. — Но это сработало. Тварь ушла.

— Точно, сработало, — согласился Долган, убирая заслонку светильника.

Он внимательно смотрел на парня.

— Думаю, молот твоего предка был для нее слишком, — сказал Томас.

Долган ничего не ответил, но знал, что это не так. Тварь сбежала, испугавшись Томаса в бело-золотых доспехах. Потом гнома осенила другая мысль.

— Парень, а как ты узнал, что тварь позади меня?

— Я увидел ее.

Долган повернулся и с открытым изумлением посмотрел на Томаса.

— Увидел?!__ Как?_ Ты же закрыл светильник.

— Не знаю. Просто увидел.

Долган снова опустил заслонку фонаря и остановился. Продвинувшись на пару метров в сторону, он спросил:

— Где я теперь, парень?

Томас не медля подошел и встал рядом с ним, положив руку на плечо.

— Здесь.

— Что? — спросил гном.

Томас дотронулся до шлема и до щита.

— Ты говорил, что они особенные.

— Точно парень. Но я не думал, что они особенные в этом_ смысле.

— Снять их? — тревожно спросил Томас.

— Нет-нет, — сказал Долган, оставив светильник на полу. — Мы сможем двигаться гораздо быстрее, если мне не нужно будет беспокоиться о том, что ты видишь и чего ты не видишь, — он с усилием добавил с голос бодрую нотку.

— И несмотря на то, что мы два лучших воина в этой земле, лучше, если мы не будем возвещать всем о нашем присутствии этим светом. Дракон сказал, что в наших шахтах есть моредэлы, и это отнюдь не успокаивает меня. Если одна банда осмелилась рискнуть испытать на себе гнев моего народа, то могут быть и другие. Тот призрак, может, и испугался твоего золотого меча и моего древнего молота, но двадцать или около того моредэлов могут оказаться менее впечатлительными.

Томасу нечего было сказать, так что они двинулись в путь в темноте.

Три раза они останавливались и прятались, пока мимо них торопливо проходили отряды гоблинов и Темных Братьев. Отлично видя в темноте, они заметили, что многие из проходящих мимо были ранены, некоторым помогали идти собратья. Когда мимо прошел последний отряд, Долган повернулся к Томасу и сказал:

— Никогда еще гоблины и моредэлы не осмеливались входить в наши шахты в таких количествах. Слишком боятся они моего народа, чтоб рискнуть.

— Их, похоже, здорово потрепали, Долган. С ними женщины и дети, а также большие узлы. Они бегут от чего-то.

Гном кивнул.

— Они все двигаются со стороны северной долины в Серых Башнях. Что-то гонит их на юг.

— Цурани?

Долган кивнул.

Я тоже так подумал. Пойдем. Нам лучше вернуться в Калдару как можно быстрее.

Оба они были без сил, когда через пять дней добрались до Калдары. Снега в горах было много, и шли они медленно. Когда они приблизились в деревне, их заметили стражи, и вскоре вся деревня высыпала поприветствовать их.

Их отвели в деревенскую ратушу, и Томасу выделили комнату. Он так устал, что тотчас же уснул, даже крепкий гном и тот утомился. Гномы договорились созвать завтра деревенских старейшин и обсудить последние новости.

Томас проснулся страшно голодный. Он потянулся, встал и удивился, что без труда может согнуться. Он заснул прямо в золотой кольчуге и теперь суставы и мышцы должны были болеть. Вместо этого он чувствовал себя хорошо отдохнувшим. Он открыл дверь и шагнул наружу. Он никого не увидел, пока не пришел в главный зал ратуши. За огромным столом сидело несколько гномов во главе с Долганом.Томас заметил, что одним из них был Вейлин, сын Долгана. Долган жестом показал парню на стул и представил его собравшимся.

Все гномы поприветствовали Томаса. Тот вежливо отвечал, уставившись на огромное количество еды, расставленной на столе.

Долган рассмеялся.

— Угощайся, паренек. При таком обилии еды нет нужды голодать.

Томас нагрузил блюдо говядиной, сыром и хлебом, взял графин с элем, хотя было еще раннее утро, да и голова не трещала. Он быстро поглотил все, что было на блюде и положил себе еще одну порцию, глядя вокруг, не осудит ли его кто-нибудь. Большинство гномов были увлечены запутанным спором о незнакомых Томасу вещах, например, что делать с расположением зимних складов различных окрестных деревень.

Долган призвал прервать спор и сказал:

— Теперь Томас с нами, и я думаю, нам лучше поговорить об этих цурани.

Томас краем уха уловил это и сосредоточил все внимание на том, что говорилось.

— С тех пор как я покинул патрульный отряд, у нас здесь были гонцы из Эльвандара и Каменной Горы. Чужаков много раз видели около Северного перевала. У них лагерь в холмах к югу от Каменной Горы.

— Это дело Каменной Горы, — сказал один из гномов, — если они не призовут нас к оружию.

— Это так, Орвин, но также есть новости, что их видели входящими и выходящими из долины к югу от перевала. Они вторглись на наши исконные земли, и это дело Серых Башен.

Гном, которого назвали Орвином, кивнул.

— Это все так, но мы все равно ничего не сможем сделать до весны.

Долган положил ноги на стол, зажигая трубку.

— И это тоже так. Но мы можем быть благодарны, что цурани тоже ничего не смогут сделать до весны.

Томас опустил кусок говядины, который держал в руке.

— Уже прошла снежная буря?

Долган взглянул на него.

— Да, паренек, перевалы теперь завалены снегом, потому что первый зимний буран прошел этой ночью. Теперь отсюда ничего нельзя выдвинуть, особенно, армию.

Томас посмотрел на Долгана.

— Тогда…

— Ага. Ты погостишь у нас эту зиму, потому что даже наш самый крепкий бегун не сможет добраться из этих гор до Крайди.

Томас выпрямился, потому что несмотря на все удобства гномьей ратуши, он желал более знакомой обстановки. Но с этим ничего нельзя было поделать. Он смирился и вернулся к еде.

11. ОСТРОВ КОЛДУНА

Утомленный отряд ввалился в Бордон.

Вокруг них ехала рота Наталских Следопытов, одетых в традиционные серые туники, штаны и плащи. Они были на патрульном выезде и наткнулись на путников в миле от города и теперь сопровождали их. Боррик оскорбился тем, что следопыты не предложили измотанным путникам сесть вдвоем на лошадь, но хорошо это скрывал. У них не было причин, чтобы узнать в группе оборванцев герцога Крайдийского и его свиту, и даже если бы они прибыли с помпой, все равно отношения между Вольными Городами и Королевством не были теплыми.

Паг с удивлением смотрел на Бордон. По меркам Королевства это был маленький город, даже скорее, портовый городок, но он был гораздо больше Крайди. Куда он ни смотрел, везде люди спешили по каким-то неизвестным ему делам, занятые и озабоченные. На путников никто почти не обратил внимания, кроме лавочника и женщины на рынке. Паг никогда в своей жизни не видел сразу столько людей, лошадей, мулов и телег в одном месте. Обилие цветов и звуков смущало его чувства. Лающие собаки бежали за конями следопытов, ловко избегая ударов раздраженных скакунов. Несколько уличных мальчишек прокричали отряду какие-то непристойности, по виду угадав в них чужеземцев, а по сопровождению приняв за пленников. Пага слегка озадачила эта грубость, но его внимание снова быстро привлекла новизна города.

Бордон, как и другие города этой местности, не имел постоянной армии, но вместо этого содержал гарнизон Наталских Следопытов, которые были потомками легендарных Имперских Кешианских Разведчиков и считались одними из лучших конных воинов и следопытов запада. Они всегда могли предупредить о надвигающихся неприятностях и дать время развернуть местное ополчение. Официально независимые, следопыты могли разделываться с бандитами и изменниками на месте, но услышав историю герцога, упомянувшего Мартина Длинного Лука, которого они знали хорошо, глава патрульного отряда решил, что это дело следовало передать местным префектам.

Их привели в контору местного префекта, расположенную в маленьком строении возле городской площади. Следопыты, казалось, рады были отделаться от пленников и вернуться к патрулю, передав надзор за пленниками префекту.

Это был низенький смуглый человек, склонный к ярким цветным поясам на обширной талии и большими золотым кольцам на пальцах. Поглаживая темную маслянистую бороду, он слушал капитана следопытов, рассказывающего о том, как рота встретила герцогский отряд. Когда следопыты уехали, он холодно поприветствовал Боррика. Когда герцог объяснил, что их ожидает Толботт Килрейн, крупнейший в городе посредник в корабельных делах, тон префекта резко изменился. Их отвели из конторы в личные апартаменты префекта и предложили горячий черный кофе. Префект послал слугу в дом Килрейна и молча ждал, лишь иногда завязывая с герцогом ни к чему не обязывающую маленькую беседу.

Калган наклонился к Пагу и сказал:

— Наш хозяин из тех, кто, прежде чем принять решение, смотрит, откуда ветер дует. Он ждет вестей от купца, прежде чем решить, пленники мы или гости, — маг издал смешок. — Ты поймешь, когда станешь старше, что мелкие чиновники во всем мире одинаковы.

Яростная буря в лице Мичема внезапно появилась в дверях дома префекта, ведя под локоть одного из старших клерков Килрейна. Клерк тут же объяснил, что это действительно был герцог Крайдийский и что да, его ожидает Толботт Килрейн. Префект униженно извинился, надеясь, что герцог простит причиненные неудобства, но в таких условиях, в такое беспокойное время, он, наверное, сможет понять? У него был раболепный тон и елейная улыбка.

Боррик сказал, что да, он понял, и очень хорошо. Не задерживаясь более, они покинули префекта и вышли на улицу, где их ждали грумы с лошадьми. Они вскочили в седла и Мичем с клерком повели их через город к группе больших, производящих впечатление домов, стоящих на склоне холма.

Дом Толботта Килрейна стоял на вершине самого большого холма, возвышающегося над городом. С дороги Паг увидел корабли на якоре. Несколько дюжин стояло с убранными мачтами, очевидно, в такую суровую погоду ими не пользовались. Несколько прибрежных корабликов, осторожно плывущих на север, в Илит или другие Вольные Города, входили и выходили из гавани, но в основном там было тихо. Они добрались до дома и вошли в открытые ворота в низкой стене. К их лошадям подбежали слуги. Когда они спешились, в больших дверях дома показался хозяин.

— Добро пожаловать, лорд Боррик, добро пожаловать, — сказал он с теплой улыбкой на вытянутом лице.

Толботт Килрейн похож был на грифа, воплотившегося в человека: лысина на голове, острые черты и маленькие темные глаза. Дорогая одежда плохо скрывала сухощавость, но в его поведении была некоторая легкость, а в глазах забота, и это смягчало непривлекательные черты.

Несмотря на внешний вид, Паг нашел его приятным человеком. Он разогнал слуг, чтобы те приготовили для гостей горячую еду и комнаты. Он не слушал герцога, пытавшегося объяснить свою миссию. Подняв руку, он сказал:

— Позже, Ваша светлость. Я ожидаю Вас сегодня к ужину, но сейчас для вас приготовлены горячие ванны и чистые постели. Я распоряжусь, чтобы еду доставили прямо к вам в комнаты. Хорошая пища, отдых, чистая одежда — и Вы почувствуете себя другим человеком. Тогда и поговорим.

Он хлопнул в ладоши, и пришел дворецкий, чтобы показать им их комнаты. Герцогу и его сыну дали отдельные комнаты, а Паг с Калганом разделили другую. Гардана отвели в комнату Мичема, а солдат герцога — в комнаты для прислуги.

Калган сказал Пагу, чтобы тот принял ванну первым, а маг тем временем поговорит со своим слугой. Мичем с Калганом ушли в комнату крестьянина и Паг содрал с себя грязную одежду. Посередине комнаты стояла большая металлическая ванна, наполненная горячей водой с благовониями, от которой шел пар. Он сунул туда ногу — и быстро ее выдернул. После трех дней ходьбы по снегу такая вода казалась кипящей. Он осторожно опустил ногу снова и, привыкнув к воде, медленно забрался в ванну.

Он прислонился к наклонной стенке ванны. Изнутри она была эмалированная, и Пагу ее гладкость, после деревянных заноз дома, показалась странной. Он намылился сладким душистым мылом и смыл грязь с волос, потом встал и вылил на голову ведро холодной воды, чтобы ополоснуть их.

Он вытерся и надел чистую ночную сорочку, которую ему оставили. Несмотря на ранний час, он упал в теплую постель. Последней мыслью его была мысль о вечно ухмыляющемся мальчишке с рыжеватыми волосами. Уже засыпая, Паг стал гадать, нашел ли Долган его друга.

Один раз в течение дня он проснулся. Кто-то мычал себе под нос какую-то мелодию и слышен был плеск воды — Калган с усердием намыливал свое огромное тело. Паг закрыл глаза и быстро уснул снова.

Он крепко спал, когда Калган поднял его к обеду. Его туника и штаны были выстираны, а маленькая дырка в рубахе заштопана. Башмаки были начищены до блеска. Осматривая себя в зеркале, он впервые заметил легкую черную тень на щеках. Наклонившись поближе, он увидел первые признаки бороды.

Калган внимательно посмотрел на него и сказал:

— Ну, Паг? Сказать, чтобы тебе принесли бритву, чтоб ты держал свой подбородок гладким, как у принца Аруты? Или ты хочешь отрастить великолепную бороду? — он подчеркнуто поглаживал свою собственную.

Паг улыбнулся впервые после Мак Мордейн Кадала.

— Думаю, можно еще какое-то время об этом не беспокоиться.

Калган рассмеялся, обрадовавшись, что к мальчику возвращается присутствие духа. Маг был обеспокоен глубиной печали Пага о Томасе и теперь с облегчением увидел, что жизнерадостный характер Пага проявляет себя. Калган открыл дверь.

— Идем?

Паг наклонил голову, изображая вежливый поклон и сказал:

— Прошу, мастер чародей. Только после Вас, — и рассмеялся. Они прошли в обеденный зал, большой и ярко-освещенный, хотя и гораздо меньший, чем в замке Крайди. Герцог и принц Арута уже сидели за столом, и Калган с Пагом быстро заняли свои места.

Боррик как раз заканчивал рассказ о событиях в Крайди и западных лесах.

— Так что, — сказал он, — я решил доставить эти новости лично, настолько важными я их считаю.

Купец откинулся на спинку стула, слуги принесли разнообразные блюда.

— Лорд Боррик, — сказал Толботт, — когда ваш человек, Мичем, первый раз пришел ко мне, его просьба насчет Вас была несколько неопределенной, полагаю, из-за способа передачи информации, — он имел в виду магию, которой воспользовался Калган, чтобы связаться с Белганом, который, в свою очередь, отправил сообщение Мичему. Никогда не ожидал, что ваше желание добраться до Крондора будет настолько жизненно важным для моего народа, насколько я это сейчас вижу, — он сделал паузу. — Я, конечно, встревожен вестями, что вы принесли. Я хотел быть посредником, чтобы найти для вас корабль, но сейчас я беру на себя отправить вас на одном из моих собственных судов, — он взял со стола маленький колокольчик и позвонил. Через мгновенье около него стоял слуга. — Передайте капитану Абраму, чтобы он приготовил "Королеву Штормов".

Он отплывает завтра с послеполуденным приливом в Крондор. Более подробные инструкции я дам позже.

Слуга с поклоном удалился.

— Благодарю вас, мастер Килрейн, — сказал герцог. — Я надеялся, что Вы меня поймете, но я никак не ожидал найти корабль так быстро.

Купец пристально посмотрел на Боррика.

— Герцог Боррик, позвольте мне быть откровенным. Между Вольными Городами и Королевством не особо любезные отношения. А если быть еще откровеннее, то еще меньше любят здесь имя конДуанов. Ведь именно ваш дед опустошил Уолинор и взял Натал в осаду. Он остановился только в десяти милях к северу от города и память об этом до сих пор терзает многих из нас. Мы кешианцы по происхождению, но свободны по рождению и не испытываем привязанности к завоевателям, — герцог сидел неподвижно, словно оцепенев.

Килрейн продолжил:

— И все же, мы должны признать, что Ваш отец в последнее время и Вы теперь были хорошими соседями и вели дела с Вольными Городами честно, а иногда даже щедро. Я верю, что вы человек чести и понимаю, что эти цурани, скорее всего, именно таковы, как Вы говорите. Вы не из тех людей, что склонны преувеличивать.

При этих словах герцог несколько расслабился. Толботт глотнул вина и продолжил беседу.

— Было бы глупо не признать, что наши интересы совпадают с интересами Королевства, потому что одни мы бессильны. Когда вы отбудете, я соберу Совет Гильдий и Купцов постараюсь убедить их, что нужно оказать поддержку Королевству, — он улыбнулся, и все сидящие за столом поняли, что он так же уверен в своих влиянии и власти, как герцог — в своих. — Я думаю, что мне не будет стоить труда заставить совет увидеть в этом мудрость. Краткое упоминание о том военном корабле цурани и небольшое предположение о том, как наши корабли смогут противостоять флоту таких кораблей должны убедить их.

Боррик рассмеялся и хлопнул рукой по столу.

— Мастер купец, я вижу, что ваше богатство приобретено вовсе не благодаря удачному повороту колеса фортуны. Ваш проницательный ум может сравниться с умом моего отца Талли. Как и Ваша мудрость. Примите мою благодарность.

Герцог и купец беседовали до поздней ночи, но Паг все еще чувствовал усталость и вернулся к себе в постель. Когда через несколько часов вернулся Калган, он нашел мальчика лежащим спокойно с умиротворенным выражением лица.

«Королева Штормов» неслась по ветру, паруса гнали ее по штормовому морю. Кружащийся вокруг кусачий ледяной дождь сделал ночь такой черной, что стоящим на палубе в мутной тьме не было видно даже верхушек мачт.

На кватердеке толпились силуэты, закутанные в промасленные подбитые мехом плащи, чтобы сохранить тепло и сухость. Дважды за последние две недели они попадали в шторм, но в этот раз погода была намного хуже, чем они рассчитывали. Откуда-то с такелажа раздался крик, и капитану передали, что с рей упали два человека.

— Ничего нельзя сделать? — крикнул герцог Боррик капитану Абраму.

— Нет, милорд. Они покойники, и искать их было бы глупо, если бы это даже было возможно, что вовсе не так, — крикнул в ответ капитан сквозь грохот шторма.

Наверху, на ненадежном такелаже люди скалывали с перекладин лед, грозивший своим весом сломать их и вывести из строя корабль. Капитан Абрам одной рукой держался за перила и высматривал признаки беды, покачиваясь в такт с кораблем. Рядом стояли герцог с Калганом, не так уверенно держась на ногах. Снизу раздался громкий ломающийся треск, и капитан выругался.

Через несколько мгновений перед ними появился матрос.

— Капитан, мы проломили борт и набираем воды.

Капитан махнул рукой другому матросу, стоящему на главной палубе.

— Возьми команду вниз и заделайте течь чем-нибудь, потом доложите.

Матрос быстро выбрал четверых с собой вниз. Калган впал в транс, после чего сказал:

— Капитан, этот шторм продлится еще три дня.

Капитан проклял неудачу, посланную ему богами, и сказал герцогу:

— Не могу гонять корабль по шторму и три дня набирать воды. Я должен найти, где встать на якорь и починить корпус.

Герцог кивнул.

— Вы поворачиваете на Квег?

Капитан покачал головой, стряхивая снег и воду с черной бороды.

— Я не могу повернуть на Квег против ветра. Придется идти к острову Колдуна.

Калган покачал головой, хотя этот жест никто и не заметил.

— А больше никуда нельзя пристать? — спросил волшебник.

— Не так близко. Мы тогда рискуем потерять мачту. К тому же, если мы не пойдем ко дну, мы потеряем шесть дней вместо трех. Волна поднимется, и боюсь, я потеряю еще больше людей.

Он прокричал приказ наверх и рулевому, и они взяли курс южнее, к острову Колдуна.

Калган с герцогом спустились вниз. При такой качке трудно было пройти по лестнице и узкому коридору, и толстого мага на пути к каютам бросало из стороны в сторону. Герцог зашел в свою каюту, которую делил с сыном, а Калган — в свою. Гардан, Мичем и Паг пытались отдохнуть на своих койках. Мальчику было тяжело, потому что первые два дня его тошнило. Он научился кое-как передвигаться по палубе, но так и не смог заставить себя есть соленую свинину и сухари, которые им приходилось поглощать. Из-за шторма кок не мог исполнять свои обычные обязанности.

Волны били корабль, и дерево протестующе трещало. Откуда-то спереди слышен был стук молотков — команда пыталась починить брешь.

Паг перевернулся на койке и взглянул на Калгана.

— Как там шторм?

Мичем поднялся на одном локте и взглянул на хозяина. Гардан сделал то же.

— Он продлится еще три дня, — сказал Калган. — Мы пристанем на подветренную сторону острова и постоим там, пока он не ослабнет.

— Какого острова? — спросил Паг.

— Острова Колдуна.

Мичем подпрыгнул на койке, ударившись головой о низкий потолок. Гардан еле сдержал смех. Мичем, с проклятьями потирая голову, воскликнул:

— Остров Макроса Черного?

Калган кивнул, опершись одной рукой о стену, — корабль перебрался через высокий гребень волны и скатился к подошве.

— Ага. Мне тоже эта идея не очень понравилась, но капитан боится за корабль, — тут будто в подтверждение этих слов корпус скрипнул и на мгновение тревожно затрещал.

— Кто такой Макрос? — спросил Паг.

Калган некоторое время задумчиво прислушивался к тому, как работает ремонтная команда, и сказал:

— Макрос — великий колдун, Паг. Возможно, величайший из всех, каких когда-либо знал мир.

— Ага, — добавил Мичем, — а также отродье какого-то демона из самого глубокого круга ада. Чернее его магии не бывает, так что даже проклятые жрецы Лимс-Крагмы боятся ступить ногой на его остров.

Гардан рассмеялся.

— Хотел бы я увидеть волшебника, который мог бы испугать жрецов богини смерти. Он, должно быть, могущественный маг.

— Это все рассказы, Паг, — сказал Калган. — Мы знаем о нем только то, что когда гонения на магов в Королевстве достигли своего верхнего предела, Макрос сбежал на этот остров. С тех пор никто не плавал ни туда, ни оттуда.

Паг сел на койке, заинтересованный тем, что услышал, забыв об ужасном шуме шторма. Он внимательно глядел на Калгана, чье лицо было наполовину освещено безумно покачивающимся светильником, свет от которого плясал с каждым качком корабля.

— Макрос очень стар, — продолжил Калган. — Как он так долго остается в живых, знает только он сам, но он живет там больше трехсот лет.

— Или там жило несколько людей с одним и тем же именем, — усмехнулся Гардан.

Калган кивнул.

— Возможно. В любом случае, достоверно о нем ничего не известно, только байки моряков. Подозреваю, что даже если Макрос и занимается темной стороной магии, его репутация сильно преувеличена, возможно, им самим, в поисках уединения.

Раздался громкий треск, и все замолчали. Каюта покачнулась, и Мичем сказал то, что было у всех на уме:

— Надеюсь, мы сможем пристать к острову Колдуна.

Корабль заплелся в южный залив острова. Им нужно было ждать, пока утихнет шторм, прежде чем можно будет послать ныряльщиков осмотреть повреждения корпуса.

Калган, Паг, Гардан и Мичем вышли на палубу. Погода была получше: скалы смягчали ярость шторма. Паг подошел к капитану и Калгану и посмотрел на верх скал, были направлены их взоры.

Высоко над заливом стоял замок, контры его высоких башни вырисовывались тусклым дневным светом на фоне неба. Замок был странным, его шпили и башни торчали вверх, как какая-то когтистая лапа. Он был темным, кроме одного окна, сияющего голубым пульсирующим светом, как будто обитатель поймал молнию и заставил работать.

Паг услышал, как Мичем сказал:

— Там, на утесе. Макрос.

Три дня спустя ныряльщики показались из-под воды и прокричали капитану, как они оценивают повреждение. Паг был на главной палубе вместе с Мичемом, Гарданом и Калганом. Принц Арута с отцом стояли рядом с капитаном, ожидая вердикта о состоянии корабля. Над ними кружили чайки, высматривая объедки и мусор, принесенные в эти воды кораблем. Зимние штормы плохо поддерживали скудное питание птиц, и корабль был желанным источником пищи.

Арута спустился к остальным на главную палубу.

— На ремонт уйдет полтора дня, но капитан считает, что до самого Крондора будет ясно. На пути отсюда у нас не должно возникнуть проблем.

Мичем и Гардан бросили друг на друга многозначительные взгляды. Не желая упускать возможность, Калган сказал:

— Мы сможем выбраться на берег, Ваше высочество?

Арута потер свой чисто выбритый подбородок рукой в перчатке.

— Да, но ни один матрос не сядет на весла, чтобы отвезти нас.

— Нас? — спросил маг.

Арута улыбнулся своей кривой улыбкой.

— Я уже по горло сыт каютами, Калган. Я хочу размять ноги на твердой земле. Кроме того, без присмотра ты бы весь день бродил по местам, где тебя ничто не касается.

Паг посмотрел вверх, на замок. Маг заметил его взгляд.

— Мы будем держаться подальше от замка и дороги с берега, ведущей наверх. Рассказы об этом острове говорят только о тех неприятностях, что постигали тех, кто пытался войти в чертоги колдуна.

Арута подал знак матросу. Приготовили лодку, и четверо мужчин и мальчик забрались в нее. Матросы, потные, несмотря на холодный ветер, все еще дующий после шторма, перетащили лодку через борт и опустили на воду. По взглядам, которые они бросали на гребень скал, Паг понял, что они потеют вовсе не из-за погоды.

Как будто читая его мысли, Арута произнес:

— Может, на Мидкемии и есть племя суевернее матросов, но я не берусь сказать кто.

Когда лодка была на воде, Мичем и Гардан отбросили канаты, свисающие со шлюп-балок. Двое мужчин неуклюже взяли весла и принялись грести к берегу. Вначале темп был неровным и сбивчивым, но под осуждающими взглядами принца и после нескольких замечаний о том, как это люди могут всю жизнь прожить в приморском городке и не уметь грести, лодка наконец пошла как должно.

Они пристали к песчаному берегу небольшой бухточки, отделяющему скалы от залива. Наверх, к замку, бежала тропка, пересекающаяся с другой, ведущей вглубь острова.

Паг выпрыгнул из лодки и подтянул ее к берегу. Когда дно легло на песок, вышли остальные и стали разминать ноги.

Пагу казалось, что за ними наблюдают, но когда он оглядывался по сторонам, в пределах видимости не было ничего, кроме скал и нескольких чаек, которые зимой жили в трещинах в скале.

Калган с принцем внимательно оглядывали тропы, ведущие с берега. Маг посмотрел на тропу, ведущую прочь от замка колдуна, и сказал:

— Ничего дурного не будет, если мы пойдем по этой. Пойдем?

Многие дни скуки и пребывания в замкнутом пространстве перевешивали ощущаемое ими какое бы то ни было опасение. Резко кивнув, Арута пошел вверх по тропе.

Паг шел последним, за Мичемом. Широкоплечий крестьянин был вооружен мечом, на котором лежала его рука. Паг держал в руках пращу, потому что все еще не чувствовал себя с мечом уверенно, хотя Гардан и давал ему уроки по возможности. Мальчик рассеянно теребил пращу, глаза его изучали открывающуюся перед ними сцену.

Идя по тропе, они спугнули несколько группок зуйков, ржанок и других птиц, живущих на берегу. Птицы взлетели, как только подошли люди, и недовольно чирикая закружились над своими насестами. Как только путники прошли, они вернулись на не особо удобный склон холма.

Они взобрались на первый из нескольких холмов. Тропа ныряла за следующий, и Калган сказал:

— Она должна вести куда-то. Идем дальше?

Арута кивнул, а остальные ничего не сказали. Они продолжили путь и наконец пришли к маленькой долине между двумя рядами низких холмов. Внизу были какие-то строения.

— Как ты думаешь, Калган, — тихо спросил Арута, — они обитаемы?

Калган некоторое время внимательно посмотрел на них, потом повернулся к Мичему, шагнувшему вперед. Крестьянин изучил вид, открывающийся перед ним, взгляд его гулял по долине и холмам, окружающим ее.

— Думаю, нет. Нет ни дыма, ни звуков работы.

Арута продолжил путь вниз, остальные за ним. Мичем повернулся на мгновение к Пагу и заметил, что кроме пращи у мальчика нет оружия. Крестьянин вытащил из-за пояса длинный охотничий нож и без слов протянул Пагу. Тот в подтверждение один раз наклонил голову и молча взял нож.

Они вышли на плато над строениями, и Паг увидел странный дом, центральное строение, окруженное большим двором и несколькими надворными строениями. Все это было окружено низкой стеной, чуть больше метра высотой.

Они спустились по склону холма к воротам в стене. Во дворе было несколько бесплодных фруктовых деревьев, а сад весь зарос сорняками.

Рядом с фасадом центрального строения стоял фонтан, увенчанный изваянием трех дельфинов. Они приблизились и заметили, что внутри неглубокая чаша фонтана была облицована синей плиткой, теперь уже поблекшей за многие годы. Калган изучил конструкцию фонтана.

— Он изготовлен умело. Кажется, вода должна вытекать из дельфиньих ртов.

Арута согласился.

— Я видел королевские фонтаны в Рилланоне, и они похожи на этот, хотя им и недостает его изящества.

На земле было мало снега, потому что долина, видимо, была защищена горами, да и на весь остров попадало мало, даже в самые суровые зимы. Но все-таки было холодно. Паг отошел чуть в сторону и оглядел дом. Он был одноэтажным с окнами вдоль стены через каждые три метра. В стене, к которой он стоял лицом, был лишь один проем для двойных дверей, хотя они уже давно были сняты с петель.

— Кто бы здесь ни жил, он не ждал беды.

Паг повернулся: за ним стоял Гардан, тоже уставившись на дом.

— Нет башни для наблюдения, — продолжил сержант. — Да и эта низкая стена, скорее, предназначена для того, чтобы не пускать скот в сады, чем для защиты.

К ним присоединился Мичем, услышав последнее замечание Гардана.

— Точно, здесь не заботились о защите. Это самое низкое место острова, кроме той маленькой речушки, которую было видно, когда мы спускались с холма, — он повернулся и уставился на замок, самые высокие шпили которого видны были и из долины, — А от бед нужно строить вот там. Это, — он обвел рукой низкие строения, — было построено теми, кто не знал раздора.

Паг кивнул и отошел. Гардан и Мичем пошли в другом направлении, к заброшенной конюшне.

Паг обошел дом, и теперь перед ним была его задняя сторона. Здесь было еще несколько строений. Он сжал нож в правой руке и вошел в ближайшее. Над ним было открытое небо: крыша обрушилась. Красная черепица, колотая и поблекшая валялась по полу, похоже, кладовой с полками по трем стенам. Паг обследовал остальные комнаты этого строения, и нашел, что они похожи на эту. Это было что-то вроде склада.

Он подошел к следующей постройке и нашел там большую кухню. У одной из стен была каменная печь, достаточно большая, чтобы поставить несколько котлов одновременно, а за заслонкой, над тем местом, где должен был гореть огонь, висел вертел, достаточно большой, чтобы жарить говяжий бок или целого барана. Посреди комнаты стояла громадная разделочная каменная глыба, вся в зарубках от ударов мясницких топоров и ножей. Паг осмотрел странный бронзовый горшок в углу, покрытый пылью и паутиной. Он перевернул его и нашел деревянную ложку. Взглянув вверх, он мельком заметил кого-то снаружи, рядом с дверью в кухню.

— Мичем? Гардан? — позвал он и медленно приблизился к двери.

Он шагнул наружу, никого не увидел, но снова мельком заметил какое-то движение около задней двери главного строения.

Он поспешил к ней, полагая, что товарищи уже внутри. Войдя туда, он заметил какое-то движение в боковом коридоре. Он на мгновение остановился и оглядел странный дом.

Перед ним был дверной проем, сквозь который был виден большой внутренний двор под открытым небом. Дом на самом деле оказался пустой площадкой с колоннами, удерживающими крышу там, где она была. В самом центре двора был еще один фонтан и маленький садик. Как и снаружи, фонтан был неисправен, а сад задушен сорняками.

Паг повернулся туда, где видел движение. Через низкую боковую дверь он зашел в темный коридор. Кое-где на крыше не хватало черепицы, так что свет случайно проникал сюда, и Паг легко видел, куда идет. Он прошел две пустых комнаты, подозревая, что это спальни.

Он повернул за угол и оказался перед дверью в какую-то странную комнату и вошел. Стены были выложены мозаикой, изображающей морских животных, резвящихся в пене с едва одетыми мужчинами и женщинами. Этот вид изобразительного искусства был нов для Пага. Немногие гобелены и картины в герцогских залах все были очень жизненными, с неяркими цветами и детальным исполнением. На этой мозаике были лишь образы людей, не охватывающие деталей.

В полу было большое углубление, похожее на бассейн, со ступенями ведущими в него. Из противоположной стены торчала латунная рыбья голова, свисающая над бассейном. Что это была за комната, было за пределами воображения Пага.

Как будто прочитав его мысли, сзади раздался голос:

— Это тепидарий.

Паг повернулся: перед ним стоял человек. Он был среднего роста, с высоким лбом и глубоко посаженными черными глазами. На висках была седина, но в основном волосы были темные, а борода черна как ночь. На нем была коричневый балахон из простого материала, веревка вокруг талии. В левой руке он держал крепкий дубовый посох. Паг напрягся, держа перед собой длинный охотничий нож.

— Нет, паренек. Убери свой секач. Я не причиню тебе вреда, — он улыбнулся так, что Паг поневоле расслабился.

Паг опустил нож и спросил:

— Как ты назвал эту комнату?

— Тепидарий, — сказал он, входя в комнату. — Здесь теплая вода по трубе втекала в бассейн, и купальщики могли снять одежду и положить ее вон на те полки, — он показал на полки на задней стене. — Слуги стирали и сушили одежду гостей, пришедших к обеду, пока те купались здесь.

Пагу мысль о том, что гости вместе купались в чьем-то доме, показалась новой и странной, но он ничего не сказал.

Человек продолжил:

— За той дверью, — он показал на дверь рядом с бассейном, был другой бассейн с очень горячей водой, в комнате, которая называлась калидарий. Дальше, в комнате, которая называлась фригидарий, был бассейн с холодной водой. Была и четвертая комната — она называлась анкторий, — где слуги натирали купальщиков ароматными маслами. И они терли кожу деревянными палочками. Тогда у них не было мыла.

Пага озадачило такое количество разных комнат для купания.

— Похоже, много времени тратилось на мытье. Это очень странно.

Человек оперся на посох.

— Так это и должно казаться тебе, Паг. Но я думаю, тем, кто построил этот дом, залы твоего замка тоже показались бы странными.

Паг вздрогнул.

— Как ты узнал мое имя?

Человек снова улыбнулся.

— Высокий солдат позвал тебя по имени, когда ты подошел к строению. Я следил за вами, держась вне ваших взоров, пока не убедился, что вы не пираты, пришедшие за древним кладом. Очень немногие пираты столь молоды, так что я подумал, что поговорить с тобой безопасно.

Паг внимательно оглядел его. В нем было что-то, что предполагало в его словах какой-то скрытый смысл.

— Почему ты заговорил со мной?

Человек уселся на край пустого бассейна. Край его балахона немного задрался открыв прочно сделанные сандалии.

— Я все время в одиночестве, и возможность поговорить с путешественниками довольно редка. Так что я подумал, что вы ненадолго навестите меня, прежде чем вернетесь на корабль.

Паг тоже сел, но оставил между ними приличное расстояние.

— Ты живешь здесь?

Человек оглядел комнату.

— Нет, хотя раньше жил, очень давно, — в его голосе была задумчивая нотка, как будто эти слова вызвали в нем давно похороненные воспоминания.

— Кто ты?

Человек снова улыбнулся, и тревога Пага исчезла. В его поведении было что-то успокаивающее, и Паг видел, что он не замышляет зла.

— Обычно меня называют странником, потому что я повидал много земель. Здесь меня иногда зовут отшельником, потому что так я живу. Можешь называть меня как хочешь. Это все равно.

Паг пристально посмотрел на него.

— У тебя нет настоящего имени?

— Много, так много, что несколько я даже забыл. Когда я родился, мне дали имя, как и тебе, но в моем племени это имя должно быть известно только отцу и магу-священнику.

Паг поразмыслил над этим.

— Это очень странно, как и этот дом. А кто твой народ?

Странник добродушно рассмеялся.

— У тебя любопытный ум, полный вопросов, Паг. Это хорошо, — он помолчал мгновение, потом сказал:

— А откуда ты и твои товарищи? Корабль в заливе под наталским флагом Бордона, но твое произношение и одежда — Королевства.

— Мы из Крайди, — сказал Паг, и кратко описал человеку их путешествие. Человек задал несколько простых вопросов, и не сознавая этого, Паг вскоре понял, что рассказал все, что привело их на этот остров и план на дальнейший путь.

Когда он закончил, странник сказал:

— Действительно, удивительная история. Надо думать, произойдет еще больше чудес, прежде чем эта странная встреча двух миров завершится.

Паг вопросительно взглянул на него.

— Не понимаю.

Странник покачал головой.

— Я и не жду, что ты поймешь, Паг. Скажем, случаются вещи, которые можно понять только проанализировав впоследствии, когда участников отделяет от участия некоторый промежуток времени.

Паг почесал колено.

— Ты говоришь как Калган, когда он пытается объяснить мне, как действует магия.

Странник кивнул.

— Подходящее сравнение. Хотя часто единственный способ понять, как действует магия, — это приводить ее в действие.

Паг просветлел.

— Ты тоже маг?

Странник погладил свою длинную черную бороду.

— Некоторые считали меня магом, хотя я сомневаюсь, что мы с Калганом разделяем понимание подобных вещей.

Выражение лица Пага показывало, что он не считал это объяснение удовлетворительным, даже если он этого и не говорил. Странник наклонился вперед.

— Я могу сотворить пару заклинаний, если это отвечает на твой вопрос, юный Паг.

Паг услышал, что со двора кричат его имя.

— Идем, — сказал странник. — Твои друзья зовут. Лучше пойти и заверить их, что с тобой все в порядке.

Они вышли из купальной комнаты и пошли к открытому двору и внутреннему саду. Большая передняя отделяла сад от фасада дома, и они вышли через нее наружу. Увидев Пага в компании странника, остальные быстро огляделись вокруг и вытащили оружие. Калган с принцем пересекли двор и встали перед ними. Странник поднял руки — всеобщий знак того, что он безоружен.

Принц заговорил первым.

— Кто твой спутник, Паг?

Паг представил странника.

— Он не замышляет зла. Он прятался, пока не убедился, что мы не пираты, — он протянул нож Мичему.

Если это объяснение и было неудовлетворительным, Арута не подал виду.

— Что ты здесь делаешь?

Странник развел руками, зажав посох в локте левой.

— Я живу здесь, принц Крайдийский. Надо думать, мне такой вопрос приличествует больше.

Принц напрягся, услышав такое обращение, но тут же расслабился.

— Если так, то ты прав, потому что это мы вторглись сюда. Мы искали отдыха от этих корабельных клетушек, ничего больше.

Странник кивнул.

— Тогда добро пожаловать в Вилла Беата.

— Что такое Вилла Беата? — спросил Калган.

Странник обвел вокруг правой рукой.

— Этот дом — Вилла Беата. На языке его строителей это означает «благословенный дом», и таким он и был многие годы. Как видите, он знавал лучшие дни.

Все чувствовали себя легко со странником, потому что его свободное поведение и дружелюбная улыбка действовали на них успокаивающе.

— А что случилось с теми, кто выстроил это странное место? — спросил Калган.

— Умерли… или ушли. Они думали, что это Инсула Беата, или Благословенный Остров, когда впервые пришли сюда. Они сбежали от ужасной войны, которая изменила историю их мира, — его глаза затуманились, как будто было очень больно об этом вспоминать. — Великий король умер… или считался умершим, потому что некоторые говорили, что он может вернуться. Это было ужасное и печальное время. Здесь они искали мирной жизни.

— Что с ними случилось? — спросил Паг.

Странник пожал плечами.

— Пираты или гоблины? Болезнь или сумасшествие? Кто знает? Я увидел этот дом таким же, как вы видите сейчас, а те кто здесь жил исчезли.

— Ты рассказываешь о странных вещах, друг странник, — сказал Арута. — Я мало знаю о таком, но, кажется, это место покинуто уже многие века. Как это ты знал тех, кто здесь жил?

Странник улыбнулся.

— Это было не так давно, как можно вообразить, принц Крайдийский. Да и я старше, чем выгляжу. Это от хорошей и обильной пищи и регулярного купания.

Мичем все это время изучал странника, будучи из всех вышедших на берег самым подозрительным.

— А как насчет Черного? Он тебя не беспокоит?

Странник посмотрел через плечо на верхушку замка.

— Макрос Черный? У нас с магом нет причин, чтобы плохо ладить. Он терпит, что я хожу по острову, пока я не вмешиваюсь в его работу.

Пага вдруг осенило подозрение, но он ничего не сказал, а странник продолжил:

— Такому могущественному и ужасному колдуну нечего опасаться простого отшельника, уверен, что вы согласитесь с этим, — он наклонился вперед и заговорщицким тоном добавил:

— Кроме того, я думаю, его репутация сильно преувеличена, чтобы держать пришельцев подальше. Сомневаюсь, что он обладает всем тем, что ему приписывают.

— Тогда, возможно, нам следует навестить этого колдуна, сказал Арута.

Отшельник взглянул на принца.

— Сомневаюсь, что вы будете в замке желанными гостями. Колдун частенько по горло занят работой и очень не любит, когда его прерывают. Он, конечно, не может быть легендарным творцом всех мировых бед, но все-таки может тем, кто его посетит, доставить больше неприятностей, чем пользы. В целом, он плохая компания, — в его словах была едва заметная ирония.

Арута посмотрел вокруг и сказал:

— Думаю, мы здесь увидели все интересные вещи, которые могли. Наверное, нам следует вернуться на корабль.

Никто не спорил, и принц сказал:

— А ты, друг странник?

Незнакомец развел руками.

— Я продолжу жить в одиночестве, ваше высочество. Я получил удовольствие от этого маленького посещения и новостей о событиях во внешнем мире, но сомневаюсь, что завтра вы найдете меня, если будете искать.

Очевидно было, что больше от него ничего не дождешься, и Арута вдруг ощутил, что его раздражают рассеянные ответы человека.

— Тогда прощай, странник. Да хранят тебя боги.

— И тебя, принц Крайдийский.

Они повернулись, чтобы уйти, но Паг споткнулся и тяжело обрушился на Калгана. Оба упали на землю, образовав клубок из тел. Странник помог подняться парню, а Мичем с Гарданом — толстому магу. Калган оперся на ногу, и стал падать. Арута и Мичем подхватили его.

— Похоже, ты подвернул лодыжку, друг волшебник. Вот, — он протянул свой посох. — Мой посох сделан из крепкого дуба, и он выдержит твой вес на пути к кораблю.

Калган взял предложенный посох и оперся на него, потом осторожно шагнул, и понял, что с помощью посоха осилит обратный путь.

— Спасибо, но как ты сам?

Незнакомец пожал плечами.

— Обычный посох, легко найти ему замену, друг волшебник. Может быть, у меня когда-нибудь будет возможность попросить его назад.

— Я сохраню его до того дня.

Странник повернулся прочь со словами:

— Хорошо. Тогда снова прощайте, до того дня.

Посмотрев ему вслед, они повернулись друг к другу с удивлением на лицах. Арута заговорил первым:

— Чудной человек этот странник.

Калган кивнул.

— Даже более чудной, чем вам кажется, принц. Когда он уходил, я почувствовал колдовство, как будто он накладывает заклинание, то, которое заставляет всех вокруг верить ему.

Паг повернулся к Калгану.

— Я хотел задать ему так много вопросов, но я не мог себя заставить.

— Точно, я чувствовал то же самое, — сказал Мичем.

— У меня есть мысль, — сказал Гардан, — что мы говорили с самим колдуном.

— Это моя мысль, — сказал Паг.

Калган оперся на посох и сказал:

— Возможно. Если так, то у него есть свои причины скрывать свою личность.

Поговорив об этом, они медленно пошли вверх по тропе ведущей прочь от дома. Когда они добрались до бухточки, куда пристала их лодка, Паг почувствовал, что что-то касается его груди. Он запустил руку под тунику и нашел там сложенный лист пергамента. Озадаченный находкой, он вытащил его. Насколько он помнил, он не находил его. Странник, должно быть, засунул его ему за пазуху, когда помогал Пагу подняться.

Калган оглянулся, двинувшись к лодке, и увидев выражение лица Пага, спросил:

— Что там у тебя?

Паг протянул ему пергамент, остальные собрались вокруг мага. Калган развернул пергамент. Он прочитал его и удивленно уставился на всех. Он прочитал его снова, уже вслух.

Я радушно принимаю тех, у кого в сердцах нет злобы. Вы поймете, что наша встреча не была случайной. Пока мы не встретимся снова, храните посох отшельника как знак дружбы и доброй воли. Не ищите меня до назначенного времени, потому что оно тоже предопределено.

Макрос.

Калган протянул послание Пагу, и он прочитал его.

— Значит, отшельник и был Макрос!

Мичем потер подбородок.

— Я чего-то тут не понимаю.

Калган посмотрел на замок, где все еще сверкал свет в единственном окне.

— Я тоже, старина. Но что бы это ни значило, я думаю, колдун желает нам добра, и я считаю, что это хорошо.

Они вернулись на корабль и разошлись по каютам. Отдохнув ночью, они утром узнали, что корабль был готов отплыть с послеполуденным приливом. Они подняли паруса, и их встретил не по сезону легкий бриз, гонящий их прямо к Крондору.

12. СОВЕТЫ

Паг был в нетерпении от безделья.

Он сидел и смотрел в окно крондорского дворца принца. На улице шел снег, как и последние три дня. Герцог и Арута ежедневно встречались с принцем Крондорским. В первый день Паг рассказалсвою историю о том, как нашел цуранийский корабль, и был отпущен. Он вспомнил эту неловкую для него беседу.

Он был удивлен, что принц молод, едва за тридцать, хоть и не бодр и не здоров. Паг испугался, когда во время беседы замечания принца были прерваны яростным приступом кашля. Его бледное лицо, покрытое испариной, показывало, что его здоровье гораздо хуже, чем кажется по его поведению.

Он отклонил предложение Пага о том, чтобы уйти и вернуться в более удобное для принца время. Эрланд Крондорский задумчиво и терпеливо выслушал повествование Пага, приободряя его по ходу дела, чтобы тот не чувствовал себя слишком уж неловко перед престолонаследником Королевства. Его глаза с пониманием глядели на Пага, как будто смущенные мальчики, стоящие перед ним, были для принца самым обычным делом. Выслушав повествование Пага, он поговорил с ним о разных мелочах, таких как его учеба, его случайное возвышение в дворянство, как будто для его государства это было важно.

Паг решил, что принц Эрланд ему понравился. Второй по власти, которой обладает, человек в Королевстве и первый на Западе был сердечным, дружелюбным и пекся об удобстве наименее важного из его гостей.

Паг оглядел комнату, все еще не привыкнув к великолепию дворца. Даже это маленькая комнатка была обставлена богато, с накрытой балдахином кроватью вместо спальной койки. Паг впервые спал на кровати, и нашел что привыкнуть к глубоким мягким пуховым перинам довольно сложно. В углу комнаты стоял шкаф, в котором было больше одежды, чем Паг мог сносить за всю жизнь. Вся одежда была богато выткана, прекрасно скроена, похоже, на его размер. Калган сказал, что это подарок принца.

Тишина, царившая в комнате, напомнила Пагу, как мало он в последнее время видел Калгана и остальных. Гардан с солдатами отбыли сегодняшним утром с пачкой письменных распоряжений для принца Лиама от его отца, а Мичема поселили вместе с дворцовой охраной. Калган часто участвовал во встречах с принцем, так что у Пага было много времени наедине с собой. Жаль было, что с собой у него нет его книг, а то бы он, по крайней мере, с толком использовал время. Со времени прибытия в Крондор делать было совершенно нечего.

Не раз Паг думал о том, как бы Томасу понравилась новизна дворца, который, казалось, сделан, скорее, из стекла и магии, нежели из камня, и людей в нем. Он думал о своем потерянном друге, надеясь, что Долган как-то нашел его, однако не предполагая этого. Даже по прошествии месяца он часто поворачивался, ожидая увидеть рядом Томаса.

Не желая более сидеть без дела, Паг открыл дверь и выглянул в коридор идущий по восточному крылу дворца принца. Он торопливо пошел по нему, ища знакомое лицо, чтобы развеять скуку.

Навстречу прошел страж и отдал ему честь. Паг все еще никак не мог привыкнуть к тому, что ему каждый раз, когда мимо проходит солдат, салютуют, но дворцовая прислуга воздавала ему, как члену герцогской свиты, все положеные по его рангу сквайра почести.

Дойдя до более узкого коридора, он решил исследовать дворец.

Принц самолично сказал ему, что он может свободно ходить по дворцу, но Паг стеснялся выйти из своей комнаты. Сейчас скука вызвала в нем тягу к приключениям, по крайней мере, к тем, которые были возможны в этих обстоятельствах.

Паг наткнулся на маленькую нишу с окном, из которого был другой вид на окрестности дворца, и сел на скамейку возле окна. За дворцовыми стенами внизу виднелся крондорский порт, похожий отсюда на игрушечную деревню, покрытую белым саваном. Из многих зданий шел дым — единственный признак жизни в городе. Корабли, стоящие на якоре в ожидании более благоприятной погоды, тоже казались игрушечными.

Тонкий голос позади вывел Пага из размышлений.

— Вы принц Арута?

Сзади стояла девочка лет шести или семи с большими зелеными глазами и темными красновато-каштановыми волосами, собранными в серебряную сетку. Платье было простое, но выглядело прекрасно, из красной материи, с белыми кружевами на рукавах. Лицо было хорошенькое, но глубоко сосредоточенное, что придавало ему смешную важность.

Паг помедлил мгновенье и сказал:

— Нет, я Паг. Я приехал с принцем.

Девочка и не попыталась скрыть свое разочарование. Пожав плечами, она подошла и села рядом с Пагом. Взглянув на него все с той же важностью, она сказала:

— Я так надеялась, что ты можешь оказаться принцем. Я хотела хоть одним глазком взглянуть на него, прежде чем вы уедете в Саладор.

— Саладор, — уныло сказал Паг.

Он надеялся, что путешествие их окончится визитом к принцу. Последнее время он часто думал о Карлайн.

— Да. Папа говорит, что вы все немедленно уедете в Саладор, а там сядете на корабль и поплывете в Рилланон.

— А кто твой отец?

— Принц, глупый. Ты что, ничего не знаешь?

— Кажется, нет, — Паг взглянул на девочку и увидел еще одну Карлайн в процессе развития.

— Ты, должно быть, принцесса Анита.

— Конечно. И я, к тому же, настоящая принцесса. Не дочь герцога, а дочь принца. Мой отец, если бы захотел, мог бы быть королем, но он не захотел. А если бы захотел, я когда-нибудь стала бы королевой. Но я не стану. А ты чем занимаешься?

Такой внезапный вопрос застал Пага врасплох. Болтовня ребенка была очень утомительной, и он не особо следил за ней, сосредоточившись на виде из окна.

Помедлив, он проговорил:

— Я ученик герцогского волшебника.

Глаза принцессы округлились, и она спросила:

— Настоящего волшебника?

— Настоящего.

Ее личико осветилось восхищением.

— Он может превращать людей в жаб? Мама сказала, что волшебники могут превращать людей в жаб, если они плохие.

— Не знаю. Я спрошу, когда увижу его… если увижу его снова, — сказал он, вздохнув.

— Ой, правда? Я так хотела бы узнать, — она казалось, была крайне очарована перспективой узнать, правду ли говорит сказка. — А не мог бы ты мне сказать, где я могу увидеть принца Аруту?

— Не знаю. Я сам его не видел два дня. А зачем ты хочешь его увидеть?

— Мама говорит, что когда-нибудь, я, возможно, выйду за него замуж. Я хочу узнать, хороший ли он человек.

Паг некоторое время переваривал мысль о том, что этот крошечный ребенок может выйти замуж за младшего сына герцога. Нередко вельможи связывали своих детей помолвкой до их совершеннолетия. Через десять лет она будет женщиной, а принц все еще будет молодым человеком, графом какого-нибудь небольшого замка Королевства. И все-таки, Пага эта идея заинтриговала.

— Ты думаешь, тебе понравится жить с графом? — спросил Паг, тут же поняв, что вопрос глупый.

Принцесса наградила его взглядом, который сделал бы честь и отцу Талли.

— Глупый! Как я могу знать это, если я даже не знаю, за кого меня выдадут мама и папа?

Ребенок вскочил.

— Ладно, мне пора возвращаться. Мне не положено здесь находиться. Если меня найдут за пределами моих комнат, я буду наказана. Желаю приятного путешествия в Саладор и Рилланон.

— Спасибо.

Внезапно встревожившись, она спросила:

— А ты никому, не скажешь, что я здесь была, а?

Паг заговорщицки улыбнулся.

— Нет. Твой секрет в безопасности.

Она облегченно улыбнулась и украдкой выглянула в обе стороны коридора.

— Он хороший человек, — сказал Паг.

Принцесса остановилась.

— Кто?

— Принц. Он хороший человек. Склонен к грусти и мрачности, но в целом приятный.

Принцесса нахмурилась на мгновенье, переваривая сведения. Потом, широко улыбнувшись, сказала:

— Это хорошо. Я бы не захотела выходить замуж за нехорошего человека, — хихикнув, она повернула за угол и исчезла.

Паг посидел еще немного, наблюдая за снегопадом, размышляя над тем, что ребенок озабочен государственными вопросами, и над ее большими зелеными глазами.

В тот вечер принц устроил праздник в честь герцога и его свиты. Все придворные вельможи и самые богатые простолюдины Крондора присутствовали на торжестве. Обедать село больше четырехсот человек, и Паг оказался за столом с незнакомцами, которые несмотря на качество его одежды и, в первую очередь, на то, что он вообще там был, вежливо проигнорировали его. Герцог и принц Арута сидели за главным столом с принцем Эрландом и его женой, принцессой Алисией, а также герцогом Дулаником, канцлером и рыцарем-маршалом Крондорского княжества. Вследствие плохого здоровья Эрланда все военные дела Крондора легли на плечи Дуланика, и он оживленно беседовал с лордом Барри, лордом-адмиралом Крондорского флота. Другие министры сидели рядом, а гости — за столами поменьше. Паг сидел за одним из самых удаленных от стола принца.

Слуги суетились вокруг, разнося большие блюда с едой и графины с вином. Менестрели бродили по залу, исполняя новые баллады и песенки. Жонглеры и акробаты выступали перед столами, не замечаемые гостями, но старались изо всех сил, потому что мастер-церемонимейстер не позвал бы их снова, если бы посчитал, что их усердия недостаточно.

Стены были покрыты огромными знаменами и гобеленами. Здесь были знамена всех больших домов Королевства, от золотого с коричневым Крайди на дальнем западе до белого с зеленым Рэна на востоке. Позади главного стола висело знамя Королевства: золотой лев на задних лапах, держащий меч, с короной над головой на пурпурном поле — древний герб королей династии конДуанов. Рядом висело знамя Крондора: орел, летящий над горной вершиной, серебряное с королевским пурпуром. Только принц и король в Рилланоне могли носить королевский цвет. Боррик и Арута были в красных мантиях поверх туник, означающих, что они принцы королевства, родственники королевской фамилии. Паг впервые видел, что эти двое носят официальные знаки, отличающие их положение.

Повсюду царило веселье, но даже через весь зал Паг видел, что разговор за столом принца был приглушенным. Боррик и Эрланд почти весь обед разговаривали между собой, наклонившись друг к другу.

Паг вздрогнул: его кто-то тронул за плечо. Он повернулся и увидел кукольное личико, выглядывающее из-за штор в полуметре позади него. Принцесса Анита приложила палец к губам и сделала ему рукой знак, чтобы он шагнул к ней. Паг увидел, что остальные за его столом смотрят на великих или почти великих, так что никто не заметит ухода неизвестного мальчишки. Он поднялся и прошел сквозь занавесь, очутившись в маленьком алькове для прислуги. Перед ним были еще одни шторы, ведущие на кухню, как предположил Паг, через которые украдкой и выглядывал маленькая беглянка из постели. Паг подошел туда, где ждала Анита, увидев, что коридор, соединяющий кухню с залом, на самом деле достаточно длинный. Вдоль стены стоял длинный стол, заставленный посудой и бокалами.

— Что ты здесь делаешь? — спросил Паг.

— Тихо! — громко прошептала она. — Мне не положено здесь находиться.

Паг улыбнулся.

— Не думаю, что тебе стоит опасаться быть услышанной, для этого тут слишком шумно.

— Я пришла увидеть принца. Который он?

Паг сделал ей знак зайти в альков, и немного отодвинул штору в сторону. Он показал на главный стол.

— Он третий от твоего отца, в черно-серебряной тунике и красной мантии.

Ребенок поднялся на цыпочки.

— Я не вижу.

Паг на мгновенье поднял ее на руки. Она улыбнулась ему.

— Я у тебя в долгу.

— Вовсе нет, — сказал Паг с насмешливо-церемонной интонацией. Оба рассмеялись.

Рядом со шторой раздался голос, и принцесса вздрогнула.

— Мне пора убегать! — она стрелой пронеслась через альков, вторые шторы и исчезла из виду, направляясь к кухне.

Шторы из банкетного зала раздвинулись, и на Пага уставился озадаченный слуга. Не зная, что сказать, слуга кивнул. Мальчик не должен бы здесь находиться, но, судя по его платью, он был кем-то важным.

Паг огляделся, и наконец не очень уверенно сказал:

— Я хотел попасть в свою комнату, но, должно быть, пошел не туда.

— Крыло для гостей за первой слева дверью в обеденном зале, сэр. А… здесь кухня. Вы хотели бы, чтобы я показал вам дорогу? Сам слуга, очевидно, не хотел этого, да и Паг тоже не горел желанием, чтобы его провожали.

— Нет, благодарю, я найду сам, — сказал он.

Паг вернулся за свой стол, никем не замеченный. Дальнейшая трапеза прошла без происшествий, кроме, разве что, странного взгляда слуги.

Время после обеда Паг провел разговаривая с сыном купца. Два юноши встретились в битком набитом зале, где принц вел послеобеденный прием. Они битый час были вежливы по отношению друг к другу, потом подошел отец мальчика и увел его с собой. Паг постоял, не замечаемый другими гостями принца, но потом решил, что мог бы ускользнуть в свою комнату, не оскорбив этим никого: никто бы не заметил, что его нет. Кроме того, он не видел принца, лорда Боррика и Калгана, с тех пор как они ушли из-за стола. В основном прием проводился под присмотром двух десятков должностных лиц и принцессы Алисии, очаровательной женщины, вежливо поговорившей с Пагом одно мгновенье, когда он подошел.

Вернувшись в свою комнату, Паг обнаружил там ожидающего его Калгана.

Калган без предисловий сказал:

— Мы уезжаем на рассвете, Паг. Принц Эрланд посылает нас в Рилланон, встретиться с королем.

— Почему это принц посылает нас? — раздраженно спросил Паг, потому что уже сильно тосковал по дому.

Прежде чем Калган мог ответить, дверь распахнулась и в ярости влетел принц Арута. Паг удивился его несдержанному гневу.

— Калган! Вот ты где, — сказал Арута, захлопнув дверь. — Ты знаешь, что что намерен предпринять наш царственный кузен в отношении вторжения цурани?

Прежде чем Калган мог что-либо сказать, принц ответил сам:

— Ничего! Он и пальцем не двинет, чтобы послать помощь в Крайди, пока отец не увидится с королем. А на это уйдет, по меньшей мере, два месяца.

Калган поднял руку. Вместо советника герцога Арута увидел перед собой одного из своих прежних учителей. Калган, как и Талли, все еще мог распоряжаться сыновьями герцога, если возникала нужда.

— Спокойно, Арута.

Арута покачал головой и подтащил к себе полукресло.

— Прости, Калган. Следовало держать себя в руках, — он заметил, что Паг смущен. — Извини и ты, Паг. Ты о многом, относящемся к этому, не знаешь. Возможно… — он вопросительно посмотрел на Калгана.

Калган вытащил трубку.

— Можешь сказать и ему, он едет с нами дальше. Он и так скоро узнает.

Арута немного постучал пальцами по подлокотнику, потом выпрямился и сказал:

— Мой отец и Эрланд целыми днями совещались о том, как лучше всего встретить этих чужаков, если они явятся. Принц даже согласился, что они, вероятно, явятся, — он помолчал. — Но он ничего не сделает для того, чтобы собрать вместе Западные Армии, пока король не даст разрешения.

— Не понимаю, — сказал Паг. — Разве принц не должен командовать Западными Армиями так, как считает нужным?

— Больше нет, — сказал Арута, чуть ли не скривившись.

— Король меньше года тому назад известил принца, что армии не могут быть собраны без его позволения, — Арута откинулся на спинку полукресла, а Калган выпустил облачно дыма. — Это нарушение традиций. Никогда Западные Армии не имели другого командира кроме принца Крондора, так же как Восточные Армии принадлежали королю.

Паг все еще не понимал.

— Принц — лорд-маршал короля на Западе, — сказал Калган, — единственный человек помимо короля, который может распоряжаться герцогом Борриком и другими рыцарями-генералами. Если он призовет, поднимутся все герцоги от Малакс Кросса до Крайди, со своими гарнизонами и рекрутами. Король Родрик по каким-то своим причинам решил, что никто не может собирать армии без его подтверждения.

— Отец, несмотря на это, ответил бы на призыв принца, как и другие герцоги, — сказал Арута.

Калган кивнул.

— Может быть этого король и боится, потому что Западные Армии уже давно принадлежат скорее принцу, чем королю. Если бы призвал твой отец, многие бы собрались, потому они уважают его так же, как и Эрланда. А если король скажет нет…

Арута кивнул.

— Раздор внутри Королевства.

Калган взглянул на трубку.

— Дело, возможно, дойдет даже до гражданской войны.

Пага это обеспокоило. Он, несмотря на новоприобретенный титул, был замковым мальчишкой.

— Даже если это для защиты Королевства?

Калган медленно мотнул головой.

— Даже тогда. Потому что некоторые люди, в том числе и король, считают то, как что-то сделано, столь же важным, как и то, что, собственно, сделано, — Калган помолчал. — Герцог Боррик не говорит об этом, но между ним и некоторыми восточными герцогами существует давняя вражда, особенно, с его кузеном, Ги дю Ба-Тира. Эти трения между принцем и королем только добавят напряжения между Западом и Востоком.

Паг выпрямился на стуле. Он знал, что это важнее, чем он себе представляет, но в том, как он видел все это, были большие пробелы. Как мог король возмутиться, что принц созвал армии для защиты Королевства? Это казалось ему бессмысленным, несмотря на объяснение Калгана. И что за проблемы на Востоке, о которых не хочет говорить герцог Боррик?

Маг поднялся.

— Нам завтра рано вставать, так что лучше немного поспать. Будет долгая скачка до Саладора, а потом еще одно длинное путешествие на корабле в Рилланон. К тому времени как мы доберемся до короля, в Крайди наступит первая оттепель.

Принц Эрланд пожелал отряду приятного путешествия. Они садились на лошадей на площади перед дворцом. Он выглядел бледным и глубоко озабоченным.

Маленькая принцесса стояла у окна наверху и махала Пагу крошечным платочком. Пагу это напомнило о другой принцессе, и он стал гадать, вырастет ли Анита такой же, как Карлайн, или будет более уравновешенной.

Они выехали со двора туда, где их ожидал эскорт Королевских Крондорских Уланов, готовых сопровождать их в Саладор. Это будет трехнедельная скачка мимо болот Даркмура, мимо Малакс Кросса — точки, разделяющей западную и восточную области, — и далее в Саладор. Там они сядут на корабль и еще через две недели достигнут Рилланона.

Уланы были в тяжелых серых плащах, но под ними были видны пурпурно-серебряные воинские одеяния принца Крондорского, а на щитах был рисунок Крондорского королевского дома. Для герцога было честью, что его сопровождала личная гвардия принца, а не подразделение городского гарнизона.

Как только они выехали из города, тут же начался снег, и Паг стал гадать, увидит ли он когда-нибудь снова весну в Крайди. Он спокойно сидел на лошади, бредущей по дороге на восток, пытаясь разобраться во впечатлениях последних недель, потом бросил это, смирившись со всем, что бы ни случилось.

Путь до Саладора занял четыре недели вместо трех, потому что в горах к западу от Даркмура была неожиданно сильная буря. Им пришлось заночевать на постоялом дворе на окраине деревни, получившей свое название из-за болот.[4] Постоялый двор был маленьким, и им пришлось набиться туда на несколько дней, невзирая на их высокое положение. Еда была простой, а эль безвкусным, и к тому времени как прошла буря, они уже рады были оставить Даркмур позади.

Еще один день был потерян, когда они случайно наткнулись на деревню, которую грабили бандиты. Вид приближающейся кавалерии спугнул разбойников, но герцог приказал прочесать окрестности, чтобы убедиться, что они не вернутся, как только солдаты ускачут. Жители открыли герцогскому отряду свои двери, приглашая их и предлагая лучшую пищу и самые теплые постели. По меркам герцога это было скудно, но он милостиво принял их радушие, потому что знал, что это все, что у них было. Паг получил удовольствие от простой пищи и компании, самой близкой к тому, что было дома, с тех пор как он покинул Крайди.

Когда до Саладора оставалось полдня пути, они неожиданно встретили патруль городской стражи. Капитан стражников выехал вперед. Осадив лошадь, он крикнул:

— Что привело гвардию принца в Саладорские земли?

Между двумя городами были не особо теплые отношения, и крондорцы ехали без своего знамени. Его тон не оставлял сомнений в том, что он рассматривал их присутствие здесь как посягательство на свою территорию.

Герцог Боррик распахнул плащ, открывая воинское одеяние.

— Передайте своему господину, что Боррик, герцог Крайдийский, приближается к городу и хотел бы воспользоваться гостеприимством лорда Кера.

Капитан был поражен. Заикаясь, он произнес:

— Мои извинения, Ваша светлость. Я и не предполагал… Знамени не было…

— Мы оставили его в лесу, через который проезжали, — сухо сказал Арута.

Капитан смутился.

— Милорд?

— Ничего, капитан, — ответил Боррик. — Просто передайте господину.

Капитан отдал честь.

— Есть, ваша светлость, — он развернул лошадь и махнул рукой одному из всадников, чтобы тот подъехал. Капитан отдал ему приказ, и тот пришпорил свою лошадь в сторону города и вскоре скрылся из виду.

Капитан вернулся к герцогу.

— Если позволите, Ваша светлость, мои люди в вашем распоряжении.

Герцог взглянул на уставших от путешествия крондорцев. Они все явно наслаждались смущением капитана.

— Думаю, тридцать воинов достаточно, капитан. Саладорская городская стража славится тем, что не пускает разбойников в окрестности города.

Капитан, не поняв, что над ним насмехаются, сразу заважничал.

— Благодарю, ваша светлость.

— Вы и Ваши люди можете вернуться к патрулированию.

Капитан снова отдал честь и вернулся к своим солдатам. Он прокричал приказ тронуться и колонна стражей прошествовала мимо герцогского отряда. Капитан скомандовал отдать честь, и пики наклонились в сторону герцога. Герцог ответил на приветствие ленивым движением руки, и, когда стражники проехали, сказал:

— Хватит этих глупостей. Поехали в Саладор.

Арута рассмеялся.

— Отец, нам нужны на Западе такие люди.

Боррик повернулся.

— А? Как это?

Лошади тронулись, и Арута ответил:

— Чтобы полировать щиты и чистить сапоги.

Герцог улыбнулся, а крондорцы рассмеялись.

Западные солдаты свысока смотрели на солдат Востока. На Востоке установился мир еще задолго то того, как Запад начал экспансию Королевства, и в Восточной Области было мало неприятностей, требующих военного искусства. Гвардейцы принца Крондорского были испытанные в бою ветераны, в то время как саладорский гарнизон, как считали солдаты Запада, лучше всего служил на параде.

Вскоре они заметили признаки того, что приближается город: обработанная земля, деревни, придорожные таверны и телеги, нагруженные товаром на продажу. К закату они уже видели вдали стены Саладора.

Когда они вошли в город, их ожидала вся рота личной гвардии герцога Кера, выстроившись вдоль улицы до самого дворца. Как и в Крондоре, замка здесь не было, потому что нужда в нем отпала, когда окрестные земли стали цивилизованными.

Проезжая по городу, Паг понял, насколько все-таки Крайди был приграничным городом. Несмотря на свою политическую силу, герцог Боррик все-таки был лордом приграничной провинции.

На улицах стояли горожане и глазели на западного герцога с дикой границы у Дальнего Побережья. Некоторые громко приветствовали их, потому что шествие было похоже на парад, но большинство стояли тихо, разочарованные тем, что герцог и его свита выглядят так же, как другие люди, а не как промокшие насквозь кровью варвары.

Когда они дошли до дворца, выбежали слуги и приняли у них лошадей. Дворцовый стражник показал солдатам из Крондора казармы, где они могли отдохнуть, прежде чем вернуться в город принца. Другой, с капитанским знаком отличия на форме, повел герцога со свитой по ступеням внутрь здания.

Паг изумленно глядел на все, потому что дворец был даже больше, чем дворец принца в Крондоре. Они прошли через несколько внешних комнат и попали во внутренний двор. Фонтаны и деревья украшали сад, за которым и стоял центральный дворец. Паг понял, что здание, по которому они только что прошли было всего лишь одним из вспомогательных, окружающих жилые апартаменты герцога. Он гадал, зачем же лорду Керу столько построек и такой огромный штат прислуги. Они прошли сад и поднялись еще по нескольким лестницам к главному входу в центральный дворец. Когда-то он, похоже, был цитаделью, защищающей окружающий ее городок, но Паг не мог вообразить ее такой, как она была несколько веков назад, потому что многократные реконструкции за многие годы превратили древний замок в сверкающее сооружение из стекла и мрамора.

Камергер герцога Кера, высушенный быстроглазый старик, знал каждого хоть сколько-нибудь значительного вельможу — от границы с Кешью на юге до Тир-Сога на севере — в лицо. Его память на лица и факты часто спасала герцога Кера от затруднений. К тому времени как Боррик поднялся по широкой лестнице со двора, камергер уже снабдил Кера несколькими фактами о герцоге и быстрой оценкой того, сколько требуется лести.

Герцог Кер пожал Боррику руку.

— А, лорд Боррик, вы оказываете мне большую честь своим неожиданным визитом. Если бы вы сообщили мне о своем прибытии, я бы приготовил более достойный прием.

Они вошли в переднюю дворца, герцоги впереди.

— Сожалею, что доставляю Вам заботы, лорд Кер, но боюсь, наша миссия очень зависит от скорости, и официальные придворные церемонии придется отложить. Я несу королю вести и должен отплыть на Рилланон как можно скорее.

— Конечно, лорд Боррик, но Вы наверняка можете остаться здесь ненадолго, скажем, на недельку-другую?

— К сожалению, нет. Я бы отплыл сегодня же вечером, если бы мог.

— Вот это действительно печальные новости. Я так надеялся, что Вы сможете немного погостить у нас.

Они пришли в герцогский зал для аудиенций, где камергер отдал прислуге приказания, и они торопливо бросились выполнять задание приготовить для гостей комнаты. Войдя в просторный зал с его сводчатым потолком, громадными канделябрами и арочными стеклянными окнами, Паг почувствовал себя карликом. Это был самый большой зал, который он когда-либо видел, больше, чем зал принца Крондорского.

Огромный стол был заставлен фруктами и вином, на которые путники бодро набросились. Паг сел совсем без грации, все его тело, казалось, состоит из боли. Он становился искусным всадником просто от долгих часов в седле, но от этого его уставшим мышцам не становилось легче.

Лорд вытягивал из герцога причины его спешного путешествия, и Боррик, отрываясь от еды и вина, просветил его о событиях последних трех месяцев. Когда он закончил, Кер помрачнел.

— Это и вправду печальные новости, лорд Боррик. В Королевстве неспокойно. Я уверен, что принц рассказал вам о некоторых затруднениях, возникших с тех пор, как Вы в последний раз были на Востоке.

— Да, рассказал. Но с неохотой и очень поверхностно. Вспомните, прошло тринадцать лет, с тех пор как я приезжал в столицу на коронацию Родрика, чтобы подтвердить свой вассалитет. Он тогда казался смышленым молодым человеком, вполне способным научиться править. Но судя по тому, что я услышал в Крондоре, кажется, произошли перемены.

Кер оглядел комнату, потом махнул рукой слугам, чтобы те удалились. Подчеркнуто глядя на товарищей герцога, он вопросительно поднял бровь.

— Им я доверяю, — сказал лорд Боррик. — Они не выдадут секретов.

Кер кивнул.

— Если хотите перед сном размять ноги, — громко произнес он, — то, может быть, желаете взглянуть на мой сад?

Боррик нахмурился и уже собирался заговорить, но Арута положил руку отцу на плечо и кивнул.

— Звучит заманчиво. Несмотря на холод, небольшая прогулка будет мне полезна.

Герцог знаком показал Калгану и Мичему, чтобы те остались, но лорд Кер позвал Пага с ними. Боррик удивленно взглянул на него, но кивнул в знак согласия. Они вышли в сад через маленькую дверь, и как только оказались снаружи, Кер прошептал:

— Будет не так подозрительно, если мальчик пойдет с нами. Я не могу больше доверять даже собственным слугам. У короля везде шпионы.

Боррик взъярился.

— У короля шпионы среди Вашей домашней прислуги?!

— Да, лорд Боррик, наш король сильно переменился. Я знаю, что Эрланд не рассказал Вам всего, но это Вы должны знать.

Герцог и его спутники внимательно глядели на герцога Кера. Он, казалось, смутился. Откашлявшись, он оглядел покрытый снегом сад. В свете луны и дворцовых окон зимний пейзаж сада казался покровом бело-голубых кристаллов, нетронутых ногой человека.

Кер показал на следы в снегу и сказал.

— Их оставил я сегодня днем, когда пришел сюда подумать о том, что я могу рассказать вам без опаски, — он еще раз оглянулся по сторонам, убеждаясь, что никто не подслушивает их беседу, и продолжил:

— Когда умер Родрик Третий, все ожидали, что корону примет Эрланд. На официальном отпевании жрецы Ишап вызвали вперед всех возможных наследников, чтобы те заявили свои права. Ожидалось, что вы будете одним из них.

Боррик кивнул.

— Я знаю обычаи. Я опоздал, не добрался вовремя до города. Но я отказался бы от претензии на трон в любом случае, так что мое отсутствие было не важно.

Кер кивнул.

— История могла быть другой, если бы Вы там были, Боррик, — он понизил голос. — Я рискую головой, говоря это, но многие, даже те из нас, кто на Востоке, настаивали бы, чтобы корону взяли именно Вы.

Судя по лицу Боррика, ему не нравилось слышать это. Но Кер настойчиво продолжил:

— К тому времени как Вы добрались туда, вся закулисная политика была сделана — большинство лордов были согласны отдать корону Эрланду — но пока вопрос был под сомнением, это были напряженные полтора дня. Почему старший Родрик не назвал наследника, я не знаю. Но когда жрецы отсеяли всех дальних родственников, у которых, собственно, не было никакого права на корону, перед ними осталось трое: Эрланд, молодой Родрик и Ги дю Ба-Тира. Священники попросили их заявить права, и каждый сделал это в свою очередь. У Родрика и Эрланда были основательные права, а Ги был там ради традиции, как были бы и Вы, если бы прибыли вовремя.

— Время, отведенное для отпевания, обеспечивает то, что ни один западный лорд не сможет стать королем, — сухо вставил Арута.

Боррик бросил на сына осуждающий взгляд, но Кер сказал:

— Не совсем. Если бы были какие-то сомнения в праве наследования, жрецы отложили бы церемонию до прибытия твоего отца, Арута, так уже делалось.

Он посмотрел на Боррика и понизил голос.

— Как я уже говорил, ожидалось, что корону примет Эрланд. Но когда ему поднесли ее, он отказался, уступив права Родрику. Никто тогда не знал о плохом здоровье Эрланда, так что большинство лордов посчитали, что это решение просто великодушное признание прав Родрика, как единственного сына короля. Мальчика поддержал Ги дю Ба-Тира, а Собрание Лордов утвердило наследование. Потом началась настоящая битва, пока, наконец, дядя Вашей покойной жены не был назначен регентом при короле.

Боррик кивнул. Он помнил эту борьбу за то, кого назовут регентом при короле. Его презренный кузен Ги чуть не победил, но вовремя прибыл Боррик и поддержал Келдрика Рилланонского. Также его поддержали Брюкал Ябонский и принц Эрланд, и это качнуло чашу весов прочь от Ги.

— В течение следующих пяти лет были только случайные пограничные столкновения с Кешью. Все было спокойно. Восемь лет назад, — Кер замолк и снова оглянулся по сторонам, — Родрик начал программу общественных улучшений, как он их называет, — ремонт и совершенствование дорог, мостов, постройка плотин, и тому подобное. Сначала они были обременительны, но налоги с каждым годом все росли, и теперь из крестьян, наемных работников и даже мелких дворян уже выкачали все деньги до последней монетки. Король расширял свою программу, теперь он перестраивает всю столицу, чтобы сделать этот город величайшим за всю историю человечества, как он говорит.

— Два года назад к королю пришла небольшая делегация вельмож, которые попросили отказаться от этих чрезмерных трат и облегчить бремя народа. Король впал в ярость, обвинил вельмож в предательстве и всех их казнил.

Глаза Боррика расширились. Он внезапно повернулся, и под его сапогом хрустнул снег.

— На Западе мы ничего об этом не слышали!

— Когда Эрланд услышал об этом, он не медля поехал к королю и потребовал репараций семействам казненных дворян и уменьшения налогов. Король — по крайней мере, по слухам — был даже готов схватить своего дядю, но его сдержали немногие советники, которым он все еще доверял. Они сказали Его величеству, что такой поступок, не слыханный за всю историю Королевства, точно заставит западных лордов восстать против короля.

Боррик помрачнел.

— Они были правы. Если бы этот мальчишка повесил Эрланда, Королевство бы безвозвратно раскололось.

— С того времени принц в Рилланон ни ногой, а делами Королевства занимаются помощники, потому что эти двое не разговаривают друг с другом.

Герцог посмотрел на небо, голос его стал тревожным.

— Это гораздо хуже, чем я слышал. Эрланд рассказал мне о налогах и о его отказе установить их на Западе. Он сказал, что король согласился, потому что понимал, что нужно содержать северные и западные гарнизоны.

Кер медленно мотнул головой.

— Король согласился только тогда, когда его помощники нарисовали ему картину, как гоблинские армии рекой текут из Северных Земель и грабят города его Королевства.

— Эрланд говорил о напряженности между ним и племянником, но даже в свете новостей, что я принес, ничего не сказал о поступках короля.

Кер глубоко выдохнул и снова пошел по тропинке.

— Боррик, я так много времени провел с подхалимами при королевском дворе, что забыл, что вы там на Западе склонны к прямой речи, — Кер помолчал мгновенье. — Наш король уже не тот человек, что когда-то был. Иногда в нем, кажется, просыпается его старая натура, веселая и открытая, полная великих планов на благо Королевства. В другое время он… кто-то другой, как будто его сердцем завладел темный дух. Берегитесь, Боррик, потому что только Эрланд стоит к трону ближе Вас. Наш король хорошо осведомлен об этом факте — даже если Вы о нем никогда не думали — и видит кинжалы и яд даже там, где их нет.

Все замолчали, и Паг увидел, что Боррик всерьез встревожен. Кер продолжил.

— Родрик боится, что другие жаждут его короны. Это может быть, но не те, кого подозревает король. Ведь кроме него есть только четверо мужчин конДуанов, и все они люди чести, — Боррик наклонил голову в благодарность за комплимент. — Но есть, наверное, и еще дюжина, кто может притязать на трон; они связаны с ним через мать короля и ее родственников. Все они восточные лорды, и многие из них не уклонятся от возможности выставить свою кандидатуру перед Собранием Лордов.

Боррик изумленно взглянул на него.

— Вы говорите об измене.

— Измена в сердцах людей, если не в поступках… пока.

— На Востоке дошло до этого, а мы на Западе ничего не знали?

Кер кивнул. Они дошли до дальнего конца сада.

— Эрланд благородный и честный человек, и поэтому держал безосновательные слухи в секрете от своих подданных, даже от Вас. Как Вы сказали, прошло тринадцать лет с тех пор, как Вы были в Рилланоне, все указы и письма короля по-прежнему проходят через двор принца. Как бы Вы узнали? Я боюсь, что какой-нибудь королевский советник займет высокое место над павшими головами тех из нас, кто придерживается нашего мнения о том, что дворянство — хранитель благополучия нации. Это, похоже, вопрос времени.

— Тогда Вы многим рискуете, говоря столь откровенно, — сказал Боррик.

Герцог Кер пожал плечами, показывая, что пора возвращаться во дворец.

— Я не всегда говорил то, что думаю, лорд Боррик, но сейчас трудные времена. Если бы проездом останавливался кто-то другой, состоялась бы лишь вежливая беседа, потому что после отдаления принца от его племянника Вы единственный человек в Королевстве, обладающий достаточными силой и положением, чтобы повлиять на короля. Я завидую вашей весомой позиции, друг мой.

— Когда королем был Родрик Третий, я был одним из самых могущественных вельмож Востока, но с таким влиянием, каким я пользуюсь при дворе Родрика Четвертого, я мог бы с тем же успехом быть и безземельным фрибутером, — Кер помолчал. — Ваш черносердый кузен Ги теперь ближе всех к королю, и мы с герцогом Ба-Тира плохо относимся друг к другу. Наши причины не любить друг друга такие же личные, как и Ваши. Но по мере того как его звезда поднимается, моя падает все ниже.

Кер хлопнул ладонями: мороз начинал покусывать.

— Но есть одна маленькая хорошая новость. Ги зимует в своей усадьбе около Пойнтерс Хеда, так что король сейчас свободен от его интриг, — Кер сжал руку Боррика. — Используйте все свое влияние, чтобы преодолеть вспыльчивый характер короля, лорд Боррик, потому что против этого вторжения, о котором Вы несете весть королю, мы должны встать все вместе, объединившись. Длительная война лишит нас и тех малых резервов, что у нас сейчас есть, и я не знаю, выдержит ли Королевство это испытание.

Боррик ничего не ответил, потому что слова Кера превзошли самые худшие страхи герцога после отъезда от принца.

— И последнее, Боррик, — сказал герцог Саладорский. — То, что Эрланд отказался от короны тринадцать лет назад, и слухи о его плохом здоровье, которое становится все хуже, — все это приведет к тому, что многие члены Собрания Лордов будут желать Вашего руководства. Если Вы поведете, многие последуют за Вами, даже некоторые из тех, кто с Востока.

— Вы говорите о гражданской войне? — холодно спросил Боррик.

Кер помахал рукой перед собой, на лице его отразилась боль.

— Я всегда лоялен по отношению к короне, Боррик, но если дойдет до крайности, должно преобладать Королевство. Ни один человек не может быть важнее Королевства.

Боррик сжал челюсти.

— Король и есть Королевство!

— Вы не были бы самим собой, если бы сказали по-другому, — проговорил Кер. — Надеюсь, вы сможете направить энергию короля в сторону этих неприятностей на Западе, потому что если Королевство подвергнется опасности, другие перестанут придерживаться таких высокомерных суждений.

Тон Боррика несколько смягчился, когда они шли по ступеням, ведущим из сада.

— Я знаю, что Вы хотите как лучше, лорд Кер, и в Вашем сердце только любовь к стране. Верьте и молитесь, потому что я сделаю все, что в моих силах, для того, чтобы Королевство выстояло.

Кер остановился возле двери, ведущей во дворец.

— Боюсь мы все скоро попадем в большую беду, милорд Боррик. Молю богов, чтобы это вторжение не оказалось для нас губительным. Я помогу вам, в чем смогу, — он повернулся к двери, которую открыл слуга и громко сказал:

— Желаю вам доброй ночи. Вижу, вы все очень устали.

Когда Боррик, Арута и Паг вошли в комнату, повисло напряженное молчание. У герцога на уме были мрачные мысли. Пришли слуги, чтобы показать гостям их комнаты, и Паг последовал за мальчиком примерно его лет, одетым в ливрею герцога. Уходя Паг оглянулся через плечо: герцог и его сын стояли рядом и тихо разговаривали с Калганом.

Пага привели в маленькую, но изысканную комнату, и он, не обращая внимания на богато расшитое покрывало, бросился на кровать полностью одетый.

— Вам помочь раздеться, сквайр? — спросил мальчик-слуга.

Паг сел и взглянул на мальчика с таким искренним изумлением, что тот попятился.

— Это все, сквайр? — спросил он, очевидно, смутившись.

Паг лишь расхохотался. Мальчик помедлил мгновение, потом поклонился и спешно покинул комнату. Паг стянул с себя одежду, изумляясь восточным вельможам и слугам, которые помогали им раздеваться. Он слишком устал, чтобы складывать одежду, и просто позволил ей свободно упасть в кучу на пол.

Задув свечу, стоявшую рядом с кроватью, Паг некоторое время полежал в темноте, озадаченный вечерней беседой. Он мало знал о придворных интригах, но понимал, что Кер, должно быть, очень встревожен, раз говорит такое перед чужаками, несмотря даже на репутацию Боррика, как человека высокой чести.

Паг подумал обо всех вещах, происшедших за последние месяцы, и понял, что то, что король с развевающимися знаменами тут же ответит на призыв Крайди, было всего лишь еще одной детской фантазией, разбитой о жесткие скалы реальности.

13. РИЛЛАНОН

Корабль вплывал в гавань.

Климат Моря Королевств был мягче, чем климат Горького моря, и путешествие из Саладора протекло без происшествий. Значительную часть пути им пришлось идти против устойчивого северо-восточного ветра, так что вместо двух недель прошло три.

Паг стоял на носовой палубе корабля, плотно закутавшись в плащ. Жестокий зимний ветер уступил место мягкому и прохладному, потому что весна должна была прийти уже через несколько дней.

Рилланон называли Бриллиантом Королевства, и Паг решил, что это название он вполне заслужил. В отличие от приземистых городов Запада, в Рилланоне было много шпилей, изящных арочных мостов и извивающихся дорожек, разбросанных по вершинам холмов в очаровательном беспорядке. На огромных башнях развевались по ветру знамена и флаги, как будто город праздновал сам факт своего существования. Под действием чар Рилланона даже лодочники, возившие людей со стоящих на якоре кораблей на берег, казались Пагу нарядными.

Герцог Саладорский приказал соткать для Боррика герцогское знамя, и теперь оно развевалось на верхушке главной мачты корабля, возвещая чиновникам королевского города, что прибыл герцог Крайдийский. Корабль Боррика ввели в док первым, и на королевскую набережную быстро вышла охрана для корабля. Отряд сошел на берег и был встречен ротой Королевской Дворцовой Стражи во главе со старым седовласым, но все еще держащимся прямо человеком, который тепло поприветствовал Боррика.

Они обнялись, и старший, одетый в пурпурно-золотую королевскую солдатскую форму, но с герцогским узором слева на груди, сказал:

— Боррик, как я рад снова тебя видеть! Сколько прошло? Десять… одиннадцать лет?

— Келдрик, дружище. Тринадцать, — Боррик нежно и внимательно смотрел на него. У него были ясные голубые глаза и короткая с проседью борода.

Человек покачал головой и улыбнулся.

— Очень долго, — он взглянул на остальных.

Заметив Пага, он спросил:

— Это твой младший сын?

Боррик рассмеялся.

— Нет, хотя было бы не позорно, если б он был им, — он показал на долговязую фигуру Аруты. — Вот мой сын. Арута, подойди и поздоровайся со своим двоюродным дедом.

Арута шагнул вперед, и они обнялись. Герцог Келдрик Рилланонский, рыцарь-генерал Королевской Дворцовой Стражи и королевскийканцлер отстранился от Аруты.

— Когда я последний раз тебя видел, ты был мальчишкой. Я должен был тебя узнать, потому что ты, хотя и похож на отца, также очень напоминаешь мне моего дорогого брата — отца твоей матери. Ты оказываешь честь моей семье.

— Ну, старый боевой конь, как твой город? — спросил Боррик.

— Говорить есть о чем, но не здесь, — ответил Келдрик. — Мы отведем тебя в королевский дворец и удобно устроим. У нас будет много времени для дружеской беседы. Что привело тебя в Рилланон?

— У меня срочное дело к его величеству, но об этом не следует говорить на улице. Пойдем во дворец.

Герцогу и его свите дали лошадей. Эскорт разгонял толпы на их пути. Если Крондор и Саладор произвели на Пага впечатление своим великолепием, то о Рилланоне у него не нашлось слов.

Островной город был возведен на множестве холмов с несколькими маленькими речушками, впадающими в море. Это был город мостов и каналов, так же, как и башен и шпилей. Многие здания казались новыми, и Паг подумал, что это, должно быть, часть королевского плана по перестройке города. По пути он несколько раз видел, как рабочие разбирают по камням старые здания или возводят новые стены и крыши. Фасады новых зданий были украшены разноцветной каменной кладкой, сделанной из мрамора и кварца, что придавало им мягкий белый, голубой или розовый цвет. Мостовые были чистыми, а в сточных канавах не было мусора, который Паг видел в других городах. Что бы там еще король ни делал, подумал Паг, но свой изумительный город он держал в порядке.

Перед дворцом текла река, так что вход был за высоким арочным мостом, перекинутым через реку и ведущим на главный двор. Дворец — множество зданий, соединенных длинными коридорами, — раскинулся на склоне холма, возвышающегося в центре города. Он был облицован разноцветными камешками, придающими ему радужное сияние.

Когда они вошли во двор, на стенах загудели трубы, и солдаты встали по стойке «смирно». Привратники вышли вперед, чтобы взять лошадей, а группа вельмож и чиновников стояла около входа, ожидая гостей.

Приблизившись, Паг заметил, что приветствия этих людей были формальными, и им недоставало той теплоты, с которой их поприветствовал Келдрик. Из-за спин Калгана и Мичема Паг услышал голос Келдрика.

— Милорд Боррик, герцог Крайдийский, позвольте представить вам барона Грея, королевского распорядителя дворцовой прислугой.

Это был низенький пухлый человек в плотно облегающей тунике из красного шелка и бледно-серых рейтузах, мешком висящих на коленях.

— Граф Селвек, первый лорд-адмирал Королевского Военного Флота.

Высокий сухопарый человек с тонкими навощенными усами церемонно поклонился. И так далее, все вельможи. Каждый кратко выражал свою радость по поводу приезда Боррика, но Паг не чувствовал искренности в их словах.

Их отвели в предоставленные им комнаты. Калгану пришлось побеспокоиться о том, чтобы Мичем был рядом, потому что лорд Грей хотел послать его в дальнее крыло дворца для слуг, но смягчился, когда Келдрик, как королевский канцлер, приказал ему.

Комната, куда привели Пага, превзошла по своему великолепию все, что Паг когда-либо видел. Пол был из полированного мрамора, а стены из того же материала, но блистали чем-то похожим на золото. В маленькой комнатке сбоку от спальни висело огромное зеркало и стояла большая позолоченная ванна.

Слуга положил его немногие вещи — то, что набралось по пути, с тех пор как они потеряли свой собственный багаж в лесу, — в громадный шкаф, в который поместилось бы в дюжину раз больше того, что имел Паг. Когда человек закончил, то спросил:

— Приготовить Вам ванну, сэр?

Паг кивнул, потому что после трех недель на борту корабля его одежда, казалось, постоянно приклеивалась к телу. Когда ванна была готова, слуга сказал:

— Лорд Келдрик ожидает герцога и его спутников к обеду в четыре часа, сэр. Мне вернуться в это время?

Паг сказал, что да, впечатленный его тактичностью. Он знал только, что Паг приехал вместе с герцогом, и предоставил Пагу самому решать, приглашен ли и он тоже.

Скользнув в теплую воду, Паг испустил долгий вздох облегчения. Он никогда особо не любил ванны, предпочитая смывать грязь в море или в речушках рядом с замком. Теперь он мог научиться получать от них удовольствие. Он стал размышлять, что бы об этом подумал Томас. На него наплыл теплый туман воспоминаний, одно очень приятное, о темноволосой прекрасной принцессе, а другое грустное, о мальчике с рыжеватыми волосами.

Обед, данный вчера вечером герцогом Келдриком для лорда Боррика со свитой, был неофициальным, а теперь они стояли в королевском тронном зале и ждали, когда их представят королю. Зал был просторным, с высоким сводчатым потолком. Вся южная стена состояла из огромных окон от пола до потолка с видом на город. Вокруг стояли сотни вельмож. Герцогскую свиту повели по центральному проходу, оставленному в толпе.

Паг никогда не считал, что герцога Боррика можно посчитать плохо одетым, потому что он всегда носил самую лучшую в Крайди одежду, но среди бросающегося в глаза пышного убранства всех вокруг Боррик выглядел как ворон в стае павлинов. Тут — усеянный жемчугом дублет, там — вышитая золотыми нитками туника; каждый вельможа превосходил соседа. Все дамы были в самых дорогих шелках и парче, но лишь немного затмевали мужчин.

Они остановились перед троном, и Келдрик доложил о герцоге. Король улыбнулся, и Пага поразило его сходство с Арутой, хотя и поведение короля было более расслабленным. Наклонившись вперед на троне, он сказал:

— Добро пожаловать в наш город, кузен.[5] Приятно видеть в этом зале крайдийцев по прошествии стольких лет.

Боррик шагнул вперед и преклонил колена перед Родриком Четвертым, королем Королевства Островов.

— Я рад видеть Ваше Величество в добром здравии.

По лицу монарха промелькнула тень, потом он снова улыбнулся.

— Представьте нам своих спутников.

Герцог представил своего сына.

— Да, это правда, что еще в одном из линии конДуанов, кроме Нас, течет кровь родственников Нашей матери, — сказал король.

Арута поклонился и отошел. Калган был следующим, как один из советников герцога. Мичем, у которого не было никакого титула при герцогском дворе, остался в своей комнате. Король сказал какую-то любезность, и представили Пага.

— Сквайр Паг из Крайди, Ваше Величество, хозяин "Лесной Глуби" и член моего двора.

Король хлопнул в ладоши и рассмеялся.

— Мальчик, который убивает троллей. Как замечательно. Путешественники донесли сюда эту историю с далеких берегов, а Мы послушаем ее из уст самого сотворившего это смелое деяние. Встретимся позже, и ты сможешь рассказать Нам об этом чуде.

Паг неуклюже поклонился, чувствуя на себе взгляд тысячи глаз. Он и раньше жалел, что история с троллями разнеслась повсюду, но никогда так, как теперь.

Он отошел и король сказал:

— Сегодня Мы устраиваем бал в честь прибытия Нашего кузена Боррика.

Он встал, оправляя вокруг себя пурпурное одеяние, и потянул через голову церемониальную золотую цепь. Паж положил цепь на пурпурную вельветовую подушечку. Потом король плавно поднял с головы корону и протянул другому пажу. Он сошел с трона, и толпа поклонилась.

— Пойдемте, кузен, — сказал он Боррику. — Удалимся на мой личный балкон, где мы можем поговорить без всех этих строгих церемоний. Меня начинает утомлять эта помпезность.

Боррик кивнул и пошел рядом с королем, дав Пагу и остальным знак ждать его. Герцог объявил, что сегодняшняя аудиенция закончилась и те, у кого прошения для короля, должны вернуться завтра.

Толпа медленно вышла через большую двустворчатую дверь в конце зала, а Арута, Калган и Паг остались на месте.

Подошел Келдрик.

— Я покажу вам комнату, где вы можете подождать. Вам лучше быть близко, если вдруг Его Величество позовет вас.

Слуга провел их через маленькую дверь рядом с той, куда ушли король с Борриком. Они вошли в большую удобную комнату с длинным столом посередине, заставленным фруктами, сыром, хлебом и вином. Возле стола было много стульев, а вдоль стен — несколько диванов с грудами мягких подушек.

Арута подошел к большим стеклянным дверям и выглянул.

— Отсюда видно отца и короля, сидящих на королевском балконе.

Калган с Пагом присоединились к ним и посмотрели туда, куда показывал Арута. Двое сидели за столом лицом к городу и морю вдалеке. Король говорил, оживленно жестикулируя, а Боррик, кивая, слушал.

— Я не ожидал, что Его Величество будет похож на Вас, Ваше Высочество, — сказал Паг.

Арута ответил кривой улыбкой.

— Это не так удивительно, если учесть то, что мой отец родственник его отца, как и его мать была родней моей.

Калган положил руку Пагу на плечо.

— Многие дворянские семьи имеют не одну связь между собой. Пятиюродные и шестиюродные братья и сестры женятся по политическим причинами и снова делают родство ближе. Сомневаюсь, что на Востоке есть хоть одна дворянская семья, которая не может заявить, что каким-то образом состоит в родстве с короной, хоть и в очень отдаленном.

Они вернулись к столу и Паг откусил кусочек сыра.

— Король, кажется, в хорошем настроении, — сказал он, осторожно приближаясь к тому, что у них всех было на уме.

Калгана, видно, порадовала осмотрительность Пага, потому что, покинув Саладор, Боррик предостерег их относительно слов герцога Кера. И закончил он наставление старой присказкой:

"В коридорах власти нет секретов, и даже у стен есть уши."

— Наш монарх — человек настроения; будем надеяться, он останется в хорошем, услышав новости отца.

Полдень медленно прошел, они ожидали вестей от герцога. Когда тени значительно удлинились, в дверях внезапно появился Боррик. Он подошел к ним с тревогой в глазах.

— Его Величество большую часть дня объяснял мне свои планы по переустройству Королевства.

— Ты рассказал ему о цурани? — спросил Арута.

Герцог кивнул.

— Он выслушал и спокойно сообщил, что подумает об этом. Мы снова поговорим через день, или где-то так. Это все, что он сказал.

— По крайней мере, он, похоже, был в хорошем настроении, — сказал Калган.

Боррик взглянул на своего старого советника.

— Боюсь, слишком хорошем. Я ожидал каких-то признаков встревоженности. Я не скачу через все Королевство из-за пустяков, но он, казалось, остался равнодушным к тому, что я ему рассказал.

— Мы и так уже подзадержались в этом путешествии, — озабоченно сказал Калган. — Будем надеяться, Его Величество не будет очень долго думать, что делать.

Боррик тяжело опустился на стул и потянулся за стаканом вина.

— Будем надеяться.

Паг прошел через дверь в личные апартаменты короля. От предчувствий во рту у него было сухо. Через несколько минут ему предстояла беседа с королем Родриком, и он волновался из-за того, что останется с правителем Королевства наедине. Каждый раз, когда он был рядом с другими могущественными вельможами, он прятался в тени герцога или его сына, выходя вперед только чтобы кратко рассказать все, что он знал о цурани, после чего мог снова исчезнуть на фоне. Теперь он был единственным гостем самого могущественного человека к северу от Империи Великой Кеши.

Слуга провел его через дверь, ведущую на личный балкон короля. Вдоль стен открытой веранды стояло несколько слуг, а король занял уединенный стол из резного мрамора под большим навесом.

На улице было ясно. Весна наступала раньше, как и зима до нее, и обдувающий воздух был чуть теплым. Под балконом, за изгородями и каменными стенами виден был город Рилланон и море вдалеке. Разноцветные крыши ярко сверкали на солнце: последние снега окончательно растаяли за последние четыре дня. Корабли вплывали в гавань и выплывали из нее, а улицы кишели горожанами. Едва различимые крики купцов и торговцев, заглушающие уличный шум, поднимались вверх, туда, где король принимал дневную трапезу, чтобы стать тихим гулом голосов.

Паг приблизился к столу, и слуга выдвинул стул. Король повернулся.

— А! Сквайр Паг, пожалуйста, садись, — Паг начал кланяться, но король сказал:

— Хватит. Я не настаиваю на формальностях, когда обедаю с другом.

Паг, смутившись, помедлил, после чего сказал:

— Вы оказываете мне честь, Ваше Величество.

Родрик махнул рукой.

— Я помню, каково это, быть мальчишкой среди мужчин. Когда я был чуть старше тебя, я принял корону. До тех пор я был всего лишь сыном своего отца, — его глаза на миг как-бы взглянули куда-то вдаль. — Принцем, конечно, но все-таки лишь мальчишкой. Мое мнение ни во что не ставилось, и я никогда не удовлетворял ожиданий моего отца, ни в охоте, ни в верховой езде, ни в мореходстве, ни в фехтовании. Меня много пороли наставники, в том числе, и Келдрик. Это все изменилось, когда я стал королем, но я все еще помню, как это было, — он повернулся к Пагу, взгляд вдаль исчез, и он улыбнулся. — И я хочу, чтобы мы были друзьями, — он снова посмотрел вдаль. Ни у кого не может быть слишком много друзей, не так ли? А раз я король, то многие заявляют, что они мои друзья, но не являются ими, — он помолчал немного и снова вышел из задумчивости. — Что ты думаешь о моем городе?

— Я никогда не видел ничего подобного, Ваше Величество. Он чудесен, — ответил Паг.

Родрик оглядел открывающийся им вид.

— Да, так и есть, не так ли? — он махнул рукой, и слуга налил вина в хрустальные кубки. Паг глотнул из своего. У него еще не развился вкус вин, но это он нашел очень хорошим, легким, сохраняющим аромат винограда, с легким привкусом пряности.

— Я очень старался сделать Рилланон чудесным местом для тех, кто живет тут, — сказал Родрик. — Когда-нибудь все города Королевства будут так же прекрасны, везде, куда ни кинешь взор, будет красота. Чтобы сделать это, понадобится сотня человеческих жизней, я могу лишь задать узор, пример для тех, кто следом за мной будет подражать мне. Но где я нахожу кирпич, я оставляю мрамор. И те, кто увидит это, будут знать, что это — мое наследие.

Король говорил немного несвязно, так что Паг понял не все, что он говорил о зданиях, садах и убирании уродства с глаз долой. Внезапно король сменил тему.

— Расскажи, как ты убил троллей.

Паг рассказал ему. Король, казалось, взвешивал каждое слово.

— Удивительная история. Она лучше тех версий, что достигли двора, потому что, хоть она и наполовину не такая героическая, она вдвое больше впечатляет, потому что это правда. У тебя отважное сердце, сквайр Паг.

— Спасибо, Ваше Величество.

— В своем рассказе ты упомянул принцессу Карлайн, — заметил Родрик.

— Да, Ваше Величество?

— Когда я последний раз ее видел, она была всего лишь младенцем на руках матери. Какой она стала женщиной?

Эта перемена темы разговора удивила Пага.

— Она стала красивой женщиной, Ваше Величество, во многом, похожа на мать. Она веселая и умная, хоть и немного своенравна.

Король кивнул.

— Ее мать была красивой. Если дочь хотя бы наполовину так прекрасна, она действительно прекрасна. Она умеет что-нибудь доказывать?

Паг смутился.

— Ваше Величество?

— У нее есть способности к доказательствам чего-либо, к логике? Она может спорить?

Паг энергично кивнул.

— Да, Ваше Величество. Это принцесса делает очень хорошо.

Король потер руки.

— Хорошо. Надо будет сказать Боррику, чтобы он прислал ее сюда с визитом. Большинство этих восточных дам скучны, в них нет изюминки. Я надеялся, что Боррик дал девушке образование. Я хотел бы встретить юную даму, которая бы знала логику и философию и могла бы спорить и возражать.

Паг вдруг понял, что король под спором понимал другое, чем он подумал. Он решил, что лучше не упоминать об этом. Король продолжил:

— Мои министры надоедают мне с советами найти жену и дать Королевству наследника. Я был занят, и, честно говоря, меня мало интересуют эти придворные леди — о, они прекрасны для прогулки при луне и… других вещей. Но как мать моих наследников? Вряд ли. Но я должен серьезно подойти к поиску королевы. Возможно, начать с единственной дочери конДуанов было бы логично.

Паг уже собрался было упомянуть другую дочь конДуанов, но сдержался, вспомнив о натянутых отношениях между королем и отцом Аниты. Кроме того, девочке только семь лет.

Король снова сменил тему.

— Четыре дня кузен Боррик потчевал меня рассказами об этих чужаках, этих цурани. Что ты думаешь обо всем этом?

Паг удивился. Он не ожидал, что король может спросит его мнение о чем-либо, не говоря уже о такой важной вещи, как безопасность Королевства. Он достаточно долго подумал, пытаясь преподнести свой ответ как можно лучше.

— Судя по всему, что я видел и слышал, Ваше Величество, я думаю, эти цурани не только планируют вторгнуться, а они уже здесь.

Король поднял бровь.

— Да? Я хотел бы услышать твои обоснования.

Паг тщательно обдумал свои слова.

— Раз было уже так много их проявлений, о которых нам известно, Ваше Величество, то, учитывая скрытность этих людей, не будет ли логично предположить, что они не раз приходили и уходили так, что мы об этом не знали?

Король кивнул.

— Хорошее утверждение. Продолжай.

— Потом, не правда ли, что, как только выпали снега, мы уже с меньшей вероятностью могли найти их следы, потому что они держатся отдаленных территорий?

Родрик кивнул, и Паг продолжил.

— Если они так воинственны, как сказали герцог и другие, то, я думаю, они составили карту Запада, чтобы найти хорошее место, куда можно доставить в течение зимы своих солдат и весной начать наступление.

Король хлопнул рукой по столу.

— Хорошее упражнение в логике, Паг, — он жестом приказал слугам принести еду. — Теперь давай поедим.

Принесли пищу, удивительно разнообразную и обильную для них двоих, и Паг взял понемногу разного, чтобы не показаться безразличным к щедрости короля. Родрик в течение обеда задал ему несколько вопросов, и Паг, как мог, ответил.

Когда Паг заканчивал есть, король поставил локоть на стол и потер свой гладкий подбородок. Он надолго уставился в пространство, и Пагу стало неловко: он не знал, что по придворному этикету полагалось делать, если король глубоко задумался. Он решил просто спокойно сидеть.

Через некоторое время Родрик очнулся от задумчивости. Он взглянул на Пага и с тревогой в голосе спросил:

— Почему эти люди досаждают Нам именно сейчас? Так много нужно сделать. Нельзя, чтобы война разрушила все мои планы, — он встал и немного походил туда-сюда по балкону, оставив Пага стоять, потому что тот встал вместе с королем. Родрик повернулся к Пагу:

— Я должен послать за герцогом Ги. Он посоветует мне. Он хорошо разбирается в таких вещах.

Король прохаживался, глядя на город, еще несколько минут, а Паг в это время стоял рядом со своим стулом. Он слышал, что монарх что-то бормочет себе под нос о большой работе, которая не должна прерываться, а потом его дернули за рукав. Он повернулся и увидел слугу, стоящего рядом. Улыбнувшись, слуга показал на дверь, сообщая, что беседа закончена. Паг последовал за ним, удивляясь тому, как прислуга узнает настроения короля.

Пага отвели обратно в его комнату, и он попросил слугу передать лорду Боррику, что Паг хочет его увидеть, если тот не очень занят. Он зашел в комнату, сел и задумался. Через короткое время его вывел из размышлений стук в дверь. Он разрешил войти, и вошел тот же слуга, что передавал сообщение герцогу, с сообщением о том, что Боррик увидится с Пагом немедленно.

Паг последовал за ним из своей комнаты и отослал его, сказав, что может найти комнату герцога без проводника. Он шел медленно, думая, что скажет герцогу. Две вещи были достаточно ясны: король был недоволен услышать, что цурани — возможная угроза его королевству, а лорд Боррик будет точно так же недоволен услышать, что в Рилланон зовут Ги дю Ба-Тира.

Как и в течение каждого обеда в последние дни, за столом почти не было разговоров. Пятеро крайдийцев ели в апартаментах герцога, а рядом болтались слуги с королевским пурпурно-золотым знаком на темных туниках.

Герцог с нетерпением ожидал покинуть Рилланон и уехать на Запад. Почти четыре месяца прошло с тех пор, как они покинули Крайди, — целая зима. Надвигалась весна, и если цурани собирались нападать, как считалось, то это должно было случиться в ближайшие дни. Нетерпение Аруты походило на нетерпение его отца. Даже Калган проявлял признаки того, что ожидание ему не нравится. Только Мичем, не открывающий своих чувств, казался довольным ожиданием.

Паг тоже тосковал по дому. Ему уже стало скучно во дворце. Он хотел обратно в свою башню, к своим занятиям. Он также хотел снова увидеть Карлайн, хотя и не говорил никому об этом. Последнее время он вспоминал о ней в более ясном свете, прощая те качества, которые когда-то раздражали его. Также он знал, со смесью предчувствий, что, возможно, узнает судьбу Томаса. Долган должен скоро прислать весть в Крайди, если оттепель в горы придет рано.

Боррик еще несколько раз за последнюю неделю встретился с королем. Все встречи закончились неудовлетворительно. Последняя состоялась несколько часов назад, но он ничего не говорил, пока в комнате были слуги.

Когда унесли последние блюда и слуги налили лучшее Кешианское бренди короля, в дверь постучали и вошел герцог Келдрик, махая слугам рукой, чтобы те уходили. Когда комната очистилась, он повернулся к герцогу.

— Боррик, прошу прощения, что прервал твой обед, но у меня есть новости.

Боррик встал, как и остальные.

— Пожалуйста, присоединяйся к нам. Вот, возьми стакан.

Келдрик взял предложенное бренди и сел на стул Пага, пока мальчик подтаскивал другой. Герцог Рилланонский глотнул бренди и сказал:

— Час назад прибыли гонцы от герцога Ба-Тира. Ги выражает тревогу о том, что короля, возможно, "без причин" расстроили этими «слухами» о неприятностях на Западе.

Боррик встал и бросил стакан через комнату. Он разбился, и по стене стекла янтарная жидкость. Герцог Крайдийский чуть ли не рычал от гнева.

— В какую игру играет Ги? Что это за разговоры о слухах и беспричинном расстройстве!

Келдрик поднял руку, и Боррик, немного успокоившись, снова сел.

— Я сам написал королевское послание к Ги, — сказал старый герцог. — Все, что вы рассказали, каждая деталь, каждое предположение — все было включено. Я могу лишь думать, что Ги обеспечивает, чтобы король не принял решения, пока он не прибудет во дворец.

Боррик барабанил пальцами по столу. В глазах его сверкнул гнев.

— Что он делает? Если придет война, она придет в Крайди и Ябон. Мои люди пострадают. Мои земли разграбят.

Келдрик медленно покачал головой.

— Скажу прямо, дружище. После разрыва между королем и его дядей, Эрландом, Ги продвигает свое знамя к первенству в Королевстве. Думаю, что, если здоровье Эрланда подведет, Ги видит себя__ носящим пурпур Крондора.

— Тогда слушай меня, Келдрик, — сказал Боррик сквозь стиснутые зубы. — Я приму на себя это бремя только ради высшей цели. Но если Эрланд так болен, как я думаю, то на крондорский трон, несмотря на притязания Ба-Тира, сядет Анита, а не Черный Ги. Если мне придется привести Западные Армии в Крондор, чтобы принять управление самому, так и будет, даже если Родрик скажет по-другому. Другой займет западный трон только если у короля есть потомок.

Келдрик спокойно взглянул на Боррика.

— И ты станешь заклеймленным изменником короне?

Боррик ударил кулаком по столу.

— Будь проклят тот день, когда родился этот негодяй! Я сожалею, что вынужден признать его своей родней.

Келдрик подождал, пока Боррик успокоится, и сказал:

— Я знаю тебя лучше, чем ты сам, Боррик. Ты не поднимешь военное знамя Запада против короля, хотя мог бы успешно задушить своего кузена Ги. Для меня всегда печально, когда два лучших генерала Королевства так ненавидят друг друга.

— Точно, и не без причин. Каждый раз, когда зовут на помощь Западу, Ги возражает. Каждый раз, когда при интриге кто-то лишается титула, его получает один из фаворитов Ги. Как ты этого не видишь? Ведь только из-за того, что ты, Брюкал Ябонский и я сам уперлись, собрание не назвало тогда Ги регентом Родрика на первые три года. Он стоял перед каждым герцогом Королевства и называл тебя уставшим стариком, не годящимся, чтобы править от имени короля. Как ты мог это забыть?

Келдрик, сидящий на стуле, прикрыв глаза рукой, как будто комната была слишком ярко освещена, вовсе не выглядел старым и уставшим.

— Я вижу, и я не забыл, — тихо сказал он. — Но он также и мой_ родственник по жене, и если бы меня здесь не было, то как ты думаешь, какое бы влияние он имел на Родрика? Мальчишкой король преклонялся перед ним, видя в нем лихого героя, первостепенного бойца, защитника Королевства.

Боррик откинулся на спинку стула.

— Прости, Келдрик, — сказал он. Голос его уже терял резкость. — Я знаю, что ты действуешь во благо всем нам. И Ги поступил как герой, когда выгнал кешианскую армию обратно в Дип Тоунтон много лет назад. Я не должен говорить о вещах, которых не видел сам.

Арута молча сидел все это время, но по глазам его было видно, что он чувствует тот же гнев, что и отец. Он подвинулся на стуле вперед, и герцоги взглянули на него.

— Ты хочешь что-то сказать, сын мой? — спросил Боррик.

Арута развел перед собой руками.

— Во всем этом меня обеспокоила одна мысль: если придут цурани, то какая Ги выгода оттого, что король будет медлить?

Боррик выбивал пальцами дробь по столу.

— Это загадка, потому что несмотря на все свое интриганство, Ги не подвергнет риску Королевство, даже мне назло.

— Не будет ли для него выгодно, — спросил Арута, — дать Западу немного пострадать, пока это дело остается под сомнением, а потом прийти во главе Восточных Армий героем-победителем, каким он был при Дип Тоунтоне?

Келдрик подумал над этим.

— Даже Ги не может так недооценивать этих чужаков, я надеюсь.

Арута заходил по комнате.

— Но подумайте, что он знает. Бессвязица умирающего. Предположение о природе корабля, который из присутствующих здесь видел только Паг, да я мельком успел взглянуть на него, когда он соскальзывал в море. Догадки священника и мага — оба эти ремесла Ги ценит низко. Мигрирующие Темные Братья. Он может не принимать в расчет такие новости.

— Но это же все ясно видно, — возразил Боррик.

Келдрик взглянул на принца, меряющего шагами комнату.

— Возможно, ты прав. Может, безотлагательности не хватает в твоих словах или в сухом послании чернилами на пергаменте. Когда он прибудет, мы должны убедить его.

— Решать должен король, а не Ги!____ — эти слова Боррик почти что выплюнул.

— Но король много веса придает советам Ги, — сказал Келдрик. — Если ты собираешься принять командование Западными Армиями, убеждать нужно Ги.

Боррик поразился.

— Я? Я не хочу знамени армий. Я только хочу, чтобы Эрланд был волен помочь мне, если понадобится.

Келдрик положил на стол обе руки.

— Боррик, несмотря на всю твою мудрость, ты все-таки неотесанная деревенщина. Эрланд не может возглавить армии. Он нездоров. Даже если бы мог, король бы не позволил. Как не позволил бы этого маршалу Эрланда, Дуланику. Ты видел лучшую часть Родрика в последнее время. Когда его настроение мрачно, он боится за свою жизнь. Никто не осмеливается сказать этого, но король подозревает своего дядю в том, что он плетет интриги ради короны.

— Это смешно! — воскликнул Боррик. — Корона принадлежала бы Эрланду, если бы он попросил, еще тринадцать лет назад. Ясного наследования не было. Отец Родрика еще не назвал его преемником, и притязания Эрланда были такими же, а может, и более основательными, чем притязания короля. Только Ги и те, кто желал использовать мальчишку, поддерживали Родрика. А большая часть собрания утвердила бы королем Эрланда.

— Я знаю, но времена меняются, и мальчишка больше не мальчишка. Он теперь испуганный молодой человек, уже больной от страха. Король думает не так, как остальные. Любой король, а Родрик особенно. Это может казаться смешным, но он не отдаст Западные Армии своему дяде. Я также боюсь, что когда у его уха будет Ги, он не даст их и тебе тоже.

Боррик уже открыл рот, чтобы что-то сказать, но его перебил Калган.

— Простите, ваши сиятельства, но могу я кое-что предложить?

Келдрик взглянул на Боррика. Тот кивнул. Калган прокашлялся.

— А не даст ли король Западные Армии герцогу Брюкалу Ябонскому?

На лицах Боррика и Келдрика медленно проступило понимание, и герцог Крайдийский запрокинул голову назад и рассмеялся. Ударив кулаком по столу, он чуть ли не прокричал:

— Калган! Если ты не служил мне все эти годы, что я тебя знаю, то сегодня точно сослужил, — он повернулся к Келдрику. — Как ты думаешь?

Келдрик улыбнулся впервые с тех пор, как вошел в комнату.

— Брюкал? Этот старый вояка? В Королевстве нет человека честнее. И он не в линии наследников. Он вне пределов досягаемости Ги, он не сможет его очернить. Если он примет командование армиями…

— Он позовет отца, чтобы тот был его главным советником, — закончил мысль Арута. — Он знает, что отец — самый лучший командир на Западе.

Келдрик возбужденно выпрямился.

— Ты даже будешь командовать армиями Ябона.

— Да, — сказал Арута, — и ЛаМута, Зана, Илита и остальных городов.

Келдрик поднялся.

— Думаю, это сработает. Не говорите завтра королю ничего. Я найду нужное время, чтобы сделать это «предложение». Молитесь, чтобы Его Величество одобрил его.

Келдрик вышел, и Паг увидел, что впервые появилась надежда на хорошее окончание их путешествия. Даже Арута, который всю неделю кипел от злости и метал гром и молнии, был почти что счастлив.

Пага разбудил стук в дверь. Он сонно позвал того, кто стоял снаружи, войти, и дверь открылась. Заглянул королевский слуга.

— Сэр, король приказывает спутникам герцога присоединиться к нему в тронном зале. Немедленно.

Чтобы Пагу было удобнее, он держал в руке светильник.

Паг сказал, что тотчас же идет и быстро оделся. На улице было все еще темно, и он немного беспокоился о том, что было причиной этого внезапного вызова. Вчерашняя надежда, вспыхнувшая после ухода Келдрика, сменилась грызущей тревогой о том, что непредсказуемый король мог как-то узнать об их плане расстроить приезд герцога Ба-Тираского.

Застегивая пряжку ремня, он вышел из комнаты и поспешил по коридору, рядом с ним слуга, держащий светильник, потому что факелы и свечи, вечером обычно зажженные, сейчас были погашены.

Когда они дошли до тронного зала, герцог, Арута и Калган тоже подходили, тревожно глядя в сторону Родрика, прохаживавшегося перед троном в ночной рубашке. Рядом стоял герцог Келдрик с серьезным лицом. Кроме светильников, принесенных слугами, в зале не было ничего зажжено, так что было достаточно темно.

Как только они все собрались, Родрик взъярился:

— Кузен! Знаете, что у меня тут? — крикнул он, протянув пачку пергамента.

Боррик сказал, что нет. Голос Родрика снизился лишь немного.

— Это послание из Ябона. Этот старый дурак Брюкал позволил этим чужакам цурани напасть и уничтожить один из его гарнизонов. Взгляните на это! — чуть ли не взвизгнул он, бросив листы Боррику. Калган поднял их и протянул герцогу.

— Да ладно, не стоит, — сказал король уже почти нормальным голосом. — Я скажу, о чем там говорится. Эти вторженцы атаковали Вольные Города. Они атаковали эльфийские леса. Они атаковали Каменную гору. Они атаковали Крайди.

— Какие новости из Крайди? — спросил Боррик без задней мысли.

Король остановился, и Паг на миг увидел в его глазах безумие.

Он быстро закрыл их, а когда открыл, то снова был самим собой. Он потряс головой и приложил руку к виску.

— У меня новости только из вторых рук, от Брюкала. Когда эти гонцы шесть недель назад уезжали, Крайди атаковали только один раз. Ваш сын Лиам сообщает, что победа была полной, и чужаки отступили вглубь леса.

Келдрик вышел вперед.

— Все сообщения говорят об одном и том же. Тяжело вооруженные роты пехоты нападали ночью, прежде чем растаяли снега, заставая гарнизоны врасплох. Ничего не известно, кроме того, что гарнизон ЛаМутцев возле Каменной Горы был разбит. Остальные атаки, вроде бы были отбиты, — он многозначительно взглянул на Боррика. — И нет сообщений о том, что цурани используют кавалерию.

— Тогда, возможно, Талли был прав, и у них нет лошадей.

У короля закружилась голова, он, шатаясь, шагнул назад и опустился на трон. Он снова приложил руку к виску и сказал:

— Что вы там о лошадях? В мое Королевство вторглись. Эти твари осмеливаются нападать на моих солдат.

Боррик взглянул на короля.

— Что прикажете мне делать, Ваше Величество?

Король повысил голос.

— Делать? Я собирался подождать моего верного Ба-Тира, прежде чем принять решение. Но теперь я должен действовать.

Он помолчал, и его лицо приняло хитрое выражение, глаза мерцали в свете фонарей.

— Я думал отдать Западные Армии Брюкалу, но этот слабоумный старый дурак не может защитить даже собственные гарнизоны.

Боррик уже собирался возразить в пользу Брюкала, но Арута, зная своего отца, сжал его локоть, и герцог промолчал.

— Боррик ты должен оставить Крайди своему сыну, — сказал король. — Он достаточно много умеет, так что, я думаю, он справится. Пока он дал нам только победу, — его глаза забегали, и он издал смешок и потряс головой. Его голос утратил ярость. — О боги, эти боли. Кажется, голова сейчас взорвется, — Он на миг закрыл глаза. — Боррик, оставь Крайди Лиаму с Арутой; я даю тебе знамя Западных Армий; езжай в Ябон. Брюкала серьезно прижимают, потому что большая часть вражеской армии ударила по ЛаМуту и Зану. Когда будешь там, требуй все, что понадобится. Эти вторженцы должны быть изгнаны из наших земель.

Король был бледен, на лбу у него блестела испарина.

— Это неподходящий час для отъезда, но я послал в гавань, чтобы приготовили корабль. Вы должны отплыть немедленно. Теперь идите.

Герцог поклонился и повернулся.

— Я провожу Его Величество в его комнату, — сказал Келдрик. А когда вы будете готовы, провожу вас в доки.

Старый канцлер помог королю подняться с трона, и герцог со спутниками вышли из зала. Они бросились к себе в комнаты, и нашли там слуг уже пакующих их вещи. Паг был возбужен: наконец-то он возвращался домой.

Они стояли около дока и прощались с Келдриком. Паг и Мичем ждали.

— Да, парень. Пройдет еще некоторое время, прежде чем мы увидим дом, раз война уже началась, — сказал высокий крестьянин.

Паг взглянул вверх, на лицо со шрамом человека, который так давно нашел его в бурю.

— Почему? Мы разве не едем домой?

Мичем покачал головой.

— Принц поедет из Крондора кораблем через пролив Тьмы к своему брату, а герцог поплывет в Илит, а оттуда — в лагерь Брюкала где-то около ЛаМута. Куда лорд Боррик — туда и Калган, а куда мой хозяин — туда и я. А ты?

У Пага сжалось сердце. Крестьянин сказал правду. Он должен быть с Калганом, а не с людьми Крайди, хотя и знал, что если попросит, то его отпустят домой вместе с принцем. Однако его детство заканчивалось, и он принял свой долг.

— Куда Калган — туда и я.

Мичем хлопнул его по плечу.

— Ладно, по крайней мере, я научу тебя пользоваться этим, мать его, мечом, которым ты машешь, как баба метлой.

Не особо радуясь этой перспективе, Паг слабо улыбнулся. Вскоре они взошли на корабль и были на пути к Саладору. Это был первый шаг в длинном путешествии на запад.

14. ВТОРЖЕНИЕ

В тот год весенние дожди были очень сильными.

Заниматься войной мешала вездесущая грязь. Прежде чем придет короткое жаркое лето, еще целый месяц будет сыро и холодно.

Герцог Брюкал Ябонский и лорд Боррик склонились над столом, заваленным картами. Дождь барабанил по крыше палатки — центральной части командирской ставки. С двух сторон от палатки были еще две, в которых и спали два вельможи. Палатка была наполнена дымом от светильников и трубки Калгана. Маг оказался мудрым советником, а его волшебная помощь — полезной. Он мог узнать, как изменится погода, а его колдовское зрение иногда засекало некоторые передвижения войск цурани, хотя и не часто. А благодаря книгам, которые он читал многие годы, включая и военные хроники, он теперь быстро постигал основы тактики и стратегии.

Брюкал показал на самую новую карту из лежащих на столе.

— Они взяли вот этот пункт, и еще один — тут. Они держатся здесь, — он показал еще одно пятно на карте, — несмотря на все наши усилия выбить их оттуда. Еще они, похоже, двигаются вот по этой линии, отсюда — сюда, — он провел пальцем по восточной стороне Серых Башен. — Эти их движения скоординированы по какому-то плану, но будь я проклят, если могу предугадать, куда они двинутся дальше, — устало закончил старый герцог. Нечастые бои длились уже больше двух месяцев, и ни у одной из сторон не было видно никаких определенных преимуществ.

Боррик изучал карту. Красными пятнами отмечались известные им редуты цурани — вырытые вручную земляные укрепления, защищаемые по меньшей мере двумя сотнями людей. Еще были предполагаемые подкрепления, и их приблизительное положение было обозначено желтыми пятнами. Стоило только напасть на позицию — и туда тут же подходили подкрепления, иногда всего лишь через несколько минут. Синие пятна отмечали положения пикетов Королевства, хотя большая часть сил Брюкала помещалась вокруг холма, где стояла командирская палатка.

Пока не прибыла тяжелая пехота и инженеры из Илита и Тир-Сога, чтобы построить долговременные укрепления, Королевство вело преимущественно подвижную войну, потому что большая часть войск была кавалерией. Герцог Крайдийский согласился с Брюкалом.

— Кажется, их тактика остается неизменной: вторгаться небольшими силами, вкапываться и держаться. Они не пускают наши войска, но отказываются следовать за нами, когда мы отступаем. Здесь есть план. Но хоть убейте, я тоже его не вижу.

Вошел солдат.

— Милорды, снаружи стоит эльф и хочет войти.

— Впустите, — сказал Брюкал.

Солдат откинул полог палатки, и эльф вошел. Красно-каштановые волосы прилипли к голове, а с плаща на пол палатки стекала вода.

Он слегка поклонился герцогам.

— Какие новости из Эльвандара? — спросил Боррик.

— Моя королева посылает вам свой поклон, — он быстро повернул карту к себе и показал на перевал между Серыми Башнями на юге и Каменной Горой на севере — тот самый, который силы Боррика закрывали с востока.

— Чужаки провели много солдат через этот перевал. Они продвинулись до границы эльфийских лесов, но войти не пытаются. Сквозь них было сложно прорваться, — он ухмыльнулся. — Несколько преследовали меня полдня. Они бегают почти так же хорошо, как гномы. Но в лесу они не смогли догнать меня, — он снова взглянул на карты. Из Крайди были вести, что стрелки разбили верховые патрули, но довольно далеко от самого замка. Из Серых Башен, Карса и Тулана нет никаких вестей об активности врага. Кажется, они довольны только тем, что окапываются вдоль перевала. Ваши силы к западу отсюда не смогут присоединиться к вам, потому что не прорвутся.

— Насколько сильны чужаки? — спросил Брюкал.

— Это неизвестно, но по дороге я видел несколько тысяч, — он ткнул пальцем в северную границу перевала, от эльфийских лесов до лагеря Королевства. — Гномы Каменной Горы остались в одиночестве, до тех пор пока не отважатся прорваться на юг. Чужаки им тоже не дают пройти.

— Были ли сообщения о том, что цурани пользуются кавалерией? — спросил у эльфа Боррик.

— Ни одного. Везде упоминается только пехота.

— Предположение отца Талли о том, что у них нет лошадей, похоже, подтверждается.

Брюкал взял кисть и чернила и нанес эти сведения на карту. Калган глядел ему через плечо.

— Когда отдохнешь, — сказал Боррик эльфу, — передай своей госпоже и мой поклон, а также пожелай ей доброго здравия и процветания. Если пошлете гонцов на запад, пожалуйста, передайте то же самое моим сыновьям.

Эльф поклонился.

— Как пожелаете, милорд. Я вернусь в Эльвандар тотчас же, — он повернулся и вышел из палатки.

— Кажется, я вижу его, — сказал Калган и показал на новые красные пятна на карте. Они образовывали неровный полукруг. — Цурани пытаются удержать это место. Эта долина находится в центре круга. Я бы предположил, что они не хотят никого туда подпускать.

Герцоги озадачились.

— Но зачем? — спросил Боррик. — Там же нет ничего ценного в военном плане. Как будто они предлагают нам закрыть их в этой долине.

Вдруг Брюкал изумленно открыл рот.

— Это предмостная позиция. Взгляните на это с точки зрения переправы через реку. У них плацдарм по эту сторону этого их прохода между мирами, как его называет маг. А снабжения у них ровно столько, сколько могут пронести через него их люди. Они недостаточно хорошо контролируют эти места, чтобы предпринять фуражировку, так что им нужно расширять подконтрольную территорию и создать там снабжение, прежде чем перейти в наступление.

— Калган, как ты думаешь? — повернулся к магу Боррик. — Это, скорее, по твоей части.

Маг посмотрел на карту, как будто пытаясь угадать скрытые в ней сведения.

— Мы ничего не знаем о магии, здесь замешанной. Мы не знаем, как быстро они могут проводить сквозь врата людей и припасы, потому что этого никто никогда не видел. Это может потребовать большой площади, которую им обеспечивает эта долина. Или у них может быть ограничение по времени, когда можно проводить войска.

— Тогда остается только одно. Мы должны послать в долину отряд, чтобы посмотреть, что они там делают, — сказал Боррик.

Калган улыбнулся.

— Я тоже поеду, если Ваша Светлость позволит. У Ваших солдат может не быть ни малейшего представления о том, замешана ли магия в том, что они видят.

Брюкал начал возражать, упершись взглядом в огромное тело мага. Боррик оборвал его.

— Не позволяй его виду обмануть тебя. Он скачет как солдат, — он повернулся к Калгану. — Тебе лучше взять Пага, потому что если один вдруг падет, другой сможет доставить нам новости.

Калган опечалился, услышав это, но это действительно было разумно.

— Если мы ударим по Северному перевалу, — сказал герцог Ябонский, — потом по этой долине и отведем их силы туда, то маленький быстрый отряд может прорваться здесь, — он показал на маленький проход с востока на южном концедолины.

— Достаточно смелый план, — сказал Боррик. — Мы так долго плясали под дудку цурани, держа твердую линию фронта, что сомневаюсь, что они будут ожидать этого.

Маг предложил им лечь спать, потому что завтра предстоял длинный день. Он на миг закрыл глаза и сообщил двум вождям, что дождь кончится и завтра будет солнечно.

Паг лежал, завернувшись в одеяло, и пытался заснуть, когда в их палатку зашел Калган. Мичем сидел рядом с костром и готовил ужин, пытаясь спасти его от жадной утробы Фантуса. Огненный дрейк нашел своего хозяина неделю назад, вызвав, пролетая над палатками, удивленные крики солдат. Только благодаря командным окрикам Мичема, лучник не пустил в игривого дрейка метровую стрелу. Калган с радостью встретил своего любимца, но не имел ни малейшего представления о том, как зверь их нашел. Дрейк двинулся прямо в палатку мага. И теперь радостно спал рядом с Пагом и крал пищу из-под бдительного глаза Мичема.

Паг сел. Маг стаскивал промокший насквозь плащ.

— Предпринимается экспедиция вглубь территории, удерживаемой цурани, чтобы прорвать круг, который они сформировали вокруг маленькой долины, и узнать, что они замышляют. Вы с Мичемом поедете туда со мной, я хочу, чтобы рядом и за спиной у меня были друзья.

Пага возбудили эти новости. Мичем долгие часы учил его пользоваться мечом и щитом, и старая мечта стать солдатом вернулась.

— Я держал клинок острым, Калган.

Мичем фыркнул и рассмеялся. Маг бросил на него злобный взгляд.

— Хорошо, Паг. Но как бы то ни было, мы не будем сражаться. Мы поедем маленьким отрядом, а с нами больший, который отведет в сторону силы цурани.

Мы быстро заберемся на их территорию и узнаем, что они там скрывают. Потом мы как можно быстрее поскачем назад, чтобы доставить вести. Благодарение богам, что у них нет лошадей, а то мы никогда не могли бы и надеяться выполнить такой смелый план. Мы проедем сквозь их позиции прежде, чем они узнают, что мы напали.

— Возможно, нам удастся взять пленника, — с надеждой сказал Паг.

— Это было бы переменой, — сказал Мичем.

Цурани оказались свирепыми бойцами и предпочитали смерть захвату.

— Тогда мы, возможно, узнаем, зачем они пришли на Мидкемию, — предположил Паг.

Калган задумался.

— Мы мало что знаем об этих цурани. Где то место, откуда они пришли? Как они переправляются из своего мира в наш? И, как ты заметил, самый спорный вопрос: почему они пришли? Зачем вторгаются в наши земли?

— Металл.

Калган с Пагом взглянули на Мичема, который помешивал варящееся тушеное мясо, одним глазом следя за Фантусом.

— У них нет металла, и они хотят нашего.

Калган с Пагом бессмысленно смотрели на него. Он покачал головой.

— Я думал, вы уже разгадали это, так что не поднимал этот вопрос, — он отставил в сторону котел с мясом, протянул руку куда то за спину и вытащил из под своего тюфяка ярко-красную стрелу.

— Сувенир, — сказал он, выставив ее на обозрение. — Взгляните на наконечник. Он из той же пакости, что и их мечи, какая-то порода дерева, крепкая, как сталь. Я подобрал много таких штуковин, брошенных солдатами, и я не видел ни одной вещи, сделанной цурани с использованием металла.

— Конечно! — изумленно воскликнул Калган. — Это так просто. Они нашли способ прохождения между мирами и нашли землю, богатую металлами, которых им не хватает. И они послали армию вторжения. Это также объясняет, почему они охотнее двигаются на высокогорные равнины, чем в низинные леса. Это дает им свободный доступ к… гномьим шахтам! — он подпрыгнул. — Мне лучше тотчас же доложить об этом герцогам. Мы должны послать весть гномам, чтобы те были готовы к вторжению в шахты.

Калган исчез за входом в палатку. Паг задумался.

— Мичем, — сказал он через некоторое время, — а почему они не попытались торговать?

Мичем покачал головой.

— Цурани? Судя по тому, что я видел, парень, мысль о торговле, скорее всего, даже не приходила им в голову. Это очень воинственные люди. Эти ублюдки дерутся как шесть сотен демонов. Если бы у них была кавалерия, они бы прогнали все это воинство обратно в ЛаМут, а потом, вероятно, сожгли бы вокруг них город. Но если мы можем измотать их, как бульдоги, просто вися на них, пока они не устанут, мы, наверное, скоро так и поступим. Смотри, что случилось с Кешью. Оставила на севере пол-Бозании Королевству только потому, что Конфедерация на юге изнурила Империю мятежами, следующими один за другим.

Через некоторое время Паг понял, что Калган вернется не скоро, съел свой ужин в одиночестве и приготовился ко сну. Мичем бросил охранять ужин мага от дрейка и тоже лег.

Паг лежал в темноте, уставившись на крышу палатки и слушая звуки дождя и радостное чавканье дрейка. Вскоре он заснул. Ему снился темный туннель и исчезающий вдали мерцающий огонек.

Лес был густой, а в воздухе висел туман. Колонна двигалась среди деревьев. Верховые разведчики то и дело отправлялись вперед выискивать признаки цуранийской засады. Солнце затерялось где-то в деревьях над головой, и все вокруг было серовато-зеленым, так что видимость ограничивалась лишь несколькими метрами.

Во главе колонны ехал молодой капитан ЛаМутской армии, сын старого графа ЛаМута. Он также был одним из самых уравновешенных и способных молодых офицеров армии Брюкала.

Они ехали парами. Паг — рядом с солдатом, за Калганом и Мичемом. По линии пришел приказ остановиться, Паг остановил лошадь и спешился. На нем была хорошо смазанная кольчуга поверх легкого подкольчужника, а поверх нее — воинский ЛаМутский плащ с волчьей головой в синем круге посередине. Тяжелые шерстяные штаны были заправлены в высокие сапоги. В левой руке он держал щит, а меч свисал с пояса. Он чувствовал себя настоящим солдатом. Единственной диссонирующей деталью был несколько великоватый шлем, который придавал ему немного смешной вид.

Капитан Вандрос подъехал к стоящему в ожидании Калгану и спешился.

— Разведчики обнаружили лагерь в полумиле отсюда, впереди. Они считают, что часовые их не заметили.

Капитан вытащил карту.

— Мы где-то здесь. Я поведу своих людей в атаку на вражескую позицию. Кавалерия из Зана поддержит нас с флангов. Лейтенант Гарт будет командовать вашей колонной. Вы проедете через вражеский лагерь и двинетесь далее, к горам. Мы попытаемся, если сможем, последовать за вами, но если не присоединимся к вам к закату, то дальше езжайте одни. Продолжайте двигаться, пусть даже медленным шагом. Гоните лошадей, но старайтесь сохранить их в живых. На лошади вы всегда сможете обогнать чужаков, но пешком вы вряд ли вернетесь назад. Они бегают как дьяволы. Как только окажетесь в горах, двигайтесь через перевал. В долину въезжайте за час до восхода. На Северный перевал нападут на рассвете, так что если вы благополучно попадете в долину, вы не должны, я надеюсь, встретить у себя на пути много воинов. Окажетесь в долине — не останавливайтесь. Если человек падает — его нужно оставить. Задание в том, чтобы доставить сведения командирам. Теперь постарайтесь отдохнуть. Это может быть ваша последняя возможность на некоторое время. Мы атакуем через час.

Он повел свою лошадь назад во главу отряда. Калган, Мичем и Паг сидели молча. Маг был без доспехов, заявив, что они будут мешать его колдовству. Паг был больше склонен считать, что наоборот, доспехам помешают его значительные размеры. У Мичема на боку, как и других, висел меч, но в руках он держал конный лук. Он предпочитал стрельбу ближнему бою, хотя по длинным часам занятий с ним Паг знал, что клинок ему тоже был не чужд. Час истекал медленно, и Паг ощущал нарастающее возбуждение, потому им все еще владели мальчишеские мечты о славе. Он забыл ужас боя с Темными Братьями на пути к Серым Башням.

По колонне передали приказ, и они снова сели на коней. Сначала они скакали медленно, пока в виду не появились цурани. Когда деревья поредели, они поехали быстрее, а когда достигли лужайки, то пустили лошадей галопом. Из земли в качестве защиты от кавалерийской атаки вздымались земляные укрепления. Паг видел яркие разноцветные шлемы цурани, ринувшихся защищать свой лагерь. Когда всадники атаковали, послышались звуки боя, эхом отдававшиеся в деревьях: занские войска занимали остальные цуранийские лагеря.

Под копытами несущихся прямо на лагерь лошадей тряслась земля, звуча словно катящаяся волна грома. Солдаты-цурани стояли за стенами укреплений, стреляя из луков. Большая часть стрел не достигала цели. Первая часть колонны ударила по укреплениям, а вторая повернула налево, объезжая лагерь под углом. Тут несколько солдат цурани были вне укреплений, и упали под копыта лошадей, как пшеница под косой. Двое чуть не ударили всадников огромными двуручными мечами, но не попали. Мичем, управляя лошадью одними ногами, уложил обоих двумя быстрыми стрелами.

Паг услышал сзади среди звуков боя ржание лошади, и внезапно они въехали в лес, продираясь через ветви. Они скакали как можно быстрее, пересекая лес и уклоняясь от низких веток. Все вокруг было зелено-коричневом калейдоскопом.

Колонна скакала еще почти полчаса, но потом лошади начали уставать, и они сбавили темп. Калган окликнул лейтенанта Гарта, и они стали проверять по карте их положение. Если они медленно поедут остаток дня и ночь, то на рассвете должны будут достигнуть выхода из прохода.

Мичем заглянул через головы лейтенанта с Калганом, опустившихся на колени.

— Я знаю это место. Я охотился здесь мальчишкой, когда жил возле Хаша.

Паг изумился. Мичем впервые упоминал о своем прошлом. Паг полагал, что Мичем был из Крайди, а теперь с удивлением узнал, что юность он провел в Вольных Городах. Но ему трудно было представить Мичема мальчишкой.

— Тут есть путь через гребень гор — тропа, проходящая между двумя невысокими вершинами, — продолжил крестьянин. — Она не намного шире козлиной тропинки, но если мы ночью поведем лошадей, то к восходу можем быть в долине. С этой стороны трудно найти этот путь, если не знаешь, где искать. Со стороны долины это почти невозможно. Ручаюсь, что цурани о нем ничего не знают.

Лейтенант вопросительно смотрел на Калгана. Маг взглянул на Мичема и сказал:

— Возможно, стоит попробовать. Мы можем оставить для Вандроса знак, отмечающий путь. Если пойдем медленно, он, может быть, нагонит нас прежде, чем мы достигнем долины.

— Хорошо! — сказал лейтенант. — Наше главное преимущество подвижность, так что давайте двигаться. Мичем, где мы выйдем?

Здоровяк наклонился через плечо над лейтенантом и показал место на карте рядом с южным концом долины.

— Здесь. Если выйдем где-то в полумиле к западу, потом отклонимся на север, то сможем срезать прямо к сердцу долины, — говоря, он водил по карте пальцем. — Большая часть этой долины на севере и юге — лес, а посередине — большой луг. Там-то они и должны быть, если у них большой лагерь. Там в основном открытая местность, так что если чужаки не встревожены чем-то неожиданным, мы должны будем без труда проехать прямо мимо них, прежде чем они организуются, чтобы нас остановить. Самым сложным будет пробраться через лес на севере, если там есть солдаты. Но если мы прорвемся сквозь них, то свободно проедем к Северному перевалу.

— Все согласны? — спросил лейтенант.

Когда никто ничего не сказал, он отдал людям приказ пустить лошадей шагом. Мичем повел отряд.

Они дошли до входа на путь или то, что Мичем справедливо назвал козлиной тропинкой, за час до заката. Лейтенант расставил часовых и приказал снять с лошадей седла. Паг протер лошадь пригоршнями длинной травы, затем воткнул колышек и привязал ее. Тридцать солдат тоже занимались своими лошадьми и оружием. Паг чувствовал повисшее в воздухе напряжение. Объезд вокруг лагеря цурани взвел солдат, и они с нетерпением ожидали боя.

Мичем показал Пагу, как оборачивать свой меч лоскутами, оторванными от солдатских одеял.

— Этой ночью мы не собираемся пользоваться этим постельным тряпьем, а ничто не раздается в горах таким звоном, как бряцанье металла, парень. Кроме, может быть, цоканья копыт по скале.

Паг посмотрел, как он закрыл копыта лошадей кожаными накопытниками, специально для этого лежащими в седельных сумках. Солнце начало заходить; Паг немного отдохнул. Короткие весенние сумерки истекали, он ждал приказа снова оседлать лошадей. Когда он закончил, солдаты начали выстраивать лошадей в линию.

Мичем с лейтенантом шли вдоль линии и повторяли людям инструкции. Они пойдут колонной по одному, впереди — Мичем, потом лейтенант и так далее до последнего солдата. К левому стремени каждой лошади привязали веревку, пропустив ее по всей линии, и каждый крепко держал ее, ведя свою лошадь. Когда все стали по местам, Мичем тронулся.

Тропа поднималась круто, и кое-где лошадям приходилось карабкаться. В темноте они двигались медленно, всеми силами стараясь не сбиться с пути. Иногда Мичем останавливал колонну, чтобы проверить путь впереди. Через несколько таких остановок тропа перевалила через гребень, и пошла вниз. Через час она расширилась, и они остановились на отдых. Два солдата вместе с Мичемом были посланы вперед, чтобы разведать путь, остальные плюхнулись на землю, давая отдых натруженным ногам. Паг понял, что усталость была следствием напряжения, созданного молчаливым переходом, в той же степени, как и собственно подъема, но это не сделало его ногам легче.

Через некоторое время, которое показалось очень коротким для отдыха, они снова двинулись. Паг ковылял вперед, отупев от усталости до такой степени, что ему стало казаться, что весь мир и вся жизнь состоит в том, чтобы без конца поднимать одну ногу и ставить ее перед другой. Несколько раз лошадь буквально подтаскивала его за веревку, привязанную к ее стремени.

Вдруг Паг понял, что линия остановилась, и стояли они между двумя маленькими холмиками, глядя вниз, на долину. Отсюда можно было съехать по склону всего лишь за несколько минут.

Калган подошел к мальчику и встал рядом с его лошадью. Толстого волшебника, казалось, подъем не очень утомил, и Паг изумился, какие сильные мышцы, должны скрываться под складками жира.

— Как ты себя чувствуешь, Паг?

— Полагаю, я выживу, но в следующий раз, думаю, я поеду верхом, хоть для тебя это и все равно.

Они разговаривали приглушенно, но маг все равно издал тихий смешок.

— Совершенно тебя понимаю. Мы будем здесь до рассвета. Он наступит чуть меньше, чем через два часа. Предлагаю тебе немного поспать, потому что впереди у нас много быстрой и тяжелой скачки.

Паг кивнул и без разговоров лег. Вместо подушки он положил щит и, прежде чем маг успел сделать хоть шаг в сторону, уже заснул. Он даже не шевельнулся, когда подошел Мичем и снял с его лошади кожаные накопытники.

Пага мягко потрясли, и он проснулся. Казалось, что заснул он лишь мгновение назад. Перед ним, что-то протягивая, на корточках сидел Мичем.

— Вот, парень. Поешь.

Паг взял предложенную пищу. Это был мягкий хлеб с острым привкусом. Укусив два раза, он почувствовал себя лучше.

— Ешь быстрее, — сказал Мичем. — Мы отбываем через несколько минут, — он двинулся вперед к лейтенанту и магу, стоящим рядом со своими лошадьми.

Паг прикончил хлеб, и залез в седло. Боль ушла из его ног, и когда он сел верхом, то с нетерпением стал ожидать отъезда.

Лейтенант повернул лошадь и стал лицом к солдатам.

— Мы поедем на запад, а потом, по моей команде, на север. Деритесь только если нападут. Наше задание — вернуться со сведениями о цурани. Если кто-то падет, мы не можем останавливаться. Если отстанете от остальных — выбирайтесь как можете. Запоминайте все, что возможно, ибо каждый из вас может остаться единственным, кто принесет герцогам вести. Да хранят нас всех боги.

Некоторые солдаты быстро произнесли молитвы различным божествам, в основном, Титу, богу войны, после чего все тронулись. Колонна спустилась по склону и въехала в долину. Солнце выбиралось из-за гор позади них, и все омывалось розовым светом. У подножия холмов они пересекли небольшой ручей и вышли на поляну, поросшую высокой травой. Далеко впереди и на севере, слева, были видны деревья. На северном конце долины в воздухе висел дым от походных костров. Враг там, подумал Паг, и судя по количеству дыма, их там много. Он надеялся, что Мичем был прав, и они все расположены на открытом месте, там, где у солдат Королевства были все шансы обогнать их.

Через некоторое время лейтенант передал по колонне приказ, и она повернула на север. Они шли рысью, чтобы сберечь силы лошадей до того времени, когда действительно понадобится скорость.

Когда они спускались к южному лесу долины, Пагу показалось, что в деревьях впереди промелькнуло что-то яркое и цветное, но он не был уверен. Когда они подъехали в лесу, из глубины деревьев раздался крик.

— Отлично, они нас увидели! — крикнул лейтенант. — Скачите быстрее и держитесь близко друг к другу, — он пришпорил лошадь, и вскоре весь отряд уже с грохотом продирался через лес. Паг, увидев, что лошади перед ним сворачивают влево, развернул свою, и увидел перед собой поляну. Голоса стали громче, и он попытался приспособить глаза к лесному мраку. Он надеялся, что лошадь видит яснее, а то он может врезаться в дерево.

Лошадь, быстрая и обученная для боя, ныряла между стволами, и Паг стал замечать между ветвями что-то цветное и яркое. Солдаты цурани ринулись наперерез всадникам, но им пришлось продираться через лес, и это стало невозможным. Они неслись по лесу быстрее, чем цурани могли передать приказ и отреагировать. Паг знал, что преимущество внезапности не может длиться долго: они устроили такую суматоху, что враг уже точно должен был понять, что случилось.

После этого безумного броска через лес они снова выехали на чистое место, где их ждали несколько солдат цурани. Всадники атаковали, и большая часть защитников разбежалась. Один, однако, стоял насмерть, несмотря на ужас, написанный на его лице. Он размахнулся синим двуручным мечом. Лошадь заржала, клинок разрубил ее правую ногу, и всадника сбросило наземь. Паг пронесся мимо и потерял из виду эту схватку.

Над плечом Пага пролетела стрела, жужжа, как злая пчела. Он наклонился к гриве скакуна, чтобы предоставить лучникам как можно меньшую мишень. Впереди с лошади навзничь упал солдат с шеей, насквозь пробитой красной стрелой.

Вскоре они были вне пределов досягаемости луков и скакали к укреплению, построенному на старой дороге, ведущей из шахт на юге. За ним сновало несколько сот ярких цветных фигурок. Лейтенант махнул рукой, приказывая объехать его с запада.

Как только стало ясно, что они собираются объехать земляное укрепление, а не штурмовать его, несколько лучников цурани выбрались на верх редута и побежали наперерез всадникам. Как только они оказались в пределах дальности полета стрелы, воздух наполнился красными и синими древками. Паг услышал ржание лошади, но не видел ни раненого животного, ни его седока.

Быстро проскакав за пределы досягаемости лучников, они снова въехали в густые деревья. Лейтенант придержал коня на мгновенье и прокричал:

— Отсюда едем прямо на север. Мы уже почти на лугу. Там ничто не будет нас скрывать, так что скорость — единственный ваш союзник. Потом, когда вы окажетесь в северном лесу, продолжайте двигаться вперед. Наши силы должны были прорваться там, и если мы сможем пробиться через тот лес, то все должно быть в порядке.

Мичем сказал, что лес в поперечнике составляет около двух-трех миль. Оттуда еще три мили открытого пространства, прежде чем начнутся холмы Северного перевала.

Они пошли шагом, чтобы лошади как можно больше отдохнули. Позади были видны крошечные фигурки цурани, но они ни за что не нагнали бы их прежде, чем лошади снова побегут. Впереди Паг видел деревья леса, увеличивающиеся с каждой минутой. Он чувствовал на себе взгляды, которые должны были исходить оттуда, наблюдая за ними, ожидая.

— Когда окажемся в пределах выстрела, скачите как можно быстрее, — крикнул лейтенант. Паг увидел, что солдаты вытаскивают мечи и луки, и тоже вытащил свой меч. Ему было неудобно с оружием, зажатым в руке, но он поскакал рысью к деревьям.

Внезапно воздух наполнился стрелами. Одна скользнула по его шлему, и из-за этого его голова откинулась назад, а из глаз пошли слезы. Он слепо погнал лошадь вперед, пытаясь проморгаться. В левой руке у него был щит, а в правой меч. Проморгавшись, он увидел, что находится в лесу. Боевой конь отвечал на сдавливание ногами.

Из-за дерева выскочил одетый в желтое солдат и замахнулся на Пага мечом. Тот принял удар на щит, по которому удар передался в левую руку. Он сверху замахнулся на солдата, тот отклонился, и удар прошел мимо. Паг пришпорил лошадь, прежде чем солдат снова мог встать в атакующую позицию. Все вокруг, весь лес звенел звуками боя. Среди деревьев Паг с трудом различал других всадников.

Несколько раз он налетал на солдат цурани, пытающихся преградить ему путь. Один попытался схватить поводья его лошади, но Паг ударил его по горшкообразному шлему, и тот пошатнулся. Пагу казалось, что все они играли в какие-то безумные прятки с пехотинцами выпрыгивающими из-за каждого дерева.

Острая боль пронзила правую щеку Пага. Тыльной стороной руки, в которой был меч, он дотронулся до щеки, и почувствовал влагу. Убрав руку, он увидел на костяшках пальцев кровь. Это показалось ему странным: он и не слышал стрелы, попавшей в него.

Еще дважды он налетал на солдат, боевой конь отбрасывал их в сторону. Вдруг он вырвался из леса, и перед глазами его предстал калейдоскоп изображений. Приостановившись на мгновение, он позволил образу запечатлиться в памяти. Менее чем в сотне метров к западу от того места, где он вышел из леса, стояло какое-то большое устройство в пару сотен метров длиной с трехметровым шестами в каждом конце. Вокруг собралось несколько групп людей, первые цурани, которых Паг видел без доспехов. Они были в черных одеяниях и совершенно безоружны. Между шестами в воздухе повисла мерцающая серая дымка, такая же, как они видели в комнате Калгана, закрывая обзор за собой. Из дымки выезжала телега, которую тащила пара серых шестиногих животных, погоняемых двумя солдатами в красных доспехах. За механизмом стояло еще несколько телег, а за ними паслось еще несколько странных животных.

За этим странным устройством на лугу раскинулся могучий лагерь, в котором было больше палаток, чем Паг мог сосчитать. Знамена ярких цветов и со странными узорами развевались по ветру, а едкий дым костров ударил в нос и тут же был унесен легким ветерком.

Из-за деревьев показались другие всадники, и Паг пришпорил лошадь, огибая странное устройство. Шестиногие животные подняли головы и легким шагом отошли от надвигающихся лошадей с минимальными усилиями, достаточными для того, чтобы убраться с пути всадников.

Один из одетых в черное людей побежал по направлению к всадникам и остановился сбоку от них. Паг мельком заметил его гладко выбритое лицо: губы двигались, а глаза сосредоточились на чем-то позади мальчика. Паг услышал крик и, взглянув назад, увидел на земле всадника, чья лошадь словно статуя застыла на месте. Несколько вражеских солдат ринулось к нему. Оказавшись за странным устройством, он увидел слева от себя множество ярких цветных палаток. Впереди путь был свободен.

Паг заметил Калгана, и направил лошадь к нему. В тридцати метрах справа были остальные всадники. Они пронеслись мимо, и Калган прокричал что-то мальчику, но он не разобрал. Маг показал на лицо, а потом на Пага, который теперь понял, что маг спрашивал все ли с ним в порядке. Паг махнул мечом и улыбнулся, и маг улыбнулся в ответ.

Вдруг где-то в сотне метрах впереди воздух наполнился громким жужжанием. Как будто прямо из воздуха появился одетый в черное человек. Лошадь Калгана неслась прямо на него, но в руке человек держал какое-то чудно выглядящее устройство, и показывал на мага.

Воздух зашипел, наполнившись энергией. Лошадь Калгана заржала и упала как подкошенная. Толстый маг перелетел через ее голову и ударился плечом оземь. С изумительной быстротой он поднялся на ноги и закатился на черного человека.

Паг осадил лошадь, несмотря на приказ двигаться дальше. Развернув ее, он увидел мага, сидящего на груди противника. Каждый из них схватил правой рукой левое запястье другого. Паг понял, что они схватились в поединке воли. Калган объяснял Пагу эту странную силу разума. Это был способ, которым маг мог склонить перед собой волю другого. Паг соскочил с коня и ринулся к борющимся. Рукояткой меча он ударил черную фигуру в висок, и человек потерял сознание.

Калган, шатаясь, поднялся на ноги.

— Спасибо, Паг. Не думаю, что осилил бы его. Никогда не встречал такую силу разума, — Калган взглянул на свою лошадь, дрожа лежащую на земле. — Она не годится, — он повернулся к Пагу. Слушай хорошо, потому что тебе придется передать весть лорду Боррику. Судя по тому, с какой скоростью телега выкатывалась из врат, я полагаю, что они могут приводить сюда несколько сотен человек в день, а может, и намного больше. Скажи герцогу, что попытаться захватить механизм будет самоубийством. Их маги слишком могущественны. Я не думаю, что мы сможем уничтожить механизм, который держит врата открытыми. Если бы было время изучить его… Он должен вызвать подкрепление из Крондора, а может, даже с Востока.

Паг схватил Калгана за руку.

— Я не могу все это запомнить. Мы поедем вдвоем на одной лошади.

Калган начал возражать, но был слишком слаб, чтобы помешать мальчику подтащить его к своей лошади. Не обращая внимания на возражения Калгана, он забросил учителя в седло. Паг помедлил мгновение, оценивая усталость животного, и решил.

— Обоих нас он не довезет, Калган, — крикнул он и ударил лошадь в бок. — Я найду другую.

Паг оглядел окрестности. Лошадь с Калганом унеслась прочь. Поблизости, менее чем в двадцати метрах, бродила лошадь без седока, но когда он приблизился к ней, животное сбежало. Ругаясь, Паг повернулся и увидел, что одетый в черное цурани поднимается на ноги. Человек казался слабым и оглушенным, и Паг напал на него. В голове его была единственная мысль: захватить пленника, судя по виду, цуранийского мага. Паг застал его врасплох и свалил на землю.

Человек тревожно отполз назад, увидев, как Паг угрожающе подымает меч. Человек выставил руку вперед. Паг принял это за знак покорности и заколебался. Вдруг сквозь него прошла волна боли, и он с трудом удержался на ногах. Шатаясь, он увидел знакомую фигуру, скачущую к нему и выкрикивавшую его имя.

Паг потряс головой, и боль вдруг исчезла. Мичем торопился к нему, и Паг понял, что крестьянин мог утащить цурани в лагерь герцога, если Паг не даст ему уйти. Он повернулся, забыв о боли, и приблизился ко все еще лежащему на земле цурани. Когда маг увидел надвигающегося мальчика, на его лице выступило потрясение. Паг слышал сзади себя голос Мичема, зовущий его по имени, но не отрывал глаз от цурани.

Несколько солдат цурани бежали по лугу на помощь своему павшему магу, но Паг стоял лишь в паре метров, и Мичем должен был подъехать через несколько мгновений.

Маг вскочил на ноги и сунул руку под одеяние. Он вытащил маленькое устройство и привел его в действие. Из предмета раздался громкий гул. Паг ринулся на человека, намереваясь выбить устройство из его руки, что бы это ни было. Устройство гудело все громче и, ударив мага плечом в живот, Паг снова услышал, как Мичем кричит его имя.

Вдруг мир вокруг взорвался белым и голубым светом, и Паг ощутил себя летящим сквозь радугу во тьму.

Паг открыл глаза. Некоторое время он пытался сфокусировать их на чем-нибудь, потому что все перед его глазами словно бы мерцало. Затем он полностью очнулся и понял, что была все еще ночь, а мерцание шло от костров, расположенных неподалеку от места, где он лежал. Он попытался сесть и обнаружил, что руки связаны за спиной. Рядом раздался стон. В тусклом свете он различил черты ЛаМутского конника, лежащего в паре метров от него. Он тоже был связан. Лицо его было искажено, и на нем была уродливая рубленая рана, идущая от волос до скулы и покрытая корочкой запекшейся крови.

Внимание Пага отвлекли тихие голоса сзади. Он перекатился и увидел двух часовых-цурани в синих доспехах. Между мальчиком и чужаками, разговаривающими на своем странном музыкальном языке, лежало еще несколько связанных пленников. Один заметил движение Пага и что-то сказал другому. Тот заторопился прочь.

Через мгновенье он вернулся вместе с еще одним солдатом, который был в красно-желтых доспехах с большим гребнем на шлеме. Он приказал двум солдатам поднять Пага. Его грубо подняли на ноги, и вновьприбывший встал перед ним и критически оглядел его. Это был темноволосый человек, с раскосыми широко расставленными глазами, какие Паг видел на поле у мертвых цурани. У него были плоские скулы и широкий лоб, над которым возвышался густой волосяной покров. В тусклом свете костров его кожа казалась чуть ли не золотой.

Если не принимать во внимание низкий рост, большинство цурани могли сойти за граждан многих народов Мидкемии, но эти золотистые, как теперь думал о них Паг, напоминали кешианских торговцев из далекого торгового города Шинг Лай, которых Паг много лет назад видел в Крайди.

Офицер внимательно осмотрел и пощупал одежду мальчика. Потом он встал на колени и так же осмотрел сапоги на ногах Пага. Он поднялся и рявкнул что-то солдату, который привел его. Тот отдал честь, повернулся к Пагу, схватил его и повел его извилистым путем по лагерю цурани.

В центре лагеря с горизонтальных древков свисали большие знамена, расположенные вокруг большой палатки. На всех были странные рисунки — какие-то чудные животные, раскрашенные в яркие цвета. На некоторых были надписи на незнакомом языке. Туда-то Пага и тащили мимо сотен цуранийских солдат, которые сидели и спокойно чистили свои кожаные доспехи и ремонтировали оружие. Некоторые взглянули на него, когда он проходил мимо, но в лагере не было того обычного шума и суеты, к которым Паг привык в лагере своей армии. Атмосферу другого мира этому месту придавали не только странные разноцветные знамена. Паг попытался запомнить все детали на случай, если удастся бежать. Тогда он мог бы сообщить герцогу Боррику что-нибудь полезное. Но чувства его не могли воспринимать такое количество незнакомых образов. Он не знал, что из того, что он видел, является важным.

У входа в большую палатку солдата, тащившего Пага, окликнули двое других в черно-оранжевых доспехах. Быстро обменялись словами, полог палатки был откинут, и Пага втолкнули внутрь. Он упал ничком на груду мехов и циновок. С того места, где он лежал, Паг заметил на стенах палатки еще несколько знамен. Палатка была богато украшена: шелковые драпировки, толстые ковры и множество подушек.

Чьи-то руки грубо поставили его на ноги, и он увидел нескольких человек, пристально глядящих на него. Все они стояли и были одеты в яркие доспехи и цуранийские офицерские шлемы с гребнем, кроме двух. Те сидели на подушках. Первый был в простом черном одеянии с откинутым капюшоном, открывая взору худое бледное лицо и лысину. Это был цуранийский маг. На другом было богатое оранжевое одеяние от колен до локтей с черными украшениями. Оно, похоже, носилось для удобства. Он был жилистым, мускулистым, на теле было видно несколько шрамов, и Паг предположил, что это был воин, снявший на ночь доспехи.

Человек в черном сказал что-то остальным высоким монотонным голосом. Никто из них ничего не ответил, но тот, что был в оранжевом, кивнул. Огромная палатка была освещена единственной жаровней, расположенной рядом с сидящими. Худой, одетый в черное, сидел чуть впереди, и жаровня освещала его лицо снизу, придавая ему явно демонический вид. Говорил он прерывисто, с сильным акцентом.

— Я знаю только… немного… ваш язык. Ты понимаешь?

Паг кивнул. Сердце его громко и часто стучало, а ум работал неистово. Пригодились уроки Калгана. Сначала он успокоился, расчистив туман, охвативший его разум. Потом он напряг каждое чувство, хватая каждый обрывок доступных сведений, ища полезные знания, которые могли бы увеличить его шансы выжить. Солдат, ближайший к двери, казалось, расслабился: он полулежал, прислонившись спиной к груде подушек, подложив левую руку под затылок и одним глазом глядя на пленника. Но Паг заметил, что другая его рука была менее чем в дюйме от рукоятки кинжала, висящего на его поясе. Краткий отблеск на лаке выдал присутствие еще одной рукоятки кинжала, торчащего из подушки рядом с правым локтем человека в оранжевом.

— Слушай меня, — медленно произнес человек в черном, — потому что я тебе что-то скажу. Потом тебе зададут вопросы. Если солжешь — умрешь. Понимаешь?

Паг кивнул. У него не было никаких сомнений.

— Этот человек, — сказал черный, показывая на человека в коротком оранжевом одеянии, — он… великий человек. Он… высокий человек. Он… — тут он сказал слово, которого Паг не понял. Паг покачал головой, и маг сказал:

— Его семья великая… Минванаби. Он второй после… — он помедлил, ища слово, и обвел рукой вокруг, как будто указывая на всех находящихся в палатке, судя по гордым плюмажам, офицеров, человека, который главный.

Паг кивнул и тихо спросил:

— Вашего господина?

Глаза мага сузились, как будто ему не понравилось, что Паг перебил его. Но он помолчал мгновенье и сказал:

— Да. Господин Войны. Это по его воле мы здесь. Вот этот второй после Господина Войны. — он показал на человека в оранжевом. Ты ничто для этого человека.

Было очевидно, что он не мог выразить то, что хотел. Было ясно, что господин для его народа был чем-то особенным, и переводчик хотел передать это Пагу.

Господин перебил переводчика и что-то сказал ему, после чего кивнул на Пага. Лысый маг наклонил голову в знак согласия, и повернулся к Пагу.

— Ты господин?

Паг удивился и промямлил отрицательный ответ. Маг кивнул, перевел, и господин снова что-то сказал ему.

— Ты носишь одежду как у господина, так? — сказал маг, повернувшись к Пагу.

Паг кивнул. Его туника была из гораздо лучшей материи, чем домотканые туники обычных солдат. Он попытался объяснить свое положение, как члена герцогского двора. Он сделал несколько попыток, и в конце концов сдался на предположение о том, что он был чем-то вроде высокопоставленного слуги.

Маг поднял маленькое устройство и протянул Пагу. Помедлив мгновенье, Паг взял его. Это был прозрачный кубик, пронизанный розовыми прожилками. Через некоторое время в его руках он замерцал мягким розовым светом. Человек в оранжевом отдал приказ, и маг перевел:

— Этот господин спрашивает, сколько человек вдоль перевала до… — он запнулся и показал рукой.

Паг не имел ни малейшего представления о том, где находится или куда показывают.

— Я не знаю, где я, — сказал он. — Я был без сознания, когда меня сюда принесли.

Маг задумался на мгновенье, потом встал.

— Вот там, — сказал он, показав вправо от направления, куда он показывал перед этим, — высокая гора, выше других. Вот там, — он чуть сдвинул руку, — в небе пять огней, вот так, — он нарисовал в воздухе их расположение.

Через некоторое время Паг понял. Человек показывал на Каменную Гору и на созвездие, которое называлось Пять Бриллиантов. Он был в той долине, куда они прискакали.

— Я… правда, я не знаю сколько.

Маг посмотрел на кубик в руке Пага. Он продолжал мерцать розовым светом.

— Хорошо. Ты говоришь правду.

Тут Паг понял, что он держал в руке какое-то устройство, которое сообщит его пленителям, если он попытается их обмануть. На него нахлынуло черное отчаяние. Он понял, что все надежды на выживание, которые он питал, связаны с предательством отечества.

Маг задал еще несколько вопросов о войсках вне долины. Большинство их осталось без ответа, потому что Паг не присутствовал на тайных стратегических совещаниях, и допрос принял более общий характер, об обычаях Мидкемии, но для цурани это, казалось, было очень интересно.

Допрос продолжался несколько часов. Паг иногда чувствовал дурноту: напряженность обстановки смешалась с утомлением. Один раз ему дали крепкого напитка, который на некоторое время восстановил силы, но головокружение осталось.

Он отвечал на каждый вопрос. Несколько раз он обходил правду, говоря только часть запрашиваемых сведений, и ничего добровольно. Несколько раз он видел, что и маг, и господин раздражались, не зная, что делать с ответами, которые были неполными или запутанными. Наконец господин показал, что допрос окончен, и Пага вытащили вон из палатки. Маг последовал за ним.

Снаружи маг встал перед Пагом.

— Мой господин говорит:

"Я думаю, этот слуга, — он ткнул Пага в грудь, — он… — он поискал слово. — Он умный."

— Мой господин не против умных слуг, потому что они хорошо работают. Но он думает, что ты слишком__ умный. Он приказал сказать тебе быть осторожным, потому что теперь ты раб. Умный раб может прожить долго. Слишком умный раб умирает быстро, если… — снова пауза. Потом он широко улыбнулся. — Если посч… посчастливится. Да… вот это слово. — Он еще раз прокатил слово по рту, как будто смакуя. — Посчастливится.

Пага отвели обратно к пленным и оставили наедине с его мыслями. Он огляделся и увидел, что остальные пленники проснулись. Большинство из них пало духом. Один открыто рыдал. Паг поднял глаза к небу и увидел над горами на востоке узкую розовую полоску, возвещающую восход.

15. СТЫЧКИ

Дождь не прекращался.

Около входа в пещеру возле костра плотной кучкой сидели гномы. На их лицах отражалась мрачность дня. Долган пыхтел трубкой, а остальные трудились над доспехами: ремонтировали разрубы и разрезы в коже, чистили и смазывали металл. На огне закипал горшок с тушеным мясом.

Томас сидел в глубине пещеры, на коленях лежал меч. Он без выражения в глазах смотрел мимо остальных, сфокусировав глаза на какой-то точке далеко за ними.

Семь раз гномы Серых Башен натыкались на вторженцев и семь раз они наносили тяжелые потери. Но было ясно, что число цурани не уменьшалось. Теперь недоставало многих гномов. Их жизни дорого достались врагу, но еще дороже — семьям Серых Башен. У долгожителей-гномов было меньше детей, чем у людей, и разница в возрасте между ними составляла многие годы. Каждая потеря наносила гномьему народу гораздо больший вред, чем люди могли себе представить.

Каждый раз, когда гномы собирались и из шахт нападали на долину, Томас был впереди. Его золотой шлем указывал гномам путь. Его золотой меч описывал над дракой дугу, тяжело опускался и звенел о врага. В бою замковый мальчишка превращался в образ силы, в сражающегося героя, чье присутствие вселяло в цурани страх и ужас. Если бы у него и оставались какие-то сомнения в магической природе оружия после того, как он прогнал призрак, то после первого же боя они бы рассеялись.

Они собрали в Калдаре тридцать гномов-воинов и прошли через шахты к южной части захваченной долины. Они неожиданно напали на патруль цурани неподалеку от шахт и убили их всех. Но в бою Томас был отрезан от гномов тремя воинами цурани. Когда они набросились на него, занеся мечи над головами, он почувствовал как что-то взяло над ним контроль. Нырнув между двумя, как сумасшедший акробат, он убил обоих одним ударом слева направо. Третий был быстро положен сзади, прежде чем успел прийти в себя от неожиданного броска Томаса.

После драки Томаса наполнила новая для него бурная радость, также несколько пугающая. На всем обратном пути он ощущал прилив неизвестной энергии.

В каждом последующем бою у него появлялись те же сила и умение. Но буйная радость стала более настойчивой, а последние два раза начались видения. Теперь видения впервые пришли незваными. Они были обрывочными, образы накладывались один на другой.

Сквозь них он видел гномов и лес вдали. Но поверх этого был народ, давно умерший, и места, исчезнувшие из памяти живущих. Залы, украшенные золотом, были освещены факелами, бросающими пляшущий свет на хрусталь, стоящий на столах. Кубки, никогда не знавшие человеческой руки, поднимались к губам, изогнутым в чуждых человеческому уму улыбках. Великие владыки давно умершей расы вкушали перед его глазами праздничный ужин. Они были странными, но вместе с тем хорошо знакомыми, похожими на людей, но с эльфийскими ушами и глазами. Высокие, как эльфы, но шире в плечах и толще в костях. Женщины были красивы, но их красота тоже была чуждой.

Видение приняло более четкую форму, стало живее, чем когда-либо раньше. Томас услышал приглушенный смех, звук чуждой музыки и слова на языке этого народа.

Голос Долгана вырвал его из видения.

— Поешь немного, паренек?

Уловив это частью сознания, он подошел к Долгану и взял предложенную миску с мясом. Когда его рука дотронулась до миски, видение исчезло и он потряс головой, чтобы избавиться от остатков.

— С тобой все в порядке, Томас?

Томас медленно сел, глядя на своего друга.

— Не уверен, — нерешительно сказал он. — Что-то есть. Я не совсем уверен. Просто устал, наверное.

Долган посмотрел на мальчика. Бои, в которых он участвовал отражались на его юном лице. Он уже больше был похож на мужчину, нежели на мальчика. Но кроме обычной закалки характера, ожидаемой от боя, с Томасом происходило что-то еще. Долган еще не решил, были ли эти перемены в целом к лучшему или к худшему, если их вообще можно было рассматривать в рамках этих понятий. Шести месяцев наблюдения за Томасом было недостаточно, чтобы прийти к какому-либо заключению.

С тех пор как он получил в дар от дракона доспехи, Томас стал бойцом с легендарными возможностями. И мальчик… нет, молодой человек, набирал вес, несмотря даже на то, что часто пища была скудной. Как будто что-то заставляло его расти, чтобы доспехи стали ему впору. И черты его лица тоже становились немного странными. Нос стал чуть угловатее, выточенный более тонко, чем раньше. Брови сильнее изогнулись, а глаза стали посажены глубже. Это все еще был Томас, но Томас с легкой переменой во внешнем виде, как будто он походил на кого-то еще.

Долган глубоко затянулся и взглянул на белый плащ Томаса. Семь раз в бою — и все еще чистый. Грязь и кровь отказывались впитываться в его ткань. А рисунок с золотым драконом сиял так же ярко, как и когда они нашли плащ. То же было и со щитом. Много раз по нему били, но на нем не осталось ни одной зазубрины. Гномы настороженно относились к таким вещам: они давно уже пользовались магией при изготовлении мощного оружия. Но тут было что-то еще. Прежде чем судить, они подождут ипосмотрят, к чему все это приведет.

Они закончили скудную трапезу, и один из часовых вышел на лужайку перед пещерой.

— Кто-то идет.

Гномы быстро вооружились и встали наготове. Вместо цурани в их странных доспехах появился единственный человек, одетый в темно-серый плащ и тунику Наталского Следопыта. Он прошел прямо на середину лужайки и охрипшим от нескольких дней бега по влажному лесу голосом объявил:

— Приветствую, Долган из Серых Башен.

Долган шагнул вперед.

— Приветствую, Гримсворт из Натала.

С тех пор как чужаки захватили Вольный Город Уолинор, следопыты служили разведчиками и гонцами. Человек вошел в пещеру и сел.

Ему дали миску с тушеным мясом, и Долган спросил:

— Какие новости?

— Боюсь, ничего хорошего, — сказал он, жуя мясо. — Пришельцы удерживают жесткую линию фронта за долиной к северо-востоку от ЛаМута. В Уолинор пришли подкрепления из их родной земли, и теперь они как нож стоят между Вольными Городами и Королевством. Когда я две недели назад отбывал, они уже трижды совершали набег на главный лагерь войска Королевства, и может еще с тех пор. Они уничтожают крайдийские патрули. Я должен сказать вам, что считается, что они скоро начнут продвигаться на вашу территорию.

— А почему герцоги так считают? — растерянно спросил Долган. — Наши разведчики не видели, чтобы в этих местах враг становился активнее. Мы нападаем на каждый патруль, который они высылают. Пожалуй, они хотят оставить нас в покое.

— Не уверен. Я слышал, что маг Калган считает, что цурани ищут металлов из ваших шахт, хотя я не знаю почему. В любом случае, так сказали герцоги. Они считают, что будет атака на входы в шахты из долины. Я еще должен сказать вам, что войска цурани, возможно, перемещаются в южный конец долины, потому что на севере давно не было большой атаки, а только маленькие набеги. Так что вы должны делать то, что считаете наилучшим, — сказав это, он сосредоточился на еде.

Долган немного подумал.

— Скажи, Гримсворт, есть ли новости об эльфах?

— Мало. С тех пор как чужаки вторглись в южную часть эльфийских лесов, мы отрезаны от них. Последний эльфийский гонец прорвался за неделю до моего ухода. По последним сведениям, они остановили варваров на бродах реки Крайди, там, где она протекает через лес.

Еще есть слухи о каких-то чужеземных тварях, дерущихся вместе с чужаками. Но, насколько я знаю, только несколько жителей сожженных деревень видели этих тварей, так что я не придавал бы слишком большого значения тому, что они говорят.

Однако есть одна интересная новость. Похоже, патруль из Ябона однажды завернул дальше, чем обычно, к берегам Небесного озера. На берегу они нашли останки цурани и гоблинов из Северных Земель, совершающих набег на юг. По крайней мере, нам не нужно беспокоиться о северных границах. Возможно, мы смогли бы заставить их драться друг с другом и оставить нас на время в покое.

— Или объединиться против нас, — сказал Долган. — Но все же я думаю, что это маловероятно, потому что гоблины склонны сначала убивать, а потом уже вести переговоры.

Гримсворт усмехнулся.

— Хорошо, что эти два кровожадных народа стоят друг у друга на пути.

Долган кивнул. Он надеялся, что Гримсворт прав, но его встревожила мысль о том, что северные народы (так гномы называли живущих в Северных Землях) тоже ввязались в войну.

Гримсворт вытер рот тыльной стороной ладони.

— Я останусь здесь только на ночь, потому что если я хочу безопасно пробраться через их линии, я должен двигаться быстро. Они продвигают патрули вверх по берегу, отрезая Крайди, бывает, на несколько дней. Я проведу там некоторое время, а потом побегу в лагерь герцогов.

— Ты вернешься? — спросил Долган.

Следопыт улыбнулся. Зубы сверкнули на фоне темной кожи.

— Наверное, если боги будут благосклонны. Если не я, то один из моих братьев. Может быть, вы увидите Длинного Леона: его послали в Эльвандар, и, если с ним все в порядке, он, может быть, завернет сюда с вестями от леди Агларанны. Было бы хорошо узнать, как идут дела у эльфов.

Услышав имя эльфийской королевы, Томас поднял голову. Долган пыхнул трубкой и кивнул. Гримсворт повернулся к Томасу и впервые заговорил прямо с ним.

— Я принес тебе сообщение от герцога Боррика, Томас.

Это Гримсворт первым сообщил от гномов помимо прочих новостей, что Томас жив и здоров. Томас хотел вернуться с Гримсвортом в войско Королевства, но Наталский Следопыт отказался взять его, ссылаясь на то, что ему нужно двигаться быстро и тихо.

— Герцог рад, что с тобой все в порядке и ты здоров, — продолжил Гримсворт. — Но он также послал тебе печальные вести. Твой друг Паг пал в первом набеге на лагерь цурани и был взят ими в плен. Лорд Боррик разделяет твою утрату.

Томас молча встал и прошел вглубь пещеры. Он сел к задней стенке и несколько мгновений сидел неподвижно, как скала, окружающая его. Потом плечи его слегка затряслись, потом все сильнее, и наконец он весь задрожал, а зубы застучали, словно от холода. Потом выступили непрошенные слезы, и он почувствовал, как горячая боль, стискивая грудь, поднимается к горлу. Он беззвучно втянул в себя воздух, и его тело сотрясли тихие рыдания. Боль стала почти невыносимой, и внутри него возникло семя холодной ярости, которая стала прорываться вперед, замещая горячую боль и печаль.

Долган, Гримсворт и остальные смотрели, как он возвращается в свет костра.

— Скажи, пожалуйста, герцогу, что я благодарю его за то, что он думает обо мне, — попросил Томас следопыта.

Гримсворт кивнул.

— Хорошо, скажу, паренек. Я думаю, сейчас ты можешь побежать со мной в Крайди, если хочешь вернуться домой. Уверен, что принцу Лиаму пригодился бы твой меч.

Томас немного подумал. Хорошо было бы снова увидеть дом, но в замке он будет всего лишь еще одним учеником, хоть и носящим оружие. Ему позволят сражаться, если на замок нападут, но, конечно, ему не позволят участвовать в набегах.

— Спасибо, Гримсворт, но я останусь. Здесь еще много чего нужно сделать. Я попросил бы тебя передать моим матери и отцу, что я в порядке и думаю о них, — сказал он и садясь добавил:

— Если мне суждено вернуться в Крайди — я вернусь.

Гримсворт пристально посмотрел на Томаса, и уже, казалось, собирался заговорить, но заметил, что Долган слегка качнул головой. Следопыты Натала больше других людей Запада понимали эльфов и гномов. Здесь происходило что-то, что Долган хотел на настоящее время оставить скрытым, и Гримсворт склонился перед гномьей мудростью.

Как только трапеза была окончена, расставили часовых, а остальные приготовились ко сну. Костер постепенно гас, и Томас услышал звуки нечеловеческой музыки и снова увидел пляшущие тени. Прежде чем сон охватил его, он ясно увидел одну фигуру, стоящую немного в стороне от остальных: высокий воин с суровым лицом, спокойный и могучий, одетый в белый плащ с золотым драконом.

Томас стоял прижавшись спиной к стене туннеля. Он улыбался ужасной жестокой улыбкой. Глаза расширились: ярко-белое вокруг бледно-голубых радужных оболочек. Он стоял неподвижно. Пальцы сжимались и разжимались вокруг эфеса его бело-золотого меча.

Перед глазами мерцали образы: высокие изящные люди, летающие на спинах драконов и живущие глубоко под землей. Внутренний слух различал еле слышную музыку и странный язык. Давно умерший народ взывал к нему, народ, изготовивший эти доспехи, совершенно не предназначенные для использования человеком.

Видения приходили все чаще и чаще. В основном он мог сохранять сознание свободным от них, но когда в нем поднималась жажда боя, как сейчас, образы обретали глубину, цвет и звук. Напрягшись, он мог слышать слова. Они были тихими, но он почти понимал их.

Он потряс головой, возвращаясь к настоящему, оглядел темный проход, больше не удивляясь своей способности видеть в темноте, и подал сигнал в перекрещивающийся туннель Долгану, который стоял со своими людьми наготове метрах в пятнадцати от него. Долган ответил ему движением руки. С каждой стороны широкого туннеля стояло по шестьдесят гномов, ожидая, пока можно будет захлопнуть ловушку. Они ждали маленькую группу гномов, бегущую перед отрядом цурани и ведущую врага в мышеловку.

Их насторожил звук шагов. Через мгновенье к нему присоединился звук ударяющегося друг о друга оружия. Томас напрягся. В поле зрения появилось несколько гномов. Они шли спиной вперед, защищаясь от врага. Проходя боковые туннели, гномы не подали ни малейшего знака своей осведомленности о затаившихся у стен собратьях.

Как только первые воины цурани прошли, Томас закричал:

— Вперед! — и выпрыгнул в туннель.

Туннель внезапно наполнился вертящимися и рубящимися телами. Цурани в основном были вооружены мечами, плохо подходящими для тесных туннелей, а гномы умело работали топорами и молотами. Томас махнул мечом вокруг себя, и несколько тел упало. Мерцающие факелы цурани отбрасывали на стены прохода безумные пляшущие тени, которые мешали теперь что-нибудь разобрать.

Из арьегарда цурани раздался крик, и чужаки стали отступать обратно по туннелю. Те, у кого были щиты, вышли вперед, образовав стену, из-за которой мечники могли атаковать. Гномы не могли дотянуться далеко, чтобы причинить хоть какой-нибудь вред. Каждый раз, когда гном атаковал, стена щитов выдерживала, а нападающему отвечали мечом из-за щита. Враг короткими рывками отступал.

Томас продвинулся вперед, так как он достаточно далеко доставал мечом, чтобы нападать на держащих щиты. Он уложил двоих, но как только один падал, другой тут же занимал его место. И все-таки гномы теснили их, и они отступали.

Они дошли до пещеры славы, и вошли в нее на самом низком уровне. Цурани быстро заняли позицию в центре, образовав неровный круг из щитов. Помедлив мгновенье, гномы напали.

Томас взглянул на один из уступов сверху и уловил там глазом едва заметное движение. Во тьме шахты невозможно было увидеть что-либо ясно, но какое-то внезапное чувство встревожило его.

— Смотрите наверх! — крикнул он.

Большинство гномов прорвались сквозь стену щитов и были слишком заняты, чтобы обратить на него внимание, но некоторые ближайшие к нему прекратили атаку и взглянули наверх. Один, стоящий рядом с Томасом, закричал:

— Сверху!

Сверху лились черные силуэты. Они, казалось, сползали вниз по скале. Другие, человеческие силуэты выбегали из тоннелей на верхних уровнях. Сверху появились огни, когда воины цурани, находящиеся там, затворили фонари и зажгли факелы.

Томас, пораженный, остановился. Прямо за немногими выжившими цурани в центре пещеры он видел тварей, вылезающих из каждой дыры сверху, как стадо муравьев, на которых они очень походили. Но в отличие от муравьев они были прямоходящими от середины тела и с руками, похожими на человеческие, в которых было оружие. Лица были как у насекомых, с большими фасетчатыми глазами, но рот очень походил на человеческий. Они двигались с невероятной скоростью, наклоняясь вперед, чтобы ударить гномов, которые, хотя и удивленные, отвечали все же немедля. Бой продолжился.

Драка становилась все оживленней, и несколько раз перед Томасом оказывалось сразу два противника, цурани, чудища или и тот, и другой. Твари, очевидно, были умны, потому что сражались они организованно и слышны были их нечеловеческие голоса, кричащие на языке цурани.

Томас, уложив очередную тварь, взглянул наверх и увидел новый наплыв воинов.

— Ко мне! Ко мне! — закричал он, и гномы стали пробиваться к нему.

Когда большинство собралось рядом, Долган прокричал:

— Назад! Отступаем. Их слишком много.

Гномы стали медленно продвигаться к тоннелю, через который вошли: он был относительно безопасен. Там они могли столкнуться с меньшим количеством тварей и цурани и, как они надеялись, оторваться от них в шахтах. Увидев, что гномы отступают, цурани и их союзники усилили атаку. Томас увидел большую группу тварей, встающую между гномами и дорогой к отступлению. Он прыгнул вперед и странный военный клич сорвался с его губ. Слов он не понял. Его золотой меч сверкнул, и с пронзительным криком одна из странных тварей упала. Другая замахнулась на него мечом, и он принял удар на щит. Рука другого сломалась бы, но удар зазвенел на белом щите, и тварь отодвинулась назад, а потом ударила снова.

Он снова отбил удар, а потом, описав дугу вокруг руки твари, ударил по ее шее, отделяя голову от тела. Тварь застыла на мгновенье, потом повалилась ему под ноги. Он перепрыгнул через павшее тело и приземлился перед тремя удивленными воинами цурани. Один держал два светильника, а двое других были вооружены. Прежде чем человек со светильниками успел бросить их, Томас уложил двух остальных. Третий умер, пытаясь вытащить меч.

Позволив щиту свободно повиснуть на руке, Томас потянулся вниз и схватил светильник. Повернувшись, он увидел гномов, перебирающихся через тела убитых им тварей. Несколько несли раненых товарищей. Маленькая группа с Долганом во главе сдерживала врага, пока остальные уходили. Гномы, несущие раненых, поспешили мимо Томаса.

Один, который в течение боя оставался в туннеле, поспешил вперед, увидев, что товарищи отступают. Вместо оружия он нес два пухлых бурдюка, наполненных какой-то жидкостью.

Арьегард теснили к туннелю, по которому гномы собирались уходить, и дважды солдаты пытались окружить и отрезать их. Оба раза Томас атаковал, и солдаты падали. Когда Долган и его бойцы оказались сверху на телах павших чудищ, Томас прокричал:

— Будьте готовы прыгнуть!

Он взял у гнома два тяжелых бурдюка.

— Давайте! — крикнул он.

Долган и остальные прыгнули назад, и цурани остались по другую сторону от тел. Гномы не медля заторопились по туннелю. Томас швырнул бурдюки на тела. Их несли осторожно, потому что они были сделаны с таким расчетом, чтобы разорваться от удара. В обоих была сырая нефть, которую гномы собрали из глубоких озер под горой. Она горела без фитиля, в отличие от масла.

Томас поднял светильник и, бросив с силой, разбил его в середине лужи летучей жидкости. Цурани, лишь немного помедлив, продолжали двигаться вперед, когда светильник вспыхнул. В тоннеле взорвался белый жар, и нефть загорелась. Гномы, ослепленные, слышали лишь крики цурани, которые попали в огонь. Когда зрение восстановилось, они увидели единственную фигуру широкими шагами идущую по коридору. Томас появился черным контуром, вырисованным на фоне почти что белого пламени.

— Они нападут на нас, когда пламя погаснет, — сказал Долган, когда Томас добежал до них.

Они быстро пошли через череду тоннелей, продвигаясь обратно к выходу на западной стороне гор. Через небольшое время Долган остановил отряд. Он и еще несколько гномов застыли, вслушиваясь в тишину тоннелей. Один лег на пол и прижался ухом к земле, но тут же вскочил на ноги.

— Они идут! Судя по звуку, их сотни, и тварей тоже. Они, должно быть, начинают большое наступление.

Долган оглядел отряд. Из ста пятидесяти гномов, начавших засаду, здесь было только семьдесят или около того, и двенадцать из них было ранено. Можно было надеяться, что остальные убежали по другим тоннелям, но в настоящий момент они все были в опасности.

Долган действовал быстро.

— Мы должны добраться до леса, — и он быстро побежал вперед. Остальные последовали за ним.

Томас бежал легко, на его разум был наполнен образами. В жару боя они нападали на него более живые и ясные, нежели раньше. Он видел тела своих павших врагов, хотя они выглядели и не как цурани. Он ощущал на губах вкус их крови, и волшебную энергию, входящую в него по мере того, как он пил из их открытых ран на церемонии победы. Он потряс головой, чтобы избавиться от образов.

"Что это за церемония?" — подумал он.

Долган заговорил, и Томас силой направил свое внимание на слова гнома.

— Мы должны найти другой оплот, — сказал он на бегу. — Возможно, лучше всего было бы попытаться добраться до Каменной Горы. Наши деревни здесь безопасны, но у нас нет никакого опорного пункта, чтобы оттуда сражаться, потому что я думаю, что цурани скоро будут контролировать эти шахты. Эти их твари хорошо сражаются в темноте, и если их у них много, они могут выгнать нас и из глубоких тоннелей.

Томас кивнул, не способный говорить. Он горел изнутри холодным огнем ненависти к этим цурани. Они разоряли его родную землю и пленили его брата по всему, кроме имени, а теперь многие его друзья-гномы лежали из-за них мертвыми под горой. Со зловещим лицом он дал молчаливую клятву уничтожать этих пришельцев любой ценой.

Они осторожно продвигались сквозь деревья, высматривая признаки цурани. Три раза за шесть дней они нарывались на небольшие стычки, и теперь гномов было пятьдесят два. Наиболее серьезно раненых отнесли в высотные деревни, где было относительно безопасно: вряд ли цурани последовали бы туда.

Теперь они приближались к южной части эльфийских лесов. Сначала они пытались повернуть на восток, к перевалу, ища дорогу к Каменной Горе. Путь их был густо усеян лагерями и патрулями цурани, и их постоянно разворачивали к северу. Наконец было решено попытаться добраться до Эльвандара, где они могли отдохнуть от постоянных боев.

Разведчик вернулся со своей позиции в двадцати метрах впереди и тихо сказал:

— Лагерь, у бродов.

Долган поразмыслил. Гномы не были пловцами, и им придется пересекать реку вброд. Вероятно, цурани удерживали все броды на этой стороне. Им придется найти место, свободное от охраны, если такое было.

Томас осмотрелся. Скоро должна была наступить ночь, и если они хотели прокрасться через реку так близко от линий цурани, то лучше всего это было делать в темноте. Томас прошептал это Долгану, и тот кивнул. Он подал знак часовому двигаться к западу от замеченного лагеря и найти подходящее место, где можно отсидеться.

Через короткое время он вернулся. Он нашел заросли рядом со скалой, в которой было ущелье, где они могли дождаться наступления ночи. Они поспешили туда и нашли гранитную скалу высотой в четыре метра, расширяющуюся к основанию до восьми или десяти метров в ширину. Отодвинув ветви, они нашли ущелье, в которое они могли плотно набиться. Оно было только семи метров в ширину, но под скалу оно уходило больше, чем на двенадцать метров, под небольшим углом книзу. Когда они все спрятались туда, Долган заметил:

— Это место когда-то, наверное, было под водой: смотрите, какое оно изнутри гладкое. Здесь тесновато, но на некоторое время мы здесь в безопасности.

Томас еле слышал его, потому что он снова сражался с образами, со снами наяву, как он их про себя называл. Он закрыл глаза и снова пришли видения и еле слышная музыка.

Победа была быстрой, но Ашен-Шугар был мрачен. Он размышлял. Что-то беспокоило Правителя Орлиного Леса. Кровь Алгон-Кокуна, Тирана Долины Ветров все еще ощущалась соленым привкусом на его губах, и его наложницы принадлежали теперь Ашен-Шугару. И все же чего-то не хватало.

Он внимательно посмотрел на моредэльских танцовщиц, двигающихся в такт музыке ради его забавы. Это было так, как и должно быть. Нет, недоставало чего-то глубоко внутри Ашен-Шугара.

Аленгван, та, кого эльфы называли своей принцессой, его последняя фаворитка, сидела на полу возле его трона, ожидая его желаний. Он едва заметил ее прекрасное лицо и гибкое тело, одетое в шелк, что скорее подчеркивало ее красоту, нежели скрывало ее.

— Тебя что-то заботит, господин? — еле слышно спросила она. Ее ужас перед ним был так же плохо скрыт, как и ее тело.

Он посмотрел в сторону. Она заметила его нерешительность, этим она заслужила смерть, но он убьет ее позже. В последнее время потребность в плоти отступила: и удовольствие от постели, и от убийства. Теперь он думал о своем неизвестном чувстве, призрачном и таком странном. Ашен-Шугар поднял руку, и танцовщицы опустились на пол, прижавшись лбами к полу. Музыканты прекратили играть, как показалось, прямо в середине ноты, и в пещере стало тихо. Едва заметным движением руки он отпустил их, и они удалились из огромного зала мимо могучего золотого дракона, Шуруги, который терпеливо ожидал своего хозяина…

— Томас, — раздался голос.

Глаза Томаса резко открылись. Рука Долгана лежала на плече молодого человека.

— Пора. Ночь наступила. Ты спал, паренек.

Томас потряс головой, чтобы прояснить ее, и задержавшиеся образы ушли. Живот вспучило, когда исчезло последнее мерцающее видение о воине в белом и золотом, стоящем над окровавленным телом эльфийской принцессы.

Вместе с остальными он выполз из-под нависающей скалы, и они снова пошли к реке. В лесу была тишина, и даже ночные птицы, казалось, были осторожны, чтобы не выдать их местонахождения.

До реки они добрались без происшествий, только раз пришлось спрятаться, пока проходил цуранийский патруль. Они пошли вдоль реки, впереди разведчик. Через несколько минут он вернулся.

— Реку пересекает песчаная отмель.

Долган кивнул. Гномы тихо двинулись вперед и вошли в воду одной линией. Томас с Долганом ждали, пока перейдут остальные. Когда последний гном вошел в воду, выше по берегу раздался вопросительный оклик. Гномы замерли. Томас быстро прошел вперед и неожиданно напал на часового цурани, пытающегося разглядеть что-то в сумраке. Падая, человек вскрикнул, и где-то невдалеке тоже раздался крик.

Томас увидел светильник, быстро приближающийся к нему, повернулся и побежал. Он нашел Долгана, ожидающего на берегу и прокричал:

— Бегите! Они напали на нас.

Несколько гномов стояло в нерешительности, а Томас с Долганом с брызгами вбежали в реку. Вода была холодная и быстро текла через отмель. Томасу пришлось удерживать равновесие, чтобы его не снесло. Ему вода была лишь по пояс, но гномам — почти что до подбородка. Они не смогут драться в реке.

Когда первые солдаты цурани прыгнули в воду, Томас повернулся и стал сдерживать их, чтобы гномы могли благополучно перебраться через реку. Два цурани атаковали, и он уложил обоих. В реку прыгнуло еще несколько, и у него остался лишь краткий миг, чтобы взглянуть на гномов. Они были уже почти на противоположном берегу. Он заметил Долгана, на лице которого в свете цуранийского фонаря ясно читалась беспомощность.

Томас снова атаковал солдат цурани. Четверо или пятеро пытались окружить его, и лучшее, что ему удавалось сделать, — это сдерживать их. Каждый раз, когда он пытался убить кого-то, он открывал себя с другой стороны.

Звук новых голосов сказал ему, что всего через несколько мгновений силы врага перевесят его силы. Он поклялся заставить их дорого заплатить и внезапно ударил одного из солдат, разбив его щит и сломав руку. Человек с криком упал.

Томас едва поймал ответный удар на щит. Мимо его уха что-то просвистело, и цурани, крикнув, упал со стрелой торчащей из груди. Воздух тут же наполнился стрелами. Еще несколько цурани упало, а остальные отошли назад. Все солдаты, что были в воде, умирали прежде, чем достигали берега.

— Быстрее, — позвал голос. — Они ответят в том же духе.

В подтверждение этому предупреждению мимо лица Томаса пролетела стрела с другой стороны. Он поспешил к другому берегу. Цуранийская стрела ударила его по шлему, и он споткнулся. Когда он выровнялся, другая попала ему в ногу. Он упал вперед и почувствовал под собой песчаную почву берега реки. Протянулись руки и бесцеремонно потащили его.

Он почувствовал головокружение и услышал голос:

— Они отравляют свои стрелы. Мы должны… — остальное утонуло во тьме.

Томас открыл глаза. В первое мгновенье он не имел ни малейшего понятия о том, где находится. Голова кружилась, а во рту было сухо. Над ним вырисовалось чье-то лицо, рука приподняла его голову, а к губам поднесли воду. Он жадно выпил, почувствовав себя после этого гораздо лучше. Слегка повернув голову, он увидел двух людей, сидящих рядом. На мгновенье он испугался, что его захватили, но потом увидел, что эти двое были в темно-зеленых кожаных туниках.

— Ты был очень болен, — сказал тот, который дал ему воды. Тут Томас понял, что это были эльфы.

— Долган? — прохрипел он.

— Гномов отвели на совет с нашей госпожой. Мы не могли рисковать двигать тебя, опасаясь яда. У этих чужеземцев есть неизвестный нам яд, быстро убивающий. Мы лечим от него, как можем, но раненые умирают так же часто, как и выживают.

Он почувствовал, что силы медленно возвращаются к нему.

— Как долго?

— Три дня. Ты болтался на грани смерти с тех пор, как мы выловили тебя из реки. Мы отнесли тебя как могли дальше.

Томас огляделся и увидел, что был раздет и лежал под одеялом в укрытии, сооруженном из веток деревьев. Он почуял запах пищи, готовящейся на костре и увидел котел, из которого и шел вкусный аромат. Эльф заметил это и махнул рукой, чтобы миску поднесли.

Томас сел. Голова его покружилась мгновенье. Ему дали большой кусок хлеба, и он стал им пользоваться вместо ложки. Еда была вкусной, и каждый кусочек, казалось, наполнял его все возрастающей силой. Пока он ел, он осмотрел остальных сидящих рядом. Два молчаливых эльфа смотрели на него без выражения, и только тот, что говорил, проявлял знаки гостеприимства.

— Что насчет врага?

Эльф улыбнулся.

— Чужеземцы все еще боятся пересекать реку. Здесь наша магия сильнее, им здесь неуютно и кажется, что они заблудились. Ни один чужеземец еще не достиг нашего берега, вернувшись при этом назад.

Томас кивнул. Когда он закончил есть, то почувствовал себя удивительно хорошо. Он попытался встать, и обнаружил, что его лишь слегка шатает. Через несколько шагов он почувствовал, как сила возвращается в члены и что рана на ноге уже исцелилась. Несколько минут он разминался и избавлялся от окоченения после трех дней лежания на земле, после чего оделся.

— Ты принц Калин. Я помню тебя. Ты был при дворе герцога.

Калин улыбнулся в ответ.

— А я — тебя, Томас из Крайди, хотя ты и сильно изменился за год. Эти двое — Галейн и Алгевинс. Если ты в состоянии, мы можем присоединиться к твоим друзьям при дворе королевы.

Томас улыбнулся.

— Пойдем.

Они свернули лагерь и тронулись в путь. Сначала они двигались медленно, давая Томасу много времени, чтобы примериться к ходьбе, но через некоторое время стало очевидно, что он легко отделался в своей недавней схватке со смертью.

Вскоре четыре силуэта бежали сквозь деревья. Томас, несмотря на доспехи, поддерживал темп. Эльфы вопросительно глядели друг на друга.

Они бежали большую часть послеполуденного времени, потом остановились.

— Какое чудное место! — сказал Томас, оглядев лес вокруг.

— Большинство из твоего народа не согласилось бы с тобой, — сказал Галейн. — Они находят этот лес пугающим, полным странных форм и страшных звуков.

Томас рассмеялся.

— Большинству людей не хватает воображения, или у них его слишком много. Этот лес тихий и спокойный. Это самое спокойное место, что я знаю.

Эльфы не сказали ничего, но на лице Калина выступило легкое удивление.

— Нам лучше двигаться дальше, если мы хотим добраться до Эльвандара до наступления темноты.

Когда наступила ночь, они добрались до огромной поляны. Томас остановился и замер, очарованный зрелищем, открывшимся перед ним. Гигантские деревья, по сравнению с которыми любые воображаемые дубы казались карликовыми, были связаны изящными арочными мостами из ветвей, по которым эльфы переходили со ствола на ствол. Томас посмотрел вверх: стволы поднимались и терялись в море листвы и ветвей. Листья были темно-зелеными, но тут и там встречались деревья с золотой, серебряной или даже белой листвой, сверкающей огнями. Мягкий свет пропитывал все вокруг, и Томас стал гадать, бывает ли здесь когда-нибудь действительно темно.

Калин положил руку Томасу на плечо и сказал просто:

— Эльвандар.

Они поспешили через лужайку, и Томас увидел, что эльфийский город был даже больше, чем он сначала вообразил. Он уходил во все стороны и должен был быть больше мили в поперечнике. Томас дивился этому волшебному месту и приходил от него в восторг.

Они дошли до лестницы, вырезанной в стволе дерева, которая взвивалась вверх, к ветвям. Они пошли по ступеням, и Томас снова ощутил радость, словно неистовство, овладевавшее им в бою находило отклик и в мягкой стороне его характера.

Они взбирались вверх, мимо больших ветвей, служивших эльфам дорогой, Томас увидел вокруг эльфийских мужчин и женщин. Многие мужчины носили боевые одежды, как его проводники, но многие были в длинных изящных одеяниях или ярких туниках. Женщины все были красивыми, волосы их были очень длинными, в отличие от леди герцогского двора. У многих в волосах были сверкающие драгоценные камни. Все были высокие и изящные.

Они достигли гигантской ветки и сошли с лестницы. Калин начал было предупреждать его, чтобы он не смотрел вниз, потому что он знал, что у людей были трудности на высоких дорожках, но Томас стоял у края, глядя вниз и не показывая признаков неудобства или головокружения.

— Удивительное место, — сказал он. Трое эльфов обменялись вопросительными взглядами, но не произнесли ни слова.

Они снова тронулись и когда дошли до перекрещивающихся ветвей, два эльфа повернули, оставив Томаса с Калином идти вдвоем. Они заходили все глубже и глубже. Томас чувствовал себя на ветвях так же уверенно, как эльф. Вскоре они дошли до большой поляны. Здесь круг деревьев образовывал двор эльфийской королевы. Сотни веток встречались и сливались в огромную площадку. Агларанна сидела на деревянном троне, окруженная придворными. Один человек, одетые в серые одежды Наталских Следопытов, стоял рядом с королевой, сверкая в ночном свете темной кожей. Это был самый высокий человек, которого Томас когда-либо видел, и молодой человек понял, что это, должно быть, Длинный Леон, следопыт, о котором говорил Гримсворт.

Калин провел Томаса на середину лужайки и представил королеве Агларанне. Она выказала легкое удивление, увидев молодого человека в белом и золотом, но быстро взяла себя в руки. Своим низким голосом она поприветствовала Томаса в Эльвандаре и предложила оставаться здесь, сколько он желает.

Придворные разошлись, и к Томасу подошел Долган.

— Ну, паренек, рад видеть тебя здоровым. Мы оставили тебя колеблясь. Я очень не хотел так делать, но я думаю, ты понимаешь. Мне нужно было получить сведения о бое возле Каменной Горы.

Томас кивнул.

— Я понимаю. Какие новости?

Долган покачал головой.

— Боюсь, плохие. Мы отрезаны от своих собратьев. Я думаю, мы на время останемся с эльфами, а мне не особо нравятся эти высоты.

В ответ на это Томас расхохотался. Долган улыбнулся, потому что он впервые слышал этот звук, с тех пор как мальчик получил в дар доспехи дракона.

16. НАБЕГ

Телеги трещали под тяжестью груза.

Кнуты щелкали, а колеса скрипели — рогатый скот тащил свое бремя по дороге по направлению к песчаному берегу. Арута, Фэннон и Лиам ехали на лошадях перед солдатами, охраняющими телеги, движущиеся от замка к берегу. За телегами следовала оборванная толпа горожан. Многие несли тюки или тащили тачки, следуя за сыновьями герцога к ожидающим их кораблям.

Они свернули на дорогу, ответвляющуюся от городской, и Арута обвел взглядом развалины. Когда-то процветающий город Крайди был теперь покрыт едкой голубой дымкой. В утреннем воздухе раздавались звуки молотов и пил: рабочие пытались починить, что было возможно.

Два дня назад на закате цурани совершили на город набег. Они пробежали по городу, подавив немногочисленных стражников на постах, прежде чем испуганные женщины, старики и дети подняли тревогу. Чужаки, причиняя беспорядки, пронеслись по городу, не останавливаясь до самой пристани, где они подожгли три корабля. Два из них сильно пострадало. Поврежденные корабли уже ковыляли к Карсу, а неповрежденные были переведены вдоль берега на их настоящее местоположение к северу от Печали Моряка.

Цурани подожгли большую часть прибрежных построек, но, хотя они и были повреждены, их все же можно было отремонтировать. Огонь добрался до самого сердца города, причинив там тяжелейшие потери. Здание Мастеров-ремесленников, два постоялых двора и дюжины построек поменьше были теперь лишь тлеющими руинами. Почерневшие деревяшки, разбитая черепица и обожженные камни отмечали их местоположение. Прежде чем огонь был взят под контроль сгорела треть Крайди.

Арута тогда стоял на стене, наблюдая за адским мерцанием от распространяющегося огня, отражающимся на облаках над городом. Потом он с первым светом вывел гарнизон наружу, но цурани к тому времени уже исчезли в лесу.

Арута все еще горячился, вспоминая об этом. Фэннон посоветовал Лиаму не выпускать гарнизон до рассвета, боясь, что это была уловка для того, чтобы открыли ворота замка или чтобы заманить гарнизон в лес, где в засаде ждала еще большая сила, и Лиам присоединился к мнению старого Мастера Мечей. Арута был уверен, что он смог бы предотвратить значительную часть причиненного урона, если бы ему позволили выгнать цурани тотчас же.

Он задумавшись ехал по дороге, идущей вдоль берега. Вчера прибыл приказ для Лиама покинуть Крайди. Адъютант герцога был убит, а этой весной начинался уже третий год войны, и герцог хотел, чтобы Лиам присоединился к нему в лагере в Ябоне. По каким-то причинам, которых Арута не понимал, герцог Боррик не отдал командование ему, как ожидалось, а вместо этого назвал командиром гарнизона Мастера Мечей Фэннона. Но, подумал младший принц, по крайней мере, Фэннон без прикрытия Лиама уже не сможет так свободно мной распоряжаться. Он слегка качнул головой, словно пытаясь стряхнуть раздражение. Он любил брата, но желал, чтобы Лиам проявлял больше готовности отстаивать свои права. С начала войны Лиам командовал в Крайди, но все решения принимал именно Фэннон. Теперь у него было как влияние, так и должность.

— Задумался, братец?

Лиам придержал лошадь и теперь ехал рядом с Арутой. Тот покачал головой и чуть улыбнулся.

— Просто завидую тебе.

Лиам улыбнулся младшему брату самой теплой своей улыбкой.

— Я знаю, что ты тоже хочешь ехать, но приказ отца был ясен. Ты нужен здесь.

— Как я могу быть нужен, если каждое мое предложение игнорируется?

— Ты все еще расстроен решением отца назначить Фэннона командиром гарнизона, — примирительным тоном сказал Лиам.

Арута сурово взглянул на брата.

— Я сейчас в том возрасте, в котором был ты, когда отец назначил тебя командиром в Крайди. Отец в моем возрасте был главнокомандующим и вторым рыцарем-генералом Запада и лишь через четыре года был назначен Королевским Хранителем Запада. Дед доверял ему достаточно, чтобы поручить ему полное командование.

— Отец не дед, Арута. Вспомни, дед вырос в то время, когда мы здесь в Крайди еще воевали, усмиряя недавно покоренные земли. Он вырос в войне. Отец же нет. Он изучил все свое военное искусство в Долине Снов, против Кеши, а не защищая свой дом, как дед. Времена меняются.

— Да еще как_ меняются, брат, — сухо сказал Арута. — Ни дед, ни его отец до него, не сидели бы за безопасными стенами. За два года войны мы не предприняли ни одного обширного наступления против цурани. Мы не можем продолжать позволять им диктовать нам свои условия ведения войны, или они наверняка одержат победу.

Лиам заботливо взглянул на брата.

— Арута, я знаю, что ты с нетерпением ожидаешь прогнать врага, но Фэннон прав, говоря, что мы не смеем рисковать гарнизоном. Мы должны держаться здесь и защищать то, что у нас есть.

Арута бросил быстрый взгляд на оборванных горожан позади них.

— Я скажу им, как хорошо они защищены, — с горечью сказал он.

— Я знаю, что ты винишь меня, брат. Если бы я последовал твоему совету, а не Фэннона…

Арута утратил свой резкий тон.

— Это не твоя вина, — признал он. — Старик Фэннон просто осторожен. Он тоже придерживается того мнения, что достоинство солдата измеряется количеством седины в его бороде. Я все еще лишь мальчик герцога. Боюсь, с моими мнениями теперь будут быстро расправляться.

— Обуздай свое нетерпение, юноша, — сказал он, изображая серьезность.

— Возможно, между твоей смелостью и осторожностью Фэннона будет взят безопасный средний курс, — рассмеялся Лиам.

Арута всегда находил смех брата заразительным и не смог теперь подавить ухмылку.

— Возможно, Лиам, — смеясь сказал он.

Они вышли на берег, где ждали баркасы, чтобы отвезти беженцев на корабли, стоящие на якоре на некотором расстоянии от берега. Капитаны не хотели возвращаться на пристань, пока они не были уверены, что их корабли не подвергнутся атаке вновь, так что покидающим город горожанам пришлось, чтобы взойти на лодки, немного пройти по воде. Мужчины и женщины побрели по ней, держа узлы с вещами и маленьких детей над головой. Дети постарше радостно плавали, превратив это событие в развлечение. Было много слезных расставаний, потому что большинство мужчин оставались ремонтировать сгоревшие дома и служить ополченцами в герцогской армии. Уезжавших женщин, детей и стариков, корабли вдоль берега должны были отвезти в Тулан, самый южный город герцогства, пока еще не тронутый ни цурани, ни приходящими в возбуждение в Зеленом Сердце Темными Братьями.

Лиам и Арута слезли с лошадей, и солдат принял у них поводья. Братья наблюдали, как солдаты осторожно загружали клетки с почтовыми голубями в единственный баркас, вытащенный на берег. Птиц через Пролив Тьмы отвезут в герцогский лагерь. Голуби, приученные летать в лагерь были на пути в Крайди, и с их прибытием какая-то часть ответственности за доставку информации в герцогский лагерь и из него будет снята с Мартина Лонгбоу с его следопытами и с наталцев. Это был первый год, когда выращенные в лагере зрелые голуби (это было необходимо, чтобы развить домашний инстинкт), были доступны.

Скоро груз и беженцы были загружены, и Лиаму настало время уезжать. Фэннон сухо и формально попрощался с ним, но видно было, что старый Мастер Мечей беспокоится за старшего сына герцога. Не имея собственной семьи, Фэннон был для мальчишек чем-то вроде дяди, когда они росли, лично обучая их фехтованию, починке доспехов и теориям военного ремесла. Он стоял в официальной позе, но оба брата видели под ней искреннюю привязанность к ним.

Когда Фэннон отошел, братья обнялись.

— Позаботься о Фэнноне, — сказал Лиам.

Арута удивленно взглянул на него.

Лиам ухмыльнулся.

— Я даже думать не хочу, что здесь случится, если отец еще раз обойдет тебя и назначит командиром гарнизона Алгона.

Арута охнул и рассмеялся вместе с братом. Как Мастер Конюший, Алгон был формально вторым по командованию после Фэннона. Все в замке питали к нему искреннюю привязанность и глубоко уважали его за обширные знания о лошадях, но все признавали его общий недостаток знаний обо всем кроме лошадей___. После двух лет войны он все еще не принимал мысль о том, что враги явились из другого мира. Это вызывало у Талли бесконечное раздражение.

Лиам зашел в воду, где два матроса держали для него баркас.

— И позаботься о нашей сестре, Арута, — крикнул он через плечо.

Арута сказал, что позаботится. Лиам прыгнул в баркас рядом с драгоценными голубями и лодку оттолкнули с берега. Некоторое время Арута наблюдал, как лодка, удаляясь, уменьшается.

Арута медленно подошел к солдату, который держал его скакуна. Он остановился, чтобы взглянуть на берег. К югу возвышались скалы, выше всех — Печаль Моряка на фоне утреннего неба. Арута про себя проклял тот день, когда цуранийский корабль разбился об эти скалы.

Карлайн стояла на вершине южной башни замка, глядя на горизонт и заворачиваясь в плащ от морского бриза. Она осталась в замке, попрощавшись с Лиамом раньше, и не хотела ехать на берег. Она предпочитала, чтобы ее страхи не затуманили радости Лиама тому, что он присоединиться в лагере герцогов к отцу. Много раз за последние два года она упрекала себя за такие чувства. Ее мужчины были солдатами, с детства обученными для войны. Но с тех пор как Крайди достигла весть о пленении Пага, она стала бояться за них.

Услышав женское покашливание, Карлайн повернулась. Леди Глайнис, верная спутница принцессы в последние четыре года, слегка улыбнулась и кивнула в сторону вновьприбывшего, появившегося из люка, ведущего вниз.

Из люка вылез Роланд. За последние два года он вырос еще и был теперь так же высок, как Арута. Он все еще был тонок, но его мальчишеские черты становились мужскими.

— Ваше Высочество, — сказал он, поклонившись.

Ответив кивком на приветствие, Карлайн махнула рукой леди Глайнис, чтобы та оставила их наедине. Глайнис спустилась по лестнице в башню.

— Ты не поехал с Лиамом на берег? — тихо спросила Карлайн.

— Нет, Ваше Высочество.

— Ты говорил с ним перед тем, как он уехал?

Роланд отвел взгляд в сторону горизонта.

— Да, Ваше Высочество, хотя я должен признать, что нахожусь в скверном настроении по поводу его отъезда.

Карлайн понимающе кивнула.

— Потому что ты должен остаться.

— Да, Ваше Высочество, — с горечью в голосе сказал он.

— Почему так официально, Роланд? — мягко спросила она.

Роланд посмотрел на принцессу, семнадцати лет после этого последнего дня летнего солнцестояния. Больше уже не раздражительная маленькая девочка, склонная к вспышкам характера, она теперь превращалась в красивую задумчивую девушку. Мало кто в замке не знал о многих ночах рыданий, исторгнутых Карлайн, после того как новости о Паге достигли замка. После почти что недели одиночества Карлайн вышла изменившейся, более подавленной и менее своевольной. Никаких признаков ее самочувствия видно не было, но Роланд знал, что шрам в ее душе остался.

Помолчав мгновенье, Роланд сказал:

— Ваше Высочество, когда… — он замолчал. — Это не имеет значения.

Карлайн положила руку ему на плечо.

— Роланд, что бы ни случилось, мы всегда были друзьями.

— Мне приятно думать, что это правда.

— Тогда скажи мне, почему между нами выросла стена.

Роланд вздохнул, и в его ответе не было даже намека на его обычное шаловливое настроение.

— Если выросла, Карлайн, то это не моих рук дело.

Тут блеснула вспышка ее прежнего характера и она резко спросила:

— Значит, я творец этого отчуждения?

В голосе Роланда прорвался гнев.

— Да, Карлайн! — он пропустил руку через волнистые каштановые волосы. — Помнишь тот день, когда я подрался с Пагом? День пред самым его отъездом.

На имя Пага она напряглась.

— Да, я помню, —натянуто сказала она.

— Ну, это было глупо, это было по-мальчишески, та драка. Я сказал ему, что если когда-нибудь он причинит тебе вред, я изобью его. Он говорил тебе?

В ее глазах появилась непрошенные слезы.

— Нет, он никогда не упоминал об этом, — тихо сказал она.

Роланд посмотрел на красивое лицо, которое он любил столько лет.

— По крайней мере, тогда я знал своего соперника, — он понизил голос, и гнев исчез. — Мне нравится думать, что тогда, в конце, он и я были крепкими друзьями. И все-таки я обещал, что не оставлю попыток завоевать твое сердце.

Карлайн, дрожа, поплотнее завернулась в плащ, хотя было и не так холодно. Внутри она испытывала противоречивые смущающие чувства.

— Почему ты остановился, Роланд? — сказала она дрожа.

Внутри Роланда внезапно взорвался резкий гнев. Впервые он потерял маску остроумия и манер перед принцессой.

— Потому что я не могу бороться с памятью, Карлайн, — ее глаза широко раскрылись, и по щекам побежали слезы. — С другим человеком из плоти я могу столкнуться, но с этой тенью из прошлого я схватиться не могу, — в слова влился горячий гнев. — Он мертв, Карлайн. Мне жаль, что это так; он был моим другом, и я скучаю по нему, но я отпустил его. Паг мертв. Пока ты не признаешь, что это правда, ты живешь с ложной надеждой.

Она поднесла руку ко рту ладонью наружу, глядя на него с молчаливым несогласием. Внезапно она повернулась и ушла вниз по ступеням.

Оставшись один, Роланд поставил локти на холодные камни башенной стены. Держа голову в своих руках, он произнес:

— Ох, каким же дураком я стал!

— Патруль! — прокричал стражник с замковой стены. Арута и Роланд повернулись. Они наблюдали за тем, как солдаты инструктируют ополченцев близлежащих деревень.

Они дошли до ворот, и патруль медленно заехал внутрь: двенадцать грязных, уставших всадников, и Мартин Длинный Лук с двумя следопытами. Арута поприветствовал егеря и спросил:

— Что у вас там?

Он показал на трех человек в серых балахонах, стоящих между линиями всадников.

— Пленники, Ваше Высочество, — ответил охотник, опершись на свой лук.

Когда другие стражники подошли занять позицию вокруг пленников, Арута отпустил их и сам подошел к ним. Когда он подошел на расстояние протянутой руки, все трое упали на колени, прижавшись лбами к грязной земле.

Арута в удивлении поднял брови.

— Я никогда не видел таких, как эти.

Длинный Лук согласно кивнул.

— У них не было доспехов, и они не пытались ни драться, ни убежать, когда мы их нашли в лесу. Они делали как сейчас, только еще что-то бормотали, как уличные торговки.

— Приведи отца Талли, — сказал Арута Роланду. Он, может быть, сможет сказать что-нибудь на их языке.

Роланд заторопился прочь, чтобы найти священника. Длинный Лук отпустил следопытов, направившихся к кухне. Солдат был послан найти Мастера Мечей Фэннона и сообщить ему о пленниках.

Через несколько минут вернулся Роланд с отцом Талли. Старый жрец Асталона был одет в темно-синюю, почти черную рясу, и, взглянув на него, три пленника зашептались. Когда Талли взглянул в их направлении, они замолчали. Арута с удивлением посмотрел на Лонгбоу.

— Что у нас тут? — спросил Талли.

— Пленники, — ответил Арута. — А так как ты единственный человек здесь, кто имел дело с их языком, я подумал, ты можешь что-нибудь из них вытянуть.

— Я мало помню из моего контакта разумов с цурани Зомичем, но я попытаюсь.

Священник что-то отрывисто произнес, и все три пленника заговорили разом. Тот, который был посередине, что-то резко сказал товарищам, и они замолчали. Он был низок, как остальные, но крепко сложен. Волосы были каштановыми, кожа смуглой, но глаза, к удивлению, зеленые. Он медленно заговорил с Талли. Его тон был несколько менее почтительным, чем у его спутников.

Талли покачал головой.

— Не могу быть уверен, но думаю, что он желает узнать, являюсь ли я Великим этого мира.

— Великим? — спросил Арута.

— Умирающий солдат был в благоговении перед человеком на борту, которого он называл «Великим». Я думаю, это был титул, а не что-то частное. Возможно, Калган был прав в подозрении, что этот народ благоговеет перед магами или священниками.

— Кто эти люди? — спросил принц.

Талли снова отрывисто заговорил с ними. Человек посередине стал медленно отвечать, но через мгновение Талли оборвал его движением руки.

— Это рабы, — сказал он Аруте.

— Рабы?

До сих пор не было контактов ни с какими цурани, кроме воинов. Это было что-то вроде открытия, что они использовали рабство. Хоть и не в диковинку в Королевстве, рабство не было широко распространено и было ограничено осужденными преступниками. На Дальнем Побережье его вообще не существовало. Аруте эта идея казалась странной и отвратительной. Люди могли рождаться на низкой ступени общества, но даже последний крепостной имел права, которые дворянство должно было уважать и защищать. Рабы же были собственностью.

— Скажи им подняться, ради милосердия, — сказал Арута с отвращением.

Талли заговорил и люди медленно поднялись. Двое с краю оглядывались, как испуганные дети. Третий стоял спокойно, лишь слегка опустив глаза. Талли снова задал ему вопрос. Понимание их языка возвращалось к нему.

Центральный человек что-то долго говорил, а когда закончил, Талли сказал:

— Их назначили работать возле реки. Они говорят, что их лагерь разорил лесной народ — думаю, он имеет в виду эльфов — и коротышки.

— Гномы, нет сомнений, — добавил Лонгбоу с усмешкой.

Талли бросил на него испепеляющий взгляд. Лесник просто продолжал улыбаться. Мартин был одним из немногих молодых людей в замке, кого старый жрец никогда не мог испугать, даже до того, как Мартин стал приближенным герцога.

— Как я говорил, — продолжил священник, — эльфы и гномы разорили их лагерь. Они убежали, боясь, что будут убиты. Несколько дней они бродили по лесу, пока патруль не подобрал их этим утром.

— Этот парень посередине, кажется, немного отличается от других. Спроси, почему это так.

Талли что-то медленно сказал человеку. Когда он закончил отвечать, Талли заговорил с некоторым удивлением.

— Он говорит, его зовут Тчакачакалла. Он раньше был цуранийским офицером!

— Это может оказаться очень удачным, — сказал Арута. — Если он согласится сотрудничать, мы можем наконец узнать что-нибудь о враге.

Из замка показался Мастер Мечей Фэннон и поспешил к Аруте.

— Что у вас тут? — спросил командир крайдийского гарнизона.

Арута объяснил все, что он знал о пленниках, и когда он закончил, Фэннон сказал:

— Хорошо, продолжайте допрашивать. — Спроси его, как получилось, что он стал рабом, — сказал Арута Талли.

Без тени смущения Тчакачакалла рассказал свою историю. Когда он закончил, Талли стоял качая головой.

— Он был Командиром Ударного Отряда. Чтобы угадать, чему это звание соответствует в наших армиях, может понадобиться некоторое время, но я думаю, он был по меньшей мере рыцарем-лейтенантом. Он говорит, его люди были разбиты в одном из ранних боев, и его «дом» потерял много чести. Кто-то, кого он называет Воеводой не дал ему разрешения взять свою жизнь. Вместо этого его сделали рабом, чтобы он искупил вину.

Роланд присвистнул.

— Его люди отступили, а он был в ответе за это.

— Не одному графу, не преуспевшему в командовании, его герцог приказывал служить с одним из приграничных баронов на севере, — сказал Длинный Лук.

Талли бросил на Мартина с Роландом злобный взгляд.

— Вы закончили?

Он обратился к Аруте с Фэнноном:

— Из того, что он говорит, ясно, что его лишили всего. Он может оказаться нам полезным.

— Это может быть каким-то трюком. Мне не нравятся его взгляды, — сказал Фэннон.

Голова человека поднялась, и он сузившимися глазами посмотрел на Фэннона. У Мартина отвисла челюсть.

— Во имя Килиан! Мне кажется, он понимает, что ты сказал.

Фэннон встал прямо перед Тчакачакаллой.

— Ты понимаешь меня?

— Немного, господин, — он говорил с сильным акцентом и немного нараспев, что было чуждо королевском наречию. — Много королевских рабов на Келеване. Знать немного королевское наречие.

— Почему ты не говорил раньше? — спросил Фэннон.

Без признаков каких либо эмоций он ответил:

— Не приказано. Рабы подчиняются. Не… — он повернулся к Талли и проговорил несколько слов.

— Он говорит, что раб не должен проявлять инициативу, — сказал Талли.

— Талли, ты думаешь, ему можно доверять? — спросил Арута.

— Не знаю. Его история странная, но они по нашим меркам вообще странный народ. Мой контакт разумов с умирающим солдатом показал мне многое, чего я до сих пор не понимаю.

Талли что-то сказал человеку.

Цурани обратился к Аруте.

— Тчакачакалла говорит, — подыскивая слова он произнес:

— Я Ведевайо. Мой дом, моя семья. Мой клан Хунзан. Старый, много чести. Теперь раб. Нет дома, нет клана, нет Цурануанни. Нет чести. Рабы подчиняются.

— Кажется, я понимаю, — сказал Арута. — Если ты пойдешь обратно к цурани, что с тобой случится?

— Может, быть рабом. Может, быть убитым. Все равно, — сказал Тчакачакалла.

— А если ты останешься здесь?

— Быть рабом, быть убитым? — он пожал плечами, не выказывая озабоченности этим вопросом.

— Мы не держим рабов, — медленно произнес Арута. — Что бы ты сделал, если бы мы тебя освободили?

Проблеск какой-то эмоции отразился на лице раба. Он повернулся к Талли и быстро заговорил.

— Он говорит, что такая вещь в его мире невозможна. Он спрашивает, можешь ли ты сделать такую вещь.

Арута кивнул. Тчакачакалла показал на своих спутников.

— Они работают. Они всегда рабы.

— А ты? — спросил Арута.

Тчакачакалла пристально посмотрел на принца и заговорил с Талли, не отрывая глаз от Аруты.

— Он перечисляет свою родословную. Он говорит, что он Тчакачакалла, Командир Ударного Отряда из Ведевайо клана Хунзан. Его отец был Командиром Войска, а его прадед — Воеводой клана Хунзан. Он сражался с честью, и только однажды потерпел неудачу в исполнении своего долга. Теперь он лишь раб, без семьи, без клана, без нации и без чести. Он спрашивает, намереваешься ли ты вернуть ему его честь.

— Если придут цурани, что ты сделаешь? — спросил Арута.

Тчакачакалла показал на своих спутников.

— Эти люди рабы. Придут цурани, они не делают ничего. Ждут. Идут с… — он и Талли обменялись короткими фразами, и Талли снабдил его словом, которое он хотел, — …победителями. Они идут с победителями, — он посмотрел на Аруту, и его глаза ожили. — Ты делаешь Тчакачакаллу свободным. Тчакачакалла будет твоим человеком, повелитель. Отдаст жизнь, если скажешь. Будет драться с цурани, если скажешь.

— Красивая история, — сказал Фэннон. — Вероятнее всего, он шпион.

Крепко сложенный цурани сурово взглянул на Фэннона, после чего внезапно шагнул к нему и прежде, чем кто-либо мог отреагировать, вытащил нож Фэннона из-за его пояса.

Лонгбоу вытащил нож на миг позже, меч Аруты выходил из ножен. Роланд и другие солдаты — еще через мгновенье. Цурани не сделал угрожающего жеста, а просто подбросил нож, перевернув его и протянул его Фэннону рукояткой вперед.

— Господин считать Тчакачакаллу врагом? Господин убивать. Давайте смерть воина, верните честь.

Арута вернул меч в ножны и взял нож из рук Тчакачакаллы.

— Нет, мы не убьем тебя, — сказал он, возвращая нож Фэннону.

Он повернулся к Талли:

— Я думаю, он может оказаться полезным. Сейчас я склонен поверить ему.

Фэннон был не совсем доволен.

— Он может быть очень умным шпионом, но ты прав. Не будет вреда, если мы за ним внимательно понаблюдаем. Отец Талли, почему бы Вам не отвести этих людей в казармы и не посмотреть, что от них можно узнать. Я скоро подойду.

Талли заговорил с тремя рабами и показал им, что они должны следовать за ним. Два робких раба тронулись немедленно, но Тчакачакалла преклонил колени перед Арутой. Он быстро заговорил на языке цурани; Талли переводил.

— Он только что потребовал, чтобы ты либо убил его, либо сделал своим человеком. Он спросил, как человек может быть свободным без дома, клана или чести. В его мире такие люди называются серыми воинами и не имеют чести.

— У нас все не так, как у вас, — сказал Арута. — Здесь человек может быть свободным без семьи или клана и все-таки иметь честь.

Тчакачакалла, слушая, немного нагнул голову, потом кивнул. Он поднялся и сказал:

— Тчакачакалла понимает, — потом с ухмылкой добавил:

— Скоро я быть твоим человеком. Хороший повелитель нужно хороший воин. Тчакачакалла хороший воин.

— Талли, отведи их и узнай, сколько Тчак…Тчакал… — Арута рассмеялся. — Я не могу это выговорить.

— Если будешь тут служить, — сказал он рабу, — тебе нужно имя, как в Королевстве.

Раб огляделся и кратко кивнул.

— Назови его Чарльзом, — сказал Длинный Лук. — Не могу припомнить более похожего имени.

— Хорошее имя, как и другие, — сказал Арута. — С этого мгновенья ты будешь зваться Чарльз.

— Тчарльз? — повторил вновь названный раб.

Он пожал плечами и кивнул. Без дальнейших слов он пошел рядом с отцом Талли, который повел рабов к казармам.

— Что вы об этом думаете? — спросил Роланд, когда три раба исчезли за углом.

— Время покажет, обманули ли нас, — сказал Фэннон.

Длинный Лук рассмеялся.

— Я буду послеживать за Чарльзом, Мастер Мечей. Он крепкий парень. Он бежал с хорошей скоростью, когда мы их сюда вели. Может быть, я из него сделаю следопыта.

— Пройдет некоторое время, прежде чем я смогу спокойно выпускать его за стены замка, — перебил Арута.

— Где ты нашел их? — спросил Фэннон у Лонгбоу.

— К северу, на берегу притока реки, Чистого Ручья. Мы шли по следам большой группы воинов, двигающихся к берегу моря.

Фэннон немного подумал.

— Гардан ведет еще один патруль где-то там. Возможно, он заметит их, и мы узнаем, что ублюдки замышляют в этом году, — без дальнейших слов он направился к замку.

Мартин рассмеялся.

— Что тебя так рассмешило, Мастер Егерь? — удивленно спросил Арута.

Мартин покачал головой.

— Одна вещица. Сам Мастер Мечей. Он никому не скажет, но я готов держать пари, что он отдаст все, что имеет, чтобы твой отец вернулся и принял командование. Он хороший солдат, но не любит ответственности.

Арута смотрел на спину уходящего Мастера Мечей.

— Я думаю, ты прав, Мартин, — сказал он задумчиво. — Я в последнее время был не в ладах с Фэнноном. Я упустил из виду тот факт, что он вовсе не просил об этом назначении.

— Предложение, Арута, — сказал Мартин, понизив голос.

Арута кивнул. Мартин показал на Мастера Мечей.

— Если вдруг что-нибудь случится с Фэнноном, быстро назначь другого Мастера Мечей; не жди позволения отца. Потому что если ты будешь ждать, то командование примет Алгон, а он дурак.

Арута напрягся, услышав предположение Егеря, а Роланд попытался предостерегающим взглядом показать Мартину, чтобы тот замолчал.

— Я думал, ты друг Мастера Конюшего, — холодно сказал Арута.

Мартин улыбнулся с оттенком насмешливости в глазах.

— Точно, друг, как и все остальные обитатели замка. Но любой, кого ты спросишь, скажет тебе то же: убери его лошадей, и Алгон — посредственный мыслитель.

Раздраженный тоном Мартина, Арута спросил:

— И кто должен занять его место? Егерь?

Мартин рассмеялся с такой открытой и ясной забавой над этой мыслью, что Арута стал уже меньше сердиться на его предложение.

— Я? — сказал Егерь. — Упаси небеса, Ваше Высочество. Я простой охотник, не более. Нет, если будет нужда, назначь Гардана. Он самый лучший солдат в Крайди, намного лучше остальных.

Арута знал, что Мартин прав, но поддался нетерпению.

— Хватит. С Фэнноном все в порядке, и я верю, что это так и останется.

Мартин кивнул.

— Да хранят его боги… и всех нас. Простите меня, пожалуйста, но это была беглая озабоченность. Теперь, с позволения Вашего Высочества, я не ел горячей еды неделю.

Арута махнул рукой, показывая, что он может идти, и Мартин направился к кухне.

— В одном он не прав, Арута, — сказал Роланд.

Арута стоял сложив руки на груди, глядя, как Лонгбоу поворачивает за угол.

— В чем, Роланд?

— Этот человек намного больше, чем простой охотник, которым он притворяется.

Арута немного помолчал.

— Да, это так. Что-то в Мартине Лонгбоу всегда меня тревожило, хотя я и не видел в нем недостатков.

Роланд рассмеялся.

— А тебя что так рассмешило, Роланд?

Роланд пожал плечами.

— Только то, что многие думают, что вы с ним очень похожи.

Арута злобно посмотрел на Роланда. Тот покачал головой.

— Часто говорят, что нас больше всего задевает то, что мы видим себя в других. Это правда, Арута. В вас обоих есть этот резкий юмор, почти что насмешка, и ни один из вас не страдает глупостью, — голос Роланда стал серьезным. — В этом нет загадки, надо думать. Ты во многом такой, как твой отец, а Мартин, не имея семьи, наверное, тоже подражал герцогу.

Арута задумался.

— Возможно, ты прав. Но меня еще что-то беспокоит в этом человеке, — он оставил мысль неоконченной и повернулся к замку.

Роланд пошел рядом с задумчивым принцем, гадая, не перешел ли он границы.

НОЧЬ ГРЕМЕЛА. ЗАЗУБРЕННЫЕ молнии разбивали тьму. С запада шли облака. Роланд стоял на южной башне замка, наблюдая за этим. С обеда его настроение было мрачным, как небо на западе. День прошел плохо. Сначала его обеспокоил разговор с Арутой у ворот. Потом Карлайн за обедом общалась с ним тем же холодным молчанием, которое он выносил уже две недели. Карлайн казалась более подавленной, чем обычно, но Роланд чувствовал гнев на самого себя каждый раз, когда он смотрел в ее направлении. Роланд все еще видел боль в глазах принцессы.

— Какой я безмозглый дурак, — сказал он вслух.

— Не дурак, Роланд.

Карлайн стояла в нескольких шагах от него, глядя на приближающуюся бурю. Она держала руками шаль на плечах, хотя воздух был умеренным. Гром скрыл звук ее шагов, и Роланд сказал:

— Это плохая ночь, чтобы стоять на башне, миледи.

Она подошла к нему.

— Дождь будет? Эти жаркие ночи приносят гром и молнии, но обычно мало дождя.

— Дождь будет. Где ваши фрейлины?

Она показала на дверь.

— На лестнице. Они боятся молний, а кроме того, я хотела поговорить с тобой наедине.

Роланд ничего не говорил, и Карлайн тоже какое-то время молчала. Тьма ночи разделялась яростными вспышками энергии на фоне неба, за которыми следовали раскаты грома.

— Когда я была маленькой, — сказала она наконец. — Отец часто говорил, что по ночам, таким как эта, в небе развлекаются боги.

Роланд посмотрел на ее лицо, освещенное единственным фонарем, висящим на стене.

— Мой отец говорил мне, что они воюют.

Она улыбнулась.

— Роланд, ты говорил верно в тот день, когда Лиам уехал. Я заблудилась в своей печали и не могла видеть правду. Паг первым сказал бы мне, что ничто не вечно. Эта жизнь в прошлом глупа и отнимает у нас будущее, — она немного опустила голову. — Возможно, с отцом было что-то в этом роде. Он тиак и не оправился после смерти мамы. Я была очень маленькой, но я помню, каким он был. Он часто и много смеялся до того, как она умерла. Он был тогда больше как Лиам. После… ну, он стал больше как Арута. Он смеется, но в этом есть какая-то острота и тяжесть, горечь.

— Как будто насмехаясь над чем-то?

Она задумчиво кивнула.

— Да, насмехаясь. Почему ты так сказал?

— Я кое-что заметил… кое-что, что я сегодня сказал твоему брату. О Мартине Лонгбоу.

Она вздохнула.

— Да, я понимаю. Лонгбоу тоже такой.

— Как бы то ни было, ты пришла сюда не для того, чтобы разговаривать о твоем брате или о Мартине, — тихо сказал Роланд.

— Нет, я пришла сказать тебе, что сожалею о том, как вела себя. Я злилась на тебя две недели, но я не имела права. Ты лишь сказал правду. Я плохо обращалась с тобой.

Роланд удивился.

— Ты не обращалась со мной плохо, Карлайн. Я действовал грубо.

— Нет, ты всего лишь поступил как друг, Роланд. Ты сказал мне правду, а не то, что я хотела услышать. Это, должно быть, было трудно… учитывая то, что ты чувствуешь, — она посмотрела на приближающуся грозу. — Когда я впервые услышала о пленении Пага, я подумала, что миру настал конец.

— Первая любовь — трудная любовь, — процитировал Роланд, пытаясь быть отзывчивым.

Карлайн улыбнулась, услышав афоризм.

— Так говорят. А с тобой как?

Роланд собрался и изобразил беззаботный тон.

— Кажется так, принцесса.

Она положила руку ему на плечо.

— Ни один из нас не волен в своих чувствах, Роланд.

Его улыбка стала печальнее.

— Это правда, Карлайн.

— Будешь ли ты всегда моим добрым другом?

В ее голосе была неподдельная нотка заботы, и это тронуло юного сквайра. Она пыталась привести в порядок их отношения, но без коварства, которое было ей свойственно, когда она была младше. Ее честная попытка избавила его от разочарования в том, что она не отвечает полностью на его любовь.

— Буду, Карлайн. Я всегда буду твоим добрым другом.

Она прижалась к нему, и он обнял ее. Ее голова была у него на груди.

— Отец Талли, — тихо сказала она, — говорит, что одна любовь приходит незваной, как ветер с моря, а другая растет из зерен дружбы.

— Я буду надеяться на такой урожай, Карлайн. Но если он и не придет, я все равно останусь твоим добрым другом.

Некоторое время они тихо стояли вместе, утешая друг друга по разным причинам, но разделяя нежность, которой у каждого из них не было в течение двух лет. Мысли каждого были заняты близостью другого, и ни один не увидел, что открывают на краткий миг вспышки молний. На горизонте был корабль, направляющийся к гавани.

ЗНАМЕНА НА СТЕНАХ замка хлопали на ветру. Начался дождь. Вода собиралась в маленькие лужи, и светильники отбрасывали в лужи желтые отражения, придавая двум людям, стоящим на стене какой-то потусторонний вид.

Вспышка молнии осветил море, и солдат сказал:

— Вон там, ваше высочество, видели? В трех румбах к югу от Сторожевых Скал, — он вытянул руку и показал.

Арута, сосредоточенно наморщив лоб, вглядывался во мрак.

— Я ничего не вижу в этой тьме. Там чернее, чем в душе у жреца Гуиз-вы, — солдат рассеянно сделал защитный знак при упоминании бога-убийцы. — Есть сигнал с башни маяка?

— Нет, ваше высочество. Ни маяка, ни гонца.

Блеснула еще одна вспышка молнии, и Арута увидел вдали контуры корабля. Он выругался.

— Ему понадобится маяк в Лонгпойнте, чтобы безопасно добраться до гавани.

Без дальнейших слов он побежал по лестнице, ведущей во двор. Возле ворот он приказал солдату привести его лошадь и двух всадников, чтобы сопровождать его. Пока он стоял там, ожидая, дождь кончился, оставив ночной воздух чистым, но теплым и влажным. Через несколько минут из казарм показался Фэннон.

— Что это? Едешь куда-то верхом?

— Корабль плывет в гавань, а в Лонгпойнте нет сигнального огня.

Грум привел лошадь Аруты. За ним следовали два верховых солдата.

— Тогда тебе лучше отправляться, — сказал Фэннон. — И скажи этим дубоголовым бездельникам на маяке, что когда они сойдут с поста, у меня найдется для них пара слов.

Арута ожидал, что Фэннон начнет спорить, и теперь с облегчением понял, что этого не будет. Он вскочил в седло, и ворота открыли. Они проскакали через них и направились по дороге в город.

Краткий дождь наполнил ночь свежими запахами: цветы вдоль дороги, запах соли с моря, и вскоре, когда они приблизились к городу, это заглушил едкий дух горелого дерева от сожженных останков опустевших построек.

Они пронеслись мимо тихого города по дороге, идущей вдоль гавани. Два солдата, стоящие на набережной, отдали им честь, увидев едущего мимо принца. Заколоченные постройки возле порта молчаливо свидетельствовали о людях, уехавших после набега.

Они покинули город и поскакали к маяку. Дорога здесь изгибалась. За городом они впервые взглянули на маяк, стоящий на естественном скалистом островке, соединенном с берегом длинной каменной дамбой, увенчанной утоптанной грунтовой дорогой.

Копыта лошадей глухо стучали по земле. Они приближались к высокой башне. Вспышка молнии осветила небо, и три всадника увидели корабль, на всех парусах идущий к гавани.

— Без маяка они напорются на скалы! — прокричал Арута.

— Смотрите, Ваше Высочество. Кто-то сигналит! — прокричал в ответ солдат.

Они остановили лошадей и увидели около основания башни силуэты. Человек, одетый в черное, стоял и водил взад-вперед фонарем. Его ясно было видно находящимся на корабле, но никому на стенах замка. В тусклом свете Арута видел недвижимые тела крайдийских солдат, лежащие на земле. Четыре человека, также одетые в черное, с повязками на голове, скрывающими их лица, побежали ко всадникам. Трое вытащили из черных ножен длинные мечи, а четвертый прицелился из лука. Солдат справа от Аруты вскрикнул: стрела ударила его в грудь. Арута направил лошадь на троих приближающихся к нему. Он ударил копытами двоих, а третьего — с размаху мечом по лицу. Человек беззвучно упал.

Принц развернулся и увидел, что другой его спутник тоже уже вступил в драку и рубанул лучника. Из башни высыпали еще люди в черном и молча ринулись вперед.

Лошадь Аруты заржала. Он увидел торчащую из ее шеи стрелу. Она сжалась под ним, и он высвободил ноги из стремен, перенес левую через шею умирающего животного и выпрыгнул из седла как раз тогда, когда лошадь упала на землю. Он упал и перекатился, поднявшись на ноги перед низкой фигурой в черном с занесенным обеими руками над головой мечом. Длинный клинок опустился, и Арута отпрыгнул влево, ударив своим мечом. Он попал человеку в грудь, и вытащил меч. Как и другие, человек в черном упал без крика.

Еще одна вспышка молнии показала людей бегущих к Аруте из башни. Арута повернулся, чтобы приказать оставшемуся всаднику скакать обратно и предупредить людей в замке, но команда замерла у него на устах, когда он увидел, что человека вытаскивает из седла куча фигур в черном. Арута увернулся от удара первого добежавшего до него и пробежал мимо трех удивленных фигур. Четвертого человека он ударил в лицо эфесом меча, пытаясь отодвинуть его в сторону. Единственной его мыслью было открыть себе путь, чтобы можно было убежать и предупредить находящихся в замке. Человек качнулся назад, и Арута попытался прыгнуть мимо него. Падающий протянул руку и схватил ногу прыгающего Аруты.

Арута упал на твердый камень и почувствовал, как кто-то яростно вцепился в его правую голень. Он ударил левой ногой куда-то назад, и попал сапогом человеку в горло. За звуком сломанного кадыка последовала судорога.

Арута поднялся на ноги, и к нему подбежал еще один нападающий, остальные лишь в шаге позади. Арута прыгнул назад, пытаясь выиграть расстояние. Пятка попала на камешек, и все вокруг бешено закачалось. Некоторое время он просто висел в воздухе, а потом его плечи врубились в камень: он падал с дамбы по боку. Он ударился еще о несколько камней, и над ним сомкнулась ледяная вода.

Шок от воды не дал ему потерять сознание. Ошеломленный, он рефлекторно задержал дыхание, но воздуха у него было мало. Без задней мысли он рванулся вверх, вынырнул и громко и хрипло вдохнул. Он был все еще слаб, но у него хватило ума нырнуть, когда рядом в воду врезались стрелы. Во мраке он ничего не видел, но, цепляясь за скалы, он подтаскивал себя вперед вдоль дамбы. Он двигался обратно к тому ее концу, где стояла башня, надеясь, что враги подумают, что он плывет в другом направлении.

Он быстро вынырнул и сморгнул с глаз соленую воду. Выглянув из-за большой скалы, он увидел, что черные фигуры разглядывают темную воду. Арута осторожно подвинулся, устраиваясь в скалах поудобнее. Побитые мышцы и суставы заставляли его морщиться от боли, но ничего, кажется, не было сломано.

Еще одна вспышка молнии осветила гавань. Арута увидел как корабль благополучно торопится в гавань Крайди. Он был торговый, но оснащенный для скорости и снаряженный для войны. Кто бы ни вел корабль, он был безумным гением: он обошел скалы впритык, двигаясь прямо к порту, вокруг изгиба дамбы. Арута видел на снастях людей, зарифляющих паруса. На палубе стоял отряд одетых в черное воинов с оружием наготове.

Арута повернулся к людям на дамбе: один из них дал остальным какой-то знак, и те они побежали в город. Несмотря на боль в теле, Арута подтянулся, преодолевая скользкие камни, чтобы выбраться на грязную дорогу на дамбе. Чуть шатаясь, он поднялся на ноги и посмотрел на город. Там все еще не было никаких признаков беды, но он знал, что скоро они появятся.

Арута, шатаясь, побежал к башне маяка и заставил себя подняться по ступеням. Дважды он чуть не потерял сознание, но все-таки добрался до верхушки. Часовой лежал мертвый возле сигнального огня. Пропитанное маслом дерево было защищено от ветра и дождя свисающим сверху колпаком. Через открытые окна со всех сторон задувал ветер.

Арута нашел кисет мертвого часового и достал кремень, сталь и трут. Он открыл маленькую дверцу в металлическом колпаке, закрывая дерево от ветра своим телом. Вторая искра, которую он высек, подожгла дерево, и возник маленький огонек. Он быстро разгорелся, и Арута потащил лебедку с цепью, поднимавшей колпак. Дунул ветер, и пламя с шумом поднялось к потолку.

У одной из стен стоял сосуд с порошком, смешанным Калганом на случай подобной непредвиденной ситуации. Арута поборол головокружение, снова наклонился и вытащил нож из-за пояса мертвого часового. Отковырнув им крышку сосуда, он высыпал в огонь все его содержимое.

Пламя тотчас же стало ярко-малиновым: предупреждающий сигнальный огонь, который никто не мог спутать с обычным светом. Арута повернулся к замку, отойдя от окна, чтобы не загораживать свет. Пламя разгоралось все ярче и ярче, но сознание Аруты замутнялось. Некоторое время ночь была тиха, но вдруг в замке зазвенела тревога. Арута почувствовал облегчение. Красный свет на маяке означал, что в гавани грабители, а городской гарнизон хорошо умел встречать такие набеги. Фэннон мог быть осторожным и не преследовать совершивших набег цурани ночью в лесу, но на присутствие пиратского корабля в своей гавани он отвечал незамедлительно.

Арута стал, шатаясь, спускаться по ступеням, остановившись у двери, чтобы отдохнуть. Болело все тело, а головокружение чуть не взяло над ним верх. Он отдышался и направился к городу. Дойдя до своей убитой лошади, он осмотрелся, ища свой меч, но потом вспомнил, что вместе с ним упал в воду. Он подошел к убитому всаднику, лежащему рядом с одетым в черное лучником, наклонился и подобрал меч павшего солдата. Вставая, он снова чуть не потерял сознание. Некоторое время он постоял прямо, боясь при движении упасть в обморок, и подождал, пока звон в голове не утихнет. Он медленно поднял руку и ощупал голову. Трогать одно место было больно, и там была большая болезненная шишка — значит, он, падая с дамбы, по крайней мере один раз крепко ударился головой. Пальцы стали липкими от запекающейся крови.

Арута пошел к городу, и звон в голове продолжился. Некоторое время он шел шатаясь, потом заставил себя побежать, но после трех шатких больших шагов на бегу снова продолжил неуклюже идти. Он торопился как мог, прошел по изгибу дороги, и город показался в виду. Он слышал едва различимые звуки боя. В отдалении он видел красный свет огня, подпрыгивающего вверх: поджигали прибрежные постройки. Крики мужчин и женщин звучали для него как-то отдаленно и приглушенно.

Он заставил себя ускорить шаг. Пока он приближался к городу, возбуждение от мысли о предстоящем бое выгнало из головы почти весь туман. Он пошел по набережной. Все горело, и было светло как днем, но никого не было видно. У берега стоял корабль, на котором приплыли враги. Сходни вели на пристань. Арута осторожно приблизился, опасаясь, что кто-то остался защищать корабль. Но все было тихо. Звуки боя были отдаленными, словно все нападающие были в глубине города.

Когда он пошел прочь, с корабля прокричал чей-то голос:

— Боги милосердия! Там кто-нибудь есть?

Голос был низкий и сильный, но с некоторой ноткой ужаса.

Арута поспешил по сходням с мечом наготове. Поднявшись, он остановился. Крышка люка была поднята, и внизу был виден ярко горящий огонь. Он огляделся: повсюду в собственной крови лежали мертвые моряки. С задней части корабля прокричал голос:

— Ты, друг. Если ты богобоязненный человек Королевства, помоги мне.

Пройдя сквозь бойню, Арута нашел человека сидящим на перилах правого борта. Он был большой, широкоплечий и крепко сложенный. Он мог быть любого возраста от двадцати до сорока. Правую руку он прижимал к боку своего вместительного живота, сквозь пальцы просачивалась кровь. Волнистые волосы были зачесаны назад. Черная борода была коротко подстрижена. Он ухитрился слабо улыбнуться и показал на черную фигуру, лежащую рядом.

— Эти ублюдки убили мою команду и подожгли мой корабль. Вот этот вот ошибся: он не убил меня с первого удара, — он показал на кусок реи, лежавший у него на ногах. — Я не могу двинуть эту проклятую рею и в то же время придерживать кишки. Если ты чуть приподнимешь ее, я думаю, я смогу освободиться.

Арута увидел: человек был прижат к палубе коротким концом реи, запутавшимся в веревках и снастях. Он схватил длинный конец и поднял вверх, всего на несколько дюймов, но этого было достаточно. Издав то ли ворчание, то ли стон, раненый вытащил ноги.

— Я не думаю, что ноги сломаны, парень. Дай мне руку, и посмотрим.

Арута дал ему руку и, поднимая грузного моряка, сам чуть не свалился.

— Вот так, — сказал раненый. — А ты-то сам не совсем в боевой готовности, так ведь?

— Со мной все будет в порядке, — сказал Арута, ставя человека на ноги и в то же время борясь с тошнотой.

Моряк оперся на Аруту.

— Нам лучше поторапливаться. Огонь распространяется.

С помощью Аруты он прошел по сходням. Когда они вышли на набережную и перевели дыхание, жар стал сильным.

— Идем! — сказал раненый.

Арута кивнул и перекинул его руку через свое плечо. Они двинулись по набережной, шатаясь как пара пьяных матросов.

Вдруг раздался рев, и обоих швырнуло на землю. Арута потряс головой и повернулся. Сзади взметнулась к небу огромная огненная башня. Волны жара обдали их, будто они стояли около дверцы гигантской печи.

— Что это было? — ухитрился прохрипеть Арута.

— Двести бочек квегского огненного масла, — таким же слабым голосом ответил его спутник.

— Ты ничего не говорил об огненном масле на борту, — не веря сказал Арута.

— Я не хотел тебя возбуждать. Ты и так уже был полумертвый. Я решил, что мы либо выберемся, либо нет.

Арута попытался подняться, но упал навзничь. Ему вдруг стало очень удобно лежать на холодном камне набережной. Огонь перед его глазами побледнел, потом все стало темным.

Арута открыл глаза и увидел над собой какие-то размытые очертания. Он моргнул, и образ прояснился. Карлайн вертелась возле его койки, тревожно наблюдая за тем, как его осматривает отец Талли. Позади Карлайн стоял Фэннон, а рядом с ним незнакомец. Тут Арута вспомнил его.

— Человек с корабля.

Человек ухмыльнулся.

— Амос Траск, в последнее время владелец «Сидонии», пока эти ублю… — прошу прощения Ее Высочества — эти проклятые сухопутные крысы не спалили ее. Стою здесь благодаря Вашему Высочеству.

— Как ты себя чувствуешь? — перебил Талли.

Арута сел. Тело его все болело. Карлайн положила сзади брата подушечки.

— Весь избит, но я выживу. Голова немного кружится.

Талли посмотрел на голову Аруты.

— Неудивительно. Ты противно ударился. У тебя еще несколько дней может иногда кружиться голова, но не думаю, что это серьезно.

Арута посмотрел на Мастера Мечей.

— Как долго?

— Патруль принес тебя ночью. Сейчас утро.

— Набег?

Фэннон печально покачал головой.

— Город разрушен. Нам удалось всех их убить, но в Крайди не осталось ни одного целого строения. Рыбацкая деревня на южном конце гавани не тронута, но все остальное пропало.

Карлайн суетилась вокруг Аруты, подтыкая одеяло и вбивая подушки.

— Тебе надо отдохнуть.

— Именно сейчас я голоден.

Она принесла чашу с горячим бульоном. Он сдался на бульон вместо нормальной пищи, но не позволил ей кормить его с ложечки.

— Расскажите мне, что случилось, — сказал он между глотками.

— Это были цурани, — расстроенно сказал Фэннон.

Рука Аруты остановилась на полпути ко рту.

— Цурани? Я думал, это были пираты с Закатных Островов.

— Сначала и мы так думали, но поговорив вот с капитаном Траском и с цуранийскими рабами, мы составили картину того, что случилось.

Талли перехватил у Фэннона и продолжил повествование.

— Как сказали рабы, эти люди были специально выбраны. Они называли это смертельным рейдом. Их выбрали, чтобы они вошли в город, уничтожили как можно больше, а потом умерли, не отступая. Они сожгли корабль как для того, чтобы он не достался нам, так и в знак своей решимости. Судя по тому, что они говорят, это считается большой честью.

Арута посмотрел на Амоса Траска.

— Как это им удалось захватить твой корабль, капитан?

— А, это грустная история, Ваше Высочество, — он немного наклонился влево, и Арута вспомнил о его ране.

— Как твой бок?

Траск ухмыльнулся, темные глаза повеселели.

— Кровавая рана, но не серьезная. Святой отец подлечил, так что бок почти как новый, Ваше Высочество.

Талли насмешливо фыркнул.

— Этот человек должен быть в постели. Он ранен серьезнее тебя. Он не хотел уходить, пока не убедится, что с тобой все в порядке.

— Бывало и хуже, — сказал Траск. — Однажды нам пришлось драться с квегской военной галерой… ну, это уже другая история. Вы спрашивали о моем корабле, — он подхромал поближе к койке Аруты. — Мы вышли из Паланка с грузом оружия и огненного масла. Учитывая здешнее положение, я рассчитывал найти хороший сбыт. Мы рискнули пройти через пролив в самом начале сезона, чтобы, как мы надеялись, обогнать другие корабли. Но нам пришлось заплатить за то, что мы прошли рано. С юга принесло чудовищный шторм, и он гонял нас неделю. Когда он закончился, мы направились к берегу. Я подумал, что у нас не будет проблем с определением нашего положения по берегу. Когда земля показалась в виду, никто ее не узнал. Так как никто из нас никогда не был к северу от Крайди, мы совершенно правильно решили, что нас забросило дальше, чем мы думали. Мы двигались вдоль берега днем и приставали к нему ночью, потому что я не стал бы рисковать на неизвестных мелях и рифах. На третью ночь с берега вплавь прибыли цурани, как стая дельфинов. Нырнули прямо под корабль и поднялись с обеих сторон. Как только я пришел в себя от потрясения, то на палубе вокруг меня уже толпилось полдюжины ублю… — прошу прощения ее высочества — их, цурани. Они взяли мой корабль всего за несколько минут, — его плечи немного опустились. — Это тяжело, потерять корабль, Ваше Высочество.

Он скорчился, и Талли встал и заставил Траска сесть на табурет рядом с Арутой. Траск продолжил историю.

— Мы не могли понять, что они говорили; их язык больше подходит для обезьян, чем для людей: я сам говорю на пяти культурных языках и с помощью жестов могу изъясняться еще на дюжине. Но, как я говорил, мы не могли понять их тарабарщину, но они сделали свои намерения ясными для нас.

Они тщательно изучали мои карты, — он поморщился, вспомнив об этом. — Я купил их легально у вышедшего в отставку капитана в Дурбине. В тех картах было пятьдесят лет опыта, отсюда, Крайди, до самых далеких восточных берегов Кешианской Конфедерации, и они разбрасывали их по моей каюте, пока не нашли те, что им были нужны. Среди них были моряки, потому что, как только они распознали карты, я узнал все их планы.

Будь я проклят, но мы пристали к берегу всего в нескольких милях к северу от мыса за вашим маяком. Если бы мы проплыли чуть дольше, мы благополучно прибыли бы в крайдийскую гавань два дня назад.

Арута и остальные молчали. Траск продолжил.

— Они прошли по моему грузовому трюму и принялись швырять за борт все что попало. Больше пяти сотен прекрасных квегских мечей — в воду. Копья, пики, луки, все — думаю для того, чтобы оно не попало в Крайди каким-то образом. Они не знали, что делать с квегским огненным маслом: чтобы вытащить бочки из трюма понадобилась бы портовая лебедка, так что они оставили их в покое. Но они убедились, что на борту не осталось оружия, которое не было бы в их руках. Потом несколько сухопутных крыс, одетых в это черное тряпье, поплыли на берег и пошли к маяку. Пока они шли, остальные молились, качаясь на коленях взад-вперед, кроме нескольких с луками, следивших за моей командой. Потом все внезапно, где-то через три часа после заката, начали пинать моих людей, показывая на гавань на карте. Мы подняли паруса и двинулись вдоль берега. Я думаю, они решили, что вы не ожидаете атаки с моря.

— Они решили верно, — сказал Фэннон. — Со времени их последнего набега мы сильно патрулируем леса, и они не могут появиться в дне марша от Крайди, так чтобы мы этого не узнали. А так они застали нас врасплох, — голос старого Мастера Мечей был уставшим и печальным. — Теперь город уничтожен, а двор замка наполнен перепуганными горожанами.

— Они отправили большую часть своих людей на берег, — тоже с горечью сказал Траск, — но оставили пару дюжин убить моих людей, на лице его была боль. — Они были тяжелой компанией, мои ребята, но в целом хорошие люди. Мы не знали, что происходит, пока первые из моих мальчиков не начали падать с перекладин в воду с цуранийскими стрелами в груди. Мы поняли, что они захотели, чтобы мы их выгнали. Мои ребята стали бороться, могу поручиться, но слишком поздно. Куски снастей и дубинки не сравнить с мечами и луками.

Траск тяжело вздохнул. На его лице отражалась боль, как от раны, так и от истории, которую он рассказывал.

— Тридцать пять человек. Портовые крысы, головорезы, и все поголовно убийцы, но это была моя_ команда. Я был единственным, кому позволено их убивать. Я проломил череп первому цурани, напавшему на меня, взял его меч и убил другого. Но третий выбил его у меня из рук и проткнул меня, — он издал резкий низкий лающий смешок. — Я сломал ему шею, потом на некоторое время потерял сознание. Они, должно быть, посчитали меня мертвым. Потом я понял, что огонь распространяется, и стал кричать. Потом я увидел Вас на сходнях.

— Ты смелый человек,Амос Траск, — сказал Арута.

— Недостаточно смелый, чтобы сохранить свой корабль, Ваше Высочество, — с болью в голосе сказал он. — Теперь я всего лишь еще один выброшенный на берег моряк.

— Достаточно на сегодня. Арута, тебе нужен отдых, — сказал Талли. Он положил руку на плечо Амоса Траска. — Капитан, Вам лучше последовать его примеру. Ваша рана серьезнее, чем Вы полагаете. Я отведу Вас в комнату, где Вы сможете отдохнуть.

Капитан поднялся.

— Капитан Траск, — сказал Арута.

— Да, Ваше Высочество?

— Нам нужны в Крайди хорошие люди.

На лице моряка мелькнула насмешка.

— Благодарю, Ваше Высочество. Однако, не знаю, какая от меня может быть польза без корабля.

— Мы с Фэнноном найдем тебе занятие, — сказал Арута.

Человек слегка поклонился (ему мешала рана) и ушел вместе с Талли. Карлайн поцеловала Аруту в щеку и сказала:

— Теперь отдохни.

Она взяла бульон, и Фэннон проводил ее из комнаты. Арута заснул прежде, чем закрылась дверь.

17. АТАКА

Карлайн сделала выпад.

Она ткнула концом шпаги в нижней области, прицелившись в живот, чтобы нанести убийственный удар. Роланд едва избежал удара, отбив ее клинок своим. Он отпрыгнул назад и на мгновение потерял равновесие. Карлайн заметила, что он колеблется, и снова сделала выпад.

Роланд рассмеялся, отпрыгнул в сторону, потом шагнул за пределы ее досягаемости. Быстро перебросив меч из правой руки в левую, он схватил запястье той ее руки, где была шпага, заставив ее в свою очередь потерять равновесие. Он шагнул за нее, развернул ее, обнял левой рукой за талию, осторожно следя за лезвием своего меча, и крепко прижал к себе. Она сопротивлялась его превосходящей силе, но пока он был позади нее, она не могла ничего ему сделать, кроме как источать гневные проклятия.

— Это был трюк! Отвратительный трюк, — плюясь, сказала она.

Она беспомощно лягалась, он смеялся.

— Не вытягивайся вот так чрезмерно, даже если кажется, что так ты непременно убьешь противника. У тебя хорошая скорость, но ты слишком сильно давишь. Выучись терпению. Подожди, пока противник действительно откроется, и тогда нападай. А так ты потеряешь равновесие — и ты мертва, — он быстро поцеловал ее в щеку и бесцеремонно оттолкнул.

Карлайн, спотыкаясь, отошла вперед, потом восстановила равновесие и развернулась:

— Разбойник! Не церемонишься с королевскими особами, да?

Она приближалась к нему со шпагой наготове, немного заворачивая влево. Отца не было, и Карлайн надоедала Аруте, пока он не позволил, чтобы Роланд научил ее фехтованию. Ее последним аргументом было:

«Что я буду делать, если цурани войдут в замок? Защищаться иголками для вышивания?»

Арута сдался, но скорее из-за ее постоянного утомляющего нытья, чем из-за предположения, что ей придется использовать оружие.

Вдруг Карлайн яростно атаковала по верхней линии, заставив Роланда отступить по маленькому заднему двору замка. Он оказался прижатым спиной к низкой стене и стал ждать. Она снова сделала выпад, и он ловко шагнул в сторону. Зачехленное острие ее рапиры ударило в стену лишь на миг позже. Он прыгнул мимо нее, игриво шлепнув ее ниже спины плоской частью клинка, и занял позицию позади нее.

— И не теряй самообладания, а то вместе с ним лишишься и головы.

— О! — крикнула она, повернувшись лицом к нему. На лице ее было нечто среднее между гневом и весельем. — Ты чудовище!

Роланд стоял наготове, изобразив раскаяние на лице. Она прикинула расстояние между ними и стала медленно приближаться. Она была в плотно облегающих мужских штанах, к полному отчаянию леди Марны, и мужской тунике, перехваченной на талии ремнем, на котором висели ножны. За последний год ее фигура полностью оформилась, и этот облегающий костюм граничил со скандальностью. Теперь ей было восемнадцать лет, и в ней уже не осталось ничего девчоночьего. Она была в особых сапогах, черных, высотой по лодыжку. Подходя к Роланду, она осторожно опускала их на землю. Ее длинные блестящие темные волосы были заплетены в одну косу, свободно болтавшуюся по плечам.

Роланд был рад этим занятиям с ней. На них они вновь обрели значительную часть своей былой веселости, и Роланд лелеял надежду, что ее чувства по отношению к нему разовьются в нечто большее, чем дружба. В этот год, прошедший после отъезда Лиама, они вместе тренировались или катались верхом возле замка, когда это считалось безопасным. Время, проведенное вместе с ней, питало товарищеские чувства между ними, которых он не мог вызвать раньше. Хоть и более серьезная, она вновь обрела некоторую веселость.

Роланд некоторое время стоял размышляя. Избалованной, раздражительной и требовательной маленькой девочки больше не было. Вместо нее была девушка с сильным умом и волей, закаленная тяжелыми жизненными уроками.

Роланд моргнул — и обнаружил, что острие ее рапиры приставлено к его горлу. Он бросил свое оружие и крикнул:

— Сдаюсь, миледи!

Она рассмеялась.

— О чем ты замечтался, Роланд?

Он осторожно отвел в сторону острие ее шпаги.

— Я вспомнил, как обезумела леди Марна, когда ты впервые поехала верхом в этой одежде и вернулась вся грязная и очень неженственная.

Карлайн улыбнулась.

— Я думала, она на неделю останется в постели, — она убрала шпагу в ножны. — Жаль, я не могу найти причины, чтобы носить эту одежду почаще. Она такая удобная.

Роланд кивнул, широко ухмыльнувшись.

— И очень идет, — он изобразил плотоядный взгляд, изучая как она облегает изгибы тела Карлайн. — Хотя я думаю, что это благодаря носящей.

Она осуждающе задрала нос.

— Вы разбойник и льстец, сэр. И развратник.

Он усмехнулся и поднял с земли меч.

— Думаю, на сегодня достаточно, Карлайн. Я могу вынести только одно поражение за день. Еще одно — и мне придется с позором покинуть замок.

Ее глаза расширились, и она потянула оружие из ножен. Он видел, что насмешка попала в цель.

— Ой! Посрамленный девчонкой, да? — сказала она, приближаясь со шпагой наготове.

Он смеясь приготовил свой меч, немного отступая назад.

— Миледи, так не подобает.

Она прицелилась шпагой и бросила на него гневный взгляд.

— У меня есть леди Марна, чтобы заботиться о моих манерах, Роланд. Мне не нужен шут вроде тебя, чтобы учить меня.

— Шут! — крикнул он, прыгнув вперед.

Она отбила его клинок, парировала удар, и почти что попала. Но он принял удар на свой клинок и повел его по ее клинку, пока они не стали друг против друга. Он схватил запястье той ее руки, в которой была шпага.

— Не хочешь оказаться в таком положении? — она пыталась освободиться, но он крепко держал ее.

— Если цурани, не начнут посылать к нам своих женщин, почти все, с кем ты можешь столкнуть-ся, окажутся сильнее тебя, и исходя из этого и поведут себя с тобой, — говоря так, он подтолкнул ее поближе и поцеловал.

Она отстранилась с удивлением на лице. Вдруг рапира выпала из ее пальцев, и она схватила его. Неожиданно сильно подтащив его к себе, она поцеловала его со страстью, отвечающей его собственной.

Когда он отстранился, она смотрела на него с удивлением, смешанным с желанием. Она улыбнулась, блеснув глазами и тихо проговорила:

— Роланд, я…

По замку зазвучала тревога, и с противоположной стены замка раздался крик: «Атака!»

Роланд тихо выругался и шагнул назад.

— Проклятье, самое удачное время.

Он направился к коридору, ведущему на главный двор. С ухмылкой он повернулся:

— Запомните, что Вы собирались сказать, миледи, — его веселость исчезла, когда он увидел, что она следует за ним со шпагой в руке.

— Куда ты идешь? — спросил он. В его голосе отсутствовала какая-либо деликатность.

— На стены, — вызывающим тоном сказала она. — Я больше не собираюсь сидеть в подвале.

— Нет, — твердо сказал он. — Ты никогда не была в настоящем бою. В качестве тренировок ты достаточно хорошо владеешь мечом, но я не рискну пустить тебя в бой: ты можешь застыть на месте, когда в первый раз понюхаешь крови. Ты пойдешь в подвал с остальными дамами и благополучно там закроешься.

Роланд никогда не говорил с ней таким тоном, и она была удивлена. До этого он всегда был либо разбойником, либо нежным другом. Теперь он внезапно стал совсем другим. Она начала протестовать, но он оборвал ее. Взяв ее под руку, он наполовину повел, наполовину потащил ее к дверям подвала.

— Роланд! — крикнула она. — Отпусти меня!

— Ты пойдешь, куда тебе приказано. А я пойду, куда мне приказано. Спора не будет, — спокойно произнес он.

Она пыталась вырваться, но хватка не поддавалась.

— Роланд! Убери свою руку немедленно, — приказала она.

Он продолжал игнорировать ее протесты и тащить ее по коридору. Около двери подвала стоял озадаченный страж и наблюдал за приближающейся парой. Роланд остановился и далеко не нежно подтолкнул Карлайн к дверям. Ее глаза в ярости расширились, и она повернулась к стражнику.

— Арестовать его! Немедленно! Он… — гнев в ее голосе повысил его до громкости, совсем неподобающей для леди, — …поднял на меня руку!

Солдат помедлил, переводя взгляд с одного на другого, потом стал медленно подходить к сквайру, пробуя, что из этого получится. Роланд предупреждающе поднял палец и показал им на стражника всего в дюйме от его носа.

— Ты проводишь Ее Высочество в назначенное ей безопасное место. Ты не будешь слушать ее возражений, и если она попытается уйти, ты задержишь ее. Понятно? — его голос не оставлял сомнений в том, что он чрезвычайно серьезен.

Солдат кивнул, но все еще не хотел прикасаться к принцессе.

Не сводя глаз с лица солдата, Роланд слегка подтолкнул Карлайн к двери и сказал:

— Если я узнаю, что она вышла из подвала прежде, чем прозвучал сигнал, что все безопасно, я убежусь, чтобы принц и Мастер Мечей были осведомлены о том, что ты позволил принцессе ступить на вредный путь.

Этого для солдата было достаточно. Он мог не понимать, кто выше по рангу при атаках, принцесса или сквайр, но у него не было никаких сомнений в том, что ему сделает в таких обстоятельствах Мастер Мечей. Он повернулся к дверям подвала прежде, чем Карлайн могла вернуться и сказал:

— Туда, Ваше Высочество, — и повел ее по ступеням вниз.

Карлайн, кипя от злости, спиной спускалась по ступеням. Роланд закрыл за ними дверь. Еще раз шагнув задом, она развернулась и высокомерно прошествовала вниз. Когда они дошли до комнаты, оставленной для женщин из замка и города на время атаки, остальные женщины уже были там. Они ждали, испуганно сбившись в кучку.

Солдат осмелился отдать честь.

— Прошу прощения Ее Высочества, но сквайр был полон решимости.

Карлайн вдруг перестала хмуриться и улыбнулась.

— А действительно был, правда?

Всадники быстро заехали во двор, за ними захлопнули тяжелые ворота. Арута наблюдал со стен. Он повернулся к Фэннону.

— Как не повезло! — сказал Фэннон.

— Везение здесь ни при чем, — сказал Арута. — Цурани конечно не стали бы атаковать, когда преимущества у нас.

Все выглядело мирно, кроме сожженного города, постоянно напоминавшего о войне. Но он также знал, что за городом, к северу и северо-востоку, собирается армия. И по всем сообщениям целых две тысячи были на подходе к Крайди.

— Внутрь, собачье отродье!

Арута посмотрел вниз, на двор, и увидел Амоса Траска, пинающего испуганного рыбака, бросившегося к одной из многих корявых хижин, сооруженных за стенами замка, чтобы приютить последних горожан из тех, кто не отправился на юг. Большая часть уплыла в Карс после смертельного рейда, но кое-кто остался на зиму. Остальные, за исключением некоторых рыбаков, которым полагалось остаться, чтобы кормить гарнизон, должны были уплыть на юг, в Карс и Тулан, этой весной. Но первые корабли должны были прийти не раньше, чем через несколько недель. Амоса назначили ответственным за этих людей год назад, когда сгорел его корабль, чтобы он не давал им путаться под ногами и сломать в замке слишком много. Бывший морской капитан проявил дарование в течение первых недель после сожжения города. У Амоса был талант, необходимый для того, чтобы командовать и держать грубых, любивших самостоятельность рыбаков с плохими манерами в повиновении. Арута считал его хвастуном, лжецом и, скорее всего, пиратом, но в целом приятным человеком.

Гардан поднялся со двора по ступеням, за ним Роланд. Гардан отдал честь принцу и Мастеру Мечей и сказал:

— Это последний патруль, сэр.

— Тогда нам осталось ждать только Лонгбоу, — сказал Фэннон.

Гардан покачал головой.

— Ни один патруль не видел его, сэр.

— Это потому, что Лонгбоу несомненно ближе к цурани, чем может подобраться любой здравомыслящий солдат, — предположил Арута. — Когда, как ты думаешь, прибудут остальные цурани?

— Меньше, чем через час, — сказал Гардан, показав на северо-восток, — если они пойдут прямо, — он посмотрел на небо. — У них меньше четырех часов до темноты. Мы можем ожидать только одну атаку до наступления ночи. Скорее всего, они займут позицию, дадут людям отдохнуть и атакуют на рассвете.

Арута взглянул на Роланда.

— Женщины в безопасности?

Роланд ухмыльнулся.

— Все, хотя у твоей сестры найдется для меня пара грубых слов, когда это закончится.

Арута ухмыльнулся в ответ.

— Когда это закончится, я с этим разберусь, — он огляделся. — Теперь ждем.

Глаза Мастера Мечей Фэннона прошлись по обманчиво мирному пейзажу, открывающемуся перед ними. С ноткой беспокойства, смешанного с решительностью в голосе, он произнес:

— Да, теперь ждем.

Мартин поднял руку. Три его следопыта застыли. Насколько они могли сказать, в лесу было тихо, но эти трое знали, что у Мартина чувства острее, чем у них. Через мгновенье он двинулся дальше, разведывая, что впереди.

В течение десяти часов (вышли они затемно) они шли по следам цурани. Насколько он мог судить, цурани снова были отбиты от Эльвандара на бродах вдоль реки Крайди и теперь перенесли свое внимание на замок в Крайди. Три года цурани были заняты на четырех фронтах: против армий герцогов на востоке, эльфов и гномов на севере, владения Крайди на западе и Братства Темного Пути и гоблинов на юге.

Следопыты оказывались близко к цуранийским заметателям следов, порой слишком близко. Дважды им приходилось убегать от нападавших: воины цурани упорно преследовали Егеря Крайди и его людей. Однажды их перехватили, и Мартин потерял в бою одного из своих людей.

Мартин издал хриплое воронье карканье, и через несколько минут три оставшихся следопыта присоединились к нему. Один из них, человек с вытянутым лицом по имени Гаррет, сказал:

— Они идут гораздо западнее от того места, где, как я думал, они повернут.

Длинный Лук задумался.

— Да, похоже, они хотят окружить все земли вокруг замка. Или они просто хотят ударить с неожиданной стороны, — он криво ухмыльнулся. — Но вероятнее всего, они просто прочесывают территорию перед началом атаки, чтобы убедиться, что в тылу у них не осталось сил противника.

— Они точно знают, что мы идем по их следам, — сказал другой следопыт.

Длинный Лук улыбнулся шире.

— Несомненно. Я думаю, их не заботят наши приходы и уходы, он покачал головой. — Эти цурани очень самонадеянны, — он показал пальцем. — Гаррет пойдет со мной. Вы двое — прямо в замок. Сообщите Мастеру Мечей, что еще около двух тысяч цурани движется к Крайди.

Два человека без слов живо двинулись к замку.

С оставшимся спутником, Мартин заговорил беспечно.

— Пойдем вернемся к продвигающемуся врагу и посмотрим, что он замышляет теперь.

Гаррет покачал головой.

— Ваш веселый тон не очень сильно облегчает мое беспокойство, мастер егерь.

Лонгбоу, шедший впереди, повернулся к нему.

— Для смерти все равно, в этот раз или в другой. Она приходит, когда захочет. Так зачем беспокоиться?

— Точно, — сказал Гаррет. Его вытянутое лицо показывало, что слова Мартина его не убедили. — Действительно, зачем? Но меня заставляет трястись не то, что смерть приходит, когда захочет, а то, что вы приглашаете ее посетить нас.

Мартин тихо рассмеялся. Он жестом показал Гаррету следовать за ним. Они двинулись быстро, почти бегом, широкими, свободными шагами. Лес был ярко освещен солнцем, но между толстыми стволами было много темных мест, где мог таиться бдительный враг. Гаррет предоставил Длинному Луку решать, безопасно ли было идти по этим местам. Вдруг двое как один застыли на месте, услышав впереди звуки движения. Они беззвучно растворились в тенистых зарослях. Медленно протекла минута, ни один из них не говорил. Потом до них донесся едва слышный шепот, но слова различить было нельзя.

В поле их зрения вошли две фигуры, осторожно движущиеся по тропе, ведущей с севера на юг, пересекающейся с той, по которой шел Мартин. Оба были одеты в темно-серые плащи, с луками наготове. Они остановились, и один опустился на колени и стал изучать следы, оставленные Длинным Луком и его следопытами. Он показал вдоль тропы и сказал что-то спутнику. Тот кивнул и вернулся по той же тропе, по которой они пришли. Длинный Лук услышал шипение Гаррета, втягивающего в себя воздух. Следопыт Братства Темного Пути оглядывал окрестности. Поискав еще мгновенье, он последовал за своим товарищем.

Гаррет зашевелился, и Мартин схватил его за руку.

— Еще рано, — прошептал Лонгбоу.

— Что они делают так далеко на севере? — прошептал в ответ Гаррет.

Мартин покачал головой.

— Они проскользнули мимо наших патрулей вдоль предгорий. На юге мы стали небрежны, Гаррет. Мы никогда не думали, что они двинутся на север так далеко к западу от гор, — он помолчал мгновенье. — Может быть, они устали от Зеленого Сердца и пытаются пробраться в Северные Земли к своим братьям.

Гаррет начал говорить, но замолчал, когда еще один Темный Брат появился на месте, только что освобожденном предыдущими. Он огляделся и поднял руку, подавая сигнал. На тропе, пересекающейся с той, по которой шли люди Мартина, появились еще фигуры. По одному, по два, по три Темные Братья пересекали ее и исчезали среди деревьев.

Гаррет сидел задержав дыхание. Он слышал, как Мартин еле слышно считает фигуры, пересекающие их поле зрения:

— …десять, двенадцать, пятнадцать, шестнадцать, восемнадцать…

Поток фигур в темных плащах продолжился. Гаррету он показался нескончаемым.

— …тридцать один, тридцать два, тридцать четыре…

Они продолжали пересекать тропу, появились еще большие группы Братьев.

— Их больше сотни, — сказал Мартин.

Они все шли, некоторые несли на спинах и на плечах узлы. Многие были в серых плащах, но другие были одеты в зеленое, коричневое или черное. Гаррет наклонился поближе к Мартину и прошептал:

— Вы правы. Это миграция на север. Я насчитал больше двух сотен.

Мартин кивнул.

— И они все идут.

Еще долгое время Темные Братья пересекали тропу, после чего поток воинов сменился оборванными женщинами и детьми. Когда они прошли, тропу пересек отряд из двадцати бойцов, после чего вокруг стало тихо.

Мгновенье они молча ждали.

— Они должны быть сродни эльфам, чтобы двигаться по лесу таким числом и так долго не быть замеченными, — сказал Гаррет.

Мартин улыбнулся.

— Советую тебе не упоминать об этом в разговоре с первым же эльфом, на которого ты наткнешься, — он медленно встал, выпрямляя затекшие от долгого сидения в кустах мышцы. С востока раздался едва слышный звук, и Мартин задумался.

— Сколько по тропе до Темных Братьев, как ты думаешь?

— Метров сто до хвоста, и, наверное, четверть мили или меньше до головы колонны. А что?

Мартин ухмыльнулся, и Гаррету стало не по себе от насмешливого веселья в его глазах.

— Пойдем, кажется, я знаю, где мы можем немного повеселиться.

Гаррет тихо простонал.

— Ох, мастер егерь, у меня мурашки по коже бегают, когда вы упоминаете о веселье.

Мартин дружески ударил его тыльной частью ладони в грудь.

— Пойдем, храбрец.

Егерь двинулся по тропе, Гаррет за ним. Они побежали вприпрыжку по лесу, легко избегая препятствий, которые помешали бы менее опытным лесничим.

Тропа прервалась, и они остановились. Дальше по тропе виден был отряд следопытов цурани, идущих по направлению к ним. Мартин и Гаррет исчезли среди деревьев, и егерь произнес:

— Главная колонна сразу позади них. Когда они дойдут до пересечения троп, где проходили Темные Братья, они могут попробовать последовать за ними.

Гаррет покачал головой.

— А могут и не последовать, так что мы удостоверимся в том, что они сделают это. Ну ладно, — добавил он, глубоко вдохнув, и про себя произнес молитву Килиан, Певице Зеленой Тиши, богине лесничих, после чего они сняли луки с плеч.

Мартин вышел на тропу и прицелился, а Гаррет последовал его примеру. Следопыты цурани показались в виду, обрубая вдоль тропы густой подлесок, чтобы главной части войска было легче последовать за ними. Мартин подождал, пока цурани приблизятся и отпустил тетиву, как раз когда их заметил первый следопыт. Два первых человека упали, и, прежде чем они коснулись земли, взлетели еще две стрелы. Мартин и Гаррет плавными движениями вытаскивали стрелы из колчанов за их спинами, приставляли стрелы к тетиве и пускали их в полет с необычайной быстротой и точностью. Мартин вовсе не по доброте душевной выбрал Гаррета пять лет назад. При любых обстоятельствах он стоял спокойно и делал что приказано, и делал это умело.

Десять оцепеневших цурани упали, не успев поднять тревогу. Мартин с Гарретом спокойно повесили луки на плечо и стали ждать. На тропе появилась настоящая стена цветных доспехов. Цуранийские офицеры, идущие впереди, остановились, потрясенные, увидев мертвых следопытов. Потом они увидели двух лесников, спокойно стоящих на тропинке, и что-то прокричали. Весь фронт колонны прыгнул вперед, вытащив оружие.

Мартин прыгнул в заросли на северной стороне тропы. Они понеслись через деревья, цурани преследовали их по пятам.

Голос Мартина наполнил лес диким охотничьим кличем. Гаррет кричал как от какого-то непонятного безумного веселья, так и от страха. Шум за ними стал потрясающе сильным: целая орда цурани преследовала их. Мартин повел их на север, параллельно пути, взятому Темным Братством. Через некоторое время он остановился и, переводя дыхание, произнес:

— Помедленнее, мы не хотим от них оторваться.

Гаррет оглянулся: цурани видно не было. Они прислонились к дереву и стали ждать. Через мгновение показался первый цурани, спешащий уже немного в другом направлении, повернув чуть к северо-западу.

— Мы, должно быть, убили единственных умелых следопытов во всем их проклятом мире, — с отвращением сказал Мартин. Он взял охотничий рог с пояса и выпустил такой громкий раскат, что солдат цурани застыл на месте, и потрясение, написанное на его лице, было видно даже оттуда, где стояли Мартин с Гарретом.

Цурани огляделись и заметили двух охотников. Мартин показал спутнику следовать за ним, и они с Гарретом снова тронулись. Цурани прокричали что-то назад и пустились вдогонку. Четверть мили они вели цурани сквозь лес, потом свернули немного к западу. Гаррет между вдохами прокричал:

— Темные Братья… они узнают… что мы идем.

— Если они… конечно… внезапно все… не оглохли, — прокричал в ответ Мартин и ухитрился улыбнуться. — У цурани… преимущество… шесть к одному. Я… думаю, это… просто честно… позволить… Братству… приготовить… засаду.

У Гаррета в запасе было достаточно воздуха, чтобы издать тихий стон. Он продолжил следовать за своим мастером. Они продрались сквозь заросли, и Мартин остановился, схватив Гаррета за тунику.

— Они впереди.

— Не знаю… как вы можете что-то слышать… с этим проклятым гамом позади, — сказал Гаррет.

По звукам было похоже, что за ними последовала вся колонна цурани, хотя лес усиливал звук и мешал понять, где его источник.

— Ты все еще носишь ту… смешную красную рубаху под туникой? — спросил Мартин.

— Да, а что?

— Оторви полоску, — Гаррет без разговоров достал нож и поднял вверх зеленую лесничью тунику. Под ней была ярко-красная хлопковая рубаха. Он отрезал снизу длинную полоску и спешно опустил тунику. Пока Гаррет приводил себя в порядок, Мартин привязал полоску к стреле. Он посмотрел назад, туда, где цурани продирались через ветки.

— Крепкие у них, должно быть, ноги. Они могут, наверное, бежать весь день, но в лесу не могут держаться с нами наравне, — он протянул стрелу Гаррету.

— Видишь тот вяз с той стороны маленькой полянки?

Гаррет кивнул.

— Видишь за ним слева березку?

Гаррет снова кивнул.

— Думаешь, сможешь попасть в нее с этим тряпьем на твоей стреле?

Гаррет ухмыльнулся, снял с плеча лук, сделал на стреле зарубку и выстрелил. Стрела полетела правильно и воткнулась в дерево.

— Когда наши кривоногие друзья доберутся сюда, — сказал Мартин, — там промелькнет красный цвет, и они пойдут туда. Если я не ошибаюсь, то Братья метрах в пятнадцати от твоей стрелы.

Пока Гаррет вешал лук на плечо, он вытащил рог.

— Идем дальше, — сказал он, протрубив длинный громкий клич.

Показались цурани, словно стая пчел, но Лонгбоу и Гаррет двинулись на юго-восток прежде, чем последняя нота из охотничьего рога затихла. Они бежали быстро, чтобы успеть убраться до того, как чем цурани заметят их и не поддадутся на их обман. Внезапно, продравшись через заросли, они наткнулись на группу женщин и детей. Одна девушка Братства ставила на землю узел. Она остановилась, увидев двух мужчин. Гаррету пришлось скользнуть в сторону и притормозить, чтобы не сбить ее с ног.

Ее большие карие глаза изучали его какой-то миг, пока он обходил ее.

— Простите, мэм, — сказал Гаррет без задней мысли и поднял руку ко лбу, после чего исчез вслед за мастером егерем. За ним раздались удивленные и гневные крики.

Когда они покрыли еще четверть мили, Мартин остановился и прислушался. С северо-востока раздавались звуки боя: крики и звон оружия. Мартин ухмыльнулся.

— И те, и другие будут некоторое время заняты.

Гаррет устало опустился на землю и сказал:

— В следующий раз пошлите меня в замок, ладно, мастер егерь?

Мартин стал на колени рядом со следопытом.

— Это не даст цурани достичь Крайди до заката или даже позже. До завтра они не смогут начать атаку. Четыре сотни Темных Братьев — это не то, что они могут благополучно оставить в тылу. Мы немного отдохнем и двинемся в Крайди.

Гаррет прислонился спиной к дереву.

— Приятная новость, — он издал долгий вздох облегчения. — Все было на волоске, мастер егерь.

Мартин загадочно улыбнулся.

— Вся жизнь на волоске, Гаррет.

Гаррет медленно покачал головой.

— Вы видели ту девушку?

Мартин кивнул.

— Что с ней?

— Она была хорошенькая… — растерянно сказал Гаррет, — …нет, скорее даже красивая. У нее были длинные черные волосы, глаза ее были цвета меха выдры. И у нее были надутые губки и дерзкий взгляд. Достаточно, чтобы обеспечить второй взгляд большинства мужчин. Я не ожидал такого от Братства.

Мартин кивнул.

— Моредэлы действительно красивый народ, как и эльфы. Но помни, Гаррет, — сказал он с улыбкой, — что, если когда-нибудь ты снова станешь обмениваться любезностями с женщиной-моредэлкой, она так же может вырезать твое сердце, как и поцеловать тебя.

Они отдохнули немного; с северо-востока эхом раздавались крики. Потом они медленно встали и пошли в Крайди.

С начала войны цурани ограничили свои действия территориями, вплотную прилежащими к долине в Серых Башнях. Сообщения от гномов и эльфов говорили, что имеет место активность врага и в шахтах Серых Башен. Еще из долины были выброшены анклавы,[6] с которых производились набеги на позиции Королевства. Раз или два в течение года они обычно предпринимали наступление против Западных Армий герцогов, эльфов в Эльвандаре или против Крайди, но в основном они были довольны удержанием того, что уже захватили.

И каждый год они расширяли свои владения, строили еще анклавы, увеличивая подконтрольную территорию и захватывая сильную позицию, с которой они вели кампанию на следующий год. С падения Уолинора цурани не осуществили ожидаемую атаку к берегу Горького моря и не попытались снова взять ЛаМутские крепости возле Каменной Горы. Уолинор и город Крайди были разграблены и заброшены, скорее, для того, чтобы не дать их Королевству и Вольным Городам, чем для того, чтобы они достались цурани. К весне третьего годы войны вожди сил Королевства уже отчаялись в большой атаке, такой, которая могла бы сдвинуть войну с мертвой точки. Теперь она пришла. И пришла в логичном месте, на самом слабом фронте союзников, гарнизоне в Крайди.

Арута смотрел со стены на армию цурани. Он стоял рядом с Гарданом и Фэнноном. Позади него был Мартин Длинный Лук.

— Сколько? — спросил он, не отводя глаз от собирающегося войска.

— Пятнадцать сотен, две тысячи, трудно сказать, — проговорил Мартин. — Вчера шло еще две тысячи без того, что забрало с собой Темное Братство.

Из леса вдалеке раздавались звуки: рабочие валили деревья. Мастер Мечей и Мастер Егерь решили, что цурани рубят деревья, чтобы сделать осадные лестницы.

— Никогда не думал, что буду говорить такое, — сказал Мартин, — но жаль, что вчера в лесу не было четырех тысяч Темных Братьев.

Гардан плюнул со стены.

— Все равно вы хорошо сделали, мастер егерь. Очень подходяще, что они дерутся друг с другом.

Мартин безрадостно усмехнулся.

— А еще хорошо, что Темные Братья убивают как только увидят. Хотя я и уверен, что они делают это не из любви к нам, но они охраняют наш южный фланг.

— В том случае, если вчерашний отряд не был исключением, сказал Арута. — Если Братство покидает Зеленое Сердце, нам, возможно, скоро придется опасаться за Тулан, Джонриль и Карс.

— Я рад, что они не вели переговоров, — сказал Фэннон. — Если они заключат перемирие…

Мартин покачал головой.

— Моредэлы будут иметь дело только с поставщиками оружия и ренегатами, которые служат им за золото. В других отношениях мы им не нужны. И судя по всему, цурани склонны к завоеванию. Моредэлы не менее честолюбивы, чем мы.

Фэннон снова посмотрел на изготавливающееся войско цурани. Штандарты ярких цветов с символами и рисунками, странными для глаза, были расставлены вдоль первой линии армии. Сотни воинов в разноцветных доспехах стояли группами возле каждого знамени.

Прозвучал рог, и солдаты цурани стали лицом к стенам. Каждый штандарт вынесли вперед на десяток шагов и воткнули в землю. Небольшая группа солдат в шлемах с высоким гребнем, который войска Королевства приняли за офицерский знак, вышла вперед и встала на полпути между армией и знаменосцами. Один из них, в ярко-синих доспехах, что-то прокричал и показал на замок. Собранное воинство тоже ответило криком, и тогда другой офицер, на этот раз в ярко-красных доспехах, медленно пошел к замку.

Арута и остальные молча наблюдали как человек подходит к воротам. Он не смотрел ни вправо, ни влево, ни вверх на людей на стене, а шел, направив взгляд вперед, пока не достиг ворот. Там он вытащил большой ручной топор и три раза ударил рукояткой.

— Что он делает? — спросил Роланд, только что подошедший на лестницу.

Цурани снова ударил в ворота замка.

— Думаю, — сказал Лонгбоу, — он приказывает нам открыть ворота и выйти из замка.

Цурани отошел и швырнул топор в ворота, оставив его дрожать в дереве. Потом он не спеша повернулся и пошел прочь к радостно кричащим цурани.

— Что теперь? — спросил Фэннон.

— Кажется, я знаю, — сказал Мартин, снимая лук с плеча.

Он вытащил стрелу, приладил ее на тетиву и, дернув, выстрелил. Стрела ударилась в землю между ногами цуранийского офицера, и человек остановился.

— У горцев хадати в Ябоне есть похожие ритуалы, — сказал Мартин. — Они придают большое значение демонстрации храбрости перед лицом врага. В том, чтобы коснуться врага и оставить жить, больше чести, чем в его убийстве, — он показал на офицера, стоящего недвижимо. — Если я убью его — у меня нет чести, потому что он показывает нам, какой он храбрый. Но мы можем показать, что мы умеем играть в эту игру.

Цуранийский офицер повернулся, подобрал стрелу и переломил ее пополам. Он стал лицом к замку, высоко поднял сломанную стрелу и прокричал стоящим на стенах вызов. Лонгбоу прицелился и снова выстрелил. Вторая стрела пролетела и срезала со шлема офицера плюмаж. Перья стали медленно опускаться мимо его лица, и цурани замолчал.

Роланд радостно крикнул, и со стен замка раздалось "ура!". Цурани медленно снял шлем.

— Теперь он приглашает одного из нас либо убить его и показать, что у нас нет чести, либо выйти из замка и осмелиться сразиться с ним, — сказал Мартин.

— Я не позволю открыть ворота из-за какого-то ребячьего состязания! — сказал Фэннон.

Мартин ухмыльнулся.

— Тогда мы поменяем правила, — он перегнулся через перила дорожки на стене и прокричал вниз, во двор:

— Гаррет, тупую стрелу для птиц!

Гаррет, стоящий во дворе, вытащил из колчана стрелу для сбивания птиц и бросил ее Длинному Луку. Мартин показал остальным тяжелый железный шарик на конце, который использовался, чтобы оглушить дичь, в то время как острая стрела уничтожила бы ее. Прицелившись в офицера, он выстрелил.

Стрела попала офицеру цурани в живот, и он упал назад. Все, кто был на стене, могли представить звук, такой, когда из человека выбивают дыхание. Солдаты цурани гневно закричали, но успокоились, когда человек встал, очевидно, оглушенный, но в других отношениях не раненый. Он согнулся пополам, положив руки на колени, и его вырвало.

— Довольно для офицерского достоинства, — сухо сказал Арута.

— Хорошо, — сказал Фэннон. — Думаю, пришло время дать им еще один урок королевских приемов ведения войны, — он поднял руку и прокричал:

— Катапульты!

С башен вдоль стен и с башен замка в ответ помахали флагами. Он опустил руку, и могучие машины выстрелили. С маленьких башен стреляли копьеподобными снарядами баллисты, похожие на гигантские арбалеты, а с замка громадные катапульты швыряли ковши тяжелых камней. Дождь камней и снарядов упал среди цурани, проламывая головы и конечности и прорывая в их рядах дыры. Защитники услышали крики раненых, а обслуга катапульт быстро опустила ковши, натянула тетивы и перезарядила смертоносные машины.

Цурани немного покружили в замешательстве и, когда ударил второй залп камней и снарядов, побежали прочь. Со стен раздались радостные крики, но затихли, когда цурани перегруппировались за пределами досягаемости машин.

— Мастер Мечей, я думаю, они хотят подождать, пока мы выйдем, — сказал Гардан.

— Я думаю, ты не прав, — сказал Арута, показывая.

Остальные посмотрели: большое количество цурани отделилось от главного войска, двинулось вперед и остановилась как раз за пределом досягаемости снарядов.

— Похоже, они готовят атаку, — сказал Фэннон, — но почему только частью своих сил?

Появился солдат.

— Ваше Высочество, на других позициях не видно никаких признаков цурани.

Арута посмотрел на Фэннона.

— И почему атаковать только одну стену?

Кажется, около тысячи, — сказал Арута через несколько минут.

— Скорее, двенадцать сотен, — сказал Фэннон. Он увидел в хвосте штурмовые лестнице. — Теперь в любое время.

За стенами ждала тысяча защитников. Другие люди Крайди все еще были на близлежащих гарнизонах и наблюдательных позициях, но основные силы герцогства были здесь.

— Мы можем противостоять этому войску, пока нет бреши в стене. Если преимущество будет менее чем десятикратное, мы справимся.

С других стен подошли еще посыльные.

— Они по-прежнему ничего не предпринимают на восточной, северной и южной стенах, Мастер Мечей, — сообщил один.

— Они, похоже, намерены сделать это сложным путем, — задумчиво сказал Фэннон. — Мало что можно понять из того, что мы видели. Смертельные рейды, построение войск в пределах досягаемости катапульт, потеря времени с играми чести. И все же они не без умения, и просто так мы ничего не получим, — он повернулся к солдату. — Передай на другие стены быть настороже, а остальным быть готовыми двинуться защищать их, если это все окажется маневром для отвлечения внимания.

Посыльные ушли, и ожидание продолжилось. Солнце двигалось по небу и за час до темноты оно село за спинами атакующих. Внезапно затрубили рога и застучали барабаны, и цурани ринулись к стенам. Катапульты пели, и в рядах атакующих появлялись большие дыры. Но они все же шли вперед, пока не подошли на расстояние выстрела из лука терпеливо ожидающих защитников. Град стрел обрушился на нападавших, и весь первый ряд до одного упал на землю, но те, кто был сзади, вышли вперед с большими яркими цветными щитами над головой. Люди несколько раз падали, роняя штурмовые лестницы, для того только, чтобы другие подхватили их и продолжили наступление.

Лучники цурани ответили лучникам со стен своим дождем стрел, и крайдийцы стали падать с зубчатой стены. Арута пригнулся, пока летели стрелы, потом рискнул выглянуть между зубцами стены. Орда атакующих заполнила его поле зрения, и перед ним внезапно появилась верхушка лестницы. Солдат рядом с принцем схватил верхушку и оттолкнул ее, другой помог ему шестом. Арута услышал крики падающих с лестницы цурани. Ближайший к лестнице солдат упал назад с цуранийской стрелой в глазу и исчез во дворе.

Снизу вдруг раздался крик, и Арута вскочил на ноги, рискнув получить стрелу, чтобы посмотреть вниз. Вдоль всего основания стены воины цурани отступали и бежали назад, к своим безопасным линиям.

— Что они делают? — удивился Фэннон.

Цурани бежали, пока не оказались в безопасности от катапульт, потом остановились, повернулись и сформировали ряды. Офицеры ходили перед людьми туда-сюда и ободряли их. Через мгновенье собравшиеся цурани радостно закричали.

— Будь я проклят! — раздалось слева от Аруты, и он мельком заметил рядом Амоса Траска с морской абордажной саблей в руке. — Эти маньяки поздравляют друг друга с тем, что их убивают.

Зрелище внизу было скверным. Солдаты цурани были разбросаны, словно игрушки оставленные беспечным огромным ребенком. Некоторые слабо шевелились и стонали, но большинство было мертвыми.

— Готов поспорить, они потеряли не меньше сотни. В этом нет смысла, — сказал Фэннон и повернулся к Роланду и Мартину. — Проверьте остальные стены, — оба поспешили прочь. — Что они теперь будут делать? — спросил Фэннон, наблюдая за цурани. В красном свете заката видно было, как они строятся в линии, зажигают факелы и передают их. — Несомненно, они не намереваются атаковать после заката. Они в темноте из кожи вон вылезут.

— Кто знает, что они планируют? — сказал Арута. — Я никогда не слышал о столь плохо проведенной атаке.

— Прошу прощения, — сказал Амос, — но я тоже знаю пару вещей о военном искусстве — из дней моей юности, — и я никогда раньше не слышал ни о чем подобном. Даже кешианцы, которые швыряются солдатами-собаками, как пьяный матрос — деньгами, даже они не попытались бы предпринять лобовую атаку, такую как эта. Я бы держал ухо востро, вдруг это какой-то обман.

— Да, — ответил Арута. — Но какой?

Всю ночь цурани атаковали, очертя голову несясь к стенам, чтобы умереть под ними. Один раз несколько добрались до верха стен, но их быстро убили и отшвырнули лестницы. С восходом цурани отступили.

Арута, Фэннон и Гардан наблюдали, как цурани добираются до своих безопасных линий, за пределы досягаемости катапульт и луков. С восходом солнца появилось море разноцветных палаток, и цурани удалились в лагерь. Защитники были удивлены, увидев, сколько мертвых цурани лежит под стенами.

Через несколько часов зловоние от мертвецов стало невыносимым. Фэннон посоветовался с обессилевшим Арутой, когда принц готовился к запоздалому сну.

— Цурани не предприняли попытки забрать своих павших.

— У нас нет общего языка, на котором можно было бы вести переговоры, если, конечно, ты не собираешься послать Талли под флагом перемирия, — ответил Арута.

— Он бы, конечно, пошел, — сказал Фэннон, — но я не хочу рисковать им. И все же тела могут быть проблемой день или два. Кроме зловония и мух с непохороненными мертвецами приходит и зараза. Так боги выказывают свое неудовольствие тем, что мертвым не отданы почести.

— Тогда, — сказал Арута, натягивая сапоги, которые он только что снял, — нам лучше посмотреть, что можно сделать.

Он вернулся к воротам. Гардан уже строил планы, как убрать тела. Дюжина добровольцев ожидала у ворот, чтобы пойти и собрать мертвых на погребальный костер.

Арута и Фэннон зашли на стены, а Гардан вывел людей из ворот. Лучники выстроились на стенах, чтобы прикрыть отступление, если понадобится, но вскоре стало очевидно, что цурани не собираются беспокоить отряд. Некоторые вышли на край своих линий, сели и стали наблюдать за работой солдат Королевства.

Через полчаса стало понятно, что крайдийцы не справятся с работой: усталость придет раньше. Арута думал, не послать ли наружу еще, но Фэннон отказался, считая, что этого цурани и ждут.

— Если нам придется запускать большой отряд обратно, это может оказаться погибельным. Если мы закроем ворота, мы потеряем людей снаружи, а если мы их слишком долго будем держать открытыми, цурани войдут в замок или проделают брешь.

Аруте пришлось согласиться, и они устроились и стали наблюдать, как люди Гардана работают на утренней жаре.

Потом, около полудня, дюжина воинов цурани, безоружные, перешли свои линии и приблизились к рабочему отряду. Стоящие на стенах напряженно наблюдали за ними, но, когда цурани дошли до работающих крайдийцев, они молча принялись подбирать тела и относить туда, где сооружался погребальный костер.

С помощью цурани тела были сложены на огромный костер. Его подожгли, и вскоре тела убитых поглотил огонь. Цурани, которые помогали класть тела на костер, смотрели на солдата, который отвел добровольцев чуть дальше от разгорающегося пламени, и там они встали. Тогда один цуранийский солдат что-то сказал, и он и его товарищи поклонились лежащим на костре в знак уважения. Солдат, ведущий солдат Крайди сказал:

— Почести мертвым!

Двенадцать людей Крайди встали по стойке "смирно!" и отдали честь. Тогда цурани повернулись лицом к солдатам Королевства и сновапоклонились. Командир сказал:

— Ответьте на приветствие! — и двенадцать крайдийцев снова отсалютовали цурани.

Арута покачал головой, наблюдая, как люди, которые пытались убить друг друга, работают бок о бок, как будто это была самая естественная в мире вещь, а потом отдают друг другу честь.

— Отец любил говорить, что среди всех людских странностей, война явно выделяется как самая странная.

На закате они пришли снова, одна волна за другой стремительно атаковала западную стену, и враги умирали под ней. Четырежды за ночь они атаковали и четырежды были отбиты.

Теперь они шли снова, и Арута стряхнул с себя усталость, чтобы снова сражаться. Видны были еще цурани, присоединяющиеся к тем, что были перед замком: из леса к северу от замка тянулись змеи факелов. После последней атаки стало ясно, что положение сдвигается в пользу цурани. Защитники обессилели от двух ночей боя, а цурани все бросали в бой свежие силы.

— Они хотят измучить нас любой ценой, — сказал уставший Фэннон. Он начал что-то говорить солдату, но на лице его появилось странное выражение. Он закрыл глаза и рухнул вниз, Арута подхватил его. Из спины у него торчала стрела. Запаниковавший солдат стал с другой стороны на колени и глядел на Аруту, ясно спрашивая: что делать?

— Отнесите его в замок, к отцу Талли, — крикнул Арута, и два солдата подняли Мастера Мечей, который был без сознания, и понесли его вниз.

— Какие будут приказания, ваше высочество?

Арута развернулся и увидел обеспокоенные лица крайдийских солдат.

— Как и раньше. Защищайте стену.

Бой шел тяжко. Несколько раз он оказывался сражающимся с воином цурани, забравшимся на стену. Потом, после долгого боя, цурани отступили.

Арута тяжело дышал, одежда его под кирасой пропиталась потом. Он приказал принести воды, и пришел носильщик с ведром. Арута попил, как и остальные, повернулся и стал наблюдать за войском цурани.

Они снова стояли как раз за пределом досягаемости катапульт, и количество факелов, казалось, нисколько не уменьшилось.

— Принц Арута, — раздался сзади голос. Он развернулся. Перед ним стоял Мастер Конюший Алгон. — Я только что услышал о ране Фэннона.

— Как он? — спросил Арута.

— Пока не ясно, он на грани. Рана серьезная, но еще не смертельная. Талли думает, что если он проживет еще день, то он выздоровеет. Но он не сможет командовать несколько недель, а может, и больше.

Арута понял, что Алгон ждал от него решения. Принц был рыцарем-капитаном королевской армии и, в отсутствие Фэннона, командиром гарнизона. Но также он был неиспытанным в деле и мог передать командование Мастеру Конюшему. Арута огляделся.

— Где Гардан?

— Здесь, Ваше Высочество, — донесся крик со стены неподалеку. Арута удивился внешнему виду сержанта. Его темная кожа была почти серой от пыли, которая приклеивалась к ней и прочно держалась блестящим потом. Его туника и воинский плащ были пропитаны кровью, которая также покрывала его руки до локтей.

Арута посмотрел на собственные руки и увидел, что они точно такие же.

— Еще воды! — прокричал он и сказал Алгону:

— Гардан будет моим первым помощником. Если что-то случится со мной, он становится командиром гарнизона. Гардан — действующий Мастер Мечей.

Алгон поколебался, как будто собирался что-то сказать, потом на его лице выступило облегчение.

— Да, Ваше Высочество. Приказания?

Арута снова посмотрел на линии цурани, потом на восток. Уже появлялся первый свет зари, и солнце должно было подняться из-за гор меньше чем через два часа. Некоторое время он, казалось, взвешивал что-то в уме, смывая кровь с рук и лица. Наконец он сказал:

— Приведите Лонгбоу.

Егеря позвали, и через несколько минут он явился, а за ним широко ухмыляющийся Амос Траск.

— Будь я проклят, но они умеют драться, — сказал моряк.

Арута не обратил внимания на это замечание.

— Мне совершенно ясно, что они намереваются поддерживать постоянное давление на нас. С таким малым уважением к собственным жизням, как они показывают, они могут измотать нас за две-три недели. Это единственное, на что мы не рассчитывали: на желание их людей идти на верную смерть. Я хочу, чтобы с северной, южной и восточной стен сняли всех людей. Оставьте только для того, чтобы наблюдать и сдерживать атаку, пока не прибудет подкрепление. Приведите людей с других стен сюда, а тем, кто здесь, прикажите уйти. Я хочу, чтобы остаток дня посты сменяли друг друга каждые шесть часов. Мартин, были ли какие-то еще сообщения о миграции Темных Братьев?

Длинный Лук пожал плечами.

— Мы были немножко заняты, ваше высочество. Все мои люди были в северных лесах последние недели.

— Ты не мог бы незаметно вывести несколько следопытов через стены, прежде чем рассветет?

Длинный Лук задумался.

— Если они выйдут тотчас же и если цурани не слишком сильно наблюдают за востоком, то да.

— Сделай так. Темные Братья не так глупы, чтобы атаковать это войско, но если бы ты смог найти несколько отрядов такого же размера, как ты выследил три дня назад, и повторить твою ловушку…

Мартин ухмыльнулся.

— Я сам поведу их. Нам лучше идти сейчас, пока не стало намного светлее, — Арута отпустил его, и Мартин сбежал вниз по ступеням.

— Гаррет! — прокричал он. — Пойдем, парень. Мы уходим немного повеселиться.

Стоящие на стене услышали стон. Мартин собирал своих следопытов.

— Я хочу, чтобы в Карс и Тулан были отправлены послания, сказал Арута Гардану. — Используйте для каждого пять голубей. Прикажите баронам Беллами и Толберту снять всех людей со своих гарнизонов и кораблями отправить их всех в Крайди немедленно.

— Ваше Высочество, — сказал Гардан, — тогда те крепости будут почти что беззащитными.

— Если Темное Братство движется к северным землям, — присоединился Алгон, — то у цурани будет на следующий год открытая дорога к южным замкам.

— Это в том случае если Темные Братья движутся всей массой, чего не может быть, и если цурани узнают, что они покинули Зеленое Сердце, чего тоже не может быть, — сказал Арута. — Меня заботит вот эта известная нам угроза, а не возможная на следующий год. Если они будут держать постоянное давление на нас, как долго мы сможем выдержать?

Две-три недели, может, месяц. Не дольше, — сказал Гардан.

Арута еще раз внимательно посмотрел на лагерь цурани.

— Они нагло выставили свои палатки на границе города. Они ходят по нашим лесам и несомненно строят лестницы и осадные машины. Они знают, что мы не можем сделать вылазку во всей силе. Но когда восемнадцать сотен солдат из южных замков атакуют их с прибрежной дороги, а гарнизон выйдет из замка, им придется отступить в их восточные анклавы. Мы можем их все время изматывать кавалерией и не давать им перегруппироваться. Тогда мы можем вернуть те войска в южные замки, и они будут готовы к атакам цурани на Карс и Тулан следующей весной.

— Достаточно смелый план, Ваше Высочество, — он отдал честь и ушел со стены, Алгон за ним.

— Ваши командиры — осторожные люди, ваше высочество, — сказал Амос Траск.

— Ты согласен с моим планом? — спросил Арута.

— Если падет Крайди, то какая разница, падет ли Карс или Тулан? Если не в этом году, то в следующем точно. Это также может произойти и в одном бою, как и двух или трех. Как сказал сержант, это смелый план. И все же, корабль никогда не брался без того, чтобы достаточно близко подойти к борту. У вас задатки прекрасного корсара, если вы когда-нибудь устанете быть принцем, ваше высочество.

Арута взглянул на Амоса Траска со скептической улыбкой.

— Корсар, да? Ты, вроде, заявлял, что ты честный торговец.

Амос, казалось, немного встревожился. Потом он громко расхохотался.

— Я только сказал, что у меня был груз, который я вез в Крайди. Я никогда не говорил, как я его достал.

— Ладно, у нас сейчас нет времени, чтобы обсуждать твое пиратское прошлое.

Амос был уязвлен.

— Я не пират, сир. На «Сидонии» было каперское свидетельство Великой Кеши, выданное губернатором Дурбина.

Арута рассмеялся.

— Конечно! И каждый знает, что нет более прекрасных, более законопослушных людей в открытом море, чем капитаны дурбинского побережья.

Амос пожал плечами.

— Они достаточно сварливы, это правда. И иногда они свободно обращаются с идеей о свободном проходе через открытое море, но мы предпочитаем слово «капер».

Затрубили рога и застучали барабаны, и цурани с пронзительными боевыми кличами ринулись вперед. Защитники ждали. Потом, когда атакующее воинство пересекло невидимую линию, отмеча-ющую досягаемость военных машин замка, на цурани дождем посыпалась смерть. Они все шли.

Цурани пересекли вторую невидимую линию, отмечающую досягаемость лучников замка, и умерло еще несколько десятков. Они все шли.

Атакующие достигли стен, и защитники стали кидать камни и отталкивать осадные лестницы, неся смерть тем, кто был внизу. Они все шли.

Арута быстро приказал перебросить резервы и привести их в готовность возле тех мест, где атака был наиболее сильной. Люди поторопились выполнить его приказ.

Стоя на западной стене в гуще боя, Арута отвечал атакой на атаку, отбивая одного воина, взошедшего на стену, за другим. Даже в самой гуще боя Арута знал, что происходит вокруг, выкрикивал приказы, слышал ответы, успевал взглянуть, что делают другие. Он увидел обезоруженного Амоса Траска. Моряк ударил воина цурани кулаком в лицо, и тот полетел вниз со стены. Тогда Траск осторожно нагнулся и подобрал свою абордажную саблю, как будто он просто только что бросил ее, прогуливаясь по стене. Гардан ходил среди людей и ободрял защитников, поддерживая падающий боевой дух и проводя людей за ту точку, где обычно они бы уже обессилели и сдались.

Арута помог двум солдатам оттолкнуть еще одну осадную лестницу и, на мгновение смутившись, уставился на одного из солдат осевшего с цуранийской стрелой в груди. Человек прислонился к стене и закрыл глаза, как будто решил немного поспать.

Арута услышал, как кто-то выкрикнул его имя. Гардан стоял в метре от него, показывая на северную часть западной стены.

— Они забрались на стену!

Арута пробежал мимо Гардана, прокричав:

— Прикажи резервам идти туда!

Он несся вдоль западной стены, пока не достиг разрыва в линии защитников. Дюжина цурани держала каждый конец части стены. Они продвигались, освобождая место для товарищей. Арута протолкался вперед, мимо уставших и удивленных солдат, которых теснили назад вдоль стены. Арута ударил поверх щита первого цурани, попав ему в горло. Потрясенный враг опустился на колени и упал во двор. Арута атаковал стоящего рядом с первым и прокричал:

— За Крайди! За Королевство!

К ним подбежал Гардан, вздымающийся над ними черный гигант, раздающий удары всем, кого видел перед собой. Вдруг крайдийцы нажали, и волна плоти и стали двинулась вдоль узкой стены. Цурани держались, не желая уступать тяжело заработанную позицию, и все до одного были убиты.

Арута ударил воина цурани эфесом рапиры, сбив его на землю, повернулся и увидел, что стена снова под властью защитников. С линий цурани протрубили горны, и нападавшие отступили.

Арута увидел, что из-за гор на востоке вышло солнце. Наконец настало утро. Он огляделся вокруг и вдруг почувствовал себя более усталым, чем когда-либо прежде. Медленно повернувшись, он увидел, что все, кто был на стене, смотрят на него. Один из солдат крикнул:

— Да здравствует Арута! Да здравствует принц Крайдийский!

Внезапно по всему замку раздался крик:

— Арута! Арута!

— Почему? — спросил Арута Гардана.

— Они увидели, как вы лично сражаетесь с цурани, ваше высочество, — удовлетворенно сказал Гардан, — или слышали от других. Они солдаты и ожидают от командира определенных вещей. Теперь они действительно Ваши люди, Ваше Высочество.

Арута стоял спокойно, замок наполняли радостные крики. Потом он поднял руку, и двор затих.

— Вы сражались хорошо. Солдаты великолепно служат Крайди.

— Поменяй посты на стенах, — сказал он Гардану. — У нас может быть мало времени, чтобы насладиться победой.

Как будто его слова были пророчеством, с ближайшей башни раздался крик солдата.

— Ваше Высочество, смотрите на поле!

Арута увидел, что цурани перегруппировываются.

— Есть ли им предел? — устало спросил он.

Вместо ожидаемой атаки, от линий цурани подошел единственный человек, видимо, офицер, судя по шлему с гребнем. Он показал на стены, и из рядов цурани раздались приветственные крики. Он прошел дальше, в предел досягаемости луков, несколько раз остановившись, чтобы показать на замок. Его синие доспехи сверкали в утреннем солнце, а нападавшие приветствовали его жесты радостными криками.

— Вызов? — спросил Гардан, следя за странной сценой. Человек повернулся спиной, не обращая внимания на личную опасность и вернулся к своим линиям.

— Нет, — сказал Амос Траск, подошедший и вставший рядом с Гарданом. — Я думаю, они приветствуют храброго врага, — Амос слегка качнул головой. — Странный народ.

— Поймем ли мы когда-нибудь этих людей? — спросил Арута.

Гардан положил руку Аруте на плечо.

— Сомневаюсь. Смотрите, они покидают поле.

Цурани шли обратно к своим палаткам перед останками города Крайди. Несколько часовых остались наблюдать за замком, но было ясно, что основным силам приказано снова уйти.

— Я бы приказал начать еще одну атаку, — сказал Гардан. — Они должны знать, что мы почти обессилели. Почему не продолжать атаковать?

— Кто знает? — сказал Амос. — Может быть, они тоже устали.

— У этих ночных атак, — сказал Арута, — есть какое-то значение, которого я не понимаю, — он покачал головой. — Со временем мы узнаем, что они затевают. Оставьте на стенах посты, но люди пусть идут во двор. Становится ясно, что они предпочитают не атаковать днем. Прикажите принести с кухни еду и воду, чтобы умыться.

Приказы передали, и люди оставили свои позиции. Некоторые сели прямо на стене, слишком устав, чтобы спуститься по ступеням. Другие пошли во двор, бросили оружие и сели в тени стены. Носильщики спешно ходили среди них с ведрами пресной воды. Арута прислонился к стене и про себя произнес:

"Они вернутся."

На следующую ночь они пришли снова.

18. ОСАДА

Светало. Раненые стонали.

Двенадцатую ночь подряд цурани атаковали замок и отступали на рассвете. Гардан не видел ясной причины для этих опасных ночных атак. Наблюдая за цурани, собирающими своих мертвых и возвращающимися к своим палаткам, он произнес:

— Странные они. Их лучники не могут стрелять по стенам, когда лестницы подняты, боясь попасть в своих. У нас нет такой такой проблемы. Мы знаем, что все, кто внизу, — враги. Я не понимаю этих людей.

Арута оцепенело сидел и смывал с лица грязь и кровь, не обращая внимания на то, что происходит вокруг. Он слишком устал, чтобы ответить Гардану.

— Вот, — сказал рядом голос, и он убрал от лица тряпку, которой вытирался, и увидел предложенную кружку. Он взял кружку и осушил ее одним глотком, ощутив вкус крепкого вина.

Перед ним стояла Карлайн в тунике и штанах, с мечом у пояса.

— Что ты здесь делаешь? — спросил Арута.

От усталости его голос звучал резко даже собственных ушах.

— Кто-то должен разносить воду и еду, — оживленно сказала Карлайн. — Когда каждый на стене всю ночь, кто ты думаешь сможет исполнять обязанности утром? Уж конечно, не жалкая горстка носильщиков, которые слишком стары для боя.

Арута огляделся и увидел других женщин, леди из замка, также, как и служанки и жены рыбаков, ходящих среди людей, которые с благодарностью принимали предложенную пищу и питье. Он улыбнулся своей кривой улыбкой.

— Как поживаешь?

— Ничего. И все же сидеть в подвале так же трудно, в своем роде, как и быть на стене, я думаю. Каждый звук боя, который нас достигает, повергает какую-нибудь из дам в слезы, — в ее голосе было некоторое осуждение. — Они сжимаются в кучку, как кролики, — она мгновенье помолчала, затем спросила:

— Ты видел Роланда?

Он посмотрел вокруг.

— Один раз, этой ночью, — он закрыл лицо успокаивающе влажной тряпкой. Убрав ее через мгновенье, он добавил:

— Или это было две ночи назад. Я уже не знаю, — он показал на стену, ближайшую к замку. — Он должен быть где-то там. Я назначил его ответственным за посты, наблюдающие, нет ли фланговой атаки.

Карлайн улыбнулась. Она знала, что Роланд, разгоряченный, полезет в бой, но с его обязан-ностями это будет маловероятно, если, конечно, цурани не станут атаковать со всех сторон.

— Спасибо, Арута.

Арута изобразил неосведомленность.

— За что?

Она встала на колени и поцеловала его во влажную щеку.

— За то, что знаешь меня лучше, чем я сама иногда, — она встала и пошла прочь.

Роланд шел вдоль зубцов стены, наблюдая за лесом в отдалении, за широкой поляной, идущей вдоль восточной стены замка. Он приблизился к солдату, стоящему рядом с сигнальным колоколом, и спросил:

— Что нибудь есть?

— Ничего, сквайр.

Роланд кивнул.

— Будь настороже. Это самое узкое открытое место перед стеной. Если они нападут с фланга, я бы ожидал атаки именно здесь.

— Действительно, сквайр. Почему они атакуют только одну стену и почему сильнейшую?

Роланд пожал плечами.

— Не знаю. Возможно, чтобы показать презрение к нам или храбрость. Или по какой-то чуждой нам причине.

Солдат встал по стойке "смирно!" и отдал честь. Карлайн молча подошла и встала позади них. Роланд взял ее под руку и спешно повел прочь.

— Ну и что ты тут делаешь? — спросил он строго.

Ее облегчение от того, что она нашла его живым и невредимым, сменилось гневом.

— Я пришла посмотреть, все ли с тобой в порядке, — сказала она вызывающим тоном.

— Мы не так далеко от леса, — сказал он, ведя ее вниз по ступеням, — чтобы цуранийский лучник не мог уменьшить герцогскую семью на одного. Я не собираюсь объяснять твоему отцу и братьям, какие были у меня причины позволить тебе быть наверху.

— Ой! И это единственная причина? Ты не хочешь встречаться с отцом?

Он улыбнулся и голос его смягчился.

— Нет. Конечно, нет.

Она улыбнулась в ответ.

— Я беспокоилась.

Роланд сел на нижние ступени, выдернул несколько травинок растущих рядом и отбросил их в сторону.

— Для этого нет причин. Арута проследил, чтобы я не очень рисковал.

— Все же это важный пост, — сказала Карлайн умиротворяющим тоном. — Если они нападут тут, тебе придется держаться здесь малым числом, пока не подойдут подкрепления.

— Если они нападут. Вчера мимо проходил Гардан и сказал, что он думает, что они скоро могут устать от этого и укрепиться тут для длительной осады, ожидая, пока мы начнем голодать.

— Им же хуже, — сказала она. — У нас есть запасы на зиму, а они не найдут здесь фуража, когда выпадет снег.

— Что у нас тут? Учим тактику? — шутливо-насмешливо спросил он.

Она посмотрела на него, как потерявший терпение учитель смотрит на очень тупого ученика.

— Я слушаю, и со мной мои мозги. Ты думаешь, я ничего не делаю, а только жду, пока вы, мужчины, расскажете мне, что происходит? Тогда бы я ничего не знала.

Он умоляюще поднял руки.

— Прости, Карлайн. Ты определенно вовсе не глупа, — он встал и взял ее за руку. — Но меня ты сделала дураком.

Она сжала его руку.

— Нет, Роланд, это я была дурой. Мне понадобилось почти три года, чтобы понять, какой ты хороший человек. И какой хороший друг, — она наклонилась к нему и легко поцеловала. Он ответил с нежностью. — И более того, — тихо добавила она.

— Когда это закончится… — начал он.

Она приставила свободную руку к его губам.

— Не сейчас, Роланд. Не сейчас.

Он улыбнулся.

— Мне лучше вернуться на стены, Карлайн.

Она снова поцеловала его и ушла на главный двор доделывать там то, что было нужно. Он забрался на стену и продолжил дежурство.

Было далеко за полдень, когда солдат закричал:

— Сквайр! В лесу! — Роланд посмотрел в указанном направлении и увидел две фигуры, бегущие через открытое пространство. Из-за деревьев раздались крики людей и звуки боя. Лучники Крайди подняли свое оружие, и Роланд крикнул:

— Стойте! Это Лонгбоу!

— Принеси веревки, быстро, — сказал он солдату, стоящему рядом с ним.

Длинный Лук и Гаррет добежали до стены, когда спустили веревки и, как только их закрепили, полезли вверх. Когда они благополучно забрались на стену, то обессиленно прислонились к зубцам, и двум лесничим протянули бурдюки с водой. Они стали жадно пить.

— Что теперь? — спросил Роланд.

Лонгбоу улыбнулся ему одной стороной рта.

— Мы нашли еще один отряд путников, движущийся на север где-то в тридцати милях к юго-востоку отсюда и организовали для них дружескую беседу с цурани.

Гаррет с темными кругами под глазами посмотрел на Роланда.

— Он называет это отрядом! Проклятье, почти пятьсот моредэлов при оружии. Должно быть, целая сотня охотилась за нами по лесам последние два дня.

— Арута будет доволен, — сказал Роланд. — Цурани нападали каждую ночь, с тех пор как вы ушли. Будет хорошо немного отвлечь их внимание.

Лонгбоу кивнул.

— Где принц?

— На западной стене, где были все бои.

Лонгбоу встал и подтянул на ноги обессиленного Гаррета.

— Пойдем. Нам лучше доложить.

Роланд отдал солдатам приказ смотреть в оба и пошел за охотниками. Арута руководил раздачей оружия тем, кому нужно было заменить сломанное или затупившееся. Кузнец Гарделл с учениками собирали то, что можно было починить, сваливали в тележку и катили ее в кузницу, чтобы начать работу.

— Ваше высочество, — сказал Длинный Лук, — еще один отряд моредэлов шел на север. Я привел их сюда, так что цурани, возможно, будут слишком заняты, чтобы атаковать сегодня ночью.

— Это приятная новость, — сказал Арута. — Пойдем, выпьем вина, и ты сможешь рассказать, что ты видел.

Длинный Лук отправил Гаррета на кухню и пошел за Арутой и Роландом в замок. Принц послал за Гарданом, чтобы тот присоединился к ним в советном зале и, когда все были там, попросил Лонгбоу рассказать о своем походе.

Длинный Лук жадно пил из кружки с вином, поставленной перед ним.

— Некоторое время было просто: напади и убегай. Леса полны и цурани, и моредэлами. И судя по всему, они не особенно любят друг друга. Мы насчитали, по меньшей мере сотню убитых с каждой стороны.

Арута посмотрел на трех остальных.

— Мы мало о них знаем, но, кажется, глупо идти так близко от Крайди.

Лонгбоу покачал головой.

— У них нет выбора, ваше высочество. Зеленое Сердце, должно быть, опустошено фуражами, а они не могут вернуться в горы из-за цурани. Моредэлы движутся в Северные Земли и не хотят рисковать идти мимо Эльвандара. Остальные пути заблокированы силами цурани, и им остается идти только по близлежащим лесам, потом к западу, вдоль реки, на побережье. Когда они достигнут моря, они снова могут повернуть на север. До зимы они должны достигнуть Великих Северных Гор и благополучно попасть к своим братьям в Северных Землях.

Он допил кружку и подождал, пока слуга снова наполнит ее.

— Судя по всему, почти все моредэлы с юга идут в Северные Земли. Похоже, больше тысячи уже благополучно прошло здесь. Сколько еще пройдет за лето и осень, мы не можем даже предположить, он снова выпил. — Цурани придется внимательно следить за восточным флангом, и лучше бы им следить еще и за югом. Моредэлы голодают и могут попробовать совершить набег, когда основная часть армии брошена на стены замка. Если случится трехсторонний бой, дело может стать жарким и кровавым.

— Для цурани, — сказал Гардан.

Мартин приветственно поднял чашу.

— Для цурани.

— Ты отлично справился, мастер егерь, — сказал Арута.

— Спасибо, Ваше Высочество, — он рассмеялся. — Я никогда не думал, что настанет день, когда я буду рад видеть Темных Братьев в лесах Крайди.

Арута забарабанил пальцами по столу.

— Мы можем ждать армии из Тулана и Карса только через две или три недели. Если Темные Братья достаточно будут беспокоить цурани, у нас должна быть небольшая передышка, — он посмотрел на Мартина. — Что на востоке?

Лонгбоу развел руками.

— Мы не могли подобраться достаточно близко, чтобы много увидеть, потому что мы спешили мимо, но они что-то замышляют. У них по лесу разбросано приличное количество людей, где-то на полмили от края поляны. Если бы моредэлы не преследовали нас по пятам, то мы с Гарретом, могли бы и не пробраться к стенам замка.

— Хотел бы я знать, что они там делают, — сказал Арута. — Эти ночные атаки явно скрывают какую-то хитрость.

— Боюсь, мы скоро это узнаем, — сказал Гардан.

Арута встал, и остальные также поднялись.

— У нас в любом случае много дел. Но если они не придут этой ночью, мы должны воспользоваться преимуществом и отдохнуть. Прикажите расставить часовых, а людей пошлите спать в казармы. Если я понадоблюсь, я буду в своей комнате.

Остальные последовали за ним из советного зала, и Арута медленно прошел в свою комнату. Его уставший ум пытался понять, что из того, что он знал, было важно, но безуспешно. Он сбросил только доспехи и полностью одетый упал на койку. Он быстро заснул, но забытье было беспокойным, наполненным сновидениями.

В течение недели атак не было, потому что цурани предусмотрительно следили за мигрирующим Братством Темного Пути. Как и предсказал Мартин, моредэлы были взбодрены голодом и дважды нападали на цуранийский лагерь.

После полудня восьмого после первой атаки моредэлов дня цурани снова стали собираться на поле перед замком, их ряды снова пополнились подкреплениями с востока. Послания, которые голубь носил между Арутой и его отцом, говорили об увеличении боев вдоль восточного фронта также. Лорд Боррик предполагал, что Крайди атакуют свежие войска из родного мира цурани, так как вдоль его фронта не было сообщений о передвижениях войск. Другие сообщения прибыли из Карса и Тулана. Солдаты барона Толберта отбыли из Тулана через два дня после получения послания Арута, и его флот должен был соединиться с флотом барона Беллами в Карсе. В зависимости от преобладающих ветров, флот с подкреплением должен был приплыть через одну-две недели.

Арута стоял на своем обычном месте на западной стене, рядом с ним — Мартин Длинный Лук. Они наблюдали за занимающими позицию цурани. Солнце опускалось на западе, омывая ландшафт малиновым светом.

— Похоже, — сказал Арута, — они сегодня предпримут полноценную атаку.

— Они, судя по всему, очистили территорию от причиняющих беспокойство соседей, по крайней мере, на время. Моредэлы дали нам немного времени, ваше высочество, но это все.

— Интересно, сколько из них достигнет Северных Земель?

Лонгбоу пожал плечами.

— Может быть, каждый пятый. От Зеленого Сердца до Северных Земель длинный и трудный путь даже при самых лучших обстоятельствах. Сейчас… — фраза повисла в воздухе.

Гардан поднялся по ступеням со двора.

— Ваше высочество, с наблюдательной башни сообщают, что цурани строятся.

Пока он говорил, в рядах цурани раздался призыв к бою, и они стали приближаться. Арута вытащил рапиру и отдал приказ катапультам открыть огонь. За ними — лучники, выпустившие в нападающих град стрел. Но цурани все шли.

Всю ночь, волна за волной, чужаки в ярких доспехах, бросались на западную стену Крайдийского замка. Большинство умерло на поле перед стеной или у ее основания, но некоторые ухитрились забраться на зубчатую стену. Они тоже умерли. Но другие все шли.

Шесть раз волна цурани разбивалась о защиту Крайди, и теперь они готовились к седьмой атаке. Арута, покрытый грязью и кровью, руководил размещением отдохнувших войск вдоль стены. Гардан посмотрел на восток.

— Если мы выдержим еще один раз, то будет рассвет. Тогда у нас должна быть небольшая передышка, — голос был хриплым от усталости.

— Мы выдержим, — ответил Арута. Его голос был таким же, как и у Гардана.

— Арута?

Арута увидел Роланда с Амосом, поднимающихся по степеням, за ними шел еще один человек.

— Что еще? — спросил принц.

— На других стенах мы не видим активности, но тут есть кое-что, что ты должен увидеть.

Арута узнал другого человека, Льюиса, замкового крысолова. Его обязанностью было не допускать вредителей в замок. Он что-то нежно держал в руках.

Арута пригляделся: это был хорек, немного подергивающийся в свете факелов.

— Ваше Высочество, — сказал Льюис хриплым от волнения голосом, — это…

— Что? — нетерпеливо спросил Арута. Вот-вот должна была начаться атака, и у него не было времени оплакивать умершего любимца.

Заговорил Роланд, потому что Льюис, очевидно, потерял самообладание от потери своего хорька.

— Хорьки крысолова не вернулись два дня назад. Этот приполз в складское помещение за кухней. Льюис нашел его несколько минут назад.

— Они очень хорошо обучены, сир, — приглушенно сказал Льюис. — Если они не возвращаются, то потому, что кто-то не дал им возвратится. На этого беднягу наступили. У него спина сломана. Он, должно быть, полз несколько часов, чтобы вернуться назад.

— Не вижу в этом ничего значительного.

Роланд схватил принца за руку.

— Арута, они охотятся в крысиных ходах под замком.

Аруту осенило. Он повернулся к Гардану:

— Подкоп! Цурани, должно быть, копают под восточной стеной.

— Это бы объяснило постоянные атаки на западную — чтобы отвести нас оттуда, — сказал Гардан.

— Гардан, прими командование над стенами. Амос, Роланд, идемте со мной.

Арута слетел по ступеням и побежал по двору. Он крикнул группе солдат, чтобы те шли за ним и принесли лопаты. Они добежали до маленького двора за замком, и Амос сказал:

— Мы должны найти этот туннель и обрушить его. Ваши стены имеют уклон наружу у основания. Они поймут, что не смогут подпалить подпоры туннеля и обрушить стену, чтобы проделать брешь. Они попытаются пробраться в замок.

Роланд встревожился.

— Карлайн! Она с остальными дамами в подвале.

— Возьми немного людей и иди туда, — сказал Арута.

Роланд убежал. Арута опустился на колени и прижался ухом к земле. Остальные последовали его примеру, пытаясь услышать снизу звуки копания.

Карлайн беспокойно сидела рядом с леди Марной. Толстая бывшая гувернантка делала вид, что спокойно поправляет свои кружева, несмотря на шелест и шевеление остальных женщин, сидящих в подвале. Звуки боя на стенах еле доносились до них, приглушенные толстыми стенами замка. Сейчас было тихо, и это их тревожило так же, как и шум.

— О! Сидеть здесь, как птица в клетке, — сказала Карлайн.

— Стены не место для леди, — возразила леди Марна.

Карлайн встала и заходила по комнате.

— Я могу накладывать повязки и носить воду. Все мы могли бы.

Остальные придворные дамы посмотрели друг на друга так, как будто принцесса была не в себе. Ни одна из них не могла представить, что подвергнет себя такому испытанию.

— Пожалуйста, Ваше Высочество, — сказала леди Марна, — Вы должны спокойно ждать. После боя будет что делать. А сейчас Вам следует отдохнуть.

Карлайн начала было возражать, но остановилась. Она подняла руку.

— Вы слышите что-нибудь?

Остальные женщины перестали двигаться и прислушались. Из-под пола раздавался еле слышный стук.

Карлайн опустилась на колени на мощеный пол.

— Миледи, так не подобает, — начала леди Марна.

Карлайн остановила ее повелевающим жестом.

— Тихо! — она приложила ухо к плите пола. — Что-то есть…

Леди Глайнис содрогнулась.

— Может быть, крысы бегают. Их тут сотни, — выражение ее лица показывало, что это предположение столь же неприятно, сколь и воображаемо.

— Тихо! — приказала Карлайн.

Из-под пола раздался треск, и Карлайн вскочила на ноги. Ее шпага вышла из ножен, в то время как в полу появилась трещина. Резец пробился через плиту, ее подтолкнули снизу и отодвинули.

В полу образовалась дыра, и дамы закричали. На свет показалось удивленное лицо воина-цурани с грязными от пыли туннеля волосами. Он попытался вылезти. Шпага Карлайн попала ему в горло, и она прокричала:

— Уходите! Зовите солдат!

Большинство женщин застыли в ужасе. Леди Марна подняла свое массивное тело со скамьи, на которой сидела и тыльной стороной ладони ударила визжащую городскую девочку. Та мгновенье смотрела на леди Марну широко раскрытыми от ужаса глазами, потом рванулась к ступенькам. Остальные дамы, как по сигналу, побежали за ней, крича о помощи.

Карлайн наблюдала, как цурани медленно падал навзничь, закрывая собой отверстие в полу. Вокруг отверстия появились еще трещины, и чьи-то руки потянули куски плит вниз, во все расширяющийся вход. Леди Марна была на полпути к лестнице, но увидела, что Карлайн не сдает позиции.

Еще один человек полез вверх, и Карлайн нанесла ему смертельный удар. Потом ей пришлось немного отступить назад, потому что плиты возле ее ног обрушились. Цурани закончили свой тоннель широким отверстием, и теперь расширяли вход, затаскивая камни вниз, чтобы они могли всей кучей выбраться и подавить числом любых защитников.

Человек пробился вверх, оттолкнув Карлайн в сторону и позволив таким образом остальным выбраться наверх. Леди Марна побежала обратно к своей бывшей подопечной, подняла с пола кусок плиты и обрушила его на голову второго человека, который был без шлема. Человек упал на тех, кто шел за ним, и из туннеля раздалось ворчание и странно звучащие слова.

Карлайн проткнула другого, и ударила ногой в лицо еще одного.

— Принцесса! — крикнула леди Марна. — Мы должны бежать.

Карлайн не ответила. Она увернулась от удара по ногам, который ей пытался нанести цурани, живо выпрыгнувший после этого из дыры. Карлайн сделала выпад, но человек увернулся. Еще один вылез из дыры, и леди Марна пронзительно вскрикнула.

Первый рефлекторно повернулся на звук, и Карлайн вонзила шпагу ему в бок. Второй поднял зазубренный меч, чтобы ударить леди Марну, и Карлайн прыгнула к нему, уколов острием шпаги в шею. Человек содрогнулся и упал, пальцы ослабили хватку на мече. Карлайн схватила леди Марну под руку и подтолкнула ее к ступеням.

Из дыры вылезла целая куча цурани, и у основания лестницы Карлайн повернулась. Леди Марна стояла позади своей ненаглядной принцессы, не желая уходить. Цурани приближались осторожно. Девушка убила достаточно их товарищей, чтобы обеспечить с их стороны уважение и осмотритель-ность.

Вдруг кто-то пронесся мимо девушки: в толпу цурани врезался Роланд с солдатами позади. Юный сквайр в неистовстве хотел защитить принцессу и в своем стремительном движении сбил с ног троих цурани. Они бросились назад и исчезли в дыре, Роланд вместе с ними.

— Роланд! — закричала Карлайн, когда сквайр исчез из виду.

Остальные солдаты пробежали мимо принцессы и стали драться с цурани, которые все еще были в подвале, после чего тоже смело прыгнули в дыру. Из туннеля раздавались ворчание, крики и ругательства.

Солдат взял Карлайн под руку и потащил вверх по ступеням. Она последовала за ним, беспомощная в крепкой мужской хватке, крича: "Роланд!".

КРЯХТЕНИЕ НАПОЛНИЛО ТЕМНЫЙ тоннель: крайдийские солдаты яростно копали. Арута нашел тоннель цурани, и приказал выкопать шахту возле него. Сейчас они копали возле стены встречный туннель, чтобы перехватить цурани. Амос согласился с Арутой, что нужно прогнать цурани, прежде чем обрушить туннель, чтобы не дать им доступа в замок.

Лопата пробилась, и люди стали неистово расчищать путь в цуранийский туннель. Спешно вставили доски, подпирающие туннель, чтобы земля не осела на них.

Крайдийцы ринулись в туннель и попали в ужасную и неистовую свалку. Воины цурани и команда Роланда отчаянно дрались врукопашную. Люди бились и умирали во мраке под землей. В таком ограниченном пространстве в драку невозможно было внести порядок.

— Приведите еще людей! — сказал Арута солдату позади него.

— Есть, ваше высочество, — ответил солдат и повернулся к шахте.

Арута вошел в тоннель цурани. Он был только полтора метра высотой, так что шел он пригнувшись. Тоннель был достаточно широким, места было достаточно, чтобы в ряд прошло трое. Арута наступил на что-то мягкое. Оно болезненно застонало. Он обошел умирающего и пошел на звуки боя.

Это была сцена из самого худшего его кошмара, едва освещенная факелами. Было мало места, и только первые три человека могли сражаться с врагом.

— Ножи! — выкрикнул Арута и бросил рапиру. В закрытом пространстве короткое оружие оказывается более действенным.

Он наткнулся на двоих борющихся в темноте и схватил одного. Его рука приблизилась к доспеху врага, и он воткнул нож в открытую шею. Отталкивая безжизненное тело от второго человека, он увидел в паре метров давку: крайдийские и цуранийские солдаты сталкивались друг с другом. Туннель наполняли крики и проклятья, и запах сырой земли смешивался с запахом крови и испражнений.

Арута дрался как сумасшедший, как слепой, ударяя еле видных врагов. Его собственный страх грозил взять над ним верх, а первобытный инстинкт требовал выйти из туннеля и из-под грозно нависшей сверху земли. Он поборол панику и снова возглавил атаку на подкопщиков.

Рядом заворчал и выругался знакомый голос. Арута понял, что рядом Амос Траск.

— Еще десять метров, парень! — крикнул он.

Арута поймал его на слове, сам потеряв ориентацию. Крайдийцы продвигались, и многие умерли, убивая сопротивляющихся цурани. Чувство времени притупилось, а бой превратился в калейдоскоп тусклых образов.

Внезапно Амос крикнул:

— Солому! — и вперед передали тюки соломы.

— Факелы! — крикнул он, и передали факелы.

Он сложил солому возле деревянных подпорок и перекрытий и сунул в груду соломы факел. Пламя прыгнуло вверх, и он прокричал:

— Очистить тоннель!

Бой остановился. Каждый человек, будь то крадиец или цурани, развернулся и побежал прочь от пламени. Подкопщики поняли, что тоннель потерян, потому что у них не было средств потушить пламя, и принялись спасть свои жизни.

Тоннель наполнился удушающим дымом, и люди закашляли, покидая замкнутое пространство. Арута последовал за Амосом, но они пропустили поворот во встречный тоннель и вышли в подвале. Солдаты, грязные и окровавленные, обрушивались на каменные плиты пола, ловя ртом воздух. Раздался приглушенный грохот, и их дыры вырвался воздух и дым. Амос ухмыльнулся. Его лицо было все в грязи.

— Подпорки обрушились. Туннель закрыт.

Арута молча кивнул, обессилевший и все еще не отошедший от дыма. Ему протянули кружку воды, и он стал жадно пить. Вода ласкала горящее горло.

Перед ним появилась Карлайн.

— С тобой все в порядке? — обеспокоенно спросила она.

Он кивнул. Она огляделась.

— Где Роланд?

Арута покачал головой.

— Там внизу ничего не было видно. Он был в тоннеле?

Она прикусила нижнюю губу. В голубых глазах выступили слезы, и она кивнула.

— Он мог пройти тоннель и выйти во дворе, — сказал Арута. — Давайте посмотрим.

Он поднялся на ноги, и Амос с Карлайн последовали за ним по лестнице. Они вышли из замка на двор, и солдат сообщил, что атака на стену была отражена. Арута принял сообщение и пошел дальше вокруг замка, пока они не дошли до шахты, которую он приказал выкопать. На траве двора лежали солдаты, плюясь и кашляя, пытаясь очистить легкие от жгучего дыма, все еще подымающегося из шахты, из-за чего воздух был в едкой дымке. Снова раздался грохот, и Арута ощутил его подошвами сапог. Возле стены, там где обрушился тоннель, появилось углубление…

— Сквайр Роланд! — крикнул Арута.

— Здесь, ваше высочество, — донесся ответный крик от солдата.

Карлайн ринулась мимо Аруты и подбежала к Роланду прежде принца. Сквайр лежал на земле, поддерживаемый солдатом, который ответил на крик. Глаза Роланда были закрыты, а из бока сочилась кровь.

— Мне пришлось тащить его последние несколько метров, ваше высочество. Вышел он на своих ногах. Я думал, что это может быть из-за дыма, пока не увидел рану.

Карлайн положила голову Роланда себе на колени и обхватила ее руками, а Арута сначала разрезал ремни кирасы, потом оторвал кусок рубахи под туникой. Через мгновенье Арута сел на корточки.

— Это поверхностная рана. С ним все будет в порядке.

— О, Роланд, — тихо сказала Карлайн.

Глаза Роланда открылись, и он слабо ухмыльнулся. Голос его был усталым, но он силой придал ему веселую нотку.

— Что такое? Ты, должно быть, подумала, что я убит.

— Бессердечное чудовище, — сказала Карлайн. Она осторожно тряхнула его, но держала так же крепко. Она улыбнулась ему сверху.

— И в то же время выкидываешь такие шутки!

Он поморщился от боли, попытавшись двинуться.

— У-у, так больно.

Она положила руку ему на плечо, сдерживая.

— Не пытайся двигаться. Мы должны перевязать рану, — сказала она с облегчением и со злостью одновременно.

Устраивая поудобнее голову у нее на коленях он сказал:

— Я бы не стал двигаться даже за половину герцогства твоего отца.

Она раздраженно посмотрела на него.

— Зачем ты так бросился в гущу врагов?

Роланд смутился.

— Честно говоря, я споткнулся, спускаясь по ступеням, и уже не мог остановиться.

Она положила щеку ему на лоб, а Арута с Амосом рассмеялись.

— Ты лжец. И я люблю тебя, — тихо сказала она.

Арута встал и потянул за собой Амоса, оставив Роланда и Карлайн друг с другом. Дойдя до угла они наткнулись на бывшего цуранийского раба, Чарльза, несущего воду для раненых. Арута остановил его.

На плечах у него было коромысло, на котором висело два больших ведра с водой. У Чарльза шла кровь из нескольких небольших ран, и он был покрыт грязью.

— Что с тобой случилось? — спросил Арута.

— Хороший бой, — сказал Чарльз с широкой улыбкой. — Прыгнуть в дырку. Чарльз хороший воин.

Бывший раб цурани был бледен и немного покачивался. Арута ничего не сказал, но жестом показал ему, чтобы он продолжил работу. Счастливый, Чарльз поторопился дальше.

— Как ты это находишь?

Амос усмехнулся.

— Я имел много дел с бандитами, негодяями и подлецами, ваше высочество. Я мало знаю об этих цурани, но я думаю, что это человек, на которого можно положиться.

Арута наблюдал, как Чарльз раздает воду другим солдатам, не обращая внимания на собственные раны и усталость.

— Это был хороший поступок, прыгнуть вшахту без приказания. Надо будет обдумать предло-жение Лонгбоу взять этого человека на службу.

Они продолжили путь. Арута руководил заботой о раненых, а Амос — окончательным разрушением тоннеля.

Когда рассвело, на дворе было спокойно, и только пятно сырой земли там, где закопали шахту, и длинное углубление, тянущееся от замка до внешней стены показывали, что ночью происходило что-то необычное.

Фэннон хромал вдоль стены, придерживая правый бок. Рана на спине почти исцелилась, но он все еще не мог ходить без посторонней помощи. Отец Талли поддерживал Мастера Мечей. Они подошли туда, где ждали остальные.

Арута улыбнулся Мастеру Мечей и осторожно взял его под другую руку, помогая Талли его держать. Рядом стояли Гардан, Амос Траск, Мартин Длинный Лук и группа солдат.

— Что такое? — спросил Фэннон. Его сердитый гнев был радостным зрелищем для стоящих на стене. — Что, у вас так мало ума, что вам пришлось прервать мой отдых, чтобы я принял обязанности командующего?

Арута показал на море. На горизонте на голубом фоне моря и неба видны были дюжины маленьких пятнышек, вспыхивающих сверкающе-белым в лучах утреннего солнца.

— Флот из Карса и Тулана приближается песчаному берегу на юге.

Он показал на суетящийся лагерь цурани в отдалении.

— Сегодня мы прогоним их. Завтра к этому же времени мы очистим все вокруг от чужаков. Мы погоним их на восток, не давая передышки. В силе они явятся еще не скоро.

— Я верю, что ты прав, Арута, — тихо сказал Фэннон. Некоторое время он стоял молча, потом проговорил:

— Мне докладывали, как ты командуешь, Арута. Ты действовал верно. Ты делаешь честь своему отцу и Крайди.

Тронутый похвалой Мастера Мечей, Арута попытался отнестись к ней небрежно, но Фэннон перебил его:

— Нет, ты сделал все, что было нужно, и более того. Ты был прав. С ними не нужна осторожность. Надо переносить борьбу на их территорию, — он вздохнул. — Я старик, Арута. Пришло время уйти на покой и оставить войну молодым.

Талли насмешливо фыркнул.

— Ты не стар. Я уже был священником, когда тебя еще только пеленали.

Фэннон рассмеялся вместе с остальными над очевидной неверностью этого высказывания, и Арута произнес:

— Ты должен знать, что если я действовал верно, то благодаря твоим урокам.

Талли взял Фэннона под локоть.

— Ты можешь не быть старым, но ты больной. Возвращаемся в замок. Ты уже достаточно пошатался вокруг. Завтра можешь начать прогуливаться регулярно. Через пару недель будешь тут всем распоряжаться и выкрикивать приказы, и всем понравится видеть тебя таким, как раньше.

Фэннон ухитрился слабо улыбнуться и позволил Талли свести себя по ступеням.

— Мастер Мечей прав, ваше высочество, — сказал Гардан, когда они спустились. — Ваш отец будет вами гордиться.

Арута наблюдал за приближающимися кораблями, черты его худого лица выражали задумчивость.

— Если я действовал верно, то потому, что мне помогали хорошие люди, многих из которых более нет с нами, — он глубоко вдохнул и продолжил:

— Ты сыграл большую роль в нашем противостоянии этой осаде, Гардан, и ты, Мартин.

Оба улыбнулись и поблагодарили его.

— И ты, пират, — Арута ухмыльнулся. — Ты тоже сыграл большую роль. Мы в большом долгу перед тобой.

Амос Траск принял скромный вид.

— Ну, ваше высочество, я просто спасал собственную шкуру, как и все остальные, — он ухмыльнулся Аруте в ответ. — Это был воодушевляющий бой.

Арута снова посмотрел на море.

— Будем надеяться, что скоро мы покончим с воодушевляющими боями, — он покинул стену и стал спускаться по ступеням. — Прикажите приготовиться к атаке.

Карлайн стояла на южной башне замка, ее рука обвивала талию Роланда. Сквайр был бледен от раны, но в остальном бодр.

— Теперь мы покончим с осадой: флот прибыл, — сказал он, крепко прижимаясь к принцессе.

— Это был кошмар.

Он улыбнулся, глядя в ее голубые глаза.

— Не совсем. Было некоторое возмещение.

— Ты разбойник, — тихо сказала она и поцеловала его.

— Интересно, — сказала она, когда они оторвались друг от друга, — была ли твоя храбрость всего лишь уловкой, чтобы получить мое сочувствие?

Он притворно поморщился от боли.

— Я ранен, леди.

Она прильнула у нему.

— Я так беспокоилась за тебя, не зная, лежишь ли ты мертвый в тоннеле. Я… — ее голос затих, когда взгляд остановился на северной башне, противоположной той, на которой стояли они. Она видела окно на втором этаже, окно в комнату Пага. Смешная маленькая металлическая труба, которая постоянно исторгала дым, когда он занимался, была теперь лишь немым напоминанием того, какой пустой стояла башня.

Роланд проследил за ее взглядом.

— Я знаю, — сказал он. — Я тоже по нему скучаю. И по Томасу также.

Она вздохнула.

— Кажется, это было так давно, Роланд. Я была тогда девчонкой, девчонкой с девчоночьим понятием о том, что из себя представляют жизнь и любовь, — она заговорила тише. — Одна любовь приходит как ветер с моря, а другая медленно произрастает из зерен дружбы и доброты. Кто-то сказал мне это однажды.

— Отец Талли. Он был прав, — он прижал ее талию к себе. — Так и так, ты живешь, пока чувствуешь.

Она смотрела, как солдаты гарнизона готовятся к предстоящей вылазке.

— С этим все закончится?

— Нет, они придут снова. Этой войне суждено длиться долго.

Они стояли вместе, и каждый наслаждался самим существованием другого.

Касуми Синзаваи, Командир Войска Армий клана Каназаваи из Партии Синего Колеса наблюдал за врагом на стене замка.

Он едва различал фигуры, шагающие вдоль зубцов стены, но он хорошо их знал. Он не мог дать им имена, но каждый из них был ему знаком, как его собственные люди. Стройный юноша, который командовал, который дрался как демон, который вносил в драку порядок, когда было нужно, он был там. Черный гигант должен быть неподалеку от него, тот, кто стоял как бастион против каждой атаки на стены. И одетый в зеленое, который мчался по лесам словно призрак, насмехаясь над людьми Касуми той свободой, с которой он пересекал их линии, он тоже должен быть там. Несомненно, рядом был и широкоплечий, смеющийся человек с изогнутым мечом и маниакальной ухмылкой. Касуми молча поприветствовал их как доблестных противников, пусть даже лишь варваров.

Чингари Омечкел, Старший Командир Ударного Отряда подошел и встал рядом с Касуми.

— Командир Войска, приближается варварский флот. Они высадят людей через час.

Касуми посмотрел на свиток, который держал в руке. Он был прочитан раз десять, с тех пор как прибыл на рассвете. Он взглянул на него еще раз, снова изучая клеймо внизу, герб его отца, Камацу, владетеля Синзаваи. Молча приняв собственную судьбу, Касуми сказал:

— Прикажи приготовиться к маршу. Немедленно сворачивайте лагерь и начинайте собирать воинов. Нам приказано вернуться на Келеван. Пошли вперед следопытов, пусть проложат путь.

— Мы уходим так смиренно, как только они уничтожили тоннель? — голос Чингари выдал его горесть.

— Это не позор, Чингари. Наш клан вышел из Союза Войны, как и другие кланы Партии Синего Колеса. Партия Войны теперь снова одна ведет это вторжение.

— Снова политика вмешивается в завоевания, — сказал Чингари со вздохом. — Это была бы славная победа, взять такой прекрасный замок.

Касуми рассмеялся.

— Верно, — он понаблюдал за действиями людей в замке. — Они лучшие, с кем мы когда-либо сталкивались. Мы уже многому у них научились. Стены замка имеют у основания уклон наружу, чтобы подкопом нельзя было их обрушить. Это новая для нас и разумная вещь. И эти звери, на которых они ездят. Да, как они двигаются, как туны мчатся по тундрам дома. Я как-нибудь добуду немного этих животных. Да, эти люди больше, чем варвары.

Поразмыслив еще мгновение, он сказал:

— Пусть разведчики и следопыты внимательно следят за признаками лесных дьяволов.

Чингари плюнул.

— Мерзкие снова двигаются на север в больших количествах. Они мешают нам так же сильно, как и варвары.

— Когда этот мир будет завоеван, мы присмотрим за этими тварями. Из варваров получаются сильные рабы. Некоторые могут даже оказаться достаточно ценными, чтобы стать вольными вассалами, которые поклянутся в верности нашим домам, но эту мерзость, ее нужно уничтожить, — Касуми на время замолчал. Потом сказал:

— Пусть варвары думают, что мы бежим, придя в ужас от их флота. Война здесь теперь дело кланов, оставшихся в Партии Войны. Пусть Тасио Минванаби беспокоится о гарнизоне в тылу, если мы двинемся на восток. Пока Каназаваи снова не перестроятся в Высшем Совете, мы покончили с этой войной. Прикажи приготовится к маршу.

Чингари отдал честь командиру и ушел, а Касуми стал обдумывать скрытый смысл письма отца. Он знал, что отход всех сил Партии Синего Колеса окажется огромным препятствием для Военачальника и его партии. Последствия такого шага будут чувствоваться по всей Империи еще несколько лет. Теперь не будет сокрушительных побед для Военачальника, потому что с отходом тех сил, что верны владетелям Каназаваи и другим кланам Синего Колеса, другие кланы еще раз задумаются, прежде чем присоединиться к решительной атаке. Нет, подумал Касуми, это был смелый, но опасный шаг со стороны его отца и других владетелей. Эта война теперь затянется. Военачальника лишили эффектного завоевания; теперь он удерживал слишком большую территорию слишком малым числом. Без новых союзников он не сможет активно вести войну. У него осталось только два варианта: отступить с Мидкемии и рискнуть вытерпеть унижение перед Высшим Советом или сидеть и ждать, надеясь что дома сменится политическая погода.

Это был сногсшибательный ход Синего Колеса. Но риск был велик. А следующие ходы в Игре Совета будут еще рискованнее.

«О, отец мой, — произнес он про себя, — мы теперь сильно зависим от Великой Игры. Мы рискуем многим: нашей семьей, нашим кланом и, может быть, даже самой Империей.»

Разорвав свиток на кусочки, он швырнул его в ближайший костер, и, когда он был полностью поглощен огнем, Касуми отставил в сторону эти мысли и пошел обратно к своей палатке.

Раймонд Фейст Врата Войны

Юность промчится,

Как ветер, как птица,

Но память о юности

Вечно жива.

Г. Лонгфелло. "Утраченная юность".

Глава 1 БУРЯ

В тот день на море разразился шторм.

Паг перескакивал с камня на камень, внимательно заглядывая во все углубления под обломками прибрежных скал, заполненные приливной водой - не осталось ли там каких-нибудь обитателей моря, выброшенных из глубин волнами и годных в пищу. Он поправил заплечный мешок, в котором шевелилась добыча - крабы, мелкие осьминоги и моллюски. Мешок был наполовину пуст.

Легкий западный ветерок гнал морские волны к подножию скал, и брызги соленой воды сверкали и переливались на солнце. Паг потянулся, и тонкая ткань рубахи обрисовала его едва наметившиеся мальчишеские мускулы. Он откинул со лба прядь темных, слегка выгоревших на солнце волос, приставил ладонь козырьком к карим глазам и стал внимательно вглядываться в сторону горизонта. Его неудержимо клонило в сон. До заката было еще далеко, и Паг решил, что вполне может позволить себе немного вздремнуть в тени невысокого утеса. Потом он доверху наполнит мешок моллюсками и крабами, и Мегар, мастер повар, приняв столь богатый улов, не станет бранить его за позднее возвращение. Паг снял мешок, привалился спиной к подножию скалы и безмятежно заснул.

По прошествии нескольких часов его разбудил резкий порыв ледяного ветра. За те короткие мгновения, что отделяют глубокий сон от полного пробуждения, Паг успел вскочить на ноги и оценить всю степень нависшей над ним опасности. С середины моря к побережью стремительно приближалась черная туча, гонимая ветром. Она заслонила собой солнце, и из ее недр на вспенившиеся волны лились струи дождя, издали походившие на длинный прозрачный шлейф. С минуты на минуту над берегом должен был разразиться ураган - обычное явление для ранней летней поры в этой части света - ураган, способный смести в пучину моря все живое не только с берега, но и с прилегавшей к нему равнины.

Подхватив с песка свой мешок и наспех приладив его за плечами, Паг заторопился на север, к замку. Ветер становился все пронзительнее и холоднее, и сгустившуюся тьму то и дело прорезали вспышки молний. Оглушительные раскаты грома перекрывали рокот волн.

Миновав ближайшую к берегу гряду холмов, Паг в несколько прыжков преодолел полоску песчаного пляжа. Шторм несся к побережью гораздо стремительнее, чем можно было ожидать.

Паг перескакивал с утеса на утес, дважды едва не потеряв равновесие, и когда перед ним вновь замаячил песчаный участок суши, он спрыгнул на него с высокого, крутого холма.

Приземление оказалось неудачным: он больно ушиб колено, и, в довершение ко всему, через несколько секунд огромная волна накрыла его с головой. Почувствовав, что под напором воды тесемки его заплечного мешка развязались и море вознамерилось забрать назад своих обитателей, которых он с таким трудом насобирал под скалами, Паг бросился спасать улов. Но мешок бесследно исчез в пучине, а резкое движение, которое он сделал, чтобы спасти его, лишь усилило боль в ушибленном колене. Паг не успел еще встать на ноги, как следующая волна ударила его в грудь и опрокинула навзничь. Паг вырос на побережье и был прекрасным пловцом и ныряльщиком, но теперь, оказавшись один на один с разбушевавшейся морской стихией, чувствуя, что ушибленная нога едва повинуется ему, он был близок к панике. С усилием поднявшись над поверхностью воды, он набрал в грудь воздуха и, держась за камни, стал продвигаться к ближайшему утесу, где волны не смогли бы добраться до него.

Паг медленно, стараясь не ступать на ушибленную ногу, обходил утес, ища пологий склон, по которому он мог бы взобраться на вершину. Вода поднималась все выше, и, когда он начал свое мучительное восхождение, добралась ему до подмышек.

Оказавшись на вершине, он лег на спину, чтобы немного передохнуть, а потом отыскал каменистую тропинку, змеившуюся вдоль гряды холмов, и двинулся вдоль нее.

Начался дождь. Ледяные струи хлестали Пага по спине, они заливали его лицо и шею, и он продвигался вперед ощупью, рискуя сорваться вниз. Через несколько минут, показавшихся ему вечностью, он достиг поросшей травой равнины, которую еще не успели захлестнуть разбушевавшиеся волны, и уселся на землю, чтобы перевести дух.

Паг осторожно ощупал распухшее колено. Судя по тому, что он мог шевелить ступней, нога не была сломана, но движение это причинило ему столь мучительную боль, что он с ужасом подумал о предстоящем пути назад. Но буря и морской прилив, с неудержимой силой надвигавшийся на берег, вселяли в его душу гораздо больший страх.

Когда он доковыляет до города, наступит ночь, и ему придется искать ночлег вне стен замка, ворота которого к тому времени будут на запоре. Если бы не ушибленное колено, он, пожалуй, мог бы попытаться перелезть через замковую ограду позади конюшен. Но разумнее было бы и в этом случае не искушать судьбу. Ведь когда он рано поутру появится на кухне, ему придется иметь дело с одним Мегаром, и тот ограничится лишь словесным внушением, а вот если мастер клинка Фэннон или мастер конюший Элгон застанут его верхом на стене замка, тут уж наказание наверняка примет гораздо более суровые формы.

Пока он сидел на траве, предаваясь своим невеселым думам и осторожно потирая больную ногу, тьма сгустилась, и Грозовые тучи затянули все небо. Паг принялся на все лады клясть свое легкомыслие. Он не мог простить себе потери мешка с крабами и прочей морской живностью. Если бы он не проспал несколько часов кряду, все было бы замечательно. Он успел бы наполнить мешок доверху и вернуться в замок до начала этой чудовищной бури. Не говоря уже о том, что, возвращаясь без всякой спешки, он не спрыгнул бы с высокого утеса и не расшиб бы свое несчастное колено. Паг горестно вздохнул. Если бы сон не сморил его в столь неподходящее время, он успел бы обследовать устье неширокой речки, впадавшей в море поблизости от утесов, и отыскать там хотя бы несколько плоских длинных камешков для своей рогатки. А теперь с мыслью об этих великолепных снарядах придется распроститься аж на целую неделю. И ведь Мегар может так осерчать на него за позднее возвращение, да еще с пустыми руками, что и через неделю не отпустит его сюда, а пошлет вместо него другого мальчишку!

Паг продрог в мокрой одежде на пронизывающем ветру. Боль в колене не утихала. Он с трудом поднялся на ноги и заковылял к оставленным неподалеку вещам - узелку с едой, рогатке и посоху.

Зубы его выбивали частую дробь. Обнаружив, что узелок разодран каким-то прожорливым зверьком - енотом или песчаной ящерицей, а хлеб и сыр, которыми он надеялся подкрепить свои силы, бесследно исчезли, Паг поднял кулаки к небу и выкрикнул ругательство, которое не раз слышал из уст воинов замкового гарнизона. Похоже, судьба нынче решила обрушить на его голову все несчастья разом!

Он отшвырнул ногой бесполезный теперь узелок, засунул рогатку за пояс и, опираясь на палку, прихрамывая направился меж невысоких зеленых холмов к дороге, которая вела в город.

Паг с тоской оглядел росшие кругом молодые деревца. Они не смогут укрыть его от дождя и ветра. Чем хорониться под их слабыми, редколистными ветвями, лучше уж продолжать свой нелегкий путь.

Ветер усилился, и деревья начали клониться под его ледяными порывами чуть ли не до самой земли. Ветер подгонял Пага в спину, и мальчик стал быстрее переставлять ноги, опасаясь, что еще немного, и ураган швырнет его оземь. Дойдя до Королевской дороги, Паг свернул на север. Он слышал, как с востока, оттуда, где раскинулся темный вековой лес, доносятся треск и завывания - это неистовствовал ветер, запутавшийся в густых кронах деревьев, и, будучи не в силах вырвать могучие дубы с корнем, в ярости ломал их ветви. На секунду Пагу пришла мысль укрыться от непогоды под сенью одного из этих исполинов, но он тут же отогнал ее. Он хорошо знал, как много опасностей подстерегает одиноких путников в чаще леса. Там можно встретить безжалостных разбойников и множество зловредных существ, не относящихся к роду человеческому. Паг вздрогнул и ускорил шаги. От страха на голове его зашевелились волосы.

Через несколько минут он перешел на другую сторону Королевской дороги и спрыгнул в канаву, тянувшуюся сбоку от нее и представлявшую собой хоть какое-то укрытие от порывов свирепой бури. Дождь и ветер исторгали из его глаз слезы, заливавшие и без того мокрое лицо. Он медленно брел вдоль канавы, ощупывая дорогу палкой, как слепец, чтобы не потерять равновесие, попав ногой в глубокую рытвину или споткнувшись о кочку.

Больше часа Паг шел по дну канавы, подгоняемый штормовым ветром. Но вот дорога свернула на северо-запад, и он оказался почти лицом к лицу со стихией. Паг зажмурился и прикрыл лицо ладонью. Его объял панический страх. Этот ураган силой значительно превосходил все штормы за последнее время. Паг осознавал опасность, которой подвергался ежеминутно. Вокруг него то и дело блистали молнии, на миг высвечивая залитую дождем дорогу и кромку леса, вдоль которой он брел. От частых, оглушительных ударов грома земля вздрагивала под его ногами.

Теперь, перед лицом столь неистовой ярости бури, Паг с гораздо меньшим ужасом вспоминал о гоблинах и разбойниках, обитающих в лесу.

Он решил пробраться под спасительное укрытие деревьев и идти к городу краем леса, не теряя из виду Королевской дороги.

Едва Паг выбрался из канавы, сошел с дороги и углубился в лес, как откуда-то из чащи послышался треск, заставивший его остановиться, затаив дыхание. Внезапно неподалеку от него появился словно выросший из-под земли дикий лесной вепрь. Паг смутно различил его очертания в почти непроглядном мраке.

Помешкав несколько мгновений, кабан устремился вперед, продираясь сквозь густой кустарник. Заметив Пага, он остановился и вытянул морду в его сторону, нюхая воздух. В углах его пасти устрашающе топорщились огромные острые клыки.

Паг стоял не шелохнувшись и не сводил глаз со страшного зверя.

Обычно кабаны избегали встреч с людьми и никогда не нападали первыми, но кто знает, чего можно ждать от этого перепуганного бурей животного, которое мотало огромной головой из стороны в сторону и царапало землю раздвоенным копытом? В горле у Пага пересохло. Вздумай вепрь наброситься на него, ему не миновать тяжелого увечья или даже смерти.

Кабан услышал легкий шум, раздавшийся за его спиной, и, опустив голову, кинулся на Пага. Тот едва успел обрушить свой посох на его морду, как оказался прижатым к земле тяжеленной тушей. К счастью, вепрь ударил его не клыками, а плечом, но Паг не сомневался, что еще мгновение, и разъяренный зверь пустит в ход свое страшное оружие. Он закрыл лицо ладонями и выставил вперед сведенные локти, заслоняя грудь.

Однако вепрь остался недвижим. Паг приподнял голову, убрал руки от лица и отважился взглянуть на него. Кабан простерся поперек его туловища, придавив живот и ноги. Из пасти страшного зверя сочилась кровь, а бок был пронзен стрелой с черным оперением.

Паг растерянно огляделся по сторонам. Неподалеку под большим дубом он увидел мужчину, деловито протиравшего огромный лук промасленной тряпицей. Обиходив таким образом свое оружие, стрелок подошел к кабану и Пагу и опустился на колени.

Он был одет в кожаную куртку без рукавов и короткие кожаные штаны. Голову его покрывал полотняный капюшон темно-коричневого цвета, затенявший лицо.

- Ты жив, малыш? - прокричал он, перекрывая рев ветра, и словно пушинку поднял на вытянутых руках огромного вепря. - Кости целы?

- Кажется да! - крикнул Паг и принялся ощупывать свое тело, морщась от боли. Его правый бок и обе ноги представляли собой один огромный кровоподтек, ушибленное колено разболелось еще сильнее, но похоже, кабан не успел причинить ему серьезных увечий.

Мужчина помог мальчику подняться на ноги.

- Вот, держи-ка, - и он протянул Пагу его палку и свой огромный лук.

Почтительно придерживая оружие, спасшее ему жизнь, Паг наблюдал, как незнакомец быстрыми, ловкими движениями выпотрошил кабана с помощью охотничьего ножа.

- Пойдем со мной, малыш, - продолжал стрелок. - Переночуешь у нас. Хозяин мой будет рад тебе. Мы живем недалеко отсюда, но все же нам с тобой лучше поторопиться. Век не видывал такой бури! Ты идти-то сможешь?

Паг неуверенно кивнул. Его спаситель молча взвалил убитого вепря на плечо, взял у Пага свой лук и зашагал в чащу леса.

Пагу приходилось напрягать все силы, чтобы не отстать от него.

Рев бури раздавался и здесь, среди могучих деревьев и густого кустарника, поэтому спутники шля молча, не пытаясь перекричать стихию. Вспышка молнии на несколько секунд осветила лицо отважного стрелка, шагавшего рядом с Пагом. Мальчик окинул его внимательным взглядом. Он пытался и не мог припомнить, не случалось ли ему видеть этого человека прежде. У незнакомца были темные глаза и черные густые волосы. Кудрявая борода закрывала всю нижнюю часть лица, загрубевшего и обветренного от постоянного пребывания под открытым небом. По виду он ничем не отличался от большинства охотников и лесников Крайди и был так же высок, плотно сложен и широк в плечах, как и все они.

На миг в голове мальчика мелькнуло страшное предположение, не является ли его спаситель членом одной из разбойничьих шаек, орудующих в этом лесу, но он не мог представить себе, чтобы разбойник спас от клыков вепря такое ничтожное существо, как он, да еще повел бы его ночевать в свое жилище.

Вспомнив, что незнакомец пригласил его на ночлег от имени своего хозяина, Паг смекнул, что перед ним скорее всего франклин, живущий на земле своего господина и подчиняющийся ему, но в то же время сохраняющий личную свободу. Этот меткий стрелок никак не мог оказаться крепостным вилланом, ведь носить при себе такое дорогое и опасное оружие, как большой лук, могли только свободнорожденные. Но куда же в таком случае они идут?

Паг наморщил лоб, но не смог, сколько ни старался, припомнить хоть одно крупное землевладение поблизости от этих мест. Во всем происходящем таилась какая-то загадка, но мальчик был слишком изнурен, чтобы пытаться разгадать ее.

После бесконечно долгого пути незнакомец свернул в чащу, казавшуюся непроходимой, и однако Паг, немного отставший от него, чувствовал под ногами хорошо утоптанную землю, которую не покрывали ни трава, ни опавшие листья. Выходит, они шли по какой-то тайной тропинке, столь надежно скрытой от человеческих глаз, что отыскать ее в этой глуши было бы невозможно не только в вечернем мраке, но и среди бела дня. Вскоре тропинка вывела их к небольшой поляне, посреди которой стоял маленький домик, сложенный из тесаных камней. Его единственное окошко приветливо светилось навстречу путникам, а над трубой вился легкий дымок.

Стоило им выйти на поляну, как буря стихла словно по волшебству.

Кивнув в сторону входной двери, франклин проговорил:

- Заходи, паренек. А я должен заняться вепрем.

Паг кивнул и, толкнув деревянную дверь, несмело вошел в домик.

- Скорее захлопни дверь, мальчик! А не то я схвачу простуду, которая сведет меня в могилу!

Паг повиновался с такой поспешностью, что дверь хлопнула гораздо сильнее, чем он рассчитывал. Вздрогнув от резкого звука, он повернулся и принялся разглядывать комнату, единственную в маленьком домике. В одной из стен был устроен просторный очаг, где весело и дружно горели толстые поленья.

Близ очага стоял массивный стол, за которым восседал высокий и тучный старец, облаченный в желтые одежды. Густые, волнистые седые волосы покрывали почти все его лицо, на котором выделялись ярко-голубые глаза, сверкавшие и, казалось, загадочно искрившиеся в отблесках пламени. Откуда-то из середины бороды старца торчала длинная трубка, то и дело исторгавшая из себя огромные клубы светло-серого дыма.

Паг мгновенно узнал старика.

- Мастер Кулган, - начал он, ибо хозяином домика оказался не кто иной, как придворный чародей и советник герцога, хорошо известный всем обитателям замка.

Кулган перевел взгляд на Пага ч проговорил глубоким и низким голосом, в котором звучали властные нотки:

- Так ты, выходит, знаешь, кто я такой?

- Да, сэр. Я не раз видел вас в замке.

- Как твое имя, мальчик из замка?

- Паг, мастер Кулган.

- Теперь и я вспомнил тебя. - Чародей сделал неопределенный жест рукой. - Но не называй меня мастером, Паг, хотя, возможно, я и заслужил это звание кое-какими успехами в моем ремесле. - В его синих глазах блеснул насмешливый огонек. - Иди-ка к очагу и повесь свою одежду просушиться. Там на крюке висит одеяло. Ты можешь пока завернуться в него. А потом присядь вот сюда. - И он указал на скамью напротив своей.

Паг сделал все как ему велели, при этом не сводя пристального, настороженного взгляда с лица чародея. Хотя тот и был придворным самого герцога, но род его занятий не мог не возбуждать суеверной неприязни к нему в сердцах большинства жителей города. В прежние времена они наверняка забросали бы его камнями или в лучшем случае изгнали за пределы Крайди.

Нынче же защитой ему служило имя герцога, но даже оно не могло победить глубоко укоренившихся страхов и суеверий горожан.

Развесив свою одежду у очага, Паг сел на скамью. Лишь теперь он заметил пару ярко-красных глаз, следивших за ним из дальнего угла комнаты. Вот над столом чародея показалась узкая голова на длинной чешуйчатой шее.

Увидев замешательство мальчика, Кулган рассмеялся:

- Не бойся, Паг! Фантус не сделает тебе ничего дурного! - Протянув руку, он легонько почесал выпуклые надбровные дуги необыкновенного создания, которое тотчас же уселось возле него на скамью, смежило веки и издало довольное ворчание, слегка напоминавшее мурлыканье сытого кота.

Паг захлопнул открывшийся от удивления рот и, набравшись смелости, негромко спросил:

- Неужто это и в самом деле дракон, сэр?

Кулган добродушно усмехнулся:

- Похоже, он считает себя таковым, мой мальчик. В действительности же Фантус - это всего лишь карликовый огнедышащий дракончик. Он сродни настоящим драконам и доводится им, если не ошибаюсь, кузеном. - Зверь приоткрыл один глаз и с упреком воззрился на хозяина. - Но он ничуть не менее отважен, чем самые крупные из его сородичей, - поспешил добавить чародей. Глаз дракончика закрылся. - Он очень умен, чувствителен и самолюбив, поэтому его легко обидеть.

Паг кивнул.

- А он и вправду может выдыхать огонь? - Он разглядывал Фантуса с опаской и восхищением. Для тринадцатилетнего мальчишки встреча даже с дальним родственником настоящего дракона была целым событием.

- Да, когда Фантус в настроении, он может плеваться и отрыгивать огнем и дымом, но подобное случается редко. Думаю, причиной тому обильная пища, которую он получает в моем доме.

Ему уже много лет не приходилось охотиться ради пропитания, вот он и утратил многие из драконьих повадок. Боюсь, я чудовищно избаловал его!

Губы Пага тронула легкая улыбка. Кулган, с такой любовью говоривший о своем питомце, уже не казался мальчику таинственным и загадочным колдуном, каким он привык считать его. Сейчас он скорее походил на доброго старца, рассказывающего о шалостях любимого внука. Паг принялся с интересом разглядывать Фантуса, невольно залюбовавшись игрой света на его блестящей изумрудно-зеленой чешуе. Дракончик был размером с небольшого пса. Его длинную изогнутую шею увенчивала узкая, как у ящерицы или аллигатора, голова. Он продолжал мурлыкать и жмуриться, сложив крылья за спиной и сжимая и разжимая лапы с острыми когтями, которые слегка царапали поверхность скамьи. Кулган задумчиво почесывал его широкие надбровные дуги, и Фантус размахивал в такт его движениям длинным хвостом, почти касавшимся пола.

Дверь распахнулась, и широкоплечий лучник внес в комнату освежеванную и разделанную тушу вепря. Он молча поместил жаркое в очаг, и Фантус, широко раскрыв красно-оранжевые глаза и облизнувшись раздвоенным языком, спрыгнул со скамьи, важно прошествовал к очагу и свернулся калачиком на меховом коврике.

Несколько мгновений он задумчиво глядел в огонь, потом зевнул, прикрыл глаза морщинистыми веками и задремал в ожидании ужина.

Франклин повесил свою кожаную куртку на крюк у двери.

- Буря, похоже, не утихнет до самого рассвета, - негромко проговорил он и, вернувшись к очагу, стал приготовлять приправу к мясу из вина и терпких трав. Лишь теперь Паг заметил, что левую щеку франклина пересекал уродливый красный шрам, придававший его лицу недружелюбное, даже свирепое выражение.

Кулган ткнул трубкой в направлении лучника и добродушно проговорил:

- Похоже, вы еще не успели как следует познакомиться.

Мичем, этот мальчик зовется Пагом. Он служит в замке Крайди.

Мичем скользнул глазами по лицу Пага и, коротко кивнув, вернулся к своему занятию.

Паг ответил ему несмелым кивком и проговорил:

- Я так растерялся в лесу, что даже не поблагодарил вас за то, что вы спасли мне жизнь!

- Тебе не за что благодарить меня, паренек, - возразил Мичем. - Ведь не спугни я этого вепря, он не напал бы на тебя.

- Он пересек комнату и, вынув из прикрытой тряпицей квашни комок темного ржаного теста, принялся ловко месить его на маленьком столике.

- Ведь это его стрела, сэр, свалила кабана, - обратился Паг к Кулгану. - Мне повезло, что я не встретился с вепрем один на один!

Кулган усмехнулся в бороду:

- Злосчастное создание, которым мы нынче поужинаем, явилось такой же жертвой обстоятельств, как и ты, мой милый!

Паг развел руками:

- Я не понимаю, о чем вы, сэр.

Вместо ответа Кулган встал и, сняв какой-то предмет, завернутый в темно-синий бархат, с самой верхней полки книжного шкафа, водрузил его на стол перед Пагом. Тот сразу понял, что внутри скрывается нечто очень ценное, ведь ткань, в которую обернули таинственный предмет, была баснословно дорогой.

Кулган снял бархат, и взору Пага открылся гладкий стеклянный шар, который заискрился в свете очага, вспыхивая и переливаясь тысячами разноцветных точек. Мальчик восхищенно ахнул - так красив был этот великолепный шар.

- Эту вещицу смастерил Альтафейн из Карса, - проговорил Кулган. - Его никто еще не смог превзойти в искусстве изготовления волшебной утвари. Он преподнес ее мне в дар за те услуги, что я когда-то оказал ему. Я только сегодня вернулся от мастера Альтафейна и намерен нынче же испытать его подарок в деле. Вглядись в глубину этого шара, Паг.

Мальчик сосредоточил взгляд на самой яркой искре, плясавшей в недрах прозрачного шара, но та через несколько мгновений померкла, окутанная матовой дымкой, которая росла и ширилась, и вскоре вся хрустальная сфера подернулась туманом. Матовый шар манил и притягивал к себе взор Пага, и тому, охваченному сладкой дремотой, почудилось, что туман этот похож на дым, клубящийся в кухне замка Крайди. <Наверное, он такой же теплый и ароматный>, - подумал мальчик.

Внезапно мгла в волшебном шаре рассеялась без следа, и Паг увидел в его недрах именно то, о чем он секунду назад вспомнил - замковую кухню. Толстый повар Элфан, склонившись над большим столом, приготовлял пирожное, украдкой слизывая с пальцев сладкие крошки и капли янтарного меда. Но главный повар Мегар застал его за этим малопочтенным занятием и принялся кричать на толстяка, топая ногами. Паг засмеялся, и видение тотчас же исчезло. Мальчиком внезапно овладела непреодолимая усталость.

Кулган бережно обернул шар бархатным покровом и убрал его на верхнюю полку шкафа.

- Ты справился совсем неплохо, паренек, - задумчиво проговорил он, снова садясь к столу. - Никогда бы не подумал, что тебе удастся без всякой подготовки вызвать столь яркое, ясное видение. Ты, выходит, способен на большее, чем может показаться с первого взгляда.

- О чем вы, сэр?

- Со временем ты поймешь смысл моих слов, Паг, - улыбнулся чародей. - Я испытывал эту игрушку, определяя радиус ее действия, и вдруг увидел тебя на дороге. По твоему виду мне сразу стало ясно, что до города тебе не добраться, вот я и послал Мичема тебе на подмогу.

Паг был смущен таким вниманием к своей скромной персоне, и в то же время слова Кулгана задели его самолюбие. Щеки мальчика окрасил густой румянец. Он выпрямился на скамье и учтиво, но твердо произнес:

- Вы напрасно беспокоились обо мне, сэр. К вечеру я непременно дошел бы до города.

Кулган улыбнулся и пожал плечами.

- Возможно, ты и прав, но путешествовать в такую непогоду - изрядный риск для всякого, кто дорожит своей жизнью.

Паг прислушался к дробному стуку дождевых капель по крыше домика. Буря стихла, и слова Кулгана вызвали в его душе недоумение, однако он не осмелился возразить старику. Словно прочитав его мысли, Кулган сказал:

- Поверь, я нисколько не преувеличиваю, Паг. Место, где мы находимся, защищено от бурь и ураганов не только ветвями деревьев. Выйдя за пределы моих владений, которые отмечены кольцом дубов вокруг поляны, ты убедился бы, что ветер бушует с прежней силой. Мичем, что ты скажешь насчет погоды, а? - обратился он к лучнику.

Мичем отложил в сторону комок теста, выпрямился и на мгновение задумался.

- Буря нынче вроде той, что потопила шесть кораблей три года тому назад, - проговорил он и кивнул головой в подтверждение своих слов. - Да, ветер нисколько не слабее, но зато стихнет он нынче быстрее, чем тогда.

Паг припомнил события тех дней, о которых говорил Мичем.

Тогда торговый флот Квега был разбит о высокую прибрежную скалу, прозванную <Грозой моряка>. А часовым замка было строжайше запрещено спускаться вниз, и ураган едва не снес бедняг с высоких башен и стен. Если Мичем говорит правду и буря, разыгравшаяся сегодня, сродни той, то Кулган и в самом деле могущественный чародей, ведь здесь, вблизи домика, слышны лишь легкие дуновения ветра и шум летнего дождя.

Кулган удобнее уселся на скамье и принялся раскуривать погасшую трубку. Внимание Пага привлекли ряды книг, стоявших на полках за спиной чародея. Шевеля губами, он попытался прочесть заглавия на их корешках, но ему не удалось разглядеть полустертые буквы в тусклом свете очага.

- Так ты и читать умеешь, а? - удивленно подняв кустистые брови, осведомился Кулган.

Паг вздрогнул и испуганно кивнул. Хозяин дома вполне мог рассердиться на него за столь дерзостное любопытство.

- Чего же ты испугался, малыш? - улыбнулся Кулган. - Разве быть грамотным - преступление?

Паг облегченно вздохнул и пояснил:

- Я научился читать на кухне, сэр. Мегар, главный повар, учил меня по табличкам с припасами в нашей кладовой. Я и цифры знаю, - расхрабрившись, похвастался он.

- И цифры, - кивнул Кулган, пряча улыбку. - Выходит, ты - птица высокого полета, Паг.

- Скажите, сэр, что это за книга? - спросил Паг, указывая на огромный толстый том в роскошном переплете из коричневой кожи. - Я никогда такой не видел.

Кулган внимательно взглянул на него и, помедлив с ответом, проговорил:

- Это история нашей земли, малыш. Книгу эту подарил мне аббат Ишапианского монастыря. Она содержит в себе перевод кешианского текста, написанного сто с лишним лет тому назад.

- И о чем же он повествует?

Взгляд Кулгана снова остановился на Паге. Казалось, чародей пытался проникнуть в самые сокровенные мысли мальчика, в самые потаенные недра его души. После недолгого молчания он заговорил:

- Много лет тому назад, Паг, все земли между Безбрежным и Горьким морями были частью Империи Великого Кеша. А далеко на востоке на маленьком острове Рилланон существовало некое королевство. Со временем оно увеличилось в размерах и, включив в состав своих владений соседние островные государства, стало именоваться Королевством Островов. Впоследствии оно снова расширило свои пределы - довольно значительно, - и теперь мы именуем его просто Королевством. Все жители Крайди, в том числе и мы с тобой, - подданные Королевства, хотя наше герцогство находится очень далеко от столицы, по-прежнему зовущейся Рилланоном. Однажды, много лет тому назад, Империя Великого Кеша, втянутая в кровопролитную войну с Кешианской Конфедерацией, своим южным соседом, оставила эти земли.

Паг, захваченный рассказом о величественных и грозных событиях прошлого, был, тем не менее, слишком голоден, чтобы не заметить, как Мичем посадил в печь семь маленьких ржаных караваев. Вновь переведя взгляд на чародея, он спросил:

- А что это за Кешианская Кон..?

- Конфедерация, - подсказал Кулган. - Это несколько немногочисленных племен, в течение столетий исправно плативших дань Империи Великого Кеша. Каждое из них было слишком слабым, чтобы противостоять своим поработителям, но, объединившись лет за двенадцать до того, как была написана эта книга, они стали столь же могущественны, как сама Империя, а поскольку силы их в этом противоборстве были почти равны, кровопролитная война тянулась много лет, и Империя стянула все свои северные легионы к югу, открыв наши земли для проникновения в них нового, едва возникшего Королевства. Дед нашего герцога Боуррика, младший из сыновей тогдашнего короля, двинул свои войска на запад, расширив пределы королевских владений. С того времени вся территория бывшей имперской провинции Босании, за исключением Вольных городов Наталя, получила название Герцогства Крайди.

- Ах, как бы мне хотелось когда-нибудь побывать в этом Великом Кеше! - вздохнул Паг.

- В качестве кого, скажи на милость, ты предпринял бы это путешествие? - насмешливо спросил Кулган. - Наемника?

Флибустьера? - Паг покраснел и опустил глаза. - Впрочем, на этом свете нет ничего невозможного, - смягчился чародей. - Как знать, вдруг тебе повезет и ты сможешь добыть себе денег и лошадей для столь дальней поездки. Путь этот нелегок и полон опасных неожиданностей, но нет преград, которые не смогло бы преодолеть отважное сердце.

Вскоре разговор за столом перешел на более обыденные предметы. Кулган, проведший целый месяц на юге, в Карсе, стал расспрашивать Пага о последних местных новостях. Когда караваи испеклись, Мичем нарезал их толстыми ломтями и, разняв на части кабаний бок, уставил стол тарелками, от которых, щекоча ноздри мальчика, поднимался аппетитный пар. Паг еще никогда в жизни не ужинал так обильно и вкусно. Даже прислуживая на замковой кухне, он получал за свои труды гораздо больше щелчков и назиданий, чем лакомых кусочков. Дважды за время трапезы он ловил на себе пристальный, изучающий взгляд лучистых синих глаз Кулгана.

Когда все трое насытились, Мичем принялся проворно убирать со стола, а хозяин и гость возобновили прерванный разговор.

Взяв с блюда последний кусок жаркого, Кулган протянул его Фантусу, все еще дремавшему у очага. Дракончик приоткрыл один глаз, и на морде его отобразилась мучительная борьба: ему явно не хотелось подниматься с мягкого коврика, но жаркое выглядело так аппетитно... Наконец голод пересилил лень, и Фантус с тяжким вздохом встал на короткие лапы, проковылял к столу, схватил острыми зубами протянутый кусок, в одно мгновение проглотил его и вернулся на свое ложе.

Кулган раскурил трубку и спросил:

- Чем ты думаешь заняться, когда достигнешь возраста ученичества, малыш?

Паг совсем было задремал, но, услыхав вопрос старика, встрепенулся и широко раскрыл глаза. День Выбора, когда мальчишки из замка и города, достигшие положенных лет, поступали в учение, был не за горами. В нынешнем году кто-то из крайдийских мастеров почти наверняка должен остановить свой выбор и на нем.

- В день солнцестояния я надеюсь поступить на герцогскую службу в качестве ученика почтенного мастера клинка Фэннона, - поспешно произнес он.

Кулган с сомнением окинул взглядом его щуплую фигурку:

- Скажи на милость! А ведь на вид тебе не дашь больше десяти-одиннадцати лет.

Паг густо покраснел. Он был самым низкорослым из мальчишек, служивших в замке.

- Мегар сказал, что, может статься, я еще успею вытянуться и обогнать других, - дрогнувшим голосом пробормотал он. - Ведь родителей моих никто не видел, и потому трудно судить, каким я буду, когда повзрослею.

- Ты сирота, Паг? - изогнув кустистую бровь, осведомился Кулган.

- Когда я был младенцем, какая-то женщина принесла меня в горный монастырь Дала. Она сказала, что нашла меня на дороге.

Святые отцы передали меня на воспитание в замок Крайди, где я и вырос.

- Помню, помню! - отозвался чародей, попыхивая трубкой. - Ты был совсем малюткой, едва отнятым от груди, когда монахи,поклоняющиеся Щиту Немощных, принесли тебя в замок. Лишь благодаря доброте нашего герцога ты считаешься свободнорожденным, Паг. Он сказал тогда: <Лучше освободить сына виллана, чем сделать рабом отпрыска свободного гражданина>. А ведь его сиятельство имел полное право объявить тебя своим крепостным!

- Душа-человек наш герцог! - вполголоса пробормотал Мичем.

- Золотое сердце!

Глаза Пага начали слипаться. У него больше не было сил бороться со сном. Он бессчетное число раз слышал рассказы о своем появлении в замке от Магьи, Мегара и других кухарок и поваров. Кулган наверняка не мог сообщить ему об этом событии ничего нового и заслуживающего внимания. Заметив, что гость клюет носом, чародей сделал знак Мичему, и тот проворно соорудил на дощатом полу подобие ложа из нескольких звериных шкур и одеял. К тому времени, как он покончил с этим, Паг крепко спал, уронив голову на стол. Мичем бережно поднял его на руки и уложил на шкуры, заботливо укрыв одеялом.

Фантус открыл глаза и внимательно взглянул на спавшего мальчика. Через мгновение над спиной дракона раскрылись перепончатые крылья, он взлетел, пересек комнату, приземлился у ложа Пага и свернулся калачиком возле его теплого бока. Паг пошевелился во сне. Рука его легла на чешуйчатую шею незваного соседа. Фантус сладко зевнул, издал глухое, довольное ворчание и закрыл глаза.

Глава 2 УЧЕНИК

В лесу было тихо.

Паг и Томас неторопливо, то и дело останавливаясь, брели по одной из бесчисленных тропок, прорезавших сумрачную чащу. Паг поднял с земли небольшой камень и швырнул его в воображаемую мишень.

- Как ты думаешь, твоя мама больше не сердится на нас? - с тревогой спросил он у своего товарища.

Томас улыбнулся и покачал головой:

- Да нет, она ведь понимает, что творится у нас на душе.

Она перевидала немало мальчишек, сходивших с ума от тревоги в День Выбора. Хотя нам, по правде говоря, лучше было бы вовсе не появляться сегодня на кухне!

Паг кивнул. С утра он успел разбить горшок с медом, который нес кондитеру Элфану, и опрокинуть на пол огромный противень со свежевыпеченными лепешками.

- Уж я-то нынче отличился, ничего не скажешь!

Томас весело рассмеялся. Он был высок и строен, его светлые волосы мягкими волнами спадали на шею и щеки, в бойких голубых глазах светились дружелюбие и сметливость. Мальчишки, прислуживавшие в замке, все как один любили его и охотно признавали своим вожаком. Паг понимал, что лишь благодаря тесной дружбе с Томасом он также пользовался некоторым расположением сверстников.

- Брось, Паг! Разве это ты забыл подвесить баранью ногу к стропилам?

Паг прыснул со смеху и замотал головой.

- Да уж, ты обеспечил псов нашего дорогого господина роскошным завтраком! Здорово тебе от матери досталось, а?

- Не очень, - усмехнулся Томас. - Она успела отнять у них полуобглоданную ногу и выгнать их во двор. По правде сказать, вскоре после этого мама и думать о нас забыла: гнев ее обратился на отца. Она стала ворчать, что, дескать. День Выбора - только предлог для мастеров, чтобы вволю побездельничать, выкуривая трубку за трубкой да наливаясь элем, хотя между ними давным-давно решено, кто кого выберет. - Он пожал плечами и добавил:

- Мама всегда беспокоится, когда он уходит из кухни.

Говорит, без него там все идет кувырком. По-моему, она выставила нас, чтобы мы ненароком не попались ей под горячую руку. Это в особенности касается тебя. - Томас добродушно усмехнулся. - Ведь ты же ее любимчик.

- Это потому, что я опрокидываю и роняю далеко не все, к чему прикоснусь! - расхохотался Паг.

- Не правда! Просто тебе удается реже попадаться на этом!

Паг вынул из-за пазухи рогатку.

- Не подстрелить ли нам по паре куропаток или перепелов, Томас? Если мы вернемся в замок с дичью, твоя мама перестанет сердиться на нас, правда?

- Пожалуй, - кивнул Томас, вынимая из-за пояса свое оружие и придирчиво осматривая его.

Оба мальчика были превосходными стрелками. В этом искусстве Паг лишь немногим уступал Томасу - чемпиону среди мальчишек Крайди. Им ни разу еще не удавалось подстрелить птицу в полете, но оба легко попадали камнем, пущенным из рогатки, в сидящую куропатку или перепела.

Подражая движениям заправских охотников, они стали бесшумно красться по тропинке к небольшому пруду. Мальчики понимали, что их шансы обнаружить сидящую дичь в этот знойный летний день ничтожно малы, но надо же было хоть чем-то заполнить томительные часы до начала церемонии Выбора.

Лес этот, раскинувшийся у северо-восточной окраины города, в отличие от густого, непроходимого массива к югу от Крайди, не таил в себе реальных опасностей и служил излюбленным местом прогулок и игр замковой детворы. В течение столетий жители города запасались здесь дровами для своих очагов, и поэтому заросли вековых деревьев перемежались залитыми солнцем полянами и просеками. Лишь буйная мальчишеская фантазия населила эти мирные просторы разбойничьими шайками, кровожадными троллями и гоблинами. Время от времени под сводами леса раздавались воинственные кличи и шум кровопролитных битв, и порой после очередной блестящей победы, прервав тризну по погибшему герою, вся ватага, включая и оплакиваемого <покойника>, мчалась наперегонки сквозь чащу к замку, чтобы не опоздать на ужин.

Мальчики неслышно подобрались к краю пруда и выглянули из-за кустов.

- Смотри-ка, Паг! - прошептал Томас, указывая вперед.

У противоположного берега водоема, напружинив стройное тело и чутко прислушиваясь к подозрительному шуму, стоял олень. Это был высокий, крепкий самец. Седая шерсть, покрывавшая его морду и бока, и ветвистые рога изобличали почтенный возраст царственного животного.

- Четырнадцать зубцов, - восхищенно шепнул Паг.

Томас кивнул:

- Наверное, он самый старый в здешних лесах. Нервно прядая ушами, олень повернул голову в ту сторону, где притаились мальчики. Паг и Томас замерли, боясь спугнуть лесного красавца.

Тот мало-помалу успокоился, опустил голову и стал пить воду из пруда.

Томас сжал плечо Пага и кивком указал в сторону. Поглядев туда, Паг заметил высокого мужчину, степенной походкой приближавшегося к водоему. Он был одет в куртку и штаны из мягкой кожи, выкрашенной в зеленый цвет. За плечами его висел большой лук, а у пояса болтался охотничий кинжал.

- Это Мартин, - едва слышно прошептал Томас.

Паг тоже узнал мастера егеря Крайди. Мартин, как и Паг, был сиротой, выросшим в герцогском замке. Никто из жителей города и окрестностей не мог сравниться с ним в искусстве стрельбы из лука, за что его и прозвали Мартин Длинный Лук. Все мальчишки, жившие в замке, были от него без ума, ибо, держась настороженно и слегка отчужденно с придворными и челядью, он охотно пускался в разговоры с юными сорванцами, отвечая на их бесчисленные вопросы о гоблинах и леших, о лесных разбойниках и дальних землях. Но мальчишкам редко случалось видеть Мартина в Крайди.

Совмещая обязанности егеря и лесничего, он часто исчезал из замка на целые дни, порой даже на недели и месяцы, и во время его отлучек мальчишкам оставалось лишь гадать, какие захватывающие приключения выпали на его долю на сей раз.

Мартин подошел к оленю и погладил его по стройной шее. Тот поднял голову и внимательно обнюхал руку и грудь охотника.

- Выходите тихо и не спеша. Тогда он позволит вам погладить себя, - сказал Мартин.

Мальчишки удивленно переглянулись и вышли к пруду. Они приближались к оленю, едва переставляя ноги, почти не дыша, но при их появлении великан стал бить копытом и испуганно коситься то на них, то на Мартина. Охотник ободряюще похлопал его по шее и сказал подошедшему Томасу:

- Можешь погладить его, но только осторожно.

Томас положил ладонь на шею оленя, и тот вздрогнул всем телом от этого легкого прикосновения, когда же к его мягкой шкуре прикоснулась рука Пага, он шумно вздохнул и отпрянул назад. Мартин заговорил с ним на языке, которого мальчики никогда прежде не слыхали, и олень послушно замер, склонив голову. Паг и Томас потрепали его по мягкой, нежной шерсти. В следующее мгновение лесной красавец оттолкнулся от земли задними ногами, развернулся в прыжке и исчез в зарослях.

- Правильно, старик! - одобрительно усмехнулся Мартин. - Нельзя слишком доверяться людям. Иначе того и гляди, закончить свой земной путь под ножом какого-нибудь браконьера!

- Он великолепен, Мартин! - восхищенно прошептал Томас.

Длинный Лук кивнул, продолжая с улыбкой глядеть туда, где только что исчез старый олень.

- А я-то думал, ты охотишься на оленей, Мартин, - удивленно проговорил Пат. - Почему же тогда...

- Мы с Белобородым понимаем друг друга, - перебил его егерь. - Я охочусь только на оленей-одиночек, Паг, и на самок, которые уже не могут приносить потомство. Когда однажды старик Белобородый уступит свой гарем более молодому самцу, я наверняка прицелюсь и в него. - Он улыбнулся мальчикам и провел рукой по своему колчану. - Но кто знает, отпущу ли я тетиву моего лука? Быть может, да, а возможно, что и нет... - Мартин помолчал. Мальчики поняли, что ему было грустно думать об этом неизбежном миге. Но через несколько мгновений лицо его вновь осветила приветливая улыбка. - Хотел бы я знать, что привело сюда двух столь зрелых мужей в такой неподобающий час? Или у вас мало забот в связи с предстоящим торжеством?

- Мама выставила нас из кухни, Мартин, - ответил Томас, - и мы с Пагом решили прогуляться по лесу. Сам знаешь, как нелегко нам, будущим ученикам, пережить этот день... - Внезапно он осекся и смущенно опустил голову.

Томас вспомнил, что Мартину в свое время удалось избежать участия в испытании, к которому теперь готовились они с Пагом, и с тех пор молодой егерь стал притчей во языцех. Его, безродного сироту, невесть откуда появившегося в Крайди, сам герцог в День Выбора поставил рядом с тогдашним главным егерем.

Таким образом Мартин был избавлен от мучительного ожидания в шеренге тринадцатилетних мальчишек, выстроившихся напротив нескольких мастеров. Этот беспрецедентный поступок возмутил всех жителей города, но, не решаясь открыто упрекнуть герцога в нарушении традиций, они, как это всегда бывает, обратили свою неприязнь на ни в чем не повинного Мартина. За двенадцать лет, миновавших с того памятного дня, Мартин Длинный Лук не раз доказал, что выбор герцога Боуррика был верен и удачен, но несмотря на это, большинство придворных и челяди упорно продолжали относиться к нему как к выскочке, обманом и лестью втершемуся в доверие к своему господину.

- Виноват, Мартин, - пробормотал Томас.

- Пустое. - Охотник махнул рукой. - Поверьте, хотя сам я и не побывал в вашей шкуре, - он невесело усмехнулся, - но прекрасно понимаю, как тяжело нынче у вас на душе. Ведь мне четыре раза доводилось стоять в День Выбора среди мастеров, и я внимательно наблюдал за будущими учениками. Те всегда стояли ни живы ни мертвы, ожидая решения каждого мастера, словно приговора.

- Но сегодня ты, выходит, не участвуешь в церемонии, - проговорил Паг, с любопытством взглянув на охотника.

- Это ты верно подметил, - усмехнулся Мартин.

- Значит, тебе в нынешнем году не нужны ученики, - догадался Томас.

Мартин с видом заговорщика приложил палец к губам.

- Ни слова больше, пострелята! Но скажу вам по секрету, у меня их с прошлого дня солнцестояния даже больше, чем нужно.

Томас разочарованно вздохнул. Он очень надеялся, что мастер Фэннон возьмет его в ученики, но ведь надежда могла и обмануть его, и тогда он был бы совсем не прочь служить под началом доброго, веселого Мартина. Теперь же приходилось рассчитывать лишь на Фэннона. Но внезапно его нахмуренное чело прояснилось.

Что если Мартин решил нынче не брать учеников лишь потому, что Фэннон уже выбрал себе его, Томаса, и сказал об этом старшему егерю?

Бросив взгляд на Томаса, Паг догадался, какие мучительные сомнения терзают его душу, и поспешил перевести разговор на другое.

- Ты почти месяц не появлялся в замке, Мартин. Могу я полюбопытствовать, где ты провел все это время?

- Я побывал в Эльвандаре. Королева Агларанна праздновала окончание своего двадцатилетнего траура по покойному мужу. Это было грандиозное торжество!

Ответ Мартина нисколько не удивил Пата. Для него, как и для большинства жителей Крайди, эльфы были загадочными, недоступными созданиями, в чье существование верилось с трудом.

Но Мартин Длинный Лук являлся одним из немногих, кто запросто общался с эльфами, посещая леса, населенные ими, и это лишь сгущало ореол таинственности, окутывавший все его дела и поступки.

- И ты был среди приглашенных? - вне себя от волнения, спросил Томас.

- Я сидел дальше всех от королевского трона, - скромно ответил Мартин. - Но все же не мог не оценить оказанную мне честь. - Оба мальчика раскрыли рты от удивления, и охотник с улыбкой пояснил:

- Моя дружба с эльфами уходит корнями в далекое прошлое. Меня воспитали монахи Сильбанского аббатства, находящегося близ леса эльфов. Мальчишкой я играл с их детьми, а незадолго до того, как пришел в Крайди, охотился с принцем Калином и его кузеном Галейном.

Мальчишек живо занимало все, связанное с эльфами.

- Неужто ты был знаком и с самим королем Эйданом? - спросил Томас, вглядываясь в лицо Мартина.

Охотник внезапно нахмурился и сурово сжал губы.

- Прости, если я ненароком коснулся запретной темы, - поспешно произнес мальчик.

- Ты не виноват, Томас, - успокоил его Мартин. - Но, видишь ли, эльфы никогда не упоминают имен тех, кто отправился на Благословенные острова, и в особенности умерших внезапно и безвременно. Они считают, что это может нарушить покой ушедших, и я уважаю их верования. Однако на твой вопрос отвечу. Нет, я не знал его. Когда он погиб, я был еще совсем мал, но я слышал много рассказов о его деяниях. Если судить по ним, он был добрым и мудрым правителем. - Мартин огляделся по сторонам. - Скоро полдень. Нам пора возвращаться в Крайди.

Легкой, пружинистой поступью он двинулся по тропинке, ведущей к городу. Мальчики следовали за ним по пятам.

- Расскажи нам о празднике, Мартин, - попросил Томас.

Мартин охотно пустился в подробный и красочный рассказ о торжествах в лесу эльфов. Паг вздохнул. В данную минуту это повествование увлекало его куда меньше, чем любопытного Томаса.

Он не мог не думать о предстоящем испытании. До слуха его долетали слова егеря, но он больше не улавливал их смысла. Он тщетно пытался побороть волнение, овладевшее его душой с самого утра и переросшее в панический страх, едва перед ними замаячили башни Крайди.

Мальчишки выстроились во дворе замка длинной шеренгой.

Наступил день летнего солнцестояния, знаменовавший конец одного года и начало следующего. Сегодня все обитатели Крайди стали старше на целый год. Это событие имело особое значение для подростков, ожидавших своей участи под палящими лучами солнца, ведь нынче они навек прощались с детством. Им предстояло пройти через первое серьезное испытание - церемонию Выбора.

Паг нервно теребил воротник своей новой куртки с короткими рукавами, надетой поверх чистой рубахи и подпоясанной кожаным ремнем. Наряд этот, подаренный ему сегодня Магьей, прежде принадлежал ее сыну Томасу и стал самым красивым одеянием в скудном гардеробе Пага. Доброй женщине хотелось, чтобы безродный сирота, представ перед очами герцога и придворных, выглядел не хуже других мальчишек. Магья и ее муж, мастер повар Мегар, все эти годы заботились о Паге, как о родном сыне. Они ходили за ним, когда он хворал, делились с ним пищей и отвешивали ему затрещины, если он того заслуживал. Они любили его так, как если бы он и в самом деле был родным братом их Томаса.

Паг оглядел собравшихся во дворе мальчишек. Все они надели свое лучшее платье и тщательно пригладили волосы. Сегодняшний день был одним из важнейших в жизни каждого из них. Еще до захода солнца признанные мастера в присутствии герцога и придворных примут их к себе в учение. Церемония эта являлась лишь данью традиции, сложившейся в незапамятные времена. На самом же деле мастера, подвергнув каждую кандидатуру подробному обсуждению и заручившись одобрением его сиятельства, давно сделали свой выбор. Сейчас им предстояло просто-напросто огласить его.

Они успели как следует присмотреться к мальчишкам, ибо, согласно давним обычаям, установившимся в Королевстве, будущим ученикам в возрасте от восьми до тринадцати лет предоставлялась возможность испытать свои силы во всех без исключения ремеслах.

За это время каждый из них мог получить изрядные навыки во многих видах работ и показать себя, свои уменья и способности с наилучшей стороны. Недостатком подобной системы являлось лишь то, что некоторые из ребят в силу робости, легкомыслия или же детской неуклюжести везде и во всем проявляли себя в невыгодном свете и потому не могли рассчитывать, что кто-либо из мастеров захочет взять их в учение. Такие мальчишки в День Выбора волновались сильнее других и ждали начала церемонии с гораздо большим страхом, чем их ловкие и сметливые сверстники.

Большим пальцем босой ноги Паг прочертил бороздку в пыли, покрывавшей булыжники двора, и снова внимательно вгляделся в лица кандидатов в ученики. В отличие от Томаса, проявившего изрядную сноровку и прилежание во всем, за что бы он ни брался, Паг не сумел пока отличиться ни в одном из ремесел. Несколько ребят, подобно ему самому, замерли в напряженном ожидании, другие прятали смущение и страх под напускной развязностью, тщетно пытаясь убедить себя и других, что им почти безразлично, чем ознаменуется для них нынешний день солнцестояния.

Не будучи избранным ни одним из мастеров, Паг, как и все другие, кого когда-либо постигала подобная участь, получил бы право покинуть Крайди и поступить в учение в каком-нибудь из соседних городов. Оставшись в Крайди, он был бы волен стать франклином и взять в аренду клочок герцогской земли или наняться помощником на один из рыболовецких парусников. Оба эти занятия одинаково мало привлекали Пага, а о том, чтобы уйти из родного города, он и помыслить не мог.

Паг вспомнил, как минувшим вечером старый Мегар заклинал его не волноваться в ожидании церемонии и не обескураживаться, какими бы ни оказались для него ее результаты. Мальчик вздохнул. Неужто Мегар забыл тот далекий день солнцестояния, когда его самого взял в учение тогдашний главный повар? Или он уже накануне церемонии знал, что ему не грозит быть отвергнутым всеми до единого мастерами? Да, с Мегаром, по-видимому, все обстояло именно так. Он просто не может себе представить, как ужасно провожать завистливым взглядом каждого из счастливцев, гордо шествующих к своему мастеру, а после, когда все закончится, остаться посреди двора с несколькими такими же неудачниками и ловить на себе насмешливо-сочувственные взгляды придворных, ремесленников, слуг, новоизбранных учеников... а то и самого герцога, принцев и принцессы.

Томас, стоявший рядом со своим низкорослым другом, улыбнулся Пагу и похлопал его по плечу. Он едва сдерживал радостное волнение, светившееся в его синих глазах и окрасившее румянцем по-мальчишески пухлые щеки. Отец сказал ему вчера, что нисколько не удивится, если мастер Фэннон назовет его имя самым первым. Более того, Фэннон заверил Мегара, что у Томаса, если он будет прилежен и усерден в занятиях, есть немалые шансы попасть в число телохранителей самого герцога. А ведь тогда к семнадцати-двадцати годам можно смело рассчитывать на звание офицера!

Заметив, что на балконе, выходившем в замковый двор, появился герцогский герольд, Томас ткнул Пага в бок. Мальчики обратились в слух. По знаку герольда один из гвардейцев открыл маленькую дверцу, прорезанную в створке массивных ворот, и сквозь нее степенно прошествовали мастера. Они приблизились к ступеням широкой лестницы, ведущей в замок и, согласно ритуалу, повернулись спиной к мальчишкам, чтобы лицезреть появление своего господина.

Тяжелые ворота распахнулись, и гвардейцы, облаченные в коричневое с золотом - цвета герцога, заняли свои места на ступенях лестницы. Их плащи, надетые поверх лат, были украшены массивными изображениями золотых крайдийских чаек с зубчатыми коронами на головах в знак того, что герцог являлся членом королевской семьи.

- Его королевское высочество Боуррик кон Дуан, - громогласно объявил герольд, - третий герцог Крайди, принц Королевства, владетель Крайди, Карса и Тулана, наместник Запада, Главнокомандующий Королевских армий, обладатель права на престол Рилланона...

Герцог терпеливо дождался окончания перечисления всех его титулов и званий и, лишь когда герольд умолк, вышел из ворот на широкую площадку лестницы.

Герцогу шел уже шестой десяток, но на вид, если бы не седина на висках, резко контрастировавшая с его черными как смоль волосами, ему нельзя было бы дать и сорока. Двигался он с проворством и грацией прирожденного воина. Последние семь лет герцог носил траур по своей любимой жене Кэтрин, и нынче также был одет во все черное. На его широком кожаном поясе висел меч в черных ножнах с серебряной рукояткой.

Герольд снова возвысил голос:

- Их королевские высочества принцы Лиам кон Дуан и Арута кон Дуан, наследники дома Крайди, офицеры Западной армии короля, принцы Королевства Островов.

Оба принца встали позади своего отца. Они были всего лишь четырьмя и шестью годами старше мальчишек, выстроившихся внизу, но их прекрасные манеры, непринужденная грация движений и блестящее умение владеть собой резко отличали их от грубовато-неотесанных, чересчур скованных или, наоборот, слишком развязных кандидатов в подмастерья.

Старший из сыновей герцога, принц Лиам, повинуясь знаку герцога, занял место по правую руку от него. Широкоплечий голубоглазый гигант взглянул на собравшихся с приветливой улыбкой. По свидетельству старожилов замка, лицом и манерами он походил на покойную мать. Лиам был одет в голубой бархатный камзол и желтые панталоны. Мужественную красоту его лица подчеркивала коротко подстриженная бородка, такая же светлая, как и волнистые волосы, достигавшие плеч.

Арута отличался от брата столь же разительно, как сумрачный вечер от ясного летнего дня. Он был почти одного роста с герцогом и Лиамом, но гораздо тоньше обоих и уже в плечах. На нем были коричневый камзол и красно-коричневые рейтузы. Его темные волнистые волосы обрамляли гладко выбритое удлиненное лицо. Принц Арута во всем, что бы он ни делал, отличался ловкостью и стремительностью, которые блестяще восполняли недостаток физической силы. Он безупречно владел рапирой, но и язык его был не менее острым и зачастую ранил противника гораздо больнее, чем клинок. Лиам пользовался доверием всех без исключения подданных своего отца. Аруту уважали за ум и отвагу, но втайне недолюбливали за язвительность и высокомерие.

Сыновья герцога унаследовали разные стороны его сложного, противоречивого характера, ибо его высочество Боуррик бывал, в зависимости от расположения духа, то открыт, весел и добродушен, подобно Лиаму, то сумрачен и замкнут, как Арута.

Являясь антиподами во всем, что касалось темперамента, привычек и душевного склада, оба принца были умны, решительны и мужественны, одним словом, в избытке наделены качествами, которые позволили бы им в будущем умело и разумно управлять владениями отца. Герцог относился к ним обоим с одинаковой любовью.

- Принцесса Каролина, наследница дома Крайди! - объявил глашатай.

На широкую площадку лестницы вышла стройная девочка-подросток. Она была ровесницей виновников торжества, но благодаря царственной осанке и неторопливым, чопорно-грациозным движениям, подобавшим высокородной особе, казалась старше своих лет. Ее пышное кремовое платье с высоким лифом контрастировало своим цветом с темными, почти черными локонами. Огромные глаза принцессы, обрамленные густыми черными ресницами, были такими же голубыми, как у Лиама. Герцог и Лиам заулыбались при виде красавицы Каролины, и даже сумрачное лицо Аруты при ее приближении осветила радость. Он искренне любил младшую сестру.

Многие из прислуживавших в замке мальчишек были тайно влюблены в Каролину и считали за счастье хотя бы изредка полюбоваться с почтительного расстояния ее красотой, ее стройной, грациозной фигуркой. О том же, чтобы лицезреть принцессу вблизи, никто из них не смел и мечтать. Однако сегодня даже ее присутствие не смогло отвлечь их от мыслей о предстоявшей церемонии Выбора.

Вскоре в замковый двор степенно вышли придворные, среди которых Паг и Томас заметили всех до единого членов герцогского совета, включая и Кулгана. После той памятной ночи, когда случай сделал его гостем Кулгана, Паг несколько раз встречал чародея в замке Крайди. Порой они обменивались приветствиями и благопожеланиями, но подобное случалось нечасто, ибо большую часть времени Кулган проводил в своей уединенной башне или в лесном домике.

Теперь чародей негромко беседовал с убеленным сединами священником отцом Тулли, который был советником еще у прежнего герцога Крайди. Каким бы старым, даже древним ни казался мальчишкам, включая и Пага, отец Тулли, все они как один боялись проницательного взгляда его выцветших серых глаз, казалось, достигавшего самого дна их душ. Он как никто другой умел вывести их на чистую воду, дознаться о скрытых для всех шалостях и проказах и сурово отчитать провинившихся. Каждый из них предпочитал порку на конюшне у Элгона нравоучительной беседе отца Тулли.

Рядом со священником стоял юный сквайр Роланд, сын барона Толбурта, одного из вассалов герцога. Около года тому назад отец отправил его ко двору, чтобы проказник Роланд слегка пообтесался и отшлифовал свои манеры в блестящем обществе принцев и принцессы. Ожидания барона оправдались лишь отчасти, ибо его шаловливый, непоседливый отпрыск оказался неисправимым озорником и чаще, чем кто-либо другой, был вынужден представать перед отцом Тулли. Впрочем, многие шалости сходили ему с рук, поскольку мальчишка обладал легким, веселым характером, располагавшим к нему окружающих, и держался приветливо и дружелюбно со всеми без исключения. Он был всего на год старше тех ребят, что выстроились посреди замкового двора, хотя из-за высокого роста его можно было принять за ровесника Аруты.

Роланд нередко принимал участие в их играх и забавах, поскольку принцы порой по целым дням бывали заняты выполнением своих придворных обязанностей. Увидев, что Паг стоит ни жив ни мертв в самом конце шеренги, Роланд ободряюще улыбнулся ему. В ответ Паг также изобразил дрожавшими губами некое подобие улыбки. Ему нравился этот высокий, стройный юноша с каштановыми волосами и озорным блеском в голубых глазах. Паг не питал к нему неприязни или зависти, хотя Роланд был гораздо выше его по рождению и делал Пага объектом своих проказ и шуток нисколько не реже, чем других мальчишек.

Все, кому надлежало принять участие в церемонии, были в сборе, и герцог проговорил:

- Вчера истек последний день одиннадцатого года царствования нашего короля, его величества Родрика Четвертого.

Вечером мы все, как и подобает, отпразднуем Банапис. Но прежде отроки, собравшиеся здесь, подвергнутся Выбору. Они перестанут считаться детьми и сделаются учениками и свободными гражданами Крайди. Согласно обычаю, я ныне вопрошаю, не желает ли кто-либо из них отказаться от службы герцогству? Ответьте мне, есть ли среди вас таковые?

Вопрос герцога, как и следовало ожидать, остался без ответа. Никто из мальчишек не изъявил желания покинуть Крайди.

Выждав несколько секунд, его сиятельство Боуррик кивнул герольду, и тот выкрикнул имя первого из мастеров.

Мастер мореход Хольм сделал два шага вперед и перечислил имена троих мальчиков, которых он избрал в качестве своих учеников. Все трое, очень довольные, покинули шеренгу сверстников и встали рядом с Хольмом.

Далее церемония пошла обычным порядком. Мастера выходили вперед и называли имена избранных ими ребят, ни один из которых не отказался от предложенной службы.

Солнце стало мало-помалу близиться к краю горизонта.

Количество мальчишек в шеренге все уменьшалось, и Пагом овладело беспокойство, близкое к панике. Наконец посреди двора кроме них с Томасом остался лишь один паренек, затравленно озиравшийся по сторонам. Почти все мастера уже избрали своих будущих преемников, и лишь двое еще готовились назвать имена тех, кого они желали бы взять в учение. Паг с тоской вгляделся в лица тех, кто стоял на площадке широкой лестницы. Лиам смотрел на мальчишек с доброй, сочувственной улыбкой. Арута, как всегда, предавался размышлениям о чем-то своем. Принцессу Каролину явно тяготила эта долгая, скучная церемония, и она даже не пыталась скрыть этого, капризно надув розовые губки, чем вызвала неудовольствие своей гувернантки леди Марны.

Дворецкий Сэмюэл назвал имя Джеффри, мальчишки, стоявшего справа от Томаса, и тот, просияв улыбкой, бросился к своему хозяину. Отныне он будет учиться прислуживать за столом, убирать посуду и складывать салфетки <домиком>. Паг и Томас остались одни. Мастер клинка Фэннон чинно вышел вперед и проговорил:

- Томас, сын Мегара.

Паг ожидал, что старый воин вызовет и его, но тот молча вернулся на свое место и положил ладонь на плечо подбежавшего к нему Томаса. Итак, случилось самое худшее, то, о чем Паг в течение последних дней и недель боялся даже думать. Ему казалось, что он видит кошмарный сон. Он съежился под устремленными на него взглядами и втянул голову в плечи. Больше всего ему сейчас хотелось провалиться сквозь землю. Никогда еще замковый двор не казался ему таким огромным и пустынным, как в эти ужасные минуты. Внезапно он осознал, что слишком мал для своих лет, что одежда, которой еще утром он так гордился, выглядит бедной и жалкой. Грудь его едва не разорвалась от горя и сознания непоправимости свершившегося. Он прилагал все силы к тому, чтобы не дать пролиться слезам, которые уже начали застилать глаза. Ему осталось терпеть эту пытку всего лишь несколько секунд. Сейчас герцог объявит церемонию закрытой, и он убежит на кухню к Магье, где сможет предаться своему горю вдали от посторонних глаз.

Герцог уже набрал в грудь воздуха и, с неподдельным сочувствием взглянув на жалкую фигурку Пага, собрался заговорить, как внезапно из среды придворных раздалось:

- Прошу прощения, ваше сиятельство!

Все взоры обратились на чародея Кулгана, который вышел вперед и провозгласил:

- Имея нужду в помощнике, я желал бы избрать Пага, сироту, призреваемого в замке, своим учеником.

Среди собравшихся раздался неодобрительный ропот, а из задних рядов отчетливо донеслись слова:

- Да какое он имеет право, этот чародей, выбирать себе учеников?

Но герцог грозным взглядом утихомирил придворных и мастеров, и в огромном дворе вновь воцарилась тишина. Никто не осмелился оспаривать право третьего лица в королевстве распоряжаться судьбой ничтожного мальчишки. Мало-помалу взгляды собравшихся снова остановились на виновнике недоразумения.

- Поскольку Кулган является признанным мастером в своем ремесле, он имеет полное право обзавестись учеником, - веско проговорил герцог. - Я обращаюсь к тебе, Паг, сирота, призреваемый в замке Крайди. Согласен ли ты принять предложенную тебе службу?

Паг бессчетное число раз воображал себя рыцарем-военачальником, ведущим войско короля в атаку на неприятеля, он мечтал, что в один прекрасный день отыщутся его богатые и знатные родители, все эти годы искавшие своего похищенного разбойниками сына. Размышляя о будущей службе, он представлял себе то корабельный парус, то гончарный круг, ему случалось видеть себя охотником и торговцем, плотником, оружейником, пекарем и даже ткачом. Пожалуй, единственным занятием, о котором он не помыслил ни разу в жизни, было ремесло чародея. Теперь ему предстояло принять предложение Кулгана или... Но ни о каком <или> не могло быть и речи.

Выбора, так же как и времени на размышление, у него не оставалось.

Очнувшись от задумчивости, Паг обнаружил, что герцог продолжает смотреть на него, терпеливо ожидая ответа. Отец Тулли и принц Арута одарили его своими редкими улыбками. Принц Лиам едва заметно кивал головой, а пристальный взгляд Кулгана выражал беспокойство. И внезапно душой Пага овладела буйная, неудержимая радость. Его все-таки выбрали! Он не остался без места, без службы в замке герцога! И пусть его хозяином оказался всего лишь чародей, зато сам Паг стал теперь полноправным учеником, удостоившись того же звания, что и все остальные мальчишки.

Он со всех ног рванулся к Кулгану, словно опасаясь, что тот передумает, но бросок его был столь стремителен, что он потерял равновесие и растянулся ничком на булыжниках двора. Паг продолжил свой бег, не успев подняться, и вышло так, что часть пути он проделал почти ползком, другую - на четвереньках и окончательно выпрямился лишь почти поравнявшись с Кулганом. При виде этого собравшиеся, включая и самого герцога, не удержались от смеха, в котором отчетливо звучали и нотки облегчения: все остались довольны, что безродный сирота был худо-бедно пристроен в учение.

Паг покраснел до корней волос и лишь искоса поглядывал на своего новообретенного хозяина.

Когда шум и смех стихли, герцог провозгласил:

- Церемония объявляется закрытой. Отныне все ученики поступают в распоряжение своих мастеров. Они обязаны повиноваться им во всем и неукоснительно выполнять законы нашего Королевства, став с нынешнего дня его полноправными гражданами. Я прощаюсь со всеми вами до начала празднования Банаписа.

Подав руку принцессе, он прошествовал в замок мимо расступившихся придворных. Следом за отцом и сестрой шли оба принца, а за ними потянулись и все приближенные герцога.

Двор опустел. Краем глаза Паг заметил, что Томас направился к воинским казармам, предшествуемый мастером Фэнноном и несколькими старшими мальчиками.

Кулган с улыбкой похлопал Пага по плечу:

- Надеюсь, ни ты, ни я не раскаемся в том, что произошло сегодня.

- Сэр? - встрепенулся Паг, не расслышавший слов чародея.

Кулган махнул рукой:

- Впрочем, будь что будет. Содеянного не воротишь. Теперь же нам надлежит заняться самыми неотложными делами.

Паг вопросительно взглянул в его лучистые синие глаза, всем своим видом выражая готовность беспрекословно повиноваться новому хозяину.

- Пойдем-ка в башню, где я обитаю в настоящий момент, - проговорил чародей, легонько подталкивая мальчика вперед. - Под моей комнатой находится маленькая каморка, которая, надеюсь, вполне сгодится для тебя. Я прежде думал приспособить ее для кое-каких опытов, но мне все было недосуг.

Паг остановился как вкопанный.

- У меня будет своя комната?!

Он подумал было, что ослышался. Не в обычае мастеров Крайди было предоставлять отдельные комнаты своим ученикам. Мальчишки, как правило, спали в рабочих помещениях своих хозяев, некоторым же из них поручалось по ночам караулить стада герцога. Лишь став подмастерьем, молодой человек мог рассчитывать на получение собственного угла, да и тогда ему приходилось делить небольшую каморку или чулан с одним-двумя из своих товарищей.

Но Кулган невозмутимо продолжал:

- Разумеется, Паг! - Для придания убедительности своим словам он слегка изогнул седую кустистую бровь. - Не хватало еще, чтобы ты целыми днями путался у меня под ногами! Знай, друг мой, что занятия магией требуют сосредоточенности и уединения. Возможно, ты будешь нуждаться в тишине и покое даже больше, нежели я сам.

Он вынул откуда-то из складок своего длинного балахона трубку, набил ее извлеченной оттуда же щепотью табака и, сладко затянувшись, провел свободной рукой по голове Пага.

- Давай для начала не будем обременять себя разговорами о твоих обязанностях. Но правде говоря, я на тебя не рассчитывал... - Чародей умолк, попыхивая трубкой, и с усмешкой продолжил:

- Но придет время, и я за тебя возьмусь! А до тех пор давай-ка покороче познакомимся друг с другом. Согласен?

Слова Кулгана привели Нага в замешательство. Он плохо представлял себе, что за человек его новообретенный хозяин, но хорошо знал обычаи и нравы большинства крайдийских мастеров, служивших в замке и городе. Ни одному из них и в голову бы не пришло осведомляться, согласен ли мальчишка-ученик с его решением. Не зная, что ответить чародею и опасаясь, что тот попросту разыгрывает его, он неуверенно кивнул.

- Вот и отлично, - сказал Кулган. - Пойдем-ка теперь в башню и отыщем для тебя что-нибудь из одежды. В конце дня мы отдадим должное празднеству. У нас с тобой впереди достаточно времени, чтобы войти во все тонкости наших новых званий - мастера и ученика.

К вечеру жара спала. С моря дул легкий бриз. В замке Крайди и в расположенном в низине городе заканчивались последние приготовления к празднованию Банаписа.

Банапис, носивший у других народов иные названия, был одним из самых древних праздников в Мидкемии. Он отмечался в день летнего солнцестояния, знаменовавший окончание одного года и начало следующего. Никто из людей, населявших планету, не знал наверняка, откуда появился этот обычай, но многие связывали его возникновение с традициями эльфов и гномов, традициями, истоки которых терялись в глубокой древности, недоступной краткой исторической памяти человечества. Однако многие пытались опровергнуть подобные предположения, считая, что, напротив, эльфы и гномы в давние времена переняли традицию празднования Банаписа у людей. Как бы там ни было, но по всему королевству ходили упорные слухи, что Банапис отмечают даже обитатели Северных земель - племена гоблинов и члены Братства Темной Тропы, хотя никто не взялся бы достоверно подтвердить или же опровергнуть подобные сведения.

Во дворе замка царила праздничная суета. Слуги выносили из кухни и залов длинные столы и уставляли их блюдами с разнообразнейшей снедью, которая приготовлялась в течение недели, предшествовавшей торжеству. Из подвалов выкатывали огромные бочки с элем, закупленным у гномов в Каменной Горе, и водружали их на козлы, которые протестующе скрипели, прогибаясь под неимоверной тяжестью этих вместительных сосудов. В желавших отведать пенного напитка и тем облегчить бремя деревянных каркасов недостатка не было. Вскоре у каждой бочки столпились жаждущие с глиняными кружками в руках. Но внезапно из кухни выбежал Мегар и свирепо накинулся на пировавших:

- Прочь! Прочь! Вы, как я погляжу, готовы теперь же высосать все до дна и оставить нас вовсе без эля! А ну-ка, живо на кухню! Там ведь еще дел невпроворот!

Подмастерья, работники и младшие повара с неохотой повиновались приказанию Мегара. Он же, оставшись один, неторопливо продегустировал содержимое каждой бочки и, удовлетворенно кивнув, последовал за своими подчиненными.

Вскоре большинство обитателей замка заняли места за столами во дворе.

Паг спустился из северной башни замка, занимаемой чародеем, и, стремглав промчавшись по кухне, выскочил во двор. Ему не терпелось похвастаться перед Томасом своим новым камзолом и длинными панталонами. Впервые в жизни он стал обладателем столь роскошных одеяний.

Мальчишки столкнулись нос к носу неподалеку от выхода из воинских казарм. Томас мчался по двору столь же стремительно, как и его друг, и лицо его сияло ничуть не меньше, чем физиономия Пага.

- Смотри, какой у меня нынче камзол!

- Видишь, я в новом воинском плаще!

Томас с Пагом выпалили это одновременно и дружно расхохотались, ухватившись за бока.

- Наряд и в самом деле хоть куда, Паг, - одобрительно проговорил Томас, продолжая улыбаться. Он пощупал дорогую ткань камзола и прищелкнул языком. - И цвет тебе очень к лицу.

В ответ Паг столь же искренне похвалил новый коричневый с золотом плащ друга. Томас и вправду выглядел в нем весьма внушительно и мужественно. Он казался старше своих лет. Туника и штаны из домотканой материи почти не портили общего впечатления. Томас объяснил, что полное облачение воина будет выдано ему лишь после того, как он пройдет начальный курс воинской науки.

Друзья стали прохаживаться у столов, за которыми еще не успели рассесться гости. От соблазнительнейших запахов, носившихся в воздухе, ноздри Пага раздувались, а рот наполнился слюной. У одного из столов, на котором громоздились блюда с жареным мясом, сочными пирогами, сырами и вяленой рыбой, был выставлен мальчишка-караульный. В его обязанности входило отгонять от яств не только прожорливых насекомых, но и вороватых учеников. Старшие мальчики считали ниже своего достоинства даже пытаться стянуть что-либо из-под носа бдительного стража, но тем, кто, подобно Пагу и Томасу, были несколькими годами моложе него, ничто не мешало посостязаться с ним в ловкости и быстроте.

Переглянувшись, друзья подошли к богатому столу с разных его концов. Паг протянул руку к румяной сдобной булке, и юный Дон словно коршун бросился к нему, чтобы предотвратить грабеж.

Воспользовавшись этим, Томас схватил с огромного блюда мясной пирог и бросился бежать. Паг не замедлил присоединиться к нему.

Вслед друзьям неслись протестующие вопли Дона, который, однако, не мог пуститься вдогонку за похитителями, ибо другие озороватые ученики, бродившие вокруг столов, могли бы воспользоваться его отсутствием и произвести куда более значительные опустошения во вверенном его попечению хозяйстве.

Удалившись на безопасное расстояние, мальчишки разломили пирог пополам и принялись с аппетитом поедать его.

- Побьюсь об заклад, за тобой не смог бы угнаться никто из мальчишек! - пробормотал Паг с набитым ртом.

- Просто повезло, что тебе удалось так ловко провести беднягу Дона, - усмехнулся Томас.

Мальчишки доели пирог, восхищаясь его свежестью и великолепным вкусом, изысканным сочетанием солоноватой начинки, состоявшей из нежирной свинины с пряностями, и пышного, сдобного теста.

Вскоре со стороны главного выхода из замка раздались звуки труб, и музыканты герцога чинно прошествовали по двору, приветствуя собравшихся своей игрой. То был знак для всех приглашенных, включая и кухонных мальчишек, отдать должное щедрому угощению.

Мальчишки не заставили себя долго ждать. Точно ястребы, набросились они на роскошные яства, наполняя доверху большие деревянные тарелки. Паг с Томасом не отставали от других.

Прихватив свои изрядно обремененные едой тарелки и большие кружки с элем, они скромно заняли места в самом конце большого стола и оттуда с интересом наблюдали за происходящим, при этом ни на минуту не переставая жевать и глотать вкусную снедь. Паг впервые в жизни попробовал эль. После первого глотка он поморщился - уж больно непривычным был вкус этого столь любимого взрослыми напитка. Новскоре терпкая горечь сваренного гномами крепкого пива, нежно обволакивавшая небо и горло и наполнявшая все тело теплом, показалась ему не лишенной приятности, и он быстро опорожнил свою кружку.

Паг с восхищением поглядывал на герцога и его близких, которые непринужденно, без всяких церемоний общались со своими подданными. Придворные также держались с окружающим их простым людом гораздо менее чопорно, чем обычно. Во время празднования Банаписа всем дозволялось забыть об этикете, все чувствовали себя на равной ноге с остальными, каждый делал что хотел.

С замирающим сердцем Паг перевел взгляд на принцессу. Она снисходительно выслушивала неуклюжие комплименты молоденьких учеников, адресованные ее внешности и наряду. Нынче на ней было голубое платье, затканное кружевами, и синяя широкополая шляпа с длинными лентами в тон платью. Каролина неторопливо прохаживалась меж столов и учтиво наклоняла голову в ответ на слова восхищения, раздававшиеся отовсюду. На щеках ее играл румянец, она улыбалась, опуская пышные ресницы, и, судя по всему, была весьма довольна собой.

Вскоре посреди двора появилась труппа бродячих циркачей - клоунов, жонглеров и акробатов, прибывших в замок, чтобы позабавить его обитателей. Тем временем на главной городской площади должна была дать представление труппа странствующих комедиантов. Приезжие артисты обычно развлекали горожан до самого утра, до окончания всех торжеств. Паг знал, что в прежние годы новоиспеченные ученики получали право выспаться и отдохнуть в течение всего следующего за Банаписом дня - после обильной еды и знакомства с элем от них все равно было мало толку. Он не сомневался, что обычай этот будет соблюден и нынче.

Ближе к ночи, согласно традиции, юные ученики станут ходить по всему городу из дома в дом, принимая поздравления и угощаясь элем. Многие из них воспользуются случаем и покрасуются в своих новых нарядах перед городскими девчонками. Мамаши последних с нынешнего дня не станут, как прежде, гонять озорников от своих дверей, ведь ничтожные мальчишки стали теперь учениками, а значит, желанными гостями в любом доме, где подрастают невесты.

Многие из почтенных матрон станут смотреть сквозь пальцы на шалости своих дочерей, справедливо рассуждая, что все средства хороши ради достижения их любимицами главной цели в жизни - залучения в свои сети жениха.

Щуплый, низкорослый Паг не пользовался успехом у городских и замковых девчонок, зато высокий, широкоплечий красавец Томас то и дело ловил на себе их восхищенные взгляды. Паг принимал популярность друга у противоположного пола как должное, нисколько не завидуя Тому. Он был еще слишком юн, чтобы всерьез тревожиться о подобных вещах, но уже достаточно повзрослел, чтобы не считать их чепухой и не поддразнивать своего более удачливого товарища.

Паг с наслаждением прожевывал очередной кусок великолепно прожаренного жирного гуся. Сейчас, в эти минуты, он был совершенно счастлив, и лицо его то и дело освещалось улыбкой.

Он от души благодарил всех мастеров и старших мальчишек, поздравлявших его со вступлением в должность ученика. Он был в полном ладу со всем окружающим и с самим собой, ибо нынешний день принес ему удачу, радость и уверенность в будущем. Он стал полноправным учеником, хотя Кулган, похоже, пока не представляет себе, как и чему его учить. Он был хорошо одет и сыт а от выпитого эля голова его слегка кружилась, и на душе становилось еще светлее и радостнее. Главное же он был среди друзей. Разве может человек желать от жизни большего?

Глава 3 В ЗАМКЕ

Паг, задумавшись, сидел на своей кровати. Огнедышащий дракончик Фантус сунул узкую голову под ладонь мальчика, прося приятеля почесать его широкие надбровные дуги, но Паг не обратил ни малейшего внимания на жест избалованного питомца, и тот недовольно проковылял к окну башни, расправил крылья и, выпустив из пасти облачко черного дыма, вылетел во двор.

Негодование Фантуса, равно как и его отбытие, также остались не замеченными Пагом. Его всецело поглотили собственные горести, ибо с тех пор, как четырнадцать месяцев тому назад он стал учеником Кулгана, он не сделал ни малейших успехов в обучении ремеслу чародея.

Паг лег на спину и прикрыл глаза тыльной стороной руки.

Легкий ветерок доносил до него сквозь раскрытое окно соленый, терпкий запах моря, солнце согревало вытянутые ноги. С тех пор, как он стал учеником, жизнь его переменилась к лучшему во всем, кроме одного, самого главного, - кроме учения.

В течение многих месяцев Кулган терпеливо старался научить его хотя бы первоначальным основам ремесла мага, но все усилия старика оказывались тщетными. В том, что касалось теории, Паг делал безусловные успехи. Он с легкостью затвердил множество важнейших заклинаний, но любая попытка воспользоваться приобретенными знаниями на практике заканчивалась для него прискорбнейшим провалом. Он постоянно чувствовал некую незримую преграду между своими чувствами и теми образами, которые должно было породить произносимое им заклинание, и был бессилен преодолеть эту преграду. Казалось, что какая-то часть его существа решительно противится всем его усилиям приобщиться к практической магии. Он снова и снова начинал произносить привычные, много раз повторенные слова, но каждый раз где-то посередине заклинания повторялось одно и то же: мозг его словно цепенел, а язык отказывался повиноваться.

Кулган старался подбодрить его незаслуженными похвалами и уверениями, что со временем все образуется. Толстый чародей был преисполнен сочувствия к своему незадачливому ученику. Он никогда не отчитывал Пага за неудачи, не делал ему замечаний, ибо видел, что тот изо всех сил, хотя и тщетно старается постичь все премудрости ремесла.

Скрип двери вывел Пага из задумчивости. Порог его комнаты переступил отец Тулли с большой книгой под мышкой. Священник притворил за собой дверь. Паг сел на постели.

- Паг, время начинать урок чистописания, - улыбаясь, проговорил отец Тулли, но, заметив, как мрачен его ученик, осекся и с беспокойством спросил:

- Что случилось, дружок?

Пагу нравился старый, мудрый служитель Асталона. Он был строг, но неизменно внимателен и справедлив к мальчишкам. Отец Тулли безжалостно распекал своих питомцев за шалости и нерадение, но всегда хвалил за успехи. Паг не мог не оценить острый ум и чувство юмора, присущие священнику, его готовность подробно и обстоятельно отвечать на вопросы, какими бы глупыми и наивными они ему ни казались.

Паг поднялся на ноги и тяжело вздохнул.

- Не знаю, что и сказать вам, отец. Похоже, из меня никогда не выйдет ничего путного. За что бы я ни взялся, все выходит шиворот-навыворот.

- Паг, ну не может же все на свете быть так ужасно и безнадежно, - запротестовал отец Тулли, кладя руку на плечо мальчика, - расскажи-ка мне по порядку, что тебя гнетет и беспокоит. Чистописанием мы займемся в другой раз.

Он подошел к табурету у окна, расправил полы рясы и уселся, окинув быстрым проницательным взором маленькую комнатку и ее обитателя.

Паг, хотя и вытянувшийся за последний год, был все еще мал ростом для своих четырнадцати лет. Он немного раздался в плечах, а черты лица мальчика, утратив прежнюю детскую округлость, стали жестче, резче и мужественнее. Он был одет в простое платье из темного домотканого полотна и, судя по нахмуренным бровям, мысли его были столь же мрачны, как и это бурое облачение. В каморке, где прежде всегда царили образцовый порядок и чистота, теперь повсюду валялись книги и свитки вперемешку с тряпьем. Отец Тулли понял, что такой же беспорядок царит и в мыслях ученика чародея.

Отец Тулли выжидательно взглянул на Пага, и тот после недолгого молчания с усилием заговорил:

- Вы наверняка помните, отец Тулли, все, что я рассказывал вам о начале наших с Кулганом занятий. Мастер научил меня трем основным приемам приведения мыслей и чувств в полный покой. Без этого невозможно переходить к чтению заклинаний, не рискуя потерять сознание или впасть в состояние шока. Так вот, говоря по правде, я давным-давно освоил эти приемы. Теперь я достигаю покоя и внутренней сосредоточенности в считанные секунды. Но что толку, отец? Дальше этого я до сих пор так ни разу и не продвинулся.

- Что ты хочешь этим сказать?

- Следующей ступенью обучения является способность управлять своими мыслями и чувствами. К примеру, я должен уметь заставить себя думать о чем-то определенном, не позволяя мыслям переключаться ни на что иное, или же, напротив, не позволять себе задумываться о каком-то конкретном указанном предмете или явлении. А ведь это так непросто, особенно когда запретная тема только что поименована и так и влечет к себе все мои мысли.

Знаете, это мне зачастую удается, но временами я ощущаю присутствие каких-то враждебных сил, которые, проникая извне в мой мозг, парализуют мою волю и вынуждают меня вести себя совсем не так, как я хочу. Одним словом, в моей голове словно бы происходит нечто такое, чему пока не нашли объяснений ни я, ни даже сам мастер Кулган. Понимаете, это ведет к тому, что всякий раз, как я пытаюсь совершить какой-нибудь пустяк из магической практики, скажем, передвинуть какой-нибудь предмет усилием мысли или же зависнуть в воздухе, оттолкнувшись от земли, эти потусторонние силы начинают свою разрушительную работу в недрах моего сознания. Я тотчас же утрачиваю контроль над собой. Вот и выходит, что мне не удается привести в действие никакое, даже самое простое заклинание! - Голос Пата дрогнул. Он с надеждой взглянул на отца Тулли. Впервые с начала обучения у Кулгана мальчику выпала возможность поведать постороннему человеку о своих бедах и тревогах. - Кулган уверяет, что мне не о чем беспокоиться, что со временем я блестяще овладею ремеслом мага, но я-то понимаю, что это не так! - Он с трудом сдерживал слезы. - И ведь мастер Кулган вовсе не считает меня бездарным. В день нашей первой встречи, когда я глядел в магический кристалл, он сказал, что у меня есть способности к чародейству. Ведь и вы, отец Тулли, не раз говорили, что я одаренный ученик. И однако я не могу осилить даже самого простого заклинания. Если бы вы знали, как это тяготит меня!

- Паг, - сказал священник, - пути овладения магией непостижимы и таинственны, как и она сама. Даже те из нас, кто занимается ею на практике, весьма мало смыслят в механизмах ее действия. В монастырях нас учат, что магическое искусство - дар богов, и мы привыкли принимать эти слова на веру. Мы не можем постичь смысла этой истины и потому не задаемся вопросами о ней. Каждый орден практикует свои магические приемы, каждый могуществен в определенных сферах, там, где другие бессильны. И никто не знает, почему. Что же касается колдунов и чародеев, их ремесло открывает им доступ в такие сферы практической и теоретической магии, которые неподвластны нам, священникам. Мы не можем даже помыслить о многом из того, что они без видимых усилий творят и совершают чуть ли не ежедневно. Однако изучая само искусство магии, его происхождение, принцип действия заклинаний, чародеи все же не могут постичь и объяснить первоосновы своего ремесла. Они способны лишь применять его на практике и передавать свои знания ученикам, таким, как ты, дружок.

- Боюсь, мастер Кулган понапрасну возился со мной столько времени, - печально проговорил Паг. - Похоже, мастер ошибся во мне.

- Нет-нет, Паг, не говори так! - возразил отец Тулли. - Я присматриваюсь к тебе с тех пор, как ты поступил в ученье к Кулгану. Поверь мне, ты вовсе не бездарен, малыш. Напротив, я чувствую, что в тебе дремлет недюжинная сила, но надо подождать ее пробуждения, не торопясь, не опережая событий и не сетуя на судьбу. Я уверен, из тебя будет толк!

Однако уверенность отца Тулли не передалась Пагу. Он не сомневался в уме и прозорливости священника, но чувствовал, что тот может заблуждаться на его счет, как и добрый мастер Кулган.

- О, как бы я хотел, чтобы слова ваши, отец, оказались пророческими. И еще мне хочется понять, что со мной происходит!

- В этом я, кажется, смогу тебе помочь! - раздался насмешливый голос со стороны дверной ниши.

Отец Тулли и Паг невольно вздрогнули. Ни тот, ни другой не слыхали скрипа входной двери, однако теперь она была распахнута настежь, и мастер Кулган, с улыбкой переводя взгляд со священника на Пага, стоял в дверном проеме. В его лучистых ярко-голубых глазах плясали насмешливые искорки. Запахнув полы своего зеленого балахона, он неторопливо прошел на середину комнаты. Дверь так и осталась распахнутой настежь.

- Подойди ко мне, Паг, - велел чародей.

Мальчик повиновался, и Кулган положил обе ладони ему на плечи. Несколько мгновений он пристально смотрел в его темные глаза, а затем с усмешкой произнес:

- Если прилежный ученик по целым дням сидит в своей комнате и размышляет, почему ему не удается постичь ремесло, то он никогда не добьется успеха в своем деле. Телу и уму надлежит давать отдых, малыш! Весь сегодняшний день в твоем распоряжении. Ведь он - шестой на этой неделе, а значит, во дворе собралось немало сорванцов, жаждущих помочь тебе в поисках разнообразнейших приключений. - Он ласково улыбнулся, и Паг облегченно вздохнул. Он был рад, что Кулган не сердился на него. - Ты свободен от учения до самого утра. Ступай! - И он легонько ткнул Пага в лоб костяшками пальцев.

Паг поклонился сперва Кулгану, потом отцу Тулли и выбежал из каморки. Через мгновение он уже во всю прыть мчался вниз по винтовой лестнице.

Кулган подошел к постели и, опустившись на нее своим грузным телом, покачал головой.

- Ох уж эти мне мальчишки, - пробормотал он. - Едва лишь став учениками, они уже воображают себя взрослыми мужчинами, но продолжают мыслить и поступать, как несмышленые ребята. - Вынув из просторного кармана трубку, он неторопливо набил ее табаком.

- А ведь чародей и в тридцать лет считается новичком в своем ремесле, тогда как прочие становятся в эти годы по крайней мере опытными подмастерьями, а то и мастерами, приготовляющими сыновей к дню солнцестояния. - Он поднес лучину к тлевшим в глиняной печке угольям и раскурил трубку.

Тулли кивнул:

- Я понимаю, о чем ты, Кулган. В его возрасте я стал послушником и после пребывал в этом звании долгих тринадцать лет. - Священник наклонился к Кулгану и озабоченно спросил:

- Что с ним творится?

- Знаешь, святой отец, - вздохнув, ответил Кулган, - парнишка во многом прав. Я действительно не нахожу убедительных объяснений тому, что с ним происходит. Осуществить на практике то, чему я все это время учил его, Пагу не удалось еще ни разу.

И вместе с тем он проявляет недюжинные способности во всем, что касается теории. Малыш Паг великолепно разбирается в самых мудреных письменах, умело разбирает рисунки, схемы, он без труда постиг назначение всей магической утвари, какой я располагаю. Словом, исходя из всего этого, он должен стать чародеем самого высокого класса, но его неспособность привести в действие глубинные силы своего духа...

- Как ты думаешь, тебе удастся найти разгадку всего этого?

- Надеюсь. Во всяком случае отступаться от него я не намерен. Страшно даже помыслить о том, что будет, если я откажу мальчишке от места. Это будет для него гораздо горшим разочарованием, чем если бы он не попал в число учеников, когда ему исполнилось тринадцать. - Чародей нахмурился и покачал головой. - Все это в высшей степени странно, Тулли! Надеюсь, ты согласишься, что мальчишка безусловно талантлив. Стоило мне увидеть его у магического кристалла в моей хижине той грозовой ночью, как я сразу понял, что впервые за многие годы нашел одаренного ученика. Но я не считал себя вправе помешать ему идти иным путем и дождался конца церемонии Выбора. Никто из мастеров не призвал к себе Пага, и я воспринял это как веление судьбы. Богам было угодно, Тулли, чтобы наши с ним судьбы пересеклись. Но в голове этого мальчишки властвует какая-то неведомая мне, грозная и могучая сила, препятствующая его занятиям магией. Я не могу понять, Тулли, что это за сила и какова ее природа, знаю только, что она противится моим усилиям так неистово, отвергает их с таким пренебрежением, словно... словно мое искусство слишком грубо и примитивно для тех возможностей, которыми обладает мой ученик. Я не могу объяснить это доходчивее, друг Тулли, но надеюсь, ты понимаешь, что я имею в виду.

- А как насчет того, о чем недавно, когда ты вошел в комнату, говорил сам Паг?

- Он, помнится, заверял тебя, что я в нем ошибся? - усмехнулся Кулган.

Тулли кивнул. Чародей досадливо махнул рукой, словно отгоняя назойливую муху.

- Тулли, о природе и свойствах магии тебе известно столько же, сколько и мне, а возможно, и гораздо больше. Недаром же ты являешься служителем бога, который зовется Хранителем Порядка.

Твоей секте удалось открыть многие из тайн Вселенной. Неужто ты хоть на минуту усомнился в таланте Пага?

- В талатливости мальчишки сомнений у меня нет, - задумчиво проговорил отец Тулли. - Другой вопрос, есть ли у него способности? - И он с плутоватой улыбкой взглянул на своего собеседника.

- Хорошо сказано, как всегда! - одобрительно усмехнулся Кулган. - Но ответь мне, отец, что же будет с Пагом? Может, нам надлежит сделать из него священника или монаха?

Тулли резко выпрямился и, поджав губы, процедил:

- Тебе прекрасно известно, Кулган, что священниками становятся исключительно по призванию!

- Не кипятись, святой отец. - Кулган хихикнул в бороду. - Я ведь просто пошутил! - Он собрал бороду в кулак и с наигранной кротостью взглянул в выцветшие глаза священника. Тулли прыснул со смеху. - Но ведь на самом деле вопрос-то серьезный! Что нам делать с юным Пагом, а? У него нет ни призвания стать священником, ни умения пользоваться заклинаниями чародея. Что же ему, бедолаге, остается?

Поколебавшись, отец Тулли осторожно спросил:

- А тебе не приходило в голову, что затруднения Пага как-то связаны с Утраченной магией?

Брови Кулгана взметнулись вверх:

- Ты это серьезно?! - Отец Тулли молча кивнул. - Навряд ли хоть один из ныне живущих чародеев не задумывался о легендарной Утраченной магии. Если бы она и впрямь существовала, с ее помощью нам наверняка удалось бы избежать многих затруднений, с которыми мы сталкиваемся в своем ремесле. - Кулган, прищурившись, неодобрительно воззрился на отца Тулли. - Но ведь о ее существовании говорится только в легендах. А мало ли на свете сказок? Неужто ты готов верить им всем без разбора?! Что до меня, то я предпочитаю смотреть на вещи трезво и реально, преодолевать свои неудачи и трудности с помощью надежных, проверенных средств, а не искать ответы на неразрешимые вопросы в суеверных измышлениях и предрассудках прошлого.

Тулли резко тряхнул головой и заговорил с не свойственной ему горячностью:

- К твоему сведению, мастер Кулган, мы, обитатели монастырей, вовсе не считаем Утраченную магию порождением легенд! Она относится к тем незыблемым истинам, которые были открыты богами первым людям Мидкемии!

Задетый резким тоном Тулли, Кулган в свою очередь воинственно вскинул голову и возразил:

- К оным относили также и утверждение о том, что мир, в котором мы живем, плоский, словно хлебная доска! И лишь Ролендирк - который, заметь, был чародеем! - с помощью своего магического искусства сумел заглянуть за пределы горизонта и выяснить, что Мидкемия имеет сферическую форму! А ведь это от самого начала времен было известно всем морякам и рыболовам, которые не раз наблюдали появление верхушек мачт над горизонтом гораздо прежде, чем им становился виден весь корабль! - Говоря это, Кулган отчаянно жестикулировал. Последние слова он почти прокричал, наклонившись к Тулли. Священник был явно смущен упоминанием о заблуждении, в плену которого долгое время находилась святая церковь. Видя это, Кулган устыдился своей горячности и примирительно произнес:

- Не принимай сказанного на свой счет, друг Тулли! Но касательно предмета нашего спора хочу напомнить тебе старую поговорку, так сказать, добрый совет: не учи ученого! Я-то ведь знаю, что научные изыскания, коими занимаются братья вашей обители, весьма актуальны и злободневны и что теологические дебаты молодых послушников о проблемах, преданных забвению много веков тому назад, вызывают улыбки на устах умудренных жизнью монахов. А кроме того, разве легенда об Утраченной магии - не ишапианская догма?

В ответ на это предположение Тулли неодобрительно покачал головой и ворчливо произнес:

- Твое богословское образование, друг Кулган, оставляет желать лучшего, несмотря на твое знакомство с некоторыми сторонами жизни нашего ордена. - Губы священника тронула легкая улыбка. - Ты совершенно прав относительно теологических дискуссий. Многие из нас позволяют себе потешаться над ними, ибо помнят, с каким рвением сами участвовали в подобных спорах во времена своего послушничества. - Отец Тулли вздохнул, и улыбка сбежала с его губ. - Но я вовсе не шучу, утверждая, что ты недостаточно образован в области теологии. Ишапианцы и вправду во многом придерживаются странных, спорных и нелепых воззрений. Они весьма консервативны и неохотно идут на контакты с другими орденами, но их монастырь - древнейший на нашей земле, и во всем, что касается межконфессиональных различий, мы полагаемся на их авторитетнейшие суждения.

- Ты, похоже, имеешь в виду религиозные войны, - усмехнулся Кулган.

Тулли оставил его слова без внимания.

- Ишапианцы - признанные хранители древних сказаний и исторических реликвий Королевства, - с прежним пафосом продолжал он. - Они по праву гордятся своей библиотекой, богатейшей в стране. Я видел эту библиотеку в их монастыре в Крондоре и до сих пор нахожусь под впечатлением увиденного!

Кулган с улыбкой пожал плечами:

- Я тоже видел их собрание книг и свитков. Ничего особенного. Во всяком случае, библиотека в Сартском аббатстве, где я бывал неоднократно, раз в десять богаче крондорской. Не понимаю, что ты имеешь в виду?

- А вот что, - наклонившись вперед, ответил Тулли. - Ты можешь обвинять ишапианцев в чем угодно, но когда речь идет об исторических фактах, на их слово можно положиться. И, утверждая, что то или иное событие имело место в реальной жизни и не является досужим вымыслом наших суеверных предков, они всегда могут подтвердить это с помощью сохранившихся в их библиотеке документов.

- Позволь мне возразить тебе, святой отец, - пробасил Кулган и досадливо махнул рукой, призывая собравшегося было перебить его отца Тулли к молчанию. - Я полагаю, что каждый, в том числе и ты, друг мой, имеет право верить во что ему угодно.

Но я не желаю признавать всей этой чепухи насчет Утраченной магии и мистической связи с оной моего ученика Пага! Представь себе, я готов поверить, что Паг внутренняя предрасположен к какой-то из областей магической науки, в которых сам я ориентируюсь весьма слабо, скажем, к созданию миражей и общению с призраками. Спешу заверить тебя, я рад, что не имею ничего общего с подобной практикой! Но я никогда не соглашусь с тем, что мальчишка не может овладеть основами ремесла чародея только потому, что легендарный бог магии якобы погиб во время Войн Хаоса! Как и все ныне живущие маги и чародеи, я отнюдь не считаю себя непревзойденным мастером своего дела. Увы, многое скрыто от наших пытливых взоров в глубине минувших веков, о многом, что нам надлежало бы знать, мы лишь смутно догадываемся, а неведение порождает ошибки, недочеты и бесчисленные трудности, которых никому из нас не удалось избежать. Но повторяю: злосчастный Паг так плохо успевает в ученье лишь потому, что я - плохой учитель!

Тулли хмуро взглянул на Кулгана. Священник лишь теперь осознал, что чародей говорил с ним не о трудностях и проблемах Пага, а о своих собственных заботах и тревогах.

- Не говори глупостей, мастер! - строго произнес он. - Ты - бесспорный обладатель множества талантов и умений. И я, одним из первых обнаруживший несомненную одаренность юного Пага, беру на себя смелость утверждать, что лучшего учителя для него, чем ты, не сыщется во всем Королевстве! И не твоя вина, если ты не знаешь, где именно следует искать применение его недюжинным способностям. - Кулган открыл было рот, чтобы возразить, но отец Тулли не дал ему заговорить. - Нет, я ведь выслушал тебя до конца, теперь дай мне закончить мою мысль! Должны же мы с тобой в конце концов прийти к взаимопониманию! Сдается мне, ты позабыл, что Паг - отнюдь не уникальное явление. Ведь многим, как и ему, не удавалось раскрыть свои богатейшие таланты, посвятить свои силы служению людям или богам. Они пытались, но так и не смогли стать священниками или чародеями.

Кулган молча попыхивал трубкой и размышлял о чем-то, сдвинув кустистые брови к самой переносице. Внезапно он хмыкнул и, поймав на себе недоуменный взгляд отца Тулли, разразился хохотом.

- В чем дело? - с негодованием осведомился Тулли. - Что такого смешного ты нашел в моих словах?

Кулган сделал примирительный жест рукой, в которой была зажата трубка, и, продолжая посмеиваться, пояснил:

- Мне сейчас пришло в голову, что какой-нибудь свинопас, отчаявшись обучить сына своему ремеслу, тоже мог бы приписать отсутствие успехов в этом начинании чему угодно, только не своим собственным ошибкам. Скажи, ты поверил бы ему, если бы он попытался объяснить свою неудачу гибелью Свиного бога, приключившейся, если верить легенде, много веков тому назад?

Хотя столь кощунственное сравнение и покоробило Тулли, сама мысль, высказанная чародеем, была столь забавна, что святой отец не смог удержаться от смеха.

- Вот подходящая тема для религиозного диспута! - прокудахтал он, и оба друга расхохотались чуть ли не до слез.

Когда этот приступ безудержного веселья миновал, Тулли встал с табурета и серьезно проговорил:

- Все же подумай на досуге над моими словами, Кулган.

Возможно, Паг и впрямь сродни тем, чьи таланты обречены дремать под спудом, не принося пользы ни им самим, ни тем, кто их окружает. Но боюсь, ему все же не обойтись без тебя, мастер чародей!

Кулган задумчиво покачал головой:

- Не думаю, что неудачи тех ребят, о которых ты упомянул, могут быть объяснены так просто. Как, впрочем, и трудности, которые испытывает наш Паг. Природа каждого отдельного человека греховна, но идея Вселенной безупречна. Я часто ловил себя на мысли, что в случае с Пагом мне недостает лишь умения проникнуть в самые потаенные недра его души и что это вполне может оказаться по силам кому-нибудь другому, кто отыщет верный путь к тем талантам, что дремлют в глубинах его существа.

Тулли вздохнул и веско произнес:

- Мы с тобой уже касались этого вопроса, Кулган. Мне нечего добавить к тому, что я сказал несколько минут тому назад. Ведь недаром все ученики сходятся на том, что плохой мастер все же лучше, чем никакого. Подумай, что было бы с мальчишкой, если бы никто не согласился стать его наставником!

Кулган как ужаленный вскочил с кровати и воззрился на Тулли округлившимися от удивления глазами.

- Повтори! - требовательно воскликнул он.

Тулли растерянно заморгал короткими светлыми ресницами и пробормотал:

- Я спросил, подумал ли ты о том, что приключилось бы с Пагом, останься он без наставника.

Кулган некоторое время молча яростно дымил трубкой, меряя шагами тесную каморку Пага. Тулли, не сводивший с него глаз, озабоченно спросил:

- Что случилось, Кулган?

- Похоже, - задумчиво проговорил чародей, - ты, сам того не ведая, подал мне хорошую идею.

- Какую именно? - живо отозвался священник.

Кулган, нахмурившись, помотал головой:

- Я еще ничего толком не решил, но твои слова заставили меня задуматься вот о чем: скажи, у кого, по-твоему, первые чародеи учились своему ремеслу?

Проницательный священник без труда догадался, что праздный на первый взгляд вопрос Кулгана имеет непосредственное отношение к мальчишке, чья судьба в настоящий момент так заботила их обоих. Он молча уселся на табурет и принялся сосредоточенно обдумывать то решение, на которое натолкнули чародея его слова. Кулган, по-прежнему попыхивая трубкой, размышлял о том же. Из окна до них доносились громкие крики мальчишек, резвившихся на замковом дворе.

Шестой день каждой недели был днем отдыха для мальчишек и девчонок, работавших в замке. Юные ученики и те из ребят, кому через год-другой еще предстояло подвергнуться Выбору, сбивались в шумную толпу и затевали бесчисленные потасовки и всяческие проказы. Девочки, прислуживавшие герцогской семье и придворным дамам, занимавшиеся шитьем, вышиванием и помогавшие на кухне с восхода до заката, а порой и до глубокой ночи, в свой свободный день тихо и чинно собирались у Принцессиного сада. Мальчишки затевали игру в салки, терзали кожаный мяч, туго набитый тряпьем и, то и дело сбивая друг друга с ног, обмениваясь тумаками. Они надевали в этот день свое самое ветхое, поношенное платье, ибо кровавые пятна, грязь и прорехи являлись делом обычным. Мало кто из ребят к вечеру шестого дня оставался без подобных украшений.

Девочки, усевшись в рядок подле невысокой каменной ограды Принцессиного сада, негромко сплетничали о придворных дамах Крайди. В противоположность представителям сильного пола, они обряжались в свои самые нарядные одежды, и их чисто вымытые и заботливо расчесанные волосы - каштановые, русые, черные и белокурые - блестели на солнце. Обе группы пытались сделать вид, что совершенно не интересуются друг другом, но и у тех и у других это выходило одинаково неубедительно.

Выбежав во двор, Паг тотчас же оказался в самой гуще игры, в которой, как обычно, верховодил высокий, сильный Томас. Он метался из стороны в сторону с мячом в руках, заливисто смеясь, и его белокурые волосы трепетали на ветру, словно знамя. Он стоически, ни разу не поморщившись, выдерживал удары и тычки других мальчишек, как будто причиняемая ими боль служила для него своего рода пряной приправой к веселой игре. Он промчался сквозь толпу соперников и, увернувшись от нескольких тумаков и подножек, поддел мяч ногой. Тот взвился в воздух, описал дугу и упал посреди мощеного двора. Вся ватага стремглав бросилась за добычей.

Никто из жителей Королевства не смог бы сказать, откуда появилась эта веселая, подвижная игра. Она существовала уже несколько столетий, и нынешние юнцы, неукоснительно соблюдая ее правила, отдавались ей с таким же восторгом, как в свое время их отцы, деды и прадеды.

Паг рванулся вперед и сильным толчком в плечо сбил с ног коренастого Рульфа в тот самый момент, когда ученик конюшего готовился нанести Томасу предательский удар сзади. Рульф покатился по земле, и Томасу удалось достигнуть мяча прежде других мальчишек. Он снова подбросил его ногой, и мяч, повинуясь точно рассчитанному удару, плюхнулся в большую рассохшуюся бочку. Двор огласился приветственными криками в адрес победителя. Рульф стремительно вскочил с земли, оттолкнул одного из мальчишек, оказавшегося на его пути, и подбежал к Пагу. Сдвинув темные брови, он прошипел в лицо своему обидчику:

- Попробуй только повторить это, и я переломаю твои тощие ножонки, ты, кукушкино отродье!

Паг и стоявшие рядом мальчишки прекрасно поняли смысл, вложенный Рульфом в эти слова. Всем были хорошо известны скверные повадки упомянутой птицы, а именно ее обыкновение подбрасывать свои яйца в гнезда других пернатых. Назвав Пага кукушкиным отродьем, Рульф лишний раз напомнил ему и всем, что он - всего лишь безродный найденыш. Паг не мог оставить подобное оскорбление без ответа. Вызов, брошенный учеником конюха, стал последней каплей, переполнившей чашу бед и горестей, которые свалились на него в последние месяцы.

Он бросился на Рульфа, обхватил его толстую шею левой рукой, а правой нанес сокрушительный удар в круглое лицо мальчишки. Из носа у Рульфа потекла кровь. Через секунду оба ученика уже катались по булыжникам двора. Перевес в схватке был явно не на стороне Пага. Тяжелый, плотный Рульф стал одолевать его. Еще через несколько мгновений он уже уселся верхом на грудь Пага и принялся молотить его по лицу своими огромными кулаками.

Томас стоял рядом с дерущимися и беспомощно глядел на своего распростертого на земле друга. Он при всем желании не мог прийти на помощь Пагу, ибо законы чести соблюдались учениками ремесленников так же строго, как и благородными рыцарями. Стоило Томасу вмешаться в ход сражения, и Паг был бы навеки опозорен в глазах тех, кто сейчас наблюдал за ходом поединка. Будущий воин принялся кружить вокруг Пага и Рульфа, поддерживая боевой дух своего приятеля словами одобрения, давая ему советы, бесполезность которых он не мог не осознавать, и морщась при каждом ударе, получаемом Пагом, так, словно сам испытывал боль.

Паг пытался уворачиваться от града сыпавшихся на него ударов, и многие из них не достигли цели, но, больно ушибив кулак о булыжники двора, Рульф пришел в неистовую ярость, от которой рука его словно бы сделалась еще тяжелее, и вскоре Паг перестал ясно осознавать происходящее. Голоса мальчишек доносились теперь до его слуха словно бы откуда-то издалека, он почти не чувствовал боли от тумаков, которые по-прежнему сыпались на его лицо и голову, а перед глазами его поплыли красные и фиолетовые круги. Но внезапно жестокое избиение прекратилось, и с груди Пата была снята давившая на нее тяжесть.

Через несколько мгновений к Пагу вернулись зрение и слух.

Он увидел над собой принца Аруту, державшего Рульфа за шиворот так, что ноги ученика конюха едва касались земли. Не обладая богатырской силой своих отца и брата, Арута тем не менее оказался способен удерживать на весу упитанного подростка.

Принц холодно улыбнулся и проговорил:

- По-моему, с него вполне довольно. Ты согласен?

По тону, каким были произнесены эти слова, все мальчишки поняли, что Арута вовсе не намеревался принимать в расчет мнение Рульфа. Однако тот, слизнув с губы кровь, которая все еще сочилась из разбитого Пагом носа, издал хриплый звук, означавший согласие, и попытался кивнуть. Арута отвел руку в сторону и выпустил воротник Рульфа. Тот плюхнулся навзничь, что вызвало дружный смех у наблюдателей.

Принц наклонился к Пагу и помог ему встать на ноги.

Придерживая его за плечи, он негромко произнес:

- Я в восторге от твоей храбрости, малыш, но впредь советую тебе быть осторожнее. Ведь нельзя же допустить, чтобы какой-то грубиян вышиб мозги из головы юного крайдийского чародея!

В голосе принца звучала легкая насмешка. Паг слушал его молча, не находя слов для ответа. В голове его по-прежнему раздавался легкий звон. Арута улыбнулся и передал его на попечение Тома, который успел принести из кухни смоченное водой полотенце.

Паг окончательно пришел в себя, лишь когда Томас вытер его лоб и щеки прохладной влажной тканью. Но он снова почувствовал себя из рук вон плохо, проследив взглядом за принцем Арутой.

Тот приблизился к стоявшим неподалеку и наблюдавшим за недавней сценой принцессе и Роланду. Оказаться поверженным наземь и избитым на глазах у девчонок-горничных было бы позорно, но получить трепку от такого ничтожества, как Рульф, в присутствии самой принцессы означало для Пага не что иное, как полную катастрофу.

Усилием воли подавив рвавшийся из груди стон отчаяния, Паг встал вполоборота к принцу, принцессе и Роланду.

Томас легонько тряхнул его за плечо:

- Не вертись, сделай одолжение! Слов нет, тебе крепко досталось от него, но зато ты выпачкан его, а не своей кровью.

К утру нос Рульфа станет похож на перезрелую свеклу!

- Как и вся моя голова! - со вздохом отозвался Паг.

- Пустяки! Пара синяков, заплывший глаз и свернутая челюсть. Вот и все увечья. Ты держался молодцом, Паг, но, право же, тебе следует подрасти хоть на пару вершков и набрать вес, прежде чем снова набрасываться на Рульфа с кулаками и разбивать ему нос!

Краем глаза Паг заметил, что принц взял сестру под локоть, уводя ее с поля боя. Роланд, поймав на себе взгляд ученика чародея, широко осклабился. Пагу захотелось провалиться сквозь землю.

Паг и Томас с тарелками в руках вышли из кухни. Во дворе было по-летнему тепло, и они предпочли поужинать на открытом воздухе, вдыхая запах моря, доносимый сюда вечерним бризом, а не тесниться в душной трапезной вместе с остальными учениками.

Мальчики присели на широкие ступени крыльца, еще хранившие тепло знойного дня, и Паг несколько раз осторожно открыл и закрыл рот. Нижняя челюсть нестерпимо болела и двигалась точно на шарнирах. Он отщипнул маленький кусочек жареной баранины, попробовал прожевать его, покачал головой и отставил тарелку в сторону.

Томас взглянул на друга с неподдельным участием.

- Не можешь есть?

Паг кивнул:

- Челюсть ужасно болит. - Он уперся локтями в колени и обхватил ладонями нижнюю часть лица. - Право же, мне следовало сдержать свой гнев.

Томас, набив рот жарким, едва внятно пробубнил:

- Мастер Фэннон говорит, что воин никогда не должен терять головы, иначе он рискует и в самом деле лишиться ее.

Паг вздохнул:

- Что-то подобное говорил и мой учитель Кулган. А ведь я владею некоторыми приемами, которые помогают контролировать чувства. Мне надо было вовремя применить один из них.

Томас проглотил прожеванную пищу и потянулся за новым куском.

- Так ведь одно дело - упражняться в подобных вещах у себя в комнате, и совсем другое - помнить о них, когда тебе наносят незаслуженное оскорбление. На твоем месте я наверняка сделал бы то же самое.

- Но ты одолел бы его!

- Почти наверняка. Поэтому-то Рульф никогда не станет задирать меня. - Томас говорил о своем превосходстве над Рульфом без малейшей тени самоуверенности и бахвальства. Он лишь констатировал всем известный факт. - И все же ты держался молодцом, Паг. Свекольный нос теперь хорошо подумает, прежде чем снова свяжется с тобой. Значит, поставленная цель достигнута.

- Что ты имеешь в виду?

Томас поставил свою тарелку наземь и удовлетворенно рыгнул.

- Понимаешь, с задирами всегда так. Главное не в том, можешь ли ты положить их на лопатки. Они ведь нападают только на тех, от кого не ждут вовсе никакого отпора. В глубине души этот грубиян Рульф - просто трус. Вот увидишь, теперь он станет преследовать только мелюзгу, а к тебе и близко не подойдет, хотя ему и удалось сбить тебя с ног. Ведь ты так здорово огрел его, старина! Ой, не могу! Прямо в клюв! - И Томас залился смехом.

Похвала Томаса возымела свое действие. Взглянув на происшедшее его глазами, Паг почувствовал себя намного лучше.

Томас кивнул в сторону тарелки Пага:

- Может, поешь?

Паг скользнул равнодушным взором по отвергнутому им ужину, состоявшему из жареного бараньего бока, овощей и картофеля.

Учеников кормили вкуснее и обильнее, чем мальчишек, не достигших тринадцати лет.

- Не хочется. Угощайся на здоровье, Томас.

Тот не заставил себя упрашивать. В мгновение ока тарелка Пага оказалась на его коленях, и будущий воин принялся с завидным аппетитом поглощать ее содержимое. Паг с улыбкой кивнул другу и перевел взгляд на стену замка.

- И надо же мне было так осрамиться перед всеми!

Рука Томаса с зажатой в ней жареной картофелиной замерла на полпути от тарелки ко рту. Он исподлобья посмотрел на Пага и спросил:

- И ты тоже?

- Что - и я тоже?

- А то, что ты места себе не находишь, потому что принцесса видела, как Рульф задал тебе трепку.

Паг гордо вскинул голову.

- О какой трепке ты говоришь? По-моему, он получил от меня сполна!

Томас отмахнулся от этого утверждения друга.

- Неважно! Выходит, все дело в ней! В принцессе!

- Похоже, что так, - со вздохом согласился Паг.

Томас вернулся к прерванной трапезе, и в течение нескольких минут Паг наблюдал, как тот расправлялся с картошкой, овощами и бараниной. Наконец, когда с ужином было покончено, Паг несмело спросил:

- Неужто она тебе не нравится?

Томас вытер губы тыльной стороной ладони и пожал плечами:

- Отчего же? Наша принцесса Каролина на диво хороша собой.

Но я знаю свое место и потому присмотрел для себя кое-кого попроще.

- Кто же это? - резко выпрямившись, с любопытством спросил Паг.

- Не скажу! - Томас помотал головой. На губах его появилась плутоватая улыбка.

- А я и без тебя знаю! - самодовольно ухмыльнулся Паг. - Это ведь Неала, правда?

От удивления глаза Томаса едва не вылезли из орбит:

- Как ты узнал об этом?!

Паг напустил на себя таинственно-непроницаемый вид.

- Мало что может укрыться от нас, чародеев!

- Тоже мне чародей! - фыркнул Томас. - В таком случае, я - капитан королевской гвардии! Скажи-ка лучше правду, как ты догадался, что мне нравится Неала?

Паг расхохотался.

- Это было нетрудно, уверяю тебя! Ведь всякий раз, как она появляется поблизости, ты запахиваешься в свой воинский плащ и пыжишься, как бантамский петух!

Томас не на шутку встревожился. Щеки его залил румянец смущения.

- Паг, а как по-твоему, сама она догадывается?

- Конечно нет, - с притворным сочувствием ответил Паг и хитро прищурил глаза. - Но только в том случае, если она ослепла и оглохла и если другие девчонки не подсказали ей раз по сто каждая, что ты в нее влюблен!

- Что же она подумает обо мне? - спросил вконец растерявшийся Томас.

- Кто может знать, о чем думают эти девчонки, что им по душе, а что - нет? Но я почти уверен, что Неалу радует твое внимание.

Томас посмотрел себе под ноги и неожиданно спросил:

- Ты когда-нибудь задумывался о женитьбе?

Паг беспомощно заморгал, словно сова, внезапно очутившаяся на ярком свету.

- Я... мне подобное и в голову не приходило. К тому же, я не уверен, что чародеи вообще обзаводятся семьями. Думаю, им это возбраняется.

- Воинам тоже, - кивнул Томас. - Мастер Фэннон говорит, что солдат, стоит ему жениться, становится менее усердным в своем ремесле.

- Но похоже, это не относится к сержанту Гардану и многим другим воинам Крайди, - возразил Паг.

Томас пожал плечами, всем своим видом давая понять, что исключения, упомянутые Пагом, лишь подтверждают незыблемость правила, втолкованного ему мастером Фэнноном.

- Иногда я стараюсь представить себе, каково это - иметь семью.

- Так ведь она у тебя есть! Это я лишен родителей и кого-либо из близких!

- Но я имею в виду жену, осел ты этакий! И детей, если уж на то пошло, а вовсе не своих родителей!

Паг развел руками. Предмет разговора явно занимал его гораздо меньше, чем рослого, широкоплечего Томаса, казавшегося гораздо старше своих лет. Помолчав немного, он нехотя процедил:

- Наверное, мы оба когда-нибудь женимся и обзаведемся детьми, если только нам с тобой суждена подобная участь.

Томас задумчиво взглянул на младшего товарища. Слова Пага не разрешили его тревог и сомнений.

- Я порой представляю себе маленькую комнатку в замке и...

- Он тряхнулголовой. - Но не могу представить, кто будет моей женой. Боюсь, во всем этом есть какая-то странность.

- Странность?

- Что-то, чего я не в силах понять. Не знаю, как тебе это объяснить...

- Ну, если уж ты не знаешь, - усмехнулся Наг, - то мне и вовсе не догадаться, что в твоих мыслях и мечтах кажется тебе странным.

- Ведь мы с тобой друзья, Паг? - спросил Томас, внезапно меняя тему разговора.

- Ну разумеется, - не скрывая своего удивления, кивнул Паг.

- Ты - мой названый брат. Твои родители всегда относились ко мне как к сыну. Но почему, во имя самого Неба, ты спрашиваешь об этом?!

Томас вздохнул и обхватил руками плечи:

- Сам не знаю. Пожалуй, дело в том, что порой мне кажется, будто скоро всему этому настанет конец. Ты станешь чародеем, будешь путешествовать по миру, встречаясь с магами и колдунами из дальних стран. А я, как и любой другой воин, буду выполнять приказы своего господина. Наверное, я за всю свою жизнь увижу лишь часть нашего Королевства, да и то если мне посчастливится попасть в число гвардейцев герцога.

Пага не на шутку встревожили не столько слова Томаса, сколько тон, каким они были произнесены. Он не знал, чем вызвана эта перемена, отчего его веселый, беззаботный, улыбчивый друг внезапно сделался столь мрачным философом.

- Брось, Томас! - стараясь обратить все в шутку, воскликнул он. - Смотри веселей, а то ведь можно подумать, что не я, а ты нынче получил взбучку от Рульфа! И знай, что мы навсегда, до конца наших дней останемся друзьями, что бы нас ни разделяло!

- Надеюсь, что твои слова сбудутся! - улыбнулся Томас.

Мальчики умолкли. Они сидели вплотную друг к ДРУГУ на ступенях крыльца, наслаждаясь вечерней прохладой, и разглядывали яркие звезды, усеявшие небо. Сквозь решетку замковых ворот им были видны редкие огни засыпавшего города.

На следующее утро, увидев свое отражение в умывальном тазу, Паг отпрянул от табурета и в ужасе замахал руками. Вместо левого глаза на лице его красовался огромный фиолетовый синяк, да и правый был открыт лишь наполовину, лоб и щеки испещряли ссадины и кровоподтеки. При малейшей попытке пошевелить челюстью острая боль пронзала его голову и шею. Фантус, удобно устроившийся на постели мальчика, равнодушно взглянул на него и зевнул во всю ширь своей огромной красно-черной пасти. Его красные глаза мерцали в лучах занимавшегося рассвета.

Дверь распахнулась, и в комнату вошел Кулган, облаченный в ярко-зеленый балахон из блестящей парчи. Оглядев своего ученика с головы до ног, он уселся на постель и почесал выпуклые надбровные дуги Фантуса. Дракон умиротворенно заурчал.

- Вижу, вчера ты не терял времени даром, Паг, - усмехнулся чародей. - Нашел-таки занятие себе по душе, а?

- Мне пришлось подраться с одним мальчишкой, сэр.

- Что ж, драки - это, к сожалению, удел не одних лишь мальчишек. Взрослые мужи тоже участвуют в них, но на гораздо более серьезном уровне. Надеюсь, однако, что твой противник выглядит нынче по крайней мере так же скверно, как ты сам. Ведь ты не отказал себе в удовольствии дать ему сдачи?

- Вы смеетесь надо мной, сэр.

- Не без этого, Паг. Но я вовсе не осуждаю тебя. В молодости и я получил свою долю синяков и ссадин, уж ты поверь мне. Однако учти, что время мальчишеских потасовок для тебя миновало, дружок! Тебе надлежит посвятить свои силы более достойным занятиям.

- Я согласен с вами, мастер, но все последние месяцы я был так разочарован в себе, так недоволен собой, а тут еще этот грубиян Рульф попрекнул меня моим сиротством, вот я и не сдержался.

- То, что ты признаешь свою не правоту, - весьма обнадеживающий знак, - улыбнулся Кулган. - Другие на твоем месте стали бы сваливать всю вину на противника и выгораживать себя.

Паг переставил умывальный таз на низкий столик, придвинул табурет к кровати и уселся на него. Он догадался, что Кулган пришел продолжить вчерашний разговор. Чародей извлек из недр балахона свою трубку и принялся неторопливо набивать ее табаком.

- Паг, боюсь, что до настоящего момента я следовал неверным путем во всем, что касается твоего обучения. - Он поискал глазами щепку, чтобы сунуть ее в жерло маленькой печки и раскурить трубку, но не найдя на столе и на полу ни одной, даже самой тонюсенькой лучинки, досадливо крякнул, сдвинул брови к переносице и на мгновение умолк. Вскоре над кончиком его указательного пальца появился маленький язычок пламени. Кулган поднес палец к трубке, сладко затянулся и тряхнул рукой, гася огонь. Комната наполнилась клубами дыма. - Весьма полезное уменье, если куришь трубку, - удовлетворенно пробормотал он.

- Я отдал бы все на свете, чтобы суметь повторить это, - вздохнул Паг.

- Как я уже сказал, я, похоже, ступил на неверный путь и увлек за собой тебя, дружок. Возможно, нам следует отнестись к твоему обучению иначе, взглянуть на эту проблему с другой точки зрения.

- Что вы имеете в виду, учитель?

- Паг, первые маги и чародеи в начале времен не имели учителей. Они сами создавали принципы магического искусства, которые мы ныне постигаем. Некоторые из наиболее распространенных умений - скажем, предсказание перемен погоды или поиск подземных вод с помощью посоха - возникли в далекой древности. И вот я подумал, что мне, пожалуй, стоит предоставить тебя самому себе. Изучай все, что тебе заблагорассудится с помощью моих книг и свитков. Продолжай постигать искусство писца под руководством нашего доброго Тулли. Но я не стану давать тебе уроков - по крайней мере, в ближайшие несколько месяцев. Возможно, это принесет тебе пользу. Разумеется, я по-прежнему готов отвечать на все твои вопросы. Но заниматься ты будешь самостоятельно. Согласен?

- Неужто я совсем безнадежен, учитель? - упавшим голосом осведомился Паг.

- Ничего подобного! - возразил Кулган и с улыбкой потрепал мальчика по плечу. - Многие из искусных магов испытывали серьезные трудности в начале обучения ремеслу, что не помешало им впоследствии стать мастерами своего дела. Не падай духом, дружок! Пусть тебя не обескураживают неутешительные результаты первых месяцев ученичества, ведь оно продлится еще долгих девять лет! Кстати, ты хотел бы научиться ездить верхом?

Этот неожиданный вопрос застал Пага врасплох. Он с сомнением взглянул на Кулгана, заподозрив мастера в намерении подшутить над ним. Но чародей смотрел на него серьезно, без улыбки и явно ожидал ответа.

- О, еще бы! Я столько раз мечтал об этом!

- Герцог решил, что принцессе нужен грум, который время от времени сопровождал бы ее высочество во время верховых прогулок. Оба принца слишком заняты и не могут взять на себя еще и эту обязанность. - Кулган вздохнул. - Твое происхождение слишком низко, чтобы ваше с принцессой уединение могло ее скомпрометировать. - Он смягчил свои слова ласковой улыбкой. -И в то же время ты куда более воспитан и благообразен, чем ученики нашего мастера конюшего, поэтому выбор его сиятельства пал на тебя.

Голова Пага пошла кругом. Мог ли он мечтать о такой удаче?

Он не только научится ездить верхом, как высокородный юноша, но и получит возможность видеться с принцессой наедине и даже говорить с ней!

- Когда мне будет дозволено начать занятия?

- Сегодня. Сейчас же. Ведь время утренней молитвы уже прошло.

В первый день недели благочестивые прихожане, как правило, посещали утренние службы в замковой часовне или в городском храме. Оставшаяся часть дня посвящалась отдыху. Челядь замка по очереди выполняла лишь самые необходимые работы по обслуживанию герцогского семейства и придворных. У взрослых, в отличие от детей и подростков, отдыхавших еще и в шестой день недели, был лишь один выходной, и они весьма дорожили им.

- Ступай на конюшню, дружок. Заниматься с тобой будет мастер Элгон собственной персоной. Герцог уже переговорил с ним об этом.

Не говоря ни слова, Паг выбежал из каморки, спустился вниз по лестнице и, миновав кухню, стремглав бросился к конюшне.

Глава 4 НАПАДЕНИЕ

Паг ехал молча. Его лошадь мелкой, ленивой трусцой семенила вдоль обрывистого берега моря.

Воздух был напоен благоуханием луговых цветов, росших по обочинам тропинки. Далеко на востоке виднелась кромка густого леса. День выдался жаркий, и над морем колыхалось легкое, прозрачное марево. Белогрудые чайки, пронзительно крича, носились над волнами, то и дело камнем бросаясь к воде за добычей. По небу плыли пышные белые облака.

Пристально разглядывая стройную, прямую спину принцессы, ехавшей в нескольких шагах впереди него на белоснежной кобыле, Паг вспоминал события минувшего утра. Ему пришлось битых два часа ожидать на конюшне появления ее высочества. Она вышла из замка в сопровождении отца, и герцог Боуррик принялся подробно перечислять Пагу его обязанности грума и несколько раз напомнил об ответственности, сопряженной с этим званием. Паг терпеливо выслушал его, хотя герцог почти дословно повторил все то, что втолковывал ему мастер Элгон накануне вечером. Старший конюший целую неделю учил Пага верховой езде и наконец решил, что отныне он вполне способен сопровождать принцессу в ее прогулках.

Паг проследовал за Каролиной к замковым воротам. Решетка поднялась, и всадники выехали на дорогу, которая вела к берегу моря. Паг все не мог нарадоваться свалившемуся на него счастью.

Он пребывал в прекрасном расположении духа, хотя всю минувшую ночь провел без сна, а проснувшись, не смог притронуться к завтраку.

***

Теперь же восторг, которому он предавался в течение всей прошедшей недели, уступил место досаде и глухому раздражению.

Принцесса решительно отвергла все его попытки завязать вежливый разговор. Она лишь отдавала ему краткие приказания, после чего замыкалась в упорном молчании. Тон ее был сух и резок, она вела себя с ним бесцеремонно, почти грубо и к немалой досаде Пата упорно избегала называть его по имени, заменяя его словом <мальчишка>. Она нисколько не походила сейчас на благовоспитанную высокородную леди, каковой ее привыкли считать все обитатели замка. Оставшись наедине с Пагом, Каролина уподобилась капризной, избалованной девчонке, явно задавшейся целью вывести своего спутника из терпения.

Для прогулки Пагу оседлали старую рабочую лошадь. Похлопав ее по шее, мастер Элгон со смехом провозгласил:

- По всаднику и конь!

Паг чувствовал себя довольно неловко, взгромоздившись на эту неказистую клячу. Лошадь оказалась смирной и добродушной.

Она двигалась вперед с упорной медлительностью существа, привыкшего больше всего на свете ценить покой и досуг, и нетерпеливому всаднику при всем его старании не удавалось заставить ее перейти с шага даже на легкую рысь.

Паг надел нынче свой самый красивый ярко-красный камзол и серые штаны. Он приберегал этот наряд, подаренный ему Кулганом, для особо торжественных случаев, но рядом с принцессой он тем не менее выглядел одетым бедно и жалко: скромное желтое платье для верховой езды, рукава и подол которого были оторочены черными кружевами, и желтая с черным шляпка, составлявшие ее одеяние, поражали изысканностью сочетания цветов и благородной простотой покроя. Каролина, хотя она сидела в седле боком, по-дамски, была, казалось, создана для верховой езды. От завистливого взгляда Пага не ускользнуло, как прямо и уверенно держится она верхом на своей стройной, резвой кобыле. Сам же он чувствовал себя по сравнению с ней неуклюжим деревенским увальнем, шутки ради взгромоздившимся на рабочую клячу, вместо того чтобы брести вслед за ней по полю, навалившись на плуг. В добавление к неказистой внешности и возмутительной медлительности кобыла эта имела скверную привычку останавливаться каждые несколько шагов, чтобы пощипать травы или обглодать верхушки ближайших кустов. В подобных случаях, чтобы заставить ее сдвинуться с места, Пагу приходилось колотить клячу пятками по бокам. Лошадь, на которой ехала Каролина, была великолепно вышколена и беспрекословно повиновалась своей всаднице. Принцесса стремительно и уверенно мчалась вперед, не обращая ни малейшего внимания на пыхтение и досадливые восклицания Пата, старавшегося сдвинуть с места упрямую питомицу мастера Элгона.

Вскоре Паг почувствовал волчий голод. Все его романтические мечты улетучились как дым, вытесненные насущнейшей потребностью молодого, растущего организма. Он стал все чаще и чаще поглядывать на корзинку с завтраком, притороченную к его седлу, и глотать слюну в ожидании скорого привала.

Внезапно принцесса обернулась к нему и надменно спросила:

- Мальчишка, какому ремеслу ты обучаешься?

Паг, растерявшись от неожиданности, не сразу собрался с ответом.

- Я... я - ученик мастера Кулгана, - запнувшись, пробормотал он после нескольких секунд неловкого молчания.

- Ах вот ты, оказывается, кто! - Принцесса смерила его презрительным взглядом и, казалось, полностью утратила интерес к его персоне. Паг с тоской подумал, что с подобной же брезгливостью Каролина, скорее всего, стала бы разглядывать насекомое, дерзновенно заползшее на обеденное блюдо.

Прогулка продолжалась в молчании. Прошло около получаса, когда Каролина, наконец, произнесла:

- Мальчишка, здесь мы остановимся.

Паг натянул поводья, спешился и подбежал к принцессе, чтобы помочь ей сойти с лошади, как учили его мастер Элгон и герцог.

Но Каролина уже успела соскочить наземь. Протянув ему поводья, она подошла к краю обрывистого берега.

С минуту она молча вглядывалась в морскую даль, затем, не оборачиваясь, спросила:

- Ты считаешь меня красивой?

Вопрос принцессы снова привел Пага в замешательство. Он молчал, не зная, что ответить ей. Каролина повернулась к нему лицом и топнула ногой.

- Ну же! Отвечай!

- Да, ваше высочество.

- Очень красивой?

- Да, ваше высочество. Очень красивой.

Принцесса слегка нахмурилась и снова обратила взор к морю, расстилавшемуся перед ней.

- Этот вопрос очень важен для меня, мальчишка, - задумчиво произнесла она. - Мне просто необходимо быть красивой. Леди Марна говорит, что со временем я стану самой прекрасной девушкой Королевства. Но ведь она без ума от меня и потому, возможно, судит пристрастно. Я желала бы стать супругой высокородного и влиятельного вельможи, а ведь правом выбора обладают лишь самые красивые из невест. Дурнушкам же приходится довольствоваться теми, кого посылают им боги. Леди Марна говорит, что искать моей руки будут очень многие. Ведь мой отец - особа королевской крови! - Она снова взглянула на него, явно наслаждаясь неловкостью, в которую ввергли ничтожного мальчишку ее хвастливые высказывания. - У тебя много друзей?

Паг пожал плечами.

- Есть несколько, ваше высочество.

Каролина с минуту изучающе смотрела на него, а затем со вздохом произнесла:

- Должно быть, это здорово. - Она отвела локон, выбившийся из-под кокетливой шляпки и грустно улыбнулась каким-то своим мыслям. В эту минуту принцесса показалась Пагу такой одинокой и беззащитной, что душа его снова исполнилась прежней нежности к ней. Вероятно, чувства Пага отразились на его лице, ибо Каролина немедленно решила укрепить пошатнувшийся было незримый барьер в отношениях между нею и мальчишкой-грумом, барьер, который она так упорно возводила с самого утра. Сощурив свои синие глаза, она строго и высокомерно изрекла:

- Мы будем завтракать теперь же!

Паг с готовностью бросился выполнять ее распоряжение. Он отвязал корзину со снедью от своего седла, поставил ее на траву и снял плетеную крышку. От запаха свежевыпеченного хлеба, сыра и копченой грудинки рот его наполнился слюной.

Принцесса взглянула на него сверху вниз и скомандовала:

- Отведи лошадей к ручью за холмом и напои обеих. Поесть успеешь на обратном пути. Я позову тебя, когда окончу завтрак.

Подавив возглас досады, готовый слететь с губ, Паг взял лошадей под уздцы и побрел к ручью. Он поддевал ногой попадавшиеся на его пути небольшие камни и насвистывал мотив грустной песенки, которую не так давно исполняли в главном холле замка бродячие менестрели. Паг хорошо помнил, как строго мастер Элгон и герцог предупреждали его, чтобы он не смел надолго оставлять принцессу одну. Но ведь мастер также запретил ему противоречить ее высочеству и велел без возражений выполнять все ее приказы. Ситуация, созданная Каролиной, предполагала нарушение по крайней мере одного из наставлений конюшего и герцога. Паг надеялся, что сделал правильный выбор.

Здесь, вдалеке от леса, ее безопасности ничто не угрожало.

Кроме того, он был несказанно рад хоть немного отдохнуть от принцессы, от ее возмутительного высокомерия и отпускаемых ею колкостей.

Подойдя к ручью, он расседлал лошадей и протер их спины пучком сухой травы. Обе кобылы напились прохладной, чистой воды и стали мирно пастись на широкой поляне. Паг уселся на берегу ручейка и принялся перебирать в уме события дня. В душе его боролись противоречивые чувства. Он по-прежнему считал Каролину самой красивой девушкой в округе, но неприязнь, которую она демонстрировала ему на протяжении всего утра, почти уничтожила ту нежную привязанность, то почтительное восхищение, с какими он относился к ней вот уже несколько лет кряду. Наг вспомнил, что, открыв корзину с завтраком, он готов был наброситься на еду, как голодный шакал, почти мгновенно забыв о присутствии Каролины. Он почесал в затылке, размышляя, является ли это признаком угасания его любви к принцессе и не была ли сама эта любовь лишь плодом его мальчишеского воображения.

Но вскоре мысли о Каролине наскучили ему, к тому же от долгого сидения на одном месте у него затекли ноги. Паг встал, потянулся и принялся искать на дне мелкого ручейка плоские и круглые камешки. Плоские нужны были ему, чтобы бросать их по воде так, чтобы они несколько раз коснулись волн, а круглые служили снарядами для его рогатки. После недолгих поисков он доверху наполнил карманы камнями и решил поупражняться в меткости. Паг вынул из-за пояса рогатку и стал стрелять по стволам тоненьких деревьев на другом берегу ручья, вспугивая обитавших в их листве птиц. Ему удалось сбить несколько гроздьев горьких ягод. В среднем лишь каждый шестой из его выстрелов не достигал цели. Удовлетворенный этим результатом, он снова сунул рогатку за пояс и пересчитал оставшиеся снаряды.

Их было немного, но Паг не стал искать новые, а заторопился к лошадям. Он решил заранее оседлать их, чтобы, когда принцесса крикнет его, не заставлять ее высочество ждать.

Он подошел к стройной белоснежной кобыле, похлопал ее по спине и наклонился, чтобы поднять с земли седло. Вдруг из-за холма послышался отчаянный, жалобный крик Каролины. Паг в мгновение ока домчался до вершины холма и остановился как вкопанный. Зрелище, представившееся его глазам, было столь ужасно, что волосы на его голове встали дыбом.

Принцесса бежала вдоль берега, подобрав подол платья, а по пятам за ней неслись два тролля. Живя в глуши лесов, тролли редко отваживались выходить на открытые места. Паг не мог представить себе, что побудило их изменить своим привычкам.

Даже находясь у себя в лесной чаще, эти твари нападали лишь на одиноких путников, не рискуя ввязываться в схватки с несколькими противниками разом. Внешне они напоминали людей, но были ниже ростом, шире в плечах, и руки их отличались непомерной длиной, почти доставая до земли. Они передвигались то на двух, то на четырех конечностях, развивая немалую скорость. Тролли хищно оскалились, обнажив длинные желтые клыки. Еще мгновение, и чудовища схватят принцессу!

Поколебавшись лишь мгновение, Паг вытащил из-за пояса рогатку и бросился наперерез преследователям. Он подоспел вовремя. Один из троллей уже тянул к Каролине свои длинные лапы с острыми, загнутыми когтями. Камень, пущенный из рогатки Пага, попал ему в челюсть. Тролль упал и с ревом покатился по земле.

Другой на всем бегу запнулся о тело товарища и свалился рядом с ним. Но через мгновение они вскочили на ноги и, позабыв об убегавшей принцессе, повернулись к Пагу, который остановился неподалеку от них. Чудовища со злобным ревом бросились к нему, и Паг помчался вверх по склону холма, рассчитывая вскочить на спину принцесс иной лошади, доскакать до Каролины, подсадить ее в седло и вместе с ней верхом спастись от преследователей. На бегу он опасливо оглянулся. Тролли настигали его. Их маленькие глазки на заросших шерстью мордах горели ненавистью, из оскаленных пастей торчали длинные клыки. Ветер донес до Пага отвратительный запах мертвечины, исходивший от этих кровожадных существ.

Достигнув вершины холма, Паг с ужасом обнаружил, что лошади вошли в ручей и находятся ярдах в двадцати от того места, где он их оставил. Тело Пага было покрыто липким потом, дыхание с хрипом вырывалось из полуоткрытого рта. Он бросился вниз по склону, от души надеясь, что успеет добежать до белой кобылы прежде, чем будет схвачен чудовищами.

Он прыгнул в ручей, слыша за спиной приближающийся топот.

Вода, доходившая ему до пояса, значительно замедляла продвижение.

Под ноги ему попался скользкий камень, и Паг потерял равновесие. Падая, он выставил руки вперед, чтобы удержать голову над поверхностью воды. Стоило ему подняться и сделать несколько шагов, как он снова споткнулся и опять оказался в воде по самое горло. Между тем тролли подбежали к берегу ручья.

Видя, что враг их барахтается в воде, они удовлетворенно зарычали. Паг с трудом выпрямился и попытался немеющими от холода пальцами зарядить камнем свою рогатку. Но рогатка выскользнула из рук и, подхваченная течениям, уплыла вниз по ручью. Паг едва не разрыдался от ужаса и отчаяния.

Тролли вошли в воду, и внезапно перед глазами Пага вспыхнул ослепивший его яркий свет. Голову его сжала мучительная боль, и в памяти стали сами собой возникать знакомые слова. Он отчетливо вспомнил весь текст одного из заклинаний, записанного на магическом свитке, который показывал ему Кулган. Почти бессознательно он стал повторять вслух слова и фразы заклинания, возникавшие перед его мысленным взором.

Когда Паг произнес волшебный текст до конца, боль отступила, и окрестности огласил ужасающий рев. Паг открыл глаза и увидел, что оба тролля беспомощно барахтаются в воде, истошно вопя. От боли и ужаса глаза обоих чудовищ вылезли из орбит. Они размахивали руками, словно борясь с невидимым противником.

Паг выбрался на берег ручья и стал с любопытством, недоумением и некоторой опаской наблюдать за троллями. Крики их становились все тише, движения сделались судорожными и беспорядочными. Вскоре один из них содрогнулся всем телом и недвижимо распластался на поверхности воды мордой вниз. Второй еще продолжал бороться со смертью, но через несколько мгновений захлебнулся и застыл на воде, как и его товарищ.

Вконец разбитый и опустошенный, Паг перешел ручей, стараясь держаться подальше от утопленников. Мозг его отказывался воспринимать происходящее. Он сделал несколько шагов по направлению к холму, но внезапно остановился, вспомнив о лошадях. Но тех и след простыл. Вероятно, едва завидев троллей, они помчались к дому.

Паг устремился на поиски принцессы. С вершины холма он оглядел окрестности, но Каролины нигде не было видно. Он спустился вниз, прихрамывая на ходу. На лужайке, неподалеку от обрывистого берега моря, лежала опрокинутая корзинка с завтраком. При виде нее из головы Пага мгновенно улетучились все снедавшие его тревоги. Он позабыл даже о необходимости как можно скорее отыскать Каролину. Голод заглушил собой все его чувства.

Паг опустился на колени и, выхватив из корзины первое попавшееся - кусок сыра - сунул его в рот. На траве лежала бутыль вина, часть содержимого которой выплеснулась наземь. Паг поднес бутыль к губам и сделал несколько глотков. По телу его разлилось приятное тепло, мысли прояснились. Он отломил горбушку от каравая, лежавшего в корзине, и стал с жадностью жевать свежий, ароматный хлеб.

В сознании его одно за другим стали постепенно всплывать подробности схватки с троллями, и лишь теперь он осознал, что впервые со времени начала своего ученичества сумел привести в действие магическое заклинание. Самым удивительным, однако, было то, что он сделал это без помощи каких-либо волшебных книг, свитков и амулетов. Пожалуй, здесь крылось что-то странное, не укладывавшееся в рамки его представлений о возможностях чародея. Но Паг был не в силах долго размышлять об этом. Мысли его снова начали туманиться. Больше всего на свете ему сейчас хотелось бы улечься на траву и заснуть, ведь теперь ни принцессе, ни ему ничто больше не угрожало. Принцесса! А ведь он чуть вовсе не позабыл о ней!

Паг резко вскочил на ноги. У него закружилась голова, и он едва не свалился на траву, однако сумел удержать в руках бутыль с остатками вина и краюшку хлеба. С трудом обретя равновесие, он заплетающейся походкой побрел туда, где видел Каролину в последний раз. Пагу было тяжело брести по высокой траве. Ноги плохо повиновались ему, перед глазами плыли разноцветные круги, в голове звенело. Он принялся звать принцессу по имени.

Внезапно из-за высоких кустов послышались сдавленные рыдания.

Пат устремился туда. Он нашел Каролину в гуще кустарника. Она горько плакала, спрятав лицо в ладонях. Во время погони шляпа слетела с ее головы, а платье было выпачкано и изорвано.

Услышав голос Пага, девушка взглянула на него расширившимися от ужаса глазами. Лишь через несколько мгновений она поняла, что схватка с троллями закончилась победой ее юного грума, и бросилась в объятия своего спасителя. Она вцепилась в полы его камзола и прижалась мокрой от слез щекой к его груди. Пат, по-прежнему державший в руках хлеб и бутыль с вином, растерянно переминался с ноги на ногу, не зная, как вести себя в подобной щекотливой ситуации. Наконец он неловко погладил принцессу по голове запястьем руки, в которой был зажат хлеб, и пробормотал:

- Все в порядке. Их больше нет. Вы в безопасности.

Каролина еще крепче сжала его в объятиях, а когда ее слезы иссякли, отстранилась и, всхлипнув, призналась:

- Я думала, они убили тебя и пришли за мной!

Пагом овладело замешательство. Он только что был на волосок от гибели, и силы его, казалось, вконец истощились в борьбе с чудовищами, теперь же его чувства подверглись едва ли не более суровому испытанию. Секунду назад он обнимал ту, о встрече с которой прежде мог лишь мечтать! Она нуждалась в его защите и получила ее. Это пленительное создание так щедро расточало ему свою благодарность! Он сделал шаг к ней, но Каролина отпрянула назад и вновь напустила на себя неприступный вид.

Первый порыв радости, бросивший ее в объятия Пага, бесследно прошел, уступив место негодованию на него за то, что он посмел воспользоваться ее слабостью, и на себя - за те ощущения, которые она испытала, прижавшись к его юному, горячему, сильному телу.

- Я рада, что ты остался цел и невредим, мальчик, - надменно произнесла она. Паг молчал, растерянно глядя на нее, и Каролина, гордо выпрямившись, скомандовала:

- Приведи лошадей.

Нам пора возвращаться в замок.

Паг почувствовал себя уязвленным до глубины души. О, как ему хотелось ответить дерзостью этой спесивой девчонке, из-за которой он чуть не погиб, но он взял себя в руки и ровным голосом произнес:

- Сожалею, ваше высочество, но лошади испугались троллей и убежали. Нам придется идти домой пешком.

Каролина топнула ногой и закусила губу. Ее покрасневшие глаза вновь стали наполняться слезами. Она не могла не понимать, что сама виновата во всем случившемся, но спесь и упрямство в который уже раз взяли в ней верх над здравым смыслом. Она дала выход своему гневу, капризно воскликнув:

- Пешком?! Да как это ты осмеливаешься предложить мне подобное?! Ведь до замка так далеко! Я не пойду! Слышишь? Не пойду!

Выражение непререкаемого упрямства и презрения на заплаканном лице принцессы нисколько не вязалось с ее обликом: волосы растрепались, руки были исцарапаны о колючий кустарник, измятое платье пестрело прорехами и пятнами грязи. Кровь бросилась в голову Пага. Не в силах долее сдерживаться, он закричал:

- Тогда сидите здесь, прах вас возьми, и ждите, когда в замке поднимут тревогу и пришлют сюда поисковый отряд! Можете быть уверены, это произойдет не раньше, чем часа через два после захода солнца!

Каролина отступила назад и, пытаясь сохранить прежний царственно-надменный вид, дрожащими губами пробормотала:

- Не смей говорить со мной таким тоном, мальчишка!

Эти слова принцессы подействовали на Пага, словно удар хлыстом. Он надвинулся на нее и, бешено жестикулируя, выкрикнул:

- Что?! Вы недовольны моим тоном?! Не я ли только что подвергал опасности свою жизнь ради сохранения вашей?! И теперь вы вместо благодарности осыпаете меня упреками! Что же, по-вашему, я должен был одной рукой топить троллей, а другой держать лошадей, чтобы они не убежали?! Будьте довольны уже тем, что остались живы! Мы, ремесленники, может, и худородны, но достаточно хорошо воспитаны, чтобы всегда благодарить тех, кто оказывает нам услуги. - Он перевел дух, чувствуя, как гнев его улетучивается, и добавил уже спокойнее:

- Можете оставаться здесь, если желаете, я же намерен вернуться в замок пешком. - Внезапно он осознал, что стоит перед принцессой в нелепой позе, с бутылью, воздетой над головой. Принцесса не отводила взгляда от горбушки хлеба, которую он сжимал в кулаке, упертом в бок.

Это наверняка делало его вид еще более потешным. Паг вздохнул и повел головой из стороны в сторону, словно отгоняя наваждение.

Злость его прошла без следа. Он взглянул на Каролину, прикрывавшую ладонями нижнюю часть лица, и решил было, что она не на шутку испугана его порывом, но принцесса вдруг рассмеялась - весело, мелодично и беззлобно.

- Прости меня, Паг! - сказала она. - Но я, право же, не могла удержаться от смеха. Ты сейчас был так похож на одну из тех нелепых статуй, что украшают улицы и площади Крондора, только в руках у них зажаты мечи и луки, а не бутылки с вином!

Паг покачал головой:

- Это мне следует повиниться перед вами, ваше высочество. Я вел себя недопустимо дерзко, позволив себе кричать на вас и осыпая вас упреками. Пожалуйста, простите меня!

Каролина смущенно улыбнулась и тихим голосом возразила:

- Нет, Паг! Ты имел на это полное право! Ведь я и в самом деле обязана тебе жизнью. И я вела себя с тобой просто возмутительно! - Она приблизилась к Пагу и положила ладонь ему на плечо. - Поверь, я очень благодарна тебе!

Паг несмело улыбнулся ей. Стоя рядом с Каролиной, ощущая тепло ее руки, он почувствовал себя таким счастливым, что из памяти его мгновенно улетучилась и битва с троллями, и первое в его жизни успешное применение могущественного заклинания. В эту минуту главным для него было то, что его самые смелые мечты чудесным образом осуществились: принцесса здесь, рядом, она смотрит на него с нежностью и восхищением. Он хотел было снова обнять ее, но, внезапно вспомнив, что силы ее нуждаются в подкреплении, протянул ей бутыль.

- Хотите вина?

Принцесса усмехнулась, словно прочитав его мысли. Она глотнула вина, и щеки ее порозовели.

- Нам следует поторопиться, чтобы прийти в Крайди до наступления темноты, - сказал Паг.

Принцесса молчала, не сводя с него пристального взора своих огромных синих глаз. Паг почувствовал себя неловко.

Нахмурившись, он предложил Каролине руку и со вздохом пробормотал:

- Что ж. Пойдемте, ваше высочество!

Она покорно побрела рядом с ним, но, сделав несколько шагов, остановилась и жалобно проговорила:

- Паг, будь так добр, поделись со мной хлебом.

Паг много раз проделывал путь от побережья до замка, но принцесса никогда прежде не предпринимала столь длительных пеших прогулок. Ходоком она оказалась неважным, к тому же изящные сапожки для верховой езды, в которые были обуты ее стройные маленькие ножки, вовсе не предназначались для пеших маршей. Поэтому, когда перед взором путников наконец возникли башни замка Крайди, Каролина еле передвигала ноги, хромая и опираясь рукой о плечо Пага.

Со смотровой вышки раздался крик, и стражи выскочили из ворот навстречу Каролине и Пагу. Солдаты бежали быстро, но это не помешало леди Марне, пышнотелой гувернантке принцессы, ростом и дородностью превосходившей любого из воинов, оставить их всех далеко позади. Она мчалась вперед не разбирая дороги, словно разъяренная медведица, бросившаяся на выручку своему детенышу. Подбежав к Каролине, леди Марна обхватила могучими руками тонкий стан девушки и так крепко прижала ее к своему огромному бюсту, что принцесса едва не лишилась чувств. Вскоре прибывших окружили воины и придворные. Они с недоумением разглядывали оборванное платье Каролины и бросали подозрительные взгляды на Пага, смущенно отступившего в сторону.

Убедившись, что ее ненаглядная воспитанница цела и невредима, леди Марна яростно набросилась на Пага:

- Как смел ты допустить, негодный мальчишка, что ее высочество явилась домой в столь неподобающем виде?! Принцесса натерла ноги, потеряла шляпку, ее платье выпачкано и изорвано!

Так-то ты относишься к своим обязанностям?! Я немедленно же прикажу мастеру Элгону взять вожжи и спустить с тебя шкуру! Ты у меня еще пожалеешь о том, что появился на свет!

Слова сыпались изо рта леди Марны с такой скоростью, голос ее был так пронзителен, что Паг при всем желании не мог даже попытаться объяснить случившееся. Придворные и воины окружили его кольцом. Один из стражей положил могучую ладонь на его плечо, чтобы не дать ему ускользнуть от расправы.

- Немедленно отпустите его!

Все с удивлением взглянули на принцессу, прокладывавшую путь к Пагу сквозь толпу придворных. Приблизившись к нему, она с такой силой оттолкнула стражника, что тот растянулся на земле, растерянно поводя головой из стороны в сторону.

- Он спас мне жизнь! - звонко выкрикнула принцесса, с укоризной взглянув на свою гувернантку. - И сам при этом едва избежал смерти! - По лицу Каролины заструились слезы. - Он не сделал мне ничего дурного! И я не позволю никому из вас обращаться с ним дурно! Идем в замок, Паг!

Придворные и воины с невольным уважением взглянули на Пага, удостоившегося столь высоких похвал ее высочества. Всем им не терпелось узнать подробности происшедшего. Один из стражей бросился в замок, чтобы доложить о случившемся. Почтительно расступившись перед принцессой, опиравшейся на плечо своего спасителя, обитатели замка потянулись к воротам, над которыми один за другим стали зажигаться факелы и фонари.

У самых ворот Каролина к немалому облегчению Пага позволила леди Марне и одной из придворных дам подхватить себя под руки.

Паг с наслаждением размял ладонью занемевшее плечо и руку, недоумевая, как могла столь хрупкая на вид девушка оказаться такой тяжелой. Герцог, которому только что доложили о возвращении дочери, уже спешил ей навстречу. Он обнял Каролину и стал расспрашивать ее о происшедшем. Вскоре любопытные, плотным кольцом окружившие Пага, заслонили принцессу и герцога от его взора. Он попытался было выскользнуть из тесного круга замковой челяди, чтобы пройти к себе в башню, но ему никак не удавалось пробиться сквозь плотную людскую стену. Внезапно грозный голос прорычал:

- А ну-ка за работу, бездельники!

К толпе, обступившей Пага, приближался мастер Фэннон в сопровождении Томаса. Слуги, воины и стражники немедленно вернулись к своим обязанностям, и двор в мгновение ока почти опустел. У входа в замок остались лишь придворные, Томас и сам Фэннон. Неподалеку от них принцесса что-то горячо втолковывала отцу, Лиаму, Аруте и сквайру Роланду.

- Что случилось, паренек? - участливо спросил мастер Фэннон.

Паг не успел ответить мастеру клинка, заметив, что к нему направились герцог и оба принца. Следом за ними устремился и Кулган, который спустился из своей башни, заслышав шум и крики во дворе. Оба мальчика и Фэннон почтительно поклонились подошедшему герцогу. Каролина коротко кивнула сквайру Роланду и подбежала к Пагу, что заставило леди Марну сурово нахмуриться и погрозить ей пальцем. Роланд, недоуменно пожав плечами, неспешно приблизился к остальным. Когда Каролина взяла Пага за руку, недоумение на лице юного сквайра сменилось выражением досады и ревности.

- Моя дочь рассказала нам о твоем геройском поступке, Паг, - проговорил герцог. - Теперь я желал бы услышать о случившемся из твоих уст.

Внезапно оправившись от смущения и вновь обретя былое самообладание, Паг осторожно высвободил руку из ладони принцессы и кратко, но обстоятельно пересказал его сиятельству события минувшего дня. Каролина то и дело перебивала его, добавляя всевозможные незначительные подробности. Когда оба они умолкли, герцог, на мгновение задумавшись, с любопытством спросил:

- А отчего же они утонули?

Паг смущенно потупился и едва слышно пробормотал:

- Я произнес заклинание, и они не смогли выбраться на берег ручья, ваше сиятельство.

Лицо Кулгана, внимательно вслушивавшегося в слова ученика, вытянулось от изумления. Он недоверчиво покачал головой и стал теребить свою окладистую бороду. Паг пустился было в дальнейшие объяснения, но герцог перебил его:

- Я не в силах выразить тебе всю мою признательность, юный чародей. Могу сказать лишь одно: твоя храбрость заслуживает высочайшей награды, и ты получишь ее в самое ближайшее время!

В порыве восторга принцесса заключила Пага в объятия. Он стоял, опустив руки по швам и всем своим видом давая понять, что ни в коем случае не считает себя достойным подобной чести.

Леди Марна при виде этого едва не лишилась чувств. Герцог, деликатно кашлянув, кивком головы велел дочери удалиться.

Принцесса покорно побрела ко входу в замок. Леди Марна заспешила следом за ней. Лиам, Арута, Фэннон и Кулган принялись наперебой выражать свое изумление и восхищение геройством Пага.

Сквайр Роланд, бросив на ученика чародея недобрый, исполненный ревности взгляд, повернулся и зашагал прочь.

- Отведите мальчика в его комнату, - сказал герцог Боуррик Кулгану. - Он нуждается в отдыхе. Я распоряжусь, чтобы ужин прислали к нему наверх. А поутру после завтрака я буду ждать его в главном зале. - Он обратился к Пагу:

- Еще раз спасибо тебе, юный чародей!

Вскоре герцог и оба принца удалились в свои покои. Мастер Фэннон твердо взял Томаса, начавшего было задавать Пагу вопросы, за рукав и повлек его к казармам.

- Имей совесть, парень! - укоризненно прошептал он ему на ухо. - Завтра успеете наговориться вдоволь. Или ты не видишь, что он, бедолага, едва держится на ногах?

Томас кивнул и, как ни трудно ему было победить в себе любопытство, покорно последовал за своим наставником.

Оставшись наедине с Пагом, Кулган положил руку ему на плечо.

- Пошли, Паг, - обеспокоенно взглянув на мальчика, сказал он. - Ты устал, и нам надо о многом поговорить.

Паг лежал на своей кровати, отставив в сторону тарелку с недоеденным ужином. Он никогда еще не чувствовал себя таким усталым. Кулган в волнении кружил по тесной каморке, задевая мебель широкими полами своего балахона.

- Но это же совершенно невероятно! - в который уже раз повторил он. - Ты закрыл глаза и представил себе, что держишь в руках свиток, который видел несколько недель тому назад. Ты мысленно повторил текст запечатленного на нем заклинания, и тролли утонули в ручье. Нет и еще раз нет! Это попросту невозможно! - Немного успокоившись, он грузно опустился на табурет подле кровати Пага. - Дружок, мне никогда еще не доводилось слышать о подобном, - задумчиво проговорил он. - Ты-то хоть представляешь себе, что тебе удалось осуществить?

Паг с трудом открыл слипавшиеся глаза и сонным голосом ответил:

- Нет, учитель.

- И не понимаешь, как это у тебя вышло?

- Нет.

- И я тоже, - сознался чародей, ухватив себя за бороду.

Помолчав, он беспомощно развел руками. - Хотел бы я знать, что все это означает. Ведь маги лишены способности произносить заклинания по памяти. Подобное доступно лишь священникам, но они пользуются другой магической утварью, да и приемы у них иные. И фокусы, которыми они пользуются, отличны от наших.

Помнишь ли ты, что есть фокус, Паг?

Паг захлопал глазами и тряхнул головой, отгоняя сон. Он был вовсе не расположен повторять давно затверженный урок, но все же принудил себя сесть на постели и отчеканил:

- Всякий, кто практикует занятия магией, должен иметь фокус, в котором сосредоточиваются вызываемые им силы.

Священники могут фокусировать магические силы в свои молитвы, и заклинания, которыми они оперируют, принимают форму молитв.

Чародеи же используют для этой цели свое тело, либо амулеты, книги и свитки.

- Правильно, - кивнул Кулган. - Но выходит, что ты сегодня опроверг данное утверждение. - Он достал свою трубку и набил ее табаком. - Ведь заклинание, которое ты прочел, не предполагает использования тела мага в качестве фокуса. Оно служит для того, чтобы причинять кому-либо нестерпимую боль, и потому является сильнейшим оружием. Но заклинание это приводится в действие лишь с помощью свитка, на котором записано. Почему это так?

Ответь мне, Паг. - И Кулган вопросительно взглянул на своего ученика.

Мальчик, борясь с дремотой, пробормотал:

- Потому что сам свиток наделен магической силой.

- Верно. Некоторые магические действия, скажем, превращения в то или иное животное, предсказания погоды и перемен ветра мы способны осуществлять без помощи волшебных предметов, но, творя заклинания, мы нуждаемся во внешнем фокусе, иначе сила заклинания может обернуться против того, кто его произнес. В твоем случае ужасную боль, от которой погибли тролли, должен был бы испытать ты сам, дружок! Вот почему чародеи создали все эти амулеты, свитки и книги. Эти предметы призваны оберегать магов от их собственных заклинаний! До сегодняшнего дня я не верил, что кто-либо способен привести в действие то из них, которым воспользовался ты, и придать ему верное направление без помощи внешнего фокуса, то есть без свитка!

Кулган подошел к окну и, вглядываясь во тьму, яростно задымил трубкой.

- Похоже, что ты нечаянно открыл какой-то новый, никому доселе не известный вид магии, - ворчливо проговорил он. Ответа не последовало. Чародей оглянулся и обнаружил, что Паг сладко спит, свернувшись калачиком на своей узкой кровати.

Кулган укрыл его одеялом, притушил висевший на стене светильник и вышел из каморки, притворив за собой дверь. Он ощупью поднялся по пролету лестницы, который отделял комнату Пага от его собственной, не переставая покачивать головой и вполголоса бормотать:

- Совершенно невероятно!

К утру весть о геройском поступке Пага облетела весь городок, и потому после завтрака в просторном холле замка собрался весь цвет крайдийского общества. Кроме герцогскойсемьи, придворных и низшей знати здесь присутствовали также купцы, ремесленники и зажиточные арендаторы со своими крикливо разодетыми женами. Все взоры были устремлены на виновника торжества, неловко переминавшегося с ноги на ногу. Большинство собравшихся смотрели на мальчика с восторгом и одобрением, в глазах иных читались недоверие и сомнение.

Паг был одет в новый костюм, который слуга герцога принес в его каморку ранним утром. Мальчик чувствовал себя крайне скованно в этом роскошном одеянии, состоявшем из желтого шелкового камзола и голубых панталон. Он с трудом пошевелил пальцами ног, обутых в первые в его жизни башмаки. С непривычки ему было трудно ходить в них, и он опасался, что в самый неподходящий момент споткнется и растянется на скользком полу на потеху всем собравшимся. С пояса его свисал кинжал, ножны которого были украшены гербом герцога - золотой чайкой с короной на голове. Паг решил, что наряд этот прежде наверняка принадлежал одному из принцев.

Герцог отдавал последние распоряжения начальнику стражи, который должен был отправить нескольких своих подчиненных для охраны лесорубов, заготовлявших сосны для корабельных мачт в дальнем лесу. Его сиятельство, как всегда, был одет во все черное, тогда как принцы и принцесса надели наряды светлых тонов. Лиам внимательно прислушивался к тому, что говорил его отец. Сквайр Роланд, как обычно, стоял за спиной старшего из принцев. Арута против своего обыкновения находился в веселом расположении духа. Прикрыв рот ладонью, он тихо смеялся над очередной остротой отца Тулли. Каролина чинно восседала на стуле с высокой спинкой. Она то и дело взглядывала на Пага, ласково улыбаясь ему, и это лишь увеличивало его неловкость.

Сквайр Роланд был явно вне себя от ревности.

Наконец старшина лесорубов и начальник стражи с поклоном отошли от стола, за которым сидел герцог, и заняли свои места в рядах собравшихся гостей. Паг, как учил его Кулган, вышел вперед и церемонно поклонился его сиятельству. Боуррик милостиво улыбнулся мальчику и кивком подозвал к себе отца Тулли. Тот вынул из широкого рукава рясы свернутый в трубку пергамент и протянул его герольду, который развернул документ, набрал в грудь воздуха и принялся зычным голосом читать:

- К сведению всех обитателей подвластных нам земель!

Ввиду того, что юноша Паг, сирота из Крайди и ученик чародея Кулгана, проявив беспримерную храбрость и не щадя живота своего, спас от неминуемой гибели особу королевской крови принцессу Каролину, а также принимая во внимание, что этим своим поступком означенный юноша оставил нас в неоплатном долгу перед ним, герцогской волей нашей повелеваем: отныне сирота Паг из Крайди зачисляется мною в штат придворных с присвоением ему звания сквайра и всех почестей и привилегий, приличествующих данному титулу. Кроме того, да будет известно всем и каждому, что наряду с титулом юноша Паг из Крайди по совершеннолетии своем получает в наследственное неделимое владение земли, именуемые Форест Дип, со всеми их обитателями.

Подписано мною, герцогом Крайди, принцем Королевства, владетелем Крайди, Карса и Тулана, наместником Запада, Главнокомандующим Королевских армий, наследником Рилланонского престола, и скреплено герцогской печатью.

У Пага подкосились ноги и, если бы не придворные и горожане, окружившие его тесным кольцом, он упал бы навзничь.

Все наперебой поздравляли его, одобрительно похлопывая по спине и называя счастливчиком, героем и славным парнем. Все происходящее казалось Пагу сном. Он стал сквайром, получил право ношения оружия, доступ ко двору и земли с господским домом, крепостными, франклинами и стадами скота, с полями и лугами. Он стал богат! Вернее, станет, когда по истечении трех лет ему исполнится восемнадцать. По законам Королевства мальчик считался полноправным гражданином с четырнадцатилетнего возраста, но получал право владения имуществом лишь по достижении совершеннолетия. Толпа расступилась, давая дорогу герцогу, его детям и Роланду. Оба принца ласково улыбались Пагу, глаза Каролины сияли. Роланд выдавил из себя кислую улыбку, явно, как и сам Паг, усомнившись в реальности происходящего.

- Благодарю вас, ваше сиятельство, - пролепетал Паг. - Право же, не знаю, что еще сказать...

- Вот и хорошо, - усмехнулся герцог. - Ведь сдержанность на язык - признак ума и хорошего воспитания. Пойдем-ка присядем.

Нам с тобой есть о чем потолковать. - Он обнял Пага за плечи и подвел его к ряду стульев с высокими спинками. - Вас же я попрошу оставить нас наедине со сквайром, - обратился он к остальным. Горожане и придворные стали расходиться, разочарованно вздыхая. - Сказанное не относится к вам двоим, - и герцог Крайди кивком подозвал к себе Кулгана и отца Тулли.

Каролина, упрямо надув губы, остановилась у стула, на который герцог указал Пату. Роланд держался возле нее.

- Иди к себе, дитя мое, - мягко проговорил герцог.

Принцесса начала было протестовать, но отец жестом прервал ее возражения и веско проговорил:

- Ты еще успеешь поздравить нашего героя, а пока нам надо обсудить дела, не терпящие отлагательств. Прошу тебя, оставь нас.

Оба принца, остановившиеся у дверей, с удивлением наблюдали за этой сценой. Каролина нехотя побрела к выходу из зала.

Роланд предложил ей руку, но она скользнула мимо него и исчезла в коридоре. Лиам участливо потрепал поникшего Роланда по плечу.

Сквайр с подчеркнутым достоинством удалился вслед за принцами.

В дверях он оглянулся и с такой ненавистью взглянул на Пага, что тот невольно вздрогнул и потупился.

- Не обращай внимания на Роланда, Паг, - улыбнулся герцог Боуррик. - Моя дочь уже давно стала предметом его обожания. Он без памяти влюблен в нее и со временем рассчитывает взять ее в жены. - Оглянувшись на плотно притворенную дверь, он понизил голос:

- Но ему придется оставить все свои проказы и стать серьезным, дельным молодым человеком, чтобы получить мое согласие на помолвку. - Герцог помолчал, а затем снова ласково обратился к Пагу:

- Но я оставил тебя здесь вовсе не затем, чтобы обсуждать сердечные дела сквайра Роланда. Я намерен сделать тебе еще один подарок, но прежде хотел бы кое о чем напомнить тебе.

Моя семья - одна из старейших в Королевстве. Мы связаны с царствующим домом тесными узами родства, ибо дед мой, первый герцог Крайди, был младшим сыном короля. Но превыше знатности происхождения, превыше королевского достоинства мы ставим долг и честь. Отныне ты одновременно являешься моим придворным и учеником мастера Кулгана. С ним тебя связывает долг службы, со мной - честь дворянина. Ты видишь эти боевые трофеи, которыми украшены стены зала? - Паг кивнул. - Они - немые свидетельства нашей доблести. Сражаясь с отрядами Братства Темной Тропы, отражая нападения свирепых пиратов, мы бились отважно и неустрашимо, не посрамив памяти предков, не запятнав своей чести. Знай, юноша, что ни один из моих придворных не навлек позора и бесчестья на наше герцогство. Я жду того же и от тебя.

- Я оправдаю оказанное мне доверие, ваше сиятельство, - проговорил Паг. В памяти его всплыли рассказы о подвигах крайдийских воинов и рыцарей. Сердце его было исполнено решимости защищать родную землю от врагов с оружием в руках.

- Теперь о подарке, который я хочу сделать тебе, - сказал герцог. - У отца Тулли хранится документ, который он по моей просьбе составил минувшей ночью. Он познакомит тебя с его содержанием, когда сочтет нужным. Будь терпелив, мой мальчик, и не пытайся прежде срока узнать, о чем он гласит. Скажу лишь, что, после того как документ сей будет передан тебе, ты не раз с благодарностью вспомнишь этот день.

- О да, ваше сиятельство, - отозвался Паг. Он не сомневался, что речь идет о чем-то очень значительном для него, но, следуя совету герцога, не пытался проникнуть в суть происходящего. За последний час он испытал столько потрясений, что был даже рад остаться в неведении относительно нового дара герцога. Он боялся, что иначе сойдет с ума от обилия нежданно свалившихся на него почестей и богатств.

- Мы будем ждать тебя к ужину, Паг, - с улыбкой проговорил герцог. - Теперь, став придворным, ты всегда будешь есть в зале, а не на кухне и не в трапезной для прислуги, как прежде.

- Видя, с каким смущением воспринимает сказанное новоиспеченный сквайр, герцог ободряюще кивнул ему головой. - Смотри веселее, Паг! Мы вплотную займемся твоим воспитанием. Вот увидишь, не пройдет и месяца, как твои манеры станут вполне изысканными и светскими. Это нетрудная наука, уверяю тебя, и ты овладеешь ею без особых усилий. - Паг с сомнением покачал головой. - Да-да!

- уверенно произнес герцог Боуррик. - И когда-нибудь, отправившись ко двору короля в Рилланон, ты на деле подтвердишь всеобщее мнение о том, что манеры крайдийской знати отличаются безупречной вежливостью и непринужденный грацией.

Глава 5 КОРАБЛЕКРУШЕНИЕ

С самого утра дул холодный, пронизывающий ветер. Миновали последние дни лета, наступила осень, которая обыкновенно длилась в этих краях несколько недель, после чего уступала место зиме с ее морозами, снегопадами и метелями.

Сидя в своей каморке, Паг углубился в чтение старинного учебника для начинающих магов, где были приведены упражнения, помогавшие подготовиться к чтению заклинаний. Несмотря на полученные им титул сквайра и звание придворного, он по-прежнему считался учеником мастера Кулгана и с прежним рвением относился к занятиям.

Мастер Кулган и отец Тулли так и не смогли доискаться причин его неожиданного успеха в битве с троллями. Со своей стороны, Паг не без досады ощущал все ту же неспособность овладеть простейшими магическими приемами и умениями, хотя после того памятного случая ему порой стали удаваться некоторые более сложные действия. Он теперь прочитывал и запоминал тексты магических свитков быстрее и легче, чем прежде, и однажды тайком от Кулгана решил повторить свое тогдашнее достижение - попытался заставить заклинание подействовать без применения внешнего фокуса.

Однако взявшись за это, он к немалой своей досаде ощутил, что все его усилия разбиваются о ту самую невидимую преграду, которая с давних пор мешала ему по-настоящему постичь преподаваемую Кулганом науку чародейства. Подсвечник, который он пытался сдвинуть с места силой мысли - ибо заклинание было рассчитано именно на подобный эффект - остался там же, где стоял, однако он слегка дрогнул, и пламя горевшей в нем свечи заколебалось. Паг испытал при этом странное, доселе не изведанное им чувство - на миг ему показалось, будто он ощутил прикосновение своего внезапно овеществившегося сознания к холодной меди подсвечника. Это происшествие, само по себе незначительное, вселило в его сердце надежду, что со временем он и впрямь научится всему, что надлежит знать прилежному ученику чародея. Мрачные мысли и чувство недовольства собой перестали терзать его, и он с удвоенной энергией принялся за учение.

Кулган по-прежнему избегал вмешиваться в ход и содержание его занятий. Они часто и помногу дискутировали о природе магии, но занимался Паг всегда в одиночестве.

Снизу, со двора, послышался громкий, призывный крик. Узнав голос Томаса, Паг выглянул из окна.

- Эй! Томас! Что случилось?

Томас задрал голову кверху:

- Привет, Паг! Говорят, ночью какое-то судно разбилось о скалу. Теперь его обломки плавают у Грозы моряка. Пошли поглядим?

- Я сейчас спущусь.

Паг бросился к двери, снял с крюка свой плащ и заспешил вниз по лестнице. Как обычно, он решил выбраться из замка во двор коротким путем - через кухню и по дороге едва не сбил с ног толстого кондитера Элфана, который неторопливо шествовал от печи к столу с огромным противнем свежевыпеченных булочек. У самого выхода Пага настиг пронзительный вопль толстяка:

- Эй, парень! Я ведь не посмотрю, что ты теперь сквайр, и так тебя отдую, что любо-дорого будет посмотреть, если не перестанешь носиться здесь, как очумелый!

Все, кто служил на кухне, несмотря на головокружительную карьеру Пага, не переменили своего отношения к нему и по-прежнему считали его своим, хотя втайне чрезвычайно гордились его успехами при дворе.

- Прошу прощения, мастер кондитер! - со смехом откликнулся Паг.

Элфан с добродушной улыбкой помахал ему рукой, и Паг стремительно выскочил во двор.

Томас дожидался его у ворот. Схватив друга за руку, Паг с тревогой спросил:

- Послушай, кто-нибудь из людей герцога знает об этом?

Дело-то ведь нешуточное!

- Не уверен. Я сам узнал обо всем несколько минут назад. - Томас приплясывал на месте от нетерпения. - Побежали, а? Иначе рыбаки из прибрежной деревни не оставят там и щепки, ты же знаешь!

Жителям маленькой рыбачьей деревушки и горожанам позволялось забирать себе весь уцелевший груз и снаряжение с затонувших кораблей, и лишь прибытие к месту кораблекрушения самого герцога или кого-либо из его людей лишало их этой поживы. Поэтому свидетели подобных происшествий не торопились докладывать о них в замок. Порой, если кто-либо из матросов с затонувшего судна оставался жив, на месте катастрофы проливалась кровь, ибо моряки вовсе не торопились расстаться с уцелевшим корабельным имуществом, принадлежащим их нанимателю.

В подобных случаях лишь присутствие герцогских гвардейцев предотвращало кровавые стычки между озлобленными матросами и жаждавшими легкого обогащения горожанами.

- Нет, что ты! - возразил Паг. - Ведь если там случится неладное, а герцогу станет известно, что я обо всем знал, но никого не предупредил, мне несдобровать!

- Брось, Паг! Неужто ты всерьез считаешь, что никто не оповестит его сиятельство о кораблекрушении в ближайшие же несколько минут? Посмотри, сколько народу снует туда-сюда по двору! Кто-нибудь уж непременно захочет выслужиться перед герцогом! - Томас в волнении провел пятерней по своим вьющимся светлым волосам. - Может, в эту самую минуту ему уже обо всем докладывают в главном зале. Кстати, мастера Фэннона нет в замке, да и твой Кулган еще не вернулся в Крайди. - Наставник Пага должен был лишь к вечеру возвратиться из своей лесной хижины, где провел последние несколько дней в обществе верного Мичема. - Может, нам с тобой больше никогда не выпадет возможность посмотреть на следы крушения! - Внезапно хмурое чело Томаса разгладилось и он с улыбкой хлопнул Пага по плечу.

- Паг, да что же это мы в самом деле! Ведь ты принадлежишь ко двору! Побежали! Когда окажемся на месте, ты, как человек герцога, объявишь обломки корабля имуществом его сиятельства! - Он хитро усмехнулся и вполголоса добавил:

- А если нам посчастливится найти пару-тройку дорогих безделушек, об этом ведь никто не узнает, а?

- Достаточно того, что об этом буду знать я, - не ответив на улыбку друга, заявил Паг. - Не могу же я объявить все ценности с погибшего корабля достоянием графа и тут же обокрасть своего господина... - Он многозначительно взглянул на Томаса. - Или позволить сделать это одному из воинов. - На лице Томаса отразилось замешательство, и Паг поспешил добавить:

- Но никто не сможет помешать нам как следует рассмотреть разбившийся корабль. Бежим скорей!

Мысль о том, что он впервые сможет воспользоваться преимуществами своего нового положения, чрезвычайно польстила самолюбию Пага. Если он успеет прибыть на место крушения до того, как все ценное будет растащено с затонувшего корабля алчными рыбаками и горожанами и сумеет предотвратить кровавое побоище, герцог останется доволен им.

- Знаешь, - поспешно проговорил он, - давай-ка оседлаем лошадь. Верхом мы домчимся туда за несколько минут! Может, успеем помешать этим мародерам обчистить весь корабль!

Паг повернулся и бросился к конюшням. Быстроногий Томас побежал следом за ним, но у широких деревянных ворот резко остановился и смущенно проговорил:

- Но я ведь никогда в жизни не ездил верхом и даже не представляю себе, как это делается!

- Это очень просто, - сказал Паг, проходя внутрь и снимая с полки седло и уздечку. Почмокав губами, он вывел из стойла крупного серого жеребца и стал ловкими, умелыми движениями седлать его. - Я сяду впереди, а ты устроишься за моей спиной.

Главное, покрепче держись за мой пояс, и ты не свалишься.

Томас с сомнением покачал головой:

- Мне не хотелось бы до такой степени зависеть от тебя.

Ведь прежде между нами все было наоборот. Помнить? Скажи, кто присматривал за тобой все эти годы?

- Твоя матушка, - с лукавой улыбкой ответил Паг. - А теперь быстро беги в оружейную и прихвати свой меч. Он может нам понадобиться для наведения порядка. Ты ведь не откажешься вступиться за права герцога с оружием в руках? Это как-никак твой прямой долг!

Польщенный словами друга, Томас радостно кивнул и стремглав выбежал из конюшни. Через несколько минут серый жеребец с двумя мальчишками на спине проскакал через главные ворота замка Крайди. Паг натянул поводья и направил коня к скале, именуемой Грозой моряка.

Когда мальчики приблизились к коварному утесу, солнце проглянуло сквозь тучи и мелкая водяная пыль, взметнувшаяся в воздух при очередном ударе большой волны о подножие Грозы моряка, заискрилась тысячами огней. Несколько жителей деревни, пытавшихся добраться до обломков корабля, при виде всадников поспешили скрыться в свои домишки. Они узнали в прибывших людей герцога, которые примчались к месту катастрофы, чтобы объявить все спасенное имущество принадлежностью его величества. Никто из рыбаков и горожан не осмелился бы оспаривать права герцога и посягать на достояние короля. Паг натянул поводья и обернулся к Томасу.

- Нам надо поторапливаться. Может, успеем осмотреть корабль, пока сюда не заявится кто-нибудь еще.

Мальчики спешились и оставили стреноженного жеребца пастись на узкой полоске травы ярдах в пятидесяти от скалистого берега.

Они бежали по мягкому песку, хохоча во все горло. Томас потрясал воздетым над головой мечом и пытался воспроизвести боевые кличи прошлых времен, о которых он читал в сказаниях и сагах. Он еще не очень уверенно владел своим оружием, но меч в его руке все же мог отпугнуть возможных противников и удержать их на почтительном расстоянии от корабля до прибытия отряда стражей из замка Крайди.

Когда взорам друзей открылись обломки полузатонувшего судна, Томас удивленно присвистнул:

- Смотри-ка, Паг! Этот корабль, похоже, изрядно потрепало штормом, прежде чем он разбился о скалу!

- От него не так уж много осталось, - разочарованно пробормотал Паг.

Томас почесал за ухом и озадаченно произнес:

- В том-то и дело, что от всего корабля уцелела лишь часть носового отсека. Ума не приложу, где его носило прошлой ночью?

Ведь на море не было никакого шторма, понимаешь?

- Нет. - Паг пожал плечами. - Я, как и ты, ничего не понимаю. Смотри-ка! - Он указал на носовую часть погибшего судна, покоившуюся на нижнем выступе скалы. - Какой странный рисунок!

Обломок, который удерживался на скале лишь потому, что наступило время отлива, и впрямь имел необычный вид. Его борта ниже линии палубы были выкрашены ярко-зеленой краской, отражавшей солнечный свет, и оттого казались лакированными.

Носовое украшение отсутствовало, его заменяли замысловатые узоры, выведенные желтой краской и обрамлявшие огромный бело-голубой глаз. Ниже ватерлинии корабль был окрашен в черный цвет, палуба же, внутренние части бортов и переборки, какие были видны Пагу с Томасом, сверкали белизной.

Паг схватил Томаса за руку:

- Смотри!

Там, куда он указал рукой, в пене волн, разбивавшихся о подножие скалы, Томасу удалось разглядеть обломки белоснежной мачты.

- Этот корабль приплыл откуда-то издалека, Паг. В Королевстве таких нет и быть не может. Наверное, он из Квега.

- Нет. - Паг решительно помотал головой. - К нам в Крайди заходит множество судов из Квега и из Вольных городов.

Согласись, что этот корабль не похож ни на одно из них. Думаю, он впервые оказался в нашем море. Давай-ка теперь взглянем на него поближе.

Томас с опаской покосился на обломки.

- Мне что-то не по себе, Паг! У меня какое-то странное чувство... - Он понизил голос. - А вдруг кто-нибудь из команды уцелел?

Помолчав, Паг возразил:

- Вряд ли такое возможно. Та неведомая сила, что сломала мачту, разбила судно и зашвырнула его носовую часть на скалу, наверняка истребила и все живое на палубе и в каютах.

Приблизившись к обломку кораблекрушения, мальчики обнаружили, что волны вынесли на верхние выступы скалы множество мелких предметов с погибшего судна. Здесь были черепки от разбившейся глиняной посуды, обрывки веревок, куски ярко-красной парусины. Нагнувшись, Паг подобрал необычного вида кинжал с короткой рукояткой и лезвием тускло-серого цвета и принялся придирчиво разглядывать его. Легкий, прочный и очень острый, клинок был сделан из какого-то странного, неведомого материала.

Томас попытался схватиться рукой за борт корабля, но поскользнулся на гладком, отполированном волнами уступе скалы и поспешно подался назад. Паг спустился чуть ниже и оказался почти у самой воды. Им с Томасом без труда удалось бы подплыть отсюда к кораблю со стороны разлома, но Пагу было жаль портить свою нарядную одежду и после некоторого раздумья он поднялся туда, где минуту назад стоял Томас. Тот, успев за это время переместиться на один из верхних уступов, помахал другу рукой и указал на останки корабля.

- Иди сюда! С этого места нам удастся спрыгнуть прямо на палубу!

Паг вскарабкался наверх и отыскал едва заметную тропинку, змеившуюся меж больших валунов. Друзья прошли по ней вдоль утеса, стараясь сохранять равновесие, и вскоре оказались гораздо ближе к палубе уцелевшей части судна, которая теперь была полностью открыта их взорам.

- Видишь, Паг? Там два погибших матроса! - в волнении воскликнул Томас, указывая вниз.

Паг взглянул на палубу, где были распростерты два неподвижных тела, облаченные в ярко-синие доспехи необычного вида. Голова одного из чужестранцев была размозжена ударом обрушившейся мачты. Другой, хотя на теле его и не было видно следов ушибов или ранений, также не подавал признаков жизни. Он лежал в неестественной позе, с лицом, обращенным вниз. Ладонь его правой руки покоилась на рукоятке короткого, широкого меча с зазубренным лезвием. На голове погибшего воина красовался странного вида шлем, подобного которому мальчикам еще не доводилось видеть. Он был синим, как и остальные доспехи обоих воинов, и имел форму горшка. Его задний и боковые края слегка выдавались, образуя небольшие выступы.

- Я спущусь первым! - крикнул Томас, стараясь перекрыть шум ветра. - Когда я буду на палубе, брось мне меч и прыгай следом, а я подхвачу тебя!

Паг молча кивнул. Томас протянул ему меч, опустился на колени и, держась руками за края уступа, скользнул вниз.

Несколько секунд он раскачивался над останками корабля, затем разжал руки и хлопнулся на четвереньки посреди уцелевшей части палубы. Паг бросил ему меч, и Томас поймал его на лету. Через мгновение Паг, оттолкнувшись от края утеса, приземлился на палубе рядом с Томасом. Судно с легким скрипом накренилось к воде. Мальчики отчетливо ощутили, как оно продвинулось вниз на несколько дюймов.

- Вода начала подниматься! - крикнул Томас. - Она вот-вот подхватит эту посудину и разобьет о скалу! Тогда потонет и все то, что еще здесь осталось!

- Давай все как следует обыщем! - ответил Паг. - Если попадется что-нибудь стоящее, мы сможем забросить его отсюда на верхний выступ утеса!

- Идет!

Мальчики принялись осматривать палубу. Снуя по небольшому пространству, Паг старался держаться как можно дальше от тел погибших воинов. Друзья приподнимали обломки снастей, разгребали хаотичные нагромождения из обрывков канатов и парусов, но среди всего этого им не попалось ни одного предмета, представлявшего хотя бы мало-мальский интерес. Ближе к корме, там, где корабль раскололся надвое, виднелись полуразбитые перила лестницы, которая вела на нижнюю палубу.

Над водой вздымалось не более шести футов корабельной обшивки.

Паг был уверен, что днище носовой части парусника уже погрузилось в воду, иначе обломок оказался бы гораздо выше.

Корму судна прилив наверняка успел унести в открытое море.

Паг подошел к лестнице, лег на живот и осторожно заглянул вниз. Справа от перил он увидел небольшую дверцу. Подозвав к себе Томаса, Паг быстро спустился на нижнюю палубу. Ее доски протестующе заскрипели под его легкими шагами. Паг ухватился за обломок лестничных перил и с силой потянул на себя ручку дверцы. Та приоткрылась лишь наполовину. В каюте было сумрачно и очень душно. Друзья не без труда протиснулись туда и принялись с любопытством озираться по сторонам.

В маленьком помещении царил такой хаос, словно там похозяйничала чья-то гигантская рука. На полу валялись атласные подушки, роскошные ткани и обломки стола и стульев. В углу виднелась опрокинутая кровать, а рядом с ней - несколько резных деревянных сундуков.

Томас поднял с пола небольшую чашу причудливой формы, украшенную затейливым орнаментом из листьев, цветов и человеческих фигурок, и сунул ее в карман камзола. Он придирчиво оглядел содержимое сундуков, вывалившееся на пол каюты, и пожал плечами.

- Ничего интересного.

Паг не расслышал слов друга. Он молча стоял посреди каюты, стараясь сосредоточиться и определить источник того странного беспокойного чувства, которое овладело им сразу же, как только он переступил порог этого тесного, захламленного помещения.

Обломок корабля качнуло, и Томас, потеряв равновесие, полетел в дальний угол каюты. Он выронил меч и больно ударился бедром об один из сундуков.

- Прилив поднимает эту посудину. Пошли.

Паг не ответил, продолжая чутко прислушиваться к чему-то внутри себя. Томас схватил его за плечо.

- Уходим, Паг! А не то нас разобьет о скалу вместе с этой дурацкой лоханью!

Паг отвел руку Томаса и задумчиво пробормотал:

- Минутку... Здесь есть что-то такое... Кажется, я теперь знаю, где это... - Голос его замер. Он прошагал в дальний угол каюты, двигаясь, словно во сне, и выдвинул верхний ящик одного из сундуков. Тот оказался пуст. Во втором и третьем ящиках Пагу также не удалось ничего обнаружить. То, что он искал, оказалось на самом дне сундука, в дальнем его углу. С торжествующей улыбкой Паг извлек оттуда пергаментный свиток, перевязанный черной лентой с большой черной восковой печатью на конце.

Выпрямившись, он сунул свиток за пазуху.

- Бежим отсюда!

Томас не заставил себя упрашивать. Мальчики стремглав бросились вверх по лестнице, в несколько прыжков пересекли палубу и без труда взобрались на уступ. Теперь, благодаря приливу, палуба разбитого корабля поднялась почти до его нижнего края. Паг и Томас уселись на гребне холма и с высоты наблюдали за раскачивавшимся на волнах обломком парусника.

Волны играли им, словно щепкой, то подбрасывая высоко вверх, то швыряя вниз. Древесина обшивки жалобно поскрипывала, и эти звуки казались мальчикам похожими на всхлипы и стоны живого существа, обреченного на мучительную гибель.

Вот разбушевавшееся море потянуло обломок в свои мутные глубины, затем выросшая словно бы ниоткуда волна подняла его на высокий пенный гребень и, набирая скорость, понесла к скале.

Томас схватил Пага за руку и молча кивнул. Мальчики поднялись на ноги и заспешили к тропинке. Подойдя к краю скалы, нависавшему над песчаным берегом, они спрыгнули вниз.

В это мгновение с противоположной стороны утеса послышался оглушительный треск. Взорам Пага и Томаса, обогнувших скалу, представился корпус судна, расколовшийся посередине, и палуба, которая сильно накренилась к утесу, однако осталась почти невредима.

Внезапно Томас подался вперед и, схватив Пага за руку, прокричал:

- Смотри! Смотри же!

Паг перевел недоуменный взгляд туда, куда указывал его приятель.

- Я не вижу там ничего особенного.

- Мне показалось, что на палубе осталось только одно тело.

А ведь их было двое!

Паг вопросительно взглянул на Томаса. Выражение растерянной озабоченности на лице юного воина внезапно сменилось неподдельным ужасом.

- Проклятье! - вскричал он и топнул ногой. - В чем дело?

- Я оставил свой меч в каюте этой дурацкой посудины! Мастер Фэннон оторвет мне уши, когда узнает об этом!

Новый удар о скалу превратил уцелевшую часть некогда прекрасного корабля, приплывшего из дальних краев, в груду щепок, которые закружились в волнах, удаляясь от негостеприимного берега.

Внезапно за спинами Пага и Томаса, наблюдавших за этой картиной, послышался глухой стон, перешедший в сдавленный крик.

Мальчики обернулись. В нескольких шагах от них стоял воин с затонувшего корабля. Он пошатывался от слабости и потери крови, с видимым усилием удерживая в левой руке свой широкий меч, острие которого оставило на песке глубокую бороздку. Правая ладонь чужестранца была прижата к груди. Из-под его ярко-синего нагрудного щита сочилась кровь. Следы запекшейся крови виднелись также на его щеках и скулах. Он шагнул вперед и замер в нерешительности. Мальчики отступили назад. Лицо чужеземца исказила гримаса боли. Он хрипло прокричал что-то на незнакомом языке. В голосе его послышались повелительные нотки, и Паг с Томасом, хотя и не поняли его слов, протянули вперед руки с растопыренными пальцами, показывая, что не вооружены.

Воин снова шагнул вперед, покачнулся, едва не потеряв равновесие, выпрямился и прикрыл глаза. Невысокий, плотный, со смуглой, отливавшей бронзой кожей, он представлял собой весьма странное зрелище. Одежда его, помимо шлема и нагрудника, состояла из короткой ярко-синей юбки, кожаных наручей, высоких наголенников и ременных сандалий. Он поднес руку к лицу и тряхнул головой. Глаза его открылись и не мигая уставились на мальчиков. Через мгновение, преодолев охватившую его слабость, воин снова обратился к ним на своем странном наречии. Не дождавшись ответа, он сурово сдвинул брови и приблизился к Пагу и Томасу еще на один шаг, тем самым отрезав им путь к отступлению. Они оказались зажаты между высокой скалой и пологим утесом, позади них плескались волны.

Паг был почти уверен, что чужестранец слишком слаб, чтобы причинить им какой-либо вред, но меч с зазубренным лезвием, рукоятка которого была по-прежнему зажата в левой ладони воина, выглядел столь устрашающе, что мальчики не решились приблизиться к нему и попытаться спастись бегством.

Глаза воина снова закрылись, лицо, залитое потом, приобрело болезненный сероватый оттенок. Пошатнувшись, он выронил свое страшное оружие. Паг осторожно подобрался к нему, ибо теперь было очевидно, что чужеземец не опасен.

В это мгновение неподалеку послышался цокот копыт, и принц Арута в сопровождении отряда всадников выехал на открытый участок берега. Чужеземный воин слегка повернул голову в сторону прибывших. Глаза его расширились от ужаса. Издав протяжный, жалобный вопль, он бросился туда, где стояли Томас и Паг, словно рассчитывая растолкать их в стороны и спастись в морской пучине. Однако сделав несколько неуверенных шагов, он взмахнул руками и тяжело рухнул на песок.

Прошло немногим больше часа. Паг и Томас стояли по обе стороны массивных дверей в кабинете герцога. В нескольких шагах от них за круглым столом шло обсуждение недавнего происшествия.

Кроме самого герцога и обоих его сыновей, в заседании совета принимали участие отец Тулли, Кулган, только что вернувшийся в Крайди, мастер клинка Фэннон и мастер конюший Элгон. С лиц всех собравшихся не сходило выражение озабоченности и тревоги, ибо прибытие чужеземного судна к берегам Крайди могло являть собой серьезную угрозу для безопасности всего Королевства.

Паг скосил глаза на Томаса, поза которого выдавала крайнюю неловкость и напряжение. Ему впервые в жизни довелось очутиться в такой близости от владетеля Крайди и принцев, и он чувствовал себя стесненно и неуютно. Паг ободряюще улыбнулся другу, но тут слово взял мастер клинка Фэннон, и Паг весь обратился в слух.

- Подытоживая все, что нам довелось узнать, - веско проговорил старый воин, - мы, как мне представляется, вполне можем заключить, что этот корабль прибыл из далеких, неведомых нам земель. - Он взял в руки чашу, которую Томас нашел на палубе погибшего судна. - Сосуд сей изготовлен способом, о котором нашему мастеру гончару решительно ничего не известно!

Сперва он подумал было, что чаша сделана из обожженной глины, но это заключение оказалось ошибочным. - Мастер Фэннон обвел глазами присутствующих и постучал по краю чаши ногтем указательного пальца. - Как выяснилось, она изготовлена из полосок кожи толщиной с пергамент, обернутых в несколько слоев вокруг болванки - возможно, деревянной, - и склеенных каким-то составом наподобие смолы. Эта чаша гораздо прочнее, чем посуда, которой пользуемся мы.

В подтверждение своих слов он ударил чашей по краю стола. К немалому удивлению всех членов совета, чаша не раскололась, как случилось бы с глиняным сосудом, а лишь глухо звякнула при ударе, оставшись невредимой.

- Но гораздо большего внимания, на мой взгляд, заслуживают оружие и доспехи чужестранцев, - продолжал мастер Фэннон. Он указал на отливавшие синевой нагрудный щит, шлем, палаш и кинжал. - Похоже, что все это изготовлено тем же способом, что и сосуд. - Подняв кинжал над столом, он разжал руку. Кинжал при ударе о поверхность стола издал такой же глухой звук, как до этого чаша. - Хочу особо отметить, что при всей своей легкости оружие это, пожалуй, столь же прочно, как наша лучшая сталь.

Боуррик кивнул и обратился к священнику:

- Тулли, ты старше любого из присутствующих здесь. Ты много повидал, и знания твои обширны, а память ясна и свежа. Скажи, ты когда-нибудь слыхал о корабле подобной конструкции?

- Нет. - Тулли озадаченно потер гладкий подбородок. - Такие суда не строят на берегах ближних морей и даже в Великом Кеше.

О нем следовало бы спросить братьев ишапианского монастыря в Крондоре. Хроники, имеющиеся в их библиотеке, повествуют о далеком прошлом наших земель и восходят к временам, о коих мы имеем весьма слабое представление. Возможно, братья-ишапианцы смогут определить, что за люди вторглись в пределы нашего Королевства.

- Пожалуйста, обратись к ним, мой добрый Тулли, - проговорил герцог. - Думаю, нам следует также известить о случившемся эльфов и гномов. Те и другие обитают здесь дольше, чем мы, люди, и нам не помешает обратиться к ним за советом и помощью.

- Королева Агларанна должна знать о них, если они явились, к примеру, из-за Безбрежного моря. Возможно, их предки уже предпринимали такие путешествия много веков тому назад.

- Что за вздор! - возмутился мастер Элгон. - За Безбрежным морем нет никаких земель, у него и вовсе нет других берегов, на то оно и безбрежное!

Кулган покачал головой и мягко, но решительно возразил конюшему:

- Согласно некоторым теориям, за Безбрежным морем живет множество разных народов, о которых мы ничего не знаем лишь потому, что наши суда не могут пока преодолевать столь значительные расстояния.

- Уж эти мне теории! - фыркнул Элгон.

- Кем бы ни оказались в действительности эти нежданные пришельцы, - хмуро проговорил Арута, - нам следует узнать о них как можно больше. - Элгон и Лиам взглянули на него с некоторым недоумением, Боуррик и Фэннон кивнули, и лишь Кулган с отцом Тулли никак не прореагировали на слова принца, который все так же озабоченно продолжал:

- Если судить по описаниям обоих мальчиков, этот корабль был скорее всего боевым судном.

Тяжелый, мощный нос с бушпритом таранил корабли противника, высокие борта в носовой части служили прикрытием для лучников, а отсутствие верхней палубы в середине корпуса - признак того, что корабль был приспособлен для абордажных атак. Я полагаю, что кормовая палуба этого судна столь же высока, как и носовая.

Если бы к нашему берегу прибило не один только нос, мы наверняка обнаружили бы в средней части корпуса скамьи для гребцов.

- Военная галера? - спросил Элгон.

Фэннон нетерпеливо махнул рукой:

- Ну разумеется, простофиля ты этакий! - У двух мастеров было в обычае то и дело добродушно подтрунивать друг над другом, и лишь изредка эти полушутливые перебранки перерастали в настоящие ссоры, за которыми неизбежно следовали искренние примирения - до новых стычек. - Взгляни-ка повнимательнее на оружие нашего незваного гостя. - Он указал на палаш чужеземного воина. - Попробовал бы ты атаковать даже и верхом того, кто размахивает подобной игрушкой! Он ведь шутя рассечет твоего коня надвое, а следом за ним и тебя самого! А доспехи его, хотя и выкрашены в этот немыслимый синий цвет, легки, прочны и удобны. Полагаю, что он - пехотинец. Малый на вид так крепок и силен, что наверняка может полдня бежать не останавливаясь, а затем еще и сражаться как одержимый. - Он умолк и, пожевав ус, с мрачным одобрением добавил:

- По всему видно, эти чужестранцы понимают толк в сражениях!

Элгон удрученно кивнул. Арута откинулся на стуле, вытянул руки вперед и, соединив пальцы, задумчиво проговорил:

- Я никак не могу понять одного: почему он бросился бежать от нас? Ведь мы не угрожали ему оружием и не выказали никаких враждебных намерений. Что могло его так напугать?

Боуррик вопросительно взглянул на старого священника:

- Сможем ли мы получить ответ на этот вопрос?

Нахмурившись, отец Тулли пожал плечами:

- Он тяжело ранен в правый бок острым обломком корабельной обшивки. А кроме того, получил столь сильный удар по голове, что если бы не шлем, его уже не было бы в живых. У него лихорадка и слабость от большой потери крови. Он может умереть в любую минуту. Я постараюсь установить с ним мысленный контакт, если только он хоть ненадолго придет в сознание.

Паг знал от отца Тулли, что являл собой мысленный контакт.

Вступать в подобное бессловесное общение с живыми существами умели лишь немногие из святых отцов. Такие контакты представляли немалую опасность для обеих сторон, и Паг понимал, что Тулли, решившись на это, подвергал себя большому риску, и не мог не восхититься смелостью священника.

- Расскажи нам о свитке, который мальчики нашли в каюте корабля, - обратился герцог к Кулгану.

Кулган досадливо мотнул головой:

- Я могу пока поведать о нем лишь очень немногое, поскольку подверг его только поверхностному осмотру. Свиток безусловно наделен магическими свойствами. Именно это, на мой взгляд, заставило Пага приняться за его поиски в каюте. Так поступил бы на его месте любой, кто не понаслышке знаком с практической магией. - Он с гордостью посмотрел на Пага и вновь обратился к герцогу. - Но я не решился, ваше сиятельство, сломать печать без предварительного ознакомления с ее свойствами, ведь на нее наверняка наложено заклятие. Манипуляции с подобными печатями могут привести к плачевному исходу. При попытке снять ее свиток может уничтожить себя или, что еще хуже, тех, кто тщится прочесть его. В нем могут быть заключены и другие неприятные сюрпризы и ловушки, которые я, с вашего позволения, предпочел бы обойти.

Слушая Кулгана, герцог задумчиво барабанил пальцами по столу.

- Что ж, - проговорил он, когда чародей умолк. - Теперь, думаю, нам всем пора разойтись. Как только мы узнаем что-либо новое - из свитка или от раненого чужеземца, - нам надлежит снова собраться здесь же для принятия дальнейших решений. - Он взглянул на отца Тулли. - Ступай теперь к нему и постарайся, если он придет в себя, получить от него как можно больше сведений о той земле, откуда он прибыл. - Он поднялся из-за стола, и остальные последовали его примеру. - Лиам, отправь гонцов с известиями о случившемся к королеве эльфов и к гномам в Каменную Гору и Серые Башни. Пусть сообщат им, что мы просим их совета и помощи.

Паг открыл тяжелую дверь. Герцог, принцы, отец Тулли и мастера покинули кабинет. Мальчики вышли последними, притворив за собой дверь. В узком коридоре Томас, склонившись к самому уху Пага, прошептал:

- Ну и заварушку же мы с тобой устроили!

Паг покачал головой:

- Нам просто повезло добраться туда первыми. Сложись все иначе, кто-нибудь вполне мог бы опередить нас.

Вновь очутившись в привычной для него обстановке, Томас приободрился и повеселел. Он подмигнул Пагу и широко улыбнулся:

- Надеюсь, они это учтут, если наша находка принесет им одни неприятности!

Кулган направился в свою башню. Отец Тулли вернулся в занимаемые им комнаты, где два молодых послушника ухаживали за раненым воином. Герцог и принцы удалились в свои личные апартаменты. Мальчики остались одни.

Паг и Томас прошагали вдоль коридора, спустились вниз и, миновав кладовую, очутились на кухне. В центре огромного помещения стоял Мегар, надзиравший за работой нескольких младших поваров. Все они сердечно приветствовали мальчиков. При виде сына и Пага Мегар радостно улыбнулся и спросил:

- Ну что, опять отличились?

Мегар был высок и худощав, его открытое, веселое лицо, раскрасневшееся от печного жара, обрамляли светлые вьющиеся волосы. Томас внешне очень походил на него, но так, как походит законченный портрет кисти большого мастера на грубоватый набросок ученика.

- Разумеется, все это держится в большом секрете, - понизив голос, продолжал Мегар, - но нам уже известно, что в комнатах Тулли обитает некий чужеземец и что гонцы в Эльвандар и в Серые Башни только что отбыли с замкового двора! Признаться, я и не припомню подобного переполоха в Крайди с тех самых пор, как семь лет тому назад нас почтил визитом сам принц Крондора! - И он заговорщически подмигнул мальчикам.

Томас взял из стоявшей на буфетной полке вазы большое яблоко и, усевшись на стол, подробно рассказал Мегару и побросавшим свои дела подмастерьям обо всем, чему они с Пагом стали свидетелями нынешним утром.

Паг внимательно слушал его и изредка поддакивал и одобрительно кивал головой. Томас поведал о случившемся почти без прикрас. По окончании рассказа в руке его остался лишь маленький коричневый черенок от яблока он успел сжевать его целиком, вместе с сердцевиной.

- Ну и ну! - пробормотал Мегар, покачивая головой. - Значит, это были чужеземцы? Надеюсь, они не собираются идти на нас войной. Последние десять лет здесь царили мир и покой. С тех самых пор, как Братство Темной Тропы, будь оно трижды проклято, объединилось с гоблинами и осадило замок, мы не знали бед и напастей. Вы оба тогда были еще совсем малы и не помните всех лишений, которые нам здесь довелось пережить. Пришлось запасаться провизией на многие месяцы впрок и использовать в пищу прежде всего то, что быстрее портилось, а остальное приберегать на потом. А разве таким манером приготовишь путный обед? Да что и говорить, не хотелось бы мне снова оказаться в таком затруднении!

Паг не смог сдержатьулыбки. Точка зрения главного повара на проблемы возможной осады показалась ему весьма забавной.

Однако он не стал говорить об этом вслух, чтобы не обидеть мастера, гордившегося своим ремеслом и искренне считавшего неудавшийся обед верхом всяческих несчастий.

Томас соскочил на пол и повернулся к двери:

- Мне пора, отец. Пойду в казармы, пока мастер Фэннон не хватился меня. Ох, и устроит же он мне нагоняй из-за потерянного меча! Увидимся вечером! - Он выбежал во двор, кивнув подмастерьям.

- Это и в самом деле так серьезно, Паг? - встревоженно спросил Мегар. Паг пожал плечами:

- Не знаю, что и сказать вам, мастер Мегар. Мне известно лишь, что Кулган и Фэннон всерьез обеспокоены всем этим и что герцог намерен просить совета у эльфов и гномов. Но быть может, все еще обойдется, - неуверенно добавил он, проследив за взглядом Мегара, уставившегося на дверь, которая лишь несколько секунд тому назад захлопнулась за Томасом.

- Если начнется война, то многим из наших воинов суждено погибнуть, - печально пробормотал старший повар.

Паг решительно не знал, что сказать на это отцу, чей единственный сын не так давно стал солдатом. Помолчав, он с виноватой улыбкой проговорил:

- Пожалуй, я тоже пойду, мастер Мегар. - Он дружески помахал младшим поварам и подмастерьям, пересек просторную кухню и очутился в замковом дворе.

Оставшись в одиночестве, Паг сперва хотел было подняться в свою каморку и засесть за книги, но почувствовал, что нынче, после всех событий, ученье не пойдет ему на ум. Побродив по двору без всякой цели, он незаметно для себя самого очутился у входа в Принцессин сад. Оттуда доносилось благоухание роз и жасмина, слышалось пение птиц и журчание воды в фонтане, расположенном в центре небольшого пруда. Паг легко взбежал по ступеням лестницы, отделявшей сад от двора, толкнул кованую металлическую калитку и пройдя по узкой дорожке, опустился на каменную скамью неподалеку от входа. Отсюда ему были отчетливо видны все сторожевые башни замка и часовые, ходившие взад и вперед по наружным галереям. Ему показалось даже, что сегодня у них какой-то совсем особый, тревожно-озабоченный вид.

Паг не знал, сколько прошло времени. Погруженный в свои невеселые думы, он не расслышал, как дверца, которая вела из замка в сад, отворилась, и на дорожку вышла принцесса Каролина в сопровождении Роланда и двух девочек-фрейлин. Ход его раздумий был прерван негромким покашливанием. Паг встрепенулся, вскинул голову и, увидев принцессу, проворно вскочил на ноги.

Обе молоденькие фрейлины одарили его восхищенными улыбками.

После происшествия с троллями он все еще слыл знаменитостью Крайди.

Каролина повелительно проговорила, обращаясь к своим спутникам:

- Вы все можете быть свободны. Я желаю побеседовать со сквайром Пагом наедине.

После некоторого колебания Роланд церемонно поклонился принцессе и вернулся в замок вместе с обеими девушками. У самых дверей те немного замешкались и оглянулись, послав Пагу лукавые улыбки, сопровождавшиеся легкими смешками. От взора Пага не укрылось, что это подействовало на Роланда, словно удар хлыста.

Втянув голову в плечи, юный сквайр ускорил шаги.

Когда принцесса приблизилась к Пагу, он отвесил ей неуклюжий поклон. Каролина досадливо поморщилась и проговорила своим мелодичным голоском, слегка растягивая слова:

- Ах, оставь эти церемонии в удел Роланду! Я по горло сыта придворными учтивостями. Сядь, сделай одолжение!

Паг покорно уселся на скамью. Каролина заняла место рядом с ним. Они молчали, и в наступившей тишине слышались лишь плеск фонтана и шелест листьев на ветру. Принцесса искоса взглянула на Пага, словно наслаждаясь его замешательством, и внезапно спросила:

- Я уже больше недели не видела тебя. Неужто ты был так занят все это время?

Паг растерянно взглянул на нее, не сразу собравшись с ответом. Ему было трудно примениться к порывистому, переменчивому характеру Каролины, к частым, внезапным и беспричинным сменам ее настроений. С того дня, когда он спас ее от троллей, она держалась с ним ровно и учтиво, не проявляя ни неприязни, ни особого расположения. Он был счастлив, что сегодня она искала встречи с ним, ее близость радовала и волновала его, но внутри у него все замирало от страха при мысли о том, в какую причудливую форму может вылиться ее гнев, если ею внезапно снова овладеет капризное настроение.

- Я денно и нощно учусь своему ремеслу, ваше высочество, - едва слышно пробормотал он наконец.

- Ах, какой вздор! Нашел чему посвящать дни и ночи! Неужто тебе нравится подолгу оставаться в этой премерзкой башне?

Паг вовсе не склонен был считать башню, где обитали они с Кулганом, премерзкой и даже сколько-нибудь неприятной.

Напротив, он любил ее, как и свою тесную комнатку, ведь она была его собственной, и этого было ему достаточно, чтобы чувствовать себя там уютно и свободно.

- Мы могли бы отправиться на верховую прогулку, ваше высочество, если вы соизволите распорядиться об этом.

Девушка улыбнулась:

- Мне, признаться, очень бы этого хотелось. Но леди Марна навряд ли позволит.

Паг был непритворно изумлен этим ответом. Он полагал, что после той памятной прогулки, когда ему удалось защитить Каролину от троллей, даже ее свирепая наперсница вынуждена будет признать, что рядом с ним безопасности ее подопечной ничто не угрожает.

- Почему?

Каролина вздохнула:

- Она говорит, что ты знал свое место, лишь пока был простолюдином, и что теперь, став придворным, ты не должен подолгу оставаться со мной наедине. Это может меня скомпрометировать. - Улыбнувшись, она добавила:

- И еще леди Марна считает, что у тебя могут возникнуть честолюбивые притязания...

- Притязания? - недоуменно переспросил Паг.

- Ну да, - кивнула Каролина и застенчиво пояснила:

- Она подозревает, что ты желаешь занять еще более высокое положение при дворе и с этой целью готов злоупотребить моим дружеским участием к тебе.

Эти слова открыли Пагу глаза и объяснили многое. Вспомнив недружелюбные взгляды, которые все последнее время бросала на него леди Марна, перешептывания придворных за своей спиной, усмешки фрейлин, оставивших его наедине с принцессой, он вскочил на ноги и, густо покраснев, растерянно залепетал:

- О! - И снова:. - О! О принцесса! Уверяю вас... И передайте это леди Марне... Что я и в мыслях... То есть, я хотел сказать, что никогда не посмел бы... ничего подобного... Вернее...

Каролина вскочила со скамьи и, окинув вконец оторопевшего Пага уничтожающим взором, резко выпалила:

- Уж эти мне мальчишки! О боги, какие же вы все идиоты! - Подобрав подол длинного изумрудно-зеленого платья, она бросилась к выходу и исчезла в замке.

Паг опустился на скамью, прислонившись к высокой спинке.

Этот разговор потряс его до глубины души. Ведь Каролина говорила с ним так, как если бы она... Он не решился додумать эту мысль до конца, но, как ни пытался он вытеснить ее из своего сознания, она упорно возвращалась, дразня воображение.

Чем более ясным становился для него смысл ее слов, тем с большей горячностью пытался он уверить себя, что ошибся, что Каролина никак не может быть к нему неравнодушна. Она продолжала оставаться для него сказочной принцессой из заколдованного замка, о которой можно лишь грезить, не смея приблизиться к ней. Он готов был дни и ночи взирать на нее в почтительном восхищении, любоваться ею, словно далекой звездой, не притязая даже на малейший знак ее внимания. То, что она внезапно сошла с пьедестала, который он в своем воображении воздвиг для нее, и выразила готовность ответить на его чувства, повергло его в растерянность и смятение.

Паг снова и снова припоминал подробности разговора с Каролиной и внезапно подумал было, что девушка могла ведь и просто подшутить над ним, но раздумья его были прерваны появлением на садовой дорожке запыхавшегося Томаса.

Паг вскочил на ноги и подбежал к другу.

- Что случилось?

- Побежали! - выдохнул Томас, бросаясь к калитке и увлекая Пага за собой. - Нас вызывает его сиятельство герцог. Раненый чужеземец только что умер.

В кабинете герцога вновь собрались все те, кто участвовал в утреннем совещании, исключая лишь Кулгана. Слуга, посланный за ним, доложил, что тот не отозвался на стук в дверь. Герцог решил не беспокоить чародея, наверняка углубившегося в расшифровку таинственного свитка.

У отца Тулли был такой удрученный и измученный вид, что Паг, взглянув на него, едва удержался, чтобы не вскрикнуть от изумления. С тех пор, как он видел старого священника в последний раз, миновало лишь несколько часов, но за это недолгое время отец Тулли так осунулся и побледнел, словно провел без сна две-три ночи кряду. Его запавшие глаза с красными, воспаленными веками были обрамлены темными кругами, лоб покрылся испариной, морщинистые руки мелко подрагивали.

Боуррик наполнил серебряный кубок вином из высокого графина и молча протянул его священнику. Поколебавшись, тот взял кубок обеими руками и осушил до дна. Напиток поддержал его силы. На бледных щеках старика проступил легкий румянец. Вздохнув, он перевел измученный взор на герцога.

- Итак? - спросил тот.

- Чужеземный воин пришел в себя лишь на несколько минут перед самой своей кончиной, - устало, с видимым усилием проговорил отец Тулли. - За это короткое время мне удалось войти в мысленный контакт с несчастным. Мне открылись его мысли и воспоминания, а также его лихорадочные видения и грезы.

Стараясь узнать о нем и его земле как можно больше, я едва успел прервать контакт, когда он вплотную приблизился к порогу вечности.

Паг побледнел и уставился на старика расширившимися от ужаса глазами. Он знал, что во время установления мысленного контакта сознание и чувства отца Тулли и вражеского солдата стали единым целым. И не успей старик вовремя прервать этот контакт, он мог бы умереть вместе с чужеземцем или сойти с ума.

Паг ясно представил себе, каких мучительных усилий стоило священнику поддерживать эту связь с умиравшим, разделяя все его ощущения, страхи и переживая его агонию. Теперь он понял, почему отец Тулли выглядел таким изнуренным.

Между тем отец Тулли отхлебнул из кубка, вновь наполненного герцогом, и продолжил свой рассказ:

- Если все то, что мне довелось ощутить и промыслить вместе с ним, не является плодом его горячечной фантазии, то боюсь, его появление здесь знаменует для нас начало тяжелых, скорбных времен. - Он поднес было кубок к губам, но, поморщившись, снова поставил его на стол и отодвинул в сторону. - Имя этого человека - Ксомич. Он принадлежал к нации, именуемой хонсони, и служил солдатом в войске империи под названием Цурануани.

Боуррик удивленно вскинул брови.

- Я никогда не слыхал ни о нации, ни об империи с такими названиями.

Тулли мрачно кивнул:

- Я был бы удивлен, если б вы сказали, что они вам знакомы.

Ведь на карте нашей Мидкемии их не сыскать. Корабль и его экипаж явились из другого мира.

Паг и Томас молча переглянулись. На лицах обоих мальчиков застыли изумление и ужас. По телу Пага пробежал холодок, сердце его сжала ледяная рука страха. Он был уверен, что то же самое почувствовал в эту минуту и отважный Томас.

- Мы можем лишь строить догадки о том, каким способом пришельцы попали к нам на Мидкемию, - сказал Тулли. - Но я нисколько не сомневаюсь, что корабль этот проник сюда с другой планеты, которая удалена от нашей в пространстве и во времени.

- Он поднял руку и, предваряя вопросы герцога и принцев, проговорил:

- Позвольте мне объяснить. Этот Ксомич тяжко страдал от ран, его лихорадило, он бредил. - Тулли поморщился при воспоминании о боли и смертном ужасе, которые ему довелось пережить, объединив свои мысли и чувства с угасавшим сознанием раненого воина. - Он принадлежал к почетному караулу какого-то важного лица, которого в мыслях своих почтительно и даже несколько подобострастно именовал <Всемогущим>. Я не совсем уверен, что мне удалось выстроить его отрывочные воспоминания, прерывавшиеся бредовыми видениями, в правильной последовательности, но похоже, что путешествие, в котором он принимал участие, казалось ему чем-то из ряда вон выходящим.

Странными представлялись ему и цель этой поездки, и присутствие на корабле Всемогущего, привыкшего, если я не ошибаюсь, передвигаться в пространстве и даже во времени каким-то иным способом. Из расплывчатых, разрозненных образов, которые осаждали угасавшее сознание Ксомича и являли собой по большей части горячечные видения, я вычленил и удержал в памяти лишь самые яркие, имевшие наиболее отчетливые формы и явно относившиеся к реальной жизни. Но воспоминания несчастного то и дело смешивались, наслаиваясь одно на другое. Я смог понять лишь, что он думал о каком-то городе, именуемом Янкора, об ужасном шторме, разразившемся на море, и о внезапном потоке ярчайшего света, ослепившем его. Это, конечно, могла быть молния, но мне все же думается, что дело обстояло иначе.

Капитана судна и почти всех матросов и воинов смыло за борт.

Потом корабль разбился о скалу. - Отец Тулли на мгновение умолк и покачал головой. - Не уверен, однако, что воспоминания Ксомича были хронологически точны. Я полагаю, что команда корабля была сброшена в море до того, как этого беднягу ослепила вспышка яркого света.

- Почему? - спросил Боуррик.

- Простите, ваше сиятельство, я немного забежал вперед, - ответил Тулли. - Сперва я хотел бы объяснить, почему мне представляется очевидным, что человек этот проник сюда из другого мира.

Этот Ксомич вырос и возмужал в стране, которой правили могущественные военачальники. Он принадлежал к расе воинов, бороздивших моря на боевых галерах. Вот только что это были за моря? Что за народы населяют их берега? Насколько мне известно, в наших сагах и хрониках не содержится упоминаний о них и им подобных. Его посещали и иные видения, которые могут служить гораздо более убедительным доказательством правоты моих выводов. Перед его угасавшим взором возникали огромные города, населенные бессчетными тысячами людей. Таких скоплений народа не сыскать даже в Великом Кеше, что уж и говорить о нашем Королевстве! Он вспоминал о непобедимых армиях, готовившихся к походам, о палаточных лагерях, раскинувшихся на необозримых равнинах, он представлял себе городские гарнизоны, намного превосходящие численностью и вооружением Западные армии нашего властителя.

- И все же, - пробасил вдруг Элгон, - почему ты так уверен, что он явился сюда не из-за... - Он запнулся и с видимым усилием выговорил:

- Не из-за Безбрежного моря? - Конюший, которому данное предположение еще так недавно казалось нелепым и вздорным, счел его однако более правдоподобным, чем теория Тулли о внемидкемийском происхождении чужеземца.

Тулли бросил в его сторону раздраженный взгляд и слегка повысил голос:

- Я рассказал вам еще далеко не все. Будь любезен, мастер Элгон, до поры до времени придержать язык за зубами. Я стал невольным попутчиком Ксомича в его мысленном путешествии в родные земли. Он отчетливо представил себе животных, которые любому из нас с вами могли бы лишь пригрезиться в ночном кошмаре. У них по шесть ног, и соплеменники Ксомича запрягают их в телеги и повозки. Есть там и другие существа, которые выглядят как нечто среднее между нашими насекомыми и пресмыкающимися, но при этом обладают даром речи! В стране, откуда он родом, похоже, почти круглый год стоит иссушающая жара. Перед самой своей кончиной, когда взор его уже застилала смертная пелена, он вспомнил свое солнце, и оно яркими, жгучими лучами осветило последние мгновения его жизни. Так вот, их солнце, каким видел его Ксомич, а вместе с ним и я, гораздо больше нашего и имеет какой-то странный зеленоватый оттенок.

Нет, - заключил отец Тулли, покачав головой, - человек этот вовсе не житель нашей планеты.

Присутствующие не могли не поверить в правдивость его слов, настолько убедителен был тон, каким он произнес их. Спокойная уверенность отца Тулли произвела на них гораздо более гнетущее впечатление, чем если бы он поведал о воспоминаниях чужеземца с надрывом, горестными восклицаниями и заламыванием рук.

В просторном помещении воцарилось мрачное, тягостное молчание. Каждый из собравшихся на свой лад осмысливал услышанное. Оба мальчика, стоявшие возле массивных дверей, понурились и боялись даже шелохнуться. Никто не решался заговорить, словно опасаясь, что любые вопросы и обсуждения придадут рассказу отца Тулли угрожающе реальные очертания, тогда как безмолвное неприятие, напротив, поможет забыть о тревожном известии или отнестись к нему, как к не заслуживающему внимания предсмертному бреду чужеземца по имени Ксомич.

Встав из-за стола, Боуррик подошел к окну, из которого открывался вид на высокую стену замковой башни. Он устремил на нее неподвижный взор, словно надеясь, что трещины старинной каменной кладки сплетутся в слова, которые составят ответы на мучившие его вопросы. После долгого раздумья он обернулся и отрывисто спросил:

- Как они проникли к нам, Тулли?

Священник пожал плечами:

- Возможно, Кулган сумеет объяснить нам это. Насколько я могу судить, события развивались в следующем порядке: корабль попал в шторм, капитан и матросы были смыты за борт огромной волной. Тогда этот Всемогущий, кем бы он ни был, прибег к своему искусству и произнес заклинание, чтобы перенести судно в более спокойное море, или прекратить шторм, или воздействовать на окружающее каким-то иным манером. Результатом же этих его манипуляций явилось то, что их корабль попал на нашу планету, к подножию Грозы моряка. Судя по всему, за время этого перемещения он не потерял той скорости движения, какую придали ему штормовые волны, а наш западный ветер лишь увеличил ее.

Добавьте к этому, что корабль остался без капитана и матросов, вот потому и вышло, что он понесся прямехонько на скалы. Хотя я не удивился бы, если б оказалось, что его разорвало пополам во время проникновения из их мира в наш.

Фэннон протестующе взмахнул рукой и произнес:

- Из другого мира... Нет, как хочешь, но это звучит не правдоподобно!

Старый священник удрученно покачал головой и со вздохом возразил:

- Факты говорят о другом, мастер Фэннон! У ишапианцев хранятся старинные свитки, которые являются копиями гораздо более древних хроник, а те в свою очередь списаны с еще древнейших, восходящих ко временам Войн Хаоса. В них упоминаются другие миры и другие измерения, а также некоторые понятия, смысл коих нынче уже утрачен. Лишь одно остается ясным и непреложным: в этих летописях утверждается, что некогда люди совершали путешествия на другие планеты и что на Мидкемию являлись пришельцы из других миров. Эти сведения в течение многих столетий считались вымыслом, и религиозные дебаты о природе подобных суеверий ведутся по сей день. - Тулли помолчал и обвел внимательным взглядом присутствующих. - Похоже, однако, что отныне нам поневоле придется признать их чистейшей правдой.

Я сам, бывало, смеялся над этими повествованиями, но стоило мне проникнуть в мысли и чувства умиравшего Ксомича, и я невольно вспомнил все, о чем говорится в ишапианских манускриптах.

Боуррик подошел к своему стулу и оперся ладонями о его высокую спинку.

- В это трудно поверить! - проговорил он.

- Но ведь корабль и раненый чужеземец не пригрезились всем нам, отец! - возразил Лиам.

Арута нахмурился и решительно заявил:

- Мы должны быть готовы к тому, что подобное вторжение повторится!

Боуррик кивнул и сказал, обращаясь к отцу Тулли:

- Ты был прав, когда говорил, что это происшествие может знаменовать начало тяжелых времен для всех нас. Ведь если столь могущественная империя готова бросить свои силы на завоевание Крайди и Королевства...

Тулли покачал головой:

- Лорд Боуррик, вы, похоже, упустили из памяти почти все, чему я вас учил! Вы сосредоточились на частности, игнорируя главное! - Видя, что герцог собрался возразить ему, священник вытянул вперед свою узкую ладонь и примирительно проговорил:

- Простите меня, ваше сиятельство! Я стар и немощен и, забывшись, пренебрег правилами учтивости. Но все же мы должны ясно осознавать нависшую над нами угрозу. Эти инопланетяне и впрямь представляют собой могущественную нацию, вернее, огромную империю, в которую входит множество наций. Мы получили доказательства того, что они вполне способны проникать на нашу планету. Их вторжение может обернуться для нас большой бедой.

Но серьезнее всего то, что этот Всемогущий, образ которого сохранился в памяти Ксомича, - величайший маг или же священник, наделенный недюжинной силой. И если в империи, откуда прибыл к нам этот корабль, обитают еще несколько столь же могущественных чародеев, то они наверняка способны за короткий срок перенести сюда целые армии, все население одного или даже всех своих континентов.

Все сидевшие за столом посмотрели на священника с таким недоумением, что он вновь, словно терпеливый наставник, имеющий дело с туповатыми, хотя и прилежными учениками, пустился в подробные объяснения:

- Поймите же, появление этого корабля у наших берегов может оказаться всего лишь случайностью которая не повлечет за собой никаких серьезных последствий. Но если его переместили сюда с определенной целью, это знаменует собой начало тяжелых испытаний, это первый сигнал опасности, избежать которой нам не удастся, ибо, чтобы перенести целый корабль с одной планеты на другую, надо быть причастным магии столь высокого порядка, что мне страшно и помыслить о ней! И если эти люди, эти цурани, как они сами себя называют, помышляют о захвате наших земель и намерены с этой целью проникнуть на Мидкемию, нам следует опасаться не только кровопролитной войны с огромной армией, превосходящей численностью даже войска Великого Кеша в эпоху его расцвета, но противостояния тем, кто владеет искусством высшей магии, всех возможностей которой мы не в силах даже вообразить себе!

Боуррик кивнул и удрученно произнес:

- Обо всем этом нам надлежит незамедлительно поговорить с мастером Кулганом.

- Арута, - сказал отец Тулли со слабой улыбкой, - теперь я могу ответить на вопрос, который вы задали мне во время нашей предыдущей встречи. Принц, занятый своими мыслями, вскинул голову и удивленно поднял брови. - Я узнал, почему Ксомич пытался убежать от вас и ваших людей.

- В самом деле?

- Да. В этом не может быть никаких сомнений. Он принял вас за существ, которые обитают на его планете. Цурани называют их тюнами. По-видимому, эти тюны, внешним видом своим напоминающие кентавров, весьма агрессивны, и цурани страшатся их.

- Почему же он принял Аруту и его воинов за этих существ? - озадаченно спросил Лиам.

- Потому что он никогда не видел лошадей, ослов или мулов.

Там, где он жил, похоже, и понятия не имеют о таких животных.

Боуррик вновь занял свое место за столом.

- Если все, что поведал нам отец Тулли, окажется правдой, нам следует принять ряд важных решений, - веско проговорил он.

- Появление этого судна и впрямь может оказаться случайностью.

Хотелось бы, чтобы так оно и вышло. Но все же готовиться надо к самому худшему, а именно к тому, что корабль был послан сюда как авангард вражеской армии, которая может в любой момент вторгнуться в пределы нашего Королевства. Нам следует встретить ее во всеоружии. Прошу учесть, однако, что крайдийский гарнизон - один из самых малочисленных в Королевстве. Если незваные пришельцы начнут свое наступление отсюда, нас ждут нелегкие времена. - Все, кто сидел за столом, выразили свое согласие кивками или невнятным бормотанием, и герцог заключил:

- Прошу вас, однако, помнить, что все, сказанное здесь, пока еще являет собой лишь догадки и предположения, хотя лично я склонен почти во всем согласиться с отцом Тулли. Теперь, прежде чем сделать окончательный вывод, нам надлежит узнать, что думает обо всем этом мастер Кулган. - Он взглянул на застывшего у дверей Пага.

- Сквайр, сбегай к своему учителю и попроси его присоединиться к нам.

Кивнув, Паг распахнул дверь и стремглав бросился вниз по широким ступеням. Он пересек замковый двор и помчался по лестнице, которая вела в башню, перепрыгивая через две ступени.

Возле комнаты Кулгана он остановился, и рука его, уже занесенная было для того, чтобы постучать в дверь, замерла в воздухе, ибо им внезапно овладели какое-то странное напряжение и безотчетный страх. Он почувствовал близость неведомой опасности, столь грозной и неотвратимой, что волосы на его макушке встали дыбом. Однако он поддался этой внезапной слабости лишь на несколько мгновений. В следующую секунду он уже что было сил колотил по двери кулаком, крича во все горло:

- Мастер Кулган! Учитель, отзовитесь! Это я, Паг! Что с вами стряслось, мастер Кулган?!

Ответа не последовало. Паг нажал на дверную ручку. Замок скрипнул, но дверь не отворилась. Она была заперта изнутри. Паг попробовал было толкнуть дверь плечом, но она лишь легонько содрогнулась от этого удара. Странное чувство, которое он пережил, едва очутившись у двери, прошло без следа, уступив место уверенности, что с Кулганом случилось нечто ужасное, и твердой решимости вызволить мастера из беды. Он огляделся по сторонам в поисках какого-либо тяжелого предмета, с помощью которого можно было бы выломать дверь, но не найдя ничего, спустился вниз и бросился бежать по коридору.

У входа в большой зал, как всегда, дежурили несколько стражников с оружием в руках, наряженных в парадную форму. Паг кивком подозвал к себе двоих из них и отрывисто бросил им:

- Следуйте за мной! С моим учителем творится что-то неладное. Вы поможете мне войти в его комнату!

Стражи повиновались без колебаний. Они быстро помчались по коридору, держась в нескольких шагах позади Пага, и вскоре их подкованные сапоги застучали по ступеням лестницы, которая вела в башню.

Когда все трое очутились у двери, Паг скомандовал:

- Ломайте ее!

Солдаты отложили в сторону свои щиты и копья и дружно навалились на дверь. Им пришлось несколько раз повторить свои мощные броски, прежде чем медный замок выскочил из пазов и тяжелая дубовая дверь с треском отворилась. Дюжие солдаты, с трудом удержав равновесие, отпрянули назад. На лицах обоих застыли растерянность и страх. Протиснувшись между ними, Паг ворвался в комнату Кулгана.

Взору его представилось невероятное зрелище. Кулган распростерся на полу, его синий атласный балахон распахнулся, открывая толстые ноги, обтянутые черными шерстяными рейтузами, и кожаные домашние туфли с загнутыми носами. Чародей был в беспамятстве. Его правая рука прикрывала лицо так, словно в последний миг перед тем, как чувства покинули его, он пытался заслониться от надвигавшейся опасности. А в двух футах от его неподвижного тела, там, где прежде стоял массивный рабочий стол, зависла странная зияющая пустота, пронизанная каким-то зловещим, пульсирующим мерцанием. Паг, ни разу в жизни не видевший ничего подобного, уставился на нее не мигая. В ее сероватых глубинах блистали и переливались разноцветные искры, она содрогалась и вибрировала, едва заметно меняя форму и размеры, но оставалась на прежнем месте. Паг мог бы поклясться, что перед ним не что иное, как вакуум, невесть как возникшее здесь отверстие в бесконечность, пустота, непроницаемая для взора. Внезапно из недр этого отверстия показались две смуглых руки. Одна из них коснулась края атласного балахона чародея и, неторопливо ощупав материю, метнулась к его плечу. Другая ухватилась за кожаный пояс Кулгана. Паг стоял, словно пригвожденный к месту, онемев от ужаса. Кому бы ни принадлежали эти сильные смуглые руки, но они явно пытались утянуть тучного чародея в страшный и таинственный вакуум, наверняка не случайно образовавшийся в его комнате. Тем временем из отверстия появилась еще одна пара рук, пальцы которых сомкнулись на щиколотках Кулгана. Вот тело чародея сдвинулось с места и плавно заскользило к отверстию.

Стряхнув с себя оцепенение, Паг выскочил на лестничную площадку, схватил копье, которое один из стражников прислонил к стене и, прежде чем войны успели пошевелиться, метнул его в искристо-серую глубину таинственной скважины.

Копье исчезло из вида. Следом за ним исчезли и руки, тащившие Кулгана к зияющей пустоте. Еще через мгновение невесть откуда появившееся отверстие затворилось, обдав Пага струей теплого, влажного воздуха. Паг бросился к Кулгану и опустился на пол подле него.

Он прислонил ухо к груди чародея и расслышал слабое, едва внятное биение сердца. Кулган все еще был без сознания. Его бледное, осунувшееся лицо покрывали мелкие капли пота, кожа была холодна, как лед. Паг снял с постели теплое одеяло и, заботливо укрывая им Кулгана, обернулся к воинам.

- Немедленно позовите сюда отца Тулли!

Этой ночью Пагу и Томасу было не до сна. Прогноз отца Тулли, тщательно осмотревшего Кулгана, был весьма обнадеживающим. Чародей, который пережил тяжелый шок, должен был, по словам священника, прийти в себя через один-два дня.

Герцог Боуррик подробно расспросил Пага и обоих стражников обо всем, чему те стали свидетелями в комнате Кулгана.

Результатом этого разговора явилось то, что в Крайди была объявлена тревога. Замок стал похож на растревоженный улей.

Мастер Фэннон держал гарнизон в полной боевой готовности, а количество патрулей на границах герцогства было удвоено. Не зная, есть ли связь между таинственным появлением чужеземного корабля у берегов Крайди и удивительным происшествием в комнате Кулгана и в чем она может состоять, герцог все же решил сделать все от него зависящее, чтобы обезопасить себя и своих подданных от внезапного вторжения инопланетных жителей. Вдоль всех наружных стен замка были зажжены яркие факелы. Два отряда солдат отправились к маяку Лонгпойнт и в центр города.

Томас с Пагом пробрались в Принцессин сад и уселись на каменную скамью. Устав от шумной, бестолковой суеты, коей были охвачены замок и двор, они молчали - столь отрадны были для них царившие здесь тишина и покой. Прошло несколько минут, и Томас негромко проговорил:

- Похоже, эти цурани собираются напасть на нас.

Паг провел ладонью по волосам и нерешительно возразил:

- Но мы ведь еще ничего не знаем наверняка!

- И все же у меня такое чувство, что это непременно случится. - Голос Томаса звучал печально и устало.

- Сперва надо выслушать Кулгана. Он ведь может очнуться от забытья в любую минуту.

Томас перевел взгляд на замковую стену.

- Здесь никогда еще не было так шумно. Замок никогда не освещали так ярко. Даже во время осады Братства Темной Тропы и гоблинов. Помнишь?

Паг кивнул:

- Тогда все прекрасно знали, с кем имеют дело. Темные эльфы нападали на замки, города и деревни не одну сотню лет, и люди привыкли отражать их атаки. А гоблины... да что там говорить, это всего лишь гоблины. - Он пренебрежительно махнул рукой и снова умолк.

Внезапно тишину, царившую в саду, нарушил стук сапог по каменным ступеням, и через несколько мгновений перед мальчиками вырос мастер Фэннон в кольчуге и воинском плаще.

- Это еще что такое?! - грозно прорычал он. - Почему вы оба до сих пор не в постели?! Вы будете наказаны, так и знайте! - Старый воин окинул взглядом замковую стену и уже гораздо мягче проговорил:

- Да-а-а, нынче ночью многим не придется сомкнуть глаз. - Вновь взглянув на мальчиков, он отчеканил:

- Томас, воины обязаны уметь засыпать при любой возможности, они должны спать про запас, чтобы легче переносить бессонные ночи, когда того требует долг службы. Разве я не говорил тебе об этом? И вам, сквайр Паг, давно уже пора на покой. Зачем же изнурять себя без всякого смысла и цели?

Мальчики нехотя поднялись со скамьи и, пожелав мастеру доброй ночи, отправились восвояси. Фэннон проводил их взглядом и со вздохом опустился на каменное сиденье. Охваченный тревожными мыслями и предчувствиями, он то и дело взглядывал на замковую стену, по которой размеренными шагами бродили часовые, вздыхал и хмурил густые брови.

Пага разбудили чьи-то торопливые шаги, звук которых послышался из-за двери его каморки. Он поспешно ополоснул лицо водой из кувшина, натянул панталоны, рубаху и камзол и поднялся в комнату Кулгана.

Над ложем чародея склонились герцог и отец Тулли. Паг услыхал слабый голос Кулгана, спорившего со своими посетителями:

- Да говорю же вам, я совсем здоров! - настаивал он. - Вы только позвольте мне встать с постели и немного побродить по замку и двору. Увидите, мне сразу же станет гораздо лучше!

Отец Тулли устало возразил:

- Настолько лучше, что ты снова свалишься без чувств! Ведь тебе довелось пережить страшное потрясение. Между прочим, все могло закончиться и гораздо хуже, если учесть, с какой силой обрушил на тебя свой удар наш неведомый враг! - Тулли умолк, неодобрительно покачивая головой.

Тут взгляд Кулгана упал на Пага, стоявшего возле двери, которую уже успели починить, и старавшегося не привлекать к себе внимания.

- Эй, дружище Паг! - воскликнул чародей, и в его лучистых синих глазах сверкнули так хорошо знакомые Пагу насмешливые искорки. - Заходи же сюда, не робей! Ведь это тебе я обязан тем, что избежал неожиданного путешествия в неведомый мир.

Паг улыбнулся и облегченно вздохнул. В словах чародея, в интонациях его голоса он узнал прежнего Кулгана. Его учитель снова стал самим собой, хотя лицо его оставалось бледным, а улыбка была слабой и вымученной.

- Я не сделал ничего особенного, сэр. Мне просто пришло на ум, что с вами стряслась какая-то беда, и я побежал за подмогой.

- И действовал быстро, решительно и смело, - с улыбкой добавил герцог. - Ты снова спас от гибели одного из близких мне людей, Паг. Похоже, мне придется присвоить тебе титул Спасителя Герцогских Приближенных.

Паг улыбнулся, чрезвычайно польщенный похвалой его сиятельства. Боуррик обратился к Кулгану:

- Итак, убедившись, что ты, мой добрый Кулган, находишься на пути к выздоровлению, я предлагаю тебе теперь же подробно поведать нам о случившемся. Готов ли ты к этому? - участливо осведомился он.

Кулган насупился и недовольно проворчал:

- Я прекрасно себя чувствую и готов к серьезному разговору.

Именно об этом я и толковал вам последние полчаса, не так ли? - Чародей приподнялся на постели, но это резкое движение вызвало у него приступ слабости и головокружения. Он принужден был снова опуститься на груду подушек, поддерживавших его дородное тело в полусидячем положении. Отец Тулли ободряюще похлопал его по плечу.

- Ничего, друг мой! Это скоро пройдет!

- Мы побеседуем здесь, - сказал герцог. - Ведь главное для тебя сейчас - оставаться в постели.

Кулган больше не пытался возражать. Вскоре приступ слабости миновал, и он обратился к Пагу:

- Подай-ка мне трубку, дружок! Без нее я чувствую себя так неуютно! К тому же с ее помощью я надеюсь обрести былую ясность мысли.

Паг разыскал трубку в одном из карманов висевшего на стуле синего балахона и подал ее Кулгану вместе с кисетом. Когда чародей набил трубку табаком, Паг поднес к ней горящую лучину.

Затянувшись и выпустив к потолку плотное кольцо дыма, Кулган улыбнулся и с сияющим лицом обратился к присутствующим:

- Итак, с чего же мне начать свой рассказ?

Герцог вкратце поведал ему обо всем, что удалось выяснить отцу Тулли. Священник добавил к повествованию несколько деталей, которые упустил его сиятельство. Выслушав обоих, Кулган задумчиво кивнул.

- Ваши выводы о внемидкемийском происхождении пришельцев кажутся мне вполне достоверными. Я заподозрил это, когда впервые увидел предметы, спасенные с затонувшего корабля. А после всего, что свершилось здесь минувшим вечером, подозрения эти переросли в уверенность. - На мгновение он умолк, приводя в порядок свои мысли, и продолжил внезапно окрепшим голосом:

- Свиток заключал в себе послание, которое цуранийский маг адресовал своей жене. Но однако содержание его не исчерпывалось одним лишь текстом письма. Печать, скреплявшая свиток, была наделена совершенно невероятным на наш взгляд магическим свойством - сняв ее, всякий, помимо своей воли, был бы принужден прочесть вслух мантру, приведенную в конце письма, после чего утратил бы способность понять содержание свитка.

- Невероятно! - воскликнул герцог.

- В это трудно поверить! - подхватил Тулли.

- Все это оказалось ново и весьма неожиданно и для меня самого, - кивнул Кулган. - Но тем не менее мне удалось нейтрализовать действие заклятия, наложенного на печать, и прочесть свиток, не опасаясь волшебных ловушек, к коим обычно прибегают маги при составлении своих частных посланий.

Цуранийский язык, разумеется, был мне неведом, но я справился с этим затруднением, применив одно из известных мне заклинаний.

Но даже обретя возможность понимать это наречие, я был не в силах проникнуть в смысл некоторых выражений, касавшихся событий, явлений и понятий, с коими мы, мидкемийцы, никогда еще не сталкивались.

Чародей по имени Фанэта плыл по морю в один из городов своего отечества. После нескольких дней спокойного плавания на них обрушился жестокий шторм. Корабельная мачта сломалась, многие из матросов были смыты за борт. Чародей поспешно написал это послание - об этом свидетельствует его торопливый, неразборчивый почерк - и наложил на него заклятия. Похоже, что человек этот мог в любую минуту покинуть корабль и переместиться в безопасное место. Его удерживало от этого лишь беспокойство за судно, его команду и груз. Я не совсем уверен, что правильно понял смысл нескольких следующих фраз письма, но похоже, что рисковать своей жизнью ради других, пусть даже во имя спасения целого корабля, вовсе не в обычае у людей его ранга. Неясным остается для меня и смысл его упоминания о долге по отношению к какому-то важному лицу, именуемому <стратегом>.

Возможно, я заблуждаюсь, но мне сдается, что речь идет о некоем обещании, нарушение которого запятнало бы честь автора послания, а вовсе не о служебном или профессиональном долге.

Как бы то ни было, он собирался, подписав и запечатав свиток, переместить корабль прочь из штормового моря с помощью своего магического искусства.

Тулли покачал головой:

- Невозможно!

- Невозможно для нас. Но не для них! - взволнованно отозвался Кулган.

Внимательно оглядев всех собравшихся, Паг не мог не отметить про себя, что герцог остался совершенно равнодушен к тому профессиональному интересу, которым был охвачен его придворный чародей. Напротив, он выглядел чрезвычайно расстроенным и удрученным, тогда как в глазах Кулгана светилось любопытство, которое было сродни восхищению. Паг вспомнил слова Тулли о том, какими бедами может грозить всей Мидкемии вторжение людей, владеющих приемами высшей магии, и по телу его пробежал холодок. Кулган выпустил изо рта тугое колечко дыма и продолжил:

- Люди эти несомненно обладают возможностями, о коих мы можем лишь строить смутные догадки. Маг по имени Фанэта с предельной ясностью и точностью поведал в своем письме о некоторых из них. Не могу не заметить, что меня изумляет, как он умудрился передать в коротком послании, написанном в спешке, столько информации. Это свидетельствует о его весьма незаурядном, великолепно организованном уме. Он в самых убедительных выражениях заверил свою жену, что непременно вернется, ссылаясь при этом на возникновение неких врат, рифта, открывающего путь в <новый мир>, поскольку, - я передаю его фразы дословно, не до конца уяснив себе их смысл, - поскольку мост уже наведен, тогда как магический амулет, который помог бы ему перенести корабль в безопасные воды их родной планеты, утрачен.

По тону письма мне показалось, что, затевая это перемещение, он подвергал себя и остальных большому риску, степень которого ясно осознавал. Он наложил на свиток с посланием еще одно заклятие - оно-то и послужило причиной того увлекательного приключения, которое мне довелось пережить и из которого меня столь своевременно вызволил Паг. - Кулган усмехнулся и подмигнул Пагу. - Я понадеялся было, что, нейтрализовав действие первого из заклятий, автоматически уничтожаю и второе, но не тут-то было! Оно начало действовать, едва лишь я закончил чтение свитка. Мне нелегко было избежать этой ловушки, ведь никто из нас, мидкемийских чародеев, еще не сталкивался ни с чем подобным! Действие этого заклятия проявилось в том, что одно из врат, которые эти люди умеют проделывать в пространственно-временной ткани Вселенной, разверзлось здесь, в непосредственной близости от меня. Свиток должен был исчезнуть в этой космической прорехе, чтобы затем очутиться в какой-то их <Ассамблее>, а вместе с ним, похоже, туда отправился бы и я сам, не приди дружище Паг мне на помощь.

Паг приблизился к постели учителя и взволнованно произнес:

- Это его друзья тянули к вам оттуда руки, мастер Кулган.

Они ощупывали ваше тело, чтобы найти свиток, а потом решили не тратить на это времени и утащить вас к себе, чтобы там обыскать!

Кулган задумчиво взглянул на своего ученика и кивнул:

- Вероятно, так оно и было. В любом случае, эпизод этот поведал нам о многом. Эти цурани освоили на практике магию столь высокого уровня, что мы можем лишь смутно догадываться о всех ее возможностях. Мы очень мало знаем о том, как возникают упомянутые врата между мирами, и еще того меньше - о самой их природе.

Герцог удивленно воззрился на чародея:

- Объясни, что ты хочешь этим сказать.

Кулган сделал глубокую затяжку и, сощурившись от едкого дыма, попавшего ему в глаза, пустился в пояснения:

- Возможности магии едва ли не беспредельны. Как следует из всего сказанного мною прежде, некоторые магические заклинания обладают такой огромной силой, что с их помощью искусным чародеям удается проделать брешь в космической ткани Вселенной.

Таким образом и появляется некая скважина, рифт, лазейка, ведущая... неведомо куда, в иные миры, возможно, в другие измерения. О подобных случаях нам известно совсем немного. Мы наверняка знаем лишь одно: при возникновении этих врат высвобождается огромное количество энергии.

Тулли мрачно кивнул и добавил:

- Мы так до конца и не уяснили себе, каким образом, с помощью каких именно заклинаний и амулетов возможно осуществить то, о чем говорил Кулган. Несколько таких случаев имели место и прежде, но мы располагаем лишь косвенными свидетельствами о них. Все, кто находился в непосредственной близости от этих врат, погибли или исчезли без следа.

- До сих пор все живое, что находилось на расстоянии нескольких футов от врат, настигала смерть, - кивнув, сказал Кулган. Он покачал головой, ухватил себя за бороду и с недоумением добавил:

- Просто невероятно, что я остался жив и почти невредим после того, как одно из них появилось здесь, в моейкомнате!

Герцог озабоченно нахмурился и полувопросительно произнес:

- Из всего сказанного вами обоими следует, что явление это весьма и весьма опасно!

Кулган согласно кивнул, попыхивая трубкой:

- А кроме того, оно совершенно непредсказуемо. Иногда к появлению врат приводит неверно или слишком торопливо произнесенное заклинание, а бывало, что они возникали на месте внезапно загоревшегося или взорвавшегося амулета. Это сила, которая совершенно не подвластна нам, мидкемийским магам. И если эти люди, проникшие к нам, умеют образовывать врата, произвольно менять их размеры и проходить сквозь них в обе стороны, при этом оставаясь невредимыми, то мне остается лишь смиренно склонить перед ними голову.

- Мы и прежде подозревали о существовании чего-то в этом роде, - пробормотал отец Тулли, - но впервые столкнулись с очевидным доказательством перемещений во Вселенной.

- А ведь верно, Тулли! - оживился Кулган. - На протяжении многих лет здесь то и дело появлялись ни на что не похожие амулеты и странные люди, коих мы принимали за жителей дальних стран. Теперь-то мы знаем, откуда они проникали к нам!

Старый священник задумчиво покачал головой:

- Я не разделяю твоей уверенности, Кулган. Все эти странные пришельцы были найдены мертвыми, а назначения тех двух или трех амулетов, которые, в отличие от остальных, не самоуничтожились при попытке взять их в руки, никто так и не смог разгадать.

Кулган лукаво улыбнулся:

- В самом деле? А как же быть с тем беднягой, что объявился в Саладоре лет этак двадцать тому назад? - Он пояснил, обращаясь к Боуррику:

- Тот человек был одет в какое-то немыслимое платье и не говорил ни на одном из мидкемийских наречий.

Тулли с неудовольствием взглянул на чародея и процедил сквозь зубы:

- Ты забыл добавить, что он вообще утратил способность к членораздельной речи по причине полной потери рассудка. Монахи нескольких орденов тщетно пытались исцелить его, и тогда...

- О всемогущие боги! - взволнованно перебил его Боуррик. - Планета, населенная воинами и полководцами, с армией, в несколько десятков раз превосходящей нашу, и магами, располагающими возможностью в любой момент открыть космические врата в наш мир! Нам остается лишь надеяться, что эти люди не обратят свои алчные взоры на наше Королевство!

Кулган кивнул и выпустил в потолок густую струю дыма:

- Мы пока не сталкивались с другими случаями их проникновения на Мидкемию. Нам можно было бы и вовсе не опасаться их, но... Мною владеет тревожное предчувствие, - голос его звучал приглушенно. Чародей словно бы прислушивался к своим ощущениям. Он немного помолчал и улыбнулся смущенной, виноватой улыбкой. - Возможно, я лишь попусту тревожу вас, но мне не дает покоя упоминание о наведенном мосте, содержащееся в письме цуранийского мага. Похоже, речь идет об издавна существующем космическом коридоре между нашим и их мирами.

Этакие звездные врата, гостеприимно распахнутые для цурани, будь они неладны! Но я все же надеюсь, что ошибся в своих предположениях.

Внезапно снизу, все приближаясь, донесся топот ног по каменным ступеням лестницы. Через несколько мгновений в дверь негромко постучали.

- Войдите! - сказал Боуррик.

Дверь распахнулась, и один из стражей, отвесив герцогу глубокий поклон, вручил ему свернутый лист пергамента. Быстро пробежав письмо глазами, Боуррик протянул его отцу Тулли.

- Я послал гонцов к эльфам и гномам. Те доставили им письма с просьбой помочь нам разобраться в случившемся. Королева эльфов отвечает, что немедленно отправляется в Крайди и прибудет сюда через два дня. Ее письмо, судя по всему, только что принес почтовый голубь.

Тулли нахмурился и обхватил ладонями свои узкие плечи.

- Никогда еще, сколько я себя помню, королева Агларанна не покидала пределов своего Эльвандара. При одной мысли о том, что может означать ее готовность прибыть в Крайди, меня бросает в дрожь!

- Это наверняка означает, что события принимают опасный оборот не только для нас, людей, но также и для эльфов. Я не удивился бы, если бы оказалось, что не одни мы располагаем сведениями об этих цурани, - сказал Кулган.

В комнате воцарилось молчание. Оно было столь гнетущим и тягостным, что Пагом внезапно овладело чувство тоски и обреченности. Ему, хотя и не без труда, удалось подавить его, но в течение нескольких ближайших дней отголоски этого тревожного чувства продолжали бередить его душу.

Глава 6 СОВЕЩАНИЕ С ЭЛЬФАМИ

Паг высунулся из окна. Несмотря на непогоду - колючий ветер, мелкий холодный дождь, зарядивший с самого утра, - двор был полон народу.

Прибытию важных гостей в Крайди всегда сопутствовали суматоха и оживление, теперь же, когда замок должны были почтить визитом эльфы, все его обитатели просто сгорали от любопытства. Даже редкие приезды сюда посланников королевы Агларанны воспринимались как нечто из ряда вон выходящее, ибо всем было известно, что ни один из эльфов не ступит за пределы своего Эльвандара без крайней на то надобности. Эти удивительные создания обосновались там задолго до появления в западных краях первого человека. Из века в век эльфы жили своей странной, таинственной жизнью, сторонясь людей, не вникая в их дела и не допуская их в свои владения. Все жители Королевства, не исключая, разумеется, и их ближайших соседей, крайдийцев, признавали за эльфами право на столь обособленное существование, считая их вольным народом и не притязая на их земли.

За спиной Пага послышалось негромкое покашливание. Он нехотя обернулся и кивнул Кулгану, державшему на коленях объемистый том в переплете из коричневой кожи. Книга была раскрыта посередине, и чародей делал вид, что читает, но, продолжая водить пальцем по строчкам, в то же время с легкой укоризной глядел на своего ученика. Паг затворил окно и покорно уселся на свою постель, где лежало несколько пергаментных свитков.

- Имей терпение, дружок! Ты успеешь вволю поглазеть на эльфов, когда те приедут в Крайди, - добродушно пробасил Кулган. - А пока у тебя в запасе есть несколько часов, чтобы проштудировать один-два манускрипта. Тебе надобно научиться ценить время и расходовать его с толком!

Фантус неслышно подкрался к мальчику и положил узкую голову ему на колени. Паг с отсутствующим видом потрепал его по затылку и почесал выпуклые наросты над бровями. Он весь ушел в изучение одного из свитков. Нынче Кулган велел ему систематизировать описания действий одних и тех же заклинаний, составленные несколькими разными чародеями, подметить сходства, различия, а также характеристические черты их магических приемов. Мастер надеялся, что подобные занятия помогут Пагу глубже вникнуть в суть изучаемого предмета, постичь саму природу магии.

После продолжительных размышлений Кулган пришел к выводу, что заклинание, которым вопреки всем правилам воспользовался Паг в поединке с троллями, подействовало надлежащим образом потому лишь, что мальчик находился тогда в состоянии крайнего эмоционального напряжения. Это каким-то непостижимым образом предохранило его самого от поражающего воздействия магических слов и направило их разрушительную силу на троллей. Кулган не терял надежды на то, что, внимательно изучив труды маститых чародеев, Паг рано или поздно сумеет преодолеть ту преграду, которая по-прежнему стояла на пути его приобщения к ремеслу.

Паг исподлобья взглянул на своего учителя. Тот погрузился в чтение объемистого фолианта, попыхивая неизменной трубкой.

Кулган вполне оправился после недавнего потрясения и нынче настоял на продолжении их занятий. Пагу не оставалось ничего другого, кроме как покориться, внутренне сгорая от негодования, ведь все другие мастера освободили своих учеников от работ и занятий и вместе с ними ожидали теперь во дворе прибытия королевы эльфов и ее свиты.

Кулган продолжал дымить трубкой. Через несколько минут глаза Пага начали слезиться от едкого дыма. Он подошел к окну и настежь распахнул ставни.

- Учитель! Что, дружок?

- Вы не находите, что нам было бы гораздо удобнее работать здесь, если бы мы смогли, греясь у печки, выгонять наружу дым от нее и от вашей трубки?

Кулган вскинул голову и внимательно оглядел комнату. Он словно бы впервые увидел наполнявшие ее клубы сизо-голубого дыма, сквозь который ему с трудом удалось разглядеть черты лица Пага. Чародей расхохотался:

- А ведь ты прав! - С этими словами он поднялся на ноги и, полузакрыв глаза, стал неистово размахивать руками. Губы его едва заметно шевелились, выговаривая магические формулы. Вскоре он уже сжимал в ладонях тугой клубок дыма, видом своим напоминавший охапку козьего пуха. Посмеиваясь, Кулган подошел к распахнутому окну и выбросил свою ношу наружу. Клубок завис в воздухе и через несколько мгновений растаял. По комнате пронесся легкий ветерок. Он колыхнул волосы Пага, и мальчик уловил в нем запахи моря, опавших листьев и влажной земли.

- Спасибо, мастер Кулган, - смеясь, воскликнул он. - Но мне, право же, хотелось бы решить эту проблему раз и навсегда.

Нам для этого надо всего лишь соорудить трубу над этой печкой.

Кулган покачал головой и грузно уселся на прежнее место.

- Это невозможно, Паг. Жаль, что строители, возводившие башню, не подумали об этом. Но теперь уж ничего не поделаешь.

Вынимать камни из кладки, вести трубу сквозь мою комнату до самой крыши было бы слишком сложно. Да к тому же и недешево!

- Я вовсе не это имел в виду, Кулган! - горячо запротестовал Паг. - Вспомните-ка каменный навес, похожий на капюшон, над горном в кузне! Ведь он улавливает весь дым и всю копоть, которые затем по трубе выходят наружу!

- Вытяжной зонт, - машинально поправил его чародей, сопроводив эти слова недоуменным взглядом.

- Так вот, если бы у меня был такой же, только не каменный, а металлический, меньшего размера, и железная труба, выкованная кузнецом, тогда это устройство работало бы так же, как в кузне, выводя весь дым из комнаты!

- Уверен, что так оно и было бы, - улыбнулся Кулган. - Но откуда же ты вывел бы эту трубу?

- Вот отсюда! - Паг указал на два камня у левого верхнего угла окна. Между ними образовалась глубокая трещина, сквозь которую в комнату проникали дождь и ветер. - Этот камень можно будет вынуть без больших усилий. - Он легонько пошатал крайний из двух камней, едва державшийся в кладке. - Труба будет сперва идти вверх, а потом сгибаться под прямым углом на уровне отверстия, чтобы пройти сквозь него наружу. Ее, наверное, придется обмазать глиной, если она окажется намного уже, чем брешь в стене. Ведь сквозняк надоел мне едва ли не больше, чем дым!

Кулган был приятно удивлен сообразительностью своего ученика.

- Прекрасная идея, Паг! Ее непременно нужно будет осуществить. Завтра утром я потолкую об этом с кузнецом.

Надеюсь, он сделает для тебя и зонт, и трубу. Надо же, как это раньше такая простая мысль никому не пришла в голову?

Польщенный похвалой мастера, Паг широко улыбнулся. Вскоре оба чародея вновь принялись усердно штудировать старинные манускрипты. Паг в который уже раз перечитывал один и тот же абзац, не в силах до конца уяснить себе его значение, и наконец обратился за помощью к Кулгану:

- Учитель!

- Что, дружок? - отозвался тот, с улыбкой переводя взгляд на Пага.

- Тут опять какая-то неразбериха! Вот послушайте: чародей Льютон использует те же приемы, что и Марсус, чтобы предотвратить обратное действие заклинания и, сохранив самого заклинателя невредимым, направить всю его магическую силу на враждебный объект, то есть на некую внешнюю цель. - Паг отложил в сторону один свиток и развернул другой. - Но, представьте себе, Доркас в одном из своих трудов предупреждает, что применение подобных приемов может значительно ослабить силу заклинания и даже привести к тому, что оно вовсе не подействует на объект! Согласитесь, что эти суждения противоречат одно другому! В чем же дело, мастер? Кто из них прав? Чьи слова следует принять на веру? И как вообще у могущественных и знаменитых чародеев могли возникнуть разногласия по этому вопросу?

Кулган встал и некоторое время молча вышагивал по тесной каморке, то и дело взглядывая на Пага своими лучистыми синими глазами, в которых не было и тени всегдашней насмешки. Затем он снова уселся на табурет, сунул в свою густую белоснежную бороду - туда, где должен был находиться рот, - длинный чубук трубки и, сделав глубокую затяжку, заговорил:

- Это служит лишним доказательством тому, о чем я уже говорил тебе прежде, дружок. Сколь бы мы, чародеи, ни гордились своим ремеслом, оно не отличается ни научной четкостью и строгостью понятий, ни ремесленническим единообразием приемов.

Необходимые навыки мы получаем от учителей и передаем ученикам.

И так уж ведется от начала времен во всем, что касается практической магии. Все мы следуем путем проб и ошибок, по мере сил исправляя ошибки и производя все новые и новые пробы. Никто еще не пытался систематизировать разрозненные сведения, составляющие, так сказать, теоретическую основу нашего ремесла.

Никому не довелось пока создать законы, правила и аксиомы магического искусства, которые были бы безоговорочно приняты, одобрены и усвоены всеми без исключения чародеями. - Он с ласковой улыбкой взглянул на Пага и выпустил вместе с глубоким вздохом густую струю дыма. - Все мы по сути делаем одно и то же, но порой совершенно по-разному. Нас можно, пожалуй, уподобить плотникам, изготовляющим, к примеру, столы для трапез. Все мастера наверняка выберут для этого разные породы деревьев - кому какая по душе, и будут пользоваться разными инструментами. Один не сможет обойтись без рыбьего клея, другой и слышать о нем не захочет и скрепит детали гвоздями. А третий воспользуется какими-то особыми, им самим придуманными клиньями. Каждый из них отшлифует свое изделие совсем не так, как остальные, и украсит резьбой на свой особый манер. Но результат всех трудов всех до единого плотников будет один - каждый из них сработает по столу для трапез. Понимаешь, о чем я толкую? Так вот и маги добиваются подчас одних и тех же результатов разными способами. Одни из них порой напрочь отвергают то, что кажется другим совершенно необходимым. При этом, заметь, в итоге все они оказываются правы, но каждый по-своему! Вот и выходит, что одна и та же магическая формула помогла Льютону и Марсусу направить действие заклинания на избранный объект и нейтрализовала заклинание Доркаса.

- Я понял вас, мастер Кулган, но мне все же трудно примириться с мыслью, что чародеи добиваются одного и того же результата разными способами. Из ваших слов мне стало ясно, что каждый из них искал свой путь в достижении определенной цели, но мне думается, что этих путей не должно быть так много! - Он задумчиво покачал головой. - В тех способах, коими они достигали намеченного, кроется какая-то ошибка. Чего-то здесь недостает!

Кулган взглянул на него с неподдельным интересом:

- Чего, Паг? Ты не мог бы выразить свою мысль яснее?

Мальчик пожал плечами:

- Я... не знаю, что и сказать вам, учитель. Похоже, я словно бы чувствую, что единые законы, правила и аксиомы, о которых вы толковали, на самом деле существуют, и все маги должны неукоснительно следовать им. Тогда всем неясностям, противоречиям и двусмысленностям в нашем ремесле настанет конец. Но вот только где и как найти их, эти незыблемые правила, эти единые приемы, откуда извлечь, из чего вывести? - Потупившись, он пробормотал:

- Наверное, я все же не смог верно передать то, о чем думаю уже много дней подряд.

Кулган покачал головой:

- Ничего подобного! Я слишком хорошо знаю тебя, дружок, и прекрасно понял, что ты имеешь в виду. У тебя острый, пытливый, прекрасно организованный ум. И рассуждаешь ты гораздо логичнее, чем многие из тех, кто старше и образованнее тебя. Ты умеешь видеть события в их последовательности и факты в их взаимосвязи, то и другое для тебя - вовсе не набор разрозненных и случайных происшествий и обстоятельств. Возможно, кстати, что именно отсюда проистекают и все твои беды. - Паг вопросительно взглянул на Кулгана, и тот с готовностью пояснил:

- Многие из умений и навыков, коим я тщусь тебя обучить, объединены между собой логической причинно-следственной связью. Но не все, дружок, далеко не все! Это, знаешь ли, в чем-то схоже с игрой на лютне. Можно научиться правильным приемам звукоизвлечения, постановке пальцев, но великим трубадурам, согласись, присуще и многое другое, чего подчас не выразить словами, чему трудно научить. Одного усердия здесь, увы, мало. Нужны способности, дружок!

Паг потупился и грустно пробормотал:

- Кажется, я понял, мастер Кулган.

Кулган поднялся с табурета:

- Не вешай носа, Паг! Ты еще очень юн, и я вовсе не утратил веры в тебя. - Голос его звучал так ласково, в нем слышались столь теплые, отеческие нотки, что Паг вскинул голову и с внезапной надеждой спросил:

- Это правда, учитель? Вы и в самом деле не считаете меня законченным тупицей?

- Ни в коем случае! - Кулган энергично потряс головой. - По правде говоря, я даже надеюсь, что когда-нибудь ты применишь свой ясный, превосходно организованный ум для возведения всего нашего ремесла на более высокий уровень.

Эта неожиданная похвала смутила Пага. Он был далек от того, чтобы считать себя способным осуществить столь великие деяния.

Со двора донеслись шум и крики. Паг бросился к окну и выглянул наружу. Он увидел, как отряд стражников промаршировал к главным воротам замка. Паг повернулся к Кулгану:

- Эльфы уже совсем близко! Стража подходит к воротам!

Кулган понимающе улыбнулся:

- И тебе не терпится встретить их у ворот? Что ж, я не против. Мы сегодня славно поработали. Тебя, конечно же, ничто теперь не удержит в этих стенах. Беги, дружок!

Паг выбежал из комнаты и помчался вниз по лестнице, перепрыгивая через две, а то и через три ступени разом. Он миновал опустевшую кухню и хозяйственный двор, обогнул замковую стену и присоединился к густой толпе слуг и подмастерьев неподалеку от главных ворот. Томас стоял во весь рост на возу с сеном. Через несколько минут Паг взобрался на высокую копну и встал рядом с ним. Отсюда были хорошо видны распахнутые ворота и две шеренги стражников, выстроившихся вдоль въездной аллеи.

- А я уж было подумал, что ты не придешь, - с усмешкой проговорил Томас. - Готов был побиться об заклад, что ты весь день проторчишь в башне со своими книгами и свитками.

- Да ты в своем уме?! Разве я могу пропустить такое редкостное событие?! Подумать только, сейчас здесь появится сама королева эльфов!

Томас легонько толкнул его локтем в бок:

- А не довольно ли с тебя редкостных событий? По мне, так их на этой неделе и без того хватало!

Паг нахмурился и бросил на друга недовольный взгляд:

- Уж не хочешь ли ты сказать, что самому тебе наплевать на них? Ты ведь именно поэтому забрался сюда и мокнешь под дождем, да?

Вместо ответа Томас вытянул вперед руку.

- Смотри!

Паг взглянул на главные замковые ворота. Сквозь них во двор въезжали всадники в темно-зеленых плащах с капюшонами. Они приблизились к ступеням парадного входа в замок, где их ожидал герцог Боуррик, и остановились, выстроившись в шеренгу. Оба мальчика замерли от восхищения. Они не могли отвести глаз от великолепных белоснежных лошадей, на которых прискакали гости.

Эти крупные, грациозные животные, несмотря на моросящий дождь, выглядели так, словно их только что вычистили усердные конюхи.

Казалось, что от этих удивительных созданий исходит какой-то дивный, волшебный свет. Все лошади, не исключая и той, на которой восседала королева и которая была выше и мощнее других, не были оседланы. Их длинные, густые гривы и хвосты развевались на ветру. По команде всадников они взвились на дыбы, приветствуя хозяев, и над толпой обитателей замка, наблюдавших за этой сценой, пронесся восторженный вздох.

- Вот это да! - едва слышно прошептал Томас.

Оба мальчика, как и все жители Королевства, были немало наслышаны о белоснежных лошадях эльфов. Мартин Длинный Лук рассказывал, что эти волшебные создания, наделенные в числе прочих удивительных качеств разумом и способностью понимать обращенные к ним речи, живут в глухих, непроходимых чащах близ Эльвандара и служат одним только эльфам, да и то лишь в том случае, когда просьба об этом исходит от особ королевской крови. Что же до людей, то само собой разумелось, что кони эльфов и близко к себе не подпустили бы никого из них.

Придворные конюхи, ученики и подмастерья старого Элгона, бросились было к шеренге всадников, чтобы помочь им спешиться и увести коней в стойла, но королева своим негромким, мелодичным голосом, в котором слышался едва уловимый смешок, проговорила:

- В этом нет надобности.

Она легко соскочила со своей лошади и сняла с головы капюшон, подставив дождю пышные, волнистые рыжеватые волосы, которые мягкими локонами спускались на плечи. Королева поднялась по ступеням и приблизилась к почтительно склонившемуся перед ней Боуррику. Когда тот выпрямился, оказалось, что Агларанна почти одного с ним роста.

Герцог пожал обе узких ладони своей гостьи и с улыбкой проговорил:

- Добро пожаловать в Крайди, ваше величество. Вы оказали большую честь мне и моему дому.

- Благодарю вас. Вы очень любезны, лорд Боуррик. - Негромкий голос Агларанны был столь чист и мелодичен, что звуки его достигли самых отдаленных участков двора, и слова королевы были услышаны всеми собравшимися. Паг почувствовал, как рука Томаса крепко сжала его плечо. Юный воин не отрываясь смотрел на королеву эльфов.

- Как она прекрасна! - прошептал он.

Паг снова перевел взгляд на Агларанну. Он не мог не признать, что та и в самом деле удивительно красива - разумеется, на эльфийский манер. На бледном, изысканно-удлиненном лице королевы под тонкими дугами темных бровей сияли большие бледно-голубые глаза, обрамленные черными загнутыми ресницами. Когда она улыбалась, ее полные алые губы слегка приоткрывались, обнажая два ряда ровных белоснежных зубов. Высокий лоб Агларанны перехватывал тонкий золотой обруч с несколькими подвесками в виде маленьких колокольцев, спускавшихся к округлым, слегка выдававшимся скулам и изящным ушам, которые, как и у всех эльфов, были лишены мочек и слегка заострялись кверху.

Одиннадцать молодых эльфов, составлявших почетный эскорт Агларанны, один за другим спешились и приблизились к своей повелительнице и Боуррику. Все они были молоды, красивы и стройны. Одежда их, кроме темно-зеленых плащей, состояла из нарядных ярких туник и контрастировавших с ними по цвету штанов. При взгляде на спутников Агларанны у Пага в первую минуту зарябило в глазах от обилия пестрых красок.

Королева обратила взгляд на лошадей и произнесла мелодичным голосом несколько слов на языке эльфов. Лошади снова взвились на дыбы и, повернувшись, упругой рысью затрусили к воротам во внутренний двор, туда, где располагались конюшни. Герцог и эльфы прошли в замок. Толпа зевак вскоре рассеялась, и Паг с Томасом остались во дворе одни.

- Проживи я хоть сотню лет, - взволнованно произнес Томас, - мне навряд ли удастся еще хоть раз увидеть такую красавицу!

Паг с удивлением посмотрел на друга и пожал плечами.

Веселый, насмешливый Томас против своего обыкновения был явно настроен на серьезный лад, и Паг, собравшийся было посмеяться над его восторженными словами, вынужден был прикусить язык.

Юный воин, судя по всему, находился под глубоким впечатлением от встречи с королевой эльфов.

Паг спрыгнул с воза и поманил Томаса рукой:

- Пошли отсюда! Нечего больше мокнуть!

Когда Томас приземлился на мокрые булыжники двора, Паг критически оглядел его с ног до головы и сурово нахмурился.

- Тебе придется переодеться во все сухое! И постарайся, пожалуйста, раздобыть чистый и выглаженный воинский плащ у кого-нибудь из молодых солдат гарнизона!

- Это еще зачем?

Паг фыркнул и, еле сдерживая смех, ответил:

- Как, разве я еще не говорил тебе, что герцог нынче приказал нам обоим явиться к обеду в главный зал? Его величество желает, чтобы ты рассказал королеве Агларанне о том корабле, где мы с тобой побывали.

На лице Томаса отразился неподдельный ужас. Казалось, еще мгновение - и юный воин бросится наутек.

- Мне? Обедать в главном зале? - Он побледнел и с мольбой взглянул на Пага. - Как же это я стану говорить с королевой?!

Паг, дружище, признайся, что это всего лишь глупая шутка!

Пага немало позабавило замешательство отважного Томаса.

- Еще чего! - с важным видом произнес он. - Я и не думал шутить! Не робей, держись посвободней, и разговор с королевой не покажется тебе таким уж страшным делом. Чего проще: ты только разевай пошире рот, шевели губами и языком, и слова станут выговариваться сами собой!

Томас размахнулся и выбросил правую руку вперед, намереваясь сбить самонадеянного сквайра с ног. Но тот вовремя пригнулся, боднул Томаса головой в живот, и оба покатились по земле. Невысокий Паг был силен и увертлив, и Томасу никак не удавалось уложить его на обе лопатки. Их стычка продолжалась лишь несколько секунд и закончилась ничьей. Мальчики поднялись на ноги, хохоча во все горло и не испытывая ни малейшей вражды друг к другу.

- Ну и задал же ты мне, Паг!

- Да уж не больше, чем ты мне!

- Ладно, давай я помогу тебе отряхнуться.

- С чего это ты завелся, Томас?

- Ты нарочно до последней минуты не говорил мне о распоряжении герцога и насмехался надо мной. Вот с чего! - недовольно проворчал Томас.

- Ладно, я признаю, что виноват перед тобой! Но почему ты не рад, что будешь обедать с герцогом и королевой? Скажи мне, что тебя так смущает?

Томас покраснел до корней волос и, опустив голову, пробормотал:

- Я не знаю, сумею ли держаться за столом, как подобает.

Ведь до сих пор мне не случалось есть в присутствии знати.

Вдруг я допущу какой-нибудь ужасный промах и все станут смеяться надо мной?

- Об этом не тревожься, - проговорил Паг, снисходительно потрепав друга по плечу. - Смеяться над тобой они уж в любом случае не станут. Это не принято, как бы странно и неловко ни вел себя любой из гостей. Воспитанность, - назидательно добавил он, явно повторяя чьи-то слова, - состоит не в том, чтобы не допускать промахов, а в том, чтобы не замечать промахи других!

Томас заметно приободрился и с несмелой улыбкой произнес:

- И все же мне немного боязно усесться за стол вместе с придворными и самим герцогом.

- Ничего страшного в этом нет! - заверил его Паг. - Когда займешь свое место, внимательно смотри на меня и старайся повторять мои движения. Держи вилку в левой руке, а нож - в правой. Не пей из чаш с розовой водой - она подается для того, чтобы омывать ладони. Ею следует пользоваться как можно чаще, ведь твои пальцы покроются жиром от реберных костей откормленного барана, которого нынче подадут на обед. Когда будешь бросать обглоданные кости через плечо, не размахивайся слишком сильно, иначе они того и гляди попадут не в середину зала, где бродят собаки, а к подножию стола его сиятельства! И не вздумай вытирать рот рукавом! Для этого существуют салфетки или на худой конец края скатерти!

Паг решил проводить друга к казармам, по пути давая ему все новые и новые наставления касательно придворных манер. Томас был ошеломлен обширностью и глубиной его познаний в этой неведомой ему самому области.

Томас сидел за столом в большом зале замка Крайди ни жив ни мертв. Душу его раздирали страх, смущение и отчаяние. Стоило кому-либо из придворных скользнуть по его лицу учтиво-равнодушным взглядом, как мальчик смущенно втягивал голову в плечи и, страшась, что допустил какое-то чудовищное нарушение этикета, ожидал сурового окрика, словно воришка, застигнутый на месте преступления. Когда же его растерянный взор обращался к герцогскому столу, находившемуся на возвышении, и скрещивался со взором королевы эльфов, он поспешно опускал глаза, чувствуя, как внутри у него все сжимается от тоски и отчаяния.

Паг договорился с дворецким Сэмюэлом, чтобы нынче им с Томасом отвели места в самом дальнем углу просторного зала, хотя обычно во время трапез он сидел за главным столом, рядом с принцессой Каролиной. Он был рад этой неожиданной возможности оказаться вдали от нее, ибо Каролина все еще держалась с ним натянуто. Прежде она охотно вступала с ним в разговоры о придворных новостях и пересказывала последние сплетни, но после того памятного объяснения в саду стала подчеркнуто игнорировать его, переключив все свое внимание на оторопевшего от столь внезапной перемены и чрезвычайно осчастливленного ею сквайра Роланда. Паг был рад хоть на один вечер избежать общения с надменно-молчаливой Каролиной, но не мог побороть раздражения, охватывавшего его при каждом взгляде на самодовольно ухмылявшегося Роланда.

В последнее время ему немало досаждала неприязнь Роланда, едва скрываемая под подчеркнуто учтивыми манерами. Паг, в отличие от Томаса, никогда не был особенно дружен с проказливым сквайром, но и не враждовал с ним. Роланд всегда охотно принимал участие в играх маленьких подмастерьев, не чинясь, получал свои порции ударов и затрещин в кулачных боях и наносил противникам увесистые оплеухи. Он следовал правилам чести, исповедуемым дворовыми мальчишками, и никогда не щеголял перед ними ни своим высоким званием, ни нарядным платьем, ни богатством и знатностью отца. Простое, ровное обращение сквайра со всеми, его заразительная веселость и добродушный нрав снискали ему любовь и уважение всех мальчишек, не исключая и Пага. Теперь же между ними день ото дня росла глухая вражда, грозившая рано или поздно привести к открытому столкновению.

Паг не без некоторой опаски ждал этой неизбежной стычки, исход которой был заранее предрешен, ибо из всех учеников, живших в замке Крайди, один лишь Томас без труда одерживал верх над умелым, сильным и опытным в поединках Роландом. И все же Паг ни за что не согласился бы уклониться от кулачного боя с Роландом, предоставься ему такая возможность. Он устал от вынужденного притворства, от необходимости соблюдать придворный этикет и невольно подражать надменной любезности сквайра, встречаясь с ним на людях. Конец всему этому положила бы лишь хорошая потасовка, каков бы ни был ее результат.

Мельком взглянув на Томаса, напряженно замершего на стуле с высокой спинкой, Паг ободряюще улыбнулся ему и снова перевел взгляд на Каролину. Он с сожалением вспомнил то время, когда мог лишь мечтать о принцессе, денно и нощно лелея в душе ее образ. Он замирал от восхищения, если ему случалось увидеть Каролину в саду или на балконе замка. Он любовался сиянием ее голубых глаз, блеском темных локонов в ярком свете полуденного солнца и потом, бывало, по целым неделям думал об этих упоительных мгновениях, расцвечивая воспоминания о мимолетных встречах яркими, порой нескромными фантазиями. Теперь же, когда он мог ежедневно говорить с Каролиной, находиться подле нее, о чем он прежде не смел и помышлять, мальчишеские мечты сами собой потускнели, а реальность вместо радости обернулась для него тяжким испытанием. Ловя на себе ее насмешливый, лукавый взгляд, он робел и стушевывался, но Каролина, если в эти минуты ей случалось впасть в капризное, гневливое или проказливое настроение, не спешила прийти ему на помощь, а напротив, лишь увеличивала владевшее им смущение упреками и колкими замечаниями. Робость Пага зачастую принималась ею за неуклюжесть, если же он против обыкновения начинал вести себя свободно и непринужденно, она готова была обвинить его в дерзости, развязности и непочтительности. Даже в те редкие минуты, когда во взоре принцессы, обращенном к нему, читалась благосклонность, Паг опасался каким-нибудь неловким движением, неуместным словом или жестом вызвать ее гнев и оттого держался с ней скованно и напряженно.

Он вздохнул и искоса взглянул на Роланда. Каким бы сложным и противоречивым ни было его отношение к Каролине, теперь на смену помыслам о ней в душу его закралась ревность. Однако юный сквайр больше не выглядел победителем. С лица его исчезла былая веселость. Он покусывал губы, прислушиваясь к оживленному разговору между Каролиной и эльфийским принцем Калином, сыном Агларанны. Паг мрачно усмехнулся. На вид принцу можно было дать лет двадцать, но и сама королева выглядела совсем юной девушкой. Также и все эльфы, состоявшие в свите, казались юнцами, едва вышедшими из детского возраста. Исключение составлял один лишь Тэйтар, главный советник Агларанны, которого можно было принять за ровесника герцога Боуррика.

Обед закончился. Герцог встал, подав руку Агларанне.

Придворные удалились в свои покои, тем же, кому надлежало принять участие в заседании совета, было велено следовать за Боурриком и королевой эльфов.

В который уже раз Паг и Томас встали у дверей просторного герцогского кабинета. Нынче Паг чувствовал себя здесь свободно и непринужденно, Томас же, напротив, вконец смешался и стоял ни жив ни мертв. Пагу не стоило большого труда догадаться, что причиной этого обстоятельства послужило присутствие в кабинете красавицы королевы. В обеденном зале юный воин то и дело взглядывал на Агларанну, теперь же взор его устремлялся куда угодно, только не на нее. Пагу показалось, что королева заметила странное поведение Томаса. Губы ее тронула едва заметная улыбка, которая тотчас же погасла.

Двое эльфов, сопровождавших королеву, Калин и Тэйтар, подошли к стоявшему у окна круглому столу, на котором были разложены все предметы, найденные мальчиками на затонувшем корабле, и доспехи цуранийского воина. Они внимательно рассмотрели находки и обменялись сдержанными замечаниями на своем родном языке.

Герцог объявил о начале совещания, и эльфы встали по обе стороны от кресла, которое заняла королева Агларанна. Советники уселись на стулья за большим столом. Паг и Томас остались у дверей.

- Дорогие гости, - сказал Боуррик, - из моего послания вам известно о тревожном происшествии, приключившемся у наших берегов несколько дней тому назад. Вы имели возможность ознакомиться и с вещественными доказательствами оного. Если вы сочтете это необходимым, присутствующие здесь мальчики могут рассказать о том, чему они стали свидетелями.

Королева слегка кивнула головой, и Тэйтар, повинуясь этому жесту, с расстановкой проговорил:

- Мы хотели бы выслушать обоих мальчиков, ваше сиятельство.

Боуррик велел Пагу и Томасу приблизиться к столу. Оба они охотно повиновались. Окинув их проницательным взглядом, Тэйтар спросил:

- Кто из вас первым увидел этого чужеземца?

Томас с мольбой взглянул на Пага, и тот поспешно выпалил:

- Мы оба, сэр. - Не зная толком, как следовало обращаться к знатному эльфу, Паг с тревогой взглянул на советника королевы.

Тот, по-видимому, вполне удовольствовался услышанным и невозмутимо продолжал задавать ему вопросы. Паг пересказал ему все, что помнил, вплоть до мельчайших подробностей, которые, успев стереться из его памяти, теперь, когда он как бы заново пережил случившееся, вновь обрели былую яркость.

Тэйтар поблагодарил его за обстоятельный рассказ и повернулся к Томасу. Паг отступил назад и весь обратился в слух. Бедняга Томас без конца сбивался и бормотал нечто бессвязное. Лицо его покрылось мелкими каплями пота и то бледнело, то становилось багровым. Королева, видя замешательство юного воина, ласково улыбнулась ему и ободряюще кивнула, но это привело Томаса в еще большее смущение.

Отчаявшись добиться от него связного рассказа, Тэйтар кивком велел ему вернуться на прежнее место.

Среди деталей, о которых мальчики упомянули, лишь повинуясь дотошным расспросам Тэйтара, были и замеченные ими на уцелевшей части судна ящики с песком для тушения огня и стойки для копий.

Это послужило лишним доказательством правоты принца Аруты, еще прежде предположившего, что корабль был не чем иным, как боевой галерой.

Тэйтар обменялся взглядом с королевой и после недолгого размышления мрачно проговорил:

- Мы никогда не слыхали о корабле подобной конструкции. Мы убеждены, что он не мог быть построен и оснащен на Мидкемии. Мы согласны с выводами его сиятельства герцога и отца Тулли.

Повинуясь безмолвному приказу матери, слово взял принц Калин:

- После смерти моего отца короля я стал главным военачальником Эльвандара. В мои обязанности помимо прочих входит и надзор за несением разведывательной и пограничной служб. Согласно сообщениям некоторых из разведчиков, в последнее время в обширном лесу к югу от реки Крайди творятся странные вещи. Несколько раз наши поисковые отряды обнаруживали следы пребывания человека в глухих, труднодоступных частях этого леса. Следы эти находили по всей территории от границ Эльвандара до Северного перевала у Каменной Горы. Наши разведчики по несколько недель кряду пытались найти этих незваных пришельцев, но все их усилия оказывались напрасными.

Таинственные незнакомцы, вторгшиеся в лесные заросли, в отличие от случайных путников, порой забредающих в эти места, со всем тщанием старались скрыть свидетельства своего пребывания там и направление своих перемещений. Не случись им очутиться на столь близком расстоянии от наших границ, возможно, мы никогда и не узнали бы об их появлении. Но никто не может обмануть бдительность эльфов, охраняющих Эльвандар от вторжений чужаков!

И вот несколько дней тому назад один из разведчиков выследил небольшой отряд чужеземцев, перебиравшихся через ручей неподалеку от нашего леса и направлявшихся к Северному перевалу. Он преследовал их в течение многих часов, пока они не исчезли.

Мастер Фэннон воскликнул, удивленно вскинув густые брови:

- Разведчик-эльф потерял след? Впервые слышу о подобном!

Калин покачал головой:

- О нет! Все обстояло иначе. Он шел за ними по пятам, оставаясь незамеченным, но те исчезли, словно растаяв в воздухе, посреди болотистого участка, заросшего высокой травой.

Наш разведчик обнаружил последние из оставленных ими следов неподалеку от поляны, граничившей с болотом.

- Мне думается, мы теперь знаем, куда делись эти пришельцы, - хмуро проговорил принц Лиам. Утратив свой обычный веселый и добродушный вид, старший из принцев внезапно стал гораздо более, чем когда-либо прежде, походить лицом на герцога.

Калин задумчиво кивнул и вернулся к рассказу:

- За четыре дня до того, как нам доставили ваше послание, возглавляемый мною пограничный отряд заметил еще одну группу чужеземцев неподалеку от тех мест, где была обнаружена предыдущая. Все десятеро незваных гостей, среди которых мы заметили блондинов и брюнетов, смуглолицых и белокожих, были приземистыми, мускулистыми и безбородыми. Они пробирались сквозь лес с величайшей осторожностью. При малейшем шуме все как один останавливались и начинали с тревогой озираться по сторонам. Но им все же не удалось заметить нас. Они даже не заподозрили, что их преследуют. Чужеземцы были одеты в яркое платье разных цветов - кто в синее, кто в желтое, зеленое, красное. Лишь один из них был облачен в аспидно-черный балахон.

Оружие их составляли мечи, подобные этому - он кивнул в сторону маленького стола у окна, - а также более длинные, с гладкими, без зазубрин, лезвиями, круглые щиты и какие-то странные короткие луки с несколькими изгибами.

Мастер Элгон наклонился вперед и не без гордости проговорил:

- Оборотные луки! Это, скажу я вам, занятные штуковины! Ими ловко орудуют кешианские воины.

Калин развел руками.

- Кешианцы давно оставили эти края. А прежде, насколько мне известно, и они вооружались обычными луками из тиса и ясеня.

Элгон взволнованно перебил его:

- Они откуда-то вызнали секрет изготовления оборотных луков и делают их из дерева и коровьих рогов. Оружие это надежно и долговечно, ничего не скажешь, но дальность полета стрелы все же меньше, чем у длинного лука, хотя его небольшой вес и легкость значительно...

Боуррик нарочито громко откашлялся, явно не желая выслушивать разглагольствования своего главного конюха об особенностях вооружения кешианцев.

- Будьте любезны, продолжайте, ваше высочество! - негромко проговорил он.

Элгон побагровел от смущения. Калин, дружески улыбнувшись ему, продолжил свой рассказ:

- Мы преследовали их два дня. С приближением ночи они разбили лагерь, но огня не развели. Чужеземцы старались уничтожить все следы своего пребывания в лесу. Все объедки и даже нечистоты, извергнутые их телами, они собрали в кожаный мешок, который нес один из воинов. Они передвигались с величайшей осторожностью, но нам все же не составляло труда следить за ними с довольно близкого расстояния, не будучи замеченными. У самого края леса, неподалеку от Северного перевала, они остановились, чтобы сделать какие-то пометки на листе пергамента. Пришельцы поступали подобным образом уже не впервые. Затем тот из них, кто был одет во все черное, достал из-за пояса какой-то странный предмет - по-видимому, то был магический амулет невиданной силы, - пробормотал несколько слов на своем наречии, и все десятеро вмиг исчезли.

Герцог, оба принца, советники и Паг с Томасом глядели на Калина в немом изумлении. Кулган удрученно покачивал головой.

Эльфийский принц поспешил добавить:

- Однако больше всего меня поразило даже не это, а язык чужеземцев. По тем немногим словам, что донеслись до нашего слуха - ведь все они переговаривались шепотом или вполголоса, - мы смогли определить, что язык этот даже отдаленно не напоминает ни одно из мидкемийских наречий.

- Узнав обо всем этом от сына, я не на шутку встревожилась, - сказала королева Агларанна. - Ведь судя по всему, чужеземцы составляли карту Западных земель, свободно перемещаясь по лесам и болотам, подходя к Северному перевалу, а теперь, как явствует из рассказа мальчиков, даже к крайдийскому берегу. Мы сами собирались известить вас об этих вторжениях, заметно участившихся в последние дни. Знайте, что несколько отрядов пришельцев было замечено у перевала накануне нашего отъезда из Эльвандара.

Арута подался вперед и мрачно проговорил:

- Если они преодолеют перевал, то обнаружат единственный путь в Вабон и Вольные города. К тому времени может начаться снегопад, и они без труда поймут, что в зимние месяцы мы будем отрезаны от остального мира и лишены надежды на подмогу.

На мгновение бесстрастное лицо герцога исказила гримаса ужаса и отчаяния, но он быстро овладел собой и спокойно произнес:

- Не будем забывать и о Южном перевале, который, возможно, еще не отмечен на карте незваных пришельцев. Появись они в тех краях, их непременно увидели бы разведчики из племени гномов.

Ведь поселения маленького народца у Серых Башен разбросаны гораздо шире, чем у подножия КаменнойГоры.

- Ваше сиятельство, - проговорила Агларанна, печально взглянув на герцога своими светло-голубыми глазами, я ни за что не покинула бы пределы Эльвандара, если бы положение, в котором все мы оказались, не представлялось мне критическим. И услышанное здесь подтвердило мои самые худшие опасения. Ведь если империя этих инопланетных жителей и в самом деле сильна и могущественна, тогда все вольные народы Запада могут столкнуться с реальной угрозой порабощения. Мы, эльфы, не питая симпатий к Королевству в целом, с приязнью относимся к жителям Крайди. Вы всегда были нам добрыми соседями, вели себя достойно и миролюбиво, уважая наши законы и не посягая на наши владения.

И мы обещаем вам свою всемерную поддержку, если армия чужеземцев начнет завоевательную войну против Крайди.

Помолчав, Боуррик ответил:

- Благодарю вас, ваше величество, за обещанную помощь в случае нападения чужеземцев. Мы в большом долгу перед вами также и за ваш приезд к нам, и за ценнейшие сведения, которые вы сообщили. Ибо теперь мы начнем действовать. Не узнай мы о происшествиях на границе ваших земель, мы скорее всего промедлили бы с ответными мерами и тем самым предоставили бы противнику преимущество во времени. - Он снова умолк, ненадолго задумавшись, и на лицо его набежала тень. Герцог явно старался не показывать вида, что находится в состоянии величайшего волнения. И когда он вновь заговорил, голос его звучал по-прежнему ровно и бесстрастно:

- Я убежден, что эти цурани злоумышляют против нас. Появиться инкогнито в чужой стране, на чужой планете, чтобы исподволь изучить быт и нравы ее жителей - это еще куда ни шло, но то, что они тайком обследуют наши леса и перевалы, нанося увиденное на карту, ясно указывает на их враждебные намерения. Все это может служить лишь подготовкой к нападению на нас.

Кулган со вздохом поддержал его высочество:

- И они наверняка двинут против нас огромную армию!

Отец Тулли задумчиво покачал головой:

- Возможно, все обстоит иначе. - Все взгляды с надеждой обратились к нему, и старый священник пояснил:

- Я не вполне уверен в правоте своих выводов. Многое из того, что я узнал от погибшего Ксомича, по-прежнему остается для меня неясным. Все сведения о его стране и населяющих ее людях, запечатлевшиеся в моей памяти, кратки и разрозненны, и все же мне представляется, что империя Цурануани, откуда этот воин был родом, не походит своим устройством и законами ни на одно из наших мидкемийских государств. Понятия чести и долга, которые они исповедуют, разнятся с теми, коим привержены мы с вами. Их политические и военные союзы строятся на весьма причудливых основах, недоступных нашему пониманию. Не зная в точности, на чем зиждется моя уверенность, я все же рискну утверждать, что они навряд ли сразу двинут против нас мощную армию, а скорее предпримут некую разведку боем, послав сюда лишь незначительную часть своих войск. Сдается мне, что главными для себя они считают какие-то иные цели, мы же - то есть, наша Мидкемия - являемся объектом их второстепенного, едва ли не косвенного интереса. - Отец Тулли снова покачал головой и беспомощно добавил:

- Я не располагаю никакими доказательствами в подтверждение своих слов. Я просто чувствую, что все обстоит именно так.

Герцог резко выпрямился на своем стуле и отчеканил:

- И все же мы не можем терять времени. Я нынче же отправлю гонцов в Вабон к герцогу Брукалу и снова попытаюсь связаться с гномами Серых Башен и Каменной Горы.

- Я тоже хотела бы узнать, что они думают обо всем этом, - сказала королева.

- Ни гонцы, посланные к ним, ни почтовые голуби до сих пор не вернулись, - ответил Боуррик. - Это меня очень тревожит.

- Скорее всего, твои голуби погибли в ястребиных когтях, отец, - сказал Лиам. - А возможно, гонцы задержались в пути.

Боуррик взглянул на Калина:

- Со времени осады Карса прошло без малого сорок лет. За эти годы нам нечасто доводилось встречаться с гномами. Кто теперь главенствует над их кланами?

- Все у них осталось по-прежнему, - ответил эльфийский принц. - Каменная Гора с центром в селении Делмория осталась верна знаменам Харторна из рода Хогара, а жители Серых Башен подчиняются Долгану, потомку Тоулина. Их столица - он позволил себе слегка улыбнуться, - селение Калдара.

- Я знаком с обоими, - кивнул герцог, не ответив на улыбку Калина. - Правда, в те далекие времена, когда они помогли карсийцам в битве с темными братьями, я был еще ребенком.

Маленький народ - сильные, надежные союзники в случае беды.

- А как насчет Вольных городов и принца Крондора? - спросил Арута.

Боуррик пожал плечами:

- Я еще не готов ответить на этот вопрос. Если верить слухам, дела на Востоке обстоят не вполне благополучно.

Нынешней ночью я должен буду поразмыслить об этом. - Он поднялся со своего стула. - Благодарю вас всех за участие в сегодняшнем совещании. Я предлагаю дорогим гостям расположиться в отведенных для них покоях, чтобы как следует отдохнуть с дороги. Во время завтрашней встречи мы более подробно обсудим наши планы по отражению возможной атаки чужеземцев.

Следом за герцогом вышли из-за стола и все остальные.

Боуррик предложил королеве Агларанне руку, и та оперлась на нее, выходя из зала. Паг и Томас распахнули двери настежь и, дождавшись, когда все участники совета покинули кабинет герцога, выскользнули в коридор. Томас последовал за мастером Фэнноном в воинские казармы. Паг в нерешительности остановился поодаль от Кулгана, беседовавшего с отцом Тулли и двумя эльфами.

Заметив своего ученика, чародей поманил его к себе:

- Паг, принц Калин хотел бы взглянуть на твои книги и свитки. Не будешь ли ты так любезен показать их ему?

Паг повел принца в свою каморку в башне. Открыв дверь, он пропустил гостя вперед и сам вошел за ним следом. Дремавший на постели Фантус встрепенулся и с подозрением оглядел Калина.

Принц неторопливо приблизился к нему и произнес несколько слов на своем родном языке. Фантус издал довольное ворчание и вытянул шею, милостиво позволив Калину потрепать себя по голове.

Через несколько мгновений дракон вопросительно скосил глаза на Пага.

- Да, обед закончился, и со столов уже наверняка успели убрать, - с улыбкой проговорил Паг. - На кухне должно быть полно вкусных объедков.

Фантус плотоядно оскалился, вперевалку подошел к окну, толкнул мордой незапертые створки и вылетел наружу, держа курс на кухонную дверь.

Паг предложил своему гостю табурет, но принц помотал головой:

- Спасибо, но мы, эльфы, привыкли обходиться без мебели.

Если ты не против, я предпочел бы устроиться на полу. Какое у тебя, однако, необычное домашнее животное, сквайр Паг!

Паг смущенно улыбнулся в ответ на дружескую усмешку Калина.

Сперва ему было очень неловко принимать эльфийского принца в своей тесной, скудно обставленной каморке, но Калин держался с такой подкупающей простотой и непринужденностью, что мало-помалу напряжение, владевшее Пагом, исчезло без следа, и он стал чувствовать себя гораздо более свободно и раскованно.

- Сам Фантус, похоже, не считает себя домашним животным. Он ведет себя скорее как гость и порой не появляется здесь по целым неделям. Теперь, когда Мичема нет, он кормится на кухне.

- А кто такой Мичем? - поинтересовался принц.

- Слуга и правая рука Кулгана. Мастер отправил его в Бордон с несколькими воинами замкового гарнизона. Они должны вернуться, пока Северный перевал не замело снегом. Он не говорил мне, зачем Кулган послал его туда, ваше высочество.

- Называй меня по имени, Паг.

Паг кивнул, чрезвычайно польщенный этим предложением.

- Калин, как вы думаете, что предпримет герцог?

По алым губам эльфа скользнула загадочная усмешка.

- Думаю, сам герцог скоро расскажет нам об этом. Но я почти не сомневаюсь, что Мичем и сопровождающие его воины отправились к перевалу, чтобы обследовать его и доложить герцогу о возможности продвижения на восток. Потерпи до завтра, и ты наверняка услышишь об этом из уст самого герцога Боуррика. - Он указал на одну из книг, лежавших на полке. - Ты читал ее? Она показалась тебе интересной?

Паг взял книгу в руки и вслух прочел ее заглавие:

- Доркас. Трактат об оживлении предметов. Да, она меня заинтересовала, хотя многое в рассуждениях Доркаса показалось мне неясным.

- Справедливое суждение, - кивнул Калин. Насколько я помню, Доркас всегда любил изъясняться туманно и слишком витиевато.

Паг изумленно вскинул брови:

- Но ведь он умер тридцать лет тому назад!

Калин широко улыбнулся, обнажив два ряда ровных белых зубов.

- Выходит, ты почти ничего не знаешь о нас, эльфах?

- Боюсь, что да. - Паг смущенно потупился. - Вы - первый из эльфов, кого мне довелось увидеть вблизи. - Калин отложил книгу и внимательно взглянул на Пага. Тот, ободренный его взглядом, торопливо продолжил:

- Я слыхал кое-что о вашем народе от Мартина Длинного Лука. Он говорил, что вы понимаете язык животных и призраков, что вы никогда не покидаете пределов своих владений и не допускаете к себе людей, за исключением немногих.

Эльф добродушно рассмеялся. Звуки его нежного, мелодичного смеха напомнили Пагу и песни менестрелей, и шелест листьев на ветру, и журчание лесного ручья. Он словно зачарованный смотрел на своего удивительного гостя.

- Почти все верно, - сказал Калин. - Зная Мартина, я не удивился бы, если бы в его рассказах о нас содержалась значительная доля преувеличений, ведь не будучи лжецом, он обладает истинно эльфийским чувством юмора. - Паг взглянул на Калина с недоумением, и тот неторопливо продолжил:

- Видишь ли, наш век гораздо продолжительнее вашего, человеческого. И на протяжении всей своей долгой жизни мы учимся подмечать забавное там, где вы, люди, его не видите, просто не успеваете увидеть и подметить. Для этого у вас, похоже, слишком мало времени. При желании это можно назвать иным взглядом на мир. Мне думается, Мартин перенял эту нашу черту.

Паг кивнул:

- Насмешливый взгляд.

Калин вопросительно поднял тонкие брови, и Паг пояснил:

- Многие в Крайди терпеть не могут Мартина, потому что он не такой, как они. Я слыхал однажды, как один солдат сказал, что у него насмешливый взгляд.

Калин вздохнул:

- Жизнь сурово обошлась с Мартином. Он рано осиротел, а монахи Сильбанского аббатства, хотя и были добры к нему, плохо представляли себе, как следует воспитывать мальчишек. При любой возможности он убегал от них и прятался в лесной чаще. Однажды он подрался с двумя маленькими эльфами. Знаешь, в раннем детстве мы мало чем отличаемся от людей. Я случайно оказался поблизости и разнял их. Мартин вырос и стал одним из немногих людей, кто может приходить к нам в Эльвандар, когда пожелает.

Мы любим его и ценим его дружбу. Но несмотря на это он очень одинок. Ведь Мартин вовсе не эльф, но и не вполне человек. Он словно бы заплутался между двумя мирами - эльфийским и человеческим - и очутился в тупике.

Паг вспомнил Мартина, его добрую, грустную улыбку, и дал себе слово покороче сойтись с этим загадочным человеком, чтобы тот больше не чувствовал себя таким одиноким.

- Но то, что он рассказывал об эльфах, правда?

- Отчасти да. Мы не понимаем языка животных, но без труда угадываем их настроения и передаем им наши с помощью интонаций, жестов, движений рук. Мартин вполне овладел этим умением. Мы не разговариваем с призраками, хотя и общаемся с некоторыми существами, которых люди почитают за призраков - с дриадами, феями, лесными оборотнями. Но это вполне реальные, живые создания, чье волшебство немного сродни нашему.

- Волшебство? - переспросил Паг. В глазах его загорелось любопытство.

Калин улыбнулся и охотно пояснил:

- Волшебство является неотъемлемой частью нашего существования, основой всей нашей жизни. Наиболее явственно оно дает о себе знать в Эльвандаре, где мы ведем замкнутую и уединенную жизнь в течение многих столетий, бережно храня наши традиции, которые уходят корнями в седую старину. Поверь, ничем особенным мы не занимаемся - просто охотимся, ухаживаем за растениями и животными, пируем в дни празднеств, воспитываем малышей. Время в Эльвандаре движется медленнее, чем где бы то ни было, и потому живем мы подолгу. Мне, если согласовать мой возраст с вашим человеческим измерением, немногим больше сотни лет.

- Больше сотни? - вздрогнув, пробормотал Паг и с опаской взглянул на принца. - Ах, бедняга Томас! - вздохнул он. - У него лицо вытянулось, когда он узнал, что вы - сын королевы.

Он-то принял ее за совсем молоденькую девушку. Что же будет с ним, когда ему станет известно, сколько вам лет?

Калин склонил голову набок. На лице его появилась загадочная полуулыбка:

- Ты говоришь о том светловолосом пареньке, который присутствовал на совете?

Паг кивнул. Калин развел руками.

- Что ж, королева не впервые пленяет воображение сына вашего племени. Правда, зрелые мужчины гораздо лучше умеют скрывать свои чувства.

- Надеюсь, вы не держите зла на Томаса? - осторожно спросил Паг.

- Нет, Паг, нисколько. Весь Эльвандар боготворит свою королеву, справедливо считая ее редкостной красавицей. Меня нисколько не удивляет, что твой друг очарован ею. После кончины короля многие из знатных и богатых жителей вашего Королевства дерзали домогаться ее руки. Срок ее траура окончился, и королева вольна избрать себе нового спутника жизни. Однако навряд ли им окажется кто-либо из людей. Подобные союзы весьма редки и всегда заканчиваются печально, ведь человеческая жизнь так коротка! - Калин улыбнулся приунывшему Пагу и с улыбкой предположил:

- Скорее всего твой белокурый друг Томас, возмужав, сумеет побороть свою детскую влюбленность в королеву эльфов. Мне думается, что и чувства принцессы к тебе окажутся не намного долговечнее.

Последние слова Калина застали Пага врасплох. Щеки его зарделись, и он неуверенно пробормотал:

- Я заметил, что за обедом вы долго о чем-то беседовали с ее высочеством.

- После ее рассказов о твоих подвигах я представлял тебя широкоплечим великаном семи футов ростом. Каролина поведала мне, что ты на ее глазах умертвил целую стаю троллей.

Щеки Пага окончательно побагровели.

- Всего двоих, - едва слышно прошептал он и опустил голову.

- Да и то случайно.

Калин ласково потрепал его по плечу.

- Тебе есть чем гордиться, сквайр Паг. Ведь справиться даже с двумя этими существами - уже великий подвиг для ученика придворного чародея. Ты просто молодчина! А я, признаться, подумал, что история с троллями - от начала и до конца вымысел принцессы.

Приободрившись от этой похвалы, Паг подробно рассказал принцу о происшествии на берегу реки.

- Случай и впрямь удивительный, Паг, - сказал Калин, внимательно выслушав его. - Я мало знаком с магическим искусством людей, но похоже, что Кулган был прав. Полагаю, что тебе удалось осуществить невозможное лишь потому, что сила твоего внутреннего сосредоточения была необыкновенно высока.

Она и помогла тебе направить действие заклинания на троллей.

- Мне тоже кажется, что так все и было. Но я хотел бы лучше понять и законы магии, да и себя самого тоже.

- Со временем ты обязательно этого добьешься.

- И Каролину, - со вздохом добавил Паг.

- Это - задача посложнее, - улыбнулся Калин. - Думаю, ты еще некоторое время будешь оставаться объектом ее внимания, а потом, возможно, она увлечется кем-нибудь другим. К примеру, сквайром Роландом. По-моему, он к ней неравнодушен.

Паг негодующе засопел:

- Роланд! Уж этот мне... шут гороховый!

- Так ты, выходит, влюблен в принцессу? - пряча улыбку, спросил Калин.

Паг пожал плечами, и из груди его вырвался тяжелый вздох.

- Право, не знаю. Она мне очень нравится. Но влюблен ли я в нее? Иногда мне кажется, что да, а порой я бываю совершенно уверен, что нет. При ней у меня путаются мысли и заплетается язык. Поэтому я веду себя глупо и смешно, и меня это просто бесит!

- А сквайр Роланд не допускает подобных оплошностей, - предположил Калин.

- В том-то и дело! Он ведь воспитывался при дворе. Слов нет, манеры у него блестящие, и мне до него далеко. Но он нарочно старается выставить меня в дурацком свете перед Каролиной, и я себя чувствую так, как будто у меня клешни вместо рук и бревна вместо ног.

Калин понимающе кивнул:

- Я не очень хорошо знаком с вашими нравами и обычаями, но мне думается, вся твоя беда в том, что ты внутренне пасуешь перед сквайром Роландом, и это дает ему преимущество перед тобой. Он всего лишь заставляет тебя острее почувствовать те недостатки, которые ты сам за собой признаешь. Послушайся моего совета, попробуй взглянуть на ситуацию с другой стороны.

Возможно, Роланд завидует твоему прямодушию, твоей отваге и честности. Во всем этом он явно уступает тебе, не так ли?

- Пожалуй.

- Вот и постарайся одержать над ним верх, когда тебе откроется хоть малейшая возможность затмить его этими своими качествами.

- Не уверен, что мне это удастся.

- Ты все же попробуй, - улыбнулся эльф. - Но в любом случае все, что бы ни делали вы оба, навряд ли окажет влияние на Каролину. Она со свойственным ей упорством будет продолжать вести себя с тобой и Роландом так, как считает нужным. Она по-детски восхищается тобой, и сдается мне, что чувство ее сродни тому, во власти которого оказался юный Томас при виде моей матери. И даже если ты станешь вести себя, как неотесанный мужлан, это не заставит принцессу переменить отношение к тебе... До тех самых пор, пока все это не надоест ей самой. А пока она наверняка видит в тебе своего будущего консорта.

- Консорта? - недоверчиво переспросил Паг.

Калин снова рассмеялся своим мелодичным смехом.

- Дети часто всерьез задаются вопросами, которые им суждено решить лишь в зрелые годы. Скорее всего, Каролина выбрала тебя для этой роли не благодаря твоим реальным или мнимым преимуществам перед другими соискателями, - по лицу Калина скользнула тень улыбки, - а лишь потому, что ты ведешь себя с ней уклончиво и сдержанно. Ведь Каролина упряма, своевольна и, как большинство избалованных детей, любит настоять на своем. Не тужи, сквайр Паг! Время решит этот вопрос за вас с нею!

Паг прислонился спиной к остывшей печке и, сжав виски ладонями, страдальчески пробормотал:

- У меня все это просто в голове не укладывается!

Представляете, ведь едва ли не половина мальчишек в замке по уши влюблены в принцессу! Если бы они знали, каково это - испытать на себе ее... привязанность. - Он закрыл глаза и добавил:

- Надо же, я был уверен, что она и Роланд...

- Принцесса просто стремится пробудить в твоей душе ревность и потому порой бывает любезна с ним. Скверно, однако, что она посеяла вражду между вами.

Паг задумчиво кивнул:

- Мне тоже жаль, что так вышло. Роланд в сущности неплохой парень, и прежде мы с ним всегда ладили. Он стал задевать меня только после случая с троллями, когда я получил то же придворное звание, что и у него. До сих пор мне удавалось делать вид, что я не замечаю его неприязни, но не может же это тянуться вечно! Наверное, мне надо будет поговорить с ним.

- Это мудрое решение. Но не удивляйся, если Роланд уйдет от разговора. Боюсь, он весь во власти ее чар.

У Пага разболелась голова от обсуждений столь волнующего предмета и, услыхав от Калина о чарах, он решил сменить тему разговора.

- Расскажите мне о вашей магии. Калин!

- Она зародилась в глубокой древности, - сказал эльф. - Магической силой наделены мы сами и все, что нас окружает, все изделия наших рук и наши жилища. В башмаках, сработанных эльфами, даже самые неуклюжие из людей ступают почти бесшумно, а стрелы, выпущенные из наших луков, без промаха поражают цель.

Такова природа нашей магии. Ее нелегко постичь и еще труднее управлять ею. Этим умением обладают лишь наши волшебники, такие, как Тэйтар. Но это непросто даже и для них, ибо наша магия противится любому, кто пытается овладеть ее силой. Она пронизывает весь Эльвандар, словно воздушные потоки, и порой бывает столь же осязаема, как порыв сильного ветра. Люди не зря называют наши леса заколдованными. Мы прожили в них не одно столетие, мы сроднились с ними, и они стали олицетворением созданной нами магии, ее хранителями и одним из питающих ее источников. Поэтому обитатели Эльвандара пребывают в довольстве, покое и полной безопасности под сенью своих лесов.

Ведь никто не может проникнуть туда незваным - разве что посредством волшебства еще более сильного, нежели наше. Любому же, кто дерзнет приблизиться к нашим границам, замышляя зло, не удается преодолеть незримую преграду, встающую перед ним на подступах к Эльвандару, и он поворачивает назад. Но так было не всегда. Прежде, в начале времен, среди нас жили и моррелы, которых вы называете Братством Темной Тропы. Когда произошел Великий Раскол, мы изгнали их из наших лесов, и с тех пор Эльвандар начал меняться, постепенно приобретая те черты и свойства, которыми он наделен нынче. Он стал нашим домом, нашей душой, сутью и смыслом всей нашей жизни.

- А правда, что Братья Темной Тропы сродни вам, эльфам? - спросил Паг.

Калин ответил не сразу. Глаза его подернулись дымкой, и Пагу показалось, что свет, которым они лучились, внезапно потускнел и вскоре вовсе погас.

- Мне придется ответить тебе, хотя обычно мы избегаем разговоров на эту тему, - сказал он наконец, - потому что правда слишком горька для нас. Да, между моррелами и нами существует родство, хотя и не весьма близкое. Они и вправду во многом сохранили черты внешнего сходства с нами. Настанет время, и они вернутся к нам. Наши волшебники говорят, что однажды настанет день Великого Возвращения... - Калин умолк и вопросительно взглянул на Пага, словно давая понять, что разговор этот ему неприятен.

- Простите, если я ненароком... - поспешно проговорил Паг, но Калин, махнув рукой, прервал его извинения.

- Любопытство - весьма похвальное свойство для ученика чародея, - с добродушной улыбкой сказал он. - Но мне, право же, нечего добавить к тому, что я тебе поведал.

Эльфийский принц засиделся у Пага до глубокой ночи.

Разговорам их не было конца. Пагу весьма польстило то, что Калин интересовался его делами и внимательно прислушивался к его суждениям.

Наконец принц поднялся с пола и стал прощаться.

- Мне совестно, что я отнял у тебя столько времени, - сказал он. - Хотя мы, эльфы, спим мало, я устал и чувствую, что пора отдохнуть. Что уж говорить о тебе!

- Спасибо, что удостоили меня своей беседой! Я готов был бы проговорить с вами не одну ночь кряду, - возразил Паг и с улыбкой добавил:

- Благодарю вас и за то, что вы говорили со мной о Каролине.

- Тебе это было просто необходимо!

Паг проводил Калина до входа в главный зал, где поручил его заботам дежурного лакея, и вернулся к себе. Он растянулся на своем жестком ложе, куда вскоре взобрался и вымокший под дождем Фантус. Дракон долго ворочался, устраиваясь поудобнее, и в конце концов сладко заснул. Паг был слишком взволнован событиями минувшего дня, чтобы, подобно Фантусу, безмятежно задремать на соломенном тюфяке. Он поднялся, затопил печь и долго смотрел на плясавшие в ней языки пламени, в отблесках которого перед ним попеременно представали Каролина, эльфы и моррелы, Томас, Кулган и чужеземные разведчики в ярких разноцветных одеяниях.

К утру известие о появлении чужеземцев близ Эльвандара облетело весь замок и вселило ужас в сердца придворных и слуг.

Все только и говорили что о кровожадных цурани, готовых посягнуть на земли Крайди, а то и всего Королевства. Строились различные, порой самые невероятные предположения об ответных мерах герцога. Никто не сомневался лишь в одном: его сиятельство Боуррик кон Дуан, герцог Крайди, не из тех, кто будет сидеть сложа руки перед лицом столь грозной опасности. Он непременно, и притом в самое ближайшее время, позаботится о защите своих подданных.

Сидя на небольшой копне сена близ воинских казарм, Паг с любопытством наблюдал, как Томас атаковал невысокий деревянный столб, упражняясь во владении мечом. Он то рубил <противника> сплеча, то наносил удары сбоку, колол его острием и бил плашмя.

После каждого выпада Томас недовольно морщился и мотал головой и наконец с отвращением отшвырнул от себя тяжелый меч.

- Ничего-то у меня сегодня не выходит! - Он отер с лица пот, подошел к копне и уселся рядом с Пагом. Интересно, о чем они теперь говорят?

Паг пожал плечами. Второе совещание герцога с эльфами длилось уже несколько часов. Досадуя, что нынче их не пригласили в кабинет, мальчишки все это время слонялись по двору. Им было тоскливо и вместе с тем тревожно. Время словно замедлило свой ход.

Но вот двор стал постепенно заполняться народом. Слуги и подмастерья заторопились к главным воротам.

- Побежали! - крикнул Томас. Он проворно спрыгнул с копны и затерялся в толпе.

Паг кивнул и, соскочив на землю, поспешил вслед за длинноногим Томасом.

Когда они выбежали на главный двор, стражи уже выстраивались у распахнутых ворот. Дождь прекратился незадолго до рассвета, но день выдался более холодный, чем накануне, и в воздухе чувствовалось приближение зимы. Мальчики снова забрались на воз с сеном. Томас поежился от холода и обхватил руками плечи.

- Похоже, снег в нынешнем году выпадет рано. Может, уже сегодня или завтра.

- Нет, навряд ли. Никогда еще зима не приходила так рано! - Паг критически оглядел друга с ног до головы и покачал головой.

- Что же это ты не надел свой плащ? Ведь ты весь в поту после своих упражнений! Так недолго и лихорадку схватить!

Томас досадливо поморщился.

- С чего это ты вздумал пилить меня? Прямо как матушка!

Паг скорчил свирепую гримасу и подбоченился. В голосе его послышались ворчливые нотки:

- И не вздумай тогда хныкать и жаловаться, что у тебя горло болит, и не выпрашивай мятных лепешек от простуды, потому что ты их не получишь! Кашляй и чихай, сколько влезет, неслух этакий! Будешь знать, как бегать полураздетым по морозу! Вот так-то, Томас, сын Мегара!

Томас так и покатился со смеху:

- Ну точь-в-точь она!

В этот момент двери замка с шумом распахнулись, и оба мальчика, стремительно повернувшись на этот звук, увидели вышедших на ступени крыльца эльфов и придворных, предшествуемых герцогом, который шел рука об руку с королевой эльфов.

Агларанна произнесла несколько слов на эльфийском языке, и негромкие звуки ее мелодичного голоса, как и прежде, разнеслись по всему обширному двору, перекрыв гул толпы. Издалека со стороны конюшен послышался дробный стук копыт, и вскоре двенадцать белоснежных лошадей с развевающимися гривами выстроились перед крыльцом.

Эльфы спустились со ступеней, легко и грациозно вспрыгнули на спины своих удивительных коней и, отсалютовав на прощание герцогу и принцам, галопом промчались сквозь распахнутые ворота.

В течение нескольких минут после того, как они исчезли из виду, толпа слуг и подмастерьев оставалась безмолвной и недвижимой. Большинство собравшихся здесь людей в первый и почти наверняка в последний раз в своей жизни видели эльфов и их легендарных коней. Когда-нибудь они станут рассказывать об этом своим детям и внукам.

Наконец все разошлись, каждый вернулся к прерванным работам. Паг участливо опустил руку на плечо Томаса, чей неподвижный взор был устремлен на захлопнувшиеся за эльфами ворота.

- Эй, что это с тобой?

- Я непременно должен побывать в Эльвандаре!

Паг понял, что творилось в его душе, и мягко произнес:

- Может быть, твое желание когда-нибудь осуществится. - Он тряхнул головой и заговорил гораздо более убежденно:

- Хотя я, признаться, сомневаюсь в этом. Пройдет несколько лет, и мы с тобой выучимся своим ремеслам. Я стану чародеем, как Кулган, а ты солдатом. Может, даже офицером. Мы успеем состариться и умереть, а у эльфов тем временем ничегошеньки не изменится, и королева Агларанна будет все так же править своим народом.

Томас толкнул Пага в грудь, и тот свалился на мягкую солому. Следом за ним и сам Томас растянулся на возу.

- Это мы еще посмотрим! Я обязательно проберусь в Эльвандар! - Он уселся Пагу на грудь и вскинул вверх обе руки.

- Я стану знаменитым воином, я увенчаю себя славой блестящих побед над этими цурани, и она примет меня как почетного гостя!

Что ты на это скажешь?

Паг расхохотался, безуспешно пытаясь столкнуть Томаса со своей груди:

- А я, я стану величайшим магом Королевства!

Мальчишки едва не задохнулись от смеха, но в самый разгар их веселья снизу послышался густой бас:

- Паг! Вот ты, оказывается, где!

Томас кубарем скатился с воза, Паг встал на колени и перегнулся вниз. Рядом с телегой, подбоченясь, стоял низкорослый, кряжистый кузнец Гарделл. Его огромные ладони были выпачканы сажей, кожаный фартук, пестревший прорехами, обтягивал бочкообразный живот. Всю нижнюю часть лица Гарделла скрывала пышная черная борода, а голову, почти лишенную растительности, увенчивал серый шерстяной колпак.

- А я-то ищу тебя повсюду! - прогудел кузнец добродушно-ворчливым тоном. - Кулган с утра, значит, просил выковать вытяжной зонт для твоей печурки. Так я его сделал.

Можешь получить.

Паг спрыгнул наземь, и они с Томасом побежали вслед за широко шагавшим Гарделлом в кузню, располагавшуюся неподалеку от конюшен.

- До чего умно ты придумало этим капюшоном! - простодушному восхищению кузнеца не было пределов. - Я, значит, уже без малого тридцать лет стою у горна, а до такой простой вещи, как вытяжной зонт для комнатных печурок, за все это время не додумался! Когда мастер Кулган растолковал мне, что к чему, я все свои дела побросал, чтоб за него приняться.

В закопченной кузне меж большим и малым горнами высилась груда принесенных для починки изделий из металла. Здесь были мечи и шлемы, щиты, копья и серпы, а также множество кастрюль и сковородок. Гарделл подошел к одной из наковален и снял с нее металлический колпак для печки Пага. Тот был невелик - примерно три фута в длину и столько же в ширину и в высоту, и равномерно сужался кверху. На полу у наковальни лежали трубы, по которым дым должен был выходить из каморки Пага во двор.

Гарделл протянул свое изделие мальчикам.

- Глядите, какой легкий! Я его сделал из жести, чтобы он часом не обвалился и не разбил твою печурку, Паг! - Он указал носком башмака на прислоненные к массивному столу металлические прутья. - Мы пробьем в полу отверстия и укрепим их там, чтоб они поддерживали зонт. На это потребуется время, но в конце концов эта штуковина будет работать как надо!

Паг широко улыбнулся. Ему было приятно видеть, что его идея так скоро обрела конкретное воплощение. Серьезность, с какой мастер кузнец отнесся к его задумке, польстила его самолюбию.

- А когда мы сможем установить все это?

- Прямо теперь, если не возражаешь. Не скрою, мне самому не терпится поглядеть, как она себя поведет.

Паг поднял с пола одно из колен трубы, Томас - другое и несколько железных прутьев. Мальчики вышли из кузни и направились к башне чародея. Следом за ними, широко осклабившись, вышагивал Гарделл с вытяжным зонтом в руках.

Кулган, глубоко о чем-то задумавшись, возвращался к себе.

Он машинально нажал на ручку двери, отворил ее, взялся за перила лестницы и стал подниматься в свою башню. Внезапно сверху послышались оглушительный грохот и крики:

- Берегись!

Чародей вздрогнул и, внезапно увидев несущийся прямо на него огромный камень, поспешно сбежал со ступеней и прижался к стене. Булыжник прогрохотал по лестнице со скоростью выпущенного из катапульты снаряда и замер у выхода из башни. В воздух взметнулся столб пыли.

Кулган громко чихнул и, покачивая головой, возобновил свой путь.

Навстречу ему бежали Томас и Паг. Убедившись, что огромный булыжник, скатившись по лестнице, никому не причинил вреда, оба облегченно вздохнули.

Кулган свирепо взглянул на них и грозным голосом осведомился:

- Это еще что такое, а?

Паг открыл было рот, но не смог издать ни звука. Томас так плотно прижался к стене, словно надеялся войти в ее толщу и остаться там навеки. Наконец к Пагу вернулся дар речи.

- Понимаете, мастер, мы хотели снести этот камень вниз по лестнице, а он возьми и выскользни у нас из рук. И надо же, чтобы вы именно в этот момент... - Он опустил голову. - Простите, мастер Кулган!

- Выскользнул, говоришь? - Кулган сурово сдвинул брови. - Хотел бы я знать, откуда он вообще взялся в башне и зачем вам понадобилось тащить его во двор?

- Так ведь это тот самый булыжник, что плохо держался в кладке, - торопливо ответил Паг. Видя, что Кулган не вполне понял, о чем идет речь, он пояснил:

- Мы все вместе его вынули, чтоб Гарделл мог вывести наружу последнее колено трубы. - Кулган растерянно заморгал. - Мы приладили колпак и трубы к моей печке!

- Ах, вот в чем дело! - кивнул чародей. - Теперь мне все ясно. - Дверь в башню приотворилась, и немолодой слуга в коричневой с золотом ливрее почтительно осведомился о причине недавнего шума. Кулган приказал ему прислать пару дюжих конюхов, чтобы те вынесли булыжник во двор. Слуга с поклоном удалился, и Кулган повернулся к ребятам:

- Будем надеяться, что из их крепких рук этот убийственный снаряд не выскользнет. - Он насмешливо изогнул бровь. - Что ж, дозвольте и мне взглянуть на это чудо света.

Когда все трое вошли в комнату, Гарделл как раз устанавливал на должное место последнее колено трубы.

- Ну и что вы об этом скажете? - с гордостью осведомился он.

Мальчики развели огонь, и печь привычно задымила, но весь дым теперь улавливался укрепленным над нею с помощью четырех металлических прутьев зонтом, откуда по изогнутой под прямым углом трубе выходил наружу, во двор. Однако труба оказалась значительно уже, чем отверстие, образовавшееся в стене после того, как мальчики и мастер-кузнец вынули расшатавшийся камень.

Вместе с порывами ветра сквозь эту брешь в комнату возвращался и почти весь дым, исторгнутый из нее столь хитроумным способом.

- Мастер Кулган, вам что же, не нравится наш зонт? - встревоженно спросил Паг.

- Зонт-то мне очень даже нравится, - усмехнулся чародей, - но я что-то не заметил, чтобы после его установки воздух здесь стал намного чище.

Гарделл одобрительно хлопнул ладонью по вытяжному колпаку, отчего тот задрожал с легким жестяным звоном. От ожога руку кузнеца спасли, по-видимому, лишь крупные, как орехи, застарелые мозоли.

- Штуковина будет работать как надо, мастер-чародей, но для этого придется законопатить эту дырищу. Я принесу вам кусок воловьей шкуры и проделаю в нем отверстие для трубы, а края прибью к стене гвоздями. Потом надо будет его как следует обмазать глиной. От жара она затвердеет и станет прочной, точно камень. Сквозняков тогда не будет, и весь дым от печки останется снаружи. - Кузнец с улыбкой кивнул головой и направился к двери. - Сей же час принесу глину и кожу. У меня как раз завалялся подходящий кусок.

Кузнец торопливо вышел из комнаты. Паг, казалось, готов был лопнуть от гордости за свое изобретение. С не меньшим самодовольством взглянул на чародея и Томас. Кулган покачал головой и издал едва слышный смешок. Но внезапно Паг вспомнил, что намеревался расспросить Кулгана о результатах утренних переговоров. Улыбка сбежала с его лица, и он с тревогой спросил:

- Что нового, учитель? Чем закончилось сегодняшнее совещание?

- Герцог снаряжает гонцов ко всем своим западным вассалам.

Они доставят им подробнейшие сообщения обо всех недавних происшествиях и приказание герцога о мобилизации гарнизонов.

Боюсь, у писцов нашего Тулли прибавится работки, ведь герцог велел им срочно составить целую уйму посланий. Сам же Тулли пребывает в великой ярости. - Кулган ехидно усмехнулся. - Ему приказано остаться здесь в качестве советника юного Лиама на все время отсутствия его сиятельства. Фэннон и Элгон тоже остаются в Крайди.

- Но куда же направится герцог? - растерянно спросил Паг.

- Герцог, Арута и я отбываем в Вольные города, а оттуда - в Крондор, к принцу Эрланду. Нынче вечером я намерен с помощью доступных мне средств отправить мысленное сообщение одному из моих коллег. Белган живет неподалеку от Бордона. Он снесется с Мичемом, который, по моим расчетам, должен был уже прибыть туда, и передаст ему распоряжение герцога о найме корабля для всех нас. Его сиятельство считает, что ему надлежит лично поведать принцу обо всем происшедшем. Мне думается, он совершенно прав.

Паг и Томас переглянулись. Кулган не мог не догадываться, что творилось нынче в душах у обоих ребят. Им страстно, мучительно хотелось отправиться в столь далекое, увлекательное и опасное путешествие. Да разве хоть один из крайдийских юнцов не мечтал увидеть Крондор? Чародей провел ладонью по своей седой бороде. В глазах его заплясали насмешливые искорки.

- Тебе придется нелегко, Паг, но Тулли присмотрит за тобой.

Он проследит за твоими занятиями и, надеюсь, обучит тебя кое-чему из того, что знает сам.

Казалось, мальчик вот-вот расплачется. Он с мольбой взглянул на чародея:

- Учитель, пожалуйста, дозвольте мне отправиться с вами!

Кулган искусно прикинулся удивленным.

- Тебе? С нами? Признаться, мне это и в голову не приходило. - Он умолк, хитро взглянув на Пага. Напряжение, владевшее мальчиками, достигло предела. - Ну-у-у, что тебе сказать... - В глазах Пага блеснули слезы. - Идея представляется мне интересной. Думаю, ты можешь оказаться нам полезен.

Паг издал торжествующий вопль и подскочил высоко в воздух.

Когда он приземлился, жестяной зонт над печью слегка дрогнул и протестующе зазвенел.

Томас тщетно пытался скрыть досаду и разочарование. Он взглянул на Пага с вымученной улыбкой и понурил голову.

Кулган направился к двери. Паг заступил ему дорогу и охрипшим от волнения голосом просипел:

- Учитель!

- Что, Паг? - с улыбкой отозвался чародей.

- А как же Томас?!

Юный воин еще ниже опустил голову. Ему не на что было рассчитывать, ведь он не был ни придворным, ни учеником чародея. И все же он исподлобья бросил на Кулгана взгляд, исполненный такой отчаянной мольбы, что чародей прыснул со смеху и затряс головой.

- Ну что с вами поделаешь? Наверное, будет все же лучше не разлучать вас, негодники вы этакие! Побьюсь об заклад, что врозь вы способны натворить больше бед, чем вместе. Выше голову, Томас! Я попрошу Фэннона отпустить тебя с нами.

Томас издал протяжный боевой клич и хлопнул Пага по плечу.

- Когда мы отправляемся? - спросил Паг.

- Через пять дней, - ответил Кулган и подмигнул обоим друзьям. - А может, и того раньше, если герцог получит ответ от гномов. К Северному перевалу уже посланы гонцы. Если они сообщат, что перебраться через него невозможно, мы направимся к Южному.

После ухода чародея мальчики на радостях принялись прыгать, кружиться и кувыркаться по каморке, оглашая башню пронзительными воплями.

Глава 7 ОБЪЯСНЕНИЕ

Паг торопливо шел по замковому двору. Принцесса Каролина прислала ему записку с повелением явиться в сад и ждать там ее прихода. Паг был удивлен и взволнован, ведь после того памятного разговора она впервые удостоила его вниманием. Ему хотелось восстановить дружеские отношения с принцессой, хотя его чувства к ней не претерпели каких-либо изменений и оставались мучительно противоречивыми. После разговора с Калином он отважился обратиться со своими сомнениями к отцу Тулли.

Священник с готовностью согласился уделить Пагу немалую толику своего времени, хотя на нем в те дни лежало бремя многочисленных забот, связанных с предстоявшим отъездом. Беседа со старым служителем Асталона оказалась как нельзя более полезна для Пага. После этого разговора он почувствовал себя намного увереннее и сильнее, чем прежде. Окончательный вердикт, который вынес отец Тулли, гласил: юноше Пагу надлежит перестать беспокоиться о том, что думает и чувствует принцесса, и да будет отныне предметом его беспокойства и попечения лишь то, что думает и чувствует сам юноша Паг.

Паг решил неукоснительно следовать совету мудрого старца.

Он теперь совершенно точно знал, что скажет Каролине, если она заговорит о <доверии> и <понимании> между ними.

Впервые за последние месяцы он понял, в каком направлении ему надлежит двигаться, и уверился в правильности избранного пути, куда бы в конечном итоге тот ни привел его.

Подойдя к ступеням, которые вели в сад, он легко взбежал по ним и толкнул калитку. Каково же было его удивление, когда вместо Каролины со скамьи поднялся и двинулся к нему навстречу не кто иной, как сквайр Роланд! Понимающе кивнув, тот с ледяной улыбкой процедил:

- Добрый день, Паг.

- Здравствуй, Роланд, - невозмутимо ответил Паг и стал озираться по сторонам.

- Ждешь кого-нибудь? - с плохо скрытой угрозой осведомился сквайр. Он как бы невзначай сжал ладонью эфес своего короткого меча. Одежда Роланда, как всегда, отличалась щеголеватой пышностью. Кроме зеленого камзола, расшитого золотыми узорами, и белоснежной рубахи с плоеным воротом, на нем были коричневые облегающие рейтузы и высокие мягкие сапоги для верховой езды.

- По правде говоря, я рассчитывал встретить здесь ее высочество принцессу, - с деланным спокойствием ответил Паг.

Роланд прикинулся изумленным:

- Принцессу?! Скажите на милость! Правда, леди Глайнис обронила несколько слов о какой-то записке, но я не поверил ей.

Ведь принцесса в последние дни и слышать о тебе не желала!

Несмотря на сочувствие, испытываемое Пагом к Роланду, без памяти влюбленному в принцессу, он не смог сдержать раздражения, вызванного бесцеремонным тоном и дерзкими, вызывающими словами соперника. Роланд явно напрашивался на ссору.

- Позволь мне сказать тебе кое-что как сквайр сквайру, Роланд: что бы ни происходило между мной и Каролиной, это не твоего ума дело. Ясно?

Лицо Роланда передернулось от злости. Он подошел вплотную к Пагу и с ненавистью взглянул на него сверху вниз.

- Ничего подобного! - прошипел он. - Все, что касается Каролины - как раз таки моего ума дело! Попробуй только причинить ей хоть малейшее зло, и тогда я...

- Да что ты несешь! - возмутился Паг и поторопился рассеять заблуждение, в котором пребывал его собеседник:

- Ведь в данном случае зло исходит от нее самой! Она намеренно сталкивает нас друг с другом, чтобы мы с тобой передрались и перегрызлись, точно дворовые псы, ей на потеху! Я не удивлюсь, если Каролина теперь...

Внезапно Паг почувствовал, что земля позади него вздыбилась и, резко двинувшись вверх, пребольно ударила его по незащищенному затылку. Перед его изумленным взором поплыли, все увеличиваясь, огненные круги, в ушах раздался оглушительный звон. Лишь несколько мгновений спустя он понял, что это Роланд сильным ударом сбил его с ног. Паг тряхнул головой, и зрение его обрело былую ясность. Он увидел Роланда,возвышавшегося над ним в воинственной позе, с крепко сжатыми кулаками. Тот с ненавистью взглянул на поверженного противника и сквозь зубы процедил:

- Если ты скажешь о принцессе еще хоть одно худое слово, берегись! Я из тебя дух вышибу!

Паг почувствовал прилив небывалой ярости, которая клокотала в нем, ища выхода. Он медленно, не спуская глаз с Роланда, поднялся на ноги и выпрямился во весь свой небольшой рост. У него теперь и мысли не было о том, чтобы поговорить с Роландом по душам. Задиристый сквайр лишил их обоих возможности прибегнуть к этому достойному выходу из создавшейся ситуации.

Теперь им оставалось лишь одно - драться. Паг зло усмехнулся и бросил в лицо Роланду:

- Ты целых два года волочился за ней без всякого успеха.

Разве этого мало, чтобы понять: ты ей не нужен?!

Роланд с шумом втянул ноздрями воздух и набросился на Пага.

Оба придворных покатились по земле и принялись что было сил тузить друг друга. Впрочем, эти удары не причиняли ни одному из противников сколько-нибудь значительной боли. Кулак Роланда обрушивался, в основном, на грудь, плечи и руки Пага. Тот изловчился и ухватил старшего сквайра за шею, на короткий миг парализовав его движения. Но замешательство Роланда длилось недолго. С хриплым проклятием он уперся коленом в живот Пага и отшвырнул его от себя. Тот вскочил на ноги, а следом за ним поднялся с земли и Роланд. Юноши, слегка согнув спины и выставив вперед руки, не мигая уставились друг на друга. Ярость на лице Роланда сменилась холодной, расчетливой злобой. Он легким, пружинистым шажком сократил расстояние между собой и Пагом, одновременно выставив вперед правую руку, сжатую в кулак и согнутую в локте, и прикрывая кулаком левой свою грудь и живот. У Пага не было ни малейшего опыта в поединках, именуемых кулачными боями, хотя он не раз наблюдал подобные сражения, разыгрываемые во дворе замка бродячими циркачами. Ему было хорошо известно, что сквайр Роланд знаком с этим искусством отнюдь не понаслышке.

Паг решил опередить опасного противника и ударил правой рукой, метя в голову Роланда, но тот отпрыгнул назад, и Паг, чтобы удержать равновесие, завертелся на одном месте. Стоило ему остановиться, и Роланд хорошо рассчитанным ударом левой едва не раздробил ему скулу. Голова Пага откинулась назад, он пошатнулся, и это спасло его щеку от нового болезненного соприкосновения с кулаком взбешенного сквайра.

Отступив назад, Паг заслонил лицо сжатыми в кулаки руками и тряхнул головой, чтобы разогнать разноцветные круги и огненные точки, затмевавшие его взор. Он едва успел увернуться от следующего удара Роланда и, воспользовавшись преимуществом своей позиции, ударил того плечом в живот. Роланд опрокинулся навзничь, и Паг обрушился на него сверху, стараясь прижать к земле руки противника. Но, более сильный, Роланд сумел быстро высвободить одну руку, согнул ее и резко выбросил вверх. Острый локоть сквайра ткнулся Пагу в висок. Ученик чародея тяжело рухнул на землю.

Едва лишь силы вернулись к нему, он поднялся на ноги, но очередной удар по лицу ослепил и оглушил его. Весь мир вдруг взорвался мучительной болью, на фоне которой все новые и новые атаки Роланда, его умелые удары воспринимались Пагом как нечто отдаленное, не имевшее к нему непосредственного отношения. Но внезапно в какой-то части его угасавшего сознания стали помимо его воли свершаться процессы, которыми он мог управлять лишь отчасти, поскольку сам неведомо как подпал под их власть. Как и во время столкновения с троллями, перед его мысленным взором внезапно возникли яркие, багрово-красные буквы, сложившиеся в знакомые слова волшебного заклинания, и он стал мысленно повторять эти слова, направляя их действие на опасного противника, готового умертвить его.

Он перестал быть сквайром Пагом, учеником чародея Кулгана, превратившись в какое-то низшее, примитивное существо, не способное рассуждать, взвешивать свои поступки и предвидеть их последствия. Им владел лишь инстинкт самосохранения, который повелевал убить лютого врага, чтобы самому остаться в живых.

Но внезапно к отчаянному желанию выжить любой ценой примешалось чувство тревоги. Оно нарастало с неудержимой силой и вскоре заслонило собой его слепую ненависть к беспощадному противнику. Месяцы учения не прошли даром. Паг на мгновение увидел перед собой лицо своего мастера, услышал его хрипловатый голос, предостерегавший:

- Ни в коем случае не злоупотребляй дарованной тебе силой!

Паг глубоко вздохнул и медленно, с усилием открыл глаза.

Сквозь багровую завесу, расцвеченную золотистыми искрами, Паг не без труда разглядел Роланда, который все это время находился всего в каком-нибудь ярде от него. Глаза сквайра вылезли из орбит, он склонился почти до земли, силясь расцепить невидимые пальцы, сжимавшие его горло. При виде этой странной картины сознание Пага прояснилось. Он мгновенно понял, что произошло с Роландом и какой опасности тот подвергался по его вине. Подбежав к нему, Паг схватил его за запястья.

- Перестань, Роланд! Все это тебе только мерещится! На самом деле ничьи руки не душат тебя, кроме твоих собственных!

Однако Роланд явно не видел и не слышал Пага. Он погибал от удушья, и минуты его жизни были сочтены. Отчаяние придало Пагу сил. Он с трудом расцепил судорожно сведенные пальцы сквайра, отвел его руки в стороны и ударил по багровому, со вздувшимися жилами лицу. Роланд закашлялся, мотнул головой и стал хрипло, с жадностью хватать ртом воздух.

Сочувственно взглянув на него, Паг пробормотал:

- Вот видишь, все это тебе только казалось. Ты едва не задохнулся.

Роланд все еще не пришел в себя после испытанного потрясения. Приложив ладонь к горлу, он с ужасом взглянул на Пага и отпрянул в сторону. Едва очутившись на безопасном расстоянии, он попытался дрожащей рукой вытянуть из ножен свой меч. Паг приблизился к нему и помотал головой:

- Не делай этого.

Роланд взглянул ему в глаза и понял, что у него и в самом деле больше не было причин страшиться ученика чародея. Он молча кивнул и опустился на землю. Теперь это был уже не прежний задира и озорник Роланд. Что-то внутри него надломилось.

Оборванный, вывалявшийся в грязи, усталый и растерянный, он стал походить на дворового мальчишку, получившего первую в своей жизни взбучку. На глаза его навернулись слезы.

- Боже, как тяжело! - выдохнул он.

Паг примостился на земле рядом с ним и сочувственно взглянул в его красивое молодое лицо, искаженное страданием.

- Бедняга! Ты подпал под власть чар куда более сильных, чем те, которыми управляет мой учитель, а порой и я!

Роланд с опаской взглянул на Пага, затем лицо его вновь приняло скорбное выражение, и по щеке сквайра скатилась слеза.

Плечи его поникли, и он кивнул, не в силах вымолвить ни слова.

Несколько мгновений он боролся с подступавшими слезами, но наконец к нему вернулось былое умение владеть собой. Он глубоко вздохнул, вытер ладонью щеки и, глядя прямо в глаза Пагу, спросил:

- А ты?

Паг растянулся на земле, чувствуя, как к нему возвращаются силы и уверенность в себе.

- Я... я не знаю. Честное слово, не знаю, Роланд. Не могу понять ни себя, ни тем более ее. Порой я ни о ком другом и думать не могу, но бывает, что мне хочется убежать от нее на край света.

Роланд покачал головой:

- А вот я - совсем другое дело. Я безраздельно нахожусь в ее власти. Когда она рядом, у меня словно мозги отшибает.

Совсем перестаю соображать, что к чему!

Паг хмыкнул. Роланд искоса взглянул на него и тоже усмехнулся.

- Не сердись, - пробормотал Паг, - но твои слова почему-то показались мне ужасно забавными. Я подумал, что сегодня ты решил в отместку за все это вышибить мозги мне! - Роланд кивнул, и оба сквайра громко расхохотались. Через некоторое время Паг стал икать от смеха. Они с Роландом сидели на земле, держась за животы, и по щекам их струились слезы.

Роланд первым пришел в себя. Он уперся ладонями в землю и шумно вздохнул, покачивая головой.

- Ну и отшибли же мы друг другу мозги! - сказал Паг, и обоими снова овладел приступ веселья.

- Вот это мило! - раздалось позади них. Паг и Роланд разом обернулись и увидели стоявшую на дорожке Каролину и двух молоденьких фрейлин, державшихся на некотором отдалении от нее.

Мальчики умолкли и смущенно переглянулись. Каролина с презрительной гримаской оглядела их и процедила:

- Что ж, раз вы так довольны обществом друг друга, не буду вам мешать.

Роланд скосил глаза на Пага. Вид у него при этом был хотя и растерянный, но вместе с тем настолько плутоватый, что Паг вновь зашелся смехом, а через мгновение к нему присоединился и Роланд. Паг откинулся на спину, Роланд вытянул вперед ноги и обхватил голову руками. Лицо Каролины зарделось от гнева, и голосом, исполненным холодной ярости, она бросила им:

- Прошу извинить меня!

Принцесса и фрейлины поспешно удалились. Прежде чем за ними захлопнулась дверь замка, Каролина с негодованием воскликнула:

- Мальчишки!

Смех Пага и Роланда оборвался так же неожиданно, как и начался. Роланд первым встал с земли и протянул руку Пагу. Паг с усилием поднялся и взглянул в глаза сквайра. Тот потупился и глухо проговорил:

- Прости меня, Паг! Я виноват, что затеял эту ссору. - Внезапно голос его зазвенел, глаза подернулись дымкой. - Но постарайся понять меня. Я ночей не сплю, думая о ней. Я с такой надеждой ожидаю каждой встречи с ней! Но с тех пор, как ты спас ее от троллей, она только о тебе и говорит! - Дотронувшись до шеи, он повел головой из стороны в сторону, и в глазах его снова мелькнул страх. - Подумать, я до того рассвирепел, что готов был убить тебя, а вместо этого сам чуть не погиб!

Паг искоса взглянул на дверь, которая вела из сада в замок и за которой только что исчезла принцесса, и согласно кивнул:

- Я тоже виноват перед тобой, Роланд. Я не вполне владел собой и потому прибег к приему, которым мне не следовало пользоваться. Счастье еще, что мне удалось вовремя остановиться. Ведь я вспомнил и мысленно повторил текст того заклинания, которое помогло мне разделаться с троллями.

- Судьбу которых я чуть было не разделил! - подхватил Роланд, с невольным почтением взглянув на низкорослого Пага.

- Мне не следовало прибегать к этому опасному оружию! - горячо воскликнул Паг. - Тем более, направлять его против тебя!

Роланд с минуту глядел в его лицо, затем печально усмехнулся:

- Только теперь я понял, как все обстояло на самом деле. Я поступил очень скверно, а ты был прав: она и в самом деле решила натравить нас друг на друга. Я вел себя, как последний дурак. И принцесса совершенно права, что предпочла тебя.

Паг покачал головой:

- Поверь, Роланд, то, что так вышло, порой больше огорчает и бесит меня, чем радует.

Роланд понимающе улыбнулся:

- Мне ясно одно - Каролина упряма и своевольна. Ее мало волнует то, что чувствуем мы с тобой.

Паг пожал плечами:

- И все же, что мне-то делать, хотел бы я знать!

Роланд сперва удивленно вскинул брови, затем от души рассмеялся:

- Нашел кого спросить! Я же ведь только и делаю, что пляшу под ее дудку. Мое суждение в любом случае окажется пристрастным. И все же, знаешь, говорят, девичье сердце переменчиво. Я не стану больше злиться на тебя за то, что она к тебе неравнодушна, но... - Он испытующе взглянул на Пага:

- Но ведь и ты не станешь возражать, если я буду с надеждой ждать перемены?

- Разумеется нет! - заверил его Паг. - Знаешь, честно говоря, мне было бы гораздо легче - не лучше, а именно легче, если бы Каролина не обращала на меня никакого внимания. Я просто не знаю, что и думать обо всем этом. Мне еще предстоят долгие годы ученичества. Когда-нибудь я должен буду управлять имением, которое пожаловал мне герцог. А теперь еще нелегкая принесла к нам этих цурани. Тут поневоле голова пойдет кругом!

Роланд сочувственно улыбнулся Пагу и положил руку ему на плечо.

- А я и позабыл, что ты одновременно ученик и придворный. В этом отношении мое положение гораздо яснее. Тебе, конечно же, приходится нелегко. Зато ты можешь сам принимать решения и отвечать за них. А моя судьба во многом была решена еще до того, как я появился на свет. - Он лукаво улыбнулся и предложил:

- Послушай, а не выпить ли нам в знак окончания вражды по кружке доброго эля?

- Я-то не против, - улыбнулся Паг, - но боюсь, у Мегара найдутся возражения на этот счет.

Роланд заговорщически подмигнул ему и приложил палец к губам:

- А Мегар тут вовсе ни при чем. Я знаю одну лазейку в винный погреб. Пойдем, я тебе ее покажу. Там мы и выпьем по паре кружек за здоровье друг друга!

Роланд направился было к выходу из сада, но Паг остановил его, потянув за рукав.

- Постой, Роланд. Я хотел тебе сказать... Мне жаль, что мы нынче сцепились...

Роланд усмехнулся и закивал головой:

- Мне тоже, Паг! - Он протянул руку. - Мир?

Паг обеими руками стиснул ладонь сквайра.

- Мир!

Роланд и Паг вышли из сада и направились в глубину хозяйственного двора. Но стоило им свернуть за угол замка, как глазам их представилось душераздирающее зрелище: бедняга Томас, обливаясь потом, маршировал в полном воинском снаряжении от дверей казармы до бокового выхода из замка и обратно.

Он был облачен в подкольчужник и слегка поржавевшую кольчугу, которая была ему велика, на голове его красовался шлем, на ногах поверх кожаных сапог - металлические Паголенники. В одной руке Томас держал большой круглый щит, в другой - тяжелое копье двенадцати футов длиной, увенчанное железным наконечником. Вид у бедняги был столь нелепый и комичный, что сквайры, при всем сочувствии к нему, не удержались от улыбок. Томас, стараясь не выронить копье, невольно кренился влево. При поворотах его слегка заносило, и, чтобы не свалиться наземь, он вынужден был притопывать ногой и отталкиваться ею от земли.

За этой экзекуцией наблюдал сержант замкового гарнизона. Он отбивал такт шагам Томаса и, пряча улыбку, зычным голосом командовал:

- Ать-два, левой! Кр-ругом!

Паг был знаком с высоким, добродушным сержантом Гарданом.

Кешианец по рождению, тот, как и все жители Империи, был темнокож и темноволос. Его алые губы раздвинулись в широкой ухмылке, стоило ему завидеть Пага и Роланда. Гардан был почти так же широк в плечах, как могучий Мичем, и отличался такой же грациозной легкостью и стремительностью движений. В его темных волосах пробивалась седина, но лицо сержанта, без малого тридцать лет верой и правдой прослужившего в войсках герцога, казалось молодым. Подмигнув Роланду и Пагу, он резко скомандовал:

- Стой! - И Томас повиновался.

Сквайры приблизились к Гардану, и тот с напускной суровостью бросил бедняге Томасу:

- Напра-во! - Томас подчинился. - К нам изволили подойти придворные его величества. На караул! - Томас вытянул правую руку вперед, склонив копье, которое, дрогнув в неопытной руке, едва не ткнулось острием в землю.

Великан Гардан шутливо отсалютовал Пагу и Роланду:

- Добрый день, сквайры! - и вновь повернулся к Томасу. - Выше руки. Марш вперед! - Томас, подавив тяжелый вздох, продолжал маршировать к казармам.

Усмехнувшись, Роланд полюбопытствовал:

- Что это за учение для одного бедняги Томаса? Где же остальные ученики мастера Фэннона?

Положив одну ладонь на рукоятку своего меча, а другой махнув в сторону Томаса, Гардан отчеканил:

- Мастер клинка Фэннон считает, что воину Томасу полезно поупражняться в маршировке под моим надзором. Еще немного, и он сможет гордиться своей образцовой выучкой! - Понизив голос, он добавил:

- Томас - крепкий паренек. Уверен, после всего этого он будет чувствовать себя вполне сносно, разве что натрет волдыри на ногах.

- Но к чему все это? - настойчиво допытывался Роланд. Паг лишь покачивал головой.

- Наш юный герой за последние несколько дней потерял два меча. С первым-то еще куда ни шло: не каждый день юнцам вроде него и сквайра Пага доводится забраться на борт вражеского судна. Понятное дело, он волновался, да и спешил унести оттуда ноги, пока прилив не подхватил посудину. Но второй был найден на сырой от дождя земле возле деревянного чурбана для упражнений тем самым утром, когда королева эльфов со своей свитой отбывала в Эльвандар. И Томаса, который должен был упражняться во владении мечом до самого обеда, нигде поблизости не оказалось.

Паг печально вздохнул. Ведь это по его вине Томас забыл о своем мече. Оба они, сгорая от любопытства и нетерпения, последовали за кузнецом Гарделлом, а потом занялись испытанием вытяжного зонта. И вот чем это теперь обернулось для бедняги Томаса!

Тем временем вконец изнуренный Томас домаршировал до дверей казармы и, повернувшись, отправился назад. Гардан с любопытством всмотрелся в покрытые синяками и выпачканные в грязи лица обоих сквайров.

- Что это с вами, юные господа? - поинтересовался он.

Роланд закашлялся и хрипло произнес:

- Я... Я взялся научить Пага некоторым приемам кулачного боя.

Гардан осторожно взял Пага за подбородок и повернул его лицо к свету. Он внимательно вгляделся в повреждения, причиненные нежной коже подростка кулаком Роланда, и обратился к старшему из юношей:

- Роланд, прошу тебя, ты только не вздумай учить моих воинов искусству обращения с мечом. Нам ведь некем будет их заменить! - Потрепав Пага по голове, он заключил:

- У тебя, сквайр, поутру будет огромный синяк под глазом. Но ничего!

Бывает ведь и хуже!

Паг неловко переступил с ноги на ногу и, желая сменить тему разговора, спросил:

- А как твои сыновья, Гардан?

- Спасибо, Паг, недурно. С охотой учатся своему ремеслу и мечтают рано или поздно разбогатеть, - все, кроме самого младшего. Фэксон по-прежнему желает только одного - чтоб мастер Фэннон взял его в ученики в следующем году. А остальные со временем станут заправскими каретниками, как и мой брат Джехейл, у которого они состоят теперь в подмастерьях и учениках. - Гардан невесело усмехнулся. - Теперь, когда с нами остался один Фэксон, в доме так пусто да тихо! Но хозяйка моя не против. Говорит, наконец-то у нас мир и покой. - Тут сержант широко осклабился и погладил смуглой ладонью черную бороду. - Но ведь скоро старшие того и гляди женятся, а там и внучата пойдут, вот и снова в доме нашем, пусть только временами, будут звучать ребячьи голоса.

Когда Томас в очередной раз приблизился к сержанту и сквайрам, Паг негромко спросил:

- Могу я поговорить с осужденным, Гардан?

Тот оглушительно расхохотался и кивнул:

- Ладно уж. Я на минутку отвернусь. Только недолго, сквайр!

Роланд остался беседовать с Гарданом, а Паг Пагнал маршировавшего Томаса и зашагал рядом с ним.

- Как ты, дружище? - участливо спросил он.

Томас искоса взглянул на него и бодрым голосом ответил:

- О, лучше и быть не может! Еще два часа таких мучений, и меня можно будет снести на кладбище!

- Так тебе что же, и отдохнуть не позволяют?

- Полчаса назад мне разрешено было пять минут простоять в стойке на караул. - Он дошел до казармы и, намеренно резко развернувшись, устремился к воротам. - После того, как мы приладили этот дурацкий колпак над твоей печью, я стремглав побежал к чурбану, но меча своего там не нашел. У меня прямо сердце оборвалось. Я его повсюду искал, спрашивал мальчишек с конюшни, чуть не задал трепку Рульфу - подумал было, что он его нарочно спрятал. А когда я вернулся в казарму, Фэннон сидел на моей койке и смазывал лезвие жиром. Другие ребята животы со смеху понадрывали, когда он посмотрел на меня исподлобья и сказал: <Если ты считаешь, что с мечом тебе больше упражняться ни к чему, тогда поучись как следует маршировать в полном воинском снаряжении. На это тебе отводится аж целый день!> - Томас шмыгнул носом. - Сил моих больше нет, Паг! Я просто с ног валюсь!

Они прошли мимо Роланда и Гардана. Паг с трудом подавил улыбку. Ситуация, в которой оказался Томас, казалась ему и впрямь забавной. Понизив голос, он проговорил:

- Я, пожалуй, пойду. А то еще нелегкая принесет сюда твоего мастера и он в наказание за наш разговор велит тебе и завтра маршировать тут в полном снаряжении. - И он едва не прыснул со смеху.

- Что ты, что ты! - ужаснулся Томас. - Да помилуют меня боги! Ты уж лучше и вправду иди своей дорогой, Паг!

Паг склонился к самому его уху и зашептал:

- Когда тебя отпустят, приходи в винный погреб. Мы с Роландом будем ждать тебя там. - Он подошел к сержанту и Роланду и кивнул Гардану. - Спасибо!

- Не за что, Паг. Не беспокойся, с твоим другом ничего страшного не приключится! Зато это послужит ему хорошим уроком.

- Надеюсь, он больше не станет разбрасывать оружие где попало, - сказал Роланд.

- Твоя правда, - с улыбкой кивнул Гардан. - Мастер Фэннон простил его на первый раз, а теперь уж пусть не обессудит.

Фэннон не желает, чтобы это вошло у него в привычку. А знаете, ваш друг - самый толковый ученик мастера Фэннона после Аруты.

Только это между нами, ладно? Фэннон всегда строг с теми, кто подает большие надежды. Всего вам хорошего, сквайры. Кстати, - Паг и Роланд, собравшиеся было уходить, настороженно замерли, - я никому не расскажу про ваши успехи в изучении приемов кулачного боя.

Все трое от души рассмеялись. Поблагодарив Гардана за обещание, Паг и Роланд направились к винному погребу. Вслед им донесся монотонный голос сержанта, вновь принявшегося командовать:

- Ать-два, левой!

Паг приканчивал свою вторую кружку эля, а Роланд - четвертую, когда к ним присоединился изнемогший от маршировки Томас. Он отер все еще влажный лоб и шумно вздохнул.

- Похоже, мир перевернулся. Фэннон взял да и отпустил меня!

- С чего это он? - спросил Паг.

Роланд лениво приподнялся с мешка, полного отборного ячменя, дотянулся до верхней полки грубо сколоченного деревянного буфета, снял с нее тяжелую глиняную кружку и бросил ее Томасу. Тот поймал кружку на лету и подставил ее под кран небольшой бочки, из которой уже успели угоститься оба сквайра.

Паг повернул кран, и пенный напиток хлынул во вместительный сосуд. Томас сдул пену и сделал несколько больших глотков. Эль явно пришелся ему по вкусу. Издав блаженный вздох, он вытер губы тыльной стороной ладони и повернулся к Пагу.

- Что-то стряслось, Паг. Фэннон только что примчался к казармам, закричал на меня, чтоб я бросал свои игрушки, и куда-то убежал. И Гардана за собой утянул.

- Может быть, герцог решил, не откладывая, отправиться на восток? Томас пожал плечами.

- Кто его знает? - Он окинул внимательным взором лица Пага и Роланда. - Ну и хороши же вы оба! Что случилось?

Паг пожал плечами, предоставив Роланду объяснить случившееся. Роланд криво усмехнулся и заявил:

- Мы с Пагом готовились к предстоящим состязаниям по кулачному бою.

Паг, в этот момент поднесший свою кружку к губам, едва не захлебнулся элем. Отставив кружку в сторону, он от души расхохотался. Томас осуждающе покачал головой:

- Ну и мастер же ты, Роланд, морочить людям головы.

Признавайтесь, вы подрались из-за принцессы?

Паг и Роланд, переглянувшись, разом набросились на Томаса и повалили его на пол. Роланд прижал руки юного воина к земле, затем кивнул Пагу, чтобы тот сменил его, снял с полки свою кружку, до половины наполненную элем и поднял ее над головой оторопевшего Томаса. Набрав полную грудь воздуха, он торжественным тоном изрек:

- Будь нем, как рыба! Да замкнет твои уста сей божественный напиток! - и вылил содержимое кружки на лицо отчаянно сопротивлявшегося Томаса.

Икнув, Паг пробормотал:

- И я требую того же! - Остатки эля из его кружки были тотчас же выплеснуты в разинутый рот друга.

Томас не без труда высвободился из рук двоих сквайров и, хохоча и отплевываясь, вскочил на ноги.

- Ага! - торжествующе крикнул он. - Все-таки я был прав! - Паг и Томас вновь шутя надвинулись на него, но Томас предостерегающе поднял руки. -Полегче, вы оба! Роланд, ты ведь еще не забыл, как я расквасил тебе нос?

Роланд не спеша, с подчеркнутым достоинством вышел на середину погреба и величественно кивнул головой.

- Наш друг сказал правду! - проговорил он, обращаясь к Пагу. - Но я хотел бы внести в этот вопрос некоторую ясность. - Тут сквайр пошатнулся и едва не опрокинулся на спину. На секунду лицо его, утратив былое величие, исказилось страхом, но, обретя равновесие и выставив вперед левую ногу, он вновь напустил на себя надменный вид и со вздохом заключил:

- Да будет вам известно, что единственной причиной того, что Томас разбил мне нос, явилось его коварное злоупотребление своим преимуществом передо мной!

Пагу никак не удавалось сфокусировать свой взгляд на лице Роланда. Мотнув головой, он полюбопытствовал:

- Что за преимущество?

Роланд приложил палец к губам и, оглянувшись по сторонам, прошептал:

- А то, что он теснил и одолевал меня!

Роланд добрел до своего мешка с ячменем и рухнул на него.

Паг и Томас хохотали во все горло. Слова Роланда, а также его манера изъясняться показались Пагу настолько смешными, что он никак не мог остановиться. Ему вторил громкий хохот Томаса.

Наконец оба в изнеможении повалились на пол.

Восстановив дыхание и потирая нывшие от напряжения бока, Паг посетовал:

- А ведь я не видел этой вашей потасовки. Меня тогда вообще не было в замке. Вот только не припомню, куда и зачем меня посылали.

- Ты жил тогда в рыбачьей деревушке, - подсказал Томас. - Учился чинить сети. А Роланд как раз перебрался сюда из Тулана.

- Я с кем-то повздорил, - кивнул Роланд. - Ты не помнишь, с кем именно? - Томас помотал головой. - Ну и ладно. Это в конце концов не так уж важно. И тут к нам подошел Томас и стал меня стыдить. Я сначала просто оторопел. У меня в голове не укладывалось, что какой-то костлявый мальчишка... - Томас попытался было протестовать, но Роланд жестом призвал его к молчанию. - Не перебивай! Именно таким ты тогда и был. Так вот, я, конечно же, не мог стерпеть, что какой-то костлявый босоногий мальчишка, сын простого ремесленника, осмелился учить меня - герцогского придворного и, смею заметить, джентльмена, правилам хорошего тона. И мне не осталось ничего другого, кроме как сделать то единственное, что приличествует джентльмену в подобных обстоятельствах.

- И что же ты сделал? - с любопытством спросил Паг.

- Я двинул ему в зубы.

Все трое снова весело рассмеялись.

Томас помотал головой, вспоминая тот давний эпизод. Роланд откровенно признался:

- И он так крепко поколотил меня, что я с невольной нежностью вспомнил все затрещины и зуботычины моего строгого папаши!

- А я после того случая понял, что кулачный бой - штука серьезная, - сказал Томас. Он улыбнулся Роланду, подмигнул Пагу и с напускной серьезностью произнес:

- Но тогда все мы были еще так молоды!

Паг снова наполнил все кружки. Он осторожно ощупал нижнюю челюсть и вздохнул.

- Сейчас я чувствую себя столетним старцем!

Томас подозрительно взглянул на друга и вновь спросил:

- Так скажет мне кто-нибудь наконец, из-за чего вы сцепились?

Роланд привалился спиной к бочонку с элем и нараспев произнес:

- Дочь герцога, принцесса Каролина, девица красоты невыразимой...

- А что ты хочешь этим сказать? - оторопело перебил его Томас. - Что означает это мудреное слово - < невыразимой > ?

- А то, что она блистает такой красотой... ну, пусть редкостной, болван!

- Не-е-ет, я не согласен! - запротестовал Томас. - С чего это ты взял, что наша принцесса - редкостный болван?! - Он поспешно пригнулся, и кружка, брошенная Пагом, пролетела всего в каком-нибудь дюйме от его головы. Паг повалился на спину и снова принялся хохотать.

Томас искоса взглянул на Роланда. Тот как ни в чем не бывало снял с полки одну из остававшихся там кружек и протянул ее Пагу.

- Итак, на чем мы остановились? - строгим тоном вопросил он. - Ах, да! Вспомнил. Принцесса Каролина, девица небывалой красоты, - он в упор взглянул на Томаса и, не услыхав вопросов и возражений, продолжил:

- Но, к сожалению, не обладающая безупречным вкусом, по одной ей известным причинам решила обратить свое милостивое внимание на присутствующего здесь юного чародея. - Он плавным жестом указал на хихикавшего Пага.

- Почему выбор ее не пал на меня, жаждавшего ее благосклонности, - никто не ведает. - Он громко икнул и поморщился. - Однако, как бы там ни было, мы с Пагом нынче днем слегка подискутировали на тему о том, каким образом должно принимать знаки расположения ее высочества.

Томас с понимающей улыбкой кивнул Пагу:

- Сочувствую тебе, Паг. Ну и влип же ты, бедняга!

Паг покраснел до корней волос и запальчиво возразил:

- Ничуть не бывало! Если кто из нас двоих и влип, то вовсе не я. Между прочим, мне известно, что один из учеников мастера Фэннона не так давно забрался в кладовую, да не один, а с девчонкой, что метет и моет кухню. - Он с притворным сожалением покачал головой. - Вот уж бедняга! Мне больно думать, что будет с ним, когда Неала узнает об этом приключении!

Глаза Томаса округлились от ужаса. Он широко разинул рот.

- Ты не скажешь ей! Ты не сделаешь этого!

Роланд захохотал, ухватившись за бока, и с трудом выговорил:

- Никогда еще не видел, чтобы кто-то так походил на вытащенную из воды рыбину! Ты только взгляни на себя, друг Томас! - Сквайр вдруг выпрямился и попытался скопировать выражение лица не на шутку струхнувшего Томаса. Он свел к носу расширившиеся от мнимого ужаса глаза и стал быстро двигать челюстью, открывая и закрывая рот. При виде этого Паг и Томас даже не засмеялись, а застонали, держась за животы.

Вновь наполнив все кружки элем, Роланд поднялся на ноги:

- Джентльмены, я хочу произнести тост! - Паг и Томас молча кивнули. - Какие бы недоразумения ни возникали между нами в прошлом, - серьезно проговорил Роланд, - я считаю вас двоих своими лучшими друзьями. - Он поднял свою кружку и провозгласил:

- Пью за нашу дружбу.

- За дружбу! - повторили Паг и Томас.

Кружки были осушены до дна и вновь наполнены. - Давайте соединим наши руки, - предложил Роланд.

Три мальчика взялись за руки, образовав круг, и Роланд сказал:

- Где бы мы ни были, и сколько бы лет ни прошло, мы никогда не забудем друг друга. Пусть каждый из нас во все дни своей жизни помнит, что он не одинок, что у него есть друзья!

Внезапно в звонком юном голосе Роланда Пагу послышались печальные, скорбные ноты. Ему почудилось, что в погребе вдруг стало темнее. В лицо его откуда-то пахнуло ледяным ветром. Он с тревогой взглянул на Роланда и Томаса, но оба были по-прежнему веселы и беззаботны. Пагу стало не по себе, но он был счастлив уже тем, что тревожное предчувствие не омрачило их радости. Он вздохнул и словно эхо повторил:

- Друзья!

- Друзья! - вслед за ним произнес Томас, и все трое воздели сцепленные руки над головой.

Кружки наполнялись и осушались снова и снова. Солнце уже закатывалось за край неба, день сменялся ранними зимними сумерками, но трое юношей потеряли счет времени, продолжая воздавать хвалы верной мужской дружбе и крепкому элю.

Пага разбудил негромкий, но настойчивый стук в дверь. Он сел на постели, и комната, освещенная лишь едва тлевшими в печи углями и погруженная в красноватый полумрак, поплыла перед его глазами. Стук повторился. Паг с трудом поднялся со своего низкого ложа, сделал несколько неуверенных шагов и, потеряв равновесие, принужден был ухватиться за стену, чтобы не упасть.

Весь вечер и часть ночи он провел в винном погребе вместе с Томасом и Роландом. Они пропустили ужин, зато, как выразился Роланд, <нанесли ощутимый урон крайдийским запасам эля>. В действительности выпили они не так уж много, но, не имея привычки к возлияниям, изрядно захмелели и в душе, не без некоторой гордости, считали себя отныне заправскими гуляками.

Добравшись до табурета, на котором была сложена его одежда, Паг дрожащими руками нащупал свои панталоны и поспешно облачился в них. После драки с Роландом и посещения погреба самочувствие его оставляло желать лучшего: голова раскалывалась от боли, во рту стоял горький привкус жженой пробки, руки и ноги отказывались повиноваться. Недоумевая, кому понадобилось видеть его среди ночи, он дотащился до двери и распахнул ее.

Что-то темное прошелестело мимо него, и в следующее мгновение, едва веря своим глазам, он обнаружил, что посреди его комнаты стоит принцесса Каролина, с ног до головы закутанная в плащ из тяжелой, плотной ткани.

- Закрой дверь! - шепотом приказала она. - Ведь какой-нибудь любопытный может увидеть свет в твоем окне и забрести в башню!

Паг, все еще не до конца проснувшийся, молча повиновался.

Где-то в глубине его отуманенного парами эля сознания мелькнула мысль, что тусклый свет догоравшей печи ни при каких обстоятельствах не возбудил бы любопытства случайного прохожего. Но он решил не высказывать этого соображения вслух, чтобы не прогневить вспыльчивую принцессу. Подняв с пола лучину, он сунул ее в печь и, когда конец тонкой сухой щепки загорелся, зажег стоявшую на столе масляную лампу. Комната осветилась ярким светом и тотчас же приобрела знакомые очертания.

Каролина с любопытством рассматривала книги и свитки, в беспорядке сваленные у постели. Она прошлась по каморке, заглянула во все углы, подняла глаза к потолку и опасливо спросила:

- А где же дракон, которого ты у себя держишь?

К этому времени Паг уже успел стряхнуть сонное оцепенение и полностью отдавал себе отчет в происходящем, но язык еще не вполне повиновался ему, и потому он с некоторой запинкой выговорил:

- Фантус? Он... Он куда-то улетел... По своим драконьим делам.

Каролина сняла плащ и присела на разобранную постель Пага.

- Вот и хорошо. А то я, признаться, побаиваюсь его. Я пришла поговорить с тобой, Паг.

Паг глядел на нее во все глаза. Каролина была облачена в одну лишь ночную сорочку, которая, хотя и закрывала ее тело от шеи до самых пят, казалась почти прозрачной и обрисовывала все изгибы ее стройной фигуры. Во рту у Пага пересохло.

Окончательно протрезвев, он только теперь вспомнил, что прежде чем открыть дверь, не успел как следует одеться. Он метнулся к табурету, схватил камзол и поспешно натянул его на голые плечи, едва не разорвав рукав.

- Милостивые боги! - трагическим шепотом обратился он к Каролине. - Если ваш отец узнает, что вы приходили сюда, он голову с меня снимет!

- Не узнает, если у тебя хватит ума говорить потише! - возразила Каролина, сопроводив свои слова сердитым взглядом.

Паг опустился на табурет и замер в напряженной позе. Душой его овладел панический ужас, ведь выходка Каролины и впрямь могла стоить ему жизни.

Принцесса критически оглядела его с ног до головы и сморщила нос.

- Ты нынче напился допьяна! - Паг не стал опровергать ее слова. Каролина вздохнула и покачала головой. - Я заподозрила что-то в этом роде, когда вы с Роландом не явились вечером в обеденный зал. Вам повезло, что папа сегодня тоже не вышел к ужину, не то он послал бы слуг искать вас.

В памяти Пага один за другим всплывали рассказы о страшной участи незнатных юношей, уличенных в преступных связях с принцессами крови. Ему придется, подобно всем им, пасть от руки палача, если герцог узнает об их с Каролиной ночном свидании.

Его сиятельство наверняка откажется поверить, что принцесса явилась сюда незваной, и принять во внимание, что ничего предосудительного между ними не произошло. Он с мольбой взглянул на Каролину и прошептал:

- Ваше высочество, вы не должны оставаться здесь! Ведь этим вы можете погубить нас обоих!

Каролина упрямо вскинула голову:

- Я не уйду, пока не выскажу тебе всего, что считаю нужным!

Паг понял, что возражать принцессе бесполезно. Он слишком хорошо знал и этот ее упрямый взгляд, и капризный тон. С трудом подавив тяжкий вздох, он покорно прошептал:

- Хорошо. Я слушаю вас. Что же вы хотели сказать мне?

Каролина поджала губы и процедила:

- Мне не нравится, как ты ведешь себя со мной! Если ты будешь продолжать в том же духе, я вообще ничего не скажу!

Паг едва не застонал от страха, досады и напряжения. Он закрыл глаза, сделал глубокий вздох и тряхнул головой. Когда он вновь заговорил, голос его звучал ровно и бесстрастно.

- Виноват, ваше высочество. Что я должен сделать, чтобы заслужить ваше прощение?

Она похлопала ладонью по тюфяку рядом с тем местом, где сидела сама.

- Подойди и сядь сюда.

Паг подчинился. Он приблизился к постели на негнущихся ногах и скорее упал, чем опустился на ложе рядом с Каролиной.

Она хихикнула, услыхав негромкий стон, который ему не удалось сдержать. В это мгновение Паг с нараставшим отчаянием подумал, что жизнь его висит на волоске, и волосок этот может ненароком оборвать сидящая рядом с ним капризная, вздорная девчонка.

- А каково это - напиться допьяна? - с любопытством спросила она.

- В настоящий момент - отвратительно. Чувствуешь себя так, словно тобою вымыли пол, а потом отжали и повесили сушиться.

Каролина взглянула на него со смесью участия недоверия и зависти. Она развела руками и покачала головой.

- У вас, мальчишек, столько интересных занятий и игр! Вы стреляете из лука, деретесь, управляетесь с мечом и пикой. Если бы ты знал, какая это докука - все время держаться, как подобает истинной леди! Если бы я хоть раз в жизни выпила неразбавленного вина, папу наверняка хватил бы удар!

- Вот если он узнает, что вы побывали здесь, у меня, тогда ему наверняка не избежать удара! - прошептал Паг. - Я буду казнен, а вы - скомпрометированы! Каролина, во имя всех богов, зачем вы сюда пришли?!

Принцесса пропустила его слова мимо ушей.

- Что вы с Роландом делали нынче днем? Дрались? - Паг нехотя кивнул. -Из-за меня? - Глаза ее заблестели.

Паг вздохнул:

- Да. Из-за вас. - Каролина даже не пыталась скрыть радость, охватившую ее при этом известии. Она улыбнулась с таким торжеством, что Паг осуждающе произнес:

- Каролина, вы злоупотребляете его... расположением к вам.

- Вот еще! Он просто влюбленный дурачок, без характера, без воли, без самолюбия. Да прикажи я ему спрыгнуть с крепостной стены, он и это сделает не задумываясь!

- Каролина, - Паг готов был расплакаться, - почему вы...

Она не дала ему договорить, приникнув губами к его рту. Паг настолько опешил от неожиданности, что не успел ни уклониться от поцелуя, ни ответить на него. Каролина резко выпрямилась и с торжествующей улыбкой спросила:

- Что ты теперь скажешь?

- О чем? - еле выдавил из себя Паг.

- О поцелуе, олух ты этакий!

- Ах, о поцелуе, - пробормотал Паг. Он все еще пребывал в величайшем смятении и потому поспешно, видя, как нетерпеливо ее высочество ждет ответа, выпалил первое, что пришло ему в голову:

- Это было... мило.

Она резко вскочила с постели и встала перед ним, глядя на него сверху вниз сузившимися от ярости глазами. Ногой, обутой в изящную кожаную туфельку, она постукивала по полу. Руки ее были сжаты в кулаки. Паг невольно зажмурился. Он был почти уверен, что сейчас она ударит его. Но Каролина осталась недвижима.

Низким, свистящим шепотом она произнесла:

- Мило! И это все, что ты можешь сказать?!

Паг взглянул на принцессу сквозь полуопущенные ресницы. Он все еще пребывал во власти страха, охватившего его, едва лишь Каролина переступила порог каморки, но теперь его начали волновать и совсем иные чувства.

Принцесса никогда еще не казалась ему такой прекрасной. Ее синие глаза загадочно блестели в неярком свете лампы, на щеках играл румянец, разметавшиеся темные волосы мягкими волнами окутывали покатые плечи. Ее высокая, упругая грудь вздымалась под тонкой тканью рубахи в такт дыханию. Он перевел взгляд на тонкий стан принцессы, на ее округлые бедра и стройные ноги и поспешно отвел глаза.

Полные алые губы Каролины дрогнули в презрительной усмешке.

- За всю мою жизнь я не целовалась ни с одним мужчиной!

Кроме моего отца, братьев и... тебя! Ты и в самом деле считаешь, что это всего лишь мило - получить в дар первый поцелуй принцессы?!

Паг растерянно заморгал. Каролина смотрела на него так пристально, что он вконец смешался и, кивнув, выдохнул:

- Очень мило.

Она подбоченилась, от чего сорочка еще теснее обвила ее тело, и с минуту смотрела на него сверху вниз с выражением крайнего изумления. Когда она заговорила, в голосе ее зазвенели еле сдерживаемые слезы обиды:

- Я прибежала к тебе, позабыв обо всем на свете! Разве ты не понимаешь, что я подвергла себя ужасной опасности?! Ведь меня заточат в монастырь, если кто-нибудь об этом узнает! - Паг не мог не отметить про себя, что принцесса не соизволила даже единым словом упомянуть о куда более грозной опасности, которой из-за ее нелепого каприза подвергался он. - Все крайдийские мальчишки, - чуть не плача, продолжала Каролина, - а также взрослые мужчины, представляющие цвет аристократии нашего Королевства, из кожи вон лезут, чтобы завоевать мое расположение. А ты смеешь вести себя со мной, как с последней служанкой, с которой можно позабавиться от скуки и бросить ее, когда надоест!

Выслушивая гневную речь Каролины, Паг мало-помалу обрел былую ясность мысли и способность рассуждать здраво. Этому немало способствовало и то, что в словах принцессы, в ее позе и звуках ее голоса чувствовалась некоторая наигранность. Она явно любовалась собой - своей смелостью, своей безоглядной готовностью ради минутной прихоти рисковать собственной свободой и... его жизнью.

- Каролина, погодите! - взмолился он. - Дайте мне немного подумать... Я должен собраться с мыслями, чтобы ответить вам...

- Разве у тебя было мало времени, чтобы все обдумать?! - возмутилась принцесса. - Долгие недели... Да что там недели - месяцы...

Но Паг не дал ей договорить:

- Прошу вас, сядьте! Нам необходимо объясниться.

Поколебавшись, Каролина опустилась на постель Пага, на то самое место подле него, с которого она вскочила несколько минут назад. Чтобы придать своим словам больше теплоты и доверительности, он непринужденным, дружеским жестом положил ладони на ее маленькие ручки, и внезапно тело его напряглось, пронзенное мучительно острым ощущением ее близости. Он чувствовал тепло ее тела, вдыхал пьянящий запах ее волос и нежной кожи, и ему пришлось призвать на помощь всю свою выдержку, чтобы не поддаться искушению и вернуться к начатому разговору.

- Каролина, вы мне нравитесь, - сказал он, проглотив комок в горле. - Даже очень. Порой мне начинает казаться, что я люблю вас нисколько не меньше, чем Роланд, но зачастую в вашем присутствии я испытываю растерянность и смущение. В этом вся беда: мне трудно разобраться в собственных чувствах, понять, радует ли меня ваше... внимание или страшит...

Ясные глаза принцессы сузились. Она явно ждала от него совсем иных слов.

- Не понимаю, что ты хочешь этим сказать, - процедила она язвительно:

- Никогда еще не встречала мальчишки, которого заботили бы такие вопросы!

Паг выдавил из себя улыбку.

- Видите ли, ваше высочество, чародеидумают и чувствуют иначе, чем все остальные. И мы поневоле должны доискиваться объяснений многому из того, что кажется непосвященным людям совершенно ясным. - Каролина вскинула голову, и в глазах ее блеснул огонек интереса. Ободренный этим, Паг продолжал:

- Передо мной два пути, и я не знаю, какой из них мне избрать.

Возможно, я так и не стану настоящим чародеем, ведь учение дается мне с таким трудом, хотя мастер Кулган не жалеет для меня ни сил, ни времени. Поверьте, я вовсе не избегаю вас!

Просто мне приходится все свое время посвящать занятиям.

Видя, что слова его не находят должного отклика в душе Каролины, он решил переменить тактику.

- И выходит, что мне совершенно некогда даже помыслить об управлении землями, полученными в дар от вашего отца. Возможно, когда-нибудь я займусь этим и стану совмещать службу при дворе с заботами о своих крестьянах и арендаторах, но сперва я должен убедиться, что чародея из меня не выйдет. Понимаете, Каролина, я считаю это своим первейшим долгом по отношению не только к Кулгану, но и к самому себе. Я не смею покинуть его. - Он вздохнул и вполголоса добавил:

- Разве что мастер сам прогонит меня, отчаявшись добиться от меня толку!

Паг умолк и с тревогой вгляделся в лицо принцессы. В ее ясных глазах читался невысказанный вопрос, и он торопливо добавил:

- Чародеи ведь не пользуются почетом в нашем Королевстве!

Вот если бы я стал мастером... - Он усмехнулся, ясно давая понять, что нисколько не верит в такую возможность. - Но даже в этом случае... Каролина, разве согласились бы вы стать женой чародея, пусть даже придворного?!

Она, смеясь, помотала головой и столь же неожиданно, как и прежде, прижалась своими нежными, теплыми губами к его губам.

Лицо Пага побагровело, по всему его телу пошли мурашки. Он уже готов был заключить ее в объятия, но Каролина резко отстранилась и пробормотала:

- Бедняжка Паг! - Ее нежный, с легкой хрипотцой голос зазвучал в его ушах сладкой музыкой. - Ведь тебе это вовсе ни к чему. Я имею в виду, учиться ремеслу чародея. У тебя уже теперь есть земли и титул, а папа, когда придет срок, одарит тебя еще щедрее!

Паг помотал головой:

- Боюсь, я не сумел толково объяснить вам, что меня заботит. Понимаете, Каролина, вопрос не в том, чего я хочу или не хочу, а совсем в другом. Я обязан выполнить свой долг.

Возможно, я мало преуспел в учении потому лишь, что не был достаточно усерден, не посвятил избранному ремеслу всего себя без остатка. Вы ведь не хуже моего знаете, что Кулган не так уж и нуждался в ученике, когда взял меня к себе. Он сделал это из сострадания. Что бы ни говорили мой учитель и отец Тулли, я вовсе не уверен в своей одаренности, но чувство долга не позволяет мне бросить занятия, пока есть хоть какая-то надежда, что рано или поздно я выучусь ремеслу. - Он перевел дыхание и взглянул на принцессу с глубокой грустью. - Вот и выходит, что я не могу распоряжаться собой. Мне недосуг ни управлять своим имением, ни... встречаться с вами так часто, как мне бы этого хотелось.

Каролина закусила губу. Голова ее поникла.

- Я не хочу быть тебе обузой, Паг, - прошептала она. От жалости к ней, от мучительного желания сжать ее в объятиях у Пага помутилось в голове. Ему хотелось привлечь ее к себе, сказать ей, что все у них будет хорошо, но он понимал, что стоило ему дать волю своему порыву, и ситуация мгновенно вышла бы из-под его контроля.

Паг чувствовал, что еще мгновение, и он не в силах будет противиться обуревавшей его страсти. Он безуспешно пытался вспомнить хоть какой-либо из приемов сосредоточения, концентрации и переключения внимания, которым обучил его Кулган, но внезапно ясно увидел перед собой искаженное ненавистью лицо герцога Боуррика, а затем - виселицу и рядом с ней крайдийского палача в красном капюшоне с прорезями для глаз. Это видение мгновенно отрезвило его. Он почувствовал себя так, словно его окатили ледяной водой. Паг поежился и отер пот со лба.

- Каролина, я люблю вас... Даже очень. - Она вскинула на него свои ясные глаза. - Но по-своему, - поспешно добавил он. - И твердо знаю, что прежде всего должен решить, кто я, на что я гожусь, а потом уже думать обо всем остальном.

Принцесса прижалась спиной к холодной каменной стене каморки. Она склонила голову набок, обдумывая слова Пага. Он был рад происшедшей в ней перемене. Каролина, привыкшая капризно требовать всего, чего ни пожелает, теперь готова была признать его правоту. Она вникала в смысл сказанного им, заранее соглашаясь с его доводами.

- Я не могу поступить иначе, чтобы потом не корить себя или что еще хуже - вас за необдуманное решение, - мягко, проникновенно проговорил он. - Ведь и вы не пожелали бы этого, Каролина?

Помолчав, она прошептала:

- Нет. Я не хочу, чтобы ты по моей вине ошибся в своем выборе, Паг. Ты сам должен принять решение. - Она вздохнула. - И сам отвечать за него.

Напряжение, владевшее обоими, внезапно рассеялось без следа.

Каролина поежилась от холода и обхватила себя за плечи.

- Я понимаю тебя, Паг, - с вымученной улыбкой проговорила она. - Наверное, я полюбила тебя именно за то, что ты правдив и прямодушен со всеми, даже со мной. Другие только и умеют что льстить да угодничать. - Она вздохнула. - Ты стараешься быть честным прежде всего по отношению к самому себе.

- И к вам, Каролина! - воскликнул Паг, видя, что глаза ее подернулись слезами. - А это так нелегко! Пожалуйста, поверьте мне! Ведь мне гораздо легче было бы солгать вам!

Каролина смахнула слезинки, катившиеся по ее щекам, и негромко засмеялась:

- Бедняжка Паг! Я вконец смутила и расстроила тебя!

Паг виновато улыбнулся и кивнул. Он был счастлив, что Каролина чутко уловила его настроение, что она больше не пыталась подчинить его волю своей. Он не мог бы рассчитывать на более благоприятный итог этого объяснения. И все же где-то в самых потаенных глубинах его души гнездились сожаление и грусть.

- Нам не о чем горевать, Каролина, - прошептал он. - Вовсе не о чем! -Кончиками пальцев он нежно провел по ее лицу. - У нас ведь еще много времени впереди. Нам не грозит разлука!

Каролина покачала головой:

- Ты скоро уедешь из Крайди вместе с моим отцом!

- Но ведь я вернусь и останусь здесь на долгие-долгие годы, если не навсегда! - Он коснулся губами ее щеки и с деланной беззаботностью проговорил:

- Я смогу официально вступить в права владения своими землями только через три года. Но возможно, что ваш отец даже и тогда не согласится расстаться с вами. - Он криво улыбнулся. - Как знать, быть может, и ваше отношение ко мне переменится настолько, что вы тогда и слышать обо мне не захотите!

Каролина обняла его и прижалась щекой к его плечу:

- Никогда! Слышишь, Паг? Я никогда не стану любить никого на свете, кроме тебя! - Тело Пага напряглось. Щекочущий холодок пробежал по его коже. Аромат, исходивший от волос Каролины, кружил ему голову. - Я не могу выразить словами, как я люблю тебя, Паг! - шептала Каролина. - Ты - единственный, кто сумел понять меня. Ты такой умный и добрый, Паг! И такой отважный!

Он слегка отстранился от нее и, взяв ее ладонью за подбородок, нежно поцеловал в губы. Каролина прижалась к нему всем своим гибким телом и страстно ответила на его поцелуй. Паг чувствовал, как неистово бьется ее сердце, он ощущал жар ее тела и слышал ее прерывистое дыхание. Лишь страх неизбежной расплаты помог ему и на сей раз воспротивиться порыву страсти, захлестнувшему их обоих. Он осторожно разжал руки принцессы, сомкнутые на его шее, и отстранился от нее.

- Вам пора возвращаться к себе, Каролина!

Слегка склонив голову набок, она смотрела на него с мольбой. Ее влажные розовые губы были полураскрыты, на щеках выступил румянец. Никогда еще принцесса не казалась Пагу такой божественно прекрасной, такой желанной.

- Уходите! Сейчас же! - хрипло пробормотал он.

Они медленно, с усилием отстранились друг от друга и поднялись с ложа. Каждый остро ощущал присутствие другого. Паг взял обеими руками узкую ладонь принцессы и прижался к ней губами. Подняв с пола ее плащ, он помог ей завернуться в него, приоткрыл дверь и осторожно выглянул на лестницу. Не обнаружив там никого, он широко распахнул дверь и отступил в сторону.

Каролина бесшумно скользнула на лестничную площадку, оглянулась и прошептала:

- Я знаю, ты порой считаешь меня пустой и вздорной гордячкой, капризной, избалованной девчонкой. Я и в самом деле временами бываю именно такой! Но я так люблю тебя, Паг!

Он не успел ответить ей. Принцесса бесшумно сбежала вниз по лестнице и исчезла во тьме коридора. Паг затворил дверь и погасил лампу. Он лег на свою жесткую постель и подложил руку под голову. Глядя перед собой невидящим взором, он вспоминал лицо Каролины, ее глаза, с любовью обращенные к нему. В комнате все еще витал аромат ее волос и кожи. Теперь, когда она ушла, он мог не противиться вожделению, и ощущения, которые он пережил в ее объятиях, нахлынули на него с прежней силой. Паг со сдавленным стоном прикрыл глаза тыльной стороной руки и прошептал:

- Завтра я стану ненавидеть и презирать себя!

Кто-то настойчиво колотил в дверь. Первой мыслью проснувшегося Пага было, что это герцог, узнав о ночном визите Каролины, прислал за ним дюжину стражников. <Он прикажет повесить меня!> - пронеслось у него в голове. Паг бросил тоскливый взгляд в окно. Но во дворе еще царила непроглядная мгла. Стук повторился. Паг бросился к двери и открыл ее, ожидая худшего. Однако вместо стражников с каменными лицами он увидел за своим порогом всего лишь пожилого низкорослого слугу в ливрее, который почтительно поклонился ему и негромко проговорил:

- Простите, что разбудил вас, сквайр, но мастер Кулган желает, чтобы вы тотчас же поднялись к нему, - и для пущей убедительности он указал костлявым пальцем в потолок. - Тотчас же. Без промедления. - Паг кивнул. Слуга откланялся и удалился.

Лишь закрыв дверь и привалившись к ней спиной, Паг окончательно поверил в то, что ему не грозит больше смертельная опасность. Он никогда еще не чувствовал себя так скверно. Все тело его, покрытое синяками и ушибами после вчерашней схватки с Роландом, при малейшем движении пронизывала мучительная боль, в голове шумело, к горлу подкатывала тошнота. Вспомнив, где и как он провел остаток дня, вечер и часть ночи, Паг дал себя клятву никогда больше даже не пригубливать зля.

Он с трудом дотащился до маленького столика у окна, плеснул себе в лицо воды из умывальной чаши, пригладил влажными ладонями волосы и смахнул пыль с камзола и панталон. В голове у него немного прояснилось, и он побрел наверх, к Кулгану.

Чародей критически осматривал груду своих носильных вещей и книг, высившуюся посреди комнаты.

На табурете возле постели сидел отец Тулли. Покачивая головой, он наблюдал, как Кулган вынул из шкафа несколько свитков и водрузил их поверх остального.

- В своем ли ты уме, мастер Кулган? - проворчал Тулли. - Неужто ты и впрямь рассчитываешь взять с собой эту гору тряпок и книг? Ведь их не утащит и пара сильных мулов! И неужели ты надеешься, что тебе позволят взять все это на корабль?

Кулган с нежностью, точно мать на любимых детей, взглянул на книги, лежавшие на полу.

Я могу оставить здесь свою одежду, но книги мне необходимы хотя бы для того, чтобы мальчик мог по ним учиться!

- Чепуха! - возразил Тулли. - Ты ведь жить не можешь без своих книг! Небось мечтаешь наслаждаться любимым чтением у походного костра или во время плавания. - Он взглянул на друга с насмешливым сожалением. - Но оставь эти мысли, мастер! Вам придется скакать во весь опор, чтобы добраться до Южного перевала прежде, чем его занесет снегом. И какое, скажи на милость, чтение во время опасного зимнего плавания по Горькому морю?! Что же до отрока, то ему вовсе не помешает немного отдохнуть от учения. Вы с ним Пагоните пропущенное за те восемь лет, что ему еще осталось пробыть у тебя в учениках! Дай ему хоть месяц-другой передышки!

Паг переводил взгляд со священника на Кулгана, не решаясь прервать их беседу. Старики, увлеченные своим спором, не замечали его. В конце концов Кулган внял уговорам отца Тулли и промямлил:

- Похоже, ты прав, друг Тулли.

Он принялся перекладывать книги на свою постель и лишь тогда заметил стоявшего в дверях Пага.

- В чем дело? Почему это ты еще здесь?!

Паг растерянно заморгал:

- Но ведь вы даже не сказали мне, зачем я вам понадобился, учитель!

- Да неужто? - Глаза Кулгана расширились от удивления, и он стал похож на сову, внезапно ослепленную ярким светом. - Разве я ничего не говорил тебе? - Паг кивнул. - Ну так слушай. Мы отправляемся в путь сегодня на рассвете. Герцог не стал дожидаться ответа гномов, потому что ему донесли, что Северный перевал уже покрыт снегом. Его сиятельство рассчитывает добраться до Южного, пока тот еще не замело, но, признаться, предчувствие, которое еще никогда меня не обманывало, подсказывает, что зима нынче будет ранней и очень суровой. Как бы нам не опоздать к перевалу!

Тулли поднялся с табурета и покачал головой:

- И это говорит нам человек, предсказавший засуху в год чудовищных ливней, когда всех нас чуть не смыло в Безбрежное море! Ох, уж эти мне маги и чародеи! Шарлатаны, вот вы кто! - Он медленно подошел к двери и, собравшись переступить порог, обернулся. Насмешка на его лице сменилась глубоким участием. - Да благословят боги ваш путь, Кулган! На сей раз ты, похоже, прав. Мои кости ноют неспроста. Зима не за горами.

Священник ушел. Паг недоверчиво спросил:

- Неужто мы и в самом деле сегодня уедем, учитель?

- Да! - раздраженно ответил Кулган. - Разве я только что не сказал тебе об этом?! Быстро собери самые необходимые вещи.

Солнце взойдет меньше, чем через час.

Паг был уже у двери, когда его остановил возглас Кулгана:

- Минутку, Паг!

Чародей оттеснил Пага от двери, выглянул на лестницу и, удостоверившись, что отец Тулли вышел в коридор, заложил руки за спину и принялся расхаживать по комнате.

- Вот что я хотел сказать тебе, дружок. Ты вел себя почти безупречно. Но я от души советую тебе в дальнейшем, если тебе вдруг нанесет поздний визит некий... посетитель, не подвергать себя и... его искусу, ибо вы с ней можете ведь и не устоять перед оным.

Паг побледнел и во все глаза уставился на чародея.

- Так вы все слышали?!

Кулган с усмешкой указал на окно и участок пола под ним.

- Твоя труба проходит примерно на фут ниже вот этого места.

Она устроена так странно, что с ее помощью мне стало слышно решительно все, что происходило в твоей каморке - каждое слово, каждый вздох. - Он насупился и пробормотал про себя:

- Когда я вернусь, надо будет выяснить, в чем тут дело. - Снова взглянув на Пага, чародей покачал головой. - Не подумай, что я подслушивал! Я работал допоздна и поневоле слышал все, о чем вы говорили. - Паг покраснел и опустил голову. - Я вовсе не хотел смутить тебя, дружок! Гляди веселее! Ведь ты ни в чем не виноват! Ты проявил редкие в твоем возрасте выдержку и мудрость. - Он погладил Пага по опущенной голове. - С моей стороны было бы слишком самонадеянно давать тебе советы по столь деликатному вопросу. Ведь мой опыт общения с дамами весьма скуден, и среди тех, кто был со мной любезен, ни одна не отличалась такой редкостной красотой и таким отчаянным упрямством, как... некая особа, чьего имени я упоминать не стану. - Он без улыбки заглянул в глаза Пага своими лучистыми синими глазами. - Но мне хорошо ведомо, как трудно бывает порой не потерять голову и устоять перед соблазном, как нелегко в такие моменты предвидеть последствия своих действий! Я горжусь, мой мальчик, что ты оказался способен на это!

Паг усмехнулся и, хитро сощурившись, ответил:

- Мне это удалось без особого труда, учитель. Я сумел сконцентрировать свои мысли и направить их на некий отвлеченный объект.

- В самом деле? А на какой именно? - полюбопытствовал Кулган.

- Я отчетливо представил себе виселицу, учитель.

Кулган расхохотался так, что на глазах у него выступили слезы. Он похлопал Пага по плечу и назидательно проговорил:

- Но не забывай, дружок, что принцесса тоже рисковала очень многим! Это на Востоке высокородные дамы ведут себя вольно и только и знают, что меняют возлюбленных, соблюдая лишь минимум внешней благопристойности. Но единственная дочь герцога Крайди, находящегося в столь близком родстве с королем, наследная принцесса Королевства - совсем другое дело. Она должна иметь безупречную репутацию. Даже тень подозрения может повредить ей.

И тот, кто искренне любит ее, обязан помнить об этом.

Понимаешь, Паг?

Паг кивнул. Он в который уже раз порадовался тому, что сумел минувшей ночью противостоять искушению.

- Вот и хорошо. Я уверен, что ты и впредь будешь столь же осмотрителен, разумен и сдержан. - Глаза Кулгана блеснули в лукавой усмешке. - Не сердись на старого ворчуна Тулли. Он вне себя оттого, что герцог, несмотря на все его просьбы, велел ему остаться в Крайди. А Тулли то, поди, считает себя таким же проворным да резвым, как его послушники! Торопись же, дружок!

Тебе надо успеть собраться! Ведь до рассвета осталось совсем немного!

Паг кивнул и спустился к себе, оставив Кулгана у груды толстых фолиантов. Тот торопливо сложил свою одежду в просторный кожаный мешок и, взяв в руки одну из книг и прочитав ее заглавие, с глубоким вздохом вернул ее на полку. Другую он сунул в мешок и пробормотал, словно продолжая спорить с отцом Тулли:

- Ну могу же я взять с собой хоть одну!

Он аккуратно разложил по полкам свитки и оставшиеся книги, затем критически оглядел свой шкаф. С минуту он простоял в задумчивости, теребя рукой бороду, затем крякнул, снял с полки объемистый том и, воровато оглянувшись, втиснул его в туго набитый мешок.

- Ну и что ж такого! - запальчиво воскликнул он, обращаясь к невидимому оппоненту. - Где одна, там и две!

Глава 8 В ПУТЬ

С неба сыпал мелкий мокрый снег. Паг, сидевший верхом на коне, поежился и передернул плечами. Он был одет в теплый, тяжелый зимний плащ с капюшоном, но успел продрогнуть за те десять минут, что пробыл в седле, ожидая, пока остальные участники похода будут готовы тронуться в путь.

Слуги все еще привязывали багажные мешки к спинам вьючных мулов. Рассвет едва занимался, и стражники, с непроницаемыми лицами наблюдавшие за сборами, держали в руках яркие факелы.

Позади Пага послышалось громкое, отчаянное <тпру-уу!>, и, оглянувшись, он увидел, как Томас пытается сдержать своего жеребца, изо всех сил натягивая поводья. Стройный, породистый боевой конь вскинул голову и протестующе заржал.

- Не тяни так сильно за повод! - крикнул Паг. - Ты можешь поранить ему губы, и он взбесится от боли!

Томас послушался совета. Жеребец успокоился и встал вплотную к коню Пага. Томас сидел в седле так неловко и напряженно, словно оно было утыкано острыми гвоздями. Он наморщил лоб и опасливо поглядывал на своего коня, явно пытаясь предугадать, что может прийти в голову этому огромному опасному животному.

- Если бы тебе не пришлось вчера весь день маршировать по двору, - добродушно проговорил Паг, - ты смог бы попрактиковаться в верховой езде. Но ничего не поделаешь, я постараюсь научить тебя этому в дороге!

Томас приободрился и с благодарностью взглянул на друга.

Паг с улыбкой пообещал:

- Когда мы доберемся до Бордона, ты будешь держаться в седле, как заправский кавалерист!

- А по земле передвигаться, как старая дева, которую только что изнасиловали! - Томас скорчил жалобную гримасу. Паг расхохотался. - Я уже чувствую себя так, словно целый час просидел на мешке, набитом камнями. По мне, так уж лучше маршировать!

Паг соскочил на землю и тщательно осмотрел седло Томаса.

Заставив того подвинуться, он приподнял край попоны и понимающе кивнул.

- Кто седлал для тебя коня?

- Рульф. А что?

- Так я и знал. Он решил отомстить тебе за ту трепку, которую ты ему задал, когда потерял второй меч. А может, он сделал это потому, что ты мой друг. Меня-то он задирать не смеет с тех самых пор, как я стал сквайром, а вот завязать верхние части стременных ремней узлами ему оказалось проще простого. После пары часов такой езды ты целый месяц не смог бы сидеть. Разумеется, в том случае, если не вылетел бы из седла и не расшибся бы насмерть. Ну и негодяй же этот Рульф! Слезай-ка, я их развяжу.

Томас неловко высвободил ноги из стремян и плюхнулся наземь. Паг показал ему узлы.

- Они стерли бы твои бедра в кровь. К тому же, из-за них стремена оказались слишком высоко. - Распустив узлы, Паг критически осмотрел стремена. - Вот, теперь в самый раз.

Поначалу тебе будет очень трудно, но со временем привыкнешь.

Главное, не вытягивай ступню, упирайся в стремена пятками. Не злись, когда я буду напоминать тебе об этом, ведь иначе ты никогда не научишься правильно сидеть в седле. И ни в коем случае не сжимай бока лошади коленями! Иначе ноги у тебя будут просто отваливаться от боли и перенапряжения на первом же привале!

Паг продолжал подробно поучать Томаса, как тому следует держаться в седле, тем временем тщательно обследуя упряжь.

Подпруга была затянута слабо, но едва лишь он дотронулся до нее, как хитрый жеребец шумно втянул ноздрями воздух и выпятил живот. Паг хлопнул его по боку, и тот, поняв, что уловка не удалась, покорно позволил ему затянуть подпругу.

- Вот видишь, он это нарочно! Рано или поздно твое седло сползло бы набок, и ты вместе с ним. Не самая удобная позиция для всадника, скажу я тебе!

- Ну, Рульф, держись! - закипая гневом, крикнул Томас и повернулся к конюшням. - Сейчас я ему задам! Он на всю жизнь запомнит этот день!

Паг ухватил его за полу плаща:

- У нас нет на это времени! Герцог может появиться в любую минуту!

Томас пожал плечами и смущенно улыбнулся:

- Да я, признаться, не очень-то и расположен к дракам после вчерашнего. До сих пор голова трещит!

Паг поморщился.

- И у меня тоже!

Он потрепал лошадь по морде, и та мотнула головой и пронзительно заржала. Паг успокоил животное и повернулся к Томасу.

- Знаешь, ведь Рульф нарочно дал тебе такого норовистого жеребца. Этот красавец вполне может выкинуть тебя из седла еще до полудня. А когда ты окажешься на земле, сам он будет уже на полпути к родным конюшням. - Видя, что слова его привели Томаса в ужас, он похлопал его по плечу и с улыбкой предложил:

- Знаешь что, давай меняться?

Многообещающий ученик Фэннона не заставил себя упрашивать.

В мгновение ока он очутился возле коня, на котором прежде сидел Паг.

Заново установив длину стремян для себя и Томаса, Паг легко вскочил в седло норовистого коня. Почувствовав, что поводья перешли в более опытные руки и что бока его сжимают ноги умелого наездника, жеребец немедленно успокоился и перестал нервно пританцовывать на булыжниках двора.

- А седельные сумки мы перевесим, когда остановимся на первый привал, - предложил Паг.

Томас кивнул и вдруг, привстав на стременах, во все горло крикнул:

- Эй, Мартин! Ты едешь с нами?

Лесничий своей пружинистой походкой пересек двор и вскоре оказался возле мальчиков. Поверх наряда из мягкой кожи на нем был длинный зеленый плащ с капюшоном, закрывавшим почти все лицо. Паг немало подивился тому, что Томасу удалось узнать его.

- Только потому, что нам по пути, - с невеселой улыбкой ответил Мартин. - Мне с несколькими следопытами поручено обследовать границы герцогства. Я расстанусь с вами у южного притока реки. Оттуда мы с моими людьми повернем на восток. Двое из них направились вперед около часа тому назад, чтобы на всем пути до реки предупреждать его сиятельство о возможной опасности.

- Что ты думаешь об этих цурани, Мартин? - спросил Паг. - По-твоему, они и в самом деле нападут на нас?

На открытое, по-юношески свежее лицо главного егеря набежала тень:

- Эльфы не стали бы беспокоиться понапрасну. Раз они встревожены, значит, угроза и впрямь велика. - Он оглядел передние ряды всадников. - Всего хорошего, ребята. Я должен дать моим людям необходимые указания.

Мартин ушел. Паг подмигнул Томасу и спросил:

- Как твоя голова? По-прежнему трещит после вчерашнего?

Томас поморщился.

- Гораздо меньше, чем когда я проснулся. Знаешь, - он бодро выпрямился, - вся эта суета и волнения явно пошли ей на пользу.

Сейчас я себя чувствую почти нормально.

Паг протяжно вздохнул. Его не покидали воспоминания о минувшей ночи. Теперь к ним примешивалось и чувство вины. Он не представлял себе, как взглянет в глаза герцогу.

Томас заметил, что с другом творится что-то неладное.

- А ты почему это нос повесил? Неужто не рад, что поедешь в Бордон?

- Да нет, рад, конечно же. Просто мне с чего-то вдруг стало грустно.

Томас бросил на него изучающий взгляд.

- Понимаю. Мне кажется, я понимаю, что с тобой творится. - Он откинулся в седле и отпустил поводья. - А я так очень рад, что уеду из Крайди. По-моему, Неала узнала о том... случае в кладовой.

Паг рассмеялся:

- По крайней мере, это научит тебя осторожности! В следующий раз, когда поведешь девчонку в кладовую, убедись, что за тобой не наблюдает половина Крайди!

Томас нехотя кивнул.

Двери замка распахнулись, и на ступени вышли герцог и Арута. Следом за ними появились Кулган, Лиам, отец Тулли и Роланд. Шествие замыкали Каролина и леди Марна.

Герцог и его сопровождение направились к голове колонны.

Принцесса, увидев Пага, бросилась к нему. Стражники, мимо которых она бежала, отсалютовали ей пиками, но Каролина не обратила на них внимания. Она остановилась возле коня, на котором сидел Паг, и нетерпеливо ухватилась рукой за стремя.

Паг почтительно поклонился ей. Каролина тряхнула головой:

- Да слезь же ты с этой дурацкой лошади!

Паг подчинился, и Каролина на глазах у всех обхватила его за шею, на мгновение приникнув к нему всем телом.

- Я молю тебя только об одном, - прошептала она, отстранившись от него. - Береги себя! - В глазах принцессы стояли слезы. Она поцеловала его и прерывающимся голосом произнесла:

- И возвращайся! - Паг не успел вымолвить ни слова в ответ. Каролина повернулась и бросилась во главу колонны, чтобы попрощаться с отцом и братом.

Паг снова взобрался в седло. Томас удивленно покачал головой:

- Ну и ну!

Солдаты караула растерянно переглядывались, словно безмолвно вопрошая друг друга, следует ли им верить своим глазам.

- Похоже, принцесса имеет на вас виды, милорд! - насмешливо проговорил Томас и резко пригнулся, чтобы избежать затрещины, которую собирался отвесить ему Паг. Поводья в руках Томаса натянулись, и жеребец, на котором он восседал, шагнул вперед.

Томас отчаянно пытался заставить того занять прежнее место, но животное, казалось, готово было двигаться в любом направлении, но только не туда, куда направлял его неумелый наездник.

Настала очередь Пага издевательски рассмеяться над неловкостью друга. Но он не держал зла на Томаса и вскоре, приблизившись к заупрямившемуся коню, без труда заставил его занять прежнее место в колонне. Жеребец прижал уши и внезапно укусил за шею коня, на котором сидел Паг.

- Нам обоим нынче есть за что благодарить Рульфа, - сказал Паг. - Он специально оседлал для нас с тобой коней, которые терпеть друг друга не могут. Придется тебе поменяться с кем-нибудь из солдат. Хочешь, я это устрою?

Томас обрадовано кивнул и не без труда спешился. Паг поменял строптивого жеребца на лошадь одного из солдат, стоявших позади мальчиков. Томас снова занял свое место в колонне.

Через несколько минут к ним торопливо подошел Роланд.

Друзья обменялись рукопожатиями.

- Берегите себя, вы оба! - сказал Роланд, переводя взгляд с Пага на Томаса. - Не ищите приключений, их у вас и без того будет предостаточно!

- Ладно, ладно! - добродушно усмехнулся Томас. - Ты, небось, завидуешь нам, а? Признавайся, чего уж там!

- Вовсе нет. Напротив, я был бы огорчен, если бы мне пришлось уехать из Крайди. - Томас понимающе хмыкнул, и Роланд вполголоса проговорил, обращаясь к Пагу:

- Не беспокойся. Я позабочусь о ней и не дам ее в обиду!

Паг перехватил его взгляд, брошенный туда, где в окружении отца и братьев стояла Каролина.

- Я знаю, что ты жизни для нее не пожалеешь, - сказал он и добавил:

- Удачи тебе, Роланд!

- Спасибо, Паг! Я надеюсь, что твое пожелание сбудется. - Он покачал головой. - О боги! Как я буду скучать без вас обоих!

После вашего отъезда здесь станет так уныло, дни будут тянуться так однообразно...

- Пусть так и будет! - мрачно проговорил Томас. Паг и Роланд взглянули на него с недоумением. - Лишь бы сюда не заявились цурани! Уж в этом-то случае тебе не придется скучать!

- Отец Тулли вознесет молитвы богам, чтобы этого не случилось, - сказал Роланд. - Но мы-то здесь в случае чего укроемся за крепкими стенами, а вас смогут уберечь от опасностей путешествия только осторожность и удача! Так будьте же осторожны, и да сопутствует вам удача! Мне было бы невыносимо тяжело потерять вас!

Роланд повернулся и бегом бросился к герцогу и Каролине. На ходу он оглянулся и махнул друзьям рукой.

Глядя, как почтительно он склонился перед принцессой, Паг сказал Томасу:

- Я рад, что Роланд остается здесь, возле Каролины. Как знать, быть может, она забудет обо мне за время разлуки. Но знаешь, я был бы даже доволен таким поворотом дел. Очень уж я устал от всего этого. Мне надо отдохнуть.

Сержант Гардан проехал вдоль ряда всадников, возвестив, что герцог дал приказ трогаться. Мальчики натянули поводья. Во главе отряда ехали герцог и Арута, а следом за ними - Кулган и сержант Гардан. Мартин Длинный Лук и его следопыты шли пешком, держась неподалеку от герцога и принца. Паг и Томас заняли место между двадцатью парами воинов-кавалеристов и повозками с багажом, в которые были впряжены мулы. Пять пар вооруженных стражников замыкали колонну. Сперва медленно, а затем все быстрее отряд проследовал по двору и, миновав ворота, направился к дороге, что вела на юг.

Они находились в пути уже три дня. Дорога шла через густой лес. Утром Мартин Длинный Лук и его люди простились с ними на берегу южного притока реки Крайди, носившего название Баундари, и направились на восток. Теперь отряд ехал по землям баронства Каре, состоявшего в вассальном подчинении у герцога Боуррика.

Ранний снег одел в белый убор деревья, еще не освободившиеся от багрово-золотой осенней листвы, и мягким ковром укрыл зеленые поляны. Многих из жителей леса зима застала врасплох. Зайцы не успели сменить свои серые шубки, в которых безопасно прожили весну и лето, на белые и становились легкой добычей хищников, дикие утки и гуси сиротливо сбивались на середине лесных прудов, еще не скованных льдом, и отыскивали там скудный корм. Они торопились покинуть негостеприимные северные леса и, сбившись в косяки, с пронзительными криками устремлялись на юг. Днем снег падал густыми липкими хлопьями и медленно подтаивал в лучах неяркого солнца, ночью же, когда делалось холоднее, он застывал на дороге тонкой коркой, и по утрам в неподвижном морозном воздухе слышно было, как копыта лошадей и мулов, пробивай ее, с хрустом мнут опавшие листья.

Днем Кулган разглядел вдали стаю карликовых драконов.

Грациозные создания, раскрашенные природой в ярчайшие цвета - красный, золотой, зеленый и фиолетовый - резвились, перепрыгивая с вершины одного высокого дерева на другое. Затем все вместе взметнулись ввысь, оглашая воздух пронзительными криками и изрыгая из пастей языки пламени. Кулган придержал своего коня и, когда Паг с Томасом поравнялись с ним, указал рукой на драконов.

- Если я не ошибаюсь, это брачные игры. Смотрите, чем агрессивнее ведут себя самцы, тем охотнее самки отзываются на их ухаживания. О, как бы мне хотелось остаться здесь, чтобы изучить все это более детально!

Паг взглядом проследил за парящими в небесах драконами.

Вскоре они с Томасом и Кулганом выехали на поляну, откуда он смог рассмотреть стаю гораздо лучше. Внезапно приподнявшись в седле, он крикнул Кулгану:

- Смотрите, учитель! Никак это наш Фантус, там, с краю!

Глаза Кулгана расширились от изумления.

- Праведные боги! Это и впрямь он. - Чародей усмехнулся и покачал головой.

- Позвать его?

Кулган рассмеялся:

- Боюсь, ему теперь не до тебя, мой мальчик. Смотри, как вьется вокруг него эта очаровательная пурпурная малютка. - Всадники миновали поляну и потеряли стаю драконов из виду. - В отличие от большинства других животных, карликовые драконы соединяются в пары с наступлением зимних холодов, - продолжал Кулган. - Самки, отложив яйца, погружаются в спячку и в течение зимы согревают их своим телом. Весной же из яиц вылупляются маленькие дракончики, и мамаши начинают нежно и усердно печься о них. Так что в ближайшие несколько дней Фантус скорее всего будет занят... гм... продолжением своего драконьего рода и по весне станет отцом целой кучи малышей. А потом он как ни в чем не бывало вернется в замок, чтобы досаждать Мегару и его подручным до самого нашего возвращения.

Томас и Паг расхохотались. Мегар без конца жаловался, что дракон Кулгана - не что иное, как наказание богов, за невесть какие грехи прогневавшихся на мастера повара и вознамерившихся с помощью этого ужасного животного превратить его образцовую кухню в подобие свинарника. Однако мальчики не раз наблюдали, как Мегар, будучи уверен, что поблизости никого нет, скармливал Фантусу самые лакомые объедки из лохани для отбросов и при этом ворчливо-ласково беседовал с ним, поглаживая его узкую бровастую голову. За те пятнадцать месяцев, что Паг находился в учении у Кулгана, Фантус, поселившийся в башне вместе с хозяином, стал признанным любимцем почти всех обитателей замка, за исключением лишь тех немногих, кто, подобно принцессе, побаивался и сторонился его.

Отряд продолжал двигаться на юго-восток со скоростью, какую только могли развить неповоротливые мулы на скользкой, заснеженной дороге. Герцог спешил к Южному перевалу, пока тот не занесло снегом. Тогда они были бы до самой весны отрезаны от остальной части Королевства, а значит и от возможной помощи в случае атаки таинственных пришельцев. Кулган, умевший предсказывать погоду, заверил его сиятельство, что в ближайшие несколько дней им не грозили бураны и метели. Вскоре они оказались в самой глухой части огромного южного леса, которую в этих краях издавна именовали Зеленым Сердцем.

Здесь на одной из больших полян их должны были дожидаться воины из гарнизонов Карса и Тулана с лошадьми для подмены.

Герцог заблаговременно отдал приказ об этом баронам Беллами и Толбурту. Переменив усталых лошадей на свежих, отряд значительно сократил бы время своего пути до Бордона.

Следопыты Мартина Длинного Лука, шедшие впереди, отметили путь до места встречи с посланцами Беллами зарубками на деревьях. Следуя по ним, герцог и его отряд рассчитывали достичь поляны вскоре после полудня.

Паг повернулся к Томасу. Тот теперь держался в седле гораздо увереннее, чем прежде, но стоило коню перейти с шага на легкую рысь, как Томас невольно начинал вскидывать согнутые в локтях руки и становился похож на цыпленка, пытающегося взлететь. При виде этого Паг усмехался про себя, но воздерживался от замечаний. Он знал, что пройдет совсем немного времени, и ловкий, сильный Томас станет прекрасным наездником.

Навстречу мальчикам во весь опор пронесся Гардан. Он осадил коня и прокричал им и следовавшим сзади десятерым воинам:

- Будьте осторожны! Мы приближаемся к самому темному участку Зеленого Сердца, который тянется до самых Серых Башен.

Эльфы и те ходят здесь с опаской и стараются поскорее миновать эту гиблую чащу!

Гардан развернул свою лошадь и умчался к голове колонны.

Мальчики молча переглянулись.

В течение нескольких часов отряд ехал сквозь густые, сумрачные заросли Зеленого Сердца. В почти непроглядной тьме трудно было отыскивать зарубки на деревьях, и потому передвигаться приходилось медленно. Зловещую тишину леса нарушал лишь шорох опавших листьев под копытами коней и мулов да негромкие голоса Пага и Томаса. Паг от души надеялся, что им удастся невредимыми добраться до Серых Башен, Томас же храбрился, уверяя друга, что он не прочь поучаствовать в жаркой схватке с обитателями этой мрачной чащи. Солдаты поглядывали на мальчишек с молчаливым неодобрением.

Незадолго до захода солнца путники приблизились к условленному месту. Посреди обширной поляны возвышалось несколько пней, покрытых снегом, а у противоположного ее края стояли свежие лошади под охраной шестерых вооруженных воинов.

Когда герцог и его спутники подъехали к ним, те приветствовали их поднятием мечей и копий. Паг без труда узнал в них солдат гарнизона Карса. Все они поверх доспехов носили плащи с гербом барона Беллами: золотым крестом на алом поле. Спереди плащи воинов были украшены изображением золотого вздыбленного грифона. Такие же гербы были вычеканены и на их щитах.

Сержант отсалютовал герцогу и приветствовал его словами:

- Добро пожаловать, милорд.

Боуррик ответил на приветствие церемонным наклоном головы.

- Как лошади? - спросил он.

- Здоровы и сыты, милорд, и успели уже застояться, пока мы ожидали вас.

Боуррик спешился, и один из солдат барона Беллами поспешно ухватился за поводья его лошади.

- Все ли у вас благополучно?

- Хвала небу, милорд, пока все спокойно, но по правде говоря, негоже добрым людям бродить по таким глухим и гиблым местам. Всю минувшую ночь мы дежурили по двое и все как один чувствовали, что кто-то глядит на нас из высоких кустов и из-за стволов деревьев. - Герцог нахмурился. Сержант, немолодой ветеран, испытанный в сражениях с гоблинами и разбойниками, был явно не из тех, кто дает волю воображению и поддается беспочвенным страхам.

- Нынешней ночью удвойте стражу. Завтра вы отведете наших лошадей к себе в гарнизон. Я рад был бы дать им отдохнуть еще день, но это невозможно! Оставаться здесь и вправду опасно.

К герцогу подошел принц Арута:

- Отец, несколько часов тому назад я тоже почувствовал, что за нами наблюдают.

Боуррик повернулся к сержанту:

- Возможно, за нами следили лесные разбойники, жаждущие поживы. Придется мне отрядить двоих из своих людей вместе с вами. В конце концов, у нас в отряде пятьдесят вооруженных воинов, и от того, что их станет сорок восемь, наши силы уменьшатся ненамного. А вот для вас в случае встречи с бандой разбойников это подкрепление может оказаться совсем не лишним.

- Благодарю вас, милорд, - сдержанно произнес сержант. Если предложение герцога и вселило в его сердце радостную надежду на благополучное возвращение домой, он постарался ничем этого не проявить.

Боуррик отпустил его и вместе с Арутой зашагал к палаткам, которые солдаты начали возводить посреди поляны, как делали на каждом привале. Он заметил у края поляны двух мулов, груженных мешками с сеном для фуража. Арута проследил за его взглядом.

- Беллами очень предусмотрителен. Он служит вашему сиятельству не за страх, а за совесть.

Вскоре к герцогу и принцу подошли Кулган, Гардан и оба мальчика. Все смотрели, как воины разводили большой костер из хвороста, собранного в лесу. К вечеру похолодало, и из чащи потянуло сыростью. Боуррик оглянулся по сторонам и невольно вздрогнул. Тревога, посеянная в его душе словами сержанта из Карса, все усиливалась.

- Я чувствую, что от этих мест исходит какая-то неведомая угроза, - сказал он. - Нам надо как можно скорее выбраться отсюда.

Наскоро поужинав, все, кроме часовых, улеглись спать. Паг и Томас, как всегда, расположились на ночь в одной палатке. Они лежали рядом и вздрагивали от каждого шороха, доносившегося снаружи, но в конце концов усталость взяла свое, и оба друга задремали.

Путники углублялись все дальше в дремучий лес. Порой деревья здесь росли так густо, что охотники, шедшие впереди, бывали вынуждены возвращаться по собственным зарубкам и искать обходные пути. Это замедляло движение отряда, растянувшегося в цепь. Всадники с трудом прокладывали себе дорогу сквозь густые, высокие кусты, заслонявшие их друг от друга.

На небольшой прогалине Томас, ехавший сзади, приблизился вплотную к Пагу, и тот вполголоса произнес:

- Как здесь темно и пустынно! Похоже, сюда даже летом не заглядывает солнце.

Томас молча кивнул, с тревогой оглядывая мрачные стены деревьев по обе стороны от прогалины. Три дня тому назад отряд герцога простился с людьми из Карса. С тех пор напряжение и безотчетный страх, овладевшие всеми при въезде в Зеленое Сердце, значительно усилились. По мере их продвижения вперед лесные звуки замолкали. Теперь они ехали в зловещей тишине, нарушаемой лишь стуком копыт их коней. Казалось, что даже лесные звери и птицы избегают этих гиблых мест. Паг старался уверить себя, что обитатели леса по большей части перекочевали на юг или погрузились в зимнюю спячку, но этим он не мог рассеять ужас, который наводило на него царившее здесь мрачное безмолвие.

Томас приостановил своего коня и покачал головой:

- Я чувствую, что с нами вот-вот случится какая-то беда!

- Ты твердишь об этом вот уже целых два дня, - возразил ему Паг. -Надеюсь, - поспешно добавил он, - что нам не придется ни с кем сражаться. Я не сумею защитить себя этим мечом, как ты ни старался научить меня орудовать им.

Томас сунул руку за пазуху.

- Вот, держи! - Паг принял от него небольшой мешочек, внутри которого оказались рогатка и около дюжины продолговатых камней. - Я ведь знал, что она тебе пригодится, - улыбнулся Томас. - Я и свою захватил.

После нескольких часов езды они устроили короткий привал, накормили коней и наскоро поели, не разводя костра. Гардан тщательно осмотрел каждую лошадь, проверяя, нет ли на их телах и копытах каких-либо повреждений. Случись хотя бы одной из лошадей пасть, и ее всаднику пришлось бы сесть в седло к кому-то из своих товарищей и возвращаться домой, в далекий Крайди, потому что герцог не мог заставить весь отряд терять драгоценное время, приноравливаясь к тяжелому ходу коня, везущего двоих седоков. Каждый из членов отряда старательно гнал от себя мысли о том, что могло ожидать этих несчастных в глуши Зеленого Сердца.

В середине дня отряд должен был встретиться с посланцами из Тулана, чтобы снова поменять усталых лошадей. Герцог надеялся добраться к месту встречи вовремя, хотя движение всадников становилось все более медленным. Порой воинам приходилось спешиваться, чтобы с помощью мечей и тесаков вырубить густой кустарник, сквозь который не могли пройти лошади. Казалось, что узкая тропа, оставленная следопытами, при приближении герцога и его спутников словно по волшебству зарастала за считанные минуты. Стук мечей и тесаков по обледенелым веткам деревьев и кустов зловещим эхом разносился по застывшему в угрюмом безмолвии лесу.

Отпустив поводья. Паг предоставилсвоей лошади двигаться шагом. Он погрузился в воспоминания о Крайди, о Мегаре, Роланде и, конечно же, о Каролине. Внезапно спереди, оттуда, где должны были находиться герцог, Арута и Гардан, послышались шум и крики. Солдаты, ехавшие позади Пага и Томаса, рванулись вперед.

Они нахлестывали лошадей, с трудом продираясь сквозь густой кустарник и сплетения древесных ветвей.

Паг и Томас пришпорили лошадей и помчались следом за воинами. Мальчики пригнулись к самым гривам коней, чтобы нижние ветки деревьев не выбили их из седел. Древесные стволы и покрытая снегом земля замелькали перед их глазами, сливаясь в коричнево-белые полосы. Но вскоре деревья начали редеть, и Паг, приблизившись к поляне, отчетливо услышал оттуда все нараставший шум битвы. Он оглянулся на всем скаку и успел заметить, как Томас валился навзничь в своем седле.

Стреноженные лошади, которых привели для герцога воины из Тулана, пытались сорваться с привязи. Прижав уши, они храпели и взвивались на дыбы. Шум сражения, развернувшегося на поляне, привел их в неистовство. Паг перевел взгляд на нападавших. Он не смог определить, что за существа внезапно атаковали их отряд. То были высокие создания, с ног до головы закутанные в темные плащи. Они выбегали из леса и набрасывались на всадников герцога, разя их мечами.

Один из нападавших ловко увернулся от удара копья, которое нацелил в его грудь солдат из Крайди, и метнулся к Пагу.

Увидев, что перед ним всего лишь мальчик, он злобно усмехнулся и занес над головой свой меч. Но внезапно что-то ударило его в щеку. Странный воин вскрикнул и прижал к лицу левую ладонь.

Между пальцами его заструилась кровь. Томас, натянув поводья, поравнялся с Пагом. Он издал пронзительный боевой клич и снова прицелился в нападавшего из рогатки.

- Я подоспел как раз вовремя, - крикнул он Пагу. - Так и знал, что тебе понадобится моя помощь! - Он пришпорил коня и двинул его на вражеского воина, которого успел сбить с ног вторым метким выстрелом.

Паг стряхнул с себя внезапное оцепенение и пришпорил своего жеребца. Оглянувшись, он на ходу крикнул:

- Спасибо тебе, Томас!

Паг на всем скаку выехал на середину поляны. Вокруг него кипела битва, но никто из воинов противника не пытался атаковать его. Он вытащил из-за пазухи рогатку и сделал несколько выстрелов, хотя не смог определить, попали ли его снаряды в цель. Солдаты Крайди и их неведомые противники двигались слишком стремительно. Из леса появлялись все новые и новые фигуры, закутанные в темно-серые плащи. Только теперь Пагу удалось как следует рассмотреть нападавших. Они показались ему чем-то похожими на эльфов, хотя глаза и волосы их были темными, и резкие, гортанные звуки их речи, резавшие слух, разительно отличались от мелодичного языка подданных королевы Агларанны. Из древесных крон на воинов Крайди сыпались стрелы.

Несколько солдат были сражены ими наповал. Те же, кто остался невредимым, и легко раненные продолжали сражение.

На истоптанном конскими копытами и залитом кровью снегу во множестве лежали и трупы странных существ, напавших на отряд герцога. Со всех концов поляны доносились стоны умиравших.

Возле едва тлевшего костра Паг разглядел тела воинов из Тулана, которые привели сюда свежих лошадей, и следопытов Мартина Длинного Лука. Привязав убитых к врытым в землю кольям, банда странных существ, облаченных в серые плащи, устроила ловушку для герцога и его людей. Теперь ловушка эта, похоже, готова была захлопнуться.

- Ко мне! Все ко мне! Они вот-вот окружат нас! - разнесся над поляной голос герцога Боуррика.

Паг оглянулся в поисках Томаса, но того поблизости не оказалось. Тогда он пришпорил своего коня и поскакал к герцогу и собравшимся возле него воинам. В воздухе свистели стрелы.

Одна из них промелькнула в каком-нибудь дюйме от лица Пага. Он еще ниже пригнулся к гриве коня и вскоре оказался на краю поляны, там, где собрались воины Крайди.

- Сюда! - крикнул Боуррик и направил своего коня в лес.

Принц, Кулган и все солдаты, которым удалось уцелеть в схватке с врагами, последовали за ним. Одетые в серое лучники, мимо которых они промчались на всем скаку, пустили им вдогонку свои черные стрелы, но ни одна из них не достигла цели. Воздух огласился гортанными криками нападавших. Крайдийцы, пришпоривая коней, мчались сквозь заросли вслед за герцогом и принцем.

Паг оглянулся в надежде, что Томас следует за ним. Но юного воина нигде не было видно. Впереди скакал на вороном жеребце высокий, плотный солдат гарнизона. Паг сосредоточил взгляд на его могучей спине. Больше всего на свете он опасался отстать от своих и заплутаться в этом зловещем, полном опасностей лесу.

Пронзительные крики позади становились все тише, но чьи-то гортанные голоса откликались то справа, то слева. Казалось, весь лес полнился этими грозными звуками, походившими то на воронье карканье, то на вой шакалов. От ужаса и бешеной скачки у Пага пересохло во рту. По его лицу и спине, по ладоням рук, одетых в плотные кожаные перчатки, струился пот.

Они продолжали мчаться через лес, не разбирая дороги. Крики по-прежнему раздавались отовсюду. Пагу показалось, что странные, враждебные существа в серых плащах, напавшие, на их отряд, разбежались по всему Зеленому Сердцу на многие мили вокруг. Те из них, мимо которых проносился отряд крайдийцев, оповещали о его местонахождении своих товарищей.

Лошадь Пага, оказавшись среди зарослей кустарника, замедлила свой бег. Паг изо всех сил пришпоривал и нахлестывал ее. Животное тяжело дышало, раздувая ноздри, и, снова оказавшись меж деревьев, перешло на неторопливую рысь.

Неподалеку, на небольшом пригорке Паг разглядел герцога, Аруту и собиравшихся вокруг них воинов. К своему огромному облегчению, среди уцелевших он увидел и Томаса, державшегося близ Кулгана и сержанта Гардана.

Паг последним из отряда выехал на поляну. Герцог взглянул на сержанта и отрывисто спросил:

- Сколько?

Гардан окинул оставшихся в живых воинов долгим взглядом.

- Мы потеряли восемнадцать человек. У нас шестеро раненых.

Мулы и вся кладь остались в руках нападавших.

Герцог кивнул:

- Надо дать лошадям короткий отдых. Они скоро нагонят нас.

- Мы примем бой, отец? - спросил Арута. Несмотря на холод, лицо его покрывали крупные капли пота.

Боуррик покачал головой:

- Их слишком много. На поляне против нас выступило не меньше сотни. А сколько еще осталось в лесу! - Он ударил кулаком по луке седла. - Они провели нас, заманив в ловушку, как птицу в силки! И перебили половину наших воинов!

Паг повернулся к солдату, остановившемуся рядом:

- Кто они такие?

Солдат недоуменно взглянул на него:

- Братство Темной Тропы, кто же еще? Пусть Кахули нашлет на них черную оспу! - Он смачно сплюнул наземь, как и полагалось при упоминании имени грозного бога мщения. - Они часто бродят по этим лесам и забираются в Зеленое Сердце, хотя обитают в горах к востоку отсюда и в Северных землях. Но я никогда еще не слыхал, чтоб они появлялись здесь такими огромными бандами, пропади они пропадом!

Позади них послышались голоса, и герцог скомандовал:

- Вперед! Они догоняют нас!

Отряд снова углубился в лес. Паг потерял счет времени. Он не сводил глаз с солдата, скакавшего впереди него, и молил богов лишь о том, чтобы его конь выдержал эту бешеную скачку.

Несколько раз воины, мчавшиеся вслед за ним, пронзительно вскрикивали, но Паг не рискнул оглянуться, чтобы выяснить, были ли причиной тому ранившие их вражеские стрелы или ветки деревьев, свисавшие едва ли не до земли, на которые солдаты могли наткнуться на всем скаку.

Впереди снова показался просвет между деревьями. Оказавшись на небольшой поляне, герцог приказал своему отряду остановиться. Гардан покачал головой.

- Ваше сиятельство, лошади больше не выдержат такой отчаянной скачки!

Боуррик в отчаянии ударил кулаком по луке седла.

- Проклятье! А где мы теперь находимся?

Паг оглянулся по сторонам. Он утратил чувство направления и не мог бы сказать, в какой стороне находилась поляна, где им была устроена ловушка. Судя по растерянным лицам окружавших, все они также совершенно не представляли себе, где очутились.

Арута натянул поводья своей лошади.

- Нам надо повернуть на восток, отец, и как можно скорее добраться до гор.

Боуррик кивнул:

- Но где же он, восток?

Арута пожал плечами. Поляну со всех сторон обступали высокие деревья. Определить, в каком направлении им следовало двигаться, принцу, как и всем остальным, казалось невозможным.

Но тут в разговор вмешался Кулган. Кашлянув, он пробормотал:

- Одну минутку, ваше сиятельство, - и закрыл глаза. Из чащи леса вновь послышались крики Темных Братьев. Кулган тряхнул головой и, открыв глаза, твердо произнес:

- Вот где находится восток. - Он указал рукой влево. - Нам надо ехать туда!

Герцог повернул коня в указанном направлении и помчался вглубь леса, жестом приказав остальным следовать за собой.

Пагом овладело отчаянное желание оказаться рядом с кем-то родным и близким, и он попытался нагнать Томаса. Но юный воин скакал далеко впереди, и Пагу не удалось обойти нескольких воинов, вклинившихся между ним и другом. Он едва не расплакался от досады. Проглотив комок, подступивший к горлу, он признался себе, что отчаянно струсил, и бросил робкий взгляд по сторонам.

Однако, всмотревшись в искаженные страхом и отчаянием лица скакавших рядом с ним солдат, он с облегчением убедился, что эти испытанные воины напуганы не меньше, чем он.

Отряд крайдийцев бешеным галопом несся по узким тропам, пересекавшим густые заросли Зеленого Сердца. Его продвижение вперед по-прежнему сопровождалось гортанными криками многочисленных врагов, не терявших всадников из виду. Темные братья двигались на удивление проворно. Однажды Пагу удалось разглядеть в стороне среди древесных стволов высокую фигуру в сером плаще, мчавшуюся вровень со всадниками. Однако преследователи не делали попыток напасть на людей герцога.

Через некоторое время Боуррик вновь велел отряду остановиться на поляне. Он подозвал к себе Гардана и распорядился:

- Пусть лучники узнают, как далеко нам удалось уйти от них.

Надо дать лошадям хоть немного отдохнуть.

Гардан отдал необходимые распоряжения троим из воинов. Те спешились и, взяв с собой луки, бегом бросились назад, туда, откуда только что выехал отряд герцога. Через несколько мгновений послышался звон спущенной тетивы и предсмертный хрип первого из братьев Темной Тропы, кого им довелось встретить.

- Будь они прокляты! - воскликнул герцог. - Они хотят окружить нас и заставить двигаться туда, где расположены их главные силы. Мы уже значительно отклонились к северу!

Паг воспользовался возможностью подъехать вплотную к Томасу. Изнуренные лошади тяжело дышали, дрожа от холода и усталости. Бока их были покрыты потом. Томас молча взглянул на Пага и выдавил из себя слабую улыбку.

Всадники спешились и принялись осматривать коней. К счастью, ни одна из усталых, взмыленных лошадей не была ранена.

Через несколько минут трое лучников вынырнули из леса и подбежали к герцогу. Едва переведя дух, один из них доложил:

- Милорд, они совсем близко от нас. Их никак не меньше полусотни!

- Когда они могут здесь появиться?

Лучник отер пот, струившийся по его лбу, и покачал головой.

- Минут через пять, ваше сиятельство. - Он мрачно усмехнулся и добавил:

- По крайней мере двоих из них мы уложили. Но не думаю, что это надолго задержит остальных!

Боуррик взглянул на принца.

- Мы отдохнем еще минуту, а потом снова поскачем вперед!

Арута покачал головой:

- Через минуту или через час, но нам все равно придется схватиться с ними. Ведь лошади вконец изнурены и долго не протянут! Лучше принять бой теперь, пока к ним не подошло подкрепление!

Герцог нахмурился и со вздохом произнес:

- Нам все же надо попытаться уйти от преследования. Я должен увидеть Эрланда и рассказать ему о появлении цурани!

Внезапно один из воинов вскрикнул и упал наземь. Из спины его торчала стрела с черным оперением.

- Вперед! - крикнул герцог и одним прыжком вскочил в седло.

Они снова направили изможденных лошадей в лесные заросли.

Животные перешли на шаг, и отряд приготовился к отражению возможной атаки. Герцог жестом приказал воинам развернуться в шеренгу, чтобы они смогли отразить нападение с обоих флангов.

Высокие кусты по-прежнему мешали передвижению всадников. Лошади дышали тяжело, с надрывом, их бока раздувались, из ноздрей валил пар, морды покрылись пеной. Паг знал, что еще немного, и они падут. Тогда все крайдийцы станут легкой добычей темных эльфов, - Почему они не нападают на нас? - шепотом спросил Томас.

- Не знаю, - ответил Паг. - Пока они гонят нас вперед, точно дичь, и окружают со всех сторон.

Герцог поднял руку, приказывая отряду остановиться.

Всадники повиновались. Вокруг царило безмолвие, нарушаемое лишь хрипом измученных коней. Преследователей не было слышно. Герцог вполголоса произнес:

- Похоже, они отстали от нас. Сейчас нам следует осмотреть лошадей и... - он не успел договорить: длинная стрела со зловещим свистом пролетела в нескольких дюймах от его головы. - Вперед!

- крикнул он, и всадники вновь пришпорили коней.

- Ваше сиятельство! - прокричал Гардан. - Похоже, они не хотят, чтоб мы останавливались!

Боуррик шепотом выругался и обратился к чародею:

- Кулган, ты можешь определить, где восток?

Кулган кивнул и зажмурился. Паг знал, что чародею стоило немалого труда сосредоточиться и воспользоваться магическим приемом для определения сторон света, не прекращая движения. На лбу у Кулгана выступил пот. С усилием открыв глаза он указал вправо.

- Там, ваше сиятельство.

Как и предполагал герцог, братья Темной Тропы гнали их на север.

Арута наклонился к отцу:

- Они направляют нас в расположение своих главных сил.

Боуррик привстал на стременах и крикнул:

- Ехать туда, куда они стараются направить нас - безумие.

Это равносильно самоубийству. По моей команде приказываю всем повернуть направо и пустить коней в галоп! - Он подождал, пока все воины проверили оружие и помолились богам, чтобы те дали лошадям сил выдержать еще один отчаянный бросок, и громко крикнул:

- За мной!

Всадники все как один развернули своих коней и пришпорили их. Вслед колонне с деревьев понеслись стрелы. Послышались крики людей и конское ржание.

Паг прижался лицом к гриве своего коня. Над головой его мелькали толстые сучья и могучие ветки деревьев. Сжимая поводья, он почувствовал, что боевой щит выскальзывает из его руки. Он прижал его к плечу, и лошадь перешла с рыси на шаг.

Пагу было не под силу одновременно удерживать в дрожавших от напряжения руках оружие и править лошадью.

Он натянул повод, чтобы остановить коня и закрепить щит на руке. Откуда-то сбоку послышался легкий шум. Паг взглянул туда и увидел всего в каких-нибудь пяти ярдах от себя лучника из Темного Братства. Противники, обескураженные этой внезапной встречей, застыли на месте и во все глаза глядели друг на друга. Пага поразило сходство лучника с эльфийским принцем.

Если бы не темные глаза и волосы, его можно было бы принять за брата-близнеца Калина. Пока в голове Пага проносились отрывочные мысли об удивительном внешнем сходстве между эльфами и злонравными существами в серых плащах, лучник очнулся от оцепенения и стал неторопливо вынимать из висевшего на его плече узкого колчана стрелу с черным оперением.

Внезапная встреча с темным братом так поразила Пага, что он позабыл о причине, заставившей его остановиться. Словно завороженный, он наблюдал за движениями темного эльфа, который тем временем поднес стрелу к луку.

И лишь когда лучник стал натягивать тетиву, Паг вскрикнул, пришпорил коня и помчался вдогонку за отрядом герцога. Он не видел, как темный брат отпустил тетиву, но слышал ее звон и свист стрелы, пролетевшей над его головой.

Шум, послышавшийся впереди, заставил Пага снова дать шпоры лошади, хотя бедное животное и без того напрягало последние силы, галопом проносясь сквозь сумрачную чащу. Но Паг сейчас больше всего на свете боялся отстать и потеряться в глуши Зеленого Сердца.

Вскоре он нагнал крайдийского воина, замыкавшего колонну, а еще через несколько мгновений оставил его позади. Конь Пага, несший легкого седока, был менее изнурен, чем жеребец могучего солдата. На пути отряда стали то и дело встречаться невысокие холмы. Он от всей души надеялся, что отряд выезжал в предгорья Серых Башен.

Позади Пага послышалось отчаянное ржание. Оглянувшись, он увидел, как конь широкоплечего воина свалился наземь, увлекая за собой седока. Солдат вскочил на ноги и склонился над животным, бившимся в предсмертных судорогах. Из ноздрей загнанного жеребца потекла густая темная кровь. Паг остановил коня. Воин, ехавший впереди него, подскакал к товарищу, оставшемуся без лошади, и жестом предложил ему сесть в свое седло. Но тот лишь помотал головой. Измученная лошадь, которая вскоре должна была разделить участь его собственной, едва могла выдержать вес одного седока, не говоря уже о двоих. Он вытащил свой меч из ножен и, положив конец страданиям животного, приготовился к встрече с темными братьями. При виде этой беззаветной храбрости и молчаливой покорности судьбе Паг почувствовал, что глаза его увлажнились. Второй воин прокричал несколько слов, которых Паг не расслышал, и помчался вдогонку отряду герцога.

- Пошевеливайся, сквайр! - бросил он на ходу.

Паг пришпорил коня, и тот неровной рысью поскакал вперед.

Отряд продолжал медленно продвигаться на восток. Паг обогнал нескольких солдат и Гардана и приблизился к герцогу Боуррику. Через несколько минут они выехали на небольшую поляну, и герцог приказал всем остановиться. Боуррик оглядел своих изнуренных спутников, сидевших на взмыленных конях, и лицо его исказила гримаса бессильной ярости, тотчас же сменившейся недоумением. Он поднял руку, и голоса солдат смолкли. Крики преследователей все еще раздавались в чаще леса, но казалось, что расстояние между Темными Братьями и крайдийцами значительно увеличилось.

Глаза Аруты расширились от изумления.

- Что же это? Неужто мы оторвались от них? - недоуменно спросил он.

Герцог медленно кивнул, не переставая прислушиваться к голосам преследователей.

- Похоже, что да. Мы можем позволить себе небольшую передышку. Думаю, мы оказались позади них. Но как только Темные Братья обнаружат это, они вернутся назад, и тогда нам не миновать встречи с ними. У нас есть десять, самое большее - пятнадцать минут. - Он снова оглядел своих спутников и устало опустил голову. - Если бы только нам удалось найти убежище!

Кулган подъехал вплотную к герцогу и негромко проговорил:

- Милорд, мне кажется, я знаю, как нам укрыться от врагов.

Но должен предупредить вас, что уловка, к которой я хочу прибегнуть, - дело рискованное, и я не стал бы ручаться за его благоприятный исход.

- Нет ничего более рискованного, - ответил Боуррик, - чем ждать, пока они нагонят нас и разобьют наголову. В чем состоит твой план, мастер чародей?

- У меня есть амулет, с помощью которого можно оказывать воздействие на погоду. По правде говоря, я берег его для морского путешествия, чтобы при необходимости усмирять штормы.

Все дело в том, что амулет может быстро утратить свою силу. С его помощью я и хочу спрятать нас от братьев Темной Тропы.

Пусть каждый возьмет под уздцы свою лошадь. Нам надо собраться возле того скального выступа у края поляны.

Боуррик жестом приказал всем выполнить распоряжение чародея, и через несколько мгновений отряд спешился и подвел лошадей к обломку скалы. Всадники поглаживали утомленных и испуганных животных по холкам и бокам, чтобы те храпом и ржанием не выдали неприятелю их местонахождения.

Участок поляны, где они собрались, представлял собой небольшой холм, слегка возвышавшийся над остальной, пологой ее частью. Над головами их подобно гигантскому кулаку нависал обломок гранитной скалы. Кулган стал неторопливо расхаживать вокруг своих спутников.

Он вполголоса бормотал заклинание, совершая отрывистые, причудливые движения правой рукой, в которой был зажат амулет.

Внезапно его плотную фигуру окутало невесть откуда взявшееся облако тумана, которое на глазах у изумленных путников стало расти и сгущаться и вскоре затмило тусклый свет зимнего дня.

Вскоре туман достиг деревьев, окружавших небольшую поляну, и пополз меж их широких стволов, стелясь по заснеженной земле и поднимаясь до самых вершин. Кулган ускорил шаги, и туманное облако, созданное его волшебными чарами, постепенно потемнело.

Люди герцога, собравшиеся на холме, оказались скрыты непроницаемой темной завесой. Они не могли разглядеть ни друг друга, ни даже собственных рук и ног.

Кулган едва слышно прошептал:

- Пусть все затаятся. Когда темные эльфы выйдут на поляну, они не увидят нас и навряд ли направятся в эту сторону, вверх по холму. Но любой звук может выдать им наше присутствие. Не двигайтесь и постарайтесь сдержать дыхание!

Все шепотом выразили свое согласие. Судя по возгласам, доносившимся из леса, темные братья были уже неподалеку. Люди герцога с трепетом ожидали их появления на поляне, понимая, что стоит хоть одному случайному звуку - будь то бряцанье ножен или конское ржание - оповестить темных эльфов об их присутствии, и все они будут безжалостно истреблены. Но даже избежав этой участи, путники не могли бы считать себя в безопасности. Снова оказавшись в тылу братьев тропы, они рисковали бы рано или поздно встретиться с ними лицом к лицу. И тогда...

Паг дотронулся до руки Томаса и прошептал:

- Хорошо, что почва здесь каменистая, а не песчаная. Иначе они отыскали бы нас по следам на снегу.

Томас кивнул. Он был слишком напуган, чтобы разговаривать.

Солдат, стоявший рядом с Пагом, положил ладонь ему на плечо, призывая его к молчанию. Паг вздохнул и опустил голову.

Воины, Гардан, Арута и герцог держали оружие наготове на случай, если уловка Кулгана не сработает и Темные Братья нападут на их отряд. Голоса преследователей слышались теперь совсем близко. Те возвращались назад по собственным следам.

Кулган стоял подле герцога. Глаза Пага понемногу привыкли к темноте, и он разглядел, что губы чародея шевелились. Он продолжал беззвучно читать заклинание, сжимая амулет в руке и заставляя густой серо-черный туман расползаться все дальше и дальше по лесу. С каждой секундой мгла охватывала новые участки Зеленого Сердца, сбивая темных эльфов со следа.

Паг почувствовал, как что-то влажное коснулось его щеки. Он поднял голову и разглядел крупные редкие снежинки, медленно спускавшиеся с небес. Вскоре снегопад усилился. Паг затаил дыхание, опасаясь, что их волшебное убежище будет разрушено этой лавиной белоснежных хлопьев, но через несколько мгновений он, к радости своей, убедился, что благодаря снегопаду окутавшая их тьма словно бы стала еще гуще.

Неожиданно неподалеку от них послышался звук шагов, и один из темных эльфов отрывисто прокричал что-то на своем неблагозвучном наречии. По спине Пага пробежал холодок. Он искоса взглянул на стоявшего рядом Томаса. Высокий, стройный мальчик застыл в неподвижности, словно бронзовое изваяние, одной рукой сжимая меч, а другой придерживая морду своего коня.

Все боевые лошади из Карса были отлично выдрессированы. Каждая из них, ощутив ладонь всадника на своей голове, замирала в покорном безмолвии.

Кто-то из темных братьев снова произнес несколько слов, и Паг едва не подпрыгнул от неожиданности. Ему показалось, что говоривший находился не дальше чем на расстоянии вытянутой руки от него и Томаса. Несколько гортанных голосов отозвались с противоположной стороны поляны.

Внезапно Гардан, стоявший впереди Пага, резко пригнулся и беззвучно опустил на припорошенную снегом землю свой тяжелый щит и длинный меч. Выпрямившись, он вытащил из ножен кинжал и внезапно шагнул вперед, в непроницаемую тьму. Упругой грациозностью движений он походил на тигра, устремившегося в погоню за добычей. Паг с недоумением глядел на то место, где только что стоял сержант, и не мог понять, зачем тому могло понадобиться покидать строй. Но через мгновение любопытство его было удовлетворено.

Гардан появился так же неожиданно, как и исчез. Сержант был не один: он увлек за собой одного из братьев тропы. Сильные руки воина сжимали горло темного эльфа, отчаянно молотившего руками по воздуху. Паг понимал, что Гардан не мог сразить противника кинжалом, иначе тот своим предсмертным криком всполошил бы остальных преследователей. Гардан сжал зубы и зажмурился от боли: жертва своими острыми когтями до крови расцарапала его руку. Глаза темного брата вылезли из орбит, язык вывалился наружу. Сержант уперся крепкими ногами в землю и поднял противника в воздух, продолжая сдавливать его горло своими огромными ладонями. Лицо брата тропы стало красным, затем пурпурным. Он продолжал раздирать темную кожу Гардана кривыми, загнутыми когтями. Гардан не шелохнулся. Через несколько секунд темный брат обмяк в его руках. Сержант, продолжая сжимать его горло левой рукой, поднял правую и надавил противнику на затылок. Послышался негромкий хруст.

Сержант беззвучно опустил мертвое тело на землю.

Гардану потребовалось лить несколько мгновений, чтобы отдышаться после этой схватки. Наклонившись, он поднял с земли кинжал и сунул его в ножны, затем взял в руки щит и меч и снова неподвижно замер в строю.

Паг, как и остальные, был восхищен силой, смелостью и ловкостью Гардана. Но, принужденный хранить молчание, он не мог поведать ему об этом. Время шло, и голоса темных эльфов слышались теперь откуда-то издалека. Они озлобленно переговаривались о чем-то, отчаявшись обнаружить путников, которых давно уже считали своей добычей. Вскоре всем стало ясно, что братья Темной Тропы углубились в лес к западу от поляны. Крайдийцы еще несколько минут настороженно вслушивались в тишину, воцарившуюся вокруг, и наконец герцог Боуррик прошептал:

- Хвала богам, они ушли отсюда! Пора и нам трогаться в путь. Вперед! На восток!

Паг огляделся по сторонам. Во главе отряда шли герцог и принц Арута. Гардан держался близ Кулгана, силы которого после приведения в действие магического заклинания были на пределе.

Чародей едва передвигал ноги. Томас шел рядом с Пагом. Из пятидесяти воинов, выехавших с герцогом из Крайди, в живых осталось лишь тринадцать. Шесть лошадей, уцелевших после схватки с темными эльфами, понуро плелись в поводу за своими всадниками. Никто теперь не узнал бы в этих изможденных, неухоженных, голодных клячах резвых боевых скакунов, еще так недавно покинувших конюшни Карса. По виду их скорее можно было принять за унылых ветеранов, всю жизнь исправно таскавших плуг или вертевших мельничный жернов и ныне влекомых на живодерню.

Путь отряда пролегал по невысоким холмам, перемежавшимся рощами и полянами. Солнце уже скрылось за горизонтом, но герцог приказал своим спутникам двигаться дальше, опасаясь новой встречи с темными братьями. Воздух то и дело оглашался проклятиями, когда кому-нибудь из солдат случалось оступиться на скользкой, обледенелой тропе.

Лишь усилием воли Пагу удавалось заставить себя двигаться вперед. Больше всего на свете ему сейчас хотелось бы замертво свалиться на мерзлую землю и заснуть. Минувший день, казалось, не имел ни начала, ни конца. Он мог бы вместить в себя события целой жизни. Паг уже не помнил, когда он в последний раз ел или останавливался на привал. Утром один из солдат дал ему напиться из меха с водой, но те несколько глотков не утолили жажды.

Пустой желудок стянулся в тугой комок, от сосущего чувства голода, усталости и пережитых волнений к горлу подступала тошнота. Нагнувшись, он ухватил с земли горсть снега и сунул его в рот. Но от влажной прохлады, наполнившей гортань, его пробрал озноб. Паг поежился. Мелкие снежинки больно кололи его лоб и щеки. В воздухе заметно похолодало, и он плотнее закутался в тяжелый шерстяной плащ.

Внезапно герцог остановился и прошептал:

- Нам пора устроить привал. Не думаю, чтобы они стали искать нас во тьме.

- Снег заметет наши следы, и к утру их не будет видно, - отозвался Арута.

Паг словно подкошенный рухнул наземь, подтянул ноги к животу и закутался в полы своего плаща. Томас встревожено окликнул его:

- Паг!

- Здесь, - едва слышно отозвался тот.

Томас улегся рядом с ним.

- Мне кажется... - сказал он, протяжно зевая, - я больше никогда... не смогу пошевелиться.

Язык больше не повиновался Пагу. Вместо ответа он лишь слабо качнул головой.

С расстояния в несколько шагов донесся негромкий голос герцога:

- Огня не разводить!

Гардан со вздохом возразил:

- Но, ваша светлость, как же без костра-то в этакую студеную ночь!

Боуррик невесело усмехнулся:

- Согласен с тобой, мой отважный Гардан, но ведь эти порождения тьмы могут быть где-то поблизости. Огонь укажет им дорогу к нам, и все мы падем от их рук! Ложитесь вплотную друг к другу, и никто из вас не замерзнет. Выставь часовых, Гардан!

Остальным - спать!

Солдаты вповалку улеглись на землю. Паг и Томас оказались в середине беспорядочного нагромождения человеческих тел. Им стало тепло, и через несколько минут оба задремали. Когда они проснулись, над холмами уже брезжил рассвет.

За ночь пали еще три лошади. Их неподвижные тела, скованные морозом, слегка припорошил снег. Паг поднялся на ноги, дрожа от холода. Тело его словно одеревенело и отказывалось повиноваться. Постанывая, он стал негнущимися пальцами растирать закоченевшие ноги. Томас потянулся, сел и с сочувствием взглянул на друга. Через несколько минут он, как и Паг, стал растирать и разминать сведенные холодом мышцы.

- Никогда еще я так не замерзал, - пробормотал он. Зубы его выбивали частую дробь.

Паг огляделся по сторонам. Они ночевали в лощине меж двух невысоких холмов из серого гранита. Тропа, по которой отряд добрался до этих мест, змеилась вниз, к небольшой роще, состоявшей из невысоких тонкоствольных деревьев, нисколько не походивших на мрачные исполины Зеленого Сердца.

- Пошли! - крикнул он Томасу и направился к одному из холмов.

- Проклятье! - послышалось позади них. Паг и Томас обернулись и увидели Гардана, склонившегося над неподвижным телом одного из солдат.

- Он умер ночью, во сне, ваша светлость, - сказал он подошедшему герцогу и покачал головой. - Его ранило в бою, но он никому об этом не сказал.

Паг сосчитал оставшихся в живых крайдийцев. Теперь отряд их, кроме герцога, Аруты, их с Томасом и Кулгана, состоял всего лишь из дюжины воинов. Томас взглянул на Пага, успевшего взобраться на нижний уступ холма.

- Куда это ты?

Паг кивнул головой вверх.

- Хочу поглядеть, далеко ли еще до Серых Башен.

- Я с тобой!

Мальчики принялись карабкаться к вершине холма, цепляясь за мерзлую землю одеревеневшими пальцами и едва переставляя ноги.

Первым на вершине оказался Паг. Он уселся на гребень холма, поджидая Томаса. Тот вскоре очутится рядом с ним и, едва переведя дух, воскликнул:

- Вот здорово-то!

Впереди них к небу величественно вздымались гранитные пики Серых Башен. На востоке сияла заря, освещая горы золотисто-розовым светом. Снегопад прекратился, и небо прозрачным голубым куполом вздымалось над землей, укрытой белым ковром искрившегося снега.

Паг помахал рукой Гардану. Сержант подошел к холму и, приложив руку козырьком к глазам, взглянул на мальчиков.

- Что вы там такого увидали?

- Серые Башни! - крикнул Паг. - Всего в каких-нибудь пяти милях пути!

Гардан приказал им спускаться, и мальчики заторопились вниз, скользя и спотыкаясь на каждом шагу. Сердца их ликовали.

Теперь, зная, что они находятся совсем неподалеку от мест, населенных дружественными им живыми существами, они почувствовали себя гораздо бодрее и увереннее и готовы были снова двинуться в путь.

Мальчики вместе с Гарданом подошли к герцогу, Аруте и Кулгану. Боуррик кивнул сержанту и распорядился:

- Снимите поклажу с мертвых лошадей и разделите ее между солдатами. Уцелевших коней придется вести в поводу. Не трудитесь укрывать трупы лошадей попонами: темные братья все равно найдут их, ведь снегопад прекратился. А попоны пригодятся нам самим.

Гардан поклонился и направился к солдатам.

Боуррик обратился к Кулгану:

- Ты можешь определить, в какой стороне находится Южный перевал?

- Я постараюсь узнать это с помощью моего искусства, ваша светлость, - устало отозвался чародей.

Паг внимательно наблюдал за своим учителем. Самому ему, как он ни старался, еще никогда не удавалось обратить мысленный взор к событиям и предметам, удаленным от него во времени и пространстве. Он знал, что умение это в чем-то сродни действию магического кристалла, но картины и образы, возникающие в прозрачной глубине хрустального шара, гораздо ярче и отчетливее, чем те, которые создает воображение чародея, направленное на тот или иной объект с помощью магических приемов.

Кулган, в течение нескольких минут беззвучно шевеливший губами, досадливо покачал головой.

- Я не вижу его, ваше сиятельство! Все мои мысли сливаются в некий смутный образ, и я напрасно пытаюсь уловить умственным взором что-либо отчетливое! - пожаловался он. - Если бы я хоть единожды побывал там наяву, тогда, возможно... - Он нахмурился и развел руками. - А теперь я просто не имею представления, в какой стороне он находится!

Боуррик кивнул.

- Если бы здесь был Мартин Длинный Лук или кто-нибудь из его учеников! Они-то умеют ориентироваться по одним им ведомым приметам. - Он бросил взгляд в сторону холмов и, словно разглядев за ними Серые Башни, со вздохом добавил:

- А мне все эти горы кажутся одинаковыми!

- Возможно, нам следует свернуть на север, отец? - спросил Арута.

Боуррик согласно кивнул.

- Да. Если, двигаясь на север, мы дойдем до перевала, то успеем преодолеть его до первых метелей. А по ту сторону гор, на востоке, климат гораздо мягче - во всяком случае, так было всегда. И мы сможем быстро добраться до Бордона. Ну а если мы уже находимся севернее перевала, этот путь приведет нас к гномам. Они встретят нас со свойственным им радушием и, надеюсь, укажут самую короткую дорогу на восток. - Он скользнул взглядом по изнуренным лицам своих спутников. - У нас есть три лошади и вдоволь снега вместо питьевой воды. Этого нам вполне достанет, чтобы продержаться не меньше недели. - Герцог опасливо взглянул на небо. - Если погода не изменится!

Кулган помотал головой.

- В ближайшие два-три дня она ни в каком случае не изменится, ваше сиятельство, - поспешно заверил он герцога. - Сожалею, но мне не под силу предугадать, что может произойти в дальнейшем.

Издалека, со стороны леса послышались крики. Все крайдийцы замерли, настороженно прислушиваясь. Боуррик взглянул на Гардана.

- Сержант, вы можете определить, на каком расстоянии от нас находятся эти кровожадные твари?

Гардан нахмурился и развел руками.

- Трудно сказать, милорд. Наверное, они в миле от нас. А может, и в двух, а то и больше. Ведь в густом лесу, да еще и на морозе, со звуками творятся странные вещи. Нет, не берусь сказать, как далеко мы ушли от них!

Боуррик кивнул.

- Собирайтесь! Мы отправляемся тотчас же!

Перчатки Пага протерлись до дыр. Пальцы, израненные об острые края уступов, кровоточили. Герцог то и дело приказывал своим людям пробираться вперед по каменистым холмам, чтобы сбить темных братьев со следа. Каждый час несколько солдат отправлялись назад и заметали отпечатки ног путников и конских копыт попонами, снятыми с мертвых лошадей. Они также оставляли на рыхлом снегу цепочки ложных следов.

Отряд остановился на плоском каменистом пригорке, со всех сторон окруженном невысокими соснами. С самого рассвета крайдийцы двигались на северо-восток, направляясь к Серым Башням. К ужасу и отчаянию Пага, остроконечные горы, казалось, не стали ближе и оставались все на том же расстоянии от них, что и ранним утром.

Солнце стояло в зените, но лучи его не согревали Пага.

Холодный ветер, дувший навстречу путникам, пробирал его до костей. Кулган, шедший впереди, обернулся к своему ученику и назидательно проговорил:

- Пока ветер дует с северо-востока, нам не следует опасаться снегопада, ведь всю влагу, которую он несет, вбирают в себя гранитные горы. Но стоит ему перемениться на западный или же северо-западный и явиться сюда со стороны Безбрежного моря, и снег повалит, точно пух из вспоротой перины!

Паг с трудом взобрался на скользкий уступ и, еле переведя дыхание, подошел к Кулгану.

- Мастер, нельзя ли мне хоть теперь немного передохнуть от учения? - жалобно проговорил он.

Солдаты, стоявшие поблизости, добродушно рассмеялись. И внезапно напряжение, владевшее всеми в течение двух последних дней, рассеялось без следа. Герцог обратился к Гардану:

- Пусть воины разведут костер и забьют одну из лошадей. Мы дождемся воинов, замыкающих колонну, и хоть немного передохнем.

Гардан тотчас же послал нескольких солдат за хворостом для костра и приказал двоим отвести подальше в рощу оставшихся лошадей. Он не хотел, чтобы казнь, которой должна была подвергнуться третья лошадь, происходила на глазах у этих изнуренных, голодных животных, обреченных в недалеком будущем на подобную же участь.

Вскоре посреди каменистой площадки весело пылал костер, на котором солдаты поджаривали нанизанные на прутья куски конины.

Над костром поплыл запах жареного мяса, и Паг, сперва решивший было, что ни в коем случае не станет есть конину, почувствовал, как рот его наполнился слюной. Через несколько минут он уже с аппетитом уничтожал большой кусок печенки, насаженный на деревянную спицу. Томас, пристроившийся возле него, с не меньшим усердием поглощал свою порцию печеного конского окорока.

Поев, путники завернули оставшиеся от трапезы куски горячего мяса в обрывки попон и воинских плащей. Солдаты затоптали костер и тщательно уничтожили все следы их пребывания на каменистом пустыре. Пора было трогаться в путь.

Гардан подошел к герцогу.

- Ваше сиятельство, воины давно должны быть здесь!

Боуррик кивнул.

- Знаю, Гардан. Им следовало подняться сюда полчаса тому назад. Подождем еще несколько минут, а если они не появятся, нам придется идти без них.

Минуты тянулись в томительном ожидании. Солдаты так и не вернулись к остальным. Вздохнув, Гардан отдал приказ:

- Вперед! За мной!

Отряд снова двинулся на северо-восток вслед за герцогом и Кулганом. Мальчики замыкали колонну. Паг пересчитал шедших впереди него солдат. Теперь их было только десять.

Минуло два дня, и меж холмов задули свирепые ветры, швырявшие в лица путников пригоршни колючих снежинок. Крайдийцы брели навстречу ледяному урагану, согнувшись и плотно закутавшись в плащи. Они обмотали ноги обрывками попон, чтобы хоть немного защитить их от мороза. Глаза Пага слезились от ветра, и слезы застывали на ресницах, застилая взгляд. Он брел вперед ощупью, то и дело спотыкаясь и с огромным трудом вновь восстанавливая равновесие.

Внезапно Кулган, шедший впереди колонны, прокричал, перекрывая завывание ветра:

- Милорд, на нас движется буря! Нам надо найти - укрытие, иначе мы все погибнем!

Герцог молча кивнул и отрядил двоих солдат на поиски убежища. Те, напрягая последние силы, выступили вперед и вскоре исчезли в снежном вихре.

Через несколько минут ветер усилился. Стало быстро темнеть.

- Когда начнется буря, Кулган? - крикнул герцог.

Чародей задрал голову и вгляделся в небо. Ветер трепал его пушистую бороду и длинные, густые волосы, обнажая высокий лоб и алые губы.

- Через час, ваше сиятельство, - прокричал он. - А возможно, и того раньше!

Герцог снова кивнул и приказал своим людям двигаться дальше.

Резкий, протяжный крик, перешедший в хрип, вдруг раздался за спиной Пага, и солдат, ведший в поводу последнюю из их лошадей, сообщил, что она пала. Боуррик остановился и, бормоча проклятия, приказал солдатам немедленно разнять тушу на куски и разделить сырое мясо между всеми путниками. Воины быстро освежевали лошадь и, остудив кровоточащие куски конины в снегу, раздали их всем членам отряда.

- Если мы найдем убежище, это мясо подкрепит наши силы! - крикнул Боуррик. - Мы разведем костер и зажарим его!

Паг, еще ниже согнувшись под тяжестью своей ноши, подумал про себя, что если укрытие не будет найдено, пища просто не понадобится никому из них. Отряд продолжал медленно продвигаться вперед.

Через несколько минут вернулись воины, посланные в разведку. Они доложили, что обнаружили пещеру всего в какой-нибудь четверти мили пути. Герцог приказал им идти впереди отряда, чтобы указывать остальным дорогу к спасительному укрытию.

С неба валил густой снег. Ветер с ревом кружил его над землей и наметал сугробы, сквозь которые путникам было невыносимо трудно брести. Тьма все сгущалась. Паг с трудом передвигал окоченевшие ноги. Руки его, которыми он машинально сжимал узелок с мерзлым мясом, потеряли всякую чувствительность.

Томас держался немного прямее и шагал увереннее, чем его низкорослый друг, но и у него также не было сил на то, чтобы разговаривать. Стиснув зубы, он шел вперед и то и дело прикрывал рукой глаза.

Внезапно Паг словно сквозь дремоту ощутил, что лежит на земле, уткнувшись лицом в снег. Ему стало на удивление тепло и уютно. Он сладко вздохнул, засыпая, и закрыл глаза. Над распростертым на земле учеником чародея склонился Томас. Он схватил друга за плечи и начал трясти. Паг издал протестующий стон и подтянул ноги к животу.

- Оставь меня, - пробормотал он, едва шевеля заплетающимся языком. - Я устал и хочу спать!

- Вставай! - крикнул Томас. - Ведь идти-то осталось всего ничего!

С помощью одного из солдат Томасу удалось поставить Пага на ноги, но тот, пошатываясь, так и норовил вновь свалиться на землю. Томас кивнул солдату, благодаря его за помощь и давая понять, что теперь он справится сам. Тот вернулся в строй.

Томас схватился окоченевшей рукой за поясной ремень Пага и потащил его за собой.

Мальчики, следуя за воином, который помог Томасу поднять Пага, обогнули высокий холм и внезапно очутились у входа в пещеру. Они с усилием сделали еще несколько нетвердых шагов и, едва очутившись в спасительной тьме укрытия, рухнули наземь.

Ветер, снег и огромные сугробы остались снаружи. Теперь ничто не угрожало жизни двух друзей. Через несколько секунд оба погрузились в тяжелую дремоту.

Пага разбудил дразнящий запах жареного мяса. Он с усилием сел на каменном полу пещеры и поднял отяжелевшие веки.Солдаты развели костер и подкладывали в него куски древесной коры и хворост, вероятно, собранные ими совсем недавно поблизости от пещеры. Сучья, покрытые снегом и коркой льда, разгорались слабо и немилосердно дымили. Дым вскоре начал разъедать глаза Пага.

Несколько воинов жарили на огне куски конины. Паг вытянул вперед руку, снял перчатку и взглянул на свои пальцы. Они болели и кровоточили, но, по счастью, не были обморожены. Он потряс лежавшего рядом Томаса за плечо. Юный воин приподнялся на локтях и несколько секунд не шевелился, бессмысленно уставившись на огонь. Но мало-помалу к нему вернулось ощущение реальности. Он со стоном потянулся и откинул капюшон плаща с кудрявой головы.

Гардан стоял у костра и негромко разговаривал о чем-то с одним из воинов. Неподалеку от них сидели герцог, Арута и Кулган. Паг вытянул голову, пытаясь разглядеть выход из пещеры, но видел вдали одну лишь непроницаемую тьму. Он уже не помнил, в какое время суток они вошли сюда и не представлял себе, день теперь или ночь. Он помнил лишь, как они с Томасом замертво упали в спасительной тьме пещеры. Сон их наверняка длился несколько долгих часов.

Увидев, что мальчики проснулись, к ним подошел Кулган. Он потребовал, чтобы они разулись, и с радостью убедился, что ноги обоих не обморожены.

- Одному из воинов повезло гораздо меньше, - пробормотал он.

Паг и Томас заверили его, что чувствуют себя вполне сносно.

- Как долго мы спали, мастер Кулган? - осведомился Паг.

- Всю прошедшую ночь и весь день, - с улыбкой ответил чародей.

Паг изумленно поднял брови и принялся с тревогой озираться по сторонам. Он приметил то, что прежде укрылось от его взора: воины не только натаскали в пещеру сучьев, развели костер и зажарили мясо. Они оттащили их с Томасом от входа в пещеру, укрыли их меховыми одеялами и подложили им под головы свои плащи. Неподалеку от костра на веревке, протянутой меж двух кольев, болтались несколько кроличьих тушек, а у стены стояли мехи с водой.

- Вам следовало разбудить нас, учитель, - сказал Паг и виновато шмыгнул носом.

Кулган покачал головой.

- Герцог приказал не беспокоить вас. Я сказал ему, что буря продлится долго, и все мы успели хорошо отдохнуть, пока она бушевала. Не одни вы, друзья мои, выбились из сил. - Он подмигнул обоим мальчикам. - Даже наш бравый сержант минувшей ночью с ног валился от усталости. Нам в любом случае пришлось бы устроить здесь привал на пару деньков. Теперь метель улеглась, и завтра поутру мы, возможно, отправимся дальше.

По-моему, его сиятельство склоняется к такому решению.

Кивнув мальчикам, Кулган вернулся на прежнее место и возобновил разговор с герцогом и Арутой. Паг с удивлением обнаружил, что несмотря на многочасовой сон чувствует себя усталым и разбитым. Ему снова отчаянно хотелось спать. Но голод пересилил усталость и, кивнув Томасу, который понял его без слов, он побрел к костру. Один из солдат с улыбкой протянул ему две древесных ветки с нанизанными на них кусками печеного мяса.

Паг вернулся к Томасу и протянул ему его долю. В считанные секунды покончив с едой, мальчики растянулись на камнях, собираясь снова задремать.

Паг заговорил было с Томасом, но, внезапно взглянув на солдата, стоявшего на страже у входа в пещеру, осекся и вскочил со своего жесткого ложа. Воин, беседовавший о чем-то с сержантом Гарданом, внезапно вздрогнул всем телом и как подкошенный рухнул наземь. Из груди его торчала длинная стрела.

Гардан приподнял обмякшее тело воина и, взглянув на стрелу, громко крикнул остальным:

- К оружию!

Снаружи послышался пронзительный вой, и в пещеру ввалилось странное существо, облаченное в штаны и куртку из звериных шкур. Продолжая испускать устрашающие вопли, чудовище метнулось к костру. На секунду в неярком свете огня мелькнули острые клыки, которые нападающий обнажил в зверином оскале. В правой косматой руке он сжимал кривой короткий меч, в левой - овальный металлический щит. Опрокинув наземь воина, жарившего мясо у костра, он оттолкнулся кривыми ногами от земли, совершил гигантский прыжок почти во всю длину пещеры и оказался рядом с мальчиками. В маленьких глазках чудовища сверкнула злобная радость. Взвизгнув, оно занесло над головой свой меч и метнулось к Пагу. Тот едва успел увернуться от удара, который, достигни он цели, наверняка размозжил бы ему голову. Усиленные тренировки под началом мастера Фэннона не прошли даром для отважного Томаса. В следующее мгновение он выхватил из ножен, лежавших у изголовья, свой тяжелый меч и в стремительном выпаде вонзил его острие в грудь нападавшего. Тот рухнул на колени, царапая грудь кривыми когтями. Послышалось бульканье - это кровь заполнила легкие чудовища. Еще через секунду она хлынула из его широко раскрытого рта, и жуткое создание бездыханным свалилось на каменный пол пещеры.

Вокруг мальчиков тем временем развернулась ожесточенная битва. Воины Крайди дружно отражали атаку странных существ.

Солдатам было трудно орудовать мечами в тесной пещере, и один за одним они стали вынимать из поясных ножен острые, кинжалы.

Паг вооружился мечом и стал оглядываться в поисках возможного противника. Но такового поблизости не оказалось.

Ватага чудовищ, напавших на людей герцога, оказалась немногочисленной. На каждого из нападавших приходилось по два-три крайдийских солдата. Ожесточенная битва закончилась на удивление быстро.

Внезапно в пещере стало так тихо, что слышно было тяжелое дыхание воинов, расправившихся с нападавшими, и треск сырых сучьев в костре. Никто из крайдийцев не пострадал, за исключением часового, убитого наповал стрелой у входа в пещеру.

Лишь некоторые из воинов отирали кровь, сочившуюся из неглубоких порезов. Кулган обошел их всех поочередно и со вздохом облегчения сообщил герцогу:

- Никто из наших людей не получил серьезных ранений, ваше сиятельство.

Паг принялся разглядывать шестерых поверженных противников, лежавших на полу пещеры. Над плоскими лбами странных существ вздымались жесткие черные волосы. Их выпуклые надбровные дуги выдавались вперед, как и нижние челюсти, обтянутые тусклой сине-зеленой кожей. Ростом они лишь немного уступали людям.

Щеки одного из них были покрыты нежным пухом, лица остальных оказались гладкими, без малейших признаков растительности.

Желтые остекленевшие глаза чудовищ глядели в пустоту. На лицах некоторых застыли свирепые гримасы. Паг поежился, глядя на торчавшие из их пастей острые длинные клыки.

Он пробрался между телами к выходу из пещеры, где стоял Гардан, отирая струившийся со лба пот.

- Кто они такие, сержант?

- Гоблины, Паг. Хотя я, признаться, не возьму в толк, с чего бы это им забираться так далеко от своих мест!

К сержанту подошел герцог, услыхавший их разговор.

- Их было всего шестеро, сержант, - сказал он. - Я никогда прежде не слыхал, чтобы гоблины нападали на вооруженных людей, разве что на одиноких путников. Они шли на заведомую смерть. Но почему? Ради чего они ввязались в эту безнадежную битву?

- Милорд, взгляните-ка сюда! - сказал Кулган, склонившийся над телом одного из мертвых чудовищ. Он раздвинул полы грязной, поношенной меховой куртки гоблина и указал пальцем на его голую грудь. По сине-зеленой коже от подмышки до ключицы тянулся рваный шрам. Края незажившей раны вздулись и потемнели. - Ведь этот удар он получил не от наших солдат, ваше сиятельство! Рана нанесена по меньшей мере три-четыре дня назад!

Воины тщательно осмотрели тела остальных убитых и доложили, что трое из гоблинов также были ранены неведомым противником несколько дней тому назад.

Гардан задумчиво покачал головой.

- У них и оружия-то почти не было, кроме тех мечей и щитов, что они держали в руках. - Он указал на пустой колчан единственного лучника, лежавшего близ костра. - Последней стрелой, что у них оставалась, они убили беднягу Дэниела.

Арута окинул поверженных гоблинов недоуменным взглядом.

- С их стороны это было просто безумием!

- Вы правы, ваше высочество, иначе как безумием это не назовешь, - сказал Кулган. - Они пострадали в схватке с какими-то сильными противниками, замерзли и так оголодали, что запах жареного мяса из нашей пещеры попросту свел их с ума.

Судя по тому, как они отощали, во рту у них уже несколько дней не было ни крошки. Поэтому они и решились напасть на нас, предпочитая гибель в битве за пищу медленной смерти от голода и холода. Мне думается, что сидеть снаружи и вдыхать запах нашего жаркого было попросту выше их сил.

Боуррик снова взглянул на мертвых гоблинов и приказал воинам вынести их тела из пещеры. Те молча повиновались. Когда они вернулись, герцог нахмурился и, словно разговаривая сам с собой, пробормотал:

- Но с кем они могли сражаться несколько дней тому назад?

- С Братством Тропы? - предположил Паг.

Боуррик покачал головой:

- Они заодно с темными эльфами, Паг. Вернее, если они не объединяются для нападений на людей, то предпочитают не задевать друг друга. Словом, они союзники, а не враги. Нет, их изранили не братья тропы. Но кто же?!

Томас покинул свой пост у отверстия пещеры и несмело подошел к говорившим. Он все еще сильно робел в присутствии герцога. Преодолев смущение, он несмело произнес:

- Милорд, а может, то были гномы?

Боуррик кивнул:

- Если маленький народ совершил нападение на одно из их поселений, то тогда становится ясно, почему эти шестеро были так голодны и так скудно вооружены. Возможно, лишь им одним и удалось уцелеть после битвы с гномами.

Воины, стоявшие у входа в пещеру, сделали знак Гардану и, когда он подошел к ним, один из стражников прошептал:

- Там в кустах кто-то прячется! Мы видели, как с одной из шевельнувшихся веток посыпался снег! - Другой молча кивнул в подтверждение слов товарища.

Гардан доложил о случившемся герцогу.

- К оружию! - воскликнул Боуррик.

Все находившиеся в пещере вынули свои мечи из ножен. Вскоре в наступившей тишине послышался отчетливый звук чьих-то шагов по снежному насту. Кто-то не таясь приближался к их убежищу.

Паг замер, вцепившись пальцами в рукоятку своего меча и чувствуя, как от страха по всему его телу пробежали мурашки.

Внезапно звук шагов стих, но через мгновение он возобновился у самой пещеры. Теперь всем крайдийцам было слышно, что к их укрытию приближается лишь один путник, тяжело, но уверенно передвигающийся на двух ногах. Вот в отверстии возник силуэт пришельца, и Паг вытянул шею, чтобы разглядеть его за спинами двоих стражей.

Герцог выступил вперед и, щурясь от света костра, спросил:

- Кто ты, незваный гость?

Низкорослый человечек молча освободил от капюшона круглую голову, увенчанную металлическим шлемом, из-под которого на низкий лоб спадали пряди каштановых волос. Его зеленые с хитринкой глаза сверкнули, отразив тусклое мерцание огня.

Пришелец слегка нахмурился, и его кустистые рыжеватые брови сошлись у переносицы, а крючковатый нос забавно сморщился.

Несколько секунд странный гость стоял недвижимо, по-видимому, забавляясь замешательством крайдийцев, а затем обернулся к выходу из пещеры и призывно махнул рукой. Тотчас же в отверстие не сгибаясь вошли еще несколько удивительных человечков ростом не более пяти футов, как и их дородный предводитель. Паг с Томасом, приоткрыв рты от удивления, подались вперед, чтобы лучше видеть происходящее. Неподалеку от пещеры они заметили нескольких мулов, которых держали под уздцы приземистые человечки.

Лица герцога и воинов осветились приветливыми улыбками.

Видя это, Томас словно очнулся от изумления и громко воскликнул:

- Так ведь это ж гномы!

Несколько солдат рассмеялись. Карлик, первым вошедший в пещеру, насмешливо улыбнулся и уставился на Томаса, склонив круглую голову набок.

- А кого, позволь полюбопытствовать, ты ожидал здесь увидеть, паренек? - пробасил он. - Прелестную дриаду? Или воздушную фею, явившуюся к тебе на подмогу?

Томас смущенно опустил голову. Щеки его пылали. Гном направился к герцогу и проговорил:

- Судя по гербу на вашем знамени, вы явились из Крайди. - Он ударил себя кулаком в грудь и торжественно провозгласил:

- Имею честь представиться! Я - Долган, глава селения Калдара и главнокомандующий войсками Серых Башен. - Поклонившись Боуррику, гном вынул из кармана трубку и кисет с табаком. Он окинул собравшихся насмешливо-сочувственным взглядом, погладил себя по длинной бороде и, пряча улыбку, осведомился:

- Так что же, во имя всех богов, привело сильных и смелых представителей большого народа в наши негостеприимные края? И что за лишения, скажите на милость, довели вас до такого плачевного состояния?

Глава 9 МАК МОРДЕЙН КАДАЛ

Гномы встали на страже у входа в пещеру. Паг и остальные крайдийцы, сидя на корточках у костра, с аппетитом угощались вкуснейшей снедью, которую на своих мулах привезли к пещере их нежданные гости. В котле, висевшем над костром, весело булькала похлебка. Пока она варилась, путники успели насытиться свежим ароматным хлебом с хрустящей корочкой и копченой рыбой, но стоило густому вареву поспеть, как все они с готовностью протянули свои миски коротышке-кашевару.

Паг и Томас, проворно орудуя деревянными ложками, с любопытством наблюдали за деловитой суетой маленького народа, заполнившего пещеру. Гномы то и дело выбегали наружу, к мулам, и оставались там подолгу. По-видимому, они были гораздо менее чувствительны к холоду, чем люди. Карлики вносили в пещеру все новые и новые припасы. Двое из них подтащили к огню тугой мех, наполненный элем, и стали наливать пенный напиток в глиняные кружки, которые затем передавали крайдийцам. Всех гномов, считая и Долгана, было сорок. Глава Калдары важно восседал у костра. Места по обе стороны от него заняли его сыновья, Вейлин, старший, и Уделл. Оба молодых гнома - и темноволосый Вейлин, и Уделл с рыже-каштановой шевелюрой - весьма походили чертами открытых, приветливых лиц на своего родителя. Они хранили вежливое молчание, не вмешиваясь в разговор старших.

Долган же, держа в одной руке дымившуюся трубку, а в другой - кружку с элем, из которой он то и дело прихлебывал, степенно беседовал с герцогом Боурриком.

Как выяснилось из рассказа гнома, он с отрядом своих подданных совершал обход ближайших рощ, хотя прежде маленькому народцу не приходилось забредать так далеко от своих селений.

Не случись им наткнуться на следы гоблинов, которых они рассчитывали Пагнать в самое ближайшее время, и встречи в пещере могло бы не быть, ведь следы крайдийцев давно засыпал снег.

- Я хорошо помню вас, лорд Боуррик, - продолжал Долган, в очередной раз отхлебнув эля из своей кружки. - Хотя когда я в последний раз посетил Крайди, вы, с позволения сказать, еще пешком под стол ходили. Я обедал с вашим покойным отцом. Что и говорить, его светлость угостил нас на славу!

- Если вы еще раз почтите Крайди своим визитом, любезный Долган, - с улыбкой подхватил герцог, - надеюсь, что сумею попотчевать вас нисколько не хуже!

Они заговорили о причинах, побудивших герцога покинуть родные края. На протяжении всего рассказа его сиятельства Долган сидел молча, погруженный в размышления, и лишь изредка попыхивал своей короткой трубкой. Когда она погасла, он с некоторым недоумением взглянул на нее и затем, досадливо крякнув, отложил в сторону. Но тут Кулган достал из объемистого кармана свою длинную трубку и кисет. При виде этого лицо карлика прояснилось. Он отставил кружку и с улыбкой обратился к Кулгану:

- Не найдется ли у вас щепотки табачку и для меня, мастер чародей? Мой-то весь вышел!

Кулган с готовностью протянул ему свой кисет.

- Должен вам заметить, - добродушно пророкотал он, - что я всегда неразлучен с трубкой и изрядным запасом табака. Я готов смириться с любой потерей - хотя не перестаю сокрушаться о недавней утрате. - Он нахмурился и тряхнул головой. - В этом походе я потерял две моих ценнейших книги. Но разлуки с трубкой и кисетом я просто не смог бы вынести. Ни за что на свете!

- Золотые слова, - кивнул гном, с наслаждением затягиваясь и выпуская изо рта и ноздрей клубы дыма. - Вы совершенно правы, достопочтенный мастер! От себя добавлю, что, за исключением общества моей ненаглядной жены, кружки доброго осеннего эля и хорошей битвы, навряд ли что сравнится с туго набитой трубкой!

- Словно в подтверждение своих слов он снова сунул чубук в рот и, затянувшись, выпустил к потолку пещеры густую струю серовато-белого дыма. Внезапно на морщинистое лицо карлика набежала тень. Он вздохнул и проговорил, обращаясь к герцогу:

Теперь о том, что ваша милость изволили сообщить нам.

Признаться, я удивлен и встревожен событиями, о которых вы теперь поведали. Но, - он поднял вверх коротенький указательный палец, - они во многом объясняют те странности, что творятся в последнее время близ наших селений.

Боуррик вскинул брови.

- Что же это за странности, любезный Долган?

Долган указал чубуком трубки на отверстие в пещере.

- Как я уже говорил, нам пришлось совершить обход всех близлежащих мест, хотя на протяжении многих лет у границ наших земель царили спокойствие и мир. - Он насмешливо улыбнулся. - Не скрою, бывало, что банда отчаянных лесных разбойников или моррелов, которых вы называете Братством Темной Тропы, или же стая гоблинов отваживалась приблизиться к нашим поселкам и шахтам. Но всем им, как вы наверняка догадываетесь, приходилось убираться ни с чем и потом долго сожалеть о своем безрассудстве. В остальном же, повторяю, жизнь наша текла неторопливо и мирно. Но в последнее время вокруг начало твориться что-то поистине странное. С месяц тому назад, а может немного поболее, моррелы и гоблины, сбиваясь в огромные стаи, вдруг начали покидать свои жилища, выходя к нашим северным границам. Мы отправили несколько воинских отрядов в разведку.

Те обнаружили на своем пути множество опустевших поселений, где прежде обитали моррелы и гоблины. И почти нигде не было заметно следов сражений. Жилища этих богопротивных созданий стояли нетронутыми, а обитателей их простыл и след. Нет нужды говорить, что странствующие целыми толпами моррелы и гоблины доставили нам немало хлопот. На наши селения, расположенные высоко в горах, они, благодарение богам, напасть не отважились, но причинили немалый ущерб стадам, которые паслись в низинах.

Нам пришлось выслать в дозор несколько конных отрядов. Ведь теперь зима, и мы перевели скот на нижние пастбища.

Судя по всему, ваши посланцы не смогли добраться до нас из-за обилия этих тварей - моррелов и гоблинов, - бродящих окрест. Теперь-то мы по крайней мере знаем, что заставило их покинуть родные горы и устремиться прочь из этих мест.

Герцог кивнул:

- Цурани.

Долган задумчиво пощипывал бороду. Тут в разговор вмешался Арута:

- Значит, они появились здесь в немалом количестве и хорошо вооружены. Иначе зачем бы этим созданиям покидать насиженные места?

Долган усмехнулся и подмигнул герцогу:

- Смышленый паренек, ничего не скажешь! - Он покачал головой и обратился к Аруте:

- Ваша правда, принц! Они двинули в эти края значительные силы. Ведь моррелы, что бы о них ни говорили, народ не из трусливых! Что-что, а сражаться они умеют на славу! - Долган тяжело вздохнул и нахмурил кустистые брови.

- Мы, гномы, не зря считаемся лучшими воинами Запада, но наш народ слишком малочислен, чтобы схватиться с этими новыми врагами. Противостоять им могла бы только огромная и хорошо вооруженная армия.

Кулган, внимательно следивший за ходом беседы, протяжно вздохнул:

- Дорого бы я дал, чтобы узнать, как им удалось проникнуть в эти края!

- А мне прежде всего хотелось бы выяснить, какова их численность, - заявил Боуррик.

Долган молча выколотил трубку, заново наполнил ее табаком Кулгана и яростно задымил, уставившись на огонь. Его сыновья переглянулись, кивнули друг другу, и Вейлин несмело обратился к герцогу:

- Лорд Боуррик, их, судя по всему, никак не меньше пяти тысяч.

Прежде чем герцог успел ответить. Долган досадливым возгласом прервал свое молчание и решительно добавил:

- А то и все десять! - Гном пристально взглянул на герцога, выражение лица которого выдавало крайнее изумление, и невесело усмехнулся. - Мы полагали, что причиной неожиданной миграции моррелов и гоблинов могло быть что угодно, только не вторжение инопланетян. Чума, например, или внутренние войны, падеж скота или неурожай, грозивший им повальным голодом. Судя по тому, что мы видели, в чащу Зеленого Сердца спустилось несколько тысяч этих зловредных тварей. Некоторые из опустевших поселений настолько малы, что мои сыновья могли бы за пару часов не оставить там камня на камне. Но ведь ими оставлены и большие города, обнесенные крепкими стенами, которые надежно охранялись многочисленной стражей! Не меньше дюжины их всего за какой-нибудь месяц с небольшим были покинуты жителями! Как по-вашему, лорд Боуррик, сколько чужеземцев должно было появиться там, чтобы так напугать этих тварей?

Лицо герцога исказила гримаса ужаса. Он с видимым усилием овладел собой и проговорил:

- У меня в Крайди всего полторы тысячи воинов, считая тех, что несут службу у границ герцогства. Я могу призвать под свои знамена еще от восьми сотен до тысячи солдат из Карса и Тулана, тем самым оставив эти крепости без всякой защиты. Среди горожан и жителей окрестных деревень едва ли наберется тысяча способных владеть оружием - по большей части это дряхлые старики, участвовавшие в боях за Каре, да неопытные юнцы.

Арута мрачно взглянул на отца и подытожил:

- Четыре с половиной тысячи солдат, треть из которых - старики и мальчишки, против десятитысячной армии!

Уделл мельком взглянул на отца и перевел взор на герцога Боуррика.

- Мой отец вовсе не преувеличивает, воздавая хвалы нашему воинскому искусству, ваша милость, - проговорил он. - Как и боевым качествам моррелов. Каково бы ни было число этих пришельцев, они представляют собой значительную силу, раз им удалось так быстро изгнать наших заклятых врагов с насиженных мест.

- Вот я и думаю, - сказал Долган, - что вашему сиятельству следовало бы послать весточки принцу Лиаму и владельцам Карса и Тулана - пусть себе сидят тихохонько за стенами своих крепостей и носа оттуда не кажут. А вам с вашими спутниками надо бы не мешкая продолжать путь в Крондор. Сдается мне, что только все армии Запада смогут дать отпор этим пришельцам нынешней весной!

Томас, все это время с почтительным вниманием прислушивавшийся к словам собеседников, внезапно вскинул голову и выпалил:

- Да неужто же все и в самом деле так плохо?! - Мгновенно устыдившись своего порыва, он густо покраснел и пробормотал:

- Простите, милорд!

Боуррик улыбнулся мальчику и проговорил:

- Возможно, мы выткали из нитей наших страхов и сомнений слишком уж причудливый узор и в действительности все обстоит иначе, но плох тот солдат, Томас, который, оберегая мир, не готовится к войне. В жизни всегда приходится рассчитывать на худшее. - Он вздохнул и повернулся к Долгану. - Ты прав, друг Долган! Я должен лично повидаться с принцем и обратиться к нему за помощью. Но чтобы заручиться поддержкой Западных армий, мне надо попасть в Крондор!

- Южный перевал замело снегом, - сказал Долган, - а ваши мореходы слишком умны и осторожны, чтобы рисковать судами, направляя их в зимнюю пору к Проливу Тьмы. Но есть еще один путь, хотя он нелегок и небезопасен. Под всеми нашими горами проложены ходы, все Серые Башни соединены между собой туннелями, выходящими на поверхность. Многие из них высечены моим народом во время поисков железной руды и золота, другие образовались вместе с самими горами. А есть и такие, что были вырыты невесть когда и кем. Во всяком случае, когда мы, гномы, поселились здесь, они уже существовали. Имеется среди этих ходов один, который идет прямо сквозь подножие горы и заканчивается по ту сторону гряды. Оттуда до Бордона всего-то день пути. На то, чтобы пройти этим подземным туннелем, потребуется два дня. И немалый запас мужества, потому что там вас могут подстерегать опасности.

Братья-гномы снова переглянулись, и старший почтительно обратился к Долгану:

- Отец, ты говоришь о Мак Мордейн Кадале?

- Вот именно. Это заброшенная шахта, где трудился мой отец, а еще прежде - его отец, и дед, и прадед. - Он в упор взглянул на герцога. - Мы вырыли множество туннелей под нашими горами, и некоторые из них упираются в те древние ходы, о которых я толковал. О Мак Мордейн Кадале рассказывают много страшных историй, ведь он пересекает эти таинственные проходы. Лишь немногие из гномов отважились отправиться в их сплетения в поисках легендарных древних сокровищ. Найти-то они, конечно же, ничего не нашли. - Долган сделал многозначительную паузу. - И почти все вернулись назад. Но некоторые исчезли без следа.

Учтите, ваше сиятельство, что ни один из нас еще ни разу не заблудился в подземных лабиринтах, какими бы сложными и запутанными они ни были. Выходит, - он протяжно вздохнул, - с теми, кто не вернулся, приключилась какая-то ужасная беда. Я вам все это говорю, чтоб вы понимали, чем рискуете, ваше сиятельство, - заключил гном. - Но мы ведь постараемся ни в коем случае не уклоняться от путей, проложенных моими предками, и тогда я, хотя и не без некоторых оговорок, смогу поручиться за нашу безопасность.

- Мы? Что ты хочешь этим сказать, друг Долган? - удивился герцог.

Гном расхохотался, и на его басистый смех в высоких сводах пещеры отозвалось многоголосое эхо.

- Да неужто ж вы не понимаете, милорд, что укажи я вам нужный ход, и расскажи, где и когда свернуть, и даже нарисуй я вам подробный план, - он снова усмехнулся, - и все равно вы самое большее через час безнадежно заплутаетесь в наших лабиринтах. Нет уж, мне вовсе не улыбается мчаться в Рилланон, чтобы объяснять его величеству королю, как я сподобился заманить в безвыходную ловушку его отважного герцога! Придется уж мне послужить вашим проводником, лорд Боуррик. А плату за свой труд я спрошу невеликую. - Он заговорщически подмигнул Пагу с Томасом. - С вас будет причитаться отменный табак мастера Кулгана на все время пути, а когда-нибудь после и знатный обед в Крайди!

Чело герцога прояснилось, и он с улыбкой кивнул.

- По рукам, друг Долган. И спасибо от всех нас!

Долган повернулся к сыновьям и стал отдавать им распоряжения:

- Уделл, возьмешь половину наших бойцов и одного из мулов.

Те из людей герцога, кто получил ранения или очень уж ослабел, с вашей помощью доберутся до Крайди. Отыщи рог с чернилами и свиток пергамента. Они должны быть в одном из наших узлов. Его сиятельству надо будет дать своим подчиненным письменные указания. Вейлин, отведешь остальных гномов назад в Калдару и отправишь посланцев в другие поселения, пока не пришло время зимних буранов. Весной всем жителям Серых Башен придется воевать!

Гном вздохнул и вновь обратился к Боуррику:

- Никогда еще никому из врагов не удавалось захватить наши земли, наши поселения высоко в горах! А ведь память у моего народа ох какая долгая! Не бывать такому и теперь, ваше сиятельство. Гномы станут воевать на стороне Королевства. Вы всегда были нам друзьями и союзниками. Вы не обманывали нас в торговых сделках и приходили на помощь, когда это требовалось.

Так ведь и мы, гномы, выходили на поле боя, если надо было помочь друзьям!

- А как насчет жителей Каменной Горы? - негромко спросил Арута.

Долган усмехнулся:

- Насчет них вы также можете не беспокоиться, ваше высочество. Старый Харторн и предводители всех их кланов сочтут за оскорбление, если их не пригласят поучаствовать в добром сражении. Я нынче же пошлю гонцов в Каменную Гору.

Паг и Томас, лежа на охапках сосновых веток, которые принесли в пещеру гномы, наблюдали, как герцог торопливо составлял послания к Лиаму и мастеру Фэннону. Затем их утомленные веки сомкнулись, и мальчики крепко заснули под гул голосов солдат, Аруты, Кулгана, Гардана и Долгана. В течение ночи Паг то и дело просыпался, уколовшись щекой о сосновые иглы, и слышал обрывки разговоров, которые продолжали вести герцог и военачальник гномов. И всякий раз при этом до слуха его доносилось таинственное и грозное название древнего туннеля - Мак Мордейн Кадал.

Долган уверенно вел людей герцога по скалистым предгорьям Серых Башен. Они пустились в путь на рассвете. Сыновья Долгана покинули пещеру вместе с ними и, простившись с отцом, повели свои отряды в Крайди и Калдару. Долган вышагивал впереди герцога и принца, за которыми следовали попыхивавший трубкой Кулган и оба мальчика. Шествие замыкали пятеро крайдийских солдат под предводительством сержанта Гардана. Они вели за собой двух мулов. Паг с сочувствием взглянул на грузного Кулгана, которому явно стоило немалого труда не отставать от остальных.

- Учитель, - шепнул он, - вы ведь уже очень утомились.

Попросите Долгана остановиться хотя бы ненадолго!

- Нет, мой мальчик, - возразил чародей. - Со мной все будет в порядке. Когда мы окажемся в туннеле, нам придется идти гораздо медленнее, вот я и отдохну! А до горы ведь уже рукой подать!

Томас удивленно взглянул в спину Долгана, шагавшего впереди без малейших признаков усталости. Он бодро переставлял свои короткие, крепкие ножки и то и дело обменивался веселыми замечаниями с герцогом и Арутой.

- Неужто он так никогда и не выбьется из сил?

Кулган покачал головой:

- Маленький народ известен своей выносливостью. Во время битвы за Карс, когда братья Темной Тропы осадили замок и едва не взяли его приступом, гномы Каменной Горы и Серых Башен пришли на помощь карсианцам. Услыхав от гонца о неизбежном падении крепости, они бежали к Карсу день, ночь и еще полдня, а потом ударили в тыл Темного Братства, да так, что те едва ноги унесли и с тех пор больше не помышляют о нападении на наши города. - Он немного отдышался и продолжил:

- Учтите, Долган ведь вовсе не хвастал, называя гномов самыми отважными воителями Запада. Так оно и есть. Но маленький народ малочислен по сравнению с нами, людьми. А что до выносливости и отчаянной храбрости в бою, то тут с ними могли бы потягаться разве лишь горцы хадати!

Паг и Томас с невольным уважением взглянули на забавного человечка, гордо и неутомимо выступавшего впереди отряда.

Быстрая ходьба была по силам обоим мальчикам, на славу отдохнувшим в пещере и наполнившим желудки обильной пищей.

Они приблизились ко входу в шахту. У самого отверстия пышно разросся куст терновника, который солдаты срубили мечами.

Путники с тревогой заглянули вглубь широкого, низкого коридора.

Долган с важностью проговорил:

- Вам поначалу придется пригнуться, иначе здесь не пройти, но это ничего! Наши рудокопы, бывало, даже мулов сюда приводили, чтоб самим не таскать руду. Дальше туннель станет просторнее!

Паг невольно улыбнулся этим словам Долгана. Гномы оказались выше, чем он думал прежде. Рост их составлял от четырех с половиной до пяти футов. И если бы не их чересчур широкие плечи и короткие, толстые ноги, многих из них можно было бы принять за низкорослых людей. Сам Паг был лишь на несколько дюймов выше Долгана и не сомневался, что сможет выпрямиться в подземном коридоре в полный рост. Он с сочувствием взглянул на высоких Гардана и герцога Боуррика и слегка покосился на дородного Кулгана. Но предводитель карликов уверенно подвел всех к отверстию, зажег фонарь и нырнул вглубь горы. Крайдийцы последовали за ним.

- Держитесь настороже, - пробасил он, - ведь одни боги ведают, что за нечисть может обитать в этих подземельях.

Нападений не опасайтесь, но все же будьте начеку!

Паг сделал несколько шагов вдоль туннеля и оглянулся через плечо. В отверстие темного коридора снаружи лился яркий свет, на фоне которого он отчетливо различил силуэт сержанта Гардана.

Внезапно Пагом овладело странное чувство, которое почему-то не возникло в его душе, когда он покидал Крайди. Глядя на луч света, проникавший в подземелье, он явственно ощутил, что вся его прошлая жизнь осталась позади, там, вдалеке, куда, возможно, он никогда больше не вернется. На секунду в памяти его всплыли лица тех, кто остался в Крайди: Лиама, Роланда, Мегара. Но, заслоняя собой всех, перед его мысленным взором предстал образ Каролины. Улыбаясь сквозь слезы, она тянула к нему руки. Ее алые губы шептали слова последнего привета. Паг вздохнул, повернулся и заспешил во тьму, вслед за остальными.

Воздух в подземном коридоре, вдоль которого они шли, был влажным и затхлым. На пути их то и дело встречались боковые ходы, ответвлявшиеся в обе стороны от главного туннеля. Паг, как ни старался, не мог ничего разглядеть в этих узких извилистых норах: свет от фонарей, едва скользнув по неровным стенам и низким потолкам, перемещался вперед. Тени путников в этом неярком колеблющемся свете казались ожившими чудовищами, они плясали на стенах и потолке, принимая причудливые и зловещие очертания. Туннель, по которому стремительно и уверенно вел их Долган, был довольно просторен. Лишь в нескольких местах потолок оказался настолько низок, что самым высоким из путников приходилось идти, нагнув головы, а солдаты вынуждены были пинками гнать вперед упиравшихся мулов. Порой же Пагу лишь с трудом удавалось в необозримой вышине разглядеть мрачные своды каменного коридора.

Шедший впереди Томас вполголоса пробормотал:

- Ох, Паг, представляешь, как жутко было бы оказаться здесь без Долгана? Я бы уже сто раз заблудился!

Паг молча кивнул. Это мрачное подземелье наводило на него такой ужас, что ему вовсе не хотелось разговаривать. Он словно опасался звуками своего голоса разбудить населявших его неведомых чудовищ.

Через некоторое время коридор вывел их в просторную пещеру.

Это был своего рода подземный перекресток, где сходились несколько туннелей, ведших в разные стороны. Герцог приказал выставить у каждого из выходов по часовому. Остальные расположились на отдых. Поставив фонари на каменные выступы, путники напоили мулов и наскоро перекусили холодным мясом и хлебом.

Томас подсел поближе к Долгану и несмело спросил:

- Долган, скажите, где мы теперь находимся?

Гном вынул изо рта чубук трубки, выпустил к потолку колечко дыма и добродушно пояснил:

- Славное это местечко, паренек, скажу я тебе! Когда мой народ вел разработки в этих горах, здесь появилось немало таких пещер. Когда богатые жилы золота, серебра, железной руды и других металлов соединяются в одном месте, там и появляется такая пещера. После того, разумеется, как все металлы уже извлечены из этих недр трудолюбивым маленьким народцем. Но есть в наших горах и несколько пещер, подобных этой, но образовавшихся без нашего участия. В некоторых их них из пола растут высоченные каменные пики, в других они свешиваются с потолка. Да ты и сам увидишь одну из таких пещер, когда мы будем проходить мимо.

Томас взглянул вверх.

- Мне не разглядеть потолок! Неужто все пещеры такие высокие?

Долган проследил за его взглядом и пожал плечами.

- Похоже, футов сто, а то и все двести или даже триста. В этих горах еще много металлов, но когда тут работали мои далекие предки, залежи были гораздо богаче, чем теперь. А потому они прорыли множество туннелей сквозь каменную толщу - сотни, тысячи ходов, которые лежат на разных уровнях, выше и ниже того места, где мы нынче находимся. Вот этот, к примеру, - он указал на один из боковых ходов, - выведет тебя наверх, в нашу заброшенную шахту Мак Броунни Элрот. Если, конечно же, ты сумеешь не заплутаться и найти дорогу. А вон тот, - и Долган кивнул в сторону туннеля позади Томаса, - заканчивается внизу, в Мак Овайн Дар, где мои собратья и поныне ведут разработки золотоносной руды. Они не преминут спросить тебя, как тебе удалось разыскать их подземную шахту. - Гном усмехнулся. - Но я сомневаюсь, чтобы кому-то из людей удалось добраться туда, не сбившись с пути. На такое способны только мы, гномы.

Он раскурил погасшую трубку и с наслаждением затянулся.

Стражи, сменившиеся с караула, принялись за еду.

- Поживее, ребята, - заторопил их Долган. - Нам пора снова в путь!

Томас во все глаза уставился на гнома.

- Как же так. Долган? Разве мы не останемся здесь на ночь?

Долган покачал головой.

- Там, снаружи, солнце еще светит вовсю! Впереди у нас полдня пути.

- Но я был уверен...

- Знаю, знаю, паренек! Вы, люди, оказавшись в нашем подземном царстве, с непривычки сразу же теряете не только чувство направления, но и понятие о времени. Что ж с вас возьмешь! - И он усмехнулся с видом явного превосходства.

Через несколько минут отряд снова двинулся в путь по темным туннелям, которые, извиваясь, вели вниз, в толщу огромной горы.

Долган объяснил герцогу и остальным, что выход из подземного лабиринта на восточном склоне Серой Башни расположен гораздо ниже, чем на западном, и потому большую часть пути им придется спускаться вниз.

Путникам стали то и дело встречаться просторные пещеры с множеством выходивших из них боковых коридоров. Долган, не колеблясь ни минуты, сворачивал в один из них и устремлялся вперед. Отряд молча следовал за ним.

Вскоре откуда-то послышался шум воды, и гном, обернувшись через плечо, с улыбкой произнес:

- Сейчас вы увидите такое, о чем будете вспоминать до конца своих дней! Никому из вашего племени еще не доводилось здесь бывать! Вперед!

Путники поспешили вслед за Долганом. Шум воды сделался слышнее. Через несколько минут они оказались в огромной пещере, во много раз превосходившей размерами первую. Они осторожно, боясь оступиться, прошли по неширокому уступу, тянувшемуся вдоль одной из ее стен, и опасливо заглянули в необъятную темную бездну, разверзшуюся под их ногами. Не рассмотрев там ровным счетом ничего, они вслед за Долганом обогнули огромный каменный выступ, и перед глазами их предстало изумительной красоты зрелище, подобного которому никто из них не видел еще ни разу в жизни.

Откуда-то сверху, с высоты не менее трехсот футов, в бездну с ревом низвергался могучий водопад. В воздухе, мерцая и переливаясь, плясали водяные брызги. Путники подняли фонари над головами, чтобы вволю налюбоваться величественной картиной. В слабом свете этих неярких огней толща воды вдруг вспыхнула разноцветными искрами. Казалось, что вместе с водой в неведомые горные глубины заскользили богатейшие россыпи сверкающих бриллиантов, ярко-зеленых изумрудов, золотисто-желтых топазов и синих сапфиров. Крайдийцы онемели от восхищения.

Долган откашлялся, призывая их к вниманию и, перекрикивая шум водопада, пояснил:

- Много веков тому назад река Винн-Ула, бравшая начало на склонах Серых Башен, впадала в Горькое море. Но однажды в этих местах произошло землетрясение. В русле реки появилась трещина, и она теперь питает большое подземное озеро. Вода, протекая по разлому в горах, вбирает в себя минералы. Вот поэтому она так красиво искрится и переливается.

Они простояли в молчании еще несколько минут, любуясь водопадом Мак Мордейн Кадала, затем герцог приказал всем трогаться в путь.

Отряд бодрым шагом двигался вдоль туннеля вслед за неутомимым Долганом. Свежий воздух, который они с наслаждением вдыхали, стоя у падающей воды, словно придал им сил. Но вот снова потянулись один за другим подземные коридоры с их душной сыростью, и Паг с Томасом, шедшие позади, начали заметно отставать от остальных. Гардан оглянулся и участливо спросил:

- Как дела, ребятки?

- Хорошо, Гардан, - ответил за обоих Томас. - Вот только очень уж мы устали!

Вскоре Долган привел их в одну из просторных пещер и объявил, что настала пора подумать о ночлеге. Герцог велел зажечь все имевшиеся у них фонари и посетовал:

- Как быстро сгорают здесь свечи! Не знаю, хватит ли наших запасов до конца пути!

- Дайте мне в подмогу нескольких солдат, - сказал Долган, - и я найду столько сухой древесины, что нам достанет ее на несколько костров. Надо только знать, где искать, и действовать осторожно, чтобы не обрушить потолок на свою голову!

Гардан и трое воинов последовали за карликом, который нырнул в один из боковых ходов. Остальные распрягли мулов, напоили их водой из мехов и задали каждому понемногу овса.

Боуррик уселся на каменный пол рядом с Кулганом и вполголоса спросил:

- Как ты чувствуешь себя здесь, мастер чародей? Признаться, вот уже несколько часов меня не покидает тревога. Быть может, это всего лишь игра воображения, но вдруг в этих мрачных лабиринтах нас и впрямь подстерегают неведомые опасности? Что ты на это скажешь?

Кулган кивнул подошедшему к ним Аруте и пожал плечами:

- Я тоже ощутил нечто подобное. Правда, чувство надвигающейся опасности вскоре прошло, но затем оно появилось снова. Я затруднился бы объяснить, чего именно страшусь. Но мне, право же, как-то не по себе.

Арута задумчиво поигрывал вытащенным из ножен кинжалом.

- В таком огромном подземелье любому стало бы жутко.

Наверное, все мы чувствуем примерно одно и то же, ведь этот лабиринт создан вовсе не людьми и не для людей. Мы здесь совсем чужие.

Герцог кивнул и с усилием улыбнулся:

- Надеюсь, что так оно и есть. Ведь эти узкие коридоры и пещеры со множеством выходов - не лучшее место для боя. - Он потер подбородок. - И для отступления.

Мальчики, стоявшие в карауле у выходов из пещеры, слышали каждое слово говоривших, как те ни старались приглушить голоса.

Они переглянулись, и Паг прошептал, приложив ладонь ковшиком ко рту:

- Я тоже дорого бы дал, чтоб только поскорее выбраться отсюда наверх, к свету!

Томас ехидно усмехнулся:

- Испугался темноты, малыш?

Паг засопел и обиженно пробормотал:

- Не больше, чем ты. Признайся, ведь ты только для вида храбришься! А заставь тебя самого отыскать выход отсюда...

Улыбка мгновенно сбежала с лица Томаса. Конец их словесной перепалке положило возвращение Долгана, Гардана и воинов. Все они сгибались под тяжестью деревянных балок, прежде служивших подпорками в шахтах.

Путники развели костер. Сухие поленья загорелись быстро и дружно. Вскоре вся пещера оказалась освещена ярким огнем.

Места Томаса и Пага у выходов в туннели заняли воины.

Мальчики погрелись у костра, поужинали и улеглись, разостлав на жестком земляном полу пещеры свои шерстяные плащи. Паг долго ворочался на своем неуютном ложе и прислушивался к голосам герцога, Аруты и Долгана. Но вскоре усталость взяла свое и он сам не заметил, как заснул.

Путники снова вели вьючных мулов вдоль подземных коридоров.

Копыта животных цокали по каменистой почве, и этот дробный звук эхом разносился по лабиринту бесчисленных ходов. День близился к концу. С самого утра они шагали вслед за неутомимым Долганом, сделав лишь два коротких привала в пещерах. Гном то и дело подгонял утомленных путников,уговаривая их двигаться быстрее.

Вскоре они должны были выйти к пещере, где им предстояло провести ночь. Паг с трудом передвигал отяжелевшие, словно налитые свинцом ноги. Он то и дело тревожно озирался по сторонам. Ему чудилось, что за ними по пятам крадется что-то жуткое, что их вот-вот настигнет безымянное чудовище, олицетворение какой-то неведомой опасности, названия которой он не знал. Когда он в очередной раз оглянулся, Гардан, замыкавший колонну, кивнул и мрачно проговорил:

- Я тоже чувствую, что какая-то нечисть крадется за нами.

Но как ни вглядываюсь, не вижу никого позади!

Вскоре они вошли в просторную пещеру, и гном поднял руку вверх, призывая всех к молчанию. Крайдийцы застыли в напряженных позах. Каждый вслушивался в тишину, окутавшую подземелье. Паг и Томас переглянулись, затаив дыхание. Долган нахмурился и покачал головой.

- Мне было показалось... - неуверенно проговорил он. - Впрочем, не будем об этом. Мы заночуем здесь!

Солдаты распрягли и расседлали мулов. Путники захватили с собой изрядный запас древесины, и теперь посреди пещеры вновь был разведен костер.

Когда Пагу и Томасу было разрешено покинуть посты, они присели у огня, где собрались все крайдийцы за исключением дежуривших у выходов солдат, и Долган. Гном закурил свою трубку и обратился к герцогу:

- Ваше сиятельство, к той части Мак Мордейн Кадала, где мы теперь находимся, примыкают многие из глубоких древних коридоров, о которых я вам толковал. Следующая пещера, где мы остановимся, соединена несколькими ходами с нашими заброшенными шахтами. Из нее есть также и прямой путь наружу, к подножию горы. Мы двинемся по нему и, если богам будет угодно, снова увидим солнечный свет завтра к полудню.

Боуррик взглянул по сторонам, и на лицо его набежала тень.

- Скорей бы! - воскликнул он. - Может, тебе здесь и нравится, друг гном, но я предпочел бы как можно быстрее покинуть это подземелье! Уж больно здесь мрачно и жутко!

Долган от души расхохотался, и смех его подхватило многоголосое эхо.

- Как знать, лорд Боуррик, - проговорил он, - кто кому больше по душе - гномы подземелью или подземелье гномам. Я без труда отыскиваю путь в запутанных лабиринтах туннелей и ходов и, что греха таить, чувствую себя здесь, как дома. Ведь мой народ искони добывал свои сокровища в горных недрах. Но поверьте, мне гораздо больше по нраву пасти стада на высокогорных пастбищах Калдары или потягивать эль с друзьями и родней за дубовым столом в моем скромном доме!

Глаза Пага загорелись от любопытства:

- Вы и баллады поете?

Долган с улыбкой закивал головой:

- А как же, паренек! Зимы у нас в горах долгие и суровые.

Еще до первых снегов мы отгоняем скот на зимние пастбища и в ожидании прихода весны проводим свои дни за дружеской беседой под кружку доброго осеннего эля да за пением наших баллад.

- Как бы мне хотелось побывать в каком-нибудь из ваших поселений, Долган!

Гном сделал затяжку, выпустил изо рта струю дыма и проговорил:

- Что ж, может, тебе и доведется посетить нас. В таком случае - милости просим!

Отряд расположился на ночь на каменном полу пещеры. Вскоре оба мальчика заснули. Но через несколько часов Паг проснулся, сел на корточки и стал с тревогой озираться по сторонам.

Безотчетный страх, не оставлявший его на протяжении всего прошедшего дня, вновь дал о себе знать. Паг вгляделся в догоравшие поленья, скользнул взглядом по телам спавших крайдийцев и с радостью удостоверился, что стражи, выставленные у выходов из пещеры, бдительно несли свою вахту. Но в следующее мгновение чувство необъяснимого ужаса с такой силой охватило его душу, что он решил было разбудить Томаса. Но ощущение неведомо откуда надвигавшейся опасности внезапно исчезло, оставив его обессиленным и внутренне опустошенным. Он со вздохом вытянулся на своем плаще, брошенном на жесткий каменный пол, и вновь погрузился в сон.

Проснувшись, Паг принялся растирать занемевшие от холода руки и ноги. Воины навьючивали мулов. Вскоре крайдийцам предстояло продолжить путь по подземному лабиринту. Паг потряс Томаса за плечо, но тот оттолкнул его руку и принялся сетовать:

- Ты не дал мне досмотреть замечательный сон! Мне привиделось, что я дома, на кухне, и мама собиралась накормить меня жареными цыплятами и кукурузными лепешками на меду! Она как раз вынула противень из печи! Эх ты!

Паг бросил ему сухарь:

- Держи! Придется тебе удовольствоваться этим да еще сушеным мясом до самого Бордона. А там-то уж нас угостят на славу!

Путники собрали скудные остатки своей провизии в узел и укрепили его на спине одного из мулов. Им пора было отправляться дальше. Паг с тревогой вглядывался в тени, плясавшие на неровных стенах туннелей, вдоль которых вел их Долган, и старался не отставать от шагавшего впереди Томаса.

Ученик чародея снова был во власти страха, преследовавшего его весь прошедший день и часть ночи. Они шли не останавливаясь несколько часов кряду, пока не очутились в большой пещере.

Долган вышел на середину подземной залы и встревожено огляделся по сторонам.

- Надо же, - пробормотал он. - Мне снова было почудилось...

Внезапно волосы на голове Пага встали дыбом. Весь во власти охватившего его леденящего ужаса, он пронзительно взвизгнул:

- Долган! Лорд Боуррик! Спасайтесь! Сейчас случится что-то жуткое! Я чувствую это!

Долган и все крайдийцы застыли, как вкопанные. Когда эхо голоса Пага затихло вдали, они отчетливо услыхали слабый стон, донесшийся из бокового коридора.

Кулган неслышными шагами приблизился к Долгану.

- Я тоже чувствую, что какие-то неведомые существа готовятся напасть на нас, - негромко проговорил он. - Мальчик был прав!

Зловещий стон повторился. На сей раз он звучал гораздо громче и ближе. Герцог и Арута переглянулись и положили руки на эфесы своих мечей.

- Во имя всех богов! - закричал карлик. - Это же горный дух! Торопитесь! Встаньте в круг, иначе он нападет на кого-нибудь из нас!

Гардан толкнул мальчиков вперед. Солдаты вывели мулов на середину пещеры и заставили их опуститься на колени. Крайдийцы и Долган образовали кольцо, в центре которого оказались перепуганные животные. Все вынули оружие из ножен. Гардан заслонил своей широкой спиной Пага и Томаса, и мальчики очутились рядом с мулами. Они так же, как и все, вынули свои мечи из ножен, но едва могли удержать их в ослабевших от страха руках. Томасу казалось, что сердце его вот-вот вырвется из груди. Лоб и спину Пага покрыл холодный пот. Теперь, когда он знал, что за существо вселяло в его душу отчаяние и леденящий ужас, ему стало еще страшнее.

Один из солдат с шумом втянул в себя воздух. Поглядев в его сторону, Паг вздрогнул и подался назад. Прямо перед воином маячила темная фигура, чьи расплывчатые контуры издали можно было бы принять за силуэт высокого мужчины. Зловещее существо было гораздо темнее царившего в пещере мрака. Оно казалось плоским, двухмерным и слегка покачивалось, меняя очертания, словно обрывок паруса, колеблемый волнами. Посреди лба призрака, там, где должны были бы находиться глаза, горели два ярко-красных огня, напоминавших тлеющие угли.

Внезапно в пещере прогремел голос Долгана:

- Держитесь ближе друг к другу и выставьте вперед мечи! Вам не удастся убить его, но эти твари не любят прикосновения холодной стали! Не подпускайте его близко! Дотронувшись до вас, он исторгнет жизнь из ваших тел! Вот так они насыщаются!

Горный дух медленно приближался к сбившимся в кружок путникам. Ему явно некуда было спешить. Он приостановился лишь на мгновение и внимательно взглянул на сверкавшие в тусклом свете фонарей мечи, словно определяя, где может находиться самый слабый участок обороны его будущих жертв.

Призрак внезапно вытянулся вверх и издал протяжный вой. От этого жуткого, тоскливо-зловещего звука кровь застыла в жилах у крайдийцев. Воин, близ которого остановилось чудовище, выскочил из круга и, сделав выпад, выбросил вперед правую руку с зажатым в ней мечом. Призрак отозвался на это новым душераздирающим воплем. Клинок меча осветился странным голубовато-зеленым светом. Пещерный дух подался назад, а затем вдруг очутился близ воина, не успевшего занять свое место в круге. Темная тень, очертаниями своими напоминавшая человеческую руку, протянулась от него к плечу солдата, и тот со стоном и хрипением повалился наземь.

Один из мулов пронзительно заржал, другой вторил ему.

Перепуганные животные мотнулись в стороны, опрокидывая людей.

Отовсюду слышались проклятия и бряцанье стали. Круг, который составили крайдийцы, был разорван. В воцарившейся суматохе Паг на несколько мгновений позабыл о присутствии в пещере жуткого призрака. Его гораздо больше занимали копыта мулов, мелькавшие в воздухе. Но тут позади него послышался голос Кулгана, перекрывший все прочие звуки:

- Сюда! Все ко мне! - взывал чародей.

Оглянувшись, Паг увидел, что Кулган, Арута и герцог стоят близ одной из стен пещеры, тесно прижавшись друг к другу. Он опрометью бросился туда. Вскоре все оставшиеся в живых крайдийцы и Долган окружили чародея.

Между тем привидение настигло другого воина, и его предсмертный крик скорбным эхом разнесся по подземным галереям.

Внезапно тело Кулгана окутало облако густого белого тумана.

Оно росло и ширилось, и через несколько мгновений окутало всех, кто находился рядом с ним.

- Мулов придется оставить, - сказал чародей. - Призрак не сможет проникнуть сквозь туман, но он скоро рассеется. Пока мы все вместе, туман будет скрывать нас, но в коридоре, когда мы разобьемся в цепь, он растает. Нам надо немедленно уходить отсюда!

Долган указал на коридор, противоположный тому, сквозь который они проникли в пещеру.

- Мы должны пройти вон в тот туннель!

Сопровождаемые завываниями горного духа, крайдийцы медленно продвигались по пещере к спасительной галерее. Они обошли тела мулов и двух погибших солдат, освещенные тусклым светом уцелевших фонарей. Следом за удалявшимися людьми неотступно кралась черная тень с горевшими красным светом глазами. Вот она вплотную приблизилась к облаку и попыталась коснуться его края чем-то похожим на руку. Но туман, как и предсказывал чародей, оказался непроницаемым для пещерного призрака. Ощупав его плотную завесу в нескольких местах, дух издал злобный визг и подался назад.

У выхода из пещеры Паг оглянулся и застыл как вкопанный, не веря своим глазам: позади черного привидения стоял Томас. Юный воин с немой мольбой глядел вслед уходившим людям.

- Томас! - пронзительно крикнул Паг. Горло его сдавили рыдания. Он положил руку на плечо Кулгана.

Все замерли и оглянулись назад. Но через мгновение Долган непререкаемым тоном проговорил:

- Мы ничем не можем помочь ему. Если мы повернем назад, всем нам грозит гибель. Идемте же!

Чья-то твердая рука остановила Пага, бросившегося было на помощь другу. Сквозь застилавшие глаза слезы он увидел подле себя сержанта Гардана. На темном лице воина застыло выражение печали и вины.

- Мы вынуждены покинуть его, Паг, - проговорил он. - Я понимаю, каково тебе! Но ведь Томас солдат. Он не осудит нас!

Паг, продолжая горестно всхлипывать, позволил Гардану увлечь себя в подземный ход. Оглянувшись еще раз, он увидел, как призрак, преследовавший их, повернул назад и двинулся на Томаса.

Горный дух неторопливо приближался к мальчику. Томас продолжал стоять на одном месте, глядя на него расширившимися от ужаса глазами, но внезапно он метнулся в сторону и со всех ног бросился бежать вдоль одного из туннелей. Призрак издал протяжный скрежещущий звук и устремился вслед за ним.

Последнее, что успел увидеть Паг, был слабый луч света фонаря Томаса, мелькнувший в глубине коридора.

Томас видел слезы на глазах Пага, отчаявшегося прийти к нему на помощь. Он не мог не отдать должного и заботливости Гардана, увлекшего его друга за собой. Когда перепуганные мулы принялись брыкаться и расшвыривать воинов в стороны, он случайно оказался вдали от всех крайдийцев, которые неожиданно быстро окружили Кулгана. Горный дух очутился между ним и облаком, которым чародей окутал отряд. Все это произошло в считанные мгновения и было похоже на ночной кошмар. Томас растерянно глядел вслед уходившим крайдийцам, но, когда привидение стало приближаться к нему, он в последней отчаянной попытке спастись нырнул в ближайший туннель и стремглав помчался вперед.

Томас бежал по каменному коридору, не выпуская из рук фонаря и тяжелого меча. Его тень бешено металась под низкими сводами. Топот его ног гулким эхом разносился по всему туннелю.

Оглянувшись, он увидел позади себя два огненных глаза. Призрак мчался следом, не отставая от него. Но Томас был рад уже и тому, что расстояние между ними не сокращалось. <Пусть-ка попробует догнать меня, лучшего бегуна Крайди!> - с мрачной решимостью подумал мальчик, продвигаясь вперед расчетливыми, скользящими движениями, больше походившими на цепь прыжков, чем на быстрый бег. Таким способом он рассчитывал, не сбавляя скорость, сэкономить силы и восстановить дыхание. Томас понимал, что погибнет, если остановится и позволит привидению приблизиться к себе. Непреодолимый ужас, сковавший его тело, когда чудовище натолкнулось на облако и двинулось на него, миновал. Теперь Томас вполне овладел собой и мог рассуждать трезво, расчетливо, взвешивая каждый свой шаг. Лишь безостановочный бег мог послужить ему спасением. И Томас бежал что было сил, надеясь, что когда-нибудь призрак прекратит преследование.

Он свернул в боковое ответвление туннеля и, пробежав несколько десятков шагов, оглянулся через плечо. Красные глаза загорелись у самого входа в узкий коридор. Расстояние между ним и привидением заметно увеличилось. Внезапно у Томаса мелькнула мысль, что, возможно, многие из жертв пещерного духа просто не догадались спастись от него бегством. Они были слишком напуганы, чтобы сдвинуться с места. Выходит, оружием подземного призрака был прежде всего страх, который наводил на людей и гномов его облик.

Новый коридор, и еще один поворот. Преследование продолжалось. Впереди виднелась просторная галерея, и вскоре Томас очутился в той самой пещере, где призрак напал на их отряд. Мальчик понял, что сам того не ведая обежал круг по подземным ходам гномов. Он увидел на полу тела мулов и воинов.

Пробегая мимо убитых, он изловчился ухватить с земли фонарь с длинной свечой взамен своего, в котором уже едва тлел крошечный огарок.

Оглянувшись, Томас увидел вбегавшее в пещеру чудовище и помчался вперед. На секунду в душе его мелькнула надежда догнать крайдийцев и Долгана. Ведь гном говорил, что один из туннелей ведет прямо к подножию горы! Если бы только ему удалось угадать, который именно! Но Томас не помнил, в каком из множества коридоров скрылись его друзья, и свернул в ближайший.

Горный дух, видя, что жертва вновь ускользает от него, издал протяжный вой и устремился вслед за мальчиком. В душе Томаса вновь начала нарастать паника. Он оглянулся и прибавил шагу. Его длинные ноги мелькали в воздухе, ступни едва касались земли. Вскоре на смену утомлению от долгого бега пришло спасительное второе дыхание. Теперь Томас мчался вперед на своей предельной скорости. Никогда еще он не бегал так быстро.

Но, говоря по правде, и жизнь его никогда прежде не зависела от проворства ног.

Томас бежал вперед по туннелю, казавшемуся бесконечным. Он был почти уверен, что скоро окажется на поверхности, где привидение не сможет настигнуть его. Каково же было его разочарование, когда справа открылось сразу несколько узких ходов, отверстия которых располагались почти вплотную друг к другу. Помотав головой от досады, он на всем бегу свернул в один из них и через несколько шагов обнаружил новый ряд ответвлений. Томас уже не помнил, сколько поворотов он сделал за последние несколько минут. Понимая, что лишь так возможно сбить пещерного призрака со следа, он кружил по туннелям и галереям, пока окончательно не выбился из сил. Принужденный остановиться, чтобы перевести дух, он с тревогой прислушался, но не расслышал ничего, кроме стука своего отчаянно бившегося сердца. Томас вспомнил, что, петляя по подземному лабиринту, он давно не оглядывался назад.

Внезапно откуда-то издалека послышался полный тоски и злобы вой привидения. По губам Томаса скользнула слабая улыбка.

Горный дух потерял его след! Вой послышался снова. Теперь он звучал еще более приглушенно. Последние сомнения покинули Томаса. Теперь он не сомневался, что ему удалось оставить призрака ни с чем. Пытаясь отыскать его, пещерный дух уходил все дальше от того места, где он затаился.

Мальчик в изнеможении опустился на пол. Ему хотелось плакать и смеяться от радости. Он пошевелил натруженными ступнями и оглядел стертые подметки своих башмаков. Прошло несколько минут, и мало-помалу осознание того положения, в котором он теперь оказался, заставило Томаса снова встать на ноги и оглянуться по сторонам. Он был одинодинешенек в полном опасностей подземном лабиринте. У него не было ни еды, ни питья. Свеча в фонаре вот-вот догорит, и тогда он окажется в кромешной тьме. Ему надо было во что бы то ни стало отыскать дорогу к пещере, где лежали тела погибших воинов и мулов. Там остались все их съестные припасы и мехи с водой. Там он смог бы подкрепить свои силы и снова начать поиски заветного туннеля, заканчивающегося на восточном склоне горы. Отругав себя за то, что не удосужился посчитать повороты на своем пути, Томас принялся вспоминать, сколько коридоров он миновал, прежде чем очутился здесь. Ему не удалось припомнить точное число поворотов, но он не забыл, что, убегая от призрака, всякий раз сворачивал вправо. Значит, если теперь он пойдет налево, то рано или поздно какой-нибудь из коридоров выведет его к заветной пещере. Томас зашагал вдоль узкого прохода и, подойдя к выходу в более широкий туннель, опасливо выглянул наружу, светя впереди себя фонарем. Путь был свободен, и Томас уверенно зашагал вперед.

Он долго бродил по подземным переходам, пока не остановился во второй по счету пещере, которая так же, как и первая, встреченная им после удавшегося бегства от призрака, нисколько не походила на тот просторный каменный зал, где остались тела воинов и запасы воды и пищи. Томас расстегнул поясную сумку и вынул сухарь, который положил туда давным-давно, еще во время обеда, рассчитывая подкрепиться им в пути. Он был несказанно рад, что позабыл про сухарь и не сгрыз его перед роковым привалом в пещере. Но, проглотив его в мгновение ока, почувствовал еще более сильный голод, к которому теперь присоединилась и жажда.

Томас вздохнул и вышел в один из туннелей. Он почти потерял надежду отыскать путь к выходу из подземелья. Свеча в его фонаре догорала. Но он не собирался сдаваться и покорно ждать смерти.

Через несколько минут до слуха его донесся шум воды.

Ускорив шаги, он вышел в просторную пещеру, самую большую из всех, что ему доводилось видеть в подземелье. Где-то вдалеке гремел водопад. Томас не мог с точностью определить, откуда доносится рев мощного потока воды, но чувствовал, что и водопад, и тропа, по которой два дня тому назад вел их Долган, находятся выше той пещеры, где он теперь очутился. Сердце его сжала ледяная рука страха. Вместо того, чтобы приблизиться к поверхности земли, он спускался все ниже и ниже по подземному лабиринту.

Внезапно на Томаса пахнуло прохладой. Сделав еще несколько шагов, он оказался на берегу подземного озера, воды которого плескались о стены пещеры, и звуки эти, на все лады повторяемые эхом, наполняли воздух шелестящими вздохами. Томас опустился на колени и стал с жадностью пить прохладную, свежую воду. Она оказалась жесткой и солоноватой на вкус, но хорошо утоляла жажду. Вскоре Томас в изнеможении уселся на корточки и принялся озираться по сторонам.

С того места, где он сидел, ему было не разглядеть противоположный берег озера. Пещера с глинисто-песчаным полом, судя по всему, была в незапамятные времена вырыта гномами.

Томас мог лишь догадываться, для чего маленькому народцу понадобился такой огромный зал в толще горы и как в нем образовалось озеро. Наверняка гномы плавают по нему на лодках, подумал он. Но внезапно по спине его пробежал холодок. Он вздрогнул, впервые подумав о том, что обитать в этих туннелях и пещерах, а также переправляться через озеро в лодках могут не одни лишь гномы, но и другие, гораздо менее дружелюбные существа.

Томас бросил опасливый взгляд по сторонам и невдалеке от того места, где он сидел, слева, увидел груду обломков деревянных подпорок, которые, как он знал от Долгана, гномы использовали при прокладке своих туннелей. Томас подбежал к беспорядочной куче сухой древесины и поспешно вытащил из нее несколько увесистых поленьев. Вскоре с помощью огарка свечи из фонаря ему удалось разжечь костер. Он принялся перетаскивать к ярко пылавшему огню и остальные обломки подпорок. Под поленьями, стелясь по земле, росло несколько жестких, длинных и бледных стеблей какой-то травы. Томас немало удивился тому, что это неведомое растение смогло существовать без солнечного света, и быстро срезал волокнистые стебли острием своего меча.

Благодаря этой неожиданной удаче он мог соорудить себе некое подобие факела, связав с помощью стеблей несколько тонких щепок и тем отдалив свое неизбежное погружение в кромешную тьму.

Томас подложил в свой костер еще несколько поленьев, посмотрел по сторонам и зажмурился. Стены пещеры с вкрапленными в камень мельчайшими осколками не то хрусталя, не то какого-то минерала, сверкали и искрились в отсветах пламени. Разноцветные искры, которыми переливался каждый из этих осколков, отражались в множестве других. Изумленному Томасу казалось, что через всю просторную пещеру от одной ее стены до другой протянулись тысячи тонких, воздушных, колеблемых ветерком хрустальных нитей, что стены и потолок галереи пульсируют, исторгая из своих недр все новые и новые потоки разноцветных лучей. Именно так, оторопело подумал он, должен был бы выглядеть дворец сказочных фей.

Томас все не мог налюбоваться волшебным зрелищем, которое никому на свете не под силу было бы описать словами. Внезапно он с печалью подумал, что никому из ныне живущих людей наверняка не пришлось побывать в этом удивительном зале.

Доведется ли ему, видевшему это чудо воочию, когда-нибудь поведать о нем своим друзьям и родным?

Он решил было, что из этой пещеры нет другого выхода, кроме того туннеля, который привел его сюда, и уже собирался повернуть назад, но, еще раз внимательно оглядевшись вокруг, приметил узкое отверстие в толще одной из стен.

Томас поднял с земли свой меч и пучок сухих лучинок, которыми надеялся освещать свой путь, когда фонарь погаснет, и, прижимаясь к стене пещеры, чтобы не замочить ноги в воде, добрел до отверстия узкого туннеля. Нырнув туда, он вновь очутился посреди сверкающего моря огней, исторгнутых из стен тусклым светом его фонаря. Лишь мгновение полюбовавшись этим удивительным зрелищем, он поспешил вперед.

С тех пор, как Томас вышел к подземному озеру, прошло несколько томительных часов. Фонарь его давно догорел, и он воткнул в него вместо свечи медленно тлевшую лучину. Он старался не давать воли своему страху и отчаянию и продолжал упорно брести вперед. Томас подбадривал себя мыслью, что мастер Фэннон, узнай он о его действиях в сложившейся обстановке, непременно одобрил бы их.

Следуя одним из коридоров, Томас неожиданно оказался на перекрестке двух путей. Здесь он наткнулся на полуистлевший скелет какого-то неведомого ему животного. На глинистом полу туннеля отпечатались и давно уже успели отвердеть следы другого маленького существа, и Томас, не имея более надежного ориентира, наудачу побрел по ним. Однако вскоре следы оборвались так же неожиданно, как и появились.

Он не знал, сколько времени длилось его одинокое странствие в недрах горы, но не сомневался, что на земле давно уже настала ночь. Однако какое это могло иметь значение для него, потерявшего всякую надежду выйти на поверхность? При мысли об этом Томас не без труда поборол желание прекратить свою отчаянную борьбу, свалиться наземь и разрыдаться от отчаяния и безысходности. Сжав зубы, он заставил себя шагать вперед. Он вспомнил дом, родных, Пага и незаметно для себя погрузился в мечты о будущем. Он рано или поздно выберется из этого разветвленного склепа, он прославится в надвигающейся войне. Но самое главное - он обязательно попадет в Эльвандар и снова увидит красавицу Агларанну, королеву эльфов!

Между тем подземный коридор уводил его вниз. Следуя его извивам, Томас с удивлением обнаружил, что этот лабиринт в чем-то отличен от всех виденных им прежде туннелей, перекрестков и пещер. Казалось, что над его созданием трудились какие-то другие существа, а вовсе не гномы. Томас невольно поежился. Он не мог бы с точностью сказать, почему в душе его возникла такая уверенность. Наверняка Долган, с печальным вздохом подумал мальчик, мог бы объяснить, в чем тут дело.

Вскоре он вышел в пещеру, из которой веером расходилось несколько коридоров. Некоторые из них были тесны и узки - не всякий человек смог бы выпрямиться в них в полный рост, - другие скорее походили на просторные галереи, по которым смогла бы промаршировать шеренга солдат с воздетыми над головами копьями. Томас рассудил, что, возможно, тесные ходы были вырыты все же гномами, и двинулся к одному из них в надежде, что путь этот выведет его если не на склон горы, то по крайней мере в один из верхних лабиринтов.

Но внезапно он увидел на одной из стен плоский выступ, по виду и форме напоминавший ложе. Выступ располагался достаточно высоко, чтобы спящий мог чувствовать себя там в относительной безопасности. Поколебавшись лишь мгновение, Томас подошел к каменному ложу, забросил на него меч и пучок сухих щепок, осторожно поставил у края свой тлевший фонарь и вспрыгнул на уступ. Оказалось, что немного выше в стене располагалось небольшое отверстие футов трех в диаметре. Томас осторожно заглянул в него. Оно вело в небольшой ход, который, расширяясь, терялся в непроглядном мраке.

Довольный уже тем, что никто не сделал попытки напасть на него в темноте, Томас задул фонарь и вытянулся на жестком ложе, завернувшись в свой плащ. Несмотря на все потрясения, пережитые им за минувшие дни, и на отчаянное положение, в котором он находился, Томас заснул сразу же, как только голова его опустилась на согнутую в локте руку. Ему снились красные горящие глаза призрака, от которого он бежал, выбиваясь из сил, и поросшая травой лужайка, где он мог отдохнуть, навеки забыв о погонях и подземных чудовищах. А у края лужайки, под сенью деревьев его ждала прекрасная рыжеволосая королева с бледно-голубыми глазами.

Юношу разбудил какой-то неясный шум. Томас сел на каменном выступе, тревожно прислушиваясь. Он не знал, сколько времени длился его сон, но чувствовал в себе достаточно сил, чтобы, если понадобится, продолжить бег.

Томас достал из поясной сумки трут и огниво и зажег лучину в своем фонаре. Он с тревогой оглянулся по сторонам, но не обнаружил поблизости никаких признаков опасности. Пещера выглядела точно так же, как в тот момент, когда он впервые вошел сюда. В темных сводах ее прозвучало лишь слабое эхо тех звуков, которые издал он сам, зажигая фонарь.

Сказав себе, что он может выйти из этой переделки живым, только если будет неустанно двигаться вперед, Томас встал на каменном выступе во весь рост. Он уже собирался сбросить вниз свой запас лучин и меч, а потом спрыгнуть наземь, когда из отверстия над его ложем вдруг раздался глухой и дробный звук.

Томас осторожно заглянул в отверстие, но снова, как и в первый раз, не смог разглядеть, где заканчивался этот узкий туннель, из которого до его напряженного слуха вновь донесся какой-то неясный звук. Лишь теперь Томасу пришло в голову, что такой дробный топот могли издавать лишь ноги какого-то живого существа. Он едва сдержался, чтобы не закричать, призывая на помощь это неведомое создание, оказавшееся так близко от него.

Томас зажал рот ладонью и потряс головой. Ведь звуки, так взволновавшие его, могли издавать вовсе не друзья, которые вернулись за ним сюда, а таинственные и злонравные обитатели этого мрачного лабиринта. Кто знает, какая участь ожидает его, если у него достанет глупости обнаружить себя?

Томас, тяжело дыша, прислонился к холодной стене пещеры. В душе его шла мучительная борьба. Через несколько томительных секунд он принял решение и, подтянувшись на руках, нырнул в узкий туннель головой вниз. Он рассчитывал, что неизвестное существо, бродившее вблизи туннеля, или даже просто цепочка его следов помогут ему выбраться из недр необъятной горы. Если же он окажется во власти сильного и жестокого чудовища, обитающего здесь, что ж, возможно, мгновенная гибель от его когтей и клыков все же лучше, чем медленная голодная смерть в душной тьме подземелья.

Глава 10 СПАСЕНИЕ

В середине дня отряд вышел из подземелья. Обессиленные долгими скитаниями, подавленные и удрученные всем, что им пришлось пережить, крайдийцы повалились на холодную землю. Паг, в течение нескольких последних часов боровшийся со слезами, лег на спину и невидящим взором уставился в серое небо.

Хуже всех пришлось Кулгану: он потратил столько сил на создание спасительного облака, которое помогло им уйти от пещерного духа, что еще в лабиринте почувствовал себя совсем скверно и не смог идти без посторонней помощи. Члены отряда по двое почти несли его на руках, сменяя друг друга каждые полчаса. Теперь все они устали не меньше, чем сам грузный мастер чародей.

Крайдийцы погрузились в тяжелый сон. Долган развел костер и присел возле него на корточки.

Пага разбудил звук голосов герцога и Долгана. Он открыл глаза. Над головой его сияли звезды. От костра доносился запах жаркого. Когда Гардан и трое оставшихся в живых солдат пробудились после недолгого сна, Долган оставил их на часах, а сам одному ему известным способом изловил двух кроликов, которых теперь поджаривал на огне. Все крайдийцы проснулись и собрались у костра. Лишь Кулган продолжал безмятежно похрапывать, развалившись на мерзлой земле.

Увидев, что и Паг пробудился от сна, Арута с Боурриком переглянулись, и принц подошел к нему. Младший сын герцога уселся возле мальчика на покрытый снегом пригорок и участливо спросил:

- Как ты себя чувствуешь, Паг?

Не впервые Арута проявлял участие к ученику чародея. Еще когда он вступился за него во время драки с толстым Рульфом, Паг догадался, что замкнутость и холодноватая отчужденность Аруты - лишь маска, за которой скрываются доброта, великодушие и сострадание ко всем, кому приходится тяжело. Теперь он лишний раз убедился, что был прав в своих догадках. Паг попытался было заговорить, но горло его сдавил спазм. Томас был его лучшим другом с тех пор, как они оба себя помнили. Они росли, как братья. Ведь родители Томаса были так добры к сироте, призреваемому в Крайди. Какое тяжкое горе предстоит пережить Мегару и тетушке Матье! Слезы, с которыми Паг так долго боролся, потоками полились из его глаз. Он закрыл лицо руками и бурно разрыдался.

Арута привлек его к себе и обнял за плечи. Паг плакал, уткнувшись лицом в грудь принца. Когда первый порыв его горя миновал, Арута вполголоса проговорил:

- Поверь, нет ничего постыдного в том, что ты оплакиваешь гибель друга, Паг. Мы разделяем твою скорбь.

К ним подошел Долган и остановился позади принца.

- И я также, Паг. Он был славным пареньком. Мы все тебе очень сочувствуем.

Гном нахмурил брови, словно в голову ему пришла какая-то важная идея, и, кивнув Пагу, направился к герцогу.

Кулган пробудился от своего долгого сна и с ворчанием сел на земле, мотая седой головой. Он был похож на старого медведя, потревоженного в берлоге. Однако, увидев Пага, все еще рыдавшего на плече Аруты, он позабыл про свою усталость и заковылял к ученику.

Чародей стал на свой лад утешать мальчика. Прерывая свою речь вздохами, он перечислял все реальные и мнимые достоинства погибшего Томаса. В словах его не было ничего нового для Пага, но голос чародея звучал так ласково, он и Арута проявляли такое горячее сочувствие к его горю, что Пагу стало значительно легче. Он мягко отстранился от принца.

- Благодарю вас, ваше высочество, - пробормотал он. - Я тронут вашим вниманием.

Они подошли к Гардану, Долгану и Боуррику, сидевшим у костра. Герцог в ответ на какое-то предложение гнома помотал головой и твердо произнес:

- Спасибо тебе за участие, друг Долган, но я не могу этого допустить!

Долган плутовато прищурился, попыхивая трубкой, и воинственно выпятил вперед бороду.

- А каким образом, позвольте полюбопытствовать, вы, ваше сиятельство, могли бы помешать мне? Уж наверняка вы не станете пытаться остановить меня силой, а?

Боуррик протестующе вытянул вперед ладони.

- Ну что ты! Конечно же, нет! Но идти туда опасно, и риск этот ничем не оправдан. Бедняги Томаса наверняка давно уже нет в живых.

Кулган и Арута обменялись недоуменными взглядами. Лишь Паг остался безучастен к происходящему. Он не прислушивался к словам говоривших. Душой его владело такое безысходное горе, что ему хотелось лишь одного - снова погрузиться в сон, чтобы хоть ненадолго забыть о своей невосполнимой утрате. Без Томаса весь мир для него опустел. Паг знал, что никогда больше не будет улыбаться, не сможет радоваться наступающему дню. Он в который уже раз пожалел, что позволил Гардану увлечь себя из пещеры. Ему надо было броситься к Томасу, встать с ним плечом к плечу и разделить его участь.

Боуррик мрачно кивнул в сторону Долгана и сказал принцу и чародею:

- Этот спятивший карлик хочет вернуться в подземелье!

Прежде чем Кулган и Арута успели разразиться протестующими возгласами. Долган выступил вперед и подбоченясь проговорил:

- Знаю, что вы собираетесь сказать мне. Но сперва выслушайте-ка меня! Мне не хуже вашего известно, что надежда найти его невелика, но все же, если паренек удрал от пещерного духа, он теперь бродит по темным подземным коридорам один-одинешенек. А ведь по многим из нижних туннелей никогда не ступала нога гнома, не говоря уж о людях! Оказавшись под землей, я всегда легко найду дорогу назад, но ведь Томасу это не под силу! Если мне удастся выйти на его след, я непременно найду и его самого. Его шанс остаться в живых и выбраться из шахты ничтожен, но парень будет лишен и его, если я не отправлюсь ему на подмогу. Я приведу Томаса к вам, ваше сиятельство! Даю вам слово Долгана сына Тагара, главы Калдары.

Я должен это сделать, иначе не видать мне покоя в моем теплом доме долгими зимними вечерами!

Паг и думать забыл о сне. Он не сводил с гнома глаз, в которых сияли искры надежды и благодарности.

- И ты считаешь, что тебе удастся найти его. Долган? - дрожащим голосом спросил он.

- Навряд ли кому-нибудь кроме меня это оказалось бы под силу, - самодовольно изрек Долган и поспешно добавил:

- Но ты особо-то не надейся снова свидеться со своим другом, мальчуган!

Ведь он почти наверняка не смог перехитрить привидение! - Паг шмыгнул носом и отер покатившуюся по щеке слезу. - Но и носа не вешай! - улыбнулся гном. - Ведь может статься, ему все-таки повезло. Чего в жизни не бывает! Иначе я не пошел бы туда.

Паг кивнул и стал глядеть в огонь. Слова Долгана пробудили в его сердце отчаянную надежду на то, что его названый брат еще жив. Он боялся говорить об этом вслух, чтобы другие не принялись разубеждать его, но не мог больше думать ни о чем другом.

Долган подхватил с земли свой боевой топор и круглый щит.

- Как только рассветет, ступайте вниз вот по этой тропе.

Она выведет вас к лесу. Это, конечно же, не Зеленое Сердце, но и там нынче небезопасно. А ведь вас осталось немного. Если заблудитесь, ступайте прямехонько на восток. Отсюда до Бордона около трех дней пути. Ну, да хранят вас боги!

Боуррик кивнул, в немногих словах поблагодарив гнома за его помощь отряду. Кулган, охая и держась за поясницу, подошел к Долгану и протянул ему узелок с табаком.

- Держи, друг карлик! Я оставил себе совсем немного. Но ведь я пополню свой запас в городе!

Круглое лицо Долгана расплылось в широчайшей улыбке:

- Благодарю тебя, мастер чародей! Теперь я твой должник.

Боуррик положил руку на крепкое плечо карлика.

- О чем это ты говоришь, друг Долган? Мы все обязаны тебе жизнью, все до единого! Когда прибудешь к нам в Крайди, мы устроим в твою честь роскошнейший пир! Ты будешь нашим почетным гостем, и мы с радостью исполним все твои желания! Да сопутствует тебе удача!

- Спасибо, ваше сиятельство. Я буду с нетерпением ждать обещанной встречи в Крайди. - С этими словами карлик повернулся и торопливо зашагал к отверстию в подножии горы.

Долган лишь на несколько секунд остановился возле погибших мулов. Он взял с собой немного еды, мех с водой и фонарь.

Долган вовсе не нуждался в свете. За многие века, в течение которых гномы вели подземные разработки, глаза их привыкли к темноте туннелей. Маленький народ умел видеть даже в непроглядной тьме. Но Долган рассудил, что с помощью фонаря он скорее разыщет Томаса, который может выйти к нему, увидев свет.

Разумеется, луч фонаря мог привлечь также и внимание всякой пещерной нечисти. Но гном все же отважился пойти на этот риск.

Он решил использовать любую возможность отыскать отважного Томаса. Если только мальчик еще жив, мрачно напомнил он себе.

Войдя в туннель, где он в последний раз видел Томаса, гном принялся отыскивать его следы на земле. На тонком слое пыли отпечатались подошвы башмаков юного воина. Долган покачал головой. Следы находились на большом расстоянии друг от друга.

Выходит, мальчик несся вперед с огромной скоростью, словно вспугнутый олень. Хватило ли ему сил на то, чтобы уйти от призрака, или он в изнеможении рухнул наземь в одном из коридоров? Гном стремительно двинулся по цепочке следов и вскоре свернул в следующий туннель.

Через несколько минут он вновь оказался в пещере, где по-прежнему лежали трупы воинов и мулов. Долган выругался.

Он почти не надеялся разглядеть следы Томаса на этом изрытом копытами мулов и истоптанном людьми земляном полу. На всякий случай обследовав пещеру и не обнаружив в ней отчетливых отпечатков ног мальчика, он стал методично оглядывать пол и стены каждого из туннелей, выходивших из нее. Примерно через час напряженных поисков он нашел-таки неотчетливый след башмака Томаса в одном из коридоров. Долган потер руки от радости и быстро зашагал вперед. Следов стало больше. Они отстояли все так же далеко друг от друга, и гном облегченно вздохнул: мальчик был явно в отличной форме. Он все еще удирал от призрака, и удирал на удивление быстро!

Окрыленный надеждой. Долган закурил трубку и отправился дальше по коридору.

Вскоре туннель вывел его к подземному озеру. В лучах его слабого фонаря стены не загорелись фантастическим светом, пленившим воображение Томаса, но даже если бы это и произошло, гном навряд ли стал бы тратить время на разглядывание этих красот. Мало ли чудесного довелось ему видеть в недрах подземных лабиринтов, которые он за свой долгий век не раз исходил вдоль и поперек! Он торопился на выручку к Томасу и теперь едва не сбился со следа, не сразу разглядев узкое отверстие хода в каменной стене у берега. В отличие от Томаса, сумевшего пробраться к туннелю по узкой полоске прибрежного песка и не замочить ног, приземистый Долган зачерпнул воды обоими башмаками. Он хмуро взглянул на них и досадливо крякнул, но через мгновение махнул рукой и заторопился к выходу в туннель.

Волнение Долгана все нарастало. Он видел отпечатки ног мальчика на земляном полу коридора и уже не сомневался, что тому сдалось спастись от пещерного духа. Но мало ли опасностей могло встретиться на его пути в этих темных туннелях! Долган торопился что было сил. Больше всего его беспокоило, что заблудившийся мальчик мог очутиться в нижних лабиринтах.

Он снова потерял след в последней из пещер, где побывал юный воин. Лишь с неимоверными усилиями взобравшись на выступ у стены, где Томас отдыхал, он разглядел над своей головой небольшое отверстие и начало узкого туннеля. Долган с сомнением оглядел пещеру. Следы мальчика обрывались у ложа. Он мог выйти отсюда только по верхнему узкому ходу. Но что заставило его выбрать именно его? Лоб Долгана покрылся потом. Здесь, глубоко под землей, воздух был неподвижен и так тяжел, что это ощущал даже гном.

Долган протяжно вздохнул, закрепил на спине узелок с провизией и водой, а также свое оружие и, подтянувшись на руках, нырнул в узкий ход. Он полз по наклонному туннелю, упираясь в стенки, и вскоре тяжело плюхнулся на земляной пол просторного коридора.

Прямо перед собой он увидел цепочку следов, оставленную ногами нескольких путников. Отпечатки ног Томаса вплетались в эти таинственные следы, и при виде этого гном озабоченно нахмурился. Ведь мальчик мог пройти здесь прежде, чем в туннеле появились неизвестные путники, а возможно, он брел вместе с ними, ведомый в недра горы в качестве пленника и возможной жертвы. Времени терять было нельзя.

Долган заспешил по коридору, который вскоре вывел его в просторный зал, стены и пол которого были выложены тщательно пригнанными друг к другу каменными плитами. Гном никогда прежде не видел ничего подобного. С потолка зала свешивались люстры, которые можно было поднимать и опускать с помощью укрепленных на стенах рычагов. Свечи в люстрах не были зажжены, но яркий свет проникал в просторную галерею из нескольких массивных деревянных дверей, окованных железом и находившихся напротив отверстия туннеля. Долган взглянул на пол, но каменные плиты не сохранили никаких следов. Тогда он, зажав в руках свое оружие, осторожно подкрался к одной из дверей и заглянул внутрь.

Представившееся ему зрелище настолько потрясло его, что он остановился как вкопанный, приоткрыв от изумления рот и вскинув кустистые брови.

На высокой куче золотых монет и драгоценных камней каждый величиной с мужской кулак восседал Томас, с аппетитом поедавший кусок копченой рыбы. При виде его собеседника гном перестал дышать и испуганно заморгал круглыми глазами. С лица его сбежали краски и, не прислонись он вовремя к дверному косяку, он непременно свалился бы наземь. Бесшумно переложив щит в правую руку, кулаком левой он протер глаза в надежде, что картина, которую он только что видел, была лишь плодом его воображения. Но в зале, куда он оторопело заглядывал, все осталось по-прежнему.

На мозаичном каменном полу покоилась голова обитателя подземелья, размерами превосходившая телегу и покрытая золотистой чешуей.Каждая из мерцавших в ярком свете чешуек была не меньше, чем щит, который Долган с трудом удерживал в трясущейся руке. Длинная шея плавно переходила в необъятное туловище, простиравшееся во всю длину зала. Огромные сложенные за спиной крылья, казалось, были сотканы из тончайшей золотой паутины. Чудовище прижало к голове заостренные уши, между которыми неведомо как был укреплен огромный переливавшийся разноцветными огнями бриллиант в серебряной оправе. Оскалившись в подобии приветливой улыбки, хозяин подземелья демонстрировал клыки, каждый из которых мог бы соперничать длиной с двуручным мечом. На секунду между рядами зубов мелькнул раздвоенный язык и тут же снова исчез в недрах необъятной пасти.

Долган с величайшим трудом подавил желание немедленно кинуться прочь из этого страшного места. Ведь судя по всему, Томас чувствовал себя в безопасности и наслаждался угощением, предложенным ему вековым врагом гномов - огромным драконом.

Призвав на помощь всех милосердных богов. Долган шагнул вперед и остановился в дверном проеме.

Услыхав шум, Томас оглянулся. Дракон слегка приподнял свою страшную голову. Веки его дрогнули, и рубиново-красные глаза оглядели низкорослого пришельца. Томас вскочил на ноги и радостно крикнул:

- Долган! - Он положил остатки рыбы на груду золота и бросился к гному.

Внезапно пламя свечей заколебалось, и в зале послышался громоподобный голос дракона:

- Мир тебе, добрый карлик. Твой друг знал, что ты не покинешь его в беде, и я рад, что он оказался прав.

Томас обнимал Долгана, тряс его за плечи и засыпал бесчисленными вопросами. Но тот, совершенно сбитый с толку, стоял перед ним, таращил на него застывшие от изумления глаза и не знал, что и подумать. Однако через несколько секунд он стал понемногу приходить в себя. Принц драконов молча наблюдал за этой сценой. Долган оттеснил Томаса в сторону, чтобы лучше видеть опасного хозяина подземного дворца и проговорил охрипшим от волнения голосом:

- Я пришел один. Остальные не могли терять драгоценного времени, ведь дело, ради которого они пустились в путь, не терпит отлагательств.

Томас кивнул:

- Я понимаю. Долган.

- Вот уж не предполагал, - растерянно обратился гном к хозяину подземелья, - что встречу здесь такое.

Дракон расхохотался, и по залу пронесся вихрь, который едва не погасил горевшие в люстрах свечи.

- Ты многого не мог предположить, отважный карлик. Подойди поближе, не страшись меня. - Он снова положил голову на мозаичный пол, и гном приблизился к нему, на всякий случай держа наготове свой щит и топор. При виде этого дракон усмехнулся и негромко произнес:

- Я не сделаю тебе вреда, маленький воин. Поверь, я умею держать слово!

Долган опустил щит и укрепил топор на поясном ремне. Он огляделся по сторонам и обнаружил, что зал, в котором они находились, был гораздо просторнее, чем можно было предположить, стоя у входной двери. Стены его украшали старинные гобелены и многочисленные боевые знамена с изображениями древних гербов, носители которых наверняка уже много веков покоились в могилах. Долган поймал себя на мысли, что затруднился бы даже определить, кем были существа, ходившие в атаки под этими некогда гордыми стягами - людьми ли, гномами, эльфами или гоблинами. С потолка свешивались хрустальные люстры с множеством зажженных свечей. В дальнем слабо освещенном конце зала виднелись золоченый трон на овальном возвышении и несколько длинных столов, уставленных хрустальными кубками и золотыми блюдами. Всю посуду, спинки массивных стульев и гобеленовые скатерти покрывал толстый слой пыли.

Тут и там на мозаичном полу возвышались горы золотых и серебряных монет и слитков, драгоценных камней, у стен лежали богато изукрашенные мечи, щиты и пики, рулоны дорогих тканей и ларцы тончайшей работы.

К Долгану вернулась его обычная невозмутимость.

Удостоверившись, что жизни его и Томаса ничто не угрожает, он уселся на груду несметных сокровищ, предварительно примяв ее руками, чтобы устроиться поудобнее, и поманил к себе Томаса.

Юный воин кивнул и сел подле него. Гном вынул из поясного кармана трубку, неторопливо набил ее и с наслаждением затянулся ароматным дымом. Дракон, внимательно следивший за его движениями, удивленно спросил:

- Неужто вы, гномы, научились извергать из ваших ртов огонь и дым?! Никак вы уподобились драконам? Но не слишком ли вы малы и слабосильны для этого?

Долган покачал головой:

- Это всего лишь трубка. - Он рассказал дракону о табаке и курении все, что было известно ему самому.

Дракон приоткрыл рубиновые глаза:

- Все, о чем ты поведал мне, звучит очень странно, но ведь вы, карлики, в высшей степени нелепое племя.

Долган изогнул бровь и поджал губы, но благоразумно промолчал в ответ на это замечание хозяина подземного дворца.

- Томас, как ты здесь очутился? - спросил он.

Видя, что юный воин нисколько не боится могучего дракона, он решил, что в таком случае и ему, главнокомандующему войсками Серых Башен, не к лицу выказывать тревогу и страх, каким бы опасным ни представлялся ему огромный житель подземного дворца и хранитель его сокровищ. Захоти он расправиться со своими нежданными гостями, от них обоих давно уже и мокрого места не осталось бы. Драконы не зря слыли самыми могучими и сильными существами Мидкемии. А этот размерами превосходил всех других, с которыми Долгану случалось сражаться в дни своей далекой юности.

Томас доел рыбу и, вытерев руки об одежду, проговорил:

- Я долго бродил по туннелям, пока не нашел место, где можно было лечь и поспать.

- Да, я видел его.

- Меня разбудил какой-то шум, и я спустился вниз по узкому ходу.

- Мне тоже пришлось по нему карабкаться, - со вздохом кивнул Долган. -А потом внизу, в широком коридоре я увидел твои следы в числе многих других и не на шутку испугался за тебя!

- Это были гоблины и с ними несколько темных братьев. Они все шли сюда. Их очень занимало то, что могло встретиться впереди, а назад они вовсе не оглядывались. Я шел по их следам, почти не таясь.

- Ты очень рисковал, паренек!

- Знаю, но мне стало просто невмоготу оставаться одному. Я надеялся, что они выйдут из-под земли, а я немного пережду, пока они уберутся подальше, и тоже выберусь из подземелья. Если бы мне это удалось, я пошел бы на север, в ваши края.

- Смелый план, малыш! - улыбнулся гном.

- Но они побрели сюда, а я за ними.

- И куда они потом подевались?

Дракон слегка приподнял огромную голову и проговорил:

- Я отправил их далеко-далеко отсюда, карлик, потому что счел их неподходящей для себя компанией!

- Отправил далеко? Куда же? - удивился Долган.

Дракон поднял голову еще выше. Лишь теперь гном заметил, что многие из покрывавших ее чешуек поблекли и потускнели.

Рубиновые глаза были подернуты мутной пленкой, и взгляд их ничего не выражал. Дракон был стар и слеп.

- Драконы причастны древнейшей из магий, которая не походит ни на одну из тех, что ныне практикуют на Мидкемии. И только благодаря ей я могу теперь видеть тебя, карлик, потому что свет давно померк для меня. Я отправил этих презренных тварей на далекий север и позаботился о том, чтобы они позабыли, как очутились там и что успели увидать здесь.

Долган сделал глубокую затяжку и задумчиво покачал головой:

- В наших древних легендах часто говорится о драконах-магах, но никогда прежде мне еще не доводилось встречаться с ними. Если бы не наше неожиданное знакомство, я по-прежнему считал бы, что все это выдумки.

Дракон устало опустил голову на пол. Послышался шелестящий вздох.

- Я - последний из золотых драконов, которые одни владеют искусством древней магии. Но когда-то я поклялся больше не совершать убийств, поэтому зловредные существа, явившиеся сюда, остались живы. Я наказал их за дерзостное вторжение, но оставил им их презренные жизни.

Томас улыбнулся дракону и поспешно проговорил:

- Руаг был очень добр ко мне. Долган. Он позволил мне остаться здесь, пока ты не придешь за мной. Он знал, что кто-то спешит мне на выручку!

Долган удивленно посмотрел на дракона, наделенного, кроме прочих удивительных свойств, еще и даром предвидения.

Томас продолжал расхваливать гостеприимство Руага:

- Он угостил меня копченой рыбой и предложил отдохнуть!

- Копченой рыбой? - оторопело переспросил карлик.

Дракон устало пояснил:

- Кобольды, которым вы немного сродни, почитают меня за божество и приносят мне жертвы - рыбу, выловленную в глубинах озер и копченную над кострами, и драгоценности, извлеченные из земных недр.

- Да, - кивнул Долган, - это на них похоже. Мы всегда считали их не слишком сообразительными.

Дракон усмехнулся:

- Твоя правда, карлик. Кобольды доверчивы, простодушны и незлобивы. Они ополчаются лишь против тех, кто посягает на их жилища в недрах земли. Им очень по душе иметь живого бога. А я уже давно не могу охотиться, и меня вполне устраивает такое положение вещей.

Долган помедлил, прежде чем задать очередной вопрос, и смущенно проговорил:

- Не прими за обиду, Руаг, но мне хорошо известны нравы твоего племени, и я удивлен, что ты решил помочь мальчику. Все твои собратья, кого мне доводилось встречать, были настроены по отношению к людям и гномам весьма... м-м-м... недружелюбно.

Руаг на минуту прикрыл глаза, затем веки его дрогнули, и он скользнул по крошечной фигуре гнома невидящим взором.

- Знай, карлик, что так было не всегда. Мой народ гораздо древнее твоего. Мы жили здесь, когда ни вас, ни моррелов, ни эльфов на Мидкемии и в помине не было. Мы служили тем, чье имя не пристало повторять всуе, и были счастливы.

- Неужто ты говоришь о Повелителях Драконов?

- Так именуют их в ваших сказаниях. Они были нашими господами, а мы - их слугами, как впоследствии эльфы и моррелы.

Когда они покинули эти земли, отправившись в неведомые дали, мы стали самым могущественным из свободных народов Мидкемии. Все это случилось прежде, чем здесь появились гномы и люди. Мы властвовали над землей, над небесами и морскими глубинами.

Много веков назад в наших горах поселились люди и гномы, и поначалу мы мирно уживались с этими племенами. Но все на свете проходит, все меняется. Однажды мир был нарушен, и его сменили войны. Эльфы изгнали моррелов из лесов, которые они назвали Эльвандаром, а люди и карлики стали нападать на драконов. Мы были сильны, но люди - что деревья в густом лесу. Им нет числа.

Нас мало-помалу оттеснили к югу. Я последний, кто остался в этих горах. Я много веков жил здесь и ни за что не покину мой родной дом! С помощью волшебного искусства я могу противостоять всем тем, кто рыщет здесь в поисках вот этих сокровищ. - Он обвел пол огромной галереи слепыми глазами. - Прежде я убивал всякого, кто дерзал переступить порог моего дворца. Но потом убийства стали претить мне. Я поклялся больше не посягать ни на чьи жизни, не причинять вреда даже самым омерзительным тварям вроде моррелов. Вот почему я избавился от них известным тебе способом. Вот почему я помог мальчику. Он этого заслуживает!

Долган с невольным восхищением взглянул на огромного дракона:

- Спасибо тебе от всего сердца, Руаг!

- Не стоит благодарности! - сказал дракон. - Я рад, что и ты оказался здесь. Долган из Серых Башен. Сказать по правде, я привлек сюда Томаса с помощью моих волшебных чар. Мне недолго пришлось бы оказывать ему гостеприимство. Я рассчитывал, что он примет мой последний вздох.

- Что?! - воскликнул Томас, вскакивая на ноги.

- Нам, драконам, дано знать заранее, когда настанет наш смертный час. Я умру очень скоро, друг Томас. Я очень стар даже для дракона. Жизнь моя была долгой и радостной. Я многое повидал на своем веку, а теперь пора и отдохнуть!

Долган с тревогой взглянул на Руага.

- И все же мне кажется, что сидеть здесь и слушать такие речи - в высшей степени странно. Просто нелепо! - выпалил он.

- Почему же, карлик? Разве у вас, гномов, не принято после смерти славного воина перечислять его доблести, заверять друг друга, что он славно пожил, и в память о нем услаждаться яствами и винами?

- Так ведь то-то и оно, что после...

- Потому лишь, что вы не ведаете времени прихода своей смерти, - возразил дракон. - Так пусть же тебя не удивляет, что я берусь произнести надгробную речь над самим собой. Так принято у нас, драконов. - Он умолк и негромко продолжил:

- У меня было все, что составляет смысл и радость жизни, и всем этим я владел в избытке: здоровье, подруги, отпрыски, богатства и еще многое, о чем можно только мечтать. Я имел все, чего желал, и сполна насладился всем этим.

Долган умиротворенно произнес:

- Счастлив, кому ведомо, чего он хочет, и поистине мудр тот счастливец, кто, получив все это, смиренно благодарит судьбу и не просит о большем.

- Воистину так, - согласился дракон. - И трижды благословен, кто не жаждет невозможного. Скажи, гном, останешься ли ты у моего смертного одра, если я попрошу тебя об этом? Здесь на много миль окрест нет никого из моего племени, а у нас в обычае отходить в мир иной, когда рядом есть хоть кто-то из живых и разумных существ.

Долган неуверенно взглянул на Томаса. Мальчик утвердительно кивнул.

- Мы согласны, дракон, и исполним твою просьбу, хотя это и не развеселит наши сердца, - сказал гном.

Дракон сомкнул отяжелевшие веки и с усилием произнес:

- Благодарю тебя. Долган, и тебя, Томас.

Он поведал им о многих удивительных событиях, свидетелем которых ему довелось стать, и о землях, где они никогда не бывали. Он рассказывал о странах, где тигры жили в городах, подобно людям, и о неприступных горах, на вершинах которых обитали говорящие орлы. Долган и Томас слушали его затаив дыхание. Но вот голос дракона начал слабеть. Устало приподняв голову, он проговорил:

- Однажды здесь появился человек. То был самый могущественный из всех волшебников, когда-либо обитавших на Мидкемии. Я не смог ни убить его, ни исторгнуть из моего дворца. Три долгих дня и три ночи мы с ним состязались в чародействе, и поединок наш кончился его победой. Я был уверен, что он уничтожит меня, чтобы завладеть моими сокровищами, но волшебник смиренно попросил меня поделиться с ним моими знаниями, чтобы после моей смерти они послужили на благо этой планеты.

Томас в немом изумлении глядел на дракона. Он мало знал о магии. Все его сведения о волшебстве и таинственных приемах причастных ему чародеев были почерпнуты им из разговоров с Пагом. Он всегда относился к подобным вещам с почтительным восхищением и теперь, слушая дракона и представляя себе воочию этот поединок искусных мастеров магии, лишь покачивал головой и жадно ловил каждое слово Руага.

- С ним было странное существо, - продолжал Руаг, - походившее на гоблина, но передвигавшееся на двух ногах и с чертами лица более тонкими, чем у этих злобных тварей.

Волшебник жил здесь три года, между тем как слуга его то покидал нас, то возвращался в мой дворец. Я не мог отказать ему в его просьбе, и за это время он постиг все, что знал я сам. Но и он многому научил меня. Это благодаря ему я стал с уважением относиться к жизни во всех ее проявлениях, включая самые низменные, и поклялся никогда не посягать на нее. Он так же, как и я, пострадал от рук врагов. Ведь в сражениях с людьми я потерял многих, кто был мне дорог. Этот удивительный человек мог врачевать раны - не только телесные, но и душевные. Когда он покинул меня, я почувствовал, что благодаря ему стал сильнее и мудрее, чем прежде. Я больше не чувствовал себя побежденным.

Напротив, я стал победителем, избавившись с его помощью от своих ошибок и заблуждений. - Дракон умолк и тяжело вздохнул.

Речь его становилась все более медленной и тихой. - Если бы меня спросили, кого я хотел бы видеть у своего смертного одра, я не поручусь, что не предпочел бы этого человека любому из моих собратьев. Он был первым из твоего племени, мальчик, кого я могу назвать своим дорогим другом.

- А как его имя? - полюбопытствовал Томас.

- Его звали Макрос.

Долган задумчиво погладил бороду.

- Я о нем слыхал. Говорят, он и вправду великий маг.

Кое-кто, правда, побаивается его и называет черным колдуном. По правде сказать, я думал, что его уже давно нет на свете. Если верить слухам, он жил где-то на востоке.

- Не знаю, жив ли он теперь, - сказал дракон. - Ведь то, о чем я вам поведал, произошло много веков тому назад. - Он снова замолчал, собираясь с силами, и обратился к Долгану:

- Мой смертный час приближается. Я хочу попросить тебя об одной услуге, гном. - Дракон слегка повел головой в сторону. - Вон в том сундуке хранится дар волшебника. Он велел мне воспользоваться им, когда душа моя будет покидать тело. Это магический жезл. Макрос оставил его мне, чтобы, когда я умру, мой труп не стал добычей для крыс, червей и пауков, обитающих в подземелье. Ты принесешь его мне?

Долган подошел к указанному сундуку и, приоткрыв резную крышку, достал из него небольшой металлический стержень, покоившийся на синей бархатной подушке. Жезл оказался на удивление тяжелым. Он поднес его к голове дракона.

Дракон шумно вздохнул и коснеющим языком проговорил:

- Через минуту дотронься им до меня, друг Долган, и да будет с тобой благословение богов!

- Я сделаю это, - кивнул гном, - хотя я предпочел бы, чтобы он хоть ненадолго продлил твои дни. Мне жаль, что ты покинешь нас, друг дракон!

- Прежде чем я умру, - сказал Руаг, - я должен вознаградить тебя за оказанную мне услугу. Слушай меня. Долган! В сундуке, который стоит рядом с тем, где хранился жезл, ты найдешь дар, достойный твоей доброты, смелости и великодушия. Можешь забрать отсюда все, что тебе приглянется, ведь сокровища мне уже ни к чему. Но то, что лежит в сундуке, наверняка обрадует тебя гораздо больше, чем все горы серебра и золота, которые ты видишь здесь. - Он тщетно пытался повернуть отяжелевшую голову к Томасу, но силы стремительно покидали его, и он снова протяжно вздохнул. Голос его перешел в шепот. - Томас, спасибо, что ты был со мной все это время. Благодарю тебя также и за то, что ты не устрашился меня и поверил мне. Твоя награда находится в том же сундуке, что и дар для Долгана. Кроме нее, возьми все, что тебе понравится, ибо ты отважен, добросердечен и бескорыстен. - Из горла его вырвался хриплый стон, и он едва слышно шепнул:

- Пора, Долган.

Долган подошел к голове дракона и прикоснулся к ней концом волшебного жезла. Но это, казалось, не возымело никакого действия.

Руаг еле слышно проговорил:

- Это был его прощальный дар. Несколько минут протекло в томительном ожидании, и вот вокруг огромного тела дракона начали вспыхивать золотые искры. Откуда-то издалека послышалась чудесная музыка, какую могли издавать лишь феи, прикасаясь к струнам своих арф. Она становилась все громче, и золотистые искры превратились в огненные лучи, осветившие всю огромную галерею. Чешуя на теле Руага вновь стала гладкой и блестящей, глаза его широко раскрылись, и пелена спала с поверхности рубиновых зрачков. Он медленно поднял голову и оглядел весь огромный зал. Его крылья взметнулись вверх и распахнулись, словно два гигантских веера, ослепив Долгана и Томаса удивительным переливчатым изумрудно-золотым блеском.

Пожелтевшие клыки Руага внезапно стали белыми и крепкими, как в дни его далекой юности, когти на лапах заострились и заблестели, как полированное черное дерево. Он выпрямился во весь свой могучий рост.

- Никогда мне не доводилось видеть ничего более прекрасного, - прошептал Долган.

Руаг предстал перед ними таким, каким был когда-то давным-давно, во времена своей молодости. На несколько мгновений к нему вернулись былая сила, мощь и красота. Он порывисто запрокинул голову назад и исторг из пасти струю яркого пламени, достигшую высоких каменных сводов зала.

Голосом, который по силе и звучности мог бы соперничать с ревом водопада Мак Мордейн Кадала, он прокричал:

- Спасибо тебе. Макрос! Это поистине королевский дар!

Волшебная музыка зазвучала еще громче, и Томасу с Долганом почудилось, что в ее нежные звуки вплелись невесть откуда долетевшие слова:

- Ты заслужил это, друг!

Томас дотронулся рукой до щеки. Она была мокрой от слез.

Дракон взмахнул крыльями, и сияние, окутавшее его огромное тело, стало таким ярким, что Томас и Долган вынуждены были прищуриться. Но они не могли отвести глаз от этого сказочного зрелища. Звуки волшебных напевов, заполнивших зал, стали столь громкими, что на головы мальчика и гнома с высокого потолка посыпались пыль и песок. Пол под их ногами задрожал. Дракон взмахнул крыльями и взмыл ввысь, где его мгновенно поглотила вспышка холодного голубоватого пламени. Галерея погрузилась в тишину.

Томас оглянулся по сторонам и прошептал:

- Пойдем-ка отсюда подобру-поздорову. Долган. Мне что-то не по себе. Здесь стало так тихо и жутко!

Долган задумчиво взглянул на мальчика:

- Твоя правда, паренек! Мне и самому не больно-то хочется тут задерживаться. Но ведь Руаг велел нам открыть вон тот сундук и забрать себе то, что там лежит. Негоже пренебрегать дарами такого почтенного и благородного дракона! - С этими словами он подошел к массивному сундуку и поднял тяжелую крышку.

Глаза Долгана едва не вылезли из орбит, когда он увидел, что содержал в себе заветный сундук. Он склонился над ним и выхватил из его недр молоток, похожий на те, какими гномы вырубают горную породу. Долган смотрел на молоток с почтением и трепетом. Рука, в которой он держал его, слегка дрожала.

Верхняя часть молота была сделана из серебра, сверкавшего и отливавшего синевой в свете множества свечей. Ее украшала тонкая чеканка с изображением знаков и символов, понятных одним лишь гномам. По всей длине полированной ручки, выточенной из темного дуба, змеилась причудливая вязь письмен. С трудом обретя дар речи. Долган пробормотал:

- Это молоток Тоулина. Он был потерян нами в стародавние времена. Теперь мы снова обрели его! То-то радости будет во всех поселениях маленького народа, в каждой деревне, в каждом доме! Ведь молоток этот - достояние последнего из наших королей. Ты понимаешь, что это значит?!

Томас кивнул и подошел к сундуку. Наклонившись, он вынул оттуда объемистый сверток белоснежной ткани. Разостлав его на полу, он с восторгом обнаружил, что стал обладателем белого воинского плаща с эмблемой в виде золотого дракона, украшавшей грудь и спину, щита с таким же гербом и золотого шлема. Но самым замечательным из всех прощальных даров Руага вне всякого сомнения оказался золотой меч с белой рукояткой. Она была сделана из удивительно прочного материала, напоминавшего слоновую кость, и украшена затейливой резьбой. На дне сундука лежала золотая кольчуга. Томас вынул ее, с восхищением охнул и расправил на вытянутых руках.

Внимательно взглянув на доспехи и меч. Долган проговорил:

- Возьми все это себе, паренек. Так хотел Руаг.

- Что ты. Долган! Все эти замечательные вещи не про меня!

Такие доспехи к лицу только принцу или королю!

- Нет, дружок! - решительно возразил гном. - Негоже пренебрегать последней волей умершего! Это во-первых. А во-вторых, ведь доспехи эти не простые. Раз они лежали в одном сундуке с волшебным молотом Тоулина, выкованным в Мак Кадман Алейре, самой древней из наших шахт, значит, магической силой наделена и каждая из этих вещей. Почем ты знаешь, может, мудрый дракон предвидел, что только ты сумеешь воспользоваться этой силой как надо? А что, если принц или король натворили бы с ее помощью неисчислимые беды! Вот и рассуди, как тебе поступить с золотыми доспехами!

Поколебавшись лишь мгновение, Томас проворно сбросил с себя тяжелый плащ. Золотая кольчуга оказалась великовата для его отроческой фигуры. Он надел поверх нее плащ с золотыми гербами, нахлобучил на голову шлем и взял в правую руку тяжелый меч.

- Как по-твоему. Долган, они мне к лицу? Сдается мне, что в этих доспехах я выгляжу глупо!

Гном критически оглядел его и ободряюще улыбнулся:

- Что ты! Вовсе нет! Они теперь тебе малость великоваты, но ведь ты еще вырастешь. Тогда кольчуга и плащ станут тебе как раз впору. - Томас поднял вверх руку с зажатым в ней мечом. В его позе, несмотря на то, что кольчуга доходила ему до колен, а шлем слегка сполз набок, было столько неподдельного величия, что Долган с невольным уважением добавил:

- Я уверен, малыш, что доспехи попали в достойные руки. И ты не вздумай сомневаться, что владеешь ими по праву!

Томас серьезно кивнул, поднял с пола свой плащ и направился к двери. Доспехи, подаренные ему Руагом, оказались на удивление легкими, гораздо легче, чем те, что были выкованы крайдийским кузнецом Гарделлом из жести и предназначались для самых юных из учеников Фэннона. Обернувшись к гному, Томас пробормотал:

- Знаешь, Долган, мне больше ничего не нужно. Я и пальцем не прикоснусь к сокровищам Руага. Может, тебе это покажется странным...

- Что ты, что ты! - перебил его гном, замахав короткими руками. - Я тебя прекрасно понимаю. Мне и самому не по душе уносить отсюда золото и каменья. - Он окинул огромный зал и хранившиеся в нем сокровища прощальным взглядом. - Хотя, знаешь, возможно, однажды я проснусь среди ночи и стану жалеть, что не воспользовался предложением дракона и не завладел его богатствами. Но ведь я всегда могу вернуться сюда. Однако сомневаюсь, что сделаю это. А теперь пошли-ка домой, паренек!

Они вышли из зала, плотно притворив за собой дверь, и вскоре Долган вывел своего юного друга к туннелям, которые хорошо знал. Оттуда лежал прямой путь на поверхность.

Долган схватил Томаса за руку, безмолвно предупреждая его об опасности. Юный воин был достаточно хорошо знаком с повадками кровожадных обитателей подземелья, чтобы не проронить ни звука. Он уже несколько минут назад ощутил безотчетный страх, подобный тому, какой испытал перед нападением на их отряд горного духа. Но на сей раз он гораздо отчетливее чувствовал близость смертельной опасности. Привидение затаилось где-то совсем рядом. Томас поставил фонарь наземь и прикрыл свечу деревянным ставнем. Они с Долганом очутились в кромешной тьме. Но глаза Томаса внезапно стали различать окружающие предметы. Он увидел, как гном шагнул вперед, и пробормотал:

- Долган...

Но внезапно мрак за спиной гнома сгустился, и в вышине над его круглой головой загорелись два красных огонька, напоминавших тлеющие уголья.

- Он позади тебя! Берегись, Долган! - пронзительно закричал Томас.

Долган обернулся, чтобы встретить врага лицом к лицу, и выставил вперед руки с зажатыми в них щитом и волшебным молотом Тоулина. Привидение бросилось на него, и лишь мгновенная реакция и умение видеть во тьме спасли гнома от неминуемой гибели. Он выбросил вперед руку со щитом, и чудовище взвыло от боли, которую причинило ему соприкосновение с металлом. Долган взмахнул молотом. Горный дух с жалобным визгом отскочил назад.

Серебряный наконечник молота вдруг осветился голубоватым сиянием, которое тут же погасло.

- Держись позади меня! - крикнул Долган. - Ему не по вкусу даже простое железо, а молоток Тоулина, похоже, способен причинить ему сильную боль. Может, мне удастся отогнать его от нас.

Томас собрался было подчиниться карлику, но какая-то неведомая сила внезапно заставила его сжать рукой белую рукоять и вытащить из ножен меч с золотым клинком. Внезапно кольчуга плотнее прилегла к его телу, щит перестал покачиваться в его левой руке, и он почувствовал себя в новых доспехах так легко и уверенно, словно носил их несколько лет кряду. Не колеблясь больше ни минуты, он выступил из-за спины Долгана и поднял меч кверху.

Из мрака к нему медленно приближался горный дух. Томас шагнул вперед и занес меч над головой. Испустив протяжный вопль ужаса, привидение стремглав бросилось прочь и вскоре исчезло за поворотом туннеля. Долган изумленно взглянул на Томаса. Тот тряхнул головой и сунул меч в ножны.

Гном поднял с земли фонарь и вполголоса спросил:

- Почему ты это сделал, паренек?

Томас пожал плечами:

- Сам не знаю. - Только теперь он осознал, что ослушался приказа карлика. - Прости, что так вышло. Но ведь оказалось, что я поступил правильно!

- Да, тебе удалось здорово напугать его, - кивнул Долган и приоткрыл деревянный ставень. Держа фонарь в вытянутой руке, он внимательно вглядывался в лицо юного воина.

Томас смущенно улыбнулся:

- Твой волшебный молот тоже здорово помог нам.

Долган пожал плечами. Он прекрасно понимал, что дело было вовсе не в молоте. Призрак бросился наутек при виде бело-золотых доспехов Томаса. Внезапно глаза его округлились, и он взволнованно спросил:

- Паренек, как ты догадался, что он подкрался ко мне сзади?

- Я его увидел.

Долган оглядел его с ног до головы и нахмурился.

- Ты увидел его? Каким же это образом, хотелось бы мне знать?! Ведь ставни фонаря были закрыты наглухо!

- Не знаю, как это вышло. Долган. Но только я и в самом деле видел его!

Долган снова прикрыл ставнем свечу в фонаре и отошел на несколько шагов вправо. Он приблизил к губам сложенную ковшиком ладонь, стараясь, чтобы звук его голоса долетел до мальчика с другой стороны.

- А ну-ка, подойди ко мне!

Томас уверенно зашагал к нему и встал рядом.

- Я здесь. Долган.

- Что?! - вскричал гном, едва не подпрыгнув от испуга и удивления.

Томас дотронулся до своего шлема.

- Ты ведь сам говорил, что эти доспехи волшебные. Выходит, так оно и есть.

- Но я и помыслить не мог, что их сила проявится так скоро!

Вот это да!

- Ты думаешь, мне надо снять их? - забеспокоился Томас.

- Нет, зачем же? - ответил Долган и поставил фонарь на земляной пол туннеля. - Но сдается мне, что мы будем двигаться вперед гораздо быстрее, если меня перестанет беспокоить, что ты можешь и чего не можешь видеть в темноте. Достаточно того, что тебе без труда удается разглядеть меня. - Он заставил себя улыбнуться. - И хотя нам с тобой не занимать отваги, будет лучше, если мы не станем оповещать всю собравшуюся здесь нечисть о нашем присутствии, неся в руках этот зажженный фонарь. Помнишь, Руаг говорил, что здесь объявились моррелы.

Мне это совсем не по душе, паренек! Если одна из их стай рискнула проникнуть в наши туннели, другие вполне могут последовать за ними. Мой молоток и твои доспехи помогли нам избавиться от горного духа, но боюсь, что расправиться с бандой моррелов нам будет не под силу.

Томас не нашел, что ответить, и молча двинулся вдоль очередного подземного коридора вслед за проворным гномом.

По дороге на поверхность им пришлось трижды останавливаться, прячась от многочисленных групп гоблинов и братьев Темной Тропы, которые стремительно шагали по подземным коридорам. Многие из этих злобных созданий были ранены, иные ступали тяжело, опираясь на плечи своих соплеменников. Когда последние из них скрылись за поворотом коридора. Долган с Томасом вышли из узкого хода, где они скрывались, и продолжили свой путь.

- Никогда еще гоблины и моррелы не отваживались проникать в наши лабиринты, - недоуменно прошептал Долган. - Да еще в таких количествах! Они слишком боятся нас!

Томас нахмурился и задумчиво проговорил:

- Они кем-то сильно напуганы, а кроме того, многие из них ранены. С ними самки и детеныши. Почти все тащат в руках огромные узлы. Они бегут от какой-то страшной опасности.

Долган!

Карлик кивнул:

- Эти твари бегут сюда с севера и путь их лежит в Зеленое Сердце. Кто-то по-прежнему гонит их из родных мест.

- Цурани?

- Похоже, они. Поспешим, паренек! Мне что-то не по себе!

Скорей бы добраться до Калдары!

Остаток пути они проделали почти бегом и вскоре вышли на поверхность, туда, где еще недавно отдыхали крайдийцы.

Им удалось достичь Калдары лишь через несколько дней. Путь туда лежал через занесенные снегами холмы и долины. Когда вдали показались дома поселения гномов, Томас и даже неутомимый Долган едва передвигали ноги. На границе деревеньки их встретили стражники, и вскоре все население Калдары высыпало из своих домов навстречу Долгану и его странному гостю.

Их с почетом проводили в <длинный зал> - просторное строение, предназначенное для общественных нужд, где Томасу отвели уютную комнату. Он улегся на мягкое ложе и тотчас же заснул. Долган тоже нуждался в отдыхе, а потому старейшины кланов решили назначить общее собрание жителей Калдары на завтрашний вечер. Им предстояло выслушать Долгана и обсудить последние тревожные новости.

Томас проснулся и легко вскочил с постели. Он ожидал, что все мышцы его изнуренного многодневным маршем тела будут болеть, а натруженные икры сведет судорога. Но он почувствовал себя на удивление легко и бодро. Непродолжительный сон полностью восстановил его силы. Он оглядел себя с ног до головы. Добравшись до постели, он свалился на нее, даже не сняв с себя золотой кольчуги. Но она не натерла ему подмышки и шею, как доспехи, которые ему доводилось носить прежде, и необыкновенно ловко облегала его мускулистое тело.

Он открыл дверь и выглянул в коридор. Там было пусто. Он прошел мимо нескольких закрытых дверей и вскоре очутился в главном зале дома собраний.

За длинным столом восседали несколько гномов. Долган занимал почетное место во главе стола, а рядом с ним расположился его старший сын Вейлин. Долган указал Томасу на один из стульев и представил его собравшимся.

Все гномы заулыбались ему и закивали головами. Томас вежливо ответил на приветствия, не сводя глаз с еды, которой был уставлен стол.

Проследив за направлением его взгляда, Долган добродушно рассмеялся:

- Угощайся на здоровье, паренек! Чего-чего, а пищи у нас всегда вдоволь. Милости просим!

Томас благодарно улыбнулся и присел к столу. Он положил на свою тарелку большой кусок мяса, несколько луковиц, кусок сыра и ломоть хлеба. Запив все это кружкой эля, он потянулся за добавкой, опасливо взглянув на гномов. Ему не хотелось прослыть обжорой среди маленького народца, но снедь гостеприимных гномов была так свежа, вкусна, а он так проголодался за несколько дней тяжелого пути! Но Долган и его соплеменники не обращали на него ни малейшего внимания, оживленно беседуя о строительстве амбаров в близлежащих деревнях, о зимовке скота и видах на будущий урожай.

Но внезапно Долган поднял руку, призывая всех к молчанию, и проговорил:

- Все это мы можем обсудить и после. Теперь же, когда к нам присоединился мой друг Томас, давайте поговорим о цурани.

От неожиданности Томас едва не подавился сыром. Он с трудом проглотил недожеванный кусок, запил его элем из кружки и молча кивнул.

- С тех пор, как я отправился в дозор, - продолжал Долган, - мы получили тревожные известия из Эльвандара и из Каменной Горы. Этих пришельцев не раз видели близ Северного перевала.

Они останавливались на привал немного южнее Каменной Горы.

Один из гномов хмуро пробормотал:

- Это дело тех, кто обитает в Каменной Горе. Разве что они обратятся к нам за помощью.

Долган кивнул:

- Твоя правда, Орвин, но ведь они появлялись и в долине южнее перевала. Выходит, пришельцы вторглись в земли, которые принадлежат нам. А это уже дело тех, кто живет в Серых Башнях.

Гном, которого звали Орвином, пожал плечами:

- Согласен. Но ведь все равно мы не сможем ничего предпринять до самой весны.

Долган положил ноги на стол и закурил трубку:

- Не сможем. Но надо учесть и то, что сами цурани также не станут атаковать нас, пока не придет весна. Зимой они не менее беспомощны, чем мы.

Томас с испугом взглянул на Долгана и спросил:

- Неужто перевалы уже замело? Ты это хотел сказать, Долган?

Гном участливо взглянул на него:

- Да, паренек! Оба перевала засыпал снег. Первый зимний буран пронесся над Южным вчера утром. Никто и ничто не сможет преодолеть его, пока снег не растает. И никакая армия не нападет на нас до самой весны.

Томас побледнел и едва слышно прошептал:

- Значит...

- Да, дружок. Нынешнюю зиму тебе придется провести у нас.

Даже самый быстроногий и отважный из наших скороходов не дошел бы теперь до Крайди.

Томас откинулся на спинку стула и горестно вздохнул.

Несмотря на гостеприимство и участие, которое проявлял к нему маленький народец, он больше всего на свете хотел догнать отряд герцога, направлявшийся в Бордон, или на худой конец вернуться домой, к родителям и мастеру Фэннону. Но поразмыслив немного, он понял, что ему не оставалось ничего другого, кроме как покориться неизбежному. Он снова вздохнул, придвинул стул поближе к столу и потянулся к блюду с жареным мясом.

Глава 11 ОСТРОВ КОЛДУНА

Отряд герцога устало шел по улицам Бордона. Спереди и сзади путников скакали конные воины Наталя, одетые в плащи, рейтузы и сапоги тускло-серого цвета. Они выехали в дозор и, повстречав крайдийцев в миле от города, решили эскортировать подозрительных чужестранцев в Бордон, чтобы передать их местным властям. Герцог был немало раздосадован тем, что эти грубияны даже не соизволили предложить ему и его усталым спутникам занять места в седлах позади себя, но ему удавалось скрыть свое негодование за внешней невозмутимостью. Он понимал, что, появись они здесь при всех приличествующих его положению регалиях, их и тогда навряд ли ожидал бы сердечный прием, ибо жители Вольных городов и Королевства искони не питали друг к другу особой приязни.

Паг изумленно озирался по сторонам. Бордон был не очень велик, но на улицах его царило небывалое оживление. Мужчины, женщины и подростки деловито сновали туда и сюда вдоль мощеных тротуаров, не обращая ни малейшего внимания на группу изможденных чужеземцев, медленно бредущую куда-то в сопровождении бравых воинов. Лишь изредка кто-либо из прохожих бросал в их сторону рассеянный взгляд, чтобы тут же отвести глаза и торопливо проследовать мимо. Никогда еще мальчик не видел такого множества людей, коней, ослов и мулов, телег и повозок, собранных в одном месте. В глазах у него рябило от пестроты нарядов жителей Бордона, в ушах звенело от разноголосицы резких, отрывистых звуков, несшихся со всех сторон. Несколько собак с визгливым лаем бросились под ноги лошадям, и Пагу оставалось лишь дивиться, как эти верткие создания умудрялись держаться вплотную к могучим животным и при этом избегать ударов их тяжелых копыт. Уличные мальчишки, сбившиеся в ватагу на одной из площадей, принялись улюлюкать вслед путникам и выкрикивать оскорбления, по-видимому, приняв их за преступников, которых солдаты вели в темницу.

Бордон, как и все соседние с ним города, не имел регулярной армии, но содержал гарнизон наемников - наталийских рейнджеров, считавшихся лучшими кавалеристами и разведчиками Запада. Они обеспечивали безопасность границ города. В задачу их прежде всего входило оповещение городских властей о надвигающейся опасности, чтобы те, в свою очередь, успели провести сбор местного ополчения до подхода неприятеля к городским стенам.

Воинам было дано право расправляться с немногочисленными бандами разбойников и бродяг, которых они встречали во время своих патрульных выездов, на месте их поимки. Они не колеблясь могли лишить жизни и герцога с его спутниками. Лишь услыхав из уст Боуррика имя Мартина Длинного Лука, который был ему хорошо знаком, капитан отряда решил препроводить подозрительных пришельцев к местному префекту.

Крайдийцы в сопровождении конников приблизились к небольшому дому, стоявшему на главной площади города. Именно здесь обитал один из префектов Бордона.

Наталийские рейнджеры были рады передать своих пленников его попечению и продолжить патрулирование окрестностей города.

Префект оказался невысоким плотным человечком с массивной золотой цепью на груди и множеством золотых колец на толстых пальцах. Услыхав доклад капитана об обстоятельствах встречи его отряда с неизвестными путниками, он хмуро оглядел отряд герцога и, велев воинам удалиться, высокомерно процедил:

- Итак, я слушаю вас. Зачем вы изволили пожаловать в наш город?

Когда Боуррик объяснил ему, что намеревается встретиться с Тэлботом Килрейном, известным городским дельцом и торговым агентом герцогства Крайди в Вольных городах, манера префекта резко изменилась. Он пригласил путников в свои личные апартаменты и угостил их всех горячим сладким кофе. Он послал одного из слуг с запиской в дом Тэлбота и в ожидании ответа обменивался с герцогом ни к чему не обязывающими любезностями.

Кулган наклонился к Пагу и со сдавленным смешком пробормотал:

- Наш гостеприимный хозяин прежде чем решить, как вести себя с нами, хочет твердо знать, откуда ветер дует. Он ждет ответа от купца и тогда лишь соизволит понять, кто же мы такие - пленники или гости. Ты еще мал, дружок! Вот подрастешь, тогда поймешь, что во всех без исключениях городах и странах начальство низшего уровня ведет себя точно так же.

Через некоторое время на пороге гостиной появился разъяренный Мичем, за которым едва поспевал один из старших служащих торгового дома Килрейна. Клерк заверил префекта, что перед ним и в самом деле герцог Крайди, которого его господин с нетерпением ждет к себе. Префект принялся рассыпаться в цветистых извинениях, с мольбой повторяя, что его сиятельство не может не понять, как опасно доверять всем и каждому в нынешние тяжкие времена. Он то и дело потирал толстые руки и заискивающе заглядывал в глаза Боуррика.

Тот холодно кивнул и заверил его, что и в самом деле понял все как нельзя более правильно, и крайдийцы без дальнейших отлагательств покинули маленький домик. Снаружи их ждали слуги Килрейна, державшие под уздцы нескольких оседланных лошадей.

Путники вскочили в седла и двинулись по тесным улицам Бордона вслед за Мичемом и старшим служащим Тэлбота. Путь их лежал к невысоким холмам, на которых возвышались богатые особняки, окруженные тенистыми садами.

Дом купца Килрейна стоял на самой вершине одного из холмов.

У самых ворот Паг оглянулся. Отсюда хорошо был виден бордонский порт с множеством качавшихся на волнах кораблей. Большинство из них стояли на якорях с убранными парусами. Им предстояло зимовать в гавани и отправиться в очередное плавание лишь с наступлением весны. Но несколько небольших суденышек, совершавших короткие рейсы на север в Илит и в другие Вольные города, медленно входили в гавань или покидали ее.

Крайдийцы въехали в ворота, и несколько расторопных конюхов помогли им спешиться и повели лошадей в конюшни.

Приветствовать прибывших гостей вышел и сам хозяин дома.

- Добро пожаловать, лорд Боуррик, - с улыбкой проговорил он, спускаясь с высокого крыльца. Крючковатым носом и пронзительным взглядом желтоватых глаз купец напомнил Пагу ястреба-стервятника. Наружность его никак нельзя было назвать привлекательной: на яйцевидной голове купца не сохранилось и малейших признаков растительности, добротная одеждасвободного покроя не скрывала угловатых линий его тощей, нескладной фигуры. Но он смотрел на крайдийцев с неподдельным дружелюбием, и улыбка, осветившая его лицо, рассеяла первое невыгодное впечатление от его облика.

Тэлбот приказал слугам приготовить помещения для гостей и подать обед. Герцог стал было говорить с ним о цели своего прибытия в Бордон, но купец протестующе поднял руку:

- После, ваше сиятельство. Мы успеем подробно поговорить обо всем, когда вы отдохнете с дороги и подкрепитесь за моим столом. За ужином мы обсудим все дела, а пока для вас приготовят ванны с теплой водой и мягкие постели. Вам это сейчас нужнее всего!

Он хлопнул в ладоши, и на пороге появился управляющий.

Приказав тому проводить гостей в их комнаты, хозяин пошел по просторному коридору впереди герцога и Аруты. Управляющий отвел Пага и Кулгана в предназначавшуюся для них спальню. Гардан должен был расположиться в комнате Мичема, а солдат расселили в помещениях для слуг.

Кулган велел Пагу вымыться в ванне и ждать его возвращения, а сам отправился к Мичему. По дороге они о чем-то негромко разговаривали. Паг с любопытством поглядел им вслед и, когда за чародеем и его слугой закрылась дверь, подошел к большой металлической лохани, наполненной теплой водой с растворенными в ней благовониями. Паг сбросил с себя грязную одежду и погрузился в лохань. Вода оказалась такой горячей, что поначалу у него даже дух захватило. Но ему неловко было выскакивать из воды и заливать дорогой пушистый ковер, устилавший пол. Он сцепил зубы и с шумом выдохнул. Ему казалось, что еще немного, и он заживо сварится в этом кипятке. Но мало-помалу тело его привыкло к теплу и по усталым членам разлилась сладостная истома. Впервые за много дней ему удалось как следует согреться.

Внутренняя поверхность лохани оказалась ровной и гладкой.

Разнежившись в теплой воде, Паг с наслаждением водил ступней по эмалированному дну. Прежде, в Крайди, ему доводилось мыться лишь в тесных деревянных лоханях с такими шероховатыми стенками и дном, что в них и пошевелиться-то было нельзя: в кожу того и гляди могла впиться заноза. Он намылил голову и тело душистым мылом, потом встал во весь рост и осторожно, чтобы не залить ковер, окатил себя чистой водой из стоявшего рядом ведра.

Он насухо вытерся огромным полотенцем и с наслаждением натянул на себя чистую ночную рубаху. Несмотря на то, что час был еще ранний, он улегся в мягкую постель и вытянулся во весь рост под теплым, мягким одеялом. Его неудержимо клонило в сон.

На секунду перед ним мелькнуло освещенное улыбкой лицо голубоглазого Томаса. Погружаясь в дремоту, Паг мысленно повторял слова молитвы. Он просил богов уберечь его друга от беды и помочь Долгану вызволить Томаса.

Через несколько часов его разбудил звук льющейся воды. Он приоткрыл глаза и увидел, что тучный чародей с наслаждением плещется в лохани, напевая сквозь зубы песню, слов которой было не разобрать. Паг укрылся одеялом с головой и тотчас же снова заснул.

Кулгану с трудом удалось растолкать его, когда настало время ужина. Пока Паг спал, слуги Тэлбота Килрейна успели выстирать, высушить и выгладить его одежду. Чьи-то заботливые руки даже заштопали небольшую прореху у ворота его камзола. Его кожаные башмаки были вычищены и натерты салом. Разглядывая себя в зеркале, Паг внезапно обнаружил, что щеки его покрылись первым юношеским пушком.

Кулган смотрел на него подбоченясь и изогнув бровь.

- Надо что-то решать с этим, Паг, - с деланной серьезностью проговорил он. - Скажи, следует ли мне попросить Тэлбота одарить тебя бритвой, чтобы лицо твое всегда было гладким, как у Аруты? Или же ты предпочитаешь отрастить солидную бороду? Она была бы тебе очень к лицу!

Паг прыснул со смеху и потряс головой. Он смеялся впервые с тех пор, как отряд покинул Мак Мордейн Кадал.

- Спасибо за заботу, мастер Кулган. Но мне пока еще рано беспокоиться об этом.

Кулган расхохотался. Он был рад, что к Пагу вернулось хорошее расположение духа. Он приоткрыл дверь.

- Ты готов?

- Еще как готов! - кивнул Паг. Он умирал от голода.

Слуга, дежуривший у двери, проводил их в обеденный зал, где за длинным столом уже сидели хозяин дома, герцог и Арута.

Кулган и Паг поспешно заняли места напротив Боуррика и принца.

Герцог тем временем заканчивал рассказ о появлении на Мидкемии таинственных цурани.

- Вот поэтому, - заключил он, - я и решил лично поведать его высочеству об этих устрашающих событиях.

Купец откинулся на спинку стула. Лоб его покрылся испариной, пронзительный взгляд выдавал тревогу и озабоченность. Он едва глядел на слуг, проворно уставлявших стол блюдами с изысканнейшими кушаньями.

- Лорд Боуррик, - сказал Тэлбот, - когда ваш слуга Мичем впервые заговорил со мной об этом, я не придал его словам большого значения. Возможно, виной тому допущенные им неточности. Ведь сам он узнал обо всем несколько необычным путем - Мичем пересказал купцу все то, что услыхал от чародея Белгана, которому Кулган, в свою очередь, поведал о случившемся, преодолев разделявшее их расстояние с помощью своего искусства. А потому я и предположить не мог, что ваш визит в Крондор окажется столь жизненно важен, в том числе и для моего народа. - Тэлбот протяжно вздохнул. - Я просто потрясен всем, что вы сейчас рассказали. Прежде я хотел ограничиться ролью посредника в найме для вас корабля. Теперь же мне придется поступить иначе. Я отправлю вас в Крондор на одном из моих собственных судов. - Он поднял маленький золотой колокольчик, стоявший у правой руки, и позвонил. На зов явился расторопный слуга и как вкопанный застыл у стула хозяина. - Отправляйся к капитану Абраму и вели ему приготовить <Владычицу бурь> к отплытию. Завтра с утренним приливом он отправится в Крондор. О дальнейшем мы с ним уговоримся позднее.

Слуга с поклоном удалился. Герцог невесело улыбнулся:

- Благодарю тебя, друг Килрейн. Я был уверен, что ты отнесешься ко всему с пониманием, но, признаться, не рассчитывал так скоро получить корабль.

Купец взглянул прямо в глаза герцога:

- Ваше сиятельство, я буду с вами откровенен. Между подданными Королевства и жителями Вольных городов нет ни дружбы, ни взаимной приязни. Простите мне мою дерзость, но имя кон Дуанов по-прежнему пользуется здесь дурной славой. Ведь не кто иной как ваш покойный дед опустошил Валинор и держал Наталь в осаде. Его войска были остановлены всего в десяти милях от этого города, жители которого никогда этого не забудут. В наших жилах течет кешианская кровь. Мы свободнорожденные и всегда будем относиться к завоевателям с ненавистью! - Герцог хмуро выслушивал купца, не пытаясь перебить и опровергнуть его слова.

- И однако, - продолжал Тэлбот, - ваш покойный родитель и вы сами всегда были нам добрыми соседями. Вы не угрожали нам войной и соблюдали честность в делах. Порой вы бывали даже чересчур щедры и великодушны. Я знаю, что вашему слову можно доверять, и потому ни на секунду не усомнился в правдивости рассказа об этих цурани. Ваше сиятельство не из тех, кто стал бы преувеличивать и намеренно сгущать краски.

Услыхав столь искренние похвалы, герцог слегка улыбнулся и вопросительно взглянул на Тэлбота. Тот продолжил:

- Мы проявили бы непростительную глупость и недальновидность, если бы отказались признать, что наши интересы в деле противостояния цурани совпадают с вашими. В одиночку нам их не одолеть. Проводив вас, я созову собрание цеховых старшин и глав купеческих гильдий и буду держать речь о необходимости поддержки Королевства в этой войне. - Он гордо улыбнулся, и все сидевшие за столом поняли, что Тэлбот Килрейн обладает в Бордоне немалым весом и авторитетом. - Думаю, мне не составит труда убедить их в своей правоте, - подытожил купец. - Для этого мне будет достаточно во всех подробностях описать им боевую галеру пришельцев и предложить мысленно сравнить ее с нашими парусниками.

Боуррик засмеялся и покачал головой:

- Теперь я вижу, мастер купец, что свое состояние ты создал сам, а не выиграл и не получил в подарок от щедрой судьбы. Ты умен и дальновиден, как мой самый мудрый советник отец Тулли, и решителен, как лучшие из моих воинов. Благодарю тебя за все!

Беседа герцога с Килрейном продолжалась до глубокой ночи.

Паг покинул обеденный зал одним из первых. Ему снова хотелось спать. Когда Кулган вернулся в их комнату, он застал его погруженным в глубокий сон и молча задул свечу у его изголовья.

Стояла темная, холодная, дождливая ночь. <Владычица бурь> неслась по штормовому морю, подгоняемая ветром. Вокруг царил такой непроглядный мрак, что с палубы нельзя было разглядеть верхушки ее мачт. Ледяной дождь заливал лица матросов и пассажиров шхуны.

Те, кто собрался на палубе, кутались в меховые плащи, но даже они не могли защитить их от холода и сырости. Дважды за последние две недели их судно попадало в шторм, но ураган такой силы и свирепости обрушился на Горькое море впервые за все время их плавания. Внезапно до слуха герцога донеслись жалобные крики, которые тотчас же заглушил рев бури. К капитану подбежал его помощник и доложил, что два матроса сорвались с рей и упали за борт.

Боуррик повернулся к капитану:

- Неужели их нельзя спасти?

- Нет, милорд. Мы ничем не можем им помочь. С нашей стороны было бы безумием пытаться разыскать их в волнах. Их песенка спета! - прокричал Абрам.

Несколько матросов, рискуя разделить участь погибших товарищей, продолжали скалывать ледяную корку с мачт. Капитан наблюдал за их работой, ухватившись рукой за деревянную переборку. Рядом с ним стояли герцог и Кулган. Волны раскачивали корабль, и все трое ежеминутно рисковали потерять равновесие и свалиться на палубу. Снизу из трюма послышался оглушительный треск, и капитан яростно выругался.

Через несколько минут к нему подбежал один из матросов:

- Капитан, в корпусе трещина. В грузовом трюме течь!

Абрам поманил к себе боцмана и приказал:

- Возьми с собой троих матросов и отправляйся в трюм.

Заделайте течь и возвращайтесь на мачты.

Боцман выкрикнул имена троих матросов и, когда те спустились на палубу, повел их вниз. Кулган на несколько мгновений прикрыл глаза и нахмурил седые брови. Герцог не сводил с него встревоженного взора. Вот чародей вздохнул, выходя из транса, и устало проговорил:

- Капитан, шторм продлится еще три дня.

Абрам выкрикнул ругательство и посетовал на жестокую участь, посланную ему немилосердными богами.

- <Владычица> не может три дня болтаться по штормовому морю с течью в днище, - сказал он герцогу. - Мне надо найти бухту, где можно бросить якорь, чтобы залатать пробоину.

Герцог кивнул и прокричал:

- Вы собираетесь повернуть на Квег?

Капитан затряс головой, и в воздух взметнулись брызги воды и мокрый снег, покрывавшие его густую бороду.

- Я не могу повернуть на Квег при таком ветре! Нам придется идти к Острову Колдуна!

Кулган нахмурился и покачал головой. Но движение это осталось незамеченным для его собеседников. Он немного помедлил, а затем осторожно спросил Абрама:

- Неужто нет другого места, где мы могли бы укрыться от бури и починить судно?

Капитан взглянул сперва на него, потом на герцога и терпеливо пояснил:

- О чем речь, конечно же, есть! Но ходу туда верных дней шесть, и если мы за это время и не пойдем ко дну, то я наверняка потеряю всю свою команду, как нынче тех двоих!

Он повернулся к рулевому и велел ему разворачивать <Владычицу бурь> к югу, держа курс на Остров Колдуна.

Кулган и герцог спустились в трюм. Качка была настолько сильной, что дородный чародей то и дело ударялся боками о перила узкой лестницы. Герцог вошел в каюту, которую делил с принцем, а Кулган отправился к себе. Гардан, Мичем и Паг лежали на койках, предпринимая все усилия к тому, чтобы не быть сброшенными на пол каюты. Морское путешествие пришлось Пагу не по нраву. Всю первую неделю он пластом пролежал на своей койке, мучаясь приступами морской болезни. Когда этот недуг миновал, он с великим трудом научился передвигаться по шаткой палубе, но так и не смог заставить себя привыкнуть к корабельной пище - засоленной в бочках свинине и сухарям. Прежде он всегда мог упросить кока изжарить для него яичницу или сварить кофе, но во время шторма нечего было и думать о том, чтобы разводить огонь и стряпать.

Волны ударялись о борта <Владычицы бурь>, и крайдийцы с тревогой прислушивались к протестующему скрипу и треску корабельной обшивки. Из грузового трюма до них доносились визг пилы и стук молота. Это матросы пытались закрыть пробоину изнутри.

Паг повернул голову к Кулгану и с надеждой спросил:

- Учитель, скоро прекратится этот шторм?

Взгляды Мичема и Гардана вопрошали о том же. Чародей покачал головой.

- Увы, нет. Он не утихнет еще три дня. В грузовом трюме течь, и нам придется пристать к одному из островов, чтобы переждать там ненастье.

- К какому острову? - спросил Паг.

- К Острову Колдуна.

Мичем резко вскочил со своей койки и со всего размаху ударился головой о низкий потолок каюты. Бранясь и потирая ушибленный затылок, он бросил свирепый взгляд на Гардана, которого немало позабавило это происшествие, и обратился к Кулгану:

- Неужто к тому самому острову, где обитает Черный Макрос?

Кулган кивнул. Корабль резко накренился набок, и чародею, чтобы не упасть, пришлось обеими руками упереться в стенку каюты. Восстановив равновесие, он пробормотал:

- Вот именно. Мне это вовсе не по душе, так же, как и тебе, и всем остальным. Но капитан опасается, что <Владычица> не выдержит шторма и пойдет ко дну. - Словно в подтверждение его слов обшивка судна снова затрещала под натиском волн. - Ведь в корпусе уже образовалась брешь.

- А кто такой этот Макрос? - полюбопытствовал Паг.

Кулган немного помолчал. Казалось, он прислушивался к работе матросов в трюме и одновременно подыскивал слова для ответа на вопрос своего ученика.

- Макрос, - веско, с нажимом проговорил он наконец, - великий волшебник, Паг. Возможно, могущественнейший из всех, что когда-либо жили на нашей Мидкемии.

- Вот-вот, - подхватил Мичем. - И вся его колдовская сила исходит из самых темных глубин преисподней! Он мастер черной магии, да такой опасный и жестокий, что жрецы Лимс-Крагмы и те страшатся ногой ступить на его растреклятый остров!

Гардан расхохотался и недоверчиво покачал головой:

- Хотел бы я своими глазами увидать волшебника, которому удалось нагнать страху на служителей богини смерти! Похоже, он и вправду силен в своем ремесле!

- Все это только слухи, Паг, - возвысил голос Кулган и строго взглянул на Мичема и Гардана. - Нам доподлинно известно лишь то, что, когда в Королевстве начались гонения на чародеев.

Макрос перебрался на остров в Горьком море. С тех пор все мореходы стараются обходить Остров Колдуна стороной.

Паг уселся на своей койке и подобрал под себя ноги, ожидая продолжения рассказа Кулгана. Его больше не беспокоили ни рев шторма, ни стук молотков за переборкой. Он вглядывался в лицо своего учителя, освещенное тусклым светом раскачивавшегося под потолком фонаря, в надежде узнать как можно больше о таинственном Макросе.

- Он очень стар, - продолжал чародей. - Каким способом ему удается продлевать свою жизнь, об этом ведомо только ему самому, но он живет здесь уже больше трех сотен лет.

Гардан с усмешкой предположил:

- Или чародеи нескольких поколений вот уже три сотни лет называют себя этим именем!

Кулган кивнул:

- Возможно и такое. Во всяком случае, мы почти ничего не знаем о нем. До нас доходят лишь байки о всяких ужасных его деяниях, по большей части сочиненные матросами. Но мне сдается, что даже если Макрос и причастен черной магии, слухи о творимых им злодействах частично исходят от него самого. С их помощью ему удается надежно оградить себя от назойливого любопытства мореплавателей.

Позади них раздался оглушительный треск. Не иначе как в корпусе <Владычицы бурь> появилась новая трещина. Корабль подпрыгнул на высокой волне, и у всех находившихся в каюте мелькнула одна и та же мысль, которую дрожащим голосом высказал вслух Мичем:

- Плевать, что он - черный колдун. Хоть бы уж боги смилостивились над нами и благословили добраться до его острова!

Судно бросило якорь в южной бухте Острова Колдуна. Капитан Абрам сказал, что им придется ждать окончания бури, прежде чем он рискнет послать ныряльщиков обследовать внешние повреждения корпуса <Владычицы бурь>.

Кулган, Паг, Мичем и Гардан вышли на палубу. Свирепые порывы ледяного ветра разбивались о скалы, окружавшие бухту, и вокруг судна царило относительное затишье. Паг подошел к капитану и Кулгану, стоявшим у борта. Он проследил за их взглядами, устремленными на вершину одной из скал.

Там на фоне серого зимнего неба виднелся замок с несколькими башнями, напоминавшими слегка разведенные в стороны пальцы человеческой руки. Замок был погружен во тьму и казался необитаемым. Пульсирующий ярко-синий свет лился лишь из одного окна, расположенного в самой высокой из башен. Казалось, что хозяину этого мрачного строения каким-то образом удалось пленить грозовую молнию и заставить ее служить себе.

К Пагу подошел Мичем. Глядя на странное сооружение из серого гранита, он вполголоса проговорил:

- Вот там он и живет, этот Макрос.

Через три дня, как и предсказывал Кулган, шторм прекратился. Ныряльщики доложили капитану, что обнаружили в корпусе две бреши. Паг облокотился о перила верхней палубы.

Рядом с ним стояли Кулган, Мичем и Гардан. Арута и герцог ждали, что скажет Абрам. Над кораблем с пронзительными криками вились чайки. Студеной зимой, когда косяки рыбы уходят глубоко под воду, они со все большей назойливостью преследовали редкие суда, отваживавшиеся бороздить просторы Горького моря. Остатки пищи, выбрасываемые моряками за борт, становились для них желанной добычей.

Арута подошел к Кулгану и сообщил:

- Капитан говорит, что починка займет около двух дней. Зато он надеется, что <Владычица> выдержит плавание до самого Крондора. Хвала богам, что трещины оказались невелики! Все могло оказаться намного хуже!

Мичем и Гардан переглянулись и обменялись улыбками. Кулган осторожно спросил:

- А не сможем ли мы хоть ненадолго сойти на берег, ваше высочество?

Арута задумчиво потер рукой подбородок:

- Боюсь, ни один матрос не согласится сесть на весла, чтобы доставить нас на этот остров.

- Нас? - оторопело переспросил чародей.

Арута улыбнулся своей насмешливо-высокомерной улыбкой:

- Представь себе, мне тоже захотелось размять ноги после тесноты каюты и палубной качки! А кроме того, должен же кто-то присматривать за тобой, мастер чародей, чтобы ты ненароком не забрел туда, где тебе вовсе не будут рады!

Паг мельком взглянул в сторону замка. Заметив это, чародей поспешно проговорил:

- Мы станем держаться как можно дальше не только от замка, но даже и от тропы, что ведет к нему от берега. Ведь недаром же столько слухов ходит о тяжких карах, постигших тех, кто дерзнул туда направиться!

Арута отдал распоряжение команде судна, и вскоре все пятеро забрались в небольшую шлюпку, которую затем подняли с палубы, перебросили через борт и медленно спустили в воду на канатах истекавшие потом матросы. Глядя на их искаженные страхом лица, на губы, беззвучно шептавшие молитвы, Паг догадался, что крепкие моряки вспотели вовсе не от тяжелых усилий.

Арута, словно прочитав его мысли, насмешливо проговорил:

- Вполне возможно, что старые кумушки, сплетничающие у ворот крайдийского рынка, еще более суеверны, чем эти дюжие молодцы. Но я, право же, за это не поручусь.

Когда лодка оказалась в воде, матросы вытянули канаты на палубу, а Гардан и Мичем принялись неуклюже выгребать к берегу.

Арута пристыдил их, заявив, что никогда не поверит, будто жители портового города Крайди могут быть такими скверными гребцами, и предложил сменить у весел одного из них. Те начали грести что было сил, и шлюпка рывками заскользила по воде.

Через несколько минут движение ее сделалось более плавным и она стрелой понеслась к острову.

Они причалили к песчаному берегу, узкой полоской отделявшему громады скал от моря. Вдоль уступов к вершине той из них, на которой высился замок, змеилась узкая тропка.

Другая, чуть более широкая, вела в глубь острова.

Паг первым выпрыгнул из шлюпки и помог вытащить ее на песок. Следом за ним на берег вышли и остальные.

Пагу почудилось, что за ними кто-то наблюдает, но сколько он ни оглядывался по сторонам, ему не удавалось заметить ничего подозрительного. Кругом царило спокойствие. При свете неяркого зимнего солнца даже жилище черного колдуна больше не казалось таким зловещим. Над берегом носились чайки, а у подножия скал легкий ветерок шевелил сухие стебли прошлогодней травы.

Кулган и принц не сговариваясь ступили на тропинку, что уходила за холмы.

- Ведь мы не рискуем нарушить чье-то уединение и бесцеремонно вторгнуться на чужие земли, - пробормотал чародей.

- Насколько мне известно, на острове кроме Макроса никто не живет!

Арута немного помедлил, наверняка взвешивая возможный риск путешествия по острову, но немного погодя кивнул и зашагал вперед.

Паг шел позади всех. Мичем, боязливо ступавший по тропе в нескольких шагах впереди него, то и дело оглядывался.

Широкоплечий франклин держал ладонь на рукоятке палаша. Паг нес в руке рогатку. Он пока еще не научился как следует владеть мечом, хотя Гардан, когда на море царил штиль, частенько давал ему уроки. Мальчик с любопытством озирался по сторонам, стараясь не отставать от других.

Из кустов близ тропинки при их приближении вспорхнули две небольшие стайки береговых птиц. Кружа над головами четверых путников, они издавали протестующие крики, и стоило небольшому отряду пройти немного вперед, как птицы вернулись к своим гнездам.

Путники взобрались на первый из нескольких холмов, лежавших на их пути. С вершины его тропинка спускалась вниз, затем снова взмывала вверх, по склону следующего холма.

- Она обязательно приведет нас куда-то. Вот только куда? - проговорил чародей. - Вы уверены, ваше высочество, что нам следует идти дальше?

Принц кивнул, и пятеро путников стали спускаться с холма.

Через несколько минут они взобрались на следующую вершину и принялись разглядывать маленькую уютную долину, защищенную от ветров двумя рядами невысоких пригорков. В долине располагалось несколько одноэтажных строений.

Арута, шедший впереди, обернулся к Кулгану:

- Как ты думаешь, мастер чародей, здесь кто-нибудь живет?

Кулган пожал плечами и взглянул на подошедшего к ним Мичема. Франклин скользнул взглядом по домам, стоявшим в долине, и покачал головой:

- Наверняка нет! Смотрите, над трубами не вьется дым, к тому же не слышно ни голосов, ни лая собак.

Арута кивнул и стал спускаться вниз. Остальные последовали за ним. Мичем в который уже раз обернулся к Пагу и, лишь теперь заметив, что у того, кроме рогатки, нет при себе никакого оружия, вынул из ножен острый кинжал и молча протянул ему. Паг с благодарностью кивнул и зажал костяную рукоятку в потной ладони.

Вскоре они вышли на плато, и взору Пага открылась вся долина с высившимся посреди нее странного вида просторным сооружением в центре широкого двора, который окружали несколько небольших домиков. Вся эта группа строений была обнесена низким каменным забором.

Путники спустились с пригорка и подошли к воротам. Во дворе росло несколько фруктовых деревьев. Концы их голых ветвей колыхал легкий ветерок. Справа, судя по всему, когда-то был разбит сад. Теперь же небольшая площадка с сохранившимися кое-где овальными и круглыми холмиками клумб заросла сорняками.

Их тонкие стебли уныло шуршали под порывами ветра. У входа в главное здание был устроен фонтан, который украшали фигуры трех дельфинов. Подойдя к нему вплотную, они заглянули в бассейн фонтана. Дно его было выложено темно-синими каменными плитами, потускневшими и потрескавшимися от времени. Кулган одобрительно кивнул:

- Славная работа, ничего не скажешь. По-моему, когда он был в исправности, вода лилась из ртов этих дельфинов.

Арута согласился с ним:

- Да-да, я уверен, что он был устроен именно так. Я видел королевские фонтаны в Рилланоне. Они почти такие же, только этот гораздо красивее.

Снег едва припорошил мощеный двор. Похоже было, что даже в самые суровые зимы горы и холмы защищали долину, да и весь остров от дождя и ненастья. Но холод чувствовался и здесь. Паг отошел немного в сторону от своих спутников и принялся разглядывать большой дом. Вдоль всего фасада этого одноэтажного строения на расстоянии около десяти футов друг от друга располагались окна. Прямо перед ним виднелся единственный дверной проем. Сами двери наверняка давно уже рассыпались в прах.

- Тем, кто здесь жил, явно было некого бояться. - Паг оглянулся. Позади него стоял Гардан и внимательно разглядывал приземистое строение. - Они не выстроили ни сторожевых башен, - продолжал сержант, - ни высоких стен. Похоже, даже этот каменный забор они соорудили не для защиты, а чтоб скотина не попортила деревья и клумбы.

К ним подошел Мичем, услыхавший последние слова Гардана.

- Да, у них и в мыслях не было от кого-то обороняться, - согласился он. - Ведь тут, похоже, самое низкое место на всем острове. Если не считать ручья, что течет позади этого дома. Я его заметил, когда мы сюда спускались. - Он оглянулся и указал на возвышавшийся в отдалении замок. - А этот там, наоборот, решил не рисковать и устроиться повыше. Ума не приложу, как им только в голову пришло, - он снова повернулся к низким строениям в долине, - поселиться в этаком каменном мешке!

Паг рассеянно кивнул. Гардан и Мичем зашагали к заброшенным конюшням.

Паг обошел приземистое строение и обнаружил, что позади него располагалось несколько совсем небольших зданий, по всей видимости, бывших служб. Он еще крепче сжал в ладони рукоятку кинжала и вошел в один из маленьких домиков. Крыша строения, судя по всему, прежде служившего кладовой, провалилась, и весь пол был усеян осколками красной черепицы. Вдоль трех стен той комнаты, куда он вошел, опасливо озираясь по сторонам, высились каменные полки. Паг торопливо обошел две соседних комнаты. Они оказались точными копиями первой. Не обнаружив в них ничего для себя интересного, он вышел во двор и вскоре переступил порог другого маленького дома.

Все пространство стены, противоположной входу, занимала огромная печь. На вертеле, который все еще виднелся над давно погасшим очагом, можно было бы зажарить половину бычьей туши или целого барана. Посреди помещения стояла рассохшаяся от времени деревянная колода, на которой некогда разрубали мясо.

Паг с любопытством взглянул на бронзовый горшок причудливой формы, стоявший в углу у окна. Он подошел к нему и заглянул внутрь. Там, среди обрывков паутины и сухих листьев он увидел длинный черенок металлической ложки. В это мгновение ему показалось, что кто-то заглянул в окно кухни.

- Мичем? Гардан? - выкрикнул он и подбежал к входной двери.

Кругом было пусто, но краем глаза он все же уловил какое-то движение у стены большого дома.

Он заторопился туда, решив, что остальные опередили его и находятся теперь внутри массивного строения. Обогнув дом, он вошел в него и на секунду замер в нерешительности. Ему почудилось, что в глубине длинного коридора снова мелькнула и тотчас же исчезла чья-то тень. Он остановился и стал разглядывать странное сооружение.

По обе стороны от него находились два коридора, впереди же сквозь дверной проем виднелся внутренний двор, посреди которого был устроен фонтан, окруженный несколькими клумбами. Фонтан, так же как и тот, что они успели рассмотреть, давно вышел из строя, а клумбы заросли сорняками.

Паг не стал выходить во двор, а двинулся вдоль одного из коридоров, туда, где он увидел чью-то торопливую тень. Крыша в нескольких местах провалилась, и сквозь образовавшиеся отверстия в коридор лился неяркий свет зимнего дня. Он миновал две пустых комнаты и на ходу заглянул в дверные проемы. Скорее всего, когда-то здесь были спальни обитателей дома.

Он свернул за угол и очутился у двери в странного вида помещение. Стены его были покрыты мозаичными узорами и изображениями морских животных, резвившихся в волнах с полуобнаженными мужчинами и женщинами. Рисунки эти удивили Пага. Никогда прежде он не видел ничего подобного. Он часто разглядывал немногочисленные гобелены и картины, украшавшие стены замка Крайди. На них люди и животные были изображены именно такими, какими им надлежит быть в действительности.

Здесь же с помощью разноцветных мозаичных плиток были выложены лишь контуры их тел и лиц. И тем не менее мозаичные рисунки почему-то не казались ему неумелыми или незавершенными. Он долго не мог отвести от них глаз.

Посреди просторной комнаты было устроено углубление, похожее на квадратный пруд. Каменные ступени спускались до самого его дна. Из стены над прудом высовывалась каменная рыбья голова. Паг не мог представить себе, каково было предназначение этой странной комнаты.

Но кто-то, словно прочитав его мысли, внезапно проговорил:

- Это тепидарий.

Паг резко обернулся на звуки незнакомого голоса и увидел перед собой мужчину среднего роста, с высоким лбом и глубоко посаженными черными глазами. Его виски посеребрила седина, но борода была черной, как ночь. Он был одет в коричневый балахон самого простого покроя и подпоясан грубой веревкой. В левой руке его был зажат набалдашник крепкого дубового посоха. Паг выставил вперед руку с кинжалом.

- Оставь это, малыш. Убери свой секач. Я не собираюсь на тебя нападать. - Он улыбнулся, и Паг пытливо заглянул ему в глаза и несмело ответил на улыбку.

После недолгого раздумья Паг опустил кинжал.

- Как, вы сказали, называлась эта комната?

- Тепидарий. Эта каменная голова рыбы - кран, сквозь который в бассейн текла теплая вода. Купальщики освобождались от одежд, складывали их сюда, - он указал на ряд каменных полок, тянувшихся вдоль одной из стен, - и входили в бассейн. А пока гости, приглашенные на обед, мылись, слуги стирали и сушили их одеяния.

Паг не осмелился спросить, зачем бы это гостям, приглашенным в чей-то дом на обед, мыться в бассейне с теплой водой, да еще всем сообща. Он лишь пожал плечами. А незнакомец тем временем продолжал:

- В соседней комнате тоже есть бассейн. Вода в нем была гораздо горячее. Потому комната носила название калидария. А за ней следует фригидарий с бассейном, который когда-то заполнялся совсем холодной водой. Есть и еще одно помещение - анкторий.

Там слуги натирали тела гостей благовониями. А грязь со своей кожи они счищали деревянными палочками. Мыла тогда еще не было и в помине.

Такое количество помещений с бассейнами посередине показалось Пагу чрезмерным для одного единственного дома. Он был совсем сбит с толку.

- Похоже, они всю жизнь только и делали, что мылись.

По-моему, это просто глупо.

Незнакомец усмехнулся:

- А вот они, представь себе, считали это в порядке вещей.

Зато некоторые из нравов нынешних жителей Мидкемии показались бы им, в свою очередь, странными и заслуживающими осуждения.

Вот так-то, Паг.

Паг едва не подпрыгнул от удивления и с подозрением взглянул на странного незнакомца.

- Откуда вам известно мое имя?!

Мужчина снова улыбнулся:

- Когда ты подходил к этому дому, высокий солдат кликнул тебя по имени. Я находился неподалеку и наблюдал за вами, чтобы удостовериться, что вы не морские разбойники, решившие передохнуть на этом острове от своих злодеяний. Я потому лишь заговорил с тобой, что, насколько мне известно, пираты никогда не бывают так молоды.

Паг растерянно взглянул на своего странного собеседника.

Его смущало, что он не мог разгадать того тайного смысла, который определенно содержался в словах незнакомца помимо их явного значения.

- А зачем вам вообще говорить со мной?

Мужчина присел на край бассейна. Подол его балахона приподнялся, обнажив смуглые ступни в плетеных кожаных сандалиях.

- Я ведь по большей части один, и мне редко удается перемолвиться словом с кем-либо из людей. Вот я и понадеялся, что ты, прежде чем вернуться на свой корабль, уделишь мне малую толику своего времени.

Паг уселся на борт бассейна поодаль от незнакомца.

- Вы здесь живете? Вот в этом доме?

Мужчина оглядел комнату и покачал головой:

- Теперь нет, хотя когда-то очень давно я жил именно здесь.

- В голосе его прозвучали грустные нотки. Он явно с сожалением вспоминал о тех далеких временах.

- Кто вы такой?

Незнакомец снова улыбнулся. В улыбке его было столько обезоруживающей доброты, что былая настороженность Пага исчезла без следа, сменившись заинтересованностью и доверием.

- Меня часто называют странником. Ведь я и в самом деле немало странствовал по свету. Здесь я известен еще и как отшельник. Это потому, что жизнь я веду очень уединенную.

Можешь называть меня, как тебе заблагорассудится. Мне все равно.

Паг захлопал глазами:

- Как, разве у вас нет настоящего имени?

- Есть, и не одно. По правде говоря, их так много, что я успел почти все позабыть. При рождении мне, как и любому другому, было дано имя, но среди моего народа принято, чтобы имя мальчика знали только его отец и священник-маг.

Паг ненадолго задумался. Он недоуменно покачал головой и пробормотал:

- Все это очень странно. И этот дом, и то, что вы мне рассказали. А к какому народу вы принадлежите?

Человек, назвавший себя странником, добродушно усмехнулся:

- У тебя пытливый и любознательный ум, Паг. Это очень хорошо. - Он вскинул на него глаза и спросил:

- А откуда, позволь полюбопытствовать, прибыл ты сам? Ваше судно украшено наталийским флагом Бордона, но по покрою твоего платья и по разговору мне совершенно ясно, что ты не из Вольных городов.

Похоже, ты - житель Королевства. Не так ли?

Паг кивнул:

- Мы все из Крайди.

Он поведал незнакомцу о целях их путешествия на Восток. Тот слушал его с интересом, и не прошло и получаса, как Паг подробно рассказал ему все о себе, герцоге, Кулгане, Томасе и таинственных цурани.

Когда он закончил свой рассказ, незнакомец задумчиво кивнул и проговорил:

- Ты поведал мне удивительную историю. Но прежде чем эта странная встреча миров завершится, произойдет еще немало всяких невероятных событий и чудес.

Паг покачал головой:

- Я вас не понимаю.

Незнакомец кивнул:

- Я и не ожидал, что ты поймешь меня. Паг. Есть события, смысл которых можно разгадать, только когда они уже миновали.

Есть и люди, которых можно оценить по достоинству, лишь когда их нет рядом.

Паг почесал колено и вздохнул:

- Вы прямо как Кулган, когда он пытается втолковать мне основы практической магии, - пожаловался он.

Странник кивнул:

- Очень точное сравнение. Хотя порой понять практическую магию можно, лишь практикуясь в ней.

Паг просиял:

- Так вы тоже чародей?

Странник погладил себя по длинной смоляной бороде.

- Некоторые полагают, что да. Но я сомневаюсь, что мы с твоим учителем имеем много общего во взглядах на природу магии.

На лице Пага отразилось глубочайшее разочарование. Видя это, странник склонился к нему и проговорил:

- Но я тоже знаю кое-какие заклинания и умею приводить их в действие. Паг!

В эту минуту со двора донеслись голоса Гардана и Мичема.

Они звали Пага.

- Ступай, - сказал странник. - Друзья хватились тебя. Нам теперь лучше выйти к ним, чтобы они не беспокоились.

Они вышли из комнаты с бассейном и оказались во внутреннем дворе. Оттуда вела дверь в коридор, миновав который, оба вышли сквозь просторный дверной проем и остановились возле дома.

Увидев Пага в компании странного незнакомца, все потянулись к оружию. Кулган и принц подбежали к нему и остановились в нерешительности: незнакомец вытянул вперед руки, показывая, что он безоружен.

Первым заговорил Арута:

- Кто твой спутник, Паг?

Паг представил странника своим друзьям.

- Он не сделает нам ничего дурного. Он прятался где-то здесь, пока не убедился, что мы не пираты. - В знак полного доверия к незнакомцу он вернул Мичему кинжал.

Объяснение мальчика показалось принцу неубедительным. Он нахмурился и отрывисто спросил:

- Что ты здесь делаешь?

Странник развел руками. Левая была свободна, а на локтевом сгибе правой висел посох.

- Я живу здесь, принц Крайдийский. И по-моему, имею полное право переадресовать твой вопрос тебе. Как ты считаешь?

Принц надменно вскинул голову, но после минутного размышления принужденно кивнул:

- Если это и в самом деле так, то ты прав. Это мы незваными вторглись на остров. Но нам необходимо было переждать шторм и починить корабль. Лишь поэтому мы причалили к твоему берегу.

Странник кивнул:

- В таком случае добро пожаловать в Вилла Беата.

Кулган склонил голову набок:

- Впервые слышу! Где же эта Вилла Беата?

- Перед вами. На языке тех, кто все это выстроил, эти слова означают <благословенный дом>. Таким он и был для них много лет кряду. Как вы сами можете заметить, он знавал лучшие времена.

Неторопливая речь незнакомца, его простое и ровное обращение со всеми и даже легкая насмешка, звучавшая в его голосе, мало-помалу заставили всех крайдийцев проникнуться к нему доверием и приязнью. Кулган с любопытством спросил:

- А что же стало с теми, кто выстроил этот удивительный дом?

- Они умерли... Или покинули остров. Когда они впервые попали сюда, они дали ему имя Инсула Беата, или Благословенный остров. Они очутились здесь, спасаясь от войны, навек изменившей жизнь их родного края. - Глаза незнакомца затуманились, словно воспоминания о бедах, пережитых другими, терзали его сердце. - Великий король погиб... во всяком случае, так они считали. Ведь многие говорили, что настанет день и он вернется. Это было жестокое и печальное время. Они надеялись, что здесь жизнь их будет мирной.

- И что же с ними случилось? - спросил Паг.

Странник пожал плечами:

- Пираты или гоблины? Болезни или безумие? Кто знает? Я впервые увидел этот дом таким, каким застали его вы, а от тех, кто в нем жил, не осталось и следа.

Арута недоверчиво покачал головой:

- Ты говоришь загадками, друг странник. Ведь эти строения покинуты людьми много веков тому назад. А ты рассказываешь, что привело их сюда и как они называли свой дом и остров. Объясни, откуда тебе это известно?

Незнакомец лукаво прищурился и проговорил:

- Не так уж давно все это было, принц Арута. А я, к твоему сведению, выгляжу гораздо моложе своих лет. Этому способствуют здоровая пища и регулярное мытье.

Мичем продолжал сосредоточенно изучать незнакомца, не принимая участия в разговоре. Из всех крайдийцев он был самым подозрительным. Но наконец, не выдержав, он задал страннику вопрос:

- А как же ты уживаешься с этим? С Черным-то? Не беспокоит он тебя?

Странник оглянулся через плечо на замок.

- Макрос Черный? А что ему за дело до меня? Я себе управляю островом, он себе колдует. В дела друг друга мы не вмешиваемся.

В уме Пага сложилось подозрение, которое он ни за что бы не решился высказать вслух. Странник между тем продолжал:

- Разве я, смиренный отшельник, могу представлять интерес или угрозу для такого могущественного и опасного чародея, как он? Надеюсь, вы согласитесь с этим. - Он подался вперед и добавил заговорщическим тоном:

- А к тому же, я почти уверен, что репутацию злодея создал себе он сам, чтобы отвадить отсюда всех незваных пришельцев. Он слишком дорожит своим покоем и уединением. Сомневаюсь, что он вообще способен сотворить все то, что ему приписывает молва.

Арута взглянул на Кулгана:

- Тогда, быть может, нам следует нанести визит этому чародею?

Кулган не успел ответить. Отшельник помотал головой и поспешно проговорил:

- Вы не встретите у него теплого приема. Он дни и ночи погружен в работу, и его раздражает всякий, кто дерзнет помешать ему. Понятное дело, его совершенно напрасно считают повинным во всех бедах нашего мира, но совсем безобидным волшебником я его тоже не назвал бы. Макросу ничего не стоит примерно наказать вас за дерзость. А кроме того, он совсем неинтересный собеседник. - И отшельник сопроводил свои слова насмешливой улыбкой.

Арута огляделся по сторонам и проговорил:

- Мне думается, мы успели увидеть здесь все, что представляло хоть какой-то интерес. Нам пора возвращаться на корабль.

Никто из крайдийцев не стал возражать ему, и он обратился к отшельнику:

- А ты не желаешь проводить нас?

Тот развел руками:

- Я слишком дорожу своим покоем и одиночеством, ваше высочество. Меня очень обрадовало общение с вами, и я узнал много нового из рассказов мальчика. Но этого с меня довольно.

Попытайся вы разыскать меня здесь завтра, вам это не удалось бы.

Было очевидно, что он не намерен ни сопровождать путников до берега, ни уговаривать их остаться еще на несколько минут, как того требовали правила вежливости.

Принца задели его манера говорить двусмысленности и насмешливый тон, каким он произносил их.

- Тогда прощай, странник! Мы все от души желаем тебе благословения богов.

- И тебе того же, принц Арута. Да хранят вас всех боги!

Они пустились в обратный путь. Сделав несколько шагов, Паг внезапно споткнулся обо что-то и свалился на Кулгана. Оба растянулись на земле, и странник помог мальчику встать на ноги.

Мичем и Гардан, натужно сопя, тем временем подняли с земли дородного Кулгана. Но едва они отошли от него, как чародей стал заваливаться набок. Арута и Мичем едва успели подхватить его, прежде чем он снова рухнул наземь.

Странник сочувственно произнес:

- Похоже, ты вывихнул лодыжку, друг чародей. - Он протянул ему свой посох. - Возьми-ка вот это. Он сделан из крепкого дуба и сможет выдержать твой вес. С его помощью ты доберешься до берега.

Кулган взял предложенный посох и сделал несколько неуверенных шагов по двору. К его немалому удивлению, опираясь на дубовую палку, он смог передвигаться почти без труда. Боль в лодыжке заметно уменьшилась.

- Спасибо, но как же ты сам?

Странник махнул рукой:

- Пустое! Это ведь всего лишь дубовый корень. Я без труда разыщу себе другой такой же. Но возможно, настанет день, когда я попрошу тебя вернуть мне его.

- Я сохраню его до этого дня.

Странник повернулся к дому:

- Договорились. Простимся же. До встречи, друг чародей.

Крайдийцы наблюдали, как он подошел к приземистому строению и исчез в дверях. Они переглянулись с выражением недоумения и некоторого испуга.

Арута покачал головой и вполголоса произнес:

- Что и говорить, загадочныйчеловек этот странник!

Кулган кивнул:

- Возможно, он еще гораздо более загадочен, чем вам могло показаться. После его ухода я почувствовал, что чары, которыми он на нас воздействовал, чтобы вселить в наши души безмятежность и доверие, рассеялись без следа.

Паг заглянул в лицо Кулгана.

- Я хотел задать ему столько всяких вопросов, но мой язык словно прирос к гортани.

Мичем мрачно кивнул:

- Вот-вот. И со мной творилось то же самое!

В разговор внезапно вступил Гардан:

- Знаете, что я вам скажу? Уж не с самим ли колдуном мы нынче повстречались?

Паг согласно закивал:

- Мне это тоже пришло в голову.

Кулган оперся о посох и пробормотал:

- Все может быть. Но если это и в самом деле Макрос, он почему-то решил укрыться от нас под маской отшельника.

Продолжая негромко переговариваться, они побрели вверх по холму.

Когда впереди показалась бухта с качавшейся на волнах <Владычицей бурь>, Паг ускорил шаги и внезапно почувствовал, как что-то царапнуло его по голой груди. Он опустил руку за пазуху и нащупал плотный кусок пергамента, свернутый вчетверо.

Вынув его, он с недоумением воззрился на свою находку.

Пергамент не мог случайно попасть за ворот его рубахи. Сам он не имел привычки засовывать за пазуху предметы, подобные этому.

Выходит, странник, когда помогал ему подняться, незаметно сунул его туда.

Кулган нетерпеливо оглянулся и, видя, что Паг стоит на месте как вкопанный, спросил:

- Что же ты не идешь, Паг? Что там у тебя?

Паг подбежал к чародею и протянул ему пергамент. Все остальные собрались вокруг них. Развернув хрустящий листок, Кулган пробежал его глазами. На лице его отразилось изумление.

- Читай вслух, мастер Кулган! - потребовал Арута.

Чародей подчинился и нетвердым голосом прочел:

Я рад приветствовать тех, кто прибыл сюда, не тая в сердцах своих злобы. Когда-нибудь вы поймете, что встреча наша не была случайной. Нам суждено свидеться вновь, а пока храните посох странника как залог дружбы и доверия между вами и мной. Не ищите меня. Я сам предстану перед вами, когда пробьет час, назначенный судьбой. Макрос.

Кулган вернул пергамент Пагу, и тот оторопело пробормотал:

- Так значит, это все-таки был Макрос!

Мичем почесал себя за ухом:

- Не может быть! Я просто отказываюсь этому верить!

Кулган взглянул на темную громаду замка. Пульсирующий свет все еще мерцал в окне верхней башни.

- Мне тоже трудно в это поверить, друг мой! Но как бы там ни было, а колдун желает нам добра. Это очень хороший знак, друзья мои!

Они вернулись на корабль и разбрелись по своим каютам. На следующее утро повеселевший капитан Абрам сообщил, что <Владычица бурь> еще до полудня будет готова к отплытию.

Начался прилив, и на корабле подняли паруса. Подул легкий и нежный попутный бриз, что было большой редкостью для этого времени года. Но он сопровождал их до самого прибытия в Крондор.

Глава 12 ПЕРЕГОВОРЫ

Паг скучал. Сидя на подоконнике своей комнаты в крондорском дворце, он безучастно глядел в окно. Вокруг все было белым-бело от снега, который шел не переставая вот уже третий день кряду.

Герцог и Арута почти все свое время проводили в беседах с принцем Крондора.

На следующий день после их прибытия Пагу велели рассказать его высочеству обо всем, что видели они с Томасом на палубе цуранийского корабля. Потом ему приказали вернуться к себе. Паг помнил свой разговор с принцем до мельчайших подробностей.

К удивлению Пага Эрланд Крондорский оказался совсем еще молодым человеком, лет тридцати с небольшим. Он был худ и бледен, и речь его часто прерывалась приступами тяжелого, надрывного кашля. При этом лоб его покрывался испариной, на висках вздувались синие жилы. Когда во время их разговора принц впервые закашлялся, держась руками за впалую грудь, Паг робко предложил прийти в другое время, когда его высочеству станет легче, но Эрланд лишь вяло махнул рукой и велел ему продолжать свой рассказ. Принц держался с ним просто и непринужденно, он проявлял живейший интерес к его словам и всеми силами старался ободрить его, словно встречи и беседы с робкими и смущенными учениками чародеев были для него, наследника королевского трона, делом привычным. Выслушав Пага, он стал задавать ему вопросы о его учении, о случайности, благодаря которой тот удостоился придворного титула, о Крайди и Бордоне. Он расспрашивал мальчика с таким участием и выслушивал его ответы с таким интересом, словно его и вправду могли занимать подобные пустяки.

Паг был в восторге от принца Эрланда. Второй человек в королевстве после его величества Родрика Четвертого и первый вельможа Запада был дружелюбен и прост в обращении. Он оказался настолько любезен, что проявил искреннюю заботу и внимание к самому юному и незнатному из своих нежданных гостей.

Паг скользнул взглядом по отведенной ему комнате. Даже это небольшое помещение было убрано с непривычной для него роскошью. Пол устилал пушистый ковер, цветом своим гармонировавший с обивкой стен и тяжелыми шторами на окнах.

Посреди комнаты возвышалась кровать под коричневым балдахином.

Пагу, привыкшему спать на соломенных тюфяках, пришлись по душе пуховая перина, мягкая подушка и легкое, теплое одеяло. У одной из стен стоял массивный шкаф, в котором висело и лежало столько дорогих, изысканных нарядов, что Паг во всю жизнь не смог бы их сносить. Однако все одеяния были сшиты по его мерке, и Кулган сказал, что принц дарит их ему.

Напряженно прислушиваясь к тишине, царившей в комнате, Паг припомнил, что за последние дни он почти не виделся ни с Кулганом, ни с другими крайдийцами. Гардан и трое воинов отбыли в Крайди с письмами от герцога, адресованными Лиаму, отцу Тулли и Фэннону, а Мичема поселили в дворцовых казармах. Кулган почти все свое время проводил в апартаментах принца Эрланда. Он принимал деятельное участие в переговорах, которые все эти дни вели принц Крондора и герцог Боуррик. Паг был предоставлен самому себе. Он рад был бы потратить эти часы одиночества на ученье, но у него не было с собой ни одной книги, ни даже свитка пергамента. Со дня прибытия в Крондор ему было решительно нечем заняться. Он просто изнывал от безделья.

Не раз он представлял себе, как рад был бы очутиться здесь неугомонный Томас. Он быстро придумал бы какое-нибудь интересное занятие для них обоих. Вдвоем им не пришлось бы скучать. Паг больше не надеялся, что Долгану удалось разыскать его друга в лабиринтах Мак Мордейн Кадала, но боль потери стала теперь для него менее острой, хотя он все время вспоминал Томаса. Не раз Паг ловил себя на том, что с надеждой прислушивается к шагам за дверью, ожидая, что произойдет чудо и на пороге появится его отважный, веселый и неугомонный друг.

Одиночество и тишина сделались невыносимыми, и Паг вышел в коридор, тянувшийся вдоль всего восточного крыла огромного замка. Он заторопился вдоль коридора, надеясь встретить кого-нибудь из своих.

Мимо прошел стражник и отдал ему честь. Паг никак не мог привыкнуть к такому почтительно-подобострастному отношению со стороны солдат и слуг: ведь он еще так недавно был простым дворовым мальчишкой.

Он дошел до поворота и свернул в широкую галерею, которая вела к приемным и покоям принца. Эрланд сказал ему, что он может чувствовать себя во дворце совершенно свободно и ходить, куда пожелает. Паг не торопился воспользоваться данным ему правом, не желая показаться слишком любопытным и бесцеремонным, но сегодня ему стало просто невмоготу оставаться в одиночестве.

В глубине галереи он обнаружил небольшой альков с окошком.

Паг прошел туда, присел на широкий подоконник и выглянул в окно. Отсюда открывался вид на ту часть дворца, которую он не мог видеть из окна своей комнаты. Далеко впереди за стенами замка он разглядел крондорский порт, издали походивший на игрушечную деревушку. Над крошечными домиками вился дым.

Корабли, стоявшие на якорях в ожидании весны, казались миниатюрными копиями настоящих парусников.

Из задумчивости его вывел тоненький голосок, раздавшийся позади:

- Вы принц Арута?

Паг оглянулся. Прямо перед ним стояла девочка лет шести или семи. Она не сводила с него своих больших, серьезных зеленых глаз. Ее каштановые волосы мягкими волнами спускались на узкие плечи. Красное бархатное платье ребенка было украшено белым кружевным воротником и манжетами. Она слегка надула пухлые губы и приподнялась на цыпочки, чтобы казаться старше своих лет. Это придало ей такой забавный вид, что Паг едва удержался от улыбки.

Поколебавшись, он ответил:

- Нет, я Паг. Я приехал сюда с принцем и герцогом.

Девочка даже не попыталась скрыть свое разочарование.

Передернув плечиком, она подошла к окну и уселась на подоконник рядом с Пагом. Строго взглянув на него, она процедила:

- А я так надеялась, что ты принц Арута. Мне хотелось хоть одним глазком взглянуть на него, прежде чем вы все уедете в Саладор.

- Саладор... - растерянно повторил Паг. А он и не знал, что им снова предстояло отправиться в дальний путь, и надеялся, что из Крондора они повернут домой, в Крайди. Он так соскучился без Каролины!

- Да. Папа сказал, что вы поедете туда, а потом на корабле поплывете в Рилланон, к королю.

- А кто твой отец?

- Принц, кто же еще? Вот глупый! Ты что же, не догадался, что я принцесса?

Паг развел руками:

- Простите, ваше высочество. - Внезапно девочка показалась ему удивительно похожей на Каролину. - Значит, вы и есть принцесса Анита.

- Конечно. К тому же самая настоящая. Ведь мой отец - не какой-нибудь герцог, а принц! Он мог бы стать королем, если бы захотел, но ему это не по душе. А вот если бы он согласился, то я когда-нибудь стала бы королевой. Но быть принцессой тоже очень здорово. А кто ты такой?

Неожиданный вопрос Аниты застал Пага врасплох. Он почти перестал прислушиваться к ее словам и лишь вежливо кивал. Его гораздо больше занимали порт и гавань, видневшиеся из окна.

После недолгого колебания он сказал:

- Я ученик придворного чародея.

Глаза Аниты округлились от радостного удивления, и она всплеснула руками:

- Настоящего чародея?

- Настоящего.

Ее маленькое румяное личико расплылось в улыбке:

- А он может превращать людей в жаб? Моя няня говорит, чародеи только так и поступают с теми, кто плохо себя ведет.

- Право, не знаю, - улыбнулся Паг. - Но я обязательно спрошу его об этом при следующей встрече. - Он вздохнул. - Если я вообще увижу его когда-нибудь.

- О, правда? Спроси, будь так любезен. Мне очень интересно, что он скажет. - Принцесса была явно довольна тем, что у нее появилась возможность разрешить этот сложный вопрос. - А не можешь ли ты подсказать мне, где теперь принц Арута?

- Не знаю. Я сам вот уже два дня не видел его. А зачем он тебе?

- Няня говорит, что мы с ним, наверное, поженимся, когда я вырасту. Вот мне и хотелось взглянуть на него. А вдруг он мне не понравится?

Перспектива женитьбы Аруты на этой крошке сперва показалась Пагу не более чем глупой шуткой старой няни, но, поразмыслив, он вынужден был признать, что подобный союз вполне может быть заключен через десяток лет, когда Анита превратится во взрослую девушку, а Арута, все еще находясь во цвете лет, получит во владение какой-нибудь из городов Королевства и титул графа. Но удовлетворит ли это амбиции юной принцессы?

- А вам пришлось бы по душе стать женой графа? - спросил Паг и тут же пожалел, что задал ей такой неуместный вопрос.

Разве эта малышка способна здраво судить о подобных вещах? Но девочка окинула его таким проницательным взглядом, который сделал бы честь и самому отцу Тулли.

- Вот глупый! Откуда же мне это может быть известно, если я все еще не знаю, кого мама с папой выберут мне в мужья?

- Но вы сказали...

- Они еще могут передумать, - авторитетно заявила Анита и спрыгнула с подоконника. - Ну, мне пора. Я убежала от няни, и теперь меня наверняка уже хватились. Я должна вернуться в свои комнаты. Если меня застанут здесь, я буду наказана. Желаю вам приятного путешествия в Саладор и Рилланон.

- Спасибо, ваше высочество.

Внезапно по лицу девочки скользнула тень тревоги. Она заложила руки за спину, слегка склонилась к Пагу и шепотом спросила:

- Ведь ты никому не скажешь, что видел меня здесь?

Паг заговорщически улыбнулся и пообещал:

- Никому и никогда!

Анита благодарно улыбнулась ему и стала с опаской вглядываться в дальний конец галереи. Когда она уже повернулась, чтобы уйти, Паг неожиданно проговорил:

- Он очень славный человек.

Принцесса остановилась:

- Кто?

- Принц Арута. У него доброе сердце. Правда, он старается этого не показывать и порой бывает резковат. Иногда он любит подшучивать над людьми, но поверьте мне, человек он хороший.

Принцесса внимательно выслушала его и, просияв, проговорила:

- Как здорово! Я рада, что он хороший человек. За плохого я бы ни за что не вышла! - Коротко засмеявшись, она бросилась бежать вдоль галереи и вскоре исчезла в одном из коридоров.

Паг остался сидеть у окна. Он еще долго смотрел на падающие снежинки, размышляя о маленькой принцессе, которая совала нос в государственные дела и интересовалась душевными качествами будущего мужа.

Вечером принц Эрланд дал торжественный ужин в честь герцога и Аруты. Во дворце присутствовали все знатные персоны Крондора, а также именитые горожане с женами. В огромном зале замка разместилось без малого четыреста человек гостей. Паг оказался за одним столом с богатыми купцами, которые, из уважения к его придворному платью и тому почетному месту за столом, на которое его усадили, не осмеливались говорить с ним и даже между собой обменивались лишь односложными замечаниями. Как Паг ни старался, ему не удавалось разрядить напряженную атмосферу, установившуюся за столом.

Герцог и Арута сидели возле принца Эрланда и его супруги принцессы Алисии. Места за главным столом, находившимся на возвышении, занимали также герцог Дуланик, канцлер и маршал княжества Крондор, ввиду болезни принца выполнявший обязанности верховного главнокомандующего сухопутных войск, и лорд Барри, адмирал крондорского флота. По обе стороны от них восседали все министры королевского двора. Прочие гости разместились за другими столами тем дальше от принца и придворных, чем скромнее были их титулы и звания. Паг оказался в самом конце зала.

Слуги сновали вдоль узких проходов, обнося гостей блюдами с роскошными кушаньями и кувшинами с медом и винами. В середине зала было оставлено свободное пространство, где, сменяя друг друга, появлялись менестрели, жонглеры, фокусники и скоморохи.

Однако их выступлениям могли отдать должное лишь те, чьи столы находились поблизости, а также хозяева и именитые гости, наблюдавшие за представлением со своего возвышения. Остальным не было видно решительно ничего, а звуки музыки и пение перекрывал для них гул множества голосов. Однако за движениями артистов придирчиво наблюдал придворный мастер церемоний, и те старались вовсю, чтобы их и впредь приглашали на торжества во дворец.

Стены зала украшали гобелены и знамена всех герцогств Королевства, начиная с коричнево-золотого стяга Крайди, помещенного у восточной стены, и заканчивая зеленым, принадлежавшим далекому Рэну и висевшим в западной части огромного зала, у высокой арки.

Над главным столом был вывешен флаг с гербом Королевства - золотым вздыбленным львом, с мечом в передних лапах и короной над головой, на пурпурном поле. То была древняя эмблема рода кон Дуанов. Рядом с ним и чуть пониже укрепили знамя Крондора - серебряный орел, реющий над горной вершиной, на пурпурном поле.

Лишь королю Родрику и принцу Эрланду было дано право носить одежду королевского пурпурного цвета. Герцог Боуррик и Арута были облачены в алые плащи, что свидетельствовало об их принадлежности к правящей династии. Паг впервые видел их в столь роскошных одеяниях.

Паг то и дело бросал осторожные взгляды на главный стол. Из угла, где он сидел, зажатый между толстой купчихой и каким-то юным отпрыском богатого семейства, ему было трудно разглядеть выражения лиц принца и герцога, но по их сдержанным жестам, по напряженным позам остальных он понял, что разговор между двумя наследниками престола был не из приятных.

Внезапно кто-то осторожно прикоснулся к его плечу. Паг оглянулся и увидел позади себя выглянувшее из-за тяжелой портьеры кукольное личико. Принцесса Анита приложила палец к губам и поманила его за собой. Паг удостоверился, что его соседи по столу с любопытством и восхищением глазеют на принцев и герцога, и, решив, что они не заметят его отсутствия, поднялся и скользнул за портьеру. Он очутился в маленьком алькове для слуг, который еще одна портьера отделяла от коридора, выходившего в кухню. Он на цыпочках прокрался за Анитой. Девочка остановилась у стола, уставленного тарелками и кубками.

- Как вы здесь оказались? - спросил Паг.

Анита приложила палец к губам.

- Ш-ш-ш! Об этом никто не должен знать! - испуганно прошептала она.

Паг улыбнулся:

- Вы можете разговаривать в полный голос. В зале так шумно, что нас все равно никто не услышит.

- Я пришла, чтобы посмотреть на принца. Как мне его узнать?

Паг поманил ее за собой в альков и слегка раздвинул портьеры.

- Он сидит рядом с вашей матерью. Он в черном камзоле с серебряным шитьем и в красном плаще.

Девочка встала на цыпочки и жалобно прошептала:

- Мне ничего не видно!

Паг поднял ее на руки. Анита с любопытством выглянула в зал.

- Спасибо! Я вам очень признательна!

- Рад служить вам, ваше высочество! - церемонно поклонился Паг, и оба прыснули со смеху.

Внезапно именитые горожане, сидевшие за столом Пага, стали громко обсуждать между собой наряды придворных дам и кавалеров.

Анита оцепенела от ужаса. Паг выразительным жестом приложил палец к губам.

- Я должна немедленно бежать отсюда! - прошептала девочка и скользнула в коридор. Паг видел, как она свернула в кухню.

Видимо, нынче вечером ей удалось обмануть бдительность няни и спуститься по узкой винтовой лестнице, выходившей на верхнюю галерею.

Внезапно портьеры раздвинулись, и в альков ступил подросток-слуга. Он оторопело уставился на Пага, не осмеливаясь обратиться к нему с вопросом. Благородному юноше было решительно нечего делать у выхода в кухню, и оба прекрасно понимали это.

С деланной безмятежностью Паг проговорил:

- Я хотел вернуться к себе и, похоже, заблудился.

- К покоям для гостей ведет широкая лестница, на которую можно выйти через первую дверь слева, сэр. А здесь... здесь у нас кухня. Прикажете показать вам дорогу? - Мальчишке явно не хотелось провожать заплутавшего сквайра через весь зал, да и Паг вовсе не нуждался в его услугах.

- Нет, благодарю, - любезно ответил он. - Я сам найду нужную дверь.

Когда слуга вышел в коридор, Паг пробрался к своему месту за столом. Как он и предполагал, его отсутствия никто из сотрапезников не заметил. Лишь юный слуга, не раз в продолжение ужина менявший блюда и кубки за их столом, порой вскидывал на него недоуменный взгляд.

Вернувшись в свою комнату, Паг застал там Кулгана. Чародей без всяких предисловий заявил:

- Мы должны выехать на рассвете, Паг. Принц Эрланд отправляет нас в Рилланон, к королю.

Паг возмущенно топнул ногой. Все последние дни его одолевала тоска по дому.

- С какой это стати он нами распоряжается?

Прежде чем Кулган успел ответить, дверь с шумом распахнулась и в комнату вбежал принц Арута. Лицо его исказила гримаса ярости. Паг испуганно попятился, решив, что виной тому его недопустимо фамильярное обращение с маленькой Анитой. Но как Аруте удалось об этом узнать? Неужто он разглядел ее любопытное личико в просвете между портьерами?

- Кулган! - воскликнул принц. - Вот ты, оказывается, где!

Тебе известно, что собирается предпринять наш кузен-принц, чтобы остановить возможное наступление цурани?! - Но чародею снова не удалось вымолвить ни слова. Стоило ему открыть рот, как Арута с негодованием выкрикнул:

- Ничего! Ровным счетом ничего! Он и пальцем не шевельнет, чтобы помочь Крайди, пока отец не повидается с королем и не убедит его, что это вопрос жизни и смерти не только для нашего герцогства, но и для всей страны! А путешествие в Рилланон займет у нас никак не меньше двух месяцев!

Кулган предостерегающе поднял вверх правую руку, и принц тотчас же успокоился. Он по-прежнему видел в тучном чародее не придворного советника отца, а одного из своих строгих наставников. Тому и поныне без труда удавалось подчинить своей воле обоих взрослых сыновей Боуррика, если он считал это необходимым. Сейчас был как раз один из таких случаев.

- Спокойнее, Арута.

Арута тряхнул головой и тяжело опустился в стоявшее у стены кресло.

- Виноват, Кулган. Мне следовало сдержать мой гнев. - Теперь только он заметил, что они с чародеем не одни в комнате.

- Прости меня, Паг! -Мальчик смутился и опустил голову. - Тебе-то и вовсе не следовало знать обо всем этом. Наверное... - он запнулся и вопросительно взглянул на Кулгана.

Чародей вынул трубку изо рта и спокойно проговорил:

- Нет смысла скрывать от него положение дел. Ведь он едет с нами и рано или поздно узнал бы обо всем.

Арута стал нервно барабанить пальцами по ручке кресла.

Кулган строго взглянул на него, и принц сцепил пальцы рук и подался вперед.

- Мой отец и Эрланд целыми днями спорили о том, как оказать отпор этим цурани, если они двинут против нас свою армию. Принц в конце концов согласился, что угроза их вторжения очень велика. - Он удрученно вздохнул. - Но он не собирается объявлять мобилизацию Западных армий, пока не получит приказа от короля.

- Я не понимаю, - вмешался Паг, - разве Западные армии больше не находятся в подчинении принца Эрланда? Разве он не волен командовать ими по своему усмотрению?

- Представь себе, нет, - хмуро проговорил Арута. - С некоторых пор все изменилось. Меньше года тому назад король объявил, что все армии переходят под его командование. - Он умолк и стал с тоской наблюдать, как кольцо дыма, выпущенное Кулганом, медленно таяло в воздухе. Чародей вопросительно взглянул на него, и принц продолжал:

- Ведь это является нарушением всех законов и традиций государства! Западные армии всегда подчинялись принцу Крондора, тогда как Восточными командовал король!

Паг все никак не мог уяснить себе смысл происходящего.

Кулган задумчиво пробормотал:

- Принц является маршалом его величества и главнокомандующим Западных войск. По его приказу все герцоги от Малак-Кросса до Крайди, являющиеся его вассалами, обязаны мобилизовать свои гарнизоны и поставить под оружие своих вассалов, а те - своих. А король Родрик по неизвестным причинам объявил, что никто не смеет распоряжаться армией Запада без его соизволения.

Арута ударил кулаком по ручке кресла:

- Отец все равно подчинился бы приказу принца! Как, впрочем, и остальные герцоги Западных земель!

Кулган мрачно кивнул:

- Возможно, именно этого и опасается его величество король.

Ведь Западные армии уже так давно считаются войсками принца, а не короля. Объяви ваш отец мобилизацию, ему охотно подчинились бы, ведь на Западе его уважают не меньше, чем Эрланда. И если бы король отменил его приказ... - Он не закончил, выразительно взглянув на Аруту.

Тот развел руками:

- Это знаменовало бы собой начало бунта.

Кулган повертел в руках свою погасшую трубку:

- Или даже гражданской войны.

Паг просто ушам своим не верил. Он еще ни разу в жизни не усомнился в мудрости, великодушии и отваге величайшего из людей Королевства - Родрика Четвертого. Ему казалось, что Кулган и Арута чего-то недопонимают.

- Но ведь он - король. И его главная забота - безопасность Королевства. А теперь, когда стране угрожают враги... - растерянно пробормотал он.

Кулган покачал головой:

- К сожалению, это ничего не меняет. Для некоторых людей, в том числе и тех, на чьей голове красуется корона, форма оказывается гораздо важнее сути происходящего. - Он снова раскурил свою трубку и продолжал:

- Милорд Боуррик никогда не сказал бы тебе об этом, но знай, что его отношения с некоторыми из восточных герцогов, в особенности с его кузеном Гаем де Бас-Тайрой, оставляют желать много лучшего. А недоразумение между принцем и королем лишь подольет масла в огонь застарелой вражды между Востоком и Западом.

Паг облокотился о подоконник. Голова его шла кругом.

Несмотря на все заверения Кулгана, он никак не мог поверить, что король способен пренебречь интересами страны ради того лишь, чтобы досадить принцу Эрланду. Он не решался спросить, что именно повлекло за собой ту натянутость в отношениях восточных и западных вельмож, о которой рассказал чародей.

Кулган устало поднялся на ноги:

- Нам завтра придется встать затемно, поэтому не мешало бы поспать хоть несколько часов. До Саладора путь неблизок и тяжел, а оттуда мы морем поплывем в Рилланон. Когда нам наконец удастся увидеться с королем, в Крайди, наверное, уже придет весна. Спокойной ночи, Паг!

Они с Арутой вышли и притворили за собой дверь. Паг не раздеваясь бросился на постель, но долго не мог заснуть.

Разговор с принцем и чародеем все не шел у него из головы.

Принц Эрланд спустился во двор замка, чтобы пожелать крайдийцам, отправлявшимся в путь верхом, благополучного прибытия в Саладор. Он был нынче бледен и взволнован и выглядел совсем больным.

Маленькая Анита выглянула из окошка высокой башни и помахала Пагу белоснежным платочком. Пагу снова вспомнилась Каролина. Улыбнувшись и помахав рукой маленькой принцессе, он от души понадеялся, что Анита вырастет не такой упрямой и своенравной, как принцесса Крайдийская.

Они направились к воротам, где их дожидался отряд воинов, вооруженных копьями. Всадники принца должны были сопровождать путников до самого Саладора. Крайдийцам предстояло целых три недели пробираться по холмам и долинам, по болотам Даркмура, минуя Малак-Кросс, стоявший на границе западных и восточных областей Королевства, чтобы, достигнув Саладора, сесть на корабль и в самом лучшем случае еще через две недели прибыть в Рилланон.

Копейщики были одеты в серые плащи из толстого сукна, из-под которых виднелись их шитые серебром пурпурные одеяния.

Щиты всех воинов украшал герб принца Крондора. Из уважения к герцогу Боуррику, а быть может, чтобы хоть частично загладить свою вину перед ним, которой он не мог не чувствовать, принц отрядил ему в сопровождающие своих отборных гвардейцев, а не солдат дворцового гарнизона.

Когда путники выезжали из городских ворот, с неба снова повалил густой снег. Паг протяжно вздохнул. Он так надеялся встретить приход весны в родном Крайди! Но теперь об этом нечего было и думать. Покачиваясь в седле, он перебирал в памяти события прошедших недель и настойчиво гнал от себя тревожные мысли о будущем.

Путь до Саладора длился четыре недели вместо предполагавшихся трех. Виной тому был свирепый ураган, неожиданно застигший их в горах к западу от Даркмура. Крайдийцы и копейщики нашли приют в сельском трактире, таком убогом и тесном, что всем им пришлось в течение нескольких дней ютиться в маленькой комнатке с закопченными стенами и низким потолком.

Пища в трактире оказалась скверной, эль - мутным и кисловатым.

Поэтому, когда буря наконец стихла, все они с огромной радостью покинули негостеприимный Даркмур.

Еще один день был потерян в одной из небольших деревушек, встретившихся на их пути. На поселение напали разбойники, которые в панике разбежались при виде многочисленных всадников, но герцог приказал гвардейцам прочесать ближайшие леса, чтобы негодяи не вернулись в деревню, когда отряд продолжит свой путь. Копейщики нагнали и уничтожили банду лесных грабителей.

Жители деревни были так благодарны герцогу и солдатам, что распахнули двери своих домов, приглашая путников отведать их лучших яств и отдохнуть с дороги. Герцог не смог отвергнуть их предложение и принял его с учтивостью истинного вельможи, хотя их нехитрое угощение не шло ни в какое сравнение с теми тонкими кушаньями, к которым он привык. Но эти простые люди потчевали его лучшим из всего, что имели, и он по достоинству оценил их гостеприимство. Пагу же пришлись по душе и компания этих простых людей, и предложенная ему трапеза, и жесткое соломенное ложе, на котором он спал. Все это напомнило ему о далеком доме, по которому он так тосковал.

На расстоянии нескольких часов пути от Саладора их встретил конный патруль городского гарнизона. Капитан патрульной службы выехал вперед и, осадив коня, сурово спросил:

- Что привело гвардейцев принца в наши края? Между двумя городами существовала давняя вражда. На последнем привале гвардейцы даже сняли с древка и спрятали знамя Крондора. Но бдительный капитан мгновенно опознал в них людей Эрланда. Он имел все основания считать их прибытие в Саладор вторжением на вверенную ему территорию.

Герцог Боуррик выехал вперед и откинул с головы капюшон плаща.

- Вели доложить своему господину, что герцог Боуррик Крайдийский со спутниками и охраной прибыл в его город и рассчитывает на радушие и дружеское гостеприимство милорда Керуса.

Капитан вытаращил на герцога глаза и с запинкой пробормотал:

- Виноват... ваше сиятельство... Кто бы мог подумать...

Простите меня! Ведь вы не развернули знамени...

Арута прищурился и сухо проговорил:

- Мы оставили его в одном из лесов, через которые нам случилось проезжать.

Капитан часто заморгал и развел руками:

- Не понимаю, что вы хотите этим сказать, ваше высочество.

Боуррик досадливо поморщился:

- Неважно. Пошлите же кого-нибудь к лорду Керусу.

Капитан отдал честь:

- Есть, ваше сиятельство! - Он повернул коня и отрывисто приказал одному из своих воинов мчаться в город с докладом о прибытии герцога. Воин пришпорил лошадь и галопом поскакал по направлению к Саладору. Капитан снова повернулся к Боуррику:

- Ваше сиятельство, мои воины, если вам будет угодно, поступят в ваше распоряжение и проводят вас до города.

Боуррик скользнул взглядом по солдатам гвардии принца. На их усталых лицах читалась мстительная радость. Они были довольны унижением, которое пришлось пережить капитану саладорского гарнизона.

- Мне думается, что отряда из трех десятков копейщиков для нас вполне достаточно. Ведь гвардейцы Крондора известны своей отвагой. С ними в этом может сравниться разве что городской гарнизон Саладора, очистивший от разбойников все окрестные леса.

Капитан, не поняв, что над ним насмехаются, радостно кивнул:

- Спасибо, ваше сиятельство!

Герцог качнул головой:

- Вы и ваши люди можете продолжать патрулирование.

Капитан отсалютовал ему и вернулся к своим воинам. Он приказал им двинуться вперед, и колонна проследовала мимо герцога и его спутников. Поравнявшись с Боурриком, солдаты в приветственном жесте опустили концы пик к земле. Герцог в ответ на это вяло махнул рукой. Когда они удалились на достаточное расстояние, он устало проговорил:

- Ну, довольно с нас этих глупостей! Вперед, в Саладор!

Арута со смехом возразил:

- Такие люди, как этот капитан, украсили бы наш крайдийский гарнизон! Ты несправедлив к нему, отец!

Боуррик повернулся к нему:

- Ты это серьезно? И что бы он там делал, скажи на милость?

- Наводил бы глянец на щиты и ботфорты!

Герцог улыбнулся. Крондорские гвардейцы оглушительно расхохотались. Они, как и все воины Запада, придерживались весьма невысокого мнения о боевой доблести армии Востока. Тогда как солдатам западных гарнизонов приходилось то и дело браться за оружие и в тяжелых сражениях, отстаивать рубежи Королевства, боевая практика воинов восточных герцогств в основном сводилась к учениям и парадам.

Вскоре путникам стали встречаться покрытые снегом поля, небольшие поселения, придорожные таверны, что свидетельствовало о близости большого города. Незадолго до заката они увидели возвышавшиеся далеко впереди стены Саладора.

При въезде в город они были встречены отрядом гвардейцев герцога Керуса. Солдаты с почетом проводили их до самого дворца.

Горожане, запрудившие улицы, с боязливым любопытством взирали на Боуррика и его людей, прибывших из далекого приграничного Крайди. Некоторые из них улыбались и выкрикивали приветствия, большинство же были явно разочарованы тем, что приезжие, эти герои, ведущие полную лишений и опасностей жизнь, стоящие на страже границ государства, выглядели совсем как обычные люди.

Когда путники въехали на мощеный двор, к ним тотчас же бросились слуги в нарядных ливреях. Они взяли под уздцы их лошадей и повели в конюшни. Гвардейцы Керуса проводили людей принца в казармы, чтобы те поели и отдохнули перед возвращением в Крондор. Высокий воин с нашивками капитана гвардии с поклоном сообщил герцогу, что проводит его и его спутников во дворец.

Паг с изумлением озирался по сторонам. Жилище герцога Керуса оказалось еще больше и внушительнее, чем дворец принца Эрланда. Они миновали несколько комнат и вышли во внутренний двор, где росли красиво подстриженные деревья. В глубине двора возвышалось величественное здание резиденции герцога. Лишь теперь Паг понял, что по пути они миновали огромное здание, окружавшее дворец со всех сторон. Он недоумевал, зачем герцогу Керусу понадобилось столько помещений и такой огромный штат слуг.

Они прошли через сад и поднялись по ступеням главного входа во дворец. Когда-то это здание представляло собой укрепленный замок, за стенами которого в случае осады могло бы укрыться все население не только Саладора, но и ближайших деревень. Но времена, когда вокруг города было неспокойно, давно миновали, и замок утратил свое первоначальное предназначение. Его неоднократно перестраивали, пока он не превратился во внушительное сооружение из стекла и мрамора, поражавшее изысканностью форм и роскошью внутреннего убранства. Бросив взгляд на красочные гобелены и расписной потолок огромной приемной, Паг заторопился дальше вслед за остальными.

Придворный мастер церемоний герцога Керуса, высокий сухощавый старик с проницательным взглядом, помнил в лицо всех знатных персон Королевства. Его удивительная память на лица не раз сослужила добрую службу забывчивому, рассеянному Керусу.

Перед прибытием Боуррика старик освежил в памяти своего господина главные факты биографии крайдийского герцога и кратко охарактеризовал его нынешнее положение в придворной иерархии государства. Подготовленный таким образом к встрече с нежданным визитером, Керус вышел навстречу ему из дверей своего кабинета.

- Ах, любезный лорд Боуррик! - вскричал он, пожимая обе руки герцога. - Вы своим неожиданным визитом оказали мне и моему дому большую часть! Но если бы вы соизволили предуведомить меня о своем прибытии, я принял бы вас со всей подобающей торжественностью, поэтому прошу простить, если...

- Мне жаль, что я доставил вам столько хлопот, дорогой Керус, - мягко перебил его герцог, входя вслед за хозяином в просторный кабинет. - Но дело, по которому я приехал сюда, не терпит отлагательств. Давайте оставим все формальности на потом! Я должен доставить его величеству королю сообщения необычайной важности, поэтому просил бы вас как можно скорее предоставить нам корабль, на котором мы могли бы отплыть в Рилланон.

- Разумеется, лорд Боуррик, о чем речь! Но я все же надеюсь, что вы и ваши спутники останетесь погостить в Саладоре хотя бы ненадолго. Скажем, на недельку-другую? - и он умильно заглянул в глаза Боуррика.

- К сожалению, это невозможно, - со вздохом ответил герцог.

- Я и мои люди должны сесть на корабль не позднее завтрашнего дня.

Лицо Керуса вытянулось от разочарования.

- Ах, как скверно! Как досадно! А я-то надеялся, что сумею как следует развлечь и попотчевать вас в моем скромном жилище!

Но ничего не поделаешь! Я понимаю, что долг перед королем и страной превыше всего!

Крайдийцы в сопровождении герцога и мастера церемоний прошли в главный приемный зал дворца. Тем временем слугам были отданы распоряжения приготовить комнаты для гостей. Потолок зала, куда они вошли, был так высок, что Паг, как ни старался, не смог разглядеть украшавшие его рисунки. Он почувствовал себя карликом в этом огромном помещении с широкими окнами, гигантскими светильниками и невероятных размеров столом. Эта комната была самой большой из всех, в каких ему доводилось бывать. Размерами своими она намного превосходила даже главный зал крондорского дворца. Паг невольно вспомнил скромный по величине и убранству замок Крайди. Ему стало так грустно, что на глаза навернулись слезы. В этот момент в дверях зала появились слуги с подносами, уставленными вазами с фруктами и кувшинами с вином. Путников пригласили за стол.

Паг тяжело плюхнулся на мягкий стул и едва не застонал от боли. Его зад представлял собой один сплошной кровоподтек. К этому времени он стал опытным наездником, но многочасовая езда в седле давала о себе знать. Все его кавалерийские навыки не спасали нежное отроческое тело от ушибов и растяжений.

Лорд Керус осторожно выспрашивал Боуррика о причинах его столь дальнего путешествия, и Боуррик не таясь поведал ему всю правду о событиях последних месяцев. Рассказ его произвел на Керуса гнетущее впечатление. Помолчав, он отхлебнул из своего кубка и хмуро проговорил:

- Ситуация и в самом деле тревожная, лорд Боуррик. Она осложняется еще и внутренними неурядицами в нашем Королевстве.

Но я полагаю, принц поведал вам о том, сколь многое изменилось при дворе с тех пор, как вы в последний раз там побывали.

- Да, но весьма неохотно и кратко. Он вообще предпочитал изъясняться со мной полунамеками, словно опасаясь, что нас подслушают. Видите ли, ведь я не был в Рилланоне целых тринадцать лет. Я присутствовал на коронации юного Родрика, и тот произвел на меня весьма благоприятное впечатление. Он казался способным и дельным молодым человеком, и я от души надеялся, что со временем он станет одним из величайших наших королей. Но судя по тому, что мне довелось узнать в Крондоре, теперь все обстоит несколько иначе... - И герцог вопросительно взглянул на Керуса.

Тот взмахом руки велел слугам удалиться и кивнул в сторону спутников Боуррика, предлагая герцогу отправить их прочь из зала.

Но герцог Крайди покачал головой:

- Я доверяю им, как самому себе. Пусть они останутся.

Керус неохотно кивнул и нарочито громко, как показалось всем крайдийцам, произнес:

- Не желаете ли вы немного поразмяться после долгой езды верхом, любезный Боуррик? Если так, то перед тем, как вы удалитесь в отведенные вам покои, я хотел бы показать вам свой сад. Уверяю вас, там есть чем полюбоваться!

Боуррик нахмурился и уже открыл было рот, чтобы возразить, но Арута, прежде отца догадавшийся, в чем дело, быстрым движением приложил палец к губам и выразительно кивнул. Герцог поспешно проговорил:

- Это и в самом деле может быть интересно. Ваши растения наверняка сильно отличаются от тех, что произрастают у нас на Западе. Хотя сейчас и холодно, я с удовольствием полюбовался бы на них.

Он взглядом приказал Кулгану и Мичему оставаться на местах, но Керус неожиданно поманил пальцем Пага. Тот, едва не поперхнувшись вином, поспешно поставил кубок на стол и подошел к герцогам и Аруте. Боуррик удивленно поднял брови, но не произнес ни слова. Когда они миновали несколько комнат и короткий коридор и оказались в саду, Керус прошептал:

- Если мальчик будет сопровождать нас, это не покажется им подозрительным. Ведь дело в том, дорогой Боуррик, что у короля повсюду шпионы. Они наверняка есть и среди моих слуг! Вот так обстоят теперь дела! Я не могу чувствовать себя в безопасности даже в собственном доме, - пожаловался он.

Боуррик недоверчиво покачал головой:

- Не может быть! Неужто дело дошло до этого?! Какая низость!

Керус печально кивнул:

- Я понимаю, дорогой Боуррик, что для вас при вашей неосведомленности все это звучит дико и нелепо. Ведь, судя по всему, Эрланд не рассказал вам и сотой доли правды. Но вы должны быть в курсе перемен, происшедших с нашим королем, и я поведаю вам о них без утайки.

Боуррик, Арута и Паг во все глаза смотрели на Керуса, который, явно испытывая неловкость, несколько раз откашлялся и оглянулся по сторонам. На темном небе над ними сияла полная луна, заливая призрачным светом пушистый снег, который устилал весь сад.

Керус указал на цепочку следов, тянувшуюся вдоль одной из дорожек.

- Это я бродил здесь нынче днем, когда мне доложили о вашем скором прибытии. Я размышлял о том, что мне сказать вам, любезный Боуррик. - Он снова оглянулся по сторонам, опасаясь, что кто-то может подслушать их разговор. Но вблизи не оказалось никого из посторонних. Керус вздохнул и начал свой рассказ:

- После смерти Родрика Третьего, как вы, наверное, хорошо помните, все ожидали, что на трон взойдет Эрланд. По истечении срока траура ишапианские священники предложили всем, кто мог наследовать престол, заявить о своих правах на корону государства. Одним из претендентов могли стать и вы, Боуррик.

Герцог кивнул:

- Все это я хорошо помню, Керус. Я прибыл в город слишком поздно из-за непредвиденных задержек в пути. Но мое опоздание ничего не изменило, поскольку я не собирался претендовать на престол.

Керус нахмурился и снова тревожно оглянулся по сторонам:

- Все могло сложиться иначе, окажись вы там вовремя, Боуррик, - горячо зашептал он. - Говоря вам это, я рискую своей шеей, но все же знайте: многие из нас, включая и живущих на Востоке, готовы были принудить вас принять бразды правления Королевством!

По выражению лица Боуррика было ясно, что ему крайне неприятно выслушивать подобные речи, но Керус с нажимом продолжил:

- К тому времени, когда вы прибыли в Рилланон, все уже было решено. По мнению большинства лордов, корону следовало возложить на голову Эрланда. Одни лишь боги ведают, почему покойный Родрик Третий не назначил себе преемника. Но когда священники отвергли притязания дальних родственников правящей династии, перед ними предстали трое - Эрланд, юный Родрик и Гай де Бас-Тайра. Права первых двух были неоспоримы, что же до Гая, то его оставили в числе основных претендентов лишь ради соблюдения формы, не более того. То же случилось бы и с вами, Боуррик, не задержись вы в пути.

Арута впервые позволил себе вмешаться в разговор:

- Срок официального траура был слишком коротким. Отец в любом случае не успел бы прибыть в столицу к его окончанию. Это было подстроено специально, чтобы не дать ему возможности заявить о своих правах на престол!

Боуррик метнул на сына грозный взгляд, нолорд Керус поспешно и мягко возразил принцу:

- Это не совсем так, ваше высочество. Если бы священник признал вашего отца наследником первой очереди, он отложил бы церемонию до его прибытия. Но все решилось иначе. - Он взглянул на Боуррика и понизил голос. - Как я уже сказал, все были уверены, что короноваться будет Эрланд. Но тот, против всех ожиданий, отказался от права на престол в пользу юного Родрика.

Тогда никто из нас еще не знал о его недуге, и все мы решили, что он поступил так в порыве великодушия, ведь Родрик, что ни говорите, был единственным сыном покойного монарха. Но Гай де Бас-Тайра горячо поддержал кандидатуру мальчика, и Объединенный Совет лордов в конце концов объявил его королем. Тогда-то и началась драка за регентство при малолетнем монархе. Битву эту, как вы знаете, выиграл дядя вашей покойной супруги, который с того дня получил титул королевского регента.

Боуррик кивнул. Он хорошо помнил событие, о котором упомянул Керус. Спор за право стать регентом при Родрике развернулся между Гаем де Бас-Тайрой и Келдриком. Гай был уже близок к победе, когда неожиданное прибытие крайдийского герцога склонило чашу весов в пользу другого кандидата.

Поддержанный герцогом Брукалом из Вабона и принцем Эрландом, Келдрик был в итоге объявлен регентом Родрика.

- В первое пятилетие этого правления, - продолжал Керус, - нас беспокоили разве что редкие приграничные вылазки кешианцев.

Жизнь текла спокойно, мирно и неторопливо, подчиняясь порядкам, заведенным еще при Родрике Первом. Но восемь лет тому назад...

- Он настороженно оглянулся и перешел на шепот:

- Родрик Четвертый внезапно объявил о своих планах по общему переустройству жизни, как он их именовал. В его намерения входили прокладка дорог и улучшение существующих, строительство мостов и дамб и тому подобное. Поначалу все это не требовало больших средств, однако со временем налоги стали расти, и дело дошло до того, что не только вилланы, франклины и арендаторы, но и низшая знать к настоящему времени разорены и голодают.

Король так увлекся этим своим переустройством, что теперь принялся осуществлять свой новый грандиозный план. Он решил заново отстроить весь Рилланон, чтобы превратить его, как он выразился, в самый большой и красивый городом Мидкемии на радость себе и своим подданным.

Два года назад аудиенции у его величества добилась небольшая делегация знати - представители многих наших герцогств. Они обратились к королю с петицией о снижении налогов, указывая на бедственное положение, в которое ввергли население Королевства его дорогостоящие новшества. Родрик пришел в страшную ярость, объявил их предателями и велел казнить всех до одного. Что и было исполнено.

Глаза Боуррика расширились от изумления и ужаса. Он остановился и так резко повернулся к Керусу, что снег протяжно скрипнул под его сапогами.

- Неужто такое возможно? Мы у себя в Крайди ровным счетом ничего об этом не слыхали!

- Когда о случившемся узнал Эрланд, он немедленно отправился в Рилланон и потребовал, чтобы Родрик щедро одарил семьи казненных и снизил налоги. Король, если верить слухам, хотел заточить своего дядю в темницу, а затем казнить, но те немногие из советников, кто еще не утратил его доверия, убедили его не делать этого. Они сумели внушить мнительному и боязливому монарху, что подобным беспримерным деянием он восстановит против себя всех своих ближайших вассалов, что в свою очередь неминуемо приведет к восстанию в Западных землях.

Брови Боуррика сошлись у переносицы.

- Они были совершенно правы! - воскликнул он и топнул ногой. - Если бы этот мальчишка посмел посягнуть на жизнь Эрланда, в Королевстве началась бы гражданская война!

- С тех пор, как вы, вероятно, догадываетесь. Эрланд не бывает в Рилланоне.

Герцог Боуррик поднял глаза к небу:

- Все оказалось гораздо хуже, чем я мог предположить.

Эрланд рассказывал мне о налогах и о своем отказе увеличивать их бремя для жителей западных территорий. Он сказал, что король не возражал против этого, поскольку не хотел ослаблять военную мощь приграничных западных и северных гарнизонов.

Керус медленно покачал головой:

- Король согласился на это только после того, как советники живописали ему устрашающие картины нашествия на Рилланон полчищ гоблинов и темных братьев из Северных земель.

- Эрланд упомянул, что с некоторых пор между ним и племянником установились напряженные отношения, но даже узнав от меня об угрозе вторжения цурани, он ни словом не обмолвился о чудовищных деяниях Родрика.

Керус глубоко вздохнул и снова медленно побрел по занесенной снегом садовой дорожке, увлекая за собой Боуррика.

- Я столько времени провел среди придворных подхалимов и интриганов, что совсем отвык говорить с людьми прямо и откровенно. Завидую вашему умению называть вещи своими именами и обходиться без недомолвок. - Он печально улыбнулся и продолжал:

- Вся беда в том, что наш монарх с некоторых пор стал совсем другим человеком. Прежнего Родрика словно подменили. Лишь временами он бывает таким же веселым, открытым и дружелюбным, как прежде, и принимается здраво и обстоятельно рассуждать о государственных делах. Но на смену этим кратким периодам просветления вскоре приходит его обычная угрюмость, подозрительность и вспыльчивость. Я не знаю, чем все это объяснить, милейший Боуррик. В него словно вселяется злой дух.

Скажу лишь, что это сулит неисчислимые бедствия нашей стране, особенно теперь, когда ей угрожает нашествие врагов. Наверное, боги прогневались на нас!

- И тем не менее мне надо повидать Родрика, чтобы лично доложить ему о вылазках цурани.

- Берегитесь, Боуррик! Ведь ближе вас к престолу находится только недужный Эрланд! Наш король всегда помнит об этом, даже если вы не придаете этому факту ровно никакого значения. С некоторых пор Родрику повсюду мерещатся заговоры, кинжалы и склянки, наполненные ядом!

Боуррик тяжело вздохнул:

- Значит, дела обстоят совсем скверно!

- Вот-вот! - подхватил Керус. - Он опасается, что его низложат или еще того хуже - умертвят! Я не исключаю и такой возможности, но угроза в данном случае исходит вовсе не от тех, кого он склонен подозревать во враждебных намерениях. Ведь кроме самого короля имя кон Дуан носят четверо мужчин и все они - люди чести. - Боуррик молча поклонился в ответ на этот комплимент. - Но существует не меньше дюжины потенциальных претендентов на престол. Это в основном родня монарха по линии его матери. Все они обитают в Восточных землях. Некоторые из них не отказались бы в случае чего попытать счастья перед лицом священников и членов Совета лордов.

Эти слова ошеломили Боуррика:

- Но ведь вы говорите об измене, Керус!

- Увы, многие замышляют измену, Боуррик, - кивнул Керус. - И они готовы действовать!

Герцог Боуррик недоуменно пожал плечами:

- Ума не приложу, как могло случиться, что слухи обо всем этом не достигли Западных земель!

- Я охотно объясню вам, в чем дело, - сказал Керус и свернул на боковую дорожку. Боуррик шагал рядом с ним, Арута и Паг держались позади двух герцогов. - Эрланд как человек порядочный и весьма щепетильный в вопросах чести не доверяет слухам и препятствует их распространению. Вы не были в Рилланоне целых тринадцать лет. Все письменные распоряжения его величества, направляемые в западные герцогства, проходят через руки Эрланда. Он же принимает и всех посланников короля. Так откуда же вам было узнать о происходящем? Боюсь, недалек тот час, когда один из нынешних советников короля вознесется над обезглавленными телами тех, кто, подобно мне, полагает, что лишь представители высшей знати являют собой надежную опору государства и монарха.

Боуррик возмущенно покачал головой:

- То, что Эрланд утаил все это от меня, с его стороны по меньшей мере нерешительность, а по большей - трусость. Вы же, дорогой Керус, открыли мне глаза на многое, о чем я и понятия не имел. Вы не пожалеете о том, что пошли на риск, отважившись говорить со мной прямо и откровенно.

Керус кивнул в сторону дворца, предлагая всем вернуться.

- К этому меня вынудили обстоятельства, - возразил он, не принимая похвалы Боуррика. - Положение, в котором находится страна, слишком опасно, а миссия ваша слишком важна, чтобы я мог позволить себе скрывать от вас правду. Обычно же я бываю гораздо более осторожен и сдержан на язык. Да и теперь, окажись на вашем месте какой-либо другой представитель высшей знати, я вел бы с ним лишь приятные беседы о всяких пустяках и обменивался ни к чему не обязывающими любезностями. Само ваше положение в придворной иерархии ставит вас особняком среди других владетельных вельмож Королевства. Ведь теперь, когда король рассорился со своим дядей, вы стали единственным, кто по праву родства может воздействовать на Родрика. Одному лишь вам, возможно, удастся хоть как-то повлиять на него. Поверьте, друг мой, я вовсе не завидую вам. Напротив, я нисколько не склонен недооценивать тяжесть той задачи, которую вам предстоит решить.

Когда страной правил Родрик Третий, я был одним из самых могущественных вельмож Востока, теперь же от моего былого влияния при дворе не осталось и следа. - Керус остановился у входа во дворец и опасливо взглянул на освещенные окна. - Ваш коварный кузен Гай теперь пользуется безграничным доверием Родрика. Между ним и мной давно существует вражда, хотя причины ее - не столь личного порядка, как те, что привели к вашему с ним конфликту. Но по мере того как его звезда разгорается все ярче, моя меркнет и тускнеет.

Керус потер озябшие руки и улыбнулся Боуррику:

- Но у меня есть для вас и одна хорошая новость. Гай проводит нынешнюю зиму в своем владении близ Край-Порта, и во все время своего пребывания в Рилланоне вы будете избавлены от его общества, а наш монарх - от его советов. - Он обеими руками ухватился за локоть Боуррика и с мольбой проговорил:

- Умоляю вас, употребите все свое влияние на короля, чтобы заставить его действовать решительно и разумно. Перед лицом такой грозной опасности, какую являют собой эти цурани, мы должны сплотиться вокруг монарха. Чтобы противостоять захватчикам, стране придется напрячь все свои и без того истощенные силы. Мы не должны допустить колебаний и разногласий среди высшей знати! - Боуррик не ответил. Он лишь вопросительно взглянул на Керуса, и тот поспешно продолжил:

- Не сомневайтесь, что, зная о тяжком недуге Эрланда, отказавшегося от короны тринадцать лет назад, большинство членов Совета поддержат, в случае чего, вашу кандидатуру. Многие из герцогов, даже живущих на Востоке, без колебаний встанут под ваше знамя, Боуррик.

- Да как у вас язык повернулся сказать такое? - возмутился Боуррик. - Ведь вы призываете меня не больше не меньше как к измене и бунту!

Керус устало махнул рукой. Лицо его исказила гримаса боли и отчаяния, на глаза набежали слезы:

- Я, как и прежде, предан короне до последнего своего дыхания! - сказал он. - Но если придется выбирать между королем и государством, я предпочту последнее. Никто и ничто не может быть важнее, чем благополучие и независимость Королевства!

Боуррик процедил сквозь зубы:

- Но король - это опора и символ Королевства. И пока он жив, я буду защищать его интересы!

Керус печально покачал головой:

- Я и не ожидал, от вас иного, лорд Боуррик! Но прошу вас, убедите короля отнестись к возможному нападению этих цурани со всей серьезностью. Ведь если дело дойдет до войны и если король наш проявит в ней малодушие и нерешительность, мало найдется таких, кто повторит ваши слова!

Они стали неторопливо подниматься по ступеням широкой лестницы ко входу во дворец. Боуррик положил руку на плечо Керуса и заговорил уже гораздо мягче:

- Я не сомневаюсь, что вами движет лишь любовь к отечеству, лорд Керус. Поверьте, именно этим чувством буду руководствоваться и я во всех своих действиях. Я постараюсь убедить короля объявить мобилизацию Восточной и Западной армий.

Я сделаю все, что в моих силах, чтобы оградить его от дурных влияний. Помолитесь же за благополучный исход моей миссии!

Керус прислонился спиной к огромной двери и взялся за ее ручку. Он печально покачал головой и вполголоса проговорил:

- Боюсь, недалек тот час, когда глубокие воды поглотят нас всех, и не на чем будет нам встать, и быстрое течение увлечет нас еще дальше в пучину! Сдается мне, что волной, которая накроет нас с головой, станет вторжение несметных полчищ чужеземцев, о которых вы говорили. Но я готов помочь вам всем, чем смогу. - Он негромко стукнул в дверь костяшками пальцев, и створки ее тотчас же распахнулись. На пороге стояли слуги.

Поклонившись, они отступили в стороны. Керус пропустил гостей вперед и громко возгласил:

- А теперь, дорогие гости, позвольте пожелать вам доброй ночи. Час еще не поздний, но ведь вы так устали с дороги!

Кулган и остальные ждали возвращения герцога в огромном зале дворца. По мрачным лицам вошедших они сразу догадались, что Керус сообщил им неприятные новости. Но они благоразумно воздержались от расспросов. Вскоре в зал вошел мастер церемоний и объявил, что слуги проводят гостей в отведенные им покои. Паг последовал за мальчиком своих лет, одетым в нарядную ливрею.

Тот нес в руке свечу в изящном подсвечнике. Оглянувшись, Паг успел заметить, что герцог и Арута о чем-то шептались с Кулганом.

Мальчик-слуга провел Пага в небольшую богато обставленную спальню, где в очаге весело пылал огонь. Паг так устал, что бросился на постель не раздеваясь и заложил руки за голову.

Слуга немного помедлил у дверей и робко спросил:

- Прикажете помочь вам раздеться, сквайр?

Паг резко сел на постели и воззрился на мальчика с таким недоумением, что тот в страхе попятился и схватился за дверную ручку.

- Вы... вы справитесь сами? - пролепетал он.

Паг расхохотался. Слуга неловко поклонился и пятясь выскочил в коридор. Паг поспешно стащил с себя одежду, раздумывая о том, в самом ли деле восточные вельможи позволяют своим слугам раздевать себя или мальчишка просто решил подшутить над ним. Он не стал складывать свое платье и вешать его на спинку стула, а просто сбросил его на пол у постели. Он слишком устал, чтобы делать лишние движения.

Задув свечу, он еще долго лежал без сна, вспоминая все, о чем говорили герцоги Керус и Боуррик. Он не сомневался в правдивости слов хозяина дворца и недоумевал лишь, как тот отважился вести с приезжими такие смелые речи. Видимо положение страны и впрямь было критическим, ведь Керус почти не знал Боуррика, хотя наверняка был наслышан о честности и благоразумной сдержанности крайдийского герцога.

Паг вздохнул, внезапно вспомнив, как еще совсем недавно он надеялся, что король, узнав о появлении цурани, пошлет на помощь крайдийцам всю свою армию с развевающимися боевыми знаменами. Только теперь он осознал, что это были всего лишь наивные мальчишеские мечты, которые вдребезги разбились о суровую реальность.

Глава 13 РИЛЛАНОН

Корабль медленно входил в гавань. Море Королевства было гораздо теплее Горького, и штормы здесь случались реже, поэтому герцог и его люди добрались до столицы без неприятных происшествий. Но на всем пути до Рилланона их судну пришлось идти против ветра, поэтому плавание заняло три недели вместо предполагавшихся двух.

Паг стоял на палубе, плотно завернувшись в плащ. Влажный ветер нес с собой запахи сырой листвы и прелой земли, и от этого казалось, что на берег уже ступила весна.

Рилланон называли жемчужиной Королевства, и Паг, очутившись в городе, решил, что это прозвание дано ему по праву.

Столица и впрямь поражала своей красотой. Широкие улицы, дома с изящными балконами, башенками и островерхими крышами выгодно отличались от приземистых строений и глухих переулков западных городов. Паг любовался легкими изогнутыми мостиками, перекинутыми через узкие каналы, мощеными дорожками, взвивавшимися к вершинам пологих утесов, флагами и вымпелами, которые украшали верхушки почти каждой из многочисленных башен, хотя день был будний. Но разве само существование такого замечательного города не являло собой повода для бесконечного празднества? Восхищение Пага было так велико, что он с завистью взирал даже на лодочников, перевозивших пассажиров с кораблей, стоявших на якоре, на городскую пристань. Ведь они жили не где-нибудь, а в самом Рилланоне!

***

Герцог Керус велел сшить для Боуррика новое знамя, и теперь оно развевалось на мачте их корабля, возвещая всему Рилланону о прибытии герцога Крайди. Лоцман поспешил провести их судно в гавань. Оно было встречено королевской баркой с десятком гребцов. Выйдя на пристань, герцог бросился в объятия пожилого седовласого ветерана, командовавшего присланным для их сопровождения отрядом королевских гвардейцев.

Старик, облаченный в пурпурный с золотом плащ - знак его принадлежности к личной гвардии короля, и с герцогской звездой на груди, с улыбкой глядел на Боуррика.

- Я так рад снова увидеть тебя здесь, дорогой Боуррик! - сказал он. -Сколько же лет миновало со дня нашей последней встречи? Десять? Одиннадцать?

- Келдрик, дружище, с тех пор прошло уже тринадцать лет! - поправил его Боуррик, с любовью глядя в ясные голубые глаза старика, сиявшие на морщинистом лице.

Келдрик удрученно покачал головой:

- О боги, как быстро летит время! - Он взглянул на спутников герцога и кивнул в сторону Пага:

- А это, никак, твой младший сын?

Боуррик рассмеялся:

- Нет, ты ошибся, хотя я не отказался бы назвать этого славного юношу своим сыном. - Он подозвал к себе Аруту. - Поздоровайся со своим двоюродным дедом, дорогой!

Арута подошел к старику, и они обнялись. Герцог Келдрик, лорд-канцлер, лорд Рилланона и командующий личной гвардией короля, отстранил от себя Аруту и стал внимательно вглядываться в его лицо.

- Ты был совсем ребенком, когда я в последний раз видел тебя. Но все же мне следовало бы узнать тебя сразу, ведь ты так похож на своего деда, моего родного брата! Я счастлив, что в твоем облике проглядывают его милые черты!

Боуррик потрепал старика по плечу.

- А теперь скажи мне, что у вас нового?

Келдрик помрачнел и вполголоса проговорил:

- Не здесь, дорогой Боуррик. Всему свое время! Сперва я провожу тебя во дворец и отведу тебе и твоим людям удобные, просторные покои. А после мы потолкуем обо всем подробно. Но ответь, что привело тебя в Рилланон?

- Мне необходимо срочно поговорить с его величеством. Но я предпочел бы обсудить с тобой причину моего приезда, когда мы окажемся вдали от посторонних глаз и ушей.

Герцогу и его спутникам подали коней, и они направились к королевскому дверцу, предшествуемые отрядом гвардейцев, которые разгоняли с дороги любопытствующую и вечно праздную чернь.

Красота Крондора и Саладора произвела на Пага большое впечатление, но оказавшись в Рилланоне, он просто онемел от восторга.

Город раскинулся на большом холмистом острове. С вершин холмов к морю сбегали быстрые неглубокие ручьи. Паг нигде еще не видел такого изобилия каналов и мостов, шпилей и башенок, лепных украшений на фасадах домов. Многие из зданий выглядели совсем новыми. Наверняка их построили по приказу короля, во исполнение его плана по обновлению столицы. Несколько раз на пути ко дворцу он с любопытством разглядывал недостроенные сооружения и рабочих в кожаных фартуках, деловито и споро возводивших стены или устилавших островерхие крыши черепицей.

Новые дома были облицованы мрамором и гранитом светло-серого, белого, голубого и розового цветов. Булыжники мостовых были чисто выметены, а по сточным канавам текла не грязная зловонная жижа, как в других городах, а прозрачная вода. Паг к своему немалому удивлению не увидел ни в одной из них даже следов грязи и мусора. Что бы ни говорили про короля Родрика, подумал мальчик, ему и вправду удалось построить замечательный город.

Вблизи дворца протекала узкая река, и к воротам вел широкий изогнутый мост с чугунными перилами. Дворец состоял из несколько высоких зданий, соединенных между собой крытыми галереями. Его нарядный фасад был облицован плитами разноцветного мрамора.

Как только герцог и его спутники въехали во двор, отовсюду раздались звуки труб, и стражники отсалютовали прибывшим. Слуги взяли лошадей крайдийцев под уздцы. Герцог, а за ним и остальные спешились и в сопровождении Келдрика и гвардейцев направились ко входу во дворец. Там их ожидали приближенные его величества.

Паг сразу подметил, как разительно отличались принужденно учтивые приветствия этих господ от того искреннего радушия, которое проявил при встрече с ними лорд Керус. Стоя позади Кулгана и Мичема, он отчетливо слышал голос старого Келдрика:

- Милорд Боуррик, герцог Крайди, позвольте представить вам барона Грея, главного придворного камергера. - Коротконогий толстяк в ярко-алом камзоле, обтягивавшем его плотное тело, поклонился прибывшим. - А это, ваше сиятельство, граф Селвек, лорд-адмирал королевского флота. - Поклон отвесил высокий сухощавый старик с военной выправкой. Келдрик продолжал знакомить графа с придворными. Те небрежно кланялись и бормотали слова приветствий. Они высказывали радость по поводу прибытия герцога ко двору столь безразличным, холодным тоном, что Пагу сделалось не по себе. Он почувствовал, что здесь им не рады, и ему в который уже раз отчаянно захотелось домой, в Крайди.

Но об этом можно было лишь мечтать. Их провели в отведенные им комнаты. Кулган был немало возмущен тем, что его разлучили с Мичемом, которого барон Грей вознамерился было поселить в дальнем крыле замка, где обитали слуги. Но Келдрик сообщил ему, что Кулган является советником герцога, и барон уступил просьбе чародея. Мичем был водворен в покои хозяина.

Комната, в которой поселили Пага, своими размерами и роскошью превосходила все прежние помещения, которые ему случалось занимать в домах вельмож. Пол ее был выложен гладким мрамором, а по мраморным стенам змеились прожилки из золота.

Маленькая зеркальная дверца вела в помещение меньших размеров, где Паг к немалому своему удивлению обнаружил ванну, стоявшую на позолоченных ножках в виде львиных лап. Слуга аккуратно сложил его одежду в гардероб таких невероятных размеров, что в нем можно было бы разместить на отдых отряд гвардейцев, и почтительно осведомился:

- Приготовить вам ванну, сэр?

Паг кивнул. После трехнедельного плавания одежда буквально прилипала к его телу. Наполнив позолоченную ванну водой, слуга доложил:

- Через четыре часа лорд Келдрик ожидает герцога и его свиту к себе на ужин. Прикажете мне вернуться сюда к этому времени?

- Да, приходите.

Паг не мог не отметить деликатности вышколенного слуги. Тот не спросил прямо, приглашен ли юный сквайр на ужин к Келдрику, чтобы ненароком не поставить того в неловкое положение.

Погрузившись в теплую воду, Паг зажмурился от удовольствия.

Прежде, когда он был дворовым мальчишкой, процедура мытья в лохани казалась ему крайне неприятным делом. Он предпочитал окунаться в морские воды или нырять в реку и наскоро смывать с себя грязь и пот. Теперь ему все больше нравилось нежиться в теплой воде просторной ванны с гладкими стенками и дном. Он со вздохом подумал о том, что сказал бы на это его погибший друг Томас, окажись он здесь. Но вскоре воспоминания о белокуром улыбчивом ученике Фэннона сменились другими. Паг вспомнил о принцессе Каролине и снова тяжело вздохнул.

Ужин в покоях герцога Келдрика носил неформальный, дружеский характер. Теперь же всем крайдийцам, в том числе и Пагу, предстояла встреча с самим королем Родриком Четвертым.

Они ожидали назначенной им аудиенции в огромном тронном зале, разделенном на несколько частей широкими арками. В помещении было светло. Вся его южная стена представляла собой огромное зарешеченное окно, из которого открывался великолепный вид на город. В коридоре, вдоль которого они шли, чинно прогуливались придворные.

Паг привык с восхищением взирать на одежды герцога Боуррика и его детей. Они всегда казались ему исключительно дорогими, изысканными и нарядными. Теперь же, на фоне пышно разодетых придворных Родрика Четвертого герцог Крайди выглядел как ворон в окружении стаи павлинов. Парчовые камзолы многих из господ были расшиты жемчугом и самоцветными каменьями, короткие плащи других украшало золотое и серебряное шитье. Каждый из придворных явно стремился перещеголять другого. Дамы были разряжены в бесценные шелка и атлас, блеск их драгоценных уборов слепил глаза. Но тем не менее богатство их одеяний нисколько не превосходило ту щеголеватую роскошь, которой отличались костюмы придворных кавалеров.

Они остановились вблизи трона, и Келдрик громко перечислил все титулы герцога Боуррика. Король милостиво улыбнулся. Пага поразило его внешнее сходство с Арутой, хотя лицо монарха на первый взгляд показалось ему более миловидным и оживленным.

Наклонившись вперед, король проговорил:

- Добро пожаловать в наш город, кузен! Я рад, что герцог Крайдийский почтил меня визитом. Ведь мы не виделись столько лет!

Боуррик вышел вперед и опустился на одно колено перед Родриком Четвертым, правителем Королевства Островов.

- Я счастлив видеть ваше величество в добром здравии.

По лицу короля пробежала тень, но через мгновение ее сменила приветливая улыбка.

- Представь же нам теперь своих спутников.

Герцог взял за руку Аруту и подвел его к трону. Король одобрительно кивнул головой:

- Я рад, что еще один из кон Дуанов, кроме меня самого, так похож на мою покойную родительницу.

Следующим Боуррик представил ему Кулгана. Мичем, не имевший придворного титула, остался в своей комнате. Сказав чародею несколько любезных слов, король махнул рукой, и перед ним оказался оробевший Паг.

- Сквайр Паг, ваше величество, - объявил герцог, - владетель поместья Форест Дип и один из моих придворных.

Король расхохотался и захлопал в ладоши:

- Как же, как же! Победитель троллей! Странники донесли сюда весть о его геройском подвиге от самых берегов далекого Крайди. Мы желали бы услышать подробности этого любопытного происшествия из его собственных уст. Мы встретимся с тобой позднее, юный сквайр, и я с удовольствием послушаю твой рассказ о поединке с троллями.

Паг неловко поклонился и попятился прочь от трона, чувствуя на себе взгляды множества любопытных глаз. Он уже не раз мечтал о том, чтобы история с троллями была предана забвению, но никогда еще ему так страстно не хотелось этого.

Оказавшись позади всех крайдийцев, он услышал слова монарха:

- Сегодня мы устроим бал в честь нашего дорогого кузена Боуррика.

Король поднялся с трона и снял с себя золотую цепь, которую тут же водрузил на бархатную подушку один из пажей. Другой принял из рук монарха его золотую корону и с поклоном удалился.

- Пойдем-ка отсюда, кузен, - запросто обратился монарх к Боуррику. - Я провожу тебя на мой балкон, где мы сможем вдоволь наговориться. Знаешь, меня сердят и утомляют все эти докучные церемонии. Мы обойдемся без них.

Боуррик кивнул и заторопился вслед за королем. Он махнул своим спутникам рукой, приказывая им ожидать его возвращения.

Герцог Келдрик объявил, что аудиенция его величества закончена, и предложил всем, кто явился с петициями, прийти в тронный зал на следующий день.

Придворные поспешно удалились. Они попарно и группами выходили из тронного зала сквозь большие двери в дальнем его конце. Вскоре возле трона остались лишь Арута, Кулган и Паг. К ним подошел герцог Келдрик.

- Я провожу вас в комнату, где вы можете подождать прихода герцога. Оставайтесь там, ведь его величество в любую минуту может потребовать вас к себе.

Он открыл перед ними небольшую дверь, располагавшуюся рядом с той, сквозь которую вышли король и герцог, и провел в просторную комнату с длинным столом посередине. На столе высились вазы с фруктами, головы сыра и караваи хлеба, возле него стояло несколько стульев с высокими спинками, а вдоль стен - два огромных дивана. Арута подошел к стеклянным дверям комнаты и заглянул на балкон.

- Я вижу отца и его величество, - сказал он.

Кулган и Паг подошли к нему. Они увидели монарха и герцога, сидевших в просторных креслах у круглого стола. Король что-то быстро говорил, оживленно жестикулируя, а герцог внимательно слушал его.

Паг несмело обратился к Аруте:

- Я не ожидал, ваше высочество, что король так на вас похож!

Арута криво улыбнулся и проговорил:

- Это удивило бы тебя гораздо меньше, знай ты, что мы с ним состоим в родстве не только по отцовской, но и по материнской линии. Ведь наши покойные матери были кузинами.

Кулган положил руку на плечо Пага и пояснил:

- Некоторые из знатных семейств нашего Королевства связаны между собой многими и многими нитями родства, Паг.

Четвероюродные и пятиюродные братья и сестры порой сочетаются браком, чтобы скрепить пошатнувшиеся семейные союзы. Я сомневаюсь, что на Востоке есть хоть один дворянский род, который не смог бы похвастаться родством с королевской фамилией, хотя бы даже и весьма отдаленным.

Они вернулись к столу, и Паг отрезал себе изрядный кусок сыра.

- Король, похоже, нынче в хорошем настроении, - пробормотал он, осторожно касаясь предмета, занимавшего умы Кулгана и Аруты.

Кулган одобрительно взглянул на своего ученика, проявившего похвальную осмотрительность. После разговора с Керусом герцог велел своим спутникам избегать откровенных высказываний в стенах королевского дворца, где, как он выразился, даже у стен есть уши, и юный сквайр теперь послушно выполнял его приказ.

Арута кивнул и вполголоса проговорил:

- Наш монарх подвержен частым сменам настроений. Будем надеяться, что благожелательное расположение духа не покинет его до самого нашего отбытия из Рилланона.

Пока они дожидались герцога, солнце успело зайти за горизонт, и над городом сгустились сумерки. Трое крайдийцев негромко беседовали о пустяках, чтобы хоть чем-то заполнить тягостные часы ожидания. Внезапно дверь распахнулась, и в комнату вошел Боуррик. У него был такой усталый и удрученный вид, что никто не решился заговорить с ним. Но во взглядах Кулгана, Аруты и Пага читался невысказанный вопрос. Герцог тяжело опустился на стул и с горечью сказал:

- Его величество большую часть времени говорил со мной о своих планах по благоустройству Рилланона и других городов Королевства.

Арута едва сдержал возглас изумления.

- Но ты рассказал ему о цурани?

Герцог устало кивнул:

- Он выслушал меня и, словно между прочим, сообщил, что примет это известие к сведению и на досуге обдумает, какие ответные меры можно будет предпринять. Он пообещал вернуться к этому разговору через день-другой.

Кулган удрученно покачал головой и сказал единственно для того, чтобы хоть как-то ободрить герцога:

- Но он, благодарение богам, пребывал в хорошем настроении.

Боуррик с неудовольствием взглянул на своего советника.

- В слишком уж хорошем. Я надеялся, что мое известие, по крайней мере, встревожит его. Ничуть не бывало! То, что я проделал такой долгий путь, чтобы сообщить ему о нависшей над страной угрозе, тоже не произвело на него ни малейшего впечатления, - горько добавил он. - Ему не пришло в голову, что лишь событие чрезвычайной важности могло подвигнуть меня на это!

Кулган огорченно вздохнул:

- Мы так давно покинули Крайди и даже не знаем, все ли там благополучно! Я так хотел бы поскорее вернуться домой! Будем надеяться, что его величество в ближайшие дни примет решение, которого все мы ожидаем.

Боуррик потянулся к кубку с вином и устало кивнул:

- Будем надеяться. Теперь нам не остается ничего другого.

Паг вошел в дверь, которая вела в личные апартаменты короля. Во рту у него пересохло от волнения и страха. Он с трудом унял дрожь в коленях и двинулся вперед по широкому коридору. Через несколько минут ему предстояло остаться наедине с Родриком Четвертым, правителем Королевства Островов. Если не считать краткого разговора с принцем Эрландом, он за все время их долгого путешествия представал перед владетельными вельможами лишь в окружении своих спутников и всегда мог укрыться от взоров этих знатных особ за спинами герцога и Аруты. Рядом с ним в этих случаях всегда оказывался Кулган, и Пагу удавалось почти не робея отвечать на вопросы о цуранийском корабле. Теперь же он должен был вести беседу с самым могущественным человеком страны. Тут было от чего прийти в смятение.

Пожилой дворецкий проводил его на балкон короля. Несколько слуг в ливреях стояли у выходов на широкую веранду, посередине которой за мраморным столом восседал монарх.

День выдался на удивление ясный. В воздухе чувствовалось приближение весны, хотя окрестные поля еще были покрыты снегом.

С балкона были видны город и огромный порт. Островерхие крыши домов и многочисленных башен пестрели разноцветной черепицей.

Ветер лениво поворачивал флюгеры, украшавшие многие из них, и вздувал реявшие повсюду флаги. В гавань один за другим входили суда, а по улицам сновали нарядные горожане. Воздух оглашался криками уличных торговцев и разносчиков, на все лады расхваливавших свой товар.

Когда Паг несмело приблизился к столу, слуга выдвинул вперед один из стульев. Король поднял голову и милостиво проговорил:

- А, это ты, сквайр Паг! Садись. - Паг неловко поклонился.

Родрик нахмурился и погрозил ему пальцем. - Имей в виду, я терпеть не могу всех этих церемоний. Особенно, когда обедаю с друзьями!

Поколебавшись, Паг пробормотал:

- Ваше величество оказывает мне огромную честь! - и сел на предложенный ему стул.

Родрик в ответ на его слова досадливо махнул рукой.

- Я хорошо помню, каково это - быть желторотым мальчишкой в окружении взрослых мужчин, - ласково проговорил он. - Мне было почти столько же лет, сколько тебе теперь, когда меня короновали. А до этого, представь себе, я был всего лишь сыном своего отца. - Глаза его на миг утратили всякое выражение, и Пагу сделалось жутко. Но вот монарх снова взглянул на него вполне осмысленно, и у Пага отлегло от сердца. - Меня величали принцем, - продолжал король, - но это не мешало им обращаться со мной, как с мальчишкой. Мое мнение никем не принималось в расчет, и отец всегда был недоволен мной. Ему не нравилось, как я управляюсь с мечом, как охочусь, хожу под парусом и на веслах, как держусь в седле. Мне частенько приходилось удирать и прятаться от моих наставников, в числе которых был и Келдрик.

Все изменилось, когда я стал королем, но мне никогда не забыть тех времен. Никогда! - Он улыбнулся Пагу и неожиданно спросил:

- Ты хотел бы стать моим другом? - Паг неуверенно кивнул, и глаза короля вновь подернулись дымкой безумия. Он раздраженно проговорил:

- У меня не может быть верных друзей, понимаешь?!

Ведь я король, и многие ищут моей дружбы, клянутся в верности и преданности, а на деле злоумышляют против меня! - Он помолчал, погрузившись в невеселые думы, затем вздрогнул так, словно очнулся от забытья и, как ни в чем не бывало, спросил:

- Нравится тебе мой город?

Паг радостно кивнул:

- Я ничего подобного еще не видел, ваше величество! Он прекрасен!

Родрик с гордостью взглянул на простиравшийся перед ним Рилланон.

- Ты прав, мой мальчик. Он и в самом деле прекрасен! - Он махнул рукой, и слуга подошел к столу и наполнил кубок Пага вином. Паг благодарно кивнул и поднес кубок к губам. Он по-прежнему не любил крепких вин, но напиток, предложенный Родриком, обладал каким-то удивительно приятным вкусом и тонким ароматом, в котором чувствовались запахи дорогих пряностей.

Родрик отхлебнул из своего кубка и проговорил:

- Мне удалось добиться того, что Рилланон стал поистине сказочным городом, где всем живется хорошо и привольно. Теперь надо заново отстроить и другие города Королевства, чтобы и в них царили красота и гармония, чтобы уродство и убожество навек исчезли с городских улиц и площадей! Но на это потребовалась бы не одна сотня жизней, поэтому мне, боюсь, удастся лишь заложить основы тех преобразований, которые, надеюсь, завершат мои потомки. Но я оставлю после себя мрамор там, где мои предшественники положили кирпич и известняк! И те, кто пойдет по моим стопам, не раз с благодарностью вспомнят обо мне!

Король еще долго говорил ему о своих планах. Он часто повторялся, рассуждая о строениях и парках, о садах и фонтанах, об уродствах, чье место должна заступить красота. Но внезапно он остановился на полуслове и потребовал:

- А теперь расскажи-ка мне о тех троллях!

Паг поведал ему о своем приключении на берегу реки. Король ловил каждое его слово, и когда Паг закончил, с живостью воскликнул:

- Вот это здорово! До Рилланона дошли явно преувеличенные слухи о твоем подвиге. История, которую ты мне поведал, гораздо менее красочна, но она понравилась мне намного больше, ведь ты рассказал правду! У тебя отважное сердце, сквайр Паг!

- Благодарю вас, ваше величество!

Родрик поморщился в ответ на эти слова и спросил:

- Ведь ты спас тогда принцессу Каролину?

- Ее, ваше величество.

- Я видел племянницу лишь однажды. Тогда она была совсем крошкой и сидела на руках у няни. Какая она теперь? Хороша ли собой?

Паг кивнул:

- Да, ваше величество. Принцесса - очень красивая девушка.

Она умна и любезна, но порой бывает вспыльчива.

Король улыбнулся:

- Ее мать была редкостной красавицей. Если Каролине передалась хотя бы половина ее красоты, то и этого вполне довольно! А как у нее насчет рассудка?

Паг изумленно вытаращил глаза:

- Ваше величество...

- Я имею в виду, - с усмешкой пояснил король, - может ли она здраво рассуждать на различные темы, логичны ли ее высказывания, умеет ли она спорить и отстаивать свою точку зрения?

Паг радостно закивал:

- Еще как, ваше величество! Этому у нее любой мог бы поучиться!

Король заулыбался и потер руки.

- Рад это слышать. Надо приказать Боуррику прислать ее в Рилланон погостить. Большинство восточных дам и девиц начисто лишены характера и безнадежно глупы. Похоже, мои надежды на то, что Боуррик дал дочери достойное воспитание, сбываются! Мне очень хотелось бы познакомиться с красивой девицей, понимающей законы логики и разбирающейся в философии, умеющей спорить и возражать!

Паг хотел было поведать его величеству, что спорить с принцессой - отнюдь не самое приятное на свете занятие и что он убедился в этом на собственном печальном опыте, но в последний момент все же решил оставить это замечание при себе. Монарх доверительно произнес:

- Мои министры давно уже просят меня сочетаться законным браком с какой-нибудь из высокородных девиц и позаботиться о продолжении королевского рода. Но мне все недосуг, а к тому же, говоря по правде, придворные леди не годятся для этой роли. О, мне нравится прогуливаться с ними при луне и... гм... принимать прочие знаки их расположения, но ни одну из них я не считаю достойной носить корону! Но теперь я решил всерьез заняться поисками невесты, которая пришлась бы мне по душе. Возможно, супругой моей должна стать та единственная, что именуется принцессой кон Дуан!

Паг уже открыл рот, чтобы напомнить королю о существовании еще одной принцессы кон Дуан, но вовремя спохватился и прикусил язык, вспомнив, в каких натянутых отношениях состояли монарх и принц Эрланд. А кроме того, он весьма кстати вспомнил, что принцессе Аните было всего семь лет от роду.

Король снова совершенно неожиданно сменил тему разговора:

- Вот уже четыре дня, как кузен Боуррик потчует меня рассказами о каких-то пришельцах из другого мира, которых он называет цурани. Скажи, что ты обо всем этом думаешь?

Паг не сразу собрался с ответом. Он никак не ожидал, что Родрик поинтересуется его мнением по какому-либо вопросу, и уж тем более не рассчитывал быть вовлеченным в разговор о политике. Но делать было нечего: король не сводил с него пристального взгляда. Молчание становилось неловким, и Паг проговорил, тщательно взвешивая слова:

- Мне думается, ваше величество, что эти цурани не просто собираются напасть на нас. Они уже здесь, на Мидкемии!

Король изумленно поднял брови:

- Скажи на милость! А теперь будь любезен аргументировать свое высказывание!

Паг снова погрузился в размышления и после недолгого молчания проговорил:

- Если уж нам, несмотря на все предосторожности этих цурани, удалось узнать о многих из их вылазок, то не будет ли логично предположить, что еще большее количество их вторжений прошло для нас незамеченным?

Король кивнул:

- Согласен. Продолжай.

- Не кажется ли вам, ваше величество, что зимой, когда дороги и перевалы заметены снегом, нам труднее вести наши наблюдения и мы ничем не можем помешать им?

Родрик молча кивнул. Паг заговорил уже гораздо бойчее:

- В случае, если они и в самом деле так воинственны, как полагают герцог, эльфы и гномы, то с их стороны было бы разумнее всего, имея при себе карту наших Западных земель, отправить войско в один из районов, который зимой отрезан от остальных, и с приходом весны начать там свое наступление.

Король пришел в такой восторг, что с силой хлопнул ладонью по столу, отчего слуги, стоявшие в дверях, испуганно вздрогнули.

- Молодец, Паг! Блестящая логика. - Он махнул рукой. - А теперь подавайте-ка обед! Я проголодался!

Слуги проворно накрыли на стол. Такого разнообразия изысканных блюд Пагу еще не доводилось видеть. Он попробовал понемногу от каждого кушанья и из вежливости похвалил их все, включая и такие, что не пришлись ему по вкусу. Их беседа с королем продолжалась, но теперь предметом ее стали малозначительные события придворной жизни.

Когда Паг покончил с едой, Родрик внезапно впал в глубокую задумчивость. Паг с тревогой поглядывал на его хмурое чело, не решаясь прервать монарших размышлений и не зная, что предписывает делать в подобных случаях неумолимый придворный этикет. Он счел за лучшее сидеть не шевелясь и терпеливо ждать, пока Родрик сам не заговорит с ним.

Прошло немало времени, прежде чем король снова обратил к нему ясный, осмысленный взгляд. Он вздохнул и с отчаянием в голосе спросил:

- Ну почему эти люди решили напасть на нас именно теперь?!

Мне столько еще нужно сделать! Я не желаю, чтобы война помешала осуществлению моих планов! - Он вскочил со своего стула и принялся шагать по балкону. Паг наблюдал за ним стоя. Он вскочил на ноги тотчас же, как король вышел из-за стола. Родрик внезапно остановился и проговорил:

- Придумал! Я немедленно пошлю за герцогом Гаем. Уж он-то найдет выход из положения! У него ясная голова! Мне не обойтись без его мудрых советов!

Король снова стал прохаживаться по веранде,бормоча себе под нос что-то о грандиозном строительстве, которое не может быть прервано. Паг стоял на прежнем месте, старательно делая вид, что слушает его. Внезапно на плечо его легла чья-то рука.

Оглянувшись, он увидел позади себя одного из слуг. Тот приложил палец к губам и молча кивнул в сторону двери. Паг благодарно улыбнулся и на цыпочках вышел с балкона. Аудиенция была окончена.

По пути в свою комнату он без всякого успеха пытался определить, по каким именно признакам слуги короля умеют угадывать желания своего господина.

Паг приказал одному из слуг, встреченных им в коридоре дворца, осведомиться у герцога Боуррика, не согласится ли тот принять своего сквайра для важного разговора. Слуга заторопился выполнять поручение, а Паг открыл дверь в свои покои и уселся в кресло. Через несколько минут в дверь легонько постучали.

- Войдите! - сказал Паг.

Слуга, которого он посылал к Боуррику, принес ответ, что его сиятельству угодно тотчас же выслушать все, что имеет сообщить ему сквайр Паг.

Отослав слугу, Паг медленно побрел к покоям герцога, размышляя о том, что он скажет ему. Он не сомневался, что Боуррик будет недоволен, когда узнает, что король послал за герцогом де Бас-Тайрой. Но Паг был не вправе утаить это от него.

За обедом, который, как обычно, подали в покоях герцога Боуррика, крайдийцы негромко переговаривались между собой.

Блюда подавали слуги короля, облаченные в пурпурные с золотом ливреи, и в их присутствии герцог и его приближенные не могли говорить о том, что их занимало.

Стоило слугам убрать со стола и удалиться, как герцог тотчас же заговорил о настоятельной необходимости скорейшего их возвращения в Крайди. Прошло уже целых четыре месяца с тех пор, как они покинули свой дом. Близилась весна, и ничто больше не мешало цурани напасть на приграничное герцогство. Арута горячо поддержал отца. Даже Кулгану не терпелось поскорее вернуться под родной кров. Один лишь Мичем держался во время разговора со своей обычной невозмутимостью и не высказал желания покинуть Рилланон. Ему всегда было хорошо рядом с хозяином, где бы тот ни находился.

Паг не меньше других тосковал по дому. Огромный дворец с его богатым убранством успел уже сильно надоесть ему. Его тянуло в Крайди, в тесную каморку в башне, он мечтал снова приняться за книги и свитки с заклинаниями, как бы трудно ни давалось ему учение. Но гораздо чаще воспоминания его обращались к Каролине. Теперь он готов был простить ей упрямство и своеволие - то, что прежде так омрачало их отношения. К тому же, как знать, быть может за это время характер ее изменился к лучшему? Он также рассчитывал, добравшись до Крайди, получить известия о судьбе Томаса, чтобы знать наверняка, оплакивать ли его как умершего или ждать встречи с ним, живым и невредимым. Как только перевалы освободятся от снега, Долган пошлет в Крайди гонца с сообщением о результатах своих поисков.

На прошедшей неделе герцог Боуррик неоднократно беседовал с королем об угрозе государству со стороны цурани. Он всякий раз возвращался от Родрика мрачнее тучи, ибо разговоры эти не давали никаких результатов. Последняя из их встреч состоялась несколько часов тому назад. Когда слуги наполнили кубки гостей чистейшим кешианским бренди и удалились, в дверь постучали. На пороге появился герцог Келдрик. Тщательно притворив за собой дверь, он подошел к Боуррику.

- Прости, что я так бесцеремонно ворвался к тебе, друг мой.

Но у меня есть для тебя кое-какие новости.

Боуррик придвинул ему стул и наполнил кубок бренди.

- Прошу тебя, - сказал он, - не надо этих околичностей.

Скорее расскажи нам, что еще стряслось.

- Меньше часа тому назад во дворец явился посланный от Гая де Бас-Тайры. Он передал королю, что его господин возмущен, что монарха посмели <потревожить> нелепыми <слухами> о происшествиях на западе страны.

Боуррик вскочил со своего места и швырнул кубок в стену.

Серебряный сосуд едва не расплющился. Бренди потекло по гладкой мраморной стене.

- Что за игру затеял этот мерзавец?! - вскричал Боуррик, бешено вращая глазами. - Куда он клонит, хотел бы я знать?!

Келдрик предостерегающе поднял руку, и Боуррик, извинившись за свою несдержанность, вновь занял место за столом.

- Ведь я поставил свою подпись под письмом короля к Гаю! - возмущенно проговорил он. - Там содержатся все сведения об этих цурани, коими располагаем и мы с вами. Мне думается, у него одна цель: добиться, чтобы до его прибытия король не принял на этот счет никакого решения!

Боуррик забарабанил пальцами по столу. Келдрик уныло кивнул.

- Похоже, так оно и есть.

- На что он рассчитывает? - возвысил голос Боуррик. - Надеется, что война не докатится до Бас-Тайры и Рилланона, что в ней пострадают лишь Вабон и Крайди?! Он представляет себе, как вражеские солдаты истребят моих подданных и разорят мои владения и радостно потирает руки. Так, что ли?!

Келдрик покачал головой:

- Позволь мне быть с тобой откровенным, друг Боуррик. Дело в том, что с того дня, когда король отказал Эрланду в доверии.

Гай решил добиться главенствующего положения среди высшей знати нашей страны. Я уверен, что если с Эрландом что-нибудь случится. Гай постарается завладеть Крондором.

На лбу Боуррика вздулись желваки. Он ударил кулаком по столу и воскликнул:

- А теперь послушай меня, друг Келдрик! Ты знаешь, что я не привык бросать слова на ветер. И если Эрланд и в самом деле так плох, что дни его сочтены, я добьюсь, что преемницей его на Крондорском троне станет маленькая Анита, а не Черный Гай! Если возникнет необходимость, я призову армии Запада под свои знамена и объявлю себя регентом при малолетней принцессе, захочет того Родрик или нет! Но ведь он не станет противодействовать мне, и тебе это прекрасно известно!

Келдрик изучающе взглянул на него:

- А если он объявит тебя изменником и предателем?

Боуррик ударил по столу ладонью:

- Будь проклят тот день, когда негодяй де Бас-Тайра появился на свет! Я стыжусь своего родства с ним!

Помолчав, Келдрик примирительно проговорил:

- Я знаю тебя, быть может, даже лучше, чем ты сам. Ты способен задушить Гая собственными руками, но не решишься поднять знамя восстания против короля. Мне всегда было больно видеть, какую лютую ненависть питают друг к другу два самых испытанных полководца Королевства!

- У меня весьма веские причины ненавидеть Гая, и тебе это известно. Как только встает вопрос о военной помощи Западу, кузен Гай начинает активно противодействовать этому. Всякий раз, как при дворе ведется подлая интрига, за ней маячит силуэт де Бас-Тайры. Да неужто ты не помнишь, что лишь благодаря тебе, мне и Брукалу из Вабона Гай не стал регентом при малолетнем Родрике? А кто как не он пытался убедить всех членов Совета поодиночке, что Келдрик - де стар и не сможет править страной от имени короля? Или ты и об этом позабыл?

Келдрик ссутулился и устало прикрыл глаза ладонью, словно свет, лившийся из висевшего под потолком фонаря, стал слишком ярким для его глаз. Сейчас он и в самом деле выглядел изможденным, обессилевшим старцем. Он вздохнул и мягко проговорил:

- Нет, я все это помню. Но ведь он и мне доводится родней.

По линии покойной жены. Если бы меня здесь не было, его влияние на короля стало бы еще сильнее. Ведь Родрик, когда был мальчишкой, боготворил Гая. Он считал его великим воином и главным защитником Королевства.

Боуррик грустно улыбнулся:

- Прости меня, Келдрик. Я был недопустимо резок с тобой.

Ведь мне известно, что ты печешься о нашем общем благе. А Гай и вправду одержал геройскую победу над армией Империи Кеша, заставив ее отступить в Дип Таунтон. Мне не следовало забывать об этом.

Арута молча покусывал губы и теребил бахрому роскошной скатерти. По лицу принца Паг без труда догадался, что он разделяет гнев и возмущение отца. Встав из за стола, принц подошел к очагу и стал смотреть на огонь. Герцог окликнул его:

- Ты хочешь что-то добавить к сказанному, сын мой?

Принц развел руки в стороны и нахмурился:

- Одна мысль не дает мне покоя, отец. Какая польза Гаю от того, что король колеблется, не решаясь бросить армии на помощь Крайди? Ведь цурани того и гляди нападут на нас.

Боуррик забарабанил пальцами по столу:

- Для меня это также являет собой загадку. Ведь Гай не из тех, кто способен пренебречь интересами страны, даже если это сулит гибель мне и моим подданным.

- А может быть, он решил дать цурани возможность разделаться с нами, а после явиться в Крайди во главе Восточной армии и снова увенчать себя славой победителя? - предположил Арута.

Келдрик помотал головой:

- Он слишком опытный воин, чтобы недооценивать таких противников, как цурани.

Арута принялся расхаживать по комнате:

- Но откуда ему известно о них? Из письма, подписанного Родриком и моим отцом. В нем упоминаются бредовые видения умиравшего воина, рассказ двух мальчишек о кораблекрушении, фокусы священника и чародея и сведения о массовом исходе темных братьев. Вот и все. Сомневаюсь, что это произвело на него серьезное впечатление.

- Но в письме я изложил все до единого факты, известные мне самому! - возразил Боуррик.

Келдрик внимательно взглянул на Аруту, который продолжал расхаживать по комнате.

- Быть может, ты и прав, принц Арута! Письму могло недоставать убедительности. Ведь любое послание - это, как ни говорите, всего лишь кусок пергамента, и только! Когда он прибудет во дворец, нам надо рассказать ему обо всем подробно.

Боуррик резко мотнул головой:

- Решение должен принять король, а вовсе не этот негодяй!

- Но король, как это ни печально, доверяет ему во всем. И с этим нельзя не считаться, - возразил Келдрик. - И если ты решишь принять на себя командование Западными армиями, тебе также придется добиваться этого через Гая.

Боуррик подался назад. Он так опешил, что не сразу нашел слова для ответа.

- Я?! - выдохнул он наконец. - Да мне такое и в голову не приходило, Келдрик! Я хочу лишь одного: чтобы Эрланд мог прийти мне на помощь без чьего бы то ни было согласия.

Келдрик положил руки ладонями на стол и мягко проговорил:

- Я уважаю твой ум, кузен Боуррик, но в то же время не могу не подивиться твоей наивности в вопросах политики. Пойми, Эрланд не может командовать армией. Он слишком слаб здоровьем.

Но даже будь это не так, король не позволил бы ему встать во главе Западных армий. Так же, как и маршалу принца Эрланда Дуланику. Ты застал Родрика в относительно благодушном настроении. Но имей в виду, порой им овладевают страх и подозрительность. Он все время опасается за свою жизнь. Никто пока не отважился произнести этого вслух, но подозревают, что он считает Эрланда способным на убийство с целью занятия трона.

- Вздор! - вскричал Боуррик. - Эрланд мог согласиться принять корону из рук священников и Совета еще тринадцать лет назад. И для этого ему вовсе не требовалось никого убивать!

Родрик был тогда не так уж мал, чтобы позабыть об этом.

Вспомни, ведь покойный король не назначил сына своим наследником, а в пользу малолетнего Родрика голосовали лишь Гай и ему подобные, те, кто надеялся благодаря доверчивости и неопытности Родрика занять теплое местечко при дворе и выпросить для себя новые владения.

- Я все это помню, - кивнул Келдрик, - но ведь много воды утекло с тех пор, многое изменилось до неузнаваемости. Тот бойкий и веселый мальчик превратился во взрослого мужчину, одержимого нелепыми страхами и приступами безудержного гнева.

Не знаю, можно ли приписать все это влиянию Гая или монархом овладел тяжкий недуг. Ведь короли всегда рассуждают иначе, чем простые смертные. И наш Родрик вовсе не исключение. Каким бы странным это нам ни показалось, он не доверит командование Западными армиями своему родному дяде. Боюсь, что, поскольку ближайшим его советником является Гай де Бас-Тайра, король откажет в этом назначении и тебе.

Боуррик уже открыл было рот, чтобы снова объявить о своем нежелании командовать армией, но тут внезапно заговорил Кулган:

- Простите меня, ваши сиятельства, но позвольте мне вставить одно словечко!

- Говори, мастер чародей, - кивнул Боуррик.

Откашлявшись, Кулган спросил:

- А не согласится ли его величество назначить командующим Западными армиями герцога Брукала из Вабона?

Герцоги удивленно переглянулись. Они оба недоумевали, как такая блестящая мысль не пришла в голову ни одному из них.

Внезапно герцог Боуррик стукнул кулаком по столу и расхохотался, откинув голову.

- Кулган! - крикнул он. - Если бы ты не был моим советником столько лет кряду, я назначил бы тебя на эту должность сегодня, сию же минуту! - Он повернулся к Келдрику. - Что ты на это скажешь?

Впервые за этот вечер лицо старого воина осветилось улыбкой.

- Брукал? Этот лихой вояка? Да ведь он же сама честность! И его никто не заподозрит в интригах, поскольку он не имеет никаких прав на престол. Против этого старого боевого коняги не стал бы злоумышлять даже Гай! И если он станет главнокомандующим Западных армий...

Арута вскинул голову:

- ... То назначит отца своим советником. Иначе и быть не может. Ведь они питают друг к другу глубочайшее уважение.

Келдрик выпрямился на своем стуле. Щеки его покрыл румянец.

- На помощь крайдийцам немедленно выступят гарнизоны Вабона.

Арута добавил:

- А также Ламута, Занна, Илита и других западных городов.

Келдрик вышел из-за стола, потирая руки.

- Знаете, что? Я почти уверен, что нам это удастся! Только ничего не говорите королю. Я предложу ему кандидатуру Брукала, когда наступит подходящий для этого момент. А пока молитесь богам!

Старик ушел, и крайдийцы улыбнулись друг другу. Впервые в сердце каждого из них закралась надежда, что их поездка в Рилланон окажется не напрасной. Даже Арута, который всю последнюю неделю был мрачнее тучи, выглядел почти счастливым.

Среди ночи Пага разбудил настойчивый стук в дверь.

- Войдите, - сонным голосом отозвался он.

На пороге комнаты показался слуга со свечой в руках.

- Сэр, - пробормотал он, - его величество созывает к себе всех приближенных герцога Боуррика. Это очень срочно.

Поспешите!

Паг ответил, что тотчас же прибудет в апартаменты его величества и, когда слуга удалился, вскочил с постели, зажег свечу и стал поспешно натягивать на себя одежду. Он взглянул на темное окно, и сердце его сжало тоскливое предчувствие. Еще несколько часов тому назад они так радовались блестящей идее Кулгана. Что же случилось теперь? Что заставило мнительного и неуравновешенного короля созывать их к себе в этот глухой ночной час? Неужто он проведал об их планах?

Слуга со свечой в руках, дожидавшийся его в коридоре, прошел вперед, показывая дорогу. Близился рассвет, и в галереях дворца было совсем темно. Светильники, зажженные с вечера, успели выгореть.

Кулган, Арута, герцог и Паг вошли в тронный зал почти одновременно и остановились неподалеку от трона, возле которого стояли Родрик в длинной до пят ночной рубахе и облаченный в придворный костюм Келдрик. Лицо старого воина было искажено гримасой ужаса. Завидев крайдийцев, король гневно выкрикнул:

- Кузен! Ты знаешь, что мне сообщили?!

Боуррик заверил его, что ему это неизвестно, и король немного смягчился.

- Это послание из Вабона. Старый дурак Брукал позволил этим цурани напасть на один из его гарнизонов и полностью уничтожить его. Нет, ты читай! - взвизгнул он и швырнул герцогу несколько листков пергамента. Те разлетелись по полу, и Кулган бросился поднимать их.

- Впрочем, не трудись! Я сам расскажу тебе, что в них говорится! - сказал король гораздо более спокойным тоном. - Эти чужеземцы высадились на землях Вольных городов близ Валинора.

Они появились в Эльвандаре. Они напали на один из гарнизонов у Каменной Горы. Они атаковали Крайди.

Герцог ухватился за плечо Аруты:

- Что сообщают из Крайди?

Король, шагавший взад-вперед по небольшому пространству около трона, резко остановился и взглянул на Боуррика. В глазах его горел огонь безумия. Но вот он моргнул, и его пухлое лицо вновь приняло прежнее надменно-плаксивое выражение.

- У меня есть только косвенные сведения, полученные через Брукала. Когда его посланники отбыли из Вабона, а случилось это шесть недель тому назад, на Крайди было совершено только одно нападение. Твой сын Лиам велел передать тебе, что одержал победу над цурани и оттеснил их к лесу.

Келдрик выступил вперед:

- Неприятель всюду действовал по одной и той же схеме.

Тяжело вооруженные роты пехотинцев нападали на гарнизоны глубокой ночью, когда снега еще не стаяли, и им без труда удавалось застать наших воинов врасплох. Пока известно лишь об одной победе цурани - гарнизон Ламута был разбит наголову у Каменной Горы. Все остальные их атаки были отбиты. Он выразительно взглянул в глаза Боуррика. - И ни разу в сражениях с их стороны не участвовала кавалерия.

Боуррик кивнул:

- Выходит, Тулли был прав. У них на планете нет лошадей.

Королем внезапно овладел приступ дурноты. Шатаясь, он добрел до трона и опустился на пурпурные подушки. Потирая висок, он капризным тоном спросил:

- Что это еще за разговоры о каких-то лошадях? Неужто вы не понимаете, что в мое королевство вторглись враги? Эти создания имеют наглость нападать на моих воинов!

Боуррик взглянул на монарха:

- Что прикажете мне предпринять в связи с этим, ваше величество?

Король снова возвысил голос:

- Предпринять?! Я ведь собирался дождаться моего доброго Гая, чтобы он посоветовал мне, как вести себя в этой ситуации.

Но теперь я должен действовать сам. О боги, сжальтесь надо мной! - Он задумался, и лицо его приобрело страдальческое выражение. Затем он снова приложил руку к виску и проговорил:

- Я уж подумал было поставить Брукала во главе Западных армий, но этот старый осел, похоже, не сумел защитить даже свой город.

Нет, он не годится.

Боуррик собрался было вступиться за своего друга, но Арута сжал его локоть, призывая к молчанию.

Король покачал головой и плаксиво произнес:

- Боуррик, ты должен оставить Крайди под началом своего сына. Ведь он как-никак справился с нападавшими. И я горжусь его победой. - Внезапно монарх скосил глаза к носу и хихикнул.

- О боги, - со стоном пожаловался он. - Какая невыносимая боль!

Боюсь, когда-нибудь моя голова не выдержит и лопнет, как перезрелый арбуз! - Он моргнул и вдруг заговорил отрывисто и по-деловому:

- Кузен, пусть в Крайди остаются Лиам и Арута, тебе же я вручаю знамя Армий Запада. Отправляйся в Вабон на выручку к бедняге Брукалу. Ведь самая значительная часть армии противника сосредоточена в тех местах: близ Ламута и Занна.

Когда прибудешь туда, распоряжайся войсками по своему усмотрению. Я доверяю тебе. Очисти мои земли от этих цурани. - Лицо короля покрывала бледность. На лбу и подбородке выступили капельки пота, руки тряслись. - Время теперь не самое удачное для сборов, - устало пробормотал он, - но я уже приказал приготовить для вас корабль. Отправляйтесь немедленно. И да хранят вас боги!

Герцог и остальные повернулись, чтобы уйти. Келдрик бросил им вдогонку:

- Я помогу его величеству лечь в постель, а потом провожу вас до гавани. Сообщите мне, когда будете готовы!

Лорд-канцлер повел монарха, тяжело опиравшегося на его плечо, в опочивальню. Крайдийцы поспешили к себе.

Они нисколько не удивились, обнаружив, что слуги уже пакуют их вещи в дорожные узлы. Паг поймал себя на мысли, что несмотря на дурные известия его радует предстоящее возвращение домой.

Они стояли на причале, прощаясь с Келдриком. Паг и Мичем отошли в сторонку от двух герцогов, Кулгана и принца.

Франклин похлопал Пага по плечу:

- Вот такие дела, паренек! Теперь, коли уж началась эта война, мы долго не увидим родимого дома!

Паг с недоумением заглянул в обезображенное шрамом лицо человека, который когда-то давным-давно спас ему жизнь.

- О чем это ты, Мичем? Ведь мы же возвращаемся домой, в Крайди! Мичем покачал головой.

- Принц Арута, тот да, поедет в Крондор, а оттуда через Пролив Тьмы в Крайди, на подмогу к Лиаму. А вот герцог будет держать курс на Илит, а потом доберется с божьей помощью до лагеря Брукала возле Ламута. Кулган, понятное дело, останется при лорде Боуррике. А уж куда Кулган, туда и я. А ты?

У Пага перехватило горло. Он молча кивнул и стал смотреть себе под ноги. Ему нечего было возразить на слова франклина. Он был учеником чародея и в обязанности его, кроме прочего, входило следовать за своим мастером, куда бы тот ни направился.

Формально его ничто не связывало с жителями Крайди, но именно туда рвалась его душа. Если бы ему предоставили право выбирать, он не задумываясь поехал бы с Арутой. Он с трудом сдержал подступавшие слезы.

- Куда Кулган, туда и я, Мичем.

Франклин хлопнул его по плечу:

- Вот и договорились! По крайней мере я научу тебя управляться с мечом. А то ведь ты держишь его, словно кухонная девчонка метлу!

Предложение Мичема не рассеяло мрак, воцарившийся в душе Пага. Но чтобы не обидеть добродушного франклина, он заставил себя улыбнуться. Вскоре они взошли на корабль и взяли курс на Саладор. То было лишь начало их долгого пути на Запад.

Глава 14 ВТОРЖЕНИЕ

Весна выдалась холодной и дождливой. Дороги размыло, канавы и окопы в считанные минуты наполнялись жидкой грязью, что значительно затрудняло ведение боевых действий. Такая погода должна была продержаться еще около месяца, пока на смену ей не придет короткое жаркое лето.

Герцоги Брукал и Боуррик склонились над столом, где были разложены военные карты. Тяжелые капли дождя барабанили по брезентовой крыше просторной палатки, по обе стороны от которой, за перегородками, помещались тюфяки и нехитрый походный скарб обоих вельмож. В палатке было дымно от чадящих масляных фонарей и зажженной трубки, с которой ни на минуту не расставался сидевший в углу Кулган. Но оба герцога охотно мирились с этим неудобством, поскольку чародей умел почти безошибочно предсказывать погоду, а порой ему даже удавалось с помощью своего искусства предуведомить Боуррика о грядущих наступательных операциях цурани. Кроме того, военачальники не раз пользовались практическими советами Кулгана, прочитавшего за свою жизнь немало всяких книг, среди которых были и мемуары прославленных воинов. Благодаря этому он неплохо разбирался в военной стратегии и тактике.

Брукал ткнул пальцем в одну из карт на столе.

- Они взяли вот это укрепление, а потом и это. - Он провел линию на карте и удрученно покачал головой. - Им удается удерживать этот пункт несмотря на все наши попытки выбить их оттуда. Кроме того, похоже, что они и впредь станут продвигаться в том же направлении. - И он указал на участок, прилегавший к восточным склонам Серых Башен. - Они явно действуют по заранее выработанному плану, но будь я трижды проклят, если мне удастся когда-нибудь понять, в чем он заключается и каковы будут их дальнейшие действия!

Старый герцог выглядел удрученным. Бои шли почти не переставая вот уже два месяца, но ни одна из сторон не могла добиться в них более или менее существенного перевеса над противником.

Боуррик взглянул на карту. На ней красными точками были отмечены известные им опорные пункты цурани, представлявшие собой мощные брустверы, удерживаемые двумя-тремя сотнями воинов. Оба герцога не сомневались, что неподалеку от этих мест скрываются резервные войска неприятеля. Их примерное расположение было указано на карте желтыми линиями. Стоило отрядам Королевства напасть на один из оплотов цурани, как на помощь тем немедленно - иногда в течение нескольких минут - приходило подкрепление. Синими точками отмечались позиции пикетов войск Королевства, хотя самая значительная часть гарнизонов герцога Брукала была сосредоточена у холма, где располагалась ставка командования.

До прибытия пехотинцев с тяжелыми военными машинами из Илита и Тайр-Сога войска Королевства вели по преимуществу короткие мобильные бои, поскольку основную часть этих войск составляла кавалерия. Герцог Крайди согласился с Брукалом:

- Похоже, их тактика остается прежней. Они занимают тот или иной пункт, окапываются и держат оборону. Оказывая ожесточенное сопротивление нашим отрядам, они никогда не пытаются преследовать их, если те отступают. Это определенно часть какого-то большого и сложного плана. Но я, как и вы, любезный Брукал, даже под страхом смерти не сумел бы разгадать, в чем он заключается.

В палатку заглянул один из воинов:

- Милорды, к вам прибыл посланец от племени эльфов.

- Проси, - кивнул Брукал.

Воин придержал кусок парусины, которым был занавешен вход в штабную палатку, и в задымленное помещение вошел стройный голубоглазый эльф. Его вымокшие и потемневшие от влаги волосы прилипли ко лбу и вискам, с тяжелого плаща сочилась вода.

Поклонившись герцогам, он застыл у порога.

- Добро пожаловать, друг, - приветствовал его Боуррик. - Проходи и присаживайся. Ведь ты, верно, устал с дороги.

- Приветствую вас от имени моей королевы, - проговорил эльф и, подойдя к столу, принялся изучать карту.

- Что нового в Эльвандаре? - спросил Брукал.

Эльф указал на перевал, к югу от которого располагались Серые Башни, а к северу - Каменная Гора, тот самый, у восточной части которого были сосредоточены в настоящее время войска герцога Боуррика.

- Пришельцы стянули сюда значительные силы. Они продвинулись до краев эльфийского леса, но войти в него им пока не удалось. Мне было непросто миновать их сторожевые посты. - Он лукаво усмехнулся. - Нескольких из них, попытавшихся пленить меня, я завел в непроходимую лесную чащу! Они бегают почти так же быстро, как гномы, но тягаться с эльфами им все же не по силам! - Он снова склонился над картой. - Из Крайди сообщают, что патрульным отрядам несколько раз случалось вести короткие бои с чужаками, но все эти столкновения происходили вдали от замка и его окрестностей. У Серых Башен, в Карее и Тулане пока все спокойно. Чужеземцы, похоже, намерены и впредь оставаться близ этого перевала. Ваши войска, находящиеся к западу от него, навряд ли смогут теперь пробиться сквозь их ряды и прийти сюда.

- Каковы, по твоему мнению, силы противника? - спросил герцог Брукал.

- В точности этого не знает никто, но я своими глазами видел несколько тысяч воинов вдоль вот этой линии. - Он провел пальцем черту у северной оконечности перевала, от эльфийского леса до лагеря войск Королевства. - Карлики Каменной Горы могут пока чувствовать себя в безопасности. Если только им не придет в голову двинуться к югу. Ведь через этот перевал пришельцы не пропустят и их.

Боуррик кивнул и спросил эльфа:

- Известен ли хоть один случай использования ими кавалерии?

- Нет. Их войска состоят только из пехотинцев.

Кулган выпустил к потолку струю дыма и впервые вмешался в разговор:

- Похоже, у них и вправду нет лошадей. Тулли сумел-таки угадать это!

Брукал взял в руку перо и, обмакнув его в чернильницу, стал наносить на карту новые отметки. Кулган подошел к столу и заглянул через его плечо.

Боуррик обратился к эльфу:

- Поешь и отдохни с дороги. Мы с милордом Брукалом шлем сердечный привет твоей госпоже. Мы оба от души желаем ей здоровья и процветания. А если ваши гонцы окажутся на западе, пусть они передадут такие же пожелания обоим моим сыновьям.

Эльф поклонился:

- Я выполню оба ваших поручения, милорд, и отправлюсь в путь тотчас же. - Он повернулся и выскользнул из палатки.

Кулган вынул трубку изо рта и возбужденно проговорил:

- Мне кажется, я понял, в чем состоит их замысел!

Смотрите-ка сюда! - Он указал чубуком трубки на новые красные точки, которые только что нанес на карту герцог Брукал. - Видите, все вместе они составляют неровный полукруг, проходящий через перевал. Цурани хотят удержать за собой всю эту местность. А центром круга является вон та долина! Похоже, они намерены пресекать любые наши попытки проникнуть туда.

Герцоги озадаченно взглянули друг на друга.

Откашлявшись, Брукал пробасил:

- Но какой в этом смысл? Там нет ни замков, ни даже деревень. Они словно бы приглашают нас оцепить эту долину и заблокировать их там.

Боуррик внезапно подался вперед и воскликнул:

- Да ведь это же мост! Они решили установить переправу между их и нашим мирами именно в этом месте. Здесь наверняка расположен вход с нашей стороны в тот рифт, про который говорил чародей. Пока что у них недостаточно сил для массированного наступления, вот они и хотят укрепиться в долине, чтобы потом, проведя сквозь космические врата нужное им количество воинов и снаряжения, двинуться дальше!

Брукал повернулся к чародею:

- Что ты скажешь на это, Кулган? Ведь все это по твоей части.

Кулган наклонился над картой и стал водить по ней пальцем.

Он что-то сосредоточенно бормотал себе под нос, а выпрямившись, развел руками.

- Нам ничего не известно о природе их магии. Мы не ведаем, с какой скоростью эти цурани способны проводить по космическому мосту людей и снаряжение. Ведь никому еще не доводилось своими глазами видеть их переброску на Мидкемию. Для этого им может требоваться значительное пространство размерами с эту долину.

Возможно также, что они связаны в этом какими-то временными ограничениями.

Боуррик ненадолго задумался, а затем подытожил:

- Нам остается лишь одно. Мы должны отправить небольшой отряд на разведку в занятую ими долину. Только так мы получим ответы на все эти вопросы.

Кулган с улыбкой кивнул.

- Я тоже хотел бы побывать там, если ваша светлость не возражает. Ведь воины, не знакомые с магией, могут просто не понять сути происходящего и дать всему увиденному неверные объяснения, которые только собьют вас с толку. В таком случае вам будет мало проку от их донесений.

Брукал принялся было возражать против этого, окинув дородную фигуру чародея более чем красноречивым взглядом, но Боуррик с усмешкой перебил его:

- Пусть внешний вид мастера Кулгана не вводит вас в заблуждение, любезный герцог! Несмотря на свою упитанность он прекрасно держится в седле и владеет мечом не хуже любого воина! - Он обратился к Кулгану:

- Возьми с собой и Пага, мастер чародей. Если один из вас не вернется, другой доставит нам требуемые сведения.

Кулган тяжело вздохнул, но не решился возразить герцогу.

Брукал склонился над картой.

- Если мы неожиданно нападем на них со стороны Северного перевала, - сказал он, - прорвем ряды их обороны и проникнем в долину, то небольшой отряд сможет пробраться в их тыл вот здесь. - Он указал на небольшой проход к южной части долины.

Боуррик кивнул:

- Это дерзкий, отчаянный план, но я считаю его вполне осуществимым. Мы столько времени ведем себя с этими цурани, как танцоры, ступающие то вперед, то назад и в итоге оказывающиеся на исходной позиции. Они наверняка не ожидают решительных действий с нашей стороны, и нам удастся ошеломить их внезапной атакой.

Кулган с позволения обоих герцогов решил удалиться к себе и лечь спать пораньше. Он прикрыл глаза и пробормотал что-то себе под нос. Лицо его внезапно преобразила радостная улыбка и, остановившись у выхода из палатки, он сообщил Брукалу и Боуррику, что ночью дождь прекратится и следующий день будет теплым и солнечным.

Паг дремал на своем тюфяке, завернувшись в одеяло, когда в палатку вошел Кулган. Мичем, сидя у походной печки, стряпал нехитрый ужин. При этом он не сводил бдительного взора с Фантуса, который то и дело норовил запустить когтистую лапу в горшок с рагу. Карликовый дракон разыскал своего хозяина с неделю тому назад. Его появление в лагере произвело переполох и легкую панику среди воинов. Когда дракон, сделав несколько изящных кругов, опустился на крышу палатки Кулгана, с десяток солдат успели уже прийти в себя от изумления и испуга и натянуть тетивы боевых луков. Только грозный окрик Мичема спас любимца чародея от неминуемой гибели. Солдаты с недовольным ворчанием вынуждены были вложить стрелы в колчаны. Кулган был несказанно рад появлению Фантуса, хотя то, каким образом дракону удалось разыскать его, Пага и Мичема, навек осталось для всех троих неразрешимой загадкой. Но как бы там ни было, а дракон водворился в палатке чародея, намереваясь, как и прежде, делить с Пагом его узкий тюфяк и таскать лакомые кусочки из-под носа у Мичема.

Паг сел на койке и с тревогой спросил у Кулгана:

- Что нового, учитель?

Чародей снял свой влажный плащ и разложил его на табурете у печки.

- Герцог снаряжает разведывательную экспедицию в тыл цурани. Мы должны будем прорвать круг их обороны, которым они охватили долину, и выяснить, что замышляют эти нечестивцы. Я беру с собой тебя и Мичема. Ведь кроме вас двоих, мне, в случае чего, не на кого рассчитывать.

Эта новость привела Пага в радостное волнение. Мичем научил его владеть мечом, и в душе подростка ожили прежние мечты о воинских подвигах.

- Мой верный меч к вашим услугам, учитель! - проговорил он, и Мичем, услыхав это, от души расхохотался.

Бросив на франклина строгий взгляд, чародей одобрительно кивнул Пагу:

- Вот и хорошо, дружок. Но будем надеяться, что нам с тобой не придется вступать в сражение с иноземцами. Впереди нас будет идти отряд, который отвлечет на себя внимание цурани. Мы же быстро проникнем на их территорию и попытаемся узнать, каковы их планы и насколько значительны силы, которыми они располагают. А потом что есть духу помчимся назад, чтобы доставить полученные сведения в штаб, обоим милордам герцогам.

Благодарение богам, что у этих пришельцев нет кавалерии, иначе нам пришлось бы солоно! А так они даже не успеют понять, что случилось, когда мы уже будем на пути к штабу!

- А может, нам удастся захватить кого-нибудь из них в плен!

- воодушевился Паг.

- Вот это было бы кстати! - поддержал его Мичем. До сих пор мидкемийцам еще ни разу не удавалось пленить кого-либо из вражеских воинов. Оказавшись в безвыходном положении, те, как правило, умерщвляли себя, чтобы не оказаться в руках у противника.

- А кроме этого, было бы неплохо наконец выяснить, почему они на нас напали, - сказал Паг.

Кулган задумчиво покачал головой:

- Мы ведь вообще очень мало знаем о них. Откуда они появились? Как им удается преодолевать расстояние между их и нашим мирами? Ну и не в последнюю очередь нас, конечно же, интересует вопрос, который ты только что задал: что им от нас нужно? Почему они вторглись на наши земли?

- Металл.

Кулган и Паг повернулись к Мичему, который продолжал помешивать рагу, не спуская глаз с Фантуса.

- Там, откуда они появились, нет никаких металлов, вот они и решили взять их у нас. - Видя, в какое замешательство привели чародея и мальчика его слова, Мичем усмехнулся и хитро прищурился:

- Вот уж никогда бы не подумал, что вы до сей поры сами об этом не догадались. - Отложив ложку в сторону, он наклонился и извлек из-под своей кровати длинную ярко-красную стрелу. - Военный трофей, - с гордостью проговорил он и протянул стрелу Кулгану. - Глядите, хозяин, какой у нее наконечник. Ведь он из дерева, как и все их оружие. Наши воины подобрали на полях сражений много их мечей, стрел, кинжалов и щитов, но среди них нет ни одного предмета из металла.

Кулган хлопнул себя ладонью по лбу:

- Ну конечно же! Все оказывается так просто! Они каким-то неведомым образом получили возможность проникать на нашу планету, послали сюда разведчиков, и те донесли, что на Мидкемии имеются богатые залежи металлов. И вот цурани отправили сюда свою армию. Теперь мне стало понятным и то, для чего им понадобилось оккупировать высокогорную долину.

Закрепившись там, они получат доступ к: шахтам гномов! - Он резко вскочил на ноги. - Пойду расскажу обо всем их сиятельствам. Мы должны предупредить гномов о готовящемся вторжении цурани в их подземные туннели!

Паг задумчиво глядел вслед ушедшему чародею. Франклин вернулся к чугунку с мясным рагу.

- Как ты думаешь, Мичем, - спросил Паг, - почему они не попытались купить у нас наши металлы? Ведь им наверняка есть что предложить взамен.

Мичем покачал головой:

- Кто, цурани?! Скажешь тоже! Да этаким злодеям такое, поди, и в голову не приходило! Это ведь просто банда свирепых варваров. Они сражаются, как демоны, и будь у них кавалерия, они давно уже оттеснили бы нас к Ламуту и там разбили наголову.

Нам надо измотать их, вцепиться в них мертвой хваткой, как делают бульдоги, и не отпускать до тех пор, пока цурани сами не поймут, что торговать и меняться с нами выгоднее, чем воевать.

Вспомни-ка, что случилось с Кешем. Королевству удалось отхватить у них добрую половину Босании. А все почему? Да потому, что войскам Империи приходилось то и дело подавлять восстания в южных частях Конфедерации.

Кулган все не возвращался. Паг и Мичем поужинали без него.

Франклин, устав защищать содержимое миски чародея от посягательств Фантуса, погасил фонарь и улегся спать.

Лежа во тьме. Паг слышал монотонный стук дождевых капель по крыше палатки. Возле печки Фантус, сопя и чавкая, поедал рагу, предназначавшееся Кулгану. Убаюканный этими звуками. Паг вскоре задремал. Во сне ему привиделся темный туннель, в конце которого призывно мигал яркий огонек.

Отряд всадников медленно пробирался сквозь густой лес. Над влажной после многодневных дождей землей стлался туман. Солнце едва проглядывало сквозь густые ветви исполинских деревьев, и в лесу царил таинственный сумрак. Каждые полчаса несколько воинов отправлялись в разведку, чтобы предупредить остальных о возможной засаде. Но все вокруг было спокойно, и всадники продолжали свой путь.

Во главе колонны ехал молодой капитан ламутского гарнизона Вандрос, сын герцога Ламута. Брукал считал его одним из самых способных офицеров своей армии.

Отряд был выстроен в колонну по двое, и Паг покачивался в седле рядом с одним из молодых солдат. Впереди них ехали Кулган и Мичем. Капитан приказал всем остановиться и спешиться. Паг натянул поводья и спрыгнул наземь. Поверх матерчатого подкольчужника он был облачен в настоящую боевую кольчугу, с плеч его красивыми складками спускался короткий воинский плащ с гербом Ламута - волчьей головой на синем поле. Шерстяные рейтузы были заправлены в сапоги с высокими голенищами. В левой руке он удерживал тяжелый щит, а меч в ножнах свисал с широкого кожаного пояса. В этом наряде Паг чувствовал себя заправским воякой. Общее впечатление портил лишь шлем, который оказался великоват для его головы и все время норовил съехать набок, что придавало мальчику слегка комичный вид.

Капитан Вандрос подъехал к Кулгану и доложил:

- Разведчики обнаружили лагерь неприятеля в полумиле отсюда. Они уверены, что цурани не заметили их. - Вынув из-за пазухи лист пергамента с нанесенной на него картой местности, он негромко проговорил:

- Мы сейчас находимся здесь. Я поведу своих людей в атаку на позиции неприятеля. Кавалерия из Занна поддержит нас с обоих флангов. Вашим отрядом будет командовать лейтенант Гарт. Вы минуете лагерь противника и направитесь в горы. Мы постараемся прикрыть вас с тыла, насколько сможем, но если к закату мы вас не нагоним, вам придется продолжать путь одним. Не гоните лошадей, берегите их, потому что только они могут вынести вас из расположения неприятеля. Цурани очень проворны, и, останься вы без коней, они легко нагонят вас.

Когда окажетесь в горах, двигайтесь по направлению к перевалу.

В долину въезжайте через час после рассвета. Мы атакуем Северный перевал, едва лишь взойдет солнце, и отвлечем внимание цурани на себя. Оказавшись в долине, действуйте быстро, не мешкая. Если кого-либо выбьют из седла, вам придется бросить его на поле боя. Вам нельзя рисковать собой: главная задача вашего отряда - получить информацию и доставить ее в штаб.

Теперь воспользуйтесь последней возможностью отдохнуть и размять ноги. Мы начинаем атаку через час.

Капитан отсалютовал чародею и вернулся к голове колонны.

Паг, Кулган и Мичем молча уселись на влажную землю. Чародей отказался надевать кольчугу и вооружаться мечом, заявив, что это может помешать ему в нужный момент сосредоточиться на магических манипуляциях, с помощью которых он надеялся разгадать намерения цурани. Паг, усмехаясь про себя, подозревал, что решение Кулгана обойтись без доспехов было продиктовано отнюдь не этим соображением, а скорее его вполне справедливым опасением, что ни одна кольчуга не придется ему впору. Мичем кроме меча взял с собой еще и лук. Он предпочитал дальний бой рукопашным схваткам, хотя, по мнению Пага, мало кто из воинов мог сравниться с франклином во владении тяжелым палашом.

Время текло медленно, и Пагом начало овладевать нетерпение.

Он мечтал совершить геройские подвиги и прославиться в боях с цурани. Из памяти его давно успели изгладиться ужасы и опасности схватки с темными братьями.

Повинуясь приказу капитана, все члены отряда сели в седла и вновь двинулись вперед по лесной тропе. Они пустили лошадей шагом и пришпорили их, лишь когда деревья поредели и впереди показался укрепленный лагерь цурани. Высокие земляные брустверы преграждали путь конникам. Паг разглядел далеко впереди яркие шлемы и щиты неприятельских солдат, выстроившихся в шеренгу для защиты своих позиций. С флангов их атаковала кавалерия Занна.

Земля дрожала под копытами коней, галопом мчавшихся к брустверам. За земляным валом укрывались цуранийские лучники, славшие навстречу солдатам Королевства тучи стрел, большинство из которых не долетало до цели. Как только первые ряды колонны воинов подскакали к укреплениям, остальные резко свернули в стороны, чтобы обойти лагерь с тыла. Несколько цуранийских солдат, выбежавших из-за укрытия навстречу атакующим, были сбиты с ног и растоптаны конскими копытами. Двоих, рискнувших подняться во весь рост на вершине земляного вала, насмерть поразили стрелы, пущенные меткой рукой Мичема.

Вся эта сцена с быстротой молнии пронеслась перед глазами Пага. Въезжая под сень леса, он услышал позади себя отчаянное ржание чьей-то лошади и, не оглядываясь, пришпорил своего коня.

Всадники словно вихрь помчались по узкой лесной тропе, нагибаясь, чтобы избежать ударов головой о нижние ветви деревьев.

Стремительная скачка продолжалась около получаса.

Убедившись, что их не преследуют вражеские солдаты, всадники пустили усталых лошадей шагом. Кулган подозвал к себе командира отряда лейтенанта Гарта и вдвоем они стали уточнять свое местонахождение с помощью походной карты. Оба сошлись на том, что, если ехать медленным шагом остаток дня и всю ночь, к рассвету они окажутся возле перевала.

Мичем подошел к ним и, бросив взгляд на карту, небрежно обронил:

- Мне эти местахорошо знакомы. Я охотился здесь мальчишкой, когда жил неподалеку от Хаша.

Паг немало подивился тому, что Мичем вдруг заговорил о своем прошлом. Прежде он всегда избегал подобных тем, и Паг был уверен, что франклин родился и вырос в Крайди. Ему не верилось, что тот был родом из Вольных городов. Но еще труднее оказалось представить себе Мичема мальчишкой или отроком.

Между тем франклин неторопливо продолжал:

- Тут есть одна тропка, которая ведет в долину. Ее не найти даже отсюда, если не знать о ней. А с той стороны она и вовсе не видна. Если мы пойдем по ней шагом, то к рассвету окажемся в долине. Цурани наверняка ничего о ней не знают, ведь это всего лишь узкая козья тропа, которая петляет меж холмов и огибает вершины гор.

Лейтенант вопросительно взглянул на Кулгана. Тот посмотрел на Мичема и кивнул:

- Пожалуй, нам следует войти в долину по этой тропе. Чем позднее они нас обнаружат, тем лучше. Мы оставим знаки для Вандроса на всем нашем пути. Если мы станем двигаться медленно, он может нагнать нас прежде, чем мы окажемся у долины.

- Согласен, - сказал лейтенант. - А поскольку наше главное преимущество заключается в мобильности, то давайте теперь же двигаться к тропе, которую найдет для нас Мичем. - Он повернулся к франклину:

- Ты можешь показать, куда она нас приведет?

Великан взглянул на карту через плечо Гарта и ткнул в нее пальцем.

- Вот сюда. Мы должны примерно с полмили двигаться на запад, потом свернуть к северу. - Он провел по карте линию, поясняя:

- Северная и южная части долины покрыты лесом, а весь ее центр занимает огромная поляна. Побьюсь об заклад, что на ней-то они и разбили свой лагерь. Если их к этому времени не отвлекут наши атакующие, мы все равно успеем промчаться мимо их позиций, прежде чем они сообразят, в чем дело, и пустятся в погоню. Самое трудное - это миновать лес на северной стороне долины, ведь там может скрываться их резерв. Но если нам это удастся, мы вскоре окажемся у Северного перевала.

- Все поняли план? - спросил лейтенант.

Солдаты промолчали, и вскоре командир приказал отряду трогаться в путь, ведя лошадей в поводу. Первым шел Мичем, указывая дорогу.

У тропинки, о которой говорил Мичем, они очутились примерно за час до захода солнца. Лейтенант приказал солдатам выставить часовых и расседлать коней. Паг протер спину своего коня пучком мягкой травы и оставил его пастись неподалеку от тропы. Три десятка воинов обихаживали своих лошадей и готовили оружие к бою. Мысль о прорыве сквозь лагерь цурани действовала на них опьяняюще, как крепкое вино. Им не терпелось встретиться с неприятелем лицом к лицу. Волнение их передалось и Пагу. Он почти не сомневался, что сумеет постоять за себя, случись ему схватиться с вражескими воинами.

Через несколько минут к нему подошел Мичем и велел обмотать меч обрывками солдатского одеяла.

- Нам нынче не придется разворачивать походные постели.

Имей в виду, что нет такого звука, который вернее насторожил бы часовых, чем скрежет металла о металл, - назидательно проговорил он. - Разве что стук конских копыт. - Паг с любопытством наблюдал, как франклин надел на все четыре ноги своего коня кожаные носки, сшитые шорником специально для похода и привезенные к перевалу в седельных мешках. Паг улегся на землю, чтобы хоть немного передохнуть. Вскоре лейтенант приказал седлать лошадей. Когда Паг затянул подпругу седла, все солдаты успели уже выстроиться в шеренгу.

Мичем и лейтенант принялись отдавать последние распоряжения. Им предстояло подниматься по тропе в колонне по одному. Первым должен был идти Мичем, за ним - Гарт. Они продели сквозь левое стремя каждого коня тонкую веревку, и солдаты должны были продвигаться вперед, держась за нее рукой.

Когда все были готовы, Мичем, а за ним и остальные двинулись к тропе.

Отряд начал подниматься в гору. Местами подъем оказывался так крут, что лошадям приходилось буквально карабкаться с уступа на уступ. Воины шли медленно и осторожно, опасаясь сбиться с пути. Кругом царила тьма. Порой Мичем останавливал отряд, чтобы пройти вперед на разведку. Через несколько часов тропа вывела их в небольшое ущелье между двух утесов и зазмеилась вниз. Еще через некоторое время она стала заметно шире, и отряд остановился на короткий привал. Мичем и двое солдат отправились в разведку, остальные же опустились наземь, чтобы дать отдых натруженным ногам.

Паг был уверен, что усталость, которую он ощущал, вызвана не только длительным переходом, но и напряжением, страхом, необходимостью бесшумно красться по тропе под покровом ночи, близостью неприятеля. Но от того, что он осознал это, его изнуренному телу не стало легче.

После непродолжительного отдыха они снова тронулись в путь.

Паг так устал, что не мог больше ни о чем думать. Все мысли словно улетучились из его головы. Он машинально передвигал ноги, держась за веревку, и несколько раз, споткнувшись, едва не потерял равновесие.

Внезапно отряд остановился у развилки, по обе стороны которой возвышались горные уступы. Внизу, несмотря на царившую вокруг тьму, можно было различить кроны деревьев. То была южная оконечность долины, занятой цурани. Отсюда всадники могли бы спуститься вниз всего за несколько минут.

Кулган, проворно перескакивая с камня на камень, подошел к ученику, который застыл в напряженной позе возле своего коня.

Похоже, переход через горы нисколько не утомил тучного чародея, и Паг про себя подивился тому, какие крепкие мускулы должны были скрываться под толстым слоем жира, покрывавшим его тело.

- Как ты себя чувствуешь, дружок? - участливо осведомился Кулган.

- Надеюсь, что останусь жив, - с кислой улыбкой ответил Паг, - но в следующий раз я предпочел бы ехать верхом, если это не встретит возражений со стороны Мичема и лейтенанта.

Они переговаривались едва слышным шепотом, однако чародей в ответ на эти слова Пага негромко хихикнул.

- Понимаю тебя. Мы останемся здесь до рассвета. А он наступит не раньше, чем через два часа. Поспи хоть немного, ведь день нам предстоит нелегкий!

Паг не заставил себя упрашивать. Он растянулся на голой земле, подложив под голову щит. Не успел чародей отступить на полшага в сторону, как Паг уже заснул. Сон его был так крепок, что он не слышал, как подошедший Мичем снял с копыт его коня кожаные чулки, в которых больше не было необходимости.

Мичем осторожно потряс его за плечо, и Паг с усилием разлепил непослушные веки. Ему казалось, что он заснул всего лишь мгновение назад. Голова была тяжелой, все тело сводила судорога. Мичем присел перед ним на корточки.

- На-ка вот, поешь.

Паг взял протянутый ему ломоть свежего хлеба и откусил изрядный кусок. Через несколько мгновений он почувствовал себя гораздо бодрее.

Мичем похлопал его по плечу:

- Вот и славно. Поторапливайся! Через несколько минут мы поскачем вниз!

Мичем направился к лейтенанту и Кулгану, державшим своих лошадей под уздцы. Доев хлеб, Паг вскочил в седло. Боль в ногах прошла. Оказавшись верхом на коне, он внезапно почувствовал себя бодрым и отдохнувшим. Ему не терпелось поскорее броситься в прорыв.

Лейтенант развернул своего коня и, вглядываясь в лица солдат, вполголоса проговорил:

- Мы поскачем на запад, а затем по моей команде повернем на север. Приказываю вам избегать столкновений с воинами противника и лишь обороняться в случае, если вас атакуют. Наша задача - вернуться живыми и невредимыми и доставить в штаб информацию о цурани. Убитых и раненых оставлять на поле боя!

Рисковать собой ради них вы не имеете права! Если отстанете, постарайтесь любой ценой нагнать своих. Главное - запомнить все, что вам доведется увидеть. Каждый из вас может стать единственным, кто доставит их сиятельствам необходимые сведения. Да защитят всех нас боги!

Некоторые из солдат стали бормотать слова молитв, обратив свои взоры к небу. В большинстве своем они взывали к Титу, богу войны, чтобы тот защитил их от мечей и стрел неприятеля. Через несколько мгновений отряд уже спускался по земляному склону вниз, в долину. Перейдя вброд узкий ручеек, они оказались на небольшой поляне, поросшей высокой травой. Над ними вставало солнце, окрашивая вершины вздымавшихся на севере гор в нежно-розовый цвет. Впереди невдалеке от них темнел лес. Заросли деревьев покрывали также дальнюю оконечность долины. Близ северного края огромной поляны Паг разглядел дым от походного костра. Цурани разбили лагерь именно там, и Паг от души надеялся, что все их немалые силы сосредоточены на открытой местности, где всадникам Королевства без труда удалось бы прорваться сквозь их ряды.

Через некоторое время лейтенант отдал короткий приказ, и отряд повернул на север.

Они ехали медленной рысью, щадя силы своих коней до той поры, пока от выносливости и скорости животных не будет зависеть и выполнение задачи, и жизнь каждого из них.

Пагу показалось, что впереди среди деревьев мелькнул шлем одного из вражеских солдат. Когда отряд въехал в лес, откуда-то послышались пронзительные крики, и лейтенант поднял руку, приказывая всем собраться возле него.

- Они заметили нас! Вперед! В галоп! Держитесь вместе!

Он пришпорил своего коня, и вскоре весь отряд тяжелым галопом мчался через лес. Паг заметил, что конь, скакавший впереди него, метнулся влево, и недолго думая свернул за ним следом. Там среди деревьев виднелся просвет. Звуки голосов цурани стали слышнее. В лесу было сумрачно, и Паг от души надеялся, что конь его видит в темноте лучше, чем он сам. Иначе им обоим пришлось бы рано или поздно наскочить на одно из могучих деревьев.

Но боевой конь уверенно скакал меж толстых стволов, ни на секунду не замедляя бег. Глаза Пага понемногу привыкли к темноте, и он стал различать мелькавшие среди ветвей разноцветные щиты и плащи цуранийских солдат. Те бежали вовсе не навстречу мидкемянам, как сперва показалось Пагу, а прочь, к своему лагерю. Но им ли, вынужденным лавировать между стволов, было тягаться в беге с боевыми конями кавалеристов? Конный отряд значительно опередил их. Однако Паг понимал, что пройдет несколько минут, и отставшие цуранийские воины выбегут на поляну с пронзительными криками, привлекая внимание остальных к отряду защитников Королевства. Преимущество внезапности, на которое так рассчитывали Кулган, Мичем и лейтенант, даст им, таким образом, совсем незначительный выигрыш во времени.

Вскоре они миновали заросли леса и на всем скаку выехали на поляну, где появления их ожидали несколько цурани. Всадники направили своих коней прямо на них, и солдаты бросились врассыпную. Только один остался на месте и заставил себя, несмотря на ужас, отразившийся на его грубом лице, ударить острым мечом проносившуюся мимо него лошадь. Животное отчаянно заржало и свалилось наземь, истекая кровью. Вместе с лошадью на земле оказался и всадник. Все это произошло в одно короткое мгновение. Паг поскакал вслед за остальными, не успев даже оглянуться.

Над плечом его пролетела стрела, жужжа, как рассерженный шмель. Паг пригнулся к шее лошади, чтобы представлять собой как можно менее заметную мишень для лучников. Солдат, скакавший впереди него, внезапно откинулся в седле и завалился набок. Из шеи его торчала красная стрела.

Через несколько мгновений они оказались вне досягаемости стрел и увидели впереди бруствер, выстроенный вдоль дороги, которая когда-то вела от шахт к южному склону гор. За земляной насыпью скрывались сотни солдат в ярких одеяниях. Лейтенант приказал отряду свернуть на запад, чтобы обойти укрепление сбоку.

Поняв, что всадникам удастся миновать бруствер, не ввязываясь в бой, несколько цуранийских лучников взбежали на холм и принялись пускать им вдогонку стрелы. Паг услыхал лошадиное ржание, но даже не повернул головы в ту сторону, откуда оно раздалось. Он успел лишь устало подумать, что отряд лишился еще одного из воинов.

Через несколько минут до них перестали долетать синие и красные стрелы цурани. Крики вражеских солдат стихли вдали.

Отряд снова оказался в лесу. Лейтенант поднял своего коня на дыбы и прокричал:

- Отсюда наш путь лежит на север. Скоро мы окажемся на большой поляне. Там негде укрыться, и спасти нас смогут только наши кони. Гоните их во весь опор. Когда въедете в лес, не останавливайтесь! Там нас должно ожидать подкрепление. Миновав этот лес, мы сможем чувствовать себя в безопасности.

Паг вспомнил, как Мичем говорил, что лес в северной части долины тянется вперед на две или три мили и что между ним и Северным перевалом лежит открытый участок земли шириной мили в три.

Они пустили коней шагом, чтобы дать измученным животным хоть немного отдохнуть. Сзади их преследовали цурани, но они отстали так значительно, что их крохотные фигурки были едва различимы вдалеке. Впереди же вздымались исполинские деревья.

Они становились все ближе, и по спине Пага внезапно пробежал холодок. Ему почудилось, что кто-то пристально наблюдает за ними из чащи.

- Как только преследователи приблизятся к нам на расстояние полета стрелы, мчитесь вперед во весь опор! - воскликнул лейтенант Гарт. Увидев, что солдаты заслонились щитами и вынули из ножен свои мечи, Паг сделал то же самое. Тяжелый меч оттягивал его правую руку книзу. Вздохнув, он вслед за остальными направил коня в сумрачную чащу леса.

Внезапно отовсюду во всадников полетели стрелы, и воздух наполнился их зловещим жужжанием. Одна из них ударилась в шлем Пага. Не причинив ему серьезного вреда, она отскочила в сторону, но удар был так силен, что в голове у него загудело, а из глаз полились слезы. Моргая, он сжал колени, и лошадь помчалась вперед. Слезы застилали Пагу глаза, и он не мог видеть, куда несет его быстроногий конь. Крепко удерживая боевой щит в левой руке, а меч - в правой, он лишь через несколько секунд различил вокруг себя стволы деревьев. Он находился в густом лесу.

Внезапно из-за дерева выскочил вражеский солдат в ярко-желтом плаще. Он замахнулся на Пага мечом, и удар пришелся на середину его шлема. Паг мотнул головой и выбросил вперед правую руку с зажатым в ней мечом. Цурани отпрыгнул в сторону и, оставшись невредим, занес руку для нового удара. Паг пришпорил коня, и нападавший остался позади. Лес полнился звуками яростной схватки. Паг оглянулся вокруг в поисках воинов Королевства. Ему едва удалось различить впереди круп одного из коней, мелькавший меж огромных стволов.

Несколько раз неприятельские воины выбегали ему навстречу, пытаясь остановить его. Один из них отважился схватить его коня за повод, но Паг изо всех сил ударил его мечом по шлему, похожему на горшок, и солдат повалился наземь. Цурани, вооруженные мечами, выскакивали чуть ли не из-за каждого ствола, и на мгновение Пагу почудилось, что он сам и все остальные поневоле стали участниками какой-то безумной, зловещей игры в прятки.

Внезапно щеку его обожгла резкая боль. Он провел по ней тыльной стороной руки, в которой была зажата рукоятка меча.

Взглянув на руку, он с недоумением обнаружил, что костяшки его пальцев окрасились в красный цвет. Значит, один из лучников чуть было не пронзил его своей стрелой. Паг пришпорил коня. Его немного удивило то, что он не расслышал жужжания стрелы, едва не унесшей его жизнь, но он подумал об этом как-то равнодушно и отстранение, словно это не имело к нему ровно никакого отношения.

Дважды ему случалось сбивать неприятельских воинов с ног.

Боевой конь опускал тяжелые копыта на грудь поверженных цурани, и вслед Пагу неслись их предсмертные крики. Но вскоре лес остался позади, и Паг, очутившись на открытом пространстве, натянул поводья, стараясь охватить взглядом и запечатлеть в памяти открывшееся перед ним необычайное зрелище.

Менее чем в ста ярдах к западу от того места, где он остановился, виднелось странное узкое сооружение, видом своим напоминавшее огромное полено. В длину оно достигало не менее ста футов. У обоих его концов высились двадцатифутовые столбы.

Вокруг этого удивительного устройства суетились несколько цурани. Впервые Паг видел перед собой иноземцев, облаченных не в боевые доспехи, а в длинные черные балахоны. Черноризцы не имели при себе оружия. Все пространство между столбами было пронизано пульсирующим светом и являло собой странную зияющую пустоту сродни той, что однажды Пагу уже довелось видеть в комнате чародея. Оттуда на лужайку медленно выползала пара каких-то нелепых шестиногих существ серого цвета, впряженных в телегу. Ею правили два воина в ярко-красных доспехах. Несколько таких же телег стояло чуть поодаль от странного сооружения, а около дюжины приземистых шестиногих животных мирно паслись на лужайке.

Неподалеку был разбит огромный военный лагерь цурани. Паг и за целый день не смог бы сосчитать всех палаток, которые пришельцы поставили на поляне почти вплотную друг к другу. Над палатками реяли яркие флаги со странными чужеземными гербами.

Ветер донес до Пага запах дыма от походного костра.

Пагу понадобилось лишь несколько секунд, чтобы охватить взором огромную поляну. Вскоре из леса выехали несколько мидкемийских конников, и Паг пришпорил коня, чтобы не отстать от своих. Шестиногие животные при виде скакавших во весь опор коней вскинули головы и медленно и неохотно попятились назад.

Один из цурани, облаченный в черный балахон, бросился наперерез всадникам и остановился в нескольких шагах от тропинки, по которой те мчались на север. Паг успел разглядеть его чисто выбритое лицо, на котором застыло сосредоточенное выражение. Губы цуранийца медленно шевелились. Он устремил свой пристальный взгляд на что-то, находившееся за спиной Пага.

Услыхав протяжный вопль позади себя, Паг оглянулся. Он успел увидеть солдата, свалившегося наземь. Его конь застыл на месте как вкопанный. Паг помчался дальше. Слева показалось несколько больших палаток, раскрашенных в яркие цвета. Путь вперед был свободен, и Паг пришпорил своего коня.

Он увидел Кулгана, скакавшего впереди, и попытался нагнать его. В тридцати ярдах справа от чародея тесной группой держались остальные уцелевшие члены их отряда. Чародей оглянулся и махнул рукой. Он прокричал что-то, но Паг не расслышал его слов. Тогда Кулган выразительным жестом приложил руку к щеке. Паг понял, что тот спрашивает, не болит ли его рана. Он поднял над головой свой меч и улыбнулся. Кулган кивнул и улыбнулся ему в ответ.

Внезапно в воздухе раздалось оглушительное жужжание, и ярдах в ста впереди всадников появился цурани, облаченный в черный балахон. Черноризец словно вырос из-под земли. Лошадь Кулгана неслась прямо на него, но тот нимало не устрашившись этого вынул из-за пазухи какой-то небольшой блестящий предмет и направил его на чародея, словно осколок зеркала. Странный предмет вспыхнул, и из недр его вырвался яркий луч, который скользнул по морде лошади Кулгана. Животное рухнуло на землю как подкошенное. Кулган оказался прижатым к земле ее тяжелой тушей. Но он в мгновение ока выпростал ногу из-под тела павшего коня и с яростным воплем набросился на своего обидчика.

Паг, чей конь мчался вперед во весь опор, натянул поводья и повернул назад, нарушив приказ Гарта. Тучный чародей тем временем успел усесться на грудь щуплого низкорослого цурани.

Противники вцепились один другому в запястья и не сводили друг с друга вытаращенных от напряжения глаз. Паг понял, что между ними происходит поединок, оружием в котором являются сила духа, умственная энергия, действующее продолжение мозга, вынесенное в пространство. Кулган когда-то объяснял ему суть подобных противостояний. Победу в них одерживал тот, чьи магические приемы оказывались изощреннее, а воля сильнее, чем у соперника.

И еще Паг помнил, как учитель говорил ему, что такого рода сражения чрезвычайно опасны. Недолго думая, он соскочил с коня, бросился к Кулгану, вынул меч из ножен и плашмя ударил низкорослого цурани в висок. Тот потерял сознание и распластался на земле.

Кулган вскочил на ноги.

- Спасибо, Паг! Я не уверен, что мне удалось бы победить его. Никогда еще не встречал такого сильного соперника! - Он взглянул туда, где в предсмертных судорогах билась его лошадь.

- Бесполезно даже пытаться помочь ей! Она обречена! - со вздохом констатировал он и быстро заговорил, повернувшись к Пагу:

- Слушай внимательно и постарайся ничего не забыть! Тебе придется слово в слово повторить все герцогу Боуррику. Исходя из того, с какой скоростью двигалась сквозь рифт груженая телега, можно предположить, что за день цурани способны переместить сюда несколько сотен воинов, а возможно, и гораздо больше. Скажи герцогу, что с нашей стороны было бы безумием пытаться отбить у них машину, с помощью которой они открывают небесные врата. Их чародеи слишком могущественны. Я сомневаюсь также, что нам удастся вывести ее из строя. Вот если бы у меня достало времени как следует изучить ее... Он должен немедленно обратиться за помощью. Пусть отправит гонцов в Крондор и на Восток.

Паг схватил чародея за руку.

- Я не смогу все это запомнить! Мы с вами оба поскачем на моей лошади, в одном седле!

Кулган начал было протестовать, но Паг молча подтолкнул его туда, где осталась его лошадь. Он помог дородному учителю забраться в седло и сам собрался было усесться позади него, но лошадь выглядела такой усталой, что Паг отступил назад. Если он взберется на спину коня, это может стоить жизни и ему, и Кулгану.

- Вдвоем мы далеко на ней не уедем, мастер! - воскликнул он, силясь улыбнуться. - Я добуду себе другую! - Он хлопнул животное по крупу, повернулся и побежал прочь.

Паг в отчаянии огляделся по сторонам и вдруг увидел футах в двадцати справа от себя лошадь без седока. Он бросился к ней, но та при его приближении испуганно заржала и ускакала. Паг выругался. Внезапно взор его привлекло какое-то движение впереди. Приглядевшись, он обнаружил, что цурани в черном балахоне пришел в себя и пытается встать на ноги. Быстрее молнии Паг бросился на него и сшиб с ног. В голове его настойчиво пульсировала мысль: надо взять цурани в плен! Надо во что бы то ни стало передать его герцогам! Ведь цурани был чародеем, персоной гораздо более важной и значительной, чем простой воин. Он наверняка знает обо всех планах военной кампании пришельцев. Паг решил, что никогда не простит себе, если упустит такую замечательную возможность добыть нужные сведения. Удача сама шла ему в руки.

Щуплый человечек опрокинулся на спину и вытянул вперед правую руку. Приняв это за жест, означавший повиновение и покорность, Паг, собиравшийся было снова оглушить его ударом плашмя, опустил свой меч. Внезапно тело его пронзила острая боль. Паг пошатнулся и едва устоял на ногах. Сквозь туман, который начал застилать его взор, он успел разглядеть знакомую фигуру верхом на огромном жеребце. На помощь к нему спешил великан Мичем, выкрикивая его имя.

Паг мотнул головой, и боль отступила так же внезапно, как и появилась. Мичем был уже совсем близко. У него наверняка достало бы сил поднять цурани в седло и довезти до штаба войск Королевства. В задачу Пага теперь входило не упустить пленника.

Он повернулся к чародею и снова набросился на него. В глазах цурани, все еще не поднявшегося на ноги, мелькнуло изумление, когда он увидел, что юный противник предпринял новую атаку. Паг слышал позади голос Мичема, но не стал отвечать ему. Он схватил цурани за плечи и прижал его к земле. Взгляды их скрестились.

Несколько вражеских солдат бросились на помощь своему чародею. Но они были далеко от Пага и цурани в черном балахоне, а Мичем находился уже в нескольких футах от них.

Внезапно цурани резко вскочил на ноги, оттолкнул опешившего Пага и сунул руку в карман своего балахона. Вытащив оттуда амулет, он пробормотал несколько слов, и в ушах у Пага раздался оглушительный звон. Паг помотал головой и снова бросился на чародея, чтобы выбить амулет из его руки. Звон стал громче, и сквозь шум Паг уловил едва слышный голос Мичема, выкрикивавшего его имя. Он ринулся на цурани и ударил Пага плечом в живот. Но в это мгновение перед глазами его полыхнул яркий свет, все вокруг завертелось, и он погрузился в небытие.

Паг открыл глаза и заморгал, пытаясь разогнать застилавшую их мглу, пронизанную яркими вспышками золотых искр. Лишь через некоторое время, уже вполне очнувшись от забытья, он понял, что принял огни походных костров цурани за дремотные видения, преследовавшие его все то время, пока он был без сознания.

Стояла ясная, прохладная ночь. На темном небе зажглись звезды.

Паг попытался встать и не смог: руки были связаны за спиной.

Немного поодаль от него на голой земле лежал пленный ламутский воин. Щеку его от виска до рта пересекал глубокий рубец, вся левая сторона лица была покрыта запекшейся кровью. Солдат глухо застонал и заскрежетал зубами.

За спиной Пага раздались негромкие голоса. Он перевернулся на живот и взглянул на говоривших. То были два часовых, одетых в ярко-синие доспехи. Между ними и Пагом лежали еще несколько связанных пленников. Звуки чужой речи неприятно резали слух.

Лишь теперь он осознал, что стал одним из пленников и жизнь его находится во власти чужеземных варваров. Один из часовых, заметив, что Паг очнулся, кивнул в его сторону и сказал что-то другому. Тот поспешно ушел.

Через несколько минут он вернулся с солдатом, одетым в красно-желтый плащ и шлем с заостренным верхом, увенчанным большим шишаком. По-видимому, пришедший был офицером цуранийской армии. Он приказал двоим часовым поставить Пага на ноги. Те подтащили его к своему командиру и отошли в стороны.

Паг смело взглянул в широко расставленные темные глаза со слегка поднятыми вверх внешними углами. У офицера было гладко выбритое лицо с плоскими скулами и широким лбом. Из-под шлема на лоб спадала прядь густых темных волос. В тусклом свете костра кожа его казалась золотисто-смуглой.

Большинство цуранийских солдат, если бы не их кряжистость и небольшой рост, вполне могли бы сойти за представителей некоторых рас, населявших Мидкемию. Во всяком случае, у торговцев из Шинг-Лая, расположенного в Империи Кеша, несколько лет тому назад приезжавших в Крайди, кожа имела почти такой же бронзовый оттенок, да и чертами лиц они, пожалуй, походили на цурани.

Офицер внимательно оглядел Пага с ног до головы и даже пощупал край его плаща. Затем он наклонился и потрогал его сапоги. Выпрямившись, он отдал отрывистую команду тому из часовых, который привел его. Солдат отдал честь и повернулся к Пагу. Грубо схватив его за связанные руки, он толкнул его, приказывая идти вперед.

Паг и часовой вскоре оказались среди палаток военного лагеря. В центре огромной поляны в окружении знамен на длинных древках стоял высокий просторный брезентовый павильон. На ярких флагах были изображены неведомые животные, а некоторые из знамен были кроме рисунков украшены причудливой вязью надписей на незнакомом языке. Часовой то подталкивал, то тащил Пага именно туда. Они проходили мимо сотен цуранийских воинов, которые чинили и смазывали жиром свое оружие, сидя на корточках у походных костров. Некоторые из них поднимали головы и окидывали Пага равнодушными взглядами, чтобы тут же снова вернуться к своим занятиям. В лагере было на удивление тихо, и тишина эта подействовала на Пага угнетающе. Он вспомнил, как шумно и оживленно бывало по вечерам в расположении войск Боуррика и Брукала, и тяжело вздохнул. Оглядываясь по сторонам, он старался как можно точнее запомнить все, на чем останавливался его взор. Ведь в случае, если ему удастся бежать из плена, он должен будет подробно доложить обо всем этом герцогам. Но чувства его все еще пребывали в смятении, и он не мог заставить себя вычленить самые главные из впечатлений, обрушившихся на него за короткий срок пребывания в цуранийском лагере. Все было незнакомо, ново и чуждо для него, все, что он видел здесь, казалось одинаково значимым и важным.

У входа в павильон к стражнику, ведшему Пага, обратились двое часовых в черно-оранжевых одеяниях. Тот произнес несколько слов, и один из воинов откинул брезентовый полог, закрывавший вход в палатку. Пага втолкнули внутрь, и он растянулся на груде пушистых шкур, поверх которой был наброшен тканый ковер. Отсюда ему были видны многочисленные знамена, развешанные по стенам просторного павильона, и богатые ковры, которыми был устлан земляной пол. Кое-где на ковры были положены подушки с атласным верхом и стеганые одеяла.

Чьи-то руки грубо схватили его за плечи и подняли на ноги.

За этой сценой наблюдали несколько человек. Все они были одеты в форму цуранийских офицеров и стояли справа от входа в павильон. На значительном возвышении, покрытом мягкими подушками, восседали еще двое. Паг сперва не заметил их, но теперь, оказавшись напротив возвышения, стал с любопытством разглядывать обоих. Один из них был одет в длинный черный балахон с откинутым назад остроконечным капюшоном. Его яйцевидная голова была совершенно лишена растительности. На чисто выбритом бледном лице горели большие темные глаза. Одежда другого состояла из короткой, до колен, оранжевой туники, отороченной черным. На его обнаженных до локтя мускулистых руках виднелось несколько шрамов. Паг заключил, что первый из двоих восседавших на подушках цурани был магом, а второй, скорее всего, - военачальником, на время ночного отдыха снявшим доспехи.

Щуплый лысый цурани, одетый в черный балахон, произнес несколько слов. Никто из находившихся в палатке не ответил ему, лишь тот, кто сидел рядом, согласно кивнул, и Пагу развязали руки. Маг пересел поближе к краю возвышения, и на его узкое лицо упал свет от лампы, стоявшей посередине палатки. Это придало его облику нечто зловещее. Глаза его блеснули демоническим блеском, и у Пага от страха перехватило дыхание.

Маг медленно, с усилием заговорил. Паг напряг слух. Цурани произносил слова с таким сильным акцентом, что ему едва удавалось разобрать их смысл.

- Я немного... говорить по-вашему. Понимаешь?

Паг кивнул. Сердце его неистово билось в груди, во рту пересохло от волнения и страха. Но он заставил себя вспомнить все, чему учил его Кулган, и мало-помалу ему удалось вполне овладеть своими чувствами. Он расслабился и задышал ровнее, затем произнес про себя несколько магических формул, которые помогали сконцентрировать внимание и собрать воедино рассеянные мысли. Он знал, что должен запоминать и мгновенно обдумывать все происходящее. В этом был его единственный шанс сохранить жизнь.

Он обвел взглядом весь просторный павильон. Солдат, дежуривший у входа, в небрежной позе развалился на стеганом одеяле. Глаза его были полузакрыты. Но от взора Пага не ускользнуло, что правая рука его покоилась у бедра, всего в нескольких дюймах от рукоятки заткнутого за пояс кинжала. Еще одна такая же рукоятка выглядывала из-под подушки, лежавшей рядом с той, на которой восседал военачальник в оранжевой с черным тунике.

Тем временем маг продолжал:

- Слушай, что я тебе буду говорить. Потом говоришь ты.

Отвечать на вопросы. Солжешь - умрешь. Ты понял?

Паг снова кивнул.

- Этот человек, - и черноризец с почтением указал на сидевшего рядом с ним воина, - он... великий человек. Он... большой человек. Он... - И маг употребил какое-то слово на родном языке, значения которого Пагу понять не удалось. Он озадаченно покачал головой и развел руками. Тогда цурани пояснил:

- Он в семье великих... Минванаби. Он второй после...

- Маг запнулся, подыскивая нужное слово, и обвел рукой павильон и всех находившихся в нем. - Человек, который приказывает.

Паг понимающе кивнул:

- Ваш господин?

Глаза чародея сузились. Он явно хотел прикрикнуть на Пага за то, что тот заговорил без позволения, но почему-то передумал и после недолгого молчания сказал:

- Да. Военный господин. Это по его приказу мы здесь. Важнее его только еще один. - Он снова кивнул в сторону человека в оранжевой тунике, все это время сохранявшего полную невозмутимость и не произнесшего ни слова. - Ты для него - ничто.

Было очевидно, что маг изо всех сил старался объяснить Пагу, насколько велик и могуществен сидевший перед ним военачальник, но не мог найти подходящих слов, и это его очень злило. Паг уяснил себе, что цурани, облаченный в оранжевую тунику, являлся весьма значительной персоной в глазах своих соплеменников. Но он не рискнул больше заговаривать с чародеем-переводчиком и молча ждал, когда тот перейдет к вопросам.

Военачальник внезапно повернулся к магу и произнес несколько отрывистых слов, кивнув в сторону пленника.

Лысый чародей наклонил голову в знак согласия и спросил Пага:

- Ты господин?

Паг удивленно вскинул брови и поспешил ответить отрицательно. Чародей перевел его ответ воину. Тот с недоверием взглянул на Пага и снова произнес несколько слов.

- Но на тебе одежда господина, - сказал маг.

Паг кивнул. Его платье и вправду было богаче и наряднее, чем одежда простых солдат. Он попытался объяснить, каким являлось его положение при герцогском дворе. Но цурани поняли его слова по-своему, решив, что перед ними - один из доверенных слуг знатного и богатого мидкемийского вельможи. Паг счел за благо не спорить с ними.

Чародей кивком подозвал Пага к себе и протянул ему какой-то странный предмет кубической формы. Поколебавшись, Паг взял его в руки. Небольшой куб из прозрачного материала, походившего на стекло, был пронизан тонкими ярко-красными прожилками. Через несколько секунд под влиянием тепла рук он потускнел и вскоре окрасился в равномерный розовый цвет. Военачальник в оранжевой тунике отдал приказ, и маг поспешно перевел:

- Господин спрашивает, сколько воинов находится вот там, - и он указал рукой налево.

Паг не имел ни малейшего понятия о том, где находился и что лежало в направлении, указанном цуранийским магом.

- Я не знаю, где я, - сказал он. - Когда меня принесли сюда, я был без сознания.

Чародей задумался, затем, посовещавшись о чем-то с господином в оранжевой тунике, встал и указал прямо перед собой.

- Вот там, - сказал он, безобразно коверкая слова, - высокая гора. Больше других. А рядом, - он отвел руку влево, - на небе пять огней. Большие звезды.

Паг понял, что имел в виду цурани. Тот указал на Каменную Гору и описал созвездие Пяти Алмазов, появлявшееся слева от вершины на ночном небе. Значит, он все еще находился в долине, куда их отряд спустился минувшим утром. Маг спрашивал его, сколько воинов благополучно выбрались из нее через перевал.

- Я... я не знаю, сколько их было.

Чародей внимательно вгляделся в розовый куб, который Паг по-прежнему держал в руках.

- Верно. Ты не солгал.

Только теперь Паг понял, что, попытайся он сказать не правду, куб, наделенный магическими свойствами, немедленно отреагировал бы на это, изменив цвет или интенсивность своей окраски. Им овладело отчаяние. Он страшился гибели от рук цурани, но скорее согласился бы умереть, чем предать своих, давая правдивые ответы на вопросы чародея о численности и передвижениях войск Королевства.

Маг спросил его о намерениях и планах полководцев, командовавших значительными воинскими соединениями, но к счастью для себя мальчик, почти ничего о них не зная, разочаровал обоих цурани, не дав им ни одного содержательного ответа. Тогда они принялись расспрашивать его о различных сторонах жизни и быта мидкемийцев. Казалось, эти сведения интересовали их нисколько не меньше, чем данные о передвижении и численности войск. Паг почувствовал себя свободнее и отвечал охотно и обстоятельно.

Допрос продолжался несколько томительных часов. Под конец Паг почувствовал себя так скверно, что пошатнулся и едва не упал. Напряжение, усталость и отчаяние давали о себе знать.

Чародей хлопнул в ладоши и произнес несколько слов, и один из воинов тотчас же принес Пагу какой-то терпкий, густой напиток в плоской чаше. Осушив ее. Паг почувствовал себя бодрее.

Он ответил на все вопросы, заданные ему цуранийским магом.

Порой ему приходилось, рискуя поплатиться за это головой, говорить лишь часть правды, но волшебный куб при этом не тускнел и не менял своего цвета, из чего Паг в конце концов заключил, что тот реагирует лишь на явную ложь. Порой в ответ на его слова маг и военачальник недоуменно переглядывались и качали головами. Им явно никогда не приходилось сталкиваться с многим из того, о чем он им рассказывал. Наконец господин в оранжевом устало махнул рукой, давая понять, что допрос окончен. Пагу снова связали руки и поволокли его прочь из палатки. Чародей последовал за ним. Когда они оказались под открытым небом, он подошел к Пагу вплотную и проговорил:

- Мой господин сказал: <Я понял, что этот слуга... умен>.

Мой господин не возражает, если слуги умны. Они хорошо работают. Но он считает тебя слишком умным... для слуги. Он говорит: <Пусть будет осторожен. Потому что теперь он - раб>.

Умный раб может прожить долгую жизнь. Но слишком умный раб умирает быстро, если... - Он умолк, пытаясь подобрать нужное слово. Вдруг лицо его расплылось в широкой улыбке. Кивнув, он произнес:

- ... Посчаст... ливится. Вот-вот! Если ему посчастливится! - Он сладко зажмурился и снова повторил:

- По-счаст-ливится, - словно наслаждаясь звучанием и смыслом этого слова. Душу Пага объял мрак.

Солдаты потащили его назад и бросили наземь среди других пленных. Паг оглянулся и обнаружил, что некоторые из них не спали. Лица большинства были искажены отчаянием. Один плакал навзрыд. Паг обратил глаза к небу. Вершины гор подернула легкая розовая дымка, возвещавшая приближение рассвета.

Глава 15 ПРОТИВОСТОЯНИЕ

Мелкий холодный дождь все не прекращался. Несколько гномов сидели на корточках возле небольшого костра, разложенного возле входа в пещеру. Долган попыхивал трубкой, остальные чинили оружие, поврежденное в последнем бою, и латали прорехи в куртках и камзолах. Над огнем висел котелок, в котором булькала похлебка.

Томас сидел в углу пещеры, привалившись спиной к шероховатой каменной стене. На коленях у него покоился боевой меч с белой рукояткой. Он смотрел куда-то поверх голов хлопотавших у огня гномов. На лице его застыло выражение безучастной отрешенности. Было видно, что мысли юноши блуждают где-то далеко.

Семь раз гномы Серых Башен атаковали незваных пришельцев, и в каждом из семи тяжелых боев отважные карлики понесли значительные потери. Но численность цуранийских войск, похоже, не сокращалась. Многих из неустрашимых маленьких воинов уже не было в живых. Врагам пришлось дорого заплатить за их безвременную кончину, но разве это могло вернуть погибших в строй или хоть сколько-нибудь облегчить горе, постигшее их близких? Долгожители-гномы поздно обзаводились семьями, и семьи эти, как правило, были небольшими. Разница в возрасте между двумя-тремя сыновьями оказывалась порой весьма значительной.

Поэтому людям трудно было даже представить себе, насколько велики и невосполнимы потери, понесенные карликами в боях с цурани.

Всякий раз, когда гномы, пробравшись через свои шахты в долину, нападали на цурани, Томас оказывался в первых рядах атакующих. Его блестящий золотой шлем стал для карликов чем-то вроде боевого знамени. Юный воин возносил над головой огромный меч, а затем обрушивал его на головы неприятеля, собирая щедрую жатву. Оказавшись на поле боя, дворовый мальчик преображался, превращаясь в неустрашимого солдата, героя, чье присутствие сеяло панику в рядах цурани. Если после бегства пещерного духа он и сомневался в магических свойствах своих доспехов, то все его сомнения рассеялись без следа после первого же боя с чужеземцами.

В составе отряда из тридцати вооруженных гномов он тогда прошел через подземные туннели и очутился в южной части долины, оккупированной цурани. Застав вражеский патрульный отряд врасплох, они уничтожили его. Но во время боя Томас был отрезан от своих. Его окружили трое цурани. Когда они бросились на него, подняв над головами свои широкие мечи, Томас почувствовал небывалый прилив сил и мужества. Им вдруг овладел безудержный восторг, опьянение битвой. Бросившись на атакующих, он одним ударом рассек напополам тела двоих из них и заколол третьего, пытавшегося спастись бегством.

После сражения чувство небывалой радости, которое было сродни хмельному угару, все не покидало его. Оно одновременно страшило и радовало его. Никогда еще он не ощущал в себе столько кипучей, неудержимой силы. Никогда прежде не чувствовал такой беззаветной отваги.

Это повторялось всякий раз, когда он принимал участие в боях с цурани. И в каждой следующей битве новые будоражившие его душу ощущения становились все острее и отчетливее. А потом им стали сопутствовать диковинные видения. Теперь эти грезы впервые посетили его вне обстановки сражения. Образы, возникшие перед ним, при всей их отчетливости были проницаемы для взора, и он ясно видел сквозь них и карликов, собравшихся у очага, и тусклый свет пасмурного дня, проникавший в пещеру, и темневший вдалеке лес.

Но он также различал контуры и тени давно умерших людей, их наряды и жилища. Он следил за их жестами и ловил звуки их голосов, умолкнувших много столетий назад. Он видел огромные залы со стенами, украшенными золотом и драгоценными камнями.

Свет тысяч свечей отражался в хрустальных кубках и золотых кувшинах, которыми были уставлены массивные столы. Губы, изогнутые в обворожительных улыбках, произносили диковинные слова и пили из чаш, которых никогда не касались руки человеческих существ. Великие воины и короли неведомой расы восседали за пиршественными столами. Они казались Томасу совсем чужими и в то же время какими-то странно близкими. Внешне они походили на людей, но глаза и ушные раковины у них были, как у эльфов. Высокие, как подданные королевы Агларанны, они были широкоплечими и массивными, как гномы. Лица женщин отличались причудливой и странной красотой.

Видение становилось все более отчетливым, заслоняя собой картины настоящего. Томас слышал мелодичный смех и незнакомые слова, произносимые звонкими голосами, он уловил и звуки нежной музыки, которые донеслись до него из огромного зала.

Грезы его были прерваны Долганом. Карлик подошел к нему вплотную и весело проговорил:

- Ты ведь не откажешься поесть, паренек?

Томас поднялся и последовал за гномом. Он еще не до конца очнулся от своих диковинных мечтаний. Видения оставили его, лишь когда он присел у костра и коснулся протянутой ему миски с похлебкой. Он протяжно вздохнул и тряхнул головой, чтобы рассеять владевшее им наваждение.

- Что с тобой, Томас? Как ты себя чувствуешь? - участливо спросил Долган.

Томас не сразу собрался с ответом. Глядя на огонь, он пожал плечами.

- Не знаю, что и сказать тебе. Долган. Вроде бы... авпрочем, я, похоже, просто устал.

Долган пристально взглянул на него. Тяготы битв и походной жизни успели сказаться на его юном открытом лице. Он был уже не отроком, а юношей в расцвете лет. Но с ним произошли и другие перемены, характера и причин которых Долгану пока не удалось разгадать. Гном не мог бы с уверенностью сказать, в хорошую или дурную сторону изменился его юный товарищ и применимы ли вообще подобные определения к тому, что с ним творилось. Он наблюдал за Томасом всего шесть месяцев. По меркам любого из гномов, этот срок нельзя было считать достаточным для того, чтобы делать какие-либо выводы.

Надев доспехи дракона и взяв в руки его оружие, Томас превратился в непобедимоговоина, обладавшего сверхъестественной силой и недюжинной отвагой. Кроме того, мальчик... вернее, юноша сильно вытянулся и раздался в плечах.

Его налившиеся мускулы отчетливо выступали под тонкой кольчугой. А ведь питался он той же скудной походной пищей, которая помогла многим из гномов избавиться от лишнего жирка, еще так недавно покрывавшего их крепкие тела. Казалось, какая-то неведомая сила заставляла Томаса расти ввысь и раздаваться вширь, чтобы волшебные доспехи поскорее пришлись ему впору. За последнее время изменилось и лицо юноши. На носу появилась горбинка, вырез ноздрей стал более изысканным и прихотливым, густые брови широкими дугами вознеслись над слегка запавшими глазами, которые словно бы сделались светлее. Все это придало его лицу суровое, мужественное и несколько надменное выражение. Словом, гном видел перед собой прежнего и в то же время совсем другого Томаса, в чьем облике вдруг проступили чужие, незнакомые черты.

Долган сделал глубокую затяжку из трубки и взглянул на воинский плащ Томаса. После семи тяжелых боев на нем не появилось ни единого пятна. К нему не приставали кровь и грязь, и он оставался таким же снежно-белым, как в тот момент, когда юноша надел его впервые. Гербы в виде золотых драконов нисколько не потускнели и горели все таким же ярким золотым блеском, как в тот далекий день, когда Томас и Долган сидели у смертного одра Руага. На боевом щите Томаса за все это время не появилось ни одной вмятины или царапины. Гномы всегда слыли искусными оружейниками, и доспехи, сработанные их руками, оказывались намного прочнее тех, что делали для себя люди.

Разумеется, здесь не обходилось без волшебства, которому маленький народ отнюдь не был чужд. Но все же доспехи, обладателем которых стал Томас, являли собой нечто необъяснимое и невероятное даже для гномов. Что ж, подумал Долган, выпустив изо рта кольцо дыма, время покажет, какой смысл несет в себе все то, что происходит нынче с Томасом.

Когда они уже заканчивали свой скудный обед, в пещеру вбежал один из часовых, стоявший на посту у края поляны.

- Кто-то идет сюда! - доложил он.

Карлики быстро вооружились и встали наготове у отверстия пещеры. Но вместо отряда цурани, с которым все они готовились сразиться, на поляну вышел один-единственный человек в темно-сером плаще, какие носили следопыты Наталя.

Воин вышел на середину пещеры и хриплым от усталости голосом выкрикнул:

- Приветствую тебя. Долган из Серых Башен!

Гном выступил вперед и с поклоном ответил:

- Рад видеть тебя, Гримсворт из Наталя!

Многие из разведчиков, прежде охранявших подступы к Наталю, с тех пор как цурани овладели вольным городом Валинором, стали гонцами и связными между войсками мидкемийцев. Гримсворт устало кивнул и сел у костра. Ему протянули миску с похлебкой и ложку.

- Какие новости? - спросил его Долган.

- Ничем не могу вас порадовать, - угрюмо отозвался наталезец, с аппетитом принимаясь за угощение. - Пришельцы держат оборону по всему фронту от занятой ими долины до Ламута.

В Валинор пришли подкрепления, доставленные с их планеты. Он превратился в непреодолимое препятствие на пути из Вольных городов в Королевство. Цурани дважды атаковали главное расположение войск Королевства. Возможно, они повторили эти попытки после того, как я отправился в путь. Они нападают на крайдийские патрульные отряды. Я прибыл, чтобы сообщить вам об их возможном вторжении в ваши подземелья.

Это известие не на шутку встревожило Долгана.

- Почему герцоги пришли к такому выводу? - удрученно спросил он. - Наши разведчики не заметили никакого передвижения войск неприятеля. Мы атакуем все их разведотряды. В последнее время нам даже казалось, что пришельцы решили оставить нас в покое.

- Я и сам толком не знаю, почему они так решили. Но мне довелось услышать, что чародей Кулган уверен, будто цурани хотят заполучить металлы из ваших шахт. Не возьму в толк, зачем они им. Во всяком случае, так сказали мне герцоги. Они считают, что цурани попытаются проникнуть в подземелья со стороны долины. Я также должен предупредить вас, что, по их мнению, войска пришельцев сосредоточены теперь именно в южной части долины. Потому что в последнее время они не совершают больших вылазок за ее северные пределы. Только короткие набеги. Я сказал все, что знал. Поступайте, как считаете нужным. - И с этими словами гонец стал доедать похлебку.

Долган на несколько минут погрузился в мрачные размышления, а затем спросил:

- Скажи мне, Гримсворт, что нового у эльфов?

Наталезец пожал плечами:

- Почти ничего. С тех пор как чужеземцы заняли леса к югу от Эльвандара, мы отрезаны от эльфов. Последний гонец от них побывал у нас примерно за неделю до того, как я отправился в путь. Он сказал, что им удалось остановить наступление чужеземцев у берегов реки Крайди, там, где начинаются лесные заросли. До меня также дошли слухи, что против чужеземцев сражаются темные братья и прочая нечисть. Но об этом говорили только крестьяне из сожженных деревень, якобы видевшие эти бои собственными глазами. Я, признаться, не считаю их надежными свидетелями. Но не так давно мне довелось узнать, что дозорный отряд из Вабона во время одного из патрулирований выехал к берегам Небесного озера, нарушив свой привычный маршрут. Там патрульные обнаружили несколько десятков убитых цурани, а вдали разглядели банду гоблинов, которая мчалась на юг. Гоблины наверняка покинули свои Северные земли, спасаясь от нашествия чужеземцев. Выходит, у нас стало одной заботой меньше. Мы можем по крайней мере не беспокоиться о безопасности наших северных рубежей. Вот если бы нам удалось натравить цурани и гоблинов друг на друга, чтобы немного передохнуть от боев!

- Или дождаться, что они нападут на нас вместе, - мрачно пробурчал Долган. - Меня, признаться, не на шутку тревожат эти перемещения гоблинов. Они ведь нападают на всех, кого встретят на своем пути, и могут представлять собой угрозу ничуть не меньшую, чем эти цурани.

Гримсворт усмехнулся и тряхнул головой:

- И все же мне кажется, что будет вполне справедливо, если те и другие кровожадные нечестивцы хотя бы слегка потреплют друг друга.

Долган неуверенно кивнул. Ему было явно не по душе, что обитатели Северных земель не остались безучастны к происходящему. Он не ждал от них ничего хорошего.

Гримсворт вытер рот тыльной стороной руки и с улыбкой проговорил:

- Спасибо за обед. Долган. Я переночую у вас, а поутру отправлюсь в обратный путь. Мне надо поторопиться, чтобы миновать цуранийские посты. Они высылают патрульные отряды аж к самому побережью, на целые дни отрезая нас от Крайди. Я должен побывать в замке, а потом добраться до штаба герцогов Боуррика и Брукала.

- Но ты ведь еще вернешься? - спросил Долган.

Гримсворт улыбнулся, и его белые зубы блеснули на смуглом лице.

- Возможно. Если богам будет угодно. Ну, а коли не я, так к вам прибудет один из моих братьев. Скорее всего, здесь появится Длинный Леон. Его послали в Эльвандар, и он почти наверняка завернет к вам по пути домой и доставит известия от королевы Агларанны. Хотелось бы узнать, как поживают эльфы.

При упоминании имени Агларанны Томас вскинул голову и внимательно взглянул на Гримсворта.

Долган выпустил изо рта густую струю дыма и кивнул.

Гримсворт повернулся к юноше и впервые заговорил с ним:

- Я принес тебе вести от лорда Боуррика, Томас. - Именно Гримсворт после своего предыдущего посещения гномов сообщил герцогу Боуррику, что Томас жив и невредим. Юный воин рассчитывал вернуться в Крайди вместе с наталезцем, но тот отказался взять его с собой, чтобы на долгом и опасном пути не обременять себя заботами о юноше и не ставить под угрозу жизнь их обоих. - Герцог был рад узнать, что ты не погиб в пещере, - продолжал Гримсворт. - Но он велел передать тебе скверное известие. Твой друг Паг попал в плен к цурани во время атаки на их лагерь в долине. Герцог разделяет твою скорбь, Томас. Ведь он был очень привязан к сквайру.

Не сказав ни слова, Томас встал и отошел в самый дальний угол пещеры. Несколько мгновений он сидел неподвижно, словно окаменев, затем плечи его поникли, и все тело охватила дрожь.

Его затрясло, как в лихорадке. Зубы стали выбивать частую дробь. Он закрыл лицо руками и почувствовал, что щеки его влажны от слез. Томас до крови закусил губу, содрогаясь от беззвучных рыданий. Он задыхался и ловил ртом воздух. Наконец, когда охватившее его горе стало невыносимым и он был уверен, что в следующее мгновение свалится на пол бездыханным, на смену отчаянию, заполонившему его душу, внезапно пришла холодная ярость. Он поклялся себе отомстить за Пага и знал, что заставит цурани дорого заплатить за пленение друга. Лишь эта мысль помогла ему быстро овладеть собой.

Он вернулся к костру под пристальными взглядами Долгана, Гримсворта и нескольких гномов и спокойно проговорил:

- Будь любезен, Гримсворт, поблагодари его сиятельство за то, что он вспомнил обо мне.

Гримсворт кивнул:

- Обязательно, Томас. Думаю, что на сей раз я смог бы взять тебя с собой. Ты ведь уже научился ходить бесшумно и осторожно, а? Родители, небось, скучают по тебе. Принцу Лиаму очень бы пригодился такой бравый воин, каким сделался ты.

Томас задумался над предложением Гримсворта. Еще недавно он так мечтал поскорее вернуться в Крайди, теперь же, рассуждая здраво и трезво, он впервые задумался о том, каково будет его положение в замке. Вернувшись туда, он снова вынужден будет мириться с ролью и званием простого ученика, хотя и носящего оружие. Но ему дозволят участвовать в военных действиях лишь в том случае, если цурани предпримут осаду замка. Ни в патрульные объезды, ни в атаки его не возьмут.

- Спасибо, Гримсворт, но я предпочел бы остаться здесь. У гномов, если верить словам Кулгана, впереди нелегкие времена, и я хочу сражаться в их рядах и помочь им, чем смогу. Передай, пожалуйста, моим отцу и матери, что со мной все в порядке и что я помню о них. - Тряхнув головой, он нехотя добавил:

- Но если ты считаешь, что я должен вернуться в Крайди, я отправлюсь туда вместе с тобой.

Гримсворт с удивлением взглянул на Томаса и собрался было заговорить, но, повинуясь едва заметному кивку Долгана, сдержался и не произнес ни слова. Разведчики из Вольных городов гораздо лучше, чем другие люди, понимали язык и нравы эльфов и гномов. Гримсворт догадался, что с Томасом творится нечто странное и что Долган до поры до времени не желает облекать происходящее в слова. Наталезец охотно подчинился этому решению, ибо всегда доверял мудрости и здравому смыслу военачальника Серых Башен.

Покончив с едой и выставив стражу, гномы улеглись вздремнуть. Гримсворт растянулся на своем свернутом плаще неподалеку от выхода из пещеры. Костер вскоре погас.

Во тьме Томас внезапно увидел кружившиеся в танце фигуры незнакомых людей. До слуха его донеслись звуки нежной, напевной музыки. Засыпая, он отчетливо разглядел в стороне от танцующих высокого могучего воина с жестоким и властным лицом, облаченного в белоснежный плащ с гербами в виде золотых драконов.

Томас прислонился спиной к стенке туннеля. Губы его кривились в зловещей улыбке. Глаза стали огромными, зрачки сузились, и бледно-голубая радужная оболочка стала почти неразличима на фоне голубоватых белков. Он стоял недвижимо, и лишь пальцы его правой руки сжимались и разжимались на рукоятке бело-золотого меча.

Он видел перед собой высоких, грациозных людей, которых возили по воздуху крылатые драконы. Эти люди обитали в огромных, величественных подземных дворцах. Томас слышал их странную, завораживающую музыку, он различал звуки их голосов и шелест их одежд. Древняя раса, давно исчезнувшая, взывала к нему. Он чувствовал, что по воле обстоятельств оказался связан с этими людьми нерасторжимыми узами. Какой же могущественной была эта раса, создавшая волшебное оружие, врученное ему драконом!

Видения приобретали все более отчетливые очертания. Он мог отгонять их лишь во время отдыха, но накануне схваток с врагами и во время сражений, когда им овладевала жажда крови, опьянение битвой, он целиком оказывался во власти своих диковинных грез.

И чем неистовее был его боевой пыл, тем ярче и объемнее становились посещавшие его видения и тем громче звучали в его ушах речи призраков. Он мог уже различать голоса этих давно умерших людей, и ему казалось, что еще немного, и слова их мелодичного наречия станут ему понятны.

Он тряхнул головой, и наваждение рассеялось. Томас возвратился к действительности. Он взглянул вправо, туда, где за поворотом туннеля стоял Долган, и махнул рукой. Его больше не удивляло то, что он стал видеть в темноте не хуже гномов.

Долган в ответ поднял руку. В обоих концах большого коридора скрывались по шесть десятков вооруженных гномов. Еще тридцать карликов бежали по лабиринту, увлекая за собой в западню отряд цурани. Ловушка должна была вот-вот захлопнуться.

Вскоре неподалеку от того места, где была устроена засада, послышались топот множества ног, крики и лязг оружия. Томас взглянул туда, откуда раздавались все эти звуки. Он увидел в боковом коридоре нескольких гномов, которые отступали в глубь пещеры, преследуемые цурани.

Как только первые из наступавших чужеземцев оказались вблизи коридора, где укрывались гномы, Томас отрывисто крикнул:

- К оружию! - и бросился вперед. Вмиг весь просторный туннель заполнился сражающимися. Цуранийским воинам, вооруженным широкими палашами, было трудно противостоять гномам, которые ловко орудовали молотами и топорами, гораздо более пригодными для ближнего боя. Шум сражения, многократно повторенный и усиленный подземным эхом, превратился в яростный рев, от которого дрожали стены и пол коридора. Казалось, что от звуков неистовой схватки содрогалась и вся огромная гора. Это впечатление усиливал метавшийся по поверхности стен свет фонарей цурани.

Томас, отбежав на шаг от троих противников, взмахнул мечом, и все трое распластались на каменном полу, обагряя его потоками крови. Из глубины туннеля, оттуда, где находился арьергард колонны цурани, послышался крик, и вражеские солдаты отступили.

Они быстро укрылись за ограждением, составленным из множества щитов, и без труда разили своими мечами атаковавших их карликов. Всякий раз, как кто-либо из гномов пытался нанести удар по скрывавшимся за щитами цуранийским солдатам, те отвечали на это взмахами своих мощных плоских мечей. Цурани не оставались на одном месте. Они медленно пятились под прикрытием стены, составленной из прочных щитов.

Томас подбежал к отступавшим цурани и сразил двоих из них своим длинным мечом. Но их места немедленно заняли двое других.

Гномы продолжали преследовать отступавших вражеских воинов, и вскоре все оказались в большой пещере, куда кроме коридора, по которому двигались сражающиеся, выходило еще несколько туннелей. Их отверстия были расположены высоко - посередине шероховатых стен и даже в потолке пещеры.

Цурани поспешно выбежали в центр подземного зала и оградили себя кругом из поднятых щитов. Карлики бросились в атаку.

Внезапно взгляд Томаса привлекло какое-то движение вверху, у самого потолка. Он приметил неясные очертания огромных движущихся тел, едва различимых на темном фоне высоких стен. Он вознес над головой свой меч и громко крикнул:

- Осторожно! Они спускаются из верхних туннелей!

Большинство карликов, прорвавших круг обороны цурани и крушивших врага, похоже, даже не услыхали его предостерегающего крика. Но некоторые из них, находившиеся поблизости от него, подняли головы вверх.

- Берегись! - закричал один из них. - Они натравили на нас каких-то тварей!

По стенам пещеры спускались полчища удивительных созданий, вероятно, проникших в верхний туннель снаружи. Немногие из цурани, уцелевших после схватки с гномами, приоткрыли ставни своих фонарей, и Томас с ужасом увидел в их тусклом свете, как все новые и новые отряды вражеских воинов вбегают в пещеру через нижние коридоры.

Странные существа продолжали спускаться из верхних туннелей. Внешне они походили на гигантских муравьев с поднятой вертикально передней частью туловища. В лапах, напоминавших человеческие руки, они сжимали оружие. Их огромные, как у стрекоз, фасеточные глаза-многогранники позволяли им не поворачивая голов видеть все, что творилось впереди, с боков и сзади. Едва оказавшись на земле, каждое из чудовищ разевало рот, походивший на человеческий и, испустив какое-то подобие боевого клича на цуранийском языке, бросалось в бой, двигаясь с удивительным проворством. Гномы, успевшие уже оправиться от изумления и испуга, яростно оборонялись.

Томас, не ведая усталости, по-прежнему одним взмахом меча сражал нескольких противников. Удары мечей цурани и чудовищ, направленные в его затянутую кольчугой грудь, не достигали цели. Пол пещеры стал скользким от крови. Сражающимся то и дело приходилось наступать на тела убитых и раненых, большую часть которых составляли цурани и гигантские насекомые. Но из каждого коридора к ним на помощь прибывали все новые и новые отряды воинов и монстров.

Томас поднял глаза вверх. Из туннелей спускались цурани в ярких доспехах, по стенам сползали гигантские муравьи, державшие в передних лапах щиты и мечи.

- Ко мне! - крикнул он гномам, и те стали собираться возле него.

- Мы должны отступить, - сказал Долган. - Их слишком много.

Нам с ними не справиться.

Гномы стали продвигаться к коридору, по которому они вошли в пещеру. Он оставался единственным из подходов к галерее, еще не занятым цурани. Но даже если тем и удалось пробраться в этот туннель. Долган и Томас рассчитывали, что число их окажется невелико, и карликам удастся прорваться сквозь их ряды.

Видя, что гномы отступают, цурани усилили свой натиск.

Несколько вражеских воинов и гигантских насекомых попытались отрезать карликов от входа в спасительный коридор. Томас бросился на них. С губ его сорвался боевой клич на чужом для него языке. Незнакомые слова сами собой исторглись из его груди. Он отсек головы двоих монстров. Третий замахнулся на него мечом. Сокрушительный удар пришелся по щиту. Чудовище отскочило назад и снова бросилось на Томаса. Но на сей раз юноша ударил первым. Его золотой меч со свистом рассек воздух и разрубил верхнюю часть туловища противника пополам. Чудовище рухнуло наземь, и перед Томасом выросли скрывавшиеся за спиной монстра трое цуранийских воинов. Один из них держал в обеих руках по фонарю, другие спешно выставили вперед свои мечи и прикрылись щитами. Прежде чем кто-либо из них успел осознать, что происходит, Томас заколол двоих вооруженных воинов, снес голову с плеч третьего и выхватил из его руки заложенный фонарь.

Оглянувшись, он увидел, что некоторые из гномов продолжали обороняться против неприятеля, не давая воинам и чудовищам приблизиться к выходу в туннель. Другие, подхватив на плечи раненых товарищей, быстро проскользнули в коридор мимо Томаса.

Позади него стоял один из карликов, не принимавший участия в сражении. В руках он бережно держал два меха, наполненных нафтой - жидким, легко воспламеняющимся веществом, добытым в глубоких подземных шахтах.

Гномы, продолжавшие сражаться с цурани, медленно отступали к выходу из пещеры. Вражеские солдаты и гигантские насекомые несколько раз пытались взять их в кольцо, но Томас, выбегая вперед, разил своим мечом тех из них, кто оказывался между ним и гномами. Когда Долган и остальные карлики взобрались на тела поверженных монстров у входа в туннель, Томас крикнул им:

- Прыгайте сюда по моей команде! - Он взял из рук стоявшего подле него карлика мехи с нафтой. - Вперед!

Гномы спрыгнули вниз. Цурани остались по ту сторону баррикады из трупов явившихся с ними чудовищ. Карлики бросились бежать по туннелю. Томас швырнул мехи в гущу неприятельских воинов. Мехи были сшиты из тончайшей кожи, мгновенно лопнувшей от удара. Томас швырнул в растекшиеся по полу озерца нафты отнятый у цуранийского солдата фонарь. К потолку пещеры тотчас же взвился столб светло-оранжевого пламени.

Карлики, бежавшие по туннелю, были ослеплены ярчайшей вспышкой огня. Они остановились и оглянулись назад. Томас, мчавшийся по коридору огромными прыжками, нагонял их. Вслед ему неслись вопли и стоны объятых пламенем цурани.

Подбежав к Долгану, он положил руку ему на плечо:

- Огонь задержит их в пещере.

- Но когда он погаснет, они снова станут преследовать нас, - ответил гном.

Карлики и Томас миновали несколько коридоров, направляясь к выходу из подземелья на западном склоне горы. Через некоторое время Долган приказал отряду остановиться. Все стали чутко прислушиваться к царившей вокруг тишине. Казалось, все было спокойно, и гномы могли не опасаться преследования цурани. Но один из карликов распластался на каменном полу туннеля и приложил ухо к земле. Лицо его вытянулось от страха. Он поспешно вскочил на ноги и доложил Долгану:

- Цурани двинулись по нашим следам. Их несколько сотен, не считая чудовищ.

Долган оглядел собравшихся вокруг него товарищей. Из полутора сотен карликов, участвовавших в сражении, в живых осталось только семьдесят. Двенадцать были ранены. Оставалось лишь надеяться, что некоторым из гномов удалось выбраться в безопасные места через боковые коридоры, не занятые цурани. Но над всеми находившимися в туннеле нависла огромная опасность.

Долган вздохнул и негромко проговорил:

- Мы должны двигаться к лесу. Нам просто не остается ничего другого.

Он побежал вперед. Остальные следовали за ним. Томас не чувствовал усталости, но перед глазами его снова стали проноситься яркие образы далекого прошлого, с которым он был теперь таинственно связан благодаря доспехам дракона. Они преследовали его и во время боя. Он видел тела убитых врагов, которые не имели ничего общего с цурани и гигантскими насекомыми. Он чувствовал на своих губах вкус их крови, наполнявшей все его тело силой и отвагой. Он жадно пил эту кровь из их открытых ран во время праздничной церемонии. Они одержали победу. Томас тряхнул головой, борясь с наваждением, и растерянно подумал: <Какая церемония? Какая победа?>.

Долган заговорил с ним на бегу, и Томас стал напряженно вслушиваться в его слова, звук которых перекрывали восторженные крики, доносившиеся из прошлого.

- Мы должны покинуть эти места, - сказал карлик. - Возможно, нам придется перебраться в Каменную Гору. Наши здешние деревни находятся высоко в горах, и навряд ли цурани нападут на них, но поблизости у нас нет надежной базы, откуда мы могли бы ходить в атаки. Боюсь, что скоро эти цурани заполонят все шахты. Чудовища, которых они с собой привели, видят в темноте и сражаются, как демоны. Если у них много этих тварей, то они способны будут выдворить нас даже из самых глубоких лабиринтов.

Томас молча кивнул. Ярость, клокотавшая в его душе, мешала ему говорить. Он ненавидел захватчиков-цурани всеми силами своей души. Они напали на его страну и захватили в плен его названого брата. Они убили многих карликов, которые были так добры к нему. Теперь их еще не остывшие тела навеки погребены в лабиринте Серых Башен. Он сжал челюсти, и на скулах его вздулись желваки. Томас поклялся разделаться с цурани, чего бы это ему ни стоило.

Они осторожно продвигались сквозь густой лес, хоронясь за древесными стволами. Трижды за шесть истекших дней им приходилось вступать в бои с отрядами цурани. Теперь в живых осталось лишь пятьдесят два гнома. Тех, кто был тяжело ранен, отнесли в ближайшие деревни на склонах Серых Башен. Карлики надеялись, что враги не доберутся туда.

Остальные приближались к южной части эльфийских лесов.

Сперва они попытались было повернуть на запад, к перевалу, который отделял их земли от территорий, населенных гномами Каменной Горы. Но на пути им то и дело встречались походные лагеря и патрульные отряды цурани. Карликам пришлось идти на север. В конце концов они приняли решение пробираться в Эльвандар, чтобы там передохнуть от почти непрерывных боев и решить, что делать дальше.

К Долгану подошел разведчик, кравшийся в двадцати ярдах впереди отряда, и доложил:

- Они разбили лагерь возле брода.

Долган приказал всем остановиться и озабоченно нахмурился.

Гномы почти не умели плавать. Они рассчитывали перейти реку вброд, не надеясь, что смогут преодолеть ее вплавь. Но цурани, похоже, охраняли все места переправ на этой стороне потока.

Долган растерянно огляделся по сторонам, не зная, что предпринять.

Томас склонился к самому его уху и прошептал:

- Долган, скоро настанет ночь. Если ты решишься провести отряд поблизости от цуранийского поста, это надо будет сделать под покровом тьмы.

Долган согласно кивнул и приказал разведчику отыскать для них укрытие к западу от лагеря цурани, откуда они могли бы наблюдать за действиями неприятельских воинов.

Через несколько минут молодой разведчик вернулся и сообщил, что неподалеку ему удалось отыскать пещеру в скале, скрытую густым кустарником. Там можно спрятаться до наступления ночи.

Все неслышными шагами направились вслед за разведчиком.

Вскоре перед ними предстал огромный обломок гранита высотой около двенадцати футов. Вершина его была заострена, но книзу он расширялся футов до двадцати пятитридцати. Гномы отвели в стороны густые ветви кустов, скрывавшие вход в пещеру. Она была невелика, и отряду с трудом удалось поместиться в ней. Пещера заканчивалась узким туннелем, который вел вниз, под землю.

Долган посветил туда фонарем и шепотом сообщил остальным, что глубина туннеля составляет не менее сорока футов.

- Когда-то эта скала находилась под водой, - сказал он. - Смотрите, какие у нее гладкие стены. Что и говорить, здесь тесновато, но хвала богам, что нам удалось найти хоть такое убежище!

Томас рассеянно кивнул. Голос карлика потонул в других звуках, которые вместе с яркими видениями все настойчивее преследовали его. Он называл их снами наяву и тщетно пытался бороться с ними. Он закрыл глаза, и образы прошлого обступили его со всех сторон. Откуда-то донеслась тихая, нежная музыка.

Победа далась ему легко. Но Ашен-Шугар был угрюм. и недовольно хмурил густые брови. Что-то тревожило правителя Орлиных Гор. Он все еще ощущал на губах солоноватый вкус крови Элгон-Коукона, тирана Долины Ураганов, чьи жены теперь принадлежали ему, Ашен-Шугару. Но это больше не радовало его.

Он взглянул на плясавших перед ним моррелов. Эти существа двигались с удивительной грацией в такт нежной чарующей музыке.

Брови Ашен-Шугара сошлись у самой переносицы. Где-то в глубине его души гнездилось недовольство и разочарование, и он тщетно пытался понять, чем оно вызвано.

Его наложница Эленгван, та, которую эльфы называли своей королевой, сидела у подножия трона. Она ловила его взгляд, ее ясные голубые глаза сияли от любви к нему. Но он едва замечал ее красивое лицо, ее стройное тело, окутанное дорогими шелками.

- Отчего ты так печален, господин мой? - нежным шепотом спросила Эленгван. В глазах ее читались страх и жалость к нему.

Он не ответил ей. Не напрасно она страшилась его. За то, что она посмела вслух заговорить о снедавшей его кручине, он убьет ее. Но не теперь. Сейчас ему не хотелось услаждать себя ни ласками этой нежной красавицы, ни ее казнью. Он думал лишь о той неведомой тоске, что внезапно сдавила его грудь, мешая дышать. Ашен-Шугар поднял руку, и танцоры распластались на полу, прижав лбы к гранитным плитам. Музыка смолкла, и в подземелье воцарилась зловещая тишина. Кивком головы он велел всем им удалиться. Танцоры и музыканты бросились прочь из просторного зала. Следом за ними, грациозно покачивая бедрами, ушла и королева эльфов. В подземном зале остались лишь Ашен-Шугар и огромный золотой дракон Шуруга, терпеливо ожидавший повелений своего господина...

- Томас!

Томас открыл глаза. Долган тряс его за плечо.

- Пора. Теперь уже совсем стемнело. А ты, похоже, задремал, паренек.

Томас тряхнул головой, и наваждение рассеялось. Но он никак не мог забыть последней из картин, развернувшихся перед его глазами. Перед тем, как Долган заговорил с ним, он увидел могучего воина в белом плаще с золотыми драконами, стоявшего с золотым мечом в руке над обезглавленным телом королевы эльфов.

Вместе с остальными он выбрался из пещеры и зашагал к реке.

Кругом было тихо. Не слышалось даже щебетания лесных птиц, которые, казалось, не меньше гномов страшились обнаружить себя.

Они благополучно добрались до берега реки. Лишь однажды гномам и Томасу пришлось укрыться в зарослях кустарника, чтобы не попасться на глаза проходившим мимо патрульным из отряда цурани. Они продолжили свой путь. Впереди, как и прежде, шел разведчик. Через несколько минут он приблизился к Долгану и шепотом проговорил:

- Немного поодаль на реке есть песчаная отмель.

Долган кивнул и движением руки приказал отряду двигаться в направлении, указанном разведчиком. Карлики вошли в воду и побрели к отмели. Томас и Долган держались позади всех. Когда последний из гномов оказался в реке, поблизости раздался пронзительный крик. Гномы замерли. Томас метнулся в сторону и, догнав устремившегося к лагерю цуранийского часового, проткнул его острием меча. Чужеземец с хриплым стоном повалился на землю.

Навстречу Томасу мчались несколько воинов. В руке одного из них болтался фонарь. Томас повернулся и бросился туда, где остался Долган.

- Беги! - крикнул он гному. - Они сейчас будут здесь!

Несколько гномов в нерешительности остановились на отмели, ожидая Долгана. Томас и предводитель карликов бросились в реку.

Вода оказалась холодной, как лед. Быстрое течение едва не сбило их с ног. Упираясь в песчаное дно, Томас побрел вперед. Вода доходила ему до пояса, но низкорослые гномы погрузились в нее по самые подбородки, замочив свои пушистые бороды. Им нечего было и думать о том, чтобы дать отпор цурани.

Как только первые из вражеских воинов прыгнули в реку, Томас обернулся назад, чтобы задержать их, дав карликам возможность перебраться на другой берег. Двое солдат набросились на него, но он ударом меча умертвил обоих. Но на него уже надвигались пятеро других. Томас взглянул на гномов.

Большинство из них уже вышли на берег. Долган, лицо которого освещал свет цуранийских фонарей, бросил на него взгляд, исполненный мольбы и отчаяния.

Томас повернулся лицом к вражеским воинам. Те старались окружить его, и ему оставалось лишь не подпускать их к себе, размахивая мечом. Попытайся он проткнуть кого-либо из них острием, остальные набросились бы на него со всех сторон.

Вдоль берега с пронзительными криками бежали несколько десятков цурани. Томас понял, что еще несколько секунд, и они присоединятся к нападавшим. Он решил дорого продать свою жизнь и изо всех сил ударил лезвием меча по щиту одного из воинов.

Удар был настолько мощным, что щит солдата раскололся, и рука его оказалась рассечена надвое. С пронзительным воплем цурани свалился в воду.

Томас отразил щитом несколько ударов и вдруг услыхал рядом с собой пронзительный свист. Воин, только что атаковавший его, стал падать в воду. Из груди его торчала длинная стрела.

Меткими выстрелами гномы поразили еще нескольких вражеских воинов. Остальные поспешно подались назад. В реке остались лишь те, чьи тела были пронзены стрелами.

С противоположного берега раздался голос Долгана:

- Быстрее, Томас! Они готовят луки!

Словно в подтверждение слов карлика в нескольких дюймах от лица Томаса с жужжанием пролетела стрела, выпущенная из цуранийского лука. Он поспешно зашагал по отмели к спасительному берегу. Следующая стрела ударилась о его шлем.

Томас споткнулся и едва не потерял равновесие. Когда он выпрямился, ногу его чуть повыше щиколотки внезапно обожгла резкая боль. Он ощутил слабость во всем теле и едва смог преодолеть оставшееся до берега расстояние. Оказавшись у берега, он почувствовал, как крепкие руки гномов бесцеремонно схватили его за плечи и втащили на песчаный склон.

Томас опустился на песок. Голова его поникла. Кто-то встревоженно проговорил над самым его ухом:

- Эти нечестивцы смазывают наконечники своих стрел сильным ядом. Мы должны... - Томасу не удалось расслышать конец фразы.

Он потерял сознание.

Томас с усилием разлепил отяжелевшие веки. Ему не сразу удалось понять, где он находится. Сперва он решил было, что попал в плен к цурани. Но тут чьи-то руки бережно приподняли его голову и поднесли к губам чашу с водой. Томас стал жадно глотать холодную воду. Напившись, он почувствовал себя гораздо бодрее. Головокружение прекратилось, зрение и слух постепенно обретали былую остроту. Он разглядел чуть поодаль от себя двух красивых юношей, облаченных в зеленые кожаные куртки без рукавов.

- Ты был очень болен, - сказал тот, что напоил его водой.

Только теперь Томас догадался, что находится в эльфийском лесу.

- Что с Долганом? - хрипло спросил он.

Юноша-эльф с готовностью ответил:

- Карлики держат совет с нашей госпожой. Мы побоялись переносить тебя в глубь леса. Это могло причинить тебе вред.

Пришельцы окунают наконечники своих стрел в сильный яд, который неизвестен нам. Многие из людей, гномов и эльфов погибли от него. Мы врачевали тебя как умели и очень рады, что ты остался жив.

Силы постепенно возвращались к Томасу. Он кашлянул и отрывисто спросил:

- Сколько времени я был в беспамятстве?

- Три дня. Ты был на волосок от смерти с тех самых пор, как гномы выловили тебя из реки.

Томас оглядел себя с ног до головы. Эльфы раздели его донага и укрыли теплым одеялом. Над головой они соорудили полог из древесных ветвей. Неподалеку ярко полыхал костер, из котелка поднимался пар, и Томас уловил аппетитный запах жаркого.

Усмехнувшись, эльф приказал хлопотавшим у костра товарищам попотчевать гостя.

Томас сел на своей постели. У него слегка закружилась голова. Но вскоре он снова почувствовал себя бодрым и отдохнувшим. Ему дали большой ломоть хлеба, деревянную ложку и миску с рагу. Еда оказалась на редкость вкусной. С каждым глотком к Томасу возвращались прежние силы. Еще двое эльфов сидели на небольшом пригорке справа от него. Они скользнули по нему ничего не выражавшими взглядами и стали негромко переговариваться между собой на своем наречии. Дружелюбие к гостю проявлял лишь тот, кто первым заговорил с ним.

Томас повернулся к нему и спросил:

- Враг не пытался атаковать вас?

Лицо эльфа осветилось лучезарной улыбкой:

- Пришельцы опасаются перебираться через реку. В этом им препятствует волшебная сила, охраняющая наши леса от посторонних. Здесь они чувствуют себя потерянными и беспомощными, точно малые дети. Ни один из тех, кто ступил на этот берег, не вернулся обратно.

Томас кивнул. Покончив с едой, он поблагодарил эльфа за угощение и принялся одеваться. От былой слабости и головокружения не осталось и следа. Поднявшись на ноги, он несколько раз присел, затем наклонился и почувствовал, как кровь быстрее побежала по его жилам. Мускулы, одеревеневшие после трехдневного забытья, обрели прежнюю упругость. Раненая нога больше не беспокоила его. Царапина от наконечника цуранийской стрелы была искусно залечена целителями-эльфами.

- Наконец-то я узнал тебя! - обратился он к самому общительному из эльфов. - Ты принц Калин. Ты приезжал к нам в Крайди, когда герцог сообщил королеве о цуранийском корабле.

Калин с улыбкой кивнул своей златокудрой головой.

- И я узнал тебя, Томас из Крайди, хотя ты очень изменился за истекший год. А это, - он кивнул в сторону двоих неразговорчивых товарищей, - Галейн и Элгевин. - Те поклонились, слегка привстав с пригорка. - Если ты уже достаточно оправился после болезни, мы можем проводить тебя ко двору королевы.

Томас кивнул:

- Пошли!

Эльфы тщательно уничтожили следы своей стоянки и пустились в путь. Поначалу они двигались медленно, чтобы дать Томасу, едва вставшему на ноги после тяжелой болезни, время приноровиться к их шагу. Но тот ступал с не меньшей легкостью и проворством, чем сами эльфы, и вскоре они зашагали быстрее.

Через некоторое время они перешли на бег. Томас, облаченный в доспехи, со щитом за спиной и мечом у пояса не отставал от безоружных эльфов. Те недоуменно переглянулись и пожали плечами.

Они остановились на привал лишь в середине долгого дня.

Томас огляделся по сторонам и с мечтательной улыбкой произнес:

- Как здесь хорошо!

Галейн покачал головой:

- Боюсь, никто из людей не согласился бы с тобой, бесстрашный Томас. Этот лес наводит на них ужас. Им повсюду мерещатся духи и призраки, они слышат здесь жуткие звуки, от которых кровь стынет в жилах.

Томас усмехнулся:

- У большинства людей недостает воображения. А у иных оно развито не в меру. Этот лес полон удивительного покоя и очарования. Здесь все дышит миром.

Эльфы удивленно вскинули брови. Калин пристально посмотрел на Томаса и сказал:

- Нам лучше все же не задерживаться здесь, если мы хотим прибыть в Эльвандар до наступления темноты.

Поздним вечером они оказались возле широкой поляны. Томас застыл как вкопанный. Глаза его округлились от изумления, настолько необычным было представшее перед ним зрелище. Вокруг поляны возвышались исполинские деревья. Они были столь высоки, что любой столетний дуб в сравнении с ними показался бы низкорослым карликом. Все кроны деревьев были соединены между собой веревочными мостиками и причудливыми переплетениями ветвей, образовывая некое подобие висячего города с улицами, перекрестками и домами. По городу бродили эльфы, грациозно раскланиваясь друг с другом. Томас задрал голову, но ему не удалось разглядеть верхушек гигантских деревьев, казалось, достигавших темного купола неба. Листва большинства из окружавших поляну деревьев была темно-зеленой, но тут и там встречались ветки с золотисто-желтыми, красными, серебряными и даже белыми листьями, светившимися в темноте. Этим мягким, переливчатым светом была залита вся поляна. Томас догадался, что ночная тьма не властна над Эльвандаром.

Калин положил ладонь ему на плечо:

- Пойдем!

Они вышли на поляну, и Томас обнаружил, что эльфийский древесный город был гораздо больше, чем ему показалось вначале.

Огромные поляны, аллеи и тропинки виднелись всюду, куда бы он ни кинул взгляд, и высоко над ними вздымались шатры из переплетавшихся между собой древесных ветвей. Сердце Томаса радостно забилось. При виде волшебного Эльвандара он ощутил прилив такого небывалого счастья, словно после долгих странствий вновь очутился в родном доме, по которому томилась его душа.

Они подошли к лестнице, вырубленной в исполинском стволе и спиралью вздымавшейся вверх. Томас поставил ногу на нижнюю ступень и улыбнулся. Чувство радости, которым было охвачено все его существо, становилось все сильнее и искало выхода. Впервые волшебные превращения, которые происходили с ним, радовали его, а не пугали, как те устрашающие видения, что проносились перед его глазами во время сражений.

Томас и эльфы взбирались наверх по широким ступеням. Вскоре они достигли нижних ветвей древесного города. Здесь бродили мужчины-эльфы, многие из которых были одеты в зеленые кожаные куртки воинов, наподобие тех, что носили Калин и его кузены.

Наряды других состояли из камзолов и штанов ярких цветов или длинных туник. Одеяния женщин отличались красотой и изяществом.

Волосы их мягкими локонами падали на плечи. Некоторые украсили свои шелковые платья драгоценными камнями, сверкавшими и переливавшимися в свете волшебных листьев. Все эльфы были высоки, стройны и удивительно красивы и выглядели совсем юными.

Томас и его спутники оставили лестницу и ступили на большую толстую ветвь. Калин предупредил Томаса чтобы тот не смотрел себе под ноги. Он знал, что у людей на такой высоте начиналось головокружение. Но Томас, стоя на самом краю ветки, отважился взглянуть вниз.

- Как здесь красиво! - воскликнул он, обернувшись к Калину.

- Эльвандар нравится мне все больше и больше!

Эльфы снова обменялись недоуменными взглядами, и Калин предложил Томасу продолжить путь.

Вскоре они добрались до перекрестка древесных дорог, и двое эльфов свернули в сторону, оставив Томаса и Калина одних. Принц эльфов уверенно шагал вперед, перебираясь с ветки на ветку.

Томас не отставал от него. Он ни разу не оступился и шел по этому удивительному воздушному пути, не глядя под ноги. Вскоре они очутились на широкой площадке, образованной сплетением сотен прочных и тонких веток, наподобие тканого ковра.

Разноцветные листья составили вокруг площадки высокий светящийся купол. Калин привел Томаса в тронный зал Агларанны.

Королева сидела в центре площадки на высоком деревянном троне.

Вокруг нее расположились придворные. Кроме Томаса, здесь находился еще один из представителей людского племени. Он был одет в серый наталезский плащ и отличался таким высоким ростом, что Томас без труда догадался: перед ним был Длинный Леон, брат Гримсворта. В свете волшебных листьев смуглая кожа разведчика-скорохода отливала бронзой. Он закончил разговор с Агларанной и, почтительно поклонившись, отошел в сторону.

Калин подвел Томаса к трону и представил его своей матери.

При виде юноши в белых с золотом доспехах королева слегка изменилась в лице, но, быстро овладев собой, милостиво улыбнулась гостю. Она предложила ему оставаться в Эльвандаре столько, сколько он пожелает.

Томас едва успел поблагодарить Агларанну за ее радушие, как к трону сквозь толпу придворных пробрался Долган. Его круглое лицо расплылось в несколько смущенной улыбке.

- Ох, и рад же я видеть тебя живым и невредимым, паренек! - воскликнул он. - Не серчай, что мне пришлось бросить тебя!

Понимаешь, у нас просто не было другого выхода. Эльфы обещали позаботиться о тебе, а мне надо было поскорее представиться ее величеству да проведать об исходе битвы у Каменной Горы.

- О чем речь. Долган! Мне и вголову бы не пришло поставить это тебе в вину. Скажи, что нового?

Долган покачал головой:

- Новости плохие, Томас. Мы отрезаны от своих. Боюсь, нам придется на некоторое время задержаться в Эльвандаре. А у меня, знаешь ли, просто голова кругом идет от этакой высоты! Я же не белка какая-нибудь, чтоб скакать по веткам! - и гном обиженно засопел.

Томас расхохотался, откинув голову. Долган взглянул на него и ласково улыбнулся, позабыв про свои горести. Ведь Томас смеялся впервые с тех самых пор, как надел на себя доспехи дракона.

Глава 16 НАСТУПЛЕНИЕ

Колеса тяжело груженных телег жалобно скрипели. В воздух то и дело взвивались бичи и опускались на спины усталых волов, впряженных в повозки, медленно тащившиеся по пыльной улице к берегу моря. Арута, Лиам и мастер Фэннон ехали верхом впереди отряда воинов, охранявшего повозки, курсировавшие между замком и пристанью. Позади, тяжело ступая по дороге, шла толпа оборванных горожан. Многие из них толкали впереди себя тачки с домашним скарбом, другие несли на спинах огромные узлы. В гавани их ожидало несколько кораблей.

У развилки дорог Арута оглянулся и бросил горестный взгляд на то, что осталось от городских построек. Некогда шумный и процветавший портовый городок Крайди был сожжен почти до основания. Из беспорядочного нагромождения изуродованных огнем развалин слышались удары молотов и визг пил. Эти звуки разносились далеко окрест в раннем утреннем тумане и перекрывали даже многоголосый гомон толпы. Мастеровые пытались починить немногие из уцелевших строений.

Цурани ворвались в город на закате два дня тому назад.

Перебив часовых, не успевших поднять тревогу, они сломали ворота и промчались по улицам до самого порта. Там они сожгли три корабля и сильно повредили еще два. Поврежденные суда отправились в Карс, те же, которые удалось спасти от рук цурани, переместились вдоль берега и стали к северу от скалы Гроза моряка.

Вражеские солдаты подожгли почти все портовые сооружения, но те не слишком сильно пострадали от огня. Гораздо хуже дело обстояло с большей частью зданий в центре города. Огромный деревянный дворец Гильдий мастеров, которым так гордились горожане, оба постоялых двора и больше дюжины домов ремесленников сгорели до основания. Теперь на их местах возвышались лишь груды обгорелых бревен и обломков черепицы, скрывавшие каменные фундаменты. В огне пожара, прежде чем его удалось потушить, погибла почти половина всех строений Крайди.

Арута наблюдал за происходившим с высокой башни замка.

Зарево гигантского костра отражалось в проплывавших по небу облаках. Принц в бессильной ярости сжимал кулаки и кусал губы.

Лишь на рассвете он вывел гарнизон из ворот замка. Но цурани давно уже скрылись в ближайшем лесу.

Даже теперь при воспоминании об этом принц едва не застонал от досады. Фэннон убедил Лиама не выводить гарнизон за пределы замковых стен до наступления рассвета. Старый воин опасался, что цурани завлекут солдат в лес, где могут скрываться гораздо более значительные силы неприятеля. К тому же он подозревал, что хитрые пришельцы могли затаиться у стен замка и ворваться в него, едва лишь отворят ворота. Лиам послушался совета Фэннона.

Арута же был уверен, что смог бы уберечь город от разрушений, окажись он той ночью на его улицах во главе гарнизона крайдийцев. Они смогли бы перебить небольшой отряд цурани, заставший горожан врасплох, и с триумфом вернуться в замок.

Предоставив своему коню двигаться шагом, Арута задумался о событиях последних дней. Накануне к ним прибыл посланник от Боуррика. Герцог приказывал Лиаму покинуть Крайди. В последнем сражении пал его личный адъютант, и теперь герцогу было не обойтись без помощи старшего сына. Война с цурани длилась уже третий год. Боуррик все это время был разлучен со своими детьми. Теперь же он хотел, чтобы хоть один из его сыновей находился рядом с ним в военном лагере близ Вабона. Вопреки ожиданиям Аруты, герцог поручил командование замковым гарнизоном не ему, а старому Фэннону. Арута стиснул зубы и сурово нахмурился. Он не станет выполнять приказы старика!

Теперь, оставшись без поддержки Лиама, всегда покорно подчинявшегося ему, мастер клинка вынужден будет прислушиваться к мнению младшего из принцев! Арута не смог подавить возникшее в его душе чувство досады и легкой зависти. Он любил брата, но не мог не признать, что Лиаму недостает твердости, отваги и уверенности в своих силах. Всем этим в избытке обладал он сам.

Как жаль, что не ему довелось увидеть свет первым! С самого начала войны крайдийский гарнизон возглавлял Лиам, но ни для кого не было секретом, что он лишь считался командиром.

Фактически же всем распоряжался Фэннон. Теперь герцог своим приказом формально утвердил старика в должности командующего воинами Крайди. Все они, в том числе и Арута, должны отныне подчиняться ему.

- О чем ты задумался, брат?

Лиам придержал свою лошадь и ехал теперь рядом с Арутой.

Тот тряхнул головой и принужденно улыбнулся.

- Да вот, завидую тебе. - В голосе принца помимо его воли прозвучала обида.

Лиам ласково улыбнулся ему:

- Я знаю, что тебе хотелось бы поехать к отцу вместо меня, но ведь нам следует покоряться его воле, - мягко проговорил он.

- Ты нужен здесь, Арута.

- Скажешь тоже! - возразил младший брат. - Мои приказы игнорируются, и я бессилен изменить что-либо в управлении гарнизоном.

Лиам примирительно положил руку ему на плечо:

- Ты в обиде на отца за то, что он назначил Фэннона командующим гарнизоном. Оставь, брат! Ведь ты еще так юн! Арута взглянул на него исподлобья:

- Мне теперь столько же лет, сколько было тебе, когда отец поручил тебе командование в Крайди! В моем возрасте отец был уже полководцем Западных армий, а спустя четыре года он сделался наместником короля на Западе. Наш дед вполне доверял ему. Старику никогда не приходило в голову сказать своему сыну: <Ты еще слишком молод!>.

- Но отец и дед жили в разные времена, Арута, - мягко возразил Лиам. - Дедушка еще помнил непрерывные войны, которые пришлось вести солдатам короля, покоряя воле монарха этот дикий край. Война была для него привычным явлением. А отцу довелось воевать только в Долине Грез. Он сражался с кешианцами, а не отстаивал свои собственные земли от посягательств чужаков.

Понимаешь, какие разные войны пришлось им вести? Времена меняются, брат!

- Еще как, - мрачно кивнул Арута. - Ни дед, ни его отец не стали бы отсиживаться за стенами своего замка перед лицом неприятеля. За два с лишним года, что истекли с начала войны, мы не предприняли ни одного серьезного наступления на цурани.

Наши предки вели бы себя иначе, окажись они на нашем месте! Мы не должны позволять пришельцам диктовать нам условия ведения войны, иначе мы рано или поздно проиграем ее!

Лиам с тревогой заглянул в хмурое лицо брата:

- Арута, я понимаю, как ты жаждешь разделаться с цурани, но ведь Фэннон совершенно прав в том, что мы не должны подвергать наш гарнизон такому большому риску! Мы обязаны защищать наши владения и прежде всего - замок!

Арута оглянулся и кивнул в сторону толпы горожан.

- Вот и объясни им, как надежно они защищены от цурани! Как думаешь, они тебе поверят?!

Лиам нахмурился. В словах Аруты звучал заслуженный упрек.

- Ты прав, брат, - вздохнул он. - Я виноват в том, что послушался Фэннона. Если бы я поступил так, как считал нужным ты...

Арута поспешно перебил его:

- Не вини себя в этом, Лиам! - Он ласково улыбнулся брату.

- Что и говорить, старый Фэннон излишне осторожен. К тому же он придерживается мнения, что воин тем искуснее и опытнее, чем больше у него седины в бороде. Я для него и по сей день всего лишь мальчишка, младший сын его господина. Боюсь, что с моим мнением здесь никто не станет считаться!

- Ну, не надо смотреть на все так мрачно, - усмехнулся Лиам. - Возможно, твоя решительность просто уравновесит его чрезмерную осторожность, и во всем, что касается командования гарнизоном, вы с ним станете придерживаться золотой середины.

Лиам расхохотался и подмигнул брату. Его веселость была такой заразительной, что и Арута, как всегда, не удержался от смеха.

- Будем надеяться, что так и случится, Лиам, - сказал он.

Они выехали на побережье. У причала беженцев ожидали несколько лодок с командами гребцов, чтобы доставить людей и их нехитрый скарб на корабли. Мужчины и женщины стали усаживаться на скамьи и складывать свои узлы и тюки на дно лодок. Многие бережно несли на руках грудных младенцев. Ребятишки постарше резво спрыгивали с причала в лодки. Не осознавая трагизма происходящего, они от души радовались выпавшему на их долю приключению и предстоявшему путешествию. Никто из них еще ни разу в жизни не покидал пределов Крайди. Взрослые прощались друг с другом, не скрывая слез. Большинство молодых мужчин оставались в городе, чтобы заново отстраивать сгоревшие дома и в случае необходимости встать в ряды защитников замка. Старики, женщины, увечные и дети, садившиеся на корабли, направлялись в Тулан, располагавшийся у южных границ герцогства и пока еще пощаженный войной. Близ его стен еще не появлялись ни цурани, ни братья Темной Тропы.

Лиам и Арута спешились. Один из воинов взял их лошадей под уздцы. Принцы наблюдали, как солдаты бережно перенесли в одну из лодок привезенные ими клетки с почтовыми голубями. Птиц следовало доставить в лагерь герцога Боуррика. Несколько голубей летело сейчас оттуда в Крайди. Их прибытия все ожидали с нетерпением. Эти птицы должны были доставлять информацию из Крайди в штаб и обратно. До сих пор этим занимались, ежечасно рискуя своей жизнью, только Мартин Длинный Лук и наталезские следопыты. Теперь им можно было переложить хотя бы часть своих забот на быстрокрылых связных.

Вскоре беженцы со всем их багажом разместились в лодках.

Аруте и Лиаму пришла пора прощаться. Фэннон сухо и церемонно пожелал старшему принцу доброго пути. Но за внешней суровостью старика скрывалось глубокое беспокойство о Лиаме. Не имея семьи, Фэннон всей душой привязался к сыновьям герцога. С самого детства принцев он пестовал их, точно любимых племянников. Он научил их владеть мечом, копьем и пикой, давал им уроки военной стратегии и тактики, он всегда радовался их успехам и строго журил обоих за шалости. Теперь, прощаясь со своим старшим питомцем, Фэннон явно считал ниже своего достоинства прилюдно показать обуревавшие его чувства. Он сурово жевал седой ус и не попытался не только обнять Лиама, но даже пожать его руку. Однако старик часто шмыгал носом, и серые глаза его под набрякшими веками подозрительно блестели.

Когда Фэннон вернулся к стоявшим поодаль воинам, братья обнялись. Лиам склонил голову набок, и негромко проговорил:

- Арута, пообещай мне, что позаботишься о старике!

Арута удивленно вскинул брови:

- Ты это серьезно?

Лиам усмехнулся:

- Знаешь, мне страшно даже представить себе, что будет с замком и всеми вами, если в случае отставки Фэннона отец снова обойдет тебя и назначит на его место Элгона!

Арута звонко расхохотался. Официально мастер конюший Элгон считался заместителем Фэннона по командованию гарнизоном. Все в замке любили Элгона и ценили его глубочайшие познания по части лошадей. Но ни для кого не являлось секретом, сколь безграничным было невежество, коим отличался почтенный мастер во всем, что не касалось коней и конюшни. После двух с лишним лет войны с цурани он все еще отказывался до конца поверить во внемидкемийское происхождение пришельцев и вступал в постоянные споры об этом с отцом Тулли. Арута и Лиам не на шутку тревожились, что во время одного из таких противостояний, как правило заканчивавшихся отчаянными перебранками, вспыльчивого священника хватит удар.

Лиам перебрался через борт лодки, где его ожидали четверо гребцов. Обернувшись через плечо, он крикнул:

- И позаботься о Каролине, Арута!

- Я буду оберегать ее от всех зол, - пообещал Арута. - Не тревожься о ней!

Лиам сел на скамью подле клеток с голубями. Один из гребцов выпрыгнул на берег и столкнул лодку в воду. Арута следил за ней взглядом, пока она не подошла к стоявшему на якоре кораблю.

Принц медленно побрел назад, туда, где его ждали воины, держа под уздцы его лошадь. Он оглянулся и окинул взглядом опустевший берег. Справа возвышались гранитные утесы. Тот, который называли Грозой моряка, далеко нависал над гладью моря.

Арута безмолвно проклял тот день, когда цуранийский корабль разбился об эти скалы.

Каролина стояла на верхней площадке южной башни замка, завернувшись в теплый плащ. Ветер разметал по плечам ее густые черные волосы. Она не поехала провожать Лиама, простившись с ним во дворе замка ранним утром. Каролина понимала, как огорчили бы старшего брата ее слезы, которые ей трудно было бы сдержать при прощании на берегу, и решила не омрачать своим унылым видом его радости. Ведь он скоро увидится с отцом! При мысли об этом она горестно вздохнула. Как она хотела бы оказаться на его месте! Все то время, что длилась война с цурани, Каролина старалась не показать отцу и братьям своего постоянного страха за их жизнь. Ведь они были воинами, а значит, опасности и риск стали их судьбой. Прежде она пребывала в наивной уверенности, что ни с кем из ее близких не должно и не может случиться ничего плохого, что ее любовь способна охранить их от всех бед, но с тех пор как Паг попал в плен, беспокойство за участь герцога, Лиама и Аруты не покидало ее.

Сзади послышалось деликатное покашливание. Обернувшись, Каролина увидела в дверях леди Глайнис, свою доверенную фрейлину. Та присела в реверансе и негромко проговорила:

- Ваше высочество, вас желает видеть сквайр Роланд.

Роланд вышел на огороженную перилами площадку и сдержанно поклонился принцессе. За последние два года он сильно вырос и был теперь одного роста с Арутой. Роланд остался таким же стройным и сухощавым, как прежде, но лицо его, утратив мальчишескую округлость, приобрело черты благородной, мужественной красоты.

- С добрым утром, ваше высочество.

Каролина кивнула в ответ на его приветствие и жестом руки велела леди Глайнис оставить их одних. Фрейлина снова присела в реверансе и вышла на лестницу, закрыв за собой дверь.

Каролина улыбнулась Роланду и спросила:

- Выходит, ты тоже решил не провожать Лиама?

- Да, ваше высочество.

- Но ты говорил с ним перед тем, как он уехал?

Роланд обратил взгляд к горизонту.

- Да, ваше высочество. Меня очень огорчил его отъезд.

Каролина понимающе кивнула:

- Потому что тебе самому пришлось остаться.

Роланд горько усмехнулся:

- Вы угадали, ваше высочество.

Каролина с мягким упреком спросила:

- Почему ты сердишься на меня, Роланд? К чему этот официальный тон?

Роланд пристально взглянул на принцессу. В день солнцестояния ей минуло семнадцать лет. За последние два года она очень изменилась. Из капризной, гневливой и вздорной гордячки Каролина превратилась в серьезную, немногословную молодую девушку, в чьих глазах застыла тихая печаль. Немногие в замке знали, сколько горьких слез пролила она, затворившись в своей комнате, после того как в Крайди было получено известие о пленении Пага. После нескольких недель затворничества она снова стала спускаться в обеденный зал и бродить по замку, но то была уже не прежняя Каролина. Она стала уравновешенной, выдержанной и ровной в обращении со всеми, ни перед кем не обнажая своих чувств. Но Роланд не мог не знать, что за внешним спокойствием принцессы скрываются тоска и отчаяние. Каролиной владела глубокая, безутешная скорбь, над которой было не властно даже время.

Помолчав, он глухо проговорил:

- Ваше высочество, когда... - Но не закончив фразы, устало махнул рукой. - Впрочем, это неважно.

Каролина положила узкую ладонь ему на плечо:

- Роланд, ведь мы с тобой всегда были друзьями. Не так ли?

- Да, принцесса.

- Так скажи мне, почему между нами вдруг выросла стена отчуждения?

- Но ведь стену эту возвел вовсе не я! - горячо воскликнул юноша.

Глаза Каролины блеснули гневом. На несколько мгновений она стала похожа на прежнюю вспыльчивую своевольную девчонку. Она тряхнула головой и сердито спросила:

- Так по-твоему выходит, это я ее создала?!

Роланд сурово сдвинул брови и ответил:

- Давайте смотреть правде в глаза, Каролина! - Он провел ладонью по своим волнистым каштановым волосам. - Ты помнишь тот день, когда мы с Пагом подрались из-за тебя? Это было накануне его отъезда.

При упоминании имени Пага Каролина вздрогнула и потупилась.

Вздохнув, она подняла на Роланда полные скорби глаза:

- Да. Помню.

- Конечно, теперь я понимаю, как это было глупо. Но тогда я пригрозил ему, что если он посмеет обидеть тебя, я из него душу вытряхну. Он говорил тебе об этом?

Каролина, не таясь, сморгнула слезы, набежавшие ей на глаза, и прошептала:

- Нет. Я об этом ничего не знала.

Роланд с грустной улыбкой взглянул в лицо девушки, которую он вот уже несколько лет любил беззаветной и жертвенной любовью и которая теперь оплакивала другого.

- По крайней мере, тогда я знал, кто мой соперник. - Он понизил голос и заговорил уже без прежней горечи:

- Мне отрадно думать, что мы с ним все же помирились и стали друзьями. Но я не скрывал от него, что не оставлю попыток завоевать твою любовь, Каролина!

Принцесса всхлипнула и плотнее завернулась в теплый плащ. В душе ее боролись противоречивые чувства. Тихим дрожащим голосом она спросила:

- Тогда почему же ты теперь так переменился ко мне, Роланд?

Внезапно Роландом овладела злость. Он схватил принцессу за плечи и воскликнул:

- Потому что я не могу сражаться с тенью, Каролина! - Из широко раскрытых глаз принцессы заструились слезы. - Я мог бы противостоять сопернику из плоти и крови, но вынужден сложить оружие перед противником, имя которому - память! - Ярость застилала его взор, клокотала в каждом его слове:

- Пойми, он умер, Каролина! Его больше нет на свете! Мне безумно жаль Пага, ведь он был моим другом! Мне всю жизнь будет недоставать его, но его невозможно воскресить! И пока ты не заставишь себя поверить в это, душу твою будут терзать надежды, которым не суждено осуществиться!

Каролина взглянула на него расширившимися от ужаса глазами и отпрянула, прикрыв рот ладонью. Резко повернувшись, она бросилась к двери и выскочила на лестницу.

Оставшись один, Роланд сжал голову руками и глухо застонал.

- О боги, что же это я наделал? - в отчаянии прошептал он.

- Разведчики у ворот! - крикнул часовой со стены замка.

Арута и Роланд, наблюдавшие, как солдаты обучали строевому шагу новобранцев из ближайшей деревушки, подбежали к воротам.

Сквозь распахнутые створки во двор въехал конный отряд из двенадцати вооруженных всадников. Лица воинов были напряженными и усталыми. Одежду их покрывали пыль и грязь. Позади них шли Мартин Длинный Лук и двое его учеников. Поздоровавшись с лесничим, Арута спросил:

- Кто это такие? - и указал на троих мужчин в коротких серых туниках, стоявших между двух рядов всадников.

Опершись на свой лук, Мартин с улыбкой ответил:

- Пленники, ваше высочество.

Арута отпустил усталых конников, чье место вокруг пленных тотчас же заступили солдаты гарнизона. Он приблизился к троим чужеземцам, и те повалились на колени, коснувшись лбами булыжников двора.

Принц изумился:

- Что это за странная церемония? Я в жизни такого не видел!

Длинный Лук кивнул:

- Они с самого начала вели себя необычно. При них не было ни оружия, ни воинских доспехов. Они не пытались скрыться от нас, когда мы обнаружили их в лесу, и при задержании не оказали сопротивления. Просто повалились наземь, как теперь, стали раскачиваться из стороны в сторону и что-то жалобно лопотать.

Арута повернулся к Роланду:

- Приведи-ка сюда отца Тулли. Возможно, ему удастся объясниться с ними.

Роланд отправился на розыски священника. Длинный Лук отпустил своих учеников, которые с поклонами удалились в направлении кухни. Одного из часовых послали за мастером Фэнноном с приказом доложить тому о пленниках.

Через несколько минут во двор в сопровождении Роланда вышел отец Тулли. Служитель Асталона был облачен в длинную темно-синюю рясу. Увидев его, пленники стали переговариваться между собой тревожным шепотом. Но стоило Тулли взглянуть в их сторону, как они тотчас же смолкли и снова уткнулись лбами в землю. Арута с недоумением взглянул на Мартина. Охотник пожал плечами.

Тулли подошел к принцу и спросил:

- Кто эти люди?

- Пленники, - ответил принц. - Патрульный отряд и следопыты захватили их в лесу и доставили сюда. Лишь ты один сможешь понять их язык, поэтому я решил прибегнуть к твоей помощи.

Тулли пожал плечами.

- Я помню очень немногое из того, что мне удалось узнать от цурани Ксомича, но попытаться все же можно. - Он не без труда произнес несколько слов на цуранийском языке, и все трое пленников, вскинув головы, заговорили разом, отчаянно жестикулируя. Но внезапно тот, что был посередине, прикрикнул на двух других, и они послушно умолкли. Цурани взглянул на отца Тулли и медленно заговорил с ним. Он был таким же низкорослым, как и двое его товарищей, но плотное, кряжистое сложение и тугие мускулы обнаженных рук и ног говорили о недюжинной силе.

Жесткие коротко подстриженные каштановые волосы стояли на голове торчком. На смуглом широком лице выделялись ярко-зеленые глаза.

Тулли покачал головой:

- Не ручаюсь за точность перевода, но по-моему, он желает узнать, не являюсь ли я одним из Всемогущих этой страны.

- Всемогущих? - оторопело переспросил Арута. - А кто это такие?

- Умиравший воин с цуранийского корабля с почтением и страхом вспоминал Всемогущего, который был с ними. Мне думается, что это не имя, а скорее титул или же придворная должность. Возможно, Кулган был прав, предположив, что на их планете к священникам и магам принято относиться с уважением.

- Кто эти люди? - спросил принц.

Тулли снова с усилием заговорил по-цуранийски. Пленник стал отвечать ему. Священник взмахом руки приказал ему умолкнуть и обратился к Аруте:

- Они рабы, ваше высочество.

- Рабы?! - изумился Арута.

До сих пор жителям Королевства приходилось иметь дело лишь с солдатами неприятеля. То, что на планете пришельцев существовало рабство, удивило принца. Подданные Королевства могли быть обращены в рабов лишь в том случае, если их уличали в тяжких преступлениях. Но и тех именовали не иначе как каторжниками. Земледельцы же, состоявшие в крепостной зависимости от своих владетельных господ, назывались вилланами и обладали многими из прав свободных граждан. Нарушить эти права не смел никто, в том числе и их господин. Покачав головой, Арута сказал отцу Тулли:

- Пусть они, ради всех богов, поднимутся с колен!

Тулли перевел пленным приказание принца. Те послушно встали на ноги. У двоих из них, стоявших по бокам от своего более смелого товарища, тряслись руки. Они походили на испуганных детей, ожидавших порки. Лишь тот, который отвечал на вопросы Тулли, не проявлял внешних признаков страха. Священник снова обратился к нему на цуранийском наречии.

Выслушав пояснения пленника, старик повернулся к принцу Аруте:

- Они прислуживали в военном лагере цурани, выполняли все тяжелые работы. Оружия им не доверяли. Он говорит, что на лагерь внезапно напали лесные люди, очевидно, имея в виду эльфов, и еще какие-то толстые коротышки.

Длинный Лук с усмешкой кивнул:

- Не иначе как гномы.

Тулли метнул в его сторону грозный взгляд. Но Мартин, нимало не смутившись, продолжал безмятежно улыбаться. Он был одним из немногих в замке, кто не признавал авторитета отца Тулли и осмеливался перечить ему.

Кашлянув, священник проговорил:

- Итак, как я уже сказал, эльфы и гномы атаковали их лагерь. Эти трое, опасаясь, что их убьют, скрылись в лесу. Они провели там несколько дней, пока наш патруль не обнаружил и не пленил их.

Арута кивнул.

- Тот, что стоит посередине, держится смелее и увереннее, чем двое других. Спроси его, почему это так.

Тулли перевел пленнику вопрос принца и внимательно выслушал его ответ. Удивленно вскинув брови, священник сказал Аруте:

- Он говорит, что его имя - Тшакачакалла. Когда-то он был офицером в армии цурани.

Арута радостно усмехнулся:

- Вот так сюрприз! Если он согласится ответить на наши вопросы, мы узнаем много полезного об их войсках!

Из дверей замка вышел мастер Фэннон и направился к собравшимся. Он с подозрением взглянул на Аруту и отрывисто спросил:

- Что здесь происходит?!

Арута поведал старику все, что удалось узнать о пленниках ему самому и Тулли. Фэннон с минуту помолчал, а затем важно вымолвил:

- Хорошо. Можете продолжать допрос.

Принц обратился к отцу Тулли:

- Спроси его, как вышло, что он стал рабом.

Тшакачакалла охотно поведал Тулли свою историю. Рассказ его, прерываемый вопросами священника, длился довольно долго.

Когда пленник умолк, Тулли покачал головой и проговорил:

- Он был предводителем атакующих. Не берусь судить, к какому из наших воинских званий можно было бы приравнять это положение. Возможно, он считался чем-то вроде лейтенанта.

Однако я за это не поручусь. Как бы то ни было, в одном из первых сражений его отряд проявил себя не лучшим образом, и <дом>, к которому он принадлежал, стал объектом всеобщего презрения. Тшакачакалла просил какого-то командира, которого он называет военачальником, заколоть его кинжалом, но ему было в этом отказано. Он стал рабом, чтобы до дна испить чашу позора, которым его отряд запятнал честь цуранийской армии.

Роланд присвистнул от удивления:

- Его воины отступили, а отвечать пришлось этому бедняге!

Вот так порядки!

Мартин Длинный Лук задумчиво проговорил:

- Но ведь и в нашей армии бывали случаи, когда кто-нибудь из герцогов отправлял неугодных ему графов служить в пограничных отрядах на северных границах вместе с тамошними баронами. - Поймав на себе строгий взгляд священника, он широко осклабился.

- Вы закончили? - поджав губы, осведомился Тулли. Он перевел взор с Мартина на Роланда. Сквайр потупился, и Тулли обратился к Аруте и Фэннону:

- Судя по его словам, он был лишен имущества и всех прав.

Он может быть нам полезен.

Фэннон покачал головой:

- Поди проверь, так ли это! Физиономия его мне, во всяком случае, не нравится!

Пленник вскинул голову и пристально взглянул на Фэннона сузившимися глазами. Мартин от удивления приоткрыл рот:

- Клянусь Килиан, он понял, что вы сказали, мастер Фэннон!

Взгляните-ка на него.

Старик нахмурился и отрывисто спросил у цурани:

- Ты и в самом деле понял мои слова?

- Да, это так, мастер, - кивнул пленник. Он говорил с сильным акцентом, но разборчиво и бойко. - На Келеване много рабов из Королевства. Я немного понимаю ваш язык.

Фэннон возмущенно засопел:

- Почему же ты не сказал об этом раньше?!

Цурани спокойно ответил:

- Меня не спрашивали. Рабы повинуются. Не... - он запнулся и обратился к Тулли на своем родном языке.

Священник перевел:

- Он сказал, что раб не смеет проявлять какую-либо инициативу.

Арута негромко спросил:

- Как ты считаешь, Тулли, ему можно доверять?

- Не знаю. Он поведал нам очень странную историю, но ведь если на то пошло, все эти цурани по нашим меркам весьма необычный народ. Когда я читал мысли умиравшего воина, многое из того, о чем он думал и вспоминал, до сих пор кажется мне нелепым и вздорным. Право, не знаю, можно ли верить этому пленнику!

Он задал цурани еще несколько вопросов. Тот заговорил, обращаясь к Аруте:

- Я Ведевайо. Это имя моей семьи, нашего дома. Клан Хунзан.

Старинный, очень почтенный. Теперь я раб. Ни дома, ни клана, ни Цурануанни. Ни чести. Раб повинуется.

Арута кивнул:

- Мне кажется, я понял тебя. Что с тобой будет, если ты снова окажешься в Цурануанни?

Тшакачакалла пожал плечами:

- Буду рабом. Или буду убит. Это все равно.

- А если останешься здесь?

- Буду рабом или умру? - Он снова пожал плечами и добавил:

- Это известно тебе, а не мне.

Арута медленно, с расстановкой проговорил:

- У нас нет рабов. Что ты станешь делать, если мы освободим тебя?

Пленный вскинул брови и, недоверчиво косясь на Аруту, быстро сказал что-то священнику на своем родном языке. Тулли перевел:

- Он говорит, что в их стране такое невозможно, и спрашивает, в самом ли деле ты можешь дать ему свободу.

Арута кивнул. Тшакачакалла указал на своих товарищей:

- Они работать. Они всегда рабы.

- А ты? - с легкой улыбкой спросил Арута.

Тшакачакалла испытующе взглянул на Аруту и снова заговорил с Тулли. При этом он то и дело посматривал на принца. Когда он умолк, священник проговорил:

- Он рассказывал мне о себе и своих предках, о своем положении в цуранийском обществе. Он был предводителем атакующих дома Ведевайо, принадлежащего к клану Хунзан. Отец его являлся предводителем всех войск дома, а прадед - военачальником клана Хунзан. Он всегда сражался доблестно и самоотверженно и лишь однажды потерпел поражение на поле боя. А теперь он всего лишь раб - без семьи, без клана, без национальности и без чести. Он спрашивает, восстановишь ли ты его поруганную честь.

Вместо ответа Арута спросил пленника:

- Если сюда придут цурани, что ты станешь делать?

Тшакачакалла взглянул на двоих пленников, стоявших по обе стороны от него.

- Эти люди - рабы. Придут цурани, они не станут делать ничего. Будут ждать. И достанутся... - он запнулся и заговорил с Тулли по-цуранийски. Тот подсказал ему нужное слово.

Благодарно кивнув, раб договорил:

- Победителю. Они станут служить победителю. - Он взглянул на Аруту. В глазах его затеплилась надежда. - Ты сделаешь Тшакачакаллу свободным.

Тшакачакалла будет предан тебе, господин. Твоя честь будет его честью. Отдаст за тебя жизнь, если прикажешь. Станет сражаться против цурани, если прикажешь.

Фэннон скептически оглядел пленника с ног до головы.

- Уж больно складно врет этот пленный раб! Сдается мне, что он цуранийский шпион!

Тшакачакалла в упор взглянул на Фэннона, затем внезапно выступил вперед и с удивительным проворством выхватил кинжал из ножен, висевших на поясе старого воина.

Мгновением позже Мартин Длинный Лук наставил в голую грудь пленного свой охотничий нож, Арута занес меч над его головой, а Роланд и воины гарнизона подошли к троим цуранийцам справа и слева, отрезав им пути к отступлению. Но как выяснилось, у пленника вовсе не было враждебных намерений. Взяв кинжал за острие, он рукояткой вперед протянул его Фэннону со словами:

- Мастер думает, Тшакачакалла служит врагам? Убей меня, мастер! Дай умереть смертью воина, верни честь!

Арута вложил свой меч в ножны, вынул кинжал из ладони Тшакачакаллы и вернул его Фэннону.

- Нет, мы не станем тебя убивать, - сказал он пленному.

Повернувшись к Тулли, принц негромко проговорил:

- Я уверен, что этот человек может быть нам полезен. Поразмыслив, я склонен поверить его рассказу.

Фэннон нахмурился и пожал плечами.

- Мне все же кажется, - возразил он, - что эти трое цурани могут оказаться умными и хитрыми шпионами. Но вы правы в том, что, если держать их под наблюдением, они не смогут причинить нам большого вреда. - Он повернулся к священнику. - Отец Тулли, почему бы вам не пройти в казармы вместе с пленными и не попытаться вытянуть из них как можно больше ценных для нас сведений? А я очень скоро присоединюсь к вам.

Тулли кивнул и обратился к троим цурани на их языке. Двое рабов немедленно повернулись, чтобы следовать за ним, но Тшакачакалла упал на колени перед Арутой и с мольбой воздел руки к небу. Он быстро заговорил на цуранийском наречии, и отец Тулли, собравшийся было идти в казармы, остановился и стал переводить:

- Он просит, чтобы вы или убили его, или взяли к себе в услужение. Он спрашивает: неужто человек, не имеющий семьи, клана и чести, может считаться свободным? В его стране таких людей презирают и именуют серыми воинами.

Арута с улыбкой возразил:

- У нас все обстоит иначе. Здесь человек может не принадлежать ни к какому клану, не иметь семьи и при этом считаться свободным. Никому и в голову не придет презирать его.

Тшакачакалла слушал принца, наклонив голову. Когда тот договорил, пленник поднялся с колен и кивнул.

- Тшакачакалла понял. - Он широко улыбнулся и добавил:

- Скоро ты возьмешь меня к себе на службу. Хорошему господину нужны хорошие воины. Тшакачакалла хороший солдат. Храбрый солдат. Сильный солдат.

Арута с улыбкой обратился к священнику:

- Тулли, отведи их в казармы и расспроси Чак... Тшал... - Он засмеялся и помотал головой. - Не могу этого выговорить! - Повернувшись к пленному, он сказал:

- Если ты намерен служить мне, надо дать тебе какое-нибудь имя из тех, что приняты у нас в Королевстве.

Раб с достоинством наклонил голову в знак согласия.

Длинный Лук предложил:

- Назовите его Чарлзом. Это будет немного напоминать ему его настоящее имя.

Арута пожал плечами:

- Имя как имя. Не хуже любого другого. Слушай, - обратился он к пленнику, - с нынешнего дня ты будешь отзываться на имя Чарлз.

Раб кивнул.

- Тшалз? Хорошо. Я запомню.

Все трое пленных и отец Тулли направились к казармам в сопровождении нескольких воинов. Когда они скрылись за углом замка, Роланд задумчиво пробормотал:

- Хотел бы я знать, что из всего этого выйдет.

Фэннон мрачно кивнул:

- Время покажет, кто они такие на самом деле, рабы или шпионы!

Длинный Лук усмехнулся и беззаботно проговорил:

- Я буду следить за Чарлзом, мастер Фэннон. Глаз с него не спущу! На этот счет можете быть спокойны! Он очень вынослив. За все время нашего пути сюда ни разу не сбавил шаг. Пожалуй, я сделаю из него заправского следопыта, дайте только срок!

Арута покачал головой:

- Пройдет немало времени, прежде чем я со спокойной душой позволю ему выйти из замковых ворот!

Фэннон повернулся к Мартину:

- Где вы их пленили?

- У северной излучины правого притока реки. Мы обнаружили там следы большого отряда цурани, продвигавшегося к побережью.

Фэннон насупился и пробормотал:

- Гардан повел в те края патрульный отряд. Может, он сумеет подкрасться к ним и взять в плен кого-нибудь из их воинов, и мы наконец узнаем, что эти ублюдки собираются предпринять в нынешнем году. - Не сказав больше ни слова, он повернулся и зашагал к казармам.

Мартин звонко рассмеялся, и Арута окинул его недоуменным взглядом:

- Что это ты так развеселился, мастер егерь?

Мартин тряхнул головой:

- Не в обиду вам будь сказано, ваше высочество, но наш Фэннон - забавный старик. Ведь он, поди, ни за что на свете не признается, что только и мечтает, как бы снять со своих усталых плеч бремя командования гарнизоном. Фэннон наверняка с тоской вспоминает те времена, когда милорд Боуррик распоряжался воинами. Слов нет, он бравый вояка, но ответственность тяготит его!

Арута пристально взглянул в спину Фэннона и повернулся к Мартину:

- Сдается мне, что ты прав. Длинный Лук. - Он ненадолго умолк и затем задумчиво добавил:

- Все последние дни я так злился на него и так завидовал ему! А ведь мне прежде всего стоило бы вспомнить о том, что мастер Фэннон вовсе не напрашивался на роль командующего!

Понизив голос, Мартин проговорил:

- Позвольте дать вам совет, ваше высочество.

- Говори, - кивнул Арута.

Мартин все так же негромко сказал:

- Если с Фэнноном что-нибудь случится, сразу же выберите ему преемника. Не дожидайтесь распоряжений герцога. Иначе, стоит вам промедлить хоть чуть-чуть, командование перейдет в руки Элгона, а ведь он дурак, каких поискать!

Арута бросил на Мартина осуждающий взгляд. Роланд положил руку на плечо главного егеря, призывая его к сдержанности в высказываниях.

- Мне всегда казалось, что ты дружен с мастером конюшим, - холодно проговорил Арута.

По губам Длинного Лука скользнула плутоватая усмешка:

- Так оно и есть, ваше высочество. Нет ни одного человека в замке, кто не любил бы старика. Но все согласятся со мной в том, что он умен и находчив, лишь когда речь идет о лошадях. Во всем остальном наш добрый Элгон разбирается не лучше малого дитяти.

Арута все еще продолжал хмуриться. Он искоса взглянул на Мартина и спросил:

- Но кого же ты предлагаешь на место Фэннона? Уж не себя ли?

Мартин расхохотался так весело и непринужденно, что, глядя на него, улыбнулся и Арута. Гнев его улетучился без следа.

- Себя? - переспросил лесничий, все еще продолжая усмехаться. - Милостивые боги, я ведь всего-навсего охотник и следопыт! Мне и в голову бы не пришло претендовать на большее.

Нет, ваше высочество, если речь зайдет о преемнике Фэннона, то назначьте на его место Гардана. Он - самый бесстрашный и толковый воин в нашем гарнизоне.

Арута не мог не признать в душе, что Мартин прав. Но вслух он сухо промолвил:

- Хватит об этом. Фэннон, благодарение богам, бодр и здоров. Сейчас не время рассуждать о его отставке.

Мартин кивнул:

- Да хранят его боги... и всех нас заодно! Простите меня, ваше высочество, что я дерзнул заговорить с вами об этом.

Теперь же, если вы позволите... - Он выразительно взглянул в сторону кухни. - Я ведь уже неделю не ел ничего, кроме сухарей!

Арута кивком отпустил его, и Мартин своей легкой, пружинистой походкой направился ко входу в кухню.

Проводив его взглядом, Роланд негромко сказал:

- Я ни в коем случае не могу согласиться с одним из его утверждений.

Арута с любопытством взглянул на сквайра и спросил:

- С каким именно?

- Он назвал себя простым охотником. Но ведь это вовсе не так! Мартин далеко не прост!

Арута пожал плечами:

- Я тоже так считаю. Знаешь, в его присутствии я всегда как-то теряюсь и чувствую странную неловкость, хотя не смог бы объяснить, в чем тут дело. Он держится со мной любезно и почтительно, соблюдая должную дистанцию. И все же... В словах его порой сквозит какая-то горькая насмешка, и от этого мне делается не по себе.

Роланд неожиданно рассмеялся, и Арута взглянул на него с укоризной:

- Что тебя так позабавило, сквайр? Неужели я сказал что-то смешное?

- Да нет же! Простите мое неуместное веселье, ваше высочество. Просто мне вдруг пришло на ум, что многие в замке считают, будто вы с Мартином Длинным Луком очень похожи. - Арута нахмурился, и Роланд поспешно пояснил:

- Люди не любят тех, в ком, как в зеркале, отражаются их собственные черты, их недостатки. Вы согласны со мной, Арута? - Принц нехотя кивнул.

- Вы с Мартином оба бываете насмешливы и язвительны, к вам, как и к нему, порой нелегко подступиться. Вы, как и он, внешне держитесь со всеми замкнуто и отчужденно. И наконец, оба вы отнюдь не глупы. - Роланд вздохнул и продолжил:

- Мне кажется, во всем этом нет ничего удивительного. Характером вы пошли в своего родителя. Ну, а Мартин, который не знал ни отца, ни матери, старался во всем подражать его сиятельству. Вот так и вышло, что в ваших с ним характерах появились сходные черты.

Арута задумчиво кивнул:

- Возможно, ты прав, сквайр. Но что-то в нем продолжает тревожить меня. С этим человеком сопряжена какая-то тайна. И я дорого бы дал за то, чтобы разгадать ее! - Он покачал головой и медленно направился ко входу в замок.

Роланд шел в нескольких шагах позади погруженного в думы принца и безмолвно ругал себя за то, что затеял этот разговор.

Вечером над побережьем разразилась гроза. Ослепительные вспышки молний, прорезавших темное небо, сопровождались гулкими раскатами грома, от которого вздрагивала земля.

Роланд стоял на верхней площадке башни, скрестив руки на груди и устремив неподвижный взгляд на грозовое небо. Ветер трепал его каштановые волосы. Настроение сквайра было под стать погоде. Сегодняшний день оказался для него на редкость неудачным. Сначала он затеял этот неуместный разговор с Арутой, а позже, за обедом, Каролина держалась с ним так подчеркнуто холодно, что он дал себе слово вовсе не глядеть в ее сторону.

Но взгляд его то и дело обращался к ее милому бледному, осунувшемуся лицу. Она окидывала его ледяным взором, Роланд, смешавшись, опускал глаза и мучительно краснел, кляня себя на чем свет стоит. А через минуту все повторялось снова. Он понимал, что, пытаясь уверить принцессу в гибели Пага, нанес сокрушительный удар ее надеждам, разбередил ее душевные раны, которые она так умело скрывала от всех, кроме него. Лишь он один был посвящен в тайну ее любви. Хорошо же он отплатил ей за доверие и дружбу!

- О боги, какой же я глупец! - вырвалось у него.

- Нет, ты вовсе не глупец, Роланд!

Каролина стояла в нескольких шагах позади него, кутаясь в шаль, хотя погода была теплой. С приближением грозы знойный летний воздух стал лишь немного свежее и прохладнее. Роланд не услышал, как принцесса вышла на башню. Раскаты грома заглушили ее шаги.

- В такую погоду вам не место на башне, миледи.

Она подошла к перилам и встала рядом с ним.

- Ты думаешь, что сейчас начнется дождь? По-моему, ты ошибаешься. Гроза, как и прежде, принесет с собой только молнии и громы, а дождевая туча пройдет стороной.

- Дождь будет. Он вот-вот начнется. Где же ваши фрейлины?

Каролина кивнула в сторону лестницы.

- Они остались там. Гроза страшит их. А кроме того, я хотела остаться с тобой наедине.

Роланд промолчал. Каролина следила за вспышками молний и прислушивалась к раскатам грома.

- Я боялась грозы, когда была маленькой, - сказала она наконец. - И папа в такие вечера успокаивал меня, говоря, что это боги на небесах играют в мяч.

Роланд взглянул в ее прекрасное лицо, озаренное светом факела, и улыбнулся:

- А мой отец говорил, что они воюют.

Внезапно Каролина повернулась к нему лицом и с грустной улыбкой проговорила:

- Роланд, ты был прав тогда. Горе ослепило меня, и я просто не желала верить в очевидное. Паг был первым, кто внушил мне, что на свете нет ничего вечного. Что жить прошлым и лишать себя настоящего глупо и грешно. - Она слегка склонила голову и задумчиво продолжала:

- Вот так было и с моим отцом. Он не смог оправиться от горя после смерти мамы. Знаешь, ведь я помню его совсем другим, хотя, когда это случилось, я была очень мала.

Пока мама была с нами, он часто шутил и смеялся. Смех его был задорным и жизнерадостным. Лиам очень похож на прежнего папу. А после... словом, он вдруг стал таким, как Арута. Он и теперь иногда смеется, но в смехе его звучит горечь.

- И насмешка.

Каролина кивнула:

- Да, и насмешка. А ты тоже это заметил?

- Не только заметил, но и заговорил об этом нынче утром с Арутой. Мы с ним обсуждали Мартина...

Каролина вздохнула:

- Понимаю. Мартин, пожалуй, из того же теста, что и папа, и Арута.

Роландсклонился к ней и с надеждой прошептал:

- Но ведь ты пришла сюда не затем, чтобы говорить о своем брате и Мартине?

- Нет, я пришла, чтобы попросить у тебя прощения. Я вела себя дурно. Я две недели делала вид, что не замечаю тебя, а ведь ты вовсе не был виноват передо мной! Ты сказал мне правду, и я должна была не винить, а благодарить тебя за это!

Роланд растерянно пробормотал:

- Нет, Каролина, ты не напрасно сердилась на меня. Я вел себя грубо и неуклюже, как последний мужлан. Мне следовало пощадить твои чувства!

- Брось, Ролалд! - с горячностью возразила принцесса. - Ты поступил со мной, как настоящий, верный друг. Ты сказал мне правду, а вовсе не то, что я в тот момент желала услышать. Ведь это далось тебе нелегко. Правда? Если учесть, что... что я тебе не безразлична. - Она подняла глаза к грозовому небу. - Когда я узнала, что Паг попал в плен, мне показалось, что настал конец света, что в мире больше не осталось радости, надежды, любви...

Роланд с невеселой усмешкой процитировал:

- <О первая любовь, горьки твои плоды>.

Каролина улыбнулась:

- Да, так принято считать. Но ведь и ты чувствуешь то же самое, правда?

Роланд с напускной беззаботностью ответил:

- Пожалуй, да. Примерно то же самое.

Она положила руку ему на плечо:

- Никто из нас не властен над своими чувствами, Роланд.

Сквайр тяжело вздохнул:

- К сожалению, это так!

- Мы с тобой навсегда останемся друзьями! Ты согласен, Роланд?

В ее голосе было столько теплоты и искреннего участия, что Роланд не мог не согласиться на это предложение, хотя всегда мечтал о гораздо большем. Каролина, как прежде, пыталась внести в их отношения полную ясность, но теперь она вела себя гораздо мягче и деликатнее, чем в минувшие годы, когда была вздорной, надменной девчонкой. Ее прямодушие заставило Роланда по-иному взглянуть на то, что связывало его с принцессой. Он был разочарован тем, что она не отвечала на его чувства. Но Каролина по крайней мере не лукавила с ним. <Искренняя дружба лучше, чем притворная любовь>, - сказал он себе, а вслух проговорил:

- Согласен. Я всегда буду тебе преданным другом, Каролина.

Она обняла его за плечи и спрятала лицо на его груди.

Роланд погладил ее по пушистым темным волосам. Каролина прошептала:

- Отец Тулли говорит, что любовь зачастую обрушивается на человека внезапно, как ураган с моря, но порой она вырастает из семян дружбы и доверия.

- Я буду надеяться на то, что мне удастся когда-нибудь взлелеять эти ростки в твоей душе, Каролина. Но если это мне не суждено, я навсегда останусь самым верным из твоих друзей.

Они долго стояли обнявшись, и каждый своим нежным участием старался развеять тоску и скорбь другого. Роланд и Каролина были так поглощены друг другом, что не замечали ни бушевавшей вокруг грозы, ни крупных дождевых капель, которые уже начали срываться с неба, ни корабля, направлявшегося в гавань и освещаемого частыми вспышками молний.

Штормовой ветер трепал флаги, которые украшали наружные стены замка. Трещины и выбоины мощеного двора быстро заполнялись водой, образуя многочисленные лужи. Мокрые булыжники блестели в колеблющемся свете факелов.

Двое мужчин, стоя на верхней галерее у одной из башен, вглядывались в темную даль.

На секунду в небе блеснула молния, и воин взволнованно выкрикнул:

- Вы видели, ваше высочество?! Корабль! Вон там, чуть южнее скал. И он идет к берегу! - солдат указал рукой в направлении гавани.

Арута вгляделся в темноту.

- Я ровным счетом ничего не вижу! - посетовал он. - Ведь там темнее, чем в душе у служителя Гьюисвана!

При упоминании имени бога убийцы солдат в ужасе вздрогнул и провел ладонью по лицу.

- На сигнальной башне нет огня! - сказал Арута. - Или он просто не виден отсюда?

- Как же, ваше высочество! Виден, когда зажжен. А теперь он не горит!

При следующей вспышке молнии Арута отчетливо разглядел силуэт парусника на фоне разбушевавшегося моря.

- Маяк Лонгпойнт должен быть зажжен! - крикнул он, бросаясь к ступеням. - Иначе судно разобьется о скалы!

Сбежав во двор, он велел одному из дежуривших у ворот стражников прислать к нему двух воинов из казармы и распорядиться на конюшне, чтобы им оседлали лошадей. Стражник бегом бросился выполнять поручение. Пока Арута стоял у ворот, дождь прекратился. В воздухе повеяло прохладой и свежестью.

Через несколько минут к принцу размашистой походкой подошел Фэннон.

- Ну и ночку же вы выбрали, чтобы покататься верхом, ваше высочество!

Арута развел руками:

- Ничего не поделаешь! К гавани приближается корабль, а на Лонгпойнте не зажжен огонь. Так что придется проехаться туда.

По булыжникам двора зацокали подковы. Младший конюх подвел к Аруте оседланного коня. Следом за ним верхом ехали два воина.

Фэннон покачал головой:

- В таком случае вам следует поторопиться. И передайте этим лодырям на маяке, что утром, когда они сменятся с дежурства, я с них шкуру велю спустить!

Арута, приготовившийся к тому, что старый Фэннон станет возражать против его поездки на маяк, облегченно вздохнул и вскочил в седло. Ворота открылись, и трое всадников галопом поскакали по направлению к городу.

После дождя в воздухе чувствовалось нежно-пряное благоухание придорожных цветов, к которому примешивался солоноватый аромат морской воды. Но стоило Аруте и воинам приблизиться к окраине города, как в ноздри им ударил резкий запах гари.

Они пронеслись по улицам спящего городка. Ни в одном из окон немногих пощаженных пожаром домов не горели огни.

Казалось, все до единого жители покинули некогда оживленный Крайди. От царивших здесь тишины и безмолвия Аруте и воинам стало не но себе. Стража, дежурившая у городских ворот, признав в одном из всадников принца, отдала ему честь.

Выехав из городка, они свернули к маяку Лонгпойнт. Его башня была выстроена на крошечном скальном островке, который соединялся с сушей мощенной крупными булыжниками дорогой.

Всадники направились к маяку. Копыта их лошадей выбивали звонкую дробь на еще не просохших после дождя камнях.

Блеснувшая в грозовом небе молния на миг высветила высокую башню и корабль, несшийся к причалу под всеми парусами.

Арута указал рукой:

- Без сигнального огня они неминуемо разобьются о скалы!

Один из солдат с тревогой вгляделся в наступившую тьму:

- Ваше высочество! Смотрите! Кто-то светит им потайным фонарем!

Все трое подъехали к основанию башни. Возле нее стоял какой-то человек, одетый в черное, и размахивал фонарем с деревянными ставнями. Свет от фонаря был направлен на приближающийся корабль. Его наверняка могли видеть с палубы и капитанского мостика. Однако ставни заслоняли его от любого, кто глядел бы в сторону гавани с башен замка Крайди. Лишь теперь глаза Аруты немного привыкли к темноте, и он с ужасом увидел тела убитых крайдийских солдат у подножия башни. Четверо одетых в черное людей бросились к всадникам. Трое из них вынули из ножен длинные мечи, четвертый натянул тетиву лука. Солдат, ехавший справа от Аруты, с пронзительным криком свалился наземь. Грудь его была пронзена стрелой. Принц направил своего коня на троих противников, вооруженных мечами. Двоих из них ему удалось сбить с ног, третьего он ударил по голове мечом. Тот без единого звука упал на землю.

Развернув коня, Арута увидел, что воин, оставшийся в живых, принялся отбиваться от нападавших на него врагов. Но из башни выбежали еще несколько облаченных в черное людей. На головы их были накинуты капюшоны, скрывавшие лица. Они молча присоединились к атакующим.

Лошадь Аруты отчаянно заржала и начала заваливаться набок.

Из горла ее торчала стрела. Принц проворно высвободил ступни из стремян и перекинул левую ногу через круп животного. Когда лошадь упала на землю, он вскочил и прыгнул в сторону, едва избежав удара мечом, который собирался обрушить на его голову один из нападавших. Арута сделал выпад и проткнул грудь противника своим мечом. Тот упал на землю, обливаясь кровью, но не издав ни единого стона.

Следующая вспышка молнии высветила еще несколько фигур, бежавших к Аруте от подножия башни. Приготовившись обороняться, принц повернулся к крайдийскому воину, чтобы приказать тому мчаться в замок и трубить тревогу. Но он с ужасом увидел, что трое нападавших набросились на воина и уже вытаскивали его, убитого или смертельно раненного, из седла. Теперь принц мог рассчитывать только на себя.

Арута увернулся от удара одного из ринувшихся ему наперерез врагов, миновал еще троих, а четвертого ударил в лицо рукояткой меча. Он надеялся, воспользовавшись замешательством нападавших, пробежать по узкому каменному перешейку и добраться хотя бы до города, чтобы оповестить его жителей о нападении врагов. Но тот из нападавших, кого он сбил наземь рукояткой меча, цепко ухватил его за щиколотку.

Принц упал на булыжники и больно ушиб локти. Вражеский воин продолжал держать его за правую ногу. Арута резко повернулся на спину и левой ногой, обутой в сапог со шпорой, ударил его по горлу. Послышался глухой треск сломанной трахеи и булькающий звук крови, которая наполнила горло нападавшего. Пальцы его разжались.

Арута вскочил на ноги и оказался лицом к лицу с несколькими врагами. Он бросился в сторону, пытаясь миновать их, но оступился на скользких камнях и на всем бегу свалился наземь.

Несколько мгновений он провисел над бездной, затем, перевернувшись в воздухе и ударившись головой и плечами о выступавшие камни, погрузился в море.

Вода оказалась холодной, как лед. Лишь благодаря этому он не потерял сознания. Арута с шумом выдохнул воздух, и в воду рядом с тем местом, где он находился, тотчас же полетели стрелы. Он вплавь двинулся к маяку, держась за булыжниками каменной насыпи. Принц решил плыть в этом направлении, чтобы перехитрить врагов, которые, как он рассчитывал, наверняка примутся искать его у противоположного края перешейка.

Отерев соленые брызги с лица, он бесшумно вылез из воды у самого подножия маяка и спрятался в трещине скалы. Вспышка молнии осветила несколько фигур в черном, сбежавшихся, как он и предполагал, к противоположному краю насыпи. Арута ощупал свои руки и ноги. К счастью, кости не были сломаны, хотя все тело нестерпимо болело от бесчисленных ушибов.

Вдалеке загрохотал гром, и через мгновение на небе вновь полыхнула молния. В ее пугающе ярком свете Аруте удалось разглядеть корабль, благополучно входивший в крайдийскую гавань. У руля его наверняка стоял какой-то безумный гений. Кто еще смог бы провести судно по бурному морю мимо опасных прибрежных скал? Матросы торопливо убирали паруса, а на палубе выстроились облаченные в черное воины с оружием наготове. В голове у Аруты внезапно раздался звон, и глаза его сами собой закрылись.

Когда он снова пришел в себя, то с радостью обнаружил, что вражеские воины, по-видимому, решившие, что он захлебнулся и пошел ко дну, перестали высматривать в воде его тело и быстро бежали по проселочной дороге к городу. Цепляясь за выступы скалы, Арута с огромным усилием поднялся на ноги и побрел к маяку. Ноги его скользили по мокрым булыжникам, он спотыкался и несколько раз едва не упал. Шатаясь, он взобрался на вершину башни. У сигнального огня лежал убитый крайдийский солдат, дежуривший на маяке этой ночью. Над пропитанными маслом дровами очага был закреплен металлический капюшон. В раскрытые окна задувал ветер.

Пошарив в поясной сумке убитого часового, Арута вытащил оттуда кремень, огниво и трут. Он приоткрыл створку металлического навеса и, заслонив дрова от ветра собственным телом, стал высекать огонь. Дрова занялись, и вскоре в очаге уже вовсю полыхал огонь. Превозмогая тошноту и головокружение, Арута потянул за цепь, которая придерживала капюшон. Тот поднялся, переместился в сторону, и столб огня рванулся к самому потолку.

У одной из стен стоял бочонок с порошком, состав которого был известен одному лишь Кулгану. Чародей изобрел его для того, чтобы при необходимости, в ситуациях, подобных этой, часовой на маяке мог поднять тревогу. Арута с трудом нагнулся к телу солдата и вытащил из его ножен острый кинжал, рукояткой которого с силой ударил по крышке бочонка. Та отскочила, и принц высыпал весь желто-серый порошок в очаг.

Пламя тотчас же окрасилось в багрово-красный цвет. Теперь всякий, кто увидит его со стен замка, поймет, что с маяка подан сигнал тревоги. Арута отступил в сторону, чтобы не заслонять яркое пламя, и стал напряженно ждать. Несколько мгновений вокруг было тихо, но внезапно со стороны замка послышался звук труб. Часовые поднимали гарнизон по тревоге. Арута облегченно вздохнул. Фэннон когда-то запретил ему вести гарнизон в окрестные леса по следам цурани, опасаясь ловушки, но старому воину и в голову бы не пришло удерживать солдат в замке, когда в крайдийскую гавань вошел пиратский корабль.

Арута стал спускаться из башни, пошатываясь и держась рукой за стену. Голова его нестерпимо болела, перед глазами плыли радужные круги. Ступив на землю, он глубоко вздохнул и побрел к городу. Приблизившись к трупу своей лошади, Арута огляделся вокруг в поисках меча, но вскоре вспомнил, что сжимал его в руке, когда падал в морскую пучину с каменной насыпи. Он побрел вперед и запнулся о ногу распростертого на земле вражеского лучника в черном одеянии. Возле него лежал убитый крайдийский воин. Арута нагнулся и поднял его тяжелый меч. В глазах у него потемнело, и он с огромным усилием выпрямился. Голова болела все сильнее. Он ощупал лицо и затылок ладонью. Волосы его слиплись от крови, на лбу вздулась огромная шишка, - по-видимому, след от удара о булыжники.

Он медленно побрел по дороге, которая вела в город. Пройдя несколько метров, он попытался перейти на бег, но в глазах у него снова потемнело, к горлу подкатил комок. Арута был принужден остановиться и переждать, пока приступ дурноты пройдет и зрение восстановится. Он вздохнул, стиснул зубы и снова пошел вперед, едва переставляя ноги. За поворотом у самой гавани размытую дождем дорогу внезапно осветило зарево пожара.

Чужеземцы снова подожгли деревянные строения Крайди. До слуха Аруты донеслись отчаянные крики горожан, но звучали они словно бы откуда-то издалека.

Он с огромным усилием заставил себя перейти на бег. Шум битвы, которая шла в городе, словно придал ему сил. Голова болела уже не так сильно, мысли стали отчетливее. Он приближался к подожженным врагами портовым сооружениям. Вокруг никого не было видно. У причала стоял корабль, на котором приплыли чужеземцы. Арута подкрался к нему на несколько шагов, ступая бесшумно и осторожно. На судне могли остаться стражники.

Звуки боя были здесь едва слышны. Казалось, что сражение велось теперь в самом центре города. По-видимому, команда в полном составе покинула пиратское судно. Все вокруг дышало безмолвием.

У принца не было сил и времени на то, чтобы обследовать корабль. Он должен был торопиться на помощь крайдийцам.

Арута повернулся и зашагал прочь. Но внезапно с палубы корабля послышалось:

- Милосердные боги! Есть ли кто-нибудь поблизости? - Голос взывавшего о помощи был резким и властным, но в нем отчетливо звучали нотки страха.

Принц, вынув меч из ножен, бросился к кораблю. С причала он разглядел то, чего не заметил издали: на носовой части пиратской шхуны разгоралось пламя. На залитой кровью палубе лежали тела убитых матросов. С кормы донеслось:

- Эй, прохожий! Если только ты богобоязненный житель Королевства, не оставь меня в беде!

Не колеблясь больше ни минуты, Арута спрыгнул на палубу и прошел на корму. Там, привалившись спиной к мачте, сидел крупный широкоплечий мужчина. Возраст его не поддавался определению. Ему можно было дать и тридцать, и пятьдесят лет.

Он силился улыбнуться, держась за бок правой рукой. Между пальцев сочилась кровь. Спутанные черные волосы закрывали половину широкого лба, черная густая борода была коротко подстрижена.

Кивнув в сторону убитого воина в черном одеянии, распростершегося неподалеку от мачты, чернобородый сказал:

- Эти ублюдки убили моих матросов и подожгли корабль. Но я все же постоял за себя. Ему не удалось прикончить меня сразу, с первого удара! - Арута взглянул на ноги незнакомца. Их придавило к палубе обломком реи. - Я не могу удерживать потроха в распоротом брюхе и одновременно поднимать эту растреклятую рею, - сказал чернобородый, проследив за взглядом принца. - Вот если б ты хоть чуток приподнял ее, я сумел бы высвободить ноги!

Арута кивнул и с огромным усилием поднял рею всего на несколько дюймов. Но и этого оказалось достаточно. Со стоном, походившим на рычание, раненый выпростал ноги из-под обломка.

- Надеюсь, мои кости остались целы-невредимы! - сказал чернобородый. -Дай-ка мне руку. Мы это сейчас проверим.

Арута протянул моряку руку и сам едва не упал, когда тот стал с его помощью подниматься с палубы. Лицо принца исказилось от боли.

- Э-э-э, да тебя, я вижу, эти мерзавцы тоже успели потрепать! - пробасил моряк.

- Пустяки, - со слабой улыбкой отозвался Арута. Он помог чернобородому встать на ноги и ухватился за мачту, борясь с приступом дурноты.

Моряк обхватил его рукой за плечи и повлек к причалу:

- Нам надо побыстрее убираться отсюда. С огнем шутки плохи.

- Когда они с неимоверным трудом взбирались на причал, их обдало жаром. Огонь в носовой части полыхал вовсю. - Прибавь ходу! - крикнул раненый, и Арута кивнул в ответ. Они побрели по доскам причала, обнявшись и пошатываясь, словно два подвыпивших матроса. Внезапно позади них раздался оглушительный треск, и горячая волна обдала их. Арута и моряк упали.

Оглянувшись, Арута увидел на месте корабля огромный столб яркого пламени. От нестерпимого жара заболели глаза. Он заслонил лицо рукой и хрипло спросил:

- Что это было?

Его спутник невозмутимо отозвался:

- Две сотни бочек горючего масла из Квега.

Арута недоверчиво покачал головой:

- Но почему же ты мне о нем не сказал?

- Я не хотел беспокоить тебя понапрасну. Ты и так едва ноги передвигал. К чему мне было доставлять тебе лишние волнения? Я рассудил так: либо мы с тобой оба взлетим на воздух, либо, если на то будет воля богов, успеем убраться восвояси. Я рад, что божества решили вопрос в нашу пользу!

Арута попытался было подняться, но руки и ноги отказались повиноваться ему. Внезапно ему стало как-то необыкновенно тепло и уютно. Голова его бессильно склонилась на доски причала, и он погрузился в забытье.

Арута открыл глаза и смутно различил над собой чье-то лицо.

Он заморгал, и зрение его прояснилось. Теперь он узнал свою комнату и всех, кто столпился у его постели. Каролина с тревогой смотрела на отца Тулли, который ощупывал повреждения на его теле. Позади принцессы стояли Фэннон и какой-то незнакомый человек. Но через мгновение принц вспомнил и его.

- Моряк с корабля, - прошептал он.

Плотный чернобородый мужчина широко осклабился:

- Амос Траск, в прошлом - хозяин <Сидонии>. Славный был корабль, пока эти ублю... Прошу прощения у ее высочества принцессы... эти береговые крысы не сожгли его дотла. Остался в живых только благодаря вашему высочеству! - И он поклонился Аруте.

Тулли встревоженно посмотрел на своего пациента:

- Как вы себя чувствуете?

Арута сел. Все его тело представляло собой один огромный комок боли. Он поморщился. Каролина подложила ему под спину большую мягкую подушку.

- Надеюсь остаться в живых, - криво улыбнулся принц. - Голова сильно кружится, а все остальное - пустяки.

Тулли озабоченно кивнул:

- В этом нет ничего удивительного. Вы сильно ударились затылком. У вас огромная шишка на лбу. Головокружение будет беспокоить вас еще несколько дней, но потом оно пройдет.

Надеюсь, без всяких неприятных последствий.

Арута взглянул на мастера Фэннона:

- Сколько времени я находился в забытье?

Мастер клинка сокрушенно вздохнул:

- Патрульный отряд принес вас в замок прошлой ночью. А теперь уже утро.

- Удалось ли отбить атаку неприятеля?

Фэннон опустил голову:

- Город разрушен до основания. Мы уничтожили всех нападавших, но в Крайди камня на камне не осталось. А все деревянные здания сгорели. Рыбачья деревушка в южной части залива не пострадала от набега, но город... Города больше нет.

Каролина хлопотала возле ложа Аруты. Она то поправляла подушки, то подтягивала к груди брата край теплого одеяла.

- Тебе надо отдохнуть.

Арута возразил:

- Но я умираю от голода!

Каролина кивнула, выпорхнула из комнаты и через несколько минут вернулась с тарелкой горячего бульона. Арута поморщился:

- Я предпочел бы кусок жареного мяса или миску рагу!

Но все принялись хором уверять его, что в нынешнем его состоянии самая полезная и здоровая еда - наваристый бульон.

Принц скрепя сердце согласился с их доводами, но наотрез отказался позволить Каролине кормить себя.

- Расскажи мне, что все же произошло, - сказал он Фэннону, поднося ложку ко рту.

Старый воин развел руками:

- Как выяснилось, это были цурани.

Принц оторопело воззрился на него, держа ложку на весу:

- Цурани?! Я был уверен, что это пираты с острова Сансет.

- Мы сперва тоже так считали, но поняли, что имели дело с цурани, когда поговорили с капитаном Траском и с цуранийскими пленниками.

В разговор вмешался отец Тулли:

- Как явствует из рассказов пленных, в набеге принимали участие самые свирепые и бесстрашные из цуранийских воинов. Их именуют смертниками. Они получили задание проникнуть в город, разрушить его, не предпринимая никаких попыток к бегству.

Послушать этих пленных, так оказывается, что попасть в такой отряд - большая честь как для самого смертника, так и для всего его рода.

Арута обратился к Амосу Траску:

- Как им удалось захватить твой корабль, капитан?

- О, это очень печальная история, ваше высочество! - воскликнул Траск и поморщился, приложив руку к животу. Только теперь принц вспомнил, в каком состоянии пребывал капитан во время их первой встречи.

- Как твоя рана?

Траск добродушно усмехнулся:

- Рана болезненная, но вовсе не опасная. Ваш святой отец вмиг починил меня, да пошлют ему боги здоровье и долголетие.

Бок мой стал совсем как новый!

Тулли досадливо махнул рукой:

- Этому человеку следовало бы лежать в постели. Он ранен гораздо серьезнее, чем ваше высочество. Но он и слышать об этом не захотел. Пришлось позволить ему навестить вас.

Траск покачал головой:

- Пустяки, говорю я вам! Я и не в таких переделках побывал!

Однажды нам пришлось биться в открытом море с военной галерой из Квега. Вот это была заварушка, доложу я вам! Но впрочем, речь сейчас не о ней. Ведь вы хотели узнать, как им удалось проникнуть на мой корабль. - Он подошел вплотную к постели Аруты. - Я расскажу вам все без утайки. Мы шли из Паланки с грузом оружия и горючего масла. Зная, как обстоят дела в Крайди, я надеялся продать все это с хорошим барышом. Мы рассчитывали опередить все другие корабли, которые могли бы доставить вам такие же товары. Но судьба была против нас. Едва мы миновали пролив, как на море начался сильный шторм. Нам пришлось целую неделю носиться по бурным волнам. А потом мы направились к востоку, держась все время в виду берега. Я был уверен, что по его очертаниям мы всегда сумеем определить, где находимся. Но не тут-то было! Оказалось, что этих берегов никто из нас до этого и в глаза не видел. Ну а зная, что ни один из моих матросов не бывал прежде в землях к северу от Крайди, мы и решили, что нам случилось зайти дальше, чем мы рассчитывали.

Днем мы шли вдоль берега, а ночью стояли на якоре. Ведь я не мог рисковать, ведя корабль вслепую среди незнакомых рифов и мелей. И вот среди ночи они подплыли к моей <Сидонии>, как стая дельфинов. Мы опомниться не успели, как они взобрались на палубу. Когда я проснулся, на меня набросилось не меньше полудюжины этих ублю... Прошу прощения у принцессы, этих окаянных цурани. А через несколько минут они стали полновластными хозяевами на корабле. - Плечи капитана поникли.

- Если бы вы знали, ваше высочество, как это тяжко - лишиться своего корабля! - Он скорчил болезненную гримасу, и Тулли поспешно поднялся с табурета у постели принца, чтобы усадить на него раненого. Траск поблагодарил его кивком и продолжил свой рассказ:

- Мы не могли понять, о чем они толкуют. Их варварский язык похож на что угодно, только не на человеческую речь. То квакают, как лягушки, то лопочут что-то бессвязное - ну ни дать ни взять мартышки из кешианских лесов! Я, между прочим, владею пятью языками, на которых изъясняются в цивилизованных странах, и с грехом пополам понимаю еще с дюжину. Но тарабарщину этих цурани разобрать не смог. Однако вскоре их намерения стали нам ясны. Они перерыли все мои карты. - При воспоминании об этом Амос воинственно сжал кулаки. - А я их честно приобрел у одного удалившегося на покой капитана из Дурбина. Мореходы водили свои суда по этим картам пять десятков лет. На них были нанесены все гавани, все рифы и мели от вашего Крайди до восточных берегов Кешианской Конфедерации. И эти варвары стали расшвыривать их по каюте, будто имели дело с негодным тряпьем! Они безжалостно рвали и топтали мои бесценные карты, пока не нашли то, что им было нужно.

Увидев в их руках одну из карт, я сразу понял, что по крайней мере некоторые из них знают толк в навигации. Мне стало совсем не по себе. Называйте меня как хотите, но то место, где они напали на нас, находилось всего в нескольких милях севернее вашего маяка. Если бы мы продолжали идти обратным ходом, мы вскоре увидели бы его и благополучно вошли бы в вашу гавань два дня тому назад!

Арута и остальные с вниманием слушали рассказ моряка.

Капитан со вздохом продолжил:

- Они перерыли весь грузовой трюм и выбросили за борт все, что попалось им под руки. Пять тысяч палашей из Квега, множество пик, копий и длинных луков полетело в море. Они не смогли подступиться к бочкам с горючим маслом - уж больно те оказались тяжелы, и решили оставить их на борту. Главным для них было уничтожить все оружие, находившееся на корабле, кроме того, что оставалось в их собственных руках. Потом несколько этих нечестивцев надели на себя свои черные робы и вплавь отправились к берегу. А там они что было духу помчались к маяку. Пока те вершили свои черные дела, остальные принялись молиться. Они попадали на колени и ну давай раскачиваться из стороны в сторону и лопотать что-то по-своему. А несколько лучников оставались на ногах. Они держали меня и мою команду под прицелом. Потом пинками и затрещинами они объяснили мне и моим людям, что от нас требовалось. Мы должны были подвести корабль к причалу. Нам не оставалось ничего другого, кроме как подчиниться. Мы подняли паруса и понеслись к причалу. Остальное вам известно. Мне думается, они рассчитывали на то, что никто из вас не ожидал нападения со стороны берега.

Фэннон кивнул:

- Они были правы, чтоб им пусто было! После их недавнего набега мы отправляем патрульных и следопытов во все близлежащие леса. Мы обнаружили бы любой их отряд за день до его прихода в Крайди. Но напав с берега, они застали нас врасплох. - Старый воин печально покачал головой. - А теперь весь город разрушен, и двор замка полон испуганных горожан, которым больше некуда податься.

Траск горестно вздохнул:

- Почти все цурани быстро высадились на берег, но две дюжины злодеев остались на корабле, чтобы покончить с моими людьми. - Лицо его исказила гримаса отчаяния. - Парни были что надо, скажу я вам! Головорезы, каких поискать, но меня они устраивали! Мы и не думали, что цурани замышляют что-то плохое против экипажа, пока двое из матросов не свалились с мачты со стрелами в груди! Остальные дорого продали свои жизни, будьте уверены! Но в конце концов все они полегли. Да и мыслимо ли голыми руками расправиться с вооруженными негодяями? - Траск протяжно вздохнул. В его черных глазах блеснули слезы. - Тридцать пять молодцов. Все как на подбор - портовые крысы, убийцы и смутьяны, но это был мой экипаж, понимаете? Только я один имел право калечить и убивать их! Я проломил череп первому из цурани, который набросился на меня, вынул его меч из ножен и заколол второго. Ну а третий выбил меч из моей руки и продырявил мне бок! - Амос свирепо ухмыльнулся. - Но я отомстил мерзавцу. Он, как и первый, свалился на палубу с проломленным черепом! Потом я потерял сознание. Цурани наверняка решили, что со мной покончено. Когда я очнулся, нос <Сидонии> уже горел. Я стал звать на помощь и тут увидел на причале вас, ваше высочество.

Арута кивнул и с улыбкой проговорил:

- Ты очень храбр и ловок, Амос Траск.

Капитан покачал головой с выражением отчаяния на круглом лице:

- Мне недостало храбрости и ловкости, чтоб сохранить экипаж и корабль, ваше высочество! И теперь я просто-напросто сухопутная крыса!

Тулли строго взглянул на принца:

- Довольно на сегодня, ваше высочество! Вам надо отдохнуть.

- Он опустил ладонь на плечо капитана. - А вам, Амос, следовало бы взять пример с Аруты и хоть немного полежать в постели. Ваша рана гораздо серьезнее, чем вам кажется. Пойдемте, я провожу вас в тихую, уютную комнату, где вас никто не потревожит.

Капитан поднялся с табурета, и Арута с улыбкой обратился к нему:

- Послушайте, капитан Траск!

- Да, ваше высочество.

- Нам здесь очень нужны отважные, сильные мужчины.

Оставайтесь в Крайди.

Амос невесело усмехнулся:

- Но я не обучен другим ремеслам, ваше высочество, кроме морского, и ни на что не гожусь без корабля и команды.

Арута заговорщически подмигнул ему:

- Об этом не беспокойтесь. Мы с Фэнноном сумеем подыскать подходящее для вас занятие.

Капитан поклонился, прижав руку к раненому боку, и вышел из комнаты принца. Тулли последовал за ним, кивнув на прощание Аруте. Каролина поцеловала брата в щеку.

- Отдыхай, дорогой! - Она поставила на поднос пустую тарелку и вышла в коридор вместе с Фэнноном. Арута заснул прежде чем за ними закрылась дверь.

Глава 17 ШТУРМ

Каролина теснила Роланда. Она выбросила вперед руку с зажатым в ней мечом, целясь в живот противника.

Он точным ударом отвел убийственное острие в сторону и прыгнул назад, но при этом едва не потерял равновесие.

Воспользовавшись его минутным замешательством, Каролина снова бросилась в атаку.

Роланд, смеясь, отступил вправо и снова ударил лезвием своего меча по клинку принцессы. Теперь сквайр оказался вне досягаемости. Ему понадобилась лишь секунда, чтобы перебросить меч из правой руки в левую и, ухватив Каролину за запястье руки, в которой девушка удерживала свое оружие, зайти ей за спину и прильнуть к ее разгоряченному телу. Каролина пыталась высвободиться, но Роланд крепко удерживал ее в объятиях, внимательно следя за тем, чтобы она не поранилась об острое лезвие его меча. Каролине не оставалось ничего другого, кроме как взмолиться о пощаде.

Когда Роланд наконец отпустил ее, она с негодованием воскликнула:

- Это была нечестная уловка с твоей стороны!

Роланд рассмеялся и отрицательно качнул головой:

- Ты слишком поспешно бросилась в атаку, Каролина! Тебе следовало обождать, пока противник откроет не только живот, но и грудь. Для этого существует целая серия обманных движений.

Помни, что стоит тебе самой открыться во время выпада, позабыв об обороне, и через секунду ты будешь мертва! - Он поцеловал ее в щеку и бесцеремонно подтолкнул вперед.

Каролина повернулась к нему лицом и с деланным возмущением произнесла:

- Ну что за фамильярность! Прошу тебя все же не забывать, что ты имеешь дело с особой королевской крови! - И она снова встала в боевую позицию. Роланд приготовился обороняться. Через мгновение клинки их скрестились.

Вскоре после отъезда Лиама Каролина уговорила Аруту позволить ей брать у Роланда уроки фехтования. Принц пытался было возражать против этой затеи, но Каролина проявила настойчивость. Она не раз повторяла брату:

- Если замок возьмут приступом, не стану же я обороняться костяными вязальными спицами? Мне надо уметь защищаться с помощью боевого оружия!

В конце концов Арута уступил, но не потому, что на него подействовал этот аргумент. Принц просто устал от бесконечных споров и пререканий с сестрой. Он рассудил, что большого вреда это занятие принцессе не принесет, хотя и мысли не допускал о возможности ее участия в обороне замка.

Каролина вновь начала наступать на Роланда. Она теснила его до тех пор, пока тот не прислонился спиной к низкой ограде внутреннего двора замка. Еще через мгновение острие ее меча высекло искры из камня в том месте, где только что стоял проворный сквайр. Он метнулся в сторону и снова оказался за спиной принцессы. Хлопнув ее мечом плашмя пониже спины, он весело выкрикнул:

- И никогда не выходи из себя! Действуй с расчетом, иначе не сносить тебе головы!

- Ой! - вскрикнула принцесса и стремительно обернулась к Роланду. Лицо ее выражало одновременно досаду на Роланда и восхищение его сноровкой. - Ты - просто чудовище! - выпалила она и засмеялась.

Роланд встал в боевую позицию с притворно сокрушенным видом. Каролина, не без труда удерживая в тонкой руке тяжелый меч, стала медленно приближаться к нему. К негодованию и ужасу леди Марны она была одета в мужские панталоны и бархатный камзол, перехваченный у талии широким кожаным ремнем с пристегнутыми к нему ножнами. За последний год фигура ее приобрела женственно округлые формы, и костюм этот выгоднейшим образом обрисовывал их. Леди Марна уверяла, что вид у принцессы просто скандальный. Многие в замке придерживались того же мнения, не решаясь, однако, высказать его вслух. На ногах Каролины красовались изящные черные сапоги до колен, а ее пышные волосы были заплетены в тугую косу.

Роланду были по душе и усердие, с которым она обучалась искусству фехтования, и радостное оживление, с недавних пор владевшее ею. Он втайне надеялся, что ее отношение к нему давно переросло рамки дружеского расположения и ни к чему не обязывающей приязни. В течение всего года, истекшего после отъезда Лиама, они часто устраивали учебные бои на мечах, катались верхом поблизости от замка и вели долгие разговоры. За это время Роланд узнал принцессу гораздо лучше, чем за все предыдущие годы, и проникся прежде незнакомым ему чувством товарищеского доверия к ней, которое лишь укрепило его любовь.

К Каролине же мало-помалу вернулась ее прежняя живость.

Роланд опустил свой меч и остановился в задумчивости.

Взбалмошная и капризная девочка-принцесса совершенно переменилась, превратившись в молодую девушку с сильной волей и доброй, участливой душой. Перемены эти, как полагал сквайр Роланд, во многом явились следствием жестоких уроков, которые преподала ей жизнь.

Острие меча Каролины коснулось горла сквайра. Он попятился назад и в притворном ужасе закричал:

- Сдаюсь, миледи! Умоляю, не губите мою молодую жизнь!

Каролина засмеялась:

- О чем ты так глубоко задумался, Роланд?

- Я вспомнил, в каком ужасе была леди Марна, когда ты впервые облачилась в этот наряд и отправилась кататься верхом, а вернулась в пыли и грязи с головы до ног, что ни в коем случае не приличествует достойной леди.

Каролина от души расхохоталась:

- Я была уверена, что после этого ужасного происшествия она не меньше недели пролежит в кровати, стеная и охая. - Она подняла меч над головой. - Ох, как я желала бы всегда одеваться подобным образом! Это платье такое удобное!

Роланд широко улыбнулся:

- И очень тебе к лицу! Хотя мне ты нравишься в любых одеяниях! Главное ведь не одежда, а тот, кто ее носит.

Каролина слегка наморщила изящный носик:

- Вы - хитрый и лукавый льстец, сударь.

Роланд с ухмылкой поднял с земли свой меч.

- Пожалуй, хватит на сегодня, Каролина. Ты уже нанесла мне одно поражение. Второго я не переживу. Мне тогда придется с позором покинуть стены замка!

Принцесса вскинула голову и расправила плечи. Она нацелила острие своего меча в грудь Роланда.

- Поделом тебе! Слабая девушка могла бы заколоть тебя, если бы захотела!

Продолжая смеяться, Роланд встал в оборонительную позицию.

- Довольно, миледи! Такая воинственность вам вовсе не к лицу.

Каролина сердито топнула ногой:

- Я по горло сыта замечаниями леди Марны! Не хватало еще, чтобы придворный шут вроде тебя наставлял меня по части хороших манер! Защищайся!

- Кто это здесь шут? Я?! - в притворном гневе вскричал Роланд. - Ну, ты мне за это ответишь!

Он сделал выпад и, когда Каролина попыталась отбить его клинок своим мечом, отвел ее оружие в сторону, одновременно сделав шаг навстречу. Через мгновение он уже крепко держал руку, в которой принцесса сжимала рукоятку меча.

- Роланд, сейчас же отпусти меня!

- Как бы не так! - ответил он. - В такой позиции ты всегда будешь более чем уязвима! - Каролина тщетно попыталась высвободить руку. - Послушай же меня! Защищаясь подобным образом, ты сможешь одолеть разве что женщину-цурани. А до тех пор, пока сражаться будут мужчины, тебе лучше не прибегать к этому приему. Любой более сильный противник сможет без особых усилий обезоружить тебя. Понятно? - Сказав это, он склонился над принцессой и поцеловал ее в губы.

Каролина отпрянула. На лице ее отразились изумление и испуг. Меч выпал из ее руки. Она улыбнулась Роланду, приникла к его груди и страстно ответила на поцелуй.

Отстранившись, она с восторгом и нежностью вгляделась в его красивое юное лицо, слегка приоткрыв розовые губы. Роланд столько лет мечтал об этом мгновении, он бессчетное число раз в своих грезах о Каролине вел с ней разговоры, подобные тому, который, как он чувствовал, должен был состояться в следующую минуту, и в мечтах своих всегда действовал решительно, говорил проникновенно и складно, глядел на принцессу отважно и открыто.

Теперь же, когда все его самые смелые мечтания обратились в реальность, он внезапно позабыл все слова, которые собирался сказать ей. Сквайр потупившись стоял на одном месте и не мог привести в порядок свои смятенные мысли. Во рту у него пересохло, сердце гулко колотилось в груди. В душу Роланда внезапно закралось что-то весьма похожее на страх. От былой его бойкости не осталось и следа. При всем желании он не мог бы сейчас произнести ни слова. Но его томительное ожидание длилось лишь несколько секунд. Каролина, не сводя с него сиявших от счастья глаз, нежно произнесла:

- Роланд, я...

Но сигнал тревоги, прозвучавший со стен замка, не дал ей договорить.

- Тревога! К оружию! - взывали часовые. Крик этот был подхвачен множеством голосов обитателей замка, в считанные секунды заполонивших двор.

Роланд очнулся от оцепенения. К нему вмиг вернулись его обычное бесстрашие и невозмутимость. Он с досадой помотал головой и шепотом выругался. Вслух же, глядя на Каролину с нежно-лукавой улыбкой, сквайр проговорил:

- Неприятель выбрал самый подходящий момент для наступления. Но ничего не поделаешь. Только умоляю вас, леди, не позабудьте то, что вы хотели мне сказать!

Он направился ко входу в замок, чтобы, миновав коридор, выйти к наружным стенам и воротам. Каролина последовала за ним.

Сквайр обернулся и нахмурившись спросил:

- Позвольте полюбопытствовать, куда это вы собрались?

Каролина вскинула голову и с гордым вызовом ответила:

- Я намерена подняться на стены вместе с мужчинами. Мне теперь вовсе незачем отсиживаться в подвале с трусливыми фрейлинами. Как бы там ни было, но постоять за себя я умею!

Роланд взял ее за руку и твердо возразил:

- Вы не сделаете ничего подобного! Ведь те бои, что мы с вами устраивали, нисколько не походят на настоящие поединки, к которым вы совсем не готовы! Я не позволю вам ради глупой прихоти рисковать собой, слышите? Поверьте, для обороны замка у нас достанет испытанных воинов! А ваше место - в подвалах вместе с остальными дамами!

Принцесса изумленно вскинула брови. Никогда еще Роланд не позволял себе говорить с ней таким тоном. Прежде его почтительное преклонение перед ней лишь изредка сменялось дружеским подтруниванием, но теперь в его голосе звучала едва ли не угроза. Она попыталась было протестовать, но Роланд, не слушая никаких возражений, еще крепче сжал ее руку и повлек ко входу в просторное подземелье. Каролина упиралась, пытаясь высвободиться.

- Роланд! - крикнула она. - Как вы смеете так со мной обращаться?!

Он смерил ее суровым взглядом и отчеканил:

- Вы отправитесь туда, где вам надлежит находиться. А я займу назначенное мне место. И не пытайтесь спорить со мной.

Это бесполезно, принцесса!

Каролина уперлась ему в грудь свободной рукой:

- Роланд! Немедленно отпустите меня! Я прикажу взять вас под стражу за такое непочтительное, грубое и бесцеремонное обращение со мной!

Но сквайр в ответ на эту угрозу лишь пожал плечами. Он не без труда дотащил упиравшуюся принцессу до массивных дверей, которые вели в замковое подземелье. Дежуривший у входа часовой издалека наблюдал за приближавшейся парой, не зная, что и подумать. Роланд подтолкнул принцессу ко входу в подвал.

Каролина, распалившись гневом, обратилась к часовому:

- Приказываю вам арестовать его! Немедленно! - Голос ее сорвался от негодования. - Он посмел поднять на меня руку!

Стражник, поколебавшись, начал было неуверенно подступать к Роланду, но сквайр остановил его, едва не коснувшись пальцем носа оторопевшего воина.

- Вы проводите ее высочество в укрытие! - распорядился он.

- И не станете слушать ее возражений! Если она попытается выйти из подземелья, вы остановите ее. В случае необходимости можете применять силу! Вы поняли меня? - Тон Роланда был настолько суров, что стражник попятился и растерянно кивнул.

Но солдат все никак не мог решиться подойти к принцессе и уж тем более - силой повлечь ее в подземелье. Роланд снова подтолкнул Каролину к массивным дверям.

- Если я узнаю, что она вышла из укрытия до того, как прозвучит сигнал отбоя, я уведомлю принца и мастера Фэннона о том, что из-за вас жизнь ее высочества была поставлена под угрозу.

Этот аргумент возымел свое действие на растерявшегося стража. Он мог сомневаться в правомерности поведения Роланда и в праве принцессы самостоятельно решать, где ей надлежит находиться во время штурма замка. Но у него не могло возникнуть ни малейших сомнений в том, какой суровой каре подвергнет его мастер Фэннон, если усмотрит в его действиях нарушение устава и воинской дисциплины. Он повернулся к дверям подземелья и отчеканил:

- Извольте пройти сюда, ваше высочество! - Принцесса не успела опомниться, как стражник распахнул тяжелые створки и втолкнул ее внутрь.

Роланд спустился в подвал следом за кипевшей от негодования Каролиной. В просторном помещении, освещенноммножеством свечей и факелов, собрались придворные дамы и горожанки, нашедшие приют в замке Крайди после пожара в городе. Они сидели на стульях, табуретах и креслах, расставленных вдоль стен, и негромко переговаривались между собой. Убедившись, что Каролина водворена в укрытие, Роланд поклонился ей и выбежал во двор.

Проводив его взглядом, стражник приоткрыл двери и заглянул в подземелье.

- Простите меня, ваше высочество, - смущенно проговорил он.

- Но со сквайром, когда он гневается, похоже, шутки плохи.

Каролина сидела в кресле, мечтательно глядя перед собой и улыбаясь своим затаенным мыслям. Она рассеянно взглянула на часового, кивнула и вполголоса пробормотала:

- Да, с Роландом, оказывается, шутить опасно!

Конный отряд стремительно въехал в замковый двор сквозь распахнутые ворота, которые с шумом затворились за последним из всадников. Арута, стоявший на галерее наружной стены, обернулся к Фэннону.

Старый воин хмуро покачал головой.

- Что вы на это скажете, ваше высочество?

- Скажу, что цурани не настолько глупы, чтобы идти на штурм, пока мы во всеоружии.

Все окрест дышало миром и покоем. О войне напоминали лишь обгорелые балки и разрушенные фундаменты домов города Крайди.

Но принцу было хорошо известно, что неподалеку, в лесах, лежавших к северу и северо-западу от замка, были сосредоточены значительные силы неприятеля. По донесениям разведчиков, еще около двух тысяч цуранийских воинов маршем двигались к Крайди.

- А ну-ка, быстро назад, паршивый крысенок! Кому говорят, сукин ты сын! - донеслось со двора.

Арута взглянул вниз. Амос Траск пинками загонял одного из рыбаков, выбежавшего во двор, назад в глинобитную хижину.

Множество подобных неуклюжих, приземистых строений выросло в замковом дворе после набега цурани. Там теперь ютились лишившиеся крова горожане и жители окрестных деревень, которые не пожелали, не смогли или не успели покинуть пределы Крайди.

Большая часть населения отправилась на юг вскоре после разрушения города, но некоторые из рыбаков остались, чтобы кормить и обслуживать придворных и солдат. Остальным предстояло с началом судоходного сезона сесть на корабли и отплыть на юг, в Карс и Тулан. Но это должно было случиться не раньше, чем через несколько недель. Пока же весь этот необузданный, шумный, озлобленный люд пребывал в томительном ожидании.

Арута поручил Амосу Траску, лишившемуся год тому назад своего корабля, навести порядок среди толпы разоренных пожаром беженцев, поселившихся в замке. Моряк с энтузиазмом взялся за порученное ему нелегкое дело. Он следил за тем, чтобы временные жильцы Крайди не устраивали драк между собой, не воровали и не путались под ногами у солдат и ремесленников. Арута много раз благословлял тот день, когда судьба наградила его бесценным сокровищем в лице этого отчаянного морского волка. Амосу без особого труда удалось установить железную дисциплину среди неотесанных, ленивых и вороватых поселенцев. Арута прекрасно понимал, с кем имел дело. Амос был человеком грубоватым и вспыльчивым, склонным ко лжи и лукавству. Принц не мог не догадаться, что под личиной капитана торгового судна скрывался жестокий пират, на чьей совести было немало загубленных жизней.

Но это не мешало ему относиться к Траску с симпатией, благодарностью и искренней приязнью. Если бы не он, кто знает, какими прискорбными сюрпризами могло ознаменоваться проживание в замке целой толпы вынужденно праздных погорельцев.

Гардан поднялся на башню в сопровождении Роланда и отсалютовал принцу и Фэннону.

- Это последний патруль, сэр.

- Значит, нам остается дождаться только Мартина, - сказал Фэннон.

Гардан покачал головой:

- Ни один из отрядов не встретил его или его людей, сэр.

- Это потому, что они подобрались к расположению войск цурани гораздо ближе, чем может вообразить себе любой из членов патрульного отряда, - вставил Арута. - Сколько, по-вашему, остается времени до появления неприятеля?

Кивнув на северо-восток, Гардан ответил:

- Меньше часа, если только они идут напрямую. - Он взглянул на небо. - До вечера осталось всего четыре часа. Мы нынче должны быть готовы только к одной атаке. Но скорее всего они стянут сюда свои войска, займут позиции неподалеку от замка, переждут ночь и пойдут на штурм с восходом солнца.

Арута обратился к Роланду:

- Все ли женщины спустились в укрытие?

Роланд рассмеялся:

- Все. Но ваша сестра ни за что не хотела идти в подземелье. Боюсь, она станет жаловаться вам на меня. Мне пришлось препроводить ее туда силой.

Арута сдержанно улыбнулся:

- Когда все кончится, я поговорю с ней. - Он огляделся по сторонам. - А теперь нам остается только ждать штурма.

Мастер Фэннон задумчиво кивнул и еще раз оглядел простиравшийся перед ними обманчиво мирный пейзаж.

- Да, ваше высочество, - глухо пробормотал он. - Будем теперь ждать штурма нашего замка.

Мартин поднял руку, и трое его спутников остановились. В лесу царила тишина, но ученики Длинного Лука знали, каким чутким слухом обладал их мастер. Возможно, ему удалось уловить вдали какое-то движение. Через мгновение он безмолвно приказал им двигаться вперед.

Вот уже десять часов кряду они следили за передвижением войск цурани. Мартин знал, что вражеским отрядам снова не удалось проникнуть в Эльвандар, и командование цурани приняло решение двинуть все силы против замка Крайди. Вот уже три года армии неприятеля вели бои на четырех фронтах: на востоке им противостояли армии герцога, на севере - гномы и эльфы, на западе они атаковали войска герцогства Крайди, а на юге - гоблинов и Братство Темной Тропы.

Разведчики крались почти вплотную к арьергарду войск цурани. Несколько раз они подходили так близко, что вражеские солдаты замечали их и пускались в погоню. А однажды Мартину и его людям пришлось сразиться с несколькими из них. В бою погиб один из учеников Длинного Лука.

Мартин, намного опередивший остальных следопытов, каркнул по-вороньи, и ученики быстро нагнали его. Один из них, юноша с бледным продолговатым лицом по имени Гаррет, прошептал:

- Они двинулись на запад вместо того, чтобы свернуть там, где мы предполагали. Отчего это?

Длинный Лук кивнул:

- Наверное, они хотят взять в кольцо земли, прилегающие к замку. Или подойти к Крайди вовсе не с той стороны, откуда гарнизон ждет нападения. - Криво улыбнувшись, он добавил:

- А скорее всего, они просто решили прочесать всю эту территорию, чтобы убедиться в отсутствии поблизости наших войск, которые могли бы атаковать их с тыла.

Другой ученик прошептал:

- Но ведь им известно, что мы следим за ними.

Мартин улыбнулся:

- Вне всякого сомнения. Но их это, похоже, нисколько не беспокоит. - Он покачал головой. - Эти цурани совершенно уверены в превосходстве своих сил над нашими. - Кивнув двоим ученикам, он скомандовал:

- Вы немедленно вернетесь в замок.

Гаррет останется со мной. Скажите мастеру Фэннону, что две тысячи цурани, как мы и предполагали, маршем двигаются к Крайди.

Коротко кивнув, двое юношей заспешили по тропинке, которая вела к замку.

Мартин положил руку на плечо Гаррета.

- Давай-ка мы теперь снова подойдем поближе к цурани и посмотрим, что они поделывают.

- Мне бы ваше бесстрашие, мастер, и вашу беззаботность! У меня так прямо мурашки по коже бегают! Ведь то, чем мы занимаемся, иначе как игрой со смертью не назовешь!

Бесшумно ступая по влажной земле, Мартин с улыбкой прошептал:

- Смерти все равно не избежать. И час, когда она настанет, давно определен богами для каждого из нас. Так зачем же сокрушаться об этом и предаваться унынию? Смотри веселее, Гаррет!

- И все-таки, - не сдавался Гаррет, - мне не по себе. Вы сказали правду, смерть - удел каждого из живущих. И вовсе не она страшит меня, а то, с каким радушием вы приглашаете ее нанести нам визит!

Мартин, тихо посмеиваясь, зашагал вперед. Гаррет последовал за ним. Они двигались бесшумно и старались ступать как можно шире и легче, чтобы оставить меньше следов на влажной после дождей земле. Древесные стволы и небольшие поляны были залиты солнцем, но в зарослях кустов и там, где над землей смыкались ветви лесных исполинов, царил мрак. Именно на этих темных участках их могла подстерегать опасность. Гаррет бесстрашно следовал за своим учителем, предоставляя Мартину с его безошибочным чутьем судить, не затаились ли где-нибудь поблизости вражеские воины или разведчики. Внезапно оба они остановились как вкопанные. Неподалеку послышался едва различимый звук чьих-то осторожных шагов. Через мгновение Мартин и Гаррет бесшумно исчезли в зарослях кустов. Несколько минут прошло в томительном ожидании, но вот до слуха разведчиков донесся сдавленный шепот. Ни тот, ни другой не смогли разобрать произнесенных кем-то слов.

В поле их зрения появились две фигуры, закутанные в серые плащи. В руках у незнакомцев, двигавшихся на север, по тропе, пересекавшейся с той, вдоль которой только что крались Мартин и его ученик, были луки и стрелы. Они остановились и принялись внимательно изучать следы, оставленные Мартином и Гарретом.

Один из них что-то прошептал другому. Тот кивнул, и оба снова направились в ту сторону, откуда пришли.

Мартин услышал, как Гаррет в испуге с шумом втянул в себя воздух. Он узнал в серых фигурах разведчиков из Темного Братства.

Юноша начал подниматься на ноги, но Мартин положил руку ему на плечо:

- Погоди!

Гаррет шепотом спросил:

- Что могло привести их так далеко на север?

- Возможно, им наскучило отсиживаться в Зеленом Сердце и они решили примкнуть к своим собратьям в Северных землях, - с улыбкой прошептал в ответ Мартин.

Гаррет снова хотел обратиться к учителю с вопросом, но слова замерли на его устах, когда он увидел еще одного из темных братьев, вышедшего из чащи и остановившегося там, где только что обследовали землю двое других. Он оглянулся вокруг и поднял руку. К нему тотчас же подошел целый отряд закутанных в серое фигур. По одному, по двое и по трое братья Темной Тропы двинулись вслед за своим предводителем и вскоре первые из них скрылись в лесной чаще.

Гаррет следил за ними расширившимися от ужаса глазами. Он слышал, как Длинный Лук шепотом считал:

- ...Десять, двенадцать, пятнадцать, шестнадцать, восемнадцать... - А темные братья все шли и шли по тропинке, и поток их не иссякал. - ... Тридцать два, тридцать четыре... - Вскоре Мартин приблизил губы к уху Гаррета и прошептал:

- Их больше сотни!

Темные братья все продолжали выходить из чащи и медленно продвигаться вдоль тропы. Некоторые из них несли на плечах большие узлы. Теперь среди них стали попадаться фигуры, закутанные в зеленые, черные и коричневые плащи. Гаррет наклонился к Мартину.

- Вы были правы, - прошептал он. - Эта нечисть решила перебраться на север. Я насчитал уже две сотни!

Мартин кивнул:

- И это еще далеко не все.

Теперь по тропе шагали оборванные женщины и тощие, угрюмые дети. Замыкал шествие отряд из двух десятков лучников. Но вот и они скрылись в чаще. Через несколько минут после их ухода в лесу снова воцарилась тишина.

Охотники молча сидели в своем укрытии. Наконец Гаррет задумчиво пробормотал:

- Сразу видно, что они сродни эльфам. Иначе как бы им удалось так долго идти сквозь лес никем не замеченными?

Мартин усмехнулся и полушутя проговорил:

- Только не вздумай поделиться этим соображением с кем-нибудь из эльфов. - Он встал на ноги и потянулся. Издалека, с восточной стороны леса послышался какой-то неясный шум.

Мартип склонил голову набок. - Пойдем, Гаррет. По-моему, нам с тобой выпал случай немного позабавиться.

Гаррет издал легкий стон. Всякий раз, как Длинному Луку приходила охота позабавиться, у его учеников, хорошо знавших, в чем будут состоять эти забавы, от страха темнело в глазах.

- Ах, мастер, что вы опять затеяли? - спросил он.

Длинный Лук усмехнулся и шутливо ткнул его кулаком в грудь.

- Пойдем! После узнаешь!

Он легким, пружинистым шагом двинулся вперед по тропинке.

Гаррет шел позади. Охотники чутко прислушивались к царившей вокруг тишине.

Через полчаса они приблизились к тропинке, по которой шли разведчики войска цурани. Среди ветвей деревьев мелькали их яркие шлемы. Мартин и Гаррет наблюдали за ними, сами оставаясь незамеченными.

Длинный Лук негромко сказал:

- Колонна цурани идет следом за разведчиками. Когда они окажутся вблизи тропы, по которой продвигаются темные братья, мы попытаемся направить их вдогонку за темными эльфами!

Гаррет покачал головой:

- Да помогут нам в этом милосердные боги!

Мартин выступил вперед, натянул тетиву своего лука и прицелился. Гаррет последовал его примеру. Цуранийские разведчики шли по лесной тропинке, срезая нижние ветви кустов, чтобы те не помешали продвижению следовавшей за ними колонне войск. Выждав еще несколько секунд, Мартин отпустил тетиву. Его стрела поразила одного из солдат, а мгновением позже Гаррет подстрелил другого. Их тела еще не успели коснуться земли, когда следопыты выстрелили снова. Мартин и Гаррет с удивительным проворством вынимали стрелы из колчанов и, почти не целясь, поражали ими растерявшихся цурани. Не случайно Длинный Лук пять лет тому назад выбрал Гаррета себе в ученики.

Юноша оправдал все его ожидания. Робкий и осторожный на словах, в бою он вел себя с удивительным мужеством и хладнокровием, охотно подчинялся своему наставнику и без труда овладел всеми навыками и умениями настоящего охотника и следопыта.

Прежде чем цурани поняли, что произошло, все десятеро уже лежали на земле, пронзенные стрелами. Гаррет и Мартин стояли на небольшой поляне у тропы, повесив луки на плечи.

Вскоре на тропу вышла колонна цуранийских воинов. Офицеры с плюмажами на шлемах оторопело воззрились на своих убитых разведчиков. Оглянувшись вокруг, они увидели двух охотников, с насмешливыми улыбками наблюдавших за этой сценой. Один из офицеров отдал приказ, и воины, вытащив мечи из ножен, бросились к Мартину и Гаррету.

Охотники бегом устремились в чащу к северу от тропы. Цурани преследовали их по пятам.

Мартин набрал в грудь воздуха и издал пронзительный крик.

Ему вторил голос Гаррета. Но охотникам можно было не беспокоиться, что цурани потеряют их из виду. Топот ног множества солдат отчетливо слышался за их спинами.

Мартин уверенно вел цурани на север, параллельно тропе, по которой двигались темные братья. Через некоторое время он остановился и, ловя ртом воздух, проговорил:

- Не так быстро, Гаррет! Ведь мы же вовсе не собираемся отрываться от них!

Оглянувшись, Гаррет обнаружил, что цурани значительно отстали. Он прислонился спиной к стволу дерева, чтобы немного передохнуть после быстрого бега. Через несколько минут первые шеренги неприятеля выбежали на поляну. Они двигались теперь на северо-запад, отклонившись от прежнего курса, и Мартин презрительно сплюнул.

- Похоже, мы с тобой прикончили всех до единого цуранийских следопытов. Остальных, чтоб не заблудились, надо водить по лесу за руку, как малых ребятишек!

Он вытащил из-за пояса охотничий рог и так громко затрубил в него, что солдаты вздрогнули от неожиданности и застыли как вкопанные. Лица их выражали крайнее недоумение.

Но через несколько секунд они заметили стоявших возле деревьев Мартина и Гаррета. Длинный Лук махнул рукой, призывая цурани следовать за собой, и снова пустился бежать по лесу.

Гаррет не отставал от него. Солдаты крикнули что-то своим отставшим товарищам и пустились в погоню за охотниками. Еще с четверть мили Мартин и Гаррет бежали прямо, а потом свернули на запад. Задыхаясь от быстрого бега, Гаррет проговорил:

- Темные братья... узнают.. о нашем приближении...

Мартин кивнул и прокричал в ответ:

- Если только... не оглохнут... все разом! - Он выдавил из себя улыбку и добавил:

- Цурани... раз в шесть... превосходят их численностью... Но по-моему... будет только справедливо, если они отделают... как следует... эту темную нечисть!

Гаррет улыбнулся, и они с Мартином продолжили бег.

Выбравшись из густых зарослей, которые преградили им путь, Мартин внезапно остановился и схватил ученика за руку.

- Они там, впереди!

Гаррет пожал плечами:

- Ума не приложу, как вам удается слышать их тихие шаги на таком расстоянии! Ведь топот этих неуклюжих цурани заглушает все звуки на много миль окрест! А кроме того, они так отчаянно трещат сучьями, словно решили наломать хвороста для походного костра!

Внезапно Мартин повернулся к ученику и спросил, хитро прищурившись:

- Гаррет, ты случаем не надел ли сегодня свою любимую красную рубаху?

- Да, она нынче на мне. А что?

- Мне нужен небольшой лоскуток от нее.

Гаррет без лишних слов приподнял полу своего камзола и отрезал узкую полоску красной ткани от подола рубахи. Мартин взял лоскут и, кивком поблагодарив ученика, привязал его к стреле. Оглянувшись назад, туда, где, неуклюже переваливаясь с ноги на ногу, цуранийские солдаты прокладывали себе путь в кустарнике, он презрительно заметил:

- Уж больно у них ноги коротки! Они могут маршировать целые сутки без остановки и при этом не чувствовать усталости. Но оторваться от них в лесу оказалось проще простого. - Он протянул стрелу Гаррету. - Видишь тот высокий вяз у края поляны?

- Вижу.

- А березку слева от него? - Юноша утвердительно кивнул. - Сможешь попасть в нее этой стрелой с красным флажком?

Гаррет, осклабившись, натянул тетиву и пустил стрелу в указанную цель. Мартин пояснил:

- Когда наши низкорослые друзья объявятся здесь, они заметят красный лоскут и побредут туда. И если только мое чутье меня не подводит, в пятидесяти футах от березки они наткнутся на темных братьев. - Он вытащил из-за пояса рог, а Гаррет снова повесил лук на плечо. - Нам пора в путь! - сказал Мартин и поднес рог к губам. По лесу прокатился низкий, протяжный звук, походивший на жалобный стон.

Цурани со всех ног бросились к поляне. Но Мартин и Гаррет уже бежали на северо-запад. Звук рога еще не успел затихнуть, а расстояние, отделявшее охотников от вражеских солдат, увеличилось во много раз. Внезапно Мартин и Гаррет, выбежав из чащи, оказались посреди толпы темных эльфов. На поляне были лишь женщины и дети. Одна из девушек сняла со спины огромный узел и положила его на землю. Гаррету пришлось на всем бегу свернуть в сторону, чтобы не сбить ее с ног. При виде двух незнакомых мужчин она изумленно вскинула брови, но не проронила ни звука.

Гаррет машинально поклонился ей и пробормотал:

- Виноват, мадам!

Через несколько мгновений они с Мартином уже мчались сквозь густые заросли. Вслед им понеслись злобные крики женщин и визг детей.

Пробежав около четверти мили, Мартин остановился и прислушался. С северо-востока отчетливо слышались звон оружия, крики и стоны. Битва между темными братьями и цурани была в самом разгаре. Мартин усмехнулся:

- Похоже, два злонравных племени развлекаются на славу! Они должны благодарить нас за то, что мы взяли на себя организацию этого турнира!

Гаррет устало опустился на землю и пробормотал:

- В следующий раз отправьте меня лучше с донесением в замок. Идет, мастер?

Длинный Лук присел на корточки возле своего ученика:

- Благодаря этой стычке с темными братьями цурани подойдут к Крайди только на закате, а возможно, и позже. Они не смогут начать штурм до самого утра. Четыре сотни темных эльфов - это серьезная сила. Давай-ка теперь немного передохнем, а потом вернемся в замок.

Гаррет привалился спиной к стволу ближайшего дерева и устало кивнул:

- Я только об этом и мечтаю. - Глубоко вздохнув, он добавил:

- А ведь мы здорово рисковали, учитель!

Мартин с улыбкой пожал плечами:

- Такое уж у нас ремесло. А кроме того, не забывай, ведь сейчас идет война.

Гаррет жевал травинку, глядя вдаль с отсутствующим видом.

- А вы видели ту девушку? - внезапно спросил он.

- Видел. Ну и что?

- Она такая хорошенькая. Пожалуй, даже красивая. Конечно, на свой особый манер, и все же... У нее такие блестящие черные волосы, а глаза светло-карие, цвета спелых орехов. А вы заметили, какие у нее полные розовые губы? А как она замечательно сложена? Мне думается, мало кто из мужчин не загляделся бы на нее. Я, признаться, не ожидал, что у темных братьев такие красивые женщины!

- Моррелы вообще очень миловидны. Ведь они сродни эльфам.

Но запомни хорошенько, Гаррет, - он предостерегающе поднял палец и улыбнулся, - если тебе когда-нибудь снова придет охота любезничать с девицей из племени моррелов, удостоверься сначала, что она безоружна. Иначе не сносить тебе головы! Любая из них скорее перережет тебе глотку, чем ответит на твои ухаживания!

Охотники умолкли, и, пока они отдыхали на поляне, тишину леса нарушал лишь отдаленный шум битвы. Через несколько минут Мартин и Гаррет поднялись с земли и направились в Крайди.

С самого начала войны цурани закрепились на территории, прилегавшей к Серым Башням. Разведчики из племен гномов и эльфов не раз докладывали, что вражеские солдаты спускаются в подземные шахты. Из долины, где был разбит главный лагерь неприятеля, отряды воинов совершали набеги на позиции войск Королевства. Они по несколько раз в год нападали на лагерь герцога и поселения близ Крайди, подходили вплотную к Эльвандару, но в основном вели оборонительные бои, чтобы удержать ту территорию, которой завладели с самого начала.

Каждый год они расширяли ее пределы, строя все новые и новые укрепления, и привлекали для этого свежие силы. После падения Валинора военачальники Королевства были уверены, что чужеземцы продолжат наступление к берегам Горького моря. Но те ни разу больше не предпринимали атак в том направлении. Не пытались они и штурмовать крепость Ламут возле Каменной Горы.

Похоже было, что цурани разрушили Валинор и город Крайди лишь для того, чтобы жители покинули их. Пришельцы не сделали ни одной попытки закрепиться на местах бывших поселений. К весне третьего года войны командующие войсками Королевства уверились в том, что цурани в скором времени предпримут решительное наступление на одном из участков фронта.

Они не ошиблись. Неприятель решил атаковать самый слабый из рубежей их обороны - замок Крайди с его малочисленным гарнизоном.

Арута, поднявшись на стену замка, разглядывал шеренги неприятельских войск. Рядом с ним стояли Гардан и Фэннон.

Мартин Длинный Лук держался позади принца.

- Сколько их? - спросил Арута.

- Трудно сказать, - ответил Мартин. - Похоже, сотен пятнадцать, а может, и две тысячи. Вчера через лес шли еще двадцать сотен. Но темные братья должны были сократить их число.

Из дальнего леса до них донесся стук топоров. Мастера Фэннон и Мартин предполагали, что цурани валили деревья, чтобы сделать из стволов и ветвей лестницы, необходимые им для штурма.

Мартин протяжно вздохнул:

- Не думал я, что доживу до того дня, когда буду рад появлению в наших лесах окаянных моррелов. Мне остается лишь пожалеть, что вчера их было четыре сотни, а не четыре тысячи.

Гардан плюнул на землю с высокой стены и одобрительно кивнул Мартину:

- Ты просто молодчина. Длинный Лук. Нам было бы здорово на руку, если бы они и впредь продолжали трепать друг друга.

Охотник засмеялся:

- Очень кстати теперь и то, что моррелы такие свирепые и кровожадные твари. Они ни с кем не желают иметь никаких дел.

Пусть себе охраняют от цурани наш южный рубеж.

Арута покачал головой:

- Но ведь может статься, что вслед за тем отрядом, который повстречался тебе в лесу, потянутся целые полчища темных братьев. Если они и впрямь решили убраться из Зеленого Сердца, то вскоре под угрозой их нападения окажутся Тулан, Йонрил и Карс!

- Хвала богам, что нечестивцы не вступили в переговоры друг с другом. Ведь заключи они военный союз против нас... - сказал Фэннон и покачал головой.

Мартин отмахнулся от этого предположения старого воина:

- Нет, моррелы имеют дело только с торговцами оружием.

Цурани же ведут завоевательную войну, и темные братья для них - такие же противники, как и мы. Так что эти переговоры ни к чему бы не привели, а потому они никогда и не начнутся.

Фэннон и Арута напряженно следили за построением цуранийских войск. Над передней шеренгой взвилось несколько ярких боевых знамен с изображениями диковинных животных и птиц.

У каждого из них собрались сотни воинов в разноцветных доспехах.

По сигналу трубы солдаты повернули головы в сторону замка.

Знаменосцы вышли из строя и, пройдя дюжину шагов вперед, воткнули древки знамен в землю. Несколько воинов в шлемах с шишаками и разноцветными плюмажами, что, как было уже известно крайдийцам, являлось форменным отличием цуранийского офицера, остановились между строем солдат и знаменосцами. Один из них, облаченный в синие доспехи, крикнул что-то и указал на замок.

Воины ответили на это дружным многоголосым ревом. Другой, чьи доспехи и одежда были ярко-красными, чеканя шаг, направился к стенам замка.

Арута и остальные молча следили за его приближением.

Цуранийский офицер не глядел ни вправо, ни влево, ни вверх на стены, где собрались защитники Крайди. Он маршировал к воротам, уставив глаза в одну точку. Остановившись у массивных деревянных створок, он вынул из-за пояса боевой топор и трижды ударил его рукояткой по металлической скобе.

- Что это он делает? - с любопытством осведомился поднявшийся на стену Роланд.

Цурани снова постучал по воротам рукояткой топора.

- Сдается мне, что он и его спутники напрашиваются к нам в гости, - с мрачной усмешкой ответил Мартин.

Между тем офицер отступил на шаг назад и, размахнувшись, вонзил топор в одну из створок ворот, после чего повернулся к ним спиной и зашагал к ожидавшему его войску. Солдаты приветствовали его восторженными криками.

- Что мы с ним сделаем? - свирепо топорща усы, спросил мастер Фэннон.

- Кажется, я придумал! - усмехнулся Длинный Лук. Он вынул стрелу из колчана и послал ее вдогонку маршировавшему офицеру.

Стрела вонзилась в землю между его ступней. Цурани замер, словно вознамерившись дать защитникам замка возможность прицелиться поточнее.

- У горцев хадати из Вабона в большой чести такие же обычаи, - пояснил Мартин. - Там считают позором убить врага, не побоявшегося в одиночку приблизиться к их стану. А вот в том, чтобы немного подразнить его, они не видят ничего дурного. - Он указал на офицера, все еще стоявшего без движения. - Если я сейчас убью его, то навек покрою себя позором. Ведь он нарочно подставляет нам свою спину. Но мы докажем цурани, что тоже умеем играть в такие игры!

Офицер повернулся лицом к замку, выдернул стрелу из земли, сломал ее надвое и отбросил в сторону. Он с угрозой прокричал что-то тем, кто смотрел на него с высокой стены. Мартин снова выстрелил в него из лука. Метко посланная стрела срезала плюмаж с шишака его шлема. Цурани, на лицо и грудь которого, кружась, сыпались обрывки красных перьев, представлял собой весьма забавное зрелище, при виде которого Роланд и Мартин прыснули со смеху. Арута и мастер Фэннон обменялись улыбками, покачивая головами.

- Вот так выстрел! - одобрительно пробурчал Фэннон.

Цурани медленно обнажил голову.

Длинный Лук пояснил:

- Теперь он предлагает одному из нас либо убить его, тем самым доказав, что мы - люди без чести, либо сразиться с ним в поединке.

Фэннон воинственно сжал кулаки:

- Я ни в каком случае не позволю никому открывать ворота перед лицом неприятельской армии! Не смей даже помышлять о подобном, мастер Мартин!

Длинный Лук осклабился и примирительно проговорил:

- Ладно-ладно, мастер Фэннон! Никто пока еще не обращался к тебе с просьбой отворить ворота. Мы сделаем вот что: давайте-ка позволим себе некоторое отступление от правил. - Он подошел к лестнице, которая вела во двор замка, и спустился вниз на несколько ступеней. Гаррет, задрав голову, глядел на учителя снизу. - Подай-ка мне стрелу для охоты на дичь! - крикнул ему Мартин.

Через несколько мгновений Гаррет принес Мартину стрелу с круглым тяжелым металлическим шариком на месте острия. Охотники использовали такие стрелы, для того чтобы поражать мелкую пернатую дичь, не портя ее нежного мяса. Зарядив свой лук, Мартин выстрелил в цуранийского офицера.

Стрела с тупым наконечником попала тому в живот. Офицер потерял равновесие и свалился на землю. Многотысячное войско цурани разразилось оглушительными криками, исполненными гнева и презрения. Но вот отважный воин поднялся на ноги, и солдаты смолкли. Цурани прижал руки к груди, согнулся пополам, и его стошнило.

Со стен замка раздался издевательский хохот.

Арута сухо проговорил:

- Вероятно, теперь на его репутации можно будет поставить крест.

- По-моему, настало время преподать этим негодяям еще один урок! - свирепо проговорил Фэннон и, взмахнув рукой, отрывисто скомандовал:

- Катапульты!

В ответ на его приказ на башнях замка взвились флажки.

Катапультисты оповещали командующего о своей готовности начать бой. Фэннон снова махнул рукой, и мощные машины были приведены в действие. На наружной башне была размещена баллиста, похожая на гигантский длинный лук. Снарядами для нее служили длинные металлические и деревянные прутья, похожие на пики. Центр главной башни занимала катапульта, заряжавшаяся тяжелыми камнями.

Оба орудия одновременно выстрелили по врагу. Тяжелые металлические пики пробивали доспехи цурани, калеча и убивая их, а следом летели десятки огромных камней, уложивших на месте немало воинов. Воздух наполнился истошными криками раненых.

Катапультисты принялись перезаряжать свои страшные орудия.

Цурани не успели опомниться, как на головы их снова обрушился град камней и металлических прутьев. Войско бросилось в беспорядочное бегство, и защитники замка разразились торжествующими криками. Но цурани снова выстроились в боевом порядке, и на стенах замка воцарилась тишина. Неприятельские офицеры отвели своих солдат на безопасное расстояние, куда не могли долететь снаряды из катапульт. Они вовсе не собирались отступать.

Гардан, сурово нахмурившись, указал в сторону вражеского войска.

- Уж не собираются ли они взять нас измором? Как вы думаете, мастер Фэннон?

Но ему ответил Арута:

- Похоже, что нет! Посмотри-ка на них!

Большой отряд цурани выступил вперед, оставаясь вне досягаемости катапульт.

- Не иначе как нечестивцы собираются идти на штурм, - недоуменно пробормотал Фэннон. - Но почему не все сразу?

Вдоль стены пробежал один из воинов гарнизона и, остановившись перед Фэнноном, отрапортовал:

- Неприятель сосредоточил все свои силы с этой стороны.

Арута вопросительно взглянул на старого Фэннона:

- Что они могут затевать? Почему решили атаковать только с одной из четырех сторон? - Он бросил взгляд на отряд неприятеля, готовившийся к штурму, и неуверенно произнес:

- Похоже, их около тысячи.

- А мне сдается, что не меньше двенадцати сотен, - ответил Фэннон. Он взглянул на лестницы, которые вражеские воины подняли на плечи. - Теперь можно в любую минуту ожидать атаки!

Замковый гарнизон насчитывал тысячу солдат. Они представляли собой главную опорную силу Крайди. Еще несколько малочисленных отрядов несли службу на дальних рубежах герцогства и в небольших крепостях. Фэннон пристально взглянул на войско цурани.

- Мы сможем противостоять им, пока стены останутся целы.

Будь их хоть вдесятеро больше, чем нас, мы выдержим осаду.

К командующему подбежали двое солдат.

- Неприятель не подошел ни к южной, ни к восточной стенам!

- доложил один из них.

- У северной цурани тоже нет! - сказал второй.

- Похоже, они намерены вести штурм с этой стороны, - задумчиво проговорил Фэннон. - Мне, признаться, многое в их действиях кажется непонятным. К чему они теряли время на эту дурацкую игру с Мартином? Зачем приблизились к стенам настолько, что мы смогли перебить несколько десятков их воинов из катапульт? Но в умении воевать им не откажешь, поэтому я не склонен верить очевидному. - Он повернулся к связным и приказал:

- Пусть те, кто охраняет другие стены, будут начеку.

Мы должны быть готовы к тому, что это обманный маневр.

Возможно, нам придется в последний момент переместиться на другую сторону, если окажется, что они пустились на хитрость.

Связные вернулись на свои наблюдательные посты. Солнце уже клонилось к западу, когда внезапно из расположения войск цурани послышалось пение труб и барабанный бой. Отряд нападавших бросился к западной стене замка. Катапультисты выстрелили из своих орудий, и некоторые из солдат были сражены камнями и металлическими стержнями. Но остальные продолжали бежать вперед. Когда они приблизились к защитникам на расстояние выстрела из лука, те послали им навстречу тучи стрел. Все цурани, бежавшие впереди, были сражены наповал. Но места их тотчас же заступили другие. Они немного замедлили бег и закрылись круглыми щитами. Те воины, что несли лестницы, были сражены стрелами. Но лестницы подхватили другие солдаты и понесли их к стене и воротам.

Теперь уже и цуранийские лучники стали осыпать защитников замка градом стрел. Им удалось поразить нескольких крайдийских воинов. Те упали со стены и остались лежать у ее подножия.

Арута просунул голову меж двух массивных зубцов и посмотрел вниз. Множество цурани добежали до стены и с ходу бросились на приступ. Внезапно над зубцами показались верхняя перекладина и концы боковых опор деревянной лестницы. Недолго думая, Арута выпрямился во весь рост и с помощью одного из воинов столкнул лестницу. Цурани, взбиравшиеся по ней, издали крики досады и ужаса. Все они свалились на землю и остались недвижимы. Солдат, который помог Аруте столкнуть лестницу, внезапно зашатался: из глаза его торчала цуранийская стрела. Арута вздрогнул, когда тело воина с глухим стуком ударилось о булыжники двора.

Внезапно у стен раздались пронзительные крики. Арута снова выглянул между зубцами и присвистнул от изумления. Цурани отступали. Они мчались в расположение своих войск столь же стремительно, как до этого бежали к стене.

- Что это с ними? - удивился Фэннон.

Оказавшись вне досягаемости снарядов из катапульт, отряд цурани построился в колонну по двое и бравым маршем направился к ожидавшему его подхода резерву. Через мгновение до слуха защитников замка донеслись восторженные вопли вражеских солдат.

- Будь я проклят, если я что-нибудь понимаю! - произнес знакомый голос слева от Аруты. Принц кивком приветствовал Амоса Траска, вышедшего на стену с морской абордажной саблей в руке.

- Эти умалишенные, похоже, поздравляют друг друга с тем, что отступили, потеряв убитыми добрую сотню солдат!

Арута снова взглянул вниз. У подножия стены лежало множество тел цуранийских солдат. С высоты они казались тряпичными куклами, которых чья-то гигантская рука разбросала у замка. Некоторые из них слабо шевелились и протяжно стонали, но большинство были мертвы.

Фэннон покачал головой:

- Судя по всему, нам удалось уничтожить больше сотни их воинов. Я не вижу никакого смысла во всех их действиях.

Проверьте, что делается у других стен, - велел он Роланду и Мартину. Те побежали выполнять приказ командующего. - Что это они затевают? - удивленно спросил мастер, не сводя глаз с позиций противника. В багровых отблесках заката воины строились в колонны. Они зажигали фонари и передавали их друг другу. - Неужто они хотят снова идти на штурм? Но ведь скоро совсем стемнеет! Они что же, не понимают, что это невозможно?!

- Кто знает, что у них на уме! - сказал Арута. - Я никогда еще не слыхал о таком нелепом, неумелом штурме как тот, что мы сейчас отбили. А ведь цурани - опытные воители и вовсе не глупцы. Они наверняка замышляют что-то, о чем мы пока не догадываемся.

Амос Траск закивал кудлатой головой:

- Прошу прощения у вашего высочества, что вмешиваюсь, но у меня ведь тоже есть кой-какой опыт по части ведения боев. - Он лукаво усмехнулся. - И я тоже в жизни моей не слыхивал, чтоб атака велась так неумело и с такими потерями. Даже кешианцы, уж на что они жалеют своих псов-солдат не больше, чем пьяный матрос - медяки, но и те не стали бы без толку посылать их на смерть целыми сотнями. Я тоже считаю, что эта фронтальная атака могла быть хитрой, коварной уловкой. От этих негодяев следует ожидать любого подвоха!

- Да, - согласился Арута, - вот только знать бы еще, когда и какого?!

Ночью цурани предприняли еще несколько атак, которые, как и первая, были отбиты защитниками замка. Воины гибли под градом камней и копий из катапульт, умирали у стены, сраженные стрелами. Некоторым удавалось с помощью приставных лестниц взобраться на вал, но защитники Крайди закалывали их мечами и опрокидывали лестницы. На рассвете атакующие отряды цурани отошли к расположению своих войск.

Арута, Фэннон и Гардан наблюдали с высокой стены, как неприятельские солдаты возводили неподалеку от замка огромный палаточный лагерь. У подножия стены во множестве громоздились тела убитых цурани в ярких доспехах.

Через несколько часов трупы начали издавать зловоние.

Фэннон повел носом и подошел к Аруте. Принц собирался спуститься со стены и хоть немного вздремнуть.

- Они даже не попытались подобрать тела убитых, - презрительно проговорил старый воин.

Арута развел руками:

- Но мы не знаем их языка и не можем выслать парламентария в их стан. Разве что отец Тулли согласится взять это на себя.

Фэннон покачал головой:

- Тулли наверняка не отказал бы вам в этой просьбе, но я не считаю возможным подвергать риску его жизнь.

- Я тоже! - кивнул Арута.

- А между тем через день-другой трупы станут так смердеть, что мы просто не сможем здесь находиться! Послушайте, а что, если эти злодеи нарочно оставили их здесь?! Но какими же варварами надо быть, чтобы не предать огню тела убитых в бою солдат?!

- Значит, позаботиться об этом придется нам, - устало проговорил Арута.

Он спустился во двор и велел одному из воинов разыскать сержанта Гардана. Темнокожий воин вызвал двенадцать добровольцев из числа воинов гарнизона и выстроил их у ворот.

Им предстояло собрать все трупы и устроить для погибших вражеских солдат погребальный костер. На стене заняли боевую позицию лучники с оружием наготове.

Ворота распахнулись, и дюжина солдат приступила к выпавшей на их долю тяжелой работе. Арута и Фэннон, снова поднявшиеся на западную стену, наблюдали за слаженными действиями похоронной команды. Они опасались нападения со стороны цурани, но неприятельские солдаты оставались у своих палаток, пристально следя за происходившим.

Через час с небольшим выяснилось, что дюжине солдат не под силу убрать все трупы. Воины уже валились с ног от усталости, а количество тел у стены почти не уменьшилось. Арута решил выслать им на подмогу еще несколько десятков воинов, но Фэннон возразил против этого:

- Эти нечестивцы, поди, только того и ждут, ваше сиятельство! Мы не можем подвергать своих людей такому риску!

Если у стены их соберется слишком много, а цурани пойдут в атаку, мы должны будем захлопнуть ворота и оставить своих ребят снаружи. А не закрой мы их вовремя, цурани ворвутся в крепость!

Арута вынужден был согласиться с доводами мастера. Оба они продолжали наблюдать за работой воинов, обливавшихся потом под жаркими лучами полуденного солнца.

Внезапно среди цурани началось какое-то движение, и вскоре дюжина безоружных солдат зашагала к стене замка. Арута, Фэннон и Гардан напряженно следили за их неторопливым приближением. Те молча подошли к скоплению мертвых тел и стали переносить их туда, где крайдийцы собирались разжечь погребальный костер.

Благодаря этой неожиданной помощи все трупы через несколько часов были убраны от стены замка. Крайдийские воины зажгли факелы и поднесли их к сухим дровам, политым маслом. Дрова занялись, и через несколько мгновений столб яркого пламени взметнулся к небу. Двенадцать цурани выстроились в шеренгу напротив крайдийцев. Один из них выступил вперед и произнес несколько слов. Его товарищи низко поклонились праху погибших.

Предводитель отряда крайдийцев скомандовал:

- Отдать почести умершим!

Воины гарнизона встали у костра по стойке <смирно> и отсалютовали вынутыми из ножен мечами. Цурани повернулись лицом к крайдийцам и снова поклонились до земли.

- Смирно! Отдать честь! - приказал командир воинов Крайди.

Те повторили приветствие, адресуя его теперь неприятельским солдатам.

Арута покачал головой. Эти люди еще вчера пытались уничтожить друг друга, теперь же они несколько часов кряду мирно и слаженно работали бок о бок и напоследок обменялись приветствиями так непринужденно, будто их никогда не разделяла взаимная вражда.

- Отец часто говорил мне, что на войне люди порой ведут себя еще более нелепо, чем в мирное время, - пробормотал он, глядя на ворота замка, захлопнувшиеся за похоронным отрядом.

На закате цурани предприняли новый штурм с западной стороны замка. В течение вечера и ночи они атаковали Крайди четыре раза, понеся большие потери.

Теперь они снова шли в наступление. Арута взглянул на маршировавшую к стене колонну покрасневшими, воспаленными и слипавшимися от усталости и напряжения глазами. К неприятелю непрерывным потоком шло подкрепление. Цепочки огней тянулись от расположения цуранийских войск до самого леса. После недавней атаки всем стало ясно, что преимущество в противостоянии склонилось в пользу цурани. Защитники замка были изнурены непрерывными сражениями, тогда как их противники всякий раз отправляли на приступ свежие воинские силы.

- Они решили взять нас измором, - пробурчал Фэннон. От усталости старик едва держался на ногах, но упрямо отказывался пойти отдохнуть, как ни просили его об этом Арута и Гардан.

Внезапно лицо его исказила гримаса недоумения и боли. Он закрыл глаза и как подкошенный повалился навзничь. Принц едва успел подхватить его.

Солдат, который подбежал к командующему с каким-то донесением, в ужасе воззрился на принца и бездыханного мастера клинка. Из спины старика торчала цуранийская стрела.

- Что... что же мы теперь станем делать? - беспомощно спросил воин.

- Отнесите его в замок к отцу Тулли! - крикнул принц.

Связной и один из лучников подхватили Фэннона на руки и заторопились к лестнице, что вела во двор.

- Какие будут приказания, ваше высочество? - спросил немолодой солдат, стоявший у высокого зубца стены. Арута взглянул в его сторону. Все лучники, оборонявшие замок, смотрели на принца с тревогой и надеждой.

- Те же, что и прежде. Защищайте западную стену! - отрывисто ответил он.

Теперь вражеским солдатам все чащеудавалось взбираться на зубчатую стену, и ее узкая галерея то и дело превращалась в арену рукопашного боя. Рукоятка меча Аруты стала скользкой от крови убитых им цурани. После долгого, изнурительного сражения неприятель снова отступил.

Принц отер тыльной стороной руки пот, струившийся со лба, и потребовал воды. Один из слуг взобрался по лестнице с двумя ведрами в руках. Арута и солдаты утолили жажду. Принц устремил пристальный взор на лагерь цурани.

Те снова выстроились у своих палаток. В лагере было светло, как днем. Воины с фонарями продолжали подходить к позициям неприятеля.

- Принц Арута! - раздался старческий голос позади него.

Арута оглянулся. У края стены стоял мастер конюший Элгон. - Я только что был у Тулли.

- Как Фэннон?

- Тулли говорит, что рана очень тяжелая. Но Фэннон уже пришел в сознание. Если ему и удастся выкарабкаться, то выздоровление все равно займет несколько недель.

Арута понимал, что Элгон ждет его распоряжений. Требовалось немедленно назначить замену Фэннону. Принц сдвинул брови и отрывисто спросил:

- Где Гардан?

- Я здесь, ваше высочество! - отозвался сержант и заторопился к принцу и конюшему с противоположного края стены.

Его смуглое лицо казалось совсем черным от пыли и пота. Руки и воинский плащ Гардана были залиты кровью.

- Еще воды! - распорядился Арута и сказал, обращаясь к Элгону:

- Я принимаю на себя командование обороной замка. Своим заместителем назначаю Гардана. До выздоровления Фэннона он будет именоваться мастером клинка.

Элгон шумно, облегченно вздохнул:

- Я приветствую ваше решение! Какие будут распоряжения, ваше высочество?

Арута взглянул на восток. Край неба слегка порозовел, но до рассвета оставалось не меньше двух часов. Слуги принесли на стену еще несколько ведер воды. Смыв кровь и пот с лица и рук, принц повернулся к ожидавшему его приказаний конюшему.

- Разыщи Мартина, мастер Элгон, и пришли ко мне!

Через несколько минут на стену поднялся Длинный Лук. По пятам за ним шел Амос Траск. Поклонившись принцу, он с улыбкой пробасил:

- Пропади моя душа, но сражаются они лихо!

Проигнорировав это замечание моряка, Арута снова устремил взгляд на цуранийский лагерь.

- Мне совершенно ясно, что они намерены держать нас в постоянном напряжении. Их воины вовсе не дорожат своей жизнью и сражаются свирепо и отважно. При таком раскладе сил мы не продержимся и месяца. Готовясь выдержать их осаду, мы не могли предположить, что цуранийские воины будут с такой готовностью идти на смерть. Их резервы просто неисчерпаемы. Нам следует перевести на западную стену всех солдат с южной, восточной и северной сторон. Там останутся только часовые. Установите шестичасовые дежурства в течение всего дня, - кивнул он Гардану. - Всем остальным - отдыхать. Мартин, известно ли тебе что-нибудь о новых перемещениях темных братьев?

Длинный Лук пожал плечами:

- Все последнее время я был слишком занят, ваше высочество, чтобы вспоминать о моррелах. Но несколько моих ребят давно уже выслеживают их в северных лесах.

- А могли бы твои ученики незаметно для цурани выбраться из замка?

- Да, если только они спустятся с восточной стены немедленно. И если цурани не держат ту сторону замка под наблюдением.

- Пусть отправляются в леса, - сказал Арута, - и объясни им, что от них требуется. Темные Братья вовсе не так глупы, чтобы атаковать столь значительные силы цурани, но если твоим ученикам удастся выследить их отряд и заманить его в ловушку вроде той, что вы устроили накануне штурма...

Мартин широко осклабился и кивнул.

- Я сам займусь этим. А теперь позвольте откланяться, ваше высочество. Скоро рассветет.

Арута отпустил его, и егерь стремительно сбежал во двор по каменным ступеням.

- Гаррет! - зычно выкрикнул он. - Собирайся, дружище! Мы с тобой засиделись в замке, а ведь теперь самое время немного поразвлечься в лесу!

Те, кто стоял на вершине стены, услышали скорбный стон, вырвавшийся из груди юноши-охотника. Мартин в ответ звонко, беззаботно расхохотался.

Арута повернулся к Гардану:

- Мне надо отправить письма в Карс и Тулан. Пошли по полдюжины почтовых голубей в каждую из крепостей. Вели баронам Толбурту и Беллами прислать сюда всех своих воинов. Пусть немедленно снарядят корабли до Крайди.

Гардан, кашлянув, несмело возразил:

- Но, ваше высочество, что же в таком случае будет с Карсом и Туланом?

В разговор вмешался Элгон:

- Если темные братья переберутся на север, наши южные владения будут открыты для наступления цурани.

Арута возразил:

- Никто не знает, все ли темные братья решили уйти из Зеленого Сердца. А даже если так, почему цурани непременно должны узнать об этом? Кто поставит их в известность о перемещениях Братства Тропы? Да и в любом случае такой поворот событий - лишь отдаленная угроза. А сколько, по твоему мнению, сможем продержаться мы? - и принц в упор взглянул на Гардана.

- Две-три недели, - уныло ответил мастер клинка. - Самое большее - месяц.

Арута снова взглянул на огромный лагерь неприятеля.

- Они расположились у самых наших стен, зная, что им не грозит нападение со стороны города. Они разгуливают по нашим лесам, вырубают деревья и строят лестницы и осадные приспособления. Им и в самом деле нечего опасаться! - Он горько вздохнул. - Мы сидим здесь, точно мыши в мышеловке, не смея носа высунуть за пределы крепости. Но если из южных владений отца сюда прибудут восемнадцать сотен воинов и нападут на них с тыла, наш гарнизон сможет покинуть Крайди и перейти в наступление. Объединенными усилиями мы разорвем осадное кольцо и прогоним цурани на восток, в их главный лагерь. Мы двинем против них конницу, и они вынуждены будут отступить. А после этого солдаты Карса и Тулана вернутся в свои крепости, чтобы защитить их в случае весеннего наступления цурани.

Гардан кивнул:

- Это смелый и разумный план, ваше высочество. Я не могу не одобрить его. - Отсалютовав принцу, он спустился во двор замка.

Следом за ним ушел и Элгон.

Амос Траск с улыбкой проговорил:

- Ваши советники - люди осторожные, ваше высочество.

Арута кивнул и спросил:

- А ты что скажешь о моем плане, Амос?

Моряк пожал плечами:

- Если Крайди падет, то взятие Карса и Тулана этими варварами - всего лишь вопрос времени. Участь обеих крепостей будет предрешена. А план ваш и вправду смелый! Тут я согласен с сержантом... виноват, с мастером Гарданом. Но разве можно хоть чего-то добиться, не рискуя? Как, к примеру, захватить корабль, если не взять его на абордаж? Не родись вы принцем, - заговорщическим тоном добавил он, - из вас мог бы получиться заправский корсар.

Арута звонко расхохотался:

- Корсар, говоришь? А ведь я было принял тебя за честного капитана торгового судна! Не ты ли еще год тому назад скромно выдал себя за такового?

Траск смущенно опустил голову. Но то ли смущение это было наигранным, то ли жизнерадостная самоуверенность, присущая отважному морскому волку, взяла верх над минутным замешательством, во всяком случае, через мгновение он уже лукаво усмехнулся и возразил:

- Ничего подобного я не говорил, ваше высочество! Я сказал только, что на борту моей <Сидонии> находился груз для Крайди.

А в то, как мне досталось оружие и горючее масло, я, с вашего позволения, никого не посвящал.

Принц собрался было ответить Траску, но в это мгновение в лагере цурани запели трубы и загремели барабаны. Большой отряд воинов двинулся на очередной приступ замка.

Выждав, пока неприятель приблизился на достаточное расстояние, катапультисты выстрелили из своих смертоносных орудий. Камни и огромные копья сеяли смерть в рядах цурани. Но те продолжали наступать.

В бой вступили лучники. Сотни стрел косили вражеских солдат. Но оставшиеся в живых не сбавляя шага бежали к стенам.

Защитники замка сбрасывали вниз лестницы с поднимавшимися по ним солдатами, и те гибли, гроздьями падая с высоты. На головы находившихся внизу со стен летели камни и стрелы, лилось кипящее масло. Но цурани продолжали атаку.

Арута быстро приказал своим воинам перегруппироваться и укрепить позиции на тех участках стены, где атакующие наступали наиболее решительно. Солдаты бросились выполнять его команду.

Стоя на узком валу западной стены, Арута без устали вздымал свой тяжелый меч, круша головы цурани, поднимавшихся по деревянным лестницам. Но даже в пылу отчаянного сражения он не переставал следить за всем, что происходило по обе стороны от него, и продолжал выкрикивать команды и отдавать распоряжения воинам. Он видел, как безоружный Амос Траск сбил вражеского воина со стены ударом своего огромного кулака, а затем опрокинул прислоненную к зубцам лестницу. После этого моряк нагнулся и поднял свою абордажную саблю таким небрежным, исполненным внутреннего спокойствия жестом, словно только что ненароком обронил ее. Гардан стремительно перебегал от одного конца стены к другому, разя цурани, отдавая распоряжения и подбадривая изнуренных воинов.

Арута с помощью двоих солдат опрокинул тяжелую лестницу и устало отер пот со лба. Внезапно один из воинов выронил свой меч и стал медленно оседать на узкий вал стены. Из груди его торчала цуранийская стрела. Он закрыл глаза и привалился спиной к высокому зубцу, словно для того, чтобы немного вздремнуть.

Внезапно до него донесся крик Гардана:

- Ваше высочество! Они поднялись на стену!

Арута взглянул туда, куда указывал мастер клинка. Около дюжины цурани овладели северным краем крепостной стены, оттеснив солдат Крайди к ее середине. Они не давали крайдийцам подступиться к завоеванному ими участку. Снизу по приставным лестницам к ним уже поднимались воины в ярких доспехах.

Арута стремглав бросился на неприятельских солдат. Воины, оттесненные к середине стены, проводили его изумленными взорами. Принц ударом меча рассек шлем первого из бросившихся на него цурани. Тот свалился во двор замка. Сзади на помощь Аруте уже спешил великан Гардан. Арута бросился на плотного, приземистого цурани и сильным ударом по щиту столкнул его со стены.

- За Крайди! - крикнул он, подняв над головой свой меч. - За Королевство! - и снова бросился в атаку.

Солдаты гарнизона, оправившись от растерянности, заторопились к принцу и Гардану. Цурани, которых крайдийцы начали теснить с обеих сторон, даже не попытались спастись бегством и все до одного были убиты и сброшены с высокой стены.

Приступ не удался. Арута отер пот со лба и взглянул вниз, на громоздившиеся у подножия стены тела вражеских солдат. Из лагеря цурани послышался сигнал трубы, и атакующие отступили к своим позициям.

Арута посмотрел на восток. Лишь теперь он осознал, что страшная ночь миновала и на смену ей пришло солнечное утро.

Никогда в жизни он еще не чувствовал себя таким усталым.

Повернувшись к лестнице, которая вела во двор, он внезапно поймал на себе восхищенные взоры солдат, которые только что сражались бок о бок с ним. Один из воинов громко крикнул:

- Да здравствует Арута! Да здравствует принц Крайдийский!

Крик этот подхватили и остальные. Снизу им вторили воины резерва. Отовсюду неслось восторженное:

- Арута! Арута!

Принц повернулся к Гардану и с недоумением спросил:

- В чем дело?

Темнокожий воин с улыбкой пояснил:

- Они видели, как отважно вы сражались с цурани. Солдаты в восторге от вашей храбрости, принц! Ведь вы могли бы, подобно многим другим на вашем месте, попросту отсидеться за их спинами. Теперь же все воины гарнизона преданы вам душой и телом, ваше высочество.

Арута поднял руку, и приветственные крики смолкли. Солдаты затаив дыхание ждали, что он ответит им.

- Вы оправдали мои надежды, - проговорил принц, - и не запятнали чести защитников Крайди. Я горжусь вами! - Солдаты вновь разразились одобрительными криками. Арута подошел к Гардану:

- Выставь караул на каждой из стен. Остальным, надеюсь, можно будет немного передохнуть. Но боюсь, недолго нам придется праздновать победу!

Словно бы в ответ на его слова передовой отряд цурани вновь выстроился в шеренгу. Во вражеском лагере раздались крики. Им вторило пение труб и барабанный бой.

- Неужели они снова пойдут на приступ? - вяло пробормотал Арута. От усталости у него едва ворочался язык.

Но намерения цурани оказались совершенно иными. Из строя вышел офицер в ярко-синих доспехах и маршевым шагом направился к стене замка. Пройдя несколько метров, он остановился и вытянул руку в сторону крепости. В ответ на это из расположения цурани раздался оглушительный рев тысяч голосов. Офицер снова двинулся вперед, останавливаясь через каждые несколько шагов и указывая на западную стену замка. И всякий раз при этом цурани, выстроившиеся у своих палаток в боевом порядке, оглашали окрестности пронзительными криками.

- Что это? - удивленно спросил Арута. - Вызов? Насмешка?

Как все это понимать?

Цуранийский офицер, приблизившись к замку на расстояние полета стрелы, в последний раз поднял руку и повернул назад под оглушительный рев своих товарищей.

- Нет, ваше высочество, - ответил Амос Траск, наблюдавший за происходившим с довольной ухмылкой. - Сдается мне, они решили таким образом выразить восхищение нашей храбростью. - Он покачал кудрявой головой. - Ну и странный же они народ, будь я трижды неладен!

Арута устало кивнул:

- Нам с ними никогда не удастся понять друг друга.

Гардан положил ладонь на плечо принца:

- Как знать, ваше высочество. Смотрите-ка, они уходят в свои шатры!

Выставив часовых для наблюдения за крепостью, цурани и в самом деле скрылись в палатках. Гардан с недоумением проговорил:

- А я бы на их месте возобновил атаку! Ведь их командирам наверняка должно быть ясно, что мы изнурены до предела! Почему же они медлят?

Амос пожал плечами:

- Кто их знает! Может, и им охота передохнуть!

Принц задумчиво покачал головой:

- Они неспроста атакуют замок только вечером и ночью.

Что-то за всем этим кроется. - Он тяжело вздохнул и обратился к Гардану:

- Со временем мы узнаем, что они замышляют. А пока прикажи всем воинам, кроме часовых, вернуться в казармы на отдых.. Пусть их покормят в трапезной и подадут воды для умывания.

Гардан отправился выполнять приказ принца. Большинство воинов спустились вниз и побрели к казармам и кухне. Но некоторые были так изнурены, что без сил повалились на узкую галерею стены и заснули тяжелым сном. Во вражеском лагере воцарилась тишина. Арута прижал лоб к прохладному каменному зубцу и вполголоса пробормотал:

- Скоро все это повторится!

Принц оказался прав. Атаки возобновились той же ночью.

Глава 18 ОСАДА

Настало утро. Вот уже двенадцать ночей кряду цурани атаковали западную стену замка. На рассвете они всякий раз возвращались к своим позициям.

Гардан терялся в догадках о том, какой умысел мог крыться за этими более чем странными действиями противника. Глядя на цуранийских воинов, оттаскивавших трупы своих товарищей от стены замка, он покачал головой и обратился к принцу:

- Что за странные люди! Они подходят к стенам, превращаясь в мишени для наших лучников, и при этом сами не могут разить нас стрелами, не рискуя задеть кого-нибудь из своих на одной из лестниц. И все-таки продолжают подступать к замку. Я просто не могу этого понять!

Арута был так изнурен ночными боями, что у него. недостало сил ответить Гардану. Он продолжал молча смывать кровь и пот с обнаженных до локтя рук.

- Вот, возьми-ка! - послышался рядом с ним мелодичный девичий голос, и нежная, тонкая рука поднесла к его рту чашу с вином. Арута одним глотком опорожнил ее и протянул принцессе.

Каролина была одета в камзол и панталоны. На широком кожаном поясе, перехватывавшем ее стройный стан, висели ножны с вложенным в них мечом.

- Тебе здесь не место! - проговорил принц хриплым от усталости голосом.

- Но кто-то же должен подносить воинам еду и питье! Все мужчины в замке, способные держать оружие, целыми ночами бьются с цурани на западной стене, а утром валятся с ног от усталости.

А старые слуги нерасторопны и бестолковы. К тому же, их у нас слишком мало.

Арута огляделся.

На бастион поднялись придворные дамы, служанки и жены рыбаков. Женщины протягивали воинам узелки с едой и чаши с вином. Те благодарно кивали и принимались торопливо утолять голод и жажду. Арута насмешливо улыбнулся:

- Похоже, ты очень собой довольна!

- Еще бы! - отозвалась Каролина. - Знаешь, отсиживаться в подвале гораздо тяжелее, чем выходить на стену. При каждом выстреле из катапульт потолок подземелья начинает дрожать, и мои фрейлины, а за ними и остальные женщины, принимаются охать и всхлипывать. Им все кажется, что это цурани пробили ворота и ворвались в замок. - Она негодующе наморщила нос. - Трусливые крольчихи! - Помолчав, принцесса спросила слегка изменившимся голосом:

- А ты видел Роланда?

Арута устало кивнул:

- Прошлой ночью. И то лишь мельком. - Он провел по лицу мокрой тряпицей и тряхнул головой. - А может статься, что и позапрошлой. Я совсем потерял счет дням и ночам! - Помолчав, принц указал рукой на противоположную стену замка. - Роланд должен быть где-то там. Я велел ему взять под свое командование всех часовых на восточной, южной и северной стенах. Ведь цурани могут рано или поздно предпринять атаку с флангов.

Каролина улыбнулась. Она знала, что Роланду не терпелось принять участие в бою. Но было очевидно, что такая возможность выпадет ему лишь в том случае, если цурани пойдут на штурм всех стен крепости одновременно.

- Спасибо тебе, Арута!

Принц удивленно взглянул на сестру:

- За что, Каролина?

Наклонившись к Аруте, принцесса поцеловала его в мокрую щеку.

- За то, что ты так хорошо понимаешь меня. Быть может, даже лучше, чем я сама! - Кивнув ему, она пошла к каменной лестнице, что вела во двор.

Роланд шел вдоль восточного бастиона, глядя на темный лес, который отделяла от замка широкая полоса земли, поросшей травой и низким кустарником. Он приблизился к часовому, вытянувшемуся по стойке <смирно> у набатного колокола.

- Доложи обстановку!

- Все спокойно, сквайр!

- Продолжай наблюдение. Ведь если цурани решат атаковать нас с флангов, они непременно появятся здесь.

Солдат недоуменно пожал плечами.

- В самом деле, сквайр, почему они штурмуют только один из бастионов, да к тому же самый высокий?

Роланд помотал головой.

- Мне об этом известно не больше твоего. Может, хотят продемонстрировать нам свою отвагу. Кто их разберет!

Часовой внезапно снова вытянулся в положение <смирно> и отдал честь кому-то стоявшему за спиной Роланда.

Сквайр обернулся и оказался лицом к лицу с Каролиной.

Схватив ее за руку, он возмущенно произнес:

- Что вы здесь забыли, принцесса?! Немедленно возвращайтесь в подземелье!

Капризная, надменная гримаса тотчас же сменила улыбку, засиявшую на лице Каролины при виде живого и невредимого Роланда. Она сдвинула брови и с упреком ответила:

- Я пришла проведать вас, сквайр! Мы ведь так долго не виделись!

Ведя ее вниз по ступеням каменной лестницы, Роланд примирительно проговорил:

- Тебе вовсе не следует превращать себя в мишень для цуранийских лучников, которые в любой момент могут напасть на нас со стороны леса. Что я скажу герцогу и твоим братьям, если тебя поразит стрела? Как я объясню им твое присутствие на стене?

- Ах, так вы, оказывается, просто трус, сквайр Роланд! Вы больше всего на свете боитесь гнева моего отца! - возмутилась Каролина.

Роланд улыбнулся и погрозил ей пальцем:

- Ты решила во что бы то ни стало разозлить меня, Каролина!

Но клянусь, тебе это не удастся!

Принцесса засмеялась и с нежностью взглянула на него:

- Я так беспокоилась о тебе!

Сквайр сел на нижнюю ступень лестницы и скрестил руки на груди.

- И напрасно, Каролина. - В голосе его звучала горечь. - Арута позаботился о том, чтобы я оказался в одном из самых безопасных мест крепости!

Каролина с жаром возразила:

- Но ведь он не знал, что цурани будут штурмовать только западный бастион! Зато если они начнут атаку с флангов, тебе придется очень нелегко. - Принцесса молча обратилась к богам с горячей просьбой не допустить этого. Вслух же она произнесла:

- Ведь ты должен будешь оборонять свой бастион силами всего нескольких воинов, пока не подойдет подкрепление!

- Навряд ли это случится, - уныло отозвался Роланд. - Вчера сюда приходил Гардан. Он почти уверен, что скоро цурани перестанут штурмовать крепость и возьмут нас в осаду. У них хватит терпения дождаться, пока все мы перемрем с голоду.

Каролина покачала головой:

- Тем хуже для них! В наших кладовых достанет запасов аж до следующей весны, а цурани с приходом осени и тем более зимы сами станут голодать!

Роланд от души расхохотался:

- А ты, оказывается, блестящий тактик! Аруте следовало бы назначить тебя своим военным советником! В самом деле, надо будет предложить ему это.

Каролина взглянула на него с насмешливым сожалением, как добродушный наставник на симпатичного, хотя и туповатого ученика.

- По-твоему, я только и делаю, что отсиживаюсь в подземелье, слушая глупую трескотню фрейлин и горожанок. Ошибаетесь, сквайр! Я слышу и замечаю все, что происходит вокруг, и мне без труда удается делать из всего этого верные выводы.

Роланд смущенно взглянул на нее и примирительно произнес:

- Прости меня, Каролина! Я пошутил довольно неуклюже. Ведь мне лучше чем кому бы то ни было известно, как ты умна и наблюдательна. Зато я опять повел себя как круглый идиот.

Каролина взяла его за руку и присела рядом:

- Нет, Роланд, я не заслужила твоей похвалы. Будь я и в самом деле умна, я давно поняла бы, какой ты милый и добрый человек, и не вела бы себя с тобой так скверно. - Она наклонилась к зардевшемуся сквайру и нежно поцеловала его в щеку. - Я счастлива иметь такого преданного друга, как ты.

- Когда война закончится... - начал Роланд.

Но Каролина не дала ему договорить.

- Не теперь! Прошу тебя, Роланд, не теперь! - воскликнула она. - Я не хочу обсуждать наши отношения в спешке, в перерыве между боями. Мы вернемся к этому разговору, когда у нас будет вдоволь времени, хорошо?

Роланд с улыбкой кивнул ей:

- Мне пора возвращаться на бастион, Каролина. Я был так рад повидаться с тобой!

Принцесса поцеловала его в лоб и заторопилась в замок, где лежали раненые, порученные заботам женщин. Роланд взбежал на стену и снова стал вглядываться в лесные заросли.

Незадолго до захода солнца часовой подбежал к Роланду и возбужденно выкрикнул:

- Сквайр! Там, у стены, какие-то люди!

Роланд взглянул в том направлении, куда указал солдат. Из леса показались два высоких человека, облаченных в зеленые куртки. Они стремглав бежали к замку. Откуда-то послышались крики и шум битвы.

Крайдийские лучники вынули стрелы из колчанов, но Роланд, приглядевшись повнимательнее, узнал в приближавшихся к замку фигурах охотника и его ученика.

- Отставить! - скомандовал он. - Это Длинный Лук! Скорее несите сюда веревки!

Когда Мартин и Гаррет приблизились к стене, воины уже спустили вниз крепкие канаты. Охотники ловко взобрались на бастион и устало опустились на нагретые солнцем камни галереи.

Им подали чаши с водой, и оба с жадностью приникли к ним.

- Какие новости? - спросил Роланд.

Мартин вздохнул и, отерев губы рукавом своей куртки, с насмешливой улыбкой ответил:

- Мы разыскали-таки еще один отряд путешественников в тридцати милях к юго-востоку отсюда и устроили им встречу с цурани.

Гаррет взглянул на сквайра покрасневшими от усталости и недосыпания глазами и с негодованием произнес:

- Он называет это отрядом! А их, этих моррелов, было не меньше пяти сотен! И они двое суток без устали гоняли нас по лесу! Мы едва ноги унесли!

Роланд радостно улыбнулся:

- Арута будет доволен! Цурани штурмуют замок каждую ночь.

Благодаря вам мы получим хоть небольшую передышку!

Мартин кивнул:

- А где сейчас принц?

- На западной стене, как всегда.

Длинный Лук устало поднялся на ноги и потянул Гаррета за рукав:

- Пошли. Мы должны рассказать его высочеству о своих забавах!

Юноша издал стон, походивший на рычание, и поплелся вслед за Мартином. Отдав необходимые распоряжения часовым, Роланд последовал за охотниками. Сквайру не терпелось услышать рассказ Длинного Лука о его лесных приключениях.

Арута наблюдал за раздачей оружия тем из воинов, чьи мечи, луки и доспехи были повреждены в последнем бою. Кузнец Гарделл и его подмастерья собирали все, что еще подлежало починке, в свои фартуки и сносили во двор. Там они складывали шлемы, щиты и мечи в тележку, чтобы затем отвезти свой груз в кузню.

Длинный Лук поклонился принцу и беззаботно произнес:

- Ваше высочество, мы обнаружили в лесу еще одну банду моррелов и привели их сюда, чтобы они могли поближе познакомиться с цурани. Надеюсь, этой ночью те и другие не потревожат нас. Им же надо отпраздновать встречу!

Арута устало улыбнулся:

- Хорошие новости. Длинный Лук! Пойдем-ка в замок и выпьем по кубку вина. Там ты расскажешь мне, как вам это удалось.

Мартин отослал Гаррета на кухню, а сам вместе с Арутой и Роландом направился ко входу в замок. Принц велел одному из воинов сказать Гардану, чтобы тот явился в кабинет герцога.

Усевшись за массивный круглый стол, Мартин отхлебнул вина из высокого серебряного кубка и начал свой рассказ:

- Задача, которую ваше высочество поставили перед нами, оказалась нелегкой. В окрестных лесах кишмя кишат и цурани, и братья Темной Тропы. - Он усмехнулся и покачал головой. - По всему видно, что оба племени недолюбливают друг друга. Во всяком случае, мы насчитали в зарослях и на полянах несколько сотен трупов цуранийских воинов и темных эльфов.

Арута скользнул взглядом по лицам Гардана и Роланда.

- Мы мало знаем о повадках братьев Тропы, но мне все же кажется странным, что они рискнули подойти так близко к Крайди.

Длинный Лук покачал головой:

- У них нет другого выбора, ваше высочество. Голод гонит их прочь из Зеленого Сердца, а вернуться к себе в горы они не могут, потому что пути, ведущие туда, блокированы цурани.

Моррелы устремились в Северные земли, но они ни за что не осмелятся приблизиться к Эльвандару. Поэтому им только и остается, что брести через наши леса, а потом свернуть к западу вдоль течения реки и выйти к морю. Очутившись на побережье, они рассчитывают снова повернуть на север. Они торопятся как можно скорее добраться до Великих Северных гор, чтобы к приходу зимы воссоединиться со своими соплеменниками в Северных землях.

Мартин опорожнил свой кубок. Слуга вновь наполнил его вином. Сделав большой глоток, охотник проговорил:

- По всему видно, что моррелы окончательно решили перебраться на север. Наверное, не меньше тысячи этих тварей уже устремились туда. А сколько их пройдет через наши леса за лето и осень, этого, боюсь, мы никогда не узнаем. - Он хитро улыбнулся собеседникам. - Так что цурани вынуждены будут оборонять от них свои восточный и южный фланги. Моррелы истощены и озлоблены. Не исключено, что они даже рискнут напасть на лагерь цурани у наших стен, когда те снова пойдут на штурм. Тогда эти негодяи окажутся меж двух огней.

- Да покарают боги этих цурани! - с чувством произнес Гардан.

- Выпьем за это! - усмехнулся Мартин и поднял свой кубок.

Арута пригубил вина и с улыбкой обратился к Длинному Луку:

- Ты молодец, Мартин!

Охотник кивнул ему:

- Благодарю вас, ваше высочество. - Он усмехнулся и пожал плечами. - А ведь еще так недавно я не поверил бы, если бы мне сказали, что я буду радоваться приходу моррелов в наши леса!

Арута забарабанил пальцами по столу.

- До прибытия в Крайди армий из Тулана и Карса пройдет не меньше двух, а то и трех недель. Ума не приложу, как мы выдержим такую длительную осаду. - Он невесело усмехнулся. - Одна надежда на моррелов! Возможно, они и в самом деле отвлекут неприятеля на себя, и мы сможем немного передохнуть от ночных сражений. - Он взглянул на Мартина. - А что делается на востоке?

Мартин развел руками:

- Мы не смогли подобраться к ним достаточно близко, чтобы выяснить это. Но они безусловно что-то затевают. Их солдаты рыщут по окрестным лесам вблизи лагеря. Если бы за нами не гнались моррелы, мы с Гарретом остались бы там и постарались узнать что-либо определенное об их планах. Но нам, вы уж простите, было недосуг заниматься этим.

Арута нахмурился и процедил сквозь зубы:

- Дорого бы я дал, чтобы узнать об их намерениях. Меня не на шутку тревожит то, что они штурмуют замок только по ночам.

Что может крыться за этим?

Гардан мрачно пробурчал:

- Боюсь, скоро это станет нам известно!

Арута встал из-за стола. Следом за ним поднялись и остальные.

- Нам всем предстоит еще немало дел, - сказал принц. - Будем молить богов, чтобы цурани оставили нас в покое этой ночью. Солдатам так нужен хороший отдых!

Отдав Гардану необходимые распоряжения, он побрел в свою спальню. Сняв кольчугу, принц без сил повалился на постель и, едва голова его коснулась подушки, заснул тяжелым, тревожным сном.

В течение целой недели цурани не приближались к стенам Крайди. Как предсказывал Мартин, у них появились другие заботы.

Братья Тропы не давали им покоя. Не раз, гонимые голодом, темные эльфы отваживались даже нападать на военный лагерь чужеземцев и грабили их походные кухни.

На восьмой день после первых сражений с моррелами цурани снова выстроились в боевом порядке у границ своего лагеря. К ним пришло значительное пополнение с востока.

Арута получил письмо от герцога, в котором Боуррик сообщал об усилившихся атаках неприятеля на восточном фронте. Он полагал, что в осаде Крайди участвуют только свежие силы цурани, доставленные на Мидкемию с их загадочной планеты, поскольку ему не было известно о каком-либо значительном передвижении их войск в районе Вабона. Обнадеживающие известия были доставлены почтовыми голубями из Карса и Тулана. Гарнизон барона Толбурта отправился в Крайди на кораблях немедленно по получении бароном письма Аруты и Гардана. В крайдийском порту корабли Толбурта должны были встретиться с судами барона Беллами, также поспешившего выполнить приказ принца. Прибытия флота можно было ожидать через одну-две недели.

Арута стоял на западном бастионе и наблюдал за построением боевого отряда цурани. Лучи закатного солнца окрасили палатки и знамена неприятеля в багрово-красные тона. Арута повернулся к Мартину и со вздохом произнес:

- Похоже, они пойдут на приступ замка нынче же ночью.

- Выходит, они очистили окрестные леса от моррелов и те в ближайшее время не потревожат их. А жаль! Но все же темные эльфы предоставили нам передышку, о которой вы, ваше высочество, так мечтали.

- Многие ли из тех, кто покинул Зеленое Сердце, доберутся до Северных земель?

Длинный Лук равнодушно пожал плечами:

- Думаю, каждый пятый.

В лагере цурани заиграли трубы. Им вторила громкая барабанная дробь. Отряд воинов в ярких доспехах двинулся к замку. Арута приказал катапультистам зарядить орудия. Следом за ними боевые позиции заняли лучники. Цурани вели себя в точности так же, как и прежде. Невзирая на значительные потери, они продвигались к западной стене.

В течение долгой ночи войска противника шесть раз атаковали замок. Все атаки были отражены защитниками крепости. Тела убитых покрывали землю у западной стены и на ближних подступах к замку. Но цурани явно намеревались штурмовать Крайди в седьмой раз.

Гардан посмотрел на восток и хриплым от усталости голосом проговорил:

- Скоро взойдет солнце. Нам надо выдержать еще одну атаку, а на рассвете они, как всегда, отступят к своим позициям.

- Мы отобьем их нападение, - кивнул Арута. Руки и грудь принца были покрыты запекшейся кровью. От усталости и напряжения голос его так загрубел, что показался ему самому похожим на воронье карканье.

По каменной лестнице на стену поднялись Роланд и Амос Траск. Впереди них ковылял немолодой худосочный мужчина маленького роста.

- Что там у вас? - отрывисто спросил Арута.

Роланд поклонился принцу и ответил:

- У всех стен замка, кроме западной, царит затишье. Нигде нет никаких следов неприятеля. Но мы решили, что вам следует выслушать этого человека.

Лишь теперь, пристально вглядевшись в лицо спутника Амоса и Роланда, принц узнал в нем замкового крысолова Льюиса. В его обязанности входило истребление крыс и мышей в кладовых, конюшне и кухне замка. Арута заметил также, что крысолов держит в руках какого-то маленького зверька.

- Ваше высочество, - шмыгнув носом, робко проговорил Льюис.

- Это...

- Что - это? - раздраженно перебил его Арута, мысли которого были заняты предстоявшим штурмом. Он мельком взглянул на зверька и перевел взор на позиции цурани.

В разговор вмешался Роланд:

- Ваше высочество, два дня тому назад хорьки Льюиса не вернулись в свой ящик. - Арута изумленно вскинул брови. Он принял разговор о хорьках и появление на бастионе крысолова за неуместную шутку сквайра. Принц собрался было резко отчитать Роланда, но тот поспешно продолжил:

- А этот несколько минут назад появился в кладовой, что позади кухни.

Всхлипнув, Льюис вставил:

- Они у меня такие послушные и понятливые, сэр! И раз мои ребятки не вернулись, видать, кто-то погубил их всех! А на этого беднягу какой-то негодяй наступил сапожищем! Смотрите, у него спина сломана! Он едва смог доползти до кладовой!

Арута гневно топнул ногой:

- Да как это вы трое смеете морочить мне голову такими дурацкими разговорами?! Вы что же, не понимаете, что нам предстоит отбить еще одну атаку?!

Роланд потянул принца за рукав:

- Но поймите же, Арута, хорьки Льюиса охотятся на крыс в подземных ходах!

Лицо Аруты сделалось белее снега. Он повернулся к Гардану и прокричал:

- Проклятье! Так вот что они затеяли! Они подкапываются под стену!

Гардан согласно кивнул:

- Вот теперь-то наконец мне ясно, почему они штурмуют только западную стену и только по ночам. Они всеми силами старались отвлечь наше внимание от восточной стены.

Арута отрывисто бросил:

- Гардан, примите на себя командование гарнизоном.

Обеспечьте оборону западного бастиона. Роланд, Амос, за мной!

Принц и трое мужчин сбежали во двор. Арута приказал дежурившим у ворот солдатам взять кирки и лопаты и следовать за ним.

Подойдя к восточной стене замка, принц сказал своим спутникам:

- Нам надо немедленно отыскать подкоп и засыпать его землей!

Роланд побледнел.

- А как же Каролина? Ведь она в подземелье вместе с другими дамами! Ей угрожает опасность!

Арута мрачно кивнул и распорядился:

- Возьми с собой пятерых солдат из резерва и ступай туда.

Роланд бросился к казармам. Арута лег на землю и прижался к ней ухом. Амос, крысолов и подбежавшие солдаты последовали его примеру. Они надеялись услыхать стук лопат и определить по нему, где находился прорытый цурани туннель.

Из груди Каролины вырвался протяжный, тоскливый вздох. Леди Марна с укором взглянула на нее и вновь склонилась над своим вышиванием.

- О боги! Как мне наскучило сидеть здесь! - пожаловалась принцесса. - Мы все точно птицы, запертые в клетке!

- Стены крепости - вовсе не место для леди! - отрезала гувернантка.

Каролина поднялась на ноги и стала расхаживать взад и вперед по просторному подземелью.

- Я могла бы перевязывать раны и носить солдатам воду! - заявила она. - Как и вы все!

Женщины, собравшиеся в подземелье, смущенно переглянулись и опустили головы.

- Ваше высочество, прошу вас, - взмолилась леди Марна, - дождитесь окончания атаки. А тогда вы сможете делать все, что вам заблагорассудится.

Каролина собралась было возразить, но внезапно глаза ее округлились, и она стала напряженно вслушиваться в звуки, раздававшиеся где-то поблизости.

- Вы ничего не слышите? - с тревогой спросила она у остальных дам.

Те оторвались от своей работы и испуганно воззрились на Каролину. Теперь все ясно различили слабое постукивание, доносившееся из-под земли. Каролина легла на пол и прижала ухо к каменной плите.

- Ваше высочество, это выходит за рамки... - начала было леди Марна, но принцесса досадливо махнула на нее рукой и снова приникла к полу. Она вся обратилась в слух.

- Тише! - прошептала она. - Там кто-то есть!

Леди Глайнис передернула плечами:

- Крысы, кто же еще! Там их целые тысячи! Недавно я...

- Замолчите же! - прошипела Каролина.

Внезапно под плитой, на которую она опустилась, послышался треск, и принцесса в ужасе вскочила на ноги. Из-под земли в просвет между двумя плитами просунулось лезвие кинжала.

Каролина недолго думая выхватила меч из ножен.

Кто-то стремился проникнуть в подземелье снизу. Вот массивная каменная плита зашаталась и приподнялась над полом.

Чьи-то руки сдвинули ее, и в полу образовалось отверстие.

Фрейлины истошно завизжали. Внезапно из отверстия выглянул цуранийский воин. Он схватился руками за каменные плиты, намереваясь вылезти наружу. Крики женщин смолкли. Некоторые из них лишились чувств, остальные оцепенели от ужаса. Каролина вонзила острие своего меча в горло цурани и крикнула еле живым от страха женщинам:

- Прочь отсюда! Позовите солдат!

Но ни одна из дам не сдвинулась с места. Леди Марна не без труда приподнялась со своего массивного стула и отвесила звонкую оплеуху стоявшей перед ней молоденькой служанке.

Девчонка вздрогнула и опрометью бросилась к лестнице. Следом за ней, словно очнувшись от забытья, помчались и остальные. Они издавали такие пронзительные вопли, что у Каролины на несколько мгновений заложило уши.

Тело убитого цурани заблокировало остальным доступ в подземелье. Но через несколько минут в полу появились новые трещины, и в широкую щель посыпались обломки плит, песок и мелкие камни. Над огромным отверстием взметнулся столб пыли.

Леди Марна уже успела подняться по лестнице. У дверей подземелья она остановилась и крикнула:

- Ваше высочество! Немедленно ступайте сюда!

Из пролома выскочил цурани, облаченный в ярко-желтые доспехи. Каролина ткнула его мечом в живот. Воин упал на пол, обливаясь кровью. Но сама Каролина вынуждена была отступить в дальний угол подземелья. Пол под ее ногами зашатался, и смуглые, обнаженные до локтей косматые руки цурани принялись обламывать края отверстия. Они расширяли его, чтобы из туннеля могли выскочить несколько человек разом.

Из широкого прямоугольного пролома сразу же выглянули двое цурани. Один из них поднялся над полом подземелья и оттолкнул принцессу в сторону. Другой собрался было выпрыгнуть наружу, но в это время леди Марна с воинственным криком сбежала вниз по ступеням, подняла могучими руками один из обломков каменной плиты и с невероятной силой обрушила его на голову воина. Удар был таким мощным, что шлем солдата раскололся пополам. Цурани закачался и скользнул вниз, на головы своих товарищей.

Каролина изловчилась ткнуть другого воина мечом в шею. Он осел на пол и потянулся к своему горлу. Но рука его замерла в воздухе и через мгновение бессильно упала. Солдат уставился в потолок остекленевшими глазами.

- Принцесса! - закричала леди Марна. - Нам надо немедленно бежать отсюда!

Каролина не ответила ей. Она бросилась с мечом на цурани, выпрыгнувшего в подземелье, но дорогу ей заступил немного поотставший от него товарищ. Леди Марна пронзительно завизжала.

Цурани, который стоял перед принцессой, повернул голову на этот звук. Каролина проворно вонзила острие меча в его шею. Воин свалился на каменные плиты подземелья.

Тем временем другой цурани подбежал к леди Марне и замахнулся на нее своим мечом с зазубренным лезвием. Каролина перескочила через отверстие в полу и, оказавшись возле нападавшего, вонзила свое оружие ему в бок. Из раны брызнула кровь, залив панталоны и сапоги принцессы. Она схватила гувернантку за руку и повлекла ее к лестнице.

Из пролома в полу на поверхность вышли еще несколько воинов. Каролина, стоявшая у подножия лестницы, обернулась и вытянула вперед руку с зажатым в ней мечом. Леди Марна спустилась со ступеней и встала рядом со своей воспитанницей.

Цурани приближались к ним неторопливо, рассчитывая каждое свое движение. Они решили взять воительниц, убивших за считанные минуты нескольких солдат, в плотное кольцо, не рассчитывая, что женщины, наделенные такой силой, отвагой и решимостью, станут легкой добычей.

Неожиданно дверь в подземелье распахнулась, и по лестнице стремглав сбежали Роланд и пятеро крайдийских солдат. Сквайр убил двоих цурани, а остальные отступили под его натиском и укрылись в подземном ходу. Роланд недолго думая бросился в пролом вслед за ними.

- Роланд! - в отчаянии взывала Каролина.

Два воина стали теснить оставшихся в подземелье троих цурани и вскоре, разделавшись с ними, бросились в туннель на подмогу Роланду и остальным солдатам гарнизона. Из подземного хода слышался лязг оружия, крики, стоны и проклятия.

По лестнице спустился гарнизонный воин и, взяв Каролину за руку, силой потащил ее наверх. Принцесса оглянулась на ходу.

Лицо ее было залито слезами.

- Роланд! - воскликнула она и попыталась высвободиться из рук солдата и леди Марны. Но те подхватили ее на руки и вынесли во двор.

Крайдийские солдаты по приказанию Аруты прокапывали боковой вход в туннель цурани. Принц рассчитывал, проникнув туда, расправиться с вражескими солдатами и засыпать туннель землей, чтобы цурани не смогли воспользоваться им. Амос Траск одобрил его план.

Обливаясь потом от напряжения, воины выбрасывали на булыжники двора комья земли. Вскоре один из них торжествующе вскрикнул: под дружными ударами лопат земля осела, и нижний слой ее провалился вниз. Воины один за другим прыгнули в образовавшееся отверстие.

Крайдийцы тотчас же оказались в гуще беспорядочного сражения, которое вели с цурани Роланд и несколько воинов.

Узкий, мрачный туннель был слабо освещен несколькими фонарями, которые принесли с собой цурани. Арута приказал солдату, спустившемуся под землю последним:

- Приведи еще десяток воинов из резерва!

- Слушаюсь, ваше высочество! - Воин выскочил на поверхность и стремглав бросился к казармам.

Высота туннеля составляла не более пяти футов, и Аруте пришлось пригнуться, но по какой-то неведомой причине цурани позаботились о том, чтобы подкоп был достаточно широк. Три человека могли бы пройти по нему шеренгой. В темноте нога Аруты ступила на что-то мягкое. Он не оглядываясь продолжал идти вперед. Вслед ему прозвучал стон умиравшего цурани.

Вскоре глазам принца открылась сцена, показавшаяся емупорождением ночного кошмара. В тусклом свете фонарей по подземной галерее метались фигуры крайдийских воинов и неприятельских солдат в ярких одеяниях. Многие из них размахивали мечами, лезвия которых царапали стены и наносили раны своим и чужим. Воздух оглашали лязг стали, вопли и крики раненых, брань и проклятия крайдийцев.

- Прочь мечи! Беритесь за кинжалы! - крикнул принц. Он вложил свой меч в ножны и вытащил из-за пояса острый кинжал.

Привлеченные его громким криком, к нему бросились двое цурани. Арута прижался спиной к земляной стенке коридора и ударил кинжалом в грудь одного из противников. Другой подступил к нему сбоку, и Арута толкнул на него тело убитого им воина.

Живой и мертвый цурани опрокинулись на землю. Впереди несколько солдат замкового гарнизона и воинов противника дрались врукопашную. Тела их образовали клубок, из которого высовывались ноги и руки, наносившие противникам беспорядочные удары. Лицо Аруты покрылось потом. Дыхание с хрипом вырывалось из его груди. Тяжелый, спертый воздух подземелья был насыщен запахами сырой земли, крови, пота и испражнений.

Принц продвигался вперед, нанося удар за ударом. Он то отражал нападения цуранийских солдат, то сам шел в наступление, подбадривая крайдийцев и приходя на помощь тем из них, кто вынужден был биться с несколькими противниками одновременно.

Рядом с ним вдруг прозвучал знакомый голос:

- Еще тридцать футов, приятель!

Арута кивнул Амосу Траску и снова двинулся вперед. Сам он утратил всякое чувство времени и пространства. Ему казалось, что бой в подземелье длился уже несколько часов и что он и воины, пришедшие с ним, продвинулись вперед всего на несколько шагов.

Внезапно Амос, которого принц успел опередить, оглушительно проревел:

- Солома! Они принесли солому!

Арута оглянулся. Капитан разбросал охапку соломы вокруг одной из деревянных подпорок туннеля.

- Огня! - скомандовал Траск, и один из воинов подал ему фонарь. Солома вспыхнула, а вскоре загорелся и массивный столб.

- Скорей наверх! - крикнул Амос и помчался вперед, увлекая за собой принца.

Сражение прекратилось. Все, кто находился в туннеле, крайдийцы и цурани, бежали прочь от огня. Они понимали, что через несколько минут потолок туннеля обвалится, и всех, кто не успеет спастись, завалит.

Арута и Амос выбрались в замковое подземелье сквозь отверстие, проделанное цурани. Несколько воинов без сил повалились на пол, кашляя и задыхаясь от едкого запаха гари.

Вскоре из недр туннеля послышался глухой удар, и из отверстия вырвался густой клуб белого дыма. Доступ в замок сквозь подземный лаз был перекрыт. Амос усмехнулся, и белые зубы блеснули на покрытом сажей лице.

- Вот и все, ваше высочество! Подкопа больше не существует!

Арута молча кивнул. Один из воинов протянул ему чашу с водой. Принц одним глотком осушил чашу до дна.

В подземелье спустилась Каролина. Она подбежала к брату и с тревогой вгляделась в его лицо.

- Ты не ранен, Арута?

- Нет, - хрипло ответил принц.

Каролина огляделась по сторонам.

- А где Роланд? Ты не видел его?

Арута покачал головой:

- Там было так темно, что я не узнал в лицо никого из сражавшихся. - Он слабо улыбнулся. - Кроме Амоса Траска. Да и то лишь потому, что он оказался рядом со мной.

Каролина закусила губу. Глаза ее наполнились слезами.

- А ты уверена, что он был в туннеле?

- Я видела, как он бросился туда вслед за цурани!

- Он мог выйти через отверстие, что ведет во двор. Пойдем разыщем его!

Арута вышел из подземелья в сопровождении Каролины и Амоса.

У дверей его дожидался один из воинов. Он доложил, что гарнизон отразил последнюю атаку неприятеля. Арута кивнул. Вскоре они подошли к отверстию бокового входа в подземный лаз, вокруг которого высились кучи сырой земли. Поодаль на траве лежали несколько воинов. Кашляя и отплевываясь, они жадно ловили ртом воздух. Из туннеля все еще струился дым.

Внезапно оттуда послышался треск, и земля под ногами Аруты слабо дрогнула.

- Еще одна опора сгорела! - радостно осклабившись, сказал Амос Траск.

Земля слегка осела там, где обрушился потолок подземного хода. Принц повернулся к солдатам и громко выкрикнул:

- Сквайр Роланд!

- Здесь! - отозвался один из воинов.

Каролина, опередив Аруту, бегом бросилась туда, откуда донесся голос. Роланд лежал на земле, предоставленный заботам воина, который ответил принцу. Глаза юноши были закрыты, лицо его заметно побледнело. Из его правого бока сочилась кровь.

- Мне пришлось тащить его волоком несколько последних ярдов, - сказал солдат. -Я сперва подумал, что сквайр угорел, а оказалось, что он ранен!

Каролина присела на землю и положила голову Роланда к себе на колени. Арута разрезал кинжалом камзол сквайра и приподнял подол его рубахи.

- Рана неглубокая, - сказал он сестре. - Она заживет через несколько дней.

- О Роланд! - нежно произнесла Каролина.

Сквайр улыбнулся и приоткрыл сперва один, а затем и другой глаз.

- Что это значит, Каролина? Ты вздыхаешь надо мной так, будто я уже умер!

- Так ты вовсе и не был в беспамятстве?! - с мягким упреком спросила Каролина. - Вот несносный! - Она погладила Роланда по волнистым волосам. - Неужто ты считаешь, что теперь подходящее время для шуток?

Роланд попытался приподняться, но, поморщившись, снова уронил голову на колени принцессы:

- О-о-о, как больно!

Каролина положила ладонь ему на лоб:

- Не двигайся, Роланд, прошу тебя! Сначала надо перевязать твою рану.

Сквайр безмятежно улыбнулся и вполголоса произнес:

- Я теперь не сдвинусь с места даже за все сокровища Королевства!

Принцесса покачала головой:

- О чем ты только думал, когда бросился в туннель?! Ведь там было так много неприятельских солдат. Это просто чудо, что ты остался жив!

Роланд лукаво улыбнулся:

- По правде говоря, я ненароком споткнулся о ногу цурани, которого ты заколола. Я потерял равновесие и свалился в туннель вниз головой. Вот так обстояло дело!

Амос и Арута расхохотались. Каролина прижалась щекой ко лбу Роланда.

- Ты бессовестно лжешь, - проговорила она сквозь слезы. - Но я так люблю тебя!

Кашлянув, Арута потянул Амоса за рукав. Тот понимающе кивнул, и они направились к западной стене. Сворачивая за угол замка, принц и капитан едва не сбили с ног бывшего цуранийского раба, которого Арута нарек Чарлзом. Тот торопился к солдатам с водой. Арута остановил его. Цурани преданно заглянул ему в лицо. Его смуглое тело было покрыто неглубокими порезами, из которых сочилась кровь. На плечах он удерживал коромысло с ведрами. Арута участливо спросил:

- Что это с тобой, Чарлз? Где ты. так поранился?

Широко улыбнувшись, цурани ответил:

- Хорошая битва. Чарлз хороший воин. Прыгал под землю.

Бывший раб был бледен, и его слегка пошатывало. Арута изумленно покачал головой и жестом отпустил Чарлза. Тот широко улыбнулся, кивнул и зашагал вперед. Арута положил руку на плечо моряка:

- Что ты на это скажешь, Амос?

Траск усмехнулся и пожал плечами:

- Мне трудно судить о таких вещах, ваше высочество. На своем веку я перевидал немало разбойников и головорезов, но разрази меня гром, если я знавал хоть одного цурани! Кто может знать, что у него на уме? Но похоже, он и в самом деле счастлив служить вам.

Арута смотрел, как Чарлз обносил водой воинов, сражавшихся в подземном туннеле.

- Ведь его никто не заставлял прыгать в лаз и сражаться на нашей стороне, - проговорил принц. - Смотри, он ухаживает за другими, не обращая внимания на свои ранения и усталость.

Наверное, мне следует подумать о предложении Мартина взять его на службу.

Арута поручил Амосу навестить воинов, раненных в недавнем бою и находившихся в главном зале замка. Сам же он отправился на западный бастион, чтобы выслушать доклад Гардана об отражении последней из ночных атак цурани.

Фэннон медленно брел вдоль западной стены крепости, опираясь на руку отца Тулли. Рана старого мастера почти зажила, но он все еще чувствовал слабость и передвигался с трудом. Они приблизились к северному участку бастиона, где собрались защитники Крайди.

Арута ласково улыбнулся старику и подхватил его под руку.

- Что у вас тут стряслось? - ворчливо спросил Фэннон и окинул суровым взором лица принца, Мартина, Амоса Траска и Гардана. - Зачем вы заставили меня подняться с постели и карабкаться на бастион?!

Арута указал в сторону побережья. К крайдийской гавани под всеми парусами спешили несколько кораблей.

- Я хотел, чтобы ты увидел это собственными глазами, мастер Фэннон! - ответил Арута. - К нам пришла подмога из Карса и Тулана!

- В самом деле! - оторопело пробормотал старик.

Принц кивнул в сторону лагеря цурани:

- Сегодня мы перейдем в наступление. К вечеру они ударятся в бегство, а завтра мы очистим от них наши леса. Мы погоним их на восток. Они нескоро оправятся от того удара, который мы теперь в силах нанести им!

Фэннон вздохнул и негромко проговорил:

- Я полагаю, что так и будет, Арута. Вы оказались правы. - Он улыбнулся принцу и добавил:

- Я слыхал о том, как вы проявил себя во время осады, принц. Герцог может по праву гордиться таким сыном! Вы не посрамили чести Крайди!

Аруту смутила похвала старого воина и торжественный тон, каким тот произнес ее. Он попробовал было возразить Фэннону, но тот не дал ему заговорить:

- Нет, не перебивайте меня, ваше высочество! Вы сделали все от вас зависящее, чтобы дать неприятелю достойный отпор. И даже больше, чем все! Вы были правы! С ними нельзя вести оборонительную войну. Надо атаковать их! - Вздохнув, он устало добавил:

- Я уже стар, Арута. Мое время прошло. Мне пора на покой! Надо дать дорогу вам, молодым!

Тулли возмущенно перебил его:

- И вовсе ты не так стар! Подумай-ка, ведь я уже принял сан, когда ты еще барахтался в колыбели!

Фэннон и остальные рассмеялись над этой очевидной ложью священника, и Арута ласково проговорил:

- Если я и добился некоторых успехов в командовании гарнизоном, то лишь благодаря тому, что ты с детства учил и воспитывал меня, Фэннон!

Тулли ухватил мастера клинка за локоть.

- Пусть утверждение о том, что ты очень стар, останется на твоей совести, - сурово проговорил он. - Но в том, что ты еще болен и слаб, не может быть никаких сомнений. Тебе надо немедленно вернуться в замок и лечь в постель. А через неделю-другую я, возможно, разрешу тебе вставать и прогуливаться по двору.

Фэннон слабо улыбнулся и, попрощавшись с остальными, побрел к лестнице в сопровождении отца Тулли. Когда они ушли, Гардан с широкой улыбкой сказал Аруте:

- Мастер был прав, ваше высочество. Герцог будет гордиться вами.

Арута не отрываясь следил за приближением кораблей к крайдийской гавани.

Лучи полуденного солнца золотили лазурную поверхность моря, покрытую мелкой рябью. Легкий бриз надувал белоснежные паруса судов. Принц вздохнул и повернулся к Гардану.

- Мне удалось выдержать напряжение последних недель лишь благодаря помощи отважных и доблестных воинов, многих из которых уже нет среди нас. - Он печально вздохнул. - Ты сыграл далеко не последнюю роль в отражении штурмов цурани, Гардан.

Прими мою благодарность за это. И ты также, Мартин!

Темнокожий сержант и Длинный Лук поблагодарили принца за похвалы, и тот обратился к Траску:

- Что бы мы делали без тебя, капитан? Ты оказал всем нам множество неоценимых услуг. Мы в долгу перед тобой!

Амос без всякого успеха попытался придать своему широкому лицу смущенное выражение. Но рот его сам собой растянулся в широкую ухмылку.

- Да что вы, право, ваше высочество! Ничего особенного я для вас не сделал. Мне просто по душе помахать иногда мечом, кулаком или кинжалом!

Арута снова взглянул на корабли у берега.

- Будем надеяться, что, когда мы прогоним цурани из Крайди, всем нам долго не придется махать кулаками, кинжалами и мечами!

- с чувством проговорил он.

Гардан и Мартин кивнули. Траск тряхнул своей кудлатой головой.

Арута повернулся к лестнице и подозвал к себе Гардана.

- Прикажи воинам готовиться к наступлению! - сказал он и стал спускаться во двор.

Каролина стояла на вершине южной башни замка, рука ее покоилась на талии Роланда. Сквайр был слаб и бледен, но глаза его сияли от счастья.

- Теперь, когда к нам на подмогу прибыли гарнизоны из Карса и Тулана, осада будет снята! - сказал он.

- Как это было ужасно, - поежилась Каролина.

Роланд с улыбкой заглянул в ее синие глаза:

- Нет, я не могу с тобой согласиться! Ведь после участия в сражении я пережил незабываемые минуты радости!

Каролина погрозила ему пальцем:

- Ты неисправим! Тебя следовало бы наказать!

- Леди! - взмолился Роланд. - Не будьте так жестоки! Ведь я же ранен!

Принцесса нежно поцеловала его в щеку.

- Я почти уверена, что причиной твоего глупого геройства была надежда заслужить этим мою благосклонность.

- Ты недалека от истины, Каролина! - усмехнулся сквайр.

- А я так беспокоилась о тебе! Если бы ты знал, что я пережила, когда сражение в подземелье закончилось и мы с Арутой побежали во двор, не зная, жив ты или погиб. Мне... - Внезапно Каролина замолчала и тяжело вздохнула. Взгляд ее остановился на окне северной башни замка с торчавшей из него трубой. Как часто в прежние времена она с улыбкой смотрела на взвивавшийся над нею дымок, зная, что Паг у себя, что он сидит на своем тюфяке с книгой или свитком пергамента на коленях. Теперь маленькая комнатка опустела, а ее обитателя, судя по всему, давно уже не было в живых.

Роланд проследил за ее взглядом. Обняв принцессу за плечи, он прижался щекой к ее виску.

- Я понимаю тебя, - сказал он. - Мне тоже недостает Пага. И Томаса.

Из груди Каролины вырвался протяжный вздох.

- Знаешь, мне теперь кажется, что все это было так давно! Я тогда была глупой и вздорной девчонкой. Я думала, что все, кто меня окружает, как и сама жизнь, должны подчиняться моим капризам. И к любви я относилась по-детски. - Она поцеловала Роланда в щеку и задумчиво произнесла:

- Бывает, что любовь обрушивается на нас внезапно, как ураган с моря, но порой ростки ее появляются из семян дружбы и доверия. Кто-то когда-то сказал мне эти слова, и я их запомнила, но лишь теперь поняла, насколько они верны!

- Тебе говорил об этом отец Тулли. И я готов коленопреклоненно благодарить его за это! - сияя от счастья, прошептал Роланд.

С вершины башни им был виден весь двор замка. У дверей казармы воины точили клинки, готовясь к атаке на лагерь цурани.

- Как ты думаешь, Роланд, им нынче удастся положить конец этой ужасной войне?

- Нет, Каролина. Цурани снова придут в Крайди. Война будет долгой, очень долгой.

Каролина вздохнула и спрятала лицо на его груди.

Касами из рода Шиндзаваи, что принадлежал к клану Каназаваи, состоявшему в партии Синего Колеса, смотрел на врагов, выстроившихся вдоль бастиона замка.

Он не знал их имен, но успел изучить их характеры, их одежду и лица, их боевые приемы. Вот тот высокий черноволосый юноша сражался как демон, командовал остальными и во время кровопролитных схваток умудрялся, казалось, находиться одновременно в нескольких местах. А темнокожий гигант мог без труда отбивать атаки нескольких окружавших его воинов.

Стройный, как молодая сосна, разведчик в зеленом камзоле бесшумно, точно призрак, проносился по лесу и без труда уходил от погони многочисленных вооруженных отрядов. Рядом с ним, конечно же, кряжистый бородач, что так ловко орудовал коротким кинжалом, кривым мечом, а то и огромным кулаком. Касами молча отдал честь своим недавним противникам. Эти варвары оказались на редкость отважными, неустрашимыми и стойкими солдатами.

К нему подошел Чингари из рода Омечкель, старший командир авангарда.

- Господин военачальник, флот варваров приближается к гавани. Через час они высадятся на берег.

Касами взглянул на свиток, который все еще сжимал в руке.

Он читал и перечитывал его не меньше дюжины раз. Свиток был обвязан черным шнуром и скреплен личной печатью его отца, Камацу, главы дома Шиндзаваи. Покоряясь его воле, Касами бесстрастно произнес:

- Мы отступаем. Прикажите трубить сбор. Нам велено вернуться на Келеван. Вышлите разведчиков вперед.

Чингари с горечью спросил:

- Так значит, не успели варвары засыпать подкоп, как мы с позором отступаем?

- Это не наша вина, Чингари. Наш клан вышел из Военного альянса, как и вся партия Синего Колеса. Партия войны снова будет вести бои на этой планете в одиночку.

Чингари досадливо поморщился:

- Политика снова препятствует ведению войны. А какая славная нас ожидала победа! Какой замечательный замок мы могли бы взять!

Касами рассмеялся:

- Это правда. - Он снова взглянул на западную стену Крайди.

- Они - лучшие из всех, с кем нам приходилось сражаться. Мы многому могли бы у них поучиться! Стены крепостного вала расширяются книзу, и подорвать их непросто. А чего стоят звери, на которых они ездят верхом! Ах, как быстро они движутся!

Словно тюны, скачущие по просторам тундры! Я непременно раздобуду себе несколько таких животных! Да, у них есть что перенять, у этих варваров! - Помолчав немного, он добавил:

- Пусть наши разведчики убедятся, что на пути войска не встретятся лесные демоны.

Чингари сплюнул на землю:

- Эти твари снова потянулись на север. Они едва ли не опаснее самих варваров.

Касами кивнул:

- Когда мы завоюем этот мир, с ними придется покончить. Из варваров получатся сильные, выносливые рабы. Некоторых, самых сообразительных, мы превратим в вольных вассалов, а лесных демонов надо будет уничтожить всех до единого. - Касами помолчал и снова окинул взглядом знакомые фигуры на крепостной стене. - Пусть варвары думают, что мы в панике бежали отсюда, едва завидев их флот у побережья. Завоевание этой планеты отныне становится заботой кланов, не вышедших из Военного альянса. А мы до поры до времени не станем принимать в нем участия. Во всяком случае это будет зависеть от того, какое решение примет глава клана на Высшем Совете. Прикажите трубить сбор!

Чингари отдал честь командиру и заторопился в центр палаточного лагеря. Касами снова задумался о полученном им послании. Он понимал, что возвращение на Келеван всех воинских частей партии Синего Колеса нанесет серьезный ущерб интересам имперского стратега и его партии. Последствия этого шага отразятся в течение ближайших лет на жизни всей Империи. Пора блестящих побед стратега миновала. Узнав о выходе из войны партии Синего Колеса, другие кланы не раз задумаются о том, стоит ли им принимать участие в этом походе. Его отец и главы других родов пошли на смелый и решительный шаг. Но война будет продолжаться. Стратег лишился надежды на скорую и блестящую победу. У него теперь осталось только два пути: покинуть Мидкемию и покрыть свое имя позором, или закрепиться здесь, ведя оборонительные бои и дожидаясь благоприятных для него политических перемен.

Шаг, предпринятый партией Синего Колеса, был верен, но чрезвычайно опасен своими последствиями. Он неизбежно приведет ее к принятию других, возможно, еще более опасных и ответственных решений в Игре Совета. Касами прошептал:

- О отец мой, мы теперь оказались втянуты в Большую Игру.

Мы рискуем многим: нашим родом, нашим кланом, нашей честью, а возможно, и нашей Империей.

Смяв свиток, он бросил его в костер и долго следил за тем, как пергамент вспыхнул, загорелся и постепенно превратился в горстку черного пепла. Отогнав от себя мысли о риске, Касами повернулся спиной к замку и побрел к своей палатке.

Раймонд Фейст Доспехи дракона

Эта книга посвящается памяти моего отца Феликса Э.Фейста, которого я всегда считал волшебником - в полном смысле этого слова.

О ЧЕМ УЖЕ РАССКАЗАНО

Итак, наша история начинается с того, что... На планете Мидкемия раскинулось могущественное Королевство Островов, граничившее с Империей Великого Кеша. Королевство вступало в эпоху процветания. Территория его охватывала целый континент, омываемый Морем Королевства с востока и Безбрежным морем с запада.

В двенадцатый год правления короля Родрика IV сирота Паг, дворовый мальчик, воспитывавшийся в замке Крайди, в отдаленном западном герцогстве страны, стал учеником чародея Кулгана.

Учение давалось ему нелегко, однако с помощью магического заклинания он спас дочь герцога Боуррика, принцессу Каролину, от грозной опасности и был пожалован землями и титулом сквайра.

Паг стал предметом первой наивной, полудетской влюбленности принцессы и приобрел соперника в лице сквайра Роланда, жившего при дворе герцога. Паг и его друг Томас первыми оказались у скалы, о которую разбился чужеземный корабль. На борту военной галеры находился раненый солдат из неведомой страны. Советник герцога, старый священник отец Тулли, с помощью своих магических приемов сумел выяснить, что умиравший воин был жителем планеты Келеван, которой правили бесстрашные воители - цурани. Им удалось переместить корабль на Мидкемию через магические Звездные Врата - скважину в космической ткани Вселенной. Герцог и его советники пришли к выводу, что цурани собрались идти на Королевство войной. Боуррик обратился за советом к королеве эльфов Агларанне. Та поведала ему о странных чужеземцах, которые в последнее время появлялись неподалеку от эльфийских лесов, и составляли карты местности, после чего таинственным образом исчезали, словно растворялись в воздухе.

Опасаясь, что все эти события могли являться предвестниками вторжения воинственных цурани на Мидкемию, герцог Боуррик и его младший сын принц Арута возглавили отряд, отправившийся в столицу Королевства, чтобы предупредить короля о нависшей над страной опасности. Командование замковым гарнизоном Крайди на время отсутствия герцога было поручено старшему из принцев, Лиаму, и военачальнику Фэннону. Вместе с герцогом и Арутой в путь отправились чародей Кулган, Паг и Томас, сержант Гардан и пятьдесят крайдийских воинов. В глухой чаще леса, именуемой Зеленым Сердцем, на отряд напали жестокие и коварные моррелы - темные эльфы, иначе известные как Братство Темной Тропы. После долгого и кровопролитного сражения герцог и его люди укрылись в пещере, где их обнаружили гномы, которые совершали обход границ своих владений.

Долган, военачальник армии гномов, провел герцога и его людей через подземный лабиринт Мак Мордейн Кадал, где они подверглись нападению пещерного духа. Томас, преследуемый призраком, бросился бежать по подземным коридорам и вскоре заблудился в лабиринте. Долган вывел остальных на поверхность земли.

Вернувшись в шахту на поиски Томаса, Долган обнаружил его в огромном подземном дворце в компании последнего из могущественных драконов, когда-то населявших Мидкемию. Дракон был стар и дряхл. Перед смертью, свидетелями которой стали Томас и Долган, он поведал им о своей жизни, о множестве чудес, свидетелем которых ему довелось стать, и о таинственном волшебнике Макросе Черном. Открыв резной сундук, подарок дракона, Долган нашел в нем волшебный молот прародителя гномов Тоулина, а Томас - бело-золотые воинские доспехи. Герцог и его люди добрались до города Бордона, а оттуда морем поплыли в Крондор, столицу Западных земель Королевства. Они вынуждены были переждать шторм на острове Черного Колдуна, где обитал таинственный и страшный Макрос. Отправившись на прогулку по острову, Паг повстречался с загадочным отшельником. Позже выяснилось, что это и был волшебник Макрос. Он предупредил Пага и его путников, что вскоре для всей планеты настанет время страшных испытаний, и пообещал в решительный миг прийти к ним на помощь.

В Крондоре принц Эрланд настоял на том, чтобы герцог и его люди отправились в Рилланон, столицу государства, и повидались с королем. Паг познакомился с дочерью Эрланда, семилетней Анитой, и узнал от нее, что ей в женихи прочат принца Аруту.

В Рилланоне обнаружилось, что король - человек вспыльчивый, неуравновешенный, раздражительный и капризный. Слова и поступки монарха заставили герцога Боуррика усомниться в здравости его рассудка. Герцог Келдрик Рилланонский, дядя Боуррика, предупредил племянника, что в случае нападения цурани все тяготы войны обрушатся на Западные земли и их войска, поскольку Родрик IV, не доверяя принцу Эрланду и подозревая его в измене и заговоре, ни в коем случае не двинет в бой Восточные армии, а оставит их охранять столицу и собственную персону. Получив известие о вторжении цурани, король назначил Боуррика командующим Западными армиями, сместив с этого поста принца Эрланда. Крайдийцы спешно покинули Рилланон и вернулись на Запад. Так началась война, которую стали называть Войной Врат.

В самом начале военных действий в расположение войск цурани был послан разведывательный отряд. В составе этого отряда были Кулган и Паг. Уступив чародею своего коня, Паг оказался в плену у чужеземцев.

Томас, оставшийся у гномов, сражался против цурани бок о бок с Долганом. Благодаря волшебным доспехам, подаренным ему драконом, он стал воином беспримерной силы и отваги. Во время боев и в перерывах между ними его начали посещать странные видения. Под влиянием волшебных чар, заключенных в оружии дракона, неуловимым изменениям подвергся и внешний облик Томаса. После яростной схватки с превосходящими силами цурани, развернувшейся в подземном лабиринте, Долган, Томас и оставшиеся в живых гномы вынуждены были искать спасения в Эльвандаре, священном лесу эльфов. Королева Агларанна и ее подданные тепло встретили беглецов, но перемены, происшедшие в манерах и внешности Томаса, вселили в душу властительницы эльфов беспокойство и страх.

Принц Лиам покинул Крайди и отправился в военный лагерь близ Вабона к герцогу Боуррику. Командование гарнизоном Крайди к немалой досаде Аруты было поручено мастеру клинка Фаннону.

Принцесса Каролина долго не хотела верить в гибель Пага, но в конце концов смирилась с мыслью о его смерти и обратилась за утешением к Роланду. Цурани высадились на крайдийский берег с борта захваченного ими корабля. Во время столкновения с ними Арута спас от смерти капитана судна, бывшего пирата Амоса Траска.

Цурани взяли замок в осаду и много раз пытались штурмовать его, но все их атаки были отбиты крайдийским гарнизоном. Во время одного из сражений мастер Фэннон был тяжело ранен и командование принял на себя Арута. Случайно обнаружив туннель, который цурани прорыли под восточной стеной крепости, крайдийцы дали отпор вражеским солдатам, успевшим проникнуть в замок, и уничтожили подкоп. Вскоре на помощь им пришли войска из подвластных герцогу Карса и Тулана. Однако прежде чем Арута успел повести их в наступление на вражеские позиции, предводитель цуранийских войск, Касами из рода Шиндзаваи, вынужден был подчиниться приказу своего отца и отступить от стен крепости, чтобы вскоре вернуться на Келеван.

Но, несмотря на этот неожиданный поворот событий, ставший причиной случайной победы Аруты в битве за Крайди, военные действия продолжались еще целых четыре года...

Мы росли без горя, без забот, царица, Не отличали завтра от сегодня. И думали, что детство вечно.

В. Шекспир. Зимняя сказка. (Пер. П. Гнедича)

Глава 1 РАБ

Один из рабов умирал в страшных мучениях. Остальные продолжали трудиться, стараясь, насколько это было возможно, не вслушиваться в его стоны и пронзительные крики. Жизнь в лагере ценилась дешево, и всех невольников рано или поздно ждала одна и та же печальная участь. Несчастного, который теперь корчился в предсмертных судорогах, укусила одна из болотных тварей - релли. Она была чем-то сродни змее, и от яда ее, если только пострадавший не обращался за помощью к магам, не существовало никакого спасения.

Внезапно крики раба смолкли. Паг мельком взглянул на охранника - цурани, вытиравшего окровавленный меч. На плечо Пага легла рука Лори.

- Похоже, нашему почтенному надсмотрщику надоело слушать беднягу Тофстона, - прошептал он.

Паг затянул петлю веревки на поясе.

- По крайней мере это сократило его мучения. - Он повернулся лицом к высокому светловолосому певцу из королевского города Тайр-Сог и предупредил его:

- Смотри в оба!

Сдается мне, что это дерево окажется гнилым внутри!

Не говоря больше ни слова, он проворно взобрался вверх по стволу нгагги - дерева, чем-то напоминавшего ель. Цурани использовали древесину и смолу нгагги для изготовления оружия и различной утвари. Их планета была бедна металлами, и потому они искали и находили замену стали, меди и олову, где только могли.

Тонкие, как лист пергамента, слои древесины высушивали особым способом, и те делались твердыми, как закаленная мидкемийская сталь. Из этого материала цурани изготовляли оружие. С помощью смолы нгагги они выделывали кожу для производства прочных, легких доспехов, ни в чем не уступавших металлическим кольчугам.

За четыре года, проведенных в рабстве на Келеване, Паг сильно изменился. Его грудь раздалась, мускулы окрепли. Они рельефно вырисовывались под смуглой, загорелой кожей, пока он взбирался на ствол дерева. Как и все остальные рабы, он не брил бороды.

Паг добрался до нижних веток нгагги и взглянул вниз на своего друга. Лори стоял по колено в мутной воде, задумчиво глядя в никуда. Он машинально отгонял насекомых, норовивших усесться ему на лицо и на обнаженные плечи. Паг любил Лори.

Разумеется, веселому, жизнерадостному трубадуру было не место на цуранийской плантации. Но разве не легкомыслие Лори послужило причиной его пленения, когда он увязался с патрульным отрядом в объезд городских границ, чтобы своими глазами взглянуть на цурани? Он объяснил это тем, что ищет сюжеты для своих баллад, которые затем прославят его на всю страну. Что ж, ему удалось увидеть гораздо больше, чем он рассчитывал.

Патрульный отряд попал в засаду, и Лори вместе с оставшимися в живых воинами оказался в руках неприятеля. Его доставили на Келеван четыре месяца тому назад. Они с Пагом подружились с первой же встречи.

Паг продолжал взбираться на дерево, внимательно оглядывая толстый ствол. Под любой веткой могли затаиться опаснейшие существа, населявшие влажные болота Цурануани. Уловив краем глаза какое-то движение в листве, Паг застыл, но через несколько мгновений облегченно вздохнул и отер пот со лба. Из листьев выполз безобидный иголочник - змееподобное создание, единственной защитой которого являлось его сходство с ядовитой релли. Стараясь не уколоться о шипы дерева, Паг продвинулся еще на несколько дюймов вверх и стал обвязывать толстый ствол своей веревкой. Ему предстояло срубить верхушку дерева, позаботившись также и о том, чтобы при падении она не задела кого-либо из стоявших внизу невольников.

Сделав несколько зарубок на стволе, Паг почувствовал, что лезвие топора вонзилось во что-то мягкое. Он принюхался и, уловив слабый запах гниения, понял, что был прав. Выругавшись, он наклонился вниз и крикнул Лори:

- Этот ствол гнилой! Доложи надсмотрщику!

В ожидании прихода начальника лагеря Паг огляделся по сторонам. Повсюду порхали, прыгали по ветвям и прятались в листве странные создания, отдаленно напоминавшие насекомых и птиц Мидкемии. За четыре года, проведенных на Келеване, Паг так и не смог привыкнуть к их виду и повадкам. Многие из этих существ на самом деле мало отличались от тех, что обитали на его родине, и всякий раз при виде ярко-красных пчел, орлов с желтыми и ястребов с оранжевыми полосами на крыльях у него тоскливо сжималось сердце. Он понимал, что это вовсе не пчелы, не орлы и не ястребы, но не мог заставить себя воспринимать их как неведомых обитателей чужой планеты. Они напоминали ему о доме. Зато на странные, необычные существа, которых он никогда не видел у себя на родине и которые в первые месяцы пребывания в плену возбуждали его любопытство, он взирал теперь с полнейшим равнодушием, будь то шестиногие нидра - жвачные животные, которых цурани использовали в качестве тягловой силы, или чо-джайны - разумные насекомые ростом с человека, орудовавшие передними лапами, словно руками, и владевшие цуранийским языком. Но стоило ему приметить в отдалении какое-нибудь животное или птицу, напоминавших тех, что населяли Мидкемию, а приблизивших в очередной раз убедиться, что перед ним обитатель Келевана, как из груди его вырывался горестный вздох, и тоска по дому вновь надолго поселялась в душе, вытесняя все другие мысли и чувства.

Раздавшийся снизу голос Лори вывел его из задумчивости:

- Эй, Паг! Надсмотрщик сейчас будет здесь! Паг снова выругался. Если лагерному надзирателю придется лезть в воду, тот не на шутку обозлится и это может закончиться поркой для рабов или лишением их и без того скудной вечерней трапезы. Он наверняка уже взбешен заминкой в работах. В корнях некоторых деревьев обосновались семейства барроверов - шестиногих зверьков, отдаленно напоминавших бобров. Они подгрызали нежные, сочные корни, и дерево погибало. Сперва сердцевина ствола становилась мягкой и водянистой, затем она начинала загнивать, а после дерево обрушивалось под тяжестью собственного веса. В норы барроверов была заложена ядовитая приманка, и множество зверьков погибло, но они все же успели нанести серьезный урон урожаю нынешнего года.

Грубая брань и шлепанье тяжелых ног по воде возвестили о приходе надсмотрщика. Будучи рабом и не имея ни малейшей надежды когда-либо получить свободу, Ногаму тем не менее занимал довольно высокое положение надзирателя и управляющего плантацией. Ему подчинялись солдаты охраны и все вольные работники лагеря. Следом за Ногаму к дереву, на вершине которого сидел Паг, подошел молодой воин. На его юном гладко выбритом лице застыло удивленное и несколько высокомерное выражение. Он внимательно взглянул на Пага своими черными как смоль глазами и слегка кивнул ему. Паг никогда прежде не видел доспехов, подобных тем, в которые был облачен юноша-солдат, но это нисколько не удивило его. За годы пребывания в плену он успел узнать, что каждый род, клан, каждая провинция, город и укрепленное поселение в Цурануани имели свои воинские части, разнившиеся между собой цветом и отделкой оружия и доспехов.

Как сочетались между собой все эти разрозненные отряды и армии, было решительно недоступно уму мидкемян.

Надсмотрщик остановился у самого ствола огромного нгагги и задрал голову вверх. Вода доходила почти до края его короткой туники. Ногаму зарычал, как медведь-шатун, на которого он очень походил своим обликом и нравом:

- Что это еще за вранье?! Попробуй-ка повтори, что и этот ствол тоже гнилой!

Паг владел цуранийским языком лучше, чем его товарищи по несчастью, ибо находился в лагере дольше всех, за исключением лишь нескольких пожилых рабов - цурани. Свесившись вниз, он прокричал в ответ:

- Он и правда сгнил! Из глубины ствола тянет протухшей древесиной! С вашего позволения, господин, я переберусь на другое дерево, а это придется оставить. Оно никуда не годится!

Надсмотрщик погрозил Пагу огромным кулаком и проревел, брызгая слюной:

- Ах ты ленивая тварь! Я тебя заставлю работать! Тебе бы только скакать по стволам! Дерево как дерево! Живо руби верхушку!

Паг вздохнул. Спорить с Медведем, как прозвали Ногаму пленные мидкемяне, бесполезно. Он был явно не в духе и решил, как обычно, сорвать зло на рабах. Паг, широко размахнувшись, стал рубить острым топором верхушку нгагги. Через несколько минут она упала вниз, и несколько рабов оттащили ее в сторону.

Запах гниения усилился. Паг поспешно распутал узлы веревок и приготовился спускаться с дерева. Но внезапно ствол громко затрещал.

- Берегитесь! Оно сейчас упадет! - крикнул он стоявшим внизу рабам. Те бросились врассыпную. Реакция на подобные предостерегающие возгласы обычно бывала мгновенной.

Теперь, когда верхушка дерева была срезана, его гнилой ствол под тяжестью густых ветвей стал раскалываться надвое по вертикали. Не сними Паг веревки, его тело в следующее мгновение было бы разрезано ими надвое.

Взглянув вниз и определив на глаз направление падения дерева, Паг спрыгнул со ствола, когда почувствовал, что та его половина, на которой он удерживался, начала крениться в сторону. Он шлепнулся спиной о поверхность воды и тотчас же пошел ко дну. К счастью, здесь было неглубоко. Коснувшись мягкого болотистого дна, Паг высунул голову из воды и стал хватать ртом воздух.

Раздался оглушительный треск, и внезапно голова Пага снова оказалась под водой. Грудь и живот его придавила огромная ветка упавшего дерева. Паг тщетно пытался высвободиться. В ноздри его залилась вода. Он не мог ни шевельнуться, ни позвать на помощь.

Внезапно чьи-то сильные руки приподняли верхнюю часть его туловища, и Паг, все еще находившийся во власти панического страха, со стоном вдохнул горячий, влажный воздух.

- Откашляйся, Паг! - сказал Лори. - Иначе, если эта гадость останется у тебя в легких, начнется лихорадка!

Паг кивнул и, с благодарностью взглянув на друга, стал кашлять и отплевываться. Лори оглянулся по сторонам и крикнул:

- Оттащите эту ветку прочь или хотя бы приподнимите ее! А я постараюсь вытянуть его оттуда!

Несколько рабов проворно подбежали к Пагу и Лори и ухватились за концы огромного ствола. Но тот сдвинулся в сторону всего на каких-нибудь полдюйма. Лори, как ни старался, не смог высвободить грудь Пага из-под толстой, тяжелой ветки.

- Принесите топоры! - скомандовал Лори. - Мы отрубим эту ветку от ствола!

Рабы повернулись было, чтобы бежать за топорами, но в этот момент поблизости раздался раздраженный голос Ногаму:

- Оставьте его! Нечего тратить на него время! У нас полно работы! Надо рубить деревья! А этот пусть остается здесь!

Лори возмущенно возразил:

- Но мы не можем оставить его здесь! Ведь он же утонет!

Шлепая по воде ногами, обутыми в кожаные сандалии, надсмотрщик подбежал к Лори и ударил его плетью по лицу. Из глубокого рубца на щеке менестреля заструилась кровь, но он продолжал удерживать голову Пага над поверхностью воды.

- Принимайся за работу, скотина! - проревел Ногаму. - Нынче вечером ты будешь наказан плетьми зато, что осмелился перечить мне! Брось его немедленно! Срубать верхушки будет кто-нибудь другой! - Он снова, размахнувшись, хлестнул Лори плетью. Однако тот и на сей раз не разжал рук.

Но стоило Ногаму замахнуться для третьего удара, как сзади послышался голос молодого воина:

- Надо срубить эту ветку, чтобы он не захлебнулся. Ногаму, не привыкший к тому, чтобы его приказания оспаривались, резко обернулся, готовый разразиться грубой бранью. Но, увидев подле себя юного солдата, сурово сдвинувшего брови, он покорно склонил голову и пробормотал:

- Как прикажете, господин!

Он махнул рукой, и рабы, .вооружившись топорами, быстро отделили тяжелую ветку от ствола. С помощью Лори Паг выбрался на сушу и подошел к юному воину.

- Благодарю господина за то, что он спас мне жизнь, - хрипло проговорил он и закашлялся.

Юноша кивнул и обратился к надсмотрщику:

- Раб был прав. Дерево оказалось гнилым. Ты хотел наказать его за то, в чем он нисколько не был виноват. Тебе следовало бы отведать плетей, но у меня нет времени возиться с тобой. Работа и без того идет слишком медленно. Отец очень этим недоволен.

Ногаму склонил голову еще ниже.

- Я виноват перед моим господином. Дозволено ли мне будет умертвить себя?

- Нет, ты не заслужил такой чести. Принимайся за работу.

Лицо надсмотрщика побагровело. Казалось, он вот-вот лопнет от гнева, стыда и досады. Он указал рукояткой хлыста на Пага и Лори:

- Вы, двое! Немедленно за работу! Лори помог Пагу, все это время сидевшему на корточках, подняться на ноги. У Пага кружилась голова, в ушах звенело. Пошатываясь, он сделал несколько неуверенных шагов.

- Эти рабы будут до конца дня освобождены от работы, - непререкаемым тоном произнес сын хозяина плантации. - У него, - и он кивнул в сторону Пага, - того и гляди начнется лихорадка, а другому надо смазать и перевязать раны от твоего хлыста, чтобы они не загноились. - Юноша повернулся к одному из караульных солдат и скомандовал:

- Проводи их в лагерь и предоставь заботам лекаря.

Паг был бесконечно рад такому повороту событий. Он с благодарностью взглянул на молодого господина. Тот на целый день избавил его от побоев и унижений, а Лори - от верной смерти. Паг чувствовал слабость во всем теле и легкое головокружение, но не опасался лихорадки, поскольку вода не попала в легкие. Что же касалось Лори, то его положение было гораздо опаснее. В этом влажном, горячем, насыщенном ядовитыми испарениями воздухе любая рана, воспалившись, вызывала тяжелую горячку, которая за несколько дней приводила жертву побоев к мучительной смерти.

Они медленно побрели вслед за солдатом. Сделав несколько шагов, Паг оглянулся и поймал на себе исполненный жгучей ненависти взгляд Ногаму.

Посреди ночи Пага разбудил скрип деревянной половицы. Он широко раскрыл глаза и лежал неподвижно, настороженно прислушиваясь к звуку чьих-то тяжелых шагов. Пришедший остановился в ногах его постели. Паг слышал, как Лори, лежавший чуть поодаль, вздохнул и сел на своем тюфяке. Паг был уверен, что почти все рабы, ночевавшие в бараке, проснулись и приготовились дать отпор ночному посетителю, явно замышлявшему недоброе. На несколько мгновений в бараке воцарилась зловещая тишина. Но вот над головой Пага раздалось сдавленное рычание, и он мгновенно скатился со своего тюфяка, инстинктивно почувствовав, что за этим звуком неизбежно последует бросок незнакомца. Так и случилось. Стоило ему переместиться в сторону, как в соломенный тюфяк, туда, где лишь мгновение назад находилась его обнаженная грудь, вонзился кинжал. В бараке поднялся невообразимый шум. Невольники вскочили со своих постелей и все разом бросились к дверям, сталкиваясь друг с другом, падая и вновь подымаясь на ноги. Многие из них пронзительно кричали, зовя на помощь стражников.

Паг увидел, что в темноте к нему мотнулась чья-то тень и тотчас же ощутил, как лезвие кинжала полоснуло его по груди. Он бросился на нападавшего, пытаясь завладеть его оружием, но тому удалось следующим ударом рассечь ладонь его правой руки. Паг ринулся на своего противника, и оба они покатились по полу.

Нападавший схватил Пага за горло, и тот начал задыхаться. Но внезапно цепкие пальцы, сжимавшие его шею, разжались. Паг вздохнул полной грудью и приготовился дать отпор неведомому врагу. Но тяжелое тело, придавившее его к полу, обмякло и оставалось недвижимым.

В барак вбежали солдаты с фонарями в руках. В их колеблющемся свете Пагразглядел навалившегося на него Ногаму.

Тот еще дышал, но по всему было видно, что жить ему осталось недолго. Лори с расширившимися от ярости и ужаса глазами продолжал сжимать рукоятку кинжала, которым он пронзил бок надсмотрщика.

Солдаты и невольники расступились, давая дорогу молодому воину в синих доспехах. Он приблизился к Пагу, Лори и Ногаму и бесстрастно спросил:

- Он умер?

Надсмотрщик с трудом открыл глаза и слабо улыбнулся.

- Еще нет, господин. Но я умираю от удара кинжалом! - с гордой радостью пробормотал он.

Молодой воин помотал головой и столь же равнодушно бросил:

- Ничего подобного. - Он кивнул двоим из солдат охраны:

- Вытащите его во двор и немедленно повесьте. Пусть его клан будет обесчещен! Тело оставьте на съедение хищным птицам и насекомым. Такая же казнь ждет всякого, кто осмелится нарушать мои приказы. Ступайте!

И без того бледное, покрытое каплями пота лицо умиравшего стало белым как полотно.

- О нет, господин! - взмолился он. - Позвольте мне умереть от удара кинжалом! Ведь мгновения моей жизни сочтены, и смерть уже стоит у моего изголовья! - Словно в подтверждение слов надсмотрщика в углах его рта выступила кровавая пена.

Но юный воин даже не удостоил его ответа. Двое солдат подхватили Ногаму под мышки и поволокли прочь из барака, нимало не беспокоясь о том, что причиняют ему страшные мучения.

Умиравший разразился жалобными криками. Паг подивился тому, что надсмотрщик, который за несколько минут до этого едва дышал, теперь оказался способен издавать такие оглушительно громкие вопли. Не иначе как мысль о позорной казни, которой его собирались подвергнуть, придала ему сил.

Вскоре стоны и крики Ногаму смолкли вдали. Паг понял, что повешение состоялось, и невольно вздрогнул. Молодой воин взглянул на Лори и Пага, сидевших на тюфяке. Из раны на груди Пага сочилась кровь. Левой рукой он придерживал окровавленную ладонь правой.

- Помоги своему раненому другу подняться. Оба следуйте за мной! - отрывисто бросил им офицер.

Лори кивнул. Поддерживая Пага за плечи, он встал с тюфяка.

Друзья вышли из барака вслед за юношей-воином. Он провел их к своему просторному дому и кивком предложил войти. У дверей дежурил стражник. Молодой офицер приказал ему привести лекаря.

Несколько минут прошли в молчании. Наконец стражник вернулся в сопровождении лекаря, пожилого щуплого цурани, облаченного в яркий балахон. Старик был жрецом одного из многочисленных богов, которым поклонялись цурани. Быстро осмотрев раны Пага, он заверил офицера, что порез на груди неглубок и неопасен, и сокрушенно покачал головой, указывая на правую ладонь раненого невольника.

- Лезвием кинжала рассечены мускулы и связки, - прошамкал он. - Рана со временем затянется, но пальцы утратят былую подвижность и силу. Боюсь, господин, его можно будет использовать только на легких работах.

Юноша кивнул и приказал лекарю:

- Перевяжи его раны и возвращайся к себе. Старик заштопал порез на ладони Пага костяной иглой с протянутой в нее тонкой жилой и, смазав обе раны целебным снадобьем, перевязал их чистыми тряпицами. Велев своему пациенту как можно меньше двигать раненой рукой, он с поклоном удалился. Паг вытерпел болезненную процедуру молча, ни разу не поморщившись. Он сумел пересилить боль с помощью одного из приемов самовнушения, которым научил его Кулган.

Стоило лекарю уйти, как молодой офицер сурово взглянул на Лори и сказал ему, чеканя слова:

- Согласно закону, я должен был бы повесить тебя за убийство надсмотрщика! - Паг и Лори молчали: рабы не смели говорить без разрешения хозяев. - Но поскольку я приказал повесить Ногаму, в моей власти сохранить тебе жизнь. Я ограничусь тем, что накажу тебя за нанесенную ему рану. Можешь считать себя наказанным. - Губы его раздвинулись в легкой усмешке. Лори и Паг молча поклонились, и юноша махнул рукой:

- Оставьте меня, но возвращайтесь сюда на рассвете. Я должен решить, что делать с вами дальше.

Друзья вышли из дома юного офицера и зашагали к своему бараку. Оба чувствовали себя так, словно с плеч их свалилась гора. Ведь еще так недавно они были уверены, что рассвет застанет их висящими возле Ногаму с петлями на шее. Лори повел плечами и прошептал:

- Я решительно ничего не понимаю!

Паг слабо улыбнулся ему в ответ.

- Мне так больно, что я не в силах даже удивляться. Но я рад, что мы с тобой остались в живых.

У порога невольничьего барака Лори пробормотал:

- Сдается мне, что у молодого хозяйского сына есть какие-то задумки на наш счет!

- Я давно оставил всякие попытки разобраться в мыслях и намерениях наших хозяев, - устало ответил Паг. - Мне кажется, что только благодаря этому я не погиб, подобно многим, в первые же месяцы неволи. Я просто делаю, что они велят, и молча терплю все, что выпадает на мою долю, друг Лори. - Он кивнул в сторону виселицы с покачивавшимся на ней телом Ногаму. Нынче ночью на небосклоне светила лишь малая луна, и ее слабые лучи едва обрисовывали контуры могучего тела надсмотрщика. - Но от подобной участи никто из нас не застрахован.

- Твоя правда. Я все время думаю об этом. И у меня из головы не идет мысль о побеге.

Паг горько усмехнулся.

- Куда же ты надеешься убежать, менестрель? Неужто рассчитываешь отыскать вход в звездный туннель, охраняемый десятком тысяч цурани?!

Лори не ответил ему. Они вернулись в барак и улеглись на свои тюфяки, чтобы безмятежно проспать те несколько часов, что оставались до рассвета.

Юный офицер восседал на груде подушек, скрестив ноги по цуранийскому обычаю. Отослав стража, который привел к нему Пага и Лори, он кивком приказал им сесть. Поколебавшись, ибо невольникам редко дозволялось сидеть в присутствии господ, друзья опустились на ковер, устилавший пол в комнате.

- Я - Хокану из рода Шиндзаваи, - сказал юноша без всяких предисловий. - Мой отец - хозяин этой плантации. Он весьма недоволен тем, что урожай в этом году оказался низким. Я прибыл сюда, повинуясь его приказу, чтобы выяснить, в чем причина такого неуспеха. Теперь в лагере нет надсмотрщика, потому что этот глупец Ногаму проявил пренебрежение к своим обязанностям и непочтительность ко мне. Что же мне делать? - Невольники промолчали, и Хокану спросил их:

- Как долго вы находитесь на этой плантации?

Паг и Лори по очереди ответили ему. Помолчав, Хокану кивнул в сторону менестреля.

- В том, что тебе удалось остаться в живых четыре месяца, нет ничего необычного. Такой срок выдерживают почти все.

Странно, однако, что ты говоришь на нашем языке много лучше других. Но вот ты, - обратился он к Пагу, - прожил в лагере гораздо дольше, чем кто-либо другой из ваших упрямых и пустоголовых соплеменников. Ты говоришь по-нашему почти без акцента. Ты мог бы даже сойти за крестьянина из отдаленной провинции.

Друзья сидели молча, внимательно ловя каждое слово молодого господина и пытаясь угадать, что у него на уме. Внезапно в голове Пага молнией пронеслась мысль, что юноша, сидевший перед ними, был скорее всего его ровесником, а то и годом-двумя моложе. Ему казалось странным, что сын хозяина плантации, почти ребенок, был наделен такой огромной властью и мог распоряжаться судьбами многих людей. В Крайди юнцы его возраста все еще продолжали обучение ремеслам, а их ровесники из числа знати - искусству верховой езды и владению оружием. Те и другие были обязаны беспрекословно повиноваться родителям и наставникам. О том же, чтобы им доверяли ответственные должности, даже речи быть не могло.

- Как тебе удалось так хорошо освоить наш язык? - обратился Хокану к Пагу.

- Господин, я оказался в числе первых мидкемян, попавших в неволю, - ответил Паг. - Нас было всего семеро среди множества рабов - цурани. Мы все боролись за жизнь, но через несколько месяцев мои товарищи погибли от ран и лихорадки или были убиты стражниками. Мне не с кем стало даже словом перемолвиться на родном языке. Ведь за целый год на плантации не появилось ни одного жителя моей страны.

Хокану кивнул и перевел взгляд на Лори:

- А ты где выучился говорить по-цуранийски?

Лори улыбнулся и развел руками.

- Здесь, где же еще, господин? Я ведь певец. У себя на родине я был менестрелем и зарабатывал на жизнь тем, что развлекал почтенную публику исполнением песен и баллад. Мое ухо, чуткое к музыке, восприимчиво и к звукам человеческой речи. А цуранийский язык мне удалось освоить без труда, потому что он очень музыкален. Ведь значение слов в нем меняется в зависимости от длительности ударного звука. На языках, подобных вашему, говорят жители южных окраин Королевства. Мне не раз случалось бывать там и разговаривать с ними.

Хокану с интересом взглянул на невольников.

- Все это очень любопытно, - пробормотал он и надолго задумался. Паг и Лори хранили почтительное молчание. Через несколько минут, кивнув каким-то своим мыслям, юноша вновь заговорил:

- Судьба невольника зависит от множества самых разных обстоятельств. - В глазах его мелькнули насмешливые искорки. В эту минуту он стал похож на озорного мальчишку, ненадолго избавившегося от докучливого общества взрослых и решившего вволю насладиться минутами свободы. - Дела в этом лагере идут из рук вон плохо. Я должен подготовить подробный отчет для моего отца, властителя Шиндзаваи. Мне думается, я понял, в чем состоит причина неурожая. - Он вновь принял серьезный вид и кивнул в сторону Пага. - Но сперва я желал бы выслушать твое мнение на этот счет. Ты пробыл здесь достаточно долго и кажешься мне сметливым рабом.

Слова юного господина повергли Пага в растерянность, ведь никто давным-давно не интересовался его мнением о чем-либо. Он неуверенно взглянул на юношу, проверяя, не шутит ли тот, но, поймав на себе пристальный, изучающий взгляд Хокану, тотчас же заговорил, тщательно обдумывая каждое слово:

- Господин, прежний надсмотрщик, который командовал невольниками, когда я только появился здесь, очень хорошо знал свое дело. Он понимал, что людей, даже если они всего лишь невольники, нельзя заставить работать в полную силу на голодный желудок. При нем нас кормили досыта и, если нам случалось пораниться, позволяли обратиться к лекарю за помощью. А у Ногаму характер был скверный. Любую заминку в работе он воспринимал как посягательство на его честь. Если дерево оказывалось попорченным барроверами, он обвинял в этом рабов.

Если одному из невольников случалось умереть, Ногаму считал это результатом чуть ли не заговора остальных против него. После подобных случаев он лишал нас пищи и заставлял работать несколько лишних часов. А если все шло успешно, он приписывал это своей сметливости и распорядительности.

- Я подозревал что-то в этом роде, - кивнул Хокану. - Ногаму был когда-то весьма значительной персоной. Он занимал должность хадонры - управляющего огромными владениями своего отца. Но семья его была обвинена в измене Империи, и глава клана, к которому они принадлежали, продал их в рабство. - Помолчав, Хокану добавил:

- Разумеется, тех, кто не был повешен или обезглавлен. Но Ногаму никогда не был хорошим рабом. Мой отец надеялся, что он проявит свои способности управляющего в должности надсмотрщика на плантации. К несчастью, этого не случилось.

Он вопросительно взглянул на юношей, и Паг, кивнув, поспешно проговорил:

- Ногаму оказался много хуже прежнего надсмотрщика.

- Есть ли среди невольников толковый и распорядительный человек, которого можно было бы назначить на эту должность?

Лори с улыбкой указал на Пага:

- Господин, мой товарищ...

Но Хокану не дал ему договорить.

- Нет. У меня другие планы насчет вас обоих.

Недоумевая, в чем могли заключаться эти планы, Паг с почтительным полупоклоном проговорил:

- Возможно, следовало бы назначить надсмотрщиком Чогану, господин. Когда-то он был вольным землепашцем, но однажды весь его урожай побило градом, и Чогана был продан в рабство за неуплату налогов. Мне кажется, он знает толк в работах, что ведутся на вашей плантации.

Юноша кивнул и хлопнул в ладоши. В комнату тотчас же вбежал стражник и остановился у порога.

- Пусть сюда приведут невольника по имени Чогана, - распорядился офицер. Отдав честь, солдат бросился выполнять приказ.

- Начальником над рабами следует назначить цурани, - проговорил Хокану. - Вы, варвары, не отличаетесь особой почтительностью к хозяевам и не знаете своего места. Поставь я на эту должность одного из вас, и в скором времени, глядишь, мои солдаты станут лазать по деревьям и спиливать верхушки под присмотром невольников.

Лори рассмеялся, откинув голову назад. Юный воин дружелюбно улыбнулся обоим мидкемянам. Паг внимательно следил за происходящим, ни на минуту не позволяя себе расслабиться и тщательно обдумывая каждое свое слово, каждый жест и каждый взгляд. Похоже было, что Хокану стремится завоевать доверие своих невольников. Но зачем ему это? Лори, судя по всему, поверил в искренность его участия к ним обоим и проникся к нему ответной симпатией. Но Паг не торопился с выводами. В отличие от менестреля, он пробыл на Келеване достаточно долго, чтобы уяснить, что вельможные цурани, в противоположность мидкемянам, в минуты веселья и опасности нередко забывавшим о сословных преградах, всегда помнят о своем положении и неукоснительно соблюдают связанные с ним многочисленные формальности. То, что между тремя собеседниками установилась доверительная, едва ли не дружеская атмосфера, произошло благодаря сознательным усилиям юного Хокану, а вовсе не по воле случая. Офицер, поймав на себе взгляд Пага, повернулся к нему и слегка кивнул головой.

Паг, как и полагалось невольнику, тотчас же опустил глаза. Но ему почудилось, что во взоре Хокану мелькнуло понимание и участие. Юный господин словно говорил ему: "Ты не желаешь верить в мое дружеское расположение к тебе. Что ж, как знаешь.

Мне не в чем упрекнуть тебя, пока ты не нарушаешь границ, установленных между нами".

Через несколько минут Хокану взмахнул рукой и проговорил:

- Возвращайтесь к себе и отдохните как следует. После полуденной трапезы мы с вами отправимся в дальний путь.

Паг и Лори встали и с поклоном вышли из дома Хокану. Они направились к своему бараку. Паг шагал молча, сосредоточенно размышляя о происшедшем. Лори положил руку ему на плечо и с улыбкой проговорил:

- Интересно, куда он отведет нас? - Не дождавшись ответа, он добавил:

- Во всяком случае, я надеюсь, что там, где мы окажемся, будет намного лучше, чем на этой ужасной плантации!

Однако Паг не разделял его надежд.

Чья-то рука осторожно коснулась плеча Пага. Он тотчас же проснулся и сел на своем тюфяке. Перед ним стоял Чогана, бывший фермер, который благодаря рекомендация Пага стал теперь надсмотрщиком над невольниками. Чогана указал на дремавшего радом с Пагом Лори и, приложив палец к губам, кивнул в сторону двери. Паг молча последовал за ним.

Выйдя из барака, они уселись на траву в тени просторного строения. Чогана неторопливо наклонил голову и заговорил, по своему обыкновению растягивая слова:

- Господин сказал мне, что по твоей просьбе я назначен на должность надсмотрщика плантации. - Его морщинистое смуглое лицо осветила радостная улыбка. - Я в долгу перед тобой.

Паг церемонно поклонился ему в ответ и сдержанно произнес:

- Ни о каком долге не может быть и речи. Я замолвил за тебя слово, потому что уверен, что лучшего начальника над рабами господину не найти. Ты не станешь измываться над невольниками, как Ногаму, и плантация будет приносить больший доход.

Чогана обнажил в улыбке желтоватые зубы, покрытые коричневыми пятнами от жевания орешков татин. Обладавшие слабым наркотическим действием, они в изобилии произрастали на болотистой почве плантации, и почти все невольники постоянно жевали их. Паг, как и большинство мидкемян, не перенял этой привычки у рабов-цурани, хотя те и уверяли, что под воздействием сока татин мысли в голове проясняются, чувство голода отступает, работа кажется менее тяжелой, а жизнь - вполне сносной. Паг не мог бы с точностью сказать, почему именно он избегал искать забвения в безвредном наркотике татин.

Возможно, для него это означало бы полную капитуляцию перед немилосердной судьбой, которую он все еще надеялся изменить.

Сузив черные глаза, Чогана взглянул в сторону многочисленных хозяйственных построек, занимавших центральную часть поляны, на которой был разбит лагерь. С самого рассвета все они опустели. Лишь в поварне суетились кухарки, да в отдалении, у дома Хокану, несли вахту два стража в синих доспехах. Издалека, с болот, доносился стук топоров.

- Когда я был еще совсем мал, - начал раб, - и жил на ферме отца в Зетаке, у меня обнаружился некий дар. Меня подвергли испытанию и объявили, что никакими особыми способностями я не обладаю. - Он лукаво усмехнулся. Паг не вполне понял смысл его слов, но слушал не перебивая. - И стал я фермером, как и мой родитель. Но талант мой остался при мне. Порой мне случается видеть будущее. Я умею предсказывать грядущие события, Паг! Ко мне стали приходить люди из окрестных деревень. По большей части это были бедные крестьяне. Они спрашивали у меня совета о своих делах. Но я был молод и глуп и говорил им правду, требуя за это щедрых подношений. Потом мне стало совестно запрашивать так много, и я довольствовался тем, что они могли предложить.

Но люди уходили от меня расстроенные, обозленные и разочарованные. - Чогана снова усмехнулся и спросил:

- А знаешь почему? - Паг помотал головой. - Только через много лет я понял, что все они приходили ко мне вовсе не для того, чтобы узнать правду, а чтобы я сказал им то, что они желали услышать.

- Паг рассмеялся. Чогана, кивнув, продолжал:

- И тогда я притворился, что утратил свой дар. Мало-помалу люди перестали обращаться ко мне за советами. Но на самом-то деле талант мой никуда не исчез, Паг! И я по-прежнему могу иногда предсказывать будущее. Я знаю кое-что из того, что ожидает тебя, Паг. И я хочу рассказать тебе об этом, прежде чем мы с тобой расстанемся навек! Слушай же! Мне суждено умереть в этом лагере, но твоя судьба сложится совсем по-иному. Ты хочешь, чтобы я продолжал?

- Паг снова кивнул. - Ты наделен огромной силой, - торжественно произнес невольник. - Но что это за сила и чему она послужит, мне неведомо.

Зная о странном отношении цурани ко всем, кто так или иначе соприкасался с любыми проявлениями магии и волшебства, Паг не на шутку испугался, что в лагере прознают о его прежнем ремесле чародея. Большинство невольников считали его всего лишь бывшим мастеровым или слугой, и только немногие знали, что на родине он был приближен ко двору знатного вельможи и носил титул сквайра.

Чогана закрыл глаза и продолжал нараспев, покачиваясь в такт своим словам:

- Однажды я увидел тебя во сне, Паг. Ты стоял на вершине огромной башни. Там же находился и твой заклятый враг, которого тебе предстояло одолеть. Он был силен и очень опасен. - Открыв глаза, раб не мигая взглянул на Пага. Во взгляде его читались надежда и сострадание. - Мне не удалось до конца разгадать значение этого сна. Но я совершенно уверен в одном: прежде чем ты взберешься на эту башню и вступишь в единоборство с врагом, ты должен будешь отыскать свой уал, то главное, что составляет основу твоего существа, средоточие мира, покоя и силы. Стоит тебе найти его и утвердиться в нем, и ты будешь спасен. Никакое зло больше не коснется тебя, никто на свете не сможет причинить тебе вред. Плоть твоя по-прежнему останется уязвимой. Ты можешь быть ранен, можешь погибнуть, но ничто не пошатнет оснований, на которых зиждется твоя душа. Ищи, Паг! Ищи упорно и неутомимо. Ведь немногим из живущих дано найти свой уал. - Чогана помолчал и, кивнув Пагу, поднялся на ноги. - Вам пора в путь. Пойдем-ка разбудим Лори.

У входа в барак Паг замедлил шаги и обернулся к Чогане.

- Спасибо тебе, - сказал он. - Но мне хотелось бы узнать, кто тот страшный враг, который находился на вершине башни вместе со мной и которого мне, если верить твоим словам, предстоит одолеть? Ты успел разглядеть его? На кого он был похож?

Чогана засмеялся и склонил голову набок.

- О да, я его видел. - Взбираясь по ступеням крыльца, он продолжал негромко посмеиваться. - Он очень походил на тебя.

Паг. - Раб прищурился и окинул юношу насмешливо-добродушным взглядом. - Ведь это был ты сам!

Паг и Лори сидели на ступенях храма. Поодаль прохаживались шестеро вооруженных воинов. Путь до города оказался долгим и утомительным. Знатные и богатые цурани обычно передвигались в повозках, запряженных шестиногими нидра. Остальным приходилось преодолевать любые расстояния пешком. В числе последних, разумеется, оказались и Паг с Лори. Они молча разглядывали носилки, в которых восседали вельможные цурани. Тягловой силой для них служили быстроногие рабы, задыхавшиеся от зноя и тяжести своей ноши. По лицам их струился пот. Мидкемянам никогда прежде не случалось видеть ничего подобного.

Перед отправлением в путь обоим юношам были выданы темно-серые невольничьи балахоны. В лагере они привыкли обходиться набедренными повязками, но нечего было и помышлять о том, чтобы появиться в подобном виде на улицах большого города.

Цурани придавали большое значение скромности в одежде и соблюдению внешних приличий.

Выйдя за пределы лагеря, они долго двигались по узкой пыльной дороге вдоль берега Залива Битв. Залив казался огромным, как море. Даже с гребней высоких холмов, на которые то и дело взбегала дорога, Пагу не удалось разглядеть его противоположного берега. Через несколько дней путники достигли обширных пастбищ и вскоре вышли на противоположную сторону Залива Битв. Но на этом их путь не закончился. Отряду потребовалось еще пять дней, чтобы достичь города Джамара.

Паг и Лори глядели по сторонам, пока их господин совершал жертвоприношение в храме. В глазах у них рябило от пестроты нарядов сновавших мимо горожан. Казалось, цурани не мыслили своей жизни без ярких, кричащих одеяний. Даже полунищие мастеровые были разодеты в туники всевозможных цветов и оттенков. А горожане побогаче украшали свои платья прихотливыми узорами из драгоценных камней, бусами, цветами и перьями.

Каждый стремился перещеголять другого богатством и роскошью отделки пестрых туалетов.

Горожане во множестве сновали по площади, посреди которой возвышался храм. Здесь были фермеры из окрестных деревень, уличные торговцы, мастеровые и паломники, слуги, воины и знатные господа. Из ближайших переулков выезжали повозки и телеги, влекомые шестиногими нидра. Никогда еще Пагу и Лори не случалось видеть такого скопления народа. Некоторые из цурани останавливались у ступеней храма, чтобы поглазеть на двух невольников из другого мира, которых они между собой именовали великанами-варварами. Сами жители Цурануани были по большей части приземисты и широкоплечи. Рост взрослого мужчины не превышал пяти футов и шести дюймов. В сравнении с цурани даже Паг, за последние годы вытянувшийся до пяти футов и восьми дюймов, казался высоким. Мидкемяне, в свою очередь, пренебрежительно называли цурани коротышками.

Храм, у которого расположились Паг и Лори, находился в самом центре огромного города. Немного поодаль возвышалось еще несколько подобных ему строений, а между ними были разбиты тенистые сады, обнесенные яркими деревянными изгородями. С декоративных горок, возвышавшихся в середине каждого сада, сбегали быстрые ручейки. Карликовые деревца и кустарники чередовались с цветочными клумбами и росшими вдоль дорожек исполинскими деревьями, дававшими густую тень. Под ними располагались разноцветные скамьи. По тропинкам садов бродили музыканты, услаждавшие слух горожан игрой на деревянных флейтах и странного вида щипковых струнных инструментах, отдаленно напоминавших лютни. Прислушиваясь к необычному полифоническому звучанию цуранийской музыки, Лори восторженно произнес:

- Как здорово, Паг! Какие нежные полутона! А чего стоит это диминуэндо в миноре! - Он со вздохом опустил глаза долу и пробормотал:

- Это чужая, непривычная для нас музыка, но она прекрасна, ты не находишь? Ах, если бы мне когда-нибудь довелось снова заняться любимым ремеслом! Пожалуй, я даже согласился бы играть для цуранийских вельмож!

Паг сочувственно улыбнулся другу и взглянул направо, туда, где находился городской базар. К рыночной площади одна за другой подъезжали телеги, груженные всяческой снедью.

Разносчики сновали между рядами, предлагая торговцам и покупателям холодную воду и сласти. Со стороны рынка до Пага и Лори доносились крики и грубая брань, оттуда тянуло запахами свежевыпеченного хлеба, свежей и копченой рыбы, помоев и нечистот. Все это напомнило Пагу рынок в Крайди, и он горестно вздохнул.

Когда отряд, возглавляемый Хокану, шествовал по улицам города, прохожие уступали ему дорогу, повинуясь зычным крикам воинов:

- Шиндзаваи! Шиндзаваи!

Лишь однажды путники остановились на перекрестке, пропуская процессию мужчин в красных балахонах, украшенных длинными перьями. Предводитель этой живописной группы, которого Паг принял за главного жреца какого-то почитаемого в Цурануани божества, скрывал свое лицо за деревянной маской с изображением ярко-красного черепа. Физиономии его спутников были разрисованы алыми кругами и полосами. Они то и дело прикладывали к губам глиняные свистульки, издававшие пронзительные, визгливые звуки.

Прохожие жались к стенам домов, чтобы дать дорогу этому необычному отряду. Один из солдат провел ладонью по лицу и груди, ограждая себя от влияния злых чар. Позже он словоохотливо объяснил Пагу и Лори, что повстречавшиеся им жрецы были служителями грозного бога Туракаму, родного брата богини смерти Сиби.

Устав дожидаться Хокану на ступенях храма, Паг встал и кивком попросил у ближайшего из стражей разрешения заговорить.

Тот согласно кивнул в ответ, и Паг спросил его:

- Господин, который из богов обитает в этом храме?

Солдат усмехнулся и ворчливо-добродушно ответил:

- Невежественный дикарь! Боги живут не в храмах, а на небесах, Верхнем и Нижнем. А здесь люди совершают молитвы и приносят им жертвы. Сын моего господина сейчас смиренно просит Чококана, доброго бога Верхнего неба, и его слугу Томачачу, чтобы те были щедры и милостивы к роду Шиндзаваи.

Вскоре Хокану вышел из храма и кивнул своим спутникам.

Отряд продолжил свой путь по улицам города. Паг и Лори во все глаза глядели по сторонам. Многое из того, что являлось обыденным для цурани, представлялось им странным и необычным.

Почти на каждом шагу они обменивались возмущенными, восхищенными или недоуменными возгласами. Вскоре все воины, сопровождавшие юного Хокану, принялись от души потешаться над варварами, впервые попавшими в большой город. Паг и Лори и вправду чувствовали себя, словно крестьяне из отдаленной провинции, очутившиеся на улицах столицы.

Все дома, мимо которых они проходили, представляли собой деревянные каркасные строения, стены которых были сделаны из какого-то необычного материала, напоминавшего затвердевшую ткань. Из камня здесь, похоже, строили только многочисленные храмы. Все без исключения дома, начиная от скромных хижин мастеровых и кончая многоэтажными особняками знати, были выкрашены в белый цвет и покрыты затейливыми рисунками, изображавшими зверей и птиц, пейзажи и батальные сцены. В убранстве жилищ, так же, как и в одежде цурани, безраздельно господствовали пестрота и яркость.

Путники миновали рыночную площадь, пересекли широкий бульвар и оказались у дома, обнесенного высокой стеной и окруженного зелеными лужайками. У ворот особняка стояли два солдата в синих доспехах. Увидев Хокану, они вытянулись и отдали ему честь.

Воины, сопровождавшие молодого офицера на протяжении всего пути из лагеря, молча прошествовали в глубь просторного двора, оставив Хокану наедине с двумя невольниками. Офицер взмахнул рукой, и один из стражей, дежуривших у входа, распахнул тяжелую дверь. Хокану, Паг и Лори прошли в просторный зал, пересекли его и через противоположную дверь, которую проворно раздвинул перед ними пожилой слуга, вышли во внутренний двор. Там на зеленой лужайке, в центре которой находился мощенный каменными плитами бассейн с журчавшим в нем фонтаном, сидел седовласый старик, облаченный в темно-синий балахон из дорогой, добротной материи. Он был погружен в чтение пергаментного свитка. Когда Хокану и его спутники ступили на лужайку, старик встал и приветливо улыбнулся юноше.

Хокану снял с головы шлем и вытянулся. Паг и Лори отошли в сторону. Седовласый господин кивнул, и Хокану подошел к нему вплотную. Они обнялись, и старик ласково проговорил:

- Сын мой, я рад видеть тебя в добром здравии. Расскажи мне, как дела на плантации.

Хокану в нескольких фразах обрисовал отцу положение в лагере, не упустив ни одной важной детали, и сообщил о действиях, которые предпринял для увеличения сбора древесины.

- И новый надсмотрщик позаботится о том, чтобы рабы были сыты и здоровы. Я надеюсь, что урожай окажется не так уж плох, - завершил он свой рассказ.

- Ты действовал разумно и решительно, сын мой. Через несколько месяцев нам надо будет снова проверить, как там обстоят дела. Надеюсь, что положение с добычей древесины нгагги улучшится, ибо хуже, чем теперь, оно не бывало еще никогда.

Стратег настаивает на том, чтобы мы увеличили поставки для нужд армии. Ослушавшись этого приказа, мы рискуем впасть в его немилость. - Казалось, он лишь теперь заметил стоявших поодаль Пага и Лори. - Что здесь делают эти невольники? - с оттенком раздражения спросил он сына.

- Они сметливы и расторопны, - поспешно заверил его Хокану.

- Я решил привести их сюда, вспомнив о разговоре с братом накануне его отъезда на север. Эти двое могут быть нам полезны.

- Но ты ведь никому не поведал о наших планах? - с тревогой спросил его старик. Он нахмурился, и его умные, проницательные серые глаза утонули в сетке морщин. Несмотря на малый рост и плотное сложение, хозяин усадьбы и плантации в эту минуту чем-то напомнил Пагу герцога Боуррика.

- Нет, отец. Об этом знают лишь те, кто был с нами в ту ночь...

Старик жестом велел ему замолчать.

- Довольно, Хокану. Прибереги свои замечания для другого, более удобного случая. Ведь тебе известно, что даже у стен бывают уши. Скажи Септиему, что завтра утром мы отправляемся в поместье.

Хокану поклонился и зашагал к дому.

- Хокану! - отрывисто произнес старик. Молодой офицер снова повернулся к нему лицом и замер в ожидании новых приказаний. - Ты отлично справился с порученным тебе делом! - Отец с гордостью взглянул на сына. Губы юноши тронула легкая улыбка.

Он еще ниже поклонился старику и, пройдя по лужайке и двору, вернулся в дом.

Старик снова уселся на деревянный стул и сурово воззрился на Лори и Пага.

- Как вас зовут?

- Лори, господин.

- Паг, господин.

Пожевав губами, хозяин усадьбы пробормотал:

- Выйдете через правую дверь и попадете на кухню. Моего хадонру зовут Септием. Он велит накормить вас и укажет места для ночлега. Ступайте.

Паг и Лори поклонились и вышли из сада. Проходя по коридору особняка, Паг едва не сбил с ног молоденькую рабыню, торопившуюся куда-то с корзиной белья. Девушка вскрикнула и выронила свою ношу. Разноцветные тряпки рассыпались по полу.

- Ну вот! - с досадой проговорила она, всплеснув руками. - Теперь мне придется перестирывать все заново!

Паг принялся поспешно собирать белье с пола и укладывать его в корзину, мельком взглядывая на стоявшую перед ним девушку. Она была гораздо выше, чем большинство цуранийских женщин, которых ему доводилось видеть прежде, и отлично сложена. Ее длинные темные волосы, зачесанные назад, перехватывал тонкий шнурок. Большие карие глаза девушки обрамляли густые загнутые ресницы. Паг не отрываясь смотрел в ее открытое лицо. Он совсем позабыл о разбросанном по полу белье. Девушка слегка покраснела под его пристальным взглядом и, опустив глаза, быстро сложила в корзину все тряпки, что еще оставались на полу, и заторопилась прочь. Лори с улыбкой смотрел ей вслед, пока она не скрылась за поворотом коридора.

Хлопнув Пага по плечу, он дружески подмигнул ему.

- Ведь говорил же я тебе, что дела наши изменятся к лучшему! Видишь, так оно и вышло!

Они открыли тяжелую дверь и оказались в просторном дворе, окружавшем дом снаружи. Над трубой одного из приземистых строений, находившихся в углу двора, вился легкий дымок. Оттуда доносился запах стряпни. Только теперь друзья вспомнили, что с самого рассвета ничего не ели, и проворно устремились к кухне.

Не сбавляя шага, Лори с усмешкой взглянул на Пага и проговорил:

- По-моему, ты ей понравился!

Паг в ответ на это замечание покраснел до корней волос. В присутствии женщин он, как и прежде, держался по-отрочески робко и скованно. За годы, проведенные в лагере, ему не представилось случая расширить и пополнить свой более чем скромный опыт по части ухаживания за дамами. Откровенные разговоры о взаимоотношениях полов, которые часто вели между собой невольники на плантации, повергали его в смущение. Слушая их, он чувствовал себя ничтожным мальчишкой, зеленым юнцом, случайно затесавшимся в общество взрослых мужчин. Паг несмело взглянул на Лори, опасаясь, что тот решил подшутить над ним. Но менестрель вовсе не смотрел в его сторону. Проследив за его взглядом, Паг заметил в одном из окон господского дома улыбающееся лицо молоденькой черноглазой служанки.

С самого рассвета усадьба семьи Шиндзаваи уподобилась растревоженному улью. Рабы и слуги готовились к путешествию на север, увязывая свои и господские вещи в узлы, складывая их в короба и корзины. Паг и Лори, все имущество которых состояло из темно-серых балахонов, полученных ими в лагере, с любопытством наблюдали за этой суетой, сидя в тени густых ветвей дерева, напоминавшего иву, чьи тонкие ветви спускались почти до самой земли. Оба от души наслаждались минутами праздности, нечасто выпадавшими на их долю за время пребывания в плену.

- Эти люди явно потеряли рассудок, Паг, - с улыбкой сказал Лори. - Можно подумать, что они снаряжают в дальний путь купеческий караван. Похоже, каждый из них вознамерился взять с собой все свои пожитки.

- Возможно, так оно и есть, - отозвался Паг. - Меня здесь уже ничем не удивишь. - Он поднялся на ноги и прислонился к стволу дерева. - Иногда поступки их противоречат всякой логике.

- Вот-вот, - кивнул Лори. - Но если бы тебе довелось побывать за пределами Королевства, как мне, ты давно понял бы, что несмотря на кажущиеся различия, в чем-то главном все люди похожи друг на друга.

- Что ты хочешь этим сказать?

Лори поднялся с земли и, так же как и Паг, облокотился о толстый ствол дерева.

- Сдается мне, наши господа затевают что-то важное, и нам с тобой в их планах отведена далеко не последняя роль. Нам надо держать ухо востро и постараться обратить все это себе на пользу. Понимаешь? Никогда не следует забывать о том, что, если человек нуждается в тебе, ты можешь рассчитывать на ответную услугу с его стороны. Надо только заставить его принять твои условия сделки, какое бы высокое положение он ни занимал.

- Разумеется! - кисло отозвался Паг. - Ты выполняешь то, чего он требует, а он взамен оставляет тебя в живых. Я не раз участвовал в подобных сделках, друг Лори, и в этом для меня нет ничего нового. - Он невесело усмехнулся.

- Не слишком ли ты мрачно смотришь на жизнь, Паг? - Лори заговорщически подмигнул ему. - В твои-то годы! Знаешь что, пускай подобные рассуждения останутся уделом умудренных жизнью скитальцев вроде меня, а ты постарайся-ка не упустить возможность, которая сама плывет тебе в руки.

- Что еще за возможность? - засопев, спросил Паг.

- Похоже, - с улыбкой ответил Лори, - что та девчонка, которую ты вчера едва не сбил с ног, того и гляди надорвется, поднимая один за другим тяжелые короба. - Оглянувшись, Паг увидел молоденькую прачку, которая устанавливала большой деревянный короб на одну из телег. - Сдается мне, что она с благодарностью приняла бы твою помощь. Как ты считаешь?

Паг смешался и покраснел.

- Ты полагаешь...

Лори подтолкнул его в спину.

- Да иди же к ней, олух ты этакий! Познакомься с ней, помоги ей, а после, глядишь... - И он многозначительно подмигнул Пагу.

- После?.. - оторопело переспросил тот.

- О милосердные боги! - смеясь, воскликнул Лори и покачал головой. - Иди же!

Веселость трубадура была такой заразительной, что Паг, несмотря на охватившее его волнение, улыбнулся ему в ответ и смело зашагал к телеге, возле которой хлопотала девушка. Она безуспешно пыталась поставить большой деревянный короб поверх другого, уже находившегося в телеге. Паг подхватил тяжелую ношу из ее рук.

- Давай-ка я помогу тебе!

Девушка отступила в сторону и неуверенно пробормотала:

- Право, не знаю. Он ведь не очень тяжелый. Просто высоковат для меня. - Она явно старалась не смотреть на Пага, но взор ее то и дело обращался к нему. Паг без труда водрузил ящик на телегу, хотя движение это отозвалось резкой болью в его раненой руке.

- Вот и все, - произнес он с деланным спокойствием.

Девушка отбросила назад прядь волос, упавшую ей на лицо.

- Ты ведь тоже варвар? - несмело спросила она.

Паг нахмурился:

- Вы напрасно считаете нас варварами. Уверяю тебя, что мы ни в чем не уступаем вам.

Она густо покраснела и поспешно проговорила:

- Я вовсе не хотела тебя обидеть. Ведь цурани называют этим словом всех, кто живет в других странах. - Она замялась. - И на других планетах. Они считают дикарями всех, кроме себя самих. И если верить им, то я такая же дикарка, как и ты.

Паг кивнул и спросил:

- Как тебя зовут?

- Кейтала. А тебя?

- Паг.

Девушка улыбнулась.

- Какое странное имя. Паг. - Однако похоже было, что оно пришлось ей по душе. Склонив голову набок, она снова повторила:

- Паг.

В эту минуту из-за угла дома вышел пожилой хадонра Септием.

Погрозив Пагу и Кейтале кулаком, он крикнул им:

- Эй вы, двое! Нечего стоять тут сложа руки! Быстро за работу!

Кейтала взялась за очередной короб. Паг покорно склонил голову перед облаченным в желтую робу управляющим.

- Как твое имя? - резко спросил тот.

- Паг, господин.

- Похоже, ты и твой приятель-великан остались нынче утром без всякого дела. Но я найду для вас работу. Позови-ка его сюда!

Паг вздохнул. Время досуга, которым они с Лори наслаждались с самого рассвета, истекло неожиданно быстро. Он взмахом руки подозвал к себе менестреля. Повинуясь приказу хадонры, друзья принялись грузить на телеги короба, корзины и узлы.

Глава 2 ПОМЕСТЬЕ

За последние три недели жара немного спала, но влажный воздух по-прежнему был пропитан зноем. Зима в этих краях, если краткий сезон дождей заслуживал этого названия, длилась всего около шести недель. Смен времен года со всеми столь привычными для Пага приметами - перелетами птиц, холодными утренниками, инеем на полях и дорогах, листопадами, разливами рек здесь не существовало. Деревья на Келеване никогда не сбрасывали своей листвы, птицы не устремлялись с севера на юг и обратно, в полях не зацветали весенние цветы, а печи топились только для приготовления пищи. Что же до морозов и снега, то о них местные жители и слыхом не слыхивали. Здесь царило вечное лето.

В течение первых дней путешествия они двигались вдоль широкой мощеной дороги, связывавшей Джамар с городом Сулан-Ку и проложенной параллельно течению реки Гагаджин. Паг и Лори не уставали любоваться яркими лодками, барками и парусниками, сновавшими вверх и вниз по течению реки. По дороге навстречу им двигались многочисленные торговые караваны, тележки фермеров с впряженными в них нидра, а также носилки, в которых путешествовала знать.

Властитель Шиндзаваи в сопровождении нескольких доверенных слуг и воинов отправился на своем баркасе в Священный Город, чтобы участвовать в заседании Высшего Совета. Он намного опередил своего сына и остальных, отправившихся в путь по суше.

На окраине Сулан-Ку Хокану надолго задержался с визитом в доме знатной госпожи Акомы, а Пагу и Лори, в числе прочих рЗоов ожидавшим господина во дворе под навесом, выпала возможность поболтать с одним из недавно плененных мидкемян, жителем Королевства. Друзья узнали от него, что кровопролитные бои Западных армий с войсками цурани длились все последнее время, не принося решительного перевеса ни одной из сторон.

Войне, казалось, не было конца. Удрученные этими известиями, Паг и Лори вскоре простились с невольником и последовали за Хокану по дороге, которая вела в Священный Город.

Там к каравану присоединились отец Хокану и сопровождавшие его слуги и воины. Путники устремились на север, в поместье Шиндзаваи, находившееся неподалеку от небольшого города Силмани.

Повозки тянулись одна за другой по узкой, пыльной дороге.

До поместья, как сообщил Пагу и Лори один из рабов-цурани, оставалось меньше мили. Друзья сидели на плоской крыше одного из возов, плавно покачивавшегося в такт неторопливому шагу нидра. Лори с наслаждением вгрызался в сочную мякоть йомаха - плода, видом своим напоминавшего крупный зеленый гранат, а по вкусу сходного с арбузом, и выплевывал косточки на дорогу. За время путешествия друзья успели отдохнуть от изнурительного труда на плантации. Те несколько недель, что заняла дорога до поместья Шиндзаваи, они провели в относительном бездействии.

Лишь изредка им приходилось грузить и разгружать повозки, помогать кухаркам чистить котлы, а также носить воду, собирать хворост и сбрасывать с дороги в канаву помет нидра.

- Как твоя рука? - спросил Лори.

Паг взглянул на свою правую ладонь, обезображенную широким шрамом.

- Я едва могу пошевелить пальцами, - пожаловался он. - К тому же, сдается мне, такой она теперь останется навсегда.

Помнишь, ведь и лекарь в лагере предупреждал меня об этом.

Лори искоса взглянул на его ладонь.

- Видно, не придется тебе больше орудовать мечом!

Отвоевался!

Паг с усмешкой парировал:

- А ты никак все еще рассчитываешь когда-нибудь надеть на себя доспехи? Надеешься поступить в отряд Императорской конной гвардии?

Лори выплюнул в дорожную пыль несколько крупных семян йомаха и невозмутимо ответил:

- Представь себе, о лучшей участи я не смел бы и помышлять, обзаведись их император конями, а заодно и гвардией. Но ведь на всем Келеване днем с огнем не сыщешь ни одной лошади. Эти дикари даже понятия не имеют, что на свете существуют такие прекрасные, благородные животные. Разве можно сравнить с ними этих презренных тварей?!

Друзья сидели спиной к направлению движения, свесив ноги с повозки. Лори скорчил гримасу и выплюнул косточки йомаха прямо в нос следовавшего за ними нидра.Животное попятилось, а возница свирепо взглянул на менестреля и погрозил ему кулаком.

Паг рассмеялся. Лори назидательно проговорил:

- Имейте в виду, юноша, что мы, менестрели, в случае чего умеем постоять за себя! Ваш покорный слуга не раз бивал лесных разбойников и головорезов с больших дорог, жаждавших опорожнить его поясной кошель с честно заработанными золотыми! Тому, кто не умеет драться, нечего делать в славном цехе трубадуров!

Паг с улыбкой кивнул. Он знал, что ни в одном из городов и поселков Королевства, как, впрочем, и других стран Мидкемии, никто не посмел бы задеть менестреля, иначе весть о недружелюбии жителей быстро распространилась бы среди множества собратий последнего, и те стали бы обходить город стороной. Но, оказавшись вне стен поселения, любой из трубадуров, как и всякий одинокий путник, мог угодить в руки промышлявших в лесах и на дорогах разбойников. Лори был прав, утверждая, что робким и слабосильным не находилось места среди бродячих музыкантов.

Но его надменный, самоуверенный тон слегка задел Пага. Он собрался было попенять за это Лори, но внезапно впереди, там, где находились первые повозки каравана, послышался шум.

Стражники, замыкавшие колонну, помчались вперед.

Лори с тревогой взглянул на Пага.

- Как ты думаешь, что там стряслось?

Не дождавшись ответа, он ловко спрыгнул с повозки и побежал вслед за стражами. Через несколько мгновений Паг нагнал его.

Они остановились у богато украшенных носилок, в которых путешествовал глава семьи Шиндзаваи. По дороге навстречу им неторопливой рысью ехали всадники. Паг не поверил своим глазам.

- Ты что-нибудь понимаешь? - шепотом спросил он Лори.

Когда четверо встречных путников приблизились на достаточное расстояние, оказалось, что лишь один из них передвигался верхом на коне. Остальные трое оказались не кем иным, как чо-джайнами, гигантскими насекомыми, в чем-то сходными с муравьями. Чо-джайны семенили по дороге на тонких ножках, держа верхнюю часть туловища вертикально. Эти существа обладали разумом и даром речи. Их темно-синие панцири, отражая яркие солнечные лучи, блестели и переливались всеми цветами радуги.

Всадник, высокий - ростом почти с Пага - широкоплечий цурани, неторопливо и несколько неловко спешился и направился навстречу процессии.

Лори презрительно хмыкнул и прошептал на ухо Пагу:

- Ну знаешь, если они станут подобным образом обращаться с лошадьми, нам нечего опасаться, что у них когда-нибудь появится конная гвардия! Ты только взгляни на эти обрывки стремян, из которых сплетена уздечка! Ни седла, ни упряжи! А бедный коняга выглядит так, словно его не чистили несколько месяцев!

По приказу своего господина слуги опустили крытые носилки наземь и помогли старику выйти на дорогу. Хокану, примчавшийся вместе с несколькими воинами из самого хвоста колонны, заключил всадника в объятия. Затем высокий незнакомец бросился к старику и почтительно поклонился ему чуть ли не до самой земли. Паг и Лори слышали, как он воскликнул:

- Отец, я так рад нашей встрече!

Глава рода Шиндзаваи ответил на приветствие сына кивком головы и произнес:

- Касами! Первенец мой! Я счастлив видеть тебя здесь!

Скажи, давно ли ты возвратился?

- Меньше недели тому назад. Я собрался было ехать к вам в Джамар, но мне сообщили, что вы направляетесь сюда, и я стал ждать вашего прибытия в поместье.

- Хорошо, что ты вовремя получил это известие и мы не разминулись. Скажи, кто это с тобой? - и он кивнул в сторону чо-джайнов.

- Это, - Касами указал на одного из них, - предводитель атакующих Кс-Калак. Он и его воины только что вернулись с Мидкемии. Там они мужественно сражались против воинственных коротышек, что живут в горах.

Гигантский муравей сделал шаг вперед и с достоинством воздел вверх правую переднюю лапу - совсем как воин, отдающий честь.

- Приветствую тебя, о Камацу, глава славного, доблестного рода Шиндзаваи! - произнес он высоким гнусавым голосом.

Старик наклонил голову и учтиво ответил:

- Добро пожаловать в наше поместье, Кс-Калак! Честь и слава всем твоим собратьям! Чо-джайны всегда будут нашими желанными гостями! - Воин-муравей с поклоном отступил назад, и Камацу обратился к старшему сыну:

- Что это за животное, Касами, на спину которого ты столь отважно взгромоздился? Оно не причинит тебе вреда?

- Это лошадь, отец. На подобных ей созданиях варвары-мидкемяне сражаются и путешествуют. С их помощью они обрабатывают землю. Лошадь способна передвигаться с огромной скоростью!

- Но как тебе удается удерживать равновесие, сидя на ее спине? - с тревогой спросил старик.

Касами рассмеялся:

- По правде говоря, с большим трудом. У варваров существует множество приспособлений, которые позволяют им чувствовать себя вполне удобно верхом на конях. Но мне пока еще не удалось раздобыть ни одно из них.

Хокану с улыбкой хлопнул брата по плечу.

- Надеюсь, у нас найдется кому поучить тебя ездить на этом чудовище!

Касами удрученно покачал головой и посетовал:

- Я просил прислать сюда нескольких варваров, но все они умерли в дороге!

- А вот я прихватил с собой двоих, которые пока еще живы! - усмехнулся младший брат.

Касами с любопытством посмотрел на рабов, стоявших поодаль.

Взгляд его тотчас же привлек светловолосый Лори, который был на голову выше всех остальных. Старший сын властителя Шиндзаваи сразу признал в нем и его низкорослом темноволосом друге пленных мидкемян.

- Благодарю тебя, дорогой брат! - с поклоном проговорил он.

- Ты оказал мне огромную услугу. Надо будет спросить его, умеет ли он ездить верхом на лошади. А теперь, отец, позвольте мне покинуть вас и вернуться в поместье, чтобы должным образом подготовить все к вашему приезду.

Камацу обнял сына и кивком отпустил его. Касами взгромоздился на коня, и тот неспешной рысью затрусил прочь.

Паг и Лори вернулись на свои места на крыше повозки.

- Вот так чудовища! - воскликнул Лори, покачав головой.

- Кто это такие? Откуда они здесь взялись?

Паг усмехнулся:

- На Келеване можно увидеть и не такое! Цурани называют их чо-джайны. Они живут в гигантских муравейниках, и в каждом - своя королева. Чо-джайны - подданные Империи. Они обитают здесь с начала времен. Во всяком случае, так говорили мне невольники-цурани.

Лори посмотрел вперед, туда, где виднелись фигуры всадника и трех огромных насекомых.

- Не хотел бы я встретиться с таким противником один на один! Гляди-ка, с какой скоростью они бегут по дороге!

Паг промолчал. Слова старшего сына главы рода Шиндзаваи о битве чо-джайнов с "коротышками" всколыхнули в его душе воспоминания о доме, об отважных гномах и о Томасе. Где-то он теперь? Да и жив ли? Если ему удалось уцелеть, то прежний беззаботный мальчишка Томас, каким его запомнил Паг, стал теперь взрослым мужчиной.

Господский дом в поместье Шиндзаваи поразил Пага своей величиной. Если не считать дворцов и храмов, он еще не видел в Цурануани строения столь внушительных размеров. Дом располагался на вершине холма, с которого открывался великолепный вид на окрестности. Выстроенный в виде прямоугольника с внутренним двором посередине, как и городской дом в Джамаре, особняк в несколько раз превосходил его величиной. В просторном внешнем дворе разместились поварня, службы, мастерские и бараки для рабов.

Паг вытянул шею, чтобы получше разглядеть на ходу роскошный, ухоженный сад, но хадонра Септием одернул его:

- Веди себя скромнее! Нечего глазеть по сторонам!

Паг ускорил шаги и опустил глаза долу. Все же то, что он успел увидеть, произвело на него огромное впечатление. Сад был разбит на несколько участков, огороженных невысокими каменными стенами. Посреди каждого из участков располагались искусственные пруды, окаймленные высокими, дававшими густую тень деревьями. На клумбах росли крупные, яркие цветы. Дорожки, испещрявшие все пространство сада, были посыпаны песком и мелким гравием. Огромный трехэтажный особняк замыкал этот волшебный уголок с четырех сторон. Два верхних этажа массивного строения украшали деревянные балконы с резными перилами. Внизу суетились слуги. Сквозь высокие открытые двери Паг увидел множество рабов, перебегавших из одной огромной комнаты в другую с подносами, подсвечниками и подушками в руках. Но оба верхних этажа дома, так же как и сад, оставались пустыми.

Паг, Лори и Септием подошли к одной из многочисленных дверей, и хадонра строго сказал юношам:

- Не вздумайте забываться и вести себя непочтительно с господами этого дома, иначе я велю шкуру с вас спустить!

Хорошенько запомните, что я вам сказал, иначе вы горько пожалеете, что молодой господин Хокану не оставил вас гнить на болотах!

Септием вошел в дом и объявил о прибытии двух невольников-варваров. Им было дозволено предстать перед господами. Пятясь, хадонра вышел во внутренний двор и шепнул обоим рабам:

- Идите!

Паг и Лори переступили через низкий порог и оказались в просторном помещении, залитом ярким светом, который проникал сюда через противоположную дверь и два больших витражных окна.

Стены комнаты были украшены миниатюрными гобеленами, оружием и картинами в деревянных рамах. Пол по цуранийскому обычаю устилал ковер с громоздившимися по углам и посередине стопками подушек. На одной из таких стоп, скрестив ноги, восседал Камацу, властитель Шиндзаваи. По обе стороны от старика сидели его сыновья. Все трое были без оружия и одеты в короткие яркие туники, какие обыкновенно носили богатые цурани в свободное от службы время. Паг и Лори сделали несколько шагов вперед и остановились, уставив глаза в пол.

Камацу взглянул на старшего сына и сказал:

- Высокого невольника с белыми волосами зовут Лох-ре, а другого - Поог.

Лори открыл было рот, чтобы поправить старика, но Паг ткнул его локтем в бок, и тот, поморщившись, поспешно принял прежнюю смиренную позу.

Старший сын Камацу заметил эти движения невольников и с улыбкой спросил:

- Ты хочешь что-то сказать?

Лори быстро взглянул на него и снова опустил глаза. Рабам было строжайше запрещено говорить с господами без их разрешения. Он не был уверен, что вопрос молодого господина можно было расценить как приглашение к беседе.

Старик сурово сдвинул брови и процедил сквозь зубы:

- Говори, варвар.

Менестрель поспешно произнес:

- Меня зовут Лори, господин. Ло-ри. А это Паг, а не Поог.

Хокану опешил от такой неслыханной дерзости и свирепо взглянул на раба, посмевшего перечить господину, но Касами улыбнулся и стал повторять имена обоих невольников, пока ему не удалось произнести их правильно.

- Вы умеете ездить верхом на лошадях? - спросил он.

Паг и Лори кивнули.

- Вот и хорошо. Вы научите меня этому!

Паг с любопытством разглядывал низкий столик, стоявший перед хозяином поместья. На нем была разложена шахматная доска, уставленная резными фигурками. Камацу перехватил его взгляд и спросил:

- Тебе знакома эта игра?

- Да, господин, я не раз играл в нее. У нас она зовется шахматами.

Хокану мельком взглянул на брата и, кивнув ему, почтительно обратился к старику:

- Видишь, отец, выходит, правы те, кто считает, что контакты с варварами имели место и прежде.

Камацу пренебрежительно махнул рукой.

- Все это не более чем домыслы, не подкрепленные никакими доказательствами. - Он строго взглянул на Пага. - Иди-ка сюда и расскажи, как ходят фигуры.

Паг уселся на пол перед столиком и принялся вспоминать все правила шахматной игры, которым успел обучить его Кулган. Он тогда не проявил большого рвения к игре и потому успел усвоить лишь некоторые из простейших комбинаций. Взяв в руку пешку, он пояснил:

- Это пешка. Она может продвигаться вперед только на одну клетку. Или на две, когда ход - первый. - Старик кивнул и жестом велел ему продолжать. Ободренный этим, Паг указал на коня. - А он ходит вот так. У нас его называют конем.

Поименовав почти все фигуры и объяснив, как следовало передвигать их по доске, он вопросительно взглянул на Камацу.

Старик задумчиво разглядывал доску. Помолчав, он проговорил:

- У нас эта игра зовется шех. Фигуры носят другие названия, но правила такие же, как и у вас. Я хочу, чтобы ты теперь же сыграл со мной!

Камацу предложил Пагу играть белыми, и тот пошел с королевской пешки. Старик парировал его ход. Паг играл скверно, и победа далась хозяину поместья легко и быстро. Остальные наблюдали за ходом игры в полном молчании. Когда партия была завершена, Камацу с насмешливой улыбкой спросил:

- У себя дома ты считался хорошим игроком, не так ли?

- Нет, господин, - честно ответил Паг. - Очень слабым. По правде говоря, я едва умею играть.

Старик развел руками:

- В таком случае я вынужден признать, что твои соплеменники не такие уж дикари. Я буду иногда играть с тобой в шех.

Паг поклонился. Старик кивнул старшему сыну, и тот поднялся с подушек.

- Идите за мной! - бросил он Пагу и Лори и вышел из комнаты, простившись с отцом.

Касами провел их по нескольким коридорам огромного дома.

Вскоре они вошли в небольшую комнату с двумя тюфяками и грудой подушек на полу.

- Вы будете жить здесь. Моя комната находится рядом. Я желаю, чтобы вы всегда были у меня под рукой.

Лори дерзнул обратиться к нему с вопросом:

- Что угодно от нас господину?

Касами с минуту молча глядел на него, а затем, покачав головой, добродушно проговорил:

- Вы, варвары, никогда не станете хорошими, надежными рабами. Вы то и дело забываете, как следует держать себя с господами!

Лори принялся бормотать слова извинения, но Касами жестом остановил его.

- Помолчи. Все это в конце концов не так уж важно. Я рассчитываю с вашей помощью научиться ездить верхом. И еще вы должны научить меня говорить по-вашему. Мне не терпится узнать, что означают все эти смешные и странные звуки, которыми вы обмениваетесь между собой.

Разговор между господином и двумя невольниками был прерван ударом гонга. Его протяжный звук волнами разошелся по всем помещениям огромного дома.

- К нам прибыл Всемогущий! - сказал Касами. - Оставайтесь здесь. Я должен приветствовать его вместе с отцом и братом.

Он заторопился прочь, оставив двух друзей в их уютном жилище. Паг и Лори принялись с жаром обсуждать свое новое положение и те возможности, которые оно открывало перед ними.

Дважды в течение двух ближайших дней мидкемянам удавалось мельком увидеть важного гостя дома Шиндзаваи. Он очень походил на хозяина поместья, но был уже в плечах, немного выше ростом и носил черную сутану мага. Лори и Паг расспрашивали о нем многочисленных рабов и слуг поместья, но те неохотно вступали в подобные разговоры. Ответы их были односложны и уклончивы. То, с каким почтительным страхом относились цурани к своим чародеям, казалось друзьям донельзя странным. Они ломали голову над тем, почему Всемогущие занимали совершенно особое положение в строгой иерархии цуранийского общества. Все, к кому они обращались за разъяснениями, упорно твердили одно, а именно:

Всемогущие не подчиняются никаким законам. Позже один из слуг, снизойдя к непонятливым дикарям, добавил к этому, что волшебники-черноризцы оказывают государству огромные услуги, а потому пользуются неограниченной свободой и не имеют никаких обязательств ни перед кем из граждан Империи. Друзьям пришлось на первых порах удовольствоваться этими сведениями о загадочных цуранийских чародеях.

В это же время Паг сделал открытие, которое при всей его незначительности немного умерило его тоску по дому и было воспринято обоими пленными мидкемянами как добрый знак, суливший - кто знает? - надежду на милость к ним судьбы. Позади просторного стойла, где обитали шестиногие нидра, как выяснилось, располагалась псарня, населенная несколькими десятками визжавших, лаявших и вилявших хвостами собак.

Внешностью и повадками они почти не отличались от тех псов, которые в изобилии водились на Мидкемии. Увидев обитателей псарни впервые, Паг не чуя под собой ног помчался в свою комнату, молча схватил Лори за руку и потащил его за собой.

Через несколько минут оба друга с сиявшими от счастья лицами сидели на земле у одной конуры в окружении ласкавшихся к ним щенят и взрослых псов.

Лори, посмеиваясь, провел ладонью по спине высокой, поджарой собаки с заостренными ушами, при малейшем шуме встававшими торчком.

- Мне случалось и прежде видеть таких псов, Паг, - сказал он. - В Гулби, возле Солнечной Долины, на Большой Северной дороге в Кеш. Там их называют борзыми и охотятся с ними на антилоп.

К друзьям подошел приземистый псарь по имени Рамат.

Подозрительно взглянув на мидкемян, он спросил:

- Зачем это вы заявились сюда? Что вам тут надо?

Лори почесал стройного пса за ухом, отчего тот довольно зажмурился, и дружелюбно ответил:

- Мы не видели собак с тех пор, как покинули свою планету, Рамат! Наш господин целыми днями занят, и ему не до нас. Вот мы и решили зайти на твою образцовую псарню.

Услыхав такой лестный отзыв о вверенных его попечению животных, сарае и загоне, Рамат сменил гнев на милость и с улыбкой сказал:

- Я стараюсь, чтоб здесь было чисто, чтобы собаки были сыты и здоровы. Но за ними ведь нужен глаз да глаз! Стоит оставить дверцу приоткрытой, и они мчатся в стойла к нашим гостям чо-джайнам, а те ведь боятся их до смерти!

Паг предположил, что собаки появились здесь недавно, будучи доставлены с Мидкемии, как и та лошадь, на которой встретил их Касами.

- Откуда они появились на вашей планете? - спросил он у Рамата, чтобы удостовериться в правильности своей догадки. Но псарь взглянул на него с насмешливым сожалением и покачал головой.

- Похоже, ты нынче перегрелся на солнце, варвар! Они всегда жили здесь, как и мы все. Ясно? - с этими словами он повернулся и вышел во двор, плотно притворив за собой дверцу загона.

Дверь скрипнула, и Паг тотчас же проснулся. Он сел на своем тюфяке, недоуменно глядя на Лори, только что вошедшего в комнату. Стояла глубокая ночь.

- Где ты был?

- Ш-ш-ш! Говори тише, а не то поднимешь на ноги весь дом!

Прости, что потревожил тебя.

- Где это ты бродишь по ночам? - понизив голос, с любопытством спросил Паг.

Лори самодовольно усмехнулся и прошептал ему в ответ:

- Я... м-м-м... побеседовал о том о сем с кухонной служанкой.

- Вот оно что! С Алмореллой?

- С ней! - последовал ответ, сопровождавшийся смешком. - Ну и хороша же она, скажу я тебе!

Со дня их прибытия в имение Паг не раз замечал восхищенные взоры, которыми одаривала менестреля молоденькая рабыня, служившая в поварне.

Помолчав, Лори назидательно произнес:

- Тебе тоже не мешало бы подружиться с кем-нибудь из местных девиц. Я полагаю, все они весьма недурны в определенном смысле слова.

- Ох, сделай милость, замолчи! - воскликнул Паг. В этом досадливом возгласе помимо его воли прозвучала нотка зависти, которая не ускользнула от чуткого слуха певца. Лори понимающе хмыкнул и как ни в чем не бывало продолжал:

- Взять, к примеру, эту малышку Кейталу. Она ведь к тебе неравнодушна. Это ясно как день!

Покраснев, Паг швырнул в друга подушкой.

- Ты когда-нибудь умолкнешь или нет?! Я спать хочу!

Лори со сдавленным смехом растянулся на своем тюфяке и вскоре безмятежно заснул. Но Паг еще долго глядел в темноту, перебирая в памяти слова менестреля.

В воздухе снова повеяло прохладой. Паг, за все годы пребывания на Келеване так и не привыкший к тяжелому, жаркому климату этой планеты, был несказанно рад приближению сезона дождей.

Лори сидел верхом на коне, а Касами, стоя рядом, внимательно наблюдал за всеми действиями менестреля. В кожевенной мастерской для коня была изготовлена упряжь. Лори объяснил мастерам, как и из чего следовало соорудить седло.

Теперь он демонстрировал молодому офицеру правильную посадку на лошади. За несколько минут до этого он обучал Касами седлать и расседлывать коня.

- Вам повезло, господин! - крикнул он, гарцуя на породистом жеребце. - У этого коня прекрасная выучка. Его можно заставить повернуться с помощью узды. - И менестрель слегка натянул поводья. Конь послушно зашагал вправо. - Или сдавив его бока коленями, - продолжал Лори. Касами ловил каждое его слово.

Вот уже три недели Лори обучал старшего из сыновей Шиндзаваи искусству верховой езды. Касами оказался способным и терпеливым учеником. Лори спешился, и молодой господин занял его место в седле. Поначалу он сидел довольно неловко, согнув спину и судорожно вцепившись в поводья, но мало-помалу поза его сделалась менее принужденной.

- Господин, сильнее сожмите его бока икрами! - крикнул Паг.

Касами повиновался. Конь перешел с шага на легкую рысь. Касами широко улыбнулся и кивнул Пагу. - Оттяните пятки книзу! - посоветовал Паг. Внезапно всадник резко пришпорил коня, и тот галопом поскакал в открытое поле.

Лори проводил его взглядом и с тревогой воскликнул:

- Одно из двух: либо он прирожденный наездник, либо не сносить ему головы, а в таком случае и нам следует заранее проститься с жизнью! Старик обвинит нас в гибели старшего сына!

Паг помотал головой:

- Не тревожься понапрасну. Он вернется живым и невредимым, вот увидишь.

Лори сорвал травинку и стал жевать ее, задумчиво глядя вдаль. У ног его лежала остроухая собака. Менестрель наклонился и потрепал ее по спине. Собака завалилась на бок и раскинула лапы в стороны, приглашая почесать ей живот. Лори присел на корточки и, продолжая гладить борзую, вполголоса пробормотал:

- Интересно все же, что за игру затеял наш молодой господин.

Паг пожал плечами:

- Не понимаю, о чем ты.

- Помнишь, когда мы были почти у ворот поместья, нас встретил Касами в сопровождении троих чо-джайнов? А нынче утром они убрались восвояси. Стойла с нидра теперь, когда их покинули дружественные этому дому муравьи, - он усмехнулся, - снова стали надежно запирать, а дверцу между ними и псарней оставлять открытой. Потому-то наша подруга Бетель,. - и Лори провел ладонью по животу борзой суки, - получила возможность сопровождать нас. Я слышал, как слуги говорили о перемене в планах старшего сына Шиндзаваи. Прибавь к этому уроки верховой езды и нашего родного языка, которые мы даем ему. И что получится в итоге?

- Не знаю, - развел руками Паг.

Лори вздохнул.

- И я не знаю! - в голосе его звучала досада. - Но Касами несомненно затевает что-то весьма важное. И я дорого дал бы за то, чтобы проникнуть в его планы. - Он помолчал, задумавшись о чем-то своем, и внезапно переменил тему разговора:

- Знаешь, я всегда был так доволен своим уделом! Мне ничего на свете не хотелось больше, чем бродить по городам и деревням, сочинять и петь баллады и с чистым сердцем радоваться каждому новому дню.

Со временем я мечтал жениться на разбитной вдовушке, хозяйке какой-нибудь придорожной харчевни или постоялого двора!

Паг засмеялся:

- Сдается мне, что содержание харчевни и даже постоялого двора покажется тебе скучным занятием после такого волнующего приключения!

Лори с обидой взглянул на друга.

- Ничего себе приключение! Я выехал в дозор со сторожевым отрядом, мы попали в засаду и пытались драться с целой армией цурани! Потом меня нещадно избили, приволокли на эту позабытую богами планету, сделали невольником, четыре долгих месяца томили на каторге в болотах, заставили пройти чуть не полстраны пешком...

- Провезли на крыше повозки, насколько мне помнится, - уточнил Паг.

- Ну пусть провезли, - согласился Лори. - А теперь я вынужден давать уроки верховой езды Касами Шиндзаваи, старшему сыну властителя Шиндзаваи. Попробуй-ка сочини обо всем этом балладу! У тебя, небось, голова кругом пойдет!

Паг криво усмехнулся:

- Некоторые, между прочим, провели на плантация не четыре месяца, а четыре года! Поэтому считай, что тебе еще повезло! По сравнению с лагерем здесь ведь совсем не так уж плохо. И ты можешь рассчитывать остаться здесь до тех пор, пока Септием не застукает тебя с твоей подружкой.

Лори пристально взглянул на Пага.

- Ты ведь шутишь, да? Я имею в виду насчет Септиема. Между прочим, я все хотел спросить тебя, почему ты никогда не говоришь о своей жизни на родине?

Паг тяжело вздохнул:

- Наверное, потому, что это единственный способ выжить в невольничьем лагере. Я встречал там сильных и здоровых мужчин, которые погибали только оттого, что все время вспоминали о доме и об утраченной свободе.

Лори почесал собаку за ухом:

- Но ведь здесь все обстоит иначе.

- Ты в этом уверен? Вспомни, еще совсем недавно ты уверял меня, что готов дать цурани все, чего они потребуют от тебя, если получишь что-либо взамен. Ну вот, тебя вызволили из лагеря и за это потребовали, чтобы ты учил Касами верховой езде.

Сделка не так уж плоха, верно? Но сдается мне, чем лучше становятся условия, в которых ты живешь, тем больше они с тебя потребуют. - Тряхнув головой, он спросил:

- Как, по-твоему, легче добиться послушания от лошади или собаки? Жестокостью или лаской?

Вопрос этот застал Лори врасплох. Он недоуменно пожал плечами.

- Наверное, все же лаской, - пробормотал он после недолгого молчания. - Но ведь дрессировка животных - дело тонкое. Тут порой не обойтись и без строгости.

Паг кивнул:

- Вот-вот! Нас с тобой дрессируют, как Бетель и ее племя.

Лаской и строгостью. И при этом ни на минуту не позволяют забыть, что мы - всего лишь невольники. Лори устало кивнул и похлопал Бетель по спине. Друзья смолкли. Каждый погрузился в свои невеселые думы. Через несколько минут к ним на взмыленном жеребце подскакал Касами. Лицо его расплылось в счастливой улыбке.

- Он не скачет, а просто летает! - восторженно сообщил он на ломаном языке Королевства. Касами изучал королевское наречие столь же упорно, как и приемы верховой езды. За те несколько недель, что длились их занятия, он достиг больших успехов в том и другом. При каждом удобном случае он обращался к невольникам на их родном языке. Он задавал им множество вопросов о государственном устройстве Королевства Островов, о различных сторонах жизни его жителей, о климате и о соседних странах. Паг и Лори охотно удовлетворяли его любопытство. Нынче утром они наставляли его, как следует обращаться к вельможам того или иного ранга и каким образом осуществляются в их государстве торговые сделки.

Касами повел коня в выстроенное для него стойло. Невольники последовали за своим господином. Паг тщательно исследовал копыта животного. Подковы из деревянных пластин, скрепленных смолой, держались прочно. За время долгой скачки они почти не истерлись. Касами внезапно взглянул на Пага и сказал:

- И все же я не понимаю, как правит страной ваш монарх. И что это за Совет лордов? Объясни мне, в чем состоит его роль?

Паг переглянулся с Лори, который, хотя и разбирался в политике государства не в пример лучше своего юного товарища, не умел объяснять то, что знал, так толково и обстоятельно, как Паг.

- Совет лордов избирает короля. Хотя, как правило, это всего лишь формальность.

- Формальность?

- Дань традиции. Обычно о том, кто унаследует трон и корону, бывает известно заранее. Но в ситуациях, когда претендентов оказывается несколько. Совет принимает решение, кому из них быть королем. Таким образом устраняется угроза гражданской войны. Ведь решение Совета признается всеми безоговорочно. - Рассказав Касами, как принц Крондора отказался от своих прав на престол в пользу племянника и как Совет одобрил это решение, Паг спросил:

- Неужто у вас в Империи все обстоит иначе? Мне трудно себе это представить.

Касами помотал головой.

- Разница не столь уж и велика. Нашего императора тоже избирают, но не люди, как у вас, а боги. И правит он только Священным Городом. Он прежде всего - наш духовный предстоятель.

Он защищает нас всех от гнева богов.

Лори удивленно вскинул брови:

- Кто же в таком случае управляет страной?

Касами расседлал коня и стал протирать его спину.

- Наше государство устроено иначе, чем ваше. - Не найдя нужных слов в чужом наречии, он перешел на цуранийский язык:

- Глава рода является властителем всех владений семьи, все ее члены безраздельно подчинены ему. Каждый род входит в один из кланов, и самый уважаемый и могущественный властитель в клане становится его военачальником. Ему повинуются все другие властители. Род Шиндзаваи входит в клан Каназаваи. Мы - вторая по влиянию семья этого клана после рода Кеда. В юности мой отец командовал армией клана. У вас его называли бы генералом.

Положение, которое занимают в кланах те или иные семьи, часто меняется. Иногда это происходит в течение жизни одного поколения. Я не рассчитываю когда-либо занять пост, который в свое время был доверен моему отцу. Предводители всех кланов являются членами Высшего Совета. Они - доверенные лица Имперского Стратега. Он правит страной от имени императора, хотя тот и обладает наибольшей властью в государстве.

- А случалось ли когда-нибудь императору оспорить решения Стратега? - с любопытством спросил Лори. - Или сместить его с должности?

- Никогда.

- А кто и как выбирает Стратега? - спросил Паг.

- Это трудно объяснить. После смерти Стратега кланы держат совет. В нем участвуют также главы всех родов. Иногда они избирают Стратега вполне мирно, порой же при этом не обходится без кровопролития. Но в итоге один из военачальников становится Имперским Стратегом.

- Почему же тогда эта должность не наследуется членами семьи и клана, к которым принадлежит Стратег? Например, его сыновьями или племянниками. Ведь клан этот - самый могущественный, - полюбопытствовал Паг.

Касами покачал головой:

- Это трудно объяснить. Для того чтобы понять, почему этого не происходит, надо родиться цурани. Существуют законы, а кроме них, что еще более важно, - традиции. Независимо от того, какого высокого положения достигает клан или род, Стратегом может стать лишь представитель одной из пяти семей: Кеда, Тонмаргу, Минванаби, Оаксатукан и Ксакатекас. Нынешний Стратег происходит из рода Оаксатукан, и потому звезда Каназаваи потускнела. А светило его клана, который носит имя Омекан, сияет ярко и ровно. С ними могут соперничать только Минванаби.

А в настоящее время оба этих клана объединились для ведения войны. Вот так обстоят дела.

Лори махнул рукой.

- Все хитросплетения нашей политики кажутся детскими забавами на фоне этой борьбы кланов и родов.

Касами весело засмеялся.

- Но то, о чем я вам рассказал, - вовсе не политика. В нашей стране политика является уделом партий.

- Партий?! - переспросил вконец опешивший Лори. - Так у вас есть еще и партии?

- Их несколько, - с улыбкой кивнул Касами. - Партии Синего Колеса, Золотого Цветка, Изумрудного Глаза, Прогресса, Войны и другие. Порой бывает так, что семьи одного и того же клана по разным соображениям вступают в противоборствующие партии.

Иногда они ненадолго объединяются ради каких-то сиюминутных целей. Случается, что семья или целый клан поддерживают сразу несколько партий.

- Такое положение вещей представляется мне весьма шатким и ненадежным, - пробормотал Лори.

- Оно не меняется на протяжении двух тысяч лет! У нас есть даже поговорка: "В Высшем Совете даже братья становятся чужими друг другу". Запомните ее. Вам это может пригодиться.

Собравшись с духом, Паг задал вопрос, который уже давно занимал его мысли:

- Господин, а почему вы ни словом не обмолвились о Всемогущих?

Рука Касами, протиравшего спину лошади, внезапно замерла.

Он внимательно взглянул на Пага и вернулся к прерванному занятию.

- Потому что они не имеют никакого отношения к тому, о чем я говорил вам. Всемогущие не вмешиваются в политику. Они не подчиняются законам и не принадлежат к родам и кланам. - Он снова обернулся к Пагу и спросил:

- А почему тебя это интересует?

- Только потому, что Всемогущие, как мне показалось, пользуются в вашей стране большим почетом и уважением. Их даже побаиваются. А ведь один из них совсем недавно навещал ваше поместье. Вот я и надеялся, что вы расскажете, кто они такие.

- Их уважают и боятся, потому что им подвластны судьбы мира. На них возложена огромная ответственность. Они порывают все связи с мирской жизнью и со своими близкими. Редко кто из Всемогущих обзаводится женой и детьми. Те же, кто решается на это, поселяются отдельно от своих собратий-магов. И дети их, перестав нуждаться в материнском молоке, передаются на воспитание в те семьи, из которых произошли их отцы. Как видишь, жизнь Всемогущих нелегка и полна всякого рода лишений.

Паг внимательно взглянул в лицо своего господина. Ему показалось, что в голосе Касами прозвучали нотки сожаления и грусти. Словно прочитав его мысли, Касами продолжал:

- Всемогущий, который недавно нанес визит моему отцу, прежде был членом нашей семьи. Он доводился мне дядей. Нам нелегко видеться с ним, ведь мы не смеем проявить к нему родственные чувства. Наше общение с ним должно быть строго формальным. Уж лучше бы он вовсе не приезжал в наш дом! - Последние слова Касами произнес приглушенным голосом, перейдя почти на шепот.

- Но почему, господин? - спросил Лори.

- Потому что Хокану тяжело его видеть. Ведь прежде чем стать моим братом, он был сыном Всемогущего.

Касами похлопал коня по шее и в сопровождении Пага и Лори вышел из конюшни во двор. Бетель бежала впереди них, помахивая хвостом. Близилось время кормежки собак. Рамат кликнул ее, приоткрыв дверцу загородки, и собака помчалась к нему со всех ног.

Касами и Паг с Лори вернулись в свои комнаты. В ожидании удара гонга, которым рабов и слуг созывали к обеду, оба невольника растянулись на своих тюфяках. После разговора с молодым хозяином Паг пришел к выводу, что цурани в конечном итоге мало чем отличались от мидкемян. Это обрадовало и одновременно встревожило его.

Двумя неделями позже Паг столкнулся еще с одной проблемой.

Кейтала всеми возможными способами давала ему понять, что недовольна его равнодушием к ней. Поначалу она старалась как можно чаще попадаться ему на глаза, то и дело заговаривала с ним, но, видя, что подобные уловки не приводят к желаемому результату, стала все чаще проявлять признаки досады и раздражения. Ситуация вконец обострилась однажды утром, когда Паг встретился с Кейталой во внешнем дворе, позади поварни.

Лори и Касами уже несколько дней были заняты изготовлением небольшой лютни. Старший сын Шиндзаваи с нетерпением ждал возможности послушать песни и баллады менестреля. Он внимательно следил за ожесточенными спорами, которые Лори целыми днями вел с резчиком по дереву в его тесной мастерской.

Сначала менестреля не устраивал сорт древесины, из которой столяр намеревался делать лютню, затем он принялся критиковать его чертежи и инструменты и кончил тем, что выразил сомнение в пригодности жил нидра для изготовления звучных струн. Паг, находивший все это чрезвычайно скучным и утомительным, смог высидеть в столярке лишь несколько дней, а затем стал под разными предлогами покидать тесную мастерскую, чтобы побродить по двору или вернуться к себе. К тому же запах свежей древесины слишком живо напоминал ему все ужасы жизни в невольничьем лагере, который до сих пор то и дело виделся ему в ночных кошмарах.

В тот день он, улизнув из пропахшей смолой и стружками мастерской, пробрался во двор и растянулся на траве в тени поварни. Вдруг из-за угла приземистого строения вышла Кейтала.

При виде нее у Пага, как всегда, перехватило дыхание. Девушка давно уже нравилась ему. Он считал ее очень красивой и милой.

Но любая попытка беззаботно и непринужденно поговорить с ней заканчивалась для него неудачей. Оказавшись с ней наедине, он обыкновенно мямлил что-то невразумительное или же молчал и не решался взглянуть ей в глаза. Зачастую, чтобы не показаться ей вконец неучтивым невежей, он спешил ретироваться, ссылаясь на какое-либо срочное дело. Позднее ему в голову приходили остроумные замечания, шутки и комплименты, которые он обещал себе непременно высказать при следующей встрече с девушкой, но стоило ему в очередной раз увидеть ее, как все повторялось сначала: мысли у него в голове начинали путаться, язык словно прилипал к гортани, им овладевали смущение и страх, и он принужден был спасаться бегством. Увидев ее на этот раз, он молча кивнул ей и принужденно улыбнулся. Кейтала прошла мимо, но внезапно обернулась и с укором взглянула на него. Казалось, она вот-вот расплачется.

- Скажи, неужто я тебе ни капельки не нравлюсь? - спросила она. - Ты, похоже, считаешь меня уродиной, раз бежишь от меня без оглядки, когда бы я с тобой ни заговорила!

Паг сел на траве и вперил в нее изумленный взор. Слова по-прежнему не шли у него с языка. Кейтала стояла над ним, подбоченясь. Внезапно она изо всех сил пнула его носком сандалии.

- Тупоумный дикарь!

Всхлипнув, девушка убежала прочь. Паг долго смотрел ей вслед, потирая ушибленную ногу.

За обедом Паг едва притронулся к еде, а вернувшись в свою комнату, уселся на тюфяк и понуро уставился в пол. Лори деловито выстругивал колки для своей лютни. Несколько минут прошло в молчании. Наконец, отложив в сторону острый нож и брусок дерева, певец спросил:

- Что с тобой стряслось, Паг? Отчего это ты так невесел?

Можно подумать, что тебя собираются назначить надсмотрщиком и отправить назад в лагерь.

Паг растянулся на своем соломенном ложе и со вздохом пробормотал:

- Меня беспокоит Кейтала.

- А-а-а! - с многозначительной усмешкой протянул Лори. - Вот оно что!

- Если ты намерен зубоскалить по этому поводу, ты больше слова от меня не услышишь!

- Успокойся, не кипятись, Паг! - примирительно проговорил менестрель. - Знаешь, Алморелла говорила мне, что Кейталу в последние недели точно подменили. Да и ты все это время ходишь мрачнее тучи. В чем же все-таки дело?

- Да я и сам не знаю. Просто она... она... нынче она пнула меня ногой!

Лори оглушительно расхохотался. Паг взглянул на него с укором, и певец тотчас же принял серьезный вид.

- Да за что же, во имя всех богов, она так осерчала на тебя? Чем ты ей не угодил?

- Не знаю. Она ни с того ни с сего подошла и ударила меня ногой!

- Но ведь у нее должна была быть какая-то причина для этого! Признавайся, в чем ты перед ней провинился? Что ты ей сделал?

- Да ничего! Ровным счетом ничего! Я даже не говорил с ней!

- Ну знаешь ли... - Лори развел руками. - В таком случае я, пожалуй, вполне могу понять Кейталу. Женщин ведь ужасно злит, когда за ними увиваются те, кто им не мил, но еще больше они свирепеют, когда те, кто им по сердцу, не обращают на них внимания. Ты еще легко отделался, дружище! - И Лори снова звонко рассмеялся.

Паг уныло кивнул:

- Мне тоже показалось, что дело именно в этом.

Изумлению Лори не было предела.

- Ты что же это, Паг? Неужто она тебе совсем не нравится?

- Да нет же! Совсем наоборот! Она мне очень даже нравится.

Просто...

- Что?

Паг бросил на друга быстрый взгляд, проверяя, не насмехается ли он над ним. Лори улыбнулся ему. Улыбка его, как всегда, была обезоруживающе доброй и участливой. Осмелев, Паг признался:

- Дело в том, что я... что я влюблен в другую девушку.

От удивления Лори широко раскрыл рот и вытаращил глаза.

- В кого же, во имя всех богов?! Ведь если не считать Алмореллы, Кейтала - самая симпатичная из здешних девиц. - Вздохнув, он добавил:

- Хотя, если судить беспристрастно, она даже красивее Алмореллы. Пусть ненамного, но все же... Нет, постой, кто же это может быть? Ведь я ни разу не видел, чтобы ты говорил с кем-нибудь из девчонок в поместье!

Паг покачал головой:

- Она осталась дома. Лори.

Изумлению Лори не было предела. У него снова отвалилась челюсть, а глаза едва не вылезли из орбит. Он опрокинулся на свой тюфяк и простонал:

- Дома! Нет, я просто не знаю, что мне делать с этим несмышленым младенцем! - Он приподнялся и, опираясь на локоть, с упреком взглянул на своего приунывшего друга. - Не ты ли поучал меня, что к прошлому не должно быть возврата? Не ты ли так убедительно доказывал, что воспоминания о доме и о свободе могут привести невольника к гибели? И что же?! Теперь ты сам не хочешь и не можешь расстаться с мыслями о былом!

Паг упрямо помотал головой:

- Но ведь это совсем другое!

- То есть как - другое?! Клянусь Рутией, которая, когда бывает в духе, покровительствует безумцам, пьяницам и менестрелям, что у нас с тобой нет ни малейшей надежды когда-либо вернуться домой. Значит, тебе не суждено больше увидеть эту девицу.

- Согласен, - с печальным вздохом произнес Паг. - Но воспоминания о Каролине много раз спасали меня от безумия и отчаяния. - Он поднял глаза на Лори и убежденно проговорил:

- Понимаешь, жизнь кажется намного легче, когда есть о ком грезить!

Лори некоторое время молча смотрел на Пага. Затем он с улыбкой кивнул.

- Я понимаю тебя, дружище. Грезы, мечты... что ж, они и впрямь украшают нашу жизнь. Но пойми, какими бы сладостными ни были твои воспоминания, их одних тебе недостанет... Когда здесь, рядом, есть смазливая девчонка, которая не прочь познакомиться с тобой поближе... - Паг досадливо махнул рукой, и Лори поспешил перевести разговор на предмет, явно волновавший его друга гораздо больше. - А ты можешь рассказать мне об этой твоей Каролине, Паг? Кто она такая?

- Дочь моего господина, герцога Боуррика Крайдийского.

Глаза Лори снова округлились от удивления.

- Принцесса Каролина?! - усаживаясь на постели, с оттенком недоверия переспросил он. - Самая знатная из наследниц Запада, если не считать малышку Аниту Крондорскую?! Ну ты и даешь! - В голосе его зазвучало неподдельное восхищение. - Ай да малыш Паг! Признаться, я не ожидал от тебя такой прыти! Расскажи мне о ней, сделай одолжение!

Паг сперва заговорил медленно, с запинками, но мало-помалу голос его окреп, речь сделалась более связной. Обретя в лице Лори благодарного, внимательного слушателя, он с воодушевлением пересказал ему все перипетии своих взаимоотношений с Каролиной.

- Понимаешь, Лори, - доверительно добавил он, закончив свой рассказ, - ведь и в Кейтале меня настораживает то, что она, похоже, очень самолюбива, упряма и своевольна. Совсем как Каролина. - Лори молча кивнул. Паг со вздохом признался:

- Когда я жил в Крайди, мне одно время казалось, что я люблю Каролину. А потом я стал сомневаться в этом. Скажи, с тобой такое бывало?

Лори добродушно рассмеялся:

- Такое случалось не только со мной, но и почти со всеми.

Понимаешь, в ранней юности душа наша так нуждается в любви, так жаждет ее, что мы готовы влюбиться в первую попавшуюся девчонку. Или внушить себе, что влюблены. Собственно, тут и разницы-то никакой нет. Но с годами все меняется. Поверь, ты скоро научишься гораздо лучше понимать самого себя и разбираться в своих чувствах. Признайся-ка, ты теперь испытываешь кКейтале то же самое, что тогда, в Крайди - к Каролине?

Паг с улыбкой пожал плечами:

- Да нет, пожалуй. Каролина представлялась мне высшим, идеальным существом, к которому я не смел подступиться. Я принужден был все время помнить о той пропасти, что нас разделяла. Ведь я влюбился в нее... - он снова улыбнулся, - или мне показалось, что влюбился, когда был всего лишь кухонным мальчишкой.

Лори вполголоса спросил:

- Ну а что же Кейтала?

Паг развел руками:

- Не знаю, что и сказать. С ней все по-другому. Хотя она и не принцесса, но я робею в ее присутствии, и слова не идут у меня с языка. - Он печально взглянул на Лори. - Отчего бы это, а? Стоит мне подумать о ней, и меня бросает то в жар, то в холод.

Лори лег на спину, подложив руки под голову, и ободряюще произнес:

- Все это в порядке вещей, дружище Паг. Не могу не отметить, что у тебя совсем неплохой вкус по части женщин. Ведь Кейтала, насколько я могу судить, - лакомый кусочек. А принцесса Каролина - и подавно...

- Ты полагаешь? - холодно отозвался Паг. - Что ж, когда мы вернемся домой, я представлю тебя ей, если ты этого пожелаешь.

Сделав вид, что не заметил оттенка язвительности, прозвучавшего в словах Пага, Лори с усмешкой кивнул:

- Я ловлю тебя на слове, Паг! И непременно напомню тебе об этом обещании. Нет, я и в самом деле восхищен твоим умением привлекать к себе сердца милых, красивых и достойных женщин. - Он протяжно вздохнул и посетовал:

- А мне, боюсь, похвастаться нечем. Я знался только со служанками на постоялых дворах, с дочерьми фермеров да с уличными девками. Ничего интересного.

Выходит, мне вовсе не о чем тебе поведать.

Паг сел на постели и с мольбой взглянул на Лори.

- Да нет же, Лори! Тебе есть о чем рассказать мне! Ведь я не знаю... - Щеки его зарделись, и он едва слышно пробормотал:

- Не знаю, как все это бывает...

Лори оторопело взглянул на него и внезапно разразился оглушительным хохотом.

От обиды на глазах Пага выступили слезы, и Лори поспешил загладить свою неловкость. Он поднял обе руки вверх и, резко оборвав смех, примирительно проговорил:

- Прости, Паг! Я вовсе не хотел обидеть тебя! Просто не ожидал услышать от тебя такое.

Паг кивнул и смущенно проговорил:

- Понимаешь, я ведь попал в плен совсем мальчишкой. Мне тогда не было еще и шестнадцати. В отрочестве я был тщедушным и низкорослым, и девчонки, что прислуживали в замке, не обращали на меня ровно никакого внимания. А потом они стали избегать меня по другой причине: я ведь сделался придворным. Вот так и вышло, что кроме нескольких поцелуев Каролины мне абсолютно нечем похвастаться... - Он с грустью взглянул на друга. - Не забывай, что я провел на плантации целых четыре года. Там, как тебе хорошо известно, не особенно-то разживешься опытом по этой части.

На несколько мгновений в комнате воцарилась тишина. Затем Лори, тряхнув головой, негромко проговорил:

- Паг, я, признаться, и вообразить себе такого не мог. Но ведь и в самом деле, когда тебе было ухаживать за девчонками?

- Что же мне делать?

- А чего бы ты хотел? - участливо спросил Лори.

- Наверное... Пожалуй, я хотел бы пойти к ней и объясниться. Если у меня достанет на это смелости.

Лори задумчиво потер подбородок и улыбнулся Пагу.

- Вот уж не думал, что мне придется вести с кем-то из молодых ребят такие разговоры. Разве что с сыном, если я когда-нибудь и в самом деле женюсь. Поверь, - поспешно проговорил он, заметив, что Паг сердито нахмурился, - я вовсе не думал насмехаться над тобой. Но то, что ты сказал о себе, явилось для меня полной неожиданностью, и я, признаться, растерялся.

Слушай, мне было двенадцать, когда отец вышвырнул меня из дому. Я не желал становиться фермером подобно ему, а кормить лишний рот отцу было не по силам. Ведь кроме меня, у них с матерью подрастало еще семеро детишек, мал мала меньше. Целый год мы с соседским мальчишкой скитались по улицам Тайр-Сога, перебиваясь случайными заработками, потом он сделался подручным маркитанта, а я попал в труппу бродячих менестрелей. Они научили меня петь баллады и песни и играть на лютне. Мы жили весело и беззаботно, переходя из города в город и развлекая народ. И везде нам были рады.

В труппе была одна женщина, вдова певца. Остальные менестрели доводились ей родней - кто братом, кто дядей или кузеном. Она стирала и стряпала для всех нас. За год с небольшим я сильно вытянулся и раздался в плечах. В свои тринадцать я выглядел шестнадцатилетним. Ей, той женщине, было немногим более двадцати, но она казалась мне чуть ли не старухой. - Лори усмехнулся и тряхнул головой. - Вот она-то и посвятила меня в тайны тех игр, что ведут мужчины с женщинами, когда остаются наедине.

Это было давно, Паг. Около пятнадцати лет тому назад. Но я все еще помню ее лицо и ее тело. Такое не забывается! - Он вздохнул. - Мне и в голову не приходило приволокнуться за ней.

Да и она не обращала на меня внимания. Все произошло случайно жарким летним днем на пыльной дороге. Она была добра ко мне, Паг, - Лори внимательно взглянул на своего юного друга, ловившего каждое его слово. - Она понимала, что перед ней всего лишь одинокий, никому не нужный мальчишка, пытавшийся спрятать свои страхи и горести под напускной бравадой. - Лори прикрыл глаза и мечтательно пробормотал:

- Знаешь, я до сих пор вижу кружевной полог листвы над ее головой. Запах ее тела смешался с ароматом луговых цветов, а ее руки... - Он тряхнул головой и открыл глаза. - Мы провели вместе два года. Все это время я учился своему ремеслу. А потом... Потом я ушел из их труппы.

- Из-за чего? - спросил Паг. Он слушал менестреля, затаив дыхание. Лори никогда прежде не говорил с ним о годах своей юности.

- Она снова вышла замуж. За почтенного хозяина гостиницы, стоявшей при дороге из Малак-Кросса в долину Даррони. За несколько лет перед тем он овдовел, оставшись с двумя сынишками на руках. Она пыталась убедить меня не бросать труппу, она всеми силами старалась умерить мои гнев и горе, но я не желал ее слушать. Мне ведь было всего около шестнадцати. Весь мир казался мне тогда раскрашенным только в черный и белый цвета.

- Я понимаю, о чем ты.

Лори грустно улыбнулся:

- Послушай, я могу подробно рассказать тебе, как это делается.

Паг густо покраснел:

- Да это-то я знаю. Ведь меня как-никак не в монастыре воспитывали. А на болотах такого наслушаешься...

- Понятно. По части теории ты подкован лучше некуда. Теперь дело за практикой.

Паг кивнул, и друзья весело, беззаботно рассмеялись.

- Мне думается, Паг, - сказал Лори, - что тебе надо пойти к ней прямо сейчас и рассказать о своих чувствах. Послушай моего совета, не тяни с этим!

- Но что же я ей скажу?

- Что хочешь. Поверь, твой приход сам по себе будет означать очень многое. Кейтала - шустрая девчонка. Я уверен, она поможет тебе подыскать недостающие слова. - Лори прыснул со смеху. - Идя же, не мешкай!

- Прямо теперь?! - с ужасом спросил Паг.

- Тебе следовало это сделать еще пару недель назад! - усмехнулся менестрель.

Паг вздохнул, встал со своего тюфяка и, не сказав больше ни слова, вышел из комнаты.

Рабы в поместье Шиндзаваи были устроены несравненно лучше, чем те, что влачили жалкое существование на плантации. Кейтала делила небольшую комнатку с Алмореллой. Чтобы добраться туда.

Пагу пришлось миновать несколько коридоров и пройти через двор, к просторному бараку. Оказавшись у заветной двери, он поднял было руку, чтобы постучаться, но решимость внезапно покинула его. Еще мгновение, и он заспешил бы прочь по коридору, но тут дверь раскрылась, и на пороге появилась Алморелла, поспешно запахивавшая на себе тускло-коричневый балахон. Волосы ее рассыпались по плечам. Зевнув, она пробормотала:

- А я-то думала, что это Лори. Погоди минутку!

Паг остался у порога. Через несколько секунд Алморелла выскользнула из комнаты с охапкой белья в руках. Она похлопала Пага по руке и, заговорщически подмигнув ему, быстро исчезла за поворотом коридора. Паг догадался, что кухарка спешила к Лори.

Он вошел в комнату и остановился у постели Кейталы. Девушка спала, укрывшись простыней до самого подбородка. Пряди ее черных волос разметались по подушке. Паг осторожно тронул ее за плечо и шепотом произнес:

- Кейтала...

Она проснулась и резко села на постели.

- Что... Что ты здесь делаешь?

- Ничего. Я просто хотел поговорить с тобой. - Произнеся эти несколько слов, Паг почувствовал, что к нему вернулась былая решимость. Он присел на край тюфяка и торопливо проговорил:

- Прости, если я чем-нибудь обидел тебя. Лори объяснил мне, что иногда можно задеть девушку невниманием даже сильнее, чем когда не даешь ей проходу. То есть, я хотел сказать... - Кейтала усмехнулась, прикрыв рот ладонью. - В общем, я виноват перед тобой. Я давно уже хотел поговорить с тобой, но никак не мог решиться. Ты простишь меня за это? Она заставила его замолчать, приложив тонкие пальцы к его губам.

Рука ее обвилась вокруг его шеи, и нежные теплые губы на миг прильнули к его губам.

- Глупый! - прошептала она, глядя на него сиявшими от счастья глазами. - Запри-ка дверь!

Они лежали рядом. Рука Кейталы покоилась на груди Пага. Он прислушивался к ее едва слышному дыханию, перебирая пальцами пряди густых темных волос.

- Почему ты не спишь? - сонным голосом спросила Кейтала.

- Знаешь, я, пожалуй, никогда еще не был так счастлив.

Разве что в тот день, когда меня сделали придворным герцога.

- А кто такой герцог? - спросила она и открыла глаза.

Любопытство развеяло ее сонливость.

Паг не сразу подыскал слова для ответа.

- Ну, герцог - вельможа высокого ранга. Пожалуй, его можно сравнить по знатности с одним из предводителей цуранийских кланов. Но он был третьим по значению лицом в нашем Королевстве и доводился кузеном самому монарху.

Кейтала обняла его и теснее прижалась к его обнаженному телу.

- Ты, наверное, тоже занимал высокий пост в своей стране, раз тебя приблизили ко двору такого знатного господина.

- Да нет, я был всего лишь ничтожным мальчишкой. Просто мне посчастливилось оказать герцогу большую услугу. - Паг почувствовал, что ему не следовало упоминать здесь имя Каролины. Теперь, познав любовь женщины, он еще яснее осознал, какими наивно-детскими были все его мечты и фантазии о принцессе. Но они стали неотъемлемой принадлежностью его существа, его тревожной, полной лишений юности, и он не хотел делить их ни с кем, даже с Кейталой.

Она перевернулась на живот и приподняла голову, опираясь подбородком на согнутую руку.

- Как мне хотелось бы, чтобы все у нас сложилось по-другому.

- Что ты имеешь в виду, дорогая?

- У моего отца ферма в Туриле. Мы - одни из немногих, кто оставался свободным на Келеване. Если бы нам с тобой удалось добраться до тех мест, ты смог бы стать членом Коалдры - Совета Воинов. Им всегда были нужны смелые и умные мужчины. И тогда никто не смог бы нас разлучить.

- Но разве теперь мы не вместе?

Кейтала нежно поцеловала его в щеку.

- Конечно, вместе, дорогой Паг. И самое лучшее, что мы можем сделать - это прогнать от себя мысли о будущем, о том, что нас могут разлучить. Но мы ведь все равно никогда не забудем, что значит быть свободными!

- Я стараюсь об этом не думать.

Она обняла его за плечи и заглянула в глаза.

- На твою долю выпало так много страданий! Мы здесь слыхали жуткие истории о том, что происходит на болотах. Не знаю, можно ли им верить...

- Лучше не надо, - с горькой усмешкой сказал Паг.

Они снова заключили друг друга в объятия. Весь мир перестал существовать для них обоих. До самого рассвета Паг наслаждался страстными, нежными ласками Кейталы. Ее близость рождала в его душе новые, дотоле неведомые ему чувства. Он не знал, делила ли она когда-нибудь ложе с другими мужчинами, и не стал спрашивать об этом. Ему не было никакого дела до того, принадлежала ли она прежде кому-либо другому. Ведь сейчас она находилась здесь, рядом, она разделяла его страсть, и он всем своим существом чувствовал, что не только тела, но и души их в эти мгновения стали едины.

Образ Каролины, который Паг все эти годы лелеял в своей душе, потускнел, окутанный призрачной дымкой, а затем и вовсе померк. Время мечтаний миновало. Паг оказался всецело во власти волшебной, упоительно не правдоподобной реальности.

Прошло несколько недель. Жизнь в поместье текла ровно и неторопливо. Паг находил ее почти сносной, то и дело с содроганием вспоминая ужасы невольничьего лагеря, которые ему довелось повидать и пережить.

Иногда по вечерам старый Камацу вызывал его к себе для игры в шахматы. Порой он удостаивал невольника беседы. Во время этих разговоров Паг постигал все новые и новые стороны жизни империи Цурануани, обычаи и традиции ее народа. Цурани больше не казались ему дикарями, странными и враждебными чужаками, которых отделяла от жителей Королевства пропасть вражды и непонимания. В их правилах, понятиях, законах и образе жизни обнаружилось много общего с тем, к чему он привык у себя в Королевстве. Различия между ними и мидкемянами оказались не такими уж разительными, как представлялось ему на первых порах.

Его привязанность к Кейтале росла день ото дня. Они старались оставаться вдвоем где и когда это бывало возможно - в поварне, во дворе, у стойл и псарни. Пагу доставляло огромное удовольствие видеть ее, говорить с ней, украдкой дотрагиваясь до ее нежной кожи. Всякий раз, как ему удавалось под покровом тьмы улизнуть из своей комнаты, Паг шел к Кейтале. Их тайные встречи не могли остаться незамеченными для других невольников, и сперва Паг не на шутку опасался, что тайна их будет раскрыта и они подвергнутся наказанию. Но дни шли за днями, а хозяевам поместья, судя по всему, не донесли о связи одного из рабов с невольницей-прачкой. Страхи Пага мало-помалу рассеялись, уступив место безмятежной радости.

Через несколько недель после той памятной ночи, когда Паг впервые остался в комнате Кейталы, Касами вызвал его в конюшню.

Лори по-прежнему пропадал в мастерской резчика по дереву, до хрипоты споря со стариком о том, как следовало отделывать лютню. Инструмент был почти готов. Столяр предложил выкрасить его в красно-желтые тона, чем привел Лори в бешенство.

Менестрель пытался втолковать несговорчивому мастеру, что слой краски исказит звучание инструмента, и убеждал его, что дерево, тщательно отшлифованное и покрытое прозрачным лаком, выглядит намного благороднее, чем самый пестрый и прихотливый из узоров.

Каждый стоял на своем, и отголоски их яростного спора долетали сквозь открытое окно столярной мастерской до самой конюшни, у которой остановились Касами с Пагом.

Недавно властитель Шиндзаваи с помощью посредников приобрел еще несколько лошадей, которые были доставлены в его имение.

Паг предполагал, что эта покупка обошлась старому Камацу недешево и потребовала, кроме изрядной суммы денег, еще и значительных дипломатических уловок. Касами не терпелось продемонстрировать Пагу пополнение своей конюшни.

Оставаясь наедине с невольниками-мидкемянами, молодой Шиндзаваи разговаривал с ними на языке Королевства и настаивал на том, чтобы они называли его по имени. Он с удивительной быстротой постигал тонкости чужого наречия и мог теперь изъясняться на королевском наречии без всяких затруднений.

- Твой друг Лори, - сказал он Пагу, прислушиваясь к возмущенным возгласам певца, которые доносились из столярки, - никогда не станет хорошим цуранийским рабом. Он слишком пренебрежительно относится ко всему, что мы привыкли считать прекрасным и заслуживающим восхищения.

- Боюсь, дело обстоит немного иначе. Он привык слишком высоко ценить свое искусство и все, что с ним связано.

Они прошли в конюшню, где на прочной привязи метался огромный жеребец серой масти. При виде людей он злобно заржал, прижав уши к голове.

- Как ты думаешь, почему он ведет себя так враждебно? - спросил Касами. - Его едва удалось доставить сюда. По дороге он чуть не насмерть зашиб нескольких рабов.

Паг внимательно смотрел на серого, который повернулся к нему и Касами боком, загородив своим телом других лошадей.

- Возможно, у него просто-напросто дурной нрав, - тщательно взвешивая слова, ответил он. - Но скорее всего перед вами - специально выдрессированный боевой конь. У нас их учат атаковать лошадей противника во время боя, не выдавать своего присутствия ржанием, если рука наездника сжимает их ноздри, и во всем повиноваться хозяину. А если это один из коней, когда-то принадлежавших знатным военачальникам, то он наверняка привык слушаться лишь одного своего господина. В бою такие кони могут постоять за себя и за своего всадника.

Касами с затаенной гордостью взглянул на великолепное животное.

- Когда-нибудь он будет повиноваться мне, вот увидишь!

Какой красавец! Он наверняка даст прекрасное потомство. Ведь теперь у меня в конюшне уже пять кобылиц. Отец договорился о покупке еще пяти. Через две-три недели они прибудут сюда. Наши доверенные слуги отправлены во все концы Цурануани с заданием разыскивать доставленных с Мидкемии лошадей и скупать их за любые деньги. - Он со вздохом покачал головой. - А ведь сперва я возненавидел этих великолепных животных! Я считал их демонами, губившими наших солдат! Под их копытами погибли целые армии! И лишь потом я понял, сколько в них красоты и благородства и какую огромную пользу они приносят твоим соплеменникам. Знаешь, пленники на Мидкемии рассказывали, что в вашей стране есть знатные семейства, которые прославились на все Королевство своими конюшнями и конными заводами. Так вот, настанет день, когда конюшни Шиндзаваи станут самыми знаменитыми во всей Империи!

- Эти лошади выглядят породистыми и хорошо ухоженными, - с видом знатока произнес Паг. - Но, по-моему, их слишком мало для того, чтобы основать завод.

- У нас их будет столько, сколько потребуется. И даже больше!

- Касами, как же так вышло, что вам и властителю Камацу позволили купить этих лошадей и держать в конюшне? Неужто ваши военачальники не попытались оставить их для нужд армии? Ведь им сейчас нечего противопоставить нашей коннице. Они должны быть заинтересованы в том, чтобы основать свою.

На лицо Касами набежала тень.

- Наши военачальники и даже сам Стратег, - он опасливо оглянулся и понизил голос, - находятся во власти старых предрассудков и не желают признать очевидное. Они по-прежнему считают ваш народ варварами, дикарями, у которых ничему нельзя научиться. Им кажется зазорным перенимать у вас что-либо. Вот и выходит, что ваша конница сметает и топчет наши отряды, а Стратег вовсе не намерен обзаводиться лошадьми.

Знаешь, однажды я командовал осадой крепости на вашей планете. Я многому научился у ее защитников! Я знаю, что любой цурани счел бы мои слова предательством, но поверь, наше незначительное преимущество в том противостоянии было завоевано ценой огромных потерь. Ваши командиры куда искуснее наших. Ведь щадить жизни воинов и при этом удерживать свои рубежи гораздо труднее, чем посылать солдат на смерть целыми тысячами. Горькая правда, - добавил он, поморщившись, - состоит в том, что нами правят люди... - Касами внезапно осекся, поняв, что зашел в своей обличительной речи слишком далеко. Он махнул рукой и заключил:

- Правда в том, что мы такие же твердолобые упрямцы, как вы! - Он пристально взглянул на Пага и внезапно широко улыбнулся. - Когда война еще только началась, мы доставили на Келеван нескольких лошадей, чтобы Всемогущие, которые состоят на службе у Стратега, могли выяснить, что это за существа и обладают ли они разумом, как наши чо-джайны. Дело это закончилось большим конфузом. - Касами усмехнулся и, снова бросив взгляд по сторонам, понизил голос:

- Смотри только, не проболтайся кому-нибудь, что я рассказал тебе об этом! - Паг кивнул. - Стратег, разумеется, настоял, что он первым проедется верхом на лошади. А жеребец, которого он себе выбрал, нравом был, я думаю, вроде моего серого. Стратег подошел к нему сзади, и тот лягнул его так, что едва не убил на месте. Разумеется, с тех пор никто из военачальников и думать не смел о том, чтобы повторить попытку своего командира. Что не удалось ему, то не должно получиться ни у кого другого. А сам Стратег просто побоялся приблизиться к другой лошади. Ему хватило и одного удара копытом. - Касами и Паг рассмеялись. - Алмеко, наш Стратег, слишком уж крут нравом даже для цурани, - закончил Касами свой рассказ.

- Как же тогда вы решились ослушаться его приказа и стали учиться верховой езде? - полюбопытствовал Паг. - И кто позволил господину Камацу покупать лошадей, доставленных с Мидкемии?

- Видишь ли, - с хитрой улыбкой ответил Касами, - нет такого приказа, который нельзя было бы обойти, не нарушая его при этом впрямую. Мой отец - весьма влиятельный член Совета. Он волен в любых своих действиях. К тому же Стратегу и в голову не придет, что старый властитель Камацу Шиндзаваи вздумает прокатиться верхом на коне! Но главная причина в том, что я и лошади находимся здесь, а Стратег - в Священном Городе. В своем поместье мы сами себе господа, Паг!

С тех пор, как они с Лори прибыли в имение, Паг не сомневался, что отец и сын Шиндзаваи затеяли какую-то сложную политическую интригу. Иначе зачем старику тратить столько денег и сил на поиски и приобретение лошадей, а сыну - так настойчиво учиться верховой езде и королевскому наречию? Пагу хотелось бы узнать, что они замышляли, но осторожность взяла верх над его любопытством. Он счел за благо не задавать Касами вопросов, а молча ждать дальнейшего развития событий. Теперь же он заговорил о предмете, занимавшем его гораздо больше:

- Касами, я хотел бы кое о чем спросить вас.

- Говори.

- Имеют ли рабы право вступать в брак?

Касами невозмутимо пожал плечами.

- Имеют. С согласия своего господина. Но господа редко дают свое позволение на это. Ведь по закону рабов-супругов нельзя разлучать. Также и дети, прижитые ими в браке, не могут быть проданы отдельно от родителей. Если всем рабам будет разрешено жениться и заводить детей, то через одно-два поколения их станет слишком много. Поместье не сможет обеспечить их всех работой, прокормить всех их ребят. Понимаешь, браки между рабами невыгодны господам прежде всего с экономической точки зрения. Но в виде исключения такие разрешения даются. А почему ты спрашиваешь? Хочешь жениться на Кейтале?

Паг опешил:

- Так вам все известно?

Касами ответил, чеканя слова:

- Ничто из происходящего в имении не укрывается от взора моего отца. А он полностью доверяет мне. Это большая честь!

Паг задумчиво кивнул.

- Я еще не знаю, готов ли взять ее в жены, - пробормотал он. - Она мне очень нравится, но что-то удерживает меня от этого шага...

Касами нахмурился и назидательно проговорил:

- Помни, что ты живешь на свете лишь благодаря моему благоволению к тебе. А то, как ты живешь, всецело зависит от моего отца! - Он умолк, переводя дыхание. Паг не мог не подивиться происшедшей в нем перемене. Касами, несколько минут тому назад державшийся с ним с такой дружелюбной открытостью, с таким подкупающим доверием, в мгновение ока снова превратился в сурового господина, во власти которого находилась жизнь множества невольников, в том числе и самого Пага. Словно прочитав его мысли, Касами кивнул и немного мягче добавил:

- Помни, Паг, что закон очень суров. Раб никогда не может стать свободным. Но ведь плантация и поместье - это не одно и то же, не так ли? Вы, мидкемийцы, слишком уж нетерпеливы! - И он раздраженно повел плечами.

Паг не до конца уловил значение его последней фразы. За последнее время он стал лучше понимать цурани, но порой их манера выражаться, двойной смысл, вкладываемый ими в некоторые слова и фразы, ставили его в тупик. Но он решил не продолжать этот разговор и вновь сменил тему:

- Как идет война?

Касами тяжело вздохнул:

- Плохо. Для обеих сторон. Ни мы, ни мидкемяне за последнее время не добились значительных успехов. Обе стороны удерживают свои позиции. Короткие стычки между отдельными отрядами приводят лишь к бессмысленному кровопролитию. Война ведется бестолково, и это не делает чести тем, кто ее начал.

Паг был немало удивлен словами молодого офицера. Он привык считать цурани воинственным народом. На протяжении всего их пути в поместье, а до этого - из лагеря в Джамар - им то и дело встречались воинские отряды. Такого количества солдат не было и не могло быть в Королевстве Островов. Для Империи же военные походы наверняка являлись смыслом существования всей нации. Оба сына старого Камацу, как и он сам, были офицерами. Пагу не верилось, что один из них мог дать столь низкую оценку действиям своих военачальников.

Поймав на себе его недоуменный взгляд, Касами помотал головой и с оттенком досады пробормотал:

- Боюсь, под вашим мидкемийским влиянием я стал слишком мягкосердечен. - Он помолчал. - Пойдем-ка в дом. Ты расскажешь мне кое-что о вашем Банаписе. Я не вполне уяснил себе... - Внезапно он осекся и, схватив Пага за руку, стал настороженно прислушиваться к чему-то. - Нет! Не может быть! - В следующее мгновение он бросился к дому, пронзительно крича:

- К оружию!

На нас напали тюны!

Паг быстро взобрался на крышу конюшни. Вдалеке, у кромки леса, примыкавшего к широкому полю, он не без труда разглядел какие-то темные фигуры, стремительно мчавшиеся к поместью.

Паг никогда прежде не видел существ, которых цурани называли тюнами. Теперь, все увеличиваясь в размерах по мере приближения к ограде владений Шиндзаваи, они стали вполне различимы. Тюны сперва показались Пагу похожими на всадников, во весь опор скакавших на лошадях, затем он определил в их странном облике черты сказочных кентавров. Когда их стадо отделяли от поместья лишь несколько десятков ярдов, он рассмотрел поджарые, как у лосей или оленей задние ноги, мощные туловища, похожие на человеческие, и отвратительные, злобные, заросшие волосами морды, подобные обезьяньим. Тела тюнов покрывала густая длинная шерсть серовато-коричневого цвета. В руках они держали тяжелые палицы и топоры.

Хокану и воины, охранявшие поместье, заняли позиции вдоль изгороди. Лучники вынули стрелы из колчанов, остальные обнажили мечи.

К Пагу подбежал запыхавшийся Лори. Он держал в руках свою лютню.

- Что случилось?

- Поместье атакуют тюны!

Трубадур положил инструмент на землю и бросился в конюшню.

Паг помчался следом за ним.

- Что ты затеял. Лори?

Взгромоздившись на спину самой крупной кобылицы, Лори невозмутимо ответил:

- Хочу отвести лошадей в безопасное место.

Кивнув, Паг широко распахнул ворота конюшни. Лори выехал во двор верхом на смирной рыжей кобыле, но серый жеребец загородил дорогу остальным. Поколебавшись, Паг со вздохом проговорил:

- Элгон, если бы ты мог видеть меня сейчас, старина! - и уверенно двинулся к жеребцу. Тот попятился и прижал уши к голове. - Стоять! - резко скомандовал Паг.

Конь встрепенулся и замер в нерешительности. Весь вид его говорил о той мучительной борьбе, что происходила в его сознании. Он привык повиноваться командам, но только тогда, когда слова их произносил хозяин. Знакомый возглас заставил его замереть, но ведь к нему приближался чужой! Не правильнее ли было ударить его копытом?

Пока жеребец предавался своим тягостным раздумьям, Паг подошел к нему вплотную и снова крикнул:

- Стоять!

Не дав ему опомниться, он молнией взлетел ему на спину и сжал бока животного ногами. Возможно, конь все же признал в нем нового хозяина, а быть может, боевому жеребцу не терпелось принять участие в битве, о приближении которой говорили шум и суета во дворе. Во всяком случае, повинуясь Пагу, он галопом выбежал из конюшни.

- Лори, выводи остальных! - обернувшись, крикнул другу Паг.

Смирный гнедой жеребец и четыре кобылы вышли во двор вслед за рыжей предводительницей стада, на спине которой сидел менестрель.

По двору навстречу Пагу бежал Касами с седлом и уздечкой в руках.

- Уведите отсюда лошадей! - скомандовал он, увидев Лори. - Тюны решились на Кровавый Набег. Они не вернутся к себе в тундру, пока каждый из них не убьет хотя бы одного человека.

Битва будет жаркой!

Паг и Лори отвели маленький табун за угол дома, в самую дальнюю часть внешнего двора. Вскоре к ним подбежал солдат с двумя мечами и двумя круглыми щитами в руках. Протянув друзьям оружие, он крикнул:

- Господин велел вам защищать лошадей не щадя своей жизни!

Паг принялся разглядывать меч с зазубренным лезвием и легкий, почти невесомый щит. Но внезапно поблизости послышался стук копыт и из-за угла дома появился Касами верхом на своем жеребце. Он отчаянно оборонялся от наступавшего на него тюна. В руках у чудовища был боевой топор с длинной рукоятью. Старший сын властителя Шиндзаваи сражался храбро и умело. Его боевые навыки с лихвой восполняли недостаток опыта в конных битвах.

Боевой конь бил противника копытами, рвал зубами его морду и грудь.

При виде тюна серый жеребец Пага отчаянно заржал и взвился на дыбы, едва не сбросив всадника. Паг усмирил животное, сжав его бока коленями. Конь дышал тяжело, надсадно. Глаза его налились кровью. Ему не терпелось принять участие в сражении.

- Эти твари явно пришлись лошадям не по нраву! - крикнул Лори. - Смотри, что вытворяет конь Касами!

Из-за угла появился еще один вооруженный тюн, и менестрель недолго думая дал шпоры своей кобыле. Та понесла его навстречу врагу. Лори подставил щит под удар палицы тюна и выбросил вперед руку с острым зазубренным мечом. Лезвие его глубоко вонзилось в грудь косматого зверя. Алая кровь брызнула на истоптанную копытами землю. Тюн покачнулся, выронил оружие и упал замертво.

Дверь дома распахнулась, и оттуда с пронзительным воплем выбежал один из рабов. Голова его была в крови. Сделав несколько шагов, он со стоном свалился наземь. Следом за ним во двор выскочили еще несколько рабов и слуг. Огромный тюн, оскалив пасть, из которой торчали длинные желтые клыки, преследовал их по пятам. Вот он занес тяжелую палицу над головой Кейталы. Рабыня прижала ладони к затылку и застыла в беспомощной позе.

Паг выкрикнул ее имя. Его жеребец, услыхав этот возглас седока, бросился в гущу сражения. Одним прыжком настигнув гигантского тюна, он изо всех сил ударил его передними копытами. Бросок жеребца был настолько силен, что противник опрокинулся на спину, а Паг, вылетев из седла, приземлился в нескольких метрах позади боевого коня. Оглушенный падением, он на несколько коротких мгновений утратил зрение и слух. Когда же чувства вернулись к нему, он поспешно вскочил с земли и бросился к Кейтале, чтобы оттащить ее от взбесившегося жеребца.

Тот снова и снова набрасывался на поверженного тюна, топча его копытами и кусая за морду. Грудь чудовища представляла собой огромную окровавленную рану. Земля вокруг его тела была залита густой темной кровью.

Паг пронзительно крикнул:

- Стоять!

Но ему пришлось повторить эту команду несколько раз, прежде чем жеребец замер рядом с телом убитого им тюна. Он недовольно покосился на своего нового хозяина. Уши его были прижаты к голове, он дрожал всем телом и то и дело свирепо всхрапывал.

Паг стал гладить его по спине и бокам, и животное мало-помалу успокоилось. Дрожь унялась, уши коня встали торчком.

Лишь теперь Паг осознал, что во дворе уже несколько минут назад воцарилась тишина. Лори верхом на своей кобыле поскакал за разбежавшимися лошадьми. Паг оставил жеребца и подошел к Кейтале, которая сидела на траве под деревом рядом с Алмореллой и еще несколькими невольницами.

Паг опустился на землю рядом с ней.

- Как ты себя чувствуешь?

Девушка слабо улыбнулась.

- Теперь вполне сносно. Но знаешь, когда он замахнулся на меня своей ужасной дубиной, я уже готова была проститься с жизнью. Это было так страшно! - Она содрогнулась всем телом.

- Не бойся, дорогая! Он мертв. А всех остальных, похоже, прогнали солдаты.

Рабыни одна за другой стали возвращаться в дом. Последней ушла Алморелла, с улыбкой кивнув Пагу.

- Я так боялась, что ты погибнешь, - прошептала Кейтала.

- А я боялся за тебя. Когда я увидел, что эта тварь занесла палицу над твоей головой, я чуть с ума не сошел от горя и ужаса.

Всхлипнув, Кейтала приникла к его груди.

- Я не смогла бы жить без тебя, Паг!

Обнявшись, они несколько минут сидели молча. Кейтала осторожно высвободилась из его объятий и прошептала:

- Мне надо идти, дорогой! Не то Септием станет разыскивать меня по всему двору! Они учинили в доме такой разгром! Если бы ты только видел это!

Она стала подниматься, не сводя с него сиявших любовью глаз. Паг встал рядом с ней и взял ее за руку.

- Я люблю тебя, Кейтала. Прежде я не понимал этого.

Она улыбнулась и провела пальцами по его щеке.

- Я тоже люблю тебя, Паг. Но я знала об этом с нашей первой встречи.

Их разговор прервало появление Камацу и Хокану. Вскоре из-за угла дома на взмыленном жеребце выехал Касами.

Поклонившись отцу, всадник устало проговорил:

- Они отступили. Я приказал воинам укрепить северные сторожевые посты. Тюны наверняка истребили солдат одного из пограничных гарнизонов, иначе им не удалось бы прорваться сюда.

Старик кивнул и направился к дому. Навстречу ему выбежали старший советник и несколько доверенных слуг. Они наперебой стали сетовать на ущерб, причиненный нежданными пришельцами ценной мебели и утвари особняка. Прервав их жалобы нетерпеливым жестом, Камацу прошел в свои покои.

Кейтала шепнула:

- Мы поговорим позднее! - и заторопилась ко ВХОДУ в дом.

Паг подошел к Касами и Лори, разглядывавшим трупы тюнов.

- Кто они, собственно, такие? - спросил менестрель.

- Тюны, - ответил Касами. - Их стада кочуют по северной тундре, которая отделена от наших земель высокими горами. У каждого из перевалов мы установили сторожевые посты. Но тюны жаждут вернуться в эти теплые края. Земля, которой теперь владеем мы, когда-то принадлежала им. Порой они нападают на гарнизоны и устраивают на нас набеги, подобные сегодняшнему.Он указал на талисман, свисавший с шеи одного из убитых чудовищ. - Это был так называемый Кровавый Набег. Смотрите, все они - молодые самцы. Потерпев поражение в весенних турнирах за право обладания самками, они были изгнаны из своего стада более сильными соперниками. Каждому из них после этого оставалось только прорваться на юг и убить хотя бы одного из цурани. Лишь это дало бы ему право вернуться в стадо. А в доказательство своей доблести они должны привезти головы убитых. Мои воины настигнут и уничтожат тех из них, кто спасся бегством. Ведь вожак все равно не позволит им вернуться в стадо.

Лори с опаской взглянул на убитых чудовищ.

- И часто такое случается?

- Каждый год, - с мрачной улыбкой ответил Касами. - Обычно сторожевым отрядам удается отбить их атаки, но на сей раз орда нападавших оказалась очень уж многочисленной. Многие, судя по всему, уже вернулись к своим с головами наших воинов в передних лапах!

- Сколько же их было? - спросил Паг.

- Они наверняка перебили и членов двух патрульных отрядов, выехавших в дозор прошлой ночью. Выходит, что мы потеряли от шестидесяти до ста человек. Но тюнов было гораздо больше. Сотни две или три.

К ним подошел Хокану и с поклоном спросил:

- Дозволено ли мне будет возглавить отряд, который отправится к северным рубежам наших владений?

Касами кивнул, и юноша поспешил к солдатским баракам. - А что с лошадьми? - встревожился Касами.

Лори молча указал на маленький табун, собравшийся возле серого жеребца, который неподвижно стоял там, где его оставил Паг.

Сын хозяина поместья благодарно улыбнулся:

- Спасибо вам, что не дали им погибнуть! Это стало бы большой потерей для нас с отцом.

Сочтя, что настал благоприятный момент для решительного разговора с молодым господином, Паг обратился к Касами:

- Я хотел бы попросить вашего отца дозволить мне жениться на Кейтале.

Глаза Касами сузились, и он недовольно произнес:

- Послушай, ведь мы с тобой уже обсуждали этот вопрос. Мне казалось, что ты прекрасно понял меня, но вы, дикари, слишком толстокожи, чтобы улавливать скрытое значение слов. Что ж, я выскажусь яснее: ты можешь просить его об атом, но получишь отказ!

- Но почему... - начал было Паг.

Касами прервал его возражения нетерпеливым жестом.

- Как вы любите торопиться, варвары! На все есть свои причины, Паг. Ты о них не знаешь, но поверь, что они существуют.

Глаза Пага блеснули гневом. Он набрал в грудь воздуха, чтобы разразиться возмущенной речью, но Касами предостерегающе поднял руку и сказал ему на королевском наречии:

- Если ты, обращаясь ко мне, произнесешь хоть одно резкое слово, любой из находящихся поблизости воинов снесет твою голову с плеч.

Паг закусил губу и поклонился.

- Как прикажете, господин.

Видя, что на глаза раба-мидкемянина навернулись слезы, Касами мягко повторил:

- Поверь, у нас с отцом есть причины отказать тебе в этой просьбе.

В словах его звучали сочувствие и дружеская теплота. Паг вскинул голову. Касами смотрел на него с участием и мягкой укоризной, как старший товарищ. Но это длилось лишь мгновение.

Внезапно выражение узких глаз Касами снова сделалось властным и надменным. Он опять был господином, повелевавшим своими невольниками.

- Позаботься о лошадях, - бросил он, направляясь к дому.

Паг остался один.

Любовь Пага к Кейтале росла день ото дня. Они по-прежнему часто оставались вдвоем. Паг с удивлением обнаружил, что рабыня-прачка не только красива, но и умна и чрезвычайно наблюдательна. Слушая его рассказы о Крайди, о приключениях, выпавших на долю отряда, отправившегося в Рилланон, она задавала вопросы, обнаруживавшие редкую для женщины сметливость и понятливость. Ей без труда удавалось постичь смысл сказанного, разобраться в сложных деталях отношений, с какими прежде она никогда не сталкивалась, и удержать все услышанное в памяти. Паг стал понемногу учить ее языку Королевства. Кейтала усваивала чужое наречие с удивительной легкостью и быстротой.

Он никогда не заговаривал с ней о своей попытке устроить их брак, но девушка догадывалась, что на душе у него лежит какая-то тяжесть.

Со дня Кровавого Набега тюнов на поместье Шиндзаваи минуло два месяца. Никто больше не вспоминал о сражении с чудовищами из тундры, и жизнь господ и их невольников давно вошла в свою обычную колею. Но однажды вечером Пага и Лори внезапно вызвали к господину Камацу. Лютня Лори, хотя он и сетовал на множество мелких огрехов в ее изготовлении, оказалась вполне пригодной для игры, и нынче старый Шиндзаваи желал насладиться искусством чужеземного менестреля.

Войдя в обеденный зал, друзья обнаружили, что к старику прибыл гость - тот самый Всемогущий, облаченный в черный балахон, которого им уже доводилось мельком видеть в поместье.

Паг остановился в дверях. Лори прошел к низкому столику и уселся возле него на большую подушку. Тронув тонкие струны и откашлявшись, он стал играть.

Закончив вступление. Лори запел старинную песнь о празднике сбора урожая, о щедрой земле, питающей своими плодами усердных тружеников. Песню эту знали и любили все жители Королевства. Из присутствовавших слова ее были понятны, кроме Пага, лишь одному Касами. Он с улыбкой кивал головой в такт пению Лори.

У трубадура оказался звучный, нежный и чистый голос. Паг, никогда прежде не слыхавший его пения, вынужден был признать, что насмешник и балагур Лори и впрямь знает толк в своем ремесле. Но вот певец смолк. Обедавшие застучали по столу костяными рукоятками своих ножей. По-видимому, это должно было выражать высшую степень одобрения.

Лори затянул веселую и разудалую балладу, обычно исполнявшуюся на городских и деревенских площадях во время народных празднеств. Под звуки этого безыскусного напева Паг невольно обратился мыслями к прошлому. Картины жизни в Крайди одна за другой вставали перед его мысленным взором. Тоска по родным краям внезапно наполнила его душу смятением, какого он не испытывал с самого дня своего пленения. Ему стало трудно дышать. Он почувствовал, что еще немного, и у него не хватит сил бороться со слезами.

Паг проглотил комок в горле и заставил себя, как учил его Кулган, быстро обратить мысли на другие, нейтральные предметы.

Он глубоко вздохнул и прикрыл глаза. Через несколько мгновений дыхание его сделалось ровным, сердце стало биться тише, и вскоре всем его существом овладело чувство покоя и умиротворения.

Открыв глаза, он обнаружил, что гость старого Шиндзаваи смотрит на него в упор тяжелым, немигающим взглядом. Паг слабо улыбнулся и слегка наклонил голову. Когда Лори допел балладу, черноризец, рассеянно постукивая черенком вилки по столу, о чем-то горячо говорил с хозяином. В конце концов тот нехотя кивнул и подозвал Пага к столу.

Когда Паг несмело приблизился к господам и, поклонившись, уселся на подушки у стола. Всемогущий произнес глубоким, звучным голосом, очень походившим на голос Кулгана, когда тот давал Пагу задания на день:

- Я хочу спросить тебя кое о чем. - Паг всем своим видом выразил внимание и покорность. - Кто ты?

Сидевшие за столом опешили от такого неожиданного и в высшей степени странного вопроса. Хозяин дома наклонился к важному гостю и с некоторым недоумением пробормотал:

- Это один из моих невольников-варваров.

Но черноризец досадливо махнул на него рукой, не отводя глаз от юноши.

- Меня зовут Паг, господин.

Немного сощурившись. Всемогущий с некоторым нажимом повторил:

- Кто ты?!

Паг растерянно заморгал и заерзал на своей подушке. Ему и прежде бывало не по себе, если случалось оказаться в центре внимания, теперь же, когда взоры всех присутствующих обратились к нему, он вконец смешался и опустил голову. Только бы этот докучный господин оставил его в покое!

- Я - Паг, один из придворных герцога Крайди.

- Кто ты, сидящий передо мной и излучающий огромную силу?!

Говори!

- Я - невольник, господин.

- Дай мне руку!

Паг повиновался. Ладонь Всемогущего оказалась теплой и мягкой. Тепло его руки передалось пальцам Пага и вскоре охватило все его тело. Свет в комнате постепенно потускнел, и Паг уже не мог видеть ничего, кроме блестящих черных глаз волшебника. Он был не в силах отвести от них взор. Казалось, взгляд этих глаз проникал в самые потаенные глубины его существа. Внезапно Паг почувствовал, как что-то чуждое попыталось войти в его сознание, и инстинктивно воспротивился этой попытке. Ему неожиданно удалось отбить мысленную атаку противника, и та больше не возобновлялась. Но Паг все же не вполне владел собой. Воля его была парализована огненным взором Всемогущего.

Через несколько мгновений тот отпустил его руку. Комната приобрела прежние очертания, однако Паг был обессилен этой безмолвнойсхваткой.

- Кто ты? - Всемогущий скользнул взглядом по его лицу и тотчас же отвел глаза.

- Я - Паг, ученик чародея Кулгана.

Услыхав это, старик Камацу вздрогнул так, будто его ужалила змея. Словно оправдываясь, он воскликнул:

- Но откуда же мне было знать...

Не слушая его, черноризец поднялся с подушек и глубоким, гулким голосом объявил:

- Этот невольник больше не является собственностью рода Шиндзаваи. Отныне он поступает в распоряжение Ассамблеи!

Никто из присутствующих не проронил ни звука. На лицах старого Шиндзаваи и обоих его сыновей отразились смятение, ужас и столь глубокое потрясение, что Паг перепугался не на шутку.

Он не понял смысла происшедшего и лишь осознал, что в судьбе его произошла новая решительная перемена.

Маг вынул из кармана сутаны амулет, подобный которому Паг уже видел однажды, когда пытался пленить одного из цуранийских чародеев и в результате сам попал в неволю. Он заморгал и заслонил лицо рукой. Всемогущий прошептал несколько слов, и в воздухе послышался уже знакомый Пагу звон. Чародей крепко ухватил юношу за руку, и внезапно все вокруг объяла непроглядная тьма.

Глава 3 ПЕРЕВОПЛОЩЕНИЕ

Принц эльфов сидел на полу в тронном зале.

Калин ждал мать. Нынешним вечером он собирался о многом переговорить с ней. Подобная возможность теперь выпадала ему нечасто, ибо он вынужден был проводить по много дней кряду на рубежах Эльвандара. Пришельцы-цурани не оставляли попыток проникнуть в эльфийские леса, и Калин, военный предводитель эльфов, командовал боями у берегов реки.

После осады Крайди, предпринятой три года тому назад, цурани каждую весну подступали к границам Эльвандара. Они копошились на берегах реки, точно муравьи. На каждого из эльфов их приходилось не меньше чем по дюжине. Но жители зачарованного леса противостояли им не только силой оружия. Бороться с противником им помогала их древняя магия. Сотни цурани засыпали вечным сном на маковых полях, и соки из их тел, поглощенных влажной почвой, вытягивали корни волшебных деревьев Эльвандара.

Другие, прельщенные сладостными напевами дриад, устремлялись в лесные чащи и умирали от жажды в объятиях своих зеленокудрых возлюбленных. Многие стали жертвами обитателей леса, подчинявшихся эльфам, - гигантских волков, медведей и львов.

Казалось, сами деревья и травы, земля и воздух волшебного леса противились вторжению незваных чужаков.

Но в этом году впервые с начала войны вместе с цурани на берега реки пришли черноризцы. Им пока не удалось победить волшебство эльфов силой своей магии, но Калин опасался, что в скором времени преимущество окажется на стороне атакующих.

Нынче, как и прежде, на помощь к эльфам пришли гномы из Серых Башен. Теперь, когда темные братья покинули Зеленое Сердце, карликам не составляло особого труда добраться до эльфийских лесов. Они оказались сильными и надежными союзниками. И как всегда, вместе с гномами в Эльвандаре появился Томас.

Калин поднял голову и, увидев, что мать вошла в зал, встал и поклонился ей. Агларанна заняла свое место на троне и проговорила нежным, мелодичным голосом:

- Я рада видеть тебя, сын мой.

- Я тоже рад нашей встрече, мама, - ответил принц, усаживаясь у ее ног. Он нахмурился, подбирая слова для предстоящего нелегкого разговора с королевой. Агларанна молча ждала. От нее не укрылись ни его волнение, ни дурное расположение духа, в котором он пребывал.

- Меня беспокоит Томас, - наконец проговорил принц.

- Меня тоже, - кивнула королева. Выражение ее прекрасного юного лица сделалось непроницаемым.

- Поэтому ты избегаешь встрече ним, когда он появляется при дворе?

- Да, поэтому... И по некоторым другим причинам.

- Выходит, магия Древнейших не утратила своей страшной силы на протяжении стольких веков?

Из-за резной спинки трона вдруг послышался низкий хрипловатый голос:

- Так вот, оказывается, в чем дело?

Королева оглянулась и увидела выступившего из мрака Долгана. Гном раскурил трубку и выпустил изо рта колечко дыма.

Агларанна укоризненно покачала головой:

- Неужто гномы Серых Башен имеют обыкновение подслушивать чужие разговоры?

Долган сделал вид, что не заметил сарказма, прозвучавшего в вопросе королевы, и со сдержанным достоинством ответил:

- Как правило, они этим не занимаются, ваше величество. Да и я вовсе не собирался вмешиваться в вашу беседу. Просто прогуливался здесь неподалеку. Уж очень тесны эти ваши клетушки, а стоит закурить трубочку, так и вовсе дышать нечем!

Но уж коли я услыхал, что вы говорите о Томасе, то подумал, что и мне невредно будет вас послушать. А может, я смогу добавить и кое-что от себя. Ведь как-никак мы с ним друзья.

Калин лукаво усмехнулся:

- А ведь ты, оказывается, умеешь ходить бесшумно, друг Долган. Раньше я не замечал за тобой этой способности!

Долган невозмутимо попыхивал трубкой.

- Я научился этому у вас, эльфов. И от души благодарен вашему народу за науку! Однако речь, если не ошибаюсь, шла о пареньке. Если то, о чем вы сейчас толковали, правда, то дело, думается мне, приняло скверный оборот. Знай я, что это за доспехи, я нипочем не позволил бы Томасу взять их себе!

Агларанна грустно улыбнулась:

- В том, что случилось, нет твоей вины. Долган. Откуда же тебе было знать, чьи это доспехи? Я устрашилась вида этого белоснежного плаща на плечах мальчика, когда он впервые появился здесь, но потом успокоилась, уверив себя, что волшебная сила валкеру не станет служить смертному. Теперь же я вижу, что Томас год от года утрачивает человеческие черты и приобретает облик эльфа. Случившееся с Томасом стало возможным благодаря стечению странных и на первый взгляд не связанных между собой обстоятельств. Наши волшебники давно нашли бы и уничтожили доспехи, не охраняй их своей магической силой последний из драконов. Ведь на протяжении многих веков мы отыскиваем волшебные предметы, оставшиеся от валкеру, и разрушаем их чары, чтобы ими не смогли воспользоваться моррелы.

Но теперь слишком поздно. Томас не отдаст нам свои доспехи по доброй воле.

Долган кивнул, сделав глубокую затяжку, и мрачно проговорил:

- Едва настает зима, как он начинает тосковать и томиться в ожидании весны и грядущих сражений. Кроме них, его мало что интересует. Бывало, сидит в зале собраний, мрачный как туча, и опорожняет один за одним огромные кубки эля, нисколько при этом не пьянея. Или уставится не мигая в оконце на белый снег. Одним богам ведомо, что он там видит! Доспехи он запирает в сундуке в своей комнате. А когда вновь приходит время битв, он носит их, не снимая. Даже спит в кольчуге и плаще. Вы правы, миледи, он очень изменился, и перемены эти начались сразу же, как только он надел доспехи дракона. Нет, по доброй воле он нам их не отдаст, это уж точно!

- Мы могли бы принудить его к этому, - задумчиво проговорила Агларанна. - Но мне кажется, что лучше будет оставить все как есть. То новое, что появилось в Томасе, дает мне надежду, что однажды он станет спасителем моего народа.

Ради своих подданных я готова пойти на любой риск!

Долган покачал головой:

- Я не понимаю, о чем вы, ваше величество!

- Я и сама не до конца разобралась в происходящем, - грустно улыбнулась Агларанна. - Но ведь мой народ вовлечен в войну! Сильный и опасный противник может вторгнуться в наши земли и погубить эльфов! Среди пришельцев есть могущественные волшебники, чьему искусству, возможно, окажет противодействие лишь древнее колдовство валкеру. Сдается мне, что дар дракона спасет мой народ.

- Странно, что в металлических доспехах и тканом плаще заключена такая грозная сила! - Долган пожал плечами.

Агларанна насмешливо улыбнулась.

- Вот как? Это представляется тебе странным? А как же тогда молот Тоулина, с которым ты никогда не расстаешься? Он ведь тоже обладает волшебной силой, и с ее помощью ты наверняка рассчитываешь занять трон Западного королевства гномов!

Долган пристально взглянул на королеву.

- Вам многое известно о нас, ваше величество. Меня в который уже раз ввела в заблуждение ваша обманчиво юная наружность. - Он устало махнул рукой. - А что до трона, то вы ведь не хуже меня знаете, что гномы Запада не избирали монархов с .тех пор, как Тоулин исчез в недрах Мак Мордейн Кадала. Но если мой народ решит поставить над собой верховного властителя, это будет сделано согласно древним традициям и законам. Молот Тоулина здесь ни при чем. Так что же мы решим насчет паренька, ваше величество?

Агларанна вздохнула.

- Он станет тем, чем ему предназначено стать. Но мы можем немного повлиять на суть и характер превращения, которому подвергаются его душа и тело. Наши волшебники денно и нощно пекутся об этом. Если древняя магия валкеру всецело овладеет его существом, он сможет без труда разрушить все наши чары. Это станет для него так же легко, как для тебя - откинуть ногой еловую шишку с лесной тропинки. Но ведь порождению своему он не принадлежит к Древним. Его природа так же чужда им, как чужды были они сами всем другим существам, населявшим Мидкемию.

Стараниями наших волшебников его готовность к любви, состраданию и участию, свойственная всем людям, может укротить страшную разрушительную силу валкеру. И если это случится, Томас станет... героем, который спасет нас всех от гибели. - Долган внимательно взглянул на Агларанну. Ему показалось, что она чего-то не договаривает, но мудрый гном не подал вида, что заметил се нерешительность, и снова весь обратился в слух.

Агларанна нахмурилась и покачала головой. Голос ее стал глуше:

- Но стоит волшебству валкеру соединиться с человеческой способностью к слепой и безрассудной ненависти, со свирепой кровожадностью и жестокостью смертных, и тогда Томас может превратиться в опаснейшее из чудовищ, каких только порождала земля. Лишь время покажет, по какому из двух путей он пойдет.

- Повелители драконов... - задумчиво пробормотал Долган. - В наших легендах и сказаниях сохранились сведения о валкеру, но они так скудны и отрывочны... Не соблаговолит ли ваше величество поведать мне о них?

Королева задумчиво смотрела вдаль. Казалось, она не расслышала слов Долгана, погрузившись в свои безрадостные размышления. Но усилием воли заставив себя вернуться к реальности, она проговорила:

- Наши предания восходят ко временам глубочайшей древности.

Мы знаем о валкеру все или почти все, друг Долган. О многом из того, что мне известно, я не смогу поведать тебе, не нарушив запретов наших чародеев. Ведь есть имена и названия, произносить которые опасно. Но и то, о чем мне дозволено говорить, повергнет тебя в изумление и трепет. Об этом до сей поры знали только мы, эльфы.

Задолго до того, как на этой планете появились люди и карлики, ею правили валкеру. Они стали неотъемлемой частью мира, в котором жили, будучи сотворены в одно время с ним.

Богоподобные создания, порождения самой этой земли, они не ведали никаких законов и правил. Их собственные желания и капризы, стремления их непредсказуемых натур, подчас опасные и противоречивые, и служили для них законом. Они обладали безграничной властью над всеми, кто обитал на планете. Валкеру летали по воздуху на спинах огромных драконов. Они могли переноситься даже в самые отдаленные уголки Вселенной. Проникая в другие миры, они похищали оттуда все, что им приглянется - механизмы и сокровища, знания и живые существа. Они часто устраивали поединки между собой, заканчивавшиеся смертью одного из участников. Весь этот мир был их владением, а мы... Мы всецело пребывали в их власти.

В те времена мы и моррелы были одним народом. Валкеру разводили нас, как вы разводите скот. Некоторых из нас они содержали в своих жилищах, как... домашних животных, а также для... для других целей. Остальные жили в лесах и в полях.

Они-то и стали прародителями эльфов. От тех же, кто находился при валкеру, берет начало род моррелов.

Но потом все изменилось. Наши хозяева прекратили свои междоусобные сражения и объединились. Причин этого мы не знаем, хотя я не удивилась бы, если бы обнаружилось, что о них помнят моррелы: ведь они были ближе к Древним, чем мы, эльфы. Наши предки так и не смогли выяснить, что произошло с валкеру. То было время Войн Хаоса, и многие из сведений о тогдашних событиях утрачены безвозвратно. Мне ведомо лишь одно: в те времена все слуги Древнейших получили свободу, а сами валкеру исчезли. Никогда больше ни эльфы, ни моррелы не видели ни одного из своих господ. Когда Войны Хаоса бушевали над миром, в пространстве и времени, его окружавших, образовались огромные отверстия, сквозь которые на планету хлынули несметные толпы гоблинов, людей и гномов. Немногие из эльфов и моррелов пережили эти тяжелые времена, но те, кому удалось уцелеть, заново отстроили свои разрушенные жилища. Моррелы и по сей день не оставляют надежды овладеть магической силой своих исчезнувших господ. С тех пор, как валкеру покинули этот мир, темные братья разыскивают повсюду их амулеты и уносят их в свои обиталища. Они переняли многие из черт валкеру - их жестокость, мстительность и кровожадность. В отличие от нас, эльфов, они не стали искать свой путь на этой земле, и по сей день оставаясь бывшими слугами бывших господ. Вот почему мы с ними, некогда доводившиеся друг другу братьями, теперь так разнимся между собой.

Но древняя магия, как оказалось, все еще очень могущественна. Томас - сильный и отважный юноша. Он не искал доспехи дракона и получил их, не ведая о таившейся в них силе.

Возможно, темное волшебство, заключенное в них, окажется не властно над его душой. Под влиянием магии Древнейших моррелы превратились в Братство Темной Тропы. Но ведь они искали и находили амулеты валкеру, движимые алчностью и злобой. Они рассчитывали воспользоваться разрушительными силами, дремавшими в этих забытых их хозяевами зачарованных вещах. Томас же, когда получил в дар доспехи дракона, был почти ребенком - добросердечным, смелым, веселым и кротким. Душа его была чужда злу и жестокости. Я надеюсь, что он сумеет преодолеть в себе темные стороны того могущества, которое обрел благодаря доспехам.

Долган почесал в затылке.

- Да-а-а, ваше величество, - задумчиво протянул он. - Судя по вашим словам, все мы подвергаемся немалому риску, ожидая, к чему придет наш Томас. Я, признаться, беспокоился за паренька, а обо всем прочем и не помышлял. А оно вон как обернулось! Но я доверяю вашему суждению, милостивая королева, и стану усердно молиться богам, чтоб всем нам не пришлось пожалеть о том, что мы оставили ему эти злосчастные доспехи.

Агларанна сошла с трона и кивнула гному.

- Я тоже от души надеюсь. Долган, что решение мое окажется правильным. Здесь, в Эльвандаре, влияние древних чар значительно ослабевает, и у Томаса, когда он с нами, на душе становится легче. Возможно, это знак, указывающий на то, что мы избрали верный путь. Судя по всему, именно так нам и надлежит поступать: не пытаться изменить ход вещей, а направить его в нужное нам русло.

Долган отвесил ей учтивый поклон.

- Я вверяю себя вашей мудрости, королева! Молю богов о том, чтоб вы оказались правы.

Пожелав сыну и гному спокойной ночи, королева удалилась к себе. Едва она вышла из тронного зала, Калин обратился к Долгану:

- А я буду молить богов о том, чтобы действиями моей царственной матери руководила именно мудрость, а не что-либо иное!

- Не понимаю, что вы хотите этим сказать, принц.

Калин строго взглянул на стоявшего перед ним толстого бородатого карлика.

- Не пытайся прикинуться глупее, чем ты есть, Долган! Со мной это не пройдет. О твоей проницательности, о твоем остром уме известно ведь не только в Серых Башнях и Каменной Горе! И ты наверняка успел разобраться в происходящем не хуже, чем я сам. Моя мать и Томас увлечены друг другом.

Долган вздохнул, и свежий ветерок унес прочь струю дыма, которую он при этом выпустил изо рта.

- Ваша правда, Калин. Я тоже это заметил. Неосторожный взгляд, вздох, заминка в разговоре. Вроде бы ничего не значащие пустяки. И все же...

- Она смотрит на Томаса таким же нежным и преданным взглядом, как когда-то - на моего отца короля. Но пока еще сама королева, думается мне, не вполне осознает, что с ней происходит.

- И Томас меняется в лице, когда глядит на ее величество и говорит с ней, - с печальным вздохом проговорил гном. - Но он ведь умеет держать себя в руках и не показывать своих чувств ни ей и никому другому. В этом ему не откажешь.

- Приглядывай за своим другом, Долган! Если он попытается склонить королеву эльфов к супружеству, быть беде.

- Неужто вы так люто ненавидите его, Калин? - удивился гном.

Калин помотал кудрявой головой.

- В моем сердце нет и следа ненависти к Томасу, Долган. То, что я испытываю к твоему другу, скорее можно назвать приязнью и уважением. Но что-то в нем... страшит меня. - Помолчав, принц эльфов твердо добавил:

- Мы, живущие в Эльвандаре, никогда не преклоним колена перед новым властителем, кем бы он ни был. А если превращение, которому подвергается Томас, завершится иначе, чем надеется королева, то его ждет суровая расплата.

Долган, пригорюнившись, жалобно пробормотал:

- Да не допустят этого милосердные боги!

- Да, теперь нам остается лишь одно, - с невеселой улыбкой сказал Калин. - Молиться о Томасе и обо всех эльфах и гномах, о Королевстве и о Мидкемии.

Миновав Круг Совета, он вышел из тронного зала, оставив карлика одного. Долган взглянул на разноцветные листья, заливавшие огромный зал мягким, ровным сиянием, и стал бормотать слова молитвы.

По всей долине свирепствовал ветер. Ашен-Шугар сидел на могучей спине Шуруги. Он без труда проник в мысли своего крылатого коня.

- Поохотимся? - безмолвно спросил дракон. Он был голоден.

- Нет. Это подождет.

Правитель Орлиных Гор смотрел на несметные толпы моррелов, стекавшихся к возводимому ими городу. Многие из них тащили на плечах тяжелые каменные глыбы. Они добыли их в далеких карьерах и проделали немалый путь со своей непосильной ношей. Сотни и тысячи этих существ погибли на дороге к городу. И еще большему их числу предстояло умереть лютой смертью. Но все это казалось ему неважным. А может, он не прав, и это имело значение?

Ашен-Шугара поразила эта странная мысль, внезапно пришедшая ему в голову. Казалось, ее нашептали ему на ухо чьи-то чужие уста.

Сверху, с небес, послышался грозный рев, и огромный агатово-черный дракон с седоком на плечах стал плавно спускаться вниз, выписывая в воздухе большие круги. Шуруга поднял голову и издал ответное рычание. Взглянув на своего господина, он спросил:

- Сразимся с ним?

- Нет.

Дракон был явно разочарован. Но Ашен-Шугар предпочел сделать вид, что не заметил этого. Он следил взглядом за черным красавцем, приземлившимся неподалеку от них с Шуругой. Агатовые чешуи крылатого исполина переливались в ярких солнечных лучах всеми цветами радуги. Хозяин черного дракона воздел руку в приветствии.

Ашен-Шугар отсалютовал прибывшему, и черный дракон стал медленно, осторожно приближаться к золотому. Шуруга угрожающе зашипел, и Ашен-Шугар ударил его кулаком по огромной голове.

Дракон обиженно замолчал.

- Неужто правитель Орлиных Гор наконец соизволил примкнуть к нам? - спросил хозяин черного дракона Повелитель Тигров Друкен-Корин. Он спешился, и его доспехи, раскрашенные черно-оранжевыми полосами, сверкнули на солнце.

Повинуясь правилам вежливости, Ашен-Шугар тотчас же спустился наземь. Он не снимал ладони с белоснежной рукоятки своего золотого меча, ибо, хотя времена и изменились, о доверии между валкеру по-прежнему не могло быть и речи. Прежде встреча двух воинов непременно закончилась бы сражением, теперь же необходимость обмена сведениями представлялась обоим куда более важным делом, чем скрещение боевых мечей в поединке. Помолчав, Ашен-Шугар ответил:

- Нет. Я просто наблюдаю за происходящим. Друкен-Корин задумчиво взглянул на правителя Орлиных Гор. Но взор светло-голубых глаз Ашен-Шугара был непроницаем.

- Лишь ты один отказался вступить в наши ряды, Ашен-Шугар.

- Объединиться, чтобы вместе покорять космические дали, - это одно. А ваш... ваш нынешний план - просто безумие.

- Что ты называешь безумием? О чем ты?! Мы всегда были и всегда будем. Разве это не так?!

- Это не наш удел.

- Неужели мы можем позволить другим противиться нашей воле?

Эти новые существа отказываются повиноваться нам.

Ашен-Шугар поднял глаза к небу.

- Да, это так. Но они - не чета остальным. Они, как и мы, порождены самой нашей планетой.

- Но разве это что-нибудь меняет? Вспомни, скольких наших соплеменников ты умертвил? Сколько раз их кровь обагряла твои губы? Тот, кто не желает покориться тебе, должен умереть или убить тебя. Вот и все!

- А как с теми, кого мы оставили? Что будет с эльфами и моррелами?

- Какое нам дело до них? Они - ничто.

- Они - наши питомцы.

- Ты очень переменился, Ашен-Шугар. Ты высказываешь такие странные, нелепые мысли... Они всего лишь наши слуги, не обладающие ни нашим могуществом, ни нашей силой. Весь смысл их существования в том, чтобы потешать нас, прислуживать нам, доставлять нам удовольствия. Не понимаю, что же так беспокоит тебя? - Я и сам этого не знаю. Но появилось нечто...

- Томас!

В течение нескольких мгновений Томас существовал в двух мирах одновременно. Он помотал головой, и видение рассеялось.

Томас взглянул направо, туда, где скрытый от неприятеля густыми ветвями кустарника лежал Галейн. Позади них в лесу расположился боевой отряд эльфов и гномов. Кузен принца Калина указал на лагерь цурани на противоположном берегу реки. Томас увидел там солдат в ярких доспехах, сгрудившихся у походного костра.

- Они больше не рискуют разбредаться по сторонам, - с улыбкой прошептал он.

Галейн сказал:

- Да, наши лучники нагнали на них страху!

Стояла поздняя весна. К вечеру в воздухе повеяло холодом, и все вокруг затянула легкая дымка тумана. Томас напряг зрение, всматриваясь в неясные очертания костра и сидевших возле него воинов.

- Их здесь десятка три, - сказал он эльфу. - И примерно по столько же в двух других лагерях на западе и на востоке.

Галейн не ответил ему. Он ждал приказаний Томаса.

Предводителем воинов Эльвандара по-прежнему считался Калин, но командование объединенными силами эльфов и гномов с молчаливого согласия принца, Галейна и Долгана взял на себя Томас. Никто с точностью не мог бы теперь вспомнить, когда именно ему стали подчиняться все эльфы и карлики. Это воспринималось ими как нечто само собой разумеющееся. Чем выше, крепче и сильнее становился юный воин, тем чаще звучали на поле боя его четкие, отрывистые команды. Решения Томаса всегда оказывались смелыми и разумными. Неудивительно поэтому, что никому из воинов даже в голову не приходило оспаривать их.

Томас поднялся с земли и сделал Галейну знак следовать за собой. Вскоре они оказались в лесных зарослях, там, где в боевом порядке выстроились карлики и эльфы. Долган с ласковой и немного грустной улыбкой взглянул на плечистого великана, которого, когда тот был еще совсем мальчишкой, ему довелось спасти от верной гибели.

Теперь рост Томаса составлял не меньше шести футов и шести дюймов. Юноша стал выше многих из подданных королевы Агларанны.

Его походка сделалась упругой и бесшумной - так мог ходить лишь прирожденный воин. За те шесть лет, что он провел среди гномов, Томас превратился в могучего, неустрашимого воителя... Долган смотрел на своего питомца, окидывавшего взором ряды воинов.

Теперь он наверняка мог бы отправиться в подземелья Серых Башен без малейшего страха и без всякого риска для себя.

- Вернулись ли наши разведчики?

Долган кивнул и приказал разведывательному отряду приблизиться к командиру. Три эльфа и три гнома вышли вперед.

- Заметили ли вы среди них хоть одного черноризца?

Разведчики помотали головами. Томас нахмурился.

- Нам просто необходимо захватить в плен их волшебника и доставить его в Эльвандар. Последняя из атак цурани была значительно тяжелее всех предыдущих. Мне во что бы то ни стало надо узнать, как велико их могущество.

Долган вынул из кармана зеленой куртки свою неизменную трубку и, раскурив ее, со вздохом пробормотал:

. - Цурани стерегут этих своих черноризцев, словно дракон - сокровища!

Томас расхохотался. В это мгновение он стал похож на того храброго, веселого отрока, каким был когда-то.

- Ну уж что-что, а грабить драконьи логовища - это по вашей части, отважные гномы!

В разговор вмещался Галейн:

- Если они поведут себя так же, как в прежние годы, то скорее всего нам не следует ждать их новых атак до следующей весны. Выходит, и черноризца мы сумеем пленить не раньше, чем через год.

Томас нахмурился и повел плечами.

- Их тактика состоит в том, чтобы захватить территорию, закрепиться на ней, а потом продвигаться вперед. Мы позволяли им проделывать все это, обороняя лишь свои рубежи на берегу реки. Но теперь мы станем действовать другим манером. И если нам удастся посеять в их рядах панику, они обратятся за помощью к своим колдунам. Вот тут-то мы и получим возможность пленить хотя бы одного из них.

Долган с сомнением покачал головой. План Томаса представлялся ему донельзя рискованным. Томас же с тонкой усмешкой добавил:

- К тому же, у нас просто нет другого выхода, кроме как перейти в наступление и очистить от цурани прилегающую территорию. Иначе нам с гномами придется остаться на зиму в Эльвандаре. Ведь пришельцы завладели значительной частью Зеленого Сердца!

Галейн бросил осторожный взгляд на своего светлокудрого друга. Томас стал походить на эльфа не только внешне. Чувство юмора, всегда отличавшее отважного юношу, приобрело за последние годы поистине эльфийскую утонченность. Галейну было хорошо известно, что Томас многое отдал бы за возможность побыть подольше рядом с королевой Агларанной. Но несмотря на превращение, которому подвергся юноша, Галейн, в отличие от многих, не страшился его и по-прежнему питал к нему самое искреннее расположение.

- Как мы будем действовать? - спросил он.

- Пошлем лучников к тем лагерям, что расположены справа и слева от центрального. Когда я подам сигнал, пусть они переправятся через реку и ударят по ним с флангов, так, чтобы те подумали, будто мы атакуем их с востока и запада. - Он криво усмехнулся, и в глазах его блеснул кровожадный огонек. - Это даст нам возможность разделаться с теми из пришельцев, что устроили стоянку напротив нас!

Кивнув, Галейн послал по десятку лучников к каждому из двух фланговых лагерей. Остальные воины приготовились к лобовой атаке. Выждав некоторое время, Томас приложил ко рту сложенные ковшиком ладони и издал протяжный, пронзительный звук, напоминавший крик дикого гуся. Через мгновение слева и справа от расположенного на другом берегу реки цуранийского лагеря послышался шум битвы. Солдаты неприятеля заметались у костра, оглядываясь по сторонам. Некоторые из них вошли в воду и стали всматриваться в лесные заросли, где затаились эльфы и гномы.

Томас взмахнул рукой и скомандовал:

- В атаку!

В воздухе тотчас же замелькали эльфийские стрелы. Цурани укрылись за щитами, но лучники все же успели поразить тех из них, кто оказался недостаточно проворен. Тем временем Томас возглавил отряд карликов, двинувшихся на неприятеля по песчаному броду. Выпустив еще по несколько стрел, вслед за ними направились и эльфы. Они спрятали луки в густой траве и обнажили мечи. Лишь дюжина воинов осталась в прибрежных кустах, чтобы в случае необходимости поддержать нападавших выстрелами из луков.

Томас, первым ступивший на берег, одним ударом снес голову часового, пытавшегося преградить ему путь, и врезался в самую гущу неприятеля. Золотой клинок его огромного меча стал ярко-красным от цуранийской крови. Он косил врагов, словно серп - спелые колосья. Окрестности огласились истошными воплями раненых.

Долган, заколов кинжалом одного из часовых, огляделся по сторонам в поисках новых противников. Не обнаружив таковых, он взглянул на Галейна. Эльф стоял над телом убитого им цурани. С клинка его длинного меча капала кровь. Но кузен принца Калина смотрел вовсе не на поверженного им врага. Проследив за его взглядом, гном в нескольких десятках шагов от себя увидел Томаса с занесенным над головой мечом. У ног его лежал раненый цурани. Истекая кровью, вражеский воин протягивал к Томасу руки с мольбой о пощаде. Лицо юноши стало неузнаваемым. Его тонкие благородные черты исказила гримаса нечеловеческой жестокости.

Издав хриплый боевой клич, в звуках которого слышалось что-то чуждое и грозное, он с размаху опустил меч на голову раненого врага. Тот свалился наземь. Кровь из его рассеченного черепа обагрила землю у ног Томаса. Сверкая взором, Томас огляделся по сторонам в поисках новых противников. Но все цурани были истреблены им самим и его воинами. Томас вздохнул и отер пот со лба. Через мгновение лицо его обрело прежнее выражение.

- Они подходят сюда! - крикнул Галейн, заслышавший топот ног неприятеля справа и слева. Фланговые отряды цурани спешили на помощь своим.

Томас взмахнул рукой и направился к броду. Эльфы и гномы, принимавшие участие в атаке, последовали за ним. Вдогонку им полетели цуранийские стрелы, но ни одна из них не достигла цели. Вскоре воины вышли на большую поляну в чаще леса, находившуюся на безопасном расстоянии от позиций неприятеля.

Галейн вытянулся перед Томасом и доложил:

- Операция прошла успешно. У нас нет потерь. Лишь несколько эльфов и гномов легко ранены. Мы уничтожили тридцать неприятельских воинов.

Томас без улыбки взглянул на Галейна. Глаза его заволоклись дымкой. Казалось, мысли юноши блуждали где-то далеко. Вздохнув, он проговорил:

- Да, эта битва была успешной. Но мы должны атаковать их снова и снова. Завтра, и послезавтра, и каждую следующую ночь.

До тех пор, пока они не предпримут контратаку.

Для войск эльфов и гномов, которыми командовал Томас, настало горячее время. Они переправлялись через реку почти каждую ночь, нанося противнику ощутимые потери. Напав на лагерь, расположенный неподалеку, они затем возобновляли атаку в нескольких милях выше или ниже по течению реки. Порой Томас решал выждать и дать своим воинам короткий отдых, затем они нападали на один и тот же лагерь по несколько раз кряду.

Стучалось, что меткая стрела, пущенная кем-либо из эльфов, пронзала грудь цуранийского часового. Товарищи убитого занимали боевые позиции вокруг своих укреплений, но час проходил за часом, ночь сменялась рассветом, а гномы и эльфы так и не предпринимали наступления. Тревога оказывалась ложной. Однажды, воспользовавшись этим обманным маневром, Томас повел воинов в атаку на исходе ночи, когда противник не ожидал нападения.

Застав цурани врасплох, эльфы и гномы наголову разбили их отряд и продвинулись далеко в лес, в расположение неприятельских частей. Им удалось захватить обоз с продовольствием, убив одного из странных шестиногих животных, впряженных в повозку. В том бою погибли два карлика и трое эльфов.

Томас и его воины, число которых приближалось теперь к трем сотням, расположились на большой поляне. Они сидели у походных костров и с аппетитом поедали рагу из оленины, тушенной со съедобными клубнями и приправленной ароматными травами и кореньями.

К костру, возле которого сидели Томас, Галейн и Долган, подбежал один из разведчиков.

- Связной из армии короля! - доложил он. К обедавшим неторопливо приблизился высокий темнокожий гонец, облаченный в серый плащ.

Томас и Галейн встали, приветствуя прибывшего.

- Добро пожаловать к нашему костру, Длинный Леон! - с поклоном сказал эльф.

- Рад видеть вас в добром здравии, Томас из Крайди и Галейн! - ответил наталезец. - А также и тебя, друг Долган!

Один из эльфов протянул связному миску с дымившимся жарким, ломоть хлеба и деревянную ложку. Длинный Леон с аппетитом принялся за угощение. Когда он насытился, Томас спросил:

- Что нового у герцога?

- Его сиятельство Боуррик шлет вам свои приветствия и благопожелания. Дела у них обстоят не важно. Цурани медленно, но неуклонно, как мох по древесному стволу, продвигаются на восток. Овладев несколькими ярдами нашей земли, они надолго закрепляются на ней, а потом идут дальше. В действиях противника нет и следа суеты и нетерпения. Герцог Боуррик полагает, что к началу следующего года они рассчитывают достичь прибрежной полосы, тем самым изолировав Вольные города с севера. А потом они скорее всего нападут на гарнизоны Занна или Ламута. Но кто может заранее предугадать их действия?

- А что происходит в Крайди?

- Почтовые голуби принесли вести оттуда как раз перед моим отбытием к вам. Принц Арута по-прежнему дает цурани решительный отпор. Но они продвинулись на значительное расстояние в глубь Зеленого Сердца. Удивляюсь, как это вам удалось добраться до Эльвандара, друг Долган!

Гном пожал плечами и выпустил изо рта колечко дыма.

- Ведь это было прежде, когда путь через Зеленое Сердце еще оставался открытым. Зато теперь нам, судя по всему, придется зимовать у эльфов.

Томас задумчиво глядел на пламя костра.

- А как ты сам смог миновать Зеленое Сердце? - спросил он разведчика.

- Ваши ночные набеги вызвали большой переполох среди цурани, - с готовностью ответил Длинный Леон. - Отряды, сражавшиеся против Западных армий, перегруппированы. Часть их спешно оттянута сюда, чтобы противостоять вам вдоль берегов реки. Я просто шел по следам одной из таких групп. Им и в голову не приходило поинтересоваться, что творится за их спинами. - Леон усмехнулся. - Но на одном из последних отрезков пути мне пришлось взять в сторону, чтобы опередить их и незамеченным добраться до вас.

- Сколько их? - обеспокоенно спросил Галейн.

Леон пожал плечами.

- Я видел шесть отрядов. Возможно, на самом деле их больше.

В цуранийских военных отрядах насчитывалось обычно до шестисот человек. Томас хлопнул рукой по колену и взволнованно проговорил:

- Они направили сюда такие огромные силы, чтобы предпринять новую попытку переправиться через реку. Цурани рассчитывают оттеснить нас в глубь леса, чтобы мы прекратили атаки на их прибрежные лагеря. - Он поднялся на ноги и подошел к Длинному Леону. - Скажи, нет ли с ними чародеев?

- Я видел одного черноризца в том отряде, по следам которого шел сюда.

- На этот раз они двинули против нас мощные силы. Что ж, мы встретим их во всеоружии! Пошлите гонцов во все наши лагеря, - приказал он Галейну и Долгану. - Через два дня всем командирам частей надлежит прибыть ко двору королевы. Мы устроим военный совет.

Гном и эльф немедленно отрядили нескольких гонцов, которые должны были передать распоряжение Томаса начальникам эльфийских отрядов, расположившихся выше и ниже по течению реки Крайди.

Ашен-Шугар восседал на троне. Он не глядел на кружившихся в танце невольниц. Девушки-моррелы, все как одна юные, стройные и красивые, старались усладить его зрение грациозными движениями своих гибких тел. Но ему было не до них. Мысли его обратились к предстоявшей битве. Душу Ашен-Шугара объяло чувство иссушающей тоски и бесконечного одиночества.

- Оно зовется грустью, - шепнул ему на ухо чей-то чужой голос.

Ашен-Шугар наклонил голову и безмолвно обратился к неведомому собеседнику:

- Кто ты, решившийся нарушить мой покой?

- Я - тот, в кого тебе суждено превратиться, - последовал ответ. - Все, что ты видишь перед собой и что ты испытываешь - не более чем греза, воспоминание о давно минувшем.

Ашен-Шугар вскочил на ноги и вынул из ножен свой золотой меч с белой рукояткой. Глаза его блеснули гневом. Музыка тотчас же смолкла. Танцовщицы, слуги и музыканты повалились на пол, простершись перед своим господином.

- Я существую! И все это - вовсе не греза и не видение!

- Ты существуешь лишь в моих воспоминаниях, - повторил неведомый голос. - И мы с тобой становимся единым целым.

Ашен-Шугар взмахнул мечом, и отрубленная голова одного из слуг подкатилась к его ногам. Ашен-Шугар наклонился над обезглавленным телом и подставил ладонь под струю горячей крови, хлеставшей из шеи убитого. Он поднес окровавленные пальцы к своему лицу. Ноздри его раздувались, рот кривился в жестокой усмешке.

- Разве это не вкус самой жизни?!

- Все это лишь видимость жизни, которая давно завершилась.

- В мою душу закралось странное чувство, которому нет названия. Оно... оно денно и нощно преследует меня, и я...

- И ты боишься его.

Ашен-Шугар снова взмахнул мечом. Удар этот оборвал жизнь одной из танцовщиц.

- Эти существа всю свою жизнь одержимы страхом. Мне же он неведом. Слышишь?! Неведом!

- Ты испуган, но не решаешься признаться в этом даже самому себе. Перемен страшатся все, даже боги.

- Кто ты такой? - безмолвно вопросил валкеру.

- Я - это ты. Я - тот, кем тебе суждено стать, и тот, кем ты когда-то был. Я - Томас.

Возглас, раздавшийся снизу, вывел Томаса из задумчивости.

Он поднялся с пола своей маленькой комнатки и, пройдя по нескольким древесным лестницам и коридорам из сплетенных ветвей, вступил в покои королевы. Внизу повсюду, насколько хватало взора, горели походные костры. Армия, которой он командовал, собиралась в самом сердце Эльвандара. Под сень древесных жилищ, что ни час, вступали все новые и новые отряды эльфов и гномов. Завтра на совете, в котором примут участие Калин, Тэйтар, Долган и другие, он поведает всем о своем плане отражения атаки армии цурани.

Томас больше не страшился видений, посещавших его в течение долгих шести лет. Он понимал, что своей отвагой и силой, теми новыми качествами, что делали его столь похожим на обитателей Эльвандара, он во многом обязан этим грезам, роднившим его с прежним обладателем бело-золотых доспехов. Он знал, что никогда больше не будет прежним Томасом из Крайди. Но кем ему предназначено стать?..

Позади него раздался шелест легких шагов. Не оборачиваясь, он проговорил:

- Добрый вечер, миледи.

Королева эльфов подошла к нему вплотную. На лице ее отразилась тревога.

- Твой слух стал чутким, как у эльфа, - сказала она на своем родном наречии.

- Да, это так. Сияющая Луна, - кивнул Томас. Так звучало имя королевы на древнеэльфийском языке, которым он овладел в совершенстве.

Лишь теперь он обернулся к ней. В глазах Агларанны читались изумление и страх.

- Неужто это тот самый отрок, что стоял в кабинете герцога ни жив ни мертв, страшась заговорить с королевой эльфов? - Она дотронулась тонкими пальцами до его щеки. - Мне просто не верится, что ты мог так перемениться.

Томас осторожным движением отвел ее руку.

- Я - тот, кого вы видите перед собой, Агларанна. - Голос его был тверд и решителен.

Она окинула встревоженным взглядом его лицо, в котором на миг проглянули страшные, зловещие черты. Вздрогнув, королева прошептала:

- Но кого я вижу перед собой? Кого, Томас?

Не ответив на ее вопрос, он властно проговорил:

- Почему вы избегаете меня?

Вздохнув, королева мягко ответила:

- Тому чувству, что возникло между нами, не должно быть места в наших сердцах. Оно впервые дало о себе знать, когда ты появился здесь вместе с Долганом шесть лет тому назад.

Томас помотал головой:

- Нет, ваше величество! Это произошло гораздо раньше - в тот день, когда вы прибыли к нам в Крайди! - Он встал во весь рост и, глядя ей в глаза, спросил:

- Но почему вы пожелаете дать этому чувству волю? Или я, по-вашему, недостоин стать супругом королевы эльфов?

Она отстранилась от него. Любой из подданных королевы, увидев ее теперь, подивился бы происшедшей в ней перемене.

Агларанна была растерянна и подавленна. На глаза ее навернулись слезы. Невозмутимость и уверенность в себе, коими всегда отличалась владычица эльфов, исчезли без следа. Вздохнув, она проговорила:

- Но ведь ты - человек! Несмотря на силу и могущество, которыми ты наделен благодаря дару дракона, ты остаешься человеком и должен будешь разделить судьбу всех сынов твоего племени. А мне суждено править Эльвандаром, пока я не обрету вечный покой на Благословенных островах, где ждет меня мой покойный супруг. И королем эльфов станет Калин. Так предписывают наши законы.

Томас взял ее за плечи и повернул лицом к себе.

- Но это не всегда было так!

В глазах Агларанны мелькнул испуг. Она с усилием прошептала:

- Да, мы не всегда были вольным народом.

Томас пристально вгляделся в ее лицо.

- Неужто вы станете утверждать, что я вам не по сердцу?

Агларанна отступила.

- Нет, я солгала бы, если бы сказала, что равнодушна к тебе. Но меня пугают перемены, происшедшие в твоем облике и... и в твоей душе, Томас. Если тебе суждено когда-нибудь обернуться подлинным валкеру, мы должны будем изгнать тебя из наших лесов. Никому из Древнейших нет больше места в нашей жизни.

Томас засмеялся. В смехе его звучали обида и горечь.

- Мальчишкой я был влюблен в вас, но мои мечты о союзе с вами разбивались о непреодолимую преграду: ведь разве мог простой смертный помышлять о браке с королевой эльфов? Теперь же, когда я наделен могуществом и силой, коими не обладал до меня никто из людей, когда я получил в свое распоряжение власть, дающую мне право притязать на вашу любовь, вы утверждаете, что именно эта волшебная сила стала препятствием на пути осуществления моей заветной мечты!

Агларанна прижала руки к груди и с мольбой взглянула на Томаса.

- Но ведь дело не только в этом! Мы, члены царствующего дома, не можем позволить себе вступать в супружество с людьми!

Некоторые из моих подданных соединяют свои судьбы со смертными, но подобным союзам уготован печальный конец! И ты это знаешь не хуже меня, Томас! Ведь когда ты превратишься в седого, согбенного старца, я буду все такой же, как теперь.

Томас покачал головой.

- Ничего подобного, миледи! Я проживу не меньше тысячи лет под сенью этих лесов! В этом у меня нет ни малейшего сомнения.

Но я больше не стану смущать ваш покой разговорами о моих чувствах-... пока для этого не настанет более благоприятный момент. Но знайте, что вам не избежать своей судьбы, Агларанна!

Томас ушел, оставив королеву одну. Она долго глядела ему вслед, прижав ладонь ко рту. В глазах ее стояли слезы. Впервые с тех пор, как умер ее супруг король, в душе Агларанны бушевали чувства, которые она не могла побороть. То были безотчетный страх и любовное томление.

Томас оглянулся на зов одного из часовых. От края большой поляны к нему приближались юный эльф с обнаженным мечом и чернобородый мужчина средних лет, одетый в простое платье и опиравшийся на посох. Прервав разговор с Калином и Долганом, Томас поднялся вслед за незнакомцем в тронный зал королевы.

Туда же поспешили принц эльфов и военачальник гномов.

Агларанна восседала на своем троне в окружении старейшин, расположившихся в Круге Совета на низких скамейках. По правую руку от королевы стоял ее главный советник Тэйтар.

Приблизившись к трону, незнакомец с достоинством поклонился властительнице эльфов. Тэйтар, нахмурившись, с подозрением воззрился на пришельца, но тот любезно улыбнулся советнику и произнес на чистейшем эльфийском наречии:

- Приветствую вас, миледи.

Агларанна ответила ему на языке Королевства:

- Ты смел и дерзок, чужеземец, рискнувший проникнуть в святая святых Эльвандара!

Мужчина улыбнулся и обеими руками оперся о свой посох.

- Мне не удалось бы пересечь границу вашего королевства, миледи, если бы не провожатый, любезно согласившийся помочь мне.

Тэйтар бросил гневный взгляд на эльфа, который привел незнакомца в тронный зал, но юноша, нимало не смутившись, пожал плечами и отвернулся.

- По-видимому, у него просто не было выбора, - мрачно изрек советник.

Незнакомец покачал головой:

- Выбор есть всегда и у всех. Другое дело, что мы сами порой отказываемся им воспользоваться.

- Чего тебе нужно от нас? выступил вперед Томас.

Повернувшись на его голос, мужчина с улыбкой проговорил:

- А-а-а, вот и ты, владелец драконьих доспехов! Рад видеть тебя живым и невредимым, Томас из Крайди!

Томас вернулся на прежнее место, внезапно почувствовав, что за учтиво-насмешливой манерой незваного гостя скрывалась недюжинная сила. Ею были пронизаны сдержанные жесты незнакомца, ее излучали его темные глубоко посаженные глаза. Томасу сделалось не по себе. Охрипшим от волнения голосом он спросил:

- Кто ты?

Мужчина с готовностью ответил:

- У меня много имен. Но в этих краях меня обычно называют Макросом Черным. - Он очертил своим посохом круг, указывая на собравшихся в тронном зале. - Я пришел к вам, потому что план, который вы собираетесь обсуждать здесь, неоправданно дерзок и опасен. - Ткнув концом посоха в сторону Томаса, он добавил:

- И захват цуранийского чародея навлечет на вас неисчислимые беды, если я не помогу вам избежать их. - Он лукаво улыбнулся. - Когда придет время, вы заполучите мага в черной сутане. Но теперь вам это не удастся. - В голосе его явственно звучала насмешка.

Агларанна поднялась с трона, не сводя взора с Макроса.

- Тебе многое известно о нас и наших намерениях.

Он медленно, с достоинством поклонился.

- Ваша правда, миледи. Мне ведомо также и то, в чем люди, эльфы и гномы порой не решаются признаться даже самим себе. - Он подошел к Томасу и, положив руку ему на плечо, подвел его к трону и усадил рядом с королевой. Немного помедлив, волшебник опустился на низкую скамью. Он окинул Агларанну долгим, пристальным взором и проговорил:

- Цурани окажутся у кромки леса с первыми лучами солнца.

Они двинут свои огромные силы на Эльвандар.

Тэйтар приблизился к Макросу и, сверля его взглядом, недоверчиво спросил:

- Откуда тебе это известно?

Губы Макроса тронула насмешливая улыбка.

- Разве ты не помнишь, что однажды мне уже доводилось участвовать в заседании вашего совета? Помнится, это было еще во времена твоего отца.

Тэйтар изменился в лице. Он всплеснул руками и с усилием произнес:

- Так это ты?!

- Да, я. Хотя теперь я ношу иное имя. Тэйтар все еще не мог прийти в себя от пережитого потрясения.

- Но это... просто непостижимо. Никогда бы не поверил, что такое возможно! Ведь с тех пор минуло столько веков!

Макрос с улыбкой возразил:

- И невозможное порой становится осуществимым. - При этом он выразительно взглянул на Агларанну и Томаса.

Королева медленно опустилась на трон. Щеки ей слегка порозовели.

- Ты - великий волшебник? - спросила она, стараясь скрыть охватившее ее смущение.

- Многие считают меня таковым, хотя доверять молве можно далеко не во всем. Склонны ли вы прислушаться к моим советам, королева?

Агларанна вопросительно взглянула на Тэйтара. Советник наклонил голову и проговорил:

- Много веков тому назад человек этот пришел к нам на помощь. Мне трудно до конца поверить в то, что он все еще жив и по-прежнему полон сил. Он оказал огромную услугу нашим отцам.

Поверим ему и мы!

- Что же ты посоветуешь нам, волшебник? - спросила Агларанна.

- Цуранийские маги с помощью своего искусства давно обнаружили места расположения ваших сторожевых постов. Теперь неприятелю известно, где прячется каждый часовой. Уничтожив их перед рассветом, они двинутся на вас двумя колоннами, которые врежутся в ваши леса, словно бычьи рога. Как только вы вступите в бой с ними, цурани пошлют в центр сражения, туда, где ваша оборона будет наиболее слабой, подвластных им существ, которых они называют чо-джайны. Вам еще не случалось видеть их, но присутствующий здесь гном может поведать о том, как они свирепы и неустрашимы в бою.

Долган выступил вперед.

- О да, миледи! - с чувством проговорил он. - Эти создания не ведают страха и устали. Они дерутся в темноте с отвагой и ловкостью, коей позавидовали бы многие из гномов! Я подумал было, что они - обитатели горных недр.

Макрос сказал:

- Так оно и есть. На своей планете они живут в гигантских муравейниках. Но, повинуясь приказу императора Цурануани, они покинули свои жилища, чтобы помочь завоевать Мидкемию. Они явились сюда во множестве и уже готовятся к завтрашнему нападению вдали от ваших сторожевых постов. Цурани измотаны вашими непрерывными атаками и намерены положить им конец. Их магам удалось вызнать многие из ревностно хранимых вами секретов Эльвандара. Они знают, что стоит им завладеть центром эльфийских лесов, и жители их перестанут представлять для них угрозу.

Томас нахмурился и резко отчеканил:

- Тогда мы отступим и станем обороняться на подступах к центру леса.

Макрос покачал головой:

- Но ведь это только начало их наступательной операции! Они недаром доставили сюда своих чародеев. Те смогут провести воинов сквозь лесные заросли так, что вам и вашим волшебникам не удастся ни остановить, ни даже обнаружить их. И в скором времени солдаты противника во множестве окажутся здесь, в самом сердце Эльвандара.

- Значит, нам придется встретить их здесь и принять смерть, защищая свои святыни. - Агларанна гордо вскинула голову.

- Смелое решение, миледи! Но вам не обойтись без моей помощи.

Долган с сомнением взглянул на щуплого, узкоплечего волшебника.

- Не слишком ли ты самонадеян? Чем ты сможешь помочь нам?

Макрос поднялся со скамьи.

- Многим. Впрочем, потерпи до завтра, друг гном. Ты все увидишь своими глазами. Битва будет жаркой, и душам многих из ваших отважных воинов суждено еще до полудня устремиться к Благословенным островам. Но, если мы будем сражаться мужественно и неутомимо, победа достанется нам.

Томас с удивлением взглянул на волшебника.

- Ты говоришь так, будто тебе уже довелось однажды видеть и пережить все это.

Макрос улыбнулся.

- Ты можешь не верить мне, Томас из Крайди, но именно так все и обстоит! - Повернувшись к остальным, он взмахнул своим посохом и воскликнул:

- Готовьтесь к завтрашней битве! Я не оставлю вас! - Он почтительно поклонился королеве. - Не найдется ли в вашем дворце местечка, где я мог бы отдохнуть?

Агларанна обратилась к юноше-эльфу, который привел волшебника в тронный зал:

- Отведи его в покои для гостей. Пусть ему подадут все, что он пожелает.

Макрос снова поклонился и последовал за своим провожатым.

Члены совета переглянулись между собой. Никто из них не решался нарушить воцарившееся в зале молчание. Томас сжал ладонью рукоятку своего меча и отрывисто проговорил:

- Что ж, будем готовиться к битве!

На исходе ночи королева Агларанна стояла одна в огромном тронном зале, опираясь рукой о резную спинку своего трона. В тусклом мерцании разноцветных светильников-листьев ее волосы переливались золотистыми искрами. Перед мысленным взором королевы проносились картины давнего прошлого, перемежаясь с событиями последних дней.

- Ищете ответы в минувшем, миледи?

Агларанна обернулась. Посреди зала стоял волшебник с посохом в руке. Поклонившись, он приблизился и встал подле нее.

- Тебе удалось прочесть мои мысли, колдун?

- Нет, королева. Но я умею видеть многое, что скрыто от других. На душе у вас тяжело и тревожно. - Макрос с улыбкой покачал головой.

- И тебе ведомо отчего?

Макрос негромко рассмеялся.

- Вне всякого сомнения! И я пришел, чтобы поговорить с вами о том, что гнетет вас.

- Зачем тебе это, колдун? И что за роль ты стремишься сыграть в моей судьбе и в жизни моего народа?

Макрос задумчиво взглянул на огни Эльвандара.

- Всего лишь роль советчика и утешителя. За нее обычно берутся очень многие.

- Но ты, похоже, знаешь ее лучше, чем другие.

- Возможно. Некоторые, подобно мне, наделены способностью видеть то, что остается скрытым для всех остальных.

- Зачем ты пришел к нам?

- Потому что так было нужно. Без моей помощи Эльвандар может пасть, а этого допустить нельзя. Это противоречило бы законам высшего порядка, которым я подчиняюсь.

- Останешься ли ты с нами после окончания этой битвы?

- Нет. Долг повелевает мне покинуть вас и отправиться в другие места. Но я вернусь сюда, когда вы снова будете нуждаться в моей помощи.

- Когда это произойдет?

- Я не могу поведать вам об этом.

- Но это случится скоро?

- Да, довольно скоро. Хотя ждать моего прихода вам придется долго.

- Ты говоришь загадками.

Губы Макроса раздвинулись в насмешливой полуулыбке.

- А разве вся наша жизнь-не загадка? Ответы на вопросы, которые она ставит, знают лишь всемогущие боги. По их воле судьбы, тела и души многих из смертных в скором времени подвергнутся всяческим превращениям.

- Томас? - взволнованно прошептала королева, заглянув в бездонные глаза волшебника.

- Он - в гораздо большей степени, чем все другие. Но перемен не избежит никто из переживших эти смутные времена.

- Кем же он станет?

- А кем бы вы сами хотели видеть его?

Вопрос волшебника застал королеву врасплох. Она беспомощно взглянула в его глубоко посаженные черные глаза. Макрос положил ладонь ей на плечо. Тепло его руки подействовало на нее успокаивающе. Уверенность, исходившая от волшебника, передалась и ей. Вздохнув, Агларанна проговорила:

- Я должна превыше всего на свете ставить благо моих подданных. Я обязана печься только о них. Но... стоит мне увидеть Томаса, и все мое существо охватывает любовное томление, которое мне так трудно побороть... Одиночество тяготит меня, колдун! Я так хочу, чтобы рядом со мной находился кто-то, подобный Томасу! Он красив, властен и силен и так походит на моего покойного господина! Но я страшусь союза с ним. Ведь стоит мне произнести слова клятвы, и он получит право повелевать мною, а значит, и всем моим народом! Но старейшины не допустят этого! Эльфы больше никогда не покорятся власти валкеру!

Макрос взглянул на королеву с мягкой, сочувственной улыбкой.

- Несмотря на глубину моих волшебных познаний, многое из того, что выходит за пределы нашей бренной реальности, остается для меня сокрытым. Но знайте одно: превращение, которому подвергается Томас, восходит к магии столь высокого уровня, что приемы ее и способы их воплощения выходят далеко за пределы нашего понимания. По воле обстоятельств два существа, во всем отличные друг от друга и разделенные во времени десятками веков, оказались таинственно и непостижимо связаны между собой и скоро станут единым целым. Свершающаяся на наших глазах перемена затронула не только Томаса, но и валкеру. Сливаясь воедино, их души, их тела, мысли и чувства преображаются до неузнаваемости. Томас облачен в доспехи Ашен-Шугара, последнего из повелителей драконов. Когда над миром бушевали Войны Хаоса, он один из всего своего племени остался жив, потому что мыслил и чувствовал иначе, чем остальные.

- Неужто ты хочешь сказать, что на него, - едва слышно проговорила королева, глядя на Макроса расширившимися от изумления глазами, - оказали влияние мысли и чувства Томаса?

Волшебник усмехнулся.

- Не ломайте над этим голову, миледи, не то она у вас пойдет кругом. О подобного рода парадоксах лучше не размышлять вовсе, если хотите сохранить свой рассудок здравым и ясным.

Ашен-Шугар, в отличие от своих собратий, понял, в чем состоял его долг. Он решил спасти этот мир от гибели.

Агларанна вгляделась в смуглое лицо волшебника. Он улыбнулся ей ласковой, безмятежной улыбкой.

- Тебе удалось проникнуть в тайны далекого прошлого, колдун, - прошептала она. - Ты наверняка знаешь об этом мире больше, чем кто-либо иной из ныне живущих в нем.

- Мои познания и возможности и впрямь велики, миледи... - Он пожал плечами, окинул взглядом тронный зал и заговорил медленно и неторопливо, словно беседуя с самим собой:

- Скоро для Томаса настанет час великого испытания. Не знаю, чем оно ознаменуется. Но мне известно, что любовь, которую он питает к вам и вашему народу, до сих пор помогала ему, крайдийскому мальчишке, преодолевать в своей душе влияние самого сильного, властного и жестокого представителя самой сильной, жестокой и властной из рас, когда-либо населявших Мидкемию. А чары ваших эльфийских волшебников смягчают и врачуют боль, которую доставляет ему та мучительная раздвоенность, что сопутствует происходящим в нем переменам.

Агларанна удивленно вскинула брови.

- Так тебе известно и это?

Он весело рассмеялся.

- Леди, мне тоже не чуждо некоторое тщеславие. Вы напрасно надеялись, что о неустанных трудах ваших лесных чародеев известно лишь немногим из обитателей Эльвандара. Знайте же, что от взора моего доселе не укрылось ни одно из волшебных деяний, свершающихся на этой планете. Впрочем, я не могу не одобрить ваши действия. Возможно, лишь благодаря им чаша весов в итоге склонится в пользу Томаса.

- В самых потаенных глубинах моей души, - сказала Агларанна, - я лелею надежду на то, что однажды он станет моим господином и займет место моего супруга, с которым нас столь рано разлучила немилосердная судьба. Возможно ли это, колдун?

- Да. Если только он останется жив. Ведь в решительный миг испытания, которому подвергнутся Томас и Ашен-Шугар, оба они могут погибнуть. Но если Томас переживет эти скорбные, великие и страшные мгновения, исполненные величайшей опасности и безудержного восторга, вы обретете в нем того, к кому устремлены теперь все ваши тайные помыслы.

Теперь я приподниму перед вами завесу будущего. Я открою вам то, что до сей поры было ведомо лишь всемогущим богам и мне, недостойному. Оставшись подле вас, Томас сможет стать мудрым и великодушным правителем подвластной вам страны, если у него хватит сил преодолеть темные и мрачные устремления, коими охвачена его душа. А в этом ему должны помочь оставшиеся неизменными человеческие свойства его натуры. Но стоит вам отторгнуть его от себя, и Королевство, так же как и все вольные народы Запада, постигнет страшная участь.

В глазах Агларанны застыл невысказанный вопрос. Поняв ее без слов. Макрос кивнул и продолжил:

- Я не могу заглянуть в столь далекое будущее, миледи. Но мне известно, что если темные, мрачные силы, проникшие в душу Томаса, возьмут над ним верх, он станет чудовищем, которое необходимо будет уничтожить. Те, кто видел, как меняется его облик во время сражений, как злоба и нечеловеческая ярость искажают тонкие, благородные черты его лица, столкнулись лишь с внешним проявлением той огромной разрушительной силы, что таится в недрах его существа. Этой силы вам следует опасаться, королева, ибо, если он и преодолеет в себе влияние валкеру, то, будучи изгнан вами из Эльвандара, рискует поддаться свойственным всем людям мстительности, ревности и злобе.

Ответьте мне, что произойдет, если Томас, принужденный покинуть Эльвандар, поднимет знамя дракона в Северных землях?

С лица королевы сбежали краски. Она едва слышно прошептала:

- К нему примкнут моррелы.

- Вот именно, миледи! Под этим знаменем соберутся двадцать тысяч темных братьев, а кроме них - сотня тысяч гоблинов и множество человеческих существ, прирожденных злодеев, чьи мрачные души жаждут хаоса, крови и разрушений. Под командованием того, кому с готовностью подчиняются даже войска вашего величества, весь этот сброд превратится в мощную, непобедимую армию.

- Значит, ты советуешь мне оставить его здесь?

- А уж это вам решать, милостивая леди. Я могу лишь предсказать последствия того или иного вашего шага, объяснив, сколь многое зависит от сделанного вами выбора.

Королева подошла к одному из просветов в ветвях, оплетавших тронный зал со всех четырех сторон. В овальном отверстии, обрамленном нежными листьями плюща, виднелись высокие деревья Эльвандара. Густая трава, устилавшая просторные поляны, казалась золотисто-розовой в отблесках едва занимавшейся зари, которую лесные птицы встречали звонким и радостным щебетом.

Агларанна приняла решение. Она обернулась, чтобы поблагодарить волшебника за его мудрые советы, но он уже ушел, оставив ее одну в огромном тронном зале.

На рассвете цурани, как и предсказывал Макрос, предприняли массированную атаку на Эльвандар. С двух флангов на войска эльфов и гномов надвигались колонны вражеских солдат, а основной удар готовились принять на себя чо-джайны, многочисленные отряды которых переправились через реку вслед за воинами и заняли центральную позицию в стане наступавших.

Несколько десятков лучников, которых Томас выслал навстречу вражескому войску, медленно отступали в глубь леса, заманивая противника к расположению своих частей. Их подхода ожидали выстроившиеся в боевом порядке пятнадцать сотен подданных Агларанны и гномов из Серых Башен. Они готовились противостоять шеститысячной армии захватчиков и их искусным магам. В течение долгого времени над поляной, у края которой Томас выстроил свои войска, царила зловещая тишина, но вот невдалеке послышались крики нескольких цурани, сраженных эльфийскими стрелами, и вскоре разведчики-эльфы, стремительно промчавшись по поляне, заняли свои места в строю. Меж стволов деревьев замелькали разноцветные доспехи цуранийских солдат. Томас поднял над головой свой золотой меч, готовясь отдать приказ о наступлении, но вдруг с высокого балкона королевского дворца, откуда за происходившим наблюдали Агларанна и Макрос, раздался властный окрик:

- Жди!

Волшебник указал своим посохом на вражеское войско, занявшее просторную поляну и выстроившееся в боевом порядке.

Офицеры-цурани, видя, как малочисленна армия лесных жителей и гномов, готовившаяся дать им отпор, с гордостью оглядывали ряды своих воинов. Они заранее торжествовали победу. Томас с изумлением смотрел на гигантских насекомых, по виду мало чем отличавшихся от муравьев. Те беспрекословно подчинялись приказам командиров и вели себя как вполне разумные существа. В тонких передних лапах они сжимали боевые щиты и мечи. Доспехи им заменяли прочные блестящие панцири.

И снова над поляной прозвучал голос Макроса:

- Жди!

Томас оглянулся назад. Волшебник поднял посох над головой и стал размахивать им, описывая в воздухе большие круги. Томас со все возраставшим недоумением следил за этими странными действиями чародея.

Внезапно из лесной чащи выпорхнула огромная сова. Она пролетела над самой головой Томаса, едва не задев его шлем мягкими крыльями, и устремилась к рядам вражеской армии. В следующее мгновение хищная птица набросилась на одного из цуранийских воинов. Солдат издал вопль боли и ужаса. Мощными ударами своих огромных когтей сова вырвала его глаза из орбит.

По щекам ослепшего цурани заструилась кровь.

Из всех уголков огромного эльфийского леса на поляну слетались стаи птиц. Вскоре их пронзительные крики и хлопанье крыльев заглушили даже истошные вопли цуранийских воинов, подвергшихся столь неожиданной и яростной атаке с воздуха.

Тысячи и тысячи пернатых обитателей Эльвандара - от крошечных колибри до огромных орлов - спешили на помощь защитникам священного леса. Некоторые из вражеских воинов бросились в бегство, спасаясь от клювов и когтей, раздиравших их лица и обнаженные руки. Под этим натиском дрогнули даже ряды неустрашимых чо-джайнов, огромные глаза которых являли собой удобные мишени для нападавших.

Повинуясь приказу Томаса, эльфийские лучники стали посылать свои меткие стрелы вдогонку отступавшему врагу. Офицеры-цурани, воздевая над головами мечи, призывали своих воинов остановиться и дать отпор нападавшим. Многие из солдат, повинуясь этим приказам, стали разить своими острыми мечами круживших над их головами пернатых воителей. Но количество птиц, устремившихся в атаку на захватчиков, все возрастало. Из чащи леса на поляну вылетали все новые и новые их стаи.

Внезапно над полем сражения пронесся резкий свистящий звук.

Заслышав его, цуранийские воины замерли и оглянулись назад. Все птицы, за секунду до этого с невиданной яростью нападавшие на врагов, взмыли вверх, словно подброшенные в воздух чьей-то невидимой гигантской рукой. Томас оглядел ряды нападавших.

Среди воинов он заметил нескольких черноризцев. Те помогли офицерам в считанные минуты восстановить боевой порядок армии.

Отряды цурани перегруппировались, не обращая ни малейшего внимания на раненых и убитых, чьи тела устилали землю.

Между тем огромная стая лесных птиц, покружив в воздухе, снова устремилась вниз, на вражеское войско. Но внезапно над рядами цурани поднялся широкий огненно-красный щит, сверкавший и искрившийся в неподвижном воздухе, словно десятки застывших, переплетенных между собой молний. Ударяясь об эту неожиданно вставшую перед ними преграду, птицы падали наземь бездыханными.

Их оперение вспыхивало и тлело, наполняя воздух удушливым запахом гари. Наконечники эльфийских стрел, коснувшись магического щита, плавились и превращались в комки раскаленного свинца и стали, падавшие в густую траву.

Томас приказал лучникам прекратить обстрел вражеских позиций и обернулся назад. Макрос, все так же наблюдавший за ходом сражения с балкона дворца, снова крикнул ему:

- Жди!

Он взмахнул своим посохом, и птицы, покружив над поляной, полетели назад в лесную чащу. Макрос направил посох на волшебный щит, под которым цурани чувствовали себя в полной безопасности. Узкий золотистый луч, вырвавшись из острия посоха, пронзил магический купол и уперся в грудь одного из шестерых чародеев, облаченных в черные балахоны. Тот покачнулся и рухнул на землю. Солдаты, видевшие это, разразились криками ярости и ужаса. Оставшиеся в живых черноризцы впервые за все время сражения обратили внимание на невысокого, щуплого мужчину средних лет, стоявшего на балконе в значительном отдалении от места боя. Из стана цурани ко дворцу неожиданно полетели десятки синевато-фиолетовых огненных шаров, осыпавших все окрест ярчайшими искрами.

- Агларанна! - в ужасе закричал Томас.

Он зажмурился, чтобы не видеть, как королева эльфов и Макрос будут сражены этими смертоносными снарядами. Томас не сомневался, что огненные шары дотла испепелят даже огромный дворец королевы. Но когда он открыл глаза, Агларанна и Макрос по-прежнему стояли на балконе. Оба они были невредимы.

Последний из шаров, ударившись о перила балкона, рассыпался снопом разноцветных искр, тотчас же погасших в воздухе. Макрос снова ткнул концом своего посоха в сторону цуранийских отрядов.

Золотистый луч пробил поверхность огненного купола и поразил насмерть еще одного из чародеев. Остальные четверо со злобой и ужасом взглянули на Макроса. Их объединенных усилий явно недоставало, чтобы одолеть этого могущественного волшебника.

Новые и новые огненные снаряды, направляемые ими на Макроса и королеву, разбивались о невидимый барьер, которым чародей оградил себя и Агларанну. Но вот Макрос снова поднял свой посох. Не дожидаясь очередного смертоносного удара, цуранийские маги вынули из карманов черных сутан волшебные амулеты. Через несколько мгновений каждого из них окутало серебристое сияние, и они исчезли.

Кивнув Томасу, Макрос взмахнул своим посохом и крикнул:

- Вперед!

Томас подал сигнал к атаке. В воздухе тотчас же замелькали стрелы. Следом за лучниками на врага двинулись воины, вооруженные мечами и пиками. Цурани, еще не пришедшие в себя после нападения птиц и бегства с поля боя оставшихся в живых черноризцев, все же смогли дать наступавшим решительный отпор.

Они отражали удары мечей и копий со свирепостью одержимых, не боявшихся смерти. Сотни их были растерзаны когтями пернатых воителей, жизнь многих оборвали эльфийские стрелы, но численность их войска все же превосходила размеры армии эльфов и гномов не менее чем втрое.

Томасом снова овладела ослепляющая ярость. Теперь, как всякий раз во время сражений, он оказался во власти лишь одного желания - сеять вокруг себя смерть. Его огромный меч крушил щиты и шлемы цуранийских воинов, сносил головы чо-джайнов, пронзал разноцветные доспехи и жесткие синевато-черные панцири.

Не ведая усталости и страха, он продвигался вперед, оставляя по обе стороны от себя горы трупов и корчившихся в лужах крови раненых.

Но несмотря на все усилия Томаса и сражавшихся бок о бок с ним отважных гномов и ловких, увертливых эльфов, цурани постепенно оттеснили их к краю поляны. Вражеские отряды неуклонно продвигались в глубь леса, к самому сердцу Эльвандара. Томас приказал своим воинам отступить. Между его армией и атаковавшими войсками цурани образовалось свободное пространство шириной в несколько ярдов. Внезапно тишину прорезал голос Макроса.

Назад! - крикнул волшебник.

Томас взмахнул мечом, и все эльфы и гномы бегом бросились в лесную чащу.

Цурани, неожидавшие, что противник предпримет столь стремительное отступление, на несколько мгновений задержались у края поляны. Затем офицеры приказали своим отрядам продвигаться вперед, и солдаты в разноцветных доспехах пустились вдогонку за эльфами и гномами. Внезапно земля под ними дрогнула, и в воздухе послышался зловещий гул. Все замерли. На лицах цурани отразились растерянность и испуг.

Через несколько мгновений огромные деревья зашатались, и пласт земли в том месте, где стояли несколько десятков вражеских воинов, резко взметнулся вверх, словно поднятый рукой исполина. Цураци с пронзительными воплями попадали, сбив с ног стоявших неподалеку товарищей.

Повсюду, где находились цурани, земля разверзалась, во множестве поглощая вражеских солдат, и вздыбливалась, опрокидывая целые отряды. Объятые мистическим ужасом, чувством куда более сильным и властным, чем простая боязнь смерти, неприятельские воины бросились бежать из этого гиблого места, где им противостояла сама земля.

В считанные минуты огромная поляна и прилегавшие к ней заросли опустели. На поле боя остались лишь убитые и раненые.

Издалека все еще раздавались истошные вопли перепуганных насмерть цурани. Но они звучали все глуше, по мере того как воины-захватчики приближались к берегу реки.

Томас устало вздохнул и опустил голову. Руки его были обагрены кровью.

- Все кончено, - сказал он собравшимся возле него воинам.

Эльфы и гномы ответили на это приветственными криками, но голоса их звучали приглушенно, а лица оставались сумрачными.

Все понимали, что, если бы не помощь волшебных сил, их армия еще до полудня была бы разбита наголову.

Томас кивнул Калину и Долгану и побрел ко дворцу. Принц эльфов приказал своим воинам догнать, и уничтожить отступавших вражеских солдат, оказать помощь раненым и похоронить убитых.

Томас прошел в свою тесную спальню и опустился на низкую кровать. Он прислонил к стене огромный золотой меч с белой рукояткой и круглый боевой щит. Закрыв глаза, он снова оказался во власти преследовавших его видений.

По небу от края до края метались огненные вихри.

Ашен-Шугар, сидя на могучей спине Шуруги, смотрел ввысь. В пространственно-временной ткани Вселенной одна за другой появлялись огромные прорехи.

Внезапно Шуруга, издав боевой клич, расправил огромные крылья. Ашен-Шугар напряг зрение. Ему не без труда удалось разглядеть на фоне вспышек молний и огненных водоворотов Друкен-Корина верхом на аспидно-черном драконе. Ашен-Шугар воздел над головой золотой меч. Глаза его заклятого врага расширились от ужаса.

Правитель Орлиных Гор послал своего золотого дракона навстречу противнику. Шуруга, изрыгая из разверстой пасти дым и пламя, понесся ввысь и с яростью набросился на черного собрата.

Взмахнув мечом, Ашен-Шугар рассек надвое щит Друкен-Корина с изображенной на нем оскаленной пастью тигра. Его нисколько не удивила та легкость, с какой золотой клинок разбил некогда прочный щит противника. Ведь Друкен-Корин отдал почти все свои силы тому хаосу, что воцарился в небесах. Он утратил свое могущество, и Ашен-Шугару без труда удалось расправиться с ним.

Он смотрел, как тело Друкен-Корина, последнего из его братьев, ударилось о землю. Соскользнув со спины Шуруги, он предоставил ему докончить поединок с черным драконом, а сам устремился вниз вслед за поверженным врагом.

В изломанном теле Друкен-Корина еще теплилась жизнь. С мольбой взглянув на подошедшего Ашен-Шугара, он едва слышно пробормотал:

- За что?

Воздев вверх, к бушевавшим небесам, свой золотой меч, Ашен-Шугар воскликнул:

- За то, что вы положили начало всему этому безумию! Вы обрекли на гибель все, что было нам дорого!

Друкен-Корин поднял угасавший взор к небу, где по-прежнему метались огненные вихри, и молнии, с шипением сплетаясь в огромные клубки с многоцветными радугами, образовывая гигантские водовороты. Души его погибших братьев и сестер, слившись воедино, перевоплотились в этот величайший, небывалый вселенский ужас, в этот чудовищно прекрасный разрушительный смерч. Ярость и ненависть, коими были исполнены эти души, впервые обрели зримые, осязаемые формы.

Друкен-Корин перевел взгляд на лицо склонившегося над ним Ашен-Шугара и хрипло прошептал:

- Сколько сил, оказывается, таилось в валкеру! Мы с тобой и помыслить об этом не могли! - Видя, что Ашен-Шугар занес над головой свой меч, он с ненавистью выдохнул:

- Я имел на это право! Слышишь?!

Золотой клинок со свистом рассек воздух и резко опустился вниз. Голова Друкен-Корина откатилась в сторону. Через мгновение останки последнего из сынов планеты были поглощены ее влажной почвой. Душа валкеру слилась с тем безликим, безымянным чудовищем, что бушевало в небе, восстав против новых богов.

Ашен-Шугар с горечью произнес:

- Отныне здесь нет больше ни права, ни правды, ни справедливости. Есть только власть и сила.

- Значит, вот как это было на самом деле?

- Да. Так я отнял жизнь у последнего из моих братьев.

- А остальные?

- Они стали частью всего этого. - И Ашен-Шугар кивком указал на неистовствовавшие небеса.

Стоя вплотную друг к другу, они наблюдали за происходившим в небе. То было начало Войн Хаоса. Ашен-Шугар положил ладонь ему на плечо и устало проговорил:

- Пойдем! Нам больше нечего здесь делать.

Вдвоем они подошли к ожидавшему их Шуруге. Внезапно до слуха Томаса донесся нежный голос:

- Ты так спокоен, господин мой!

Томас открыл глаза. Агларанна опустилась перед ним на колени. Рядом с ней на полу стояла деревянная лохань с отваром целебных трав. В руке королева держала мягкую тряпицу. Она помогла ему снять белоснежный плащ и золотую кольчугу и стала смывать кровь с его лица и рук.

Когда с этим было покончено, Агларанна поднесла к его лицу белоснежный холст и стерла капли воды, струившиеся по его лбу и щекам.

- Ты выглядишь усталым, господин мой!

- Я видел многое из того, Агларанна, что не предназначено для взоров смертных! На душе у меня тяжело. Она объята вековой скорбью. Мне нелегко нести это бремя.

- Могу ли я хоть чем-нибудь утешить тебя?

Он недоверчиво взглянул в ее светло-голубые глаза.

Агларанна смутилась и отвела взор.

- Вы пришли насмехаться надо мной, миледи?

- О нет, Томас! Я... я здесь, потому что ты нужен мне. Ведь и я тебе нужна, правда?

Лицо Томаса осветила счастливая улыбка. Глаза его сияли нежностью и любовью. Королева внезапно вспомнила робкого отрока, с восхищением взиравшего на нее во дворе замка Крайди.

Лишь теперь она поняла, что, каким бы превращениям ни подверглись душа и тело Томаса, любовь к ней, вспыхнувшая в тот далекий день, осталась неизменной. Она обвила руками шею юноши.

Томас властным движением привлек ее к себе. Агларанна услышала, как отчаянно громко забилось его сердце, а тело напряглось. Он провел ладонью по ее медно-рыжим волосам и нежно прошептал:

- Я столько лет мечтал об этом мгновении, Агларанна!

Она улыбнулась и, потупившись, ответила:

- Я тоже, господин мой!

Глава 4 ИСПЫТАНИЕ

Проснувшись в кромешной тьме, он надел свой белоснежный балахон и вышел в коридор. Он терпеливо ждал прихода наставника, стоя у порога крошечной кельи, всю обстановку которой, кроме узкого тюфяка, составляли лишь подсвечник со свечой да низкий шкаф со свитками и несколькими десятками книг.

Остальные ученики тоже выстроились вдоль коридора: каждый стоял у двери своей комнаты. Все они были гораздо моложе него. Вот мастер, облаченный в черную сутану, подошел к одному из отроков и кивнул ему. Мальчик последовал за своим учителем, и вскоре их фигуры растворились во мраке. В высокие узкие окна коридора проникли первые тусклые лучи всходившего солнца. Ученики задули светильники, горевшие над дверьми их келий. Вскоре еще один мастер явился за своим подопечным. Потом еще и еще. Он остался один в длинном пустом коридоре.

Но вот из тьмы вынырнула высокая фигура в черной ризе.

Наставник остановился перед своим учеником и кивнул, приглашая молодого человека следовать за собой. Миновав несколько галерей и переходов, спустившись вниз по широкому пролету лестницы, они очутились в самом центре огромного здания, в котором юноша обитал с тех пор, как себя помнил. Через некоторое время они с учителем спустились еще ниже по нескольким длинным лестницам.

Коридоры, которыми они теперь следовали, были уже, чем наверху.

Воздух, неподвижный, теплый и влажный, казалось, был пропитан испарениями вод того озера, посреди которого стояло это величественное здание.

Подойдя к одной из дверей, мастер откинул щеколду и вошел в полутемное помещение без окон, освещенное лишь тусклым светом факела, мерцавшего на стене под самым потолком. Ученик последовал за ним. Посреди комнаты возвышалась пирамида, составленная из нескольких деревянных бадей, намертво прикрепленных к прочным столбам. В самой нижней, стоявшей на каменном полу, в такт их шагам заколыхалась вода.

Мастер указал на пирамиду и вышел, оставив ученика в белом балахоне одного.

Юноша поднял нижнюю бадью, единственную не прибитую к столбу, и принялся за работу. Задание, полученное им от наставника, состояло в том, чтобы выливать воду из нижнего сосуда в самый верхний, а затем, поставив пустую бадью на прежнее место, дождаться, пока вся вода через отверстия в днищах прикрепленных к столбам бадей не перетечет в ту, которую он только что опорожнил. Процедуру эту ему следовало повторять до тех пор, пока от мастера не будет получено какое-либо иное приказание.

Их общение с наставником проходило в безмолвии. Какая-то часть его сознания, воспринимая вопросы учителя, давала на них мысленные ответы, но уста его при этом всегда оставались сомкнутыми. Тем не менее он отдавал себе отчет в том, что умеет разговаривать, что смог бы произносить слова и строить из них фразы, если бы это дозволялось здесь таким, как он. Ведомо ему было также и то, что он не всегда жил в этом огромном здании.

До того дня, когда он впервые проснулся на узком тюфяке в своей полутемной келье, у него была какая-то другая жизнь. Но он решительно не помнил, ни какая именно, ни где она проходила.

Отсутствие воспоминаний о прежнем своем существовании нимало его не тревожило. Откуда-то ему было известно, что теперь это не имело значения.

Вода сочилась из верхних бадей в нижние. Он механически выполнял привычную работу, а мысли его тем временем блуждали где-то далеко, принимая форму образов, неотчетливых и едва уловимых, хотя и весьма красочных, словно расплывчатые цветовые пятна.

Он увидел уголок пляжа, огромные волны, ударявшиеся о скалы. Затем эта картина потускнела, сменившись другой: земля, покрытая чем-то белым. Ощущение холода. Из самых потаенных глубин его сознания вдруг выплыло слово снег и тотчас же исчезло вместе с белым пушистым покровом, устилавшим почву.

Образы стали сменять один другой все быстрее. Вот невольничий лагерь на болоте. Кухня в клубах пара и дыма, чья-то добродушная воркотня, стайка мальчишек у огромной плиты.

Течение его мыслей было остановлено вопросом наставника.

Так бывало всегда. Стоило ему углубиться в свои неотчетливые воспоминания, как мастер тотчас же завладевал его вниманием.

Если мысленный ответ, который он не задумываясь давал на безмолвный вопрос, оказывался верным, учитель задавал ему следующий. Неверно понятый, вопрос повторялся. А порой после ошибочного ответа мастер умолкал, предоставляя ему продолжать свой бессмысленный труд, и повторял вопрос через несколько часов, дней или недель.

Юноша в белой сутане почувствовал, как чужие мысли и чужая воля проникли в его сознание.

- Что есть закон? - тускло, монотонно и безжизненно вопросил учитель.

- Закон есть основа, на которой зиждется вся наша жизнь. Он - ее единственный смысл.

- Что является наивысшим воплощением закона?

- Наивысшим воплощением закона является Империя.

- Кем являешься ты сам?

- Я - слуга Империи.

Прежде чем задать следующий вопрос, наставник помедлил. Он наверняка придавал ответу на него весьма большое значение.

- Как именно ты намерен служить Империи?

Он не раз уже пытался отвечать на этот трудный вопрос, но каждый раз мастер разочарованно умолкал, явно ожидая от него каких-то других слов. Но каких именно? Это было ему неведомо.

Он задумался, ненадолго уйдя в себя, и наконец мысленно произнес:

- Как мне будет угодно.

На сей раз он добился успеха. Мастер тотчас же задал ему следующий вопрос:

- Где твое место?

Он снова погрузился в размышления, предчувствуя, что самый очевидный из ответов окажется неверным. Но ему все же захотелось убедиться в этом.

- Мое место здесь.

Мысленный контакт с наставником, как он и подозревал, тотчас же прервался. Он понимал, что тот испытывает его, но не представлял себе причин и целей испытания, которому подвергался. Теперь ему предстояло долго размышлять о последнем вопросе мастера, чтобы рано или поздно дать на него верный ответ.

Этой ночью ему приснился странный, тревожный сон.

Он увидел невысокого мужчину в коричневом балахоне, подпоясанном веревкой. Тот шел вперед по пыльной дороге, а он смотрел ему вслед. Оглянувшись, незнакомец с улыбкой произнес:

- Поторопись! Времени у нас мало. Ты не должен отставать от меня!

Он очень хотел нагнать мужчину, чтобы пойти рядом с ним, но не смог даже сдвинуться с места: руки и ноги его оказались связанными. А незнакомец в коричневом успел уже удалиться на достаточное расстояние. Но вот он снова оглянулся и, кивнув, сказал:

- Ну что ж! Не все сразу!

Он собрался было ответить незнакомцу, но язык отказывался повиноваться ему. Тогда его странный собеседник провел ладонью по черной бороде и, глядя ему в глаза, произнес:

- Пойми главное: ты сам виновник своей неволи!

Он опустил глаза и увидел свои голые ступни, покрытые дорожной пылью. Незнакомец снова зашагал вперед. Он попытался сделать шаг, но путы на руках и ногах по-прежнему сковывали его движения.

Он проснулся в холодном поту.

Наставник опять повторил свой вопрос о том, где его место, и ответ: Там, где я нужнее всего, снова был отвергнут. Он трудился над новым бессмысленным заданием. На сей раз ему приходилось втыкать деревянные шпильки в растянутый на козлах холст. Шпильки проскальзывали сквозь ткань и сыпались на пол.

Он подбирал их и снова вонзал в плетенное из грубых нитей полотно.

Поиски верного ответа на последний вопрос мастера, занимавшие его мысли, были прерваны появлением наставника, который кивком велел ему выйти из полутемной комнаты. Они прошли по узким извилистым коридорам, поднялись по лестнице и очутились у входа в трапезную, где ученики трижды в день принимали скудную пищу: настал час завтрака.

Они вошли в просторный зал, и мастер остановился у входа.

Остальные учителя, приведшие своих питомцев в трапезную, молча удалились. Всякий раз один из них оставался надзирать за отроками в обеденном зале: им надлежало вкушать пищу в полном молчании.

Не поднимая глаз от тарелки, молодой человек в белой сутане ученика продолжал раздумывать над вопросом о его месте, заданном мастером с каким-то скрытым умыслом. Он понимал, что от ответа на этот вопрос зависело его будущее.

Внезапно перед его мысленным взором возник незнакомец в коричневом балахоне, и в сознании эхом отдались его слова из недавнего сна: Ты сам - виновник своей неволи. Повинуясь мгновенному озарению, он поднялся со своей скамьи. Это было неслыханным нарушением всех норм и правил, привитых ученикам мастерами в черных сутанах. Взоры остальных юношей обратились к нему со страхом и недоумением.

Он прошел через длинный зал и остановился рядом со своим наставником. Мужчина в черном ничем не выдал своего удивления.

Он бесстрастно взглянул на ученика и, тот уверенно отчеканил:

- Мое место не здесь. Мне больше нечего тут делать.

Наставник слегка поднял брови и, помедлив мгновение, кивком велел ему следовать за собой. Вынув из кармана своего балахона маленький колокольчик, он позвонил, и в ответ на раздавшееся легкое дребезжание в дверях появился молодой мастер в черном.

Наставники обменялись кивками, и старший повел своего подопечного прочь из обеденного зала, а другой занял его место у двери.

Они шли по коридорам в полном молчании, как бывало и прежде. У входа в одну из комнат мастер неожиданно обернулся к нему и отрывисто бросил:

- Открой дверь!

Молодой человек потянулся было к дверной ручке и едва не взялся за нее, но, повинуясь внезапному импульсу, отдернул руку и мысленно произнес слова магической формулы. От усилия брови его сдвинулись к самой переносице. Дверь со скрипом отворилась.

Черноризец кивнул и с улыбкой произнес:

- Молодец!

В комнате, куда они вошли, на вбитых в стены крюках висело множество белых, серых и черных балахонов. Наставник сказал:

- Теперь тебе надлежит облачиться в серое.Переодевайся.

Он поспешно исполнил приказание и в нерешительности остановился посреди комнаты. Мастер в черной сутане окинул его долгим, изучающим взглядом и проговорил:

- Отныне для тебя покончено с испытанием тишиной. Ты можешь говорить. Тебе дозволяется задавать любые вопросы. Только имей в виду, что ответы на некоторые из них ты получишь позднее, когда заслужишь право носить черные одежды. Лишь тогда пониманию твоему станет доступен весь смысл происходящего.

Следуй за мной.

Молодой человек в сером снова прошел по коридорам вслед за своим учителем. Вскоре они пришли в просторную комнату, посреди которой стоял низкий столик, окруженный подушками. На столе в кувшине с широким горлом дымилась чоча - бодрящий сладкий напиток со слегка горьковатым привкусом. Наполнив ею две чаши, наставник протянул одну из них своему подопечному и кивком указал ему на атласную подушку у стола. Тот робко присел на самый край подушки и, немного помедлив, спросил:

- Кто я?

Мастер пожал плечами:

- Тебе самому надлежит решить это. И узнать свое подлинное имя можешь лишь ты один. Его нельзя произносить вслух в присутствии других, иначе они получат огромную власть над тобой. А пока ты станешь откликаться на имя Миламбер.

Миламбер склонил голову набок, ненадолго задумавшись, затем согласно кивнул.

- Звучит неплохо. А как ваше имя?

- Меня зовут Шимони.

- Кто вы?

- Твой наставник. Твой воспитатель. Теперь у тебя появятся и другие учителя, но мне одному была доверена начальная, самая долгая часть твоего испытания.

- Сколько времени она длилась?

- Около четырех лет.

Миламбер в недоумении воззрился на Шимони. Но лицо наставника по-прежнему оставалось бесстрастным. Значит, он вовсе не думал шутить и разыгрывать своего подопечного. Слова его были правдой. А между тем ученик был совершенно уверен, что провел здесь никак не более нескольких месяцев.

Он задал Шимони следующий вопрос:

- Когда мне будет возвращена память о прошлом?

Мастер улыбнулся. Он был доволен формулировкой этого вопроса, а именно тем, что молодой человек нимало не усомнился в самой возможности обретения воспоминаний.

- События прошлого станут возникать в твоей памяти постепенно, по мере твоего продвижения по стезе нашего высокого мастерства. Сперва это будет происходить медленно, а потом все быстрее и быстрее. Для этого существуют свои причины. Ты должен накопить силы для преодоления своей тяги к прошлому, для того чтобы разорвать все связи - семейные, родственные, дружеские, - что опутывают других людей, словно паутина. В твоем случае это особенно важно.

- Почему?

- Ты поймешь это, когда прошлое вновь станет твоим достоянием. - Шимони улыбнулся, и черты его сурового лица смягчились. Однако Миламбер понял, что его наставник не станет больше распространяться на эту тему.

- Что случилось бы, открой я ту дверь рукой? - быстро спросил он.

- Тебя уже не было бы в живых.

- Вот как, - без всякого удивления пробормотал Миламбер. - А почему вы придаете этому столь большое значение?

Шимони вздохнул и с улыбкой ответил:

- Видишь ли, мы не можем в достаточной степени влиять друг на друга. Каждый отвечает лишь за свои собственные поступки.

Все, на что мы способны, - это добиться, чтобы чародей вполне осознавал ответственность, налагаемую на него саном. Чтобы он всегда был тем, за кого себя выдает, и брался только за то, что ему по силам. Заявив, что тебе нечего больше делать среди начинающих, ты взял на себя определенную ответственность и должен был немедленно доказать, что она тебе по плечу. Много весьма одаренных учеников погибли на этом этапе. К сожалению, они оказались слишком глупы и самонадеянны.

Миламбер принялся обдумывать услышанное. Он не мог не согласиться с доводами Шимони. Испытание, которому тот его подверг, показалось ему вполне заслуженным и справедливым.

- Сколько еще будет длиться мое обучение? - спросил он.

Черноризец развел руками.

- Столько, сколько нужно. До сих пор ты опережал других.

Надеюсь, что так будет и впредь. Способности твои велики, а кроме этого - ты поймешь, что я имею в виду, когда к тебе вернется память о прошлом - у тебя есть одно безусловное преимущество перед остальными, более молодыми учениками, которые были приняты к нам одновременно с тобой.

Миламбер заглянул в свою чашу. На секунду ему показалось, что в радужных бликах, скользивших по поверхности темной жидкости, появилось несколько букв, готовых сложиться в знакомое слово. То было имя. Простое, короткое имя, которое было известно ему давным-давно. Но тут он случайно задел чашу рукой. Она качнулась, блики расплылись, и имя, которое он силился вспомнить, вновь погрузилось в темные глубины его памяти.

Человек в коричневом балахоне снова явился ему во сне.

Он шел по пыльной дороге. На сей раз Миламбер, чьи ноги и руки были свободны от пут, без труда последовал за ним.

- На самом деле, - сказал незнакомец, - реальных преград для познания очень и очень немного. То, чему они учат тебя, в целом верно и безусловно полезно для тебя. Но не позволяй внушить себе, будто правильное решение той или иной задачи является единственно возможным. - Внезапно остановившись, он указал концом своего посоха на цветок, выросший у края дороги.

- Взгляни-ка сюда.

Миламбер наклонился и стал внимательно рассматривать цветок, между двух листьев которого крошечный паук раскинул свои сети.

- Это создание, - с улыбкой сказал незнакомец, - не подозревает о нашем с тобой существовании. Оно понятия не имеет, что мы, находящиеся в такой близости от него, можем одним движением руки пресечь его жизнь, лишив при этом смысла все его упорные труды. Как ты думаешь, стал бы этот паук поклоняться нам как божествам, знай он обо всем этом?

- Понятия не имею, - пожал плечами Миламбер. - Я не представляю себе, как мыслит и рассуждает паук.

Человек в коричневом загадочно усмехнулся и поддел тонкую сеть паутины концом своего посоха. Маленький ткач не успел соскочить в траву и через мгновение был перенесен на другой цветок, который рос у противоположного края дороги.

- Как по-твоему, он понимает, что переместился на другое растение?

- Не знаю.

- Возможно, это самый мудрый из ответов на мой вопрос!

Незнакомец снова зашагал по дороге. Миламбер не отставал от него.

- Ты скоро увидишь и узнаешь многое, что покажется тебе странным, загадочным и непостижимым. Но прошу тебя, помни об одном!

- О чем? - спросил Миламбер.

- Вещи и понятия порой оказываются совсем иными, чем нам представляется на первый взгляд. Вспомни об этом пауке!

Возможно, он сейчас обращается с благодарственной молитвой за то изобилие пищи, которое обрел благодаря мне. Ведь на этом цветке гораздо больше букашек и тлей, чем на том, где он прежде обитал. - Погладив бороду, незнакомец задумчиво добавил:

- Признаться, я не удивился бы, если б его молитвам стал вторить и цветок!

Он провел несколько недель в обществе Шимони и других наставников. Воспоминания о прошлом стали постепенно возвращаться к нему. Но пока он помнил лишь немногое из своей прежней жизни. Он был рабом, у которого обнаружился магический дар. В памяти его стало все чаще возникать лицо женщины, к которой когда-то были устремлены все его помыслы.

Он учился легко и охотно, справляясь со сложными заданиями за несколько часов, и лишь изредка для решения той или иной задачи ему требовался целый день. Вопросы, которые он задавал своим наставникам во время дискуссий на различные темы, всегда касались самой сути обсуждаемых проблем и были лаконичны и обдуманны.

Однажды он проснулся в незнакомой комнате. Убранство ее было столь же простым и строгим, как и в прежней келье, хотя размерами она намного превосходила ее, У порога его нового жилища стоял Шимони.

- С этого момента и до выполнения задачи, которая будет перед тобой поставлена, тебе запрещается говорить, - сказал черноризец.

Миламбер кивнул и молча последовал за Шимони, который провел его по длинному лабиринту коридоров, пока они не очутились в той части здания, где ему еще не случалось бывать.

Они поднялись по высокой лестнице, на последней площадке которой, под самой крышей, находилась низкая деревянная дверца.

Шимони толкнул ее и вышел наружу, ведя за собой Миламбера.

Мастер и ученик стояли на плоской вершине башни. Из середины ее к небу вздымалась огромная каменная колонна, опоясанная спиралью из вырубленных в камне ступеней. Миламбер поднял голову к небу, но не смог разглядеть вершину этой гигантской иглы, устремленной ввысь. Существование подобной колонны опровергало по меньшей мере несколько из тех законов физики, что преподал ему Шимони. Но у него не было оснований усомниться в се реальности. Более того, черноризец недвусмысленно дал ему понять, что он должен взойти на ее вершину по спиральной лестнице.

Миламбер поспешил выполнить его приказание. Преодолев несколько витков лестницы, он обнаружил, что его воспитатель ушел и плотно прикрыл за собой низкую дверцу под крышей башни.

Тогда он стал озираться по сторонам. Зрелище, представшее перед его взором, поражало своей величественностью.

Вокруг него раскинулся целый лес башен - высоких и низких, квадратных, круглых и прямоугольных, широких и узких, каменных и деревянных. Некоторые из них, подобно той, на которой он находился, не имели крыш, над другими поднимались каменные и деревянные навесы или яркие светящиеся купола, многими были перекинуты прямые или арочные мосты. Bсe башни, которые он видел перед собой, вырастали из прямоугольного сооружения невероятных размеров, простиравшегося на многие мили во все стороны. Он знал, что здание, где ему довелось прожить несколько лет, огромно, но действительность превзошла все его ожидания.

Далеко внизу он не без труда рассмотрел узкую полоску травы, росшей вдоль бесконечного фасада этого дворца-исполина, со всех сторон окруженного зеленовато-голубыми водами озера.

Вдали, у самого горизонта, угадывались смутные очертания гор.

Он продолжил свой путь к вершине.

Поворот. Откуда ни возьмись налетел вихрь - ветры со всех четырех сторон света. Каждый из них принес с собой неповторимые запахи. Влажный, удушливый воздух юга, где рабы, изнемогающие от непосильного труда на плантациях, акр за акром осушали болота, спиливали верхушки нгагги и умирали от ран и истощения.

С востока вместе с бризом долетели победные песни воинов Турила, которые нанесли поражение отряду цурани в пограничной стычке. С севера потянуло холодом. Оттуда донесся стук копыт огромных стад тюнов. Но этот грозный звук внезапно перебил звонкий серебристый смех молоденькой купчихи, жительницы далекого запада: она пыталась завлечь в свои сети домоправителя, молодого робкого юношу, снедаемого вожделением и страхом, пока муж ее пребывал в Тусане, куда отбыл по торговым делам.

И снова ароматы востока - специи, фрукты и рыба. Эти запахи донеслись сюда с рыночной площади Янкоры. А южный ветер заполнил его ноздри благоуханием цветущих садов, к которому примешался запах морской воды. С севера вновь пахнуло снегом, стужей и вековой тоской. У каждого ветра было свое дыхание, свой звук и цвет, свой вкус. Все вместе они составили для него яркую и образную картину окружающего мира.

Поворот. Он посмотрел вниз и внезапно увидел глубокие шахты, прорытые рабами. Здесь разрабатывались скудные залежи металлов, отсюда шестиногие нидра вывозили на поверхность телеги, груженные углем для обогрева жилищ и камнем для нужд строительства.

Но под этими шахтами, в глубине земли располагались пещеры и ходы гораздо более древние. Некоторые из них образовались одновременно с самой планетой, другие являли собой остатки прежних городских построек, ныне позабытых и покрытых вековыми наслоениями земли. Взор его проник еще глубже, туда, где царил нестерпимый жар, где шла нескончаемая борьба между первозданными силами. Раскаленная лава стремилась вырваться на поверхность, сломив сопротивление своих холодных и неподвижных собратий - камня и земли. А еще ниже пульсировали, сплетаясь между собой, силовые линии, проходившие сквозь самое сердце планеты.

Новый поворот, и неожиданно для себя он очутился на крошечной открытой площадке. Его восхождение закончилось. Он стоял теперь на вершине каменной колонны. Миламбер осторожно переместился в самую середину круга, диаметр которого был меньше, чем его рост. Он призвал на помощь всю выдержку и мужество, обретенные им за годы учения, чтобы удержаться на этом маленьком пятачке и не рухнуть вниз, под давшись слабости и головокружению.

Миламбер огляделся по сторонам. Башни, которые он видел прежде, теперь были скрыты густым слоем облаков. Он остался совершенно один в бескрайнем, необозримом пространстве.

Поднялся ветер, и внезапно каменная игла стала раскачиваться. Он осторожно взглянул вниз. Башня, из середины которой вздымалась гигантская колонна, казалось, тоже пришла в движение. Он стал балансировать на гладкой площадке, чтобы не потерять равновесие.

Густые темные тучи заволокли небо. Вокруг замелькали вспышки молний. Через несколько мгновений раздался оглушительный раскат грома. Этот свирепый ураган непременно столкнул бы Миламбера вниз, в безбрежную пучину, разверзшуюся под его ногами, не обратись он к тому неисчерпаемому источнику силы, что таился в недрах его души. В эту решительную минуту схватки с судьбой он призвал на помощь свой уал, зная, что лишь с его помощью сможет одержать победу над теми враждебными началами, что стремились уничтожить его.

Колоссальным усилием воли он заставил себя не глядеть вниз и сосредоточиться на решении той, еще неведомой ему, задачи, что поставили перед ним мастера в черных сутанах.

В глубине его сознания внезапно прозвучал чей-то голос:

- Настало время твоего главного испытания. Ты должен удержаться на этой башне. Стоит тебе поддаться малодушию, и тогда,.. - Голос на мгновение смолк, а затем выкрикнул:

- Смотри же! Сейчас ты узнаешь и поймешь, как все происходило...

Внезапно все вокруг заволокла густая тьма, поглотившая и его.

Он не осознавал происходившего и не помнил своего имени. Он плыл в никуда по темному, безводному морю. Кругом стояла тишина. Но внезапно ее прорезал странный вибрирующий звук, который пробудил и всколыхнул все его дремавшие чувства.

- Я существую! - пронеслось в его сознании. Но кто я?

Ему ответило многоголосое эхо:

- Ты - это ты. Ты не можешь быть никем иным, и никто иной не может быть тобой.

- Но этот ответ неверен, поскольку он ничего не объясняет, - мысленно возразил он, и эхо тотчас же отозвалось:

- Ты прав. Ищи другой.

После некоторого колебания он спросил:

- Что означает эта нота?

- Это сон старика, которому не суждено проснуться...

- Что означает эта нота?

- Это - цвет зимы...

- Что означает эта нота?

- Это звук надежды...

- Что означает эта нота?

- Вкус любви...

- Что она означает?!

- Что тебе пора пробудиться...

Подхваченный воздушным течением, он понесся в необозримую высь, туда, где мерцали тысячи, миллионы, миллиарды звезд. Мимо него, клубясь и осыпая все окрест разноцветными искрами, проплывали сгустки невиданной энергии. Им еще предстояло стать звездами. Порой от одного к другому тянулись световые дорожки - проводники сверхъестественных сил. Он продолжал медленно плыть по бескрайним просторам Вселенной, и все, что представало перед его взором, казалось ему давно знакомым, словно он уже не раз бывал здесь прежде.

В огромных могущественных существах, которые были заняты таинственными трудами или предавались созерцательному отдохновению, он без труда узнавал богов, каждому из которых в системе мироздания была отведена своя особая роль. Некоторые из них заметили его, когда он медленно проплывал мимо, другие - нет. Для них он был слишком мал и ничтожен. Кругом царила тишина.

Одна из звезд, бесконечно разных и все же чем-то похожих друг на друга, показалась ему особенной. Он смотрел на нее, не отрываясь, и, оказавшись поблизости, вдруг явственно почувствовал, что она зовет его. Во все стороны от нее тянулись два десятка световых нитей, каждую удерживал в ладонях излучавший золотистое сияние великан. Он догадался, сам не ведая как, что перед ним возникли образы древних божеств Келевана, и приблизился к звезде.

Теперь он различил зеленовато-голубой шар, окутанный слоем густых облаков - единственную планету в орбите этой звезды.

Келеван.

Он спустился на планету вдоль одной из световых нитей.

Когда ноги его коснулись почвы, он огляделся. Здесь никогда еще не ступала нога человека. По заросшим высокими травами равнинам бродили огромные шестиногие существа. Другие, маленькие и юркие, прятались от них на вершинах холмов и в расщелинах гор.

Ему не удалось рассмотреть их, так быстро они скрывались из вида.

Но вот перед ним появилась стая чо-джайнов, которая вскоре исчезла в густом лесу. Гигантские муравьи страшились шестиногих чудовищ, которые охотились на них, тогда как сами гигантские муравьи поедали более мелкие создания. В постоянной борьбе за существование разум чо-джайнов обострился. Из разрозненных стад возникло организованное сообщество. Уклад их жизни, однажды сформировавшись, не менялся затем на протяжении тысячелетий.

Сметливость и выносливость помогли их расе выжить и достичь процветания, в то время как многие другие существа исчезли с лица планеты.

Он увидел тюнов, скакавших по равнинам и сбивавшихся в огромные табуны. Закон жизни был неумолим и для них. Слабейший погибал от голода и недугов или становился жертвой более сильных соперников. Победители получали возможность утвердиться в стаде и продолжить свой род. Пройдут века, прежде чем эти косматые создания начнут осознавать себя и окружающее и станут сообща бороться против двуногих врагов, которым еще только предстояло появиться на планете.

В пещерах у берега моря прячутся огромные неповоротливые сунны, покинувшие глубины океана, но так и не приспособившиеся к жизни на суше. Им суждено погибнуть, не оставив по себе памяти.

Над холмами парят триллилы. Их огромные перепончатые крылья бросают на поверхность планеты густую тень, в которой стремятся укрыться юркие наммонгнумы, выискивающие яйца крылатых исполинов. Так начнется вековая битва, которая закончится обоюдным поражением и гибелью тех и других.

Это грубый, жестокий первобытный мир, где слабому нет пощады. Из всех живых существ, что предстали перед его взором, выжить суждено лишь тюнам и чо-джайнам. Остальные обречены на вымирание.

Внезапно небо над его головой покрылось тучами и все окрест заволокла непроглядная тьма.

Через несколько мгновений, часов или веков над Келеваном вновь забрезжил свет.

Он стоял на вершине утеса, глядя вниз, на зеленую равнину, которую отделяла от моря лишь узкая полоска прибрежного песка.

Неожиданно знойный воздух заколыхался, и мирный пейзаж перед его глазами подернулся рябью. Море зашумело. На берег одна за другой стали обрушиваться высокие волны. Он удивленно вскинул голову. Повсюду вокруг него замелькали огненные искры. Внезапно в синеве небес с оглушительным треском разверзлась огромная брешь. Космическая оболочка планеты была разорвана какой-то неведомой страшной и грозной силой с такой же легкостью, с какой швея раздирает руками кусок старой холстины. В пространственно-временной ткани Вселенной появился гигантский просвет, сквозь который он мог видеть хаотические вихри, вспышки молний и мечущиеся во тьме сгустки энергии. У него захватило дух. Он опасался, что первозданный хаос, бушевавший в необозримой дали, ворвется на планету сквозь образовавшийся рифт и погубит ее. Ведь разрушительной силы любой из тех гигантских молний, что с шипением проносились в каком-то отдаленном уголке Вселенной, хватило бы, чтобы уничтожить не только планету, но и согревающее ее светило. Но в просвет, соединивший два доселе чуждых друг другу мира, проникла не молния, а горячий и яркий луч света. Он скользнул по бушевавшим волнам, миновал прибрежный песок и остановился на заросшей травой равнине. Луч этот, разливавший вокруг золотистое сияние, внезапно превратился в широкий и прочный мост, по которому на Келеван устремились огромные толпы человеческих существ. Все они спасались от урагана, неистовствовавшего по другую сторону гигантского рифта.

Люди начали спускаться вниз, на залитую солнцем равнину.

Многие из них тащили на спинах узлы со всем своим добром, другие гнали перед собой скотину. Некоторые впряглись в тележки, на которых, придерживая мешки и корзины, сидели ребятишки. Все они торопливо шагали вперед, стремясь уйти как можно дальше от того безымянного ужаса, во власти которого находилась их планета.

Некоторые из пришельцев были одеты в короткие разноцветные туники. По смуглой коже и слегка раскосым глазам на скуластых лицах он без труда узнал в них прародителей цурани. Их сопровождало множество собак, огласивших все окрест заливистым лаем.

Следом за ними на поверхность Келевана сошли бронзовокожие надменные воители. Их мечи и доспехи из прочной стали сверкали в ярких лучах солнца.

Потом по золотому мосту прошествовали приземистые, коротконогие мужчины и женщины, несшие на плечах сети для ловли рыбы. В воды каких морей погружались прежде их неводы - о том знали лишь они сами да всемогущие боги. Вся одежда представителей этого племени рыбаков состояла из широких меховых штанов, торс оставался обнаженным.

После них перед его взором предстала вереница высоких, стройных темнокожих людей. Они шли по мосту медленнее других.

Ему удалось разглядеть драгоценные диадемы, украшавшие лбы многих женщин, изысканно-строгий покрой их нарядов из дорогих материй, жемчужные ожерелья, унизывавшие тонкие запястья и щиколотки этих чужеземных модниц. Почти все чернокожие переселенцы горько рыдали, прощаясь с родиной, которую им не суждено было больше увидеть.

Вот над мостом пролетели обнаженные воители верхом на невиданных существах, напоминавших огромных крылатых змей. Лица воинов скрывали ярко раскрашенные деревянные маски. В руках они держали мечи из темного стекла. Тела этих людей поражали стройностью и грацией. Они казались высеченными из бронзы резцами искуснейших ваятелей. Крылатые змеи вскоре умчали своих всадников на восток. Этим удивительным существам, которые понимали человеческую речь и верно служили людям, суждено было погибнуть от холода в восточных горах. Память о них сохранилась лишь в легендах гордых жителей Турила, передаваемых из уст в уста.

Людской поток все не иссякал. День сменялся ночью, вслед за которой наступал новый день, а толпы людей все шли и шли по золотому мосту, чтобы навсегда остаться на Келеване.

Они не видели, как над морем появились два десятка могущественных божеств, которым тоже пришлось искать здесь прибежища от разразившегося во Вселенной урагана. Но он без труда различил черты их лиц в небесной синеве и узнал в них будущих богов Келевана - десять высших и десять низших небесных властителей планеты. Окружив Келеван, они приняли из рук прежних одряхлевших богов концы световых нитей, чтобы отныне управлять всем существованием этой древней планеты. Старые боги без возражений и борьбы уступили им это право: они понимали, что на Келеване наступила новая эра.

Минуло много дней и недель. Поток беженцев иссяк. Одними из последних на равнину ступили несколько сотен мужчин и женщин, которые привезли с собой огромные лодки, водруженные на четырехколесные телеги. При виде простершегося перед ними океана они издали радостные крики, забрались в свои суденышки, оттолкнулись от берега и отправились в плавание, побросав телеги на берегу. Паруса наполнились ветром. Немногим из этих судов суждено было благополучно причалить к южному берегу. Те, кто высадился там, основали Цубар, впоследствии получивший название "Утраченные земли".

Нескончаемое шествие беженцев замыкала многотысячная толпа мужчин, облаченных в одежды самых разных цветов и форм. Он догадался, что теперь перед ним предстали священники и чародеи из всех краев того мира, который отныне был соединен с Келеваном волшебными вратами.

Некоторые из них спустились к подножию золотого моста, другие остались стоять на его вершине. Они прижимали к груди книги в кожаных переплетах и пергаментные свитки - хранилища своих сакральных знаний. Те, кто стоял у края разверзшихся в небесах космических врат, вдруг разом выкрикнули слова известной одним лишь им магической формулы. Их собратья, находившиеся внизу, вторили этому громоподобному крику. И волшебный мост начал таять. Из отверстия в небесной ткани вырвался огненный вихрь. Он испепелил тех чародеев, что стояли на его пути, и уничтожил остатки золотого моста. Многие из спустившихся на равнину волшебников, не сумевшие защитить себя от горячего дыхания этого яростного смерча, пали наземь бездыханными. Волшебники ценой своей жизни решили спасти Келеван от натиска тех безумных стихий, во власти которых оказалась их родная планета. И им это удалось. Через несколько мгновений отверстие, что вело в другой мир, исчезло. Там, где прежде зияла огромная скважина, по безмятежному небу неторопливо проплывали облака.

Священники и маги, оставшиеся в живых, стали медленно расходиться в разные стороны. Он знал, что толпы испуганных беженцев, которые на его глазах перебрались из неведомого мира на Келеван, вскоре расселятся по всей планете. Потомки их образуют здесь нации и государства, построят города, дворцы и храмы. Он стал свидетелем бегства всех этих людей от жестокого и непобедимого Врага, уничтожившего их мир и вынудившего их искать приюта в других частях Вселенной.

Завеса времени вновь опустилась перед ним, и все окрест объяла тьма...

...Которую сменил яркий свет.

На равнине, примыкавшей к берегу моря, возник огромный город. Белоснежные башни его роскошных дворцов вознеслись к небесам. Горожане, все как один, - неутомимые и дисциплинированные труженики. Город процветает. По его широким улицам тянутся купеческие караваны. В гавани бросают якоря заморские суда. Проходят годы. В огромном белоснежном городе царят мир и изобилие.

Но внезапно с моря слышится сигнал тревоги: на город напали воины нескольких соседних поселений. В сражении на суше погибают сотни тысяч солдат. Прибрежный песок становится красным от крови. В гавани горят корабли. Черный дым проносится над городом. Вокруг летают хлопья пепла. Белоснежные башни становятся серыми. С того дня жители именуют свое море Морем Крови, а прежде мирную бухту - Заливом Битв. Они заключают перемирие с воинственными соседями. Мир, воцарившийся после этих жестоких сражений, дался им дорогой ценой. Но союз с несколькими из прежде враждебных поселений положил основу будущей Империи Цурануани.

И над равниной снова воцарился мрак.

Рассвет застал его на вершине одной из башен в центре главного города Империи. Жители столицы и окрестных городов запрудили улицы. Воздух звенит от их радостных криков. На балконе величественного дворца стоят самые знатные из граждан государства - главы пяти величайших кланов. Посреди улицы устроен деревянный помост, убранный коврами и богатыми тканями.

В центре помоста возвышается трон, выкованный из золота - самого редкого из металлов, которыми так беден Келеван. Вот главы родов торжественно и чинно спускаются с балкона и вместе с другими знатными вельможами несут трон с восседающим на нем ребенком на главную площадь города, носящую имя Двадцати Божеств. Остановившись у самого величественного из храмов, окружающих площадь, они ставят трон наземь. Мальчика просят обратить взор к юго-востоку, туда, откуда явились народы, ныне населяющие Келеван. Из храма выходят двенадцать жриц в черных балахонах. Каждую сопровождает жрец в красных одеждах.

Женщины-главные жрицы Сиби, богини смерти, указывают на горожан в толпе, запрудившей площадь. Жрецы бога-убийцы Туракаму хватают мужчин, женщин и детей, избранных служительницами Сиби для жертвоприношения, и волокут их по широкой лестнице к верхней площадке храма. Там из их трепещущих тел вырезают сердца. За этой процедурой в сосредоточенном молчании наблюдают служители остальных восемнадцати божеств. После умерщвления нескольких сотен людей главная жрица богини смерти окидывает взором залитые кровью ступени лестницы и объявляет, что боги милостиво приняли предложенную им жертву.

На запястье мальчика надевают серебряный браслет, лоб стягивают золотым обручем и объявляют его Одиннадцатым Императором, Светом Небес. Долгая церемония наскучила ребенку.

Он продолжает разглядывать деревянную игрушку, которую ему дали, когда усаживали на трон. Возле главного храма царят суета и давка. Горожане торопятся омочить руки в огромной луже крови у подножия гигантской лестницы, ибо, согласно поверью, это приносит счастье.

Небо на востоке начинает меркнуть, и через мгновение все окутывает мгла.

На рассвете он оказался в тесной каморке чародея, который всю ночь просидел, склонившись над старинными свитками.

Обеспокоенный результатами своих вычислений, мудрец пробормотал заклинание и перенесся в просторный холл, где собрались все волшебники страны. Грядущее, которое они сумели предугадать, тревожимо их. К Стратегу, правившему Империей от имени властителя, был послан гонец, и Стратег призвал к себе нескольких чародеев. Он не был склонен верить их мрачным предсказаниям, но другие вельможи отнеслись к словам прорицателей с гораздо большим вниманием. Они помнили о древнем пророчестве, гласившем, что настанет день, когда волшебники спасут страну от грозного Врага. Вскоре о предсказаниях чародеев докладывают императору. Тот требует от них доказательств. Волшебники не могут подкрепить свои слова неоспоримыми фактами. Они принуждены ни с чем возвратиться в свою скромную обитель.

Минуло несколько десятилетий. Император умер, оставив трон юноше-сыну. Страной по-прежнему управляли Высший Совет и Стратег. Тридцать Четвертый Император Судкаханчоза, как и все его предшественники, сразу же после церемонии коронования удалился в свой дворец, чтобы никогда больше не появляться перед восторженными подданными. Он вел уединенную жизнь, посвящая свои дни ученым занятиям. В отличие от своего отца он отнесся к предсказаниям чародеев с величайшим доверием. Проявив к их Ассамблее неслыханную милость, он повелел построить для волшебников дворец на острове в середине огромного озера, затерявшегося в горах Амболины.

Время...

...Неудержимо мчится вперед.

Сотни чародеев, облаченных в черные сутаны, стоят на вершинах бесчисленных башен здания Ассамблеи. Со дня коронования Судкаханчозы миновало два столетия, и теперь в небе над Келеваном сияют два светила. Одно - большое, зеленовато-желтое, как и прежде, согревает поверхность планеты своими щедрыми лучами, другое же - маленькое, ослепительно белое и злое - призвано уничтожить здесь все живое. Взгляды всех чародеев устремлены в небо. Они нараспев произносят слова заклинания. Для того чтобы привести его в действие, им нужны время и силы. Они тщатся столкнуть эту враждебную Келевану звезду, Колесницу Смерти, с ее орбиты, чтобы спасши себя и весь свой мир от гибели. Раскаленная звезда, если даже она не столкнется с Келеваном, жаром своих лучей испепелит поверхность планеты. Лишь немногие смогли бы пережить это время пожаров и огненных ураганов, укрывшись в глубоких подземельях и пещерах.

Сотни мудрецов, стоящих внизу, у подножий башен, вторят словам тех, кто поднялся наверх.

Но вот магическая формула произнесена. Черноризцы, стоявшие на башнях, воздели руки к небу. Последние слова заклинания перекрыл оглушительный грохот, донесшийся сверху, из необозримых просторов космоса. Многие из тех, кто слышал его, навсегда утратили слух. И сотни видевших ярчайшую вспышку света, последовавшую за ударом грома, до конца дней своих жили незрячими.

Но он остался невредим. Та сила, что перенесла его сюда, окутала его тело непроницаемым облаком. Он видел все и вся, оставаясь невидимым для других и неуязвимым для всего, что происходило рядом, принося окружающим гибель и увечья. Вслед за ослепительной вспышкой, как тогда, в Начале Времен, в синем небе возникла гигантская брешь. Она простерлась между Келеваном и Колесницей Смерти и начала медленно продвигаться к враждебной звезде.

Казалось, еще немного, и раскаленное светило исчезнет в зияющей Пустоте космических врат. Но внезапно из глубины гигантского разлома вырвался огненный вихрь. Там, в другой части Вселенной, по-прежнему обитал безликий и безымянный Враг, олицетворение той свирепой силы, что когда-то принудила народы бежать из своего мира на Келеван. Под влиянием этой силы отверстие, зиявшее в небе, изменило свою форму и увеличилось в размерах. Теперь оно находилось непосредственно над Келеваном.

Беспощадный враг готовился втянуть планету в эту чудовищную скважину, обрекая ее на гибель.

Он бесстрастно наблюдал за происходящим. Ведь ему в отличие от остальных свидетелей этого кошмара было ведомо, что Келеван останется невредим. Гигантский рифт был уже совсем близко от поверхности планеты. И тут на площадке самой высокой из башен появился уже знакомый ему невысокий мужчина в коричневом балахоне, подпоясанном веревкой. Он поднял над головой посох и произнес магическую формулу. Отверстие космического коридора, где до этой минуты сияли и переливались разноцветные искры, внезапно стало аспидно-черным. Края его сомкнулись вокруг Келевана.

Послышался оглушительный раскат грома, и все вокруг заволокла тьма. Когда она рассеялась, солнце, что согревало Келеван, закатилось за горизонт.

Те из чародеев, кто не ослеп и не утратил рассудок, с ужасом взглянули на небо, с которого вдруг разом исчезли все звезды.

Незнакомец в коричневом балахоне повернулся к нему и с улыбкой повторил:

- Вещи и понятия порой оказываются совсем иными, чем нам представляется на первый взгляд.

Непроглядный мрак...

...Вновь знаменует стремительный бег времени.

Он стоит в зале Ассамблеи. Искусным магам, чтобы переместиться в пространстве и времени, достаточно запомнить детали причудливых узоров, покрывающих каменный пол, и мысленно воспроизвести их. То и дело один или несколько из них исчезают из вида, тогда как другие появляются в разных точках огромного зала. Один чародей только что был принят императором. Тот обратился к волшебникам с просьбой вернуть Келеван на прежнее место во Вселенной. За это Свет Небес обещает осыпать их неисчислимыми милостями.

Но задача эта оказалась по силам лишь последующим поколениям черноризцев. Он видит, как те снова поднялись на вершины башен. Хором нараспев они произносят заклинание, на составление которого ушли десятилетия. Когда в воздухе замерло эхо их голосов, поверхность планеты дрогнула и в черном небе внезапно зажглись мириады ярких звезд. Келеван был возвращен чародеями туда, где он находился до нападения космического Врага.

- Вещи и понятия порой оказываются иными, чем нам представляется на первый взгляд, - снова произнес знакомый голос.

Император повелел всем членам Ассамблеи прибыть в Священный Город. Они перенеслись в Кентосани с помощью заклинаний. Их пригласили во внутренние покои дворца - случай неслыханный за все время существования Империи.

Император спросил собравшихся у трона мудрецов, согласны ли они посвятить все свои силы служению Империи и защите ее от любых врагов, кои дерзнут посягать на ее безопасность. Мудрецы ответили утвердительно. Сойдя с трона. Император поклонился им в пояс. Присутствовавшие при этой встрече вельможи разинули рты от изумления. Подобного не бывало со дня основания Цурануани!

Свет Небес, Сороковой Император Цурануани Тукамачо, прямой потомок Судкаханчозы, даровавшегоАссамблеемагов величественный дворец на острове, выпрямился и воздел руки вверх. Он торжественно провозгласил, что отныне все волшебники Империи станут именоваться Всемогущими. Они вольны в своих действиях, особы их неприкосновенны, они никому не подвластны и не подотчетны. Отдавать им какие-либо распоряжения не смеет даже сам Стратег. Слово их - закон для всех и каждого. Они могут требовать для себя всего, чего только пожелают.

Тьма снова сгущается... Голос Императора стихает вдалеке...

Проходит время...

Три седовласых чародея докладывают Стратегу, что им удалось создать и распахнуть новые звездные врата, ведущие в другие миры. Враг, обитающий в необозримых просторах Вселенной, не ведает об этом космическом коридоре. Планета, куда отныне открыт доступ магам и воинам Цурануани, весьма богата металлами. В подтверждение своих слов один из Всемогущих передает Стратегу несколько металлических предметов.

Незримо присутствуя при этом разговоре, он не может сдержать усмешки: руки знатнейшего из вельмож могущественного государства трясутся от жадности, глаза вылезают из орбит при виде ржавого нагрудного щита, сломанного меча и горстки гнутых гвоздей. Другой волшебник протягивает ему цветок, сорванный на чужой планете. Здесь, на Келеване, такие в диковинку. Стратег принюхивается и с наслаждением жмурится. Аромат мидкемийской розы пришелся ему по нраву.

Эту сцену вновь скрывает темная завеса времени.

Он по-прежнему стоит на вершине каменной иглы. Кругом свирепствует шторм. Он понимает, что не покидал этой крошечной площадки, пока душа его совершала это долгое путешествие во времени и пространстве. Силы его истощены, но сознание вновь обрело былую ясность. Он выдержал конечное испытание, коему подвергли его цуранийские маги, чтобы он мог по праву занять место в их рядах. Утраченные детали былого полностью восстановились в его памяти, но одновременно с этим пришло понимание, что возврат к прошлому невозможен. Теперь в нем, искусном волшебнике, владеющем тайнами бытия и умеющем управлять сверхъестественными силами, мало что осталось и от прежнего Пага, ученика придворного мастера чародея Кулгана, и от смиренного послушника в белом балахоне.

Всемогущий раскинул руки и оттолкнулся от каменной площадки, на которой простоял много часов подряд. Через мгновение он очутился на вершине круглой башни. Повинуясь его мысленному приказу, дверь, ведущая на лестницу, отворилась и, когда он прошел, захлопнулась за ним. У порога его ждал Шимони.

Два мастера обменялись долгими взглядами и стали спускаться вниз. Над горами Амболины по-прежнему неистовствовал шторм.

Удар гонга возвестил о прибытии гостя. Хочокена встал с подушек и, тяжело ступая, двинулся навстречу Миламберу.

- Добро пожаловать! - с улыбкой проговорил он. - Я рад, что ты принял мое приглашение.

- Для меня большая честь посетить вас, - ответил молодой черноризец, кланяясь хозяину. Он оглядел просторную комнату.

Роскошь ее убранства, как и внешность самого Хочокены, резко контрастировали с той аскетической отрешенностью, что отличала большинство Всемогущих и безраздельно царила в огромном здании Ассамблеи. Стены помещения были задрапированы дорогими тканями, шкафы и полки украшали драгоценные металлические изделия, пол покрывали пушистые ковры с изысканным рисунком.

Хозяин пухлым пальцем указал гостю на одну из атласных подушек, разложенных вокруг низкого столика. При этом его внушительных размеров живот слегка качнулся под складками темной рясы. Никогда еще Миламберу не случалось видеть такого тучного чародея. Череп Хочокены был совершенно лыс. Лицо его сияло довольством и добродушием человека, знавшего толк во всех земных радостях. Темные узкие глаза под набрякшими веками излучали жизнерадостную мудрость.

- Ты во многом являешься для меня загадкой, - начал он без всяких предисловий и протянул гостю чашу с дымившейся чочей.

Миламбер наклонил голову:

- Раб, ставший Всемогущим, - это и впрямь неслыханно.

Хочокена пренебрежительно махнул рукой.

- Разве дело в этом? Случай и в самом деле редкий, но вовсе не единичный. Однажды некий воин, простой солдат, которого его господин приказал повесить за серьезную провинность, вырвался из рук стражей и взлетел над виселицей. Магический дар проявился у него в минуту крайнего напряжения души, а до этого ни он, ни кто-либо из знавших его даже не подозревали, что он наделен сверхъестественными способностями. Человек этот, как и ты, немедленно поступил в распоряжение Ассамблеи и через несколько лет занял место в наших рядах. Но твой случай совсем особый. От всех прочих тебя отличает твое происхождение. Ведь ты, не прими этого в обиду, всего лишь варвар!

Миламбер сдержанно улыбнулся. Он понимал, что его принадлежность к другому миру не могла не беспокоить Хочокену, одного из влиятельнейших членов Ассамблеи. Ведь всеми признанный магический дар, которым он обладал, уравнивал его с теми избранными Империи, что именовались Всемогущими и пользовались неограниченными правами. Таковых среди двухсотмиллионного населения Цурануани насчитывалось всего около двух тысяч.

- А кроме того, - продолжал Хочокена, не дождавшись ответа от своего гостя, - в отрочестве ты был учеником у мастера, который владел лишь основами Низшей магии.

Миламбер не сумел скрыть своего удивления.

- Это вы о Кулгане? - воскликнул он. - Так вам известно и о нем?

Хочокена добродушно рассмеялся.

- Ну разумеется! Благодаря тебе мы узнали многое не только о твоей прежней жизни, но и о вашей планете. - Он слегка понизил голос:

- Это Стратег может позволить себе роскошь отправить войско в чужой мир, который мало изучен его советниками. Но мы, члены Ассамблеи, действуем более осторожно и взвешенно. Для нас было большим облегчением узнать, что на Мидкемии волшебство является уделом священников и тех немногих из обитающих там чародеев, что следуют Малым Путем.

- Что вы имели в виду, говоря о Низшей магии и Малом Пути?

- спросил Миламбер.

На сей раз настал черед Хочокены удивленно вскинуть брови.

- Я полагал, что тебе известны эти названия. - Миламбер покачал головой. - Низшая магия отличается от Высшей, как ремесло - от искусства, от творчества. Для того чтобы освоить приемы прикладной, или Низшей магии, достаточно обладать лишь не весьма выраженными способностями. Но те, кто желает подчинить себе скрытые и таинственные силы света и тьмы, добра и зла, стихий и космоса и следовать Великим Путем, должны быть наделены высоким даром прирожденных волшебников.

- Так значит, вам известно и о моих тщетных попытках овладеть магическими приемами Кулгана?

Хочокена снова веселорассмеялся:

- Конечно! Постичь нехитрые основы ремесла чародея, которые пытался преподать тебе мастер, помешал магический дар, коим ты обладал от рождения.

Миламбер кивнул. Ему казалось, что все, о чем говорил Хочокена, он уже однажды слышал от кого-то другого, но на какое-то время эти слова и понятия стерлись из его памяти, а теперь снова ожили в беседе с дородным Всемогущим. Он сказал об этом Хочокене.

Тот согласно кивнул.

- За годы твоего учения ты постиг множество законов и понятий. Основы Высшей магии были внушены тебе гораздо раньше, чем сведения об Империи и о твоей принадлежности к ее самым ревностным служителям. Многое из того, чему тебя учили, проникло в самые дальние глубины твоего сознания. Эти факты, понятия и концепции до поры до времени дремлют там под спудом.

Ты воспользуешься ими лишь тогда, когда они станут тебе необходимы. А до поры до времени ты можешь даже не подозревать, что способен в любой момент извлечь их из этих тайных глубин.

Ты пока и сам не подозреваешь, как велики твои знания. Но с нашей стороны было бы неосторожно предъявлять их тебе все сразу. Под их натиском твой рассудок мог бы серьезно пострадать. - Хочокена лукаво улыбнулся. - То же самое относится и ко всему, что ты видел и пережил, стоя на вершине Башни Испытаний. Ведь никто не в состоянии погрузиться в прошлое и своими глазами увидеть, что происходило на этой планете миллионы лет тому назад. Но мы способны строить предположения... Создавать иллюзии...

- Вещи и понятия порой оказываются совсем иными... - пронеслось в голове у Миламбера. Он с трудом скрыл удивление, ибо ему показалось, что слова эти были произнесены знакомым голосом волшебника, не раз являвшегося ему во сне и в час Испытания.

- ...и представлять себе возможное течение тех или иных событий, - продолжал Хочокена. - Поэтому ко всему увиденному ты можешь относиться, как к развернувшемуся перед твоими глазами театрализованному действу. Об остальном поведают книги, что хранятся в наших библиотеках. - Видя, что гость о чем-то задумался, Хочокена выдержал паузу и, когда взгляд Миламбера вновь обратился к нему, проговорил:

- Впрочем, речь ведь сейчас идет не об этом.

- Я весь внимание, - кивнул Миламбер.

Хочокена разгладил складки балахона на своем круглом животе и вздохнул.

- Сначала позволь мне еще одно незначительное отступление от темы нашей беседы. Нам мало что известно о жизни цурани до Великого Исхода. Мы знаем лишь, что прародители народов, ныне населяющих Келеван, явились на эту планету из разных миров.

Возможно, что и предки цурани, спасаясь от Врага, бежали не только на Келеван. Вполне вероятно, что они обосновались и на Мидкемии. Это не более чем гипотеза, но она еще никем не опровергнута. - Миламбер вспомнил о шахматных баталиях со стариком Шиндзаваи и кивнул.

- Переселившись сюда, наши предки застали на планете следы давно угасшей цивилизации. Кем были наши предшественники, обитавшие здесь? Это нам неведомо. Нам пришлось обходиться без изделий из металла, без домашних животных, которые вымерли в непривычном для них климате - все, за исключением одних лишь собак. Нам пришлось привыкать к условиям жизни на этой планете, а также и друг к другу.

Мы пережили много войн. Но лишь после Великой Битвы цурани - одна из самых малочисленных наций - подчинили себе множество других и основали могущественную Империю.

Волшебники, состоящие в Ассамблее, являются ревностными подданными Империи. И потому лишь, что считают ее единственным воплощением закона и порядка в этом мире. Только законы и традиции Империи, которые нельзя назвать ни особо мудрыми или справедливыми, ни тщательно продуманными, тем не менее защищают жителей Цурануани от войн, восстаний черни, от эпидемий и голода. И пока в Империи царят закон и порядок, мы можем предаваться своим трудам и размышлениям, не опасаясь никого и ничего. Мы поклялись защищать интересы Империи, если нам будет предоставлена полная свобода действий. И она нам дарована.

Миламбер пожал плечами.

- Но ведь мне уже известно обо всем этом. Вы начали было говорить о том особом положении, которое я занимаю в Ассамблее.

- Всему свое время, - ответил Хочокена. - Сперва ты должен уразуметь, в чем состоит главнейший долг любого из членов Ассамблеи. Тебе это необходимо, чтобы остаться в живых.

Миламбер подумал было, что ослышался.

- Остаться в живых? - изумленно переспросил он.

- Вот именно, - кивнул Хочокена. - Ибо многие из Всемогущих давно желали бы видеть тебя на дне озера с камнем на шее.

- Почему?

- Все наши усилия направлены на возрождение и развитие Высшей магии. В Начале Времен, когда мы бегством спаслись от Врага, немногие из чародеев остались в живых. По большей части то были мастера Низшей магии и их ученики. Прошли тысячелетия, прежде чем самые одаренные из волшебников объединились в Ассамблею и воссоздали некогда утраченные основы Высшей магии.

Те, кто следует Малым Путем, примкнули к нам позже. Они, как правило, состоят у нас в подчинении и выполняют посильную для них работу: изготавливают магическую утварь и всевозможные амулеты, разгоняют или притягивают облака, производят вычисления для наших формул. Их права и привилегии строго охраняются законом. Он защищает всех, кто принадлежит к Ассамблее.

- Выходит, мы свободны в своих действиях лишь в том случае, если они идут во благо интересам Империи, - сказал Миламбер.

- Вот именно!

- Теперь я понял, почему некоторые из Всемогущих относятся ко мне с подозрением и неприязнью. Из-за моего мидкемийского происхождения они сомневаются в моей преданности Империи.

- Да, друг мой, многие считают, что доверять тебе нельзя.

Пойми, будь мы до конца уверены, что ты способен предать интересы Империи, тебя уже не было бы в живых. Но тут мы столкнулись с еще одной проблемой. Нам не удалось проникнуть в тайные глубины твоего сознания. Мы без труда читали самые сокровенные мысли всех других учеников, тогда как твой внутренний мир оказался недоступен для нас. - Почему?

- Я сам хотел бы в этом разобраться! Мы испробовали все - и волшебные зелья, и внушение, и магические кристаллы. Мы проверяли, не маскируешь ли ты свои мысли с помощью заклинаний, и убедились, что ты даже не ведал о таковых. Похоже, что сознание твое обладает какими-то особыми свойствами. Возможно, это лишь одно из проявлений твоего волшебного дара, а быть может, подобные качества присущи душам всех жителей вашей планеты. Я допускаю также, что ты противился нашему проникновению в твои мысли с помощью приемов, которые, сам того не ведая, усвоил от своего прежнего учителя, мастера прикладной магии.

А посему участь твоя стала предметом жарких споров между Всемогущими. Знал бы ты, сколько раз за прошедшие несколько лет жизнь твоя висела на волоске! Многие из волшебников склонны видеть в тебе лишь угрозу для Империи и даже для Ассамблеи - ведь твоя редкая одаренность ни у кого не вызывает сомнений, а уверенности в твоей лояльности к сообществу магов и к Цурануани у нас нет. Но другие считают твой случай слишком редким и представляющим значительный интерес для изучения. Они надеются, что годы, проведенные в стенах Ассамблеи, и понятия, что были внушены тебе наставниками, не пропали втуне, что ты вполне осознаешь свой долг перед Империей и никогда его не нарушишь.

- Понятно, - мрачно изрек Миламбер.

- Вчера вопрос о твоей участи был поставлен на голосование, - бесстрастным тоном продолжал Хочокена. - За то, чтобы считать тебя полноправным членом Ассамблеи, подали голоса столько же ее участников, сколько и за твое умерщвление. Лишь я один не примкнул ни к одной из этих групп. Мне дано право в любой момент поддержать ту или иную сторону. Остальные не могут изменить свое решение, а те, кто не присутствовал на вчерашнем совете, лишены права голоса по этому вопросу. Таким образом выходит, что жизнь твоя оказалась в моих руках. До тех пор, пока я не приму окончательного решения, ты можешь пользоваться всеми правами и привилегиями Всемогущего.

- Благодарю, - сухо проговорил Миламбер и в упор взглянул на тучного волшебника, от которого зависело решение его участи.

- Вот потому-то я и позвал тебя сюда. Мне хотелось побеседовать с человеком, вокруг которого разгорелись все эти яростные споры.

Внезапно Миламбер оглушительно расхохотался, откинув голову назад. Он смеялся до тех пор, пока по щекам его не заструились слезы. Хочокена смотрел на гостя с изумлением и, когда смех его утих, осведомился:

- Что это так развеселило тебя, друг варвар?

Миламбер выставил вперед обе ладони, как бы прося о снисхождении, и наклонил голову.

- Я вовсе не хотел вас обидеть, о мой цивилизованный собрат! Но мне показалось забавным, что жизнь моя теперь, когда я сделался Всемогущим, висит на волоске точно так же, как прежде, в невольничьем лагере, где рабов и за людей-то не считают. Но знаете, - он обезоруживающе улыбнулся, - теперь я чувствую себя намного увереннее и спокойнее, поскольку волосок этот находится в ваших руках. Признаться, надсмотрщик на плантации внушал мне гораздо больший ужас.

Хочокена рассмеялся шутке Миламбера и одобрительно кивнул.

- Мне думается, ты из тех, - сказал он, - кому удалось найти свой уал. Похоже, мы с тобой понимаем друг друга. Для начала это совсем неплохо.

Миламбер окинул плотную фигуру волшебника долгим изучающим взглядом. Он был почти уверен, что в лице этого мудрого, веселого, жизнелюбивого старца ему удалось обрести союзника, быть может, даже друга.

- Мне тоже так думается. А еще я уверен, что и вы нашли свой уал.

Притворившись смущенным этой похвалой, Хочокена махнул рукой.

- Я слишком уязвим для земных соблазнов, чтобы достичь такой высокой степени самопознания и внутренней гармонии.

Миламбер недоверчиво покачал головой.

- Запомни главное, - наставительно проговорил Хочокена. - У нас, как и везде, чужаков недолюбливают. Многие из Всемогущих пребывают во власти тех же предрассудков и предубеждений, что и простые крестьяне или темные невежественные ремесленники.

Такова человеческая природа. А потому, чтобы выжить, тебе надлежит во всем уподобиться истинному цурани. Пусть твой уал послужит тебе прибежищем и опорой в твоих неутомимых исканиях, источником твоей внутренней независимости. Но контролируй свои внешние проявления так, чтобы каким-нибудь словом, жестом или взглядом лишний раз не напомнить окружающим о своем чужеземном происхождении. Ты понял меня?

- Да, - кивнул Миламбер.

Хочокена вновь наполнил обе чаши чочей.

- Будь особенно осторожен в присутствии любимцев нашего Стратега Элгахара и Эргорана. Опасаться тебе следует и дерзкого юнца по имени Тапек. Их властелин и повелитель желает во что бы то ни стало продолжать войну против вашего народа. Для успешного ведения кампании он нуждается в помощи волшебников, а члены Ассамблеи весьма неохотно откликаются на его призывы.

Особенно в последнее время, после того как двое Всемогущих погибли в вашем заколдованном лесу. Убедить же чародеев и впредь оказывать ему поддержку могли бы лишь Объединенный Высший Совет или решение всех членов Ассамблеи. Но те и другие придут к единому мнению не раньше, чем тюны превратятся в земледельцев и поэтов. - Он усмехнулся и кивнул, видя, что Миламбер оценил его шутку. - Так что нынешнее положение Стратега, как видишь, весьма шатко. Ведь потерпев поражение в войне, он будет смещен со своего поста. Принято считать, что мы. Всемогущие, далеки от политики. - Он тонко улыбнулся. - Но Стратег вполне может объявить тебя виновником своей военной неудачи, объяснив ее тем, что ты из сочувствия к своим бывшим соплеменникам уговорил остальных волшебников не оказывать ему помощи и не перемещаться на Мидкемию. Понимаешь? Он не станет лично преследовать тебя, но вполне может поручить это своим любимцам. Его авторитет все еще достаточно высок.

- Путь власти тернист и извилист, - пробормотал Миламбер.

- Вот как? - улыбнулся Хочокена. - Тебе знакома эта старинная цуранийская поговорка? Что ж, похоже, ты хорошо усвоил мой урок!

Миламберу без труда удалось свыкнуться со своим новым положением Всемогущего. В течение нескольких недель, последовавших за визитом к Хочокене, он досконально изучил, в чем состояли права и привилегии, дарованные Императором его сословию, а также обязанности, налагаемые на него столь высоким саном. Он старался подражать манерам и выговору волшебников-цурани и весьма в этом преуспел. Его успехи отмечали решительно все члены Ассамблеи - одни с восхищением, другие с плохо скрытой неприязнью.

Он по-прежнему сознавал, что в душе его таится неисчерпаемый источник силы, проявляющейся лишь в минуты крайней опасности и величайшего напряжения. Цуранийские чародеи также чувствовали в нем эту силу. Одних она страшила, у других вызывала любопытство, у третьих - зависть. Он обнаружил также, что над ним больше не властны те понятия, заповеди и запреты, коими наставники-черноризцы пытались ограничить его мыслительные процессы. Без труда вычленив все установки, что были внедрены в его сознание за годы учебы, он избавился от них. Его разум и воля, несмотря на усилия учителей за годы послушничества, остались свободными. Его внутренний мир принадлежал только ему одному. Но он скрыл это от всех, даже от Хочокены, чтобы не подвергать свою жизнь новой опасности.

Он часто вспоминал Кейталу. По ночам она являлась ему во сне. Теперь, став Всемогущим, он легко мог бы добиться ее освобождения из рабства. Они могли бы жить вместе. Но он опасался, что, взяв ее к себе, возбудит еще большую ненависть в сердцах тех, кто желал его гибели. К тому же, Кейтала ведь могла и позабыть о нем. Мысль эта доставляла ему страдания.

Теперь он знал ответ на те вопросы, что не давали покоя Хочокене и прочим Всемогущим. Он понимал, какие свойства его души вызывали в их сердцах недоверие к нему и безотчетный страх. Он принадлежал обоим мирам, соединенным между собой звездным коридором. Обе планеты, враждовавшие между собой, питали его силы, обе они служили источниками того могущества, коим он был наделен, значительно превосходившего способности любого из членов Ассамблеи. Одновременно он узнал и свое подлинное имя, которое должно было оставаться тайной для всех, кроме него самого. На древнецуранийском языке оно означало:

"Тот, кто стоит меж мирами".

Глава 5 ПЛАВАНИЕ

Чapльз озабоченно нахмурился и покачай головой.

- Мастер, там появилось множество новых знамен!

За шесть лет, проведенных в Крайди, цуранийский раб Тшакачакалла, которого Арута нарек Чарлзом, стал умелым охотником и следопытом, полностью оправдав ожидания главного егеря герцогства Мартина.

Скрытые густыми ветвями деревьев, Чарлз, Мартин и Гаррет не сводили взоров с лагеря цурани в глубине долины. Гаррет с невольным восхищением взглянул на Чарлза и едва слышно присвистнул:

- Глаз у тебя, как у сокола! Я так едва различаю их шатры и палатки!

Чарлз пожал плечами.

- Ничего особенного. Мне ведь хорошо известено, на что стоит обратить внимание.

- Что означает появление новых знамен? - спросил Мартин.

- Плохие новости, мастер. На всех этих флагах - гербы родов, состоящих в партии Синего Колеса, которая отказалась от участия в войне после осады Крайди. Выходит, в Высшем Совете снова произошли серьезные перемены. Военный Альянс восстановлен. И весной нам, боюсь, следует ожидать нового наступления цурани.

Мартин махнул рукой и отступил назад. Повинуясь этому безмолвному приказу, спутники последовали за ним. Разведчики отошли на несколько ярдов в глубь леса и уселись под большим дубом. Мартин вынул из заплечной сумы три куска вяленого мяса.

Подъем на высокие холмы Серых Башен истощил силы следопытов.

Все они устали и проголодались.

- А где же новые отряды? - спросил Мартин, вгрызаясь в жесткую оленину. - Почему здесь появились только знамена?

- Солдаты останутся на Келеване до весны, - ответил Чарлз.

- А когда в Принцессином саду распустятся первые крокусы, войска переправят сюда, в долину.

Внезапно неподалеку раздался странный высокий звук, напоминавший одновременно свист, стон и шипение.

- Чо-джайны! - шепнул Чарлз. - Нам надо немедленно скрыться!

Мартин кивнул и, вспрыгнув на развилку дубового ствола, протянул руку Гаррету. Вскоре все трое затаились у самой вершины огромного дерева. Еще не облетевшая листва скрыла их от взоров преследователей.

Через несколько минут под деревом, шелестя опавшими листьями, уже бродили шесть гигантских муравьев. Командир отряда высоким, скрипучим голосом отдавал приказания солдатам.

Те тщательно осматривали землю и настороженно принюхивались.

Когда они заспешили назад к лагерю, Мартин шепотом спросил у Чарлза:

- Как ты думаешь, они обнаружили наши следы?

- Боюсь, что да. Нюх у них довольно тонкий.

- Смогут они догнать нас в лесу?

- Сомневаюсь, но все же...

В это мгновение со стороны цуранийского лагеря послышался собачий лай.

- Собаки! - с ужасом прошептал Гаррет.

- Уж они-то смогут нас выследить! - сказал Мартин. - Спускаемся на землю и бежим отсюда!

Он спрыгнул с дерева и бросился бежать к полузаросшей тропинке, по которой нынешним утром их проводили сюда гномы.

Около получаса охотники мчались сквозь лесные заросли, прислушиваясь к лаю преследовавших их собак и топоту ног цуранийских воинов. Внезапно лай сменился радостным заливистым визгом.

- Они взяли след! - в отчаянии вскрикнул Гаррет.

Мартин ускорил бег. Миновав широкую поляну, он свернул вправо. Вскоре охотники оказались на берегу неглубокого ручья.

- Хорошо, что я услыхал его журчание, когда мы пробирались сюда! - сказал Мартин. - Но, пройдя по воде, мы сможем выиграть всего несколько минут. Ведь они обыщут оба берега выше и ниже по течению.

Чарлз с загадочной улыбкой покачал головой и вынул из поясной сумы небольшой туго перевязанный кожаный мешочек.

Распустив тесемки, он стал посыпать землю возле ручья каким-то темным порошком. Гаррет принюхался. Глаза его внезапно наполнились слезами. Он зажал нос, чтобы не чихнуть, и с восхищением пробормотал:

- Да ведь это же перец! Ну и молодчина наш Чарлз!

Цурани смущенно улыбнулся:

- Ох и задаст же мне мастер Мегар за то, что я без позволения взял это на кухне! Но я решил, что молотый перец нам не помешает. Теперь мы без труда уйдем от погони. Чо-джайны и собаки после такой понюшки на много часов потеряют чутье!

- Двигаемся вверх по течению! - приказал Мартин.

Разведчики вошли в ручей. Когда их преследователи выбежали на берег, Мартин, Гаррет и Чарлз находились уже в нескольких ярдах выше по течению горного потока. Не выходя из воды, Мартин ухватился ладонями за толстый сук дерева, нависший над ручьем, подпрыгнул и перекинул на ветвь свое сильное, мускулистое тело.

Примеру его последовали и Гаррет с Чарлзом. Вскоре, перебираясь с дерева на дерево, все трое оказались в глуши леса.

Мартин оглянулся и прислушался. Убедившись, что цурани потеряли их след, он заспешил к тропинке, которая змеилась вниз вдоль склона Серых Башен. Ученики, неслышно ступая, последовали за ним.

В Крайди снова пришла осень, уже восьмая с начала войны.

Стоя на башне замка, Арута наблюдал за строителями, восстанавливавшими городские постройки. В Крайди вернулось большинство его жителей. За последние несколько лет вражеские отряды редко предпринимали набеги на город и его окрестности.

При мысли об этом на чело принца внезапно набежала тень. В свои двадцать семь лет он стал опытным солдатом, повидавшим такое, что и во сне не приснилось бы многим из прославленных военачальников Королевства. И теперь опыт и знания, приобретенные им за истекшие восемь лет войны, безошибочно подсказывали ему, что противник медленно, но неуклонно приближается к победе. Арута вздохнул.

- Осень нынче ранняя.

Принц обернулся. Погрузившись в свои думы, он не услыхал, как на башню поднялся сквайр Роланд. Сдержанно кивнув ему, Арута сквозь зубы процедил:

- И зима будет ранней. А что ожидает нас весной, о том ведают лишь боги...

- Длинный Лук еще не вернулся? - спросил Роланд.

Арута помотал головой.

- Этот Мартин... - начал было он и осекся.

- Что - Мартин? - с улыбкой спросил Роланд. - Вы беспоколтесь о нем и его людях, ваше высочество?

- Разумеется. Хотя, если кто и способен подняться на Серые Башни, миновав сторожевые посты неприятеля, и разглядеть, что творится в его лагере, а затем невредимым вернуться в замок, то это, разумеется, наш Мартин и оба его подручных.

- Длинный Лук знает свое дело, - кивнул Роланд.

- Но зато никто толком не знает, что за человек сам Мартин Длинный Лук, - с кривой улыбкой заключил принц. - Мне кажется, что, проживи я на свете даже эльфийский век, мне не удастся раскрыть его тайну. Знаешь,.. - но, не закончив фразы, принц внезапно сменил тему, по-видимому, пожалев о том, что в который уже раз разоткровенничаются с Роландом о Мартине. Сдержанный и замкнутый по натуре, Арута привык никому не поверять своих тревог и сомнений. - Что нового у твоего отца, Роланд? Ведь нынче голуби доставили почту из Тулана.

Сквайр вздохнул.

- Да, ваше высочество, я получил письмо от родителя. Он срочно вызывает меня к себе. Боюсь, мне придется спешно покинуть Крайди.

- Что же приключилось с бароном Толбуртом?

- Он упал с лошади и сломал ногу. Отец никогда не был хорошим наездником. Помню, когда я был еще ребенком и жил дома, он тоже вылетел из седла. Правда, в тот раз от падения пострадала его рука.

- Тебе в любом случае пора проведать родных. Сколько лет уже ты не был дома?

- Давно, ваше высочество. Но ведь я был нужен здесь, на границе герцогства, где много лет кряду шли сражения. А кроме того, есть и другие причины...

Арута с улыбкой кивнул.

- Ты уже сказал Каролине о своем отъезде?

- Пока нет. Я еще успею это сделать. Ведь теперь, когда между Крайди и Туланом стоят цуранийские войска, мне придется добираться туда морем. А снарядить корабль - дело непростое.

Со сторожевой башни послышался крик часового:

- Разведчики! Вижу разведчиков!

Принц и Роланд взглянули в сторону леса. Когда три фигуры, облаченные в зеленые куртки охотников, приблизились на достаточное расстояние, Арута с облегчением пробормотал:

- Это Длинный Лук и его ученики. Хвала богам, все целы и невредимы!

Принц поспешно спустился с башни в замковый двор навстречу прибывшим. Роланд последовал за ним.

- Приветствую вас, ваше высочество, - с поклоном проговорил Мартин.

- Рад видеть вас всех! - улыбнулся Арута. - Что нового?

Мартин принялся рассказывать ему обо всем, что им удалось увидеть в лагере неприятеля, но принц, нахмурившись, вскоре прервал его нетерпеливым жестом.

- Лучше побереги силы для доклада на экстренном совете, Длинный Лук! Роланд, разыщи отца Тулли, Фэннона и Амоса Траска.

Пусть соберутся в отцовском кабинете.

- С вашего позволения, ваше высочество, - промямлил Гаррет, бросая красноречивые взгляды в сторону кухни.

Арута обернулся к нему.

- Вы с Чарлзом и мастером Мартином тотчас же последуете туда же, - строго сказал принц. - Нам нужен подробный отчет всех очевидцев!

Чарлз и Гаррет, много часов подряд мечтавшие об отдыхе и горячей пище, уныло кивнули.

Амос Траск сердечно улыбнулся Мартину и закивал кудлатой головой. Охотник нравился ему. Старый морской волк умел ценить в людях бесстрашие, независимость и прямодушие. Длинный Лук в избытке обладал всеми этими качествами. Сам Амос за годы, проведенные им в Крайди, снискал доверие и расположение принца Аруты и стал одним из его главных помощников.

Заметно постаревшие Фэннон и отец Тулли заняли свои места за круглым столом.

Последним в кабинет герцога вошел Арута. Поприветствовав собравшихся, он обратился к Мартину:

- Расскажи нам о результатах вашей вылазки, Длинный Лук.

- Мы трое поднялись на вершины Серых Башен и оттуда наблюдали за главным лагерем цурани, - сказал Мартин.

- Ты умудрился одной фразой пересказать содержание целой саги! - восхищенно вставил Амос.

Проигнорировав это замечание, Мартин кивнул в сторону Чарлза, стоявшего у двери.

- Пусть лучше он объяснит вам смысл увиденного нами. Если бы не Чарлз, мы с Гарретом многого не смогли бы рассмотреть, а значения остального не поняли бы.

Бывший цуранийский раб подошел к столу и с поклоном проговорил:

- Ваше высочество, судя по всему, войскам Королевства следует готовиться к новому наступлению противника будущей весной.

- Откуда тебе это известно? - подозрительно спросил Фэннон.

Он по-прежнему относился к охотнику-цурани с изрядной долей недоверия. - К ним что же, прибыло большое подкрепление?

- Нет, мастер Фэннон. Воины новых армий ступят на вашу землю не раньше весны. Но над шатрами подняты знамена тех кланов, что примкнули к Военному Альянсу.

- А ты уверен, что этих знамен не было здесь прежде?

- Конечно уверен, мастер Фэннон! Ведь раньше и мой клан Хунзан поддерживал партию Синего Колеса, которая участвовала в войне шесть лет тому назад, а затем вышла из Альянса. Я не знаю, как Стратегу удалось вновь склонить предводителей кланов, по-прежнему состоящих в этой сильной партии, к походу против Королевства. Подобные вопросы решает Высший Совет. Во время его заседаний главы родов и кланов заключают, и расторгают союзы, вступают в различные партии или покидают их ряды. У нас это именуют "Играми Совета".

Партия Синего Колеса - одна из старейших в Цурануани. Она не так многочисленна, как партия Войны, главой которой является сам Стратег, или Имперская, однако она все же очень влиятельна в политике государства.

Со времени осады замка я ни разу не видел на вашей земле ни воинов из тех родов и кланов, что составляют партию Синего Колеса, ни их знамен. Я уверен, что новый Альянс, который главы партии заключили со Стратегом, - результат сложных политических комбинаций и интриг. Словом, все решили Игры Совета.

Фэннон нахмурился и пробормотал:

- Неужто мы должны поверить, что стратегия противника в этой войне зависит от политических игр и амбиций нескольких людей?

Чарлз закивал головой:

- Именно так все и обстоит, мастер Фэннон. Те, кто всегда поддерживал Стратега, его партию и клан, наверняка в силу различных комбинаций приобрели большой вес в Совете. Иначе им не удалось бы склонить Синее Колесо к этому новому альянсу.

Отец Тулли, часто беседовавший с тремя пленными цурани и потому лучше других осведомленный о положении дел в Империи, с тяжелым вздохом подытожил:

- Выходит, все маневры этого Синего Колеса были продиктованы одним лишь желанием добиться большего веса в Совете. А о войне как таковой главы этой партии почти не помышляли.

Чарлз улыбнулся.

- Вы лучше других постигли смысл Игр Совета, святой отец.

Фэннон развел руками.

- Невероятно! Тысячи солдат погибают из-за глупых амбиций нескольких политиков!

- Если позволите, я приведу вам один пример воинской доблести, как мы, цурани, ее понимаем, - с усмешкой предложил Чарлз.

- Изволь! - подал голос Арута, все это время нервно теребивший край скатерти.

- В первый год войны один из подчиненных Стратега, военачальник по имени Тасайо из клана Минванаби, повел свои отряды в атаку против ламутского гарнизона. Тасайо - не только один из военачальников нашей армии. Он также доводится кузеном главе своего клана, господину Джингу. Приказ о наступлении был отдан предводителю атакующих, господину Седзу из рода Акома, заклятому врагу Джингу. Ла-мутцы перебили солдат Акома почти поголовно. В бою погибли и сам Седзу и его юный сын. Тасайо со своей армией пришел им на помощь. Но он не успел спасти Седзу и его сына от гибели. Зато одержал блестящую победу над ламутцами, чем укрепил позиции Стратега в Высшем Совете.

Глаза Фэннона едва не вылезли из орбит.

- Это самое мерзкое двоедушие, о каком я когда-либо слыхал!

- прохрипел он, стукнув кулаком по столу.

- Однако, если судить по их меркам, - слегка скривив губы в улыбке, бесстрастно проговорил Арута, - это не что иное, как блестяще разыгранная военно-политическая комбинация.

- Ваша правда, принц! - согласился Чарлз. - Благодаря успеху в этой операции Тасайо обрел много новых союзников в Совете. В число их вошли и те, кто прежде был дружен с погибшим Седзу.

Арута хмуро сказал:

- Но для нас главное во всем этом то, что весной на земли Королевства, судя по всему, прибудут новые вражеские армии, воины тех кланов, что входят в это Синее Колесо. Сколько их, по-твоему?

- Около десяти тысяч человек, ваше высочество, - с поклоном ответил Чарлз.

Принц развернул несколько пергаментных свитков, лежавших перед ним на столе.

- Последние известия, полученные нами с фронтов, сводятся к одному: цурани усиливают натиск, они держат наших воинов и командиров в постоянном напряжении. А вот что пишет лорд Дуланик из Крондора: "Ваши опасения о возможной атаке на Крайди во время весенней кампании неосновательны. Враг ведет массированное наступление на иных рубежах. Посему я советовал его высочеству принцу Эрланду не посылать отряды крондорской армии к Дальнему берегу. Они наверняка будут задействованы на других фронтах, там, где противник наиболее активен". - Арута отложил свиток и обвел глазами своих советников. - Мне кажется, теперь их замысел нам вполне ясен.

Он отодвинул от себя все свитки и разложил на столе карту Королевства. Подозвав к себе Чарлза, принц спросил:

- Где, по-твоему, будут задействованы новые отряды твоих бывших соотечественников?

Цурани склонился над картой.

- Трудно сказать, ваше высочество. Ведь очень многое зависит от политической ситуации, от позиций противоборствующих сторон в Высшем Совете. Я не ведаю, что там теперь происходит, но, если отбросить все соображения, кроме чисто военных, мне думается, весной нам следует ожидать наступления на Крайди.

Значительные силы, что недавно примкнули к Военному Альянсу, могли бы одержать легкую и блестящую победу над крайдийским замковым гарнизоном. Однако Стратег может ведь и пойти на риск, ради восстановления своего пошатнувшегося престижа двинув все войска против главной западной армии Королевства, которой командует ваш родитель его сиятельство герцог Боуррик.

В разговор вмешался Фэннон:

- Хорошо, ваше высочество, что мы успеем предупредить обо всем этом герцогов Боуррика и Брукала! Ведь огромная армия, находящаяся под их командованием, сумеет дать отпор этим цурани. К тому же, они прикажут и двум тысячам солдат из гарнизонов Вабона двинуться маршем им на подмогу.

- Да, но ведь на подмогу врагам явятся не две, а десять тысяч воинов! - вставил Амос.

Фэннон развел руками:

- Больше-то все равно взять неоткуда!

- Важно, что это будет кавалерия, - сказал Чарлз. - Ведь мои бывшие соплеменники так и не научились ездить верхом.

- Однако самое важное на сегодняшний день, - подытожил Арута, - это убедить Дуланика в том, что мы больше, чем кто-либо, нуждаемся в подкреплении из Крондора.

- Даже незначительная часть крондорского гарнизона смогла бы увеличить нашы шансы на победу, если замок снова будет взят в осаду. Но ведь теперь уже конец осени! Нам надо спешно известить обо всем его сиятельство Боуррика и лорда Дуланика, - добавил Феннон.

- Твоя правда, - вздохнул Арута. - Я теперь же отправлюсь в Крондор. Еще через пару недель такое путешествие станет невозможным: ни один корабль не пройдет пролив Тьмы.

Фэннон выпрямился на стуле и строго взглянул на принца.

- Но ведь ваш отец своим приказом назначил вас командующим крайдийским гарнизоном. Вы не можете сложить с себя эти полномочия!

- Еще как могу! - усмехнулся Арута. - Я знаю, тебе не хочется принимать командование на себя. Но ничего не поделаешь, мастер Фэннон, придется! Ведь никто, кроме меня, не сумеет убедить Эрланда послать в Крайди войска из Крондора. Он слишком недоверчив и осторожен.

- А каким же образом ваше высочество рассчитывает попасть в Крондор? - вкрадчиво спросил Амос Траск. - Ведь путь по суше отрезан войсками цурани, а в порту, кроме нескольких жалких люггеров, нет ни одного стоящего корабля, который выдержал бы такое плавание.

- А как же "Рассветный Бриз"? - с улыбкой спросил Арута.

Амос широко раскрыл рот и вытаращил глаза.

- Да вы никак шутите, ваше высочество?! Я ведь знаю эту посудину как свои пять пальцев! Она не намного лучше люггера, а кроме того, у нее поврежден киль! Чем выходить на ней в открытое море, лучше уж вам нырнуть вниз головой в дождевую бочку. Так и так потонете, но ведь зато без всяких хлопот!

Арута забарабанил пальцами по столу.

- Знаешь, я предвидел, что мне придется плыть в Крондор, еще до возвращения Мартина, Чарлза и Гаррета из разведки. Уж больно неспокойно было у меня на душе в последние дни. Я словно чувствовал, что вскоре нам придется снова оборонять Крайди от неприятеля, и приказал починить шхуну две недели тому назад.

Думаю, что скоро работы будут закончены. Что ты на это скажешь?

- Скажу, - пробасил Амос, воинственно выпятив вперед бороду, - что в таком случае она, может статься, будет годна для плавания у берегов. Но ведь если держать курс на Крондор, вы наверняка попадете на ней в один из свирепых зимних штормов!

Я уже не говорю о проходе через пролив Тьмы!

Арута развел руками.

- Выбора у меня нет. Через несколько дней я отправляюсь в Крондор на "Рассветном Бризе". Боги милостивы. Они не допустят моей гибели, когда столь многое зависит от успеха этой миссии!

Амос вскинул голову и прищурился:

- А что же Оскар Дентин? Он согласился вести свою посудину в Крондор?

- Я еще не сказал ему о том, куда намерен плыть.

- Поздравляю вас с таким капитаном! - мрачно осклабился Амос. - Известно ли вам, ваше высочество, что Оскар Дентин - отпетый негодяй, что доверять ему нельзя ни на грош? Ведь он перережет вам горло и выбросит за борт, вот что он с вами сделает, едва башни Крайди скроются из виду! Зиму он проведет с пиратами Островов Заката, а по весне двинет на своей посудине к Вольным городам! Какой-нибудь из наталезских писарей нацарапает под его диктовку слезное письмо вашему родителю о том, как во время шторма вас смыло волной за борт! А после Дентин целый год будет пьянствовать на те денежки, что вы заплатите ему за это плавание!

- Но я купил у него этот корабль, Амос! Теперь я - владелец "Рассветного Бриза", - сказал Арута.

Амос пренебрежительно махнул рукой.

- Хозяин вы или нет, принц вы или сам король, - на корабле ваше высочество всего лишь пассажир. Говорю вам, на любом судне есть только один бог и господин - это капитан! Отдавать ему приказания смеет лишь портовый лоцман. Да и то вполголоса! Нет, ваше высочество, помяните мое слово, не сносить вам буйной головушки, коли на капитанском мостике вашего корабля будет стоять Оскар Дентин!

Сдерживая улыбку, Арута спросил:

- А у тебя случайно нет на примете другой кандидатуры, друг Амос?

Амос глубже уселся в своем кресле и развел руками.

- Раз уж вы меня поддели на крючок, можете теперь выпотрошить и содрать чешую. Передайте Оскару, чтоб теперь же убирался из капитанской каюты. Я сам наберу в порту матросов взамен его головорезов. Хотя, по правде говоря, там в эту пору трудно отыскать стоящих моряков. Выбирать придется из портовых пьянчужек да всяких молокососов, которые и моря-то не видали.

Но только прошу вас во имя всех богов, не говорите никому, куда мы поплывем! Иначе и эти-то все разбегутся!

- Хорошо! - улыбнулся Арута. - Отныне ты будешь распоряжаться всеми приготовлениями к отплытию. - Он взглянул на Мартина. - Длинный Лук, ты поедешь с нами.

Мартин привстал со своего стула.

- Я, ваше высочество? Но зачем?

- Я хочу, чтобы ты сам рассказал принцу и герцогу Дуланику о том, что вы видели в лагере цурани.

Мартин нахмурился, но через мгновение чело его прояснилось.

- Я никогда не бывал в Крондоре, ваше высочество, - сказал он и, криво улыбнувшись, добавил:

- Рад буду воспользоваться этой возможностью.

Амос Траск распекал одного из нанятых им матросов, молодого паренька, крепившего полотнища парусов одно к другому.

- Да не затягивай ты так, олух несчастный! И не распускай веревки, иначе это будет уже не парус, а растреклятое решето! - Он смачно выругался. - Ну вот, теперь в самый раз!

Он скорчил гримасу, увидев поднимающегося на палубу принца.

- Ну и команда подобралась, разрази меня гром!

Рыбаки-молокососы да отпетые пьяницы! Пришлось даже оставить нескольких из головорезов Дентина. Вот такие дела, ваше высочество!

- Но они, я вижу, слушаются твоих приказаний, - с улыбкой ответил Арута.

- Попробовали бы они перечить мне! - воинственно подбоченившись, взревел капитан. - Но в любом случае весь этот сброд, кроме восьмерых самых надежных, я высажу в Карее, а там найму настоящих моряков.

- Но ведь тогда нам придется задержаться там, - возразил принц.

- Игра стоит свеч, ваше высочество. Лучше простоять несколько дней в Карее, чем рисковать идти через пролив Тьмы с этакой негодной командой. Вы уж поверьте, я знаю, что говорю.

- Этот пролив и впрямь так опасен? - наивно поинтересовался Арута.

Амос лишь всплеснул руками, изумляясь его неосведомленности .

- А вы никак решили, что суеверные моряки прозвали его так без особых на то причин? Ничуть не бывало! Я не стану рассказывать вам о нескольких водоворотах, что образуют встречные течения из Горького и Безбрежного морей. И о чудовищных осенних и зимних приливах. Я ни слова не скажу о северных ветрах, которые пригоняют снежные тучи, и тогда вам не разглядеть даже вытянутой руки, не разлепить глаз, не увидать и самой палубы! Но поверьте, нет слов, чтобы описать этот пролив на исходе осени и в начале зимы! Целые сутки, а то и двое или трое вам предстоит плыть вслепую! Это если ветры не погонят вас назад в Безбрежное море. А то и на скалы у южных берегов! А во время штиля все окрест покрывает туман, и течения знай вертят корабль вокруг своей оси!

- Что и говорить, плавание обещает быть нелегким, - улыбнулся Арута.

- Не подумайте только, ваше высочество, что я сгущаю краски, - обиженно засопел Амос. - Но клянусь вам, если есть на свете капитан, способный провести такую вот бельевую корзину через пролив Тьмы в нынешнюю пору, то это Амос Траск! Я знаю, принц, как вы отважны и решительны. У меня и в мыслях нет запугивать вас или уговаривать отказаться от плавания. Что решено, то решено. Однако я не обинуясь вам советую сердечно проститься с ее высочеством, послать весточки герцогу и принцу Лиаму, а заодно составить завещание и привести в порядок все дела на случай... Сами знаете...

Арута кивнул.

- Спасибо за совет, капитан. Но все это я уже сделал.

Письма отправлены, завещание написано под мою диктовку и засвидетельствовано Фэнноном и Тулли. А с Каролиной мы нынче обедаем вдвоем. Амос протяжно вздохнул.

- Вот и хорошо. Мы отплываем с утренним приливом.

"Рассветный Бриз" - насквозь прогнивший кривобокий люггер, годный только для прибрежного плавания. Но я проведу его через пролив, даже если мне для этого придется тащить его на своей спине!

Принцесса рука об руку с Роландом прогуливалась по осеннему саду. Некогда пышные клумбы являли собой печальную картину.

Цветы поникли и высохли, лишь кое-где сквозь тронутую первыми заморозками землю и опавшие с деревьев коричневые и красные листья проглядывали зеленые стебли сорняков. Роланд все никак не мог найти слова, чтобы сообщить Каролине о своем скором отезде. Наконец, глубоко вздохнув, он пробормотал:

- Когда-нибудь мне предстоит стать бароном Тулана, принцесса. А ведь я не был дома уже девять лет! Завтра я отплываю вместе с Арутой.

Каролина взглянула на него с грустной улыбкой.

- Мне это известно, Роланд!

- Как?! Откуда?! - опешил сквайр.

- Неужто ты не знаешь, что в Крайди, как и везде, и у стен бывают уши? Мне обо всем рассказали мои фрейлины. Но, Роланд, ведь за истекшие девять лет отец привык обходиться без тебя.

Неужто тебе необходимо ехать туда сейчас?

Роланд уныло кивнул.

- Ну да! Ведь отец сломал ногу! Он собирался зимовать в Йонриле с бароном Беллами, чтобы лично следить за прибытием пополнений в тамошний гарнизон. Теперь мне придется ехать туда вместо него. Ведь все мои братья еще так малы! За время зимнего перемирия надо как следует укрепить этот форт.

Каролина невесело усмехнулась.

- По крайней мере мне не придется ревновать тебя к придворным дамам Тулана!

Роланд с улыбкой кивнул.

- Я пробуду дома всего один-два дня, а потом на долгую зиму затворюсь со старым бароном в этом забытом богами форте.

Каролина улыбнулась:

- Надеюсь, ты не проиграешь в карты гарнизонным офицерам свое будущее баронство? Для твоего отца это был бы неприятный сюрприз!

Роланд с любовью и нежностью заглянул в синие глаза, в глубине которых затаилась грусть.

- Я буду скучать по тебе, Каролина!

Она взяла его руки.

- А я-по тебе!

- Обещай мне, что не будешь часто грустить и плакать!

- Обещаю, - всхлипнула Каролина и приникла к его груди. По щекам ее заструились слезы.

Роланд нежно гладил ее по голове, приговаривая:

- Время пролетит быстро, вот увидишь. Мы оба не успеем оглянуться, как настанет весна и я вернусь в Крайди. А пока тебе предстоит распоряжаться здесь всеми без исключения. Ведь на тебя станут полагаться даже старые брюзги Элгон с Фэнноном!

- Молю тебя, Роланд, будь осторожен! - сказала Каролина, справившись со слезами. - Если с тобой что-нибудь случится, я этого не переживу!

- Что может случиться со мной в отдаленном форте во время перемирия? - с улыбкой спросил Роланд. - Кроме крупного проигрыша в карты, разумеется.

Каролина улыбнулась сквозь слезы. Порыв холодного осеннего ветра взметнул ее волосы и плащ Роланда.

- Возвращайся скорее, Роланд, - прошептала она. - Ведь ты вернешься?

- Ну конечно же! - кивнул сквайр и беззаботно улыбнулся. Он поднял взгляд к башням замка. По парапетам бродили часовые.

Знамена, укрепленные на наружных стенах, колыхал ветер. Сердце Роланда внезапно сжало тревожное предчувствие. По спине его пробежал холодок. Но он тряхнул головой, отгоняя нелепые страхи, и снова повторил:

- Я вернусь, Каролина! Не горюй! Я обязательно вернусь!

Фэннон взглянул на корабль, контуры которого были едва различимы в предрассветной мгле.

- Позаботься о Каролине и обо всех придворных, - сказал Арута.

Старый вояка, не утративший несмотря на преклонный возраст боевой выправки, гордо выпрямился.

- Не беспокойтесь о них, ваше высочество.

Арута усмехнулся:

- А когда Гардан и Элгон вернутся из дозора, вели им позаботиться о тебе!

Усы Фэннона воинственновстопорщились, выцветшие голубые глаза блеснули гневом.

- Самонадеянный юнец! Вот вы кто, ваше высочество! А ну-ка сойдите со сходен на берег, и я живо выучу вас почтению к старшим! - Он положил ладонь на рукоятку меча.

Арута примирительно поднял руки кверху.

- Прости меня за неуместную шутку, мастер Фэннон! Однако я рад видеть, что ты по-прежнему полон сил и отваги. Гарнизон Крайди остается в надежных руках.

Фэннон подошел к принцу и потрепал его по плечу.

- Берегите себя, Арута! Вы - самый способный из всех моих учеников! Мне было бы жаль лишиться вас!

- Мне тоже! - криво усмехнулся Арута. - Поэтому я непременно вернусь, старый ворчун! И приведу с собой воинов Эрланда.

Арута и Роланд пробежали по сходням и взошли на корабль.

"Рассветный Бриз" был готов к отплытию. Амос Траск отдавал распоряжения деловито сновавшим по палубе матросам. Мартин стоял у борта, глядя на едва различимые вдали башни Крайди.

Когда корабль медленно заскользил по спокойным водам залива, Роланд облегченно вздохнул и обратился к Аруте:

- Хорошо, что принцесса не передумала и не вышла проводить нас. Честное слово, я не выдержал бы еще одного прощания с ней!

- Я прекрасно понимаю тебя, сквайр, - усмехнулся Арута. - Сестра в тебе души не чает. Вот только не пойму, что она в тебе нашла? - Роланд с тревогой, без улыбки взглянул в лицо принца.

Когда речь заходила о Каролине, веселый, насмешливый сквайр мгновенно утрачивал присущее ему чувство юмора. Принц был явно доволен его замешательством. Помедлив, он, словно нехотя, проговорил:

- Так и быть, когда ты соберешься просить у отца ее руки, я замолвлю за тебя словечко.

- Спасибо вам, Арута! - просиял Роланд.

Корабль вышел из гавани. Амос приказал поднять все паруса и взять курс на юго-восток. Подгоняемая легким попутным бризом, шхуна быстро понеслась по темным водам Безбрежного моря. Арута оглянулся. Вдалеке он не без труда разглядел крошечный огонек маяка Лонгпойнт. Лишь теперь он до конца осознал, что надолго покинул отчий дом, пустившись в опасное плавание. Что-то ждет их в Крондоре?

Арута плотнее завернулся в плащ.

Принц Арута стоял на капитанском мостике с мечом в руке.

Рядом с ним занял боевую позицию Мартин. Охотник достал стрелу из колчана и стал натягивать тетиву. Амос Траск и его помощник Васко также приготовили оружие. Внизу, на палубе собрались шестеро разъяренных матросов.

- Вы нам солгали, капитан! - крикнул один из них. - В Тулане вы клялись, что пойдете назад в Крайди, а сами повернули корабль к югу! Неужто вы рассчитывали, что мы согласимся идти с вами через пролив Тьмы?!

- Будь ты проклят! - прорычал в ответ Амос. - Уж не собираетесь ли вы оспаривать мои приказы?!

- Вот именно собираемся! - выкрикнул бойкий матрос. Пятеро его товарищей согласно закивали головами. Остальные члены команды держались неподалеку, молча ожидая исхода этой перебранки. - Вы нарушили традицию, капитан! Вы не хуже нашего знаете, что прежде чем брать курс на пролив в такую пору, вам следовало заручиться нашим согласием. Верно я говорю, ребята? - Матросы одобрительно загудели. - Вы нам солгали, и мы вовсе не обязаны теперь подчиняться вашим командам!

Арута услыхал, как Амос процедил сквозь зубы:

- Ах ты, растреклятый морской законник! Крючкотвор несчастный! - Вслух же он примирительно пробасил:

- Что ж, твоя правда.

Передав свою абордажную саблю Васко, он спустился с мостика, подошел к говорившему и с улыбкой положил руку ему на плечо.

- Поймите, ребята, - задушевно проговорил Амос, - принцу просто необходимо добраться до Крондора, иначе весной всем нам в Крайди придется туго. И мы поможем его высочеству. - Внезапно выражение его лица изменилось. Хищно оскалившись, он своими могучими руками обхватил матроса поперек туловища, подскочил к борту шхуны и швырнул свою жертву в воды Безбрежного моря.

Матрос испустил отчаянный крик. - А ты, раз не хочешь идти через пролив, - мрачно прогудел Амос, - можешь возвращаться в Тулан. Счастливого плавания!

Пятеро остальных бунтарей, быстро оправившись от изумления и испуга, надвинулись на Амоса. Мартин отпустил тетиву. Стрела вонзилась в доски палубы у ног одного из матросов. Все пятеро оглянулись.

- Следующая пробьет грудь одного из вас! - пообещал охотник.

Матросы нехотя отступили.

- Продолжайте работу! - как ни в чем не бывало скомандовал Траск. Он вернулся на капитанский мостик и крикнул:

- А этому дураку бросьте веревку! Если снова начнет спорить со мной, я его выкупаю еще не раз! - Кивнув Васко, он приставил руки рупором ко рту и во всю мощь своих легких проревел:

- Курс на пролив Тьмы!

Огромная волна, захлестнув палубу, едва не сбила Аруту с ног. Он отер соленую воду с лица тыльной стороной руки и принялся взбираться на капитанский мостик. Ступени узкой лесенки были такими скользкими, что ему приходилось изо всех сил цепляться за тонкий поручень. Несколько раз он оступился и едва не свалился вниз. Корабль немилосердно качало. Амос Траск стоял возле рулевого, широко расставив ноги, и напряженно вглядывался в темное ночное небо. Казалось, качка была ему нипочем. Он придерживался рукой за перила лишь при самых сильных кренах шхуны. Арута знал, что Амос неотлучно находился здесь уже более двух суток.

- Скоро это кончится? - спросил принц, стараясь перекричать рев стихии.

- Еще день, а может, и два, и три. Кто знает? - ответил Амос.

Откуда-то сбоку послышался треск. С таким же точно звуком, внезапно пронеслось в голове у Аруты, весной ломались льдины на реке Крайди.

- К бакпорту! - проревел Амос.

Корабль повернулся, скрипя снастями. Капитан, прислушавшись к этому звуку, недовольно поморщился.

Если эти проклятые ветры потреплют нашу посудину еще денек-другой, мы не сможем даже в Тулан на ней вернуться, не то что пройти через пролив! - смачно выругавшись, воскликнул он.

После выхода "Рассветного Бриза" из Туланского порта прошло девять дней. Последние трое суток море штормило.

- Вижу просвет в облаках! - крикнули сверху.

- Где? - отозвался Амос.

- С правого борта!

- Право руля! - скомандовал Траск, и корабль стал медленно разворачиваться.

Арута с изумлением оглядывался вокруг. Он чувствовал себя так, словно вышел из темной комнаты на залитый солнцем двор.

Мглу, царившую повсюду еще несколько минут назад, сменил свет, разгоравшийся все ярче. Высокие волны еще плескались о борта корабля, но было ясно, что шторм стихает.

- Утро! - сонно пробормотал капитан. - Надо же, я потерял счет времени. Мне казалось, что теперь середина ночи!

Штормовой участок моря остался позади. Арута с любопытством вглядывался вдаль. Там высились два темных уступа. Между ними, казалось, навек застрял небольшой обрывок того шторма, что пронесся здесь несколько часов или дней тому назад. Он хотел было поделиться этим соображением с Амосом Траском, но капитан, перехватив его взгляд, хмуро кивнул и процедил:

- Пролив Тьмы. Уверяю вас, издали он выглядит гораздо симпатичнее, чем вблизи.

- Когда мы пройдем через него? - спокойно осведомился Арута.

- Сейчас! - бросил Амос, поворачиваясь лицом к палубе. - Первая вахта, на марс! Вторая вахта, построиться!

Рулевой, курс на восток!

Матросы бросились выполнять команды капитана. Арута плотнее запахнул полы плаща. Амос положил тяжелую ладонь ему на плечо.

- Ваше высочество, благодарите богов за этот шторм! - проревел он. - Ведь если б не он, мы могли бы неделями ждать попутного ветра, а с его помощью мы живо проскочим через этот треклятый пролив!

Арута словно завороженный смотрел вперед, на приближавшиеся к ним скалы, между которыми предстояло проплыть их кораблю.

Морские течения и ветры образовывали там вихри и смерчи из мельчайших капель морской воды, не исчезавшие даже в самые жаркие летние дни. Зимой же над проливом свирепствовали ураганы, приносившие снежные облака с вершин Серых Башен. Тучи снежных хлопьев вкупе с осколками льда устремлялись вниз, к морским волнам, но, не достигнув их, снова взлетали к вершинам скал, гонимые бураном. Даже весной и летом немногие капитаны отваживались вести свои суда через этот пролив, где под водой скрывались острые рифы, где течения норовили разбить корабли о скалы или закружить их в бешеных водоворотах. Осенью же и зимой направить туда свою шхуну было равносильно самоубийству.

Рев ветра, свирепствовавшего в проливе, становился все слышнее. Вскоре его перекрыли раскаты грома. Стало темнеть, и грозовое небо то и дело прорезали яркие вспышки молний.

- Вода поднялась! - крикнул Амос. -Благодарение богам! Мы сможем миновать рифы! Если ветер продержится, к исходу дня мы будем уже в Горьком море!

- А что если он переменится? - осторожно спросил Арута.

- Об этом лучше даже не помышлять!

Тьма сгустилась. Арута огляделся вокруг и понял, что "Рассветный Бриз" вошел в пролив. Обшивка судна затрещала под напором высоких волн, и палуба вдруг резко взметнулась вверх.

Аруте пришлось ухватиться за переборку, чтобы не упасть.

В следующее мгновение "Рассветный Бриз" нырнул в пучину. У принца захватило дух. Он зажмурился и изо всех сил вцепился в переборку, вспоминая всех богов, которым когда-либо молился, и взывая к их милосердию. Но вот корабль вознесся на гребень новой волны. Арута открыл глаза. Повсюду царила мгла. Палубу слабо освещал лишь раскачивавшийся из стороны в сторону штормовой фонарь. Рядом с Арутой у переборки стоял Мартин и тоже вглядывался в окруживший их со всех сторон хаос водяных брызг и снежных хлопьев. Единственным, что казалось устойчивым и твердым в этом мире волн и ветра, стали для обоих узкие, скользкие поручни, за которые Арута и Мартин держались теперь обеими руками.

Противостояние корабля и его команды неистовству стихий длилось уже несколько часов кряду, но шторм все не стихал.

Пальцы Аруты свело от усилий, с какими он сжимал поручни.

Внезапно корабль накренился на бок и лег на другой курс. Ноги Аруты оторвались от поверхности палубы, и он едва не перелетел через борт. Огромная волна, обрушившаяся на судно, чуть не сбила с ног его и Мартина. Небо вновь прорезала вспышка молнии.

Арута взглянул вверх и с ужасом увидел, что руль качался из стороны в сторону. Рулевой перевесился через перила мостика.

Изо рта его потоком хлестала кровь. Новая волна еще сильнее качнула корабль, и матрос, раскинув руки, свалился на палубу бездыханным.

Амос, выкрикивая ругательства, бросился к рулю. Арута с трудом разжал пальцы и, держась за веревки, что были протянуты вдоль палубы, побрел к мостику. Он взобрался по узкой лестнице и молча встал рядом с Амосом. Ценой огромных усилий им удалось выровнять руль. Корпус корабля дрогнул.

- Да поворачивайся же ты, дырявая посудина! - крикнул Амос, налегая на руль всем своим немалым весом. Вдвоем с Арутой они заставили "Рассветный Бриз" лечь на прежний курс. Рев шторма усилился, заглушив все остальные звуки. Внезапно корабль снова качнуло так сильно, что Арута выпустил руль и перелетел через перила мостика. Не окажись поблизости Мартина, поддержавшего его, принц неминуемо разбился бы о палубу. Кивнув Длинному Луку, он ухватился за веревку и стал снова пробираться к лестнице. Когда он встал у руля рядом с капитаном, Амос весело усмехнулся и прокричал:

- Я уж было подумал, что вы свалились за борт!

Арута, не сочтя такую возможность сколько-нибудь забавной, молча налег на колесо руля. Когда "Рассветный Бриз", повинуясь им, с протяжным скрипом повернулся влево, Амос вдруг разразился неистовым хохотом.

- Что вас так рассмешило? - с тревогой спросил Арута, наклонившись к самому уху капитана. Мысль о том, что Амос мог сойти с ума от нечеловеческого напряжения, которому подвергался в течение последних дней, привела его в неописуемый ужас.

- Смотрите!

Арута взглянул туда, куда указывал Амос. Впереди них слева по курсу чернели громады каменных утесов.

- Это Большие Южные скалы! - крикнул Амос, все еще продолжая хохотать. - А справа острые рифы! Крепче держите руль, ваше высочество, если хотите когда-нибудь снова почувствовать землю под ногами!

Принц молча повиновался ему. Вдвоем они направили судно в узкий просвет между двумя выступами скал. Требовалась немалая сноровка, чтобы не попасть в их каменные объятия. Корпус корабля дрогнул. Послышался протяжный, жалобный скрип обшивки.

Амос присвистнул и пробасил:

- Я не удивлюсь, если у нашей лохани, когда мы минуем пролив, на месте днища окажется одна большая дыра!

Не выпуская руля, капитан то и дело отдавал приказания матросам, которые тотчас же бросались выполнять их. Напряжение, владевшее Арутой с начала шторма, достигло своего предела. Но теперь к нему примешивались и другие чувства. Опасность, которой они подвергались, пьянила его. Сжимая руль побелевшими от усилий пальцами, он внезапно стал вторить сумасшедшему смеху Амоса.

Принц давно утратил чувство времени. Он не знал, сколько минут, часов или дней продолжалось их единоборство со смертью.

Единственное, что заботило его - это правильный курс, на котором им с Амосом надо было любой ценой удержать скрипевший всеми своими швами "Рассветный Бриз". Ветер то и дело швырял ему в лицо пригоршни снега и ледяной воды, одежда его промокла насквозь, но он не чувствовал больше ни холода, ни усталости.

Никогда еще он не был так близок к смерти и никогда не ощущал в себе столько жизни, как теперь. Корабль продолжал идти мимо скал и рифов пролива Тьмы. Амос с Арутой то и дело разражались смехом, стоя на мостике и удерживая руль.

Капитан искусно и неутомимо управлял продвижением судна через пролив и действиями его экипажа. Он помнил имена всех до единого матросов, знал их достоинства и недостатки и поручал каждому именно ту работу, которая была ему по силам. По скрипу обшивки он мгновенно определял, нет ли в днище пробоин и каково состояние корпуса. Команда повиновалась ему беспрекословно. Все матросы понимали, что им удастся выйти в спокойные воды Горького моря, только если они доверятся чутью и опыту Траска.

Все кончилось так же внезапно, как и началось. Только что они боролись со встречным течением и, оглушенные ревом ветра, налегали на руль, чтобы обойти острые рифы, и вдруг кругом стало тихо, штормовой ураган сменился легким бризом, а волны, едва не потопившие корабль, - чуть заметной рябью на спокойной глади моря.

Арута с недоумением взглянул на свои ладони, вцепившиеся в руль и не желавшие разжиматься, и потерял сознание. Амос успел подхватить его. Подбежавшие матросы помогли снести принца на палубу. Он очнулся через несколько минут и увидел сидевшего у борта Амоса. У руля капитана сменил Васко.

- Мы все-таки выстояли, - сказал Амос. - Теперь идем по Горькому морю.

- А почему здесь так темно? - слабым голосом спросил Арута.

Амос расхохотался:

- Так ведь скоро ночь! Мы проболтались в проливе Тьмы почти сутки.

Арута слабо улыбнулся, а потом вдруг стал вторить хохоту Амоса. Он все никак не мог остановиться. По щекам его потекли слезы.

Капитан наклонился к нему и веско проговорил:

- Вот теперь вы знаете, что значит смеяться над смертью! Вы никогда больше не будете прежним, Арута!

Принц отер слезы со щек.

- Там на мостике мне сперва показалось, что вы спятили, Амос!

Капитан взял из рук подошедшего матроса мех с вином и, сделав изрядный глоток, протянул его Аруте.

- Да ведь так оно и было. Когда понимаешь, чего стоит жизнь и что означает смерть, и хохочешь над этим и не можешь остановиться - это и есть безумие. Но оно быстро проходит, - усмехнулся он и подмигнул принцу.

Корабль, плавно покачиваясь, скользил по волнам. Рядом с капитаном и Арутой остановились несколько матросов. Среди них был и тот, кого Амос несколько дней тому назад швырнул за борт.

Под вопросительным взглядом Амоса он потупился и пробормотал:

- Я пришел вам сказать... В общем, виноват, капитан! Я тогда это... погорячился. Тринадцать лет плаваю по морям и голову бы прозакладывал, что никому не удастся провести корабль через этот пролив в осеннюю пору! Ваша взяла, Амос Траск!

Теперь ведите нас хоть через ворота ада, мы не против. Правда, ребята?

Остальные закивали головами и дружно крикнули:

- Да здравствует наш капитан! Ура Амосу Траску!

***

Амос поднялся на ноги, ухватившись за переборку, и строго взглянул на матросов. Голоса их мгновенно стихли.

- Ночная вахта, наверх! - отрывисто скомандовал он. - Курс на Крондор!

Ранним утром, пошатываясь от слабости, Арута вышел на палубу. Небо было затянуто облаками. Дул слабый попутный ветер.

Все ужасы минувших нескольких дней остались позади. "Рассветный Бриз" рассекал волны Горького моря.

- Вижу парус! - послышался сверху крик впередсмотрящего .

- Где? - спросил Амос.

- В двух румбах позади левого борта!

Амос вгляделся вдаль. Вскоре у горизонта появились три едва различимых паруса.

- Что это за суда? - спросил он впередсмотрящего.

- Галеры, капитан!

- Точно. Квегские. Далековато они забрались от своих берегов. - Он приказал матросам поднять все паруса. - При попутном ветре мы без труда уйдем от них, от этих толстобрюхих лоханей под парусами, вздумай они пуститься за нами вдогонку. А на веслах им и подавно да нами не угнаться! - И он презрительно сплюнул.

Военные галеры, шедшие наперерез "Рассветному Бризу", теперь были отчетливо видны на фоне пасмурного неба. Амос был прав: при всем старании капитанов, при всех усилиях гребцов этим судам с тяжелой осадкой не удалось нагнать легкое, подвижное крайдийское судно.

- У них на мачтах королевские штандарты Квега! - вслух удивился Арута. - Что им могло понадобиться так далеко на юге?

- Одни боги это ведают! - развел руками Амос. - Но я не советовал бы вам возвращаться, чтобы задать им этот вопрос. - Он расхохотался над собственной остротой. -Ведь Квег считает Горькое море чуть ли не своей собственностью!

Вскоре Арута, все еще не вполне оправившийся после потрясения последних дней, вернулся к себе в каюту. Остаток дня прошел без сколько-нибудь заметных событий.

Принц снова появился на палубе лишь поздним вечером.

Прояснившееся небо было усеяно звездами. У борта, глядя ввысь, стоял Мартин. Арута тоже взглянул на яркие звезды. Здесь, над морем, они почему-то казались совсем иными, чем когда он разглядывал их, стоя на замковой башне.

- Звезды считаете, а? - спросил подошедший к ним Амос.

Принц и охотник молча кивнули. Капитан был явно расположен к доверительной беседе.

- Да-а-а, - протянул он, - скажу я вам, джентльмены, ничто на свете не может сравниться с морем. Те, кто не побывал в дальних плаваниях, никогда меня не поймут. Море может быть свирепым и безжалостным, ласковым и равнодушным, оно всегда непредсказуемо... И все же... В такие ночи, как эта, я благодарю богов за то, что они судили мне сделаться моряком!

- Да еще и философом в придачу! - добродушно усмехнулся Арута.

- А как же вы думали! - кивнул капитан. - Под дубленой шкурой любого из моряков скрывается философ каких поискать!

Глядя на эти бескрайние просторы, начинаешь понимать, как велик мир и как слаб и беспомощен человек перед лицом богов, судеб, природы. Эта мысль звучит и в старинной молитве всех мореходов:

"Ишал, твой океан огромен, а челн мой утл и мал. Будь милостив ко мне"!

- То же самое порой испытывал и я, - негромко, словно обращаясь к самому себе, проговорил Мартин, - когда смотрел снизу вверх на исполинские деревья в Эльвандаре, возраст которых - несколько тысяч лет.

Арута потянулся и протяжно зевнул.

- Уже совсем поздно. С вашего позволения, я пожелаю вам обоим спокойной ночи и отправлюсь спать. - Направившись к своей каюте, он внезапно остановился и добавил:

- Я не вполне разделяю ваши взгляды... Но я рад, что тяготы этого путешествия мне пришлось делить с вами обоими.

После его ухода капитан и Длинный Лук немного помолчали, по-прежнему разглядывая звезды. Но вот Мартин поймал на себе быстрый, цепкий, изучающий взгляд Амоса и вопросительно поднял брови.

- Ты хотел о чем-то спросить меня, Амос?

- Мне давно не дает покоя одно соображение, мастер Длинный Лук. Я знаком с тобой уже семь лет. Срок достаточно долгий, чтобы узнать человека, не так ли? А между тем я чувствую, что толком тебя не знает ни одна живая душа в Крайди.

Мартин слегка прищурился и с деланным безразличием ответил:

- Жители Крайди и его окрестностей знают обо мне решительно все. Я - главный егерь герцогства. И не более того.

- Нет, мастер егерь, гораздо более! - насупился Амос. - Уж меня-то ты мог бы не держать за олуха! Я несколько лет прислушивался ко всяким сплетням и недомолвкам на твой счет да присматривался к тебе. Мне удалось-таки решить эту головоломку.

Это случилось после того, как я однажды увидел тебя наедине с принцессой Каролиной.

Мартин принужденно рассмеялся:

- Уж не думаешь ли ты, что я, как герой детских сказок, влюблен в принцессу?

- Нет, ты в нее не влюблен, - спокойно ответил Амос. -Ты просто любишь ее, как и подобает брату любить сестру.

Длинный Лук до половины вынул из ножен кинжал. Амос сжал его запястье своими крепкими пальцами.

- Умерь гнев, мастер Мартин. Не заставляй меня охлаждать его морской водой!

Мартин нехотя подчинился. Сила в этом противостоянии была отнюдь не на его стороне.

- Вот так-то лучше, - проворчал Амос, разжимая пальцы.

- Как тебе удалось узнать об этом? Я был уверен, что в тайну моего рождения посвящены только сам герцог и ближайшие из его советников.

Амос пожал плечами.

- Это было нетрудно. - В голосе его прозвучала нотка самодовольства. - Надо только не быть дураком и держать глаза и уши открытыми. Ведь ты очень похож на герцога. Если бы ты еще и бороду отпустил, весь Крайди догадался бы, кто твой отец. Да и Арута все больше становится похож лицом на его сиятельство, а значит, и на тебя, и все меньше - на покойную леди Кэтрин.

Когда вы стояли у борта и разом обернулись ко мне нынче вечером, я с трудом различил, где ты, а где он. Взять к тому же то особое положение, в которое изволил поставить тебя лорд Боуррик. Ведь он личным указом назначил тебя главным охотником герцогства, и мастера до сих пор не могут простить ему этого.

Мартин сдвинул брови и хмуро проговорил:

- Ты ответишь мне жизнью, если проговоришься кому-нибудь о моей тайне!

- Не советовал бы тебе угрожать мне на борту моего корабля!

- вспылил Траск.

- Это вопрос чести!

Амос вытаращил глаза от удивления.

- Ну, знаешь ли! Герцог Боуррик не первый из вельмож, кто прижил сына на стороне. И не последний. Многие даже открыто признают своих внебрачных детей. И вовсе не в ущерб своей чести!

Длинный Лук резко повернулся к капитану. Взгляд его был исполнен печали и страдания.

- Речь не о его чести, Траск, - вполголоса проговорил он. - А о моей. Признай он меня, тогда все было бы по-другому. Он ведь даже не подозревает, что мать перед смертью поведала мне обо всем. В тайну посвящены только отец Тулли и, полагаю, мастер Кулган.

Амос провел ладонью по бороде и с сочувствием взглянул на охотника.

- Я тебя понял, Мартин. От меня никто и слова не услышит, клянусь! Но сдается мне, лучше бы ты открылся Аруте!

- Это уж мне решать, - хмуро ответил Длинный Лук.

- Конечно! - с готовностью подхватил Амос, - Но знаешь, что я тебе скажу перед тем, как вернуться в свою каюту? Ты зря так отгораживаешься от людей, Мартин! Если один человек виноват перед тобой, это еще не значит, что надо ненавидеть и презирать всех остальных!

Пожелав Длинному Луку спокойной ночи, капитан ушел к себе.

Мартин же до самого рассвета простоял на палубе, глядя в звездное небо.

- 3емля! - крикнул впередсмотрящий. - Прямо по курсу земля!

Арута, Амос и Мартин, стоявшие на мостике, стали всматриваться в мглистую даль. Вскоре они разглядели впереди корабли, стоявшие в гавани, и портовые постройки Крондора. За ними едва угадывались очертания высоких городских башен.

Лицо Амоса расплылось в улыбке.

- Ну, что скажете, ваше высочество? Мне думается, вам крепко повезло! Добраться из Крайди в Крондор на исходе осени - это не каждому дано! Но не пора ли нам, чтоб вас встретили чин по чину, поднять на мачте герцогский штандарт? С вашего позволения...

- Погоди! - остановил его Арута. - Ты видишь этот корабль у входа в бухту?

Капитан стал придирчиво разглядывать судно, на которое указал Арута.

- Что ж, посудина ничего себе! Трехмачтовик, мощный, но при этом достаточно быстроходный. Если принц Эрланд нынче оснащает такие корабли, то меня больше не удивляет встреча с квегскими галерами. Понятно, им надо обезопасить себя, ведь встретившись с такой красоткой, как эта...

- Посмотри же, что за флаг поднят на ее мачте! - перебил капитана Арута. Они подошли почти вплотную к огромному судну.

На борту его красовалась надпись: "Королевский Грифон".

- Это боевой корабль Королевского флота, - озадаченно проговорил Амос. - Тут не может быть никаких сомнений. А вот флаг... - Он вытаращил глаза, рассматривая незнакомый аспидно-черный штандарт с раскинувшим крылья золотым орлом посередине, и в недоумении обернулся к принцу. - Ваше высочество, я побился бы об заклад, что знаю все флаги нашего Горького моря, а также и нескольких других. Но такого мне видеть не доводилось!

- Такое же точно знамя поднято и над городом, Арута! - сказал Мартин, кивнув в сторону порта.

Арута сложил руки на груди и вполголоса проговорил:

- Чтобы избежать большой опасности, всем нам придется выдавать себя здесь за наталезских купцов.

- Да чье же это знамя? - шепотом спросил Амос.

- Оно принадлежит второму по старшинству дому Королевства, Судя по всему, в Крондоре водворился мой кузен Гай де Бас-Тайра.

Глава 6 КРОНДОР

В просторном зале трактира было шумно и многолюдно. Амос провел Мартина и Аруту к одному из освободившихся столиков у очага. Никто из посетителей не обратил на них внимания.

Арута сжал лицо ладонями и мрачно сдвинул брови. Едва сойдя с корабля, он убедился, что на помощь Эрланда рассчитывать нельзя: на всех городских башнях реяли знамена Гая де Бас-Тайры, воины его, облаченные в черные с золотом доспехи, сопровождали все отряды городской стражи, которые путникам довелось встретить на пути из гавани в трактир.

Заспанная служанка подала им заказанный эль. Отхлебнув из своей кружки, Амос негромко проговорил:

- Нам теперь надо тщательно продумывать каждый свой шаг.

Арута, наклонившись к его уху, спросил:

- Когда мы сможем отплыть домой?

- Самое раннее - через три недели. "Рассветный Бриз" нуждается в серьезной починке.

- Это слишком долго. Проще купить новый корабль.

Амос удивленно вскинул брови.

- У вас хватит на это денег?

- Я взял с собой немалую сумму. Ведь для переброски в Крайди войск Эрланда пришлось бы нанять несколько судов.

- Ну что ж... - Амос задумчиво провел ладонью по всклокоченной бороде. - Дайте мне на это недельный срок. Надо присмотреться к кораблям в порту, потолковать с их владельцами.

Если я куплю первую попавшуюся лохань, это может вызвать подозрения у шпионов вашего кузена, которые наверняка снуют повсюду.

- Ты намерен снова идти через пролив Тьмы? - с ужасом спросил Мартин. - В своем ли ты уме, Амос?

- Не обязательно так уж сразу совать голову в петлю, - усмехнулся Амос. - Мы могли бы зайти в Сарт и перезимовать там, а по весне вернуться домой. Главное - убраться из Крондора.

- Нет, это нам не подходит, - возразил Арута. - Там наверняка полно людей Гая, и всякий из приезжих в таком маленьком городишке оказывается на виду. На нас тотчас же обратят внимание. Здесь легче затеряться в толпе. - Он выразительно окинул взглядом шумный зал.

Амос покачал головой и, плутовато усмехнувшись, прошептал:

- Побьюсь об заклад, что вы просто решили разузнать как следует, что творится в Крондоре, и выполнить, если возможно, свою миссию. Я не ошибся?

Арута настороженно оглянулся по сторонам.

- Здесь слишком многолюдно для подобных разговоров.

Амос вышел из-за стола и переговорил с хозяином. Тот кивнул лысой головой, и капитан вышел из зала, кивком пригласив Аруту и Мартина следовать за собой.

Они поднялись наверх по деревянной лестнице и прошли вдоль тускло освещенного коридора. Толкнув самую последнюю дверь, Амос, а за ним и Мартин с принцем прошли в небольшую, убого обставленную комнату. На полу валялось несколько соломенных тюфяков. Неказистый сундук должен был заменять приезжим гардероб. На нем стояла миска с ворванью, в которой плавал маленький фитиль. Мартин достал огниво и кремень, высек искру и зажег этот чадивший, источавший зловоние светильник.

Арута поморщился и, усевшись на одии из тюфяков, пробормотал:

- Среди трактиров Крондора ты наверняка отыскал для нас самый грязный и неказистый, друг Амос!

- "Приют Моряка" - это, конечно, не королевский дворец, - отозвался капитан, плюхнувшись на соседний тюфяк. - Но для наших с вами целей лучшего желать не приходится. Здесь всегда много народу, а значит, больше шансов для вас сохранить инкогнито.

- Мне надо назваться другим именем.

- Непременно. Я сперва было подумал, что вам с Мартином надо выдать себя за моряков, но ведь вы оба понятия не имеете об этом ремесле. - Арута и Мартин дружно закивали. - Придется вам, принц, разыгрывать из себя сына какого-нибудь барона с западного берега, путешествующего для своего удовольствия.

- Эта роль мне, пожалуй, будет по плечу, - улыбнулся Арута.

- И имя вам надо сменить. Назовитесь хоть Артуром, к примеру.

- Не возражаю.

- А что ты предложишь мне? - подал голос Мартин, все это время с интересом прислушивавшийся к их разговору.

- А ты будешь представляться всем охотником из Наталя.

- Идет. Я хорошо говорю по-наталезски. А в сером плаще сойду и за следопыта, скажем, одного из подручных старины Гримсворта. О нем, поди, и здесь слыхали.

Арута вздохнул и покачал головой.

- Здесь о войне знают только понаслышке, Мартин. Они наверняка с трудом верят, что цурани и в самом деле уже девять лет держат в напряжении приграничные области страны, что где-то на рубежах Королевства люди страдают и гибнут от рук врага. Где уж им знать о Гримсворте и остальных связных!

Все трое смолкли, погрузившись в воспоминания. Картины боев встали перед их глазами. Они снова переживали трагические эпизоды сражений, которые им не суждено было забыть до конца дней.

Тишину нарушил принц. Он провел рукой по лицу, словно отгоняя непрошеные видения, и твердо произнес:

- Ты был прав, старина Амос. Я не уеду из Крондора, пока не выясню, что затевает мой кузен Гай и как это может повлиять на ведение и исход войны.

- Даже если я купил бы вам корабль к исходу завтрашнего дня, - сказал Амос, - вы все равно успели бы многое услышать и узнать, а об остальном догадаться. Пройдитесь завтра по улицам, по рыночной площади, порасспросите зевак, и они вам выложат без утайки все городские новости и сплетни. Но будьте осторожны, принц! Не забывайте прикидываться этаким восторженным провинциалом, впервые в жизни попавшим в большой город, но при этом посматривайте по сторонам и держите рот на замке. Ведь любой из бездельников, удовлетворив ваше праздное любопытство, поделится сведениями о вас с первым же городским стражем или гвардейцем Бас-Тайры.

Составив подробный план действий на следующий день, все трое спустились вниз и заказали ужин. Час был еще не поздний, но, утомленные недавним путешествием, они рано поднялись к себе и расположились на ночлег.

Арута с отвращением жевал остывший мясной пирог, купленный у торговца-разносчика. Принц старался не думать о том, из чего, кроме говядины и свинины, могла состоять начинка этого полусырого, дурно пахнувшего изделия местного пекаря. Принц уже два часа кряду бродил по площади, прицениваясь к товарам, разложенным торговцами прямо на тротуарах, вступая в разговоры с прохожими и то и дело поглядывая на возвышавшийся неподалеку дворец принца Эрланда. Ему удалось выведать у случайных собеседников нимало ценных сведений о происходящем в городе.

То, что он узнал, повергло его душу в уныние.

Он подошел к тележке торговца винами и купил у него кружку эля, чтобы перебить неприятный привкус, оставшийся у него во рту от пирога. Едва он опорожнил жестяной кубок и расплатился с торговцем, как из переулка напротив показались Амос с Мартином.

Лица обоих были сумрачны. Амос едва заметно кивнул принцу. Тот пересек площадь и присоединился к товарищам.

Вскоре они миновали центральную, наиболее оживленную часть города и оказались среди неказистых, невысоких зданий окраины.

Амос уверенно и торопливо вел за собой принца и Мартина по знакомым ему переулкам. В одном из них он остановился у здания с покосившейся крышей и, взбежав на крыльцо, дернул медную ручку двери. Арута и Мартин поспешили войти в дом следом за ним. В просторном зале, где они очутились, было душно и сумрачно от выплывавших откуда-то из глубины здания клубов пара.

- Так это баня? - удивленно спросил Арута.

Амос кивнул вышедшему им навстречу слуге.

- Тебе надо смыть с себя дорожную пыль, Артур! - добродушно пробасил он и сказал банщику:

- Проводи нас в парную.

Юноша провел их в раздевалку и выдал каждому по жесткому полотенцу и по кожаному мешку для одежды. Путники разделись, обернули полотенца вокруг бедер и прошли в парную, прихватив с собой мешки с платьем и оружием.

Когда они уселись на деревянную скамью в углу просторного помещения, Арута спросил Амоса:

- Почему ты привел нас сюда?

- В нашем трактире стены уж больно тонки! - усмехнулся тот.

- А в больших городах вроде Крондора торговый люд часто договаривается о сделках именно в бане. Мы можем шептаться между собой сколько пожелаем, ни у кого не вызвав подозрений.

Час еще ранний, поэтому и народу здесь пока нет. А мальчишку я сейчас отошлю. Эй, малый! - крикнул он подростку-банщику, деловито поливавшему раскаленные булыжники водой. - Принеси-ка нам по кубку вина, да похолоднее, со льда!

Мальчик кивнул и отправился в глубь здания.

Оглянувшись по сторонам, Амос прошептал:

- У нас с Мартином плохие новости для вас!

- Я тоже кое-что узнал, - мрачно сдвинув брови, ответил Арута. - Гай объявлен наместником короля в Крондоре. Что удалось выяснить вам?

- Я подслушал разговор двух воинов, - сказал Мартин. - Похоже, Гай держит герцога и его семью в заключении за стенами дворца.

Глаза Аруты сузились от гнева. Он передернул плечами и свистящим шепотом проговорил:

- Даже Гай не осмелится причинить вред принцу Крондора!

- Еще как осмелится, - уверенно возразил Мартин, - если ему будет дана свобода действий. Он ведет себя здесь как полновластный хозяин и по-прежнему пользуется доверием монарха.

Помнится, вы говорили, что старый Келдрик еще во время вашего приезда в Рилланон был удручен состоянием дел в государстве и болезнью Родрика Четвертого. Похоже, с тех пор она обострилась!

- Болезнь! - раздраженно бросил Арута. - Скажи уж лучше - безумие. Ведь король еще тогда почти утратил рассудок. Страшно помыслить, на что он стал способен теперь, по прошествии стольких лет!

- Мы это видим собственными глазами, - отозвался Мартин.

- В довершение всего мы, похоже, ввязались в войну с Великим Кешем, - вставил Амос.

- Что?! - воскликнул Арута, вскакивая со скамьи.

- Тише, Артур! - предостерег его Траск, и принц снова уселся подле него. - Я побывал, - капитан смущенно улыбнулся, - в одном из здешних борделей, что возле казарм. Солдаты болтали между собой о завтрашнем походе. Одна из девиц спросила своего любезного, когда он снова навестит ее, и тот ответил, что не раньше, чем его отряд вернется из долины.

- Из долины? - переспросил Арута. - Выходит, речь и в самом деле шла о войне с Кешем. Солдат имел в виду не иначе как Долину Грез. Видимо, кешианцы опять напали на гарнизон Шаматы.

Но Гай ведь не глупец и не трус, чтобы оставить их вылазку безнаказанной. Он решил быстро нанести ответный удар силами своих и крондорских отрядов. Он вытеснит кешианцев из Долины, а потом станет вести с ними долгие и бесполезные переговоры о том, кому она должна принадлежать. А это означает, - он понизил голос, - что Гай не смог бы помочь Крайди, даже если бы захотел. Ведь кешианская кампания продлится самое малое до конца весны. А то и до начала лета. - Принц выругался и стукнул кулаком по скамье. - Хуже просто некуда, Амос!

- Ошибаетесь, Артур, - мрачно усмехнулся капитан и провел ладонью по голове. - Я ведь еще не все вам рассказал. Сегодня я заходил на "Рассветный Бриз", чтобы поболтать с Васко и убедиться, все ли там в порядке. Так вот, имейте в виду - за нашим кораблем следят!

- Ты уверен?

- Совершенно уверен. На берегу напротив нашей стоянки двое каких-то парней развесили сети. Пока я выгребал к "Бризу", они делали вид, что чинят их, а сами глаз с меня не спускали. То же самое повторилось, когда я возвращался с корабля.

- Кто они, по-твоему?

- Да кто угодно, - пожал плечами Амос. - Люди Гая, к примеру. Или переодетые гвардейцы из личной охраны Эрланда.

Ведь многие из них наверняка остались ему верны! А может, это кешианцы, или пересмешники.

- Пересмешники? - удивленно переспросил Мартин. - Это еще кто такие?

- Гильдия воров, - пояснил Арута. - У них повсюду есть свои разведчики и соглядатаи. Их главарь, которого они называют Хозяином, пожалуй, самый осведомленный человек во всем Крондоре.

- И самый могущественный, - мрачно кивнул Амос. - Если он почему-либо заинтересовался нами, то дела наши плохи!

Разговор их был прерван появлением мальчишки-банщика, который принес заказанное вино. Амос расплатился с ним и тотчас же отослал его за лепешками и сушеными фруктами. Мальчик убежал, позванивая зажатыми в кулаке медяками.

Он скоро вернется, - сказал Амос. - К тому же сюда того и гляди заявятся мелкие купцы и уличные торговцы, чтобы отдохнуть после праведных трудов. Нам надо заканчивать разговор. Но прошу вас, когда мальчишка подаст вам вино и фрукты, пригубьте вина и примите как можно более беззаботный вид. Одни боги ведают, на кого работает этот постреленок! А пока я поведаю вам кое-что обнадеживающее.

- Говори скорее! - воскликнул принц.

- Гай скоро уедет из Крондора.

Глаза Аруты сузились.

- Это и впрямь обнадеживающее известие. Надеюсь, вместе с ним отсюда уберутся и те из его приближенных, кто знает меня в лицо. У меня появится возможность привести в действие мой план.

- Какой план? - хором спросили Амос и Мартин.

- Я расскажу вам о нем, когда у нас будет больше временя для разговора. Ведь мальчишка сейчас вернется, и через несколько минут мы уйдем отсюда. Где мы могли бы встретиться и обсудить его? Амос задумчиво теребил бороду. - Бордели, курильни опиума и винные погреба не годятся, как, впрочем, и трактиры. Там полным-полно ищеек Гая и людей из гильдии Хозяина. - Внезапно лицо его просияло. - Знаете, а ведь я придумал, где мы сможем поговорить! Приходите оба через два часа после заката, когда услышите звон городского колокола, на Храмовую площадь. Ждите меня на восточной стороне.

Запыхавшийся банщик принес им лепешки и фрукты. Торопливо насытившись, Арута опорожнил свой кубок, вытерся колючим полотенцем, натянул одежду и первым покинул пропитанное паром помещение бани. Немного погодя, в переулок вышли и Амос с Мартином. Они сошли с крыльца и разбрелись в разные стороны.

Арута с нетерпением следил, как по площади с противоположных ее сторон к нему приближались Амос и Мартин.

Широкое пространство было окружено храмами, посвященными разным божествам. В некоторых из этих величественных зданий толпились паломники, другие же были почти пусты.

- Что вам удалось узнать за минувший день? негромко спросил Амос, подходя к принцу.

- Я провел несколько часов в таверне, - ответил Арута, кивнув капитану и Мартину. - Там до моего слуха долетел обрывок разговора двух подвыпивших мастеровых. Речь шла об Эрланде. Но когда я наклонил голову в их сторону, они тотчас же расплатились и ушли. Я обдумал все детали моего плана.

- Негожее место ты выбрал для разговора, Амос, пробормотал Мартин, поеживаясь и потирая руки. От этих храмов веет холодом и тоской. Просто жуть пробирает!

- Не будь так суеверен, отважный разведчик! - усмехнулся Амос. В сгущавшейся тьме блеснули его белоснежные зубы. - Здесь нас никто не сможет подслушать. Все видно как на ладони.

- В чем же состоит ваш план, при... Артур? - шепотом спросил Мартин.

- Нынче утром, - ответил Арута, - я обратил внимание на то, что воины городского гарнизона по-прежнему патрулируют Крондор.

А кроме того, мне удалось заметить, как некоторые из придворных Эрланда свободно входили во дворец и выходили из него. Это означает, что власть Гая в городе не беспредельна! Это дает нам надежду, что лорд Дуланик не откажет мне в помощи.

- Каким же образом он сможет помочь нам? - недоверчиво спросил Амос.

- Как маршал Эрланда он командует гарнизонами вассальных городов. Его письменного приказа будет довольно, чтобы воины долины Даррони и Малак-Кросса выступили в Сарт, а оттуда вместе с тамошним гарнизоном отплыли на кораблях в Крайди. К весне они уже высадились бы в нашей гавани.

- Это подкрепление мы могли бы получить без всякого ущерба для герцога Боуррика, - добавил Амос. - Ведь в расположение его армии, как мне удалось узнать нынче днем, Гай отправил значительную часть воинов Крондора.

Арута негромко присвистнул:

- Быть того не может! С чего бы это Гай стал помогать отцу?

- А я не вижу в этом ничего странного, - возразил Амос. - Ему выгодно, чтобы герцог думал, будто король послал его сюда всего лишь на подмогу слабому и хворому Эрланду. Ведь слухи о пленении принца нескоро дойдут до ушей его сиятельства Боуррика. А к тому же Гаю выгодно под благовидным предлогом отправить войска принца прочь из города. Зато к вашему отцу и Брукалу по весне подойдет значительное подкрепление. Целых четыре тысячи солдат, подумать только! - И Амос восхищенно всплеснул руками. - Они выдержат атаку цурани, если те станут наступать на тамошнем фронте.

Мартин уныло вздохнул:

- А если на нашем?

- Тогда без посторонней помощи нам не обойтись, - сказал Арута. - Поэтому мне нужно попасть во дворец и повидаться с Дулаником.

- Но как туда попасть? - спросил Амос. - Кому из оставшихся там придворных и слуг Эрланда можно доверять?

- Я сам хотел бы об этом узнать, - вздохнул Арута. - Боюсь, теперь мало кто из них заслуживает доверия.

- Значит, надо не торопясь разведать, что за обстановка царит во дворце, - сказал Амос. - А кроме того, придется безотлагательно заняться наймом кораблей. Ведь нам их понадобится не меньше двух десятков, чтобы разместить целых тригарнизона. Разумеется, если Дуланик не откажет вам в помощи. А это возвращает нас к вопросу о доступе во дворец. - Амос потряс головой и негромко выругался.

- Ты знаешь этот город лучше, чем я, Амос, - мягко проговорил Арута. - Подумай, как нам пробраться во дворец. Я рискнул бы даже пролезть сквозь дымоход!

- Я попытаюсь что-нибудь придумать! - кивнул Амос. - А вы тем временем следите за главным входом во дворец. Может, вам посчастливится заметить кого-то из окружения Дуланика и вы рискнете передать герцогу поклон.

- Это слишком опасно! - заметил Мартин, и принц был принужден согласиться с ним.

- Но мне все же придется побродить поблизости от крондорского дворца, - сказал Арута. - Может быть, мне ненароком удастся придумать, как туда попасть.

Договорившись о встрече следующим утром, они порознь вернулись в трактир. Амос задержался на площади у храма Рутии, богини удачи. Моряк наклонил голову и вознес своенравному божеству смиренную молитву, прося Рутию приветить троих крайдийцев под своим крылом.

На рассвете армия Гая выступила в поход против войск Империи Кеша. Арута смотрел из окна трактира на маршировавших по улице воинов в черных с золотом доспехах. Над отрядами гордо реяли черные флаги с золотыми орлами посередине.

На следующий день город был закрыт для въезда и выезда.

Сторожевые корабли блокировали порт. Такая мера была предпринята Гаем для того, чтобы кешианские шпионы не смогли покинуть Крондор и, опередив его войска, предупредить своих о готовящейся атаке.

По улицам теперь разъезжали конные патрульные отряды, состоявшие исключительно из воинов Бас-Тайры. Крондорский гарнизон был отправлен на север.

Арута по целым дням слонялся близ дворца, изображая из себя бездельника-провинциала, заходил в таверны и винные погреба той части города, где ему могли встретиться гвардейцы и слуги Эрланда, однако переговорить с кем-либо из них ему все не удавалось. Амос проводил время в порту и располагавшемуся неподалеку от него кварталу бедноты, стараясь вызнать все новости и сплетни. Он начал осторожно осведомляться о возможности найма кораблей. Мартин, прикидывавшийся простодушным наталезским охотником, вступал в разговоры с зеваками на рынках и площадях.

Так прошла неделя. На шестой день после отъезда из города Гая де Бас-Тайры принца Аруту, шедшего вдоль одной из узких улиц, внезапно остановил окрик Мартина:

- Артур! Как я рад тебя видеть!

Охотник подбежал к Аруте и шепотом проговорил:

- Есть новости! Нам надо вернуться в трактир и обсудить их всем вместе!

Они миновали несколько переулков и вошли В "Приют моряка".

Кивнув хозяину, дремавшему у стойки, принц и Мартин поднялись по лестнице и прошли в свою убогую комнату. Амос после очередного ночного рейда по злачным местам Крондора отсыпался на одном из тюфяков.

Едва за ними затворилась дверь, Мартин прошептал:

- Мне кажется, в городе стало известно, что Арута здесь!

- Как?! Что ты сказал?! - встрепенулся Амос и сел на своем тюфяке.

- Сегодня я забрел в таверну у казарм и угостил вином младшего писаря здешнего квартирмейстера. Я прикинулся простачком, которого потрясла осведомленность столь важной персоны. - Мартин усмехнулся, но в глазах его застыла тревога.

- Тот сообщил мне три важных новости. Во-первых, в ту ночь, когда Гай выступил в поход, Дуланик исчез из Крондора. Никто толком не знает, куда и зачем он направился. Во-вторых, недавно скончался лорд Барри.

У Аруты вытянулось лицо.

- Да что ты говоришь? Адмирал умер?! Он ведь был еще не стар...

- Писарь под большим секретом рассказал, что смерть лорда адмирала произошла при загадочных обстоятельствах. На его место был спешно назначен некий граф Джессап.

- Это человек Гая, - пробормотал Арута, все еще не пришедший в себя от потрясения, вызванного этими неожиданными известиями.

- А в-третьих, - продолжил Мартин, - он сказал, что городской страже отдан приказ задержать "особу королевской крови". Но сам писарь не вполне представляет себе, о ком именно идет речь.

Амос смачно выругался.

- О ком же еще, как не о принце Аруте?! Ведь в Крондоре же не так уж много особ королевской крови, которых Гай еще не успел запереть во дворце!

Плечи принца поникли. Он беспомощно взглянул на Амоса с Мартином и с горькой улыбкой проговорил:

- Значит, нам не остается ничего другого, как вернуться в Крайди ни с чем! Боюсь, наш план стал неосуществим!

- Это легче сказать, чем сделать! - мрачно пробурчал Амос.

- В последние дни все докеры, служанки, мастеровые и шлюхи словно в рот воды набрали. Слова из них не вытянешь ни за какие посулы. Их явно напугали стражники Гая. Я-то надеялся, что выбраться из города нам поможет кто-нибудь из пересмешников, но те словно сквозь землю провалились! А Гай не снимет блокаду, пока вас не разыщет, в этом я не сомневаюсь ни минуты!

- Что же нам делать? - спросил Мартин. - Ведь должен же быть какой-то выход!

- Но ведь Гай не знает, где меня искать, - предположил Арута. - Иначе меня бы уже схватили его гвардейцы.

- Это верно! - кивнул Амос. - А если мне удастся снестись с пересмешниками, они помогут нам, разумеется, за хорошее вознаграждение, выбраться из Крондора. Нет такой блокады, которую не прорвали бы эти бравые ребята.

Арута ударил кулаком по тюфяку.

- Будь проклят Бас-Тайра! Ведь подчинив себе весь Восток Королевства, он может развязать гражданскую войну! Если он учинит какое-нибудь злодейство с Эрландом и его семьей, против него как один человек поднимется весь Запад!

Амос примирительно похлопал Аруту по плечу.

- Не надо поддаваться панике! Все еще может обернуться по-иному. Что если Мартин не так понял слова этого подвыпившего писаря и никто даже не думал вас разыскивать? Конечно, вам следовало бы в ближайшее время как можно меньше появляться на людях. Знаете что? Схожу-ка я в порт и проведаю Васко и ребят.

Ведь если вас и в самом деле ищут. Гай наверняка приказал проверить все корабли. Надо понадежней запрятать ваш сундук и поторопить мастеровых с ремонтом "Бриза". В случае чего, мы и сами выберемся отсюда на нашей старой посудине! - Подойдя к двери, он обернулся и с улыбкой подмигнул приунывшим Мартину и Аруте:

- Не вешайте носа, парни! Надо выдержать этот шторм, ведь мы видали кое-что и похуже!

Арута и Мартин молча ужинали за столом у очага, когда в зал трактира вошел Амос. Он подсел к друзьям и вполголоса пробормотал:

- Сундучок ваш в надежном месте.

- Где ты его спрятал?

- Положил в кожаный мешок, завязал и приторочил к якорю.

Арута улыбнулся:

- Здорово придумал. Но ведь в мешок попадет вода...

- Купите себе новые наряды, а с золотом и камушками ничегошеньки не сделается, - торжествующе усмехнулся капитан.

Входная дверь с шумом распахнулась, и в зал вошли шестеро мужчин. Один из них остановился посреди просторной комнаты, а остальные уселись на скамью у выхода.

Амос наклонился к уху Аруты и прошептал:

- Один из них следил за нашей шхуной всю последнюю неделю.

Вон тот, с крысиной физиономией, что сидит с краю.

Между тем мужчина, вышедший на середину зала, наметил Амоса и приблизился к нему с заискивающей улыбкой. Он был одет в костюм моряка. Сдернув с головы шерстяной берет, он тряхнул головой, и его длинные светло-рыжие волосы рассыпались по плечам.

- Не вы ли будете капитаном "Рассветного Бриза"?

Амос молча изогнул бровь.

Незнакомец подвинул к столу табурет и жестом спросил позволения присоединиться к компании. Капитан кивнул.

- Меяя зовут Редберн, - представился мужчина. - Хочу наняться к вам матросом.

- А почему именно ко мне?

- Да я уже год как ищу работу. Теперь с этим туго. А вы в наших краях недавно, вот я и решил попытать счастья на "Рассветном Бризе".

- Кто был ваш последний хозяин и почему вы остались без места? - сощурившись, спросил Амос.

- Работал на берегу, перевозил грузы с барж на берег.

Амос скорчил презрительную гримасу.

- До этого плавал с капитаном Джоном Эвери, - поспешил добавить незнакомец.

- Я знавал его. Последний раз мы встречались в Дурбине года три тому назад.

- Понимаете, больно уж он был строг по части выпивки. Ну да вы и сами, поди, знаете его причуды. Раз мне случилось перебрать на берегу, ну он возьми да и вышвырни меня. А таскать тюки туда-сюда мне уже во как надоело! - И рыжеволосый моряк провел ладонью по горлу. - Может, наймете меня к себе, капитан.

- Пожалуй, ты мне подойдешь, - кивнул Амос и, зевнув, поднялся с табурета. - Знаешь, мне надо отнести на корабль кое-что из наших вещей. Ты, я вижу, парень крепкий. Проводишь меня до порта и заодно поможешь тащить барахло. А по дороге мы все и обсудим.

Не дав незнакомцу опомниться, он с дружеской ухмылкой обхватил его за плечи и повлек к лестнице. Повинуясь его едва заметному кивку, Мартин с Арутой направились следом. Спутники рыжеволосого разом вскинули головы и проводили своего товарища и Амоса любопытными взглядами.

Капитан толкнул ногой дверь комнаты и втащил туда Редберна.

Не дав ему опомниться, он изо всех сил ткнул его в живот своим огромным кулаком. Тот согнулся пополам. Амос ударил его коленом по лицу. Моряк распластался на полу. Из носа его струилась кровь.

- Что происходит, Амос? - спросил появившийся в дверях Арута. Мартин заглянул ему через плечо и негромко присвистнул.

- А то, - сопя от негодования, ответил Амос, - что никакой он не моряк! Эвери и носа в Дурбин не кажет с тех пор, как навел квегские боевые галеры на тамошний торговый флот. Уж лет десять миновало с тех пор. А я соврал, будто видел его там три года назад! В общем, от его басен разит тухлятиной, как от рыбины, что неделю провалялась на солнце! Видали вы его банду?

Побьюсь об заклад, что дюжина таких же молодчиков поджидает нас у выхода из таверны.

- Что же нам делать? - растерянно спросил Арута.

- Бежать. И немедленно. Еще несколько минут, и все они будут здесь!

Все трое выпрыгнули из окна на крышу конюшни, а оттуда соскочили на землю.

- Держите их! Они во дворе! - раздалось им вдогонку.

Выбегая из ворот трактира, Амос оглянулся. Редберн, пошатываясь, глядел им вслед из окна и продолжал созывать своих людей.

Капитан выругался и прохрипел:

- - Эх, надо было полоснуть негодяя кинжалом по горлу!

Они бросились к центру города по пустому полутемному переулку, добежав до угла, свернули на оживленную улицу, которая вывела их на узкую извилистую аллею. Амос и принц с Мартином остановились и прислушались. Сo всех сторон, становясь все слышнее и отчетливее, раздавался топот ног.

- Они вот-вот нагонят нас! - в отчаянии воскликнул Амос. - Мартин, Арута, разбегайтесь в разные стороны. Я останусь здесь и постараюсь их задержать. Принц, бегите к порту. В этом ваше единственное спасение. Может, Васко с помощью милосердных богов удастся уйти от сторожевых кораблей. Держите курс на Дурбин.

Там вы спокойно перезимуете и купите себе новый корабль, чтоб вернуться в Крайди. Бегите же, не медлите!

Арута огляделся по сторонам. Из противоположного конца аллеи выбежали несколько воинов в черных с золотом плащах. Амос и Мартин бросились им навстречу. Поколебавшись, принц что есть духу помчался в другую сторону. Он стал петлять по улицам и переулкам, изредка останавливаясь на несколько мгновений, чтобы перевести дух. Вот впереди показалась большая площадь. Лишь теперь принц осознал, что шум погони за его спиной давно стих.

Он отдышался и спокойным, неторопливым шагом вышел на площадь, где, несмотря на поздний час, вовсю шла торговля одеждой и съестным.

Арута подошел к продавцу платья и не торгуясь купил у него первый попавшийся плащ - длинный, потрепанный и слишком широкий в плечах красно-коричневый балахон. Плотно завернувшись в это нелепое одеяние, он пересек площадь и углубился в кривой и грязный переулок, освещенный единственным чадившим фонарем. В его тусклом свете принц разглядел вывеску трактира. Из-за двери доносились шум и пьяные выкрики. Арута собрался было толкнуть дверь и войти, но внезапно позади него послышался бойкий, чуть хрипловатый голосок:

- Вам не сюда, господин хороший! Тут вас враз сцапают!

Легкая рука легла на плечо принца. Арута резко обернулся.

Перед ним стоял черноволосый кареглазый паренек лет тринадцати.

Судя по потекам грязи на щеках и подбородке, он отнюдь не являлся завсегдатаем городских бань. Узкие губы мальчишки растянулись в плутоватой улыбке.

- Иди своей дорогой, малый! - бросил Арута. - Мне не до шуток, а мелких денег, чтоб подать тебе, я нынче с собой не захватил.

Ухмылка паренька стала еще шире.

- Как знаете. Но только там вас поджидают ищейки Редберна.

Вздрогнув, Арута пристально вгляделся в хитрое лицо подростка.

- Так ты знаешь Редберна?

- Намного лучше, чем мне хотелось бы, - ответил мальчишка и сплюнул на тротуар. - А еще мне известно, что он готов отсыпать двадцать пять монет любому, кто вас выдаст его людям. Если дадите больше, я помогу вам выбраться отсюда и доведу до порта.

А нет - как знаете!

Арута вынул поясной кошель и протянул его мальчишке.

- Здесь сотня соверенов. Если поможешь мне добраться до моего корабля, получишь еще столько же.

- А вы не жмот, как я погляжу! - одобрительно хмыкнул парнишка и с легким кивком добавил:

- Меня звать Джимми.

- А меня Артур, - и Арута с улыбкой поклонился ему в ответ.

Несмотря на весь ужас положения, в котором он очутился, происходившее не могло не позабавить его. - Рад познакомиться с тобой.

- Видать, вы сильно насолили какому-то важному господину, раз за вами охотятся все редберновы люди, - сказал Джимми. - Ну ничего. Я сумею их провести. Пошли?

Они свернули в темный закоулок и стали петлять по грязным, темным, замусоренным улицам, пока не очутились в тупике, где горожане из ближайших кварталов устроили свалку. Здесь валялись прохудившиеся жестяные ведра, рассохшиеся лохани, обрывки тряпья и соломенные тюфяки с продранной обшивкой, доски и камни. Джимми уверенно оттолкнул от стены поломанную тачку без колес. У самой земли принц увидел небольшое отверстие. Его провожатый нырнул туда, и Аруте не осталось ничего другого, кроме как последовать за ним. В подвале царило отвратительное зловоние. Было ясно, что какое-то живое существо несколько дней назад испустило здесь последний вздох. Принц закашлялся и прикрыл рот и нос рукой.

- Что, попахивает? - шепотом спросил Джимми, прокладывая путь через нагромождения всяческого хлама. - Мы нарочно приносим сюда дохлых крыс и кошек, чтоб отбить у других охоту соваться в наши ходы.

- Кто это - мы? - полюбопытствовал принц. Но мальчишка сделал вид, что не расслышал его вопроса.

Вскоре они вылезли из подвала через такую же замаскированную дыру в фундаменте дома и очутились в коротком кривом переулке.

- Вы постойте здесь, а я схожу разнюхаю, можно ли идти дальше.

Принц отошел в тень и прижался спиной к стене одного из домов. Мальчишка мгновенно исчез из виду, словно растворился в вечерней мгле. Вернулся он так же бесшумно, как и исчез, и легонько тронул принца за руку. Арута вздрогнул от неожиданности.

- Ну что? - спросил он, с надеждой вглядываясь в узкое хитрое личико.

- Плохи наши дела! Они прокумекали, что вы двинете к порту, и перекрыли все переулки. Нам нипочем теперь туда не пробраться. Ну да ладно! Я вас отведу в одно надежное местечко, где вы сможете залечь на дно, пока облава не кончится. Пошли!

Здесь недалеко!

Арута оттолкнулся от стены и нагнал Джимми, бегом припустившего вдоль по переулку, у самого его конца, где тот сворачивал в узкую аллею. Арута окончательно утратил чувство направления и при всем желании не смог бы теперь определить, в какой части города они находились. Проходя мимо одного из домов, его провожатый вдруг настороженно оглянулся, толкнул дверцу, замаскированную так искусно, что принцу даже при свете дня не удалось бы разглядеть ее на фоне обшитой досками стены, и юркнул в темноту. Арута последовал за ним.

Они поднялись по крутой темной лестнице, и Джимми, распахнув тяжелую дверь, кивком пригласил Аруту войти. Принц шагнул вперед и остановился как вкопанный. В грудь ему были нацелены острия трех узких кинжалов.

Глава 7 БЕГСТВО

- Входи же, не стой у порога, - приветливо кивнул Аруте сидевший в кресле у камина седовласый старик с крючковатым носом и изрытым оспой лицом. Трое дюжих молодцов опустили кинжалы и расступились в стороны. Арута положил ладонь на рукоятку своей рапиры и, поколебавшись, сделал шаг вперед. В спину его тотчас же уперлось острие меча. Принц сложил руки на груди и, отбросив мысль о сопротивлении пленившим его незнакомцам, оглядел комнату. В углу у противоположной стены он увидел связанных по рукам и ногам Мартина и Амоса. Капитан шевельнул головой и издал слабый стон. Мартин оставался недвижимым.

Старик, явно наслаждаясь беспомощностью и замешательством своего пленника, ласково улыбнулся и слегка наклонил голову.

- Меня зовут Аарон Кук. С Джимми Рукой ты уже знаком. - Мальчишка, проскользнувший в комнату вслед за Арутой, отвесил ему шутовской поклон.

- Джимми Рука? - растерянно переспросил принц.

- К вашим услугам! - хохотнул мальчишка.

- Самый ловкий из юных карманников Крондора, - аттестовал его старик. - Со временем обещает стать настоящим разбойником.

- Он с усмешкой кивнул Джимми и вновь повернулся к Аруте. - А теперь твоя очередь представиться нам. Кто ты такой?

Арута назвался Артуром, торговым партнером капитана, прибывшим из западных земель. Едва он закончил свой рассказ, как, повинуясь знаку старика, один из дюжих разбойников подскочил к нему и наотмашь ударил его по лицу.

- Я настоятельно советую тебе говорить правду, - и Кук улыбнулся еще ласковее. - Итак, спрашиваю во второй раз: кто ты такой?

Принц начал было повторять легенду, сочиненную для него Амосом, но речь его прервал еще более сильный удар по скуле.

- Приятель, не испытывай мое терпение, - старик мотнул головой в сторону связанных Амоса и Мартина. - Мы готовы поверить тому, что один из них и в самом деле капитан судна, а другой - охотник из Наталя или откуда-то еще. Но что до тебя, ты такой же торговец, как я - священник Ишапианского ордена! - Глаза Кука под косматыми седыми бровями сверкнули гневом. - Мне не терпится узнать, почему Джоко Редберн, глава тайной полиции Гая де Бас-Тайры, устроил на тебя эту облаву. Ведь его люди давно следили за тобой. Ну а мы не спускаем глаз с них! Они здорово мешают нам в наших неустанных трудах.

- Я не знаю, что ему от меня надо, - выдавил из себя Арута.

Молодой широкоплечий верзила стал было вновь приближаться к нему, но старик остановил его взмахом руки.

- Оставь! Он и вправду может об этом не знать. - Кук склонил голову набок и погрозил Аруте пальцем. - Но ему известно, кто он такой и зачем явился в Крондор. И он расскажет нам об этом, если не захочет проститься с жизнью сей же час! - Улыбка сбежала сего лица, и он заговорил жестко, чеканя слова:

- Учти, если бы мы не выхватили тебя и твоих дружков из-под самого носа Редберна, вас бы теперь пытали его подручные. Но и у нас есть способы заставить тебя говорить. Не вынуждай нас прибегать к ним! Тебе же от этого будет только хуже. В последний раз спрашиваю: кто ты и зачем явился в Крондор?

Арута не мог бы поручиться, что за дверью в смежную комнату к их разговору не прислушиваются люди Редберна. Но он понял, что старый Аарон Кук вовсе не шутил, грозя ему пытками. Помощи ждать было неоткуда, и принц решил поведать разбойникам лишь часть правды о себе и своих спутниках.

- Мы прибыли из Крайди, - медленно, стараясь выиграть время, проговорил он. - Нам нужна военная помощь. Мы хотели просить о ней принца Эрланда и герцога Дуланика. Но, узнав, что город оказался во власти Гая де Бас-Тайры, мы решили сначала разведать, как здесь обстоят дела.

- Зачем бы гражданам Крайди окружать себя и свою миссию такой тайной? Почему вы не обратились за помощью к де Бас-Тайре? - подозрительно сощурившись, спросил старик. - Что-то ты снова темнишь, приятель!

- Да затем, что Гай немедленно сцапал бы его и за милую душу запер в подземелье!

Арута и Кук обернулись на этот раздраженный выкрик. Амос, успевший за это время прийти в себя, сидел у стены и мотал кудлатой головой.

- Ну и угостили меня твои ребята, старина Кук! Хорошо же ты встречаешь друзей!

Кук пристально вгляделся в черты капитана и растерянно спросил:

- Так ты меня знаешь?

- Еще бы, чурбан ты этакий! Но я не скажу больше ни слова, пока ты не приведешь сюда Тревора Халла!

Кук пожал плечами и поспешно удалился в смежную комнату.

Через мгновение он вышел оттуда в сопровождении высокого мужчины с гордой осанкой и тронутыми сединой висками. Все лицо его от кромки волос до подбородка пересекал уродливый шрам.

Вместо одного глаза из красноватых век выпячивалось огромное бельмо.

Взглянув на Амоса, вошедший оглушительно расхохотался и приказал широкоплечим молодцам, замершим у двери на лестницу:

- Развяжите их!

Едва выпростав ноги и руки из пут, Амос подбежал к великану с бельмом и ткнул его кулаком в грудь.

- Привет, старина Тревор! А я-то был уверен, что тебя давно повесили!

- То же самое я думал о тебе, Тренчард! - Хуалл обернулся к Аарону Куку. - Как же ты мог так оплошать? Ведь наш Амос все тот же, и я мигом его признал, хотя он за эти годы успел отрастить брюхо, остричь буйные кудри и отпустить бороду!

Брови Аруты взметнулись вверх. Он давно догадывался, что его отважный и верный помощник - бывший флибустьер, но ему и в голову бы не пришло, кем он окажется в действительности.

Капитан Тренчард в течение многих лет был грозой и ужасом Безбрежного и Горького морей. Вступать в поединок с его бригами не отваживались даже боевые галеры Квега.

- Прости меня, Тренчард! - И Аарон Кук протянул Амосу руку.

- Глаза мои уж не те, что прежде! Годы берут свое!

Подручные Хуалла и Кука тем временем развязали веревки на руках и ногах все еще не очнувшегося от беспамятства Мартина и отнесли его в соседнюю комнату, куда следом за ними прошли и все остальные.

- Позвольте представить вам Тревора Хуалла, - сказал Амос принцу, - капитана Белоглазого, хозяина "Красного Ворона".

Хуалл с печальным вздохом покачал головой:

- Мой бриг сгорел два года тому назад, дружище, у берегов Дурбина. А с ним на дно пошли и многие из команды. Мы с Куком перебрались в Крондор и теперь работаем здесь.

- Вот как? Работаете? - усмехнулся Амос.

- Мы примкнули к пересмешникам и вместе с ними служим Хозяину, - пояснил Кук. - Неделю тому назад он поручил нам стеречь ценный груз и найти корабль, который мог бы прорвать блокаду порта и доставить этот груз в безопасное место. Редберн дорого отдал бы за то, чтобы его у нас отнять. Мои ребята давно доложили нам о вас. Вы трое вели себя уж больно подозрительно, чтоб не привлечь внимание тайной полиции, да и наше тоже. Одно время мы даже подозревали, что вы работаете на самого Редберна, будь он навеки проклят. Ну а теперь скажи-ка нам без обиняков, дружище Амос, почему вы разыгрывали здесь всю эту комедию и зачем Гаю сажать твоего друга в подземелье?

- Перед вами, - насмешливо прищурившись, проговорил Амос, - принц Арута Крондорский, сын его сиятельства герцога Боуррика.

Аарон Кук изумленно вытаращил глаза. Широкоплечий разбойник, дважды ударивший Аруту по лицу, попятился к двери.

- Ваше высочество... - промямлил он. - Ваше... Я же не знал! - Он повернулся и бросился вон. Вскоре деревянные подошвы его башмаков застучали по ступеням лестницы. Тревор Хуалл понимающе кивнул головой.

- Теперь нам все ясно. Гай дорого отдал бы, чтоб захватить в плен сына своего злейшего врага, особенно теперь, когда он готовится предстать перед Советом лордов.

- Что?! - изумленно воскликнули Арута и Амос.

- Вам, конечно же, об этом ничего не известно. Но и я не волен распространяться на эту тему без высочайшего на то соизволения. Погодите минутку!

Он встал и вышел из комнаты. Арута взглянул на Мартина.

Охотник растерянно озирался по сторонам, потирая ушиблeнную голову.

- Как ты себя чувствуешь?

- Надеюсь, что останусь в живых, - слабым голосом ответил Мартин. - Но они треснули меня не иначе как оглоблей!

Тревор Хуалл вернулся в комнату в сопровождении невысокой, тоненькой девушки-подростка с рыжевато-каштановыми волосами и огромными зелеными глазами. При виде ее все мужчины встали и почтительно склонили головы. Арута и Амос последовали примеру остальных. Девушка с улыбкой подошла к принцу и, приподнявшись на цыпочки, поцеловала его в щеку. Удивленный таким фамильярным приветствием, Арута вскинул брови и отступил назад.

- Ax, как же я глупа! - усмехнулась девушка. - Ведь нас с вами не представили друг другу и вы не знаете, кто я.

Здравствуйте, кузен Арута! Я - принцесса Анита.

Удивлению принца не было предела.

- Вы... Здравствуйте, кузина! Здесь, среди... - и он выразительно обвел глазами комнату.

- Так это и есть ваш ценный груз? - хохотнул Амос. Хуалл и Кук кивнули. Анита царственным жестом дозволила присутствующим сесть и, взяв Аруту за руку, подвела его к скамье, стоявшей в углу.

- Все началось с приезда в Крондор Гая де Бас-Тайры, - начала она, опустившись на скамью и кивком предложив Аруте занять место рядом с ней. - Отец принял его очень ласково в надежде, что Гай станет помогать ему в командовании Крондорской армией и нашим морским флотом. Но у Гая были другие планы.

Когда после загадочной смерти лорда Барри он назначил адмиралом лорда Джессапа, отец попытался протестовать. Но город был уже наводнен воинами и тайными агентами Гая, герцог Дуланик бежал, а большая часть гарнизона была отправлена в долину, Отец решил обратиться к королю, требуя, чтобы тот отозвал Гая из Крондора, но письмо его было перехвачено людьми де Бас-Тайры. Гай заключил отца в подземелье, требуя, чтобы тот согласился отдать меня ему в жены. - Щеки ее слегка зарделись. - Но ему не удалось принудить папу к этому! А я скорее умру, чем стану женой этого подлеца! Одна из моих камеристок сказала, что ее брат сможет организовать мое бегство из дворца, где меня стерегли люди Гая.

- С вашего позволения, принцесса, - прервал ее Тревор Хуалл. - Брат этой камеристки состоит в Обществе Пересмешников.

Хозяин приказал нам вызволить ее высочество и доставить в безопасное место.

- Так может, те слухи про особу королевской крови, которую разыскивают в Крондоре, касались вовсе не вас, принц, а ее высочества! - сказал Траск.

- Так оно и есть, - согласился Хуалл. - Джоко Редберн, поди, и не подозревает, кто вы на самом деле. Но ваши прогулки у дворца заставили его заподозрить, что вы причастны к похищению принцессы. Потому-то он и устроил облаву на всю вашу компанию. Гай ведь до сих пор не ведает о бегстве ее высочества, и Редберн землю готов перевернуть, чтоб разыскать принцессу до возвращения его господина в Крондор.

Принц с нежностью взглянул на юную девушку, сидевшую подле него. Она так мужественно противостояла постигшим ее бедам и достойно, без слез и жалоб, переносила горе, причиненное ей и родителям злодеем Бас-Тайрой. Он взял ее тонкую руку.

- Кузина, я предлагаю вам свою помощь и защиту. Мы вместе отправимся в Крайди. Ничего другого нам не остается.

Анита улыбнулась ему и кивнула головой.

- Мне горько оставлять отца и маму пленниками Гая, но ведь я смогу помочь им, только если сама останусь на свободе! Гай бросит все силы на мои поиски и перестанет мучить папу! Ах, бедный отец! - вздохнула она, и в глазах ее блеснули слезы. - Ведь он и без того слаб здоровьем, а в подземелье так сыро и душно! Он там долго не выдержит! Понимаете, кузен, король обещал назначить Гая своим наследником. Но прежде тот решил стать принцем Крондорским, женившись на мне и низложив моего отца.

- Негодяй! - воскликнул Арута, сжав кулаки. - Попался бы он мне в руки! Я бы вырвал его черное сердце из груди!

- Но пока что, ваше высочество, - назидательно промолвил Хуалл, - вам следует подумать, как бы побыстрее унести отсюда ноги и как переправить принцессу Аниту в безопасное место.

- Скажи, а почему вы принимаете такое горячее участие в ее судьбе? - спросил Арута. - Что заставляет вас идти на риск ради ее высочества принцессы Крондорской?

- А то, что Гай с его тайной полицией стоит у нас поперек горла! - ответил Белоглазый. - Прохода нет от этих его молодчиков, переодетых ремесленниками, торговцами и бедными дворянами. Дела наши день ото дня идут все хуже и хуже.

Пересмешникам остается или выучиться другому ремеслу, что их, как вы понимаете, вовсе не устраивает, или избавиться от назойливости подручных Редберна. Но это лишь одна из причин нашего участия к ее высочеству, принц. Ведь все мы, хотя нас и не назовешь образцовыми гражданами, являемся верноподданными принца Эрланда и считаем своим долгом помочь его законной наследнице в трудную минуту. Мы не желаем, чтобы нашим принцем сделался Гай де Бас-Тайра!

- А кроме того, - с усмешкой вставил Джимми, - принцесса Анита обещала щедро наградить нас, ежели мы вызволим ее из дворца!

Тревор Хуалл метнул в его сторону недовольный взгляд, и мальчишка тотчас же смолк.

- Амос Траск, - сказал Кук, - тебя послали нам сами боги.

Ведь если кто способен прорвать блокаду и уйти от сторожевых судов Гая, то это ты, старый морской волк.

- Но "Рассветный Бриз" нуждается в починке, - возразил Амос. - А к тому же, сейчас и думать нельзя о проходе через пролив Тьмы.

Хуалл хлопнул его по плечу:

- Значит, вам надо погостить у нас несколько недель. Я слыхал о твоем суденышке. Даже если его киль и подлатают, оно навряд ли станет от этого намного лучше. Ума не приложу, как тебе удалось добраться на нем сюда от самого Крайди! У нас есть на примете другой корабль, надежный и быстроходный. За то время, что вы пробудете здесь, мы перебросим туда команду "Бриза". Действовать надо осторожно, ведь за вашей посудиной наблюдают люди Редберна и моряки сторожевых кораблей. Мы будем перевозить их в шлюпках по двое-трое и ставить на их место наших молодцов, чтобы ищейки ничего не заподозрили. - Он повернулся к Аруте. - Здесь вы в полной безопасности, принц.

Никто не сможет подобраться к этому дому незамеченным. Он принадлежит Хозяину, как и несколько других зданий в городе.

Когда настанет время, мы поможем вам и принцессе пробраться в порт и посадим на корабль. А теперь позвольте мне проводить вас в вашу комнату.

Гостеприимные разбойники поселили Аруту, Мартина и Амоса в светлой и чистой комнате с двумя окнами. Все трое, устав после бурных событий минувшего дня, отказались от ужина. Едва за ними затворилась дверь, они разделись и улеглись на лавки, заменявшие кровати. Мартин тотчас же заснул. Арута, подложив руки под голову, скосил глаза на Амоса и вполголоса проговорил:

- Так ты, оказывается, не кто иной, как сам Тренчард. Вот уж не думал не гадал, что судьба сведет меня с таким прославленным героем.

Амос вздохнул и почесал в бороде.

- Знаете, ваше высочество, сама судьба ополчилась против меня! Ведь когда я решил покончить с морским разбоем и заняться честной торговлей, меня в первом же рейсе разорили дотла, лишили команды и судна. Да вы и сами помните, как все это было.

Вот и пришлось мне сойти на сушу и остаться в Крайди.

Сев на своей постели, Арута с улыбкой проговорил:

- Ты был для меня неоценимым помощником, добрым советчиком и надежным другом, Амос, все эти девять лет. Но... - он покачал головой. - Капитан Тренчард! Уму непостижимо! Ведь на твоей совести столько злодеяний...

- Повесьте меня за них, Арута, когда вернемся в Крайди, - зевая, сказал Амос и укрылся с головой одеялом. - Но теперь молю вас об одном; дайте мне выспаться! Я становлюсь слишком стар для драк и погонь. Моя голова раскалывается, все тело ноет... - Он перевернулся на другой бок и сонно засопел.

Арута протянул руку к лампе и накрыл фитиль. Комната погрузилась во тьму. Принц долго еще ворочался на своем ложе, перебирая в памяти события минувших недель. Последним, о чем он вспомнил, уже погружаясь в сонное полузабытье, был поцелуй, который принцесса Анита запечатлела на его зардевшейся щеке.

Сидя на узкой скамье, Анита с интересом следила за поединком между Арутой и Джимми. Мальчишка упросил принца научить его фехтовать, и вот уже целый месяц тот давал ему уроки в просторном подвале дома пересмешников. Принцесса, как правило, не пропускала ни одной из этих баталий. Оба противника с ловкостью орудовали рапирами. Джимми оказался способным и понятливым учеником, с лихвой восполнявшим недостаток физической силы природной ловкостью и быстротой реакции.

Закончив урок, Арута вложил рапиру в ножны и отер пот со лба.

- Неплохо, Джимми. Но только, когда переходишь в атаку, не забывай про оборону. Ведь если твой противник будет вооружен мечом...

- ...Тогда придется проверить, кто из нас быстрее бегает! - заключил мальчишка, и все трое дружно рассмеялись.

Дверь в подвал отворилась, и на пороге показался Амос Траск. Следом за ним в подвал вошли Мартин и Тревор Хуалл.

- Я принес дурные вести, принц! - без всяких предисловий начал Амос. - Гай де Бас-Тайра, будь он трижды проклят, возвращается в Крондор!

- Что?! - разом воскликнули Арута и Анита.

- Нам только что сообщили об этом, - сказал Тревор.

- Но почему? - недоверчиво спросил Арута. - Неужто он решился бросить свои войска в разгар военной кампании?

- Исход битвы с кешианцами был предрешен еще до ее начала, - сказал Хуалл. - И ее завершат полководцы Гая. Они же от его имени проведут переговоры об условиях мира. У него только одна причина спешить сюда, ваши высочества. И причина эта...

- ...Мое бегство из дворца, - побледнев, сказала Анита. - Он узнал о том, что мне удалось скрыться!

- Вот именно! - мрачно подтвердил Амос. - Благодарение богам, что у Тревора есть свои люди среди дворцовой челяди и что они вовремя предупредили нас.

- Похоже, у Гая есть доносчики даже среди агентов Редберна.

Он никому до конца не верит, - со вздохом проговорил Хуалл.

Арута взглянул на Аниту и ободряюще улыбнулся ей.

- Значит, нам надо немедленно покинуть Крондор. Мы отправимся в Крайди или в Илит, в расположение армии моего отца.

Мартин покачал головой и вполголоса пробормотал:

- Военный лагерь - не самое подходящее место для ее высочества.

- Но Аруте вовсе не обязательно торопиться в Крайди, а ведь путь туда более опасен, чем в Илит, - возразил Амос. - Фэннон прекрасно справится с обязанностями коменданта, ему в этом помогут Гардан и Элгон.

- А ты представь себе, - сказал Мартин, принимаясь расхаживать взад-вперед по подвалу, - что произойдет, если принц с ее высочеством прибудут к герцогу Боуррику и расскажут ему о предательстве Гая? А ведь скрыть это они не смогут.

- Отец двинет войска на Крондор, а если понадобится, то и на Рилланон, - не задумываясь, ответил за Амоса Арута.

- Вот именно! - кивнул охотник. - И не успокоится, пока голова Черного Гая не будет водружена на пику городской ограды.

А тем временем цурани оккупируют весь Запад Королевства. Ведь Брукал с горсткой своих воинов не сможет дать им отпор.

Принц уселся на скамью рядом с Анитой и уперся локтями в колени, обхватив лицо ладонями.

- Нет, гражданская война перед лицом внешней угрозы - это уж слишком для нашего многострадального Королевства. Уж лучше тогда сразу сдаться на милость врагу! - Он мрачно усмехнулся. - Нам остается только надеяться, что весть о захвате Гаем Крондора дойдет до отца не раньше, чем они с Брукалом отразят весеннее наступление цурани. Вот и все, на что мы можем рассчитывать. Крайди придется оборонять нашими собственными силами. Помощи ждать неоткуда. Я должен вернуться туда как можно скорее, чтобы вместе с Фэнноном и Гарданом подготовить замок к осаде и обороне. Решено. Мы возвращаемся домой.

- Но ведь цурани могут двинуть свои основные силы против армии герцога, - предположил Мартин. - Или снова атаковать Эльвандар.

- Конечно, - кивнул Арута. - И все же нам следует готовиться к худшему.

- Корабль, который мы для вас наняли, - сказал Тревор, - готов к отплытию. Туда переведена вся команда "Рассветного Бриза".

- Надеюсь, мы сможем пройти через этот растреклятый пролив, - прошу прощения у принцессы, - буркнул Амос.

Принц не расслышал его слов. Он погрузился в мрачные раздумья обо всем происшедшем. Положение его было теперь гораздо хуже, чем до отплытия из Крайди. Тогда он был полон надежд на помощь Эрланда, теперь же в случае нападения цурани ему приходилось рассчитывать только на свои силы, а главное - молить богов, чтобы те помогли им с Анитой бежать из Крондора.

Арута и его спутники бесшумно крались по темным улицам в сопровождении Хуалла и дюжины его подручных. Через каждые несколько шагов принц оглядывался, поспевает ли за ним Анита.

Та всякий раз одаривала его ласковой, ободряющей улыбкой. Он не мог надивиться ее стойкости и мужеству. Девушка за все время пребывания в стане пересмешников ни разу не посетовала на свою участь, не проявила недовольства или раздражения, не пролила ни одной слезинки. А ведь судьба родителей и опасность, которой ежеминутно подвергалась она сама, не могли не терзать ее юную душу. Вот и теперь она держалась так невозмутимо и беззаботно, словно шла на прогулку в сопровождении своих фрейлин.

Принцу было известно, что нынешним вечером многочисленные отряды пересмешников изрядно потрудились, очищая улицы от соглядатаев Редберна. Хозяин, в подчинении которого находилась вся городская гильдия воров и разбойников, подкупил капитана одного из сторожевых судов, чтобы тот отвел свой корабль в сторону и разомкнул кольцо блокады вокруг порта. Никто не знал наверняка, кто этот человек, державший грабителей и карманников в строжайшем подчинении и наводивший страх на горожан. Те опасались Хозяина гораздо больше, чем Редберна и его людей, а потому на допросах, которым тайная полиция подвергала уличных зевак, торговок и попрошаек, никто и словом не обмолвился о том, куда могла скрыться принцесса и кем организован ее побег.

До слуха Аруты донесся шепот Хуалла, говорившего Амосу:

- Твои люди и имущество принца благополучно доставлены на борт "Морского Змея". Он вполне оправдываает свое название: более быстроходного судна не сыщешь во всем Крондоре, тем более теперь, когда эскадра Джессапа убралась из залива. Ищейки Редберна стерегут "Рассветный Бриз", как кот - мышиную нору, а на "Змея" и внимания не обращают. Ведь по подложным документам, которые мы раздобыли, он предназначен к продаже.

Впереди показались портовые постройки, и вскоре принц, Анита и остальные ступили на причал, у которого их ждал баркас с гребцами. Неподалеку слышались сдавленные крики и лязг стали.

Арута догадался, что это пересмешники расправлялись с портовой охраной.

Мартин первым прыгнул в баркас и помог Аните сойти с причала на борт легкого суденышка. В этот момент со стороны города послышался стук копыт. Арута оглянулся. Конники, одетые в черно-золотые плащи, начали теснить выбежавших на портовую площадь пересмешников.

- Все в баркас! Отчаливайте! - крикнул Хуалл и бросился к своим. Арута и Амос не замедлили подчиниться его суровому окрику.

- Прощайте! Счастливого плавания! - послышался вдруг сверху, с причала, мальчишеский голос.

Подняв голову, Арута увидел прямо над собой задорное лицо Джимми.

- Рапира при тебе?

- Нет, ваше сиятельство.

- На, возьми мою! Да помогут тебе боги! - и Арута бросил ему свое оружие рукояткой вперед. Мальчик ловко подхватил рапиру, поклонился принцу, махнул рукой и тотчас же исчез.

Гребцы налегли на весла, и через несколько минут баркас подошел к кораблю. Путники поднялись на борт "Морского Змея", и Амос, немедленно взбежавший на капитанский мостик, приказал поднять якорь. Матросы развернули паруса, и корабль, плавно покачиваясь на волнах, проскользнул в просвет между двумя сторожевыми кораблями и вскоре вышел из гавани в открытое море.

Сердце Аруты учащенно забилось. Он был безмерно счастлив, что покинул негостеприимный Крондор и спас Аниту от рук Черного Гая. Внезапно с мостика раздался рев Амоса:

- Смотрите, ваше высочество!

Арута обернулся туда, куда указывал рукой капитан. Скрытый со стороны гавани высоким, утесом, слева от них стоял на якоре "Королевский Грифон" - тот самый трехмачтовый боевой корабль, который они уже видели, подходя к Крондору.

- Будь проклят этот Редберн! - крикнул Амос, вздымая к небу сжатые кулаки. - Я-то думал, "Грифон" воюет с кешианцами вместе со всей эскадрой Джессапа. А теперь он пустится за нами вдогонку, как только негодяй Редберн взойдет на борт!

День выдался холодный и ясный. Волны спокойно и ровно плескались о борта "Морского Змея". Стоя на корме, Арута с тревогой вглядывался в безбрежную даль. Амос заверил его, что если в течение ближайших двух дней "Королевский Грифон" не появится у горизонта, это будет означать, что им удалось уйти от преследования. Перед взором Аруты расстилалась лишь ровная морская гладь. Он облегченно вздохнул и решил вернуться в свою каюту.

Открыв дверцу, он замер у порога и изумленно вскинул брови.

На его узкой койке, подобрав под себя ноги, сидела Анита.

- Принцесса? Это вы? А я-то думал, вы у себя... - растерянно проговорил он. Анита проворно соскочила на пол, подбежала к нему и спрятала лицо у него на груди. Тело ее содрогнулось от рыданий. Всхлипывая, она проговорила:

- Я больше не могу, Арута! Я устала быть храброй и притворяться, что мне все нипочем! О боги! Что будет с папой и мамой? Что ждет всех нас? Как мне тяжело думать об этом, Арута!

Принц гладил ее по пушистым волосам и бормотал слова утешения, какие только приходили ему в голову. В отличие от веселого, беззаботного Лиама и острослова Роланда, Арута всегда чувствовал себя неловко и скованно в присутствии женщин. Рядом же с Анитой, этой очаровательной полуженщиной-полуребенком смущение его возрастало стократно.

- Все будет хорошо, кузина, - шептал он. -Я не дам вас в обиду! Гай освободит вашего отца. Ведь теперь, когда вы вне досягаемости этого мерзавца, принц, ничем не рискуя, может дать согласие на вашу с ним помолвку. Успокойтесь, прошу вас!

Когда слезы девушки иссякли, она высвободилась из объятий Аруты и села на краешек единственного стула, стоявшего у откидного стола. Арута опустился на узкую койку.

Шмыгнув носом, Анита прошептала:

- Простите меня! Я не должна была поддаваться слабости, но... но мне так одиноко. - Подбородок ее дрогнул, в глазах снова заблестели слезы, но на сей раз ей удалось взять себя в руки. Она слабо улыбнулась и высморкалась в крошечный носовой платок. - Простите...

Внезапно Арута весело усмехнулся и с жаром заговорил:

- Вы - необыкновеннаядевушка, Анита! Вы храбрее и сдержаннее большинства мужчин, которых я знаю. Что уж говорить о женщинах! Ведь вы росли без горя и забот, вас все любили и баловали, и вот за короткий срок на вашу долю выпало столько тяжких испытаний. Вы упрекаете себя за эту минуту слабости, а ведь многие на вашем месте все эти дни только и делали бы, что рыдали и сетовали, отравляя жизнь окружающим!

Анита благодарно улыбнулась.

- Спасибо, кузен, за ваши добрые слова. Если бы вы знали, как мне лестно слышать эту похвалу из уст такого бесстрашного человека! Ведь Мартин рассказал мне об осаде Крайди и о вашем геройстве.

Арута покраснел от смущения и отвел взгляд в сторону.

- Он вечно все приукрашивает. - Мартин вовсе не заслуживал подобного упрека и, осознавая это, Арута покраснел еще гуще и поспешил сменить тему. - Вам будет хорошо у нас в Крайди, Анита! Моя сестра Каролина - гостеприимная хозяйка. Вы с ней наверняка подружитесь. А с Гаем мы разделаемся! Он получит по заслугам, вот увидите.

Анита вздохнула и заставила себя улыбнуться.

- Спасибо, Арута! Мне теперь гораздо спокойнее и лучше! Я вернусь к себе и немного отдохну. Я буду представлять себе принцессу Каролину и ваш замок.

Проводив Аниту в ее каюту, принц вышел на палубу. Амос стоял на мостике возле рулевого. Арута поднялся к нему, и капитан кивком указал ему на горизонт.

- Видите? Вы его видите, принц?

Арута вгляделся туда, куда указывал Амос. В предзакатной мгле он разглядел едва выдававшуюся над линией горизонта верхушку мачты и край белого паруса.

- Редберн?

- Он самый, - кивнул Амос и сплюнул через транец.

В течение всего следующего дня принц почти безотлучно стоял на мостике, наблюдая за тем, как нагонявший их корабль увеличивался в размерах. Теперь стали отчетливо видны все его три мачты, на одной из которых реяло черное знамя Гая де Бас-Тайры, и белоснежные паруса.

- Это "Королевский Грифон", - сказал Амос, - и к вечеру он нас нагонит.

- Что мы можем сделать?

- Ничего. Проклятье! Если б мы взяли курс на восток, они упустили бы нас из виду в темноте, а так мы будем у них как на ладони, когда их уже не станет видно с борта нашего "Змея"!

Когда солнце превратилось в большой красный шар, медленно скользивший за горизонт, "Королевский Грифон" находился уже в какой-нибудь тысяче ярдов от них.

- Благодарение богам, - пробурчал Амос, - что они не решатся палить по нашему "Змею" из бортовых самострелов, ведь у нас на борту ее высочество!

Расстояние между судами сократилось до восьмисот ярдов, затем до шестисот. Арута уже мог разглядеть фигурки матросов на грот-мачте, черневшие на фоне парусов, которые закатное солнце окрасило в багровые тона.

Когда "Морской Змей" отделяли от "Грифона" не более пятисот ярдов, сверху раздался пронзительный крик впередсмотрящего:

- Туман!

- Где?! - встрепенулся Амос.

- К юго-западу. В миле от нас или чуть больше.

- Боги! - крикнул Амос. - Это вы посылаете нам спасение!

Амос приказал рулевому взять курс на юго-запад, спустился на палубу и бросился к корме. Арута и Мартин помчались за ним следом. Прислонившись к борту, принц в сумерках разглядел очертания "Королевского Грифона". Маневр "Змея" сократил расстояние между судами почти вдвое.

- Мартин, ты видишь их рулевого? - спросил Амос. Охотник прищурился.

- Вижу, хотя и не очень ясно.

- Постарайся заставить его отойти от руля.

Мартин кивнул, снял с плеча лук, с которым он никогда не расставался, и достал из колчана стрелу. Пущенная его меткой рукой, она вонзилась в транец в нескольких дюймах от головы рулевого.

С палубы "Змея" им было видно, как рулевой "Грифона" пригнулся и выпустил руль. Беевой корабль тотчас же отнесло вправо, и он стал отставать от "Змея".

- Темновато нынче для меткой стрельбы, - пробормотал Мартин и снова отпустил тетиву лука. Жужжа, словно разъяренная пчела, она пролетела немного выше рулевого колеса.

Расстояние между судами все увеличивалось. Амос повернулся к Васко и сказал:

- Передай всем, чтобы по моей команде все умолкли и не издавали ни звука без моего разрешения. Если кто вымолвит хоть слово, он отправится кормить рыб.

Помощник бросился выполнять распоряжение.

Боевой корабль лег на прежний курс и снова стал нагонять "Морского Змея".

- Не подпускай их к баллисте, дружище Мартин! - и Амос указал охотнику на матросов, сгрудившихся у борта.

Мартин стал одну за другой посылать свои стрелы в бомбардиров. Нескольких из них ему удалось ранить, остальные спрятались за борт.

- Туман прямо по курсу! - крикнул впередсмотрящий.

- Полный вперед! - скомандовал Амос.

"Морского Змея" теперь отделяли от преследователей не более четырехсот ярдов. Он медленно входил в туманное облако. Ветер стал заметно слабее.

Амос наклонился к самому уху Аруты и негромко проговорил:

- Здесь и ветра-то почти нет, но я прикажу взять рифы парусов, чтоб хлопанье полотна ненароком нас не выдало.

Как только боевой корабль утонул в туманной мгле, он вполголоса отдал команду:

- Взять рифы!

Матросы бросились к мачтам. Корабль, казалось, остановился в безветренном море. Амос приказал всем замолчать и едва слышно прошептал Аруте:

- Здесь проходит быстрое западное течение. Мы позволим ему отнести нас в сторону и будем надеяться, что капитан "Грифона" о нем не знает. А также-о подводных рифах!

Корабль, медленно скользивший сквозь плотный туман, объяла тишина. Несколько минут прошло в напряженном ожидании, и вдруг послышался скрип снастей и крики матросов "Грифона". Неподалеку мелькнули огни боевого корабля, плывшего мимо них на юго-запад.

Матросы "Морского Змея" замерли и боялись шевельнуться, чтобы легкий скрип палубных досок под их ногами не разнесся над водой, как грохот боевого барабана, выдав преследователям их местонахождение.

- Замолчите, вы! - послышалось с палубы "Грифона". - Мы не слышим их из-за нашего собственного шума!

Экипаж боевого корабля поспешил выполнить команду капитана.

Теперь тишину нарушали лишь скрип канатов и хлопанье парусов "Грифона".

Но вдруг в той стороне, куда направлялся тяжелый боевой корабль, раздался оглушительный треск, подобный громовому раскату, а через несколько мгновений воздух огласили отчаянные крики матросов.

Амос повернулся к Аруте и Мартину. Его расплывчатый силуэт был едва различим в густом тумане.

- Они напоролись на риф, - сказал он. - Тут их видимо-невидимо. С такой осадкой оно и немудрено. Мы - другое дело, но все же не будем рисковать. - И он велел рулевому взять курс на северо-запад. Матросы принялись выполнять команду.

- Судя по звуку, - и Амос кивнул в сторону тонувшего корабля, - у них в днище огромная дыра. А корабль ведь тяжелый!

Он пойдет ко дну как камень! Скверная смерть, ничего не скажешь.

- А разве она бывает хорошей, капитан? - спросил Мартин, сощурившись от ударившего ему в глаза света: матросы зажгли палубные фонари.

Арута заторопился к себе, чтобы не слышать жалобных криков экипажа "Грифона". У двери своей каюты он едва не столкнулся с принцессой.

- Арута? Добрый вечер! Я так крепко спала! А вы все это время провели на палубе, да? Видели что-нибудь интересное?

- Да нет, ничего особенного, - ответил Арута, увлекая ее вперед по коридору, чтобы до слуха ее с борта боевого корабля не донеслись отчаянные призывы о помощи.

Они остановились у входа в каюту принцессы.

- Спасибо вам за то, что вы так милы со мной, Арута, - сказала Анита и с застенчивой улыбкой добавила:

- Вы мне показались очень славным и добрым человеком еще в тот раз, когда я тайком разглядывала вас в большом зале крондорского дворца. Это было десять лет тому назад.

- Зачем же, во имя всех богов, вы меня разглядывали? - удивился Арута.

Анита бросила на него испытующий взгляд.

- Но ведь наши отцы предполагали, что со временем мы с вами поженимся.

Арута онемел от изумления. Видя, в какое замешательство привело его это известие, Анита лукаво усмехнулась:

- Разве герцог не говорил с вами об этом?

Но к принцу еще не вернулся дар речи. Он молча помотал головой.

- Конечно, - задумчиво проговорила Анита, - разве герцогу Боуррику теперь до этого? Ведь и тогда вы с ним приехали в Крондор из-за военной угрозы.

Арутой внезапно овладело раздражение.

- Почему же они не сочли нужным спросить об этом меня и вас? Разве не естественно было бы поинтересоваться и нашим мнением? - В голосе его зазвенел гнев.

Анита нахмурилась и пожала плечами. Ее явно задел тон Аруты.

- Простите, кузен, но я нисколько не виновата перед вами.

Ведь предполагавшаяся помолвка вовсе не моя затея. Няня сказала мне, что я была еще младенцем, когда мой отец и ваш обсуждали этот вопрос.

- Это я виноват перед вами, Анита. Я позволил себе повысить голос в вашем присутствии. Простите меня, пожалуйста. - Он взял ее за руки. - Знаете, ведь я до сих пор даже не помышлял о женитьбе. Когда началась война, я был еще совсем мальчишкой. А потом... на мои плечи легло такое бремя, мне приходилось вести воинов в бой, сражаться самому, отдавать команды. Во время перемирий надо было не только управлять замковым хозяйством, но и готовиться к предстоявшим сражениям. - Анита слушала его, затаив дыхание и опустив глаза долу. Видя, что она не смотрит на него, принц осмелел и добавил:

- Но я, признаться, никогда еще не встречал девушки, подобной вам, кузина! Теперь мне сдается, что браки по сговору родителей - не такая уж скверная вещь!

Принцесса подняла на него глаза и улыбнулась. Арута смутился и, поспешно пожелав ей спокойной ночи, вернулся на палубу.

Крики матросов с "Грифона", обреченных на гибель в морской пучине, давно смолкли вдали. Ночную тишину нарушал лишь легкий плеск волн и скрип снастей "Морского Змея". Насвистывая нежную мелодию баллады, которую часто исполняли придворные менестрели, Арута глядел в звездное небо.

На мостике Амос и Мартин попеременно прикладывались к вместительному меху с вином.

- Что-то наш принц больно уж весел нынче вечером после разговора с кузиной! - вполголоса проговорил охотник.

Амос добродушно усмехнулся.

- По всему видать, малышка положила на него глаз. И пусть боги пошлют ей удачу, ежели она и впрямь решила прибрать его к рукам. Давай-ка, дружище, выпьем теперь за это!

В крайдийской гавани принца встречали Фэннон и Гардан.

Арута сердечно поздоровался с обоими и представил им принцессу Аниту. Фэннон тотчас же послал одного из воинов на конюшню, чтобы тот привел для царственной гости смирную, послушную лошадь Каролины под дамским седлом.

Арута отвел старика в сторону и с тревогой спросил:

- Что нового, Фэннон?

- Весна выдалась поздняя, и снег в горах еще не сошел.

Возможно, поэтому цурани пока не беспокоят нас. Но разведчики докладывают, что нечестивцы пока не перебрасывают свои войска в наши края. Наверное, они все же станут атаковать позиции герцога Боуррика.

- Надеюсь, что ты прав. Ведь отец недавно получил значительное подкрепление из Крондора. - Принц вкратце поведал ему обо всем, что приключилось с ним в Крондоре. Фэннон одобрительно кивнул.

- Вы правы, Арута, что решили до времени утаить это от герцога. Он наверняка двинул бы свою армию на подмогу кузену Эрланду, а цурани разбили бы беднягу Брукала наголову. Чем позже он узнает о вероломстве Гая, тем больше надежды на то, что мы продержимся против цурани до следующей весны.

Арута нахмурился.

- Это не может длиться вечно, Фэннон! В конце концов они одолеют нас, если только благодаря какому-нибудь чуду война не прекратится.

Фэннон задумчиво кивнул и начал было что-то говорить, но внезапно осекся и горестно вздохнул.

- Что случилось? - обеспокоенно спросил Арута.

- Плохие вести, принц! Сквайра Роланда больше нет в живых.

Арута не поверил своим ушам.

- Да что ты говоришь?! Не может этого быть, Фэннон! Скажи, что это не правда. - Но по лицу старика он понял, что не ослышался. Принц провел рукой по волосам и выдавил из себя:

- Когда это случилось?

- С месяц тому назад. Мы получили письмо от барона Толбурта на минувшей неделе. Роланд погиб от рук цурани во время патрулирования границы.

Принц бросил взгляд на башни замка.

- Что Каролина?

- А как вы думаете? - вздохнул старик. - Убивается и льет слезы в своей комнате. Но на людях держится молодцом.

Подойдя к остальным, принц сообщил печальную новость Мартину и Амосу. Оба были потрясены этим известием. Вскоре солдат привел лошадь для Аниты, и кавалькада всадников направилась к замку.

Во дворе принца и его спутников встречала вся челядь Крайди во главе с дворецким Сэмюелем. Арута велел ему приготовить комнаты для принцессы Аниты и поспешил в покои Каролины.

Увидев брата, она поднялась с кушетки и бросилась ему навстречу.

- Арута! Какое счастье, что ты наконец вернулся! - Она отступила на шаг назад и с любовью вгляделась в его лицо. - Прости, что не встретила тебя в гавани. Но ты знаешь...

- Фэннон сказал мне... Каролина,примимои соболезнования... У меня слов нет, чтобы выразить, как мне жаль Роланда...

Из глаз Каролины покатились слезы.

- Я справлюсь со своим горем, Арута, - сказала она, продолжая плакать. - Роланд когда-то сказал мне, что жить надо настоящим, а о прошлом, которого нельзя изменить, не стоит убиваться и сетовать. Он знал, что жизнь любого из нас исполнена риска и, возможно, предвидел свой ранний уход. Я счастлива, что любовь его ко мне не осталась без ответа и что он об этом знал. Это послужит мне утешением. - Она улыбнулась сквозь слезы. - Он погиб, спасая стадо коров какого-то франклина от оголодавших за зиму цурани! Как это на него похоже! Порой я начинаю думать, что он устроил все это нарочно, Арута!

Каролина разрыдалась, приникнув к груди брата. Он молча гладил ее по волосам и не мог найти слов утешения. Справившись с приступом горя, принцесса отстранилась от Аруты и прошептала:

- О, будь проклята эта война!

- Будь прокляты все войны, Каролина.

Несколько минут прошло в молчании, затем принцесса спросила:

- Что делается в Крондоре? Как поживают Эрланд, Алисия и Анита?

Арута стал рассказывать ей о своем путешествии. Когда он дошел до бегства с Анитой на "Морском Змее", Каролина всплеснула руками:

- Так принцесса здесь, в Крайди? Что же ты сразу не сказал мне об этом?! О, я ведь наверняка сейчас похожа на пугало! - Она бросилась к своему туалетному столику, схватила зеркальце из полированной стали и принялась промокать лицо влажной льняной салфеткой.

По губам Аруты скользнула легкая улыбка. Он был рад, что горе не сломило Каролину. Она была все такой же, какой он знал ее все эти годы.

Приглаживая волосы, принцесса спросила:

- А она красивая?

Щеки Аруты зарделись.

- По-моему, очень.

Каролина искоса взглянула на него и с улыбкой сказала:

- Я очень рада это слышать. Что ж, пойдем приветствовать нашу кузину принцессу Крондорскую.

Рука об руку они спустились по лестнице навстречу принцессе Аните.

Глава 8 ВСЕМОГУЩИЙ

Заброшенный дом стоял на вершине холма. Оттуда как на ладони были видны весь Онтосет, окрестные поля и кромка синего моря. Прежний владелец выбрал как нельзя более удачное место для своего особняка. Но род Алмач, к которому он принадлежал, впал в немилость у Стратега и был истреблен почти поголовно. С тех пор огромный дом опустел. Никто не решался не только завладеть добротным строением и находящейся в нем роскошной утварью, но даже подходить к этому месту, где поселилось несчастье, чтобы не навлечь на себя гнев богов.

Однако крестьяне, которые пасли стада длинношерстных кула в окрестностях заброшенного особняка, с некоторых пор стали замечать у его стен Всемогущего в черном балахоне. Как и подобало людям его сана, появлялся он всегда неожиданно и так же внезапно исчезал, побродив вокруг дома несколько минут.

Однажды появление Всемогущего возле особняка Алмача ознаменовалось оглушительным раскатом грома, от которого содрогнулась земля, а пугливые кула с жалобным блеянием сбились в кучу. Пастухи взглянули в сторону большого холма. Над ним поднялся огромный клуб дыма и пыли. Когда же дым развеялся, а пыль улеглась, стало видно, что особняк исчез без следа.

Всемогущий повернулся лицом к морю, постоял минуту в задумчивости, а потом исчез.

На холме вырос новый дом, странный и таинственный, о котором судачили все окрестные жители и многие из высокопоставленных вельмож Империи. Здесь и вправду было чему удивляться. Жилище, которое выстроил для себя Всемогущий, состояло из нескольких небольших одноэтажных строений, соединенных между собой крытыми переходами, дорожками и мощеными двориками, где журчали фонтаны. У наружных стен домов были разбиты цветочные клумбы и рассажены фруктовые деревья.

Материалом для строительства служили лишь камень и черепица. В Цурануани, где жилища строились исключительно прямоугольные, двух-, трех-или даже четырехэтажные и с просторным внутренним двором, человек, позволивший себе подобное отступление от традиций, будь он хоть главой могущественного рода, прослыл бы не иначе как выскочкой или умалишенным. Но Всемогущим дозволялось абсолютно все, в том числе и любые чудачества.

Действия их не подлежали критике. А потому на особняк, который один из них возвел для себя близ города Онтосета, местные жители и путешественники взирали с молчаливым негодованием, любопытством и недоумением. Разумеется, издалека. Приблизиться к холму, где он стоял, по-прежнему не решался никто.

"Утверждение, что космический мост, соединяющий Келеван и Мидкемию, контролируется нами, верно лишь отчасти, - диктовал Миламбер своему рабу-писцу. Он заканчивал трактат о природе и свойствах энергии, образующей космические коридоры, чтобы внести свой вклад в научные изыскания Ассамблеи. - Главной проблемой в создании рифтов следует считать то, что нам не всегда удается расположить выход из оных в той точке на поверхности другой планеты, где это для нас желательно.

Примером тому может служить появление корабля Всемогущего Фанэты у берегов Крайди. Весьма вероятно, что причиной подобных явлений служит не что иное, как связь в пространстве и времени между новообразованным и уже существующим рифтами... "

Из глубины дома раздался звук гонга, возвещавший о прибытии одного из Всемогущих. Миламбер жестом отпустил раба и поспешил навстречу гостю.

- Хочокена! - воскликнул он, протягивая тучному волшебнику обе руки. - Как я рад видеть тебя!

Хочокена, несколько секунд тому назад перенесшийся в дом Миламбера из здания Ассамблеи, с любопытством оглядывался по сторонам. Он пожал протянутые ему руки и лукаво усмехнулся.

- Я целых две недели сгорал от любопытства и вот наконец не утерпел и явился к тебе без приглашения. Все только и говорят что о твоем жилище. Скажи, что это за странный мозаичный рисунок? - Он указал на одну из стен. - Неужто у вас на Мидкемии водятся такие звери?

- Это дельфины, Хочо. Они живут в море. - И Миламбер вкратце описал ему повадки морских млекопитающих. Хочокена слушал с вниманием и интересом.

Миламбер провел гостя в просторную комнату с видом на море и усадил за стол. Он хлопнул в ладоши. На пороге появился Нетоха, смышленый и расторопный хадонра. Миламбер приказал ему подать сласти, фрукты и освежающие напитки. Хочокена с аппетитом принялся за угощение.

Помолчав, Миламбер пристально взглянул на своего дородного друга и медленно проговорил:

- Хочо, я хочу поделиться с тобой моими сокровенными думами. Мне кажется, что сейчас самое подходящее для этого время. Мы с тобой здесь одни, и никто не сможет подслушать нас.

Но если ты решишь, что мой образ мыслей представляет собой угрозу для Империи, ты волен поступить, как предписывают правила.

Рука Хочокены, собиравшегося отправить в рот засахаренный орех, замерла в воздухе. В его черных глазах мелькнула тревога.

- Говори, - кивнул он и весь обратился в слух.

- Все мои учителя, - начал Миламбер, - включая и тебя, потрудились на славу. Вы внушили мне, что я обязан превыше всего на свете ставить интересы Империи и служить ей на протяжении всей моей жизни. Я теперь почти не вспоминаю о своей бывшей родине, но... Но чувств, которые я все же к ней питаю, я никогда не испытывал по отношению к Цурануани. Ведь вы взрастили в моей душе не любовь, а безусловную преданность, не влечение, а чувство долга. Ты понимаешь, о чем я?

Хочокена растерянно заморгал.

- Да, вполне. Но я не понимаю, к чему ты все это говоришь.

- К тому, что если человек судит о чем-либо на основании одних лишь доводов рассудка, а голос его сердца молчит, то он в своем стремлении к порядку и справедливости может быть жесток и беспощаден. Боюсь, что благодаря своему магическому дару я могу стать угрозой для существования Империи, угрозой едва ли не более страшной, чем Враг, некогда вторгшийся в ваши небеса.

Видишь ли, уединившись здесь, я посвятил много дней анализу той политики, что заставляет кланы и семьи переходить из одной партии в другую, а военачальников - развязывать сражения у границ страны и вести захватнические войны на другой планете.

Вывод, к которому я пришел, поверг меня в отчаяние. Империя стоит на пути самоуничтожения!

Толстый волшебник удрученно кивнул.

- Но ведь ты наверняка думал и о причинах, которые привели страну к подобной политике. Каковы они, на твой взгляд?

Миламбер встал и принялся расхаживать по комнате.

- Разумеется, я думал о них и вычленил три главных.

Первое, это то, что власть предержащие заботятся не о процветании страны в целом, а о своем личном благополучии и престиже, о своих семьях и кланах. А ведь Империя - это не только они. Кроме императора, Стратега, знати и Всемогущих, ее населяют миллионы воинов, крестьян, мастеровых и рабов. Говоря об интересах страны, надо принимать в расчет и их интересы. Ты согласен?

Хочокена, казалось, был не на шутку встревожен словами своего молодого друга.

- Пожалуй, что да. Хотя и не вполне... - неуверенно проговорил он. - Продолжай, пожалуйста.

- Второе: страна не должна жертвовать внутренней стабильностью во имя роста своей территории. А именно это и происходит теперь в Цурануани.

- Но Империя всегда расширяла свои границы! - запротестовал Хочокена.

- Но экспансия - это не развитие. Армии одерживают блистательные победы и присоединяют к Империи все новые и новые земли, а тем временем ваши наука, искусство и литература деградируют самым жалким образом! Даже в Ассамблее предпочитают не обращаться к новым темам, не начинать новых исследований и разработок, а лишь расширять и углублять прежние. Да ведь и ты сам, вспомни-ка, узнав, что я пишу трактат о природе и свойствах космических коридоров и характеристиках энергии, участвующей в их образовании, назвал это бесполезной тратой времени и переливанием из пустого в порожнее. А между тем вопрос этот представляет отнюдь не только академический, но и вполне практический интерес, ведь рифты пока не вполне управляемы! Что же говорить о новых направлениях в живописи и литературе, в архитектуре, в музыке! Их попросту не существует.

А это означает стагнацию, друг Хочо! Ярким примером тому может служить и война с Мидкемией. Ведь она ведется только для того, чтобы определенные политические силы могли упрочить свои позиции в Высшем Совете. Но какой ценой! Тысячи жизней каждый год приносятся на алтарь этого безумия, жизней тех, кто составляет нашу Империю, ее граждан! Цурануани - это каннибал, поедающий свой народ!

Картина, нарисованная Миламбером, потрясла старого волшебника своей правдивостью. Сам он никогда прежде не рассматривал положение дел в стране с подобных позиций. Там, где ему виделись процветание и мощь, на деле, как он понял лишь теперь, царили хаос и произвол.

- Третье, - уверенно продолжил Миламбер. - Поскольку моим долгом является служение Империи и забота о ее благе, а нынешний социальный строй вызывает стагнацию в стране, я обязан любой ценой изменить этот строй.

Хочокена всплеснул пухлыми руками. Он не мог найти изъяна в логике рассуждений Миламбера. Все сказанное им было правдой, которую никто не взялся бы оспаривать. И все же вывод, сделанный другом, не на шутку встревожил его. Ведь речь шла о возможности безжалостного уничтожения всего, чем он дорожил, что составляло незыблемую основу жизни многих миллионов его соотечественников.

- Не слишком ли ты... резок и прямолинеен, Ми-ламбер? - неуверенно спросил он.

Миламбер рассмеялся.

- Ты реагируешь на мои слова так, будто я вознамерился сию же минуту стереть Империю с лица Келевана. А ведь я только поделился с тобой своими мыслями. Выводы, к которым я пришел, сделаны мной на основании некоторых исторических изысканий. Но они еще не завершены. Я намерен продолжать работу в архивах Ассамблеи. Возможно, через некоторое время взгляды мои претерпят изменения.

- Имей в виду, - посуровел Хочокена, - что в архивах ты можешь обнаружить сведения сомнительной исторической достоверности, а также материалы, не подлежащие огласке, с которыми дозволено работать только членам Ассамблеи.

- Мне все это ведомо, друг Хочокена.

- Я очень прошу тебя, Миламбер, - старый чародей покачал головой, - не говори о своих изысканиях никому из Всемогущих, кроме Меня и Шимони.

- Обещаю. Но имей в виду, Хочокена: придя к окончательным выводам, я стану действовать!

- Мне нужно время, чтобы как следует осмыслить твои слова, - вздохнул Хочокена. - Я не могу пока ни полностью согласиться с тобой, ни опровергнуть твои доводы. Кстати, сейчас я должен покинуть тебя, чтобы присутствовать на заседании Совета Ассамблеи.. Не хочешь ли ты составить мне компанию?

- Отчего же? Я был так занят строительством дома и научными трудами, что и не припомню, когда появлялся там в последний раз.

Переместившись в большой зал Ассамблеи, волшебники направились к Шимони, стоявшему со скрещенными на груди руками у одной из колонн.

- Приветствую вас! - воскликнул он. - Я рад, что вы прибыли на сегодняшний совет. Иначе мне пришлось бы разыскивать вас.

- Неужто вопросы, которые Ассамблея намерена сегодня обсудить, не могли быть решены без нашего участия? - усмехнулся Хочокена.

- Да нет же, дело вовсе не в этом. Просто я решил, что вопрос, вынесенный на сегодняшнее голосование, представляет немалый интерес для вас обоих.

- И о чем же пойдет речь? - спросил Миламбер.

- О просьбе Стратега, с которой тот обратился к Ассамблее.

Докладывать о ней поручено Ходику. Но давайте-ка лучше поторопимся, чтобы не опоздать к началу слушаний.

Они быстро прошли в огромный зал собраний, где вокруг открытой арены амфитеатром располагались скамьи, и уселись на самую нижнюю из них.

- Давненько тебя здесь не было, - сказал Шимони, наклонившись к Миламберу.

- Я был занят. Ведь мне пришлось руководить всеми работами по строительству особняка, в котором я теперь поселился.

Хочокена негромко засмеялся.

- Твой дом стал притчей во языцех. Все только о нем и говорят. Сегодня я убедился, что это и впрямь удивительное, ни на что не похожее сооружение. Теперь, чтобы окончательно прослыть чудаком и оригиналом, тебе осталось лишь одно - взять себе жену.

- Ты угадал, друг! - с улыбкой кивнул Миламбер. - Именно это я и намерен сделать в ближайшем будущем.

Глаза Хочокены едва не вылезли из орбит.

- Ты шутишь?!

- Вовсе нет.

- Миламбер, одумайся, пока не поздно! - нахмурился Шимони.

- Пусть печальный опыт нашего друга Хочокены послужит тебе предостережением.

- Неужто ты женат? - изумился Миламбер и удивленно взглянул на дородного весельчака Хочокену. - Но ведь ты никогда и словом об этом не обмолвился...

- Это потому, что я встречаюсь со своей женой только в праздничные дни, да и то не всегда. А живем мы врозь. Всякая встреча с ней - это серьезное испытание для моих нервов, - с тяжким вздохом ответил Хочокена.

- А кто твоя нареченная? - поинтересовался Шимони. - Надеюсь, она знатного рода?

- Она - рабыня в поместье Шиндзаваи.

Шимони и Хочокена переглянулись, затем разом посмотрели на Миламбера, проверяя, не разыгрывает ли он их. Но лицо его оставалось серьезным.

Конец их разговору положило появление на арене Фумиты, которому было поручено вести нынешнее собрание. Зал стих, и несколько сотен Всемогущих, присутствоваших на совете, обратились в слух.

- Вопрос, который выносится на обсуждение, будет представлен Ассамблее нашим братом Ходику, - произнес председательствующий.

На арену вышел низкорослый, щуплый Всемогущий с бритой головой и крючковатым носом.

- Я пришел сюда, чтобы говорить о насущных делах Империи, - произнес он предписываемую правилами фразу и приступил к изложению сути вопроса:

- Стратег обратился к нам за помощью.

Ему необходимо форсировать наступление наших войск на мидкемийском фронте. Он как никогда прежде нуждается в нашем вмешательстве.

Со скамей раздались негодующие крики:

- Ни слова о политике! Убирайся с арены! Не желаем слушать!

Фумите ценой немалых усилий удалось восстановить порядок в зале. Ходику возвысил голос:

- Мы с вами однажды уже обсуждали вопрос, касавшийся политики государства. Вспомните, как пятнадцать лет тому назад Ассамблея вынесла постановление о прекращении войны с Конфедерацией Турила.

Один из волшебников вскочил со своей скамьи и выпалил:

- Если бы та война продолжилась, это ослабило бы оборону северных земель, и Зетак, да и Священный Город могли бы подвергнуться нападению тюнов. А теперь нашим рубежам ничто не угрожает. Ситуация в корне иная, чем пятнадцать лет назад!

Некоторые из собравшихся стали выкрикивать слова одобрения в адрес говорившего, другие пытались оспорить его утверждения.

Фумита вскинул руки вверх, и, когда в огромном зале вновь установилась тишина, жестом предложил докладчику продолжить выступление.

- Я прошу Ассамблею, - с нажимом проговорил Ходику, - дослушать меня до конца и затем уже приступать к прениям.

Полагаю, что те из Всемогущих, кто желает и впредь помогать Стратегу в этой войне, вольны поступать, как им заблагорассудится. Ведь всем нам хорошо известно, что без их деятельного участия вторжение на Мидкемию, как и само установление постоянной связи с этой планетой посредством звездных врат было бы невозможно. Но Ассамблея как таковая не может и не должна споспешествовать тому массированному наступлению, которое планирует Стратег. Мы не станем склонять никого из наших братьев к участию в этой кампании.

Всемогущие разразились одобрительными возгласами. Фумите едва удалось перекричать их.

- Кто против? - спросил он единственно ради соблюдения протокола.

Таковых не оказалось, и, поблагодарив докладчика, председательствующий приступил к оглашению следующего вопроса.

- Исследовав внутренний мир ученика Широ, определив направление его мыслей и душевный настрой, мы с прискорбием убедились, что юноша сохранил негативное отношение к Империи, внушенное ему бабкой со стороны матери, рожденной в Туриле. За годы, что он провел в наших стенах, мы не смогли изменить его убеждений. Ему не место в наших рядах. Предлагаю умертвить ученика Широ. Кто за?

Миламбер огляделся по сторонам. Вокруг него поднялся лес рук. Сам он воздержался от голосования, но это не спасло ученика Широ. Большинством голосов он был приговорен к уничтожению. Один из черноризцев поднялся со скамьи и заторопился к выходу. Миламбер знал, что должно было последовать за этим. Всемогущий с помощью одного лишь мысленного усилия изгонит заблудшую душу из ее телесной оболочки. Недвижимого юношу телепортируют на дно озера, окружающего здание Ассамблеи, и никто больше никогда о нем не услышит.

Когда Фумита объявил собрание закрытым и Всемогущие стали продвигаться к выходу, Шимон положил руку на плечо Миламбера.

- Заглядывай к нам почаще, брат. Ведь здесь, как ты мог убедиться, порой бывает весело и оживленно. Ты слишком много времени проводишь в одиночестве.

Миламбер загадочно улыбнулся:

- Надеюсь, скоро моему одиночеству настанет конец.

В загородном доме Шиндзаваи раздался удар гонга, известивший хозяев о том, что их почтил визитом один из Всемогущих. - Наверное, это тот, кто прежде был моим дядей.

Пойду встречу его, - сказал Касами. - Будем считать, что партия закончилась вничью. - Они с Лори, играли в пашаву, и менестреля отделяли от безусловной победы всего один или два хода.

- А ты хитрец, как я погляжу, - усмехнулся Лори. - Ну да ладно, будь по-твоему.

Касами заторопился в кабинет отца. На пороге он и выглянувший из-за его спины Лори увидели черноризца, с улыбкой кивавшего головой в ответ на приветствия Камацу. Что-то знакомое внезапно мелькнуло в лице гостя, и Лори, едва веря своим глазам, восторженно выкрикнул:

- Паг?! Неужто это ты, старина?! Ну кто бы мог подумать!

Камацу замахал руками на дерзкого раба, осмелившегося столь фамильярно обратиться к Всемогущему, но тот улыбнулся менестрелю и ободряюще кивнул старику.

- Позволите ли вы мне уединиться с этим рабом в вашем кабинете, почтенный Камацу? - вежливо осведомился он. - Нам надо кое о чем побеседовать.

Шиндзаваи поклонился ему в пояс.

- Ваша воля для меня закон. Всемогущий!

Отец и сын покинули комнату, оставив Всемогущего наедине с мидкемийским рабом. Камацу был встревожен появлением в своем доме молодого волшебника, ибо чувствовал, что тот может помешать планам, которые они в тайне от всех вынашивали долгих девять лет.

Лори, собиравшийся засыпать Пага. вопросами и подробно рассказать ему о своей жизни в поместье, внезапно почувствовал, что не знает, с чего начать. Оставшись наедине со своим другом, которого он все эти годы считал умершим, менестрель ощутил неловкость и смущение. Он просто не знал, с чего начать разговор.

- Я... - пробормотал он наконец. - Вы... Как ты поживаешь?

- Хорошо, дружище Лори.

Осмелев, менестрель подошел к нему вплотную. - Дай хоть посмотреть-то на тебя толком, Паг! Ведь мы столько лет не виделись!

Миламбер улыбнулся.

- Пага больше нет. Лори. Меня теперь зовут Миламбер. Но давай сядем и поговорим обо всем подробно.

Лори просиял от радости.

- Конечно, старина! Но ведь ты теперь будешь по-прежнему жить здесь, да?

- Нет, Лори. Мне здесь больше нечего делать. У меня свой дом близ Онтосета. Я живу и работаю там, а временами бываю в Ассамблее. Я хотел бы взять тебя к себе. И Кейталу... если она... - Он не договорил и с тревогой вгляделся в лицо Лори.

Тот понял его без слов.

- Кейтала по-прежнему здесь. Она не изменила твоей памяти.

- Внезапно лицо его расплылось в широчайшей улыбке. - О мидкемийские боги! Я ведь должен был с этого начать! Ты, поди, и понятия не имеешь, какой тебя ожидает сюрприз!

- В чем дело? - насторожился Миламбер.

- У тебя есть сын, дружище!

Миламбер не поверил своим ушам.

- Сын?! У меня?!

- А почему это тебя так удивляет? - хохотнул Лори. - Кейтала родила мальчика через восемь месяцев после того, как тебя забрал Всемогущий. Славный мальчуган. И Кейтала его очень любит.

Миламбер все еще не мог полностью осмыслить услышанное.

- Лори, приведи их сюда, прошу тебя! Менестрель проворно вскочил на ноги.

- Сию же минуту!

Миламберу потребовалось все его искусство мага, чтобы привести в порядок смятенные мысли и чувства. Когда дверь открылась и на пороге появилась Кейтала, он уже вполне овладел собой. За спиной молодой матери возвышался Лори с ребенком на руках.

Миламбер встал с подушек и протянул руки навстречу возлюбленной. Кейтала бросилась к нему, смеясь и плача от счастья.

- Я думала, что ты умер, - всхлипывала она. - Я не смела и надеяться, что снова тебя увижу, любимый мой!

Лори деликатно кашлянул, и Миламбер разжал объятия. Кейтала отступила в сторону и отерла слезы со щек. - Познакомься же со своим сыном, Паг! - воскликнул менестрель, поднося мальчика к Миламберу. Ребенок оглядел его большими черными глазами и отвернулся. Сын Миламбера был очень хорош собой. Лицом и сложением он походил на мать, но что-то неуловимое напоминало в нем Пага, каким тот был много лет назад, когда жил при кухне в замке Крайди и считал тетушку Магью своей матерью. Кейтала взяла его из рук Лори и передала Миламберу. - Уильям, это твой отец.

Ребенок принужденно улыбнулся и уперся руками в грудь Миламбера. Он явно не спешил принять слова матери на веру. - Поставь меня на пол! - потребовал он.

Миламбер засмеялся и поспешил выполнить его распоряжение.

Уильям искоса взглянул на отца и отвернулся. Внезапно взор его привлекли шахматы господина Шиндзаваи. Испустив радостный крик, он бросился к доске и немедленно завладел резными фигурками.

Миламбер с любовью и нежностью взглянул на него.

- А почему ты решила назвать его Уильямом, Кейтала?

- Она хотела дать сыну мидкемийское имя, Миламбер, - вмешался Лори. - Я предложил ей с десяток на выбор. Она предпочла назвать его Уильямом, а я, признаться, уговаривал ее остановиться на Джеймсе или Оуэне.

- Миламбер?! - удивилась Кейтала.

- Так меня теперь называют, дорогая.

Уильям, которому наскучило выстраивать фигурки в шеренги на доске, смахнул их на пол и подбежал к матери.

- Мама, я есть хочу!

- Пойдем на кухню, дорогой! - Она поцеловала Миламбера в щеку. - Я сейчас накормлю его и вернусь к тебе, хорошо?

Миламбер кивнул. Кейтала и Уильям ушли. Друзья снова остались вдвоем.

- Я так боялся, что она забыла меня и стала женой другого!

- сказал Миламбер.

- Ну, разве она из таких! - возразил Лори. - Кейтала отшивала всех, кто пытался с ней любезничать. Она - достойная женщина. Ты не должен был сомневаться в ней.

- Я больше никогда себе этого не позволю, Лори!

Едва друзья уселись на подушки, как кто-то осторожно постучал по двери костяшками пальцев.

- Всемогущий, дозволено ли будет мне войти?

На пороге показался старик Камацу. Лори и Миламбер начали подниматься на ноги, приветствуя его, но тот замахал руками:

- Сидите, прошу вас!

Следом за отцом в комнату вошел Касами и плотно задвинул за собой дверь. Лишь теперь Миламбер обратил внимание на то, что старший сын Камацу был одет по-мидкемийски. Он слегка приподнял брови, но воздержался от вопросов.

Глава рода Шиндзаваи выглядел крайне обеспокоенным.

Искательно заглянув в глаза Миламбера, он негромко проговорил:

- Всемогущий, ваше прибытие - большая честь для моего дома и для всех нас. Но... - он замялся, и Миламбер с улыбкой кивнул ему.

- Я понимаю, что явившись сюда столь неожиданно, я нарушил привычный распорядок в поместье. Не беспокойтесь, визит мой будет краток. Ведь все, чего я желаю - это забрать от вас моих жену и сына. А также вот этого раба, - и он кивком указал на Лори.

- Как прикажете. Всемогущий. Женщина и ребенок, разумеется, последуют за вами. Но прошу вас, позвольте этому человеку остаться здесь!

- Но почему вы не хотите отпустить его со мной? - в голосе Миламбера послышалась нотка раздражения. Всемогущий не привык, чтобы ему возражали.

В разговор вмешался Лори.

- Господин, позвольте, я сам все ему объясню! Послушай, Паг, пообещай мне, что разговор наш останется между нами!

Шокированный такой дерзостью со стороны ничтожного раба, старый Камацу открыл было рот, чтобы отчитать его, но Миламбер повелительным жестом приказал ему умолкнуть.

- Пусть говорит! Во имя нашей с тобой дружбы, Лори, я обещаю никому не повторять того, что услышу от тебя.

Отец и сын Шиндзаваи облегченно вздохнули. Видно было, что напряжение, владевшее обоими, уступило место надежде на благополучный исход их разговора со Всемогущим.

- Мы с моими господами заключили между собой соглашение, - начал менестрель, - Если я помогу им в их опасном и смелом начинании, они даруют мне свободу.

- Но ведь ты знаешь, что это невозможно! - возразил Миламбер. - Никто не может сделать раба свободным. Это не под силу даже Стратегу.

- Да, так гласит закон Империи, - кивнул Лори. - Но я получу свободу, вернувшись на Мидкемию.

Миламбер пожал плечами и пренебрежительно хмыкнул.

- Брось, Лори, не тешь себя несбыточными надеждами! Ведь тебе известно, что пока нами открыт всего лишь один коридор, ведущий на Мидкемию, и оба выхода из него денно и нощно стерегут воины и Всемогущие, которые преданы Стратегу.

- Мы все тщательно продумали, дружище! Когда Касами отправится на фронт со своими войсками, я буду сопровождать его в наряде жреца Красного Туракаму. Рост мой в этом случае никого не удивит, ведь все служители Красного Бога ходят на котурнах.

А оказавшись на Мидкемии, мы пересечем линию фронта и доберемся до расположения войск Королевства.

Миламбер понимающе кивнул.

- Так вот для чего Касами учил наш язык, расспрашивал о наших обычаях и упражнялся в верховой езде! Но скажи мне, друг Лори, неужто ты согласился в обмен на обещание свободы шпионить в пользу Империи?

Щеки Лори зарделись.

- Ничего подобного! - с жаром возразил он. Касами берет меня с собой в качестве проводника! Я помогу ему добраться до Рилланона и добиться аудиенции короля.

- Короля? - переспросил донельзя изумленный Миламбер.

- Вот именно - короля, - кивнул Касами. - Я уполаомочен провести с ним переговоры о мире.

Миламбер скептически покачал головой.

- Разве можно всерьез помышлять о мире теперь, когда позиция партии Войны в Высшем Совете вновь усилились?

- Ситуация вовсе не такова, какой кажется на первый взгляд, - мягко возразил старик Камацу. - Дозволено ли мне будет объяснить Всемогущему, как все обстоит на деле?

Миламбер кивком позволил ему продолжать.

- Коалиция, возглавляемая партией Синего Колеса, десять лет тому назад была близка к победе над партией Войны в Совете.

Казалось, ничто не должно было предотвратить скорого и неизбежного падения наших противников. Но именно в это время Всемогущие открыли путь на вашу планету, богатую металлами, которых почти нет на Келеване. Призыв к войне был поддержан едва ли не всеми кланами, и наши многолетние усилия пошли прахом.

Война длится уже девять лет, не принося Империи решительных побед. И конца ей не видно. А все потому, что причиной и поводом для нее послужили одни лишь политические амбиции Стратега и его партии. Из разговоров с Лори и многими другими рабами-мидкемянами я заключил, что жители вашего Королевства отнюдь не так воинственны, как подданные Империи. Торговать с вами было бы для нас гораздо выгоднее, чем воевать. Во всяком случае, бессмысленное кровопролитие, в которое вылилась оккупация части ваших земель, губительно для обеих воюющих сторон.

- Но ведь Королевство было втянуто в эту войну вами и понесло в ней значительные потери. По вашей вине! - перебил его Миламбер. - И наш король наверняка потребует от Империи какминимум репарации, а возможно, что и ретрибуции. Разве Высший Совет согласится заключить мир на таких условиях?

Камацу покачал головой.

- Высший Совет - нет, а император - да.

- Император? - Миламбер изумленно вскинул брови. - Но он-то здесь при чем?!

- Ичиндар, да благословят его небеса, весьма обеспокоен тем, что эта война истощает ресурсы Империи. Он решил принять участие в Играх Совета. Возможно, предстоящая Игра - самая великая и сложная за всю историю Цурануани. Император намерен приказать Стратегу прекратить войну с Мидкемией и сместить его с поста, если тот откажется подчиниться. Но Свет Небес не может пойти на столь неслыханное нарушение традиций, предварительно не заручившись согласием короля Родрика на переговоры о мире.

Вот поэтому мой сын и отправится в Рилланон с рабом Лори.

- Вы многим рискуете, господин Шиндзаваи, - проговорил Миламбер. Он не мог не восхищаться мужеством, решимостью и мудростью старика. Прежде, когда он был рабом в поместье, ему и в голову бы не пришло, что цурани, к тому же богатый и знатный, может не только помышлять о мире, но и предпринимать сложные, опасные и решительные действия ради его заключения.

- Я люблю свою страну. Всемогущий, - со сдержанным достоинством ответил старик. - Ради ее блага я готов рисковать всем, что имею, не щадить ни собственной жизни, ни жизней своих сыновей. Я не раз доказал это в боях с турилянами. Мы разрабатывали свой план в течение долгих лет. Ведь цурани - люди терпеливые. Всемогущий! Партия Синего Колеса уже много лет как заключила тайный альянс с партией Мира. Мы отозвали свои войска с Мидкемии, чтобы нанести ущерб авторитету Стратега и подготовить Касами к предстоящей ему миссии. Целый год я провел в переговорах с главами кланов Синего Колеса и партии Мира, чтобы обговорить с каждым из них его действия в предстоящей решительной Игре. Все это было сделано еще до того, как мы привезли сюда вас с Лори, чтобы вы учили Касами вашему языку и обычаям. Поэтому, Всемогущий, я и просил бы вас оставить Лори здесь. Ведь без его помощи Касами не сможет добраться до Рилланона и попасть к королю. У нас нет другого надежного проводника для моего сына. Партия Синего Колеса формально вновь вступила в союз с партией Войны. Надеюсь, вы понимаете, что это было сделано лишь для того, чтобы Касами и Лори благополучно перебрались на Мидкемию.

- Скоро ли вы надеетесь попасть туда? - спросил Миламбер.

- Через несколько недель. Всемогущий, - ответил Касами. - Стратег ведь вовсе не глуп. Он подозревает, что Синее Колесо поддержало его ради каких-то своих целей. И у него повсюду есть шпионы. Но лучше не помышлять о том, что произойдет, если он проведает о наших планах, а поторопиться привести их в действие. Весной Стратег намерен нанести массированный удар по позициям лордов Боуррика и Брукала. Это командующие главными силами армии Королевства. Он рассчитывает добиться блестящей победы и отпраздновать ее во время Имперского фестиваля.

Камацу вздохнул и обратил взор на Миламбера.

- Это чем-то напоминает шахматный гамбит, Всемогущий!

- Но мы должны помешать этому! - сказал Касами. - Если король Родрик согласится заключить с Империей мир, Свет Небес объявит об этом на Высшем Совете, и всевластию Стратега придет конец.

Миламбер на несколько мгновений погрузился в глубокую задумчивость. Взоры обоих Шиндзаваи и Лори были устремлены на него. В глазах всех троих читались тревога и надежда.

- Я сохраню наш разговор в тайне, как и обещал, - проговорил наконец Миламбер ровным, бесстрастным тоном. Он улыбнулся Лори и добавил:

- Пусть боги нашей с тобой родины защитят тебя, друг, и даруют тебе свое благословение. Я не меньше вашего желаю, чтобы эта война закончилась как можно скорее! - Он поднялся с подушки, давая остальным понять, что разговор закончен. - Теперь я намерен вернуться к себе вместе с Кейталой и нашим сыном.

Касами поклонился ему в пояс.

- Позвольте мне сказать вам еще кое-что, Всемогущий, прежде чем вы покинете нас.

- Говори.

- Несколько лет назад, когда вы хотели просить позволения взять Кейталу в жены, я ответил, что вам будет отказано в этой просьбе и что тому были свои причины. Видите ли, мы с отцом тогда надеялись, что вы отправитесь на Мидкемию вместе со мной и Лори. Не судите нас строго, Всемогущий. Мы - суровый народ.

Но вовсе не жестокий.

- Я понял это, когда узнал о ваших планах, - улыбнулся Миламбер. Он снова взглянул на Лори. - Я давно привык считать эту страну своей родиной, но какая-то часть моей души по-прежнему подвластна воспоминаниям о былом и полна тоски по Мидкемии. Я немного завидую тебе, друг. Прощай! Я всегда буду помнить о тебе!

Он вышел во внутренний двор, где его ожидали Кейтала и Уильям.

Глава 9 ПРЕОДОЛЕНИЕ

Мартин смотрел на распростершиеся у его ног тела троих эльфов. Все они лежали на мягкой траве лесной поляны с раскинутыми в стороны руками, устремив неподвижные взоры в синее небо. Их юные прекрасные лица были залиты кровью. В одном из убитых он узнал Элгевина, товарища Галейна. А ведь не так давно в Эльвандаре отмечали его тридцатилетие. По эльфийским меркам он был еще совсем ребенком.

Сзади к нему бесшумно приблизился Гаррет.

- Слева от поляны я обнаружил еще одну цепочку следов, учитель, - сказал он. - Похоже, цурани просто наводнили эти леса. Мартин кивнул и ступил на едва приметную тропинку, которая вела в Эльвандар, жестом приказав Гаррету следовать за собой. Они пробирались сквозь густые заросли кустарников, пересекали поляны, переходили через неглубокие ручьи. Путь до границы Эльвандара занял у них несколько часов. Наконец впереди показалась река. Обойдя лагерь цурани с запада, они переправились на другой берег и оказались под густой сенью эльфийского леса.

- Учитель, а почему мы не остались, чтобы похоронить убитых эльфов? - осторожным шепотом спросил Гаррет. Мартин остановился и оперся о лук.

- Потому что эльфы никогда не предают своих умерших земле.

Лес поглотит их тела, Гаррет. А что касается душ... Эльфы верят, что души погибших находят покой на Благословенных островах. - Он с улыбкой взглянул на своего ученика. - Ты, Гаррет, самый толковый из моих следопытов. - Юноша зарделся от похвалы. - Это вовсе не комплимент, а чистая правда. И я хочу, чтобы ты, если меня не станет, умел находить с эльфами общий язык. Ведь кто-то должен служить связующим звеном между их и нашим мирами.

- Мне кажется, я понимаю, о чем вы, мастер.

- А для этого тебе необходимо знать, чем они живут и во что верят. Ты слыхал когда-нибудь, что некоторым из святых отцов удается воскрешать умерших, если с момента их кончины прошло не больше часа?

- Слыхать-то я об этом слыхал, но мало ли на свете вздорных выдумок? Не верю я, что такое бывает.

- Нет, это вовсе не выдумки, Гаррет. Я хотел рассказать тебе об одном случае, чтобы ты уяснил, насколько разнятся наши и эльфийские представления о жизни и смерти, о душе и ее странствиях.

Так вот слушай. Однажды священник - какого ордена, я сейчас уж не припомню, да это и не так важно, - ища покоя и уединения для своих молитв и благочестивых размышлений, забрел в эльфийский лес. На поляне он увидел мертвого эльфа. Смерть настигла его за несколько минут до появления святого отца. И тот стал взывать к его душе, чтобы возвратить ее в тело.

Священник тот обладал даром воскрешать мертвых и оказывал помощь всякому, кто в ней нуждался. Но вдова погибшего эльфа велела старцу умолкнуть и оставить душу ее супруга в покое.

- Но почему? - удивился Гаррет.

- Этот же вопрос задал вдове святой отец, - с улыбкой ответил Мартин. - И она сказала ему: "Мы не зовем своих мертвых назад. Мой муж теперь вкушает покой и отдохновение. Если ты с помощью своих заклинаний вернешь его душу в тело, он вынужден будет помимо своей воли и к нашей великой скорби вновь принять на свои плечи тяжкое бремя земной жизни, от которого освободился лишь несколько минут назад. Ведь мы избегаем даже произносить имена наших умерших, чтобы не омрачать своей печалью той радости, что окружает их на Благословенных островах".

- Неужто все это правда, учитель? - спросил Гаррет.

- Да. Умершим эльфом был не кто иной как последний из королей, муж Агларанны. Я был тогда совсем мальчишкой, ведь все это случилось три десятка лет тому назад. Я участвовал в той охоте, во время которой погиб его величество король, и говорил со святым отцом, пытавшимся воскресить его.

Разведчики продолжили свой путь ко дворцу королевы. Гаррет, впервые попавший в Эльвандар, был потрясен красотой и величием заколдованного леса. Закатное солнце еще освещало своими лучами зеленые поляны и золотило стволы огромных деревьев, но в вышине уже начали загораться волшебныеразноцветные листья-светильники. Когда они приблизились ко дворцу, Мартину пришлось взять Гаррета под руку, чтобы юноша, разинувший рот от удивления и то и дело озиравшийся по сторонам, не оступился на узких дорожках из сплетенных ветвей и не рухнул вниз.

- Добро пожаловать, Мартин Длинный Лук, - с улыбкой приветствовала охотника Агларанна. - Ты так давно не бывал у нас!

Мартин представил королеве Гаррета. Юноша неловко поклонился и отступил в сторону. В это мгновение из тени выступила другая фигура, при виде которой Гаррет отшатнулся и закрыл лицо руками и даже по-эльфийски выдержанный Мартин едва не вскрикнул от изумления и испуга.

Оба охотника были немало наслышаны о переменах, происшедших с Томасом, но действительность превзошла все их ожидания. В этом великане, облаченном в бело-золотые доспехи, ростом своим превосходившим самого высокого из подданных Агларанны, с сумрачным и надменным выражением лица и резкими жестами, едва угадывались знакомые им обоим черты мальчика из Крайди. Неужто это он, оглядывающий их теперь о недоверием и вызовом, когда-то затаив дыхание слушал рассказы Мартина об эльфах и играл с Гарретом в мяч?

- Что нового в Крайди? - резко, отрывисто спросил тот, кто продолжал называть себя Томасом.

- Принц Арута кланяется ее величеству, - ответил Мартин, повернувшись к королеве. - Он велел передать вам, что Черный Гай, герцог Бас-Тайры, захватил власть в Крондоре, и потому крайдийский гарнизон не получит подкрепления с востока, на которое рассчитывал принц. Судя по всему, вскоре войска неприятеля предпримут массированное наступление. По мнению Аруты, они двинут свои главные силы на позиции герцогов Боуррика и Брукала. - Он повернулся к Томасу и добавил, внимательно следя за выражением его лица:

- Еще я уполномочен сообщить вам печальную весть: один из молодых придворных герцога, сын барона Толбурта погиб во время боя с отрядом цурани. - Мартин намеренно не упомянул имени Роланда, чтобы не нарушать принятых в Эльвандаре обычаев.

В глазах Томаса блеснула искра сожаления и печали, но через мгновение они приняли прежнее сурово-высокомерное выражение. Он пожал плечами и отрывисто бросил:

- Еще одна жертва войны.

Принц Калин, стоявший у трона матери, вышел в середину Круга Совета и проговорил, обращаясь к Мартину:

- Если пришельцы не блокируют подступы к горам, наши друзья карлики скоро снова будут здесь. Враг по-прежнему без всякого успеха пытается перебросить в Эльвандар небольшие отряды своих воинов, но о перемещении войск в наши края пока, судя по всему, не помышляет. Мне думается, что предположения Аруты верны, а если так, то мы можем и должны прийти на помощь герцогам в их решительном бою с цурани.

- Что?! - вскричал Томас. В глазах его блеснула ярость. - Оставить Эльвандар без защиты?! Ведь для оказания герцогам более или менее значительной поддержки мы должны отправить туда всех до единого воинов!

Лицо Калина осталось бесстрастным, и лишь по едва заметному подрагиванию его густых ресниц Мартин понял, что принц взбешен недопустимо резким и властным тоном Томаса.

- Мне как военачальнику Эльвандара, - сдержанно проговорил он, - подобает единолично решать вопросы о переброске войск и нести ответственность за свои решения. Угроза нападения неприятеля на наши леса значительно ослабеет, если он предпримет наступление на войска герцогов. Ведь тогда на главный фронт будут оттянуты и те силы, что теперь сосредоточены близ наших границ. А помощь наша герцогам может решить исход сражения, особенно если мы ударим по самому слабому из флангов противника.

Томас слушал Калина, сдвинув густые брови и опустив глаза.

Когда тот закончил, великан в бело-золотых доспехах успел вполне овладеть собой. Он холодно улыбнулся принцу и с нарочитым спокойствием проговорил:

- Карлики слушаются Долгана, а Долган поступит так, как велю ему я. Они не примут участия в битве, если я не дам на это своего согласия.

Не добавив к сказанному ни слова, не попрощавшись ни с кем из присутствовавших, он резко повернулся и вышел из зала.

Мартин проводил его взглядом, исполненным недоумения и печали.

В этом существе, соединившем в себе мальчика из Крайди и нечто свирепое, беспощадное и враждебное всему живому, чувствовалась неимоверная сила. Инстинкт охотника, еще ни разу в жизни не подводивший Мартина, подсказал ему, что гнева этого создания, в которое по странной прихоти судьбы перевоплотился Томас, следует опасаться всем и каждому.

Королева поднялась со своего трона и с вымученной улыбкой произнесла:

- Простите, но я вынуждена покинуть вас. Томас устал и скверно себя чувстввет. Мне надо позаботиться о нем. Мартин, ставший свидетелем конфликта между сыном королевы и ее возлюбленным, проводил Агларанну сочувственным взглядом. Он не мог не догадаться о том, какая мучительная борьба происходит в ее душе. Стоило королеве удалиться, как к охотнику обратился принц Калин:

- Мартин, - сказал он, кивком подозвав к себе Тэйтара, - ты - единственный из людей, кто знаком с историей нашего племени.

Тебе известно, какую ненависть питаем мы к памяти об исчезнувших валкеру. Мы страшимся возврата их былой власти над нами едва ли не больше, чем вторжения вааши леса захватчиков-цурани. Ты видел, каким стал Томас, и не можешь не догадываться, что в скором времени нам придется решать вопрос об его участи...

Мартин пристально взглянул в светло-голубые глаза принца и кивнул.

- Я понимаю тебя. Калин. Речь идет о его жизни. - Многие из молодых эльфов готовы слепо повиноваться Томасу, - с .печальным вздохом проговорил Тэйтар. - И все до одного карлики беспрекословно подчиняются его командам. Ведь в бою он не знает себе равных, и многие из сражений с цурани закончились нашей победой лишь благодаря ему. Но что если этот получеловек-полувалкеру попытается подчинить себе всех нас, стать нашим господином? - Старый эльф горестно покачал головой.

- В этом случае нам останется только одно - умертвить его.

Сердце Мартина сдавила ледяная рука страха. Из толпы крайдийских мальчишек, искавших его дружбы и расположения, он всегда выделял троих: Гаррета, Пага и Томаса. Он долго скорбел о гибели Пага в цуранийском плену. Неужто и Томас обречен на смерть? Какое бы тяжкое впечатление ни произвел на него нынче мрачный и надменный великан, споривший с Калином, в нем все же осталась частица души прежнего Томаса. Что если перемена, происшедшая с юным воином, окажется обратимой?

- По-твоему, это неизбежно? - спросил он Тэйтара.

Старый чародей развел руками.

- Мы не всесильны! Волшебники Эльвандара денно и нощно творят заклинания, чтобы помочь Томасу вновь обрести себя. Если же нам это не удастся, если он станет подлинным валкеру, ему придется умереть. Пойми, Мартин, мы не питаем ненависти к Томасу, но он представляет собой слишком серьезную угрозу для всех нас...

Мартин поднял голову и взглянул на разноцветные листья-светильники. Прежде это зрелище всегда наполняло его душу радостью, теперь же в мерцании этих неярких огней ему почудилось что-то зловещее.

- Когда вы решите его участь?

Тэйтар снова развел руками.

- Ты знаешь нас и наши обычаи, Мартин. Мы примем решение, когда придет время.

Охотник обвел взглядом всех советников королевы, Тэйтара и Калина и с надеждой произнес:

- Я уверен, что ваша мудрость и прозорливость возобладают над страхом, который внушает вам Томас, и действия ваши не будут слишком поспешными. Ведь он еще не окончательно утратил возможность вновь стать самим собой. Иначе... иначе его уже не было бы в живых, - добавил он вполголоса.

Тэйтар наклонил голову.

- Ты прав, друг Мартин. Мы будем ждать до по. следнего.

- Быть может, мне удастся, как прежде, повлиять на него, - неуверенно проговорил Мартин. - Я пойду разыщу Томаса и попробую вызвать его на разговор.

Эльфы расступились, давая ему дорогу. Никто из них не проронил больше ни звука, но по их встревоженным лицам Мартин видел, как мало они надеются на благоприятный исход его беседы с Томасом.

Томас сквдел на заросшем травой пригорке у небольшого пруда, обхватив голову руками. Пульсирующая боль, которая всегда свидетельствовала о приближении тех смутных грез о прошлом, что преследовали его в последние годы, вновь тугим обручем сдавила его лоб, виски и затылок. Он молча ждал минуты, когда воображением его снова завладеют образы былого, с которым он помимо своей воли был отныне связан таинственной, неодолимой связью.

За спиной его послышались легкие шаги.

- Я хочу побыть один, - бросил он не оборачиваясь.

- Тебе больно, Томас? - участливо спросила Агларанна.

Томас склонил голову набок, словно прислушиваясь к чему-то внутри себя.

- Да, - помедлив, ответил он. - И я желаю остаться наедине со своей болью. Иди и жди меня в наших покоях. Я скоро вернусь туда.

Агларанна отступила назад. Черты ее юного чарующе прекрасного лица исказила гримаса боли, отчаяния и страха. Она не привыкла, чтобы с ней говорили подобным тоном. Она не ожидала, что, став ее возлюбленным, Томас будет обращаться с ней так жестоко и надменно. Уступив его страсти и своему влечению к нему, она надеялась обрести в нем нежного и заботливого друга, советчика, опору... Ведь оба они так давно жаждали этого союза. Теперь ей казалось, что Томас не любит и никогда не любил ее, что он добивался ее благосклонности лишь затем, чтобы подчинить ее своей воле, сделать королеву Эльвандара своей рабой. И ему это почти удалось... Тяжелее всего ей было ловить на себе сочувственные взгляды подданных и вопросительно-недоуменные взоры принца. И сознавать, что любовь к нему по-прежнему жива в ее сердце...

Королева повернулась и неслышными шагами побрела прочь.

Когдаона подходила ко дворцу, мягкое сияние листьев-светильников, колеблемых ветром, тысячью разноцветных искр отразилось в ее полных слез глазах.

Томас не оглянулся ей вслед. Он напряженно ловил звуки далекого голоса, едва слышно взывавшего к нему из глубины веков.

- Томас?

- Я здесь.

- Мы так давно не были вместе! - сказал Ашен-Шугар, обводя взглядом мрачную, пустынную равнину, простиравшуюся до самого горизонта.

- Тэйтар и остальные заклинатели хотят разлучить нас с тобой.

- Им это не удастся!

Ашен-Шугар кликнул Шуругу, и вдвоем они сели на его могучую спину. Дракон взмыл в воздух, и вскоре всадники уже неслись по темному небу. Под ними расстилалась черная земля, выжженная огнем Войн Хаоса.

- Неужто тебе не жаль погибших?

- Нет. - Ашен-Шугар помотал головой. Виски его вновь сдавила знакомая пульсирующая боль. - Это урок для нас с тобой.

Хотя мне не дано до конца постичь его смысл...

- Томас?

Он с усилием открыл глаза и обернулся. У кромки леса стоял Галейн.

- В чем дело? - отрывисто спросил Томас.

- Гномы во главе с Долганом ждут тебя у излучины ручья. По пути сюда они вступили в бой с отрядом пришельцев. - Лицо эльфа осветила радостная улыбка. - Им наконец удалось захватить нескольких пленных! .

В глазах Томаса загорелось свирепое торжество. Он кивнул и приказал Галейну:

- Возвращайся в лагерь гномов. Я последую за тобой через несколько минут.

Улыбка сбежала с лица Галейна. Он поспешил выполнить распоряжение Томаса. Воин в бело-золотых доспехах вновь остался один. Далекий голос зазвучал громче.

Ашен-Шугар сидел на троне в своем огромном подземном дворце. Подданные и слуги покинули его. Властитель Орлиных Гор был один. Он разговаривал с тенями.

- Неужели я ошибся?

- Ты оказался во власти сомнений, - ответил ему чей-то голос.

- Что означает эта тишина?

- Она возвещает приближение твоей смерти.

Ашен-Шугар закрыл глаза.

- Так я и думал. Ведь все остальные погибли в огне войны.

Настал и мой черед. И все же я хочу в последний раз взлететь в небо на спине моего Шуруги!

- Его нет. Он умер много веков назад.

- Но я летал на нем нынешним утром!

- То был лишь сон. И он все еще длится... Все это видится не тебе...

- Я не могу противиться неизбежному. Я покоряюсь ему.

Другому суждено занять мое место. Пусть же это свершится!

- Все, что было предначертано нам с тобой, уже свершилось.

Я занял место, прежде принадлежавшее тебе. Твой меч покоряется моей руке, мне служат твои кольчуга, плащ и щит. Я оберегаю этот мир от тех, кто жаждет его гибели.

- Значит, час моей смерти настал.

Он открыл глаза и обвел ими огромное подземелье. Пол тронного зала был покрыт вековой пылью, со стен клочьями свисала паутина. В последние мгновения своей жизни валкеру пробормотал заклинание, и бело-золотые доспехи вобрали в себя всю ту силу, что отличала при жизни могучего и непобедимого правителя Орлиных Гор. Тело его окутала легкая дымка, и оно исчезло, словно растворившись в воздухе. У трона остались лежать лишь волшебные доспехи.

- Я - Ашен-Шугар, я - Томас.

Он открыл глаза и сразу же зажмурился от яркого света.

После сумрака подземелья полуденное солнце, сиявшее над Эльвандаром, едва не ослепило его. Он резко выпрямился и повел плечами. Душой его отныне почти безраздельно владел Ашен-Шугар, в жилах кипела кровь властителя Орлиных Гор. Силы его удесятерились. Он пересек поляну и углубился в лесную чащу, чтобы выполнить свой долг - уничтожить всякого, кто посягал на этот мир.

Долган с гордостью кивнул в сторону цуранийских пленников - восьмерых воинов со связанными за спиной руками и нескольких рабов, запястья которых добродушные гномы не стали стягивать веревками - те и без того были слишком напуганы, чтобы пытаться бежать или сопротивляться.

Он в который уже раз принялся было рассказывать Мартину, Калину и Галейну о битве с дозорным отрядом неприятеля, исходом которой явилось пленение гномами - впервые за все годы войны - столь большой группы цурани, но внезапно осекся, увидев прямо перед собой вышедшего на поляну Томаса. Слова приветствия замерли на его устах, стоило ему взглянуть в лицо воина в бело-золотых доспехах. В глазах Томаса горели безумие и ярость.

Лицо его исказилось, по телу пробежала судорога. Он не отрываясь смотрел на чужеземных воинов, и те стали озираться по сторонам в поисках пути к спасению. Томас поднял меч над головой, и из груди его вырвался хриплый крик. Никто из присутствовавших не понял слов, которые он произнес, но самые старшие из эльфов, заслышав его голос, повалились на колени и простерли к нему руки. Они признали в нем своего господина, которому отныне должны были покориться. Галейн и гномы отступили на несколько шагов назад. Лишь Калин остался на своем прежнем месте. Он обратил побледневшее лицо к Мартину и прошептал:

- Валкеру снова жаждет владычествовать над нами!

Но Томас по-прежнему не сводил взора с пленных неприятельских солдат. Казалось, он просто не видел собравшихся на поляне эльфов и гномов. Вот он взмахнул рукой с зажатым в ней мечом, и голова одного из цурани скатилась с плеч. Прежде чем на землю рухнуло и тело, из рассеченных жил прямо на воинский плащ валкеру брызнула струя крови. Но на белоснежной ткани не осталось ни единого пятна: вся кровь потоком стекла на землю и обагрила густую траву поляны. Томас со зловещей усмешкой взглянул на остальных пленников. Секунда, и еще один из них был умерщвлен острием его бело-золотого меча.

Лишь теперь Мартину удалось побороть оцепенение, сковавшее его члены при виде устроенной Томасом чудовищной бойни.

- Остановись! - крикнул он. - Ты не смеешь расправляться с безоружными!

Он подбежал к Томасу и попытался было вырвать меч из его руки, но тот повернулся к нему лицом и легонько толкнул его в грудь. Мартина потрясла не столько чудовищная сила этого существа, сколько взгляд его светло-голубых глаз: тусклый, безжизненный, он в то же время был исполнен такой свирепой ненависти, что охотник, отлетевший на несколько метров в сторону и простершийся на земле, едва не вскрикнул от ужаса.

Усилием воли он заставил себя подняться и снова побрел через поляну к обезумевшему великану, в чертах которого теперь уже не было ничего общего с мальчиком из Крайди.

- Не приближайся ко мне! - прогремел над поляной голос обезумевшего от жажды крови валкеру. - Не подходи ко мне, Мартин Длинный Лук! Я должен избавить эту землю от врагов, явившихся, чтобы завладеть ею! Попробуй встать на моем пути, и ты разделишь их участь! - Он снова прокричал несколько слов на древнем языке валкеру, и меч его, сверкнув в воздухе, снес головы еще двух пленных цурани.

Мартин бросился на него сзади. На сей раз валкеру, развернувшись, левой рукой схватил его за кожаный пояс, приподнял над землей и отшвырнул в сторону. Ударившись о твердую землю спиной и затылком, Мартин потерял сознание.

Когда он пришел в себя и со стоном приподнял голову, глазам его представилось чудовищное зрелище: покончив с пленными солдатами, Томас стал одного за другим умерщвлять цуранийских рабов. Мартин попытался опереться рукой о землю. К нему неслышно подошли Долган и один из эльфов и помогли ему подняться на ноги.

Томас стоял перед очередной жертвой с занесенным над головой мечом. На сей раз от руки его должен был пасть совсем юный раб - ребенок лет двенадцати. От страха ноги мальчика словно приросли к земле. Он смотрел на возвышавшегося перед ним великана с мольбой и ужасом. Глаза его стали огромными, с лица сбежали все краски.

Внезапно Томас отшатнулся от маленького цурани и опустил свой меч. В его затуманенном сознании, где прошлое смешалось с настоящим, вдруг с небывалой ясностью всплыло знакомое лицо.

Ему почудилось, что товарищ его детских игр, с чьей гибелью он так долго не мог примириться, ожил и предстал перед ним в образе пленного ребенка. Большие карие глаза, вздернутый нос, каштановые волосы, спадающие на высокий лоб.

- Паг!

- Убей его! - призывал валкеру из глубин его смятенной души.

- Нет! - твердо сказал другой, незнакомый голос. - Это ребенок! Всего лишь беззащитный ребенок. Это твой друг. Это Паг. - Уничтожь врага! Не медли! - крикнул валкеру.

- Пощади безвинного ребенка, - заклинал чарующий, мягкий голос. - Ради себя. Ради Пага.

Лицо Томаса исказила гримаса невыносимого страдания. Он стиснул зубы. На лбу его выступили крупные капли пота.

- Я -Ашен-Шугар! - неистовствовал валкеру. И волна необоримой ярости вновь захлестнула его душу.

- Я - Томас, - произнес спокойный, вкрадчивый голос, и рука его с зажатым в ней бело-золотым мечом, начавшая было вздыматься, вновь опустилась вниз.

Свет померк в глазах Томаса. Ему казалось, что он стоит на вершине утеса посреди бушующего моря, где два противоборствующих начала стремятся овладеть его существом. Он видел перед собой лицо Пага и не мог отвести от него глаз. Но тот не узнавал его. И лишь тогда он понял, что сможет спастись сам и спасти весь мир, который отныне ему суждено защищать, если во всеуслышание заявит о себе, если сумеет докричаться даже до тех мрачных глубин небытия, где пребывает его погибший друг. Сделав над собой огромное усилие, он набрал в грудь воздуха и крикнул:

- Я - Томас!

Море стало спокойным, и на небе над гладью волн взошло яркое солнце. Приглядевшись, Томас обнаружил, что принял за морские волны высокую траву лесной поляны, посреди которой он по-прежнему стоял, сжимая в руке свой меч.

- Томас!

Мальчик-цурани по-прежнему не сводил с него молящего взора своих миндалевидных черных глаз. Его смуглое скуластое лицо было покрыто испариной. Он готовился принять смерть от руки грозного великана в бело-золотых доспехах.

- Томас!

Мартин, пошатываясь от слабости, целился в него из лука.

Долган и другие карлики держали наготове свои боевые топоры и дубинки. Калин вынул меч из ножен. Томас обвел глазами обширную поляну и лишь теперь увидел справа от себя гору обезглавленных трупов. Его глаза наполнились слезами. Он выронил меч и без сил упал ничком на траву.

- О, Мартин, что же я наделал?! Что же со мной случилось?!

- повторял он сквозь рыдания.

Из леса вышел Тэйтар в сопровождении трех эльфийских волшебников.

- Мы ощутили проникновение магии валкеру в наши священные леса и поторопились сюда, чтобы помочь вам одолеть Древнейшего, - сказал старый эльф. - Но я вижу, что опасность миновала.

- Что же будет с Томасом? - шепотом спросил Мартин.

- В единоборстве с валкеру победила его человеческая природа, - улыбнулся Тэйтар. - Но она слаба, - со вздохом добавил он. - И тяжесть содеянного невыносимым гнетом легла на плечи несчастного юноши. Его сердце может не выдержать бремени раскаяния и стыда. Но мы поможем ему справиться с горем. - И чародеи обступили Томаса, по-прежнему лежавшего на земле ничком. Он поднял голову, и Мартин, потрясенный происшедшей в нем переменой, застыл на месте с вытаращенными от изумления глазами. За несколько минут, истекших со времени победы Томаса в схватке с валкеру, юноша преобразился до неузнаваемости.

Черты, сообщавшие его лицу властность и жестокость, исчезли без следа. Он снова был прежним Томасом, учеником Фэннона из Крайди, каким его знали и любили все без исключения. Лишь бледно-голубые глаза и слегка заостренные уши делали его похожим на эльфа. Но подобное сходство, подумал про себя Мартин, еще никогда и никому не приносило вреда.

Агларанна расчесывала волосы, сидя на широком ложе. Она ждала и страшилась прихода Томаса, своего возлюбленного, своего господина и повелителя. Внезапно внимание ,ее привлек шум, донесшийся из глубины леса. Она вышла на балкон и стала тревожно прислушиваться ко все усиливавшемуся гулу голосов. Но вот на поляне у дворца показались гномы и эльфы, а с ними и несколько людей, судя по их облику, - чужеземцев из дальних краев. Агларанна едва не вскрикнула от изумления, узнав в самом высоком из эльфов своего Томаса, обнимавшего за плечи худенького мальчика-подростка.

Агларанна запахнулась в плащ и сбежала вниз навстречу Томасу. В нескольких шагах от него она остановилась и несмело взглянула в его преобразившееся лицо. Глаза его сияли любовью и нежностью. Он оставил мальчика на попечение Калина, бросился к Агларанне, встал перед ней на колени и воскликнул:

- О моя госпожа! Простите меня за все те страдания, которые вам довелось изведать по моей вине! Я искуплю свои прегрешения верной службой на благо ваших подданных и нежной, почтительной любовью к вам! Ведь без вас я не мыслю своей жизни!

Агларанна опустилась на траву подле Томаса и стала гладить его волнистые светлые волосы тонкими пальцами. Она смеялась и плакала от счастья. Долган, Тэйтар, Калин, все гномы, эльфы и пленные, осторожно ступая, направились к ступеяям дворца.

Глава 10 МИССИЯ

Корабль входил в гавань. Лори и Касами стояли на палубе, любуясь башнями величественных дворцов Рилланона.

До сих пор обстоятельства складывались для них как нельзя более удачно. Благополучно миновав небесные врата с одним из передовых отрядов армии Шиндзаваи и оказавшись в расположении войск цурани на Мидкемии, они во время первой же ночной стычки с разведотрядом Королевства укрылись в кустах у подножия холма.

Хокану, который вместе со старшим братом участвовал в осуществлении мирных планов императора, должен был по прибытии в лагерь объявить о гибели Касами и безымянного жреца Красного Бога. Друзья переоделись в мидкемийское платье и поспешили к дороге на Занн. Продав несколько самых мелких бриллиантов, которыми щедро снабдил их старый Камацу, они купили лошадей и продолжали путь верхом. В Крондоре Лори узнал от знакомого трактирщика о пленении принца Эрланда Гаем де Бас-Тайрой и бегстве принцессы Аниты в Крайди. Всюду, где проезжали путники, им встречались отряды воинов, направлявшиеся на север.

Королевство готовилось к отражению весенней атаки цурани. Лори и Касами торопились в столицу, чтобы как можно скорее передать Родрику Четвертому мирное предложение императора Ичиндара. Они меняли лошадей в каждом городе и селении, встречавшемся на их пути.

Касами, прищурившись, пристально взглянул на изящные башни с куполами, крытыми разноцветной черепицей, и мечтательно произнес:

- Что за сказочный город этот ваш Рилланон! Трудно поверить, что все это мне не пригрезилось.

- А знаешь, - ответил Лори, - мы с Пагом тоже решили было, что попали в сказку, когда впервые очутились в вашем Джамаре.

Наверное, все дело в том, что оба города так красивы и в то же время так разнятся между собой.

Они переменили платье, надев самые изысканные и дорогие из купленных ими в Крондоре нарядов, и сошли на берег. Время близилось к полудню, и друзья не стали нанимать комнаты в гостинице, чтобы отдохнуть с дороги, а заторопились прямо во дворец. Миссия их была слишком важна и ответственна, и они не могли позволить себе тратить несколько часов на личные нужды.

Окинув двух путников, облаченных в богатые одежды, подозрительным взглядом, офицер дворцовой стражи осведомился, по какой надобности те намеревались испрашивать аудиенции его величества.

- Я имею сообщить королю важные сведения касательно нынешней войны, - с достоинством ответил Касами.

Поколебавшись, капитан проводил обоих в один из дворцовых флигелей, где друзьям пришлось более получаса дожидаться прихода вице-канцлера. Когда тот наконец появился, Лори и Касами поспешно вскочили с жестких стульев у стены приемной и склонились в почтительном поклоне. Вице-канцлер, низенький толстяк с заплывшими жиром темными глазами, ответил на их приветствие коротким кивком и просипел:

- Что привело вас во дворец, джентльмены?

- Мы уполномочены передать его величеству важную депешу, содержащую в себе секретные сведения. Речь идет о войне с пришельцами, - ответил Лори.

- Скажите на милость! - фыркнул вице-канцлер и покрутил головой на толстой шее. - Почему же, позвольте спросить, сей документ не был доставлен подобающим образом, через посредство военной почты, а доверен вам, никому не известным искателям приключений?

Недоверие толстяка возмутило Касами. Тронув Лори за рукав, он громко и отчетливо проговорил:

- Друг, нам лучше обратиться к тому из придворных, кто сможет проводить нас к королю. Здесь же мы просто попусту тратим время.

Лицо вице-канцлера побагровело. Казалось, еще мгновение, и его хватит удар. Взбешенный дерзостью искателя королевской аудиенции, он взвизгнул:

- Я - лорд Грей! Вы обязаны подробно доложить мне о цели вашего визита, иначе я прикажу страже без всяких церемоний вышвырнуть вас на улицу! Не хватало еще, чтобы всякие авантюристы досаждали его величеству своей назойливостью!

Касами шагнул вперед и ухватил надменного толстяка за отворот камзола.

- А я-Касами из рода Шиндзаваи. Мой отец - военачальник клана Каназаваи. И я добьюсь встречи с вашим королем, чего бы мне это ни стоило!

Лорд Грей побледнел и впился глазами в лицо столь непочтительно обошедшегося с ним незнакомца. Он сразу понял, что, представившись, тот не солгал ему. Он и впрямь был сыном знатного вельможи с планеты Келеван. Лорд Грей впервые видел перед собой цурани и впервые осознал, что война, о которой прежде он знал лишь понаслышке, вполне реальна и исход ее, может статься, зависит от содержания той депеши, что доставил Касами из рода Шиндзаваи. Все еще не оправившись от потрясения, он часто-часто закивал своей круглой головой с коротко остриженными волосами и, лишь только Касами разжал пальцы, стремглав выбежал из приемной. У самой двери он оглянулся и выкрикнул:

- Я немедленно доложу о вас лорду-канцлеру, господа!

Через несколько минут порог приемной перешагнул пожилой седовласый вельможа.

- Что вам угодно? - спросил он, обращаясь к Касами.

- Я уполномочен передать вашему королю послание от императора Цурануани, - вытянувшись во фронт, отчеканил Касами.

Он сразу признал в лорде Келдрике военного высокого ранга.

Король сидел на своем просторном балконе, с блуждающей улыбкой глядя на изящные мостики, перекинутые через узкую реку, на дворцы вельмож и особняки, на запруженные народом улицы Рилланона. Касами с все возраставшей досадой в который уже раз отметил про себя, что Родрик вовсе не прислушивается к его изложению мирных планов императора. Он не удивился бы, если бы выяснилось, что король успел уже и вовсе позабыть об их с Лори присутствии.

- Все, что я имел честь сообщить вашему величеству, - с поклоном проговорил он, - занесено на этот пергамент императорскими писцами и скреплено личной печатью Света Небес.

- И он передал свиток герцогу Келдрику. - Если вы соблаговолите ознакомиться с ним и дать свой ответ, я готов доставить его на Келеван.

Король продолжал молча разглядывать улицы, площади и мосты Рилланона. Касами собрался было заговорить вновь, но тут Родрик скользнул по его лицу равнодушным взглядом и с мечтательной улыбкой пробормотал:

- А знаете, это так захватывает - смотреть на моих подданных, снующих по улицам столицы, словно муравьи, и сознавать, что я могу в любую минуту лишить жизни всякого из них. Вот просто указать пальцем на кого-нибудь из прохожих и крикнуть: "Эй, стража! Схватите-ка вон того в синем плаще и отрубите ему голову! " А все потому, что я - король!

По спине Лори пробежал щекочущий холодок. Родрик выказывал явные признаки тяжелого душевного недуга. Было похоже, что он не слышал ни одного слова из того, что сообщил ему Касами.

- Если наша миссия не увенчается успехом, одному из нас следует предупредить об этом моего отца, - прошептал Касами ему на ухо на цуранийском языке.

Родрик вскинул голову и, резко наклонившись вперед, стукнул кулаком по столу.

- Не сметь шептаться в моем присутствии! Все, все как один о чем-то шепчутся за моей спиной. И все они - предатели. А предателям нет пощады. Я приказал повесить предателя Керуса, и так будет со всяким, кто замышляет зло против своего короля! - Он взглянул на Касами и Лори налитыми кровью глазами. - Думаете, я не догадался, что вас подослал ко мне негодяй Боуррик, который состоит в заговоре с Эрландом. Но Эрланда уже нет в живых, - по губам Родрика скользнула зловещая ухмылка, он окинул присутствующих растерянным взглядом и поспешил добавить:

- Вернее, он болен, тяжко болен. Потому-то я и послал ему на помощь моего верного Гая де Бас-Тайру! Он будет править Крондором, пока наш любезный дядюшка не выздоровеет. - На мгновение взгляд короля прояснился, и он поспешно произнес:

- Простите меня, я что-то неважно себя чувствую. Вам следует явиться сюда завтра поутру. Мне станет лучше, и мы продолжим нашу беседу.

Король величественно поднялся с кресла и прошествовал к выходу в зал. Не доходя до дверей, он оглянулся. Придворные, двинувшиеся за ним вслед, замерли в почтительных позах. С лиц их не сходило выражение испуга и тревожного ожидания.

- А зачем, собственно, вы пожаловали ко мне? - спросил он Лори и сам же поспешно ответил:

- Ах, припоминаю! Речь идет о мирном договоре. Что ж, я не против. Война эта разразилась совсем некстати. Из-за нее я не могу продолжить благоустройство столицы.

Стоило Родрику, придворным и слугам уйти с балкона, как герцог Келдрик, почти не разжимая губ, обратился к Касами и Лори:

- Следуйте за мной. И ради всех богов, не издавайте ни звука!

Он быстро провел Друзей в отведенную для них спальню, прикрыл за собой дверь и прошептал:

- Я очень опасаюсь, что ваши смелые начинания не увенчаются успехом. Виной тому тяжкий недуг нашего монарха. Но возможно, что завтра поутру рассудок его прояснится, и он окажется способен продиктовать ответ императору Цурануани. Будем уповать на это. А пока оставайтесь здесь и ждите, когда я пришлю за вами. Сейчас вам подадут обед.

Поклонившись, Келдрик вышел в коридор. Шпоры его сапог застучали по каменным плитам. Лори и Касами остались одни.

Среди ночи их разбудил пронзительный крик короля. Выглянув из окна, Лори увидел монарха, стоявшего на балконе противоположного крыла дворца. Указывая мечом куда-то вниз, Родрик визгливым голосом командовал:

- Стража! Обыщите все закоулки, все кусты! Они где-то здесь! Они покушаются на мою особу! Взять их!

Касами выглянул во двор из-за плеча Лори. Воины королевской гвардии с фонарями в руках бегали взад-вперед по дорожкам, осматривали кусты, забирались под скамейки. Разумеется, нигде не было и следов злоумышленников, по всей видимости, явившиеся Родрику в ночном кошмаре.

- Боги прогневались на вашу страну. Лори! - с чувством воскликнул Касами. - Они наслали безумие на ее правителя.

- Боги здесь ни при чем, - помотал головой менестрель. - И уж во всяком случае, нам с тобой теперь следует не доискиваться причин монаршего недуга, а позаботиться о собственной безопасности. Сдается мне, Родрик не способен не только вести переговоры о мире, но даже уразуметь, что именно предлагает ему ваш император. Зато с него станется заточить нас в подземелье или велеть палачу отрубить нам головы. Нам надо бежать из дворца и не мешкая добраться до герцога Боуррика.

- Разве он сможет остановить войну, этот твой герцог?

Лори подошел к стулу, на спинке которого висела его одежда, и стал натягивать рубаху.

- Надеюсь, что это в его силах. А кроме того, раз столичные вельможи, видя, в каком состоянии пребывает король, не подняли вопрос о его низложении, нашей стране не миновать гражданской войны. Нам следует рассказать обо всем, что происходит в столице, герцогу Боуррику.

Лишь только они оделись и приготовились незаметно выскользнуть из своей комнаты, а затем, пользуясь всеобщей суматохой, и из дворца, чтобы покинуть Рилланон на первом же судне, отплывающем на запад с утренним приливом, как дверь их комнаты отворилась и на пороге появился герцог Келдрик.

- Вот и хорошо, что вы успели собраться, - сказал он вместо приветствия. - Ведь король грозился, что прикажет повесить шпионов. И я склонен опасаться, что угрозу свою он выполнит.

- Неужто его величество принял нас за шпионов? - изумился Лори.

Герцог печально вздохнул.

- Кто знает, что он в самом деле думает, чему верит, чего опасается? Как можно понять ход мыслей безумца?Беда еще и в том, что многих здесь как нельзя более устраивает такой ход вещей. Они втерлись в доверие к недужному королю и, подогревая его страхи и мнительность, умело обращают гнев Родрика против тех, кто стоит на их пути. Боюсь, что в скором времени и я паду жертвой их интриг.

Касами дотронулся до рукоятки своего меча.

- Тогда почему вы не отправитесь к герцогу Боуррику вместе с нами, ваше сиятельство?

- Потому, чужеземец, - гордо выпрямившись, ответил старый герцог, - что я слуга моего отечества и долгом своим почитаю стоять на страже его интересов. Пока это в моих силах, я защищаю страну от происков тех, кто может причинить ей вред, пользуясь нездоровьем Родрика. А кроме того, я - верноподданный его величества, я верен тому, кто в настоящую минуту занимает трон Королевства, каким бы недугом он ни страдал.

- Я понимаю вас, герцог, и на вашем месте поступил бы так же. Вы - отважный человек, - произнес Касами.

Герцог вяло отмахнулся от этой похвалы чужеземного воина.

- Прежде всего я - усталый человек, обремененный множеством забот и обязанностей. Родрик теперь спит, приняв из моих рук успокоительное снадобье. Пока еще, как видите, я не утратил его доверия. Когда он проснется, вам ради вашей безопасности следует находиться уже в открытом море. Отправляйтесь к лорду Боуррику и расскажите ему обо всем, чему были свидетелями. Ведь он теперь - законный наследник бездетного Родрика.

Выйдя из комнаты вместе с Лори и Касами, герцог приказал стоявшим у дверей гвардейцам проводить гостей в гавань и доставить на борт "Королевской Ласточки".

- А это вы отдадите капитану, - сказал он, протягивая Лори свернутый вчетверо лист пергамента. - Это приказ, скрепленный королевской печатью, и предписывающий капитану доставить вас в Саладор. А вот еще один приказ лорда-канцлера. Он обязывает всех воинов армии Королевства оказывать вам всяческое содействие. - Герцог вручил Лори второй лист пергамента, и друзья заспешили вдоль по коридору следом за своими провожатыми. У поворота на лестницу Лори оглянулся. Герцог глядел им вслед с выражением печали и решимости на усталом, осунувшемся лице. Певец поймал себя на мысли, что ни за какие блага не согласился бы поменяться местами с лордом-канцлером Королевства.

Всадники пришпорили коней и погнали их к вершине холма. Они приближались к расположению войск герцогов Брукала и Боуррика.

На то, чтобы добраться сюда из Рилланона, им потребовался целый месяц. Сойдя с борта "Королевской Ласточки", бросившей якорь в Саладоре, они купили лошадей и продолжали путь верхом.

Командиры патрульных отрядов, которые они встречали на дороге, ознакомившись с приказом лорда-канцлера, охотно предоставляли им свежих лошадей. Лист пергамента с подписью герцога Келдрика и королевской печатью позволил им благополучно миновать все заставы. Теперь они были уже почти у цели.

Войска пришельцев нанесли сокрушительное поражение армиям Королевства и захватили территорию, прилегавшую к Северному перевалу. Теперь эльфы, гномы и гарнизоны Дальнего берега были отрезаны от основных сил Королевства. Сообщение с армиями герцогов прекратилось для них после гибели в пути всех почтовых голубей главной ставки. Командующие Западными армиями не ведали о судьбе других фронтов.

Сражение, длившееся три дня и три ночи, завершилось накануне прибытия в эти края Лори и Касами. Повсюду они видели следы недавней трагедии. После поражения, нанесенного армиям войсками цурани, ставка герцогов была перенесена в глубь лесного массива, и, приближаясь к ней, друзья слышали отовсюду стоны раненых и видели искаженные отчаянием лица тех воинов, кому посчастливилось выйти из боя невредимыми.

К просторной палатке, где располагался главный штаб войск, их проводил начальник караульной службы. Друзья спешились, и слуга отправился доложить о них герцогам. Через несколько минут навстречу им вышел высокий молодой человек с приветливым лицом, обрамленным светлой бородкой. Он был облачен в воинский плащ с гербом герцогства Крайди. Из-за плеча его выглянул дородный седовласый старик, в котором Лори, взглянув на его длинный балахон, без труда признал чародея. Следом за ними на поляну ступил великан в зеленой кожаной куртке с багровым шрамом на щеке. Лори сделал шаг навстречу молодому офицеру и, поклонившись, произнес:

- Мы имеем сообщить нечто важное его сиятельству герцогу Боуррику.

Юноша с горькой улыбкой ответил:

- Вы можете изложить свое дело мне. Я - сын герцога, принц Лиам.

Лори помотал головой.

- При всем уважении к вам, ваше сиятельство, я не могу нарушить волю герцога Келдрика. Я должен лично встретиться с его сиятельством Боурриком.

Молодой человек обменялся взглядом с дородным чародеем и, когда тот кивнул ему, отступил в сторону и приподнял кусок брезента, закрывавший ВХОД В крытый павильон. Он кивком приказал путникам следовать за собой. Войдя внутрь, они увидели огромный стол, заваленный пергаментными свитками, и несколько стульев. В походной печке у одной из брезентовых стен тлел огонь. Лиам отдернул занавеску, отделявшую главное помещение штаба от соседней комнаты. Там на узкой кровати лежал высокий худощавый мужчина с тронутыми сединой висками. Он был до самых подмышек укрыт шерстяным одеялом, из-под которого виднелись полотняные бинты, стягивавшие его грудь. У постели раненого сидел пожилой воин с длинными седыми усами.

- Эти люди доставили нам известия от Келдрика, - шепотом сообщил ему принц. Старик вышел в просторный штабной павильон и, окинув Лори и Касами пытливым взглядом, отрывисто проговорил:

- Я - Брукал. Боуррик, как вы видели, тяжело ранен, и я принял на себя командование Западными армиями. Вам следует передать послание герцога Келдрика мне.

Поколебавшись, Лори сдержанно произнес:

- Мы привезли вам плохие вести, герцог. Король Родрик отказался выслушать моего друга Касами, посланца императора Цурануани, желающего заключить мир с Королевством. Его величество находится во власти тяжкого душевного недуга. Герцог де Бас-Тайра умертвил принца Эрланда. Его сиятельство Келдрик полагает, что только лорд Боуррик смог бы спасти страну от гибели.

Новости, сообщенные менестрелем, произвели гнетущее впечатление на всех присутствовавших. На несколько минут в палатке воцарилась зловещая тишина. Наконец герцог Брукал, покачивая седой головой, обратился к принцу:

- Я понимаю, Лиам, что все ваши помыслы устремлены сейчас к раненому отцу. Но государственные дела не терпят отлагательств.

На плечи ваши опустилась тяжелая ноша, принц! Ведь Боуррику не суждено оправиться от ранения. Дни его сочтены. Вам предстоит унаследовать его титул, а возможно, и престол Королевства. Ведь Эрланда нет в живых, а Родрик бездетен. Черный Гай, похоже, решил удержать за собой Крондор. Лишь вы могли бы этому воспротивиться. Все вельможи Запада последуют за вами, как прежде следовали за вашим отцом. Только от вас, Лиам, теперь зависит, начнется ли в нашей стране гражданская война.

Глава 11 ВОЗВРАЩЕНИЕ

Кровь впитывалась в песок огромной арены. Миламбер, сидевший на почетной трибуне для Всемогущих рядом с Хочокеной и Шимони, не раз пожалел о том, что позволил друзьям уговорить себя прийти на Большой Императорский стадион, где устраивались праздничные Игры в честь Ичиндара. Зрелище, которое так увлекало многотысячную толпу жителей Священного Города, запрудивших стадион, казалось Миламберу отвратительным. На арене одиночные бойцы и группы сражавшихся сменяли одна другую.

Под одобрительные вопли горожан коротышки из Цубара храбро атаковали огромных насекомых, напоминавших чо-джайнов, но, в отличие от разумных муравьев, лишенных интеллекта. После окончания битвы служители в синих балахонах поспешно вынесли с арены трупы низкорослых бойцов и мертвых насекомых. Оставшиеся в живых побрели за ними следом. Многие из них едва держались на ногах, истекая кровью. Служители засыпали кровавые пятна чистым песком, разровняли его и отступили к краю арены. Трубы возвестили о начале следующего сражения.

Дата Игр в честь императора Ичиндара была назначена давно, однако, к великой радости и гордости Стратега, организовавшего их, незадолго до их начала с планеты Мидкемия была получена весть о сокрушительной победе армий Цурануани над войсками Королевства. Когда герольд объявил об этом, толпа, собравшаяся на стадионе, разразилась ликующими криками. Один лишь император, восседавший на золоченом троне в окружении глав пяти самых могущественных кланов, остался недвижим и не разомкнул уст. Миламбер не сводил глаз с его юного, свежего лица. На секунду взгляды их встретились. Слабой, грустной улыбкой и едва заметным кивком головы император дал Миламберу понять, что знает о той роли, которая отводилась ему в мирных планах, что вынашивались долгих шесть лет и нынче оказалась под угрозой краха.

Между тем кровавые побоища на арене продолжались. С все возраставшим возмущением Миламбер наблюдал за тем, как восемнадцать преступников, осужденных на смерть за кражи, убийства и поджоги, убивали и калечили друг друга острыми мечами и кинжалами, как две дюжины бойцов сражались с огромным харултом - клыкастым чудовищем, ростом своим превосходившим слона и двигавшимся с удивительным проворством. Четверо пленных, оставшихся в живых после этой отчаянной схватки, вступили затем в единоборство с пойманным специально для этих целей молодым свирепым тюном. Служители сбились с ног, унося с арены трупы, оторванные и отсеченные конечности и головы, уводя тяжелораненых и посыпая песком все новые и новые лужи крови.

К горлу Миламбера подступила тошнота. Ему стало трудно дышать. Он не мог бы сказать, что вызывало в нем большее возмущение - готовность, с какой все эти люди жертвовали своей жизнью ради услаждения собравшихся, или кровожадный восторг, во власти которого находилась толпа зрителей. Больше всего его огорчило, что Всемогущие, не исключая и Шимони с Хочокеной, вполне разделяли настроение простолюдинов, то и дело оглашавших стадион восторженными криками. В глазах обоих чародеев при каждом ударе меча или кинжала, обрывавшем чью-то жизнь, мелькала кровожадная радость.

Когда на арену вывели нескольких пленных мидкемийцев, которые должны были биться на мечах с жителями Турила, из уст его вырвалось:

- Будь прокляты ваши кровавые забавы! - Поймав на себе недоуменно-испуганные взгляды нескольких Всемогущих, он добавил, возвысив голос:

- А так-же и все, кто приходит в восторг от подобных возмутительных зрелищ!

- Потише, Миламбер, - прошептал Хочокена. - Ведь и ты - цурани. Не забывай об этом и не принимай происходящее слишком близко к сердцу. Ты не сможешь ничего изменить, а твоя несдержанность лишь повредит тебе.

- Ошибаешься! - воскликнул Миламбер, вставая со скамьи. - Я в силах изменить здесь очень многое и намерен теперь же заняться этим! Я не стану спокойно наблюдать, как мои соотечественники будут увечить и убивать турильцев, земляков моей жены!

- Миламбер, молю тебя, остановись! - вскричал Хочокена, а Шимони ухватил его за руку. Но Миламбер резким движением высвободил запястье и откинул голову назад. Перед его взором вновь возникли огненные письмена, как уже бывало прежде, во время схватки о троллями и поединка с Роландом, но теперь он умел контролировать и подчинять себе ту огромную силу, что таилась в недрах его души. Он вскинул правую руку вверх, и над ареной внезапно взметнулась молния. Она со свистом и шипением обрушилась на воинов личной гвардии Стратега, которые вывели пленных на арену. Те из солдат, кто не был убит на месте, попадали на песок оглушенные и ослепленные яркой вспышкой и раздавшимся вслед за ней ударом грома.

Взгляды ошеломленных зрителей обратились к Миламберу. Он обернулся к Хочокене и Шимони и вполголоса проговорил:

- Позаботьтесь о безопасности императора.

Всемогущие встали со своих мест и начали поспешно пробираться к трибуне, на которой стоял позолоченный трон Ичиндара. Они не могли догадаться, каковы были намерения их взбунтовавшегося собрата, но из слов его заключили, что Миламбер затевает нечто ужасное. Им следовало выполнить свой первейший долг - увести со стадиона Свет Небес. Времени терять было нельзя.

Через несколько секунд императорский трон опустел. Вместе с Ичиндаром стадион покинули и оба чародея.

- Кто осмелился нарушить ход Имперских Игр? - послышался справа, с почетной трибуны Стратега, голос Алмеко.

- Я! - ответил Миламбер, окинув гневным взглядом приземистую фигуру Стратега в белых боевых доспехах и шлеме с огромным плюмажем. - Эти кровавые побоища должны быть прекращены!

- По какому праву ты здесь распоряжаешься?! - проревел Алмеко. Жилы на его короткой шее вздулись, глаза едва не вылезли из орбит. Казалось, еще немного, н он набросится на волшебника с кулаками.

- По праву Всемогущего, - вполне овладев собой, спокойно ответил Миламбер.

Внезапно возле Алмеко появился один из нескольких преданных ему черноризцев, Хочокена и Шимони называли их "ручными"

Всемогущими Стратега.

- Ты позоришь звание Всемогущего! - пронзительно выкрикнул "ручной" маг, грозя Миламберу тощим пальцем. - Ты дерзнул оспорить приказ Стратега и тем самым посягнул на святые устои Империи!

Миламбер усмехнулся и скрестил руки на груди.

- Уж не хочешь ли ты потягаться со мной в нашем искусстве?

Стратег склонился к щуплому чародею и прорычал, кивком указывая на Миламбера.

- Убей его!

Миламбер повел головой из стороны в сторону, и внезапно тело его оказалось укрыто прозрачным мерцающим куполом. Тщетно пытался "ручной" волшебник Стратега пробить эту защитную оболочку разрядами молний и огненными стрелами. Миламбер остался неуязвим. Черноризец, бросив на него исполненный страха и ненависти взгляд, пробормотал заклинание и исчез. Миламбер поднял руки над головой, и внезапно ясное синее небо заволоклось тучами. Солнце померкло, и в наступившей тьме над трибунами стадиона прогремел гром. Но его раскаты перекрыл голос чародея:

- То, что ваши нравы оставались неизменными в течение тысячелетий, не может служить оправданием вашей возмутительной жестокости. Трепещите! Настал ваш судный час, и все вы признаны виновными!

Еще несколько черноризцев исчезли с трибун. Остальные, чье любопытство оказалось сильнее страха, продолжали напряженно следить за действиями своего собрата, дерзнувшего бросить вызов Стратегу. Среди публики произошло движение. Те, чьи места располагались близ выходов, покинули стадион, но большинство остались, по-видимому, полагая, что все происходящее является продолжением празднества, затеянного ради их услады. Многие же были настолько пьяны, что при всем желании не смогли бы сдвинуться с места.

Миламбер обвел глазами трибуны и произнес:

- Вас веселит и радует бессмысленная гибель других. А каково будет вам самим, когда на вас падет гнев небес?

Трепещите же, ибо в моей власти заставить их обрушиться на ваши головы! - Над стадионом пронесся резкий свистящий звук, и Миламбер, перекрывая его, выкрикнул:

- Ветер!

Ледяной ураган закружился над ареной и вскоре достиг трибун. Цурани, не привыкшие к холоду, скорчились на скамьях.

Зубы их выбивали частую дробь, на глазах выступили слезы. Тех, кто пытался подняться на ноги, чтобы бежать прочь, порывы ветра опрокидывали навзничь.

- Дождь!

С небес низверглись потоки холодного дождя. Они залили всю арену, трибуны и павильоны. Вода падала на зрителей сплошной стеной, и многие, кого сбили с ног порывы ледяного ветра, захлебнулись ею и остались лежать в узких проходах трибун.

Лишь теперь многие из Всемогущих осознали весь ужас происходящего. Некоторые из них лишились чувств, другие попытались привести в действие заклинание, с помощью которого они смогли бы перенестись в здание Ассамблеи, но действия их не привели ни к каким результатам. Казалось, гнев Миламбера, его магическая сила свели на нет все волшебные умения, коими они обладали до этого злополучного дня.

Миламбер взмахнул рукой и произнес:

- Огонь!

И ледяной дождь сменился огненным. Стадион огласился пронзительными криками. В воздухе распространился сладковатый, тошнотворный запах горящей плоти.

Миламбер скрестил руки на груди и обратил взор вниз.

- Земля!

Песок, покрывавший арену, подернулся легкой рябью, затем послышался оглушительный грохот, и почва стала колебаться.

Деревянные трибуны пришли в движение. С треском ломались скамьи, барьеры, ограждавшие проходы, падали вниз, увлекая за собой и сидевших на скамьях людей. С неба на их головы продолжали падать капли огненного дождя. Рев ветра заглушал пронзительные крики раненых, доносившиеся отовсюду.

Миламбер поднял руки над головой и соединил ладони, и в то же мгновение буйство стихий прекратилось. Небо стало синим, как прежде, и жаркое солнце осветило поломанные скамьи трибун, камни ограждения арены, вывороченные из гнезд, и раненых цурани, корчившихся в лужах крови.

Стратег по-прежнему стоял на своей трибуне напротив волшебника, бросившего ему вызов. Губы Алмеко беззвучно шевелились, застывшие от ужаса и отчаяния глаза были устремлены вниз, на арену. Последним, что увидел Миламбер, произнося заклинание, был сверкавший в лучах солнца клинок меча, которым Стратег пронзил свою грудь. Пошатнувшись, он упал на ограждение трибуны. Руки его бессильно свесились вниз. Через мгновение Миламбер очутился в саду у своего дома, где Кейтала играла с Уильямом в прятки.

- Что с тобой, любимый? - встревоженно спросила она, подбегая к мужу. Уильям высунул голову из-за толстого древесного ствола и, смирившись с тем, что игра внезапно прекратилась, неторопливо побрел к родителям.

- Я расскажу тебе обо всем после, - пообещал Миламбер. - А теперь нам надо не мешкая бежать отсюда.

- А куда? - с любопытством спросил мальчик.

Миламбер поднял его на руки и с ласковой улыбкой ответил:

- Мы отправимся туда, где я родился и вырос. Я очень надеюсь, что ты будешь вести себя как настоящий мужчина - не хныкать, не жаловаться и не досаждать маме. Договорились?

Уильям нехотя кивнул.

- Нетоха! Алморелла! - позвал Миламбер.

Слуги выбежали из дома на зов своего господина. Нетоха поклонился, Алморелла же бросилась к Кейтале. В свое время та настояла, чтобы Миламбер взял ее подругу в их новый дом близ Онтосета, и с тех пор женщины были неразлучны.

- Вы покидаете нас, - догадалась Алморелла, окинув беглым взглядом встревоженные лица Миламбера и Кейталы. По щекам ее заструились слезы.

- Мы не можем оставаться здесь, не подвергая себя опасности, - кивнул Миламбер. - Я дарю этот дом тебе, Нетоха. А ты, Алморелла, согласно моей воле, которую не сможет оспорить даже сам император, с нынешнего дня получаешь свободу. Я записал эти и другие мои распоряжения на пергаменте на случай моего внезапного вынужденного бегства с Келевана. Свиток лежит на верхней правой полке в библиотеке.

Алморелла кивнула и заплакала еще горше.

- Вы слишком добры к нам, господин, - пробормотал Нетоха.

- Я знаю, что вы любите друг друга, - улыбнулся Миламбер. - Пусть боги даруют вам долгую, счастливую жизнь. И вот еще что, Нетоха, я отдаю нижнее пастбище в распоряжение пастуха Ксанотиса и его семьи. Надеюсь также, что ты будешь милостивым и справедливым господином для всех слуг и рабов этого дома.

- Не сомневайтесь в этом. Всемогущий, - со слезами на глазах пробормотал Нетоха. - Я... я желаю вам всяческого благополучия. Да хранят вас боги!

Попрощавшись со слугами, Миламбер повлек Кейталу и Уильяма в комнату, пол которой был испещрен магическими узорами.

- Нам надлежит посетить старого Камацу, прежде чем мы направимся ко входу в небесный коридор, - сказал он, беря Уильяма на руки и привлекая Кейталу к себе.

Через мгновение они очутились в кабинете главы рода Шиндзаваи. При виде Миламбера и его семьи старый Камацу поспешно вскочил с подушек и всплеснул руками.

- Всемогущий! Что случилось?!

Миламбер пересказал ему события истекшего дня. Слушая его, Кейтала все больше бледнела. Глаза ее были полны отчаяния. Но она не посмела вмешаться в разговор мужчин и опустилась на подушки в углу комнаты, взяв уснувшего Уильяма на колени.

- Вам и в самом деле следует торопиться, - кивнул Камацу, когда рассказ Миламбера подошел к концу. -Ведь приближенные Стратега не успокоятся, пока не добьются вашего изгнания из Ассамблеи, а затем найдут способ умертвить вас.

Миламбер помотал головой.

- Вовсе не это страшит меня, Камацу. Я смог бы противостоять им, невзирая на угрозу для моей жизни. Видят боги, я одолел бы их. Но я покидаю вашу планету потому, что считаю себя прежде всего слугой Империи. Долг повелевает мне переместиться за ее пределы, ибо иначе в Ассамблее и в Высшем Совете начнутся раздоры и кровавые распри, которые ослабят государство, и без того переживающее тяжелые времена. Но прежде чем я вернусь на Мидкемию, я хотел бы узнать, какие вести получены вами от Касами и Лори. Все ли у них благополучно?

Камацу удрученно вздохнул.

- Вестей от моего сына и Лори все еще нет. Мой младший сын сообщил, что они, как и было намечено, в первом же бою покинули ряды сражавшихся и затаились в лесу. Мы можем только гадать, добрались ли они до столицы вашего Королевства и удалось ли им передать монарху послание нашего императора.

Миламбер нахмурился и пробормотал:

- Теперь, после победы ваших войск над армией герцога Боуррика, мы, возможно, не должны даже мечтать о скором заключении мира.

- Напротив, - возразил Камацу, и губы его тронула улыбка, - сейчас самое благоприятное время для решительных действий сторонников заключения мира. Ведь позор, который вы сегодня навлекли на Стратега, на его клан и всю партию Войны, ослабит их позиции в Совете. Нам надлежит воспользоваться этим. - Он осторожно дотронулся морщинистой рукой до плеча Миламбера. - Но вам надо торопиться. Всемогущий! Возможно, в эти самые минуты кое-кто уже составляет заговор с целью вашего устранения.

Миламбер кивнул.

- Спасибо вам за все, господин Шиндзаваи. Надеюсь, что настанет день, когда мы снова встретимся - как старые друзья, как люди, уважающие друг друга. Я многому научился у вас. Да хранят вас боги!

- Я тоже надеюсь на это и буду молить небеса о вашем здравии и благополучии. Если вам доведется встретить Касами, скажите ему, что отец любит его и помнит о нем!

- Обещаю вам это, Камацу. А теперь прощайте!

Вынув из поясного кармана амулет, Миламбер подозвал к себе Кейталу с ребенком, обнял ее за плечи и произнес слова магической формулы.

Часовой едва не подпрыгнул от удивления и испуга, когда перед ним неожиданно появились высокий чародей в черной сутане и женщина с ребенком на руках. Все трое молча направились ко входу в Звездные Врата, расположенному в нескольких сотнях ярдов от сторожевого поста. Солдат проводил их оторопелым взглядом.

На платформу с укрепленными по ее краям высокими столбами поднимались отряды воинов. Миламбер отрывисто приказал офицеру, ответственному за перемещение войск:

- Велите им пропустить нас!

- Как прикажете, Всемогущий! - поклонился тот и крикнул воинам, чтобы те посторонились.

Миламбер взял Кейталу за руку и подвел ее к платформе.

Через мгновение их окутало облако мглистого тумана, пронизанное исходившим ниоткуда пульсирующим светом множества разноцветных искр. Миламбер сделал шаг вперед, ведя Кейталу за собой. Они ступили на землю посреди цуранийского лагеря в долине у Серых Башен. Уильям так и не проснулся.

На темном небе ярко горели звезды. Солдаты грелись у походных костров. К Миламберу и Кейтале подбежал офицер караульной службы.

- Что вам угодно. Всемогущий?

- У вас в лагере есть лошади?

- Есть.

- Приведите нам двух оседланных.

- Как прикажете, Всемогущий!

Офицер приказал одному из воинов привести с поляны двух лошадей для Всемогущего. Когда на лицо его упал отблеск одного из костров, Миламбер узнал в нем Хокану. Тот жестом предложил ему отойти в сторону от костра, чтобы никто не смог подслушать их разговор.

- До нас дошли слухи о катастрофе на Имперских Играх, которую один из Всемогущих вызвал с помощью своего искусства, - прошептал младший сын Шиндзаваи. - Мне думается, это были вы.

- Поэтому я и покинул Келеван.

- Многие из офицеров в нашем лагере душой и телом преданы Стратегу. Мне страшно помыслить, что стало бы с вами, узнай они о вашем появлении здесь.

- Я не собираюсь задерживаться в лагере, Хокану, - улыбнулся Миламбер. - Мне больше всего на свете хочется как можно скорее оказаться вдали от него. Для этого я и просил тебя предоставить нам с женой лошадей. Я только что виделся с твоим отцом, Хокану. Он очень тревожится за Касами. На твоем месте я вернулся бы к нему при первой же возможности.

- Так я и сделаю, Всемогущий. Прошу вас, если вы увидите моего брата, передайте ему, что я жив и вскоре вернусь на Келеван.

Миламбер кивнул, и Хокану вернулся к походному костру.

Молодой воин привел с поляны двух рыжих лошадей. Миламбер помог Кейтале взобраться в седло.

- Старайся крепче держать в руках поводья, дорогая, - сказал он ей и вспрыгнул на спину своей лошади. Кейтала передала ему спящего Уильяма. Они молча покинули расположение цуранийских войск и стали спускаться с холма. Часовые и командиры дозорных отрядов несколько раз окликали их, но при виде черной сутаны Миламбера почтительно кланялись и предлагали продолжить путь.

Кейтала без труда удерживалась в седле. Она смотрела вокруг расширившимися от страха глазами. Стремительное перемещение с одной планеты на другую через небесные врата так подействовало на ее воображение, что она все еще не могла прийти в себя. Все, на чем останавливался ее взгляд, казалось ей опасным и непривычным. Но из уст ее не вырвалось ни единого вздоха, ни слова жалобы. Она готова была разделить судьбу своего мужа и следовать за ним повсюду, куда бы ни лежал его путь.

Над густым лесом занимался рассвет. У края тропинки всадников остановил повелительный окрик:

- Стойте! Кто вы такие?

Из-за дерева появился часовой в коричневом плаще с эмблемой в виде чайки с золотой короной.

Невысокий мужчина в черной сутане спешился, взял на руки ребенка и помог ехавшей рядом с ним женщине сойти на землю.

- Я - Паг из Крайди! - с улыбкой ответил он воину.

Глава 12 НАСЛЕДНИКИ

Паг склонился над ложем умиравшего герцога. Лиам, Кулган, Мичем и Брукал стояли поодаль.

- Я так рад, что ты вернулся, Паг, - прошептал герцог. Он тяжко закашлялся и, когда приступ миновал, бессильно опустился на подушки. В углах его рта появилась кровавая пена. - Пусть все подойдут сюда, - едва внятно пробормотал он. Все, кто собрался в палатке, обступили его ложе. - Лиаму и Кулгану известно, - сказал Боуррик, - что я оставил значительную сумму денег для учреждения в Королевстве школы магии. Здание для нее надлежит построить на острове посреди Звездного озера. Пусть ее возглавят Паг и Кулган.

- Чародеи молча поклонились. Оба едва сдерживали слезы.

Минуты герцога были сочтены. Все понимали это, но никто не в силах был не только вернуть его к жизни, но даже облегчить его тяжкие страдания. - Помнишь, Паг, - слабо улыбнулся Боуррик, - когда ты спас принцессу от троллей, я пообещал, что ты получишь от меня еще одну награду, помимо земельных угодий и придворного титула. - Паг кивнул. - Так вот, в королевских архивах хранится документ, составленный мною в те дни и засвидетельствованный Лиамом и Тулли. Согласно этому документу, ты принадлежишь к нашей семье и по праву можешь носить гордое имя кон Дуанов. Я знаю, что ты не посрамишь его! - Паг опустился на колени и приник губами к некогда могучей и сильной, а ныне безжизненной, бледной и иссохшей руке Боуррика.

Герцог поднял затуманенные смертной пеленой глаза на Кулгана и прошептал:

- Позаботься обо всех моих сыновьях, старый друг.

- Что он имеет в виду? - встревоженно спросил Лиам, склонившись к уху герцога Брукала. - Что значит "обо всех" сыновьях? Ведь кроме меня и Аруты...

Кулган, услыхавший слова принца, перебил его:

- Это значит, что отец ваш дает имя и все полагающиеся по закону права своему старшему сыну Мартину.

- Свидетель! - прохрипел Боуррик, взглянув на Брукала.

- Что... что мне надлежит сделать? - растерялся старый герцог. Веки его глаз покраснели и опухли, по седым усам струились слезы.

- Ты должен засвидетельствовать последнюю волю его сиятельства, - шепнул Кулган. - Клянись!

- Я, Брукал, герцог Вабона, свидетельствую, что находился при последнем волеизъявлении герцога Боуррика Крайдийского и готов повторить услышанное мною из его уст всюду, где это будет потребно, - дрожащим, надтреснутым голосом пробормотал старик.

Боуррик вздохнул и, собрав последние силы, прошептал:

- Я дурно поступил с Мартином, но ты, Лиам, должен загладить мою вину перед ним. Обещаешь?

- Обещаю, отец!

Герцог взглянул на сына с любовью и благодарностью и закрыл глаза. Кулган приподнял его руку и, бережно опустив ее на ложе, обернулся к Лиаму.

- Все кончено.

Лиам опустился на колени у постели отца. Тело его сотрясали рыдания. Паг, понурившись, вышел из палатки. За ним последовали и остальные, оставив нового герцога Крайдийского наедине с его неутешным горем.

- Но ведь новый Стратег, которого Совет изберет в ближайшие дни, предпримет решительное наступление на Западные армии Королевства, чтобы упрочить победу Алмеко и увенчать славой себя! - сказал Касами, выслушав рассказ Пага о причинах его бегства с Келевана.

Стояла глубокая ночь. В палатке, которую Мичем отвел для Пага и его семьи, собрались Кулган, Мичем, Лори и Касами.

Кейтала положила пару поленьев в едва тлевший огонь крошечной печки и села на постель сына, мирно дремавшего в обнимку с Фантусом.

- В таком случае, Касами, - ответил Паг, - мне придется совершить отчаянную и опасную попытку закрыть Звездные Врата, чтобы воины с Келевана не могли попасть на нашу планету. Этой войне следует положить конец. Она обескровила не только Королевство, но и Империю.

Кулган выпустил к потолку густую струю дыма и покачал головой.

- Я понял далеко не все из того, что ты успел поведать мне, Паг, - задумчиво проговорил он. - Скажи, что может помешать им проложить новый небесный коридор со своей планеты на нашу? Ведь Всемогущие умеют пробивать бреши в пространственно-временной ткани космоса!

- Дело в том, - ответил Паг, - что никто из них не в силах предугадать направление проложенного ими пути. Противоположный конец рифта, который существует ныне, уперся в поверхность Мидкемии лишь по чистой случайности. Они могут, пока он существует, создать еще один или несколько коридоров, параллельных ему, но стоит ему исчезнуть, и жители Келевана не смогут больше проникать на Мидкемию.

- А ты здорово изменился, Паг, - вмешался в разговор Мичем.

- Я так нипочем не признал бы в тебе того веселого мальчишку, что забавлялся с Фантусом, как теперь твой Уильям. Ты теперь выглядишь так, словно держишь на плечах весь мир с его бедами и горестями.

- Не один мир, - с грустной улыбкой поправил его Паг, - а два, друг Мичем!

Они проговорили до самого рассвета. Донесшееся из леса пение труб прервало Кулгана, который рассказывал Пагу о переменах, происшедших с его другом Томасом, на полуслове. Все, кто находился в палатке, прислушивались к этим звукам с тревогой и недоумением. Вскоре к пению труб присоединился бой барабанов и цокот копыт. В палатку вбежал Лиам и, крикнув:

"Сюда едет король!" - бросился прочь.

Оба герцога, офицеры Западных армий и большинство солдат вышли на просторную поляну у штабного павильона и с растерянностью, недоумением и страхом наблюдали, как монарх гарцевал меж двух рядов гвардейцев, выстроившихся шеренгой.

- Что, не ожидали? - расхохотался Родрик, натягивая поводья и обводя глазами лица собравшихся. - Забыли, как надлежит приветствовать своего короля?! - Он нахмурился и погрозил Брукалу пальцем.

- Ваше величество... Ваше... Ведь вы не предупредили нас о своем... Мы не знали... - залепетал старик.

- А это я нарочно! - усмехнулся король. - Мне доложили о вашем позорном поражении, и я решил сам научить вас, как надо воевать! Я привело собой Восточные армии! Они будут здесь с минуты на минуту, и я сам поведу их в бой!

Присутствующие настолько опешили от этого заявления, что никто из них не нашелся с ответом.

- Кто это такой? - сурово спросил Родрик, кивнув в сторону Лиама. - И почему он одет в плащ с гербом Крайди?!

- Это герцог Лиам Крайдийский, - с поклоном ответил Брукал.

- Он унаследовал этот титул от его сиятельства Боуррика, скончавшегося от ран минувшей ночью.

- Ах вот как! - взвизгнул Родрик. - Унаследовал?! А меня спросить позабыли?! Не будет он герцогом, если я этого не пожелаю.

- Воля ваша, - сдержанно поклонился Лиам.

- Скажи спасибо, что отец твой умер своей смертью, - плаксиво воскликнул король. - Ведь он замышлял предательство, и я повесил бы его, останься он в живых! Все вы готовы предать меня при первой же возможности!

Услыхав столь незаслуженное оскорбление в адрес отца, чье тело едва успело остыть, Лиам схватился за рукоять своего меча.

Брукал удержал его за руку. Жест этот не остался незамеченным королем.

- Что это?! - воскликнул он. - Ты хотел поднять оружие против меня, своего монарха?! Эй, стража! Схватить его и связать! Я прикажу повесить его, когда вернусь с поля боя!

К Лиаму бросились шестеро дюжих гвардейцев. По глазам окружавших его офицеров Западных армий и их подчиненных принц видел, что, скажи он хоть слово, и все эти люди бросятся ему на помощь. Им ничего не стоило бы уничтожить немногочисленную личную гвардию короля и освободить сына покойного Боуррика. Но это неминуемо привело бы к гражданской войне, и Лиам покорно протянул свой меч офицеру гвардии. Его отвели в пустовавшую палатку. Проводив принца гневным взглядом, Родрик с улыбкой обратился к Брукалу.

- Ты - один из немногих, кто остался верен мне, герцог! Ты поведешь в бой отряды Западных армий, а Восточными буду командовать я.

- Слушаюсь, ваше величество.

К Пагу, остановившемуся в нескольких шагах от герцога, неслышно подошел Лори и тронул его за рукав.

- Нам лучше вернуться в палатку, - прошептал он. - Во всяком случае, мне. Ведь если король меня узнает, сидеть мне связанным вместе с несчастным Лиамом!

- Я пойду с тобой.

- Касами и Мичем уже ожидают нас там.

Через несколько часов, когда солнце поднялось над верхушками деревьев, в лагерь прибыли первые отряды Восточных армий. Вскоре, развернув боевые знамена, соединенные войска Королевства Островов двинулись на штурм цуранийских позиций в долине Серых Башен. Колонну возглавлял Родрик верхом на огромном черном жеребце.

- Теперь нам остается только одно - ждать, со вздохом сказал Паг, выходя из палатки.

- Этот венценосный безумец, похоже, ищет своей гибели, - отозвался Мичем, сплюнув в сторону. - Где это видано, чтобы король так рисковал собой?

- Одни боги ведают, что творится в его больной голове, - затянувшись из своей трубки, пробормотал Кулган. - Он не отвечает за свои поступки, но противоречить ему не осмеливается никто из его разумных и трезво мыслящих подданных. Да свершится же то, что угодно богам!

На закате в лагерь прискакал гонец в пыльном и запятнанном кровью плаще.

- Победа! - возгласил он, спешиваясь и беря из рук подбежавшего слуги мех с вином. - Меня прислал герцог Вандрос.

Мы оттеснили неприятеля в середину долины и освободили все завоеванные цурани земли к востоку от Серых Башен. Это наш день! - Он приник губами к меху и стал с жадностью пить вино.

Струйки красной жидкости стекали с его подбородка, заливая грудь, но, не обращая на это внимания, солдат продолжал пить, пока не опустошил вместительный мех. - Погибли Ричард Саладорский, граф Силденский и несколько других вельмож, - сказал он, утолив якажду. - А король наш ранен. Его скоро доставят сюда на носилках.

- Он что же, совсем плох? - спросил Кулган.

- Ранен в голову, - флегматично отозвался гонец. -Да вы и сами увидите. - И, не говоря более ни слова, он направился к походной кухне.

Когда на поляну прибыли конные носилки с раненым Родриком, солнце до половины зашло за горизонт, окрасив палатки и примятую траву в зловещий багрово-красный цвет. Лицо короля было белым, как полотно. Его рыжеватые волосы слиплись от запекшейся крови, череп был рассечен цуранийским мечом. При одном взгляде на монарха всем собравшимся у носилок стало ясно, что он не протянет и нескольких минут.

- Отнесите его величество в мою палатку! - распорядился Кулган. - Я перевяжу его рану и напою его целебным снадобьем.

- Нет, не троньте меня, - слабым голосом возразил Родрик. - Мне уже ничем нельзя помочь.

В наступившей тишине стало слышно, как дыхание со свистом вырывалось из его посиневших губ.

- Лиам... - прошептал король. - Приведите сюда Лиама.

Вскоре принц предстал перед Родриком в окружении гвардейцев, которые стерегли его, связанного, с самого утра.

- Я был болен, герцог Лиам. Не так ли? - силясь улыбнуться, спросил Родрик.

- Ваше величество! - и принц опустился на колени перед носилками.

- Не возражай мне. Я был болен, но никто из вас не решился сказать мне об этом. - Он помолчал и едва внятно пробормотал:

- Да я бы и не поверил вам.

В лагерь один за другим возвращались отряды, принимавшие участие в бою с цурани. Паг различил знамена Рэна, Садары, Вабона, Родеза, Тимонса.

- Не хватает только Бас-Тайры, - шепотом сказал он Касами и Лори. - Этому Гаю нельзя отказать в уме и дальновидности! Он отсиживается в Крондоре, ожидая, когда престол освободится.

Солдат и офицеров, плотным кольцом обступивших носилки Родрика, растолкал вернувшийся с поля боя герцог Брукал. Он опустился на колени рядом с Лиамом.

- Вот ты и засвидетельствуешь мою последнюю волю, - прошептал Родрик.

- Я... я к услугам вашего величества, - со вздохом отозвался герцог.

- Лиам, дай мне руку! - потребовал король. Когда принц сжал пальцами его вялую ладонь, монарх собрал последние силы и внятно, отчетливо проговорил:

- Мы, Родрик, четвертый правитель Королевства Островов, носящий это имя, находясь на смертном одре, назначаем наследником престола и единоличным властителем нашей державы присутствующего здесь Лиама кон Дуана, принца крови и нашего кузена, как старшего из представителей царствующего дома.

Лиам бросил на Брукала тревожный взгляд, но тот жестом приказал ему молчать.

- Я, Брукал, герцог Вабона, свидетельствую это!

- Да простят меня все, - проговорил король, - кому я причинил зло! Я сожалею о кончине Эрланда, виновником которой считаю в первую очередь себя, и о казни, учиненной над Керусом.

Разум мой, долгие годы находившийся во власти демонов, ныне снова стал ясен, дабы я мог раскаяться в содеянном перед кончиной. - Он с мольбой взглянул на Лиама и добавил:

- Но прошу тебя, принц, не чини расправы над кузеном своим Гаем де Бас-Тайрой! Он действовал по моему повелению и потому не заслужил позорной смерти!

- Обещаю вам это, ваше величество!

Из уст короля вырвался слабый стон, и голова его бессильно свесилась на грудь. Кулган подбежав к монарху, пощупал его запястье.

- Его величество еще жив, но навряд ли он придет в сознание до самой своей кончины. Отнесите его в палатку! - велел он гвардейцам.

Лиам схватил Брукала за руку.

- Герцог! Вы дали ложное свидетельство и принудили меня пойти против моей совести! Ведь старший в нашей семье не я, а Мартин, и вы поклялись отцу защищать его права.

- Потише, ваше высочество, - возразил старый герцог. - Неужто вы не понимаете, что, если Мартин будет объявлен наследником, это даст Гаю право оспаривать его права, ведь старший сын герцога рожден вне брака! Если вы, подобно мне, желаете уберечь страну от гражданской войны, вам надлежит именоваться наследником престола вплоть до дня коронации, когда все соискатели предстанут перед священниками Ишапа и Советом лордов, будь он трижды неладен. А произойдет это, как вам известно, на тринадцатый день после погребения его величества Родрика в королевском склепе Рилланона.

Лиам тяжело вздохнул и наклонил голову.

- Вы правы, герцог. Мне не остается ничего другого, кроме как объявить себя наследником согласно воле монарха. У меня будет достаточно времени все как следует обдумать до дня коронации.

Солдаты отдыхали у костров, освещавших поляну тусклым красноватым светом, когда Кулган вышел из своей палатки и крикнул:

- Король умер!

Он протянул подбежавшему Брукалу перстень с королевской эмблемой, снятый им с руки покойного Родрика, и герцог надел его на средний палец Лиама.

- Король умер! - наперебой выкрикивали солдаты и офицеры, окружившие герцога, Кулгана и принца. - Король умер! Да здравствует наследник! Да здравствует Лиам!

Принц жестом приказал толпе умолкнуть, и на поляне вмиг воцарилась тишина.

- Нынче - день глубокой печали, а не торжества, - сказал Лиам. - Нам надлежит встретить рассвет в молчании и молитвах о душах тех, кто покинул этот мир в минувшие сутки. Помянем же добрыми словами отца моего, герцога Боуррика, и всех, кто сложил головы в долине Серых Башен, и нашего почившего монарха Родрика Четвертого!

Через четыре дня принц получил весть с Келевана. Император извещал его о своем согласии на заключение мира. Пергамент с мирным предложением Лиама доставил в Ассамблею командующий цуранийскими войсками Ватаун. В ночь, когда скончался Родрик Четвертый, Паг продиктовал текст мирного предложения Лиаму, скрепил свиток черной печатью Всемогущего, облачился в свой черный балахон и отправился в долину.

Принц, герцог Брукал и Кулгаи ловили каждое слово Пага, переводившего послание Ичиндара на королевское наречие. Юный император намеревался лично прибыть на Мидкемию в течение ближайшего месяца, чтобы подписать договор о мире с королем, которого изберет к тому времени Совет лордов.

Когда эту новость сообщили воинам и их командирам, в огромном лагере началось такое веселье и ликование, что Пагу и Кулгану, уединившимся в палатке чародея, пришлось прибегнуть к своему искусству, иначе они не смогли бы расслышать друг друга.

Оба чародея пробормотали магические формулы, и шум, крики, бой барабанов и топот множества ног внезапно смолкли. В палатке воцарилась тишина, ибо звуки из внешнего мира перестали в нее проникать.

- Ну вот, Паг, - с усмешкой проговорил Кулган, глядя на ученика своими лучистыми синими глазами. - Теперь мне придется брать у тебя уроки. Ведь ты смог без всякого внешнего фокуса проделать то, для чего мне потребовался амулет. - И онразжал ладонь, на которой поблескивал металлический шарик.

- Но я по-прежнему не знаю, как подступиться ко многому из того, что не составляет для вас никакого труда! - возразил Паг.

- Скажешь тоже! - и Кулган погрозил ему пальцем. - Но я всегда возлагал на тебя надежды, дружок. Даже в ту пору, когда ты не умел привести в действие простейшие из заклинаний.

- Но ведь тогда, в день Выбора, вы взяли меня в ученики из жалости, потому лишь, что меня не выбрал никто другой из мастеров. А я так мечтал стать воином или мореходом!

- Это не совсем так, - чародей помотал головой и затянулся из своей неизменной трубки. - Я догадался о твоем даре еще во время нашей встречи, когда ты глядел в мой магический кристалл.

Но мне не удалось развить твои способности, дружок. Какое счастье, что этим занялись Всемогущие на чужой планете. Теперь мы с тобой славно поработаем! Когда наш король и их император заключат мир, мы сразу же приступим к строительству школы магов и набору учеников.

- Согласен.

В палатку Кулгана заглянула Кейтала. Она собиралась передать мужу и придворному чародею приглашение принца на скромное торжество, которое он устраивал в штабном павильоне.

Однако, увидев, что волшебники погружены в ученую беседу и не замечают ничего вокруг, она с улыбкой попятилась и задернула полог палатки.

Глава 13 ОБМАН

Тэйтар обвел глазами собравшихся в тронном зале членов королевского совета. Томас, как всегда, встал возле трона Агларанны. Кроме него и эльфов, сюда был приглашен Мартин Длинный Лук. Он остался у сплетенной из ветвей стены зала, за пределами Круга Совета.

- Я имею сообщить вам, - прокашлявшись, повел речь старый Тэйтар, - что волшебники Эльвандара не склонны более видеть в присутствующем здесь Томасе одного из валкеру.

- Рада слышать это, - улыбнулась Агларанна. - Но неужто ты считаешь это достаточным поводом для созыва экстренного совета?

- Позвольте мне договорить, ваше величество. Нас тревожит неопределенность положения, занимаемого Томасом при дворе. Ведь он - отец вашего будущего ребенка! При этих словах королева побледнела и опустила глаза под пристальным взглядом Томаса.

- Я... я не хотела говорить тебе, пока война не закончится, - пробормотала она. - Ты не должен думать ни о чем, кроме защиты Эльвандара от пришельцев.

- Так это правда?

- Да. У нас будет ребенок, Томас.

- А посему вам следует сочетаться узами брака, - вставил Тэйтар.

Принц Калин выступил вперед и окинул Томаса недружелюбным взглядом.

- Учти, если ты намерен властвовать над нами, я воспротивлюсь этому. Я как законный наследник престола буду отстаивать свои права!

Томас подошел к принцу и положил ладонь ему на плечо.

- Успокойся, Калин! У меня и в мыслях не было притязать на трон и корону! И не я поднял вопрос о браке с твоей матерью! Но раз того требуют обстоятельства, - он с улыбкой взглянул на Агларанну, - я желал бы стать консортом, чтобы положение мое при дворе, как выразился Тэйтар, стало определенным. Я не претендую на какую-либо власть, кроме той, какой тебе будет угодно наделить меня. Если ты решишь отказать мне в этом, я беспрекословно покорюсь твоей воле. - Калин кивнул и вопросительно взглянул на Агларанну.

- Желаете ли вы, королева, взять в мужья Томаса из Крайди?

- строго вопросил Тэйтар.

- Я желаю этого всем сердцем! - отозвалась Агларанна. - Имеет ли кто-либо из членов совета возражения против моего выбора?

- Нет! Нет, не имеем. Мы согласны, - ответили эльфы.

- Совет Эльвандара одобряет ваше решение, - подытожил Тэйтар.

Калии подошел к трону матери и поцеловал ее руку.

- Ты поступил мудро, - сказал он Томасу, - и решением своим предотвратил многие беды, которых я опасался. Благодарю тебя.

- Разве я мог принять иное решение? - удивился Томас.

- Твои права на престол неоспоримы, и я первым поднял бы свой меч против всякого, кто посягнул бы на них. Но я намерен требовать, чтобы дитя, родившееся от нашего брака, было признано законным принцем или принцессой! Пообещай мне, Калин, что позаботишься о нашем ребенке, когда мы с моей королевой отправимся на Благословенные острова.

- Обещаю! - кивнул принц. Он поднял руки над головой и крикнул переговаривавшимся между собой членам совета:

- Тише! Я объявляю Томаса из Крайди главнокомандующим войск Эльвандара и принцем-консортом королевы. Его слово отныне - закон для всех, кроме моей матери и меня.

- Признаете ли вы это решение принца законным? - обратился Тэйтар к членам совета. Те молча поклонились сперва королеве, а затем Томасу.

Мартин подошел к своему другу и обнял его.

- Поздравляю тебя! Я покину Эльвандар с легким сердцем. Под сенью священных деревьев наконец воцарилось счастье и согласие!

- Неужто вы собираетесь оставить нас? - спросила Агларанна.

- Мне давно пора вернуться в Крайди, - со вздохом ответил Мартин. - Ведь войне не видно конца, и принцу Аруте могут понадобиться мои услуги. Да и Гаррет, боюсь, утратит свои навыки разведчика, нежась здесь на мягком ложе и объедаясь рагу из оленины.

- Но ведь ты останешься на празднование нашей свадьбы? - с надеждой спросил Томас.

Мартин начал было извиняться, но королева перебила его:

- Мы устроим торжество завтра же поутру.

- Что ж, - усмехнулся охотник. - В таком случае мы с Гарретом задержимся у вас еще на денек!

В дверном проеме внезапно показалась приземистая фигура Долгана. Он приблизился к трону и поклонился Агларанне.

- Примите мои поздравления, королева!

- Да откуда же тебе известно о том, что здесь произошло? - удивился Калин.

- Да мало ли откуда! - хитро прищурившись, усмехнулся гном.

Агларанна засмеялась своим серебристым смехом.

- Долган, ты неисправим! Ведь ты опять подслушивал у стены!

- Просто прогуливался неподалеку, - с напускным смирением возразил Долган. - И случайно услыхал, о чем вы тут толковали.

Лори перебрался через реку и спешился.

Лиам не случайно поручил именно ему доставить в Эльвандар весть о скором прекращении войны. Безупречно владея цуранийским языком, менестрель легко миновал расположение войск противника, объяснив начальникам встреченных им патрульных отрядов, куда и зачем он направлялся.

Он расседлал усталого коня и стал протирать его спину щеткой, вынутой из дорожной сумы.

- Приветствую тебя. Лори из Тайр-Сога!

Менестрель удивленно вскинул голову. Из-за толстого ствола дуба вышел невысокий темноволосый мужчина с седыми висками. Он был одет в коричневый балахон, подпоясанный веревкой, и опирался на гнутый посох из дубового корня. Лори был уверен, что никогда прежде не встречал его.

- Разве мы знакомы? - спросил он.

- Нет. Но я знаю, кто ты и куда держишь путь, - ответил незнакомец, неторопливо приближаясь к нему. - Скажи, что именно принц Лиам поручил передать королеве эльфов?

На лице менестреля отразилась внутренняя борьба. Незнакомцу и впрямь было известно многое, он держался со скромным достоинством и дружелюбием. Менестрель готов был проникнуться доверием к нему и поведать о своей миссии, но ведь принц не уполномочил его сообщать кому-либо о его устном послании к Агларанне.

- Поверь, расспрашивая тебя об этом, я руководствуюсь самыми добрыми побуждениями по отношению ко всем, кто живет на этой планете. - Лори все еще не решался ответить на вопрос незнакомца, и тот, усмехнувшись, проговорил:

- Хорошо же, я докажу тебе, что знаю больше, чем ты полагаешь. Лиам объявлен наследником престола. Через две-три недели в долину прибудет император Цурануани, чтобы заключить с ним мирный договор.

Именно это ты собирался поведать Агларанне, не так ли?

Лори кивнул.

- Видишь ли, я сам направлялся во дворец королевы эльфов.

Давай-ка я передам ей сообщение Лиама, а ты, менестрель, возвращайся в лагерь принца. Но не говори ему о нашей с тобой встрече. Сообщи, что ты видел королеву и принца-консорта, что ты передал ей весть о скором прекращении войны. Ты можешь также заверить Лиама от имени Агларанны и Долгана, что эльфы и гномы явятся в долину на встречу с императором Ичиндаром.

- Хорошо. Я так и сделаю, - согласился Лори. Он не знал, правильно ли поступает, но у него не хватило духу отказать незнакомцу, за мягкими, сдержанными манерами которого угадывались недюжинная сила и привычка повелевать. - Я скажу, что виделся о королевой эльфов и доставил ей сообщение принца Лиама.

Когда незнакомец скрылся среди деревьев, менестрель облегченно вздохнул, поспешно оседлал коня и вновь перешел реку вброд. Он был рад, что избежал путешествия через заколдованный лес, полный тайн, чудес и опасностей.

Ни Томаса, на Агларанну не удивило появление на огромной поляне, где торжество по поводу их свадьбы было в самом разгаре, невысокого человека с темной бородой и седыми висками, облаченного в коричневый балахон и опиравшегося на страннический посох.

Приблизившись к почетным местам, на которых восседали королева и принц-консорт, Макрос поклонился и с улыбкой проговорил:

- Примите мои приветствия и поздравления, ваши величества!

- Добро пожаловать за наш стол. Черный Макрос! - ответила Агларанна. - Мы с Томасом и все мои подданные рады видеть тебя.

- Я рад был бы принять ваше приглашение, - сказал Маркое и развел руками, - но у меня очень мало времени. Я должен заняться неотложными делами, но прежде... Прежде я хочу сообщить вам важные новости. Король Родрик Четвертый и герцог Боуррик скончались от ран, полученных в сражениях с цурани.

Принц Лиам объявлен наследником престола.

Услышав это, сидевший неподалеку Мартин побледнел и впился глазами в лицо волшебника.

Томас сдержанно сказал:

- Ты принес печальную весть, Макрос! Я не был знаком с королем, но хорошо знал и очень любил герцога Боуррика. Мне жаль принцев и принцессу, которые понесли тяжелую утрату.

- Мартин Длинный Лук, - сказал Макрос, приблизившись к охотнику, - тебе надлежит немедленно вернуться в Крайди. Ты проводишь принцесс Аниту и Каролину в Крондор.

Мартин собрался было заговорить, но волшебник жестом приказал ему молчать и склонился к самому его уху. Тихо, так что никто из находившихся поблизости не слыхал его, он прошептал:

- Отец твой перед самой своей кончиной открыл Лиаму и герцогу Брукалу тайну твоего рождения. Он говорил о тебе с любовью и раскаянием.

Охотник опустил голову, чтобы никто не увидел слез, застилавших его глаза. Макрос выпрямился и с улыбкой произнес:

- Но у меня есть и радостные вести для всех вас. Через двадцать дней принц Лиам и император Цурануани Ичиндар встретятся в долине Серых Башен для заключения мира между Королевством и Империей!

Радостные возгласы эльфов и гномов огласили огромную поляну и ее окрестности. Листья-светильники на волшебных деревьях вспыхнули ярче.

- А теперь, ваше величество, - обратился Макрос к Агларанне, - я желал бы, если вы не возражаете, поговорить с вашим супругом наедине.

- Ну разумеется. Макрос, - улыбнулась королева и шепнула Томасу:

- Возвращайся поскорее.

Волшебник быстро направился к краю поляны. Томас, поднявшись из-за стола, последовал за ним. Когда стволы деревьев скрыли их от пировавших у дворца, Макрос повернулся к Томасу и проговорил:

- На тебя возлагается весьма ответственная и сложная задача, Томас. Но я уверен, что ты с ней справишься. Ведь именно тебе суждено положить конец этой войне.

Томас удивленно пожал плечами.

- Я не понимаю, о чем ты. Ведь бои закончились, и через три недели правители враждующих стран заключат мирный договор.

- Войскам, которыми ты командуешь, надлежит атаковать цуранийскуго армию, когда Ичиндар и Лиам удалятся в шатер для подписания договора. Лишь этим можно будет предотвратить действия изменников, которые жаждут гибели Королевства и вынашивают коварные планы. Ты один сможешь сорвать эти планы и избавить страну от нависшей над ней угрозы.

- О чем ты, колдун? - недоверчиво спросил Томас.

- Я не могу сказать тебе большего, - покачал головой Макрос. - Ты приведешь свои войска в долину и дашь сигнал к наступлению, когда правители окажутся в шатре.

- Не слишком ли многого ты хочешь от меня? возмутился Томас. - На каком основании ты требуешь от меня слепого подчинения твоим приказам?

- Ты обязан мне столь многим, Томас из Крайди, что на твоем месте я не стал бы сомневаться в правомерности моих требований!

- сурово произнес волшебник. В глазах его загорелись искры гнева, и добродушное, улыбчивое лицо на миг приняло столь свирепое выражение, что Томас в испуге попятился, чувствуя, как по телу его пробежал холодок.

- Что... что ты имеешь в виду? - выдавил он из себя.

- Я направлял твой путь и оберегал тебя от бед все эти долгие годы. Я вывел тебя к подземелью Руага, когда ты едва не заблудился в Мак Мордейн Кадале. Я оставил доспехи валкеру и молот Тоулина в сундуке дракона в чаянии того дня, когда вы с Долганом придете за ними. Не сделай я этого, и нынче от Эльвандара, который так мил твоему сердцу, осталась бы лишь горстка пепла. Я помог Тэйтару и его ученикам ослабить разрушительное воздействие чар Древнейших, которому ты подвергался, облачившись в доспехи Ашен-Шугара и взяв в руки его меч. Когда ты предавался мечтаниям и видел перед собой призраки прошлого, это я спасал тебя от безумия и возвращал твое сознание в настоящее. - Чародей отступил на шаг назад и возвысил голос. - Это я помог тебе выйти победителем из схватки с валкеру, изменив облик пленного цуранийского подростка. Я был не прав, говоря, что ты обязан мне многим. Ты обязан мне всем, Томас из Крайди. И тем, что остался в живых, и тем, что уподобился эльфам, не утратив силы и отваги Древнейших и своей человеческой души.

- Кто же ты? - дрогнувшим голосом спросил Томас. Впервые с того дня, когда он нашел в сундуке Руага доспехи валкеру, душу его обуял ужас. Он понимал, что Макрос, обладавший огромной магической силой, мог бы в мгновение ока уничтожить все живое окрест, захоти он этого. Со страхом взглянув в лицо чародея, он обнаружил, что тот беззвучно смеется.

- Прости, - пробормотал Макрос, издав легкий смешок. - Я забылся и наговорил лишнего. Я прошу, чтобы ты выполнил мою волю не из благодарности за все то, что я для тебя сделал, а из любви к этой планете, которой в одинаковой степени были подвластны и грозный валкеру, и мальчик из Крайди. Запомни, Томас, что если в решительный момент ты дрогнешь, если упустишь время, наша Мидкемия будет безжалостно уничтожена врагом.

Клянусь тебе, что это правда.

- Я сделаю все так, как ты велишь, - сдвинув брови, пообещал Томас.

- А теперь возвращайся к своей красавице Агларанне, принц-консорт Эльвандара, - улыбнулся волшебник. - Я же должен торопиться в Каменную Гору к Харторну, чтобы приказать ему присоединиться к твоей армии, когда настанет время.

- А он поверит тебе? - с сомнением спросил Томас.

- Разумеется, - хохотнул Макрос. - Еще бы он мне не поверил.

- Я соберу под свое знамя всех эльфов и всех гномов Серых Башен, - пообещал Томас. - И уничтожу изменников, замышляющих зло, без всякой пощады! Надо раз и навсегда положить конец этой войне.

Макрос кивнул, взмахнул своим посохом и исчез. Томас поспешил к пирующим.

Глава 14 ИЗМЕНА

Все произошло так, как предсказывал Макрос. Томас и его воины, затаившись среди деревьев у восточной оконечности долины, видели, как из небесных врат выплыли носилки, на которых восседал юный император Ичиндар. Принц Лиам верхом на белоснежном жеребце ожидал его у выстроившихся для торжественного парада войск Королевства. Армия цурани была представлена немногочисленным отрядом не более чем в тысячу человек. Основные силы неприятеля покинули Мидкемию за несколько дней до встречи двух властителей.

Лиам отсалютовал прибывшему императору и пригласил его в свой походный шатер, украшенный множеством знамен. Томас и эльфы видели, как Лиам под руку с императором Ичиндаром исчез в шатре. Следом за монархами туда вошли Арута, Кулган, отец Тулли и Паг, взявший на себя обязанности переводчика, а также граф Вандрос, герцог Брукал и несколько представителей знатнейших семейств Цурануани.

Томас и его воины не сводили глаз с цуранийских солдат. Те стояли неподвижно, палимые яркими лучами летнего солнца. Вдруг воздух перед глазами эльфов и гномов заколебался, и в знойном мареве они увидели, как неприятельские солдаты схватились за рукоятки своих мечей и вынули их из ножен.

- Вперед! - скомандовал Томас. - В атаку!

Внимание Ичиндара и Лиама, провозгласивших тост за дружбу между Цурануани и Королевством, привлек донесшийся снаружи шум.

Руки с воздетыми кубками замерли в воздухе. Властители двух государств обменялись недоуменными взглядами. В эту минуту полог шатра приподнялся, пропуская цуранийского офицера.

- Измена! - выкрикнул он. - Ваше императорское величество!

Лесные великаны и толстые карлики напали на наши отряды!

Ичиндар бросился к выходу из шатра. Зрелище, представшее перед его взором, ошеломило его.

- Так вот каковы ваши мирные намерения! - гневно бросил он Лиаму. - Изменники и предатели! Я уничтожу вашу страну!

Он бросился прочь из шатра. Следом за ним на поляну выбежали остальные цурани, принимавшие участие в переговорах.

Лиам не понял слов императора, но по его искаженному ненавистью и отчаянием лицу, по шуму и крикам, доносившимся с поляны, понял, что между противниками снова завязался бой.

- Что... что случилось? - спросил он, растерянно обводя глазами своих приближенных. - Кто отдал приказ о наступлении?

- Боюсь, что произошло недоразумение, - проговорил Паг, выходя на середину шатра. - Но оно может дорого обойтись нашей стране, если мы не предпримем срочных мер.

- Что же ты предлагаешь? - с ноткой негодования в голосе спросил Арута. - Отказаться от боя? Отступить перед ничтожной горсткой цуранийских солдат, которые наверняка и повинны в случившемся?

- Я не знаю, по чьей вине на нашей земле снова льется кровь, - глядя в глаза принцу, ответил Паг. - Но мне известно, что численность цуранийских войск превышает миллион. Если мы теперь же не закроем небесные врата, не уничтожим рифт, то через несколько часов вся эта огромная армия, отряды всех кланов, доныне не принимавших участия в войне, окажутся здесь.

Они не оставят от Королевства камня на камне. Поверьте, ваши высочества, я знаю, что говорю.

Лиам кивнул и с тяжелым вздохом проговорил:

- Если ты и в самом деле способен закрыть рифт, действуй, Паг. Но прежде надо убедиться, что путь к Звездным Вратам открыт. Я не желаю, чтобы ты, единственный чародей на нашей планете, владеющий искусством Высшей магии, рисковал собой.

Паг выглянул из шатра. Он видел, как немногочисленный отряд цурани кольцом окружил узкую платформу с установленными на ее концах столбами. Несколько придворных под руки вели к Звездным Вратам упиравшегося Ичиндара. Император то и дело озирался и выкрикивал угрозы в адрес коварных противников. Паг не мог разобрать его слов, но по лицу юного императора он видел, что тот, распалившись гневом, жаждал скрестить мечи с неприятельскими воинами. Но на подмогу к главам кланов поспешили солдаты, и вскоре Ичиндара насильно втащили в небесный коридор.

Но силы противников были неравны, и через несколько минут воины Королевства оттеснили цуранийских солдат от рифтовой машины.

- Я не знаю, удастся ли мне закрыть выход в небесный коридор и уничтожить рифт, - сказал Паг стоявшим возле него Лори и Кулгану. - Но по-моему, настало время попытаться сделать это.

- Остановись!

Паг взглянул туда, откуда донесся этот властный голос.

Слева от шатра он увидел невысокого человека в коричневом балахоне.

- Макрос! - воскликнул Кулган, ошеломленный этим внезапным появлением.

- Я выполнил свое обещание, - с невеселой улыбкой проговорил волшебник, - и явился перед вами, когда вам понадобилась моя помощь. Тебе не удалось бы одному уничтожить космическую тропу на Келеван, - сказал он, обращаясь к Пагу. - Как, впрочем, и я не смог бы сделать это без тебя. Идемте же, крайдийские чародеи!

Он взмахнул посохом, и через мгновение оказался у рифтовой машины вместе с Пагом и Кулганом.

- Я вижу, мой посох при тебе, - усмехнулся он, глядя на Кулгана. - Покрепче упрись в землю его острием, если тебе дорог твой ученик. С помощью этого посоха ты сможешь помочь Пагу вернуться на Мидкемию из первозданного хаоса, в который мы с ним погрузимся через несколько минут. А пока выслушайте меня, вы оба! Когда рифт будет уничтожен, отправляйтесь не мешкая на мой остров. Там вы получите объяснение всему, что свершилось на Мидкемии и Келеване в последние несколько лет.

- А что же ты? - спросил Кулган.

- Не беспокойся обо мне, - усмехнулся Макрос. - Моя судьба давно предрешена. Как и твоя роль в этом спектакле! А теперь изо всех сил обопрись на посох, друг Кулган. И прощай! Нам пора!

Он взял Пага за руку. Мгновение, и оба волшебника исчезли в пронизанной слабым мерцанием пустоте небесных врат.

Паг, рассчитывавший попасть на Келеван вместе с Макросом, против всякого ожидания оказался в мглистом пространстве без света, без малейшего движения воздуха, без конца и без начала.

Душу его объял ужас. Он был здесь совсем один! С трудом разжав онемевшие губы, он прошептал:

- Макрос...

Где-то вблизи послышался сдавленный смешок.

- Я здесь, Паг. Ты не видишь меня, потому что тут нет и не может быть света.

- Но где же мы?

- Мы в пространстве между мирами, там, где прежде бушевали Войны Хаоса. Я приложил все свои силы к тому, чтобы изменить облик этого гиблого места. Иначе рассудок твой не выдержал бы представшего перед твоим взором жуткого зрелища.

- Поторопимся, Макрос! Ведь там, на Мидкемии, каждую секунду гибнут люди!

- Здесь нет времени, Паг. Сколько бы мы ни находились между мирами, ты вернешься в долину через сотую долю мгновения после того, как мы покинули ее. Ты мог бы состариться и умереть здесь, а там, где идет сражение, занесенный над чьей-то головой меч так и не успел бы опуститься на шлем жертвы!

- Я преклоняюсь перед твоим могуществом. Макрос, - с чувством произнес Пат. - Ведь это ты много веков тому назад сдвинул в сторону рифт, сквозь который Враг пытался проникнуть на Келеван. Я узнал тебя!

- А-а-а, так ты помнишь о моем маленьком фокусе? - хихикнул волшебник. - Я тогда и вправду был значительно моложе. Но рифт, о котором ты говоришь, образовался стихийно, и выходы из него не были закреплены на Келеване и в небесном пространстве, поэтому мне и удалось сместить его в сторону от твоей второй родины. Но тот звездный коридор, в котором мы находимся, я не смог бы сдвинуть с места даже на дюйм. Врата, ведущие в него с Келевана и Мидкемии, фиксируются с помощью рифтовых машин, которые приводят в действие Всемогущие. Единственное, что мы с тобой можем, - это уничтожить его. Но прежде чем это случится, я хочу сказать тебе следующее: ты многое поймешь, когда побываешь на моем острове. Некоторые из тайн происходящего откроются тебе, когда ты прочтешь мое завещание. Пока же прошу тебя об одном! Поверь, что все мои действия были продиктованы крайней, насущной, острейшей необходимостью. И не поминай меня лихом, дружище Паг.

- А как же ты?

- Я сумею позаботиться о себе, - усмехнулся Макрос. - А теперь возьми меня за руку и направь всю магическую силу, дарованную тебе богами, туда, где я нахожусь. Не мешкай!

Паг протянул руку на звук голоса Макроса. Через мгновение ладонь его коснулась тонких пальцев волшебника. Внезапно вокруг заполыхали молнии, с шипением свиваясь в огромные клубки, и голос Пага, крикнувшего чародею: "Прощай!", потонул в оглушительных раскатах грома. Макрос исчез, и сразу же вслед за этим буйство стихий прекратилось так же неожиданно, как и началось. Оглушенный и ослепленный этой чудовищной атакой небесных сил, Паг очутился в кромешной тьме. Разум его отказывался воспринимать происшедшее, и вскоре он начал медленно погружаться в небытие. Вдруг откуда-то издалека до него донесся знакомый голос. Паг пытался и не мог вспомнить, кому он мог принадлежать. Голос звучал все настойчивее, и вскоре Паг почувствовал, как в грудь его уперся какой-то твердый предмет с острым концом. Последним усилием угасавшего сознания он заставил себя поднять руку и сомкнуть пальцы вокруг деревянного стержня. Посох...

- Кулган? - едва разжимая губы, прошептал он и лишился чувств.

Первым, что увидел Паг, очнувшись от забытья, было лицо склонившегося над ним старого чародея.

- Хвала богам! - всплеснул руками Кулган. - Ты остался жив, дружок! А я уж и не надеялся, что сознание вернется в твое окоченевшее тело!

- Это ты спас меня, Кулган, - прошептал Паг.

- Ну уж, - смутился старик. - А даже если и так, то долг платежом красен. Ведь ты пожертвовал собой в этой самой долине, когда цуранийский волшебник хотел взять меня в плен!

Паг слабо улыбнулся.

- Это было так давно, Кулган! Скажи лучше, что здесь происходит?

- Рифт уничтожен. Неприятельские воины во главе с Касами сдались в плен. Это твоя победа, Паг!

- Нет, не моя, а Макроса! Он не вернулся? - спросил Паг, заранее зная ответ.

Кулган покачал головой.

- Нет, дружок. А когда ты очутился здесь, посох, что он подарил мне, исчез!

К чародеям подошел Мичем.

- Хозяин, вам с Пагом надо бы пройти в шатер к принцу Лиаму. А то как бы беды не случилось...

Озадаченные его словами, Паг и Кулган побрели к шатру принца, над которым по-прежнему реяли знамена герцогств Королевства.

Увидев у стола, за которым сидел Лиам, светловолосого великана с лицом Томаса и глазами эльфа, Паг чуть было снова не лишился чувств. Но Томас предостерегающе поднял руку, и Паг сдержал слова восторга, которые готовы были сорваться с его уст. Принц окинул вошедших усталым и горестным взглядом и обратился к главнокомандующему Эльвандара:

- Объясни, почему ты отдал своим воинам приказ атаковать цурани.

- Но ведь я уже говорил вам, что они вынули мечи из ножен и собирались броситься к вашему шатру. Я просто не мог поступить иначе!

К столу приблизился Касами.

- Это не правда! - горячо заговорил он. - Даю вам слово, принц, что мы обнажили оружие лишь после того, как эльфы и гномы напали на нас!

- Разве я не предупредил властителей Эльвандара, что в долине будет подписан мирный договор, что бои должны прекратиться раз и навсегда? - устало спросил Лиам, снова взглянув на Томаса.

- Как же, как же! - вмешался в разговор Долган. - Я сам там был, когда колдун доставил вашу весть королеве и принцу-консорту.

- Какой еще колдун?! - изумился Лиам. - В Эльвандаре побывал трубадур Лори!

- Ничего подобного! - возразил Томас. - Я никогда не встречал трубадура Лори, а известие о мирном соглашении и об измене, которую замышляют цурани, доставил нам Макрос. - Так оно и было, - подтвердил Долган.

- Выходит, именно он и затеял все это, - задумчиво проговорил Кулган. - Знаете, принц, бесполезно искать виновных среди ваших подданных. Макрос наверняка знал, что делал.

Видимо, он полагал, что настало время затворить небесные врата, и прибег к этой уловке, чтобы не дать нам всем возможности опомниться и помешать ему. Это на него похоже!

- Давайте в таком случае вернемся в лагерь и отложим на потом разговоры о случившемся, которого мы не в силах изменить, - предложил Арута.

Всадники ехали шагом, тесной группой, переговариваясь друг с другом.

- Какого ты мнения о цуранийских воинах? - обратился Лиам к графу Ламута.

- Наивысочайшего, принц! - отозвался Вандрос. - Я не променял бы их даже на наталезских разведчиков, окажись их армия под моей командой.

- А ведь я как раз собирался предложить нашему другу Касами службу под твоим началом, - сказал принц.

Касами, понуро ехавший на своем вороном жеребце, при этих словах Лиама вскинул голову.

- Неужто такое возможно, ваше высочество?

- А почему бы и нет? Если ты и твои люди принесете присягу на верность короне, вам будет поручено охранять северные границы государства от троллей и гоблинов. Не тревожься, работы там хватит на всех.

- Что правда, то правда, - вставил старый Брукал. - Ламутский гарнизон понес огромные потери в этой войне, будь она неладна. Ему совсем не помешает такое мощное подкрепление!

- Я полагаю, наш друг Касами достоин звания капитана, - сказал Вандрос. Щеки Касами зарделись от гордости. - Подъезжайте поближе ко мне, капитан. Мы с вами теперь же обсудим ваше новое назначение и обязанности воинов, находящихся под вашим началом.

Арута дотронулся до плеча брата.

- Не довольно ли говорить о государственных делах, Лиам?

Ведь мы должны теперь же отпраздновать окончание войны!

- Разумеется! - согласился старший принц. - Когда мы вернемся в лагерь, прошу вас всех пожаловать в штабной шатер. Я рад буду видеть у себя твоих жену и сына, Паг.

- Жену? Сына? - недоуменно переспросил Томас.

Паг рассмеялся:

- Ты еще многому удивишься, друг Томас, когда мы с тобой подробно поговорим обо всем, что произошло с нами за долгие годы разлуки.

- А знаете, - с лукавой улыбкой проговорил Арута, приближаясь к двум друзьям, - однажды мне довелось услышать разговор, который вели два крайдийских мальчишки, взобравшиеся на воз с сеном.

Всадники, все до единого, обратились в слух.

- Так вот, - продолжал принц. - Один из них, светловолосый ученик воина, похвалялся, что прославится в боях и будет с восторгом принят в Эльвандаре. - Щеки Томаса зарделись. Паг рассмеялся и сказал:

- Я помню этот разговор.

- А другой, - продолжал Арута, - щуплый темноволосый ученик придворного чародея, пообещал, что станет великим магом.

- Может быть, - смущенно улыбнувшись, пробормотал Паг, - моему Уильяму тоже суждено претворить в жизнь свою детскую мечту.

Арута расхохотался. Паг воззрился на него с удивлением.

- Пусть лучше его мечта останется неосуществленной! - воскликнул принц. - Ведь минувшим вечером он сообщил мне, что хотел бы, когда вырастет, стать гномом!

Всадники встретили эти слова .дружным смехом.

Арута, заметив, что старший Лиам снова нахмурился, вернулся к нему и положил руку ему на плечо.

- Не казни себя за то, что случилось. Ведь содеянного не воротишь! Я понимаю, что тебе больше всего на свете хотелось бы объяснить Ичиндару, как все произошло. Но мост между нашими планетами разрушен, и восстановить его, если верить словам Пага и Кулгана, не под силу никому. Подумай лучше о предстоящей коронации.

- Я не уверен, что ишапианский первосвященник коронует именно меня, - уныло отозвался Лиам.

- Да брось ты! - возразил Арута. - Ведь я не собираюсь претендовать на престол, а других братьев у нас с тобой нет.

Лиам отвел глаза в сторону и печально вздохнул. Он все никак не мог решиться поведать Аруте о последних словах отца.

Глава 15 ЗАВЕЩАНИЕ

Корабль встал на якорь. Когда весельная лодка причалила к берегу, первым из нее выскочил Арута. Приказав гребцам ожидать их возвращения, он помог ступить на песок дородному Кулгану и направился к тропинке, что петляла между утесов и вела к замку Макроса. Паг, Кулган и его верный франклин последовали за принцем.

Стоило им приблизиться ко входу в замок, сложенного из черного кирпича, как массивная входная дверь распахнулась, и навстречу путникам вышло существо, отдаленно напоминавшее гоблина.

Мичем схватился за рукоятку кинжала, но странное создание, облаченное в ливрею и панталоны, не проявило никаких враждебных намерений. Напротив, оно учтиво поклонилось прибывшим и скрипучим, слегка надтреснутым голосом произнесло:

- Добро пожаловать, господа! Проходите в замок и будьте как дома.

Путники, обменявшись недоуменными взглядами, прошли в просторный полутемный холл.

- Меня зовут Гейтис, и я в вашем полном распоряжении, - любезно проговорил гоблин и обнажил в улыбке два ряда острых белых зубов. При этом его зеленоватая кожа собралась складками у носа и висков. - Мне ведено проводить вас в кабинет хозяина.

- Макроса Черного? - спросил Кулган.

- Вот именно, - кивнул Гейтис. - Прошу вас, следуйте за мной.

Путники поднялись на верхнюю площадку одной из башен вслед за удивительным слугой исчезнувшего волшебника и остановились у массивной дубовой двери.

- Мой хозяин сказал, что вы сумеете ее открыть, - сказал Гейтис. - А если вам это не удастся, то мне надлежит обойтись с вами, как с самозванцами! - веско добавил он.

Паг направил свою мысленную энергию на дверь, приказав ей отвориться, но в ответ на его усилия среди прожилок дерева вдруг вырисовались очертания пухлых губ. Вот они выступили из дубовой поверхности двери и зашевелились, произнеся на чистейшем цуранийском языке:

- Каков твой главный долг?

Не успев обдумать вопрос, Паг машинально выпалил:

- Служить Империи.

Деревянные губы втянулись в поверхность двери, и та отворилась.

- Все, что вы видите здесь, находится в вашем полном распоряжении, - любезно произнес Гейтис, входя в кабинет следом за гостями. - Располагайтесь поудобнее, а я сейчас подам вам сласти и напитки, а также послание моего господина.

Гоблин вышел из кабинета и стал спускаться вниз. Кулган, а затем и остальные, окинув беглым взглядом полки с книгами и свитками, склонились над массивным столом, на котором была разложена большая карта.

- Да ведь это Мидкемия! - воскликнул Паг, едва взглянув на пергамент. - Смотри-ка, Кулган, здесь столько стран и даже материков, о которых мы никогда не слыхали. Ведь это бесценное сокровище!

- Согласен с тобой, - кивнул чародей. - Благодаря этой карте мы значительно расширим свои представления о планете, на которой живем.

Арута и Мичем не успели включиться в разговор. На пороге кабинета появился Гейтис с подносом, уставленным тарелками и кубками, и пергаментным свитком под мышкой. Поклонившись гостям, он поставил поднос на маленький круглый столик в углу комнаты и протянул свиток Кулгану.

- Я покину вас, - сказал гоблин, - но, если вам понадобятся мои услуги, произнесите мое имя, и я тотчас же снова предстану перед вами.

Кулган рассеянно кивнул и сломал черную печать с вытисненной на ней буквой "М", скреплявшую края пергамента.

Он внимательно оглядел своих спутников, занявших места за столом, и начал читать:

Приветствую вас, мои собратья Кулган и Паг! Я примерно представляю себе, какие вопросы вы хотели бы мне задать, и постараюсь в этом послании дать на них ответы.

Вас наверняка интересует, кто я такой и откуда взялась та магическая сила, коей я обладаю.

Скажу вам вкратце, что я родился на планете, удаленной как от Мидкемии, так и от Келевана в пространстве и времени, и прожил много веков, побывав в разных мирах и вне их пределов.

Народ, к которому я принадлежу, так же смертен, как жители Королевства и Цурануани, как все люди, населяющие Вселенную, и я не ведаю, почему век мой оказался таким долгим. Возможно, это благословение - или проклятие - богов, а быть может, я сам навлек на себя бессмертие во время моих первых дерзких исканий в сфере Высшей магии.

Став волшебником, я служил великим королям и бедным крестьянам, управлял судьбами миров и простых смертных. Мне ведомо мое будущее точно так же, как другим известно их прошлое. Все, что мне приходилось делать, продиктовано не моими желаниями, не моими склонностями или фантазией, а лишь волей богов, во власти которых я неизменно пребываю.

Кулган поднял глаза на Пага.

- Теперь понятно, откуда ему было так много известно обо всех и обо всем, - глубокомысленно изрек он и вернулся к чтению.

Но никогда прежде передо мной не ставилась такая сложная задача, как уничтожение небесной тропы между Мидкемией и Келеваном. Я знал, что осуществление этой задачи повлечет за собой множество жертв, но не мог изменить предначертанного богами.

Я не мог закрыть звездные врата без помощи Пага, и ему было суждено провести много лет в плену на Келеване, чтобы овладеть искусством Высшей магии и подчинить себе те волшебные силы, что дарованы ему божествами.

Необходимость уничтожить рифт была продиктована забывчивостью и беззаботностью цуранийских Всемогущих, открывших этот небесный коридор. Ведь рано или поздно в него проник бы Враг, однажды едва не уничтоживший Келеван. Теперь же он направил бы свою безудержную жажду разрушения на Мидкемию.

Спасти ее не смог бы никто. Это могло бы произойти через месяцы, годы или столетия. Не все ли равно? Главное, что с возникновением, космического коридора Мидкемия была обречена стать жертвой Врага.

Причины, по которым мне пришлось прибегнуть к обману, чтобы уничтожить космический коридор, должны быть для вас очевидны.

- Что он имеет в виду? - перебил чтение Кулгана Паг. - Я так до сих пор понятия не имею...

- Я тоже, - кивнул Арута.

- Но это же ясно как день, - улыбнулся Кулган. - Выгода торговли и дружеских контактов Мидкемии с Келеваном была настолько велика, что Макросу не удалось бы убедить принца и императора в необходимости уничтожения связующего моста между ними. И даже поверив ему, они, поддаваясь естественной человеческой слабости, тянули бы с принятием решения, откладывая его со дня на день, с недели на неделю, с года на год. А угроза вторжения беспощадного Врага на Мидкемию между тем возрастала бы, и рано или поздно... - Он покачал головой и продолжил чтение:

Мое знание будущего ограничивается моментом уничтожения рифта. Что случится после этого, мне неведомо. Возможно, я погибну в пространстве меж двух миров. А быть может, закрытие небесных врат знаменует новую эру моего существования.

Как бы то ни было, я завещаю вам обоим мою библиотеку.

Здесь вы найдете множество исследований о природе Высшей и Низшей магий, которые пригодятся вам, когда вы учредите школу магии. Для чародеев Королевства начинается новая, счастливая эпоха, и я приветствую ее, сердечно прощаясь с вами и желая вам успехов на этой стезе.

- Подписано: Макрос, - проговорил Кулган, бережно сворачивая пергамент.

- Перед тем, как исчезнуть, он просил, чтобы мы не поминали его лихом, - добавил Паг.

- Гейтис! - позвал принц Арута.

Слуга Макроса немедленно появился на пороге.

- Тебе известно о содержании этого свитка? - спросил его Кулган.

- Разумеется, - кивнул гоблин. - Мы всегда пользовались доверием нашего господина.

- Мы? - переспросил Мичем.

Гейтис улыбнулся:

- У моего хозяина много слуг. Но остальные не решатся появиться перед вами. Их вид мог бы устрашить вас.

- А кто ты такой? - спросил Паг. - Гоблин?

- Не совсем, - ответил Гейтис. - Мы сродни гоблинам, хотя и отличаемся от них примерно так же, как эльфы - от братьев Темной Тропы. Но наше племя почти вымерло. Последних из тех, кто оставался в живых, господин привез на этот остров.

- Что же ты намерен делать теперь, когда твоего господина не стало? - спросил Кулган.

- Я буду ждать его, - невозмутимо ответил Гейтис. - Ведь он может вернуться в любое время - через неделю, через год или столетие. И дом должен быть готов к его возвращению.

- Но если он вовсе не вернется? - предположил Арута.

- Тогда я состарюсь и умру, ожидая его.

- Мне навряд ли удастся повстречать другого такого великого мага, как Макрос, - задумчиво проговорил Паг.

Гоблин усмехнулся и возразил:

- Напрасно вы так говорите, господин! Мой хозяин любил повторять, что решительно не успевает учиться своему искусству - дела, все какие-нибудь дела мешают. Он бы посмеялся над вашими словами.

Кулган поднялся со стула.

- Нам надо позвать сюда матросов, чтобы они перетащили все эти книги на корабль.

- Не беспокойтесь об этом, господин! - сказал Гейтис. - Возвращайтесь на корабль и ложитесь почивать. К рассвету все книги и свитки хозяина будут доставлены на палубу вашего судна.

Но чародею явно не хотелось покидать кабинет Макроса. Он окинул полки с книгами алчным взглядом и развел руками.

- Ничего не поделаешь! Придется мне все же задержаться здесь. Ведь необходимо составить опись всех этих томов и свитков.

- Это уже сделано, господин. Ознакомьтесь, пожалуйста. - И гоблин передал Кулгану несколько свитков пергамента, исписанных мелким аккуратным почерком. Кулган хотел было развернуть один из них, но Арута ухватил его за руку.

- Ты прочтешь это на палубе, мастер Кулган, - сказал принц.

- Иначе ведь мы вовек отсюда не выберемся.

Чародей недовольно заворчал и нехотя направился к выходу из кабинета. У самой двери он протянул руку к ближайшей из полок и снял оттуда два пухлых фолианта.

- По крайней мере, будет чем занять себя до темноты!

Глава 16 КОРОНАЦИЯ

Прибыв в Рилланон с Острова Колдуна, Арута отправился в королевскую усыпальницу, чтобы отдать дань памяти герцогу Боуррику. Он спустился в мрачное подземелье и двинулся вперед меж двух рядов надгробий, еще у входа приметив в конце зала фигуру брата.

Лиам, погруженный в свои думы, не расслышал шагов Аруты. Он поднял голову лишь когда младший принц подошел к нему вплотную и положил ладонь на его плечо. Слабо улыбнувшись, Лиам кивнул в сторону каменного саркофага, надпись на котором гласила: "ЗДЕСЬ ПОКОИТСЯ БОУРРИК, ТРЕТИЙ ГЕРЦОГ КРАЙДИ, СУПРУГ КЭТРИН, ОТЕЦ МАРТИНА, ЛИАМА, АРУТЫ И КАРОЛИНЫ".

Арута перечитал надпись несколько раз и с еле сдерживаемым раздражением спросил:

- Кто из нас двоих сошел с ума, ты или я?

- Никто, Арута, - печально отозвался Лиам. - То, что здесь написано, правда. Отец на смертном одре в присутствии Брукала и Кулгана признал Мартина своим сыном и приказал мне загладить несправедливость, которую допустил по отношению к нему.

Понимаешь, ведь Мартин, оказывается, давно уже знал обо всем.

Отец и Тулли с Кулганом были уверены, что он считает себя подкидышем, рожденным от неизвестных родителей..

- Погоди, - поморщился младший принц. - Ты уверен, что перед смертью отец... вполне отдавал себе отчет в происходящем?

- Да брось ты! - воскликнул Лиам. - Он был в здравом уме и вполне ясной памяти. А о том, как все это произошло, мне рассказал Тулли. Отец был тогда молод. Он приехал погостить к Брукалу, и одна из служанок... через положенный срок родила Мартина. Когда отец узнал об этом, он был уже женат на маме, а Мартина отдали на воспитание в Сильбанское аббатство. Ты знаешь, как любили друг друга наши родители. Отец не хотел огорчать маму рассказами о своих прошлых... увлечениях и потому не взял Мартина к себе. Но он сделал это потом, хотя и не признал его сыном. А Мартину все стало известно от своей матери, которая навещала его в аббатстве.

- Но ведь сегодня твоя коронация! - простонал Арута, хватаясь за голову. - Что же будет, если...

- Почему именно моя? Если Мартин решит занять престол Королевства, я не стану этому противиться.

Арута онемел от удивления и испуга и молча воззрился на брата. Когда к немувернулся дар речи, он с негодованием произнес:

- Все ясно! Один из нас сошел-таки с ума. Ты понимаешь, что, если Мартин будет объявлен королем, права его станут оспаривать Гай и его сторонники. Ты и в самом деле желаешь гражданской войны для нашего многострадального Королевства.

- Поверь, Арута, я не могу поступить иначе! - горячо заверил его Лиам. - У нас с тобой разные понятия о том, что надлежит и чего не следует делать, и я знаю, что ты постарался бы ради интересов страны лишить Мартина его законных прав. Но я не могу так поступить! Пусть боги рассудят нас.

Придворные стоя ожидали начала церемонии в огромном коронационном зале дворца. На возвышение поднялись бледные и взволнованные принцы Лиам и Арута. Чуть поодаль от них собрались священники Ишапианского монастыря.

- По тому, как встревожены святые отцы, можно безошибочно заключить, что Арута рассказал им о Мартине, - шепнул Кулган на ухо Тулли. Тот со вздохом кивнул.

В зале было тесно. Паг как член королевской семьи оказался у самого возвышения между Каролиной и Кейталой. Их встреча с принцессой была дружеской и сердечной. Они поговорили о переменах, происшедших в его судьбе за последние годы, вспомнили Роланда и герцога Боуррика, жизнь в отдаленном герцогстве Крайди, когда никто еще не ведал о грядущей войне.

Каролина проявила самые искренние знаки дружеской приязни к оробевшей в ее присутствии Кейтале и, ненадолго оставшись с Пагом наедине перед самым началом церемонии, от души поздравила его с удачным выбором. Возможно, Пагу лишь померещилось, что в голосе ее при этом прозвучала нотка женской зависти...

Между тем придворные, заполнившие зал, недоуменно переглядывались и пожимали плечами. Они были не в силах уразуметь, почему священники так мешкают с началом церемонии.

Всем не терпелось принести поздравления новому королю и попировать в его честь. Но оба принца и отцы-ишапианцы словно бы чего-то ждали.

Но вот отворилась боковая дверцы у помоста, и в зал с видом человека, принявшего трудное и ответственное решение, вошел Мартин. Когда он уверенно взошел на возвышение, предназначенное для претендентов на престол, и встал рядом с Лиамом, над толпой пронесся дружный вздох. Взоры всех присутствовавших впились в крайдийского егеря. Священники выстроились в шеренгу у края помоста, и один из них, ударив по дощатому полу своим посохом, трижды провозгласил:

- Мы пришли сюда, чтобы короновать достойного!

- Да благословят его боги! - хором отозвались остальные пятнадцать ишапианцев.

- Пусть все, кто притязает на трон и корону Королевства, выйдут сюда! - воскликнул первосвященник, и Арута с Лиамом, а немного погодя и Мартин выступили вперед и остановились напротив святых отцов.

- По какому праву ты желаешь занять трон Королевства? - спросил первосвященник, дотронувшись посохом до плеча Мартина.

Паг знал, что посох святого отца был наделен волшебной силой, причинявшей увечье всякому, кто дерзнул бы солгать в ответ на вопросы ишапианца.

- По праву рождения, - ответил Мартин. Все придворные, убедившись, что охотник сказал правду, затаили дыхание.

Та же самая процедура была затем повторена в отношении Лиама иАруты.

- Назови свое имя, - потребовал ишапианец, опустив посох на плечо Мартина.

- Я - Мартин, старший сын герцога Боуррика, старший из рода кон Дуанов.

- Я - Лиам, сын герцога Боуррика кон Дуана, ответил принц на вопрос священника.

- Наследник! Это наследник! - раздались голоса из зала.

Выслушав ответ Аруты, ишапианец прикоснулся посохом к плечу Мартина и провозгласил:

- Тебе, Мартин, старший сын герцога Боуррика, по праву принадлежит корона. Возложишь ли ты на себя это бремя?

Двое ишапианцев держали наготове расшитую золотыми и серебряными узорами пурпурную бархатную подушечку со сверкавшим и переливавшимся в свете факелов золотым обручем на ней. Каждый из зубцов, венчавших обруч, был украшен драгоценным камнем.

Мартин обеими руками взял корону и, воздев ее над головой, повернулся к залу.

- Я, Мартин, - твердым голосом проговорил он, - отныне и навеки отрекаюсь от своего права на корону и трон Королевства Островов! - С этими словами он подошел к Лиаму и водрузил корону ему на голову. - Да здравствует Лиам! - провозгласил крайдийский егерь. - Славьте Лиама, вашего короля!

- Да здравствует Лиам! - подхватил Арута, одарив Мартина благодарной улыбкой.

Перекрывая шум в зале, первосвященник спросил:

- Согласен ли ты, Лиам, возложить на себя это бремя и быть нашим королем?

- Я согласен, - кивнул Лиам. - Я буду вашим королем.

Зал взорвался приветственными криками. Священники сняли с плеч монарха красный плащ и заменили его пурпурной мантией.

Придворные, тесня друг друга, бросились к помосту с поздравлениями. Мартин и Арута спустились с возвышения и подошли к Каролине.

- Спасибо тебе, Мартин, - сказала принцесса, пожимая руку охотника.

- Провозглашаю Лиама Первого королем нашего государства! - выкрикнул ишапианский первосвященник. На помост вынесли королевский трон, и Лиам с непринужденной грацией юноши, привыкшего к походной жизни и седлу, уселся на расшитые золотом подушки. Когда все придворные поочередно подошли к нему с поздравлениями, король поднял руку, и в зале воцарилась тишина.

- Прежде чем мы перейдем в пиршественный зал, - сказал он, - необходимо уладить некоторые дела государственной важности. Я обещал королю Родрику, что не стану отнимать жизнь у изменника Гая де Бас-Тайры. Я сдержу свое слово. Но пусть те из вас, кто в свое время участвовал в его интригах, - он обвел глазами зал, - доведут до сведения Гая, что ему надлежит в недельный срок покинуть пределы нашей страны. Иначе остаток своих дней он проведет в темнице. А теперь покончим с тягостными обязанностями и перейдем к приятным, - улыбнулся Лиам. - Я назначаю своего брата принца Аруту правителем Крондора, а также наследником престола, - до той поры, пока боги не даруют мне сына. А брат мой Мартин отныне согласно королевской воле становится владетелем Крайди. Ему присваивается герцогский титул и все положенные этому званию права. - Мартин побледнел и с мольбой взглянул на царственного брата, но Лиам сделал вид, что не заметил его взгляда и продолжал:

- Я удовлетворяю прошение герцога Брукала из Вабона об отставке. Отдыхай, старый товарищ! Герцогом Вабона назначается милорд Вандрос, изъявивший желание сочетаться браком с Фелиной, дочерью помянутого Брукала. А титула графа Ламута удостаивается наш верный вассал Касами из рода Шиндзаваи, оказавший короне неоценимую помощь в борьбе с нашими северными соседями.

Новоиспеченные граф и герцог переглянулись и поклонились Лиаму. Паг взглянул на Касами и не смог сдержать улыбки. Его цуранийского друга буквально распирало от гордости и самодовольства.

- А теперь, - воскликнул Лиам, поднимаясь с трона, - милости прошу всех в Большой зал дворца. Столы там уже ломятся от яств и вин, музыканты, танцоры и акробаты, поди, совсем заждались нас! Так будем же веселиться от души!

Пиршество продолжалось уже несколько часов. Кейтала, вернувшись из отведенных для них с Пагом покоев, с улыбкой сообщила мужу, что Уильям, оставленный ими на попечение няни, мирно заснул в обнимку с Фантусом.

Кулган, сидевший рядом с Пагом, усмехнулся в бороду.

- Наконец-то Фантус нашел себе подходящего приятеля.

Паг пристально взглянул в лицо чародея. Ему лишь теперь пришло в голову, что принц мог бы удостоить награды Кулгана и отца Тулли. Наклонившись к уху чародея, он сказал ему об этом.

- Что?! - взревел Кулгаи. - Да мы же ведь предупредили его еще вчера, что довольны своими званиями и достатком и велели не выставлять нас на всеобщее посмешище! Попробовал бы он ослушаться меня! Чародей засопел. - Я бы его живо превратил в жабу!

- Так выходит, это правда? - засмеялась Анита, услыхавшая грозные слова Кулгана с противоположного конца стола.

Паг вспомнил давний разговор с принцессой и улыбнулся:

- А если бы вы знали, в каких причудливых морских тварей мой учитель грозился обратить Амоса, когда им случилось повздорить! - сказал он, подмигнув Аните.

- А где же сам Амос? - встревожился Мартин.

- В последний раз я видел его во дворе, когда торопился на коронацию.

- Неужто он решил удрать от нас? - усмехнулся Арута. - Вот разбойник!

- Похоже на то, - кивнул Мартин. - Когда мы возвращались из Крондора, он заявил, что не пробудет в столице и дня. Выходит, капитан Траск вовсе не шутил.

- Его надо остановить, если еще не поздно! - воскликнул Арута, поднимаясь со стула. - Ваше величество, вы позволите? - обратился он к Лиаму.

- Ну разумеется! О чем речь! Ведь мы столь многим обязаны этому человеку! Отправляйтесь за ним оба и приведите его сюда.

Арута и Мартин бросились к выходу из зала. Роскошный трехмачтовый корабль плавно выходил из рилланонской гавани. На капитанском мостике братья разглядели приземистую фигуру Амоса Траска.

- Амос! - крикнул Арута.

Капитан приветливо помахал им рукой:

- Я рад, что вы оба пришли проводить меня, ваши высочества!

- Амос! Это ведь корабль его величества!

Старый морской волк закивал головой.

- Вот-вот, - крикнул он, сложив руки рупором. - Посудина что надо! Да и имя подходящее - "Королевская Ласточка"!

Передайте королю, что я ее верну... когда-нибудь!

Мартин расхохотался.

- Ах, разбойник ты этакий! - давясь смехом, воскликнул Арута. - Так и быть, я попрошу Лиама, чтобы он подарил ее тебе!

- Не делайте этого, Арута! - взмолился Амос, воздев руки к небу. - Не то вы испортите мне все удовольствие от такой замечательный авантюры.

Раймонд Фейст Долина тьмы

О ЧЕМ УЖЕ БЫЛО РАССКАЗАНО В ПЕРВЫХ ДВУХ КНИГАХ САГИ "ВРАТА ВОЙНЫ" И "ДОСПЕХИ ДРАКОНА"...

Паг и Томас, друзья, выросшие при кухне в замке Крайди, были разлучены, когда на их родную страну, Королевство Островов - одно из государств Мидкемии, - напали цурани, пришельцы с другой планеты. Паг попал в плен и стал рабом на Келеване, планете цурани. Хокану, младший сын его хозяина Шиндзаваи, увез Пага и подружившегося с ним менестреля Лори из Тайр-Сога из поселения рабов на болотах в имение отца. Они должны были научить Касами, старшего сына хозяина, языку Королевства и познакомить его с обычаями и культурой Мидкемии. Здесь, в поместье Шиндзаваи, Паг встретил девушку-рабыню Кейталу и они полюбили друг друга. Однако маг Фумита, брат хозяина поместья, узнал, что Паг на родине был учеником чародея, и увез его в Ассамблею - братство цуранийских магов, которых в Империи Цурануани именовали Всемогущими.

Тем временем Томас, оставшийся в Мидкемии, получил в дар доспехи, обладавшие магической силой, и стал непобедимым воином. Когда-то эти доспехи принадлежали одному из властителей валкеру, легендарных первых людей Мидкемии, которых называли повелителями драконов. Эльфы и моррелы были их слугами.

Королева эльфов Агларанна и ее советники опасались, что злая сила валкеру сломит дух Томаса и повелители драконов попытаются вернуться. Агларанна тревожилась больше других - она полюбила Томаса. Нападение цурани на город эльфов Эльвандар было отражено соединенными силами эльфов во главе с Томасом и гномов под предводительством Долгана. Им помог и таинственный волшебник Макрос Черный.

Прошло четыре года. Учителя Ассамблеи изгладили из памяти Пага все воспоминания. Он узнал, что обладает даром, который помог ему овладеть магией Великого Пути, в Мидкемии никому не известной. Когда Паг прошел испытание и получил звание Всемогущего, ему дали новое имя - Миламбер. В Ассамблее он подружился с Хочокеной, проницательным чародеем, который посвятил Пага в подводные течения политики в Империи Цурануани.

Война продолжалась уже девятый год. Принц Арута, возглавлявший гарнизон Крайди, неожиданно узнал от пленного цурани, что в окрестности замка с Келевана прибывают новые войска, и отправился вместе с главным егерем Мартином и бывшим пиратом Амосом Траском в Крондор просить поддержки у принца Эрланда. Прибыв туда, они узнали, что в городе правит Гай, герцог Бас-Тайры, заклятый враг герцога Боуррика, отца Аруты, а принц Эрланд с семьей находятся в заточении. При помощи пересмешников, сообщества воров Крондора, Аруте и его друзьям удалось ускользнуть от тайной полиции Гая. Вместе с ними бежала и дочь Эрланда принцесса Анита. Арута полюбил Аниту, хотя боялся признаться в этом даже себе - он считал ее слишком юной.

Редберн, глава тайной полиции Гая, пустился за ними в погоню по морю, но погиб в катастрофе, подстроенной Амосом Траском. В Крайди Аруту ждала печальная весть - в стычке с цурани погиб сквайр Роланд, возлюбленный его сестры Каролины.

Паг, вспомнивший свое прошлое, вернулся в поместье Шиндзаваи за Кейталой и узнал, что у него родился сын Уильям.

Камацу, глава рода Шиндзаваи, поддержал императора в его стремлении положить конец затяжной войне в Мидкемии, вынудив Имперского Стратега и Высший Совет заключить мир с королем Родриком IV. Касами в сопровождении Лори отправился в Рилланон с предложением мира от императора Цурануани. Однако пораженный безумием король обвинил их в шпионаже, и посланнику императора пришлось бежать. Герцог Келдрик посоветовал Касами и Лори обратится к Боуррику, командовавшему Западными армиями. Прибыв в его штаб, они застали Боуррика смертельно раненным.

Томасу удалось справиться с полным ярости существом, которое когда-то было повелителем драконов, а теперь стремилось овладеть душой Томаса: юноша сумел привести в равновесие силы валкеру и свои силы и обрести внутренний мир.

Миламбер-Паг, присутствуя на Имперских Играх, устроенных Стратегом в честь победы над Боурриком, стал свидетелем жестокого обращения с пленными жителями Мидкемии. В приступе гнева он разрушил арену и посрамил Имперского Стратега, а затем был вынужден вместе с женой и сыном бежать через космические врата в Мидкемию. Он присутствовал при последних часах жизни герцога Боуррика. Перед смертью герцог признал Мартина своим законным сыном.

Вскоре в лагерь пожаловал Родрик IV и очертя голову бросился в атаку на цурани. Вопреки всем ожиданиям, армия Королевства оттеснила цуранийские войска в долину, где располагались Врата между мирами. Смертельно раненный король в минуты просветления назвал своим преемником Лиама, старшего сына Боуррика.

Лиам принял предложение мира, отклоненное Родриком.

Началась подготовка к переговорам. Когда стороны собрались за столом переговоров. Макрос Черный силой заклинаний сотворил мираж, который вызвал стычку с пришельцами. Затем с помощью Пага он уничтожил Врата. Четыре тысячи цурани под командованием Касами навсегда остались в Мидкемии. Лиам даровал им всем свободу, а цурани присягнули ему на верность.

Арута, Паг и Кулган поехали к Макросу на Остров Колдуна, однако обнаружили там только Гейтиса, гоблиноподобного слугу чародея, который передал им письмо своего хозяина. Выяснилось, что Макрос погиб во время разрушения Врат. Свою огромную библиотеку он завещал Пагу и Кулгану - они задумали основать академию для чародеев. В письме Макрос объяснил и причины своего поступка: существо, в древности известное цурани как Враг - могучая и злая сила, - могло через Врата проникнуть в Мидкемию. Вот почему чародею пришлось спровоцировать ситуацию, приведшую к уничтожению космического коридора между мирами.

Вернувшись на коронацию Лиама в Рилланон, Арута узнал, что Мартин - его старший брат. Отец Аниты умер, принцем Крондора стал Арута. Гай де Бас-Тайра скрылся, его обвинили в измене.

Лори познакомился с принцессой Каролиной, и между ними сразу возникла взаимная симпатия.

Лиам, Мартин, получивший титул герцога Крайди, и Арута совершили традиционный ознакомительный вояж по Восточным землям Королевства. Паг с семьей и Кулган переселились на остров Звездная Пристань и приступили к созданию академии чародеев.

Уже год в Королевстве Островов царил мир...

ПРОЛОГ СУМЕРКИ

...пронесся ропот, словно из пещер

В утесах вырвался плененный гул

В порывах шторма...

Мильтон. Потерянный Рай Кн. II, 1.4. (Перевод А.Стейнберга)

За горными пиками садилось солнце. Последние лучи гасли на горизонте, оставив на небе розовый отблеск. С востока быстро надвигалась густо-синяя темнота. По холмам, как острое лезвие, прошелся холодный ветер, и весна, казалось, отступила. В затененных низинах еще лежал зимний лед, громко хрустевший под каблуками тяжелых сапог. Из вечерней тьмы в круг света перед очагом вышли три фигуры.

Подняв голову, старая ведьма увидела этих троих, и в ее взгляде отразилось удивление. Одного из пришельцев она знала - это был могучий немой воин; на его обритой голове была оставлена лишь одна длинная прядь волос. Когда-то он уже приходил к ней - чтобы она помогла ему совершить странный обряд. И хотя он был могущественным вождем клана, в тот раз она прогнала его, потому что в душе пришельца таилось зло; приверженность добру или злу вряд ли что-нибудь значила для ведьмы, но сила ее не была беспредельна. Кроме того, ей мало нравились моррелы, а уж этот, отрезавший себе язык в знак полной преданности темным силам, - меньше других.

Голубые глаза немого воина, редкие у людей его расы, смотрели прямо на нее. В плечах он был гораздо шире соплеменников, даже если вспомнить воинов горных кланов, рука у которых была крепче, а плечи шире, чем у их собратьев, обитавших в лесах. В больших, заостренных кверху ушах немого висели золотые серьги в виде колец (должно быть, вставлять их было больно - ушных мочек у моррелов не было), щеки бороздили тройные шрамы - загадочные символы; ведьме, однако, их смысл был понятен.

Немой сделал знак спутникам, и тот, что стоял справа, кажется, кивнул. Трудно было сказать наверняка, потому что он был одет в плащ до пят, полностью скрывавший фигуру; большой капюшон, надвинутый на голову, не позволял разглядеть лицо, а руки прятались в объемистых рукавах. Голосом, словно идущим издалека, фигура в плаще произнесла:

- Нам нужны предсказания. - Голос напоминал шипение: было в нем что-то ненатуральное. Из рукава показалась рука, и ведьма отшатнулась - кисть не правильной формы была покрыта чешуйками, словно змеиная кожа. Ведьма поняла, что за создание было перед ней - жрец пантатианских змеелюдей! Если выбирать между змеелюдьми и моррелами, то ведьма предпочла бы последних.

Тот, кто стоял в центре, на целую голову возвышался над немым, да и плечи его были, пожалуй, шире. Он медленно снял плащ из медвежьей шкуры (голова медведя служила ему шлемом) и отбросил его в сторону. Старая ведьма ахнула - это был самый удивительный моррел из всех, которых она видела за свою долгую жизнь. На нем были плотные штаны, широкий пояс и высокие, до колен, сапоги, какие носят горцы; грудь его оставалась неприкрытой, сильное мускулистое тело блестело в свете очага.

Наклонившись вперед, он разглядывал ведьму. В его лице почти совершенной красоты было что-то, внушавшее страх. Но не внешность гиганта заставила ведьму ахнуть - старая колдунья увидела знак на его груди.

- Ты знаешь меня? - спросил он.

- Я знаю, кто ты.

Он наклонился еще ниже, и огонь осветил его, придавая лицу новое выражение.

- Я именно тот, - прошептал он с улыбкой. Ведьму охватил ужас - за красивыми чертами, за улыбкой она увидела зло, столь законченное, что противиться ему было невозможно. - Нам нужны предсказания, - повторил он, и в голосе его прозвучала ледяная ярость.

- Даже тебе, такому могущественному, не все подвластно? - хихикнула ведьма.

Улыбка прекрасного моррела медленно угасла:

- Не все могут предсказать свое будущее.

Не осмеливаясь думать о собственном близком будущем, ведьма сказала:

- Мне нужно серебро.

Моррел кивнул. Немой вытащил монету из кошелька на поясе и бросил на пол. Не дотрагиваясь до нее, ведьма смешала в каменной чаше какие-то вещества. Когда зелье было готово, она вылила его на серебро и жидкость зашипела. Одновременно послышалось шипение змеечеловека. Рука в зеленой чешуе двигалась, выписывая в воздухе какие-то знаки, но ведьма резко оборвала жреца:

- Никаких глупостей, змей. Твоя магия только помешает мне.

Моррел тихо тронул змеечеловека за плечо, улыбнувшись ему, и кивнул ведьме.

- Истину говорю вам - что вы узнаете? - Горло ведьмы пересохло от страха. Она разглядывала серебряную монету, покрывшуюся пузырящейся зеленой слизью. - Пришло ли время? Пора ли сделать то, что предписано? - Над монетой заплясало яркое зеленое пламя. Ведьма внимательно следила за его колебаниями; никто, кроме нее, не мог сделать предсказаний, вглядываясь в этот огонь. Через некоторое время она произнесла:

- Кровавые камни Огненного Креста. Вот что вы есть... вы есть. Вот для чего вы рождены... вот для чего... - Последние слова прозвучали почти как вскрик.

- Что там еще, старуха?

- Путь ваш - не без противника; смерть ваша идет вам навстречу. Вы не одни; за вами... Не понимаю... - Голос ее был слаб, едва слышен.

- Что? - Моррел больше не улыбался.

- Нечто... нечто огромное, далекое; нечто, полное зла.

Моррел задумался; потом, повернувшись к змеечеловеку, заговорил тихо, но повелительно:

- Иди же, Катос. Используй свои таланты и узнай, где наше слабое место. Назови нашего врага. Найди его.

Змеечеловек неловко поклонился и, неуклюже ступая, вышел из пещеры. Моррел повернулся к немому:

- Подними плату воинам, собери все верные нам кланы на равнинах Исбандии под башнями Сар-Саргота. Подними выше ту плату, что я сам назначил, и дай всем знать - мы начинаем то, что предписано свыше. Ты будешь моим мастером войны, Мурад, и все должны знать, что ты стоишь выше моих слуг. Слава и величие ждут нас. А потом, когда безумный змей узнает имя нашего врага, веди вперед черных убийц. Пусть те, чьи души принадлежат мне, разыщут его. Найди его! Уничтожь! Ступай!

Немой кивнул и покинул пещеру. Моррел, отмеченный знаком на груди, повернулся к ведьме:

- Ну, изгнанная людьми, знаешь ли ты, какие темные силы пришли в движение?

- О да, посланец разрухи. Знаю. Клянусь Черной Повелительницей, знаю.

Он рассмеялся холодным, безжалостным смехом.

- Я ношу особый знак, - сказал он, указывая на багровое родимое пятно на груди; это пятно, казалось, злобно сияло в свете очага. Ясно было, что это не простая отметина, но некий магический талисман - пятно имело четкие очертания летящего дракона. Моррел поднял палец, указывая вверх. - Я тоже обладаю силой. - Он сделал поднятым пальцем круговое движение. - Я сам - исполнитель предписанного свыше. Я - судьба.

Ведьма кивнула, понимая, что смерть уже торопится принять ее в свои объятия. Внезапно она выкрикнула сложное заклинание, размахивая перед собой руками. Призванная ею магическая сила собралась в пещере, ночь наполнилась странным ощущением. Воин, стоявший перед ней, просто покачал головой. Она наложила на него заклятие, которое должно было испепелить его на месте. Но он остался стоять там же, где был, недобро улыбаясь ей.

- Ты, дряхлая, пытаешься испробовать на мне свое ничтожное искусство?

Убедившись, что ее заклятие не подействовало, ведьма закрыла глаза и осталась сидеть в ожидании своей участи. Моррел направил на нее палец, из которого ударил серебряный луч.

Старуха вскрикнула и превратилась во вспышку белого горячего огня. Потом ее темная фигура исчезла и пламя погасло.

Моррел бросил быстрый взгляд на золу, образовавшую на полу очертания тела. Засмеявшись, он поднял плащ и вышел из пещеры.

Снаружи его ожидали спутники, державшие лошадь. Далеко внизу был виден лагерь маленького отряда, которому в недалеком будущем предстояло увеличиться до армии. Он вскочил в седло.

- В Сар-Саргот! - Дернув поводья, он развернул лошадь и направился вниз по склону; немой и жрец змеелюдей последовали за ним.

Глава 1 ВОССОЕДИНЕНИЕ

Корабль возвращался в Рилланон. Ветер изменил направление, раздался приказ мастера морехода, и вот, выполняя распоряжения капитана, который мечтал поскорее попасть в порт, матросы разбежались по реям. Ветер крепчал. Мореход был опытным капитаном - почти тридцать лет он прослужил на королевском флоте и семнадцать из них командовал кораблем. "Царственный Орел" был лучшим судном во флоте короля. Капитан жалел, что ветер все же слабоват, - он не будет знать покоя, пока его пассажиры не сойдут на безопасный берег.

Те, о ком так беспокоился капитан, расположились на носовой палубе. Двое - блондин и темноволосый - стояли у фальшборта, смеясь, должно быть, какой-то шутке. Рост обоих на полных четыре дюйма превышал шесть футов, и оба двигались уверенно и плавно - как бойцы или охотники. Лиам, правитель Королевства Островов, и Мартин, герцог Крайди, его старший брат, говорили о многом - об охоте и пирах, о путешествиях и политике, о войне и раздорах, и вспоминали о своем отце герцоге Боуррике.

Третий, не такой высокий и широкоплечий, как эти двое, облокотился о перила на некотором расстоянии от них, уйдя в свои мысли. Арута, принц Крондора, младший из трех братьев, тоже задумался о прошлом, но вспоминал он не отца, убитого на войне с цурани (сейчас ее называли Войной Врат), он смотрел на нос корабля, разрезавший изумрудно-зеленые волны, и видел сияющие зеленые глаза.

Капитан бросил взгляд на реи и велел еще больше развернуть паруса. Его взгляд опять упал на трех пассажиров на носовой палубе, и снова капитан вознес в душе молитву Килиан, богине моряков, и пожалел, что до сих пор не видно высоких шпилей Рилланона. Эти трое были самыми могущественными и важными людьми королевства, и мастер мореход даже думать не хотел о том, что может случиться с государством, если беда посетит его корабль.

Арута едва слышал крики капитана и ответы его помощников и матросов. События последнего года измучили его, и он мало внимания обращал на то, что происходило вокруг. Он мог думать только об одном: он возвращался в Рилланон, к Аните.

Арута улыбнулся. Кажется, первые восемнадцать лет его жизни небыли отмечены ничем необычным. Потом на страну напали цурани, и мир вокруг него изменился навсегда. Вышло так, что его стали считать одним из лучших военачальников в Королевстве; он узнал, что Мартин - его старший брат, о чем раньше и не подозревал; он повидал тысячи чудес и ужасов. Но самым большим чудом для Аруты стала Анита.

Они расстались после коронации Лиама. Почти год Лиам демонстрировал королевское знамя восточным лордам и соседствующим королям; теперь они возвращались домой.

- Что ты видишь в брызгах волн, братец? - спросил Лиам Аруту.

Арута поднял голову, и бывший мастер охоты в Крайди, которого когда-то называли Мартин Длинный Лук, улыбнувшись, кивнул младшему брату.

- Ставлю годовой доход, что он видит в волнах зеленые глаза и нежную улыбку.

- Не стану спорить, Мартин, - согласился Лиам. - С тех пор, как мы покинули Рилланон, я получил от Аниты три письма, касающиеся тех или иных государственных дел. Все они убеждали меня, что ей необходимо остаться в Рилланоне, хотя ее мать вернулась в свои владения через месяц после коронации. Арута, по грубым прикидкам, получал по два письма каждую неделю. Из этого можно сделать кое-какие заключения.

- И я бы стремился вернуться, если бы знал, что меня ждет кто-то, похожий на нее, - согласился Мартин.

Арута был человеком скрытным, он не любил говорить о чувствах, а к любому слову, касавшемуся Аниты, относился с особой настороженностью. Он безоглядно влюбился в прелестную молодую женщину, он был покорен ее манерами, ее голосом, тем, как она на него смотрела. И хотя эти двое были, вероятно, самыми близкими ему людьми во всей Мидкемии и он мог бы поделиться с ними своими чувствами, но никогда, даже в детстве, он не одобрял откровений.

- Отложи молнии в строну, ты, Грозовая Тучка, - сказал Лиам, увидев что Арута помрачнел. - Я не только твой король, но еще и старший брат и всегда смогу надрать тебе уши, если возникнет такая необходимость.

Услышав ласковое прозвище, которое дала ему мать, и представив, как король дерет уши принцу Крондора, Арута едва заметно улыбнулся.

- Я боюсь, что не правильно понял ее, - помолчав немного, сказал он. - Ее письма, хоть и полны теплых слов, все же написаны официальным языком и иногда какие-то отстраненные. А в твоем дворце толпы молодых кавалеров.

- С того момента, как мы бежали из Крондора, - успокоил его Мартин, - твоя судьба была решена, Арута. Анита уже тогда заприметила тебя, как охотник оленя. Мы еще не добрались до Крайди, мы скрывались, а она уже посматривала на тебя не так, как на других. Нет, она ждет тебя, не сомневайся.

- А потом, - прибавил Лиам, - ты же признался ей в своих чувствах.

- Всего в нескольких словах. Но зато совершенно искренних.

Лиам и Мартин обменялись взглядами.

- Арута, - сказал Лиам, - ты пишешь письма со страстью счетовода, выводящего годовой баланс.

Все трое рассмеялись. Месяцы путешествий привнесли новые оттенки в их дружбу. Мартин в детстве был и наставником и старшим другом им обоим, обучая их охоте и всякому лесному ремеслу. Но все же он считался простолюдином, хотя, будучи мастером охоты, занимал высокое положение при дворе герцога Боуррика. Узнав, что он был внебрачным сыном их отца, их единокровным братом, все трое не сразу привыкли к своему новому положению. С давних пор они умели разглядеть неискреннюю дружбу тех, кто искал выгод, слышали лживые заверения в верности от тех, кто стремился подняться, а теперь узнали и нечто иное.

Каждый из них нашел людей, которым можно доверять, которым можно открыться, людей, которые понимали, что значит внезапно возникшее превосходство, и могли разделить груз новой ответственности. Они нашли новых друзей.

Арута покачал головой.

- Пожалуй, все было понятно с самого начала, хотя я еще сомневаюсь. Она так молода.

- Ей почти столько же лет, - заметил Лиам, - сколько было маме, когда она вышла за отца, ты это хочешь сказать?

Арута недоверчиво посмотрел на Лиама.

- У тебя на все есть ответ?

Мартин похлопал Лиама по спине.

- Конечно, - сказал он и прибавил тише:

- Поэтому он и король. - А когда Лиам притворно нахмурился в ответ на слова старшего брата, продолжал:

- Как только вернемся, проси ее руки, дорогой братец. Тогда мы вытащим старого отца Тулли из кресла у камина, и, отправившись в Крондор, сыграем веселую свадьбу. И я смогу, закончив это дурацкое путешествие, вернуться в Крайди.

Высоко над ними раздался крик:

- Земля!

- Где? - обрадовался капитан.

- Прямо по курсу!

Вглядываясь в даль острым взглядом охотника, Мартин первым заметил берег на горизонте. Он молча положил руки на плечи братьев. Через некоторое время уже все трое увидели вдали, на фоне лазурного неба, очертания высоких башен.

- Рилланон, - тихо сказал Арута.

Тоненькая девушка, в осанке которой сразу бросалась в глаза особая величавость, присущая людям высокого происхождения, торопливо шла по длинному коридору, звуки легких шагов и шуршание длинных юбок затихали под высокими сводами. Прекрасные черты лица выражали чувства, мало похожие на радость. Стражи, застывшие на своих постах, следили, как она проходит мимо. Не один из них задумался о причине плохого настроения прекрасной дамы, не один улыбнулся про себя: сегодня певца ждало невеселое пробуждение.

В манере, отнюдь не подобающей столь знатной особе, сестра короля подставила подножку слуге, который пытался убраться с ее пути и одновременно поклониться; слуга с размаху сел на пол, а принцесса исчезла в крыле замка, предназначенном для гостей.

Подойдя к двери, Каролина остановилась. Поправив распущенные волосы, она подняла руку, чтобы постучать. Но мысль о том, что придется ждать, пока ей откроют, привела ее в раздражение; она прищурила синие глаза и просто распахнула дверь.

Осторожно пробравшись среди разбросанной по полу одежды, принцесса раздвинула занавески, и комнату залило яркое сияние утра. Раздался стон, и из-под одеяла показалось мужское лицо с покрасневшими глазами.

- Каролина, - раздался хриплый голос, - ты что, хочешь, чтобы я ослеп?

Принцесса подошла к кровати.

- Если бы ты не куролесил всю ночь и вышел к завтраку, ты бы услышал, что к гавани подходит корабль, на котором возвращаются мои братья. Они будут в порту через два часа.

Лори из Тайр-Сога, трубадур, путешественник, герой Войны Врат, недавно ставший придворным певцом, близкий друг принцессы, сел, протирая глаза.

- Я вовсе не куролесил. Граф Долт захотел послушать мои песни. Я пел до рассвета.

Он поморгал и улыбнулся Каролине. Почесав аккуратно подстриженную светлую бороду, Лори прибавил:

- У этого человека неисчерпаемое терпение и тонкий музыкальный вкус.

Каролина присела на край кровати и коротко поцеловала его.

Но тут же решительно высвободилась из рук, готовых крепко обнять ее.

- Слушай, соловей любви. Лиам, Мартин и Арута скоро будут здесь, и, как только Лиам покончит со всеми формальностями, я поговорю с ним о нашей свадьбе.

Лори огляделся, словно в поисках угла, где можно было спрятаться. За последний год их взаимоотношения стали более глубокими и страстными, но Лори почти бессознательно избегал разговоров о женитьбе.

- Знаешь, Каролина... - начал он.

- Опять "знаешь, Каролина"! - перебила она, ткнув пальцем в его голую грудь. - Ты обманщик! И принцы, и сыновья герцогов Королевства, и кого тут только не было - все просили позволения ухаживать за мной. А я ни на кого не обращала внимания. Для чего? Чтобы какой-то глупый музыкант играл моими чувствами? Нам пора свести счеты.

Лори усмехнулся, отбросив назад спутанные волосы. Он сел и, не дав ей двинуться, крепко поцеловал. Она отстранилась.

- Каролина, любовь моя. Ну пожалуйста. Мы ведь об этом уже говорили.

Ее глаза, полузакрытые во время поцелуя, широко распахнулись.

- Ах, мы об этом уже говорили? - гневно спросила она. - Мы поженимся. И все. - Она поднялась, уклоняясь от его объятий. - Скандал при дворе: у принцессы любовник - менестрель. Надо мной все смеются. Черт возьми. Лори, мне почти двадцать шесть лет.

Большинство моих ровесниц уже восемь-девять лет, как замужем.

Ты хочешь, чтобы я умерла старой девой?

- Что ты, любовь моя!

Кроме того, что эта прелестная девушка едва ли могла дать повод назвать себя старой девой, она была на десять лет моложе его, поэтому он относился к ней, как к большому ребенку, чему ничуть не мешали внезапные вспышки ее детских капризов. Он беспомощно развел руками, оставив всякое веселье.

- Я таков, каков есть, дорогая, не больше и не меньше. Я здесь прожил дольше, чем жил в любом другом месте, когда был свободен. Хотя не могу не признать, что этот плен гораздо приятнее, чем все прочие. - Принцесса знала, что он говорил о тех годах, что провел рабом на Келеване. - Но никто не знает, когда мне опять захочется уйти. - Он видел, как с его словами разгорается ее гнев, и не мог не признаться себе, что часто выводил ее из себя. Поэтому сейчас он быстро переменил тему:

- Кроме того, я не уверен, что смогу быть хорошим... как там называется муж сестры короля?

- Тебе лучше начать к этому привыкать. А сейчас вставай и одевайся.

Лори схватил штаны, которые она ему кинула, и быстро натянул их. Закончив одеваться, он встал и положил руки ей на талию.

- Со дня нашей встречи я не перестаю восхищаться тобой, Каролина. Я никогда не любил и не полюблю никого так, как люблю тебя, но...

- Понимаю. Я все это слышу не один месяц. - Она опять толкнула его в грудь. - Ты всегда был бродягой. Ты всегда был свободен. Ты не знаешь, как тебе удастся прожить привязанным к одному месту, хотя я заметила, что тебе удалось примириться с жизнью в королевском дворце.

Лори возвел глаза к небу:

- Верно.

- Так вот, любимый, твои оправдания помогли бы тебе, если бы ты решил проститься с дочерью трактирщика, но здесь от них мало проку. Посмотрим, что об этом думает Лиам. Полагаю, в архивах есть какой-нибудь закон или уложение, в котором говорится, как надо поступать с простолюдинами, вступившими в связь со знатью.

Лори рассмеялся:

- Есть, есть. Моему отцу пожалован золотой соверен, пара мулов и ферма за то, что ты мной увлеклась.

Внезапно Каролина хмыкнула, попыталась подавить смех, но тут же рассмеялась в полный голос.

- Негодник. - Крепко обняв его, она положила голову ему на плечо. - Не могу долго на тебя сердиться.

Лори нежно обнял ее.

- Я сказал тебе всю правду, - тихо сказал он.

- Да.

- Это нечасто бывает.

- Ну, давай же, дружок, - сказала она. - Пока мы препираемся, мои братья приближаются к гавани. Ты можешь осмелиться освободиться от моей персоны, но вдруг королю не понравится такой оборот дел?

- Этого я и опасался, - сказал Лори, и в его голосе послышалась неподдельная тревога.

Настроение Каролины переменилось, ее лицо смягчилось.

- Лиам сделает все, что я попрошу. Когда я была маленькая, он не мог отказать мне, если я чего-нибудь очень хотела. Но это не Крайди. Он знает, что здесь все не так, а я уже больше не ребенок.

- Я заметил.

- Плут! Послушай, Лори. Ты же не простой фермер или сапожник. Ты знаешь больше языков, чем любой из наших образованных аристократов. Ты пишешь и читаешь. Ты много путешествовал, был даже в мире цурани. У тебя и голова на плечах, и таланты. Ты способен управляться с государственными делами гораздо лучше, чем многие из тех, кто этим занимается по праву рождения. Кроме того, если у меня появился старший брат, который был охотником, а потом стал герцогом, почему бы не иметь мужа-певца?

- Твоя логика безупречна. У меня просто нет подходящего ответа. Я без памяти тебя люблю, но остальное...

- Вся беда в том, что, имея возможность быть правителем, ты не хочешь быть им. Ты ленишься.

Он засмеялся:

- За это отец и выгнал меня из дому, когда мне было тринадцать. Заявил, что из меня никогда не выйдет путного фермера.

Она мягко высвободилась из его объятий и сказала серьезно:

- Все меняется, Лори. Я много об этом думала. Мне казалось, что раньше я любила, и это случалось дважды, но ты - единственный, с кем я забываю, кто я, и веду себя так свободно.

Когда я с тобой, мне ничего больше не надо, и это меня нисколько не тревожит. Но сейчас я должна побеспокоиться о нас обоих. Тебе придется сделать выбор, и быстро. Спорим, что не пройдет и дня после приезда братьев, а Анита и Арута объявят о своей помолвке. А это значит, что мы все отправимся в Крондор праздновать их свадьбу. Когда они поженятся, я вернусь сюда вместе с Лиамом. Тебе же надо будет решить, вернешься ли ты с нами, Лори. - Она смотрела ему в глаза. - Как хорошо мне было с тобой! Когда я была молоденькой девушкой и мечтала о Паге, а потом о Роланде, я и представить не могла, что можно испытывать подобные чувства. Ты должен быть готов сделать выбор. Ты мой первый любовник и всегда будешь моей самой сильной любовью, но когда я вернусь сюда, ты станешь или моим мужем или воспоминанием. - Прежде чем он успел ответить, она подошла к двери. - Я все равно люблю тебя, плут. Но времени остается мало. - Каролина помолчала. - А теперь идем приветствовать короля.

Он открыл перед ней дверь. Они торопливо вышли на улицу, где экипажи ждали тех, кто поедет встречать короля к причалу.

Лори из Тайр-Сога, трубадур, путешественник, герой войны, очень остро ощутил присутствие этой женщины рядом с собой и подумал: каково будет навсегда лишиться этого ощущения? Представив такое, он почувствовал себя невыразимо несчастным.

Рилланон, столица Королевства Островов, встречал своего короля. Дома были украшены флагами и тепличными цветами. Над крышами развевались яркие вымпелы, а поперек тех улиц, по которым должен был проехать король, между домами протянулись широкие полотнища яркой ткани. Рилланон, прозванный жемчужиной королевства, покоился на склонах множества холмов и, казалось, весь состоял из кружев грациозных шпилей, воздушных арок и изящных перекрытий. Покойный король Родрик, перестраивая город, соорудил набережную и облицевал мрамором и кварцем большинство домов перед дворцом - под лучами полуденного солнца город сиял, как сказочный.

"Царственный Орел" подошел к королевскому причалу, где его уже ждали встречающие. Вдали, с крыш домов и тех улиц на склонах холмов, откуда можно было видеть пристань, толпы горожан приветствовали своего молодого короля. Многие годы город жил под гнетом черной тучи безумия Родрика, и, хотя Лиам для большинства городского населения оставался чужаком, его обожали, потому что он был молод и красив; его храбрость во время Войны Врат была широко известна, да и щедрость его была велика: он снизил налоги.

Портовый лоцман мастерски провел корабль короля к отведенному месту у причала. Его быстро пришвартовали и протянули сходни с борта на берег.

Арута смотрел, как Лиам первым спустился по сходням. Как предписывала традиция, он опустился на колени и поцеловал землю родины. Глаза Аруты пробежали по толпе, разыскивая Аниту, но среди знати, которая устремилась навстречу Лиаму, ее не было видно. И холодный удар сомнения поразил его.

Мартин подтолкнул Аруту, который, согласно протоколу, должен был сходить вторым. Арута торопливо пошел по трапу; Мартин следовал на полшага сзади. Внимание Аруты привлекла сестра, которая, покинув певца Лори, бросилась вперед и крепко обняла Лиама. Остальные встречающие не так бесцеремонно относились к ритуалу; придворные и стражники ждали, когда король обратит на них внимание. Затем и Арута ощутил руки Каролины на своих плечах - она обняла и поцеловала его.

- Как я скучала по вашим кислым лицам! - радостно сказала она.

Арута стал серьезным - он всегда становился таким, когда задумывался.

- Каким лицам? - переспросил он.

Каролина посмотрела на Аруту и с невинной улыбкой сказала:

- Вы оба выглядите так, словно съели что-то, а оно у вас там шевелится.

Мартин громко смеялся, а Каролина обняла и его. Он сначала замешкался, так как гораздо меньше привык к сестре, чем к двум братьям, а потом оправился и обнял ее в ответ.

- Я тут затосковала без вас троих, - заявила Каролина.

Увидев Лори, стоявшего неподалеку, Мартин покачал головой:

- Кажется, не очень-то ты тоскуешь.

Каролина пожала плечами:

- Нет закона, который бы разрешал развлекаться одним мужчинам. А потом, это самый лучший мужчина из тех, кто не родился моим братом. - Мартин лишь улыбнулся на это. Арута все еще высматривал Аниту.

Лорд Келдрик, герцог Рилланонский, первый советник короля и двоюродный дед Лиама, широко улыбнулся, когда огромная ладонь короля захватила его собственную в могучем рукопожатии. Лиаму приходилось говорить очень громко, чтобы его было слышно средиприветственных криков тех, кто стоял рядом:

- Дядя, как живет наше Королевство?

- Мой король, раз вы вернулись - все в порядке.

На лице Аруты все яснее проступало отчаяние, и Каролина сказала:

- Спрячь такое лицо, Арута. Она ждет тебя в восточном саду.

Арута поцеловал сестру в щеку и заторопился прочь от нее, от Мартина; пробегая мимо Лиама, он крикнул:

- С позволения вашего величества...

Удивление на лице Лиама сменилось радостью, а Келдрика и других придворных поведение принца Крондора очень удивило. Лиам наклонился поближе к Келдрику:

- Анита.

Старое лицо Келдрика осветила улыбка, он понимающе усмехнулся:

- Значит, скоро вы снова отправитесь в путь - в Крондор, на свадьбу брата?

- Мы бы лучше устроили ее здесь, но традиция предписывает принцу жениться в его собственном городе, а перед традицией мы должны склоняться в почтении. Но это не будет так уж скоро - такие вещи требуют подготовки, а тем временем есть возможность поуправлять Королевством, хотя тут, похоже, и без меня дела шли неплохо.

- Возможно и так, ваше величество, но за этот год накопилось немало дел, которые были отложены до вашего возвращения. Те документы, что направлялись вам по пути следования королевского кортежа, составляют лишь десятую часть того, что вам предстоит рассмотреть.

- Может быть, велеть капитану опять выйти в море? - притворно застонал Лиам.

Келдрик улыбнулся:

- Идемте, ваше величество. Народ хочет увидеть своего короля.

В восточном садике одинокая девичья фигурка медленно бродила между ухоженными клумбами; цветы на них еще не были готовы распуститься. Некоторые более ранние растения уже начали набирать яркую зелень весны, многие кусты живых изгородей были вечнозелеными, и все же садик казался больше напоминанием о пустынной зиме, чем свежим обещанием весны, которая проявится через несколько недель.

Перед глазами Аниты далеко внизу лежал Рилланон. Дворец венчал вершину холма; с давних пор его главная сторожевая башня стала композиционным центром всей округи. Семь высоких ажурных мостов повисли над рекой, огибавшей дворец. Полуденный ветер был свеж, и Анита поплотнее завернулась в шаль из тонкой шерстяной ткани.

Она предалась воспоминаниям. Зеленые глаза слегка затуманились, когда девушка вспомнила о покойном отце принце Эрланде и обо всем, что случилось за последний год: как Гай де Бас-Тайра прибыл в Крондор и попытался силой принудить ее к замужеству и как Арута неузнанным пробрался в Крондор. Тогда они вдвоем более месяца прятались у пересмешников - в общине крондорских воров, затем бежали в Крайди. В конце войны она приезжала в Рилланон на коронацию Лиама, а еще она за это время успела всем сердцем полюбить младшего брата короля. И вот Арута возвращается в Рилланон.

Раздался шум шагов по мощеной дорожке, и Анита обернулась: она ожидала увидеть слугу или стражника, пришедшего доложить о прибытии короля в порт. Но к ней спешил усталый мужчина в дорогом, но повидавшем виды дорожном костюме. Его темно-каштановые волосы взъерошил бриз, а вокруг карих глаз обозначились темные круги; осунувшееся лицо было серьезным, почти хмурым, - и оно так нравилось Аните! Он приближался, а она любовалась его быстрой походкой, грациозной как у кошки - скользящие, мягкие шаги, ни одного лишнего движения. Подойдя, он улыбнулся - застенчиво, чуть ли не с усилием. Анита хотела сохранить самообладание, которому ее с детства учила придворная жизнь, но сдержать слезы не сумела. Внезапно она оказалась в его объятьях и крепко прижалась к нему.

- Арута... - только и смогла она сказать.

Некоторое время они стояли молча. Потом он медленно наклонил голову и поцеловал ее. Без слов Арута поведал ей о своей любви и тоске, и без слов Анита отвечала ему. Он смотрел в зеленые как море глаза, на нос, усыпанный прелестными крохотными веснушками, - это несовершенство делало ее безупречное лицо только милее. Устало улыбнувшись, он вздохнул:

- Я вернулся.

И засмеялся - настолько обыденными показались ему эти слова. Анита тоже рассмеялась. Арута ощутил прилив восторга от того, что обнимает эту стройную молодую женщину, вдыхает запах ее темно-рыжих волос, уложенных в замысловатую прическу, модную при дворе в этом сезоне. Какая радость - снова быть с ней!

Анита отступила на шаг, крепко держа его за руку.

- Как долго тебя не было, - тихо сказала она. - Сначала месяц... потом еще месяц, потом еще. Тебя не было больше полугода. Я не могла заставить себя пойти в порт. Я знала, что расплачусь, как только увижу тебя. - Ее щеки были мокрыми от слез. Она улыбнулась и вытерла их.

Арута сжал ее руку.

- Лиам то и дело находил владетельных особ, которых необходимо навестить. Дела Королевства, - объяснил он с сарказмом.

С первой же встречи с Анитой он был покорен ею, но старался скрыть это. Его неодолимо влекло к девушке, однако он убеждал себя, что должен относиться к ней, как к очаровательному ребенку. А она с необычайной чуткостью реагировала на любое его настроение, как никто другой, умела рассеять его беспокойство, унять гнев, отвлечь от мрачных воспоминаний - несла мир его душе. И он полюбил ее нежную заботу.

Но молчал, молчал до последней ночи перед отплытием с Лиамом. Тогда они, придя в этот же садик, проговорили большую часть ночи, и, хотя о чувствах было сказано немного, Арута решил, что Анита поняла главное. Обыденные, едва ли не официальные строчки ее писем вызывали у Аруты беспокойство, он боялся, что в ту ночь не правильно ее понял, но сейчас, заглядывая в лицо Аниты, он уверился, что тогда не ошибся.

- Я почти ничего не делал, только думал о тебе с тех самых пор, как мы уехали.

Он увидел, как к ее глазам опять подступили слезы.

- А я о тебе.

- Я люблю тебя, Анита. Я всегда буду тебя любить. Ты выйдешь за меня замуж?

- Да, - сказала она, стиснув его руку, и снова обняла его.

У Аруты закружилась голова от внезапно нахлынувшего на него восторга. Крепко прижимая ее к себе, он прошептал:

- Ты - моя радость, моя душа.

Так они и стояли - высокий, стройный принц и маленькая худенькая принцесса; ее макушка едва доставала ему до подбородка. Они тихо разговаривали, и ничто в мире не имело для них значения. Из состояния мечтательности их вывело чье-то застенчивое покашливание. Они обернулись и обнаружили, что у входа в садик стоит дворцовый стражник.

- Его величество прибыл, ваши высочества. Через несколько минут он будет в Большом зале.

- Надо идти, - сказал Арута и, взяв Аниту за руку, повел ее мимо стражника, а тот отправился следом за ними. Если бы Арута или Анита оглянулись, они увидели бы, как пожилой воин изо всех сил пытается скрыть широкую улыбку.

Арута еще раз пожал руку Аниты и встал у двери: Лиам входил в Большой зал дворца. Король прошел к трону, все придворные склонились в поклоне, а мастер церемоний стукнул в пол жезлом, окованным железом. Герольд возгласил:

- Внемлите же! Внемлите слову моему: Лиам, первый король этого имени, милостью богов вернулся к нам и снова воссел на трон! Да здравствует король!

- Да здравствует король! - повторили собравшиеся в тронном зале.

Лиам сел. На голове у него был простой золотой обруч, символ королевской власти, а на плечах - пурпурная мантия.

- Я рад вернуться домой.

Мастер церемоний ударил жезлом в пол еще раз, и герольд возгласил имя Аруты. Принц прошел в зал, за ним шли Каролина и Анита, за ними, согласно требованиям этикета, - Мартин. Имя каждого было громко объявлено в свой черед. Когда все заняли места подле короля, Лиам подозвал Аруту:

- Ты просил ее?

- Просил - о чем? - ответил вопросом на вопрос Арута.

- Выйти за тебя замуж, дурачок, - усмехнулся Лиам. - Конечно, просил, и, судя по твоей ухмылке, она согласна, - прошептал он. - Возвращайся на свое место, а я сейчас объявлю об этом. - Арута снова встал рядом с Анитой, а Лиам подозвал герцога Келдрика. - Мы устали, лорд-канцлер я был бы рад поскорей рассмотреть все сегодняшние дела.

- Сегодня, по моему суждению, лишь два дела заслуживают внимания вашего величества. Годовой баланс подождет. - Лиам кивнул, и лорд-канцлер продолжал:

- Вопервых, от пограничных баронов и Вандроса, герцога Вабона, мы получили сообщения о том, что в Западных землях заметно оживились гоблины.

Услышав такое, Арута отвлекся от мыслей об Аните: Западные земли были вверены его заботам. Лиам взглянул на него, потом на Мартина, давая понять, что это касается их.

- А Крайди, милорд? - спросил Мартин.

- С Дальнего берега нет никаких известий, ваше сиятельство.

К этому времени поступили донесения только из земель между Высоким замком на востоке и Небесным озером на западе - все они свидетельствуют, что банды гоблинов движутся к северу, время от времени совершая набеги на деревни, лежащие у них на пути.

- На север? - Мартин взглянул на Аруту.

- Если ваше величество позволит... - сказал Арута. Лиам кивнул. - Мартин, как ты думаешь, гоблины собираются присоединиться к Братству Темной Тропы?

Мартин задумался:

- Я бы не стал сбрасывать со счетов такую возможность.

Гоблины давно служат моррелам. Хотя я бы предположил, что темные братья скорее отправятся на юг, в свои жилища в Зеленом сердце.

Во время Войны Врат черных родственников эльфов цурани изгнали на север. Мартин обратился к Келдрику:

- Милорд, а что сообщают о Темном Братстве?

- Вдоль подножия Зубов мира у нас расставлены наблюдатели, ваше сиятельство, но они не сообщили нам ничего нового. Бароны Северного форта. Железного перевала, Высокого замка прислали обычные донесения, в них нет ничего, что касалось бы Темного Братства.

Лиам предложил:

- Арута, вы с Мартином должны рассмотреть эти донесения и решить, что может потребоваться на Западе. - Он взглянул на Келдрика:

- Что еще, милорд?

- Послание от императрицы Великого Кеша, ваше величество.

- И что Кеш хочет поведать Островам?

- В Королевство Островов императрицей Великого Кеша направлен посол, известный Абдур Рахман Хазар-хан. Он уполномочен обсудить и устранить разногласия, которые существуют между Кешем и Островами.

- Новость эта радует меня, милорд, - заявил Лиам. - Обеим нашим странам пойдет только на пользу благоприятное решение дела раз и навсегда. Но дайте знать уважаемому послу, что мы будем ждать его в Крондоре, потому что там будет большой праздник. - Он поднялся. - Дамы и господа! С великой радостью хочу я известить вас о грядущей свадьбе моего брата Аруты и принцессы Аниты.

Король повернулся к Аруте и Аните и, взяв их за руки, представил придворным. В ответ на это заявление раздались рукоплескания.

Каролина, нахмурившись, глянула на Лори и подошла поцеловать Аниту. В зале воцарилось веселье, и Лиам сказал:

- Дела этого дня окончены.

Глава 2 КРОНДОР

Город видел сны. С Горького моря наползла шуба густого тумана, накрыв Крондор плотной белизной. Столица Западных земель Королевства Островов никогда не затихала, но обычные ночные звуки тонули в почти непроницаемой пелене, скрывшей тех, кто еще передвигался по улицам. Все казалось немного приглушенным, менее навязчивым, чем обычно, словно город наконец примирился сам с собой.

Для одного обитателя города такая ночь была почти идеальной. Туман превратил улицы в узкие темные проходы, каждый квартал - в отдельный остров. Бесконечный мрак был едва подточен светом уличных фонарей на углах - они, словно маленькие постоялые дворы, согревали каждого прохожего, прежде чем он снова погружался в сырую промозглую ночь. Но между крохотными островками света тот, кто предпочитал работать в темноте, находил достаточно места, чтобы скрыться, - негромкие звуки совсем заглушались, а осторожные движения скрадывались от взгляда случайного наблюдателя. Джимми Рука вышел на дело.

Джимми Рука, хотя ему было всего пятнадцать лет, считался одним из самых даровитых пересмешников - так называли себя члены гильдии воров. Джимми был вором почти всю свою недолгую жизнь - уличный мальчишка, он начинал с того, что таскал фрукты с тележек разносчиков, а потом стал полноправным членом гильдии. Джимми не знал, кто его отец, а мать была проституткой в квартале бедноты. После ее смерти от руки пьяного матроса мальчика подобрали пересмешники, и он стремительно пошел в гору. Самым удивительным в "карьере" Джимми была не его юность.

Пересмешники придерживались мнения, что, как только мальчишка готов что-нибудь украсть, его можно пускать на дело. Не удалось - пеняй на себя. Плохой вор - мертвый вор. Пока не возникало опасности для всего сообщества, о гибели незадачливого вора никто не беспокоился. Так вот, самым удивительным в столь быстром продвижении Джимми оказалось то, что он действительно был почти так хорош, как сам о себе думал.

С осторожностью почти сверхъестественной он пробирался по комнате. Тишина ночи нарушалась только сонным сопением хозяина и хозяйки. Едва заметный свет отдаленного фонаря проникал в комнату через открытое окно, и этого было довольно. Джимми огляделся, все остальные органы чувств помогали ему в поисках.

Половицы под невесомыми шагами Джимми тихо скрипнули - не совсем так, как остальные, и вор нашел то, что искал. В душе он посмеялся над хозяином, у которого не хватило фантазии припрятать свое добро куда-нибудь в менее обычное место. Одним движением мальчишка поднял половицу и запустил руку в тайник сукновала Трига.

Триг захрапел и повернулся на бок; его толстая жена тоже всхрапнула, словно отвечая ему. Джимми застыл на месте, едва дыша, и несколько минут подождал, пока хозяева дома опять не затихли. Он вытащил тяжелый кошель и засунул добычу за пазуху туники, перепоясанной широким ремнем. Потом положил на место доску и вернулся к окну. Если повезет, пройдет не один день, прежде чем кража будет обнаружена.

Он встал на подоконник и, повернувшись, поднял руки, чтобы ухватиться за карниз крыши. Подтянулся - и вот он уже сидел на кровле. Перевесившись через край, мягким толчком он закрыл ставни и подергал веревку, на конце которой был привязан крючок, чтобы внутренний запор ставен лег на место. Потом быстро смотал веревку и тихонько засмеялся, когда представил, как будет озадачен сукновал пропажей золота. Джимми полежал, прислушиваясь к звукам в комнате. Никто не проснулся, и он совсем успокоился.

Он поднялся и пошел по дороге воров, как называли в городе крыши, перепрыгнул с кровли дома Трига на соседнюю и присел, чтобы рассмотреть добычу. Кошель свидетельствовал о том, что сукновал был зажиточным человеком в откладывал значительную часть своих доходов, Джимми этого хватит на несколько месяцев, если он, конечно, не проиграет все сразу.

Легкий звук заставил мальчишку припасть к крыше, беззвучно вжаться в черепицу. Звук послышался опять; Джимми лежал почти на коньке крыши, а шумок доносился от портика, откуда-то снизу.

Мальчишка проклял свое невезение и пригладил рукой вьющиеся каштановые волосы, сырые от тумана. Еще один человек на крыше означал неприятности. Джимми работал без разрешения ночного мастера пересмешников, и эта его привычка вызывала неодобрение и даже неоднократные побои со стороны сотоварищей по цеху, когда они обнаруживали такое; но если сейчас он подвергает опасности работу другого пересмешника, его ожидало нечто большее, чем ругань и тычки. В гильдии с Джимми обращались, как со взрослым, - своим теперешним положением он был обязан ловкости и сообразительности. Поэтому от него ожидали, что он будет достойным членом гильдии, а возраст никакого значения не имел. Подвергая риску жизнь другого пересмешника, он рисковал потерять и свою.

Все могло оказаться и иначе, но это тоже не сулило ничего хорошего. Если вор работал здесь без позволения пересмешников, долг Джимми разузнать, кто он, и доложить о нем. Это, худо-бедно, немного сгладит возмущение, которое поднимется, когда станет ясно, что Джимми опять нарушил воровской этикет, особенно если он отдаст гильдии ее долю добычи - две трети золота сукновала.

Джимми скользнул через конек крыши и крадучись двинулся вперед, пока не оказался напротив источника звука. Ему надо только взглянуть на вора. Мастер гильдии примет необходимые меры, и рано или поздно вору нанесут визит вышибалы, которые и научат его хорошим манерам. Джимми осторожно пробрался вверх и заглянул через край крыши. И ничего не увидел. Вглядевшись, он краем глаза уловил едва заметное движение и быстро повернул голову. И опять ничего не увидел. ТОГДА ДЖимми Рука решил подождать.

Когда дело доходило до работы, единственным слабым местом Джимми оказывалось как раз его неуемное любопытство, да еще время от времени возникавшее нежелание делиться награбленным с гильдией, которой, понятно, это не очень-то нравилось.

ВОСПИТАННЫЙ пересмешниками, он перенял их отношение к жизни не по возрасту скептическое, граничащее с цинизмом. Он был не очень образован, но сообразителен. Одно он знал хорошо: звук не может исходить ниоткуда, если, конечно, здесь не замешана магия.

Джимми помедлил, пытаясь разгадать, с чем он столкнулся.

Может быть, какой-то невидимый дух не очень уютно чувствовал себя на черепичной крыше, что было едва ли вероятно. Скорее, что-то вполне осязаемое пряталось в густых тенях по другую сторону портика.

Джимми подкрался поближе. Он вглядывался в темноту и был вознагражден, услышав очередной шорох. Кто-то был там, в самой густой тени, кто-то, одетый в темный плащ. Джимми видел его только тогда, когда тот шевелился. Мальчик чуть сдвинулся, чтобы найти лучшую точку для обзора, - теперь он был прямо за спиной у этого человека. Тот, кто прятался в темноте, поправил плащ на плечах. Волосы Джимми зашевелились: человек был одет во все черное и держал тяжелый арбалет! Ночной ястреб, вот кто это!

Джимми лежал, застыв, как неживой. Столкновение с членом гильдии смерти на работе явно не обещало долгой жизни и тихой старости. Но пересмешники знали, что любая новость о братстве наемных убийц должна сразу же сообщаться мастерам, и этот приказ исходил от самого Хозяина. Джимми решил подождать: если ястреб его обнаружит, ловкость выручит воришку. Может, у него и не было знаменитых достоинств ночных ястребов, зато он обладал самоуверенностью пятнадцатилетнего мальчишки, ставшего самым молодым мастером вором за всю историю существования гильдии.

Если его заметят - что ж, ему не впервой спасаться от погони.

Время шло, а Джимми ждал с терпением, не свойственным его возрасту. Вор, который не может сидеть неподвижно в течение нескольких часов, долго не проживет. Время от времени Джимми слышал и видел, как передвигается убийца. Ужас Джимми при виде легендарного ночного ястреба понемногу проходил - ястреб не преуспел в умении оставаться неподвижным. Джимми давным-давно научился тихонько напрягать и расслаблять мускулы, чтобы тело не затекало. Значит, решил он, легенды склонны немного привирать, а авторитет ночных ястребов основывался только на том, что все их боялись.

Вдруг убийца двинулся, плащ соскользнул с плеч: он поднял арбалет. Послышался приближающийся стук копыт. По улице кто-то проехал верхом, и убийца медленно опустил оружие. Он ждал другого.

Джимми подтянулся на локтях немного выше, чтобы получше разглядеть человека, которого уже не скрывал плащ. Воришка подобрал под себя ноги, готовый в любой момент прыгнуть, если возникнет такая нужда, и стал разглядывать человека. Но разглядел он немного - худой мужчина с темными волосами - вот и все. И тут мальчишке показалось, что ястреб смотрит прямо на него.

Сердце Джимми гулко забухало, и он даже удивился - неужели убийце не слышен такой шум? Но человек отвернулся, и Джимми тихо сполз по скату крыши. Он медленно дышал, с трудом подавляя шальное желание захихикать. Наконец, переведя дух, он отважился бросить еще один взгляд на ночного ястреба.

Убийца выжидал. Выжидал и Джимми. Ему было непонятно, зачем убийце такое оружие. Хороший стрелок вряд ли выбрал бы тяжелый арбалет - он гораздо менее точен, чем любой приличный лук.

Арбалет скорее подойдет человеку с плохой подготовкой. Стрела из него вылетала с ужасающей силой и несла верную смерть: к ране добавлялся еще и шок от сильного удара. В одной таверне Джимми видел кирасу. В металлическом нагруднике зияла дыра размером с кулак подростка - ее пробила стрела из тяжелого арбалета. Кираса была вывешена не для того, чтобы народ подивился размеру дыры, необычному даже для такого оружия, а потому, что тот, кто ее носил, каким-то чудом остался в живых.

Но у арбалета были и серьезные недостатки. На расстоянии более двенадцати ярдов он уже бил неточно, да и вообще дальность боя у него была невелика.

Джимми вытягивал шею, стараясь не терять из виду ястреба.

Почувствовав, что затекла правая рука, он перенес вес на левую.

Внезапно из-под его ладони выскочила черепица и, с громким хрустом расколовшись, покатилась, стуча по крыше, и вдребезги разлетелась на камнях мостовой. Для Джимми этот звук был подобен удару грома, возвестившему о его конце.

С невероятной быстротой ястреб обернулся и выстрелил.

Джимми упал, и это спасло ему жизнь - он, конечно, не успел бы увернуться, но помогла сила тяжести. Он приник к крыше и услышал, как стрела просвистела над самой головой. Ему даже показалось, что сейчас голова лопнет, как переспелая тыква, и, оправившись, он в душе возблагодарил Баната, богапокровителя воров.

Выучка спасла Джимми - вместо того чтобы встать, он откатился вправо. Туда, где он только что лежал, ударил меч.

Зная, что ему не удастся намного опередить убийцу, Джимми вскочил и стоял, чуть пригнувшись. Одним движением он вытянул небольшой кинжал из-за голенища правого сапога. Он не любил драк, но рано понял, что его жизнь часто зависит от умения управляться с клинком, и прилежно практиковался, как только предоставлялась возможность. Сейчас Джимми оставалось только жалеть, что его ночная вылазка привела к дуэли на крыше.

Убийца повернулся лицом к воришке и на долю секунды потерял равновесие. Может, ночной ястреб был ловким убийцей, но он не привык, балансируя, передвигаться по крышам. Джимми ухмыльнулся.

- Молись богам, которые занесли тебя сюда, мальчик, - сказал убийца шипящим шепотом.

Джимми решил, что фраза звучит довольно глупо - пожалуй, ни на кого, кроме самого говорящего, она не произвела бы должного впечатления. Убийца сделал выпад, и лезвие рассекло воздух там, где только что был Джимми.

Мальчишка бросился по крыше бегом и перепрыгнул на кровлю дома Трига. В ту же секунду он услышал, как убийца прыгнул за ним. Джимми легко подбежал к краю - и был встречен зияющим провалом. В спешке он забыл, что с этой стороны здания проходила широкая улица, а следующее здание находилось недосягаемо далеко. Он обернулся.

Направив меч прямо на воришку, убийца медленно приближался.

Джимми громко затопал по крыше, и снизу немедленно раздался гневный крик:

- Воры! Грабят! - Джимми представил, как сукновал высовывается из окна, призывая городскую стражу, и понадеялся, что убийца подумал о том же. После такого шума дом скоро будет окружен. Джимми молился, чтобы убийца решил скрыться и оставить в покое виновника переполоха.

Но ястреб не обратил внимания на крики сукновала и продолжал подбираться к противнику. Он сделал еще один выпад, а Джимми, нырнув, оказался почти вплотную к нему и ткнул кинжалом. Он почувствовал, как острие входит в правую руку противника. Клинок убийцы, громыхая, покатился на мостовую, крик боли разнесся по округе, заглушая вопли сукновала. Джимми услышал, как захлопываются ставни, и подумал: интересно, каково бедному Тригу услышать такой крик над своей головой.

Убийца увернулся от очередного нападения Джимми и выхватил из-за пояса кинжал. Он снова двинулся к мальчику - молча, сжимая кинжал в левой руке. Джимми услышал крики, доносившиеся с улицы под ними, и с трудом удержался от порыва позвать на помощь. Он не очень был уверен в победе над ночным ястребом, хотя тот и действовал сейчас одной левой рукой, однако ему не хотелось бы объяснять потом, как он оказался на крыше дома сукновала. Кроме того, даже если он позовет на помощь, к тому времени, КОГДА СТража прибудет, войдет в дом и поднимется на крышу, дело уже будет сделано.

Джимми отступал к самому краю крыши, пока его пятки не повисли в пустоте. Убийца подходил все ближе, приговаривая:

- Тебе больше некуда бежать, мальчик.

Джимми выжидал, задумав отчаянный ход. Убийца напрягся. В этот момент воришка согнулся и одновременно шагнул назад, в пустоту. Убийца сделал бросок, но лезвие не встретило ожидаемой преграды, и он, потеряв равновесие, упал головой вперед. Джимми успел ухватиться за край крыши, едва не вывихнув руки из плечевых суставов. Он скорее почувствовал, чем увидел, как мимо него пролетел человек - мелькнул и плюхнулся на камни мостовой.

Джимми еще немного повисел - его руки и плечи словно огнем обжигала боль. Так просто разжать руки и полететь вниз, в мягкую темноту! Но нет. Он заставил протестующее тело напрячься и забрался обратно на крышу. Немного полежав и отдышавшись, он подполз к краю и посмотрел вниз.

Убийца распластался на земле - вывернутая шея свидетельствовала о том, что он мертв. Джимми вздрогнул - страх наконец пробрал его. На улице появились два человека. Они перевернули труп, подняли его и побежали прочь. Джимми подумал: если этот человек был не один, значит, действительно работала гильдия убийц. Но кого они ожидали здесь так поздно ночью?

Джимми решил рискнуть и остаться еще ненадолго, чтобы удовлетворить свое любопытство, хотя знал, что через несколько минут сюда непременно явится городская стража.

В тумане эхом разнесся стук подков, и в свете отдаленного фонаря показались два всадника. Как раз в этот момент Триг счел возможным снова открыть ставни и возобновить вопли и стенания.

Когда всадники подняли головы, чтобы взглянуть на окно сукновала, глаза Джимми округлились от удивления. Одного из них Джимми не видел более года, но сразу узнал его. Покачав головой, парнишка решил, что сейчас самое время уходить, хотя на сегодня еще не все дела закончены. Ночь, похоже, выдалась длинная. Он поднялся и дорогой воров отправился в Приют пересмешников.

Арута натянул поводья и взглянул вверх: высунувшись из окна, что-то кричал человек в ночном колпаке.

- Лори, чего он хочет?

- Насколько я могу понять из стенаний и проклятий, этот почтенный горожанин только что стал жертвой какого-то злодеяния.

- Об этом я и сам догадался, - рассмеялся Арута. Он не очень хорошо знал Лори, но певец ему нравился - быстрый на ответ, с хорошим чувством юмора. Арута догадывался, что между Лори и Каролиной возникли какие-то трения, почему, собственно, Лори и попросил разрешения сопровождать принца в Крондор. Через неделю вместе с Анитой и Лиамом приедет и Каролина. Арута давно решил для себя: то, о чем Каролина ему не рассказывает, его не касается. Кроме того, если Лори вызвал неудовольствие Каролины, Аруте оставалось только посочувствовать ему. Сестра была второй после Аниты женщиной, чью благосклонность Аруте совсем не хотелось потерять.

Пока принц оглядывался по сторонам, сонные горожане из соседних домов начали выглядывать в окна.

- Ага, скоро тут, похоже, начнется настоящее расследование.

Нам лучше уехать.

Слова оказались пророческими - и принц, и Лори вздрогнули, услышав голос из тумана:

- Эй вы там! -Из мглы появились трое мужчин в серых войлочных шапках и желтых накидках городской стражи. Дородный хмурый человек, который шел слева, в одной руке держал фонарь, а в другой - здоровенную дубинку. Средний был постарше - ему, похоже, недолго оставалось до того времени, когда можно будет удалиться на покой; третьим был молодой парень - и все они, судя по тому, как, не сговариваясь, потянулись к большим ножам, висевшим у каждого за поясом, имели изрядный опыт в подобного рода делах.

- Что здесь происходит? - спросил пожилой стражник. В его голосе слышалось добродушие, но вместе с тем проскальзывали и властные нотки.

- Что-то произошло в этом доме, страж, - указал Арута на окно сукновала. - Мы как раз ехали мимо.

- А сейчас, сэр, вы что делаете? Думаю, вы не станете возражать, если мы задержим вас до тех пор, пока не выясним, что же все-таки произошло. - И он дал знак молодому стражнику осмотреть улицу.

Арута кивнул. В это время из дома выскочил человек, похожий на гриб-дождевик, и, размахивая руками, закричал:

- Воры! Они залезли в мою комнату, пока я спал, и украли все мои сбережения! Что творится, если законопослушный горожанин не может быть в безопасности даже в своей собственной постели, я вас спрашиваю? - Указывая на Аруту и Лори, он спросил:

- Это они - гнусные воры? - И приняв, насколько позволяла объемистая ночная рубашка, важный вид, воскликнул:

- Куда вы дели мое золото, мое дорогое золото?

Тучный стражник дернул крикуна за руку:

- Думай, что говоришь, мужлан!

- Мужлан! - завопил Триг. - Что, спрашиваю я, дает тебе право называть гражданина, причемзаконопослушного гражданина... - Он замолчал, и лицо его выразило изумление, так как в этот момент из тумана показалась еще одна группа всадников во главе с высоким чернокожим человеком в плаще капитана гвардии принца. Увидев сборище на улице, он дал сигнал своим людям остановиться.

Тряхнув головой, Арута сказал Лори:

- Вот тебе и тихое возвращение в Крондор.

- Стража, в чем дело? - спросил капитан.

Стражник, отсалютовав, ответил:

- Как раз именно это я и хотел выяснить, капитан. Мы решили, что эти двое... - Он указал на Аруту и Лори.

Капитан подъехал ближе и рассмеялся. Стражник искоса глянул на высокого капитана: имеет ли смысл продолжать объяснения.

Подъехав к Аруте, Гардан, бывший сержант в гарнизоне Крайди, отдал ему честь:

- Добро пожаловать в свой город, ваше высочество. - При этих словах остальные гвардейцы привстали на стременах, приветствуя принца.

Арута отсалютовал гвардейцам и пожал руку Гардану; стражники и сукновал стояли, не в силах вымолвить ни слова.

- Певец, - сказал Гардан. - Рад видеть и тебя. - Лори улыбнулся и взмахнул рукой в ответ. Он познакомился с Гарданом незадолго до того, как Арута отправил сержанта принять командование городской и дворцовой стражей, но успел полюбить седовласого воина.

Арута глянул на стражников и сукновала. Стражники сняли шапки, и старший сказал:

- Просим прощения у вашего высочества, старый Берт вас не признал. Не хотели обидеть вас, милорд.

Арута покачал головой. В этот поздний холодный ночной час ему стало весело.

- Никаких обид, Берт-стражник. Вы исполняли свой долг. - Он повернулся к Гардану:

- Как, во имя неба, ты меня разыскал?

- Герцог Келдрик выслал нам письмо, в котором сообщил о вашем отбытии из Рилланона и указал, каким путем вы поедете.

Вас ожидали завтра, но я сказал графу Волнею, что вы скорее всего постараетесь приехать ночью, незамеченным. Раз вы ехали через Саладор, то попасть в город могли только через эти ворота. - Он указал в сторону Восточных ворот, невидимых в ночном тумане. -И вот мы здесь. Ваше высочество прибыл даже раньше, чем я предполагал. А где остальные?

- Половина гвардейцев сопровождает принцессу Аниту в поместье ее матери. Остальные стали лагерем часах в шести езды от города. Я бы не смог провести еще одну ночь в дороге. Кроме того, предстоит многое успеть. - Гардан вопросительно посмотрел на принца, но Арута сказал:

- Остальное я сообщу после встречи с Волнеем. Ну, - он посмотрел на сукновала, - а кто этот громкоголосый горожанин?

- Это Триг-сукновал, ваше высочество, - ответил старший стражник. - Он заявляет, что кто-то проник к нему в дом и обокрал его. Он говорит, что проснулся, услышав звуки борьбы на крыше.

- Они дрались прямо над моей головой... над самой головой... - вмешался Триг. Когда он вспомнил, с кем разговаривает, голос его сорвался. - Ваше высочество, - закончил он, внезапно смутившись.

Мрачный стражник бросил на него суровый взгляд:

- Он говорит, что слышал чей-то крик, но, как черепаха, втянул голову из окна в комнату.

Триг старательно кивал:

- Словно кого-то убивали, на самом деле убивали, ваше высочество. Это было просто ужасно.

Дородный стражник съездил сукновалу локтем в ребра, чтобы тот замолчал.

Из боковой улицы появился третий стражник.

- Это лежало на куче мусора с другой стороны дома, Берт, - сказал он, протягивая меч убийцы. - На ручке немного крови, а лезвие чистое. На мостовой лужа крови, но тела нет.

Арута махнул рукой Гардану, чтобы тот взял меч. Молодой стражник, оглядевшись, понял, что командование перешло к вновь прибывшим, передал Гардану меч и стянул с головы шапку.

Гардан вручил меч Аруте, а тот, не увидев ничего примечательного, вернул оружие стражнику.

- Разворачивай гвардейцев, Гардан. Уже поздно.

- А как же кража? - вскричал сукновал, прерывая свое вынужденное молчание. - Это были мои сбережения, сбережения всей моей жизни! Что же мне делать?

Принц развернул лошадь и проехал мимо стражников, стоявших в ряд.

- Прими мое сожаление, сукновал. Эти люди меня заверили, что сделают все возможное, чтобы вернуть тебе утраченную собственность.

- А теперь я советую тебе все же поспать остаток ночи, - обратился к Тригу Берт. - Утром можешь сообщить обо всем дежурному сержанту стражи. Ему понадобится описание украденного.

- Украденного? Золото, вот что у меня отняли, добрый стражник! Мои накопления, все мои накопления!

- Золото? Тогда вот что, - со знанием дела заметил Берт, - иди-ка домой, а завтра прямо с утра начинай восстанавливать запасы. Не видать тебе ни одной монетки из украденных, и это так же верно, как и то, что в Крондоре часто бывают туманы. Но не печалься, добрый господин. Ты человек работящий, а золото быстро оседает у тех, кто, подобно тебе, обладает и положением, и средствами, и предприимчивостью.

Арута подавил смех. Несмотря на горе, этот человек в льняной ночной рубашке и колпаке, который свисал, едва не касаясь его носа, выглядел весьма комично.

- Добрый сукновал, я возмещу тебе потерю. - Он вынул из-за пояса кинжал и вручил его Берту. - На этом клинке мой фамильный знак. Подобные кинжалы имеют только король и герцог Крайди.

Верни его завтра во дворец и взамен получишь кошель с золотом.

Мне бы не хотелось, чтобы день моего возвращения в город был ознаменован появлением несчастных сукновалов. А теперь желаю всем спокойной ночи. - Арута тронул лошадь и впереди сопровождающих поехал ко дворцу.

Когда Арута и гвардейцы исчезли в темноте, Берт повернулся к Тригу.

- Ну, мастер сукновал, у твоей истории счастливый конец, - сказал он, передавая Тригу кинжал принца. - А еще помни: ты один из немногих людей простого происхождения, кто может похвастаться, что разговаривал с принцем Крондора, хотя и при весьма необычных обстоятельствах. - Он повернулся к страже:

- Пойдем дальше. Подобной ночью в Крондоре не может не случиться чего-нибудь еще.

Он дал знак своим людям следовать за ним и увел их в туман.

Триг остался в одиночестве. Посветлев лицом, ой крикнул жене и соседям, все еще таращившимся из окон:

- Я разговаривал с принцем! Я, Триг-сукновал. - Ощущая полнейший восторг, сжав в руке кинжал Аруты, почтенный горожанин направился назад, в тепло своей постели.

Джимми шел по одному из самых узких туннелей, который входил в запутанный лабиринт сточной системы и других подземных сооружений, а их было немало в этой части города, и все эти проходы контролировались пересмешниками. На пути ему встретился только золотарь. Люди этой профессии зарабатывали себе на жизнь, роясь в сточных канавах, при помощи палки разгребая мусор, который поток грязных вод нес мимо. Все, что попадало в канавы, называлось золотом, а золотарь выискивал в нем монетку или что-нибудь другое, имеющее хоть какую-нибудь ценность. На самом же деле этот человек был часовым. Джимми подал ему условный знак и, нырнув под низко нависающую балку - скорее всего когда-то она поддерживала перекрытие в заброшенном ныне погребе, - вошел в большое помещение, вырытое между туннелями.

Он оказался в самом сердце гильдии воров - в Приюте пересмешников.

Джимми достал из ножен рапиру. Он поискал уголок поукромней, где можно было бы присесть, - его очень беспокоило положение, в которое он попал. По правилам, ему полагалось наказание за то, что он, без разрешения обворовав сукновала, - он должен отдать часть золота и принять кару, которую назначит ночной мастер. Так или иначе, к середине завтрашнего дня гильдия будет знать, что сукновала обнесли. Когда станет ясно, что ни один из заявленных воров там не работал, подозрение сразу падет на Джимми и тех немногих, которые могли отправиться в ночную вылазку без позволения. И если Джимми не признается сейчас, наказание удвоится. Однако Джимми не мог учитывать только свои интересы, ведь он понял, что мишенью наемного убийцы был не кто иной, как сам принц Крондорский. А Джимми провел с Арутой немало времени, когда пересмешники прятали Аруту и Аниту от людей Бас-Тайры, и принц ему нравился. Арута и подарил Джимми рапиру, которую парнишка носил сейчас на боку.

Джимми не мог просто забыть про наемного убийцу.

Долго сидел он, раздумывая, и наконец решился. Сначала он попытается предупредить принца, а потом расскажет про наемного убийцу Альварни Быстрому, дневному мастеру. Альварни был приятелем Джимми и позволял ему больше, чем ночной мастер, Гаспар да Вей. Если бы воришка, не очень медля, пришел к Альварни, тот не стал бы сообщать Хозяину о том, что Джимми нарушил правила. Это значило, что Джимми необходимо побыстрее разыскать Аруту, а потом сразу же вернуться и поговорить с дневным мастером - надо успеть все сделать не позднее заката наступающего дня. Если он опоздает, никто, даже Арута, не сможет помочь ему. Может быть, Альварни и добрый человек, особенно сейчас, когда постарел, но он по-прежнему пересмешник.

И никогда не допустит нарушения законов гильдии.

- Джимми! - К нему подошел Золотой Ноготок. Несмотря на молодость, этот дерзкий жулик успешно помогал пожилым женщинам расставаться со своим богатством. Он полагался больше на свое обаяние и смазливое лицо, чем на ловкость рук. Сейчас Ноготок красовался в новой дорогой одежде. - Ну как?

Джимми одобрительно кивнул:

- Ты что, взялся грабить портных?

Золотой попытался дружески пихнуть Джимми кулаком в бок, но тот легко увернулся. Золотой сел рядом.

- Нет, недоносок помойной кошки, не портных. Моя теперешняя благодетельница - вдова знаменитого Фаллона, мастера пивовара.

- Джимми слыхал, что пиво и эль этого пивовара ценились очень высоко, их даже поставляли к столу покойного принца Эрланда. - И, принимая во внимание известность дела ее покойного мужа, а ныне оно принадлежит ей, - она получила приглашение на банкет.

- Банкет? - Джимми понял: Золотой знает что-то полезное.

- Да, - сказал Золотой, - а я разве не упомянул про свадьбу?

Джимми закатил глаза, но все же спросил:

- Какую свадьбу Золотой?

- Как какую? В королевской семье, конечно. Хотя мы будем сидеть далеко от короля, все же не за самым дальним столом.

Джимми выпрямился:

- Король? В Крондоре?

- Конечно.

Джимми схватил Золотого за руку:

- Начни-ка сначала.

Ухмыляясь, красивый, но не очень сообразительный альфонс не стал упираться.

- Не кто иной, как агент двора, закупающий провизию, человек, которого вдова Фаллон знает семнадцать лет, сказал ей, что в течение месяца надо будет сделать дополнительные запасы для королевской свадьбы, - это его точные слова. Не ошибешься, если скажешь, что король не может не посетить собственную свадьбу.

Джимми покачал головой:

- Да нет же, простофиля, это не король. Это свадьба Аруты и Аниты.

Золотой уже собрался обидеться, но, заинтересовавшись, спросил:

- С чего ты так решил?

- Король женится в Рилланоне. А принц женится в Крондоре. - Золотой кивнул, соглашаясь, что это логично. - Я же помогал прятать Аниту и Аруту; тогда уже ясно было, что их свадьба - это только вопрос времени. Вот почему он вернулся. - Увидев, как отнесся к этому сообщению Золотой, Джимми поспешно прибавил:

- Или вот-вот вернется.

Мысли Джимми понеслись вскачь - на свадьбу прибудет не только Лиам, но и все сколько-нибудь зажиточные дворяне Запада, да и немало аристократов Востока. И, если Ноготок знает о свадьбе, значит, не хуже него знает об этом и половина населения Крондора, а другая половина узнает не позднее, чем завтра.

Размышления Джимми были прерваны появлением Веселого Джека, старшего стражника при ночном мастере.

- Эй, парень, похоже, у тебя что-то на уме, а?

Джимми не питал к Джеку теплых чувств. Мрачный человек с крепкой челюстью и тонкими губами, часто пребывая в угрюмом настроении, Джек был склонен к ненужной жестокости. Он занимал среди пересмешников такое высокое положение только потому, что умел держать в узде всех, даже самых буйных членов гильдии, которых было немало в его команде. Джек относился к Джимми ничуть не лучше, потому что именно Джимми дал Джеку прозвище Веселый: никто из членов гильдии не мог вспомнить, чтобы он когда-нибудь смеялся.

- Пока ничего, - ответил Джимми.

Глаза Джека сузились - он долгим взглядом окинул сначала Джимми, потом Золотого.

- Я слышал, был какой-то шум у Восточных ворот этой ночью.

Тебя ведь там не было, а?

Джимми напустил на себя безразличный вид и посмотрел на Золотого, словно Джек спрашивал их обоих. Золотой отрицательно покачал головой. Джимми подумал, а не узнал ли Джек уже и про ночного ястреба. Если узнал и если кто-то видел там Джимми, ему не приходилось ждать пощады от молодцов Джека. Однако, решил он, если бы Джек что-то знал, он не стал бы задавать вопросы.

Джека никто не мог бы заподозрить в хитроумии. Сохраняя безразличие, Джимми сказал:

- Что там, пьяная драка? Я с вечера завалился спать.

- Хорошо, значит, не устал, - сказал Джек. Кивком головы он дал понять Золотому Ноготку, что тот может быть свободен.

Золотой встал и без слов удалился, а Джек поставил ногу на скамейку рядом с Джимми.

- Есть работенка.

- Сегодня? - спросил Джимми; ему казалось, что ночь уже почти прошла. До восхода солнца оставалось меньше пяти часов.

- Особое задание. От самого, - сказал Джек, имея в виду Хозяина. - Во дворце всякие королевские дела, и приезжает кешианский посол. Только что прибыл караван с подарками - ну, к свадьбе. Они не позднее полудня уже будут во дворце, так что потрясти их мы можем только сегодня. Такое редко бывает. - По его голосу можно было догадаться, что Джимми не приглашают, а приказывают явиться. Парнишка надеялся, что сегодня, прежде чем идти во дворец, он поспит хоть немного, но сейчас стало ясно, что ему это неудастся.

- Где и когда? неохотно спросил он.

- Через час у большого лабаза через квартал от таверны "Краб скрипач", возле пристани.

Джимми знал, где это. Кивнув и ничего больше не говоря, он покинул Веселого Джека и направился к лестнице, ведущей на улицу. Вопрос об убийце и заговорах придется отложить на несколько часов.

Крондор все еще был окутан туманом. Обычно район лабазов по ночам затихал. Джимми пробирался среди огромных тюков с товарами, которые не стояли даже трат на их хранение под крышей, и поэтому никто не беспокоился, что они станут добычей воров. Хлопок-сырец, фураж для скота, штабеля строевого леса создавали невообразимо запутанный лабиринт. Он уже видел нескольких портовых сторожей, но благодаря ночной сырости и щедрым взяткам они держались неподалеку от своей будки, где в жаровне ярко пылал огонь. Ничто, кроме вооруженного нападения, не могло выгнать их из теплой сторожки. Пересмешники будут далеко отсюда, прежде чем эти нерадивые охранники забеспокоятся.

Добравшись до места встречи, Джимми огляделся и, никого не заметив, решил подождать. Как всегда, он пришел пораньше - он любил собраться с мыслями, перед тем как начать действовать.

Кроме того, было в словах Веселого Джека кое-что, насторожившее его. О такой работе редко сообщали в самую последнюю минуту, и еще реже Хозяин рисковал испытывать долготерпение принца - а ограбление каравана со свадебными подарками не может не вывести принца из себя. Но Джимми занимал не настолько высокое место в иерархии гильдии, чтобы знать обо всем, что готовится и что происходит. Ему оставалось одно - быть начеку.

Легкий шорох шагов привлек внимание Джимми. Кто бы ни шел, он двигался очень осторожно, словно знал, что его могут поджидать; но помимо едва слышных шагов раздался еще один знакомый звук: легкий щелчок железа по дереву - и, еще не до конца осознав, что это может означать, Джимми прыгнул в сторону. Раздаются громкий стук, веером разлетелись щепки, и в деревянный ящик, как раз туда, где только что стоял Джимми, ударила тяжелая арбалетная стрела.

А еще через мгновение две фигуры, два темных силуэта, выбежали к нему из мрака.

Веселый Джек с мечом в руке молча набросился на Джимми, пока другой готовил арбалет для второго выстрела. Джимми выхватил оружие. Кинжалом он отбил удар меча и в ответ сделал выпад рапирой. Джек уклонился от удара и тут же встал лицом к лицу с Джимми.

- Вот мы сейчас и посмотрим, как ты управляешься со своей булавкой, сопливый ты ублюдок, - прорычал Джек. - Может, глядя, как ты истекаешь кровью, я и посмеюсь немного.

Джимми ничего не сказал - ему не хотелось поддерживать такую беседу. Его единственным ответом стала быстрая атака, заставившая Джека отступить. Джимми не питал иллюзий относительно того, кто из них двоих лучше владел мечом, он просто хотел остаться в живых, пока не появится возможность удрать.

Противники наступали и уклонялись, делали выпады и отбивали их. Джимми попытался сделать контрвыпад, просчитался и почувствовал, как его бок словно ожгло огнем: Джеку удалось задеть Джимми острием меча. Рана была болезненной, но не смертельной, по крайней мере, пока. Джимми искал, куда бы отступить, а Джек продолжал надвигаться на него. Джимми попятился, уклоняясь от мощного удара сверху; Джек хорошо пользовался преимуществом, которое ему давал более тяжелый меч.

Внезапный окрик, предупредивший Джека, дал понять, что второй нападавший перезарядил арбалет. Джимми обошел вокруг Джека, стараясь не останавливаться и развернуться так, чтобы Джек оказался между ним и арбалетчиком. Джек сделал выпад, Джимми упал на колени.

В тот же момент Джек резко откинулся, словно рука великана дернула его за воротник. Он рухнул на большой ящик: в глазах на миг появилось недоверчивое выражение, потом они закатились, и меч выпал из ослабевших пальцев. Грудь Джека превратилась в кровавую бесформенную массу: это прошла навылет вторая арбалетная стрела. Если бы не удар Джека, Джимми получил бы эту стрелу прямо в спину. Джек тихо обмяк, и Джимми понял, что стрела пригвоздила его к ящику. Парнишка разогнулся, поворачиваясь лицом к незадачливому стрелку. Тот с проклятием отбросил арбалет, вытащил меч и бросился на Джимми, нацелив удар ему в голову, но Джимми, нырнув, дернул нападавшего за ногу, и тот со всего размаху сел на землю. Джимми ткнул его кинжалом в бок, и человек посмотрел на рану - она оказалась не более чем царапиной, но на миг отвлекла стрелка, - а Джимми воспользовался моментом. Удивление пробежало по лицу незнакомца, когда Джимми, встав на колено, проткнул его рапирой.

Джимми вытащил оба клинка из покойника, вытер лезвия и убрал в ножны. Осмотрев себя, он обнаружил, что ранен, но, похоже, еще поживет.

Борясь с тошнотой, он подошел к ящику, на котором висел Джек. Глядя на ночного стражника, Джимми попытался собраться с мыслями. Им с Джеком никогда не было друг до друга никакого дела. Зачем устраивать такую хитрую ловушку? Джимми подумал: а не связано ли это каким-нибудь образом с принцем и сегодняшним наемным убийцей? Над этим он сможет поразмышлять после того, как поговорит с принцем, - потому что, окажись это так, значит, дела для пересмешников складываются наихудшим образом.

Вероятность предательства со стороны такого высокопоставленного вора, как Веселый Джек, способна потрясти гильдию до основания.

Никогда не упуская случая, Джимми освободил Джека и его подручного от увесистых кошельков. Закончив шарить по карманам компаньона Джека, он заметил что-то у покойника на шее.

Запустив руку ему за пазуху, Джимми вытащил золотую цепочку с подвеской в виде фигурки ястреба из черного дерева. В течение некоторого времени он рассматривал амулет, потом сунул его себе под тунику. Оглядевшись, парнишка нашел подходящее местечко, чтобы спрятать тела. Он выдернул стрелу из тела Джека, оттащил оба трупа в тупик, образованный ящиками, и завалил их сверху какими-то тюками. Два разбитых ящика он повернул так, чтобы были видны их неповрежденные стороны. Может пройти не один день, прежде чем тела обнаружат.

Не обращая внимания на боль и усталость, Джимми осмотрелся, желая убедиться, что его по-прежнему никто не видит, и растворился в туманной мгле.

Глава 3 ЗАГОВОРЫ

Арута яростно атаковал. Когда принц заставил соперника отступить, Лори крикнул, подбадривая Гардана. Певец охотно уступил капитану честь первого боя, потому что самому ему доводилось быть партнером Аруты каждый день по пути из Саладора в Крондор. Практика, конечно, отточила заржавевшие было в королевском дворце навыки фехтования, но он устал все время проигрывать принцу, который двигался со скоростью молнии. На худой конец, этим утром Лори будет с кем разделить поражение.

Но у старого бойца была в запасе пара сюрпризов - Арута внезапно отступил. Лори ахнул, когда догадался, что капитан нарочно усыплял бдительность принца. Но после бешеного обмена ударами принц опять взял верх, и Гардан закричал:

- Стой! - и, рассмеявшись, попятился. - За всю жизнь только трое могли превзойти меня в фехтовании, ваше высочество! Мастер клинка Фэннон, ваш отец, а теперь и вы.

- Достойное трио, - сказал Лори.

Арута уже собрался предложить бой Лори, но отвлекся. В углу площадки, где проводились тренировки, росло большое дерево - его ветви свешивались над стеной, отделявшей дворцовый парк от дороги, что вела из города. Арута указал туда - на длинной ветке что-то шевелилось. Внимание одного из стражников было привлечено пристальным взглядом Аруты, и он подошел поближе.

Вдруг кто-то спрыгнул с ветки, ловко приземлившись на ноги.

Арута, Лори и Гардан тут же схватились за мечи, но увидели, что это был всего лишь юнец, которого стражник взял за руку и повел к принцу.

Они подошли поближе, и по лицу принца стало понятно - он узнал мальчика:

- Джимми?

Джимми изобразил поклон, слегка поморщившись от боли в боку - он сам кое-как перевязал рану.

- Ваше высочество, вы знаете этого паренька? - спросил Гардан.

- Да. Может быть, он стал немного старше и повыше ростом, но этого молодого мошенника я знаю. Это Джимми Рука, личность, весьма известная среди бандитов и карманников этого города. Это тот самый мальчишка-вор, который помог нам с Анитой бежать в Крайди.

Лори внимательно посмотрел на паренька и рассмеялся:

- Я никогда не видел его при дневном свете, потому что, когда пересмешники прятали нас с Касами, в лабазах было темно, но, зуб даю, это тот самый парнишка. У мамочки сегодня вечеринка.

Джимми ухмыльнулся:

- И мы повеселимся.

- Так вы тоже друг друга знаете? - спросил Арута.

- Я уже рассказывал тебе, что, когда мы с Касами несли послание императора Цурануани королю Родрику, один мальчик вывел нас из лабаза к городским воротам и отвлек стражу, чтобы дать нам возможность уйти из Крондора. Вот это и есть тот самый мальчишка, а как его зовут, не помню.

Арута убрал меч, то же сделали остальные.

- Ну хорошо, Джимми, я конечно, рад нашей встрече, но скажи: зачем ты лез в мой дворец через стену?

Джимми пожал плечами:

- Я подумал, ты, может быть, будешь рад повидать старого знакомца, ваше высочество, но вряд ли мне удалось бы убедить гвардейцев передать тебе, что я заходил.

Гардан улыбнулся, услышав находчивый ответ, и дал знак стражнику, чтобы он отпустил руку паренька.

- Может, ты и прав, оборванец.

Джимми вдруг понял, насколько жалкое зрелище представляет он рядом с этими господами. От неровно подстриженной макушки до кончиков босых грязных ног он и впрямь выглядел полнейшим оборванцем. Но тут Джимми увидел, как в глазах Аруты мелькнула улыбка.

- Не обманывайся его молодостью, Гардан. Он способен на гораздо большее, чем может показаться. - И повернулся к Джимми:

- Входя таким манером, ты проявляешь некоторое недоверие к гвардейцам Гардана. Я надеюсь, у тебя есть причина поступать так?

- Да, ваше высочество. Дело серьезное и не терпит отлагательств.

- Так, и что это за безотлагательное дело?

- За твою голову назначена цена.

На лице Гардана было написано потрясение.

- Что... как? - воскликнул Лори.

- Почему ты так решил? - спросил Арута.

- Потому что кое-кто уже пытался ее получить.

В кабинете принца, кроме Аруты, Лори и Гардана, рассказ паренька слушали еще двое. Граф Волней Ландерт был помощником канцлера лорда Дуланика, герцога Крондорского, исчезнувшего во время правления вице-короля Гая де Бас-Тайры. Рядом с Волнеем сидел отец Натан, жрец Санг Белоснежной, богини Единственного Пути; когда-то он был одним из главных советников принца Эрланда, а сюда пришел по просьбе Гардана. Арута не знал этих двоих, но за время его отсутствия Гардан привык доверять их суждениям, а его мнение много значило для Аруты. Гардан был по сути вице-правителем Крондора, точно так же, как Волной в отсутствие Дуланика был канцлером.

Оба они были крепкими мужчинами, но если Волней выглядел как человек, никогда не знавший физического труда, то Натан был похож на начавшего полнеть борца: под мягкой оболочкой по-прежнему таилась сила. Все молчали, пока Джимми не закончил повествование о ночных схватках.

Волней из-под кустистых бровей поглядел на парнишку:

- Даже не верится. Мне и думать не хочется о том, что такое может быть.

Арута сидел, спрятав лицо в переплетении нервно подрагивавших пальцев.

- Я не первый принц, на которого направлялся клинок убийцы, граф Волней, - сказал он и обратился к Гардану:

- Удвой охрану, но тихо, не давая никаких объяснении. Я не хочу, чтобы по дворцу пошли слухи. Через две недели мой брат, а также все мало-мальски родовитые дворяне будут во дворце.

- Может быть, предупредить его величество? - предложил Волней.

- Нет, - коротко ответил Арута. - Лиам едет в сопровождении всей королевской стражи. Пусть подразделение крондорских улан встретит его у МалакКросса, но ему скажите, что это просто почетный эскорт. Если сотня солдат не сможет защитить его в дороге, его вообще нельзя защитить. Главная опасность таится здесь, в Крондоре. У нас нет выбора.

- Боюсь, я вас не понимаю, ваше высочество, - произнес отец Натан.

Лори возвел глаза к небу, Джимми ухмыльнулся, а Арута мрачно улыбнулся.

- Думаю, наши собеседники, хорошо знающие изнанку жизни, уже поняли, что надо делать. - И, повернувшись лицом к Лори и Джимми, Арута заявил:

- Надо поймать ночного ястреба.

Арута сидел неподвижно, а Волней ходил взад и вперед по столовой. Лори, который недоедал достаточно долго, чтобы теперь набивать желудок всякий раз, как только предоставлялась возможность, ел, не обращая внимания на графа Ландерта, вышагивавшего по залу. Проследив, как Волней еще раз обогнул стол, Арута устало спросил:

- Милорд граф, что вас тревожит?

Граф, погруженный в свои мысли, резко остановился. Он едва заметно поклонился Аруте, но на лице его было написано раздражение.

- Ваше высочество, мне неловко указывать вам. -Судя по его тону, ни малейшей неловкости он не испытывал, и Лори ухмыльнулся, прикрываясь куском мяса. -Но доверять этому воришке чистейшая глупость.

Арута посмотрел на Лори округлившимися глазами, а тот, приняв свой обычный вид, сказал:

- Дорогой граф, вам не следует быть столь опасливым.

Расскажите-ка принцу, о чем вы думаете! Будьте откровенны!

Волней покраснел, осознав, что допустил промах.

- Прошу прощения. Я... - Кажется, он был действительно смущен.

Арута улыбнулся своей однобокой полуулыбкой.

- Я прощаю вас, Волней, но только за грубость. - Некоторое время он молча смотрел на Волнея, а потом добавил:

- Мне кажется, искренность всегда уместна. Говорите же.

- Ваше высочество, - твердо сказал Волней, - судя по всему, этот парнишка - не больше, чем часть плана, направленного на то, чтобы заманить вас в ловушку и погубить, то есть сделать то, в чем он обвиняет других.

- И что, по-вашему, я должен делать?

Волней молча покачал головой.

- Не знаю, ваше высочество, но отправлять мальчишку одного на разведку... Не знаю.

- Лори, объясни моему другу и советнику, что все в порядке.

- Все в порядке, граф, - сказал Лори, сделав хороший глоток вина. А когда принц хмуро посмотрел на него, добавил:

- Я правду говорю, милорд, . - делается все возможное. Я знаю город так же хорошо, как и любой другой человек, если он, конечно, не один из людей самого Хозяина. Джимми же - пересмешник. Он может отыскать тропку к ночным ястребам там, где десяток шпионов не найдет ничего.

- Не забудьте, - сказал Арута, - я знавал капитана секретной полиции Гая, его звали Джоко Редберн, и, хотя он был весьма ловким и безжалостным, поймать Аниту ему не удалось.

Пересмешники оказались ему не по зубам.

Волней, видимо, устал - он знаком показал, что просит разрешения сесть. Арута махнул рукой в сторону стула.

- Может быть, ты и прав, певец. Это верно - я не могу устранить угрозу. Мысль о том, что где-то бродят убийцы, лишает меня покоя.

Арута наклонился над столом:

- Еще больше, чем меня? Помните, Волней, ведь это в меня метили!

Лори добавил:

- Вряд ли они охотились за мной.

- Разве только какой-нибудь любитель музыки... - сухо заметил Арута.

- Простите, если я не смог должным образом проявить себя, - вздохнул Волней. - Я уже не раз пожалел о том, что мне пришлось управлять владениями принца.

- Бросьте, Волней, - сказал Арута. - Вы проделали здесь огромную работу. Когда Лиам настаивал, чтобы я отправился вместе с ним в путешествие по Восточным землям, я возражал, опасаясь, что Западным землям будет тяжело при любом правлении, кроме моего собственного, в основном, из-за того наследия, что досталось нам после правления БасТайры. И я рад, что все было не так плохо. Вряд ли кому-либо удалось бы справиться с управлением так успешно, как это сделали вы, граф.

- Благодарю, ваше высочество, - сказал Волней, не очень воодушевленный комплиментом.

- Я хотел просить вас остаться на своем посту. После того, как Дуланик исчез, у нас нет герцога Крондорского, который мог бы действовать от имени города. Лиам не может объявить этот пост вакантным, иначе пришлось бы обесчестить память Дуланика, лишив его титула на два года. Мы предполагаем, что он, скорее всего, стал жертвой Гая или Редберна. Так что на настоящее время, думаю, мы оставим вас на посту канцлера.

Волнею очень мало понравилась такая новость, но он принял назначение подобающим образом и просто сказал в ответ:

- Я благодарю ваше высочество за доверие.

Разговор был прерван появлением Гардана, отца Натана и Джимми. Бычья шея Натана налилась кровью, когда он едва ли не внес Джимми в комнату. Парнишка обливался потом, в лице не было ни кровинки. Арута указал на кресло, и жрец устроил Джимми туда.

- Что случилось? - спросил Арута.

Гардан не то улыбался, не то хмурился неодобрительно:

- Этот юный храбрец бегает с прошлой ночи с глубокой раной в боку. Он сам ее перевязал и решил, что этого достаточно.

- Она начала нарывать, - прибавил Натан, - так что мне пришлось промыть и перевязать ее. Я настоял на том, чтобы обработать рану, прежде чем прийти сюда - мальчика лихорадило.

Так что рана теперь болит. - Он глянул на Джимми. - Конечно, он немного бледноват после процедуры, но через несколько часов ему станет легче, если он, разумеется, не сделает ничего, чтобы рана опять открылась Джимми было немного не по себе.

- Извините, что доставил вам неудобства, отец, но при других обстоятельствах о моей ране позаботились бы.

Арута взглянул на мальчишку-вора:

- Что ты разузнал?

- Поймать ястреба может оказаться даже труднее, чем мы думали, ваше высочество. Есть способ связаться с убийцами, но он запутан и ненадежен. - Арута кивнул, ожидая продолжения. - Сегодня мне пришлось обратиться к попрошайкам, и вот что я мало-помалу выяснил. Если вы пожелаете воспользоваться услугами гильдии убийц, вам необходимо отправиться в храм Лимс-Крагмы, - Натан изобразил знак оберега при упоминании имени богини смерти. - Произносится особая клятва, и просьба опускается в специально помеченную урну вместе с золотом, зашитым в пергамент, на котором указано ваше имя. С вами свяжутся, когда им покажется удобным, в течение следующего дня. Вы называете жертву, они называют цену. Вы либо платите, либо нет. Если платите, они говорят вам, когда и где оставить золото. Если не платите, они исчезают и вы больше их не видите.

- Это просто, - сказал Лори. - Они говорят, когда и где, так что будет нелегко расставить ловушку.

- Невозможно, я бы сказал, - заметил Гардан.

- Нет ничего невозможного, - сказал Арута. По его лицу было видно, что он глубоко задумался.

- Придумал! - воскликнул после долгого молчания Лори. Все посмотрели на певца. - Джимми, ты сказал, что с тем, кто оставит золото в урне, они свяжутся в течение дня. - Джимми кивнул. - Тогда все, что нам нужно, - это сделать так, чтобы человек, оставивший золото, все время оставался на одном месте.

На том месте, за которым мы будем наблюдать.

- Действительно, совсем просто, когда уже придумано, - заметил Арута. - Где?

Ему ответил Джимми:

- Есть несколько мест, которыми мы могли бы воспользоваться, ваше высочество, но те, кто ими владеет, ненадежны.

- Я знаю одно место, - сказал Лори. - Если наш друг Джимми Рука захочет произнести нужные слова, ночные ястребы не заподозрят ловушки.

- Не знаю, - сказал Джимми. - В Крондоре что-то происходит.

Если я под подозрением, удобный случай может нам больше никогда не представиться. - Он напомнил им про нападение Джека и его неизвестного приспешника с арбалетом. - Может, все это ерунда.

Знал я людей, которые приходили в бешенство даже из-за меньших пустяков, чем прозвища, но если это не так... Если Джек был как-то связан с тем убийцей...

- Тогда, - заметил Лори, - это значит, что ночные ястребы купили стражу пересмешников.

Джимми внезапно утратил свой напускной бравый вид.

- Эта мысль тревожила меня так же, как и мысль о том, что кто-то хочет убить его высочество. Я нарушил клятву пересмешника. Мне надо было рассказать все своим еще прошлой ночью, а сейчас я просто обязан это сделать. - Казалось, он собрался встать.

Волней положил на плечо Джимми свою тяжелую руку.

- Самонадеянный мальчишка! Ты говоришь, что какая-то лига головорезов может занимать твои мысли так же, как и опасность, грозящая твоему принцу, а может быть, и твоему королю?

Джимми, похоже, уже был готов ответить, когда вмешался Арута:

- Я думаю, мальчишка прав, Волней. Он же давал клятву.

Лори поспешно шагнул к креслу, где сидел паренек. Отодвинув Волнея в сторону, он склонился так, чтобы его лицо оказалось на одном уровне с лицом Джимми.

- Мы, парень, понимаем твои тревоги - все вокруг нас меняется уж слишком быстро. Если среди пересмешников есть предатели, тогда твое поспешное признание заставит их замести следы. Если бы мы поймали одного из ночных ястребов... - Он не закончил свою мысль.

- Если Хозяин будет рассуждать так же, как ты, певец, тогда я могу остаться в живых, - сказал Джимми. - Времени на то, чтобы прикрыть свои дела подходящей историей, у меня осталось совсем мало. Скоро меня хватятся. Хорошо, я отнесу записочку в храм Плетущей Сети. Я постараюсь не свалять дурака и попрошу ее оставить место и для меня, когда придет мое время.

- А я, - сказал Лори, - выйду повидать старого друга.

- Хорошо, - сказал Арута. - А завтра мы расставим силки.

Волней, Натан и Гардан остались, а Лори и Джимми ушли, захваченные разговором, - они строили новые планы. Арута проследил, как они уходили; в его темных глазах проглядывал сдерживаемый гнев. После долгих лет сражений в Войнах Врат он приехал в Крондор, надеясь на мирную жизнь с Анитой. А сейчас кто-то осмелился угрожать ему. И этот кто-то поплатится за это.

В таверне "Разноцветный Попугай" было тихо. С Горького моря дул резкий порывистый ветер, ставни были закрыты, и в воздухе висела пелена синего дыма из камина и трубок десятка посетителей. Стороннему наблюдателю могло бы показаться, что таверна выглядит так же, как и в любую другую дождливую ночь.

Лукас, владелец таверны, и два его сына стояли за длинной стойкой: один из них время от времени выходил на кухню, чтобы забрать заказанное посетителем блюдо. В углу, у камина, напротив лестницы на второй этаж, светловолосый менестрель пел тихую песню о моряке, который грустит вдали от дома.

Более внимательный взгляд заметил бы, что сидевшие за столами едва пригубили эль. Хотя их наружность не отличалась изяществом, они не были похожи ни на портовых рабочих, ни на моряков, только что вернувшихся из дальних странствий; их шрамы говорили скорее о военных битвах, чем о кабацких драках. Это были гвардейцы Гардана - заслуженные ветераны Западных армий, сражавшиеся в Войнах Врат. В кухне работали пять новых поваров и поварят. Наверху в комнате, ближе всего расположенной к лестничной площадке, Арута, Гардан и еще пятеро солдат терпеливо ждали развития событий. Всего в таверне Арута разместил двадцать четыре человека. Люди принца были единственными посетителями - последний завсегдатай ушел, когда начался шторм.

В самом дальнем углу сидел Джимми Рука. Его целый день беспокоили какие-то смутные опасения, но в чем дело, он не понимал. Одно он знал твердо: если бы ему самому довелось войти в эту таверну сегодня ночью, он постарался бы сразу уйти. Он надеялся, что агент ночных ястребов окажется не столь проницательным.

Прислонившись к стене, Джимми с равнодушным видом пощипывал сыр, размышляя, в чем же дело. Прошел уже час после захода солнца, а никто, похожий на посланника от ночных ястребов, так и не появился. Джимми пришел сюда прямо из храма, убедившись, что несколько нищих, которые хорошо его знали, все заметили.

Если бы кто-либо в Крондоре захотел его найти или разузнать, где он находится, это не стоило бы ни большого труда, ни больших денег.

Открылась дверь, и с дождливой улицы вошли двое, отряхивая воду с плащей. Оба казались борцами, может быть, из тех, кто зарабатывает, охраняя караваны купцов. Одеты они были одинаково: кожаные доспехи, высокие сапоги, на боку - широкие мечи, а под плащами на спине - щиты.

Тот, который повыше, с седой прядью в черных волосах, заказал эль. Второй, худой и светловолосый, оглядывал зал. Он прищурил глаза, и это насторожило Джимми - вновь пришедший ощутил: в таверне что-то не так. Он что-то тихо сказал своему спутнику. Человек с седой прядью кивнул и взял две кружки эля.

Расплатившись медью, эти двое сели за единственный свободный стол - рядом со столом Джимми.

Человек с седой прядью повернулся к Джимми и спросил:

- Эй, парень, в этой таверне всегда так тихо? - И тогда Джимми понял, что его беспокоило. Ожидая, солдаты по привычке переговаривались вполголоса. В зале не было обычного для таких помещений шума.

Джимми прижал палец к губам и шепотом ответил:

- Это из-за певца. - Человек повернул голову и немного послушал Лори. Лори был талантливым артистом и, несмотря на тяжелый день, находился в хорошей форме. Когда он закончил, Джимми грохнул по столу кружкой с элем и крикнул:

- Эй! Менестрель! Еще! - и кинул монетку туда, где сидел Лори. За его выкриком с небольшим опозданием последовали крики остальных - они тоже поняли, что надо делать. Полетело еще несколько монет. Когда Лори завел новую песню - живую, веселую, - гул, похожий на обычный шум, заполнил зал таверны.

Двое пришедших, откинувшись на спинки стульев, слушали, изредка переговариваясь. Видно было, что они успокоились, когда обстановка в зале стала напоминать привычную. Джимми некоторое время наблюдал за этими двумя. Что-то в них было не правильное, неуместное, и это терзало Джимми, как фальшивая атмосфера, наполнявшая зал таверны совсем недавно.

Дверь снова распахнулась, и вошел еще один человек. Он оглядел комнату, но не стал снимать плащ, покрывавший его с головы до ног, да и капюшон тоже не сдвинул. Он высмотрел Джимми и подошел к его столу, не дожидаясь приглашения, выдвинул стул и сел. Приглушенным голосом он спросил:

- Имя?

Джимми кивнул и потянулся вперед, словно собираясь заговорить. И в этот момент сразу мысли заметались в его голове. Люди за соседним столом, несмотря на нарочитое спокойствие, имели под рукой и щиты, и мечи - нескольких мгновений хватило бы им, чтобы оказаться при полном вооружении.

Они не пили, как обычно пьют воины, только что пришедшие с караваном в город, - эль в их кружках остался почти нетронутым.

Человек напротив Джимми держал руку под плащом с того самого момента, как вошел в таверну. Наконец, и это было самое важное, у всех троих на левой руке было надето большое черное кольцо с гравированным изображением ястреба, похожего на тот талисман, который Джимми забрал у спутника Веселого Джека. Мысли Джимми заметались - он уже видел такие кольца и знал, для чего они.

Джимми вытащил из сапога пергамент. Соображая на ходу, он положил сложенную записку на угол стола, справа от человека, сидящего напротив него. Как только тот неловко потянулся к пергаменту, Джимми выхватил кинжал и пригвоздил его руку к столу. Человек замер, и мгновенно из-под плаща появилась его правая рука с кинжалом. Он замахнулся на Джимми - мальчишка едва успел отшатнуться. И только теперь раненый ощутил боль в руке и взвыл, а Джимми, опрокинув стул, вскочил и крикнул:

- Ночные ястребы!

Комната наполнилась порывистым движением. Сыновья Лукаса, оба ветераны Западных армий, перепрыгнули через стойку, приземлившись на плечи воинов с мечами, сидевших за соседним с Джимми столиком: те не успели подняться. Джимми зацепился за спинку перевернувшегося стула и пытался встать. Со своего места он видел, как бармен борется с черноволосым, а его более молодой спутник поднес кольцо к губам.

- Кольца с ядом! У них кольца с ядом! - закричал Джимми.

Другие стражники кинулись к человеку в капюшоне, который отчаянно пытался снять кольцо с пригвожденной к столу руки.

Через мгновение он был схвачен тремя солдатами, да так, что не мог пошевелиться.

Человек с седой прядью скинул с себя бармена, откатился в сторону, вскочил и бросился к двери, растолкав двух гвардейцев, ошеломленных его быстротой. На мгновение путь к двери оказался свободен - в комнате раздавались проклятия солдат, пытавшихся преодолеть столы и стулья, отделявшие их от двери. Ночной ястреб уже приближался к двери, когда на поле боя появилось еще одно лицо. С молниеносной скоростью Арута метнулся вперед и нанес убегавшему удар по голове эфесом шпаги. Ястреб покачнулся и без сознания рухнул на пол.

Арута выпрямился и оглядел комнату. Светловолосый убийца лежал, бессмысленно глядя в потолок; не было сомнений в том, что он мертв. Плащ третьего человека был сорван, он побелел от боли, когда из стола вытащили кинжал и освободили его руку. Три солдата удерживали его на стуле, хотя он и так казался слишком слабым, чтобы самому стоять на ногах. Когда один из солдат грубо сдернул кольцо с раненой руки, ястреб вскрикнул и потерял сознание.

Джимми, осторожно обойдя мертвого, подошел к Аруте. Он глянул вниз - Гардан снимал черное кольцо с руки лежавшего без чувств черноволосого и улыбнулся Аруте, показав на пальцах "два".

Принц, разгоряченный схваткой, улыбнулся в ответ. Никто из его людей не получил ранений, а у него теперь два пленника. Он сказал Гардану:

- Крепко стерегите их и не позволяйте никому чужому и близко к ним подойти, когда доставите во дворец. Мне не нужны слухи. Лукас и его сыновья тоже могут оказаться в опасности.

Когда выяснится, что эти трое пропали, появятся другие из гильдии смерти. Оставь здесь достаточное количество народу, пусть посидят, и оплати Лукасу ущерб в двойном размере, поблагодарив его от нас. - Пока он говорил, солдаты Гардана уже приводили таверну в порядок. Они унесли разбитый стол и передвинули остальные так, чтобы не был заметен некоторый недостаток мебели. - Отнесите этих двоих туда, куда я вам показывал, да побыстрее. Мы сегодня же начнем их допрашивать.

Гвардейцы стояли у входа в дальнее крыло дворца. Эти комнаты время от времени отводились неименитым гостям. Крыло было построено недавно, и из главного здания в него можно было попасть через небольшой холл или через единственную наружную дверь. Дверь сейчас была закрыта на засов изнутри, а со двора охранялась гвардейцами, которым был дан приказ вообще никого - кто бы ни подошел - не впускать и не выпускать.

В самом же здании двери во все угловые комнаты были наглухо закрыты. В большой центральной комнате Арута разглядывал пленников. Оба были накрепко привязаны толстыми веревками к деревянным топчанам. Арута хотел полностью лишить их возможности покончить жизнь самоубийством. Отец Натан наблюдал за двумя своими прислужниками, которые обрабатывали раны пленников.

Вдруг один из прислужников поспешно отошел от кровати, к которой был привязан человек с седой прядью. Он глянул на отца Натана, на его лице явно читалось смущение.

- Отец, посмотрите-ка сюда.

Джимми и Лори подошли следом за жрецом и Арутой. Натан встал возле прислужника, и все услышали, как он громко ахнул:

- Санг, оборони нас!

Кожаные доспехи черноволосого были срезаны, и под ними виднелась черная туника, на которой в области сердца серебром была вышита рыбацкая сеть. Натан стянул одежду с другого пленника. Под ней тоже оказалась туника цвета ночной тьмы с серебряной сетью у сердца. Руку пленника перевязали, и он уже пришел в сознание. Его взгляд, обращенный на жреца Санг, был полон ненависти.

Натан жестом отозвал принца в сторону.

- Эти люди носят знак Лимс-Крагмы в ее ипостаси Плетущей Сети, той, которая в конце концов улавливает всех.

Арута сказал:

- Все сходится. Мы знаем, что с ночными ястребами связываются через храм. Даже если старшее духовенство храма ничего об этих делах не знает, кто-то в храме должен быть на службе у ястребов. Давай, Натан, надо допросить его.

Они вернулись к кровати, где лежал человек, пришедший в себя. Глядя на него сверху вниз, Арута спросил:

- Кто назначил цену за мою голову?

Натана позвали, чтобы помочь другому пленнику, лежащему без сознания.

- Кто ты? - требовательно спросил принц у черноволосого. - Отвечай, не то боль, которую ты испытал, покажется тебе только намеком на то, что тебя ждет впереди. - Аруте вовсе не нравилась перспектива пыток, но он ни перед чем бы не остановился, чтобы узнать, кто устроил нападение на него. И вопрос, и угроза были встречены молчанием.

Скоро к Аруте снова подошел Натан.

- Второй мертв, тихо сказал он. -Мы должны очень осторожно обращаться с этим. Тот не должен был умереть от вашего удара по голове. Должно быть, они знают, как приказать своему телу не бороться со смертью, а стремиться к ней. Говорят, даже полный сил человек может умереть, если очень пожелает.

Арута заметил, что на лбу раненого, когда его осматривал Натан, выступил пот. Жрец озабоченно сказал:

- У него лихорадка, и нам следует поторопиться. Надо заняться им, пока он не стал следующим. - Жрец принес свои принадлежности и вылил какую-то жидкость прямо в рот пленнику, пока солдаты силком держали его челюсти разжатыми. Потом жрец начал произносить заклинания. Человек на кровати начал дико извиваться, его лицо выражало отвращение, на руках проступили жилы, шея побагровела - он изо всех сил противился заклинанию.

Наконец, издав гулкий смешок, он откинулся на подушку, и глаза его закрылись.

Натан осмотрел его.

- Он без сознания, ваше высочество. Я замедлил течение лихорадки, но, боюсь, совсем остановить ее мне не удастся.

Здесь замешана какая-то магия. Он слабеет прямо на глазах.

Потребуется время, чтобы узнать, что это за сила присутствует рядом с ним... если только мне хватит времени, - в голосе Натана слышалось сомнение. - И если мое искусство сможет справиться с этой задачей.

Арута повернулся к Гардану:

- Капитан, выбери десять человек из тех, кому ты больше всего доверяешь, и отправляйся прямо в храм Лимс-Крагмы. Сообщи верховной жрице, что я требую встречи с ней. Приведите ее силой, если понадобится, но чтобы она была здесь.

Гардан отсалютовал принцу, но взгляд его был мрачным. Лори и Джимми поняли - ему не понравился приказ арестовать жрицу в ее собственном храме. Все же капитан ушел, без слов подчиняясь приказу принца.

Арута вернулся к раненому, которого сейчас мучила лихорадка. Натан сказал:

- Ваше высочество, лихорадка усиливается, хоть и медленно, но неотвратимо.

- Как долго он проживет?

- Если мы ничего не сделаем, то до рассвета, вряд ли дольше.

Арута в отчаянии ударил в ладонь кулаком. До восхода солнца оставалось менее шести часов. Менее шести часов, чтобы узнать, кому надо было убить его. А если умрет и этот человек, они снова окажутся там, откуда начали, а то и хуже, потому что неизвестный враг во второй раз в ту же ловушку не попадется.

- Что ты еще можешь сделать? - тихо спросил Лори.

Натан подумал.

- Возможно... -Он отошел от кровати больного и отозвал своих прислужников. Он приказал одному из них принести большую книгу жреческих заклинаний.

Натан объяснил прислужникам, что им делать, и те быстро встали по местам, зная ритуал и свои роли в нем. На полу мелом нарисовали пентаграмму, внутри которой написали множество рунических символов. Когда подготовка закончилась, все, кто был в комнате, оказались разделены меловыми метками на полу. В каждом углу чертежа поставили по зажженной свече, шестую дали Натану. Священник стал чертить свечой в воздухе сложные фигуры, читая заклинания из книги на языке, который был неизвестен непосвященным. Его прислужники в нужных местах хором повторяли слова заклинаний. Остальные ощутили, как воздух словно застыл, а когда были произнесены последние слова, умирающий тихо, жалобно застонал.

Натан захлопнул книгу:

- Никто, кроме самого посланника богов, да не смеет пересечь границы пентаграммы без моего позволения. Ни дух, ни демон, ни существо, посланное темными силами, не будет нас теперь тревожить.

Потом Натан жестом показал всем, чтобы они встали за пределами пентаграммы, снова открыл книгу и начал читать другое заклинание. Слова он произносил очень быстро. Закончив читать, священник указал на кровать. Арута глянул на раненого, но ничего нового не увидел, и только поворачиваясь к Лори, заметил перемену. Боковым зрением Арута различил вокруг пленника нимб бледного света; при прямом взгляде его не было видно.

- Что это? - спросил Арута.

- Я замедлил его продвижение во времени, ваше высочество.

Теперь ему час кажется мигом. Заклятие продержится до рассвета, но для него пройдет меньше четверти часа. Таким образом мы сбережем время. Если повезет, мы можем теперь продержать его живым до полудня.

- Можем ли мы поговорить с ним?

- Нет, наши слова покажутся ему пчелиным жужжанием. Но если надо, я могу снять заклятие.

Арута разглядывал медленно извивающегося пленника.

- Тогда, - нетерпеливо сказал принц, - будем дожидаться встречи с верховной жрицей Лимс-Крагмы.

Ожидание оказалось недолгим. Снаружи раздался шум, и Арута поспешил к двери. Ему навстречу шел Гардан, сопровождавший женщину в черном одеянии. Ее лицо скрывало плотное черное покрывало, но она сразу повернулась к принцу. На Аруту был наставлен палец, и глубокий, приятный женский голос произнес:

- Зачем мне приказано явиться сюда, принц Королевства?

Арута не ответил. Он окинул взором всю сцену: за спиной Гардана стояли четверо солдат с копьями, преграждая путь решительно настроенным стражникам храма в черных с серебряным плащах Лимс-Крагмы.

- Что происходит, капитан?

- Госпожа пожелала, чтобы ее гвардейцы вошли с ней, а я запретил, - ответил Гардан.

Жрица заговорила с холодной яростью в голосе:

- Я пришла, как ты просил, хотя никогда жрецы не признавали над собой временную власть. Но я не буду пленницей даже ради тебя, принц Крондора.

Арута распорядился:

- Двое стражников могут войти, но пусть встанут подальше от пленника. Госпожа, вам придется подчиниться мне и войти. - Тон Аруты не оставлял сомнений в его намерениях. Может быть, жрица и была главой могущественного ордена, но перед ней стоял второй после короля правитель Королевства, человек, который не потерпит стороннего вмешательства в дела высшей важности. Жрица кивнула двум стоявшим впереди стражникам, и все вошли в комнату. Дверь за ними закрылась, и Гардан отвел в сторону стражников, вошедших со жрицей. Оставшаяся за дверью дворцовая стража не спускала глаз со стражников храма и их зловещих кривых сабель в ножнах.

Отец Натан приветствовал верховную жрицу сухим официальным поклоном - их ордена не испытывали друг к другу теплых чувство.

Жрица же решила вообще не замечать отца Натана.

Увидев пентаграмму, начертанную мелом на полу, она спросила:

- Вы боитесь вмешательства потусторонних сил? - Голос ее прозвучал неожиданно спокойно и рассудительно.

Ей ответил Натан:

- Госпожа, мы во многом не уверены, но делаем все, что в наших силах, чтобы избежать угрозы из различных источников - и материальных, и нематериальных.

Она ничего не сказала и подошла к двум людям, лежавшим на кроватях, - мертвому и раненому. Увидев черные туники, она споткнулась и повернулась к Аруте. Даже сквозь покрывало он почти осязал ее неприязненный взгляд.

- Эти люди принадлежат к моему ордену. Как случилось, что они оказались здесь?

Лицо Аруты застыло от сдерживаемого гнева.

- Госпожа моя, именно для того, чтобы получить ответ на этот вопрос, вас и привезли сюда. Вы знаете этих людей?

Она внимательно вгляделась в лица обоих мужчин.

- Этого я не знаю, - сказала он, указывая на тело человека с седой прядью. - А другой - жрец моего храма по имени Морган, он недавно приехал к нам из храма в Вабоне. - Она помолчала, словно обдумывая что-то. - Он носит знак Братства Серебряной Сети. - Она повернула голову, чтобы еще раз взглянуть на Аруту.

- Это вооруженный кулак нашего ордена. Братство подчиняется старшему мастеру в Рилланоне, а он отвечает лишь перед нашей МатерьюМатриархом. - Помолчав, она добавила:

- Да и то не всегда. - Ей никто не ответил, и она продолжала:

- Но я не могу понять, почему один из жрецов моего храма носит этот знак. Кто он? Член братства, выдающий себя за священника? Или жрец, прикидывающийся воином? Или же он не жрец и не член братства, а самозванец? Любое из предположений невероятно. Кто посмел бы не устрашиться гнева ЛимсКрагмы? Почему он здесь?

- Госпожа, - сказал Арута, - если все, что вы говорите, - правда, тогда то, что здесь происходит, касается вашего храма не меньше, чем меня. Джимми, расскажи, что ты знаешь о ночных ястребах.

Джимми, которому явно было не по себе под пристальным взглядом верховной жрицы богини смерти, заговорил быстро, опуская столь любимые им подробности. Когда он закончил, жрица сказала:

- Ваше высочество, эти слова свидетельствуют о мерзком деянии перед лицом нашей богини. - В ее голосе звучала ледяная ярость. - В давно ушедшие времена некоторые адепты приносили ей жертвы, но это давно запрещено. Богиня смерти терпелива: все рано или поздно приходят к ней. Черные убийцы нам не нужны. Я поговорю с этим человеком. - Она указала на пленника.

Арута не знал, что делать. Отец Натан едва заметно покачал головой:

- Он близок к смерти. Если допрос окажется для него тяжелым, он может умереть, прежде чем мы погрузимся в глубину темных вод.

- Не беспокойся, жрец, - уверенно заявила жрица. - Даже мертвый, он все равно мой. Я рука Лимс-Крагмы. В ее владениях я могу отыскать правду даже там, где ни один живущий ее не найдет.

- В царстве смерти ты правительница. - Отец Натан поклонился и обратился к Аруте:

- Позволено ли будет мне и моим братьям удалиться, ваше высочество? Мой орден считает обряды поклонников богини смерти святотатственными.

Принц кивнул, а жрица сказала:

- Прежде чем уйти, сними замедляющее заклятие. Мне будет труднее это сделать.

Натан быстро совершил необходимое, и человек на кровати мучительно застонал. Жрец и прислужники богини Санг поспешно покинули комнату. Когда они вышли, жрица сказала:

- Пентаграмма поможет удерживать внешние силы, не позволяя им вмешиваться. Я бы попросила всех оставаться за пределами фигуры, потому что внутри нее каждый человек воздействует на магическую ткань. Это - самый справедливый обряд, потому что независимо от исхода госпожа моя потребует себе этого человека.

Все встали за пределами пентаграммы, а жрица сказала:

- Говорите, только когда я дам позволение, и следите, чтобы свечи не погасли, иначе силы могут иссякнуть и восстановить их будет трудно. - Она откинула покрывало с лица, и Аруту поразила ее внешность. Жрица выглядела, как девочка, - голубые глаза, нежная, как ранняя заря, кожа. Судя по бровям,волосы ее могли быть цвета бледного золота. Жрица подняла руки над головой и начала молитву. Ее голос был тихим и мелодичным, но слова звучали странно-пугающе.

Она продолжала чтение, и человек на кровати задергался.

Вдруг он открыл глаза - его взгляд был направлен в потолок. Он забился, натягивая державшие его веревки. Потом успокоился и повернул голову к жрице. Судя по его лицу, что-то отдаленное завладело его вниманием - он никак не мог сосредоточить взгляд.

Через мгновение его губы сложились в окованную улыбку, выражавшую какую-то болезненную жестокость, рот раскрылся, и раздался глубокий, гулкий голос:

- Что это за обряд, госпожа?

Жрица слегка нахмурилась - что-то в его поведении показалось ей странным, но, сохраняя прежний вид, она властным тоном сказала:

- На тебе знак Братства Серебряной Сети, и в то же время ты служишь в храме. Объясни, что это значит.

Человек рассмеялся высоким, визгливым смехом, который постепенно затих.

- Я тот, кто служит.

Жрице такой ответ не понравился.

- Отвечай же, кому ты служишь?

Опять раздался смех, и тело человека опять напряглось, натягивая веревки, на лбу выступили капли пота, на руках вздулись вены. Потом он успокоился и снова рассмеялся.

- Я тот, кого поймали.

- Кому ты служишь?

- Я тот, кто стал рыбой. Я - в сетях. - И снова безумный смех и конвульсивные содрогания. Человек напрягался, по его лицу потоками струился пот. Закричав, он снова забился в веревках. Когда казалось, что он переломает себе кости, пленник вдруг завизжал:

- Мурмандрамас! Помоги слуге своему!

Внезапно одна из свечей погасла, словно ее задул неизвестно откуда пахнувший ветер. Человек на кровати еще раз сильно дернулся, выгнулся дугой - только ступни и голова касались ложа, - так натянув веревки, что они врезались в кожу до крови, и рухнул на спину. Жрица отступила на шаг, затем снова подошла и взглянула на пленника.

- Он мертв. Зажгите свечу, - тихо сказала она.

Арута махнул рукой, и один из стражников, запалив лучину от горящей свечи, зажег погасшую. Жрица начала читать очередное заклинание. Если при первом всем стало просто неуютно, то это заклинание вызывало чувство страха, на присутствующих повеяло холодом из какого-то дальнего края затерянной, морозной обители. В нем слышались отзвуки криков тех, кто утратил покой и надежду. И в то же время было в нем и властное, притягивающее, утешающее чувство; должно быть не так уж плохо - оставить земное бремя и отдохнуть. Заклинание продолжало звучать, и дурные предчувствия все больше одолевали тех, кто слушал его. Некоторые с трудом подавляли желание бежать прочь от верховной жрицы, монотонно произносившей слова.

Вдруг она замолчала, и в комнате стало тихо, как в могиле.

Жрица заговорила на королевском наречии:

- Ты, чье тело сейчас с нами, а душа отошла госпоже нашей Лимс-Крагме, внемли мне! Как повелительница наша призывает к себе все и вся, так и я призываю тебя ее именем. Вернись!

Тело на кровати пошевелилось, но осталось безмолвным. Жрица воззвала еще раз:

- Вернись! - И тело снова шевельнулось. Вдруг голова мертвеца поднялась, и его глаза открылись. Казалось, он оглядывал комнату, хотя глаза закатились и были видны только белки. Тем не менее у всех появилось чувство, будто труп все видит, потому что он замер, обернувшись к жрице. Рот его раскрылся, и из груди вырвался гулкий смех.

Жрица вытянула руки вперед:

- Молчать!

Мертвый замолчал, но на лице его появилась улыбка - постепенно она становилась шире и от этого только ужаснее.

Черты лица начали меняться. Телесная оболочка задрожала, просела, словно расплавленный воск. Изменился цвет кожи - она сделалась светлее, почти совсем побелела. Лоб стал выше, а подбородок меньше, переносица выгнулась дугой, уши заострились.

Волосы потемнели до полной черноты. За несколько мгновений человека, которого допрашивали, не стало - на топчане лежало существо, не имеющее с людьми ничего общего.

- Великие боги! Братство Темной Тропы! - тихо ахнул Лори.

Джимми нетерпеливо переминался с ноги на ногу.

- Ваш брат Морган прибыл не из Вабона, а из гораздо более дальних мест, госпожа, - прошептал он. Но насмешки не было в его голосе - один только страх.

И снова непонятно из какого угла задул холодный ветер, и верховная жрица обернулась к Аруте. Ее глаза были огромными от страха, казалось, она пыталась что-то сказать, но никому не удалось расслышать, что именно.

Существо на кровати - всеми ненавидимый моррел - издало крик зловещей радости. Рванувшись с неожиданной силой, моррел порвал стягивавшие его веревки, высвободил сначала одну руку, а потом и другую. Стражники не успели подбежать к нему, а он уже разодрал и веревки на ногах. В то же мгновение мертвец вскочил и бросился к жрице.

Женщина стояла неподвижно, излучая спокойную, уверенную силу. Она протянула руку к существу:

- Замри!

Моррел повиновался.

- Силой госпожи моей приказываю тебе, призванному мною, подчиниться. В ее царстве обитаешь ты теперь и подвластен ее законам и приказам. Властью ее я приказываю тебе вернуться!

Моррел помедлил и вдруг, с пугающей быстротой бросившись вперед, схватил жрицу за горло. Гулким, далеким голосом он закричал:

- Оставь в покое слугу моего. Если же ты так горячо любишь свою госпожу, то ступай к ней!

Жрица схватилась за его запястье, и вся рука существа озарилась голубым огнем. Взвыв от боли, оно подняло жрицу, словно соломенную куклу, и бросило ее к стене, где стоял Арута.

Ударившись о стену, жрица упала на пол.

Все оцепенели. Стремительное превращение человека в ужасное существо и его неожиданное нападение на жрицу повергло всех в шок. Стражи храма просто приросли к месту, увидев, что их госпожа побеждена какой-то темной, нездешней силой. Гардан и его люди тоже застыли.

С громоподобным раскатом смеха существо повернулось к Аруте:

- Вот мы и встретились, Владыка Запада. Настал твой час!

Моррел, качнувшись с пятки на носок, шагнул к принцу.

Стражи храма пришли в себя на мгновение раньше людей Гардана.

Двое воинов в черных с серебром одеждах бросились вперед, один из них встал между поверженной жрицей и моррелом, а второй бросился на мертвеца. Солдаты Аруты всего на шаг отстали от них, готовые заслонить принца. Лори прыгнул к двери и позвал людей из коридора.

Страж из храма взмахнул ятаганом и пронзил моррела.

Невидящие глаза расширились - существо ухмыльнулось, выражая злобную радость, и его руки сомкнулись на горле стражника.

Одним движением он сломал стражнику шею и отбросил тело в сторону. Гвардеец, охранявший Аруту, первым добрался до моррела и ударил его в бок, откуда поползли на пол окровавленные внутренности. Но моррел ударом ребра ладони сбил стражника на пол, потом дотянулся до ручки ятагана, торчавшей из его спины, и вытащил оружие; фыркнув, он отбросил его в сторону. Гардан навалился на моррела сзади. Могучий капитан обнял существо мощными руками, оторвав его от пола. Острые когти царапали руки Гардана, но тот не ослаблял захвата, не давая моррелу подойти к Аруте. Тогда существо пяткой ударило Гардана по ноге. Они упали. Мертвец тут же поднялся. Гардан, пытаясь дотянуться до него, споткнулся о тело погибшего стражника храма.

Дверь распахнулась - Лори отбросил в сторону засов, и в комнату вслед за певцом вбежали стражники из дворца и храма.

Моррел приблизился к Аруте на расстояние меча в вытянутой руке, когда первый из стражников набросился на него сзади, а мгновением позже к нему присоединились еще двое. Стражники храма подбежали к своему одинокому товарищу, встав на защиту лежащей без чувств жрицы. Гвардейцы Аруты пытались обезвредить моррела. Гардан, поднявшись, подбежал к Аруте:

- Уходите, ваше высочество. Мы сможем удержать его хотя бы числом.

- Надолго ли, Гардан? Как можно остановить существо, которое уже убито? - спросил Арута, держа меч наготове.

Джимми Рука попятился к двери. Он не мог оторвать взгляда от борющихся тел. Стражники молотили по мертвецу мечами и кулаками, пытаясь принудить его подчиниться. Их лица и руки стали липкими от крови: моррел раздирал их когтями.

Лори обошел свалку, чтобы найти удобное место для нападения. Меч он держал, как кинжал. Увидев, что Джимми пробирается к двери. Лори крикнул:

- Арута! Джимми проявляет благоразумие. Уходи и ты! - Тут он сделал выпад, и из кучи тел на полу раздался низкий, леденящий душу стон.

Арута колебался. Казалось, свалка на полу медленно, рывками продвигается в его сторону, словно все усилия солдат могли лишь слегка замедлить продвижение моррела. Вдруг существо заговорило:

- Беги, Владыка Запада, если хочешь, но от моих слуг нигде не скроешься!

Словно набравшись сил, моррел дернулся, и все, кто боролся с ним, отлетели в стороны, некоторые из них сбили с ног храмовых стражников, оберегавших жрицу. Существо получило возможность встать на ноги. Оно было залито кровью, на лице не было живого места. С одной стороны свисал лоскут содранной щеки, придавая его лицу выражение злобного веселья. Одному гвардейцу удалось рубануть мечом по правой руке моррела, но рука эта изогнувшись, впилась в горло нападавшего, вырвала ему гортань и повисла. Моррел заговорил распухшими губами - звуки словно булькали и пузырились.

- Я живу смертью! Подходите!

Два солдата накинулись на моррела со спины, в очередной раз повалив его на пол перед Арутой. Не обращая внимания на стражников, существо поползло к принцу, протянув вперед неповрежденную руку, согнув когтистые пальцы. Новые стражи наваливались на него, Арута кинулся вперед и вонзил меч в плечо и глубоко в спину существа. Страшная фигура содрогнулась, но не остановилась.

Словно огромный жуткий осьминог, клубок тел пядь за пядью приближался к Аруте. Гвардейцы, похоже, хотели защитить принца, буквально разорвав моррела на куски. Арута отступил. Вот один из солдат с громким криком отлетел в сторону и тяжело упал, стукнувшись головой о каменный пол, раздался отчетливый треск.

Другой закричал:

- Ваше высочество, он становится сильнее!

Третий взвыл - дикое создание выцарапало ему глаз.

Напрягшись, моррел сбросил остальных солдат и поднялся на ноги.

Никого не было между ним и Арутой.

Лори потянул Аруту за рукав, увлекая принца в сторону двери. Они двигались боком, не отводя взгляда от создания, которое, покачиваясь, стояло перед ними. Его невидящие глаза следили за людьми с лица, напоминавшего кровавую маску, на которой уже не было отдельных черт. Один из стражей жрицы атаковал чудовище сзади, и моррел, не оглядываясь, махнул правой рукой и единственным ударом пробил человеку череп.

- Он опять действует правой рукой! Он исцеляется! - закричал Лори.

Существо в один прыжок оказалось рядом с ними. Арута внезапно почувствовал, что падает: кто-то толкнул его сбоку. Он увидел, как Лори уклонился от удара, который мог бы снести голову с плеч, попади он в цель. Принц откатился в сторону и поднялся рядом с Джимми. Это мальчишка сбил его с ног и этим спас. Позади Джимми стоял отец Натан.

Могучий жрец шагнул к страшилищу, вытянув вперед левую руку, словно загораживаясь ладонью от монстра. Существо каким-то образом почувствовало появление священника - оно отвернулось от Аруты, чтобы стать лицом к Натану.

Центр ладони священника начал мерцать, потом засиял ослепительно белым светом. Оттуда прямо в голову моррела вылетел яркий луч. Чудовище замерло. Раздался его тихий стон. И тогда Натан начал петь заклинание.

Моррел издал резкий крик и согнулся, закрывая невидящие глаза от сияния волшебного луча Натана. Послышался его голос - тихий, булькающий:

- Жжется... Оно жжется!

Священник сделал шаг вперед, заставив существо отступить. В морреле не оставалось ничего живого - из сотен ран текла густая, уже начавшая сворачиваться кровь. Он выкрикнул:

- Я горю!

В это время в комнату ворвался холодный ветер, и существо закричало так громко, что испугались даже видавшие виды, прошедшие через битвы солдаты. Они в панике начали оглядываться по сторонам, словно пытаясь узнать, откуда исходит безымянный ужас, затопивший все вокруг.

Существо внезапно поднялось, будто набравшись новых сил.

Оно резко выбросило вперед правую руку, пытаясь схватить источник обжигающего света - левую ладонь Натана. Человеческие пальцы и пальцы со звериными когтями переплелись, и рука моррела, потрескивая, загорелась. Она взметнулась, чтобы ударить жреца, но Натан выкрикнул какое-то слово на неизвестном языке и мертвец промахнулся и взвыл. Голос Натана зазвенел, наполняя комнату таинственными словами и светом. Существо вздрогнуло. Казалось, под давлением ладони жреца оно медленно клонится назад. Натан возвысил голос, продолжая читать заклинание, и существо, словно получив мощный удар, сложилось пополам, тело его задымилось. Натан призвал силу своей богини СангБелоснежной, богини чистоты. Моррел издал громкий стон, шедший, казалось, откуда-то издалека, и содрогнулся снова.

Натан, сражаясь в этой магической битве, поднял плечи, словно изо всех сил старался сбросить огромный вес, и моррел повалился на колени. Его правая рука завернулась за спину, а голос Натана крепчал. Пот градом катился по лбу священника, на его шее вздулись жилы. На израненном теле чудовища появились волдыри, оно жалобно завыло. Комнату наполнило шипение и запах горелого мяса. От тела мертвеца повалил густой черный дым. Один из стражников отвернулся, его вырвало. Натан широко раскрыл глаза, обрушивая на чудовище все свои силы. По мере того как тело мертвеца чернело и трескалось под действием чар Натана, глаза его медленно закрывались. Моррел упал под напором силы священника, и вот по его чернеющему телу пробежал голубой сполох. Натан высвободил руку, и чудовище закачалось из стороны в сторону, а из его ушей, из ноздрей и изо рта показались языки пламени. Вскоре пламя охватило все тело, быстро превращая его в угли. Воздух в комнате наполнился тяжелым запахом горелого жира.

Натан медленно повернулся лицом к Аруте, и принц увидел, как внезапно постарел жрец. Глаза священника были широко раскрыты, по его лицу струился пот. Сухим, скрипучим голосом он сказал:

- Ваше высочество, с ним покончено. - Сделав сначала один неверный шаг, затем второй, Натан слабо улыбнулся - и повалился вперед. Арута едва успел подхватить его

Глава 4 ОТКРОВЕНИЯ

Птицы пели, приветствуя новый рассвет. Арута, Лори, Джимми, Волней и Гардан сидели в кабинете принца, ожидая новостей от Натана и верховной жрицы. Стражи храма отнесли свою госпожу в комнату для гостей и встали у дверей, пока целители, вызванные из храма, приводили ее в чувство. Всю ночь они провели с ней, а члены ордена Санг Белоснежной выхаживали Натана в его покоях.

Все молчали, подавленные ужасами ночи, о которых никто не хотел говорить. Лори первым очнулся от оцепенения и, встав с кресла, подошел к окну.

Арута проследил за ним взглядом, но мысли его были заняты десятком вопросов, ответов на которые пока не было. Кто хотел его смерти? И почему? Но еще больше его беспокоило другое: насколько велика угроза для тех, кто едет в Крондор - для Лиама, Каролины и королевского двора? И более всего - не подвергнется ли опасности Анита? За последний час Арута чуть ли не десяток раз подумал: не отложить ли свадьбу?

Лори присел на кушетку рядом с полусонным Джимми.

- Джимми, почему ты решил позвать отца Натана, когда даже верховная жрица оказалась бессильна? - тихо спросил он.

Джимми потянулся и зевнул.

- Я припомнил кое-что из юности.

Гардан засмеялся, и напряжение в комнате разрядилось. Даже Арута, услышав слова Джимми, едва заметно улыбнулся.

- Несколько лет назад меня отдали в обучение к нашему отцу Тимоти, служителю Асталона. Некоторым мальчишкам позволяют учиться. Это обычно означает, что пересмешники возлагают на него большие надежды, - гордо прибавил Джимми. - Я должен был только научиться читать и считать, но мне заодно удалось узнать кое-что еще. Я помню, как однажды отец Тимоти объяснял нам природу богов, - правда, я чуть не уснул тогда. Согласно словам этого достойнейшего жреца, друг другу противостоят светлые и темные силы, их иногда называют добрыми и злыми. Добрые не могут бороться с добрыми, и злые не могут бороться со злыми.

Чтобы победить злую силу, нужен проводник доброй силы.

Верховная жрица многими считается прислужницей темных сил, поэтому она не могла удержать чудовище. Я надеялся, что отец Натан сможет противостоять этому существу, ведь все считают, что Санг и ее слуги находятся на доброй стороне. Я не знал точно, что получится, но просто не мог смотреть, как это чудище пожирает дворцовых стражников одного за другим.

- Твоя догадка оказалась верной, - сказал Арута, и в его голосе слышалось одобрение сообразительности Джимми. В комнату вошел стражник.

- Ваше высочество, отец Натан пришел в себя и просит вас пожаловать к нему.

Арута, вскочив с кресла, бросился в покои жреца, все последовали за ним.

Уже более века, согласно традиции, замок принца Крондорского имел храм и алтари для каждого бога - кто бы ни гостил у принца, какому бы божеству ни поклонялся, он всегда мог найти тут место для своих религиозных обрядов. За храмом присматривали разные ордена - они сменяли друг друга со сменой советников принцев Крондорских. Арута оставил храм на попечение отца Натана и его ордена, как это было при Эрланде. Покои жреца располагались позади храма, в противоположном конце нефа, за алтарем четырех главных богов. Арута пошел через большой сводчатый зал мимо алтарей младших богов, расположенных по обеим сторонам прохода, его сапоги гулко стучали по каменному полу. Миновав неф, Арута увидел, что дверь в покой Натана открыта и внутри заметно какое-то движение.

Он вошел в комнату жреца, и прислужники Натана отошли в сторону. Аруту очень удивил вид комнаты - все в ней было просто: ни лишних вещей, ни каких-либо украшений - глава ордена обитал почти что в келье. Статуэтка Санг в виде прелестной молодой женщины в длинном белом одеянии стояла на маленьком столике рядом с кроватью Натана.

Жрец выглядел слабым, изможденным, но был бодр духом. Он лежал на высоких подушках. Младший жрец находился поблизости, готовый исполнить любую просьбу Натана. Рядом с кроватью расположился и королевский лекарь. Он поклонился принцу:

- Он крепок, ваше высочество, только очень истощен.

Пожалуйста, ненадолго.

Арута кивнул, и лекарь вместе с прислужниками Натана вышел в коридор, не позволив войти в комнату спутникам принца.

Арута подошел поближе к Натану:

- Как ты?

- Я буду жить, ваше высочество, - тихо ответил жрец.

- Ты не просто будешь жить, Натан. Ты скоро снова станешь прежним.

- Я пережил ужас, какого никому не довелось испытывать, ваше высочество. И, как вы понимаете, мне надо кое-что вам поведать. - Он кивнул в сторону двери. Младший жрец прикрыл дверь и вернулся к постели Натана.

- Я должен поведать вам, ваше высочество, о том, что мало известно за пределами храма, - продолжил Натан. - Я беру на себя большую ответственность, но мне кажется, что дело не терпит отлагательств. - Арута наклонился, чтобы лучше слышать слабый голос жреца. - Во всем есть свой порядок, Арута, равновесие, установленное Ишапом - Тем, Который Над Всем.

Старшие боги правят через младших богов, которым и прислуживает жречество. Каждый орден имеет свою задачу. Может показаться, что один орден противостоит другому, но высшая истина в том, что все ордена занимают свое место в общем мировом порядке.

Бывает, что те служители храмов, кто относится к низшему рангу, не знают о других орденах. Отсюда и трения, возникающие иногда между храмами. Мое неприятие обрядов верховной жрицы этой ночью объясняется не столько враждой к ней, сколько заботой о благе моих прислужников. Понятливость человека определяется тем, сколько истины откроют ему храмы. Многим нужны простейшие понятия добра и зла, света и тьмы, чтобы по ним выстраивать ход жизни. Ты же не таков. Я был воспитан в следовании Единственному Пути, ордену, для которого я больше всего подхожу по характеру. Но, подобно всем тем, кто достиг моего ранга, я хорошо знаю природу и проявления воли других богов и богинь.

Однако то, что нынче ночью появилось в той комнате, мне совершенно неизвестно.

Арута растерялся:

- Что ты имеешь в виду?

- Когда я боролся с силой, которая воплотилась в морреле, я ощутил ее природу. Это нечто чуждое, темное и пугающее, нечто безжалостное. Сила эта яростна, она стремится победить или разрушить все вокруг. Даже боги, называемые темными, - Лимс-Крагма и Гьюис-ван - в свете истины не являются злыми. Но это существо - затмение света надежды. Это воплощение отчаяния.

Младший жрец дал понять Аруте, что пора уходить. Когда принц повернулся к двери, Натан окликнул его:

- Погоди, ты вот что еще должен понять: та сила пропала не потому, что я ее победил, а потому, что я лишил ее тела, в котором она обитала. У нее не стало телесной оболочки, чтобы продолжать битву. Я всего лишь одолел ее проводника. В это мгновение она раскрыла себя. Она еще не была готова встретиться лицом к лицу с Госпожой Единственого Пути, но она презирает ее и прочих богов. - Лицо жреца выражало тревогу. - Арута, эта сила презирает богов! - Натан приподнялся на подушках, протянул руку, и Арута, вернувшись, взял ее. - Ваше высочество, эта сила полагает себя высшей. Она полна ненависти и готова уничтожить всех, кто противостоит ей. Если...

- Тихо, Натан, - попросил Арута.

Жрец кивнул и снова откинулся на подушки.

- Стремись к мудрости, превосходящей мою, Арута. Вот что еще чувствую я: этот враг, эта всепоглощающая тьма становится сильнее.

- Поспи, Натан. Пусть все это станет еще одним дурным сном.

Арута кивнул младшему жрецу и вышел из комнаты. Проходя мимо королевского лекаря, он сказал:

- Помоги ему.

И в его голосе прозвучала скорее мольба, чем приказ.

Не один час провел Арута в ожидании вестей от верховной жрицы Лимс-Крагмы. Он сидел в одиночестве, а Джимми спал на низком диване. Гардан проверял посты. Волней был занят повседневными делами управления, а Арута не мог думать ни о чем, кроме загадок прошедшей ночи. Он решил не сообщать Лиаму о происшествии в подробностях до тех пор, пока король не прибудет в Крондор. Как он заметил ранее, угрозу для Лиама могло бы представлять лишь военное соединение, по численности равное небольшой армии, никак не меньше.

Отвлекшись от своих мыслей, Арута разглядывал Джимми, который во сне выглядел совсем ребенком. Он несерьезно отнесся к своей весьма серьезной ране и, как только все кончилось, тут же уснул. Гардан осторожно положил его на диван. Мальчишка был обыкновенным преступником, паразитом на теле общества, не трудившимся ни единого дня в своей юной жизни. Ему едва минуло пятнадцать лет, а он уже был хвастуном, лжецом, бродягой, но, кем бы он ни был, он оставался другом Аруты. Принц вздохнул: что же делать с юным воришкой?

Прибыл дворцовый паж с посланием от верховной жрицы. Аруту просили прибыть как можно скорее. Принц тихо поднялся, чтобы не разбудить Джимми, и последовал за пажом туда, где выхаживали жрицу ее целители. Стражники Аруты стояли вне помещений, отведенных жрице, а стражники из храма расположились сразу за дверями - такой порядок Арута пообещал жрецу, явившемуся к нему из храма. Жрец холодно приветствовал принца, словно тот был виноват в том, что его госпожа пострадала. Он проводил Аруту в спальню.

Арута опять обратил внимание на внешность женщины. Она лежала, опираясь спиной на груду цилиндрических подушек, светло-русые волосы обрамляли лицо, лишенное красок жизни, словно ледяная голубизна зимы заморозила его. Она выглядела так, словно за день постарела на двадцать лет. Но Арута, ощутив устремленный на себя взгляд, понял, что аура силы окружает ее по-прежнему.

- Вы пришли в себя, госпожа? - заботливо спросил Арута, склоняясь к ней.

- У владычицы моей есть для меня дела, ваше высочество. Она пока еще не призывает меня к себе.

- Это радостная весть.

Женщина села. Она машинально отвела со лба прядь почти белых волос, и Арута еще раз отметил, что, несмотря на мрачное выражение лица, верховная жрица была женщиной необычайной красоты - красоты, в которой не было нежности. Голосом, все еще слегка напряженным, она сказала:

- Арута кон Дуан, наше королевство в опасности. И более того. В царстве владычицы смерти только один человек стоит выше меня - это наша Мать-Матриарх в Рилланоне. Кроме нее, никто не может бросить мне вызов в обители смерти. Но теперь появилось нечто, что бросает вызов самой богине, нечто, пока еще слабое, но стремительно набирающее силу, которая скоро превзойдет мою власть в царстве владычицы моей. Понимаешь ли ты, что это значит? Представь, если бы младенец, отнятый от груди, пришел к тебе во дворец... нет, во дворец к твоему брату-королю и повернул всех слуг, всех стражников, даже всех подданных против него, сделав его беспомощным прямо на троне, символе его власти. Вот с чем мы встретились! И, пока мы здесь беседуем, мощь и злобность неизвестного врага растут. Это нечто очень древнее... - Она широко распахнула глаза, и вдруг Арута увидел в ее взгляде намек на безумие. - Оно древнее и молодое одновременно... Мне не постичь этого.

Арута кивнул целителю и повернулся к жрецу. Жрец жестом предложил принцу удалиться, и Арута направился к двери. Выходя, он слышал, как жрица разрыдалась.

В приемной жрец обратился к нему:

- Ваше высочество, я Джулиан, главный жрец Внутреннего круга. Я отправил письмо в наш главный храм в Рилланоне, где сообщил обо всем, что случилось здесь. Я... - Казалось, он ощущал неловкость, собираясь о чем-то поведать. - Скорее всего через несколько месяцев я стану верховным жрецом Лимс-Крагмы.

Мы будем заботиться о ней. - Жрец кивнул на запертую дверь. - Но она никогда больше не сможет направлять нас в служении владычице нашей. - Он снова повернулся к Аруте:

- Я слышал от стражников храма, что произошло сегодня ночью, и слова верховной жрицы я тоже слышал. Если храм может вам чем-то помочь, мы поможем.

Арута размышлял над словами жреца. Ничего необычного не было в том, чтобы жрец того или иного ордена был советником правителя. Немало было мистически важных дел, в которых знать не смогла бы разобраться без руководства духовенства. Поэтому отец Аруты не был первым, кто считал чародея одним из своих советников. Но храм и временная власть, каковой считалась власть короля, редко действовали вместе. Наконец Арута сказал:

- Благодарю, Джулиан. Когда мы лучше узнаем, о чем столкнулись, мы обратимся к вашей мудрости. Мне только что довелось понять, что мой взгляд на мир узок. Надеюсь, вы окажете нам действенную помощь.

Жрец склонил голову. Когда Арута уже уходил, он сказал:

- Ваше высочество...

Арута, оглянувшись, встретил озабоченный взгляд священника.

- Да?

- Узнайте, что это такое. Узнайте и уничтожьте его.

Арута смог только молча кивнуть. Он вернулся к себе в кабинет и тихо сел, чтобы не побеспокоить Джимми, который по-прежнему спал на диване. Арута заметил, что ему оставили на столике тарелку с фруктами и сыром и графин с охлажденным вином. Вспомнив, что он целый день ничего не ел, он налил себе бокал вина, отрезал ломтик сыра и снова сел. Откинувшись на спинку кресла, он положил ноги на стол и задумался. Последние две ночи он спал очень мало, и усталость навалилась на него, но мысли его были заняты событиями двух последних дней. Существо, обладающее сверхъестественными силами, бродило по его владениям, некое загадочное создание, повергшее в ужас жрецов двух самых могущественных орденов Королевства. Менее чем через неделю прибудет Лиам. Чуть ли не все дворяне съедутся в Крондор на свадьбу. В его город! А он не мог ничего придумать, чтобы защитить их.

Так и сидел Арута примерно час - жевал и запивал еду вином, но мысли его были далеко. Оставшись один, он часто отдавался мрачным размышлениям, и, столкнувшись с трудной задачей, не переставал искать решения, подходя к ней с разных сторон, теребя ее и так и этак, словно терьер крысу. Он рассмотрел десяток разных подходов и тщательно обдумал все сведения, которыми располагал. Наконец, отказавшись от десятка планов, он понял, что будет делать. Он снял ноги со стола и взял спелое яблоко с блюда, стоявшего перед ним.

- Джимми! - крикнул он, и мальчишка-вор тотчас проснулся - годы опасностей приучили его к чуткому сну. Арута бросил мальчишке яблоко, и тот, с удивительной скоростью извернувшись, поймал яблоко уже у самого лица. Арута понял, почему Джимми прозвали Рукой.

- Что? - спросил парнишка, надкусывая яблоко.

- Надо, чтобы ты передал пару слов своему мастеру.

Джимми так и не удалось полакомиться фруктом.

- Мне надо, чтобы ты устроил мне встречу с Хозяином.

Джимми смотрел на него широко раскрытыми глазами, не в силах поверить услышанному.

Опять со стороны Горького моря наполз густой туман и, словно толстым одеялом, накрыл Крондор. Два человека быстро шагали мимо дверей редких открытых кабачков. Арута следовал за Джимми, который вел его по городу - из квартала купцов на менее богатые улицы, а оттуда в самое сердце квартала бедняков.

Резкий поворот куда-то вниз - и вот они оказались в тупике.

Словно по волшебству из теней появились три человека. В тот же момент Арута вытащил рапиру, но Джимми произнес:

- Мы - странники, ищущие пути.

- Странники, я проводник ваш, - ответил мужчина, стоявший впереди других. - А теперь скажи приятелю, чтобы он спрятал свой прутик, иначе нам придется доставлять его до места в мешке.

Если эти люди и знали, кто такой Арута, то не подали виду.

Принц медленно убрал рапиру в ножны. Двое выступили вперед, держа в руках повязки.

- А это что? - спросил Арута.

- Дальше вы пойдете с завязанными глазами, - ответил проводник. - Если откажетесь, то ни шагу вперед больше не сделаете.

Арута, поборов недовольство, коротко кивнул. Двое с повязками подошли к ним, и Арута, едва успев заметить, как Джимми завязывают глаза, тут же ощутил грубую повязку и на своем лице. Сдерживая желание сорвать ее, Арута слушал проводника:

- Отсюда вас отведут в другое место, где другие поведут вас дальше. Вы можете пройти через много рук, прежде чем попадете куда хотите, так что не тревожьтесь, если услышите другие голоса. Я не знаю, куда вы идете, потому что мне не полагается этого знать. Не знаю я, и кто ты, человек, но от кого-то из тех, кто наверху, пришли указания, чтобы тебя вели быстро и не причинили вреда. Но помни: снимай повязку только при большой опасности. С этого момента ты не будешь знать, где ты.

Арута почувствовал, как вокруг его талии обвязывают веревку, и проводник сказал:

- Держись крепко и ступай твердо - мы пойдем быстро.

Тут же Аруту дернули в сторону и повели куда-то сквозь темноту.

Более часа - или принцу так показалось - водили его по улицам Крондора. Пару раз он споткнулся и набил несколько синяков: провожатые не очень беспокоились о нем. Проводники менялись не меньше трех раз, так что он не имел представления, кого увидит, когда повязка будет снята. Он поднялся по каким-то ступеням. Было слышно, как открылись и закрылись несколько дверей, и чьи-то сильные руки заставили его сесть. Наконец с него сняли повязку, и Арута зажмурился, ослепленный ярким светом.

Вдоль стола стояло несколько светильников с зеркалами, все зеркала были направлены в глаза принца, полностью лишая его возможности видеть человека, стоявшего за светильниками.

Арута глянул вправо и увидел, что рядом с ним на другом табурете сидит Джимми. После продолжительного молчания из-за светильников загромыхал низкий голос:

- Приветствую принца Крондорского.

Арута прищурился, но так и не смог разглядеть того, кто разговаривал с ним, стоя в темноте.

- Я разговариваю с Хозяином?

Наступило молчание.

- Будь доволен - я облачен достаточной властью для того, чтобы обсудить с тобой все, что ты пожелаешь. Я говорю от его имени.

Арута немного подумал.

- Очень хорошо. Мне нужен союз.

Из-за светильников раздался низкий смешок:

- Что может понадобиться принцу Крондора от Хозяина?

- Мне надо вызнать секреты гильдии смерти.

Снова последовало молчание. Арута не мог понять - то ли его собеседник советуется с кем-то еще, то ли просто размышляет.

Потом голос произнес:

- Выведите мальчишку.

Из темноты появились двое и, грубо схватив Джимми, выволокли его из комнаты. После этого голос сказал:

- Ночные ястребы - предмет беспокойства Хозяина, принц Крондора. Они вторгаются на дорогу воров, а их черные дела тревожат население, бросая недобрый свет на пересмешников.

Коротко говоря, при них дела идут плохо. Нам бы хотелось покончить с ними, но что, помимо заботы хорошего правителя о своих подданных, которых подлым образом убивают во сне, могло привести тебя сюда?

- Они представляют угрозу мне и моему брату.

Опять тишина.

- Значит, они высоко залетают. Что ж, и особ королевской крови убивают не хуже простых людей, а человеку приходится зарабатывать на жизнь тем, что он умеет делать, будь он хоть наемный убийца.

- Вам-то должно быть ясно, - сухо произнес Арута, - что после убийства принцев дела у вас пойдут еще хуже. Если в городе введут военное положение, пересмешникам придется туговато.

- Верно. Назови условия сделки.

- Я не прошу сделки. Я требую сотрудничества. Мне нужны сведения. Мне надо знать, где таится сердце ночных ястребов.

- Благотворительность не поможет тем, чьи трупы лежат в сточных канавах. А рука у гильдии смерти длинная.

- Не длиннее моей, - ответил Арута. Видно было, что он совершенно серьезен. - Я так понимаю, дело пересмешников страдает. Вы не хуже меня знаете, что будет, если принц Крондора объявит войну пересмешникам.

- Мало выгоды вести таким образом дела между гильдией и вашим высочеством.

Арута подался вперед. Его темные глаза сверкали в ярком свете. Медленно, чеканя каждое слово, он произнес:

- Я выгоды не ищу.

За недолгим молчанием последовал глубокий вздох.

- Да, вот, значит, как, - произнес голос задумчиво. Потом раздался смешок. - Вот в чем прелесть наследования власти. А гильдией голодающих воров будет трудновато править. Очень хорошо, Арута Крондорский, но для такого риска гильдии нужны гарантии. Ты показал вершки, теперь покажи и корешки.

- Назовите свою цену, - выпрямился Арута.

- Знай же: Хозяин с пониманием относится к вашему высочеству в том, что касается гильдии смерти. Ночных ястребов нельзя терпеть. Их надо искоренить всех до последнего. Но множество опасностей и большие траты ждут нас - эта затея обойдется нам недешево.

- Какова ваша цена? - повторил Арута.

- Учитывая риск полного провала затеи - десять тысяч золотых соверенов.

- В королевской казне появится большая дыра.

- Верно.

- Договорились.

- Хозяин не возражает, если оплата будет произведена позже, - произнес голос с легким оттенком шутки. - Теперь вот какое дело.

- Какое же? - спросил Арута.

- Юнец Джимми Рука нарушил клятву пересмешника и за это должен поплатиться жизнью. Он умрет через час.

Арута, не раздумывая, начал подниматься со стула. Сильные руки протянулись из темноты, и в полосе света появился здоровенный вор. Он молча покачал головой.

- Нам бы ни в коем разе не хотелось вернуть тебя обратно во дворец в состоянии худшем, чем ты прибыл сюда, - раздался голос из-за светильников. - Но если ты обнажишь оружие здесь, тебя доставят к воротам дворца в ящике, а мы уж будем расхлебывать последствия.

- Но Джимми...

- Он нарушил клятву! - перебил голос. - Он давал слово чести сообщать о ночных ястребах, где бы он их ни встретил. И, согласно клятве, он должен был рассказать нам о предательстве Веселого Джека. Да, ваше высочество, мы обо всем знаем. Джимми предал гильдию и рассказал об этом тебе первому. Есть вещи, которые можно простить, списав их на возраст, но такие дела - нет.

- Я не могу позволить, чтобы убили Джимми.

- Тогда слушай же, принц Крондора, вот что я хочу рассказать тебе. Однажды Хозяин возлег с уличной женщиной, как это бывало с сотней других, но эта шлюха родила ему сына.

Неоспоримо - Джимми Рука - сын Хозяина, хотя сам о том не ведает. Поэтому Хозяин оказался перед трудным выбором. Если повиноваться закону, который он сам и установил, - значит, он должен убить собственного сына. Если он не сделает этого, то потеряет доверие тех, кто служит ему. Неприятный выбор. В гильдии и так неспокойно - всех ошеломило известие о том, что Веселый Джек оказался шпионом ночных ястребов. Доверие в любые времена очень редкий товар, сейчас он почти не встречается.

Какой выход ты видишь?

Арута улыбнулся - он знал, какой может быть выход.

- Не столь давно было принято выкупать прощение. Назовите цену.

- Цену предательства? Не меньше, чем следующие десять тысяч соверенов.

Арута задумался. От его казны ничего не останется. Но ведь Джимми наверняка знал, на что идет, когда решил предупредить сначала его, а не пересмешников - он не мог не знать, чем это ему грозит.

- Идет, - мрачно сказал Арута.

- Тогда держи мальчишку при себе, принц Крондорский, потому как никогда ему больше не быть с пересмешниками, хотя мы не станем обижать его... если он, конечно, не предаст нас еще раз.

Тогда мы расправимся с ним, как с любым нарушителем. Быстро.

Арута поднялся:

- Мы покончили с делами?

- Кроме последнего.

- Да?

- Так же не столь давно было принято покупать грамоту на дворянство за золотые монеты. Какую цену ты запросишь у отца, чтобы его сын мог называться сквайром двора принца?

Арута рассмеялся, внезапно догадавшись, к чему приведут, переговоры:

- Двадцать тысяч золотых соверенов.

- Годится! Хозяин очень любит Джимми, хотя у него немало незаконных детей. Джимми не такой, как все. Хозяину хотелось бы, чтобы Джимми ничего не знал о своем родстве с ним, но ему хотелось бы надеяться, что после этой ночи для его сына начнется лучшая жизнь.

- Он будет принят ко мне на службу и не узнает, кто его отец. Встретимся ли мы когда-нибудь еще?

- Не думаю, принц Крондорский. Хозяин никому не показывается, он считает опасным для себя, даже если кто-то встречается с человеком, который говорит от его имени. Но мы сообщим тебе, как только разузнаем, где таятся ночные ястребы.

И будем рады узнать, что они уничтожены.

Джимми беспокоился. Прошло три часа, как Арута заперся с Гарданом, Волнеем, Лори и остальными членами своего совета.

Джимми предложили подождать в отведенной ему комнате.

Присутствие двух стражников у дверей и еще двух под балконом не оставляло никаких сомнений в том, что он, по той или иной причине, стал пленником. Джимми не сомневался, что ночью он вполне смог бы ускользнуть незамеченным, будь он в силах, но после событий прошедших дней никаких сил он в себе не чувствовал. К тому же он был несколько растерян, когда ему позволили вернуться с принцем во дворец. Воришка ничего не понимал. Что-то переменилось в его жизни, а он не знал - что и почему.

Дверь в комнату открылась, и часовой, просунув голову в дверь, поманил к себе Джимми.

- Его высочество ждет тебя, мальчик. - Джимми поспешно последовал за стражником через холл, по длинному коридору к покоям принца.

Арута, читавший что-то, поднял глаза. У стола сидели Гардан, Лори и еще какие-то люди, которых Джимми не знал. У дверей стоял граф Волней.

- Джимми, у меня кое-что есть для тебя.

Джимми посмотрел по сторонам, не зная, что сказать. Арута продолжил:

- Вот королевская грамота, заверяющая, что ты теперь - сквайр при дворе принца.

Джимми смотрел на него широко раскрытыми глазами, не в силах вымолвить ни слова. Лори рассмеялся, а Гардан, глядя на Джимми, усмехнулся. Наконец Джимми обрел голос:

- Это ведь только как будто, да?

Арута покачал головой, и мальчишка, запинаясь, спросил:

- Но я... сквайром?

- Ты спас мне жизнь и должен быть вознагражден.

- Но, ваше высочество... Я... Спасибо... Но как же... клятва пересмешника?

Арута подался вперед:

- С этим покончено, сквайр. Ты больше не член гильдии воров. Хозяин согласен. Все, об этом деле больше ни слова.

Джимми почувствовал себя в ловушке. Быть просто вором никогда не казалось ему особенно привлекательным. Другое дело - быть очень хорошим вором. Он считал, что у него была возможность показать себя с самой выгодной стороны, доказать всем, что Джимми Рука - лучший вор в гильдии... или когда-нибудь таким станет. Но теперь он придан свите принца, а с положением придут и обязанности. Но если Хозяин согласился, значит, путь в уличное сообщество мальчишке навсегда заказан.

Увидев, что паренек нисколько не рад. Лори сказал:

- Позвольте мне, ваше высочество?

Арута кивнул, и певец, подойдя к бывшему воришке, положил руку ему на плечо.

- Джимми, его высочество буквально вытащил тебя из огня.

Ему пришлось выкупить твою жизнь. Если бы он этого не сделал, твое тело плавало бы сейчас в заливе. Хозяин знает, что ты нарушил клятву.

Джимми пошатнулся, и Лори ободряюще стиснул его плечо.

Мальчишке всегда казалось, что правила писаны не совсем для него, что он свободен от обязательств, которые сковывают других. Джимми не знал, почему к нему так часто относились со снисхождением, тогда как всех остальных принуждали платить по полному счету, но сейчас он понял, что злоупотребил привилегиями. Мальчишка не сомневался, что певец сказал правду, и едва не задохнулся в столкновении разноречивых чувств, когда осознал, насколько близко от гибели он прошел.

- Жизнь во дворце не так уж плоха, - продолжал Лори. - В доме тепло, одежда у тебя будет чистая, да и еда здесь ничего.

Кроме того, тебя заинтересуют многие события. - Он посмотрел на Аруту и сухо добавил:

- Особенно из недавних.

Джимми кивнул, и Лори повел его вокруг стола. Джимми сказали, что ему надо встать на колено. Граф быстро зачитал грамоту:

- Всем в наших владениях. Поскольку юный Джимми, сирота из города Крондора, оказал ценную услугу в предотвращении нанесения телесного ущерба августейшей особе принца Крондорского, а также поскольку мы пожизненно считаем себя должником упомянутого Джимми, наша воля такова: пусть будет он известен по всему Королевству как наш любезный и верный слуга, а на будущее повелеваем, чтобы ему было предоставлено место при Крондорском дворе, с пожалованием чина оруженосцасквайра, со всеми правами и привилегиями, относящимися до его ранга. Также пусть всем будет известно, что поместье Хаверфорд на реке Веландел предоставляется ему и его потомкам, пока они живы, чтобы обладать им, со всею причитающейся собственностью и челядью. Титул поместья остаетсяу короны до дня совершеннолетия Джимми. Издано сего дня и заверено нашей рукой и печатью. Арута кон Дуан, Принц Крондорский, Глава рыцарей Западных земель и Западных армий, Первый Наследник Трона в Рилланоне.

Волней взглянул на Джимми.

- Ты принимаешь это назначение?

Джимми ответил:

- Да.

Волней свернул пергамент и вручил его парнишке. Вот что, оказывается, нужно было, чтобы превратить воришку в сквайра.

Паренек и не представлял, где находится Хаверфорд на реке Веландел, но земли означали доход, и он немедленно просиял. Он отошел в сторонку и присмотрелся к Аруте, который был явно чем-то озабочен. Дважды сводил их случай, и оба раза Арута оказался единственным человеком, которому от него ничего не было нужно. Даже немногие его друзья среди пересмешников пытались извлечь какую-нибудь выгоду из дружбы с ним, пока Джимми не показал, что он не намерен поощрять их притязаний.

Парнишка чувствовал, что с принцем его связывают отношения, каких он не знал раньше. Пока Арута молча читал какие-то бумаги, Джимми решил, что, если судьбе будет угодно опять испытывать их, он, конечно же, останется с Арутой и его друзьями, а не побежит прятаться сам не зная куда. Кроме того, у Джимми будет доход и покой, пока жив Арута, хотя обеспечить последнее, невесело подумал Джимми, может оказаться не так-то просто.

Пока Джимми разглядывал свою грамоту, Арута, в свою очередь, разглядывал его. Уличный мальчишка - упрямый, жизнерадостный, находчивый, иногда жестокий. Арута незаметно улыбнулся. При дворе он будет как дома.

Джимми свернул грамоту.

- Твой бывший мастер работает со рвением! - сказал Арута, затем обратился к остальным:

- Вот у меня его сообщение - он почти отыскал гнездо ночных ястребов. Он сообщает, что в любой момент может прислать мне весточку и сожалеет, что не может предложить явную помощь, чтобы выкурить их из гнезда. Джимми, что ты на это скажешь?

Джимми ухмыльнулся:

- Хозяин знает правила игры. Если вы уничтожите ночных ястребов, дела пойдут, как прежде. Если не удастся - никому и в голову не придет, что он вам помогал. В любом случае он не в проигрыше. - Более серьезным тоном он прибавил:

- Еще он опасается других предательств среди пересмешников. Если его опасения подтвердятся, участие пересмешников поставит все дело под угрозу.

Арута понял, о чем хотел сказать паренек:

- Все так серьезно?

- Скорее всего, ваше высочество. Всего три или четыре человека могут встречаться с самим Хозяином. Он доверяет только им. Мне кажется, у него могут быть свои шпионы за пределами гильдии, никому, кроме его ближайших помощников, не известные, а может быть, не известные и им. Наверное, их он использует, чтобы выследить ночных ястребов. Пересмешников всего около двух сотен, а нищих и попрошаек - в два раза больше, и каждый из них может оказаться ушами или глазами гильдии смерти.

Арута улыбнулся своей обычной полуулыбкой.

- Вы неплохо рассуждаете, сквайр Джеймс, - заметил Волней.

- Похоже, вы станете находкой для двора его высочества.

Джимми скривился так, словно попробовал что-то кислое:

- Сквайр Джеймс?

Арута, казалось, не обратил внимания на унылый тон Джимми.

- Нам всем надо бы отдохнуть. Пока не придут вести от Хозяина, лучшее, что мы можем сделать, - это попытаться оправиться от потрясений последних дней. - Он поднялся. - Желаю всем спокойной ночи.

Арута быстро покинул кабинет, а Волней, собрав со стола бумаги, заторопился по своим делам. К Джимми обратился Лори:

- Пожалуй, мне надо взять тебя на буксир, юнец. Кто-то должен научить тебя галантному обращению.

К ним подошел Гардан.

- Да мальчишка и так лучше некуда. Только портить.

Лори вздохнул.

- Вот, пожалуйста, - обратился он к Джимми, - на человека можно надеть кучу знаков различий, но подметальщик бараков так им и останется.

- Подметальщик бараков! - вскричал Гардан в притворном гневе. - Певец, я заставлю тебя запомнить, что все мои предки были героями...

Джимми вздохнул, шагая по коридору за мужчинами. Неделю назад жизнь была куда как проще. Он попытался приободриться, но как ни старался, все же сам себе напоминал упавшего в сметану кота, который не знает - то ли ему лакать ее, то ли попробовать из нее вылезти.

Глава 5 УНИЧТОЖЕНИЕ

Посланец Хозяина ждал, пока принц прочтет письмо. Арута разглядывал старого вора.

- Ты знаешь, о чем тут написано?

- Всего не знаю. Тот, кто меня отправил, дал подробные указания. - Старый вор, с возрастом утративший былую ловкость, почесал лысую макушку. - Он велел передать, что парнишка без труда отведет ваше высочество в указанное место. Еще он сказал, что о мальчишке уже всем известно, и пересмешники считают дело закрытым. - Вор бросил быстрый взгляд на Джимми и подмигнул.

Стоявший неподалеку Джимми, услышав новость, с облегчением вздохнул. Подмигивание означало - Джимми никогда уже не быть пересмешником, но ему не запрещено появляться на улицах города, а старый Альварни Быстрый остается его другом.

- Передай хозяину, что я рад столь скорому решению, - сказал Арута. - Сегодня ночью мы собираемся покончить с этим делом. Он поймет. - Арута махнул рукой стражнику, чтобы тот проводил Альварни, и повернулся к Гардану:

- Собери самых надежных своих людей и всех следопытов, какие у тебя есть. Ни одного из тех, кто служит недавно, не брать. Каждому лично вели на закате прийти к задним воротам. Отправляй их в город парами и по одному, пусть идут разными улицами и позаботятся, чтобы их не выследили. Побродят, пообедают, словно у них увольнение, но никакой выпивки - это только повредит. К полуночи все должны собраться у "Разноцветного Попугая".

Гардан вышел, отдав честь.

- Ты наверное думаешь, что я не очень хорошо поступил с тобой? - сказал Арута, оставшись с парнишкой наедине.

Лицо Джимми выдало его удивление.

- Нет, ваше высочество. Мне просто все это показалось немного странным, и только. В конце концов, я обязан вам жизнью.

- Я боялся, что ты не захочешь покидать единственную родную тебе семью.

Джимми пожал плечами, словно не совсем соглашаясь.

- А что касается жизни... - Принц откинулся в кресле и улыбнулся. - Мы квиты, сквайр Джеймс. Если бы не твоя своевременная помощь, в ту далекую ночь я лишился бы головы.

Оба улыбнулись. Джимми спросил:

- Если мы квиты, почему я при дворе?

Арута вспомнил обещание, которое он дал Хозяину.

- Положим, это делается для того, чтобы держать тебя под присмотром. Ты волен приходить и уходить, когда захочешь, если при этом должным образом будешь исполнять свои обязанности, но как только я замечу, что из буфета пропадают золотые кубки, я лично отволоку тебя в темницу. - Джимми снова засмеялся, но Арута продолжал уже более серьезным тоном:

- В начале этой недели, если ты помнишь, с крыши дома некоего сукновала сбросили какого-то убийцу. А ты так и не сказал, почему решил прийти ко мне, вместо того чтобы, как полагалось, докладывать мастеру. Ты-то хорошо знал, какое наказание тебе грозит.

Джимми смотрел на Аруту взглядом взрослого человека, не вяжущимся с его мальчишеским лицом. Наконец он сказал:

- В ту ночь, когда ты с принцессой бежал из Крондора, толпа черных всадников Гая догнала меня на пристани. Ты отдал мне свою рапиру, когда еще не знал, удастся ли тебе самому спастись. А когда мы сидели в запертом доме, учил меня сабельному делу. Ты всегда был со мной добр так же, как с другими... У меня... у меня мало друзей, ваше высочество.

Арута понимающе кивнул:

- Я тоже считаю друзьями немногих - свою семью, чародеев Пага и Кулгана, отца Тулли и Гардана. - Лицо его стало грустным. - Лори повел себя не как обычный придворный, и я надеюсь, что из него тоже получится друг. Я даже осмелюсь назвать другом старого пирата Амоса Траска. Ну а если Амос может быть другом принца Крондора, почему им не может быть Джимми Рука?

Джимми ухмыльнулся, но в уголках его глаз заблестела влага.

- И впрямь - почему бы и нет? - Он проглотил комок в горле и продолжал уже обычным голосом:

- А что случилось с Амосом?

Арута поудобнее устроился в кресле.

- Когда я видел его в последний раз, он пытался украсть корабль короля.

Джимми прыснул.

- С тех пор мы о нем ничего не знаем. Я бы многое отдал, чтобы этот головорез оказался сегодня ночью рядом со мной.

Джимми перестал улыбаться:

- Может быть, не надо об этом говорить, но что если мы опять столкнемся с таким вот существом, которое не умирает?

- Натан думает, что этого не произойдет. Он считает, так случилось потому, что жрица призвала его назад из царства смерти. Кроме того, я не могу ждать, пока храмы разрешат мне начать действовать. Только Джулиан, один из жрецов богини смерти, предложил свою помощь.

- А мы уже видели, чем нам могут помочь жрецы ЛимсКрагмы, - кисло заметил Джимми. - Будем надеяться, что отец Натан знает, о чем говорит.

Арута поднялся:

- Идем, отдохнем хоть немного. Ночь может оказаться тяжелой.

В ночной темноте небольшие компании солдат, одетых, как обычные наемники, бродили по улицам Крондора. Встречаясь, они не подавали виду, что знакомы, и вот спустя три часа после полуночи в "Разноцветном Попугае" собралось более сотни человек. Некоторые еще вытаскивали из объемистых мешков плащи со знаками различий - во время операции солдаты опять должны были носить цвета принца, - когда появился Джимми в сопровождении двух солдат, одетых, как лесные наемники. Это были ребята из отборной роты разведчиков Аруты, королевские следопыты. Старший из них отсалютовал находившимся в таверне:

- У этого юнца глаза, как у кошки, ваше высочество. Он трижды замечал, что за нашими людьми, шедшими к таверне, следят.

Арута вопросительно посмотрел на Джимми, и тот пояснил:

- Двоих из них я знал - это бродяги, их легко было обнаружить, но третий... Может быть, он просто шел следом за солдатами, заинтересовавшись, не затевается ли чего. Однако, когда мы перекрыли ему путь, - незаметно для остальных, можешь быть уверен, - он просто развернулся и ушел в другую сторону.

Может, это ничего и не значит.

- Если это и означает что-то, - сказал Арута, - мы сейчас ничего не можем изменить, и если даже ночные ястребы догадались, что мы что-то затеваем, они все равно не знают, что именно. Взгляни сюда, - сказал он Джимми, указывая на карту, разложенную на столе. - Это я получил от королевского зодчего.

Она старая, но он считает, что сточные канавы и туннели на ней указаны верно.

Джимми посмотрел на карту.

- Может, с десяток лет назад она и была точной. - Он указал на одно место на карте, потом на другое:

- Вот здесь обвалилась стена, вода там течет по-прежнему, но человеку сейчас не пройти. А здесь - новый туннель, его выкопал красильщик, которому нужен был хороший сток для отходов. - Джимми еще раз посмотрел на карту и спросил:

- Есть перо и чернила или уголек?

Ему дали уголек, и он принялся ставить отметки на карте.

- У друга Лукаса есть лазейка из подвала в сточные туннели.

Владелец за стойкой разинул рот.

- Что? А ты откуда знаешь?

Джимми ухмыльнулся:

- Дорога воров - не только крыши. Отсюда, - он указал на карту, - группы людей могут подойти к этим двум точкам. Выходы из подвала того дома, где окопались ночные ястребы, расположены очень хитроумно: каждый выходит в туннель, который не сообщается с остальными напрямую. Двери отстоят одна от другой всего на несколько ярдов, но вот это - сплошные стены из кирпича и камня, и если захочешь добраться от одной двери до другой, нужно прошагать по туннелям не одну милю. Совсем другое дело - третий выход. Он выводит на большую площадку, откуда в разные стороны разбегаются не меньше дюжины туннелей, их все не перекрыть.

Гардан, заглянув через плечо Джимми, сказал:

- Значит, нужно нападать одновременно с трех сторон.

Джимми, если в одну дверь ломятся, а ты находишься у другой, тебе будет что-нибудь слышно?

- Думаю, да. Вы не поверите, как хорошо шум с улиц проникает вниз даже днем, а уж ночью...

Арута спросил у следопытов:

- Вы можете найти эти места по карте?

Оба кивнули.

- Хорошо. Каждый из вас поведет по трети отряда к этим двум выходам. Остальные пойдут со мной и Гарданом. Нас поведет Джимми. Вы расставите людей, но в подвал не входите, если вас не обнаружат раньше. Когда услышите, что мы вошли, идите и вы.

Гардан, те, кто на улицах, уже должны быть на месте. Они знают, что делать?

- Я сам разговаривал с каждым, - ответил Гардан. - При первых признаках заварушки никого из дома не выпустят, кроме тех, кто одет в форменный плащ, или тех, кого знают в лицо. Я расставил на крышах тридцать лучников, чтобы отрезать ястребам возможность бегства. Трубач протрубит тревогу, и две роты всадников галопом вылетят из дворца. Они будут на месте через пять минут. На улице любой человек не из наших тут же будет уложен на землю - таков приказ.

Арута поспешно надел плащ, его примеру последовали Джимми и Лори. Когда все были одеты в форму цветов принца пурпурный с черным -Арута сказал:

- Пора.

Следопыты повели солдат в подвал под таверной. Через некоторое время выступил и отряд принца. Джимми показал лазейку в стене за пустой бочкой, и по узкой лестнице все спустились в туннели. Некоторые солдаты ахали и тихо ругались, учуяв вонь, но одно-единственное замечание Гардана восстановило тишину.

Зажгли несколько фонарей. Джимми показал, чтобы солдаты выстроились гуськом, и повел их по запутанным ходам.

Примерно после получаса ходьбы мимо зловонных отходов и мусора, медленно плывущих по каналам в залив, они подошли к большой площадке. Арута приказал закрыть лампы. Джимми пошел вперед. Арута попытался проследить за ним, но обнаружил, что ничего не видит. Он напрягся, желая услышать шаги парнишки, но тот двигался совершенно бесшумно. Тишина, нарушаемая только плеском неспешно текущей воды, притаившимся в ожидании солдатам казалась просто удивительной. Каждый позаботился о том, чтобы доспехи и оружие не звякали, так что, появись ночные ястребы, они бы не встревожились.

Скоро вернулся Джимми и доложил, что на нижней ступеньке лестницы, ведущей в дом, всего один часовой. Он прошептал в самое ухо Аруты:

- Из твоих людей никто не подберется к нему незаметно - он сразу поднимет шум. Я один могу попробовать. А вы, как только услышите, что драка началась, - бегите.

Джимми вытащил кинжал из сапога и скользнул в темноту.

Раздался болезненный вскрик, и солдаты кинулись вперед, забыв об осторожности. Принц первым оказался возле парнишки, который боролся с могучим стражником. Мальчишка подобрался к часовому сзади, прыгнул ему на спину, но, целя в горло кинжалом, только ранил его. Человек уже синел от удушья, но пытался раздавить Джимми о каменную стену. Арута завершил схватку одним взмахом клинка, и ястреб осел на лестницу. Джимми высвободился и слабо улыбнулся: схватка далась ему нелегко. Арута прошептал ему:

- Побудь здесь, - и махнул рукой солдатам, чтобы те шли за ним.

Забыв о своем обещании Волнею, что атаку возглавит Гардан, Арута быстро, но бесшумно поднялся по лестнице. Он остановился у деревянной двери с единственным засовом, приложил к ней ухо и прислушался. Услышав приглушенные голоса, он предупреждающе поднял руку. Гардан и остальные замедлили шаг.

Арута тихо выдвинул засов и, осторожно толкнув дверь, заглянул в большой, хорошо освещенный подвал. Вокруг трех столов расположился десяток вооруженных людей. Еще несколько человек чистили доспехи и оружие, словно дело происходило в солдатской казарме. Для Аруты еще более невероятным казалось то, что это был подвал самого роскошного и популярного городского борделя "Ива", который нередко посещали богатые купцы и многие дворяне Крондора. Теперь Аруте было понятно, каким образом ночные ястребы могли так много знать о дворце и его собственных перемещениях. Некоторые придворные не прочь были похвастать своей осведомленностью перед шлюхами. На прошлой неделе хватило бы и случайного упоминания о том, что Гардан собирается выехать к восточным воротам встречать принца, и убийца легко мог догадаться, где проедет Арута.

Внезапно Арута увидел такое, отчего у него перехватило дыхание. К человеку, который точил широкий клинок меча, подошел воин-моррел и тихо заговорил с ним о чем-то. Человек кивал, слушая темного брата, потом он резко повернулся, указал прямо на дверь и уже открыл рот, чтобы что-то сказать, но Арута не стал больше ждать. Он крикнул "Вперед!" - и ворвался в комнату.

В подвале поднялся страшный переполох. Те, кто только что праздно сидел за столами, схватив оружие, бросились отражать атаку. Другие распахнули двери, которые вели наверх в бордель и вниз в другие туннели. Сверху раздались визги и крики - всполошились клиенты. Те, кто попытался бежать через туннели, были немедленно отброшены назад в подвал другими отрядами солдат Аруты.

Арута, нырнув, уклонился от удара моррела и прыгнул влево, а солдаты пробивались в центр помещения, отделяя принца от темного брата. Убийцы, защищая подвал, бросались на солдат Аруты, нисколько не заботясь о сохранении собственной жизни, вынуждая солдат убивать их. Единственным исключением был моррел, который во что бы то ни стало пытался добраться до Аруты. Арута крикнул:

- Возьмите его живым!

Вскоре моррел остался единственным живым Ночным ястребом в подвале - его прижали к стене и крепко держали. Арута посмотрел в глаза черному эльфу - беспредельная ненависть была во взгляде лесного существа. Он позволил разоружить себя, когда принц убрал меч в ножны. Арута впервые видел живого моррела так близко: не возникало сомнений в его родстве с эльфами, хотя глаза и волосы у эльфов были светлее. Прав был Мартин, не раз утверждавший, что моррелы красивый народ, правда, с черной душой. И тут, когда один из стражников наклонился, чтобы проверить, нет ли у пленника оружия за голенищем сапога, темное существо ударило человека коленом в лицо, оттолкнуло другого в сторону и прыгнуло на Аруту. У Аруты оказалось лишь мгновение, чтобы уклониться от когтей, метивших ему в лицо. Он отскочил и увидел, как замер нападавший, - клинок Лори вошел ему в грудь.

Моррел повалился на пол, но и в последних конвульсиях попытался вцепиться Аруте когтями в ногу. Лори ударил сапогом по руке, все еще скребущей пол.

- Посмотри на его когти. Я видел, как они блестели, когда его разоружали.

Арута внимательно рассмотрел руку мертвого моррела.

- Осторожно, - предупредил Лори.

В когти темного брата были вживлены тонкие иглы, на конце каждой блестело пятно.

Лори пояснил:

- Это старая уловка шлюх, хотя ее могут себе позволить только те, у кого много золота и есть искусный лекарь. Если клиент хочет уйти, не заплатив, или поколачивает девок, одна царапина - и он больше никому не сможет сделать ничего плохого.

Арута глянул на певца:

- Теперь я твой должник.

- Храни нас Банат?

Арута и Гардан повернулись и увидели, что Джимми остановился над одним из убитых - красивым, хорошо одетым - и пристально смотрит на покойника.

- Золотой, - тихо сказал Джимми.

- Ты его знаешь? - спросил Арута.

- Он был пересмешником. Я бы его в жизни не заподозрил!

- Неужели никого не осталось в живых? - требовательно спросил принц: он приказывал взять как можно больше пленников.

Гардан, принимавший сообщения от своих людей, ответил:

- Ваше высочество, в подвале и в комнатах наверху оказалось тридцать пять убийц. Все они либо сражались так, что наши люди были вынуждены убивать их, чтобы уцелеть самим, либо убивали друг друга, а потом бросались на собственные мечи. - Гардан что-то протянул принцу. - Вот что у них у всех было, ваше высочество. - На его ладони лежала цепочка с подвеской в виде ястреба из черного дерева.

Внезапно подвал окутала тишина. Словно нечто тяжелое, давящее заполнило вдруг комнату, нечто такое, в чем гасли все звуки. Казалось, Арута и его люди на краткий миг полностью оглохли. Потом по комнате потянуло холодом. Арута ощутил, как на голове зашевелились волосы и в душу заполз необъяснимый животный страх. В комнате появилось нечто чуждое, невидимое, но ощутимое зло. Арута повернулся, чтобы что-то сказать Гардану, но в этот момент один из солдат воскликнул:

- Ваше высочество, кажется, этот жив. Он шевельнулся!

- И этот тоже! - закричал второй.

Арута увидел, как солдаты склонились над поверженными ястребами.

Один из трупов сел, выбросил вверх руку и схватил наклонившегося над ним солдата за горло и поднял над собой.

Страшный хруст ломаемой гортани гулко прозвучал по всей комнате. Вскочил и второй труп, запустив зубы в шею другого стражника, а Арута и его товарищи оцепенели от ужаса. Первый мертвый убийца отбросил в сторону задыхающегося солдата и повернулся. Устремив молочно-белые глаза на принца, покойник оскалил зубы в улыбке. Из разверстой пасти, словно издалека, послышался голос:

- Вот мы и встретились снова. Владыка Запада. А теперь мои слуги схватят тебя, потому что сегодня нет поблизости твоих суетливых жрецов. Вставайте, о вставайте, дети мои! Вставайте и убивайте!

По всей комнате задергались и зашевелились трупы, и солдаты принялись вслух взывать к Титу, богу войны. Один, сообразив, снес мечом голову одному из поднимавшихся трупов. Безголовое тело покачнулось и упало, но снова начало подниматься, а катящаяся голова изрыгала беззвучные проклятия. Как огромные марионетки, управляемые безумным кукловодом, покойники, дергаясь и извиваясь, вставали на ноги. Джимми срывающимся голосом произнес:

- Наверное, надо было дождаться одобрения из храмов.

- Прикройте принца! - крикнул Гардан, и солдаты кинулись к ожившим трупам. Как озверевшие мясники в загоне для скота, солдаты принялись рубить направо и налево. Стены и люди были забрызганы сгустками спекшейся крови, но тела продолжали подниматься.

Солдаты скользили в крови, холодные, липкие руки хватали их, мертвые пальцы смыкались на глотках, зубы впивались в тела.

Солдаты принца Крондора рубили наотмашь и отрубленные конечности летели во все стороны, но руки, падавшие на пол, бешено прыгали, как окровавленные рыбы, выброшенные из воды.

Арута почувствовал, что его теребят за ногу, и, глянув вниз, увидел - отрубленная кисть схватила его за лодыжку. Арута пнул ее хорошенько, и она, перелетев через всю комнату, шлепнулась о дальнюю стену.

- Выходите и заприте дверь! - крикнул он. Солдаты, ругаясь, прорубали себе дорогу к выходу. Многие закаленные ветераны были близки к панике. Никакие военные испытания не могли подготовить их к тому, с чем довелось столкнуться в этом подвале.

Арута раньше других добрался до ближайшей двери, ведущей из подвала наверх. За ним следовали Джимми и Лори. Принц разрубил надвое поднимавшийся труп, и Джимми проскочил мимо него. Он первым достиг двери, распахнул ее и выругался, выглянув на лестницу. Ковыляя по ступенькам, к ним спускалась прелестная женщина в полупрозрачном, разодранном на груди одеянии, на лифе которого расползалось кровавое пятно. Взгляд ее пустых белых глаз устремился на Аруту, стоявшего на нижней площадке лестницы, и она издала ликующий крик. Джимми нырнул под ее неловко занесенную руку, и, ударив плечом в окровавленный живот женщины, крикнул:

- Осторожнее на лестнице!

Они оба свалились вниз, но он первый поднялся на ноги и вскарабкался по ступенькам.

Арута глянул назад, в подвал, и увидел, что с каждой минутой его людей становится все меньше. Гардан и несколько человек с ним были в безопасности - они добрались до дальней двери из подвала и теперь пытались закрыть ее снаружи, а солдаты, пробивавшиеся к ним, падали, чтобы больше уже не подняться. Несколько отчаянных гвардейцев помогали им, стараясь закрыть дверь изнутри, пренебрегая угрозой неминуемой смерти.

Море запекшейся крови покрывало пол, солдаты оскальзывались, падали и гибли. Части разрубленных тел соединялись, и трупы опять поднимались. Вспомнив, каким образом то существо во дворце набиралось сил, Арута крикнул:

- Заприте двери!

Лори атаковал скалящуюся шлюху, снова поднявшуюся на ноги.

Светловолосая женская голова прокатилась мимо Аруты, когда он бежал вверх по лестнице вслед за Джимми и певцом.

Поднявшись на первый этаж "Ивы", Арута и его товарищи обнаружили, что и здесь солдаты бьются с ожившими трупами.

Прибыли всадники, они расчистили улицы и ворвались в здание. Но они, как и солдаты в подвале, не были готовы к встрече с подобным кошмаром. Снаружи, у главного входа, несколько тел, утыканных стрелами, пытались встать на ноги. Всякий раз, когда кто-нибудь из них поднимался, ливень арбалетных стрел снова укладывал его на землю.

Джимми оглядел комнату и прыгнул на стол. Акробатическим прыжком он перелетел через солдата, которого душил оживший труп, и вцепился в гобелен. Гобелен казалось, выдержал его вес, но потом с громким треском оторвался. Несколько ярдов ткани с головой накрыли Джимми, и ему пришлось поспешно выпутываться из нее. Он ухватил часть гобелена, сколько мог взять в охапку, подтащил к большому камину и сунул в огонь. Затем принялся кидать туда все, что могло гореть.

Арута отбросил очередной труп в сторону и, сдернув еще один гобелен, бросил его Лори. Певец уклонился от удара другого трупа и набросил ткань на него. Быстро обмотав покойника, Лори пинком отправил его в сторону Джимми. Джимми отскочил, обернутый в гобелен покойник свалился прямо в разгоравшееся пламя и закричал.

Жара в комнате становилась невыносимой, дым забивал легкие.

Лори подбежал к двери и остановился на пороге.

- Принц! - закричал он лучникам на крышах. - Сейчас выйдет принц!

- Поторопитесь! - ответили ему, и стрела сбила с ног труп, поднимавшийся в нескольких шагах от Лори.

Арута и Джимми выскочили из освещенной огнем двери, за ними - несколько кашляющих солдат.

- Ко мне! - крикнул Арута.

Сразу десяток гвардейцев бросился к нему через улицу, мимо конюхов, державших верховых лошадей. От вони горелого мяса лошади заметались, натягивая поводья, и конюхи отвели их подальше.

Гвардейцы, добежав до Аруты, хватали пробитые стрелами тела и бросали их в огонь. Ночь наполнилась криками горящих трупов.

Арута отошел от двери, а солдаты преградили выход тем мертвецам, которые хотели убежать из страшного пекла. Принц перешел на другую сторону улицы - огонь охватил весь дом, в котором помещался самый дорогой в городе бордель.

Принц позвал одного из солдат.

- Передайте отрядам в туннелях, чтобы никого не выпускали из подвала.

Вскоре дом превратился в огненную башню, вокруг стало светло, как днем. Из соседних домов выбежали обитатели - мог загореться весь квартал. Арута приказал солдатам по цепочке передавать ведра с водой и поливать близлежащие дома.

Меньше чем через полчаса после начала пожара раздался громкий треск, к небу взлетел столб искр и дыма и стены рухнули.

- Вот и конец тем, кто остался в подвале, - сказал Лори.

Арута мрачно отозвался:

- Там остались и хорошие люди.

Джимми стоял, захваченный зрелищем, его лицо было перепачкано сажей и кровью. Арута положил руку ему на плечо:

- Ты опять был молодцом.

Джимми только кивнул.

- Мне надо выпить чего-нибудь покрепче. Боги, от этой вони не избавиться, - проворчал Лори.

- Давайте вернемся во дворец. На сегодня все, - сказал Арута.

Глава 6 ВСТРЕЧА

Джимми подергал воротник. Мастер церемоний Брайан де Лейси ударил в пол зала жезлом, и парнишка вздрогнул. Сквайры двора принца Аруты в возрасте от четырнадцати до восемнадцати лет знакомились со своими обязанностями на грядущем праздновании бракосочетания Аруты и Аниты. Безупречно одетый, старый мастер, речь свою вел степенно:

- Сквайр Джеймс, если вы не можете стоять спокойно, мы вам найдем какое-нибудь живое занятие, например, осуществлять доставку почты из дворца в городские квартиры.

В ответ раздался едва слышный стон, потому что приезжие гости без конца обменивались посланиями, а городские квартиры, где большинству из них предстояло разместиться, находились не ближе, чем в трех четвертях мили от дворца. Таким образом, посыльному приходилось без остановки бегать туда и сюда по десять часов каждый день. Мастер де Лейси повернулся к тому, кто издал стон, и спросил:

- Сквайр Поль, может быть, вы хотите помочь сквайру Джеймсу? - Ответа не последовало, и он продолжал:

- Очень хорошо. Те, кто ожидает посещения родственников, должны знать, что исполнять подобные обязанности придется всем. - После этого сообщения все мальчики зашумели, и снова жезл громко стукнул по деревянному полу. - Вы еще не герцоги, не графы и не бароны!

Один-два дня такой службы не доведут вас до могилы. Слугам, горничным и пажам и без того будет немало работы.

Один из новеньких, сквайр Локлир, младший сын барона Края Земли, спросил:

- Сэр, кто из нас будет присутствовать на свадьбе?

- Всему свое время, мальчик, всему свое время. Все вы будете сопровождать гостей к их местам в Большом и в банкетном зале. Во время церемонии вы будете стоять в дальней части большого зала, так что свадьбу доведется увидеть всем.

В комнату вбежал паж, вручил мастеру записку и исчез, не дожидаясь ответа. Мастер де Лейси прочел записку и сказал:

- Я должен подготовиться к приему короля. Все вы знаете, где вам сегодня надлежит быть. После полудня король и его высочество удалятся в кабинет, а мы с вами тогда встретимся здесь же. Тот, кто опоздает, будет носить почту лишний день. На сегодня все. - Когда он уходил, сквайры могли расслышать, как он бормочет себе под нос:

- Столько дел, а времени совсем нет.

Мальчики начали расходиться. Джимми уже выходил из зала, когда чей-то голос из задних рядов окликнул его:

- Эй, новенький!

Джимми повернулся, вместе с ним еще двое, но говоривший смотрел на Джимми. Тот кивнул, уже зная, что сейчас последует.

Ему придется утвердить свое положение среди сквайров.

Джимми не двинулся с места, и Локлир, который тоже остановился, указал на себя и сделал нерешительный шаг к тому, кто их окликнул. Высокий костлявый паренек лет шестнадцати-семнадцати, пояснил:

- Не ты, мальчик, я вон того звал. - Он указал на Джимми.

На говорившем была коричневая с зеленым форма придворных сквайров, но сшита она была гораздо лучше, чем у большинства из них, - у мальчишки явно имелись средства на личного портного; на поясе у него висел кинжал с ручкой, украшенной драгоценными камнями, а начищенные сапоги блестели, как металлические; волосы цвета соломы были аккуратно подстрижены. Поняв, что это местный задира, Джимми возвел глаза к потолку и вздохнул. Форма плохо сидела на нем, ноги в сапогах были стерты, и пятки нестерпимо горели. Настроение у него было неважное - самое подходящее для того, чтобы побыстрее со всем этим покончить, подумал он.

Джимми медленно подошел к парнишке, которого звали Джеромом. Джимми знал, что отец Джерома был лордом Ладлэнда - города на берегу моря. Титул не очень почетный, но золота своему владельцу приносил немало. Джимми остановился перед ним.

Джером, фыркнув, заявил:

- Мне, приятель, многое в тебе не нравится.

Джимми улыбнулся и вдруг ткнул Джерома кулаком в живот, тот согнулся и упал на пол, но тут же поднялся.

- Что... - начал он и осекся, увидев, что Джимми стоит перед ним, держа в руке кинжал. Рука Джерома дернулась к поясу, туда, где висел его собственный, - и схватила воздух. Он глянул вниз, потом по сторонам...

- Не это ли ты ищешь? - весело спросил Джимми, протягивая кинжал на раскрытой ладони, чтобы была видна инкрустированная ручка. Джером вытаращил глаза. Джимми, двинув одной кистью, бросил кинжал, и тот, воткнувшись в пол между ног Джерома, мелко задрожал.

- А зовут меня не "Приятель". Я сквайр Джеймс, оруженосец принца Аруты.

Джимми вышел из зала. Вскоре мальчик по имени Локлир догнал его и пошел с ним рядом.

- Вот это да, сквайр Джеймс, - сказал новичок. - От Джерома никому из новеньких спасу не было.

Джимми остановился, по-прежнему мрачный.

- Это все потому, что вы сами позволили ему. - Локлир отступил и начал бормотать что-то в свое оправдание. Джимми поднял руку:

- Погоди. Я против тебя ничего не имею. Я просто занят другим. Слушай, как тебя, Локлир, да?

- Друзья зовут меня Локи.

Джимми внимательно посмотрел на мальчика. Он был невысокого роста и походил скорее на ребенка, которым был, чем на мужчину, которым будет. Большие синие глаза на загорелом лице, каштановые волосы, отсвечивающие золотом. Джимми подумал, что всего несколько дней назад мальчик играл вместе с детьми простолюдинов в песке на пляже возле старинного отцовского замка.

- Локи, - сказал Джимми, - когда дурак к тебе пристает, пни его так, чтобы мало не показалось. Это быстро приведет его в чувство. Слушай, мне некогда сейчас разговаривать. Я должен встречать короля. - И Джимми быстро ушел, оставив удивленного мальчишку в холле.

- Что с тобой, мальчик?

Джимми поднял голову и встретился взглядом с прищуренными глазами высокого старика с сединой в темных волосах: он изучающе разглядывал сквайра. Джимми узнал мастера клинка Фэннона, одного из друзей Аруты из Крайди. Он прибыл на корабле, вошедшем в гавань с ночным приливом.

- Слишком тесный воротник, мастер. Да и новые сапоги жмут.

- Что ж, надо блюсти фасон, нравится тебе он или нет. Принц идет.

Арута вышел из огромных главных дверей дворца и остановился, оглядывая толпу, собравшуюся встречать короля.

Широкие ступени вели на площадку перед дворцом. Огромная городская площадь за большими железными воротами была непривычно пуста - разносчиков и торговцев сегодня на ней не было. Крондорские солдаты встали алефом к плечу на всем пути от Восточных ворот до дворца, а позади них толпились горожане, желающие взглянуть на своего короля. Только час назад доложили, что кортеж Лиама на подходе к Крондору, но люди собирались на улицах с рассвета.

Громкие радостные крики возвестили о появлении короля. Лиам ехал верхом во главе колонны на гнедой боевой лошади. Гардан как комендант города ехал рядом с ним. Позади них следовали Мартин и дворяне Восточных земель, потом - рота личной гвардии Лиама и две богато украшенные кареты. Затем показались уланы Аруты, и замыкали шествие фургоны с багажом.

Лиам натянул поводья, остановив своего жеребца перед ступенями: трубачи заиграли приветственный марш. Подбежали конюхи и приняли лошадь короля, а Арута быстро спустился вниз, чтобы приветствовать брата. По традиции титул принца Крондора считался вторым после королевского, принц был самым высокопоставленным лицом из всей знати, но братья бросились друг другу в объятия и протокол был забыт. Мартин тоже спешился, и вот уже все трое обнимались на ступенях дворца.

Лиам представлял своих спутников, а Джимми ждал, когда к ступеням подъедут кареты. Дверь первой кареты распахнулась, и новоиспеченный сквайр вытянул шею, чтобы лучше видеть. Появилась прекрасная молодая женщина, и Джимми в знак одобрения кивнул. По тому, как она приветствовала Аруту, Джимми понял, что это принцесса Каролина. Джимми бросил взгляд туда, где стоял Лори, на лице певца читалось открытое восхищение.

Джимми еще раз кивнул: да, это Каролина. За ней вышел пожилой аристократ. Джимми решил, что это Келдрик, герцог Рилланонский.

Открылась дверь второй кареты. Первой из нее вышла пожилая женщина, сразу за ней появилась знакомая фигурка, и Джимми заулыбался. Ему было неловко смотреть на принцессу Аниту, потому что когда-то он испытал к ней совершенно неуместные чувства. Арута приветствовал их, а Джимми вспоминал, как Анита, Арута и сам он прятались, и улыбка помимо воли играла на его лице.

- Что с вами, сквайр?

Джимми опять взглянул на мастера Фэннона. Не желая открывать своих чувств, он ответил:

- Сапоги, сэр.

- Видишь ли, мальчик, тебе придется научиться терпеть неудобства. Не хочу сказать ничего плохого о твоих учителях, но сквайр пока из тебя неважный.

Джимми кивнул и снова перевел взгляд на Аниту.

- Я недавно этим делом занялся, сэр. Еще месяц назад я был вором.

Фэннон оторопел. Через мгновение Джимми не без удовольствия легонько толкнул мастера локтем под ребра:

- Король идет.

Фэннон устремил взгляд вперед; многолетняя военная выучка взяла верх над чувствами. Первым к группе придворных принца подошел Лиам, Арута за ним, на шаг позади; Мартин, Каролина и остальные следовали после них в порядке, предписанном этикетом.

Брайан де Лейси представлял королю придворных принца, и Лиам, пренебрегая протоколом, некоторым дружески пожимал руки, а с некоторыми даже обнимался. Многие западные дворяне во время Войны Врат служили вместе с Лиамом под началом его отца, и он не видел их со времени коронации. Граф Волней смутился, когда Лиам положил руку ему на плечо и сказал:

- Отлично, Волней. Ты хорошо управлял Западными землями весь этот год.

Не всем родовитым придворным нравились такие фамильярности, но толпа ликовала всякий раз, когда Лиам вел себя, как человек, приветствующий друзей, а не как король.

Когда Лиам подошел к Фэннону, ему пришлось удержать старого бойца за плечи - тот начал сгибаться в поклоне.

- Нет, - сказал Лиам так тихо, что только Фэннон, Джимми и Арута могли его слышать. - Не кланяйся мне, учитель. - Лиам по-медвежьи обнял мастера клинка из Крайди и со смехом спросил:

- Ну, мастер Фэннон, как там мой дом? Как Дела в Крайди?

- Хорошо, ваше величество, в Крайди все хорошо. - Джимми заметил, как повлажнели глаза старика.

- Этот молодой сорвиголова - мой самый новый придворный, ваше величество, - сказал Арута. - Позволь представить тебе сквайра Джеймса Крондорского. - Мастер де Лейси возвел глаза к небу: Арута взял на себя его обязанности.

Джимми поклонился, как его учили. Лиам наградил мальчишку широкой улыбкой.

- Ты, я так понимаю, Джимми Рука, - сказал он, делая шаг назад. Потом прибавил:

- Может, мне лучше проверить, все ли на месте в моих карманах? - Он сделал вид, что похлопывает себя по карманам, а Джимми густо покраснел. Он не знал, куда деваться от смущения, но в это время король, бросив на него быстрый взгляд, подмигнул. Джимми рассмеялся месте с остальными, Мальчик повернулся, и оказалось, что он смотрит в глаза небесной синевы, а тихий женский голос говорит:

- Не обижайся на Лиама, Джимми. Он всегда дразнится.

Джимми начал что-то мямлить в ответ, и с некоторым опозданием изобразил неловкий поклон.

Мартин пришел ему на помощь:

- Рад снова встретиться с тобой, Джимми. - Он стиснул руку мальчика. - Мы недавно вспоминали тебе и гадали, как ты сейчас поживаешь.

Он представил парнишку сестре.

- Братья и принцесса Анита рассказывали о тебе. Рада, наконец, с тобой познакомиться, - сказала Каролина, и они пошли дальше.

Джимми таращился вслед, ошеломленный словами Каролины.

- Вот и я таким же был целый год, - раздался голос за его спиной и Джимми, обернувшись, увидел Лори, который бросился догонять короля и его спутников, подходивших ко входу во дворец. Певец решил, что изумление, написанное на лице Джимми вызвано не обращением Мартина и Каролины, а красотой принцессы.

Джимми вернулся к разглядыванию проходившей мимо процессии.

Вдруг его лицо расплылось в широкой улыбке.

- Привет, Джимми, - сказала Анита, останавливаясь перед ним.

Джимми поклонился:

- Привет, принцесса.

Анита улыбнулась.

- Мама, милорд Келдрик, позвольте представить вам моего старого друга Джимми. - Тут она заметила его костюм. - Я вижу, теперь он сквайр.

Джимми еще раз поклонился принцессе Алисии и герцогу Рилланонскому. Мать Аниты протянула ему руку, и он неловко пожал ее.

- Мне бы хотелось поблагодарить вас, юный Джимми. Я знаю, как вы выручили мою дочь, - произнесла она.

Джимми почувствовал на себе взгляды придворных и опять покраснел. Нахальство, на протяжении всей его недолгой жизни служившее ему прикрытием, почему-то сейчас совсем оставило его.

Он стоял, неловко переминаясь с ноги на ногу.

- Мы заглянем к тебе попозже.

Анита, ее мать и Келдрик ушли, а Джимми так и остался стоять, потрясенный.

Больше никаких торжественных знакомств не последовало.

Король и сопровождающая его свита направились в Большой зал, и все после недолгой церемонии должны были разойтись по своим покоям.

Внезапно раздался барабанный бой, и собравшиеся на площади повернулись к одной из широких улиц. Процессия знати остановилась, а Лиам и Арута вернулись на верхнюю площадку лестницы и встали рядом с Джимми и Фэнноном. Торжественное шествие смешалось. Под грохот барабанов на площадь выехала дюжина вооруженных всадников в плащах из леопардовых шкур, покрывавших их головы и плечи. Свирепого вида чернокожие воины обеими руками били в барабаны, подвешенные к седлам, и одновременно ухитрялись править лошадьми. За ними появилась вторая дюжина вооруженных всадников - эти трубили в огромные медные трубы. Трубачи и барабанщики выстроились в две линии, пропуская строй пеших солдат. На пехотинцах красовались заостренные кверху металлические шлемы с кольчужным выпуском на шее, металлические кирасы и широкие шарообразные штаны, заправленные в высокие сапоги. Каждый воин держал круглый щит с металлическими украшениями, у каждого на поясе висел длинный ятаган. Кто-то за спиной Джимми сказал:

- Солдаты-псы.

- Мастер клинка, почему их так называют? - спросил Джимми у Фэннона.

- Потому что в давние времена в Кеше с ними обращались, как с собаками: запирали в казармах, пока не приходило время их на кого-нибудь натравить. И теперь еще говорят: только дай им волю, и они набросятся на тебя, словно свора собак. Они жестокие бойцы, мой мальчик, но мы уже знаем, на что они годятся.

Солдаты-псы открыли ворота. Затем, подняв ятаганы, повернулись к человеку, появившемуся вслед за ними. Он шел пешком - огромный, выше Лиама и шире его в плечах. Его кожа цвета черного дерева сияла на солнце, на нем были надеты отделанный металлическими украшениями жилет и странного фасона штаны, похожие на штаны солдат. На поясе гиганта висел необычной формы меч в половину длины ятагана. Голова его была непокрыта, а вместо щита он держал богато украшенный церемониальный жезл. За ним появились четыре всадника на маленьких проворных лошадках пустыни Джал-Пур. Они и одеты были так, как одеваются жители пустыни - такие одеяния нечасто встречали в Крондоре, - сапоги до лодыжек, развевающиеся плащи из темно-синего шелка длиной до колена, распахнутые на груди и открывавшие взорам белые туники и штаны, синие шарфы, повязанные на головах так, чтобы оставались видны одни глаза.

За поясом у каждого был парадный кинжал изрядной длины, рукоятки и ножны кинжалов были искусно вырезаны из слоновой кости.Высокий черный человек уже поднимался по ступеням, и Джимми услышал его низкий голос:

- ...пред ним, и сотрясаются горы. Звезды останавливают свой бег, а солнце просит у него позволения взойти. Он - мощь империи, четыре ветра - дыхание его. Он - Дракон Долины Солнца, Орел Вершин Покоя, Лев Джал-Пура... - Говоривший поднялся на площадку, где стоял король, и отступил в сторону. Четыре всадника между тем спешились и тоже начали подниматься по лестнице. Один из них выступил вперед и, по всей видимости, был тем, о ком говорил черный гигант.

Джимми вопросительно посмотрел на Фэннона, и мастер пояснил:

- Это кешианский придворный церемониал.

Лиам вдруг закашлялся и вынужден был, прикрыв лицо рукой, отвернуться к Джимми; парнишка увидел, что короля рассмешило замечание Фэннона. Быстро взяв себя в руки, Лиам посмотрел на приближающихся людей, а кешианский мастер церемоний продолжал представление важного гостя:

- Он - оазис для подданных своих. - Тут мастер повернулся лицом к королю и низко поклонился. - Ваше королевское величество, мне выпала редкая честь представить его превосходительство Абдура РахманаХазар-хана,бея Беннишеринского, владыку Джал-Пура и принца Империи, посла Великого Кеша в Королевстве Островов.

Вельможи поклонились на кешианский манер: посол прижал правую руку к груди и поклонился в пояс, отведя левую руку назад и в сторону, три человека позади него опустились на колени и ненадолго коснулись лбами камня. Потом все выпрямились и прижали указательные пальцы правой руки к сердцу, к губам и ко лбу, что означало благородное сердце, правдивый язык и разум, не замышляющий обмана.

- Мы приветствуем владыку Джал-Пура при нашем дворе, - сказал Лиам.

Посол снял повязку с лица, явив взорам изможденное бородатое лицо человека средних лет. На губах его появилась легкая улыбка.

- Ваше королевское величество, ее императорское величество, да благословят боги ее имя, шлет приветствия брату своему, королю Островов. - Понизив голос до шепота, он добавил:

- Я бы не стал обставлять свое прибытие такими формальностями, ваше величество, но... - он сделал едва заметное движение головой в сторону мастера церемоний, показывая, что здесь он не властен, - этот человек безжалостный тиран.

Лиам усмехнулся:

- Приветствуем в вашем лице Империю Великого Кеша. Да процветать ей вечно и приумножать богатства свои, - сказал он.

Посол склонил голову в знак благодарности.

- Если пожелает ваше величество, я представлю своих спутников. - Лиам едва заметно кивнул, и кешианец указал на человека, стоящего слева:

- Этот достойнейший вельможа - мой главный помощник и советник, господин КамалМишва Дауд-хан, шариф Бенни-Тулара. А эти двое - мои сыновья, Шандон и Джехансуз, шарифы Бенни-Шрайна и мои личные телохранители.

- Мы рады приветствовать вас, милорды, - произнес Лиам.

Мастер де Лейси вернулся к попыткам навести порядок в нестройных рядах знати, как вдруг на другой улице, выходящей на главную площадь, послышался нарастающий шум. Король и принц отвернулись от мастера церемоний, и де Лейси поднял руку.

- Что там теперь? - громко спросил старик, приняв подобающий случаю величественный вид.

Раздался барабанный бой, гораздо громче кешианского, и на площадь выступили ярко одетые люди. За гарцующими лошадьми шагали солдаты в зеленых одеждах. Каждый нес красочно расписанный щит со странными геральдическими изображениями.

Трубы наигрывали сложную мелодию, чуждую уху, но выразительную, громкую, зажигательную. Вскоре многие горожане начали отбивать такт, хлопая в ладоши, а некоторые по краям площади даже пустились в пляс.

Перед дворцом появился первый всадник. Арута рассмеялся и толкнул Лиама:

- Это Вандрос Вабонский и гарнизон цурани из Ламута.

Показались марширующие под песню солдаты.

Подойдя к кешианцам, они остановились.

- Посмотрите, воины глядят друг на друга, как разъяренные коты, - заметил Мартин. - Готов спорить, им не терпится схватиться.

- Только не в моем городе, - сказал Арута. Ему замечание Мартина смешным не показалось.

Лиам рассмеялся:

- Да, было бы на что посмотреть. О! Вот и Вандрос.

Герцог Вабонский поклонился королю.

- Прошу извинения за опоздание, ваше величество. По дороге мы встретились с некоторыми неудобствами. Банда гоблинов двигалась от Занна на юг.

- Сколько их было? - спросил Лиам.

- Не больше двух сотен.

- Он говорит "с неудобствами"! Вандрос, ты, пожалуй, слишком долго прожил с цурани, - заметил Арута.

- А где граф Касами? - поинтересовался Лиам.

- Сейчас будет, ваше величество.

Как раз в это время на площади показались кареты в сопровождении всадника. Арута переместился поближе к герцогу Вабонскому и негромко сказал:

- Велите вашим людям разместиться рядом с городским гарнизоном, Вандрос. Я хочу, чтобы они были у меня под рукой.

Когда устроитесь, приходите ко мне в кабинет вместе с Брукалом и Касами.

Кареты из Вабона остановились перед дворцом, и из них вышли господин Брукал, герцогиня Фелина, графиня Меган и их фрейлины.

Сопровождавший карету граф Касами, который во время войны был одним из военачальников в армии цурани, быстро поднялся по лестнице. Он поклонился Лиаму и Аруте. Вандрос представил всех королю, и Лиам сказал:

- Кажется, все гости в сборе, если только этот пират король Квега не заявится сюда на боевой галере, запряженной тысячей морских коньков. - Смеясь, он прошел мимо впавшего в отчаяние мастера церемоний де Лейси.

Джимми тихонько сидел на лестнице, шевеля пальцами ног, чтобы хоть немножко размять тесные сапоги. Несколько минут он разглядывал кешианцев в ярких одеяниях, потом его внимание привлекли цурани: они строились, собираясь уйти с площади. И те и другие выглядели чрезвычайно непривычно для крондорских жителей, и, если бы спросили Джимми, он бы ответил, что и те и другие кажутся ему одинаково свирепыми.

Он уже хотел уйти, как вдруг взгляд его отметил нечто подозрительное. Еще не до конца осознав, что именно его встревожило, он сбежал по лестнице на площадь и подошел поближе к кешианцам, которые все еще стояли в парадной колонне. Позади них, сквозь ряды зрителей проталкивался человек, которого Джимми считал мертвым. Потрясенный до глубины души, Джимми видел, как плотная толпа поглотила Веселого Джека.

Арута шагал из угла в угол. Вокруг стола в Кабинете совета сидели Лори, Брукал, Вандрос и Касами. Арута только что рассказал им о нападении на ночных ястребов. В руках он вертел письмо.

- Это ответ на мой запрос от барона Высокого замка. Он сообщает, что в северной части его владений наблюдается какое-то необычное оживление. - Арута бросил письмо на стол. - И, конечно, сообщает о разведывательных вылазках - где, сколько и прочее.

- Ваше высочество, - сказал Вандрос, - и в наших краях происходят какие-то перемещения, но ничего такого, что могло бы вызвать тревогу. В Вабоне сообразительные темные братья и гоблины легко могут обойти гарнизоны, если повернут на запад, как только окажутся к северу от Эльвандара. Если держаться западного берега Небесного озера, вполне можно избежать встречи с нашими патрулями. Мы отправили туда несколько рот. Порядок там поддерживают эльфы и гномы Каменной Горы.

- Это нам хотелось бы так считать, - проворчал Брукал.

Старик, ранее носивший титул герцога Вабонского, отказался от него в пользу Вандроса, мужа дочери. Но он по-прежнему обладал ясным умом, был неплохим стратегом, а с моррелами сражался всю свою жизнь. - Нет, если братья передвигаются небольшими группами, то вполне могут проходить незамеченными по тропам и малоезженным дорогам. Нам едва хватает людей, чтобы охранять торговые пути, а простора вокруг них, который никто не охраняет, - ой сколько! Моррелам надо всего лишь идти по ночам и держаться подальше от поселений кланов хадати и главных дорог. Давайте же не будем обманываться.

- Вот почему я и хотел собрать вас всех вместе, - улыбнулся Арута.

- Ваше высочество, - вступил в разговор Касами, - возможно, все так, как говорит господин Брукал. В последнее время мы мало сталкиваемся с этой нечистью. Может быть, им надоели наши атаки, и теперь они передвигаются украдкой, небольшими отрядами.

Лори пожал плечами. Певец из Тайр-Сога, рожденный и выросший в Вабоне, знал про моррелов не меньше остальных, собравшихся на совет.

- Здесь есть над чем подумать: мы получаем странные сообщения о том, что моррелы собираются где-то на Севере, и при этом здесь, в Крондоре, они пытаются убить Аруту.

- Я бы так не беспокоился, - сказал Арута, - если бы знал, что уничтожение их в Крондоре хоть на что-нибудь повлияет. Пока мы не выясним, кто за всем этим стоит, мне кажется, мы не покончим с ночными ястребами. Может быть, пройдет не один месяц, прежде чем они восстановят свои ряды и снова станут угрожать нам, но, думаю, они вернутся. И еще мне кажется, есть некоторая связь между ястребами и тем, что происходит на Севере.

Раздался стук в дверь, и вошел Гардан.

- Я искал повсюду, ваше высочество, но сквайра Джеймса не обнаружил.

- В последний раз я видел его, когда на площади появились цурани. Он стоял на лестнице рядом с мастером клинка Фэнноном, - сказал Лори.

- Он сидел на лестнице, когда я дал команду войскам расходиться, - подтвердил Гардан.

- А теперь он сидит над вами.

Все повернулись и увидели, что мальчишка примостился на подоконнике высокого стрельчатого окна. Никто не успел вымолвить ни слова, а Джимми уже легко спрыгнул на пол.

Лицо Аруты выражало недоверчивое удивление:

- Когда ты попросил разрешения осмотреть крыши, я решил, что тебе понадобятся лестницы и... помощь.

Джимми был совершенно серьезен.

- Я решил никого не ждать, ваше высочество. А потом - что за вор, который без лестницы не может забраться на стену? - Он подошел к Аруте. - В этом дворце полным-полно всяких укромных уголков и закоулков, в которых ловкий человек может спрятаться.

- Но сначала он должен попасть во двор, - заметил Гардан.

Взгляд, которым Джимми одарил капитана, выражал сомнение в невыполнимости этой задачи. Гардан погрузился в молчание.

Лори вернулся к прерванному разговору:

- Ну, хоть мы и не знаем, кто стоит за ночными ястребами, все же здесь, в Крондоре, их больше нет.

- И я так думал, - сказал Джимми, оглядывая комнату. - Но сегодня днем, когда толпа начала расходиться, я увидел на площади одного старого приятеля - Веселого Джека.

Арута мрачно посмотрел на Джимми:

- А я с твоих слов понял, что этот предатель пересмешников убит.

- Он был не живее, чем любой другой человек с шестидюймовой дырой в груди от стальной арбалетной стрелы. Трудновато слоняться по городу, когда половина твоей грудной клетки вылетела из тела, но после того, что мы видели в публичном доме, я не удивлюсь, если моя покойная мамочка придет пожелать мне спокойной ночи. - Рассеянно говоря это, Джимми по-кошачьи крался вдоль стен кабинета. Вдруг он воскликнул:

- Ага! - и несколько театральным жестом нажал на что-то позади декоративной панели на стене. Кусок стены в два фута шириной и три фута высотой со скрежетом раздвинулся. Арута подошел к образовавшемуся проему и заглянул в него.

- Что это? - спросил он у Джимми.

- Один из тайных ходов, которые идут по всему дворцу. Когда мы вместе прятались от Редберна, ваше высочество, принцесса Анита рассказывала мне, что ей удалось бежать из дворца при помощи девушки-служанки. Она говорила что-то про тайный коридор, а я вспомнил об этом только сегодня.

Брукал оглядел комнату:

- Эти коридоры, наверное, построили одновременно с дворцом или вскоре после окончания строительства. У меня дома есть потайной ход из крепости в лес. И я не знаю ни одной крепости, где бы не было такого хода. - Он задумчиво посмотрел в проем. - Наверное, есть и другие коридоры.

Джимми улыбнулся:

- С десяток или даже больше. Когда немного походишь по крышам, начинаешь замечать слишком толстые стены или странные углы в коридорах.

- Гардан, надо, чтобы каждый фут этих коридоров занесли на план дворца, - сказал принц. - Возьми дюжину людей и посмотри, куда ведет вот этот и где еще в нем двери. И узнай у королевского зодчего - не обозначены ли эти проходы на старых планах дворца.

Гардан, отсалютовав принцу, вышел. Вандрос был очень встревожен.

- Арута, я еще не успел привыкнуть ко всем этим новостям о наемных убийцах и о том, что темные братья с ними заодно.

- Вот поэтому я и хотел поговорить с вами, прежде чем начнутся празднования. - Арута сел за стол. - Во дворце полным-полно чужих людей. Каждый приехавший аристократ имеет в свите не один десяток людей. Касами, я хочу, чтобы цурани стояли на каждой ключевой точке. К ним никто со стороны не сможет примазаться, а репутация их сомнения не вызывает.

Поговори с Гарданом, и, если возникнет такая необходимость, главное здание дворца внутри будут охранять только цурани, люди из Крайди, которых я знаю лично, и мои гвардейцы. - Он повернулся к Джимми:

- По правилам, за эту выходку я должен был бы приказать тебя выпороть. - Джимми замер, но увидел, что Арута улыбается, и успокоился. - Но предупреждаю: тот, кто будет заводить стычки, получит кинжал под ребра. Я слышал о том, как ты обошелся со сквайром Джеромом.

- Этот сопляк думает, что он самый сильный.

- Его отец очень расстроился, и, хоть он не самый могущественный из моих вассалов, зато очень горластый.

Послушай, пусть Джером по-прежнему считает себя самым главным.

А ты теперь будешь все время находиться при мне. Я скажу мастеру де Лейси, что ты до моих дальнейших указаний освобождаешься от обязанностей по дворцу. Но ходи по дворцу поосторожнее, а если опять соберешься на крышу - скажи мне или Гардану. А то кто-нибудь из стражников пустит стрелу раньше, чем узнает тебя. Если ты не успел заметить, так я тебе говорю: у нас тут в последнее время все начали немного нервничать.

Джимми не обратил внимания на сарказм принца.

- Ему сначала надо будет меня увидеть, ваше высочество.

Брукал хлопнул ладонью по столу, и крякнул.

- Ну и язык у этого парня!

Арута тоже улыбнулся. Он понял, что ему трудно сердиться на юного сорвиголову.

- Ну ладно. Всю неделю у нас сплошные приемы и банкеты.

Может быть, ночные ястребы и не будут нас больше беспокоить.

- Будем надеяться, - сказал Лори.

- Джимми!

Джимми обернулся. К нему по коридору шла принцесса Анита в сопровождении двух стражников Гардана и двух фрейлин. Когда она поравнялась с ним, он поклонился. Она протянула руку, и он легонько, как учил его Лори, поцеловал ее.

- Какой любезный молодой придворный из тебя вышел! - заметила она, когда они пошли дальше.

- Кажется, фортуна мной заинтересовалась, принцесса. Мои надежды не простирались дальше того, чтобы стать каким-нибудь чином среди пересмешников, может быть даже следующим Хозяином, но сейчас мне кажется, что горизонты моей карьеры раздвинулись гораздо шире.

Она улыбнулась, а ее фрейлины начали перешептываться, прикрывшись ладошками. Джимми не видел принцессу после ее вчерашнего прибытия во дворец, и снова почувствовал смущение в душе, знакомое ему по прошлому году. Он уже пережил свое мальчишеское увлечение, но она все равно ему очень нравилась.

- И что, теперь и надежды твои изменились, а, Джимми Рука?

- Сквайр Джеймс Крондорский, ваше высочество, - поправил он притворно ворчливым голосом, и оба рассмеялись. - Послушай, принцесса, в Королевстве наступило время перемен. Долгая война с цурани лишила нас некоторых вельмож, обладавших громкими титулами. Граф Волней выполняет роль канцлера, а ни в Саладоре, ни в БасТайре нет герцогов. Три герцогства без хозяев! В таких условиях у человека с умом и дарованиями появляется возможность подняться.

- И ты уже знаешь как? - спросила Анита. В ее взгляде и улыбке сквозил восторг при виде такой дерзости.

- Пока еще не совсем, но мне кажется, что за титулом сквайра может последовать и другой титул... Может быть, даже герцога Крондорского.

- Первого советника принца Крондорского? - с притворным восхищением спросила Анита.

Джимми подмигнул:

- У меня хорошие связи. Я близкий друг его нареченной. - И они опять рассмеялись.

Анита тронула его за руку:

- Я рада, что ты будешь с нами. Хорошо, что Арута так быстро тебя разыскал. Он думал, что найти тебя будет непросто.

Джимми чуть не споткнулся. Ему и в голову не приходило, что Арута мог ничего не рассказать Аните про убийц, но сейчас он понял, что девушка ничего не знает. Конечно, подумал Джимми, зачем зря расстраивать ее накануне свадьбы. Он побыстрее принял свой обычный вид.

- Это произошло скорее случайно. Его высочество никогда не упоминал о том, что хотел меня разыскать.

- Ты не представляешь, как мы с Арутой волновались за тебя.

Мы в последний раз тебя видели, когда ты удирал с пристани от людей Гая. И больше ничего не знали. А когда мы ехали на коронацию Лиама, то миновали Крондор так быстро, что не успели разузнать, что с тобой случилось. Тревору Халлу и его людям Лиам отправил охранные грамоты, в которых объявил им амнистию и даже выплатил компенсацию за то, что они помогли нам, но никто ничего не знал о том, что случилось с Джимми. Я не знала, что ты сразу станешь сквайром, но он о тебе не забывал, это точно.

Джимми почувствовал себя тронутым. Это признание придало более глубокий смысл словам Аруты о том, что он считает Джимми своим другом.

Анита остановилась, указав на дверь.

- Я должна зайти на примерку. Этим утром прибыло из Рилланона мое свадебное платье. - Она поцеловала Джимми в щеку.

- Мне пора идти.

Джимми пытался справиться с незнакомыми и пугающе сильными чувствами.

- Ваше высочество... Я тоже рад, что попал сюда... Ну и весело же нам будет!

Она рассмеялась и вошла вместе с фрейлинами в дверь, а гвардейцы встали на страже по обеим ее сторонам. Джимми подождал, пока дверь за принцессой закроется, и ушел, насвистывая веселый мотивчик. Он размышлял над событиями последних недель и решил, что все же счастлив, несмотря на наемных убийц и тесные сапоги.

Завернув за угол в один из пустовавших залов, Джимми остановился. В то же мгновение в его руке оказался кинжал - он уставился на пару глаз, поблескивавших перед ним в полумраке.

Потом, издавая какие-то гнусавые звуки, обладатель красных, чуть ли не горящих глаз начал красться вперед. Существо размером с гончую было покрыто зеленой чешуей. Его голова с закругленным рылом напоминала голову аллигатора, на спине были сложены большие перепончатые крылья. Длинная гибкая шея позволяла существу поворачивать голову назад, почти к хвосту, длина которого равнялась длине туловища. В это время сзади раздался детский голосок:

- Фантус!

Маленький мальчик не старше шести лет подбежал и обвил руками шею странного существа. Он посмотрел на Джимми серьезными темными глазами и сказал:

- Он не кусается, сэр.

Джимми внезапно стало неловко, что до сих пор в руке его кинжал, и он поспешно спрятал оружие. Существо было домашним животным, правда, может быть, немного странным.

- Как ты его назвал?

- Его? Фантус. Он мой друг и очень, очень хороший. Он много чего умеет.

- Верю, - согласился Джимми, все еще чувствуя себя неуютно под пристальным взглядом зверя. - А кто он?

Мальчик так посмотрел на Джимми, словно тот был воплощением невежества, но все же ответил:

- Огнедышащий дракон. Мы только что приехали, а он прилетел за нами. Он умеет летать.

Джимми только кивнул.

- Нам надо идти. Мама рассердится, если узнает, что мы выходили из комнаты. - Потянув существо за собой, мальчик ушел.

Целую минуту Джимми не двигался с места, а потом оглянулся по сторонам, словно искал свидетеля того, что ему все это не померещилось. В изумлении пожав плечами, бывший воришка отправился дальше. Через некоторое время он услышал, как кто-то перебирает струны лютни.

Джимми вышел из зала в сад, где Лори настраивал лютню.

Парнишка сел на ограду клумбы и заметил:

- Что-то ты грустноват для менестреля.

- А я грустный менестрель. - Лори и впрямь не выглядел и наполовину таким веселым, как обычно. Повозившись со струнами лютни, он заиграл что-то печальное.

- Хватит похоронных маршей, - сказал Джимми через несколько минут. - Сейчас полагается веселиться. Ты где взял такое длинное лицо?

Лори вздохнул, склонив голову набок.

- Ты еще молод, чтобы понять меня...

- Ха! Ты же не знаешь, - перебил его Джимми.

Лори отложил лютню.

- Принцесса Каролина.

- Она хочет за тебя замуж, да?

Лори разинул рот:

- Как...

Джимми расхохотался:

- Ты слишком долго вращался среди аристократов, певец. Я же тут новенький. Я еще не забыл, как надо разговаривать со слугами. И, что более важно, я знаю, как слушать. Приезжие горничные чуть не взорвались, так торопились рассказать здешним горничным все о тебе и о принцессе.

Лори, кажется, это нисколько не развеселило.

- Надеюсь, ты теперь знаешь все подробности?

Джимми изобразил полное безразличие.

- Принцесса - просто прелесть, но я-то вырос в публичном доме и женщин повидал немало, включая самых дорогих куртизанок, а некоторые из них совсем не такие, как обычные шлюхи. Многие мужчины готовы были продать свою дорогую мамочку, чтобы только обратить на себя их внимание. Так в чем же у тебя дело?

Лори с минуту глядел на парнишку.

- Дело в том, что все они - благородного происхождения, а я - нет.

Джимми искренне рассмеялся:

- И все? Ты просто должен привыкнуть приказывать людям, а вину сваливать на других.

Тут рассмеялся и Лори.

- Сомневаюсь, чтобы Арута или Лиам согласились с тобой.

- Ну, короли и принцы - это совсем другое дело, но другие вельможи ничего нового мне не показали. У старого Волнея есть немного мозгов, но он не очень стремится выделиться. Остальные же просто хотят казаться важными. Проклятье, музыкант, тебе надо жениться. Ты можешь улучшить их породу.

Лори шутливо замахнулся на Джимми и засмеялся, когда дерзкий юнец захохотал и легко отскочил. Когда засмеялся еще кто-то. Лори обернулся.

Невысокий стройный темноволосый человек в дорогой одежде простого покроя стоял, наблюдая за происходящим.

- Паг! - воскликнул Лори, вскакивая, чтобы обнять его. - Когда ты приехал?

- Часа два назад. У меня был короткий разговор с Арутой и королем. Сейчас они с графом Волнеем обсуждают подготовку к сегодняшнему банкету. Но Арута намекнул, что здесь происходит что-то странное, и предложил мне поговорить с тобой.

Лори дал понять Пагу, что тому лучше сесть, и Паг уселся рядом с Джимми. Лори познакомил их и спросил:

- Мне много чего надо поведать тебе, но сначала скажи: как Кейтала и мальчик?

- Прекрасно. Она сейчас в наших покоях, сплетничает с Каролиной. - При упоминании о принцессе Лори опять помрачнел. - А Уильям убежал куда-то с Фантусом.

- Так это ваш зверь? - воскликнул Джимми.

- Фантус? - засмеялся Паг. - Значит, ты его уже видел. Нет, Фантус никому не принадлежит. Он появляется и исчезает, когда захочет, вот почему, собственно, он и появился здесь без чьего-либо дозволения.

- Вряд ли де Лейси включил его в список гостей, - пошутил Лори. - Слушай, я лучше расскажу тебе о наших делах. - Паг глянул на Джимми, и Лори пояснил:

- Этот непоседа изначально был в самом центре событий. Он не услышит ничего, чего бы уже не знал.

Лори рассказал о том, что случилось, а Джимми добавлял подробности, которые Лори упустил. Когда они поведали обо всем, Паг сказал:

- Некромантия - это плохо. Даже если бы ничто больше в вашем рассказе не наводило на мысли о действии темных сил, то одно это уже явно на них указывает. В этом городе больше жрецов, чем чародеев, но мы с Кулганом постараемся помочь, чем можем.

- Кулган тоже приехал из Звездной Пристани?

- Разве его можно остановить? Помнишь, ведь Арута был его учеником? Кроме того, хоть он сам ни за что не признается, он скучает без споров с отцом Тулли. Нет никаких сомнений в том, что Тулли будет распоряжаться свадьбой Аруты. Думаю, Кулган сейчас у Тулли, и они опять спорят.

- Я Тулли еще не видел, но сегодня утром он должен был прибыть из Рилланона с теми, кто едет медленнее, чем королевский кортеж. В его возрасте он полюбил спокойную жизнь.

- Ему, наверное, уже за восемьдесят.

- Почти девяносто, но он ничуть не сдал. В Рилланоне его слышно по всему дворцу. Пусть только какой-нибудь паж или сквайр попробует не выучить урок, и Тулли сразу выбьет дробь на спине мальчишки.

Паг засмеялся. Потом, немного помолчав, спросил:

- Лори, что у тебя с Каролиной?

Лори застонал, а Джимми подавил ухмылку.

- Как раз об этом мы говорили, когда ты пришел. Все хорошо.

Все плохо. Не знаю.

Темные глаза Пага с сочувствием смотрели на него.

- Я знаю, каково это, друг. Когда мы были детьми, еще в Крайди... Помнишь, ты взял с меня обещание представить тебя ей, если мы вернемся в Мидкемию с Келевана? - Он покачал головой и с улыбкой прибавил:

- Хорошо, что некоторые вещи не меняются.

Джимми спрыгнул со скамьи.

- Ну, мне пора. Рад был познакомиться с тобой, чародей. Не печалься, певец. Ты или женишься на принцессе, или нет. - И ушел, оставив Лори размышлять над логикой его заявления, а Паг громко захохотал.

Глава 7 СВАДЬБА

Джимми прохаживался по Большому залу. Тронный зал принца готовили к предстоящей церемонии, и все остальные сквайры надзирали за работой пажей и слуг - наносились последние штрихи перед празднеством. Все думали только о свадьбе - до ее начала оставалось меньше часа. Джимми обнаружил, что итогом его освобождения от обязанностей оказалось полнейшее безделье, а так как Аруте скорее всего не понравилось бы, если бы Джимми вертелся сейчас у него под ногами, то новоиспеченному сквайру оставалось самому себе находить развлечения.

Джимми не мог избавиться от чувства, будто в горячке приготовлений мало кто помнил о недавней опасности, угрожавшей принцу. Ужасы "Ивы" были скрыты под ворохами свадебных букетов и праздничными декорациями.

В дверях появился носильщик. Джимми посторонился, пропуская его. Из коробки в руках носильщика выпал букетик цветов, и Джимми поднял его. Возвращая букетик в коробку, он вдруг подумал, что цветы - белые хризантемы - имеют едва заметный янтарный оттенок.

Джимми бросил взгляд вверх. Там, на высоте никак не ниже четвертого этажа, сводчатый потолок прорезали большие витражные окна и солнце светило прямо в них. Джимми разглядывал витражи, снова ощущая то самое беспокойство, которое уже не раз подсказывало ему - что-то не так. Оконные рамы располагались в толще купола, глубина ниши составляла футов пять, а то и шесть: вполне достаточно, чтобы мог укрыться человек. Но как туда попасть? Взобраться по лестнице? Но в последние дни здесь постоянно кто-нибудь суетился.

Джимми поспешно покинул зал и вышел в садик, тянувшийся вдоль наружной стены тронного зала. Мимо проходили двое гвардейцев, охранявших территорию между дальней стеной и главным зданием дворца, и Джимми остановил их:

- Передайте всем: я собираюсь прогуляться по стене Большого зала.

Стражники обменялись взглядами, но капитан Гардан приказал не мешать этому странному сквайру, если вдруг его заметят на дворцовых крышах.

- Хорошо, сквайр. Мы скажем лучникам, чтобы не стреляли в вас.

И Джимми пошел вдоль стены тронного зала. "Если бы я был убийцей, как бы я туда попал?" - подумал он и огляделся. К стене зала, соседнего с тронным, была пристроена решетка для вьющихся цветов. Оттуда недалеко до крыши, а там...

Джимми решил додумать потом. Скидывая ненавистные сапоги, юный сквайр разглядывал каменную кладку. Он взобрался по решетке и пробежал вдоль края крыши. Оттуда он легко перепрыгнул на невысокий карниз, выложенный по стене тронного зала. С удивительной ловкостью, прижавшись к стене, он двинулся к дальнему концу зала. На полпути он поднял голову и посмотрел вверх. Этажом выше, дразняще близко, нависали подоконники витражей. Но Джимми знал, что здесь ему не взобраться, и продолжал движение по карнизу, пока не прошел две трети стены.

Приблизительно отсюда в зале начинался помост, на котором стоял трон принца, и помещение расширялось. От стены, к которой прижимался Джимми, отходил выступ шириной два фута. Тут вполне можно было подняться. Джимми нащупал в стене трещину между каменными блоками. Он продвигался вверх очень медленно - казалось, вопреки законам притяжения, - упираясь в сходящиеся под углом стены. Это дело требовало всех сил, всего внимания, но прошло время (ему показалось, что целая вечность), и его пальцы коснулись выступа под окнами. Этот карниз, шириной всего в фут, мог вполне оказаться непреодолимым барьером - стоило пальцам соскользнуть, и Джимми полетел бы навстречу смерти, которая караулила его четырьмя этажами ниже. Джимми крепко схватился за карниз, на миг повис на одной руке и сразу ухватился второй; единым плавным движением он поднял на выступ ногу - и уже стоял на узком карнизе. Повернув за угол, Джимми оказался над задней частью помоста; он подобрался к окну, заглянул сквозь цветные стекла и зажмурился от солнечного света, бьющего прямо в глаза через противоположное окно.

Заслонившись от солнца, он ждал, когда глаза привыкнут к полумраку зала. Вдруг стекло под пальцами подалось. Сильные руки сдавили его шею и закрыли рот. Тяжелый удар по голове оглушил его, и перед глазами все поплыло.

Когда наконец в голове прояснилось, Джимми увидел перед собой перекошенное лицо Веселого Джека. Предатель пересмешник был не только жив, но и готов убивать: при нем был тяжелый арбалет.

- Опять ты, ублюдок, - прошептал он, затыкая рот Джимми тряпкой. - И опять влез туда, где тебя не ждали. Я бы выпустил тебе кишки прямо сейчас, да не хочу рисковать - вдруг кто-нибудь заметить, что сверху капает кровь. Но как только я сделаю свое дело, с тобой будет покончено, щенок. - И он указал вниз.

Запястья и лодыжки Джимми были болезненно туго стянуты веревкой. Мальчишка попытался издать хоть какой-то звук, но он потонул в общем гуле голосов внизу. Джек ударил Джимми по голове еще раз, и у юного сквайра опять потемнело в глазах.

Прежде, чем тьма застлала взор, Джимми заметил, что Джек не отрываясь смотрит в зал.

Джимми не знал, сколько времени он пролежал оглушенным; очнувшись, он услышал, как поют жрецы, входящие в зал. Джимми знал: как только отец Тулли и остальные священники займут свои места, в зал войдут король, Арута и придворные.

Джимми испугался. Его освободили от обязанностей, и никто в суете не заметит, что его нет. Он попытался освободиться от веревок, но пересмешник Джек умел связывать пленников. Конечно, будь у парня время, он выбрался бы из пут, но сейчас время было самым ценным товаром. Ерзая на месте, Джимми добился только того, что, слегка развернувшись, мог теперь видеть окно. Он заметил, что рама заменена и открывается, как дверь. Кто-то поработал здесь несколько дней назад.

Звучавшая в зале мелодия сменилась другой, и Джимми догадался, что Арута и придворные заняли свои места и сейчас Анита идет по длинному проходу. Мальчишка пришел в отчаяние: ему надо было как-то избавиться от веревок или же поднять достаточно заметный шум. Но хор пел так громко, что и крик не был бы слышен. Джимми понял - если даже он выбьет стекло, никто не услышит звона, а Джек стукнет его по голове еще раз. Песня подошла к концу, и Джек вложил стрелу в арбалет.

Пение прекратилось. Отец Тулли уже читал наставления жениху и невесте. Джек прицелился. Джимми сидел, согнувшись в узком оконном проеме. Встав на колено, Джек прижал парнишку к стеклу и бросил на него быстрый взгляд, а Джимми не мог даже пнуть убийцу. Тот помедлил, словно раздумывая, выстрелить или сначала разделаться с Джимми. Несмотря на всю пышность, сама по себе церемония была короткой, и Джек решил, что мальчишка в ближайшие несколько мгновений не сможет ему помешать.

Джимми был молод, здоров, годы лазания по крышам Крондора сделали из него хорошего акробата. Он действовал, не особенно раздумывая - склонившись вперед, так что голова и ноги уперлись в свод окна, он не то дернулся, не то перекатился и сел, упираясь спиной в стекло. Джек повернулся, глянул на него и беззвучно выругался. Ему нельзя промахнуться - у него был один-единственный выстрел. Бросив взгляд вниз, он убедился, что движение в оконной нише не привлекло внимания, снова поднял арбалет и прицелился.

Джимми не видел ничего, кроме пальца на курке арбалета: вот палец начал сгибаться, и мальчишка изо всех сил пихнул Джека связанными ногами. Удар пришелся вскользь, и арбалет выстрелил.

Джек обернулся, и Джимми пихнул его еще раз. На мгновение ему показалось, что Джек мирно сидит на краю оконной ниши. Однако он покачнулся, едва успев упереться в стены, его ладони соскользнули с камня, и ему удалось лишь чуть замедлить падение. Джимми подумал: что-то не так - и понял, что пение, которым сопровождалась церемония, смолкло. Джек начал медленно съезжать вниз, а в зале раздались крики.

В этот момент Джимми почувствовал сильный рывок и стукнулся головой о камень. Ноги пронзила боль, словно их выдернули из суставов, и мальчишка догадался, что Джек, пытаясь удержаться, схватил его за лодыжки. Джимми сопротивлялся, прижимаясь спиной к камню, чтобы хоть немного замедлить скольжение, но избавиться от Джека не мог! Медленно-медленно ноги, бедра, спина съезжали вниз. Вдруг он выпрямился, балансируя на самом краю подоконника, - и Джек потянул его за собой.

Оба полетели вниз. Джек разжал руки, но Джимми даже не заметил этого. Каменный пол устремился к нему. Джимми решил, что перед смертью сошел с ума, - каменные плиты почему-то приближались очень медленно. Он плавно опустился на пол тронного зала, слегка оглушенный, но живой. Его окружили гвардейцы и жрецы, подняли, а он все не мог прийти в себя от изумления. Паг поднял руки, произнес заклинание, и странная замедленность исчезла. Солдаты перерезали веревки, и Джимми зашатался от боли - кровь, словно раскаленное железо, хлынула по сосудам - он чуть не потерял сознание. Два солдата подхватили его. Когда взгляд Джимми прояснился, он увидел, что пятеро стражников держат Джека, а двое обыскивают его в поисках кольца с ядом и прочих средств самоубийства.

Джимми огляделся, приходя в себя. Народ в зале застыл в ужасе. Отец Тулли стоял рядом с Арутой, солдаты-цурани окружили короля, все остальные смотрели на Аниту, которая лежала в объятиях Аруты, опустившегося на колено. Яркий солнечный свет падал на белое платье. На спине Аниты быстро расплывалось алое пятно.

Арута был в шоке. Он сидел, наклонившись вперед, упершись локтями в колени, не замечая тех, кто был с ним в комнате.

Перед глазами его раз за разом проходила последняя сцена церемонии в тронном зале.

Анита только что принесла клятву, и Арута слушал заключительное благословение Тулли. Вдруг на лице Аниты появилось незнакомое выражение, и она покачнулась, словно ее толкнули в спину. Он придержал ее, удивляясь, почему она падает, - она всегда была так грациозна! Он попытался придумать, как бы обратить все в шутку - ей ведь будет неловко за то, что она споткнулась. А она выглядела такой серьезной - глаза распахнуты, рот полуоткрыт, словно хотела спросить о чем-то важном. Услыхав первый вскрик, Арута поднял голову и увидел, что высоко над помостом, под самым куполом какой-то человек висит, цепляясь за окно. Люди закричали, указывая туда, и Паг бросился вперед, на ходу творя заклинания. А Анита уже совсем не могла стоять, как ни поддерживал ее Арута. Тогда он и увидел кровь.

Арута закрыл лицо руками и зарыдал. Никогда раньше чувствам не удавалось взять над ним верх. Каролина обняла его, крепко прижалась и тоже заплакала. Она оставалась с ним, пока Лиам и три гвардейца оттащили его от Аниты, предоставив жрецам и лекарям заняться ее раной. Принцессу Алисию унесли в ее покои, полумертвую от горя. Гардан, Мартин, Касами и Вандрос руководили гвардейцами, которые обыскивали дворец и парк вокруг него в поисках других незваных гостей. По приказу Лиама через несколько минут после покушения выходы из дворца были перекрыты. Сейчас король ходил взад и вперед, а Волней сидел в углу и тихо разговаривал с Лори, Брукалом и Фэнноном. Они все ждали известий о состоянии Аниты.

Открылась дверь в приемную, и стражник-цурани впустил Джимми. Он шагал неуклюже, потому что ноги его до сих пор болели. Парнишка подошел к Аруте и попытался что-то сказать, но не смог выговорить ни слова. Как и Арута, он снова и снова переживал каждую минуту церемонии, пока один из учеников Натана занимался его ногами. В голове его все перемешалось: вот Арута рассказывает Джимми, что значит для него дружба, и тут же - принц, склонившийся над Анитой, и на лице его ужас непонимания; одновременно перед Джимми появляется и Анита перед дверью портнихи - она пришла примерять свадебное платье; этот образ тает, и Джимми снова видит, как Арута медленно опускает невесту на пол, а жрецы уже спешат к ним.

Арута поднял на него взгляд, и Джимми еще раз попробовал заговорить.

- Джимми... я тебя... не видел... - сказал принц.

В темно-карих глазах Джимми увидел боль и горе, и ощутил, как что-то сломалось в его душе. Парнишка заговорил, чувствуя, как к глазам подступают непрошеные слезы:

- Я... Я хотел... -Он проглотил комок в горле, но что-то мешало ему дышать. Джимми шевелил губами, и ничего не мог сказать. Наконец он прошептал:

- Прости меня, - и, упав перед Арутой на колени, повторил:

- Прости.

Арута непонимающе посмотрел на него и покачал головой.

- Ты ни в чем не виноват, - сказал он, положив руку на плечо Джимми.

Джимми плакал, уткнувшись в колени Аруты, громко всхлипывая, а тот неумело пытался его утешить. Лори опустился на колени рядом с парнишкой.

- Ты не мог сделать больше того, что сделал.

Джимми поднял голову и взглянул на Аруту:

- Но я должен был.

Каролина, склонившись, вытерла слезы со щек Джимми.

- Ты догадался проверить окно, что никому и в голову не пришло. Кто знает, что могло случиться, если бы не ты. - Она не стала говорить, что если бы Джимми не пнул Веселого Джека, Арута, наверное, уже лежал бы мертвый.

Но Джимми не хотел утешаться:

- Я сделал не все, что мог.

Лиам тоже встал на колено рядом с парнишкой.

- Сынок, я видел, как воины, побеждавшие гоблинов, бледнели от одной только мысли о высоте, на которую ты забрался. У каждого из нас свои страхи, - тихо сказал он. - Но когда случается что-то ужасное, каждый из нас думает: я мог бы сделать больше. - Он накрыл своей рукой ладонь Аруты, лежавшую на плече Джимми. - Мне только что пришлось приказать цурани обыскать весь дворец, иначе они наложили бы на себя руки.

Хорошо хоть у тебя не столь остро развито чувство чести.

- Если бы можно было, я бы поменялся с принцессой местами, мрачно сказал Джимми.

И Лиам серьезно ответил:

- Да, сынок, я знаю, ты бы поменялся.

- Джимми... знаешь... ты был просто молодцом, - произнес Арута, словно медленно возвращаясь откуда-то издалека, и попытался улыбнуться.

Джимми, по щекам которого все еще текли слезы, крепко прижался к коленям Аруты, а потом, отодвинувшись и вытерев слезы, улыбнулся в ответ.

- Я не ревел с той самой ночи, когда видел, как убили маму.

Каролина побледнела.

Дверь в приемную открылась, вошел Натан. На нем была только рубаха длиной до колен, ритуальное облачение он уже снял, чтобы оно не мешало ухаживать за принцессой. Усталый, он вытирал руки полотенцем. Арута, которого держал за руку Лиам, медленно поднялся. Натан мрачно посмотрел на него и сказал:

- Она жива. Хотя рана и тяжелая, стрела только задела ее, не пробив спину. Если бы удар был направлен точнее, смерть произошла бы прямо на месте. Анита молода и здорова, но...

- Что? - спросил Лиам.

- Стрела была отравлена, ваше величество. Отравлена ядом, изготовленным при помощи злых чар, черных заклинаний. Мы не можем справиться с ними. Ни алхимия, ни магия не помогают.

Арута заморгал. Казалось, осознав слова Натана, он был потрясен.

Натан взглянул на Аруту с печалью во взоре:

- Мне очень жаль, ваше высочество. Она умирает.

Темница располагалась ниже уровня моря, сырая и мрачная, затхлый воздух отдавал плесенью и водорослями. Лиам и Арута подошли ко входу; один из стражников отступил в сторону, а второй, поднатужившись, открыл тяжелую дверь. В углу пыточной камеры их дожидался Мартин, который сейчас тихо разговаривал с Вандросом и Касами. Эта комната не использовалась с давней поры предшественника принца Эрланда, и только во время недолгого правления де Бас-Тайры здесь допрашивала пленников секретная полиция Джоко Рэдберна.

В комнате не было пыточных инструментов, только жаровня с пылающими углями стояла на своем месте, а в ней калились железные прутья. Один из солдат Гардана присматривал за жаровней. Веселый Джек стоял, прикованный к каменному столбу.

Вокруг него несли стражу шесть воиновцурани - они находились так близко от стонущего пленника, что он задевал их, когда шевелился. Все они стояли лицом наружу, сохраняя крайне настороженное выражение лиц, - ни одному из гвардейцев Аруты было за ними в этом не угнаться.

С другой стороны камеры, покинув группу жрецов - все они присутствовали на свадебной церемонии, - к ним подошел отец Тулли.

- Мы использовали самые могущественные заклинания, пригодные для этого случая. - Он указал на Джека. - Но, похоже, какая-то сила все больше овладевает им. Как чувствует себя Анита?

Лиам медленно покачал головой:

- Стрела была отравлена заговоренным ядом. Натан сказал, что Анита быстро теряет силы.

- Тогда мы должны скорее допросить пленника, - сказал старый священник. - Мы ведь даже не знаем, с чем сражаемся.

Джек громко застонал. Арута вдруг почувствовал удушающий приступ гнева. Лиам бросился вперед, махнул рукой стражнику, чтобы тот отошел, и заглянул в глаза убийце. Веселый Джек посмотрел на него круглыми от ужаса глазами. Его тело блестело от испарины, пот капал с крючковатого носа. Он стонал, как только начинал шевелиться. Цурани явно не нежничали, когда обыскивали его. Джек попытался заговорить, облизав языком сухие губы.

- Пожалуйста... - хрипло произнес он. - Не отдавайте меня ему.

Лиам, встал рядом с ним и сжал его лицо рукой, как тисками.

Встряхнув голову Джека, он спросил:

- Что это за яд?

Джек чуть не плакал:

- Я не знаю. Клянусь, не знаю!

- Мы выбьем из тебя правду, если надо будет. Лучше отвечай прямо сейчас, а не то тебе придется туго! - Лиам указал на раскаленные прутья.

Джек пытался засмеяться, но издал лишь какой-то булькающий звук.

- Туго? Думаешь, я испугаюсь железа? Слушай же ты, король этого проклятого Королевства, я с радостью дам тебе выжечь мою печень, если ты пообещаешь, что не позволишьему забрать меня - Нотки истерики слышались в его голосе.

Лиам огляделся:

- Кому не позволю забрать тебя?

- Он уже целый час кричит, чтобы мы не отдавали его "ему", - пояснил Тулли и задумался. - Он вступил в сговор с темными силами, а теперь боится расплаты! - произнес он, догадавшись, в чем дело.

Джек закивал головой. Не то всхлипывая, не то смеясь, он сказал:

- А ты, жрец, что бы ты стал делать на моем месте, если бы тьма добралась и до тебя?

Лиам схватил Джека за спутанные волосы, повернул его лицо к себе:

- О чем ты говоришь?

Глаза Джека стали круглыми от страха.

- Мурмандрамас, - прошептал он.

Вдруг по комнате пробежал холодок, и угли в жаровне, как и факелы на стенах, казалось, замигали и стали гаснуть.

- Он здесь! - закричал Джек, теряя голову от страха. Один из жрецов начал читать заклинание, и свет снова стал ярче.

Тулли посмотрел на Лиама:

- Это ужасно... -Его лицо осунулось. -У него страшная сила.

Нам надо торопиться, ваше величество, но ни в коем случае не называть его по имени, иначе мы привлечем его сюда, к его приспешнику.

- Что это был за яд? - спросил Лиам.

Джек всхлипнул:

- Я не знаю. Правда. Это мне гоблин дал, темный брат.

Клянусь!

Открылась дверь, и вошел Паг, за ним показался еще один чародей - тучный мужчина с пышной седой бородой. Взгляд Пага был таким же мрачным и серьезным, как и его голос:

- Мы с Кулганом заговорили эту часть дворца, но что-то все равно пытается прорваться.

Кулган, у которого был такой вид, словно он только что закончил изнурительный труд, кивнув, прибавил:

- Какая бы это сила ни была, она очень настойчива. Думается мне, будь у нас побольше времени, мы могли бы хоть немного узнать, что это за сила, но...

- Она сможет прорваться раньше, чем мы узнаем хоть что-нибудь, - закончил Тулли вместо него. - Так что времени у нас нет. - Он повернулся к Лиаму:

- Торопись.

Лиам спросил пленника:

- Тот, кому ты служишь - человек это или нет, - почему он хочет смерти моего брата?

- Меняюсь! - закричал Джек. - Я расскажу вам все, что знаю, а вы не отдадите меня ему.

Лиам отрывисто кивнул:

- Мы его к тебе не подпустим.

- Вы не знаете, - заверещал Джек, и его голос сорвался на всхлип. - Я уже мертв. Вы понимаете? Тот ублюдок вместо Джимми застрелил меня, и я умер. - Он оглядел всех в комнате. - Этого никто из вас не может понять. Я чувствовал, как жизнь покидает меня, когда он явился. Когда я был почти мертв, он забрал меня в это темное, холодное место и... и... это было жутко! Он показал мне... что он может... Он сказал, что я мог бы жить и служить ему, и тогда он может дать мне жизнь, или... или он оставит меня умирать прямо там. Тогда он не мог меня спасти, потому что я не принадлежал ему. Но сейчас я принадлежу. Он... это зло.

Жрец Лимс-Крагмы Джулиан встал за спиной короля.

- Он лгал тебе. Это холодное место было его творением.

Любовь госпожи нашей несет тепло всем, кто приемлет ее в конце жизни. Тебя обманули.

- Он - отец всех лжецов! Но я теперь в его руках, - всхлипывал Джек - Он сказал, что я должен пойти во дворец и убить принца. Он сказал, что я - единственный, кто здесь остался, что остальные далеко и не скоро прибудут. Так что это придется сделать мне. Я сказал, так и быть, и вот - я не сделал, что обещал, и теперь он хочет забрать мою душу! - В его голосе слышалась отчаянная мольба о том благодеянии, которое было королю не по силам.

Лиам повернулся к Джулиану:

- Можем ли мы что-нибудь сделать для него?

- Есть обряд, но... - ответил Джулиан и, взглянув на Джека, сказал ему:

- Ты умрешь, ты знаешь это. Ты уже умер, а здесь ты только потому, что злые чары околдовали тебя. Да свершится то, чему суждено! Через час ты умрешь. Ты понимаешь?

- Да, - прошептал Джек сквозь слезы.

- Ответишь ли ты на наши вопросы и расскажешь ли ты все, что знаешь в обмен на смерть, чтобы освободить свою душу? - Джек закрыл глаза и заплакал, как ребенок, но все же кивнул головой.

- Тогда поведай нам все, что знаешь о ночных ястребах и заговоре против моего брата, - потребовал Лиам.

Джек шмыгнул носом:

- Шесть, нет, семь месяцев назад Золотой Ноготок говорит мне, что он участвует в одном дельце, которое принесет нам прибыль. - Начав говорить Джек, постепенно успокаивался. - Я спросил его, доложил ли он ночному мастеру, а он ответил, что это пересмешников не касается. Не знаю, хорошо ли вести с гильдией двойную игру, но против лишних денежек я ничего не имею, и вот я ему говорю: "Почему бы нет?" и иду с ним. Мы встретились с этим Хавараном, он и раньше имел с нами дело; тогда он задал нам кучу вопросов, но сам не торопился отвечать, и я уже был готов выйти из игры, даже не узнав, какие у них правила, как вдруг он кладет на стол кошель с золотом и говорит, что после мы получим и побольше. - Джек закрыл глаза и опять не то вздохнул, не то всхлипнул. - Пошел я с Золотым и Хавараном по сточным туннелям к "Иве". И чуть не рехнулся, когда увидел в подвале двух гоблинов. У них, однако, было золото, а я и с гоблинами могу примириться - было бы золота побольше. И вот они говорят мне - делай то и это и рассказывай, что велят делать Хозяин, дневной мастер и ночной мастер. Я им отвечаю, что это все равно, что положить голову на плаху, а они выхватывают мечи и говорят, что если я откажусь, то уж точно голова моя покатится. Я решил, что смогу отбиться от них, но они затащили меня в другую комнату там же, в "Иве", где сидел такой... в одежде до пят, в плаще с капюшоном. Его лица я не видел, но говорил он как-то шипуче и воняло от него... Я еще с детства запомнил этот запах.

- Что это было? - спросил Лиам.

- Однажды я почуял такой запах в норе. Пахло змеями.

Лиам обернулся к ахнувшему Тулли.

- Жрец пантатианских змеелюдей! - священники с видом крайнего беспокойства стали тихо переговариваться. Тулли сказал:

- Продолжай! У тебя мало времени.

- Они начали выделывать такое, чего я раньше никогда не видел. Я не мечтательная девица, которая думает, что все в мире чисто и прекрасно, но о таком и помыслить никогда не мог. Они принесли ребенка! Девочку лет восьми-девяти, не старше.

Кажется, уж я-то всего насмотрелся.... Тот, который в плаще, вытащил кинжал и... - Джек глотнул слюну, борясь с приступом рвоты. - Ее кровью они нарисовали знаки и принесли какую-то клятву. Я не часто вспоминаю про богов, но всегда по большим праздникам кидаю монетку для Баната или Рутии. Но тут я принялся молиться Банату так, словно мне надо было при свете дня ограбить городскую казну. Не знаю, поэтому или по какой другой причине, но они не стали заставлять меня приносить клятву... - Его голос сорвался. - Боги, они пили ее кровь! - Он тяжело вздохнул. - Я согласился работать с ними. Все было хорошо, пока они не велели мне устроить засаду на Джимми.

- Кто эти люди и чего они хотят? - напористо спросил Лиам.

- Как-то раз один из гоблинов сказал мне, будто есть пророчество про Владыку Запада. Владыка Запада должен умереть, тогда что-то произойдет.

Лиам бросил взгляд на Аруту:

- Ты говорил, они называли тебя Владыкой Запада...

- Да, дважды, - подтвердил Арута, справившись со своими чувствами.

Лиам снова повернулся к пленнику:

- Что еще?

- Не знаю, - ответил Джек; видно было, что он очень устал.

- Они разговаривали друг с другом. Я им не очень-то подходил. - Комната снова содрогнулась, а угли и факелы опять замигали. - Он здесь! закричал Джек.

Арута встал рядом с Лиамом.

- А яд? - потребовал он ответа - Не знаю, - зарыдал Джек. - Это гоблин мне дал. Один из них назвал его "терн серебристый".

Арута оглянулся, но, кажется, никому из присутствующих это название ничего не говорило.

- Оно вернулось, - вдруг сказал один из жрецов.

Несколько жрецов начали читать заклинания, потом замолчали и кто-то сказал:

- Оно прорвалось через наши заклятия.

Лиам обратился к Тулли:

- Нам что-нибудь угрожает?

- Темные силы могут управлять только теми, кто сам отдался им. Поэтому нам можно ничего не бояться.

В комнате похолодало, пламя в факелах дико заплясало, тени по углам стали гуще.

- Не отдавайте меня ему! - заверещал Джек. - Вы обещали!

Тулли взглянул на Лиама; тот кивнул, показывая, что этим займется отец Джулиан.

Король махнул рукой стражникам цурани, чтобы они освободили место для жреца Лимс-Крагмы. Жрец встал напротив Джека и спросил:

- Есть ли в твоем сердце искреннее желание вверить себя милосердию повелительницы нашей?

От ужаса Джек не мог вымолвить ни слова. Он заморгал полными слез глазами и кивнул. Джулиан начал тихую, медленную молитву, а остальные жрецы шептали заклятия. Тулли подошел к Аруте:

- Стой тихо. Смерть сейчас среди нас.

Все кончилось очень быстро. Джек несколько раз всхлипнул, потом вдруг обвис на цепях, которые не дали ему упасть. Джулиан повернулся ко всем остальным:

- Теперь он в объятиях повелительницы смерти. Никто больше его не обидит.

И вдруг стены камеры задрожали. В комнате явно чувствовалось присутствие чуждой, темной силы, которая в ярости билась, потеряв добычу. Жрецы, а вместе с ними Паг и Кулган возвели магическую защиту против беснующегося духа, и все внезапно стихло.

- Его здесь нет! - взволнованно воскликнул Тулли.

Лицо Аруты, опустившегося на колено перед кроватью, напоминало каменную маску. Волосы вокруг головы Аниты лежали на подушке, подобно темно-рыжей короне.

- Она кажется такой маленькой, - сказал Арута тихо, посмотрев на тех, кто был с ним в комнате. Каролина крепко держалась за руку Лиама, а Мартин стоял у окна рядом с Пагом и Кулганом. Все посмотрели на принцессу. Только Кулган, казалось, был погружен в собственные мысли. Натан сказал им, что принцесса не проживет и часа. Лори в соседней комнате пытался успокоить мать Аниты.

Вдруг Кулган обошел постель, и голосом, громко прозвучавшим среди приглушенных разговоров, спросил Тулли:

- Если бы у тебя был вопрос и тебе можно было бы задать его только один раз, к кому бы ты обратился?

Тулли заморгал:

- Говоришь загадками? - Лицо Кулгана, с кустистыми седыми бровями, сходящимися над изрядно выдававшимся вперед носом, не оставляло сомнении в том, что он вовсе не собирается шутить. - Извини, - сказал Тулли. - Хм, надо подумать. - Морщины на лице Тулли стали глубже. Потом его лицо просветлело - ему в голову пришла мысль, которую он счел очевидной. - Сарт!

Кулган указательным пальцем постучал по груди старого священнослужителя:

- Правильно, Сарт.

- Почему Сарт? - спросил Арута, слушавший их разговор. - Это же один из самых захудалых портов в Королевстве.

- Потому что, - ответил Тулли, - поблизости расположено Ишапианское аббатство, о котором говорят, что оно вместило больше знаний, чем любое другое место во всем Королевстве.

- И, - добавил Кулган, - если и есть место в Королевстве, где можно разузнать хоть что-нибудь о терне серебристом и о противоядии к нему, то это - Сарт.

Арута беспомощно посмотрел на Аниту:

- Но Сарт... Ни один всадник не может обернуться даже за неделю...

Вперед выступил Паг:

- Может, я смогу помочь. - И с неожиданной властностью в голосе он произнес:

- Покиньте комнату. Все, кроме отцов Натана, Тулли и Джулиана. - Он обратился к Лори:

- Сбегай в мои покои. Кейтала даст тебе большую книгу заклинаний, переплетенную в красную кожу. Неси ее скорее сюда.

Лори, ни о чем не расспрашивая, выскочил из комнаты, да и остальные тоже вышли. Паг тихо заговорил со жрецами:

- Вы можете замедлить ее движение во времени, не причинив ей вреда?

- Я могу, - ответил Натан. - Я замедлял время для темного брата перед смертью. - Он бросил взгляд на Аниту. Ее лицо уже приобретало холодный голубоватый оттенок. - Лоб у принцессы холодный и влажный. Силы быстро покидают ее. Нам надо торопиться.

Три жреца быстро начертили пентаграмму и зажгли свечи. За несколько минут они подготовили комнату, и вскоре зазвучала молитва. Принцесса лежала в постели, окруженной розоватым сиянием, которое становилось видимым только при взгляде боковым зрением. Паг вывел жрецов из комнаты и попросил принести ему воск для печатей. Мартин отдал приказание, и паж побежал за воском. Паг взял книгу, за которой отправлял Лори. Он снова вошел в комнату и обошел ее вокруг, читая книгу. Закончив, он вышел из комнаты и произнес заклинания.

Потом он поместил восковую печать на стену возле двери и закрыл книгу.

- Все, - сказал он.

Тулли направился к двери, но Паг удержал его:

- Не переступай порога.

Старый жрец вопросительно посмотрел на него. Кулган в восторге покачал головой:

- Разве ты не видишь, что мальчик сделал, Тулли? - Паг не мог не улыбнуться: даже отрастив длинную седую бороду, для Кулгана он все равно останется мальчиком. - Посмотри на свечи!

Остальные тоже заглянули в комнату и увидели, что имел в виду старый чародей. Свечи в углах пентаграммы были зажжены, хотя при дневном свете это не так-то просто было заметить. Но, если внимательно приглядеться, было видно, что пламя свечей не мигало и не колебалось. Паг сказал:

- В этой комнате время идет так медленно, что проследить его движение почти невозможно. Стены замка рассыплются в прах, прежде чем свечи сгорят хотя бы на одну десятую своей длины.

Если кто-нибудь пересечет порог, он будет пойман, как муха в янтаре. Это означало бы смерть, если бы не заклинание отца Натана, которое ослабляет натиск времени внутри пентаграммы и охраняет принцессу.

- Как долго оно продержится? - спросил Кулган, явно благоговевший перед своим бывшим учеником.

- До тех пор, пока не будет сломана печать.

Лицо Аруты отразило его душевные движения: у него впервые зародилась надежда.

- Она будет жить?

- Она жива сейчас, - ответил Паг. - Арута, она живет между мгновениями времени, и останется такой, как сейчас, пока не будет сломана печать. Но тогда время снова потечет для нее так же, как и для всех нас, и ей понадобится лечение, если таковое вообще есть.

Кулган, вздохнув, выразил мысли всех присутствующих:

- Теперь у нас есть то, что нам больше всего необходимо, - время.

- Да, но сколько его у нас? - спросил Тулли.

- Достаточно. Я найду лекарство, - твердо сказал Арута.

- Что ты собрался делать? - спросил Мартин.

Арута посмотрел на брата, и впервые за день в его взгляде не было всепожирающего горя, безумного отчаяния. Ровно и спокойно он ответил:

- Я поеду в Сарт.

Глава 8 КЛЯТВА

Лиам сидел неподвижно. Он долгим взглядом посмотрел на Аруту и покачал головой:

- Нет. Я запрещаю.

Похоже, на Аруту это никак не подействовало.

- Почему? - спокойно спросил он.

Лиам вздохнул:

- Это очень опасно, а у тебя здесь есть и другие обязанности. - Лиам поднялся из-за стола и пересек комнату, остановившись напротив брата. Положив руку ему на плечо, король сказал:

- Я знаю твой характер, Арута. Ты не любишь сидеть и ждать, пока события развиваются без тебя. Знаю, что ты не можешь смириться с мыслью отдать судьбу Аниты в чужие руки, но в здравом уме я не могу допустить, чтобы ты отправился в Сарт.

Лицо Аруты оставалось мрачным - так было со вчерашнего дня, с момента покушения. Но после смерти Веселого Джека ярость Аруты улеглась или была направлена внутрь, переродившись в холодную отстраненность. Сообщение Кулгана и Тулли о том, что в Сарте можно найти нужные им сведения, избавило его рассудок от неутолимого гнева. Теперь у него было дело, требующее здравых суждений, способности мыслить холодно, бесстрастно.

Проникновенно глядя на брата, он ответил:

- Не один месяц я был вдали от дома, разъезжая по чужим землям вместе с тобой, и, думаю, дела Западных земель вполне могут выдержать мое отсутствие еще в течение пары недель. А что касается безопасности, - прибавил он, повысив голос, - так все только что видели, насколько я защищен в своем собственном дворце! - Он помолчал немного и закончил:

- Я поеду в Сарт!

Мартин тихо сидел в углу, наблюдая за перепалкой и внимательно слушая обоих братьев. Сейчас он подался вперед в своем кресле.

- Арута, я знаю тебя с тех пор, как ты был малышом, и твое настроение мне понятно не хуже, чем мое собственное. Ты считаешь, что вопросы жизни и смерти нельзя отдавать в руки других. Есть в твоем характере некоторая самонадеянность, братец. Мы все унаследовали ее от отца.

Лиам заморгал - он удивился, что и его включили в список.

- Все?..

Уголок рта Аруты приподнялся в полуулыбке, и он глубоко вздохнул.

- Все, Лиам, - сказал Мартин. - Мы все трое - сыновья Боуррика, а отец наш, при всех своих достоинствах, был самонадеян. Арута, по характеру мы с тобой очень похожи, я просто лучше научился скрывать свои чувства. Не могу и представить, как бы я смог сидеть спокойно, если бы другие делали то, что я считаю своим делом, но тем не менее тебе не нужно ехать. Для этого лучше подойдут другие. Тулли, Кулган и Паг вполне могут изложить все вопросы на пергаменте. И есть люди, которые гораздо больше подходят для того, чтобы быстро и незаметно доставить его через леса, разделяющие Сарт и Крондор.

Лиам нахмурился:

- Полагаю, это некий герцог с Запада.

Улыбка Мартина очень напоминала улыбку Аруты.

- Даже следопыты Аруты не сравнятся в умении ходить по лесам с тем, кого этому обучали эльфы. Если этот Мурмандрамас имеет своих наблюдателей на лесных дорогах, к югу от Эльвандара никто не обойдет их посты лучше, чем я.

Лиам в негодовании возвел ,глаза к небу.

- И ты туда же. - Он подошел к двери и распахнул ее. Арута и Мартин последовали за ним. В коридоре их ожидал Гардан, и его солдаты взяли на караул, когда король вышел из комнаты. Лиам обратился к Гардану:

- Гардан, если любой из моих полоумных братьев попробует покинуть дворец, арестуй его и посади под замок. Это моя королевская воля. Понятно?

- Да, ваше величество, - отсалютовал Гардан.

Не добавив больше ни слова, Лиам зашагал по коридору к своим покоям; его лицо выражало сильнейшую озабоченность.

Солдаты Гардана за его спиной обменялись удивленными взглядами и обратили внимание, что Арута и Мартин уходят в противоположном направлении. Лицо Аруты пылало, он с трудом сдерживал гнев, тогда как по лицу Мартина ничего нельзя было прочесть. Когда два брата скрылись из виду, солдаты стали вопросительно переглядываться - они слышали весь разговор между королем и его братьями. Наконец Гардан тихо, но властно сказал:

- Смирно! Вы по-прежнему на посту.

- Арута!

Арута и Мартин, тихо переговаривавшиеся на ходу, остановились - их догонял кешианский посол, за ним торопилась его свита. Поравнявшись с Арутой и Мартином, кешианец слегка поклонился и приветствовал их:

- Ваше высочество, ваше сиятельство.

- Добрый день, ваше превосходительство. - Ответ Аруты прозвучал резковато. Появление Хазар-хана напомнило ему, что есть кое-какие неотложные дела. Арута не мог не подумать о том, что рано или поздно ему придется вернуться к обыденным государственным заботам. Эта мысль окончательно испортила ему настроение.

- Мне, ваше высочество, сообщили, что якобы для того, чтобы покинуть дворец, я или мои люди должны испрашивать позволения.

Так ли это?

Раздражение Аруты усилилось, хотя сейчас оно было направлено уже против себя. Как само собой разумеющееся, он заблокировал дворец, совсем не приняв во внимание скользкий вопрос дипломатической неприкосновенности - необходимой смазки в скрипучей машине отношений между странами. С сожалением в голосе он произнес:

- Господин мой Хазар-хан, приношу свои извинения. В горячке событий...

- Я совершенно вас понимаю, ваше высочество. - Быстро оглянувшись по сторонам, Хазар-хан произнес:

- Позволено ли будет мне недолго побеседовать с вами? Мы могли бы поговорить прямо на ходу.

Арута кивнул, и Мартин, поотстав, присоединился к сыновьям Хазар-хана. Посол сказал:

- Неудачное время, чтобы докучать королю договорами. Я полагаю, сейчас самое время навестить моих подданых в Джал-Пуре. Я пока побуду там. А потом вернусь в ваш город или в Рилланон, если понадобится, чтобы обсудить условия договора после... после того, как все у вас образуется.

Арута изучающе разглядывал посла. Шпионы Волнея разузнали, что императрица отправила на переговоры с королем одного из умнейших своих подданных.

- Господин мой Хазар-хан, благодарю вас за столь внимательное отношение к чувствам моим и моей семьи в настоящий момент.

Посол отмахнулся:

- Нет почета в победе над теми, кто поражен горем и печалью. Когда грустные заботы останутся позади и ничто не будет отвлекать вас с братом, я надеюсь, что мы сможем поговорить о Долине Грез. Сейчас было бы слишком просто добиться преимущества. Для грядущей женитьбы короля на принцессе Магде Ролдемской вам понадобится одобрение Кеша. Она - единственная дочь короля Кейрола, и, если что-то случится с ее братом, кронпринцем Дрейвосом, любой ее отпрыск вполне может занять оба трона - и Островов, и Ролдема, а так как Ролдем традиционно рассматривается, как объект в сфере влияния Кеша... в общем, вы видите, насколько мы заинтересованы.

- Примите мое восхищение имперской разведкой, ваше превосходительство, - с грустным почтением сказал Арута. Только они с Мартином знали о грядущей свадьбе.

- Вообще-то у нас нет ничего такого, хотя мы пользуемся определенными источниками - теми, кто заинтересован в сохранении создавшегося положения.

- Ценю откровенность, ваше превосходительство. Во время переговоров мы не сможем обойти вниманием вопрос о новом военном флоте Кеша, который, в нарушение Шаматского договора, строится в Дурбине.

Хазар-хан, покачав головой, сказал с особым чувством:

- О Арута, я с нетерпением буду ждать начала переговоров с вами.

- И я тоже. Я прикажу стражникам, чтобы беспрепятственно выпустили вас и ваших людей. Только хочу попросить вас убедиться в том, что ни один человек, не принадлежащий к вашей свите, не проскользнет вместе с вами.

- Я сам встану у ворот и буду называть по имени каждого солдата и слугу, ваше высочество.

Арута нисколько в этом не сомневался.

- Неважно, что принесет нам судьба, Абдур Рахман Хазар-хан.

Даже если когда-нибудь нам придется лицом к лицу встретиться на поле брани, я все равно буду считать вас честным, благородным человеком, - сказал Арута и протянул руку.

Абдур пожал ее.

- Вы оказываете мне честь, ваше высочество. Пока от имени Кеша говорю я, Империя будет вести переговоры с вами только во имя процветания и добрых дел.

Посол махнул рукой сопровождавшим его людям, чтобы они подошли, и, испросив позволения принца, кешианцы удалились.

Мартин, подойдя к Аруте, заметил:

- Ну, сейчас хотя бы одной заботой меньше.

- Сейчас - да. Вполне вероятно, что эта коварная старая лиса под конец займет мой дворец под посольство, а мне с двором придется ютиться где-нибудь в ночлежке у портовых складов.

- Тогда попросим Джимми порекомендовать нам что-нибудь получше. - И вдруг Мартин спохватился:

- Да, а где он? Я не видел его с тех пор, как мы допрашивали Веселого Джека.

- Я попросил его кое-что для меня сделать.

Мартин понимающе кивнул, и братья пошли дальше.

Услышав, что кто-то входит в комнату. Лори резко обернулся.

Каролина закрыла за собой дверь и замерла, заметив, что на кровати рядом с лютней примостился дорожный мешок певца. Он только что его завязывал; сам Лори был одет в старый дорожный костюм. Каролина прищурилась и понимающе кивнула.

- Куда-нибудь едешь? - ледяным тоном спросила она. - Решил, небось, что можешь слетать в Сарт и задать там пару вопросов, а?

Лори, защищаясь, поднял руки.

- Это же ненадолго, любимая. Я скоро вернусь.

Усевшись на кровать, Каролина заявила:

- Ты ничуть не лучше Аруты или Мартина. Вы думаете, у остальных во дворце так мало мозгов, что они даже высморкаться не смогут, если вы им не объясните, как это делается. И вот твою голову снесет бандит или еще что-нибудь такое. Лори, я иногда на тебя ужасно злюсь. - Он сел рядом с ней и обнял ее.

Она положила голову ему на плечо. - С тех пор, как я приехала, мы с тобой так мало были вместе, и все так... ужасно. - Ее голос сорвался, и она заплакала. - Бедная Анита, - сказала она.

И, утерев слезы, решительно продолжала:

- Ненавижу, когда плачу. Да и на тебя я все еще сердита. Ты хотел сбежать, не попрощавшись. Так я и знала. Ну так вот - если уедешь, лучше не возвращайся. Просто передай нам, что ты там узнал, если доживешь до того момента, но во дворец не показывайся. Я ни за что не захочу тебя видеть. - Она встала и пошла к двери.

Лори бросился за ней. Взяв ее за руку, он повернул Каролину к себе:

- Любимая, ну пожалуйста...

- Если бы ты любил меня, ты бы просил у Лиама моей руки, - произнесла она со слезами на глазах. - Хватит с меня красивых слов. Лори. Хватит с меня этой неопределенности. И тебя с меня хватит.

Лори испугался. Он не придал значения давешней угрозе Каролины: если он не надумает жениться на ней к тому времени, когда они вернутся в Рилланон, она с ним порвет - отчасти сознательно, отчасти из-за развернувшихся событий.

- Я не хотел ничего говорить до тех пор, пока не будет спасена Анита, но, знаешь, я решился. Я не могу допустить, чтобы ты исключила меня из своей жизни. Я хочу, чтобы мы поженились.

Она посмотрела на него большими глазами.

- Что?

- Я сказал, что хочу...

Она закрыла его рот ладонью. И поцеловала его. Никаких слов не требовалось. Совсем не сразу Каролина отстранилась. На ее лице играла опасная улыбка.

- Нет, пока ничего больше не говори, - тихо сказала она, покачав головой. - Я не позволю снова вскружить мне голову дурманящими словами. - Она медленно подошла к двери. - Стража!

- закричала она, и в ту же минуту появилась пара стражников., Указав на окаменевшего от неожиданности Лори, принцесса велела:

- Никуда его не пускайте! Если он захочет уйти, сядьте на него верхом!

И Каролина исчезла за углом коридора, а стражники с любопытством посмотрели на Лори. Тот вздохнул и спокойно уселся на кровать.

Через несколько минут принцесса вернулась; за ней следовал сердитый отец Тулли. На старом жреце была ночная рубаха - он явно собирался отойти ко сну. Лиам, который выглядел тоже слегка не в своей тарелке, замыкал шествие. Когда Каролина вступила в комнату, указывая на него, Лори повалился на постель с громким стоном.

- Он сказал мне, что хочет на мне жениться!

Лори сел. Лиам вопросительно смотрел на сестру:

- Мне его поздравить или велеть повесить? По твоему тону трудно решить, чего ты добиваешься.

Лори вскочил, словно его укололи иголкой, я кинулся к королю.

- Ваше величество...

- Не позволяй ему ничего говорить, - перебила Каролина, вперив указующий перст в Лори. Угрожающим шепотом она добавила:

- Он - король лгунов и соблазнитель невинных. Он заговорит тебе зубы.

Лиам, покачав головой, спросил чуть слышно:

- Невинных? - Его лицо помрачнело. - Соблазнитель? - переспросил он, устремляя на Лори пристальный взгляд.

- Ваше величество... - начал Лори.

Каролина, скрестив руки на груди, нетерпеливо топнула ногой.

- Ну вот, - пробормотала она, - он начал заговаривать тебе зубы, чтобы не жениться на мне.

Тулли вклинился между Каролиной и Лори:

- Ваше величество, если мне будет позволено...

Немного смутившись, Лиам ответил:

- Позволено.

Тулли посмотрел на Лори, потом на Каролину:

- Следует ли понимать, ваше высочество, что вы хотите выйти замуж за этого человека?

- Да!

- А вы, сэр?

Каролина начала что-то говорить, но Лиам перебил ее:

- Пусть он ответит!

Лори заморгал от смущения, когда все вдруг замолчали. Он пожал плечами, словно желая показать - есть из-за чего городить огород.

- Конечно да, отец!

Казалось, Лиам из последних сил сохраняет спокойствие.

- Так в чем тогда дело? - Он обратился к Тулли:

- На следующей неделе, не раньше. Надо подождать. Все немного успокоится, решим и со свадьбой. Ты, Каролина, не возражаешь? - Она покачала головой, в глазах у нее стояли слезы. Лиам продолжал:

- Когда-нибудь, когда ты будешь бабушкой с дюжиной внуков, тебе придется мне все объяснить. Лори, - сказал он певцу, - ты храбрее многих, - и, бросив быстрый взгляд на сестру, добавил:

- и счастливее многих. А теперь, если больше никаких дел нет, я удаляюсь. - Он поцеловал сестру в щеку.

Каролина, обняла руками шею брата.

- Спасибо.

Лиам, все еще покачивая головой, вышел.

- Должна же быть какая-то причина для суеты в столь поздний час, - проворчал Тулли. Вытянув руки, он поспешно добавил:

- Но я согласен выслушать объяснения в другой раз. А теперь, если вы меня простите... - И он едва ли не бегом покинул комнату. Вышли и стражники, затворив за собой двери.

Когда они остались одни, Каролина улыбнулась Лори:

- Ну вот и все. Наконец-то!

Лори, усмехнувшись, обнял ее за талию:

- Да, и так быстро!

- Быстро! - воскликнула она, нанося ему весьма чувствительный удар в живот. Лори, согнувшись пополам, хватал ртом воздух. Он повалился назад и приземлился на постель.

Каролина встала на колени на край кровати рядом с ним. Когда он попытался подняться, она толкнула его обратно. - Я что, страшная корова, которую ты должен терпеть только из политических соображений? - Она подергала кожаный ремешок его туники. - Надо было бросить тебя в темницу. "Быстро"!

Схватив ее за платье, Лори притянул принцессу к себе, поцеловал и сказал улыбаясь:

- Привет, любовь моя, - и сомкнул объятия.

Позднее Каролина, очнувшись от полудремы, спросила его:

- Ты рад?

Лори рассмеялся, и ее голова, лежащая у него на груди, затряслась.

- Конечно. - И, поглаживая ее волосы, добавил:

- Зачем ты затеяла все это с Лиамом и Тулли?

Она хихикнула:

- Я почти год пыталась женить одного певца на себе и поэтому не собиралась позволить так легко забыть свое обещание.

Насколько я тебя знаю, ты просто хотел избавиться от меня, чтобы потихоньку уехать в Сарт.

- Святые боги! - вскричал Лори, выпрыгивая из кровати. - Арута!

Каролина, перевернувшись на спину, заняла освободившуюся подушку.

- Значит, вы с моим братишкой отправляетесь вдвоем?

- Да, то есть нет, то есть... проклятье! - Лори, натянув штаны, огляделся. - Где мой второй сапог? Я опаздываю на целый час. - Одевшись, он присел на край постели рядом с Каролиной.

- Я должен идти. Аруту ничто не удержит. Ты же понимаешь.

Она крепко схватила его за руку:

- Я так и знала, что вы поедете. Как вы собираетесь выбраться из дворца?

- Джимми нам поможет.

Она кивнула:

- Думаю, есть потайной ход, о котором он забыл сказать королевскому архитектору.

- Что-то вроде этого. Мне пора.

Она еще немного подержала его руку.

- Ты ведь не так-то легко даешь клятвы, а?

- Нет. - Он наклонился и поцеловал ее. - Без тебя я - ничто.

Она молча заплакала, одновременно счастливая и несчастная.

Она знала, что нашла своего мужчину, и боялась, что потеряет его. Словно читая ее мысли. Лори сказал:

- Я вернусь, Каролина. Ничто не помещает мне вернуться к тебе.

Если ты не вернешься, я пойду за тобой.

Он быстро поцеловал ее и ушел, тихо закрыв за собой дверь.

Каролина поглубже зарылась в постель, пытаясь сохранить оставшееся от него тепло.

Лори проскользнул в дверь, ведущую в покои Аруты, когда стражники, обходя свой пост, были в дальнем конце коридора. В темноте кто-то прошептал его имя.

- Да, - ответил он.

Арута открыл переносной фонарь, осветив комнату. Приемная Аруты казалась какой-то пещерой. Принц сказал:

- Ты опоздал. - В желтом свете фонаря, освещавшем Аруту и Джимми снизу, они показались певцу совсем незнакомыми людьми.

На Аруте было простое одеяние солдата-наемника - сапоги для верховой езды высотой до колен, грубые шерстяные рейтузы, поверх голубой туники - жилет из толстой кожи, на поясе - рапира. Сверху был надет длинный серый плащ, а объемистый капюшон лежал на спине. Лори пристально смотрел на принца - казалось, глаза Аруты излучают свет. Собравшись наконец в путь к Сарту, Арута сгорал от нетерпения. - Вперед.

Джимми показал им низенькую потайную дверь в стене; они вышли. Джимми быстро повел их по старым коридорам вниз, еще глубже сырой темницы. Арута и Лори молчали, хотя певец беззвучно ругался, когда под его ногами что-то пищало или уползало прочь. Лори был даже рад, что ничего не видно.

Вдруг коридор пошел вверх - под ногами появились грубые каменные ступени. На верхней площадке Джимми навалился на казавшийся ровным свод потолка. Плита слегка сдвинулась, и Джимми сказал:

- Заело.

Он протиснулся сквозь щель и принял вещи, которые передали ему спутники. Остроумное устройство поворачивало часть стены, как дверь, но годы и заброшенность не пошли на пользу механизму. Аруте и Лори с трудом удалось пробраться сквозь проем. Арута спросил:

- Где мы?

- Позади ограды королевского парка. До боковых ворот дворца - полторы сотни ярдов в ту сторону, - ответил Джимми, махнув рукой. Потом он указал в другую сторону. - За мной.

Через густые кусты он вывел их в небольшую рощицу, где стояли три лошади.

- Я не просил тебя покупать трех лошадей, сказал Арута.

Джимми ответил с нахальной улыбкой, которая была заметна даже при свете луны:

- Но ты и не запрещал мне, ваше высочество.

Лори почел за лучшее не вмешиваться и занялся навьючиванием своего мешка на ближайшую лошадь.

- Нам надо ехать, и у меня нет желания спорить. Останься, Джимми, - велел Арута.

Джимми подошел к лошади и легко вспрыгнул в седло.

- Я не исполняю приказов неизвестных авантюристов и безработных вояк. Я сквайр принца Крондорского. - Пошарив в тюке позади седла, он вытащил рапиру - ту самую, что подарил ему Арута. - Я готов. Я украл немало лошадей и хорошо научился на них ездить. Кроме того, кажется, все происходит только там, где ты. Мне будет очень скучно здесь без тебя.

Арута посмотрел на Лори. Тот вмешался:

- Лучше возьми его с собой, чтобы был у нас на глазах. Он все равно поедет за нами. - Арута собрался возразить, но Лори добавил:

- Ты же не можешь позвать дворцовую стражу, чтобы его задержали.

Арута, явно недовольный, взобрался на лошадь. Больше не разговаривая, они поехали прочь от парка. Они двигались по темным улицам и дорогам, пустив коней шагом, чтобы не привлекать лишнего внимания.

- Так мы попадем к Восточным воротам, - сказал наконец Джимми. - А я думал, что мы покинем город через Северные.

- Скоро повернем на север, - ответил Арута. - Если кто-нибудь и увидит, что я покидаю город, скоро пойдет молва, что я отправился на Восток.

- Кто может нас увидеть? - невинно спросил Джимми, не хуже остальных зная, что любой всадник, проезжающий через ворота в такой час, не может не привлечь внимания.

У Восточных ворот двое солдат выглянули из будки, чтобы посмотреть, кто едет, но так как в городе не было слышно тревоги, да и комендантский час отменили, то они едва повернули головы, провожая взглядом трех всадников.

Миновав ворота, Арута и его товарищи оказались во внешнем городе, который начали строить, когда древние стены уже не могли больше вместить всех жителей. Свернув с главной восточной дороги, они между темными зданиями направились на север.

Арута натянул поводья, приказав Джимми и Лори сделать то же самое. Из-за угла показались четыре наездника в длинных черных плащах. Рапира Джимми тут же оказалась в его руке - в такой час ночи на маленькой улочке две группы всадников вряд ли встретились бы случайно. Лори тоже начал вытаскивать меч, но Арута сказал:

- Уберите оружие.

Когда всадники приблизились, Джимми и Лори обменялись недоумевающими взглядами.

- Вовремя, - сказал Гардан, поворачивая свою лошадь, чтобы подъехать поближе к Аруте. - Все готово.

- Хорошо, - ответил Арута. Разглядывая спутников Гардана, он спросил:

- Трое?

В темноте послышался добродушный смешок Гардана.

- Я последнее время не видел Джимми и решил, что он отправится с вами, не особо заботясь о позволении принца. Так что на всякий случай приготовился. Или я не прав?

- Прав, капитан, - ответил Арута, даже не пытаясь скрыть неудовольствие.

- В любом случае Дэвид из всех ваших гвардейцев самый невысокий, и, случись погоня, на большом расстоянии он вполне сможет напоминать мальчишку. - Он махнул рукой, указывая на трех стражников, которые направили лошадей в сторону дороги, ведущей на восток. Джимми, приглядевшись к ним, хихикнул: один из всадников был стройным темноволосым юношей, а второй, светловолосый бородатый мужчина, вез за спиной лютню.

- Солдаты на воротах почти не обратили на нас внимания, - сказал Арута.

- Не беспокойтесь, ваше высочество. Это два самых заядлых сплетника во всем гарнизоне. Если из дворца просочится хоть слово о том, что вы уехали, через несколько часов весь город будет знать, что вас видели на Восточной дороге. Трое всадников поедут на восток до самого Даркмура, если, конечно, им не помешают в пути. Если мне будет позволено высказаться, нам пора ехать.

- Нам? - спросил Арута.

- Таков данный мне приказ. Принцесса Каролина сказала: если что-то случится с любым из вас, - и он указал на Лори и Аруту, мне незачем возвращаться в Крондор.

- А обо мне она ничего не говорила? - с притворной обидой спросил Джимми.

Остальные пропустили его слова мимо ушей. Арута посмотрел на Лори, тот глубоко вздохнул.

- Она давно обо всем догадалась. Кроме того, она умеет проявлять осторожность, если необходимо. Иногда. Принцесса не выдаст ни своего брата, ни жениха, - прибавил Гардан.

- Жениха? - спросил Арута. - Ну и ночка. Ну да, все к этому и шло - ты должен был жениться на ней или тебя прогнали бы прочь. Но я никогда не мог понять, как она выбирает мужчин. Ну ладно, похоже, ни от одного из вас мне не избавиться. Поехали.

Трое мужчин и мальчишка пришпорили лошадей и вскоре оставили позади внешний город, направляясь на север, в Сарт.

Ближе к полудню, миновав поворот прибрежной дороги, путники увидели одинокого человека, сидевшего на обочине. На нем был зеленый кожаный костюм охотника. Неподалеку щипала траву его серая в яблоках лошадь, а сам он выстругивал палочку охотничьим ножом. Увидев группу всадников, он убрал нож, отбросил палочку и собрал свои пожитки. Когда Арута подъехал к нему, он уже накинул плащ и повесил на плечо длинный лук.

- Мартин! - приветствовал его Арута.

Герцог Крайди сел на лошадь.

- Вы добирались дольше, чем я думал.

- Остался хоть кто-нибудь в Крондоре, кто не знает, что принц уехал? - спросил Джимми.

- Нет, если задуматься, - с улыбкой ответил Мартин. Они поехали дальше, и Мартин сказал Аруте:

- Лиам просил тебе передать, что он оставит столько ложных следов, сколько сможет.

Лори удивился:

- Значит, король знает?

- Конечно, - ответил Арута. Он указал на Мартина:

- Мы планировали это с самого начала. В тот вечер, когда Лиам запретил мне ехать, Гардан поставил у моих дверей необыкновенно много стражников.

Мартин прибавил:

- Гвардейцы Лиама переоделись, чтобы изображать всех нас, - прибавил Мартин. - Есть парень с вытянутым лицом и бородатый блондин, притворяющиеся Арутой и Лори. - Он улыбнулся, что нечасто с ним бывало. - Есть и какой-то красавчик, который сидит в моих покоях. Лиам даже ухитрился позаимствовать на время у кешианского посла высокого громкоголосого мастера церемоний. Когда кешианцы сегодня уедут, он незаметно вернется во дворец. В фальшивой бороде он как две капли воды похож на капитана. На худой конец он того же цвета. Его будут встречать во дворце то тут, то там.

Гардан рассмеялся.

- Значит, вы на самом деле не пытались уехать незаметно, - с удивлением сказал Лори.

- Нет, - ответил Арута. - Я хотел просто напустить туману.

Мы знаем: кто бы ни стоял за всем этим, он отправил новых убийц в город - по крайней мере, так считал Веселый Джек. Если в Крондоре есть шпионы, они несколько дней не смогут понять, что происходит. Когда наконец выяснится, что нас нет во дворце, они не будут знать точно, в какую сторону мы поехали. Только те, кто присутствовал, когда Паг заколдовал комнату Аниты, знают, что нам надо в Сарт.

Джимми рассмеялся:

- Прекрасный обманный удар. Если кто-то узнает, что вы поехали в одну сторону, потом окажется, что в другую, он не будет знать, чему верить.

- Лиам тщательно все подготовил, - сказал Мартин. - Еще трое, одетые, как вы, направляются на юг, в Звездную Пристань вместе с Кулганом и семьей Пага. Они будут прятаться достаточно неумело, и их не смогут не заметить. - И специально для Аруты он добавил:

- Паг сказал, что попробует разузнать о лечении Аниты в библиотеке Макроса.

Арута натянул поводья своей лошади, остальные тоже остановились.

- Мы в полудне пути от города. Если к закату нас никто не догонит, можно считать, что удалось уйти от преследования.

Тогда надо будет беспокоиться только о том, что лежит впереди.

- Он помолчал, словно ему нелегко было продолжать. - Отбросив лишние слова, скажу: все вы выбрали опасность. - Он посмотрел в глаза своих спутников. - Я считаю, что мне повезло с друзьями.

Казалось, Джимми больше других был смущен словами принца, но сдержал порыв сказать какую-нибудь колкость.

- У нас... у них, у пересмешников, есть клятва. Она пошла от старой поговорки: "Нельзя быть уверенным, что кошка мертва, пока с нее не снимут шкуру". Когда впереди трудное дело, а человек хочет дать понять остальным, что он желает сделать это дело до конца, он говорит: "Пока с кошки не снимут шкуру" , - он оглядел всех и произнес:

- Пока с кошки не снимут шкуру.

Лори сказал:

- Пока с кошки не снимут шкуру.

Гардан и Мартин повторили клятву.

- Спасибо вам всем. - Арута пришпорил лошадь, и все последовали за ним.

Мартин подъехал к Лори:

- Почему ты так задержался?

- Меня задержали, - сказал Лори. - Все не так-то просто. Мы собираемся пожениться.

- Знаю. Мы с Гарданом ждали Лиама, когда он вернулся от тебя. Думаю, она могла бы вести себя и по-другому. - По лицу Лори понятно было, как ему неловко. Потом Мартин, едва заметно улыбнувшись, добавил:

- Но, может быть, и не могла. - Свесившись, он протянул руку:

- Желаю счастья. - Пожав Лори руку, он продолжал:

- Это все равно не объясняет опоздания.

- Это деликатный вопрос, - сказал Лори, надеясь, что его будущий шурин переменит тему.

Мартин внимательно посмотрел на Лори и понимающе кивнул:

- Хорошее прощание требует немало времени.

Глава 9 ЛЕС

На горизонте появилась группа всадников. На фоне красноватого предвечернего неба четко выделялись черные фигуры.

Первым заметил их Мартин, и Арута приказал остановиться. С тех пор, как они покинули Крондор, им впервые встретились не купцы.

Мартин прищурился.

- Так далеко не очень хорошо видно, но, кажется, они вооружены. Может быть, это наемные солдаты?

- Или разбойники, - заметил Гардан.

- Или еще кто-нибудь, - прибавил Арута. -Лори, ты из нас самый бывалый бродяга. Есть ли здесь другая дорога?

Лори огляделся, изучая местность. Указав на лес по другую сторону узкого поля, он сказал:

- Примерно в часе езды верхом на восток лежит заброшенная дорога, которая ведет к Каластийской гряде. Когда-то ею пользовались шахтеры, но сейчас там мало кто ездит. Она приведет нас к другой дороге, идущей поодаль от береговой линии.

- Надо сразу ехать к той дороге - предложил Джимми. - Кажется, эти уже устали, дожидаясь нас.

Арута заметил, что всадники вдалеке направились в их сторону.

- Показывай путь, Лори.

Они свернули с дороги, направляясь к низким каменным стенам, отмечавшим границы фермы.

- Смотрите! - крикнул Джимми.

Путники увидели, что группа воинов, заметив их маневр, пустила своих коней в галоп. В оранжевом сиянии раннего вечера их фигуры казались совсем черными на фоне серозеленого склона холма.

Лошади Аруты и его товарищей преодолели первую каменную стену плавным прыжком, но Джимми чуть не свалился. Ему удалось удержаться в седле и нагнать остальных, но он уже пожалел, что между ним и лесом еще три таких стены. Все-таки он кое-как усидел на лошади и даже не очень отстал от товарищей, когда они въехали в лес.

Остальные ждали его, и Джимми натянул поводья. Лори указал на преследователей:

- Они не могут нас догнать, поэтому едут параллельно нашему пути, надеясь перехватить нас ближе к северу. - И, рассмеявшись, прибавил:

- Наша поворачивает к северовостоку, так что этим неизвестным друзьям придется проехать лишнюю милю по густому подлеску, чтобы выйти на тропу. Если они вообще ее найдут. А мы тем временем будем уже далеко впереди.

Ему ответил Арута:

- Мы все равно должны торопиться. Уже темнеет, а в лесах и раньше было неспокойно. Далеко еще до той дороги?

- Мы должны быть там через два часа после заката, может быть, немного раньше.

Арута махнул рукой, приглашая Лори вести их небольшой отряд. Лори повернул лошадь, и они пустились в глубь леса, где быстро сгущались сумерки.

Темные стволы вздымались по обеим сторонам дороги. Света средней и большой лун, пробивавшегося сквозь ветви высоких деревьев, было недостаточно, чтобы разогнать тьму, и лес казался сплошной темной стеной. То, что Лори назвал тропой, оказалось едва заметным просветом между деревьями, он внезапно появлялся в нескольких футах перед лошадью Лори и так же внезапно пропадал в нескольких футах позади лошади Джимми.

Парнишка все время оглядывался через плечо, выискивая признаки преследования.

Арута приказал остановиться:

- Мы не заметили, чтобы за нами кто-то ехал. Наверное, мы оторвались от них.

Мартин спешился.

- Не обязательно. Если среди них есть опытный следопыт и они нашли, где мы повернули, тогда теперь они пробираются так же медленно, как и мы, и рано или поздно нас нагонят.

Арута тоже спешился.

- Здесь мы немного отдохнем. Джимми, достань из-за седла Лори меток с овсом.

Джимми, тихо ворча, начал кормить лошадей. Еще в первую ночь на дороге он узнал, что сквайр обязан заботиться о лошади своего сеньора, а также обо всех остальных лошадях.

- Пожалуй, я пройдусь назад и посмотрю, не приближается ли кто к нам, - сказал Мартин, повесив на плечо лук. - Если что-нибудь случится, не ждите меня. Завтра ночью встретимся в аббатстве. - И он исчез в темноте.

Арута сидел на своем седле, Джимми о помощью Лори обихаживал лошадей, а Гардан, оставаясь настороже, продолжал всматриваться во мрак леса.

Шло время, и Арута погрузился в размышления. Уголком глаза Джимми наблюдал за ним. Лори и в темноте разглядел, что Джимми посматривает на Аруту, и, помогая чистить лошадь Гардана, придвинулся к нему поближе:

- Беспокоишься за него?

- Нет у меня ни семьи, певец, ни толпы друзей. Поэтому он мне очень дорог. Да, я беспокоюсь за него. - Джимми подошел к Аруте, который сидел, глядя в темноту. - Лошади накормлены и вычищены.

Арута, казалось, очнулся от размышлений.

- Хорошо. Теперь отдохни немного. С первым светом мы поедем дальше. - Он огляделся. - А где Мартин?

- Он еще не вернулся.

Джимми устроился на ночлег, подложив под голову седло и закутавшись в одеяло. Прежде чем уснуть, он долго вглядывался в темноту.

Джимми не понял, что его разбудило. К ним приближались двое, и парнишка уже был готов вскочить на ноги, когда понял, что это Мартин и Гардан. Джимми вспомнил, что Гардан оставался сторожить. Мужчины, тихо ступая, приблизились к маленькому лагерю.

Джимми разбудил Аруту и Лори. Арута, увидев, что брат вернулся, сразу спросил его:

- Ты видел преследователей?

- Они в нескольких милях от нас. Идут по тропе. Это группа людей... или моррелов... или вообще не знаю кого. Они разожгли совсем маленький костер. По крайней мере, один из них - моррел.

Кроме него, все остальные одеты в черные доспехи и длинные черные плащи. У каждого - странный шлем, который закрывает всю голову. Мне не понадобилось много времени, чтобы понять - вряд ли они дружески к нам расположены. Я поставил в стороне от нашей тропы ложный условный знак. Их это ненадолго задержит, но мы должны выступать немедленно.

- А этот моррел? Он бы одет не так, как остальные?

- Нет. И вообще, это самый крупный моррел из всех, кого мне доводилось видеть - на нем нет туники, только кожаный жилет. На обритой голове оставлена одна длинная прядь, завязанная так, что свисает назад на манер лошадиного хвоста. В свете костра я хорошо его рассмотрел. Я никогда таких не видел, хотя кое-что слышал о них.

- Это вабонский горный клан, - сказал Лори. Арута взглянул на певца. Лори пояснил:

- Я рос неподалеку от Тайр-Сога. Нам доводилось слышать о нападениях всадников из северных горных кланов. Они отличаются от лесных жителей. Хвост на макушке означает, что он правитель клана, причем весьма влиятельный.

Гардан заметил:

- Издалека же он явился.

- Да, и это означает, что со времен Войны Врат порядки поменялись. Мы же знаем, что многие из тех, кого цурани оттеснили на север, стремились вернуться к своим народам, но сейчас, похоже, они и родственников с собой привели.

- Исходя из того, что произошло... - сказал Мартин.

- Это союз. Военный союз моррелов. То, чего мы всегда опасались, - закончил за него Арута. - Поехали, уже почти светло. Мы все равно не разгадаем эту загадку, если будем оставаться на месте.

Они оседлали лошадей и вскоре уже выехали на лесную дорогу главный путь, соединявший Крондор и Северные земли. Немногие караваны ее использовали; хотя она и была короче, все же большинство путешественников предпочитали ехать по прибрежной дороге - так было безопаснее. Лори заявил, что сейчас они проезжают мимо Залива Кораблей, примерно в дне пути от ишапианского аббатства у Сарта. Аббатство располагалось среди холмов к северо-востоку от города, так что они сразу должны попасть на дорогу, которая вела от города к аббатству. Если поторопиться, можно быть в аббатстве уже на закате.

Никаких признаков опасности в лесу не наблюдалось, но Мартин рассудил, что скорее всего отряд, возглавляемый моррелом, спешит по их следам. В шумах утреннего леса позади он различал чуждые звуки, говорившие ему, что нечто нарушает привычный порядок лесной жизни.

Мартин ехал рядом с Арутой позади Лори.

- Думаю, я мог бы поотстать и посмотреть, не догоняют ли нас наши приятели.

Джимми бросил взгляд через плечо и между деревьями увидел людей, одетых в черное.

- Поздно! Они нас нашли! - прокричал он.

Отряд Аруты пустил лошадей вскачь - топот копыт эхом отдавался среди деревьев. Все низко наклонились, почти прильнув к шеям лошадей; Джимми все время оглядывался. К радости Джимми, расстояние между ними и черными всадниками увеличивалось.

Через несколько минут бешеной гонки они оказались у глубокой расщелины. Поперек нее был переброшен крепкий деревянный мост. Перебравшись через мост, Арута остановился.

Они развернули лошадей - уже был слышен звук приближающейся погони.

Арута собирался отдать приказ начать атаку, когда Джимми соскочил с лошади. Отвязав свой мешок от седла, он подбежал к мосту и склонился над настилом.

- Что ты делаешь? - закричал Арута.

- Отойдите подальше! - крикнул Джимми.

Топот копыт вдали стал громче. Мартин соскочил с лошади и снял с плеча лук. Он вложил стрелу и натянул тетиву, как только из-за поворота показался первый черный всадник. Без колебаний он спустил тетиву, и стрела полетела прямо в цель, ударив всадника в доспехах в грудь с той силой, которую развивает тяжелая стрела, выпущенная из длинного лука. Всадник вылетел из седла. Второму всаднику удалось обогнуть препятствие, но третий тоже вылетел из седла - его лошадь споткнулась о лежащее тело.

Арута двинулся вперед, чтобы встретить всадника, уже въезжавшего на мост.

- Нет! - закричал Джимми. - Назад! - И побежал.

Один из всадников достиг места, где только что возился Джимми, как вдруг раздалось громкое шипение, завывание и вылетело большое облако дыма. Лошадь испугалась, завертелась на узком мосту и попятилась. Она сшибла поручни, забила ногами, сбросила всадника на камни расщелины и ускакала.

Лошади Аруты и его товарищей были достаточно далеко от места взрыва и не ударились в панику, хотя Лори пришлось удерживать за поводья лошадь Джимми, а Гардану - лошадь Мартина.

Джимми опять побежал к мосту, на этот раз с небольшой флягой в руках. Он вылил содержимое фляги куда-то в дым, и внезапно над ближним концом моста взметнулось пламя. Черные всадники остановились.

Гардан выругался:

- Смотрите, вон тот, застреленный, поднимается!

Сквозь дым и пламя они увидели, как всадник со стрелой в груди, покачиваясь, встает. Поднялся и другой, которого уложила стрела Мартина.

Джимми взобрался на свою лошадь.

- Что это было? - спросил Арута.

- Это дымовая шашка - я всегда их беру с собой.

Пересмешники ими пользуются, чтобы прикрыть отход и вызвать панику. От них немного огня и очень много дыма.

- А во фляге что? - спросил Лори.

- Очищенная нафта. Я знаю одного алхимика в Крондоре, который продает ее фермерам, когда они выжигают новые участки под посадки.

- Это очень опасная жидкость, - сказал Гардан. - Ты ее всегда с собой носишь?

- Нет, - ответил Джимми. - Но я нечасто езжу туда, где можно столкнуться с парнями, от которых можно избавиться, только зажарив их. После той забавы в борделе я решил, что не помешает иметь ее с собой. У меня в мешке еще есть.

- Тогда бросай ее! - закричал Лори. - Мост не весь горит!

Джимми вытащил еще одну флягу и послал лошадь вперед.

Аккуратно прицелившись, он бросил флягу в огонь.

Языки пламени поднялись на десять футов вверх, загорелся весь деревянный мост. По обеим сторонам расщелины ржали лошади, порываясь убежать от огня, который взвивался все выше.

Арута глянул через мост на своих преследователей: они спокойно ждали, когда огонь догорит. Позади них появилась еще одна фигура - моррел без доспехов с прядью волос на бритом черепе. Он сел, глядя на Аруту и его товарищей. Лицо его ничего не выражало, но Аруте показалось, что синие глаза впиваются в его сердце, он почти физически ощутил ненависть темного существа. Он в первый раз увидел своего врага - одного из тех, кто виноват в несчастье с Анитой. Мартин продолжал стрелять в черных воинов, и моррел, молча махнув рукой, увел их в лес.

Мартин подъехал к брату. Арута смотрел, как моррел уходит все дальше в чащу.

- Он меня знает, - сказал принц. - Мы пускались на такие хитрости, а они все время знали, где я.

- Но как? - спросил Джимми. - Столько было разных уловок...

- Черная магия, - ответил Мартин. - Здесь замешаны магические силы, Джимми.

- Поехали, - сказал Арута. - Они от нас не отвяжутся. Мы выиграли совсем немного времени.

Лори показывал путь к дороге, ведущей в Сарт. За их спинами громко потрескивало горящее дерево, но они больше не оборачивались.

Остаток дня они ехали, почти не останавливаясь.

Преследователей больше не было видно, но Арута знал, что те где-то близко. Ближе к закату они снова приблизились к морю - здесь дорога, следуя изгибу берега Залива Кораблей, поворачивала на восток. В воздухе начал собираться легкий туман. По словам Лори, сразу после заката они уже должны были добраться до аббатства.

Мартин нагнал Гардана и Аруту, который задумчиво смотрел вперед, рассеянно правя лошадью.

- Вспоминаешь прошлое?

Арута взглянул на брата.

- Тогда было проще, Мартин. Я вспоминаю времена, когда жизнь была проста. Мне не терпится покончить с загадкой терна серебристого и вернуть Аниту. Я готов на что угодно! - страстно сказал он. Вздохнув, он тихо добавил:

- Я все думаю: что бы на моем месте стал делать отец?

Мартин посмотрел на Гардана. Капитан сказал:

- То же, что делаешь сейчас ты, Арута. Знавал я милорда Боуррика мальчиком, знавал его и мужем, и должен сказать тебе, что никто так не походит на него характером, как ты. Все вы так или иначе напоминаете его: Мартин - дотошностью, с которой стремится во всем разобраться, Лиам напоминает мне его таким, каким он был во дни веселья, пока не потерял госпожу свою Кэтрин.

- А я? - спросил Арута.

Ответил Мартин:

- Ну а ты, братец, рассуждаешь совсем, как он. Ни у меня, ни у Лиама так не получается. Я - твой старший брат. Я подчиняюсь тебе не только потому, что ты носишь титул принца. И следую за тобой, потому что знаю - кроме отца, только ты способен сделать правильный выбор.

- Спасибо. Это высокая похвала, - ответил Арута, глядя куда-то вдаль.

Позади раздался шум - недостаточно, впрочем, близко, чтобы можно было его распознать. Лори старался ехать как можно быстрее, но сумерки и туман обманывали его. Солнце уже почти село, и сквозь густые кроны деревьев проникало совсем немного света. Впереди он видел только небольшую часть дороги. Раз или два ему приходилось замедлять ход, чтобы разобраться, где поворот дороги, а где тупик. К нему подъехал Арута:

- Не дергайся. Лучше продвигаться медленно, чем совсем остановиться.

Гардан, приотстав, поравнялся с Джимми. Парнишка вглядывался в заросли, выискивая тех, кто мог прятаться за стволами деревьев, но ничего, кроме полос серого тумана, не мог разглядеть.

Вдруг из густого подлеска выскочила лошадь и чуть не вышибла Джимми из седла. Гардан взмахнул мечом, но, немного запоздав, промахнулся.

- Сюда! - закричал Арута. Он попытался прорваться мимо другого всадника, загородившего дорогу, и наскочил на моррела.

Он успел рассмотреть шрамы, избороздившие щеки моррела, - по три на каждой щеке. Казалось, само время остановилось, пока они смотрели друг на друга. Наконец-то Арута встретился со своим врагом лицом к лицу. Теперь борьба, которую он вел, уже не была схваткой в темноте с невидимым убийцей или магическими силами, не имеющими телесного воплощения, - перед ним было уязвимое существо, на которого можно было обратить весь свой гнев. Не издав ни звука, моррел нацелил на голову Аруты сокрушительный удар. Принц пригнулся к самой шее лошади и одновременно взмахнул рапирой. Он почувствовал, какое острие воткнулось в тело врага. Выпрямившись, Арута увидел, что нанес моррелу глубокую рану поперек шрамов на щеке. Моррел застонал, и Арута понял, что у него нет языка. Еще миг - и лошадь унесла его прочь.

- Постарайтесь вырваться! - крикнул Арута. Он бросился вперед, остальные - за ним.

Преследование возобновилось. Арута гнал лошадь изо всех сил. Они неслись по лесной дороге, которая была едва ли шире простой тропы, сквозь туман и ночной мрак, каким-то образом избегая роковой ошибки, какой могла бы оказаться потеря дороги.

Но вот Лори крикнул:

- Дорога к аббатству!

Всадники едва успели повернуть. Направляя лошадей по новому пути, они неслись по хорошо наезженной дороге, проложенной среди полей, залитых бледным светом восходящей большой луны.

Лошади покрылись пеной и тяжело дышали, а они все подгоняли и подгоняли их - черные всадники позади не отставали.

Дорога пошла вверх, взбираясь на один из невысоких холмов, окружавших широкое плато. Дорога стала уже, и путникам пришлось вытянуться в одну линию. Вперед вырвался Мартин. Путь стал более извилистым и крутым, и маленький отряд замедлил движение, но их преследователи тоже теперь ехали медленнее. Арута бил пятками по бокам лошади, но благородное животное и без того отдавало все силы.

Вечерний воздух, тяжелый от тумана, был непривычно холодным для такого времени года. По обеим сторонам дороги, как волны, плавно поднимаясь и опадая, расстилались пологие холмы. Они были покрыты травой и кустарником, но деревья здесь не росли - когда-то это были пастбища.

Аббатство Сарта стояло на высоком каменистом холме, больше напоминавшем скалу, - по краям отовсюду торчали острые углы утесов, а верхушка была ровной, как стол.

Гардан заметил:

- На этой дороге я не рискнул бы нападать, ваше высочество, - полдюжины бабушек с вениками вполне могут оборонять ее... и очень долго.

Джимми оглянулся, но в сгустившейся темноте не смог разглядеть погоню.

- Так позови этих бабушек, чтобы они задержали черных всадников, - крикнул он.

Арута тоже оглянулся: в любой момент преследователи могли настичь их. Они миновали очередной поворот и внезапно оказались перед сводчатыми воротами аббатства.

За стеной в лунном свете виднелась какая-то башня.

- Эй! Помогите! - закричал Арута и стукнул кулаком в ворота. И тут все услышали то, чего ждали, - удары копыт по каменистой дороге. Вытаскивая оружие, отряд Аруты повернулся, чтобы встретить тех, кто гнался за ними.

Из-за поворота выскочили черные всадники, и опять завязалась схватка. Похоже, нападавшими владело некое безумие - они во что бы то ни стало стремились покончить с Арутой и его отрядом. Моррел со шрамами на лице едва не опрокинул лошадь Джимми, пытаясь добраться до Аруты, и только его безразличие к юному сквайру спасло тому жизнь. Гардан, Лори и Мартин сдерживали натиск черных воинов, но было похоже, что их сил надолго не хватит.

Внезапно сгусток света в десять раз ярче, чем дневной, взорвался у ворот, окружив сражающихся ослепительном сиянием.

Все были вынуждены закрыть слезящиеся глаза руками. Послышались приглушенные стоны черных воинов и удары падающих на землю тел.

Арута, слегка раздвинув пальцы, видел, как преследователи мешками валились из седел на землю. Удержались на лошадях только трое всадников и моррел, тоже закрывший лицо. Махнув рукой, немой отозвал своих уцелевших воинов, и они ускакали.

Как только черные всадники скрылись из виду, ослепительный свет потускнел.

Арута, утерев слезы, кинулся в погоню, но Мартин крикнул:

- Стой! Ты что, хочешь, чтоб тебя убили? Ведь мы уже у цели!

Арута натянул поводья, посылая проклятья своим противникам, и вернулся к остальным. Мартин, спешившись, подошел к упавшему черному всаднику и снял с него шлем.

- Это моррел, и он воняет так, словно давно уже мертв, - сказал Мартин и указал на грудь воина:

- Это тот, которого я убил на мосту. Обломок моей стрелы до сих пор торчит у него из груди.

Арута огляделся.

- Свет погас. Кто бы ни был наш неизвестный благодетель, он понял, что мы больше в нем не нуждаемся.

Мартин протянул шлем Аруте. Это был странный шлем: он имел форму дракона, распростертые крылья которого закрывали голову с боков. Две узких щели на уровне глаз позволяли его владельцу смотреть вперед, а четыре маленьких круглых дырочки внизу давали возможность дышать. Арута вернул шлем Мартину.

- От этого образчика кузнечного искусства ничего хорошего не жди. Возьми его с собой. А сейчас давайте пройдем в аббатство.

Ворота медленно распахнулись.

- Ничего себе аббатство! - воскликнул Гардан, въезжая. - Это, скорее, крепость.

Высокие створки из крепкого дерева были обиты железом.

Направо тянулась каменная стена высотой более десяти футов - кажется, она огораживала всю площадку на вершине холма. Слева стена была ниже, открывая вид на отвесный склон; в сотне футов внизу вилась дорога. Снаружи из-за стены была видна только высокая башня.

- Если это не старая крепость, значит, я вообще ничего в военном деле не понимаю, - сказал капитан. - Не хотелось бы мне брать это аббатство приступом, ваше высочество. Я никогда не видел более выгодной позиции для обороны. Посмотрите, здесь со всех сторон от стены до обрыва - не более пяти футов. -Он вскинул голову, выражая восторг по поводу отличных оборонительных качеств аббатства.

Арута подстегнул лошадь. Ворота были открыты, и он во главе своего маленького отряда вступил в Ишапианское аббатство в Сарте.

Глава 10 САРТ

Аббатство казалось пустынным. Вид двора не противоречил тому, что они заметили снаружи. Когда-то здесь была крепость.

Вокруг древней главной башни выросло большое одноэтажное здание, а позади него, можно было заметить еще две надворных постройки. Одно выглядело как конюшня. Но нигде не было видно ни единого человека.

- Добро пожаловать в аббатство Ишапа в Сарте, - раздался голос.

Арута наполовину вытянул рапиру из ножен, но услышал:

- Вам нечего здесь бояться.

Из-за створки ворот вышел мужчина. Арута убрал оружие. Пока его товарищи спешивались, Арута разглядывал встретившего их монаха - невысокого роста, плотного, среднего возраста, но с юношеской улыбкой. Его каштановые волосы были коротко подстрижены, а лицо - чисто выбрито. На нем была простая коричневая ряса, подпоясанная тонким кожаным ремешком. К ремешку был подвязан кошелек и еще какой-то культовый предмет.

Монах не был вооружен, но Арута подумал, что он ходит как человек, получивший военное воспитание.

- Я Арута, принц Крондора.

Человека, казалось, это позабавило, хотя он и не улыбнулся.

- Тогда - добро пожаловать в аббатство Ишапа в Сарте, ваше высочество.

- Вы смеетесь надо мной?

- Ничуть, ваше высочество. Мы, братья ордена Ишапа, почти не связаны с внешним миром, и мало кто посещает нас, а уж о членах королевской семьи и говорить не приходится. Пожалуйста, простите обиду, если ваша честь позволяет, - никакого намерения обидеть вас не было.

- Может быть, это мне надо просить прощения у... - спешившись, устало сказал Арута.

- Брат Доминик. Но, пожалуйста, не извиняйтесь. Судя по обстоятельствам вашего прибытия, вас преследовали.

- Не вас ли мы должны благодарить за тот волшебный свет? - спросил Мартин.

Монах кивнул.

- Похоже, нам есть о чем поговорить с вами, брат Доминик, - сказал Арута.

- Всегда есть о чем поговорить. Но вам придется подождать, пока отец аббат ответит на большинство ваших вопросов. А сейчас идемте, я покажу вам конюшню.

Нетерпение Аруты не давало ему спокойно стоять на месте.

- Я приехал по делу чрезвычайной важности. Мне необходимо говорить с вашим аббатом немедленно.

Монах развел руками, показывая, что не в его власти решать такие вопросы.

- Отец аббат не сможет уделить вам внимания еще часа два - он молится в часовне с остальными братьями нашего ордена, почему я и приветствую вас один. Пожалуйста, идемте со мной.

Арута, кажется, хотел возразить, но Мартин положил ему руку на плечо.

- Да, брат Доминик, я опять вынужден просить у вас прощения. Конечно, мы ваши гости.

Выражение лица Доминика показало, что характер Аруты здесь ничего не значил. Монах отвел их к дальней надворной постройке позади бывшей оборонительной башни. В постройке действительно была устроена конюшня. Единственными обитателями ее в данный момент были лошадь и толстый ослик, бросивший на вновь прибывших безразличный взгляд. Расседлывая лошадей, Арута рассказывал о том, что происходило с ним в последние несколько недель. Закончив рассказ, он спросил:

- Как же вам удалось обратить в бегство черных всадников?

- Звание мое - хранитель врат, ваше высочество. Я могу впустить в аббатство любого, но никто, лелеющий дурные намерения, не сможет войти без моего позволения. Те, кто хотел отнять твою жизнь, были обращены в бегство моей силой. Они очень рисковали, нападая на вас под стенами аббатства. И рисковали напрасно. Но дальнейший разговор об этом и остальных ваших делах может подождать до появления отца аббата.

- Если все остальные в часовне, - сказал Мартин, - тебе может понадобиться помощь, когда будешь убирать трупы. У них есть неприятное свойство оживать.

- Благодарю за предложение, но, думаю, я справлюсь. Магия, которая уложила их, освободила их тела от злых сил, управлявших ими. А сейчас вы должны отдохнуть.

Они вышли из конюшни, и монах отвел их ко второму строению, которое очень напоминало казарму.

- Это место выглядит очень по-военному, брат, - заметил Гардан.

Войдя в комнату, где в один ряд стояли кровати, монах сказал:

- В давние времена эта крепость была домом баронаразбойника. Королевство и Кеш лежали достаточно далеко, и он решил, что можно быть самому себе законом, насилуя, грабя и убивая, и не бояться возмездия. Через некоторое время люди соседних городов, которым его тирания придала отчаянную храбрость, прогнали его. Земли у подножия холма всегда обрабатывались, но так велика была ненависть людей к барону, что поля эти так и остались заброшенными. Когда нищенствующий монах из ордена Странников обнаружил крепость, он отправил весточку в свой храм в Кеше. Мы решили, что здесь будет аббатство, и потомки тех, кто когда-то прогнал барона, не возражали. Ныне же только те из нас, кто служит здесь, знают историю этих мест. Для всех же прочих жителей городов и деревень вдоль всего Залива Кораблей это место всегда было аббатством Ишапа в Сарте.

- Кажется, здесь раньше была казарма, - сказал Арута.

- Да, ваше высочество, - ответил Доминик. - Теперь у нас здесь лазарет и гостиница для редких гостей. Располагайтесь, а я должен вернуться к своим обязанностям. Отец аббат скоро освободится.

Доминик вышел, и Джимми с громким стоном рухнул на кровать.

Мартин увидел печь в углу комнаты и обнаружил, что в ней горит огонь, а рядом приготовлено все, что необходимо для чая. Он поставил чайник на огонь. Под тряпицей нашлись фрукты, хлеб, сыр - и все тут же приступили к еде. Лори, осмотрев лютню, начал ее настраивать. Гардан уселся напротив принца.

Арута глубоко вздохнул:

- Я не нахожу себе места. А вдруг эти монахи ничего не знают про терн серебристый? - На мгновение в его взгляде появилась тревога.

- Кажется, Тулли считал, что они многое знают, - отозвался Мартин.

Лори отложил лютню:

- Как только я сталкиваюсь с магией или со жрецами, так тут же жди неприятностей.

- А этот Паг, кажется, очень неплохой парень для чародея, - сказал Джимми, обращаясь к Лори. - Я хотел с ним еще поговорить, но... - Он не стал рассказывать, при каких обстоятельствах они встретились. - На вид он мало чем выделяется, но, похоже, цурани его боятся, а по дворцу о нем ходят всякие слухи.

- Хочу спеть одну сагу, - сказал Лори и поведал Джимми о пленении Пага и его возвышении среди цурани. - Те на Келеване, кому подвластны тайные силы, сами себе правители, и все, что они говорят, исполняется без промедления. Поэтому цурани относятся к Пагу с благоговением. Старые привычки долго отмирают.

- Значит, чтобы вернуться, ему пришлось от многого отказаться?

Лори рассмеялся:

- Нельзя сказать, что у него был выбор.

- А что такое Келеван? - не унимался Джимми.

Лори развернул многословное красочное повествование о своих приключениях в чужом мире. Остальные устроились вокруг них, попивая чай и отдыхая. Все знали историю Пага и Лори и их роль в Войне Врат, но всякий раз, когда Лори рассказывал ее, слушатели заново переживали их приключения, ставшие почти легендарными.

- Здорово, должно быть, побывать на Келеване, - сказал Джимми, когда Лори закончил.

- Это невозможно, - ответил Гардан, - и я этому рад.

- Если раньше можно было, почему сейчас нельзя? - спросил Джимми.

В разговор вступил Мартин:

- Арута, ты вместе с Пагом и Кулганом читал письмо Макроса, в котором тот объяснял, почему он закрыл Врата.

- Врата непредсказуемы. Они разворачивают между мирами места, которых просто не может быть. И между разными временами.

И что-то в них не дает узнать, когда они снова появятся. Когда появились одни, за ними следуют и другие. Но первые - это как раз те, которыми никто не может управлять. Вот так я понял.

Тебе надо расспросить Кулгана или Пага.

- Спроси лучше Пага, - посоветовал Гардан. - Если спросишь Кулгана, он тебе прочтет длинную лекцию.

- Значит, Паг и Макрос закрыли первые Врата, чтобы остановить войну? - спросил Джимми.

- И не только, - ответил Арута.

Джимми огляделся, чувствуя, что все знали что-то такое, чего ему знать пока не полагалось.

- По словам Пага, - сказал Лори, - в древние времена была великая злая сила, которую цурани называли просто Враг. Макрос сказал, что этот Враг вполне мог найти выход в оба мира, если врата будут открыты. Эти миры будут притягивать его, как магнит притягивает железо. А существо это обладало невиданной мощью, оно уничтожало армии и сокрушало даже самых могущественных волшебников. Так мне Паг говорил.

- Значит, этот Паг - могущественный чародей? - спросил Джимми с любопытством.

Лори рассмеялся:

- Послушать Кулгана, так Паг - самый сильный чародей из всех, кто остался после смерти Макроса. Кстати, он приемный брат герцога, принца и короля.

Глаза Джимми стали круглыми от удивления.

- Верно, сказал Мартин. -Отец принял Пага в нашу семью.

- Джимми, ты говоришь о чародеях так, словно никогда не имел с ними дела, - заметил Мартин.

- Имел. В Крондоре есть несколько таких, кто знает заклинания, они все очень загадочные ребята. Был среди пересмешников вор по прозвищу Серый Кот - никто не мог с ним сравниться в умении притаиться и ждать. Он занимался только воровством и стащил у одного чародея кое-что, а тому, понятно, такое дело очень не понравилось.

- И что с ним стало? - спросил Лори.

- Теперь он - серый кот.

Его слушатели немного посидели молча, а когда сообразили - Гардан, Лори и Мартин расхохотались. Даже Арута улыбнулся.

Разговор продолжался - легкий и беззаботный; маленький отряд путешественников впервые после того, как покинул Крондор, почувствовал себя в безопасности.

От главного здания раздался звон колоколов, и в комнату вошел какой-то монах. Он молча сделал им знак подойти.

Арута спросил:

- Нам надо идти за вами? - Монах кивнул. - Чтобы повстречаться с аббатом? - И снова монах кивнул.

Арута вскочил со своей кровати, позабыв про усталость. Он первым вышел из комнаты.

Обстановка кельи аббата как раз подходила лицу, предающемуся религиозным созерцаниям. Самым удивительным предметом обстановки в ней были полки - десятки томов теснились на них. Сам аббат, отец Джон, оказался доброжелательным человеком изрядных лет аскетичной внешности. Его седые волосы и борода казались ослепительно белыми по контрасту со смуглой кожей, которая была изборождена морщинами, словно изделие красного дерева - тщательной резьбой. За его спиной стояли двое - брат Доминик и брат Антоний - тощий сутулый мужчина неопределенного возраста; он все время щурился, разглядывая принца.

Аббат улыбнулся, и в уголках его глаз собрались морщинки, а Аруте вдруг вспомнились картинки, изображающие старого Ледяного Дядюшку, сказочного персонажа, который раздает детям сладости на празднике середины зимы. Глубоким, молодым голосом аббат приветствовал прибывших:

- Добро пожаловать в аббатство Ишапа, ваше высочество. Чем мы можем помочь вам?

Арута коротко пересказал события последних двух недель.

Аббат, слушая рассказ Аруты, перестал улыбаться. Когда принц закочил, аббат произнес:

- Ваше высочество, мы очень обеспокоены новостью о том, что во дворце был случай некромантии. Но что касается несчастья, происшедшего с вашей невестой, - чем мы можем помочь вам?

Арута вдруг понял - ему не хочется говорить, словно страх, что ему ничем здесь не смогут помочь, наконец взял над ним верх. Почувствовав затруднение брата, Мартин пришел к нему на выручку:

- Неудавшийся убийца заявил, что какой-то моррел дал ему яд, приготовленный при помощи черных сил. Он сказал, что там был использован сок терна серебристого.

Аббат откинулся на спинку стула:

- Брат Антоний!

- Терн серебристый? Я сейчас же начну искать в архивах. - Шаркая ногами, он быстро вышел из комнаты аббата.

Арута и остальные посмотрели ему вслед.

- Сколько времени это займет? - спросил Арута.

- Пока неизвестно. У брата Антония есть замечательное свойство вытаскивать факты, кажется, прямо из воздуха - он помнит то, что прочел всего один раз десять лет назад. Вот почему он и занял пост старшего архивариуса, нашего хранителя знаний. Но поиск может занять несколько дней. - Арута явно не понимал, о чем говорит аббат, и старик предложил:

- Брат Доминик, почему бы тебе не показать принцу и его друзьям хоть немногое из того, что есть у нас здесь, в Сарте? - Аббат поднялся и слегка поклонился Аруте, а брат Доминик уже шел к двери. - Тогда отведи их в подвал башни. А с вами я скоро встречусь, ваше высочество, - добавил он, обращаясь к Аруте.

Они вышли вслед за монахом в главный зал.

- Сюда, - показал Доминик и, войдя в дверь, повел их по лестнице вниз к площадке, от которой расходились четыре коридора. Они прошли через несколько дверей. Брат Доминик пояснил на ходу:

- Этот холм не такой, как остальные вокруг - вы, наверное, заметили это по дороге сюда. Он почти целиком состоит из камня. Когда в Сарте появились первые монахи, под главной башней они обнаружили туннели и комнаты.

- А зачем они? - спросил Джимми.

Они подошли к какой-то двери, и Доминик, вытащив большую связку ключей, открыл тяжелый замок. Дверь нехотя отворилась, а когда они вошли, монах снова запер ее.

- Первый владелец, барон-грабитель, использовал эти помещения как кладовые - хранил здесь припасы на случай осады и складывал награбленное. Наверное, он не уделял обороне должного внимания, раз окрестным селянам удалось выкурить его отсюда.

Здесь хватило бы места, чтобы разместить запасы не на один год.

Мы прибавили к этим пещерам новые, и теперь весь холм, изрытый переходами и помещениями, напоминает пчелиные соты.

- Куда теперь? - спросил Арута.

Доминик показал, что они должны следовать за ним сквозь другую дверь, на сей раз незапертую. Они вошли в большую сводчатую комнату - по ее стенам тянулись полки, середина комнаты тоже была занята полками и на всех плотно стояли книги.

Доминик подошел и, взяв одну из книг, протянул ее Аруте.

Арута стал разглядывать древний фолиант. На его переплете поблекшей позолотой блестело название. Осторожно открывая его, Арута почувствовал слабое сопротивление, словно многие годы книгу никто не разворачивал. На первой странице были видны странные буквы незнакомого языка, старательно и четко выписанные. Поднеся книгу к лицу, Арута понюхал ее. От страниц исходил слабый, но острый запах.

Арута вернул книгу монаху.

- Все книги здесь обработаны специальным раствором, - сказал Доминик, - который предохраняет их от разрушения. - Он передал фолиант Лори.

Певец тоже полистал книгу.

- Я не знаю этого языка, но, думаю, что это кешианский, хотя шрифт не похож ни на один из известных в Империи.

Доминик улыбнулся:

- Эта книга из южной части Великого Кеша, из места неподалеку от границы Кешианской Конфедерации. Это дневник слегка сумасшедшего, но во всех остальных отношениях ничем не примечательного мелкого дворянина, написанный на языке, называемом "простонародный делькийский". Насколько нам известно, "ученый делькийский" - секретный язык, на котором разговаривали жрецы какого-то таинственного ордена.

- Для чего все это? - спросил Джимми.

- Мы, кто служит Ишапу в Сарте, собираем книги, фолианты, рукописи, свитки, пергаменты, даже просто отрывки разных работ.

В нашем ордене есть поговорка: "В Сарте служат богу знаний", и она недалека от истины. Как только кто-либо из нашего ордена находит хоть какой-нибудь письменный документ, его или его копию немедленно пересылают сюда. В этой комнате, как и в любой другой в подвалах аббатства, тоже полки. Все забиты книгами от пола до потолка; кроме того, мы все время роем новые помещения.

От вершины холма до самого нижнего уровня располагается более тысячи комнат, подобных этой. В каждой - несколько сотен томов.

Самые большие комнаты хранят по несколько тысяч. Согласно последним подсчетам, у нас приблизительно полмиллиона разных книг и манускриптов.

Арута был изумлен. Его собственная библиотека, унаследованная вместе с крондорским троном, насчитывала менее тысячи книг.

- Как давно вы собираете их?

- Более трех веков. Многие в нашем ордене только путешествуют, покупая каждый клочок рукописей, который им по карману, или платят за переписку копий. Некоторые из книг очень древние, некоторые - на никому не известных языках, а три - из другого мира, мы приобрели их у цурани в Ламуте. Есть и тайные работы, книги предсказаний и руководства по колдовству, спрятанные от глаз всех, кроме самых высокопоставленных жрецов нашего ордена. - Он огляделся. - И при всем том есть многое, чего нам не постичь.

- Как же вы со всем этим управляетесь? - спросил Гардан.

- Работа некоторых наших братьев, - ответил Доминик,заключается только в том, чтобы составлять каталоги этих книг; все трудятся под началом брата Антония. Каталоги постоянно обновляются, учитывая новые поступления. В здании наверху и в комнате глубоко под нами стоят только книги каталогов и ничего больше. Если вам нужны труды по какой-либо теме, вы найдете их в каталогах. Он укажет вам номер комнаты, в котором находится нужный вам труд (сейчас мы с вами в семнадцатой комнате), номер полки и номер места на полке. Когда есть возможность, мы стараемся внести книгу в указатель по именам авторов, а также в указатель названий. Работа идет медленно и займет еще целый век, не меньше.

Арута был просто ошеломлен таким размахом.

- Но зачем хранить все эти работы?

- Во-первых, ради самого знания, - ответил Доминик. - Есть и еще одна причина, объяснение которой вы узнаете от аббата.

Идемте, присоединимся к нему.

Джимми выходил последним и успел бросить взгляд назад, на книги в комнате. Он ушел, ощущая, что едва прикоснулся к мирам и идеям, которые ранее ему и представиться не могли, и пожалел, что никогда не сумеет до конца понять большинство из того, что располагается в подвалах аббатства. Впервые Джимми ощутил свой мир маленьким, вокруг которого лежал гораздо больший, который еще предстояло открыть.

Арута и его друзья ожидали аббата в большой келье.

Светильники бросали на стены мигающие отсветы. Открылась дверь и вошел аббат, сопровождаемый двумя монахами. Первым был брат Доминик, второго Арута не знал. Это был пожилой человек - высокий, до сих пор сохранивший прямую осанку, благодаря которой напоминал скорее солдата, чем монаха - это впечатление усугублялось боевым молотом, который висел у него на поясе. Его черные с проседью волосы отросли до плеч, но, как и борода, были аккуратно подстрижены.

- Пришло время для откровенного разговора, проговорил аббат.

- Я ценю это, - невесело сказал Арута.

Неизвестный монах широко улыбнулся:

- У тебя дар твоего отца к прямым речам, Арута.

Арута еще раз посмотрел на монаха, удивляясь его словам. И вдруг узнал его. Прошло более десяти лет с тех пор, как он в последний раз видел этого человека.

- Дуланик!

- Нет, Арута, больше не Дуланик. Теперь я просто брат Мика - защитник веры, а это значит, что я теперь проламываю головы за Ишапа точно так же, как делал это за твоего кузена Эрланда.

- И он похлопал ладонью по молоту.

- Мы думали, ты погиб. - Герцог Дуланик, бывший рыцарь-маршал Крондора, исчез, когда Гай де Бас-Тайра в последний год Войны Врат стал вице-королем Крондора.

Человек, которого называли Мика, удивился:

- Я думал, обо мне все знают. Гай оказался на крондорском троне, Эрланд лежал при смерти, и я боялся, что может разразиться гражданская война. Я удалился от дел, чтобы не оказаться перед выбором встретиться с твоим отцом в бою или предать его - и то и другое было немыслимо. Но я не делал секрета из своего ухода.

- Лорд-адмирал Барри погиб и мы решили, что вы оба пали от руки Гая, - ответил Арута. - Никто не знал, что сталось с вами.

- Это странно. Барри умер от болезни сердца, а я сказал де Бас-Тайре о своем намерении принять святой обет. Его человек, Редберн, стоял рядом с ним, когда я говорил ему о своей отставке.

- Тогда все понятно, - заметил Мартин. - Джоко Редберн утонул у берега Кеша, а Гая изгнали из Королевства, так что рассказать нам правду было некому.

- Брат Мика явился к нам, когда ему было нелегко, - заговорил аббат. - Ишап призвал его к служению. Мы подвергли его испытаниям и нашли, что он годится для нас, и теперь его жизнь дворянина - дело прошлое. Но я пригласил его сюда, потому что он - мудрый советник и человек, не чуждый военных наук; он поможет нам понять, что за силы пришли в движение в мире.

- Что ж, хорошо. Но какие же дела могут быть у нас, помимо того чтобы найти лечение для Аниты?

- Понять, что послужило причиной ее ранения, ведь стрела предназначалась тебе, - ответил Мика.

Арута выглядел ошеломленным.

- Конечно. Простите мою недальновидность. Я приветствую все, что способно прояснить безумие, в которое за последний месяц превратилась моя жизнь.

- Брат Доминик показал тебе некоторые наши работы, - сказал аббат. - Не знаю, упомянул он или нет, что у нас в собрании насчитывается немало предсказаний и других книг пророков.

Некоторые из них так же надежны, как детские капризы, то есть на них совсем нельзя полагаться. Но некоторые, совсем немногие, - откровения тех, кого Ишап снабдил даром видения будущего. В некоторых томах, которым мы более всего доверяем, есть упоминание о небесном знамении. Мы опасаемся, что в нашем мире появилась какая-то сила. Что это за сила и как с ней сражаться, нам до сих пор не известно. Ясно одно - это недобрая сила, и она должна быть уничтожена, иначе она уничтожит нас. Это неизбежно. - Указав вверх, аббат прибавил:

- Башня над нами переделана так, чтобы при помощи хитрых приспособлений, построенных для нас самыми искусными ремесленниками Королевства и Кеша, можно было наблюдать звезды, луны и планеты. Мы можем проследить движение всех небесных тел. Мы говорили вам о знамении. Теперь вы можете его увидеть. Идемте.

Он повел их вверх по длинной лестнице. Они оказались на крыше, среди непонятных предметов загадочных очертаний. Арута огляделся:

- Хорошо, отец, если вы понимаете в этих вещах, потому что мне их назначение недоступно.

- По мне, - ответил ему аббат, - звезды и планеты имеют как физические, так и спиритуальные качества. Мы знаем, что другие мирывращаются по орбитам вокруг других звезд. Мы знаем, что это так, раз среди нас есть человек, - он указал на Лори, - который побывал в чужом мире. - Когда Лори удивленно посмотрел на него, аббат добавил:

- Мы не столь отрезаны от всего остального мира, чтобы не слышать о таких замечательных событиях, как те, что произошли на Келеване, Лори из Тайр-Сога.

- Возвращаясь к прежней теме, аббат продолжал:

- Но это только физическая сторона мира. Те же, кто наблюдает за звездами, за их расположением, взаимным сочетанием и передвижением, в силах постичь и скрытые от глаз секреты. Какова бы ни была причина такого явления, мы знаем - временами с небес к нам нисходит послание, и мы, те, кто посвятил жизнь собиранию знаний, не можем отказаться принять их во внимание - мы приветствуем любой источник знаний, включая даже те, которые другие полагают сомнительными. Загадки этих инструментов, так же как навык чтения по звездам - дело лишь времени, которое требуется для совершенствования знаний и умений. Каждый разумный человек может научиться этому. Эти приспособления, - сказал он, махнув рукой, - весьма просты в обращении - вам достаточно будет посмотреть, как мы это делаем. - Арута заглянул в странный шар, весь состоящий из металлических решетчатых пластин. - Этот прибор используется для того, чтобы отмечать движение звезд и видимых планет.

- Вы хотите сказать, что есть еще и невидимые? - не подумав, спросил Джимми.

- Верно, - ответил аббат, не обижаясь на то, что его перебили. - Или, по крайней мере, такие, которых мы не можем видеть, хотя, будь мы к ним поближе, и их мы могли бы разглядеть. Неотъемлемой частью искусства чтения по звездам является умение знать, когда наступает исполнение предсказаний, которые по большей части являются весьма туманными. Есть знаменитое пророчество, сделанное безумным монахом Фердинандом де ла Родесом. Его вспоминали по трем разным случаям, и никто не решил, к какому из них относится его пророчество.

Арута разглядывал небосвод через одно из приспособлений, вполуха слушая аббата. Сквозь отверстие он видел сияние звезд в небе, расчерченном тонкой сеткой линий с пометками на них, которые, как он решил, были каким-то образом нанесены на стекло прибора. В центре располагалось созвездие из пяти звезд, красноватых по цвету. Одна звезда была в центре, а линии соединяли все пять звезд в подобие яркой красной буквы .

- Что это? - спросил Арута. Он уступил свое место Мартину, и бывший охотник тоже посмотрел в прибор.

- Эти пять звезд называются "Кровавые Камни", - ответил аббат.

- Я знаю их, но никогда раньше не видел их в таком сочетании, - сказал Мартин.

- И не увидите еще одиннадцать тысяч лет, хотя это только наше предположение, и нам придется подождать, чтобы проверить его истинность. - Казалось, аббата нисколько не беспокоило, что ждать придется так долго, - главным для него было желание выяснить истину. - Сейчас вы видите их в сочетании, которое называется "Огненный Крест" или "Крест Пламени". Есть старое пророчество, касающееся его.

- Что это за пророчество, и какое оно имеет ко мне отношение? - спросил Арута.

- Это очень древнее пророчество, возможно, сделанное еще во времена Войн Хаоса. Оно гласит: "Когда Крест Пламени осветит ночь, а Владыка Запада погибнет, тогда и вернется Сила". В оригинале оно звучит очень поэтично, но при переводе мелодия теряется. Насколько мы его понимаем, кто-то ищет твоей смерти, чтобы привести это пророчество в исполнение или хотя бы убедить других, что пророчество близко к исполнению. Это пророчество - одно из немногих, доставшихся нам от пантатианских змеелюдей.

Мало что мы знаем о них. Известно только, что редкие их появления всегда предвещают беды, потому что они - приспешники чистого зла и трудятся во имя цели, известной им одним. Мы знаем также, что Владыка Запада еще называется Сокрушителем Тьмы.

- Получается, что кто-то ищет смерти Аруты, потому что, останься Арута в живых, он погубит его самого? - спросил Мартин.

- Или хотя бы потому, что они так считают, - ответил аббат.

- Но кто это или что это? - спросил Арута. Что кто-то желает моей смерти, в этом для меня нет ничего нового. Что еще вы можете мне сказать?

- Боюсь, немного.

- Теперь мы хотя бы знаем, почему на тебя напали ночные ястребы, - сказал Лори.

- Религиозные фанатики, - заметил Джимми, покачав головой.

Он посмотрел на аббата и прибавил:

- Извините, отец.

Аббат пропустил его замечание мимо ушей.

- Важно понять, что они не оставят своих попыток и впредь.

Вам не удастся покончить с ними до тех пор, пока не покончите с тем, кто отдал приказ убить вас.

- Так, - сказал Мартин. - Еще нам известно, что Братство Темной Тропы как-то связано с этим делом.

- На севере, - произнес брат Мика. Все вопросительно посмотрели на него. - Ответы на твои вопросы лежат на севере, Арута. Взгляни, - и в его голосе послышались командные нотки. - На севере лежат Высокие Пределы - преграда обитателям Северных земель. На западе, над Эльвандаром - Великие Северные горы, на востоке - Северные стражи, Высокая твердыня и Спящие горы. А в центре располагается самая большая преграда - Зубы Мира, тринадцать сотен миль почти непроходимых утесов. Кто знает, что лежит за ними? Кто, кроме отступников и беглецов, отваживался отправиться туда и вернуться назад, чтобы рассказать нам о Северных землях? Наши предки много веков назад создали пограничные владения баронов, чтобы закрыть проходы у Высокого замка, Северного форта и Железного перевала. Силы герцога Вабонского блокируют последний из оставшихся главных проходов к западу от Ступеней Гремящего Ада. А из тех гоблинов или темных братьев, кто рисковал перебраться через Гремящий Ад, никого не осталось в живых - кочевники служат нам не хуже наших стражников. Коротко говоря, мы ничего не знаем о Северных землях. Но именно там живут моррелы и именно там ты можешь найти ответ.

- Или ничего не найти, - сказал Арута. - Ты можешь беспокоиться насчет пророчеств и знамений, меня же беспокоит только ответ на загадку терна серебристого. Пока Анита снова не будет здорова, я ничем больше не стану заниматься. - Казалось, аббат встревожился. Арута продолжал:

- Я не сомневаюсь, что есть такое пророчество и что какой-то безумец, владеющий черным колдовством, ищет моей смерти. Но что это несет большую опасность Королевству - это еще как сказать. Мне в это не верится.

Аббат собирался ответить, но Джимми вдруг спросил:

- Что это?

Все обернулись и посмотрели, куда он указывал. Низко над горизонтом появилось голубое свечение, которое становилось все ярче, словно к ним приближалась какая-то звезда.

- Похоже на падающую звезду, сказал Мартин.

И тут они увидели, что это вовсе не звезда. Едва различимый на таком далеком расстоянии звук сопровождал приближение света.

Свет разгорался ярче, и звук становился громче, приобретая зловещие оттеняй. По небу к ним стремился голубой сполох пламени. Со звуком, напоминавшим шипение воды на раскаленном железе, он резко устремился к башне.

- Уходите с крыши скорее! - закричал брат Доминик.

Глава 11 СХВАТКА

Они медлили. За предупреждением Доминика последовал крик Мики, и все заторопились по лестнице вниз. На полпути к первому этажу Доминик, оступившись, покачнулся.

- Что-то приближается.

Добравшись до первого этажа, монахи и их гости подбежали к двери и выглянули. В небе над ними с невероятной скоростью кружились светящиеся предметы. Они собирались над башней сначала с одной стороны, потом с другой, и ночь наполнилась угрожающими протяжными звуками. Предметы все быстрее и быстрее мелькали в воздухе, сливаясь в полосы голубого, зеленого, желтого, красного цвета - злобные вспышки сияния, разрывавшие ночную тьму.

- Что это? - спросил Джимми.

- Какие-то волшебные предметы, - ответил аббат. - Я чувствую, как они обыскивают места, над которыми пролетают.

Движение предметов изменилось - вместо того чтобы пролетать над башней, они начали поворачивать в сторону. Люди заметили, что предметы замедлили свой полет. Курс движения менялся - и вот летающие объекты высоко в небе над аббатством начали выписывать круги. Теперь стало возможным разглядеть их форму.

Это оказались большие шары, внутри которых пульсировал яркий свет и были видны силуэты каких-то странных, тревожащих душу очертаний. Они кружились все медленнее, а потом стали по спирали спускаться к аббатству. Составив круг, двенадцать шаров безмолвно зависли над двором. Затем, с низким гудением, которое больно отдавалось в ушах, каждая пара противоположных друг другу шаров соединилась лучом энергии, по периметру пробежал еще один луч, соединяя шары в двенадцатиугольник.

- Что же это такое? - вслух удивился Гардан.

- Это - Двенадцать Глаз, - в благоговейном ужасе произнес аббат. - Древнее и зловещее порождение легенд. Говорят, никто из живущих не имеет силы сотворить их. Это и средство, чтобы видеть, и оружие.

И вот шары начали медленно вращаться. Набирая скорость, они выписывали замысловатый рисунок - линии свивались, и глазу было невозможно за ними уследить. Все быстрее и быстрее вращались они, пока не слились в сплошной диск. Из центра его ударил сноп света и уперся в невидимый барьер над крышей аббатства.

Доминик вскрикнул от боли, и Мартину пришлось подхватить его. Монах прижал руки к вискам и прошептал:

- Такое мощное... Не могу поверить... - Он открыл глаза, из которых текли слезы, и сказал:

- Барьеры пока держат.

- Дух отца Доминика - основа магической защиты аббатства, - объяснил отец Джон. - И ему сейчас приходится нелегко.

Злобные лучи снова ударили вниз и, отбитые невидимым барьером, раскатились, как разноцветный дождик, над головами.

Лучи обтекали магический барьер, и над аббатством стал виден защитный купол. И снова он выдержал натиск. Но вот - еще удар и еще, и Арута, а вместе с ним и остальные заметили, что с каждым ударом барьер опускается все ниже. Доминик вскрикивал от боли.

И вот с яростью бури ударил сноп белого света и пробил барьер, обдав землю злым шипением и резким запахом.

Брат Доминик, напрягшись в руках Мартина, застонал.

- Оно входит, - прошептал он и потерял сознание.

Мартин опустил монаха на пол, а отец Джон распорядился:

- Мне надо идти в ризницу. Брат Мика, ты должен сдержать эту силу.

- Что бы это ни было, оно уничтожило магическую защиту, сильнее которой только защита нашего главного храма. Теперь я должен встретиться с этой силой. Ишап вооружил и защитил меня, - произнес старый монах ритуальную фразу, снимая с пояса боевой молот.

Стены аббатства потряс рев невероятной силы, словно подали голос сразу тысячи взбешенных львов. Он начался с пронзительного визга, от которого сводило скулы, и понижаясь, достиг такой мощи, что, казалось, вгрызался в камни двора. Во все стороны били сполохи света - наугад, наудачу, и там, куда они попадали, все рушилось. Казалось, камни крошились, все, что могло гореть - загоралось, а вода, на которую попадали лучи, мгновенно испарялась.

Мика вышел из здания, стараясь встать так, чтобы оказаться под вращающимся диском. Когда вспыхнул новый луч света, ослепив тех, кто наблюдал за ним из укрытия, брат Мика поднял над головой молот, словно предчувствуя следующий удар. Когда сияние немного померкло, они увидели, что Мика стоит, выпрямившись, подняв молот над головой, а лучи потрескивающей энергии каскадом льются вокруг него и все цвета радуги танцуют в адском водопаде. Земля у его ног дымилась и горела, но сам он был невредим. Когда поток энергии прервался, Мика опустил молот, замахнулся и бросил его. Быстро, почти незаметно для глаза, молот вылетел из его руки и превратился в размытое белоголубое пятно, такое же яркое, как и его цель. Сгусток пламени взлетал все выше и выше, куда не могла добросить его рука человека, и поразил вертящийся диск в самый центр. Он отскочил от диска и вернулся в руку Мики. Диск еще раз обрушился на Мику, но тот защитился волшебной силой молота. И снова, как только прекратился дождь из лучей, Мика бросил молот, поразив врага в самую середину. Когда молот прилетел обратно, люди в аббатстве заметили, что диск, вращаясь, начал раскачиваться из стороны в сторону. В третий раз кинул Мика молот и опять попал в цель.

Внезапно раздался такой пронзительный свист, что все были принуждены закрыть уши руками. Кружащиеся шары закачались, и из каждого выскочили маленькие непонятные фигурки. Со смачным булькающим звуком они попадали на землю и задымились. Раздался высокий тонкий крик, и фигурки покрылись ярким пламенем. Никто не мог различить истинные очертания фигурок в шарах, но Арута подумал, что это, должно быть, что-то такое, о чем лучше не знать, - одно мгновение, прежде чем стать пламенем, существа очень напоминали предельно изуродованных младенцев. Наступила тишина, и дождь переливающихся лучей, словно крохотных стеклянных иголок, посыпался но аббатство. Иголочки вспыхивали и гасли, а старый монах остался стоять в темном дворе в полном одиночестве, держа перед собой боевой молот.

Те, кто укрывались в аббатстве, посмотрели друг на друга в изумлении. Долгое время, приходя в себя, они ничего не говорили.

- Это было просто невероятно... - сказал Лори. - Не знаю, смогу ли я найти слова, чтобы описать случившееся.

Арута хотел что-то сказать, но насторожился, увидев, как Джимми и Мартин, склонив головы набок, прислушивались к чему-то.

- Я что-то слышу, - сказал Джимми. Немного погодя все остальные тоже услышали отдаленный звук, словно какая-то гигантская птица или летучая мышь била крыльями в ночи.

Джимми выскочил из дома раньше, чем кто-либо успел остановить его и, чуть ли не подпрыгивая от нетерпения, оглядывал каждый клочок неба. Посмотрев поверх крыши аббатства на север, он сделал круглые глаза.

- Банат! - воскликнул он и кинулся туда, где все еще молча и неподвижно стоял старый монах. Мика, кажется, находился в каком-то трансе, глаза его были закрыты. Джимми дернул его за руку. - Смотри! - крикнул он, когда монах открыл глаза.

Мика посмотрел, куда показывал парнишка. Заслоняя среднюю луну в ночном небе, нечто летело к аббатству, громко хлопая гигантскими крыльями. В ту же минуту монах оттолкнул мальчика:

- Беги!

Толчок отдалил Джимми от главного здания, и он побежал через двор туда, где стояла одинокая повозка, наполненная кормом для лошадей, и нырнул под нее. Перекатившись на бок, он замер, наблюдая.

С неба спускалось порождение ночных кошмаров, внушавшее бесконечный ужас: лениво хлопали крылья пятидесяти футов в размахе; тело двадцати футов высотой состояло из частей, которые душевно здоровому человеку и привидеться не могли; черные когти торчали из гротескных пародий на птичьи лапы, над которыми возвышались ноги, напоминавшие козлиные, но там, где должны быть ляжки, тряслись и дрожали жирные складки кожи, невероятным образом свисая с груди, напоминавшей человеческую.

По всему телу ручейками сочилась густая, вязкая жидкость. Из груди этого создания широко раскрытыми глазами смотрело синее человеческое лицо - оно кривлялось и подмигивало в полном несоответствии с громким ревом, издаваемом существом. Могучие длинные руки, похожие на лапы обезьяны, светились бледным светом, все время меняя цвет - красный, оранжевый, желтый и так через все цвета спектра, пока опять не стали красными. От существа исходила страшная вонь.

Ужаснее всего была голова - сотворивший этого монстра в крайней жестокости наделил его женской головой, немного великоватой для тела. И уж пределом насмешки оказалось то, что это лицо было точным подобием лица Аниты, которому придали выражение лица уличной шлюхи - похотливое, распутное. Существо сладострастно облизывало губы и закатывало глаза в сторону Аруты. Кроваво-красные губы раздвигались в широкой улыбке, показывая длинные клыки.

Арута взглянул на это существо с отвращением и ненавистью, которые вытеснили из рассудка все мысли, кроме одной - уничтожить его.

- Нет! - закричал он, хватаясь за рапиру.

Тут же на него налетел Гардаи, сбив его на пол и изо всех сил навалившись, чтобы удержать на месте.

- Они только этого и ждут от тебя! - крикнул он.

Ему помог Мартин, и они вдвоем оттащили Аруту от двери.

Существо повернулось, взглянуло на тех, кто стоял в дверях, и сжало когти. Надув губы, как капризная девочка, оно вдруг с вожделением глянуло на Аруту и высунуло язык, призывно поводя им по губам. А затем с оглушительным смехом поднялось на ноги в полный рост и взревело, подняв руки над головой. Сделав шаг, оно оказалось у двери, за которой стоял Арута. И вдруг качнулось вперед, вскрикнуло и обернулось.

Все увидели сгусток светло-голубого пламени, который возвращался в руки брату Мике; он уже нанес первый удар и снова замахнулся. Молот поразил чудовище на этот раз в живот, вызвав еще один болезненный вопль; дымясь, потекла черная кровь.

Лори увидел, что брат Антоний появился из книгохранилища и внимательно разглядывает существо.

- Что это за создание? - спросил Лори.

Не выказывая никаких эмоций, кроме любопытства, архивариус ответил:

- Я думаю, это волшебное существо, созданное при помощи чародейства и выращенное в колбе. Я могу показать вам отрывки из десятка работ с указанием, как их выращивать. Конечно, может оказаться, что это какое-нибудь редко встречающееся животное, но я сомневаюсь.

Мартин поднялся, оставив Гардана удерживать Аруту. Он снял с плеча свой лук и вложил стрелу. Существо уже надвигалось на брата Мику, когда Мартин выстрелил. Он осмотрел вслед стреле широко раскрытыми глазами - не причинив чудовищу видимого вреда, она пролетела сквозь его шею.

Брат Антоний сказал:

- Да, это колдовство. Смотрите - обычное оружие не причиняет ему никакого вреда.

Существо обрушило один из своих могучих кулаков прямо на голову Мики, но старый воин, защищаясь, поднял молот. Жест существа прервался в футе над поднятым молотом монаха.

Впечатление было такое, словно кулак налетел на камень.

Существо взвыло от негодования.

Мартин повернулся к брату Антонию:

- Как его уничтожить?

- Не знаю. Каждый удар Мики отнимает энергию от заклинания, которое породило это существо. Но его сотворила могущественная магия и может потребоваться целый день или даже больше. Если же Мика промахнется...

Но старый монах твердо стоял на ногах, отвечая на каждый выпад целым веером ударов и намеренно нанося существу ранения.

Однако, судя по всему, хотя удары и причиняли боль, силы чудовища не убывали.

- А как их создают? - спросил Мартин брата Антония. Арута больше не вырывался, но Гардан все еще держал руку на его плече.

Антоний, немного подумав над вопросом Мартина, ответил:

- Как создают? Ну, это довольно сложно...

Под ударами Мики безобразное существо становилось все свирепее и бесцельно размахивало кулаками. Устав, оно опустилось на колени и направило удар прямо на монаха, словно пытаясь метнуть копье, но в последний момент изменило цель и ударило кулаком по земле рядом с монахом.

Мика слегка покачнулся, а чудовищу только этого и надо было. Тут же отдернув руку, оно ударило монаха в бок, сбив его с ног. Тяжело рухнув на землю, он откатился в сторону и замер, а молот отлетел в сторону.

Тогда существо опять двинулось к Аруте. Гардан, вскочив на ноги, вытащил меч и бросился на защиту принца. Старый капитан встал перед чудовищем, которое злорадно улыбалось, глядя на него сверху вниз; лицо Аниты придавало еще больший ужас происходящему. Словно кот, играющий с мышью, существо тронуло Гардана рукой.

В дверях появился отец Джон. В руках он держал большой металлический жезл, один конец которого был увенчан странным семиугольным приснособлением. Он выступил перед Арутой, который хотел прийти на помощь Гардану, и закричал:

- Нет! Ты ничего не сможешь поделать!

Арута решил, что и впрямь нет смысла нападать на чудовище, и отступил на шаг. Аббат повернулся, чтобы оказаться лицом к лицу с магическим созданием.

Джимми выполз из-под повозки и встал на ноги. Он понял - бесполезно вытаскивать кинжал. Увидев скрюченную фигуру отца Мики, он подбежал к нему. Старый монах все еще был без чувств, и Джимми потащил его к относительно безопасной повозке. Гардан в это время без всякого результата отбивался от чудовища, которое наседало на него.

Джимми бросил взгляд по сторонам и увидел чудодейственный молот брата Мики, валявшийся в стороне. Он наклонился, схватил его за рукоятку и упал, накрыв молот животом и глядя на чудовище. Оно не заметило, что Джимми завладел оружием. Подняв молот, Джимми удивился - оказалось, он весит раза в два больше, чем можно было ожидать. Поднявшись на ноги, Джимми подбежал, чтобы оказаться прямо за спиной чудовища, и посмотрел на его вонючие, покрытые шерстью ноги, соединявшиеся аркой над головой Джимми, - существо потянулось, чтобы схватить Гардана.

Огромная рука схватила капитана и понесла к разинутому рту.

Отец Джон поднял жезл, и волны зеленого и пурпурного цвета ударили из него, охватив чудовище. Оно взвыло от боли и сжало Гардана, который тоже закричал.

- Остановитесь! Оно же раздавит Гардана! - воскликнул Мартин.

Аббат убрал жезл, и существо, всхрапнув, отбросило Гардана к двери, стараясь сбить своих мучителей с ног. Капитан упал на Мартина, брата Антония и. аббата, и все рухнули на пол. Арута и Лори успели отскочить. Принц, обернувшись, увидел, как ухмыляющаяся пародия лица Аниты склоняется к двери. Крылья существа не давали ему войти в дверь, но длинные руки, протянувшись внутрь, шарили в поисках Аруты.

Мартин поднялся, помогая аббату и брату Антонию. Архивариус сказал:

- Конечно! Лицо на груди! Бейте туда!

В мгновение Мартин вложил в лук стрелу, но существо согнулось и лица не было видно. Оно опять через дверь потянулось к Аруте, и вдруг, откинувшись назад, завопило от боли.

На одно мгновение стало видно лицо на груди, и Мартин, натягивая лук, сказал:

- Килиан да направит мою стрелу, - и выстрелил. Стрела полетела прямо в цель и поразила лицо в лоб. Глаза на лице выкатились и тут же закрылись; из раны потекла красная человеческая кровь. Существо замерло.

Все смотрели, как чудовище задрожало. С каждым мгновением оно светилось все ярче, а цвета сменяли один другой все быстрее. Потом - и всем это было ясно видно - существо стало прозрачным, нематериальным, и все поняли, что оно состоит из разноцветных дымов, которые, завиваясь клубами, теперь медленно таяли в ночи.

Арута и Лори подошли к Гардану.

- Что случилось? - слабым голосом спросил капитан.

Все лица повернулись к Мартину. Он указал на брата Антония.

- Герцог спрашивал, как этих чудовищ создают, - объяснил монах.Любое дурное чародейство, нужное для сотворения такого чудовища, требует, чтобы в основе было какое-нибудь животное или человек. То лицо на груди - все, что осталось от бедной пропащей души, вокруг которой и создали чудовище. Это была единственная смертная часть, подверженная ранениям обычным оружием, и когда его убили, чары рассеялись.

- Мне бы не удалось так удачно выстрелить, если бы оно не отшатнулось, - сказал Мартин.

- Вам повезло, - ответил аббат.

- При чем тут везение? - спросил, ухмыляясь, Джимми. Он держал в руке молот брата Мики. - Я стукнул его по заднице. - Указав на лежащего Мику, Джимми добавил:

- С ним все будет в порядке, - и вручил молот аббату.

Арута не мог прийти в себя - лицо Аниты, венчавшее этот воплощенный кошмар, все еще стояло перед ним. Лори, слабо улыбаясь, попросил:

- Отец, если вас не затруднит, не найдете ли вы для нас немного вина? Такого запаха я еще никогда не встречал.

- Ха! - с негодованием воскликнул Джимми. Понюхал бы ты с моей стороны!

Арута смотрел, как над Каластийской грядой занимается рассвет и злым красным шаром поднимается солнце. За время, прошедшее после нападения, аббатство вернулось к некоему подобию порядка и спокойствия, но в собственной душе Арута ощущал лишь сильнейшую тревогу. Кто бы ни направлял попытки убить его, он оказался гораздо могущественнее, чем представлял себе Арута, могущественнее, чем считали отец Натан и верховная жрица Лимс-Крагмы. Торопясь отыскать средство, которое вылечило бы Аниту, Арута утратил осторожность, что было не в его характере. Когда требовалось, он мог быть отчаянно храбр; храбрость принесла ему немало побед, но в последнее время не храбрость вела его, а отчаяние и порыв. Чуждые, позабытые ощущения наполнили душу Аруты. Он почувствовал сомнения. Он всегда был уверен, что во всех делах поступает единственно правильным образом, но Мурмандрамас не то предвидел все его шаги, не то каким-то образом с непостижимой быстротой мог отвечать на все действия, предпринимаемые Арутой.

Очнувшись от размышлений, Арута увидел рядом с собой Джимми.

- Ну да, так и есть, - покачав головой, сказал парнишка.

Несмотря на собственные заботы, Арута заинтересовался глубокомысленным замечанием.

- Ты о чем?

- Неважно, насколько ловким ты себя считаешь, что-то появилось и - плюх! - тебя опрокинули на задницу. Тогда ты начинаешь рассуждать: "Вот о чем я забыл подумать!" Старый Альварни Быстрый называл это "взгляд назад с птичьего полета".

Арута удивился - мальчишка словно читал его мысли. Джимми продолжал:

- Ишапианцы сидят здесь, бормоча молитвы, и думают, что у них такая крепость, какую никакими чарами не одолеть. "Ничто не сможет разрушить магическую защиту", - передразнил он. - И вот прилетают эти шарики с лучами, а за ними это чучело - и раз!

"Мы не подумали о том и об этом!" Они целый час сокрушаются о том, что надо было сделать, да они не сделали. Ну, думаю, скоро они заведут себе здесь что-нибудь посильнее. - Джимми прислонился к каменной стене, обращенной к утесу. За стенами аббатства из утренних теней появлялась долина - солнце поднималось все выше. - Старый Антоний сказал мне, что заклинания для создания такого представления, как сегодня ночью, требуют немало времени и сил, так что можно надеяться - повторение последует не сразу. Они в своей крепости будут в безопасности... Пока опять не явится какая-нибудь тварь и не вышибет пинком их ворота.

- Экий ты мыслитель, - улыбнулся Арута, и Джимми пожал плечами.

- Я напугался до того, что чуть не обмочил штаны, да и ты, верно, тоже. Эти немертвые мертвецы в Крондоре были весьма противны, но то, что сегодня ночью случилось... Не знаю, как ты, яо я бы на твоем месте подумал - может, перебраться в Кеш и сменить имя?

Арута грустно улыбнулся в ответ - Джимми заставил его увидеть то, чего он не хотел видеть.

- Честно говоря, Джимми, я и сам напуган так же, как ты.

Джимми, кажется, очень удивился, услышав такое признание.

- Правда?

- Правда. Послушай, только безумец не испугался бы, встретившись с тем, что явилось к нам сегодня ночью, и с тем, что еще может явиться; но дело не в том, напуган ты или нет, дело в том, как ты себя ведешь. Мой отец однажды сказал, что герой - это человек, который напугался так сильно, что не смог прислушаться к голосу разума и убежать, а после остался в живых.

Джимми рассмеялся с неподдельной веселостью, которая сразу сделала его тем, кем он был - просто взрослеющим парнишкой, а не мальчиком-мужчиной, которым он обычно казался.

- И верно. Что до меня, так я лучше побыстрее справлюсь с делами да и пойду искать развлечений. А эти страдания за великие цели хороши только для саг и легенд.

- А есть все-таки у тебя философские склонности, - заметил Арута и переменил тему:

- Вчера ночью ты действовал быстро и храбро. Если бы ты не отвлек чудовище, чтобы Мартин смог в него выстрелить...

- Мы бы сейчас сопровождали в Крондор твои останки, если бы оно, конечно, их не съело, - закончил за него Джимми с кривой усмешкой.

- Что-то ты очень развеселился.

Ухмылка Джимми стала еще шире:

- Представь, не очень. Ты - один из немногих людей, с которыми стоит иметь дело. И это здорово, хотя времена сейчас совсем не здоровские. Мне все это очень нравится, если хочешь знать.

- Ну и вкусы у тебя!

Джимми мотнул головой:

- Даже если тебя напугали до беспамятства, этим тоже можно позабавиться. Это, знаешь ли, очень важно в воровском деле: лезешь в чужой дом глухой ночью, не зная, спят ли там или поджидают тебя с мечом или дубинкой наперевес, чтобы размазать твои мозги по полу, как только ты сунешь голову в окно. Удирать от стражников - это, конечно, не очень забавно, но что-то все же в этом есть, ты не находишь? Это здорово. А кроме того, сколько человек могут похвастать, что они спасли жизнь принцу Крондора, дав пинка демону?

Арута от души рассмеялся.

- Пусть меня повесят, я впервые смеюсь с... со дня свадьбы.

- Он положил руку Джимми на плечо. - Ты заслужил сегодня награду, сквайр Джеймс. Чего же ты хочешь?

Джимми сморщился, изображая глубокую задумчивость.

- Почему бы не провозгласить меня герцогом Крондорским?

Аруту словно громом поразило. Он открыл рот, собираясь что-то сказать, но передумал. Подошел Мартин и, заметив на лице Аруты странное выражение, спросил:

- Что тебя беспокоит?

Арута указал на Джимми:

- Он хочет быть герцогом Крондорским.

Мартин громогласно захохотал. Когда он отсмеялся, Джимми спросил:

- Почему бы и нет? И Дуланик здесь, и теперь вы знаете, что он удалился от дел. Волней не хочет этого титула, так кому же вы думаете его отдать? Я неплохо соображаю и оказал вам пару услуг.

Мартин снова захохотал.

- За которые тебе уже заплачено, - сказал Арута. Гнев и веселье боролись в душе принца. - Послушай ты, разбойник, может быть, мне стоит подумать о том, чтобы Лиам дал тебе какое-нибудь небольшое баронство - совсем маленькое, чтобы было чем заняться, когда ты достигнешь совершеннолетия, которое наступит еще только через три года. А пока тебе придется удовлетвориться титулом старшего сквайра двора.

Мартин покачал головой:

- Да он же сделает из подчиненных уличную шайку.

- Ну хорошо, :

- согласился Джимми, - на худой конец, я посмотрю на рожу этого осла Джерома, когда ты отдашь приказ де Лейси.

Мартин перестал хохотать.

- Я подумал, вы будете рады узнать, что Гардан скоро поправится, да и брат Мика тоже. Доминик уже оправился.

- А аббат и брат Антоний?

- Аббат где-то во дворе, занят тем, чем обычно бывают заняты аббаты, когда их аббатству нанесен ущерб. А брат Антоний ищет записи о терне серебристом. Он просил передать вам, что если вы захотите поговорить с ним, то найдете его в комнате шестьдесят семь.

- Пойду разыщу его, - сказал Арута. - Мне хочется узнать, что ему удалось узнать. - Уходя, он сказал:

- Джимми, объясни-ка моему брату, почему это я должен дать тебе второй по значимости герцогский титул в Королевстве.

Арута ушел на поиски архивариуса. Мартин повернулся к Джимми, который широко улыбнулся ему в ответ.

Арута вошел в обширное помещение, где было душно от легкого запаха консервантов. В неверном свете фонаря брат Антоний читал древний фолиант. Не оборачиваясь, чтобы посмотреть, кто пришел, он сказал:

- Так я и думал. Я знал, что это здесь. - Он выпрямился. - Это создание похоже на то, которое было убито триста лет назад при нападении на храм Тита-Онанки в Элариале. Согласно этим записям, очевидцы были уверены, что за сим деянием стояли жрецы пантатианских змеелюдей.

- Кто эти пантатианцы, брат? - спросил Арута. -Я слышал только сказки, которыми пугают детей.

Старый монах пожал плечами:

- Честно говоря, нам мало о них известно. Мы, худо-бедно, можем понять большинство разумных существ в Мидкемии. Даже моррелы, Братья Темной Тропы, имеют нечто общее с людьми. Ты же знаешь, что у них довольно строгий кодекс чести, хотя и странный по нашим меркам. Но эти существа... - Он закрыл книгу.

- Никто не знает, где расположена Пантатия. На картах Макроса, которые прислал нам Кулган из Звездной Пристани, нет такой страны. Эти жрецы владеют магией, подобной которой не знает никто. Они заклятые враги людей, хотя когда-то в прошлом уживались с ними. Ясно только одно: они - создания чистого зла.

Для них служить этому Мурмандрамасу - значит сделать его врагом всему, что есть добро. И то, что они служат ему, тоже заставляет нас его бояться.

- Теперь мы знаем немного больше, чем после рассказа Веселого Джека, - сказал Арута.

- Верно, - ответил монах. - Но не надо сбрасывать со счетов и то, что вы сразу поверили ему. Зачастую знание того, что не есть ложь, так же важно, как и знание правды.

- Удалось ли вам среди всех тревог узнать хоть что-нибудь о терне серебристом? - спросил Арута.

- Да. Я собирался позвать вас, как только закончу чтение этого отрывка. Но, боюсь, мало что могу рассказать. - Услышав такое, Арута почувствовал, как сердце его упало, но все же он сделал старому монаху знак продолжать. - Я не мог вспомнить про терн серебристый потому, что это название - перевод слова, с которым я более знаком. - Брат Антоний открыл другой том, лежащий на столе. - Это - дневник Джеффри, сына Карадока, монаха Сильбанского аббатства, что к западу от Вабона, - то самое место, где вырос брат ваш Мартин, только происходило, это давным-давно. Джеффри интересовался растениями и проводил свободное время, составляя описания разных трав и деревьев, произраставших в той местности. Здесь я и нашел ключ. Я прочту вам это место. "Растение, что зовется иллеберри у эльфов, людям известно как искристый терновник. При правильном обращении имеет магические свойства, но в виде эссенции мало кому известен - он требует тайного магического ритуала, о коем простой народ не ведает. Ныне же он встречается все реже, и немногие видали его. Я сам никогда не встречал сие растение, но те, с кем довелось мне беседовать - весьма благонадежные люди, и они уверены, что растение такое существует". - Он закрыл книгу.

- Это все? - спросил Арута. - Я-то надеялся узнать рецепт или, на худой конец, какую-нибудь подсказку, как его найти.

- Но здесь и есть подсказка, - сказал старый монах, подмигнув. - Джеффри, который собирал больше рассказы, чем описания, назвал растение иллеберри, якобы эльфийским названием. Это явно исскаженное "элебера", что на языке эльфов и означает "серебристый терн"! То есть - если кто и знает о магических свойствах этого растения и о том, как с ними бороться, так это заклинатели из Эльвандара.

Арута немного помолчал.

- Благодарю вас, брат Антоний. Я-то надеялся, что мои странствия окончатся здесь, но вы хотя бы не отняли у меня надежду.

Старый монах ответил:

- Надежда умирает последней, Арута кон Дуан. Подозреваю, что среди суеты аббату не удалось изложить вам главную причину, по которой мы собираем книги и манускрипты. - Он махнул рукой вокруг себя. - Причина в том, что это - надежда. Немало здесь пророчеств и предсказаний, и есть одно, говорящее о конце всего, что мы знаем. Оно гласит, что, когда все и вся поглотит тьма, останется только то, "что есть Сарт". Если когда-либо и исполнится это пророчество, мы надеемся, что семена знаний смогут опять послужить человеку. Мы трудимся для этого дня, уповая на то, что он никогда не настанет.

- Благодарю вас за доброту, брат Антоний, - сказал Арута.

- Каждый должен помогать другому, чем может.

- Благодарю вас.

Арута вышел из комнаты. Поднимаясь по лестнице, он раздумывал над тем, о чем только что узнал, и взвешивал свои возможности. Во дворе к Джимми и Мартину присоединились Лори и Доминик, который, хоть и был еще бледен, но, кажется, оправился от травмы.

- Уже завтра Гардан будет чувствовать себя хорошо, - сказал Лори, поприветствовав принца.

- Неплохо. Ближайшей ночью мы покинем Сарт.

- Что ты решил? - спросил Мартин.

- Я хочу поместить Гардана на первый же корабль, который идет из Сартав Крондор, а мы поедем дальше.

- Куда? - спросил Лори.

- В Эльвандар.

Мартин улыбнулся:

- Хорошо будет снова побывать там.

Джимми вздохнул.

- О чем ты? - спросил его Арута.

- Я как раз вспомнил дворцовых поваров и жесткие лошадиные спины.

- Тебе не придется долго скучать о поварах, потому что ты вернешься в Крондор с Гарданом.

- И пропущу самое веселье?

- У этого парня странные представления о веселье, - сказал Лори Мартину.

Джимми начал что-то говорить, но вмешался брат Доминик:

- Ваше высочество, если мне будет позволено отправиться с капитаном, я бы поехал в Крондор.

- Конечно, но как же ваши обязанности?

- Меня сменит другой брат. Я все равно некоторое время не смогу исполнять их, а ждать мы не можем. В этом нет стыда или бесчестья - просто необходимость.

- Я уверен, что Гардан и Джимми будут рады иметь вас своим попутчиком.

- Погодите... - начал Джимми.

Не обратив на него внимания, Арута спросил монаха:

- Какие дела зовут вас в Крондор?

- Просто он лежит на пути в Звездную Пристань. Отец Джон считает, что необходимо срочно сообщить Пагу и другим чародеям все, что нам стало известно о происходящих событиях. Они практикуют магию, нам недоступную.

- Это хорошо. Нам понадобятся все средства, которые доступны. Мне и самому следовало об этом подумать. Если вы не возражаете, я дам вам дополнительную охрану. И Гардан будет сопровождать вас до самой Звездной Пристани.

- Очень любезно с вашей стороны.

Джимми еще раз сделал попытку протестовать против отсылки в Крондор. Однако Арута вовсе не собирался принимать во внимание его возражения.

- Забери с собой в Сарт нашего подающего надежды юного герцога и найми там корабль, - сказал он Лори. - Мы появимся завтра. Поищи добрых лошадей и ни во что не ввязывайся.

Арута пошел к зданию бывшей казармы вместе с Домиником и Мартином, оставив Джимми и Лори во дворе. Джимми, все еще не терял надежды быть услышанным:

- Но...

- Идем, ваше сиятельство. Нам пора в путь. Если рано управимся с делами, посмотрим, не сыграть ли нам в картишки где-нибудь в гостинице.

Глаза Джимми загорелись:

- В картишки?

- Ну, в пашаву или в кости.

- 0! - воскликнул парнишка. - А меня научишь?

Он повернул к конюшне, и Лори легонько пнул его, придавая ускорение:

- Научишь... Я не олух из деревни. Я слышал эти слова, еще когда впервые проигрался.

- Надо же было попробовать! - рассмеялся Джимми.

Арута вошел в темную комнату. Глянув на человека, лежащего на кровати, он спросил:

- Ты посылал за мной?

Мика, приподнявшись, прислонился к стене.

- Да. Я слышал, что вы сейчас уезжаете. Спасибо, что пришел. - Он жестом пригласил Аруту присесть на постель. - Мне надо поспать, но уже через недельку я поправлюсь. Арута, в молодости мы с твоим отцом были друзьями. Тогда Келдрик только заводил обычай представлять сквайров ко двору - это сейчас он кажется устоявшимся. У нас была веселая компания. Брукал Вабонский был старшим сквайром и гонял нас, как хотел. Да и мы в те дни были отчаянные сорванцы - твой отец, я и Гай де Бас-Тайра. -Услышав имя Гая, Арута вздрогнул, но ничего не сказал. - Мне нравится думать, что в свое время мы составляли главную опору Королевства. Совсем как вы теперь. Боуррик хорошо воспитал тебя и Лиама, да и Мартин вас не позорит. Теперь я служу Ишапу, но по-прежнему люблю это королевство, сынок. Я просто хотел сказать, что буду молиться за тебя.

- Благодарю вас, милорд Дуланик, - ответил Арута.

Его собеседник поудобнее устроился на подушках:

- Нет. Я теперь простой монах. Кстати, а кто сейчас правит во дворце?

- В Крондоре Лиам, он там будет до тех пор, пока я не вернусь. Волней - канцлер.

При этих словах Мика рассмеялся, но тут же сморщился от боли:

- Волней! Зубы Ишапа! Должно быть, ему очень не нравится это занятие!

- Да, - согласился Арута, улыбаясь.

- Ты хочешь, чтобы Лиам сделал его герцогом?

- Не знаю. Он возражает, но все же правителя лучше него не найти. Во время Войны Врат мы потеряли немало отличных ребят. - Арута улыбнулся своей полуулыбкой:

- Джимми предлагает, чтобы я сделал герцогом Крондорским его.

- Не смейся над ним, Арута. Учи его. Загружай его делами, пока он не застонет, и добавь еще. Дай ему хорошее образование, тогда и посмотри. Таких, как он, немного.

- Почему, брат, ты так беспокоишься о делах, которые для тебя остались в прошлом? - спросил Арута.

- Потому что я, несмотря на отречение от мира, суетный грешный человек. Меня все еще беспокоит, как там живет мой город. А ты - сын своего отца.

Арута молчал довольно долго, а потом спросил:

- Вы с отцом когда-то были очень близки, правда?

- Да. Только Гай был Боуррику дороже.

- Гай! - Арута не мог поверить, что самый ненавистный враг отца был когда-то его ближайшим другом. - Как это может быть?

Мика разглядывал Аруту.

- Я думал, отец обо всем рассказал тебе перед смертью. - Помедлив, он продолжал:

- Значит, не сказал. - Он вздохнул. - Мы, друзья твоего отца и Гая, в свое время дали клятву. Мы поклялись никогда не говорить о том позоре, который положил конец теснейшей дружбе и заставил Гая до конца дней своих носить черный цвет, за что его и стали называть Черным Гаем.

- Отец однажды говорил об отваге Гая, а больше у него для него не было слов.

- И не могло быть. Да и я тебе ничего не скажу - от данной клятвы меня может освободить только Гай или же должны явиться доказательства его смерти - только тогда я решусь заговорить.

Все, что я могу сказать тебе: когда-то они были как братья. На пирушке, на гулянке или в бою - никогда они не упускали друг друга из виду. Но послушай, Арута, тебе рано вставать и надо хорошо отдохнуть. Не стоит тратить время на дела, давно всеми оставленные. Тебе надо найти лекарство для Аниты... - Глаза старика затуманились, и Арута подумал, что в своем беспокойстве он совсем упустил из виду то, что Мика долгое время был вхож в семью Эрланда и знал Аниту с самого рождения. Она для него была почти внучкой. Мика пробормотал:

- Проклятые ребра! Стоит только вздохнуть поглубже, и сразу слезы из глаз, словно луку наелся. - Он помолчал. - Я держал ее на руках, когда жрецы Санг Белоснежной благословляли ее в первый час после рождения. - Он глядел куда-то вдаль, а потом, отвернувшись, сказал:

- Спаси ее, Арута.

- Я найду лекарство.

И шепотом, чтобы справиться с охватившими его чувствами, Мика закончил разговор:

- Тогда в дорогу, Арута. И да защитит тебя Ишап.

Арута сжал на мгновение руку старого монаха, поднялся и вышел из его комнаты. Шагая через главный зал здания аббатства, он встретил молчаливого монаха, который пригласил принца следовать за ним. Его проводили в комнаты аббата, где сам аббат и брат Антоний дожидались его.

- Вы немало времени провели у брата Мики, ваше высочество, - заметил аббат.

Внезапно Арута забеспокоился:

- Неужели Мика не поправится?

- На все воля Ишапа. Он старый человек, и ему нелегко поправляться после таких ранений. - На брата Антония, казалось, очень подействовали эти слова - он чуть не всхлипнул. Аббат, не обратив на него внимания,продолжал:

- Мы подумали над одним немаловажным делом. - Он пустил по столу небольшой футляр, который принц подхватил.

Футляр был явно очень старый: тонкая резьба, покрывавшая его, почти стерлась от времени. Открыв его, Арута обнаружил внутри бархатную подушечку, на которой лежал маленький талисман. Это был бронзовый молот - копия того, который носил брат Мика. Сквозь крошечное отверстие в рукоятке проходил ремешок.

- Что это?

Ответил брат Антоний:

- Наверное, вы уже думали над тем, каким образом вашему врагу удалось обнаружить вас. Похоже, что какое-то волшебство, может быть темное волшебство жреца змеелюдей, помогло выследить вас безошибочно. Этот талисман - наследие нашего далекого прошлого. Он был изготовлен в самом старом из наших монастырей - Ишапианском аббатстве в Лане. Это самый могущественный талисман из тех, которыми мы обладаем. Он скроет ваши передвижения от любого колдовства. Для того, кто при помощи тайных чар следит за вами, вы словно исчезнете из виду. У нас нет защиты от обычного взгляда, но если вы будете осторожны и станете скрываться, то вам без помех удастся добраться до Эльвандара. Ни за что не снимайте его, иначе злые чары тут же могут вас обнаружить. Талисман поможет вам и отразить атаку, подобную той, что была прошлой ночью. Такие существа не смогут причинить вам вреда, хотя враг ваш может попытаться напасть на тех, кто рядом с вами, потому что они не будут защищены.

- Спасибо вам, - сказал Арута, повесив талисман себе на шею.

Аббат поднялся:

- Ишап да защитит вас, ваше высочество, и знайте, что здесь, в Сарте, вы всегда получите укрытие и помощь.

Арута поблагодарил аббата и покинул его комнату. Вернувшись к себе укладывать вещи, он размышлял над тем, что услышал.

Отбросив сомнения, он твердо решил спасти Аниту.

Глава 12 НА СЕВЕР

По дороге спешил одинокий всадник. Мартин предупредил, что их кто-то догоняет. Арута оглянулся. Лори, развернув лошадь, вытащил меч, но Мартин рассмеялся.

- Если это он, я ему уши отрежу, - сказал Арута.

- Тогда точи кинжал, братец. Посмотри-ка, как торчат у него локти.

Через несколько мгновений стало ясно, что Мартин не ошибся, ухмыляющийся Джимми натянул поводья своей лошади. Арута и не пытался скрыть неудовольствие. Он повернулся к Лори:

- Кажется, ты говорил мне, что он вместе с Гарданом и Домиником благополучно сел на корабль, идущий в Крондор?

Лори беспомощно посмотрел на него:

- Клянусь, так все и было!

Джимми оглядел всех троих:

- Что, и "привет" никто не скажет?

Мартин попытался сохранять серьезный вид, но даже воспитанная эльфами невозмутимость его не спасла. Джимми напустил на себя невинный вид резвого щенка - такой же фальшивый, как и большинство его остальных выражений, да и Арута изо всех сил старался выглядеть мрачным. Лори скрыл смех за поспешно поднятой рукой и кашлем.

Арута покачал головой, глядя в землю.

- Ну и что ты нам расскажешь?

- Во-первых, я давал клятву, - ответил Джимми. - Может, для тебя ничего важного в этом и нет, но клятва есть клятва, и она связывает нас до тех пор, пока с кошки не снимут шкуру. Кроме того, мне есть что тебе сообщить.

- Что же?

- За тобой следят с того момента, как ты покинул Сарт.

Арута откинулся в седле, пораженный и беззаботным тоном Джимми, и новостью.

- Откуда ты знаешь?

- Во-первых, я знаю этого человека. Это некий купец по имени Хаваран - на самом деле это контрабандист на службе у пересмешников. Он скрылся, как только Хозяину стало известно, что ночные ястребы пробрались в ряды пересмешников. Он сидел в таверне, где Гардан, Доминик и я дожидались корабля. Я поднялся на борт вместе с капитаном и монахом и перед самым отплытием незаметно вернулся на берег. Тут я увидел, как за один миг этот человек полностью переменился. Когда он изображает купца, то это горластый, шумный человек, но в Сарте он волком смотрел по сторонам и прятался по темным углам. Он бы никогда не появился в таком месте, если бы продолжал играть свою обычную роль. И он шел за вами от таверны, пока не узнал, в каком именно направлении вы поехали. Но что самое важное - он любил проводить время с Веселым Джеком и Золотым Ноготком.

- Хаваран! - воскликнул Мартин. - По словам Джека, так звали того человека, который и затащил его и Ноготка к ночным ястребам.

- Теперь, когда магия против тебя бессильна, они будут полагаться на шпионов, - прибавил Лори. - Вполне разумно, что один из шпионов поджидал тебя в Сарте, дожидаясь, когда ты уедешь из аббатства.

- Он видел, как ты уехал? - спросил принц.

Джимми рассмеялся:

- Нет. Но я видел, как уехал он. - Все вопросительно на него посмотрели, и Джимми пояснил:

- Я о нем позаботился.

- Что ты сделал?

Джимми, казалось, был очень доволен собой:

- Даже такой маленький городишко, как Сарт, имеет скрытую от глаз жизнь - надо только знать, куда смотреть. Пользуясь своей репутацией пересмешника из Крондора, я дал о себе знать и заявил о самом искреннем своем почтении. Некоторые люди, пожелавшие остаться неизвестными, все поняли. Я знаю, кто они, и забуду сказать о них местным властям - в обмен на их услугу.

Они думали, что я все еще остаюсь любимцем пересмешников, поэтому и решили не бросать меня в залив, особенно после того, как я умаслил их золотом из кошелька, что был у меня с собой.

Еще я намекнул им, что в Западных землях никто не хватится некоего купца, который прохлаждается сейчас в некоей таверне.

Они меня поняли. Фальшивый купец уже, может быть, даже сейчас отправился в Кеш через Дурбин вместе с другими рабами, и ему предстоит узнать немало о тяжелом рабском труде.

Лори покачал головой:

- Похоже, мальчишка сильно на него обиделся.

Арута подавил вздох:

- Похоже, я снова у тебя в долгу, Джимми.

- В часе пути позади нас небольшой караван, - сказал парнишка. - Если мы поедем медленно, к ночи он нас догонит. Мы вполне можем наняться в караван охранниками и ехать с повозками и другими наемниками, пока Мурмандрамас ищет трех всадников, уехавших из Сарта.

Арута рассмеялся:

- Что мне с тобой делать? - Прежде чем Джимми успел ответить, он предупредил:

- Только не смей говорить про герцогство Крондорское. - Поворачивая коня, он добавил:

- И не смей говорить мне, где ты взял эту лошадь.

Сила судьбы, а может быть талисмана Ишапа, оберегала Аруту и его товарищей - по дороге в Илит они не встретили препятствий. Предположение Джимми о том, что их нагонит караван, подтвердилось. Караван был довольно бедный - всего пять повозок; их охраняли двое головорезов, нанятых в стражники. Как только купец убедился, что Арута и его товарищи - не разбойники, он был рад приветствовать их как компаньонов в пути - за несколько обедов он обзавелся четырьмя дополнительными телохранителями.

В течение двух недель мало что нарушало однообразие их путешествия. Пешеходы, торговцы, караваны всех мастей, охраняемые наемниками, ехали в обоих направлениях по дороге вдоль берега, соединявшей Сарт и Вершину Квестора. Арута утешался тем, что, если бы какой-нибудь шпион и узнал его среди толпы наемников и разбойников, то это произошло бы по чистой случайности.

Наконец на закате очередного дня они увидели огни Илита.

Арута ехал вместе с двумя стражниками купца Яна. Их наниматель оказался жизнерадостным человеком, обращавшим мало внимания на то, что там рассказывают другие, и наспех придуманная история Аруты не подверглась внимательному изучению. Насколько принц мог судить, купец никогда его раньше не видел.

Мартин поравнялся с Арутой; последняя повозка каравана проехала мимо них.

- Илит, - сказал Арута, пришпоривая коня.

Джимми и Лори подъехали с другой стороны дороги.

- Скоро мы освободимся от этого каравана. Надо будет поискать свежих лошадей, эти устали, - сказал Мартин.

- Я бы был рад поскорее отделаться от Яна. Он болтает как торговка - без остановки, - сказал Лори.

Джимми с насмешливым сочувствием тряхнул головой:

- И никому не дает рассказать байку у костра.

Лори вспыхнул.

- Хватит, - вмешался Арута. - Мы простые путешественники.

Если барон Таланк узнает, что я здесь, - это будет уже государственное дело. Тогда начнутся празднества, карнавалы, охоты, приемы и все, кто живет между Кешем и Великими Северными горами, будут знать, что я в Илите. Таланк - отличный парень, но уж больно охоч до увеселений.

Джимми рассмеялся.

- Не он один. - Крикнув, он погнал лошадь вперед. Арута, Лори и Мартин глядели ему вслед, а потом, вспомнив, что они благополучно добрались до Илита, бросились за Джимми.

Проезжая мимо головной повозки, Арута крикнул:

- Доброй торговли, мастер Ян!

Купец посмотрел им вслед такими глазами, словно они лишились рассудка. Обычай требовал, чтобы в знак благодарности за то, что они охраняли его в дороге, он что-нибудь им подарил.

Добравшись до городских ворот, они замедлили ход - довольно длинный караван только что въехал в город, и несколько путешественников ожидали, когда задние повозки проедут, чтобы можно было войти в ворота. Джимми натянул поводья позади повозки с сеном и, смеясь от радости, повернул лошадь, чтобы посмотреть на подъезжавших товарищей. Ничего не говоря друг другу, они выстроились в ряд, ожидая, пока стражники пропустят телегу. В те мирные дни солдаты ограничивались только беглым осмотром тех, кто приезжал в город.

Джимми огляделся. Илит был первым большим городом на их пути после Крондора, и деловая суета на его улицах заставила его снова почувствовать себя, как дома. У ворот он заметил одинокого человека, который, присев на корточки, наблюдал за теми, кто проходил и проезжал в ворота. Судя по накидке и кожаным штанам, он принадлежал к горному клану хадати. Его волосы рассыпались по плечам, но высоко на макушке была завязана боевая косица, а лоб стягивал скрученный шарф. На коленях у него лежали деревянные ножны, защищающие острое лезвие длинного тонкого и короткого меча - характерного оружия этих народов. Лицо человека привлекало внимание сразу - вокруг глаз, со лба вниз по скулам и на подбородке у него были нарисованы ослепительно белые полосы. Он посмотрел на проезжавшего мимо принца, а когда Джимми и Мартин проследовали за Арутой и Лори, поднялся.

Джимми вдруг громко рассмеялся, словно Мартин сказал какую-то шутку и, откинув голову, бросил быстрый взгляд назад.

Горец медленно шагал вслед за ними. Проходя в ворота, он прилаживал на пояс свои мечи.

- Хадати? - спросил Мартин.

Герцог похвалил:

- У тебя зоркий глаз, Джимми. Он идет за нами?

- Да. Будем отрываться?

- Мы займемся им, когда где-нибудь устроимся. Если понадобится, - сказал Мартин.

Проезжая по узким улочкам города, они везде наблюдали признаки процветания. Даже сейчас, близко к ночи, было немало гуляк - стражи караванов, моряки, месяцами не видевшие берега, - все они толпами бродили по улицам, ища удовольствий, которые можно было бы купить за деньги. Группа людей свирепого вида, скорее всего наемников, проталкивалась по улицам, явно в поисках приключений. Они кричали и смеялись. Один налетел на лошадь Лори и с притворным гневом закричал:

- Эй! Смотри, куда направляешь своего зверя! Или тебя надо учить хорошим манерам? - и к полному восторгу собутыльников он сделал вид, что вытягивает меч из ножен. Лори засмеялся, а Мартин, Арута и Джимми насторожились.

- Прости, друг, - сказал певец. Человек не то усмехнулся, не то скорчил гримасу и опять сделал вид, что хочет вытащить меч из ножен. Другой из толпы наемников грубо отпихнул его в сторону и сказал своему приятелю:

- Пойди выпей. - Улыбнувшись Лори, он обратился к нему:

- Ну что. Лори, все еще поешь лучше, чем ездишь верхом?

В тот же миг Лори соскочил с коня и по-медвежьи обнял знакомого:

- Роальд, сын сводницы!

Они обменялись крепкими объятиями и шлепками по спинам, а потом Лори представил наемного солдата остальным:

- Этот негодяй - Роальд, мой друг детства и давний товарищ по скитаниям. Его отец владел фермой по соседству с моим.

Человек, которого звали Роальдом, рассмеялся:

- И наши отцы выгнали нас из дому чуть ли не в один день.

Лори представил Мартина и Джимми, но, когда дело дошло до Аруты, Лори назвал его Артуром, как они раньше договорились.

- Рад познакомиться с твоими друзьями, Лори, - сказал наемник.

Арута бросил быстрый взгляд вокруг.

- Мы загораживаем дорогу. Давайте искать пристанище.

Джимми подал свою лошадь вперед, не выпуская из виду друга детства певца, изучая его наметанным глазом. Тот имел все отметины воина-наемника, человека, который зарабатывает на жизнь оружием достаточно долго и считается опытным воином просто потому, что до сих пор жив. Джимми заметил, что Мартин украдкой бросил взгляд назад, и подумал: интересно, идет ли за ними хадати?

Таверна называлась "Северянин" и была достаточно приличной для таверны, расположенной так близко от пристани.

Мальчик-конюх, оставив свой скудный ужин, встал, чтобы принять у них лошадей. Роальд сказал:

- Смотри за ними хорошо, парень. - Мальчишка явно его знал.

Мартин бросил ему серебряную монетку.

Джимми посмотрел, как мальчишка на лету поймал монетку, и, подавая ему поводья своей лошади, сложил пальцы кукишем.

Мальчишка это наметил и коротко кивнул в ответ.

Они вошли в вал, и Роальд велел девушке-прислужнице принести эль, а сам направился в угол, к столу неподалеку от двери во внутренний двор и подальше от основного круговорота посетителей. Вытянув из-под стола стул, Роальд скинул тяжелые перчатки и сел. Он говорил так, чтобы его слышали лишь те, дето сидел с ним за столом.

- Лори, когда я видел тебя последний раз? Лет шесть назад?

Тогда ты уехал с патрулем Ламута на поиски цурани, чтобы потом написать о них песню, А теперь ты здесь с этим маленьким воришкой. - Он указал на Джимми.

- Ты видел мой знак? - Джимми поморщился.

- Да, - ответил Роальд. - Ваш Джимми подал мальчишкеконюху секретный знак, чтобы местные воры держали руки подальше от его поклажи. Этот знак означает, что в городе вор из другого города, он соблюдает правила и ответит любезностью на любезность. Верно?

- Верно. Я дал им понять, что не буду... работать без их разрешения. Мы тоже можем договариваться. Мальчишка передаст кому нужно.

- Откуда ты все это знаешь? - тихо спросил Арута.

- Я не разбойник, но и не святой. За долгие годы я водил дружбу с разными людьми. Чаще всего нанимался простым охранником. В прошлом году меня нанимали Вабонские Вольные стрелки. - Взгляд его был направлен вдаль. - Я защищал страну и короля за серебряную монету в день. Мы воевали в общей сложности семь лет. Из тех ребят, что нанялись к нашему капитану в первый год, остался в живых только один из пяти.

Каждую зиму мы останавливались в Ламуте, и наш капитан объявлял новый набор. И каждую осень мы возвращались, но уже в меньшем числе. - Его взгляд уперся в кружку с элем, стоявшую перед ним.

- Я сражался с бандитами и разбойниками всех мастей. Я служил на военном корабле, который охотился за пиратами. Мы стояли насмерть у Пропасти Головореза - нас было меньше трех десятков, и мы бились с двумя сотнями гоблинов три дня, пока Брайан, барон Высокого замка, не пришел нам на выручку. Я уж и не надеялся, что мне удастся дожить до того дня, когда проклятые цурани сдадутся. Нет, - сказал он, - это хорошо, что мне приходится теперь охранять только жалкие караванишки, на которые даже самые злобные разбойники не нападают, - наемник улыбнулся. - Лори, ты был моим лучшим другом. Я бы доверил тебе собственную жизнь, но не женщину и не деньги. Давай-ка выпьем за старые времена, а потом начнем врать друг другу.

Аруте понравилась открытость наемногосолдата.

Женщина-служанка принесла им еще по кружке эля, и Роальд, несмотря на протесты Лори, расплатился за всех.

- Я пришел сегодня с большим скрипучим караваном из Вольных городов. Во рту у меня - месячная порция пыли, а золото я рано или поздно все равно истрачу. Вполне могу истратить его и сейчас.

Мартин рассмеялся:

- Нет, друг Роальд, за остальное заплатим мы сами.

- Ты не видел поблизости горца-хадати? - спросил Джимми.

Роальд махнул рукой:

- Да их тут немало. Тебе который нужен?

- Плед в зеленую и черную клетку, - сказал Мартин, - и белая раскраска на лице.

- Зеленый и черный цвета - дальний северо-западный клан, не могу сказать, который. Но белая раскраска... - Они с Лори посмотрели друг на друга.

- Что такое? - спросил Мартин.

- Он ищет кровной мести, - сказал Лори.

- Кровь за кровь, - сказал Роальд. - Честь клана или что-нибудь подобное. Я должен сказать вам, что честь у хадати - это не шутка. Они так же упрямы на этот счет, как проклятые цурани в Ламуте. Может быть, он должен наказать виновного или отплатить за свое племя, но что бы это ни было, только дурак станет перебегать дорогу хадати, когда он ищет кровной мести.

Вряд ли кто может сравниться с ними в бое на мечах.

Роальд допил эль, и Арута сказал ему:

- Позволь пригласить тебя разделить с нами обед.

- Честно говоря, я голоден, - улыбнулся воин.

Они сделали заказ, вскоре им подали еду, и разговор превратился в обмен байками между Лори и Роальдом. Роальд восторженно слушал, как Лори повествует о своих приключениях во время Войны Врат, но певец ни слова не сказал о своей дружбе с королевской семьей и о том, что скоро должен жениться на сестре короля. Наемник слушал, широко раскрыв рот.

- Не знаю ни одного менестреля, который не любил бы прихвастнуть, а ты - самый-самый из них, Лори, но твоя история так невероятна, что я ей верю.

Лори поперхнулся:

- Прихвастнуть? Я?

Пока они ели, подошел владелец таверны и обратился к Лори:

- Я вижу, ты певец. - Лори по привычке носил с собой лютню.

- Не почтишь ли ты дом мой своими песнями?

Судя по лицу Аруты, он хотел возразить, но Лори ответил:

- Конечно. - Аруте он объяснил:

- Уйдем попозже, Артур. В Вабоне, даже если певец платит за обед, все равно предполагается, что он споет, если его попросят. Я с этим считаюсь. Если так и дальше пойдет, я смогу обедать, даже не имея денег.

Он прошел к помосту у передней двери и сел на табурет.

Настроив лютню, он начал петь. Это был всем известный мотив - песню эту пели по всему Королевству, во всех тавернах.

Слушатели ее очень любили. Мелодия была приятная, но слова - сентиментальные до приторности.

- Ужасно! - покачал головой Арута.

Остальные рассмеялись.

- Верно, - сказал Роальд, - но им нравится. - Он указал на толпу.

- Лори играет не то, что хорошо, а то, что всем нравится.

Таким образом он и зарабатывает себе на еду, - заметил Джимми.

Под шквал аплодисментов Лори допел песню и начал другую - разухабистую, непристойную, которую поют матросы Горького моря - о том, как пьяный матрос повстречался с русалкой. Группа матросов, только что сошедших с корабля, хлопала в такт песне, а один вытащил деревянную дудочку и подыграл Лори. В таверне воцарилось буйное веселье, и Лори затянул следующую песню, в которой певец размышлял, чем же занята жена капитана, пока ее муж в плавании. Матросы приветствовали ее криками, а тот, который был с дудочкой, даже пустился в пляс перед стойкой.

Веселье шло полным ходом, когда дверь в таверну распахнулась и вошли трое. Джимми, посмотрев, как они медленно пробираются по залу в их сторону, тихо сказал:

- Ох, беда.

- Ты их знаешь? - Мартин посмотрел туда же.

- Нет, но я знаю таких задир. Вон тот здоровый в середине все и начнет.

Человек, о котором они говорили, был высокий рыжебородый солдат-наемник с грудью, как бочонок, изрядно, впрочем, ожиревший. За поясом у него не было никакого оружия, кроме двух кинжалов. Кожаная безрукавка едва сходилась на его животе. Двое за его спиной тоже походили на воинов. Один был вооружен множеством ножей - от крохотного стилета до длинного боевого кинжала. У другого на поясе висел длинный охотничий нож.

Рыжебородый вел своих спутников к столу Аруты, грубо ругаясь и расталкивая тех, кто попадался ему на пути. Не то чтобы он вел себя враждебно - он обменялся грубыми шутками с двумя или тремя посетителями, очевидно, знавшими его. Вскоре все трое стояли перед Арутой и его товарищами. Взглянув на четырех человек, сидящих за столом, рыжебородый медленно ухмыльнулся.

- Вы сидите за моим столом, - судя по говору, здоровяк происходил откуда-то из южных Вольных городов. Он наклонился вперед, положив кулаки между тарелками с едой. - Вы - чужаки. И я вас прощаю. - Джимми шарахнулся в сторону: похоже, зубы толстяка давно сгнили, а весь последний день был посвящен крепкой выпивке. - Если бы вы были из Илита, вы бы знали, что как только Лонгли появляется в городе, каждый вечер он занимает в "Северянине" именно этот стол. Уходите, и тогда я вас не убью. - Он откинул голову назад и захохотал.

Джимми первым вскочил на ноги.

- Мы не знали, сэр. - Он слабо улыбнулся, а остальные обменялись взглядами. Арута знаком дал понять, что он освободил бы стол, чтобы избежать проблем. Джимми сделал вид, что до смерти испугался толстого наемника. - Мы поищем другой стол.

Человек, назвавший себя Лонгли, ухватил Джимми за руку повыше локтя.

- Хорошенький мальчишка, а? - Засмеявшись, он взглянул на своих компаньонов. - А может, это девчонка, одетая, как мальчишка, - уж больно хорошенький. - Опять засмеявшись, он посмотрел на Роальда. - Этот мальчишка твой друг? Или подружка?

- Лучше бы ты этого не говорил. - Джимми воздел глаза к потолку.

Арута положил руку на плечо скандалисту:

- Отпусти мальчика.

Лонгли свободной рукой отмахнулся и сбил принца с ног.

Роальд и Мартин обменялись встревоженными взглядами, а Джимми быстро вытащил кинжал из-за голенища. Никто не успел двинуться, а Джимми уже упер кончик кинжала в ребра Лонгли.

- Поискал бы ты другой стол, приятель.

Громадный воин, глянув на мелкого воришку, а потом на его кинжал сверху вниз, гулко захохотал.

- Малыш, какой ты забавный, - свободной рукой он с неожиданным проворством ухватил Джимми за кисть руки. Применив небольшое усилие, он вырвал кинжал.

Лицо Джимми покрылось бусинами пота - он пытался вырваться из железного захвата рыжебородого. В дальнем углу пел Лори, не зная, что происходит за столом его друзей. Люди, сидевшие поблизости, привыкли к беспорядкам портовых таверн и уже освобождали место для затевающейся драки. Арута сидел на полу, голова его все еще немного кружилась после удара, но вот он потянулся и вытащил из ножен рапиру.

Роальд кивнул Мартину, и оба медленно встали, явно давая понять, что не пытаются вытащить оружие. Роальд сказал:

- Послушай, мы никому не хотим зла. Знай мы, что это твой любимый стол, мы бы ни за что его не заняли. Мы поищем другой.

Отпусти мальчика.

Человек расхохотался:

- Ха! Думаю, я его оставлю себе! Толстый купец из Квега даст мне сотню золотых за такого красивого мальчишку. - Внезапно нахмурившись, он оглядел стол, а потом взглянул на Роальда:

- Ты уйди. Мальчишка попросит прощения за то, что тыкал Лонгли под ребра, а потом я его отпущу. А может, отведу купцу.

Арута медленно поднялся. Трудно было сказать, всерьез ли нарывался на неприятности Лонгли, но Арута, получив удар по голове, не собирался более строить предположений. Посетители явно знали Лонгли, и если он просто хотел подраться, то Арута, первым вытащив оружие, сильно охладит его пыл. Компаньоны толстого Лонгли осторожно оглядывались.

Роальд, обменявшись взглядом с Мартином, поднял кружку, словно собрался допить эль. Внезапным взмахом он выплеснул остатки эля в лицо Лонгли и кружкой заехал по голове человеку с кинжалами. Третий, которого отвлекло резкое движение Роальда, не заметил кулак Мартина; герцог отвесил ему хороший удар, от которого компаньон Лонгли перелетел через соседний стол.

Завидев драку, наиболее благоразумные посетители начали пробираться к выходу. Лори перестал петь и привстал, чтобы посмотреть, в чем дело.

Один из барменов, не интересуясь, кто начал драку, прыгнул через стойку на ближайшего драчуна, которым оказался Мартин.

Лонгли крепко держал Джимми за руку, вытирая эль с лица. Лори аккуратно положил лютню и, одним прыжком перемахнув с помоста на стол, навалился на спину Лонгли. Обвив руки вокруг горла толстяка, певец стал душить его.

Лонгли от толчка качнулся вперед, а потом снова выпрямился.

Лори не отпускал его. Не обращая внимания на певца, Лонгли глянул на Роальда, готового к драке.

- Не надо было тебе плескать элем в Лонгли. Теперь я зол.

Лицо Джимми побелело от боли - так крепко ухватил его здоровяк.

- Помогите мне, кто-нибудь! У него бревно, а не шея, - сказал Лори.

В тот момент, когда Роальд ударил Лонгли по лицу, Арута прыгнул вправо. Здоровяк заморгал, а потом пихнул Джимми на Роальда, и они сшибли Аруту. Все трое упали. Другую руку Лонгли протянул назад и ухватил Лори за тунику. Перекинув певца через голову, он бросил его на стол. Ножка стола подломилась, и Лори свалился на Джимми, Роальда и Аруту, которые пытались встать.

Мартин, боровшийся с барменом, завершил схватку, перебросив того обратно через стойку. Потом он, потянувшись, схватил Лонгли за плечо, разворачивая его к себе. Глаза рыжебородого засияли при виде противника, примерно равного ему по силам.

Мартин, ростом шесть футов четыре дюйма, был выше, но уступал по весу. Лонгли, радостно завопив, вцепился в Мартина. Они сошлись, по-борцовски облапив друг друга, и стояли, выискивая возможность ударить.

Лори сел, тряся головой.

- Так нельзя, - Тут он заметил, что сидит поверх Роальда и Аруты, и слез с них.

Джимми, покачиваясь, поднялся на ноги. Лори посмотрел на него, и в это время поднялся Арута.

- Чего ты добивался, вытащив кинжал? Чтобы нас всех поубивали? - спросил Лори у воришки.

Джимми со злостью посмотрел туда, где боролись мужчины.

- Никто не смеет так разговаривать со мной. Я не игрушка для хлыщей.

- Не принимай так близко к сердцу, - сказал Лори. Он попытался встать. - Ему просто захотелось позабавиться. - Колени Лори подогнулись, и ему пришлось схватиться за Джимми, чтобы не упасть. - Наверное.

Лонгли начал потихоньку, ворча, уступать Мартину. Герцог молчал. Он подался вперед, навалившись всем весом на Лонгли.

То, что начиналось, как кровопролитие, постепенно перешло в дружескую потасовку, хотя и довольно грубую. Лонгли внезапно отшатнулся, но Мартин просто подался за ним, отпустив шею бородача, по-прежнему держа его за руку. Сделав шаг, он оказался за спиной толстяка, болезненно завернув ему руку за голову. Вояка скривился от боли, а Мартин усиливал нажим, заставляя того опускаться на колени.

Лори помог Роальду встать, тот тряс головой, пытаясь прийти в себя. Он сказал Лори:

- Ему, наверное, неудобно.

- Наверное, поэтому он и покраснел, - сказал Джимми.

Роальд хотел ему ответить, но что-то заставило его повернуть голову в сторону Аруты. Джимми и Лори тоже посмотрели туда, и внезапно их лица вытянулись.

Арута, видя, что все трое пристально смотрят на него, резко обернулся. Пока драка разгоралась, к самому их столу ухитрился пробраться человек в черном плаще. Он замер перед Арутой, занеся кинжал для удара, губы его медленно шевелились.

Арута, выбросив руку вперед, выбил кинжал и увидел того, кто стоял позади человека в черном. Воин хадати, которого Джимми и Мартин заметили у городских ворот, молча ударил наемного убийцу мечом, предупредив атаку принца. Умирающий осел на пол, а хадати, быстро убрав меч, сказал:

- Идем, за ним придут другие.

Джимми быстро осмотрел убитого и нашел черного ястреба на цепочке. Арута повернулся к Мартину:

- Мартин! Ночные ястребы! Уходим!

Мартин кивнул брату и, дернув так, что рука у рыжебородого чуть не выскочила из плеча, заставил его опуститься на колени.

Лонгли взглянул снизу вверх на Мартина и закрыл глаза, увидев, что Мартин занес руку для удара.

- К чему? - сказал Мартин, не ударив, и оттолкнул Лонгли.

Здоровяк упал лицом на пол и сел, потирая плечо.

- Ха! - громко засмеялся он. - Заходи как-нибудь, охотник.

Славно ты отделал Лонгли!

Спутники Аруты выскочили из таверны к конюшням. Мальчишка при лошадях чуть не лишился чувств, увидев толпу вооруженных людей, бегущих к нему.

- Где наши лошади? - спросил Арута. Мальчик указал в дальний конец конюшни.

- Они не вынесут дальней дороги, - сказал Мартин.

Увидев других лошадей, отдохнувших и сытых, Арута спросил:

- А эти чьи?

- Эти принадлежат моему хозяину, - ответил мальчик. - Их продадут через неделю с аукциона.

Арута приказал своим друзьям, чтобы они седлали свежих лошадей. В глазах мальчика появились слезы:

- Пожалуйста, не убивайте меня.

- Мы не убьем тебя, мальчик, - заверил его Арута.

Мальчик отошел в сторону, а они принялись седлать лошадей.

Воин хадати взял седло, которое тоже, по-видимому, принадлежало хозяину, и оседлал шестую лошадь. Арута, вскочив в седло, бросил мальчишке кошелек:

- Скажи хозяину, пусть продаст наших лошадей, а разницу покроет из этого кошелька. Оставь и себе что-нибудь.

Выехали они со двора таверны в узкую улочку. Если поднимется тревога, городские ворота скоро будут закрыты.

Смерть в драке случалась часто, и неизвестно, будут ли их преследовать, - это зависело от того, какой начальник стражи заступил сегодня в ночь, а также от многих других обстоятельств. Арута решил не рисковать, и они направились к западным воротам города.

Городская стража не обратила внимания на шестерых всадников, которые галопом проскочили мимо ворот и исчезли за поворотом дороги, ведущей к Вольным городам. Тревога объявлена не была.

Они неслись по дороге, пока огни Илита не превратились в отдаленное сияние на горизонте. Тогда Арута велел остановиться.

- Мы должны поговорить, - обратился он к хадати.

Они спешились, и Мартин отвел всех к небольшой прогалине в стороне от дороги. Джимми занялся лошадьми.

- Кто ты? - спросил Арута.

- Я Бару по прозвищу Победитель Змея, - ответил хадати.

- Это славное имя, - заметил Лори и пояснил Аруте:

- Чтобы получить это имя. Бару убил уиверна.

Арута взглянул на Мартина, который склонил голову в знак уважения.

- Чтобы охотиться на драконье племя, требуется мужество, твердая рука и удача.

Уиверны были близкими родственниками драконов и отличались от них только размерами. Встреча с уиверном означала встречу с вихрем когтей, клыков, крыльев. И вихрь этот имел двенадцать футов росту.

Хадати улыбнулся:

- Ты и сам охотник, как показывает твой лук, герцог Мартин.

Да, удача не помешает.

Роальд посмотрел на Мартина круглыми глазами:

- Герцог Мартин... -Он повернулся к Аруте. - Значит, ты...

- Он принц Арута, сын лорда Боуррика и брат короля. Разве ты не знал? - сказал хадати.

Роальд выразительно покачал головой и посмотрел на Лори:

- Наверное, впервые в жизни ты рассказал мне не всю историю.

- Она длинная и гораздо необычнее той, - ответил ему Лори.

Обращаясь к Бару, он заметил:

- Я вижу, ты северянин, но я не знаю твоего клана.

Хадати указал на свой плед:

- Я из семьи Ордвин, клан Железные горы. Мой народ живет неподалеку от того места, которое городские люди называют Небесным озером.

- Ты на тропе кровной мести?

Хадати показал на свернутый шарф:

- Да. Я следопыт.

- Он некоторым образом фигура священная... гм-м, ваше высочество, - вмешался в разговор Роальд.

- Воин без страха, - сказал Лори. - На шарфе написаны имена всех его предков. Они не упокоятся, пока он не завершит свое дело. Он поклялся свершить месть или умереть.

- Откуда ты меня знаешь? - спросил Арута.

- В конце войны я видел, как ты ехал на мирную встречу с цурани. Мало что из тех дней будет предано забвению моим кланом. - Он смотрел в ночь. - Когда король призвал нас, мы вышли на бой с цурани, и девять лет бились с ними. Они были сильными врагами, они умирали с честью, они знали, где их место на Колесе. Это была достойная борьба. Потом, весной последнего года войны, пришли новые цурани, их было много. Мы сражались три дня и три ночи, оставив им землю на Великом берегу. На третий день мы, пришедшие с Железных гор, были окружены. Мало нас оставалось. И мы бы погибли все до одного, если бы лорд Боуррик не увидел, что мы в опасности. Не отважься твой отец на вылазку, чтобы спасти нас, наши имена теперь знал бы только вчерашний ветер.

Арута вспомнил, что в письме Лиама о смерти отца упоминалось о хадати.

- Но какое отношение имеет ко мне поступок моего отца?

Бару пожал плечами.

- Не знаю. У ворот я хотел разузнать то, что мне было нужно. Многие там проходят, и я расспрашивал. Тогда я и увидел вас. Я подумал - интересно, почему принц Крондорский въезжает в один из своих городов под видом простого солдата. Это помогло бы мне убить время, пока я ждал. Потом появился убийца, и я не мог стоять и смотреть, как он собирается расправиться с тобой.

Твой отец спас мой народ, я спас тебе жизнь. Может быть, я теперь должен тебе немного меньше. Кто знает, как повернется Колесо?

Арута спросил:

- Ты говоришь, в таверне были и другие?

- Человек, который хотел убить тебя, выследил тебя до таверны, немного понаблюдал за тобой и вышел. Там он поговорил с уличным мальчишкой, дал ему денег и мальчишка убежал. Он видел тех троих, которые дрались с вами, и остановил их, когда они проходили мимо. Я не слышал, о чем они разговаривали, но он указал на таверну, и эти трое вошли в нее.

- Значит, драка была подстроена.

- Скорее всего он знал характер Лонгли и просто убедил его, что чужаки заняли его любимый стол, - сказал Джимми. - Лонгли мог направляться и в другое место.

- Наверное, он хотел удержать нас на месте, пока ждал подкрепления, потом решил, что не стоит упускать возможности, - предположил Лори.

- Если бы не Бару, возможность и впрямь была очень хороша, - заметил Арута.

Хадати решил, что они благодарят его, и ответил:

- Вы ничего мне не должны. Это я выплачиваю свой долг.

- Ну, похоже, вы все выяснили, - вступил в разговор Роальд.

- И я теперь могу возвращаться в Илит.

Арута переглянулся с Лори.

- Роальд, дружище, боюсь, тебе придется переменить планы, - сказал менестрель.

- Что?

- Тебя видели с принцем. Когда началась драка, в таверне было человек тридцать или сорок. Возможно, те, кто его ищет, могут решить, что надо порасспросить тебя.

С напускной бравадой Роальд ответил:

- Ну, пусть попробуют.

- Лучше не надо, - ответил Мартин. - Они могут быть очень настойчивы. Я уже имел дело с моррелами, и знаю, что они не очень нежны в обращении.

Роальд посмотрел на него широко раскрытыми глазами:

- Братство Темной Тропы?

Мартин кивнул, а Лори прибавил:

- И потом, у тебя все равно сейчас нет работы.

- Я и собираюсь пожить свободно.

- Неужели ты откажешь своему принцу? - попробовал зайти с другой стороны Арута.

- Это не есть неуважение, ваше высочество. Я - свободный человек, не состою у тебя на службе и никаких законов не нарушал. Ты не можешь мне приказывать.

- Послушай, - сказал Лори, - очень может быть, что убийцы станут искать всех, кого видели рядом с нами, и даже если, насколько мне известно, ты крепкий орешек, я видел, на что они способны, и не стал бы рисковать попасть им в лапы.

Решимость Роальда казалась непоколебимой.

- Мы возьмем тебя на службу, - предложил тогда Мартин.

- Сколько? - просияв, спросил Роальд.

- Оставайся с нами до конца, и я заплачу тебе... сотню золотых соверенов! - предложил Арута.

Роальд не колебался:

- Годится!

Это была плата четырех месяцев службы даже очень опытного охранника караванов.

Арута взглянул на Бару:

- Ты говорил, что собираешь сведения. Можем ли мы тебе помочь?

- Мне нужен один из тех, кого вы зовете братьями Темной Тропы.

Брови Мартина поползли вверх:

- Зачем тебе моррелы?

- Я ищу большого моррела с Вабонских холмов, у которого на макушке - хвост волос, - хадати изобразил рукой, - и по три шрама на щеках. Мне сказали, что он поехал на юг, чтобы вершить черные дела. Я надеялся, что расспрошу о нем путешественников - его легко узнать среди южных моррелов.

- Если у него нет языка, значит, это он напал на нас по дороге в Сарт, - сказал Арута.

- Это он, - ответил Бару. - Его зовут Мурад. Он глава клана Ворона, это кровные враги моего народа с незапамятных времен.

Даже его собственный народ боится его. Шрамы на щеках говорят о договоре с темными силами, но кроме этого мне ничего не известно. Его не видели многие годы. Последний раз он появился перед началом Войны Врат, когда моховые моррелы собирались в армию у горных границ Вабона. Он и есть цель моей мести. Его видели два месяца назад - он вел отряд воинов в черных доспехах мимо наших земель. Без всякой причины он разрушил деревню, сжег дома и убил всех, кроме мальчика-пастушка, который и рассказал мне о нем. Это была моя деревня. - С некоторой неохотой он продолжал:

- Если он был возле Сарта, значит, я должен идти туда. Этот моррел слишком долго прожил на свете.

- Знаешь, Бару, - сказал Лори, - если ты останешься с нами, ты гораздо скорее встретишься с ним.

Бару вопросительно посмотрел на принца, и Арута рассказал ему о Мурмандрамасе и его слугах и поисках лекарства для Аниты.

Когда он закончил рассказ, хадати усмехнулся, но не было веселья в его усмешке.

- Раз уж судьба свела нас, я буду служить вашему высочеству, если ты согласен. На тебя охотится мой враг, и я получу его голову прежде, чем он получит твою.

- Хорошо, - сказал Арута, - мы рады тебе, потому что нас ждет опасная дорога.

Мартин вдруг замер, и в тот же миг Бару вскочил, направившись к деревьям вслед за герцогом. Мартин сделал знак, призывающий хранить тишину, и исчез в зарослях вместе с горцем.

Остальные зашевелились, но Арута махнул рукой, чтобы все притихли. Стоя в темноте, они услышали звуки, которые насторожили Мартина и хадати, - на дороге из Илита раздавался стук копыт. Кто-то ехал вслед за ними.

Прошли долгие мгновения, и вот шум, миновав их, замер вдали, в направлении юго-запада. Вскоре появились Мартин и Бару.

- Всадники, больше десятка. Неслись так, словно от демонов убегали, - прошептал Мартин.

- Черные доспехи? - спросил Арута.

- Нет, это были люди, и хотя в темноте плохо видно, все же я решил, что это просто разбойники.

- Ночные ястребы могли нанять и людей. Илит - тот еще город, - сказал Лори.

- Может быть, только один или два были ночными ястребами, но любители убивают так же быстро, как и другие, - согласился Джимми.

- Они поехали к Вольным городам, - сказал Бару.

- Они вернутся, - заметил Роальд. Арута повернулся к наемнику, но едва мог разглядеть его лицо при неярком свете. - Твой барон Таланк поставил на дороге новый таможенный пост в пяти милях отсюда. Сегодня утром мы с караваном останавливались там. Они узнают у стражников, что никто не проезжал, и вернутся.

- Тогда надо ехать, - сказал Арута. - Давайте решать, как мы доберемся до Эльвандара. Я думал, мы поедем на север по дороге в Вабон, а потом повернем на запад.

- К северу от Илита ты можешь встретить тех, кто помнит тебя с войны, принц. Особенно вокруг Ламута. Если бы у меня была башка на плечах, я бы быстро догадался, - сказал ему Роальд.

- Тогда куда? - спросил принц.

- Мы можем прямо отсюда поехать на запад, ответил Мартин. - Свернуть на южную тропу, а потом мимо западных склонов Серых Башен через Зеленое Сердце. Это опасно, но...

- Но гоблины и тролли - привычные враги, сказал Арута. - Так и поедем. В путь!

Мартин показывал дорогу. Направляясь на запад, они медленно пробирались по темным молчаливым лесам. Арута сдерживал гнев.

Спокойный путь из Сарта в Илит разбаловал его, и он забыл об опасностях. Но засада в таверне и погоня заставили его вспомнить о них снова. Может быть, приспешники Мурмандрамаса и оставили попытки выследить его при помощи магии, но сети их были раскинуты широко, и Арута чуть не попался в них.

Джимми ехал последним, он то и дело оборачивался, но их никто не преследовал. Вскоре дорога пропала из виду, и парнишка обратил взор на спины Роальда и Лори - больше ему ничего не было видно.

Глава 13 ЗВЕЗДНАЯ ПРИСТАНЬ

На гребнях волн ветер взбивал белую пену. Гардан смотрел на далекий берег. К сожалению, он не мог добраться туда верхом, значит, придется вверить свою судьбу какой-то барже и уповать на то, что она поплывет кверху палубой, а не килем. Гардану доводилось плавать по морям, но, всю жизнь проведя в приморском городе, он терпеть не мог путешествовать по воде, хотя никогда не признался бы в этом.

Они покинули Крондор на корабле и шли вдоль берега, а затем узкими проливами из Горького моря в Море Грез, которое было скорее огромным соленым озером, чем морем. В Шамате они наняли лошадей и поднялись по реке Доулин до ее истока - до Большого Звездного озера. Теперь они дожидались подхода баржи, которая могла бы перевезти их на остров. Баржу толкали шестами два человека в домотканых штанах и туниках, судя по виду местные крестьяне. Гардан, брат Доминик, Касами и шесть воинов цурани собирались отправиться на ней на остров Звездная Пристань, который лежал в миле от берега.

Гардан поежился - ветер был не по сезону холодным.

- Я тоже уроженец жарких земель, капитан, - посмеиваясь, сказал Касами.

- Да, здесь холодно, но дело не в погоде, - серьезно ответил ему Гардан. - С тех пор как я уехал от принца, меня одолевает тревога.

Брат Доминик ничего не сказал, но по его лицу было ясно, что и он ощущает то же самое.

Касами остался в Крондоре, поскольку отряд цурани обеспечивал охрану короля, а когда пришли вести от Аруты, Лиам отправил его с Гарданом и ишапианским монахом в Звездную Пристань. Касами был рад возможности еще раз повидать Пага, а кроме того, было понятно, что король считает безопасность монаха жизненно важным делом.

Баржа причалила, и один из перевозчиков соскочил на берег.

- Чтобы перевезти лошадей, надо сделать два рейса, сэр, - сказал он.

Касами, который командовал отрядом, согласился:

- Хорошо. - Он указал на пятерых своих солдат:

- Они поедут первыми. Мы за ними.

Гардан не стал возражать - он вовсе не рвался быть первым.

Воины молча завели лошадей на борт. Какие бы мысли о поездке на утлом суденышке ни посетили их, они по-прежнему сохраняли невозмутимое спокойствие.

Баржа отошла от берега, Гардан смотрел ей след. Весь южный берег Большого Звездного озера казался необитаемым, и только на острове можно было заметить признаки жизни. И почему, думал Гардан, люди решили жить в таком уединении? Легенда гласила, что озеро образовалось, когда с неба упала большая звезда, но по какой-то причине на его берегах никто не селился.

Оставшийся на суше воин цурани сказал что-то на своем языке, указывая насеверо-восток. Касами взглянул туда, Гардан и Доминик тоже. Над самым горизонтом, опережая надвигающуюся ночь, на быстрых крыльях к ним летели какие-то существа.

- Кто это? - сказал Касами. - В вашем мире я не видел таких больших птиц. Они размером почти с человека.

Гардан прищурился.

- Ишап милосердный! Все на берег! - вдруг закричал монах.

Перевозчики, медленно, но верно отдалявшиеся от берега, оглянулись. Увидев, что Гардан и его спутники схватились за оружие, они быстро повернули обратно. Один из паромщиков в страхе кричал и молился Дале.

Огромные существа были похожи на мужчин с синей кожей, с головами лысых обезьян, мускулистыми торсами и длинными цепкими хвостами. Плечевые и грудные мускулы сокращались, приводя в движение огромные перепончатые крылья. Гардан сосчитал - их оказалось двенадцать. Издавая тонкие крики, летуны спикировали на людей.

Лошадь Гардана шарахнулась, он свесился на сторону, с трудом увернувшись от когтей одного из летунов. Сзади раздался крик, и Гардан увидел, как противоестественное создание уносит перевозчика, схватив его за голову. С ликующим криком оно склонилось, разодрало человеку горло и разжало когти.

Перевозчик, весь залитый кровью, упал в воду.

Гардану пришлось отбиваться от другой твари, которая пыталась схватить таким же образом и его. Он ударил крылатое существо мечом по лицу, но оно только взмахнуло крыльями, подавшись назад, а там, куда ударил меч, не осталось даже отметины. Существо поморщилось, тряхнуло головой и опять бросилось на человека. Гардан упал на спину, сосредоточившись на протянутых к нему длинных руках: человеческие пальцы заканчивались птичьими когтями, царапавшими клинок Гардана.

Капитан пожалел, что лошадь убежала вместе с привязанным к седлу щитом.

- Что это за создания? - крикнул Касами.

Откуда-то сзади раздался голос Доминика:

- Это существа, сотворенные при помощи черной магии из природных стихий. Наше оружие против них бесполезно.

Цурани, казалось, это сообщение нисколько не смутило - они отбивали нападение, как поступили бы, встретив любого врага.

Хотя удары мечей не причиняли нападавшим вреда, они по-видимому были болезненными, потому что сопротивление цурани вынуждало летунов отшатываться и уворачиваться. Гардан, оглядевшись, обнаружил, что Доминик и Касами приблизились к нему.

Чудовища снова налетели на людей. Кто-то из солдат вскрикнул и упал. Касами увернулся от кинувшихся на него двух летунов, применив меч, щит и все свое умение. Но капитан знал, что надежды на спасение нет, - пройдет время, они устанут и ослабеют.

Доминик, взмахнув дубинкой, сделал выпад; раздался тонкий писк, полный боли. Оружие не могло убить магически созданное существо, но кости оно могло ему сломать. Тварь сделала крутой вираж, пытаясь остаться в воздухе, но все же неотвратимо приближалась к земле. Как только лапы коснулись земли, она испустила душераздирающий вой и превратилась в сноп искр. Со вспышкой, которая в сгущающихся сумерках чуть не ослепила людей, летун исчез, оставив на земле дымящееся пятно - Они созданы из воздушных стихий! Они не могут касаться земли! - закричал Доминик.

Касами, обернувшись, увидел, что погибли трое его солдат.

Гардан рубанул мечом летуна, подлетевшего к нему справа. От удара летун нырнул вниз и царапнул по земле, но и этого оказалось достаточно: из него тоже полетели искры. В панике он протянул руку и схватил за хвост другое чудовище, чтобы оторваться от земли. Искры побежали по хвосту второго летуна, и он тоже рассыпался.

Девять оставшихся летунов окружили людей, но нападали они теперь с большей осторожностью. Один спикировал на Доминика, который приготовился отразить нападение. Вместо того чтобы наброситься на монаха, крылатое существо подалось назад, пытаясь сбить его с ног. Гардан подбежал к этому летуну сзади и, удерживая меч одной рукой, схватил другой рукой его ногу.

Крепко ухватившись, Гардан прижался лицом к оголенному бедру злобной твари. Желудок капитана сжался: от тела создания исходил омерзительный запах гнилой плоти. Вес Гардана притянул летуна к земле. Он вскрикнул и дико забил крыльями, но потерял равновесие и коснулся земли. Еще один столб искр растаял в воздухе. Гардан успел откатиться в сторону, но все же обжег руки.

Силы почти уравнялись: на берегу осталось семеро людей - Гардан, Касами, Доминик, три солдата и перевозчик, размахивавший шестом, - и восемь летучих обезьян.

Некоторое время чудовища кружили в воздухе, вне пределов досягаемости солдат. Они начали разворачиваться для новой атаки, когда на берегу неподалеку от людей возникло какое-то мерцание. Гардан вознес молитву Титу, богу солдат, чтобы не появился кто-нибудь на подмогу нападавшим. Еще один враг - и они погибли. Во вспышке света появился человек, одетый в черную тунику и такие же штаны. Гардан и Касами узнали Пага и закричали, предостерегая его. Чародей спокойно наблюдал за происходящим. Одно из существ, увидев невооруженного противника, издало ликующий крик и спикировало к нему.

Паг стоял, не шевелясь, словно и не собирался защищаться, тварь стремительно приближалась к нему, но вдруг натолкнулась на невидимую преграду, свалилась на землю, и исчезла в ослепительной вспышке.

Испуганно заверещав, уцелевшие твари поняли, что перед ними враг, который им не по силам. Все семеро разом повернули и полетели на север.

Паг поднял руки, и на его ладонях заплясал голубой огонь.

Он размахнулся и бросил его вслед чудовищам, спасавшимся бегством. Шар голубого огня настиг и как внезапно разросшееся облако поглотил их. Раздались сдавленные крики - мерзкие создания, кувыркаясь, падали, охваченные зеленым пламенем, которое гасло в покрытом рябью озере.

Гардан не отрываясь смотрел на Пага, подходившего к обессиленным людям. В его лице и взгляде читалась такая сила, какой Гардану прежде видеть не приходилось. Но вот выражение лица чародея резко изменилось, и он снова стал прежним Пагом - и в двадцать шесть лет было в нем что-то мальчишеское.

Неожиданно улыбнувшись, он сказал:

- Добро пожаловать в Звездную Пристань, друзья.

Огонь камина наполнял комнату уютным теплом. Гардан и Доминик устроились в больших креслах у очага, а Касами, по обычаю цурани, сидел на низкой софе.

Кулган перевязал обожженные руки капитана, суетясь над ним, как мать над малым ребенком. Они давно знали друг друга, еще с мирных времен в Крайди, и Кулган вполне мог позволить себе поворчать.

- Неужели ты настолько глуп, что схватился за летуна? Кто же не знает, что контакт с существом, состоящим из природных стихий и превращающимся в исходное состояние, чреват неприятностями - в такой момент оно выделяет много света и жара.

Гардану надоело слушать воркотню чародея.

- Я не знал. Касами, а ты? А ты, Доминик?

Касами рассмеялся, а Доминик ответил:

- Конечно, знал.

- Ну и как, это помогло? - пробормотал капитан. - Кулган, если ты закончил, может быть, мы поедим? Я уже целый час ощущаю запах еды и скоро сойду с ума.

Паг, прислонившийся к стене у очага, рассмеялся:

- Капитан, не час, а едва ли больше десяти минут.

Они сидели в комнате на первом этаже недостроенного дома.

- Паг, я рад, что король позволил мне посетить твою академию, - сказал Касами.

- Я тоже, - сказал брат Доминик. - И в Сарте все очень радуются копиям книг, которые вы нам прислали, но однако мы до сих пор не знаем о ваших дальнейших планах. Нам хотелось бы знать больше.

- Я счастлив приветствовать всех, кто приехал сюда в поисках знаний, брат Доминик. Возможно, когда-нибудь мы воспользуемся правом нанести ответный визит и посетим вашу легендарную библиотеку.

- Я непременно воспользуюсь этим правом, брат Доминик, - добавил Кулган, повернув голову.

- Когда бы вы ни приехали, мы всегда будем рады вам, - ответил монах.

- Обрати внимание на этого, - сказал Гардан, кивком головы указывая на Кулгана. - Оставь его в подземных хранилищах, и больше никогда не увидишь. Он до книг - что медведь до меда.

В комнату вошла очень красивая женщина - черноволосая, с большими темными глазами, и двое слуг. Все они несли подносы с едой. Женщина поставила тарелки на длинный стол в другом конце комнаты.

- Пора поужинать.

- Брат Доминик, это моя жена Кейтала, - представил ее Паг.

Монах встал и почтительно поздоровался:

- Добрый день, госпожа.

Она улыбнулась ему в ответ:

- Пожалуйста, зовите меня просто Кейтала. Мы не соблюдаем формальностей.

Монах, склонив голову, уже пошел к предложенному ему стулу, но обернулся на звук открывшейся двери, и впервые с тех пор, как Гардан познакомился с ним, утратил невозмутимость. В комнату вбежал Уильям, а за ним чешуйчатый зеленый Фантус.

- Ишап милосердный. Это что же - огненный дракон?

Уильям подбежал к отцу и обнял его, внимательно оглядывая вновь прибывших.

- Фантус - владелец этого поместья, - ответил Кулган. - Все мы здесь живем по его милости, хотя больше всего он милует Уильяма.

Дракон, словно соглашаясь, глянул на Кулгана. Потом его большие красные глаза снова обратились на стол.

- Уильям, поздоровайся с Касами, - сказал Паг.

Уильям, улыбаясь, склонил голову. Он заговорил на языке цурани, и Касами, засмеявшись, ответил ему.

Доминик с любопытством посмотрел на них.

- Мой сын одинаково хорошо говорит и на королевском наречии, и на цурани, - пояснил Паг. - Я написал много книг на цурани, ведь перенести в Мидкемию искусство Великой Тропы не так просто. Многое из того, что я делаю, - результат того, как я мыслю, а мыслю я заклинаниями на языке цурани. Когда-нибудь Уильям мне поможет отыскать способ перевести чародейские заклинания на наш язык, и тогда я смогу учить тех, кто живет здесь.

- Господа, еда остывает, - напомнила Кейтала.

- А моя жена не разрешает говорить за столом о магии, - добавил Паг.

Кулган фыркнул, а Кейтала улыбнулась:

- Если бы я не запрещала, эти двое вставали бы из-за стола голодными.

Гардан, с перебинтованными руками, резво встал:

- Меня больше одного раза приглашать не нужно. - Он сел за стол, и тут же один из слуг наполнил его тарелку.

Обед прошел за приятной беседой - говорили о всяких пустяках. Словно вместе с уходом дня исчезли все дневные бедствия; никто не вспоминал о тех мрачных событиях, которые привели в Звездную Пристань Гардана, Доминика и Касами. Ничего не было сказано ни о путешествии Аруты, ни об угрозе Мурмандрамаса, ни о нападении на аббатство. На пару часов мир стал милым местом, где есть старые друзья, новые гости и радость общения.

Потом Уильям пожелал всем спокойной ночи. Доминик был поражен сходством между сыном и матерью, хотя мимика и жесты мальчика были точно такими же, как у отца. Фантус, накормленный с тарелки Уильяма, пошлепал из комнаты вслед за ним.

- Я не верю своим глазам, - сказал Доминик после того, как мальчик с драконом вышли.

- Сколько я помню, дракон всегда был у Кулгана чем-то вроде домашней кошки, - сказал Гардан.

Кулган, раскуривавший трубку, заявил:

- Ха! Больше нет. Мальчишка и Фантус неразлучны с первого дня их встречи.

Кейтала улыбнулась:

- В них обоих есть что-то необычное. Иногда мне кажется, что они понимают друг друга.

- Госпожа Кейтала, - ответил ей Доминик, - в этом месте вообще мало обычного. И такое собрание чародеев, и размах строительства - все необычно.

Паг, поднявшись, пригласил гостей к креслам у очага.

- Не забывайте, что братство чародеев существует давным-давно, так же как традиция делиться знаниями.

- Так и должно быть, - заметил Кулган, пыхнув трубкой.

- О строительстве академии мы, пожалуй, поговорим завтра, - предложил Паг. - Тогда я смогу показать вам все поселение.

Вечером я прочту письма от Аруты и аббата. Я знаю все, что случилось до отъезда Аруты из Крондора. Гардан, а что произошло по дороге в Сарт?

Капитан, который уже начинал дремать, встряхнулся и кратко рассказал о путешествии из Крондора в Сарт. Брат Доминик молчал, потому что капитан не упустил ничего важного. Потом наступила очередь монаха, и он рассказал о нападении на аббатство. Когда он закончил, Паг и Кулган задали несколько вопросов, но от объяснений воздержались.

- Новости, которые вы принесли, заслуживают глубочайшего внимания, - сказал Паг. - Однако час уже поздний, а на этом острове, я думаю, есть и другие люди, с которыми надо бы посоветоваться. Я предлагаю показать этим усталым путникам их спальни, а серьезные разговоры отложить на завтра.

Гардан, подавив зевок, кивнул. Кулган, пожелав всем спокойной ночи, проводил Касами, брата Доминика и капитана в отведенные им комнаты.

Паг, покинув кресло у огня, подошел к окну. Малая луна, выглядывая из-за облаков, отражалась в воде. Кейтала подошла к мужу и обняла его за плечи.

- Тебя обеспокоили эти новости, муж. - Это был не вопрос, а утверждение.

- Ты, как всегда, знаешь, о чем я думаю. - Он повернулся, оставаясь в кольце ее рук, притянул жену к себе, вдохнул запах ее волос и поцеловал. - Я-то надеялся, что мы не будем знать иных забот, кроме строительства академии и воспитания детей.

Она улыбнулась ему в ответ - ее взгляд выражал бесконечную любовь.

- у нас в Туриле есть поговорка: "Жизнь - это проблемы; жить - значит решать проблемы". - Он улыбнулся, и она добавила:

- Ну и что ты скажешь о новостях, которые принес Касами?

- Не знаю. - Он погладил ее волосы. - Не так давно я ощутил какое-то грызущее чувство. Я решил, что это простое беспокойство о строительстве, но, по-видимому, ошибся. По ночам мне снятся сны.

- Знаю, Паг. Я видела, как ты ворочаешься во сне. Ты еще мне расскажешь о них.

- Мне не хотелось бы беспокоить тебя, дорогая. Я думал, что это просто духи давно прошедших тревожных времен. Но теперь... теперь я не знаю, что и думать. Один сон повторяется в последнее время все чаще - где-то в темноте меня зовет голос.

Он просит о помощи.

Кейтала ничего не ответила: она знала мужа и была готова ждать, пока он не откроет свои чувства. Помолчав, Паг сказал:

- Я знаю, чей это голос, Кейтала. Я слышал его в самые трудные времена, в тот ужасный момент, когда исход Войны Врат был неясен, а судьба обоих миров зависела только от меня. Это Макрос. Я слышу его голос.

Кейтала вздрогнула и обняла мужа. Имя Макроса Черного, чья библиотека послужила семенем, из которого теперь росла академия чародеев, было ей хорошо известно. Макрос был загадочным чародеем - он не принадлежал ни к Великой Тропе, как Паг, ни к Малой, как Кулган. Он прожил достаточно долго, чтобы казаться вечным, и умел видеть будущее. Он всегда мог воздействовать на ход войны, играя с людьми в какую-то космическую игру, цель которой никому, кроме него, не была ясна. Он избавил Мидкемию от Врат, таинственного и загадочного моста, соединившего два мира - ее родной и этот, в котором она жила сейчас. Она прижалась к Пагу, положив голову ему на грудь. Она знала, что беспокоило Пага, - Макроса не было в живых.

Гардан, Касами и Доминик стояли на уровне первого этажа, любуясь работой, которая шла у них над головой. Каменщики, нанятые в Шамате, клали ряд за рядом, возводя высокие стены академии. Паг с Кулганом рассматривали планы, представленные мастером-строителем. Кулган жестом пригласил гостей присоединиться к ним.

- Это очень важно, так что, надеюсь, вы нас извините, - сказал старый чародей. - Мы не так давно начали работы и очень хотим, чтобы они не прерывались.

- Здание, похоже, будет необъятным, - заметил Гардан.

- Двадцать пять этажей и несколько еще более высоких башен, чтобы наблюдать небо.

- Невероятно! - ахнул Доминик. - Такой дом способен вместить не одну тысячу людей.

Голубые глаза Кулгана весело блеснули.

- СУДЯ по тому, что рассказывает Паг, сооружение, которое он видел в другом мире, в несколько раз превосходит наш проект.

Там целый город превращен в одно огромное здание для чародеев.

Но нам есть куда расти. Может быть, когда-нибудь академия займет весь этот остров.

Мастер-строитель ушел.

- Идемте, продолжим осмотр, - предложил Паг.

Они завернули за угол и вышли к группе домов, представлявших собой небольшое поселение. Им встречались мужчины и женщины, одетые и на кешианский манер, и так, как одевались в Королевстве. В центре поселения на небольшой площади играли дети. Среди них был и Уильям. Доминик огляделся и заметил Фантуса, который грелся на солнышке неподалеку. Дети пытались ногами загнать в пустой бочонок кожаный мяч, набитый тряпками. Казалось, в их игре не было никаких правил.

Доминик рассмеялся:

- Когда я был мальчиком, я тоже играл в эту игру.

- И я, - улыбнулся Паг. - Многое из того, что мы собираемся делать, пока неосуществимо, поэтому у детей нет постоянных занятий. Кажется, они не возражают.

- Что это за место? - спросил Доминик.

- Здесь временно живет все наше сообщество. То крыло здания, где обитает Кулган, моя семья и расположено несколько комнат для занятий, - пока единственное достроенное помещение академии. Сейчас мы строим верхние этажи. Те же, кто приезжает в Звездную Пристань, чтобы учиться и служить в академии, селятся здесь, пока в главном здании не будут готовы комнаты для жилья. - Он повел их в самый большой дом. Уильям бросил игру и побежал за отцом. Паг положил руку на плечо сына:

- Ты занимался сегодня?

- Начал, но бросил. Сегодня не получается.

Паг нахмурился, но Кулган ласково подтолкнул Уильяма назад, к играющим детям.

- Беги, мальчик. Не переживай. И твой папа, когда учился у меня, не всегда хорошо успевал. Все придет в свое время.

- Не всегда успевал? - едва заметно улыбнулся Паг.

- Наверное, лучше сказать - долго соображал, - поправился Кулган.

- Кулган будет дразнить меня до самой моей смерти, - вздохнул Паг, входя в дом.

Дом, казалось, был построен только для того, чтобы вместить большой стол да еще камин. С высокого потолка свисали лампы, ярко и уютно освещавшие комнату. Паг взял себе стул, пригласив садиться и остальных.

Доминик был рад сесть поближе к огню. Несмотря на позднюю весну, день выдался холодный.

- А что это за женщины и дети? - спросил он.

Кулган, вытащив из-за пояса трубку, начал набивать ее табаком.

- Дети - это сыновья и дочери тех, кто приехал сюда. Мы хотим устроить для них школу. У Пага появились странные идеи о том, чтобы когда-нибудь дать образование всем жителям Королевства, хотя я что-то не вижу, чтобы образование было так уж популярно. А женщины - это либо жены чародеев, либо волшебницы; их чаще всего называют ведьмами.

Доминик пришел в замешательство:

- Ведьмы?

Кулган, прикурив от огня, который появился у него на кончике пальца, выпустил клуб дыма.

- Какая разница, как их называть? Они тоже кое-что умеют. Я не знаю почему, но мужчин терпят во многих местах, где они занимаются чародейством, а женщин выгоняют чуть ли не из каждой деревни.

- Но ведь считается, что женщины черпают свою силу в единении с темными силами, - сказал Доминик.

Кулган отмахнулся:

- Ерунда. Это предрассудки, простите мне мою прямоту.

Источник их силы не темнее нашего, а их манеры гораздо приятнее манер некоторых резвых, но заблуждающихся прислужников в некоторых храмах.

- Верно, - сказал Доминик, - если говорить об известных членах известных храмов.

Кулган в упор посмотрел на Доминика:

- Простите, но, несмотря на то что храмы Ишапа более открыты миру, чем другие, ваши замечания все же очень пристрастны. А что если женщина не принадлежит ни к какому храму? Выходит женщина, которая служит в храме, святая, а если исполняет обряды в лесной избушке, - ведьма? Даже мой старый друг отец Тулли не согласился бы с таким заключением. Значит, речь идет не о природе добра и зла, а всего лишь о том, кто красивее наряжается.

- А вы не собираетесь нарядиться красиво? - улыбнулся Доминик.

Кулган выпустил клуб дыма:

- В некотором смысле - да, хотя это самая последняя причина, по которой мы все это затеяли. Мы хотим собрать в одном месте как можно больше магических наук.

- Простите мои неловкие вопросы, - сказал Доминик, - но мне бы как раз хотелось узнать, зачем вы это делаете. Король - ваш могущественный союзник, и наш храм беспокоится, что за вашими действиями может скрываться какая-то тайная цель. Поэтому, раз я отправился сюда, было решено, что...

- Вы вполне можете сравнить то, что мы делаем, с тем, что мы говорим? - закончил за него Паг.

- Сколько я знаю Пага, он всегда действует, не забывая о чести, вмешался в разговор Касами.

- Если бы у меня были хоть малейшие сомнения, - продолжал Доминик, - я бы сейчас не сказал ни слова. То, что у вас самые высокие цели, - не подлежит сомнению. Просто...

- Что? - в один голос спросили Паг и Кулган.

- Ясно, что вы хотите учредить скорее сообщество ученых, чем что-либо иное. Это во всех отношениях похвально. Но вы не всегда здесь будете. Когда-нибудь может случиться так, что академия станет могучим оружием в дурных руках.

- Поверь, - сказал Паг, - мы принимаем все меры, чтобы избежать такого исхода.

- Верю, - ответил Доминик.

Выражение лица Пага изменилось, словно он что-то услышал.

- Они идут, - сказал он.

Кулган прислушался.

- Гамина? - спросил он шепотом. Паг кивнул, а Кулган удовлетворенно запыхтел трубкой:

- Ее слышно лучше, чем раньше.

Она с каждой неделей становится сильнее.

- Я прочел письма, что вы принесли, и позвал человека, который может нам помочь. С ним приедет еще один человек, - объяснил Паг остальным.

Кулган добавил:

- Второй человек - девочка, она способна посылать свои мысли и принимать чужие с большой ясностью. На сегодняшний день она единственный известный нам человек с таким даром. Пагу рассказывали о таких способностях на Келеване, но они всегда требуют тренировки и развития.

- Это похоже на общение умов, - пояснил Паг, - которым пользуются некоторые жрецы, но вовсе не нужно, чтобы те, кто общается, находились поблизости друг от друга. Нет также и опасности быть пойманным разумом того, с кем говоришь. У Гамины редкостный дар. Она проникает в ваши мысли, а вам кажется, будто вы слышите ее. Мы надеемся, что когда-нибудь поймем этот дар и сможем учить других пользоваться им.

- Они уже близко, - сказал Кулган и поднялся. - Господа, я прошу вас помнить, что Гамина очень застенчива и пережила нелегкие времена. Не забывайте об этом и будьте с ней ласковы.

Кулган открыл дверь, и вошли двое. Мужчина в красном одеянии выглядел древним старцем; остатки его седых волос, как клубы дыма, опускались на плечи. Он шел медленно, неуверенно переставляя ноги и опираясь на плечо девочки, пришедшей вместе с ним. По неподвижным зрачкам, которые были устремлены вперед, приезжие догадались, что человек слеп.

Но внимание всех привлекла девочка. Она была одета в домотканую рубаху; казалось, ей не больше семи лет - сущая кроха, испуганно вцепившаяся в руку, лежавшую на ее плече.

Бледное личико с тонкими чертами, огромные синие глаза, почти такие же белые, как и у старика волосы, изредка поблескивавшие золотом. Доминику, Гардану и Касами пришло в голову, что эта малышка - самый прелестный в мире ребенок. Сквозь детские черты проступали черты будущей женщины непревзойденной красоты.

Кулган подвел старика к креслу. Девочка осталась стоять рядом со стариком, положив руки ему на плечо, словно боялась потеряться. На незнакомцев она поглядела с выражением загнанного в угол дикого зверька.

- Это Роуген, - сказал Паг.

Слепой старик подался вперед, словно прислушиваясь, и спросил:

- С кем я встретился? - Его лицо, несмотря на преклонный возраст, было живым, подвижным, улыбчивым. Понятно было, что он, напротив, рад встрече с незнакомыми людьми. Паг представил троих приезжих, сидевших напротив Кулгана и Роугена. Улыбка старика стала шире:

- Рад познакомиться с вами, достойные господа.

- А это Гамина, - сказал Паг.

Все вздрогнули, когда в сознании каждого прозвучало : " Привет! "

Рот девочки не открывался. Она не двигалась, разглядывая присутствующих огромными синими глазами.

- Она сказала что-нибудь? - спросил Гардан.

- Мысленно, - ответил Кулган. - Она не умеет разговаривать по-другому.

Роуген похлопал девочку по ладошке.

- Гамина родилась с этим даром и чуть не свела с ума свою мать беззвучным плачем. - Лицо старика помрачнело. - Мать и отца Гамины забросали камнями жители их же деревни - они думали, что родился демон. Они побоялись убить младенца, опасаясь, что он может превратиться в свой "настоящий" вид и уничтожить их, и оставили ее в лесу умирать от голода и холода.

Тогда ей не было еще и трех лет. - Гамина проницательно взглянула на старика. Он повернул к ней лицо, словно видел ее, и сказал; - Да, вот тогда я тебя и нашел. Я жил в лесу, - продолжал он свой рассказ, - в заброшенной охотничьей хижине.

Меня тоже выгнали из моей родной деревни, но это случилось давно, много лет назад. Я предсказал смерть мельника, и все подумали, что я сам в ней повинен. Они решили, что я колдун.

- Роуген обладает даром предвидения. Наверное, он был дарован ему, чтобы восполнить его слепоту, - сказал Паг. - Он слеп от рождения.

Роуген широко улыбнулся и снова похлопал девочку по руке.

- Мы, двое, очень похожи. Я все время боялся: что будет с ребенком, когда я умру. - Прервав рассказ, он обратился к девочке, которая пришла в волнение от его слов. Она дрожала, в глазах стояли слезы. - Перестань, - сказал он ей нежно. - Я умру, и все умрут. Надеюсь, что не скоро, - усмехнувшись, прибавил он и вернулся к своему повествованию:

- Мы - из деревни неподалеку от Саладора. Когда до нас дошли вести об этом удивительном месте, мы отправились в путь. Мы шли сюда шесть месяцев, потому что я очень стар. Здесь мы нашли людей, которые похожи на нас, которые хотят учиться у нас и не боятся.

Здесь мы дома.

Доминик покачал головой, поражаясь, как глубокий старик и ребенок прошли пешком не одну сотню миль. Он искренне переживал за них.

- Я понял и еще одну сторону вашего проекта. Много ли здесь таких людей, как эти двое?

- Не так много, как мне хотелось бы, - ответил Паг. - Некоторые из известных чародеев не хотят присоединяться к нам, некоторые боятся нас. Они не хотят раскрывать свои способности.

Кто-то просто еще не знает о том, что мы есть. Но некоторые, как Роуген, находят нас. Сейчас здесь около пятидесяти чародеев.

- Это немало, - заметил Гардан.

- В Ассамблее было две тысячи, - сказал Касами.

- Примерно столько же человек были последователями Малого Пути. А те, кто добился черной мантии и звания великого - знака могущества мага, - это лишь каждый пятый из тех, кто начинал учение в условиях, гораздо более суровых, чем здесь у нас.

- А как же те, кто не закончил учение? - спросил Доминик, взглянув на Пага.

- Их убили, - коротко ответил Паг.

Доминик решил, что Пагу не хотелось бы развивать эту тему.

По лицу девочки промелькнул страх, и Роуген сказал:

- Не бойся, никто тебя здесь не обидит. Паг говорил о том, что было давным-давно и далеко-далеко. Когда-нибудь ты будешь учить других.

Девочка успокоилась, и даже некоторая гордость отразилась на ее лице. Было видно, что она очень привязана к старику.

- Роуген, - сказал Паг, - происходит нечто непонятное.

Чтобы постичь это, нам может понадобиться твоя помощь. Ты согласен помочь нам?

- Это важно?

- Я не стал бы просить тебя, если бы это не было жизненно важно. Принцесса Анита на пороге смерти, принц Арута постоянно рискует жизнью, подвергаясь нападениям со стороны неизвестного врага.

Девочка встревожилась - или, по крайней мере, так показалось Гардану и Доминику. Роуген, словно прислушиваясь, склонил голову набок и сказал:

- Я знаю, это опасно, но мы в долгу перед Пагом. Он и Кулган - единственная надежда для таких людей, как мы. - И Паг, и Кулган, казалось, смутились, но ничего не сказали. - Кроме того, Арута - брат короля, который подарил нам этот чудесный остров. Что скажут люди, когда узнают, что мы могли помочь - и не помогли?

- Ясновидение Роугена - совсем не такое, как у других, - тихо сказал Паг Доминику. - Ваш орден славится знанием пророчеств. - Доминик кивнул. - Роуген же видит... вероятные события - иначе я не могу сказать. То, что может случиться. Ему требуется для этого немало сил, и, хотя он крепче, чем кажется, все же он очень стар. Лучше, чтобы с ним беседовал только один человек, а раз вы имеете наиболее ясные представления о природе колдовства, с которым вам довелось повстречаться, я думаю, вы и расскажете ему все, что вам известно. - Доминик согласился. - Я очень попрошу вас не вмешиваться, - прибавил Паг, обращаясь к остальным.

Роуген, потянувшись через стол, взял руки священника.

Доминик удивился неожиданной силе, жившей в этих иссохших старых пальцах. Хоть Доминик и не обладал даром предсказаний, он знал, как это делается у них в ордене. Очистив сознание от посторонних мыслей, он начал рассказывать о том, что произошло с того момента, как Джимми убежал по крышам от ночных ястребов, и до того дня, когда Арута уехал из Сарта. Роуген молчал.

Гамина не двигалась. Когда Доминик сказал о пророчестве, в котором Арута именовался "Сокрушителем Тьмы", старик вздрогнул и губы его беззвучно задвигались.

Монах говорил, и атмосфера в комнате стала тревожной.

Казалось, даже огонь потускнел. Гардан обнаружил, что сидит, обхватив руками плечи.

Монах замолчал, а Роуген по-прежнему крепко держал его руку. Подняв голову, он слегка откинул ее назад, словно прислушиваясь к каким-то отдаленным звукам. Некоторое время он молча шевелил губами, а потом тихо произнес что-то - так тихо, что никто не расслышал слов. Внезапно он заговорил громким, твердым голосом:

- Есть нечто... Существо... Я вижу город, могучий бастион - башни и стены. На стенах стоят люди, которые хотят защитить город. Вот... город в осаде. Его захватили, башни горят... В городе резня... Защитников осталось мало, они отступили в главную башню... Те же, кто грабит и убивает... не люди. Я вижу последователей Темной Тропы и их слуг гоблинов. Они заполнили улицы, их мечи льют кровь. Я вижу, как воздвигаются лестницы, чтобы взять штурмом главную башню, - странные лестницы и мосты, созданные из тьмы. Башня запылала, она вся в огне... И это конец.

Наступила тишина.

- Я вижу врага, - продолжал Роуген. Его силы собрались на равнине, над ними реют странные знамена. На лошадях сидят всадники в черных доспехах, на их щитах и плащах непонятные знаки. Ими командует моррел... - Из незрячих глаз старика текли слезы. - Он красив... и ужасен. У него на груди - отметина в виде дракона. Он стоит на холме, а перед ним проходят армии, распевающие боевые песни. Несчастные люди-рабы тянут огромные военные машины.

И опять наступило молчание. Через минуту Роуген снова заговорил:

- Я вижу другой город. Его образ нечеткий, потому что будущее его маловероятно. Его стены разрушены, а улицы залиты кровью. Солнце прячет лик свой за тучами... И город мучительно стонет. Мужчины и женщины закованы в бесконечные цепи. Их... истязают какие-то существа. Их гонят на площадь, где они видят своего завоевателя. Трон воздвигнут... на груде мертвых тел. На нем сидит... моррел с драконом на груди. Рядом стоит другой, его лица не видно под капюшоном плаща. Позади этих двоих нечто... я не вижу его, но оно есть - темное... Оно не имеет тела, не существует... и существует. Оно касается того, кто сидит на троне. - Роуген крепко стиснул руку Доминика. - Погоди... - сказал он, и замолчал. Его руки задрожали, и он, задыхаясь от слез, закричал:

- Боги милосердные! Оно меня видит! Видит! - Губы старика тряслись. Гамина схватила его за плечи, крепко прижимаясь к нему, в ее широко раскрытых глазах отразился ужас. Внезапно губы Роугена раскрылись, он испустил душераздирающий стон, и тело его застыло.

И вдруг огонь ослепительной боли взорвался в умах всех, кто находился в комнате: Гамина беззвучно закричала.

Гардан схватился за голову, чуть не теряя сознание от острой боли; лицо Доминика стало пепельно-серым - он подался назад, словно пытаясь уклониться от удара, Касами хотел подняться, но его глаза закрылись. Кулган схватился за виски и трубка выпала у него изо рта. Паг стоял покачиваясь - он пытался собраться с силами, чтобы воздвигнуть магический заслон на пути злых чар, что терзали и его рассудок. Он отбросил тьму, которая пыталась поглотить его, и дотронулся до девочки.

- Гамина! - прохрипел он.

Девочка продолжала беззвучно кричать и цеплялась за тунику старика, словно хотела оторвать его от кошмара, с которым он встретился. Ее большие глаза были широко раскрыты, а крик сводил с ума всех вокруг нее. Паг ухватил ее за плечо. Гамина, не обратив на него внимания, продолжала кричать. Собрав все силы, Паг заслонил на мгновение страх и боль, терзавшие рассудок девочки.

Гардан и Касами уронили головы на стол. Кулган привалился к спинке стула, на котором сидел. Кроме Пага и Гамины, только Доминик оставался в сознании. Какие-то силы в его душе тянулись, чтобы помочь девочке, хотя больше всего ему хотелось бежать от боли, которая благодаря ей захватила и его сознание.

Паг чуть не упал - с такой силой обрушился на него ужас, испытываемый девочкой. Он произнес заклинание, и девочка качнулась вперед. Боль исчезла. Паг подхватил Гамину, но не рассчитал усилия и упал в кресло. Он сел поудобнее, удерживая девочку на коленях. От страшной боли она впала в беспамятство.

Доминик чувствовал себя так, словно его голова сейчас взорвется, но продолжал цепляться за реальность. Тело старого Роугена все еще сохраняло неестественное положение - спина выгнулась назад; губы продолжали шевелиться. Доминик прочел заклинание, которое использовалось для избавления от боли, и Роуген наконец расслабился, привалившись к спинке кресла. Но на его лице застыли ужас и боль, он продолжал выкрикивать шепотом слова, которые монах не мог понять, а потом потерял сознание.

Паг и монах обменялись встревоженными взглядами. Доминик ощутил, как темнота окутывает его, и, едва успев удивиться, отчего вдруг Паг так испугался, потерял сознание.

Гардан мерил шагами комнату, в которой они вчера обедали.

Кулган, сидевший у огня, проворчал:

- Если ты не сядешь, то протопчешь в полу борозду.

На кушетке рядом с чародеем сидел Касами. Гардан опустился возле него.

- Проклятое ожидание!

Доминик и Паг с помощью целителей сообщества ухаживали за Роугеном. Старик был при смерти с тех самых пор, как его принесли из дома встреч. Беззвучный крик Гамины услышали все, кто находился на расстоянии мили от нее, остальных он поразил с меньшей силой. Несколько человек, оказавшихся вблизи дома, лишились чувств. Когда крики прекратились, те, кто оставался в сознании, прибежали узнать, что случилось. Они нашли всех, кто был в доме встреч, лежащими без чувств, и Кейтала велела перенести их в свой дом. В течение нескольких часов все, кроме Роугена, пришли в себя. Наступила ночь.

Гардан, ударив кулаком по ладони, сказал:

- Проклятье! Я никогда не годился для таких дел! Я солдат.

Все эти волшебные чудовища, безымянные силы... Где враги из плоти и крови?

- Я слишком хорошо знаю, что ты можешь сделать с врагом из плоти и крови, - сказал Касами. Кулган с удивлением взглянул на него, и Касами пояснил:

- В начале войны мы с капитаном встретились лицом к лицу при осаде Крайди. Пока мы с ним не рассказали друг другу о себе, я и не знал, что он был правой рукой принца Аруты, а он не знал, что это я руководил атакой.

Открылась дверь и вошел высокий человек в сером плаще.

Солнце и ветер оставили неизгладимые следы на его бородатом лице, словно он был охотником или дровосеком. Он едва заметно улыбнулся:

- Меня не было всего несколько дней, и за это время к нам пришли гости.

Мичем считался слугой Кулгана, хотя на самом деле был ему больше другом, чем слугой.

- Повезло? - спросил Кулган.

- Нет, все обман, - ответил Мичем, рассеянно погладив шрам на левой щеке.

Кулган пояснил:

- Мы прослышали о кочующем таборе цыганпрорицателей, который остановился возле Ландерта в нескольких днях пути от нас. Я отправил Мичема посмотреть, нет ли среди них настоящих прорицателей.

- Был там один, - сказал Мичем, - но он почему-то испугался, когда узнал, откуда я. Может быть, потом он сам придет. - Он оглядел комнату. - Что у вас произошло?

Когда Кулган закончил рассказ о событиях, дверь отворилась, и разговор оборвался. Вошел Уильям. Он вел за руку Гамину.

Девочка выглядела еще бледнее, чем утром. Она посмотрела на Кулгана, Касами и Гардана, и в их головах зазвучал ее голос:

"Извините, я не хотела, чтобы вам было больно. Я очень испугалась".

Кулган протянул к ней руки, и девочка охотно забралась к нему на колени. Он нежно обнял ее.

- Ничего, девочка. Мы понимаем.

Остальные ободряюще улыбнулись ей, и она несколько успокоилась. Звонко шлепая ногами по полу, в комнату вошел Фантус.

- Фантус хочет есть, - сказал Уильям, бросив на него взгляд.

- Этот зверь всегда хочет есть, - отозвался Мичем.

- "Нет, - услышали все мысль девочки. - Фантус сказал, что хочет есть. Его забыли покормить сегодня. Я слышала".

Кулган, немного отодвинув девочку от себя, взглянул на нее.

- Что ты говоришь?

- "Фантус сказал Уильяму, что хочет есть. Только что. А я слышала".

Кулган повернулся к Уильяму:

- Уильям, ты слышишь Фантуса?

Уильям озадаченно посмотрел на Кулгана:

- Конечно. А ты разве нет?

- "Они все время друг с другом разговаривают".

- Удивительно! А я и не догадывался! Теперь ясно, почему вы так дружите. Уильям, и давно ты можешь разговаривать с Фантусом?

Мальчик пожал плечами:

- Сколько себя помню. Фантус всегда разговаривал со мной.

- А ты можешь слышать, как они разговаривают друг с другом?

Гамина кивнула.

- А сама ты можешь разговаривать с Фантусом?

- "Нет. Но я слышу, когда он разговаривает с Уильямом. Он очень странно думает. Это трудно".

Гардан был изумлен. Ответы Гамины появлялись так, словно он слышал ее. По ее замечаниям Гардан понял, что она могла разговаривать со всяким, кого выберет.

Уильям повернулся к дракону.

- Хорошо! - сказал он громко и обратился к Кулгану:

- Я пойду на кухню, посмотрю для него чего-нибудь. Можно Гамине остаться здесь?

Кулган опять обнял Гамину, а она устроилась удобнее у него на коленях.

- Конечно.

Уильям выбежал из комнаты, за ним устремился Фантус, которому перспектива поесть придала изрядную скорость. Когда они ушли, Кулган спросил:

- Гамина, а с другими существами Уильям умеет разговаривать?

- "Не знаю. Сейчас спрошу. - Девочка склонила голову набок, словно прислушивалась к чему-то. Наконец она кивнула. - Он сказал: иногда. Со многими животными неинтересно разговаривать.

Они думают только о еде и других животных, вот и все".

Глядя на Кулгана, можно было подумать, что он получил подарок.

- Вот это да! Ну и дар! Мы и не слышали никогда, чтобы человек мог разговаривать с животными. Некоторые маги намекали на такие способности - якобы они существовали в прошлом. Надо будет изучить их.

Гамина, широко раскрыла глаза, словно ждала чего-то. Она выпрямилась и повернула голову к двери, а через мгновение вошли Паг и Доминик. Оба выглядели усталыми, но на их лицах не было скорби, которую так боялись увидеть те, кто сидел в комнате.

Прежде чем был задан вопрос, Паг объявил:

- Он жив, хотя и очень пострадал.

Он заметил Гамину на коленях Кулгана - девочке было очень уютно на руках у старика.

- Тебе лучше? - спросил Паг. Гамина отважилась на слабую улыбку и кивок. Похоже, они о чем-то поговорили, потому что Паг ответил:

- Думаю, он поправится. Кейтала останется с ним. Нам очень помог брат Доминик - он настоящий искусник во всем, что касается лечения. Но Роуген очень стар, и если он не поправится, ты должна принять это и смириться.

Глаза Гамины повлажнели, но все же она опять кивнула. Паг наконец заметил Мичема и познакомил его с Домиником.

- Гамина, если захочешь, ты можешь помочь нам, - обратился он к девочке.

- "Как?"

- Я должен знать, почему ты так испугалась за Роугена.

На лице Гамины опять появился испуг. Она покачала головой и что-то мысленно сказала Пагу.

- Что бы это ни было, оно может помочь Роугену. Здесь замешано что-то нам непонятное, и мы должны узнать, что именно, - ответил ей Паг.

Гамина прикусила губу. Гардана удивляло мужество малышки.

Судя по тому, что он о ней узнал, судьба у нее была нелегкой.

Расти в мире, где люди относятся к тебе подозрительно и враждебно, а мысли их всегда понятны - это тяжелое испытание для рассудка. То, что она вообще доверяла людям, собравшимся в комнате, уже было отчаянной смелостью. Любовь и нежность Роугена должны были быть неисчерпаемы, чтобы перевесить те обиды, что познал этот ребенок. Гардан подумал, что если кто из живущих и заслуживает звания святого, которым храмы награждали своих героев и мучеников, так это Роуген.

Паг и Гамина опять начали мысленно переговариваться.

Наконец Паг сказал:

- Говори, чтобы мы все слышали. Дитя, все эти люди - твои друзья, и всем им надо услышать твой рассказ, чтобы не дать больше в обиду ни Роугена, ни других.

- "Я была там с Роугеном".

- Где? - спросил Паг.

- "Когда он смотрел в будущее, я была с ним".

- Как? - удивился Кулган.

- "Иногда, когда кто-нибудь думает или видит что-то, я могу слышать или видеть его мысли. Это трудно, если они не обращаются ко мне. С Роугеном это легче всего. Я видела все, что видел он".

Кулган внимательно посмотрел на девочку.

- Ну и чудесный же ты ребенок! Два чуда в один день!

Гамина улыбнулась - все впервые увидели радость на ее лице.

Паг вопросительно посмотрел на Кулгана, и старик объяснил:

- Твой сын умеет разговаривать с животными. - Паг раскрыл рот от изумления, а маг продолжал:

- Но сейчас это не очень важно. Гамина, что увидел Роуген, что так сильно подействовало на него?

Гамина задрожала, и Кулган обнял ее покрепче.

- "Это было страшно. Он увидел город в огне и людей, которых мучили какие-то существа".

- Ты знаешь, что это за город? Вы с Роугеном там были? - спросил Паг.

Гамина покачала головой, глядя на него большими, как блюдца, глазами.

- "Нет. Просто город".

- Что еще? - терпеливо спросил Паг. Девочка вздрогнула.

- "Он что-то увидел... Человека?" - Все ощутили ее замешательство, словно она пыталась выразить то, что не очень хорошо понимала.

- Как может то, что ты видишь, причинять боль? - тихо спросил Доминик. - Ведь это только взгляд в будущее, которое может произойти. Что за чувство может ощутить ясновидящий через барьер времени и вероятности?

Паг спросил:

- Гамина, что этот "человек" сделал Роугену?

- "Он? Оно? Нашло его и напало. Оно? Он? Что-то сказало ему".

В комнату вошла Кейтала, и девочка выжидательно посмотрела на нее.

- Он уснул крепким здоровым сном. Думаю, теперьон поправится, - сказала Кейтала. Она подошла к креслу, в котором сидел Кулган, и облокотилась на спинку. Взяв Гамину за подбородок, она напомнила:

- Тебе пора спать, детка.

- Попозже, - ответил Паг. Кейтала поняла, что ее муж чем-то озабочен, и кивнула в ответ. Паг продолжал:

- Перед тем, как впасть в беспамятство, Роуген сказал одно слово. Мне очень важно знать, где он слышал это слово. Мне кажется, что это то самое слово, которое ему сказало существо из его видения. Ты помнишь, что он говорил, Гамина?

- "Нет. Но я могу показать вам".

- Как? - спросил Паг.

- "Я могу показать вам то, что увидел Роуген. Я могу". - ответила она.

- Всем? - спросил Кулган. Она кивнула. Маленькая девочка выпрямилась на коленях у Кулгана, вдохнула поглубже и закрыла глаза. И все вместе с ней оказались в темноте.

По небу неслись черные облака, подгоняемые злым ветром. На город шла буря. Огромные ворота были выбиты - могучие осадные машины расправились и с железом, и с деревом. Город умирал, кругом плясали огни пожаров. Какие-то существа уничтожали людей, которые прятались от них по чердакам и подвалам; кровь рекой лилась по сточным канавам. На центральной площади была навалена гора тел высотой футов в двадцать. Поверх тел располагалась платформа из темного дерева, а на ней стоял трон. Наблюдая за тем, как его слуги разрушают город, на троне сидел моррел необычайной внешности. Рядом с ним стояла некая фигура в черном одеянии, большой капюшон и длинные рукава не позволяли разглядеть ее.

Но внимание Пата и всех остальных было привлечено к чему-то, что находилось позади этих двух, - сгустку зла, странной субстанции, которой не было видно, но все ощутили ее присутствие. Оставаясь на заднем плане, это нечто тем не менее являлось истинным источником темных сил. Фигура в черном указала куда-то, из-под плаща появилась рука в зеленой чешуе.

Каким-то непостижимым образом тьма, что находилась за спинами моррела и змеечеловека, поняла, что за ней наблюдают, и вступила в контакт с наблюдателем. Она заговорила, вселяя во всех, кто находился в комнате, безысходное отчаяние.

Видение, передаваемое девочкой, потрясло всех. Доминик, Кулган, Гардан и Мичем были встревожены угрозой, которую они увидели при помощи Гамины, хотя это была только тень того, что могло ожидать их в будущем.

Но Касами, Кейтала и Паг обеспокоились гораздо сильнее других. По лицу Кейталы текли слезы, а Касами утратил обычную невозмутимость, и его лицо было изможденным, пепельно-серым.

Пагу, по-видимому, было хуже всех - он без сил опустился на пол и, склонив голову, пытался прийти в себя.

Кулган огляделся. Гамина, казалось, была больше расстроена общей реакцией окружающих, чем воспоминаниями. Кейтала, ощутив ее настроение, взяла ее с колен Кулгана и крепко обняла.

- Что это? - спросил Доминик.

Паг поднял голову, и все поняли, что он страшно устал, словно вес двух миров опять покоился на его плечах. Наконец он медленно заговорил:

- Когда Роуген терял сознание, последними его словами были такие: "Тьма... темнота..." Вот что он увидел за этими двумя фигурами. Вот что сказала ему тьма, которую он увидел:

"Пришелец, кто бы ты ни был, где бы ты ни был, знай, что грядет моя власть. Слуга мой готовит мне путь. Трепещи, ибо я иду. Как было в прошлом, так будет и в будущем, ныне и присно". Оно или он, каким-то образом добравшись до Роугена, внушил ему ужас и боль.

- Как такое может быть? - спросил Кулган.

- Не знаю, друг мой, медленно, хриплым голосом ответил Паг. - Но к загадке тех, кто ищет смерти Аруты, добавилось новое измерение. Новая глубина открылась за черной магией, при помощи которой пытались навредить Аруте и его спутникам.

Паг на минуту спрятал лицо в ладонях, потом оглядел комнату. Гамина прижалась к Кейтале, все смотрели на него.

- Но это еще не все, - сказал Доминик. Он посмотрел на Касами и Кейталу. - Я слышал его так же хорошо, как и вы, я слышал, что говорил Роуген, но ничего не понял.

Ему ответил Касами:

- Эти слова... на древнем языке. На этом языке говорят жрецы храмов. Я понял совсем немного. Это древний язык цурани.

Глава 14 ЭЛЬВАНДАР

В лесу было тихо. Над головой арками изгибались огромные ветви, такие древние, что никто не помнил их молодыми; они заслоняли свет дня, и лес наполняло темно-зеленое сияние, в котором тонули тени, и непонятно было, куда ведут многочисленные тропинки, разбегавшиеся во все стороны.

Они ехали по лесам эльфов с рассвета, уже больше двух часов, но ни одного эльфа пока не встретили, хотя Мартин ожидал, что эльфы выйдут к ним сразу, как только отряд пересечет реку Крайди.

Бару, пришпорив лошадь, догнал Мартина и Аруту.

- Кажется, за нами наблюдают, - сказал хадати.

- Уже несколько минут, - подтвердил Мартин.

- Если это эльфы, почему они к нам не выйдут? - спросил Джимми.

- Может быть, это не эльфы, - ответил Мартин. - Мы не можем считать себя в безопасности, пока не доберемся до границ Эльвандара. Будьте настороже.

Они проехали еще немного, и вот уже и певчие птицы замолкли. Казалось, лес затаил дыхание. Мартин и Арута направили лошадей по тропке, такой узкой, что по ней едва мог пройти пеший человек. Внезапно тишину нарушили хриплое уханье и крики. Мимо головы Бару просвистел камень, а за ним последовал целый град камней, веток и палок. Десятки маленьких волосатых человечков повыскакивали из-за деревьев и кустов.

Арута рванулся вперед, пытаясь удержать лошадь в повиновении, его спутники бросились за ним. Принц лавировал между деревьями, пригибаясь, чтобы не задеть за низкие ветви.

Когда он направился в сторону нескольких нападавших, они закричали и в страхе разбежались в разные стороны. Арута погнался за одним из них и загнал в угол между поваленным ветром огромным деревом и скалой. И тут неизвестное существо повернулось лицом к принцу.

Вытащив из ножен рапиру, Арута уже натягивал поводья, готовясь к удару. Человечек не сделал попытки напасть на него, наоборот, он попятился, забиваясь как можно дальше в гущу ветвей упавшего дерева, и на его лице отразился ужас.

Лицо было очень похоже на человеческое - с большими карими глазами, широким ртом и маленьким, но тоже вполне человеческим носом, губы растянуты в насмешливом оскале, обнажая два ряда острых зубов, но глаза округлились от страха, а по заросшим шерстью щекам бежали слезы. Если бы не слезы, существо было бы очень похоже на мартышку.

Вокруг Аруты и его противника поднялся шум - их окружили другие маленькие человекоподобные создания. Они злобно завывали, угрожающе топали, но Арута понял, что это все больше для устрашения, в их действиях не было настоящей опасности. Они несколько раз делали вид, что хотят напасть, но стоило Аруте повернуться к ним, как все тут же разбегались.

Подъехали товарищи Аруты, и существо, которое поймал принц, жалобно заплакало в голос. Бару, остановившись рядом с принцем, сказал:

- Как только ты погнался за ним, все остальные побежали за тобой.

Люди увидели, что собравшиеся человечки, отбросив напускную свирепость, обеспокоено смотрят по сторонам. Между собой они переговаривались на непонятном людям языке.

Арута спрятал рапиру в ножны:

- Мы не обидим вас.

Существа, словно поняв его, успокоились. Тот, которого Арута загнал в угол, стал озираться по сторонам.

- Кто это? - спросил Джимми.

- Не знаю, - ответил Мартин. - Я много лет охотился в этих лесах, но никогда их не встречал.

- Это гвали, Мартин Длинный Лук.

Всадники повернулись и увидели пятерых эльфов. Одно из существ, подбежав, встало у них на пути. Оно указало пальцем на всадников и пропело:

- Калин, пришли люди. Они обижают Ралалу. Скажи им.

Мартин спешился.

- Хорошая встреча, Калин! - Он обнялся с эльфом. Остальные эльфы тоже приветствовали его. Потом Мартин подвел их к своим спутникам:

- Калин, ты же помнишь моего брата?

- Здравствуй, принц Крондорский.

- Здравствуй, принц эльфов. - Бросив взгляд на окруживших их гвали, Арута добавил:

- Ты спас нас от поражения.

- Сомневаюсь, - улыбнулся Калин. - Вы выглядите достаточно внушительно. - Он подошел к Аруте. - Немало времени прошло с тех пор, как мы встречались. Что привело тебя в леса, Арута, да еще с такими странными спутниками. Где твоя стража и где знамена?

- Это долгая история. Калин, и я хотел бы рассказать ее твоей матери и Томасу.

Калин согласился. Терпение было для эльфов образом жизни.

Обстановка разрядилась; гвали, которого поймал Арута, выбрался из западни и побежал к своим соплеменникам. Несколько гвали осмотрели его и похлопали по плечам. Довольные тем, что с ним ничего не случилось, они успокоились и снова стали разглядывать эльфов и людей.

- Калин, что это за существа? - спросил Мартин.

Калин засмеялся, и вокруг его светло-голубых глаз собрались морщинки. Он был так же высок, как Арута, но выглядел еще более худощавым, чем принц.

- Как я уже сказал, их называют гвали. Этого разбойника зовут Апалла. - Он похлопал по макушке того, кто разговаривал с ним. - Он у них что-то вроде вождя, хотя я сомневаюсь, что они понимают значение этого слова. Может быть, он просто более разговорчив, чем остальные. - Взглянув на спутников Аруты, он спросил:

- Что за люди с тобой? - Арута представил всех, и Калин сказал:

- Добро пожаловать в Эльвандар!

- А что такое гвали? - спросил Роальд.

- А вот они, - ответил Калин, - и это все, что я могу о них сказать. Они и раньше жили с нами, хотя это - их первый визит за много лет. Гвали - простой народ, они не знают подвохов. Они застенчивы и стараются избегать чужаков. Напуганные, они побегут, пока не окажутся в безвыходном положении. Тогда могут сделать вид, что нападают. Но их зубов можно не бояться - зубы им нужны для того, чтобы разгрызать орехи и твердые панцири насекомых. - Он повернулся к Апалле:

- Почему вы на них напали?

Гвали запрыгал от возбуждения:

- Поула делает маленьких гвали. Она не ходит. Мы боялись.

Люди обидят Поулу и маленьких гвали.

- Они защищали своих детей, - догадался Калин. - Если бы вы действительно попытались обидеть Поулу и ее младенца, они бы отважились напасть на вас. А если бы она не рожала здесь, вы бы никогда их не увидели. - Он успокоил Апаллу:

- Не волнуйся. Эти люди - друзья. Они не обидят Поулу и ее малыша.

Услышав это, из-под деревьев выбежали остальные гвали и с интересом стали разглядывать чужаков. Они дергали людей за одежду - она очень отличалась от зеленых туник и коричневых штанов, которые носили эльфы. Арута с минуту терпел такое обращение, а потом сказал:

- Калин, мы должны скорее попасть к твоей матери. Твои друзья скоро закончат?

- Они что, никогда не моются? - наморщив нос, спросил Джимми. Он оттолкнул гвали, который висел на ветке рядом с ним.

- К несчастью, нет, - ответил Калин. Он объяснил гвали:

- Хватит: нам пора ехать. - Гвали быстро все поняли и тут же исчезли среди деревьев, остался один Апалла, который казался более храбрым, чем остальные. - Если им позволить, они будут целый день крутиться вокруг вас, но когда вы их гоните, они и слова не скажут. Едем. - Он повернулся к Апалле:

- Мы едем в Эльвандар. Позаботься о Поуле. Приходи, когда захочешь.

Гвали ухмыльнулся, покивал головой и убежал за своими собратьями. В мгновение ока никого из гвали поблизости не осталось.

Калин подождал, пока Арута и Мартин снова сядут на коней.

- До Эльвандара всего полдня пути.

И эльфы побежали через лес, со скоростью, которая удивила всех, кроме Мартина. Лошадям было нетрудно поспевать за ними, но человек не смог бы бежать полдня так быстро.

Через некоторое время Арута поравнялся с Калином.

- Откуда эти существа?

- Никто не знает, Арута. Они забавные. Они приходят откуда-то с севера, может быть, даже из-за больших гор, живут здесь год-другой, а потом исчезают. Иногда мы зовем их маленькими лесными духами. Даже наши следопыты не могут их выследить, когда они уходят. - Продвигаясь длинными, плавными шагами, Калин дышал совершенно спокойно.

- Как поживает Томас? - спросил Мартин.

- Принц-консорт живет хорошо.

- А ребенок?

- С ним тоже все в порядке. Здоровый, красивый мальчик, хотя, может быть, немного необычный...

- А королева?

- Материнство пошло ей на пользу, - ответил с улыбкой ее старший сын.

Они замолчали. Аруте было трудно поддерживать разговор, лавируя между деревьями, хотя Калину это ничего не стоило. Они быстро мчались через лес, с каждой минутой приближаясь к Эльвандару и исполнению своих надежд... или к их крушению.

Путники ехали по густому лесу. И вдруг деревья расступились, и они оказались на большой поляне. Все, кроме Мартина, видели Эльвандар впервые.

Над дремучим лесом вздымались гигантские деревья. В свете золотых лучей полуденного солнца верхушки деревьев, казалось, пылали. Между высокими стволами среди ветвей вились тропинки, на которых даже с такого расстояния можно было различить фигуры эльфов. Людям никогда не приходилось видеть подобных деревьев - их листва была золотой, серебряной и даже белой, а ночью она светилась так, что в Эльвандаре никогда не бывало по-настоящему темно.

Арута услышал восторженные восклицания своих спутников.

- Если бы я знал, с чем встречусь, - сказал Роальд, - вам пришлось бы меня связать, чтобы я не пошел за вами.

- Да, не зря мы провели столько недель в лесу, - согласился Лори.

- Песни наших сказителей не передают всю прелесть этого места, - пробормотал Бару.

Арута ждал, что скажет Джимми, но тот молчал, и Арута оглянулся. Парнишка ехал, широко раскрытыми глазами оглядывая все вокруг: обычно ничему не удивлявшийся, он испытывал благоговение.

Они добрались до внешних границ лесного города. Со всех сторон слышался приглушенный шум большого поселения.

Подъехав к деревьям, всадники натянули поводья. Калин велел своим спутникам позаботиться о лошадях, а сам повел гостей вверх по спиральной лестнице, вырезанной в стволе дуба - такого огромного дерева люди даже представить себе не могли.

Поднявшись на площадку, они прошли мимо группы мастеров-лучников, занятых изготовлением стрел. Один из них узнал Мартина. Герцог поздоровался и, воспользовавшись случаем, осведомился, не может ли он пополнить свой боевой запас.

Мастер, улыбаясь, вручил Мартину пучок стрел с красивой резьбой, и тот с ответной улыбкой сунул их в свой почти пустой колчан, произнес слова благодарности на языке эльфов, и люди отправились дальше.

Калин повел их вверх по другой лестнице, к следующей площадке. Он предупредил:

- Некоторым из вас здесь будет непривычно. Держитесь середины лестниц и не смотрите вниз, если у вас кружится голова. Не всем по душе такая высота.

Они пересекли площадку и стали подниматься по очередной лестнице; навстречу им попадались эльфы, спешившие по своим делам. Многие из них были одеты, как Калин, в простую лесную одежду, другие - в длинные цветастые одеяния из яркой драгоценной ткани или же в штаны и тунику, но более сдержанных цветов. Женщины отличались красотой, хотя и несколько непривычной для людей. Почти все эльфы выглядели молодо. Один Мартин мог знать их возраст: многие эльфы были действительно юными - двадцати, тридцати лет, тогда как другие, такие же молодые на вид, прожили уже не одну сотню лет. Калину, который выглядел моложе Мартина, было уже больше ста. Он обучал Мартина премудростям охоты, когда тот был еще совсем мальчишкой.

Они продолжали свой путь по дорожке около двадцати футов шириной, проложенной между огромными ветвями, пока не добрались до кольца, образованного стволами огромных деревьев. Между ними была сооружена большая платформа почти шестидесяти футов в поперечнике. Взглянув наверх. Лори решил: ни капли дождя не просочится сквозь плотное переплетение ветвей над головой. Это был тронный зал королевы.

В центре зала на возвышении стояли два трона. На том, который был чуть повыше, сидела женщина-эльф. Ее лицо безупречной красоты с дугообразными бровями и точеным носом поражало сияющими бледно-голубыми глазами. Ее волосы были красновато-каштанового цвета, с проблесками золота - такие же, как у Калина, - казалось, в них играет солнце. Вместо короны на голове женщины был простой золотой обруч, но все поняли, что перед ними Агларанна, королева эльфов.

На троне слева от нее сидел человек - молодой мужчина с золотыми волосами. В его наружности тоже просматривалось нечто, не поддающееся воздействию времени. Увидев подходящих людей, он улыбнулся и стал еще моложе. Его лицо было чем-то похоже на лица эльфов и все же отличалось от них: глаза, скорее, серые, чем голубые, а брови более прямые, не так резко выраженные скулы, крепкий квадратный подбородок. Золотой обруч в волосах открывал обычные человеческие уши. Кроме того, он был гораздо шире в груди и плечах, чем любой из эльфов.

Калин поклонился:

- Мать и королева, принц и командующий, к нам прибыли гости.

Оба правителя Эльвандара поднялись и пошли навстречу гостям. Мартина встретили как близкого друга, да и остальным был оказан теплый прием.

- Добро пожаловать, ваше высочество, - сказал Аруте Томас.

- Благодарю ваше величество и ваше высочество, - ответил Арута.

Среди эльфов, окружавших королевскую чету, Арута узнал советника Тэйтара - много лет назад он приезжал в Крайди.

Королева попросила гостей войти в круг приема. Принесли еду и вино, и Агларанна сказала:

- Мы рады видеть старых друзей, - она кивнула Мартину и Аруте, - и приветствовать новых, - она повернулась к остальным.

- Однако люди редко навещают нас без причины. Какова твоя, принц Крондора?

Арута рассказывал свою историю, эльфы слушали не перебивая.

Когда Арута закончил, королева взглянула на Тэйтара. Старый советник кивнул:

- Скитания без надежды...

- Вы хотите сказать, что ничего не знаете о терне серебристом?

- Нет, - ответила королева. - Нам известно растение элебера, мы знаем о его свойствах. С ним связана древняя легенда о скитаниях без надежды. Тэйтар, перескажи ее гостям.

Старый эльф, единственный из встреченных путниками, на ком отразился бег времени - вокруг его глаз появились тоненькие морщины, а волосы поседели, - обратился к приезжим:

- Эта легенда о влюбленном принце Эльвандара. За его возлюбленной ухаживал воин-моррел, но она отвергла его.

Коварный моррел отравил ее соком растения элебера, и она уснула смертным сном. Принц Эльвандара решил найти противоядие - ту же элеберу, терн серебристый. Сила этого растения велика - он может и излечить, и убить. Но элебера растет только в одном месте, у Морелина, по-вашему - у Черного озера. Это священное место у моррелов, и никому из эльфов не позволено появляться там. Легенда гласит, что принц Эльвандара ходил вокруг Черного озера так долго, что вытоптал каньон вокруг него. Он не мог подойти к Морелину, не мог и уйти без лекарства для любимой.

Говорят, он до сих пор там бродит.

- Но я не эльф, - сказал Арута, - и я пойду к Морелину, если вы покажете мне дорогу.

Томас оглядел собрание:

- Мы направим тебя по дороге, ведущей к Морелину, Арута, но не раньше, чем ты отдохнешь и примешь участие в нашем совете. А сейчас мы покажем вам покои, где вы сможете поспать до ужина.

Собрание разошлось, остались только гости, Калин, Агларанна и Томас.

- А как твой сын? - спросил Мартин.

Широко улыбаясь, Томас поманил их за собой. Он повел их в комнату, потолок которой был образован ветвями огромного вяза.

В колыбели спал младенец, на вид не старше, чем шести месяцев от роду. Он видел сны - маленькие пальчики едва заметно подергивались. Мартин присмотрелся к мальчику и понял, почему Калин считает, что ребенок необычный. Он был скорее человеком, чем эльфом. Его круглое личико было таким же, как у любого щекастого младенца, и Мартин подумал: это скорее папин сын, чем мамин. Агларанна нежно коснулась сына.

- Как вы его назвали? - спросил Мартин.

- Калис, - ответила королева. На языке эльфов это означало "Дитя Зелени" и вызывало в памяти образы жизни и роста. Это было благоприятное имя.

В отведенных путникам комнатах древесного города Эльвандара их ждали теплые ванны и мягкие постели. Все быстро вымылись и уснули, и только Арута не спал. Он думал об Аните и серебристом растении, растущем на берегу Черного озера.

Мартин сидел в одиночестве, радуясь встрече с Эльвандаром, - он не был здесь целый год. Этот город, так же как и замок Крайди, он считал своим домом - мальчиком он играл здесь вместе с эльфийскими детьми.

Услышав легкие шаги, он обернулся:

- Галейн! - Он был рад видеть молодого эльфа, двоюродного брата Калина и своего друга. - Я ждал тебя.

- Я только что вернулся из патруля по северным границам леса. Там происходят какие-то странные вещи. Я слышал, ты можешь пролить свет на загадки, с которыми мы встречаемся.

- Свет маленькой свечки, не больше, ответил Мартин. - Там собираются злые силы, в этом нет сомнения.

Он коротко рассказал Галейну о том, что случилось с ними.

- Ужасные дела, Мартин. - Молодой эльф искренне сочувствовал Аните. - А твой брат?

- Справляется как может. Он то полностью выкидывает все из головы, то снова погружается в свое горе. Не знаю, как он не сошел с ума. Он ее очень любит.

- Ты так и не женился, Мартин. Почему?

- Я так и не встретил ее, - пожал плечами Мартин.

- Ты грустишь.

- Иногда с Арутой очень трудно иметь дело, но он мой брат.

Я помню, каким он был в детстве. Даже тогда было трудно, с ним сблизиться. Может быть, на него подействовала смерть матери - он тогда был совсем еще маленьким. Арута всех держит на расстоянии. И, несмотря на свою замкнутость, он очень раним.

- Вы с ним очень похожи.

- Так и есть, - согласился Мартин.

Галейн постоял молча.

- Мы должны помочь вам.

- Нам надо идти в Морелин.

Молодой эльф вздрогнул.

- Это дурное место, Мартин. Озеро называется черным вовсе не по цвету воды. Это источник безумия. Моррелы приходят туда, чтобы помечтать о власти. Оно лежит на Темной Тропе.

- Это место валкеру?

Галейн кивнул.

- Томас? - Вопрос передавал целую гамму оттенков. Галейн очень сблизился с Томасом, сопровождая его во время войны Врат.

- Он не пойдет с вами. У него маленький сын. Калис будет маленьким так недолго, всего несколько лет. Отцу следует провести это время со своим малышом. Кроме того, это очень опасно.

Ничего больше не понадобилось говорить, Мартин и так все понял. Он вспомнил ту ночь, когда Томаса чуть не сломил безумный дух одного из валкеру, который обитал в его душе. Это едва не стоило Мартину жизни. Прошло немало времени, прежде чем Томас почувствовал в себе достаточно сил, чтобы бросить вызов тому ужасному существу, что жило в нем. И он отважится отправиться в долину валкеру только тогда, когда поймет, что обстоятельства могут оправдать такой риск.

Мартин невесело улыбнулся:

- Значит, мы пойдем одни - мы, не блещущие талантами люди.

Галейн улыбнулся в ответ:

- Сомневаюсь, что вы такие уж бесталанные. - Его улыбка погасла. - Правильно, что вы хотите перед походом посоветоваться с заклинателями. Над Морелином властвуют темные силы, а волшебству вполне по плечу одолеть и силу, и храбрость.

- Да, - ответил Мартин. - Мы поговорим с ними. Пойдешь?

- Мне не место среди старейшин. Кроме того, я целый день не ел. Я ОТДОХНУ, А Ты приходи, если захочешь.

- Приду.

Эльфы снова собрались на совет. Когда все расселись перед Агларанной и Томасом, королева сказала:

- Тэйтар, от имени заклинателей расскажи нашу историю Аруте.

Тэйтар выступил в круг:

- Странные вещи происходят в последний месяц. Мы ожидали, что моррелы и гоблины двинутся на юг, домой, откуда они бежали во время Войны Врат, но этого не случилось. Наши разведчики на севере обнаружили немало отрядов моррелов, которые направляются в Северные земли через Великие Северные горы. Лазутчики моррелов подбираются как ни когда близко к нашим лесам. К нам вернулись гвали. Они говорят, что им больше не нравится то место, где они жили. Иногда их трудно понять, но мы знаем, что они жили на севере. То, что ты рассказал нам, принц Арута, вселяет глубокую тревогу. Во-первых, потому что мы разделяем твою скорбь. Во-вторых, потому что события, о которых ты нам поведал, говорят о проявлениях силы зла, у которого огромный размах и многочисленные прислужники. Но более всего потому, что мы помним нашу историю.

Задолго до тех давних лет, когда мы выгнали моррелов из наших лесов за то, что они обратились к магии Темной Тропы, мы были с ними едины. Те из нас, кто жил в лесах, находились дальше от наших господ валкеру, и поэтому были менее подвержены заразе грез о всемогуществе. Те же, кто жил ближе к господам, соблазнились этими грезами. Они и стали моррелами. - Он посмотрел на королеву и Томаса, и те согласно кивнули. - Мы редко упоминаем о том, почему мы изгнали моррелов, которые одной крови с нами. Никто из людей об этом не знает.

В незапамятные времена до Войн Хаоса от племени эльфов произошло четыре народа. - Мартин подался вперед; он знал об эльфах гораздо больше остальных людей, но и он никогда не слышал об этом. Он считал, что только эльфы и моррелы были потомками древних эльфов. - Самыми мудрыми и могущественными были эльдары - среди них было немало чародеев и ученых. Они хранили все то, что их господа собрали по всему бескрайнему миру - тайные учения, мистические знания, изделия непонятных ремесел, драгоценности. Именно они начали строить город, который сейчас называется Эльвандаром, город, охраняемый тайным знанием. Эльдары исчезли во время Войн Хаоса - считается, что, первейшие слуги валкеру, они погибли с ними. О тех, кого мы называем эледелы и моррелы - об эльфах и братьях Темной Тропы - вы кое-что знаете. Но был еще один родственный нам народ - гламрелы, что на нашем языке означает "беспорядочные", или даже "безумные". Во время Войн Хаоса они выродились в племя безумных, жестоких воинов. Некоторое время эльфы и моррелы были одним народом, и вместе воевали против безумных. Даже после того, как моррелы были изгнаны из Эльвандара, они оставались заклятыми врагами гламрелов. Мы мало что можем поведать о тех днях, а вы не должны забывать, что эледелы, моррелы и гламрелы - родственные друг другу племена, дети одного народа и поныне.

Просто некоторые наши братья избрали в жизни Темную Тропу.

Мартин был очень удивлен. Как ни много знал он об эльфах, все же, подобно другим людям, полагал, что моррелы и эльфы просто состоят друг с другом в каком-то отдаленном родстве.

Теперь он догадался, почему эльфы с такой неохотой говорили о моррелах - они считали их своими близкими родственниками.

Мартин понял эльфы скорбели о том, что их братья избрали Темную Тропу.

. - Наши сказания говорят, что в последней битве на севере армии моррелов и их слуг гоблинов сокрушили гламрелов, - продолжал Тэйтар. - В злобном торжестве моррелы истребили под корень племя наших безумных братьев. Все гламрелы были убиты, включая младенцев, чтобы они не смогли, возродившись, снова бросить вызов могуществу моррелов. Это позорное пятно нашей истории - одно племя полностью истребило другое, родственное ему.

Вот что вам необходимо знать - моррелы опираются на отряд так называемых черных убийц, воинов, которые, презрев оковы, налагаемые жизнью, цель видят только в одном - убивать ради своего повелителя. Убитые, черные убийцы поднимаются снова, чтобы продолжать свою службу. Поднятых из смертного сна моррелов можно истребить только магическими средствами, или уничтожив все тело, или вырвав сердце, или отрубив голову. Те, кто догнал вас на дороге в Сарт, были черными убийцами, принц Арута.

Уже ко времени гибели гламрелов моррелы далеко ушли по Темной Тропе, но что-то заставило их опуститься в новые глубины ужаса, докатиться до уничтожения целого племени и создания черных убийц. Они все стали служить безумному чудовищу, вождю, который жаждал превзойти исчезнувших валкеру и привести весь мир в повиновение себе. Это он собрал моррелов под свое знамя и создал черных убийц. Но в битве с гламрелами он был смертельно ранен, и с его смертью моррелы перестали быть единым народом.

Предводители его войска собрались, чтобы выбрать преемника. Они быстро рассорились друг с другом и стали совсем как гоблины - племена, кланы, семьи, - они не могут долго находиться под чьим-то началом. Осада крепости Карс пятьдесят лет назад была не больше, чем вылазкой по сравнению с былой мощью армии во главе с их вождем. Но с его смертью закатилась и слава. Он был уникален - гипнотически обаятельное существо, наделенное необычными талантами, способный спаять моррелов в единую нацию.

Звали этого вождя Мурмандрамас.

- Может случиться, что он вернулся? - спросил Арута.

- Все может быть, принц Арута, я, проживший так долго, вполне могу сказать так, - ответил Тэйтар. - Может быть, кто-то хочет объединить моррелов, пользуясь этим древним именем, чтобы собрать их под одним знаменем.

Теперь о жреце змеелюдей. Пантатианцы так презираемы, что даже моррелы убивают их при встрече. Но тот, кто служит Мурмандрамасу, намекает на знание каких-то темных сил. Это должно послужить нам предостережением - здесь могут быть задействованы силы, о которых мы и не подозреваем. Если жители Севера собираются в армии, то мы можем опять подвергнуться испытанию, которое по опасности для наших народов может сравниться со вторжением врагов из иного мира.

Бару, поднявшись, показал, что хочет говорить. Тэйтар кивнул, и воин хадати сказал:

- О моррелах мои народ знает мало, только то, что они - кровные наши враги. Вот что я могу прибавить: Мурад считается великим вождем кланов, самым великим ныне, он может взять под командование сотни воинов. То, что он действует заодно с черными убийцами, говорит о власти Мурмандрамаса. Мурад может служить только тому, кого боится. А тот, кто может вселить страх в Мурада, достоин того, чтобы его боялись.

- Я уже говорил ишапиавским жрецам, - сказал Арута, - что многое из всего этого - только наши домыслы. Я намерен сосредоточиться на поисках терна серебристого.

Но еще не договорив, Арута понял, что не прав. Слишком многое указывало на то, что угроза с Севера была реальна. Это были не просто набеги гоблинов на земли северных фермеров.

Надвигалась опасность, более грозная, чем вторжение цурани. В свете таких соображений его желание отмахнуться от очевидного и заняться поисками лекарства для Аниты показывало только его одержимость и не более того.

- Может быть, это две стороны одной задачи, - сказала Агларанна. - Кажется, разворачивающиеся события свидетельствуют о стремлении безумца собрать под своим командованием моррелов, их слуг и союзников. Чтобы добиться этого, он должен дождаться знака, упоминаемого в пророчествах. Он должен уничтожить Сокрушителя Тьмы. И чего он добился? Он заставил тебя прийти в то место, где легко может обнаружить тебя.

Джимми подскочил, глядя на Аруту широко раскрытыми глазами:

- Он ждет тебя! - выпалил он, забыв о том, где находится. - Он у Черного озера!

Лори и Роальд успокаивающе положили руки ему на плечи.

Джимми смутился.

- Устами младенца... - сказал Тэйтар. - Мы со старейшими подумали и решили, что именно этого и следует ожидать, Арута.

После того как тебе был дарован талисман Ишапа, Мурмандрамас должен изыскать другой способ обнаружить тебя, иначе он рискует потерять сторонников. Моррелы мало чем отличаются от прочих народов - и им надо пасти стада и растить хлеб. Если Мурмандрамас протянет время, дожидаясь исполнения пророчеств, все покинут его, кроме тех, кто, как черные убийцы, принес кровавую клятву. Его шпионы могли сообщить, что ты уехал из Сарта, а теперь уже и из Крондора могли донести, что ты отправился на поиски лекарства для принцессы. Да, он знает, что ты ищешь терн серебристый, поэтому он сам или один из его приспешников, например тот же Мурад, будет ждать тебя у Морелина.

Арута и Мартин посмотрели друг на друга. Мартин пожал плечами:

- Мы и не думали, что это будет легко.

Арута посмотрел на королеву, Томаса и Тэйтара:

- Благодарю за мудрые речи. Но мы отправимся в Морелин.

Арута поднял голову - рядом с ним стоял Мартин.

- Грустишь? - спросил старший брат.

- Просто... думаю обо всем понемногу, Мартин.

Мартин сел рядом с Арутой на край платформы, где находились отведенные им покои. Ночью Эльвандар едва заметно мерцал - город эльфов словно кутался в волшебный плащ.

- И о чем же ты думаешь?

- О том, что я чуть было не позволил своей одержимости Анитой занять место долга.

- Сомневаешься? - спросил Мартин. - Ну, наконец-то ты раскрылся, братец. Слушай, Арута, у меня с самого начала были сомнения насчет этого путешествия, но если ты позволишь сомнениям одолеть себя, ничего не получится. Ты просто должен принять решение и действовать.

- А если я не прав?

- Значит, ты не прав.

Арута положил голову на деревянное ограждение.

- Все дело в ставках. В детстве, если я был не прав, я проигрывал игру. Сейчас я могу потерять всю страну.

- Возможно, но это не отменяет необходимости принять решение и действовать.

- Все валится из рук. Я думаю, может, лучше вернуться? в Вабон и отправить в горы армию Вандроса?

- Может быть. Но есть такие места, где могут пройти шестеро, а армия пройти не может.

Арута криво усмехнулся:

- Не очень-то нас много...

Мартин в ответ выдал точно такую же усмешку:

- Верно, нам все еще не хватает одного-двух. Судя по тому, что сказал Галейн, украдкой и хитростью можно сделать больше, чем силой. Что если ты отправишь туда армию Вандроса, а окажется, что к Морелину ведет такая же дорога, как та, что вела в Сарт? Помнишь, та, про которую Гардан сказал, что ее могут оборонять шесть бабушек с вениками? Я предвижу, что у Мурмандрамаса найдется побольше, чем полдюжины бабушек. Даже если можно сразиться с ордами Мурмандрамаса и победить, сможешь ли ты приказать солдатам отдать жизнь за то, чтобы Анита осталась жива? Нет, ты играешь с Мурмандрамасом, ставки высоки, но все же это игра. Пока твой враг думает, что может заманить тебя, в Морелин, у нас есть возможность пробраться туда, чтобы отыскать терн серебристый.

Арута посмотрел на брата.

- Да? - спросил он, заранее зная ответ.

- Конечно. Пока мы не попадемся в ловушку, она будет ждать нас. Таково свойство всех ловушек. Если они не будут знать, что мы там, у нас есть возможность выбраться. - Он помолчал, глядя на север, и сказал:

- Так близко - вон там в горах, всего в неделе пути, не больше. Так близко... - Он рассмеялся. - Стыдно будет подойти так близко и повернуть назад.

- Ты с ума сошел, - сказал Арута.

- Наверное, - сказал Мартин. - Но подумай только: так близко!

Арута не мог не рассмеяться:

- Хорошо. Завтра выступаем.

Шестеро всадников выехали следующим утром, получив благословение королевы эльфов и Томаса. Калин, Галейн и еще два эльфа бежали рядом со всадниками. Когда двор королевы пропал из виду, из-за дерева высунулся гвали, и закричал:

- Калин!

Принц эльфов приказал остановиться, и гвали, спрыгнув с веток, улыбнулся путникам:

- Куда люди едут с Калином?

- Апалла, мы провожаем их до Северной дороги. Оттуда они отправятся в Морелин.

Гвали разволновался и закачал лохматой головкой:

- Не ходите, люди. Плохое место. Маленького Олноли съело там плохое существо.

- Какое существо? - спросил Калин, но гвали в страхе убежал.

- Не похоже на доброе напутствие, - заметил Джимми.

- Галейн, - сказал Калин, - вернись, найди Апаллу и попытайся узнать у него хоть что-нибудь.

- Я выясню, о чем он говорит, и догоню вас, - сказал Галейн.

Он помахал путникам и устремился назад, следом за гвали.

Арута махнул рукой, и все двинулись дальше.

Три дня провожали их эльфы до границ своего леса, к подножию Великих Северных гор. К полудню четвертого дня они вышли к небольшому потоку, на другой стороне которого вилась тропа, ведущая через леса к ущелью.

- Здесь границы наших владений, сказал Калин.

- Как ты думаешь, где Галейн? - спросил Мартин.

- Может быть, он не узнал ничего стоящего, а может, ему понадобился день, а то и два, чтобы разыскать Апаллу. Гвали бывает трудно обнаружить, когда они сами не хотят общаться.

Если Галейн встретит нас, мы отправим его за вами. Он догонит вас, если вы не вступите в пределы Морелина к тому времени.

- Где это? - спросил Арута.

- Следуйте по этой тропе два дня, пока не попадете в маленькую долину. Перейдите ее, и на севере увидите водопад.

Тропа ведет оттуда вверх, а выйдя на плато, вы окажетесь неподалеку от источников водопада. Идите вверх по реке, пока не дойдете до озера. От него идет другая тропа, опять вверх и опять на север. Таков единственный путь в Морелин. Вы найдете каньон, который охватывает озеро со всех сторон. Легенда гласит, что это - след скорбящего принца эльфов, который вытоптал землю вокруг озера. Каньон называется Тропа Отчаявшихся. Есть только одна дорога к Морелину - мост, построенный моррелами. За мостом - озеро. Там вы и найдете терн серебристый. Это растение со светло-зелеными трехчастными листьями, с плодами, которые напоминают красные священные ягоды. Вы сразу его узнаете по шипам серебряного цвета.

Наберите хотя бы пригоршню ягод. Он растет у самой воды. А теперь идите, и да защитят вас боги.

Коротко простившись, шестеро всадников тронули коней.

Мартин и Бару ехали впереди, за ними - Аруга и Лори. Замыкали процессию Джимми и Роальд. Пока они не повернули, Джимми все оборачивался, глядя на эльфов. Потом он стал смотреть вперед, понимая, что теперь они предоставлены самим себе - нет им в помощь ни союзников, ни богов. Он послал молчаливую молитву Банату и глубоко вздохнул.

Глава 15 ВОЗВРАЩЕНИЕ

Паг смотрел в огонь. Маленькая жаровня в его кабинете бросала колеблющийся отсвет на стены и потолок. Он провел рукой по лицу, каждой частичкой своего существа ощущая усталость. Паг не прерываясь работал с того самого момента, когда Роуген прорицал будущее, а ел и спал, только когда Кейтала насильно отрывала его от книг. Сейчас Паг только что осторожно закрыл одну из книг Макроса - он рылся в них целую неделю до полного изнеможения. После того как видение Роугена показало ему то, что может случиться, а может и не случиться, Паг старался разыскать сведения, которые могут оказаться полезными. Только один чародей этого мира знал что-то о мире Келевана, и этим человеком был Макрос Черный. Чем бы ни был сгусток тьмы, появившийся в видении Роугена, он говорил на языке, который в Мидкемии был знаком всего лишь пяти тысячам человек - Пагу, Кейтале, Лори, Касами и его солдатам в Ламуте, да еще нескольким сотням бывших пленников, живших сейчас по всему Дальнему берегу. И один только Паг понял все, что показала им Гамина, потому что зло, предупредившее их о своем возвращении, произнесло слова, давно исчезнувшие из языка цурани. Сейчас Паг тщетно искал в книгах Макроса хоть малейший намек на то, чем может оказаться эта темная сила.

Из сотен томов, которые Макрос завещал Кулгану и Пагу, лишь треть была внесена в каталоги. Макрос оставил только список заглавий, составленный при помощи своего прислужника Гейтиса.

Иногда помогало и это, если содержание работы было понятно по заглавию. В иных случаях приходилось просматривать всю книгу.

Было, например, семьдесят два тома, названные просто "Магия", и еще десяток разных книг, имевших одинаковые названия. Выискивая возможные подсказки к тому, с чем им пришлось столкнуться, Паг заперся с этими томами в, кабинете и начал внимательно их изучать. И вот он сидел, опустив том на колени, - он уже начал понимать, что именно ему надлежит делать.

Паг аккуратно положил книгу на письменный стол и вышел из кабинета. По лестнице он спустился в зал, куда выходили все комнаты, которыми уже пользовались в недостроенном здании академии. Работа на верхнем этаже рядом с башней, где помещалась библиотека, была приостановлена из-за дождя.

Холодный порыв ветра дунул сквозь незаделанный проем в стене, и Паг, входя в обеденный зал, поплотнее закутался в черное одеяние. Обеденный зал использовался как общая комната.

Кейтала подняла голову от вышивания - она сидела у камина.

Брат Доминик разговаривал с Кулганом, дородный чародей, как всегда, попыхивал трубкой. Касами наблюдал за Уильямом и Гаминой; дети, устроившись в уголке, играли в шахматы - их лица были сосредоточенны, они пытались освоить новую для них игру.

Уильям не проявлял особого интереса к шахматам, пока игрой не заинтересовалась Гамина. Поражение пробудило в нем дух борьбы, ранее просыпавшийся только во дворе, на площадке для игры в мяч.

Паг подумал, что, если позволит время, он займется изучением их талантов поближе. Если время позволит...

Вошел Мичем с графином вина и предложил Пагу. Паг поблагодарил его и сел рядом с женой.

- Ужин не раньше чем через час, - сказала Кейтала. - Я думала, что мне опять придется выволакивать тебя.

- Я закончил работу и решил отдохнуть перед трапезой.

- Хорошо, - вздохнула Кейтала. - Ты работаешь, не щадя себя, Паг. Ты учишь, наблюдаешь за строительством академии, потом запираешься в своем кабинете, а для нас у тебя почти не остается времени.

- Пилишь? - улыбнулся Паг.

- Право жены, - ответила она, улыбнувшись в ответ. Кейтала не была ворчуньей. Если ей что-то не нравилось, она сразу же об этом говорила, и дело тут же решалось или взаимными уступками, или же одному из супругов приходилось принимать условия другого.

- Где Гардан? - спросил Паг, оглядевшись.

- Ба! Ты заметил! - сказал Кулган. - Если бы ты не запирался в башне, ты бы помнил, что он сегодня уехал в Шамату - отправить Лиаму письма. Через неделю он вернется.

- Он поехал один?

Кулган выпрямился в кресле:

- Я сделал предсказание. Дождь будет идти три дня. Многие рабочие отправились на это время домой - это лучше, чем три дня сидеть в казармах. Гардан поехал вместе с ними. Что ты там делал в своей башне все эти дни? Ты за неделю не сказал и пары слов.

Паг оглядел тех, кто был с ним в комнате. Кейтала, кажется, занялась своим рукоделием, но Паг знал, что она прислушивается к разговору. Дети погрузились в игру. Кулган и Доминик смотрели на него с живым интересом.

- Я читал книги Макроса, пытаясь найти объяснения тому, с чем мы столкнулись. А вы?

- Мы с Домиником поговорили с людьми в поселке и пришли к кое-каким выводам.

- Каким?

- Роуген поправляется. Он смог подробно рассказать нам о том, что он увидел, и некоторые особенно даровитые юнцы занялись этой задачей. - Паг услышал гордость и удовольствие в словах старого чародея. - То, что пытается нанести вред Королевству или всей Мидкемии, ограничено в своих возможностях.

Допусти на миг, что, согласно нашим опасениям, через Врата сюда пробралась та темнаясила с Келевана. Ей не хватает мощи, и поэтому она боится заявить о себе открыто.

- Объясни, - попросил Паг, забывая об усталости.

- Мы предположили, что это существо из родного мира Касами, и не стали искать другого объяснения тому, что оно говорит на древнем языке цурани. Но, в отличие от соплеменников Касами, оно не выступает открыто, а пытается сделать своим орудием других. Допустим, оно попало сюда через Врата. Мост уже год как разрушен, а это означает, что оно находится в Мидкемии не меньше года и не больше одиннадцати лет, собирая себе прислужников, таких, пантатианский жрец. К тому же оно пытается утвердиться через моррела, того "прекрасного", как описал его Роуген. Кого нам надо действительно опасаться, так это черного существа, которое стояло за спиной прекрасного моррела и остальных. Итак, если все верно, это существо пытается действовать украдкой. Почему? Оно либо слишком слабо, чтобы действовать самому, и должно заставлять действовать других, или же оно тянет время, чтобы потом обнаружить свою истинную природу.

- Это означает, что нам надо узнать, что это за сила или существо.

- Верно. Кроме того, мы сделали кое-какие выкладки, основываясь на допущении, что это существо не с Келевана.

Паг прервал его:

- Не трать на это время, Кулган, Мы должны остановиться на том, что это существо все же из Келевана, что, на худой конец, дает нам хоть какие-то зацепки. Если Мурмандрамас - просто вождь моррелов, наделенный магическими способностями, который возвысился сам, без посторонней помощи, и просто случайно умеет говорить на мертвом языке древних цурани, что ж... может быть и так. Но мы обязаны принять во внимание вторжение некоей темной силы с Келевана.

Кулган громко вздохнул и снова раскурил погасшую трубку.

- Жаль, что у нас мало времени и мало идей. Жаль, что мы не можем без риска изучить некоторые детали этого явления. Мне многого не хватает, но больше всего - сведений о том, с чем мы столкнулись.

- Есть место, где могут найтись такие сведения.

- Где? - спросил Доминик. - Я с радостью отправлюсь с вами или о кем-нибудь еще в это место, невзирая на опасности.

Кулган горько рассмеялся:

- Нет, брат мой. Мой бывший ученик говорит о месте в ином мире. - Кулган мрачно посмотрел на Пага. - Это библиотека Ассамблеи.

- Ассамблеи? - переспросил Касами.

Паг увидел, как замерла Кейтала.

- Там могут найтись ответы, которые помогут нам в грядущей битве, - сказал он.

Кейтала так и не подняла глаза от вышивания.

- Хорошо, что Врата закрыты и не могут снова открыться, - сказала она ровным голосом. - Иначе тебя уже велели бы арестовать. Вспомни, ведь твое положение Всемогущего было поставлено под вопрос перед нападением на императора. Можно не сомневаться, что сейчас тебя объявили преступником. Нет, это хорошо, что ты не можешь вернуться.

- Могу, - сказал Паг.

Глаза Кейталы вдруг вспыхнули, и она бросила на него мрачный взгляд:

- Нет! Ты не можешь вернуться!

- Как же можно вернуться? - спросил Кулган.

- Когда я закончил, меня подвергли последнему испытанию, - пояснил Паг. - Стоя на верхней площадке Башни Испытаний, я видел образ времен Странника - странствующей звезды, которая угрожала Келевану. Именно Макрос вмешался в последний момент и спас Келеван. Макрос был на Келеване и в тот день, когда я почти разрушил императорскую арену. То, что было столь очевидным, я понял только сейчас.

- Макрос мог путешествовать между мирами по своей воле! - догадался Кулган. - Макрос умел создавать управляемые врата!

- И я теперь знаю как. Я нашел указания в одной из его книг.

- Ты не можешь отправиться туда, - прошептала Кейтала.

Паг, потянувшись к ней, взял ее руки, крепко сжатые в кулачки.

- Я должен. - Он повернулся к Кулгану и Доминику:

- У меня есть средство вернуться в Ассамблею, и я должен им воспользоваться. Иначе, если Мурмандрамас окажется слугой темной силы с Келевана или даже если просто отвлекает нас, пока эта сила набирается мощи, мы можем утратить всякую надежду. Нам надо узнать, как бороться с этой силой, а для этого мы должны сначала узнать о ней побольше, узнать ее природу, и поэтому мне необходимо отправиться на Келеван. - Он посмотрел на жену, а потом на Кулгана:

- Я возвращаюсь в Цурануани.

Первым заговорил Мичем:

- Хорошо. Когда мы отправляемся?

- Мы? спросил Паг. -Я пойду один.

- Ты не можешь идти один, - ответил Мичем таким тоном, словно сама мысль об этом была чистейшим абсурдом. - Когда же мы отправляемся?

Паг посмотрел на Мичема снизу вверх:

- Ты не говоришь на их языке и слишком высок для цурани.

- Я буду твоим рабом. Там же есть рабы из Мидкемии, ты часто об этом говорил, - отмел Мичем доводы Пага. Посмотрев сначала на Кейталу, а потом на Кулгана, он сказал:

- Если с тобой что-нибудь случится, здесь никогда не будет покоя.

Подошел Уильям, за ним - Гамина.

- Папа, возьми с собой Мичема.

- "Пожалуйста".

Паг воздел руки кверху:

- Хорошо, - сказал он. - Разыграем представление.

- Что ж, уже лучше, - кивнул Кулган. - Только не думай, что я одобряю твою затею.

- Я приму во внимакие твое неодобрение.

- Теперь, когда решение принято, - сказал Доминик - я опять предлагаю, свои услуги.

- Ты предложил их, еще не зная, куда я собрался. За одним мидкемийцем я еще могу присмотреть, а два уже потребуют немало забот.

- Я могу быть полезен, - ответил Доминик. - Мне знакомо искусство врачевания, и я тоже владею кое-какой магией. У меня твердая рука.

Паг внимательно посмотрел на монаха.

- Ты ненамного выше меня и вполне можешь сойти за цурани, но ведь ты не знаешь языка.

- В храмах Ишапа известны магические приемы для изучения языков. Пока ты готовишь свои заклинания для открытия врат, я вполне могу выучить наречие цурани и помогу Мичему учить его, особенно если госпожа Кейтала и граф Касами помогут мне.

- Я могу помочь, - сказал Уильям. - Я говорю на цурани.

Кейтала согласилась, правда, без большой охоты. Касами сказал:

- Я тоже могу помочь. - Он, казалось, был чем-то расстроен.

- Касами, я-то думал, ты первым захочешь вернуться, а ты так ничего и не сказал, - заметил Кулган.

- Когда закрылись Врата, моя жизнь на Келеване кончилась.

Теперь я - граф Ламутский. Моя жизнь в империи Цурануани - не более, чем воспоминание. Даже если можно вернуться, я не вернусь, потому что я дал клятву королю. Но, - сказал он Пагу, - ты не передашь от меня письма отцу и брату? Они не знают, жив ли я, не говоря уже о том, как я живу.

- Конечно, - ответил Паг и обратился к Кейтале:

- Любовь моя, можешь ли ты сшить два одеяния ордена Хантукамы? - Она кивнула. Паг пояснил остальным:

- Это орден миссионеров, его члены разъезжают по всей стране. Притворившись странствующими братьями, мы не привлечем лишнего внимания. Мичем будет нашим рабом.

- Что-то мне вся эта затея не очень нравится, - заявил Кулган.

- Вечно тебе что-нибудь не нравится, - парировал Мичем.

Паг рассмеялся. Кейтала крепко обняла мужа. Ей тоже не нравилась эта затея.

Кейтала протянула Пагу рясу:

- Примерь.

Одежда была ему как раз. Кейтала заботливо выбрала ткань, наиболее похожую на ту, что употреблялась на Келеване.

В этот день Паг назначил собрание сообщества, чтобы выбрать руководителей на время своего отсутствия и на тот случай - все понимали это, но вслух никто не произносил, - на тот случай, если он не вернется. Доминик и Мичем под руководством Касами и Уильяма учили язык цурани. Кулган изучал работы Макроса по созданию врат, чтобы помочь Пагу.

Кейтала разглядывала свое изделие, когда в комнату Пага вошел Кулган.

- Ты в этом замерзнешь.

- На моей родине всегда жарко, Кулган, - ответила Кейтала.

- Никто не носит теплой одежды.

В комнату вбежали Уильям и Гамина. Девочка в последнее время, когда стало ясно, что Роуген поправится, очень переменилась. Она стала постоянной спутницей Уильяма - играла и ссорилась с ним, как родная сестра. Пока старик поправлялся, Кейтала поселила девочку у себя, в соседней с Уильямом комнате.

- Мичем идет! - крикнул мальчик и засмеялся, завертевшись волчком от восторга. Гамина тоже громко засмеялась и закружилась вместе с Уильямом, а Кулган и Паг обменялись взглядами - они впервые слышали голос девочки. В комнату вощел Мичем, и взрослые тоже рассмеялись. Крепкие волосатые ноги и руки охотника нелепо торчали из короткой одежды; он неловко ступал в сандалиях цураниавского образца.

Он оглядел комнату.

- Что смешного?

- Я так привык видеть тебя в одежде охотника, - ответил Кулган, - что ни в чем другом и представить тебя не могу.

- Ты выглядишь не совсем так, как я предполагал, - сказал Паг, пытаясь удержаться от смеха.

Воин-охотник с отвращением покачал головой:

- Может, хватит? Когда мы отправляемся?

- Завтра утром, сразу после рассвета, - ответил Паг. И смех в комнате замер.

Они тихо стояли вокруг холма на северной оконечности острова, где росло большое дерево. Дождь перестал, но дул сырой холодный ветер, обещая новый дождь. Большая часть сообщества пришла проводить Пага, Доминика и Мичема.Кейтала стояла рядом с Кулганом, положив руки на плечи Уильяма. Гамина крепко держалась за юбку Кейталы, испуганно глядя по сторонам.

Паг стоял в одиночестве, сверяясь со свитком. Неподалеку от него, дрожа на ветру, стояли Доминик и Мичем и слушали Касами, который рассказывал им о тех обычаях цурани, знание которых могло им пригодиться: он без конца вспоминал все новые детали.

Мичем держал сумку, собранную Пагом, - в ней лежали обычные принадлежности странствующего жреца. Кроме того, на дне сумки помещались вещи, которые вряд ли можно было увидеть у келеванских жрецов - оружие, металлические монеты, - по понятиям Келевана, целое состояние.

Кулган встал туда, куда указал ему Паг, держа в руках посох, вырезанный одним из местных резчиков. Старый маг с силой воткнул его в землю, потом взял другой и воткнул его в четырех шагах от первого. Он отошел назад, а Паг начал читать заклинание по свитку.

Между двумя посохами возникла полоса света, переливаясь всеми цветами радуги сверху донизу. Она становилась все ярче - на нее уже было больно смотреть. Паг продолжал читать заклинания. Раздался громкий взрыв, словно ударила молния, и воздух устремился в сторону посохов, словно втягиваясь в пространство между ними.

Паг отложил свиток и посмотрел на то, что он сотворил: сияющий квадрат серого "ничто" между посохами. Подозвав к себе Доминика, он сказал:

- Я пройду первым. Врата нацелены на поляну позади моего прежнего поместья, но может оказаться, что они открылись вовсе не там, где надо.

Если окажется, что они ведут во враждебное место, ему надо будет сделать только обратный шаг вокруг посоха, и он снова появится в Мидкемии. Если он сможет сделать этот шаг...

Паг обернулся и улыбнулся Кейтале и Уильяму. Его сын вертелся в разные стороны, но Кейтала, слегка нажав руками ему на плечи, удерживала его на месте. Она только кивнула, сосредоточенно глядя на мужа.

Паг шагнул в пустоту и исчез. Собравшиеся затаили дыхание - лишь немногие из присутствующих знали, чего ожидать.

Вдруг Паг появился с другой стороны серого квадрата, и собравшиеся с облегчением вздохнули. Он подошел к своим спутникам и сказал:

- Врата открываются как раз там, куда нацелены. Заклинание Макроса действует безупречно. - Он взял Кейталу за руки. - Это совсем рядом с поляной для медитаций у зеркального пруда.

Кейтала с трудом сдерживала слезы. Когда-то она была хозяйкой этого огромного поместья и высаживала цветы вокруг этого пруда - там, где одинокая скамья обращена к спокойным водам озера. Она кивнула, и Паг обнял ее, потом Уильяма. Когда Паг наклонился к Уильяму, его неожиданно обняла Гамина.

- "Будь осторожен".

Он обнял ее в ответ:

- Буду, малышка.

Паг сделал знак Доминику и Мичему, чтобы они следовали за ним, и шагнул в пустоту. Немного помедлив, они последовали за Пагом.

Остальные долго стояли, глядя туда, где исчезли трое мужчин. Снова начался дождь. Никому не хотелось уходить. Дождь усилился, и Кулган сказал:

- Те, кто назначен сторожить, остовайтесь. Остальные - за работу.

Люди медленно стали расходиться - никого не обманул резкий тон Кулгана. Все беспокоились так же, как и он.

Ягу, главный садовник поместья Нетохи, что неподалеку от города Онтосета, обернувшись, увидел незнакомцев, идущих по дорожке от поляны медитаций к дому. Двое из них были жрецами Хантукамы, Приносящего Благословенное Здоровье, хотя оба казались необычайно высокими для жрецов. За ними шагал их раб - воин-варвар, плененный в последней войне. Ягу вздрогнул: вид раба внушал страх - глубокий шрам пересекал всю его левую щеку.

В компании воинов Ягу всегда ощущал себя не в своей тарелке - он предпочитал компанию цветов и растений людям, которые только и говорят, что о войнах и почестях. Все же у него были определенные обязанности перед хозяином дома, поэтому он пошел навстречу трем незнакомцам.

Увидев, что садовник приближается, они остановились, и он первым поклонился им, ведь первым собрался начать разговор именно он - это была простая вежливость. Ягу пока ничего не знал о том, кто по званию его гости.

- Приветствую вас, достопочтенные жрецы. Ягусадовник стал препятствием на пути вашем.

Паг и Доминик поклонились. Мичем, согласно обычаю, просто стоял сзади - приветствие его не касалось. Паг сказал:

- Приветствуем тебя, Ягу. Для двух скромных жрецов Хантукамы твое появление - не помеха. Здоров ли ты?

- Да, я здоров, - ответил Ягу в ответ на формальное приветствие чужаков. После чего принял важную позу, скрестив руки на груди. - Что привело жрецов Хантукамы в дом моего хозяина?

Паг ответил:

- Мы идем иа Сирэна в Равнинный город. Проходя мимо, мы увидали этот дом и понадеялись, что здесь двум странствующим бедным жрецам можно будет попросить еды. Возможно ли это? - Паг знал, что Ягу не вправе решать, но позволил скромному садовнику сыграть роль хозяина...

Садовник потер подбородок.

- Вам не возбраняется просить подаяния, хотя не могу сказать, накормят ля вас. Идемте, я провожу вас до кухни.

По дороге к дому Паг спросил:

- Могу ли я почтительнейше спросить, кто обитает в этом чудесном доме?

Засияв гордостью в отраженных лучах славы твоего хозяина, Ягу ответил:

- Это дом Нетохи, называемого "Тот, кто легок на подъем".

Паг притворился, что никогда не слышал о, таком, хотя был рад узнать, что его бывший слуга все еще владеет поместьем.

- Может быть, - сказал Паг, - не будет очень нескромным со стороны бедных жрецов засвидетельствовать почтение такой важной особе?

Ягу нахмурился. Его хозяин был занятым человеком, хотя всегда находил время для таких гостей, как эти. Ему бы не понравилось, если бы садовник выгнал их прочь, несмотря на то, что они едва ли чем-нибудь отличались от простых нищих - ведь эти жрецы не из такой могущественной секты, как слуги Чочокана или Джурана.

- Я спрошу. Может быть, мой хозяин и найдет время для вас.

А нет, так прикажет дать вам еды.

Садовник провожал их до двери, которая, как хорошо было известно Пагу, вела на кухню. Они остались на ярком послеполуденном солнце, а садовник вошел в дом. Дом представлял собой сооружение необычное для цурани и состоял из нескольких соеданенвых между собой зданий. Паг построил его всего два года назад. Может быть, дом ознаменовал бы собой крутые перемены в архитектуре цурани, но Паг сомневался, что у него на этом пути будут последователи - цурани были очень чувствительны к переменам политической моды.

Распахнулась дверь, и вышла женщина. За ней показался Ягу.

Паг поклонился, чтобы она не успела рассмотреть его лицо. Это была Алморелла, близкая подруга Кейталы, рабыня, которой Паг дал свободу, теперь она была женой Нетохи.

- Госпожа моя милостиво согласилась побеседовать со жрецами Хантукамы, - сказал Ягу.

Не разгибаясь, Паг спросил:

- Здорова ли ты, госпожа?

Услышав его голос, Алморелла ухватилась рукой за дверной косяк. Когда Паг выпрямился, она, с трудом восстановив дыхание, ответила:

- Я... здорова, - и начала произносить его цуранское имя.

Паг покачал головой.

- Я встречался с твоим достопочтенным мужем ранее и надеялся, что он выделит минутку для старого знакомого.

- Мой муж всегда... найдет время для... старых друзей, - почти неслышно ответила Алморелла.

Она пригласила их войти и закрыла за ними дверь. Удивленный Ягу постоял немного перед дверью, затем, пожав плечами, вернулся к своим любимым цветам. Кто поймет этих богатеев?

Алморелла молча и быстро вывела их из кухни. Она с трудом сохраняла самообладание и едва успела спрятать дрожащие руки, проходя мимо трех озадаченных рабов. Они не заметили волнения хозяйки, потому что во все глаза смотрели на Мичема - такого громадного раба-варвара им еще не приходилось видеть - ну просто великан из великанов!

Добравшись до бывшего кабинета Пага, она открыла дверь и прошептала:

- Сейчас приведу мужа.

Они вошли и сели на подушки, разложенные на полу. Мичему показалось это не очень удобным. Паг огляделся. Его охватило чувство странной раздвоенности: казалось, открой дверь в сад - и увидишь Кейталу и Уильяма. Однако он был облачен не в черную мантию Всемогущего, а в шафрановую рясу жреца Хантукамы, и над двумя мирами, с которыми переплелась его судьба, нависла ужасная угроза. С тех пор, как Паг начал поиски пути обратно на Келеван, его не покидало тревожное чувство. Он ощущал, что его подсознание работало, как всегда, чем бы ни было занято его внимание. Что-то в событиях, произошедших в Мидкемии, было ему смутно знакомо, и он знал - придет время, и интуиция подскажет ему, что именно.

Открылась дверь. Вошел мужчина, следом за ним - Алморелла.

Она закрыла дверь, и мужчина низко поклонился:

- Это честь для меня. Всемогущий.

- Да благословен будет дом твой, Нетоха. Здоров ли ты?

- Здоров, Всемогущий. Чем могу служить тебе?

- Садись и расскажи мне о том, как идут дела в Империи. - Нетоха сел. - Священным Городом все еще правит Ичиндар?

- Да, Свет Небес все еще правит империей.

- А Имперский Стратег?

- Альмеко, которого ты знал, сохранил честь, лишив себя жизни, когда ты опозорил его на Имперском фестивале. Теперь белые с золотом одежды носит его племянник Аксантукар. Он из семьи Оаксатукан, которая выгадала на смерти других, когда... мир был нарушен. Те, кто имел притязания, были убиты, и многие, имевшие столько же прав на этот пост, сколько и он... получили свое. Партия Войны все еще верховодит в Высшем Совете.

Паг задумался. Раз партия Войны все еще сильна, ему будет нелегко найти сочувствующих в Высшем Совете. С другой стороны, никогда не прекращающаяся борьба за власть могла предоставить ему возможность найти союзников.

- А Ассамблея?

- Я отправил те письма, что ты просил меня отправить.

Всемогущий. Другие сжег, как ты велел. Я получил только записку, в которой один из Всемогущих благодарил меня, и ничего больше.

- О чем сейчас говорят люди?

- Давно я не слышал, чтобы упоминали твое имя. Но сразу после того, как ты исчез, было объявлено, что ты пытался заманить в ловушку Свет Небес, и тем самым навлек на себя бесчестье. Тебя объявили преступником, Ассамблея исключила тебя - впервые за всю историю, и тебе запрещено носить черные одежды. Твои слова больше не закон. Любой, кто осмелится помочь тебе, подвергает смертельной опасности свою жизнь, жизнь своей семьи и всего рода.

Паг поднялся:

- Мы не задержимся здесь, друг. Я не могу подвергать опасности вашу жизнь. - Он пошел к двери, а Нетоха сказал:

- Я знаю тебя лучше, чем другие. Ты никогда бы не сделал того, в чем тебя обвиняют, Всемогущий.

- По решению Ассамблеи я больше не Всемогущий.

- Тогда я должен поблагодарить простого человека, Миламбер, - сказал Нетоха, называя Пага его цуранским именем. - Ты много дал нам. Имя Нетохи Чичимека занесено в свитки клана Хунзан.

Мои сыновья вырастут важными людьми только благодаря твоей щедрости.

- Сыновья?

Алморелла похлопала себя по животу:

- Следующей весной. Жрецы-целители говорят, что будут близнецы.

- Кейтала обрадуется вдвойне. Она будет рада узнать, что сестра ее сердца, во-первых, процветает, а во-вторых, готовится стать матерью.

Глаза Алмореллы повлажнели:

- А как поживает Кейтала? А мальчик?

- Мои жена и сын живут хорошо и шлют тебе горячий привет.

- Передай и им наши самые наилучшие пожелания, Миламбер. Я молилась о том, чтобы когда-нибудь мы встретились с ней снова.

- Может быть. Не скоро, но когда-нибудь... Нетоха, ты ничего не менял?

- Нет, Миламбер. Я ничего не трогал. Это ведь твой дом.

Паг поднялся и поманил за собой остальных.

- Рисунок мне может понадобитьея для быстрого возвращения в мой мир. Если я два раза ударю в гонг на входе, отправь всех из дома, потому что за мной могут гнаться те, кто все здееь разрушит. Надеюсь, этого не случился.

- Воля твоя, хозяин.

Они прошли в другую комнату.

- На поляне у пруда устройство, посредством которого я могу вернуться домой. Мне бы хотелось, чтобы его никто не трогал, - сказал Паг.

- Хорошо. Я скажу слугам, чтобы на поляну никого не пускали.

- Куда ты, Миламбер? спросила Алморелла.

- Этого я вам не скажу чего вы не знаете, того у вас не смогут узнать даже маги. Вы и так в опасности просто потому, что пустили меня под свою крышу. Не стану ее увеличивать.

Паг привел Мичема и Доминика в комнату с рисунком на полу и закрыл за собой дверь. Вытащив из-за пояса свиток, запечатанный воском, Паг положил его в центр большого рисунка - из керамической плитки были выложены избражения трех дельфинов.

- Я посылаю другу письмо. С этой печатью никто, кроме того, кому оно предназначено, не смеет коснуться его. - Он на мгновение закрыл глаза - и свитка на полу не стало.

Затем Паг поставил Доминика и Мичема на рисунке рядом с собой.

- Каждый Всемогущий имеет в своем доме определенный рисунок, и если его хорошенько вспомнить, можно отправляться туда самому или посылать разные вещи. Иногда место, которое очень знакомо, например, кухня в Крайди, где я в детстве работал, может служить таким рисунком. Обычно полагается ударом в гонг известить о своем появлении, во на этот раз я не стану этого делать. Идем. - Он взял их за руки, закрыл глаза и начал читать заклинания. Комната закружилась перед их глазами, а когда кружение остановилось, оказалось, что это другая комната.

- Что... - начал Доминик и понял, что они перенеслись в другое место. Он посмотрел на пол: они стояли на изображении красно-желтого цветка.

- Здесь живет, - сказал Паг, - брат одного из моих учителей. Этот рисунок был сделан для него, и Всемогущий частенько сюда заглядывал. Надеюсь, мы найдем здесь друзей.

Паг подошел к двери и, приоткрыв ее, выглянул в коридор. За ним встал Доминик.

- Как далеко мы перенеслись?

- Миль за восемьсот, может быть, больше.

- Невероятно, - тихо сказал Доминик.

Паг быстро провел их по коридору и, не постучав, раздвинул дверь в другую комнату.

За низким столом сидел старик в темно-синем одеянии простого, но изысканного покроя. Прищурившись и шевеля губами, он читал пергамент, лежавший перед ним. Паг был потрясен - он помнил этого человека полным сил мужчиной. Прошедший год сильно состарил его.

Старик взглянул на вошедших.

- Миламбер! - воскликнул он в изумлении.

Паг, пригласив своих спутников войти, задвинул за ними дверь.

- Да благословен будет дом твой, властитель Шиндзаваи.

Камацу, глава рода Шиндзаваи, не стал вставать, чтобы ответить на приветствие. Он пристально смотрел на своего бывшего раба, который поднялся до ранга Всемогущего.

- Тебе вынесен приговор, бесчестный предатель. Если тебя поймают, у тебя отнимут жизнь. - В холодном тоне старика сквозила враждебность.

Паг опешил: Камацу был одним из организаторов заговора с целью положить конец Войне Врат, и Касами, его сын, отвез предложение о мире королю Родрику.

- Чем я заслужил такие оскорбления от тебя, Камацу? - спросил он.

- Я потерял сына, когда ты попытался обманом заманить в ловушку Свет Небес.

- Твой сын жив, Камацу. Он по-прежнему почитает и любит отца.

Паг передал Камацу письмо от Касами. Старик долго читал его. Когда он закончил, слезы текли по его морщинистым щекам.

- Это правда? - спросил он.

- Правда. Мой король не предавал тех, кто собрался за столом переговоров. И я не замешан в предательстве. Долго мне придется объяснять тебе, в чем дело? Сначала послушай, что я расскажу о твоем сыне. Он не только жив. Он занимает высокое положение в моей стране. Наш король не ищет отмщения бывшим врагам. Он обещал свободу всем, кто станет ему служить. Касами и все остальные - свободные люди. Они состоят на службе в армии короля.

- Все? - недоверчиво спросил Камацу.

- Четыре тысячи солдат Келевана теперь солдаты армии моего короля. Они считаются самыми благонадежными его подданными. Они не запятнали бесчестьем свои имена. Когда жизнь короля Лиама была в опасности, его охрана была возложена на твоего сына и его людей. - Гордость отразилась в глазах Камацу. - Цурани живут в городе, который называется Ламут, и доблестно сражаются против врагов нашей страны. Твой сын носит титул графа этого города, а это важный ранг, подобный рангу властителя. Он женат на Мигэн, дочери богатого купца из Рилланона, и ты скоро станешь дедушкой.

Казалось, к старику вернулись силы.

- Расскажи, как он живет, - попросил он. Паг и Камацу стали говорить о Касами, его жизни в последний год, о его возвышении, о том, как перед коронацией Лиама он встретил Мигэн, его недолгих ухаживаниях и их свадьбе. Они говорили почти полчаса - Паг на время позабыл о неотложности дела, приведшего его сюда.

Ответив на все вопросы старика, Паг поинтересовался:

- А Хокану? Касами просил узнать о брате.

- Мой младший сын живет неплохо. Он охраняет северные границы от набегов тюнов.

- Выходит, Шиндзаваи достигли величия в двух мирах, - сказал Паг. - Только Шиндзаваи из всех семей цурани могут заявить такое о себе.

- Непривычно думать об этом, - сказал Камацу. - Почему ты вернулся, Миламбер? Думаю, не только для того, чтобы утешить старика в его горе.

- Против моего народа поднимается какая-то темная сила, Камацу. Мы пока увидели только часть ее могущества и хотим узнать, что это за сила.

- Какое отношение это имеет к твоему возвращению?

- Один из наших пророков в видении встретил эту темную силу, и она обратилась к нему на языке храмов. - Паг рассказал о видений Роугена.

- Разве такое может быть?

- Вот поэтому я и отважился вернуться. Я надеюсь найти ответ в библиотеке Ассамблеи.

Камацу покачал головой:

- Ты очень рискуешь. Помимо обычных для Большой Игры трений, отношения в Высшем Совете напряженны. Я подозреваю, что нас ждут неспокойные времена - новый Имперский Стратег одержим идеей править всеми народами.

Поняв, о чем хотел сказать Камацу, Паг спросил:

- Ты говоришь о размолвке между императором и Стратегом?

Старик кивнул, тяжело вздохнув.

- Я опасаюсь гражданской войны. Если Ичиндар проявит ту же несгибаемую волю, какую он проявил, чтобы положить конец войне с Мидкемией, Аксантукар будет сметен, как ветер сметает облачко дыма. Большинство семейных кланов все еще считают императора верховным правителем и лишь немногие доверяют новому Стратегу.

Но и влияние императора теперь уже не то. Ведь он собрал за столом переговоров властителей пяти самых влиятельных кланов, а они стали жертвами предательства. В результате он лишился былого доверия. Аксантукар может не бояться противодействия. Я думаю, Стратег хочет объединить две ветви власти. Ему недостаточно золотой каймы на белых одеждах. Мне кажется, он хочет носить золотое одеяние Света Небес.

- "В Большой Игре все возможно", - процитировал Паг. - Но, знай, за столом переговоров пострадали все. - Он поведал Камацу о древних преданиях: Враге и об опасении Макроса, что врата между мирами притянут страшную силу.

- Если эта история и не совсем оправдывает императора, то все же может помочь ему обрести поддержку в Совете, если поддержка еще хоть что-нибудь значит.

- Ты считаешь, что Стратег уже готов действовать?

- Да, в любой момент. Он уже прибрал к рукам Ассамблею - некоторые прикормленные им чародеи требуют пересмотра ее независимости. Теперь Всемогущие проводят время, споря о деталях. Хочокена и мой брат Фумита отказываются участвовать в Большой Игре. Ассамблея утратила политический вес.

- Тогда ищи союзников в Высшем Совете. Скажи им вот что: наши два мира снова связаны, но теперь - темной силой, имеющей цуранское происхождение. Она хочет уничтожить Королевство. Эта сила неподвластна человеку, может быть, только боги могут справиться с ней. Я не могу сказать тебе, откуда я это знаю, но я уверен, что, если падет Королевство Островов, падет и Мидкемия, а после падения Мидкемии наступит черед Келевана.

Камацу, глава рода Шиндзаваи, бывший военачальник клана Каназаваи, встревожился. Он тихо спросил:

- Неужели это может случиться?

В глазах Пага светилась убежденность.

- Может быть, меня схватят или убьют. Если это случится, я должен иметь союзников в Высшем Совете, которые расскажут об этом Свету Небес. Не за свою жизнь боюсь я, Камацу, а за существование двух наших миров. Если я погибну, Всемогущие Хочокена или Шимони смогут перейти в мой мир, чтобы рассказать о том, что удалось узнать об этой темной силе. Ты поможешь нам?

Камацу поднялся:

- Конечно. Даже если бы ты не привез письмо от Касами, даже если бы наши подозрения относительно тебя подтвердились, только безумец не отбросил бы прежние раздоры перед лицом такой угрозы. Я немедленно поеду на быстрой лодке вниз по реке, в Священный Город. Где ты будешь?

- Я буду искать помощи у Всемогущих. Если мне удастся, я выступлю перед Ассамблеей. Никто не получает черную ризу, не научившись слушать раньше, чем действовать. Нет, самая большая для меня опасность - попасть в руки Имперского Стратега. Если ты за три дня ничего обо мне не услышишь, считай, что это произошло. Значит, я или мертв, или в тюрьме. Тогда придется действовать тебе. Мурмандрамасу поможет только молчание. В этом ты можешь быть уверен.

- Да, Миламбер.

Паг, которого называли Миламбером, Всемогущим, встал и поклонился.

- Мы должны идти. Да благословен будет дом твой, Шиндзаваи.

- Да благословен будет и твой дом. Всемогущий.

Нещадно палило солнце, громко кричали разносчики. Рыночная площадь Онтосета была забита суетливой толпой. Паг и его спутники заняли место в той части рынка, которая была отведена для нищих и жрецов. Третье утро подряд они рано просыпались в укромном месте у городской стены и проводили день, выпрашивая подаяние у тех, кто отзывался на их мольбу. Мичем бродил среди людей, протягивая чашу для подаяний. В Империи был только один храм Хантукамы - в Янкоре, довольно далеко от Онтосета, к востоку от Священного Города Кентосани, так что опасность разоблачения другими бродячими жрецами этого же ордена была невелика. Немногочисленные члены ордена расходились по всей стране и могли годами не встречаться друг с другом.

Паг закончил утреннюю молитву и вернулся к Доминику, который объяснял матери девочки, сломавшей ногу, как надо ухаживать за ребенком, чтобы сломанная нога полностью срослась за несколько дней. Женщина могла отблагодарить Доминика только восторженными словами, но по улыбке монаха было понятно, что этого ему вполне достаточно. Подошел Мичем и показал несколько крохотных драгоценных камней и полосок металла, которые служили в Империи деньгами:

- Таким способом можно неплохо заработать.

- Это они от испуга тебе столько дали, - сказал Паг.

Вдруг толпа зашумела и расступилась, пропуская группу всадников, одетых в зеленые доспехи клана Хонсака, репутация которого была Пагу известна: он входил в Партию Войны.

- Смотри-ка, как им понравилось ездить верхом, - заметил Мичем.

- Ламутским цурани тоже, - шепотом ответил Паг. - Вспомни Касами. Стоит ему забраться на лошадь, и его не снимешь оттуда никакими силами.

Мидкемяне уже знали, что лошади прижились на Келеване, а в армии появились кавалерийские части.

Всадники проехали, но позади группы мидкемян толпа снова заволновалась. Они обернулись: перед ними стоял очень толстый человек в черном одеянии, его лысая голова блестела под полуденным солнцем. Горожане, кланяясь, обходили его - никто не хотел стеснять особу одного из Всемогущих. Паг и его спутники тоже поклонились.

- Вы трое пойдете со мной, - сказал чародей.

Паг с покорным видом ответил:

- Твоя воля, Всемогущий. - И они поспешили вслед за чародеем.

Чародей в черной ризе подошел к ближайшему дому, который оказался кожевенной мастерской, и заявил хозяину:

- Мне нужен этот дом. Ты можешь вернуться через час.

- Воля твоя. Всемогущий, - без колебания ответил хозяин и, позвав подмастерьев, вышел с ними на улицу. Через минуту в доме никого, кроме Пага и его друзей, не осталось.

Паг и Хочокена обнялись.

- Миламбер, ты сошел с ума, если вернулся сюда, - сказал толстяк. - Я глазам своим не поверил, когда получил твое письмо. Почему ты рискнул послать его через рисунок, и почему я встречаю тебя в центре города?

- Мичем, следи за окном, - сказал Паг. Он улыбнулся:

- Где можно лучше спрятаться, чем на виду у всех? Ты обычно получаешь письма через рисунок, и кому придет в голову расспрашивать тебя, почему ты остановился поговорить с тем или иным жрецом? - Он представил друзей:

- А это мои спутники.

Хочокена сел, расчистив себе место на скамье.

- У меня тысяча вопросов. Как тебе удалось вернуться?

Чародеи, которые служат Стратегу, пытаются при помощи чар разыскать твой родной мир, потому что Свет Небес, да защитят его боги, решил отомстить предателям, сорвавшим переговоры. И как тебе удалось разрушить врата? И остаться в живых? - Он увидел, как Паг оживился, слушая его вопросы, и закончил:

- И, самое главное, почему ты вернулся?

- Какая-то темная сила, зародившаяся в мире цурани, угрожает моему миру. Я хочу знать, что это за сила, и поэтому вернулся на Келеван. - Хочокена вопросительно посмотрел на него. - Дома происходит много необычного. Я надеюсь, что смогу узнать хоть что-нибудь о природе этой темной силы. А сила эта внушает ужас. - Он начал подробно рассказывать, начав с объяснения причины, которая вынудила Макроса пойти на предательство, о попытках убить принца Аруту, о видении Роугена.

- Все это удивительно, сказал Хочокена, - потому что мы ничего не знаем о существованйии такой силы на Келеване, во всяком случае, я ни о чем подобном не слышал. Одно из достоинств нашей организации заключается в том, что две тысячи лет совместной работы людей в черных одеяниях избавили этот мир от большого количества подобных напастей. Наши предания донесли до нас истории лордов демонов и королей-колдунов, духов темных сил и злых существ, которые все как один пали перед объединенной мощью Ассамблеи.

- Похоже, что одного вы все-таки пропустили, - заметил Мичем, не отрываясь от окна.

Хочокена опешил, услышав, что к нему обращается простолюдин, а потом рассмеялся.

- Может быть, а возможно, этому есть другое объяснение. Я не знаю. Но, - сказал он Пагу, - ты всегда думал о благе народов империи, и я не сомневаюсь - все, что ты сказал мне, правда. Я помогу тебе - постараюсь найти безопасный способ попасть в библиотеку и помогу в поисках. Но пойми, сейчас Ассамблее подрезали крылья - она занимается только своими внутренними делами. Мне кажется, вполне возможно поставить вопрос о том, чтобы отменить тебе смертный приговор. Я займусь этим. Но может оказаться, что не один день пройдет, прежде чем мы сможем открыто обсудить этот вопрос. Скорее всего, мне это удастся. Твое сообщение нельзя замолчать. Я созову Ассамблею как только смогу и сразу приеду за тобой. Только безумец откажется выслушать предупреждение, даже если окажется, что угроза твоему миру исходит не с Келевана. Как минимум, ты получишь допуск в библиотеку и возможность вернуться домой, а может быть и восстановление в правах. Однако тебе придется найти оправдание твоим прежним поступкам.

- У меня они есть, Хочо.

Хочокена, поднявшись, встал перед своим старым другом.

- Может быть, наши народы заключат мир, Миламбер. Если старую рану удастся залечить, мы принесем благо обоим мирам. Я, кстати говоря, был бы рад посетить академию, которую ты строишь, повидать пророка, который предсказывает будущее, и познакомиться с ребенком, который разговаривает мыслями.

- Я готов многим поделиться с тобой, Хочо. Создание управляемых врат - лишь одна десятая часть того, о чем я готов тебе поведать. Но все это - позднее. Идем.

Паг пошел к двери впереди Хочокены, но его внимание привлекла неестественно застывшая поза Мичема. Доминик очень внимательно слушал разговор чародеев и не заметил, что произошло с охотником.

- Заклятие! - воскликнул Паг. Он бросился к окну и коснулся Мичема, но тот остался неподвижным. К дому бежали люди. Прежде чем Паг успел прочесть заклинаниезащиту, дверь разлетелась на куски.

Перед глазами у него все поплыло, в ушах зазвенело. Пока Паг, покачиваясь, пытался прийти в себя, в дверь влетел шарообразный предмет размером примерно с кулак. Паг сделал еще одну попытку защитить дом заклинанием, но шар вспыхнул ослепительным оранжевым светом, он зажмурился и сбился. Затем начал заклинание сначала, но тут раздался пронзительный визг, который каким-то образом лишил чародея части сил. Паг услышал, как кто-то упал, но не мог понять, был ли это Хочокена, Доминик или Мичем. Он направил против магии летающего шара все свои силы, но был сбит с толку и растерян; спотыкаясь, он пошел к двери, но упал на пороге. Паг стоял на коленях, не понимая - двоится у него в глазах или появился еще один шар. Он успел заметить людей, приближавшихся к нему с другой стороны рыночной площади: на них были белые доспехи личной охраны Имперского Стратега. Их вел человек в черном одеянии. Проваливаясь в темноту, Паг услышал голос чародея, который доносился словно издалека, пробиваясь сквозь звон в ушах:

- Свяжите их.

Глава 16 МОРЕЛИН

По ущелью стлался туман. Арута просигналил остановку, Джимми вглядывался в туманную пелену. Рядом с тропой, которая вела в Морелин, шумел водопад. Они уже были в сердце Великих Северных гор - между лесами эльфов и Северными землями. Морелин лежал выше в горах, на скалистом, голом месте, неподалеку от гребня горы. Они ждали, пока Мартин разведает дорогу впереди.

Расставшись с эльфами-проводниками, они стали отрядом лазутчиков на враждебной земле. Путники могли доверять талисману Аруты, который скрывал их от Мурмандрамаса, но тот не мог не знать, что рано или поздно они придут в Морелин. Так что всем было понятно - встречи с его прислужниками не избежать, только пока не было известно, когда именно она состоится.

Вернулся Мартин, дав понять, что путь впереди свободен, и тут же снова поднял руку, предлагая остановиться. Проехав мимо Бару и Роальда, он поманил их за собой. Они спешились, а Лори и Джимми взяли поводья их лошадей. Арута оглянулся, раздумывая, что там увидел Мартин, а Джимми продолжал смотреть вперед.

Мартин, Бару и Роальд вернулись, рядом с ними шагал еще один человек. К облегчению Аруты оказалось, что это не человек, а эльф Галейн.

Их так угнетало путешествие, что даже разговаривали они приглушенными голосами, чтобы горное эхо не выдало их. Арута приветствовал эльфа.

- Мы думали, ты не придешь.

- Томас отправил меня вслед за вами, - ответил Галейн, - но вы опередили меня на несколько часов. Гвали Апалла, когда я его разыскал, сказал вот что: во-первых, где-то возле озера обитает свирепый зверь - из описания гвали я не смог представить его наружность. Томас умоляет вас быть осторожными. Во-вторых, есть еще один путь в Морелин. Поэтому военачальник и решил, что меня надо направить вслед за вами, - Галейн улыбнулся. - Кроме, того, я считаю, что будет невредно убедиться, не следят ли за вами.

- Ну и?

- Два лазутчика-моррела напали на ваш след в миле от наших лесов. Они шли за вами, и один уже собирался забежать вперед, чтобы предупредить о вашем приближении к Морелину. Я бы догнал вас и раньше, но мне надо было убедиться, что ни один из них не сможет передать предупреждение. Теперь такой опасности нет. - Мартин кивнул. Он знал, что эльф напал на лазутчиков внезапно и дело обошлось без шума. - Больше ничьих следов я не обнаружил.

- Ты возвращаешься? - спросил Мартин.

- Томас предоставил решать мне. Мало толку теперь возвращаться. Я могу и с вами идти. Мне не позволено пересекать Тропу Отчаявшихся, но до этого места лишний лук может пригодиться.

Мартин сел в седло, а Галейн побежал вперед на разведку.

Они быстро двигались вверх, от водопадов веяло холодом, и люди зябли. На таких высотах даже в самые жаркие месяцы лета - а они наступят нескоро - часто шел град или даже снег. Ночью было сыро, хотя все-таки не так, как они опасались: путникам приходилось ночевать, не разжигая огня. Эльфы дали им с собой еды - вяленое мясо, твердые лепешки из ореховой муки и сушеные фрукты, все питательное, но не очень вкусное.

Тропа, проложенная вдоль утесов, вывела на высокогорный луг, за которым расстилалась долина. Сверкающее серебром озерцо, питавшее водопады, мягко плескалось под лучами послеполуденного солнца; тишину нарушало только пение птиц и шелест листьев.

Джимми огляделся:

- Как... как день может быть таким прекрасным, когда впереди нас не ждет ничего, кроме неприятностей?

- Дело в том, - сказал Роальд, - что если ты даже идешь на смерть, совсем не обязательно, чтобы было сыро, холодно и голодно. Радуйся солнышку, парень, - это дар богов.

Они напоили лошадей и после отдыха продолжили путь. Тропа, о которой говорил Калин, начиналась к северу от озера. Они легко ее обнаружили, но продвигаться по ней оказалось нелегко - такой крутой она оказалась.

На закате из разведки вернулся Галейн и сообщил, что нашел впереди пещеру, где можно будет разжечь небольшой костер.

- Она два раза поворачивает, а дым будет уходить через трещины в своде. Мартин, если мы отправимся сейчас же, у нас будет время подстрелить какую-нибудь дичь у озера.

- Не задерживайтесь, - попросил Арута. Сообщите о своем приближении криком ворона - это у вас обоих хорошо получается, - иначе рискуете нарваться на мечи.

Мартин коротко кивнул и передал поводья Джимми.

- Самое позднее - через два часа после заката.

Они с Галейном ушли по тропе обратно к озеру. Роальд и Бару отправились вперед и через пять минут обнаружили пещеру, о которой говорил Галейн. Она была достаточно широкой и свободной от других постояльцев.Джимми с удовлетворением обнаружил, что недалеко от входа она сужается, так что нежданные гости не смогут проникнуть в нее толпой. Лори и Бару собрали дрова, и вскоре запылал костер - первый за несколько дней, хоть и маленький. Путники устроились и стали ждать охотников.

Мартин и Галейн затаились. Из ветвей, собранных в лесу, они соорудили укрытие, ничем не отличающееся от обычного кустарни ка, и поджида ли добычу. Примерно через полчаса, проведенных в полном молчании, они услышали на утесах стук копыт, и приготовили стрелы. На луг по тропе поднялась дюжина всадников, одетых в черное. На каждом был такой же шлем в форме головы дракона, как тот, что Мартин уже видел в Сарте. За ними появился и Мурад. На его щеке краснел свежий шрам - отметка клинка Аруты.

Черные убийцы остановились и, не спешиваясь, напоили лошадей. Мурад был настороже. Минут десять лошади пили, а всадники за все это время не проронили ни слова.

Напоив лошадей, они свернули на тропу, по которой прошел отряд Аруты, и скрылись из виду.

- Должно быть, они проехали между Вабоном и Каменной Горой, чтобы обойти ваши леса, - сказал Мартин. - Тэйтар был прав: они знали, что надо ждать нас у Морелина.

- Немногие вещи тревожат меня в этой жизни, Мартин, и черные убийцы - одна из них, - признался Галейн.

- Ты только сейчас это понял?

- Вам, людям, свойственно переживать из-за мелочей. - Галейн смотрел туда, где скрылись всадники.

- Если этот Мурад умеет читать следы, они найдут пещеру, - сказал Мартин.

Галейн поднялся:

- Будем надеяться, что хадати хорошо знает свое дело. Если нет, в крайнем случае, нападем на них сзади.

Мартин мрачно улыбнулся:

- Очень уютно будет тем, кто в пещере - пятеро против тринадцати, и только один выход.

Не добавив больше ни слова, охотники подхватили луки и отправились по тропе вслед за моррелами.

- Всадники, - сказал Бару.

Джимми мгновенно забросал костер землей, которой они запаслись на такой случай. Огонь погас быстро, без дыма. Лори показал Джимми, чтобы он пошел с ним в дальний угол пещеры и помог успокоить лошадей. Роальд, Бару и Арута прошли к выходу и затаились там.

Сначала вечер показался им непроглядно темным, но вскоре глаза привыкли к сумеркам, и они увидели всадников. Они ехали мимо пещеры. Замыкающий натянул поводья за мгновение до того, как остальные, повинуясь молчаливому приказу, остановились. Он начал оглядываться, словно почуяв что-то. Арута прикоснулся к талисману, в надежде, что моррел просто осторожничает, но не чувствует его присутствия.

Малая луна вышла из-за облака, единственного на всем небосклоне, и площадка перед пещерой осветилась. Бару застыл - он узнал моррела и потянулся к мечу, но Арута схватил его за руку.

- Не сейчас! - выдохнул он в ухо горцу.

Хадати трясло: он разрывался между желанием отплатить за смерть близких и беспокойством за спутников. Роальд, положив руку на плечо Бару, прижался щекой к его щеке, и почти беззвучно прошептал:

- Эти двенадцать в черном нападут на тебя раньше, чем ты доберешься до Мурада. И чего ты добьешься? - Меч Бару скользнул обратно в ножны.

Мурад еще раз оглядел окрестности, его взгляд остановился на горловине пещеры, и Арута даже почувствовал его на себе. Но вот всадники тронулись с места... и уехали.

Арута прополз еще немного, пока совсем не высунулся из пещеры, провожая всадников взглядом.

- Я думал, вас выгнал пещерный медведь.

Арута стремительно повернулся, выхватив рапиру. Перед ним стояли Мартин и Галейн. Он убрал оружие.

- Я чуть не проткнул вас.

- Им бы следовало все здесь облазить, но они, кажется, куда-то торопились, - заметил Галейн. - Так что нам лучше отправиться за ними. Я пойду вперед и отмечу дорогу.

- А что если сзади едет еще один отряд темных братьев? - спросил Арута. - Они не найдут твои отметки?

- Только Мартин может их найти. Ни один горный моррел не умеет читать следы так, как это делают эльфы. - Он повесил лук на плечо, побежал за всадниками и уже исчез в ночной темноте, когда Лори сказал:

- А что если темные братья - лесные жители?

- Значит, мне тоже будет о чем переживать, - донесся из темноты голос Галейна.

- Надеюсь, что он шутил... - пробормотал Мартин, но эльф уже не мог его услышать.

Галейн бегом вернулся по тропе и показал на группу деревьев слева от дороги. Отряд быстро направился туда. Все спешились, лошадей отвели поглубже в заросли.

- Дозор, - прошептал Галейн.

Он, Мартин и Арута поспешно вернулись обратно, туда, где из зарослей можно было наблюдать за дорогой.

Прошло несколько мучительно долгих минут, потом сверху по горной дороге проехала дюжина всадников - смешанная группа моррелов и людей, причем моррелы были явно лесными жителями с юга. Не останавливаясь, они проехали мимо и скрылись из виду.

- Отступники слетаются под знамя Мурмандрамаса, - сказал Мартин. - Не много найдется людей, которых я хотел бы убить, но вот тех, что служат моррелам, убью без колебаний. - Отвращение исказило его красивое лицо.

Когда они вернулись к лошадям, Галейн доложил обстановку:

- В миле отсюда они перегородили дорогу. В этом месте обойти ее очень трудно. Нам придется оставить лошадей здесь или пробиваться напролом.

- Далеко отсюда до озера? - спросил принц.

- Всего несколько миль. Но, миновав засаду, мы вскоре поднимемся на голые скалы - там уже негде будет укрыться, - разве только между камнями, и придется идти очень медленно и лучше ночью. Вокруг много лазутчиков, а мост наверняка охраняется.

- А где второй проход, о котором говорил гвали?

- Если мы правильно поняли, надо спуститься в каньон, на Тропу Отчаявшихся, и там найти пещеру или трещину, которая выведет на плато у самого озера.

Арута подумал.

- Давайте оставим лошадей здесь...

- Мы вполне можем привязать лошадей к деревьям, - сказал Лори, криво улыбаясь. - Если нас схватят, они нам все равно не понадобятся.

- Мой старый капитан очень круто обходился с теми солдатами, которые вздыхали о смерти накануне боя, - заметил ему Роальд.

- Хватит! - воскликнул Арута. Он сделал шаг в сторону и оглянулся. - Я уже не поверну назад, но вы... если хотите, можете уйти. Я не стану возражать. - Он посмотрел на Лори и Джимми, а потом на Бару и Роальда. Они ответили ему молчанием.

- Хорошо. Привяжите лошадей и возьмите с собой самое необходимое. Идем.

Моррел наблюдал за тропой - она была хорошо освещена большой и средней луной, малая луна еще только всходила. Он сидел на выступе скалы, спрятавшись за валуном так, чтобы с тропы его не было видно.

Мартин и Галейн прицелились в спину часового, а Джимми змеей скользнул между камнями. Конечно, они все попытаются пробраться незамеченными, но если моррел повернется не в ту сторону, Мартин и Галейн застрелят его прежде, чем он подаст голос. Джимми пошел первым. Потом шел Бару, он крался между выступами скал с легкостью человека, который привык к таким дорогам с рождения. Лори и Роальд продвигались очень медленно.

Мартин уже подумал: хватит ли у него сил держать моррела под прицелом целую неделю, пока эти двое наконец минуют опасное место. Потом настала очередь Аруты. Шелест легкого ветра в траве скрыл едва различимый шум раскрошившихся под сапогом камней, когда принц ступил в неглубокую выемку. Он тоже благополучно поравнялся с друзьями вне поля зрения часового. В следующий миг за ним последовал Мартин. Последн им мимо часового прошел Галейн.

Бару знаком показал, что он пойдет замыкающим, и Арута кивнул в ответ. Лори и Роальд пошли впереди. Когда Арута поворачивался, чтобы идти за ними, Джимми сказал ему в самое ухо еле слышным шепотом:

- Первое, что сделаю, когда выберусь отсюда - наорусь до одурения.

Мартин дружески пихнул его в плечо. Арута посмотрел на брата и одними губами беззвучно произнес:

- Я тоже.

Мартин, оглянувшись, последовал за ним.

Они молча лежали в яме у дороги, прячась от проезжавших моррелов за невысоким гребнем скалы. Они даже дышать боялись и замерли, когда услышали, что лошади замедляют шаги. На какой-то мучительный момент Аруте и его спутникам почудилось, что их сейчас обнаружат. И когда уже лежать не шевелясь было невмоготу - каждый мускул требовал движения, - дозор поехал дальше. Со вздохом облегчения Арута откатился в сторону. Кивнув Галейну, он первым ступил на опустевшую тропу. Эльф пошел вперед, а остальные, медленно поднявшись, последовали за ним.

Резкий ночной ветер свистел между утесами. Арута, присев за скалой, смотрел в ту сторону, куда указывал Мартин. Галейн прижимался к противоположной стене расщелины, в которой они схоронились. Им пришлось подняться на гребень с восточной стороны дороги, что конечно, отдаляло их от цели путешествия, но ничего другого не оставалось - уж очень много моррелов сновало по тропе. Теперь наконец их взорам открылся широкий каньон, окружавший высокое плато с маленьким озером в центре. В свете всех трех лун было видно, как тропа поворачивает налево, следуя изгибу каньона, и пропадает за гребнем перевала.

В том месте, где тропа подходила к краю обрыва, были возведены две каменные башни. Еще одна пара башен стояла на другой стороне каньона. Между ними на ветру покачивался узкий подвесной мост. На верхних площадках всех четырех башен горели светильники, пламя колебалось под порывами ветра. Все подходы к мосту и башням тщательно охранялись.

- Морелин... - сказал Арута.

- Да, - отозвался Галейн. - Кажется, они боятся, что ты приведешь с собой армию.

- Была такая мысль, - сказал Мартин.

- Ты был прав, когда вспоминал дорогу в Сарт, - признал Арута. - Здесь было бы примерно то же самое - мы потеряли бы тысячи человек, только чтобы добраться сюда, - если бы нам удалось прорваться так далеко. Но через мост, вытянувшись в одну линию... Это была бы просто бойня.

- Ты видишь черный силуэт на дальнем конце озера? - спросил Мартин.

- Какое-то сооружение, - сказал Галейн. Он казался озадаченным. - Странно видеть здание или любое сооружение в этих местах, хотя валкеру были способны на многое. Это место, где сосредоточена большая сила. Возможно, его построили они, хотя я ни о чем подобном никогда не слышал.

- Где искать терн серебристый? - спросил Арута.

- Предания говорят, что ему нужна вода, так что он растет на берегу. А больше ничего.

- Да, - отозвался Мартин, - стоит только войти...

Галейн сделал знак, чтобы все отодвинулись от края расщелиы и вернулись туда, где их ждали друзья. Эльф опустился на колени и принялся чертить на земле.

- Мы здесь, а мост - здесь. Где-то внизу - маленькая пещера или большая расщелина - гвали могли по ней ходить, так что, полагаю, вы вполне сможете проползти по ней. Может быть, это окажется чем-то типа вертикальной трубы в скалах, где надо будет карабкаться, или же цепочкой пещер. Но Апалла говорил, что гвали провели на плато немало времени. Правда, из-за "плохого существа" они там надолго не остались, но он припомнил достаточно подробностей, чтобы убедить Томаса и Калина, что это место он не перепутал ни с каким другим. Я видел трещину в стене каньона, но с другой стороны. Мы пойдем мимо моста, по краю каньона, пока черный дом не окажется между нами и стражей.

Оттуда вы и начнете свой путь. Даже если ущелье будет глубоким, спуститесь на веревках. Потом я их вытяну и спрячу, - предложил Галейн.

- Они нам очень пригодятся, когда надо будет карабкаться обратно, - возразил Джимми.

- Завтра на закате я снова спущу веревки и оставлю их до рассвета. На следующую ночь снова спущу. Думаю, мне удастся спрятаться где-нибудь в расщелине. Наверное, можно будет отлежаться и в кустах, но хотелось бы быть подальше от моррелов. - Голос его звучал не очень уверенно. - Если веревки вам понадобятся раньше, просто крикните, - добавил он, улыбнувшись.

Мартин посмотрел на Аруту:

- Пока моррелы не знают, что мы здесь, - можно попытаться.

Они все еще ждут нас с Юга, полагая, что мы где-то между Эльвандаром и Морелином. Если мы не выдадим своего присутствия...

- Хороший план, - сказал Арута, - лучшего и придумать нельзя. Идем.

Они быстро пошли между скалами - им предстояло добраться до дальнего края каньона и до рассвета спуститься на его дно.

Джимми прижимался к склону плато, прячась в тени под мостом. Край плато находился в полутора сотнях футов над ним, но Джимми не хотел быть замеченным. Отсюда ему была видна узкая черная расщелина.

- Ну конечно, она оказалась прямо под мостом, - прошептал он, повернув голову к Лори.

- Будем надеяться, что они не станут смотреть вниз.

Джимми пробрался в тесную щель, однако через десять футов проход расширялся, превращаясь в пещеру. Он повернулся к спутникам:

- Передайте факел и кремень.

Внезапно за спиной он услышал шорох. Прошептав предостережение друзьям, он резко обернулся; рука уже сжимала кинжал. Тусклый свет из-за спины не помогал, ему казалось, что углы пещеры полны просто чернильной темнотой. Джимми закрыл глаза, полагаясь на слух и осязание. Он немного попятился, молясь про себя богу воров.

Над головой раздался скрежет, словно скребли когтями по камню, и медленное, трудное дыхание. Джимми вспомнил, что говорили гвали про "плохое существо", съевшее кого-то из их племени.

Звук раздался ближе, и Джимми пожалел, что не успел зажечь факел. Он шагнул вправо и услышал, как Лори шепотом позвал его.

- Здесь какой-то зверь, - прошептал мальчик в ответ.

Лори что-то сказал остальным и отошел от входа в расщелину.

Кто-то, кажется Роальд, сказал:

- Мартин идет.

Крепко сжимая кинжал, Джимми подумал: "Да, если дошло до драки с дикими зверями, я бы тоже отправил Мартина". Он ждал, что в любой момент высокий герцог Крайди окажется рядом с ним, и недоумевал, что могло его так задержать.

Вдруг кто-то бросился на Джимми. Он прыгнул вверх и назад, почти распластавшись по стене. Одну ногу он не успел подтянуть, и что-то ударило в нее. Послышалось щелканье зубов. Джимми подпрыгнул, перевернулся в воздухе и приземлился на что-то мягкое. И тут же, не раздумывая, нанес удар кинжалом, ощутив, как конец клинка вонзился во что-то. Он скатился вниз - пещеру наполнило злобное шипение рептилии. Поднимаясь на ноги, Джимми, крутанув, высвободил кинжал. Зверь развернулся так же быстро, как Джимми, и парень, снова прыгнув, ударился головой о низко нависший камень.

Оглушенный, Джимми повалился на стену, а зверь опять кинулся на него, но промахнулся. У Джимми звенело в ушах, но он выбросил вперед левую руку и понял, что захватил шею невидим ого существа . Как тот человек из легенды, который оседлал тигра, Джимми не ослаблял хватку пока он держался за шею, зверь не мог на него наброситься. Он поволок мальчишку по пещере, а тот не переставая бил кинжалом по кожистой спине.

Джимми ничего не видел и не мог толком замахнуться, поэтому его удары в большинстве своем не достигали цели. Зверь метался, перекидывая мальчишку из стороны на сторону, ударяя его о стены и царапая о камни. Парень испугался: зверь все больше свирепел, и Джимми казалось, что его рука сейчас вырвется из плеча.

- Мартин! - выкрикнул он, задыхаясь. Где же он? Джимми понял, что везение оставило его. Впервые он чувствовал себя совершенно беспомощным - ему не выбраться отсюда! Он ощутил дурноту, тело онемело, его сковал страх. Вместо привычного возбуждения от опасности, когда он убегал от погони по дороге воров, им овладело ужасающее отупение - ему захотелось свернуться клубочком и уснуть, и чтобы все скорее кончилось.

Зверь неистово забился - и вдруг замер. Джимми продолжал молотить по нему кулаком пока кто-то не сказал:

- Он сдох.

Голова еще кружилась, но Джимми открыл глаза и увидел, что над ним склонился Мартин, а за его спиной стояли Бару и Роальд - в руке у наемника горел факел. Рядом распростерлось существо семи футов в длину, похожее на игуану, но с крокодильими челюстями; в основании его черепа торчал охотничий нож Мартина.

Герцог опустился возле Джимми на колени:

- Ты как? В порядке?

Все еще напуганный, Джимми отполз от ящера. Когда, наконец, в его затуманенное страхом сознание проникла мысль, что он невредим, парнишка отчаянно замотал головой:

- Нет. - Он вытер слезы на щеках и повторил:

- Проклятье, нет же. - И слезы потекли снова:

-Я думал...

В расщелину протиснулся Арута и подошел к Джимми. Тот всхлипывал, прислонившись к каменной стене.

- Все кончилось, все прошло, - сказал принц, нежно положив руку ему на плечо.

- Я думал, оно меня поймало. Проклятье, я еще никогда так испугался! - Голос Джимми дрожал от страха и гнева.

- Джимми, - сказал Мартин, - если выбирать, чего пугаться, так эта зверюга достойна страха. Взгляни, какие у нее челюсти.

Джимми вздрогнул.

- Мы все испугались, Джимми, - сказал Арута. - Наконец-то ты отыскал нечто действительно страшное.

- Надеюсь, у него нет старшего брата где-нибудь поблизости.

- Ты не ранен?

Джимми ощупал себя.

- Просто синяки. - Он поморщился. - Куча синяков.

- Горный змей, - констатировал Бару. - И не маленький. Ты ловко убил его ножом, милорд Мартин.

При свете змей выглядел впечатляюще, но все же не таким жутким, как чудилось Джимми в темноте.

- Это и есть "плохое существо"?

- Скорее всего, - ответил Мартин. - Представь, каким чудищем должен показаться этот змей гвали, в которых всегото три фута росту. - Он поднял факел повыше:

- Давайте посмотрим, что это за место.

Они стояли в узкой, но высокой пещере, судя по всему, образовавшейся в толще известняка.

Джимми все еще было не по себе, но он, взяв у Мартина факел, первым пошел в глубину пещеры по наклонно поднимавшемуся полу.

- Все же я больше других привык проникать туда, где меня не ждут.

Они быстро шли по цепочке пещер - каждая последующая была немного больше и располагалась выше предыдущей. Вид соединяющихся друг с другом пещер вселял в людей какое-то непонятное беспокойство. Плато располагалось высоко, и они шли, не зная, насколько им удалось подняться, пока Джимми не заявил:

- Мы идем по спирали. Клянусь, сейчас мы как раз над тем местом, где Мартин убил змея.

Прошло еще некоторое время, и путники уткнулись в тупик.

Оглядевшись, Джимми показал вверх. В трех футах над их головами в потолке пещеры виднелось отверстие.

- Как дымоход, - сказал Джимми. - Можно забраться, если упереться ногами в одну стену, а спиной - в другую.

- А что если он кверху расширяется? - спросил Лори.

- Тогда ты сползешь вниз. Скорость подъема - на ваше усмотрение. Я предлагаю двигаться медленно.

- Если гвали смогли здесь пробраться, пройдем и мы, - решил Мартин.

- Прошу прощения у вашего сиятельства, - сказал Роальд, - но, может, вы и по деревьям можете так скакать, как они?

Не ответив на это замечание, Мартин обратился к парнишке:

- Джимми?

- Да, я пойду первым. Не хочу кончить свои дни раздавленным, если кто-нибудь из вас сорвется и упадет на меня.

Оставайтесь на месте, пока я не подам голос.

С помощью Мартина Джимми легко забрался в "дымоход".

Оказалось, что взбираться по нему нетрудно. Остальным, особенно Мартину и Бару, он будет тесноват, но ничего, и они протиснутся. Джимми быстро добрался до выхода в тридцати футах выше нижней пещеры и наверху обнаружил еще одну пещеру. В темноте он не мог определить, какой она величины, но по слабому эхо, отвечавшему на его дыхание, Джимми решил, что пещера не маленькая.

К тому времени, как из "дымохода" показалась первая голова - это был Роальд - Джимми уже зажег факел. Верхняя пещера оказалась большой - все двести футов в ширину, а потолок над головой поднимался футов на двадцать пять. С пола вздымались сталактиты, кое-где соединявшиеся со сталагмитами, образуя причудливые колонны. Пещера выглядела как каменный лес. В конце ее виднелись другие пещеры и проходы.

Мартин огляделся.

- Джимми, как ты думаешь, мы высоко поднялись?

- Не выше, чем футов на семьдесят. Едва ли на половину высоты.

- А теперь куда? - спросил Арута.

- Придется пробовать все по очереди, - ответил Джимми.

Выбрав один из многочисленных проходов, он шагнул в него.

Несколько часов они блуждали по пещерам, и наконец Джимми повернулся к Лори:

- Выход.

Арута протиснулся мимо певца. Над головой Джимми виднелся узкий проход - скорее просто трещина, сквозь которую проникал дневной свет. После мрака пещер он показался Аруте ослепительным. Джимми кивнул и полез вверх.

- Трещина расположена среди россыпи камней, - вернувшись, доложил он. - Мы в сотне ярдов от той стороны дома, что обращена к мосту. Домище большой - в два этажа.

- Стража есть?

- Я не видел.

- Подождем темноты, - решил Арута. - Джимми, ты можешь выползти поближе к поверхности и послушать?

- Там есть выступ, - ответил мальчишка и опять полез в трещину.

Арута и его спутники сели. До наступления темноты можно было отдохнуть.

Джимми напрягал и снова расслаблял мускулы, чтобы тело не затекло.

На вершине плато царила мертвая тишина, которую нарушал только шелест ветра. Джимми слышал в основном шаги и случайные слова, долетавшие к нему от моста. Однажды ему показалось, что в доме раздался странный низкий звук, но он не был в этом уверен. Солнце уже зашло за горизонт, но небо еще было светлым.

Прошло никак не меньше двух часов со времени ужина, но они были далеко на севере, да еще в середине лета, а здесь солнце заходило гораздо позднее, чем в Крондоре. Джимми напомнил своему желудку, что ему и раньше приходилось из-за работы пренебрегать обедом, но тот по-прежнему настойчиво требовал внимания.

Наконец достаточно стемнело. Джимми был рад, да и остальные, похоже, разделяли его чувства. Это место действовало на всех угнетающе. Даже Мартин, сидя в ожидании темноты, несколько раз бормотал ругательства. Было здесь нечто чуждое, что не давало покоя. Джимми знал, что он не почувствует себя в безопасности, пока не окажется подальше, и будет только изредка вспоминать о нем.

Джимми первым выбрался наружу и стоял на страже, ожидая, пока вылезет Мартин. За ним появились и остальные. Они разделились на три группы: Бару и Лори, Роальд и Мартин, Джимми и Арута. Они обыщут берег озера в поисках терна серебристого, и тот, кто найдет его, вернется к трещине и будет внизу поджидать остальных.

Аруте и Джимми выпало идти в сторону черного дома, и они решили начать поиски с его тыльной стороны. Прежде чем бродить в окрестностях древнего оплота валкеру, нелишне было убедиться, что поблизости нет дозора моррелов. Невозможно было узнать, что думают моррелы по поводу черного дома. Может быть, они, как и эльфы, относились к нему с благоговением и не отваживались входить туда, может, посещали его, как храм, только во время каких-нибудь церемоний, а может быть, обитали в нем.

Осторожно пробравшись к дому, Джимми прижался к стене.

Камни оказались неожиданно гладкими на ощупь. Джимми провел по ним рукой и обнаружил, что их поверхность напоминает мрамор.

Арута ждал с оружием наизготовку, пока Джимми быстро обошел вокруг здания.

- Нет никого, - сказал он шепотом, - только те, кто у моста.

- А внутри? - спросил Арута.

- Не знаю, - ответил Джимми. - Дом большой, а дверь одна.

Хочешь посмотреть? - Он надеялся, что принц откажется.

- Да.

Джимми повел Аруту вдоль стены за угол. Над крепкой дверью располагалось полукруглое окно, из которого струился слабый свет. Джимми показал Аруте, чтобы тот подсадил его, и ловко уцепился за карниз над дверью. Подтянувшись на руках, он заглянул в окно.

За дверью, прямо под ним, было помещение типа прихожей, пол в которой был вымощен камнем. В дальней стене распахнутые двойные двери вели куда-то в темноту.

Джимми спрыгнул на землю.

- Из окна ничего не видно.

- Ничего?

- Там проход куда-то в темноту, и больше ничего. Стражи не видно.

- Давай начнем искать на берегу озера, но с дома глаз не спускай.

Джимми согласился. Они направились к озеру. У Джимми опять возникло знакомое ощущение, будто "что-то не так", и на сей раз это касалось дома. Но он, отмахнувшись от беспокойства, занялся поисками.

Они провели несколько часов, обшаривая берег. У озера они обнаружили совсем немного растений, да и вообще растительность на плато была скудной. Временами издалека раздавалось шуршание - Арута решил, что это ходят их товарищи.

Небо приобрело серый оттенок, и Джимми напомнил принцу о приближающемся рассвете. Арута с неудовольствием вернулся вслед за юным сквайром обратно к трещине. Мартин и Бару уже были там, а через несколько минут к ним присоединились и Лори с Роальдом.

Никто не нашел терна серебристого.

Арута не произнес ни слова. Он отвернулся и стиснул кулаки, как человек, которому нанесли сокрушительный удар. Все смотрели на него, а он глядел в темноту. В неярком свете его профиль выделялся на фоне каменистой поверхности стены, слезы текли по его щекам. Он вдруг резко повернулся к товарищам и хрипло прошептал:

- Он должен быть здесь.

Он переводил взгляд с одного лица на другое, и друзья увидели в его глазах такое страдание, что не могли не разделить с ним его боль. Они видели, как угасает в нем надежда. Если терн не будет найден, Анита погибнет...

Мартин в этот момент вспомнил отца - таким, каким по молодости лет его не мог помнить Арута. Герцог Боуррик очень тяжело переживал потерю жены леди Кэтрин. Охотник, воспитанный эльфами, почувствовал, как его грудь сжимается: он представил одинокие ночи брата, как тот сидит перед очагом, а кресло рядом с ним пустует, и единственный его собеседник - портрет на стене. Из трех братьев только Мартин помнил, какой горечью была наполнена жизнь их отца. Если Анита умрет, радость и веселье Аруты умрут вместе с ней. Не желая убивать надежду, Мартин прошептал:

- Он где-то здесь.

- Есть место, где мы еще не смотрели, - добавил Джимми.

- В доме, - сказал Арута.

- Значит, нам остается одно, - сказал Мартин.

Джимми, ненавидя сам себя, сказал:

- Один из нас должен пойти в дом и посмотреть.

Глава 17 ИМПЕРСКИЙ СТРАТЕГ

Пахло сырой соломой. Паг дернулся и обнаружил, что его руки прикованы к стене цепями из кожи нидра: шкура могучего шестиногого вьючного животного была выделана цурани до твердости железа и намертво прикреплена к стене. Голова все еще болела после встречи с непонятным волшебным шаром. Поборов головокружение, Паг посмотрел на оковы. Когда он начал произносить заклинание, которое должно было превратить их в пар, произошла какая-то не правильность. Он так и подумал: не правильность. Заклинание не сработало. Паг прислонился к стене, догадываясь, что на камеру было наложено заклятие, не допускающее никаких магических действий. Еще бы, подумал он, иначе как удержишь чародея в тюрьме?

Паг огляделся. Камера была темной - немного света проникало через круглое окошко в двери. Глядя на сырые стены, Паг решил, что камера расположена под землей. Он не знал, долго ли они здесь пробыли, да и где вообще находятся - они могли оказаться где угодно в огромной Империи.

К стене напротив Пага были прикованы Мичем, Доминик и Хочокена. Паг понял, что участь Хочокены может служить знаком, насколько далеко зашел Стратег. Схватить преступника, объявленного вне закона, - это одно, а вот посадить в темницу Всемогущего - совсем другое. По традиции члены Ассамблеи не подчинялись Имперскому Стратегу, и только они да император, могли бросить вызов его могуществу. Камацу был прав. Стратег вступил в опасную фазу Большой Игры - арест Хочокены показывал его презрение к любой оппозиции.

Мичем застонал и поднял голову. Обнаружив, что он в цепях, воин подергался, чтобы проверить их прочность.

- Ну, - сказал он, глядя на Пага. - А теперь что?

- Подождем.

Они ждали долго - три или четыре часа. Потом дверь внезапно распахнулась, и вошел чародей в черных Одеяниях, а за ним солдат в белом. Хочокена с презрением сказал:

- Эргоран! Ты с ума сошел? Выпусти меня немедленно!

Чародей махнул рукой солдату, чтобы он освободил Пага.

- Я служу Империи, - сказал он. - А ты, толстяк, связался с врагами. Когда мы казним этого фальшивого чародея, я расскажу Ассамблее о твоем двуличии.

Пага быстро вывели.

- Миламбер, твое появление на Имперских Играх год назад снискало тебе некоторое уважение, - сказал ему Эргоран. Два солдата надели на запястья Пагу дорогие металлические браслеты прекрасной работы. - Кандалы в темнице препятствуют действию заклинаний. А за пределами темницы тебя будут держать эти браслеты. - Он махнул стражникам рукой, и один из них толкнул Пага в спину.

Паг не стал тратить время на Эргорана. Из тех чародеев, которых прикармливал Стратег, он считался самым рьяным, и, как немногие его единомышленники, считал, что Ассамблея должна стать орудием правительства Империи - Высшего Совета. Те, кто знал его лучше, говорили, что главной целью Эргорана было поставить Ассамблею на место Высшего Совета. Ходили слухи, что пока горячий Альмеко председательствовал в Совете, Эргоран за его спиной осуществлял политику партии Войны.

Длинный лестничный пролет вывел Пага на солнце. После темноты камеры он на мгновение ослеп. Но пока его вели по двору какого-то необъятного здания, глаза привыкли к яркому свету.

Поднимаясь по широкой лестнице, Паг оглянулся через плечо. Он увидел достаточно, чтобы понять, где он. Он узнал реку Гагаджин, которая бежала с гор, называемых Высокая Стена, к городу Джамару. Река была главной дорогой, соединяющей север с южными и центральными провинциями Империи. Значит, их доставили в Священный Город Кентосани, столицу Империи Цурануани. Десятки стражников в белых доспехах могли охранять только дворец Имперского Стратега.

Подталкивая, Пага провели через длинный холл и центральный зал. Тяжелая расписная деревянная дверь в каменной стене откатилась в сторону. Стратег решил допросить пленника в своем кабинете.

В центре комнаты стоял чародей, дожидаясь, пока человек, что-то читавший за столом, обратит на него внимание. Этого чародея Паг знал только по имени. Он понял, что здесь не дождется помощи даже для Хочокены: Элгахар был братом Эргорана; в их семье многие обладали даром магов. Элгахар, похоже, полностью подчинился брату.

На подушках сидел человек среднего возраста в белой тунике, отделанной тонкой золотой каймой по вороту и рукавам. Вспомнив Альмеко, Паг не мог не подумать о том, как разительно отличается нынешний Стратег от своего предшественника.

Аксантукар внешне являл полную противоположность дяде: Альмеко был плотным мужчиной с крепкой шеей - настоящим воином, а Аксантукар скорее напоминал ученого или писателя: тощее тело аскета, почти мягкие черты лица. Но, когда он поднял глаза от свитка, который читал, Паг нашел и сходство: у этого человека, как и у его дяди, в глазах горела та же безумная жажда власти.

Отложив свиток. Стратег сказал:

- Миламбер, вернувшись сюда, ты продемонстрировал если не благоразумие, то мужество. Конечно, тебя казнят, но прежде чем мы тебя повесим, хотелось бы узнать - зачем ты явился?

- В моем родном мире растет сила - черное и злобное чудовище, которое хочет добиться своей цели, и цель эта - уничтожение.

Стратег заинтересовался и сделал знак Пагу, чтобы тот продолжал. Паг рассказал все, что знал - без преуменьшений и преувеличений.

- При помощи магии я обнаружил, что эта сила пришла с Келевана, и теперь судьбы двух миров снова переплелись.

- Интересные сказки ты нам рассказываешь, - сказал Стратег, когда Паг замолчал. Эргоран, по-видимому, тоже не поверил Пагу, но Элгахар встревожился не на шутку. Аксантукар продолжал, улыбаясь:

- Миламбер, жаль, что ты предал нас. Если бы ты остался с нами, ты бы неплохо преуспел на поприще сказочника.

Могучая сила тьмы, исходящая из неведомого источника в нашей Империи. Чудесная сказка. - Улыбка пропала, и, подавшись вперед, Стратег уперся локтями в колени. - Ну а теперь к делу.

Кошмар, о котором ты нам поведал, - лишь слабая попытка отвлечь меня от истинных причин твоего возвращения. Партия Синего Колеса и ее приспешники в Высшем Совете скоро падут. Вот поэтому ты и вернулся - те, кто считал тебя своим, теперь в отчаянии. Они знают: власть на самом деле принадлежит партии Войны. Ты и этот толстый опять в сговоре с теми, кто предал военный союз во время вторжения в твой родной мир. Вы боитесь нового порядка, который мы олицетворяем. Через несколько дней я объявлю о роспуске Высшего Совета, а ты явился, чтобы предотвратить это. Не знаю, что у тебя на уме, но мы выбьем из тебя правду, если не сейчас, то скоро. Ты назовешь наших противников. И мы узнаем, как ты сюда вернулся. Когда я буду править Империей, мы снова явимся в твой мир и сделаем то, что должен был сделать мой дядя.

Паг, переводя взгляд с одного лица на другое, прозревал истину. Ему доводилось встречаться и беседовать с Родриком, безумным королем. Стратег не был так безумен, как Родрик, но, без сомнения, о его душевном здоровье говорить не приходилось.

За его спиной стоял тот, кто не проявлял никаких эмоций, но Паг понял - настоящей силой, внушавшей страх, здесь был Эргоран.

Именно он был истинным правителем, дергающим за веревочки партию Войны. Именно он и будет править в Цурануани, может быть, когда-нибудь даже в открытую.

Вошел паж и, склонившись перед Стратегом, вручил ему свиток. Аксантукар быстро прочел его.

- Мне надо в Совет. Дайте знать инквизитору, что в четвертом часу ночи мне потребуются его услуги. Верните его в подвал. - Стражник дернул Пага за цепь, а Стратег сказал:

- Подумай над этим, Миламбер. Ты можешь умереть быстро или медленно, но умрешь ты в любом случае. Тебе выбирать. Так или иначе, мы все равно узнаем у тебя правду.

Паг смотрел на Доминика, который погрузился в транс.

Чародей рассказал товарищам о беседе со Стратегом. Хочокена побушевал некоторое время и замолчал. Как и все остальные Всемогущие, он не мог даже вообразить, что малейший его каприз не будет выполнен, и не находил слов, чтобы выразить свое негодование по поводу заключения в темницу. Мичем хранил молчаливое спокойствие, да и монах не взволновался.

Разговаривали мало и неохотно. Даже в тюремной камере, не имея никакой надежды на спасение, они не собирались паниковать, теряя рассудок.

Паг вспомнил детство, проведенное в Крайди, - тяжелые уроки с Кулганом и Тулли, когда он пытался овладеть магическим искусством, которое, как оказалось годы спустя, он не мог использовать. Жаль, подумал он. В Звездной Пристани он наблюдал многие вещи, которые убедили его в том, что магия Малой Тропы, которую практиковали в Мидкемии, развилась там гораздо сильнее, чем на Келеване. Наверное потому, что иной магии в Мидкемии и не знали.

Паг для развлечения попытался припомнить один из тех трюков, которым его учили в детстве и которым ему так и не удалось овладеть до конца. Он стал рассматривать ту внутреннюю препону, которая мешала действовать заклинаниям, и даже увлекся. В детстве он боялся этого - ему казалось, что так у него вообще ничего не получится. Теперь он знал, что все дело в душевных силах, приспособленных для Великой Тропы и не воспринимавших приемы Малой Тропы. Теперь же, скованный воздействием противомагических заклятий, он решил вплотную заняться этой проблемой. Он закрыл глаза, представляя то, что пытался представить уже бессчетное количество раз и что ему никогда не удавалось. Весь порядок его внутреннего устройства восставал против требований этой разновидности магии, но, когда он решил переключиться на то, что было ему привычнее, что-то такое промелькнуло в мыслях и... Паг выпрямился, широко раскрыв глаза. Он почти нашел ответ! Он почти понял. Поборов волнение, он опять закрыл глаза, опустил голову и сосредоточился. Если бы только ему удалось вернуть этот миг, этот сияющий миг, когда на него снизошло озарение.... миг, который так быстро мелькнул и пропал! В темной сырой камере он оказался на пороге открытия, которое могло бы стать решающим в цуранской магии. Если бы только ему удалось вернуть этот миг...

Дверь камеры отворилась. Узники подняли головы. Доминик все еще был в трансе. Вошел Элгахар и махнул рукой стражнику, чтобы тот закрыл за ним дверь. Паг поднялся, разминая ноги, которые затекли на холодном полу, пока он сидел, вспоминая детство.

- Твой рассказ встревожил меня, - сказал вошедший.

- И должен был, ведь это правда. - Может быть, и нет, или, может быть, только тебе это кажется правдой. Я бы хотел услышать подробности.

Паг жестом пригласил чародея сесть, но тот, качнув головой, отказался. Пожав плечами, Паг вернулся на свое место на полу и начал повествование. Когда он добрался до видения Роугена, Элгахар пришел в волнение и, прервав Пага, стал задавать вопросы. Когда Паг закончил, Элгахар покачал головой:

- Скажи мне, Миламбер, многие ли в твоем родном мире поняли то, что было сказано этому пророку в его видении?

- Нет. Только я да еще двое. И только цурани из Ламута сказал, что это древний язык храмов.

- Если так, то это страшно. Мне надо знать, думал ли ты об этом.

- О чем?

Элгахар наклонился поближе к Пагу и прошептал ему в ухо одно слово. Краска сошла со щек Пага, и он закрыл глаза. Еще на Мидкемии он начал размышлять над тем же, пользуясь немногими сведениями, которыми обладал. Подсознательно он давно уже знал ответ. Вздохнув, он ответил:

- Думал. Я, как мог, старался найти другой ответ, но тем не менее находил только этот.

- О чем это вы? - спросил Хочокена.

- Нет, дружище, - покачал головой Паг. - Не сейчас. Я хотел бы, чтобы Элгахар сделал выводы сам, не зная, к какому решению пришли ты или я. Может быть, это заставит его пересмотреть некоторые взгляды.

- Все может быть. Но даже если так и случится, это может никак не отразиться на вашем теперешнем положении.

Хочокена взорвался:

- Как ты можешь так говорить? Что может сравниться с преступлениями Имперского Стратега? Или вы дошли уже до той точки, когда вся ваша свободная воля подавлена твоим братом?

- Хочокена, ты среди других, носящих черные одежды, мог бы понять меня: ведь именно ты вместе с Фумитой годами участвовал в Большой Игре на стороне партии Синего Колеса. - Элгахар напомнил о том, что эти два чародея помогли императору добиться мира в войне с Мидкемией. - Впервые в истории император получил такую власть и полностью потерял авторитет. Он утратил влияние.

Свершилось предательство, и погибли пятеро военачальников самых могущественных кланов; именно эти пятеро и были самыми вероятными претендентами на место Имперского Стратега. После их смерти многие семьи потеряли былое влияние в Высшем Совете.

Если император попытается диктовать кланам свою волю, он может встретить отпор.

- Ты говоришь о перевороте, о смене существующего режима, - сказал Паг.

- Это и раньше случалось, Миламбер. Но сейчас это означает гражданскую войну, потому что нет наследника. Свет Небес еще молод и вполне может стать отцом сыновей. Пока же у него лишь три дочери. Стратег желает только укрепления Империи, но не падения династии, которой уже больше двух тысяч лет. Я не испытываю к Аксантукару ни любви, ни ненависти. Но император должен понять, что его удел в мировом устройстве - только царствовать, оставив правление Стратегу. Тогда Цурануани вступит в эру вечного процветания.

Хочокена горько рассмеялся.

- Если ты поверил этому бреду, значит, вас в Ассамблее недостаточно крепко запирают.

Не обращая внимания на оскорбление, Элгахар продолжал:

- Как только внутри Империи будет наведен порядок, мы сможем встретиться с любой внешней угрозой, о которой ты возвещаешь. Даже если то, о чем ты говоришь, - правда, и мои догадки верны, пройдет не один год, прежде чем мы столкнемся с нападением на Келеван - времени приготовиться у нас хватит. Ты не должен забывать, что мы в Ассамблее достигли высот силы, немыслимой при наших предшественниках. То, что повергало их в ужас, для нас - пустяк.

- Самонадеянность тебя сгубит, Элгахар. Да и всех вас. Мы с Хочо давно об этом говорили. Вы еще не превзошли могущества предков, вы даже еще не достигли его. Среди книг Макроса Черного я нашел такие, что повествуют о силах, о которых ничего не слышно было за века, что существует Ассамблея.

Ответ Пага заставил Элгахара задуматься. Он помолчал.

- Возможно, - сказал он наконец и пошел к двери. - Ты добился одного, Миламбер. Ты убедил меня в том, что тебе придется остаться в живых дольше, чем этого хотелось бы Стратегу. Ты имеешь знания, которые нам могут понадобиться. А что касается остального... мне надо подумать.

- Да, Элгахар, - сказал Паг, - подумай над этим. Подумай над тем словом, что ты прошептал мне в ухо.

Элгахару, казалось, очень хотелось что-то сказать, но он просто велел стражу открыть дверь. Когда он ушел, Хочокена сказал:

- Он же безумен.

- Нет, - ответил Паг, - не безумен, он просто верит всему, что говорит ему брат. Любой, кто может заглянуть в глаза Аксантукару и Эргорану и поверить, что они способны принести Империи процветание, глупец, идеалист, но не сумасшедший.

Бояться надо Эргорана.

Они опять замолчали, и Паг вернулся к размышлениям над словом, которое шепнул ему Элгахар. Было жутко думать о том, что могло за этим стоять, и Паг стал думать о том странном миге, когда впервые в жизни ему удалось приблизиться к овладению искусством Малой Тропы.

Прошло какое-то время - Паг не знал, сколько, но решил, что сейчас уже часа четыре после заката, то есть близилось время, которое Стратег назначил для допроса. В камеру вошли стражники и освободили от цепей Мичема, Доминика и Пага. Хочокену оставили.

Их привели в комнату, где лежали инструменты для пыток.

Стратег, в зеленом с золотом одеянии, разговаривал с чародеем Эргораном. Человек в красном колпаке молча ждал, когда трех пленников прикуют к столбам так, чтобы им было видно друг друга.

- Элгахар и Эргоран сумели убедить меня, что лучше будет пока оставить тебя в живых - хотя соображения у них разные.

Кажется, Элгахар поверил в твою историю, по крайней мере настолько, что решил узнать у тебя все, что можно. Мы с Эргораном так не думаем, но есть другое, что нам хотелось бы знать. Так или иначе, надо убедиться, что мы узнаем от тебя одну только правду. - Он сделал инквизитору знак, и тот разодрал на Доминике одежды, оставив одну набедренную повязку.

Инквизитор открыл запечатанный горшок и вытащил палочку, облепленную каким-то беловатым веществом. Он нанес немного вещества на грудь Доминика, и тот замер. Цурани, не знавшие металлов, изобрели: другие способы пытки, не такие, как в Мидкемии, но столь же действенные. Вещество оказалось весьма едким и сразу же начало разъедать кожу человека. Доминик зажмурился и закричал.

- Из соображений экономии мы решили, что ты скорее нам все расскажешь, если мы займемся сначала твоими друзьями. Судя по тому, что нам рассказывали твоибывшие сторонники и по непростительной выходке, которую ты учинил тогда на Имперском фестивале, можно сделать вывод, что ты, Миламбер, человек сострадательный. Ты скажешь нам правду?

- Я сказал тебе правду, Стратег! Не пытай моих друзей - ничего другого я тебе сказать не могу.

- Хозяин!

- Что? - Стратег взглянул на инквизитора.

- Этот человек... посмотри. - На лице Доминика больше не отражалась мука: он висел у столба, и лицо его было безмятежным.

Эргоран, встав перед монахом, внимательно на него посмотрел.

- Он в каком-то трансе?

И Стратег и чародей повернулись к Пагу.

- Что за штуки выделывает этот поддельный жрец? - спросил чародей.

- Он не жрец Хантукамы, это верно, но в моем мире он действительно жрец. Он властен сделать так, что его душа, несмотря на мучения тела, останется неуязвимой.

Стратег кивнул инквизитору, который взял со стола острый нож. Он шагнул к монаху и, не говоря ни слова, располосовал ему плечо. Доминик не пошевелился, даже не вздрогнул. Взяв щипцами красный уголек, инквизитор прижег им рану. И снова монах не шевельнулся.

Инквизитор отложил в сторону щипцы и сказал:

- Бесполезно, хозяин. У нас и раньше была со жрецами такая же беда.

Паг нахмурился. Хотя храмы не вмешивались в политику, но все же вели себя с Высшим Советом очень осторожно. Если Стратегу приходилось допрашивать жрецов, это означало, что некоторые храмы присоединились к движению, противостоявшему Партии Войны: А если Хочокена ничего об этом не знал, значит, Стратег действовал исподтишка и пытался разобщить тех, кто ему противодействовал. Паг все больше убеждался, что положение в Империи сложилось непростое, и не зря говорили, что сейчас страна балансирует на грани гражданской войны. Скоро должна последовать атака на тех, кто держит сторону императора.

- Этот не священник, - сказал Эргоран, подходя к Мичему. Он оглядел высокого охотника. - Он простой раб, так что с ним вполне можно будет справиться. - Мичем плюнул в лицо чародею.

Эргоран, который привык, что к Всемогущим относятся со страхом и почитанием, замер, словно его огрели дубиной. Он отшатнулся, вытер плевок и сказал, с трудом подавляя гнев:

- Ты заслужил медленную, мучительную смерть, раб.

Мичем улыбнулся. Паг впервые видел, чтобы он так широко, во весь рот, улыбался. Его лицо со шрамом на щеке стало просто ужасным.

- Я не жалею, ты, безродный мерин.

Мичем, забывшись, заговорил на королевском наречии, но чародей понял, что его оскорбили. Потянувшись, он схватил со стола инквизитора острый нож и полоснул Мичема по груди. Воин замер и побледнел - из раны хлынула кровь. Эргоран торжествовал. И тут мидкемиец плюнул еще раз.

Инквизитор повернулся к Стратегу:

- Хозяин, Всемогущий может все испортить.

Чародей отступил, уронив нож. Он снова стер с лица плевок, встал рядом со Стратегом и с ненавистью прошипел:

- Не торопись рассказывать, Миламбер. Мне бы хотелось побыть здесь подольше.

Паг попытался применить заклинание, которое свело бы на нет магическую силу наручников, но у него ничего не получилось.

Инквизитор взялся за Мичема, но воин сносил пытку молча. С полчаса инквизитор делал свое кровавое дело, пока Мичем, застонав, не потерял сознание.

Паг, которого боль Мичема, казалось, терзала так же сильно, сказал:

- Я сказал тебе правду. - Он посмотрел на Эргорана. - Ты же знаешь, что это правда. - Он понял, что эти уши останутся глухи к его мольбам, потому что взбешенный чародей хотел отомстить Мичему за плевок и его уже не интересовало, что там расскажет Паг.

Стратег указал инквизитору на Пага - пришел и его черед.

Человек в красном колпаке содрал с Пага одежду. Снова был открыт горшок с едким веществом, и его нанесли на грудь Пагу.

Годы тяжелой работы в лагере рабов на болоте закалили Пага - его тело было поджарым и мускулистым, сейчас оно напряглось, встречая боль. Сначала он ничего не почувствовал, но потом, когда вещество начало разъедать тело, боль обожгла его. Паг чуть ли не слышал, как лопалась кожа. Сквозь муку донесся голос Стратега:

- Почему ты вернулся? С кем ты встречался?

Грудь жгло огнем, и Паг закрыл глаза. Он искал спасения в успокаивающих упражнениях, которым учил его Кулган, когда Паг был его учеником. Еще мазок едкой кашицы - и новый взрыв боли, на этот раз на чувствительной коже с внутренней стороны бедра.

Душа Пага, встав на дыбы, кинулась искать защиты в магии. Снова и снова он бился, пытаясь разрушить барьер, образованный заговоренными браслетами. В молодости он был способен к колдовству только в минуты тяжелых испытаний. Свое первое заклинание он нашел, когда его жизни угрожали тролли. Когда он сражался со сквайром Роландом, магия помогла ему справиться с противником, а когда он разогнал Имперский фестиваль, силы для колдовства он черпал из бездонного колодца гнева и злости.

Сейчас его рассудок превратился в разъяренного зверя, который стремился разметать стены клетки, в которую его загнала магия, и, как разъяренный зверь, он действовал слепо, снова и снова ударяя в барьер - решив освободиться или погибнуть.

К его телу приложили горячие угли, и он закричал, как раненое животное, - боль и злость смешались в этом крике, и его рассудок вырвался из оков. Мысли смешались - словно вдруг он оказался в комнате, где все стены, кружащиеся вокруг него в бешеном темпе, были зеркальными, но эти зеркала отражали давно прошедшие события. Из одного зеркала на него смотрел кухонный мальчишка из Крайди, из другого ученик Кулгана. В третьем был молодой сквайр, в четвертом - раб в поместье Шиндзаваи. Но, вглядываясь в отражения отражений, туда, где зеркала смотрели сами в себя, он видел то, чего не было раньше. Позади кухонного мальчишки он увидел взрослого слугу, и кто этот человек, Паг знал точно. Это Паг, который, не став чародеем, ничему не учась, вырос в простого слугу в замке. Позади юного сквайра он увидел придворного под руку с женой - принцессой Каролиной.

Образы вихрем проносились перед ним. Он отчаянно пытался найти среди них что-то. Вот перед ним ученик Кулгана. За его спиной стоял искушенный чародей, последователь Малой Тропы. Паг попытался найти происхождение этого образа - отражения внутри отражения. И наконец он увидел источник этого образа, образа будущего, которое так и не наступило, - то событие, которое повело его жизнь по другому руслу. Среди множества извилистых путей нереализованных возможностей он наконец нашел то, что искал. Он нашел выход. Он понял.

Паг открыл глаза и посмотрел мимо фигуры инквизитора в красном колпаке. Мичем стонал, придя в сознание, а Доминик все еще был в трансе.

Паг, сделав усилие, отвлек рассудок от боли, причиненной телу. Боль отступила. И мысли его обратились к Эргорану. Один из Всемогущих Империи пошатнулся, когда Паг вперил в него тяжелый, немигающий взгляд. Впервые чародею Великой Тропы удалось овладеть искусством Тропы Малой, и Паг вступил с Эргораном в безмолвный поединок.

Паг почти сразу оглушил чародея, ошеломив его неудержимым натиском. Фигура в черном плаще качнулась, но вот Паг уже овладел и телом Эргорана. Закрыв глаза, Паг смотрел вокруг его глазами. Еще немного - и он вполне мог двигаться. Эргоран вытянул руку, и ливень лучей, вылетев из его ладони, поразил инквизитора в спину. Красные и малиновые сполохи танцевали по его телу, а он выгибался и кричал от боли. Инквизитор заметался по всей комнате, как марионетка в руках безумного кукольника, - неестественно и порывисто двигаясь и кромко крича.

- Что это? - вскричал Стратег. - Эргоран! Что это? - Он схватил чародея за край мантии, а инквизитор, ударившись о дальнюю стену комнаты, упал на пол. Когда Стратег дотронулся до чародея, энергия из ладони Эргорана потекла в его сторону.

Аксантукар, повалившись на спину, скорчился от нестерпимой боли.

Инквизитор поднялся с пола, потряс головой и, шатаясь, пошел к пленникам. Он взял со стола нож с тонким лезвием - палач понял, что это Паг причинил ему такую боль. Он шагнул к Пагу, но Мичем, ухватившись за цепи, подтянулся повыше и вдруг, резко выбросив ноги, схватил ими инквизитора за шею. Он крепко держал барахтающегося палача, со страшной силой сжимая ноги.

Инквизитор ударил Мичема в ногу ножом, потом еще и еще раз, но охотник давил все сильнее. Нож в руке палача поднимался и опускался, и вот уже ноги Мичема залила кровь, но инквизитор не мог нанести серьезных порезов маленьким ножом. Мичем издал ликующий крик и, резко надавив, сломал палачу гортань.

Инквизитор упал, и силы в тот же миг оставили Мичема. Он повис на цепях и со слабой улыбкой кивнул Пагу.

Стратег лежал на полу. Паг подозвал Эргорана к себе.

Рассудок Всемогущего казался Пагу чем-то мягким, податливым, и Паг каким-то образом знал, как управлять чародеем и в то же время контролировать свой разум.

Чародей начал освобождать Пага от цепей, а Стратег пытался подняться на ноги. Одна рука Пага уже была свободна.

Аксантукар, нетвердо держась на ногах, поковылял к двери. Паг пытался решить, как поступить. Если он будет свободен от пут, то сможет справиться с любым количеством стражников, которых позовет Стратег, управлять же двумя разумами ему не под силу, к тому же он боялся, что не сможет управлять чародеем достаточно долго, чтобы успеть уничтожить Стратега и освободиться. Или сможет? Пагу трудно было управлять чужим разумом, его мысли начали путаться. Почему он позволяет Стратегу уйти? Боль от пытки и усталость взяли свое, и Паг почувствовал, как он ослабел. Стратег уже дергал дверь, зовя стражу на помощь, и, когда дверь распахнулась, Аксантукар выхватил у кого-то копье.

Замахнувшись, он ударил Эргорана в спину. Чародей упал на колени, не успев освободить вторую руку Пага. Паг тоже почувствовал шок от боли и закричал в один голос с Эргораном.

Рассудок Пага покрывал туман. Что-то внутри сломалось, и мысли, смешавшись, стали морем плещущихся образов, зеркала памяти дрожали и качались - обрывки старых уроков, образы родных, запахи, вкусы, звуки смешались в его сознании.

Летели искры, или звезды, или просто отблески новых образов. Они вились и плясали, образуя узор, круг, туннель, дорогу. Он скользнул по дороге и обнаружил себя на новом уровне сознания. Он шел теперь новыми тропами, по-новому глядя на все вокруг. Та тропа, что была открыта болью и ужасом, теперь полностью принадлежала ему - шагай по ней, когда захочешь.

Наконец он научился управлять теми силами, которые достались ему в наследство.

Когда его взор прояснился, он увидел, что на лестнице теснятся солдаты. Паг сосредоточился на обруче, оставшемся у него на запястье. Вдруг он вспомнил старый урок Кулгана. В мыслях ласково обратившись к кольцу, Паг сделал его мягким и податливым и легко вытащил руку. Он поднатужился, и браслеты, сдерживавшие ноги, упали, распавшись на две половинки. Он посмотрел на лестницу и впервые задумался над тем, что же все-таки происходит. Стратег и его солдаты покинули комнату - наверху развернулось какое-то сражение. На ступенях рядом с солдатом в белом лежал мертвый солдат в синих доспехах клана Каназаваи. Паг быстро освободил Мичема от цепей и положил его на пол, раны охотника обильно кровоточили. Паг послал Доминику мысленную просьбу: "Вернись" .

Доминик сразу открыл глаза. Его оковы упали и Паг сказал:

- Позаботься о Мичеме. - Не спрашивая объяснений, монах повернулся к раненому товарищу.

Паг сбежал по лестнице туда, где в камере сидел Хочокена.

Удивленный чародей спросил:

- Что случилось? Я слышал какой-то шум.

Паг наклонился и превратил цепи в мягкую кожу.

- Не знаю. Наверное, наши единомышленники. Подозреваю, что нас хочет освободить партия Синего Колеса. - Он вынул руки Хочокены из мягких оков.

Хочокена поднялся. Ноги его дрожали.

- Мы должны помочь им, помочь нам, - решительно сказал он.

И задумался над тем, как Паг его освободил:

- Миламбер, как ты это сделал?

Выходя из камеры, Паг ответил:

- Не знаю, Хочо. Об этом стоит поговорить.

Паг побежал по лестнице наверх. В центральной галерее дворца солдаты сошлись в рукопашной. Воины в белых доспехах отступали под натиском воинов в доспехах других цветов.

Оглядевшись, Паг увидел, что Аксантукар прячется за двумя своими охранниками: они прикрывали его отход. Паг закрыл глаза и сосредоточился. Открыв глаза снова, он увидел созданную им невидимую руку; он чувствовал ее, как свою собственную. Словно котенка, схватил он за шиворот Стратега, подняв его в воздух, подтянул дрыгающегося, пинающегося Аксантукара к себе. Солдаты перестали биться, увидев, как Аксантукар, первый воин Империи, визжит от ужаса, дрыгаясь в воздухе.

Паг подтащил его туда, где стояли они с Хочо. Некоторые из имперских солдат, опомнившись, поняли, что именно чародей-отступник сотворил такое непотребство с их вождем.

Некоторые, бросив сражаться с солдатами в цветных доспехах, бросились на помощь Стратегу.

Раздался крик:

- Ичиндар! Девяносто Первый Император!

В тот же момент все солдаты, независимо от того, на чьей стороне они сражались, попадали на пол, уткнувшись лбами в каменные плиты. Офицеры встали, склонив головы.

Хочокена и Паг смотрели, как военачальники, одетые в цвета тех кланов, что создали партию Синего Колеса, вошли в галерею.

Впереди, в доспехах, годами лежавших без надобности, вышагивал Камацу, снова на время ставший военачальником клана Каназаваи.

Построившись, они разошлись в стороны, открывая путь входящему императору. Ичиндар, высшая власть в Империи, вошел в зал.

Золотые доспехи придавали ему внушительный вид. Он подошел туда, где стоял Паг, а в воздухе все еще висел Стратег, и внимательно рассмотрел всю сцену. Наконец он сказал:

- О Всемогущий! Ты и впрямь несешь разрушения туда, где появляешься. - Он посмотрел на Имперского Стратега. - Если ты поставишь его на пол, мы сможем разобраться в сути происходящего.

Паг разжал невидимую руку, и Стратег упал, тяжело ударившись о каменный пол.

- Очень интересная история, Миламбер, - сказал Ичиндар Пагу, сидя на тех же самых подушках, которые утром занимал Стратег, и прихлебывая чай из чаши бывшего хозяина дворца. - Проще всего сказать, что я тебе верю и готов забыть все, что было, но бесчестие, нанесенное мне теми, кого ты зовешь эльфами и гномами, забыть невозможно. - Вокруг него стояли военачальники кланов партии Синего Колеса и среди них - Элгахар.

- Позволит ли мне Свет Небес? - попросил разрешения говорить Хочокена. - Помните - они были всего лишь орудием, если хотите, инструментами в игре шех. Макрос пытался предотвратить появление Врага, об этом тоже не надо забывать.

То, что он повинен в предательстве, избавляет тебя от необходимости мстить всем, кроме него. А раз он считается мертвым, то и дело закрыто.

- Хочокена, у тебя язык проворный, как релли. - Император вспомнил о существе, напоминавшем водяную змею, известную своими плавными и гибкими движениями. - Я не стану мстить без достаточной причины, но мне не хочется и менять свое прежнее отношение к Королевству.

- Ваше величество, - сказал Паг, - это не мудро, ни сейчас, ни вообще. - Ичиндар вопросительно на него посмотрел, и Паг продолжал:

- Я же надеюсь, что когда-нибудь наши два мира встретятся, как друзья, но сейчас есть дела, которые требуют внимания. Сейчас надо вести дела в Империи так, словно наши два мира никогда не встречались.

Император выпрямился:

- Как ни мало я понимаю в таких вещах, я подозреваю, что ты прав. Меня ждут большие дела. Я должен быстро принять решение, которое может навсегда изменить историю цурани. - Он погрузился в молчание. Довольно долго он не произносил ни слова, как бы советуясь сам с собой, а потом сказал:

- Когда ко мне пришли Камацу и другие старейшины кланов и рассказали о твоем возвращении и о том, что над твоим миром нависла черная опасность из мира цурани, я решил пропустить все это мимо ушей.

Мне не было дела ни до твоих бед, ни до бед твоего мира. Мне было неинтересно даже думать о повторном нападении на твой мир.

Я опасался действовать, потому что после нападения на твой мир потерял лицо перед Высшим Советом. - Он опять ненадолго задумался. - Твой мир, то немногое, что я видел перед битвой, мне очень понравился. - Он вздохнул, устремив на Пага взгляд своих зеленых глаз. -Миламбер, если бы во дворец не пришел Элгахар и не подтвердил то, о чем доложили твои единомышленники из партии Синего Колеса, ты, скорее всего, был бы уже мертв, да и я бы последовал за тобой, а Аксантукар развязал бы кровавую гражданскую войну. Ему удалось надеть белые с золотом одежды только на волне гнева в ответ на предательство. Ты предотвратил мою смерть, если не большие бедствия для всей страны. Думаю, что здесь есть над чем подумать, хотя самые трудные времена в Империи только наступают.

- Я достаточно долго прожил в Империи и не могу не понимать, что Игра Совета станет теперь только еще более жесткой.

Ичиндар выглянул в окно, туда, где на ветру болталось тело Аксантукара.

- Надо будет спросить у историков, но по-моему, это - первый Стратег, повешенный императором. - Виселица была самым жестоким наказанием для воина, потому что она бесчестила его род. - Но раз он и сам готовил для меня позорную участь, думаю, восстания не должно случиться, по крайней мере на этой неделе.

Военачальники кланов, присутствовавшие в комнате, переглянулись. Камацу поклонился:

- Будет ли мне позволено говорить. Свет Небес? Партия войны понесла ущерб. Предательство Стратега лишило их возможности вести переговоры в Высшем Совете. Уже сейчас партии Войны не существует, а кланы и семьи, которые в нее входили, спорят, к какой партии присоединиться, чтобы обрести хоть какие-то остатки былого влияния. Сейчас правят умеренные.

Император, покачав головой, сказал неожиданно строго:

- Нет, достопочтенный воитель, ты не прав. В Цурануани правлю я. - Он поднялся, оглядывая тех, кто его окружал. - До тех пор, пока те затруднения, о которых нам рассказал Миламбер, не будут разрешены и Империя не будет в полной безопасности, или же окажется, что угроза несущественна, Высший Совет распускается. Не будет и нового Стратега, пока я не велю Совету избрать его. Пока я не издам другого закона, закон - я сам.

- А Ассамблея, ваше величество? - спросил Хочокена.

- Пусть все будет как раньше. Но смотри, Всемогущий, позаботься о братьях своих. Если еще раз окажется, что кто-то из чародеев, носящих черные ризы, вовлечен в заговор против моего дома, положение Всемогущих, которые стоят над законом, переменится в худшую сторону. Даже если мне придется положить всю армию Империи, чтобы одолеть ваше магическое искусство, даже если Империя рассыплется в прах, я никому не позволю снова посягать на верховную власть императора. Понятно?

- Да, ваше императорское величество. Признание Элгахара и деяния его брата и Стратега дают остальным членам Ассамблеи повод поразмыслить. Я потребую обсуждения этого происшествия в Ассамблее.

Император обратился к Пагу:

- Всемогущий, я не могу приказать Ассамблее восстановить тебя в своих рядах, и мне не очень нравится, что ты здесь. Но пока все не выяснится, ты волен приходить и уходить по своему усмотрению. Когда ты снова соберешься домой, сообщи нам о своих открытиях. Если возможно, мы бы хотели помочь тебе предотвратить уничтожение твоего мира. А теперь, - он поднялся и пошел к двери, - я должен вернуться в свой дворец. Надо восстанавливать Империю.

Все потянулись к выходу вслед за императором. К Пагу подошел Камацу:

- Всемогущий, кажется, пока все закончилось благополучно.

- Пока, друг. Позаботься о Свете Небес. После того, как станут известны сегодняшние решения, его жизнь может оказаться короткой.

- Воля твоя. Всемогущий.

- Давай заберем Доминика и Мичема, - предложил Паг Хочокене. - Наверное, они отдохнули. И отправимся в Ассамблею.

У нас много работы.

- Сейчас. У меня есть вопрос к Элгахару. - Тучный чародей посмотрел на бывшего фаворита Стратега:

- Отчего ты так резко сменил привязанности? Я всегда считал тебя помощником брата.

Тощий чародей ответил:

- То, что рассказал нам Миламбер, заставило меня задуматься. Я взвесил все возможности, и когда я предложил Миламберу очевидный ответ, он согласился. Эту опасность нельзя не заметить. По сравнению с ней все остальные дела несущественны.

Хочокена повернулся к Пагу.

- Не понимаю, о чем он говорит?

Паг едва держался на ногах от усталости, но сейчас он ощутил, как из глубин души поднимается страх.

- Я не решаюсь даже говорить об этом. - Он оглядел тех, кто стоял вокруг него. - Элгахар догадался о том, что я подозревал, но в чем боялся признаться даже самому себе. - Он помолчал, а когда все, кто был в комнате, казалось, затаили дыхание, закончил:

- Возвратился Враг.

Паг отбросил книгу в кожаном переплете.

- Опять тупик! - Он провел ладонью по лицу, прикрывая усталые глаза. Ему было тревожно - так много предстоит сделать, а время уходит! Паг никому не стал говорить о том, что нашел в себе способности следовать по Малой Тропе. Оказалось, в нем жило нечто такое, о чем он и не подозревал, и ему хотелось бы поразмыслить об этих новых открытиях в более спокойной обстановке.

Хочокена и Элгахар подняли головы - они тоже читали.

Элгахар старался изо всех сил, ему хотелось загладить былые промахи.

- Тут все перепутано, Миламбер, - сказал он.

Паг согласился:

- Я еще два года назад говорил Хочо, что Ассамблея стала слишком самонадеянна и беззаботна. Этот беспорядок - очередной тому пример. - Паг поправил черное одеяние. Когда стали известны причины возвращения, его по требованию старых друзей, поддержанному Элгахаром, восстановили полным членом без колебаний. Из действительных членов воздержались немногие, и никто не проголосовал против. Каждый из них прошел через Башню Испытаний и видел мощь и злобу Врага.

В комнату вошли Шимони, один из старых друзей Пага по Ассамблее и его прежний наставник, и брат Доминик. После встречи с инквизитором прошлой ночью монах продемонстрировал незаурядные дарования по части лекарского искусства. Он использовал свой дар целителя для лечения Пага и Мичема, но что-то не позволило ему применить его для себя. Однако он сумел поведать чародеям Ассамблеи, как составить лекарство, которое облегчило его боль от ран и ожогов.

- Миламбер, твой друг жрец просто чудо. Он знает удивительные способы, с помощью которых можно переписать названия всех книг в нашей библиотеке.

- Я просто поделился тем, чему меня научили в Сарте. Здесь немало путаницы, но все же, при ближайшем рассмотрении, не так уж и много.

Хочокена потянулся.

- Меня заботит, что пока мы нашли мало нового. Словно то видение, которое является всем в Башне Испытаний, - самое раннее воспоминание о Враге, и ничего другого мы не знаем.

- Может быть, и так, - сказал Паг. - Не забудь, что большинство поистине великих чародеев погибли на Золотом мосту, оставив только учеников и менее сильных чародеев. Наверное, прошло немало лет, прежде чем была сделана попытка снова начать записи.

Вошел Мичем - он нес огромную связку древних книг, переплетенных в кожу. Паг указал на пол рядом с собой, и Мичем положил связку туда. Паг раздал книги своим помощникам. Элгахар открыл доставшийся ему том; переплет скрипнул.

- Боги цуранские, какие же эти книги старые!

- Одни из самых старых в Ассамблее, - сказал Доминик. - Мы с Мичемом чуть ли не час их искали и еще час добирались до них.

- Язык такой древний, что почти не похож на наш, - сказал Шимони. - Здесь такие формы глаголов, о каких я никогда и не слышал.

- Миламбер, - сказал Хочо, - послушай-ка: "И когда мост исчез, Эйвари все еще настаивал на совете".

- Золотой мост? - спросил Элгахар.

Паг и остальные бросили свои занятия и прислушались к тому, что читал Хочокена:

- "Тринадцать их осталось из всех Альстванаби - Эйвари, Марли, Кейрой..." - дальше список имен, - "...и покоя не было меж ними, но Марли сказала слова властные и изгнала их страхи.

Мы - в мире, что сотворен для нас Чакейканом... ", - может быть, так в древности называли Чочокана? - "...и мы выстоим.

Те, кто следил, говорят, что Тьма нам больше не угрожает".

Тьма? Может быть...

Паг перечитал текст еще раз.

- Вот и Роуген употребил это же слово. Вряд ли это совпадение. Значит, в попытках убить принца Аруту не обошлось без Врага.

- Здесь есть еще кое-что, - сказал Доминик.

- Да, - согласился Элгахар, - кто это "Те, кто следил"?

Паг оттолкнул книгу - усталость последних дней навалилась необоримой сонливостью. Из тех, кто вместе с ним провел весь день в библиотеке, остался один Доминик. Ишапианский монах, казалось, мог избавляться от усталости усилием воли.

Паг закрыл глаза, собираясь посидеть так совсем немного.

Его мысли были заняты многим, и многое он отложил до времени.

Сейчас мысли замелькали, но ни одна из них не хотела остаться надолго.

Паг уснул, и ему приснился сон.

Он опять стоял на крыше Ассамблеи. На нем были серые одежды ученика, и Шимони показал ему ступени, ведущие в башню. Он понял, что ему надо подняться, чтобы опять встретить бурю, опять пройти испытание, которое принесет ему звание Всемогущего.

Во сне он поднимался вверх, и на каждой ступени видел цепочку мерцающих образов. Какая-то птица пыталась поймать в воде рыбину - ее алые крылья мерцали на фоне синего неба и воды. Потоком хлынули картины: жаркие джунгли, где надрывались рабы; бой, умирающий солдат. Тюн, несущийся через северную тундру; молодая жена, соблазняющая стражника, охраняющего дом ее мужа; купец в лавке, продающий пряности. Потом он оказался на севере и увидел...

Ледяные поля, обдуваемые резким холодным ветром. Все здесь дышало древностью. Из башни, сложенной из снега и льда, появились какие-то фигуры в плащах, защищавших от ветра. Они были похожи на людей, но двигались с легкостью, людям не присущей. Это были древние и мудрые создания, и мудрость их была людям невероятной; они искали знамения в небе. Они смотрели вверх и ждали. И следили.

Паг выпрямился и открыл глаза.

- Что такое, Паг? - спросил Доминик.

Позови остальных, - сказал Паг, - я знаю ответ.

Паг стоял перед друзьями, и его черные одежды развевались на ветру.

- Ты никого с собой не возьмешь? - опять спросил Хочокена.

- Нет, Хочо. Ты поможешь мне, если доставишь Мичема и Доминика обратно в мое поместье, чтобы они могли вернуться в Мидкемию. Кулгану я передам с ними все, что здесь выяснил: пусть всем, кому надо об этом знать, будут отправлены письма.

Может быть, я гоняюсь за легендой, пытаясь отыскать на севере этих Следящих.

Элгахар сделал шаг вперед:

- Если будет позволено, я мог бы отправиться с твоими друзьями в их мир.

- Зачем? - спросил Паг.

- Ассамблее не нужен человек, замешанный в делах Стратега, а ты говорил, что в твоей академии обучаются те, кому могут пригодиться мои знания. Я некоторое время поживу там, чтобы помочь тем, кто готовится к посвящению.

Паг задумался.

- Хорошо. Кулган скажет тебе, что делать. Не забывай, что в Мидкемии звание Всемогущего ничего не значит. Ты будешь просто еще одним членом сообщества. Тебе придется нелегко.

- Я буду стараться, - ответил Элгахар.

- Отличная идея, - заметил Хочокена. - Я давно думал об этой варварской земле, где ты родился, к тому же можно будет отдохнуть от жены. Я тоже отправлюсь туда.

- Хочо, - смеясь, ответил Паг, - академия - неустроенное место, там нет того комфорта, к которому ты привык.

- Ерунда, Миламбер, - ответил толстый чародей, - тебе ведь нужны союзники и в твоем родном мире. Может, я плохо говорю на твоем языке, но твоим друзьям может потребоваться помощь, и довольно скоро. Враг - сила, нам неизвестная и пока неподвластная. Скоро мы начнем с ним сражаться. А уж с неудобствами я справлюсь.

- Кроме того, - прибавил Паг, - ты облизываешься на библиотеку Макроса с тех самых пор, как я впервые упомянул о ней.

- Что он, что Кулган, - покачал головой Мичем. - Просто две горошины из одного стручка.

- Что такое горошина? - спросил Хочокена.

- Скоро узнаешь, - Паг обнял Хочо и Шимони, пожал руки Мичему и Доминику и поклонился остальным членам Ассамблеи. - Следуйте указаниям, как открыть врата. И не забудьте закрыть их, когда пройдете. Может быть, Враг все еще ищет проход, чтобы попасть в наши миры. Я отправлюсь в поместье Шиндзаваи - это самый северный пункт, где есть рисунок. Оттуда поеду на лошади через тундру. Если следящие все еще существуют, я разыщу их и вернусь в Мидкемию, узнав у них все, что они знают о Враге. Там мы и встретимся. Д пока, друзья мои, позаботьтесь друг о друге.

Паг прочел заклинание и исчез.

Остальные некоторое время не двигались с места. Наконец Хочокена сказал:

- Пора готовиться. - Он посмотрел на Доминика, Мичема и Элгахара. - Идемте же, друзья.

Глава 18 ВОЗМЕЗДИЕ

Вздрогнув, Джимми проснулся. Кто-то прошел по земле над ними. Все они спали целый день, ожидая наступления темноты, чтобы заняться изучением черного дома. Джимми выбрал себе место поближе к выходу.

Парнишка дрожал. Днем ему снились странные сны, наполненные тревожными образами, - не то чтобы кошмары, но какие-то туманные и тягостные. Словно ему достались чьито чужие грезы, а их хозяин не был человеком. Он припомнил ощущение гнева и ненависти и ощутил себя вымазанным в грязи.

Странное беспокойство не проходило. Джимми, все еще дрожа, глянул вниз. Все дремали, только Бару, кажется, погрузился в медитацию. Он сидел, скрестив перед собой ноги и руки и ровно дышал. Глаза его были закрыты.

Джимми осторожно подтянулся и оказался у самой поверхности земли. На некотором расстоянии слышались голоса:

- ... Где-то здесь.

- Если он так глуп, что вошел в дом, значит, сам виноват, - послышался еще один голос со странным акцентом. Темный брат, подумал Джимми.

- Ну, я за ним не пойду - меня предупредили. - Это был второй человек.

- Рейц велел найти Джаккона, ты ведь знаешь, что он уже подумывал о бегстве. Если мы Джаккона не найдем, он может отрезать нам уши, - пожаловался первый.

- Плевать на Рейца. - Голос моррела. - Мурад приказал никому не входить в черный дом. Или ты хочешь отведать его гнева и встретиться с черными убийцами?

- Нет, - ответил человек. - Но все равно надо подумать, что сказать Рейцу. Я тут...

Джимми дождался, пока голоса удалятся, и отважился выглянуть. Два человека и моррел шли к мосту, один из людей размахивал руками. У моста они остановились, показывая на дом и что-то объясняя. Они говорили с Мурадом. На дальнем конце моста Джимми разглядел целый отряд всадников, дожидавшихся, пока эти четверо подойдут к ним.

Джимми вернулся вниз и разбудил Аруту.

- У нас наверху гости, - прошептал парнишка. Понизив голос так, чтобы Бару не мог его услышать, Джимми добавил:

- И твой старый знакомец со шрамом на лице тоже с ними.

- Далеко еще до заката?

- Меньше часа. Пожалуй, через два часа будет совсем темно.

Арута кивнул и уселся ждать. Джимми опустился на пол рядом с ним и начал рыться в своем мешке в поисках вяленой говядины.

Желудок напомнил ему, что за последние сутки он ничего не ел, и бывший воришка решил, что если ему суждено этой ночью умереть, то уж лучше сначала подкрепиться.

Время тянулось медленно, и Джимми заметил, что его друзья как-то уж очень мрачны даже для обычного невеселого настроения, которое овладело ими на плато. Мартин и Лори оба погрузились в задумчивое молчание, а Арута был так занят своими мыслями, что и вообще не шевелился. Бару беззвучно читал молитвы, а Роальд сидел, повернувшись лицом к стене и всматривался только в одному ему видные образы. Джимми стряхнул чужие грезы непонятных людей, одетых чуждым образом и занятых непонятными делами, и заставил себя проснуться.

- Эй, - сказал он достаточно громко, чтобы его все услышали и повернулись к нему. - Вы все какие-то... потерянные.

Мартин посмотрел на него более или менее осмысленно.

- Я... я вспоминал отца.

- Это из-за места, где мы находимся. У меня просто... угасла надежда. Я уже хотел все бросить, - тихо признался Арута.

- А я снова был у той пропасти, только армия Высокого замка не могла поспеть мне на помощь, - сказал Роальд.

- Я пел... свою песню смерти, - вздохнул Бару.

Лори подошел к Джимми.

- Так действует это место. Я думал о том, что, пока меня нет, Каролина нашла себе другого. - Он посмотрел на Джимми. - А ты?

Джимми пожал плечами:

- Мне тоже было не по себе, но я решил, что это из-за возраста. Я думал о каких-то странных людях в смешной одежде.

Не знаю. Почему-то я разозлился.

- Эльфы говорили, что моррелы приходят сюда, чтобы помечтать о всемогуществе, - напомнил Мартин.

- Ну, - заметил Джимми, - а вы все выглядели, как ходячие покойники. - Он подошел к трещине, ведущей наверх. - Стемнело.

Почему бы мне не выйти? Если все в порядке, выйдем все.

- Думаю, нам с тобой надо идти вдвоем, - сказал Арута.

- Нет. - Бывший воришка покачал головой. - Мне бы не хотелось быть неучтивым, но если предстоит рисковать жизнью в деле, которое лучше меня никто не знает, - не мешайте мне. Тебе нужно, чтобы кто-нибудь пролез в дом, а мне совсем не нужно, чтобы ты висел у меня на хвосте.

- Очень опасно, - сказал Арута.

- Не спорю, - ответил Джимми. - Как пить дать, не так-то просто взломать храм Повелителя Драконов, и если у тебя есть голова на плечах, ты отпустишь меня одного. Иначе ты погибнешь прежде, чем я успею сказать: "Не наступай сюда, ваше высочество", и нам больше не о чем будет беспокоиться. Мы бы просто могли позволить ночным ястребам застрелить тебя, а мне и в Крондоре было неплохо.

- Он прав, - вмешался Мартин.

- Мне это не нравится, но ты прав, - согласился Арута.

Когда парнишка повернулся, собираясь идти, Арута спросил:

- Я не говорил тебе, что иногда ты напоминаешь мне одного старого пирата, Амоса Траска?

Джимми ухмыльнулся в темноте.

Он вылез из трещины и огляделся. Никого не увидев, он быстро побежал к дому. Держась вплотную к стене, Джимми добрался до двери. Там он немного постоял, раздумывая, как бы лучше взяться за дело. Он еще раз изучил дверь, а потом вскарабкался по стене, цепляясь за выступы дверного наличника.

И еще раз посмотрел через окно на прихожую. Двойные двери вели куда-то в темноту. Прихожая была пуста. Джимми посмотрел вверх и увидел голый потолок. Что там внутри? В каких ловушках ждет его смерть? Что там были ловушки - в этом Джимми не сомневался.

А если так - то где они и как их обойти? И снова Джимми ощутил беспокойство - что-то не правильное было в этом доме.

Джимми спрыгнул на землю и набрал в легкие побольше воздуха. Он вытянул руку, толкнул дверь и прыгнул влево, чтобы укрыться за ней, если на него что-нибудь выпадет. Ничего не произошло.

Джимми осторожно заглянул внутрь, пытаясь определить подозрительные места, какие-нибудь недостатки планировки и убранства, которые могли бы указывать на ловушки. И ничего не увидел. Мальчик прислонился к двери. А что если здесь расставлены колдовские ловушки? Он никак не мог защититься от заклинаний, способных убить человека, или того, кто не моррел, или того, кто ходит в зеленой одежде, И прочее в таком же духе.

Джимми положил руку на дверной косяк, готовый отдернуть ее в любой миг. Ничего не случилось.

Джимми сел. Потом лег. При взгляде с уровня пола все выглядит по-другому, и он надеялся, что ему удастся что-нибудь заметить. Поднимаясь, он кое-что заметил. Пол был выложен мраморными плитами одинакового размера и цвета, зазоры между ними были совсем маленькими. Он осторожно поставил ногу на плитку перед дверью и медленно перенес свой вес на нее, готовясь к тому, что плитка сдвинется. Она не сдвинулась.

Джимми вошел и направился к дверям в дальнем конце прихожей. Он разглядывал каждый кусок мрамора, прежде чем ступить на него, и решил, что ловушек под ногами не было. Он разглядывал стены и потолок, пытаясь найти секрет. Секретов не было. И снова знакомое ощущение охватило Джимми - что-то здесь не так.

Вздохнув, мальчишка повернулся к открытым дверям и вошел в следующую комнату.

Джимми приходилось встречать бестолковых людей, а этот Джаккон именно таким и был. Джимми лег на пол и перевернул труп. Когда вес мертвого тела надавил на плиту, лежащую перед дверью, раздался легкий щелчок, и что-то пролетело над головой.

Джимми осмотрел Джаккона и обнаружил, что из его груди возле ключицы торчит маленький дротик. Джимми не стал трогать дротик, да ему и ни к чему было: он и так знал, что дротик был намазан быстродействующим ядом. Джимми заинтересовал кинжал покойника с красивой резной ручкой. Парнишка вытащил его из-за пояса мертвеца и сунул себе за пазуху.

Юный воришка сидел на корточках. Он только что миновал длинный пустой зал, в котором не было окон, и попал в подвальный этаж здания. Он решил, что от пещеры, где остались Арута с друзьями, его отделяет не больше сотни ярдов. Он споткнулся о труп, лежавший у двери. Каменную плиту за порогом надо было лишь немного тронуть...

Джимми поднялся и шагнул в дверь, ступив не на ту плитку, которая лежала сразу перед ней, а на соседнюю. Ловушку нельзя было не заметить, а этот дурак в погоне за призрачными сокровищами все же ступил на нее. И поплатился.

Джимми встревожился. Уж слишком явной была ловушка. Словно кто-то хотел, чтобы он, Джимми, успокоился и потерял бдительность, обнаружив ее. Он покачал головой и только еще больше насторожился, как вор, который знает, что любой неверный шаг может оказаться последним.

Джимми пожалел, что у него не было больше света, чем давал маленький факел. Он осмотрел пол под телом Джаккона и нашел еще один сдвинувшийся камень. Джимми провел рукой вдоль косяка, выискивая пружинки или другие спусковые устройства, и ничего не обнаружил. Перешагнув через порог, Джимми обошел труп и продолжил путь к сердцу здания.

В круглой комнате на небольшой подставке стоял стеклянный шар, освещенный каким-то невидимым источником света. А внутри шара - одна-единственная веточка с серебристо-зелеными листьями, красными ягодами и серебряными шипами. Джимми осмотрел каждую пядь комнаты, до которой мог дотянуться, не вступая в круг света вокруг подставки, и не нашел ничего, что бы напоминало ловушку. Но он не мог успокоиться. После того как он увидел труп Джаккона, ему попались еще три ловушки - любой грамотный вор легко мог бы обнаружить их. Здесь же, где должна быть последняя ловушка, ничего нет.

Джимми сел на пол и задумался.

Арута и его спутники вскочили: сверху в трещину пролез Джимми и спрыгнул на пол пещеры.

- Нашел? - спросил Арута.

- Это очень большой дом. Там много пустых комнат, расположенных так, что можно двигаться только в одном направлении к центру здания и обратно. Там ничего нет, кроме маленького сосуда в центре. На полу несколько ловушек, совсем простых, их легко обнаружить. Но сам по себе дом какой-то не правильный. Что-то там не так. Дом не настоящий.

- Что?! - воскликнул Арута.

- Представь, что ты захотел бы поймать себя, но знаешь, что ты очень хитрый. Разве ты не поставил бы капкан в самом конце пути, просто на случай, если людям, которых наняли убить тебя, не удалось этого сделать?

- Ты думаешь, этот дом - ловушка? - спросил Мартин.

- Да, большая, красивая, хитрая ловушка. Смотри: у тебя есть таинственное озеро, и все твое племя приходит сюда колдовать, или набираться сил у мертвых, или что там эти темные братья здесь делают. Ты хочешь поставить капкан, поэтому тебе приходится думать, как человеку. Может, повелители драконов и не строят домов, зато их строят люди, и ты строишь дом, большой дом, в котором ничего нет. Потом ты кладешь куда-нибудь ветку терна серебристого - например в сосуд, - и ловушка готова.

Кто-то находит маленькие приветы, расставленные тобой по пути, обходит их, думая, что они очень хитрые, а он сам еще хитрей, раз их обнаружил, находит терн, берет его и...

- И ловушка захлопывается, - сказал Лори, с уважением посмотрев на Джимми.

- И ловушка захлопывается, - повторил Джимми. - Не знаю, как они ее устроили, но могу спорить - в последней ловушке без магии не обошлось. Все остальные было очень легко найти, а в конце - пусто. Наверное, дотронешься до сосуда с терном, и между этой комнатой и выходом из дома открываются десятки дверей, десятки оживших мертвецов вылазят из стен, или же просто весь дом падает на тебя.

- Я так не думаю, - сказал Арута.

- Послушай, здесь свора бандитов. Большинство из них - совсем без мозгов, иначе они бы не разбойничали в горах, а были бы уважаемыми ворами и жили в большом городе. Они не только тупые, они еще и жадные. И они явились сюда, чтобы подзаработать немного золота, охотясь за принцем, а им говорят:

"В дом не ходить". Ну и каждый из этих красавцев думает, что моррелы лгут, потому что знает: все остальные такие же тупые, как и он сам. Один из этих умников лезет в дом и получает дротик в грудь за труды. Когда я нашел шар на подставке, я сел и наконец-то осмотрелся. Этот дом построен моррелами, и совсем недавно. Он такой же древний, как и я. Он построен из дерева и облицован камнем. Мне приходилось бывать в старых домах. Они не такие. Не знаю, как его строили. С помощью магии или использовав труд рабов, но ему не больше нескольких месяцев.

- Но ведь Галейн сказал, что это - место валкеру, - заметил Арута.

- Думаю, он прав, - сказал Мартин, - но, думаю, и Джимми прав тоже. Помнишь, ты мне рассказывал, как перед войной Долган вывел Томаса из подземного зала валкеру? - Арута кивнул. - Так вот, на такое место похожа как раз эта пещера.

- Зажгите-ка факел, - сказал Арута. Роальд зажег огонь, и они отошли от трещины.

- Вы заметили, что для естественной пещеры здесь очень ровный пол? - спросил Лори.

- И стены, - прибавил Роальд.

Бару огляделся:

- Мы так торопились, что совсем не рассмотрели, где сидим.

Это не природная пещера. Мальчик прав. В доме - ловушка.

- Этим пещерам больше двух тысяч лет, - сказал Мартин. - Через трещину в потолке каждую зиму льют дожди, попадает сырость из озера. Резьба на стенах стерлась от времени. - Он провел ладонью по камню, который на первый взгляд казался просто шершавым. - Но не вся. - И он указал на узоры, покрывавшие стену, - они были так изъедены, что рассмотреть их было уже нельзя.

- Значит, нам снятся древние сны отчаявшихся, - сказал Бару.

- Есть тоннели, по которым мы не ходили, - сказал Джимми. - Давайте осмотрим их.

- Хорошо. Веди нас, Джимми. Давайте вернемся в ту пещеру, откуда отходит много ходов, ты выберешь какой-нибудь, и посмотрим, куда он ведет.

В третьем тоннеле они нашли лестницу, ведущую вниз. Она вывела их в большой зал, очень древний, если судить по известковым натекам на полу.

- Сколько же веков не ступала здесь ничья нога! - оглядевшись, сказал Бару.

Топнув по полу ногой,Мартин согласился с ним:

- Да, немало.

Джимми вел их под огромными сводами, из которых торчали покрытые пылью держатели для факелов, давно проржавевшие. В дальнем конце прохода они обнаружили комнату. Роальд обратил внимание на огромные железные дверные петли, превратившиеся в наросты ржавчины - с трудом можно было понять, что это такое.

Когда-то здесь висела необъятная дверь.

Джимми, пройдя в дверь, воскликнул:

- Смотрите!

Они оказались в большом зале, где по углам гуляло забытое эхо. На стенах висели гобелены, от которых теперь не осталось ничего, кроме бесцветных лохмотьев. Факелы отбрасывали на стены колеблющиеся тени, и воспоминания о глубокой древности словно оживали после невообразимо долгого сна. По залу были разбросаны кучи мусора, который когда-то был самыми разными вещами.

Деревянные щепки, перекрученный кусок железа, золотая проволочка - теперь и не узнать, чем это было. Единственным предметом, который не тронуло время, оказался огромный каменный трон, помещавшийся на возвышении. Мартин, подойдя к нему, дотронулся до старого камня.

- Когда-то валкеру восседал здесь. Это был его трон. - Словно вспомнив сон, все опять подумали, до чего чуждо им это место. Прошли тысячелетия, но сила Повелителя Драконов еще ощущалась здесь. Ошибки быть не могло - они стояли в самом сердце царства древней и могучей расы. Здесь был источник грез моррелов, одно из священных мест Темной Тропы.

- Тут немногое уцелело, - сказал Роальд. - Кто это сделал?

Мародеры? Темное Братство?

Мартин огляделся, словно озирая столетия, о которых говорила пыль на стенах.

- Вряд ли. Насколько я помню из преданий, все это могло остаться со времен Войн Хаоса. Они сражались, оседлав драконов, они бросили вызов богам. Но, возможно, это всего лишь легенды.

Немного свидетельств той битвы дошло до нас. Вероятно, мы уже никогда не узнаем правду.

Джимми бродил по залу, заглядывая то туда, то сюда. Наконец он вернулся и сказал:

- Здесь ничего не растет.

- Где же тогда терн серебристый? - горько спросил Арута. - Мы везде посмотрели.

Все долго молчали. Наконец Джимми сказал:

- Не везде. Мы искали вокруг озера и, - он обвел рукой зал, - под озером. Но в озере мы не смотрели.

- В озере? - переспросил Мартин.

- Калин и Галейн говорили, что он растет у самой воды. А никто не узнал у эльфов - не было ли этой весной в горах обильных дождей?

- Вода в озере поднялась! - воскликнул Мартин.

- Кто хочет поплавать? - спросил Джимми.

Джимми отдернул ногу.

- Холодно, - прошептал он.

- Городской мальчишка, - констатировал Мартин, обращаясь к Бару. - Он в горах на высоте восемь тысяч футов и удивляется, что вода холодная.

Мартин медленно, чтобы не плескать, вошел в воду. За ним - Бару. Джимми, глубоко вдохнув, шагнул вслед за Бару, морщась на каждом шагу, а вода поднималась все выше и выше. Оступившись, он сразу погрузился по грудь и раскрыл рот, задохнувшись от холода. С берега сочувственно подмигивал Лори. Арута и Роальд следили за мостом. Все трое, согнувшись, прятались за покатым спуском к воде. Ночь была тихой - почти все моррелы спали на дальнем конце моста. Арута решил выбрать предрассветный час.

Скорее всего в такую пору стражники, если это люди, будут в полусонном состоянии, да и моррелы тоже.

Едва слышные звуки передвижений по воде сменились вдохом - Джимми, набрав воздуху, нырнул и тут же снова высунул голову из воды, глотнув воздуха, и снова исчез. Как и остальные, он шарил наугад. Вдруг Джимми отдернул руку - среди покрытых мхом камней он наткнулся на что-то острое. Он выскочил из воды с заметным, как ему показалось, шумом, но на мосту никто не встревожился.

Снова нырнув, Джимми начал обшаривать скользкие камни. Опять уколовшись, он нашел шипастое растение, но на этот раз не стал подпрыгивать. Джимми укололся еще два раза, схватив растение за стебель и дернув его, и оно подалось. Вынырнув, он прошептал:

- Что-то есть.

Улыбаясь, он поднял над водой растение, которое в свете малой луны казалось почти белым. Красные ягоды висели на розовом стебле с серебряными шипами. Джимми вертел ветку, рассматривая ее. Он торжествующим шепотом сказал:

- Нашел!

К нему подошли Мартин и Бару и посмотрели на ветку.

- Этого хватит? - спросил хадати.

- Эльфы не сказали, - ответил Арута. - Если сможете, найдите еще, но через несколько минут надо будет уходить. - Принц бережно обернул растение тканью и положил в сумку.

За десять минут они нашли еще три растения. Арута решил, что этого хватит, и дал сигнал возвращаться в пещеру. Джимми, Мартин и Бару, мокрые и дрожащие, кинулись к трещине, остальные остались на страже.

В пещере Арута в слабом свете факела разглядывал добычу.

Все поняли - принц возродился. Джимми, стуча зубами, улыбался Мартину. Арута не мог отвести взгляда от терна. Он наслаждался странными ощущениями, бродившими по его телу, когда вертел в руках ветки с серебряными шипами, красными ягодами и зелеными листьями. Только ему было видно место, скрытое за этими ветвями, место, где снова раздастся радостный смех и мягкая ладонь погладит его по щеке; воплощение счастья, которое ему довелось изведать, снова будет с ним.

Джимми взглянул на Лори:

- Разрази меня гром, если мы не справимся.

Лори бросил Джимми тунику:

- Теперь всего-то и осталось - вернуться домой.

- Одевайтесь быстрее, - поднял голову Арута. - Выходим сейчас же.

Когда Арута выбрался на край каньона, Галейн сказал:

- Я уже хотел убрать веревки. Молодец, принц Арута.

- Я решил, что лучше спуститься с гор поскорее, не дожидаясь следующего дня.

- Не могу с этим спорить, - согласился эльф. - Вчера вечером главарь бандитов поругался с главарями моррелов. Я был не очень близко и всего не слышал, но раз темные и люди не очень ладят между собой, видимо, скоро их объединению придет конец. Если это случится, Мурад может решить, что хватит караулить и пора заняться поисками.

- Тогда нам надо поскорее убираться отсюда как можно дальше.

Небо уже приобрело серый оттенок - занимался рассвет. Удача была с ними, потому что с их стороны еще лежали глубокие тени, и было где укрыться до самого восхода. Этого, конечно, мало, но они радовались и малому.

Мартин, Бару и Роальд быстро поднялись по веревкам. Лори пришлось побарахтаться - он не умел лазить по отвесным стенам, о чем совершенно забыл сказать друзьям. Те, жестикулируя, подбадривали и подгоняли его и он благополучно добрался до края обрыва.

Джимми проворно полез вверх. Становилось все светлее.

Джимми опасался, что кто-нибудь с моста посмотрит в эту сторону и заметит его на фоне скальной стены. В спешке он поскользнулся на выступе - из-под ноги выскочил камешек. Джимми успел схватиться за веревку, съехал вниз на несколько футов и заворчал, ударившись о стену каньона. Боль полоснула его по боку, и он с трудом удержался от крика. Осторожно вдохнув, он повернулся к стене каньона спиной, с трудов обмотал веревку вокруг левой руки и крепко в нее вцепился. Осторожно просунув руку за пазуху, он нащупал нож, который взял у покойника в доме. Вместо того чтобы положить нож в мешок, одеваясь, Джимми второпях сунул его обратно за пазуху. Теперь же чуть ли не два дюйма стали оказались в его боку. Сдерживаясь, чтобы не закричать, он прошептал:

- Вытащите меня.

Когда веревка дернулась вверх, он чуть не разжал руку от резко нахлынувшей боли и стиснул зубы. Но вот наконец и край.

- Что случилось? - спросил принц.

- Я был неосторожен, - ответил парнишка. - Поднимите тунику.

Лори задрал тунику и выругался. Мартин вопросительно поднял брови, и Джимми кивнул ему в ответ. Мартин вытащил нож, и Джимми чуть не потерял сознание. Отрезав кусок плаща, Мартин перевязал рану. Потом он дал знак Лори и Роальду, они подхватили парнишку и, поддерживая его с двух сторон, пошли прочь от каньона. Они торопливо шагали, заря разгоралась, и Лори сказал:

- Нельзя ведь, чтобы совсем ничего не случилось, правда, Джимми?

Первую половину дня, даже таща на себе Джимми, им удалось остаться незамеченными. Моррелы все еще не знали, что люди побывали в Морелине, и ждали с юга тех, кто теперь хотел уйти.

Моррел-часовой устроился на скальном выступе, который причинил людям Аруты так много неудобств по дороге к озеру; теперь им снова надо было пройти мимо этого места. Время близилось к полудню, и путники спрятались в маленькой лощине.

Мартин сделал Галейну знак, предлагая эльфу выбор - идти первым или вторым. Эльф отправился первым, Мартин за ним. День выдался тихим - ни малейшего ветерка, который помог бы заглушить шорох шагов, как это было три дня назад. Теперь же Мартину и эльфу потребовалось все их умение, чтобы преодолеть какие-то двадцать футов, не спугнув часового.

Мартин натянул лук и прицелился через плечо Галейна.

Галейн, вытащив охотничий нож, неслышно встал за спиной стражника и похлопал его по плечу. Моррел от неожиданности резко обернулся, и Галейн полоснул его ножом по горлу. Моррел попятился, и стрела Мартина пробила ему грудь. Галейн снова усадил моррела на место, и выдернул стрелу Мартина. В несколько мгновений часовой был убит, но издали казалось, что он застыл на посту.

Мартин и Галейн вернулись к ожидавшим их товарищам:

- Через несколько часов его найдут. Сначала они решат, что мы идем к озеру, и будут искать нас там, но потом спустятся по склону вниз. Мы должны бежать сломя голову. Если не останавливаться, за два дня можно добраться до границ эльфийских лесов. Идем.

Он начали спускаться по тропе. Джимми, которого Лори почти нес, морщился при каждом шаге.

- Если лошади нас еще ждут, - пробормотал Роальд.

- Если и не ждут, все равно под горку идти легче, - слабым голосом отозвался Джимми.

Они останавливались только для того, чтобы дать лошадям самый короткий отдых, какой только был возможен при скачках по пересеченной местности. Скорее всего после такой гонки лошади падут, но у людей не было выбора. Теперь, когда Арута раздобыл средство, способное спасти Аниту, ничто не могло задержать его.

Совсем недавно он был на краю отчаяния, теперь же в его душе пылало пламя, которое он никому не позволит погасить. Ехали они и ночью.

Изможденные всадники гнали покрытых пеной, тяжело дышавших лошадей вниз по лесной тропе. Они уже добрались до густого леса у подножия гор, который был совсем близко от территории эльфов.

Джимми от потери крови, боли и усталости впал в полубеспамятство. Этой ночью рана опять открылась, Джимми схватился за бок, его глаза закатились, и он упал на тропу лицом вниз.

Придя в себя, он обнаружил, что сидит, поддерживаемый Лори и Бару, а Мартин и Роальд накладывают свежую повязку, вырезанную из плаща Мартина.

- Этого хватит доехать до Эльвандара, - сказал Мартин.

- Если рана опять откроется, скажи нам, - обратился Арута к Джимми. - Галейн, возьми его к себе в седло и смотри, чтобы он не упал.

Они опять сели в седла и возобновили кошмарную скачку.

Вечером второго дня пала первая лошадь.

- Я пробегусь, - сказал Мартин.

Герцог бежал на протяжении трех миль. Хотя уставшие лошади бежали медленнее, чем обычно, все же поспевать за ними было нелегко. Мартина сменил Бару, потом Галейн, но все равно все были уже на пределе сил. Лошади перешли на неторопливую рысь.

Потом пошли шагом.

Они молча продвигались вперед в темноте, считая пройденные ярды, с каждой минутой приближаясь к безопасным местам, зная, что где-то позади за ними следуют черные убийцы во главе со своим немым командиром. Уже почти наступило утро, когда они пересекли небольшую тропу и Мартин объявил:

- Здесь им придется разделиться, потому что они не будут знать, куда мы едем. Эта тропа ведет на восток к Каменной Горе.

- Всем спешиться, - велел Арута. - Мартин, отведи лошадей недалеко по тропе в сторону Каменной Горы и отпусти их. А мы пойдем пешком.

Мартин так и сделал, а Бару замаскировал следы. Мартин догнал маленький отряд через час. Подбежав к ним, он сказал:

- Кажется, что-то слышно сзади, хотя я не уверен.

Поднимается ветер, а шум был очень слабый.

- Идем в Эльвандар, но высматривайте место, где можно будет обороняться. - Арута шатаясь, пошел вперед, остальные последовали за ним, Мартин поддерживал Джимми.

Они то бежали, то шли нетвердым шагом почти час, когда по лесу разнеслись звуки погони. Страх придал им сил. Они пробежали еще немного, когда Арута увидел небольшую россыпь камней полукруглой формы - устроенное самой природой оборонительное сооружение.

- Сколько нам осталось идти до владений эльфов? - спросил Арута у Галейна.

- Мы почти на границе наших лесов. Мой народ будет ждать вас в часе пути отсюда, может быть, в двух.

Арута передал эльфу сверток с красными ягодами.

- Возьми с собой Джимми. А мы будем их держать здесь до твоего возвращения.

Все поняли - Арута отдал эльфу сверток с терном на случай, если эльф не успеет вернуться вовремя. Анита будет спасена.

Джимми сел на скалу.

- Не смеши. Из-за меня он пойдет в два раза медленнее.

Отбиваться стоя мне удобнее, чем бежать. - С этими словами он сполз за камень и вытащил кинжал.

Арута посмотрел на парнишку. У Джимми опять открылось кровотечение, он чуть не падал от усталости, но все же улыбнулся принцу. Арута кивнул, и эльф убежал. Они быстро попрятались за камни, приготовили оружие и стали ждать.

Некоторое время они сидели, пригнувшись, за камнями. Каждая минута увеличивала их шансы на спасение. С каждым вздохом спасение - и смерть - приближались к ним. Им оставалось полагаться только на удачу. Если Калин со своими воинами был у границы леса и если Галейну удастся быстро их найти - была надежда на спасение. Если нет - надежды никакой. Звук верховой погони вдали стал громче. Медленно тянулось время, мучение ожидания нарастало. Еще мгновение - и их обнаружат. Почти с радостью они услышали крики: моррелы повернули к ним.

Мартин поднялся с уже натянутым луком и тут же выстрелил: первый всадник, который их увидел, был выбит из седла стрелой, вошедшей ему в грудь. Арута дал команду приготовиться к бою.

Десяток всадников завертелся, ошеломленный внезапным дождем стрел. Мартин тем временем сбил еще одного. Трое повернулись и ускакали, но остальные бросились в атаку. Скалистый холм позади отряда Аруты расширялся и круто уходил вверх, так что всадники не могли перепрыгнуть укрепление, но тем не менее пустили лошадей в галоп, и копыта глухо застучали по сырой земле. Они прижимались к шеям лошадей, однако Мартину удалось сбить еще двоих, прежде чем они приблизились к каменному редуту. Бару вскочил на камни, и взмахи его меча превратились в сверкающий круг. Один из моррелов упал, его отрубленная рука отлетела в сторону.

Арута, тоже вскочив на камень, стащил одного из черных убийц с седла и прикончил его ножом. На принца налетел другой всадник, но Арута, резко повернувшись, выхватил из ножен рапиру и стоял, не двигаясь. Он отскочил в последний миг и, взмахнув рапирой, сбил моррела с седла. Быстрый выпад - и моррел был убит.

Роальду тоже удалось стащить одного с седла, и они оба покатились по камням. Джимми дождался, пока они докатятся до него, затем примерился, и еще один темный брат погиб под его кинжалом.

Оставшиеся двое, увидев, что Лори и Мартин готовы напасть на них, повернули коней назад, но уйти им не удалось: лук Мартина дважды пропел смертельную песню в утреннем лесу. Как только моррелы попадали на землю, Мартин выскочил из укрытия и быстро обшарил тела. Он вернулся с малым луком и двумя колчанами стрел.

- Мои почти кончились, - пояснил он, показывая опустевший колчан. - Может быть, они коротковаты для моего лука, но я вполне управлюсь и этими.

Арута огляделся.

- Скоро подоспеют другие.

- Побежим? - спросил Джимми.

- Нет. Далеко нам убежать не удастся, а такого удобного места мы можем больше и не найти. Подождем здесь.

Прошло несколько минут, все ждали, устремив взгляды на тропу.

- Беги, Галейн, беги, - шептал Лори.

Лес молчал, кажется, целую вечность. Потом под громкий топот копыт показались всадники.

Немой гигант Мурад ехал впереди, за ним - дюжина черных убийц, следом - еще моррелы и люди. Мурад натянул поводья, дав знак остальным остановиться.

- Да их тут сотня, - застонал Джимми.

- Не сотня, десятка три, - поправил его Роальд.

- Нам хватит, - сказал Лори.

- Мы продержимся всего несколько минут. - Арута понимал, что надежды у них не было.

Бару поднялся во весь рост, никто не успел его удержать. Он кричал что-то моррелу на языке, которого ни принц, ни Мартин, ни Джимми не знали. Лори и Роальд покачали головами.

Арута хотел урезонить горца, но Лори остановил его:

- Не надо. Он вызывает Myрада сразиться с ним один на один.

Дело чести.

- Неужели моррел примет его вызов?

Роальд пожал плечами:

- Их не поймешь. Мне случалось сражаться с темными братьями. Некоторые из них - просто головорезы. Но большинство свято чтит честь, обряды и все такое. Зависит от того, с кем ты столкнулся. Если это толпа болотных жителей с Вабона, так они просто нападут без разговоров. Но если Мурад командует отрядом темных братьев из лесных чащ, которые живут по древним заповедям, ему не поздоровится, если он сейчас откажется. Если он хочет показать, что его поддерживают колдовские силы, он не может отказаться - тогда он потеряет их уважение. Но больше всего это зависит от того, что сам Мурад думает о делах чести.

- Чем бы это все ни кончилось, Бару заставил их задуматься, - заметил Мартин.

Арута видел, как моррелы ждут, а Мурад бесстрастно смотрит на Бару. Потом Мурад махнул рукой в сторону Бару. Вперед выехал моррел в плаще с капюшоном и что-то спросил.

Немой махнул рукой еще раз, а моррел, стоявший перед ним, указал в другую сторону. Всадники-моррелы, за исключением тех, что были в черных доспехах, отвели лошадей на несколько ярдов назад. Вперед выехал один из людей и развернул свою лошадь перед Мурадом. Он что-то прокричал предводителю моррелов, и остальные люди поддержали его.

- Мартин, - сказал Арута, - ты слышишь, что они говорят?

- Нет. Но, что бы там ни было, ничего приятного для нас, это точно.

Вдруг Мурад вытащил меч и ударил человека. Другой человек в толпе тоже закричал что-то и хотел выехать вперед, но два моррела перехватили его, и он вернулся на место.

Мурад еще раз махнул в сторону Бару и тронул лошадь.

Бару соскочил с камней и бросился вперед, чтобы занять удобное место. Он встал, приготовив меч. Когда лошадь уже, казалось, нависла над ним. Бару сделал шаг в сторону, одновременно ударив мечом, и лошадь, споткнувшись, закричала от боли.

Раненое животное упало. Myрад скатился с него и вскочил, сжимая меч. Он вовремя повернулся, чтобы отбить атаку Бару.

Воины сошлись в схватке, и сталь зазвенела о сталь.

Все глаза были прикованы к поединку.

- Будьте настороже, - сказал Мартин. - Как бы бой ни кончился, они все равно атакуют нас. - Я хотя бы дух успею перевести, - сказал Джимми.

К ним приближались еще два десятка моррелов. Бару купил им время, может быть, ценой своей жизни, думал Арута.

Мурад ударил и получил ответный удар. Через несколько минут бойцы покрылись кровоточащими ранами. Каждый пытался нанести смертельный удар, но это ему не удавалось. Битва продолжалась.

Хадати был такого же роста, что и моррел, но темный эльф весил больше. Мурад, один за другим нанося удары сверху вниз, начал теснить Бару.

Мартин натянул лук:

- Бару устал. Скоро бой кончится.

Но, как танцор, держащий музыкальный темп. Бару заставил Мурада производить однообразные движения. Меч поднимался и опускался, потом он поднялся, а Бару, вместо того чтобы отступить, шагнул вперед и в сторону. И ударом наотмашь полоснул по ребрам Мурада. Рана была очень глубокой - обильно потекла кровь.

- Вот это сюрприз, - тихо сказал Мартин.

- Ну и удар, - восхитился Роальд как знаток.

Но неожиданный удар не прикончил Мурада. Он развернулся и схватился за эфес меча хадати. Он падал, увлекая Бару за собой.

Они сцепились и покатились вниз по склону туда, где стоял Арута. Оружие выпало из скользких от крови рук, и воины теперь лупили друг друга кулаками.

Вот они опять поднялись, Мурад держал руки на поясе Бару.

Подняв горца в воздух, моррел сдвинул руки, пытаясь сломать ему позвоночник. Бару, запрокинув голову, закричал и изо всех сил ударил моррела ладонями по ушам, разбив ему барабанные перепонки.

Мурад, издав булькающий крик, выпустил Бару и прикрыл уши руками, на миг ослепленный болью. Бару замахнулся и ударил моррела в лицо с такой силой, что сломал тому нос, выбил несколько зубов и рассек губу.

Бару ударил его еще раз, еще и еще. Голова Мурада запрокинулась. Казалось, хадати забьет противника до смерти, но Мурад схватил Бару за запястье, дернул руку вниз, и они снова, сцепившись, покатились по земле.

Мурад оказался поверх Бару - оба дотянулись до горла противника. Хрипя и ворча, они душили друг друга.

Джимми, нагнувшись, вытащил из сапога нож мертвого бандита взамен своего кинжала.

- Скоро, скоро, - сказал Мартин.

Мурад навалился всем телом, его лицо покраснело; покраснело и лицо Бару. Никто не мог вздохнуть и оставалось только решать, кто задохнется первым. Бару был придавлен тяжелым телом моррела, но у Мурада в боку была глубокая рана, которая с каждой минутой ослабляла его.

Вздохнув и зарычав, моррел повалился на хадати. Наступила долгая тишина, - и Мурад пошевелился. Он скатился с Бару.

Хадати медленно поднялся. Вытащив нож из-за пояса моррела. Бару перерезал ему горло. Потом он сел на корточки и тяжело вздохнул. Затем, не думая о возможности спасти свою жизнь, он вогнал кинжал в грудь мертвеца.

- Что он делает? - спросил Роальд.

Мартин сказал:

- Помнишь, что Тэйтар говорил про черных убийц? Бару вырезает сердце Мурада, чтобы он не ожил.

Моррелов и бандитов, наблюдавших за схваткой, прибавилось.

Уже более пятидесяти всадников наблюдали, как хадати разделывает главу их кланов. Сделав глубокий разрез в грудной клетке. Бару погрузил туда руку и одним рывком вырвал сердце Мурада. Подняв руку так, чтобы всем было видно, он показал собравшимся, что сердце их предводителя больше не бьется. Потом отбросил его, и шатаясь, поднялся на ноги.

Нетвердо держась на ногах, он попытался добежать до камней, лежавших всего в десяти ярдах от него. Всадникморрел хотел напасть на него сбоку, и Джимми метнул кинжал. Лезвие воткнулось моррелу в глаз, он закричал и повалился из седла назад. Но другой, догнав Бару, ударил его мечом. Хадати упал.

- Проклятье! - закричал Джимми чуть ли не сквозь слезы. - Он же победил! - Он метнул свой кинжал, но всадник пригнулся, затем застыл и повернулся. Из его спины торчала стрела. Один из моррелов, наблюдавших за поединком, что-то закричал, отбрасывая лук. Что-то зло кричали еще один моррел и кто-то из людей.

- Что такое? - спросил Арута.

- Тот, который убил Бару, - отступник, он обесчестил себя, - ответил Роальд. - Этот парень на лошади, кажется, согласен с Джимми. Хадати победил, и надо было дать ему вернуться умирать вместе с товарищами. Теперь же тот, который убил отступника, еще один отступник, и бандиты ссорятся друг с другом. Мы можем выиграть еще немного времени или хотя бы надеяться, что некоторые из них теперь, когда их предводитель убит, уедут.

И тут черные убийцы бросились на них.

Мартин начал стрелять. Он стрелял так быстро, что три всадника слетели с лошадей прежде, чем достигли каменного барьера.

Сталь ударила о сталь, и завязался бой. Роальд вспрыгнул на камень, точно так же, как вспрыгнул Бару, и разил мечом всех, до кого мог дотянуться. Ни один моррел не мог подъехать достаточно близко - их мечи были короче, а меч наемника нес смерть всем, кто попадал под удар.

Арута отразил удар, направленный на Лори, и ударил вверх, чтобы достать всадника. Роальд, подпрыгнув, стащил одного из убийц с седла и оглушил его рукояткой меча. Семеро моррелов погибли, остальные отступили.

- Они нападали не все, - сказал Арута.

Некоторые моррелы держались позади, а некоторые все еще ругались, так же, как и двое людей. Черные убийцы готовились к новой атаке.

Джимми вытащил кинжал у мертвого моррела, лежавшего возле самых камней и, приглядевшись к разбойникам, подергал Мартина за рукав.

- Видишь, вон там отвратительный тип в нарядной красной кирасе, увешанный золотыми побрякушками? - Мартин увидел описываемого человека - он сидел на лошади во главе бандитов. - Можешь его убить?

- Это не очень просто. Зачем?

- Голову даю, это - Рейц. Он главный в этой банде разбойников. Если его убрать, остальные разбегутся или хотя бы не будут вмешиваться до тех пор, пока не выберут нового предводителя.

Мартин встал, прицелился и выстрелил. Стрела, пролетев между деревьями, попала всаднику в горло. Закинув голову, он упал на спину.

- Здорово, - сказал Джимми.

- Мне надо было попасть поверх кирасы, - ответил Мартин.

- Стрелять без предупреждения не очень честно, - сухо сказал Лори.

- Можешь принести ему мои извинения, - ответил Мартин. - Я забыл, что у вас, певцов, герои в сагах ведут себя именно таким образом.

- Если мы герои, - сказал Джимми, - разбойники разбегутся.

Как и предсказывал Джимми, люди-бандиты, посовещавшись между собой, уехали. Один из моррелов что-то гневно крикнул им вслед, а потом махнул рукой, давая сигнал к нападению на отряд Аруты. Другой моррел сплюнул на землю у его ног и, развернув лошадь прочь, дал знак моррелам уезжать. Около двадцати всадников последовали за людьми.

Арута посчитал:

- Осталось меньше двадцати моррелов и черные убийцы.

Всадники спешились: они поняли, что верхом близко к камням не подобраться, и подбежали, прячась за деревьями и попытались окружить маленький отряд со всех сторон.

- Им с самого начала надо было так сделать, - сказал Роальд.

- Может, они медленно соображают, но совсем не дураки, - заметил Лори.

- Лучше бы они были дураками, - произнес Джимми, хватаясь за кинжал.

Темные братья приближались.

Моррелы бросились все разом, и бой закипел со всех сторон.

Джимми прыгнул в сторону и тут же по этому месту сверху рубанул меч. Джимми ткнул кинжалом вверх и попал своему противнику в живот. Лори и Роальд сражались плечом к плечу, окруженные темными братьями. Мартин стрелял быстро и точно, и десяток нападавших повалился наземь, прежде чем ему пришлось взяться за меч.

Арута бился, как одержимый, его рапира наносила раны с каждым ударом. Но принц понимал, что время не на их стороне.

Защищающиеся устанут и будут побеждены.

Арута ощутил, как силы покидают его, стоило только ему задуматься о неотвратимости смерти. Надежды не было. Нападавших было больше двадцати, а их - только пятеро. Мартин размахивал мечом, не подпуская к себе никого. Роальд и Лори, делая выпады и отражая удары, почти не отступали, но слабели под натиском противников.

Один из моррелов перепрыгнул через камни и, развернувшись, оказался лицом к лицу с Джимми. Мальчишка бросился на него не раздумывая, раненый бок ненамного замедлил его реакцию.

Рванувшись вперед, он полоснул моррела по руке и тот выронил меч. Темный выхватил из-за пояса нож, и Джимми бросился на него снова. Но моррел ушел от удара и сам бросился на Джимми. Парень потерял равновесие, выронил нож, и моррел подмял его под себя.

Лезвие кинжала было в дюйме от лица Джимми, когда он дернул головой и кинжал ударил в камни. Схватив моррела за запястье, он пытался вывернуть его руку, но лезвие опять нацелилось ему в лицо - раненый не мог долго сопротивляться.

Внезапно голова моррела запрокинулась, и Джимми увидел нож, распоровший его горло. Чья-то рука за волосы оттащила убитого и протянулась, чтобы помочь Джимми встать.

Это был Галейн. Оглушенный, Джимми огляделся: в лесу пели охотничьи рога, воздух вокруг него гудел от стрел. Моррелы бежали.

Мартин и Арута побросали оружие, стараясь отдышаться, Роальд и Лори повалились на землю там, где стояли. К ним подбежал Калин.

Арута, подняв глаза, в которых стояли слезы радости, хрипло спросил:

- Все?

- Все, Арута, - ответил Калин. - Пока все. Они вернутся, но к тому времени мы благополучно доберемся до границ наших лесов.

Моррелы, если только они не захотят воевать с нами в открытую, не станут вторгаться в наши владения. Наша магия еще слишком сильна для них.

Один из эльфов склонился над телом Бару:

- Калин! Смотри, этот еще жив!

- Да, этот хадати - крепкий орешек, - тяжело дыша отозвался Мартин.

Арута отвел в сторону руку Галейна и встал сам.

- Далеко идти?

- Меньше мили. Надо только перейти ручей, и мы на нашей земле.

Наконец те, кто остался в живых после атаки, ощутили, что чувство безнадежности оставляет их - они спасены. Моррелы вряд ли одолеют их теперь, даже если решатся на еще одно нападение: отряд Аруты охраняли эльфы. Мурад был мертв, и, по-видимому, у них не было другого такого же предводителя. Его смерть спутает планы Мурмандрамаса хотя бы на время.

Джимми почувствовал, что вдруг похолодало - как будто он стоит в пещере в Морелине и время течет по-иному. Он вспомнил, что подобное ощущение он испытывал дважды - во дворце и в подвале под "Ивой". Волосы зашевелились у него на голове - он догадался, что некая магическая сила находится теперь рядом с ними. Он посмотрел на поляну.

- Смотрите! Давайте скорее убираться отсюда!

Тело одного из черных убийц начало шевелиться.

- Может, вырезать им сердца? - спросил Мартин.

- Слишком поздно, - воскликнул Лори. - Они вооружены. Нам надо было подумать об этом раньше.

Все черные убийцы, медленно поднимаясь, двинулись прямо на принца. Калин выкрикнул приказания, и эльфы подхватили измученных, израненных, едва стоящих на ногах людей. Двое подняли Бару и побежали.

Мертвые воины заковыляли следом за ними, их раны все еще кровоточили; они шагали сначала неуклюже, а затем все более и более плавно, словно какая-то сила вливалась в их тела.

Покойники бежали все быстрее. Лучники-эльфы, отбежав, остановились, повернулись и выстрелили, но без всякого толку.

Стрелы, попадая в мертвецов, сбивали их, но они снова поднимались.

Джимми оглянулся, и почему-то ему показалось, что вид залитых кровью покойников, бегущих прекрасным ранним утром по зеленому веселому лесу, гораздо страшнее того, что довелось ему увидеть во дворце или в подвалах Крондора. Трупы двигались удивительно уверенно, крепко сжимая в руках оружие.

Эльфы так и продолжали отступление - оборачивались, стреляли, бежали дальше и снова стреляли. Но они не могли причинить серьезного вреда врагам, поэтому угрозу нападения можно было лишь задержать, но совсем избавиться от нее было нельзя. Тяжело дыша, усталые эльфы пробивались к ручью. Через несколько минут людей чуть ли не волоком перетащили через маленький поток.

Калин сказал:

- Это уже наша земля. Здесь и остановимся.

Эльфы вынули из ножен мечи и стали ждать. Арута, Мартин, Лори и Роальд тоже приготовили оружие. Первый убийца с мечом в руке ступил в ручей. Он добрался до берега, и кто-то из эльфов уже приготовился броситься на него, но в тот момент, когда оживший мертвец поставил ногу на берег, он что-то увидел за спинами эльфов. Эльф ударил мертвеца мечом, не причинив ему никакого вреда, но убийца вдруг попятился, подняв руки, словно заслоняясь от чего-то.

Мимо эльфов и людей пронесся всадник в белом плаще и золотых доспехах. На спине легендарного эльвандарского жеребца сидел Томас. Он бросился на черных убийц. Жеребец, попятившись, остановился, и Томас, спрыгнув на землю, едва ли не пополам разрубил ожившего мертвеца золотым мечом.

Как белая молния метался Томас по берегу, налетая на заколдованных противников, едва они пытались ступить в ручей.

Убийцы, хоть и заговоренные, не могли устоять перед мощью Томаса и магией валкеру. Некоторые пытались напасть на него, но он отводил их удары с поразительной ловкостью. Его золотой меч сверкал и крушил черные доспехи, как ореховую скорлупу. Никто из оживших покойников не пытался убежать - каждый бросался вперед и каждый получал свое. Из спутников Аруты только Мартин видел, как прежде сражался Томас, но и он ничего подобного не мог вспомнить. Скоро все кончилось. Томас один остался на берегу ручья. Раздался топот копыт, и Арута оглянулся. Это прискакали Тэйтар и заклинатели.

- Здравствуй, принц Крондора, - приветствовал Аруту Тэйтар.

Арута, подняв голову, слабо улыбнулся:

- Спасибо вам всем.

Томас убрал меч в ножны.

- Я не мог отправиться с вами, но когда эти исчадия тьмы попытались пересечь границы нашего леса, ничто меня не могло остановить. Я должен хранить Эльвандар. Любой, кто пойдет на нас войной, будет встречен так же. Он повернулся к Калину:

- Сожгите их. Эти черные демоны не должны больше подняться. А когда все кончится, поедем в Эльвандар.

Джимми улегся на траву на берегу ручья. Он страшно устал, у него болело все тело, и шевелиться ему не хотелось. Через несколько мгновений он уснул.

На следующую ночь эльфы устроили празднество. Королева Агларанна и принц Томас давали пир в честь Аруты и его спутников. К Аруте и Мартину подошел Галейн.

- Бару будет жить, - сказал он. - Наш целитель уверяет, что такого крепкого человека он еще не видел.

- Когда он поправится? - спросил Арута.

- Не скоро. Вам придется оставить его у нас. Ведь хадати должен был умереть на месте: он потерял очень много крови, у него ужасные раны. Мурад почти сломал ему позвоночник, повредил горло. Но когда Бару выздоровеет, он будет как новенький. - Роальда очень обрадовали слова эльфа.

- Когда вернусь к Каролине, пообещаю никуда больше не уезжать, - заявил Лори.

Джимми сел рядом с принцем:

- Что-то ты очень задумчив для человека, который совершил невозможное. Я думал, ты будешь радоваться.

- Я не буду радоваться, пока не поправится Анита, - улыбка Аруты погасла.

- Когда едем домой?

- Утром мы отправимся в Крайди, эльфы нас проводят. Оттуда на корабле в Крондор. Вернемся как раз к празднику Банаписа.

Если Мурмандрамасу не обнаружить меня с помощью магии, корабль - вполне безопасное место. Или ты хочешь возвращаться верхом?

- Не очень, - ответил Джимми. - Черные убийцы еще могут нам встретиться. Мне кажется, лучше утонуть, чем еще раз повстречаться с ними.

- Хорошо будет побывать в Крайди, - сказал Мартин. - Мне надо о многом позаботиться, привести дом в порядок. Хотя, думаю, барон Беллами вполне справляется без меня. Но перед тем как ехать, надо будет многое успеть.

- Куда ехать? - спросил Арута.

- В Крондор, конечно, куда же еще, - невинным тоном ответил Мартин. Но взгляд его обратился на север, и он подумал о том же, о чем думал брат: там был Мурмандрамас, и битва еще предстояла. Пока неясно, каков будет исход - они выиграли только первый бой. Со смертью Мурада Тьма потеряла одного из своих сторонников, была на время отброшена и беспорядочно отступила. Но она не была уничтожена, и еще вернется, если не завтра, то когда-нибудь.

- Джимми, - сказал Арута, - ты вел себя с гораздо большей храбростью и сообразительностью, чем ожидается от сквайра. Как мне наградить тебя?

Вгрызаясь в здоровенное ребро лося, парнишка ответил:

- НУ, место герцога Крондорского все еще свободно...

Глава 19 ПРОДОЛЖЕНИЕ

Всадники остановились. Они глядели вверх, на горные вершины Высокой Стены, которые отмечали границы их земель. Двенадцать всадников две недели пробирались через горы, пока не миновали места, где ходят патрули цурани, и не поднялись выше границ леса. Они медленно ехали по дороге, которую можно было искать не один день. Они разыскивали то, чего никто из цурани не искали уже много веков - проход в Высокой Стене в северную тундру.

Такой холод помнили только те, кто в годы Войны Врат побывал в Мидкемии. Молодым же солдатам гвардии Шиндзаваи холод казался удивительным и даже страшным. Но они не подавали виду, что им не по себе, только плотнее кутались в плащи, разглядывая непривычную белизну на вершинах гор в сотнях футов над их головами. Они же цурани.

Паг в черной ризе Всемогущего повернулся к своему спутнику.

- Отсюда, думаю, недалеко. Так, Хокану?

Молодой офицер кивнул и отправил патруль вперед. Несколько недель младший сын лорда Шиндзаваи вел отряд по приграничным землям Империи. Поднявшись по реке Гагаджин до истоков - безымянного озера в горах, - воины миновали тропы, проложенные патрулями, охранявшими северные границы Цурануани. Здесь же лежали дикие, каменистые, явно безжизненные земли, отделявшие империю от северной тундры, родины тюнов. Даже рядом с одним из Всемогущих Хокану ощущал себя беззащитным. Когда они спустятся с гор и встретятся с каким-нибудь племенем тюнов, тут же набегут молодые воины, которые захотят иметь голову цурани в виде трофея.

Они повернули по тропе и через узкое ущелье увидели земли, лежащие вдали. Впервые их глазам открылись обширные пространства тундры. Далеко-далеко виднелся длинный низкий белый вал.

- Что это? - спросил Паг.

Хокану пожал плечами, его лицо, как принято у цурани, ничего не выражало.

- Не знаю. Всемогущий. Думаю, это еще одна горная гряда. А может быть, это то, о чем ты говорил нам - ледяная стена.

- Ледник.

- Какая разница, - сказал Хокану. - Он лежит на севере, там, где ты говорил, живут Следящие.

Паг оглянулся на десятерых молчаливых всадников.

- Далеко это?

Хокану рассмеялся.

- Дальше, чем мы можем доехать, не рискуя умереть с голода.

Нам придется останавливаться по дороге, чтобы охотиться.

- Боюсь, здесь немного дичи.

- Больше, чем можно представить, Всемогущий. Каждую зиму тюнские племена пытаются добраться до своих прежних южных пределов - до земель, которые принадлежат нам более тысячи лет.

Те из нас, кому случалось зимовать в твоем мире, знают, как прокормиться в снежной стране. Будут звери, похожие на кроликов и оленей, - надо только спуститься снова туда, где начинаются леса. Проживем.

Паг хорошенько все обдумал. Помолчав, он сказал:

- Не думаю, Хокану. Может быть, ты и прав, но если то, что я надеюсь найти, - только легенда, значит, мы все пришли сюда напрасно. Благодаря моему искусству я могу вернуться в дом твоего отца, могу и прихватить несколько человек с собой, но остальные? Нет, пришла пора разделиться.

Хокану начал возражать, потому что отец велел ему защищать Пага, но Паг носил черную ризу.

- Твоя воля, Всемогущий. - Он обратился к своим людям:

- Дайте сюда половину припасов. Пищи хватит на несколько дней, если есть понемногу, Всемогущий.

Когда припасы собрали в два больших дорожных мешка и привесили их к седлу Пага, Хокану сделал знак своим людям, чтобы они подождали его.

Чародей и офицер проехали немного вперед, и сын Шиндзаваи сказал:

- Я подумал над предостережением, что ты принес нам, и над твоими поисками, Всемогущий. - Казалось, ему было трудно высказать то, о чем он думал. - Ты многое принес в жизнь нашей семьи - и не одно только хорошее, но я, как и отец, верю, что ты человек чести. Если ты считаешь, что этот легендарный Враг - причина постигших твой мир несчастий, о которых ты нам рассказал, и если ты думаешь, что Он хочет ворваться в твой и наш мир, значит, я тоже должен этому верить. Я должен признаться, к стыду своему, что боюсь.

Паг покачал головой:

- Не надо стыдиться, Хокану. Враг непостижим для нас. Я знаю, для тебя он - герой легенды. В детстве, когда ты изучал историю цурани, тебе рассказывали о нем учителя. Даже я, видевший его в пророческом видении, не могу постичь его, знаю лишь, что это самая большая угроза нашим мирам из всех вообразимых угроз. Нет, Хокану, здесь нечего стыдиться. Я боюсь его появления. Я боюсь его силы и его безумия, потому что он не знает удержу ни в гневе, ни в ненависти. Полагаю, не совсем здрав рассудком тот, кто его не боится.

Хокану склонил в знак согласия голову, а потом посмотрел в глаза чародея.

- Миламбер... Паг. Благодарю тебя за радость, что ты принес моему отцу, - он говорил о письме, которое Паг привез от Касами. - Да хранят тебя боги обоих миров, Всемогущий. - Он склонил голову в знак уважения и развернул лошадь.

Скоро Паг остался один на перевале, по которому ни один из цурани не проходил уже многие века. У его ног расстилались леса северного склона Высокой Стены, за ними лежали земли тюнов. А за тундрой? Может быть, все это лишь легенды? Незнакомые существа, чьи образы каждый чародей, проходивший испытания на соискание черных одежд, видел лишь мельком. Эти существа известны, как Следящие. Паг надеялся, что они могут хранить знания о Враге, которые помогут одержать победу в предстоящей битве. Потому что Паг, сидя на спине усталой лошади на обдуваемых ветрами высотах самого большого континента Келевана, знал, что началась великая битва, битва, которая может разрушить два мира.

Паг тронул лошадь, и начал спускаться вниз по тропе - в сторону тундры, где Пага ждало неизведанное.

Расставшись с патрулем Хокану, Паг никого не встретил по дороге вниз. Сейчас, когда между ним и подножьями гор был уже день пути, к нему спешила группа тюнов. Похожие на кентавров существа, ритмично стуча копытами по земле, неслись, на бегу дудя боевые песни. Но, в отличие от сказочного кентавра, верхняя половина тела этих существ была похожа на человекообразную ящерицу, сросшуюся с могучим торсом лошади или мула. Как и все другие исконные формы жизни на Келеване, они были шестиногими, и, как и у другой разумной расы, насекомоподобных чо-джайнов, их верхние конечности развились в руки, но, в отличие от людей, у них было по шесть пальцев.

Паг спокойно ждал, пока тюны чуть не наскочили на него, потом воздвиг колдовской барьер и наблюдал, как туземцы бьются о преграду. Все тюны были большими могучими самцами. Паг и вообразить не мог, как выглядят тюнские самки. Однако эти существа, какими бы удивительными для человека они ни казались, вели себя так же, как вели бы на их месте молодые воины-люди - они смутились и разозлились. Тогда Паг снял плащ, который дал ему Камацу. Сквозь мерцание волшебного барьера один из молодых тюнов увидел черную мантию и что-то крикнул своим товарищам.

Они развернулись и помчались прочь.

Три дня они следовали за ним на почтительном расстоянии.

Некоторые убегали, но через какое-то время другие тюны сменяли тех, кто бежал за ним. Так и продолжалось. Ночью Паг возвел защитный круг вокруг себя и своей лошади и, проснувшись утром, обнаружил, что тюны все еще наблюдают за ним. Наконец, на четвертый день пути тюны решили с ним познакомиться.

К нему рысью подбежал один тюн, неловко держа передние конечности над головой, соединив ладони в цуранском жесте покорности. Когда он подошел поближе, Паг увидел, что туземцы прислали старика.

- Благословение твоему племени, - сказал Паг, надеясь, что тюны говорят на цурани.

Усмешка тюна была почти человеческой:

- Это первое, Всемогущий. Никогда еще люди не благословляли меня. - Он говорил с сильным акцентом, но понятно, а непривычные черты косматого лица оказались очень выразительными. Тюн не был вооружен, но старые шрамы доказывали, что когда-то он был могучим бойцом. Теперь же возраст лишил его былой силы.

- Тебя мне пожертвовали? - с подозрением спросил Паг.

- Моя жизнь у тебя. Брось в меня небесный огонь, если желаешь. Не это ты желаешь. - Он снова усмехнулся. - Видели тюны черных. Зачем сжигать тебе одного? Тюн и так скоро уйдет.

Нет, пришел со своими целями. Где твоя цель?

Паг смотрел на тюна. Совсем скоро для него наступит день, когда он не сможет догнать бегущее племя и станет добычей хищников тундры.

- В твоем возрасте приходит мудрость. Мне ничего не надо от тюнов. Я просто ищу пути на север.

- Тюн - это слово цурани. Мы зовем себя лазура - люди.

Черных я видел. От вас беспокойство. Битву почти выиграли, вдруг черные несут небесный огонь. Цурани храбро бьются, и голова цурани - трофей, но черные? Оставили бы лазура в мире, так нет. Зачем хочешь ты пересечь земли наши?

- Большая опасность поджидает нас из глубины веков.

Опасность для всего Келевана, для тюна и для цурани. Я надеюсь, что есть те, которые знают, как победить эту опасность, и они живут далеко во льдах. - Паг указал на север.

Старый воин попятился, как испуганная лошадь, да и лошадь Пага прянула в сторону.

- Тогда, безумный черный, иди на север. Ждет там смерть.

Найди то, что тебе суждено. Те, кто живет во льду, не любят гостей, а лазура нет дела до безумцев. Те, кто обижает безумцев, будут обижены богами. Ты богом тронут. - И он унесся.

Паг ощутил облегчение и страх одновременно. Если тюн знает, что кто-то живет во льдах, значит, могло оказаться, что Следящие - не выдумка, давно канувшая в прошлое. Но предупреждение тюна испугало Пага. Что ждет его во льдах севера?

Толпа тюнов скрылась за горизонтом. Паг поплотнее закутался в плащ. Никогда еще он не чувствовал себя таким одиноким.

Прошло несколько недель, и лошадь пала. Не в первый раз Пагу приходилось питаться лошадиным мясом. Он пользовался своим искусством, чтобы переносить себя на небольшие расстояния, но чаще шел пешком. Больше всего его тревожило то, что он не знал, сколько времени у него в запасе. Он не чувствовал, что нападения надо ждать в ближайшее время. Могли пройти годы, пока Враг проберется в Мидкемию. И еще Паг знал, что Враг еще не обладает той мощью, которую показывал Роугену в видении, иначе он давно бы уже захватил Мидкемию, и никакая сила в мире не могла бы его остановить.

Паг двигался на север - дни текли однообразно. Он мог бы подняться на какое-нибудь возвышение и оттуда устремить взгляд на отдаленную точку. Сосредоточившись, он мог бы перенестись туда, но это было небезопасно. От утомления он не очень ясно мыслил, а любая ошибка в заклинании, необходимом для того, чтобы собрать нужную для переноса энергию, могла повредить ему или даже убить. Так он и шагал дальше, дожидаясь, пока не взбодрится и не найдет подходящее для колдовства место.

Однажды вдалеке он увидел что-то странное, возвышавшееся на ледяном утесе, но слишком далеко, и нельзя было понять, что это такое. Паг сел. Чародеи Малого Пути использовали особое заклинание, позволявшее им видеть очень далеко. Он вспомнил его так ясно, словно только что прочитал - эта способность его памяти каким-то образом была отточена во время пытки у Стратега. Но ему не хватало сил - того страха смерти, который в тот момент позволил ему воспользоваться колдовством Малой Тропы, и заклинание не сработало. Вздохнув, он поднялся и пошел дальше.

Уже три дня он видел ледяной шпиль, вздымавшийся высоко над краем большого ледника. Теперь он взобрался на возвышение и прикинул расстояние. Он не мог перенести себя в неизвестное место, рисунок которого был ему незнаком - это было очень опасно. Паг выбрал небольшую россыпь камней перед проемом, который казался входом, прочел заклинание и внезапно он оказался перед дверью - ошибиться было невозможно.

Дверь вела в ледяную башню, созданную при помощи тайных искусств. Перед дверью стояла фигура в плаще. Высокая, она двигалась беззвучно и плавно, но черт лица под капюшоном не было видно.

Паг молча ждал. Тюны явно боялись этих созданий. Паг не боялся за себя. Он не хотел из-за какой-нибудь ошибки потерять единственный источник помощи, на который мог рассчитывать, чтобы справиться с Врагом. Однако он был готов защитить себя, если потребуется.

Ветер вихрем гнал снежинки вокруг них; фигура в плаще поманила Пага за собой и повернулась к двери. Паг, помедлив, вошел следом.

Внутри башни в стене были вырезаны ступени. Сама башня, казалось, была сделана изо льда, но, как ни странно, внутри не было холодно - в башне казалось почти тепло после пронзительного ветра тундры. Ступени вели вверх, к острию, и вниз, куда-то в лед. Когда Паг вошел, фигура спускалась по лестнице вниз, почти исчезнув из виду. Паг последовал за ней.

Они спускались невообразимо глубоко, словно им надо было попасть куда-то под ледник. Когда они остановились, Паг был уверен, что уже находится на сотни футов под поверхностью.

У подножия лестницы была большая дверь, сделанная из того же теплого льда, что и стены. Фигура вошла в дверь, и Паг снова вошел следом. Увиденное заставило его остановиться потрясенным.

Под могучим ледяным бастионом, в замороженных равнинах заполярного Келевана рос лес. Более того, этот лес не был похож на келеванский, и сердце Пага забилось, когда он увидел могучие дубы, вязы и сосны. Под его ногами был не лед, а земля, под густой листвой свет был рассеянным, мягким. Проводник Пага указал на тропинку и пошел впереди. Они прошли в глубь леса, на большую поляну. Паг никогда не видел подобного тому, что предстало перед его глазами, но знал, что было другое место далеко отсюда, которое очень походило на это. В центре поляны поднимались огромные деревья, среди которых были возведены большие платформы, соединенные дорогами, проложенными по ветвям. Белые, серебряные, золотые листья, казалось, сияли загадочным светом.

Проводник Пага поднял руки и медленно опустил капюшон.

Глаза Пага широко распахнулись от удивления - перед ним стояло существо, которое узнал бы каждый, выросший в Мидкемии. Лицо Пага выражало полнейшее недоверие, он не мог вымолвить ни слова. Перед ним стоял старый эльф, сказавший ему с улыбкой:

- Добро пожаловать в Эльвардейн, Миламбер из Ассамблеи. Или ты предпочитаешь называться Пагом из Крайди? Мы ждали тебя.

- Мне больше нравится Паг, - ответил Паг шепотом. Ему удалось лишь отчасти обрести самообладание - так изумлен он был при встрече со второй древнейшей расой Мидкемии глубоко подо льдами в чуждом мире. - Что это за место? Кто вы и откуда вы знаете, что я шел сюда?

- Мы многое знаем, сын Крайди. Ты здесь, потому что для тебя пришло время встретиться с величайшим ужасом, который вы называете Врагом. Ты здесь для того, чтобы учиться. Мы - для того, чтобы учить.

- Кто вы?

Эльф пригласил Пага к гигантской платформе.

- Тебе многое предстоит узнать. Тебе надлежит провести с нами год, и когда ты покинешь нас, обретешь силу и знания, о которых сейчас только догадываешься. Без этого обучения ты не сможешь выжить в грядущей битве. После него ты будешь в силах спасти два мира. - Кивком предложив Пагу двигаться дальше, эльф пошел рядом с ним. - Мы - народ эльфов, навсегда исчезнувший в Мидкемии. Мы самая древняя раса твоего мира, слуги валкеру, которых люди назвали повелителями драконов. Давным-давно пришли мы в этот мир и по причинам, о которых ты узнаешь, решили поселиться здесь. Мы следим за возвращением того, что привело тебя к нам. Мы готовимся к тому дню, когда увидим возвращение Врага. Мы - эльдары.

Паг мог только удивляться. Он молча вступил в городблизнец города эльфов Эльвандара, города глубоко подо льдами, который эльдар назвал Эльвардейн.

Арута быстро шагал по залу. Рядом с ним шел Лиам. За ними торопились Волней, отец Натан и отец Тулли. Фэннон, Гардан и Касами, Джимми и Мартин, Роальд и Доминик, Лори и Каролина тоже шли следом. Принц все еще был в дорожном костюме, в котором он плыл на корабле из Крайди. Путешествие было скорым и, слава богам, прошло без особых приключений.

У комнаты, заколдованной Пагом, стояли два стражника. Арута велел им открыть дверь. Дверь открыли. Арута махнул рукой, чтобы стражники отошли, и эфесом рапиры сбил печать, как учил его Паг.

Принц и два жреца торопливо подошли к постели принцессы.

Лиам и Волней задержали остальных в коридоре. Натан открыл пузырек, в котором было лекарство, созданное эльфийскими заклинателями. Согласно их указаниям, он капнул на губы Аниты немного жидкости. Некоторое время все оставалось без изменений, но потом губы принцессы приоткрылись, и она слизнула лекарство.

Тулли и Арута приподняли ее; Натан поднес пузырек к губам принцессы и влил лекарство ей в рот. Она проглотила его.

Прямо у них на глазах щеки Аниты порозовели. Арута опустился рядом с ней на колени, принцесса открыла глаза и повернула голову.

- Арута... - почти неслышным шепотом произнесла она и, подняв руку, нежно погладила его по мокрой от слез щеке. Он взял ее руку и поцеловал.

В комнату вошел Лиам, а за ним и все остальные. Отец Натан поднялся, а Тулли выкрикнул:

- Только ненадолго! Ей надо отдыхать!

Лиам рассмеялся громким счастливым смехом.

- Вы только послушайте его! Тулли, король все еще я.

- Ты можешь стать императором Кеша, королем Квега, а заодно и мастером Братства Щита в Дале, мне-то что, - заявил отец Тулли. - Для меня ты все равно останешься одним из моих нерадивых учеников. Разрешаю остаться совсем ненадолго, а потом всем придется уйти. - Он отвернулся, но и по его лицу тоже текли слезы.

- Что произошло? - оглядев улыбающиеся лица, спросила принцесса Анита. Она села и, поморщившись, сказала:

- Ой, мне больно, - и застенчиво улыбнулась. - Арута, что произошло? Я помню только, как повернулась к тебе на свадьбе...

- Я все тебе расскажу. Сейчас отдохни, а я скоро к тебе приду.

Она улыбнулась и зевнула, прикрыв рот ладонью.

- Извините, мне так хочется спать. - И легла, свернувшись калачиком, и сразу уснула.

Тулли начал выгонять всех из комнаты.

- Отец, когда закончим свадьбу? - спросил Лиам уже в коридоре.

- Через несколько дней, - ответил Тулли. - Эта микстура возвращает здоровье удивительно быстро.

- Две свадьбы, - сказала Каролина.

- Я хотел подождать, когда мы вернемся в Рилланон, - попытался возразить Лиам.

- Ну уж нет, - отрезала Каролина, - ждать я не собираюсь.

- Что ж, ваше сиятельство, - сказал король Лори, - значит, решено.

- Ваше сиятельство? - переспросил Лори.

Лиам, уходя, рассмеялся и помахал рукой:

- Конечно, разве она тебе не сказала? Не могу же я отдать сестру за простолюдина. Ты будешь герцогом Саладорским.

Лори был потрясен.

- Ну же, любовь моя, - подбодрила Каролина жениха, беря его под руку, - ты переживешь как-нибудь.

Арута и Мартин рассмеялись.

- Вы заметили, что старое дворянство в последнее время не в чести? - сказал Мартин.

Арута повернулся к Роальду:

- Ты нанялся служить мне за золото. Я же хочу дать тебе дополнительную награду. Волней, этот человек должен получить сотню золотых соверенов - так мы с ним договорились. И в награду от меня десять раз по столько. И еще тысячу в знак моей благодарности.

- Ты щедр, ваше высочество, - усмехнулся Роальд.

- Я приглашаю гостить тебя здесь, сколько ты сам захочешь.

Может быть, ты не прочь вступить в мою гвардию? У нас как раз освободилось место капитана.

Роальд отсалютовал принцу.

- Спасибо, но - нет, ваше высочество. Я тут начал подумывать, что пора остепениться, особенно после последнего дела.

- Тогда оставайся с нами, сколько пожелаешь. Я велю королевскому мажордому приготовить для тебя покои.

- Благодарю, ваше высочество, - улыбнулся Роальд.

- Не означает ли твое замечание об открывшейся вакансии капитана, что я наконец покончил с этим делом и могу вернуться с его светлостью в Крайди? - спросил Гардан.

Арута покачал головой:

- Прости, Гардан, капитаном гвардии станет сержант Валдис, но тебе еще рано в отставку. Судя по письмам Пага, которые ты привез из Звездной Пристани, ты можешь мне скоро понадобиться.

Лиам хочет назначить тебя рыцареммаршалом Крондора.

Касами похлопал Гардана по спине:

- Поздравляю, милорд маршал.

- Но... - сказал Гардан.

Джимми откашлялся. Арута обернулся к нему:

- Да?

- Ну, я подумал...

- Ты хотел о чем-то попросить?

Джимми посмотрел сначала на Аруту, потом на Мартина.

- Я тут подумал, раз уж ты раздаешь награды...

- Ах да! - Арута, увидев одного из сквайров, крикнул:

- Локлир!

Юный сквайр, подбежав, склонился перед принцем:

- Да, ваше высочество?

- Проводите сквайра Джимми к мастеру церемоний де Лейси и сообщите ему, что Джимми отныне - старший сквайр.

Джимми ухмыльнулся и ушел вместе с Локлиром. Он хотел что-то сказать, но передумал.

Мартин положил руку на плечо Аруты.

- Не упускай мальчишку из виду. Он и впрямь собрался когда-нибудь стать герцогом Крондора.

- Разрази меня гром, если он им не станет, - ответил Арута.

ЭПИЛОГ ОТСТУПЛЕНИЕ

Моррела терзал гнев. Однако вожди кланов, стоявшие перед ним, не замечали ни малейшего признака этого гнева. Все трое были главами наиболее могучих равнинных союзов. Они только приблизились к нему, а он уже знал, о чем пойдет речь. Он внимательно слушал их, свет от большого костра перед троном неровным пламенем освещал его грудь, и казалось, что родимое пятно в форме дракона шевелится.

- Хозяин, - сказал вождь, стоявший в середине, - мои воины беспокоятся. Они злятся и жалуются. Когда же мы пойдем на южные земли?

Пантатианец зашипел, но жест хозяина заставил его замолчать. Мурмандрамас, откинувшись на спинку трона, молча размышлял. Его лучший предводитель был мертв, и даже силы, подвластные ему, не могли его оживить. Огромные северные кланы требовали действий, а горные кланы, потрясенные смертью Мурада, потихоньку расходились по домам. Те, кто пришел из южных лесов, перешептывались, договариваясь вернуться малохоженными тропами в земли людей и гномов - домой, к подножиям холмов Зеленого Сердца и лугам Серых Башен. Только кланы холмов и черные убийцы оставались на местах, но они составляли совсем небольшую часть его армии, несмотря на всю их свирепость. Да, первая битва проиграна. Вожди, стоявшие перед ним, требовали обета, знамения или пророчества, чтобы успокоить встревоженных подданных, пока не начали вспоминаться старые раздоры. Мурмандрамас понимал, что без боевого похода он не сможет удержать кланы в повиновении дольше нескольких недель. Здесь, на Севере, только два коротких месяца было тепло, потом наступит осень, а вскоре за ней - и суровая зима. Без войны, обещающей добычу, воинам придется вернуться домой. Наконец Мурмандрамас заговорил:

- Дети мои, час исполнения пророчества еще не настал. - Он указал вверх, где сквозь дым лагерных костров тускло поблескивали звезды:

- Звезды Огненного Креста еще не встали по своим местам. Катос говорит, что надо дождаться, пока четвертый камень встанет на место. Это произойдет во время летнего солнцестояния следующим летом. Мы не можем торопить звезды. - В душе он сердился на мертвого Мурада, покинувшего его в такой трудный час. - Мы доверили судьбу тому, кто действовал слишком поспешно, кто не был крепок в своей решимости. - Вожди обменялись взглядами. Всем было известно, что Мурада нельзя было упрекнуть в недостатке усердия, когда он нес ненавистным людям смерть и разрушения. Словно читая их мысли, Мурмандрамас сказал:

- Могущественный Мурад недооценил Владыку Запада. Вот почему этого человека надо опасаться, вот почему его надо убить. С его смертью откроется путь на юг, и тогда мы сможем уничтожить всех, кто будет противостоять нам. - Он поднялся. - Но время еще не пришло. Мы подождем. Отправьте воинов по домам.

Пусть готовятся к зиме. Но передайте всем - следующей весной здесь должны собраться все кланы и племена. Пусть союзы пойдут за солнцем, когда оно отправится в свой путь на юг. До дня следующего солнцестояния Владыка Запада должен умереть. - Его голос стал громче:

- Силы наших предков испытали нас и нашли, что мы слабы. Мы слабы и виновны в недостатке решимости. Больше такого с нами не случится. - Он ударил кулаком в ладонь, и его голос почти сорвался на визг:

- Через год разнесется весть, что Владыка Запада мертв. Тогда мы и выступим. И выступим не одни.

Мы призовем наших слуг: гоблинов, горных троллей и сотрясающих землю великанов. Все придут служить нам. Мы пойдем в земли людей и будем жечь их города. Я поставлю свой трон на гору из их трупов. Да, дети мои, тогда мы прольем кровь.

Мурмандрамас позволил вождям уйти. Кампания этого года закончилась. Он опять подумал о смерти Мурада и тех потерях, которые он сам понес из-за этого. Огненный Крест будет выглядеть точно так же, как и сейчас, и на будущий год, а может, и еще пару лет, так что никто его не поймает на лжи. Но время стало его врагом. Зима пройдет в приготовлениях и воспоминаниях. Долгими зимними ночами будет терзать его это поражение, но эти же ночи увидят и рождение нового плана, сулящего смерть Владыке Запада, тому, кто назван Сокрушителем Тьмы. И с его смертью начнется уничтожение людей, и убийства не прекратятся, пока все они не лягут мертвыми к ногам моррела, как тому и надлежит быть. И все будут служить только одному хозяину - Мурмандрамасу. Он обернулся к тем, кто был наиболее предан ему. В мигающем свете факелов безумие заплясало в голубых глазах. Его голос был единственным звуком, раздавшимся в древнем храме - отрывистым шепотом, который хрустел в ушах.

- Сколько людей-рабов для осадных машин доставили наши рейды?

- Несколько сотен, хозяин.

- Убейте их. Всех.

Моррел побежал исполнять приказание, а Мурмандрамас ощутил, как его гнев постепенно стихает - пленники заплатят смертью за неудачу Мурада. Почти шипя, Мурмандрамас произнес:

- Мы ошиблись, дети мои. Слишком рано собрались мы востребовать то, что принадлежит нам по праву. Через год, когда на вершинах стают снега, мы снова соберемся, и тогда все, кто противостоит нам, познают ужас. - Он шагал по залу, и сила, которую он излучал, была почти осязаема. Помолчав, он резко повернулся к пантатианцу:

- Мы уходим. Готовь ворота.

Змеечеловек кивнул, а черные убийцы заняли места вдоль стен зала. Когда все они встали в ниши, их окутало зеленоватое сияние. И все застыли, превратившись в статуи, ожидая приказаний, которые снова оживят их будущим летом.

Пантатианец закончил длинное заклинание, и в воздухе появился серебряный светящийся прямоугольник. Мурмандрамас и пантатианец молча шагнули в ворота; покинув Сар-Саргот, они отправились в места, ведомые только им одним. В мгновение ока ворота исчезли.

В зале воцарилось молчание. А затем в ночи за стенами храма раздались крики умирающих людей.

Раймонд Фейст Ночные ястребы

ПРОЛОГ ВЕТЕР ТЬМЫ

Ветер появился ниоткуда.

Звоном рокового молота ворвался он в мир, опаляя жаром горнило, в котором выковывались война и смерть. Он зародился в сердце забытой земли, возникнув в призрачном месте между тем, что есть, и тем, что жаждет быть. Он дул с юга, где змеи еще имели ноги и разговаривали на древнем наречии. Сердитый и колкий, он нес с собой древнее зло, вызывая в памяти давно забытые пророчества. Вырвавшись из пустоты, ветер бешено закружился в поисках пути; затем устремился на север.

Склонившись над шитьем, старая нянюшка напевала простую мелодию из тех, что поколениями передавались от матери к дочери. На минуту она оторвалась от работы, чтобы посмотреть на своих подопечных. Оба малыша безмятежно спали, и на нежных лицах отражались детские сны. Лишь изредка то один, то другой сжимали ручки или причмокивали губами, а затем опять возвращались в состояние покоя. Оба мальчика были хорошенькими, и их няня была уверена, что они вырастут красивыми мужчинами. Повзрослев, они едва ли сохранят память о женщине, что сидела возле них каждую ночь, но сейчас они принадлежали ей не меньше, чем своей матери, которая в этот момент сидела рядом с мужем во главе стола на званом обеде. Вдруг в окно ворвался странный ветер, и, несмотря на духоту, старая женщина вся похолодела. Что-то чуждое нес с собой этот ветер, какой-то разлад звучал в его шуме, едва различимое зло слышалось в его мелодии. Няня поежилась и взглянула на мальчиков. Они зашевелились, готовые с плачем проснуться. Старуха поспешила прикрыть ставни, преграждая этому странному и тревожному ночному ветру доступ в дом. На мгновение показалось, что само время остановилось, а затем, как бы с легким вздохом, ветер стих и ночь опять успокоилась. Няня потуже завернулась в наброшенный на плечи платок, а малыши, еще немного недовольно посопев, погрузились в глубокий и безоблачный сон.

В другой комнате неподалеку молодой человек составлял список сквайров, которые будут прислуживать на небольшом приеме на следующий день, стараясь отложить в сторону свои личные пристрастия. Он терпеть не мог такие задания, но справлялся с ними хорошо. Внезапно ветер швырнул занавеси на окнах в комнату. Как отпущенная пружина, юноша вскочил со стула и застыл, сжимая в руке кинжал, выхваченный из-за отворота сапога. Врожденное чувство опасности сигнализировало об угрозе. Готовый встретить ее, он стоял с бьющимся сердцем, как никогда уверенный в близости смертельного поединка. Поняв, что никого рядом нет, молодой человек медленно расслабился. Момент угрозы миновал. В недоумении подойдя к окну, он ощутил странную слабость. Затем в течение долгих минут он смотрел на север, в ночь, туда, где, как он знал, вздымались горы, а за ними - ждал своего часа враг. Юноша прищурился, глядя во мрак, как бы стараясь обнаружить таящуюся там опасность. Когда остатки волнения и страха рассеялись, он вернулся к работе. Но еще не раз в течение ночи он оглядывался, чтобы посмотреть в окно.

Где-то в городе компания гуляк пробиралась по улицам в поисках еще одного трактира и веселых собутыльников. Ветер пронесся мимо них, и вдруг все остановились и переглянулись. Один из них, закаленный в боях воин, вновь двинулся вперед, но задумался и замедлил шаг. Внезапно потеряв интерес к празднику, он попрощался со спутниками и вернулся во дворец, где гостил уже почти год.

Ветер долетел и до моря, до корабля, который после долгого дозора возвращался в родной порт. Почувствовав крепнущий бриз, капитан, высокий пожилой человек с бельмом на глазу и шрамами на лице, остановился. Он хотел крикнуть, чтобы приспустили паруса, но странный холодок пробежал по его телу. Он повернулся к своему первому помощнику, человеку с изрытым Оспой лицом, - они вместе плавали уже многие годы. Ветер пронесся мимо, а капитан, помолчав, отдал приказ созвать команду наверх, а затем, подумав еще немного, распорядился, чтобы зажгли дополнительные фонари: хотелось рассеять ставшую внезапно тягостной темноту.

Еще дальше на севере ветер пронесся по улицам города, поднимая маленькие злые вихри пыли, в бешеном танце скачущие по булыжным мостовым, кривляясь как сошедший с ума скоморох. В этом городе люди, пришедшие из другого мира, жили рядом с рожденными здесь. В общей комнате солдатского гарнизона один человек из другого мира боролся с приятелем, родившимся всего в миле от того места, где проходил их поединок. Зрители делали ставки. Каждый из борцов уже потерпел поражение в одном раунде, третий должен был выявить победителя. Вдруг налетел ветер, и боровшиеся остановились, осматриваясь. Пыль обожгла глаза, и несколько закаленных ветеранов с трудом подавили дрожь. Не говоря ни слова, борцы прекратили схватку, а зрители без возражений забрали свои деньги - горечь ветра отравила радостное настроение соревнования.

Ветер мчался на север, пока не обрушился на лес, где в ветвях, тесно прижавшись друг к другу, сидели нежные, пугливые, маленькие обезьяноподобные существа. Только так они могли спастись от холода. Ниже, под деревьями, в позе созерцания сидел человек. Его ноги были скрещены, руки ладонями вверх покоились на коленях, а большой и указательный пальцы были соединены в кольца, символы Колеса Жизни, к которому привязано все живое. При первом порыве призрачного ветра глаза человека открылись, и он посмотрел на существо, сидящее напротив него. Старый эльф, на лице которого лишь угадывались признаки присущего его расе долголетия, внимательно наблюдал за человеком и прочел в его глазах невысказанный вопрос. Затем он слегка кивнул головой. Человек поднял лежавшее рядом оружие. Он повесил на пояс длинный и короткий мечи и с одним лишь жестом прощания двинулся в путь через лес к морю. Там он должен будет найти еще одного человека, тоже друга эльфов, и подготовиться к последней схватке, которая начнется очень скоро. Воин шел к океану, и листва шумела над его головой.

Далеко-далеко от них, за бездонной пропастью, полной звезд, вокруг зеленовато-желтого солнца вращалась жаркая планета. На этой планете под полярной ледяной шапкой был лес, точь-в-точь такой же, как тот, по которому шел молчаливый воин. Глубоко в том далеком лесу некие существа собравшись в круг, погруженные в тайны древнего учения, творили магические заклинания. Все они сидели на голой земле, но на их ярких одеждах не было и следа грязи. Над сидящими образовалась сфера мягкого, теплого света. Глаза собравшихся были закрыты, но им было видно все, что нужно видеть. Один из них, настолько старый, что никто из присутствовавших и не помнил его молодым, поднялся над остальными, поддерживаемый в воздухе силой их общего заклинания. Его седые волосы свисали ниже плеч, удерживаемые простым медным обручем с камнем из зеленого нефрита на лбу; руки были вытянуты вперед и повернуты ладонями вверх, а глаза направлены на фигуру в черном одеянии. Поза человека в черном была зеркальным отражением позы учителя, но глаза его во время обучения были закрыты. Он мысленно ощупывал структуру этого древнего эльфийского волшебства и чувствовал, как переплетающиеся энергии всех живущих в этом лесу, с небольшим усилием, но без принуждения, направляли его на достижение цели. Именно так лесные заклинатели использовали свою силу: мягко, но настойчиво сплетая волокна естественных энергий в магические нити. Человек дотрагивался до них мыслью и понимал их. Он осознавал, что его могущество уже вышло за пределы человеческих возможностей, обретя силы, которые по сравнению с тем, что он когда-то считал своим пределом, казались просто божественными. За прошедший год он многое постиг, но вместе с тем понял, как много ему еще предстоит узнать. Однако теперь у него были силы находить источники знаний. Он понял, что секреты, которыми владели лишь величайшие маги - способность с помощью силы воли путешествовать из мира в мир, двигаться сквозь время и даже обмануть смерть - все это было доступно для него. Он понял также, что однажды откроет способ научиться всему этому, если ему будет отпущено достаточно времени. А времени не оставалось. Деревья откликались на шелест дальнего темного ветра, и человек в черном поднял глаза на поднявшегося рядом с ним в воздух учителя. Они оба отвлеклись от процесса обучения. Человек в черном мысленно произнес:

- Пора, Акайла?

Его собеседник улыбнулся, и светло-голубые глаза его засияли. Год назад, когда человек в черном впервые увидел их свет, он был поражен его силой. Теперь он знал, что свет этот рожден внутренним могуществом, равного которому нет ни у кого из смертных, за исключением одного. Но сила, светившаяся в глазах его учителя, была не ошеломляющей мощью того, другого, а успокаивающей исцеляющей силой жизни, любви и надежды. Это существо действительно стало единым целым с окружающим миром. Однако мысли, которыми обменивались собеседники, мягко опускаясь на землю, были полны тревоги.

- Прошел год. Хотелось бы иметь больше времени, но время подчиняется только своим законам, и, может статься, ты уже готов. - Затем он добавил вслух с юмором, который человек в черном понял по структуре его мысли: - Однако, готов ты или нет, время пришло.

Сидевшие в кругу как один поднялись, и на мгновение человек в черном почувствовал, как они на прощание мысленно касались его сознания. Они отсылали его обратно, туда, где шла борьба, в которой ему предстояло сыграть важную роль. И уходил он с большим запасом знаний и умений, чем тот, которым обладал, когда пришел сюда. Он ощутил последние прикосновения и промолвил:

- Спасибо. Я отправляюсь туда, откуда смогу быстро добраться до дома.

С этими словами он закрыл глаза и исчез. Те, что сидели в кругу, немного помолчали, а затем занялись своими делами. Листья на деревьях все не могли успокоиться, в них долго слышалось эхо злого ветра.

Ветер долетел до тропы у горного хребта над далекой долиной, где в укромном месте притаилась группа людей. На какое-то мгновение они повернулись на юг и всматривались вдаль, как будто пытаясь обнаружить, откуда прилетел этот беспокойный ветер, а затем вернулись к наблюдению. Двое из разведчиков, сидящие у самого края утеса, прискакали издалека, как только получили известие о том, что в долине под знаменами врага собирается армия. Командир, высокий седеющий человек с черной повязкой на правом глазу, присел на камни.

- Все именно так, как мы и ожидали, - тихо проговорил он.

Другой человек, не столь высокий, но более плотного телосложения, почесал черную с проседью бороду и плюхнулся рядом с первым.

- Да нет, хуже, - прошептал он. - Судя по числу костров, там закипает черт знает какое зелье.

Человек с черной повязкой долго сидел молча.

- Ну, мы выиграли по крайней мере год. Я ожидал, что они двинутся на нас прошлым летом. Хорошо, что мы готовились к войне, ведь теперь ее не миновать. - Пригибаясь, он вернулся в укрытие, где высокий светловолосый воин держал его лошадь. - Ты остаешься?

- Да, хочу еще посмотреть, - ответил его собеседник. - Если знать, с какой скоростью прибывает пополнение, можно прикинуть, сколько воинов он приведет с собой.

Командир сел на коня. Светловолосый заметил:

- Какая разница? Когда он подойдет к городу, с ним будут все его силы.

- Просто не люблю сюрпризы, вот и все.

- Долго? - спросил первый.

- Два, самое большее три дня. После здесь будет слишком людно.

- Они уже наверняка выставили дозорных - так что не больше двух дней. - С мрачной усмешкой он добавил: - С тобой не так уж и весело, но за последние два года я как-то привык, что ты рядом. Будь осторожен.

Второй широко усмехнулся:

- Это и тебя касается. Ты им достаточно досаждал последние два года, так что они были бы рады поймать тебя в сети. Не хотелось бы, чтоб они появились у ворот города с твоей головой на пике.

Блондин сказал:

- Этого не случится. - Открытая улыбка противоречила решительному тону, который был так хорошо знаком его собеседникам.

- Постарайся, чтобы так и было. А теперь поехали.

Отряд отправился в путь, оставив лишь одного всадника в помощь толстяку. Продолжавшему наблюдение. Через некоторое время он тихо пробормотал:

- Что же ты на этот раз задумал, сукин ты сын? Что ты собираешься выдать нам этим летом, Мурмандрамас?

Глава 1 ПРАЗДНИК

Джимми сломя голову мчался через зал. За последние несколько месяцев он сильно вытянулся. В следующий день летнего солнцестояния будет считаться, что ему исполнится шестнадцать, хотя сколько лет ему на самом деле, никто не знал. Похоже, что шестнадцать, а может быть, ближе к семнадцати, а то и восемнадцати годам. Мальчик и раньше был сильным и мускулистым, но за время жизни при дворе он раздался в плечах и вырос почти на целую голову. Теперь он уже выглядел не мальчиком, а настоящим мужчиной.

Однако некоторые качества никогда не меняются, и одним из них у Джимми было чувство ответственности: на него можно было положиться в серьезные моменты, однако его пренебрежение повседневными обязанностями опять грозило превратить двор принца Крондора в хаос. Долг предписывал ему как старшему сквайру первым являться на сборы, а он, похоже, как обычно, будет последним. Пунктуальность почему-то никак не давалась Джимми. Он появлялся либо поздно, либо рано, и очень редко вовремя.

Локлир стоял в дверях Малого зала, который служил местом сбора сквайров, и неистово махал руками, чтобы Джимми поторопился. Из всех молодых придворных только Локлир стал его другом после того, как Джимми вернулся с Арутой из похода за терном серебристым. И хотя Джимми сразу и совершенно справедливо отметил, что во многом Локлир был еще ребенком, младший сын барона Края Земли отличался неистребимой тягой к приключениям, что одновременно радовало и удивляло его друга. Каким бы рискованным ни был план, придуманный Джимми, Локлир всегда соглашался с ним. А когда затеянное Джимми испытание нервов придворных кончалось неприятностями, Локлир с честью переносил наказание, считая его справедливой ценой за неудачу.

Джимми влетел в комнату и, скользя по гладкому мраморному полу, помчался на свое место. Две дюжины сквайров, одетых в зеленое и коричневое, выстроились двумя рядами. Он огляделся, убедился, что все находятся на местах, и замер на своем посту за секунду до того, как вошел мастер церемоний Брайан де Лейси.

Когда Джимми получил звание старшего сквайра, он думал, что оно сулит ему одни удовольствия и никакой ответственности. Однако его быстро вывели из заблуждения. Он стал составной частью, хоть и очень малой, механизма, обеспечивавшего сложную жизнь двора правителя, и в случае сбоев Джимми приходилось на себе испытывать правило, известное чиновникам всех времен и народов: начальство не волнуют причины неудач, их интересует только результат. Поэтому Джимми переживал каждую ошибку, совершенную сквайрами. Пока что этот год был для него не самым безоблачным.

Размеренным шагом, шурша красно-черным одеянием, высокий мастер церемоний величественно прошел через зал и встал позади Джимми, который формально был его ближайшим помощником после главного камергера, но на самом деле был источником бесконечных хлопот. По обе стороны мастера де Лейси стояли два придворных палка в пурпурно-желтой форме. Это были сыновья простолюдинов, будущие дворцовые слуги, в то время как сквайрам когда-нибудь придется занять места среди правящей верхушки Западных земель Королевства. Мастер де Лейси рассеянно постучал о пол посохом - символом своего звания - и сказал:

- Опять еле успел, не так ли, сквайр Джеймс?

Не обращая внимания на сдавленные смешки мальчишек из задних рядов, Джимми серьезно отрапортовал:

- Все на месте, мастер де Лейси. Сквайр Джером отсутствует по причине ушиба.

- Да, я слышал о вашем небольшом споре на игровой площадке, - с ноткой усталой покорности в голосе сказал де Лейси, - Сейчас мы не будем углубляться в ваши постоянные разногласия с Джеромом. Я опять получил записку от его отца. Думаю, в будущем я просто буду направлять эти записки тебе. - Джимми попробовал придать своему лицу невинное выражение, но не смог. - Теперь, прежде чем заняться заданиями на сегодня, я хотел бы напомнить вам одно правило: вы всегда должны вести себя как молодые джентльмены. В связи с этим я считаю необходимым запретить недавно появившееся увлечение, а именно делать ставки на исход игры в мяч, которыми вы развлекаетесь в день отдыха. Я ясно выражаюсь? - Вопрос, казалось, был адресован всем собравшимся, но рука де Лейси легла на плечо Джимми. - Начиная с этого дня, никаких ставок, если только они не делаются по какому-нибудь благородному поводу, как, например, на скачках. Это приказ.

Недружное бормотание сквайров свидетельствовало о том, что все поняли. Джимми торжественно кивнул, в глубине души обрадовавшись, что уже успел поставить на дневной матч. Придворные и знать проявили такой интерес к игре, что Джимми пытался придумать способ брать плату за вход. Если мастер де Лейси узнает, что старший сквайр уже поставил свои деньги, то ему не поздоровится, однако все обошлось. Де Лейси ни словом не обмолвился о тех, кто сделал ставку до его запрета.

Мастер церемоний быстро просмотрел расписание, подготовленное Джимми прошлым вечером. Какие бы жалобы ни сыпались на Джимми из уст де Лейси, они не касались работы мальчика. Проблема заключалась в том, чтобы заставить его взяться за работу. Когда все задания на утро были распределены, де Лейси сказал:

- За пятнадцать минут до второго часа пополудни всем вам надлежит быть у ступеней дворца, так как в два часа пополудни принц Арута и весь двор пожалует на обряд Первого Приветствия. После окончания церемонии вы свободны на весь оставшийся день, и те из вас, чьи семьи находятся здесь, смогут провести это время с ними. Однако два человека должны будут прислуживать принцу и его гостям. Для выполнения этой почетной обязанности я выбрал сквайров Локлира и Джеймса. Вы двое сейчас отправитесь к графу Волнею и поступите в его распоряжение. Это все.

От огорчения Джимми замер и оставался без движения, пока де Лейси не ушел и не разошлись оруженосцы. Легким шагом к нему подошел Локлир и, пожав плечами, сказал:

- Ну, разве это не везение? Все мальчишки будут веселиться, есть, пить и... - он искоса бросил взгляд на Джимми и усмехнулся, - целоваться с девчонками. А мы должны неотлучно находиться при их высочестве.

- Я его убью, - сказал Джимми, давая выход ярости.

- Джерома?

- Кого же еще? - Джимми сделал другу знак следовать за ним и зашагал по направлению к выходу. - Это он сказал де Лейси о ставках, чтобы отплатить за синяк, которым я наградил его вчера.

Локлир покорно вздохнул.

- У наших нет ни единого шанса победить команду Тома и Джеймса, если мы оба не будем играть.

Не менее ловкий, чем Джимми, в умении владеть мечом Локлир уступает только ему. Вместе они были лучшими игроками в мяч, и в их отсутствие победа команды подмастерьев не вызывала сомнений.

- Сколько ты поставил?

- Все, - ответил Джимми. Локлир поморщился. В ожидании этого матча сквайры месяцами копили деньги. - Ну как я мог знать, что в это дело вмешается де Лейси? Кроме того, из-за прошлых наших поражений ставки были пять к двум в пользу подмастерьев.

Он несколько месяцев разрабатывал стратегию проигрышей, чтобы ставки возросли. Джимми задумался.

- Может, мы еще и сыграем. Я что-нибудь придумаю.

Меняя тему разговора Локлир сказал:

- Ты сегодня чуть не опоздал. Что на этот раз тебя задержало?

Джимми усмехнулся, и его лицо просветлело.

- Я разговаривал с Марианной. - И добавил с гримасой. - Мы должны были встретиться с ней после игры, а вместо этого придется крутиться вокруг принца и принцессы.

За прошедший год изменилась не только внешность Джимми. Он обнаружил, что в мире существуют девушки. Внезапно ему стало небезразлично их мнение о его персоне и их внимание. Несмотря на свой жизненный опыт, Джимми во многих вопросах был совсем еще младенцем, особенно в сравнении с другими сквайрами. Но в последние несколько месяцев бывший воришка делал все, чтобы его существование было замечено молоденькими служанками. Марианна была всего лишь последним его увлечением, одной из тех, кого сумел покорить красивый, остроумный и хитрый сквайр. Вьющиеся каштановые волосы, яркая улыбка и блестящие темные глаза сделали Джимми объектом пристального внимания родителей многих девушек из дворцовой челяди.

Локлир пытался сделать вид, будто его это не интересует, но долго оставаться равнодушным он не мог, поскольку и сам часто становился предметом девичьих разговоров. Он рос не по дням, а по часам, и был почти такого же роста, как Джимми. Светлые кудри, васильковые глаза, обрамленные по-женски длинными ресницами, красивая улыбка и дружеское обращение - все это привлекало внимание молодых девушек. Локлир еще не чувствовал себя свободно в их компании, так как вырос в окружении братьев, но за время, проведенное с Джимми, убедился, что в девчонках было нечто большее, чем он привык думать дома.

- Знаешь, - сказал Локлир, ускоряя шаг, - если де Лейси не найдет какой-нибудь предлог, чтобы снять тебя с должности, или Джером не натравит на тебя городских хулиганов, то какой-нибудь ревнивый поваренок или сердитый папаша возьмется за кухонный нож. И ни один из них не помолится за нас, если мы опоздаем в канцелярию, так как граф Волней снимет нам головы. Пошли.

Толкнув Джимми в бок, Локлир со смехом побежал из зала, опережая его всего на шаг. Старый слуга, вытиравший пыль, поднял голову и, проводив глазами пробегавших мальчиков, на минуту задумался о волшебном очаровании юности. А затем, подчиняясь неумолимому времени, вернулся к своим не ждущим промедления делам. Герольды начали спускаться вниз по дворцовым ступеням, и толпа разразилась радостными криками. Люди ликовали отчасти потому, что сейчас увидят принца, которого, несмотря на его сдержанность, глубоко почитали и уважали за справедливость, и принцессу, которую все любили: единственная дочь покойного принца Эрланда, она была символом преемственности, связующим звеном между прошлым и будущим. Но главная причина хорошего настроения горожан заключалась в том, что они оказались теми счастливчиками, которым на пиру будет позволено есть из кладовой принца и пить вино из его погреба наравне со знатью.

Праздник Первого Приветствия проводился через тридцать дней после появления на свет нового члена королевской семьи. Как началась эта традиция, никто не помнил, но считалось, что древние правители города-государства Рилланон должны были показывать всему народу, независимо от звания и положения в обществе, что наследники трона не имели никаких недостатков. Обычай утвердился, и теперь этого праздника ждали, словно дополнительного дня равноденствия.

Все преступники получали прощение; дела чести считались разрешенными, дуэли запрещались на неделю и один день, следующие за Первым Приветствием, все долги, накопленные со дня прошлого Приветствия - когда девятнадцать лет назад родилась Анита, - прощались. В этот день можно было не обращать внимания на звания и титулы; простолюдины ели за одним столом с дворянами.

Когда Джимми занял свое место за герольдами, он понял, что кто-то всегда должен работать: приготовить всю ту еду, которая будет подаваться сегодня, убирать дворец после праздника. А он должен быть готовым услужить Аруте и Аните, если им это понадобится. Вздохнув про себя, он опять подумал освоих обязанностях, которые, казалось, настигали его, сколько бы он ни увиливал.

Локлир что-то тихо напевал, пока герольды занимали свои места. За ними следовал отряд личной охраны Аруты. Когда появились Гардан, рыцарь-маршал Крондора, и граф Волней, исполняющий обязанности лорда-канцлера, стало ясно, что церемония скоро начнется.

Темнокожий седой Гардан кивнул представительному канцлеру и дал знак мастеру де Лейси начинать. Мастер церемоний ударил жезлом о землю, и трубачи и барабанщики заиграли приветственный марш. Толпа притихла. Мастер церемоний ударил оземь еще раз, и герольд объявил:

- Слушайте меня! Слушайте! Его высочество, Арута кон Дуан, принц Крондора, Правитель Западных земель Королевства, Наследник Трона Рилланона!

Толпа приветствовала его громкими возгласами, хотя крики раздавались скорее формы ради, а не из-за искренней радости: Арута вызывал у простонародья глубокое уважение и восхищение, но не привязанность.

Вышел высокий, стройный темноволосый мужчина, одетый в богатый коричневый наряд с красной мантией на плечах - знака его положения. Он остановился, и карие глаза его прищурились, когда герольд провозгласил появление принцессы. Стройная красавица с копной золотых волос присоединилась к мужу, и веселый огонек зеленых глаз вызвал улыбку на его губах, а толпа воистину возликовала: это была любимица горожан Анита, дочь Эрланда, предшественника Ару ты.

Сама церемония была довольно короткой, но выход знатных гостей принца обещал затянуться: почти все они имели право на публичное представление.

- Их светлости герцог и герцогиня Саладорские.

Высокий блондин предложил руку темноволосой даме. Лори, бывший менестрель и путешественник, а ныне герцог Саладорский и муж принцессы Каролины, подвел красавицу-жену к ее брату. Они прибыли в Крондор неделей раньше, чтобы познакомиться с племянниками, и собирались остаться еще на неделю.

Герольды трубили, знатные лица друг за другом выходили на площадь перед дворцом. Наконец настала очередь приезжих сановников. Посланник Империи Великого Кеша Абдур Рахман Хазар-хан появился в сопровождении всего лишь четверых охранников, что не соответствовало обычной для Кеша страсти к помпезности. На посланнике был наряд кочевника из Джал-Пура: головной убор, оставляющий открытыми только глаза, длинный плащ синего цвета поверх белой туники и штаны, заправленные в черные сапоги, доходящие до середины икры. Охранники были с головы до ног одеты в черное.

Затем де Лейси вышел вперед и громко воззвал:

- Пусть подойдет народ!

Несколько сотен мужчин и женщин разного звания, от беднейшего попрошайки-нищего до самого богатого купца, собрались у ступеней дворца.

Арута сказал слова, предписанные ритуалом Первого Приветствия:

- Сегодня в триста десятый день второго года правления нашего повелителя короля Лиама Первого, мы представляем народу наших сыновей.

Де Лейси ударил жезлом оземь, и герольд возгласил:

- Их королевские высочества принцы Боуррик и Эрланд!

Толпа взорвалась криками. Сыновья Аруты и Аниты, близнецы, родившиеся месяц назад, впервые слышали громкие возгласы приветствий. Няня, которой поручили заботиться о мальчиках, вышла вперед и передала малышей отцу и матери. Арута взял на руки Боуррика, названного так в честь его отца, а Анита - тезку своего отца. Оба малыша стойко перенесли публичный показ, хотя Эрланду не все понравилось: он был готов раскричаться. Толпа продолжала ликовать даже после того, как Арута и Анита вернули сыновей няне. Арута удостоил собравшихся одной из своих редких улыбок.

- Мои сыновья здоровы и сильны, они родились без каких-либо недостатков и смогут править городом. Принимаете ли вы их как членов королевского дома?

Собравшиеся криками выразили свое одобрение. Анита тоже улыбалась. Арута помахал толпе рукой:

- Благодарю вас, мои добрые горожане. Приглашаю всех к праздничному пиру.

Церемония была окончена. Джимми поспешил к Аруте, как и предписывали его обязанности, а Локлир подошел поближе к Аните. По званию Локлир был младшим сквайром, но он так часто прислуживал принцессе, что неофициально считался членом ее свиты. Джимми подозревал, что де Лейси старался не разлучать его с Локлиром, чтобы за ними легче было присматривать. Принц рассеянно улыбнулся Джимми, наблюдая за тем, как его жена и - сестра возятся с близнецами.

Посланник Кеша поднял с лица традиционное покрывало и улыбался, глядя на эту сцену; четверо его охранников ждали поблизости.

- Ваше высочество, - сказал кешианец, - вы трижды благословенны. Здоровые дети, к тому же мальчики, и их двое.

Арута не мог отвести глаз от жены, казалось, Анита, стоя рядом с няней и мальчиками, излучала сияние.

- Спасибо, милорд. Для нас ваш визит - приятная неожиданность.

- В этом году в Дурбине ужасная погода, - ответил посол рассеянно, корча рожицы маленькому Боуррику. Внезапно он вспомнил о своем положении и более официально пояснил: - Кроме того, ваше высочество, нам необходимо закончить разговор по поводу одного небольшого дела, касающегося новой границы здесь, на Западе.

Арута засмеялся:

- С вами, мой дорогой Абдур, небольшие дела оборачиваются большими проблемами. Не могу сказать, что с нетерпением жду возможности опять встретиться с вами за столом переговоров. Но я передам любые ваши предложения его величеству.

- К услугам вашего высочества, - поклонился кешианец.

Арута, казалось, только сейчас заметил охранников посла.

- Я не вижу с вами ни ваших сыновей, ни лорда Дауд-хана.

- Они заняты делами, которыми обычно в Джал-Пуре занимаюсь я.

- А это кто? - спросил Арута, указывая на охранников в черном: черными были даже ножны их ятаганов. По покрою одежда напоминала одеяния других кочевников, но подобного костюма у кешианцев Аруте видеть не доводилось.

- Это измали, ваше высочество. Они всего лишь личная охрана.

Арута ничего не ответил. Измали были известны как великолепные телохранители, лучшая охрана, которую могла себе позволить знать Империи Великого Кеша. Однако ходили слухи, что их использовали и как шпионов, а иногда и как наемных убийц. Об их уникальных способностях слагались легенды. Считалось, что измали могут появляться и исчезать совершенно незамеченными, как привидения. Аруте не нравилось, что люди, которые немногим отличались от профессиональных убийц, находятся в его доме, но Абдур имел право на личную охрану, поэтому Арута рассудил, что посланник Кеша вряд ли приведет в Крондор людей, чье присутствие представляет опасность для Королевства. Если не считать его самого, добавил он про себя.

- Нам еще надо поговорить о последнем запросе из Квега относительно права заходить в порты Королевства, - сказал посол.

На лице Аруты было написано изумление. Однако оно быстро сменилось раздражением.

- Я так понимаю, что какой-нибудь проплывающий рыбак или моряк упомянул об этом в разговоре с вами, когда вы высаживались в порту?

- У Кеша везде есть друзья, ваше высочество, - ответил Хазар-хан, заискивающе улыбаясь.

- Что ж, делать комментарии по поводу работы кешианской службы разведки не имеет смысла, ведь оба мы знаем, что... - Хазар-хан присоединился к нему, и они закончили хором: - ...такой службы не существует.

Абдур Рахман Хазар-хан поклонился:

- С вашего позволения, ваше высочество.

Арута слегка наклонил голову, прощаясь с кешианцем, затем повернулся к Джимми.

- Что такое? Вы оба попали сегодня на дежурство? - Джимми пожал плечами, всем видом показывая, что это была не его идея. Арута слушал, как его жена давала указания няне отнести близнецов в детскую. - Должно быть, вы что-нибудь натворили, если заслужили такую немилость де Лейси. Однако нельзя же, чтобы вы пропустили все самое интересное. Насколько я знаю, после обеда будет захватывающая игра в мяч.

Лицо Локлира просветлело, однако Джимми притворился, что очень удивлен.

- Да, наверное, - сказал он уклончиво. Придворные уже направлялись во дворец, и, сделав мальчикам знак следовать за собой, Арута сказал:

- Ну что ж, придется заглянуть туда и посмотреть, как идут дела. - Джимми подмигнул Локлиру. А Арута добавил: - К тому же, если вы, ребята, проиграете, то другие сквайры зададут вам такую трепку, что за ваши головы не дадут и ломаного гроша.

Джимми ничего не ответил, и они двинулись в зал, где проводился прием для знати, в то время как простой народ пировал во дворе. Позже он шепнул Локлиру:

- У этого человека отвратительная привычка быть в курсе всего, что происходит вокруг.

Праздник был в полном разгаре; во дворе замка веселились дворяне и простолюдины. Длинные столы ломились от еды и питья, и для многих пришедших на праздник это была лучшая трапеза за весь год. Все формальности были отброшены, но простые люди почтительно кланялись Аруте и его окружению и, обращаясь к ним, использовали официальные титулы. Джимми и Локлир находились поблизости на случай, если понадобятся их услуги.

Каролина и Лори, держась за руки, шли позади Аруты и Аниты. После свадьбы новый герцог и герцогиня Саладорские немного остепенились, как бы компенсируя бурный роман, который развивался на глазах у всего королевского двора. Анита повернулась к невестке:

- Я рада, что вы смогли приехать на целых две недели. Здесь, в Крондоре, одни только мужчины. А теперь с рождением двух мальчиков...

- Станет еще хуже, - закончила за нее Каролина. - Меня воспитывали отец и двое братьев, так что я понимаю, что ты имеешь в виду.

Арута взглянул на Лори через плечо и сказал:

- Она имеет в виду, что ее баловали самым невероятным образом.

Лори засмеялся, но увидев прищуренные голубые глаза Жены, удержался от комментария. Анита сказала:

- В следующий раз будет дочь.

- Чтобы ее избаловать самым невероятным образом, - добавил Лори.

- А когда у вас будут дети? - спросила Анита. Арута взял со стола кувшин эля и наполнил кружки себе и Лори. Слуга поспешил передать дамам кубки с вином.

- У нас они будут тогда, когда будут, - ответила Каролина. - Можешь мне поверить, их нет не потому, что мы мало стараемся.

Анита прикрыла улыбку рукой, а Арута и Лори переглянулись. Каролина посмотрела на обоих и сказала:

- Да вы никак покраснели! - И добавила для Аниты: - Мужчины!

- В последнем послании Лиам намекнул, что королева Магда, возможно, ожидает ребенка. Думаю, когда получим очередную пачку депеш, это станет известным наверняка.

- Бедный Лиам, - заметила Каролина. - Он всегда имел такой успех у женщин, а женился по государственной необходимости. Однако она славная, хотя и немного вялая, и он, похоже, доволен.

Арута возразил:

- Королева вовсе не вялая. По сравнению с тобой вялой покажется даже банда налетчиков из Квега. - Лори ничего не сказал, но в его голубых глазах читалось полное согласие со словами Аруты. Я лишь надеюсь, что у них будет сын.

Анита улыбнулась:

- Арута очень хочет, чтобы принцем Крондора стал кто-нибудь другой.

Каролина с пониманием посмотрела на брата:

- Тебе все равно не удастся покончить с государственными делами. Теперь, когда умер Келдрик, Лиам еще больше будет надеяться на тебя и на Мартина.

Келдрик, герцог Рилланонский, умер вскоре после женитьбы короля на принцессе Магде из Ролдема, оставив вакантной должность королевского канцлера - первого советника короля.

Арута пожал плечами и принялся за еду.

- Думаю, что желающих занять этот пост будет предостаточно.

Лори заметил:

- В том-то и дело. Слишком многие захотят получить преимущество над соседями. У нас на Востоке уже было три пограничных стычки между баронами. Не слишком серьезных, чтобы Лиам послал для их усмирения войска, но достаточно шумных, чтобы вызвать беспокойство у всех, кто живет восточнее Малак-Кросса. Вот почему в Бас-Тайре до сих пор нет герцога. Это герцогство слишком могущественно, чтобы отдать его первому встречному. Если ты будешь неосторожен, то как только Магда родит мальчика, ты окажешься герцогом Рилланона или Бас-Тайры.

- Достаточно, - сказала Каролина. - У нас праздник. Оставим политику на другое время.

Анита взяла Аруту за руку:

- Пойдем. Мы хорошо пообедали, праздник в самом разгаре, а дети блаженно спят. Кроме того, - добавила она со смехом, - завтра мы начнем беспокоиться о том, как заплатить за этот пир, ведь в следующем месяце будет Банапис. А сегодня можно просто радоваться.

Джимми подобрался поближе к принцу:

- Может быть ваши высочества хотят посмотреть состязания?

Они с Локлиром озабоченно переглянулись, так как время начала соревнований уже прошло.

Анита вопросительно взглянула на мужа.

- Я обещал Джимми, что мы пойдем посмотреть на игру в мяч, которую он устроил сегодня, - объяснил Арута.

Лори поддержал его:

- Это может оказаться интереснее, чем еще одно представление жонглеров и актеров.

- Ты говоришь так только потому, что полжизни провел среди жонглеров и актеров, - сказала Каролина. - В детстве самым интересным для нас, девочек, было каждый шестой день недели сидеть и смотреть за тем, как мальчишки избивают друг друга до полусмерти во время игры в мяч, при этом делая вид, что мы на них вовсе не смотрим. Так что я за актеров и жонглеров.

- А почему бы вам двоим не пойти с мальчиками, - вмешалась Анита. - Сегодня все делается не по протоколу. Встретимся в зале на вечернем представлении.

Лори и Арута согласились и вместе с мальчиками начали пробираться сквозь толпу. Они пересекли дворцовый двор и прошли по анфиладе залов, соединяющих главное здание дворцового комплекса с другими постройками. Сразу за дворцом располагался каретный двор, где проходили учения дворцовой стражи. Там собралась большая толпа, которая самозабвенно кричала, когда подошел Арута с сопровождающими. Толкаясь, они пробрались в первый ряд. Люди в гневе оборачивались, но при виде принца замолкали.

Им освободили место за сквайрами, сидящими в запасе. Ару та помахал рукой Гардану, который стоял по другую сторону поля с отрядом свободных от дежурства солдат. Лори несколько минут наблюдал за игрой, а потом сказал:

- Все стало намного организованней, чем в мое время.

- Это дело рук де Лейси, - пояснил Арута. - Он жаловался мне, что после игры мальчики слишком избиты, чтобы работать. Поэтому он составил правила игры. Видишь того человека с песочными часами? - Он показал на него рукой. - Он следит за временем. Теперь игра длится час. Одновременно играет только двенадцать человек с каждой стороны, и они не заходят за вон те отмеченные мелом черты. Джимми, какие еще есть правила?

Джимми в это время снимал пояс с ножнами, готовясь выйти на поле. Он сказал:

- Как всегда, никаких рук. Когда команда забивает мяч, она отходит за центровую линию, а другая достает мяч. Нельзя кусаться, захватывать противника и применять оружие.

- Никакого оружия? - переспросил Лори. - Похоже, игра стала слишком цивилизованной.

Локлир уже снял верхнюю одежду и пояс и хлопнул одного из сквайров по плечу:

- Какой счет?

Сквайр не отрывал глаз от игры. Помощника конюха, который вел перед собой ногами мяч, искусно сбил с йог один из товарищей Джимми по команде, но ученик пекаря перехватил мяч и ловко отправил его в одну из двух корзин, стоящих по разные стороны поля. Сквайр застонал:

- Теперь они ведут четыре - два. И играть осталось всего четверть часа.

Джимми и Локлир взглянули на Аруту. Тот кивнул, и они бросились на поле, заменив двух грязных, окровавленных приятелей.

Джимми взял мяч у одного из двух судей - это было еще одно нововведение де Лейси - и выбросил его на центровую линию. Локлир, заранее занявший там позицию, быстро отбил его обратно Джимми, на удивление уже набросившихся на него подмастерьев. Прежде чем они успели опомниться, Джимми как молния пронесся мимо, поднырнув под локоть, направленный на его голову, и оказался у самой корзины. Мяч ударился о край и откатился, но Локлир, освободившись от нападающих, забил его в корзину. Сквайры и мелкое дворянство в восторге вскочили на ноги. Теперь подмастерья выигрывали только одно очко.

Началась небольшая драка, но в нее быстро вмешались судьи. Никто сильно не пострадал, и игра возобновилась. Подмастерья ввели мяч в игру; Локлир и Джимми отошли подальше. Один из самых рослых сквайров поставил мощный заслон, сбив с ног поваренка, бегущего с мячом. Джимми как тигр бросился к мячу и послал его Локлиру. Сквайр поменьше провел его вперед, передав другому игроку, который быстро перебросил его своим, в то время как на него набросились несколько подмастерьев. Высокий помощник конюха устремился к Локлиру. Он даже не пытался выбить мяч, а просто наклонился и перетащил Локлира вместе с мячом через границу поля. Сразу же завязалась драка, и после того, как судьи разняли дерущихся, они помогли Локлиру подняться на ноги. Мальчик был слишком избит, чтобы продолжать играть, и его место занял другой. Поскольку оба игрока были за пределами площадки, мяч по правилам вбросили на середину поля. Обе команды попытались овладеть им с помощью локтей, коленей и кулаков.

- Вот это больше похоже на игру в мяч, - прокомментировал Лори.

Неожиданно помощник конюха вырвался вперед, между ним и корзиной сквайров никого не оказалось. Джимми бросился за ним, но видя, что надежды перехватить мяч никакой, прыгнул на него, применив тот же прием, что был использован против Локлира. Судья опять назначил свободное вбрасывание, и опять в середине поля началась борьба за мяч.

Затем сквайр Пол завладел мячом и с неожиданным мастерством начал продвигаться к корзине подмастерьев. Два огромных ученика пекаря перехватили его, но он успел передать мяч за секунду до того, как его сбили с ног. Мяч попал к сквайру Фридерику, а тот отдал пас Джимми. Джимми ожидал еще одной атаки подмастерьев и был удивлен, когда те отошли назад. Это была новая тактика, направленная против молниеносных проходов, которые принесли в игру Джимми и Локлир.

Сквайры, стоящие на линии, подбадривали игроков. Один закричал:

- Осталось несколько минут.

Джимми подозвал к себе Фридерика, дал быстрые указания и отбежал. Он прошел по левому флангу и отбросил мяч назад Фридерику, который отправился обратно к центровой линии. Джимми перешел на правый фланг, затем принял точный пас от Фридерика, увернулся от противников и забил мяч в корзину.

Толпа одобрительно закричала. Этот матч вводил нечто новое в игру: тактику и приемы. В обычно жесткую игру привносился элемент искусства.

Вскоре опять Началась драка. Судьи бросились разнимать ее, но подмастерья не были расположены заканчивать потасовку. Локлир, у которого в ушах перестало, наконец, звенеть, сказал Лори и Аруте:

- Они пытаются дотянуть драку до тех пор, пока время игры не выйдет. Понимают, что если мяч попадет к нам, то мы выиграем.

Наконец порядок был восстановлен. Локлир посчитал, что в состоянии вернуться на поле, и заменил игрока, раненного в потасовке. Джимми отозвал сквайров назад, быстро прошептал указания Локлиру, в то время как подмастерья не спеша ввели мяч в игру. Они попытались применить проход, показанный Джимми, Фридериком и Локлиром, но не очень удачно. Дважды они чуть не выбили мяч за пределы площадки, пока не справились с хаотичными пасами. Тут ударили Джимми и Локлир. Локлир сымитировал атаку на владеющего мячом игрока, заставив того передать пас, а затем бросился к корзине. Джимми пронесся сзади, используя других игроков как щит, перехватил плохо поданный пас и послал мяч Локлиру. Тот его принял и помчался к корзине. Один из защитников попытался перехватить его, но не смог поймать более ловкого противника. Тогда подмастерье вынул что-то из кармана рубашки и бросил в Локлира.

Удивленным зрителям показалось, что мальчик просто упал лицом вниз, а мяч выкатился за пределы площадки. Джимми наклонился к товарищу, но вдруг поднялся и бросился за подмастерьем, который пытался вынести мяч на площадку. Не пытаясь сделать вид, что продолжает играть, Джимми ударил его в лицо, сбив с ног. Опять началась драка, но на этот раз в ней участвовали также несколько подмастерьев и сквайров, стоящих на линии.

Арута повернулся к Лори:

- Это может плохо кончиться. Может, мне вмешаться?

Лори наблюдал за разгоравшейся потасовкой.

- Пожалуй, если хочешь, чтобы завтра хоть один сквайр смог выполнять свои обязанности.

Арута дал сигнал Гардану, который приказал солдатам выйти на площадку. Закаленные в боях солдаты, быстро восстановили порядок. Арута пересек поле и наклонился к Джимми, который сидел, держа голову Локлира на коленях.

- Этот подонок ударил его по затылку куском свинца. Парень без сознания.

Арута приказал Гардану:

- Отнесите его домой и пусть его осмотрит лекарь. - Он повернулся к судье с часами: - Эта игра окончена.

Джимми открыл рот, чтобы запротестовать, но потом передумал.

- Счет остался по четыре очка у каждой команды. Победителей нет, - крикнул судья.

- Побежденных тоже, - вздохнул Джимми.

Стражники унесли Локлира.

- Игра все еще очень жестока, - заметил Арута.

Бывший менестрель кивнул:

- Де Лейси нужно будет ввести еще несколько правил, чтобы они перестали кроить друг другу головы.

Джимми вернулся к скамье, где лежали его одежда и пояс. Арута и Лори последовали за ним. Толпа начала расходиться.

- Мы попробуем еще раз, - пообещал сквайр.

- Это будет интересно, - сказал Арута. - Теперь они знают о твоем приеме и будут готовы.

- Тогда нам придется придумать что-нибудь еще.

- Ну тогда, я думаю, можно будет назначить еще один матч. Через неделю-другую, - Арута положил руку на плечо Джимми. - Думаю, Мне надо будет взглянуть на эти правила де Лейси. Лори прав. Если уж вы так хотите бегать по полю, то нельзя позволять кидаться свинцом.

Джимми, казалось, потерял интерес к игре. Что-то в толпе привлекло его внимание.

- Видите того парня? Того, что в голубой тунике и сером колпаке?

Принц посмотрел в указанном направлении.

- Нет.

- Он спрятался, когда вы посмотрели. Это знакомый. Можно я пойду узнаю, в чем дело?

По голосу Джимми Арута понял, что это не обычная уловка, чтобы улизнуть.

- Иди. Но не надолго. Мы с Лори пойдем в Большой зал.

Джимми побежал туда, где в последний раз мелькнул заинтересовавший его человек. Он остановился, посмотрел по сторонам и заметил знакомую фигуру около узкой лестницы у бокового входа во дворец: человек стоял, прислонившись к стене в тени, и ел что-то с деревянной тарелки. Когда Джимми подошел поближе, он поднял глаза:

- Вот ты, значит, где, Джимми Рука.

- Уже нет. Сквайр Джеймс при дворе принца в Крондоре, Альварни Быстрый.

Старый вор усмехнулся:

- Тоже уже нет. Хотя в свое время я и бывал быстрым. - Понизив голос до еле слышного шепота, он сказал: - Мой Хозяин передает сообщение твоему хозяину.

Джимми сразу понял, что случилось что-то очень важное, так как Альварни Быстрый был дневным мастером пересмешников. Он был Не простым курьером, а одним из помощников Хозяина и его доверенным лицом.

- Только на словах. Хозяин передает, что хищные птицы, которые, как считается, покинули город, вернулись с севера.

Джимми похолодел.

- Те, что охотятся ночью?

Старый вор кивнул и отправил светло-коричневое печенье в рот. Он на мгновение зажмурился и удовлетворенно причмокнул. Затем его глаза остановились на Джимми и прищурились.

- Жаль, что ты ушел от нас, Джимми Рука. Ты подавал надежды. Если бы тебе не перерезали глотку, то ты смог бы стать большим человеком у пересмешников. Но, как говорится, что было, то прошло. Теперь к делу. Молодого Тиберна Римса обнаружили плавающим в заливе. Там есть местечки, где контрабандисты когда-то прятали товар. Одно из таких мест дурно пахнет, не имеет большой ценности для пересмешников и поэтому там никого не бывает. Возможно, эти птицы там и прячутся. Вот и весь разговор.

Не добавив больше ни слова, Альварни Быстрый, дневной мастер пересмешников и вор-профессионал, нырнул в толпу и растворился среди гуляк.

Джимми не колебался. Он бросился к тому месту, где минуту назад был Арута, и, не найдя его, побежал в Большой зал. В скопище людей перед дворцом было трудно быстро двигаться. Вид сотен незнакомых лиц в коридорах внезапно наполнил Джимми тревогой. За месяцы, прошедшие с тех пор, как они с Арутой вернулись из Морелина с терном серебристым, излечившим Аниту, размеренная дворцовая жизнь усыпила их бдительность. Теперь мальчик видел кинжал убийцы в каждой руке, яд в каждом бокале вина и арбалетчиков за каждым поворотом. Проталкиваясь сквозь ряды празднующих, он спешил дальше.

Джимми стрелой пронесся мимо расположившихся в зале знатных и не очень знатных гостей. Неподалеку от возвышения, на котором располагался трон, Лори и Каролина разговаривали с послом Великого Кеша, а Арута уже поднимался по ступеням к трону. В центре зала выступала труппа акробатов, многие Гости с удовольствием наблюдали за ними, и Джимми пришлось обойти по краю освобожденную для них площадку. Ловко лавируя в толпе, Джимми взглянул на окна зала, и глубокие тени в каждом проеме пробудили неприятные воспоминания. Он рассердился на себя. Кто-кто, а уж он должен был помнить, какая опасность может таиться в подобных местах.

Джимми пробежал мимо Лори и остановился рядом с Арутой как раз в тот момент, когда тот сел на трон. Аниты нигде не было видно. Джимми взглянул на ее пустующий трон и склонил голову. Арута сказал:

- Она ушла взглянуть на близнецов. А что?

Джимми наклонился к Аруте:

- Хозяин прислал сообщение. Ночные ястребы вернулись в Крондор.

Арута помрачнел:

- Это догадка или уверенность?

- Во-первых, Хозяин не послал бы того, кого послал, если бы не считал положение критическим и требующим быстрого решения. Во-вторых, есть еще... то есть был молодой картежник по имени Тиберн Риме, которого часто видели в городе. Он выполнял особое задание пересмешников. Ему позволялись вещи, которые никому другому из нашей гильдии не позволялись. Теперь я знаю почему. Он был личным агентом Хозяина. Сейчас Риме мертв. Я думаю, что Хозяина предупредили о возможности возвращения ночных ястребов, и Римс был послан разузнать об их местонахождении. Они опять прячутся где-то в городе. Где точно. Хозяин не знает, но подозревает, что где-то недалеко от старого убежища контрабандистов.

Джимми говорил и смотрел по сторонам. Теперь он повернулся взглянуть на Аруту и обомлел. Лицо Аруты превратилось в маску сдерживаемого гнева, почти гримасу.

- Значит, все начинается снова? - спросил он хриплым голосом.

- Похоже, - ответил Джимми.

Арута поднялся:

- Я не намерен становиться узником в собственном дворце с охранником у каждого окна.

Джимми обежал глазами комнату, остановив взгляд на герцогине Каролине, беседовавшей с Хазарханом.

- Хорошо, но сегодня твой дом просто переполнен незнакомыми людьми. Здравый смысл требует, чтобы ты удалился в свои покои пораньше, потому что сейчас подобраться к тебе не составляет никакого труда. - Он переводил глаза с одного лица на другое, стараясь обнаружить какой-нибудь признак опасности. - Если ночные ястребы снова в Крондоре, то они уже в этом зале или в пути, ведь приближается ночь. Возможно, они уже ждут тебя в коридоре, ведущем в твои покои.

Внезапно Арута широко раскрыл глаза.

- Мои покои! Анита и дети!

Не обращая внимания на удивленные лица гостей, принц резко встал и направился к выходу. Джимми не отставал. Каролина и Лори, поняв, что что-то случилось, последовали за ними.

Через несколько мгновений уже с десяток людей, торопясь, шли за принцем по коридору: Гардан заметил этот внезапный уход и присоединился к Джимми.

- Что случилось?

- Ночные ястребы, - ответил Джимми.

Маршалу Крондора не требовалось дальнейших разъяснений. Он схватил за рукав первого попавшегося в коридоре стражника, другому сделал знак следовать за собой. Первому он сказал:

- Пошлите за капитаном Валдисом. Пусть придет ко мне.

- Куда? - спросил солдат.

Гардан толчком отослал его.

- Скажите ему, пусть найдет нас.

Пока они шли по коридору, Гардан собрал не меньше дюжины солдат. Когда Арута подошел к двери в свои покои, он на мгновение остановился, как бы страшась открыть дверь.

Анита сидела у колыбелей, в которых спали их сыновья. Она взглянула на мужа, и на ее лице отразилась тревога. Подойдя к нему, она спросила:

- Что случилось?

Арута закрыл за собой дверь, сделав знак Каролине и остальным подождать снаружи.

- Пока ничего. - Он помолчал. - Я хочу, чтобы ты с детьми поехала навестить свою мать.

- Ей это понравится, - сказала Анита, но по ее тону можно было догадаться, что она понимает: ей сказали не все. - Она уже выздоровела, но еще слишком слаба, чтобы путешествовать. Это будет большой сюрприз для нее. - Затем она вопросительно посмотрела на Аруту. - И нас будет легче защитить в ее маленьком поместье, чем здесь?

Арута не стал ничего скрывать от жены.

- Да, нам опять придется заняться ночными ястребами.

Анита подошла к мужу и склонила голову к нему на грудь. Последняя попытка покушения на него чуть не стоила жизни ей!

- За себя я не боюсь, но дети...

- Ты выезжаешь завтра.

- Я буду готова.

Арута поцеловал ее и направился к двери,

- Я скоро вернусь. Джимми советует мне отсидеться в своих покоях, пока дворец не покинут посторонние. Совет хороший, но мне придется побыть на виду еще немного. Ночные ястребы не знают, что мне известно об их возвращении. Нельзя, чтобы они догадались, что мы предупреждены.

- Джимми все еще хочет стать первым советником принца? - Несмотря на весь ужас ситуации, Анита попыталась шутить.

Арута улыбнулся:

- Он уже почти год не упоминал о своем желании стать герцогом Крондора. Иногда мне кажется, что он гораздо лучше подходит для этой должности" чем многие другие, претендующие на нее.

Арута открыл дверь и обнаружил, что его ждут Гардан, Джимми, Лори и Каролина. Всех прочих увела дворцовая стража. Позади Гардана стоял капитан Валдис, Арута сказал ему:

- Я хочу, чтобы к утру отряд улан был готов отправиться в путь. Принцесса с детьми едет в поместье своей матери. Обеспечь их охрану.

Капитан Валдис отсалютовал и ушел выполнять приказ. Арута повернулся к Гардану.

- Потихоньку начни расставлять людей на постах во дворце и проверь все углы, где можно спрятаться. Если будут вопросы, скажи, что ее высочество плохо себя чувствует и я ненадолго останусь с ней. Я скоро вернусь в зал.

Гардан кивнул и ушел. Арута посмотрел на Джимми.

- У меня есть для тебя поручение.

- Я отправляюсь немедленно, - сказал Джимми.

- И что, ты думаешь, тебе следует делать? - спросил Арута.

- Идти в доки, - ответил мальчик, мрачно улыбаясь.

Арута кивнул, как всегда удивившись тому, как быстро он все схватывает.

- Да, если надо, ищи всю ночь. Но как можно скорее найди Тревора Халла и приведи его сюда.

Глава 2 НАХОДКА

Джимми обвел зал таверны глазами.

"Поющий Краб" был убежищем для многих, желавших избежать лишних вопросов и любопытных глаз. В конце дня зал был заполнен местными жителями, поэтому персона Джимми сразу возбудила к себе интерес: одежда придворного казалась здесь неуместной. Некоторые посетители знали его в лицо, ведь после квартала бедняков доки были для него вторым домом, но немало было и таких, что видели в вошедшем только богатого юношу, из которого не составит труда вытрясти немного золота.

Один из пьяных, по виду моряк, у которого чешутся кулаки, встал перед Джимми, загородив проход.

- Не найдется ли у такого красивого молодого джентльмена, как вы, одной-двух монет, чтобы выпить за здоровье маленьких принцев, а?

И он положил руку на нож, заткнутый за пояс. Джимми ловко увернулся и обошел его со словами:

- Нет, не найдется.

Моряк взял его за плечо и попытался остановить. Но Джимми быстрым движением обернулся, и задира вдруг обнаружил кинжал у своего горла.

- Я сказал, у меня нет лишних денег.

Моряк отступил, а несколько зрителей захохотали. Однако другие начали обступать сквайра. Джимми понял, что совершил ошибку. У него не было времени переодеться, чтобы лучше соответствовать данному месту, но он мог бы показать моряку свой пустой кошелек. Но раз уж так получилось, придется постоять за себя. Если минутой раньше покушались на кошелек Джимми, то теперь в опасности была его жизнь.

Джимми отступил, стараясь держаться спиной к стене. Оценив плотно сжатые губы юноши и решительное выражение лица, окружившие его вдруг осознали, что он был из тех, кто знает, как вести себя в доках. Джимми тихо сказал:

- Я ищу Тревора Халла.

На него сразу же прекратили наступать, а один из нападавших кивком указал на заднюю дверь. Джимми поспешил туда и откинул ткань, закрывавшую вход.

В большой прокуренной комнате группа людей играла в карты. Судя по стопке фишек на столе, ставки были солидными. Играли в лин-лен, распространённую на юге Королевства и севере Кеша карточную игру. Распаковывалась колода карт, игроки делали ставки и по очереди сдавали; выигрыш определялся, когда карты открывали. Двое игроков были теми" кого искал сквайр: один со шрамом через весь лоб до щеки, пересекающим молочно-белый правый глаз, а другой лысый, с лицом, изрытым оспой.

Лысый Аарон Кук, первый помощник капитана таможенного катера "Королевский Ворон", поднял глаза на подошедшего к столу Джимми. Он толкнул локтем другого игрока, который с отвращением разглядывал свои карты. Увидев мальчика, человек с белым глазом улыбнулся, но когда заметил выражение лица парнишки, улыбка пропала.

- Твой старый друг Артур хочет видеть тебя, - громко, перекрывая шум в комнате, сказал Джимми.

Тревор Халл, когда-то бывший пират и контрабандист, сразу понял, о ком идет речь. Артуром называл себя Арута, когда контрабандисты Халла и пересмешники объединились, чтобы вывести Аруту и Аниту из Крондора, из-под носа секретной полиции Гая де Бас-Тайры, разыскивавшей их. После Войны Врат Арута даровал Халлу и его команде прощение за их прошлые преступления и зачислил их в Королевскую таможенную службу.

Халл и Кук как один встали и вышли из-за стола. Один из игроков, грузный и богатый, судя по одежде, торговец, проворчал, не вынимая изо рта трубку:

- Куда же вы? Игра еще не окончена.

Халл, седые волосы которого обрамляли голову наподобие нимба, заявил:

- Запиши на меня. Черт, у меня только ряд голубых карт и пара по четыре графа. И он перевернул свои карты.

Джимми даже вздрогнул, когда люди за столом начали одновременно ругаться и сбрасывать свои. Им теперь оставалось только начать все заново, а это вовсе не понравилось тем игрокам, которым лопались хорошие карты. В общей комнате, направляясь к двери, Джимми сказал:

- Ты низкий человек, Халл.

Старый контрабандист, а теперь офицер таможни, зло засмеялся.

- Этот толстый дурак шел впереди, да еще на мои деньги. Я хотел заставить его немного спустить паруса.

Выйдя из таверны, они поспешили мимо празднующих горожан. Послеполуденные тени становились все длиннее, а веселье только разгоралось.

Арута разглядывал разложенные на столе карты, которые принес из архива королевский зодчий. На них во всех подробностях были нанесены улицы Крондора. Одной из них, показывающей канализационные туннели, пользовались во время последней операции против ночных ястребов. Тревор Халл изучал эти карты вот уже минут десять. В свое время он возглавлял самую процветающую шайку контрабандистов, и канализационные стоки и безлюдные улочки хорошо послужили ему для провоза контрабанды в город.

Халл переглянулся с Куком, затем потер подбородок. Его палец указал на то место на карте, где дюжина туннелей образовывала особенно запутанный лабиринт.

- Если бы ночные ястребы остановились в канализационных стоках. Хозяин обнаружил бы их еще до того, как они окопались. Но, возможно, они используют туннели только как вход и выход, - он указал пальцем на другое место на карте, - отсюда.

Его палец задержался на участке доков, располагавшемся вдоль бухты и напоминавшем полумесяц. Где-то посередине этого полумесяца заканчивались доки и начинался складской район. Там же к морю выходила и небольшая часть квартала бедняков, клином вдававшаяся в более зажиточные районы.

- Рыбный город, - сказал Джимми.

- Рыбный город? - эхом отозвался Арута.

- Это беднейшая часть квартала бедняков, - пояснил Кук.

Халл кивнул:

- Его называют Рыбным городом. Городом Ныряльщиков, Задоком и еще много как. Когда-то давно там была рыбацкая деревня. Город разрастался на север вдоль бухты, и деревню окружили другие районы. Правда, некоторые рыбацкие семьи до сих пор обитают там. В основном они живут ловлей омаров и мидий или собирают моллюсков в бухте и на побережье к северу от города. Неподалеку располагаются кожевенные, красильные и другие зловонные мастерские Крондора. Так что там селятся те, кто не может себе позволить ничего лучшего.

Джимми добавил:

- Альварни упомянул, что ястребы обосновались там, где плохо пахнет. Значит Хозяин тоже считает, что это Рыбный город. - Парень покачал головой, рассматривая карту. - Если эти птицы прячутся в Рыбном городе, найти их будет нелегко. Даже пересмешники не контролируют это место так, как остальные районы квартала бедняков и доки. Там достаточно Мест, где легко потеряться.

- Мы иногда пользовались туннелем, ведущим на площадку, с которой удобно доставлять грузы в бухту прямо из подвала одного купца, - заметил Халл. Арута посмотрел на карту и кивнул: он знал, где находится эта площадка. Ваша главная проблема, - продолжал Халл, - это сточные туннели. Из доков в Рыбный город их ведет не меньше дюжины. Нужно будет перекрыть все. Один ход так велик, что только кораблю с командой под силу заткнуть его.

- Однако мы не знаем, где именно в Рыбном городе они прячутся, - напомнил Аарон Кук.

- Если они вообще там, - заметил Арута.

- Не думаю, что Хозяин упоминал бы его, если бы не имел сведений, что они где-то там, - сказал Кук.

- Это точно, - подтвердил Халл. - Не знаю, где еще в городе они могли бы прятаться. Хозяин тут же обнаружил бы это место, как только пересмешники заметили бы хоть одного ночного ястреба. Воры используют многие стоки для укрытия, но есть места, где они бывают нечасто. А в Рыбном городе реже всего. Старые рыбацкие семьи независимы, упрямы и замкнуты. Если кто-нибудь посторонний селится в одной из лачуг рядом с доками, он все равно остается чужаком. Даже пересмешники не получают ответов на вопросы, которые они задают людям из Рыбного города. Если ночные ястребы просачивались туда постепенно, то никто, кроме местных, этого даже не заметил. Улочки там все очень извилистые - настоящий лабиринт. - Он покачал головой. - Эта часть карты не поможет. Половина зданий, показанных на плане, давно сгорела. Лачуги и хижины появляются всюду, где есть место. Такая путаница! Рыбный город иногда так и называют: Лабиринт.

Джимми сказал:

- Тревор прав. Я был в Рыбном городе не реже, чем любой из пересмешников, и это было нечасто. Там нечего красть. Но в одном он ошибается. Главная проблема не в том, чтобы заблокировать все пути к отступлению. Главная задача - обнаружить их гнездо. Здесь живет много честных людей, и нельзя просто приехать и всех перебить. - Он задумался. - - Насколько я знаю ночных ястребов, они остановятся в таком месте, которое легко защищать и из которого легко исчезнуть. Скорее всего они здесь. - Он указал место на карте.

- Возможно, - сказал Тревор Халл. - Две стены этого здания глухие, смежные с другим домами, так что им остается наблюдать только за двумя сторонами. А под улицами целая сеть туннелей, они все узкие, и тот, кто их не знает, ни за что не проведет там лодку. Да, это место наиболее вероятное.

Джимми посмотрел на Аруту:

- Я пойду переоденусь.

- Мне не хочется тебя отпускать, но ты лучше других подойдешь для разведки, - согласился Арута.

Кук взглянул на Халла; тот слегка кивнул.

- Я мог бы пойти с тобой.

Джимми покачал головой:

- Ты лучше знаешь ту часть сточных туннелей, Аарон, но я смогу пробраться туда так, что вода даже рябью не покроется. У тебя так не получится. Ты не сможешь проникнуть в Рыбный город незамеченным даже в такую шумную ночь, как сегодня. Будет безопаснее, если я пойду один.

- Может еще подождать? - спросил Арута.

- Если я смогу найти убежище ястребов до того, как они узнают, что обнаружены, мы покончим с ними прежде, чем они поймут откуда ветер подул. Люди иногда совершают ошибки, даже убийцы. Сегодня праздник, их часовые, скорее всего, не ожидают, что кто-нибудь явится выслеживать их. Весь город веселится, и на улицах всю ночь будет много шума, а значит, странные звуки в туннеле под этим домом вряд ли кого-либо насторожат. А если мне придется идти поверху, то нищий мальчишка в Рыбном городе будет незаметен в любую ночь. Но мне надо уходить немедленно.

- Тебе виднее, - сказал Арута. - Но если они узнают, что кто-то разыскивает их, они нанесут ответный удар. Один взгляд какого-нибудь ночного ястреба, который узнает тебя, и они придут прямо ко мне.

Джимми заметил, что Аруту, казалось, это мало волновало. Было похоже, что принц был не против открытого противостояния, но он беспокоился о безопасности близких.

Это понятно. Но скорее всего они в любом, случае явятся сюда сегодня вечерам. Во дворце очень много посторонних. - Джимми досмотрел в окно на заходящее солнце. - Уже почти семь часов. Если бы я планировал нападение, я бы подождал еще часа два-три, чтобы пробраться во дворец, когда праздник будет в самом разгаре. Ворота открыты. Артисты и гости входят и выходят. Все будут пьяны и расслаблены. Но я бы не стал ждать дольше, иначе стража может отметить слишком позднее прибытие во дворец. Я доложу о новостях, как только что-нибудь узнаю.

Арута разрешил Джимми удалиться. За ним быстро последовали Тревор Халл и его первый помощник, оставив встревоженного и возмущенного принца наедине со своими мыслями.

Ему уже довелось сражаться со слугами Мурмандрамаса близ Черного озера в Морелине, но он и тогда знал: решающая битва впереди. Арута корил себя за то, что за последний год стал слишком самодовольным. Когда он вернулся с терном серебристым, который спас Аниту от действия яда ночных ястребов, он был готов тут же вновь отправиться на Север. Но обязанности правителя, свадьба, поездки в Рилланон на бракосочетание Лиама с принцессой Магдой, затем похороны герцога Келдрика, рождение сыновей - все это помешало ему осуществить задуманное. Далеко за горными хребтами простирались Северные земли. Там был эпицентр вражеской силы. Там своими приспешниками командовал Мурмандрамас. И со своего трона он опять протягивал руку, чтобывторгнуться в жизнь принца Крондора, Владыки Запада, человека, которому, как говорилось в пророчестве, было предназначено погубить его. "Сокрушитель тьмы". Если он выживет. Арута опять должен был сражаться на своей территории, война подошла к самой его двери. Ударив кулаком по ладони, Арута тихо выругался. Он поклялся себе и тем богам, что слышали его: покончив с ястребами в Крондоре, он, Арута кон Дуан, перенесет арену сражений на Север, к Мурмандрамасу.

Во тьме сточных туннелей среди мусора, или "золота", как его называли здесь, скрывалось бесчисленное количество ценных вещей. Вода текла по канализационным стокам медленно, и большие скопления мусора создавали пробки. Золотари, разгребающие эти кучи плывущего мусора, зарабатывали на жизнь, отыскивая ценные вещи, попавшие в канализацию. Они также должны были разбивать комки "золота", чтобы канализация не засорялась. Однако все это мало волновало Джимми, если не считать того, что в двадцати шагах от него работал золотарь.

Сквайр оделся во все черное, за исключением старых удобных башмаков. Он даже стащил из камеры пыток черный капюшон палача. Под черной одеждой на нем было другое платье, попроще, чтобы не выделяться среди жителей квартала бедняков. Золотарь несколько раз смотрел прямо на мальчика, но сколько ни вглядывался, Джимми он не замечал.

Уже почти полчаса Джимми без движения стоял у пересечения двух стоков, пока старик разгребал проплывающий вонючий мусор, и Джимми надеялся, что это не было постоянным местом работы золотаря, иначе он мог пробыть там несколько часов. Еще больше надеялся он на то, что это был настоящий золотарь, а не переодетый часовой ночных ястребов.

Наконец старик ушел, и Джимми смог расслабиться, хотя двигаться он начал только тогда, когда золотарь исчез в боковом туннеле. Затем, шагая совершенно бесшумно, Джимми пошел вдоль туннеля по направлению к району, располагавшемуся прямо под центром Рыбного города.

Он тихо продвигался по лабиринту туннелей. Даже в воду он вступал без плеска. Все, чем одарила его природа: молниеносная реакция, удивительная координация движений, умение принимать решения - все эти способности развились благодаря тренировке у пересмешников, они закалились в горниле ежедневной воровской практики. Джимми двигался так, как будто сама жизнь его зависела от умения оставаться незамеченным. Впрочем, так оно и было.

В темноте он все дальше продвигался по системе стоков; все его чувства были обострены. Он не обращал внимания на слабые звуки, доносящиеся сверху, с улицы, и на легкое эхо журчащей воды, отражающееся от стен. Любой же иной звук мог означать засаду. Резкие запахи канализации скрывали любые другие, способные предупредить о посторонних, но воздух был почти неподвижен.

Внезапно ощутив легкое дуновение, Джимми замер. Что-то изменилось в воздухе, поэтому он немедленно спрятался в темную, с низким навесом нишу в кирпичной стене. Воздух стал чуть свежее. Где-то недалеко впереди послышался тихий скрежет, как будто кожаные ботинки ступали по металлу. Джимми понял, что кто-то спускается по лестнице с улицы. Легкое движение воды заставило мальчика сжаться в комок. Кто-то ступил в канализационный сток и двигался по направлению к нему, при этом так же тихо, как Джимми.

Джимми присел, стараясь казаться как можно меньше, и продолжал наблюдать. Во мраке он не увидел, а скорее почувствовал идущую на него темную фигуру.

Затем сзади показался свет, и Джимми смог разглядеть приближающегося человека. Он был строен, одет в плащ и вооружен. Человек обернулся и резко прошептал:

- Прикрой этот чертов фонарь!

Но за это мгновение Джимми разглядел лицо мужчины. Это был Арута! Или, точнее, он был настолько на него похож, что мог обмануть даже самых близких людей принца.

Джимми задержал дыхание, когда двойник Аруты прошел мимо него всего в нескольких шагах. Тот, что следовал за ним, закрыл фонарь, и туннель погрузился во тьму, спасительную для Джимми. Затем он услышал, как мимо прошел второй человек. Вслушиваясь в шорохи, Джимми ждал до тех пор, пока не уверился, что за ними больше никто не идет. Быстро, но бесшумно он вышел из укрытия и подошел к месту, откуда из темноты появились те двое. В этом месте пересекались три туннеля, и ему пришлось бы потратить много времени, определяя, через который из них проникли в канализацию фальшивый принц и его спутник. Джимми взвесил все возможности и решил, что проследить за этой парочкой важнее, чем найти вход, которым они воспользовались.

Джимми знал эту часть канализационной системы не хуже других в Крондоре, но, отстав, мог потерять их. Он скользил сквозь темень, прислушиваясь на каждом перекрестке и определяя, куда ушли те, кого он преследовал.

Мальчик спешил по темным коридорам под городом, потихоньку нагоняя ушедших. Один раз он мельком увидел свет, как будто фонарь слегка приоткрыли, чтобы сориентироваться.

Потом он обогнул угол, и резкое колебание воздуха предупредило его об опасности. Он пригнулся и почувствовал, как что-то пролетело мимо того места, где только что была его голова. Послышалось напряженное дыхание. Джимми вытащил кинжал и, не дыша, повернулся лицом туда; откуда доносились звуки. Бой в темноте означал проверку на умение справляться со страхом. Пытаясь обнаружить точное местонахождение противника, можно было умереть от разыгравшегося воображения: звуки, обманчивые движения, догадки относительно положения врага - все это могло привести к ошибке. Стоит дать обнаружить себя противнику, и смерть не Заставит себя ждать. Долгое время оба незнакомца стояли, не двигаясь.

Джимми услышал шорох и тотчас понял, что это была крыса, судя по звуку очень большая, убегающая подальше от неприятностей. Он удержался от желания кинуться в ту же сторону. Но его противник ударил ножом по каменной стене. Звон стали по камню, большего Джимми было не нужно, и, сделав выпад, он почувствовал, как его кинжал погрузился глубоко в плоть. Незнакомец замер, а затем со стоном рухнул в воду. Всего хватило трех у даров.

Джимми вытащил из убитого кинжал и прислушался. Второго незнакомца не было слышно. Юноша тихо выругался. Он мог уже не ждать нападения, но второй человек ускользнул. Джимми почувствовал совсем близко горячий предмет и чуть не обжег руку о железный фонарь. Он открыл дверцу и при его свете рассмотрел своего противника. Лицо было ему незнакомо, но Джимми знал, что это был один из ночных ястребов. Ничто другое не могло объяснить его появление в канализационной системе с двойником принца. Джимми обыскал тело и обнаружил фигуру ястреба из черного дерева, которую члены гильдии убийц носили на груди, и черный перстень с ядом. Не было никаких сомнений: ночные ястребы вернулись. Стараясь не думать о том, что он делает, Джимми быстро разрезал грудную клетку, вырвал сердце и выбросил его в канализационный сток. Имея дело с ночными ястребами, невозможно было предугадать, кто из них может восстать из мертвых и продолжать служить своему повелителю. Лучше было не рисковать.

Джимми оставил фонарь и тело качаться на волнах, несущих их к морю вместе с другим мусором, и повернул во дворец. Он спешил, ругая себя за потерянное у трупа время. Ему необходимо вернуться во дворец раньше лже-принца. Громко шлепая по воде по направлению к ближайшему выходу на поверхность, Джимми был уверен, что двойник Аруты далеко впереди. Поворачивая за угол, он вдруг ощутил тревогу: звук его шагов, отражавшийся от стен, изменился. Джимми пригнулся, но опоздал на долю секунды. Он избежал удара клинком, но получил рукояткой меча по голове, и сильно ударился о каменную стену. Бросившись в сторону, он оказался на середине канала, с головой уйдя в грязную, тягучую воду. Оглушенный, он все же сумел перевернуться лицом вверх. Сквозь глухой стон в ушах Джимми услышал, как кто-то совсем близко прошлепал по воде, и как-то отстранение подумал, что его ищут. Но фонарь остался там, где упал первый незнакомец, и в темноте течение отнесло мальчика далеко от человека, который искал его, чтобы добить.

Чьи-то руки встряхнули Джимми, выводя его из состояния полусна. Странно, думал он. Почему он качается на волнах в темноте, когда ему надо увидеться с принцем Крондора? Но он не может найти свои новые ботинки, а мастер церемоний де Лейси ни за что не позволит ему пойти в Большой зал в старых.

Открыв глаза, сквайр увидел нависшее над ним старческое лицо. Беззубая улыбка приветствовала его.

- Так, так, - сказал старик. - Ты вернулся, к нам вернулся. За долгие годы я много всего повидал в этих водах. Но никогда не думал, что увижу в канализации королевского палача.

Он продолжал смеяться, и в свете свечи его лицо казалось нелепой дергающейся маской.

Джимми не мог понять, о чем говорит старик, пока не вспомнил о капюшоне. Старик, должно быть, снял его.

- Кто?..

- Толли меня зовут, юный Джимми Рука. - Старик усмехнулся. - Должно быть, немало натворил, раз попал в такую переделку.

- Давно?

- Десять-пятнадцать минут. Я услышал плеск и пошел посмотреть в чем дело. Нашел тебя. Думал, что мертвый. Так что я тебя оттащил, чтоб проверить, нет ли на тебе золотишка. А тот, другой, чуть не лопнул с досады, что тебя не нашел. - Он опять усмехнулся. - Он тебя точно нашел бы, если бы ты остался плавать. Но я приволок тебя в этот маленький туннель, мой тайник, и фонарь не зажигал, пока он тут рыскал. Вот что я обнаружил, - сказал он, возвращая Джимми кошелек.

- Оставь себе. Ты спас мне жизнь, даже больше. Где ближайший выход на улицу?

Старик помог Джимми подняться.

- Найдешь лестницу в подвал кожевенного двора Тича. Он заброшен. Это на Ароматной улице.

Джимми кивнул. Улица называлась Короткой, но все в квартале бедняков называли ее Ароматной, потому что там располагались скотобойни, красильные и кожевенные дворы.

- Ты ушел от нас, Джимми, - сказал Толли, - но всем передали, что ты можешь появиться где-нибудь поблизости, так что я скажу тебе: пароль на сегодня - "зяблик". Не знаю, кто те парни, что дрались с тобой, но за последние три дня я видел здесь внизу довольно странную компанию. Кажись, дела принимают худой оборот.

Джимми понял: простой золотарь считал, что с незваными гостями в его владениях должны разобраться те, кто в иерархии пересмешников занимали положение повыше.

- Да, с ними разберутся в ближайшие дни. - Джимми задумался. - Слушай, в этом кошельке больше тридцати золотых. Передай весточку Альварни Быстрому. Скажи ему, что все обстоит так, как и предполагалось, и мой новый хозяин, я уверен, тотчас начнет действовать. Затем бери золото и отправляйся, повеселись несколько дней.

Старик покосился на Джимми, кривя рот в беззубой усмешке.

- То есть держись подальше отсюда, это ты хочешь сказать? Что ж, я мог бы провести денек-другой, пропивая твои денежки. Этого достаточно?

- Да, через два дня все уже кончится, - ответил Джимми. А когда золотарь: двинулся по направлению к туннелю, ведущему на улицу, добавил: - Так или иначе.

Осмотревшись, он обнаружил, что его отнесло к месту, где он в первый раз увидел двух ночных ястребов. Показав ни пересечение туннелей, он спросил:

- Здесь есть металлическая лестница?

- Даже три, - показал их Толди.

- Еще раз спасибо тебе. И побыстрее передай мое послание Альварни.

Старик пошел вброд к широкому туннелю, а Джимми начал изучение ближайшей лестницы. Она оказалась ржавой к ненадежной, такой же была и вторая, но третью недавно отремонтировали: она была тщательно закреплена. Джимми быстро поднялся по ней и осмотрел люк.

Довольно широкая деревянная створка представляла собой часть пола здания. Джимми попытался определить свое местоположение относительно кожевенного двора Тича. Если чувство ориентации ему не изменяло, он находился под зданием, которое, как он полагал, было убежищем ночных ястребов. Он долго вслушивался, стоя на лестнице, но в здании царила тишина.

Джимми осторожно толкнул люк и заглянул в узкую щель. Прямо перед его носом оказалась пара сапог, надетых на скрещенные ноги. Джимми замер. Но ноги не шевелились, и он приподнял люк еще на дюйм.

Ноги сапогах принадлежали отталкивающего вида громиле, который крепко спал, прижимая к груди полупустую бутылку. По запаху в комнате Джимми понял, что в бутылке пача - крепкий напиток, в который добавлялись специи и мягкий наркотик со сладким парфюмерным запахом, импортируемый из Кеша. Джимми быстро огляделся. Кроме спящего часового, в комнате никого не было, но через единственную дверь доносились еле слышные голоса.

Джимми перевел дыхание и бесшумно вылез, стараясь не задеть спящего. Он ступил поближе к двери и прислушался, голоса звучали очень тихо. В деревянной двери была трещина, и Джимми приник к ней глазом.

Он увидел лишь спину одного из говоривших и лицо другого. Судя по голосам, в комнате было довольно много народу, по-видимому, не меньше десяти человек. Джимми удовлетворенно кивнул: это убежище ночных ястребов, а люди, без сомнения, ночные ястребы. Даже если бы он не обнаружил фигурку птицы на убитом им незнакомце, собравшиеся здесь никак не походили на простых обитателей Рыбного города.

Джимми хотел получите осмотреть здание, в нем было еще по меньшей мере шесть комнат, но сопение спящего часового напомнило бывшему вору, что время истекает. Двойник принца уже скоро будет во дворце, и поскольку Джимми нужно будет бежать по улицам, а ястреб уже пробрался по канализационной системе, Злоумышленник скорее всего окажется на месте первым.

Джимми тихо отошел от двери и, юркнув в люк, аккуратно закрыл его за собой. Он уже спускался по лестнице, когда услышал над головой голоса:

- Мэттью!

Сердце Джимми подпрыгнуло.

- Чего тебе? - спросил второй голос.

- Если ты напился и уснул, мы твои глаза съедим на ужин.

Второй голос раздраженно ответил:

- Я закрыл глаза только на минутку, как раз перед тем, как ты вошел, и не задирайся, а не то твоя печень достанется воронам.

Джимми услышал, как скрипнул люк, и без колебаний откинулся и повис на лестнице сбоку, опираясь на ступеньку носком одной ноги. Он прижался к стене, уцепившись за грубые камни. Черная одежда сливалась с темнотой, а тот, кто смотрит в люк сверху, должен еще привыкнуть к темноте. В люк проник луч света, и Джимми отвернулся, чтобы лицо - единственное светлое пятно - не выдало его. Он затаил дыхание. Целую минуту, полную ужаса, он висел в воздухе, его рука и нога дрожала от напряжения. Боясь взглянуть наверх, он мог только мысленно представлять себе, что делают ночные ястребы. Через мгновение он мог быть уже мертв, выброшен из жизни без всякого снисхождения. Он слышал шаги и тяжелое дыхание над головой, а затем один из голосов сказал:

- Видишь? Ничего. Так что отойди оттуда, а не то окажешься в этой куче дерьма.

Джимми чуть не упал, когда люк над ним захлопнулся. Он досчитал про себя до десяти, а затем быстро спустился и побежал прочь. Звуки пререкающихся голосов остались позади.

Джимми направился к кожевенному двору Тича, и оттуда - обратно во дворец.

Ночь подходила к концу, но народ веселился вовсю. Джимми бежал по дворцу, не обращая внимания на удивление гостей. В черном одеянии он резко выделялся в толпе, к тому же у него был потрепанный вид, большой синяк под глазом, и от него несло канализацией. Дважды Джимми спрашивал стражу, где находится принц, и дважды ему отвечали, что тот удалился в свои личные покои.

Джимми налетел на погруженных в беседу Гардана и Роальда. Рыцарь-маршал Крондора выглядел очень усталым в конце этого долгого дня, а отставной солдат был, похоже, навеселе. Со дня возвращения из Морелина Роальд гостил во дворце, но отказывался от всех предложений Гардана поступить в охрану Аруты.

- Пошли со мной, - позвал их Джимми. Оба, не задавая вопросов, последовали за ним. - Вы не поверите, что они затеяли на этот раз, - продолжал он.

Никому не надо было объяснять, кого он имел в виду. Гардан только что рассказал Роальду о предупреждении Хозяина. Оба воина уже встречались и с ночными ястребами, и черными убийцами Мурмандрамаса.

Обогнув угол, они увидели, что Арута открывает дверь в свои покои. Принц остановился, поджидая приближающуюся к нему троицу; он не скрывал любопытства.

- Ваше высочество, Джимми что-то обнаружил, - сказал Гардан.

На лице Аруты появилось выражение раздражения, и он проворчал:

- Заходите. Мне еще кое-что нужно сделать, так что постарайтесь изложить все покороче.

Принц провел их через прихожую к кабинету. Когда он поднял руку, чтобы отворить дверь, она открылась сама.

Темные глаза Роальда расширились; перед ними стоял еще один Арута. Принц, стоявший в дверях, посмотрел на них и произнес:

- Что?..

И вдруг оба Аруты выхватили шпаги. Роальд и Гардан растерялись. Джимми молча смотрел, как принцы стремительно бросились друг на друга, причем второй Арута - тот, что вышел из комнаты, - прыгнул назад, в кабинет, освобождая место для боя. Гардан крикнул стражников, и через мгновение несколько человек уже подбежали к двери.

Джимми пристально разглядывал дерущихся. Сходство было поразительным. Он очень хорошо знал Аруту, но и он не мог сказать, кто из двоих яростно сражавшихся мужчин был настоящим принцем. Самозванец владел клинком с тем же мастерством, что и Арута. Гардан крикнул:

- Хватайте их обоих!

- Нет! - остановил их Джимми. - Если вы схватите первым принца, то самозванец сможет заколоть его.

Сражающиеся обменивались ударами, быстро передвигаясь по комнате, и на их лицах отражалась решимость биться до конца. Вдруг Джимми подбежал и нанес сильный удар кинжалом одному из бойцов, опрокинув его на спину. Стража вбежала в кабинет и, следуя приказу Гардана, схватила второго. Маршал не совсем понимал, что затеял Джимми, но не собирался рисковать. Пока все не выяснится, стража позаботится об обоих.

Принц, сбитый Джимми с ног, оглушил мальчишку ударом кулака, отбросив его в сторону, и начал подниматься, но Роальд приставил к его груди свой меч. Тогда раненый крикнул:

- Мальчик сошел с ума. Стража! Хватайте его!

Поднявшись на ноги, он схватился за бок, и руку его окрасила кровь. Он побледнел. Второй Арута стоял спокойно не пытаясь вырваться из рук стражников.

Джимми тряхнул головой, чтобы оправиться от сильного удара, уже второго за день. Заметив, что раненый сильно ослабел, он закричал:

- Держите кольцо!

Не успел он договорить, как принц, покачиваясь, поднес руку ко рту. Роальд и один из стражников схватили его, но он уже был без сознания.

- Королевская печать на кольце фальшивая, - сказал Роальд. - Это перстень с ядом, как у всех ястребов.

Стражники отпустили настоящего Аруту.

- Он успел выпить яд? - спросил принц.

Гардан осмотрел кольцо:

- Нет, он умер от раны.

- Сходство необыкновенное, - сказал Роальд, - Джимми, откуда ты узнал?

- Я видел его в канализации.

- Но как ты узнал, что самозванец именно он? - спросил Гардан.

- Сапоги.

Гардан взглянул на черные начищенные сапоги Аруты и заляпанную грязью обувь самозванца. Арута заметил:

- Хорошо, что я не пошел прогуляться по только что вскопанному саду Аниты. Не то сидеть бы мне в собственной тюрьме.

Джимми еще раз внимательно осмотрел лежащего на полу Аруту. Покров и цвет одежды был в точности такой же, как у принца.

- Он надеялся поймать тебя здесь, убить, запихать тело в тайник или спустить в канализацию и занять твое место. Не думаю, что .это продолжалось бы долго, но за несколько дней он смог бы многое успеть.

- Ты опять оказался молодцом, Джимми. - Арута обратился к Роальду: - Он выживет?

Роальд осмотрел самозванца.

- Не знаю. У этих птичек есть неприятная привычка умирать тогда, когда они нужны живыми, и восставать из мертвых, когда не ждешь этого.

- Позови Натана. Отнесите его в Восточную башню. Гардан, ты знаешь, что нужно делать.

Джимми наблюдал за тем, как один из советников Аруты отец Натан, священник богини Санг Белоснежной, осматривал убийцу. Все, кто видел пленника, удивлялись его сходству с принцем. Капитан Валдис, широкоплечий человек, сменивший Гардана на посту командира личной гвардии принца, покачал головой:

- Неудивительно, что когда он вошел во дворец, наши ребята ему салютовали, ваше высочество. Он ваша точная копия.

Раненый лежал, привязанный к кровати. Как и в других случаях, когда удавалось захватить ночного ястреба, с него сняли перстень с ядом и отобрали другие возможные орудия самоубийства. Отец Натан закончил осмотр и сказал:

- Он потерял много крови, и дыхание очень слабое. При обычных обстоятельствах он был бы уже Мёртв.

Королевский лекарь кивнул в знак согласия:

- Если бы я не знал, с какой готовностью они умирают, я бы сказал, что он выживет,

Он выглянул из окна комнаты: уже светало. Несколько часов они старались спасти самозванца, раненного кинжалом Джимми.

Арута задумался. Единственная попытка допросить ночного ястреба привела к тому, что оживший труп зарезал нескольких солдат охраны, чуть не убил верховную жрицу Лимс-Крагмы и едва не добрался до самого принца.

- Если он придет в сознание, - сказал он Натану, - используйте все возможные средства, чтобы выяснить, что он знает. Если умрет, тело немедленно сожгите, - Он повернулся к Гардану, Джимми и Роальду: - Идите за мной. - Затем приказал Валдису: - Капитан, удвой охрану, но без шума. Раз Анита и дети уехали, мне остается беспокоиться только о том, как уничтожить этих убийц, прежде чем они найдут способ подобраться ко мне.

- Но ее высочество еще во дворце, - заметил Гардан.

Арута резко обернулся:

- Что? Она попрощалась со мной час назад.

- Это так, Арута, но оставалось еще много разных мелочей. Ее багаж только что погрузили. Стража готова уже два часа, но не думаю, чтобы кареты отъехали.

- Тогда поскорей иди и проследи за их отъездом. Гардан убежал исполнять приказание принца.

- Вы знаете, с чем мы имеем дело, - на ходу говорил Арута, - поскольку лишь те из нас, кто побывал в Морелине, по-настоящему понимают, какой враг стоит за ястребами. Вы также знаете, что в этой войне никому не будет пощады до тех пор, пока одна сторона окончательно не победит другую.

Джимми кивнул, хотя и удивился взволнованному тону Аруты. Видно было, как сильно на него подействовало это нападение. Сколько он знал Аруту, принц всегда тщательно и хладнокровно взвешивал всю информацию, прежде чем принять решение. Единственным исключением был момент, когда была ранена Анита. И вот теперь, как в тот день, он опять стал похож на человека, доведенного до крайности. Охваченный безудержным гневом на тех, кто посягнул на мир в его доме, Арута едва сдерживал бушующую в душе ярость.

- Найди Тревора Халла, - приказал он Джимми. - Нужно, чтобы лучшие из его людей были готовы выступить завтра после захода солнца. Пусть явится как можно быстрее и приведет Кука. План обсудим с Гарданом и Валдисом. Роальд, твоя задача - занять Лори. Он догадается, что что-то не так, раз я не появляюсь на людях. Пройдитесь с ним по городским тавернам и держи его подальше от Восточной башни. - Заметив удивление Джимми, Арута пояснил: - Я не хочу, чтобы Каролина потеряла еще одного возлюбленного, а Лори достаточно глуп, чтобы присоединиться к нам.

Роальд и Джимми переглянулись. Оба догадывались о планируемой принцем на вечер вылазке. Арута задумался:

- Идите. Я только что вспомнил, что мне нужно обсудить еще кое-что с Натаном. Позовите меня, когда придет Халл.

Они отправились выполнять полученные задания без дальнейших рассуждений, а Арута вернулся в башню, чтобы поговорить со священником Санг Белоснежной, богини Истинного Пути.

Глава 3 УБИЙСТВО

Вооруженные люди стояли наготове. Крондор продолжал праздновать, так как Арута объявил праздником и следующий день, объяснив это тем, что у него родилось двое сыновей, и поэтому Первое Приветствие должно длиться два дня. Это заявление было с радостью встречено всеми горожанами,, кроме дворцовой челяди, но мастер де Лейси быстро взял дело в свои руки. Теперь, когда таверны и харчевни были полны народу, а праздничное настроение предыдущего дня, казалось, еще больше поднялось, передвижение по городу большого количества людей, которые, очевидно, были свободны и не знакомы друг с другом, не привлекло внимания. Но к полуночи отряды принца собрались в пяти точках: в таверне "Разноцветный Попугай", в трех товарных складах, контролируемых пересмешниками, и на борту "Королевского Ворона".

По условному сигналу - неправильному бою городских часов - все пять отрядов вышли по направлению к убежищу братства убийц.

Арута вел отряд, который собрался в "Разноцветном Попугае". Тревор Халл и Аарон Кук возглавили отряд моряков и солдат, подбирающийся к канализации со стороны моря. Джимми, Гардан и капитан Валдис должны были командовать отрядами, прятавшимися в зданиях старых складов в квартале бедняков.

Когда последний солдат тихо проскользнул в склад через приоткрытую дверь, Джимми огляну лея. Склад пересмешников, где они хранили украденные товары, был заполнен людьми. Джимми сконцентрировал внимание на единственном окне, через которое можно было наблюдать за улицей, ведущей к укрытию ночных ястребов. Роальд смотрел на песочные часы, которые он перевернул при последнем ударе городских часов. Солдаты прислушивались к скрипу двери склада. Джимми опять оглядел собравшихся. Лори, неожиданно появившийся чае назад вместе с Роальдом, напряженно улыбнулся ему:

- Здесь гораздо удобнее, чем в пещере под Морелином.

Джимми ответил явившемуся без приглашения экс-певцу улыбкой:

- Точно.

Он понимал, что Лори старался смехом отогнать тревогу. Во многих отношениях они были плохо подготовлены к встрече с врагами и даже не представляли, сколько их. Но появление двойника принца означало, что моррелы возобновили войну, и Арута настаивал на необходимости нанести открытый удар как можно скорее. Он решил быстро собрать все силы и напасть на ночных ястребов до начала нового дня. Джимми считал, что нужно провести тщательную разведку, но принц остался непоколебим: мальчик допустил ошибку, рассказав Аруте, как его чуть не обнаружили. К тому же, по сообщению Натана, самозванец умер, и Арута рассудил, что узнать, имел ли он во дворце сообщников, невозможно. Неизвестно было также и то, каким образом ночным ястребам должны были сообщить об успехе или провале операции. Они рисковали обнаружить засаду или, хуже того, опустевшее логово. Джимми понимал нетерпение принца, но все же предпочел бы совершить еще одну разведочную вылазку. Ведь они не были даже уверены, что перекрыли все выходы из убежища убийц.

Чтобы увеличить шансы на успех операции, принц отослал в город огромное количество эля и вина - "подарок" жителям. В этом им помогли пересмешники, завернувшие необычайно большое количество бочек с напитками в квартал бедняков и особенно Рыбный город. Все законопослушные обитатели Рыбного города - как бы мало их ни было, подумал печально Джимми, - к этому времени уже, должно быть, полностью заняты выпивкой. Затем кто-то проговорил:

- Слушайте, звонит колокол.

Гардан взглянул на песочные часы. В них еще оставалось песка на пятнадцать минут.

- Это сигнал.

Джимми выскочил за дверь, показывая путь остальным. Его отряд, состоявший из бывалых солдат, должен был первым подойти к логову ночных ястребов. Сквайр, единственный, кто хоть мельком видел расположение комнат в здании, служившем им пристанищем, вызвался выгнать их оттуда. Отряды Гардана и Валдиса будут поддерживать его атаку, окружив здание. Отряды Аруты и Тревора Халла уже проникли в канализационные туннели через люки в погребе "Разноцветного Попугая" и ходы контрабандистов в доках. Они должны были блокировать все пути через канализацию, которыми могли воспользоваться убийцы.

Солдаты быстро продвигались по улице, стараясь держаться ближе к стенам домов и прячась в тень. Было приказано по возможности соблюдать тишину, однако, учитывая, что столько вооруженных людей передвигалось одновременно, скорость была важней. Кроме того, был приказ атаковать, как только их обнаружат. На ближайшем к убежищу ночных ястребов перекрестке Джимми разведал обстановку, но часовых не обнаружил. Он махнул в сторону двух узких боковых улочек, показывая, что их надо перекрыть, и солдаты поспешили выполнить приказание. Когда они заняли свои места, Джимми направился ко входу в здание. Последние двадцать ярдов были самыми трудными, так как укрыться было практически негде. Джимми понимал, что ночные ястребы расчистили пространство перед домом на случай ночной атаки, такой, как сейчас. Он также понимал, что в угловой комнате второго этажа должен быть хотя бы один часовой, наблюдающий за перекрестком. С соседней улицы доносился еле слышный стук подкованных металлом сапог по мостовой: приближался отряд Гардана, а сзади подходил отряд Валдиса. Джимми заметил движение в окне второго этажа и yа мгновение замер. Он не знал, заметил ли его часовой, но понимал, что если заметил, то кто-нибудь вскоре выйдет из дома, чтобы узнать, в чем дело. Тогда он отшатнулся от стены и упал на вытянутые руки, притворяясь пьяным, извергающим излишки вина из желудка. Повернув голову, он увидел, что Роальд уже совсем близко. В перерыве между громкими звуками Джимми тихо проговорил:

- Приготовьтесь.

Через минуту он продолжил свой путь к угловому зданию шатающейся походкой. Остановился и опять пошел. Все это время он как бы про себя напевал простенький мотивчик и надеялся, что его примут за припозднившегося гуляку. Подойдя ко входу в здание, он сделал вид, что заворачивает за угол, и прыгнул к стене у двери. Джимми задержал дыхание и прислушался. Можно было различить приглушенный гул разговора, но тревоги в нем не было. Джимми кивнул, и продолжил свой путь к соседней улочке, где ждал отряд Гардана. Мальчик прислонился к стене и притворился, что ему опять плохо, а затем прокричал что-то дурацкое и веселое, надеясь, что этот крик на мгновение отвлечет наблюдателей.

Несколько людей с легким тараном подбежали к зданию, а за их спинами встали четверо лучников. Они могли стрелять напрямую по окнам второго этажа и по входной двери. Джимми, все так же шатаясь, направился обратно к дому ястребов и, поравнявшись с окном, заметил, что кто-то высунулся, чтобы посмотреть, куда он идет. Часовой наблюдал за его представленном и не заметил приближавшихся солдат. Джимми надеялся, что Роальд знает, как поступить.

Просвистела стрела: нападавшие воспользовались моментом. Если у ястребов был второй часовой, то солдаты ничего не теряли, убив первого, а если этот был единственным, то они получали еще несколько секунд для неожиданного нападения. Часовой высовывался из окна все дальше, как будто продолжал следить за Джимми, затем выпал на улицу, ударившись о мостовую в нескольких шагах от мальчика. Джимми не стал отвлекаться на убитого - им займется кто-нибудь из солдат Гардана.

Джимми подошел к двери, собрался с духом и дал сигнал. Вперед вышли шестеро солдат с тараном - окованным железом деревянным брусом. Дверь была заперта на замок, но не на засов. Удар тараном разбил ее в щенки, и створки распахнулись вовнутрь. Солдаты схватились за оружие. Они еще не успели обнажить мечи, как мимо них в дверной проем полетели стрелы. Роальд и его люди вошли в здание в то самое мгновение, когда отброшенный таран стукнулся о мостовую и подскочил.

В комнате за дверью завязалось сражение, но сквозь звон оружия, крики и проклятья было слышно, как в другой части дома кто-то громко интересовался, что случилось. Джимми с одного взгляда оценил обстановку и от огорчения выругался. Он повернулся к сержанту, командовавшему вторым отрядом:

- Они прорубили двери в соседнее здание. Там еще есть помещения!

Он указал на двери. Сержант тут же разделил отряд на две группы, чтобы одновременно войти в обе двери. Другой сержант повел свой отряд вверх по лестнице, в то время как солдаты Роальда и Лори, подавив сопротивление тех немногих ястребов, что были в первой комнате, принялись искать люки в полу.

Джимми побежал к двери, которая, как он считал, вела в комнату над канализацией. Он толкнул ее и обнаружил убитого ястреба. Из люка поднимались солдаты отряда Аруты. В комнате была еще одна дверь, и Джимми показалось, будто чья-то тень скользнула в нее. Он бросился туда, но засады не обнаружил. Когда год назад солдаты впервые столкнулись с ночными ястребами, они убедились, что те предпочитали умирать, но не быть захваченными в плен. На этот раз они, похоже, предпочитали улизнуть.

Джимми побежал по коридору, за ним последовали шестеро солдат. Толчком распахнув дверь, он увидел троих мертвых ястребов на полу в комнате, расположенной рядом с той, в которую они вошли. Солдаты уже приготовили факелы. Приказ Аруты был предельно ясен: у всех трупов вырезать и сжечь сердца. На этот раз ни один из черных убийц не восстанет из мертвых, чтобы выполнять приказы Мурмандрамаса.

- Здесь кто-нибудь пробегал? - крикнул Джимми.

Один из солдат поднял голову.

- Я никого не видел, сэр, но мы все были очень заняты.

Джимми кивнул и побежал через зал. Выскочив в коридор, он проскользнул мимо гвардейцев, уже теснивших ястребов, и помчался к следующей двери. Она была приоткрыта: как будто кто-то захлопнул ее за собой, но не обернулся посмотреть, закрылась ли она. Джимми широко распахнул дверь и ступил в широкий проход. Прямо перед ним было три открытых двери. Джимми почувствовал, что сердце его упало. Он обернулся и увидел позади себя Аруту и Гардана. Арута от разочарования чертыхнулся. На месте большого выгоревшего дома были построены несколько маленьких, а в стене, оставшейся от большого дома, прорублены двери. И ни один из солдат Аруты не добрался до них вовремя, чтобы перекрыть их.

- Кто-нибудь убежал этим путем? - спросил принц.

- Не знаю, - ответил Джимми, - но думаю, один все-таки ушел.

Гвардеец спросил Гардана:

- Продолжать преследование, сэр?

Арута повернул обратно в дом, а на улице в это время послышались крики обитателей Рыбного города: их разбудил шум сражения.

- Не стоит продолжать, - глухо сказал принц. - В тех домах есть выходы на другие улицы, это так же точно, как то, что скоро встанет солнце. На этот раз мы потерпели неудачу.

По коридору к ним подходили другие солдаты. Один из них обратился к принцу:

- Двое убежали по соседней улице, ваше высочество.

Арута прошел мимо говорившего и опять вошел в дом. В центральной комнате стражники под руководством Валдиса занимались ужасным делом - чтобы быть уверенными, что убийцы, не восстанут, они разрезали грудные клетки мертвецов и вынимали сердца, которые тут же сжигались.

Прибежал запыхавшийся матрос.

- Ваше высочество, капитан Халл просит вас побыстрее прийти к нему, - доложил он.

Арута, Джимми и Гардан уже вышли из комнаты, когда показались Роальд и Лори, все еще сжимавшие в руках оружие. Арута посмотрел на забрызганного кровью свояка и спросил:

- А ты что здесь делаешь?

- Я пришел за компанию, чтобы присмотреть тут за вами, - ответил тот. Роальд смущенно посмотрел на принца, и Лори добавил: - Он никогда не умел врать. Как только он предложил мне пойти поиграть в карты, я понял: что-то затевается.

Арута отмахнулся от дальнейших объяснений. Следуя за моряком, он прошел в комнату, в которой был люк, и спустился по лестнице в туннель. Остальные последовали за ним. Они прошли вниз по туннелю туда, где их ждали лодки. Арута и Гардан забрались в одну лодку, Джимми, Роальд и Лори сели в другую.

Они проплыли до места соединения шести туннелей. Там, привязанная к причальному кольцу, качалась лодка, а из люка свисала веревочная лестница.

- Мы задержали три лодки, но эта проскользнула мимо. Когда мы добрались сюда, они уже исчезли.

- Сколько? - спросил принц.

- Человек шесть, - ответил Халл.

Арута опять выругался.

- Мы упустили двоих или троих на боковых улицах, а теперь и эти ускользнули. Так что по городу сейчас может разгуливать около десятка ночных ястребов. - Он замолчал на мгновение, посмотрел на Гардана, и глаза его сощурились от гнева: - В Крондоре вводится военное положение. Город будет закрыт.

Второй раз за четыре года в Крондоре объявили военное положение. Город закрыли, когда Анита сбежала из заключения во дворце своего отца, и Джоко Рэдберн, начальник тайной полиции Гая де Бас-Тайры, искал в ее городе. Теперь муж принцессы искал в городе убийц. Причины были разные, но следствия для населения были те же. И, введенное сразу за праздником, военное положение казалось для горожан вдвое более обременительным.

В течение считанных часов после получения приказа о введении военного положения торговцы начали собираться у дворца с жалобами. Первыми явились корабельные маклеры, так как их бизнес военное положение затронуло раньше всех: корабли не могли выйти из порта и войти в порт. Эскадрой, блокировавшей город, командовал Тревор Халл. Как бывший контрабандист он знал всевозможные тонкости блокады. Дважды корабли пытались выйти в море, и дважды их перехватывали и брали на абордаж. Капитаны были арестованы, а командам было запрещено покидать суда. В обоих случаях быстро установили, что капитаны стремились получить прибыль, а не избежать карающей руки Аруты. Но поскольку никто не знал, кого ищут, всех арестованных держали в городской тюрьме, в дворцовом подземелье и в бараках для заключенных.

Вскоре за корабельными маклерами последовали грузчики; потом мельники, поскольку крестьян не пускали в город; а потом и остальные. При этом каждый просил сделать исключение только для его особого случая. Однако всем было отказано.

В основе законов Королевства лежал принцип личной свободы и обычное право. Каждый добровольно нанимался на работу, за исключением отдельных преступников, приговоренных к рабству, или контрактников, дорабатывающих свой срок. Знать получила привилегии в обмен на защиту тех, кем она правила, а система вассальства включала как обычного фермера, вносящего арендную плату своему барону или сквайру, так и самого барона, который выплачивал налог графу. Граф, в свою очередь, служил герцогу, который повиновался королю. Но когда права свободных людей нарушались, эти самые люди быстро выражали свое недовольство. В Королевстве и за его пределами было слишком много врагов, чтобы какой-нибудь жестокий дворянин смог Долго удерживать власть. Пираты с Островов Заката, квегские каперы, банды гоблинов и, как всегда. Братство Темной Тропы - все это требовало внутренней сплоченности населения Королевства. Лишь один раз за его историю люди выносили притеснения без открытого сопротивления. Это было в правление сумасшедшего короля Родрика Четвертого, предшественника Лиама, так как последней инстанцией, куда обращались все угнетенные, был сам король. При Родрике оскорбление короны было объявлено государственным преступлением, и люди не могли публично выражать свое недовольство. Лиам отменил эти установления. Если речь не шла об измене, то люди могли свободно выражать свои мысли. И свободное население Крондора громко выражало свое неодобрение.

В городе было неспокойно. В первые дни военного положения недовольство ограничивалось ворчанием, но когда блокада города перевалила на вторую неделю, появился дефицит товаров. Цены подскочили. В одной из пивных закончился эль, и дело едва не кончилось бунтом. Арута ввел комендантский час.

Наряду с обычной охраной улицы патрулировали вооруженные отряды Королевской стражи. Агенты канцлера и Хозяина подслушивали разговоры, пытаясь уловить намеки на местонахождение ястребов.

А свободные граждане протестовали.

Джимми бежал через зал по направлению к личным покоям принца. Его послали с приказом к командиру городской стражи, и теперь он возвращался в сопровождении этой персоны. Арута сосредоточился исключительно на поиске ускользнувших убийц. Пока искали ночных ястребов, повседневные дела не рассматривались.

Джимми постучал в дверь, ведущую в кабинет принца, и получил разрешение войти. Начальник стражи направился прямо к принцу, а Джимми отошел к Лори и герцогине Каролине. За креслом принца стояли Гардан, капитан Валдис и граф Волней. Арута поднял глаза на вошедшего:

- Капитан Бейн? Я послал вам приказ, а не вызывал вас к себе.

Начальник стражи, седеющий ветеран, который начал свою службу тридцать лет назад, сказал:

- Ваше высочество, я прочитал приказ. И пришел вместе со сквайром, чтобы вы подтвердили его.

- Это мой приказ. Что-нибудь еще?

Командир Бейн покраснел и с видимым гневом сказал, тщательно выговаривая слова:

- Слушайте, ваше высочество, вы что, черт побери, с ума сошли? - Все присутствующие были ошеломлены этой вспышкой, а он продолжал: - То, что написано в приказе, означает, что мне придется посадить в тюрьму еще около тысячи человек. Прежде всего...

- Капитан! - прервал его оправившийся от изумления Волней.

Начальник стражи не обратил внимания на канцлера.

- Прежде всего, арест любого, кто, в соответствии с приказом, "не является хорошо известным по крайней мере трем примерным гражданам", означает, что любой матрос, прибывший в город впервые, путешественник, бродяга, менестрель, пьяница, проститутка, игрок или просто незнакомец будет отправлен в тюрьму без суда и в нарушение закона. Во-вторых, у меня недостаточно людей, чтобы справиться с этим. В-третьих, у меня нет столько камер, чтобы разместить всех, кого забирают на улице и допрашивают, их не хватает даже для тех, кто не смог дать удовлетворительного ответа на наши вопросы. Черт, я едва могу найти место для тех, кто уже за решеткой. И кроме того, все это уже слишком. Вы же сумасшедший! Еще две недели, и в городе будет открытое восстание. Даже этот подонок Рэдберн не допускал такого.

- Достаточно, командир! - взревел Гардан.

- Вы забываетесь! - крикнул Волней.

- Это его высочество забывается, милорды. И если только оскорбление короны не вернули в список уголовных преступлений Крондора, я имею право высказать свое мнение.

Арута пристально посмотрел на ветерана.

- Это все?

- Далеко не все, - дерзко ответил начальник стражи. - Вы отмените приказ?

Арута невозмутимо ответил:

- Нет.

Командир снял с себя знаки различия:

- Тогда найдите для наказания города кого-нибудь другого, Арута кон Дуан. Я этого не сделаю.

- Хорошо. - Арута взял знаки и передал капитану Валдису. - Найдите старшего стражника и присвойте ему новое звание.

- Он этого тоже не сделает, ваше высочество, - сказал бывший капитан. - Вся стража согласна со мной. - Он наклонился вперед, опершись костяшками пальцев о стол Аруты, и, глядя в глаза принцу, сказал: - Лучше пошлите армию. Мои ребята не хотят иметь с этим ничегообщего. Это они останутся на улицах в темноте, когда все закончится. Это они будут пытаться вернуть обезумевший и полный ненависти город к порядку. Вы заварили эту кашу, вам и расхлебывать.

Арута ответил, не повышая голоса:

- Это все. Вы свободны. - И повернулся к Валдису: - Пришлите отряды из гарнизона и возьмите на себя командование стражей. Все, кто хотят служить в охране, будут приняты. Тех, кто откажется выполнять этот приказ, отчисляйте.

Проглотив слова оскорбления, капитан повернулся и вышел из комнаты. Джимми покачал головой и озабоченно взглянул на Лори. Бывший менестрель, как и бывший вор, прекрасно понимал, чем все это может обернуться.

Еще целую неделю Крондор задыхался на военном положении. Арута не слушал никакие просьбы по поводу окончания карантина. К концу третьей недели все мужчины и женщины, которых было затруднительно идентифицировать, оказались под арестом. Джимми общался с людьми Хозяина, который заверил Аруту, что пересмешники проводят свое расследование. В заливе уже нашли шесть тел.

Теперь Арута и его советники были готовы провести допрос задержанных. Несколько зданий складов в северном конце города, недалеко от Торговых ворот, были превращены в тюрьмы. Арута, окруженный охранниками с мрачными лицами, смотрел на пятерых первых арестантов.

Джимми стоял поодаль и слышал, как один из солдат пробормотал другому:

- С такой скоростью мы еще год проговорим с этими ребятами.

Некоторое время Джимми наблюдал за тем, как Арута, Гардан, Волней и капитан Валдис допрашивали заключенных. Было совершенно очевидно, что многие из них были обычными людьми, попавшими в переделку, в которой они ничего не понимали, если не родились превосходными актерами. Все выглядели грязными, голодными, испуганными и в то же время упрямыми.

Джимми было не по себе, и он отошел подальше. Пройдя сквозь толпу, он обнаружил Лори, который сидел на скамейке на улице перед пивной. Джимми присоединился к герцогу Саладорскому, и тот сказал:

- Тут у них оставалось только домашнее пиво, оно не очень дешево, но зато холодное.

Он продолжал наблюдать за тем, как Арута вел допрос под палящим солнцем.

Джимми вытер пот со лба.

- Это все ерунда. Так мы ничего не добьемся.

- Это помогает Аруте успокоиться.

- Я никогда не видел его таким. Даже когда скакал в Морелин. Он...

- Он сердит, испуган и чувствует себя беспомощным. - Лори покачал головой. - Я многое узнал о нем от Каролины. На случай, если ты еще не знаешь, у Аруты есть одна особенность: он не выносит состояния беспомощности. Он зашел в тупик, но характер не позволяет ему признаться в этом. Кроме того, если он снимет блокаду города, ночные ястребы смогут приходить и покидать город, когда захотят.

- Ну и что? Они в любом случае в городе, и независимо от того, что думает об этом Арута, мы не можем быть уверены, что они за решеткой. Может быть, они просочились в ряды дворцовой прислуги, как в прошлом пересмешники. Кто знает? - Джимми вздохнул. - Если бы Мартин был здесь или король, все можно было бы закончить быстрее.

Лори отхлебнул пива и скорчил физиономию от его горького вкуса.

- Может быть. Ты назвал тех единственных людей, к которым он прислушивался. Мы с Каролиной пытались поговорить с ним, но он лишь вежливо выслушивает нас и говорит "нет". Даже Гардан и Волней не могут убедить его.

Джимми еще немного посмотрел за ходом допроса. Привели три новых группы заключенных.

- Ну, хоть что-то хорошее из этого вышло. Четверых уже отпустили.

- А если их прихватит другой патруль, они попадут в другую тюрьму, и пройдет немало дней, прежде чем кто-нибудь разберется, что их приказал отпустить сам принц. А шестнадцать вернулись в тюрьму. Нам остается лишь надеяться, что Арута скоро сообразит, что ничего из этого не выйдет. До праздника Банаписа осталось меньше двух недель, и если к тому времени блокаду не снимут, нас ожидает городское восстание. - Лори огорченно нахмурился. - Может, если бы был какой-нибудь магический способ определить, кто является ночным ястребом, а кто нет...,

Джимми привстал.

- Что?

- Что-что?

- То, что ты сейчас сказал. Почему бы и нет?

Лори медленно повернулся к оруженосцу.

- Что ты имеешь в виду?

- Я подумал, что пора поговорить с отцом Натаном. Ты пойдешь со мной?

Лори отставил кружку горького пива и поднялся.

- У меня недалеко привязана лошадь.

- Нам и раньше приходилось ездить верхом вдвоем. Пойдем, ваша светлость.

Впервые за многие дни Лори засмеялся.

Натан выслушал идею Джимми, склонив голову набок. Какое-то время священник Санг Белоснежной задумчиво потирал подбородок. Он был больше похож на борца, чем на священнослужителя.

- Существуют магические способы заставить человека сказать правду, но они отнимают много времени и не всегда заслуживают доверия. Сомневаюсь, чтобы они помогли больше, чем те, что используются в настоящее время.

То, как он это говорил, ясно показывало его отношение к применяемым в настоящее время способам.

- А что в других храмах? - спросил Джимми.

- Их способы отличаются от наших в основном составом заклинаний. Но трудности от этого не исчезают.

Джимми выглядел побежденным.

- Я надеялся, что есть способ как-нибудь найти этих убийц в толпе. Похоже, что это невозможно.

Натан стоял позади стола в приемной Аруты, который он занял, пока принц занимался допросом.

- Только когда человек умирает и попадает во владения Лимс-Крагмы, можно найти ответы на все вопросы.

Мрачное лицо Джимми оживилось, как будто ему на ум пришла новая идея.

- Это нам и нужно.

- Что нам нужно? - спросил Лори. - Нельзя же всех их убить.

- Нет, - ответил Джимми, жестом отметая предположение, что такая абсурдная мысль могла прийти ему в голову. - Послушайте, вы могли бы позвать этого священника Лимс-Крагмы, Джулиана?

Натан сухо заметил ему:

- Ты имеешь в виду верховного жреца Джулиана из храма Лимс-Крагмы? Ты забываешь, что он получил это звание после того, как его предшественница повредилась в уме во время нападения на нее здесь, во дворце.

На лице отца Натана отразились воспоминания о том, как он сам одолел бессмертного служителя Мурмандрамаса и как нелегко это далось ему. Его до сих пор мучили ночные кошмары.

- О! - вымолвил Джимми.

- Если я попрошу его, может быть он согласится принять нас, но сомневаюсь, что он прибежит сюда по первой моей просьбе. Хоть я и являюсь духовным наставником принца, в церковной иерархии я занимаю скромное место обычного священнослужителя.

- Ну тогда узнайте, сможет ли он принять нас. Я думаю, что если он согласится сотрудничать с нами, то все это безумие в Крондоре скоро закончится. Но я хочу быть уверен, что храм поддержит нас, прежде чем рассказать обо всем принцу. Иначе он не станет нас слушать.

- Я пошлю ему записку. Обычно храмы не принимают участия в делах города, но ордена тесно сотрудничают друг с другом и с властью со времени появления Мурмандрамаса. Возможно, Джулиан и согласится помочь. Я полагаю, что это часть какого-то плана?

- Да, - вмешался Лори, - что это ты задумал?

Джимми задрал нос и усмехнулся.

- Тебе понравится это представление. Лори. Мы сыграем пантомиму и возьмем этих ястребов на испуг.

Герцог Саладорский откинулся назад и задумался над словами мальчика; после минутного раздумья на его бородатом лице появилась широкая усмешка. Натан переглянулся с ними и, поняв, наконец, в чем дело, улыбнулся, а потом засмеялся. Стараясь не уронить своего достоинства, служитель богини Истинного Пути попытался успокоиться, но не смог долго сдерживать веселье.

Из всех крупных храмов Крондора наименее посещаемым был храм, посвященный богине смерти Лимс-Крагме, хотя люди знали, что рано или поздно все приходят к ней. Обычно сюда приносили дары и приходили читать молитвы по недавно умершим, но мало Кто посещал храм постоянно. В давние века последователи богини смерти практиковали кровавые ритуалы, включая человеческие жертвоприношения. С годами традиции стали более умеренными, и поклоняющиеся Лимс-Крагме влились в общество. И все же прошлые страхи умирали медленно. Даже сейчас некоторые фанатики совершали такие кровопролития во имя богини смерти, что у простых людей ее храм всегда вызывал страх. Теперь же целая толпа направлялась к храму, и среди них, возможно, скрывались несколько человек не совсем обычных.

Арута молча стоял у входа в святилище Лимс-Крагмы. Вооруженная охрана окружила храм снаружи, а внутри его охраняли стражи богини в черном с серебром - цвета своего ордена. Перед бдительным оком верховного жреца Джулиана выстроились семь жрецов и жриц, одетых как для торжественной церемонии. Сначала Джулиан не был склонен участвовать в этом розыгрыше, но так как его предшественница оказалась на грани потери разума после противостояния слуге Мурмандрамаса, Джулиан сочувственно отнесся к попытке искоренить это зло. В конце .концов он неохотно согласился.

Заключенных подвели поближе к темному входу. Многие отпрянули, и солдатам пришлось подтолкнуть из копьями. В первой группе стояли те, кого больше всех подозревали в том, что они были членами братства убийц. Арута без особого желания согласился провести это представление, но настоял, чтобы всех подозреваемых "проверили" первыми на случай, если обман раскроется и об этом узнают другие арестованные.

Когда сопротивляющихся заключенных поставили перед алтарем богини смерти, Джулиан произнес:

- Да начнется это испытание.

И сразу все присутствующие жрецы и монахи начали произносить мрачные, угнетающие заклинания.

Повернувшись к группе из пятидесяти человек, которых окружали стражники храма, верховный жрец сказал:

- Перед этим алтарным камнем смерти ни один человек не может сказать неправду. Ибо перед Той, Что Ждет, перед Плетущей Сеть, перед Любовницей Жизни, все открываются в том, что они делали в своей жизни. Знайте же, жители Крондора, что среди вас есть те, кто отверг нашу госпожу, те, кто вступил в ряды тьмы и служит силам зла. Это люди, которым отказано в блаженстве смерти, конечном покое, даруемом Лимс-Крагмой. Это люди, которые презрели все благое, повинуясь лишь темной воле своего господина. Сейчас они будут отделены от нас. Ибо каждый, кто ляжет на камень богини смерти, будет испытан, и тем, кто скажет правду, нечего опасаться. Но те, кто согласились служить силам зла, будут выявлены, и им придется испытать гнев Той, Что Ждет.

Стоящая за алтарем статуя из черного янтаря, изображавшая красивую женщину с суровым лицом, засияла, пульсируя странными сине-зелеными вспышками. На Джимми это произвело впечатление, и он посмотрел, на Лори. Вся сцена приобрела еще большую драматичность.

Джулиан жестом приказал подвести первого из арестованных, и того чуть ли не волоком подтащили к алтарю. Трое сильных стражников подняли его на алтарь, в давние времена использовавшийся для принесения человеческих жертв. Джулиан вытащил из рукава черный кинжал. Поднеся его к груди арестанта, он просто спросил:

- Ты служишь Мурмандрамасу?

Испытуемый с трудом прохрипел отрицательный ответ, и Джулиан отвел от него кинжал.

- Этот человек невиновен, - проговорил он.

Джимми и Лори переглянулись, так как это был один из матросов Тревора Халла, и, судя по только что данному представлению, являлся неплохим актером. Его поместили в группу арестованных с целью придать всему происходящему больше правдоподобия. Для того же к группе присоединили и второго матроса, которого сейчас солдаты тащили к алтарю. Он жалостно всхлипывал, умоляя смилостивиться и отпустить его.

- Он переигрывает, - ответил Джимми, стоя поодаль.

- Неважно, - прошептал ему Лори. - Здесь и так от всего веет страхом.

Джимми смотрел на толпившихся людей, как зачарованные следивших за происходящим, в то время как священник объявил, что второй арестованный невиновен. Теперь стража схватила первого арестанта, которого должны были испытывать по-настоящему. Безропотно, как птица, завороженная змеей, он дал себя подвести к алтарю. Когда было испытано четыре человека, Арута подошел поближе к Джимми и Лори. Повернувшись спиной к алтарю и закрыв их от взглядов заключенных, он прошептал:

- Ничего не получится.

- Возможно, они еще не вытащили из толпы ни одного ястреба, - ответил Джимми. - Дайте им время. Даже если все пройдут это испытание, они остаются под арестом.

Внезапно человек, стоявший в первом ряду заключенных, кинулся к двери, сбив с ног двух стражей храма. Гвардейцы Аруты у дверей мгновенно перекрыли ему выход. Он бросился на них, заставив отступить. В свалке он попытался выхватить кинжал из ножен одного из стражников, но его ударили по руке, и кинжал полетел на пол. Другой стражник ударил его в лицо древком копья, и беглец упал на каменный пол.

Джимми, как и все другие, напряженно наблюдал за попыткой задержать беглеца. Затем время как бы замедлило свой бег, и он увидел, как другой заключенный спокойно наклонился и подобрал кинжал. С холодной решимостью он встал, перевернул кинжал и взялся за клинок большим и указательным пальцами. Затем он отвел руку назад и, когда Джимми открыл рот, чтобы крикнуть, метнул кинжал.

Джимми прыгнул вперед, чтобы оттолкнуть Аруту, но опоздал всего на мгновение. Кинжал попал в цель.

Священник закричал:

- Богохульство!

Все повернулись к принцу. Арута пошатнулся, с удивлением глядя на клинок, торчавший из его груди. Лори и Джимми схватили его под руки. Арута посмотрел на Джимми и попытался что-то сказать, но произнести что-либо, казалось, было невообразимо трудно. Затем глаза его закатились, и он тяжело повис на руках Лори и Джимми.

Джимми сидел молча, Роальд ходил по комнате из угла в угол. Напротив мальчика, погруженная в свои думы, сидела Каролина. Они ждали у двери спальни Аруты, в то время как отец Натан и королевский лекарь лихорадочно пытались спасти жизнь принца. Не обращая внимания на чины и титулы, Натан приказал всем выйти из комнаты, не разрешив Каролине даже взглянуть на брата. Сначала Джимми решил, что рана, хотя и серьезная, не смертельна. Он видел, как люди выживали и при более опасных повреждениях, но время шло, и юноша начал беспокоиться. К этому времени Арута должен был уже спокойно отдыхать, но никаких известий из спальни не поступало. Джимми догадывался, что это означало осложнения.

Он закрыл глаза и потер их, громко вздохнув. Он опять сделал все возможное, но не смог предотвратить несчастья. Пытаясь побороть в себе чувство вины за случившееся, он вздрогнул, услышав, как кто-то рядом с ним произнес:

- Это не твоя вина.

Он повернулся и увидел, что Каролина пересела к нему. С легкой улыбкой он спросил:

- Читаете мысли, герцогиня?

Она покачала головой, еле сдерживая слезы.

- Нет. Я просто вспомнила, как близко к сердцу ты принял ранение Аниты.

Джимми мог только кивнуть в ответ. Вошел Лори. Он подошел к двери спальни и что-то тихо сказал стражнику. Стражник зашел в спальню и через мгновение вернулся и прошептал ответ. Лори подошел к жене, поцеловал ее в щеку и сказал:

- Я распорядился послать всадников за Анитой и снять блокаду.

Как старший по титулу дворянин в городе Лори взял власть в свои руки и вместе с Волнеем и Гарданом пытался навести порядок в городе. Несмотря на то, что кризис был позади, некоторые ограничения оставались в силе, чтобы предотвратить реакцию сердитых горожан. Еще несколько дней будет в силе комендантский час и большие сборища будут разгоняться.

Лори мягко сказал:

- У меня еще много дел. Скоро вернусь.

Он поднялся и вышел из комнаты. Время тянулось бесконечно долго.

Джимми глубоко задумался. За короткое время, которое он провел с принцем, его мир полностью изменился. Превращение уличного мальчишки и вора в придворного повлекло за собой изменение в его отношении к людям, хотя оставшаяся от прежних дней осторожность помогала ему выстоять в круговерти дворцовых интриг. И все же принц, его семья и его друзья стали теми немногими людьми в жизни Джимми, которые что-то для него значили, и он тревожился за них. Его беспокойство росло с каждым часом и теперь граничило с паникой. Слишком уж долго находились у принца лекарь и священники. Джимми понимал: что-то было не так.

Затем дверь отворили, и стражник вошел внутрь. Через минуту он появился снова и поспешил из комнаты. Вскоре пришли Лори, Гардан, Валдис и Волней. Не отрывая глаза от закрытой двери, Каролина взяла Джимми за руку. Джимми посмотрел на нее и с удивлением увидел в ее глазах слезы. Со страшной уверенностью он вдруг осознал, что случилось.

Открылась дверь, и из спальни принца вышел бледный отец Натан. Он окинул взглядом собравшихся и начал было говорить, но остановился, как будто произнести эти слова было слишком трудно для него. Наконец он просто сказал:

- Он умер.

Джимми не мог больше сдерживаться. Он вскочил со скамьи и бросился к двери, охраняемой стражниками, крича не своим голосом:

- Нет!

Стражники еще не успели отреагировать, как Джимми уже был в спальне принца. Там он остановился. Не было никаких сомнений, что на кровати лежит принц. Джимми бросился к нему, хотел дотронуться до него, но рука его остановилась в каких-то дюймах от лица Аруты. Чтобы удостовериться в том, что человек, которого он так хорошо знал, умер, не было необходимости прикасаться к телу. Джимми опустил голову на покрывало и заплакал.

Глава 4 ОТПРАВЛЕНИЕ

Томас проснулся: что-то позвало его. Он сел и оглянулся. Его глаза в темноте могли разглядеть в комнате каждую мелочь. Апартаменты королевы и консорта были вырезаны в стволе огромного дерева и не отличались большими размерами. Все, казалось, было на своем месте. На мгновение он испугался, что безумные сны опять вернулись к нему, но, полностью оправившись от сна, успокоился. Здесь, как нигде, он был уверен в своих силах. И все же ужас от пережитого часто неожиданно навещал его.

Томас посмотрел на жену. Агларанна крепко спала. Он встал и подошел к кровати Калиса. Мальчику было уже почти два года, и он теперь спал в алькове, примыкающем к спальне родителей. Маленький принц Эльвандара крепко и безмятежно спал.

Затем зов повторился. Теперь Томас знал, кто его звал. Но вместо того, чтобы успокоиться, он ощутил странное чувство неизбежности происходящего и подошел к своим белым с золотом доспехам. Со времен Войны Врат ему пришлось надеть их лишь однажды:

чтобы сразиться с черными убийцами, напавшими на Эльвандар. Однако он понял, что пришло время опять облачиться в боевую одежду.

Он тихо снял со стены доспехи и вынес наружу. Летняя ночь была полна ароматов, нежные запахи цветов перемешивались с запахами подготовки эльфийских пекарей к новому дню.

Томас оделся под зеленым пологом Эльвандара. Поверх нижней рубашки и штанов он надел золотую кольчугу и подшлемник. Затем последовал белый камзол с золотым драконом. Он пристегнул золотой меч, взял в руки белый щит и надел золотой шлем.

Какое-то время он просто стоял, облаченный в доспехи Ашен-Шугара, последнего из валкеру, повелителей драконов. Их связало мистическое наследство, пронзившее время, и неким необъяснимым образом Томас был одновременно и человеком и валкеру. По природе он оставался тем же человеком, что рос и воспитывался матерью и отцом в замке Крайди, но в нем скрывались сила и могущество, намного превосходящие человеческие. Доспехи сами по себе не имели магической силы; они были лишь связующим звеном, выкованным Макросом Черным, знавшим, что Томасу суждено унаследовать древнюю силу валкеру. Теперь эта сила пребывала в нем, однако без белого с золотом одеяния Томас все же чувствовал себя не так уверенно.

Он закрыл глаза и с помощью давно не использовавшихся сил пожелал перенестись туда, где его ждали.

Золотистый свет окутал Томаса, и внезапно он полетел через эльфийский лес быстрее, чем это мог заметить глаз. Он летел мимо ничего не подозревавших часовых, пока не добрался до большой поляны на северо-востоке от королевского двора. Там он опустился на землю, ожидая того, кто его звал. Из-за деревьев вышел человек небольшого роста в черном одеянии, чье лицо было знакомо Томасу. Когда он подошел, они обнялись, так как в детстве росли как братья.

- Странная это встреча, Паг, - сказал Томас. - Я узнаю твой зов, как подпись, но зачем вся эта магия? Почему нельзя было просто прийти ко мне домой?

- Нам нужно поговорить. Я был далеко отсюда.

- Да, Арута говорил об этом. Он сказал, что ты остался на Келеване, чтобы обнаружить силу, стоящую за темными армиями Мурмандрамаса.

- Я многому научился за год, Томас. - Паг подвел Томаса к упавшему дереву, и они сели. - Теперь я полностью уверен, что за Мурмандрамасом стоит нечто, называемое цурани Врагом, древняя могущественная сила. Это ужасное создание хочет войти в наш мир и направляет моррелов и их союзников. Только не знаю куда. Как армия моррелов или убийство Аруты могут помочь Врагу войти в наше время-пространство, мне непонятно. - На минуту он задумался. - Несмотря на все обучение, я еще многого не понимаю. Я просмотрел почти все в библиотеке Ассамблеи, и нашел лишь одно. - Паг, казалось, был одержим неотложностью этого дела. - То, что я обнаружил в библиотеке, было всего лишь намеком, но он привел меня на крайний север Келевана, в сказочное место под ледяной шапкой полюса. Весь последний год я прожил в Эльвардейне.

Томас в растерянности моргнул.

- Эльвардейн? Это означает... "убежище эльфов", как Эльвандар означает "дом эльфов". Кто же?..

- Я обучался у эльдаров.

- Эльдаров! - Томас, казалось, еще больше смутился. К нему стали возвращаться воспоминания жизни Ашен-Шугара. Эльдары были эльфами, которым больше всех доверяли их хозяева, повелители драконов. Они имели доступ ко множеству томов знаний разных миров, которые валкеру привозили из набегов. По сравнению со своими хозяевами они были слабы. Однако в сравнении с другими смертными в Мидкемии это был народ могущественных магов. Они исчезли во время Войн Хаоса, и считалось, что они погибли вместе с валкеру. - Значит, они живут на планете цурани?

- Келеван не является родной планетой ни для цурани, ни для эльдаров. И те, и другие поселились там во время Войн Хаоса. - Паг помолчал. - Эльвардейн задумывался эльдарами как сторожевой пост на случай, когда они понадобятся, как сейчас, например. Он очень похож на Эльвандар, Томас, но он другой. - Он начал вспоминать. - Когда я пришел туда, меня ждали. Эльдары учили меня, но это было не похоже на обучение, которое я прошел раньше. По-видимому, эльф по имени Акайла отвечал за мое обучение, хотя мне помогали многие. И за весь год, проведенный подо льдом полюса, я не задал ни одного вопроса. Я думал. - Он прикрыл глаза. - Это было так странно! Среди людей только ты можешь понять, что я имею в виду.

Томас положил руку на плечо Пага:

- Я понимаю. Эта магия не для людей. - Он улыбнулся. - Но нам пришлось научиться ей, не так ли?

Паг улыбнулся его словам.

- Верно. Акайла и другие начинали творить заклинание, а я сидел и наблюдал. Прошли недели, прежде чем я начал понимать, что они дают мне уроки. Затем однажды я... присоединился к ним. Я научился творить чары вместе с ними. Тогда и началось мое обучение. - Паг усмехнулся. - Они были подготовлены. Они знали, что я приду.

Томас широко раскрыл глаза:

- Откуда?

- Макрос. Похоже, он предупредил, что к ним должен прибыть "потенциальный студент".

- Это значит, что между войной и странными событиями прошлого года существует связь.

- Да. - Паг замолчал. - Я узнал три вещи. Первое: наше представление о том, что существуют разные пути магии, неверно. Они все магия. Путь определяется лишь возможностями мага. Второе: несмотря на все обучение, я лишь начал понимать то, чему меня учили. Ведь я не задавал вопросов, а значит, эльдары ничего не отвечали. - Он вздрогнул. - Они так отличаются от... от всех. Не знаю, может это из-за полной изоляции, недостатка общения с другими родственными народами, но Эльвардейн так чужд нам, что после него Эльвандар кажется таким же родным, как Леса вокруг Крайди. - Паг вздохнул. - Иногда мне казалось, что все тщетно. Каждый день я вставал и уходил в лес, ожидая возможности поучиться. Теперь, когда нет Макроса, я знаю о магии больше всех в этом мире, но я ничего не узнал о том, с чем нам предстоит бороться. Меня готовили как орудие, не указывая, каково мое предназначение.

- Но у тебя есть подозрения?

- Да, но пока я не уверен, я не стану делиться ими даже с тобой. - Паг поднялся. - Я многому научился, но мне еще многое надлежит узнать. Совершенно очевидно, - и это третье, что я узнал, - оба мира стоят перед лицом величайшей опасности, самой серьезной со времен Войн Хаоса. - Паг встал и посмотрел Томасу прямо в глаза. - Мы должны отправляться.

- Отправляться? Куда?

- Скоро все прояснится. Мы еще недостаточно подготовлены, чтобы вступить в противоборство. Мы мало знаем, и знания эти приходят к нам с трудом. Нам надо знать больше. Ты должен отправиться со мной. Сейчас.

- Но куда?

- Туда, где мы сможем узнать то, что поможет нам в борьбе: к Оракулу Аала.

Томас внимательно посмотрел на Пага. За все годы их знакомства Томас никогда не видел молодого мага столь взволнованным. Он тихо спросил:

- В какой мир?

- Именно поэтому мне нужен ты. Твои силы отличны от моих. Я еще могу провести коридор на Келеван, но путешествовать в миры, которые я знаю лишь по книгам тысячелетней давности?.. Если мы будем вместе, у нас еще есть шанс. Ты поможешь мне?

- Конечно. Я поговорю с Агларанной и...

- Нет, - голос Пага был тверд. - И на это есть причины. То, о чем я подозреваю, еще ужаснее того, что я знаю. Если это окажется правдой, тогда будет лучше, если никто, кроме нас двоих, не будет знать, что мы решили предпринять. Рассказать о наших поисках кому-то еще означает, что мы рискуем все погубить. И те, кого ты хочешь успокоить, будут уничтожены. Так что пусть лучше немного поволнуются.

Томас взвесил слова Пага. Лишь в одном был сейчас уверен этот выросший в Крайди молодой человек, ставший валкеру: с ним говорил один из немногих людей во вселенной, заслуживающих полного и абсолютного доверия.

- Мне это не нравится, но я понимаю твою осторожность. Что же мы собираемся делать?

- Чтобы пересечь космос и, возможно, проплыть по течению времени, нам нужен скакун, повелевать которым можешь только ты.

Томас отвел глаза и, глядя в темноту, сказал:

- Это было так... давно. Как и все бывшие слуги валкеру, те, о ком ты говоришь, за прошедшие столетия стали сильнее и вряд ли согласятся подчиниться. - Он подумал, восстанавливая в памяти давние образы. - Но я попытаюсь.

Отойдя к центру поляны, Томас закрыл глаза и поднял руки высоко над головой. Паг молча наблюдал за ним. Долгое время никто не двигался. Затем человек в золотых доспехах повернулся к Пагу.

- Один отвечает мне. Он далеко, но спешит сюда. Скоро будет.

Время шло, и звезды над головой двигались своим чередом. Затем вдалеке послышался шум мощных крыльев, рассекающих ночной воздух. Вскоре звук превратился в рев ветра, и гигантская тень закрыла звезды.

Несмотря на огромный размер, она спускалась быстро, легко и наконец приземлилась на поляне. Создание, больше которого не было живого существа в Мидкемии, мягко сложило крылья более сотни футов в размахе. Лунный свет серебрился на золотых чешуйках огромного дракона. Голова размером с большую повозку опустилась до уровня двух стоящих перед ней людей. Огромные рубиновые глаза пристально глядели на них. Затем дракон проговорил:

- Кто смеет вызывать меня?

Томас ответил:

- Я, тот, кто когда-то был Ашен-Шугаром.

Реакция гиганта была очевидна: раздражение мешалось с любопытством.

- Ты думаешь повелевать мной, как когда-то моими предками? Так знай же, что могущество и умения драконов возросли. Никогда добровольно мы не превратимся в слуг. Ты осмелишься оспаривать это?

Томас поднял руку, прося слова.

- Мы ищем союзников, а не слуг. Я Томас. Вместе с гномом Долганом я сидел с умирающим Руагом. Он считал меня своим другом. Это его дар превратил меня в валкеру.

Дракон обдумал его слова.

- Та прощальная песнь была хороша, Томас, друг Руага. Ничего более изумительного не случалось на памяти нашего народа. Когда Руаг умирал, он в последний раз промчался по небу, как будто юность вернулась к нему, и громко пропел свою предсмертную песнь. В ней он пел о тебе и гноме Долгане. Все великие драконы слышали ту песнь и благодарили вас. Я выслушаю ваши слова.

- Нам нужно добраться до мест, отделенных от нас временем и пространством. С тобой я смогу достичь их.

Несмотря на все уверения Томаса, дракон, казалось, был недоволен тем, что ему опять придется нести на своей спине валкеру.

- Зачем вы хотите туда добраться?

Ему ответил Паг:

- Великая опасность нависла над этим миром, она грозит и твоему племени, и ужасней ее нельзя себе представить.

- Странные вещи происходят на Севере, - промолвил дракон, - и темный ветер проносится над землей по ночам. - Он помолчал, размышляя над собственными словами. - Я думаю, мы сможем заключить сделку. Я соглашусь нести тебя и твоего друга ради того, о чем вы говорили. Меня зовут Райат.

Дракон пригнул голову, и Томас ловко взобрался к нему на спину, показывая Пагу, куда ступать, чтобы не причинять гиганту неудобства. Когда оба поднялись наверх, они сели в мелкую ложбину между крыльями, где шея переходила в плечи.

- Мы у тебя в долгу, - сказал Томас. Дракон взмахнул крыльями и взлетел. Пока они быстро набирали высоту над Эльвандаром, магия Томаса удерживала Пага и его самого на плечах Райата.

Дракон заговорил:

- Долг дружбы не есть долг. Я из рода Руага; он для меня был тем, кого вы в вашем мире назвали бы отцом. Мы не придаем родственным связям такого значения, как вы, люди, но, тем не менее, это важно. Начинай, валкеру, время тебе взять управление на себя.

Собрав силы, которыми он не пользовался тысячелетия, Томас пожелал создать проход в то место за пределами космоса, где когда-то странствовали его братья и сестры, сея разрушения в бесчисленных мирах. В первый раз за многие годы повелитель драконов летел между мирами.

Томас мысленно направлял Райата. Он открыл в себе способности, не использовавшиеся в этой жизни. Снова он почувствовал в себе сущность Ашен-Шугара, но на этот раз его не поглотило безумие, которое он пережил, прежде чем смог преодолеть наследство валкеру и снова стать человеком.

Почти инстинктивно Томас поддерживал иллюзию космического пространства вокруг себя, Пага и дракона. Тысячи звезд освещали им тьму. И Паг, и Томас знали, что они не находились в том, что можно было назвать "реальным космосом", их окружало серое ничто, в котором Паг побывал, когда вместе с Макросом ему удалось разрушить мост между Келеваном и Мидкемией. Но это ничто не было даже материей, оно существовало между самими волокнами времени-пространства. Здесь можно было состариться и, тем не менее, вернуться обратно через мгновение после старта. Здесь не было времени. Но человеческий разум, каким бы одаренным он ни был, ограничен, и Томас понимал, что, независимо от своих способностей. Паг был человеком, и было не время испытывать его. Райат же, казалось, равнодушно отнесся к иллюзии реального пространства. Томас и Паг ощущали, как он поворачивает и меняет курс.

Способность дракона маневрировать в этой пустоте заинтересовала Пага. Он подумал, что Макрос, должно быть, научился путешествовать между мирами во время своих занятий с Руагом. Он мысленно сделал заметку на память, чтобы не забыть просмотреть записи Макроса в Звездной Пристани.

С громовым шумом они ворвались в обычное пространство. На сильных крыльях Райата они летели по грозовому небу, сквозь набухшие тучи над рваным ландшафтом древних гор. В воздухе ощущался горький металлический привкус, холодный, колючий ветер нес с собой намек на затхлость. Райат послал мысленное сообщение Томасу:

- Это место чужое. Мне оно не нравится.

Томас ответил вслух, чтобы и Паг мог слышать его:

- Мы не задержимся здесь, Райат. И нам здесь нечего бояться.

- Я ничего не боюсь, валкеру. Просто я не люблю такие странные места.

Паг показал в сторону, и Томас повернулся, чтобы посмотреть. Мысленно отдавая команды, Томас направлял дракона, следуя указаниям мага. Они пролетели мимо зазубренных пиков, над ландшафтом, образованным скрученными скалами, который мог присниться лишь в кошмарном сне. Огромные вулканы вдалеке изрыгали высокие столбы черного дыма, поднимающегося кверху. Свет отражался от их поверхности. Склоны гор были накалены докрасна, по ним ползла огненная лава. Затем они увидели внизу город. Когда-то величественные стены лежали в развалинах, в расшатанной каменной кладке виднелись бреши. Гордые башни еще кое-где вздымались над развалинами, но большая часть города была полностью разрушена. Нигде не было ни единого признака жизни. Они облетели место, где некогда была площадь, самое сердце города, где собирались толпы народа. Теперь же здесь слышался лишь звук крыльев Райата, рассекающих ледяной воздух.

- Что это за место? - спросил Томас.

- Не знаю. Я знаю только, что это мир Аала, или то, что когда-то было им. Это древний мир. Посмотри на солнце.

Томас посмотрел на злое белое пятно за быстрыми облаками.

- Странно.

- Оно уже старое. Когда-то оно было таким, как наше, сияющим и теплым. Теперь оно угасает.

Долго дремавшие знания валкеру возвращались к Томасу.

- Оно приближается к концу цикла. Я знаю. Иногда они просто сжимаются и исчезают, а иногда... раскаляются до тех пор, пока не взорвутся. Интересно, что будет с этим солнцем.

- Не знаю. Может быть, это знает Оракул. - Паг показал на дальнюю цепь гор.

Быстрые крылья Райата понесли их к ним навстречу. Город был расположен на краю плато, которое, как они поняли, когда-то возделывалось. Но вокруг не осталось ничего похожего на фермы, за исключением единственной полосы, напоминающей акведук, одиноко стоящий в центре широкой равнины, молчаливый памятник давно исчезнувшему народу. По мере приближения к горной цепи Райат начал набирать высоту. Они опять летели меж старыми, выветренными горными вершинами.

- Здесь, - промолвил Паг. - Мы прибыли.

Следуя мысленным приказаниям Томаса, Райат облетел вершину. С юга им открылась расчищенная плоская площадка, расположенная прямо перед входом в большую пещеру. Площадка была мала для дракона, и Томас решил спуститься сам и спустить на землю Пага с помощью левитации. Райат мысленно сообщил, что он полетит поохотиться, но вернется по зову Томаса. Томас пожелал ему успеха, хотя подумал, что, скорее всего, он вернется голодным.

Путешественники летели по сырому, ветреному небу, настолько затемненному бурей, что не было никакой разницы между днем и ночью. Они приземлились у самого входа в пещеру.

Проводив глазами улетающего Райата, Паг сказал:

- Здесь неопасно, но, может быть, нам придется отправиться в более грозные места. Ты думаешь, Райат действительно не знает страха?

Томас с улыбкой повернулся к другу:

- Я думаю, да. В моих снах о древних днях я касался сознании его предков. Сравнить этого дракона с ними - это то же, что сравнить их с твоим Фантусом.

- Тогда я рад, что он добровольно помогает нам. Было бы нелегко заставить его сделать это.

Томас согласился:

- Конечно, я мог бы его уничтожить, но заставить его Подчиниться моей воле? Не думаю. Дни безоговорочного повиновения валкеру давно прошли.

Паг повернулся, разглядывая странный пейзаж.

- Какое печальное и пустынное место. Оно описано в книгах, хранимых в Эльвардейне. Когда-то этот мир украшали огромные города, прекрасные народы; теперь же ничего не осталось.

Томас спросил тихим голосом:

- Что же случилось с этими народами?

- Солнце состарилось, изменился климат. Землетрясения, голод, война. Что бы то ни было, этот мир был разрушен.

Они повернулись к пещере, у входа в которую появился человек, фигура которого была полностью скрыта длинным одеянием, лишь тонкая рука виднелась из рукава. Эта старая морщинистая рука крепко сжимала жезл. Человек медленно подошел к ним, и из-под темного капюшона послышался слабый, как шелест древнего ветра, голос:

- Кто ищет Оракула Аала?

Паг отвечал:

- Я, Паг, именуемый также Миламбер, маг двух миров.

- И я, Томас, именуемый также Ашен-Шугар, что жил дважды.

Человек жестом пригласил их войти в пещеру. Томас и Паг последовали за ним в низкий, неосвещенный туннель. Движением руки Паг зажег над головой свет. Туннель привел их в невероятных размеров пещеру.

Томас остановился.

- Мы же были у самой вершины. Пещера не может находиться внутри...

Паг положил руку ему на плечо.

- Мы находимся в другом месте.

Пещера была освещена тусклыми огнями на стенах и под потолком, поэтому Паг убрал свой источник света. В дальних концах пещеры можно было разглядеть еще несколько человек в длинных одеяниях, однако ни один из них не приблизился к ним. .

Встретивший их у входа прошел мимо, и друзья последовали за ним. Паг промолвил:

- Как нам называть тебя?

Человек ответил:

- Как вам нравится. Здесь у нас нет имен, нет прошлого или будущего. Мы лишь простые служители оракула.

Он повел их к большому выступу в скале, на котором располагалась странная фигура. Это была молодая женщина, или, скорее, девочка, тринадцати или четырнадцати лет, может, немного старше: судить о ее возрасте было трудно. Она была нагой, вся в грязи, покрыта царапинами и собственными экскрементами. Длинные каштановые волосы были спутаны. Когда они подошли поближе, глаза ее широко раскрылись, и она с криком ужаса стала карабкаться на скалу. Путники поняли, что она безумна. Продолжая вопить, она обхватила руками плечи; затем крик перешел в дикий хохот. Внезапно девочка оценивающе посмотрела на подошедших к ней и начала дергать себя за волосы, как бы причесываясь, словно вдруг обеспокоилась своим внешним видом.

Не говоря ни слова, человек с жезлом показал на девочку. Томас спросил:

- Так это и есть оракул?

Фигура в капюшоне кивнула.

- Это нынешний оракул. Она будет служить до самой смерти, затем появится другая, как когда-то перед смертью прежнего оракула появилась она. Так всегда было и так всегда будет.

- Как вы живете на этой мертвой планете?

- Мы торгуем. Наш народ вымер, но другие, как вы, например, приходят к нам. Мы пребываем, а не живем. - Он указал на девочку. - Она наше богатство. Задавайте свои вопросы.

- А цена? - поинтересовался Паг.

Человек в капюшоне повторил:

- Спрашивайте. Оракул отвечает, когда хочет и как хочет. Она назовет цену. Она может попросить сладость, или фрукт, или ваше еще дымящееся сердце. Она может попросить какую-нибудь безделушку, чтобы потом играть. - Он показал на кучу странных предметов, сваленных в углу. - Она может попросить сотню овец или центнер зерна или золота. Вы сами решаете, стоит ли того знание, которого вы ищете. Иногда она дает ответы, не спрашивая оплаты. Бывает, что она совсем не отвечает, что бы ей ни предлагали. Она капризна.

Паг подошел к съежившейся девочке. Она долго смотрела на него, потом улыбнулась, рассеянно перебирая слипшиеся пряди волос. Паг сказал:

- Мы хотим узнать будущее.

Девочка сощурила глаза, и вдруг безумие исчезло из них. Как будто в ней поселился другой человек. Спокойным голосом она спросила:

- Ты заплатишь мне столько, сколько я попрошу за это?

- Назови свою цену.

- Спаси меня.

Томас посмотрел на их проводника. Голос из-под капюшона сказал:

- Мы не знаем точно, что она имеет в виду. Она узник своего сознания. Именно безумие обеспечивает ее дар пророчества. Без него она перестанет быть оракулом. Должно быть, она имеет в виду что-то другое.

- От чего я должен спасти тебя? - спросил Паг.

Девочка засмеялась, а потом спокойный голос вернулся:

- Если ты не понимаешь, то не сможешь спасти меня.

Фигура в длинном одеянии, казалось, пожала плечами. Паг подумал и сказал:

- Я думаю, что понимаю.

Он протянул руку и ладонями приподнял голову девочки. Она напряглась, как будто была готова закричать, но Паг мысленно успокоил ее. То, что он собирался сделать, считалось доступным лишь жрецам. Однако время, проведенное с эльдарами в Эльвардейне, научило его, что лишь сила мага определяет границы его возможностей.

Паг закрыл глаза и вступил в безумие.

Паг стоял среди движущихся стен в лабиринте невероятных красок и форм. С каждым шагом менялась линия горизонта, и пространство не имело объема. Он посмотрел на свои ладони и увидел, как они вдруг начали расти, и стали размером с дыню. Затем так же быстро и внезапно они уменьшились до размера: детских ладошек. Он посмотрел вверх: стены то удалялись, то приближались, вспыхивая разными цветами и рисунками. Даже земля под ногами была то в красно-белую клетку, то в черно-зеленую полоску, то в сине-зеленый горошек на красном фоне. Вспыхивающие яркие огни слепили его.

Паг овладел своими ощущениями. Он знал, что все еще находится в пещере и что эта иллюзия - попытка его сознания представить физический аналог безумия девочки. Сначала он уравновесил себя, странные изменения его рук прекратились. Необдуманный ход мог разрушить хрупкий разум девочки, и он не знал, что в таком случае будет с ним, учитывая столь тесный контакт их сознании. Возможно, он окажется захваченным ее безумием, чего нельзя было допустить. За последний год Паг научился управлять своей силой, но он также познал и ее пределы, поэтому понимал, что рискует.

Затем он стабилизировал пространство, остановив движение и вибрацию стен и слепящих огней. Осознав, что выбор направления не имеет значения, он отправился в путь. Движение тоже было иллюзией, но эта иллюзия была необходима, чтобы добраться до центра ее сознания. Как и любая задача, эта требовала системы отсчета, и в данном случае ее определяла сама девочка. Паг мог лишь реагировать на порождения ее безумного сознания.

Внезапно он погрузился во тьму. Там было так тихо, что только тишина смерти могла сравниться с ней. Затем до него донесся странный звук. Через минуту появился другой, - он пришел с другой стороны. Воздух начал пульсировать. Все быстрее и быстрее тьма заполнялась движениями и звуками. Наконец она вся превратилась в шумы и зловония. В лицо его дули странные ветры, и странные перья касались его тела, исчезая быстрее, чем он мог схватить их. Паг создал свет и обнаружил, что стоит в большой пещере, похожей на ту, в которой сейчас стояли он и Томас. Нигде не было ни единого движения. Оставаясь в иллюзорном мире, он позвал кого-то. Нет ответа.

Все вокруг вздрогнуло и изменилось, и вот он уже стоит на великолепной зеленой лужайке, обрамленнойкрасивыми деревьями. Они были слишком совершенны, чтобы быть настоящими. Тропинка между ними вела к невообразимо прекрасному дворцу из белого мрамора, украшенного золотом и бирюзой, янтарем и нефритом, опалами и халцедоном. Он был так прекрасен, что Паг замер в изумлении. Этот удивительный образ заключал в себе ощущение, что это место самое совершенное во Вселенной, убежище, которого не касались никакие беды, где в полном покое можно ждать прихода вечности.

Вид опять изменился, и Паг очутился внутри дворца. Белые мраморные с золотом полы, колонны из черного дерева - нигде и никогда он не видел ничего подобного, по роскоши этот дворец превосходил даже резиденцию Имперского Стратега в Кентосани. Потолок из резного кварца розовел, пропуская солнечные лучи, стены были украшены богатыми шпалерами, расшитыми золотом и серебром. Все двери были сделаны из черного дерева, отделаны слоновой костью со вставками из драгоценных камней, и куда бы Паг ни обратил свой взгляд, он повсюду видел золото. Посреди всего этого великолепия, в белом круге света, падающем на подиум, стояли женщина и девочка.

Он шагнул к ним. Внезапно из пола, как ростки из земли, выросли стражники. Один походил на вепря, превратившегося в человека, а другой - на огромного таракана. Третий выглядел как человек с головой льва, а у четвертого было лицо слона. Все они были вооружены, одеты в богатые, украшенные драгоценностями доспехи и страшно ревели.

Стражники ринулись в атаку, но Паг оставался неподвижным. По мере того, как каждый из них наносил удар, их оружие проходило сквозь тело мага, и кошмарные существа исчезали. Когда они пропали. Паг опять сделал шаг по направлению к возвышению, на котором стояли те двое.

Постепенно набирая скорость, платформа начала отодвигаться, как будто крошечные колеса или ноги уносили ее прочь. Паг зашагал вслед, нагоняя ее. Вскоре очертания предметов вокруг несколько расплылись, и он подумал, что иллюзия дворца, должно быть, раскинулась на мили субъективного пространства. Паг знал, что может остановить убегающую платформу с двумя пассажирками, но это могло причинить вред девочке. Любой акт принуждения, даже такой незначительный, как приказ беглецам остановиться, мог серьезно травмировать ее сознание.

Теперь платформа начала раскачиваться, проплывая по анфиладе комнат, наталкиваясь на разные препятствия. Паг же был вынужден увертываться от предметов, загораживающих ему дорогу. Он мог уничтожить их так же легко, как остановить платформу, но результат подобного действия мог оказаться столь же разрушительным. Нет, подумал он, когда ступаешь в чужую реальность, нужно следовать ее правилам.

Затем возвышение остановилось, и Паг догнал беглянок. Женщина молча стояла, наблюдая за приближающимся магом, а девочка села у ее ног. В отличие от своего реального прототипа здесь девочка была одета в красивый наряд из мягкого, прозрачного шелка. Ее волосы, элегантно собранные на макушке, были заколоты золотыми и серебряными шпильками с драгоценными камнями. Из-за грязи было трудно понять, как девочка выглядит на самом деле, но здесь она была хрупка и невероятно красива.

Затем девочка встала и начала расти, на глазах превращаясь в ужасное существо огромных размеров с головой рассерженного орла. Из нежных плеч выросли большие волосатые руки, молнии посыпались из ярко-красных глаз, а когти обрушились на Пага.

Он стоял, не двигаясь. Когти прошли сквозь его тело, не задев его, так как Паг отказался принять их реальность. Монстр вдруг исчез, а девочка стала опять такой, какой он увидел ее в пещере: голой, грязной и безумной.

Глядя прямо на женщину, Паг сказал:

- Ты и есть оракул.

- Да.

Она казалась гордой, царственной и чуждой миру, и в то же время она всецело принадлежала человеческой расе. Паг решил, что это тоже было иллюзией. На самом деле, она должна быть чем-то иным... или была иным, когда жила. Теперь Паг все понял.

- Если я освобожу ее, что будет с тобой?

- Я должна найти другую, и очень скоро, иначе мое существование прекратится. Так всегда было, так все и должно быть.

- Значит кто-то другой будет обречен на это?

- Так было всегда.

- Если я освобожу ее, что будет с ней?

- Она станет тем, чем была, когда ее привели сюда. Она молода, и разум вернется к ней.

- Будешь ли ты сопротивляться?

- Я не смогу, ты же знаешь. Ты видишь сквозь иллюзии. Ты понимаешь, что все эти чудовища и сокровища - всего лишь творения разума. Но прежде чем избавить ее от меня, ты должен понять, волшебник. На рассвете времени, когда образовывалось множество вселенных, родились мы, жители Аала. Когда твой спутник валкеру и его родичи бушевали в небесах, мы уже были настолько старыми и мудрыми, что это было выше их разумения. Я последняя женщина своей расы, хотя это не определение" а всего лишь удобное обозначение. Те, кого ты видел в пещере, - мужчины. Мы стараемся сохранить наше великое наследство-силу оракула, ибо мы хранители истины и служители знания. В далеком прошлом было обнаружено, что я могу продолжать жить в разуме других людей, но ценой за это стало их безумие. Мы посчитали, что гибель нескольких представителей меньших народов в обмен на поддержание могущества Аала есть необходимое зло. Если бы был другой выход, мы использовали бы его, но другого не дано. Чтобы жить, мне необходимо сознание живого человека. Ты возьмешь эту девочку, но знай, что вскоре я найду другую. Она никто, обычная безродная сирота. На своей планете она могла бы в лучшем случае стать служанкой какого-нибудь крестьянина, в худшем - проституткой, игрушкой для мужчин. В ее разуме я дала ей богатства, которые превосходят мечты самых могущественных королей. Что ты сможешь дать ей взамен?

- Ее собственную судьбу. Но я думаю, что речь идет о другом - о спасении вас обеих.

- Ты проницательный человек, волшебник. Звезда, вокруг которой вращается эта планета, умирает. Ее неустойчивый цикл - причина гибели этого мира. Мы , уже пережили извержения вулканов, подобных которым не было миллионы лет. Еще год-два - и планета погибнет страшной смертью. А это уже третий мир, на котором мы живем после Аала. Но теперь наш народ исчез, и у Нас нет сил и возможностей искать четвертый мир. Чтобы решить эту задачу, ты должен захотеть помочь нам.

- Переместить вас в другой мир нетрудно. Вас осталось не больше дюжины. С этим все ясно. Возможно, мы даже найдем способ не жертвовать разумом другого человека. - Он кивнул в сторону сидящей на корточках девочки.

- Это будет предпочтительнее, но мы еще не нашли такого способа. Однако если ты найдешь нам убежище, я отвечу на твои вопросы. Это будет нашей сделкой.

- Тогда я предлагаю следующее. В своем мире я смогу найти вам безопасное место. Я считаюсь родственником нашему королю, и он благосклонно отнесется к моей просьбе. Но мой мир подвергается опасности, и тебе придется разделить ее с нами.

- Это для нас неприемлемо.

- Тогда сделка не состоится, и мы все погибнем, так как я не смогу выполнить свою миссию, а эта планета исчезнет в облаке пылающих газов.

Лицо женщины оставалось серьезным. После долгого молчания она сказала:

- Мы изменим условия нашей сделки. Я дам тебе ответ оракула в обмен на безопасное убежище, которое ты поможешь нам обрести после завершения своих поисков.

- Поисков?

- Я читаю будущее, и раз мы достигли соглашения, возможные пути определились, и перед моим взором встает самое вероятное будущее. Даже сейчас, когда мы с тобой разговариваем, я вижу, что предстоит тебе, и этот путь полон опасностей. - Она помолчала, а затем мягко добавила: - Теперь я понимаю, что ждет тебя. Я согласна на эти условия, и ты должен согласиться.

Паг вздрогнул.

- Согласен. Когда все благополучно разрешится, мы перенесем вас в безопасное место.

- Возвращайся в пещеру.

Паг открыл глаза. Томас и служители оракула стояли, как в момент, когда он прикоснулся к разуму девочки. Маг спросил у Томаса:

- Сколько времени я стою здесь?

- Несколько секунд, не больше.

Паг Отошел от девочки. Она открыла глаза и четким, не тронутым безумием голосом, в котором, однако, слышались интонации женщины-оракула, сказала:

- Знай, что из места заточения идет тьма, которая разворачивается и собирается, пытаясь вновь обрести потерянное, чтобы погубить все то, что ты любишь, и восстановить все то, что ужасает тебя. Иди и найди того, кто знает все, кто с самого начала знал правду. Только он может направить тебя к последнему противостоянию, только он.

Томас и Паг переглянулись, и Паг задал вопрос, заранее зная ответ на него:

- Кого же я должен найти?

Глаза девочки, казалось, проникали в самое его сердце. Она спокойно произнесла:

- Ты должен найти Макроса Черного.

Глава 5 КРАЙДИ

Мартин остановился и жестом приказал тем, кто прятался позади, не шуметь. Он прислушался к звукам, доносящимся из чащи. Близился закат, и у озера должны были появится животные. Однако что-то увело их в сторону. Мартин пытался выяснить причину. Лес оставался безмолвным, были слышны лишь голоса птиц над головой. Вдруг что-то зашуршало в кустах.

На поляну выпрыгнул олень-самец. Мартин бросился вправо, увертываясь от рогов и копыт перепуганного зверя, пролетающего мимо. Он слышал, как его спутники забегали, стараясь не оказаться на пути. Затем с той стороны, откуда прибежал олень, раздался громкий рокот. Существо, напугавшее оленя, быстро приближалось к ним по подлеску. Мартин натянул лук.

Навстречу ему, хромая, выбежал медведь. К этому времени медведи обычно выглядят сытыми и холеными, но этот был слаб и изможден, как будто только что пробудился от зимней спячки. Мартин наблюдал за тем, как он опустил голову и начал пить воду из озера. Животное, видимо, было искалечено, и поэтому ослабло и не могло доставать необходимую пищу. Два дня назад этот медведь растерзал фермера, пытавшегося отстоять корову. Человек умер, и вот уже два дня Мартин шел по следам зверя.

Через лес донесся звук лошадиного ржания, и зверь поднял морду, принюхиваясь. Он вопросительно заворчал, поднимаясь на задние лапы, а почуяв запах лошадей и людей, сердито зарычал.

- Черт, - вскрикнул Мартин, поднимаясь и натягивая лук. Он надеялся подпустить медведя поближе, но теперь тот был готов повернуться и бежать.

Через поляну пронеслась стрела, ударив зверя в плечо пониже шеи. Такой удар не смертелен. Медведь теребил лапой древко стрелы, его рык стал булькающим. Вынув охотничий нож, Мартин обогнул пруд, за ним двигались трое его товарищей. Пока Мартин бежал к медведю, Гаррет, мастер охоты, послал стрелу. Она попала в грудь животного, нанеся еще одну серьезную, но не смертельную рану. Медведь продолжал выдирать стрелы, глубоко ушедшие в его густой мех, и в это время Мартин прыгнул на него. Широкий охотничий нож герцога Крайди ударил точно, вонзившись в горло ослабевшего и запутавшегося зверя. Медведь умер мгновенно, не успев упасть на землю.

С луками наготове подбежали Бару и Чарлз. Невысокий и кривоногий Чарлз был одет в такую же зеленую кожаную куртку, что и Гаррет. Это была форма лесничих на службе Мартина. Высокий и мускулистый Бару носил кожаные штаны, ботинки из оленьей кожи и перекинутый через плечо плед в зелено-черную клетку - знак клана хадати Железных гор. Мартин склонился над убитым зверем. Он ножом вскрыл плечо медведя, слегка отворачивая голову от сладковатого гнилостного запаха, исходящего из зловонной раны. Затем он выпрямился и показал своим спутникам окровавленный и покрытый гноем наконечник стрелы. С отвращением он сказал Гаррету:

- Когда я был мастером охоты у своего отца, то часто не обращал внимания на браконьерство во время неурожайного года. Но если вы найдете человека, который стрелял в этого медведя, я хочу, чтоб его повесили. И если у него есть какое-нибудь имущество, отдайте его вдове фермера. Этот человек убил фермера так же верно, как если бы стрелял в него, а не в медведя.

Гаррет взял и внимательно осмотрел наконечник.

- Это самодельный наконечник, ваша светлость. Посмотрите на эту линию вдоль края. Сделавший его так же неряшлив в кузнечном деле, как и в охоте. Если мы сможем обнаружить колчан с такими же стрелами" то найдем виновника. Я передам ваше желание следопытам. - Затем длиннолицый мастер охоты добавил: - Если бы вы добежали до медведя прежде, чем я попал в него, то мы могли бы обвинить браконьера в двух убийствах. - В его тоне звучало неодобрение.

Мартин улыбнулся.

- Я не сомневался в твоем искусстве, Гаррет. Ты единственный из всех, кого я знаю, кто стреляет лучше меня. Это одна из причин, по которой я назначил тебя мастером охоты.

- А еще потому, что он единственный из следопытов, кто может угнаться за вами во время охоты, - добавил Чарлз.

- Да, вы и вправду задаете быстрый темп, сэр Мартин, - согласился Бару.

- И все же, - сказал Гаррет, не до конца успокоенный ответом Мартина, - мы могли бы выстрелить еще разок, прежде чем зверь побежал.

- Могли - не могли. Мне было легче выскочить на поляну, зная, что вы трое идете за мной, чем преследовать медведя по кустарнику, даже когда из него торчат три стрелы. Он показал на заросли. - Там все могло оказаться немного сложнее.

Гаррет взглянул на Чарлза и Бару.

- На это мне нечего возразить, ваша светлость. - И добавил: - Хотя он отошел довольно далеко оттуда.

Невдалеке послышался оклик. Мартин поднялся.

- Выясните, кто там шумит. Он чуть не помешал нам убить этого зверя.

Чарлз побежал выполнять приказ.

Бару осматривал убитого медведя, качая головой.

- Тот, кто ранил этого зверя, не охотник.

Мартин посмотрел на лес вокруг.

- Я скучаю по лесу, Бару. Может быть, я даже прощу этого браконьера за то, что он дал мне повод выбраться из замка.

Гаррет возразил:

- Сам повод был слаб, милорд. Вы должны были оставить все это мне и моим следопытам.

- Именно так мне и скажет Фэннон, - улыбнулся Мартин.

- Я вас понимаю, - заметил Бару. - Почти год я прожил у эльфов, а теперь у вас. Мне не хватает гор и лугов Вабона.

Гаррет ничего не ответил. И он, и Мартин понимали, почему хадати не вернулся на родину. Его деревня была уничтожена предводителем моррелов Мурадом. И хотя Бару отомстил за это, убив Мурада в поединке, у него теперь не было дома. Возможно, когда-нибудь он найдет другую деревню хадати и останется в ней, но пока воин странствовал далеко от родного края. Залечив раны в Эльвандаре, он приехал погостить к Мартину в Крайди.

Вернулся Чарлз, позади него шел солдат гарнизона Крайди.

- Мастер клинка Фэннон просит вас скорее вернуться, ваша светлость, - отсалютовав, доложил он. Мартин переглянулся с Бару.

- Интересно, что случилось?

Бару пожал плечами.

Солдат добавил:

- Мастер клинка взял на себя смелость послать несколько лошадей, ваша светлость. Он знал, что вы отправились на охоту пешком.

Мартин произнес:

- Веди нас.

И они отправились за солдатом туда, где их ждали лошади. Пока они готовились в обратный путь, герцог Крайди внезапно почувствовал беспокойство.

Фэннон ожидал, пока Мартин слезет с лошади.

- Что случилось, Фэннон? - спросил Мартин, хлопая по зеленому кожаному камзолу, выбивая дорожную пыль.

- Ваша светлость, вы, должно быть, забыли, что вечером приезжает герцог Мигель?

Мартин посмотрел на заходящее солнце.

- Тогда он опаздывает.

- Его корабли заметили на горизонте у Грозы моряка час назад. Через час он пойдет мимо маяка Лонгпойнт и войдет в порт.

Мартин улыбнулся мастеру клинка:

- Ты прав, я конечно же забыл.

Почти бегом взбираясь по лестнице, он сказал:

- Пойдем поговорим, пока я одеваюсь, Фэннон. Мартин поспешил в покои, которые когда-то занимал его отец, герцог Боуррик. Пажи втащили бадью с горячей водой, и Мартин быстро снял охотничью одежду. Он взял кусок мыла с цветочным запахом и сказал одному из пажей:

- Принеси побольше свежей холодной воды. Может быть, этот запах и нравится моей сестре, но мне он забивает нос.

Паж ушел за водой.

- А теперь, Фэннон, скажи мне, что привело знаменитого герцога Родеза с другого конца Королевства? Фэннон присел на кушетку.

- Он просто путешествует летом. В этом нет ничего необычного, ваша светлость.

Мартин засмеялся:

- Фэннон, мы здесь одни. Можешь не притворяться. Он везет с собой по меньшей мере одну дочку, которую пора выдавать замуж.

- Двух, - вздохнул Фэннон, - Миранде исполнилось двадцать, а Инее пятнадцать. Говорят, что обе просто красавицы.

- Пятнадцать! Боже мой! Да она совсем ребенок.

Фэннон печально улыбнулся:

- Насколько мне известно, из-за этого ребенка произошло уже две дуэли. И помните, что они с Востока.

Мартин протянул руку за мылом.

- Они там рано начинают заниматься политикой?

- Послушай, Мартин, нравится тебе это или нет, но ты герцог и брат короля. Ты никогда не был женат. Если бы ты не жил в самом дальнем углу Королевства, то тебе нанесли бы уже не шесть светских визитов, а шестьдесят.

Мартин скривился.

- Если этот будет такой же, как последний, то я вернусь к лесам и медведям. - Последний визит ему нанес граф Тарлоф, вассал герцога Рэна. Его дочь была красива, но капризничала и хихикала, а это только раздражало Мартина. Он оставил девушке смутное обещание когда-нибудь навестить Тарлоф. - Надо признать, однако, что девушка была довольно хорошенькой.

- О, красота - это вовсе не главное. Наши позиции в Восточных землях еще слишком шатки, хотя со смерти короля Родрика уже прошло два года. Где-то скрывается Гай де Бас-Тайра, и что у него на уме, одним богам известно. Кое-кто из его сторонников все еще ждет, кого назовут герцогом Бас-Тайры. А со смертью Келдрика освободилось и место герцога Рилланона. Сейчас Восток представляет собой башню из соломинок. Вытяни одну, и все сооружение обрушится на голову короля. Тулли дал Лиаму правильный совет: ждать появления сыновей и племянников. Тогда он сможет раздать больше должностей своим союзникам. И тебе не следует упускать из виду все это, ведь ты тоже член королевской семьи, Мартин.

- Да, мастер клинка, - согласился Мартин, с сожалением кивая головой. Он понимал, что Фэннон прав. Когда Лиам назначил его герцогом Крайди, он отнял у него свободу, но оказалось, впереди возможны еще большие потери.

Вошли три пажа с ведрами холодной воды. Мартин встал и велел им облить себя. Вздрагивая, он завернулся в мягкое полотенце и, когда пажи удалились, сказал:

- Все это верно, Фэннон, но... Ну, еще и года не прошло, как мы с Арутой вернулись из Морелина. А до того... мы долго разъезжали по Востоку. Неужели я не могу спокойно пожить несколько месяцев?

- Так оно и было. Прошлой зимой.

Мартин засмеялся.

- Ну хорошо. И все-таки мне кажется, что сельскому герцогу уделяется больше внимания, чем он того заслуживает.

Фэннон покачал головой:

- Больше, чем того заслуживает брат короля?

- Никто из моих потомков не сможет претендовать на корону, даже если бы передо мной не было троих, быть может, уже четверых наследников. Вспомни, ведь я отказался от каких-либо прав для моих потомков.

- Ты не так прост, Мартин.. Не надо играть со мной в деревенского жителя. На коронации Лиама ты мог говорить, что угодно, но если кто-нибудь из твоих потомков окажется прямым наследником, твои клятвы ничего не будут стоить, когда Совет лордов захочет видеть его королем.

Мартин начал одеваться.

- Знаю, Фэннон. Все это было сказано для того, чтобы моим именем не воспользовались противники Лиама. Я, может, и провел всю жизнь в лесу, но обедал за одним столом с тобой, Тулли, Кулганом и отцом и держал уши открытыми.

В дверь постучали, и вошел стражник.

- Мимо Лонгпойнтского маяка проходит корабль с флагом Родеза, ваша светлость.

Мартин жестом отослал его и повернулся к Фэннону:

- Думаю, нам лучше поспешить навстречу герцогу и его прекрасным дочерям. - Закончив одеваться, он добавил: - Пусть меня осматривают и завлекают дочери герцога, Фэннон, но клянусь всеми богами, если хоть одна из них хихикает...

Фэннон сочувственно кивнул и следом за Мартином вышел из комнаты.

Мартин улыбнулся шутке герцога Мигеля. Она касалась какого-то восточного лорда, которого Мартия видел лишь однажды. Возможно, слабости этого человека и служили источником шуток для его знакомых, но Мартин не понял, над чем именно надо смеяться. Он кинул взгляд на дочерей герцога. Миранда была занята разговором с юным сквайром Уилфредом, третьим сыном барона Карса, который недавно прибыл ко двору. Инее откровенно оценивающе рассматривала Мартина. Мартин почувствовал, что краснеет, и вновь вернулся к разговору с ее отцом. Теперь он понимал, почему из-за нее горячие головы дрались на дуэли. Мартин плохо разбирался в женщинах, но был опытным охотником и мог легко опознать хищника. Девушке, может, всего пятнадцать, но она уже ветеран придворных интриг. Она скоро найдет себе могущественного мужа, Мартин не сомневался. Миранда была просто симпатичной девушкой, но Инее обещала стать твердым орешком, и это не нравилось Мартину. Было совершенно очевидно, что девушка опасна и уже имеет опыт в обращении с мужчинами. Мартин решил не забывать об этом.

Ужин прошел спокойно, как было заведено у Мартина, но на завтра были приглашены жонглеры и певцы, так как в замок прибыла труппа странствующих менестрелей. Мартин не любил официальные банкеты, особенно после путешествия по Восточным землям, но какой-то праздник устроить было необходимо. Затем в комнату торопливо вошел паж, обошел вокруг стола и остановился рядом с дворецким Сэмуэлом. Паж что-то тихо ему сказал, и дворецкий подошел к креслу Мартина. Нагнувшись, он проговорил:

- Только что из Илита прибыли голуби. Восемь птиц.

Мартин все понял. Если послали так много голубей, значит послание очень срочное. Обычно посылали двух или трех голубей на случай, если не все одолеют опасный перелет через горы у Серых Башен. Обратно их везли в повозках или на кораблях, и путь занимал несколько недель, поэтому использовали птиц экономно. Мартин поднялся.

- Прошу прощения, ваша светлость, я ненадолго отлучусь, - сказал он герцогу Родезу. - Если дамы извинят меня...

Он поклонился сестрам и вслед за пажом вышел из зала.

У входа в главную башню его встретил мастер сокольничий с маленькими свертками пергамента в руках. Передав их Мартину, он вышел. Крошечные свертки были запечатаны гербом Крондора, а это означало, что открыть их мог только герцог.

- Я прочту их в Зале совета, - сказал Мартин. Оставшись один, Мартин заметил, что на клочках пергамента были цифры один и два. Всего четыре пары. Сообщение повторили четыре раза, чтобы оно обязательно дошло. Мартин развернул пергамент под цифрой один, глаза его широко распахнулись и он дрожа начал разворачивать другой. В нем сообщение повторялось. Затем он прочел номер второй, и непрошеные слезы застлали ему глаза.

Проходили долгие минуты, а Мартин разворачивал свертки пергамента один за другим, все еще надеясь найти какое-нибудь отличие, какой-то намек на то, что он неправильно понял сообщение. Долгое время он просто сидел и смотрел на разложенные перед ним бумаги, чувствуя, что весь холодеет. Наконец раздался стук в дверь, и он тихо ответил:

- Войдите.

Дверь отворилась, и в комнату вошел Фэннон.

- Вас нет уже почти час... - Он остановился, увидев осунувшееся лицо Мартина и покрасневшие глаза. - Что случилось?

Мартин показал рукой на клочки пергамента. Фэннон прочел их, шатаясь, подошел к креслу и рухнул в него. Дрожащей рукой он закрыл лицо. Оба молчали. Наконец Фэннон спросил:

- Как такое могло случиться?

- Не знаю. В послании говорится об убийстве. - Мартин обвел взглядом комнату, где каждый камень или предмет мебели напоминал ему об отце, лорде Боуррике. Из всей семьи Арута больше всех был похож на него. Мартин любил их всех, но Арута во многом был отражением самого Мартина. Их взгляды очень часто совпадали, и им довелось многое пережить вместе: осаду замка во время Войны Врат, когда Лиам с отцом сражались на другом фронте, опасное путешествие в Морелин за терном серебристым. В Аруте Мартин нашел самого близкого друга. Мартин рос среди эльфов и знал, что смерть неотвратима, и он был смертей, и все-таки чувствовал, будто внутри у него образовалась какая-то пустота. Поднявшись, он взял себя в руки.

- Нужно сообщить об этом герцогу Мигелю. Боюсь, его визит к нам будет коротким. Завтра мы уезжаем в Крондор.

Мартин поднял глаза на вошедшего в комнату Фэннона.

- Подготовка займет всю ночь и утро, но капитан говорит, что корабль будет готов отплыть во время вечернего прилива.

Мартин знаком предложил ему присесть и, прежде чем начать разговор, долго молчал.

- Как же такое могло случиться, Фэннон?

- Я не могу тебе дать ответ на это, Мартин. - Он ненадолго задумался и мягко продолжал: - Я разделяю твое горе. Мы все чувствуем то же. Он и Лиам были мне как сыновья.

- Я знаю.

- Но есть и другие дела, которые нельзя откладывать.

- Например?

- Я уже стар, Мартин. Я вдруг почувствовал тяжесть лет на своих плечах. Известие о смерти Аруты... заставляет меня задуматься о своей. Я хочу уйти в отставку.

Мартин потер подбородок, задумавшись. Фэннону было уже за семьдесят, и, хотя ум его оставался по-прежнему острым, ему не хватало физической выносливости, необходимой для ближайшего помощника герцога.

- Я понимаю, Фэннон. Когда я вернусь из Рилланона...

Фэннон перебил его:

- Нет, откладывать нельзя, Мартин. Тебя не будет несколько месяцев. Мне нужно, чтобы мой преемник был назван сейчас, и я мог подготовить его к тому времени, когда оставлю этот пост. Если бы Гардан был здесь, я бы не сомневался, что переход будет легким, но раз Арутй забрал его к себе... - глаза старика наполнились слезами, - и сделал маршалом Крондора, что ж...

- Понимаю. Кого же ты имел в виду? - спросил Мартин, стараясь говорить спокойно.

- На мое место подошли бы несколько сержантов, но ни у одного из них нет способностей Гардана. Нет, я имел в виду Чарлза.

Мартин слабо улыбнулся.

- Я думал, что ты не доверяешь ему.

Фэннон вздохнул:

- Это было давно, и шла война. С тех пор он не раз доказывал, на что способен, и я не думаю, что в замке есть кто-нибудь бесстрашнее его. Кроме того, он был офицером цурани, что равняется чину лейтенанта. Он знает военное искусство и тактику. Мы провели много часов, обсуждая различия между нашими и цуранийскими методами ведения войны. Я знаю одно: если он чему-то учится, он уже не забывает этого. Чарлз умен и стоит многих других. К тому же и солдаты гарнизона уважают его и последуют за ним в бой.

- Я подумаю над этим и вечером приму решение. Что еще?

Фэннон немного помолчал, как бы с трудом подыскивая слова.

- Мартин, мы никогда небыли очень близки. Когда твой отец призвал тебя служить ему, я, как и все остальные, чувствовал, что в тебе есть что-то странное. Ты всегда держался в стороне, и было нечто эльфийское в твоем поведении. Теперь я понимаю, что частично эта таинственность объясняется твоим родством с Боурриком. Иногда я сомневался в тебе, Мартин, о чем сейчас сожалею.... Но что я хотел сказать тебе... Ты чтишь своего отца.

Мартин глубоко вздохнул:

- Спасибо, Фэннон.

- Я говорю это для того, чтобы ты понял то, что я собираюсь сказать дальше. Раньше визит герцога Мигеля был лишь предлогом для раздражения, теперь же к нему следует отнестись серьезно. По приезде в Рилланон ты должен поговорить с отцом Тулли и попросить его подыскать тебе жену.

Мартин откинул голову и горько засмеялся.

- Это шутка, Фэннон? Мой брат умер, а ты хочешь, чтобы я искал себе жену?

Фэннон был непреклонен, несмотря на поднимающийся гнев Мартина.

- Ты больше не мастер охоты в Крайди, Мартин. Тогда никого не заботило, женишься ли ты когда-нибудь и будут ли у тебя сыновья. Теперь ты единственный брат короля. На Востоке все еще беспокойно. В Бас-Тайре, Рилланоне и Крондоре нет герцогов. А теперь в Крондоре нет и принца. - От усталости и волнения голос Фэннона внезапно сел. - Трон Лиама очень шаток, если Бас-Тайра рискнет вернуться из ссылки. Наследниками остались только двое сыновей Аруты, и Лиаму нужны союзники. Это я и имею в виду. Тулли знает, какие знатные семьи можно женитьбой склонить на сторону короля. Если это окажется маленькая мегера Инее, дочь герцога Мигеля, или даже хихикающая наследница Тарлофа, ты должен жениться на ней, Мартин, ради Лиама и ради всего Королевства.

Мартин задохнулся от гнева. Старик Фэннон попал в больное место, хотя и был прав. Во многом Мартин был одинок, ни с кем не делясь своими радостями и горестями, за исключением братьев. И он никогда не чувствовал себя свободно в компании женщин. А теперь ему говорят, что он должен жениться на незнакомой женщине ради политического благосостояния брата. Однако он понимал, что в словах Фэннона была доля истины. Если изменник Гай все еще замышляет против них, то корона Лиама в опасности. Смерть Аруты ясно показала, что правители смертны. Наконец Мартин произнес:

- Я подумаю и об этом, Фэннон.

Старый мастер клинка медленно поднялся. Дойдя до двери, он повернулся к Мартину.

- Я знаю, ты хорошо скрываешь свои чувства, Мартин, но тебе больно. Сожалею, если тебе показалось, что я добавил тебе боли, но я должен был сказать это.

Мартин смог лишь кивнуть в ответ.

Фэннон ушел, и Мартин в одиночестве остался сидеть в своей комнате; все замерло, шевелились лишь блики мерцающих факелов на стенах.

Мартин стоял, нетерпеливо наблюдая за лихорадочной подготовкой к отъезду. Герцог Родеза пригласил Мартина проводить их до корабля, но тот сумел выдумать какой-то приемлемый предлог для отказа. Лишь видимое напряжение, которое он испытывал при мысли о смерти Аруты, позволило ему отклонить предложение герцога, не нанеся тому оскорбления.

Герцог Мигель и его дочери появились из главной башни замка, одетые по-дорожному. Девушки и не Пытались скрыть раздражения от того, что им приходится возобновить путешествие так скоро. Лишь через две недели, а то и больше, они доберутся до Крондора. А затем их отец как один из герцогов должен будет спешить в Рилланон на церемонию похорон Аруты.

Герцог Мигель, хрупкий человек с аристократическими манерами, сказал:

- Нам очень жаль, что приходится покидать ваш замечательный замок при таких печальных обстоятельствах, ваша светлость. Я был бы рад пригласить вас воспользоваться гостеприимством моего дома, в случае если захотите отдохнуть после похорон брата. Родез находится совсем недалеко от столицы.

Первым порывом Мартина было отказаться от приглашения, но, помня о словах Фэннона, сказанных ему прошлой ночью, он ответил:

- Если мне позволят время и обстоятельства, ваша светлость, я буду счастлив навестить вас. Спасибо.

Он взглянул на дочерей герцога и решил, что если Тулли будет настаивать на необходимости союза между Крайди и Родезом, он будет ухаживать за тихой Мирандой: Инее доставит слишком много хлопот.

Герцог и его дочери выехали в коляске по направлению к порту. Мартин подумал о тех временах, когда герцогом Крайди был его отец. Тогда в замке никому не нужны были коляски: им было не проехать по грязным дорогам герцогства, которые после дождей часто становились непроходимыми. Но с увеличением числа гостей Мартин приказал изготовить одну коляску. Вряд ли дамы, приехавшие с Востока, справились бы с поездкой верхом в придворных платьях. Он вспомнил о том, как во время Войны Врат Каролина ездила верхом как мужчина, в облегающих штанах и тунике, как она скакала рядом со сквайром Роландом, приводя в ужас свою гувернантку. Мартин вздохнул. Ни одна из дочерей Мигеля никогда не будет так ездить. Он подумал: а есть ли на свете женщина, которая разделила бы его любовь к простой жизни? Может быть, лучшее, на что он может рассчитывать, это женщина, которая приняла бы эту его любовь и не жаловалась на его долгие отлучки на охоту или к друзьям в Эльвандар?

Размышления Мартина были прерваны появлением сокольничего в сопровождении солдата. Он принес еще один маленький пергаментный свиток.

- Это только что прибыло, ваша светлость. Мартин взял пергамент: на нем был герб Саладора. Он подождал, пока сокольничий уйдет, - скорее всего, это личное письмо от Каролины. Он открыл его и прочел. Потом прочел еще раз и задумчиво положил пергамент в кошелек на поясе. Постояв еще немного в раздумье, он приказал одному из стражей:

- Найди мастера клинка Фэннона.

Через несколько минут мастер клинка стоял перед герцогом.

- Я обдумал твое предложение и согласен с ним. - сказал Мартин. Я предложу пост мастера клинка Чарлзу.

- Хорошо, - ответил Фэннон. - Думаю, он согласится.

- Тогда после моего отъезда, Фэннон, начни вводить Чарлза в курс дела.

- Слушаюсь, ваша светлость. - ответил старик. Он хотел уйти, но опять повернулся к Мартину: - Ваша светлость!

Мартин, направившийся в башню, остановился:

- Да?

- С тобой все в порядке?

- Конечно, Фэннон. Я только что получил письмо от Лори. Он сообщает, что Каролина и Анита здоровы. Продолжай свою работу.

И, ничего на добавив, он вернулся через большие ворота в башню.

Фэннон немного помедлил. Его удивили тон и голос Мартина. Что-то странное было в его взгляде, когда он уходил.

Бару молча смотрел на Чарлза. Одетые просто, оба они сидели на полу со скрещенными ногами. Слева от Чарлза располагался небольшой гонг, а между ними стояла курильница, наполнявшая воздух сладким и сильным ароматом. Обстановку комнаты, освещенной четырьмя свечами, составляли циновка, которую Чарлз предпочитал кровати, небольшой деревянный сундук и стопка подушек. На коленях у обоих мужчин лежали мечи. Бару ждал, пока Чарлз сосредоточит взгляд в точке где-то между ними. Затем цурани спросил:

- Что есть Путь?

Бару ответил:

- Путь есть верное служение господину и преданность друзьям. Постигая свое место на Колесе Жизни, каждый человек должен знать: Путь состоит в том, чтобы ставить долг превыше всего.

Чарлз коротко кивнул.

- Когда речь идет о долге. Кодекс Воина непреклонен. Долг превыше всего. До самой смерти.

- Это ясно.

- Какова природа долга?

Бару говорил очень тихо:

- Существует долг по отношению к господину. Есть долг перед кланом или семьей. Есть долг по отношению к работе, что дает понимание долга перед собой. Вместе они составляют долг, который никогда не будет до конца выполнен, даже тяжелым трудом в течение всей жизни: это долг стараться достичь совершенного существования - более высокого места на Колесе.

Чарлз опять кивнул.

- Это так.

Он поднял маленький молоток из войлока и ударил им в крошечный гонг.

- Слушай.

Бару закрыл глаза, сосредоточившись, прислушиваясь к звуку, который становился все глуше, удаляясь и слабея. Когда звук гонга совсем затих, Чарлз сказал:

- Найди тот момент, когда кончается звук и начинается тишина. Побудь в нем, так как в нем ты найдешь свой путь. Это твой тайный центр бытия, место совершенного покоя внутри тебя. И вспомни самое древнее учение цурани: долг - это бремя всего на свете, самое тяжелое, какой только может стать ноша, а смерть - это ничто, она легче воздуха.

Открылась дверь, и в комнату вошел Мартин. Бару и Чарлз начали подниматься, но Мартин жестом приказал им оставаться на месте. Он присел между ними, уставившись на курильницу, стоявшую на полу.

- Извините за вторжение.

- Ничего страшного, ваша светлость, - ответил Чарлз.

Бару сказал:

- Многие годы я сражался с цурани и всегда считал, что они достойные враги. Теперь я узнаю о них больше. Чарлз позволил мне попрактиковаться в постижении Кодекса Воина по обычаю его народа.

Казалось, Мартин совсем не удивился.

- И многому ты научился?

- Они такие же, как и мы, - ответил Бару с легкой улыбкой. - Я мало понимаю в таких вещах, но мне кажется, будто мы два ростка из одного корня. Они следуют Пути и понимают Колесо Жизни, как его понимают хадати. Они понимают честь и долг так же, как хадати. Те из нас, кто живет в Вабоне, взяли многое у Королевства: имена богов, почти весь язык, но хадати сохранили многие древние традиции. Вера цурани в Путь очень похожа на нашу. И это странно, так как до прихода цурани никто не делил с нами нашей веры.

Мартин посмотрел на Чарлза. Цурани слегка пожал плечами.

- Может быть, мы видим одну истину на обеих планетах. Кто знает?

Мартин сказал:

- Это из тех вещей, который следует обсуждать с Тулли и Кулганом. - Он немного помолчал, а затем спросил: - Чарлз, ты примешь предложение занять пост мастера клинка?

Цурани моргнул, и только этим обнаружил свое удивление:

- Вы оказываете мне честь, ваша светлость. Да, я приму его.

- Хорошо, я очень рад. Фэннон начнет обучать тебя, как только я уеду. - Мартин оглянулся на дверь и понизил голос: - Я хочу, чтобы вы оба оказали мне услугу.

Чарльз, не колеблясь, дал свое согласие. Бару пристально посмотрел на Мартина. Во время путешествия с Арутой в Морелин между ними завязалась дружба. Бару чуть не умер там, в Морелине, но боги пощадили его. Он понимал, что каким-то образом его судьба переплелась с судьбами участников похода за терном серебристым. Герцог что-то скрывал, но Бару не стал расспрашивать его. В свое время он все узнает. Наконец он промолвил:

- Я готов.

Герцог сел между друзьями и начал говорить.

Мартин поплотнее завернулся в плащ. Вечерний бриз с севера становился прохладным. Он смотрел туда, где за мысом Гроза моряка исчезал берег Крайди. Кивнув капитану судна, он спустился по трапу. Войдя в капитанскую каюту, он запер за собой дверь, Там его ждал один из солдат Фэннона, по имени Стефан, ростом и фигурой очень напоминающий герцога и одетый в тунику и штаны того же цвета, что и Мартин. Рано утром перед самым рассветом в одежде простого матроса его тайно провели на корабль. Мартин снял плащ и передал его солдату.

- Не выходи на палубу, разве что ночью, пока не оставите позади Квег. Если кораблю придется пристать к берегу в Карее, Тулане или Вольных городах, я не хочу, чтобы матросы разнесли весть о моем исчезновении.

- Слушаюсь, ваша светлость.

- Когда приедете в Крондор, думаю, тебя будет ожидать карета. Не знаю, как долго ты сможешь продолжать этот маскарад. Большинство моих знакомых из знати будут уже на пути в Рилланон, и мы достаточно похожи, чтобы слуги тебя не разоблачили. - Мартин внимательно осмотрел своего двойника. - Если будешь держать рот на замке, то все будут принимать тебя за меня всю дорогу до Рилланона.

Стефан, казалось, был обеспокоен перспективой играть роль герцога так долго, но он только сказал:

- Я постараюсь, ваша светлость.

Корабль качнулся, так как капитан приказал изменить курс. Мартин промолвил:

- Это первое предупреждение.

Он быстро снял с себя сапоги, тунику и штаны, оставшись лишь в исподнем.

В каюте было одно окно на шарнирах, которое легко открылось. Мартин свесил ноги через край. Сверху он услышал сердитый голос капитана:

- Ты подошел слишком близко к берегу! Резко право руля!

Смущенный рулевой ответил:

- Есть, капитан, резко право руля!

Мартин попрощался:

- Удачи тебе, Стефан.

- И вам удачи, ваша светлость. Мартин спрыгнул. Капитан заранее предупредил его об опасности удариться о румпель, и Мартин учел это. Капитан подвел корабль как можно ближе к берегу, а затем повернул в более глубокие воды. Мартин видел берег меньше чем в миле от себя. Будучи посредственным пловцом, но сильным человеком, он поплыл к берегу. Вряд ли кто из матросов, занятых поворотом, разглядит в этой зыби человека, отплывшего от корабля.

Некоторое время спустя Мартин, пошатываясь и тяжело дыша, вышел на берег. Он осмотрелся в поисках ориентиров. Быстрое течение отнесло его на юг дальше, чем он того желал. Отдышавшись, он повернулся к песчаной косе и побежал.

Меньше чем через десять минут из-за утеса выехали трое всадников. Они быстро двигались по направлению к пляжу. Увидев их, Мартин остановился. Первым спешился Гаррет, а Чарлз подвел запасную лошадь. Бару внимательно смотрел по сторонам. Гаррет передал Мартину сверток с одеждой. Бег по песку высушил тело Мартина, и он быстро оделся. К седлу запасной лошади был привязан лук, завернутый в промасленную ткань.

Одеваясь, Мартин спросил:

- Кто-нибудь видел, как вы уезжали?

- Гаррет выехал из замка с вашей лошадью еще до рассвета, - ответил Чарлз, - а я просто сказал стражникам, что собираюсь проводить Бару, так как он уезжает в Вабон. Никто ничего не спрашивал.

- Хорошо. Мы уже знаем по прошлому разу, что если дело касается разведчиков Мурмандрамаса, самое главное - это замести следы. - Мартин сел на коня: - Спасибо за помощь. Чарлз, тебе и Гаррету лучше побыстрей возвращаться, чтобы никто ничего не заподозрил.

Чарлз ответил:

- Что бы ни принесла вам судьба, ваша светлость, пусть она удостоит вас чести.

- Удачи, ваша светлость, - добавил Гаррет.

Всадники тронули лошадей. Двое возвращались вдоль берега по дороге, ведущей в Крайди, и еще двое направились прочь от моря, по направлению к лесу, на север.

В лесу было тихо, лишь крики птиц и шорохи животных нарушали ее. Все шло, как задумано. Мартин и Бару торопились, продвигаясь на север уже много дней, их лошади были истощены. Несколько часов назад они переправились через реку Крайди.

Из-за дерева появился человек, одетый в темно-зеленый кафтан и коричневые кожаные штаны. Махнув рукой, он сказал:

- Добрая встреча, Мартин Длинный Лук и Бару Убивающий Змей.

Мартин узнал эльфа:

- Приветствую тебя, Тарлен. Мы пришли просить совета у королевы.

- Тогда проходи. Ты и Бару всегда желанные гости при ее дворе. А мне следует оставаться на страже. С тех пор, как ты гостил у нас в последний раз, обстановка стала более тревожной.

По тому, как эльф говорил, Мартин понял: что-то беспокоит его. Однако Тарлен не станет говорить об этом. Возможно, разговор с королевой и Томасом прояснит, в чем дело. Мартин задумался. Последний раз, когда эльфы так беспокоились, Томас был на грани безумия. Мартин пришпорил коня.

Немного позже двое всадников приблизились к сердцу эльфийского леса Эльвандару, древней родине всех эльфов. Древесный город был омыт светом, и солнце высоко над головой венчало могучие деревья золотым сиянием. Над Эльвандаром сверкали зеленые и пурпурные, белые и красные, серебряные и бронзовые листья.

Всадники спешились, и к ним подошел эльф.

- Мы позаботимся о ваших лошадях, Мартин. Ее величество желает видеть вас.

Мартин и Бару поспешили вверх по ступеням, вырезанным в стволе огромного дерева, в город эльфов. Они поднимались все выше и выше, проходя через высокие арки ветвей, и наконец добрались до большой платформы, что была центром Эльвандара, тронным залом королевы.

Агларанна спокойно сидела натроне, рядом стоял ее главный советник Тэйтар. Их окружали старшие заклинатели, составлявшие Совет королевы. Трон рядом с ней был пуст. Выражение лица Агларанны ничего не сказало бы большинству людей, но Мартин понимал эльфов и видел беспокойство в ее глазах. Тем не менее она оставалась по-прежнему прекрасной и царственной и ее улыбка излучала тепло:

- Добро пожаловать, герцог Мартин. Добро пожаловать, Бару-хадати. - Пришедшие поклонились. Королева встала. - Пойдемте, нам нужно поговорить.

Она повела их во внутренние покои, Тэйтар последовал за ними. Королева пригласила гостей присесть. Принесли вино и еду, однако никто не проявил к ним интереса, а Мартин сказал:

- Что-то случилось. - И это был не вопрос.

Выражение беспокойства на лице Агларанны, казалось, усилилось. Мартин не видел ее в такой тревоге со времен Войны Врат.

- Томас ушел.

Мартин моргнул:

- Куда?

Ему ответил Тэйтар:

- Мы не знаем. Он исчез ночью, через несколько дней после Праздника летнего солнцестояния. Он иногда уходил подальше, чтобы побыть наедине со своими мыслями, но никогда не пропадал больше, чем на день. Когда через два дня он не появился, мы разослали следопытов. Следов, ведущих из Эльвандара, они не нашли, хотя это и неудивительно. Томас владеет особыми способами передвижения. Но на просеке дальше к северу мы нашли следы его сапог. Там были следы еще одного человека: отпечатки сандалий.

- Значит, Томас отправился, чтобы встретиться с кем-то, и не вернулся, - сказал Мартин.

- Там были и другие следы, - добавила Агларанна. - Следы дракона. Валкеру опять летает на драконе.

Мартин откинулся назад, начиная понимать.

- Вы боитесь, что к Томасу вернулось безумие?

- Нет, - не замедлил с ответом Тэйтар. - Томас свободен от него, более того, он даже сильнее, чем сам думает. Нет, мы боимся того, с чем связана необходимость столь внезапного отъезда Томаса. Мы боимся присутствия того, другого.

Мартин широко раскрыл глаза:

- Того, что в сандалиях?

- Ты знаешь, какая сила требуется, чтобы войти в наш лес незамеченным. Раньше только один человек обладал ею: Макрос Черный.

Мартин задумался.

- А может, он не единственный. Насколько я знаю, Паг остался в мире цурани, чтобы побольше узнать о Мурмандрамасе и о той силе, которую он зовет Врагом. Может быть, он вернулся.

- Кто именно из больших магов вернулся, не так важно, - проговорил Тэйтар.

Тут заговорил Бару:

- Важно то, что два человека, обладающие могущественными силами, отправились для какого-то таинственного дела в момент, когда беда, кажется, опять вернулась с Севера.

- Да, - согласилась Агларанна и, повернувшись к Мартину, добавила: - До нас дошли известия о смерти близкого тебе человека.

Как все эльфы, она избегала произносить имя умершего.

- Есть вещи, о которых я не вправе говорить, госпожа, даже в беседе со столь высокоуважаемой повелительницей. Это мой долг.

- Тогда, - спросил Тэйтар, - могу ли я спросить, куда вы направляетесь и что привело вас сюда?

- Пришло время опять идти на Север, - ответил Мартин, - чтобы закончить то, что было начато в прошлом году.

- Хорошо, что вы пошли этим путем, - сказал Тэйтар. - На восточном побережье толпами передвигаются гоблины. Моррелы открыто посылают разведчиков в приграничные области. Кажется, они пытаются узнать, не собираются ли наши воины в поход за границы леса. Недалеко от Каменной Горы видели мы также и группы людей-отступников, направляющихся на Север. Гвали, опасаясь чего-то, ушли на юг, в Зеленое Сердце. И уже несколько месяцев через лес пролетает злой ветер, вызванный магией. Нас многое беспокоит.

Бару и Мартин переглянулись.

- Все быстро меняется, - произнес хадати.

Их разговор был прерван криком, донесшимся снизу. В покои Агларанны вошел эльф.

- Ваше величество, надо идти: это Возвращение.

- Пойдемте, Мартин и Бару, вы увидите нечто волшебное, - сказала Агларанна.

Тэйтар, последовавший за королевой, обернулся и добавил:

- Если только это настоящее Возвращение, а не обман.

За королевой и Тэйтаром вниз по лестницам спешили и другие советники. Внизу их приветствовали несколько воинов, окруживших моррела. Мартину показалось, что темный эльф выглядит странно, - такое спокойствие было для моррелов необычным.

Моррел увидел королеву и поклонился ей.

- Я вернулся, госпожа, - сказал он тихо.

Королева кивнула Тэйтару. Он и еще несколько заклинателей окружили моррела. Мартин почувствовал особое напряжение в воздухе, как будто вдруг в нем застыла музыка: это заклинатели творили чары. Затем Тэйтар сказал:

- Он вернулся!

- Как твое имя? - спросила Агларанна.

- Морандис, госпожа.

- Теперь нет. Ты теперь Лоррен.

Еще год назад Мартин узнал, что между ветвями эльфов, разделенными лишь магией Темной Тропы, нет большой разницы. Только приверженность этой магии наполняла Братство Темной Тропы убийственной ненавистью ко всему живому.

Моррел поднялся, и эльфы помогли ему снять серую тунику кланов лесных моррелов. Мартин всю жизнь провел среди эльфов, он часто сражался с темными братьями и мог отличить моррела от эльфа. Но сейчас его чувства смешались. Только что моррел выглядел как-то странно, не так, как ожидал того Мартин, и вдруг он перестал быть темным братом. Он облачился в коричневую тунику и вместо моррела Мартин видел настоящего эльфа. Конечно, характерные для моррелов темные волосы и глаза не изменились, во ведь такие же глаза и волосы встречались и у некоторых эльфов, так же как у моррелов иногда рождались дети со светлыми волосами и голубыми глазами. И все-таки он стал эльфом!

Тэйтар заметил реакцию Мартина на превращение И пояснил:

- Иногда один из наших потерянных братьев порывает с Темной Тропой. Если его родичи не узнают об этом раньше и не убивают его до того, как он доберется до нас, мы приветствуем его возвращение домой. Это настоящий праздник.

Мартин и Бару наблюдали, как эльфы один за другим подходили, чтобы обнять Лоррена, радуясь его возвращению.

- В прошлом моррелы пытались таким образом засылать шпионов, но мы всегда можем отличить настоящее Возвращение от фальшивого. Этот эльф на самом деле вернулся к своему народу.

- Как часто такое случается? - спросил Бару.

- Я старейший из всех, кто живет в Эльвандаре, - ответил Тэйтар. - И до нынешнего я видел лишь семь таких Возвращений. - Он помолчал. - Мы надеемся, что когда-нибудь, когда сила Темной Тропы будет наконец побеждена, мы вернем всех наших братьев.

Агларанна повернулась к Мартину:

- Пойдем, нам нужно отпраздновать Возвращение.

- Мы не можем остаться, ваше величество, - ответил Мартин. - Нам нужно ехать, чтобы встретиться с друзьями.

- Можем ли мы узнать ваши планы?

- Наш план прост, - ответил герцог Крайди. - Мы найдем Мурмандрамаса.

- И - убьем его, - добавил Бару, не меняя тона.

Глава 6 ОТЪЕЗД

Джимми рассеянно смотрел на список, стараясь сконцентрироваться на деле. Однако это было непросто, хотя перечень заданий сквайрам для подготовки торжественного шествия, которое состоится вечером, был почти готов. Джимми ощущал душевную пустоту, и необходимость распределить обязанности между сквайрами казалась ему крайне мелкой.

Две недели Джимми пытался избавиться от чувства, будто он попал в западню какого-то ужасного сна, который никак не мог с себя стряхнуть. Убийство Аруты было самым большим потрясением в его жизни, и он все никак не мог справиться с своими эмоциями. Он много спал, воспринимая сон как спасение, а днем заметно нервничал и старался заняться хоть чем-нибудь, будто дела могли помочь ему забыть горе. Он прятал его, чтобы справиться с ним позже.

Джимми вздохнул. Одно он знал точно: чтобы организовать похороны, потребовалось невероятно много времени. Лори и Волней уже дважды откладывали отъезд процессии. Похоронные носилки были помещены на катафалк через два дня после смерти Аруты и ожидали момента, когда на них положат тело. По традиции кортеж с телом принца должен был выехать в Рилланон к родовому склепу через три дня после смерти, но Анита должна была вернуться из поместья матери, затем несколько дней у нее ушло на то, чтобы приготовиться к отъезду, затем они ожидали других дворян, прибывавших в Крондор, и весь двор приходил в состояние волнения, и все это продолжалось уже две неделя. Однако Джимми понимал, что не сможет справиться с горем, пока тело принца не увезут. Ему было тяжело думать, что Арута лежит во временном склепе, устроенном Натаном где-то совсем недалеко от комнаты, где сидел сейчас Джимми. Сквайр потер глаза и нагнул голову, чтобы не дать волю слезам. За свою короткую жизнь Джимми встретил лишь одного человека, которого смог так глубоко полюбить. Казалось, Арута должен был стать последним человеком среди тех, кто мог принять бы участие в судьбе мальчишки-вора, однако это было не так. Он стал его другом и больше, чем другом: Арута и Акита были для Джимми как семья.

Стук в дверь заставил его поднять голову. В дверях стоял Локлир. Взмахом руки Джимми пригласил его войти, и тот сел с другой стороны письменного стола. Джимми кинул ему пергамент.

- Вот, Локи, доделай сам.

Локлир быстро просмотрел список и взял перо.

- Он почти готов, вот только Пол заболел, и лекарь приказал ему лежать весь день в постели. Ему нужен отдых. Ну и начеркал ты! Я лучше перепишу.

Джимми рассеянно кивнул. Сквозь серую пелену горя, окутавшую его мозг, прорывалась какое-то смутное раздражение. Вот уже три дня что-то бессознательно тревожило его. Все во дворце были потрясены смертью Аруты, но то там, то здесь прорывалась странная нотка; время от времени кто-нибудь делал или говорил что-то звучавшее диссонансом к общему настроению. Джимми никак не мог уловить, что именно казалось ему странным и имело ли это значение. Мысленно он отмахнулся от тревожных ощущений. Разные люди по-разному реагировали на трагедию. Некоторые, как Волней и Гардан, с головой уходили в работу. Другие, как Каролина, пытались справиться с горем в одиночестве. Герцог Лори был во многом похож на Джимми: он просто отложил свои чувства до другого времени. Внезапно Джимми понял одну из причин своего ощущения, будто во дворце происходило что-то странное. Со времени нападения на Аруту и до недавнего времени Лори взял на себя буквально все дела правления Западными землями. Однако последние дни он постоянно отсутствовал.

Посмотрев на Локлира, переписывавшего список, Джимми спросил:

- Локи, ты давно видел герцога Лори?

Не отрывая глаз от работы, Локлир ответил:

- Сегодня рано утром. Я следил за доставкой продуктов на завтрак гостям и видел, как он выехал из ворот. - Затем он поднял голову, и на его лице появилось озадаченное выражение. - Это были боковые ворота.

- Зачем ему понадобилось уезжать через боковые ворота? - удивился Джимми.

Локлир пожал плечами и вернулся к работе.

- Может быть, ему надо было ехать в том направлении?

Джимми задумался. Зачем герцогу Саладора ехать в сторону квартала бедняков в день, когда тронется в путь похоронная процессия? Джимми вздохнул:

- К старости я становлюсь подозрительным.

Локлир засмеялся, и это был первый веселый звук во дворце за несколько дней. Затем он виновато посмотрел на старшего товарища, как будто совершил что-то плохое.

Джимми поднялся:

- Закончил?

- Готово. - Локлир передал ему пергамент.

- Так, - сказал Джимми. - Пошли. Если мы опоздаем, де Лейси не ограничится легким ворчанием.

Они поспешили к месту сбора сквайров. Сегодня здесь не было обычной толкотни и смеха, общий настрой был печально-торжественным. Де Лейси появился через несколько минут после Джимми и Локлира и без вступления сказал:

- Список.

Джимми подал ему список, и тот быстро проглядел, его.

- Хорошо. Либо у тебя улучшился почерк, либо ты нанял себе помощника.

В рядах сквайров пробежало оживление, но открыто смеяться никто не решился. Де Лейси сказал:

- Я меняю лишь одно задание: Гарольд и Брайс будут находиться в качестве помощников кучера при принцессах Алисии и Аните, Джеймс и Локлир останутся помогать главному камергеру здесь, во дворце.

Джимми был ошеломлен. Его и Локлира не будет в кортеже! Они останутся во дворце на случай, если появится какое-нибудь мелкое поручение, которое, по мнению главного камергера, можно будет доверить мальчишкам.

Де Лейси рассеянно прочитал вслух другие задания и распустил сквайров. Локлир и Джимми переглянулись, и Джимми догнал удаляющегося мастера церемоний.

- Сэр... - начал Джимми.

Де Лейси повернулся к сквайру:

- Если ты по поводу поручения, то здесь не о чем спорить.

Джимми вспыхнул.

- Но я же был сквайром принца! - прямо заявил он.

И Локлир выпалил с необычной для него смелостью:

- А я был сквайром ее высочества! - Де Лейси удивленно посмотрел на него. - Ну, вроде того, - поправился Локлир.

- Это не имеет никакого значения, - сказал де Лейси. - У меня есть приказ. А вы должны выполнять свой. Это все.

Джимми начал было протестовать, но старый мастер прервал его:

- Я сказал, что это все, старший сквайр Джеймс.

Джимми повернулся и пошел к себе. Локлир последовал за ним.

- Не понимаю, что происходит, - проворчал Джимми. - Но хочу выяснить. Пойдем.

Джимми и Доклир бежали по коридору, оглядываясь по сторонам. Поручение любого старшего придворного могло помешать им нанести этот неожиданный визит, поэтому они как могли избегали тех, кто мог найти для них работу. Похоронная процессия отправится в путь меньше чем через два часа, так что для двух сквайров нашлось бы достаточно заданий. Медленное шествие пройдет через весь город, остановится у храмовой площади, где будут произнесены молитвы, а затем начнется долгое путешествие в Рилланон к могилам предков Аруты. Как только процессия выйдет за пределы города, сквайры вернутся во дворец. Но Джимми и Локлир были отстранены даже от такого небольшого участия в шествии.

Джимми подошел к двери в покои принцессы и попросил стражника передать просьбу об аудиенции:

- Не могут ли их высочества уделить нам минутку?

Стражник удивленно поднял брови, но его положение не позволяло задавать вопросы даже таким незначительным придворным, как сквайры, поэтому он просто передал просьбу тем, кто был внутри. Когда стражник открыл дверь, Джимми показалось, что он опять услышал нечто, не соответствующее всему происходящему во дворце, - звук, который замер прежде, чем он смог понять, что это было. Джимми попытался определить, что он услышал, но возвращение стражника отвлекло его. Через минуту его и Локлира пропустили внутрь.

Каролина с Анитой сидели у окна, ожидая начала церемонии. Склонив друг к другу головы, они тихо беседовали. Принцесса Алисия гладила дочь по плечу. Все трое были одеты в черное. Джимми подошел поближе и поклонился. Локлир стоял рядом.

- Прошу прощения, что помешал вам, ваше высочество, - тихо сказал он.

Анита улыбнулась ему:

- Ты никогда не мешаешь, Джимми. Что случилось?

Внезапно почувствовав, что обида на исключение из шествия была очень мелкой, Джимми сказал:

- Ничего особенного. Кое-кто приказал мне оставаться во дворце сегодня, и я подумал... ну, вы не просили, чтобы меня оставили здесь?

Каролина и Анита переглянулись, а принцесса Крондора сказала:

- Нет, я не просила, Джимми. - Ее голос звучал задумчиво. - Может, граф Волней просил об этом. Ты старший сквайр и должен оставаться на месте, по крайней мере, я думаю, именно это решил граф.

Джимми внимательно посмотрел на нее. Что-то было не так. Принцесса Анита вернулась из имения матери, убитая горем, как и ожидали. Но вскоре в ней произошла неуловимая перемена. Дальнейший разговор был прерван детским плачем, за которым последовал и другой. Анита встала.

- Они никогда не плачут по одному, - сказала она с любовью. Каролина улыбнулась ей, потом вдруг лицо ее помрачнело.

- Мы прервали ваш покой, ваше высочество. - извинился Джимми. - Простите, что побеспокоили вас по такому ничтожному поводу.

Локлир последовал за Джимми к выходу. Когда они удалились настолько, что стражник не мог их слышать, Джимми сказал:

- Может, я чего-то не понимаю, Локи?

Локлир повернулся и минуту смотрел на дверь:

- Происходит что-то... странное. Как будто нас стараются держать подальше.

Джимми подумал над этим. Теперь он понял, что привлекло его внимание, когда они стояли у дверей в покои принцессы. Это был звук женских голосов, или, скорее, тон их голосов: веселый, немного шутливый. Джимми сказал:

- Я начинаю думать, что ты прав. Пошли. У нас мало времени.

- Времени для чего?

- Увидишь.

Джимми побежал по коридору, и, чтобы догнать его, Локлиру пришлось приложить усилие.

Гардан и Волной торопливо шли по внутреннему двору в сопровождении четырех стражей, когда их нагнали мальчики. Граф, едва удостоив их взгляда, спросил:

- Разве вы двое не должны быть уже во дворе?

- Нет, сэр, - ответил Джимми. - На сегодня мы получили задания оставаться в распоряжении главного камергера.

Гардан, казалось, был слегка удивлен этим, но Волней лишь сказал:

- Тогда, я полагаю, вам следует поспешить на случай, если ему требуется ваша помощь. Нам надо начинать шествие.

- Сэр, - спросил Джимми. - Это вы приказали, чтобы мы остались во дворце?

Волней отмахнулся от вопроса.

- Всеми этими мелочами занимались герцог Лори и мастер де Лейси.

Он отвернулся от мальчиков и вместе с Гарданом пошел дальше.

Когда они скрылись за углом и стук сапог сопровождавших их солдат стих, Джимми и Локлир остановились.

- Кажется, я начинаю что-то понимать, - сказал Джимми. Он схватил Локлира за руку. - Пошли.

- Куда? - В голосе Локлира прозвучала нотка разочарования.

- Увидишь, - ответил Джимми уже на бегу.

Локлир побежал следом, повторяя:

- Увидишь, увидишь. Что увижу, черт побери!

На посту стояли двое стражников. Один из них спросил:

- А вы, молодые джентльмены, куда направляетесь?

- К начальнику порта, - раздраженно ответил Джимми, показывая быстро выписанный приказ. - Главный камергер не может найти какую-то декларацию судового груза и торопится получить копию.

Джимми собирался кое-что разведать, но был вынужден тратить время на это поручение. Кроме того, было странно, что главный камергер выбрал такое время, чтобы беспокоиться о каком-то судовом документе.

Стражник, прочитавший приказ, сказал:

- Одну минуту. - Он подозвал другого солдата, стоявшего у дверей в караульню недалеко от главного входа во дворец. Тот подбежал поближе. - Ты можешь проводить этих ребят к начальнику порта и обратно? Им нужно что-то найти для главного камергера.

Стражнику было все равно. Дорога туда и обратно занимала не более часа. Он кивнул, и все трое отправились в путь.

Через двадцать минут Джимми стоял в помещении начальника порта, разговаривая с каким-то мелким чиновником, так как все остальные вышли посмотреть на похоронную процессию. В поисках копии последней судовой декларации товаров, прибывших в королевский порт, чиновник просматривал пачку документов и не переставал ворчать. Пока он вертел ее в руках, Джимми взглянул на пергамент, вывешенный на стене на всеобщее обозрение. Это было недельное расписание выхода кораблей из бухты. Взгляд его задержался на одной строчке, и он подошел поближе. Локлир пошел за ним.

- Что такое?

- Интересно, - показал Джимми.

Локлир еще раз прочитал запись и спросил:

- Почему?

- Не знаю, - ответил Джимми, понижая голос. - Но подумай над тем, что происходит во дворце. Нас отстраняют от участия в процессии, потом мы спрашиваем о причине принцессу. И меньше чем через десять минут после этого нас посылают выполнять это дурацкое поручение. Теперь скажи мне: тебе не кажется, что нас стараются держать подальше от чего-то? Что-то здесь... не то.

- Я же говорил тебе об этом раньше, - нетерпеливо заметил Локлир.

Чиновник наконец нашел и выдал нужный документ, и стражник отвел мальчиков обратно во дворец. Пробегая мимо часовых у ворот, Джимми и Локлир помахали им и направились в кабинет главного камергера.

Они появились, когда тот уже уходил.

- Вот вы где, - сказал барон Джайлс обвиняющим тоном. - Я думал, что мне придется посылать за вами стражу, чтобы найти, где это вы отлыниваете от работы.

Джимми и Локлир переглянулись. Казалось, главный камергер совсем забыл о декларации, Джимми подал ему бумагу.

- Что это? - Камергер посмотрел на документ. - Ах, да, - добавил он, бросая его на стол. - Я займусь этим позже. Мне нужно проследить за началом церемонии. А вы побудьте здесь. В случае чего один из вас останется на посту, а другой пойдет искать меня. Как только катафалк выедет за ворота, я вернусь. - Вы ожидаете, что что-нибудь произойдет, сэр? - спросил Джимми.

Проходя мимо мальчиков, главный камергер ответил:

- Конечно нет, но лучше всегда быть наготове. Я не задержусь.

Когда он ушел, Локлир повернулся к Джимми.

- Ну хорошо. Что происходит? И не смей мне больше говорить "увидишь"!

- Все не так просто. Иди за мной.

Джимми и Локлир помчались вверх по лестнице. Добежав до окна, выходящего во двор, они молча наблюдали за суетой. Участники похоронной процессии занимали свои места, катафалк передвинули. Его сопровождал эскорт из избранных стражников личной гвардии Аруты. В катафалк запрягли шесть черных лошадей, украшенных черными перьями, которых вел в поводу одетый в черное грум. Стражники выстроились по обе стороны катафалка.

Из дворца вышли восемь человек в одежде с гербами. Они несли гроб с телом Аруты к носилкам, которые затем подняли на катафалк. Медленно, почти благоговейно уложили они принца Крондора на окутанное черным холстом сооружение.

Джимми и Локлир впервые смогли разглядеть принца. По традиции процессия двигалась по городу с открытым гробом, чтобы население могло в последний раз увидеть своего правителя. Его закроют за пределами города и откроют лишь в семейном склепе под королевским дворцом в Рилланоне, где семья Аруты сможет попрощаться с ним.

Джимми почувствовал комок в горле и с трудом проглотил его: Аруту одели в его любимый костюм - коричневую бархатную тунику и красновато-коричневые штаны. Сверху на него надели зеленый камзол, который он редко носил. Любимая шпага лежала на руке, а голова оставалась непокрытой. Казалось, принц заснул. Когда катафалк двинулся, Джимми заметил на ногах Аруты темные атласные комнатные туфли.

Затем в поле зрения появился грум, ведущий коня Аруты. Это был великолепный серый скакун, который высоко вскидывал голову у вырываясь из рук грума. К нему подбежал другой, и они вдвоем сумели усмирить беспокойного коня.

Джимми сощурил глаза. Локлир повернулся к нему и заметил странное выражение лица товарища.

- Что такое?

- Черт возьми, удивительное дело. Пойдем, я хочу кое-что проверить.

- Куда?

Но Джимми уже спускался по лестнице, бросив на бегу:

- Бежим, у нас всего несколько минут!

Локлир, застонав, помчался за ним.

Джимми спрятался в тени около конюшен.

- Посмотри, - сказал он, подтолкнув Локлира вперед. Локлир прошелся мимо входа в конюшню, когда оттуда выводили последнюю лошадь для почетного караула. Почти весь гарнизон пройдет по городу вслед за катафалком с телом принца, а дальше весь путь до Саладора его будет сопровождать отряд королевских улан.

- Эй, парень! Смотри куда идешь!

Локлиру пришлось отпрыгнуть в сторону, когда из конюшни выбежал грум, держа в поводу двух лошадей. Он чуть не сбил мальчика с ног. Локлир увернулся и бросился за угол к Джимми.

- Не знаю, что ты хотел там найти, но там ничего нет.

- Именно это я и хотел узнать. За мной, - приказал Джимми и побежал обратно во дворец.

- Куда?

- Увидишь.

Локлир сердито посмотрел в спину Джимми и побежал за ним.

Сквайры мчались вверх по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. Добравшись до окна, выходившего во двор, они перевели дыхание. Путь до конюшен и обратно занял около десяти минут, и процессия уже покидала дворец. Джимми пристально наблюдал за ней. К крыльцу подъехали кареты, и пажи подбежали открыть двери. По традиции в них поедут только члены королевской семьи. Остальные пойдут пешком за катафалком в знак уважения к покойному. Принцессы Анита и Алисия спустились по лестнице и сели в первую карету, а Каролина и Лори поспешили ко второй. При этом герцог так спешил, что едва ли не бежал. Он почти прыгнул в карету вслед за Каролиной, быстро опустив занавеску на окне со своей стороны.

Джимми посмотрел на Локлира, который явно удивлялся поведению Лори. Видя, что комментировать происходящее нет необходимости, Джимми продолжал наблюдение молча.

Гардан в тяжелой черной мантии на плечах занял свое место во главе процессии. Он подал знак, и барабанщик начал медленную приглушенную дробь. Без какого-либо приказа процессия двинулась на четвертый удар барабана. Тихим шагом пошли солдаты, покатили кареты. Вдруг серый скакун подал назад, и, чтобы удержать его на месте, вновь потребовался второй грум. Джимми покачал головой. У него появилось уже знакомое чувство, будто все кусочки мозаики вот-вот встанут на свои места. Затем на его лице появилась понимающая улыбка.

Локлир заметил это.

- Что такое?

- Теперь я понимаю, что затеял Лори. Я знаю, что происходит. - Дружески хлопнув Локлира по плечу, он скомандовал: - Пойдем, нам надо многое сделать, а времени очень мало.

Джимми вел Локлира через тайный туннель. Трепещущие тени от оплывшего факела плясали на стенах. Оба сквайра были одеты по-походному, захватили с собой оружие, запас еды и одеяла.

- Ты уверен, что у выхода никого нет? - пятый раз спросил Локлир.

- Я уже говорил тебе: этот выход я никогда никому не показывал, даже принцу и Лори, - нетерпеливо ответил Джимми. И как бы пытаясь объяснить такое упущение, добавил: - Некоторые привычки невозможно искоренить.

Они исполняли свои обязанности весь вечер, а когда сквайров отпустили, пробрались туда, где торопливо припрятали походные сумки. Время близилось к полуночи.

Дойдя до выхода, Джимми надавил на рычаг, и они услышали щелчок. Джимми положил факел и плечом навалился на стену. После нескольких толчков она с трудом подалась и мальчики выползли через маленькую дверь, замаскированную под каменную кладку в стене под каретным сараем и оказались на ближайшей ко дворцу улице. Меньше чем в полуквартале от них находились боковые ворота с охранявшими их стражниками. Джимми попытался закрыть дверь, но она застряла. Тогда он знаком позвал Локлира и они навалились вместе. Дверь сперва не поддавалась, но потом внезапно захлопнулась с громким стуком. От ворот донесся голос:

- Эй, кто там? Стой и назови свое имя!

Не медля ни секунды, Джимми бросился наутек. Локлир следом. Не оглядываясь, чтобы посмотреть, гонятся ли за ними, пригибая головы, мальчики мчались по мощеным улицам.

Вскоре они затерялись в лабиринте улиц между кварталом бедняков и доками. Джимми остановился, чтобы Поправить мешок, и махнул рукой:

- Туда. Нужно торопиться. "Ворон" отплывает с ночным приливом.

Мальчики бежали по затихшему городу. Скоро они добрались до разрушенных зданий у самого берега. От доков донеслись голоса, отдающие приказы: корабль был готов выйти в море.

- Они отчаливают, - закричал Локлир.

Джимми не ответил, а лишь побежал еще быстрее. Сквайры добрались до доков в тот самый момент, когда был отдан последний конец. Отчаянными прыжками они домчались до корабля, когда тот уже отходил от причала. Сильные руки подтянули их, и через, мгновение они оказались на палубе.

- Так, что тут такое? - раздался вопрошающий голос, и в следующий миг перед ними оказался Аарон Кук.

- Ну-ну, Джимми Рука, ты так хочешь отправиться в морское путешествие, что готов сломать шею, чтоб попасть на борт?

Джимми усмехнулся.

- Привет, Аарон. Мне нужно поговорить с Халлом.

Человек с изрытым оспой лицом нахмурился:

- На борту корабля он капитан Халл для всех, будь то сквайр принца или кто другой. Пойду узнаю, есть ли у капитана для вас время.

Через некоторое время сквайры стояли перед капитаном, который сердито осматривал их единственным глазом.

- Оставили свой пост, так?

- Тревор, - начал Джимми, но заметив, как нахмурился Кук, поправился. Капитан. Нам нужно в Сарт. А судя по списку кораблей, который мы видели у начальника порта, вы сегодня уходите в дозор на север.

- Ты может думаешь, Джимми Рука, что тебе надо проехаться вдоль берега, но твоего звания недостаточно, чтобы приходить ко мне на корабль, даже не попросив у меня на то разрешения. И да будет тебе известно, что, несмотря на вывешенный во благо шпионов список, мой курс лежит на запад, так как до меня дошли сведения о работорговцах из Дурбина, ожидающих в засаде незадачливых купцов, да и квегские галеры всегда шныряют в том районе. Так что как только мы пройдем внешний волнорез, ты вместе с лоцманом сойдешь на берег, если только у тебя нет более веской причины остаться, чем просто желание бесплатно прокатиться.

По лицу бывшего контрабандиста было ясно, что, хотя он и привязан к Джимми, но на борту глупостей не потерпит.

- Могу я поговорить с вами наедине? - спросил Джимми.

Халл переглянулся с Куком, а затем пожал плечами. Джимми целых пять минут шептал что-то старому капитану. Затем Халл вдруг от души рассмеялся:

- Чтоб я утоп! - Через минуту он подошел к Аарону Куку. - Отведи ребят вниз. Как только выйдем из залива, поднять все паруса. Взять курс на Сарт.

Кук немного помешкал, а потом повернулся к матросу и приказал ему отвести мальчиков вниз. Когда они ушли, а лоцман отплыл в своем баркасе, первый помощник созвал всех наверх и приказал поднять паруса и взять на курс на север. Он бросил взгляд на корму, где рядом с рулевым стоял капитан Халл,. но капитан лишь улыбнулся своим мыслям.

Джимми и Локлир в ожидании стояли у поручня. Когда лодка была готова, они перебрались в нее. Тревор Халл подошел поближе.

- Вы уверены, что не хотите добраться до Сарта?

Джимми покачал головой:

- Лучше, если никто не увидит, как мы прибываем на борту корабля королевской таможни. Это привлечет слишком много внимания. Кроме того, здесь неподалеку есть деревня, где можно купить лошадей. В дне езды отсюда местечко, где мы в прошлый раз стояли лагерем. Оттуда можно наблюдать за проезжающими мимо, там мы их и увидим.

- Если только они уже не проехали.

- Они выехали лишь на день раньше нас, и мы плыли по ночам, а им приходилось спать. Мы их здорово опередили.

- Ну что ж, молодежь. Желаю вам покровительства Килиан, которая в минуты просветления помогает морякам и другим горячим головам, и конечно, Баната, бога воров, игроков и дураков. - И более серьезным тоном Халл добавил: - Будьте осторожны, ребята. - А затем дал сигнал спустить лодку.

Было темно, так как солнце еще не успело разогнать прибрежный туман. Шлюпка направилась к берегу, и гребцы старались изо всех сил. Но вот нос лодки заскрипел по песку, и Джимми с Локлиром выпрыгнули на берег.

Хозяин таверны не хотел продавать лошадей, но уверенный тон Джимми, его властные манеры, ловкость, с которой он носил клинок в сочетании с соблазнительным количеством золота переубедили его. К тому времени, когда солнце осветило лес на востоке от деревни Лонгроуд, молодые люди, закупив все необходимое, верхом направлялись по дороге, соединяющей Сарт с Вершиной Квестора.

К полудню они были уже на месте - там, где дорога сужалась. С востока круто вздымались густо поросшие кустарником горы, а с запада прямо к дороге подступал обрыв. С этой выгодной позиции Джимми и Локлир могли видеть всех, кто ехал по дороге или внизу, вдоль берега.

Они зажгли небольшой костер и приготовились ждать.

Дважды за три дня им пришлось вступать в драку. В первый раз на них напала группа наемных солдат, оказавшихся не у дел. Однако решимость молодых людей, а также то обстоятельство, что поживиться у них, кроме двух лошадей, было нечем, охладили пыл нападавших. Один солдат пытался отобрать коня, но шпага Джимми воспрепятствовала этому. Так они и уехали, решив не проливать крови из-за столь ничтожной добычи.

Вторая встреча было значительно опасней: сквайрам пришлось с оружием в руках защищать своих лошадей от настоящих бандитов. Джимми был уверен, что если бы нападавших было больше, им пришел бы конец. Но бандиты убежали, услышав приближающихся всадников, которые оказались небольшим патрулем из гарнизона Вершины Квестора.

Солдаты допросили Джимми и Локлира и поверили их истории. Юноши назвались сыновьями мелкого помещика, которые должны были встретиться с отцом на атом самом месте, - чтобы отправиться в Крондор, вслед за похоронной процессией принца. Сержант, возглавлявший патруль, пожелал им безопасной дороги.

Вечером четвертого дня Джимми увидел троих всадников, скачущих вдоль берега. Он некоторое время наблюдал за ними, а потом сказал:

- Это они!

Джимми и Локлир быстро сели на коней и поскакали через узкое ущелье к берегу. Здесь они остановились.

Вскоре всадники появились перед ними. Судя по оружию и одежде, это были наемные солдаты, грязные и усталые, все бородатые, но у двоих темноволосых солдат бороды были короткими. Они замедлили ход. Разглядев сквайров, первый всадник выругался, а второй недоверчиво покачал головой.

Третий направил лошадь между двумя попутчиками и остановился прямо перед мальчиками.

- Как вы?..

Локлир в изумлении открыл рот: приятель поведал ему многое, но об этом умолчал.

Джимми усмехнулся:

- Долго рассказывать. Если хотите отдохнуть., тут у нас недалеко разбит небольшой лагерь. Правда, он у самой дороги.

Всадник почесал двухнедельную бороду.

- Отчего же. Нет смысла продолжать путь сегодня.

Усмешка Джимми стала еще шире:

- Должен заметить, что ты самый живой из всех трупов, какие я когда-либо видел, а видел я их немало.

Арута усмехнулся в ответ. Повернувшись к Лори и Роальду, он сказал:

- Надо дать отдых лошадям и выяснить, как эти двое мошенников раскрыли наш секрет.

Костер весело горел, солнце догружалось в море, а они лежали вокруг костра, все, кроме Роальда, который стоял на страже, наблюдая за дорогой.

- Мелочи, - объяснял Джимми. - Обе принцессы были скорее обеспокоены, чем убиты горем. А когда нас отстранили от участия в процессии, я начал подозревать, в чем дело.

- Это я первый сказал, - вмешался Локлир. Джимми метнул в сторону Локлир а суровый взгляд: он и сам расскажет, как было дело.

- Да, так и было. Он заметил, что нас стараются держать подальше. Теперь я знаю почему: я бы сразу узнал этого лже-принца и понял бы, что вы отправляетесь на Север, чтобы покончить с Мурмандрамасом.

- Именно поэтому вас и держали подальше, - сказал Лори.

- В чем и заключался весь план, - добавил Роальд.

Джимми выглядел уязвленным.

- Вы могли бы довериться мне.

Арута никак не мог решить, забавляет его эта ситуация или раздражает.

- Дело было не в доверии, Джимми. Я так решил, поскольку не хотел, чтобы ты поехал с нами. - И с усмешкой добавил: - А теперь вас двое.

Локлир в тревоге посмотрел на Джимми, но уверенность старшего товарища успокоила его.

- Что ж, и принцы допускают ошибки. Вспомните, в какую передрягу вы бы попали, если бы я не обнаружил ту ловушку в Морелине.

Арута кивнул в знак того, что сдается.

- Значит, ты понял: во дворце что-то не так. Потом вычислил: Лори и Роальд собрались на Север. Но как ты заподозрил, что я жив?

- Меня осенило, когда мы наблюдали, как мимо нас провезли тело. Если тебя собирались хоронить в любимой одежде, то не забыли бы любимые сапоги. - Он показал на сапоги принца. - Но на его ногах были туфли. Это потому, что сапоги убийцы были испачканы грязью и кровью. Скорее всего, тот, кто обряжал тело, решил их не мыть, а поискать другую пару, но не нашел или они не подошли, поэтому он просто надел на ноги трупа туфли. Вы не сожгли все тело, сожгли только сердце. Должно быть, отец Натан наложил чары, чтобы сохранить его.

- Я еще не знал для чего, но подумал, что труп может пригодиться. Затем было покушение в храме. Кинжал был настоящим, - принц рассеянно потер больной бок, - но рана оказалась легкой.

- Ха! - сказал Лори, - Еще на дюйм выше и на два правее, и у нас были бы настоящие похороны.

- В первую ночь мы долго думали - Натан, Гардан, Волней, Лори и я, - пока не определили как быть, - продолжал Арута. - Я решил притвориться мертвым. Волней задержал процессию до тех пор, пока не прибыли местные дворяне, и у меня оказалось достаточно времени, чтобы залечить рану. Я хотел исчезнуть из города незамеченным. Если Мурмандрамас считает, что я мертв, он перестанет меня искать. А с этим, - он показал талисман, который ему дал ишапианский аббат, - он не найдет меня с помощью магии. Надеюсь, это заставит его начать действовать преждевременно.

Лори спросил:

- А как вы добрались сюда? - спросил Лори. - Вы не могли обогнать нас по дороге.

- Я попросил Тревора Халла подбросить нас, - ответил Джимми.

- Ты все рассказал ему? - спросил Арута.

- Но только ему. Даже Кук не знает, что ты жив.

Роальд заметил:

- Все равно слишком много людей знает об этой тайне.

- Но ведь всем, кто знает, можно доверять, сэр, - вставил свое слово Локлир.

- Дело не в том, - сказал Лори. - Знают Каролина и Анита, а также Гардан, Волней и Натан. Даже де Лейси и Валдис остались в неведении. Король узнает обо всем только тогда, когда Каролина наедине поговорит с ним в Рилланоне. Знают только эти люди.

- А Мартин? - спросил Джимми.

- Лори послал ему сообщение. Он встретит нас в Илите, - ответил Арута.

- Это опасно, - заметил Джимми.

Лори пояснил:

- Только несколько человек поняли бы содержание записки. Там было сказано: "Северянин. Приходи быстрее". И подпись: "Артур". Он поймет, что никому не следует знать, что Арута жив.

Джимми оценил краткость сообщения:

- Только присутствующие здесь знают, что Северянин - это таверна в Илите, где Мартин боролся с этим Лонгли.

- А кто такой Артур? - спросил Локлир.

- Его высочество, - сказал Роальд. - Под этим именем он путешествовал в прошлый раз.

- Я пользовался им, когда приехал в Крондор с Мартином и Амосом.

Джимми задумался.

- Вот уже второй раз мы едем на Север, и второй раз я жалею, что Амоса Траска нет с нами.

Арута сказал:

- Что ж, ничего не поделаешь. Давайте спать. Впереди у нас долгая дорога, а мне еще нужно решить, что делать с этими двумя мошенниками.

Джимми завернулся в одеяло, все остальные последовали его примеру, а Роальд остался сторожить. В первый раз за многие недели Джимми быстро заснул, и сон его не был печальным.

Глава 7 ТАЙНЫ

Райат с грохотом ворвался в знакомые небеса. Пролетая над лесами Королевства, он начал описывать, круги. Мысленно он передал: Мне нужно поохотиться. В полете дракон предпочитал разговаривать с помощью мысли, хотя на земле он говорил вслух. Томас оглянулся на Пага и тот заметил;

- До острова Макроса еще далеко. Почти тысяча миль.

Томас улыбнулся.

- Мы будем там быстрее, чем ты можешь представить.

- Как далеко может лететь Райат?

- Он может облететь вокруг света без посадки, хотя, не думаю, что он сочтет какое-то дело настолько важным, чтобы продемонстрировать это. Кроме того, ты не видел и десятой доли его скорости.

- Хорошо, - ответил Паг. - Тогда пусть поохотится на Острове Колдуна.

Томас попросил дракона потерпеть еще немного, и тот недовольно согласился. Все выше поднимаясь в голубые небеса Мидкемии, Райат следовал указаниям Пага. Они летели над вершинами гор к Горькому морю. Мощными взмахами крыльев набрав высоту, дракон парил, а скорость все увеличивалась, и Паг задумался, есть ли ей предел. Они мчались быстрее, чем бегущая лошадь, и скорость продолжала нарастать. В полете Райата присутствовала магия: распластанные крылья дракона оставались неподвижными, а они летели все быстрее и быстрее. Магия Томаса защищала их от ветра и холода, хотя у Пага от возбуждения Кружилась голова. Леса Дальнего берега уступили место горным вершинам Серых Башен, затем они пронеслись над землями Вольных городов Наталя и долетели до Горького моря. Голубые волны, сверкающие серебряными и зелеными отблесками, бороздили суда, следующие летнему торговому маршруту из Квега к Вольным городам. Сверху они выглядели как детские игрушки.

Пролетая над островным королевством Квега, они увидели столицу и отдаленные деревеньки, кажущиеся с такой высоты крошечными. Далеко под ними вдоль берега, образуя строй, промчались крылатые тени, и дракон весело усмехнулся.

- Ты. ведь знаешь их, не так ли, повелитель драконов?

- Они уже не те, что были когда-то, - ответил Томас.

- О чем это вы? - поинтересовался Паг.

Томас показал вниз.

- Это потомки гигантских орлов, с которыми я охотился, то есть Ашен-Шугар охотился много веков назад. Я использовал их так, как люди используют соколов. Те древние птицы после определенного обучения становились очень смышлеными.

- Люди, живущие на острове, тоже обучают их и запрягают как лошадей. Эти орлы - падшее племя.

- Как и многие другие, они лишь тень того, чем были раньше. - Томас, похоже, был задет.

Дракон с усмешкой ответил ему:

- Но есть и такие, что многое приобрели, валкеру.

Паг промолчал. Как ни хорошо понимал он своего друга, в нем было много такого, чего он никогда не постигнет. Томас был единственным в мире существом, и никто из людей не мог даже представить себе бремя, лежащее на его сердце. Паг догадывался, что вид потомков когда-то гордых орлов Ашен-Шугара причиняет Томасу боль, но он решил не бередить рану: что бы ни Испытывал Томас, это была его ноша.

Через некоторое время внизу показался еще один остров, совсем маленький по сравнению с Квегом, но достаточно просторный, чтобы на нем могли вырасти многолюдные поселения. Однако Паг знал: жители Королевства не селятся здесь - это был Остров Колдуна, дом Макроса Черного, овеянный зловещими легендами.

Пролетев над северо-западным берегом острова, они спустились пониже, облетели горную гряду и приблизились к небольшой долине.

- Не может быть! - вырвалось у Пага.

- Что - не может быть? - спросил Томас.

- Здесь раньше было такое необычное... место:

дом с хозяйственными постройками. Здесь я и встретил Макроса. Тогда я, Кулган, Гардан и Мичем сопровождали Аруту.

Они устремились вниз, едва не коснувшись высоких деревьев.

- Эти дубы и сосны не могли бы вырасти за тот десяток лет, что прошел с тех пор, как ты был здесь, Паг, - заметил Томас. - Они выглядят очень древними.

- Это одна из многочисленных тайн Макроса. Будем надеяться, что замок все еще на месте.

Райат пронесся еще над одной горной грядой, и они ясноувидели единственное строение на всем острове - одиноко стоящий замок. Дракон сделал круг над берегом, где Паг и его друзья впервые высадились на остров много лет назад, потом быстро спустился и приземлился на дороге, проходившей над песчаной отмелью. Попрощавшись со своими спутниками, Райат взметнулся ввысь и улетел охотиться. Томас, наблюдавший за исчезавшей в лазурном небе точкой, промолвил:

- Я даже забыл, что такое летать на драконе. - Он задумчиво посмотрел на Пага. - Когда ты предложил мне сопровождать тебя, я боялся опять разбудить укрощенные внутренние силы. - Он похлопал себя по груди. - Я думал, что здесь ждет Ашен-Шугар, которому нужен лишь предлог, чтобы подняться и одолеть меня. - Паг наблюдал за выражением лица Томаса. Его друг умело прятал чувства, но Пар все же видел, что он сильно волнуется. - Но теперь я знаю, что между Ашен-Шугаром и Томасом нет никакого различия. Я - это тот и другой одновременно. - Он опустил голову, напомнив Пагу, как мальчиком он искал оправдание какому-либо проступку перед матерью. - Я чувствую, что многое пробрел, но и многое потерял.

Паг кивнул:

- Нам никогда уже не стать теми мальчишками, какими мы были когда-то, Томас. Но мы приобрели больше, чем смели мечтать. И все, то, что чего-либо стоит, приобрести не так просто. И не очень легко.

Томас смотрел на море.

- Я думаю о своих родителях, которых не видел с конца войны. Я ведь уже совсем не тот, что был когда-то их сыном.

Паг понимал его.

- Им будет тяжело, но они добрые люди и примут тебя таким, как есть. Они хотели бы повидать внука. Томас вздохнул, а затем горько рассмеялся:

- Калис не такой, как они ожидают, впрочем, как и я сам. Но нет, я не боюсь встретиться с ними вновь. - Он повернулся к Пагу и мягко добавил: - Я боюсь, что никогда не увижу их снова.

Паг тоже подумал о своей жене Кейтале и друзьях в Звездной Пристани. Он взял Томаса за руку и долго не выпускал ее. Несмотря на всю силу и могущество, которыми они овладели, несмотря на способности, равных которым не нашлось бы во всем мире, они были смертны, и Паг даже лучше, чем Томас, знал, против какого ужаса они решились выступить. Паг ни с кем не делился мрачными подозрениями и опасениями. Молчание эльдаров во время его обучения, их присутствие на Келеване, знания, полученные от них, - все указывало на возможности" которые, Паг горячо надеялся, не обманут их. Он пришел к решению, о котором никому не скажет, пока у него не останется выбора. Отбросив тревогу, он сказал:

- Пойдем, мы должны найти Гейтиса. Они стояли у самого берега на развилке двух дорог. Паг знал, что одна из них вела к замку, а другая - в маленькую долину с заколдованным домом и постройками, туда, где он впервые повстречался с Макросом. Теперь Паг жалел, что вернувшись сюда за наследством Макроса - библиотекой, ставшей сердцем Академии магов в Звездной Пристани, - они не посетили эту долину. Теперь те здания исчезли, а на их месте росли древние на вид деревья... Это был, как он уже сказал, один из секретов Макроса Черного. Они пошли по тропе к замку.

Замок стоял на высоком плато, окруженный глубоким оврагом, речка на дне которого бежала к Морю. Проходя по опущенному разводному мосту, они слышали гулко отдававшийся эхом плеск волн. Замок был возведен из неизвестного темного камня, вокруг ворот над подъемной решеткой были вырезаны странные создания, которые каменными взглядами провожали Томаса и Пага. Внешне замок выглядел точно так же, как в тот единственный раз, когда Паг побывал здесь, но войдя внутрь, он понял, что все изменилось.

В прошлое посещение замок и двор были ухожены, а теперь в трещинах камней основания замка росла сорная трава, двор был полон птичьего помета. Друзья подошли к большим дверям в главной башне: они оказались незаперты. Когда створки толкнули, раздался пронзительный скрежет заржавевших петель. Паг повел своего друга вдоль длинного коридора, затем вверх по лестнице в башню, и наконец они добрались до кабинета Макроса. В прошлый раз, чтобы войти в кабинет. Пагу потребовалось произнести заклинание и ответить на вопрос на языке цурани, но сейчас легкого толчка оказалось достаточно. Комната была пуста.

Паг повернулся я бегом спустился в главный вал замка. В отчаяния он закричал:

- Эй, есть кто в замке?

Голос его отразился эхом от каменных стен.

- Кажется, никого нет, - заметил Томас.

- Не понимаю. Когда мы разговаривали в прошлый раз, Гейтис сказал, что останется здесь, ожидая возвращения Макроса и поддерживая порядок в замке. Я был недолго знаком с ним, но могу поклясться, что он бы сумел содержать дом в порядке.

- Разве что он больше не может этого делать, - сказал Томас. - Может, кому-нибудь понадобилось нанести на остров визит. Пираты или квегские галеры?

- Или слуги Мурмандрамаса? - Паг заметно сник. - Я надеялся, что Гейтис подскажет, где искать Макроса. - Паг осмотрелся и нашел каменную скамью у стены. Присев на нее, он добавил: - Мы далее не знаем, жив ли чародей. Как же нам найти его?

Томас встал напротив Пага, как башня возвышаясь над ним. Он поставил, одну ногу на скамью и наклонился, опираясь локтями на колено.

- Может быть, замок заброшен, так как Макрос уже вернулся и опять ушел?

Паг поднял голову.

- Может быть. Здесь есть чары... чары Малого Пути.

- Насколько я понимаю в чарах... - начал Томас.

Паг перебил его:

- Я кое-чему научился в Эльвардейне. Надо попробовать.

Он закрыл глаза и начал читать заклинание, тихим голосом выговаривая слова, направляя свой разум вдоль чуждого ему Пути. Внезапно он широко распахнул глаза.

- На замке лежит заклятие. Эти камни... они неправильные.

Томас посмотрел на Пага с немым вопросом в глазах. Паг поднялся и дотронулся до камней.

- Я использовал заклинание, которое должно было считать информацию с самих стен. Что бы ни происходило рядом с предметами, оно оставляет слабый след воздействующих на них энергий. Зная способ, их можно читать, как мы читаем записи на пергаменте. Это трудно, но возможно. Но эти камни чисты. Как будто ничто живое не проходило через эти залы. - Вдруг Паг повернулся к двери. - За мной! - крикнул он.

Томас последовал за ним во внутренний двор. Там Паг остановился, подняв руки над головой. Томас почувствовал, как мощные потоки энергии собираются вокруг них. Паг набирал силу. Затем маг закрыл глаза и быстро заговорил на языке, который показался Томасу одновременно чужим и знакомым. Потом Паг открыл глаза и промолвил:

- Пусть явится истина!

Вдруг от него кругами пошла рябь. Томасу показалось, что замок сдвинулся. Воздух замерцал, и с одной стороны оказался заброшенный замок, а там, где провала рябь, появлялся хорошо ухоженный двор. Круг быстро расширялся, иллюзия растворялась, и неожиданно Томас обнаружил, что они стоят в красивом дворике. Недалеко от них странное создание тащило вязанку хвороста. Оно остановилось, на его лице отразилось удивление, и существо выронило вязанку.

Томас схватился за меч, но Паг сказал:

- Нет, - и удержал руку друга.

- Это же горный тролль!

- Гейтис рассказывал, что Макрос использовал много разных слуг, поручая каждому работу в соответствии с его способностями.

Удивленный тролль устрашающей наружности, с широкими плечами и длинными клыками, повернулся и, сутулясь, по-обезьяньи убежал в строну двери во внешней стене. Из конюшни вышло еще одно существо, подобного которому человек не видел на земле. Заметив гостей, оно остановилось. Существо было всего трех футов ростом, с медвежьей мордой и красно-золотым мехом. Увидев, что люди пристально рассматривают его, существо отставило щетку, которую держало в лапах, и попятилось обратно в конюшню. Паг смотрел на него, пока существо не исчезло из виду. Приложив руки ко рту в виде рупора, Паг крикнул:

- Гейтис!

Почто в то же мгновение двери большого зала распахнулись, и в них появилось существо, похожее на гоблина. Оно было повыше, чем гоблин, и хотя низкие надбровные дуги и большой нос были, как у всех гоблинов, черты лица выглядели более благородными, а движения более изящными. Он был одет в голубую фуфайку и штаны, желтый камзол и черные сапоги. Сбежав вниз по лестнице, он поклонился гостям.

- Добро пожаловать, мастер Паг, - немного пришепетывая, сказал Гейтис. Затем он посмотрел на Томаса. - А это, должно быть, мастер Томас?

Томас и Паг переглянулись, и Паг ответил:

- Мы ищем твоего хозяина.

Гейтис выглядел огорченным.

- Это будет несколько сложно, мастер Паг. Насколько я могу судить. Макроса больше нет.

Паг медленно потягивал вино. Гейтис отвел их в комнату, куда принесли угощение. Хранитель замка отказался присесть и, стоя напротив, рассказывал им свою историю.

- Итак, как я уже сказал, мастер Паг, между мной и Макросом Черным есть некая связь. Я чувствую его... бытие? Каким-то образом я всегда ощущаю, что он где-то есть. Однажды, примерно через месяц после вашего отъезда, я проснулся ночью, почувствовав отсутствие этого... контакта. Это меня очень обеспокоило.

- Значит, Макрос мертв, - сказал Томас.

Гейтис как-то очень по-человечески вздохнул:

- Боюсь, что так. А если нет, то он находится в месте столь чуждом и отдаленном, что между ним и смертью нет большой разницы.

Паг молча обдумывая его слова; а Томас спросил:

- Тогда кто же наложил чары на замок?

- Мой хозяин. Я привел их в действие вскоре после того, как Принц Арута, мастер Паг и Мастер Кулган уехали из замка. В отсутствие Макроса Черного, чтобы обеспечить нашу безопасность, он считал необходимым снабдить нас "защитной окраской", если можно так выразиться. Дважды в поисках добычи остров прочесывали пираты. Но они ничего не нашли.

Паг поднял голову:

- Значит, вилла еще существует? -

- Да, мастер Паг. Она также скрыта чарами. - Голос Гейтиса звучал обеспокоенно. - Должен признаться, что хотя я не являюсь специалистом по этой части, я считал, что чары, создающие иллюзию, мне недоступны. - Он опять вздохнул. - Теперь я буду беспокоиться, что замок останется без них, когда вы уедете.

Паг успокоил его.

- Я восстановлю иллюзию, когда мы соберемся уезжать.

Что-то тревожило Пага, он вспоминал, как говорил с Макросом о вилле.

- Когда я спросил Макроса, живет ли он в доме, он ответил: "Нет, хотя когда-то давно я жил там". - Он посмотрел на Гейтиса. - Был ли у него в доме кабинет, такой же, как в башне?

Гейтис ответил:

- Да, давным-давно, до того, как здесь появился я.

Паг встал.

- Тогда нам нужно идти туда.

Гейтис вел их вниз по тропинке в долину. Красные черепичные крыши были точно такими же, как их помнил Паг. Томас сказал:

- Это странное место, хотя внешне оно выглядит очень приятно. При хорошей погоде оно могло бы стать прекрасным домом.

- Так когда-то. думал и мой хозяин, - - заметил Гейтис. - Но, как он рассказывал, он надолго уезжал. А когда вернулся, то увидел, что вилла опустела, те, кто жили там, покинули ее без всяких объяснений. Сначала он пытался найти своих Друзей, но вскоре отчаялся узнать что-либо об их. судьбе. Тогда он стал опасаться за сохранность книг и рукописей, а также за безопасность, слуг, которых хотел сюда привезти, поэтому он построил замок. И принял дополнительные меры предосторожности, - добавил он со смешком.

- Легенда о Макросе Черном.

- Страх перед черной магией иногда служит лучшей охраной, чем высокие стены замка, мастер Паг.. Это было нелегко: окружать этот солнечный остров темными облаками и поддерживать вспышки голубого огня в высокой башне каждый раз, когда приближался корабль. Все это было довольно хлопотно.

Они вошли во внутренний двор виллы, окруженной лишь невысокой стеной. Паг задержался, чтобы осмотреть фонтан, где пьедестал украшали три дельфина, и сказал:

- Рисунок в моей комнате напоминает этот. Гейтис провел их к главному зданию, и вдруг Паг понял. Хотя здесь не было ни соединительных проходов, ни покрывающих их крыш, по размеру и расположению комнат эта вилла в точности походила на его дом на Келеване. План был тот же. Паг остановился, на лице его отразилось изумление.

Томас спросил:

- Что случилось?

- Кажется, Макрос повлиял на меня гораздо более тонко, чем я думал. Я построил дом на Келеване, в точности повторяя этот, даже не подозревая, что я делаю. Мне казалось, что именно таким он должен быть. А теперь я думаю, что у меня не было выбора. Идем, я покажу тебе, где находится кабинет.

Он безошибочно повел их в комнату, которая располагалась там же, где его собственный кабинет. Вместо ткани, которой закрывают вход в помещение на Келеване, они увидели деревянную дверь, но Гейтис кивнул.

Паг открыл дверь и вошел. Комната была точно такой же по размеру и форме. Покрытый пылью письменный стол и кресло стояли там же, где Паг поместил свой стол и подушки. Паг засмеялся, в изумлении помотав головой.

- У волшебника было много тайн. - Он подошел к небольшому камину и, отодвинув камень, открыл маленький тайник. - Я встроил такой же тайник в камин в своем доме, хотя и не понимал, зачем. Я им никогда не пользовался.

В тайнике лежал свиток пергамента. Паг достал его и осмотрел. Свиток был обвязан лентой без печати.

Когда он развернул его и прочел, лицо его оживилось.

- О, ты великий человек! - промолвил он. И, посмотрев на Томаса и Гейтиса, объяснил: - Это письмо на языке цурани. Даже если бы чары были разрушены и кто-нибудь наткнулся на тайник и свиток в этой комнате, нет почти никаких шансов на то, что он смог бы прочитать то, что здесь написано.

Он опять заглянул в свиток и начал читать его вслух:

- Паг, если ты читаешь эти строки, то, скорее всего, я мертв. Если же нет, то я нахожусь за пределами обычного времени и пространства. В любом случае я не смогу оказать тебе помощь, которой ты ждешь. Ты уже выяснил кое-что о природе Врага и знаешь, что он угрожает и Келевану, и Мидкемии. Попробуй найти меня в Палатах Мертвых. Если меня там нет, это значит, что я жив, но оказался в плену в месте, которое трудно обнаружить. Тогда ты должен сделать выбор: либо самому попытаться узнать как можно больше о противнике, что очень опасно, но возможно, либо найти меня. Что бы ты ни выбрал, знай, что я желаю тебе благословения богов, Макрос. - Паг отложил свиток. - Я надеялся на большее.

- Мой хозяин был могущественным магом, - покачал головой Гейтис, - но даже у него был предел. Как он указал в своем последнем послании, он не мог прорвать пелену времени, когда проник вместе с вами в космический коридор. С того момента время перестало быть прозрачным для него, как и для других людей. Он мог только предполагать.

- Похоже, нам придется найти Палаты Мертвых, - сказал Томас.

- Но где их искать? - спросил Паг.

- Послушайте, - сказал Гейтис, - За Безбрежным морем лежит южный континент, который люди называют Новиндус. С севера на юг протянулась горная гряда, которая на языке живущих там людей называется Ратнгари, что означает "Шатер богов". На двух высочайших вершинах. Небесных Столбах, расположен Божественный Город, или, как говорят люди, Дом Богов. У подножия этих вершин, на склонах находится некрополь - Город Мертвых Богов. Выше всех на склоне горы расположен храм, посвященный четырем забытым богам. Там вы найдете туннель, ведущий в сердце гор. Это и есть вход в Палаты Мертвых.

Паг задумался.

- Мы проведем ночь здесь, а утром позовем Райата и переправимся через Безбрежное море.

Томас, не говоря ни слова, повернулся и направился обратно в замок Макроса. Обсуждать было нечего. У них не было выбора. Волшебник все предусмотрел.

Райат начал снижаться. Много часов подряд они летели быстрее, чем Паг когда-либо мог представить. Безбрежное море катило волны под ними - огромный океан, который, казалось, невозможно пересечь. Но, узнав о месте назначения, дракон не колебался ни минуты. Теперь же, много часов спустя, они летели над континентом на другой стороне планеты. Они двигались с востока на запад и в направлении южного полушария и выиграли несколько часов пути при свете дня. Поздним вечером они увидели южный континент Новиндус.

Сначала они пролетели над большой пустыней, окруженной высокими скалами, на сотни миль тянущимися вдоль побережья. Высадившийся на северном побережье путешественник должен был бы несколько дней идти по неприступным скалам, чтобы отыскать питьевую воду. Затем дракон пересек степь. Далеко внизу с севера на юг двигались сотни маленьких повозок, окруженных стадами коров, овец и табунами лошадей. Какой-то кочевой народ двигался по тропе предков, не замечая летящего высоко в небе дракона.

Потом они увидели первый город. Через степь текла могучая река, .напомнившая Пагу реку Гагаджин на Келеване. На ее южном берегу раскинулся город, а дальше на юг была видна возделанная земля. Далеко на юго-западе в вечерней, дымке вставала цепь гор: это и был Шатер богов.

Райат начал снижаться, и вскоре они приблизились к паре высоких вершин в центре гордой цепи - Небесным Столбам. Они возвышались над остальными пиками, утопая в облаках. Что бы ни находилось у подножия гор, оно было скрыто густым лесом. Дракон воспользовался последними минутами солнечного света, чтобы найти поляну и приземлиться.

Он сел и сказал:

- Мне нужно поохотиться и поспать. Я должен отдохнуть.

Томас улыбнулся.

- Чтобы закончить путешествие, ты нам не понадобишься. Мы можем не вернуться из места, куда направляемся, а тебе будет трудно найти нас.

Дракон удивился:

- Ты потерял здравость мышления, валкеру? Иначе ты бы вспомнил, что нет такого места в космосе, куда я не мог бы попасть, если понадобится.

- Это место находится вне пределов досягаемости для тебя, Райат. Мы собираемся вступить в Палаты Мертвых.

- Тогда вы действительно окажетесь недоступны для меня, Томас. И все же, если ты и твой друг вернетесь в царство жизни, тебе стоит только позвать, и я откликнусь. Доброй охоты, валкеру. Этим я сейчас и займусь.

Дракон развернул крылья и взмыл в темнеющее небо.

- Он устал, - заметил Томас. - Драконы обычно охотятся на диких животных, но, думаю, завтра какой-нибудь фермер не досчитается пары овец или коров, а Райат несколько дней проспит с полным животом.

Паг посмотрел в густеющий мрак.

- В этой спешке мы забыли позаботиться о провизии для себя.

Томас присел на кучу поваленных деревьев.

- В сагах нашего детства мы не задумывались о таких вещах. - Паг вопросительно поглядел на друга, и Томас добавил: - Помнишь леса Крайди, где мы играли мальчишками? - Его лицо озарила радость. - В наших детских баталиях мы побеждали врагов, как раз чтобы успеть домой к ужину.

Паг присел рядом. Усмехнувшись он сказал:

- Помню. Ты всегда играл роль павшего героя какой-нибудь великой битвы, который прощался со своими верными друзьями.

В голосе Томаса послышалась задумчивая нотка.

- Только на этот раз мы не сможем просто встать и вернуться к маме на кухню за ужином после того, как нас убивают.

Они помолчали.

- И все же нам стоит устроиться поудобнее, - сказал Паг. - Я подозреваю, что некрополь зарос, иначе мы увидели бы его с воздуха. Мы сможем найти его только завтра. Кроме того, - добавил он с легкой улыбкой, - устал не только Райат.

- Спи. Если чувствуешь усталость. - Глаза Томаса высматривали что-то в зарослях. - Я научился не обращать внимания на усталость.

Выражение лица друга заставило Пага проследить за взглядом Томаса: во тьме что-то двигалось.

Вдруг в лесу прямо за их спинами послышался рев. Только что на поляне было тихо, а затем кто-то или что-то прыгнуло из леса на Томаса.

На этот полукрик-полурев ответила еще дюжина голосов, и Паг вскочил на ноги. Томас покачнулся - этот зверь или человек оказался одного роста с ним. Но ни один смертный на Мидкемии не мог сравниться в силе с валкеру. Томас выпрямился и, схватив нападавшего за мех, одним рывком, как ребенка, перекинул его через голову и швырнул в другое существо, бегущее ему навстречу.

Паг соединил руки над головой, и над поляной вдруг прогремел гром. Его раскат оглушал, и те, кто находились поблизости, на мгновение замерли. Из поднятых рук Пага вылетели слепящие молнии, и окружившие путников существа замерли.

Внешним обликом они напоминали одновременно и тигров и людей. Их головы, руки и ноги были покрыты рыжим мехом с черными полосами, но все они носили панцирь голубого металла и штаны, доходящие до середины бедра, тоже из какой-то черно-голубой ткани, а в руках каждый сжимал короткий меч и нож.

Ослепленные блеском молнии, порожденной магией Пага, они согнулись, словно в поклоне. Паг быстро прочитал еще одно заклинание, и люди-тигры повалились наземь. Маг едва держался на ногах, он громко вздохнул и сел на ствол поваленного дерева.

- Это было почти что слишком. Навести чары сна на такую толпу...

Томас, казалось, почти не слушал его. Он держал меч и щит наготове.

- Их еще много в лесу.

Паг стряхнул с себя оцепенение и встал. Вокруг них в деревьях слышался легкий шелест, словно ветер пробегал по ветвям, но на самом деле ночь была безветренной. Затем несколько десятков людей-тигров одновременно выступили из темноты.

- Брось оружие, человек. Вы окружены.

Остальные нападавшие, казалось, замерли, готовые к прыжку, как огромные коты, которых они напоминали.

Томас посмотрел на Пага и кивнул, позволив одному из людей-тигров забрать меч. Предводитель махнул рукой и крикнул:

- Связать их! - Томас не сопротивлялся, Паг последовал его примеру. - Вы убили много моих воинов!

- Нет, они спят, - возразил Паг.

Один из воинов наклонился и осмотрел лежащих.

- Туан, это правда.

Тот, кого назвали Туаном, пристально посмотрел Пагу в лицо.

- Ты умеешь колдовать, однако позволяешь себя схватить. Почему?

- Из любопытства. Мы не хотим вам зла, - ответил Паг, и люди-тигры, стоявшие вокруг них, засмеялись.

Тогда Томас просто развел руки, и веревки с них сами соскочили. Он протянул руку к тому воину, что держал его золотой меч, и оружие вырвалось из цепких лап изумленного человека-тигра и перелетело к Томасу. Смех затих.

Задрожав от гнева, Туан зарычал и махнул лапой с длинными когтями перед самым лицом Пага. Маг заслонился рукой, из его ладони вырвался золотой луч света, и человек-тигр отпрянул от него.

Воины стали подходить поближе, и двое навалились на Томаса сзади. Он легко стряхнул обоих и схватил Туана за загривок, без видимых усилий подняв существо больше шести футов ростом. Как любой кот, которого держат за загривок, Туан беспомощно болтал лапами.

- Остановитесь, или он умрет, - сказал Томас. Люди-тигры заколебались, потом один из них упал на колени, и его примеру последовали другие. Томас отпустил Туана, и тот упал на землю, мягко спружинив на лапах.

- Кто вы такие?

- Я валкеру Томас, которого когда-то звали Ашен-Шугаром, повелителем орлов.

При этих словах у людей-тигров вырвались восклицания, напоминавшие одновременно мяуканье, рычание и хныканье.

- Древний повелитель! - - несколько раз повторили они, сбившись в кучу и замерев в ужасе.

- Кто эти существа? - спросил Паг. - Чего они испугались?

- Они боятся меня, - ответил Томас. - Я для них - воплощенная легенда. Это создания Друкен-Корина. - Увидев по лицу Пага, что он не понимает, Томас добавил: - Друкен-Корин - тоже валкеру. Он был повелителем тигров и вывел эти существа для охрани своего дворца. - Он посмотрел вокруг. - Наверное, дворец этот находится где-то здесь, в лесу. Он повернулся к Туану: - Вы воюете с людьми?

- Мы воюем со всеми, кто входит в наш лес, древний повелитель, - прорычал Туан, все еще стоя на коленях. Это наша земля, как ты знаешь. Ведь это ты освободил нас.

Томас сощурил глаза, а потом широко раскрыл их.

- Я... Да, я помню. - Его лицо побледнело, и он сказал Пагу: - Я думал, что вспомнил все о тех днях...

- Мы решили, что в наш лес вошли воины, - сказал Туан. - Рэна из Махарта ведет с нами войну от имени короля-первосвященника из Ланады. Боевые слоны помогают ему удерживать равнины, но леса все еще наши. В этом году он вошел в союз с верховным владыкой Города на Змеиной реке, и тот дает ему солдат. А Рэна посылает их против нас. Поэтому мы убиваем всех, кто приходит сюда: людей, гномов, гоблинов или людей-змей.

- Пантатианцы! - воскликнул Паг.

- Так их называют люди, - ответил Туан. Земля змей находится далеко на юге, но иногда они приходят на север, чтобы причинить другим зло. Мы обходимся с ними сурово. - Он повернулся к Томасу: - Ты пришел, чтобы поработить нас опять, древний повелитель?

Томас уже вышел из состояния мечтательности.

- Нет, те дни давно ушли в прошлое. Мы ищем вход в Палаты Мертвых в Городе Мертвых Богов. Проведите нас туда.

- Я проведу вас, - Туан махнул рукой и что-то прорычал своим соплеменникам на гортанном язы-ке: через мгновение они исчезли во тьме среди деревьев. Когда все ушли, он сказал: - Идемте, путь далек.

Туан вел их сквозь ночь, и в пути Паг засыпал его вопросами. Сначала человек-тигр отвечал магу неохотно, но Томас дал понять, что будет лучше, если Туан будет оказывать им содействие, и. предводитель тигров стад разговорчивее. Тигриный народ жил в маленьком городе к востоку от места, где приземлился дракон. Тигры издавна ненавидели драконов, поскольку те совершали налеты на стада людей-тигров. Поэтому на случаи, если потребуется прогнать дракона, был послан целый отряд.

Их город не имел названия, все называли его просто Город Тигров. Никто из людей, видевших его, не вернулся оттуда - тигры убивали всех вторгавшихся на их территорию. Туан очень мало доверял людям, и на прямой вопрос о причине ответил:

- Мы были здесь прежде людей. Они забрали наш лес на востоке. Мы сопротивлялись. Между нами всегда была война.

О пантатианцах Туан знал только то, что они убивали врагов, не целясь. Когда Паг спросил, как появились люди-тигры и как Томас освободил их, то получил в ответ лишь молчание. Видя, что Томасу тоже не нравятся эти вопросы, Паг не стал настаивать. После перехода через горы у подножия Небесных Столбов они подошли к глубокому оврагу. Туан остановился. На востоке занималась заря.

- Здесь живут боги, - сказал он. Они посмотрели вверх. Вершины гор были освещены первыми лучами солнца. Белые облака окутывали пики Небесных Столбов, завернув их влияющую дымку, сверкающую на солнце белыми и серебряными огнями.

- Как высоки эти вершины? - спросил Паг.

- Никто не знает. Никто из смертных не достигал их. Мы беспрепятственно позволяем пилигримам проходить здесь, если они держатся южнее наших границ. Из тех, кто пошел в горы, никто не вернулся. Боги предпочитают одиночество. Идемте.

Он повел их в овраг, который спускался в глубокое ущелье.

- Еще ниже ущелье уходит к равнине у подножия гор. Там находится Город Мертвых Богов. Сейчас он весь зарос деревьями и плющом. В городе стоит большой храм забытых богов. За ним жилище ушедших. Я не пойду дальше, древний повелитель. Ты и твой товарищ, умеющий колдовать, может, и спасетесь, но для смертных это путешествие только в одну сторону. Войти в Палаты Мертвых - значит покинуть пределы жизни.

- Ты нам больше не нужен. Иди с миром, - согласился Томас.

- Доброй охоты тебе, древний повелитель.

Туан скачками убежал.

Не говоря ни слова, Томас и Паг вошли в ущелье.

Они медленно шли через площадь. Паг мысленно отмечал все удивительное, что встречалось им на пути. Здания странной формы - шестиугольные, пятиугольные, ромбовидные, пирамидальные - все они были расположены совершенно бессистемно, но так, что казалось: еще немного, и смысл такой планировки станет понятен. По углам на площади стояли четыре обелиска странной формы - огромные колонны из черного янтаря и слоновой кости с незнакомыми Пагу руническими надписями. Это был город, но город, в котором не было даже самых простых хижин, где могли бы жить люди. Со всех сторон их окружали только надгробия. И на каждом было написано имя.

- Кто же построил этот город? - удивился Паг вслух.

- Боги, - ответил Томас. Паг посмотрел на своего спутника и увидел, что он не шутит.

- Разве такое может быть?

Томас пожал плечами.

- Даже для таких, как мы, некоторые вещи остаются загадкой. Какая-то сила воздвигла эти склепы. - Он показал на одно из зданий неподалеку от площади. - Вот на том начертано имя Исанды. - Томас помолчал. - Когда мое племя восстало против богов, я остался в стороне. - Паг заметил, что Томас говорит о валкеру, как своем племени; раньше, упоминая Ашен-Шугара, он отзывался о нем, как о другом. Томас продолжал: - Боги тогда были молодыми, только входили в силу, а валкеру уже одряхлели. Старый порядок уходил, и рождался новый. Но боги были могущественны, по крайней мере, те, кто выжил. Из сотни рожденных Ишапом выжили только шестнадцать: двенадцать младших богов и четверо старших. Остальные лежат здесь. - Он опять показал на здание. - Исанда была богиней танца. - Он медленно обвел площадь глазами. - Это случилось во время Войн Хаоса.

Томас прошел мимо Пага, не желая продолжать этот разговор. На другом здании было написано "Онанки-Тит". Паг спросил:

- А это что?

Томас тихо говорил на ходу:

- Радостный Воин и Планирующий Битвы оба были смертельно ранены, но, объединив остатки своих сущностей, они частично выжили как одно божество, Тит-Онанки, бог войны с двумя лицами. А здесь лежит то, что умерло.

Паг мягко заметил:

- Сталкиваясь с подобным, я каждый раз думаю, что видел чудо, удивительнее которого нет ничего на свете... Это позволяет мне увидеть свое ничтожество.

Пойле долгого молчания, пока они проходили мимо десятков зданий с неизвестными Пагу именами, маг спросил:

- Как же бессмертные умирают, Томас?

Томас ответил, не глядя на своего друга:

- Ничто не вечно. Паг. - Затем он повернулся к нему, и маг увидел в глазах Томаса странный огонек, как будто тот вел внутренний спор. - Ничто. Бессмертие, власть, господство - все это иллюзии. Разве ты не видишь? Мы просто пешки в игре, которую нам не дано понять. - Паг обвел глазами древний город, необычные здания, полузаросшие лианами. - Именно это и доказывает мне мою ничтожность.

- Нет, нам нужно найти того, кто понимает эту игру. Макроса. - Паг показал на огромное здание, рядом с которым все остальные казались карликами. На нем было написано четыре имени: Сариг, Друсала, Эортис и Водар-Хоспур. Томас сказал:

- Это монумент забытым богам.

Он стал указывать на каждое имя по очереди:

- Забытый Бог Магии, который, по легенде, унес свои тайны с собой. Может быть, именно поэтому в мире людей стала известна лишь Малая Тропа. Друсала, богиня Исцеления, чей падающий жезл подхватила Санг и хранит его до дня возвращения сестры. Эортис, бог с дельфиньим хвостом, настоящий бог моря. Килиан теперь царствует в его владениях, теперь она мать всей природы. И Водар-Хоспур, хранитель знаний, который единственный из всех потомков Ишапа знал Истину.

- Томас, откуда ты все это знаешь?

Глядя на друга, тот ответил:

- Я помню. Я не участвовал в восстании против богов, Паг, но я был там. Я видел. И помню.

В его голосе слышалась нотка глубокой горечи, которую он не сумел скрыть от друга детства.

Они продолжили путь, а Паг понял, что Томас не хочет больше говорить об этом, по крайней мере сейчас. Томас провел Пага в просторный зал четырех забытых богов. Несколько мерцающих свечей освещали храм, наполняя огромный зал янтарным блеском. Теней не было даже в высоких сводах потолка. По обе стороны от прохода в зале стояли по два гигантских каменных трона, которые пустовали в ожидании хозяев. Напротив входа начиналась широкая пещера, ведущая во тьму. Указав на пещеру, Томас сказал:

- Палата Мертвых.

Не говоря ни слова, Паг пошел вперед, и вскоре их обоих поглотила тьма.

Только что они были в реальном, хотя и чуждом мире, и вот уже переместились в царство духов. Их словно пронзил невероятный холод, каждый ощутил мгновение острейшего невыразимого сожаления и одновременно мгновение высочайшего чистейшего восторга. И они воистину вошли в Палаты Мертвых.

Формы и расстояния не имели здесь значения: путникам казалось, что они то стояли в узком туннеле, то на бескрайнем залитом солнцем лугу. Потом они прошли через цветущий сад с журчащими ручьями и пышными деревьями, ветви которых ломились от фруктов. Дальше они шли под замерзшим водопадом, бело-голубые ледяные струи которого низвергались из скалы, увенчанной огромным залом, а из него доносилась радостная музыка. Затем они, казалось, шли по облакам. И вот, наконец, друзья попали в темную и просторную пещеру, древние своды которой уходили во тьму, проникнуть сквозь которую не дано было человеческому глазу. Паг провел рукой по стене - ее поверхность была скользкой на ощупь, как у мыльного камня, однако на руках не осталось никаких следов. Паг отбросил любопытство. Путь им пересекла широкая река, медленно несущая тяжелые воды. Сквозь плотный туман они едва видели другой берег. Затем из тумана появился ялик; на корме сидела одинокая фигура, закутанная в тяжелые одежды, она управляла лодкой с помощью короткого весла. Когда лодка мягко стукнулась о берег, фигура подняла весло из воды и жестом пригласила Томаса и Пага на борт.

- Лодочник? - спросил Паг.

- Это общеизвестная легенда. По крайней мере, здесь она верна. Идем.

Они взошли на ялик, и фигура протянула заскорузлую руку. Паг вынул из кошелька две медные монеты и положил в протянутую руку. Он сел и поразился тому, что лодка сама развернулась и теперь плыла к противоположному берегу. Ощущения движения не было. Позади раздался какой-то звук, и Паг обернулся. За спиной он увидел смутные тени, оставшиеся на берегу, быстро исчезающем в тумане.

- Это те, кто боится переплыть через реку, - пояснил Томас, - или те, кто не может заплатить лодочнику. Они вечно пребывают на том берегу, или, по крайней мере, так считается.

Паг смог только кивнуть. Он посмотрел в воду и был еще больше удивлен, увидев, что река слегка светилась желто-зеленым светом, исходящим снизу. А в глубине стояли фигуры, которые следили за проходящей мимо лодкой. Они слабо махали руками или пытались дотянуться, как будто хотели зацепиться за нее, но лодка проплывала слишком быстро. Томас сказал:

- Это те, кто попытался пересечь реку без разрешения лодочника. Теперь они навсегда останутся там.

- А на какой берег они хотели попасть? - тихо спросил Паг.

- Это знают только они сами, - ответил Томас.

Лодка стукнулась о дальний берег, и лодочник молча указал им путь. Они сошли. Паг оглянулся и увидел, что ялик исчез.

- Это путешествие только в один конец. Идем, - позвал его Томас.

Паг заколебался, но вдруг понял, что вернуться уже невозможно и сомнения бесполезны. Он бросил последний взгляд на берег, помедлил еще немного и быстро пошел за Томасом.

Путники остановились. Только что они шли по пустой серо-черной долине, и вдруг перед ними выросло здание, если это, конечно, было здание. Оно простиралось во всех направлениях, скрываясь за горизонтом, более похожее на стену невероятных размеров. Оно поднималось в ту странную серость, которая служила небом в этом мрачном месте, так высоко, что глаз не мог рассмотреть его конца.

Паг оглянулся и увидел за собой лишь пустую равнину. С тех пор, как они с Томасом отошли от реки неизвестно сколько времени назад, они мало разговаривали. Говорить было не о чем, и казалось неуместным нарушать тишину вокруг. Паг опять взглянул на стену и заметил, как Томас махнул рукой, Паг кивнул, и они поднялись по каменным ступеням к открытой двери. Переступив через порог, они остановились - так поразил их открывшийся вид. Во всех направлениях, даже позади них, раскинулся мраморный зал с рядами катафалков, - и на каждом из них лежало тело. Паг подошел к ближайшему и заглянул в лицо покойника - это была девочка лет семи. Казалось, что она спит, так как лицо было не тронуто смертью, однако грудь оставалась неподвижной.

А вокруг, в этом бесконечном зале, лежали мужчины и женщины всех слоев общества - от нищих в заношенных лохмотьях до властителей в царских одеяниях. Старые и истощенные тела, разбитые и обгоревшие до неузнаваемости лежали рядом с неповрежденными; дети, умершие при рождении, лежали бок о бок с древними стариками. Они действительно попали в Палаты Мертвых.

- Похоже, идти можно в любую сторону, - тихо произнес Томас.

Паг покачал головой:

- Мы в вечности. Думаю, нам надо найти верный путь, иначе мы будем блуждать здесь веками. Не знаю, имеет ли здесь значение время, но если да, то мы не можем терять его попусту.

Паг закрыл глаза и постарался сконцентрироваться. Над его головой появилась сияющая дымка. Вскоре она превратилась в пульсирующий шар, который начал быстро вращаться. Внутри его был виден слабый белый свет. Потом шар исчез, но глаза Пага оставались закрытыми. Томас молча ждал. Он звал, что Паг использует мистическое видение. Паг открыл глаза и показал, в каком направлении им надо идти.

Казалось, уже много часов они идут прямо на яркий свет. Тысячи умерших молча стояли друг за другом, повернувшись липом к источнику света, и никто не проявлял нетерпения. Паг и Томас шли мимо них, Паг заметил, как время от времени одна из очередей делала шаг вперед и снова застывала в терпеливом ожидании. Приблизившись к источнику света, Паг обернулся и увидел, что умершие не отбрасывают тени. Еще одна из особенностей этого мира, подумал он. Наконец они подошли к ступеням, ведущим к трону, окруженному золотым сиянием.

Паг поднял глаза и увидел сидящую на троне богиню. Черты ее лица являли образец совершенства, но оно устрашало; красота богини манила и одновременно пугала. Она смотрела на подходивших к трону, некоторое время изучая каждого, затем указывала на умершего и делал взмах рукой. Чаще всего покойник просто исчезал, отправляясь навстречу тому, что определила им богиня, но иногда поворачивался и начинал долгий путь обратно к бескрайнему залу катафалков.

Через некоторое время она обернулась и посмотрела на двух путников, и взгляд Пага встретился с глазами цвета потухшего угля или бездонного гагата без намека на тепло или свет - глаза смерти. Однако, несмотря на пугающую манеру держать себя и лицо белее мела, богиня была невероятно соблазнительна: зрелые формы, казалось, были созданы для любви. Паг почувствовал жгучее желание ощутить объятия этих белых рук, приникнуть к пышной груди. Ему при шлось призвать на помощь свою силу, чтобы подавить это желание, и он устоял. Тогда женщина на троне засмеялась, и это был самый холодный, убийственный звук, который Паг когда-либо слышал.

- Добро пожаловать в мое царство, Паг и Томас. Ваше прибытие сюда необычно.

В сознании Пага все крутилось и вертелось. Каждое слово этой женщины ледяной болью пронзало его мозг, как будто само осознание существования богини смерти лежало за пределами его возможностей. Он понимал, что не будь долгих лет его обучения и мистического наследства Томаса, они были бы ошеломлены, сметены и скорее всего убиты силой первого же произнесенного ею слова. Однако они выдержали и это испытание.

Первым заговорил Томас.

- Госпожа, ты знаешь, что нам нужно.

Богиня кивнула.

- Действительно знаю, и, наверное, даже лучше, чем вы сами.

- Тогда не скажешь ли ты нам то, что нам нужно знать? Нам не по душе оставаться здесь так же, как наше присутствие раздражает тебя.

Опять послышался замораживающий до костей смех.

- Вы меня совсем не раздражаете, валкеру. Я давно хотела взять себе в услужение кого-нибудь из вашего рода. Но мне не позволяли время и обстоятельства. И Паг однажды придет сюда, - в свое время. Но когда это случится, он будет таким же, как стоящие здесь, терпеливо ожидая, когда подойдет его очередь узнать приговор. Бессмысленно пытаться уйти от него: некоторые вернутся, чтобы сделать еще один круг на Колесе; другие будут осуждены на конечное наказание - забвение, и лишь немногие добьются последнего экстаза - единения с Абсолютным. - Богиня помолчала, раздумывая. - Однако, - продолжала она, - его время еще не пришло. Нет, будем действовать, как было предопределено. Тот, кого вы ищете, еще не пришел ко мне. Из всех живущих в смертном мире он всегда хитрее всех отклонял мое гостеприимство. Нет, Макроса Черного вам следует искать в другом месте.

Томас задумался.

- Можем ли мы узнать, где он?

Женщина на троне наклонилась вперед:

- Есть предел, валкеру, даже моим возможностям. Подумай, и ты поймешь, где находится черный волшебник. Ответ может быть только один. - Она обратила свой взгляд на Пага: - Ты молчишь, маг? Ты еще ничего не сказал.

- Я изумляюсь, госпожа, - тихо ответил Паг. - И все же, если можно, скажи, - он махнул рукой в сторону тех, кто стоял позади, - есть ли радость в этом царстве?

Какое-то время властительница смотрела на молчаливые ряды людей, стоящих перед нею. Казалось, такой вопрос был нов для нее. Потом она сказала:

- Нет, радости нет места в царстве мертвых. - Она опять посмотрела на мага. - Но подумай, ведь здесь нет места и печали. А теперь вам надо идти. Живые могут пребывать здесь лишь очень короткое время. В моем царстве много тех, увидев которых, вы исполнились бы страдания. Вам пора уходить.

Томас кивнул и, поклонившись, повел Пага обратно. Они шли мимо длинных рядов, а блеск богини затухал позади них. Казалось, они идут уже много часов. Вдруг Паг остановился, потрясенный тем, что узнал лицо одного из ожидавших. Молодой человек с вьющимися каштановыми волосами, глядя вперед, молча стоял в очереди. Почти шепотом Паг позвал его:

- Роланд!

Томас остановился, глядя в лицо их товарища из Крайди, который умер три года назад. Тот не замечал своих бывших друзей. Паг сказал громче:

- Роланд, это я - Паг.

Опять никакой реакции. Паг закричал, упомянув название Тулана, и в глазах Роланда мелькнул еле уловимый блеск, как будто он услышал зов издалека. Пагу стало больно, когда друг его детства, с которым они соперничали за внимание Каролины, сделал шаг вперед вместе с длинным рядом тех, кто ожидал последнего суда. Паг хотел сказать ему что-нибудь приятное и, наконец, крикнул:

- У Каролины все хорошо, Роланд. Она счастлива.

Какое-то время никакой реакции не было, но потом почти незаметно уголки рта Роланда на мгновение приподнялись. Пагу даже показалось, что его умерший друг стал более спокойным, хотя и продолжал неотрывно смотреть вперед. Затем Паг обнаружил, что Томас взял его за руку и оттащил от Роланда. Паг пытался сопротивляться, но безрезультатно, и зашагал рядом с Томасом. Через минуту Томас отпустил его и мягко сказал:

- Они все здесь, Паг. Роланд, герцог Боуррик и его жена леди Кэтрин. Те, кто погибли в Зеленом Сердце, и те, кого не стало в Мак Мордейн Кадале. Король Родрик. Все, кто погиб во время Войны Врат. Они все здесь. Вот что имела в виду Лимс-Крагма, когда сказала, что в ее владениях находятся те, кто заставит нас страдать, если мы повстречаемся с ними.

Паг кивнул. Онзаново ощутил боль утраты тех, с кем разлучила его судьба. С трудом возвращаясь к предмету их поисков, он спросил:

- Куда же мы направимся теперь?

- Не ответив нам, богиня Смерти дала ответ. Есть только одно место, недосягаемое для нее: это то, что лежит за пределами известной нам вселенной. Мы должны найти Город Вечности, место, которое не подвластно времени.

Паг остановился. Оглянувшись, он заметил, что они пришли в огромный зал, заполненный покойниками на катафалках.

- Вопрос в том, как найти его?

В этот момент Томас протянул руки и закрыл ладонями глаза Пага. Пронизывающий до костей холодный поток пронесся сквозь его тело, а грудь взорвалась, изрытая огонь, когда он попытался вдохнуть немного воздуха. Зубы стучали, и Паг дрожал и извивался в приступах невыносимой боли. Он махнул рукой и обнаружил, что лежит на мраморном полу. Паг открыл глаза. Он лежал на полу храма Забытых Богов, прямо перед входом в темную пещеру. Томас, задыхаясь, поднялся рядом с ним. Паг заметил, что. лицо его друга было бледным, а губы посинели. Он посмотрел на свои руки: его ногти тоже посивели. Встав, он почувствовал, как тепло медленно вползает в его дрожащее и стонущее тело. Он заговорил, но из его горла вырывались звуки, похожие на сухое карканье.

- Это было на самом деле?

Томас посмотрел вокруг, на его лице ничего не отражалось.

- Из всех смертных в этом мире, Паг, ты лучше всех должен знать, насколько тщетен твой вопрос. Мы видели то, что мы видели. Произошло ли это в действительности или только в нашем сознании, неважно. Мы должны действовать, исходя из того, что испытали, и с этой точки зрения, да, это было на самом деле.

- А теперь?

- Я должен позвать Райата, если только он не слишком крепко заснул. Нам опять придется лететь между звездами.

Паг лишь кивнул в ответ. Его мозг оцепенел, и он смутно удивился: неужели есть чудеса, которые могут превзойти то, что он видел?

Глава 8 ВАБОН

В трактире было тихо. До заката оставалось целых два часа, и лихорадка вечернего гулянья еще не началась. Арута был рад этому. Его стул стоял в глубокой тени, а другие стулья занимали Роальд, Лори и двое сквайров. Коротко остриженные волосы, которые принц всегда носил до плеч, и густая борода придавали ему зловещий, вид - вполне подходящий для наемных солдат. Джимми и Локлир купили в Вершине Квестора более подходящую для их новой роли одежду и сожгли форму сквайров. В целом все пятеро выглядели как обыкновенная группа наемных солдат, ищущих службу. Даже Локлир смотрелся убедительно, так как он был не моложе тех, кто проезжал по окрестностям в поисках молодых воинов, стремящихся попробовать себя в бою.

Вот уже три дня, как они ждали Мартина, и Арута начал беспокоиться. Учитывая время отправления послания, он ожидал, что Мартин приедет в Илит первым. Кроме того, каждый день, проведенный в городе, увеличивал риск, что кто-нибудь вспомнит их прошлое столкновение. Шумная ссора, закончившаяся убийством, была хоть и не исключением, но достаточно редким явлением, чтобы лица участников запомнились.

На стол легла тень: перед ними стояли Мартин и Бару. Арута медленно поднялся, и Мартин спокойно протянул ему руку. Они молча обменялись рукопожатием, и Мартин сказал:

- Приятно видеть тебя здоровым.

Арута криво улыбнулся.

- Мне тоже приятно.

Улыбка Мартина была отражением улыбки брата.

- Тебя не узнать.

Арута лишь кивнул в ответ. Затем все поздоровались с Бару.

- А как он сюда попал? - указал Мартин на Джимми.

- А как его можно остановить? - спросил Лори. Мартин посмотрел на Локлира и поднял бровь.

- Это лицо мне знакомо, хотя не могу припомнить имени.

- Это Локи.

- Протеже Джимми, - добавил с усмешкой Роальд.

Мартин и Бару переглянулись. Герцог спросил:

- Выходит, теперь их двое?

- Это долгая история, - вздохнул Арута. - Нам не следует задерживаться здесь.

- Согласен, - кивнул Мартин. - Но нам нужны новые лошади. Наши очень устали, а я полагаю, впереди у нас долгий путь.

Арута прищурился и промолвил:

- Да. Очень долгий.

Поляна представляла собой не более, чем расширение дороги. Для Аруты и его спутников придорожный постоялый двор был желанным местом. В каждом окне на обоих этажах приветливо горел веселый желтый свет, прорезавший гнетущую ночную тьму. Они ехали без происшествий весь путь от Илита, мимо Занна и Вабона, и достигли этого последнего аванпоста цивилизации там, где дорога сворачивала на восток к Тайр-Согу. Ехать прямо на север означало ступить на землю хадати, а дальше на север по линии гор проходила граница Королевства. И хотя особых причин для этого не было, все радовались при виде постоялого двора.

Мальчик-конюх услышал, как они подъезжали, и спустился с сеновала, чтобы открыть конюшню. Мало кто отваживался ездить по лесной дороге после захода солнца, и он уже собирался ложиться спать. Путники быстро расседлали лошадей, при этом Джимми и Мартин все время поглядывали на лес.

Когда все было готово, они подхватили свои сумки и направились к гостинице. Перейдя через полянку между конюшней и основными постройками. Лори мечтательно сказал:

- Хорошо бы съесть чего-нибудь горяченького.

- Может, это будет наша последняя горячая еда, - шепнул Джимми Локлиру.

Добравшись до входа в дом, они разглядели вывеску над дверью: на ней был изображен человек, спящий в тележке, а его мул, порвав постромки, собрался убежать.

- Горячий ужин нам обеспечен, - заявил Лори. - "Спящий Возчик" - одна из лучших придорожных гостиниц, хотя временами здесь можно встретить довольно странную компанию.

Толкнув дверь, они вошли в ярко освещенную и уютную комнату. В большом открытом камине ревел огонь, и перед ним стояло три длинных стола. Напротив двери у стены была стойка бара, за которой располагались большие бочки с элем. Навстречу к ним с улыбкой на лице вышел владелец гостиницы, человек средних лет и представительной наружности.

- Добро пожаловать, дорогие гости. - А когда он подошел поближе, его улыбка стала еще шире. - Лори! Роальд! Разрази меня гром! Сколько лет! Как я рад видеть вас!

- Приветствую тебя, Джеффри, - ответил менестрель. - Это мои друзья.

Джеффри взял Лори под руку и проводил его к столу около стойки бара.

- Твоим друзьям я рад, как и тебе. - Он усадил их за стол. - Как я ни рад вас видеть, жаль, что вас не было здесь два дня назад. Мне бы очень пригодился хороший певец.

- Проблемы? - улыбнулся Лори.

По лицу хозяина пробежала тень беспокойства.

- Как всегда. Тут была вечеринка гномов, и они пели свои застольные песни весь вечер. И, чтобы держать ритм песен, стучали по столам всем" что попадется под руку: чашками, бутылками, топориками. Теперь у меня всюду осколки посуды и порубленные столы. Только сегодня вечером я смог навести подобие порядка в общей комнате, и мне пришлось починить половинку того стола. - Он посмотрел на Роальда и Лори с наигранной суровостью: - Так что не начинайте здесь ссор, как в прошлый раз. Одного разгрома в неделю вполне достаточно, - Он оглядел комнату. - Сейчасто тихо, но я ожидаю торговый караван в любую минуту. В это время года здесь всегда проезжает купец Амброс.

- Джеффри, мы умираем от жажды, - напомнил Роальд.

Хозяин спохватился:

- Простите великодушно. Вы прямо с дороги, а я стою, тут я болтаю как сорока. Чего изволите?

- Эля, - ответил Мартин, остальные согласились с ним.

Джеффри быстро ушел и через минут вернулся с подносом с оловянными кружками, до краев наполненными холодным элем. После первого глотка Лори спросил:

- А что привело гномов в такую даль от дома? Хозяин присел к ним за стол, вытирая руки передником.

- Вы что, не слышали новости?

- Мы идем с юга, - ответил Лори. - Какие новости?

- Гномы собираются к Каменной Горе, на встречу в длинном зале главы клана Харторна в деревне Делмория.

- А для чего? - спросил Арута.

- Ну, гномы, что были здесь, шли из самого Доргина, и из разговора было ясно, что в первый раз за много веков западные гномы решились прийти на встречу со своими братьями с востока. Старый король Хэлфдан из Доргина послал своего сына Хогна и его буйных спутников присутствовать при реставрации рода Тоулина на западе. После возвращения молота Тоулина во время Войны Врат, западные гномы донимали Долгана из Калдары, чтобы тот стал королем. Гномы из Серых Башен, Каменной Горы, Доргина и других мест, о которых я никогда и не слышал, собираются, чтобы сделать Долгана королем западных гномов. Хогн сказал: если Долган согласился на встречу, то заранее ясно, что он примет корону. Но вы же знаете, какие они, гномы. Что-то они решают быстро, а иногда думают многие годы. Наверное, это оттого, что они долго живут.

Арута и Мартин переглянулись и улыбнулись. Оба с любовью вспоминали Долгана. Арута познакомился с ним много лет назад, когда ехал с отцом в Восточные земли к королю Родрику с новостями о вторжении цурани. Долган провел их тогда через старую шахту Мак Мордейн Кадал. Мартин познакомился с ним позднее, во время войны. Глава гномов исповедовал высокие принципы, обладал острым и живым умом, был храбр и силен. Они знали, что из него получится хороший король.

Попивая эль, путешественники постепенно снимали с себя снаряжение, откладывали в сторону шлемы, оружие - спокойная атмосфера гостиницы действовали на них расслабляюще. Джеффри не уставал подносить эль, а через некоторое время принес великолепный ужин: мясо, сыры, горячие овощи и хлеб. Разговор шел о разных мелочах, и Джеффри пересказывал истории, услышанные от проезжающих.

- Что-то у тебя сегодня тихо, Джеффри, - заметил Лори.

- Да, кроме вас, у меня только еще один постоялец, - ответил хозяин, и показал на человека, сидевшего в самом дальнем углу, и все с удивлением повернулись к нему, но Арута знаком показал, чтобы они продолжали ужин. Незнакомец, казалось, не обращал на вновь приехавших внимания. Это был простой с виду человек средних лет, ничем не выделявшийся ни в одежде, ни в манере поведения. На нем был тяжелый коричневый плащ, скрывавший кольчугу или кожаные доспехи. Около стола стоял щит, причем герб был закрыт кожаным чехлом. Аруту это удивило, так как только лишенные наследства или отправляющиеся в паломничество по святым местам рыцари скрывали свои гербы - если речь шла о честных людях, добавил про себя Арута. Он спросил Джеффри:

- Кто он такой?

- Не знаю. Зовут его Кроу. Живет уже два дня, прибыл сразу после отъезда гномов. Тихий человек. Все больше молчит. Но он платит по счетам и ничего не затевает. - Джеффри начал убирать со стола.

Когда хозяин гостиницы ушел на кухню, Джимми перегнулся через стол, как будто хотел достать что-то из узла, лежавшего на другой стороне, и тихо сказал:

- Он хорошо прикидывается. Старается не показывать, но прислушивается к нашему разговору. Следите за тем, что говорите. Я присмотрю за ним.

Вернувшись, Джеффри спросил:

- И куда же ты направляешься, Лори?

- В Тайр-Сог, - ответил Арута.

Джимми показалось, что он заметил вспышку интереса в глазах гостя, сидевшего за дальним столом, но он не был в этом уверен.

Джеффри похлопал Лори по плечу:

- Ты не собираешься навестить свою семью, а, Лори?

Лори покачал головой:

- Да нет, не совсем. Слишком много лет прошло. Слишком уж мы разные.

Все, кроме Локлира и Бару, знали, что отец отказался от Лори. Мальчика больше увлекали мечты и песни, чем фермерское хозяйство. Поскольку отцу приходилось кормить большую семью, он выгнал Лори из дому в тринадцать лет.

- Твой отец проезжал здесь два, нет, почти три года назад, - продолжал Джеффри. - Перед самым концом войны. Он и еще несколько фермеров отвозили зерно для армии в Ламут. - Он внимательно посмотрел на Лори. - Он спрашивал о тебе.

На лице бывшего менестреля появилось выражение, которое сидящие рядом не знали, как понять.

- Я сказал ему, что в последний раз ты проходил здесь Много лет назад, и он ответил: "Ну что ж, надо же как нам повезло. Этот бездельник и меня многие годы не беспокоил".

Лори засмеялся. К нему присоединился Роальд.

- Узнаю отца. Надеюсь, у старого мошенника все в порядке.

- Думаю, да, - ответил Джеффри. - Похоже, что у него и твоего брата дела идут хорошо. Если смогу, я пошлю ему весточку, что ты был здесь. Последний раз, когда мы слышали о тебе, ты был где-то в армии, и было это лет пять-шесть тому назад. И откуда ты идешь сейчас?

Лори бросил взгляд на Аруту. Они оба подумали о том же: Саладор находился далеко на Востоке, и слух о том, что выходец из Тайр-Сога женился на сестре короля и стал герцогом, еще не дошел до границы. Оба успокоенно вздохнули.

Арута постарался, чтобы его ответ звучал естественно:

- Да, в общем, отовсюду. Сейчас вот из Вабона.

Джеффри присел за стол. Забарабанив пальцами по дереву, он сказал:

- Может, вам стоит дождаться Амброса? Он тоже направляется в Тайр-Сог. Уверен, что он не отказался бы от лишних охранников, а по здешним дорогам лучше путешествовать большим отрядом.

- Опасно? - спросил Лори.

- В лесу? - ответил вопросом на вопрос Джеффри. - Как всегда, но в последнее время особенно. Уже много недель все рассказывают о гоблинах и больших бандах разбойников. Тут нет ничего нового, но кажется, будто в последнее время их стало больше, чем обычно. И что странно, так это то, что почти все уверяют, будто гоблины и, бандиты идут на Север. - Он замолчал. - Да и гномы рассказали кое-что, когда приехали. Это уж было совсем странно.

Лори притворился, будто его это не интересует:

- Гномы любят все необычное.

- Но это было действительно странно, Лори. Они говорили, что столкнулись в дороге с темными братьями, и, будучи гномами, решили устроить небольшую драку. Они погнались за этими темными братьями и убили одного, или, по крайней мере, считали, что убили. А это существо и не подумало умирать, гномы клянутся в этом. Может эта гномья молодежь решила немного подшутить над доверчивым владельцем постоялого двора, но они сказали, что они этого темного братца почти разрубили надвое топором, а тот, можно сказать, собрал половинки и ускакал за своими спутниками. Гномы были так напуганы, что встали столбами на дороге и позабыли о погоне. Это одно. А еще гномы говорили, будто никогда не встречали банды темных братьев, которые так норовили бы убежать, словно куда-то торопились и у них не было времени на драку. Они вообще-то подлый народ и гномов не любят, может, чуть больше, чем всех остальных. - Джеффри улыбнулся и сощурил глаз. - Я знаю, что старые гномы - Народ угрюмый и лгать не станут, но эта молодежь, думаю, решила меня разыграть.

Лица Аруты и его спутников оставались невозмутимыми, но они знали, что все в этой истории правда. И это означало, что черные убийцы опять разгуливают по Королевству.

- Может, было бы и лучше дождаться каравана, - сказал Арута, - но нам нужно выходить на рассвете.

- Раз в гостинице только один постоялец, то проблем с комнатами нет? - спросил Лори.

- Никаких. - Джеффри наклонился и прошептал: - Не хочу быть непочтительным по отношению к оплачивающему свой счет гостю, но он спит в общей комнате. Я предложил ему комнату со скидкой, но он отказался. И что только не сделают некоторые, чтобы только не расстаться о парой монет. - Джеффри выпрямился. - Сколько вам нужно комнат?

- Думаю, двух будет достаточно, - ответил Арута.

Хозяин, похоже, был разочарован, но не удивлен:

солдаты часто испытывали нужду в деньгах.

- Я принесу в комнаты дополнительные тюфяки.

Пока Арута и его спутники собирали свои вещи, Джимми незаметно взглянул на одинокого посетителя, однако тот сосредоточился на содержимом своей чаши и ничто другое его не интересовало. Джеффри принес свечи и зажег их от камина. Затем он повел постояльцев вверх по темной лестнице в комнаты.

Что-то разбудило Джимми: бывший воришка спал более чутко, чем его спутники. Он и Локлир делили комнату с Роальдом и Лори. Арута, Мартин и, Бару заняли комнату над залом на другой стороне маленького узкого холла. Шум, разбудивший Джимми, донёсся снаружи, и сквайр был уверен, что его не услышали ни бывший мастер охоты Крайди, ни горец. Джимми настороженно слушал. Вот опять раздался звук, похожий на легкий шелест. Джимми встал с тюфяка, брошенного на пол, обошел Локлира и, пройдя мимо Роальда и Лори, выглянул в окно между их кроватями.

В темноте он заметил легкое движение, как будто за конюшней кто-то пробежал. Джимми подумал, не разбудить ли остальных, но рассудил, что было бы глупо поднимать тревогу из-за пустяков. Он взял меч и тихо вышел из комнаты.

Он спустился по лестнице босиком, не выдав себя ни скрипом, ни шорохом. На площадке было еще одно окно, выходившее на поляну перед гостиницей. Джимми заглянул в него и увидел за дорогой среди деревьев неясные фигуры. Он решил: тот, кто крадется ночью, вряд ли занят честным делом.

Джимми легко сбежал вниз. Дверь была открыта. Он удивился, поскольку точно помнил, что когда они поднимались наверх, дверь была заперта на засов. Тут он подумал об одиноком постояльце и оглянулся. В общей комнате его не было.

Джимми подошел к окну, приоткрыл ставни и приник к щелочке, но ничего не увидел. Он бесшумно вышел из дома и двинулся вдоль стены, уверенный, что в темноте его не заметят и он сможет пробраться туда, где разглядел движение.

Быстро ходить по лесу ночью Джимми не умел. И хотя во время путешествия с Арутой в Морелин он привык к лесу, все же он оставался городским мальчишкой. Поэтому он был вынужден передвигаться очень медленно. Внезапно он услышал голоса и, осторожно пройдя в ту сторону, откуда они доносились, увидел слабый огонь.

Он уже начал понимать отдельные слова, как вдруг прямо перед собой увидел несколько человек, стоявших на опушке. Постоялец в коричневом плаще и с закрытым щитом разговаривал с кем-то, облаченным в черные доспехи. Джимми сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться: черный убийца! Еще четыре моррела молча стояли рядом. Трое из них были одеты в серые плащи лесного клана, один - в штаны и куртку горного клана. Человек в коричневом плаще продолжал говорить:

- ...Ничего, говорю вам. По виду наемные солдаты с менестрелем, но...

Черный убийца перебил его. У него был очень низкий голос, который, казалось, доносился издалека и сопровождался странным гулким эхом. Голос был тревожно знаком Джимми.

- Тебе платят не за то, чтобы ты думал, человек. Тебе платят за службу. - Он ткнул собеседника пальцем в грудь. - Смотри, чтобы я остался доволен твоей службой, и тогда мы продолжим сотрудничество. Рассердишь меня - и поплатишься за это.

Мужчина со щитом не был похож на человека, которого легко запугать, это был крепкий опытный воин, но он только кивнул в ответ. Джимми мог его понять: черных убийц стоило опасаться. Слуги Мурмандрамаса, они служили ему даже мертвые.

- Так ты говоришь, среди них менестрель и мальчишка?

Джимми судорожно проглотил ком в горле. Человек откинул плащ, под которым оказалась

коричневая кольчуга.

- Ну, там двое мальчишек, однако они почти взрослые, - сказал он.

- Двое? - переспросил убийца.

Человек кивнул.

- Похожи на братьев. Почти одного роста, хотя цвет волос разный. Но они во многом похожи, прямо как братья.

- Морелин. Там тоже был мальчишка, но один... Скажи-ка, есть среди них хадати?

Человек в коричневом пожал плечами.

- Да, но горцы здесь повсюду. Это ведь Вабон.

- Этот должен быть с северо-запада, с берегов Небесного озера.

Долгое время слышался лишь звук тяжелого дыхания под черным шлемом, как будто моррел глубоко задумался или с кем-то переговаривался. Черный убийца стукнул кулаком по ладони.

- Это могут быть и они. Есть среди них ловкий стройный воин с темными волосами почти до плеч, быстрый и безбородый?

Человек покачал головой.

- Там есть один безбородый, но он очень высокий. Есть и стройный, но у него короткие волосы и борода. Кто бы это мог быть?

- Это не твое дело, - сказал черный убийца.

Джимми переступил с ноги на ногу. Он понимал, что черный убийца сравнивает их отряд с тем, что посетил в поисках терна серебристого Морелин в прошлом году.

- Подождем, - решил моррел. - Два дня назад пришло известие, что Владыка Запада мертв, но я не так глуп, чтобы поверить в смерть человека, пока не держал его сердце в руках. Может, это не они. Если бы среди них был эльф, я бы этой же ночью сжег эту гостиницу дотла, но я не уверен. И все же будь настороже. Это могут быть его друзья, которые хотят отомстить за него.

- Семь человек и двое из них зеленые мальчишки? Какой вред они могут принести?

Моррел не обратил внимания на вопрос.

- Возвращайся в гостиницу и наблюдай, Морган Кроу. Тебе хорошо и быстро платят за послушание, а не за вопросы. Если они уедут, следуй за ними на безопасном расстоянии. Если до полудня они будут продолжать путь на Тайр-Сог, возвращайся в гостиницу и жди. А если повернут на север, то я должен буду об этом знать. Возвращайся сюда завтра ночью, скажешь мне, куда они поехали. Но не мешкай, Сергесен ведет свой отряд на север, и тебе надлежит встретить его. Если мы не заплатим, он уведет своих людей. Мне нужны его инженеры. Золото в порядке?

- Оно всегда со мной.

- Хорошо. Теперь иди. - Черный убийца, задрожал, покачнулся, но сразу пришел в себя. Совершенно другим голосом он добавил: - Делай, как тебе приказал наш повелитель, человек. - Затем он повернулся и пошел прочь. Через минуту на поляне никого не осталось.

Джимми стоял с открытым ртом. Теперь он понял. Он слышал тот голос и раньше: во дворце, когда воскресший моррел пытался убить Аруту, и еще раз в подвале борделя, когда они захватили гнездо ночных ястребов в Крондоре. Человек по имени Морган Кроу говорил не с черным убийцей, а, скорее, через него. И Джимми точно знал, с кем. С Мурмандрамасом!

Джимми был так удивлен, что замешкался и неожиданно осознал, что не может вернуться в гостиницу раньше Кроу. Тот уже ушел с поляны и унес фонарь.

Вернувшись к дороге, Джимми успел увидеть, как мелькнуло красное сияние камина, в гостиной, когда Кроу закрыл за собой дверь, и услышал легкий звук задвигаемого засова.

Пробежав по кромке поляны, Джимми обошел дом, и быстро взобрался на стену: грубая каменная кладка оказалась для этого очень подходящей. Из кармана рубашки он достал бечевку с крючком и быстро поднял задвижку, с помощью которой запиралось окно. Открыв его, он быстро залез в комнату.

Два меча уперлись ему в грудь, и он остановился. Лори и Роальд, увидев, кто это, опустили оружие. Локлир с мечом наготове стоял у двери.

- Что такое? Ищешь новый способ самоубийства - от руки друзей? - спросил Роальд.

- А это у тебя что? - Лори показал на веревку с крючком. - Я думал, ты покончил с этим.

- Тише, - сказал мальчик, убирая воровское приспособление. И добавил шепотом: - Ты уже год, как не менестрель, однако все еще повсюду таскаешь особой лютню. А теперь слушайте. Тот парень в общей комнате работает на Мурмандрамаса.

Лори и Роальд переглянулись.

- Надо сказать Аруте, - решил Лори.

- Теперь мы знаем, что он слышал о моей смерти, - сказал Арута. - И еще мы знаем, что Мурмандрамас не уверен в ней, несмотря на пышное представление в Крондоре.

Они все собрались в комнате Аруты и тихо совещались в темноте.

- И все же, - заметил Бару, - хотя он и сомневается, он, кажется, действует, исходя из предположения, что вы мертвы, пока не появятся другие сведения.

- Если мы еще половину дня проскачем в направлении Тайр-Сога, он оставит нас в покое, - сказал Джимми.

- Да, - прошептал Роальд, - но остается еще Сергесен.

- А кто это? - спросил Мартин.

- Генерал-наемник, - - ответил Роальд. - Но не такой, как все. У него нет большого войска, его отряд никогда не превышает ста человек, чаще всего в нем меньше пятидесяти. Он набирает в основном специалистов: горняков, инженеров, тактиков. У него в отряде лучшие профессионалы. Специализируется он на том, чтобы разбить укрепления или удержать их, в зависимости от того, кто платит. Я видел, как он работает. Он помогал барону Кросвейту в его приграничной стычке с бароном Лабром. Я тогда служил у Кросвейта.

- Я тоже о нем слышал, - сказал Арута. - Он работает от Вольных городов или Квега, поэтому не подпадает под действие королевского закона о наемниках. Но хотелось бы мне знать, зачем Мурмандрамасу потребовался полк высоко оплачиваемых инженеров. Если он действует так далеко на севере, то, должно быть, они ему нужны где-то у Тайр-Сога или Вабона. Дальше на восток приграничные бароны. Но он все еще находится по ту сторону гор и, если начнется осада, то несколько месяцев они ему не понадобятся.

- Может быть, он хочет быть уверенным, что Сергесена никто другой не наймет? - предложил свой вариант Локлир.

- Может, и так, - сказал Лори. - Но, скорее всего, услуги Сергесена нужны Мурмандрамасу сейчас..

- Значит нам надо позаботиться, чтобы он остался без них, - решил Арута.

- Итак, мы полдня едем по направлению к Тайр-Согу, а потом поворачиваем обратно? - спросил Роальд. Арута только кивнул в ответ.

Арута поднял руку. Роальд, Лори и Джимми медленно двинулись вперед, а Бару и Мартин - в обход. Локлир остался с лошадьми. Полдня они ехали по дороге на Тайр-Сог; после полудня Мартин отправился обратно. Вернулся он с новостью, что Кроу повернул назад. Теперь они шли по его следам, так как ночью шпион должен был встретиться со своими хозяевами моррелами.

Арута тихо подошел поближе и заглянул через плечо Джимми. Принц снова видел перед собой одного из черных убийц Мурмандрамаса. Закованный в броню моррел заговорил первым:

- Ты проследил за отрядом?

- Они едут по дороге на Тайр-Сог, никуда не сворачивая. Черт, я же сказал, что это не они. Целый день потратил на слежку.

- Ты будешь делать то, что прикажет тебе наш господин.

Джимми прошептал:

- Это не голос хозяина. Это голос моррела.

Арута кивнул. Мальчик рассказал ему о двух голосах, да и раньше они видели, как Мурмандрамас овладевает телами своих слуг.

- Хорошо, - прошептал принц в ответ.

Моррел продолжал:

- Теперь жди Сергесена. Ты знаешь...

Казалось, черный убийца прыгнул вперед, прямо На Кроу, который хотел поддержать его, но не смог. От неожиданности шпион лишь в изумлении смотрел на древко стрелы, торчащее из-под края моррельского шлема: выстрел Мартина пробил кольчугу и убил моррела на месте.

Прежде чем остальные моррелы успели вытащить оружие, Мартин убил второго, а Бару прыгнул из кустов с мечом в руке, сбив с ног еще одного. Роальд промчался через поляну и вонзил меч в третьего, а последнего застрелил Мартин. Джимми и Арута между тем схватили Кроу. Он и не пытался сопротивляться, опешив от неожиданности. К тому же он быстро понял, что попал в невыгодное положение, и с тревогой наблюдал, как Мартин и Бару сняли с черного убийцы доспехи.

Мартин рассек грудь убийцы и вынул сердце, и тогда изумление шпиона сменилось страхом. Его глаза широко распахнулись: он узнал тех, кто перебил отряд моррелов.

- Значит, вы... - Его глаза перебегали с одного лица на другое, затем остановились на Аруте. - Вы! Вы же мертвы!

Джимми быстро разоружил его и поискал на шее талисман.

- Амулета в виде ястреба нет. Он не один из них.

В глазах Кроу зажегся огонек.

- Я? Один из них? Нет, ни в кое случае, ваше высочество. Я только передаю сообщения, сэр. Пытаюсь немного заработать, вот и все. Вы же знаете, как это делается.

Арута подозвал Джимми:

- Сходи за Локи. Нельзя, чтобы он оставался один, возможно вокруг бродят темные братья. - Он повернулся к пленнику: - Что общего у Сергесена и Мурмандрамаса?

- Сергесен? А кто это?

Роальд шагнул вперед и кулаком, в котором была зажата рукоятка тяжелого кинжала, ударил Кроу по лицу, разбив ему нос и скулу.

- Ради богов, не сломай ему челюсть, - предостерег его Лори, - иначе он не сможет говорить.

Роальд пнул корчившегося от боли шпиона:

- Слушай, приятель, у меня нет времени. Так что ты лучше отвечай, или мы начнем переносить тебя в гостиницу маленькими кусочками. - Для убедительности он провел пальцем по острию кинжала.

- Что Сергесен должен сделать для Мурмандрамаса? - повторил свой вопрос Арута.

- Не знаю, - проговорил Кроу разбитыми губами, и опять закричал, когда Роальд ударил его. - Честное слово, не знаю. Мне только было ведено встретить его и передать сообщение.

- Какое сообщение? - спросил Лори.

- Очень простое. Нужно было сказать только: "У Провала Инклиндель".

- Провал Инклиндель - это узкая тропа между горами, ведущая прямо на север, - пояснил Бару. - Если тропу перехватил Мурмандрамас, он будет держать ее, пока не пройдет отряд Сергесена.

- Но все равно неясно, зачем Мурмандрамасу потребовались инженеры, - заметил Лори.

- Затем, зачем они вообще нужны, - пожал плечами Роальд.

- Что же он хочет осадить? Тайр-Сог? - пытался понять Арута. - Но его легко удержать с помощью Вабона, к тому же ему придется пройти мимо кочевников Тандерхелла по ту сторону гор. Железный перевал и Северный форт слишком далеко на востоке, да и зачем ему инженеры, чтобы справиться с гномами или эльфами. Тогда остается Высокий замок.

Мартин покончил со своей кровавой работой и сказал:

- Может быть, но это самая большая крепость в приграничных баронствах.

- Я бы не стал ее осаждать, - продолжал Арута. - Она способна очень долго сопротивляться осаде, но ее можно взять приступом, и не похоже, чтобы Мурмандрамас боялся потерять слишком много солдат. Кроме того, в результате он окажется в Пустынном Нагорье, и идти там некуда. Нет, это не имеет смысла.

- Послушайте, - сказал Кроу, лежа на земле, - я ведь только посредник, меня всего лишь наняли выполнять мелкие поручения. Вы же не считаете меня в ответе за все, что затевает Братство, не так ли, ваше высочество?

Вернулись Джимми с Локлиром.

- Не думаю, что он знает еще что-нибудь, - заметил Мартин.

Арута помрачнел.

- Он знает, кто мы.

- Это верно, - кивнул Мартин.

Кроу побледнел.

- Послушайте, вы можете мне довериться. Я буду держать рот на замке, ваше высочество. Не нужно мне ничего платить. Просто отпустите меня, и я уеду из этих мест. Клянусь!

Локлир смотрел на мрачные лица старших товарищей, ничего не понимая.

Арута заметил это и легонько кивнул Джимми. Тот схватил Локлира за плечо и потащил за собой.

- Что?.. - не понял Локлир.

Пройдя несколько шагов, Джимми остановился.

- Подождем здесь.

- Подождем чего? - спросил мальчик, явно смутившись.

- Когда они закончат то, что им нужно сделать.

- Что сделать? - настаивал Локлир.

- Убить шпиона. - Локлир побледнел. В голосе Джимми зазвенела сталь: - Послушай, Локи, это война, а на войне людей убивают. И этот Кроу лишь один из тех, кто погибнет.

Локлир не мог поверить своим глазам: он впервые видел такое суровое выражение на лице Джимми. За целый год их дружбы он наблюдал его в роли жулика, хитреца, обаятельного придворного, но сейчас перед ним стоял холодный, безжалостный воин - молодой человек, который уже убивал и будет убивать.

- Этот человек должен умереть, - прямо заявил Джимми. - Он знает, кто такой Арута, и жизнь Аруты будет в опасности, если Кроу отпустить. Ты об этом подумал?

Локлир был потрясен, лицо его оставалось бледным. Он медленно закрыл глаза.

- Но разве мы не могли бы...

- Что? - спросил Джимми. - Подождать, пока не подойдет патруль и сдать его властям в Тайр-Соге? А потом дать показания на суде? Держать его связанным несколько месяцев? Слушай, если тебе это поможет, просто вспомни, что Кроу - предатель и шпион, а Арута представляет собой правосудие. Но как бы ты ни смотрел на это, у нас нет выбора.

Локлир совсем растерялся. Потом с поляны донесся приглушенный крик, и мальчик вздрогнул. Его замешательство, казалось, прошло, и он кивнул. Джимми положил руку на плечо друга и слегка сжал его. Он вдруг подумал, что Локлир уже никогда больше не будет таким юным и беззаботным.

К радости слегка удивленного Джеффри они вернулись в гостиницу и остались ждать. Через три дня появился незнакомец. Он подошел к Роальду, который теперь занимал тот угол, где раньше сидел Кроу. Незнакомец произнес что-то короткое и ушел в гневе: Роальд сказал ему, что контракт между Мурмандрамасом и Сергесеном разорван. Мартин намекнул Джеффри, что знаменитый генерал наемников, которого разыскивают власти, возможно, находится неподалеку и что, по-видимому, тому, кто укажет патрулям, где его искать, положена награда. На следующий день они выехали на север.

Когда гостиница скрывалась за поворотом, Джимми заметил:

- Джеффри ожидает приятный сюрприз.

- Почему? - спросил Арута.

- Ну, Кроу ведь не заплатил за последние два дня, и Джеффри взял в залог его щит.

Роальд засмеялся вслед за Джимми.

- Ты хочешь сказать, что через пару дней он соберется заглянуть под чехол?

Увидев, что, кроме Роальда, никто ничего не понял, Джимми пояснил:

- Там золото.

- Потому-то Кроу и таскал его с собой повсюду и никогда не оставлял без присмотра, - добавил Роальд.

- И вот почему вы закопали все, а щит принесли с собой, - догадался Мартин.

- Это был гонорар Сергесена. Никто не соблазнился бы напасть на лишенного наследства рыцаря, у которого в кармане не найдется и пары монет, не правда ли? - сказал Джимми, и все засмеялись. - Хорошо, что он достанется Джеффри. Клянусь небом, там, куда мы едем, он нам не понадобится.

Смех замер.

Арута знаком приказал остановиться. Уже неделю они неуклонно ехали на север, дважды останавливаясь в деревушках хадати, где знали Бару. Его встречали с уважением и почестями, поскольку каким-то образом известие о его поединке с Мурадом разнеслось по всему нагорью. Если горцев и удивляли спутники Бару, они ничем не проявили своего любопытства. И Арута с товарищами могли быть уверены, что об их появлении никто не узнает.

Провал Инклиндель - узкая тропа, ведущая в горы, была перед ними. Бару, который ехал рядом с Арутой, сказал ему:

- Здесь мы вступаем на территорию врага. Если Сергесен не покажется, то, может быть, моррелы снимут свои посты с дороги, но вполне возможно, что мы едем прямо к ним в руки.

Арута только кивнул.

Бару завязал волосы на затылке, завернул традиционные мечи хадати в плед и спрятал в сумку. Теперь на боку у него висел меч Моргана Кроу, а поверх рубашки была надета его кольчуга. Таким образом, из отряда исчез хадати, зато появился еще один обыкновенный наемный солдат. Такова была придуманная ими история: они станут еще одним отрядом наемников, собирающихся под знамя Мурмандрамаса, и всем оставалось только надеяться, что такая история выдержит проверку. Во время путешествия они часами обсуждали, как добраться до Мурмандрамаса. Все согласились, что, даже если Мурмандрамас подозревает, что Арута жив, он ни за что не заподозрит, что принц Крондора явится в его армию.

Без долгих разговоров они продолжили путь: впереди Мартин и Бару, за ними Арута и Джимми, Лори и Локлир. Замыкал отряд Роальд. Опытный солдат, он постоянно следил за местностью у себя за спиной, вместе с друзьями поднимаясь по Провалу Инклиндель.

Два дня подъем вел их на север, потом тропа повернула на северо-восток. Пока отряд оставался на южной стороне склона, он оставался в пределах Королевства, так как на картах именно эти вершины указывали границы между Королевством Островов и Северными землями. Но у Джимми не было на этот счет никаких иллюзий: они ступили на вражескую территорию, и любой встречный мог напасть на них, не раздумывая.

Мартин поджидал их у изгиба дороги. Как и во время путешествия в Морелин, он разведывал путь пешком. Местность была слишком каменистой, чтобы лошади могли быстро передвигаться, поэтому он легко обгонял всадников, убегая вперед.

Он помахал рукой, и все спешились. Джимми и Локлир взяли лошадей и отвели их подальше назад по тропе, на случай, если придется бежать. Однако бегство по такой узкой тропе представлялось Джимми весьма проблематичным.

Остальные подошли к герцогу, который знаком показал, что надо молчать, и поняли, почему он остановил отряд: неподалеку слышалось низкое рычание, прерываемое лаем и другим, незнакомым ворчанием.

Они достали оружие и бесшумно двинулись вперед. Меньше чем через десять ярдов появилась развилка - одна тропа продолжалась на северо-восток, другая поворачивала на запад. На земле лежал человек, но был ли он мертв или без сознания, определить было невозможно. Над телом стояла огромная собака - в половину человеческого роста, с широким кожаным ошейником с острыми металлическими шипами, которые создавали впечатление стальной гривы. Собака скалила клыки, рычала и лаяла на трех троллей, сидевших перед ней на земле.

Мартин пустил стрелу и попал ближайшему троллю в голову. Стрела пронзила череп, и тролль умер, даже не успев понять отчего. Другие обернулись, и это оказалось смертельной ошибкой для того, кто был ближе к собаке: пес прыгнул на него, вцепившись ужасными клыками троллю в горло. Заметив приближающихся людей, третий попытался бежать, но Бару перепрыгнул через кучу тел и быстро расправился с ним.

Через минуту все было тихо, слышалось только, как собака грызла мертвого тролля. Когда путники подошли поближе, собака оставила тролля и вернулась на свой пост над распростертым человеком.

Бару внимательно посмотрел на пса, тихонько присвистнул и прошептал:

- Такого не бывает.

- Чего? - спросил Арута.

- Я про собаку.

- Бывает или нет, - сказал Мартин, - но если этот человек еще жив, он может умереть из-за того, что это чудовище не дает нам подойти поближе.

Бару произнес незнакомые слова, и собака навострила уши, слегка повернув голову, и перестала рычать. Пес медленно двинулся вперед, а через минуту Бару, стоя на коленях, почесывал его за ухом.

Мартин и Арута быстро осмотрели человека, пока Роальд и Лори помогали мальчикам подвести лошадей. Когда все собрались, Мартин сказал:

- Он мертв.

Собака оглянулась на тело, немного повыла, но не сопротивлялась Бару, продолжавшему гладить ее.

- Кто это? - спросил Локлир. - И что привело человека с собакой в такое пустынное место?

- А посмотрите на этих троллей, - добавил Роальд.

Арута кивнул:

- Они вооружены и одеты в доспехи.

- Это горные тролли, - пояснил Бару. - Они гораздо умнее, хитрее и свирепее своих равнинных родичей. Те немногим отличаются от животных, эти же жестокие враги. Мурмандрамас нашел союзников.

- А человек? - показал Арута на лежавшее на дороге тело.

Бару пожал плечами.

- Кто он такой, я сказать не могу. Но откуда, думаю, можно определить. - Он посмотрел на собаку, тихо сидящую перед ним, удовлетворенно закрыв глаза, пока Бару чесал у нее за ухом. - Эта собака похожа на тех, что живут в наших деревнях, только намного крупнее. Наши собаки - потомки тех, что называют бистхаундами. Но их не видели в Вабоне более века. Много веков назад мой народ жил в маленьких деревушках, разбросанных в горах. У нас не было городов, все хадати собирались на сходку дважды в год. Чтобы защищать скот от диких животных, горцы вырастили таких вот бистхаундов. Похоже, его хозяин был охотником. Собака должна быть такого размера, чтобы при встрече с ней не поздоровилось даже пещерному медведю. - Он показал на складки над глазами собаки. - Когда она погружает зубы в горло противника, кровь стекает по складкам, не заливая глаза. И пес не ослабит хватку, пока жертва жива или пока не прикажет хозяин. Такой ошейник с шипами не дает более крупным животным вцепиться собаке в шею.

Локлир был изумлен.

- Более крупным! Да эта собака сама ростом с пони!

Бару улыбнулся такому преувеличению.

- Их брали на охоту на уивернов.

- А кто такие уиверны? - спросил Локлир.

Ему ответил Джимми:

- Это такие маленькие глупые драконы, всего лишь двенадцати футов ростом.

Локлир оглянулся на других посмотреть, не шутит ли Джимми. Бару покачал головой, показывая, что это не шутка.

- Значит тот человек был ее хозяином, - сказал Мартин.

- Скорее всего, - согласился Бару. - Видишь черные кожаные доспехи? В его сумке вы найдете железную маску, кожаную тесьму на голову, которую можно носить поверх шлема. У моего отца были такие - воспоминание о давних временах. Они передавались от отца к сыну. - Он оглянулся и увидел что-то за телами троллей. - Вон, принесите-ка это сюда.

Локлир принес огромный арбалет. Он передал его Мартину, и вабонцы громко присвистнули:

- Вот это да!

- Этот арбалет в два раза больше, чем самый крупный, который я когда-либо видел, - отметил Роальд.

Бару кивнул.

- Он называется Бесси Калека. Почему он назван Бесси, неизвестно, но покалечить им можно запросто. В каждой деревне моего народа были такие охотники. Их нанимали, чтобы защищать скот от львов, пещерных медведей, грифонов и других диких животных. Когда Королевство присоединило Вабон, ваши бароны настроили города и замки, по дорогам стали разъезжать патрули и местность стала более спокойной. Нужда в охотниках отпала. Бистхаунды стали меньше ростом, их растили как домашних питомцев или для охоты на мелкое зверье.

Мартин опустил арбалет. Он заглянул в колчан охотника: стрелы с металлическими наконечниками были раза в два больше обычных.

- Такой стрелой можно пробить дыру в стене замка.

Бару улыбнулся.

- Не совсем, но она сделает вмятину размером с кулак в чешуе уиверна. Конечно, такой стрелой его не убить, но зато он дважды подумает, прежде чем еще раз Нападет на скот.

- Но ты же говорил, что бистхаундов больше не осталось, - заметил Арута.

Бару потрепал собаку по голове и встал:

- Так все мы думали. Но вот лежит один. - Он помолчал. - Когда Королевство присоединило Вабон, наш город представлял собой союз разрозненных кланов, и их мнения разделились. Некоторые приветствовали приход наших предков, другие же наоборот. Хадати в основном остались верны старым традициям и продолжали жить в горах, выращивая овец и рогатый скот.: Но в городах люди быстро смешались, разница между коренными жителями Вабона и народами равнин исчезла. Среди таких людей и появились на свет Лори и Роальд. Так Вабон стал частью Королевства. Но некоторые не желали покоряться, и сопротивление переросло в открытую войну. Однако восстание било быстро подавлено. Но говорят, и многие в это верят, что были и такие, что не покорялись королю, но и не участвовали в восстании. Они решили переселиться дальше на север и построить новые деревни за пределами Королевства.

Мартин посмотрел на собаку.

- Тогда, должно быть, эти слухи верны.

- Похоже на то, - сказал Бару. - Думаю, что где-то здесь живут мои дальние родственники.

Арута пристально разглядывал собаку.

- А мы, возможно, найдем союзников. Эти тролли, без сомнения, были слугами Мурмандрамаса, а этот человек - их противником.

- А враг нашего врага нам союзник, - добавил Роальд.

Бару покачал головой.

-Помните, эти люди бежали из Королевства. Возможно, что они испытывают не самые добрые чувства к вам, принц. Мы можем попасть из огня да в полымя. - Последние слова он произнес с усмешкой.

- У нас нет выбора, - задумчиво сказал Арута. - Пока мы не знаем, что находится за этими горами, нам нужно искать помощи у всех, с кем столкнет нас судьба.

Они молчали, сооружая над телом павшего охотника грубую пирамиду из камней. Собака стоически молчала, пока работа не была завершена. Когда все было сделано, она отказалась идти и легла на могилу хозяина.

- Мы что, оставим ее? - спросил Роальд.

- Нет, - ответил Бару. Он опять заговорил на незнакомом языке, и собака неохотно подошла к нему.

- Наверное, слова, которые мы используем как команды нашим собакам, сохранились, раз она слушается.

- А теперь мы можем ехать дальше? - спросил Арута.

- Только осторожно, хотя я думаю, что лучше, если она сама нас поведет, - ответил горец, указывая на собаку. Он сказал одно слово, собака приподняла уши и побежала по тропе, останавливаясь в пределах видимости, чтобы подождать всадников.

Они быстро сели на лошадей, и Арута спросил:

- Что ты сказал ей?

- Я сказал "домой", - ответил Бару. - Она приведет нас к своему народу.

Глава 9 ПЛЕННИКИ

Ветер выл, не умолкая ни на минуту. Всадники потуже завернулись в плащи. Уже больше недели они следовали за бистхаундом. Через два дня после встречи с собакой они перешли через гребень Великих Северных гор. Теперь отряд двигался вдоль узкой тропы, ведущей на северо-восток чуть пониже высокого хребта.

Собака признала хозяином Бару и слушалась его команд, но не обращала внимания на команды других членов отряда. Бару назвал собаку Блутарком, что, как он сказал, на древнем наречии хадати означает вновь обретенного или вернувшегося из долгого путешествия друга. Арута надеялся, что это хорошее предзнаменование и что те, кто вырастил собаку, так же отнесутся к нему и его спутникам.

Собака дважды помогла им избежать опасных встреч на дороге. Она чуяла даже то, что ускользало от глаз Бару и Мартина, опытных охотников. Оба раза благодаря собаке они успешно расправлялись с гоблинами, устроившими стоянки вдоль тропы. Было совершенно очевидно, что эту тропу на север контролирует Мурмандрамас: оба раза гоблины охраняли перекрестки с тропами, ведущими вниз.

Тропа бежала на юго-восток, затем повернула на восток, огибая северные вершины. Вдалеке путники видели обширные пространства Северных земель и удивлялись. Для большинства жителей Королевства слова "Северные земли" служили удобным обозначением неизвестных пространств по ту сторону гор, о природе которых можно было лишь догадываться. Но теперь, когда Северные земли лежали прямо перед ними, реальность превзошла все ожидания. На северо-востоке, исчезая в далекой дымке, простиралась огромная долина Тандерхелл. Мало кто из жителей Королевства бывал в этих местах, и любой пришелец должен был получить разрешение живущих здесь кочевых племен. На востоке Тандерхелла поднималась горная гряда, а за ней были земли, куда не ступала нога людей Королевства. При каждом повороте дороги, каждом изломе тропы перед путниками открывался новый вид.

Отряд немало поволновался из-за того, что собака отказалась спускаться вниз, так как Мартин считал, что пониже в горах у них было бы больше возможностей укрыться, чем на открытой тропе. Они продвигались вдоль северной гряды гор и лишь время от времени спускались до линии леса. Несколько раз они замечали, что не вся тропа образовалась естественным путем, было видно, что кто-то когда-то давным-давно взял на себя труд соединить ее отдельные отрезки.

Не в первый раз за время пути Роальд отметил:

- А этот охотник ушел довольно далеко от дома. Они уже были не меньше чем в сотне миль на восток от того места, где обнаружили тело.

- Да, и это странно, так как охотникам обычно поручалась определенная территория, - согласился Бару. - Может быть, его долго преследовали те тролли?

Но он понимал, как понимали и другие, что на такое преследование ушли бы мили, а не десятки миль. Нет, причина далекого путешествия охотника была иной.

Чтобы занять время, Арута, Мартин и мальчики решили выучить диалект хадати, на котором говорил Бару, на случай, если им придется встретиться с родичами бывшего хозяина Блутарка. Лори и Роальд хорошо говорили по-вабонски и знали кое-какие слова на языке хадати, так что выучить его им было легко.

Труднее всех пришлось Джимми, но и он мог составлять простые фразы.

Затем по тропе, яростно виляя коротким хвостом, прибежал Блутарк. Он громко лаял, что было необычно для него, и крутился на месте. Бару произнес:

- Странно...

Обычно, почуяв опасность, пес становился в стойку и ждал команды Бару. Бару и Мартин выехали вперед, пропустив собаку перед собой. Блутарк ринулся за поворот между двумя скалами и вниз по тропе.

Всадники повернули вслед за ним и осадили лошадей, так как на тропе напротив Блутарка стоял еще один бистхаунд. Собаки обнюхали друг друга и завиляли хвостами. Но за второй собакой стоял человек в черных кожаных доспехах с железной маской на лице. Он направил на них Бесси Калеку, который подпирался только длинной жердью. Он заговорил, но слова были неразборчивы из-за ветра.

Бару поднял руки и что-то закричал. Большинство его слов унес ветер, но дружеские намерения его были очевидны. Вдруг сверху опустилась сеть, и все семеро всадников оказались в ловушке. На них тут же прыгнули солдаты в кожаных одеяниях и быстро свалили спутников Аруты на землю. Через короткое время все семеро были связаны по рукам и ногам. Человек в черных доспехах сложил шест и забросил его вместе с арбалетом за спину. Подойдя поближе, он дружески потрепал Блутарка и свою собаку.

Послышался звук приближающихся лошадей, и на дороге появился еще один отряд солдат в кожаных одеждах, на этот раз всадников. Один их них заговорил с ними на языке Королевства с сильным акцентом. Он сказал:

- Вы поедете с нами. Не разговаривайте, или вам вставят кляп. Не пытайтесь бежать, или вас убьют.

Бару коротки кивнул своим товарищам, но Роальд начал что-то говорить. В то же мгновение ему вставили в рот кляп и обвязали вокруг лица тряпку, чтобы заставить его замолчать. Арута оглянулся и кивнул остальным. Пленников грубо посадили обратно на лошадей, привязав ноги к стременам. Не говоря больше ни слова, всадники повернули обратно, уводя с собой Аруту и его спутников.

Они ехали целый день и целую ночь. В пути делали краткие остановки, чтобы дать лошадям передохнуть. Пока лошади отдыхали, Аруте и его спутникам немного ослабляли путы, чтобы снять судороги. Через несколько часов после того, как они двинулись в путь, кляп изо рта Роальда вынули, чему тот был несказанно рад, но было очевидно, что захватившие их солдаты не позволят им разговаривать.

На рассвете они увидели, что проделали почти половину пути между тропой вдоль горного хребта и подножием. Затем они проехали мимо стада рогатого скота, охраняемого тремя бдительными вооруженными пастухами, которые помахали им рукой, и приблизились к окруженному стеной населенному пункту.

Внешняя стена была сложена из крепких, тяжелых бревен, скрепленных глиной. Всадникам пришлось объезжать глубокие рвы, вырытые вокруг стены, поднимаясь в гору по дороге-серпантину. Во рвах по обе стороны дороги виднелись опаленные огнем деревянные колья, готовые пронзить споткнувшегося всадника. Роальд оглянулся и прошептал:

- Должно быть, у них прелестные соседи.

Один из воинов немедленно подъехал к нему с кляпом наготове, но их предводитель махнул рукой, так как они приблизились к воротам. Ворота распахнулись, и за первой стеной путники увидели вторую. Навесной башни не было, но территория между стенами могла эффективно служить для расправы с врагами. Пройдя через вторые ворота, Арута восхитился мастерством, с которым строились укрепления. Современная армия быстро взяла бы эту деревню, но это стоило бы многих жизней. Зато нападения гоблинов или бандитов отразить было легко.

Очутившись внутри стен, Арута стал изучать обстановку. В деревне было не более дюжины домов, и все мазанки. Во дворе играли дети с серьезными глазами. На всех были подкольчужники, а на ребятах постарше - кожаные доспехи. У всех были кинжалы. Даже старики были вооружены, один из них проковылял мимо, опираясь на пику вместо посоха. Предводитель отряда сказал:

- Теперь вы можете говорить, так как правила тропы не распространяются на территорию поселения.

Его люди разрезали веревки, привязывавшие ноги пленников к стременам, и помогли им спешиться. Затем командир знаком приказал им войти в дом.

Внутри Арута и его спутники оказались с командиром патруля лицом к лицу. Блутарк, который продолжал бежать рядом с Бару, лег у ног хадати, высунув язык и тяжело дыша.

- Это редкая собака, она много значит для нашего народа, - сказал командир патрульного отряда. - Как она оказалась у вас?

Арута кивнул Бару.

- Мы наткнулись на ее хозяина, убитого троллями, - ответил хадати. - Мы убили троллей, и пес решил идти с нами.

Командир задумался.

- Если бы вы причинили зло ее хозяину, собака убила бы вас или умерла бы, пытаясь это сделать. Поэтому приходится вам поверить. Но их обучают так, что они повинуются не каждому. Как вы отдаете приказы?

Горец произнес слово, и собака села, навострив уши. Он произнес другое, и собака легла, расслабившись.

- В моей деревне были похожие собаки, хотя и не такие большие.

Командир прищурил глаз:

- Кто вы?

- Я Бару по прозвищу Убивающий Змей из семьи Ордвин в клане Железных гор. Я хадати.

Он говорил на наречии хадати, одновременно разматывая одеяло, и показал свой плед и мечи.

Командир кивнул. Он ответил на языке достаточно близком к языку Бару, чтобы остальные поняли его. Разница между языками, казалось, заключалась лишь в произношении и была незначительной.

- Много лет прошло с тех пор, как хадати последний раз переходил через горы. Бару Убивающий Змей. Это было почти поколение назад. Однако люди Королевства обычно приходят сюда не с миром, а с войной, и за последнее время у нас их было более, чем достаточно. Я не думаю, что вы шпионы, но это решать протектору. - Он встал. - Сегодня отдохнем здесь, а завтра снова в путь. Вам принесут еду. В углу корзина с ночным песком. Из дома не выходить. Если попытаетесь сделать это, то вас свяжут; будете сопротивляться - убьют.

Когда он подошел к двери, Арута спросил:

- Куда вы везете нас?

Командир оглянулся:

- В Арменгар.

Они выехали с первыми лучами солнца, направляясь из высокогорья в густой лес. Блутарк бежал рядом с лошадью Бару. Воины опять велели пленникам не разговаривать, но оружие им вернули. Аруте показалось, что захватившие их решили, что в случае опасности пленники смогут оказать им помощь. А так как встретиться в этих местах можно было только со слугами Мурмандрамаса, Арута счел это хорошим знаком. Было очевидно, что в некоторых местах лес вырубался, а дорогой пользовались довольно часто. Выйдя из лесу, они проехали через луг, где паслось небольшое стадо коров, охранявшееся тремя воинами. Один из них был охотником, выехавшим из деревни предыдущей ночью, остальные пастухами, но все держали наготове пики, мечи и щиты.

Еще дважды за тот день они проезжали мимо пасущегося скота, один раз это было коровы, другой раз овцы. Стада охраняли воины, некоторые из них оказались женщинами. На закате солнца они пришли в другую деревню, и пленных поместили в дом, снова предупредив, что покидать его запрещается.

Утром следующего дня, четвертого со времени пленения, отряд выехал к мелкому ущелью с рекой, спускавшейся с гор. До полудня они следовали вдоль реки, а потом начали подниматься вверх. Дорога поднималась вокруг горы, а река проходила сквозь скалы, поэтому почти час вид на низину был закрыт. Когда они вышли наверх, Арута и его друзья в изумлении переглянулись.

Командир отряда, которого, как они уже знали, звали Двайн, повернулся и сказал:

- Это Арменгар.

Город нельзя было разглядеть во всех подробностях, но то, что было видно, потрясало воображение. Внешняя стена поднималась на целых пятьдесят, а то и шестьдесят футов. Сторожевые башни на стене были расположены через каждые пятьдесят футов, а значит лучники могли перекрывать стрелами большие территории. Когда путники подошли поближе, им открылись и другие детали. Навесная башня была огромной, целых сто футов в длину. Ворота выглядели скорее как сдвигаемая часть стены, а река, вдоль которой они ехали в горах, превратилась в крепостной ров, между ним и стеной было не более фута.

Когда они подъехали к городу, ворота на удивление быстро открылись, что плохо вязалось с их громоздким видом. Из города выехал отряд всадников. Поравнявшись, люди в обоих отрядах подняли правые руки в знак приветствия. Арута отметил, что все они были одинаково одеты: женщины и мужчины носили кожаные и доспехи и кольчуги. Металлических пластин видно не было. У каждого воина был меч и щит, пика или арбалет. Ни на плащах, ни на щитах не было никаких эмблем. Встречный отряд проехал мимо, и Арута снова обратил свое внимание на город. Мост через ров, по всей видимости, не был подъемным.

Въезжая в ворота города, Арута заметил знамя во внешнем углу навесной башни. Он смог различить лишь цвета: золотой с черным, но почему-то вид этого флага встревожил его. Внешние ворота за ними закрыли. Казалось, они закрылись сами по себе, и Мартин сказал:

- Должно быть, есть механизм, которым управляют изнутри.

Арута продолжал молча наблюдать.

- Отсюда можно делать вылазку с сотней, нет, со ста пятьюдесятью всадниками, не открывая внутренних ворот, - продолжал Мартин, оглядывая площадь вокруг навесной башни. Толщина стен была не менее тридцати футов. Затем распахнулись внутренние ворота, и они вступили в Арменгар.

Город был отделен от стен полосой в сто ярдов. Затем начинались плотно застроенные районы, разделенные узкими улицами. Ничего похожего на широкие бульвары Крондора здесь не было. По виду зданий нельзя было угадать их предназначение. Пленники следовали за охраной и заметили, что мало кто слонялся без дела. Если здесь и занимались торговлей, то спутники Аруты этого не обнаружили. Куда бы они ни посмотрели, все были в доспехах и вооружены. Лишь один раз они увидели женщину без доспехов: она была на последнем месяце беременности, но и у нее на поясе висел кинжал. Даже дети чуть старше семи-восьми лет носили оружие.

Улицы сплетались и изгибались, встречаясь на перекрестках.

- Похоже, город строили без определенного плана, - заметил Локлир.

Арута отрицательно покачал головой.

- Он строился по замечательному плану, с четкой целью. Прямые улицы хороши для торговцев, к тому же их легче строить, если местность равнинная. Кривые улочки ты найдешь только там, где трудно строить прямые, как в Рилланоне, который стоит среди скалистых гор, или рядом с дворцом в Крондоре. Этот город строили на плоскогорье, и это значит, что улицы сделаны кривыми специально. Мартин, что ты думаешь?

- Думаю, что если стены будут проломлены, то отсюда и до другого конца города можно расставить засады через каждые пятьдесят футов. - Он показал рукой вверх. - Смотрите, все здания одной высоты. Могу поклясться, что крыши у них плоские и на них можно попасть изнутри. Превосходное место для лучников. Посмотрите на нижние этажи.

Джимми и Локлир посмотрели и поняли, что имел в виду герцог Крайди. В каждый дом вела лишь одна тяжелая деревянная окованная железом дверь. Окон в домах не было. Мартин сказал:

- Этот город спроектирован для обороны.

Двайн повернулся и заметил:

- Ты правильно понимаешь.

Они продолжали свой путь через город. Горожане на мгновение отвлекались, чтобы посмотреть на чужестранцев, а потом опять возвращались к своим делам.

Из густо застроенного района они выехали на рыночную площадь. Повсюду, куда ни кинь взгляд, стояли палатки торговцев. Между ними толпились покупатели.

- Смотрите! - воскликнул Арута и показал на крепость. Казалось, она выросла из огромной скалы, к которой примостился город. Цитадель была не менее тридцати футов высотой. Ее окружала еще одна тридцатифутовая стена, а вокруг стены вился еще один ров. Джимми заметил:

- Должно быть, они ожидают нехороших гостей.

- Похоже, у них надоедливые соседи, - согласился Роальд.

Услышав эти слова, те из воинов, кто понимал язык Королевства, открыто засмеялись, согласно кивая. Арута сказал:

- Если убрать палатки, то мы увидим еще один двор, открывающий место для боя. Чтобы взять этот город, потребуется положить немало жизней.

- Так и было задумано, - сказал Двайн.

В крепости им было приказано спешиться, и лошадей увели. Путники проследовали за Двайном в темницу, которая, однако, была чистой и просторной. Всех отвели в большую общую камеру, освещаемую медным фонарем. Двайн знаком велел им войти и сказал:

- Ждите здесь. Если услышите тревогу, то выйдете наверх во двор, и вам скажут, что надо делать. Если же нет, то ждите здесь, пока за вами не пошлет протектор. Я скажу, чтобы принесли еду. - С этими словами он вышел.

Джимми оглядел камеру и сказал:

- Они не заперли дверь и не отобрали у нас оружие.

Бару сел.

- А зачем?

Лори опустился на старое одеяло, положенное поверх соломы.

- Нам все равно некуда идти. Мы не сможем притвориться горожанами и спрятаться. А я не хотел бы прокладывать себе путь из города мечом.

Джимми сел рядом с Лори.

- Ты прав. И что же нам делать?

Арута отложил свой меч.

- Ждать.

Они ждали несколько часов. Принесли еду, и, когда трапеза закончилась, вернулся Двайн.

- К вам идет протектор. Я хочу знать, как вас зовут и зачем вы шли сюда.

Все глаза обратились на Аруту.

- Думаю, что мы ничего не выиграем, если скроем правду, но можем приобрести, если будем откровенны, - сказал он. Потом ответил Двайну: - Я Арута, принц Крондора.

- Это титул? - спросил Двайн.

- Да, - ответил Арута.

- Здесь, в Арменгаре, мы мало что помним о Королевстве, и у нас нет титулов. Он много значит

Бару чуть не разорвался от негодования.

- Черт возьми, парень, он брат короля, как и герцог Мартин. Он второй по могуществу правитель в Королевстве.

Однако это не произвело никакого впечатления на Двайна. Он выслушал имена остальных и спросил:

- Ваша цель?

Арута сказал:

- Я думаю, мы подождем, пока не сможем поговорить об этом с вашим протектором.

Двайн как будто совсем не обиделся на такой ответ и вышел.

Прошел еще час, и, наконец, дверь распахнулась. Вошел Двайн, а за ним светловолосый человек. Арута взглянул на него, ожидая, что это, возможно, сам протектор. Светловолосый человек был первым из виденных ими жителей, кто не носил кожаных доспехов. Он был одет в длинную кольчугу поверх красного до колен камзола. Кольчужный подшлемник был откинут назад, оставляя голову непокрытой. Волосы его были коротко острижены, а щеки чисто выбриты. Большинство сочли бы, что у него открытое и дружелюбное лицо, но глаза его сурово смотрели на пленников. Он ничего не сказал, а только внимательно изучил их лица. Он посмотрел на Мартина, как будто увидел в нем что-то знакомое. Потом повернулся к Аруте и долго смотрел на него, ничем не выдавая своей реакции. Кивнув Двайну, он повернулся и вышел.

- Кого-то он мне напоминает, - сказал Мартин.

- Кого? - спросил Арута.

- Не знаю, каким образом, но могу поклясться, что я уже его видел. На груди у него был герб, но я не смог разглядеть его через кольчугу.

Через некоторое время дверь опять отворилась. Тот, кто стоял за ней, остался снаружи, виден был лишь его силуэт. Затем послышался знакомый громыхающий смех, и стоявший за дверью вошел в комнату.

- Чтоб я пропал! Это правда! - воскликнул он, и сквозь поседевшую бороду пленники разглядели широкую усмешку.

Арута, Мартин и Джимми сидели, не смея верить своим глазам. Арута медленно встал. Перед ним стоял человек, которого он меньше всего ожидал увидеть в этой камере. Джимми вскочил и закричал:

- Амос!

В камеру вошел Амос Траск, когда-то пират и соратник Аруты и Мартина во время осады Крайди цура-нийским войском. Дородный морской волк заключил Аруту в медвежьи объятия, а затем так же приветствовал Мартина и Джимми. Ему быстро представили остальных.

- Как ты попал сюда? - спросил Арута.

- Это долгая история, сынок, целая сага, но не сейчас. Протектор ожидает вас, а он не привык долго ждать. Мы можем рассказать все друг другу позже. А сейчас ты и Мартин должны идти со мной. Остальные пусть ждут здесь.

Мартин и Арута пошли за Амосом по коридору и, поднявшись по лестнице, вышли во двор. Амос быстро перешел в главную башню крепости и заторопился.

- Не могу вам всего сказать, но надо спешить, - сказал он, подойдя к странной платформе. Жестом он показал, что нужно на нее встать. Потом он дернул за веревку, и платформа начала подниматься.

- Что это? - поинтересовался Мартин.

- Подъемная платформа. Нам приходится поднимать тяжелые снаряды для катапульт на крышу. Платформа приводится в действие с помощью лошадей и лебедки. Она также помогает толстому капитану избежать необходимости идти вверх по двадцати семи лестничным пролетам. Мои силы уже не те, что были раньше, ребятки. - Его тон стал серьезным: - А теперь слушайте. Я знаю, у вас есть сотня вопросов, но с этим надо подождать. Я все объясню, когда мы поговорим с Одноглазым.

- С протектором? - спросил Арута.

- Это он и есть. И вот что, не знаю, как вам объяснить, но вы будете сильно удивлены. Я бы посоветовал вам не выходить из себя, пока мы с вами не посидим и не поговорим. Мартин, присмотри за ним. - Он положил руку Аруте на плечо и притянул его к себе. -И помни, товарищ по плаванию, что здесь ты не принц. Ты чужеземец, а с этими людьми это обычно означает - падаль. Чужие здесь бывают редко, их не любят в Арменгаре.

Лифт остановился, и они сошли. Амос поспешил по коридору. На левой стене было несколько сводчатых окон, через которые открывался вид на город и долину за ним. Мартин и Арута лишь мельком взглянули на них, но то, что они увидели, произвело на них впечатление. Они побежали за Амосом, который свернул за угол и знаками призывал из поторопиться. Около двери их ждал человек со светлыми волосами.

- Почему ты ничего не сказал? - спросил он шепотом Амоса.

Показав пальцем на дверь, Амос ответил:

- Он хотел получить полный отчет от тебя. Ты знаешь, какой он. Ничего личного, пока не закончит дела. Он не показывает своих чувств, но ему сейчас нелегко.

Светловолосый кивнул, его лицо превратилось в мрачную маску.

- Я едва мог поверить в это. Гвиннат мертва. Это удар для всех нас.

Он снял кольчугу. На камзоле у самого сердца был красный с золотом герб, но человек повернулся и прошел через дверь, прежде чем Арута смог разглядеть, что на нем изображено. Амос пояснил:

- Патруль протектора попал в засаду, и многие погибли. Он сейчас в на редкость дурном настроении, так как во всем винит себя. Поэтому будьте поаккуратнее. Пойдемте, а то он мне уши отрежет, если мы еще заставим его ждать.

Амос открыл дверь и пригласил братьев войти. Они оказались в помещении, похожем на комнату для совета: в центре стоял большой круглый стол. У противоположной стены находился камин, наполнявший комнату теплом и светом. На всех стенах висели карты, но с левой стороны было большое окно. Сверху комнату освещали свечи в круглом подсвечнике.

У камина стоял светловолосый человек, который разговаривал с другим, одетым во все черное, от рубашки и штанов до еще не снятой кольчуги. Одежда его была покрыта пылью, а на лице выделялась повязка через левый глаз. В его черных волосах серебрилась седина, но осанка оставалась молодой. На мгновение Арута остановился, пораженный некоторым сходством. Он посмотрел на Мартина, который обернулся к нему. Мартин тоже заметил это. Не лицом, а, скорее, осанкой и манерами этот человек напоминал их отца.

Человек у камина выступил вперед, и Арута смог ясно разглядеть герб на его плаще: золотой орел распростер крылья на черном поле. Арута понял, что встревожило его, когда он заметил флаг на воротах. Только один человек на свете носил этот герб. Когда-то он считался одним из лучших военачальников Королевства, а затем король объявил его предателем:

человек, которого обвиняли в смерти отца Аниты. Перед ними стоял злейший враг их отца. Тот, кого жители Арменгара называли протектором, показал на два стула. В его низком голосе звучали повелительные нотки, хотя говорил он тихо.

- Не присядете ли, племянники? - спросил Гай де Бас-Тайра.

Рука Аруты сжала рукоятку меча, но он ничего не сказал, и они сели. В сознании Аруты вертелась целая сотня вопросов. Наконец он спросил:

- Как...

Гай перебил его.

- Это долгая история, я оставлю ее Амосу. Сейчас меня беспокоит другое.

В его глазах появилось выражение боли. Он на мгновение отвернулся, а потом снова посмотрел на братьев и обратился к Мартину:

- Ты очень похож на Боуррика в молодости, ты знаешь это?

Мартин кивнул.

Гай повернулся к Аруте:

- Ты тоже чем-то напоминаешь его, но больше похож на... свою мать. Тот же разрез глаз... хотя цвет другой, - добавил он мягко. Его тон изменился, когда в комнату вошел солдат, принесший кружки и эль. - У нас в Арменгаре нет вина, здесь утеряно это искусство, так как климат не позволяет выращивать виноград. Но мы готовим прекрасный эль, а я хочу пить. Если хотите, присоединяйтесь.

Он налил себе эль и дал Мартину и Аруте возможность сделать то же. Гай осушил свою кружку, и на минуту его лицо опять помрачнело. Он произнес:

- Боги, как я устал. - А потом повернулся к братьям: - Ну что ж, когда Арманд доложил, кого привел Двайн, я не мог поверить своим ушам. Но. теперь я вижу, что это правда.

Арута скользнул взглядом по высокому блондину, освещенному огнем из камина.

- Арманд?

Он внимательно посмотрел на камзол и разделенный надвое гербовый щит с красным драконом на золотом поле и поднятой золотой львиной лапой на красном поле.

- Арманд де Севиньи! - воскликнул Мартин.

Человек у камина поклонился ему.

- Барон Гилденхольт? Маршал Рыцарей святого Гунтера? - удивился Арута.

Мартин выругался.

- Я идиот. Я же видел его. Он был во дворце в Рилланоне до того, как ты присоединился к нам, Арута. В день коронации, когда ты приехал, его уже не было.

Арманд улыбнулся:

- К вашим услугам, ваше высочество.

- Насколько я помню, это не совсем так. Вас не было среди тех, кто давал присягу Лиаму.

Тот покачал головой.

- Это правда. - На его лице появилось выражение, близкое к сожалению.

Гай сказал:

- Все это часть истории о том, как мы появились в Арменгаре. Сейчас же меня волнует, почему вы здесь и не создает ли причина вашего прибытия сюда угрозы городу. Почему вы поехали на север?

Арута молча сидел, скрестив руки и глядя на де Бас-Тайру прищуренными глазами. То, что городом правил Гай, выбило принца из равновесия. Он не знал, отвечать ли на вопрос. Возможно, необходимость найти Мурмандрамаса шла вразрез с интересами Гая. Кроме того, Арута не доверял ему. Когда-то Гай пытался захватить трон, что чуть не привело к гражданской войне. По его приказу погиб отец Аниты. Отец Аруты учил сына не доверять этому человеку, и ненавидел само имя его. Он был настоящим восточным лордом - хитрым, проницательным, опытным в деле плетения интриг и предательства. Арута мало что знал о де Севиньи, кроме того, что его считали одним из самых способных правителей Восточных земель страны, но он был вассалом Гая и остался им. И хотя принц любил Амоса и доверял ему, тот был пиратом и не брезговал нарушением закона. Нет, у него были все основания оставаться осторожным.

Мартин наблюдал за Арутой. Внешне могло показаться, что принц настроен агрессивно, но это была лишь видимость. Мартин понимал, что его брат сейчас борется с неожиданным потрясением и нежеланием вмешивать кого-либо в свою миссию, которая состояла в том, чтобы найти и убить Мурмандрамаса. Мартин видел, что и Амос, и Арманд встревожены нежеланием Аруты отвечать.

Поняв, что ответа ему не дождаться. Гай стукнул кулаком по столу.

- Не стоит испытывать мое терпение, Арута. - Он уставил на него палец. - В этом городе ты не принц. В Арменгаре командует только один человек, и этот человек я! - Он откинулся назад, и лицо его под повязкой на глазу покраснело. Смягчив голос, он добавил: - Я... не хочу показаться грубым. Просто у меня много других забот. - Он помолчал, долго задумчиво глядя на братьев, и наконец промолвил: - Я не знаю, зачем ты здесь Арута, но твой выбор продиктован чем-то очень необычным, или ты ничему не научился у своего отца. Принц Крондора и двое самых могущественных герцогов Королевства, Саладорский и Крайди, едут на север в сопровождении наемного солдата, горца и двух мальчишек? Либо ты совсем выжил из ума, либо ты так умен, что это недоступно моему пониманию.

Арута продолжал молчать, но Мартин решил заговорить:

- С тех пор, как вы покинули Королевство, там многое изменилось. Гай.

Гай опять погрузился в молчание.

- Думаю, за всем этим кроется история, которую мне необходимо знать. Не могу обещать вам помощь, но, думаю, что наши намерения могут оказаться совместимы. - Он повернулся к Амосу: - Предоставь им комнаты получше и накорми. - И добавил для Аруты: - Даю тебе время до утра. Но в следующую нашу встречу я не советую испытывать мое терпение. Я должен знать, зачем вы явились сюда. Это важно. Если решишь говорить, позови меня раньше. - Его голос опять помрачнел. - Я проведу ночь здесь.

Взмахом руки он приказал Амосу увести пленников. Арута и Мартин последовали за моряком, и сразу за дверью Амос остановился. Он долго и пристально смотрел на Аруту и Мартина.

- Для двух таких умных парней вы неплохо постарались, чтобы показать всю свою глупость.

Амос вытер рот обратной стороной ладони. Затем он рыгнул и сунул еще один кусок хлеба с сыром в рот.

- Ну а потом?

- А потом, - ответил Мартин, - мы вернулись, и уже через час Анита обручилась с Арутой, а помолвка Лори и Каролины состоялась немного позже.

- Ха! А помнишь нашу первую ночь после бегства из Крондора, на борту "Морского Стрижа"? Ты сказал мне, что твой братец уже на крючке, но шансов у него никаких.

Арута улыбнулся. Они все сидели вокруг большой корзины с едой и бочонка эля в просторной комнате, одной из тех, что предоставили в их пользование. Слуг не было - еду принесли солдаты - и они сами накладывали еду и наливали эль. Бару рассеянно чесал за ухом Блутарка, грызущего баранью ногу. То, что бистхаунд остался с хадати, казалось, никого не беспокоило. Затем Арута сказал:

- Амос, мы болтаем уже целых полчаса. Может, теперь ты расскажешь нам, что происходит? Как, черт возьми, вы сюда попали?

Амос посмотрел вокруг.

- Что происходит, так это то, что вы пленники или вроде того и останетесь ими, пока Одноглазый не изменит вашего положения. Должен сказать, что мне приходилось сидеть в камерах, и это лучшая из всех, что я видел. - Широким жестом он показал на комнату. - Нет, если вы решили остаться пленниками, то это неплохая камера. - Он прищурил глаза. - Однако не забывайте, что это все же тюрьма. Слушай, Арута. Я провел с тобой и с Мартином много лет, и хорошо тебя знаю. Не припомню, чтобы ты был таким подозрительным, так что, верно, что-то произошло за последние два года, если ты взял такой курс. Но здесь человек должен доверять, чтобы жить, дышать, есть, - или умереть. Ты понимаешь меня?

- Нет, - ответил принц. - Что ты имеешь в виду?

Амос задумался, а потом промолвил:

- Люди в этом городе окружены врагами со всех сторон. Доверие к соседу - это необходимость, если человек хочет выжить. - Он помолчал. - Слушай, я расскажу, как мы сюда попали, и тогда ты, может быть, поймешь.

Амос уселся поудобнее, налил себе еще эля и начал рассказ.

- Ну в последний раз я виделся с вами, когда отплывал из гавани на корабле твоего брата. - Мартин и Арута улыбнулись при воспоминании об этом. - И если помнишь, по всему городу искали Гая. Вы его не нашли, потому что он прятался там, где никому не пришло в голову его искать.

Мартин от удивления широко раскрыл глаза, это было самым ярким проявлением эмоций, которые присутствующие когда-либо видели.

- На королевском корабле!

- Услышав, что король Родрик назвал Лиама своим наследником. Гай покинул Крондор и помчался в Рилланон. Он думал, что кое-какие из его планов еще можно привести в действие, но Объединенный Совет лордов утвердил право наследования за Лиамом. К тому времени, когда Лиам добрался до Рилланона, там собралось достаточно восточных лордов, чтобы Гай понял, что к чему. Было ясно, что королем будет Лиам, - это было еще до того, как все узнали о тебе, Мартин, - так что Гай ушел в тень и его обвинили в предательстве. Но утром в день коронации пришла весть о том, что Мартин признан законным сыном, и Гай остался посмотреть, что из этого будет.

- Поджидая удобного момента, - вставил Арута.

- Не спеши его осуждать, - резко прервал его Амос, и продолжал более мягким тоном: - Он беспокоился, что начнется гражданская война, и был готов сражаться. Но хотя он и остался, он знал, что по городу шныряют люди Келдрика. Он пару раз оставлял их с носом, хотя и с трудом. У Гая все еще были друзья в столице, и они тайно провели его и Арманда на борт "Королевской Ласточки". Да, что за славная была посудина! Это было проделано как раз в тот миг, когда ишапианские священники приехали во дворец, чтобы начать коронацию. Ну, в общем, когда я... э-э... позаимствовал корабль, мы обнаружили, что у нас есть пассажиры. Так вот, сначала я хотел выбросить Гая и Арманда за борт или повернуть обратно и связанными привести их к тебе, но Гай может быть таким убедительным в своем роде, так что я согласился довести его до Бас-Тайры в обмен на приличную сумму.

- Чтобы он мог затевать заговоры против Лиама? - скептически уточнил Арута.

- Черт побери, парень, - взревел Амос, - я выпустил тебя из своего поля зрения на каких-то два года, и ты уже набрасываешься на меня как на полного идиота. - Посмотрев на Мартина, он добавил: - Ну и компанию тебе приходится терпеть.

- Дай ему закончить, - урезонил Мартин брата.

- Нет, он ехал не для того, чтобы затевать заговор. Ему надо было привести в порядок дела. Он понял, что Лиам приказал начать на него охоту, так что он решил кое-что сделать дома, а потом я должен был отвезти его обратно в Рилланон, чтобы он мог сдашься сам.

Арута был ошеломлен.

- Единственное, чего он хотел добиться, так это прощения для Арманда и других своих сторонников. В общем, мы дошли до Бас-Тайры и стояли там пару дней. Потом пришла весть об изгнании. Гай и я к тому времени немного лучше узнали друг друга, так что мы поговорили и перерешили. Он хотел уехать из Королевства. Гай хороший воин, и многие властители охотно взяли бы его на службу, особенно в Кеше, но он хотел уехать куда-нибудь подальше, чтобы не встретиться на поле битвы с солдатами Королевства. Мы решили пойти на восток, потом повернуть на юг и идти до Кешианской Конфедерации. Там можно было бы сделать себе имя. Он стал бы генералом, а я думал, что и мне неплохо было бы стать адмиралом. Мы немного повздорили с Армандом. Гай хотел отправить его домой в Гилденхольт, но Арманд - странный человек. Он поклялся в верности Гаю много лет назад, и так как он не присягал Лиаму, то не хотел нарушать слово вассала. Это был самый дурацкий довод из всех, что я слышал. В общем, он сейчас с нами. Так что мы отплыли, взяв курс на Конфедерацию. Но через три дня после отплытия из Бас-Тайры за нами увязалась эскадра керезианских пиратов. Я бы сразился с двумя, даже с тремя кораблями этих разбойников, но пять? "Ласточка" была быстрой лодочкой, но пираты буквально дышали нам в спину. Четыре дня подряд небо было безоблачно, видимость безупречная и крепкий ветер. Для обычных пиратов они были слишком хитрыми. Они разошлись в разные стороны, и я не мог оторваться от них даже ночью. Каждую ночь я старался скрыться, и так и сяк, но приходило утро, и на горизонте маячили ровно пять парусов. Прямо как миноги: никак не стряхнуть. А потом погода переменилась. С запада налетел ураган и полтора дня нес нас на восток; потом ветер изменился, и нас отнесло на север вдоль берега, которого нет ни на каких картах. Единственное, что было хорошо в этой буре, так это то, что мы, наконец, отвязались от этих керезианцев. Когда я нашел безопасную бухту, мы попали в воды, которых я не только не видел, но о которых никогда не слышал.

Амос подставил опустевшую кружку, и Джимми наполнил ее очередной порцией эля. Все молча ждали продолжения.

- Мы остановились и решили осмотреться. Корабль нуждался в ремонте: не то чтобы он мог утонуть, но повреждения были достаточно серьезны, чтобы затруднить плавание. Я повел его вверх по большой реке, должно быть, где-то прямо на востоке от Королевства. Ну вот. На второй день, когда мы стояли на якоре, на нас налетела чертова уйма гоблинов. Они убили часовых и захватили всех нас в плен. Эти ублюдки подожгли "Ласточку", и она сгорела до самой ватерлинии. Потом они отвели нас в лесной лагерь, где ждало много темных братьев. Они и погнали нас на север. Парни в моей команде были крепкими, но большинство умерло в пути. Этим чертовым гоблинам было все равно. Нас почти не кормили, а если кто ослабевал и не мог больше идти, то его убивали прямо на месте. Я подхватил дизентерию, и Гай с Армандом едва ли не несли меня два дня, и, поверь, это было нелегко для всех нас. Мы шли на северо-запад, по направлению к горам, потом через них. К счастью для нас, был конец лета, иначе мы все замерзли бы насмерть. И все же мы еле выжили. Потом мы встретили других темных братьев, тоже с пленниками-людьми. Эти пленники говорили на каком-то странном языке, типа вабонского, но некоторые понимали по-нашему, а некоторые и восточные наречия. Еще дважды мы встречали отряды темных братьев с пленниками, и все они направлялись на запад. Я потерял счет времени, но, должно быть, мы шли около двух месяцев. Когда мы подошли к равнине - теперь я знаю, что это была Исбандская равнина, - выпал снег. Я знаю теперь, куда нас вели, но тогда не знал. Мурмандрамас собирал рабов в Сар-Саргот, чтобы они волокли осадные машины.

Джимми взглянул на Локлира. Во взгляде юного сквайра горело негодование.

- Затем однажды ночью на наших охранников .налетел отряд всадников отсюда, - продолжал рассказывать Амос. - Из двух сотен или около того рабов в живых осталось только двадцать, так как гоблины и темные братья принялись убивать всех подряд, как только всадники напали на лагерь. Гай задушил одного своими цепями, когда тот пытался пронзить меня мечом. Я подобрал меч и убил другого, но он успел выцарапать протектору глаз. Арманд был ранен, но выжил. Он крепкий мошенник. Из тех, кто был на "Ласточке", уцелели только мы трое и еще двое матросов. Нас привезли сюда.

- Невероятно, - сказал Арута. Он откинулся к стене. - И все же мы живем в невероятные времена.

- А как получилось, что чужеземец стал здесь правителем? - спросил Мартин.

Амос налил себе еще эля.

- Это странный народ, Мартин. Они честны и мужественны, как никто, но во многом они чужды нам, как цурани, только по-другому. У них нет наследственных званий, все зависит от способностей. Через несколько месяцев стало ясно, что Гай - первоклассный военачальник, и они дали ему отряд. Арманд и я служили под его началом. Еще через несколько месяцев стало ясно, что он лучший из их командиров. У них здесь нет ничего вроде Совета лордов, Арута. Если что-то надо решить, они созывают всех на собрание на большой площади, где обычно располагается рынок. Они называют такое собрание "фольксраад", и все голосуют. Кроме того, решения принимаются теми, кого выбрали на фольксрааде. Они вызвали Гая и сказали ему, что теперь он протектор Арменгара. Это как маршал короля, но плюс еще он отвечает за безопасность города - то есть он главный шериф, полицейский, председатель городского совета и судебный пристав в одном лице.

- А что сказал на этот счет предыдущий протектор? - спросил Арута.

- Она, должно быть, думала, что это хорошая мысль, поскольку она-то ее и высказала.

- Она? - не поверил Джимми.

Амос пояснил:

- Тут есть еще кое-что, к чему нужно привыкнуть. Женщины. Они прямо как мужчины. Я имею в виду, когда дело доходит до отдачи и выполнения приказов, голосования... и других вещей. Вы сами увидите. - Амос задумался. - Ее звали Гвиннат. Она была прекрасной женщиной. И я не стыжусь признаться, что сам был немножко влюблен в нее, хотя, - его голос стал немного веселее, - я никогда не начну жить оседлой жизнью. Но если бы когда-нибудь я решился, она бы мне подошла. - Он заглянул в кружку. - Но она и Гай... Я знаю о нем кое-что, понемногу узнал за два года, Арута. Я не хочу предавать его доверие. Если он сам все расскажет, хорошо. Но, скажем так, они были что-то вроде мужа и жены, оба влюблены по уши. Именно она и передала ему заботу о городе. Она была готова умереть за него. А он за нее. Она ездила в походы рядом с ним и сражалась как львица. - Его голос дрогнул. - Она умерла вчера.

Арута и Мартин переглянулись. Бару и Роальд не произнесли ни слова. Лори подумал о Каролине и похолодел. Даже мальчики могли представить себе, что чувствовал Амос. Арута вспомнил, что Амос говорил Арманду перед тем, как они вошли в комнату к Гаю.

- И Гай винит себя.

- Да. Одноглазый прямо как хороший капитан: если что случилось с его командой, то это его ответственность. - Амос откинулся назад, задумавшись. - Гоблины и арменгарцы долгое время сражались без затей. Набегут, снесут несколько голов и отступают. Арменгарцы во многом походили на цурани - храбрые воины, но без настоящей организации. Но когда появился Мурмандрамас, братья быстро организовались, даже на уровне отрядов. Теперь они могут объединять две-три тысячи воинов под командой одного начальника. Когда мы появились здесь, братья регулярно били арменгарцев. Гай оказался находкой для города, так как знает толк в современной военной науке. Он обучил их, и теперь у нас прекрасная конница, неплохая пехота, хотя убедить арменгарца слезть с лошади почти невозможно. Но Гай делает успехи. Они опять воюют на равных с братьями. Только вот вчера...

Все долго молчали. Затем Мартин сказал:

- Амос, нам нужно кое-что обсудить. Ты понимаешь, что мы не были бы сейчас здесь, если бы не случилось нечто очень важное, что может иметь самые тяжелые последствия для Королевства.

- Что ж, я оставлю вас одних на время. Вы были хорошими товарищами, и я знаю, что вы благородные люди. - Амос встал. - Но вот еще что. Протектор - самый могущественный человек в городе, но даже его власть имеет пределы, если это касается безопасности Арменгара. Если он скажет, что у вас с ним осталсядолжок, никто не станет вмешиваться, когда вы выйдете на поединок - один на один. Если вы победите, никто в городе не поднимет на вас руки. Но стоит ему сказать, что вы шпионы, вы умрете, не успев повернуться на месте. Арута, Мартин, я знаю, что между вами и Гаем вражда из-за вашего отца и из-за Эрланда. И я теперь знаю, что стояло за этим. Я оставлю это Гаю, пусть он сам разберется с прошлым. Но вы должны знать, что здесь творится. Вы можете приходить и уходить, если не нарушаете закон или пока Гай не приказал выкинуть вас вон, или повесить, или еще что. Но он берет на себя ответственность. Он ручается за вас всех. Если вы предадите город, его жизнь, как и ваша, не будет стоить и гроша. Как я уже сказал, эти ребята иногда бывают странными, и их обычаи суровы. Так что учтите то, что я вам говорю: вы предадите Гая, даже если, по-вашему, это будет сделано ради блага Королевства, и эти люди вас убьют. И я не уверен, попытаюсь ли я остановить их.

- Ты же знаешь, мы не нарушаем обещаний, Амос, - ответил Мартин.

- Я знаю, но я хотел, чтобы вы поняли, что я чувствую. Я люблю вас обоих, и мне не хотелось бы видеть, как вам перережут горло.

Не добавив больше ни слова, Амос вышел. Арута откинулся к стене, размышляя над словами Амоса, и вдруг понял, что он смертельно устал. Он посмотрел на Мартина, и его брат кивнул в ответ. Дальнейшего обсуждения не требовалось. Арута знал, что утром он расскажет Гаю все.

Арута и его друзья поднялись на платформе и остановились у двери в комнату протектора. Было позднее утро, почти полдень, когда Гай послал за Арутой. Они прошагали по коридору и опять остановились. Стражник, который был послан за ними, терпеливо ждал, пока они с изумлением рассматривали вид, открывающийся из окна. Город начинался за рвом вокруг крепости, там в пределах городских стен бурлила рыночная площадь. Но за стенами на северо-востоке раскинулась просторная долина, тающая вдалеке в туманной дымке. С другой стороны над городом вставали высокие горные вершины. С запада по темно-голубому небу ветер нес белые облака, а равнине, поросшей отливающей янтарным блеском зеленой травой, не было ни конца, ни краю. Картина была восхитительна. Джимми оглянулся и заметил странное выражение лица Локлира.

- Что такое?

- Я просто думал об этой земле, - ответил тот, показывая на равнину.

- И что? - спросил Арута.

- На ней можно много чего вырастить.

Мартин всматривался в горизонт.

- Достаточно пшеницы, чтобы накормить все Западные земли Королевства, - сказал он.

- Ты что, фермер? - удивился Джимми.

Локлир усмехнулся:

- А чем, ты думаешь, занимается барон в таком маленьком поместье, как Край земли? В основном разбирает тяжбы между фермерами и устанавливает налог на зерно. Тебе следует знать о таких вещах.

Стражник поторопил их:

- Идемте, протектор ждет.

При виде Аруты и его товарищей Гай поднял голову. С ним были Амос, Двайн, Арманд и какая-то женщина. Арута взглянул на брата, заметив, что тот остановился. Герцог Крайди уставился на женщину с нескрываемым восхищением. Арута положил руку на плечо Мартина и потянул его за собой. Принц еще раз взглянул на женщину и понял, что так привлекло внимание Мартина. На первый взгляд она показалась ему обыкновенной женщиной, но как только она встала и прошлась, ее манера держаться дала возможность по-новому взглянуть на нее. Она была великолепна. Как и большинство жителей города, женщина была одета в кожаные доспехи, коричневую рубашку и штаны. Но громоздкая одежда не могла скрыть ее чудесную фигуру и прямую, даже царственную осанку. У нее были каштановые волосы с неожиданной седой прядью на левом виске, собранные в пучок зеленым шарфом, и голубые глаза. Видимо, она плакала: веки ее припухли.

Гай предложил Аруте и его друзьям присесть. Арута представил своих спутников, а Гай, в свою очередь, сказал:

- Вы знаете Амоса и Арманда. А это Бриана, - он показал на женщину, - один из моих командиров.

Арута кивнул и увидел, что женщина уже отвлеклась от своего горя и смотрит на Мартина.

Быстро, экономя время, Арута рассказал Гаю всю историю, начиная с возвращения с Лиамом из долгой поездки по Восточным землям, о первом нападении ночных ястребов, об откровениях в Ишапианском аббатстве Сарта и походе за терном серебристым и о мнимой смерти принца Крондора. В конце он сказал:

- И чтобы покончить со всем этим, мы пришли, чтобы убить Мурмандрамаса.

Услышав это, Гай недоверчиво покачал головой.

- Это, конечно, смелый план, но... - Он повернулся к Арманду. - Сколько разведчиков мы пытались заслать в его лагерь?

- Шесть?

- Семь, - ответила Бриана.

- Но они не были жителями Королевства, не так ли? - ответил Джимми, вынимая фигурку ястреба из черного дерева на цепочке. - И у них не было талисмана ночных ястребов, ведь так?

Гай почти раздраженно посмотрел на Джимми.

- Арманд?

Бывший барон Гилденхольт открыл ящик шкафа и достал из него мешочек. Развязав его, он вытряхнул на стол штук шесть таких талисманов.

- Мы пробовали и это, сквайр. И некоторые были жителями Королевства: среди пленников братьев, спасенных арменгарцами, всегда найдется несколько человек из тех краев. Нет, чего-то не хватает. Они знают, кто настоящий бандит, а кто шпион.

- Скорее всего, магия, - вздохнул Арута.

- Мы уже сталкивались с этой проблемой, - - сказал Гай. - Но в городе нет заклинателей, будь то маги или священники. Похоже, что беспрестанная война, когда все должны быть постоянно готовы к бою, не оставляет места безмятежности, которая требуется при изучении этого мастерства, или же всех учителей убивают. Но как бы там ни было, каждый раз, когда Мурмандрамас или его змеи брались за дело, мы дорого платили за это. Хотя, - добавил он задумчиво, - по какой-то причине он, слава богам, кажется, не спешит использовать свою силу против нас. - Гай опять сел. - У нас с тобой, племянник, общий интерес. Чтобы ты понял, о чем я, позволь мне рассказать тебе об этом месте. Ты знаешь, что предки арменгарцев перешли через горы, когда Королевство присоединило Вабон. Они нашли здесь плодородные земли, но земли эти были уже заселены, и те, кто жил здесь раньше, с неодобрением смотрели на вторжение арменгарцев. Бриана, кто построил этот город?

Женщина заговорила, и у нее оказалось мягкое контральто:

- По легенде, боги приказали построить этот город расе гигантов, которые потом покинули его. Мы оставили в нем все, как было.

- Никто не знает, кто жил здесь раньше, - сказал Гай. - Далеко на севере есть еще один город – Сар-Саргот. Он как две капли воды похож на Арменгар, и там находится столица Мурмандрамаса.

- Значит, - сказал Арута, - если мы поищем там, то найдем его.

- Поищите, и он наденет ваши головы на пики своих воинов, - фыркнул Амос.

Гай согласно кивнул.

- У нас другие заботы,. Арута. В прошлом году его войско Насчитывало больше двадцати тысяч - столько, сколько в мирное время числится во всех армиях Востока вместе взятых. Мы ожидали нападения, но ничего не произошло. Возможно, что кампания была отложена из-за гибели любимого военачальника Мурмандрамаса, которого убил твой друг. - Он указал на Бару. - Но в этом году Мурмандрамас опять здесь, и сейчас он еще сильнее. Мы предполагаем, что под его знаменем собрано более двадцати пяти тысяч гоблинов и темных братьев, и они прибывают с каждым днем. Я думаю, к началу похода у него будет более тридцати тысяч воинов.

Арута посмотрел на Гая.

- Но почему же он еще не выступил?

Гай развел руками, показывая, что они могут попробовать предложить свой вариант.

- Он ждет твоей смерти, помнишь? - предположил Джимми. - Это связано с магией.

- Но он уже получил известие о моей смерти. Так говорил этот шпион Морган Кроу, - ответил Арута.

Гай прищурил единственный глаз:

- О чем это вы?

Арута рассказал ему о шпионе в гостинице на дороге в Тайр-Сог и о планах темных братьев нанять инженеров Сергесена.

- Так вот чего он ждал! - воскликнул Гай, хлопнув по столу. - У него есть магические силы, но по какой-то причине он не может использовать их против нас. А без инженеров Сергесена он не сможет снести наши укрепления. - Увидев недоумение на лице Аруты, Гай объяснил: - Если бы он мог разрушить стены Арменгара, то не стал бы нанимать Сергесена. Никто не знает, кто построил этот город, Арута, но кто бы то ни был, их умение выходит за пределы моих знаний. Я видел разные укрепления, но ни одно из них не было похоже на Арменгар. Возможно, инженеры Сергесена тоже не смогли бы разрушить их, но они единственные могли бы попытаться хотя бы с небольшой надеждой на успех.

- Значит, раз Сергесен не придет, шансы защитить город увеличиваются.

- Да, но есть и другие проблемы. - Гай поднялся со стула. - Нам еще многое надо обсудить, и мы продолжим позднее, а сейчас у меня собрание городского совета. Что до вас, то вы свободны передвигаться по территории Арменгара. - Он отвел Аруту в сторону и сказал: - Мне нужно поговорить с тобой наедине. Сегодня, после вечерней трапезы.

Все стали расходиться. Первыми вышли Бриана, Арманд и Гай. За ними двинулись Двайн и Амос. Амос подошел к Аруте и Мартину, не сводившему глаз с Брианы.

- Кто она? - спросил Мартин.

- Один из лучших командиров города, Мартин. Дочь Гвиннат.

- Теперь я понимаю, почему она так горевала, - сказал герцог.

- Она узнала о смерти матери только сегодня утром. - Амос показал на город. - Ее отряд патрулировал на западе, охранял хутора и краали. Она вернулась несколько часов назад. - Мартин удивленно посмотрел на него. - Фермерские хозяйства называются хуторами, а скотоводческие - краалями. Нет, она справится с горем. Меня больше беспокоит Гай.

- Он тщательно прячет свое горе, - заметил Арута.

Он не мог избавиться от противоречивых чувств. Неприязнь к Бас-Тайре, которую он воспринял от отца, боролась в нем с сочувствием к его страданиям. Однажды он и сам почти потерял Аниту, и, думая об утрате, которую понес Гай, ощущал эхо пережитого ужаса и боли. Однако именно Гай приказал заключить в темницу отца Аниты, и это убило его. Гай был предателем. Арута отбросил беспокоящие его мысли и пошел с Амосом и Мартином. А герцог Крайди все еще продолжал расспросы о Бриане.

Глава 10 УБЕЖИЩЕ

Джимми толкнул Локлира в бок. Они неторопливо шли по рыночной площади, разглядывая то немногое, что мог предложить им Арменгар. Молодых людей их возраста в городе было мало, а те, кого они видели, были все вооружены и одеты в доспехи. Джимми удивлялся, насколько рынок в этом городе отличался от рыночной площади в Крондоре.

- Мы провели здесь уже час, а то и больше, и клянусь тебе, я не заметил ни одного нищего или воришки в толпе, - заметил он.

- На то есть причина, - ответил Локлир. - Судя по словам Амоса, само существование города зависит от доверия друг другу. Воров нет, потому что все знают друг друга, да и где ты здесь спрячешься? Не могу сказать, что много знаю о городской жизни, но этот город, хотя и очень велик, больше похож на гарнизон.

- Да, ты прав.

- А нищих нет, потому что они, наверное, как в армии, кормят всех.

- Столовые и лазареты?

- По-видимому, - согласился Локлир.

Они прошли мимо палаток, и Джимми на глаз оценил их содержимое.

- Ты заметил, что тут нет никаких предметов роскоши?

Локлир покачал головой. В палатках продавались продукты, простая одежда, кожаные товары и оружие. Все цены были довольно низкими, и, казалось, никто вокруг не торговался.

Через некоторое время Джимми присел на ступеньку крыльца одного из домов на площади.

- Скучно.

- А я вижу кое-что, что вовсе не скучно.

- Что? - спросил Джимми.

- Девушки, - показал рукой Локлир. Из толпы покупателей появились две девушки, которые остановились посмотреть товар у крайней палатки. Они были того же возраста, что и мальчики. Обе были одеты одинаково: в кожаные сапоги, штаны, рубашки, кожаные жилеты. У каждой кинжал и меч на поясе. Темные волосы до плеч были убраны со лба сложенными шарфами. Девушка повыше заметила, что Джимми и Локлир смотрят на них, и что-то сказала своей подруге. Вторая девушка тоже посмотрела в их сторону, и, склонив головы, обе зашептались о чем-то. Затем первая девушка отложила товары, которые рассматривала, и подружки подошли к Джимми и Локлиру.

- Ну? - сказала девушка повыше, прямо глядя на мальчиков голубыми глазами.

Джимми встал и с удивлением обнаружил, что девушка ростом была немногим ниже его самого.

- Что ну? - спросил он с запинкой на арменгарском.

- Вы смотрели на нас.

Джимми взглянул на Локлира, и тот тоже встал со ступеньки.

- А что, в этом есть что-то плохое? - спросил младший сквайр, который говорил на местном языке лучше Джимми.

Девушки переглянулись и захихикали.

- Это грубо.

- Мы нездешние, - попробовал объяснить Локлир.

На это замечание девушки открыто рассмеялись.

- Это и так ясно. Мы слышали. О вас знают все в Арменгаре.

Локлир покраснел. Ему не потребовалось много времени, чтобы сообразить, что по внешнему виду он и Джимми сильно отличались от остальных жителей города. Вторая девушка изучающе посмотрела на него темными глазами и спросила:

- У себя дома вы всегда разглядываете девушек?

Локлир неожиданно усмехнулся:

- Каждый раз, когда у меня есть такая возможность.

Все четверо засмеялись.

- Меня зовут Криста, а это Бронуин, - сказала высокая девушка. - Мы служим в Десятом отряде и до завтрашнего вечера у нас увольнительная.

Джимми не знал, что означает ссылка на отряд, но ответил:

- Я сквайр Джеймс - Джимми. А это сквайр Локлир.

- Локи.

- У вас одно и то же имя? - спросила Бронуин.

- Сквайр - это звание. Мы служим при дворе принца, - пояснил Локлир.

Девушки непонимающе переглянулись.

- Мы не понимаем ваших чужеземных обычаев, - сказала Криста.

Джимми быстрым движением подхватил ее руку.

- Тогда почему бы вам не показать нам город, а мы расскажем вам о наших чужеземных обычаях?

Локлир неуклюже последовал примеру своего друга, однако было непонятно, кто чью руку взял первым, он или Бронуин.

С девичьими смешками Бронуин и Криста повели ребят по улицам города.

Мартин ел и молча разглядывал Бриану, одновременно прислушиваясь к разговору. Все спутники Аруты, за исключением Джимми и Локлира, сидели за большим столом с Гаем, Амосом и Брианой. Амос уверил всех, что отсутствие мальчиков не должно их беспокоить, так как в городе не может произойти ничего плохого, о чем сразу же не узнал бы протектор. А выйти из города они не могли, это невозможно даже для такого способного паренька, как Джимми. Арута не был в этом так уверен, но воздержался от комментариев.

Арута понимал, что ему и Гаю необходимо быстро найти взаимопонимание, и он уже знал, что так оно и будет, но решил отложить предположения до тех пор, пока не услышит, что Гай скажет ему в частной беседе. Арута изучал протектора. Гай впал в мрачное настроение и стал до странности похож на отца Аруты, который тоже часто бывал таким. Гай мало ел, но уже целый час постоянно подливал эль в свой бокал.

Арута обратил внимание на брата, который с самого утра вел себя очень необычно. Мартин бывал молчалив, в этом они оба были похожи, но с момента, когда он увидел Бриану, он просто онемел. Она появилась в предоставленных им комнатах вместе в Амосом перед полуденной трапезой, и с тех пор Мартин не промолвил ни слова. Однако во время ужина, как и во время обеда, его глаза говорили о многом, и насколько Арута мог судить, Бриана отвечала ему тем же. По крайней мере, она, казалось, смотрела на Мартина чаще, чем на кого-либо еще за столом.

Гай в течение вечера почти ничего не говорил. И если мать Брианы была похожа на дочь, то Арута мог понять, какая это была потеря для Гая. За те короткие часы, которые он мог наблюдать за ней, Арута пришел к выводу, что Бриана замечательная женщина. Он понимал, почему Мартина так влекло к ней. Бриана не была красивой и совсем не походила на Аниту, однако в ней была неотразимая привлекательность, уверенность в себе, которая действовала магнетически. Ей не нужны были никакие уловки, и в ее поведении было нечто подсказывающее ему, что по характеру она была бы подходящей парой для Мартина. Арута долгое время размышлял о серьезных вещах, но не мог не улыбнуться про себя: судя по всему Мартин все больше и больше влюблялся в Бриану.

Трапеза показалась Аруте и Мартину странной, так как ни в покоях Гая, ни в остальной части Арменгара слуг не было. Еду в комнаты протектора приносили солдаты из вежливости, но обслуживал он себя сам, и то же приходилось делать его гостям. Амос сказал им, что после ужина он и Арманд часто сами мыли посуду на кухне. В городе работали все, кто мог.

Покончив с едой, Амос промолвил:

- Мне и Арманду нужно нести караул на стене. Сегодня вечером мы освобождены от наряда на кухню, так что можем принять вас как полагается. Не хотите к нам присоединиться?

Это щедрое приглашение относилось ко всем, кто сидел за столом. Роальд, Лори и Бару приняли его, при этом хадати особенно хотелось как можно лучше узнать своих дальних родичей.

Мартин поднялся и с почти героическим усилием обратился к Бриане:

- Может быть, командир покажет мне город?

А когда она согласилась, он, казалось, был одинаково доволен и расстроен.

Арута жестом показал брату, чтобы тот шел с Брианой, поскольку ему нужно было остаться поговорить с Гаем, и Мартин поторопился из зала вслед за ней.

В длинном коридоре, который вел к подъемнику, Мартин остановился, чтобы взглянуть на городские огни внизу. В кромешной тьме сияли тысячи мерцающих огоньков.

- Я часто прохожу здесь, - сказала Бриана, - и никогда не устаю от этого вида. - Мартин согласно кивнул. - А твой дом, он похож на Арменгар?

Мартин не смотрел на нее.

- Крайди? - произнес он задумчиво. - Нет. Мой замок кажется крошечным по сравнению с крепостью, а город Крайди размером не больше одной десятой этого города. У нас нет гигантской стены вокруг, а люди не вооружены. Это мирное место, или, по крайней мере, так мне кажется сейчас. Раньше я, бывало, избегал его, стараясь уходить в лес на охоту или просто чтобы остаться одному. Или я часто уходил в самую высокую башню замка и наблюдал за тем, как солнце садится в океан. Это лучшее время дня. Летом морской бриз охлаждает дневной жар, а солнце играет красками на воде. Зимой башни окутаны белым снегом и кажутся вышедшими из сказки. Можно видеть, как с океана катятся могучие облака. Но еще более величественны бури с молниями и громом, когда небеса словно оживают. - Он оглянулся и заметил, что она внимательно смотрит на него. Внезапно он почувствовал себя как-то глупо и нерешительно улыбнулся, что было у него знаком смущения. - Я говорю бессвязно.

- Амос рассказывал мне об океанах. - Она склонила голову, как будто размышляя. - Это так странно, столько воды.

Мартин засмеялся, его волнение исчезло.

- Да, океан может быть страшным, странным и могучим. Я никогда не любил корабли, но мне приходилось плавать, и через какое-то время начинаешь понимать, каким прекрасным может быть море. Оно как... - Он остановился, пытаясь подыскать слова. - Тебе лучше расскажет Лори или Амос. Они умеют находить слова, которых мне не хватает.

Она положила руку ему на плечо.

- Я бы предпочла услышать их от тебя. Бриана повернулась к окну, пламя факела осветило ее лицо, черные волосы в полутьме казались высоким венцом. Она долго молчала, а потом посмотрела на Мартина.

- Ты хороший охотник?

Мартин вдруг усмехнулся, чувствуя себя дураком.

- Да, очень хороший. - Оба понимали, что это не пустое хвастовство, как и то, что в его словах нет и фальшивой скромности. - Меня обучали эльфы, и среди людей я знаю лишь одного, кто стреляет лучше.

- Я люблю охоту, но теперь, когда приходится командовать отрядом, у меня мало времени. Может быть, мы сможем улучить время и поискать дичь. Здесь охота более опасна, чем в твоем Королевстве, ведь пока мы охотимся, могут охотиться и на нас.

Мартин холодно ответил:

- Я уже имел дело с моррелами.

Она открыто посмотрела на него.

- Ты очень сильный человек, Мартин. - И, положив ладонь ему на руку, она добавила: - И, я думаю, ты еще и добрый. Я Бриана, дочь Гвиннат и Гуртмана, из рода Алвин. - Слова эти звучали официально, но в них было нечто глубокое, как будто она пыталась открыть ему себя, дотянуться до его сердца.

- Я Мартин, сын Маргарет... - за многие годы он впервые подумал о матери, красивой служанке при дворе герцога Брукала, - и Боуррика из рода Данниса, первого из кон Дуанов. Меня еще называют Мартин Длинный Лук.

Она пристально смотрела ему в лицо, как будто изучая каждую черточку. Выражение ее лица изменилось, когда она улыбнулась. При виде ее улыбки Мартин почувствовал, как в его груди заполыхал пожар. Она засмеялась.

- Это имя подходит тебе, Мартин Длинный Лук. Ты такой же высокий и могучий, как и твое оружие. Есть ли у тебя жена?

Мартин тихо ответил:

- Нет. Я... я никогда не встречал никого... Я не умею обращаться со словами... и с женщинами. Я мало с кем знаком.

Она прикоснулась кончиками пальцев к его губам.

- Я понимаю.

Внезапно Мартин обнаружил, что обнимает девушку, ее голова прижималась к его груди, но как это получилось, он не знал. Он держал Бриану очень осторожно, словно при легчайшем движении она могла исчезнуть.

- Я не знаю, как вы поступаете в таких случаях в Королевстве, Мартин, но Амос говорит, что вы избегаете говорить открыто о вещах, которые в Арменгаре воспринимаются как сами собой разумеющиеся. Не знаю, так ли это. Но я не хочу быть одна сегодня ночью. - Она опять заглянула ему в лицо, и он увидел и желание, и страх, и доверие. Тихо, почти неслышно, она спросила: - Так же ли ты нежен, как и силен, Мартин Длинный Лук?

Мартин посмотрел ей в глаза и понял, что слов не нужно. Он долго молча держал ее в своих объятиях. Потом она отодвинулась, взяла его за руку и повела в свою комнату.

Арута долго сидел, наблюдая за Гаем. Протектор Арменгара был погружен в свои мысли, рассеянно прихлебывая эль. Тишину нарушал лишь треск поленьев в очаге. Наконец Гай промолвил:

- Больше всего мне не хватает здесь вина. Бывает, что оно как ничто другое подходит к определенному настроению, ты не находишь?

Арута кивнул, отпив эль из своей кружки.

- Амос рассказал нам о вашей потере.

Гай рассеянно махнул рукой, и Арута понял, что тот уже немного захмелел: его движения не были столь уверенны и сдержанны, но речь оставалась связной и четкой. Гай тяжело вздохнул.

- Это скорее твоя потеря, Арута. Ты никогда ее не видел.

Арута не знал, что, сказать. Он вдруг почувствовал раздражение, как будто его вынудили наблюдать за чем-то очень личным, разделять горе человека, которого он должен был ненавидеть.

- Вы сказали, что нам надо поговорить. Гай.

Гай кивнул и отодвинул кружку. Он все еще смотрел в пустоту.

- Ты мне нужен. - Он повернулся лицом к Аруте. - Мне нужна помощь Королевства по крайней мере, и это означает помощь Лиама. - Арута жестом попросил Гая продолжать. - Лично для меня не важно, хорошо или плохо ты обо мне думаешь. Но совершенно очевидно, что мне нужно, чтобы меня приняли в качестве предводителя этих людей.

Гай погрузился в молчание. Потом он продолжил:

- Я думал, что на Аните женится твой брат. Это укрепило бы его право на престол. Хотя он стал королем еще до того, как мог подумать об этом. Родрик оказал нам всем услугу, когда воспользовался предсмертным проблеском сознания. - Гай сурово посмотрел на Аруту. - Анита - прекрасная молодая женщина. Я не хотел жениться на ней, просто одно время в этом была необходимость. После я бы позволил ей жить... своей жизнью. Но так лучше. - Он откинулся на спинку кресла. - Я пьян. Мои мысли разбредаются.

Гай прикрыл глаз, и Арута подумал, что он просто уснул, однако Гай заговорил:

- Амос рассказал тебе, как мы добрались до Арменгара, поэтому я не стану повторяться. Но есть и другие вещи, которых он не касался. - Он опять надолго замолчал. - Твой отец говорил когда-нибудь, почему наши отношения были такими напряженными?

Арута постарался ответить спокойно:

- Он говорил, что вы были в сердце каждого заговора при дворе против Западных земель Королевства и использовали свою близость к Родрику, чтобы подорвать положение отца.

К изумлению Аруты Гай ответил:

- В основном все верно. Иная интерпретация моих действий могла бы дать более мягкое определение моим поступкам, но ни в царствование Родрика, ни его отца до того я не поступал в интересах Боуррика или Запада. Нет, я говорю о... другом.

- Когда он говорил о вас, то всегда называл врагом, - продолжал Арута. - А Дуланик сказал мне, что когда-то вы и отец были друзьями.

Гай опять уставился на огонь. Он говорил отстранение, как бы припоминая.

- Да, хорошими друзьями, - тихо повторил он. Он опять замолчал, но когда Арута был уже готов сказать что-нибудь, добавил: - Все началось, когда мы оба были молоды и служили при дворе, во времена правления Родрика Третьего. Мы были одними из первых сквайров, которых направили к королевскому двору. Это было нововведение Келдрика, чтобы будущие правители знали больше, чем их отцы. - Гай задумался. - Я расскажу тебе, как все происходило. А когда я закончу, может быть, ты поймешь, почему ни тебя, ни твоего брата не отправили в свое время ко Двору.

Я был на три года младше твоего отца, которому едва исполнилось восемнадцать, но мы были одинакового роста и темперамента. Сначала нас просто приставили друг к другу, так как он был моим дальним родственником и ожидалось, что я научу его манерам. Со временем мы стали друзьями. В эти годы мы играли вместе в карты, вместе волочились за юбками и сражались.

О, у нас были разногласия даже тогда. Боуррик был сыном дворянина из приграничной зоны, он больше заботился о древних понятиях чести и долга, чем о понимании истинных причин происходящих вокруг событий. А я... - Он провел ладонью по лицу, как будто пытаясь проснуться. Его тон стал более резким. - Я был воспитан на Востоке и с раннего возраста приучился командовать. Моя семья происходила из древнего и почитаемого в Крондоре рода. Если бы Делонг и его братья оказались чуть менее талантливыми генералами, а мои предки чуть более удачливыми, то вместо кон Дуанов королями были бы Бас-Тайра. Поэтому с раннего детства меня учили тому, как ведется политическая игра в Королевстве. Нет, кое в чем мы с твоим отцом были очень разными, но в своей жизни я никого не любил так, как Боуррика. - Он посмотрел на Аруту. - Он был для меня братом, которого мне всегда хотелось иметь.

Арута был заинтригован. У него не было сомнения в том, что Гай многое приукрашивает, чтобы оправдать свои действия, он даже подозревал, что и опьянение было придумано специально, но ему было интересно побольше узнать о юности отца.

- Что же тогда послужило причиной раздора?

- Мы соревновались, как все молодые люди, в охоте, в игре и в победах над женщинами. Наши политические разногласия иногда приводили к необдуманным словам, но мы всегда находили способ избежать ссоры и помириться. Однажды мы даже подрались из-за моего глупого замечания. Я сказал, что твой прапрадедушка был всего лишь третьим сыном короля, который обладал дурным нравом и силой оружия пытался добиться того, чего нельзя было добиться в условиях существующего тогда Королевства. Для Боуррика же он был великим человеком, который водрузил знамя Королевства над Босанией.

Я считал, что Запад - дыра, в которую утекают ресурсы всего Королевства. Расстояния слишком велики, чтобы должным образом осуществлять управление. Ты правишь в Крондоре. Ты понимаешь, что правишь независимым государством, из Рилланона приходят лишь общие указания. Западные земли - это практически независимая страна. В общем, мы поспорили об этом, а потом подрались. Впоследствии наш гнев утих. Однако это был первый знак того, насколько глубоко различие между нашим пониманием государственной политики. Но и эти различия не смогли разрушить нашу дружбу.

- По-вашему получается, будто ваш спор был всего лишь несогласием двух благородных людей в области политики. Но я хорошо знал отца. Он ненавидел вас, и эта ненависть глубоко запала ему в душу. Видимо, кроме этого, было еще кое-что.

Гай опять уставился на огонь. Затем он тихо сказал:

- Твой отец и я были соперниками во многом, но самым горьким оказалось наше соперничество из-за твоей матери.

Арута привстал.

- Что?

- Когда твой дядя Малком умер от лихорадки, твоего отца вызвали домой. Как старший из братьев унаследовать титул должен был Боуррик, именно поэтому его и послали учиться при дворе, но со смертью Малкома твой дедушка остался один. Поэтому он попросил короля назначить твоего отца губернатором Запада и отослать его обратно в Крайди. Твой дедушка был стар, его жена уже умерла, и после смерти Малкома он стал очень сдавать. Он умер меньше чем через два года, и Боуррик стал герцогом Крайди. К тому времени Брукал вернулся в Вабон, а я был старшим сквайром при дворе короля. Я с нетерпением ждал приезда Боуррика, так как он должен был предстать перед королем и присягнуть ему на верность. Вступившие в титул герцоги должны были выполнить этот ритуал в течение первого года после получения титула.

Арута подсчитал и понял, что, должно быть, именно тогда по пути в столицу его отец заехал, навестить Брукала в Вабон и влюбился в красивую служанку. В результате того романа появился на свет Мартин. Сам Боуррик узнал об этом лишь пять лет спустя.

Гай продолжал рассказ:

- За год до того, как твой отец вернулся в Рилланон, при дворе появилась твоя мать. Она была фрейлиной королевы Яники, второй жены короля, матери принца Родрика. Тогда мы и встретились, Кэтрин и я. До Гвиннат она была единственной женщиной, которую я когда-либо любил.

Гай погрузился в молчание, а у Аруты появилось странное ощущение вины, будто он стал причиной того, что Гаю пришлось заново пережить обе потери.

- Кэтрин была редкой женщиной, Арута. Я знаю, что ты понимаешь это, она была твоей матерью, но когда я впервые увидел ее, она была свежа как весеннее утро, на щеках играл румянец, а в застенчивой улыбке был шаловливый бесенок. Ее волосы были золотого цвета и сияли на солнце. Я влюбился в нее в тот самый миг, когда увидел. И твой отец тоже. С того мгновения наше соперничество стало еще более жестким: мы боролись за ее внимание.

Два месяца мы оба ухаживали за ней, и к концу второго мы с твоим отцом перестали разговаривать, таким ожесточенным было наше соперничество. Твой отец все откладывал возвращение в Крайди, решив добиться ее благосклонности.

Однажды утром я должен был отправиться на верховую прогулку верхом с Кэтрин, но когда я приехал за ней, она готовилась к отъезду. Она приходилась королеве Янике двоюродной сестрой и, следовательно, была предметом исканий многих участников придворных интриг. Уроки, которые я давал твоему отцу несколько лет ранее, возвратились мне сторицей. Пока я гулял с Кэтрин и сопровождал ее в поездках верхом, твой отец просил ее руки у короля. Родрик как опекун твоей матери повелел ей выйти замуж за твоего отца. Это был политически целесообразный брак, потому что уже тогда король сомневался в способностях своего сына и в здоровье своего брата. Черт побери, Родрик не был счастливым человеком. Три его сына от первого брака умерли, не достигнув совершеннолетия, и он так и не оправился от смерти своей возлюбленной королевы Беатрисы. А его младший брат Эр-ланд был поздним ребенком и имел слабые легкие. Он ведь был всего на десять лет старше принца Родрика. Весь двор знал, что король хотел назначить наследником твоего отца, но Яника родила сына, пугливого мальчика, которого Родрик презирал. Я думаю, он решил выдать Кэтрин за твоего отца, чтобы укрепить его право на трон, чтобы его можно было провозгласить наследником. И небесам известно, что следующие двенадцать лет он старался либо сделать из принца стоящего человека, либо сломать его. Однако король так и не назначил наследника, и так нам достался Родрик Четвертый, еще более несчастный и слабый человек, чем его отец.

Арута вспыхнул и поднял глаза:

- Вы хотите сказать, что король принудил мою мать выйти замуж за моего отца?

Гай сверкнул единственным глазом.

- Это был политически необходимый брак.

Арута рассердился.

- Но мама любила отца!

- Ко времени, когда ты родился, я не сомневаюсь, что она научилась любить его. Твой отец был хорошим человеком, а она любящей женщиной. Но в те дни она любила меня. - В его голосе послышалось волнение. - Она любила меня. Я был знаком с ней уже год до того, как вернулся Боуррик. Мы поклялись Друг другу в верности и решили пожениться после того, как мой срок службы при дворе окончится, но мы держали это в секрете. Это была клятва двух детей, данная однажды вечером в саду. Я написал своему отцу, попросив походатайствовать за меня перед королевой, чтобы получить руку Кэтрин. Я никогда не осмеливался просить об этом короля. Меня, хитроумного сына восточного лорда, в придворной интриге обошел мальчишка, сын деревенского дворянина. Черт, я-то думал, что был таким коварным! Но мне было лишь девятнадцать лет. Это было так давно.

Я был в ярости. В те дни мой темперамент был под стать темпераменту твоего отца. Я бросился в комнату Кэтрин и вызвал Боуррика. Мы дрались на дуэли, мы дрались прямо в королевском дворце и чуть не убили друг друга. Ты, должно быть, видел длинный шрам у него на боку, от левой руки через всю грудь. Это я его оставил. У меня есть похожий. Я чуть не умер. Когда я поправился, твой отец уже неделю как уехал в Крайди и забрал Кэтрин с собой. Я бы последовал за ними, но король запретил мне это под страхом смерти. Он был прав: ведь они уже были женаты. Я стал одеваться в черное в знак траура. А потом меня отослали в Дип-Таунтон сражаться против Кеша. - Он горько засмеялся. - Своей репутацией полководца я в основном обязан той войне. Успеха я добился частично благодаря твоему отцу. Я наказывал кешианцев за то, что он отобрал у меня Кэтрин. Я поступал так, как ни одному генералу не пришло бы в голову, раз за разом повторяя атаки. Теперь я думаю, что я надеялся умереть. - Его голос смягчился, и он усмехнулся. - Я был почти разочарован, когда они попросили пощады и сдались. - Гай вздохнул. - Дальнейшие события моей жизни во многом определились уже тогда. Со временем я перестал держать зло на Боуррика, но он... ожесточился, когда она умерла. Он отказался от предложения послать своих сыновей ко двору короля. Думаю, он боялся, что я отомщу вам, тебе и Лиаму.

- Он любил маму, после ее смерти он был очень несчастлив, - сказал Арута, испытывая одновременно злость и неудобство. Не было необходимости оправдывать поведение отца перед его злейшим врагом.

Гай кивнул:

- Знаю. Когда мы молоды, нам трудно понять, что чувства другого могут быть так же глубоки, как и наши. Наша любовь всегда кажется более возвышенной, наша боль - более нестерпимой. Когда я стал взрослее, я понял, что Боуррик любил Кэтрин так же сильно, как и я. - Единственный глаз Гая остановился на какой-то точке в пространстве. Его голос стал тише, словно он задумался. - Она была прекрасной, щедрой женщиной, и в ее сердце было место для многих. И все же, думаю, в душе твой отец сомневался. - Гай посмотрел на Аруту с выражением удивления и жалости. - Ты можешь себе представить? Как печально, должно быть, это было! Возможно, неким образом я был удачливее его, так как я знал, что она любит меня. У меня не было сомнений.

Арута заметил, что глаз Гая увлажнился. Неловким жестом протектор смахнул набежавшую слезу. Он откинулся назад, прикрыл глаз и, закрыв лицо руками, тихо добавил:

- Иногда кажется, что в мире нет справедливости.

Арута взвешивал его слова.

- Зачем вы мне все это рассказываете?

Гай выпрямился, стряхивая с себя печаль.

- Потому что ты мне нужен. И ты не должен сомневаться во мне. Для тебя я предатель, который пытался взять власть в Королевстве в свои руки. И частично ты прав.

Арута опять был удивлен его откровенностью:

- Но как можно оправдать то, что вы сделали с Эрландом?

- Я виноват в его смерти. Не могу этого отрицать. Один из моих капитанов приказал оставить его в тюрьме, несмотря на мой приказ об освобождении. Рэдберн был неплохим служакой, но слишком ревностным. Я понимал его, ведь я бы наказал его за ваш с Анитой побег. Она была мне нужна, чтобы закрепиться у престола, а насчет тебя можно было бы хорошо поторговаться с твоим отцом. - Заметив удивление Аруты, он добавил: - Да, да, мои агенты знали, что ты был в Крондоре, по крайней мере так мне донесли, когда я вернулся после того небольшого набега кешианцев на Шамату. Ни Рэдберн совершил ошибку, решив, что ты приведешь его к Аните. Ему не пришло в голову, что ты не имеешь ничего общего с ее побегом. Этому дураку следовало заключить тебя в тюрьму и начать искать ее.

Арута почувствовал, что первоначальное недоверие опять возвращается к нему, он уже не так сочувствовал протектору. Несмотря на прямоту Гая, его бессердечная манера отзываться о людях была мучительна.

Гай продолжал:

- Однако я никогда не желал Эрланду смерти. У меня уже было вице-королевство от Родрика, который предоставил мне полное право распоряжаться на Западе. Мне не нужен был Эрланд, нужна была только связь с троном: Анита. Родрик Четвертый был сумасшедшим. Я был одним из первых, кто узнал об этом, как и Келдрик, так как королям люди часто прощают то, что непозволительно в других людях. Родрику нельзя было позволять править дальше. Первые восемь лет войны и так имели тяжелые последствия для двора, но в последний год царствования Родрик совсем не отдавал отчета в своих действиях. А Кеш всегда поглядывал на север, выискивая признаки ослабления. Я не желал взять на себя тяжесть правления, но даже при том, что после Эрланда трон мог перейти к твоему отцу как к наследнику, я чувствовал, что лучше справился бы с этой задачей, чем кто-либо иной из возможных претендентов.

- Но зачем все эти интриги? Вы имели поддержку в Совете лордов. Келдрик, отец и Эрланд с огромным трудом смогли предотвратить вашу попытку стать регентом принца Родрика до его совершеннолетия. Можно было найти другой путь.

- Совет может признать короля, - ответил Гай, наставив палец на Аруту. - Но он не может отнять корону. Мне нужен был способ захватить трон без гражданской войны. Война с цурани продолжалась, а Родрик не давал твоему отцу Армий Востока. Он даже не хотел дать их мне, а я был единственным человеком, которому он доверял. Девять лет разорительной войны и сумасшедший король - страна была на грани истощения. Нет, этому надо было положить конец, и, независимо от поддержки Совета, нашлись бы люди вроде твоего отца или Брукала, которые выступили бы против меня. Именно поэтому я хотел жениться на Аните и захватить тебя. Я был готов предложить Боуррику выбор.

- Какой выбор?

- Я бы предоставил Боуррику править Западом, разделив Королевство и дав каждому идти своей дорогой. Однако я знал, что ни один из западных лордов не согласился бы на это. Поэтому я хотел предложить Боуррику назвать наследника после меня, даже если бы это был Лиам или ты. Я назвал бы его избранника принцем Крондора и сделал бы так, чтобы после меня не осталось сыновей, которые могли бы претендовать на корону. А твой отец должен был бы признать меня королем и присягнуть на верность.

Внезапно Арута понял этого человека. После потери возлюбленной он отставил в сторону вопрос личной чести, для него остался лишь один долг, который он ставил превыше всего: долг перед Королевством. Он был готов пойти на все, даже цареубийство, войти в историю как узурпатор и предатель, но сместить потерявшего рассудок правителя. От этого ему стало не по себе.

- После смерти Родрика и провозглашения Лиама наследником все это стало ненужным. Я не знаю твоего брата, но, думаю, он в чем-то похож на отца. В любом случае. Королевство, должно быть, находится в лучших руках, чем руки Родрика.

Арута вздохнул:

- Мне есть над чем подумать. Гай. Не могу сказать, что я одобряю ваши рассуждения и методы, но я понимаю некоторые из них.

- Мне не важно твое одобрение. Я ни о чем не жалею и допускаю, что мое решение захватить трон, не обращая внимания на то, что наследником мог считаться твой отец, было отчасти продиктовано злостью на него. Если я не мог обладать твоей матерью, то Боуррик не должен был получить корону. Но независимо от эгоистических соображений, я был глубоко убежден, что был бы лучшим королем, чем твой отец. Править - это то, что у меня получается лучше всего. Однако это не означает, что я получал удовольствие от того, что мне приходилось делать. Нет, мне нужно, чтобы ты понял. Тебе не нужно любить меня, ты должен принять меня таким, какой я есть. Для меня это важно, чтобы обеспечить будущее Арменгара.

Арута неловко молчал. Он вспомнил разговор, который состоялся два года назад. Через некоторое время он произнес:

- Я не могу судить вас. Я вспоминаю разговор с Лиамом перед могилой нашего отца. Я скорее был готов увидеть Мартина мертвым, чем рисковать гражданской войной. Моего брата... - добавил он тихо.

- Такие решения являются необходимым условием власти. - Гай откинулся, глядя на Аруту. Наконец он спросил: - Что ты почувствовал, когда принял решение о Мартине?

Арута, казалось, не очень хотел делиться теми переживаниями с Гаем. Однако после долгого молчания он посмотрел протектору прямо в лицо:

- Грязь. Я чувствовал, будто запачкан грязью.

Гай протянул ему руку:

- Ты понимаешь.

Арута медленно принял протянутую руку и пожал ее.

- А теперь перейдем к самому главному. Когда мы только появились здесь - Амос, Арманд и я - мы были больны, покалечены и истощены. Эти люди, не задавая вопросов, вылечили нас, чужеземцев из дальних стран. Когда мы поправились, то вызвались в сражение и обнаружили, что у них ожидается, что все, кто В состоянии служить, делает это, тоже не задавая вопросов. Поэтому Мы заняли свое место в гарнизоне города и начали изучать Арменгар. Протектор, который правил до Гвиннат, был способным человеком, как и сама Гвиннат, но они оба очень мало знали о современном военном искусстве. Однако они сдерживали Братство Темной Тропы и гоблинов, сохраняя определенное кровавое равновесие.

Затем появился Мурмандрамас, и все изменилось. Когда мы попали в Арменгар, Братство одерживало по три победы из каждых четырех сражений. Арменгарцы проигрывали одну битву за другой впервые в своей истории. Я обучил их современным методам ведения боя, и мы опять держимся на равных. Теперь в двадцати милях от города нет ничего, что ускользнуло бы от наших разведчиков или патрулей. Но даже при этом, уже слишком поздно.

- Почему слишком поздно?

- Даже если бы Мурмандрамас не собирался напасть на нас, этот народ не смог бы продержаться в течение еще двух поколений. Этоумирающий город. Насколько я могу судить, два десятилетия назад в городе и его окрестностях жило где-то пятнадцать тысяч человек. Сейчас осталось семь, а то и меньше. Непрерывная война, молодых женщин постоянно убивают в сражениях, дети погибают при набегах на хутора и краали. Все это приводит к убыванию населения, и положение все ухудшается. И еще кое-что. Такое чувство, что годы постоянной войны подточили силу этого народа. Несмотря на все их желание сражаться, они довольно равнодушно относятся к обычной жизни.

Их культура искажена, Арута. Все, что у них есть в жизни, это борьба, а в конце ее - смерть. Их поэзия ограничивается сагами о героях, а музыка - это простые боевые распевы. Ты заметил, что в городе нет вывесок? Это потому, что все знают, где кто живет и работает. Зачем вывески? Арута, ни один из родившихся в Арменгаре не умеет ни писать, ни читать. Этот народ неумолимо варваризируется. Даже если бы не было Мурмандрамаса, через два десятилетия они перестали бы быть народом. Они стали бы такими же, как кочевники Тандерхелла. Нет, это постоянная борьба.

- Я понимаю, что есть отчего почувствовать тщетность всех усилий. Но как я могу помочь?

- Нам нужна передышка. Я бы с радостью передал управление городом Брукалу...

- Вандросу. Брукал удалился от дел.

- Тогда Вандросу. Введите Арменгар в состав герцогства Вабон. Эти люди много веков назад бежали от Королевства. Теперь же они, без сомнения, захотят вернуться, если только я прикажу так поступить, вот как они изменились. Но дайте мне две тысячи солдат из гарнизонов Вабона и Тайр-Сога, и я смогу удерживать этот город против Мурмандрамаса еще год. Добавьте еще тысячу и две тысячи всадников, и я избавлю долину Исбаядия от гоблинов и темных братьев. Дайте мне Армию Западных земель, и я загоню Мурмандрамаса обратно в Сар-Сагот и сожгу город с ним вместе. Тогда у нас начнется торговля, и дети смогут стать детьми, а не маленькими воинами. Поэты начнут писать стихи, а художники рисовать картины. У нас будет музыка и танцы. Тогда, может быть, город вырастет опять.

- А захотите ли вы остаться протектором или графом Арменгарским? - спросил Арута, не до конца избавившись от недоверия.

- Черт побери! - воскликнул Гай, стукнув кулаком по столу. - Если у Лиама вместо мозгов мешок с гвоздями, то да. - Гай тяжело опустился на стул. - Я устал, Арута. Я много выпил и устал. - Его глаз увлажнился. - Я потерял единственное, что берег годами, и теперь все, что у меня осталось, - это нужды этого народа. Я не могу обмануть их ожиданий, но когда они будут в безопасности...

Арута был ошеломлен. Гай обнажил свою душу перед ним, и он увидел человека, которому незачем продолжать жить. Это отрезвляло.

- Я думаю, что смогу убедить Лиама согласиться, если вы понимаете, как он к вам отнесется.

- Мне все равно, что он обо мне думает, Арута. Он даже может получить мою голову. - В его голосе опять послышались усталые нотки. - Думаю, для меня это уже не имеет значения.

- Я отошлю письмо.

Гай горько засмеялся:

- А вот это, видишь ли, очень проблематично, племянничек. Ты же не думаешь, что весь последний год я сидел и ждал, надеясь, что принц Крондора забредет в Арменгар? Я посылал дюжину посланцев в Вабон и в Высокий замок, описывая сложившуюся ситуацию и то предложение, что я тебе только что высказал. Сложность в том, что Мурмандрамас пропускает тех, кто идет на север, но никто - ничто! - не движется на юг. Охотник, которого вы нашли, был последним из тех, кто попытался пробраться на юг. Не знаю, что случилось с посланцем, которого он сопровождал, но могу себе представить... - Он оборвал свою мысль. - Видишь ли, Арута, мы отрезаны от Королевства. Полностью, абсолютно, если только у тебя не появится идея, которая не приходила нам в головы, - не считая молитв.

Мартин проснулся, фыркая и выплевывая изо рта воду. Комнату заполнил смех Брианы, она кинула ему полотенце и поставила на место опустевший кувшин с водой.

- Тебя разбудить так же трудно, как медведя зимой.

Мигай и вытираясь, Мартин проворчал:

- Наверное.

Он сердито посмотрел на нее, но при виде ее улыбающегося лица его гнев исчез. Он улыбнулся ей в ответ.

- В лесу я сплю очень чутко, а в помещении расслабляюсь.

Бриана присела на кровать и поцеловала его. Она была одета в штаны и рубашку.

- Мне нужно съездить на один из хуторов. Не хочешь поехать со мной? Это займет всего один день.

Мартин усмехнулся:

- Конечно.

Она опять поцеловала его.

- Спасибо.

- За что? - спросил он удивленно.

- За то, что остался здесь со мной.

Мартин уставился на нее:

- Ты благодаришь меня?

- Конечно, ведь я тебя просила об этом.

- Вы странный народ, Бри. Большинство мужчин с удовольствием перерезали бы мне горло, чтобы оказаться сегодня ночью на моем месте.

Она немного повернула голову, и на ее лице появилось удивленное выражение.

- Правда? Как странно. Я могла бы сказать то же самое о тебе и женщинах в городе, Мартин. Хотя никто не стал бы сражаться за право провести вместе ночь. Каждый волен выбирать партнеров, а те вольны отвечать да или нет. Поэтому я и поблагодарила тебя за то, что ты сказал да.

Мартин обхватил ее руками и грубовато поцеловал.

- В моей стране все по-другому.

Он отпустил ее, вдруг осознав, что был слишком груб. Она, казалось, была немного смущена, но не испугана.

- Извини. Просто... это не было просто любезностью, Ври.

Она наклонилась и положила голову к нему на плечо.

- Ты говоришь о том, что выходит за пределы ночных удовольствий.

- Да.

Она помолчала.

- Мартин, здесь в Арменгаре мы не строим планов на слишком отдаленное будущее. У нее перехватило дыхание, и глаза заблестели. - Моя мать должна была выйти замуж за протектора. Отец погиб одиннадцать лет назад. Это был бы счастливый союз. - Мартин увидел слезы на ее щеках. - Когда-то я была обручена. Он уехал в поход против гоблинов, напавших на крааль. И не вернулся. - Она внимательно посмотрела ему в лицо. - Мы не даем легковесных обещаний. Одна ночь - это не клятва.

- Меня нельзя назвать легкомысленным.

Она смотрела ему в глаза.

- Я знаю, - промолвила она тихо. - Меня тоже. Я долго выбираю своих спутников. Что-то быстро образовывается между нами. Я чувствую это. Это... придет, когда позволят время и обстоятельства, а беспокоиться о том, что будет потом, - лишь пустая трата сил. - Бриана прикусила губу, с трудом произнося слова. - Я как командир имею доступ к информации, которую в городе мало кто знает. Сейчас я могу только просить тебя не ожидать от меня больше, чем я вольна дать. - И увидев, что его настроение испортилось, она улыбнулась и поцеловала его. Пойдем прогуляемся.

Мартин быстро оделся. Он не совсем понимал, что же произошло, но был уверен, что это было важно. Он был одновременно взволнован и спокоен: спокоен, потому что он высказал свои чувства, а взволнован, так как это получилось не очень ясно и ее ответ был туманным. Однако его все-таки воспитывали эльфы, и, как сказала Бриана, все придет в свое время.

Арута закончил пересказывать Лори, Бару и Роальду разговор, состоявшийся прошлой ночью. Мальчики отсутствовали целый день. Мартин еще не вернулся в свою комнату, и Арута подумал, что знает, где он провёл ночь.

Лори долго думал над словами Аруты.

- Значит, население уменьшается.

- Он прав, - послышался голос в дверях. Они обернулись и увидели Джимми и Локлира, обнимавших за талии двух красивых девушек. Локлир, казалось, не мог сохранять серьезность. Как он ни старался, его рот расплывался в усмешке. Джимми представил Кристу и Бронуин.

- Девушки показали нам город. Арута, здесь целые районы пустые: много домов, в которых никто не живет. - Джимми посмотрел по сторонам и, увидев тарелку с фруктами, схватил грушу. - Думаю, здесь жило не менее двадцати тысяч человек. А теперь, похоже, осталось меньше половины.

- Я уже согласился в принципе помочь Арменгару, но проблема состоит в том, как отправить сообщение в Вабон. Похоже, Мурмандрамас пропускает людей сюда, но старается, чтобы никто не вышел отсюда.

- Это понятно, - заметил Роальд. - Большинство направляющихся на север идут в его лагерь. Так что невелика беда, если несколько человек забредут в город и помогут ему. Он собирает армию и, наверное, если захочет, сможет обойти город.

- Думаю, я смог бы пройти, если бы был один, - сказал Бару. Арута вопросительно на него посмотрел, и Бару пояснил: - Я горец, и хотя жители этого города мои дальние родственники, они все же горожане. Лишь те, кто живет в высокогорных хуторах и краалях, могут обладать таким же умением. Я мог бы добраться до Вабонских гор, идя ночью и прячась днем. А там уже ни гоблин, ни моррел не сможет тягаться со мной.

- Труднее всего добраться до Вабонских гор, - возразил Лори. - Помнишь, как эти тролли преследовали охотника несколько дней подряд! Не знаю.

- Я подумаю над этим, - пообещал Арута. - Может быть, в отчаянии нам и придется испытать судьбу, но, возможно, есть и другой выход. Мы можем снарядить отряд, чтобы довести кого-нибудь до гряды, а потом повернуться и с боем прорываться обратно. Тем самым у того, кто пойдет на юг, будет определенное преимущество. Может, это и невозможно, но я думаю обсудить этот план с Гаем. Если другого выхода не будет, я разрешу тебе попробовать прорваться. Хотя не думаю, что лучше идти одному. Когда мы шли в Морелин и обратно, то смогли пройти небольшим отрядом. - Он поднялся. - Если у кого появится план получше, я с удовольствием его выслушаю. А теперь я собираюсь вместе с Гаем осмотреть стены. Если мы застрянем здесь до осады, то им потребуется вся наша помощь.

С этими словами он вышел из комнаты.

Ветер растрепал волосы Гая, когда он смотрел на долину за городом.

- Я осмотрел каждый дюйм стены и все равно не могу поверить, что можно было так построить.

Арута не мог не согласиться с ним. Камни, из которых была сложена стена, были вырезаны с такой точностью, какая и не снилась мастерам Королевства. Дотрагиваясь до швов, он едва ощущал, где кончается один камень и начинается другой.

- Эта стена могла бы посрамить и инженеров Сергесена, если бы они сюда дошли.

- В наших армиях было много хороших инженеров, Арута. Я не знаю, как такую стену можно обрушить, разве только чудом.

Он вытащил меч и ударил с такой силой, что клинок зазвенел, а потом показал на то место, куда пришелся удар. Арута внимательно осмотрел камень, но обнаружил лишь царапину более светлого оттенка.

- Этот камень похож на голубой гранит, вроде железной руды или даже тверже. В этих горах он встречается часто, но работать с ним труднее всего. Как его обрабатывали, неизвестно. А основание в тридцать футов шириной уходит в землю на двадцать футов. Невозможно даже представить, как эти блоки передвигали из карьеров в горах. Если под стеной прорыть туннель, то лучшее, что может случиться, это то, что вся секция стены обрушится вниз и придавит нападающих. Но даже и это невозможно, так как стена стоит на материковой скале.

Арута оперся о стену, вглядываясь в город и крепость за ним.

- Это самый удобный для защиты город, о котором я только когда-либо слышал. Здесь можно продержаться, даже если противник превосходит вас один к двадцати.

- Обычная цифра для взятия замка - это один к десяти, но я склонен согласиться. Однако следует учесть еще одно обстоятельство - магию Мурмандрамаса. Может, у него и не получится разрушить эти стены, но, могу поклясться, у него найдется способ пройти через них. Иначе он не шел бы сюда.

- Вы уверены? Почему же он не осадит город, оставив один отряд, и не пойдет дальше на юг?

- Он не может оставить нас у себя в тылу. Он имел с нами дело целый год, пока я не принял на себя командование. И к этому времени мы истекли бы кровью, если бы я не поменял правила игры. За последние два года я обучил солдат всему, что знаю сам. Арманд и Амос помогали мне, и теперь они воюют по всем правилам современного военного искусства. Нет, Мурмандрамас знает, что если он повернется к нам спиной, в него вцепятся сразу семь тысяч арменгарцев. Он не может оставить нас в тылу. Мы сильно ослабим его.

- Значит, ему нужно избавиться от вас, а потом повернуть на Королевство.

- Да. И ему надо сделать это быстро, иначе он потеряет еще один сезон. Зима в этих краях наступает очень рано. Снег выпадает на несколько недель раньше, чем в Королевстве. В считанные дни, а то и часы проходы оказываются завалены. Как только он двинется на юг, он должен побеждать, так как ему нельзя будет вернуться с армией на север до весны. Он действует по расписанию. Мурмандрамас должен появиться здесь в течение следующих двух недель.

- Выходит, нам нужно быстрее отослать письмо.

Гай кивнул.

- Идем, я покажу тебе еще кое-что.

Арута последовал за ним, ощущая некоторое смятение. Он понимал, что должен помочь арменгарцам, но все еще не чувствовал себя свободно с Гаем. Арута осознал, почему Гай совершил то, что совершил, и даже странным образом неохотно восхищался им, но он ему не нравился. И он знал почему: Гай показал ему, как много общего было у них - та же готовность делать то, что нужно, независимо от цены. Пока Аруте не приходилось заходить так далеко, как Гаю, но теперь он понимал, что на месте Гая он, возможно, действовал бы так же. И ему не понравилось это открытие.

Они шли по городу, и Арута задавал вопросы о мелочах, замеченных им по дороге в Арменгар.

- Да, - отвечал Гай. - Здесь нет четкой линии обороны, здесь за каждым поворотом можно скрыть засаду. В крепости есть план города - похоже, такая планировка была задумана специально. Если знаешь общий рисунок, то легко понять, в каком направлении двигаться, чтобы добраться до нужного тебе места, но не зная его, легко заблудиться и вернуться обратно к внешней стене. - Он показал на одно из зданий. - Ни в одном доме нет окон, выходящих на улицу, а каждая крыша может стать помостом для лучников. Этот город был построен так, чтобы его захват очень дорого обошелся нападающему.

Вскоре они были внутри крепости и увидели сквайров, которые шли через двор.

- А где девушки? - спросил Арута.

На лице Локлира было написано разочарование.

- Им нужно было заняться кое-какими делами, прежде чем вернуться в отряд.

Гай внимательно посмотрел на обоих мальчиков.

- Ну, если вам больше нечем заняться, идемте с нами.

Они дошли за Гаем по направлению к подъемнику. Гай дернул веревку, отдавая указание поднять их на самый верх. Поднявшись на крышу, они увидели внизу город и долину за ним.

- Арменгар. - Рукой Гай показал на горизонт. - Вон там находится равнина Исбандия, которую пересекает долина Исбандия. Там предел наших владений на севере и северо-западе. Дальше равнина принадлежит Мурмандрамасу. На востоке - лес Эддар, он почти так же велик, как Черный лес или Зеленое Сердце. Нам о нем известно немногое, кроме того, что на окраинах можно безопасно запасаться лесом. Те, кто уходил дальше, чем на несколько миль вглубь, не вернулись. - Он показал на север. - За этой равниной лежит Сар-Саргот. Если бы вы осмелились забраться в горы с севера от равнины и посмотрели вниз, то увидели бы огни города-двойника Арменгара.

Джимми осматривал военные машины на крыше.

- Я мало понимаю в таких вещах, но могут ли эти катапульты стрелять за пределы внешней стены?

- Нет, - был ответ Гая. - Идемте.

Они все вернулись к подъемнику, и Гай дернул за веревку. Арута отметил про себя, что, вероятно, существует определенный код, указывающий верх или низ и количество этажей.

Они спустились на первый этаж, а затем еще ниже. Подъемник остановился в подвале, который находился на несколько этажей ниже первого, и Гай повел их дальше. Они прошли мимо гигантского устройства в виде колеса, которое вращала четверка лошадей. Арута подумал, что это и был механизм, поднимающий и опускающий платформу. Выглядел он очень впечатляюще: огромное дышло, колеса с пазами, множество веревок и блоков. Но Гай прошел мимо лошадей, не обратив на них внимания. Он показал небольшую дверь, запертую изнутри.

- Это секретный выход отсюда. Мы закрываем его. Когда она открыта, снаружи постоянно дует ветер, а мы стараемся этого избежать.

Напротив двери была другая, которая, как оказалось, вела в естественный туннель. Гай взял странного вида фонарь, который горел более тускло, чем обычный, и сказал:

- Для света здесь используется какая-то алхимия. Я не очень хорошо понимаю как, но он работает. Мы не хотим рисковать пожарами. И вы поймете, почему.

Джимми осмотрел стены и прикоснулся к белому слоистому восковому веществу. Он растер остатки пальцами и понюхал.

- Я понял, - сказал он, состроив гримасу, - это нефть.

- Да, - согласился Гай, взглянув на Аруту. - А он быстро схватывает.

- И часто напоминает мне об этом. А как ты узнал?

- Помните мост к югу от Сарта в прошлом году? Который я поджег, чтобы Мурад и черные убийцы не смогли переправиться? Я там использовал нафту - продукт перегонки нефти.

- Идемте, - сказал Гай, проводя их в другую дверь.

Как только они вошли в пещеру, в нос им ударил резкий запах дегтя. На цепях висели огромные бадьи странной формы. Вокруг большого озера черной жидкости работало около десятка человек без рубашек. Они опускали и поднимали бадьи. Пещеру освещали такие же странные светильники, но большая часть помещения была погружена во тьму.

- Туннели пронизывают всю гору, и всюду есть это вещество. Где-то внизу находится естественный источник нефти, и она постоянно выходит на поверхность. Нам приходится избавляться от нее, иначе через трещины в скале она проникает в подвалы. Если работы остановить, то через несколько дней она зальет все погреба в городе. Но так как арменгарцы выполняют эту работу уже многие годы, все находится под контролем.

- Теперь понятно, почему вы не хотите рисковать с огнем, - в изумлении заметил Локлир.

- С огнем мы справляемся. У нас бывали пожары, и последний в прошлом году. Кроме того, мы обнаружили - то есть арменгарцы обнаружили - способы использовать нефть, о которых ничего не известно в Королевстве. - Он показал еще одну пещеру, где большие чаны были соединены странными змеевиками. - Здесь проходит перегонка или еще какое-то смешивание. Я понимаю, может, одну десятую того, что здесь делают, но алхимики могут все объяснить. Из нефти они получают много разных веществ, даже бальзамы против нагноения ран. А еще они открыли секрет изготовления квеганского огня.

- Квеганский огонь! - вскричал Арута.

- Они называют его иначе, но это то же самое. Стены здесь известняковые, и именно известняк превращает нефть в горючее квеганское масло. Если запустить его катапультой, оно горит, и даже водой этот огонь не затушить. Вот почему нам следует быть осторожными, ведь оно не только горит. - Он посмотрел на Локлира. - Дым от масла очень тяжелый, он стелется по земле, и если запустить побольше воздуха и поднести искру, то происходит взрыв. - Гай показал на дальнюю пещеру, где хранились деревянные бочки. - Этой кладовой не было здесь еще десять лет назад. Когда бочка пустеет, мы наполняем ее снова или держим в воде, пока она не понадобится. Один раз какой-то болван оставил три пустые бочки, и на них попала искра... Того количества вещества, которое проникает в дерево и затем испаряется, достаточно, чтобы произвести ужасный взрыв. Поэтому мы держим двери закрытыми. Ветер с гор через секретный проход может заполнить весь туннель за пару дней. И если бы все это взлетело... - Он дал своим Слушателям возможность представить эту картину. - Арменгарцы по моему приказу заполняют это хранилище уже два года, чтобы устроить Мурмандрамасу теплую встречу.

- Сколько здесь бочек? - спросил Арута.

- Больше двадцати пяти тысяч.

Арута содрогнулся. Когда он впервые встретился с Амосом, у пирата в трюме стояло две сотни бочек горючего масла, что было не известно цуранским налетчикам, которые подожгли корабль. Когда он взорвался, поднялся огненный столб в несколько сотен футов, мгновенно поглотив судно и в считанные минуты испепелив его. Пламя можно было видеть за многие мили. И если бы полгорода уже не было сожжено цурани, взрыв опустошил бы Крайди.

- Этого достаточно...

- Чтобы поджечь весь город, - закончил за него Гай.

- А зачем так много? - спросил Джимми.

- Вам всем необходимо понять, что арменгарцы никогда не помышляли покинуть город. По их понятиям искать убежища больше негде. Они бежали на север от Королевства, и думали, что обратно пути на юг нет. Со всех сторон они видели только врагов. Если случится худшее, они скорее сожгут город, чем позволят Мурмандрамасу захватить его. Я разработал план, который не ограничивается только этим, но в любом случае огонь может оказаться полезным.

Он повернулся к туннелю, ведущему к подъемнику, и остальные последовали за ним.

Мартин сидел, прислонившись к дереву. Он целовал волосы Брианы, и она еще теснее прижалась к нему. Глаза ее были устремлены вдаль. Прямо перед ними под пологом петлял небольшой ручей, окутывая их прохладой. Патрульный отряд сделал перерыв на полуденную трапезу, которая предоставлялась местными фермерами. Бриана и Мартин ускользнули от спутников, чтобы побыть наедине. Лес придал Мартину большую уверенность, которой он не ощущал уже многие месяцы, но он все еще беспокоился. Они занимались любовью в тени деревьев и теперь просто наслаждались близостью друг друга. Мартин все еще чувствовал какую-то пустоту внутри себя. Он сказал ей на ухо:

- Бри, как я хотел бы, чтоб это длилось вечно.

Она вздохнула и зашевелилась в его объятиях.

- Я тоже, Мартин. Ты очень похож на... того, другого. Думаю, что большего я не могла бы и желать.

- Когда все закончится...

Он оборвала его.

- Когда все закончится, тогда и поговорим. Пойдем, нам нужно возвращаться.

Она быстро оделась, а Мартин с восхищением следил за ней. Она не была похожа на хрупких красавиц, которых он встречал раньше. В ней чувствовалась несгибаемая сила, смягченная невыразимой женственностью. Бриану нельзя было назвать красивой, но она был замечательно хороша, а заражающая уверенность в себе делала ее просто прекрасной. Мартин был очарован.

Он оделся и, прежде чем она двинулась вперед, взял ее за руку и притянул к, себе. Страстно поцеловав, он сказал:

- Я не должен говорить этого, но ты понимаешь мое желание. Я так долго ждал тебя.

Бриана заглянула в его темные глаза, потом протянула руку и погладила его по лицу.

- А я тебя. - Она нежно поцеловала его. - Нам надо возвращаться.

Она повела его обратно к деревне. Выйдя из леса, они заметили двух стражников, направляющихся к ним навстречу. Остановившись, один из них сказал:

- Командир, мы уже собирались идти за вами.

Бриана посмотрела на второго: он был не из ее отряда.

- Что случилось?

- Протектор приказал всем патрулям возвращаться, а населению оставить хутора и краали. Всем надлежит идти в город. Мурмандрамас двинул свои армии. Через неделю они будут уже здесь.

- Приказываю выезжать, - распорядилась Бриана. - Мы разделим отряд. Гренлин, ты возьмешь половину людей и поскачешь в долину предупредить краали и хутора на берегу реки. Я отведу остальных вверх в горы. Когда выполните поручение, как можно быстрее возвращайтесь. Протектору понадобится много разведчиков. Идите. - Она оглянулась на Мартина. - Идем, нам еще многое надо успеть.

Глава 11 ОТКРЫТИЕ

Гамина с криком проснулась. Через минуту Кейтала уже была в детской и обнимала девочку. Гамина еще некоторое время плакала, но вскоре успокоилась. В комнату вошел сонный Уильям, а за ним сердитый огнедышащий дракон. Фантус прошлепал мимо Уильяма и положил голову на кровать рядом с Кейталой.

- Тебе приснился плохой сон, детка? - спросила Кейтала.

Гамина кивнула и тихо сказала:

- Да, мама.

Она наконец начала учиться говорить, не всегда полагаясь на мысленный контакт, которым владела с рождения.

Поскольку вся ее семья погибла, Гамину воспитывал слепой провидец Роуген, который и привез ее в Звездную Пристань. Он помог Пагу обнаружить, что именно Враг скрывается за всеми бедами в Королевстве, хотя сам сильно пострадал в процессе раскрытия этой тайны. Роуген и Гамина жили с семьей Пага, пока провидец поправлялся, и стали членами его семьи. Роуген был Уильяму как дедушка, Гамина привыкла считать Кейталу своей мамой, а Уильяма братом. Старик мирно ушел в мир иной во сне три месяца назад, но он был счастлив, что его воспитанница нашла, наконец, людей, которым она могла доверять и которых любила.

Кейтала приласкала малышку, и та совсем успокоилась.

В комнату, в поисках источника опасности, вбежал Мичем, высокий лесной охотник. Он вернулся с Келевана вместе с Хочокеной и Элгахаром из Ассамблеи вскоре после того, как Паг отправился на поиски следящих. Другой их спутник, брат Доминик, вернулся в Ишапианский монастырь возле Сарта. Мичем взял на себя обязанность защищать семью Пага, пока сам маг находился на Келеване. Несмотря на свою суровую внешность и стоические привычки, он был одним из любимцев Гамины. Она называла его дядей Мичемом. Сейчас он стоял за Кейталой, улыбаясь девочке одной из своих редких улыбок.

В комнату вошли Хочокена и Кулган, два мага из разных миров, но несмотря на это, во многом похожие. Оба начали суетиться вокруг девочки.

- Все еще работаете? - спросила их Кейтала.

Хочокена ответил:

- Конечно, ведь еще рано. - Он взглянул на нее. - А разве нет?

- Нет, если только ты не имеешь в виду рано утром, - заметил Мичем. - Прошел уже час после полуночи.

Кулган стал оправдываться:

- Ну, мы вели очень увлекательную беседу и...

- Позабыли о времени, - закончила за него Кейтала. В ее голосе слышалось неодобрение, хотя сама ситуация могла показаться забавной. Паг владел всем островом Звездная Пристань, и, когда он ушел, Кейтале пришлось взять на себя управление общиной. Ее спокойный характер, ум и тактичность в общении сделали ее естественным лидером этого разношерстного собрания чародеев и членов их семей. И хотя иногда кое-кто слышал, как Хочокена называл ее "женщиной-тираном", никто не воспринимал этого всерьез. Все понимали, что он говорит это с уважением и любовью.

- Мы обсуждали вести, полученные от Шимони из Ассамблеи, - объяснил Кулган.

Согласно договоренности, коридор между мирами открывался на короткий промежуток времени строго по расписанию, чтобы обмениваться посланиями между Академией в Звездной Пристани и Ассамблеей чародеев на Келеване.

Кейтала с надеждой подняла голову, но Хочокена покачал головой:

- Никаких сведений о Паге.

Кейтала вздохнула и, внезапно почувствовав раздражение, сказала:

- Хочо, Кулган, вы можете делать что хотите в своих исследованиях, но бедный Элгахар уже чуть не падает с ног. Он выполняет почти всю работу по обучению новых магов Великой Тропы и никогда не жалуется. Вам бы следовало немного помочь ему.

Кулган достал из кармана трубку.

- Мы сознаем свою вину и раскаиваемся.

Они с Хочокеной переглянулись. Оба понимали, что резкие слова Кейталы вызваны ее тревогой за мужа, отсутствующего уже год.

- Верно, - подтвердил Хочокена.

Он тоже полез за трубкой. Эту привычку он усвоил за год работы с Кулганом. Как однажды выразился Мичем, маги были похожи, как две горошины из одного стручка.

- И если вы собираетесь зажечь эти вонючие трубки, то лучше убирайтесь отсюда вместе с ними. Это спальня Гамины, и я не позволю, чтобы она пропахла дымом, - заявила Кейтала

Кулган уже приготовился зажечь свою трубку, но остановился.

- Хорошо. Как девочка?

Гамина тихо ответила:

- Я в порядке. - С тех пор, как она научилась говорить, ее голос никогда не поднимался выше тихого детского шепота, если не считать разбудившего ее самое крика несколько минут назад. - Мне приснился плохой сон.

- Какой сон? - спросила Кейтала.

Глаза Гамины начали наполняться слезами.

- Я слышала, как папа зовет меня.

Кулган и Хочокена пристально посмотрели на девочку.

- Что он сказал тебе, детка? - спросил осторожно Кулган, чтобы не испугать ребенка.

Кейтала побледнела, но ничем другим не выдавала своего волнения. Она родилась в семье воинов, и могла справиться с чем угодно, кроме этой неизвестности о судьбе мужа. Она тихо спросила:

- Что же он сказал, Гамина?

- Он был... - Девочка очень волновалась, и перешла на мысленную речь: - Он был в странном месте, далеко отсюда. Он был с кем-то? кеми-то? еще. Он сказал, он сказал...

- Что он сказал, малышка? - спросил Хочокена.

- Он сказал, что мы. должны ждать сообщения, а потом что-то... изменилось. Он... ушел? в пустое? место. Я испугалась. Там было так одиноко!

Кейтала крепко прижала девочку к себе. Она следила за своим голосом, чтобы не выдать страха.

- Ты не одна, Гамина.

Но про себя Кейтала повторяла слова девочки. Даже когда Пага забрали от нее в Ассамблею, чтобы воспитать из него одного из Всемогущих, она не была так одинока.

Паг устало закрыл глаза и опустила голову на плечо Томаса. Томас оглянулся на друга.

- Ты смог послать сообщение?

- Да, но... это было сложнее, чем я думал, и я испугал ребенка, - с тяжелым вздохом ответил Паг.

- Но все же тебе удалось связаться с ними. Ты можешь сделать это снова?

- Думаю, да. Сознание девочки уникально, и в следующий раз войти в него будет проще. Теперь я больше знаю о том, как это делается. Раньше я знал только теорию. Сейчас у меня появился опыт.

- Хорошо. Нам может понадобиться это умение.

Они неслись сквозь серое пространство, которое называли "коридором", - промежуток между прядями времени и физического мира. Томас велел Райату войти в него в тот самый момент, когда Паг показал, что контакт со Звездной Пристанью окончен. Теперь дракон спросил его мысленно:

- Куда ты. желаешь попасть, валкеру?

Томас ответил вслух:

- В Город Вечности.

Райат, казалось, дрогнул. Неопределенная серость вокруг них пульсировала, и каким-то образом они меняли направление полета в этом безмерном измерении, в этом нигде. Затем сама ткань пустоты еще раз прорвалась, и они оказались где-то.

Перед ними в серой неопределенности появилась точка - первый намек на реальность вне коридора. Точка быстро росла, как будто Райат пролетал над реальной равниной, и вот они уже оказались над ней. Это был город невероятной и чуждой красоты: башни с искаженной симметрией, невозможно тонкие минареты, причудливые здания, раскинувшиеся под сводами арок между башнями. Фонтаны сложной конфигурации извергали брызги жидкого серебра, которые превращались в кристаллы и, падая на изразцы, устилавшие их подножия, наполняли воздух звенящей музыкой, а потом снова превращались в жидкость, сбегающую по водостокам.

Дракон сделал над городом круг и стал снижаться, пролетая над прекрасным бульваром почти в сто ярдов шириной. Вся улица была выложена плиткой, которая светилась нежными оттенками. Каждая плитка неуловимо отличалась от других, и на расстоянии они казались переливами радуги. Когда тень дракона падала на дорогу, плитки мерцали и сияли, меняли цвет, и рождалась музыка - величественная мелодия, при звуке которой к горлу подкатывал комок желания, а в памяти вставала картина зеленого поля у искрящегося ручья в долине, обрамленной великолепными горными вершинами, окрашенными мягкими пастельными тонами заката. Видение ошеломляло, и Паг покачал головой, чтобы избавиться от него, стряхнуть мягкую грусть знания, что такое чудесное место найти невозможно. Они летели к центру города, планируя под арки, парящие в тысяче футов над головами, омываемые ласковым дождем с запахом диких цветов и крохотными лепестками, искрящимися белым и золотым, сияющим розовым и алым, нежным зеленым и голубым.

- Кто построил это чудо? - спросил Паг.

- Никто не знает, - ответил Томас. - Какая-то неизвестная нам раса. Быть может, умершие боги. - Лаг всматривался в улицы города, проплывавшие под ними. - А может быть, его никто не строил.

- Как же такое возможно? - удивился Паг.

- В бесконечной вселенной возможно все. Не исключено. что этот город появился на свет в самый момент создания мира. Валкеру обнаружили его много веков назад, и он был точно таким, каким ты его видишь сейчас. Это одна из величайших загадок всех тех многочисленных вселенных, где побывали валкеру. Здесь никто не живет, или, точнее, валкеру никого здесь не нашли. Выли такие, что некоторое время пробыли здесь, но никто не оставался. Здесь никогда ничто не меняется, ведь это место не существует в реальном времени. Говорят, что Город Вечности - единственное истинно бессмертное создание во всех вселенных. - Он горько добавил. - С досады несколько валкеру пытались его разрушить. Возможно, это также единственное место, что оказалось невосприимчивым к их гневу.

Внимание Пага привлекло легкое движение, и вдруг с вершины далекого здания вверх взметнулась стая каких-то существ. Они расправили крылья и устремились к ним. Паг показал на них Томасу, и тот промолвил:

- Кажется, нас здесь ждали.

Существа быстро приближались. Это были красные, более крупные представители тех стихийных сущностей, которых в прошлом году Паг уничтожил на берегах Большого Звездного озера. Они были похожи на людей, а большие красные крылья, как у летучих мышей, громко хлопали, набирая скорость. Паг спокойно спросил:

- Может, нам приземлиться?

- Это только первое испытание. С ним справиться несложно.

Райат издал боевой клич, который заставил дьявольское войско откатиться назад, а затем бросился на него. При первом же заходе вверх взметнулся золотой клинок Томаса, и двое существ с криками полетели вниз на камни, так как меч рассек их крылья. Паг метал голубые молнии, перелетающие от одного существа к другому. Монстры корчились от боли и падали, не в силах удержаться в воздухе. Ударившись о камни, они исчезали в зеленом пламени и серебряных искрах. Райат выдохнул огненный поток, и те, кто попал в него, мгновенно превратились в пепел. Через несколько минут от нападавших ничего не осталось.

Дракон развернулся и полетел к мрачному зданию из черного камня, резко выделяющемуся своей приземистой злобностью среди окружающей красоты. Томас сказал:

- Кто-то постарался сделать это место очень явным. Совершенно очевидно, что там ловушка.

- Надо ли нам позаботиться о защите Райата? - спросил Паг.

Дракон презрительно фыркнул, а Томас ответил:

- Его надо защищать только против самой могучей магии, а если такое случится, то мы оба будем мертвы, и он сможет улететь обратно в реальное пространство. Ты слышишь меня?

- Слушаю и повинуюсь, - ответил дракон.

Они устремились вниз к кирпичному дворику, дракон облетел его кругом. Томас с помощью магии поднял себя и Пага со спины Райата и опустил на камни.

- Возвращайся к фонтанам и отдохни. Вода здесь сладкая, а окружение успокаивает. Если что случится, улетай. Если ты нам понадобишься, здесь или на Мидкемии, ты услышишь мой зов.

- Я отзовусь на него, Томас.

Дракон улетел, и Томас повернулся к Пагу.

- Идем, нас наверняка ожидает чудесный прием.

Паг посмотрел на своего давнего друга.

- Даже когда мы были детьми, твое понимание чуда всегда было шире моего. Найдем ли мы здесь Макроса?

- Наверное, нет. Ведь нас сюда привели. Не думаю, что Враг постарался облегчить нам поиски.

Они вошли в огромный черный дом через единственную дверь, и в тот самый момент, когда они переступили порог, тяжелая каменная дверь опустилась, отрезав им путь обратно. Томас с усмешкой оглянулся назад:

- Легкого отступления, похоже, не получится. Паг осмотрел камень.

- Если потребуется, я справлюсь с ним, но на это уйдет время.

Томас кивнул:

- Я так и подумал. Пойдем дальше.

Они двинулись по длинному коридору. Паг создал свет, ярким кругом вспыхнувший над их головами. Стены были гладкими, без швов и выступов, без ответвлений. Пол, казалось, был сделан из того же материала.

В конце коридора они увидели дверь без каких-либо знаков или приспособлений для открывания. Паг осмотрел ее и произнес заклинание. С тяжелым скрипом дверь неохотно поднялась, открыв проход в просторный зал со множеством дверей. Как только они вошли, все двери открылись, и из них с визгом и рычанием полезла орда самых разных существ. Обезьяны с головой орла, огромные коты с черепашьими панцирями, змеи с руками и ногами, многорукие люди - целая армия ужасов посыпалась на них. Томас достал меч, поднял щит и крикнул:

- Приготовься, Паг!

Паг произнес заклинание, и вокруг них взметнулось кольцо алых языков пламени, поглотившее первые ряды существ, которые взорвались, опаляя всё вокруг серебряными огненными брызгами. Большинство нападавших отпрянуло, а тех, кто мог перепрыгнуть или перелететь через пламенный круг, встречал золотой меч Томаса: прикасаясь к нему, монстры превращались в фонтан серебряных искр, издавая тошнотворный запах разложения. Атака продолжалась, все больше и больше существ вываливалось из дверей. Они подталкивали тех, что были впереди, в магический огонь Пага и перед самым исчезновением с блеском взрывались.

- Им просто нет конца! - воскликнул Паг,

Томас кивнул и одним ударом рассек надвое огромную крысу с головой орла.

- Ты можешь закрыть эти двери?

Паг сотворил заклинание. Комната заполнилась громким жалобным скрежетом металла по камню, и двери с силой захлопнулись. Те существа, что пытались прорваться в зал, оказались раздавлены ими и гибли с жалобными стонами, воплями и причитаниями. Томас расправился со всеми монстрами, избежавшими огня, и несколько мгновений они с Пагом стояли одни в центре пламенного круга.

Томас тяжело вздохнул:

- Это раздражает.

- Пора покончить с ними, - согласился Паг. Огненный круг начал расширяться, убивая все живое. Вскоре он достиг стен зала, и когда последнее чудовище взорвалось и с криком исчезло, пламя вспыхнуло и угасло. Паг осмотрел зал.

- За каждой дверью нас ожидает целое войско таких зверей. В какую же сторону нам идти, как ты думаешь?

- Думаю, вниз, - ответил Томас.

Паг протянул ему руку, и Томас, забросив щит за спину, взял ее, другой рукой все еще сжимая меч. Было произнесено еще одно заклинание, и Томас увидел, что его друг стал прозрачным. Он посмотрел вниз и понял, что пол проходит через его тело. Паг заговорил, и голос его доносился издалека.

- Не отпускай моей руки, пока я не скажу, иначе тебя будет трудно вытащить.

Затем Томас увидел, как пол поднимается, или, скорее, они опускаются. Стало темно: они проникали сквозь скалу. Прошло довольно много времени, и друзья снова увидели свет, так как очутились в другом зале. Что-то пронеслось мимо них в воздухе, и Томас почувствовал боль в боку. Он посмотрел вниз и увидел стоящего под собой воина - чудовище с широкими плечами и кабаньей головой, в ярко-синей броне на груди и на спине. Воин заревел, брызгая слюной, стекавшей по длинным клыкам, и взмахнул необычного вида двусторонним топором. Томас едва сумел отразить удар мечом.

- Отпускай! - крикнул Паг.

Томас отпустил руку Пага и тотчас же снова стал непрозрачным. Он упал на пол, легко приземлившись на ноги прямо перед человеком-кабаном, и чудовище нанесло ужасный удар топором. Томас снова парировал его и отступил, стараясь освободить щит. Паг тоже встал на ноги и начал читать заклинание. Кабан двигался необычайно быстро для существа таких размеров, и Томасу оставалось лишь защищаться. Затем валкеру нанес контрудар и ранил чудовище. Оно отпрянуло, злобно завывая.

Паг метнул медленно раскручивающуюся веревку пульсирующего дыма, которая извивалась как змея. Сначала она летела очень медленно, но постепенно набрала скорость. Как кобра, дымовая веревка метнулась к кабану и ударила его в ноги. В то же мгновение дым превратился в материю, заключив ноги чудовища в сапоги, тяжелые как камень. Человек-кабан в ярости заревел и попытался сдвинуться с места, но не смог и тут же пал под ударом меча Томаса.

- Спасибо за помощь, а то он мне уже начал надоедать. - Томас вытер клинок.

Паг улыбнулся: друг его детства во многом совсем не изменился. Он знал, что в конце концов Томас справился бы с чудовищем, но тратить время было бессмысленно.

Томас скривился, оглядев свой бок.

- Топор обладал магической силой, если мог ранить, пока мы оставались нематериальными.

- Это редкость, но ничего невозможного здесь нет, - согласился Паг. Томас закрыл глаза, и Паг увидел, как рана начала затягиваться. Сначала перестала течь кровь, потом собралась кожа. Морщинистый красный шрам побледнел, и наконец показалась чистая кожа. Вскоре даже золотая кольчуга и белая туника полностью восстановились. Это произвело на Пага впечатление.

Он оглянулся, ощущая беспокойство.

- Слишком просто, - сказал Паг. - Несмотря на ярость и шум, ловушки были довольно жалкими.

Томас похлопал себя по боку.

- Не совсем уж жалкими, но в целом я согласен. Думаю, что предполагается, будто мы забудем об осторожности и сделаем опрометчивый шаг.

- Тогда будем осторожны.

- И куда же теперь?

Паг огляделся. Зал был вырезан в камне, в нем пересекались несколько туннелей. Куда они вели, неизвестно. Паг присел на большой камень.

- Попробую посмотреть.

Он закрыл глаза, и над его головой появилось странное беловатое, быстро вращающееся облачко. Внезапно оно полетело вдоль одного из туннелей. Через несколько минут облачко вернулось и направилось в другой. Прошел почти час, Паг позвал облачко обратно и взмахом руки заставил исчезнуть. Потом он открыл глаза.

- Все туннели сообщаются между собой и встречаются здесь.

- Это место изолировано?

Паг поднялся на ноги.

- Это лабиринт. Новая ловушка. Нам опять нужно вниз.

Они взялись за руки, и Паг снова провел их сквозь скалу. В течение, как им показалось, очень долгого времени они двигались вниз в темноте, затем оказались под сводами просторной пещеры. Под ними и немного в стороне раскинулось огромное озеро, окруженное со всех сторон огненным кольцом, которое освещало пещеру красно-оранжевым светом. Внутри кольца, у самого берега, покачивалась лодка - явное приглашение. В центре озера был виден остров, на берегах которого можно было разглядеть множество человеческих фигур, готовых к бою. Они охраняли одинокую башню с одной-единственной дверью и окошком наверху.

Паг опустил себя и Томаса на землю и снова материализовал. Томас посмотрел на огненное кольцо и сказал:

- Полагаю, нам предлагают пройти сквозь огонь, сесть в лодку и, избежав опасностей, скрывающихся под водой, нанести поражение всем тем воинам, только чтобы добраться до башни.

- Похоже, что это нам и предлагается сделать, - промолвил Паг устало. - Но я думаю, мы поступим иначе.

Паг сделал рукой круговое движение, потом повторил это движение еще раз. Воздух в пещере начал сгущаться, следуя окружности,описанной рукой Пага, и двигаясь вдоль изгиба огромного каменного купола над их головами. Сначала это был слабый ветерок, который быстро перерос в сильный ветер. Паг повторил жест. Ветер набрал скорость, и языки пламени заметались, заполняя пещеру безумным танцем мерцающих теней. Еще один жест, и ветер рванулся, отклонив в сторону огонь. Томас наблюдал за действиями Пага, без труда удерживаясь на ногах. Пламя начало шипеть и угасать, не в состоянии гореть под таким напором ветра. Паг еще раз повторил круговое движение рукой, на этот раз более широкое и резкое, чуть не завертевшись вокруг своей оси. Вода в озере вскипела, на волнах появились белые барашки. Взбитая ветром вода взметнулась в воздух, рассыпаясь легкими брызгами, и волны покатились по направлению к острову. Лодка вскоре перевернулась и утонула, огонь, шипя, окончательно угас, когда прибой омыл берега. Паг выкрикнул какое-то слово, и пещера озарилась ярким белым светом.. Теперь Паг крутил рукой как ребенок, изображающий мельницу во время шторма. Через несколько минут воины на острове зашатались, не в силах удержаться на ногах. Нога одного ступила в воду, и вдруг нечто с зеленой кожей поднялось из пучины и схватило воина. С диким криком солдат исчез под водой. Эта сцена повторялась много раз, воины один за другим уходили под воду, захваченные обитателями озера. Когда шторм достиг пика ярости, Паг и Томас увидели, как последняя фигура на острове с пронзительным воплем упала в воду.

Хлопнув в ладоши, Паг остановил ветер и сказал:

- Идем.

Томас перенес себя и Пага через озеро к самой двери башни. Они толкнули дверь и вошли.

Паг и Томас целых пять минут обсуждали, что же они могут найти на верху башни. Ведущая туда витая лестница была слишком узкой, чтобы идти по ней бок о бок. Наконец Паг сказал:

- Ну, мы готовы, насколько это возможно. Ничего не остается, как идти наверх.

И он последовал за другом. Приближаясь к концу лестницы, Паг кинул взгляд вниз и понял, что они забрались довольно высоко. В это время Томас подошел к люку.

Он толкнул крышку и исчез в проеме, Паг последовал за ним. В башне оказалась одна, очень скудно обставленная комната: только кровать и стул. И окно. На стуле сидел человек, одетый в коричневую рясу, прихваченную на поясе бечевой. Он читал книгу, которую закрыл в тот самый момент, когда Паг вошел в комнату. Человек медленно раздвинул губы в улыбке.

- Макрос! - воскликнул Паг.

А Томас сказал:

- Мы пришли, чтобы забрать тебя отсюда.

Волшебник встал. Он был слаб: устал или ранен. Шагнув друзьям навстречу, он пошатнулся. Паг бросился, чтобы подхватить его, но Томас был быстрее. Он обвил рукой талию мага.

Вдруг волшебник издал странный рык, подобный грохоту проносившейся вдалеке бури. Рука его сжалась, он крепко обхватил Томаса, а дверь люка с шумом захлопнулась. В ту же секунду Томас откинул голову и закричал от боли, а затем Макрос с ужасной силой отбросил его к стене. Паг на мгновение замер и начал читать заклинание, но волшебник двигался слишком быстро. Он протянул руки, с легкостью поднял Пага и бросил его о противоположную стену. Паг с силой ударился головой о камень и тяжело упал на пол. Голова его поникла, очевидно он был без сознания.

Томас вскочил на ноги и поднял меч, а Макрос завертелся вихрем. Через минуту вместо волшебника перед ними стояло жуткое существо, .готовое к атаке. Томасу был виден лишь силуэт: семь футов в высоту, в два раза тяжелее Томаса, с огромными распростертыми крыльями. Когда оно двигалось, можно было разглядеть намек на рога на голове и широкие уши торчком. Пустая черная маска смотрела на валкеру красными горящими глазами. Чудовище было скрыто дымчатой тьмой, только сквозь прорези рта и глаз виднелось красно-оранжевое сияние, обнаруживая внутренний огонь. Все остальное было окутано тенью, о чертах лица и очертаниях тела можно было только догадываться. Томас с размаху ударил мечом, но клинок прошел сквозь чудовище, не причинив ему вреда. Томас отступил.

- Пигмей, - послышался шепот, далекое эхо которого дрожало насмешкой. - Или ты думал, что твой противник не подготовил все, чтобы вас уничтожить?

Томас присел, держа меч наготове. Прищуренные глаза под золотым шлемом разглядывали чудовище. Он спросил:

- Кто ты?

Шепчущий голос ответил:

- Кто я, воин? Я дитя пустоты, брат видений и призраков. Я мастер страха.

С невероятной быстротой он протянул руку, одним движением скрутил щит Томаса и отбросил в сторону. Томас сделал выпад мечом, но чудовище схватило его за запястье. Томас взвыл от боли.

- Меня вызвали, чтобы покончить с вами, - произнесло призрачное существо. Затем оно слегка дернуло и оторвало руку Томаса. Захлебнувшись криком, Томас упал на камни, кровь фонтаном била из раны. - Я разочарован. Меня предупредили, что вас следует опасаться. Но вы ничто, - произнесло чудовище..

Лицо Томаса побледнело и покрылась каплями пота, в глазах стояли ужас и боль.

- Кто?.. - задыхаясь, спросил он. - Кто предупредил тебя?

- Те, кто знали, что ты такое, человек. - Призрак продолжал держать руку Томаса с мечом. - Они даже знали, что вы придете сюда, а не в настоящую тюрьму волшебника.

- Где он? - задохнулся Томас, едва не теряя сознание.

Злобным шепотом чудовище ответило:

- Вы проиграли.

Из последних сил Томас заставлял себя держаться и почти прорычал:

- Значит, и ты не знаешь. И несмотря на всю свою похвальбу, ты лишь слуга. Ты знаешь только то, что открывает тебе Враг. - Он плюнул с презрением. - Раб.

С безмерным ликованием призрак ответил:

- О, я занимаю высокое положение. Я знаю, где спрятан волшебник. Он пребывает там, где вам и следовало ожидать: в месте, которое менее всего похоже на тюрьму и поэтому наиболее подходит для нее. Он живет в Саду.

Внезапно Томас, ухмыляясь, вскочил на ноги. Призрак заколебался: рука, которую он сжимал, растворилась и вновь оказалась на теле Томаса, щит с металлическим скрипом разогнулся, перелетел через комнату и прыгнул в левую руку валкеру. Чудовище двинулось на Томаса, но тот с ослепляющей скоростью ударил мечом, и на этот раз клинок яростно вонзился в тело, с громким шипением взорвавшееся потоком огненных искр. Из места удара повалил горький дым, и от боли существо издало приглушенный вопль.

- Похоже, не один только я склонен делать самонадеянные предположения, - заговорил Томас, градом яростных ударов тесня призрак. - И вы, мастера страха, не единственные, кто умеет создавать иллюзии. Глупое создание, или ты не знаешь, что именно я со своими собратьями изгнал тебя и твой род из этой вселенной? Ты думаешь, что я, Томас, называемый Ашен-Шугаром, боюсь тебя? Я, который когда-то победил повелителей страха!

Чудовище съежилось от ужаса и гнева, его крики отдавались далеким эхом. Вдруг в воздухе вокруг него с хрустальным звоном появились яркие сияющие камни. Они быстро растягивались, образуя вокруг черного призрака прозрачную решетку. Томас усмехнулся, а Паг закончил магическую клетку. Призрак рванулся и, прикоснувшись к прозрачным прутьям, взвыл от боли. Паг встал из угла, где он притворялся потерявшим сознание, и подошел к чудовищу, которое пыталось пролезть между похожими на стекло прутьями, но, коснувшись их, тут же отскакивало. Оно выло и визжало, едва поднимая голос выше хриплого шепота.

- Что это такое? - спросил Паг.

- Мастер страха, нежить. Существо, чья сущность чужда самому нашему существованию. Оно из далекой вселенной у самого предела времени и пространства, в которой выжить могут лишь немногие. Он питается самой природой жизни, как и все из его рода, если они попадают в эту вселенную. Когда он ступает по траве, она вянет. Это существо - живой носитель разрушительной силы, которая уступает только повелителям страха, а тех опасаются даже валкеру. То, что подобное существо было переправлено в Город Вечности, показывает, что Враг и Мурмандрамас не заботятся о том, к каким последствиям это может привести. - Он остановился, на его лице появилось озабоченное выражение. - Это также заставляет задуматься, что еще неизвестно нам о Враге. - Он взглянул на Пага. - Как ты?

Паг потянулся и ответил:

- Кажется, у меня сломано ребро.

Томас кивнул:

- Счастье, что сломано только оно. Прости, я думал, что смогу занять его.

Паг пожал плечами и поморщился.

- Что же нам с ним делать? - Он показал на тихо скулящее существо.

- Мы могли бы отправить его обратно в его вселенную, но это займет много времени. Сколько выдержит клетка?

- В обычных условиях века, а здесь, возможно, вечно.

- Хорошо, - сказал Томас и направился к двери.

Темный призрак издал крик ужаса.

- Нет, господин! - вскричал он. - Не оставляйте меня здесь! Я усохну за те столетия, что остались мне до смерти! Это будет непрекращающаяся боль! Даже сейчас я голоден! Отпустите меня, и я стану служить вам, господин!

- Ему можно доверять? - спросил Паг.

- Конечно, нет, - ответил Томас.

- Ненавижу быть причиной страданий кого бы то ни было, - вздохнул Паг.

- Это всегда было твоим самым уязвимым местом, - возразил Томас, спускаясь по лестнице. Паг пошел за ним, а вслед ему неслись крики и проклятья. - Эти существа - самые разрушительные во вселенной, - пояснил Томас. - Они - антижизнь. С обычными призраками сложно справиться, когда они на свободе, а мастера страха почти неуправляемы.

Они добрались до двери и вышли наружу. Томас спросил:

- Ты сможешь поднять нас обратно на поверхность?

Паг медленно потянулся, тронув больной бок.

- Я справлюсь.

Он произнес заклинание и, взяв Томаса за руку, поднялся в воздух. Дематериализовавшись, они опять прошли сквозь каменный свод пещеры. И единственным звуком, сопровождавшим их удаление, был отголосок нечеловеческих воплей, доносившихся из башни на острове.

- Что такое Сад? - спросил Паг.

- Это место, которое является частью города, но расположено отдельно.

Он закрыл глаза, и вскоре после этого с небес спустился Райат. Они поднялись к нему на спину, и Томас приказал:

- Райат, в Сад.

Дракон взмыл в небо, и они опять летели, оставляя позади Город Вечности. Под ними развертывались здания странной архитектуры, которая намекала на их предназначение, но не обнаруживала его. Вдалеке, если в этом невообразимом месте можно было судить о расстоянии, Паг увидел семь столбов, поднимающихся над городом. Сначала они показались ему черными, но, подлетев поближе, Паг разглядел мелкие крапинки света. Заметив его интерес, Томас сказал:

- Это Звездные Башни, Паг.

Он послал мысленную команду Райату, и дракон накренился и пролетел совсем близко от одного из столбов, расположенных вокруг огромной открытой площади диаметром в несколько миль.

Пролетая мимо столбов, Паг с удивлением обнаружил, что они состоят из крошечных звезд, комет и планет: миниатюрные галактики кружились в черной как реальный космос пустоте, не выходя за пределы столба. Томас посмеялся над изумлением Пага.

- Нет, я не знаю, что они такое. Никто не знает. Может быть, это искусство. Может быть, инструмент познания. - Он помолчал и потом добавил: - А может, в этих столбах заключена реальная вселенная.

Они уже улетали, и Паг обернулся на Звездные Башни.

- Еще одна загадка Вечного Города?

- Да, и к тому же не самая эффектная, - согласился Томас. - Посмотри. - Он показал на горизонт, где виднелось красное сияние. По мере того как они приближались к нему, сияние вырастало в стену пламени. Мерцание жара мешало видеть то, что находилось за ней. Когда они пролетали над пламенем, опаляющие языки потянулись к ним навстречу.

- Что это было?

- Огненная стена, - ответил Томас. - Она тянется по прямой примерно с милю. У нее нет никакой цели, причины или пользы. Она просто есть.

Они продолжали полет, пока не достигли местности, где уже не было никаких зданий. Дракон начал спускаться, и Паг заметил парящую над городом круглую платформу, темные очертания которой выделялись на фоне серого пространства коридора.

- Это самая странная деталь этого странного места, - начал рассказывать Томас. - Если бы я был таким же проницательным, как ты, то подумал бы о нем, когда мы только прибыли сюда. Это парящий остров растений. Если силы Макроса были нейтрализованы, то это последнее место, где он мог найти убежище. В Городе Вечности спрятано много сокровищ. Кроме золота и других предметов роскоши, здесь есть машины, обладающие невиданными свойствами, таинственные предметы с заключенными в них могучими силами. Возможно, они предназначены для возвращения в реальный космос. Но даже если в городе есть средства вернуться в Мидкемию, Макросу туда не попасть.

Паг взглянул вниз. Они летели на высоте в тысячу футов над городом и быстро снижались. За пределами Города Вечности было только серое пространство. Приближаясь к границам платформы, Паг увидел туманные водопады, в нескольких местах льющие воду через край. Платформа была окружена тем, что Паг про себя назвал рвом. Но вместо воды ров был заполнен ничем в буквальном смысле - там была только пустота.

Они пролетели над краем платформы, и Паг разглядел, что каким-то образом рядом с городом парит огромный круг земли. На нем был разбит пышный сад, покрывавший всю его поверхность. Извилистые ручьи переливались через край, всюду росли самые разные фруктовые деревья.

- Действительно, это самое невероятное место, - сказал Паг.

Томас указал на каменное строение.

- Там должен быть мост.

Паг тут же понял, что там действительно раньше был мост через ров. Однако теперь от него остались лишь каменные подпорки с обеих сторон рва.

- Если это место когда-либо существовало в реальном мире, то тот, кто - или что - перенес его сюда, забыл захватить реку, окружавшую Сад. Если разрушен мост, то из Сада выбраться невозможно.

Скользя по верхушкам деревьев, они начали искать. В Саду росли не только растения, известные Пагу по Мидкемии, но и те, что он видел на Келеване. А многие были из других миров, которых он никогда не видел. Они пролетели мимо поляны с огромными трубчатыми растениями, которые загудели на ветру, поднимаемом крыльями дракона. Потом они промчались над темно-красными цветами, и те взорвались белым, выбросив семена в небо, и их тут же подхватил ветер. Как и предсказывал Томас, все другие мосты по периметру Сада были тоже разрушены.

Внизу можно было разглядеть маленьких зверьков, снующих в зарослях, прячась от возможных хищников, пролетающих в небесах. Затем в небе появилась другая тень. Она летела к ним навстречу.

Что-то быстрое как стрела со свистом понеслось прямо на них. Не успело оно приблизиться, как Райат издал пронзительный боевой клич. И на него ответили.

На них напал гигантский черный дракон. Выпустив когти, вытянув шею, он изрыгал пламя. Томас немедленно воздвиг барьер, который защищал его и Пага от огня.

Райат ринулся в атаку, и два гиганта вступили в бой. Планируя над Садом, они терзали друг друга когтями и клыками. Томас взмахнул клинком, но не смог достать противника.

- Это древнее создание, - кричал Томас. - В Мидкемии таких больше не осталось. Многие века назад великие черные драконы покинули ее.

- Откуда он появился? - крикнул Паг, но Томас не услышал вопроса. Паг чувствовал удары черных крыльев, но чары Томаса были достаточно сильны, чтобы защитить их. Опасность могла возникнуть только в том случае, если бы Райат проиграл сражение. Хотя Пагу казалось, что он понял, каким образом дракон летает между мирами, ему не хотелось оказаться в ситуации, когда теорию нужно было бы применить на практике. Если бы Райат пал, они могли бы остаться здесь надолго.

Но золотой дракон мощью был равен черному, и Томас наносил удар мечом каждый раз, когда черный дракон подлетал слишком близко. Паг тоже вступил в бой. Когда потрескивающие молнии ударили в дракона, он вскрикнул от боли и гнева, вскидывая голову. Райат воспользовался моментом и схватил противника за шею, одновременно вонзая когти в наименее защищенную область брюха. Клыки золотого дракона могли лишь помять чешую на шее, но не сломать ее, но когти нанесли значительный ущерб черному противнику. В пылу борьбы драконы отклонились от центра Сада и теперь парили над самым рвом.

Черный дракон пытался спастись бегством, но челюсти Райата крепко сжимали его шею. Паг и Томас почувствовали, как золотой дракон внезапно вздрогнул и начал терять высоту. Затем они вновь взмыли вверх. Оказалось, что черный дракон сильно ослабел и начал падать. Резкое увеличение веса потянуло Райата вниз, но он вовремя разжал клыки, и черному не удалось утащить их за собой.

Паг наблюдал за тем, как черный дракон падает мимо края Сада, исчезая во рву между Садом и городом, пока не превратился в черную точку на сером фоне. Потом он и вовсе исчез из виду. Паг услышал, как Томас обратился к дракону:

- Ты хорошо сражался, Райат. Мне никогда не приходилось летать на таком могучем и умелом драконе, как ты. Ты превзошел даже могучего Шуруга.

Паг ощутил, как возгордился Райат.

- Ты. справедливо сказал, Томас. Спасибо за твои слова. Но то был древний дракон, менее сильный, чем я, поэтому сражение было не таким серьезным, как казалось. Если бы я не нес тебя и Пага, я не был бы так осторожен. Однако ваша помощь тоже имела значение.

Они облетели остров и снова начали поиски. Остров был большой, а листва густой, но наконец Паг показал рукой и закричал:

- Вон там!

Томас посмотрел в указанном направлении: там, в центре поляны, какой-то человек махал руками и подпрыгивал. Они помахали в ответ. Томас приказал дракону начать спускаться. Человек отшатнулся, прикрывая глаза от ветра, поднятого могучими крыльями. Он был одет в знакомую домотканую одежду коричневого цвета, в руке его был посох. Это был Макрос. Он продолжал махать рукой, пока они спускались.

Когда дракон коснулся земли, на его лице появилось выражение смирения. Минуту царило странное молчание, и они услышали, как Макрос вздохнул. Потом он сказал:

- Лучше бы вы этого не делали.

Вселенная содрогнулась и обрушилась на них. Казалось, земля уходит у них из-под ног. Паг зашатался, но потом выпрямился и увидел, что и Томас не смог устоять. Макрос оперся о жезл, посмотрел по сторонам и присел на камень. Ощущение падения замедлилось, а затем прекратилось, но небо над ними изменилось. Вместо серого пространства они увидели ослепительные звезды, мерцающие в чернильно-черной пустоте. Макрос сказал:

- Тебе следует сделать что-нибудь с воздухом на острове, Паг. Через несколько минут его здесь не останется.

Паг, не мешкая, быстро произнес заклинание и закрыл глаза. Остальные могли видеть, как над их головами образовался сияющий слабым светом свод. Паг снова открыл глаза.

Макрос промолвил:

- Ну что ж, ведь вы не знали. - Затем он прищурил глаза и в гневе повысил голос: - Но вы могли бы догадаться, что здесь будет ловушка!

Паг и Томас внезапно почувствовали себя виноватыми. Так когда-то в детстве отец Томаса выговаривал им за какую-нибудь провинность на кухне. Паг стряхнул с себя воспоминания и объяснил:

- Мы увидели, что ты машешь рукой, и решили, что все в порядке.

Макрос закрыл глаза и на минуту положил голову на руки, сжимающие жезл. Затем он глубоко вздохнул.

- Одна из трудностей моего возраста состоит в том, что все, кто младше, кажутся тебе детьми, а когда все младше тебя, это значит, что ты живешь в мире детей. Поэтому я бранюсь чаще, чем это необходимо. - Он покачал головой. - Простите, что был резок с вами. Я пытался предупредить вас. Если бы ты догадался использовать один из приемов, которому научился у эльдаров, то мы смогли бы поговорить несмотря на шум дракона. Тогда Томас поднял бы меня к вам, и всей этой кутерьмы не было бы. - Томас и Паг обменялись виноватыми взглядами, а Макрос продолжал: - Однако делать нечего, взаимными обвинениями мы делу не поможем. По крайней мере, вы прибыли сюда вовремя.

Томас сощурил глаза:

- Вовремя? Ты знал, что мы придем!

- Но ведь в записке ко мне и Кулгану ты писал, что не можешь больше читать будущее! - воскликнул Паг.

- Я солгал, - улыбнулся Макрос.

Паг и Томас онемели от изумления. Макрос поднялся и начал мерить шагами поляну.

- Дело в том, что когда я писал тебе свое последнее послание, я видел будущее, но сейчас я этого делать не могу. Я потерял эту способность, когда меня лишили силы.

- Ты лишился своей силы? - вскричал Паг, осознав с ошеломляющим чувством потери, что это должно было значить для Макроса. Макрос как никто другой владел магическим искусством, и Паг мог только предполагать, что можно чувствовать, когда теряешь силу, которая определяла само твое существо, бытие и характер. Маг без магии - все равно что птица без крыльев. Паг встретился глазами с Макросом, и оба увидели, что понимают друг друга.

Уже более спокойным тоном Макрос добавил:

- Те, кто заточил меня сюда, не смогли меня уничтожить - я все еще крепкий орешек, - но они смогли нейтрализовать меня. Теперь я бессилен. - Он показал на свою голову. - Но у меня есть знания, а у тебя сила. Я смогу провести тебя по вселенной, как никто другой, Паг. - Он глубоко вздохнул. - Я оцениваю ситуацию, исходя из информации, которая вам еще неизвестна. Я больше всех, не считая богов, в этой вселенной знаю о том, что нам предстоит. Я могу помочь.

- Как ты попал сюда? - спросил Паг.

Макрос знаком пригласил их сесть, что они и сделали. А Райату маг сказал:

- Наследник Руага, на этом острове есть дичь, хотя ее и немного. Умелый охотник не умрет от голода.

- Я буду охотиться, - заявил дракон.

- Будь осторожен, не выходи за пределы защитного свода, который я создал вокруг Сада, - предупредил Паг.

- Хорошо, - ответил дракон и взмыл в небо.

Макрос посмотрел на друзей.

- Когда мы закрыли коридор между мирами, Паг, ты направил энергии разрушения на меня. Как одно из следствий, я вдруг превратился в сигнальный огонь во мраке для того, что желало пронзить этот барьер между мирами.

- Для Врага, - догадался Паг.

Макрос кивнул.

- Меня схватили, и я сопротивлялся. К счастью, несмотря на всю мощь того, что противостояло мне, я... и сам не был бессилен.

- Я помню, что видел тебя в видении на Башне Испытаний. Ты убрал искривленный мост, который мог позволить Врагу захватить ту вселенную.

Макрос пожал плечами.

- Когда долго живешь, поневоле кое-чему обучаешься. И, вполне вероятно, что меня невозможно убить. - В его голосе послышалась нотка сожаления. - В любом случае, мы какое-то время сражались. Не знаю, как долго продолжалась эта битва, но, как вы, без сомнения, уже заметили, время имеет мало значения между мирами. Однако в конце концов я был вынужден занять Сад, а мои силы были ограничены. Я не мог достигнуть Города, а только там я мог увеличить свою мощь с помощью разных хитроумных приспособлений. И мы сражались, пока меня не лишили силы и не расставили ловушку. Затем Враг уничтожил мосты и оставил меня. Я был вынужден ждать, когда прилетите вы.

- Но почему же ты ничего не сообщил в своем последнем письме? - спросил Паг. - Мы бы пришли гораздо раньше.

- Вы не должны были найти меня раньше. Тебе, Томас, нужно было время, чтобы прийти в согласие с самим собой, а Пагу требовалось обучение, которое могли ему дать только эльдары. А я тоже не сидел без дела. Я залечил кое-какие раны и, - он показал на посох, - даже начал резать по дереву. Хотя я никому не порекомендовал бы использовать в качестве инструментов камни. Нет, все должно было идти своим чередом. Теперь же вы готовы к битве. - Он посмотрел по сторонам. - Если мы сумеем выбраться из этой ловушки.

Паг наблюдал за сияющим куполом у них над головой. Сквозь него были видны звезды, но в том, как они появлялись, было что-то странное, как будто они мерцали, следуя какому-то ритму.

- Что это за ловушка?

- Очень хитрая, - ответил Макрос. - Временная ловушка. Она захлопнулась в то мгновение, когда вы ступили на землю. Те, кто ее расставил, послали нас в прошлое со скоростью один день назад за один проходящий день. Сейчас вы двое сидите на спине дракона и, думаю, ищете меня. Примерно через пять минут вы будете сражаться с черным драконом. И так далее.

- Что же нам делать? - спросил Томас.

Макрос, казалось, развеселился.

- Делать? В настоящий момент мы оказались беспомощными и изолированными от всего мира, так как те, кто противостоит нам, знают, что мы не победили их в прошлом, ибо природа не допустила бы такого парадокса. Так что единственная наша надежда - освободиться и вернуться в наше время... пока еще не поздно.

- А как это сделать? - спросил Паг.

Усаживаясь обратно на камень. Макрос почесал бороду.

- В этом-то вся проблема. Я не знаю, Паг. Я просто не знаю.

Глава 12 ГОНЦЫ

Арута смотрел вдаль. По направлению к городу галопом скакали отряды всадников, клубы пыли за ними застилали небо. Армия Мурмандрамаса надвигалась на Арменгар. Последние из тех, кто покинул краали и хутора, были у самых ворот города, со стадами и повозками, нагруженными зерном. Поскольку население города так сильно уменьшилось за последние годы, место нашлось всем, включая скот.

Три дня Гай, Амос, Арманд де Севиньи и другие командиры вели небольшие сражения с мелкими отрядами, чтобы задержать продвижение колонн и дать возможность всем жителям укрыться в Арменгаре. Арута и его друзья время от времени участвовали в таких схватках, помогая чем только возможно.

Рядом с Арутой стояли Бару и Роальд. Они наблюдали за тем, как последний отряд всадников, оставляющий поле воинству Мурмандрамаса, вырывается из клуба пыли. Бару сказал:

- Протектор.

- На этот раз Одноглазый еле успел, - отметил Роальд. По пятам лихого отряда следовали пешие гоблины и моррельская кавалерия. В погоне за отрядом Гая моррелы оставили гоблинов далеко позади. Но как только они нагнали последнего всадника, лучники из другого отряда зашли с фланга и начали стрелять через головы людей Гая, поливая моррелов стрелами. Те разбились на мелкие группы и отступили, в то-время как оба арменгарских отряда опять ринулись к воротам.

- Мартин с ними, - тихо заметил Арута.

Прибежали Джимми и Локлир, а вслед за ними Амос. Бывший капитан сообщил:

- Де Севиньи сказал, что если кто-то собирается выехать в Вабон, это нужно сделать сегодня ночью. Позже все патрули в горах отойдут на подготовленные позиции на вершинах. К завтрашнему полудню в горах останутся только темные братья и гоблины.

Арута в конце концов согласился с планом Бару передать сообщение на юг.

- Хорошо, только прежде я бы хотел поговорить с Гаем.

- Насколько я знаю Одноглазого, - сказал Амос, - а знаю я его хорошо, он будет здесь через несколько минут после того, как закроют ворота.

Как и предсказал Амос, вскоре после того как отставшие прошли через ворота в город. Гай стоял на стене, вглядываясь в приближающееся войско.

Он подал сигнал, и мост через ров был втянут вовнутрь, медленно исчезнув в основании стены. Посмотрев вниз, Роальд заметил:

- А я все думал, как его убрать.

Гай показал на ров.

- Разводной мост можно опустить и снаружи. А у этого лебедка находится за воротами, и управлять им можно только оттуда. - Он повернулся к Аруте. - Мы просчитались. Я думал, нам предстоит держаться против двадцати пяти, может, тридцати тысяч.

- Сколько же их? - спросил Арута.

К ним по лестнице поднялись Мартин и Бриана.

- Ближе к пятидесяти, - сказал Гай.

Арута посмотрел на брата.

- Да, я никогда не видел так много гоблинов и моррелов, Арута, - подтвердил Мартин. - Они спускаются со склонов и выходят из лесов сплошным потоком. И это еще не все. С ними горные тролли, целые отряды. И великаны.

Локлир широко раскрыл глаза:

- Великаны! - Он кинул взгляд на Джимми, но тот ткнул его локтем, чтобы Локлир замолчал.

- Сколько их? - спросил Амос. - Похоже, несколько сотен, - ответил Гай. - Они на четыре-пять футов возвышаются над остальными. В любом случае, если они равномерно распределены по отрядам, то под знамена Мурмандрамаса их собралось несколько тысяч. При этом основная часть армии сейчас стоит лагерем к северу от долины Исбандия, в неделе пути отсюда. До нас добрался пока только авангард. К вечеру у наших стен будет десять тысяч воинов. А через десять дней их будет в пять раз больше.

Арута посмотрел на равнину.

- Вы хотите сказать, что без подкрепления из Вабона вам не продержаться.

- Если бы это была обычная армия, я бы сказал, что сможем, - ответил ему Гай. - Но нам по опыту известно, что Мурмандрамас имеет в запасе немало фокусов. На мой взгляд, у него всего четыре недели на захват города, иначе ему не хватит времени, чтобы перейти через горы. Ему нужно провести солдат дюжиной малых троп, перестроить армию на другой стороне хребта и двинуться на юг к Тайр-Согу. Он не может идти на запад к Провалу Инклиндель, так как в этом случае у него слишком много времени уйдет на дорогу, и он не успеет расправиться с гарнизоном города до прихода подкреплений из Вабона и Лориэла. Ему нужно быстро укрепить свои позиции в Королевстве, чтобы подготовиться к весенней кампании. Если он замешкается и отстанет от расписания хотя бы на неделю, то рискует быть застигнутым в горах ранним снегом. Его главный враг сейчас - это время.

- Гномы! - воскликнул Мартин. Арута и Гай повернулись к герцогу Крайди. Мартин пояснил: - Логан и Харторн назначили сбор рода у Каменной Горы. Там должно быть две или три тысячи гномов.

Гай подхватил мысль Мартина:

- Две тысячи гномов могли бы помочь нам, пока пехота Вандроса не переправится через горы. Даже если нам удастся задержать Мурмандрамаса на две недели сверх расписания, думаю, его поход придется отменить. Иначе его армия может застрять в Вабонских горах на зиму.

Бару перевел взгляд с Аруты на Гая:

- Мы выезжаем через час после заката солнца.

- Я пойду с Бару и отправлюсь к Каменной Горе, - сказал Мартин. - Долган знает меня. - И с сухой усмешкой добавил: - Не сомневаюсь, что он не захочет пропустить такое сражение. А потом я пойду в Вабон.

- Ты сможешь добраться до Каменной Горы за две недели? - спросил Гай.

- Это трудно, но выполнимо, - ответил хадати. - Маленьким отрядом, двигаясь очень быстро.".. Да, это возможно.

Не было необходимости добавлять <едва". Все понимали, что в день гонцам придется делать больше тридцати миль.

Роальд высказал свое мнение:

- Я тоже хочу попытаться. На всякий случай. Он не сказал на какой, но все поняли: на случай, если Мартин или Бару погибнут.

Арута согласился, что Мартину следует идти с Бару, так как герцог Крайди умел передвигаться в горах немногим хуже хадати, но принц не был уверен насчет Роальда. Он уже хотел сказать "нет", когда Лори заявил:

- Я тоже пойду. Вандрос и его командиры меня знают, и если послание будет утеряно, я смогу убедить его отправиться в путь. Вспомни, ведь все думают, что ты умер.

Наконец принц сказал:

- Не уверен, что это правильно, но я не могу придумать ничего лучше. - Он посмотрел на приближающуюся армию. - Не знаю, насколько можно верить предсказанию, но если я и есть Сокрушитель Тьмы, то мне следует остаться и сразиться с Мурмандрамасом. - Джимми и Локлир переглянулись, но Арута предвосхитил их просьбу: - Вы двое останетесь здесь. Возможно, через несколько дней Арменгар будет не самое безопасное место, но это все же лучше, чем пробираться ночью через горы сквозь войско Мурмандрамаса.

- Я на время обеспечу вам прикрытие, - сказал Мартину Гай. - До рассвета в горах за городом будет достаточно стычек, чтобы прикрыть ваш отход. Наши редуты в горах все еще контролируют большую территорию позади Арменгара. Головорезы Мурмандрамаса смогут зайти к нам в тыл только через насколько дней. Будем надеяться, что они будут искать только тех, кто движется по направлению к городу, а не из него.

Мартин добавил:

- Мы выйдем пешими. А как только минуем патрульные отряды, найдем себе лошадей. - Он улыбнулся Аруте: - Все будет хорошо.

Арута посмотрел на брата и кивнул. Мартин взял Бриану за руку и вышел. Арута сознавал, как много стала значить эта женщина для Мартина, и понял, что брат хочет провести последние часы в Арменгаре с ней. Не отдавая себе в этом отчета, Арута положил руку на плечо Джимми. Сквайр взглянул на принца и вслед за ним повернулся к равнине перед городом, откуда в клубящихся тучах пыли надвигалась грозная армия.

Мартин крепко сжимал Бриану в объятиях. Они удалились в ее комнату на весь вечер. Бриана приказала своему заместителю звать ее только в крайнем случае. Они любили друг друга сначала неистово, потом нежно и, наконец, лежали, обнявшись и следя за тем, как уходят минуты.

Первым заговорил Мартин:

- Мне скоро уходить. Остальные будут ждать у двери в туннель.

- Мартин, - прошептала она.

- Что?

- Я просто хотела произнести твое имя. - Она посмотрела ему в глаза. - Мартин.

Он поцеловал ее и почувствовал слезы у нее на губах. Она прижалась к нему и попросила:

- Расскажи мне о том, что будет завтра.

- Завтра? - Мартин неожиданно смутился. Он старался с уважением отнестись к ее просьбе не говорить о будущем. Воспитанный эльфами, он знал, что такое терпение, но чувства к Бриане были таковы, что требовали от него обязательств. Он оставил на потом попытку решить это противоречие и жил сегодняшним днем. Поэтому он тихо напомнил: - Ты же говорила, что мы не должны думать о завтра?

Бриана покачала головой.

- Знаю, но теперь я хочу этого. - Она закрыла глаза и еле слышно добавила: - Я сказала тебе, что как командир я знаю то, что неизвестно большинству в городе. Я знаю, что, скорее всего, нам не удастся удержать Арменгар и придется бежать в горы. - Она помолчала. - Понимаешь, Мартин, мы знаем только Арменгар. Сама возможность жить где-то еще никогда не приходила нам в голову, пока не появился нынешний протектор. Теперь же у меня зародилась слабая надежда. Расскажи мне о том, что будет завтра, и послезавтра, и дальше. Расскажи мне обо всех будущих днях. Какие они будут?

Он поуютнее завернулся в покрывало, положив ее голову себе на грудь, чувствуя, как любовь горячей струей разливается по телу.

- Я перейду через горы, Бри. Никто не сможет остановить меня. Я приведу Долгана и его народ. Если мы не пригласим его поучаствовать в битве, этот старый гном примет обиду на свой личный счет. Мурмандрамас окажется в безвыходном положении, и его поход придется отложить еще на один год. Его армия обратится в бегство, а мы бросимся за ним в погоню как за бешеной собакой и уничтожим. Вандрос пришлет из Вабона армию на помощь, и все будет хорошо. Ваши дети смогут расти в мире.

- А что будет с нами?

Не обращая внимания на слезы, которые текли у него по щекам, Мартин продолжал:

- Ты уедешь со мной в Крайди. Мы станем там жить и будем счастливы.

Она заплакала.

- Так хочется этому верить.

Мартин легко повернул ее и приподнял подбородок. Целуя Бриану, он сказал:

- Верь мне, Бри.

Его голос от волнения стал хриплым. Никогда в жизни он не думал, что счастье может быть таким сладким и таким горьким: радость осознания, что его любят, омрачалась надвигающимся безумием и разорением.

Она долго вглядывалась в его лицо, а затем закрыла глаза.

- Я хочу запомнить тебя таким. Уходи, Мартин. Не говори ничего.

Мартин быстро встал и оделся. Он молча вытер слезы, спрятав все чувства" как его учили эльфы, и приготовился встретить опасности дороги. Кинув на Бриану последний взгляд, он вышел из комнаты. А она, услышав звук закрывающейся двери, уткнулась в покрывало и тихо заплакала.

Патрульный отряд двигался вверх вдоль ущелья. Он выехал как бы на последнюю разведку перед тем, как отойти на позиции высоко в горах, защищающие город со стороны скалы. Мартин и три его спутника присели за огромным куском скалы и затаились. Они вышли из города через секретный ход из хранилища сквозь скалу за Арменгаром. Добравшись до тропы, по которой проходил обычный маршрут патрульного отряда, они спрятались в глубокой щели недалеко от каньона. Блутарк сидел очень тихо, на его голове покоилась рука Бару. Хадати понял, почему арменгарцы так безразлично отнеслись к тому, что собака осталась у него. На памяти жителей Арменгара это был первый случай, когда бистхаунд пережил своего хозяина, и раз пес признал власть Бару над собой, никто не возражал.

- Ждем, - прошептал Мартин.

Потянулись долгие минуты. Потом в темноте послышались тихие шаги. Мимо прошла группа гоблинов. Они двигались без света и почти бесшумно, следуя маршруту патрульного отряда. Мартин подождал, пока они не исчезли в ущелье, а затем дал сигнал двигаться дальше.

Бару и Блутарк тут же вскочили и перебежали через уступ. Хадати прыгнул на верхний край неглубокого оврага и наклонился вниз, чтобы помочь собаке. С помощью горца огромный бистхаунд перебрался через край впадины. Следующими прыгнули Лори и Роальд, а через мгновение за ними последовал Мартин. Бару вел отряд по открытому краю скалы. В течение долгих мучительных минут они бежали пригнувшись, на виду у всех, кто вздумал бы посмотреть в ту сторону, а затем спрыгнули в небольшую расщелину.

Бару осмотрелся, когда все его товарищи подошли к нему. Коротко кивнув, он двинулся вперед на запад, к Каменной Горе.

Они шли уже три дня, устраиваясь на холодные привалы при первых лучах солнца, прячась в пещерах или расщелинах до наступления темноты, когда можно было продолжать путь. Дорога была уже знакома, и это позволяло избежать ложных троп и дорожек, которые могли увести далеко от маршрута. Все вокруг доказывало, что армия Мурмандрамаса прочесывает горы, чтобы удостовериться, что там не осталось арменгарцев. За три ночи они пять раз отлеживались в укрытии, так как мимо них проходили пешие или конные патрули. Каждый раз их спасало то, что они лежали без движения, а не бежали в сторону Арменгара. Арута был прав. Патрули выискивали отставших воинов, направлявшихся в сторону города, а не гонцов из него. Однако Мартин был уверен, что долго так продолжаться не может.

На следующий день его страхи подтвердились, так как узкий проход, обойти который было невозможно, охранялся отрядом моррелов. Шестеро моррелов из горного клана сидели вокруг костра, и еще двое стояли на страже около лошадей. Вару едва избежал встречи с ними, и то потому, что его предупредил Блутарк. Хадати прислонился к валуну, подняв вверх восемь пальцев. Он показал, что двое стоят наверху, и изобразил, что они наблюдают за тропой. Затем он поднял шесть пальцев и присел, показав, что они едят. Мартин кивнул. Жестом он приказал Бару обойти лагерь со стороны. Бару покачал головой.

Мартин приготовил лук. Он вынул две стрелы, зажав одну в зубах, и натянул тетиву. Затем он поднял два пальца и показал на себя, потом показал на остальных и кивнул. Бару поднял шесть пальцев и жестом показал, что понял его.

Мартин спокойно вышел из укрытия и послал первую стрелу. Один из темных эльфов упал с каменного уступа, а второй прыгнул вниз. Однако не успел он приземлиться, как грудь ему пронзила вторая стрела.

Бару и остальные уже пробежали мимо Мартина с оружием наготове. В воздухе просвистел клинок, посланный горцем, и убил еще одного моррела, прежде чем друзья добежали до костра. Блутарк свалил на землю второго. Роальд и Лори занялись двумя другими, а Мартин бросил лук и вытащил меч.

Схватка была жестокой, так как моррелы быстро оправились от неожиданности. Однако пока Мартин сражался с одним темным эльфом, послышался стук копыт. Оставшийся без противника моррел прыгнул в седло, пришпорил коня и умчался прочь, прежде чем его успели остановить. За короткое время Мартин и

его товарищи справились с моррелами, и в лагере опять установилась тишина.

- Черт! - выругался Мартин.

- Тут мы ничего не могли поделать, - отозвался Бару.

- Если бы я продолжал стрелять, то смог бы уложить его. Я поторопился, - ответил тот, как будто совершил ужаснейшую ошибку. - Однако, как говорит Амос, дело сделано. У нас теперь есть лошади, так что давайте воспользуемся ими. Не знаю, есть ли впереди еще засады, но теперь нам требуется скорость, а не секретность. Этот гонец скоро будет здесь со своими друзьями.

- Такими же, как он, - добавил Лори, усаживаясь в седло.

Роальд и Бару тоже быстро сели на лошадей, а Мартин обрезал подпруги у оставшихся трех коней.

Никто не сказал ни слова, но этот небольшой акт вандализма ясно показал, как рассердился на себя Мартин из-за того, что упустил моррела. Герцог Крайди вздохнул, а Бару приказал Блутарку идти вперед. Собака побежала по тропе, и всадники поскакали вслед за ней.

Великан повернул голову в тот самый момент, когда стрела Мартина попала ему между лопаток. Десятифутовый гигант покачнулся, так как вторая стрела вонзилась ему в шею. Двое спутников великана бросились к Мартину, который послал третью стрелу в упавшего.

Бару приказал Блутарку остановиться: гигантские существа были вооружены мечами размером с двуручный меч, и одним ударом с легкостью могли разрубить огромного пса пополам. Несмотря на свою неуклюжесть, эти волосатые создания разили со скоростью, которая делала их опасными противниками. Бару пригнулся, увернувшись от меча, просвистевшего над его головой, а затем прыгнул мимо врага, возвышающегося над ним как башня. Одним ловким ударом он подсек великана, и тот упал. Роальд и Лори заставили третьего великана отступать до тех пор, пока Мартин не убил его стрелой.

Когда все трое были мертвы. Лори и Роальд привели лошадей. Блутарк обнюхал мертвые тела и глухо зарычал. Великаны были очень похожи на людей, только рост их превышал десять футов. Хадати заметил:

- Великаны обычно сторонятся людей. Интересно, каким образом Мурмандрамас удерживает их в своей армии?

Мартин покачал головой:

- Не знаю. Я слышал, в горах, недалеко от Вольных городов, есть такие. Но натальские бродяги тоже говорят, что они избегают людей и не причиняют больших хлопот. Может быть, они не менее других любят власть и богатство.

- Существует легенда, что когда-то они были такими же людьми, как мы, но что-то изменило их, - сказал Бару.

Взобравшись в седло, Роальд проворчал:

- В это трудно поверить.

Мартин показал, что им пора двигаться, и они поскакали вперед. Вторая встреча со стражами Мурмандрамаса закончилась без потерь.

Низкое рычание Блутарка предупредило, что впереди на тропе кто-то есть. Они уже добрались до места выше Провала Инклиндель, где им следовало покинуть горную гряду и направиться в Вабон. Все три дня они двигались как можно быстрее. Они смертельно устали, засыпая в седле, но продолжали скакать. Лошади теряли вес, так как зерно из запасов моррелов кончилось уже два дня назад, и о фураже не было и речи. Когда они доберутся до лугов, то смогут отпустить лошадей попастись, однако Мартин понимал, что после такого трудного перехода животным потребуется нечтобольшее, чем просто трава. И все же он был благодарен тому, что у них были лошади, так как три дня быстрой скачки увеличили их шансы на успех. Еще два дня - и, даже если лошади падут, они точно смогут вовремя добраться до Каменной Горы.

Бару жестом показал, что нужно остановиться. Осторожно двигаясь по узкой тропе, он исчез за поворотом. Мартин замер, держа лук наготове, а Лори и Роальд держали лошадей.

Бару появился снова и отвел их в сторону.

- Тролли, - прошептал он.

- Сколько? - спросил Лори.

- Целая дюжина.

Мартин выругался.

- Мы не можем обойти их?

- Если оставим лошадей и будем двигаться вдоль хребта, то может и пройдем, не знаю.

- Попробуем напасть внезапно? - предложил Роальд, заранее зная ответ.

- Их слишком много, - ответил Мартин. - Трое на одного на узкой тропе? Горные тролли? Даже без оружия они способны откусить тебе руку. Снимайте все, что нужно, с седел, и пусть лошади идут себе обратно по тропе.

Они забрали все необходимое, и Лори и Роальд отвели лошадей подальше, в то время как Бару и Мартин следили за троллями на случай, если они решат двинуться в их сторону. Внезапно прибежали Лори и Роальд.

- Темные братья, - сообщил Роальд.

- Близко? - спросил Мартин.

- Слишком близко, чтобы стоять здесь и разговаривать, - ответил Роальд и начал взбираться вверх.

Они стремглав бросились в скалы, собака за ними, двигаясь вдоль горной гряды в надежде обойти троллей.

Они добежали до места, где тропа внезапно раздваивалась и поворачивала обратно. Бару посмотрел вдаль, затем махнул рукой, и они бросились вниз по склону к тропе. Вдруг вдали послышались крики.

- Моррелы добрались до троллей и наверняка нашли наших лошадей.

Вару подал сигнал, и они побежали.

Они бежали, пока не заболели легкие, а позади слышались звуки погони. Мартин свернул к большой куче валунов у дороги и крикнул:

- Сюда! - Когда остальные остановились, он спросил: - Можете забраться туда и столкнуть эти камни вниз?

Бару прыгнул, вскарабкался на скалу и притаился за ненадежными глыбами. Он махнул рукой, чтобы Лори и Роальд присоединились к нему.

Вдали появились всадники, и первый из них пришпорил коня, увидев Мартина и собаку; остальные показались минутой позже. Герцог Крайди тщательно прицелился. Когда первый всадник достиг самого узкого места тропы, Мартин выстрелил, и стрела с широким наконечником вонзилась коню в грудь. Животное упало, как от удара секирой, а моррел перелетел через его голову, тяжело стукнувшись о землю. Вторая лошадь запнулась о первую и сбросила всадника. Мартин пустил в него вторую стрелу. Позади все смешалось, так как лошади на полном ходу натыкались на груду павших коней и всадников. Еще две лошади поранились, хотя Мартин не был в этом уверен. Затем закричал Бару. И тотчас Блутарк спрыгнул на тропу.

Мартин побежал за собакой и услышал за спиной грохот катящихся камней. Подобно взрыву по склону потоком устремился оползень. Мартин слышал, как его товарищи кричали и ругались, а на тропу рядом с ним обрушился целый ливень мелких осколков.

Мартин остановился посмотреть, что происходит, но ничего не увидел в клубах пыли. Когда пыль стала оседать, он услышал, как Лори зовет его. Он бросился назад и влез на скалу. Сверху ему протянули руки, он увидел Лори.

- Роальд, - показал тот.

Старый воин потерял равновесие и соскользнул по склону. Теперь он сидел спиной к оползню и лицом к тропе, на которой собрались моррелы и тролли.

- Мы прикроем тебя, - закричал Мартин. Роальд повернулся и с мрачной усмешкой крикнул:

- Я не ходок. У меня сломаны ноги. - Он показал на вытянутые перед собой ноги и лужицу крови. Голая кость торчала из штанов. Роальд сидел с мечом на коленях, приготовив кинжалы для метания.

- Идите. Я задержу их на несколько минут. Вперед.

Бару подошел к Мартину и Лори.

- Нам нужно идти, - сказал хадати.

Роальд крикнул, не отрывая глаз от тропы, по которой сквозь завесу пыли двигались смутные фигуры.

- Я всегда хотел умереть как герой. Не мешай же мне, Лори. Сложи обо мне песню. Только хорошую. А теперь уходите!

Бару и Мартин стащили Лори вниз, и уже через мгновение он пошел сам. Когда они добрались до места, где их ждал Блутарк, Лори первым побежал по тропе. Его лицо застыло зловещей маской, но глаза были сухи. За спиной они слышали крики моррелов и троллей, звон оружия и знали, что Роальд еще держится. Потом шум борьбы стих.

Глава 13 ПЕРВАЯ КРОВЬ

Зазвучали трубы. Арменгарские лучники смотрели на войско, которое стояло перед городом, готовое к штурму. Шесть дней они ждали этой атаки, и вот час настал. Гоблинский трубач снова подал сигнал, ему в ответ зазвучали другие трубы. Загремели барабаны, был отдан приказ начать штурм. Шеренги атакующих двинулись вперед - живая волна, готовая разбиться о стены Арменгара. Сначала они двигались медленно, но затем передние отряды побежали, и войско стало быстро приближаться. Гай поднял руку - сигнал катапультистам начать кидать за стены смертоносные снаряды. Камни летели высокой дугой, падая на головы атакующих. Гоблины перепрыгивали через тела павших соратников. С рассвета это была третья атака. Первая закончилась, не добравшись до стен. Вторая позволила нападавшим подойти ко рву, но там они повернули назад и отступили.

Затем они дошли до предела досягаемости лучников. На гоблинов и моррелов обрушился дождь стрел. Сотни нападавших упали, многие мертвыми, часть ранеными, но все они были затоптаны теми, кто шел за ними.

Противник наступал. Вперед вынесли штурмовые лестницы. Их нужно было разместить на платформах, которые перебрасывали через ров. Защитники города длинными шестами отталкивали лестницы. Гоблины тщетно раз за разом пытались взобраться по ним, в то время как сверху на них обрушивалась смерть. Гай дал сигнал, и на головы атакующих вылили ведра и котлы с кипящим маслом. Ливень камней, стрел, масла и огня стал слишком сильным, и через несколько минут зазвучали трубы, командуя отступление всего войска Мурмандрамаса. Гай приказал прекратить стрельбу.

Он посмотрел вниз на разбросанные в беспорядке тела - сотни мертвых и раненых - и, повернувшись к Амосу и Аруте, сказал:

- Их командир не обладает живым воображением. Он просто сорит жизнями.

Амос указал на группу моррелов, стоящих на вершине холма, наблюдая за штурмом.

- По-моему, он считает наших лучников.

Гай выругался.

- Я, кажется, начинаю допускать ошибки. Я их не заметил.

- Вы не спали уже два дня. Сказывается усталость, - возразил Арута.

- Да, я уже не так молод, как когда-то, - согласился Гай.

Амос засмеялся.

- Вы никогда им и не были.

К ним подошел Арманд де Севиньи.

- Во всех секторах спокойно, с позиций в скалах сообщают, что ничего особенного у них не происходит.

Гай посмотрел на заходящее солнце.

- Кажется, на сегодня все. Прикажите отрядам по очереди спуститься вниз и накормите их. Сегодня ночью в дозор выставить каждого пятого. Мы все устали.

Гай прошел вдоль стены к лестнице, за ним последовали остальные. Навстречу бежали Джимми и Локлир, как и все арменгарцы одетые в кожаные доспехи. Арута спросил:

- Вытащили первую очередь?

- Да, - ответил Джимми. - Мы поменялись с парой знакомых.

Локлир добавил:

- Наши девушки тоже стоят сейчас в карауле. Арута взъерошил волосы ухмыляющегося Локлира и отпустил его вслед за Джимми. Сойдя вниз, он сказал:

- Вокруг война, а он думает о девушках.

Амос кивнул.

- Мы тоже были такими в молодости, хотя теперь придется постараться, чтобы вспомнить, что это такое. Мне это напоминает время, когда я плавал в устье реки Кеш, недалеко от Земли Драконов...

Арута улыбнулся, и они направились к общей кухне. Есть вещи, которые не меняются, и такой была любовь Амоса к рассказам о своих приключениях, а сейчас это можно было только приветствовать.

На второй день моррелы и гоблины начали атаку рано утром, но она была легко отбита. Каждый раз они делали только один бросок, а затем отступали. К вечеру стало ясно, что осаждающие разбивают лагерь. Перед закатом Арута и Гай наблюдали за врагом со стены, когда к ним подбежал Амос.

- Дозор на крыше крепости заметил движение вдалеке на равнине. Похоже, основная часть армии Мурмандрамаса на подходе. Они будут здесь завтра к полудню.

Гай посмотрел на своих спутников.

- Еще целый день у них уйдет на то, чтобы занять позиции. Таким образом, мы выиграем еще два дня. Но послезавтра на рассвете он ударит в полную силу.

Третий день тянулся медленно, защитники города наблюдали за тем, как моррелы и их союзники занимали позиции и устраивали лагерь вокруг Арменгара. После захода солнца по движущимся факелам было видно, что отряды продолжают прибывать. Всю ночь был слышен топот марширующих солдат. Гай, Амос, Арута и Арманд несколько раз выходили на галерею посмотреть на море костров, раскинувшееся на равнине перед Арменгаром.

Наступил четвертый день, а осаждающая сторона только обустроилась и, казалось, выжидала подходящего момента. Защитники целый день провели на стенах в ожидании штурма. К концу дня Арута спросил Амоса:

- Ты не думаешь, что они могут попытаться использовать тот прием цурани, атакуя ночью, чтобы отвлечь внимание от саперов?

Амос покачал головой.

- Они не настолько умны. Им нужны были ребята Сергесена, потому что у них нет инженеров. Если же у них есть саперы, способные проложить туннель под этими стенами, я бы хотел взглянуть на них: им придется стать кротами-камнеедами. Нет, они что-то задумали, но ничего особо хитрого. Думаю, это ублюдочное воинство и не подозревает, что их здесь ждет. А эта самонадеянная свинья считает, что нас можно взять одной атакой. Это я так думаю.

Гай слушал их, но его единственный глаз не отрывался от полчища врагов, вставшего лагерем на равнине. Наконец он промолвил:

- Мы выиграли еще один день, чтобы твой брат мог добраться до Каменной Горы, Арута.

Со дня отъезда Мартина и его спутников прошло уже десять дней.

- И то верно, - согласился Амос.

Они молча наблюдали за тем, как солнце садилось за горами. Так они и стояли, пока не наступила кромешная тьма, и только тогда медленно спустились со стены, чтобы поесть и, если получится, отдохнуть.

На рассвете из лагеря осаждавших донеслись оглушительные крики, возгласы, гром барабанов и пение труб. Однако ожидаемой атаки не последовало. Ряды воинов расступились, и вперед выдвинулась большая платформа. Ее катила без видимых усилий дюжина великанов, огромных волосатых существ. На платформе стоял инкрустированный золотом трон, а на троне сидел моррел, одетый в короткое белое одеяние. За ним притаилась фигура, лицо которой разглядеть было невозможно из-за мешковатого платья и большого капюшона. Платформа медленно приблизилась к стене.

Гай наклонился вперед, опершись рукой о голубоватые камни стены, Арута стоял рядом, сложив руки на груди. Амос прикрыл глаза от солнца и сплюнул через стену.

- Кажется, мы наконец видим само его грязное величество.

Гай в ответ только кивнул. К нему подошел помощник командира отряда:

- Протектор, противник занимает позиции напротив всех секторов стены.

- Есть какие-нибудь попытки добраться до укреплений в горах? - Гай кивнул на утес за крепостью.

- Арманд сообщает, что были только небольшие нападения на аванпосты. Они, кажется, не спешат забираться наверх и сражаться.

Гай кивнул и снова обратил свой взгляд на поле. Платформа остановилась, и моррел на троне встал. С помощью магии его голос заполнил всю равнину, каждый, кто стоял на стене, слышал его так ясно, будто находился всего в нескольких футах от говорящего.

- Дети мои, - произнес он, - послушайте меня. - Арута с удивлением посмотрел на Гая и Амоса: голос Мурмандрамаса был подобен музыке. Его слова, казалось, звучали тепло, как песня, исполняемая на лютне. - Наше с вами будущее едино. Воспротивьтесь судьбе - и вы рискуете быть уничтоженными. Придите ко мне. Оставим старые разногласия. - Он подал сигнал, и к нему подъехал отряд всадников-людей. - Видите? Те из вашего рода, кто понимает наше предназначение, уже с нами. Я приветствую всех, кто добровольно соглашается служить нам. Со мной вы узнаете, что такое величие. Придите ко мне, отбросим прошлое. Вы всего лишь заблудшие дети мои.

Амос фыркнул:

- Мой папаша, конечно, был негодяем, но это просто оскорбление для него.

- Идите ко мне, я приму всех. - Слова источали сладость, соблазняли, и стоявшие на стенах обменялись взглядами, в которых был невысказанный вопрос.

Гай и Арута посмотрели по сторонами, и протектор сказал:

- Его голос обладает силой и коварством. Посмотрите, мои солдаты уже думают, что, может, им и не придется сражаться.

- Надо готовить катапульты! - воскликнул Амос.

- Подожди! - преградил ему путь Арута.

- Чего ждать? - спросил Гай. - Чтобы он подорвал решимость моей армии?

- Надо выиграть время. Время теперь наш союзник, оно играет против него.

Мурмандрамас заговорил вновь:

- Но те, кто выступит против нас, кто не уйдет в сторону, кто попробует задержать наш поход навстречу судьбе, тот будет раздавлен. - Теперь в его голосе слышалось предупреждение, угроза, и защитники города вдруг ощутили всю тщетность своих усилий. - Я даю вам выбор! - Мурмандрамас вскинул руки, короткое белое одеяние упало с его плеч, открыв взорам невероятно мощное тело с багровым родимым пятном в виде дракона на груди. На нем осталась лишь набедренная повязка. - Вы можете получить мир и послужить делу, победа которого неизбежна.

К нему подбежали слуги и быстро одели его в доспехи: железные пластины и наголенники, кольчуга и кожа, черный шлем с распластанными крыльями дракона. Затем люди-всадники отъехали назад и позади стал виден большой отряд черных убийц. Они окружили платформу. Мурмандрамас поднял меч и показал им на стеньг.

- Если вы будете сопротивляться, мы вас уничтожим. Выбирайте!

Арута шепнул что-то Гаю на ухо. Наконец протектор крикнул в ответ:

- Я не могу никому приказать покинуть город. Мы должны собрать фольксраад. Мы примем решение сегодня вечером.

Мурмандрамас помолчал, как будто не ожидал такого ответа. Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но жрец в капюшоне прервал его. Отрывистым жестом Мурмандрамас заставил его замолчать. Когда он повернулся к стене, Аруте показалось, что он различил улыбку под черным шлемом.

- Я подожду. Завтра на рассвете откройте ворота города и выходите вперед. Мы примем вас как возвращающихся братьев наших, о дети мои!

Он отдал сигнал, и великаны повернули платформу. Через несколько мгновений они исчезли в глубине лагеря.

Гай покачал головой.

- Фольксраад ничего не изменит. Я убью первого же дурака, который подумает, что в словах этого чудовища есть хоть частица правды.

Амос напомнил ему:

- Но так мы выигрываем еще один день.

Арута прислонился к стене.

- А Мартин и Бару будут на один день пути ближе к Каменной Горе.

Гай ничего не ответил, наблюдая за поднимающимся солнцем. Армия противника вернулась в лагерь, не снимая, тем не менее, осады.

На стене ярко горели факелы. Солдаты под командованием Арманда де Севиньи стояли на постах по всему ее периметру. Остальное население собралось на рыночной площади.

Джимми и Локлир пробирались сквозь толпу. Они нашли Кристу и Бронуин и теперь шли вместе с девушками. Джимми начал было говорить, но Криста знаком остановила его, потому что в этот момент Гай, Арута и Амос ступили на помост. Рядом с ними стоял старик в коричневой мантии, которая казалась такой же древней, как и он сам. В руке он сжимал богато украшенный жезл с резьбой и рунами по всей длине.

- Кто это? - спросил Локлир.

- Хранитель закона, - прошептала Бронуин. - Тише.

Старик поднял одну руку, и толпа затихла.

- Фольксраад собран. Слушайте же закон. Говорить только правду. Советы внимательно выслушивать. Решение, принятое фольксраадом, является волей всего народа.

Гай поднял руки над головой и заговорил:

- Вы отдали этот город на мое попечение. Я ваш протектор. И я говорю следующее: наш враг ожидает за стенами и хочет с помощью красивых слов добиться того, чего он не сможет взять силой оружия. Кто хочет высказать свое мнение?

Из толпы донесся голос:

- Моррелы издавна были врагами нашего народа. Разве можем мы пойти к ним на службу?

Ему ответил другой:

- А может нам выслушать этого Мурмандрамаса? Он хорошо говорил.

Все взгляды были обращены к Хранителю закона. Хранитель закона закрыл глаза и некоторое время молчал. Затем он сказал:

- Закон гласит, что моррелы не соблюдают обычаев людей. Они не связаны с нашим народом. Но в пятнадцатом году протектор Бекинсмаан повстречался с одним из них, по имени Тураналор, вождем моррелов клана Барсука из долины Исбандия, и на время праздника Банапис было установлено перемирие. Оно продолжалось три лета. Но когда Тураналор пропал в Эддерском лесу в девятнадцатом году, его брат Улмсласкор стал вождем клана Барсука. Он нарушил перемирие, убив все население крааля Дибриа. - Хранитель закона, казалось, рассказывал предания, как сам знал их. - Нашему народу случалось слушать слова моррелов, но необходима осторожность, ибо они склонны к предательству.

Гай показал на Аруту.

- Вы уже видели этого человека. Это Арута, принц Королевства, которое вы когда-то считали своим врагом. Теперь он наш друг. Он мой дальний родственник. Ему уже приходилось иметь дело с Мурмандрамасом. Он не из Арменгара. Выслушает ли его фольксраад?

Хранитель закона поднял руки в знак вопроса. Послышался хор голосов, выражавших согласие, и Хранитель показал, что принц может говорить. Арута выступил вперед.

- Я уже сражался с этим слугой дьявола.

Простыми словами он описал ночных ястребов, ранение Аниты, путешествие в Морелин. Он рассказал о предводителе моррелов Мураде, которого убил Бару. Он говорил о виденных им в пути ужасах и злодеяниях, причиненных Мурмандрамасом.

Когда он закончил, Амос поднял руки и заговорил:

- Я пришел к вам слабый и раненый. Вы вылечили меня, чужеземца. Теперь я один из вас. Я хочу сказать об этом человеке, Аруте. Я жил рядом с ним, сражался и за четыре года стал считать его своим другом. Он не обманывает вас. У него щедрое сердце и верное слово. То, что он сказал, может быть только правдой.

Гай крикнул:

- Так каким же будет ответ?

Вверх взметнулись мечи и факелы, и ответ эхом отразился от стен вокруг рыночной площади:

- Нет!

Гай стоял молча, а войско Арменгара бросало вызов Мурмандрамасу. Он стоял, сжав руки в кулаки, латные рукавицы подняты над головой, а гул голосов тысяч арменгарцев бушевал вокруг. Его единственный глаз горел огнем, лицо ожило, как будто мужество населения города смело его печали и усталость. Джимми показалось, что он видит возрожденного человека.

Хранитель закона дождался, пока шум утихнет, и провозгласил:

- Фольксраад постановил. Вот наше решение: ни один человек не выйдет из города, чтобы пойти на службу к Мурмандрамасу. Никто не осмелится нарушить закон.

Гай добавил:

- Возвращайтесь на свои места. Завтра битва начнется всерьез.

Толпа начала расходиться.

- Я ни на минуту не сомневался, что так и будет, - сказал Джимми.

- А все же этот темный брат с отметиной умеет обращаться со словами, - заметил Локлир.

- Это верно, - отозвалась Бронуин, - но мы воевали против моррелов со дня основания Арменгара. Между нами не может быть мира. - Она посмотрела на Локлира, и ее хорошенькое лицо посуровело. - Когда ты должен явиться на пост?

- Наше с Джимми дежурство на рассвете.

Бронуин и Криста переглянулись и кивнули друг другу. Бронуин взяла Локлира под руку.

- Идем со мной.

- Куда?

- Я знаю дом, где мы сможем остаться на ночь. - Она решительно повела его прочь через площадь, которая уже опустела.

Джимми посмотрел на Кристу.

- Он еще никогда...

- Бронуин тоже. Она решила, что если ей суждено завтра умереть, она, по крайней мере, узнает одного мужчину.

Джимми задумался.

- Ну что ж, по крайней мере, она выбрала доброго паренька. Они будут ласковы друг с другом.

Джимми пошел было прочь, но рука Кристы остановила его. Он оглянулся и увидел, что она изучает его лицо, освещенное факелом.

- Я тоже еще не познала ночных удовольствий, - сказала она.

Джимми вдруг почувствовал, как кровь приливает к лицу. За все время, проведенное вместе, Джимми так и не смог остаться наедине с Кристой. Они проводили все свободное время вчетвером, изображая пылкость чувств в темных переходах, но девушки всегда умудрялись сдерживать сквайров. Кроме того, они всегда чувствовали, что все это лишь игра. А теперь в воздухе ощущалось мрачное дыхание смерти, еще больше хотелось жить, даже если это всего на одну ночь. Наконец он промолвил:

- А я познал, но... всего дважды.

Она взяла его за руку.

- Я тоже знаю дом, где мы можем переночевать.

Она молча повела Джимми за собой. Он шел следом и ощущал, как в его душе зарождается что-то новое. Он чувствовал неизбежность смерти, и она ярко запечатлелась в страстном жизнеутверждающем желании. А с ним пришел страх. Джимми крепко сжал руку Кристы и пошел рядом.

Связные бежали вдоль стен, разнося приказы. Тактика арменгарцев была проста. Они ожидали. Едва занялся рассвет, они увидели, как Мурмандрамас выехал на гарцующем белом жеребце перед готовящимся к бою войском. Было ясно, что он ждет ответа. Но единственным ответом ему была тишина.

Арута убедил Гая ничего не предпринимать. Каждый час, оттягивающий атаку, мог стать часом, приближающим прибытие подкреплений. Если Мурмандрамас ожидал, что ворота распахнутся или что он получит открытый вызов, то он должен был разочароваться.

Его приветствовали лишь молчаливые шеренги защитников Арменгара на стенах города.

- О мои неразумные дети, почему вы сомневаетесь? Разве вы не собирали совет? Разве вы не видите все безрассудство сопротивления? Каков же тогда ваш ответ?

Ответом ему была тишина. Гай отдал приказ, чтобы никто не разговаривал, разве что шепотом, а тех, кому хотелось сказать колкость, следовало остановить, чтобы не дать Мурмандрамасу возможность начать атаку раньше, чем это необходимо. Конь под ним снова прогарцевал по кругу.

- Я должен знать! - выкрикнул Мурмандрамас. - Если я не получу ответа, доскакав до первой шеренги моего войска, то на вас обрушатся пламя и смерть.

Гай ударил кулаком в перчатке по стене.

- Черт меня побери, если я буду ждать еще пять минут. Катапульты!

Град камней размером с дыню пронесся над их головами и обрушился около Мурмандрамаса. Белый жеребец упал, разбрызгивая кровь. Всадник покатился по земле, и в него тоже попало несколько камней. На стенах бурно ликовали.

Но возгласы замерли, когда Мурмандрамас поднялся на ноги. Невредимый и даже не испачканный, он подошел к стенам на расстояние выстрела.

- Вы с презрением отвергаете мою щедрость? Вы отказываетесь от моего владычества? Тогда вы познаете смерть!

Лучники выстрелили, но стрелы отскочили от моррела, как будто его окружала защитная оболочка. Он поднял меч, раздался странный, глухой взрывной звук, и из клинка вылетел алый поток огня. Первый взрыв пришелся на самый край стены, и три лучника закричали в агонии, когда их тела поглотило пламя. Другие спрятались за стену. Между тем взрыв следовал за взрывом. Поскольку большинство защитников пригнулось, то потерь больше не было. Взревев от гнева, Мурмандрамас повернулся к своей армии и пронзительно закричал:

- Уничтожить их!

Гай посмотрел в амбразуру: предводитель войска врагов спокойно удалялся, в то время как его армия заполняла равнину. Он шел к ожидавшей его платформе и трону, и вокруг него образовался маленький спокойный остров в море хаоса.

Протектор приказал запустить военные машины, и битва началась. Нападавшие запнулись, но по инерции дошли до стен. Ров был загроможден обломками платформ, оставшихся от предыдущих атак, но теперь через воду перебросили гораздо больше платформ с лестницами, и опять нападающие ринулись на стены.

Вперед выбежали великаны, толкая перед собой странные ящики двадцати футов в ширину и десяти в высоту. Они катились на колесах, подпрыгивая на кочках и телах. Спереди и сзади ящиков были прикреплены шесты. Когда они докатились до стены, включился какой-то механизм, и шесты двинулись вниз, подняв ящики на уровень стены. Вдруг передние стены ящиков открылись, образовав помост, и из них на стены города хлынули гоблины. Одновременно из ящиков выбросили веревочные лестницы, чтобы еще больше атакующих могло взобраться наверх. Эта атака была предпринята одновременно с разных сторон, и сотни моррелов, гоблинов и троллей оказались на стенах. Завязался кровавый рукопашный бой.

Арута увернулся от удара гоблина и проткнул это существо с зеленой кожей мечом, сбросив его вниз на камни двора. Арменгарские подростки подбежали с кинжалами, чтобы добить упавшего со стены врага, если он еще жив: в бою участвовали все, кто мог.

Принц Крондора пробежал мимо Амоса, который сражался с моррелом, - каждый из них крепко держал противника за руку, сжимавшую меч. Арута ударил моррела рукояткой рапиры по голове и побежал

дальше вдоль стены. Темный эльф пошатнулся, Амос схватил его за горло, поднял и перекинул через стену, сбив с ног еще нескольких, пытавшихся взобраться по лестнице. Затем Амос с помощью подоспевшего воина оттолкнул лестницу от стены.

Джимми и Локлир мчались вдоль стены, нанося удары атакующим, которые пытались их задержать. Добежав до наблюдательного пункта Гая, Джимми сообщил:

- Сэр, Арманд говорит, что надвигается вторая волна ящиков.

Гай повернулся и посмотрел на оборонявшихся: стены были уже свободны от врагов и почти все лестницы опрокинуты.

- Шесты и горючее масло! - крикнул он, и его приказ передали по цепочке.

Когда к стене поднялась вторая волна ящиков, арменгарцы использовали шесты, багры и пики, чтобы не дать передней, стенке раскрыться, хотя в нескольких случаях они потерпели неудачу. Но в те, что удалось удержать, закинули кожаные мешки с маслом, туда же полетели горящие стрелы, и ящики запылали. Гоблины с криками начали прыгать вниз, предпочитая разбиться, чем заживо сгореть.

С теми несколькими отрядами моррелов, что попали на стены, быстро расправились, и через час после первого штурма с поля боя послышался сигнал отступления.

Арута подошел к Гаю. Протектор тяжело дышал, скорее от напряжения, чем от усталости. Его командная позиция была хорошо защищена, чтобы он мог отдавать приказы по всей стене.

- Нам повезло. - Он потер лицо руками и добавил: - Если бы этот болван послал обе волны одновременно, то занял бы целую секцию, прежде чем мы успели бы опомниться. Нам пришлось бы отступать по улицам города.

Арута возразил:

- Может быть, но у вас хорошая армия, и она храбро сражалась.

- Да, они храбро сражаются и, черт возьми, храбро умирают, - сердито ответил Гай. - А мне нужно, чтобы они остались в живых. - Повернувшись к Джимми, Локлиру и еще нескольким связным, он сказал: - Передайте командирам, чтобы пришли на командный пост. Через десять минут. - И добавил для Аруты: - Я бы хотел, чтобы ты присоединился к нам.

Арута смыл кровь с рук свежей водой, которую принес старик, тянувший тележку, уставленную ведрами, и кивнул.

Они сошли со стены и спустились по лестнице в дом, который был превращен в командный пункт Гая. Через несколько минут командиры всех отрядов, а также Амос и Арманд были в сборе.

Когда все собрались, Гай сказал:

- Две вещи. Первое: я не знаю, как много таких атак мы в состоянии отразить и есть ли у них ресурсы для еще одной, какой была последняя. Если бы они оказались чуть умнее, то мы бы сейчас сражались с ними на улицах. Возможно, мы еще можем справиться в дюжиной таких нападений, но, может быть, следующая окажется последней. Первые две стадии эвакуации нужно закончить к полуночи. Лошадей и провизию - в ущелье, подготовить детей. И мне нужно, чтобы последние две стадии могли быть завершены по моему приказу в любой момент. Второе: если со мной что-нибудь случится, командование на себя примут по очереди Амос Траск, Арманд де Севиньи и принц Арута.

Арута ожидал, что арменгарские командиры начнут протестовать, но они без слов вышли, чтобы выполнить приказ. Гай остановил Аруту прежде, чем тот успел заговорить.

- Ты лучший военачальник, чем кто-либо еще в городе, Арута. И если мы оставим город, тебе, возможно, придется возглавить ту или иную часть армии. Я хочу, чтобы все об этом знали и повиновались тебе. Таким образом, если с тобой будет хоть один из командиров, твои приказы будут выполняться.

- Зачем?

Подойдя к двери. Гай ответил:

- Чтобы хотя бы еще несколько моих людей добрались до Вабона живыми. Идем со мной. На всякий случай тебе следует знать, что мы здесь придумали.

Второй большой штурм начался, когда Гай показывал Аруте расположения подразделений в крепости на случай падения города. Они бросились обратно на стены, а по улицам города старики и старухи катили бочки. Добежав до внешнего двора, Арута увидел, что в каждом его углу стоит несколько десятков бочек.

Они поднялись на стену и увидели, что по всей ее длине идет тяжелый бой. Пылающие ящики покачивались на ветру недалеко от стен, но ни один из отрядов моррелов, гоблинов или троллей не перебрался через бруствер.

Заняв свой командный пост. Гай обнаружил, что Амос распоряжается размещением резервных отрядов. Не ожидая, пока Гай спросит его, Амос начал докладывать обстановку:

- Мы остановили еще два десятка этих хитрых ящиков. На этот раз мы засыпали их горящими стрелами, а потом зашвырнули мешки с квеганским огнем, поэтому они взлетели гораздо дальше от стен. Наши ребята продолжают поливать их стрелами, и нужно поближе присмотреться к этим приспособлениям. А их чертово величество уже мог бы и устать.

Он показал на дальний холм, где сидел Мурмандрамас. Подробности разглядеть было невозможно, но предводитель моррелов казался не очень довольным результатами штурма. Арута пожалел, что с ними нет Мартина с его охотничьим глазом, а сам он не видел, что делает Мурмандрамас.

Вдруг Амос закричал:

- Вниз! Все вниз!

Арута спрятался за зубец стены, а предупреждение Амоса прокатилось по всей стене, повторяемое множеством голосов. И опять над их головами разорвалось алое пламя. За ним последовал второй взрыв, потом третий. Вдали прозвучал сигнал к отступлению, и Арута решился выглянуть за стену. Армия Мурмандрамаса отходила, возвращаясь в лагерь. Гай поднялся и воскликнул:

- Смотрите!

Внизу лежали испепеленные трупы, дымящиеся от взрыва таинственного пламени Мурмандрамаса. Амос оценил разрушения и заметил:

- Ему, кажется, не очень нравится проигрывать.

Арута осмотрел стены.

- Он убил собственных солдат и не причинил нам большого ущерба. Что же он за противник?

Амос положил руку ему на плечо.

- Самый плохой из возможных. Безумный.

Дым застилал глаза, и защитники города почти падали от усталости и недостатка свежего воздуха. Их противники подвезли на повозках к стенам большие сооружения из дерева и кустарника, устроенные таким образом, чтобы мгновенно загораться. Их подожгли, и вонючий черный дым стал клубами подниматься вверх. Нападающие попробовали новый способ штурма стен: высокие лестницы, намертво прикрепленные к платформам. Их тащили отряды гоблинов. Стена черного дыма закрывала арменгарцам вид, и то тут, то там прямо перед ними высовывалась лестница. Пока они тщетно старались оттолкнуть закрепленные лестницы, атакующие лезли вверх на стены. Их лица были закрыты повязками, пропитанными какой-то смесью масел и трав, фильтрующих дым. Нападавшим удалось захватить несколько позиций на стене, но Арута помогал распределить резервные отряды, и они вскоре отбросили противника. Гай приказал вылить в огонь нефть, раздался взрыв, предотвратить который у штурмующих не было никакой возможности. У основания стены полыхнул ад, и те, кто взбирался по лестницам, остались гореть заживо. Когда пламя унялось, за стенами не осталось ни одной лестницы.

Послеполуденное солнце закатывалось за крепость, И Гай подозвал Аруту.

- Думаю, на сегодня они закончили.

Арута усомнился:

- Не знаю. Посмотрите, как они стоят.

Осаждающее войско не вернулось в лагерь, как накануне. Оно перестраивалось на атакующих позициях, между полками бегали командиры, отдавая приказания о перемещениях.

- Неужели они хотят атаковать нас ночью?

Подошли Амос и Арманд.

- А почему бы и нет? - заметил Амос. - Судя по тому, как они бросают на нас своих людей, им неважно, смогут ли они разглядеть противника. Этому тупому негодяю все равно, умрут они или останутся в живых. Это будет чистая резня, но она изнурит наших воинов.

Арманд осмотрелся. Мертвых и раненых уносили в город.

- Мы потеряли триста двадцать солдат сегодня. Возможно, эта цифра будет выше, когда командиры проверят наличный состав. Это значит, что у нас остается шесть тысяч двести и где-то около четверти сотни человек.

Гай выругался.

- Если Мартин и его спутники доберутся до Каменной Горы за самое короткое время и прибудут сюда так же быстро, они все равно не успеют. И похоже, что у наших друзей есть еще что-то в запасе на сегодня.

Арута оперся о каменную стену.

- Не похоже, что они готовят новый штурм.

Солнце уже зашло за гору, но небо оставалось светлым. На равнине перед городом колыхались знамена и факелы.

- Такое впечатление, что они... ждут.

Гай приказал:

- Уведите отряды вниз, пусть их покормят, но далеко пусть никто не уходит.

Он ушел вместе с Армандом, ничего не сказав о необходимости выставить наблюдение. Об этом не надо было напоминать.

Арута с Амосом остались на стене. У принца появилось странное чувство ожидания, как будто приближалось время выполнить свою роль, какова бы она ни была. Если древнее пророчество, пересказанное ему ишапианцами в Сарте, было верным, он был Сокрушителем Тьмы и ему надлежит сразить Мурмандрамаса. Он положил голову на руки, опирающиеся на холодные камни крепостной стены. Амос вынул трубку и начал набивать ее табаком, напевая какую-то морскую песенку. Они ждали, а армия внизу погрузилась во тьму.

- Нет, Локи, - сказала Бронуин, отталкивая юношу.

- Но ведь мы в увольнении, - смущенно запротестовал сквайр.

Усталая девушка объяснила:

- Я целый день разносила приказы, как и ты. Я вся липкая от пота, в грязи и в дыму, а ты хочешь лечь со мной.

- Но... прошлой ночью... - В голосе Локлира слышалась обида.

- То было прошлой ночью, - мягко ответила девушка. - Я хотела этого и благодарю тебя. Но сейчас я устала, вся в грязи и не в настроении.

Локлир холодно произнес:

- Благодарю? Это что... было одолжение? - Его гордость была уязвлена, и голос прерывался от волнения. - Я люблю тебя, Бронуин. Когда все закончится, ты должна будешь поехать со мной в Крондор. Когда-нибудь я стану очень богат. Мы можем пожениться.

Нетерпеливо, но с нежностью девушка ответила:

- Локи, ты говоришь о вещах, которых я не понимаю. Ночные удовольствия - это... не обещания. А теперь я должна отдохнуть, прежде чем вернуться в отряд. Иди. Может, потом когда-нибудь.

Чувствуя себя обиженным, с пылающими щеками, Локлир отступил:

- Что ты хочешь сказать - потом когда-нибудь? - Его лицо покраснело, и он почти кричал: - Ты думаешь, что это игра, так? Ты думаешь, я всего лишь мальчишка. - Он держался вызывающе.

Бронуин с грустью посмотрела на него:

- Да, Локи, ты еще мальчишка. А теперь иди.

Разозлившись еще больше, Локлир заявил:

- Никакой я тебе не мальчишка, Бронуин. Вот увидишь. Ты не единственная девушка в Арменгаре. Ты мне не нужна. Он неуклюже переступил через порог и захлопнул за собой дверь. От унижения и злости слезы текли у него по щекам. В нем все кипело, гулко колотилось сердце. Никогда в жизни он не испытывал такого смятения и такой боли. Затем он услышал, как Бронуин выкрикнула его имя. Он заколебался, думая, что девушка хочет извиниться, и опасаясь, что он нужен ей всего лишь, чтобы послать по какому-нибудь делу. Потом он услышал крик.

Локлир толкнул дверь и увидел, что девушка прижимает руку к груди, а другой неловко держит кинжал. Кровь стекала по ее руке, животу и бедру. Перед ней, подняв меч, стоял, пригнувшись, горный тролль. Рука Локлира выхватила меч.

- Бронуин!

Тролль оглянулся, и мальчик прыгнул прямо на него. Не успел Локлир поднять свой меч, как на него обрушился клинок тролля.

В слепой ярости Локлир ударил с плеча, тяжело ранив тролля в шею. Тот зашатался и попытался повернуться, но сквайр заколол его, ударив в подмышечную впадину, - туда, где не было доспехов. Тролль

вздрогнул, меч выпал из его ослабевших пальцев, и он упал на пол.

Локлир еще раз ткнул его мечом и кинулся к Бронуин. Девушка лежала в луже крови, и Локлир сразу понял, что она мертва. Слезы хлынули у него из глаз, когда он обнял ее и прижал к груди.

- Прости меня, Бронуин, прости, что накричал на тебя, - зашептал он на ухо мертвой девушке. - Не умирай, я буду твоим другом. Я не хотел кричать. Черт! - Он качался из стороны в сторону, а кровь Бронуин струилась между его пальцами. - Черт, черт, черт.

Локлир плакал навзрыд, боль раскаленным железом пронзила все его тело, сердце бешено колотилось, все мускулы напряглись. Кожа его горела, как будто ненависть и ярость искали выход через поры на теле, а глаза жгло изнутри. Они вдруг стали слишком горячими и сухими для слез.

Сигнал тревоги вывел его из состояния оцепенения. Он поднялся и нежно положил девушку на кровать, которую они делили прошлой ночью. Затем он взял меч и открыл дверь. Он глубоко вздохнул, и что-то замерзло в нем, как будто горный лед появился на месте, где мгновением раньше все агонизировало в пламени.

Перед ним стояла женщина с ребенком, к которой с поднятым мечом приближался гоблин. Локлир спокойно выступил вперед и нанес гоблину удар в шею, хитро перекрутив меч так, что голова гоблина упала с плеч. Локлир оглянулся, заметив краткое мерцание, и вдруг перед ним появился моррел. Локлир ринулся в атаку. Моррел получил рану в бок, но избежал смерти. Однако рана была серьезной, а Локлир неплохо владел мечом. Сейчас он был во власти холодной, управляемой ярости, не заботясь о собственной безопасности, что делало его еще опасней для противника, так как он был готов рисковать, не думая о смерти. Мальчик яростно оттеснил моррела к стене и пронзил клинком.

Локлир резко повернулся, высматривая очередного противника, увидел, как еще одна фигура появилась на улице в квартале от него, и побежал навстречу гоблину.

Противник появился в городе повсюду и неожиданно. Когда раздался сигнал тревоги, осажденные расправились с ними, но часть гоблинов и моррелов объединилась и продолжала сражение в разных районах города. Когда появление магически переправляемых в крепость солдат достигло апогея, армия, стоявшая под стенами, начала новый штурм. Создалось опасное положение: если оставить в городе достаточно воинов, чтобы расправиться с телепортируемыми солдатами, в обороне стены появится брешь.

Гай приказал подвести один резервный отряд к самому горячему месту на стене, а другой отправил на улицы города. Горючее масло и стрелы быстро остановили штурмующих, но появление солдат в городе продолжалось. Арута пытался стряхнуть усталость и, наблюдая за злейшим врагом своего отца, удивлялся, откуда тот черпал силы. Гай был намного старше его, и все же Арута мог позавидовать его энергии. Скорость, с которой он принимал решения, показывала, насколько хорошо он представляет себе, где в какой момент находилось каждое подразделение. Арута так и не смог полюбить этого человека, но он уважал его и, хотя не хотел себе в этом признаться, даже восхищался им.

Гай смотрел в сторону дальнего холма, где расположился Мурмандрамас. Там мелькнул свет, через мгновение он повторился, потом еще раз. Арута проследил за взглядом Гая и, понаблюдав некоторое время за огнями, спросил:

- Это оттуда они попадают к нам?

- Могу в этом поклясться. За всем этим стоит колдун или его служитель из племени змеелюдей.

Арута заметил:

- Расстояние слишком велико даже для лука Мартина, и, думаю, ни один из ваших лучников не сможет послать стрелу так далеко. Даже катапультами не добросить.

- Нам не достать этого негодяя.

К ним подошел Амос.

- Ситуация под контролем, хотя они продолжают появляться то там, то здесь. Мне доложили о трех в крепости, а один появился во рву и тут же утонул как камень, а теперь... Куда это вы смотрите?

Арута показал на холм, и Амос некоторое время наблюдал за огнями.

- Наши катапульты его не достанут. Черт. - Затем лицо старого моряка расплылось в усмешке. - У меня есть идея.

Гай махнул в сторону двора, где внезапно появился тролль с изумленным выражением лица,, на него тут же набросилось трое солдат. Однако пока он сражался, появился другой и бросился вниз по улице.

- Попробуй, что бы то ни было. Рано или поздно они соберутся в достаточно большой отряд и смогут причинить нам немало хлопот.

Амос поспешил к катапульте. Он раздал указания, и вскоре на костре грелся котел. Амос посмотрел за подготовкой и вернулся. Прислонившись к стене, он сказал:

- Теперь в любой момент.

- Что? - спросил Гай.

- Ветер переменится. Он всегда меняется в это время суток.

Арута покачал головой. Он устал, и на ум ему вдруг пришла смешная мысль.

- Мы что, собираемся подплыть поближе, капитан?

Внезапно на крепостном валу, моргая от неожиданности, появился тролль. Гай ударил его кулаком, сбросив вниз на камни. Тело упало с глухим стуком.

- Похоже, первые несколько секунд они не успевают сориентироваться, что очень полезно, - сказал протектор. - Иначе он мог съесть твою ногу на обед, Амос.

Амос послюнил палец и поднял его вверх. С удовлетворенным вздохом он закричал:

- Катапульта! Давай!

Мощная машина раскрутилась и бросила свой снаряд с такой силой, чтобы он перелетел через стену. Снаряд тихо умчался во тьму. .

Долгое мгновение никакого эффекта не было видно, а потом вдалеке в ночи послышались крики. Амос издал ликующий возглас. Арута понаблюдал за холмом и заметил, что свет там больше не вспыхивает.

- Амос, что ты сделал? - поинтересовался Гай.

- Ну, Одноглазый, я научился этому трюку у твоих старых друзей кешианцев. Я был в Дурбине, когда одно племя бедуинов решило восстать и осадить город. Генерал-губернатор, эта старая лиса Хазар-хан, обнаружил, что стены просто поливаются стрелами, поэтому он приказал нагреть песок и выстрелить им в осаждавших.

- Горячим песком? - переспросил Арута.

- Да, просто нагреваешь песок, пока он не раскалится, и бросаешьего в противника. Ветер относит его довольно далеко, и если он не остыл, то жжет, как адское пламя. Он попадает под латы, под рубашку, залезает в сапоги, в волосы, повсюду. Если Мурмандрамас смотрел в нашу сторону, мы, может, и ослепили этого импотента, сына сифилисной крысы. В любом случае, час-другой ему будет не до заклинаний.

Арута засмеялся.

- Думаю, это не надолго.

Амос достал из-за пазухи трубку и лучину, которую зажег от факела.

- Что да, то да, - тон его голоса оставался серьезным. - Это верно.

Все трое опять посмотрели в темноту, ожидая, что же будет дальше.

Глава 14 КОНЕЦ АРМЕНГАРА

Ветер разносил пыль по всей стене. Арута, прищурясь, наблюдал за всадниками, передвигавшимися вдоль рядов войска Мурмандрамаса. Вот уже три дня противник с неослабной яростью предпринимал атаку за атакой. Сейчас в лагере Мурмандрамаса проходил военный совет или, по крайней мере, так казалось Аруте.

Противник совещался уже около часа. Арута обдумывал сложившуюся ситуацию. Последние атаки был не менее интенсивными, чем первые. Но им не доставало тревожащей внезапности появления в городе воинов, перенесенных через стены с помощью магии. Аруту озадачивало отсутствие магии при штурме. Вероятно, у Мурмандрамаса была какая-то настоятельная причина не использовать свои чары или же существовал какой-то предел времени, в течение которого он мог колдовать без остановки. Однако он что-то задумал, если созвал всех своих командиров, решил Арута.

Амос прохаживался вдоль, стены, проверяя посты. Было уже поздно, и солдаты расслабились, так как было очевидно, что нового нападения до утра, скорее всего, не будет. В лагере противника к атаке не были готовы, и, чтобы собраться, им потребовалось бы несколько часов. Амос подошел к Аруте и спросил:

- Представь, что ты стоишь во главе армии, что бы ты сейчас сделал?

- Если бы у меня были люди, я бы выкатил мост, сделал вылазку и нанес удар, прежде чем они выстроили бы войска. Мурмандрамас разбил свой командный пункт слишком близко к линии огня, к тому же они, не подумав, перевели отряд гоблинов на другое место, оставив путь к его палатке почти свободным. Если выехать с конными лучниками, то при удаче можно было бы подстрелить несколько офицеров до того, как они успели бы оказать сопротивление. А к тому времени, как они опомнятся, я бы уже был за стенами города. Амос ухмыльнулся.

- Ну надо же, какой ты смышленый парень, высочество. Если хочешь, можешь поехать повеселиться с нами.

Арута вопросительно посмотрел на Амоса, и тот наклонил голову. Арута взглянул за его спину и увидел, как во дворе у внутренних ворот выстраиваются всадники.

- Поехали с нами. У меня для тебя есть лишняя лошадь.

Арута пошел вслед за Амосом вниз по ступеням к ожидающим всадникам.

- А что если Мурмандрамас приготовил нам магическую западню?

- Тогда мы все погибнем, а Гай будет сожалеть, что остался без лучших собутыльников, какие у него были за последние двадцать лет. - Амос сел на коня. - Ты слишком много беспокоишься, парень. Ты знаешь это?

Арута криво улыбнулся и тоже сел на коня. Ожидавший у ворот Гай сказал:

- Будьте вдвойне осторожны. Если сможете нанести им потери, хорошо, но никаких героических самоубийств ради того, чтобы добраться до Мурмандрамаса. Вы нам нужны.

Амос засмеялся.

- Одноглазый, из всех, кого ты знаешь, я меньше всех претендую на геройское звание.

Он дал сигнал, и внутренние ворота открылись. Когда они закрылись позади всадников, было слышно, как грохочет выдвигаемый мост. Внезапно внешние ворота распахнулись, и Амос повел отряд на врага. Авангард быстро занял позиции на флангах, а основные силы бросились на армию осаждавших. Поначалу казалось, что враг не понял, что это вылазка, так как никто не давал сигнала тревоги. Они уже почти доскакали до первых рядов армии Мурмандрамаса, когда послышался звук трубы. К тому времени, когда гоблины и тролли схватились за оружие, Амос и его всадники пролетели мимо.

Арута скакал прямо к холму, где совещались командиры Мурмандрамаса, с боков его прикрывали трое арменгарцев. Он не знал, что им двигало, но его вдруг переполнило желание сразиться с самим темным повелителем. Наперерез Аруте бросился отряд всадников. Прямо перед Арутой встало лицо отступника, который усмехнулся и взмахнул мечом. Арута быстро и умело расправился с ним. Схватка началась.

Арута посмотрел в сторону шатра Мурмандрамаса и увидел, что тот стоит на самом виду, а рядом с ним - его змеиный спутник. Предводитель моррелов, казалось, равнодушно взирал на кровавую резню в его стане. Несколько арменгарцев попытались приблизиться к холму, но им перерезали путь моррельские всадники. Один из лучников остановил коня и хладнокровно послал стрелу в сторону шатра. Зная о неуязвимости Мурмандрамаса, он выбрал другую цель. К нему быстро присоединился еще один лучник, и двое вождей Мурмандрамаса упали, один явно мертвый, со стрелой в глазу. Еще один отряд пехотинцев побежал к тому месту, где Арута орудовал рапирой, нанося удары гоблинам, троллям и моррелам, прикрывая лучников, пока те стреляли по вражеским офицерам. Какое-то время, показавшееся ему бесконечным, Арута слышал только звон стали и стук крови в ушах. Затем Амос закричал:

- Начинаем отступление?

Его крик подхватили другие всадники и передавали, пока все не услышали приказ.

Арута метнул взгляд на Амоса и увидел, что с той стороны к ним приближается еще один отряд всадников. Арута полоснул очередного неприятеля и повернул коня к Траску. Вновь прибывшие налетели на арменгарцев, замедлив их возвращение. Тогда арменгарцы как один повернулись и атаковали кавалерию Мурмандрамаса, медленно прокладывая себе путь из лагеря, убивая всякого, кто вставал между ними и воротами. В толпе вокруг них появился проход, открытый путь обратно к городу. Арута пришпорил коня и вместе с другими очертя голову бросился к воротам. Обернувшись через плечо, он заметил, как из-за шатра Мурмандрамаса в погоню за ними выезжает отряд одетых в черное всадников. Принц прокричал Амосу:

- Черные убийцы!

Амос дал сигнал, и несколько арменгарцев поверх нули обратно, чтобы задержать черных убийц. Они кинулись в атаку, зазвенела сталь, и несколько человек с обеих сторон пали. Затем схватка рассосалась, так как арменгарцы повернули в разные стороны. В это время еще один отряд моррелов приблизился к полю боя. Большинство упавших с коней арменгарцев снова забрались в седла, но не все. Около десяти солдат осталась лежать на песчаной земле равнины.

Когда отряд Амоса доскакал до стены, ворота были открыты, и, въехав внутрь, всадники осадили коней. За ними спешил арьергард, на скаку продолжая отражать удары черных убийц и других моррелов: дюжина арменгарцев пыталась оторваться от более чем Тридцати преследователей.

Амос остановился рядом с Арутой, когда черные убийцы срезали двоих всадников.

- Десять, - сказал Амос, считая оставшихся. Они уже приближались к воротам, но Амос продолжал: - Девять, восемь. - А потом: - Семь.

На пыльной равнине волна всадников в черных доспехах обрушилась на шестерых отступающих солдат. Амос произнес:

- Шесть, пять, четыре. - Затем с гневом крикнул: - Закрыть ворота! - Ворота начали закрываться, а Амос продолжал считать: - Три, два...

Два последних всадника совершившего вылазку отряда пали под ударами моррельских мечей.

Затем сверху донесся звук заработавших катапульт. Через минуту послышались крики умирающих моррелов и ржание лошадей. Когда открылись внутренние ворота, Амос пришпорил коня и сказал:

- По крайней мере, они дорого заплатили за это. Я видел, как упали по меньшей мере четверо вождей. Двое точно убиты. - Амос оглянулся, как бы пытаясь увидеть противника сквозь массивные ворота. - Но почему этот негодяй не использует магию? Вот этого я никак не могу понять. Он же мог расправиться с нами только так.

Арута лишь кивнул. Он тоже был удивлен. Поручив коня мальчику, в чьи обязанности входил уход за лошадьми, он поспешил наверх к командному посту Гая.

- Черт бы меня побрал! - приветствовал его протектор.

Несколько распростертых на земле фигур в черных доспехах начали подниматься, дергая руками и ногами, и направились обратно к лагерю. Их движения быстро стали плавными, и вот они уже бежали, как ни в чем не бывало.

- Когда ты рассказал мне о них... - начал Гай.

- ...то вы мне не поверили, - закончил за него Арута. - Я знаю. Чтобы понять это, нужно хоть раз увидеть.

- Как же их можно убить?

- Огнем, магией или вырезав сердце. Иначе даже мелкие кусочки сумеют объединиться, и сила к ним возвращается с каждой минутой. Других способов остановить их нет.

Гай посмотрел на отступающих черных убийц.

- Я никогда не увлекался, как твой отец, магией, Арута, но сейчас я бы отдал половину герцогства - моего бывшего герцогства - за одного хорошего мага.

Арута задумался.

- Что-то здесь мне непонятно. Я мало знаю о подобных вещах, но похоже, что, несмотря на всю свою силу, Мурмандрамас почти ничего не делает, чтобы захватить нас. Я помню, как Паг - это маг, которого я знаю, - рассказывал о том, что он когда-то делал... Так вот, все это намного превосходит то, что мы пока наблюдали. Думаю, Паг, если бы захотел, мог бы просто сорвать ворота со стен города.

- Я ничего не понимаю в таких вещах, - признался Гай.

Амос все это время стоял позади них, а сейчас подошел поближе.

- Может, этот свинячий король не хочет, чтобы его армия слишком на него полагалась. - Гай и Арута с открытым удивлением посмотрели на него. - Может, он так поддерживает дух войска.

Гай покачал головой.

- Думаю, что все сложнее.

Арута наблюдал за суетой в лагере неприятеля.

- Что бы то ни было, нам скоро станет об этом известно.

Амос прислонился к стене:

- Уже две недели прошло с тех пор, как твой брат и другие гонцы выехали из города. Если все шло по плану, то сегодня Мартин придет к Каменной Горе.

Арута кивнул:

- Если все шло по плану.

Мартин сидел в лощине, пригнувшись, спиной вжимаясь в мокрый гранит. Скрежет камней под сапогами не прекратился - значит, его ищут. Перед собой герцог держал лук с порванной тетивой. У него в мешке была еще одна, но времени перетягивать ее не было. Если его обнаружат, то он бросит лук и достанет меч.

Мартин глубоко дышал, стараясь оставаться спокойным. Он надеялся, что судьба пощадила Бару и Лори. Два дня назад они вышли к Вабонским, как им показалось, горам. До сегодняшнего дня не было никаких признаков погони, но сразу после восхода солнца их захватил врасплох патрульный отряд. Гонцы попытались избежать встречи с ним, поднявшись выше в горы над тропой, но моррелы спешились и погнались вслед. К сожалению, Мартин оказался на противоположной стороне тропы, и ему пришлось бежать на запад, в то время как Лори и Бару ушли на юг. Он надеялся, у них хватит разума идти дальше в Вабон, а не искать его. Погоня длилась весь день. Мартин посмотрел вверх, отметив про себя, что солнце уже спускается за горы. До темноты осталось лишь два часа. Если его не схватят до заката солнца, то все будет в порядке.

Звук шагов стал тише, и Мартин пошел дальше. Он вышел из укрытия и побежал полусогнувшись вверх по ручью. Было похоже, что он где-то недалеко от Каменной Горы, хотя раньше ему никогда не приходилось подходить к горе с северо-востока. Некоторые ориентиры казались смутно знакомыми, и если бы у него не было других забот, он знал, что легко нашел бы гномов.

Мартин обогнул излучину, и перед ним внезапно возник силуэт моррельского воина. Не колеблясь, Мартин взмахнул луком и ударил моррела тяжелым тисовым оружием по голове. От неожиданности тот пошатнулся, и, прежде чем он успел опомниться, Мартин выхватил меч и сразил его.

Мартин оглянулся в поисках спутников моррела. Ему показалось, что где-то далеко он заметил движение, но не был в этом уверен. Он быстро пошел в гору и увидел еще одну излучину ручья. Рядом с ней Мартин обнаружил шесть привязанных лошадей. Значит, каким-то образом ему удалось обойти преследователей и наткнуться на их лошадей. Мартин выбежал к ручью и схватился за седло одной из них. Затем мечом он обрезал подпруги у всех остальных и широким лезвием отогнал их подальше.

Он повернул своего коня и пришпорил. Если он поедет вниз по оврагу, то выйдет на тропу. Тогда он сможет обогнать моррелов и добраться до Каменной Горы.

Сверху На утесе появилась темная фигура. Когда Мартин проезжал мимо, она вцепилась в него и стащила с лошади. Мартин покатился по землей, вытащив меч, занял боевую позицию. Моррел сделал то же самое. Пока оба воина смотрели друг на друга, моррел закричал что-то своим спутникам на резком эльфийском диалекте. Мартин ринулся в атаку, но моррел был опытным бойцом и не давал ему подступить поближе. Мартин понимал, что если кинется бежать, то получит клинок в спину, но если останется, то против него скоро выступят пятеро противников. Мартин подкинул ногой камни и гальку, но моррел повернулся боком, избегая попадания пыли в глаза.

Затем раздался стук сапог по камням, и со всех сторон послышались голоса. Моррел опять закричал, и ему ответили слева от Мартина, с южной стороны. Справа звук сапог становился все громче. Моррел бросил взгляд в ту сторону, и Мартин накинулся на него. Темный эльф едва избежал удара, подставив руку. Мартин постарался использовать это легкое преимущество и, пока моррел был выведен из равновесия, сделал очень рискованный выпад, который оставлял его неприкрытым для ответного удара в случае, если он промахнется. Но он не промахнулся. Моррел замер и упал, а Мартин освободил клинок.

Мартин не стал ждать. Он кинулся в скалы, стараясь уйти повыше, прежде чем кольцо вокруг него сомкнется. С южной стороны оврага выбежали моррельские воины. Один из них уже замахнулся мечом, но Мартин неожиданно сделал резкий выпад, и моррел пригнулся, промахнувшись. А затем так же неожиданно кто-то схватил Мартина за рубашку.

Могучие руки подняли герцога Крайди и перетащили его через край оврага. Мартин взглянул вверх и увидел ухмыляющееся лицо с рыжей бородой.

- Прошу прощения, что пришлось обойтись так грубо, но там внизу, похоже, дела усложняются.

Гном показал вниз, Мартин повернулся и увидел, что с северной стороны оврага бегут больше десятка гномов. Моррелы увидели, что противник сильно превосходит их числом, и кинулись бежать, но не успели отойти и на десять ярдов, как гномы обрушили на них свои топоры. Сражение быстро закончилось.

К Мартину подошел еще один гном. Первый протянул Мартину бурдюк с водой. Мартин встал и напился. Потом он посмотрел на обоих гномов, самый высокий из которых едва достигал пяти футов, и сказал:

- Спасибо вам.

- Не стоит. В последнее время темные братья все чаще появляются здесь, поэтому этот район хорошо патрулируется. А так как у нас гости, - он показал на гномов, карабкающихся по камням к ним навстречу, - то недостатка в желающих пойти поохотиться нет. Обычно эти трусы убегают, зная, что слишком близко подошли к нашему дому, но на этот раз они замешкались. А теперь, если вы не возражаете, я бы хотел узнать, кто вы и что делаете у Каменной Горы?

Мартин спросил:

- Это Каменная Гора?

Гном махнул рукой, показывая за спину Мартина, и герцог повернулся. Прямо за ним, над краем лощины, в которой он прятался, вздымались высокие деревья. А еще выше, уходя в облака, высилась могучая вершина. Он так был занят погоней и необходимостью прятаться, что видел только камни и овраги. Теперь он узнал эту вершину. Он находился всего в полудне ходьбы от Каменной Горы.

Мартин осмотрел собравшихся гномов. Сняв правую перчатку, он показал им кольцо-печатку.

- Я Мартин, герцог Крайди. Мне нужно поговорить с Долганом.

Гномы отнеслись к этому заявлению скептически, как бы показывая, что это не самый лучший способ для одного из лордов Королевства попасть в залы Каменной Горы. Но они просто посмотрели на своего предводителя.

- Меня зовут Пакстон. Мой отец - Хартон, военачальник кланов Каменной Горы и вождь деревни Делмория. Идемте с нами, милорд Мартин, мы отведем вас к нашему королю.

Мартин засмеялся:

- Значит, он принял корону.

Пакстон ухмыльнулся.

- Некоторым образом. После того, как мы несколько лет пилили его, он сказал, что возьмет на себя обязанности короля, но отказался носить корону. Так что она находится в ларце в Длинном зале. Пойдемте, ваша светлость. Мы будем там до наступления ночи.

Гномы отправились в путь, и Мартин пошел с ними. В первый раз за несколько недель он почувствовал себя в безопасности, однако теперь его мысли вернулись к брату и оставшимся в Арменгаре. "Как долго они продержатся?" - подумал он.

Лагерь переполнился какофонией барабанного стука, пения труб и криков. На приказы военачальников следовали ответы из всех подразделений. Гай наблюдал за этой картиной, а тем временем заря уступала место первым солнечным лучам. Он сказал Аруте:

- Прежде чем солнце подойдет к зениту, они обрушат на нас все, что у них есть. Возможно, Мурмандрамас и считал необходимым придержать кое-какие силы до вторжения в Вабон, но сейчас он не может позволить себе ни дня отсрочки. Сегодня он выступит всеми силами.

Арута кивнул, наблюдая за тем, как отряды выстраиваются перед городом для сражения. Он никогда не чувствовал себя таким усталым. Убийство офицеров Мурмандрамаса на два дня ввергло лагерь неприятеля в хаос, но потом порядок был восстановлен. Арута не знал, какие сделки были заключены и какие даны обещания, но через три дня они, наконец, решили атаковать опять. И так продолжалось всю неделю, но с каждым разом все больше атакующих поднималось на стены. Во время последнего штурма, чтобы сохранить целостность обороны, к потенциальной точке прорыва потребовалось кинуть все резервные силы. Еще несколько минут, и атакующие заняли бы прочные позиции на стене, чтобы еще больше солдат могло взобраться по лестницам, открыв доступ нескончаемому потоку захватчиков. Арута подумал, что уже двадцать семь дней прошло со дня ухода Мартина. Даже если помощь в пути, она подойдет слишком поздно.

Джимми и Локлир стояли неподалеку, готовые разнести сообщения. Джимми смотрел на своего друга. Со дня смерти Бронуин Локлир стал просто одержимым. Он постоянно искал драки, часто игнорируя приказ оставаться подальше от сражения, чтобы выполнять курьерскую работу. Три раза Джимми видел, как парень ввязывался в схватку, которой можно было избежать. Его владение мечом и скорость стоили многого, и он уцелел, но Джимми не был уверен, что Локлир долго сможет оставаться в живых, и даже не знал, хочет ли он уцелеть. Он пытался поговорить с Локлиром о девушке, но тот отказался. Джимми видел слишком много смертей и разрушений еще до того, как ему исполнилось шестнадцать. Во многом он был менее чувствительным. Даже когда он думал, что Анита или Арута умерли, он не уходил в себя так, как Локлир. Джимми жалел, что мало понимал в таких вещах, и волновался за друга.

Гай оценил мощь армии, стоящей перед ним, и наконец тихо произнес:

- Мы не сможем удержать их у стены.

- Я тоже так думаю, - согласился Арута.

За четыре недели, прошедшие с момента ухода Мартина, солдаты Арменгара сражались даже мужественнее, чем Арута мог предположить. Они отдавали себя полностью, но резервы уже были почти исчерпаны. За последнюю неделю еще около тысячи воинов были убиты или выведены из строя. Теперь защитники располагались на стенах слишком редко, чтобы справиться с атакой в полную силу. А по тому, как расхаживал Мурмандрамас, было ясно, что он действительно планировал бросить всю свою армию в один решающий общий штурм. Гай кивнул Амосу. Моряк сказал Джимми:

- Передай всем командирам отрядов: начать третью стадию эвакуации.

Джимми слегка подтолкнул локтем Локлира, который, казалось, стоял в оцепенении, и увел его. Они побежали вдоль стены, отыскивая командиров. Арута мог видеть, как несколько отобранных солдат, получив приказ, спустились со стены. Они сбежали по ступеням и помчались по направлению к крепости.

Арута спросил Гая:

- На каком соотношении вы остановились?

- Один здоровый воин, двое вооруженных стариков, мужчин или женщин, трое детей постарше, тоже с оружием, и пятеро маленьких.

Арута знал, что через несколько минут такие группы одна за другой уйдут в горы через длинные туннели из пещеры под городом. Оттуда они направятся на юг, пытаясь найти убежище в Вабоне. Таким образом оставалась надежда, что по крайней мере какие-то из детей Арменгара сумеют выжить. Воин во главе отряда должен будет защищать их в пути. Но у него также был приказ убить малышей, но не дать захватить их моррелам.

Солнце медленно поднялось, следуя естественному порядку и не обращая внимания на суету внизу. Наступил полдень, но сигнала к атаке все не было. Гай удивился вслух:

- Чего они ждут?

Почти два часа спустя над молчаливой армией на равнине разнесся слабый звук глухих ударов, он был едва слышен защитникам города. Удары слышались в течение почти целого получаса, а затем в первых рядах запели трубы. Из-за выстроившихся шеренг выступили странные сооружения, четко выделяющиеся на фоне ясного неба. Они напоминали гигантских черных пауков. Сооружения медленно, величаво двигались через равнину. Наконец они прошли через ряды осаждающего войска и подошли К городу. Когда они приблизились, Арута внимательно осмотрел их. На стене раздались вопросительные возгласы, а Гай воскликнул:

- О боги, что это такое?

- Какие-то машины, - ответил Арута. - Двигающиеся осадные башни.

Машины представляли собой гигантские коробки, в три или в четыре раза больше, чем те ящики, что поднимались на стены города неделю назад. Они катились на огромных колесах без видимой движущей силы, их не тянули и не толкали ни гоблины, ни рабы, ни животные. Машины двигались сами по себе - их толкала какая-то магическая сила. На кочках и ямах огромные колеса громко стучали.

- Катапульты! - закричал Гай и опустил руку. Камни пролетели над головами и обрушились на коробки. Один попал в опору, которая, зашатавшись, раскачала коробку и упала, с громким треском ударившись о землю. Из разбитой коробки вывалилось около сотни мертвых гоблинов, моррелов и людей. Арута заметил:

- В каждой из них, должно быть, сидит по две или три сотни солдат.

Гай быстро сосчитал.

- Осталось девятнадцать. Если хотя бы каждая третья доберется до стен, у нас будет полторы тысячи нападающих сразу. Масло и горящие стрелы! - крикнул он.

Защитники пытались поджечь приближающиеся коробки, когда те поднимались к стенам, но дерево оказалось пропитано каким-то составом, и горючее масло только опаляло и чернило их стены. Крики изнутри показывали, что пламя нанесло определенный урон атакующим, но коробки не остановились.

- Весь резерв на стены! Лучники на крыши за двором! Кавалерия по местам!

Все приказы Гая выполнялись немедленно, пока осажденные поджидали коробки. Магические осадные башни заполнили утренний воздух громким скрежетом тяжело вращающихся колес. За башнями медленно двигалось войско Мурмандрамаса. Оно держалось на осмотрительном расстояний, так как весь огонь защитников был направлен на катящиеся коробки.

Затем первая коробка добралась до стены. Одна из стенок, как и раньше, упала, и из коробки выскочило множество гоблинов и моррелов. Вскоре по всей стене шла безумная рукопашная схватка. Атакующие сплошным потоком хлынули на равнину, следуя за магическими осадными башнями. Сзади коробки тоже открывались, из них выбрасывались длинные веревочные лестницы, и атакующие, подбегая поближе, забирались на стены, которые внезапно стали доступными. Позади коробок всего в футе от лестниц были спущены длинные кожаные фартуки, заслонявшие тех, кто поднимался по ним, от стрел. Катапульты продолжали стрелять, и многие солдаты Мурмандрамаса пали под градом камней, но поскольку лучникам было приказано отступить к первому ряду домов, а другие защитники были заняты рукопашной, стрел было недостаточно, чтобы остановить наступавших бойцов, приставлявших лестницы к стенам.

Арута схватился с моррелом, который перепрыгнул через тело павшего арменгарского воина, и с плеча нанес удар, заставивший темного эльфа отпрянуть назад. Моррел полетел с бруствера на камни.

Принц обернулся и увидел, как Гай убил другого. Протектор оглянулся и закричал:

- Мы не можем сдерживаюсь их1 Передай приказ отступать к крепости!

Приказ был передан, и защитники вдруг начали отходить, оставляя стены атакующим. Пока товарищи отходили в город, каждую лестницу удерживал небольшой отряд добровольцев.

Арута перебежал через двор и успел заметить, как атакующие сокрушили последних защитников стен. Когда он добрался до середины двора, нападавшие прыгали через ступени, направляясь к воротам. Внезапно с крыш домов против ворот полился дождь стрел, и атакующие были перебиты.

К Аруте подошел Гай:

- Мы можем заставить их держаться подальше от сторожки, пока они не поставят своих лучников на стене. Тогда нашим солдатам придется отступить.

Арута посмотрел вверх и увидел, что через улицы с крыш были переброшены деревянные балки. Когда лучники оставят первый ряд домов, они захватят балки с собой. Чтобы вступить с ними в схватку, гоблинам придется открывать двери при помощи тарана и взбираться на крыши по лестницам. К тому времени лучники отойдут к следующему ряду зданий. Они будут постоянно обстреливать улицы, заставляя захватчиков платить за каждый фут земли. За последний месяц сотни колчанов со стрелами были разложены на крышах под промасленной тканью, а также - запасные луки и тетивы. По подсчетам Аруты, переход через город обойдется Мурмандрамасу не меньше чем в две тысячи убитых и раненых.

Через двор побежал отряд людей с деревянными молотками в руках. Они ожидали команды, разойдясь по углам к тяжелым бочкам. На какое-то мгновение показалось, что их перехватят, так как со стен во двор устремилось целое море гоблинов и их приспешников. Но тут по улице промчался отряд всадников, заставив захватчиков отступить.

Стрелы полетели мимо Гая и Аруты, и протектор сказал:

- Их стрелки заняли свои места. Сигнал к отступлению!

Лучники, расположившиеся вверх по улице, протрубили сигнал, и люди с молотками ударили по бочкам, выбивая затычки. Горючее масло медленно вытекало из них, и его запах повис в воздухе, мешаясь с ржавым запахом крови. Солдаты с. молотками в руках побежали по улицам, где на каждом углу стояли бочки.

Гай потянул Аруту за рукав.

- В крепость. Мы начинаем следующую фазу обороны.

Арута пошел за ним, а в городе началась схватка за каждый дом.

Битва продолжалась два часа. Гай и Арута наблюдали за ней с первого командного поста на крепостной стене. Из города слышались крики сражающихся, не смолкали вопли и проклятья. В городе за каждым поворотом врага поджидали лучники, поэтому в каждый квартал захватчики попадали, шагая по трупам своих товарищей. Мурмандрамас возьмет город, но ему придется заплатить за него ужасную цену. Арута изменил свое мнение о возможных потерях врага: было похоже, что путь до внутреннего двора и рва вокруг крепости обойдется ему в три или четыре тысячи солдат. А ведь ему придется еще иметь дело с внутренними укреплениями Арменгара.

Арута в восхищении наблюдал за схваткой. Солнце уже зашло за горы, город погрузился в тень, и стало трудно различать сражающихся. Примерно через час станет совсем темно. Однако Арута видел все, что происходит. Легкие лучники без лат перебегали с одной крыши на другую по длинным балкам, которые они тащили за собой. Несколько гоблинов попытались взобраться на здание снаружи, но их настигли стрелы, пущенные с соседних домов. Гай острым взглядом изучал, продолжавшуюся баталию.

Арута сказал:

- Этот город был специально построен для такого рода сражения.

Гай кивнул.

- Если бы мне пришлось планировать город, которым можно было бы обескровить врага, я не смог бы придумать ничего лучше. - Он пристально посмотрел на Аруту. - Арменгар падет, если помощь не прибудет в течение следующих нескольких часов. У нас осталось время самое большее до завтрашнего утра. Но мы подрежем крылья этому негодяю, мы нанесем ему страшный удар. На Тайр-Сог он выступит без трети своей армии.

- Трети? - переспросил Арута. - Скорее, одной десятой.

С усмешкой, в которой не было веселья, Гай сказал:

- Подожди, и ты увидишь. - Затем он крикнул сигнальщику: - Сколько еще?

Сигнальщик замахал белым с голубым платком, подавая знак для тех, кто находился на самом верху крепости. Арута выглянул и увидел ответный взмах желтым полотном. Сигнальщик ответил:

- Не больше десяти минут, протектор.

Гай подумал и приказал:

- Дайте еще один залп из катапульт по внешнему двору.

Приказ был отдан, и каменный град полетел к дальнему концу города. Протектор тихо сказал сам себе:

- Пусть думают, что у нас перелет, и, может, это заставит их поторопиться войти внутрь.

Время тянулось медленно. Арута наблюдал за отступающими по крышам лучниками. День плавно перешел в сумерки, а отряды арменгарцев бежали вдоль по улицам к разводному мосту и внешним воротам навесной башни крепости. Когда до опущенного моста добежал первый отряд, показались второй и третий. Гай наблюдал за тем, как командир у ворот приказал поднять мост. Последний солдат едва успел ступить на него, как он начал задвигаться. На крышах домов арменгарские лучники продолжали стрелять по захватчикам.

- Настоящие храбрецы, они остаются, - отметил Арута.

- Храбрецы, да, но они вовсе не собираются умирать, - заверил его Гай.

Пока он говорил, лучники добрались до последнего ряда домов. Они спустили веревки и, быстро соскользнув вниз, побежали к крепости, отбрасывая на ходу оружие. Сзади на них наступали атакующие. Когда захватчики оказались в центре площади, которую использовали как рыночную, лучники со стен крепости открыли огонь. Отступавшие арменгарцы добежали до рва и нырнули в него.

Арута воскликнул:

- Но их же застрелят, если они попытаются влезть на стены!

Но потом он увидел, что они не всплыли на поверхность.

Гай улыбнулся.

- Под водой есть туннели, ведущие в сторожку и другие помещения в стене. Наши мальчики и девочки поднимутся наверх, а двери за собой закроют. - Какая-то особенно смелая группа гоблинов подбежала ко рву и прыгнула в воду. - Даже если кто-нибудь из этих мерзавцев и найдет туннели, они не смогут открыть люки. Разве что станут наполовину рыбами.

Из крепости вернулся Амос.

- Все готово.

- Хорошо, - отозвался Гай, вглядываясь в верхнюю башню крепости, откуда Арманд вел наблюдение за городом.

В башне замахали желтым флагом.

- Катапульты наизготовку! - крикнул Гай. Долгое время ничего не происходило. Наконец Гай воскликнул: - Чего же де Севиньи ждет?

Амос засмеялся.

- Если нам повезет, то он наблюдает за тем, как Мурмандрамас во главе армии проходит в ворота, или, может, он ждет, что внутрь войдет еще пара тысяч солдат.

Арута осматривал ближайшую катапульту, гигантское сооружение, заряженное связками странных бочонков, напоминающих те, что обычно используются в барах и тавернах. В них вмещалось не более галлона жидкости. .Каждая связка состояла из двадцати или тридцати таких бочонков.

- Сигнал!

Арута увидел, что над башней взметнулся красный флаг, и Гай дал команду:

- Катапульты! Давай!

Дюжина огромных катапульт вдоль стены метнула заряд бочонков, которые описали высокую дугу над городскими крышами. В воздухе они разлетелись в разные стороны и деревянным дождем просыпались на внешний двор. Команда перезарядила катапульту удивительно быстро, так как меньше чем через минуту после первого выстрела в воздух полетел второй залп. Пока готовился третий заряд, Арута заметил, что из одного квартала поднимается дым.

Амос тоже его заметил и сказал:

- Милые крошки стараются выполнить за нас часть работы. Должно быть, они подожгли дома, чтобы наказать нас за то, что мы не остались в них умирать. Думаю, тех, кто стоит рядом, ожидает небольшое потрясение, когда с неба польется нефть.

Арута все понял. Дым валил все сильнее и начал распространяться по линии, показывающей, что пламя охватило весь район внешнего двора.

- Бочки стоят на каждом углу?

Амос кивнул.

- По пятьдесят галлонов в каждой. В первом квартале мы отбили затычки, так что вся земля от домов до стены залита нефтью. Многие из этих убийц уже прошли по ней, и их ноги наверняка запачканы. Кроме того, мы оставили бочки в каждом здании и по одной на каждой крыше. Когда из города выводили лошадей, во время второй стадии эвакуации, мы перестали вычерпывать жидкость из озера. Так что сейчас каждый подвал в городе готов взорваться. Город окажет Мурмандрамасу теплый прием.

Гай дал сигнал, и в воздух взлетела третья порция бочонков. Две центральных катапульты метнули камни, завернутые в пропитанные маслом горящие тряпки. Они летели по небу, оставляя огненный след. Внезапно весь район перед навесной башней внешней стены с ярким взрывом взлетел вверх. Взметнулись языки пламени, становясь все выше и выше. Арута смотрел, не отрываясь. Через мгновение он услышал глухой удар, за которым последовал порыв раскаленного ветра. Пламя разгоралось все сильнее, и долгое время казалось, что оно никогда не утихнет. Однако наконец оно начало опадать. Тогда над городом поднялась башня черного дыма, которая превратилась в плоский зонт, отражавший оранжевое свечение пылающего внизу ада.

- Это была навесная башня, - сказал Амос. - Мы сложили несколько сотен бочек под воротами, и открыли двери, чтобы набрать побольше воздуха.

Пламя быстро распространялось по городу, и оттуда начали доноситься крики и проклятья. Катапульты продолжали забрасывать свой взрывной груз в огонь.

- Уменьшить радиус действия! - приказал Гай.

Амос объяснил:

- Мы заставим их выйти к крепости, чтобы наши лучники могли попрактиковаться на тех, кто не поджарился.

Арута ощущал все усиливающийся жар. Раздался еще один взрыв, за ним последовал ряд других. За каждым взрывом через минуту следовал глухой грохот. Горячий ветер овевал крепость, а витые башни пламени начали свой танец во внешнем городе. Взрывы продолжались, и по ослепительным вспышкам было понятно, что бочки были распределены по основным стратегическим точкам. Глухие раскаты взрывов, болью отзывающиеся в ушах, показывали, что пылающая смерть быстро двигалась от внешнего двора к крепости. Скоро Арута по звуку мог отличить громыхание воспламенившейся связки бочонков от взрыва в подвале дома. Как сказал Гай, Мурмандрамас встретил теплый прием.

- Сигнал, - крикнул один из солдат, и Гай взглянул наверх. Несмотря на то, что солнце уже село, света было достаточно, чтобы разглядеть два красных флага.

- Арманд показывает, что весь внешний город в огне, - пояснил Амос Аруте. - Пройти его невозможно. Даже черные убийцы поджарятся, если попадутся туда. - Он зловеще ухмыльнулся и погладил подбородок. - Я лишь надеюсь, что высокородная трюмная крыса поторопилась войти в город во главе своей армии.

Из города доносились крики ужаса и ярости и топот бегущих людей. Пламя неуклонно приближалось к внутреннему двору, его движение через каждые несколько минут отмечалось глухими взрывами воспламеняющихся бочек. Жар был настолько велик, что ощущался даже на стенах крепости. Арута сказал:

- Этот огненный шторм высосет воздух прямо из их легких.

Амос кивнул:

- Надеюсь.

Гай минуту смотрел вниз, обнаруживая всю глубину своей усталости.

- Этот план разработал Арманд. Он просто гений, наверное, лучший боевой командир, который у. меня когда-либо был. Он должен был подождать, когда в город войдут все вражеские отряды, брошенные на штурм. Мы попытаемся уйти через горы, так что нужно нанести им как можно больший ущерб.

Но Арута видел, что за этими сухими словами скрывается горечь полководца, который вот-вот потерпит поражение.

- Вы провели великолепную операцию, - сказал он.

Гай кивнул, но Арута и Амос Понимали, что про себя он добавляет: Но этого оказалось недостаточно.

Первые спасающиеся бегством захватчики побежали к крепости и остановились, осознав, что открыты для лучников на стене. Они спрятались под прикрытием последнего здания, будто ожидая чуда, которое бы их спасло. Пожар продолжал распространяться, и число солдат Мурмандрамаса, спасающихся от огня, вое увеличивалось. Катапульты продолжали забрасывать бочонки с нефтью в огонь, с каждым новым залпом уменьшая радиус действия и приближая пламя к внутреннему двору. Теперь те, кто находился на крепостной стене, могли видеть огненные взрывы за шесть домов от рыночной площади, потом за пять, четыре... Пронзительно кричащие моррелы, гоблины и люди, а также тролли и великаны начали драться, а поскольку толпа желающих избежать смерти в огне все прибывала, многих вытолкнули на площадь.

Гай повернулся к Амосу:

- Прикажи лучникам открыть огонь.

Амос прокричал команду, и арменгарцы начали стрелять. Арута с изумлением смотрел на все это.

- Это не война, - тихо сказал он, - это резня. Нападавшие толпились на краю рыночной площади, и их было так много, что каждая долетавшая стрела попадала в цель. Захватчики падали один за другим, но напор задних рядов не ослабевал. В огонь полетел еще один заряд бочонков с маслом, и пламя продолжало неумолимо приближаться к крепости.

Арута поднял руку, так как зарево пожарища стало таким ярким, что ослепляло, на стене стало очень жарко. Он вдруг понял, насколько ужасным было положение тех созданий на окраине рынка, что стояли на сотню ярдов ближе к огню.

Раздалось еще несколько взрывов, и с криками и воплями воины Мурмандрамаса бросились к крепости. Многие из тех, что бежали через двор, были подстрелены, но некоторые нырнули в ров. Те, что носили доспехи, утонули, тщетно пытаясь снять с себя латы под водой. Утонули даже солдаты в кожаных доспехах. Однако многие всплыли на поверхность, по-собачьи загребая руками.

Арута подсчитал, что на виду лежало не менее двух тысяч мертвых солдат. Еще четыре или пять тысяч, должно быть, погибли внутри города. Арменгарские лучники устали и стали промахиваться даже по ярко выделяющимся на фоне пламени фигурам.

- Откройте трубы, - приказал Гай.

Послышался странный хриплый звук, и в воду во рву было выпущено горючее масло. Крики ужаса вырвались у тех, кто плавал в воде, когда они поняли, что происходит. Огонь распространялся по площади, оставляя позади уже полностью выгоревший город, а со стены в ров сбросили пылающие тюки. Поверхность воды взорвалась бело-голубым пламенем, заплясавшим по вспенившимся волнам. Криков становилось все меньше, и скоро все было кончено.

Арута и остальные были вынуждены отойти от стены, так как из рва волнами поднимался жар. Когда масло прогорело, Арута взглянул вниз и увидел плавающие черные останки. Ему стало плохо, и, оглянувшись на Гая, он увидел, что тот чувствует то же самое. Амос только мрачно посмотрел на них. Город продолжал полыхать, а Гай сказал устало:

- Чувствую, что мне нужно выпить. Идем. У нас всего лишь несколько часов.

Не говоря ни слова, Арута и Амос последовали за протектором умирающего города во внутренние помещения крепости.

Гай опустошил всю бутыль, а потом показал на карту, разложенную на столе. Арута посмотрел на стоящую рядом запачканную сажей Бриану, которая вместе с другими командирами ожидала последних приказаний Гай. Джимми и Локлир вернулись со своего поста и теперь стояли рядом с Арутой. Даже внутри комнаты для совета они ощущали жар пожарища, так как катапульты продолжали кидать нефть в огонь. Какая бы часть войска Мурмандрамаса ни избежала ловушки, она была вынуждена ждать за внешней стеной.

- Здесь, - сказал протектор, показывая на несколько зеленых точек на карте, - спрятаны лошади. - Он повернулся к Аруте. - Их вывели из города во время второй стадии эвакуации. - Теперь он снова обращался ко всем собравшимся. - Мы не знаем, нашли ли гоблины хоть одно из этих убежищ. Но, надеюсь, хотя бы несколько уцелело. Думаю, они считали, что мы увели всех людей в город и что с той стороны опасности нет. Секретный туннель, ведущий из города, все еще свободен; был замечен лишь один патруль темных братьев, который прошел достаточно близко, но разведка доложила, что они прошли мимо, не осматривая местность. Общий приказ звучит следующим образом:

Отряды покидают город по очереди, начиная с Первого и до Двенадцатого, захватывая всех приписанных к ним добровольцев. Покидать туннель только после того, как убедитесь, что вокруг все спокойно. Первый отряд будет охранять внешние границы, пока его не сменит Второй. Когда из туннеля выходит Двенадцатый, Одиннадцатый тоже уходит. Остаться разрешается только тем солдатам, которые были выделены в арьергард. И никакого героизма в последний момент, иначе опасности подвергнется вся операция. Я хочу, чтобы все меня поняли. Вам ясно задание?

Никто ничего не ответил, и Гай сказал:

- Хорошо. А теперь идите убедитесь, что все понимают: за пределами города каждый сам за себя. Нужно, чтобы как можно больше людей дошло до Вабона. - С холодным гневом в голосе он добавил: - Когда-нибудь мы заново отстроим Арменгар. - Он замолчал, как будто слова давались ему с трудом. - Начинайте последнюю стадию эвакуации.

Командиры вышли, и Арута спросил:

- Когда уходите вы?

- Конечно, последним, - ответил Гай.

Арута взглянул на Амоса. Тот кивнул.

- Не возражаете, если я останусь с вами?

Гай удивился.

- Я хотел предложить тебе отправиться со Вторым отрядом. Первый может попасть в ловушку, а последних могут встретить подкрепления, вызванные в горы. Те, кто выходят последними, больше всех рискуют нарваться на врага.

Арута ответил:

- Не знаю, действительно ли я верю, что мне предназначено сразить Мурмандрамаса, но если это так, то, возможно, мне стоит остаться.

Гай немного подумал.

- А почему бы и нет? Ты не можешь сделать ничего, кроме того, что уже сделано. Помощь либо в пути, либо нет. В любом случае, она придет слишком поздно, чтобы спасти город.

Арута взглянул на Джимми и Локлира. Джимми, казалось, хотел сказать что-нибудь острое, но Локлир просто ответил:

- Мы остаемся.

Арута хотел возразить, но заметил отстраненное выражение на лице сквайра из Края земли. В нем больше не было мальчишеской неуверенности, которая всегда сквозила в улыбке Локлира. Теперь его глаза стали старше, какими-то менее прощающими и, без сомнения, более грустными. Арута кивнул.

Они немного подождали, выпив эля, чтобы смыть запах гари и охладиться после пожара. Время от времени в комнате появлялся гонец с вестью, что ещеодин отряд покинул крепость. Час проходил за часом, глубокая ночь прерывалась лишь отдельными глухими взрывами, показывавшими, что наконец загорелся еще один подвал. Арута удивлялся, что это продолжается так долго, но каждый раз, когда он думал, что город выгорел абсолютно весь, еще один взрыв доказывал, что разрушение не закончилось.

Когда пришло сообщение о том, что Седьмой отряд благополучно вышел из крепости, в комнату вошел солдат. Он был одет в кожаные доспехи, но было ясно, что это доброволец, один из пастухов или фермеров. Его рыжие волосы были убраны назад, спускаясь ниже плеч, а лицо покрывала густая рыжая борода.

- Протектор! Идемте, посмотрите!

Гай и его спутники побежали за воином к окну в длинном зале, которое выходило на горящий город. Безумное пламя немного утихло, но город все еще полыхал. Предполагалось, что пройдет еще не меньше часа до момента, когда Мурмандрамас сможет послать солдат пройти по опустошенным улицам. Однако выяснилось, что они ошибались. К крепости мимо горящих зданий у рынка уже кто-то шел.

Гай вышел с балкона и поспешил к стене. Оттуда он мог на фоне пламени разглядеть :отряд воинов в черном. Они продвигались очень медленно, как будто стараясь не выходить за пределы четко определенного пространства. Пока все наблюдали за приближающимися врагами, другой курьер доложил, что Восьмой отряд начал выходить из крепости. Фигуры подошли к краю внешнего двора, и Гай выругался. Большие отряды гоблинов стояли, заслоненные магическими барьерами. Барьеры оставались невидимыми, только изредка на их поверхности появлялся отблеск пламени. В поле их зрения появился Мурмандрамас.

Джимми воскликнул:

- Что это?

Не обращая внимания на сильный жар, предводитель моррелов без видимых затруднений ехал верхом на твари ужасающего вида. По форме напоминающая лошадь, она была покрыта красной пылающей чешуей, как будто стальную змеиную кожу раскалили до полурасплавленного состояния. Грива и хвост животного развевались языками пламени, а глаза горели как раскаленные угли. Оно выдыхало взрывной пар.

- Конь Дьявола! - прошептал Арута. - О нем говорится в легенде. Это конь, ехать верхом на котором может только дьявол.

Зверь встал на дыбы, и Мурмандрамас вынул из ножен меч. Он взмахнул им, и перед первыми отрядами наступающей армии появилось нечто черное. Это была темнота, поглощающая свет. Сияя как ртуть, тьма озерцом разлилась по камням двора, затем остановилась, превращаясь в прямоугольник. Через минуту тем, кто стоял на крепостной стене, стало ясно, что перед ними выросла десятифутовая черная блестящая платформа. Она начала подниматься, фут за футом, превратившись в черный скат над рвом. Часть темной материи отделилась от основания ската и отлетела в сторону от растущего моста. Через несколько футов она остановилась и начала расти. Из нее начал расти второй мост. Через некоторое время появился третий, четвертый. Гай пробормотал:

- Черт! Он строит мосты на стену. - И закричал: - Передайте приказ ускорить эвакуацию!

Когда черные мосты доросли до середины рва, головные отряды гоблинов поднялись на них и стали медленно подходить к переднему краю. Черные мосты все ближе и ближе подползали к осажденным. Гай приказал лучникам открыть огонь.

Стрелы полетели через ров, но в цель не попали, отраженные чем-то вроде стены. Сила, защищавшая атакующих от жара, ограждала их также и от стрел. Наблюдатели с вершины крепости доложили, что пожар на внешних подступах к городу утихает и все больше и больше захватчиков входит в Арменгар.

Гай крикнул:

- Все со стены! Арьергард на первый балкон! Всем подразделениям эвакуироваться одновременно! Никого не ждать!

До сих пор спокойный отход скоро превратится в беспорядочное бегство. Атакующие сумеют прорвать последнюю линию обороны на час, а то и более, раньше, чем предполагал Гай. Арута понял, что, возможно, в крепости начнется рукопашная, и пообещал себе, что если дойдет до драки, он останется, чтобы лицом к лицу встретить Мурмандрамаса.

Все побежали через двор и поспешили по внутренней лестнице к первому из трех балконов. За спиной оставались звуки запираемых окон и дверей. Выбегая из длинного коридора, Арута заметил прямо у подъемника несколько бочек. Бочки стояли также у каждой двери, где было сложено все, что только могло гореть. Арута понял, что последним действием Гая де Бас-Тайры будет поджог крепости, чтобы еще больше солдат Мурмандрамаса погибло в огне.

Арута надеялся, что возможности Мурмандрамаса не безграничны, и он не сможет укрыть от пламени всех своих воинов.

По залу пробежали солдаты, разбивая дощатые панели на стенах, покрашенные в тон белому камню, и открывая черные дыры. В зал проник слабый запах нефти. Это ветер из открытого люка доносил едкие пары через отдушины.

Арута перевел взгляд на первую волну армии Мурмандрамаса, которая бросилась на штурм крепости. Как только воины ступили на стены, поле вокруг них исчезло, и они разбежались, стараясь укрыться от лучников на балконе. Катапульты были бесполезны, так как расстояние было слишком невелико, но дюжина баллист, похожих на гигантские арбалеты, метала во врага огромные снаряды. Гай приказал командам катапульт уходить с балкона. Он наблюдал за тем, как лучники удерживали захватчиков на расстоянии. Арута знал, что протектор считает каждую минуту: ведь с каждой новой минутой еще десяток его людей покидал крепость.

За приближающимися гоблинами слышались крики новых отрядов, поднимающих лестницы. Нападавшие захватили сторожку у ворот, выдвинули мост и распахнули ворота, открыв доступ новым подкреплениям. Огонь в городе почти догорел, и все больше захватчиков подходило к крепости. Наконец раздалась команда:

- Бой окончен! Все в туннель!

Лучники сделали по последнему выстрелу, а затем повернулись и побежали внутрь. Верный своему слову Гай дождался, пока последний солдат вошел в крепость, потом вошел сам, заперев за собой последнюю дверь. Окна на балконе были закрыты ставнями. Снизу донесся стук - это атакующие пытались открыть запертые на засов ворота во двор.

- Подъемник не работает, - крикнул Амос. - Придется идти пешком.

Они повернули за угол в другой коридор, захлопнули и заперли дверь и побежали вниз по узкой лестнице в уже знакомую Аруте огромную пещеру. Все специальные фонари были зажжены, озаряя пещеру призрачным светом. Арута испытывал жгучую боль в глазах от едких испарений, поднятых в воздух ветерком из потайного хода в туннель, куда выходили последние резервные отряды. Гай и его спутники подбежали к туннелю, но были вынуждены остановиться, так как пройти в него можно было только по двое. Сверху послышались крики и стук в дверь, ведущую на лестницу.

Гай опять настоял на том, чтобы идти последним. Он закрыл за собой дверь и запер на металлический засов.

- Это задержит их на несколько минут. - И повернувшись к Аруте, добавил: - Будем надеяться, никто из этих мерзавцев не войдет в пещеру с факелом, пока мы не выйдем из туннеля.

Они побежали по туннелю, закрывая по ходу двери, которые протектор запирал собственноручно. Наконец они добрались до конца туннеля, и Арута оказался в просторной пещере. На другом ее конце сквозь зияющую пасть пещеры было видно небо. Гай запер последнюю дверь, а дюжина лучников из арьергарда стояла наготове на случай, если кто-то нападет на протектора. Еще три иди четыре десятка людей покидали пещеру, стараясь задержаться на минуту-другую перед выходом, чтобы каждая последующая группа не наступала на пятки предыдущей. По звукам, доносившимся из леса, было ясно, что некоторые из них наткнулись на врага. Арута понимал, что к рассвету большинство покинувших город окажется рассеянными в горах.

Гай знаком приказал лучникам покинуть пещеру, и вскоре все, кто не состоял в арьергарде, выбежали наружу, и только Локлир, Джимми, Арута и Амос остались рядом с Гаем. Затем протектор приказал уходить арьергарду, и в пещере остались лишь пять человек. Из темноты вышла еще одна фигура, и Арута узнал рыжебородого воина, доставившего сообщение о появлении в пламени пожара армии Мурмандрамаса.

- Уходи! - приказал Гай.

Солдат пожал плечами, как будто приказ к нему не относился.

- Вы сказали, что каждый сам за себя, протектор. Я решил остаться.

Гай кивнул.

- Как тебя зовут?

- Шигга.

- Я слышал о тебе, Шигга Длинное Копье, - сказал Амос. В прошлом году ты победил в играх на празднике середины лета.

Гай спросил:

- Ты видел де Севиньи?

Шигга показал на выход из пещеры.

- Он вышел прямо перед тем, как вы появились из туннеля, как вы и приказали. Сейчас они уже должны были пройти верхние позиции, в сотне ярдов отсюда.

Гай прислушался.

- Они добрались до последней двери. - Он схватил конец цепи, впаянной в фундамент у самого порога и попросил: - Помогите мне.

Все взялись за цепь, туго натянули ее и прикрепили к катапульте, направленной в сторону выхода. Катапульту установили на каменном полу пещеры. Военная машина не была заряжена, но как только к ней прикрепили цепь, Арута понял ее предназначение.

- Вы собираетесь выстрелить из катапульты и обрушить туннель?

Амос ответил:

- Цепь проходит под основанием туннеля до внутренней пещеры, соединяя ее с этой. И все сооружение рухнет, похоронив внутри несколько сотен грязных крыс. Но и это еще не все.

Гай кивнул.

- Выходите из пещеры, а когда вы будете у выхода, я запущу ее.

Последняя дверь заходила ходуном под ритмичными ударами атакующих: ее пытались открыть с помощью тарана. Арута и его друзья побежали к выходу из пещеры и остановились там. Гай запустил катапульту. Сначала она, казалось, заколебалась, а потом с резким рывком вытянула цепь всего на несколько дюймов. Но этого оказалось достаточно. Дверь внезапно вырвалась в клубах пыли, и Гай едва успел прыгнуть к выходу. Из двери выпало несколько окровавленных и раздавленных тел гоблинов, а в туннеле обрушились своды.

Они выбежали из пещеры все вместе. Гай показал на тропу, ведущую наверх.

- Я немного задержусь там. Если хотите, можете идти, но я намерен посмотреть.

Амос ответил:

- Я бы ни за что не согласился пропустить это зрелище.

Пока они взбирались на скалу, земля под их ногами задрожала и послышались взрывы. Амос пояснил:

- Мы устроили так, что после разрушения туннелей рухнули подъемники. Они должны были поджечь бочки на каждом этаже крепости, сверху вниз до самой пещеры. - Раздались новые взрывы. - Кажется, ловушка сработала.

Внезапно земля содрогнулась. Создалось впечатление, что разверзлись небеса, их бросило на землю, и всех оглушил взрыв неимоверной силы. Из-за выступа, на который они пытались забраться, ввысь взметнулся изумительный кипящий шар желто-оранжевого пламени. Он быстро поднялся, разрастаясь, и в ужасающей красоты сиянии они увидели поднятые в воздух осколки породы. Под землей раздались глухие удары. Это загорелись последние резервуары нефти, разрывая хранилище. Камни, обугленные куски дерева, тела - все это взлетело в воздух, как будто страшной силы ветер подул прямо в небо.

Потрясенный этим зрелищем, Арута лежал на земле. Над ним промчался завывающий ветер, а потом накатила волна невыносимого жара. Воздух обжигал лица, как будто они стояли в футе от горнила гигантской печи. Амос пытался перекричать шум.

- Взорвалось хранилище под крепостью. Мы весь день и всю ночь проветривали его, чтобы можно было устроить взрыв.

Его слова были еле слышны, в ушах все гудело, а затем они потонули в другом титаническом взрыве. Казалось, сама земля под ними встала на дыбы. Потом последовало несколько меньших взрывов, их звуки сотрясали как физические удары. А ведь они были в двухстах ярдах от скалы, с которой можно было видеть город. Однако и здесь жар был невыносим.

Гай тряхнул головой, чтобы прекратить звон в ушах.

- Это оказалось... намного сильнее, чем мы планировали.

- Если бы мы дошли до края скалы, то изжарились бы, - заметил Локлир.

Джимми кинул взгляд назад.

- Хорошо еще, что мы не остались в пещере. Все повернули головы, чтобы посмотреть туда, куда он указывал. Земля продолжала трястись, взрывы следовали один за другим, а по склонам мимо них катились валуны и обломки породы. Ниже вид совершенно изменился. Первым же взрывом все содержимое туннеля вынесло наружу, завалив склоны камнями и растерзанными телами. Земля опять покачнулась, послышался новый гигантский взрыв. И опять ввысь поднялся огненный шар, хотя на этот раз и поменьше.

В недрах скалы прокатилось какое-то движение, и раздался третий взрыв, а следом легкое дрожание. Они все лежали ничком, чтобы удержаться на трясущейся земле. Спустя некоторое время только глухое эхо разрывов раскатывалось в глубине. Они поднялись. В двухстах ярдах, а то и больше, от края уступа они наблюдали за тем, как завершалось полное разрушение Арменгара. Всего за несколько ужасных мгновений город, который был домом для целого народа, центром их культуры, был сметен с лица земли. Примеров такого разрушения не было за всю историю войн в Мидкемии. Гай смотрел в сердитое пылающее небо. Он попытался подойти поближе к краю, но был вынужден отступить из-за жара, почти видимым занавесом раскаленного воздуха поднимающегося над скалой. Минуту он стоял, как бы решаясь войти в этот ад и взглянуть на останки города, но затем уступил.

- Ничто не могло выжить в этом взрыве, - сказал Арута. - Должно быть, между крепостью и городской стеной погибли все до единого гоблины и темные братья.

Амос добавил:

- Может, и его ублюдочное превосходительство был пойман со спущенными штанами. Хотелось бы думать, что и его магии есть предел.

Арута возразил ему:

- Умереть могли его солдаты, но, думаю, сам он сумел уцелеть.

- Смотрите! - воскликнул Джимми и показал на небо. .

Висящее над ними облако дыма тлело красным цветом, отражая огонь внизу, так как гигантские столбы пламени все еще поднимались к небесам. На фоне разгневанной стихии видна была летящая по воздуху одинокая фигура всадника верхом на пылающем красном скакуне. Он спускался, как бы кругами сбегая с холма, и, очевидно, направлялся к долине, где располагался лагерь его армии.

- Паршивый сукин сын! - выругался Амос. - Неужели эту навозную муху невозможно уничтожить?

Гай огляделся.

- Не знаю, но сейчас у нас достаточно других забот.

Он начал спускаться вниз. Вскоре они обнаружили, что пещера целиком ушла под землю. Там, где был вход, осталась лишь куча валунов и глубокое ущелье. Они пробирались между камнями, проходя мимо разрушенных укреплений, которые защищали город со стороны гор, и наконец вышли к оврагу, ведущему к ущелью со спрятанными лошадьми.

- В первых четырех или пяти ущельях лошадей разобрали первые отряды, - сказал Гай. - Если мы хотим найти других, то нужно искать дальше.

Арута кивнул:

- Кроме того, нужно выбрать: идти на запад к Вабону или на восток к Высокому замку.

- К Вабону, - ответил Гай. - Если помощь уже выступила, то мы сможем встретить их по дороге. - Он осмотрел местность, выискивая какой-нибудь знак, показывающий, в каком направлении ехать. - Если у Мурмандрамаса здесь и были отряды, то они, скорее всего, сейчас дезорганизованы. Мы еще можем ускользнуть от них.

Амос усмехнулся.

- Даже большие отряды хорошенько подумают, прежде чем встать на пути у отступающей армии. Это не совсем полезно для здоровья.

- Однако, если прижать их в угол, они сражаются как крысы, каковыми и являются, - возразил Гай. - А с первыми лучами света здесь будут тысячи солдат подкрепления. У нас в запасе всего несколько часов.

Звук, донесшийся из ущелья, заставил их взяться за мечи и броситься под защиту осколков скал. Гай знаком приказал всем приготовиться к бою.

Они молча ждали, как вдруг из-за поворота появилась какая-то фигура. Гай бросился вперед, уже в воздухе остановив удар.

- Бриана!

Командир Третьего отряда выглядела слегка ошеломленной, из раны на виске текла кровь. Увидев Гая, она немного расслабилась.

- Протектор, - произнесла она с облегчением. - Нам пришлось повернуть назад. В нижнем конце ущелья мы столкнулись с патрульным отрядом троллей, которые пытались пробиться к своим. Кажется, мы сражались, чтобы пройти мимо друг друга. Затем был взрыв... нас завалило камнями. Не знаю, что случилось с троллями. Думаю, они убежали... - Она показала на свой окровавленный лоб. - Некоторые из отряда были ранены.

- Кто еще с тобой? - спросил протектор. Арута выступил вперед, а Бриана мотнула головой, чтобы стряхнуть усталость, затем махнула рукой, и пламя от пожарища осветило еще двух солдат, один из которых был ранен, и больше десяти детей. Широко раскрытыми испуганными глазами они смотрели на Гая, Аруту и их спутников.

Бриана объяснила:

- Они напоролись на темных братьев в овраге. Мои воины убили их, но мы разошлись. За последний час мы несколько раз подбирали отставших.

Гай сосчитал детей.

- Шестнадцать. - И повернувшись к Аруте, спросил: - И что нам делать?

- Конечно, каждый сам за себя, но мы не можем их бросить, - ответил Арута.

Амос повернулся, насторожившись от какого-то приближающегося звука.

- Что бы мы ни решили, лучше делать это в каком-нибудь другом месте. Идемте.

Гай показал на край оврага, и взрослые стали помогать детям выбраться наверх. Вскоре все оказались над ущельем и пошли на запад.

Арута последним перелез через край и, когда остальные исчезли из виду, стал на колени, прячась за валунами. На тропу вышел отряд гоблинов. Они пытались вернуться на свои позиции и двигались очень осторожно, словно из-за каждого поворота ожидая нападения. По их окровавленному виду было ясно, что они уже повстречались с отступающими воинами Арменгара. Арута дождался, пока дети не отошли на безопасное расстояние, а потом взял камень и кинул его далеко за гоблинов. Камень незамеченным пролетел в темноте над их головами и загремел за спиной. Гоблины резко повернулись и побежали, как будто опасаясь атаки сзади. Арута, не выпрямляясь, нырнул в ущелье и спрыгнул на следующую тропу. Вскоре он догнал человека по имени Шигга, который шел замыкающим.

Шигга повернул голову. Арута прошептал:

- Гоблины.

Копьеносец кивнул, и они пошли вниз по тропе, догоняя отряд маленьких беглецов.

Глава 15 БЕГСТВО

Арута знаком приказал остановиться. Все, включая детей, передвигались, прижимаясь к камням, скрываясь от возможных наблюдателей. Весь отряд присел в ущелье, вдоль которого они шли всю ночь. Приближался рассвет, и после разрушения Арменгара скалы за городом превратились в ничейную землю.

Падение города стало победой Мурмандрамаса, но она обошлась ему намного дороже, чем он ожидал. Горы позади Арменгара были ввергнуты в хаос. Те подразделения, что уже занимали позиции здесь, были перебиты отступающей армией. Большинство троллей и гоблинов покинуло скалы и убежало обратно в лагерь Мурмандрамаса.

В первые часы после падения города Арута и его спутники редко встречали гоблинов или темных братьев, но было очевидно, что Мурмандрамас приказал своим отрядам вернуться обратно на перевалы. Сначала эти отряды не имели четких преимуществ. Между командирами не было согласия, да и солдат, поднявшихся в скалы, было недостаточно, чтобы численно превзойти уходящих арменгарцев. Банды гоблинов и моррелов отправлялись в темные овраги и ущелья за городом, но многие не вернулись обратно. Однако к утру равновесие было поколеблено; вскоре вся территория окажется в руках неприятеля.

Арута оглянулся на прижимающихся друг к другу детей. Несколько самых маленьких совсем выбились из сил от бессонной ночи и неотвязного страха. Мало того, что нужно было найти безопасную дорогу на юг, проблема усугублялась тем, что малыши не могли идти быстро. А ведь на каждом повороте они могли столкнуться с отрядами врага. Дважды они встречали группы своих сограждан, но Гай приказывал им идти своей дорогой, не желая увеличивать отряд. Два раза они натыкались на трупы своих и врагов.

Стук сапог становился все громче, и судя по их количеству, а также отсутствию всякой попытки скрыть свое приближение, это был враг. Арута дал сигнал, и все скрылись в овраге. Арута, Гай, Амос, Бриана и Шигга присели пригнувшись в тени, закрывая собой съежившихся детей. Джимми и Локлир сидели с ними, успокаивая малышей.

Патрульный отряд, возглавляемый моррелом, состоял из троллей и гоблинов. Тролли постоянно принюхивались, но им мешал густой дым. Они прошли мимо оврага, скрывшись в более широкой теснине. Когда отряд прошел, Арута дал знак, и они снова осторожно двинулись вперед, уходя на запад, подальше от патруля.

Вдруг раздался детский крик. Арута и остальные взрослые резко повернулись. Джимми уже прыгнул с мечом в руке на атакующих троллей, Локлир за ним. Арута так и не понял, обнаружили тролли беглецов или просто решили повернуть обратно вдоль той же теснины, однако он знал, что им нужно быстро расправиться с патрулем, иначе прибегут другие.

Арута нанес удар поверх плеча Локлира и убил тролля, теснившего мальчика. Амос и Гай бежали мимо них, и вскоре весь отряд яростно сражался. Шигга метнул копье, поразив еще одного тролля, в то время как моррел оказался один на один с Гаем. Темный эльф узнал протектора Арменгара и радостно закричал:

- Одноглазый!

Он с удвоенным пылом бросился на Гая, оттесняя его, но Локлир повторил прием Аруты, сделав выпад через плечо Гая и заколов моррела.

Сражение закончилось быстро. Пять троллей, столько же гоблинов и моррел лежали на дороге. Арута, тяжело дыша, сказал:

- Хорошо, что ущелье было узким. Если бы они нас окружили, нам вряд ли удалось бы уцелеть.

Гай посмотрел на сереющее небо.

- Нам нужно найти укрытие. Дети уже падают с ног, а поблизости нет ни одного места, куда мы могли бы попасть под прикрытием гор.

В разговор включился Шигга:

- Мой крааль находится совсем недалеко отсюда, так что мне случалось здесь бывать. В миле или чуть больше отсюда есть тропа, ею нечасто пользуются. Она ведет в небольшую пещеру. Может, мы могли бы замаскировать ее. Правда, трудный подъем...

- У нас нет выбора, - сказал Амос.

- Веди нас, - приказал Гай.

Шигга пустился рысью, останавливаясь только, чтобы оглядеться на повороте. Когда он взобрался на скалы рядом с тесниной, начали поднимать детей. Когда последний ребенок стоял наверху и Бриана забралась за ними вслед, с запада раздался крик. Несколько арменгарских воинов сражались с большим числом гоблинов, отступая в сторону Аруты и его спутников.

Гай крикнул Бриане:

- Уведи детей!

Шигга присел, взяв копье наизготовку, а Бриана бегом повела детей к пещере.

Отряд Гая присоединился к арменгарцам, и они заблокировали теснину, не пропуская гоблинов. Гоблины сражались с отчаянной решимостью, и Арута догадался:

- Они от чего-то убегают!

Бой стал еще яростнее, так как гоблины начали прыгать прямо на арменгарцев. Гай приказал медленно отступать, и они шаг за шагом позволяли гоблинам продвигаться вперед. Шигга стоял чуть выше, готовый защитить тропу в пещеру от любого гоблина или тролля, которые решат лезть вслед за детьми, а Бриана уводила малышей все выше и выше. Однако гоблины не обращали на них внимания, отчаянно пытаясь пробиться сквозь отряд Гая.

Послышался крик с другой стороны, и несколько крайних гоблинов начали сражаться с каким-то другим врагом. Гоблины остановились, так как попали в ловушку между двумя отрядами.

Позади Аруты раздался вопль, который заставил его обернуться. Джимми и Локлир смотрели назад, а из-за дальнего поворота появился еще один отряд гоблинов. Не колеблясь ни минуты, Арута крикнул:

- Вверх! Бежим!

Вместе с мальчиками он прыгнул вверх на скалу и стал наносить удары сверху вниз, чтобы дать Амосу и Гаю возможность вскарабкаться наверх. Теперь Арута увидел, от кого убегал первый отряд гоблинов. Наверху с гоблинами яростно сражались гномы. За гномами можно было разглядеть двоих эльфов с луками - они стреляли через головы своих более низких товарищей. Арута узнал одного из эльфов.

- Галейн!

Эльф поднял голову и помахал рукой. Забросив лук за плечо, он прыгнул через гряду, едва не задев тех, кто сражался внизу в теснине. Вторым длинным прыжком он перемахнул через овраг и приземлился рядом с Арутой.

- Мартин ушел в Вабон! А вы как, в порядке?

Арута кивнул и глубоко вздохнул.

- Да, но город пал.

- Мы знаем, - сказал эльф. - Взрыв был виден за многие мили. Мы всю ночь встречали беженцев. Большинство гномов под командой Долгана создали нечто вроде коридора вдоль верхней тропы. - Он показал на главную тропу, по которой они шли в Арменгар. - Большинство отступавших пройдет.

- Там в пещере наверху дети, - сказал Гай. Он помахал Шигге, который все еще сидел на другой стороне теснины.

Галейн крикнул другому эльфу:

- Ариан! Там наверху дети.

Он показал на пещеру. В сражение вступил второй отряд гоблинов, и разговор на время прекратился. Нет сколько гоблинов попытались взобраться на скалы, но Амос ткнул мечом одного прямо в морду, Джимми пронзил второго. Остальные передумали и вернулись на тропу.

Минутное затишье в сражении позволило Ариану сообщить:

- Мы выводим их из пещеры!

Эльф продолжал стрелять по гоблинам, а двое гномов поднялись вверх по тропе, чтобы помочь Бриане и Шигге вывести детей.

Галейн объяснил:

- Калин послал наш отряд к Каменной Горе, чтобы присутствовать на коронации Долгана. Когда прибыл Мартин и рассказал нам о том, что здесь происходит. Долган тут же приказал выступать. Ариан и я решили присоединиться к гномам, а остальные вернулись в Эльвандар, чтобы предупредить о походе Мурмандрамаса. С уходом Томаса Калин не может оставить наши леса без защиты, но, думаю, он пошлет отряд лучников, чтобы помочь гномам перевести выживших через горы. Гномы прочно удерживают коридор от самого Провала Инклиндель и до ущелья, что примерно в миле к западу отсюда. Воины Долгана сейчас всюду, так что какое-то время здесь будет очень оживленно.

Гномы удерживали противника у отвесной скалы, пока те, что были наверху, передавали детей двум гномам внизу, которые быстро уводили их подальше от сражения. Джимми потянул Гая за рукав и показал на отряд троллей, которые подбирались снизу. Гай оглянулся и, увидев, что между ним и гномами больше дюжины гоблинов, показал на восток. Он помахал Бриане и Шигге, показывая, что им следует уходить вместе с детьми. Затем все, кто остался с Гаем, быстро вскарабкались вверх позади гоблинов и спрыгнули на тропу. Добежав до последнего перекрестка, который прошли несколько минут назад, они повернули в мелкое ущелье и нырнули в то же укрытие, где прятались раньше.

- Те тролли, что подбираются снизу, не дадут нам присоединиться к гномам, - сказал Гай. - Возможно, нам удастся спуститься ниже и обойти их.

Галейн отметил:

- Там все очень хаотично. Я шел с головным отрядом армии Долгана, и он довольно далеко оторвался от основных сил. Сейчас гномы начинают отходить. Так что если мы быстро не перехватим их, то нас отрежут.

Дальнейший разговор был прерван криками сверху: на гномов обрушились новые отряды Мурмандрамаса. Гай дал сигнал, и его спутники, пригнувшись, отошли глубже в ущелье. Пройдя несколько сотен ярдов. Гай спросил:

- А где мы?

Они переглянулись и поняли, что пошли в другую сторону и теперь находились где-то к западу от пещеры, через которую вышли из города. Джимми посмотрел вверх, поднялся и быстро пригнулся. Он показал:

- В той стороне небо все еще яркое, так что там, наверное, и находится город.

Гай тихо выругался.

- Мы не так уж далеко ушли. И я не знаю, куда выходит, это ущелье.

Арута посмотрел на бледнеющее небо.

- Нам лучше отправляться в путь.

Они быстро пошли прочь, не зная наверняка, куда направляются, но твердо помня, что если их схватят, то это конец.

- Всадники, - прошептал Галейн, вернувшись из разведки. Арута и Гай одновременно вскинули головы, и эльф добавил: - Люди-отступники. Шесть человек. Разлеглись у костра. Можно подумать, что это пикник.

- Какие-нибудь признаки, что вокруг еще кто-то есть? - спросил Гай.

- Ничего. Я заметил какое-то движение дальше на западе, но, думаю, мы зашли далеко на территорию Мурмандрамаса. Если судить по этим лентяям у костра, то здесь все было спокойно.

Гай провел большим пальцем у горла. Арута кивнул. Амос вытащил нож и знаком показал мальчикам, что надо окружить лагерь. Все двинулись вперед, слегка пригнувшись, пока Джимми не дал сигнал: они с Локлиром забрались на утес над тропой. Сквайры передвигались быстро и тихо, а Арута, Амос, Галейн и Гай ждали внизу. Они услышали крик и кинулись вперед.

Юноши прыгнули на часового, стоявшего на краю небольшого лагеря, и пятеро сидевших у костра повернулись в их сторону. Трое умерли, не успев осознать, что случилось, а оставшиеся двое быстро последовали за ними. Гай огляделся.

- Снимите с них плащи. Если начнут задавать вопросы, то быстро поймут, кто мы такие, но если держаться гряды, то часовые могут подумать, что мы часть отряда, выискивающего беглецов.

Мальчики надели голубые плащи поверх арменгарских коричневых кожаных доспехов. Арута оставил свой собственный голубой плащ, Амос взял себе зеленый, а Гай остался в черном. Считалось, что арменгарцы одеваются только в коричневое, так что цвета плащей могли ненадолго ввести врагов в заблуждение. Арута кинул серый плащ Галейну и сказал:

- Держи и попытайся выглядеть похожим на темного брата.

Эльф сухо ответил:

- Арута, ты даже не представляешь, какому испытанию подвергаешь нашу дружбу, произнося такие слова. Нужно, чтобы Мартин объяснил тебе.

Арута улыбнулся:

- С удовольствием, если это будет дома, за бокалом вина рядом с родными.

Тела свалили в лощину. Джимми влез на гряду прямо над лагерем, затем забрался еще выше и встал, чтобы посмотреть, где они находятся.

- Черт! - выругался он, спрыгнув вниз.

- Что такое? - спросил Арута.

- Патрульный отряд в полумиле отсюда вниз по тропе. Они не торопятся, но едут сюда. Около тридцати всадников.

- Нужно немедленно уходить, - сказал Гай, и они вскочили на захваченных лошадей.

Тронув лошадь, Арута сказал:

- Галейн, у меня не было возможности спросить о тех, кто ушел вместе с Мартином. - Он не задал вопрос прямо.

- До Каменной Горы добрался только Мартин. - Галейн пожал плечами. - Мы знаем, что друг детства Лори погиб, - сказал он о Роальде, по эльфийской традиции не называя имени умершего. - О Лори и Бару Убивающем Змей нам ничего не известно.

Арута смог только кивнуть. Он сожалел о смерти Роальда. Воин был верным товарищем. Однако его сильно встревожило отсутствие сведений о судьбе Лори. Арута подумал о Каролине. Ради нее он надеялся, что с Лори все в порядке. Но беспокойство пришлось отложить из-за более насущных проблем. Арута показал, чтобы Галейн вел отряд вперед.

Они двигались на восток, по возможности выбирая тропу, уходящую выше в горы. Галейн ехал впереди, и они действительно напоминали отряд людей-отступников с моррелом во главе.

На развилке двух дорог они вновь увидели город. Он представлял собой дымящиеся обломки у подножия горы. Кратер, образовавшийся на месте хранилища, все еще извергал черный дым. Камни утеса, казалось, светились в утреннем сумраке.

- Неужели от хранилища ничего не осталось? - удивился Гай.

Амос с каменным лицом посмотрел вниз.

- Оно было там, - ответил он, показывая на какое-то пятно у основания.

В глубокой шахте под скалами продолжало гореть озеро с .нефтью. В городе не осталось ничего, что напоминало бы хранилище, или внутреннюю стену, или ров и первые кварталы домов. Ближайшие к крепости различимые здания представляли собой не более, чем груду камней. Нетронутой осталась лишь внешняя стена, если не считать взорванной навесной башни. Амос произнес:

- Ничего не осталось. Арменгара больше нет.

Не уцелело ни одного здания, а весь склон горы был окутан иссиня-черным дымом. Количество мертвых тел за стеной ужасало.

Было очевидно, что, захват города дорого обошелся Мурмандрамасу, но его войско господствовало на равнине. Отряды перестраивались, на ветру развевались знамена - моррельский военачальник приказал двинуть армию в поход.

Амос плюнул.

- Смотрите, у него в запасе войско, которое превышает то, что он бросил на нас!

Арута устало сказал:

- Он потерял почти пятнадцать тысяч солдат...

- И у него все равно осталось более тридцати пяти, чтобы двинуть на Тайр-Сог, - перебил его Гай.

Колонны двинулись, выслав вперед конную разведку. Гай внимательно осмотрел равнину.

- Черт меня побери! Он идет не на юг! Он ведет армию на восток!

Арута посмотрел на Амоса, а потом на Гая.

- Но это же бессмысленно. Он смог бы оттеснить гномов на запад и задержать, пока не дойдет до Вабона.

Джимми задумчиво произнес:

- А на востоке...

- ...находится Высокий замок, - закончил за него Арута.

Гай кивнул.

- Он переправится через Пропасть Головореза и выйдет прямо к гарнизону замка.

- Но зачем? - удивился Арута. - - Он за несколько дней расправится с Высоким замком и останется в центре пустынного нагорья, где укрыться негде. Там нет ничего, что стоило бы захватить.

Гай задумался:

- Если он пойдет прямо на юг, то меньше чём через месяц доберется до Сумрачного леса.

- Сетанон, - предположил Арута.

- Непонятно, - сказал Гай. - Он сможет взять его без всяких затруднений. Гарнизон города - не более, чем рота почетного караула. Но что потом? Он перезимует, добывая продовольствие в Сумрачном лесу и захватив городские запасы, но весной с востока на него обрушится Лиам, а с запада подойдут твои войска. Он окажется между молотом и наковальней, причем отступать придется за пять сотен миль через горы. Это же полный абсурд!

Амос опять плюнул.

- Не стоит недооценивать этого мусорщика. Он что-то задумал.

Галейн внимательно огляделся.

- Давайте отправляться. Если Мурмандрамас точно движется на восток, нам не удастся обойти его и добраться до Инклинделя. Выходит, патруль, что мы видели, на самом деле отряд разведки. Они будут идти прямо за нами, оставаясь на пути следования основных сил.

Гай кивнул:

- Нам нужно добраться до Пропасти Головореза раньше его передовых отрядов.

Арута пришпорил коня, и они поехали на восток.

Весь остаток дня им удавалось продержаться впереди солдат Мурмандрамаса. Изредка вдалеке на равнине показывались отряды, откалывающиеся от основных сил, и было видно, что кто-то движется выше. Но тропа начала спускаться, и на закате Арута сказал:

- Если мы будем и дальше двигаться в сторону равнины, то выйдем прямо на вражеские пикеты.

- Если мы будем продолжать двигаться и ночью, - возразил Гай, - то, возможно, выйдем к лесу у подножия гор. А если мы обогнем гору и проскачем всю ночь, то войдем в этот лес. Думаю, что даже Мурмандрамас не осмелится послать большие отряды солдат в Эддерский лес. Ему легче обойти его. Эддер - не самое безопасное место, но там для нас найдется укрытие. А если ехать всю ночь, то, может, нам удастся оторваться на безопасное расстояние.... по крайней мере, безопасное от них.

Джимми и Локлир неодумевающе переглянулись, и Джимми спросил:

- Амос, о чем это он?

Амос взглянул на Гая, и тот кивнул.

- Эддер - опасное место, ребята. Мы можем... могли валить лес на три мили в глубину. Можно было заходить немного дальше во время охоты. Но в глубине... ну, мы не знаем, что там такое. Даже гоблины и темные братья обходят это место стороной. Те, кто заходил далеко в лес, не возвращались. И мы не знаем, почему. Эддерский лес очень велик, так что там может прятаться что угодно.

- Тогда мы попадем из огня да в полымя, - заметил Арута.

- Может быть, - ответил Гай. - Но если мы поедем на равнину, то знаем, с кем нам придется иметь дело.

- А может мы смогли бы проскользнуть мимо в этой одежде, - предложил Джимми. Ему ответил Галейн:

- Это невозможно, Джимми. Любой моррел узнает эледела с первого взгляда. Мы об этом нечасто говорим, но поверь мне на слово. Мы мгновенно распознаем друг друга.

Амос пришпорил коня.

- Значит, делать нечего. Вперед, в лес!

Через темный лес они ехали как можно тише, словно предчувствуя беду. Снизу раздавалось эхо криков: это армия Мурмандрамаса располагалась лагерем на равнине. Арута подсчитал, что если ехать всю ночь, то к рассвету они смогли бы далеко обогнать ее, а к полудню выехать из леса на равнину и набрать скорость. Добравшись до Пропасти Головореза и лорда Брайана, барона Высокого замка, они могли бы задержать продвижение вражеской армии через плоскогорье и Сумрачный лес.

Джимми пришпорил коня и догнал Галейна.

- У меня появилось странное ощущение.

Эльф тихо ответил:

- У меня тоже. Но в этом лесу есть что-то знакомое. Никак не могу понять, что именно. - А потом с типично эльфийским юмором добавил: - Но оно и понятно: ведь меня можно назвать совсем юнцом, мне всего сорок лет.

Отвечая на шутку, Джимми промолвил:

- Да, совсем младенец.

Гай ехал бок о бок с Арутой.

- Может, нам удастся добраться сегодня до Высокого замка. - Он помолчал и наконец добавил: - Арута, мое возвращение в Королевство ставит новые проблемы.

Арута понимающе кивнул, хотя в темноте это трудно было разглядеть.

- Я поговорю с Лиамом. Думаю, что в Хайкасле я смогу освободить вас под честное слово. Вы будете находиться под моей охраной, пока мы во всем не разберемся.

- Я забочусь не о своей судьбе, - пояснил Гай. - Я отвечаю за то немногое, что осталось от народа Арменгара, который пытается попасть в Вабон. Я просто... просто хочу быть уверен, что о них позаботятся. - В его голосе слышалось отчаяние. - Я поклялся отстроить Арменгар заново. Но мы оба знаем, что этому не суждено осуществиться.

- Мы придумаем что-нибудь, чтобы вернуть ваш народ в Королевство, Гай, - заверил его Арута. (Ун посмотрел на скрытого темнотой всадника. - А что будет с вами?

- Это меня мало волнует. Но... попробуй походатайствовать перед Лиамом за Арманда... если, конечно, он останется жив. Он прекрасный военачальник и прирожденный лидер. Если бы я получил корону, он стал бы следующим герцогом Бас-Тайры. У меня нет сына, так что лучшего я бы не смог желать. Если мы справимся с тем, что нас ожидает, тебе пригодится такой человек, Арута. Единственная его вина состоит в непомерном чувстве личной преданности и чести.

Арута пообещал обдумать эту просьбу, и оба погрузились в молчание. Они продолжали ехать до полуночи, и только тогда решили остановиться на отдых. Пока лошади отдыхали. Гай подошел к Галейну:

- Мы зашли в лес дальше, чем кто-либо из вернувшихся отсюда арменгарцев.

- Я буду настороже, - отвечал Галейн. Он пристально посмотрел в лицо протектора. - Я слышал о тебе. Гай де Бас-Тайра. В прошлый раз о тебе отзывались как о человеке, которому мало доверяли, - сказал он с обычной для эльфов сдержанностью в оценках. - Но, похоже, ситуация изменилась. Он кивнул на Аруту.

Гай мрачно улыбнулся:

- На данный момент да. Судьба и обстоятельства приводят к заключению самых неожиданных союзов.

- Это верно, - ухмыльнулся эльф. - Ты думаешь так же, как эльфы. Я бы хотел когда-нибудь услышать эту историю.

Гай кивнул. К ним подошел Амос.

- Я что-то слышал в той стороне.

Гай посмотрел в ту сторону. А затем, обернувшись, обнаружил, что Галейн исчез.

Арута подошел поближе.

- Я тоже что-то слышал, как и Галейн. Он скоро вернется.

Гай присел, не расслабляясь.

- Будем надеяться, ему это удастся.

Джимми и Локлир молча ухаживали за лошадьми. Джимми изучающе смотрел на друга. В темноте было трудно разглядеть выражение его лица, но он знал, что Локлир еще не оправился от смерти Бронуин. Джимми ощутил странное чувство вины: он не думал о Кристе с того самого момента, как ушел со стены. Джимми попытался стряхнуть раздражение. Разве они не были любовниками по взаимному желанию и добровольно? Разве они что-нибудь обещали друг другу? И да, и нет, но Джимми был уязвлен собственной черствостью. Он желал Кристе только добра, но не видел смысла беспокоиться. Она могла позаботиться о себе, ее с детства воспитывали как воина. Нет, не то. Джимми беспокоили его собственные чувства, вернее отсутствие участия в судьбе девушке. Он смутно ощущал, что так не должно быть, и начал раздражаться. Ему достаточно пришлось поволноваться после ранения Аниты и мнимой смерти Аруты. Впутываться в чужие мысли было очень накладно. Наконец раздражение переросло в гнев.

Он подошел к Локлиру и, грубо схватив его за плечо, развернул к себе.

- Перестань! - прошипел он.

Локлир удивленно раскрыл глаза:

- Что перестать?

- Молчать, черт побери. Бронуин умерла, и в этом нет твоей вины.

Выражение лица Локлира не изменилось, но глаза его заблестели, и слезы медленно потекли по щекам. Вырвавшись из рук Джимми, он тихо произнес:

- Лошади.

И с глазами, полными слез, отошел в сторону. Джимми вздохнул. Он не знал, что побудило его так поступить, но внезапно понял, что совершил глупый и бессмысленный поступок. Он попытался представить, как сложится судьба Кристы, если, конечно, ей удалось остаться в живых. Вернувшись к лошадям, он постарался справиться с душевным волнением. Прибежал Галейн.

- Там далеко в лесу свет. Я попробовал подойти поближе, но услышал, что кто-то идет. Звуки были тихими, но они приближаются к нам.

Гай направился к своей лошади, остальные последовали его примеру. Галейн сел в седло и, когда все были готовы, показал рукой.

- Нужно ехать к краю леса, как можно дальше от света, но чтобы нас не обнаружили солдаты Мурмандрамаса, - прошептал он,

Он пришпорил коня и двинулся вперед. Не проехал он и десятка шагов, как кто-то спрыгнул на него с дерева и стащил с седла.

Тут же с деревьев посыпались другие нападающие, и скоро все всадники лежали на земле. Арута перекатился, быстро встал на ноги, сжимая в руке рапиру. Он с ненавистью вглядывался в противника, который был похож на эльфа, затем заметил, как стоящий позади лучник натянул тетиву лука, и с чувством обреченности подумал: неужели так все и закончится? Значит, пророчество было ложью.

Сваливший Галейна воин схватил его за тунику и уже занес нож, но остановился.

- Эледел!

За этим словом последовала целая фраза на незнакомом Аруте языке.

Сражение остановилось, но спутников Аруты крепко держали чьи-то руки, а напавший на Галейна помог ему подняться. Они быстро заговорили, Галейн показывал на Аруту и других своих спутников. Его собеседники, одетые в серые плащи с капюшонами, кивнули и показали на восток.

- Нам надо идти с ними, - сказал наконец Галейн.

Арута тихо спросил его:

- Они думают, что мы отступники, а ты - один из них?

На лицеэльфа не было больше обычной сдержанности, его смущение было заметно даже в темноте.

- Я не знаю, что за чудо мы повстречали, Арута, но это не моррелы. Это эльфы. - Он оглядел поляну. - И я никогда в жизни таких не встречал.

Их привели к старому эльфу, который сидел в деревянном кресле, установленном на помосте. Поляна была большой: семьдесят с лишним футов в ширину, и со всех сторон стояли или сидели эльфы. Вокруг раскинулась небольшая деревня с деревянными постройками, которым недоставало красоты и изящества Эльвандара. Арута осмотрелся. Эльфы были одеты очень необычно. На многих были серые плащи, такие же, как на моррелах, воины носили разнообразные кожаные доспехи и меха. На шее у многих висели странного вида украшения из меди и латуни с необработанными камнями и ожерелья из зубов каких-то животных. Их оружие было грубым, но грозным, и совсем не походило на красивые изделия эльфийских мастеров, которые Арута видел раньше. Было очевидно, что это эльфы, но судя по облику варвары, и это сильно беспокоило Аруту. Принц прислушался к тому, что говорил старому эльфу тот, кто захватил их.

- Арон Эаранорн, - прошептал ему на ухо Галейн. - Это означает "Король Красное Дерево". Они называют его королем.

Король жестом приказал подвести пленников и заговорил с Галейном.

- Что он сказал? - спросил Арута.

- Я сказал, что если бы мы не узнали вашего друга, то вы, скорее всего, были бы уже мертвы, - сказал король.

- Вы говорите на королевском наречии? - удивился Арута.

- А также на арменгарском, - сказал старик. - Мы говорим на языках людей, но не имеем с ними ничего общего. Языки мы выучили давно от тех, кого захватывали в плен.

- Значит, это вы убивали моих людей! - гневно воскликнул Гай.

- А кто ты? - спросил король.

- Я Гай де Бас-Тайра, протектор Арменгара.

Король кивнул.

- Я слышал о тебе, Одноглазый. Мы убиваем любого, кто входит в наш лес, будь то человек, гоблин, тролль или даже наш темный брат. Вне Тауреддера у нас есть только враги. Но это, - он показал на Галейна, - для нас новость. - Он внимательно посмотрел на эльфа. - Я хочу знать, кто ты и из какого рода.

- Я Галейн, сын того, кто был братом того, кто правил, - отвечал тот, по эльфийскому обычаю, не упоминая имен умерших. - Мой отец происходил от того, кто прогнал моррелов из наших домов. Я двоюродный брат принца Калина и племянник королевы Агларанны.

Эльф прищурил глаза, глядя на Галейна.

- Ты говоришь о принцах, но мой сын был убит троллями семьдесят зим назад. Ты говоришь о королевах, но мать моего сына была убита во время битвы за Нельдарлод, когда наши темные братья в последний раз пытались нас уничтожить. Ты говоришь о непонятных вещах.

- Ты тоже, король Эаранорн, - ответил Галейн. - Я не знаю, где находится Нельдарлод, о котором ты говоришь, и я никогда не слышал, чтобы наш народ жил севернее Великих гор. Я говорю о тех, кто живет в нашем доме, в Эльвандаре.

- Бармэлиндар! - воскликнули эльфы.

- Что значит это слово? - спросил Арута.

- Оно значит "золотой дом - место - земля", - сказал ему Галейн. - Это страна чудес. Они думают, что она есть только в сказках.

Король промолвил:

- Эльвандар! Бармэлиндар! Ты говоришь о легендах. Наш древний дом был разрушен в Дни Гнева Безумных Богов.

Галейн помолчал, как будто размышляя. Наконец он повернулся к Аруте и Гаю.

- Я собираюсь попросить, чтобы вас увели отсюда. Я должен буду говорить о вещах, о которых мне не хватает мудрости решить, можно ли говорить при вас. Я буду говорить о тех, кто ушел к Благословенным островам и о позоре нашего народа. Надеюсь, вы поймете меня. - Он повернулся к королю. - Я буду говорить о вещах, слышать которые могут только эледелы. Ты отведешь моих друзей в безопасное место, пока я говорю?

Король кивнул и махнул паре стражников, которые отвели пятерых людей на другую поляну. Там сидеть было негде, разве что на земле, поэтому они опустились на влажную почву. Они не слышали, о чем говорил Галейн, но различали слабый звук его голоса, доносимый ночным ветром. Эльфы держали совет несколько часов, и Арута задремал.

Подошел Галейн и попросил всех встать.

- Я говорил о вещах, которые, как мне казалось, забыл: старая история, ее эльфам рассказывают заклинатели. Думаю, они мне поверили, но были поражены.

Арута посмотрел на двух стражей, ожидавших в стороне, уважая желание Галейна поговорить с друзьями наедине.

- А кто эти эльфы?

- Я помню, что когда ты и Мартин проходили через Эльвандар по пути в Морелин, - сказал Галейн, - Тэйтар рассказал вам о позоре нашего народа, о той убийственной войне, которую вели моррелы против гламрелов. Я считаю, что эти эльфы - потомки спасшихся гламрелов. Они все - эльфы, совершенно точно не моррелы, но у них нет ни хранителей знания, ни заклинателей. Их культура варваризировалась, они одичали. Многие из умений моего народа были ими утеряны. Не знаю. Быть может, те, кто выжил в последней битве, когда Мурмандрамас впервые возглавил моррелов, пришли в эти леса и нашли здесь убежище. Король говорил, что они долгое время жили в Нельдарлоде, что означает "Буковая роща", следовательно они сравнительно недавно пришли в Эддерский лес.

- Они жили здесь достаточно долго, чтобы арменгарцы не могли охотиться здесь или заготавливать лес, - возразил Гай. - По крайней мере, три поколения.

- Я говорю об эльфийском понимании времени, - ответил Галейн. - Они живут здесь уже более двухсот лет. - Он оглянулся на двух стражей. - И я не думаю, что они полностью освободились от наследия гламрелов. Они более воинственны и агрессивны, чем мы в Эльвандаре, почти как моррелы. Не знаю. Король, кажется, в затруднении. Сейчас он совещается со старейшинами, и думаю, что через день или два мы узнаем, что они решили.

Арута в тревоге посмотрел на него:

- Через день или два Мурмандрамас опять окажется между нами и Пропастью Головореза. Нам нужно уходить сегодня.

- Я пойду к Совету, - сказал Галейн. - Может, я смогу объяснить им кое-что о том, как живет мир за пределами леса.

Потом он ушел, а они остались сидеть. Им оставалось только ждать.

Прошло почти полдня, прежде чем Галейн вернулся.

- Король отпускает нас. Он даже даст нам провожатых, они доведут нас до долины, что выходит к Пропасти Головореза. Там есть прямая тропа, так что мы будем там раньше армии Мурмандрамаса. Им ведь придется обходить лес, а мы пройдем прямо через него.

- Я волновался, что у нас будут неприятности, - признался Арута.

- Так оно и было. Вас должны были убить, они только не могли решить, что же делать со мной.

- Почему же они передумали? - спросил Амос.

- Из-за Мурмандрамаса. Стоило мне упомянуть его имя, и это подействовало так, словно палкой разворошили осиное гнездо. Они утеряли многие знания, но это имя помнят. У меня не осталось сомнений, что мы нашли потомков гламрелов. Судя по количеству собравшихся на Совет, думаю, поблизости живет всего около трех или четырех сотен. В более отдаленных местах есть еще, и достаточно много, чтобы их никто не тревожил понапрасну.

- Помогут ли они, если придется драться? - спросил Гай.

Галейн покачал головой.

- Не знаю. Эаранорн хитер. Если он захочет привести свой народ в Эльвандар, мы примем их, но с осторожностью. В них еще слишком много жестокости. Пройдут годы, прежде чем все успокоится. Он также понимает, что в Совете истинной королевы эльфов он сможет занять лишь очень скромное место, ведь он даже не заклинатель. Конечно, его бы включили в Совет - акт вежливости по отношению к старейшему из эльфов, живущих в Эддерском лесу. Но здесь он король. Бедный, но все-таки король. Нет, это все непросто. Но мы, эльфы, готовы провести годы, решая эту проблему. Я дал Эаранорну ясные указания, как найти Эльвандар, так что если его народ захочет вернуться в родной лес, он сможет это сделать. Все зависит от того, захотят ли они. А нам пока надо идти в Высокий замок.

Арута поднялся на ноги и сказал:

- Хорошо. У нас стало на одну проблему меньше. Джимми пошел следом за Арутой к лошадям.

- Можно подумать, будто те, что у нас остались, просто пустяки какие-то.

Амос засмеялся и похлопал мальчиков по плечам.

Лошади чуть не падали от усталости: Арута и его спутники гнали их изо всех сил вот уже неделю. Усталые животные шли медленно, и Арута понимал, что они ненамного обогнали неприятеля. Всего днем раньше они заметили дым костра за спиной: это разведчики Мурмандрамаса стали на ночь лагерем. Они не таились, и это показывало, с каким презрением они относятся к гарнизону, что стоял между ними и Королевством.

Пропасть Головореза находилась на южном конце широкой долины на отрогах гор Зубы Мира. Большая ее часть была покрыта валунами и густо поросла кустарником. Ближе к Пропасти кустарник исчез, долина оголилась, на ней не нашлось бы ни единого прикрытия. Вокруг была только выжженная земля. Джимми и Локлир оглядывались по сторонам, а Гай заметил:

- Мы добрались до границы дозора замка. Должно быть, ему приходится из года в год поджигать кустарник, чтобы никто не мог приблизиться под его прикрытием.

К концу шестого дня после выхода из Эддерского леса долина начала сужаться, и путники вошли в ущелье. Арута приостановил свою лошадь, чтобы осмотреться.

- Помните, как Роальд рассказывал, что тридцать наемных солдат сдерживали здесь двести гоблинов?

Джимми кивнул, вспоминая о веселом товарище. В ущелье они въехали молча.

- Стойте и назовите себя! - послышался крик со скалы над ними.

Арута и его спутники остановили лошадей и подождали того, кто их окликнул. Из-за скалы на самом краю ущелья вышел человек в белой накидке с вышитой на ней красной каменной вершиной, которую несмотря на сумерки все еще можно различить. По краям Пропасти поднялись лучники, а из узкой расщелины выехал отряд всадников.

Арута медленно вытянул руки вперед.

- Я Арута, принц Крондора.

Послышался смех, и командир лучников сказал:

- А я твой брат король. Просто и ясно, отступник, но принц Крондора лежит в семейном склепе в Рилланоне. И если бы вы не были заняты тем, что подносили оружие гоблинам, вы бы об этом слышали.

В ответ Арута потребовал:

- Отведите меня к лорду Брайану в Высокий замок!

Командир всадников подъехал к принцу:

- Руки за спину, вот так, молодец.

Арута снял правую латную перчатку и показал свой перстень. Командир внимательно посмотрел на него и крикнул:

- Капитан! Вы видели королевскую печать Крондора?

- Орел, летящий над горной вершиной.

- Ну так вот, принц он или нет, но у него кольцо с печатью. - Он посмотрел на остальных пленников. - И с ними эльф!

- Эльф? Ты хочешь сказать темный брат.

Солдат смутился.

- Вы лучше подойдите сюда, сэр. - И повернулся к Аруте: - Через минуту мы все выясним... ваше высочество, - на всякий случай добавил он тихо.

Капитану потребовалось несколько минут, чтобы спуститься в ущелье. Он подошел к Аруте и внимательно посмотрел ему в лицо.

- Похож, но, могу поклясться, что принц никогда не носил бороды.

И тут вмешался Гай:

- Неудивительно, что Арманд послал тебя сюда, Уолтер Гайлденхольт. Но ты и здесь не поумнел.

Капитан долго смотрел на Гая.

- Черт меня подери! Это же герцог Бас-Тайры! - воскликнул он.

- А это принц Крондора.

Человек по имени Уолтер переводил взгляд с одного на другого:

- Но вы же умерли, или, по крайней мере, так говорилось в королевской депеше. А что до вас, ваша светлость, то в Крондор должна вернуться только ваша голова.

- Отведите нас к Брайану, там мы все выясним, - велел Арута. - Его светлость находится под моей защитой, как и все остальные. А теперь, может, прекратим этот ненужный разговор и поедем дальше? Прямо за нами в дне или чуть больше пути идет целая армия гоблинов и темных братьев. Думаю, Брайану захочется узнать об этом пораньше.

Уолтер Гайлденхольт жестом приказал командиру всадников повернуть обратно.

- Отведи их к барону Высокого замка. А когда там разберутся, приезжай обратно, расскажешь, что, черт возьми, происходит.

Арута отложил бритву. Проведя рукой по гладким щекам, он закончил свой рассказ:

- И вот мы покинули эльфов и приехали прямо сюда.

Брайан, барон Высокого замка и начальник гарнизона в Пропасти Головореза, сказал:

- Это просто невероятно, ваше высочество. Если бы я не видел вас собственными глазами, да еще с де Бас-Тайрой, то не поверил бы ни слову. Все Королевство считает вас мертвым. По просьбе короля мы провели день поминовения. - Он сел, не отводя глаз от уставших путников, пока они ели и приводили себя в порядок в комнатах, которые он предоставил Аруте и его отряду. Старый воин держался очень прямо, как на параде. Он и выглядел скорее как парадный генерал, чем боевой командир.

Амос, который был занят тем, что глотал вино из фляги, засмеялся:

- Такие отряды лучше проводить, пока еще жив, чтобы иметь возможность ими насладиться. Какая жалость, что ты все пропустил, Арута.

- Сколько у вас здесь моих людей? - спросил Гай.

- Большинство ваших офицеров отослали в Северный форт и к Железному перевалу, - ответил барон, - но здесь осталось двое лучших: Болувин де ла Тровилль и Энтони дю Масиньи. Еще кое-кто есть в Бас-Тайре. Гайль Мартине-Риме правит вашим городом в качестве барона де Корвиса.

- Он, без сомнения, предпочел бы стать герцогом, - заметил Гай.

- Брайан, - сказал Арута, - всех нужно эвакуировать к Сетанону. Именно туда идет Мурмандрамас, и городу пригодились бы солдаты. Вам не удержать Пропасть.

Барон долго молчал, а потом решительно заявил:

- Нет, ваше высочество.

- Ты говоришь нет принцу? Ха!

Барон метнул косой взгляд в сторону Амоса и сказал Аруте:

- Вы знаете мои права и обязанности. Я присягал вашему брату и никому более. Мне поручен этот проход. И я не покину своего места.

- Боже мой! - воскликнул Гай. - Вы что, нам не верите? Сюда идет более чем тридцатитысячная армия, а у вас здесь сколько? Одна или две тысячи солдат, разбросанных по горам чуть не до самого Северного форта и Тайр-Сога! Да он же в полдня расправится с вами!

- Это вы так говорите. Гай. У меня нет достоверной информации, что так оно и есть.

Арута в изумлении онемел.

- Теперь ты называешь принца лжецом! - возмутился Амос.

Брайан проигнорировал слова Амоса.

- Я не сомневаюсь, что вы видели на севере большие отряды темных братьев, но вряд ли там тридцать тысяч. Мы уже много лет сражаемся с ними и знаем, что они не собираются в большие армии: не больше двух тысяч под командой одного предводителя. С таким числом мы легко справимся.

Гай едва сдерживался.

- Брайан, вы что, спали что ли, пока Арута говорил? Разве он не сказал, что мы не смогли удержать город со стеной в шестьдесят футов высотой, подойти к которому можно было лишь с одной стороны и который под моей командой защищали семь тысяч опытных солдат?

- А разве не он признан лучшим военным умом Королевства? - добавил Арута.

Барон ответил:

- Я знаю о вашей репутации, Гай, и вы хорошо показали себя в войне с Кешем. Но мы, приграничные бароны, сталкиваемся с из ряда вон выходящими ситуациями каждодневно. Думаю, мы сможем справиться с этими темными братьями. - Барон оттолкнулся рукой от стола и двинулся к двери. - А теперь, если вы меня извините, у меня много дел. Можете отдыхать столько, сколько пожелаете, но помните, что здесь командующий я и буду им, пока меня не снимет король. А сейчас, думаю, вы хотите отдохнуть. Через два часа прошу вас разделить со мной и моими офицерами наш скромный ужин. Я пришлю стражника разбудить вас.

- Да он просто идиот! - воскликнул Амос, когда барон вышел.

Гай сидел, подперев голову рукой.

- Нет, Брайан просто выполняет свой долг так, как считает нужным. К сожалению, он не военный человек. Он получил патент от Родрика чуть ли не в качестве шутки. Он южанин, один из придворных без опыта ведения военных действий. И с гоблинами у них здесь было не так уж много проблем.

- Когда я был маленьким, он однажды приезжал в Крайди, - вспомнил Арута. - Тогда он мне показался таким франтом! "Приграничные бароны", - сказал он с горькой иронией.

- Пусть поступает, как хочет, - произнес Гай. - У него в основном служат такие нарушители спокойствия, как Уолтер Гайлденхольт. Арманд прислал его сюда пять лет назад за воровство из отрядной кассы. До этого он был старшим лейтенантом. К тому же, - добавил Гай, - благодаря политическим разногласиям здесь есть и хорошие воины. Болдуин де ла Тровилль и Энтони дю Масиньи - оба первоклассные офицеры. К своему несчастью они остались верны мне. Уверен, что это Келдрик предложил Лиаму послать их на границу.

- И что нам это даст? - спросил Амос. - Не поднимать же мятеж!

- Нет, - ответил Гай. - Но по крайней мере, когда начнется резня, гарнизон погибнет под командованием компетентных офицеров.

Арута откинулся на стуле, чувствуя, как все тело ломит от усталости. Он понимал, что нужно что-то предпринять. Но что? Его мозг отказывался работать, от недостатка сна и напряжения ум притупился. Все молчали. Вдруг Локлир встал, направился к одной из коек и лег. И сразу уснул.

- Это лучшая мысль, которую я слышал за многие недели, - воскликнул Амос. Он подошел к другой койке и с удовлетворенным стоном сел на мягкий матрас. - Увидимся за ужином.

Остальные последовали его примеру.

Вскоре все, кроме Аруты, спали. Арута все крутился и вертелся, его преследовали видения напавших на его страну гоблинов и моррелов, убивающих и сжигающих все на своем пути. Его глаза отказывались закрываться, и наконец он встал, обливаясь холодным потом. Однако все остальные спали. Арута опять прилег, но так и не уснул.

Глава 16 СОТВОРЕНИЕ МИРА

Макрос открыл глаза. Через несколько минут после того, как волшебник объявил, что они попали во временную ловушку, он погрузился в транс и все это время сидел без движения. Паг и Томас наблюдали за ним несколько часов, но потом устали и нашли себе другие занятия. Они попытались получше изучить Сад, но так как он представлял собой собрание незнакомых растений и животных, многое из того, что они увидели, осталось непонятным. Проходило время - им казалось, многие дни, - а волшебник так и не пошевелился. Паг и Томас снова сели рядом и стали ждать.

- Кажется, я нашел решение, - сказал Макрос, потянувшись. - Как долго я находился в трансе?

Томас, который сидел неподалеку на большом валуне, ответил:

- Где-то около недели.

- Может быть, и больше. Трудно сказать, - сказал Паг, расположившийся рядом с Райатом.

Макрос моргнул и встал.

- Учитывая, что мы движемся во времени в обратную сторону, вопрос действительно звучит несколько академично. Но я не думал, что размышлял так долго.

- Вы почти ничего не сказали нам о том, что здесь происходит, - сказал Паг. - Я несколько раз пытался выяснить, как работает эта временная ловушка, но понял очень немногое.

- И что же ты понял?

Паг нахмурился.

- Похоже, что чары образуют вокруг нас определенное поле, в котором время движется назад. Пока мы находимся в этом поле, мы подвергаемся его влиянию и ничего не можем с ним поделать. Течение времени уносит нас в обратную сторону вместе с Садом. - В его тоне слышалось досада. - Макрос, нам хватает здесь орехов и фруктов, но Райат голоден. Пока он пробавляется мелкой дичью и даже пытается есть орехи, но долго так продолжаться не может. Скоро он истребит всех животных и начнет голодать.

Макрос посмотрел на золотого дракона, расположившегося подремать, чтобы не тратить зря силы.

- Тогда нам нужно выбираться отсюда, и как можно скорее.

- Но как? - спросил Паг.

- Это будет сложно, но, думаю, вы двое справитесь. - Он улыбнулся и своей уверенностью в первый раз с момента встречи напомнил им того Макроса, которого они знали раньше. - В каждой ловушке есть свои слабые стороны. Даже камень, скатываемый со скалы кому-нибудь на голову, имеет недостаток: он может промахнуться. Думаю, мне удалось обнаружить недостаток этой ловушки.

- Что ж, это обнадеживает, - заметил Паг. - Я придумал десятки разных способов, но все они годились бы, только если бы я находился вне поля этой западни. Райат пытался вынести меня за ее пределы, но ничего не получилось. Но как остановить полет обратно во времени изнутри? Мне ничего не приходит в голову.

- Весь смысл в том, дорогой Паг, что нужно не противиться этому процессу, а ускорить его. Мы должны лететь все быстрее и быстрее, со скоростью, которую трудно себе даже представить.

- Но зачем? - удивился Томас. - Ведь мы окажемся еще дальше от нужного нам времени. Что в этом хорошего?

- Подумай, Миламбер из Ассамблеи, - сказал Макрос, назвав Пага его цуранским именем. - Если мы окажемся достаточно далеко во времени...

Паг некоторое время молчал, а потом начал понимать, что имел в виду Макрос.

- Мы будем в самом начале времени.

- И раньше... когда времени еще не существовало.

- Неужели это возможно? - спросил Паг.

Макрос пожал плечами.

- Не знаю, но поскольку ничего лучшего мне в голову не приходит, я считаю, что стоит попробовать. Мне нужна твоя помощь. У меня есть знания, но нет силы.

- Скажите мне, что нужно сделать, - ответил аг.

Макрос знаком доказал, чтобы он сел, и сам сел напротив. Томас встал позади, с интересом наблюдая за происходящим. Макрос вытянул руки и коснулся ими головы Пага.

- Пусть мои знания войдут в тебя.

Паг почувствовал, что его сознание наполняется незнакомыми образами...

...и знакомая ему вселенная содрогается. Лишь однажды он испытал подобное чувство открывшегося панорамного вида на вселенную. Тогда он стоял на Башне Испытаний перед тем, как получил звание Всемогущего. На этот раз картина эта предстала более зрелому, знающему наблюдателю, который гораздо больше понимает, что именно он видит: симметрия, порядок, изумительная красота, раскрывающаяся перед ним, - все это увязано одним планом, понять который человеку не дано. И он в благоговении замер.

Паг огляделся и опять изумился открывающимся перед ним чудесам космоса. Вот он опять плывет среди звезд, воспринимая мистические линии силы, которая связывает все во вселенной. Он обнаруживает, что одна из линий дрожит, и видит, как нечто пытается прорваться в эту вселенную из другой. Эта злая, болезненная сила угрожает всему миропорядку. Это тьма, разрушение. Это Враг. Но сила эта слаба и осторожна. Он размышляет о том, какова ее природа, но сознание не в состоянии вместить это понимание. Он движется обратно во времени.

Чародей наблюдает за Садом. Он видит самого себя, сидящего рядом с волшебником, и своего друга детства, который стоит позади него. Он знает, что надо делать. Время вокруг Сада движется неторопливо, его поступь совпадает с обычным движением времени в космосе, только течет оно в обратном направлении. За каждую пролетающую секунду в Саду одна секунда уплывает обратно.

Его ум находит ключ к потоку времени, такому же реальному и осязаемому для его духа, как камень для руки. Паг гладит его и чувствует биение вселенной, тайну иллюзорных измерений. Он видит и знает. Он понимает и управляет этим потоком, и уже за каждую секунду, проходящую в обычном пространстве, в Саду проходит две. Он ощущает спокойную радость, так как совершил то, что еще недавно расценил бы как выходящее за пределы возможностей смертного. Паг оставляет гордость и сосредотачивается на своей задаче: управлять потоком времени. И за каждую реальную секунду для Томаса, Макроса и него самого проходит четыре. Снова и снова он удваивает свое достижение, и вот уже за каждый час во вселенной они улетают в прошлое на целый день. Новое удвоение, и это уже не один, а два дня, потом четыре, больше недели. Три новых усилия, и за каждый час они проходят больше месяца. Еще раз, и еще, и еще, и вскоре целый год проходит в Саду за час. Он останавливается и снова мысленно осматривается.

Его сознание парит в космосе словно орел, поймавший крыльями ветерок, проносясь между звездами, как могучая хищная птица над пиками Серых Башен. Он видит горячую, зеленоватую звезду, которая так знакома ему, и через мгновение понимает почему. Он на Келеване учится у альдаров. Они продвинулись назад во времени больше, чем на год. С быстротой мысли он возвращается к тому, что нужно сделать здесь и сейчас.

И опять он изменяет временной поток, и теперь проходит два года за час, потом четыре, восемь, шестнадцать. И снова он останавливается и осматривает все вокруг.

Звезды плывут своим путем, с шумом пролетая через космос, такой огромный, что их ослепительная скорость на взгляд немногим отличается от передвижения улитки. Но они движутся странным образом, направление их перемещения перевернуто. Паг на минуту задумывается и снова принимается за работу. Теперь он освоил эту процедуру, овладел навыками, которые могли бы произвести впечатление даже на самых надменных членов Ассамблеи. Он уже уверен в своих действиях, причем намного больше, чем предполагал, и легко управляется с потоком времени. Появляется крамольная мысль: вот что значит быть богом! Но затем годы обучения пресекают ее, напоминая: берегись гордыни! Помни, что ты лишь смертный, твой первый долг - служить Империи. Его учителя в Ассамблее хорошо выполнили свою работу. Он не обращает внимания на упоение властью, находит свой уал, идеальный центр своего бытия, и снова изменяет время. За каждую секунду реального времени в обратную сторону проходит год. И опять использует Паг свое умение для воздействия на ловушку врага, ускоряя ее так, как не могли себе представить те, кто ее сооружал. Вот уже десятилетие проходит с каждой секундой, и он понимает, что живет до своего рождения. За время, которое ему потребовалось чтобы вздохнуть, он переходит во времена, когда дед герцога Боуррика завоевал Крайди. Он работает еще некоторое время, и Королевство занимает лишь половину своей будущей территории, а владения барона Даркмура отмечают его западную границу. Еще дважды ускоряется временной фактор, и современные ему страны - не более, чем деревни, населенные людьми, гораздо более простыми, чем их потомки. Снова и снова творит он заклинание.

И тогда вселенная вздрагивает. Прорвалась сама ткань реальности. Мощные разряды разрываются вокруг него, такие яростные, что это превышает его способность понимать, и он...

Паг открыл глаза. Он ощутил странное чувство, будто их местоположение изменилось, и на мгновение в его глазах все помутилось. Томас подошел поближе и спросил:

- Ты в порядке?

- Там что-то... изменилось.

Томас посмотрел на небо.

- Да. Там что-то происходит.

Макрос тоже поднял голову. На небесном своде с качающимися звездами дикие вихри энергий выписывали причудливый узор.

- Если мы продолжим наблюдение, то увидим, как со временем все успокоится. Вспомните, мы ведь видим все с конца.

- А что мы видим? - спросил Паг.

- Войны Хаоса, - - ответил Томас. В его глазах появилось затравленное выражение, как будто произошло что-то, что сильно взволновало его, причем намного сильнее, чем он ожидал. Но лицо его осталось невозмутимым. Он продолжал смотреть в безумное небо.

Макрос кивнул. Он встал и показал вверх.

- Видите, сейчас мы уходим в эпоху, предшествующую Войнам Хаоса, Дням Ярости Безумных Богов, Времени Звездной Смерти, - периоду, который в мифах и легендах приобрел такие красочные имена.

Паг закрыл глаза и почувствовал, что ум его оцепенел, в голове пульсировала тупая боль.

- По-видимому, мы двигаемся со скоростью в три или четыре сотни лет за секунду в обратном направлении, - сказал Макрос. Паг кивнул.

- Значит, за каждые три секунды проходит тысяча лет, - подсчитал волшебник. - Это хорошо для начала.

- Для начала? - изумился Паг. - Как же быстро мы должны двигаться?

- По моим подсчетам, миллиарды, лет в секунду. Со скоростью в тысячи лет мы доберемся до самого начала только к концу жизни. Нужно ускорить движение.

Паг кивнул. Он очень устал, но послушно закрыл глаза. Томас посмотрел наверх. Было видно, как движутся звезды, хотя, учитывая огромные расстояния, они двигались очень медленно. Но даже такое движение беспокоило его. Затем их движение ускорилось и вскоре стало заметно быстрее. И Паг снова оказался с ними.

- Я наложил еще одни чары внутри ловушки. С каждой минутой скорость движения будет удваиваться без моего вмешательства. Сейчас мы движемся со скоростью, превышающей две тысячи лет в секунду. Через минуту она составит четыре. Потом восемь, шестнадцать и так далее.

Макрос с одобрением посмотрел на ученика:

- Хорошо. Тогда у нас есть несколько часов.

- Думаю, настало время получить ответы на кое-какие вопросы, - сказал Томас.

Макрос улыбнулся, глядя на них темными внимательными глазами, и спросил:

- Что ты имеешь в виду, когда говоришь, что по-твоему настало время получить ответы на кое-какие вопросы?

- Да, именно это я и имею в виду, - ответил Томас. - Несколько лет назад вы уговорили меня нарушить мирный договор с цурани, и в ту ночь рассказали мне, что являетесь автором моего нынешнего существования. Вы сказали, что дали мне все. Куда бы я ни посмотрел, я всюду нахожу следы вашей работы. Я хочу знать больше. Макрос.

Макрос опять сел.

- Ну что ж, раз у нас есть время, почему бы и нет? Мы достигли такого момента в разворачивающейся перед нами драме, когда знание не сможет больше навредить тебе. Что ты хочешь узнать? - Он перевел взгляд с Томаса на Пага.

Паг взглянул на своего друга, а потом внимательно посмотрел на чародея.

- Кто вы?

- Я? - Макроса, казалось, позабавил такой вопрос. - Я... Кто же я? - Вопрос казался почти риторическим. - У меня было столько имен, что я не смог бы припомнить все. - Он вздохнул. - Но имя, данное мне при рождении, можно перевести на язык Королевства просто как Ястреб. - Он добавил с улыбкой: - Народ моей матери был несколько примитивен. - Макрос задумался. - Не знаю, с чего и начать. Наверное, с места и времени моего рождения.

На одной далекой планете правила огромная империя, которая во время своего расцвета не уступала Великому Кешу и даже Цурануани. Эта империя была во многом непримечательной: там не было ни художников, ни философов или гениальных лидеров, если не считать одного или двух, которые появлялись в разные периоды истории. Но она держалась. А самое главное - это то, что она смогла установить мир в своих владениях.

Мой отец был обычным торговцем, разве что очень бережливым. У него были долговые расписки многих самых могущественных людей его общины. Я рассказываю вам это для того, чтобы вы поняли: мой отец был не из тех людей, о которых слагают великие саги. Он был простым, ничем не выдающимся человеком.

Затем в стране моего отца появился еще один самый обычный человек, который, однако, обладал ораторскими способностями и раздражающей привычкой принуждать людей думать. Он поднимал вопросы, которые заставляли нервничать людей у власти, так как хотя он и был мирным человеком, но собрал много последователей, и некоторые из них склонялись к радикальным мерам и не исключали насилия. Так что власти выдвинули против него фальшивое обвинение. Его судили на закрытом заседании, где никто не посмел поднять голос в его защиту. Вердикт был суровым, суд счел его виновным в измене - что было очевидной ложью, - и его приговорили к смертной казни.

Казнь по обычаю тех времен была публичной, поэтому на ней присутствовали очень многие, включая моего отца. Этот бедный, не очень умный торговец был там вместе с некоторыми высокопоставленными земляками, которые были ему должны, и, чтобы угодить им, участвовал в общих насмешках и издевательствах над осужденным по пути к месту казни.

Неизвестно по какой причине, по иронии судьбы или из-за странного чувства юмора богов, по пути на казнь осужденный остановился и посмотрел на моего отца. Из всех тех, кто мучил и бранил его, он остановил свой взгляд на этом простом торговце. Возможно, этот человек был магом или это просто было проклятие умирающего человека. Но из всех тех, кто был в тот день на площади, он проклял моего отца. Это было странное проклятие, и отец пропустил его мимо ушей как бред обезумевшего от страха.

Но после смерти этого человека проходили годы, и отец заметил, что не становится старше. Его соседи и коллеги постепенно обзаводились признаками старости, а мой отец выглядел так же, как всегда - торговцем лет сорока.

Когда разница стала явной, отец покинул родину, чтобы не быть обвиненным в связи с темными силами. Многие годы он путешествовал. Сначала он употребил свое время во благо и стал прекрасным ученым. Но затем он понял, в чем заключалось проклятие. Однажды произошел несчастный случай, который приковал его к постели почти на год. Он обнаружил, что не может умереть: даже если он получит смертельные раны, все равно постепенно выздоровеет.

Он начал искать избавления, смерти, конца своим бесконечным дням и вернулся на родину, чтобы побольше узнать о человеке, который его проклял.

Дома он обнаружил, что правду затмила легенда и что этот человек теперь стал главной проблемой религиозных споров. Одни видели в нем шарлатана, другие - посланца богов, некоторые считали, что он и есть бог, но были и такие, что думали, будто он демон, предвещающий вечные муки. Эти споры привели к раздорам внутри империи. Религиозные войны - это всегда неприятное зрелище. Но одна история постоянно повторялась всеми: что с погибшим человеком связаны три предмета, которые обладали силой исцелять, приносить мир и, наконец, снимать проклятия. Насколько я понимаю, этими предметами были жезл, плащ и чаша. Отец начал их искать.

Проходили столетия, и мой отец наконец добрался до небольшой страны на границе империи, где предположительно находился последний из трех предметов - два были утеряны и найти их было невозможно. Империя к тому времени начала разваливаться, как все подобные империи, и эта страна была довольно дикой. Когда отец добрался туда, на него напали бандиты и оставили его, тяжелораненого, сочтя мертвым, на дороге. Но отец, конечно же, просто лежал там в немой агонии, ожидая излечения.

Его нашла одна женщина. Ее муж-рыбак погиб в море, оставив ее совсем без средств к существованию. Отец принадлежал к древней расе с высокой культурой и богатой историей, а соплеменники моей матери, которые называли себя Людьми Ящерицы, немногим отличались от дикарей. Вдовы сторонились, так как любой, кто давал им что-либо, брал на себя ответственность за ее судьбу. И вот эта женщина, которой не на что было жить, выходила отца, а потом легла с ним, поскольку у нее не было своего мужчины, а отец к тому времени был, несомненно, ученым человеком и, наверное, очень важным. Вот тогда я и был зачат.

Отец рассказал о своих поисках моей матери, но она ничего не знала об этих предметах, хотя и говорила, что легенда была хорошо известна даже в их далеких краях. Я подозреваю, что она просто хотела удержать своего второго мужа поближе к дому.

Таким образом какое-то время отец жил с моей матерью. По законам народа, где родился отец, сын наследовал все грехи отца, и, какова бы ни была причина, я родился с таким наследством. Отец оставался с нами достаточно долго, чтобы научить меня своему языку, основам чтения и письма и рассказать о своей жизни. Затем до нас дошел слух, в котором содержался намек на утерянный предмет, и отец ушел на запад за огромный океан, чтобы продолжить свои поиски. Может статься, он все еще ищет. Поэтому моя мать упаковала вещи и вернулась в свою деревню.

Она осталась с сыном и без объяснения, откуда он взялся, так что она придумала какую-то чепуху, будто переспала с дьяволом. Благодаря урокам отца я был намного ученее, чем самые мудрые старейшины в деревне, так что мои знания придали этой истории некоторое правдоподобие.

Короче говоря, моя мать приобрела значительное влияние в общине. Она стала пророчицей, хотя ее способности скорее были из области театра, чем ворожбы. Но я... Что ж, я сам начал видеть видения еще ребенком.

Я оставил мать, когда мне было четырнадцать, и ушел в древний священный орден в страну, которая тогда казалась очень далекой от дома - всего в двух шагах, если сравнить с путешествиями, которые я с тех пор совершил. Они обучали меня своему умирающему искусству. Когда я вступил в братство, меня духовно переместили.

Меня... привели куда-то, и какая-то сила, возможно, сами боги, говорили со мной. Меня выбрали, одного из множества, чтобы наделить особыми силами. Но за это я должен был заплатить. Мне предложили выбор. Я мог остаться обычным чтецом молитв без всякого влияния на судьбы мира, но тогда меня ожидала бы спокойная и безопасная жизнь. Или я мог научиться настоящей магии. Было очевидно, что вторая дорога содержала опасности и боль. Я колебался, ибо как бы я ни желал спокойной монашеской жизни, тяга к знаниям была слишком большой. Я выбрал могущество, и цена за это была двойной. Я был обречен, как и мой отец, жить без надежды когда-либо умереть. А еще я получил дар - или проклятие - предвидения. Когда мне нужно было знание, чтобы выполнять свою роль, это знание само приходило ко мне. С того самого дня я жил в согласии с этим предвидением. Я обречен служить силам, которые стараются принести здравомыслие во вселенные, но им противостоят равные по мощи силы разрушения. - Макрос помолчал. - Короче говоря, я человек, которые унаследовал проклятие и получил некоторые дары.

- Думаю, что я понимаю то, что вы хотели сказать, - произнес Паг. - Мы считали, что за некоторыми темными играми стоите вы, но на самом деле в этой игре вы еще больше пешка, чем мы.

Макрос кивнул.

- У меня нет свободной воли, или, по крайней мере, мне никогда не хватало мужества бросить вызов моему предвидению. С того самого дня, как я покинул братство, я знал, что проживу много столетий и много раз буду вмешиваться в чужие жизни, но ради чего, я начинаю догадываться только сейчас.

- Что вы имеете в виду? - спросил Томас.

- Если все пойдет, как я подозреваю, то мы станем свидетелями тому, что не видел ни один смертный во вселенной, даже сами боги. Если мы выживем, то у нас будет время на пути домой. Тогда мы и узнаем все, что надо. А сейчас я, как и Паг, устал. Я буду спать. Разбудите меня.

- Когда? - спросил Томас.

Макрос загадочно улыбнулся.

- Вы поймете когда.

- Макрос!

Макрос открыл глаза и посмотрел туда, куда указывал Томас. Он потянулся и встал:

- Да, самое время.

Паг тоже проснулся и широко раскрыл глаза. Над ними в обратном полете спешили звезды, время все еще текло навстречу своему обычному ходу с необыкновенной скоростью. Небеса сверкали огненной красотой, буйствующая энергия высвобождалась в ярких пылающих огнях. Свет становился все более интенсивным, и все, что их окружало, сходилось к одной точке. В центре же маячила абсолютная пустота. Казалось, что они мчатся по длинному испещренному блестящими полосами туннелю к невообразимо темной дыре.

- Это должно быть интересным, - заметил чародей. - Знаю, что вам это покажется странным, но меня даже радует отсутствие знания о том, что произойдет дальше. Я имею в виду, что знаю, что может произойти, но я этого еще не видел.

- Это все хорошо, но что это? - спросил Паг.

- Это начало, Паг.

Пока он говорил, материя вокруг них все быстрее и быстрее мчалась к абсолютной черноте. Теперь все цвета смешались в чисто белый свет, на который было больно смотреть.

- Посмотрите назад! - вскричал Томас. Они оглянулись, и там, где раньше был реальный космос, теперь виделось только серое пространство.

Макрос от радости захлопал в ладоши.

- Великолепно! Все, как я и думал. Мы выберемся из этой ловушки, друзья мои. Мы приближаемся к месту, где время не имеет никакого значения. Смотрите!

В последнем изумительно величественном порыве все вокруг них рухнуло вниз, как будто втянутое в утробу этого черного ничто. Макрос сказал:

- Паг, останови наш полет, пока мы тоже не попали туда.

Паг закрыл глаза и сделал то, о чем его просили. Остатки вещества вселенной все быстрее и быстрее поглощались гигантской дырой, пока в ней не исчезли последние пылинки материи. Тогда Паг сжал пальцами виски и закричал от боли.

Макрос и Томас подбежали к нему и помогли сесть, так как ноги его подкосились. Через минуту он промолвил:

- Я в порядке. - Его лицо стало мертвенно-бледным, а лоб покрылся испариной. - Просто, когда временная ловушка исчезла, закончилось действие чар ускорения; это было больно.

- Извини, - сказал Макрос. - Я должен был это предвидеть. - И тихо, как бы для себя, добавил: - Хотя здесь и сейчас очень уж немногие наши знания имеют какую-либо ценность.

Макрос показал наверх, где видна была огромная, совершенная тьма. Она, казалось, изгибалась, и линия границы уходила в беспредельную даль. Но Сад и Город Вечности остались парить у самого ее края.

- Удивительно, - сказал Макрос. - Теперь мы знаем, что Город действительно существует вне обычной вселенной. - Макрос посмотрел на массивную тьму над головой, тихо считая про себя. - Учитывая, сколько времени тому назад закончилось действие чар Пага, думаю, что уже время.

- Что это? - спросил Томас, показывая на невероятно черный шар на сером фоне.

- Это сумма всех вселенных, Томас, - ответил чародей. - Изначальная материя, из которой все произошло. Там все, за исключением того небольшого островка, на котором мы стоим, и Города Вечности. Там так много всего, что размер и расстояние не имеют значения. Мы в миллионы раз дальше от поверхности этой материи, чем Мидкемия от своего солнца, но посмотри, каким большим кажется нам этот шар, закрывая почти половину неба. Сама мысль об этом потрясает. Даже свет не может выйти за пределы этого шара, ибо свет еще не создан. Мы видим то, с чего все началось. Райат, посмотри! - Дракон очнулся от сна и потянулся. Он подошел поближе и встал за тремя людьми. Макрос сказал: - Не пропустите чего-нибудь.

Все стали вглядываться во тьму. Несколько минут ничего не происходило. Наступила глубокая тишина, в ожидании застыл даже воздух в Саду. Наблюдатели остро ощущали свое существование, чувствуя даже ритм крови, которая текла в их телах. Но кроме их дыхания ничего не было слышно. И вдруг появился звук.

Они все переместились, хотя не сделали ни шагу. Радость, глубокое чувство совершенной гармонии охватило их, красота, которую было страшно осознать. Казалось, что эта музыка, единственная безупречная нота прозвучала, но была скорее прочувствована, чем услышана. Перед их глазами в черной пустоте появились невиданно яркие цвета. Неописуемые чудо и ужас подавляли. В одно мгновение каждый почувствовал себя настолько незначительным, что отчаялся и ощутил собственное одиночество, но одновременно в то же кристально чистое мгновение они испытали восторг от прикосновения чего-то такого прекрасного, что слезы радости потекли по их лицам.

Это было невозможно понять. Было только мерцание, как будто миллионы силовыхлиний раскинулись по поверхности пустоты, но они исчезли так быстро, что наблюдающие едва осознали, что они видели. Только что все было черным и бесформенным, и вдруг великолепная пустота оказалась одетой в решетку из бесчисленных сияющих линий, и поразительно чистый и сильный свет заполнил небеса. На мгновение им пришлось отвести глаза от этого ослепительного зрелища. Сверкающее пламя энергий вылетело из пустоты. Они видели это и раньше, но тогда все двигалось в обратную сторону. Паг и его спутники испытали странное волнение и чувство законченности, как будто то, что они только что пережили, подошло к концу. Они продолжали плакать от радости, любуясь на совершенство окружающего.

- Макрос, что это было? – с благоговением спросил Томас.

- Рука Бога, - прошептал он, его глаза были широко раскрыты от изумления. - Первичный Толчок. Первопричина. Абсолют. Я не знаю, как это назвать. Я знаю лишь одно: только что не было ничего, а в следующее мгновение все стало. Это Первая Тайна, и даже теперь, когда я видел все собственными глазами, я не понимаю, что это. - Чародей громко и весело засмеялся и закружился в танце.

Паг и Томас удивленно переглянулись и уставились на Макроса. С выражением искреннего веселья на лице чародей сказал:

- Мне только что пришло в голову, что есть еще одна причина, по которой мы находимся здесь. - Когда на их лицах отразилось непонимание, он пояснил: - Не могу даже Бога представить себе без тщеславия, и будь я Абсолютом, то захотел бы иметь зрителей на таком представлении.

Паг и Томас засмеялись. Макрос продолжал дурачиться и мурлыкать под нос веселую песенку.

- О боги, как я люблю вопросы, на которые не могу ответить. Тогда даже после стольких лет жизни все остается интересным. - Макрос остановился, и его лицо затуманилось. Спустя минуту он сказал: - Кое-какие силы возвращаются ко мне.

Паг перестал смеяться.

- Кое-какие?

- Достаточные, чтобы, когда потребуется, я смог более эффективно использовать твои. - Он хитро кивнул. - И даже немного добавить к общему целому.

Паг посмотрел вверх на красоту только что родившейся вселенной, расплывающейся по небу.

- По сравнению с этим все наши проблемы кажутся такими ничтожными.

- Может, так оно и есть, - ответил чародей, возвращаясь к своей привычной манере разговора. - Но в твоем мире найдется много людей, которые думают иначе, так как видят, как армия Мурмандрамаса надвигается на Королевство. Ваша планета, может быть, и невелика, но она все, что у них есть.

Не зная почему, Паг почувствовал, что они начали двигаться во времени вперед.

- Мы освободились от временной ловушки, - подтвердил Макрос.

Паг застыл в изумленном молчании. Когда он смотрел на Начало, то ощутил, как что-то родилось в нем. Теперь он был в этом уверен. Посмотрев на Макроса, он сказал:

- Я стал таким же, как и вы.

Макрос кивнул, и на его лице появилось теплое выражение участия.

- Да, Паг, ты такой же, как и я. Не знаю, какая тебя ожидает судьба, но ты не похож на остальных. Ты не принадлежишь ни Великой, ни Малой Тропе. Ты волшебник - тот, кто знает, что путей не существует, есть только магия. А магия ограничена только талантом того, кто ею пользуется.

- Ты видишь свое будущее? - спросил Томас.

- Нет, в этом меня пощадили, - ответил Паг.

Макрос сказал:

- Видишь ли, быть силой - это не так уж плохо. По сравнению с другими, ты только небольшая сила, но все же такая, с которой нужно считаться. А теперь нам пора уходить.

Он оглядел безумное действо, разворачивающееся в небесах: вещество вселенной вылетало наружу, заполняя небо поразительной красоты узорами. Синие и зеленые вихри газов, красные огненные шары, белые и желтые полосы света проносились мимо, уничтожая серое ничто пространства, отталкивая границы пустоты. Внезапно Макрос поднял руку.

- Туда!

Проследив за его рукой, они увидели далеко в небесах нечто похожее на небольшую ленточку.

- Вот туда мы должны отправляться и побыстрее. Вперед, садитесь на Райата, он отнесет нас. Быстрей, быстрей.

Они вскочили на спину дракона, и хотя он ослаб от плохого питания, но был в силах справиться с таким заданием. Он взмыл в небо - и вот они опять летели сквозь серое пространство. Затем они вошли в нормальный космос и зависли над узкой полоской материи.

Макрос приказал дракону остановиться, а Томасу спустить их на дорогу. Они оказались на желтовато-белой тропе с мерцающими серебряными прямоугольниками через каждые пятьдесят футов. Паг взглянул на двадцатифутовую полоску и сказал:

- Макрос, мы-то здесь встанем, но для Райата это будет сложно.

Волшебник поднял голову и быстро произнес:

- Райат, у нас мало времени. Тайное Знание. Тебе придется либо раскрыть его, доверившись Пагу и Томасу, либо умереть и унести секрет твоей расы с собой в могилу. Я бы советовал довериться. Решай сам, но только быстро.

Огромные рубиновые глаза дракона сощурились, когда он взглянул на волшебника, продолжая парить в воздухе.

- Значит мой отец был так тебе предан, что разделил с человеком запрещенное знание?

- Я все знаю, так как он считал меня другом.

Дракон повернулся в сторону Томаса и Лага.

- От тебя, валкеру, и твоего товарища я требую клятвы: никогда не раскрывать того, что вы сейчас увидите.

- Жизнью клянусь, - произнес Томас.

Паг присоединился к другу:

- Клянусь.

Дракона обволокло золотое мерцание, сначала слабое, а потом все более густое. Скоро оно стало таким ярким, что на него было больно смотреть. Свет становился все более интенсивным, пока не скрыл все тело Райата. Тогда очертания его стали изменяться, таять и перемещаться, сжимаясь, пока он спускался на тропу, и наконец уменьшились до человеческого размера. На месте дракона стояла прекрасная женщина с золотистыми рыжими волосами и голубыми глазами. Ее фигура была идеальной, и стояла она перед ними обнаженная.

- Они умеют изменять облик! - воскликнул Паг.

Райат подошла поближе и мелодичным голосом произнесла:

- Люди не знают этого, но мы можем по желанию приходить в их владения и уходить. Только великие драконы владеют этим искусством. Вот почему люди считают, что наш род исчез. Перед людьми мы предпочитаем выглядеть именно так.

- Я ценю подобную красоту, - заметил Томас, - но, когда мы вернемся домой, она произведет переполох, если мы не найдем какой-нибудь одежды.

Райат подняла прекрасную белую руку и внезапно оказалась одетой в желтый с золотом дорожный костюм.

- Я могу сама снарядить себя по собственному желанию, валкеру. Мои силы гораздо больше, чем ты думаешь.

- Это верно, - согласился Макрос. - Когда я жил с Руагом, он научил меня магии, неизвестной другим смертным расам. Никогда не забывай, что кроме клыков, когтей и пламени, у них есть и другое оружие. Паг посмотрел на красивую женщину и подивился тому, что лишь мгновения назад она была выше крыш обычных домов. Он повернулся к Макросу.

- Гейтис как-то сказал, что вы часто сетуете: как мало времени, чтобы постичь все то, чему можно научиться в мире. И я начинаю понимать, что так оно и есть.

Макрос улыбнулся:

- Значит, начинается твое настоящее обучение, Паг.

Макрос посмотрел по сторонам, и на его лице появилось почти триумфальное выражение, а в глазах загорелись огоньки.

- Что такое? - спросил Паг.

- Мы были в ловушке, и надежд на победу не оставалось. Мы все еще можем испытать неудачу, Паг, но теперь, по крайней мере, мы можем попробовать. И маленький шанс на победу у нас все же есть. Идемте, нам предстоит долгое путешествие.

Чародей повел их вниз по дороге, проходя мимо мерцающих прямоугольников, между которыми быстро удалялись звезды нового творения. На них медленно надвигалось серое пространство.

- Макрос, - спросил Паг, - что это за место?

- Самое странное из всех мест, даже по сравнению с Городом Вечности. Его называют Залом Вселенной, Звездной Дорогой, Путем Порталов, но чаще всего Коридором Миров. Для большинства пользующихся им это просто Коридор. У нас будет достаточно времени в пути, чтобы обо всем поговорить. Мы должны вернуться в Мидкемию. Но есть кое-что, что я должен рассказать вам прежде всего.

- Что например? - спросил Томас.

- Например, об истинной природе Врага, - предположил Паг.

- Верно, - согласился Макрос. - Я до сих пор не рассказал вам всего, и если бы мы не вырвались из ловушки, зачем вам лишнее беспокойство? Но теперь мы должны быть готовы к последней схватке, так что вам следует знать всю правду.

Оба чародея взглянули на Томаса.

- Я не понимаю, о чем вы говорите, - сказал он.

- Многое из твоей прошлой жизни осталось скрытым от тебя, Томас. Пришло время сорвать покровы тайны.

Он остановился, протянул руку и закрыл Томасу глаза, произнеся незнакомое слово. Томас замер. К нему начали возвращаться воспоминания.

Из абсолютной пустоты вырвалась планета и начала вращаться вокруг теплой звезды. На ней пышно разрастались обильные и разнообразные формы жизни. Два существа управляли этой планетой, и у каждого была своя задача. Ратар брала множество ниточек жизни и силы и аккуратно сплетала их в сложный орнамент Порядка, образовывая могучий канат. Напротив Ратар стояло другое существо - Митар, который подхватывал этот канат и в беспричинном бешенстве рвал все нити, разбрасывая их и создавая Хаос. Но Ратар снова находила концы и вновь сплетала их. Каждый следовал зову своей природы, ко всем другим существам оставаясь равнодушным. Это были Два Слепых Бога Начала. Такова была вселенная во времена своего детства. В бесконечном течении работы двух божеств тончайшие нити выскользнули из рук Ратар и упали на почву в мире внизу. Из них произошло самое чудесное из всех чудес мироздания: жизнь.

Ашен-Шугара вытянули из чрева матери грубые руки моррельской повитухи. Хали-Мармора взяла меч и перерезала пуповину, которая связывала ее с сыном. Ее лицо исказила боль от родов, и она прорычала:

- Это последний, которого ты получил от меня без борьбы.

Моррел убежал с новорожденным валкеру и передал его эльфу, который ожидал за пределами зала, вырубленного в скале.

Эльф хорошо знал свои обязанности. Валкеру не могли жить без борьбы. Таков был порядок. Эльф нес ребенка, который с рождения не издал ни звука. Ребенок родился с развитым сознанием и уже обладал магическими силами.

Эльф добрался до заранее выбранного места и оставил младенца на открытых скалах, под лучами заходящего солнца, без одежды или покрывала.

Новорожденный Ашен-Шугар осмотрел окружающий его мир, в его сознание с каждой минутой вливалось все больше названий и понятий. Какой-то зверь подбежал и обнюхал маленького валкеру, но тот мысленным криком ярости заставил животное убежать.

Ближе к вечеру высоко в небе появилось летающее существо. Оно парило над горами, широко раскинув крылья и, заметив темную точку на скале, решило посмотреть, не еда ли это. Кругами спустившись пониже, оно внезапно услышало зов младенца.

Ашен-Шугар увидел гигантского орла в небе и понял, что он будет повелевать этими существами. Он приказал огромной птице лететь на охоту. Через несколько минут птица вернулась с трепыхающейся речной рыбой, в два раза большей, чем Ашен-Шугар. Орел когтями и клювом разрывал рыбу и кормил ребенка. Как и полагалось в его роду, первой пищей Ашен-Шугара было сырое, кровавое мясо.

Первую ночь огромный орел укрывал ребенка своими крыльями, как он укрывал бы своих птенцов. Через несколько дней за ним ухаживало больше десяти птиц.

Валкеру рос быстро, гораздо быстрее, чем растут дети других рас. К концу лета ребенок мог догнать оленя, убить его мысленной волной и съесть сырое мясо, разрывая его руками.

Иногда другие сознания прикасались к его уму, но тут же отступали. Инстинкт говорил ему: дока не наберется достаточно сил, чтобы заявить о своем месте в обществе, больше всего следует опасаться соплеменников.

Его первая схватка произошла, когда закончился год, проведенный им у гигантских .орлов. Глубокой ночью к нему пришел другой молодой валкеру Лоурис-Такара, по прозвищу Король Летучих Мышей, который приказал своим слугам обнаружить Ашен-Шугара. Они сразились, каждый пытался поглотить силу другого, но после долгой борьбы победил Ашен-Шугар. Объединив силу Лоурис-Такара и свою, Ашен-Шугар сам начал искать подходящих противников, Он находил других молодых валкеру, как когда-то Лоурис-Такара нашел его, и еще семеро пали от его руки. Он набирал силу и мощь, взяв себе имя Повелитель Орлов, и летал на охоту на спине огромной птицы. Он приручил первых из могучих драконов, на которых позже летал, а убив в сражении свою мать, он поселился в ее подземном зале. За годы он стал выше ростом и вскоре был признан одним из самых могучих представителей своего народа.

Ашен-Шугар охотился и развлекался с моррельскими женщинами, иногда спариваясь с женщиной своего рода, когда начинался период любви и когда вожделение брало верх над стремлением к уничтожению, которое он всегда ощущал по отношению к своим соплеменникам. От этих союзов выжили только два отпрыска. Его первым ребенком была Алма-Лодака, которую он зачал еще в юности, а вторым Друкен-Корин, который родился от союза с Алмой-Лодакой. Родственные связи ничего не значили для валкеру, они существовали только как способ общения.

Вместе с собратьями он участвовал в набегах, когда неистовое желание грабить поднималось в его груди. Он брал с собой своих слуг эльдаров, и они ехали за ним на его драконах, чтобы запасать пищу и заботиться о его добыче. Он знал всю вселенную, и она вздрагивала от грохота, когда Войско драконов взмывало в небеса. Другие народы, путешествующие меж звездами, пытались противостоять валкеру, но никто из них не выжил. Созерцатели Пэра с их умением управлять материей жизни были уничтожены и их секреты утеряны. Тиран Корморанской Империи выставил против них мощь тысяч миров. Корабли размером с большие города мчались через пустоту, чтобы открыть огонь из могучих военных машин. Повелители драконов без колебания стерли их с лица земли, а сам тиран умер в подвале своего дворца, в то время как его мир рушился над его головой. Магистры Махинора и их темная магия были сокрушены Войском драконов. Великий Союз, Маршалы Зари, Сиарское Братство - все они пытались сопротивляться. И все были уничтожены. Из всех тех, кто появился прежде валкеру, только Хранители Знаний Аала, предполагаемая первая раса, сумели избежать уничтожения, но даже они не могли противостоять Войску драконов. Во множестве вселенных валкеру не было равных.

Многие века Ашен-Шугар жил, как всегда жил его народ, ничего на боясь и почитая лишь Ратар, Ту, которую звали Порядком, и Митара, Того, которого звали Хаосом, Двух Слепых Богов Начала.

Затем прозвучал зов, и Ашен-Шугар пришел на встречу со своими собратьями. Это был странный зов, не похожий на другие, так как в его груди не поднималось желание отправиться в поход к другим звездам в другие миры. Вместо этого его звали на встречу, где собрались бы все валкеру, чтобы обсудить что-то. Это было странное желание.

К югу от гор и великого, леса на поляне они встали кругом, все те сотни, что и были расой валкеру. В центре стоял Друкен-Корин, называвший себя Повелителем Тигров. Двое из его слуг стояли рядом, скрестив руки, со свирепым оскалом на тигриных мордах. Для валкеру они были ничем и стояли они здесь, только чтобы напомнить всем, что, по общему мнению, Друкен-Корин был самым странным из всех валкеру: он мог придумывать новое.

- Порядок мироздания меняется, - сказал Друкен-Корин, показывая в небеса. - Ратар и Митар ушли или их сместили, но какова бы ни была причина. Порядок и Хаос больше ничего не значат. Митар выпустил нити власти, и из них появились новые боги. Без Ратар, которая связала бы пряди силы и власти воедино, эти существа захватят власть в свои руки и установят свой порядок. Мы должны выступить против этого порядка. Боги умны, обладают сознанием и бросают нам вызов.

- Если хоть один из них появится, убей его, - сказал Ашен-Шугар, нимало не обеспокоенный словами Друкен-Корина.

- Их сила равна нашей. Сейчас они сражаются между собой, пытаясь получить превосходство и овладеть мастерством Двух Слепых Богов Начала. Но эта борьба скоро завершится, и это грозит нашему существованию. Они обязательно повёрнут свою мощь против нас.

Ашен-Шугар возразил:

- Чего беспокоиться? Будем сражаться, как и раньше. Вот и ответ.

- Нет. Мы должны сражаться вместе, а не каждый сам по себе, иначе они одолеют нас.

В последнее время Ашен-Шугар слышал странный голос, голос, у которого было имя. Сейчас он не мог вспомнить этого имени, но голос снова заговорил? Ты останешься в стороне.

- Делайте, как хотите. Я не хочу в этом участвовать, - заявил Повелитель Орлов.

Он приказал своему могучему золотому дракону Шуруге взлететь и отнести его домой.

Шло время, и Ашен-Шугар иногда возвращался, чтобы посмотреть на то, как работают его собратья. Магией и трудом рабов они возвели город, как в других мирах. Валкеру жили в нем, несмотря на то, что он был еще не достроен. В первый раз за свою историю они на время превратились в общество сотрудничающих сущностей, а их воинственные натуры сдерживались соглашением о перемирии. Все это было чуждым Ашен-Шугару.

Однажды, незадолго до того, как город был закончен, Ашен-Шугар сидел на спине дракона, наблюдая за работой. День был ветреный, приближалась холодная зима.

Сзади раздался рев, и Шуруга протрубил в ответ.

- Мы будем сражаться? - спросил золотой дракон.

- Нет, подождем.

Ашен-Шугар почувствовал недовольство дракона, но не обратил на него внимания. Рядом с Ашен-Шугаром приземлился другой, черный как уголь дракон, он осторожно подошел поближе.

- Неужели Повелитель Орлов наконец решил присоединиться к нам? - спросил Друкен-Корин и спешился, поблескивая доспехами в черных и рыжих полосах.

- Нет, я просто наблюдаю, - ответил Ашен-Шугар, тоже спускаясь со спины Шуруги.

- Ты один не согласился с нами.

- Одно дело вместе отправиться в поход через космос, Друкен-Корин. Но... этот твой план - это чистое безумие.

- В чем же безумие? Не понимаю, о чем ты говоришь. Мы есть. Мы действуем. Что еще?

- Это не в наших обычаях.

- Не в наших обычаях позволять другим противиться нашей воле. Эти новые существа оспаривают наши права.

Ашен-Шугар посмотрел в небо, разглядывая приметы, которые Друкен-Корин правильно определил как признаки борьбы за власть между недавно рожденными богами.

- Да, это так. - Он вспомнил другие народы, вышедшие к звездам, с которыми они сражались, смертных, которые пали от Войска драконов. - Но они не такие, как остальные. Они тоже сотворены из самого вещества этого мира, как и мы.

- Какая нам разница? Сколько ты убил своих собратьев? Сколько крови было тобой выпито? Тот, кто встает против тебя, должен быть убит или он убьет тебя. Вот и все.

- А что будет с теми, кто останется, с моррелами и эльфами? - Он воспользовался названиями, с помощью которых различали домашних рабов и рабов, работающих в полях и лесах.

- А что с ними? Они ничто.

- Они наши. - Ашен-Шугар чувствовал в себе присутствие другого, того, чье имя часто ускользало из его памяти, и он знал, что именно он заставляет его брать на себя чуждые ему заботы.

- Ты стал очень странным в своих горах, Ашен-Шугар. Они наши слуги. Они не обладают истинной силой. Они существуют только ради наших удовольствий, вот и все. О чем же здесь беспокоиться?

- Не знаю. Что-то... - он остановился, как бы прислушиваясь к зову из другого места, - что-то в этом плане не так. Думаю, мы рискуем не только собой, но и самой материей вселенной.

Друкен-Корин пожал плечами.

- Какая разница? Если мы проиграем, то умрем. Стоит ли беспокоиться, если и вселенная умрет вместе с нами? - Друкен-Корин подошел к дракону. - Ты думаешь о том, что не имеет значения.

Друкен-Корин улетел, а Ашен-Шугар остался размышлять о своих странных, новых ощущениях.

Шло время, и строительство города Друкен-Корина завершилось Когда город был готов, его народ снова собрался для разговора. Ашен-Шугар шел по широкому проспекту, уставленному высокими колоннами, увенчанными резными головами тигров. Тщеславие Друкен-Корина его позабавило.

Спустившись по длинному скату, он дошел до подземного зала и обнаружил, что огромный зал полон валкеру. Алма-Лодака, которая звала себя Изумрудной Госпожой Змей, сказала:

- Ты пришел, чтобы присоединиться к нам, отец-муж?

Рядом с ней по обе стороны стояли двое слуг, созданных в прямом подражании слугам Друкен-Корина: это были змеи с руками и ногами, величиной с моррела. Их янтарные глаза с мигательными перепонками уставились на Ашен-Шугара.

- Я пришел, чтобы посмотреть на ваше безрассудство.

Друкен-Корин вытащил свой черный меч, но другой валкеру, Алрин-Столда, Монарх Черного озера, закричал:

- Если прольется кровь валкеру, соглашение будет недействительно!

Повелитель Тигров вложил меч в ножны.

- Хорошо, что ты пришел так поздно, иначе мы бы позаботились о том, чтобы больше не слышать от тебя насмешек.

- Я не боюсь тебя, - ответил Ашен-Шугар. - Я только хочу взглянуть на то, что вы тут сотворили. Это мой мир, а тому, что принадлежит мне, ничто не должно угрожать.

Остальные холодно посмотрели на него, и Алрин-Столда сказал:

- Делай, как знаешь, но не препятствуй нам. Каким бы могучим ты ни был. Повелитель Орлов, тебе не справиться со всеми нами. Смотри, как мы делаем то, что должны сделать.

Все вместе, под руководством Друкен-Корина, они начали творить магию. В какое-то мгновение Ашен-Шугар ощутил опустошающую боль, которая тут же прошла, оставив о себе лишь смутное воспоминание. На полу зала появился огромный камень. Это был слегка приплюснутый сверху, круглый зеленый граненый самоцвет, подобно изумруду светившийся изнутри. Друкен-Корин встал рядом с ним и положил на него руку. Камень засиял, и он сказал:

- Смотрите, это главное наше орудие. Камень Жизни.

Ашен-Шугар, ни говоря ни слова, вышел из зала и направился обратно к ожидающему Шуруге, но его позвали. Он обернулся: его догоняла Алма-Лодака.

- Отец-муж, разве ты не присоединишься к нам? Он ощутил странное влечение к ней, почти такое же сильное как совокупление, только другое. Он не мог понять этого чувства. Это привязанность, - сказал голос другого, но Ашен-Шугар не стал его слушать.

- Дочь-жена, наш брат-сын начал то, что приведет к полному разрушению. Он безумен.

Она отстранение посмотрела на него.

- Я не знаю, о чем ты говоришь. Я не понимаю этого слова. Мы делаем то, что должны делать. Я хотела, чтобы ты был на нашей стороне, ведь ты один из самых могущественных среди нас, но поступай как хочешь. Встань против нас на свой страх и риск.

Без дальнейших уговоров она покинула его и вернулась в зал, где валкеру продолжали творить магию.

Ашен-Шугар взобрался на дракона и вернулся в Орлиные Горы.

Когда Ашен-Шугар вошел в зал своего горного прибежища, небеса отозвались далеким громом. Он знал, что это Войско драконов летит между мирами.

Несколько недель небеса были воспаленными и неплотными, так как материя, из которой было сотворено мироздание, расплывалась вдоль горизонта. Безумие не имело предела в космосе, так как валкеру восстали против новых богов. Время ничего не значило, а сама ткань реальности покрывалась рябью и струилась. В центре своего зала сидел и размышлял Ашен-Шугар.

Он позвал Шуругу и полетел в то место, где располагался город Друкен-Корина. И стал ждать.

Бешеные вихри энергий с треском прокатывались по небу. Ашен-Шугар видел, как сама структура времени и пространства рвется и складывается. Он знал, что время почти настало. Он молча сидел на спине Шуруги и ждал.

Раздался звук горна, сигнал тревоги, который он создал вместе со всем миром и который дал ему знать, что ожидаемый миг наступил. Поторапливая Шуругу, Ашен-Шугар искал то, что, как он знал, должно было появиться в безумном небе. Дракон под ним застыл, и он увидел то, что искал. В поле его зрения показалась фигура Друкен-Корина, который осадил своего черного дракона. В глазах Повелителя Тигров было что-то чужое. И второй голос сказал: Это ужас.

Шуруга набрал скорость. Великий дракон проревел боевой клич, и черный дракон Друкен-Корина ответил ему. Они столкнулись в небе.

Вскоре все было кончено. Друкен-Корин отдал слишком много своей сущности, чтобы создать то безумие, что переполняло небеса.

Ашен-Шугар мягко приземлился рядом с искореженным телом своего противника и встал рядом. Павший валкеру поднял голову и прошептал:

- Почему?

Показав рукой на небо, Ашен-Шугар ответил:

- Этого нельзя было допускать. Ты несешь конец всему, что мы знали.

Друкен-Корин посмотрел вверх, туда, где его собратья продолжали сражаться с богами.

- Они сильны. Мы не могли даже предположить.

Ашен-Шугар поднял золотой меч, чтобы покончить с ним, и на лице Друкен-Корина отразились ужас и ненависть.

- Но у меня было это право! - закричал он. Ашен-Шугар отрубил ему голову, и вдруг и тело и голова исчезли, оставив после себя лишь струйку дыма. Сущность павшего валкеру, не оставляя следа, вернулась в небо, чтобы смешаться с безумным гневом, что боролся с богами. Ашен-Шугар промолвил с горечью:

- Нет права. Есть только сила.

Оставшись один из всего рода, он осознал насмешливую иронию своих слов. Затем он ушел в пещеру, чтобы ожидать исхода Войн Хаоса.

Время перестало иметь значение, так как оно само стало оружием, но в каком-то смысле оно шло и в течение всей войны между богами и тем, что было Войском драконов. Затем боги стали действовать совместно. Те, кто выжили в смертоносном столкновении, определили свое место в иерархии и объединились против валкеру. Они выступали как одна могучая сила, могущественнее, чем в самом страшном сне Друкен-Корина, и все вместе вытолкнули валкеру из вселенной. Они отбросили их в другое измерение времени и пространства и сделали все, чтобы те не смогли вернуться назад. В безумной ярости валкеру старались вернуться, чтобы добраться до оставленного на такой случай камня, который спрятал один из них. Ашен-Шугар не дал им одержать победу, а теперь они оказались не в состоянии вернуться домой. В гневе и тоске они обратили свою мощь против меньших народов новой вселенной. Они летели от мира к миру, сметая всех и вся на своем пути. Из мира в мир они уничтожали жизнь, секреты магии и могущество солнц. Перед ними лежали теплые, зеленые планеты, вращающиеся вокруг живых светил; позади них оставались холодные, безжизненные шары, кружащие вокруг выгоревших звезд. В своей отчаянной попытке вернуться во взрастивший их мир, валкеру несли смерть всему, к чему прикасались. Малые народы объединялись, пытаясь противостоять их ярости. Сначала их сметали, потом они сумели приостановить продвижение разрушения, и наконец нашли способ спастись. Одна из малых рас, которая звалась людьми, направила все силы на то, чтобы спастись, и нашла пути для бегства. Человечество вместе с другими народами нашло себе убежище. Порталы в другие миры были открыты, и народы рассеялись по разным мирам.

В ткани вселенной открылись огромные прорехи. Гномы и люди, гоблины и тролли - все они прошли через щели в реальном пространстве, через мосты между вселенными. Новые расы, новые существа пришли на Мидкемию и здесь нашли себе место.

Тогда боги решили навсегда закрыть повелителям драконов вход в мир Мидкемии. Они убрали те прорехи и коридоры, которым позволили образоваться ранее. Последний маршрут между звездами был внезапно запечатан. Тщетно пыталось Войско драконов прорваться через его завесу, все было напрасно. Им было отказано в возвращении во вселенную Мидкемии, и тогда они в отчаянии и гневе поклялись, что найдут способ вернуться.

Наконец все закончилось. Войны Хаоса, Дни Ярости Безумных Богов, Время Звездной Смерти - каким бы именем ни называли этот период, схватка между тем, что было, и тем, пришло, завершилась. Когда все осталось позади, и небеса опять очистились от безумия, Ашен-Шугар вышел из пещеры. Вернувшись на равнину перед городом Друкен-Корина, он увидел последствия самого ужасного из зафиксированных столкновений. Он приказал Шуруге приземлиться, а потом отпустил дракона на охоту. Долгое время он тихо ждал чего-то, но чего, не знал.

Проходили часы, и другой голос наконец заговорил:

- Что это за место?

- Запустение Войн Хаоса. Памятник Друкен-Корину - безжизненная тундра там, где когда-то были огромные пастбища. Здесь мало живых существ. Большинство созданий убежало на юг, где более благоприятные условия.

- Кто ты?

Эти слова позабавили Ашен-Шугара. Он засмеялся:

- Я тот, кем становишься ты. Мы едины. Ты говорил мне это много раз. - Смех прекратился. Он был первым из своего народа, кто засмеялся. В его шутке слышалась горечь, так как одно то, что Ашен-Шугар был способен шутить, выделяло его среди валкеру, и он понимал, что является свидетелем начала новой эры.

- Я забыл.

Ашен-Шугар, последний из валкеру, позвал Шуругу с охоты. Взобравшись к нему на спину, он посмотрел на то место, где победил Друкен-Корина. Оно было обозначено только пеплом. Шуруга взмыл в небо, поднявшись высоко над руинами.

- Они достойны сожаления.

- Не думаю, - ответил валкеру. - Это урок, хотя сам я не могу его понять. Однако я чувствую это.

Ашен-Шугар закрыл глаза: заболела голова. Второй голос исчез из его сознания. Не обращая внимания на странность появления этой второй личности, которая за годы так повлияла на него, он сконцентрировался на своей последней задаче. Валкеру полетел за горы в поисках созданий, порабощенных его народом. В лесах южного континента Ашен-Шугар нашел оплот людей-тигров. Громко, чтобы все могли его слышать, он крикнул:

- Пусть все знают, что с этого дня вы свободный народ.

Предводитель людей-тигров вышел вперед.

- Что с нашим хозяином?

- Его больше нет. Ваша судьба теперь в ваших руках. Это говорю я, Ашен-Шугар.

Затем он отправился дальше на юг, где жила змеиная раса. Его слова были встречены шипением ужаса и гнева.

- Как же мы проживем без нашей повелительницы, которая была нам богиней-матерью?

Змеи были недовольны и решили найти способ вернуть свою повелительницу. Всем народом они дали клятву, что до конца времен будут стараться вернуть ту, что была их матерью и их богиней, Алма-Лодаку. С того самого дня высшей властью в обществе пантатианцев, змеелюдей, было жречество.

Он летел вокруг света, и повсюду, где он пролетал, говорил одно:

- Ваша судьба в ваших руках. Вы все свободный народ.

Наконец он добрался до странного места, построенного Друкен-Корином и другими валкеру. Там собрались эльфы. Приземлившись на равнине, он сказал:

- Передайте всем, что с этого моменты вы свободны.

Эльфы переглянулись, и один из них спросил:

- А что это значит?

- Вы свободны и можете поступать, как захотите. Никто не будет о вас заботиться или направлять вашу жизнь.

- Но, повелитель, самые мудрые из нас ушли с твоими собратьями, а вместе с ними ушли знание и сила. Мы слабы без эльдаров. Как же мы сможем выжить?

- Вы теперь сами должны управлять своей судьбой. Если окажетесь слишком слабыми - погибнете, окажетесь сильными - выживете. И запомните: в мире сейчас много новых сил. Сюда пришли странные создания, и вам придется сражаться или жить в мире с ними, как вы пожелаете, ибо они тоже устраивают свою судьбу. В этом мире теперь будет новый порядок, и вам следует найти в нем свое место. Возможно, вы захотите возвыситься над другими и подчинить их себе, а быть может, они уничтожат вас. Может быть, между вами возможен мир. Это решать вам. Я закончил, но остается только одно повеление. Сюда вам запрещено приходить под страхом моего гнева. Пусть никто и никогда не войдет сюда. - Он взмахнул рукой, сотворил могучие чары, и маленький город валкеру медленно опустился под землю. - Пусть пыль времен погребет его, и никто не вспомнит о нем. Такова моя воля.

Эльфы поклонились:

- Как пожелаешь, повелитель, так и будет сделано.

Самый старый из эльфов повернулся к своим родичам:

- Никто не может войти в этот город: пусть никто и близко не подойдет. Он исчез из виду смертных, его надо забыть.

Ашен-Шугар сказал еще раз:

- Теперь вы свободный народ.

- Тогда мы уйдем туда, где будем жить в мире, - решили эльфы. Они ушли на запад в поисках места, где могли бы жить в гармонии с новым порядком.

Другие не согласились:

- Нельзя доверять этим новым созданиям. Ведь только мы имеем право наследовать власть.

Ашен-Шугар повернулся к ним:

- Жалкие существа, разве вы не видите, что власть ничего не значит? Ищите другую дорогу.

Но моррелы уже уходили и не услышали его слов, ибо были отравлены мечтой о власти. Они ступили на Темную Тропу еще тогда, когда двинулись вслед за своими братьями на запад. Со временем эльфы прогонят их, но пока они были едины.

Остальные ушли молча, готовые уничтожить любого, кто встанет на их пути. Они не хотели искать магической силы своих хозяев, поскольку были уверены, что возьмут, что им нужно, силой оружия. Сознание этих эльфов исказили Войны Хаоса, и уже сейчас они разошлись со своими собратьями. Их назовут гламрелами, безумными эльфами. Они отправились на север. Потом они, пользуясь техникой и волшебными амулетами, награбленными в чужих мирах, построят огромные города в подражание своим хозяевам.

С отвращением отвернувшись от них, Ашен-Шугар улетел в свое жилище, чтобы оставаться там до времени, когда ему придется покинуть эту жизнь, дав возможность жить другому. Вселенная менялась, и даже в своем подземном зале Ашен-Шугар чувствовал себя чужим в этом новом порядке. Он впал в оцепенение, похожее на состояние, как будто сама реальность отвергала его природу. Постепенно его сущность растворялась и частично сливалась с доспехами, его сила переходила в предметы, чтобы дождаться того, другого, который должен будет надеть его плащ.

Наконец он шевельнулся и спросил:

- Неужели я ошибся?

- Теперь ты знаешь, что такое сомнение.

- Эта странная тишина внутри, что это?

- Это приближается смерть.

Закрыв глаза, последний валкеру промолвил:

- Я так и думал. Мало кто из моего народа умирал не от руки врага. Это было редкостью. Я последний. И все же мне хотелось бы еще раз взлететь на Шуруге.

- Его больше нет. Он мертв уже много веков.

Ашен-Шугар попытался собрать смутные воспоминания. Он слабо возразил:

- Но ведь я летал на нем сегодня утром!

- Это был сон. Как и это все сон.

- Значит, я тоже безумен? - Воспоминание о том, что он увидел в глазах Друкен-Корина все еще преследовало Ашен-Шугара.

- Ты сам только воспоминание, - сказал тот, другой. - Все это только сон.

- Тогда я сделаю то, что мне предназначено. Я принимаю неизбежное. На мое место придет другой.

- Это уже произошло, ибо я и есть тот, кто пришел вместо тебя, и я взял твой меч и надел твой плащ; твоя цель - теперь моя цель. Я встану против тех, кто хочет разграбить этот мир, - сказал другой.

Тот, кого звали Томас.

Томас открыл глаза и снова закрыл их. Он тряхнул головой, пытаясь прояснить мысли. Для Пага его друг молчал не больше минуты, но он понимал, что за это время многое прошло через сознание Томаса. Наконец Томас произнес:

- Теперь я помню. И понимаю, что происходит.

Макрос кивнул. Он сказал Пагу:

- Самое сложное в работе с парадоксом Ашен-Шугара - Томаса было решить, как много он может знать. Теперь он готов к выполнению самой сложной в его жизни задачи и должен знать правду. И ты тоже, хотя я подозреваю, что ты и сам уже понял то, что он узнал.

Паг тихо ответил:

- Сначала меня ввело в заблуждение то, что в видении Роугена Враг говорил на языке цурани. Но теперь я понимаю, что это был единственный человеческий язык, который он знал во время Великого бегства через Золотой мост. Как только я отбросил идею о том, что Враг каким-то образом связан с цурани, и задумался над появлением эльдаров на Келеване, я все понял. Я знаю, чему мы собираемся противостоять и почему правду нужно было скрывать от Томаса. Это хуже, чем если бы самый ужасный ночной кошмар воплотился в реальность.

Макрос взглянул на Томаса, а тот долго смотрел на Пага. В его глазах видна была боль. Он тихо произнес:

- Когда я впервые вспомнил время Ашен-Шугара, я думал, что... я... я думал, что это наследство оставлено для борьбы со вторжением цурани. Но это лишь малая часть моего предназначения.

- Да, - ответил Макрос. - Очень малая. Ты теперь понимаешь, почему меня сторожил черный дракон, который считается исчезнувшим из мира уже много поколений назад.

Томас все еще сомневался и беспокоился. С покорностью в голосе он добавил:

- И я теперь знаю цель хозяев Мурмандрамаса. - Он обвел рукой все вокруг них. - Ловушка была предназначена не столько для того, чтобы удержать Макроса, сколько для того, чтобы привести нас сюда, не дать нам вернуться в Королевство.

- Почему? - спросил Паг.

Ему ответил Макрос: .

- Потому что в нашем времени огромная армия под предводительством Мурмандрамаса идет на твою родную землю. Когда вы искали меня в Городе Вечности, думаю, он уже сражался с гарнизоном Высокого замка. И я знаю, зачем он пошел в поход на Королевство. Ему нужно добраться до Сетанона.

- Но почему до Сетанона? - удивился Паг.

- Потому что совершенно случайно этот город был построен на руинах древнего города Друкен-Корина, - ответил Томас. - И именно там находится Камень Жизни.

- Давайте продолжим обсуждение наших проблем в пути, - заметил чародей. - Нам ведь еще нужно вернуться в наше время и в нашу эпоху. Мы с Томасом сможем рассказать тебе о городе Друкен-Корина и о Камне Жизни. Тебе пока об этом ничего не известно, хотя ты знаешь остальное: Враг, то существо, о котором ты узнал на Келеване, вовсе не существо. Он представляет собой сочетание мощи и умов валкеру. Повелители драконов возвращаются в Мидкемию, и они очень хотят вернуть себе этот мир. - И с сухой усмешкой он добавил: - А мы должны помешать им.

Глава 17 ОТСТУПЛЕНИЕ

Арута внимательно вглядывался в ущелье. Еще на рассвете он вместе с Гаем и Брайаном выехал посмотреть на приближающиеся головные отряды армии Мурмандрамаса. С того места, где Аруту и его спутников задержали люди барона, были хорошо видны огоньки костров вдалеке.

Арута протянул руку.

- Видите, Брайан? Там должно быть около тысячи костров, что значит пять или шесть тысяч солдат. И это только первые отряды. Завтра к этому же времени их будет здесь вдвое больше. А через три дня Мурмандрамас обрушит на вас все тридцать тысяч,

Брайан, не обращая внимания на тон Аруты, нагнулся к шее своего коня, словно стараясь разглядеть противника получше.

- Я вижу только костры, ваше высочество. Вы же знаете, что дополнительные костры - это обычная уловка, которая должна ввести противника в заблуждение относительно ваших сил и дислокации.

Гай еле слышно выругался и развернул коня.

- Я не могу объяснять очевидное идиотам.

- Я не потерплю оскорблений от предателя! - вспылил барон.

Арута встал между ними:

- Гай, вы не присягали мне на верность, но сейчас вы живы только потому, что я поверил вашему честному слову. Не нужно доводить дело до ссоры. Дуэли нам сейчас не нужны. Мне нужны вы.

Гай сощурил единственный глаз и, казалось, был готов сказать еще пару резких слов, но в конце концов произнес:

- Прошу прощения... милорд. Это все треволнения долгого пути. Надеюсь, вы понимаете. - Он пришпорил коня и поехал в сторону гарнизонных укреплений.

- Он был невыносимо высокомерной свиньей, когда был герцогом, и годы скитаний по Северным землям не изменили его к лучшему, - сказал Брайан.

Арута развернул коня и повернулся лицом к лорду Высокого замка. По его словам можно было понять, что терпение его подошло к концу.

- Он также самый лучший военачальник, которого я когда-либо знал, Брайан. Он только что был свидетелем того, как его армия потерпела поражение; его город полностью уничтожен. Тысячи его людей разбросаны по горам, а он даже не знает, как много из них осталось в живых. Уверен, вы оцените его сдержанность.

Сарказм последнего замечания показывал, как сильно он был расстроен.

Лорд Брайан молчал. Он повернулся и стал всматриваться в лагерь неприятеля. Занималась заря.

Арута чистил свою лошадь, одну из тех, что они забрали у разбойников в горах. Гнедая кобыла отдыхала и уже набирала вес; утром Арута пользовался конем, которого ему одолжил барон. Через день кобыла отдохнет достаточно, чтобы продолжить путь на юг. Арута ожидал, что барон, по крайней мере, предложит им свежих лошадей, но Брайану, лорду Высокого замка, казалось, доставляло особое удовольствие постоянно напоминать, что если не считать правил вежливости, он как вассал короля Лиама ничем не обязан Аруте. Принц даже не был уверен, предложит ли Брайан провожатых. Этот человек был неисправимым эгоистом, упрямым и не очень умным - качества, которые нередко встречались у генералов, в чьи задачи входило защищать границу от плохо организованных банд гоблинов, но которые едва ли следовало приветствовать в военачальнике, готовом противостоять закаленной в боях армии захватчиков.

Дверь в конюшню приоткрылась, и в нее вошли Локлир и Джимми. Увидев Аруту, они остановились, потом Джимми подошел поближе.

- Мы пришли проверить, как тут лошади.

- Это не упрек вашей работе, Джимми, - сказал Арута. - Просто я люблю делать такие вещи сам, если, конечно, позволяет время. К тому же за работой можно хорошо подумать.

Локлир присел на стог сена у стены и потрепал кобылу по носу.

- Ваше высочество, а почему все так происходит?

- Ты имеешь в виду, почему идет война?

- Нет, я понимаю, когда кто-то хочет захватить земли, или, по крайней мере, я слышал о таких войнах в прошлом. Нет, я имею в виду место. Почему здесь? Амос показывал нам карты Королевства и... странно получается.

Щетка в руках Аруты замерла.

- Ты сейчас затронул самую большую проблему, которая меня беспокоит. Мы уже обсуждали это с Гаем. Мы не знаем. Но можно с уверенностью сказать: если твой враг совершает неожиданный поступок, у него на то есть причина. И тебе нужно побыстрее понять, что это за причина, потому что если ты не сделаешь этого, то она станет причиной твоего поражения, Локлир. - Он сощурил глаза. - Нет, причина, по которой Мурмандрамас движется в эту сторону, существует. Учитывая, сколько он может успеть пройти до наступления зимы, он, должно быть, направляется к Сетанону. Но зачем? Нет никакого очевидного объяснения, ведь оказавшись там, он сможет продержаться лишь до весны. Придет весна, и мы с Лиамом разгромим его там.

Джимми вытащил из кармана яблоко, разрезал на две половинки и отдал однулошади.

- Если только он не думает, что покончит с этим делом до прихода весны.

Арута посмотрел на Джимми.

- Что ты хочешь этим сказать?

Джимми пожал плечами.

- Ну, точно не знаю, но ведь ты сам сказал. Нужно отгадать, что задумал неприятель. Раз удержать город невозможно, он, видно, рассчитывает на то, что все жители покинут его. Как ты и сказал, с весной придете вы с королем и разгромите его армию. Он наверняка это тоже знает. Так что если бы я шел куда-то, где можно удержаться только до весны, то только потому, что я и не рассчитывал бы остаться там до весны. Или там будет нечто, что даст мне преимущество, либо я стану таким сильным, что беспокоиться о двух армиях не придется, либо что-то задержит эти армии. Что-то вроде этого.

Арута задумчиво оперся подбородком о руку, покоящуюся на крупе лошади.

- Но что именно?

- Что-то связанное с магией? - предположил Локлир.

Джимми засмеялся:

- Этого добра у нас хватало с самого начала!

Арута провел пальцем по цепочке с талисманом, врученным ему ишапианскими монахами в Сарте.

- Связанное с магией, - пробормотал он. - Но что?

Джимми тихо добавил:

- Я думаю, это должно быть что-то очень большое.

Арута боролся с поднимавшимся в нем раздражением. В душе он понимал, что Джимми прав. И чувствовал досаду оттого, что не знал, что именно вело Мурмандрамаса.

Внезапно зазвучали трубы, тут же послышался топот сапог по камням: это солдаты бросились по своим местам. Арута быстро вышел из конюшни, мальчики побежали следом.

- Вон они, - показал Галейн рукой. Гай и Арута посмотрели вниз с самой высокой вышки гарнизона на навесную башню укреплений. Внизу в глубоком ущелье под Пропастью Головореза появились головные отряды армии врага.

- Где барон? - спросил Арута.

- На стене вместе со своими людьми, - ответил Амос. - Он недавно вернулся сюда, сильно потрепанный и в крови. Похоже, темные братья подошли к его позициям со стороны гор и обрушились на них сверху вниз. Ему пришлось отойти. Кажется, он оставил там большую часть отряда.

Гай выругался.

- Идиот. Он мог задержать там Мурмандрамаса на несколько дней. А здесь, на стенах, это будет сплошной кровавый фарс.

- Было глупо недооценивать способности горных моррелов, - заметил эльф. - Это тебе не простые отряды гоблинов.

- Попробую поговорить с ним, - сказал Арута. Принц спустился с вышки и через несколько минут уже стоял рядом с лордом Высокого замка. Барон был запачкан кровью из раны на голове: с него сбили шлем. Он не надел другого, и волосы на ране запеклись. Лорд был бледен и нетвердо стоял на ногах, но продолжал отдавать команды.

- Брайан, теперь вы видите, что я имел в виду, - обратился к нему Арута.

- Мы запрем их в этом проходе, - ответил тот, показывая на место, где ущелье, сужаясь, подходило к самой стене. - Обойти его невозможно, и его люди остановятся перед стеной. Мы срежем их, как коса срезает колосья.

- Брайан, он ведет армию в тридцать тысяч воинов. А у вас сколько? Две? Он не обращает внимания на потери! Он просто сложит солдат на высоту стен и пройдет по их трупам. Они будут атаковать раз за разом, пока не вымотают вас до конца. Вы не сможете продержаться больше одного дня. Самое долгое - два!

Барон посмотрел Аруте в глаза.

- Мой долг - защищать эти укрепления. И я могу оставить их только по приказу короля. Мне приказано удержать позицию любой ценой. А теперь уходите, вы ведь не состоите под моей командой.

Арута на мгновение замер, кровь прилила к лицу. Он сошел со стены и вернулся на вышку. Присоединившись к своим товарищам, он сказал Джимми:

- Идите с Локлиром седлайте лошадей и приготовьте все, что может понадобиться в долгом походе. Возьмите на кухне все, что нужно. Возможно, нам придется уезжать в спешке.

Джимми кивнул и потянул Локлира за рукав, уводя его за собой. Арута, Гай, Галейн и Амос продолжали наблюдать за тем, как наступающая армия придвигалась все ближе, медленным потоком устремляясь в ущелье.

Бой начался, как и предсказывал Арута, с того, что, проходя вдоль низкого ущелья, враги волнами атаковали крепость. Укрепления строились для защиты гарнизона, а не для противостояния массированным атакам хорошо организованной армии, а теперь на них надвигалась именно такая армия.

Арута присоединился к своим товарищам, стоящим на вышке, наблюдая за тем, как лучники замка стреляют по приближающимся отрядам Мурмандрамаса. Затем первые шеренги атакующих расступились, и вперед вышли гоблины с тяжелыми щитами. Они присели, образовав стену. За ними встали моррельские лучники и под прикрытием щитов ответили стрелкам защитников замка. Первый же залп смел со стены около дюжины лучников, и атакующие побежали вперед. Снова и снова противостоящие стороны обменивались стрелами, и защитники крепости стояли твердо. Но атакующие все ближе подходили ко стенам.

Они делали шаг за шагом, переступая через тела погибших. Каждая новая волна наступала и падала, но придвигалась к стенам ближе, чем предыдущая. Падал один лучник, и его место тут же занимал другой. Когда солнце осветило скалы ущелья, атакующие уже наполовину сократили расстояние до стены. Ко времени, когда солнце перешло с одной стороны прохода на другую, это расстояние уменьшилось до пятидесяти ярдов. Вперед ринулась следующая волна.

Вынесли осадные лестницы, и защитники взыскивали тяжелую пошлину с тех, кто подносил их к стене, но на место каждого павшего тролля или гоблина вставал другой. Лестницы отталкивали шестами, но вместо них приносили другие, и гоблины карабкались на стены, где их встречали сталью и огнем. Началась рукопашная схватка.

Оборванные защитники сдерживали натиск врагов. Последняя волна нападавших подошла к стене с юга от навесной башни, но резервный отряд подбежал к пролому и отбросил неприятеля. На закате трубы пропели отступление, и войско Мурмандрамаса отошло в ущелье.

Гай выругался.

- Никогда в жизни не видел такой бездарной резни, да еще проводимой во имя долга.

Арута был вынужден согласиться. Амос воскликнул:

- Черт возьми! Эти ребята на границе, может, и сплошные отбросы твоей армии, Арута, но они крепкие и закаленные бойцы. Никогда не видел, чтобы солдаты бились так самоотверженно.

Арута согласился:

- Если долго служишь на границе, то не можешь не закалиться. Мало больших сражений, но стычки каждый день. И все же, если Брайан продолжит это безумие, они все обречены.

- Если мы хотим выбраться отсюда, нам нужно выехать еще до рассвета, Арута, - сказал Галейн.

Принц кивнул.

- Я хочу еще раз поговорить с Брайаном. Если он откажется прислушаться к голосу разума, я спрошу разрешения покинуть гарнизон.

- А если он не разрешит? - поинтересовался Амос.

- Джимми уже приготовил провизию и собрал вещи, - объяснил Арута. - Если придется, мы уйдем пешком.

Принц сошел с вышки и поспешил туда, где он в последний раз видел барона, но не мог его найти. Он обратился к стражнику.

- Последний раз я видел барона час назад. Должно быть, он внизу во дворе с убитыми и ранеными, ваше высочество.

Слова стражника оказались пророческими: Арута действительно обнаружил Брайана, лорда Высокого замка, среди убитых и раненых. Над ним склонился лекарь, который при приближении принца поднял глаза и покачал головой.

- Он мертв.

Арута спросил офицера, стоящего у тела:

- Кто замещает его?

- Уолтер Гайлденхольт, - ответил тот, - но думаю, что он пал, когда захватили передовые позиции.

- А кто замещает Уолтера?

- Болдуин де ла Тровилль и я, ваше высочество. Мы оба следующие по званию после Уолтера. Мы прибыли в один и тот же день, так что кто из нас старше, не знаю.

- Как вас зовут?

- Энтони дю Масиньи, бывший барон Калри, ваше высочество.

Услышав имя, Арута узнал этого человека. Он видел его на коронации Лиама. Это был один из сподвижников Гая. Он все еще сохранял элегантный внешний вид, но два года на границе избавили его от многих щегольских привычек, которые он демонстрировал при дворе в Рилланоне.

- Если вы не возражаете, пошлите за де ла Тровиллем и Гаем де Бас-Тайрой. Пусть подойдут в комнату барона.

- Никаких возражений, - ответил дю Масиньи. Он оглянулся на свидетельства недавней бойни на стенах и во дворе. - Я могу только приветствовать, если появится хоть какой-то порядок и здравомыслие.

Как бы в противоположность аккуратной и мягкой внешности дю Масиньи, Болдуин де ла Тровилль оказался стройным, суровым на вид человеком. Как только оба офицера появились в комнатах Брайана, Арута сказал:

- Если кто-либо из вас придерживается тех же глупых убеждений относительно подчинения исключительно королю и удержания крепости любой ценой, то скажите об этом сразу.

Офицеры переглянулись, а дю Масиньи рассмеялся:

- Ваше высочество, мы попали на границу благодаря приказу вашего брата за... - он бросил взгляд на Гая, - некоторые прошлые политически неосторожные шаги. Мы не торопимся отдать жизнь только ради красивого, но бессмысленного поступка.

Де ла Тровилль добавил:

- Наш командующий был глупцом. Храбрым, можно сказать героическим человеком, но все равно глупцом.

- Вы готовы поступить в мое распоряжение?

- С радостью, - ответили оба.

- Тогда я назначаю своим заместителем Бас-Тайру. Вы должны считать его командиром.

Дю Масиньи усмехнулся:

- Это для нас не ново, ваше высочество. Гай кивнул и тоже улыбнулся.

- Они оба хорошие солдаты, Арута. Он сделают все, что нужно.

Арута сорвал со стены карту и положил ее на стол.

- Нужно, чтобы уже через час половина гарнизона сидела в седле, но все приказы должны передаваться шепотом, без труб, барабанов и криков. Группы по десятку человек будут выходить через задние ворота с интервалом в одну минуту. Начать надо как можно быстрее, и ехать все должны в Сетанон. Думаю, Мурмандрамас уже послал своих солдат на ту сторону прохода через горы, чтобы отрезать нам отступление. У нас в запасе не более нескольких часов, и уж совершенно точно нельзя дожидаться рассвета.

- Если мы пошлем небольшой дозор сюда и сюда, - показал Гай на карте, - только чтобы убедить врага, что мы не спим, то сможем замедлить их проникновение в тыл и скрыть шум отступления.

Арута кивнул.

- Де ла Тровилль, вы поведете этот отряд. Ввязываться в бой не стоит. Если надо, убегайте, но за два часа до рассвета будьте здесь. К рассвету весь гарнизон должен быть эвакуирован, и чтобы позади не осталось ни одного человека. Теперь дальше. В первых отступающих отрядах должно быть по шесть здоровых солдат и шесть раненых. Если надо, привяжите раненых к седлам. После сегодняшней бойни должно быть достаточно лошадей, чтобы каждая группа взяла с собой по две или три запасных, и на каждую загрузите как можно больше зерна. До Сетанона дойдут не все лошади, но, время от времени сменяясь, большинство доберется.

- Ваше высочество, многие раненые не вынесут такого пути, - заметил дю Масиньи.

- Поход будет тяжелым, но мы должны забрать всех, даже тяжело раненых, этим мясникам мы не оставим никого. Дю Масиньи, нужно поставить на стены мертвых, и так, чтобы их было видно через амбразуры. - Он повернулся к Гаю. - Может, это ненамного задержит его. Еще приготовьте сообщения в Северный форт с рассказом о том, что здесь произошло. Если память мне не изменяет, Майкл, лорд Северного форта, не в пример умнее покойного барона Брайана. Может, он согласиться прислать солдат, чтобы побеспокоить отряды Мурмандрамаса на флангах. И приготовьте сообщения в Сетанон...

- У нас нет птиц на Сетанон, ваше высочество, - перебил его де ла Тровилль. - Мы ожидали, что в течение месяца караван подвезет хотя бы нескольких. - Он смущенно оглянулся на своего бывшего командира. - Упущение с нашей стороны.

- Сколько всего птиц осталось в голубятне?

- Дюжина. Три на Северный форт. По две на Тайр-Сог и Лориэл, и еще пять на Ромней.

- По крайней мере, мы сможем оповестить всех вокруг, - сказал Арута. - Передайте герцогу Талвину Ромнейскому, чтобы переслал сообщение Лиаму в Рилланон. Мартин уже будет в пути с армией Вандроса. Как только он повстречает уцелевших арменгарцев и узнает о маршруте Мурмандрамаса, он повернет и пошлет армию из Вабона к Ястребиному оврагу. Там он сможет перейти через горы и присоединиться к нам. Пошлем сообщение в Тайр-Сог, чтобы те отослали гонцов и сообщили ему наше точное местоположение. Как только Гардан получит весть от Мартина, в путь выступит гарнизон Крондора. По пути к Сумрачному лесу он сможет присоединить еще другие войска. - В голосе Арута послышалась смутная надежда. - Может, нам и удастся уцелеть в Сетаноне.

- Где Джимми?

- Он сказал, что ему нужно что-то сделать и что он сейчас будет, - ответил Локлир.

Арута посмотрел по сторонам.

- Что он еще задумал?

Уже близился рассвет, и последняя группа солдат готовилась покинуть гарнизон. Отряд Аруты - последние пятьдесят человек и две дюжины запасных лошадей - стояли у ворот, а Джимми куда-то исчез.

Вдруг он появился и замахал, что можно двигаться. Джимми прыгнул в седло, и Арута просигналил, чтобы открыли задние ворота. Ворота распахнулись, и отряд колоннами выехал из крепости. Когда Джимми догнал остальных, Арута спросил:

- Почему ты задержался?

- Я приготовил Мурмандрамасу сюрприз.

- Что?

- Я поставил свечу на маленькую бочку с маслом. Она стоит на подстилке на соломы и всякого тряпья. Должна взорваться где-то через полчаса. Конечно, больших разрушений не будет, но повалит дым и гореть будет несколько часов.

Амос захохотал:

- А после Арменгара они не станут торопиться лезть в огонь.

- А он смышленый парнишка, Арута, - одобрил Гай.

Джимми от удовольствия расплылся в улыбке.

- Иногда даже слишком, - сухо сказал Арута.

Джимми помрачнел, а Локлир усмехнулся.

Они выиграли один день. Со времени отъезда утром первого дня и до заката не было никаких признаков погони. Арута решил, что Мурмандрамас, должно быть, приказал тщательно обыскать крепость, а затем перестроил армию для перехода через высокогорье. Нет, они определенно оторвались от преследователей, и вряд ли противник сможет догнать их теперь, разве что его легкая кавалерия.

Они будут гнать лошадей, сменяя запасных, и делать по тридцать пять - сорок миль в день. Некоторые лошади, несомненно, покалечатся, но при удаче отряды пересекут плоскогорье за неделю. Придется сбавить ход в Сумрачном лесу, но там будет меньше шансов быть застигнутыми врасплох, так как преследователям придется быть осторожными, опасаясь засады за густыми деревьями.

На второй день им стали попадаться тела тех, кто был ранен в битве и не выдержал тяжелого пути. Их товарищи следовали строгому приказу и снимали мертвых с седел, не тратя времени на то, чтобы похоронить их или хотя бы снять доспехи и оружие.

На третий день они заметили первые признаки погони: смутные тени появились на горизонте перед самым закатом. Арута приказал продолжать путь в течение еще одного часа, и на рассвете позади никого не было видно.

На четвертый день они увидели первую деревню. Проезжавшие солдаты предупредили жителей об опасности, так что теперь она была пуста. Из одного камина шел дым, и Арута послал солдата выяснить, в чем дело. Огонь в печи еще теплился, но в доме никого не осталось. Удалось обнаружить только небольшой запас семенного зерна, остальную провизию унесли с собой жители. В деревне не осталось ничего, что бы могло достаться врагу, поэтому Арута приказал не трогать ее. Если бы селяне не вынесли все до последнего, он велел бы сжечь деревню. Скорее всего, это сделают солдаты Мурмандрамаса, но Аруте было спокойнее оттого, что он оставил деревню в том же виде, в каком нашел ее.

Ближе к концу пятого дня они заметили приближающихся к ним сзади всадников, и Арута приказал отряду остановиться и приготовиться к сражению. Всадники подъехали достаточно близко, чтобы можно было различить, что это были разведчики-моррелы, но те изменили курс и скрылись, отказавшись вступать в бой с превосходящим их противником.

На шестой день они догнали караван, направляющийся на юг. Люди в нем уже были предупреждены об опасности первыми проезжавшими отрядами. Караван шел очень медленно, и было ясно, что головные подразделения Мурмандрамаса настигнут его через день-другой. Арута подъехал к владельцу каравана.

- Выпрягай лошадей и скачи верхом. Иначе вам не спастись от темных братьев!

- А как же мое зерно! - пожаловался торговец. - Я же все потеряю!

Арута приказал отряду остановиться. Когда караван встал, он приказал:

- Каждый берет по мешку зерна. Оно нам понадобится в Сумрачном лесу. Остальное сжечь!

Протестующий торговец приказал своим охранникам защищать добро, но наемные воины только посмотрели на солдат из Высокого замка и отошли.

- Выпрягайте лошадей! - приказал Гай.

Солдаты обрезали постромки и отвели лошадей в сторону. В считанные минуты мешки с зерном с первой повозки оказались разобранными, и солдаты уже передавали их друг другу, не забыв взять по одному мешку на каждую лошадь торговца. Остальные повозки и мешки подожгли.

Арута сказал торговцу:

- Сюда движется тридцать тысяч гоблинов, темных братьев и троллей, господин купец. Если думаешь, что я поступил с тобой несправедливо, то лучше представь, как бы ты провез свое добро по тропам в Сумрачном лесу, да еще с такой компанией. А теперь забирай зерно на своих лошадей и скачи на юг. Мы остановимся в Сетаноне, но если тебе дорога жизнь, поезжай дальше, к Малак-Кроссу. Если хочешь, чтобы тебе заплатили за зерно, оставайся в Сетаноне. Сумеем выстоять - значит, тебе все компенсирую. Решай сам. У меня больше нет времени.

Арута приказал отряду двигаться вперед и через минуту обнаружил, что торговец и его охранники едут за ним, стараясь держаться как можно ближе к солдатам. Через некоторое время Арута крикнул Амосу:

- На следующем привале дай им свежих лошадей. Их нельзя оставлять.

Амос усмехнулся.

- Они напуганы, но не настолько, чтобы слушаться нас. Пусть немного отстанут, зато потом, когда догонят нас вечером, станут любезными и услужливыми.

Арута покачал головой. Амос был способен позабавиться над ситуацией даже после этой изнурительной скачки.

На седьмой день они въехали в Сумрачный лес.

Услышав звуки сражения, Арута отдал приказ остановиться. Он знаком показал, чтобы Галейн и еще один солдат поехали в ту сторону посмотреть. Через несколько минут разведчики вернулись, и эльф доложил:

- Все закончилось.

Они проехали еще немного, и на большой поляне обнаружили несколько солдат из Высокого замка, а на земле несколько трупов моррелов. Старший сержант отсалютовал приближающемуся Аруте.

- Мы дали отдых лошадям, и тут они напали на нас, ваше высочество. К счастью, недалеко остановился еще один отряд, и они быстро примчались на помощь.

Арута посмотрел на Гая и Галейна:

- Как же они ухитрились пробраться вперед?

- А они и не пробирались, - ответил Галейн. - Они тут ждали все лето. - Он осмотрелся. - Думаю, вот здесь.

Эльф подвел Аруту к куче поваленных деревьев, скрывающей вход в низкую хижину, умело замаскированную кустарником. В хижине хранились запасы зерна, оружия, сушеного мяса, седел и других припасов.

Арута все быстро осмотрел:

- Он долго планировал эту кампанию. Теперь можно быть уверенными, что Мурмандрамас с самого начала собирался идти в Сетанон.

- Хотя нам все равно не ясно, почему, - заметил Гай.

- Придется продолжать путь, не зная ответ на этот вопрос. Заберите все, что можно унести с собой. Остальное уничтожьте.

Принц повернулся к сержанту:

- Вы видели другие отряды?

- Да, ваше высочество. Прошлой ночью де ла Тровилль становился лагерем всего в миле на северо-восток от нас. Мы наткнулись на один из его пикетов и получили приказ продолжать путь, чтобы не собирать слишком много людей в одном месте.

- А темных братьев? - поинтересовался Гай.

Сержант кивнул.

- Их полно в лесу, ваша светлость. Если мы проезжаем мимо, они не нападают. К счастью, обычно они не собираются большими отрядами, как вот этот. Но все же мы предпочитаем не трогать их и проезжать мимо.

- Возьмите пять человек из моего отряда и начинайте двигаться на восток, - сказал Арута. - Передайте всем, что я приказываю смотреть в оба и искать спрятанные запасы Мурмандрамаса. Думаю, они охраняются, так что ищите места, где темные братья оказывают сопротивление. Все, что может оказаться ему полезным, должно быть уничтожено. А теперь в путь.

Затем Арута приказал еще одному отряду ехать полдня на запад и затем повернуть на юг, чтобы передать сообщение о тайных складах оружия.

- Нужно двигаться, - сказал он Гаю. - Я почти чувствую, как его авангард наступает нам на пятки. Бас-Тайра кивнул:

- Может, нам удастся задержать его в пути.

Арута огляделся.

- Я уже давно присматриваю место для засады. Или мост, который можно было бы спалить. Или узкое место на тропе, где можно было бы свалить дерево. Но так и не нашел ничего подходящего.

Амос согласился с ним.

- Этот лес - самый удобный для марша из всех, что я когда-либо видел. Можно как на параде провести двадцать человек в ряд, и ни один не. собьется с ноги, чтобы обогнуть дерево.

- Что ж, приходится принимать все, как есть, - сказал Гай. - Надо двигаться.

Сумрачный лес состоял скорее из нескольких перемежающихся лесочков и рощ, а не был огромным массивом, как. Эддерский лес или Зеленое Сердце. Через три дня отряд прошел через полосу обширных лугов, а затем вошел в действительно темные, даже мрачные заросли. Несколько раз им пришлось ждать, пока Галейн изменит зарубки моррелов. Эльф считал, что вражеские разведчики могут немного поплутать, прежде чем обнаружат, что пошли не тем путем. Трижды они наталкивались на тайные склады Мурмандрамаса. На их расположение указывали тела моррелов и солдат. Стрелы и пики сжигались, мечи приходилось бросать в огонь, чтобы лишить их закалки, седла и узды резали на куски, зерно рассыпали по земле и тоже сжигали. Одеяла, одежда, запасы пищи - уничтожалось абсолютно все.

К концу второй недели, проведенной в лесу, они почувствовали запах дыма, и отряду пришлось спасаться от лесного пожара. Кто-то переусердствовал, сжигая тайник Мурмандрамаса, и в сухом после жаркого лета лесу начался пожар. Оставляя разгорающееся пламя позади, Амос прокричал:

- Вот что нам нужно сделать! Подождать, пока его ублюдочное превосходительство войдет в лес и поджечь его со всех сторон. Ха!

Ко времени, когда они покинули Сумрачный лес и выехали к возделываемым полям, Арута потерял шесть лошадей, но ни одного человека, не исключая торговца н его охранников. Пройдя двадцать миль по пашне, отряд остановился на ночлег. После захода солнца на южном горизонте появилось слабое сияние. Арута показал его мальчикам:

- Сетанон.

Они подъехали к городу и были остановлены у ворот солдатами местного гарнизона.

- Мы ищем того, кто командует всем этим войском, - кричал сержант, возглавляющий отряд. На фоне красивого зелено-белого плаща Сетанона ярко выделялись его золотые нашивки.

Арута вышел вперед, и сержант объяснил:

- Вот уже полдня к нам прибывают солдаты из Высокого замка. Их разместили в бараках на заднем дворе. Барон хочет видеть их командира.

- Передай ему, что я приду, как только размещу своих солдат.

- И о ком ему доложить?

- Арута Крондорский.

Сержант от удивления открыл рот.

- Но...

- Знаю, я умер. Но все равно скажи барону Хамфри, что я через час буду у него в башне. И передай, что со мной будет Гай де Бас-Тайра. Потом пошли гонца на задний двор и узнай, прибыли ли Болдуин де ла Тровилль и Энтони дю Масиньи. Если да, то пусть присоединятся к нам.

Сержант минуту стоял без движения, а потом отдал честь.

- Есть, ваше высочество.

Арута приказал своему отряду войти в город и в первый раз за многие месяцы перед ним предстал обычный для Королевства вид торгового города с жителями, которые считали, что великодушный монарх защитит их ото всякого зла. На улицах толпились люди, занятые проблемами рынка, урожая и наступающего праздника. Повсюду Арута видел только самое обычное, мирское, земное. Как скоро все это должно измениться!

Арута приказал закрыть ворота. В течение последней недели те, кто решил бежать на юг, покинули город. Голубиная почта и гонцы отправились разносить новые сообщения в гарнизоны Малак-Кросса, Силдена и Сумрачного леса на случай, если предыдущие письма не дошли до адресатов. Все, что можно было сделать, было сделано, и теперь им оставалось только ждать.

Разведчики, уехавшие на север, донесли, что армия Мурмандрамаса полностью заняла Сумрачный лес. Все фермы между лесом и городом были эвакуированы, а их жители спрятались за стенами. Принц дал наказ каждому следовать строгому расписанию. Все продовольственные запасы привозились в Сетанон, но, когда время вышло, Арута приказал поджечь оставшиеся фермы. Еще не собранный осенний урожай был сожжен на корню, а фруктовые сады перекопаны и отравлены, все стада, которые находились слишком далеко, чтобы привести в город, были разогнаны. Вокруг не осталось ничего, что могло помочь приближающемуся вражескому войску. Солдаты доложили, что в пути они обнаружили и разграбили по крайней мере тридцать тайных складов Мурмандрамаса. Однако Арута не питал никаких иллюзий. В лучшем случае они нанесли противнику определенный ущерб, но большого вреда не причинили, разве что заставили испытать некоторые неудобства.

Арута держал совет с Амосом, Гаем, офицерами из Высокого замка и бароном Хамфри. Хамфри, закованный в пышно украшенные гравировкой латы, скорее предназначенные для парада, чём для сражения, неловко примостился за столом, держа на коленях шлем с плюмажем. Он с готовностью признал главенство Аруты, так как благодаря своему местоположению Сетанон не располагал опытными боевыми командирами. На ключевые посты Арута назначил Гая, Амоса, де ла Тровилля и дю Масиньи. Сейчас обсуждали дислокацию войск и запасов. Арута прочитал весь список и сказал:

- В обычных условиях мы могли бы продержаться против армии Мурмандрамаса в течение двух месяцев. Но учитывая виденное мной в Арменгаре и Высоком замке, думаю, условия будут далеки от нормальных. Мурмандрамас хочет захватить город в течение двух, максимум трех недель, иначе его могут застать ранние заморозки. Осенние дожди уже начались, что замедляет наступление, а когда придет зима, его армия начнет голодать. Нет, ему нужно быстро войти в Сетанон и помешать нам использовать или уничтожить припасы. В самом лучшем случае Мартин с армией Вабона в шесть тысяч солдат сейчас проходит мимо Каластийской гряды ниже Ястребиного оврага. Но это значит, что сюда он доберется только через две недели. К этому же времени подойдут подкрепления из Северного форта или Силдена, так что мы должны продержаться не меньше двух недель, а может и все четыре. Еще немного, и помощь придет слишком поздно. - Он встал. - Итак, джентльмены, сейчас нам остается только ждать приближения врага. Будем отдыхать и молиться.

Арута вышел из зала заседаний. Гай и Амос последовали за ним. Они молчали, как бы вспоминая, что им уже довелось пережить, а потом ожидать атакующую армию каждый пошел по-своему.

Глава 18 ДОМОЙ

Они шли по Коридору. Он казался длинным проходом, желтовато-белой дорогой с сияющими серебром дверьми через каждые пятьдесят футов. Макрос обвел все вокруг рукой.

- Сейчас вы находитесь в месте, которое по своей загадочности может сравниться с Городом Вечности. Это Коридор Миров. Зная путь, здесь можно переходить из одного мира в другой. - Он показал на серебряный прямоугольник двери. - Вот портал, через который можно проникнуть в любой мир и покинуть его. Различить эти порталы дано лишь избранным. Некоторые находят нужные двери, тщательно изучая Коридор, другие - путем проб и ошибок. Их можно увидеть, изменяя свое восприятие пространства. Вон там, - махнул он в сторону одной двери, - находится выжженный мир, вращающийся вокруг забытого солнца. - Затем он показал на дверь с другой стороны Коридора. - А там - мир, изобилующий разными формами жизни, смесь культур и общественных устройств, но разумная раса там только одна. - Он на минуту остановился. - По крайней мере, в свое время она станет такой. - Он снова двинулся вперед. - Сейчас, я думаю, за этими дверьми существует лишь круговорот горячих газов, по плотности немногим отличающийся от пустоты. В будущем существует совершенное общество, которое использует Коридор для путешествий, ведет меж мирами торговлю, хотя там есть и миры, чье население даже не подозревает о существовании подобного места.

- Я ничего о нем не знал, - заметил Томас.

- Валкеру владели иными способами передвижения, - ответил Макрос, кивая на Райата. - Поскольку прямой необходимости не было, они никогда не останавливались, чтобы задуматься над существованием Коридора, а ведь у них были все возможности. Было ли это удачей? Не знаю. Но то, что валкеру не знали об этом месте, позволило избежать многих разрушений.

- Как далеко уходит этот Коридор? - спросил Паг.

- В бесконечность. Никто не знает. Коридор выглядит прямым, но на самом деле он изгибается, и если я пойду вперед, то вскоре исчезну из вашего поля зрения. Между мирами расстояние и время не имеют значения.

С этими словами он повел их вдоль Коридора.

Следуя указаниям Макроса, Паг сумел переместить их вперед, во времени, и теперь они были довольно близко к собственной эпохе. Используемые заклинания логически вытекали из чар, которые Паг использовал, чтобы ускорить время в ловушке. Он лишь приблизительно представлял себе, в каком они находятся времени, но Макрос уверил его, что когда они приблизятся к Мидкемии, он узнает, сколько еще им надлежит пройти.

- Макрос, а что произойдет, если кто-нибудь пройдет между дверьми? - спросил Паг.

Они шли по Коридору, и Паг внимательно рассматривал каждую дверь. Через некоторое время он заметил, что все они разные, спектр серебряного мерцания каждой имел едва различимую особенность.

- Скорее всего, если сделать это без предварительной подготовки, то можно быстро умереть, - ответил чародей. - Ты оказался бы в пустом пространстве, не имея способностей Райата к навигации. - Он остановился перед одной из дверей. - Здесь мы сможем почти вдвое сократить путь до Мидкемии. Нам придется пройти по другой планете. Расстояние от этих дверей до следующего портала меньше сотни ярдов, но предупреждаю: атмосфера этой планеты смертельна для вас. Задержите дыхание, так как магия здесь не действует, и вы не сможете защитить себя с ее помощью.

Несколько минут он тяжело дышал, а потом с глубоким вдохом быстро переступил порог.

За ним последовали Томас, Паг, потом Райат. Паг сощурил глаза и чуть не выпустил весь воздух из легких, так как его глаза обожгли раскаленные пары, а неожиданно большое притяжение пригнуло его к земле. Они перебежали через бесплодную равнину с багрово-красными скалами, над их головами тяжело нависла оранжевая мгла. Земля постоянно вздрагивала, а истекающие огнем горы, сияя в оранжевым свете вулканов, изрыгали гигантские облака черного дыма и газа. По склонам высоких пиков, накаляя воздух, ползла лава. Макрос показал в сторону одной из скал, они подбежали к ней и вернулись в Коридор.

Макрос погрузился в свои мысли и несколько часов молчал. Затем он резко стряхнул оцепенение и остановился перед одной из дверей.

- Нужно пройти через тот мир.. Это будет приятно.

Он провел их через дверь на прекрасную зеленую поляну. За деревьями слышался шум волн, накатывающихся на камни, а воздух был пропитан запахом моря. Они вышли на утес, с которого открывался великолепный вид на океан.

Паг осмотрел деревья и обнаружил, что некоторые из них растут на Мидкемии.

- Это место напоминает мне Крайди.

- Здесь теплее, - сказал Макрос, вдыхая океанский бриз. - Это чудесная планета, и никто здесь не живет. - С грустью в глазах он добавил: - Быть может, когда-нибудь я сам поселюсь здесь. - Он стряхнул с себя задумчивость. - Паг, мы находимся уже довольно близко к нашей эпохе, но пока еще в другой стадии. - Он оглянулся по сторонам. - Думаю, мы сейчас где-то за год до твоего рождения. Нужно еще раз ускорить время.

Паг закрыл глаза и начал длинное заклинание, действие которого было совеем не заметно, если не считать того, что тени на земле стали двигаться быстрее, а солнце ускорило свой бег по небу. Внезапно наступила ночь, и они погрузились во тьму, но за ночью быстро пришел рассвет. Скорость течения времени увеличивалась, и мелькание дня и ночи слилось в один серый цвет.

Паг остановился и проговорил:

- Нужно подождать.

Они присели, наслаждаясь очарованием окружающего их мира. Его красота могла послужить эталоном, с которым можно было сравнить все те странные и удивительные места, где они побывали. Томас казался сильно озабоченным.

- Все, чему я был свидетелем, заставляет задуматься над возможностями той силы, которой мы пытаемся противостоять. - Он помолчал и добавил: - Вселенные так необъятны и бесплотны... - Он внимательно посмотрел на Макроса. Что ожидает эту вселенную, если одна маленькая планета окажется под властью валкеру? Разве мои собратья не правили ею раньше?

Макрос с участием посмотрел на Томаса.

- Это правда, но вы стали либо более робкими, либо более циничными. А нам не годится ни один из этих вариантов. - Он пристально посмотрел на Томаса и увидел сомнение в его глазах, в глазах человека, ставшего валкеру. Наконец он кивнул и сказал: - После Войн Хаоса вселенная изменилась; пришествие богов возвестило новую эру - образование сложной, регламентированной системы - там, где ранее царили лишь первичные законы Порядка и Хаоса. В этой новой системе валкеру нет места. Иначе было бы гораздо проще перенести Ашен-Шугара в будущее, чем выполнить то, что было задумано. Мне нужна была его сила, но мне нужен был также ум, который был бы на нашей стороне. Без временной связи между ним и Томасом, Ашен-Шугар был бы лишь одним из своих собратьев. Но даже с этой связью Ашен-Шугар был бы неуправляем.

Томас начал вспоминать.

- Никто не может себе представить всю глубину безумия, с которым я сражался во время войны с цурани. Я был на волосок от гибели. - Его голос оставался спокойным, но в нем слышался отголосок пережитой боли. - Я стал убийцей. Я убивал беспомощных. Мартин готов был убить меня, таким я был жестоким. - Затем он добавил: - А ведь тогда ко мне вернулась лишь десятая часть моей силы. В день, когда я обрел... здравый ум, Мартин мог без труда пронзить мое сердце стрелой. - Он показал на скалу в нескольких футах от них и сделал хватательное движение. Скала рассыпалась в пыль, как будто Томас стиснул ее ладонью. - Если бы мои силы тогда были равны сегодняшним, я мог бы убить Мартина еще до того, как он натянул свой лук - одним усилием воли.

Макрос кивнул:

- Ты видишь, как мы рисковали, Паг. Даже один-единственный валкеру представляет собой опасность не меньшую, чем целое войско драконов. В космосе нет силы, способной его удержать. - В его голосе звучало беспокойство. - Нет ни одного существа, если не считать богов, которое могло бы противостоять валкеру. - Макрос слегка улыбнулся. - Конечно, исключая меня, но, даже обладая полной силой, я смог бы лишь выйти живым из битвы с ними, но не победить их. А без магической силы... - Он не стал договаривать.

- Тогда почему не вмешались боги? - спросил Паг.

Макрос горько засмеялся.

- А что, ты думаешь, .мы делаем здесь? В этом и заключается их роль. Мы лишь исполнители.

Паг закрыл глаза, и на смену серому внезапно пришел обычный дневной свет.

- Кажется, мы вернулись.

Макрос взял Пага за руку и, закрыв глаза, почувствовал бег времени через восприятие молодого мага. Через некоторое время Макрос сказал:

- Паг, мы уже достаточно близко к Мидкемии, чтобы ты мог послать домой сообщение. Думаю, стоит попробовать. - Макрос узнал от Пага о девочке и прошлой удачной попытке связаться с ней.

Паг закрыл глаза и попытался установить контакт с Гаминой.

Кейтала подняла глаза от вышивания. Гамина сидела неподвижно, уставившись в одну точку. Она наклонила голову, как бы прислушиваясь. Уильям, читавший старинную, изъеденную жучками книгу, которую ему дал Кулган, отложил ее в сторону и внимательно посмотрел на названую сестру.

Потом он тихо позвал:

- Мама...

Кейтала спокойно отложила шитье в сторону.

- Что, Уильям?

Мальчик посмотрел на мать широко раскрытыми глазами и шепотом сказал:

- Это... папа.

Кейтала подошла к сыну, присела рядом и обняла его.

- Что такое с отцом?

- Он говорит с Гаминой.

Кейтала взглянула на девочку, которая сидела в забытье, не обращая на окружающих ни малейшего внимания, медленно поднялась, подошла к двери в столовую и тихо толкнула ее. Затем она бегом бросилась в соседнюю комнату.

Кулган и Элгахар сидели за шахматной доской, а Хочокена наблюдал за их игрой, время от времени подавая игрокам непрошеные советы. В комнате было очень дымно, потому что как всегда после обеда оба тучных мага посасывали свои большие трубки. Они так наслаждались курением, что совершенно забывали о других. Мичем сидел неподалеку и с помощью точильного камня доводил до совершенства свой охотничий нож.

Кейтала открыла дверь.

- Идите сюда, все идите!

Поняв по ее тону, что вопросы придется отложить, все пошли за ней в комнату, где Уильям продолжал наблюдать за Гаминой.

Кейтала присела рядом с девочкой и медленно провела рукой прямо перед ее глазами. Гамина не реагировала. Она находилась в трансе.

- Что такое? - прошептал Кулган.

- Уильям сказал, что она говорит с Пагом, - ответила Кейтала тоже шепотом.

Обычно сдержанный Элгахар, маг Великой Тропы, подошел поближе.

- Может, я смогу узнать что-нибудь. - Он присел перед Уильямом. - Ты не поможешь мне кое-что сделать? - Уильям неопределенно пожал плечами. Маг объяснил: - Я знаю, что ты иногда слышишь Гамину, как она слышит тебя, когда ты говоришь с животными. Ты позволишь мне услышать, что она говорит?

- Как? - спросил Уильям.

- Я изучал, как это делает Гамина, и, думаю, смогу сделать то же. Здесь нет никакого риска, - добавил он, обращаясь к Кейтале.

Кейтала кивнула.

- Пожалуйста, я не против, - сказал мальчик. Элгахар закрыл глаза и положил руку на плечо Уильяма. Через минуту он произнес:

- Я слышу... что-то. - Он открыл глаза. - Она с кем-то разговаривает. Наверное, это Миламбер. - Он называл Пага его цуранийским именем.

- Жаль, что Доминик вернулся в аббатство, - заметил Хочокена. - Он смог бы услышать, о чем они говорят.

Кулган, подняв руку, остановил его. Девочка вздохнула и закрыла глаза. Кейтала пододвинулась поближе, боясь, что та потеряет сознание, но Гамина широко открыла глаза, с улыбкой вскочила и восторженно протанцевала по комнате, мысленно выкрикивая:

- Это был папа! Он говорил со мной! Он возвращается!

Кейтала опустила руку на плечо девочки.

- Доченька, потише. А теперь перестань прыгать и повтори, что ты только что сказала, и говори, Гамина, говори.

И первый раз в жизни девочка заговорила громким голосом, прерывая смехом восторженные возгласы:

- Я говорила с папой! Он откуда-то позвал меня!

- Откуда? - спросил Кулган.

Девочка остановилась и задумчиво наклонила голову.

- Это было... просто какое-то место. Там был песчаный берег и все такое красивое. Я не знаю. Он не сказал, где это. Просто где-то. - Она прыгала по комнате, а потом потянула Кулгана за штанину: - Нам нужно идти!

- Куда?

- Папа хочет, чтобы мы встретили его. В каком-то месте.

- В каком месте, малышка? - спросила Кейтала.

Гамина еще разок подпрыгнула.

- В Сетаноне.

- Это город недалеко от Сумрачного леса, в центре Королевства, - пояснил Мичем.

Кулган бросил на него сердитый взгляд:

- Нам это и так известно.

Ничуть не смутившись, Мичем показал на цуранийских магов.

- Они не знали... мастер Кулган.

Кустистые брови Кулгана сошлись на переносице, и он откашлялся. Это было признанием правоты старого друга. И Мичем его прекрасно понял.

Кейтала попыталась утихомирить девочку:

- Подожди, не прыгай. Кто должен встретить Пага в Сетаноне?

- Все. Он хочет, чтобы мы все отправились туда. Прямо сейчас.

- Почему? - спросил Уильям. Он обиделся, что на него не обращают никакого внимания.

Настроение девочки резко изменилось, она успокоилась.

- Что-то плохое, дядя Кулган. Что-то плохое из видения Роугена! Оно там! - Она ухватилась за ногу Кулгана.

Кулган оглянулся на остальных, а Хочокена тихо спросил:

- Враг?

Кулган кивнул и обнял девочку.

- Когда, милая?

- Сейчас, Кулган. Он сказал, что мы должны идти немедленно.

Кейтала обратилась к Мичему:

- Передай всем, чтобы маги готовились к походу. Нужно идти через Ландрет. Там мы достанем лошадей и двинемся на север.

- Ни одна дочь магии не станет надеяться на такой примитивный вид транспорта, - воскликнул Кулган. Он пытался говорить весело, чтобы снять общее напряжение. - Пагу следовало жениться на другом маге.

Кейтала сощурила глаза: она была не в настроении шутить.

- Что ты предлагаешь?

- Я могу воспользоваться своей способностью передвигаться по линиям в поле зрения, и прыжками перемещать себя и Хочо через три или более мили. Это займет некоторое время, но будет быстрее путешествия на лошадях. Потом мы сможем установить врата у самого Сетанона, а все остальные смогут пройти к ним прямо отсюда. - Он повернулся к Элгахару. - Это даст вам всем время хорошо подготовиться.

- Я тоже пойду с вами, - заявил Мичем, - на случай, если вы столкнетесь с бандитами или еще кем.

Гамина заговорила снова:

- Папа сказал, чтобы мы привели остальных.

- Кого? - спросил Хочокена, положив руку на ее хрупкое плечико.

- Других магов, дядя Хочо.

- Ассамблею, - догадался Элгахар. - Он стал бы просить об этом только в том случае, если на нас надвигается сам Враг.

- И еще армию.

Кулган посмотрел на нее сверху вниз:

- Армию? Какую армию?

- Ну просто армию!

Девочка уже исчерпала свой запас терпения и стояла, уперев кулачки в бока.

- Надо будет послать сообщение гарнизону в Ландрете и Шамате, - сказал Кулган. Он посмотрел на Кейталу. - Учитывая твое положение принцессы королевского дома, возможно, пришло время откопать королевскую печать, которую ты постоянно теряешь. Она понадобится, чтобы скрепить эти сообщения.

Кейтала кивнула. Она обняла притихшую Гамину.

- Оставайся с братом.

Затем она быстро вышла из комнаты.

Кулган посмотрел на своих цуранийских коллег.

- Вот оно. Надвигается Тьма, - сказал Хочокена.

- На Сетанон, - кивнул Кулган.

Паг открыл глаза. Он устал, хотя и не так сильно, как впервый раз, когда разговаривал с девочкой.

Томас, Макрос и Райат - все наблюдали за ним и ждали.

- Думаю, что сумел передать достаточно, чтобы она все рассказала другим.

Макрос довольно кивнул.

- Если повелители драконов сумеют ворваться в это время-пространство, то Ассамблея вряд ли окажет им серьезное сопротивление, но они смогут помочь удержать Мурмандрамаса, чтобы мы добрались до Камня Жизни раньше него.

- Если они вовремя дойдут до Сетанона, - заметил Паг. - Я не знаю, сколько у нас осталось времени.

- Это, - согласился Макрос, - действительно самая большая проблема. Я знаю, что мы сейчас в нашей эпохе, и логика подсказывает, что мы находимся где-то после того, как ты покинул дом в последний раз. Но как много времени прошло с тех пор, как ты ушел? Месяц? Неделя? Час? Что ж, мы узнаем, когда прибудем туда.

- Если мы сами прибудем вовремя, - добавил Томас.

- Райат, - попросил Макрос, - нам нужно добраться до следующего портала, а это довольно далеко. В этом мире нет смертных, которые увидели бы твое превращение. Ты отнесешь нас?

Не говоря ни слова, девушка ярко засияла и вернула себе облик дракона. Все трое взобрались дракону на спину, и тот взмыл в небеса.

- Лети на северо-восток, - крикнул Макрос, и дракон, описав круг над поляной, полетел в указанном направлении.

Некоторое время все молчали, необходимости в словах не было. Они скользили над обрывами и песчаными берегами, над равнинами, поросшими колючим кустарником. А сверху их теплыми лучами освещало солнце.

Паг взвесил все, что за последний час сказал Макрос. Чтобы они могли говорить, не повышая голоса, Паг быстро произнес заклинание.

- Макрос, вы сказали, что даже один валкеру представляет собой силу, которую нельзя будет сдержать. Мне кажется, я не понимаю, что вы имели в виду.

- На карту поставлено больше, чем судьба одного мира, - ответил Макрос. Они пролетали над рекой, протекающей по невероятно огромному каньону и несущей свои воды на юго-запад, к морю. - Эта замечательная планета рискует не меньше, чем Мидкемия. То же касается Келевана и всех других миров. Если слуги валкеру выиграют эту войну, их властители вернутся, и хаос опять воцарится в космосе. Все миры окажутся открытыми для разграбления Войском драконов, поскольку валкеру не будет равных не только по масштабу бессмысленного разрушения, но и по силе. Само возвращение в наше время-пространство придаст им мистическую мощь, о которой даже страшно подумать, силу, которая сделает каждого повелителя драконов сильнее всех - даже богов.

- Но как же такое возможно? - спросил Паг.

Ему ответил Томас:

- Камень Жизни. Он был оставлен для последней битвы с богами. Если им воспользуются... - Он оставил свою мысль недосказанной.

Теперь они летели над горами, над озерами к северу от равнины, а солнце тем временем склонялось все ближе к западу. Пагу было трудно сосредоточиться на идее полного разрушения, когда внизу его взору открывалась такая прекрасная планета.

- Райат! Вон тот остров с одинаковыми бухтами, - показал Макрос.

Дракон спустился и приземлился там, где просил Макрос. Они спрыгнули с его спины, и дракон снова обратился в человека. Затем Макрос повел их к огромной скале, окруженной хвойным лесом. Перед ними оказалась дверь портала. Первым в нее вошел Макрос. За ним Томас, потом Паг. Как только Паг ступил в Коридор, он услышал яростный приглушенный вой призрака, сильным ударом сбившего Макроса с ног.

Пожиратель жизни навис над Макросом, но на него бросился Томас, выхватывая на ходу меч. Он присел, увернувшись от другого призрака, пытавшегося схватить его сзади. Паг оттолкнул в сторону Райата, в этот миг появившегося на пороге. Третий призрак кинулся на женщину, в облике которой предстал перед ним дракон, и схватил за руку повыше локтя. Райат вскрикнул.

Сверкнул клинок Томаса - и призрак, нависший над Макросом, был разрублен надвое. С яростным криком повернулся он к противнику и замахнулся когтистой лапой. Томас отвел удар щитом, и металлическая поверхность заискрилась.

Голубые глаза женщины внезапно вспыхнули и превратились в кроваво-красные. Призрак, державший ее за руку, закричал, из его лапы повалил серый дым, но захват он не ослабил. Глаза женщины продолжали гореть, она стояла неподвижно, лишь слегка подрагивая всем телом. Призрак стремительно усыхал, и его шипящие вопли превратились в пронзительный свист.

Паг произнес заклинание - и третий призрак, нелепо взмахнув черными крыльями, упал на камни Коридора. Когда он поднялся, Паг легким движением руки отправил его в пространство между мирами, и призрак исчез в серой пустоте.

Томас наносил удар за ударом, и каждый раз золотой меч попадал в черную пустоту, со свистом высвобождая энергию. Противник Томаса заметно обессилел и собирался ускользнуть, однако валкеру взмахнул клинком еще раз и пронзил его.

Паг наблюдал, как Райат и Томас расправились с призраками: они каким-то образом забирали у них жизненную силу, которую призраки высасывали из живых существ.

Паг подошел к оглушенному волшебнику и помог ему подняться.

- Вы не пострадали?

Макрос тряхнул головой.

- Нисколько. Смертным трудно справиться с этими существами, но я уже имел с ними дело. То, что они встретили нас за этой дверью, означает, что валкеру опасаются нашего возвращения в Мидкемию. Если Мурмандрамас доберется до Сетанона и найдет Камень Жизни... Что ж, эти призраки - лишь слабые тени той разрушительной силы, которая обрушится на мир.

- Далеко ли до Мидкемий? - спросил Томас.

- Вон в ту дверь, - Макрос показал на дверь напротив той, в которую они вошли. - Как только пройдем через нее, мы дома.

Они вошли в большой, холодный и пустой зал. Искусные мастера сложили его стены из огромных каменных блоков. В центре зала на возвышении стоял трон, а в стенах были оставлены ниши, похожие на те, в которые обычно помещают статуи.

- Здесь довольно прохладно. А в каком месте Мидкемии мы находимся? - спросил Паг.

Макрос довольно улыбнулся.

- Мы находимся в крепости города Сар-Саргот.

Томас резко повернулся к чародею:

- Что? Это же обиталище первого Мурмандрамаса. Уж эта часть моррельского знания нам известна!

- Успокойся, - ответил Макрос. - Они все отправились завоевывать Королевство. Если какой-нибудь моррел или гоблин и бродит здесь, то это наверняка дезертир. Нет, здесь мы справимся с любым препятствием. Однако в Сетаноне нам придется решать крайне сложную задачу.

Он вывел их наружу, и Паг остановился: во всех направлениях рядами тянулись одинаковые колья в десять футов высотой и на каждый была насажена человеческая голова. Их было много тысяч! Паг прошептал:

- О боги, неужели такое зло возможно?

- Теперь ты все понимаешь, - ответил Макрос. Оглянувшись на своих спутников, он добавил: - Было время, когда Ашен-Шугар посчитал бы это не более, чем наглядным уроком. - Томас посмотрел по сторонам и в знак согласия кивнул. - Томас как Ашен-Шугар помнит время, когда во вселенной не существовало морали. Вопрос о добре или зле не поднимался, был лишь вопрос силы. Все другие расы в этой вселенной, за исключением Аала, были в этом отношении похожи, и их взгляды были странными даже для тех дней. Мурмандрамас лишь орудие, но он напоминает своих хозяев. И существа менее порочные, чем Мурмандрамас, совершали более злостные поступки, чем эти бессмысленные убийства. Но свои действия они соизмеряли с более высокими моральными принципами. Валкеру же не понимают разницы между добром и злом, они абсолютно аморальны, но настолько разрушительны, что нам приходится считать их чуть ли не самым высшим злом. А Мурмандрамас - их слуга, поэтому он тоже зло. - Макрос, вздохнул. - Может, во мне говорит тщеславие, но сама мысль о том, что я сражаюсь с таким злом... делает мое бремя легче.

Паг глубоко вздохнул: он еще лучше стал понимать страдающую душу чародея, который старался защитить все то, что было дорого Пагу. Наконец он спросил:

- И куда мы теперь? В Сетанон?

Макрос ответил:

- Да. Надо лететь туда и узнать, что произошло, и если нам повезет, мы сможем оказать им помощь. Любой ценой нужно предотвратить захват Камня Жизни Мурмандрамасом. Райат?

Дракон заискрился и вновь принял первоначальный облик. Они сели на свои места и взмыли в небеса. Райат покружил над равниной Исбандия и полетел на юго-запад, однако Макрос попросил остановиться, чтобы осмотреть развалины Арменгара. Из шахты, где находилось хранилище нефти, еще поднимался черный дым.

- Что это за место? - спросил Паг.

- Когда-то оно называлось Сар-Исбандия, потом - Арменгар. Его, как и Сар-Саргот, построили гламрелы еще до того, как впали в варварство. Оба города строились по образцу города Дракон-Корина, с использованием знаний из других миров. Обе постройки были дорогой ценой захвачены моррелами: сначала Сар-Саргот, который стал столицей Мурмандрамаса, потом Сар-Исбандия. Но Мурмандрамас был убит в сражении за Сар-Исбандию, и предполагалось, что тогда же племя гламрелов было стерто с липа земли. После смерти предводителя моррелы оставили города, и лишь недавно вернулись в Сар-Саргот. В Арменгаре жили люди.

- Тут ничего не осталось, - заметил Томас.

- Похоже, что в нынешнем воплощении Мурмандрамас дорого заплатил за покорение города, - согласился Макрос. - Люди, жившие в Арменгаре, оказались сильнее и умнее, чем я предполагал. Быть может, они даже нанесли ему достаточный урон, чтобы Сетанон еще держался, так как Мурмандрамас, должно быть, уже перешел через горы. Райат! На юг, в Сетанон!

Глава 19 СЕТАНОН

Город был осажден.

В течение недели, прошедшей с тех пор, как Арута вошел в город, ничего не менялось. На восьмой день ворота были закрыты, так как стражники сообщили о приближении армии Мурмандрамаса. К полудню город окружили передовые отряды кавалерии, а к концу дня костры неприятеля горели вдоль всего горизонта.

Амос, Гай и Арута наблюдали за неприятелем командного поста на южной навесной башне, которая являлась главным входом в город. После долгого молчания Гай произнес:

- Ничего особенного он придумывать не будет. Просто нападет со всех сторон одновременно. Эти ничтожные стены долго не продержатся. Если мы не придумаем, как его задержать, он войдет в город после первой или второй атаки.

- Хорошо, что мы соорудили дополнительные барьеры, но большого эффекта от них ждать не приходится. Остается надеяться на людей, - ответил Арута.

- Что ж, те, что пришли с нами с севера, опытные вояки, - заметил Амос. - Может, местные солдаты и научатся чему-нибудь от них.

- Именно поэтому я и распределил людей из Высокого замка по всему гарнизону. Может быть, они помогут остальным. - В голосе Аруты слышалось сомнение.

Гай покачал головой.

- Тысяча двести опытных воинов, включая ходячих раненых. Три тысячи солдат гарнизона, местное ополчение и часовые, большинство из которых не видело в своей жизни ничего серьезней, чем драка в таверне. Если их не смогли сдержать семь тысяч арменгарцев, укрытых за шестидесятифутовыми стенами, то что можно ждать от этих солдат?

- То, что им придется сделать, - ответил Арута. Не прибавив ни слова, он обратился к горящим на равнине кострам.

Прошел еще один день, а Мурмандрамас все по-прежнему был занят распределением войск. Джимми с Локлиром сидели на копне сена рядом с катапультой. Вместе со сквайрами двора лорда Хамфри они целый день таскали корзины с песком и воду ко всем осадным машинам на городской стене. Оба до смерти устали.

Локлир смотрел на целое море факелов и костров, раскинувшееся за стенами Сетанона.

- Такое впечатление, что их больше, чем в Арменгаре. Как будто мы не причинили им никакого вреда.

- Нет, они потеряли очень многих, - ответил Джимми. - Просто сейчас они подошли ближе, вот и все. Я слышал, как Бас-Тайра говорил, что они спешат. Он немного помолчал, а потом обратился к другу: - Локи, ты так ничего и не сказал о Бронуин.

Локлир не отводил глаз от костров на равнине.

- А что говорить? Она умерла, и я много плакал. Все позади. Нет причины об этом сейчас думать. Возможно, через несколько дней я тоже буду мертв.

Джимми вздохнул и прислонился к внутренней стене, поглядывая на расположившееся вокруг города вражеское войско через зубцы на стене. Что-то радостное умерло в его друге, он потерял что-то юное и чистое, и Джимми скорбел об этой потере. Он задумался, был ли он сам когда-нибудь таким юным и чистым.

С рассветом защитники города были готовы встретить неприятеля, если тот решится на штурм. Но как и в Арменгаре, Мурмандрамас подъехал к городу. Вперед вышли солдаты со знаменами кланов и соединений, затем ряды их расступились, чтобы пропустить главнокомандующего. Он ехал на огромном черном жеребце, по красоте равном белому коню, бывшему под ним в прошлый раз. На голове его был шлем червленого серебра, в руке он держал черный меч. Его внешний вид не внушал спокойствия, но речь его была тихой. С помощью магии слова Мурмандрамаса доносились до каждого стоящего на стене.

- О дети мои, хотя некоторые из вас уже пытались противостоять мне, я готов простить вас. Откройте ворота, и я клянусь: любой, кто захочет уехать, сможет сделать это целым и невредимым. Возьмите с собой все, что хотите: еду, скот, добро; я не ставлю никаких препятствий. - Он махнул рукой, и дюжина моррельских воинов выехала вперед. - Я даже предлагаю вам взять заложников. Среди них самые преданные мне вожди кланов. Они поедут с вами без оружия и доспехов, пока вы не укроетесь за стенами любого другого города. Я хочу только этого. Вы должны открыть мне ворота. Сетанон должен быть моим!

Командиры на стенах наблюдали за Мурмандрамасом, а Амос пробормотал:

- Эта свинья несомненно озабочена тем, чтобы попасть в город. Черт возьми, я почти готов ему поверить. Я готов поверить, что мы смогли бы все уехать отсюда, если бы отдали ему город.

Арута взглянул на Гая.

- Я тоже почти готов ему поверить. Никогда прежде не слышал, чтобы темные братья предлагали заложников.

Гай провел рукой по лицу, на котором ясно читались беспокойство и усталость. Он устал не только от недостатка сна, но от долгих страданий.

- В этом городе есть что-то, что ему очень нужно.

- Вахне высочество, - подошел лорд Хамфри, - можем ли мы верить его слову?

Арута ответил:

- Это ваш город, дорогой барон, но это королевство моего брата. Уверен, что он не остался бы доволен, если бы мы раздавали части его владения направо и налево. Нет, его слову верить нельзя. Какими бы сладкими ни были его слова, нет ничего, что заставило бы меня поверить, что он сдержит клятву. Думаю, он скорее пожертвует вождями кланов. Он никогда не заботился о потерях. Я начинаю думать, что он даже приветствует кровь и резню. Нет, Гай прав. Он просто хочет как можно быстрее попасть в город. И я отдал бы собранные за год налоги, чтобы узнать, что ему здесь надо.

- Не похоже, что эти вожди обрадованы таким предложением, - заметил Амос. Несколько моррельских офицеров перекидывались словами за спиной Мурмандрамаса. - Думаю, среди темных братьев отношения становятся далекими от дружбы и согласия.

- Будем надеяться, - сухо заметил Гай. Конь Мурмандрамаса повернулся и нервно загарцевал. Моррел крикнул:

- Каков же будет ваш ответ?

Арута встал на ящик, чтобы его лучше было видно со стены.

- Возвращайся на север, - крикнул он. - Ты вторгся на земли, которые тебе не принадлежат. Уже сейчас сюда подходят армии, готовые выступить против тебя. Возвращайся на север, прежде чем снег перекроет горные проходы и вы все умрете от голода вдали от дома.

Мурмандрамас повысил голос:

- Кто говорит от имени города?

Последовало минутное молчание, а потом Арута заявил:

- Я, Арута кон Дуан, принц Крондора, наследник трона Рилланона, - а затем добавил титул, который не значился среди официальных: - Повелитель Запада.

Мурмандрамас издал нечеловеческий крик ярости, к которой примешивалось что-то еще, возможно страх, и Джимми подтолкнул Амоса. Бывший вор сказал:

- Это его доконало. Он определенно не рад такому известию.

Амос только усмехнулся и потрепал мальчика по плечу. В рядах армии Мурмандрамаса послышался шум.

- Похоже, его армии это тоже не нравится, - заметил Амос. - Плохие предзнаменования могут запросто подорвать уверенность такого суеверного народа, как этот.

Мурмандрамас крикнул:

- Лжец! Лже-принц! Всем известно, что принц Крондора убит. Зачем ты уходишь от ответа? Чего ты хочешь этим добиться?

Арута встал повыше, чтобы было видно его лицо. Моррельские вожди кружили на месте, что-то бурно обсуждая. Арута снял талисман, который ему дал аббат в Сарте, и показал его.

- Этот талисман защищает меня от твоей магии. - Он передал его Джимми. - Теперь ты знаешь правду.

Подволакивая ногу, к Мурмандрамасу подбежал его постоянный спутник, пантатианский жрец змеечеловек Катос. Он схватился за стремя своего повелителя, показывая на Аруту и что-то яростно втолковывая на шипящем языке своего народа. С криком ярости Мурмандрамас оттолкнул его, сбив с ног. Амос плюнул.

- Думаю, это его убедило.

Моррельские вожди выглядели разгневанными, они целой группой двинулись навстречу Мурмандрамасу. Похоже, он осознал, что упускает момент, поэтому резко развернул коня. Копыта попали прямо в голову жреца змей, оставив его лежать без сознания. Мурмандрамас, не обращая внимания на упавшего союзника, подъехал к вождям кланов.

- Тогда, глупые невежды, - прокричал он стоявшим на стене, - приготовьтесь встретить смерть. - Он повернулся к своей армии и показал на город. - В атаку!

Армия уже была построена для штурма и выступила вперед. Вожди кланов не могли отказаться выполнить приказ. Поэтому им оставалось лишь отправиться к солдатам, чтобы принять на себя командование своими кланами. Из-за рядов приближающейся пехоты, готовой броситься к воротам, медленно выехала кавалерия.

Мурмандрамас занял командный пост, и первая шеренга гоблинов выдвинулась к тому месту, где лежал поверженный змеечеловек. Было неясно, умер ли пантатианец от удара копытом, но к тому времени, когда над ним прошла последняя шеренга, на земле лежали лишь окровавленные останки.

Арута поднял руку и опустил ее - сигнал начать стрельбу, - как только первая шеренга подошла на расстояние выстрела катапульты.

- Держите, - сказал Джимми, вручая ему талисман. - Он может еще пригодиться.

Катапульты выстрелили по приближающемуся войску, и оно замедлило шаг, но продолжало наступать. Вскоре солдаты неприятеля уже бежали к стенам, а лучники прикрывали их огнем из-за переносных стен. Первая шеренга дошла до рвов, скрытых холстом и грязью, и напоролась на вбитые в землю, закаленные на огне колья. Остальные кинули щиты на тела корчившихся в агонии товарищей и перебрались через канавы по ним. Вторая и третья шеренги почти поголовно легли, но оставшиеся ринулись вперед, установив у стен лестницы. Битва за Сетанон началась.

Первая волна вскарабкавшихся по лестницам была встречены огнем и сталью. Солдаты Высокого замка руководили остальными и подавали пример неопытным защитникам города. Амос, де ла Тровилль, дю Масиньи и Гай подбадривали воинов, появляясь там, где в них больше всего нуждались.

Почти час сражение, казалось, велось на равных, но равновесие это было хрупким. Атакующие едва успевали захватить часть зубчатых стен, как их отбрасывали обратно. Когда одна атака заканчивалась неудачей, на другом участке разгоралась другая. Вскоре стало ясно, что дальнейший поворот будет зависеть от судьбы, так как противоборствующие стороны были равны по силам.

Затем атакующие подкатили к южным воротам огромный таран, - ствол дерева, выросшего на темных просторах Сумрачного леса. Без рва только ловушки и ямы могли задержать наступление, а они оказались быстро перекрыты досками, уложенными прямо на тела убитых. К тарану почти десяти футов в диаметре было приделано шесть гигантских колес, и тащила его дюжина всадников. Сзади десять великанов подталкивали его шестами. Таран набирал скорость, с грохотом приближаясь к воротам. Лошади скакали галопом, и всадники повернули обратно, спасаясь от града стрел со стены. Ствол покатился к внешним воротам навесной башни, и защитники ничего не могли сделать, чтобы остановить его.

Таран с оглушительным грохотом ударил в ворота, и звук ломающегося дерева и звон металлических колец, оторванных от ворот, возвестили появление в обороне города бреши. Ворота согнулись, искореженные колесами тарана. Его передний конец от удара поднялся вверх и ударил о стену навесной башни. Атакующим открылся прямой доступ в город. Гоблины ринулись вверх по стволу и через наклонившиеся ворота на башню. Равновесие было нарушено.

Защитникам на башне пришлось отступить. Атакующие добрались до внутренних ворот, и все больше и больше гоблинов и моррелов взбиралось по импровизированному скату. Арута вызвал резервный отряд. Они поспешили к месту, где первые гоблины спрыгивали во двор, оказываясь перед массивной балкой, запиравшей внутренние ворота. Сражение у ворот было яростным, но несмотря на то, что стрелы сыпались на них со всех сторон, гоблинские лучники вскоре заставили защитников отступить. Неприятель уже поднимал балку, когда в стане врага послышались крики и вопли. Сражавшиеся у ворот стали оглядываться, поняв, что происходит что-то неладное. Затем все подняли глаза к небу.

Сверху с ужасающим ревом спускался дракон, на чешуе которого играло солнце. На его спине можно было разглядеть три фигуры. Огромное животное скользнуло вниз, как будто собираясь схватить когтями кого-нибудь из атакующих, и гоблины бросились наутек.

Томас взглянул вниз, пытаясь разглядеть Мурмандрамаса, но куда бы он ни кинул взгляд, всюду было видно лишь море всадников и пехотинцев. Мимо полетели стрелы. Большинство отскакивало от чешуек дракона, не причиняя ему ни малейшего вреда, но принц-консорт Эльвандара знал, что удар может прийтись между чешуйками или в глаз, и тогда дракон будет ранен. Он приказал Райату лететь в город.

Дракон приземлился на рыночной площади, довольно далеко от ворот, но Арута уже бежал к ним навстречу. За ним мчался Галейн. Паг и Томас легко спрыгнули вниз, зато Макрос спустился более степенно.

Арута схватил Пага за руку.

- Как я рад снова видеть тебя и как вовремя вы появились!

- Мы торопились, - ответил Паг, - но задержались в пути.

Томаса горячо приветствовал Галейн, а затем и Арута пожал ему руку, оба были рады, что видят друга невредимым. После этого Арута заметил Макроса.

- Значит, вы не умерли?

- Как видишь, нет, - ответил Макрос. - Я рад, что снова вижу тебя, принц Арута. Даже больше, чем ты можешь себе представить.

Арута оглянулся. Все было довольно спокойно. Из дальних углов доносились звуки продолжающейся битвы, которые означали, что штурм ворот приостановлен.

- Не знаю, как долго они будут ждать до начала следующей попытки захватить навесную башню. Вы напугали их и, думаю, у Мурмандрамаса сейчас возникли кое-какие трудности с офицерами, но, боюсь, нам от этого легче не будет. Мы вряд ли сумеем долго продержаться. Вторая волна проберется по тому тарану.

- Мы можем помочь, - предложил Паг.

- Нет, - отрезал Макрос.

Все повернулись к чародею.

- Магия Пага могла бы остановить Мурмандрамаса, - сказал Арута.

- Использовал ли он уже против вас чары?

Арута задумался.

- Нет, по крайней мере с тех пор, как мы покинули Арменгар.

- И не использует. Он должен будет сохранить силы до момента, когда войдет в город. А кровавая бойня и ужас только укрепляют его. Здесь находится то, что ему нужно, и мы должны не позволить ему захватить это.

Арута посмотрел на Пага.

- Что здесь происходит?

К ним подбежал связной:

- Ваше высочество! Неприятель готовится к новой атаке на ворота.

- Кто твой заместитель? - спросил Макрос.

- Гай де Бас-Тайра.

Паг сильно удивился, но ничего не сказал. Макрос объяснил:

- Мурмандрамас не станет использовать магию, разве что для того, чтобы расправиться с тобой, Арута, поэтому ты должен передать командование обороной города Гаю и идти с нами.

- А куда мы пойдем?

- Здесь недалеко. Если все остальное потерпит неудачу, нашей задачей станет спасение всего твоего народа от полного уничтожения. Мы должны помешать Мурмандрамасу добраться до его цели.

Арута минуту размышлял, а потом сказал Галейну:

- Передай приказ Бас-Тайре. Пусть возглавит оборону. Амос Траск назначается его заместителем.

- А где будет ваше высочество? - спросил солдат, продолжавший стоять рядом с эльфом. Макрос взял Аруту за руку.

- Он будет там, где его никто не сможет найти. Если мы победим, то все снова увидимся.

Он не стал говорить, что произойдет, если они проиграют.

Они побежали по улице мимо запертых дверей, за которыми укрылись горожане. Один расхрабрившийся мальчишка выглянул из окна второго этажа, как раз в тот момент, когда Райат неуклюже проходил мимо. Мальчишка широко раскрыл глаза и захлопнул окно. Когда они завернули за угол и дошли до аллеи, со стены донеслись звуки сражения. Макрос повернулся к принцу.

- Все, что ты увидишь, услышишь и узнаешь, должно остаться тайной. Кроме тебя, только королю и твоему брату Мартину дозволяется раскрыть те секреты, что ты сегодня узнаешь. И, конечно, твоим наследникам, - добавил он сухо, - если они у тебя будут. Поклянись.

Это не было просьбой.

- Клянусь, - сказал Арута.

- Томас, - обратился Макрос, - ты должен найти, где находится Камень Жизни, а ты, Паг, должен отнести нас туда.

Томас посмотрел по сторонам.

- Это было столько веков назад. Ничто не напоминает... - Он закрыл глаза, и его спутникам показалось, что он погрузился в транс. Затем он сказал: - Я чувствую его. - Не открывая глаз, он проговорил: - Паг, перенеси нас... туда! - Он показал вниз и в центр города и открыл глаза. - Он находится под входом в башню.

- Возьмитесь за руки, - попросил Паг.

Томас обернулся к дракону:

- Ты сделал все, что мог. Благодарю тебя.

Райат ответил:

- Я пойду за тобой еще один раз. - Он посмотрел на волшебника, а потом опять перевел глаза на Томаса. - Я знаю свою судьбу и не должен пытаться избежать ее.

Паг оглянулся на своих спутников и спросил:

- Что он имеет в виду?

Арута тоже был удивлен.

Макрос не ответил.

- Ты не говорил нам об этом раньше, - сказал Томас.

- В этом не было необходимости, друг Томас.

Макрос перебил их.

- Мы сможем поговорить об этом, когда прибудем на место. Райат, как только мы прекращаем движение, прилетай к нам.

- Зал достаточно большой, - сказал Томас.

- Я прилечу.

Паг оставил недоумение и взял Аруту за руку. В другую он взял руку Томаса, и Макрос завершил круг. Они стали неосязаемыми и начали двигаться.

Пока они опускались, было темно. Томас направлял Пага, используя мысленную речь, и наконец после долгих минут движения в темноте он сказал вслух:

- Мы на открытом месте.

Став опять материальными, они почувствовали под ногами холодный камень. Паг создал свет над головой. Арута огляделся. Они находились в огромном зале, на сотню футов тянувшемся во всех направлениях. Потолок же казался недосягаемым. Рядом с ними стояло несколько колонн, окружавших помост.

Вдруг с громким порывом ветра над ними появился дракон. Райат промолвил:

- Время близится.

- О чем говорит дракон? - спросил Арута. За последние два года он видел столько чудес, что вид разговаривающего дракона не произвел на него никакого впечатления.

Томас ответил:

- Райат, как и другие великие драконы, знает время своей смерти. Оно скоро наступит.

- Пока мы летали между мирами, оставалась возможность, что причина моей смерти не будет связана с тобой и твоими друзьями, - сказал дракон. - Теперь же ясно, что мне суждено помогать вам, так как судьба моей расы всегда была тесно связана с валкеру.

Томас только кивнул в ответ. Паг осмотрел зал и спросил:

- Где же Камень Жизни?

Макрос указал на возвышение.

- Вон там.

- Но там же ничего нет, - возразил Паг.

- На первый взгляд, - ответил Томас. Он обратился к Макросу: - Где мы должны ждать?

Макрос помолчал, а потом ответил:

- Каждый на своем месте. Паг, Арута и я будем ждать здесь. Ты и Райат должны уйти в другое место.

Томас показал, что понял его, и с помощью магии поднялся на спину дракона. Затем с оглушительным шумом они исчезли.

- Куда они отправились? - спросил Арута.

- Он все еще здесь, - ответил Макрос. - Только он в другой временной фазе, как и Камень Жизни. Он будет охранять его, станет последним защитным бастионом этой планеты, так как если мы потерпим поражение, он один встанет между Мидкемией и ее полным разрушением.

Арута взглянул на Макроса, потом перевел взгляд на Пага. Подойдя к возвышению, он присел.

- Думаю, вам кое-что следует мне рассказать.

Гай подал сигнал, и на головы бегущих к воротам гоблинов обрушился град снарядов из катапульт. Сотни солдат погибли в одно мгновение. Но остановить этот поток было невозможно, и Бас-Тайра прокричал Амосу:

- Готовиться к отходу со стен! По пути к башне продолжать стычки и перестрелку, никакого беспорядочного бегства. Тот, кто попробует бежать, будет убит возглавляющим отряд сержантом.

- Сурово, - заметил Амос, но не стал оспаривать приказ. Гарнизон был на грани срыва, необстрелянные солдаты близки к панике. Только испугав их больше, чем враг, можно было надеяться на упорядоченное отступление к башне. Амос посмотрел назад и увидел, что население города тоже спряталось в башне. Их держали подальше от главных улиц, чтобы отряды, переходившие от одной секции стены к другой, не встречали на пути препятствий. Однако теперь населению было приказано покинуть дома. Амос надеялся, что они благополучно доберутся до башни, прежде чем начнется отступление со стен.

Через самую гущу сражающихся к западу от места, где стояли Галейн, Амос и Гай, пробирался Джимми. Он закричал:

- Де ла Тровилль просит подкрепления. Его прижимают на правом фланге.

- Ничего он не получит, - ответил Гай. - Если отзову кого-нибудь со стены, они хлынут сплошным потоком.

Он показал на гоблинов, которые перелезли через таран и уже карабкались по внутренним воротам. Огонь прикрытия, открытый моррельскими лучниками, был убийствен. Джимми побежал было обратно, но Гай схватил его за рукав.

- Я уже послал связного передать, чтобы по сигналу начали отступление. Ты не успеешь добраться вовремя. Оставайся здесь.

Джимми кивнул в знак того, что все понял, и вытащил меч. Прямо перед ним внезапно появился гоблин. Джимми с размаху нанес удар, и это существо с зеленой кожей упало, но его место заняло другое.

Томас посмотрел вниз. Его друзья исчезли, хотя он знал, что они остались на том же самом месте, только в другой временной фазе. Ашен-Шугар, пытаясь скрыть камень, переправил древний город Друкен-Корина в Другую систему времени. Он бросил взгляд на то место, где валкеру держали последний совет, а потом повернулся к гигантскому сияющему драгоценному камню. Изменив свое восприятие, Томас увидел линии энергии, отходящие от камня, которые, он знал, касались каждого живого существа на планете. Он подумал о важности того, что ему предстояло совершить, и попытался успокоиться. Он ощущал настроение дракона и согласился с ним. Дракон был готов принять все, что бы ни преподнесла ему судьба, но смирения перед поражением не было. Пусть придет смерть, но она же может принести победу. От этой мысли Томас почему-то почувствовал себя увереннее.

- Вы говорили мне, что этот камень очень важен. И теперь пришла пора рассказать почему, - сказал Арута.

- Его оставили здесь до дня возвращения валкеру. Они поняли, что боги сотворены из того же вещества, что и весь мир, они часть Мидкемии. Друкен-Корин был гением. Он понимал, что сила богов зависит от их связи со всем живым на планете. Камень Жизни - это самый могущественный источник силы в этом мире. Если его активировать, то он начнет вытягивать энергию из всех существ на планете до мельчайших сущностей и передаст эту энергию тому, кто его активирует. Им можно воспользоваться, чтобы вернуть валкеру в это время и пространство. Камень испускает сгусток энергии, которому нет равных по силе, и одновременно истощает источник силы богов. К несчастью, эта процедура уничтожает все живое на планете. Все, что ходит, летает, плавает или ползает на Мидкемии, в одно мгновение умрет. Насекомые, рыбы, растения, даже такие мелкие существа, которые невозможно увидеть.

Арута был потрясен.

- Но зачем же валкеру мертвая планета?

- Вернувшись в эту вселенную, они смогут завоевать другие миры, перенести сюда рабов, скот, растения, жизнь во всех формах и заново оживить ее. Они не задумываются о других существах, только о своих нуждах. Все уничтожить, чтобы защитить свои интересы, так поступают истинные валкеру.

- Тогда Мурмандрамас и моррелы тоже умрут, - заметил Арута, ужаснувшись масштабам возможных разрушений.

Макрос задумался.

- Вот это-то меня и смущает. Чтобы активировать Камень Жизни, валкеру должны были передать Мурмандрамасу многие знания. Не может быть, чтобы он не понимал, что умрет, как только откроется портал. Я понимаю пантатианского жреца. С самых времен Войн Хаоса они делали все, чтобы вернуть утраченную владычицу. Изумрудную Госпожу Змей, которую они чтят как богиню. Их почитание превратилось в культ смерти, и они верят, что с ее возвращением они и сами достигнут некоего полубожественного состояния. Они даже призывают смерть. Но такое отношение к смерти невозможно для моррела. Поэтому я не понимаю, что движет Мурмандрамасом, разве только ему дали определенные гарантии. Не знаю, что бы это могло быть, как не знаю и того, что предвещает появление призрака, ибо они не погибнут вместе с другими. А если валкеру захотят возродить планету, то избавиться от призраков будет очень нелегко. Повелители страха очень сильны, и это заставляет меня задуматься о возможности существования предварительных договоренностей. - Макрос вздохнул. - Есть еще так много неизвестных мне вещей. И любая из них может принести нам гибель.

- Во всем этом я не понимаю одного, - промолвил Арута. - Мурмандрамас слывет великим магом. Если ему нужно добраться до этого камня, почему бы не изменить внешность и не пробраться незамеченным в Сетанон под видом обыкновенного человека? Зачем тогда весь этот поход и массовое разрушение?

- Затем, что такова природа Камня Жизни, - ответил Макрос. - Чтобы попасть в его временную фазу и открыть портал, требуется невероятная магическая сила. Мурмандрамас питается смертью. - Арута кивнул, припомнив слова, сказанные Мурмандрамасом во время их первого контакта в Крондоре над мертвым телом одного из ночных ястребов. - Он впитывает энергию от каждого, кто погибает рядом с ним. Тысячи уже погибли, служа ему или пытаясь противостоять. Если бы не необходимость в энергии, чтобы открыть портал, он мог был сдуть стены этого города, как если бы они были сделаны из соломы. Даже такая простая уловка, как поддержание личного защитного поля, стоит ему ценной энергии. Нет, эта война ему нужна, чтобы вернуть валкеру. Он был бы рад, если бы погибла вся его армия, до последнего солдата, чтобы только добраться до этого зала. А теперь нам нужно позаботиться о том, чтобы закрыть его хозяевам вход в нашу вселенную. - Он встал. - Арута, ты должен охранять зал от обычного нападения. - Затем он подошел к Пагу и добавил: - Мы должны помочь ему, ибо враг его будет могуч. Мурмандрамас несомненно придет сюда.

Паг взял Макроса за руку и увидел, что волшебник протянул другую руку к ишапианскому талисману. Арута кивнул, и Макрос снял его с принца. Макрос закрыл глаза, и Паг почувствовал, как его силой управляют изнутри, это было доселе незнакомое ему проявление мастерства Макроса. Каким бы искусным он ни был, его умение было ничтожным по сравнению со знаниями старого чародея. Затем Арута и Паг увидели, что талисман начал светиться. Макрос тихо произнес:

- Здесь заключена большая сила. - Он открыл глаза. - Достань свой меч.

Арута сделал, как ему велел Макрос, и подал ему меч эфесом вперед. Макрос отпустил руку Пага и осторожно поместил талисман на клинок под самым эфесом, так что маленький молоточек находился у самого основания клинка. Потом он возложил на клинок свою руку.

- Паг, у меня есть умение, но не хватает силы.

Паг снова взял волшебника за руку, и тот вновь воспользовался его магическими силами, чтобы увеличить свои. Рука Макроса начала светиться теплым желто-оранжевым светом, послышалось тихое шипение, и из руки волшебника пошел дым. Арута почувствовал, что клинок стал горячим.

Через несколько мгновений сияние исчезло, и Макрос поднял руку. Арута взглянул на меч. Талисман каким-то образом влился в клинок, превратившись в гравировку в виде молоточка у самого эфеса. Принц взглянул на Макроса и Пага.

- Этот клинок теперь содержит в себе силу талисмана. Он охранит тебя от всех магических нападений. Он также сможет наносить раны и убивать темных тварей, которые проникают даже через защитное поле Мурмандрамаса. Но сила клинка всегда будет ограничена силой воли человека, который его держит. Дрогнешь - и потерпишь поражение, будешь стоять непоколебимо - одержишь победу. Всегда помни об этом. Идем, Паг, нам нужно подготовиться.

Арута наблюдал за тем, как два волшебника, один постарше в коричневом плаще, а другой помоложе, одетый в черное одеяние Всемогущего из империи Цурануани, встали друг напротив Друга на возвышении. Они соединили руки и закрыли глаза. В зале воцарилась тревожная тишина. Через минуту Арута решил осмотреться. Зал казался пустым, в нем была лишь одна маленькая дверь на уровне пояса. Арута открыл ее, заглянул внутрь и увидел гору золота и драгоценных камней, лежащих в соседнем зале. Он засмеялся над собой. Здесь лежало древнее сокровище валкеру, а он все променял бы на то, чтобы армия Лиама уже подходила к городу. Осмотрев сокровища, он прясел и стал ждать. Рассеянно подбрасывая рубин размером со сливу, Арута задумался, как обстоят дела у его товарищей наверху, что происходит в Сетаноне.

- Отходить! - закричал Гай, и отряд под его командованием начал отступать с навесной башни, в то время как трубачи за ними пропели сигнал к отступлению. Каждый квартал города ответил не сигнал, и, стараясь сохранять порядок, защитники начали покидать крепостные стены. Отбежав назад, они укрылись за первыми домами за внешним двором, так как моррельские лучники на стене открыли яростный огонь по отступающим.

Отряды сетанонских лучников ответили градом стрел, пролетающих над головами продолжающих сражаться воинов, но лишь исключительная храбрость опытных солдат спасла армию защитников от всеобщего беспорядочного бегства.

Гай потянул за собой Джимми и Амоса, оглядываясь через плечо назад, чтобы убедиться, что его отряд занял новые позиции. Галейн и три других лучника прикрыли их. Когда атакующие добрались до первого большого перекрестка, из боковой улочки выехал эскадрон всадников. Сетанонская кавалерия с лордом Хамфри во главе буквально растоптала гоблинов и троллей. За несколько минут атакующие были перебиты, а остатки отступили назад к стене.

Гай помахал Хамфри, который подъехал поближе.

- Может стоит погнаться следом, а, Гай?

- Нет, они быстро перегруппируются. Прикажи своим людям ехать по периметру, прикрывая, где возможно, отступление. Но главное, чтобы все как можно быстрее отступали к башне. Не нужно ничего слишком героического.

Барон принял приказание, а Гай добавил:

- Да, Хамфри, передай своим солдатам, что они хорошо сражались. Очень хорошо.

Толстый маленький барон гордо вскинул голову и красиво отсалютовал, отъезжая, чтобы возглавить отряд кавалерии.

- У этой белочки есть острые зубки, - произнес Амос.

- Он гораздо храбрее, чем кажется, - ответил Гай. Он быстро осмотрел позицию и дал сигнал отступать дальше.

Добравшись до внутреннего двора, все бегом кинулись к башне. Внешняя ограда представляла собой декоративную решетку из чугунных прутьев, которую можно сломать в несколько минут, но внутри стояла древняя крепость, захватить которую на вид было очень сложно. Гай надеялся на это. Перебравшись через первый бруствер с видом на поле боя. Гай послал Галейна посмотреть, все ли командиры добрались до башни.

Когда эльф ушел. Гай проворчал:

- Хотелось бы мне знать, куда исчез Арута...

Джимми тоже подумал об этом. А еще его интересовало, куда исчез Локлир.

Локлир прижался к стене, дожидаясь, когда тролль повернется к нему спиной. Девушке было не больше шестнадцати, а двое остальных детей казались значительно младше. Тролль подбежал к девушке, Локлир выпрыгнул из укрытия и пронзил чудовище насквозь. Не говоря ни слова, он схватил девушку за руку и потянул за собой. Она последовала за ним, уводя за собой младших.

Они побежали к башне, но путь им пересек эскадрон всадников. Локлир заметил, что барон Хамфри покидал поле боя последним. Его лошадь споткнулась, и руки гоблинов вытащили Хамфри из седла. Толстый маленький правитель Сетанона взмахнул мечом и сразил двух нападавших прежде, чем они смогли с ним расправиться. Локлир оттащил испуганную девушку и малышей в покинутый постоялый двор. Внутри он тщательно все осмотрел и нашел люк в подвал. Открыв его, он сказал детям:

- Быстро спускайтесь и молчите!

Дети послушались его, и он спустился вместе с ними, В темноте он нащупал лампу, рядом с которой лежали кремень и кусок железа. Через мгновение у них был свет. С улицы доносился шум сражения, а Локлир приступил к осмотру подвала. В углу стояло несколько больших бочек, и дети спрятались за ними. Локлир подтолкнул еще одну бочку поближе к остальным, соорудив небольшое укрытие. Потом он взял меч, лампу и перелез через бочку, сев рядом с девушкой.

- Что вы делали на улице? - сердито зашептал он. - Приказ мирному населению покинуть дома был отдан еще полчаса назад.

Девушка была напугана, но отвечала спокойно.

- Мама спрятала нас в подвале.

Локлир недоуменно посмотрел на нее.

- Почему?

Девушка странно посмотрела на него и промолвила:

- Солдаты.

Локлир выругался. Материнская забота о чести дочери могла стоить жизни троим ее детям.

- Значит, она считает, что лучше умереть, чем быть обесчещенной, - сказал он.

Девушка застыла неподвижно.

- Она умерла. Тролли убили ее. Она бросилась на них, чтобы мы успели убежать.

Локлир покачал головой, вытирая пот со лба тыльной стороной ладони.

- Извини. - Он внимательно посмотрел ей в лицо и обнаружил, что она очень хороша собой. - Я действительно сожалею. - Он помолчал, а потом добавил: - Я тоже знаю, что значит терять близких.

Наверхупослышались шаги, и девочка напряглась. От страха ее глаза стали огромными, она кусала пальцы, чтобы не закричать. Малыши прижались друг к другу, а Локлир прошептал:

- Ни звука!

Он обнял девушку и дунул на лампу. Подвал погрузился во тьму.

Гай приказал закрыть внутренние ворота в башню и смотрел, как те, кто слишком медленно отступал, падали под ударами приближающихся орд. С зубчатых стен стреляли лучники, вниз бросалось все, что только возможно: кипящая вода и масло, камни, тяжелая мебель. Началась последняя, отчаянная попытка отбить эту бешеную атаку.

Из задних рядов наступавшей армии послышались крики, и вперед выехал Мурмандрамас. Его лошадь сбивала с ног его собственных солдат, но он не обращал на это внимания. Амос, Гай и Джимми встали рядом, приготовившись отталкивать осадные лестницы. Амос не отрывал взгляда от моррельского предводителя, торопившего своих воинов.

- Похоже, что этот навозный жук очень торопится, не так ли? Что-то он больно груб с теми, кто стоит у него на пути.

Гай закричал:

- Лучники, вот вам цель!

И целый град стрел обрушился на широкоплечего моррела. Его лошадь с громким ржанием упала, а сам он покатился по земле, но тут же вскочил на ноги и показал на ворота башни. Стрелы не причинили ему никакого вреда. Дюжина гоблинов и моррелов выбежала вперед, чтобы тут же умереть под стрелами защитников. Большинство лучников целилось в предводителя моррелов, но стрелы просто ударялись о невидимый барьер и отлетали в сторону.

Затем вперед вынесли таран. Наступавшие гибли десятками, но таран неумолимо приближался к воротам. Стрелы моррелов заставили защитников башни пригнуться, и от ворот послышался ритмичный стук.

Гай откинулся на камни, а над его головой одна за другой свистели стрелы.

- Сквайр, - приказал он Джимми, - беги вниз и узнай, благополучно ли добрался отряд де ла Тровилля. Передай ему, чтобы приготовился у внутренней двери. Думаю, у нас осталось меньше десяти минут, прежде чем они войдут в ворота.

Джимми убежал, а Гай повернулся к Амосу.

- Ну что, старый пират... похоже, мы им задали жару.

Амос кивнул и присел рядом с Гаем.

- Лучше не бывает. Немного больше удачи, и мы посадили бы его на кол. - Амос вздохнул. - Однако нечего вздыхать о прошлом, я всегда так говорил. Идем, мы еще сумеем расправиться кое с кем из этих сухопутных крыс.

Он вскочил на ноги и схватил за горло гоблина, который только что влез на стену. Одним, рывком Амос придушил своего противника и сбросил на лестницу, столкнув вниз еще троих. Потом он оттолкнул лестницу, а Гай ударил мечом еще одного, который перелезал через зубец рядом с Амосом.

Вдруг Амос застыл и стал ловить ртом воздух. Наклонившись, он обнаружил в боку стрелу.

- Черт возьми! - воскликнул он, явно изумленный случившимся. Тут же на стене появился гоблин, который ударил бывшего капитана мечом, отчего Амос закрутился на месте. Его колени подогнулись, и он упал на камни. Гай одним яростным ударом снес гоблину голову с плеч.

Он присел около Амоса:

- Я же говорил тебе, держи свою чертову голову пониже.

Амос улыбнулся ему.

- В следующий раз я послушаюсь тебя, - слабо промолвил он и закрыл глаза.

Гай обернулся, прыгнул навстречу следующему гоблину и ударом сверху вниз рассек его пополам. Протектор Арменгара, бывший герцог Бас-Тайра рубил налево и направо, неся смерть любому гоблину, троллю или моррелу, который осмеливался подойти поближе. Во внешней стене атакующим удалось пробить брешь, и враги хлынули в башню. Гай обнаружил, что его медленно окружают. Остальные защитники, услышав сигнал к отступлению, спустились со стены в большой зал, а Гай остался с мечом в руках неподвижно стоять над телом павшего друга.

Мурмандрамас перешагивал через тела своих солдат, не обращая внимания на крики умирающих и раненых. Он прошел через сломанные внешние ворота и вошел в навесную башню. Коротким кивком головы он приказал солдатам начать ломать внутреннюю дверь и отошел в сторону. Некоторое время все усилия армии нападавших сосредоточились на том, чтобы расколоть двери. Мурмандрамас отступил в тень, потихоньку посмеиваясь над глупостью других существ. С каждой новой смертью он приобретал новые силы, и теперь был готов.

Один из вождей моррельского клана прибежал к воротам в поисках предводителя. Он принес новости о сражении внутри города. Два враждующих клана схватились из-за награбленной добычи, а пока они занимались тем, что разбирались между собой, многие защитники избежали верной смерти. Чтобы поддержать порядок, требовалось присутствие самого главнокомандующего. Вождь схватил одного из своих подчиненных и спросил, где находится Мурмандрамас. Гоблин показал на тень в углу, и глава клана отпихнул его в сторону: там никого не было. Гоблин побежал к тарану, так как еще один солдат упал со стрелой, пущенной сверху, а моррел продолжил искать своего хозяина. Он спрашивал всех, и было похоже, что тот исчез. Проклиная все знамения и пророчества на свете, вождь поспешил обратно к тому району в городе, где сражался его клан. Нужно было отдавать новые приказы,

Паг мысленно услышал слова Макроса. Они пытаются прорваться.

Паг и Макрос объединили сознания, и связь между ними стала теснее, чем Паг когда-либо представлял возможным. Теперь он знал чародея, понимал его, он был един с ним. Он мог вспомнить многое из его жизни, чужие страны с незнакомыми народами, истории дальних миров - все это теперь было и его воспоминаниями. И знания Макроса тоже стали его знаниями.

С помощью магического глаза он "видел" ту точку, через которую они попытаются войти в мир. Она существовала между физическим миром и тем местом, где ждал Томас, в шве между двумя системами времени. Образовалось что-то похожее на звук. Он не мог его слышать, но чувствовал. Давление поднималось, а те, кто жаждал вернуться в их мир, начали последнюю атаку.

Арута весь напрягся. Только что он наблюдал за стоящими неподвижно Пагом и Макросом, а уже через минуту заметил, что в огромном зале кто-то движется. Из тени вышел огромный моррел. Сняв черный шлем с крыльями дракона, он обнажил лицо, прекрасное и ужасное одновременно. На груди, не скрытой доспехами, виднелось родимое пятно в виде дракона, а в руке он сжимал черный меч. Увидев Макроса и Пага, он двинулся к ним.

Арута вышел из-за колонны и встал между Мурмандрамасом и двумя неподвижно стоящими магами. Его меч был наготове.

- Ну что, пожиратель детей, вот и пришел этот день, - произнес он.

Мурмандрамас остановился, от удивления широко раскрыв глаза.

- Как... - Он усмехнулся. - Я благодарю судьбу, Повелитель Запада. Теперь ты мой.

Он наставил на Аруту палец, и из него вырвался сноп серебряных искр. Однако Арута клинком отвел его, и сияющие искры заплясали на мече, пульсируя раскаленным огнем. Арута сжал рукоять меча и опустил его, кончиком прикоснувшись к каменному полу. Огонь угас.

Глаза предводителя моррелов опять широко распахнулись, и с яростным криком он бросился на Аруту.

- Меня нельзя победить!

Арута едва избежал черного меча, который ударился о камни, подняв фонтан голубых брызг. Отходя назад, он вдруг взмахнул мечом и ранил моррела в руку. Мурмандрамас вскрикнул так, будто ему нанесли смертельный удар и зашатался. Затем он выпрямился и сумел отразить второй удар принца. Глядя на него безумными глазами, Мурмандрамас зажал рукой рану и посмотрел на красную кровь на ладони. Он произнес:

- Это невозможно!

Арута молниеносно сделал еще один выпад и нанес еще одну рану, на этот раз в грудь. Он сухо улыбнулся, и его улыбка была не менее страшна, чем улыбка предводителя моррелов.

- Это возможно, порождение безумия, - - промолвил он, намеренно медленно выговаривая слова. - Я Повелитель Запада. Я Сокрушитель Тьмы. Я твоя смерть, раб валкеру.

Мурмандрамас яростно взревел, возвращая в мир звук исчезнувшего века безумия, и бросился в атаку. Арута принял бой, и сражение началось.

- Паг.

- Я знаю.

Они действовали согласованно, создавая магический рисунок, обнося незваного гостя силовой решеткой. Работа не требовала таких же усилий, как тогда, когда они закрывали большой коридор во время золотого моста. Но ведь этот коридор еще не был открыт. Однако с той стороны оказывалось давление, и их работу уже проверяли на прочность.

Стук в ворота продолжался, и дерево начало раскалываться. Затем издалека донесся звук громовых раскатов, которые становились все громче. Стук в ворота на мгновение прекратился, но вскоре гоблины возобновили свою работу. Затем снаружи раздались неожиданные крики, и стук .тарана прекратился. Внезапно зал потряс сильный взрыв. Джимми бросился вперед. Он отбросил занавесь, прикрывавшую смотровое отверстие, выглянул наружу и крикнул де ла Тровиллю:

- Откройте двери!

Командир отряда тоже услышал звуки сражения и приказал солдатам открыть дверь. Для этого потребовались усилия почти всего отряда. Когда двери подались, де ла Тровилль и Джимми выбежали наружу. Прямо перед ними по улицам бежали люди в ярких доспехах, со всех сторон тесня моррелов и гоблинов. Джимми закричал:

- Цурани! Черт возьми, это же армия цурани!

- Неужели это возможно? - воскликнул де ла Тровилль.

- Я часто слышал от герцога Лори истории о войне и знаю, как они должны выглядеть. Небольшого роста, но крепкие, в доспехах ярких цветов.

Отряд гоблинов прямо перед башней повернул назад, отступив перед превосходящим их отрядом цуранийских воинов, а де ла Тровилль вывел своих людей, перехватив гоблинов сзади. Джимми побежал вперед и услышал еще один сильный взрыв. В конце широкой улицы он увидел одетого в черное мага, стоявшего рядом с дымящейся грудой бочек и перевернутой телегой, которые использовались как баррикады. Маг начал творить заклинание и через минуту из его рук вылетел пылающий шар, который попал в какую-то невидимую для Джимми цель и взорвался.

Вдруг из-за угла появилась группа всадников, и Джимми узнал знамя Ландрета. Среди всадников были Кулган, Мичем и еще два одетых в черное магов. Они натянули поводья, и Кулган очень проворно для человека такого объема спешился. Когда он подошел, Джимми воскликнул:

- Кулган! Я никогда никого не был так счастлив видеть!

- Надеюсь, мы прибыли вовремя? - спросил Хочокена. Джимми раньше не встречался с ним, но, учитывая, что он прибыл вместе с Кулганом, можно было предположить, что маг обладал большим авторитетом.

- Не знаю. Арута исчез еще несколько часов назад, и, если верить словам Галейна, с ним были Паг, Макрос, Томас и дракон. Гай и Амос Траск должны быть где-то здесь. - Он показал на продолжающееся вдалеке сражение и добавил: - Дю Масиньи и остальные, думаю, где-то там. - Он посмотрел вокруг круглыми от ужаса и усталости глазами. Его голос задрожал от слишком долго сдерживаемого волнения и поднялся почти до крика: - Я не знаю, остался ли кто-нибудь в живых!

Кулган положил руку ему на плечо, понимая, что мальчик уже падает с ног.

- Все в порядке, - сказал он. И, взглянув на Хочокену и Элгахара, добавил: - Вам лучше пойти внутрь. Не думаю, что сражение уже закончилось.

- А где все темные братья? - спросил Джимми. - Их тут было несколько тысяч всего... несколько минут назад!

Кулган отвел мальчика в сторону, в то время как два мага приказали группе цуранийских солдат следовать за ними в башню, откуда еще доносились звуки битвы. Одетый в зеленый плащ, Кулган сказал Джимми:

- К нам присоединились десять магов из Ассамблеи, а император Цурануани так опасался появления Врага в своем мире, что прислал часть своей армии. Мы создали Врата между порталом Звездной Пристани и поляной, что расположена в миле от города, но так, что Мурмандрамас ее не видит. И вот три тысячи цуранийских воинов с полутора тысячами всадников из Ландрета и Шаматы прибыли сюда и все продолжают прибывать.

Джимми сел.

- Три тысячи? Полторы тысячи всадников? И они от этого убежали?

Кулган присел рядом.

- И еще маги, чьим силам они не могут противостоять. К тому же пришли вести, что меньше, чем в часе отсюда с северо-запада движется армия Вабона с Мартином. Это четыре тысячи закаленных солдат. Кроме того, я уверен, что их разведка заметила пыль на юго-западе, откуда подходят солдаты Даркмура и Малак-Кросса, а за ними полки Гардана из Крондора. На северо-востоке видны знамена Северного форта, а с востока движется сам король с армией, которой остался от силы один или два дня пути. Они окружены, Джимми, и знают это. - Кулган задумчиво продолжал: - К тому же, их напугало еще что-то. Приближаясь к городу, мы видели, как банды темных братьев покидают его и бегут к Сумрачному лесу. К тому времени поле боя покинуло по меньшей мере три или четыре тысячи. А те, кто оставался между воротами и башней, казалось, были совершенно дезорганизованы, они даже спорили между собой, и одна банда сражалась с другой. Произошло что-то, что остановило их атаку в самый миг победы.

Вдалеке показался отряд кешианцев, которые быстро пробежали на звуки сражения. Джимми взглянул на мага и засмеялся, хотя по щекам его текли слезы.

- Это что, Хазар-хан тоже решил принять участие?

Кулган улыбнулся.

- Так случилось, что он стоял лагерем недалеко от Шаматы. Он говорит, что, когда пришло сообщение Кейталы с просьбой привести гарнизон в Звездную Пристань, он по чистой случайности обедал с губернатором. И уж нет никакого сомнения, что он по чистой случайности убедил губернатора позволить ему отправить с войсками несколько своих наблюдателей и что его люди были готовы выступить уже через час.

- И сколько он прислал наблюдателей?

- Пятьсот человек, и все вооружены до зубов.

- Арута не сможет умереть спокойно, пока не заставит Абдура признать, что у него есть тайная служба разведки.

- Я только не могу понять, откуда он знает, что происходит в Звездной Пристани, - признался Кулган.

Джимми искренне засмеялся. Он шмыгнул носом, и улыбнулся.

- Вы, должно быть, шутите. Половина ваших магов кешианцы. - Он вздохнул. - Но ведь всего этого было бы недостаточно, правда ведь?

Он закрыл глаза, и по его лицу потекли слезы усталости.

Кулган заметил.

- Мы все еще не нашли Мурмандрамаса. - Он посмотрел в сторону бегущих вниз по улице цуранийских солдат. - А пока его не нашли, битва не закончилась.

Арута увернулся от сокрушительного удара слева и сделал ответный выпад, но моррел прыгнул назад. Принц тяжело дышал, так как сражался с самым хитрым и опасным противником в своей жизни. Он был необычайно силен и ненамного медленнее, чем Арута. Несколько нанесенных Мурмандрамасу ран сильно кровоточили, и обычный противник уже давно бы обессилел от них, но моррел, казались, мало о них беспокоился. Арута так и не захватил преимущества, так как находился на грани изнеможения. Принц напрягал все силы, чтобы оставаться живым. Фехтовальные возможности Аруты были ограничены, так как ему приходилось все время держаться между Мурмандрамасом и чародеями, которые были заняты возведением защиты. У моррела же таких забот не было.

Схватка продолжалась в особом ритме, фехтовальщики присматривались друг к другу. Они двигались почти синхронно, парируя удар за ударом, за каждым выпадом следовал отрыв от противника. Пот стекал с лиц, и руки становились скользкими, и единственными звуками, раздававшимися в зале, были только их вскрики и шумные выдохи. Сражение подошло к той стадии, когда погибает тот, кто первым допустит ошибку.

Слева от Аруты воздух замерцал, и Арута на миг отвел взгляд, но тут же взял себя в руки. Мурмандрамас не сводил глаз со своего противника и, воспользовавшись моментом, нанес удар Аруте в грудь. Лезвие попало по ребрам, и принц вздрогнул от боли.

Моррел отступил, чтобы с размаху ударить Аруту по голове, но, когда он нанес удар, его меч натолкнулся на невидимое защитное поле. Он широко раскрыл глаза, а Арута, сделав новый выпад, пронзил его насквозь. Моррел глухо заревел, пошатнулся и упал вперед.

Арута тяжело опустился на землю, и к нему подбежали два человека в черных одеяниях. Они наклонились над принцем. Его взгляд то затуманивался, то прояснялся, но наконец комната опять стала устойчивой. Он увидел, что Мурмандрамас улыбается.

- Я принадлежу смерти. Повелитель Запада. Я служу Тьме. - Он слабо засмеялся и кровь хлынула у него по подбородку, капая на родимое пятно в виде дракона. - Я не то, чем кажусь. И моей смертью ты довершаешь свое разрушение.

Он закрыл глаза и упал навзничь, его предсмертные слова эхом разнеслись по залу. Двое в черном подошли поближе, а тело Мурмандрамаса стало издавать странный пронзительный звук, оно увеличилось и распухло, как будто его надули. А потом как перезревший стручок. Оно порвалось сверху донизу, выявив внутреннее тело, покрытое зеленой чешуей. Это тело разорвало личину Мурмандрамаса, по всему залу разбрызгав густую черную жидкость пополам с красной кровью, клоки мяса и сгустки гноя, и забилось о каменный пол, как свежепойманная рыба. Из корчившегося в ужасных конвульсиях тела вырвался язык ярко-красного злого пламени, наполнившего зал зловонием многовекового разложения. Потом пламя угасло, и вокруг них распахнулась вселенная.

Макрос и Паг вздрогнули, каким-то образом одновременно осознав, чем закончилась схватка, происходившая рядом. Все их внимание было сконцентрировано на том месте меж мирами, где были готовы появиться врата. Каждый раз, когда из другой вселенной, наносился удар, они отвечали энергетической заплатой. Бой достиг своего апогея минуту назад, и вот броски уже стихали. Но опасность оставалась, так как и Паг, и Макрос были почти без сил. Чтобы не дать появиться вратам между мирами, необходима предельная концентрация. Вдруг как серебряная нотка прозвучал сигнальный резкий свист, и в их сознании вспыхнула боль. Атака началась с другой, совершенно неожиданной стороны, и Паг не смог ответить на нее. Кружась в бешеном танце и полыхая красным пламенем, к расколу просочилось существо, питающееся захваченными жизнями, энергия которых придерживалась для этого момента. Оно ударило в защитный барьер, возведенный Пагом, и тот не устоял. Существо прорвалось в этот мир, и каким-то образом скользнуло между восприятием Пага и яростной битвой, которую он вел, затемняя его ощущения, не давая понять, что там происходит. Паг оказался ослеплен. Предостерегающий крик Макроса помог ему сфокусировать внимание на прорехе, которая теперь оказалась открытой. Черпая силы из какого-то глубоко запрятанного источника, Паг неистово работал, пытаясь удержать расползающуюся материю, разделяющую две вселенные. Прореха резко сомкнулась. И опять ему нанесли удар, Паг с трудом, но устоял. И тут Макрос предупредил его: Что-то прошло через разрыв.

- Что-то прошло через разрыв, - предупредил Райат.

Томас спрыгнул со спины дракона и встал у Камня Жизни. Темнота в зале становилась все глубже, больше и мощнее, сгущаясь и образовывая кошмарное видение. Затем оно выпрямилось. Черное как ночь, оно не имело свойств и признаков, оно было чистым отчаянием, обладающим сознанием. Очертаниями оно напоминало человека, но ростом было не меньше Райата.

Над головой как корона горел огненный круг, красно-оранжевые всполохи не давали никакого света.

Томас крикнул Райату:

- Это повелитель страха! Берегись! Он крадет души и пожирает умы!

Но дракон в ярости завыл и бросился в атаку на кошмарное чудовище, изрыгая пламя и пользуясь как когтями, так и магическими силами. Томас кинулся на помощь, но в эту временную фазу вступило еще одно существо.

Томас отошел в тень, а фигура существа, которого он прежде никогда не видел, но которое был знакомо ему так же хорошо, как и Паг, навеяло излучение драгоценного камня. Вновь прибывший увернулся от разгорающейся битвы между драконом и повелителем страха, сотрясавшей зал. Быстрыми шагами он направился к Камню Жизни.

Томас вышел из тени, встав рядом с камнем так, чтобы его было хорошо видно. Фигура остановилась, а потом издала яростный рык.

Друкен-Корин Повелитель Тигров, одетый в великолепные черные с рыжим доспехи, увидел то, чему его глаза отказывались верить.

- Нет! Это невозможно! Ты не можешь быть живым!

Томас ответил ему, и его голос был голосом Ашен-Шугара:

- Значит ты пришел, чтобы покончить с этим.

С тигриным рыком, едва слышимым за криками и воем уже начавшейся в зале схватки, вернувшийся повелитель драконов вытащил меч и бросился вперед, и в первый раз за всю свою жизнь Томас встретился с противником, который был достаточно силен, чтобы действительно уничтожить его.

Сражение подходило к концу, так как войско Мурмандрамаса бежало из города в сторону Сумрачного леса. Слух об исчезновении предводителя пронесся по Сетанону, будто подхваченный внезапным ветром. Черные убийцы, где бы они ни были, одновременно упали наземь, как будто жизнь мгновенно покинула их тела. А появление цуранийских солдат, магов и сообщения о появлении других армий на горизонте остановили атаку наступающих, а потом и превратили ее в отступление. Вожди кланов один за другим приказывали своим людям оставить поле боя. Без руководства гоблины и тролли растерялись, и наконец вся атаковавшая армия, по численности все еще превосходившая защитников Сетанона, бросилась бежать.

Джимми побежал по залам башни, высматривая среди убитых и раненых знакомые лица. Он взлетел по ступеням на стену, выходящую на внутренний двор, и группа цуранийских воинов преградила ему путь. Он пролез между ними и увидел лекаря из Ландрета, который склонился над двумя окровавленными людьми. У Амоса из бока торчала стрела, но он усмехался. Гай был весь заляпан кровью, и на голове у него была ужасного вида рана. Веревка, удерживавшая повязку на глазу, была перерублена, и можно было видеть пустую красную глазницу. Амос засмеялся и чуть не подавился.

- Эй, рад тебя видеть, парень. - Он оглянулся на стену. - Ты только посмотри на этих павлинов. Взмахом руки он показал на ярко разодетых цуранийских солдат, которые стояли вокруг с невозмутимыми лицами. - Черт возьми, никогда не видел ничего красивее.

Затем снизу донесся оглушительный рев, как будто все ужасное адово племя вылетело из преисподней. Джимми с изумлением оглянулся по сторонам, и даже на лицах цурани читалось удивление. Стены башни задрожали.

- Что это такое?! - закричал Джимми.

- Не знаю, и не собираюсь оставаться здесь, чтобы это узнать, - ответил Гай. Знаком попросив помочь ему подняться, он схватил протянутую ему цуранийским воином руку и встал. Затем он подозвал цуранийского офицера, который приказал своим солдатам поднять Амоса. Гай повернулся к Джимми:

- Передай приказ: всем живым покинуть башню. - Волнение внизу все усиливалось, а вой становился все громче. Гай пошатнулся. - Нет, передай, чтобы все, кто живы, быстро покинули город.

Джимми побежал вдоль зубчатой стены к лестнице.

Глава 20 ИТОГ

Комната опять затряслась. Арута прижал руку к кровоточащему боку и прислушался. Откуда-то издалека доносились звуки битвы между титанами. Он подошел туда, где стояли Паг с Макросом, а с ними двое магов в черных одеждах. Арута вздохнул и кивнул им.

- Я принц Арута, - произнес он.

Хочокена и Элгахар представились, и Элгахар сказал:

- Эти двое пытаются сдержать какую-то могучую силу. Мы должны помочь им. - Оба мага положили руки на плечи Пага и Макроса и закрыли глаза. Арута понял, что он опять остался один. Он посмотрел на лежащие в углу останки того, что называло себя Мурмандрамасом. Подойдя поближе, Арута наклонился и вытащил из змеиного человека свой меч. Он оглядел покрытое слизью тело и горько засмеялся. Новое воплощение предводителя моррелов оказалось пантатианцем! Древнее пророчество, поход моррелов и их союзников, штурм Арменгара и Сетанона - все это оказалось лишь уловкой. Пантатианцы просто воспользовались моррелами и ради повелителей драконов копили магию погубленных жизней, чтобы добраться до Камня Жизни и активировать его. И все это время моррелов жестоко обманывали, и, по иронии судьбы, они пострадали больше всех. Арута с удивлением обнаружил, что так устал, что с трудом осмотрел комнату, как бы в поисках кого-нибудь, с кем можно было бы поделиться сделанным открытием. Внезапно в стене образовалась щель, и на пол из нее просыпалось золото, драгоценные камни и другие сокровища. Арута был так утомлен, что лишь удивился тому, как это могло быть, что он не слышал звука обваливающихся камней.

Арута опустил меч и пошел обратно к магам. Видя, что выхода из подвала нет, он сел на возвышение и стал наблюдать за неподвижно стоящими чародеями. Он осмотрел свою рану и увидел, что кровь почти перестала течь. Рана была болезненной, но не слишком серьезной. Арута откинулся назад, стараясь устроиться как можно удобнее, так как ему оставалось только ждать.

Хвост Райата задел за стену, и каменная кладка разлетелась в пыль. С криками боли и ярости дракон творил заклинания против повелителя страха, одновременно нанося удары клыками и когтями. Но повелитель страха сражался решительно, и дракон постепенно уступал.

Томас старался держаться между Камнем Жизни и Друкен-Корином. Рыча и завывая, валкеру бросался на Томаса как тигр, изображенный на его доспехе. Со дней безумия, охватившего его во время Войны Врат, Томасом не овладевала такая свирепая ярость, как у его противника. Но он был опытным бойцом и хорошо владел собой.

- Ты не сможешь опять встать против нас, Ашен-Шугар. Мы повелители этого мира. Мы должны вернуться.

Томас парировал удар, повернул клинок и сделал выпад. В награду он увидел град искр: его меч ударил по броне Друкен-Корина и порвал его плащ.

- Вы всего лишь разлагающиеся остатки прошлого. Вы даже не можете понять, что уже умерли. Вы уничтожите все, только чтобы захватить безжизненную планету.

Друкен-Корин нанес хитрый удар, направленный в голову, но Томас нагнулся и ударил, острием меча попав в живот валкеру. Друкен-Корин отступил, и Томас накинулся на него как кот на мышь. Удар за ударом обрушивался на Повелителя Тигров, Томас одерживал верх.

- Нас невозможно прогнать обратно, - прохрипел Друкен-Корин и возобновил свои неистовые атаки, остановив, а потом и оттеснив Томаса. На секунду воздух замерцал, и вместо Друкен-Корина появилась Алма-Лодака. Она сражалась не менее яростно.

- Ты недооцениваешь нас, отец-муж. Мы все валкеру, а ты один.

Затем ее лицо и тело изменилось, один за другим повелители драконов вставали перед Томасом. Они менялись очень быстро, пока не слились в одно неясное пятно. Тогда снова появился Друкен-Корин.

- Видишь, нас множество, легион. Мы сила.

- Ты смерть и зло, но также и лжец, - презрительно ответил Томас. Он сделал выпад, который Друкен-Корину с трудом удалось парировать. - Если бы у тебя была сила всех валкеру, ты одолел бы меня в считанные минуты. Можешь менять свой облик, но я знаю, что ты один. Ты лишь малая часть целого, посланная, чтобы воспользоваться Камнем Жизни и открыть врата для входа Войска драконов.

В ответ Друкен-Корин лишь удвоил свои усилия. Томас поймал своим золотым клинком черный меч Друкен-Корина и отбросил его в сторону. В другом конце зала битва между драконом и повелителем страха подходила к концу, звуки сражения стали очень слабыми. Затем наступила ужасная мертвенная тишина.

Томас почувствовал приближение повелителя страха и понял, что Райат пал. Он уже сражался с повелителем страха раньше и знал, что будь он свободен, ему нечего было бы опасаться. Но схватиться с новым противником означало дать возможность Друкен-Корину добраться до Камня Жизни. В то же время не обращать на него внимания было невозможно, так как он мог нанести удар со спины.

Томас отвел следующий удар Друкен-Корина и неожиданно бросился вперед. Черный клинок мелькнул ему навстречу, но лишь царапнул по кольчуге под белым плащом. Томас от боли сжал зубы, когда клинок, повредив золотые кольца, ранил его в бок, но сумел схватить Друкен-Корина за руку. Потянув его на себя, он поменялся с ним местами и толкнул валкеру прямо в когти повелителя страха.

Повелитель страха попытался остановиться, но смерть дракона далась ему нелегко: чудовище было ранено и ослеплено, и его удар настиг Друкен-Корина сзади. Тот закричал .в агонии, так как он не успел создать защиту от вытягивающего жизнь прикосновения повелителя страха.

Томас взмахнул мечом и нанес зияющую рану в живот одетого в черные с золотом доспехи, еще больше ослабляя валкеру. Друкен-Корин споткнулся и опять был вынужден дотронуться до почти потерявшего разум повелителя страха, который оттолкнул его в сторону. Этот удар отбросил Друкен-Корина к Камню Жизни.

- Нет! - воскликнул Томас, бросаясь вперед. Повелитель страха ринулся к нему, схватив за руку. Все существо Томаса вскричало от боли, и он нанес ответный удар мечом, вызвав град шипящих искр из места, куда он ударил создание ночной мглы. Оно испустило испуганный крик и отпустило Томаса. Тот быстро ударил в самое сердце нежити, нанеся почти смертельный удар. Повелитель страха зашатался и отступил. Томас кинулся туда, где Друкен-Корин пытался выполнить свою задачу.

Друкен-Корин споткнулся и упал прямо на Камень Жизни, как бы обнимая его. Он засмеялся, хотя ощущал, что силы покидают его, но у него еще оставалось время наложить чары и открыть вход, позволив остальной части своего совокупного сознания вернуться в созданный ими мир. Скоро он снова будет невредимым.

Одним мощным прыжком Томас оказался над ним и, обеими руками держа меч острием вниз, из всех оставшихся сил одним ужасным ударом обрушил клинок вниз. Друкен-Корин издал оглушительный крик, изогнувшись назад как натянутый лук. Золотой меч пронзил его насквозь и глубоко вошел в Камень Жизни.

Затем подул ветер. Откуда-то появился мощный поток воздуха, который шел со всех сторон и поглощался Камнем. Смертельно раненый повелитель страха задрожал на ветру. Внезапно он превратился в дым, был подхвачен ветром и засосан в Камень. Очертания Повелителя Тигров тоже затрепетали, он вздрогнул, а из магического клинка Томаса появилось золотое сияние, которое охватило Друкен-Корина. Золотой нимб начал пульсировать, Друкен-Корин стал прозрачным и, подобно повелителю страха, исчез в глубине камня.

Паг пошатнулся, как от удара, и коридор был прорван, но не с другой стороны. Ему показалось, будто некая гигантская рука отвела его магические преграды, а затем нечто вступило в коридор, что-то втаскивая за собой. Паг почувствовал присутствие Макроса и понял, что каким-то образом рядом с ним были Хочокена и Элгахар. Затем проход взорвался, и их отбросило в обычную реальность.

Все поплыло перед глазами Томаса. Рядом с ним неожиданно оказались Макрос, Паг, два мага в черных одеяниях и Арута.

Он оглянулся и увидел в углу павшего Райата, все тело которого представляло ужасную, дымящуюся рану. Дракон казался мертвым, а если и был жив, то жить ему оставалось недолго. Он выполнил свое предназначение и, как и предсказывал, встретил свою судьбу. Томас поклялся, что будет вечно помнить о нем. Позади дракона на полу лежали сокровища валкеру: золото, драгоценные камни, книги, свитки. Они просыпались через щель в хранилище, пробитую во время сражения между драконом и повелителем страха. Арута вскочил на ноги и спросил:

- Что случилось?

- Думаю, что все почти закончилось, - ответил Томас, прыгая вниз.

Макрос покачнулся. Паг и маги подошли поближе. Завывающий ветер превратился в оглушительный рев. Внезапно раздался ужасный взрыв, и крыша подземного зала взлетела вверх, разрушая все, что находилось над ним. Вверх взметнулся гейзер обломков каменных стен и остатков двух зданий. Высоко в небе появилось отверстие, где на голубом фоне сверкало серое ничто. А внутри него виднелось разноцветное сияние.

Паг, Хочокена и Элгахар уже видели подобное зрелище, каждый в свой черед на Башне Испытаний в Городе чародеев. Это было видение Врага, которое появилось во времена Золотого моста, когда в пору Войн Хаоса народы бежали на Келеван.

- Оно проникает внутрь! - закричал Хочокена.

Макрос крикнул, заглушая ужасный вой, доносившийся от камня:

- Камень Жизни! Его активировали!

Паг смущенно оглянулся.

- Но мы же еще живы!

Томас показал на свой золотой меч, все еще торчащий из Камня Жизни.

- Я убил Друкен-Корина до того, как он успел полностью воспользоваться Камнем. Он приведен в действие только частично.

- Что же теперь будет? - прокричал Паг, пытаясь перекрыть голосом оглушающий шум.

- Не знаю, - по примеру остальных Макрос прикрыл уши. А потом изо всех сил крикнул: - Нужно создать защитный силовой барьер!

Паг тут же понял, что нужно делать, и попытался наложить чары, которые защитили бы их от разрушительного действия Камня.

- Хочо, Элгахар, помогите мне!

Он начал читать заклинание, а маги присоединились к нему. Шум достиг такой силы, что Арута понял, что руки не могут защитить уши. От боли он сжал зубы, стараясь не закричать и мучительно ожидая, когда же маги закончат свои заклинания. Свет, исходящий из Камня Жизни, становился все более интенсивным, пока не превратился в ослепительно белое сияние с серебряными вспышками по краям. Из него была готова вырваться ужасная разрушительная сила. Принц оцепенел от усталости и ужаса перед всем, что случилось за последние несколько часов. Он вяло подумал, что будет, если погибнет вся планета. Затем боль стала такой невыносимой, что он закричал...

...Паг только успел закончить заклинание, как комната взорвалась.

Недра земли содрогнулись, и по ней прокатилась грохочущая волна землетрясения. Гай повернулся к городу. Солдаты Шаматы, Ландрета и цурани. бежали рядом с воинами Высокого замка и Сетанона. Их отряды перемешивались с отрядами гоблинов, троллей и остатками моррелов, но о сражении было позабыто. Все живое бежало из города, гонимое чувством неминуемой гибели, ужаса, осязаемого самой сущностью их бытия. Мрачные мысли, черный страх и отчаяние овладели всеми, лишая всякого желания сражаться. В каждом горело лишь стремление оказаться как можно дальше от источника этого тяжелого, липкого страха.

Затем появился накатывающийся волнами оглушительно резкий и болезненный шум. Все, кто находился на расстоянии слышимости, упали на колени. От ужасного чувства отсутствия направления, дезориентации стягивало желудки, людей рвало, казалось, что исчезла сила, удерживающая их на земле. Глаза наполнились слезами, уши пронзала резкая боль, когда все почувствовали, будто воспарили на мгновение, но затем их скрутило и ударило оземь, будто от шлепка исполинской руки. И тогда послышался взрыв.

Те, кто пытались удержаться на ногах, снова оказались на земле, а вдалеке вверх взметнулся столб ослепительного света. Чудовищный взрыв поднял в небо обломки камней, земли, дерева. Высоко над Сетаноном появилась красная искра, которая быстро потускнела до серой пустоты. На землю опустилась неожиданная тишина, а в серой пустоте заиграли белые энергетические вихри. Края небесной прорехи заворачивались вовнутрь, как будто материя небес вывернулась наизнанку, и сквозь нее открывалась другая вселенная. Ниспадающие каскады света - вся мощь, энергия, сама жизнь повелителей драконов - бились и пульсировали у входа, как будто стремились прорваться сквозь последний барьер, преграждающий им путь к цели. И тогда зазвучал горн.

Серебряный звук невероятной силы пронзил все живые существа за многие мили от города, будто миллионы маленьких иголочек вонзились в их тела. И опять накатила агония предельного отчаяния. В сознании каждого, кто находился рядом с Сетаноном, отчаяние отозвалось внезапной уверенностью, что их жизнь зависит от того, чему они были свидетелями. В сердце даже самых бывалых воинов поднималась паника, все кричали и плакали, ибо они наблюдали последние секунды своего существования. Затем шум прекратился.

В жуткой тишине во вспышках света что-то обретало форму. Серое ничто растеклось, покрыв все небо, и в сердце этого безумного клубка появился Враг. Сначала видны были только тусклые цветные пятнышки, которые мерцая и перемещаясь относительно друг друга, прорывались через брешь между мирами. Когда они начали проходить, то растворились в меньшие пятна ярких цветов, постепенно обретающие различимые очертания. Вскоре все стоявшие на земле могли видеть в центре дыры человекоподобные существа, каждое из которых сидело на спине дракона. Со звуком взрыва, который превзошел все предыдущие. Войско драконов вырвалось в небо, грохотом возвестив возвращение в породивший их мир. Сотни древних существ, мистически связанных друг с другом, с боевым кличем вылетели из прорыва между мирами. Эти могучие существа были ужасны в своей красоте; одетые в ярких цветов доспехи, они повелевали древними драконами. Невероятные чудовища, многие века назад исчезнувшие из Мидкемии, наполняли небеса шумом гигантских крыльев. Огромные черные, зеленые и синие драконы, уже не существующие на своей родной планете, парили рядом с золотыми и бронзовыми, чьи потомки еще были живы. Красные, которые чаще всего встречались в этом мире, скользили бок о бок с серебряными драконами, каких не видели на Мидкемии многие столетия. На лицах валкеру читалось ликование, ибо они добились победы и теперь наслаждались ею. Каждый из них обладал великой силой, они сами были силой. С их появлением невыносимая боль пронзила тела всех живых существ на планете, как будто жизнь каким-то необъяснимым образом покидала их.

Затем, когда наступил момент глубочайшего отчаяния, когда все надежды были оставлены, огромная сила поднялась вверх. Из глубокой воронки под башней города взметнулся фонтан изгибающихся и в смятении скачущих по крышам энергий. Они двигались в безумном танце, а над ними поднималось зеленое пламя, жидким огнем разливающееся все увеличивающимися кругами. Послышался глухой тяжелый удар, громкий, но не резкий, в небо вихрем взлетело облако пыли, и весь шум прекратился.

Что-то бросило вызов небесному хаосу. Его нельзя было увидеть, но все почувствовали вселенское отвержение черного и злого отчаяния, испытанного лишь мгновением раньше. Как будто вся любовь и все чудеса мироздания слились в единой песне, поднявшейся против Войска драконов. Из воронки в разрыв ринулся зеленый свет, по яркости не уступающий красному мерцанию. Он поглотил Войско драконов, и каждый, кого касалось это зеленое сияние, превращался в неосязаемое видение из прошедшей эпохи, тень прошедших времен. Повелители драконов превратились в облака цветного дыма, оставляющие за собой только туман и воспоминания. Облака эти дрожали и покачивались, как игрушки в руках противостоящих сил, пока наконец не устремились вниз, как будто гонимые к земле непреодолимым ветром. Оставшиеся без всадников драконы страшно закричали и, яростно сопротивляясь засасывающему ветру, разлетелись в разные стороны. Земля содрогнулась под ногами застывших в изумлении людей, а шум этого ветра пугал и притягивал одновременно, так как казалось, будто сами боги сочинили эту песню смерти. Затем прореха в небесах вмиг исчезла, и не осталось ничего, что напоминало бы о том, что она там была. Ветер стих.

И наступила оглушительная тишина.

Джимми посмотрел вокруг. Он обнаружил, что плачет, смеется и снова плачет. Он вдруг почувствовал, будто все пережитые им ужасы, вся испытанная боль исчезли. Он вдруг почувствовал себя исцеленным, здоровым до самой глубины своего существа. Он ощутил свою связь со всем живым на планете. И он понял, что в конце концов они победили. Каким-то образом в самый момент своего триумфа валкеру оказались поверженными, потерпели поражение. Едва держась на ногах, сквайр радостно смеялся, и слезы, которые он и не пытался скрыть, текли по его лицу. Джимми обнаружил, что обнимает какого-то цуранийского солдата, и тот тоже улыбается и плачет одновременно.

Гай, которому опять помогли подняться на ноги, глядел на развертывающуюся перед ним картину. Гоблины, тролли и темные братья с отдельными великанами бежали на север, хотя никто их не преследовал. Солдаты Королевства и цурани просто наблюдали за тем, что происходило в городе, так как над Сетаноном куполом поднялось сияние зеленого цвета, такого яркого, что купол казался осязаемым в лучах ясного осеннего солнца, и такого прекрасного, что все зрители исполнились глубокого изумления. В сердцах тех, кто видел этот купол, звучала величественная песнь радости, которую они скорее ощущали в себе, чем слышали. Повсюду люди открыто плакали, так как перед их глазами происходило нечто настолько возвышенное, что наполнившую их радость нельзя было описать словами. Зеленый купол замерцал, что могло быть результатом попадания в него пылевых облаков. Гай наблюдал за происходящим и не мог отвести глаз. Даже пробегавшие мимо гоблины и тролли, казалось, изменились, будто все их желание сражаться исчезло без следа.

Гай вздохнул и почувствовал, как переполнявшая его радость уменьшается. Он вдруг подумал, что никогда в жизни он не испытывал такого совершенного чувства, такого удивительного восторга. К своему старому союзнику подбежал Арманд де Севиньи, за ним шли Мартин и гном.

- Гай! - воскликнул Арманд, заняв место цуранийского солдата, поддерживая своего бывшего командира и друга и обнимая его. Они оба смеялись и одновременно плакали.

- Каким-то образом мы победили, - тихо сказал Бас-Тайра.

Арманд кивнул.

- А Арута?

Гай печально покачал головой.

- Ничто не могло уцелеть там. Ничто.

Во главе целого отряда гномов подошли Мартин и Долган, король гномов Запада.

- Эта красота ужасна и безгранична.

Теперь сияющий купол, казалось, принял форму огромного драгоценного камня с шестиугольными гранями. Каждая грань горела огнем и тускнела в своем ритме, из-за чего купол, казалось, мерцал. Ощущение совершенства затуманивалось, как и чувство волнующей радости, ноте, кто смотрел на зеленое сияние, пребывали в состоянии покоя и удивления.

Мартин с трудом оторвался от этого великолепного зрелища и спросил:

- Как Арута?

- Он исчез там вместе с теми тремя, что прилетели на драконе, - ответил Гай. - Их имена знает эльф.

Видение перед ними начало пульсировать, и Гай заставил себя вернуться к насущным вопросам.

- О боги, какая свалка! Мартин, ты бы взял людей, чтобы прогнать тех темных братьев домой, пока они не перестроили ряды и не вернулись обратно.

Долган медленно вытащил из-за пояса трубку.

- Мои ребята уже позаботились об этом, но от помощи они не откажутся. Хотя мне почему-то не кажется, что моррелов и их слуг потребуется подгонять. Дело в том, что после сегодняшнего у них вряд ли осталось желание продолжать войну.

Вдруг на фоне сияющей зеленойсферы и облака пыли появились силуэты шести человек, которые, прихрамывая, шли к ним навстречу. Мартин и остальные молчали, пока те шестеро не подошли поближе, так как из-за толстой пелены пыли было невозможно разглядеть их лица. Когда они прошли полпути от ворот города, Мартин закричал:

- Арута!

Тут же все побежали вперед, чтобы помочь Аруте и его спутникам. Пара солдат поддерживала каждого из них, но Арута остановился, чтобы обнять брата. Мартин обхватил рукой его плечи и, радуясь, что тот жив, заплакал от облегчения. Затем они отпустили друг друга и повернулись к сияющему куполу над городом.

Внезапно их снова охватило ощущение гармонии со всем живым, их омыло чувством любви, необыкновенным сознанием высшего совершенства. А потом оно пропало.

Зеленый свет блеснул и исчез, облака пыли начали оседать на землю.

Макрос хриплым голосом произнес:

- Все кончено.

Лиам шел по лагерю, инспектируя остатки войск, сражавшихся в Высоком замке и Сетаноне. Арута шел рядом, хотя он еще не до конца оправился после сражения.

- То, что ты рассказал, просто удивительно, - сказал король. - И я верю этому только потому, что доказательства находятся прямо перед моими глазами.

- Я был в самой гуще событий, - ответил Арута, - и то едва могу поверить, что сам это видел.

Лиам оглянулся.

- Судя по твоему рассказу нам повезло, что мы вообще что-то можем видеть. Думаю, нам есть за что быть благодарными. - Он вздохнул. - Знаешь, когда мы были мальчишками, я мог поклясться, что быть королем просто здорово. - - Он задумчиво поглядел на Аруту. - И я мог поклясться, что не глупее тебя и Мартина. - И с печальной улыбкой добавил: - Доказательство тому, что я ошибался, это то, что я не последовал примеру Мартина и не отказался от короны. Мне достаются одни только неприятности. Хазар-хан все время рыщет вокруг, занимаясь болтовней с половиной дворян Королевства и, без сомнения, набирая секретных агентов как ракушки на берегу. А теперь, когда коридор между мирами снова открылся, мне придется снестись с императором и попробовать договориться об обмене пленниками. Проблема в том, что у нас их не осталось, мы всех освободили, так что Касами и Хокану говорят мне, что, видимо, придется выкупать наших воинов, а значит поднять налоги. К тому же появились драконы, которых здесь не видели уже многие века. Они летают, где хотят и, когда проголодаются, приземляются и охотятся тоже, где хотят. А теперь еще целый разрушенный город...

- Но подумай о том, что могло бы быть, - сказал Арута.

- И как будто этого недостаточно, ты передаешь мне Бас-Тайру, и из того, что ты рассказал, следует, что он в придачу еще и герой. Половина лордов Королевства хочет, чтобы я нашел подходящее дерево и повесил его, а другая половина готова повесить меня, если им прикажет это Гай. - Он скептически посмотрел на брата. - Думаю, мне надо было последовать примеру Мартина, отказаться от короны и отдать ее тебе. Дай мне приличную пенсию, и я так и сделаю.

Даже при намеке на то, что обязанностей у него прибавится, лицо Аруты помрачнело. Лиам посмотрел по сторонам и заметил Мартина, который что-то приветственно крикнул.

- В любом случае, - продолжил Лиам, - я думаю, что знаю, как решить последнюю проблему. - Он помахал приближающемуся Мартину. - Ты нашел ее?

Герцог Крайди усмехнулся.

- Да, она была с добровольцами из Тайр-Сога. Они шли в полудне пути за мной всю дорогу до Сетанона. Это те, что пришли вместе с ламутским отрядом Касами и гномами Долгана.

По прибытии Лиам полтора дня осматривал поле битвы вместе с Арутой. Его армия последней добралась до Сетанона, так как от Ридланона до Саладора не было благоприятного ветра. Большим пальцем через плечо он показал на представителей знати Королевства, которые собрались у его шатра.

- Ну, - сказал он, - им всем до смерти хочется узнать, что мы теперь будем делать.

- Ты же решил? - спросил Арута Мартина.

Принц провел всю ночь, совещаясь с Лиамом, Пагом, Томасом, Макросом и Лори, в то время как Мартин в поисках Брианы прочесывал лагерь. На совете они обсуждали положение вещей теперь, когда угрозы со стороны Мурмандрамаса больше не существовало. Мартин торжествующе взглянул на братьев.

- Да, мы как можно скорее поженимся. И если среди беженцев из города есть хотя бы один священнослужитель, неважно какого ранга, то мы поженимся завтра.

- Думаю, тебе придется придержать свой пыл, пока мы не сможем провести что-нибудь вроде официальной церемонии, - сказал Лиам. Лицо Мартина тут же омрачилось. Лиам засмеялся. - Черт, теперь ты выглядишь прямо как он! - и показал на Аруту.

Король вдруг почувствовал, как сильно он любит своих братьев, и обнял их. Прижав их к себе, он с волнением промолвил:

- Я так горжусь вами. И знаю, отец тоже гордился бы. - Они долго стояли обнявшись, а затем Лиам весело сказал: - Идемте, надо восстановить хоть какой-то порядок в нашем Королевстве. Тогда мы сможем отпраздновать победу. Черт меня побери, если у нас нет на то причины.

Он по-дружески подтолкнул их, и все трое, засмеявшись, пошли к шатру Лиама.

Паг видел, как Лиам с братьями вошел в шатер. Макрос, опираясь на жезл, стоял рядом с Кулганом и другими магами из Звездной Пристани и Ассамблеи. Кейтала крепко держалась за мужа, ни на минуту не отпуская его руки, а Уильям и Гамина уцепились за его одежду. Паг ерошил волосы девочки, довольный тем, что за время своего отсутствия приобрел дочь.

Немного в стороне Касами тихо разговаривал со своим младшим братом. Они встретились в первый раз за три года. Хокану и самые верные императору солдаты были присланы на помощь Ассамблее. Оба брата из рода Шиндзаваи уже днем раньше имели беседу с Лиамом: как он и говорил, возобновление коридора между двумя мирами создавало некоторые сложности.

Лори и Бару присоединились к Мартину, который не отходил от Брианы. За ними над пикой склонился рыжеволосый воин по имени Шигга. Несмотря на незнание языка, он внимательно наблюдал за происходящим. Вместе с Брианой и другими сумевшими спастись арменгарцами он прибыл с армией под командованием Вандроса Вабонского. Большинство арменгарских солдат вместе с гномами бросились на север в погоню за войском Мурмандрамаса. Рядом с ними были Долган и Галейн. Гном, казалось, не постарел ни на один день. Единственным знаком, указывающим на его положение среди западных гномов, был Молот Тоулина, подвешенный к поясу. Во всем остальном он выглядел точно таким же, каким Паг помнил его по путешествию в шахты гор Серой Башни. Долган поймал взгляд Пага, улыбнулся и помахал ему рукой.

Лиам поднял руку.

- С момента прибытия мы услышали много историй о храбрости и героизме, удивительных повествований о долге и готовности пожертвовать собой. Последние события разрешили много вопросов. Я уже говорил с многими из вас, спрашивая доброго совета, а теперь настало время сделать официальные заявления. Прежде всего, хотя народ Арменгара и чужой нам, но он состоит в родстве с нашими подданными из Вабона. Мы приветствуем арменгарцев как вернувшихся братьев и предлагаем им место в Королевстве рядом с их родичами. Если они пожелают вернуться на север, чтобы опять поселиться на своей земле, мы окажем любую посильную помощь, но надеемся, что они останутся.

Мы также передаем нашу глубокую благодарность королю Долгану и его подданным за своевременную помощь. Я хочу еще поблагодарить эльфа Галейна за его готовность оказать помощь нашему брату. И пусть знают все, что принц Крондора и герцоги Крайди и Саладора послужили Королевству сверх всяких ожиданий, и корона теперь у них в долгу. Ни один король не смог бы требовать от своих подданных того, что они совершили добровольно. - С этими словами Лиам первым зааплодировал Аруте, Лори и Мартину. Шатер загудел от одобрительных возгласов и хлопков собравшихся в нем лордов.

- А теперь пусть подойдут граф Касами Ламутский и его брат, Хокану из рода Шиндзаваи.

Когда оба цурани вышли вперед, Лиам сказал:

- Касами, прежде всего передайте вашему брату, а через него императору и его солдатам нашу безграничную признательность за их великодушие и доблесть, проявленные при защите нашего народа от великой опасности. - Касами начал переводить его слова брату.

Паг почувствовал чью-то руку у себя на плече и, обернувшись, увидел Макроса, который звал его к себе.

Паг поцеловал Кейталу и прошептал ей:

- Я скоро вернусь.

Кейтала кивнула и осталась с детьми, зная, что на этот раз ее муж действительно сделает так, как сказал. Она продолжала смотреть на церемонию, а Макрос отвел Томаса и Пага в сторонку.

Лиам продолжал:

- Теперь, когда открыт путь, я даю разрешение покинуть Королевство тем из гарнизона Ламута, кто хочет вернуться домой. Я освобождаю их от обязательств.

Касами склонил голову.

- Ваше величество, я рад сообщить вам, что большинство решило остаться. Они сказали, что хотя ваше великодушие их ошеломило, они теперь жители Королевства, у них появились жены, семьи, родственные связи. Я тоже остаюсь.

- Я рад это слышать, Касами. Очень рад.

Когда цурани отошли, Лиам позвал:

- А теперь пусть вперед выйдут Арманд де Севиньи, Болдуин де ла Тровилль и Энтони дю Масиньи.

Названные вышли и поклонились.

- На колени, - приказал им Лиам, и все трое преклонили колена перед королем.

- Энтони дю Масиньи, отныне тебе возвращаются все титулы и земли в Калри, отобранные перед высылкой на север, а к ним я прибавляю титул и земли, которыми владел Болдуин де ла Тровилль. Я доволен твоей службой. Болдуин де ла Тровилль, я нуждаюсь в тебе. Поскольку твою должность Оруженосца Марлсборо я передал дю Масиньи, тебе найдется другая. Примешь ли ты пост командующего нашим аванпостом в Высоком замке?

- Да, сир, - ответил де ла Тровилль, - хотя, если вашему величеству будет угодно, я бы предпочел иногда зимовать на юге.

Из толпы послышался смех, а Лиам сказал:

- Даю согласие и также жалую тебе титулы, прежде находившиеся в держании у Арманда де Севиньи. Встань, Болдуин, барон Высокого замка и Гайлденхольта. - Он посмотрел на Арманда де Севиньи и продолжил: - У меня есть планы на твой счет, друг мой. Пусть вперед вынесут бывшего герцога де Бас-Тайра.

Стражники, одетые в королевские цвета, наполовину сопровождали, наполовину несли Гая. Он разместился в королевском шатре, где потихоньку выздоравливал рядом с Амосом Траском. Когда Гай остановился рядом с коленопреклоненным Армандом, король промолвил:

- Гай де Бас-Тайра, тебя назвали предателем и выслали с запретом возвращаться в страну под страхом смертной казни. Я понимаю, что при принятии решения о возвращении в Королевство у тебя не было выбора. - Он посмотрел на Аруту, который грустно улыбнулся. - Настоящим я отменяю приказ о ссылке. А теперь, что касается титула. Я передаю должность герцога де Бас-Тайра человеку, которого мой брат Арута рекомендовал как наиболее пригодного для ее исполнения. Арманд де Севиньи, я жалую тебе звание лорда герцогства Бас-Тайра со всеми надлежащими правами и обязанностями. Встань, герцог Арманд де Севиньи. - Лиам вернулся к Гаю. - Даже без твоего наследственного титула, я думаю, что найду, чем занять тебя. Преклони колено. - Арманд помог Гаю опуститься на колено. - Гай де Бас-Тайра, за твои заботы о благосостоянии Королевства, несмотря на то, что оно отвергло тебя, и за доблесть, проявленную при защите Арменгара и Королевства, я предлагаю тебе пост Первого советника короля. Примешь ли ты его?

Гай широко раскрыл свой единственный глаз, а потом засмеялся.

- Это неплохая шутка, Лиам. Твой отец, наверное, переворачивается в гробу. Да, я согласен.

Король покачал головой и улыбнулся, вспомнив отца.

- Нет, я думаю, он понимает. Встань, Гай, герцог Рилланона.

Дальше Лиам произнес:

- Бару из рода Хадати.

Бару отошел от Лори, Мартина и Брианы и преклонил колена перед королем.

- Тебе не было равных в храбрости, как при сражении с моррелом Мурадом, так и в пути через горы с нашим братом Мартином и герцогом Лори, которое было предпринято, чтобы предупредить нас о вторжении Мурмандрамаса. Мы долго думали, но не решили, какую предложить тебе награду. Что можем мы сделать, чтобы отблагодарить за службу?

- Ваше величество, - ответил Бару, - мне не нужна награда. Мои новые родичи пришли в Вабон и я собираюсь поселиться среди них, если вы позволите.

- Тогда я благословляю тебя, - сказал Лиам. - Если тебе потребуется что-либо из того, что в моей власти предоставить тебе, чтобы облегчите переселение твоих родичей, тебе нужно только попросить.

Бару встал и вернулся к друзьям. Все они улыбались. Бару нашел новый дом и цель в жизни.

Были розданы и другие награды, и придворная церемония продолжилась. Арута отошел. Он очень хотел, чтобы рядом была Анита, но понимал, что они всего в нескольких днях пути отсюда. Недалеко от шатра он увидел Макроса, который говорил с Томасом и Пагом. Их фигуры скрывала тень, так как день подходил к концу и приближался вечер. Арута устало вздохнул и подумал, о чем они могут говорить сейчас.

- Значит, ты понимаешь, - сказал Макрос.

- Да, но это все равно тяжело, - ответил Паг. Ему не было нужды в словах. Он осознал масштаб знания, которое он получил, когда объединил свои силы с волшебником. Теперь его сила была равна силам Макроса, а знаниями волшебник лишь ненамного превосходил его. Но сейчас, когда он знал, что ждет его впереди, он понимал, что ему будет недоставать Макроса.

- Все приходит к своему концу, Паг. Вот и моему пребыванию в этом мире подошел конец. С уходом валкеру мои силы полностью восстановились, и я перейду на какое-нибудь новое место. Гейтис отправится со мной, а об остальных на острове я уже позаботился, так что долгов здесь у меня больше не осталось. Мне нужно двигаться вперед, а тебе оставаться здесь. Здесь всегда будут короли, нуждающиеся в совете, мальчики, которых надо учить, старики, которых необходимо убедить, войны... - Он вздохнул, будто опять пожалел о невозможности окончательного освобождения. Затем он повеселел: - Однако все это не даст тебе скучать. Скуки не будет. Расскажи королю все, что мы совершили здесь. - Он посмотрел на Томаса. Со времени последней битвы он сильно изменился, и Макрос тихо заговорил с ним: - Томас, домой наконец возвращаются эльдары, теперь их добровольная ссылка в Эльвардейн окончилась. Тебе придется помогать королеве править новым Эльвандаром. Многие гламрелы захотят найти вас, ведь теперь они знают, что Эльвандар существует. Увеличится количество возвращений. Теперь, когда влияние валкеру ограничено, соблазн Темной Тропы во многом станет слабее. По крайней мере, мы можем на это надеяться. Обращайся к своему внутреннему миру, Томас, ибо, думаю, ты обнаружишь, что многие твои силы ушли с теми, кто был собратьями Ашен-Шугара. Ты все еще самый могущественный из смертных, но на твоем месте я не стал бы искать подчинения драконов. Думаю, что встреча с ними может оказаться для тебя большим потрясением.

- Я почувствовал, что изменился, - отозвался Томас, - в последний момент. - После сражения с Друкен-Корином он все время был несколько подавлен. - Я опять стал смертным?

- Ты всегда оставался им. Силы валкеру изменили тебя, и эта перемена останется с тобой, но ты никогда не был бессмертным. Ты был лишь близок к этому. Но не беспокойся, большая часть наследия валкеру останется при тебе. Ты проживешь долгую жизнь рядом со своей королевой, по крайней мере такую же долгую, как у любого эльфа.

При этих словах Томас, казалось, приободрился.

- Будьте бдительны, так как пантатианцы многие века планировали и претворяли в жизнь свою хитрость. Их план был разработан до малейших мелочей. И силы, данные тому, кто выступал под именем Мурмандрамаса, были не простыми иллюзиями чародея. Он был настоящей силой. Чтобы создать его и захватить сердца и манипулировать даже таким темным народом, как моррелы, необходимо было много потрудиться. Быть может, без влияния валкеру, проникающего через космос и время, змеиный народ стал бы более похож на другие - одной из многих разумных рас. - Макрос посмотрел вдаль. - С другой стороны, быть может и не стал бы. Будьте осторожны с ними.

Паг медленно заговорил:

- Макрос... В конце я был уверен, что все кончено.

Макрос загадочно улыбнулся.

- Я тоже. Возможно, удар меча Томаса помешал валкеру воспользоваться плодами активации Камня Жизни. Не знаю. Коридор открылся, и Войско драконов уже вошло в наш мир, но... - Глаза старого чародея горели от волнения. - В конце вмешалось чудо, которое недоступно моему пониманию. - Он опустил глаза. - Было такое впечатление, будто сама жизнь, души всего живого в этом мире, отвергли вторжение. Сила Камня Жизни помогла не им, а нам. Вот откуда я в конце черпал силы. Именно Камень помог захватить Войско драконов и повелителя страха и закрыть проход. Он защитил всех нас, сохранив нам жизнь. - Макрос улыбнулся. - Вам нужно будет со всей осторожностью разузнать как можно больше о Камне Жизни. Это чудо, о котором мы даже не подозревали.

Макрос помолчал и посмотрел на Пага.

- Некоторым образом ты для меня как сын, больше, чем кто-либо другой за многие века ты имеешь право так называться. По крайней мере, ты мой наследник и ученик, ты получаешь все магическое знание, которое я накопил со времени прихода в Мидкемию. Последний сундук с книгами и свитками, которые я хранил на моем острове, скоро прибудет в Звездную Пристань. Я предлагаю тебе скрыть этот факт от Кулгана и Хочокены, пока не разберешься, что там находится. Некоторые изложенные там знания окажутся никому не по силам в этом мире, кроме тебя и того, кто последует за тобой в нашей необычной профессии. Хорошо учи тех, кто вокруг тебя, Паг. Сделай их могущественными, но любящими и щедрыми. - Он остановился и опять взглянул на выросших в мужчин мальчиков, которых он набрал в Крайди двенадцать лет назад, чтобы сейчас спасти мир. Наконец он сказал:

- Я использовал вас обоих, и иногда не очень милосердно. Но мне хочется верить, что какую бы боль вам ни пришлось пережить, ваш выигрыш превосходит ее. Вы достигли того, о чем не могли даже подумать в своих мальчишеских мечтаниях. Теперь вы остаетесь заботиться о Мидкемии. И с вами остается мое благословение. - Его голос прервался, глаза увлажнились и засияли. Наконец Макрос сказал: - До свидания и спасибо.

Он отошел и медленно повернулся. Ни Паг, ни Томас не могли вымолвить слова прощания. Макрос пошел по направлению к западу, к солнцу. Он уходил от них не только в пространстве. Сделав первый шаг, он стал менее материальным. С каждым последующим шагом он становился все прозрачнее и вскоре напоминал дымку, а потом и того меньше. Он ушел.

Паг и Томас молча смотрели за тем, как он исчезал. Затем Томас спросил вслух:

- Найдет ли он покой, как ты думаешь?

- Не знаю, - ответил Паг. - Быть может, когда-нибудь он обнаружит свой Благословенный остров.

Они опять помолчали, а потом вместе вернулись в шатер короля.

Празднование было в самом разгаре. Мартин и Бриана объявили о своей грядущей свадьбе, что вызвало громкое одобрение окружающих. А пока остальные веселились и пировали, празднуя жизнь и спасение, Арута, Лиам, Томас и Паг пробирались сквозь развалины того, что раньше было Сетаноном. Население разместили в менее разрушенном западном районе, и хотя он находился довольно далеко, все шли очень осторожно, стараясь оставаться незамеченными.

Томас провел их через большую трещину в земле в пещеру, расположенную под развалинами башни. - Вот здесь, - проговорил Томас, - образовалась щель, ведущая вниз в зал, который был сердцем древнего города. Ступайте осторожно.

Тусклый магический свет, сотворенный Пагом, освещал им путь, и они медленно спустились в подземный зал. Паг взмахнул рукой, и свет стал намного ярче. Томас провел короля вперед. Из тени выступили фигуры, одетые в темные рясы, и Арута вытащил меч.

Из темноты послышался женский голос.

- Убери свой меч, принц Королевства.

Томас кивнул, и Арута вложил свой магический клинок в ножны. Из темноты появилось огромное существо, сияющее светом, отражающимся на бесчисленных гранях драгоценных камней. Это был дракон, но не похожий на остальных, так как вместо золотой чешуи на нем горели тысячи самоцветов. При каждом движении по чудовищному телу прокатывалась радуга ослепительной красоты.

- Кто ты? - спросил король.

- Я Оракул Аала, - раздался мягкий женский голос из пасти дракона.

- Мы заключили сделку, - пояснил Паг, - и нам нужно было найти подходящее тело.

Томас добавил:

- Райат остался без разума, душу его похитил повелитель страха, но тело осталось, хотя и сильно израненное и готовое умереть. Макрос вылечил это тело, заменил утраченные чешуйки новыми, которые он, используя магию Камня Жизни, сделал из драгоценных камней спрятанного здесь сокровища. Потом он перенес Оракул и ее слуг сюда. Теперь Оракул живет в теле, где нет чужого разума.

- Это более чем удовлетворительное тело, - сказала Оракул. - Оно проживет многие века. И оно обладает многими магическими силами.

- Кроме того, - добавил Паг, - Оракул станет неусыпным стражем Камня Жизни. Поскольку, если кто-нибудь разрушит его. Оракул умрет со всем живым на планете. Пока мы не нашли способа Договориться с пантатианцами, все еще остается риск, что валкеру будут призваны опять.

Лиам посмотрел на Камень Жизни. Бледно-зеленый камень мягко светился, пульсируя теплым внутренним светом. В центре его торчал золотой меч.

- Мы не знаем, уничтожил ли он повелителей драконов или просто держит их в заточении, - сказал Паг. - Даже магия, которой я научился у Макроса, не может проникнуть внутрь этой тайны. Мы побоялись вытащить меч Томаса, так как может статься, что от этого не будет вреда, но, может быть, он выпустит наружу то, что заключено внутри.

Лиам содрогнулся. Из всего, что он слышал, магия Камня Жизни больше всего подавляла его. Он подошел к камню и положил на него руку. Камень оказался теплым, и одно лишь прикосновение наполняло душу спокойствием и радостью. Камень давал ощущение правоты. Король повернулся к могучему дракону.

- Я не возражаю против того, чтобы вы поселились здесь. - Он подумал и сказал Аруте: - Надо распространить слухи о том, что теперь город проклят. Храбрый Хамфри мертв, а наследника у него не было. Мы переселим оставшихся жителей и заплатим им компенсацию. Город все равно разрушен больше, чем наполовину. Мы всех выселим, и никто не потревожит Оракул Аала. Пойдемте, а то наше отсутствие заметят, и кто-нибудь отправится нас искать.

Он снова повернулся к дракону.

- Желаю вам удачи, госпожа. Если вам что-нибудь понадобится, пришлите нам весть, магическим способом или обыденным, и я постараюсь удовлетворить вашу просьбу. Только мы четверо и мой брат Мартин будут знать всю правду о вас. А после нас наши наследники.

- Вы очень добры, ваше величество, - ответила Оракул.

Томас вывел их из пещеры, и, оказавшись на поверхности, они пошли обратно в лагерь.

Арута вошел в свою палатку и с удивлением обнаружил, что в его кровати спит Джимми. Он мягко встряхнул его.

- Что такое? Разве вам не предоставили палатку?

Джимми посмотрел на принца с плохо скрываемым раздражением от того, что его разбудили.

- Это все Локи. Весь город стоит на ушах, а он в это время находит другую девушку. Похоже, это становится привычкой. Вчера мне пришлось спать на полу. Я только хотел чуть отоспаться. Ничего, я найду другое место.

Арута засмеялся и подтолкнул мальчика, который уже начал вставать, обратно к кровати.

- Оставайся здесь. Я найду себе койку в палатке короля. Пока ты здесь спал, а Локи... ну, чем бы он там ни занимался, Лиам весь вечер раздавал награды. В этой суматохе я совсем про вас забыл. Как же мне наградить вас, двоих сорванцов?

Джимми усмехнулся.

- Назначьте Локи старшим сквайром, чтобы я мог вернуться к спокойной и тихой жизни вора. - - Он зевнул. - А сейчас я не могу ничего придумать, кроме недели сна.

Арута улыбнулся.

- Ну хорошо. Спи. Я что-нибудь для вас придумаю.

Он оставил Джимми в палатке и пошел обратно к палатке Лиама.

Когда он подошел ко входу, крики и звук трубы возвестили прибытие запыленной кареты с королевским гербом. Из нее вышли Анита и Каролина. Арута совсем растерялся, когда его жена и сестра бросились целовать и обнимать его.

- Откуда вы?

- Мы поехали за Лиамом, - ответила вся в слезах Анита. - Мы не больше могли ждать в Рилланоне. И как только пришли известия о том, что вы с Лори живы и здоровы, мы решили поехать к вам навстречу.

Арута обнял ее, а Каролина прислушалась к пению в шатре и сказала:

- Либо это любовная песнь соловья, либо мой муж забыл, что он теперь герцог. - Она опять поцеловала Аруту в щеку. - Ты снова будешь дядей.

Арута рассмеялся и обнял сестру.

- Желаю тебе любви и счастья, Каролина. Да, это Лори. Он и Бару пришли сегодня с Вандросом.

Она улыбнулась.

- Что ж, пойду, пусть немного понервничает.

- А что она имеет в виду, когда говорит "снова"? - спросил Арута.

Анита посмотрела ему в лицо.

- Королева ждет ребенка, известие пришло, когда ты уже уехал, и отец Тулли просил передать Лиаму, что по всем признакам у него родится наследник. Тулли сказал, что слишком стар, чтобы путешествовать, но он молится за тебя.

Арута усмехнулся.

- Так что скоро я смогу избавиться от титула наследника.

- Еще не очень скоро. Ребенок родится только через четыре месяца.

Из шатра раздались радостные крики, значит Лори узнал, что скоро станет отцом, а новый взрыв веселья последовал за сообщением, которое просил передать отец Тулли.

Анита прижалась к мужу и прошептала:

- Твои сыновья здоровы и быстро растут. Они скучали по своему отцу, как и я. Мы можем куда-нибудь ускользнуть?

Арута засмеялся.

- Как только предстанем перед всеми. Но мне пришлось отдать свою кровать Джимми. Похоже, у Локи оказался очень влюбчивый характер, и Джимми негде спать. Так что придется воспользоваться одной из палаток для гостей в павильоне.

Он вошел в шатер вместе с женой и собравшиеся придворные поднялись, чтобы поприветствовать принца и принцессу Крондорских.

Посланник Великого Кеша лорд Хазар-хан, поклонился, и Арута протянул ему руку.

- Спасибо, Абдур.

Он представил Аниту Хокану и снова поблагодарил его. Долган разговаривал с Галейном, и Арута поздравил гнома с получением короны всех гномов Запада. Долган подмигнул ему и улыбнулся, а потом все замолчали, так как Лори начал петь.

Все слушали очень внимательно. Это была печальная песня - героическая баллада, которую Лори сочинил в честь своего друга Роальда. В ней говорилось о том, как грустит он о его смерти, но заканчивалась песня в мажоре, триумфальным аккордом, а в конце следовала маленькая дурашливая кода. И все, кто знал Роальда, засмеялись, так точно в ней был передан характер повесы.

Затем к Аруте подошли Гардан и Волней, и граф Ландрета попросил:

- Нельзя ли поговорить с вами, ваше высочество. Анита отпустила его, и Арута вышел с ними в соседнюю с королевскими покоями палатку. Эти двое правили его владениями во время его отсутствия. На кровати тяжело дыша лежал огромный человек. Арута поднес палец к губам, прося своих собеседников говорить тише.

Гардан заглянул в лицо спящему и прошептал:

- Амос Траск?

- Это долгая история, - тихо ответил Арута. - Пусть он сам вам расскажет. Он бы ни за что не простил меня, если бы за него все сказал я. А теперь к делу. Что у вас случилось?

Волней тихо сказал:

- Ваше высочество, я хочу вернуться в Ландрет. С вашей предполагаемой смертью управлять городом было необыкновенно тяжело. Я делал все, что мог, целых три года, а теперь я хочу домой.

- Ты мне еще нужен, Волней, - ответил Арута. Граф начал возражать, но Арута остановил его. - Послушай, скоро в Крондоре будет новый принц, и нам всем потребуется принципат регент.

Волней воскликнул:

- Это невозможно! Это же обязательство на восемнадцать лет! Я отказываюсь.

Арута перевел взгляд на Гардана, который усмехнулся и поднял руки.

- Можешь не смотреть на меня. Лиам обещал мне, что я вместе с Мартином и его женой смогу отправиться в Крайди. Теперь, когда мастером клинка в Крайди стал Чарлз, я могу оставить службу своему сыну. Я собираюсь проводить свои дни на рыбалке где-нибудь у волнореза в Лонгпойнте. Так что скоро вам понадобится новый рыцарь-маршал.

Арута нахмурился:

- Это значит, что если я быстро не найду кого-нибудь, то Лиам назначит меня герцогом Крондора и рыцарем-маршалом одновременно. Я хотел попробовать уговорить его дать мне какое-нибудь тихое графство, вроде Такшилла, и больше никогда не выезжать из дома. - Он задумался. - Вы оба мне нужны еще на десять лет.

- Это исключено! - вскричал Волней. Его голос дрожал от негодования. - Я могу остаться на один год, чтобы помочь передать администрирование в другие руки, но не больше.

Арута сощурил глаза.

- Ну хорошо, на шесть лет. Если согласитесь, то по прошествии шести лет сможете уйти на покой, один в Ландрет, другой в Крайди. А если нет, то я все равно найду способ вас оставить, и вам же будет хуже.

Гардан засмеялся.

- Арута, у меня уже есть разрешение Лиама. - И видя, что принц начинает сердиться, добавил: - Но, как сказал Волней, я тоже готов остаться на один год, ну хорошо, два года, но не больше. Пока ты не возьмешь все в свои руки.

Глаза Аруты зловеще заблестели. Он сказал Гардану:

- Теперь, когда между мирами снова открыт коридор, нам потребуется новый посланник при цуранийском дворе, - и перевел взгляд на Волнея, - а еще нужен новый посол в Великий Кеш.

Гардан и Волней переглянулись, и последний резким шепотом сказал:

- Ну хорошо, это вымогательство, но я согласен на три года. Что мы будем делать эти три года?

Арута криво улыбнулся.

- Я хочу, чтобы ты, Волней, лично занялся обучением Джимми и Локи. Ты должен научить их всему, что знаешь об управлении хозяйством. Дай им столько работы, чтобы они буквально валились с ног, а потом добавь еще. Пусть эти чересчур активные умы послужат доброму делу. Сделай их самыми лучшими управляющими. Гардан, а когда они свободны от службы и обучения тому, как править государством, займись их военным обучением. Год назад этот юный бандит просил меня о награде, а теперь ему придется доказать мне, достоин ли он ее. А его молодой сообщник слишком умен, чтобы отпустить его в Край земли. Локи младший сын, так что его таланты там пропадут. Когда вы уйдете на покой, нам понадобятся новые герцог Крондорский и рыцарь-маршал, а если уйду и я, то Джимми придется стать принципатом регентом. Ему потребуется в помощь способный советник. Так что в следующие четыре года у них не должно быть и пяти свободных минут.

- Четыре года! - воскликнул Волней. - Я же сказал три!

С кровати послышался смешок, и Амос со вздохом проговорил:

- Арута, ты как-то превратно понимаешь, что значит наградить человека. С чего это тебе такое пришло в голову?

Арута открыто улыбнулся и ответил:

- Отдыхай, адмирал.

Амос тяжело откинулся на кровать.

- Да, Арута, ты просто наслаждаешься жизнью.

Раймонд Фейст Принц крови

Глава 1 ВОЗВРАЩЕНИЕ ДОМОЙ

В таверне было тихо. Потемневшие от многолетней копоти, стены казались масляно-черными; они, как губка, впитывали свет неярких светильников. Умирающий в камине огонь давал совсем мало тепла, а веселья, судя по лицам тех, кто сидел вокруг него, - и того меньше. Вопреки порядкам, принятым в подобных заведениях, многие из них были трезвы. Люди переговаривались в темных углах приглушенными голосами, обсуждая вещи, о которых непосвященным лучше не знать. Тишина нарушалась только ворчанием, выражавшим согласие на произнесенное шепотом предложение, да резким смехом женщины, чья добродетель стоила недорого. Почти все посетители таверны под названием "Спящий Грузчик" пристально следили за игрой.

Играли в пой-кир - в Империи Великого Кеша, южного соседа Королевства Островов, игра эта была очень популярна; сейчас и азартные игроки Западных земель Королевства все чаще в ущерб лин-лану и пашаве выбирали именно ее. Один из игроков, немолодой солдат, держал перед собой пять карт и задумчиво щурил глаза. Он был настороже, пытаясь нащупать признаки надвигающейся драки, а ждать заварушки оставалось недолго. Солдат притворился, что изучает свои карты, но сам исподтишка разглядывал пятерых мужчин, которые играли с ним за одним столом.

Двое слева от него были простолюдинами. Руки мозолистые, полинялые полотняные рубахи и хлопчатые штаны свободно висят на тощих, но мускулистых телах, оба босиком - приятели-матросы, ищут работу. Обычно такие люди быстро проигрывались и снова уходили в море, но по тому, как они торговались всю игру, солдат понял, что моряки работали на человека, который сидел от него справа.

Этот человек сидел тихо, ожидая, будет ли солдат играть, или бросит карты, лишившись возможности взять прикуп. Солдат уже не раз встречал таких людей - обычно это были сыновья богатых купцов или младшие сыновья захудалого дворянина: времени свободного много, а мозгов маловато. Этот игрок был одет по последней моде, принятой среди молодежи Крондора, - короткие широкие бриджи заправлены в длинные сапоги, на белую полотняную рубашку, расшитую жемчугом и полудрагоценными камнями, надета куртка нового фасона довольно яркого желтого цвета с отделкой золотистыми шнурами по рукавам и воротнику. Типичный щеголь. И, судя по родезианской сабле, висевшей на перевязи через плечо, еще и опасный человек. Такой саблей пользовался или очень опытный боец, или человек, ищущий быстрой смерти, - в руках мастера она была ужасающим оружием, в руках же человека неопытного угрожала жизни своего владельца.

Похоже, щеголь успел проиграть значительные суммы и теперь пытался возместить денежные потери, передергивая в картах. Один или другой из моряков так или иначе брал прикуп, но солдат был уверен, что все подстроено, чтобы подозрение не падало на их хозяина. Солдат вздохнул, словно беспокоясь о том, что выбрать. Еще два игрока терпеливо ждали, когда он сделает ход.

Эти двое были братьями-близнецами - очень высокие молодые люди весьма приятной наружности. Оба вооружены рапирами - опять-таки, только глупцы или очень опытные люди садятся играть, не сняв оружия. С тех пор как двадцать лет назад на крондорский трон сел принц Арута, рапиры были, скорее, данью моде, чем действительно серьезным оружием. Но эти двое не производили впечатления неумех, увешавших себя побрякушками. Посмотреть на них, так они были одеты, как простые наемные солдаты, только что пришедшие в город с караваном, - туники и кожаные жилеты все еще покрыты пылью, а каштановые с рыжинкой волосы спутаны. Обоим неплохо было бы побриться. Но хотя одежда их казалась дешевой и Грязной, дорогое оружие и доспехи были вычищены и приведены в порядок. Может быть, они не мылись по несколько недель, сопровождая караваны, но всегда находили свободный час, чтобы смазать маслом кожу и почистить сталь. Они казались вполне обычными, только легкое чувство, что он их где-то видел, все не давало солдату покоя - оба говорили не как простые наемники, но, скорее, как образованные люди, проведшие много времени среди знати, а уж никак не отбиваясь от бандитов. И были они очень молоды - чуть старше, чем просто мальчишки.

Братья, играя, веселились, кружку за кружкой заказывая эль, радуясь проигрышам так же, как и победам, но, когда ставки начали расти, веселье братьев увяло. Время от времени они переглядывались друг с другом, и солдат был уверен, что братья, как всегда бывает с близнецами, умеют молчаливо общаться друг с другом.

Солдат покачал головой:

- Пас. - Он бросил карты; одна из них, падая на стол, чуть не перевернулась. - Через час я должен заступать на дежурство, мне пора возвращаться в казарму.

Солдат понял, что заварушка неминуема и, если он попадет в нее, то опоздает на перекличку. А дежурный сержант не из тех, кто благосклонно выслушивает оправдания.

Взгляд щеголя обратился к одному из близнецов:

- Играешь?

Солдат, подойдя к выходу, обратил внимание на двух человек, тихо стоявших в углу. Несмотря на то, что ночь была довольно теплой, оба надели длинные плащи; надвинутые капюшоны скрывали лица. Эти люди тоже показались солдату знакомыми, но откуда они - он не мог вспомнить. В их позах было что-то настораживающее, словно они в любой момент были готовы к прыжку, и это наблюдение только укрепило решение солдата поскорее вернуться в казарму. Человек, стоявший ближе к двери, сказал своему спутнику, чье лицо едва освещалось лучом фонаря над головой:

- Тебе пора идти. Сейчас начнется.

Его спутник кивнул. За двадцать лет, что они дружили, он научился не подвергать сомнению нюх приятеля на драки в городе. Он быстро вышел вслед за солдатом.

За столом пришел черед торговаться одному из братьев. Он сделал такое лицо, словно затруднялся принять решение. Щеголь спросил:

- Играешь или пасуешь?

- Так, - ответил юноша, - я запутался. - Он посмотрел на брата. - Эрланд, я готов поклясться Асталону Судье, что видел синюю даму, когда солдат бросал карты.

- Ну и что, - ответил его брат, едва заметно улыбнувшись, - что тебя смущает, Боуррик?

- Но у меня тоже есть синяя дама.

С переменой темы разговора зрители попятились от стола. Обычно игроки не обсуждали, у кого какие карты.

- А что здесь такого, - заметил Эрланд. - Ведь в колоде две синие дамы.

Боуррик с недоброй улыбкой ответил:

- Видишь ли, у нашего друга, - и он указал на щеголя, - из рукава торчит еще одна синяя дама.

В тот же миг в комнате все зашевелились, стараясь отодвинуться как можно дальше от игроков. Боуррик вскочил со своего места, ухватился за край стола и перевернул его, заставив щеголя и двух его сообщников отшатнуться. У Эрланда в руке уже была рапира, а в другой - кинжал; щеголь выхватил свою саблю.

Один из моряков, споткнувшись, упал. Пытаясь подняться, он обнаружил, что его подбородок встретился с носком сапога Боуррика. Моряк повалился как куль под ноги молодому наемнику. Щеголь кинулся вперед, нанося разящий удар по голове Эрланда. Эрланд ловко отбился кинжалом и ответил жестким выпадом, от которого его противник едва сумел уклониться.

Оба поняли, что встретили противника, примерно равного себе по силам. Владелец таверны, вооруженный тяжелой дубинкой, бегал по комнате, грозя ею всякому, кто хотел присоединиться к драке. Когда он приблизился к двери, человек в плаще с капюшоном с неожиданным проворством шагнул вперед и схватил хозяина за руку. Он что-то коротко сказал, и лицо владельца таверны побелело. Хозяин коротко кивнул и поспешно выскочил за дверь.

Боуррик без особого труда избавился от второго моряка и, повернувшись, увидел, что Эрланд бьется со щеголем.

- Эрланд! Тебе помочь?

- Думаю, нет, - крикнул Эрланд. - Ты же сам всегда говорил, что практика мне не помешает.

- Верно, - ухмыльнувшись, ответил ему брат. - Смотри только, чтобы он не убил тебя. Мне тогда придется мстить.

Щеголь попробовал провести мощную атаку - удар сверху, снизу, серия прямых замахов, и Эрланд был вынужден отступить. На ночной улице послышались свистки.

- Эрланд... - произнес Боуррик.

- Что? - ответил младший брат. Загнанный в угол, он сумел увернуться от очередного мастерского выпада.

- Стража идет. Лучше убивай его поскорее.

- Пытаюсь, - ответил Эрланд. - Но его не так-то просто уговорить. - В этот момент он ступил в лужицу пролитого эля и, поскользнувшись, повалился на спину, открываясь для удара.

Щеголь кинулся на него, Боуррик бросился к брату на помощь. Эрланд извивался на полу, но сабля все же задела его. Ребра словно обожгло болью. И в тот же миг его противник открылся для контрудара слева. Сидя на полу, Эрланд резко ударил рапирой снизу вверх, попав человеку в живот. Щеголь остановился и начал хватать ртом воздух; по его желтой тунике расплывалось красное пятно. Боуррик ударил его сзади эфесом рапиры, и противник лишился чувств.

Снаружи уже был слышен шум торопливых шагов, и Боуррик заметил:

- Нам лучше убраться отсюда побыстрее. - Он протянул брату руку, помогая ему подняться. - Отец и без этой драки будет очень нами недоволен...

Морщась от раны, Эрланд перебил его:

- Тебе не надо было нападать на него сзади. Думаю, я легко бы убил его.

- Или он тебя. Случись такое, я бы ни за что не захотел предстать перед отцом. А потом, ты бы и не убил его - у тебя нет такой привычки. Ты бы попытался разоружить его или совершить что-нибудь не менее благородное... - заметил Боуррик, тяжело дыша, - ...и глупое. Ну давай же выбираться отсюда.

Эрланд схватился за раненый бок, и они направились к двери. Несколько городских забияк, заметив кровь на боку Эрланда, двинулись, чтобы загородить братьям выход. Боуррик и Эрланд направили на них острия своих рапир.

- Отвлечем их на минутку, - сказал Боуррик и, подняв стул, бросил его в окно-фонарь, выходившее на бульвар. Стекло и кусочки свинцового переплета дождем посыпались на улицу. Не успели осколки упасть на тротуар, а братья уже прыгнули в оконный проем. Эрланд покачнулся, и Боуррику пришлось схватить его за руку, чтобы удержать от падения.

Выпрямившись, они обнаружили, что перед ними стоят лошади. Двое самых храбрых задир выскочили следом, и Боуррик двинул одному в ухо эфесом шпаги, а второй остановился сам - в них были нацелены три арбалета. Перед дверью расположился небольшой отряд из десяти крепких и хорошо вооруженных городских стражников; обычно их называли Особой командой. Но посетители "Спящего Грузчика" встали разинув рты совсем не поэтому, а потому что за спинами Особой команды увидели еще одну группу всадников в плащах цветов принца Крондорского и со значками его гвардии. В таверне кто-то, поборов изумление, воскликнул:

- Гвардейцы принца! - И началось всеобщее бегство через заднюю дверь таверны; исчезли любопытные лица и в окне.

Два брата посмотрели на всадников - вооруженных и готовых дать отпор любому противнику. Во главе их ехал человек, хорошо знакомый двум молодым наемникам.

- М-м-м, добрый вечер, милорд, - сказал Боуррик, на его лице медленно расплывалась улыбка. Командир Особой команды шагнул вперед, чтобы взять двух молодых людей под стражу, но всадник, возглавлявший королевских гвардейцев, махнув рукой, велел ему остановиться:

- Это тебя не касается, стражник. Можешь ехать со своими людьми.

Командир стражи слегка поклонился и повел своих солдат в казармы, расположенные в квартале бедноты.

Эрланд, немного поморщившись, произнес:

- Барон Локлир, как мы рады вас видеть!

Барон Локлир, рыцарь-маршал Крондора, невесело улыбнулся в ответ:

- Еще бы...

Несмотря на свой ранг, он выглядел не намного старше братьев, хотя на самом делеразница между ними составляла почти шестнадцать лет. У барона были светлые вьющиеся волосы и большие синие глаза, которые сейчас он прищурил, неодобрительно разглядывая братьев.

- И я полагаю, что барон Джеймс... - начал Боуррик.

- Стоит за вашей спиной, - закончил за него Локлир.

Братья обернулись - в дверях появился человек в длинном плаще. Он откинул капюшон, и взорам предстало лицо человека, в котором и в тридцать семь лет все еще сохранилось нечто юношеское, хотя седина уже тронула его волнистые каштановые волосы. Не так уж много лиц было знакомо братьям так хорошо - с самого детства он был одним из их учителей, кроме того, он был их ближайшим другом. Поглядев на братьев с плохо скрываемым неодобрением, барон Джеймс произнес:

- Ваш отец приказал вам сразу явиться домой. У меня есть сведения обо всех ваших передвижениях с тех самых пор, как вы покинули Высокий замок, и до того момента, как вошли в ворота Крондора... два дня назад!

Близнецы попытались скрыть свое удовольствие по поводу того, как ловко они улизнули от королевского эскорта, но это им не удалось.

- Забудьте на минуту о том, что ваши отец и мать отправили официальную делегацию, которая должна была встречать вас. Забудьте о том, что они ждут вас вот уже три часа! Не стоит упоминания и такой пустяк, как то, что по настоянию вашего отца мы с бароном Локлиром два дня прочесывали город, разыскивая вас. - Он строго смотрел на молодых людей. - Надеюсь, вы вспомните обо всем, что я вам сказал, когда завтра после официальной церемонии отец пригласит вас для разговора.

Вперед вывели двух лошадей, и один из солдат вручил братьям поводья. Увидев у Эрланда на боку кровь, лейтенант гвардии подъехал на лошади поближе и с насмешливым сочувствием спросил:

- Вашему высочеству помощь не требуется? Эрланд обдумал предложение и взобрался в седло самостоятельно.

- Потребуется только после того, как я увижу отца, кузен Уилли, да и то, боюсь, ты ничего тогда поделать не сможешь, - раздраженно ответил он.

Лейтенант Уильям кивнул и, нимало не сочувствуя принцу, прошептал:

- Он велел сразу ехать домой, Эрланд.

Эрланд кивнул:

- Мы просто хотели отдохнуть денек-другой...

Уильям не мог удержаться от смеха, глядя на смутившегося кузена. Он не раз имел возможность наблюдать, как близнецы находили неприятности на свои головы, и никогда не мог понять их любви к такого рода развлечениям.

- Может быть, вам надо бежать обратно на границу, - сказал он. - А я, глупец, поеду за вами.

Эрланд покачал головой:

- Думаю, завтра после официального приема я пожалею о том, что не принял твое предложение.

Уильям опять рассмеялся.

- Ну что ты, эта порка будет не страшнее десятка тех, что ты уже перенес.

Барон Джеймс, канцлер Крондора и первый советник герцога Крондорского, вскочил на лошадь.

- Во дворец, - приказал он, и отряд развернулся, сопровождая принцев Боуррика и Эрланда во дворец.

Арута, принц Крондора, рыцарь-маршал Западных земель и наследник трона Королевства Островов, присутствовал на торжественном придворном приеме. В молодости он был стройным, но и к зрелым годам не обрел той телесной крепости, которая ассоциируется с почтенным возрастом, а просто стал жестче - черты лица заострились, потеряв юношескую мягкость. Его волосы все еще были темными, хотя за двадцать лет правления Крондором и самой неспокойной частью Королевства немало седины посеребрило их. Быстрота его реакции почти не изменилась, и он по-прежнему считался одним из лучших фехтовальщиков Королевства, хотя теперь у него редко появлялась причина брать в руки рапиру. По мнению тех, кто служил принцу, немногое могло укрыться от взгляда его задумчиво прищуренных темно-карих глаз. Арута, казавшийся иногда погруженным в свои мысли, был непревзойденным военачальником. Он завоевал эту репутацию во время девяти лет Войны Врат (она закончилась за год до рождения близнецов), когда принял под командование гарнизон Крайди, своего родового замка;

ему было тогда лишь на несколько месяцев больше, чем его сыновьям сейчас.

Его считали суровым, но справедливым правителем, скорым на приговор, когда дело касалось преступления, хотя по просьбе жены, принцессы Аниты, приговоры часто смягчались. И это соотношение больше, чем что-либо иное, характеризовало весь стиль управления Западными землями Королевства - жесткий, понятный, ко всем одинаково справедливый, смягченный милосердием. Немногие восхваляли Аруту в открытую, но все подданные его почитали и уважали, а жену его любили.

Анита молча сидела на троне, глядя своими зелеными глазами куда-то вдаль. Ее несколько надменное поведение скрывало беспокойство за сыновей, но об этом догадывались только те, кто хорошо ее знал. То, что муж приказал сыновьям предстать сразу перед двором, не встретившись вчера с ними в своих личных покоях, явно указывало на его недовольство. Анита заставила себя прислушаться к речи одного из членов гильдии ткачей; ее долг - выслушивать все обращения и просьбы, с которыми подданные являлись ко двору ее мужа. Протокол не настаивал, чтобы на утреннем приеме находились остальные члены семьи принца, но, раз близнецы вернулись из Высокого зам-ка, где несли патрульную службу на границе, официальная церемония превратилась в семейную встречу.

Принцесса Елена стояла рядом с матерью. Она очень походила на обоих родителей сразу - темно-рыжие волосы и белоснежная кожа, как у матери, но карие задумчивые глаза отца. Те, кто хорошо знал семью принца, часто замечали, что, если Боуррик и Эрланд походили на своего дядю - короля, то Елена напоминала их тетушку, герцогиню Каролину Саладорскую. А Аруте не раз доводилось примечать, что дочь унаследовала и характер Каролины.

Принц Николас, младший сын Аруты и Аниты, поместился за троном матери, так что отец не мог его видеть, на первой ступеньке, ведущей с подиума вниз. Дверь в покои семьи была скрыта от глаз тех, кто находился в зале, - она располагалась тремя ступеньками ниже подиума. Там когда-то все четверо детей играли, толкаясь, подслушивая, как их отец вершил дела Королевства. Ники ждал появления братьев. Анита оглянулась - ее посетило чувство, знакомое всем матерям: один из детей забрался туда, где ему не следует находиться. Она заметила Николаса у двери и поманила его, показывая, что он должен стоять ближе. Ники боготворил братьев даже несмотря на то, что у них никогда не находилось для него времени и они всегда его дразнили. Они не могли найти общего языка со своим младшим братишкой - он был моложе их на двенадцать лет.

Принц Николас, прихрамывая, поднялся по трем широким ступеням, подошел к матери, и сердце Аниты упало, как падало каждый день со времени рождения Николаса. У мальчика была искалеченная нога, и ни вмешательство врачей, ни заклинания священников не Могли помочь, хотя ходить он все же научился. Не желая подвергать младенца публичному осмотру, Арута, вопреки обычаю, не стал показывать мальчика на Первом Приветствии - празднике в честь первого публичного появления члена семьи принца. Эта традиция прервалась с появлением Николаса на свет.

Ники, услышав, как открывается дверь, повернулся; в дверь заглянул Эрланд. Ники, ковыляя, спустился по ступенькам, чтобы встретить братьев, и обнялся с обоими. Эрланд заметно поморщился, а Боуррик с отсутствующим видом похлопал братишку по плечу.

Ники последовал за братьями, а они медленно поднялись на помост и встали позади сестры. Она оглянулась и успела показать им язык, скосив глаза на нос; братья с трудом удержались от смеха. Они знали, что никто в зале не мог видеть ее гримас. Близнецы долгое время дразнили сестренку, которая отвечала им, чем могла. Ей ничего не стоило выставить их на посмешище перед всеми придворными.

Арута, почувствовав, что дети чем-то заняты, оглянулся и одарил четверых своих отпрысков хмурым взглядом, достаточным, чтобы утихомирить любой шум. Взгляд остановился на старших сыновьях и показал весь гнев принца, хотя об этом могли догадаться только те, кто стоял рядом с ним. Потом Арута снова обратил свое внимание на дело, слушавшееся в зале. Кто-то из неродовитых дворян получал назначение на новую должность, и, хотя четверо детей принца считали такие дела мелочью, сам дворянин запомнит этот миг на всю жизнь. Арута пытался долгие годы внушить эту мысль своим детям, но пока ему это не удавалось.

Церемонию проводил лорд Гардан, герцог Крондора. Старый солдат служил с Арутой и его отцом более тридцати лет. Темная кожа Гардана контрастировала с белой бородой, но в глазах по-прежнему светился ум, не утративший с возрастом своей остроты. Для детей принца у него всегда наготове была добрая улыбка. Будучи человеком простого происхождения, Гардан возвысился только благодаря своим личным качествам и, несмотря на часто высказываемое им желание удалиться от дел и вернуться домой, в Крайди, оставался на службе у Аруты, сначала сержантом гарнизона Крайди, потом капитаном гвардии принца, потом - рыцарь-маршалом Крондора. Когда предыдущий герцог Крондорский лорд Волней скоропостижно скончался, Арута назначил на этот пост Гардана. После протестов и заявлений, что он не годится для места, предназначенного аристократам, Гардан все же вынужден был смириться и проявил себя хорошим правителем - не худшим, чем был воином в былые годы.

Гардан закончил провозглашение нового ранга и привилегий дворянина, и Арута протянул тому огромный пергамент с лентами и печатями.

Человек принял знак своего повышения и вернулся в толпу придворных выслушивать приглушенные поздравления.

Гардан кивнул мастеру церемоний по имени Джером, и худой мужчина поднялся. Когда-то в детстве он был соперником барона Джеймса, а пост мастера церемоний как нельзя лучше подходил самодовольному Джерому. С какой стороны ни посмотри, он был настоящим занудой, а его излишнее внимание к мелочам делало его просто незаменимым. Его любовь к деталям проявлялась в изысканном покрое церемониального одеяния и фасоне заостренной бороды, не один час он проводил у зеркала, прихорашивая ее. Напыщенным тоном он произнес:

- Вниманию вашего высочества представляется его превосходительство лорд Торен Зи, посол императорского двора Великого Кеша.

Посол, стоявший в стороне и говоривший с советниками, подошел к возвышению и поклонился. В нем сразу можно было узнать кешианца по обритой голове, короткому алому камзолу, открывавшему взглядам желтые панталоны и белые туфли без задников. Грудь, как было принято у кешианцев, оставалась голой, а на шее висела массивная витая золотая цепь - знак его звания. Вся одежда была окантована почти незаметной глазу вышивкой; каждый стежок украшался крошечным самоцветом или жемчужиной. Когда посол двигался, складывалось впечатление, что весь он окружен сиянием. Конечно, при дворе он оказался самой заметной фигурой.

- Ваше высочество, - произнес он с легким певучим акцентом, - госпожа наша Лакеа, Та, Которая Есть Кеш, спрашивает о здоровье их высочеств.

- Передайте наши самые теплые пожелания императрице, - ответил Арута, - и скажите, что все мы здоровы.

- С большой радостью, - произнес посол и продолжал: - Я должен просить его высочество ответить на приглашение, посланное госпожой моей. Семьдесят пятая годовщина ее величества - событие, не знающее себе равных в Империи. Юбилей будет праздноваться два месяца. Присоединится ли к нам ваше высочество?

Король, как и все остальные правители от Квега до Восточных королевств, уже прислал свои извинения. Хотя между Империей и ее соседями сохранялся. мир - вот уже одиннадцать лет минуло со времени последней пограничной войны, - ни один правитель не отваживался пересекать границы государства, которое считалось самым страшным в Мидкемии. Отказы были приняты. Совсем другое дело-приглашение принца и принцессы Крондорских.

Западные земли Королевства Островов было почти самостоятельным государством, которым правил принц Крондорский. Королевский двор в Рилланоне решал только самые общие вопросы. И Аруте чаще чем кому бы то ни было приходилось иметь дело с кешианекими посланниками - большинство возможных конфликтов между Кешем и королевством могло бы произойти на южной границе его Западных земель.

Арута взглянул на жену, потом снова посмотрел на посла.

- Мы сожалеем о том, что долг правителя не дает нам возможности совершить столь долгое путешествие, ваше превосходительство.

Выражение лица посла ничуть не изменилось, но по едва заметному прищуру можно было догадаться - кешианец расценивает отказ почти как оскорбление.

- Очень жаль, ваше высочество. Госпожа моя считает ваше присутствие чрезвычайно важным; если так можно выразиться, с вашей стороны это было бы проявлением дружбы и доброй воли.

Последняя фраза не ускользнула от внимания Аруты. Он кивнул.

- Тем не менее, с нашей стороны было бы недостойно отнестись к нашим южным соседям без должного внимания, если бы мы не отправили того, кто мог бы представлять королевскую семью Островов и засвидетельствовать нашу добрую волю. - Взгляд посла сразу переместился на близнецов. - Принц, Боуррик, первый наследник трона Королевства Островов, будет представлять нас на юбилее императрицы, господин мой. - Боуррик, оказавшись в центре всеобщего внимания, приосанился и ощутил потребность одернуть тунику. - А сопровождать его будет принц Эрланд, его брат.

Боуррик и Эрланд обменялись встревоженными взглядами.

- Кеш! - прошептал Эрланд, едва сдерживая изумление.

Кешианский посол на мгновение склонил голову в знак, того, что оценил волю принца.

- Это достойное решение, ваше высочество. Госпожа моя будет довольна.

Арута, обводя взглядом зал, на мгновение задержался на каком-то человеке в дальней его части и продолжал осмотр дальше. Когда кешианский посол отошел, Арута, поднявшись с трона, произнес:

- У нас много дел сегодня; завтра прием начнется в десятом часу стражи. - Он предложил принцессе руку, она оперлась на нее поднимаясь. Провожая ее с подиума, он шепнул Боуррику: - Жду вас с братом у себя в кабинете через пять минут. - Все четверо детей поклонились, когда их родители проходили мимо, и последовали за ними из зала,

Боуррик взглянул на Эрланда и обнаружил, что его собственное любопытство отразилось, в глазах брата. Близнецы вышли из зала, а потом Эрланд повернулся и подхватил Елену, закружив сестру в своих объятиях. Боуррик шлепнул ее - несмотря на смягчающий эффект многочисленных складок на юбке, досталось ей крепко.

- Звери! - воскликнула она. И обняла каждого по очереди. - Не хочется мне говорить, но все же я рада видеть вас обоих дома. Когда вы уехали, стало очень скучно.

- Я слышал другое, сестричка, - ухмыльнулся Боуррик.

Эрланд, обвив рукой шею брата, притворно-заговорщически зашептал:

- До моего слуха дошло, что двоих сквайров принца с месяц назад видели в драке, а причиной был спор - кому из них сопровождать нашу сестричку на праздник Банаписа.

Елена посмотрела на братьев прищурившись.

- Я ничего не знаю о драке этих идиотов, - она улыбнулась, - а тот день я провела с Томом, сыном барона Лоуэри.

Братья рассмеялись.

- И об этом мы слышали, - произнес Боуррик, - твоя репутация, известна даже приграничным баронам, сестричка! А тебе еще и шестнадцати нет!

Елена подхватила юбки и прошествовала мимо братьев.

- Ну мне почти столько же лет, сколько было маме, когда она повстречалась в папой. А коли уж мы заговорили о папе, то надо вам напомнить: если вы сейчас не придете к нему, он прикажет зажарить вашу печенку к завтраку. - Она отошла на десяток шагов, повернулась в вихре шелковых юбок и еще раз показала братьям язык.

Оба рассмеялись, и Эрланд заметил, что рядом с ними стоит Ники.

- А это что?

Боуррик сделал вид, что оглядывается, но взгляд его скользил поверх головы Ники.

- Ты о чем? Я ничего не вижу.

Лицо Ники выражало отчаяние.

- Боуррик! - воскликнул он, чуть не заплакав.

Боуррик глянул вниз.

- Ага... - Он повернулся к брату: - Что это?

Эрланд медленно обошел Ники.

- Не знаю. Для гоблина маловат, для мартышки великоват - может быть, очень большая мартышка?

- Карлики шире в плечах, а нищие не так хорошо одеты.

Лицо Ники потемнело, в глазах заблестели слезы.

- Вы обещали! - выкрикнул он срывающимся голосом. Он поднял взгляд на братьев, которые смотрели на него сверху вниз ухмыляясь; слезы потекли по его щекам; он неожиданно пнул Боуррика и убежал. Хромота не помешала ему спастись бегством. В зале еще долго слышались его всхлипывания.

Боуррик потер ногу.

- Ох. Мальчишка научился пинаться. Что обещали?

Эрланд возвел глаза к небу и вздохнул.

- Больше не дразнить его. Опять нотации. Конечно, он побежит к маме, она поговорит с отцом, а он...

Боуррик поморщился.

- И опять нотации.

Тут они хором сказали:

- Отец! - и поспешили к покоям Аруты. Стражник, завидев подходивших братьев, распахнул перед ними дверь.

Арута сидел в своем любимом старом кожаном кресле. Слева от него стояли барон Джеймс и барон Локлир. Арута произнес:

- Входите, вы двое.

Близнецы вошли и встали перед отцом; Эрланд двигался немного неловко - его раненый бок за ночь почти не зажил.

- Что с тобой? - спросил Арута.

Оба сына едва заметно улыбнулись. От отца ничто не могло укрыться. Боуррик ответил:

- Он пытался нанести удар и сделать контрвыпад, тогда как надо было атаковать с шестой позиции. Парень пробился сквозь его защиту.

Голос Аруты звучал холодно:

- Опять драки. Мне надо было этого ожидать, как ожидал барон Джеймс. Кого-нибудь убили? - обратился он к Джеймсу.

Джеймс ответил:

- Нет, но сын одного из крупных городских кораблевладельцев был близок к этому.

Арута медленно поднялся из кресла; было видно, что он разгневан. Принц предпочитал держать под контролем свои эмоции, и такие сцены случались весьма редко; те, кто знал его, не ждали ничего хорошего. Принц подошел к близнецам и на одно мгновение показалось, что он готов их ударить. Он посмотрел каждому в глаза. Пытаясь совладать с собой, Арута чеканил каждое слово:

- О чем вы двое думаете?

Эрланд ответил:

- Отец, это была самозащита. Он пытался проткнуть меня.

- Он жульничал в картах, - вставил Боуррик. - У него в рукаве была синяя дама.

- Мне наплевать, пусть у него хоть колода в рукаве! Вы же не солдаты-простолюдины! Вы мои сыновья!

Арута обошел их, словно разглядывая лошадей или проверяя стражников на посту. Оба юноши безропотно подверглись внимательному рассматриванию, зная, что отец находится в дурном настроении.

Наконец он воздел руки в жесте, означающем отказ, и заявил:

- Это не мои сыновья. - Он прошел мимо близнецов и остановился рядом с баронами. - Они должны были быть сыновьями Лиама. - Брат Аруты, нынешний король, в молодости был известен буйным нравом. - Анита вышла замуж за меня, а родила отпрысков короля. - Джеймс кивнул, соглашаясь. - Наверное, так было задумано богами, но мне не постичь их мудрости. - Обратившись к братьям, он сказал: - Если бы ваш дедушка был жив, то разложил бы вас на бочонке и взял в руку кнут, не посмотрев ни на рост, ни на возраст. Если вы опять ведете себя как дети, с вами и нужно обращаться как с детьми. - Повысив голос, он встал перед ними: - Я приказал вам немедленно ехать домой! Вы повиновались? Нет! Вместо того чтобы приехать во дворец, вы исчезли где-то в квартале бедноты. Два дня спустя барон Джеймс нашел вас дерущимися в таверне. - Он помолчал и почти выкрикнул: - Вас могли убить!

- Если только этот удар... - начал возражать Боуррик.

- Хватит! - закричал Арута, потеряв терпение.

Схватив Боуррика за тунику, он дернул его к себе. - Вы не отделаетесь шутками и улыбками! Такое уже было в последний раз! - Он оттолкнул Боуррика, и тот налетел на брата. Гнев Аруты доказывал, что он не намерен больше терпеть шалости сыновей, на которые обычно закрывал глаза. - Я приказал вам вернуться не потому, что при дворе скучно без ваших выходок. Думаю, год-другой на границе могли бы вас немного утихомирить, но выбора у меня не было. У вас есть обязанности, и сейчас вы мне необходимы.

Боуррик и Эрланд переглянулись. Ничего нового в поведении Аруты для них не было, и раньше они терпели его гнев, всегда, надо заметить, справедливый. Но сейчас происходило что-то еще. Боуррик произнес:

- Извини нас, отец. Мы не поняли, что наше присутствие требовалось по государственным делам.

- И не предполагается, что вы должны что-то понимать. Предполагается, что вы обязаны повиноваться! - отрубил отец. Он был вне себя. - На сегодня с меня хватит. Я должен подготовиться к приватной встрече с кешианским послом, которая состоится сегодня после полудня. Барон Джеймс по моему поручению продолжит этот разговор. - У двери он остановился и сказал Джеймсу: - Делай все, что сочтешь необходимым! Мне надо, чтобы эти разбойники, были готовы к серьезной беседе, которая им предстоит. - И, не дождавшись ответа, закрыл дверь.

Джеймс и Локлир встали рядом с юными принцами, и Джеймс пригласил:

- Ваши высочества, будьте любезны, следуйте за нами.

Боуррик и Эрланд взглянули на своих учителей и "дядюшек", а потом друг на друга. Оба встревожились. Отец никогда не наказывал физически ни одного из своих детей, к большой радости их матери, но "боевые тренировки" после выходок братьев, то есть практически все время, в счет не шли.

Лейтенант Уильям, дожидавшийся снаружи, тихо пошел вслед за принцами и баронами. Прибавив шагу, он открыл дверь в коридор, ведущий в зал для тренировок - большую комнату, где члены семьи принца вполне могли попрактиковаться в бое на мечах, кинжалах или врукопашную.

Возглавлял процессию барон Джеймс. Дверь в зал открыл опять-таки Уильям - хоть он и считался кузеном близнецов, все же сейчас он был солдатом, сопровождающим принцев. Первым в зал вошел Боуррик, за ним - Эрланд. Барон Джеймс, Локлир и Уильям вошли за ними.

В зале Боуррик повернулся, попятился, по-боксерски выставив перед собой руки, и сказал:

- Мы стали намного старше и больше, дядя Джимми, а ты все хочешь, как в прошлый раз, влепить мне затрещину.

Эрланд отшатнулся вправо, но схватился за бок и захромал.

- И быстрее, дядя Локи. - Он попытался неожиданно ударить Локлира локтем. Барон, воин, без малого двадцать лет проведший в сражениях, отскочил в сторону, и Эрланд потерял равновесие. После чего Локлир, схватив Эрланда за руку, развернул его и подтолкнул на середину зала.

Бароны стояли в стороне, а братья, подняв кулаки, изготовились к драке. Джеймс с кривой улыбкой протянул руки ладонями вперед и сказал:

- Ну да, вы слишком молоды и ловки для нас. - Юноши не могли не услышать прозвучавшего сарказма. - Все же мы бы не отказали себе в удовольствии посмотреть, как далеко вы ушли за последние два года. - Он кивнул в угол: - Готовьтесь.

В углу стояли двое молодых парней, одетых только в бриджи. Барон Джеймс махнул рукой, и они подошли. Братья переглянулись. Эти двое двигались с грацией боевых лошадей - за кажущейся легкостью скрывалась сила. Оба выглядели так, словно были отлиты из бронзы.

- Это не люди! - ухмыльнулся Эрланд: большие челюсти придавали бойцам сходство с горными троллями.

- Эти господа из армии вашего дяди Лиама, - сказал Локлир. - На прошлой неделе проходили показательные кулачные бои среди чемпионов; вот мы и попросили их остаться у нас на несколько дней.

Бойцы, разделившись, начали с двух сторон обходить братьев.

- Со светлыми волосами - сержант Обрегон, из гарнизона Родеза, - начал Джеймс.

- Он чемпион среди бойцов весом до двух сотен фунтов, - вставил Локлир. - Эрланд будет твоим учеником, Обрегон, у него ранен бок. Осторожнее с ним.

- А второй, - продолжал Джеймс, - сержант Палмер из Бас-Тайры.

Боуррик, прищурившись, разглядывал подходившего к нему солдата.

- Догадываюсь - он чемпион среди бойцов весом более двухсот фунтов.

- Да, - ответил барон Джеймс с недоброй улыбкой.

Внезапно летящий кулак закрыл Боуррику обзор. Он резко попытался уклониться от него, но тут же обнаружил, что другой кулак уже добрался до его уха. И вот он размышляет, кто рисовал фрески на потолке зала, который его отец сделал местом для тренировок. Да, надо будет спросить у кого-нибудь.

Помотав головой, Боуррик медленно сел и услышал, как Джеймс произнес:

- Ваш отец хотел, чтобы мы помогли вам проникнуться важностью того, что нам предстоит завтра.

- И что же это может быть? - произнес Боуррик, с помощью Палмера поднимаясь на ноги. Но сержант, не выпуская правой руки Боуррика, а даже, наоборот, сжав ее покрепче, двинул своей правой Боуррика прямо в живот. Лейтенант Уильям поморщился - воздух с шумом вылетел из легких Боуррика, его глаза закатились, а сам он снова рухнул на пол. Эрланд осторожно начал отходить от второго бойца, а тот погнал его по залу.

- Если вы забыли, так я вам напомню: после того как принц Рэндольф умер, у короля, вашего дяди, рождались одни дочери.

Боуррик, отмахнувшись от протянутой сержантом Палмером руки, сказал:

- Спасибо. Я сам. - Поднявшись на колено, он заметил: - Я редко размышляю о смерти нашего кузена, но знаю о ней. - Продолжая подниматься, он изо всех сил ударил сержанта Палмера в живот.

Боец, который был старше и крепче принца, стоял крепко, как скала, но вдохнул с трудом, после чего сказал:

- Хороший удар, ваше высочество.

Боуррик, закатив глаза, ответил:

- Спасибо. - И в это время перед его глазами снова мелькнул кулак, и принц опять стал разглядывать великолепную работу мастеров на потолке.

"И почему я раньше никогда этого не замечал?" - спрашивал он себя.

Эрланд пытался держать дистанцию между собой и подходившим сержантом Обрегоном. Внезапно юноша перестал пятиться и, боксируя, ринулся вперед. Сержант, вместо того чтобы отступить, закрыл руками лицо, предоставив юноше наносить удары по его рукам и плечам.

- То, что у дяди нет наследника, нам известно, - заметил Эрланд; от бесполезных ударов его руки начали уставать. Сержант, неожиданно шагнув вперед, проник сквозь защиту Эрланда и нанес ему удар в бок. Лица Эрланда побледнело, его глаза сначала съехались к переносице, а потом разъехались в разные стороны.

Увидев, что получилось из его удара, сержант Обрегон сказал:

- Извините, ваше высочество, я хотел ударить в тот бок, который не ранен.

Эрланд, с трудом вдохнув, ответил едва слышно:

- Как это любезно!

Боуррик, встряхнув головой, чтобы прояснить мысли, быстро откатился и вскочил на ноги, готовый к бою.

- Так к чему заострять внимание на том, что в нашей семье нет наследного принца?

- Дело в том, - ответил Джеймс, - что наследником остается принц Крондора.

Эрланд, не в силах отдышаться, ответил сдавленным голосом:

- Принц Крондора и наследник - это одно и то же.

- А ваш отец - принц Крондора, - вставил Локлир.

Сделав обманное движение левой, Боуррик правой рукой нанес удар сержанту Палмеру в челюсть, тот покачнулся. Еще один удар по корпусу, и боец начал отступать. Боуррик самоуверенно шагнул вперед, чтобы нанести решающий удар, но внезапно мир вихрем завертелся вокруг него.

Перед глазами все стало желтым, потом красным, так что он ничего не мог видеть; но, пока он летел в пространстве, пол поднялся и ударил его по затылку. Потом темнота попряталась в уголки глаз, и он увидел кольцо лиц, заглядывающих в глубокий колодец, в который он летел. Они показались знакомыми, и он подумал, что, наверное, знает, кто они, но почувствовал, что совсем не хочет беспокоиться на этот счет - так уютно было падать в темный прохладный колодец. Глядя мимо лиц, он подумал: знает ли кто-нибудь, кто нарисовал эти фрески?

Когда глаза Боуррика закатились, Уильям плеснул ему в лицо воды из ведерка. Старший брат пришел в себя, фыркая и отплевываясь.

Барон Джеймс, опустившись на одно колено, помог принцу сесть.

- Очнулся?

Боуррик потряс головой.

- Кажется да, - с трудом ответил он.

- Хорошо. Значит, если твой отец - наследник трона, то ты, его сын, - и он шлепнул Боуррика по затылку, чтобы подчеркнуть важность своих слов, - следующий наследник.

Боуррик повернулся, чтобы заглянуть в лицо Джеймса. Принц все еще не мог понять, к чему клонит барон.

- И что?

- Так вот, молокосос, вряд ли у короля, вашего дяди, родится сын - учитывая его возраст и возраст королевы, и, если Арута переживет его, то станет королем он. - Потянувшись, чтобы помочь Боуррику подняться, он продолжал: - И, если богиня удачи позволит, - он похлопал Боуррика по щеке, - ты, скорее всего, переживешь своего отца, а это означает, что когда-нибудь ты станешь королем.

- Если так будет угодно небесам, - вставил Локлир.

Боуррик оглядел комнату. Чемпионы отступили; на время урок кулачного боя был позабыт.

- Королем?

- Да, олух ты с каменной головой, - произнес Локлир. - И, если мы будем тогда живы, то, преклонив перед тобой колена, притворимся, будто верим в то, что ты знаешь, что делаешь.

- Так что, - продолжил Джеймс, - твой отец решил, что хватит тебе вести себя подобно избалованному ребенку богатого скототорговца и пора начинать думать о своем поведении, как это пристало будущему королю Островов.

Эрланд подошел и, встав рядом с братом, слегка прислонился к нему.

- А почему нельзя было, - он поморщился, когда, неловко пошевелившись, потревожил раненый бок, - просто сказать нам, что происходит?

Джеймс ответил:

- Я убедил вашего отца, что этот урок должен вам хорошо запомниться. - Он внимательно смотрел на принцев. - Вам дали образование, с вами занимались лучшие учителя, каких только нашли в Королевстве. Вы говорите... на шести, на семи языках? Вы можете производить вычисления ничуть не хуже, чем инженеры при осаде Какого-нибудь города, вы знаете придворный этикет. Вы - опытные фехтовальщики и... - тут он взглянул на двоих боксеров, - довольно толковые кулачные бойцы. - Он сделал шаг в сторону. - Но за девятнадцать лет вашей жизни вы никогда ничем не дали понять, что вы что-то большее, чем избалованные, эгоистичные дети. Вы не похожи на принцев Королевства! - Он заговорил громче, более сердитым тоном. - А теперь, когда наш урок будет окончен, вы будете вести себя как подобает наследным принцам, а не избалованным детям.

Боуррик был очень удивлен.

- Избалованные дети?

Эрланд ухмыльнулся, заметив смущение брата.

- Ну, значит, так и есть, не правда ли? Боуррику придется исправиться, и вы с отцом будете счастливы...

Недобрая улыбка Джеймса теперь предназначалась Эрланду.

- И тебе тоже придется исправиться, сын мой! Потому что если это дитя распутства кончит свои дни с глоткой, перерезанной кинжалом ревнивого мужа какой-нибудь кешианской придворной дамы, тогда именно тебе придется надеть корону кон Дуанов в Рилланоне. А если нет, так все равно ты останешься наследником, если твой брат не заимеет сына, что весьма маловероятно. Даже тогда ты, скорее всего, будешь каким-нибудь герцогом. - Немного понизив голос, он прибавил: - Так что вам обоим надо свыкаться со своими обязанностями.

- Да, понятно, - ответил Боуррик. - Завтра и начнем. А теперь пойдем немного отдохнем... - Опустив взгляд, Боуррик увидел на своей груди руку, которая не пускала его.

- Не так быстро, - сказал Джеймс. - Вы еще не закончили урок.

- Ну, дядя Джимми... - начал Эрланд.

- Вы ведь уже все сказали, - со злостью прибавил Боуррик.

- Не думаю, - ответил барон. - Вы все еще парочка забияк. - И, повернувшись к сержантам, прибавил: - Продолжайте, пожалуйста.

Барон Джеймс дал знак Локлиру, и они быстро вышли, оставив братьев-принцев готовиться к профессиональной порке. Когда аристократы покинули зал, Джеймс махнул рукой лейтенанту Уильяму:

- Когда они получат достаточно, доставь их в их комнаты. Потом пусть отдохнут, поедят и будут готовы после обеда встретиться с его высочеством.

Уильям, отсалютовав, повернулся и увидел, что принцы, спотыкаясь, возвращаются к борцовским матам. Он покачал головой. Зрелище будет не из приятных.

Глава 2 ОБВИНЕНИЕ

Мальчик закричал. Боуррик и Эрланд из окна покоев родителей смотрели, как мастер клинка Шелдон пошел в атаку на юного принца Николаса. Мальчик еще раз радостно закричал, проводя отличный удар и переходя в контратаку. Мастер клинка отступил.

Боуррик, потрогав щеку, заметил:

- Неплохо он научился прыгать. - На щеке наливался огромный синяк - на память об утренней тренировке.

Эрланд согласился:

- Он унаследовал отцовский талант фехтовальщика. И даже хромая нога ему не помеха.

Боуррик и Эрланд обернулись - открылась дверь, и вошла их мать. Анита махнула рукой сопровождающим дамам, чтобы подождали ее в дальнем углу комнаты, и те тут же начали обсуждать, какую из последних придворных сплетен считать самой интересной. Принцесса Крондора подошла к сыновьям и выглянула в окно; в это время учитель поставил развеселившегося Николаса в такое положение, что тот потерял равновесие и внезапно оказался разоруженным.

- Ну нет, Ники! Ты должен был видеть его выпад! - крикнул Эрланд, забыв, что через закрытое окно брат не может его услышать.

Анита рассмеялась.

- Он так старается!

Боуррик, пожав плечами, отвернулся.

- Для ребенка он фехтует очень хорошо. Ненамного хуже, чем мы в его возрасте.

Эрланд согласился:

- Мартышка...

Внезапно мать, повернувшись к нему, ударила его по лицу. Тут же дамы в противоположном углу комнаты прекратили шептаться и уставились на принцессу. Боуррик взглянул на брата, который был так же изумлен, как и он сам. За девятнадцать лет их жизни мать ни разу не поднимала руку на сыновей. Эрланд был потрясен не болью, а самим ударом. В зеленых глазах Аниты читались гнев и сожаление.

- Никогда больше не говори так о своем брате. - Ее тон не допускал возражений. - Ты смеешься над ним, и от этого ему гораздо больнее, чем от всех перешептываний знати, вместе взятых. Он хороший мальчик и вас любит, а получает только насмешки и издевательства. Вы первый день во дворце, а он был в слезах через пять минут после того, как встретился с вами. Арута прав. Я напрасно не наказывала вас за ваши проступки. - Она повернулась, словно собираясь уходить.

Боуррик, стараясь смягчить обстановку, сказал:

- Мама, ты посылала за нами? Ты хотела о чем-то с нами поговорить?

- Я не посылала, - ответила Анита.

- Это я посылал.

Юноши повернулись и увидели, что отец стоит у небольшой двери, которая вела в его кабинет из общей семейной комнаты - так называла эту комнату Анита. Братья переглянулись: они поняли, что отец стоял тут довольно давно и видел все, что произошло между матерью и сыновьями.

После долгого молчания Арута сказал:

- Извини нас - я должен приватно побеседовать с сыновьями.

Анита кивнула. Комната быстро опустела, остались только Арута и близнецы. Когда дверь закрылась, Арута спросил:

- Вы в порядке?

Эрланд, пошевелив плечами, ответил:

- Да, отец, принимая во внимание инструкции, которые мы получили сегодня утром.

Арута, нахмурившись, едва заметно покачал головой.

- Я просил Джимми не говорить мне, что он задумал. - Принц улыбнулся своей однобокой улыбкой. - Я хотел, чтобы он заставил вас осознать, какими могут быть последствия, если вы не станете делать то, что от вас требуется.

- Это не было неожиданностью, - сказал Боуррик, а Эрланд кивнул. - Ты приказал нам немедленно явиться домой, а мы подзадержались, прежде чем прибыть во дворец, и отправились поиграть.

- Поиграть, - произнес Арута, вглядываясь в лицо старшего сына. - Боюсь, в будущем у вас будет мало времени для игр.

Он жестом подозвал юношей и вернулся в кабинет. Они последовали за ним. Принц подошел к нише, скрытой стенной панелью, и, достав из тайника пергамент с семейной печатью, подал его Боуррику.

- Прочти третий абзац.

Боуррик прочел, и выражение его лица изменилось.

- Да, это печальная новость.

- Что там? - спросил Эрланд.

- Письмо от Лиама, - ответил Арута.

Боуррик вручил письмо брату:

- Королевские лекари уверены, что у королевы не может быть больше детей. В Рилланоне нет наследника.

Арута подошел к двери в дальнем углу кабинета и сказал:

- Идемте.

Он пошел вверх по лестнице, сыновья поспешили за ним, и скоро все трое стояли на крыше старой бащни почти в самом центре дворца - отсюда был виден весь Крондор. Арута заговорил, даже не оглянувшись, чтобы проверить, слушают ли его сыновья.

- Когда мне было примерно столько же лет, сколько вам, я любил стоять на навесной башне замка отца и смотреть вниз, на город Крайди и гавань. Маленький городок, но в моих воспоминаниях он кажется мне таким большим! - Он взглянул на Боуррика и Эрланда. - Ваш дедушка, когда был молод, тоже выходил на башню, так мне однажды сказал старый мастер клинка Фэннон. - Арута помолчал. - Мне было столько же лет, сколько вам, когда я начал командовать гарнизоном, мальчики. - Сыновья слышали рассказы о Войне Врат и роли их отца в ней, но сейчас звучала совсем не та история, которую отец вспоминал, собравшись с их дядей Лори и адмиралом Траском за одним столом. Арута сел на зубец стены.

- Я не хотел быть принцем Крондора, Боуррик. - Эрланд отошел и сел на соседний зубец парапета - он решил, что слова отца относятся не к нему, а к брату. Они оба достаточно - часто слышали о том, что отец не хотел быть правителем. - В детстве, - продолжал Арута, - я хотел служить солдатом под началом кого-нибудь из пограничных баронов. И только когда я повстречался со старым бароном Высокого замка, я осознал, что детские мечты часто остаются с нами и после того, как мы вырастаем. И все же, если мы хотим взглянуть на

вещи в истинном свете, нам следует избавиться от детского взгляда на них.

Арута посмотрел вдаль, на горизонт. Он всегда был прямым человеком, привыкшим говорить открыто, не выбирая слов. Но сейчас, пытаясь высказать то, что было у него на душе, кажется, чувствовал себя неловко.

- Боуррик, когда ты был мальчиком, какой ты представлял себе твою теперешнюю жизнь?

Боуррик оглянулся на Эрланда и снова посмотрел на отца. Подул легкий бриз, и на лицо ему упали длинные, густые каштаново-рыжие волосы.

- Я никогда особенно не задумывался над этим, отец.

Арута вздохнул.

- Боюсь, я сделал огромную ошибку в вашем воспитании. Когда вы оба были совсем маленькими, вы были ужасно проказливы и вот как-то очень рассердили меня - ерунда, всего-навсего опрокинули чернильницу, но чернила залили рукопись, уничтожив дневной труд переписчика. Я отшлепал тебя по мягкому месту, Боуррик. - Старший брат усмехнулся, представив эту сцену. Арута не улыбался. - Анита заставила меня пообещать тогда, что я больше ни при каких обстоятельствах и пальцем вас не трону. Но, поступив так, боюсь, я изнежил вас и плохо подготовил к той жизни, которая вам предстоит.

Эрланд был озадачен. Их часто бранили, но редко наказывали и никогда, до нынешнего утра, - физически.

Арута кивнул:

- В том, как воспитывали меня и вас, мало общего. Вашему дяде королю не раз доводилось отведать отцовского кожаного ремня. Мне в детстве досталось только однажды. Я быстро понял: отдавая приказание, отец ждет, что оно должно быть выполнено немедленно. - Арута вздохнул, и впервые в жизни юноши почувствовали, что их отец не очень уверен в себе. - Мы все думали, что принц Рэндольф когда-нибудь станет королем. Когда он утонул, мы надеялись, что у Лиама еще будут сыновья. Даже когда рождались дочери, а вероятность появления наследника в Рилланоне все уменьшалась, нам и в голову не приходило, что когда-нибудь ты, - он упер указательный палец в грудь Боуррика, - станешь правителем страны. - Арута взглянул на другого сына и, подойдя, положил ладонь на его плечо. - Я не привык говорить о чувствах, но вы - мои сыновья, и я люблю вас обоих, хотя вы часто испытываете мое терпение.

Оба сына внезапно почувствовали смущение, услышав такое несвойственное их отцу откровение. Они любили отца, но, как и он, не привыкли говорить о своих чувствах вслух.

- Да, отец, мы понимаем, - вот и все, что мог ответить Боуррик.

Взглянув Боуррику прямо в глаза, Арута спросил:

- Действительно? Тогда пойми, что начиная с этого дня вы не просто мои сыновья, Боуррик. Теперь вы оба - дети Королевства. Вы оба - принцы королевской крови. Когда-нибудь ты, Боуррик, станешь королем. Задумайся над этим - только смерть может все изменить. И с этого дня отцовская любовь к сыну больше не защитит тебя от жизненных трудностей. Быть королем - значит держать в руках нити людских судеб и жизней. Бездумный поступок может оборвать эти жизни так же легко, как обрываются нити.

Арута повернулся к Эрланду:

- Наследники-близнецы представляют серьезную угрозу спокойствию Королевства. Ты можешь однажды обнаружить, что найдутся люди, которые захотят, чтобы порядок наследования был изменен - тогда можно будет развязать войну из-за старой вражды.

Вы оба знаете историю о первом короле Боуррике и о том, как он был принужден убить родного брата - Джона Претендента. Знаете вы и том, как король, я и Мартин стояли в Зале предков перед Объединенным Советом лордов, и каждый из нас имел законные права на трон. Благодаря благородству Мартина, Лиам носит теперь корону, доставшуюся ему без кровопролития, хотя тогда мы вплотную стояли перед опасностью гражданской войны.

- Зачем ты нам все это рассказываешь, отец? - спросил Боуррик.

Арута встал и, вздохнув, положил руку на плечо старшего сына.

- Потому что ваше детство кончилось, Боуррик. Ты больше не просто сын принца Крондорского. Я решил: если мне доведется пережить своего брата, я отрекусь от престола в твою пользу. - Боуррик начал возражать, но Арута перебил его: - Лиам - человек очень бодрый. Когда он умрет, я буду дряхлым стариком, если только переживу его. Будет лучше, если между его и твоим правлением не будет промежутка. Ты будешь следующим королем Островов. - Взглянув на Эрланда, принц продолжал: - А ты всегда будешь в тени своего брата. Ты всегда будешь стоять в шаге от трона, не имея возможности оказаться на нем. Перед тобой всегда будут заискивать, надеясь получить какие-то милости, но не от тебя; на тебя будут смотреть как на ступеньку, ведущую к твоему брату. Сможешь ли ты принять такую судьбу?

Эрланд пожал плечами:

- Кажется, это не такая уж мрачная доля, отец. У меня будут поместья и титул и, думаю, достаточно обязанностей.

- И более того - даже если ты будешь не согласен с братом, на публике тебе придется всегда его поддерживать. Вслух ты никогда не сможешь высказать мнение, которое мог бы назвать своим. Должно быть только так. Никогда в будущем не должен ты противостоять королю. - Немного отойдя, он обернулся и посмотрел на сыновей. - На вашей памяти в Королевстве всегда был мир. Мелкие стычки на границах не в счет.

- Не для тех, кто сражается в них! Там гибнут люди, отец! - воскликнулЭрланд.

- Я говорю сейчас о государствах и династиях, о судьбах целых поколений. Да, люди гибли - для того, чтобы страна и ее народ могли жить в мире. Но были времена, когда мы беспрестанно воевали, когда пограничные бои с Великим Кешем были рутинным делом, галеры Квега то и дело захватывали наши корабли, а цуранские армии девять лет удерживали земли вашего деда! Вам придется отказаться от множества вещей, дети мои. Вам нужно будет жениться на женщинах, которые, скорее всего, окажутся вам совсем чужими. Вам придется отказаться от многих радостей, доступных другим людям, - пойти в .таверну и выпить, собраться и съездить в другой город, если захотелось, жениться по любви, видеть, как растут твои дети и не ведать страха за то, что они могут стать игрушкой, исполняющей чужую волю... - Глядя на город, Арута прибавил: - Вечером сесть рядышком с женой и поговорить о повседневных делах, которыми заполнена жизнь простых людей.

- Кажется, я начал понимать, - сказал Боуррик приглушенным голосом.

Эрланд лишь кивнул.

- Хорошо; через неделю вы отправляетесь в Великий Кеш. С этого момента вы - будущее Королевства, - сказал Арута. Он пошел к лестнице и остановился у первой ступени. - Мне жаль, что я не могу избавить вас от такой судьбы. - И ушел.

Юноши некоторое время сидели молча, а потом дружно повернулись, чтобы посмотреть на гавань. Дневное солнце нещадно палило, хотя с Горького моря дул довольно холодный бриз. Там в гавани, далеко внизу, сновали лодки; двигались шаланды и баржи, перевозившие грузы и пассажиров между причалами и большими парусными кораблями, стоявшими на якоре в заливе. Вдали белыми точками виднелись идущие в порт корабли - из королевства Квега, с Дальнего берега, из Вольных городов, Вабона или из Империи Великого Кеша.

Боуррик широко улыбнулся:

- Кеш!

Эрланд рассмеялся:

- Да, в сердце Великого Кеша!

Обоим доставляли большую радость думы о новых городах и новых знакомствах, о путешествии в земли, считавшиеся загадочными и экзотическими. А слова отца унес западный ветер.

Некоторые традиции живут веками, другие быстра отмирают, некоторые укореняются незаметно, другие - под звон фанфар. Никто не помнил, как появился обычай прекращать все дела в полдень шестого дня, оставляя седьмой на размышления и обеты.

Но за последние двадцать лет зародилась и другая традиция. Начиная с первого шестого дня после зимнего солнцестояния мальчики и молодые мужчины, ученики и слуги, простолюдины и благородные начинали волноваться. Потому что после праздника Первой Оттепели, через шесть недель после солнцестояния, часто несмотря на плохую погоду, открывался футбольный сезон.

В эту игру, которую когда-то называли просто игрой в мяч, с незапамятных времен играли мальчишки, загоняя ногами тряпичный мяч в пустой бочонок. Двадцать лет назад молодой принц Арута дал указание своему мастеру церемоний разработать правила игры, в основном для того чтобы оградить юных сквайров и подмастерьев от излишних травм - в те времена игра была довольно жестокой. Теперь же население привыкло к футболу - с приходом весны возвращалась и игра.

Азарт охватывал все слои населения, начиная от мальчишек, гонявших мяч на пустырях, до городской футбольной лиги, в которую входили команды гильдий, любителей спорта или просто богатых дворян, желавших покровительствовать игре (каждая команда имела свое поле для тренировок). Повсюду игроки носились взад и вперед, стараясь загнать мяч в натянутую сетку.

Толпа закричала, выражая восторг, когда самый быстрый нападающий Синих, оторвавшись с мячом от группы защитников, побежал к незащищенным воротам. Вратарь Красных пригнулся, готовясь прыгнуть между мячом и сеткой. Сделав ловкий финт, игрок Синих заставил вратаря покачнуться и пробил мяч мимо него в ворота. Вратарь встал, уперев руки в бока, выражая отвращение к самому себе, а команда Синих столпилась вокруг своего удачливого игрока.

- И как это он не заметил мяч, - произнес Локлир. - Даже отсюда было понятно, что собирался делать нападающий.

- Почему бы тебе не спуститься и не поиграть вместо него? - рассмеялся Джеймс.

Боуррик и Эрланд тоже засмеялись.

- Да, дядя Локи. Мы сто раз слышали о том, как вы с дядей Джимми изобрели эту игру.

Локлир покачал головой.

- Ничего подобного. - Он оглядел трибуны, построенные много лет назад предприимчивым купцом. Эти трибуны расширялись и надстраивались, и теперь четыре тысячи горожан могли собраться, чтобы посмотреть матч. - У нас на каждом конце поля был бочонок, и перед ним нельзя было стоять. Эти сетки и вратари и все остальное - это ваш отец придумал...

- ...И разве теперь это похоже на спорт? - в один голос закончили Боуррик и Эрлаид.

- Верно, - заметил Локлир.

- Никаких тебе кровопролитий, - вставил Эрланд.

- Ни сломанных рук. Ни выбитых глаз, - засмеялся Боуррик.

- Это к лучшему, - сказал Джеймс: - Вот было время...

Оба брата поморщились - они уже поняли, что сейчас им предстоит выслушать историю о том, как Локлира ударили по голове куском свинца, спрятанным под рубашкой одним из подмастерьев. Тогда это привело к спорам между двумя баронами о том, какие правила считать опасными для игры, а какие - полезными.

Но молчание Джеймса заставило Боуррика обернуться к нему. Джеймс всматривался не в игру, которая близилась к концу, а в человека, сидящего на дальнем конце того же ряда, что и бароны, на ряд выше, чем принцы. Положение и щедрая мзда позволили сыновьям принца занять два лучших места - примерно на середине длинной стороны поля и на средней высоте.

- Локи, как ты полагаешь, сейчас можно замерзнуть? - спросил Джеймс.

Вытирая пот со лба, Локи ответил:

- Ты шутишь? Только что миновала середина лета, я сейчас сварюсь.

Указав большим пальцем в конец ряда, Джеймс произнес:

- Тогда почему вон тот приятель надел такой длинный плащ?

Локи взглянул в указанную сторону и увидел на краю скамьи человека, который сидел, закутавшись в объемистый плащ.

- Может, это священник?

- Не знаю ни одного ордена, члены которого интересовались бы футболом. - Джеймс отвернулся, когда тот человек посмотрел в его сторону. - Наблюдай за ним через мое плечо так, словно ты вполуха слушаешь то, что я тебе рассказываю. Что он делает?

- Сейчас - ничего. - Раздался звук рожка, возвещающий окончание матча. Синие, команда, которую поддерживали гильдия мукомолов и союз кузнецов, нанесли поражение Красным, которых поддерживали аристократы. Так как всем было хорошо известно, кому принадлежат обе команды, такой результат вызвал всеобщее ликование.

Толпа начала расходиться, и человек в плаще поднялся. Локлир, широко раскрыв глаза, быстро произнес:

- Он вытаскивает что-то из рукава.

Джеймс, резко обернувшись, успел заметить, что человек подносит к губам трубку, направив ее в сторону принцев. Не раздумывая, Джеймс всем весом навалился на юношей, сбросив их на нижние ряды. Человек, стоявший рядом с Эрландом, сдавленно вскрикнул и поднес руку к шее. Он не закончил движение - едва пальцы коснулись дротика, торчавшего из шеи, как он упал.

Джеймс и принцы покатились вниз по скамьям, а Локлир со шпагой наголо уже бросился к человеку в плаще.

- Стража! - кричал он. Почетный караул был выстроен как раз под трибунами.

Ответом на его призыв прозвучали гулкие шаги по деревянным ступеням - солдаты принца бросились в погоню за убегавшим. Не принимая в расчет возможных синяков, стражники просто раскидывали со своего пути ни в чем не повинных зрителей.

С присущей толпе догадливостью зрители уже по-няли, что на трибунах что-то случилось. Пока те, кто оказался поблизости, пытались убраться подальше, остальные старались протиснуться ближе, чтобы узнать причину переполоха.

Завидев стражников всего в нескольких ярдах - лишь немногие горожане загораживали им путь, - человек в плаще, положив руку на перила лестницы, перепрыгнул через них и упал на землю, пролетев с десяток футов. Когда Локлир подбежал к перилам, он услышал глухой удар и крик боли.

Два горожанина сидели на земле, разглядывая лежавшее рядом с ними неподвижное тело. Один из них, не вставая, начал отодвигаться подальше, а второй попытался отползти. Локлир тоже перепрыгнул через перила и, едва приземлившись на ноги, направил острие шпаги на мужчину в плаще. Тот повернулся и прыгнул на барона.

Локлир не успел среагировать на нападение. Человек в плаще схватил его за пояс и толкнул на стойки, поддерживающие трибуны.

У Локлира перехватило дыхание, но он все же стукнул противника гардой шпаги по голове. Тот отшатнулся, собираясь, скорее, бежать, чем сражаться, но шум голосов возвестил о появлении стражников. Обернувшись, человек двинул Локлира, пытающегося восстановить дыхание, кулаком в ухо.

Сразу за ошеломляющим ударом нападавший бросился в темноту под трибунами. Барон потряс головой и побежал следом.

В кромешной темноте можно было спрятаться где угодно.

- Сюда! - закричал Локлир, и через несколько мгновений полдесятка солдат уже стояли за ним. - Идите цепью и будьте внимательны.

Солдаты медленно пошли вглубь, в темноту под трибуны. Те, кто подошел к передним рядам, были вынуждены пригнуться - самые нижние ряды поднимались над землей всего фута на четыре. Один из солдат тыкал мечом вперед, во мрак, на случай, если беглец задумал спрятаться под самым нижним рядом. Впереди послышались звуки борьбы. Локлир и его люди бросились туда. В темноте им удалось разглядеть, что два человека держали третьего. Не видя, кто есть кто, Локлир толкнул ближайшего плечом, сбив всех на землю. Другие солдаты тоже приняли участие в свалке, пока борьба в самом низу кучи не была задавлена в прямом смысле. Солдаты быстро вскочили и подняли дравшихся. Локлир усмехнулся, увидев, что один из них оказался Джеймсом, а второй - Боурриком. На земле неподвижно лежал человек в плаще.

- Тащите его на свет, - велел он солдатам. А у Джеймса спросил: - Он мертв?

- Нет, если ты не сломал ему шею, как чуть не сломал мою, прыгнув сверху.

- Где Эрланд? - спросил Локлир.

- Здесь, - ответил голос из темноты. - Я закрывал выход с этой стороны на случай, если бы ему удалось убежать от этих двоих, - указал он на Джеймса и Боуррика.

- Берег свой драгоценный бок, хотел ты сказать, - ухмыльнувшись, заметил Боуррик.

- Может и так, - пожал плечами Эрланд. Они пошли за стражниками, которые несли пойманного человека, а выйдя на свет, обнаружили, что вокруг трибун стоит кордон из солдат.

- Посмотрим, что тут у нас, - Локлир склонился над фигурой в плаще. Он сдвинул капюшон, в небо уставились невидящие глаза. - Он мертв.

Джеймс, в тот же миг опустившийся на колени, открыл незнакомцу рот, понюхал и заявил:

- Отравился.

- Кто это? - спросил Боуррик.

- И почему он хотел тебя убить, дядя Джимми? - прибавил Эрланд.

- Да не меня, идиот, - резко ответил Джеймс и указал на Боуррика. - Он собирался убить твоего брата.

Подошел солдат.

- Сэр, человек, в которого попал дротик, умер через несколько секунд после ранения.

Боуррик натянуто улыбнулся.

- Зачем кому-то убивать меня?

- Ревнивый муж? - также неестественно пошутил Эрланд.

- Не только тебя, Боуррик кон Дуан, - ответил Джеймс. Он оглядел толпу, словно выискивая в ней других убийц. - Кто-то пытался уничтожить будущее Островов.

Локлир, распахнув плащ на мертвом, увидел черную тунику и сказал:

- Джеймс, посмотри-ка сюда.

Барон Джеймс посмотрел на мертвеца. У него была темная кожа, темнее, чем у Гардана, - его предки явно были кешианцами, но людей, имеющих кешианских предков, проживало в этой части Королевства немало. В каждом сословии крондорского общества были люди с оливковой и черной кожей. Но на этом человеке была странная для этой местности одежда - туника из дорогого черного шелка и мягкие туфли без задников - принцы таких еще не видели.

Джеймс осмотрел руки мертвеца, нашел кольцо с темным камнем и стал осматривать шею.

- Что ты делаешь?

- Старые привычки... - только и ответил Джимми. - Это не ночной ястреб, - заметил он, вспоминая легендарную гильдию убийц. - Но, может быть, это еще хуже.

- Как? - воскликнул Локлир. Он хорошо помнил, как двадцать лет назад ночные ястребы пытались убить принца Аруту.

- Он кешианец.

Локлир, наклонившись, посмотрел на кольцо. Когда он выпрямился, лицо его было бледным.

- Гораздо хуже. Это член императорского дома Кеша.

В комнате было тихо.

Герцог Гардан потер переносицу.

- Это нелепо. Что выиграет Кеш, убив одного из ваших наследников? Неужели императрица хочет войны?

- Никто не делает больше нее для сохранения мира, - заметил Эрланд, - или, по крайней мере, так сообщается в донесениях. Зачем ей мертвый Боуррик? Кто...

Боуррик перебил брата:

- Кто угодно может хотеть развязать войну между Королевством и Империей.

Локлир кивнул.

- Это для отвода глаз. Маскировка настолько явная, что ей трудно поверить.

- И все же... - вслух размышлял Арута. - А что если так и было задумано - чтобы убийца промахнулся? Что, если предполагается, будто я должен задержать посольство, оставив сыновей дома?

- Оскорбив тем самым императрицу Кеша, - кивнул Гардан.

Джеймс, прислонившийся к стене позади Аруты, сказал:

- Мы и так достаточно натворили, убив члена императорской семьи. Он был очень дальним родственником императрицы, но все же родственником.

Гардан опять потер переносицу - скорее от растерянности, чем от усталости.

- А что я должен сказать кешианскому послу? "Мы тут нашли вот этого парня, кажется, он из вашего правящего дома. Мы и не знали, что он в Крондоре. Нам очень жаль, но он умер. Кстати, он пытался убить принца Боуррика... "

Арута, откинувшись на спинку кресла, сплел пальцы и, как козырьком, закрыл ими глаза - все в комнате подумали, что много лет не видели этого жеста. Наконец принц посмотрел на Джеймса.

- Надо избавиться от тела, - предложил барон.

- Простите? - переспросил Гардан.

Джеймс выпрямился.

- Вынести тело и бросить его в залив.

Эрланд усмехнулся.

- Не кажется ли вам, что это неподобающее обращение с особой императорской крови из Кеша?

- Зачем? - спросил Арута.

Джеймс присел на край письменного стола Аруты - за многие годы советов все привыкли, что своим советникам и домочадцам принц позволяет весьма свободное поведение.

- Он не является официальным гостем. Мы не обязаны знать, что он здесь был. Никто этого и не знал. А те кешианцы, кто знает, что он здесь, знают и цель его приезда. Сомневаюсь, что они станут справляться о его здоровье. О нем все уже позабыли, если мы сами не привлечем внимания к его местонахождению.

- И его состоянию, - сухо прибавил Боуррик.

- Мы можем заявить, что он пытался убить Боуррика, - признал Джеймс, - но у нас есть только труп кешианца, духовая трубка и несколько отравленных дротиков.

- И мертвый купец, - прибавил Гардан.

- Мертвые купцы достаточно часто встречаются в Западных землях Королевства, какой день ни возьми, милорд герцог, - заметил Джеймс. - Предлагаю снять его кольцо и бросить тело в залив. Пусть кешианцы, отправившие его, побудут некоторое время в неизвестности.

Арута некоторое время сидел молча, а потоки кивнул. Джеймс дал знать Локлиру, чтобы тот взял для этого дела гвардейцев, и барон Локлир вышел. Посовещавшись за дверью с лейтенантом Уильямом, он вскоре вернулся.

Арута вздохнул и посмотрел на Джеймса.

- Кеш. Что там еще? - спросил он.

Джеймс пожал плечами.

- Намеки, слухи. Их новый посол - весьма странная фигура. Он из тех, кого они называют чистокровными, но к правящей семье не принадлежит - убийца был бы, пожалуй, более подходящим послом. Нынешний посланник назначен из чисто политических соображений. Ходят слухи, что при дворе он имеет больше веса, чем некоторые особы императорской крови. Я не вижу ни одной причины, почему ему была оказана такая честь - может быть, это компромисс, призванный удовлетворить запросы какой-нибудь придворной группы?

- Особого смысла во всем этом не видно, - сказал Арута, - но нам придется играть в эту игру, соблюдая ее правила. - Он помолчал, молчали и остальные, ожидая, пока принц соберется с мыслями. - Отправьте сообщения нашим людям в Кеше. Пусть до того как приедут мои сыновья, наши агенты хорошо поработают. Если кто-то хочет втянуть нас в войну с Кешем, самый логичный выбор - нанести удар по племянникам короля. Ты, Джеймс, будешь сопровождать принцев в Кеш. Больше я никому не могу доверить плавание По этим опасным водам.

- Ваше высочество... - произнес барон Локлир.

Взглянув на барона, Арута прибавил:

- Ты тоже отправишься с бароном Джеймсом как мастер церемоний, глава протокола и всей остальной ерунды. Имперским двором правят женщины. Вот мы наконец и найдем применение легендарному обаянию Локлира. Передай капитану Валдису, что в твое отсутствие он будет исполнять обязанности рыцарь-маршала. А кузен Уильям пусть примет пост капитана гвардии. - Арута побарабанил пальцами по столу. - Мне бы хотелось, - сказал он Джеймсу, - чтобы путешествие проходило совсем не так, как велит обычай и протокол. Ты волен поступать так, как считаешь необходимым.

Джеймс научился понимать настроения принца гораздо лучше остальных людей, не принадлежащих к королевской семье. Ход мыслей Аруты напоминал размышления хорошего шахматиста: принц планировал и пытался предугадать последствия возможно большего количества ходов.

Джеймс поманил Локлира и принцев и, выйдя с ними из кабинета, сказал:

- Выезжаем завтра на рассвете.

- Мы же должны выехать только через три дня, - возразил Боуррйк.

- Официально, - ответил Джеймс. - Если ваш кешианский приятель здесь не один, я бы хотел, чтобы никто не знал о наших планах. - Он посмотрел на Локлира. - Небольшой отряд верхом - двадцать гвардейцев, одетых наемными солдатами. Выбери хороших лошадей и отправь в Шамату известие, что нам понадобятся свежие лошади и припасы для двух сотен человек.

- Мы прибудем в Шамату в одно время с письмом, а две сотни... - начал Локлир.

Джеймс перебил его:

- Мы не поедем в Шамату. Надо заставить их думать, что мы поедем в Шамату с официальным кортежем. А мы направимся в Звездную Пристань.

Глава 3 ЗВЕЗДНАЯ ПРИСТАНЬ

Над дорогой клубилась пыль. Двадцать четыре всадника ровным шагом двигались вдоль края Большого Звездного озера. Полторы недели быстрой езды увели их далеко на юг от Крондора, к Ландерту на северном побережье Моря Грез. Оттуда, от устья Звездной реки, они стали подниматься по ней, продвигаясь дальше к югу. Вступив в покрытую буйной растительностью Долину Грез, путники все время видели зазубренный край гор Серой Гряды. За годы войн между Королевством и Империей эти богатые плодородные земли много раз переходили из рук в руки. Те, кто жил в этих краях, говорили на наречиях южных областей Королевства и северных провинций Империи с одинаковой легкостью. А вид вооруженных воинов-наемников не вызвал никакого любопытства: немало вооруженных отрядов проезжало по долине.

В среднем течении реки у небольшого водопада путники перешли вброд на южный берег. Добравшись до истока Звездной реки, Большого Звездного озера, они повернули вдоль берега на юг, разыскивая место, откуда до острова Звездная Пристань, расположенного на середине озера, можно было переправиться на пароме.

На высоких участках берега им попадались крохотные рыбацкие и крестьянские деревушки - час-то просто разросшиеся поселения одной семьи, небольшие группы хижин и домиков; все они выглядели ухоженными и процветающими. За многие годы сообщество чародеев на острове сильно выросло, а теперь вокруг него росли другие поселения, готовые удовлетворить потребности жителей острова в продуктах.

Боуррик пришпорил лошадь; путники обогнули небольшой мыс, и их глазам впервые предстал вид огромного здания на острове. Оно сияло в оранжевом свете заката, а приближающаяся ночь окрашивала небо вдали в фиолетовые и серые тона.

- Боги и демоны! Дядя Джимми, посмотрите, какой дом!

Джеймс кивнул.

- Я слышал, что они строят огромный дом, но никак не думал, что он так велик.

- Герцог Гардан был здесь много лет назад. Он говорил мне, что они заложили необъятный фундамент, - произнес Локлир. - Но дом этот больше всех, что я видел.

Посмотрев на заходящее солнце, Джеймс заметил:

- Если мы поторопимся, то через два часа будем на острове. Меня больше прельщает горячая еда и чистая постель, чем еще одна ночь в дороге. - И, вонзив шпоры в бока лошади, он рванул вперед.

Под пологом ночи, украшенным сияющими звездами (ни одна из трех лун еще не взошла, что случалось не так уж часто), они миновали небольшую ложбину между пологими холмами и въехали в городок, который выглядел весьма преуспевающим. У входа в каждую лавку горели фонари и лампы - такое можно было увидеть только в самых богатых городах; за ними побежали дети, подняв невообразимый шум. Попрошайки и проститутки клянчили деньги или предлагали свои услуги, а таверны с дверьми нараспашку обещали усталому путнику холодное питье, горячую еду и теплую компанию.

Локлир громко сказал, перекрывая гам:

- Неплохой город растет здесь.

Джеймс оглядел толпу.

- М-да. Просто оплот цивилизации, - заметил он.

- Может быть, посмотрим, что это за маленькая пивная... - начал Боуррик.

- Нет, - ответил Джеймс. - В Академии тебе предложат угощение.

Эрланд грустно улыбнулся.

- Сладкое некрепкое вино, конечно. Чего еще ожидать от собрания старых ученых, которые роются в кучах пыльных манускриптов.

Джеймс покачал головой. Они подъехали к пересечению двух главных городских улиц и повернули в сторону озера. Как Джеймс и предполагал, там был построен большой причал и несколько паромов разных размеров стояли возле него в ожидании людей и грузов, которые можно было бы перевезти на остров. Несмотря на поздний час, грузчики складывали в один из них мешки с зерном: утром они отправятся на остров.

Натянув поводья, Джеймс окликнул ближайшего паромщика:

- Добрый вечер. Мы хотим переехать в Звездную Пристань.

Мужчина оглянулся через плечо, явив путникам лицо с крючковатым носом и густыми кустистыми бровями, и сказал:

- Я мог бы быстро перевезти вас за один рейс, господин. По пять медяков на человека, но лошадей придется оставить здесь.

Джеймс улыбнулся.

- А если десять золотых за всех, включая лошадей?

Мужчина вернулся к своей работе:

- Не торгуемся, господин.

Боуррик, погремев немного мечом, насмешливо сказал:

- Что? Ты поворачиваешься к нам спиной?

Человек снова повернулся к ним. Дотронувшись до лба ладонью, он ответил с легким сарказмом:

- Прости, молодой господин, я не хотел тебя обидеть.

Боуррик уже собрался ответить, но Джеймс похлопал по его руке перчаткой и указал в сторону. В сумерках, вне круга света от горящего факела, сидел молодой человек в простой тунике из домотканого материала и спокойно наблюдал за происходящим.

- Ну и что? - спросил Боуррик.

- Я думаю, это местный блюститель порядка.

- Вот этот? - переспросил Боуррик. - Он, скорее, похож на нищего или на монаха, чем на воина. Перевозчик кивнул.

- Вы правы, господин. Это наш миротворец. - Он ухмыльнулся Джеймсу. - Вы знаете, куда смотреть, господин. Это один из чародеев с острова. Совет, управляющий городом, поддерживает здесь, в городе Звездная Пристань, порядок. У него нет меча, молодой господин, - сказал перевозчик Боуррику, - но взмахом руки он может оглушить вас не хуже, чем дубинкой по башке. Поверьте мне, я это на себе испытал. - Понизив голос до шепота, он прибавил: - Или при помощи магии он сделает так, что вы будете дергаться не переставая и тогда пожалеете, что не можете умереть. - Возвращаясь к теме, он прибавил уже обычным голосом: - А что касается перевоза, то я, конечно, могу порассказать вам сказки о том, как мне надо кормить детишек, но скажу только, что расценки устанавливает Академия. - Он почесал подбородок. - Положим, вы договоритесь с этим молодым заклинателем, но он скажет вам то же, что и я. Учитывая переезд туда и сюда, это честная цена.

- А где конюшни? - спросил Джеймс, и в тот же миг из толпы выскочили мальчишки, готовые услужить путникам.

- Мальчишки отведут ваших лошадей в хорошую конюшню.

Джеймс кивнул и спешился, его спутники тоже. Тотчас маленькие ручки забрали поводья всех лошадей.

- Очень хорошо, - сказал Джеймс, - позаботьтесь, чтобы у них были чистые стойла, хорошая вода и вдоволь сена и овса. И пусть кузнец проверит подковы, слышите?

Джеймс замолчал, заметив кое-что еще. Он резко обернулся и схватил мальчишку, стоявшего у лошади Боуррика. Подняв его над землей, барон строго посмотрел мальчишке в глаза.

- Отдай, - сказал он тихо, но с явной угрозой в голосе. Мальчишка начал протестовать, но, когда Джеймс встряхнул его для острастки, передумал и отдал Боуррику кошелек с мелкими монетами. Боуррик, разинув рот, похлопал себя по карманам и взял кошелек.

Джеймс поставил мальчика на землю. Продолжая крепко держать его за ворот рубахи, он наклонился, чтобы его глаза оказались вровень с глазами неудачливого карманника.

- Детка, когда я был в два раза меньше, чем ты, я уже знал о срезании кошельков в два раза больше, чем ты когда-нибудь узнаешь. Ты меня понял? - Тот мог только кивнуть в ответ, так был напуган. - Тогда слушай, что я тебе скажу. Ты для этого дела не годишься. Ты кончишь свои дни, болтаясь на веревке, раньше, чем тебе исполнится двенадцать лет, если не бросишь это занятие. Найди себе честное занятие. А если что-нибудь пропадет, когда мы будем уезжать, я буду знать, кого искать, верно? - Мальчик кивнул еще раз.

Джеймс отпустил его, и он сразу же удрал, а барон повернулся к перевозчику.

- Значит, нас на остров поедет двадцать четыре человека.

При этих словах молодой чародей поднялся на ноги и сказал:

- К нам в Академию нечасто приезжают вооруженные люди. Могу я спросить, что у вас за дело?

- Спросить ты можешь, - ответил Джеймс, - но ответы мы прибережем для других. Если нужно разрешение, передай чародею Пагу, что к нему приехали старые друзья.

Молодой чародей поднял бровь:

- А какие имена я должен ему назвать?

Джеймс улыбнулся:

- Передай ему... что приехал барон Джеймс Крондорский и... - он посмотрел на братьев-принцев, - его родственники.

Паром с глухим стуком ударился о причал на острове; прибывших встречала небольшая группа людей, освещенная фонарями, висевшими на столбах. Только грузовой причал и показывал, что здесь был вход в самое странное сообщество во всей Мидкемии - Академию чародеев. Встречавшие помогли солдатам сойти на берег - многие из них после первой поездки по воде держались на ногах неуверенно.

В центре группы стоял невысокий человек средних лет, одетый в простую черную тунику. Справа от него стояла очень красивая темнокожая женщина с седыми волосами, слева - старик в длинном балахоне; высокий охотник в кожаной тунике и кожаных штанах выглядывал из-за его плеча. Позади терпеливо ожидали два молодых человека в длинных рясах.

Когда Джеймс, Локлир и близнецы ступили с парома на причал, невысокий человек сделал шаг вперед и слегка поклонился.

- Ваши высочества оказывают нам честь, - произнес он и прибавил: - Добро пожаловать в Звездную Пристань.

Боуррик и Эрланд вышли вперед и неловко протянули руки, чтобы приветствовать хозяина. Они были принцами по рождению, привыкшими к поклонению и благоговению, но перед ними стоял человек, вокруг имени которого множились легенды и сказания.

- Кузен Паг, - произнес Боуррик, - благодарим вас за прием.

Чародей улыбнулся. Ему было почти сорок восемь лет, но выглядел он едва на тридцать. Карие глаза светились теплотой, и, несмотря на возраст, черная борода не могла скрыть выражения лица, которое было почти мальчишеским. С трудом верилось, что такое задорное лицо принадлежало человеку, считавшемуся самым могущественным чародеем в мире.

Эрланд обменялся с ним короткими приветствиями, и вперед выступил Джеймс.

- Милорд Паг... - начал Джеймс.

- Просто Паг, Джеймс, - улыбнулся чародей. - Мы здесь мало пользуемся официальными титулами. Несмотря на благородные побуждения короля Лиама учредить в Звездной Пристани небольшое герцогство, провозгласив меня его господином и повелителем, мы редко вспоминаем об этом. - Он взял Джеймса за руку. - Идем. Ты помнишь мою жену?

Джеймс и его товарищи поклонились и пожали худую руку женщины. Приглядевшись, Джеймс удивился, какой она стала хрупкой. Он не видел Кейталу более семи лет. Тогда она была здоровой, крепкой женщиной, которой только минуло сорок лет, с красивыми руками и волосами цвета воронова крыла. Сейчас она выглядели на десять лет старше мужа.

- Госпожа моя, - произнес Джеймс, склоняясь над ее рукой.

Женщина улыбнулась и сразу помолодела.

- Просто Кейтала, Джеймс. Как там наш сын?

Джеймс усмехнулся.

- Уильям счастлив. Сейчас он исполняет должность капитана гвардии принца. У него очень хорошая репутация, и, думаю, он останется в этой должности и впредь. Он ухаживает за некоторыми прелестными дамами из окружения принцессы. Уильям отличный офицер и высоко поднимется.

- Ему надо быть здесь, - сказал Паг. Заметив, как по лицу жены пробежала тень, он прибавил: - Знаю, дорогая, мы решили отложить споры на эту тему. А теперь, - обратился он к принцам, - могу ли я представить вам остальных? - Боуррик кивнул. - Думаю, вы, мальчики, помните Кулгана, моего старого учителя, и Мичема, который заботится о провизии для сообщества и тысяче других вещей.

Двое названных поклонились, и Боуррик с Эрландом пожали им руки. Старый чародей, учитель Пага, передвигался с трудом, опираясь на трость и руку помощника. Мичем, могучий мужчина пожилого возраста, бранил старого мага, как сварливая жена:

- Надо было тебе дома остаться...

Кулган отмахнулся от поддержки, когда Эрланд встал перед чародеем, заняв место Боуррика.

- Я стар, Мичем, но еще не помираю. - Волосы чародея были белы, как первый зимний снег, а лицо загорелое и морщинистое. Но голубые глаза смотрели по-прежнему зорко и живо.

Принц улыбнулся в ответ. В детстве они очень любили посещения Кулгана, потому что старый чародей развлекал их сказками, в которых принимала участие магия.

- Кажется, вы не соблюдаете формальностей, дядя Кулган. Мы рады тебя видеть. Давно не встречались. Два молодых человека были Джеймсу незнакомы.

- Это руководители нашего сообщества, - сказал Паг. - Они были среди первых людей, пришедших в Звездную Пристань учиться магии. Теперь они и сами учат других. Это Керш. - Высокий человек, худой и лысый, поклонился принцам. Его глаза казались очень яркими на фоне темной кожи, а золотые серьги свисали до самых плеч.

- А это мой брат Уэйтум, - представил Керш второго мага.

- Вы, должно быть, устали после долгого путешествия, - произнес Паг и огляделся. - Я ожидал, что наша дочь Гамина тоже выйдет встречать вас, но она помогает кормить детей и, наверное, задержалась. Скоро вы с ней встретитесь. А теперь давайте пройдем в отведенные вам комнаты. Мы поселим вас в Академии. Вы уже опоздали на ужин, но горячую еду подадут в комнаты. А завтра встретимся и поговорим.

Все начали подниматься по склону берега туда, где виднелось необъятное здание в сорок этажей. В центре его еще на сотню футов над крышей возвышался шпиль. Он представлял собой винтовую лестницу без перил, вьющуюся вокруг колонны, наверху которой была неогороженная площадка. Сооружение освещалось странным голубоватым светом, шедшим откуда-то снизу, так что башня, казалось, висела в воздухе.

- Все очень удивляются, когда видят нашу Башню испытаний, - заметил Паг. - Здесь последователи Великой Тропы впервые пробуют свои силы, оставив годы ученичества за спиной.

Два темнокожих брата многозначительно прокашлялись, и Паг улыбнулся.

- Среди нас нет единого мнения относительно того, сколько можно рассказывать непосвященным.

Повернув за угол здания, они увидели довольно оживленное поселение. Городок был почище, чем его собрат на берегу озера.

- Город Звездная Пристань, - с заметной гордостью произнесла Кейтала.

- Я думал, так называется город на берегу озера, - сказал Локлир.

- Так называют его те, кто в нем живет, - ответил Паг. - Но на самом деле город Звездная Пристань здесь, на острове. Здесь живут многие наши братья и сестры чародеи и их семьи" Здесь земля обетованная для тех, кого страх и ненависть изгнали из родных мест. - Паг жестом пригласил гостей войти через большую двустворчатую дверь в главное здание Академии и повел их по длинным залам, вдоль обеих сторон которых располагались двери; люди в залах приветливо здоровались с прибывшими. - К сожалению, у нас пока не хватает мест для гостей. Хотя вот эти каморки теплые, сухие и весьма уютные. Здесь вы найдете ванну для мытья, а если оставите грязную одежду за дверью, о ней позаботятся, и к утру она будет вычищена. Гардероб - в дальнем конце зала. Теперь отдыхайте, а утром поговорим.

Паг пожелал им спокойной ночи, и близнецы, разойдясь по комнатам, нашли в них горячую еду. Вдоль всего зала слышался шум снимаемого солдатами оружия и доспехов, плеск воды и звон ножей по тарелкам. Скоро все стихло, и в зале не осталось никого, кроме Доклира, с озадаченным видом стоявшего рядом с Джеймсом.

- Что тебя беспокоит?

Джеймс пожал плечами.

- Да, пожалуй, ничего. Устал, наверное... - Он замолчал, не договорив, и подумал о том, что Кудган очень постарел, а Кейтала выглядит нездоровой. - Годы не очень благосклонны к некоторым людям. А может бить, меня мучают грехи юности. Мне не очень хочется провести ночь в комнате, которую случайно ли, нет ли называют каморкой.

Усмехнувшись, Локлир пожелал другу спокойной ночи. И вот Джеймс стоял один в длинном опустевшем зале. Что-то было не так. Но он оставил эти мысли на следующий день. Сейчас надо помыться и поесть.

Джеймса разбудили голоса птиц за окном. Барон двора принца Аруты по привычке поднялся до восхода солнца. К своему удивлению, он обнаружил в комнате свою вычищенную одежду. Он всегда спал некрепко, к тому же был приучен просыпаться при Малейшем шуме, поэтому ему стало несколько не по себе при мысли о том, что кто-то мог, не потревожив его, войти ночью в комнату. Джеймс натянул чистую тунику и штаны, но надевать тяжелые дорожные сапоги не стал. С детства он любил ходить босиком; во дворце даже ходила шутка - стоит, мол, заглянуть в кабинет барона Джеймса, и можно будет найти его сапоги засунутыми куда-нибудь под стол.

Джеймс, беззвучно ступая, направился к выходу. Он был уверен, что все остальные еще спят, и двигался бесшумно только по привычке.

Небо уже стало серым, а восток зарумянился. Тишину нарушало лишь пение птиц и одинокий стук топора - кто-то рубил дрова, чтобы разжечь огонь в печи. Джеймс пошел прочь от огромного здания Академии, направляясь по дорожке, которая вела к поселению.

Топор перестал стучать - видно, неизвестный фермер или жена рыбака кончили свое дело. Через сотню ярдов дорожка разделилась на две - одна повернула в городок, другая - к берегу. Джеймс решил, что он не в том настроении, чтобы с утра пораньше праздно болтать с кем-нибудь из горожан, и пошел к воде.

В предрассветных сумерках он заметил Человека в черном плаще, только когда чуть не налетел на него. Паг обернулся и, улыбнувшись, указал на восток.

- Это мое самое любимое время дня.

Джеймс кивнул.

- А я думал, что поднялся первым.

Паг смотрел на горизонт.

- Я всегда мало сплю.

- По тебе и не скажешь. Ты нисколько не стал старше с тех пор, как мы расстались семь лет назад.

- Многое в себе я только открываю, Джеймс. Когда я надел мантию чародея... - Он замолчал. - Мы ведь никогда толком не разговаривали?

Джеймс покачал головой.

- Ни о чем серьезном, если ты об этом. Наши дороги пересекались нечасто. Впервые мы встретились на свадьбе Аруты и Аниты, - начал он загибать пальцы, - потом после битвы при Сетаноне. - Они взглянули друг на друга - им не нужны были слова, чтобы вспомнить о героической битве, произошедшей там. - И с тех пор еще дважды в Крондоре.

Паг снова посмотрел на восток, где первые солнечные лучи окрасили края облаков в розовые и оранжевые цвета.

- В детстве я жил в Крайди. Я был .простым крестьянским парнем с Дальнего берега, работал на кухне вместе с семьей моего воспитателя и мечтал стать солдатом. - Он замолчал.

Джеймс ждал. Ему не хотелось говорить о собственном прошлом, хотя о нем хорошо знали, и все придворные, и многие высокопоставленные жители Крондора.

- А я был воришкой.

- Джимми Рука, - произнес Паг. - Да, но что ты был за мальчишка?

Джеймс подумал немного и ответил:

- Дерзкий. Именно это приходит мне в голову. - Он тоже смотрел, как рождается рассвет. Оба некоторое время молчали, глядя, как лучи, словно пальцы, трогают облака, нависшие на востоке. Появился огненный край солнечного диска. Джеймс сказал: - Иногда я бывал... очень глуп. Я думал, что все могу. Сейчас я не сомневаюсь, что, если бы продолжал ту жизнь, рано или поздно удача изменила бы мне. Скорее всего, сейчас меня бы уже не было в живых.

- Дерзкий, - повторил Паг. - Иногда глупый. - Кивком головы он указал на Академию. - Совсем не такой, как близнецы-принцы.

- Совсем не такой, - улыбнулся Джеймс.

- Ну а еще?

Джеймс подумал. Без ложной скромности он сказал:

- Очень способный. Думаю, что вполне могу так сказать. Мне часто казались ясными те вещи, которые смущали всех вокруг меня. На худой конец, жизнь тогда казалась более понятной. Думаю, с тех пор я не ненамного стал умнее.

Паг, взмахом руки пригласив Джеймса за собой, медленно пошел к воде.

- В детстве мне казалось, что предметы моих скромных желаний - самые прекрасные на свете. Теперь же...

- Тебя что-то беспокоит, - отважился заметить Джеймс. .

- Не то чтобы так, - ответил Паг. Повернувшись, в свете утра Джеймс заметил на лице Пага непонятное выражение. - Расскажи мне о покушении на Боуррика. Ты был ближе всех к нему.

- Новости быстро разносятся, - сказал Джеймс.

- Нас беспокоит любой возможный конфликт между Королевством и Кешем.

- Принимая во внимание ваше местоположение, это вполне можно понять. Вы - окно в Империю. - Джеймс махнул рукой на юг, в сторону близкой границы. Он рассказал Пагу все, что знал, и закончил словами: - Вряд ли кто-нибудь сомневается, что убийца был кешианцем, но намеки на то, что за всем этим стоит правящий дом Кеша... Знаешь, уж очень они нетонкие. Мне кажется, кто-то хочет обмануть нас. - Он повернулся, глядя на верхние этажи Академии; городок уже пропал из виду. - У вас здесь много кешианцев?

Паг кивнул:

- Много людей и из Рольдема, Квега и из других мест. Мы мало внимания обращаем на происхождение. Нас занимают другие вещи.

- Те двое, что встречали нас вчера...

- Уэйтум и Керш? Да, они кешианцы. Из самого города Кеша. - Джеймс ничего не успел сказать, а Паг уже продолжал: - Они - не шпионы, уж я бы знал. Поверь мне. Они о политике и не думают. Они так заняты нашими делами, что весь остальной мир для них не существует.

Джеймс обернулся еще раз, чтобы посмотреть на огромный корпус Академии.

- Это герцогство Королевства Островов, хотя бы по названию. Но что это вы строите? Здесь многое кажется странным людям двора.

- Странным и опасным, - прибавил Паг. Джеймс заглянул в лицо чародея. - Вот почему я делаю все возможное, чтобы Академия никогда не принимала участие в политических распрях. Ни на какой стороне.

Джеймс подумал над тем, что сказал ему волшебник.

- Среди дворянства немного людей, которые чувствовали бы себя в вопросах магии так же свободно, как наш король и его брат. Они выросли с Кулганом, и поэтому магия им не кажется чем-то необычным. Но остальные...

- Все еще мечтают выгнать нас из городов, или повесить, или сжечь на кострах. Это я знаю, - сказал Паг. - За двадцать лет, что мы работаем здесь, изменилось так много... и так мало.

Джеймс наконец спросил:

- Паг, тебя что-то беспокоит. Я это почувствовал еще вчера. Что с тобой?

Паг, прищурившись, внимательно посмотрел на Джеймса.

- Странно, что ты заметил, когда даже самые близкие мне люди ничего не замечают. - Дойдя до самой воды, он остановился. Протянув руку, Паг указал на семейство белоснежных цапель, бродивших по мелководью. - Как они прекрасны!

Джеймс не мог не согласиться с ним:

- Да, и место очень красивое

- Когда я впервые приехал сюда, здесь все было не так, - ответил Паг. - Легенда гласит, что озеро образовалось, когда упала звезда, отсюда и его название. Но этот остров - не остывшее тело упавшей звезды, которое, по моим расчетам, должно быть вот такого размера, - он развел руки да шесть дюймов .друг от друга. - Мне кажется, звезда пробила земную кору, и снизу поднялась лава, как раз и образовавшая этот остров. Когда а впервые приехал сюда, он был скалистым и пустынным, и только у самой воды росла редкая жесткая трава. Я привез все, что ты видишь, - траву, деревья, зверей. - Он улыбнулся, и годы словно слетели с него. - Птицы прилетели сами.

Джеймс оглядел рощицы и густые кусты, растущие там и тут.

- Немаловажный вклад.

Паг отмахнулся от этого замечания, словно это был обычный магический трюк.

- Будет ли война?

Джеймс громко вздохнул. Во вздохе послышалось сожаление.

- Вот в чем вопрос, - произнес он задумчиво. - Нет, вопрос не в этом. Война есть всегда. Вопрос в том, когда и между какими странами. Если бы мое слово имело вес, пока я жив, войны между Королевством и Кешем не было бы. Но сейчас мне нечего сказать о войне.

- Ты придерживаешься опасного курса.

- Это не впервые. Я жалею, что обстоятельства сложились таким образом и принцам пришлось ехать.

- Они сыновья своего отца, - заметил Паг. - Они должны ехать туда, куда зовет их долг, даже если это означает рискнуть многим, чтобы получить немногое.

Паг снова пошел по берегу, и Джеймс шагал рядом с ним.

- Таково бремя, доставшееся им по рождению.

- Все же, - заметил Паг, - на пути будут встречаться места отдохновения, такое, как это. Почему бы не дойти туда? - он указал на заросли ив, покрывшие берег у самой воды. - С другой стороны есть небольшой ключ с теплыми источниками. Здесь можно очень приятно провести время. Немного помокнуть в горячей воде, а потом нырнуть в озеро. Это тебя взбодрит, да и к завтраку ты успеешь.

Джеймс улыбнулся.

- Спасибо, это мне очень подходит. Я привык много работать до завтрака и буду рад провести время таким образом.

Паг повернул назад, в сторону городка, и, отойдя на несколько шагов, сказал:

- Плавай у берега осторожно. Там высокий камыш, и можно заблудиться. Ветер пригибает его к берегу, так что, если потеряешься, просто плыви в ту сторону, пока не почувствуешь под ногами землю.

- Спасибо. Буду осторожен. Доброго тебе утра.

Паг вернулся вАкадемию, а Джеймс направился к группе деревьев, на которую указал Джеймс.

Пройдя среди толстых стволов и отведя в стороны свисающие, как занавес, ветки, Джеймс обнаружил узенькую тропинку, которая вела к небольшой лощине у самого края берега. Над водой вился парок. Джеймс осмотрел маленький пруд, который явно подпитывался подземным источником - пар шел только отсюда. Крохотный ручеек, перебравшись через край пруда, сбегал к воде озера. От пруда до озера было не более двадцати ярдов. Джеймс огляделся. Пруд и маленькая полоска берега с трех сторон были огорожены деревьями, обеспечивая таким образом полное уединение. Джеймс, сняв тунику и штаны, попробовал воду в пруду. Она была даже горячее, чем наливают в ванну! Он нырнул и позволил теплу обнять его, расслабляя напряженные мускулы.

Напряженные мускулы? Он удивился. Он только что пробудился. С чего бы ему чувствовать напряжение? Внутренний голос ответил ему - потому что очень велик риск отправлять двух юношей играть в политические игры, насчитывающие больше лет, чем род кон Дуанов. Джеймс вздохнул. Паг был странный человек, но сильный и мудрый. Он был приемным родственником короля и герцога. Пожалуй, следует узнать мнение Пага. Нет, подумал он, не надо. Конечно, в прошлые годы за Пагом укрепилась слава спасителя Королевства, но все же было что-то странное и в этом городе - Звездной Пристани, и в том, как им управляли. Джеймс решил, прежде чем откровенно говорить с чародеем, побольше разузнать о том, что здесь происходит.

"Боги, - подумай он, - как я не люблю просыпаться неотдохнувшим". Он улегся поудобнее, чтобы поразмыслить о своих делах. Тепло, казалось, проникало в каждую частичку его тела, и спустя несколько мгновений он успокоился. Закрыв глаза, он погрузился в воспоминания. Вот он бежит по улице, и кто-то хватает его за руку. Это его самое первое воспоминание о себе. Ему тогда было года три, не больше. Мать затащила его в свою каморку проститутки, пряча от работорговцев, вышедших той ночью на охоту. Он вспомнил, как она крепко держала его, зажимая ему рот ладонью. Потом ее не станет. Повзрослев, он узнал, что она умерла, но запомнил, только человека с громким голосом, который орал на нее и бил, а вокруг все было залито красным. Джимми отодвинул неприятные воспоминания, поглубже залез в горячую воду и задремал.

Проснулся он скоро. Взглянув на положение солнца, он решил, что проспал недолго - самое большее, может быть, полчаса. Утро было тихим, но что-то все же тревожило его. Он перерос привычку детства вскакивать с кинжалом в руке - слуги во дворце очень пугались, - но кинжал всегда находился при нем. Открыв глаза, Джеймс посмотрел по сторонам, но ничего особенного не заметил. Тогда он медленно поднялся на локтях, чувствуя себя довольно глупо, - что могло ему грозить на острове Звездная Пристань?

Джеймс выглянул из воды и опять ничего не увидел. Но в воздухе витало нечто такое, чему он не мог подобрать названия. Словно он вошел в комнату через миг после того, как кто-то вышел в другую дверь, - не зная почему, Джеймс был уверен: кто-то только что был здесь.

Инстинкты, привитые тревожной городской жизнью, вселили в него беспокойство, которое столько раз спасало ему жизнь, и Джеймс не мог просто отмахнуться от него. В этом беспокойстве не было признака тревоги, только возбуждение. Давным-давно Джеймс научился долгое время сидеть неподвижно, совершенно расслабившись, так, чтобы случайное движение в поле зрения не заставило его вздрогнуть. Вот и сейчас он замедлил дыхание и замер. Потом снова выглянул, но ощущение, что здесь кто-то был, уже исчезло. Маленький залив выглядел так же, как и прежде.

Он опять откинулся на склон дна, стараясь возродить чувство теплого покоя, но не смог. В душе росло возбуждение, предчувствие чего-то замечательного, но и сожаление ощущалось тоже, будто мимо него только что на расстоянии вытянутой руки прошло нечто чудесное. От непривычного чувства восторга на глаза наворачивались детские слезы.

Не находя объяснения своим чувствам, Джеймс выскочил из пруда и побежал к озеру, крича от полноты чувств. Он прыгнул в озеро и тут же вынырнул, выплевывая воду. От холодной воды расслабленность прошла, прошла и радость.

Джеймс не очень любил плавать, но искупаться время от времени было приятно. Как и все дети крондорского квартала бедноты, летом, когда дули горячие ветры, он находил прохладу в гавани, ныряя с пирсов в морскую воду, полную мусора. Ощущения чистой воды на коже он не понимал, пожалуй, лет до тринадцати.

Джеймс обнаружил, что медленно плывет к дальнему концу озера. Тростник и деревья росли прямо из воды, образуя узкие проходы, которые вели непонятно куда. Джеймс пробирался вперед, то плывя, то барахтаясь, пока не добрался до обширных зарослей тростника и травы. Оказалось, что тростник растет до-вольно редко, и между стеблями хорошо просматривается береговая линия. Джеймс перевернулся на спину и поплыл, неторопливо работая ногами. Утреннее небо над ним становилось все ярче - солнце уже встало. Белые прелестные облачка торопились куда-то по своим делам. Джеймс оказался в густом камыше. Проплыв в траве несколько минут, он перевернулся на живот и огляделся.

Оказалось, что пейзаж изменился и не совсем ясно, как возвращаться. Спокойный по природе, Джеймс не поддавался панике, плавая кругами. Тут он вспомнил слова Пага и обратил внимание, что ветер клонит камыш влево. Надо просто плыть в ту сторону, пока под ногами не окажется дно; тогда можно будет выйти на берег.

Через минуту он почувствовал под ногами твердую почву и пошел через заросли тростника к небольшой группе деревьев на берегу. Еще бредя по грудь в воде, он оказался в зеленой тени ветвей, низко нависших над водой. Дно постепенно повышалось. Джеймс ощущал некоторую неловкость - было Непривычно шагать совсем голым, но вокруг никого не было, и оставалось только проскочить несколько футов до пруда, где лежала его одежда.

Джеймс шагнул и внезапно провалился: течение вырыло узкий канал глубиной футов в шесть; Джеймс вынырнул, отплевываясь, поплыл к дальнему краю и снова почувствовал дно под ногами.

Услышав чириканье над головой, он подумал: а не смеется ли птичка над его неловкостью? Вздохнув, Джеймс побрел к берегу, который, судя по тому, что он видел сквозь заросли, находился всего в нескольких шагах. Стоя по колено в воде, Джеймс оказался перед непроходимой стеной зелени. Он присел и начал пробираться под ветвями. Подавшись вправо, где, как он полагал, можно быстрее выбраться на берег, он снова провалился. Дальше он продвигался медленно, ощущая при этом, что очень сильно отклонился от того места, где положил одежду. Вот тебе и приятное плавание перед завтраком!

Колени царапнули камешки на дне, Джеймс развел руками стебли тростников - и остолбенел. Не далее чем в ярде от него сияло обнаженное женское тело, с кожей нежной как у младенца. Женщина стояла спиной к нему. Она выжимала светлые, почти белые волосы. В такой позе ее бедра и ягодицы выглядели особенно привлекательно.

Джеймс задержал дыхание. Уже испытанное им этим утром чувство тревоги и восторга поразило его как удар. Он ощутил такое смущение, словно это она застала его в пруду. Остаться стоять неподвижно, уйти, сказать что-нибудь? Он не знал, что делать.

Выучка заставила его остаться на месте. Потом появилось еще одно ощущение - напряжение в низу живота и в паху.

- Такой прелести я еще не видел, - едва не сказал он вслух.

Молодая женщина тут же обернулась, прижав руки ко рту, словно ее испугал шум. И Джеймс увидел, что ее тело так же прекрасно спереди, как и сзади. У нее была стройная, как у танцовщицы, фигура - руки и шея длинные, живот плоский, груди небольшие, но полные, манящие. Она убрала руку от лица, и Джеймс заметил высокий лоб, изящные скулы и бледно-розовые губы. Широко раскрытые от изумления глаза синели зимним льдом. Все эти подробности запечатлелись в его сознании в одно мгновение. Вдруг ее глаза сузились, и в голове Джеймса разорвался огненный шар боли.

Он упал навзничь, словно сраженный мечом, услышал собственный крик, с головой оказался в воде и потерял сознание.

Он плыл среди воспоминаний - вот он играет на мостовой и всего боится. Чужаки несли опасность, но не проходило и дня без чужаков в каморке его матери. Каждый день страшные мужчины с громкими голосами мелькали вокруг: кто-то не замечал его, кто-то пытался ненадолго его развлечь, похлопав по макушке или сказав словцо-другое.

Потом ночь, когда она умерла и никто не пришел. Человек со шрамом услышал, как он плачет, и сбежал. Джимми, ступая босыми ножками по лужам крови, выбрался из дома.

Драки с другими мальчишками за кости и хлебные корки на помойках трактиров, сырая пшеница и кукуруза, высыпавшиеся из мешков фермеров на рынке, - их тоже можно было есть. Капли горького вина в почти пустой бутылке. Редкая монетка от прохожего, на которую можно купить горячий пирог. Вечный голод.

Чей-то голос в темноте спрашивает его, насколько он ловок. Он оказался ловким. Очень ловким. И начал жизнь у пересмешников.

Опасности всегда подстерегали его. Ни друзей, ни приятелей не было у Джимми Руки, его защищали только правила гильдии. Но у него был свой дар, и Хозяин прощал небольшие прегрешения тому, кто в столь нежном возрасте приносил так много прибыли.

Потом снова появился человек со шрамом. Джимми тогда было двенадцать лет. Джимми не мстил - он просто подсыпал пьяному сонного порошка в вино, и человек со шрамом умер, не узнав о соображениях, двигавших убийцей; его лицо почернело, язык вывалился изо рта, глаза выкатились из орбит, а сын убитой им шлюхи наблюдал за его агонией через трещину в потолке. Джимми не торжествовал, но стал надеяться, что его матери в могиле теперь спокойнее. Он так и не узнал, как ее звали. Ему хотелось плакать, но он не умел. Честно говоря, после смерти матери он плакал два, нет, три раза. Когда Анита лежала неподвижно, отравленная стрелой, и когда он думал, что Арута умер. В горе нет ни стыда, ни слабости. Он плакал и в пещере, когда его поймал горный змей. И никому не мог признаться, как он тогда испугался.

А вот и другие воспоминания - в своем ремесле он проявил невероятные, какие-то нечеловеческие способности. Потом он открыл, что его, судьба связана с великими событиями: он помог принцу и принцессе прятаться от преследований тайной полиции Крондора во время правления безумного короля Родрика. Он бился не на жизнь, а на смерть с ночным ястребом на крышах Крондора - тогда он, сам того не зная, защищал жизнь принца Ару ты. Дважды он ездил на север, принимал участие в великих битвах при Арменгаре и Сетаноне; мир, наступивший после них, не позволил вернуться повелителям драконов.

Сейчас его звали Джеймсом.

Джеймса окутал туман приятных воспоминаний, а было их немного - он служил Аруте, и тот возвысил его, дав должность при дворе; потом Джеймс получил новое назначение и стал канцлером Крондора - после герцога Гардана это было второе место при дворе принца. Мелькали лица - знакомые, незнакомые: воры, убийцы, аристократы, крестьяне. Женщины. Он помнил многих - потому что рано начал обращать на них внимание, а когда возвысился, то получил право выбирать любую. Ему всегда чего-то не хватало. Чего-то важного. Ему представилась обнаженная фигура женщины - она брела по озеру, выжимая мокрые волосы. Изумительное зрелище.

Лицо со светло-голубыми глазами и губами цвета бледной розы. Глаза внимательно вглядываются в душу Джеймса. Его душа заполняется таинственными и прекрасными ощущениями, и Джеймсу опять хочется плакать. Он ежится под этим проницательным взором. Взор пронзает его насквозь, и у Джеймса не остается от него секретов. "Я потерялся! Мне так одиноко!" - всхлипнул он; вместе с ним заплакал ребенок, увидев, как умерла его мать; заплакал мальчик - перед ним лежала принцесса, раненная отравленной арбалетной стрелой; заплакал и юноша, зная, что умирает единственный человек, которому он доверял; заплакал мужчина, вспоминая боль и муку, страх и одиночество, сопровождавшие его с самого рождения.

Джеймс очнулся на берегу - боль еще терзала его душу. Он сел, закрывая рукой голову, словно опасаясь удара сверху, - по-прежнему мокрый и голый.

- Боль пройдет, - произнес чей-то голос.

Джеймс обернулся, и боль действительно прошла. Он увидел молодую женщину, сидевшую на берегу в нескольких шагах от него. Она тоже была обнажена.

Никогда еще Джеймсу так не хотелось бежать. Никогда он не испытывал такого страха, как при виде ослепительно красивой молодой женщины, сидящей совсем рядом. К глазам подступили непрошеные слезы.

- Кто ты? - прошептал он. Ему хотелось бежать, но еще больше хотелось остаться рядом с этой женщиной.

Она медленно поднялась и встала рядом с ним. Потом опустилась на колени и приблизила лицо к его лицу. В его голове раздался голос: "Джеймс, я - Гамина".

Джеймс снова испугался, да так, что не мог пошевелиться.

- Ты говоришь прямо в моей голове, - сказал он.

- Да, - ответила она вслух. - Я слышу твои мысли. - Она немного помолчала. - Нет, это не совсем так, но я знаю, о чем ты думаешь, если ты не захочешь скрыть это от меня.

Джеймс попытался вспомнить, что с ним случилось. У него опять заболела голова.

- Что со мной было?

- Твои мысли испугали меня. А я, как ты понял, могу себя защитить.

Джеймс поднял руку ко лбу.

- Да, - только и мог он сказать.

Протянув руку, она коснулась его щеки.

- Прости меня. Я не со зла. Я могу очень повредить человеку. Талант может быть использован и во вред.

Прикосновение ее руки и волновало, и успокаивало Джеймса. Трепет, зародившийся в груди, отозвался в паху. Он тихо спросил:

- Кто ты?

Она улыбнулась.

- Я Гамина. Дочь Пага и Кейталы. - Потянувшись к нему, она нежно поцеловала его в губы. - Я - та, которую ты искал, ты - тот, кого ждала я.

Джеймс впервые почувствовал себя маленьким, беспомощным ребенком.

- Я боюсь, - прошептал он.

- Не бойся, - прошептала она в ответ. Крепко обняв Джеймса, она мысленно обратилась к нему: "Я оглушила тебя, и ты упал в воду. Ты бы захлебнулся, если бы я не вытащила тебя. Твои мысли были открыты мне так же, как тебе - мои. Если бы ты обладал моим даром, то знал бы обо мне все, как я знаю о тебе, Джимми".

- Но как... - Джимми не узнал свой голос. Она села, утерла соленые слезы на его щеках и, притянув его, как ребенка, к груди, стала гладить его по голове.

- Ты никогда больше не будешь одинок.

Боуррик и Эрланд сидели рядом, наслаждаясь завтраком, состоявшим из немалого количества блюд. Помимо яств кухни Королевства, перед ними стояло немало кешианских деликатесов. Вместе с гостями завтракала семья Пага, а также Кулган и Мичем. Рядом с Кейталой и Локлиром оставались свободные места.

- Кузен Паг, сколько человек сейчас здесь живет? - спросил Эрланд.

- На этот вопрос лучше ответит Кейтала, - сказал Паг, улыбнувшись жене.

- Здесь и на берегу всего насчитывается около тысячи наших семей, - ответила Кейтала. - На острове... - Она вдруг замолчала. Все повернулись к ней.

В дальнем конце зала отворилась дверь, и вошел Джеймс, он сопровождал молодую женщину в платье цвета лаванды.

Девушка подбежала к Пагу и поцеловала его в щеку. Потом она посмотрела на Кейталу, словно говорила ей что-то, хотя не прозвучало ни слова. На глазах Кейталы выступили слезы; она улыбнулась. Паг повернулся к Джеймсу, ожидая, что он скажет.

- Джеймс... - произнес Локлир.

Джеймс откашлялся и, как школьник, отвечающий урок, начал:

- Милорд Паг, я имею честь просить позволения... просить руки вашей дочери...

Боуррик и Эрланд с недоумением переглянулись, а потом уставились на Локлира. Тот, бывший другом Джеймса с того самого момента, когда оба они появились во дворце, был изумлен не меньше братьев.

Глава 4 ЗАБОТЫ

Боуррик покачал головой.

- Что тебя тревожит? - спросил Эрланд.

- Меня беспокоит дядя Джимми, - вздохнул Боуррик.

Эрланд на ходу повернулся, чтобы взглянуть на брата.

- Обычно ты ни о ком не беспокоишься, особенно о дяде Джимми.

Вечернее небо приобретало темный, чернильный оттенок; средняя луна еще не взошла. Вечер обещал развлечения страждущим, а именно за развлечениями и направлялись сейчас братья к переправе.

- Нет никого глупее мужчины, испытывающего эрекцию, говаривал нам дядя Джимми, верно? - произнес Боуррик остановившись.

Эрланд рассмеялся.

- Кроме дяди Локи. Он от этого только хитрее становится.

- Только когда стоит вопрос, куда поместить его большой меч. В остальных случаях он такой же, как и все.

- Исключая дядю Джимми.

- Верно, - согласился Боуррик. - У него всегда был выбор, уж мы-то с тобой знаем, но раньше он не терял головы и не давал глупых обещаний. А теперь - встретил эту женщину и... - Он замолчал, не находя слов.

- Колдовство...

- Вот именно! - воскликнул Боуррик. - А где еще найти колдовство, как не на острове чародеев!

- Ты думаешь, его околдовали? Навели чары?

- Да, чары весьма определенного свойства, - произнес из темноты скрипучий голос.

Братья, обернувшись, увидели грузного человека на бревне неподалеку от них. Он сидел неподвижно, и поэтому юноши не заметили его, пока он не заговорил. Подойдя поближе, принцы увидели, что это старый чародей Кулган.

- Что ты хочешь сказать? - с подозрением спросил Боуррик.

Кулгаи рассмеялся и протянул юношам морщинистую руку.

- Помогите старику подняться.

Эрланд помог ему, и старик встал, опираясь одной рукой на плечо юноши, а другой - на большой деревянный посох.

- Пойду пройдусь с вами до парома. Я так понял, вы поехали искать на свои головы приключений. Юнцы вашего возраста только этим и занимаются.

- Ты говорил про чары, - нетерпеливо напомнил Боуррик.

Старик опять засмеялся.

- Когда ваш дед был немного старше вас, он был так же нетерпелив. Все ответы ему нужны были немедленно. Не один год потребовался ему, чтобы научиться терпению. И у отца вашего есть тот же недостаток, только он очень хорошо его скрывает. Да и вообще, Арута лучше всех знает, как держать себя в руках.

- Да, - согласился Эрланд, - но не с нами.

Кулган мрачно посмотрел на братьев.

- Да что вы об этом знаете! Может быть, вы то и дело машете мечами, но что вам, избалованным детям, знать о самообладании? О том, что можно и чего нельзя? Только положив все силы на решение трудной задачи и все же не решив ее, вы поймете, о чем я вам говорю.

- Ты шутил, когда говорил о чарах, наведенных на Джимми? - не отступал от волновавшей его темы Боуррик.

- Чары, о которых я говорил, нельзя познать. Это не то колдовство, которым человек может воспользоваться по желанию. Это волшебство боги дают только немногим счастливым мужчинам и женщинам. Это волшебство любви столь глубокой, что, раз познав ее, никто уже не захочет от нее отказаться. - Кулган посмотрел вдаль и продолжал: - Я так стар, что с трудом могу вспомнить, что мне снилось сегодня ночью. Но временами детские воспоминания приходят с такой яркостью, словно все происходило вчера. - Кулган взглянул на Боуррика, будто искал в его лице чьи-то черты. - Твой дед был страстным человеком. Да и дядя твой подвержен страстям. И отец - хотя, посмотрев на него, ни за что об этом не догадаешься - был очарован вашей матерью с первого мгновения их встречи, но сам тогда не понимал этого. А твоя тетя Каролина через несколько дней знакомства с дядей Лори уже знала, что выйдет за него замуж. Дело в том, что, становясь старше, вы ощутите новые потребности - и бродяжничество по тавернам в обнимку с дочерьми рыбаков не удовлетворит вас, как бы ни были прелестны сии юные девы, да и шелковые простыни придворных дам тоже потеряют свою привлекательность.

- Думаю, это наступит нескоро, - заметил Эр-ланд, переглянувшись с Боурриком.

- Не перебивай, - погрозил ему посохом Кулган. - Мне мало дела - принц ты или не принц. Случалось мне пороть людей и повыше вас званием. Ваш дядя, король, был неважным учеником и не раз испробовал на себе мою ладонь, - он вздохнул. - Ну так на чем я остановился? Ах да, истинная любовь. С возрастом вы обнаружите, что в душе растет потребность найти настоящего, искренне преданного тебе партнера, друга на всю жизнь, Ваш отец нашел такого друга, и ваш дядя Мартин, и Каролина. А король не нашел.

- А я уверен, что он любит королеву, - произнес Боуррик.

- Ну да, конечно, по-своему любит. Она замечательная женщина, и ничего другого о ней я никогда не слышал, но есть любовь, а есть то, что открылось вашему барону Джеймсу. Он переменился. Смотри и учись. Если тебе повезет, ты обнаружишь то, чего тебе лучше и не знать.

Боуррик вздохнул.

- Потому что мне предстоит стать королем?

Кулган кивнул.

- Вот именно. Ты не такой простофиля, как я привык о тебе думать. Ты женишься на благо страны. Конечно, у тебя будет множество возможностей удовлетворить порывы с любой дамой, я в этом не сомневаюсь. Как мне известно, ваш дядя произвел на свет не меньше десятка отпрысков, но не совсем королевских кровей. Некоторые из них, без сомнения, займут в свое время весьма высокие посты при дворе. Но дело не в атом. Джеймс нашел душу, рядом с которой его жизнь обрела гармонию. Не сомневайтесь - это рука судьбы, как я не сомневаюсь в том, что он это предчувствовал. То, что вам кажется весьма поспешным и безрассудным поступком, на самом деле проявление чувства столь глубокого, что только тот, кто пережил подобное, может его понять. Вы все поняли?

- Что, нам нечего беспокоиться о нем?

- Истинно, - ответил Кулган. Взглянув на принцев, он улыбнулся. - Все же вы совсем не те уличные забияки, которых так напоминаете. Кровь, я уверен, возьмет свое. А нынче, думаю, вы забудете все, о чем я тут вам говорил, как только найдете подходящий кабак, где играют в карты, а смазливые служанки только и ждут случая, чтобы получить богатый подарок от дворянина. Но, надеюсь, придет нужное время, и вы вспомните мои слова. Они помогут сделать вам правильный выбор, выбор на благо страны.

- Кажется, последние две недели все только и делают, что напоминают нам о нашем долге, - пожал плечами Боуррик.

- Так и должно быть. Ты высоко вознесен, Боуррик. А ты, Эрланд, только на одну ступень ниже. Власть дается тебе не для развлечений и удовольствий. Она приходит после изрядных жертв. Их приносил и ваш дед, и ваш дядя, да и ваш отец. Его ночи тревожат души людей, павших в битвах под его началом. И хотя каждый из них с радостью отдал свою жизнь за короля и страну, все же их смерть - тяжкое бремя на душе Аруты. Таков уж ваш отец. Став старше, вы научитесь лучше понимать его.

Братья ничего не сказали. Кулган повернулся лицом к зданию Академии.

- Похолодало. Пора мне к огню. А вы идите, ищите забав. Да будьте осторожнее с нашими рыбаками. Если станете вольничать с их женщинами, они вытащат ножи прежде, чем вспомнят о вашем высоком происхождении. - Посмотрев на братьев, он повторил: - Будьте осторожны, мальчики.

Боуррик и Эрланд, проводив взглядами старика, пошли дальше. Эрланд спросил:

- Ну, что ты думаешь?

- У старика странные идеи, - ответил Боуррик. Эрланд кивнул в ответ и махнул рукой паромщику, чтобы он перевез их к манящим огням городка на берегу.

Дул легкий ветер, вечерело; Джеймс и Гамина прогуливались по берегу. Джеймс ощущая восторг и усталость. Он не привык раскрывать душу ни перед кем и считал откровенность невозможной для себя, но оказалось, что Гамина с легкостью может преодолеть все препоны, которые он воздвиг на пути к тайникам своей души. Нет, не препоны, поправил он себя, - нашлась дверь, которую она одна могла открыть.

Ветер доносил до них ароматы цветущих в Долине Грез садов и полей. На востоке взошла средняя луна. Джеймс повернулся к своей невесте. Он любовался ее светлыми волосами, облаком окутавшими ее голову и плечи. Она посмотрела на него и улыбнулась.

- Я люблю тебя, - сказала она.

- И я люблю тебя, - сказал он ей, не веря своему счастью. - Но должен тебя покинуть.

Она отвернулась и стала смотреть на луну.

- Нет, любимый. Время моей жизни здесь истекло. Я поеду в Кеш вместе с тобой.

Джеймс обнял ее.

- Но это очень опасно. Даже с твоим даром. Мне будет спокойнее, если ты останешься здесь.

- Да? Почему же... - Сделав шаг назад, она вглядывалась в его лицо. - Я боюсь, что ты можешь отступить, Джимми, и через некоторое время начнешь убеждать себя, что мы ошиблись, и преграды на пути любви и сострадание в твоей душе станут еще выше и крепче. Ты найдешь повод отправиться в Крондор другим путем, а потом найдешь причины отложить приезд в Звездную Пристань. Некоторое время тебе будет казаться, что ты сможешь приехать ко мне, как только закончишь все дела, но будут находиться все новые и новые заботы, и ты не приедешь. И всегда будет причина, по которой ты не сможешь привезти меня в Крондор. И наконец, наступит время, когда ты просто забудешь обо мне.

Джеймс был очень удивлен. Сейчас, не защищенный своим безразличием, он был похож на мальчика, каким никогда не был, - так его смутили и встревожили слова его любимой.

- Ты так плохо обо мне думаешь?

Она, погладив его по щеке, улыбнулась, и тепло ее взгляда растопило страх, как это бывало уже десяток раз за сегодняшний день.

- Нет, любовь моя. Ноя не забываю и о страхе. Я не обладаю такими талантами, как мои сотоварищи на этом острове. Мне даны силы лечить сердца и души. Я могу слышать сны. И я видела, что может сделать страх. Ты боишься быть брошенным, как был брошен матерью.

Джеймс знал, что она права. На него нахлынули воспоминания - он убежал из каморки матери по липкому от крови полу; ему было лет шесть; ничего, кроме заброшенности, он тогда не чувствовал. К глазам подступили слезы.

- Ты больше никогда не будешь одинок, - мысленно сказала она, обнимая его.

Он стоял неподвижно, держась за нее, словно она одна привязывала его к этой жизни. Как и раньше, боль отступила, оставив тепло и спокойствие. Душевные раны залечатся, но не сразу.

- Ведь и я тоже боюсь. Сомнения делают нас ранимыми, - продолжала она.

- У меня нет сомнений, - ответил он. Она улыбнулась и еще крепче обняла его.

Шаги и нарочито громкое покашливание возвестили о прибытии Локлира.

- Прости, что вмешиваюсь, Джеймс, но Паг хотел бы тебя видеть. - Он смущенно улыбнулся. - Гамина, а твоя мать хотела бы, чтобы ты помогла ей на кухне.

- Спасибо, - ответила Гамина. Она наградила Локлира теплой улыбкой и поцеловала Джеймса в щеку. - Увидимся за ужином.

Джеймс и Локлир направились к кабинету Пага. Локлир кашлянул громко, даже как-то угрожающе.

- Ты что-то задумал, - сказал Джеймс. - Давай говори.

- Послушай, мы знаем друг друга почти двадцать два года, - торопливо начал Локлир. - За это время я ни разу не замечал, чтобы ты проявлял хоть какой-нибудь интерес к женитьбе. А теперь ты вдруг входишь и заявляешь, что собираешься жениться! Я хочу сказать: конечно, она красавица, у нее такие чудесные волосы и все такое, но ты ведь знал...

- Я не знал никого, похожего на Гамину, - перебил его Джимми. - Не знаю, поймешь ты меня или нет, но она видит все, что делается в моей душе. И плохое, и хорошее, и то, что я сделал, и то, о чем только подумал, и все равно любит меня, несмотря на это. - Он вздохнул. - Тебе никогда этого не понять.

- Почему ты решил, что я тебя не пойму? - спросил Локлир.

Джеймс остановился.

- Послушай, ты - мой лучший друг. Может быть, единственный настоящий друг, но, когда дело доходит до женщин... ты особо не рассуждаешь. Ты обаятельный, внимательный, настойчивый, а когда интересовавшая тебя дама просыпается в твоей постели, тебя уже нет. И почему еще ничей брат или отец не проткнул тебя мечом... Когда дело доходит до женщин, Локи, ты не очень-то постоянен.

- А ты?

- А я теперь - как вода, бегущая вниз по склону холма, - ответил Джеймс.

- Посмотрим, что скажет Арута, - произнес Локлир. - Ведь нам, придворным баронам, нужно позволение принца, чтобы жениться, ты не забыл?

- Помню.

- Ну иди беседовать с чародеем, - сказал Локлир, когда они подошли к двери здания Академии. - Думаю, у него тоже найдется что сказать по поводу твоей женитьбы на его дочери. - И Локлир оставил Джеймса у дверей одного.

Джеймс вошел в здание и пошел по коридору в сторону основания башни, на верху которой размещался кабинет Пага. Поднявшись по винтовой лестнице, Джимми оказался перед дверью и только собрался постучать, как дверь сама распахнулась перед ним. Паг в кабинете был один, и довольно далеко от двери, но Джимми не удивился. Он вошел, и дверь за его спиной закрылась сама.

- Нам надо поговорить, - произнес Паг. Он поднялся и поманил Джеймса к большому окну. Выглянув в окно, он указал на крохотные огоньки, усеявшие дальний берег озера. - Люди, - произнес он.

Джеймс пожал плечами - он понимал, что чародей позвал его вовсе не для того, чтобы обсуждать очевидное.

- Когда двадцать лет назад мы приехали на этот остров, он представлял собой клочок голой земли посреди пустынного озера. Берега были, может быть, более гостеприимны, но вся долина тогда служила местом постоянных боевых действий между Королевством и Империей, между мятежными дворянами или разными бандами. Фермеры не знали мирной жизни. Теперь же люди живут здесь весьма спокойно. Конечно, бывают и неприятности, но в целом стало гораздо тише. И в чем же причина таких перемен?

- Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться - эти перемены произошли благодаря твоему появлению здесь, - ответил Джеймс.

Паг отвернулся от окна.

- Джимми, когда мы впервые встретились с то-бой, я был молод, а ты был совсем мальчишкой. Но за прошедшее с тех пор время я пережил столько, сколько людям не доведется пережить и за десяток жизней. - Взмахнув рукой, он сотворил в центре комнаты небольшое облако. Оно замерцало, и в его середине появилось отверстие, сквозь которое Джеймс увидел какой-то зал. Зал словно висел в сером пространстве; вдоль его стен располагались многочисленные двери. Серое пространство было таким пустынным, что даже тьма ночи по сравнению с ним казалась наполненной жизнью. - Это Зал Миров, - произнес Паг. - Этим путем я попадал в миры, где ни один смертный никогда не бывал и вряд ли когда-нибудь побывает. Мне доводилось бывать на руинах древних цивилизаций и видеть зарождение новых миров. Я пересчитал звезды и песчинки в пустынях и узнал, что вселенная так огромна, что никому, даже богам, не под силу постичь ее. - Паг взмахнул рукой еще раз, и облако исчезло. - Легко считать заботы живущих в этой долине людей мелкими и не стоящими внимания.

- Они действительно мелкие, если сравнивать их со всей вселенной, - заметил Джимми.

- Но не для тех, кто здесь живет, - покачал головой Паг.

- Я чувствую, что ты к чему-то клонишь, Паг, - сказал Джимми, садясь в кресло.

- Да, - ответил Паг, - возвращаясь к своему столу. - Кейтала умирает.

Эта новость потрясла Джимми.

- Я подумал, что она не очень хорошо выглядит, но умирает...

- Мы многое можем сделать, Джеймс, многое, но не все. Ни одна магия, заклинание или молитва не смогут сделать для моей жены больше, чем было сделано. Скоро она отправится через рифт домой, в горы Турил на Келеване. Она почти тридцать лет не видела своих сородичей. Она вернется домой, чтобы умереть.

Джеймс покачал головой, зная, что ничего не сможет сказать. Наконец он спросил:

- А Гамина?

- Я видел, как жена моя состарилась раньше меня, Джеймс, хотя, не порази ее этот недуг, я бы рано или поздно все равно с этим столкнулся. Ты видишь, что годы надо мной не властны. За всю твою жизнь ты не найдешь во мне перемен. Может быть, я не бессмертен, но мое могущество дает мне долгую жизнь. Мне бы не хотелось видеть, как мои дети и внуки будут стариться и дряхлеть. Я покину Звездную Пристань вскоре после того, как уедет Кейтала. Уильям хорошо исполняет свое солдатское ремесло, даже потеряв магический дар. Мне жаль, что это так, но, подобно большинству отцов, я готов признать, что мечты моего сына совсем не должны совпадать с моими мечтами. Талант Гамины не столько магического свойства, сколько проистекает из особенностей ее мышления. Ее мысленная речь - это и волшебное, и вполне естественное явление, но истинный ее дар - это отзывчивая, чистая, чуткая душа.

Джеймс кивнул.

- Не могу с этим спорить. Она просто чудо. .

- Да, - согласился Паг. - Я изучал ее дар очень внимательно и теперь даже лучше ее знаю, как далеко простираются ее таланты и где их предел. Не будь тебя, она осталась бы здесь и приняла бы на себя те обязанности, что исполняла ее мать: почти все время, что мы здесь живем, Кейтала была руководителем нашей общины. Гамину мне бы хотелось избавить от этого. В детстве ей досталось немало горя и боли - похоже, как и тебе.

- Да, у нас много общего, - согласился Джеймс.

- Не сомневаюсь, - ответил с едва заметной улыбкой Паг. - Но так и должно быть у хороших друзей, у мужей и жен. Я многого лишусь, когда уедет Кейтала, гораздо большего, чем она думает. - В этот миг Джеймс увидел перед собой человека, отделенного от всех остальных непостижимым бременем ответственности, человека, который вот-вот лишится одной из немногих родственных ему душ, способной хоть на время облегчить его ношу, согреть его теплом любви. На мгновение душевные муки отразились на лице Пага, но вот он снова овладел собой. - Когда она уедет, я займусь большими делами, оставив "мелкие" проблемы Звездной Пристани, Долины Грез да и всего Королевства. Но тем, кого я люблю, мне бы хотелось пожелать того, чего желают всем близким, - мирного дома, чудесных детишек, жизни, которую не тревожат раздоры и войны. Я хочу, чтобы они были по возможности счастливы. Гамина открыла мне свое и твое сердце. И я хочу благословить вас.

Джеймс вздохнул с облегчением.

- Надеюсь, и Арута поймет меня. Мне ведь нужно его позволение для женитьбы.

- Это нетрудно, - поведя руками, Паг сотворил шар сероватого тумана. Внутри шара стали появляться какие-то предметы, и вдруг Джеймс обнаружил, что смотрит на Аруту, сидящего за столом у себя в кабинете в Крондоре, словно между двумя комнатами, разделенными стеной, появилось окно. Арута поднял взгляд и, привстав от удивления, произнес:

- Паг?

- Да, ваше высочество, - ответил Паг. - Прости, что прерываю тебя, но мне нужно попросить тебя кое о чем.

Арута сел в кресло, отложил в сторону перо и спросил:

- Что я могу для тебя сделать?

- Ты помнишь мою дочь Гамину?

- Конечно помню, - ответил Арута.

- Мне бы хотелось выдать ее за человека... весьма высокопоставленного. За одного из твоих придворных баронов.

Арута увидел Джеймса за плечом Пага и улыбнулся.

- Похоже, нам придется устраивать придворную свадьбу. Ты имеешь кого-то в виду, Паг?

- Мне кажется, барон Джеймс - весьма подходящая партия.

Улыбка Аруты стала шире.

- Очень и очень подходящая, - произнес он с преувеличенной серьезностью. - Когда-нибудь он станет герцогом, если только не погибнет из-за своей непоседливости раньше. Жена могла бы сыграть положительную роль. Я уж думал, он никогда не женится, и очень рад, что ошибался. В его возрасте я был женат уже десять лет. Ну, если он согласен, считайте, что получили мое позволение.

- Он согласен, не беспокойся, - улыбнулся Паг. - И он, и моя дочь совершенно согласны в этом вопросе.

Арута сел, откинувшись в кресле и улыбаясь своей однобокой улыбкой.

- Хорошо. Как только он вернется из Кеша, устроим пышную свадьбу.

- Вообще-то я думал о менее пышной, но более скорой церемонии. Она хочет сопровождать его в поездке.

Арута помрачнел.

- Боюсь, этого я не могу одобрить. Джеймс, наверное, рассказал тебе об опасностях...

- Я хорошо представляю грозящие опасности, Арута, - перебил его Паг. - Но, наверное, ты не знаешь о том, каким даром обладает моя дочь. Мне известно многое из того, что происходит в Кеше. Она поможет твоим сыновьям и послу, если что-нибудь случится.

Арута, немного подумав, кивнул..

- Да, если ты ее отец, думаю, она обладает некоторыми способностями, которые могут помочь в трудные времена. Хорошо. Так и сделаем. Пусть поженятся, когда сочтешь подходящим, а по возвращении в Крондор устроим пышную свадьбу. Ни жена, ни дочь мне не простят, если из-за меня упустят возможность пощеголять в новых нарядах.

- Свадьба при дворе? - удивился Джеймс. Арута выразительно кивнул.

- Ты, наверное, забыл, что Гамина - родственница королевской семьи, как и все семейство Пага. Наш кузен Уилли будет герцогом Звездной Пристани. Так что, женившись, ты войдешь в нашу семью, - и, притворно вздохнув, принц добавил: - хотя эта мысль меня и не очень радует.

- Спасибо, Арута, - произнес Паг.

- Всегда рад помочь тебе, Паг. И тебе, Джимми, - ответил принц с искренней улыбкой. - Будь так же счастлив в браке, как и я.

Джеймс кивнул. Очень немногие, кроме него, знали, как горячо любит принц Крондора свою принцессу.

- Надеюсь, что так и будет.

- Тогда я сделаю вам свадебный подарок. - Выдвинув один из ящиков письменного стола, Арута достал небольшой свиток. - Когда ты вернешься, я вручу тебе...

- Я могу передать его прямо сейчас, если ты, Арута, хочешь, - вмешался Паг.

Может быть, принц и был удивлен, но ничем не выдал этого. Он ответил:

- Если тебя не затруднит...

Паг повел рукой, закрыл глаза - и свиток, исчезнув из руки Аруты, оказался в его руке. Арута смотрел на чародея широко раскрытыми глазами. Паг вручил пергамент Джеймсу:

- Это тебе.

Джеймс, не веря себе, прочитал документ и сказал:

- Это грамота на графский титул. И должность королевского министра.

- Я собирался вручить ее тебе, когда ты вернешься. Ты заслужил эту награду, Джеймс. А когда Гардан отойдет от дел, ты станешь канцлером Западных земель.

Джеймс усмехнулся, а Паг и Арута вспомнили мальчишку-вора, которого встретили много лет назад.

- Благодарю, ваше высочество.

- Ну а теперь мне пора вернуться к работе, - сказал Арута.

- Желаю доброго вечера вашему высочеству, - произнес Паг.

- И вам того же, господа мои милорд и граф.

Паг взмахнул рукой, и шар исчез.

- Вот это да, - произнес Джеймс, глядя на свиток в своей руке.

- А мы должны обсудить и еще кое-какие дела помимо твоей свадьбы, Джеймс. - Паг пригласил Джеймса к столику, на котором стоял графин с крепким красным вином и два бокала. Они сели, налили себе вина, и Паг начал: - Звездная Пристань никогда не будет ничьим оружием. И я знаю, как это сделать. Мой сын не унаследует титул герцога Звездной Пристани. Мне кажется, он предпочитает военную карьеру. Уэйтум и Керш, которых ты видел, когда приехал сюда, после моего отъезда станут управлять островом, а потом будет выбран еще один человек, чтобы создать триумвират чародеев - они и будут вершить дела на благо жителей острова. Совет может быть увеличен, если это им покажется необходимым. Но Лиам не всегда будет сидеть на троне Королевства Островов, а я бы не хотел, чтобы власть над Звездной Пристанью оказалась в руках человека, подобного безумному королю Родрику. Я знал его, и, если бы ему удалось собрать чародеев, как мы собрали их в Звездной Пристани, мир бы дрогнул. Я помню, какой хаос воцарился на Келеване, когда во время Войны Врат часть чародеев примкнула к Имперскому Стратегу. Нет, Звездная Пристань должна навсегда остаться вне политики.

- Как дворянин королевства я не могу не признать, что ты близок к измене, - произнес Джеймс вставая. Он подошел к открытому окну. Посмотрев на ночной остров, он улыбнулся. - Но как человек, который рано выучился думать самостоятельно, я не могу не оценить твою мудрость.

- Тогда ты поймешь, почему я верю, что ты всегда останешься голосом разума в Совете лордов.

- Пусть мой голос там не очень громкий, - ответил Джеймс, - зато я рискну говорить от твоего лица. Но ты ведь понимаешь, что многие могут решить: раз ты не абсолютно лоялен по отношению к Королевству, значит, ты - враг?

Наг кивнул.

- Ну а теперь о других делах. Пригласим священника из берегового города. У нас на острове нет храмов - наши отношения с теми, кто практикует религиозную магию, не очень... м-м-м сердечные.

- Вы вторгаетесь в их владения, - улыбнулся Джеймс.

- Так многие думают, - вздохнул Паг. - Ты знаешь, те немногие жрецы, которых я уважаю, либо уже умерли, либо находятся далеко отсюда. Боюсь, с ростом нашего могущества растут подозрения среди жрецов самых влиятельных храмов Рилланона и Кеша. Но отец Мариас, который служит в маленьком храме Килиан в деревне, кажется, достаточно приятный человек. - Паг просветлел лицом. - Он согласится провести свадебную церемонию. И, посерьезнев, Паг добавил: - Может быть, ты не поймешь того, что я сейчас тебе скажу. Но, если когда-нибудь тебе придется выступать от моего имени, скажи: "Если говорить правду, магии здесь никакой нет".

- Не понимаю, - сказал Джеймс.

- Я так и думал. Ничего страшного. Если бы ты понимал, то не ехал бы сейчас в Кеш - я бы убедил Аруту оставить тебя здесь. Просто запомни мои слова. А теперь пойди разыщи мою дочь и скажи ей, что церемония состоится послезавтра. Можно не ждать еще четыре дня, пока наступит следующий день отдыха, - мы и так нарушаем много традиций.

Джеймс, улыбаясь, вышел из комнаты. Когда на лестнице затихли его шаги, Паг повернулся, чтобы взглянуть в окно, и, ни к кому не обращаясь, тихо сказал:

- Нам всем не мешает повеселиться. Слишком много мрачных дней впереди.

Все жители Звездной Пристани, а также множество обитателей города на берегу озера - те, кто смогли переправиться на остров, - столпились вокруг осанистого священника. Отец Мариас улыбнулся и поманил к себе Джеймса и Гамину. Жрец был похож на большого розовощекого ребенка - словно так и не повзрослев, он уже начал седеть и лысеть. Его зеленая ряса и шитая золотом накидка были потертыми и ветхими, но он носил их с достоинством аристократа. Отец Мариас был счастлив, что ему довелось проводить свадебную церемонию. Его паства состояла в основном из рыбаков и фермеров и очень часто ему приходилось исполнять скорбный долг, проводя обряды погребения. Поэтому его всегда очень радовали свадьбы и посвящения новорожденных Богине Всего Живого.

- Идите сюда, дети мои, - произнес он. Гамина и Джеймс медленно приблизились к нему. Джеймс был облачен в то платье, в котором ему предстояло представляться императрице: в белую тунику, темно-синие штаны в обтяжку и черные сапоги. Поверх была накинута белая куртка, вышитая золотой нитью. На голове красовался берет - последний крик моды - такой большой, что, надетый набекрень, свисал почти до левого плеча; берет украшали серебряная пряжка и перо белой совы.

Рядом с Джеймсом стоял Локлир, одетый примерно так же, но с тем отличием, что золотой и серебряной вышивки на его платье было больше. Он оглядывался, убежденный, что новая мода здесь может показаться смешной и странной, но, кажется, никто так не считал. Все взгляды были устремлены на невесту.

Гамина была одета в простое платье цвета лаванды; на грудь девушкиспускалась единственная нитка изумительно красивых жемчугов. Платье в талии было перехвачено широким поясом с серебряной пряжкой, тоже усаженной жемчугом, а чело украшал венок из цветов - традиционный "венец невесты".

- Итак, - произнес Мариас голосом, в котором слышался мелодичный акцент уроженца южного берега Моря Королевства, - вы явились ко мне, чтобы заявить о своем намерении вступить в брак; позвольте же мне сначала сказать вам несколько слов. Килиан, богиня, которой я служу, взглянула на мужчину и женщину, когда их создал Ишап, Тот, Что Превыше Всех, и увидела, что они живут порознь. Услышав их и пожалев. Богиня Зеленого Молчания сказала: "Вы не должны жить порознь". Тогда она и придумала брак, чтобы связать мужчину и женщину священными узами. Брак - это сплав душ, рассудков и сердец. Брак - это когда двое становятся единым целым. Понимаете ли вы меня? - Он взглянул жениху и невесте в глаза. И Гамина и Джеймс кивнули. Обращаясь к собравшейся толпе, Мариас сказал:

- Джеймс Крондорский, граф двора принца, и Га-мина, дочь герцога Пага и герцогини Кейталы, пришли сюда, чтобы дать друг другу клятву, а мы станем свидетелями их клятвы. Если есть здесь кто-нибудь, кто считает, что им не следует жениться, пусть выйдет вперед и скажет или же никогда об этом не говорит. - Если и были какие-то возражения, Мариас не стал их дожидаться. Он продолжал: - Джеймс и Га-мина, знайте, что с этого момента и на всю жизнь каждый из вас - только часть другого. Теперь вы - одна семья. Джеймс, эта женщина хочет провести с тобой всю жизнь. Берешь ли ты ее себе в жены, зная, что она теперь - единственная для тебя женщина до самой смерти?

- Да, - ответил Джеймс и надел на безымянный палец левой руки Гамины золотое кольцо.

- Гамина, этот человек хочет провести с тобой всю жизнь. Берешь ли ты его себе в мужья, зная, что теперь он - единственный для тебя мужчина до самой смерти?

- Да, - ответила Гамина, улыбаясь, и надела обручальное кольцо на палец Джеймса.

- Мы свидетельствуем здесь, что Джеймс и Га-мина перед лицом людей и богов поклялись принадлежать друг другу.

- Свидетельствуем, - подхватил хор собравшихся.

- Ну вот, - улыбаясь, произнес румяный священник. - Церемония завершена. Вы - муж и жена.

- Все? - Джеймс огляделся.

Мариас рассмеялся.

- У нас, господин мой, все просто. А теперь поцелуй свою жену, и давайте праздновать.

Джеймс засмеялся, обнял Гамину и поцеловал ее. Толпа радостно закричала; в воздух полетели шапки.

С краю в толпе стояли два человека, которых свадебное торжество нисколько не трогало. Худой угловатый мужчина с трехдневной щетиной на щеках взял другого за локоть и отвел подальше. На них была одежда, которую можно было бы описать как потертую и рваную, и пахло от них так, что вряд ли бы кто остался доволен, встань они поближе. Оглянувшись, чтобы убедиться, что их не подслушивают, тощий сказал:

- Граф Джеймс Крондорский. Барон Локлир. Это значит, что вон те два рыжих драчуна - сыновья Аруты.

Второй мужчина, толстый и низенький, но широкий в плечах, был явно удивлен наблюдательностью приятеля.

- Не так уж часто тут встречаются принцы. А, Лейф? - спросил он простодушно.

- Ты дурак, Риз, - ответил тощий сердито. - Есть люди, которые хорошо заплатят за эту новость. Поезжай в таверну "Двенадцать Стульев" на краю пустыни - принцы, скорее всего, выберут именно эту дорогу. Ты знаешь, кого там спросить. Передай нашим кешианским друзьям, что принцы Крондора и их эскорт едут из Звездной Пристани, и не парадной колонной, а потихоньку. Их немного. И дождись меня. Да не пропей все деньги, которые получишь, не то я выпущу тебе кишки!

Риз посмотрел на приятеля так, словно и помыслить о подобном не мог. Лейф продолжал:

- Я поеду за ними и, если они свернут, дам тебе знать. Они, конечно, везут золото и ценные подарки ко дню рождения императрицы. Взять всего двадцать человек - и мы будем богачами всю оставшуюся жизнь, - пусть только бандиты перережут им глотки и отдадут нам нашу долю.

Оглядев пустынный берег, мужчина по имени Риз спросил:

- Но как я попаду туда, Лейф? Все перевозчики веселятся на свадьбе.

- Укради лодку, болван, - прошипел Лейф сквозь стиснутые гнилые зубы.

Риз обрадовался.

- Тогда я прихвачу немного еды...

- Нет, ты поедешь сейчас же! - приказал ему Лейф, толкая его к берегу, где стояли никем не охраняемые лодки. - Украдешь что-нибудь в городе. Все здесь, так что это будет нетрудно. Но кое-кто, наверное, остался, так что будь поосторожнее.

Риз побежал вдоль берега, переваливаясь с боку на бок. Он высматривал лодку поменьше, чтобы можно было управиться с ней одному.

Принцы тихо сидели за обеденным столом, равнодушно глядя на радость новобрачных. Оба брата сгорали от нетерпения - так им хотелось поскорее отправиться в путь. Джеймс не сказал им, когда они уезжают, но Локлир обмолвился, что надолго они здесь не останутся, несмотря на неожиданные события последних двух дней.

Братья были очень удивлены тем, как внезапно влюбился их наставник, и в равной степени нисколько не удивились быстро полученному разрешению Аруты и скорой свадьбе.

Принцы выросли в мире, полном неожиданностей, где спокойная жизнь в любой момент могла быть прервана несчастьем. Войны, природные катастрофы, болезни были обычным явлением в их жизни, большую часть которой братья провели во дворце, видя, как их отец чуть ли не ежедневно сталкивается с этими проблемами.

Они наблюдали за отцом со стороны, не испытывая никаких сильных чувств, да и сейчас наблюдали за свадьбой, не разделяя всеобщего веселья. Им, скорее, было скучно.

Боуррик отпил простого зля из кружки и спросил:

- И это все, что у них есть?

Эрланд кивнул.

- Похоже. Судя по тому, что я вижу, тут и элем не особенно интересуются. Может быть, в деревне получше. - Братья встали со скамьи, поклонились графу и новой графине, а те кивнули принцам, покидающим стол.

- Куда? - спросил Боуррик брата.

- Не знаю, - ответил Эрланд. - Куда-нибудь. Где-то тут должны быть дочки рыбаков. Смотри - вон какие прехорошенькие лица! Не могут же все они быть замужем!

Кажется, Боуррик помрачнел, а не повеселел.

- Я больше всего хочу выбраться из этого гнезда колдунов и отправиться в путь.

Эрланд положил руку на плечо брата, соглашаясь с ним. Им постоянно напоминали об ответственности, но принцы чувствовали, что их опекают со всех сторон, а обоим очень хотелось действия, движения. Пока же жизнь была слишком пресной на их вкус.

Глава 5 НА ЮГ

Стражники засмеялись.

Джеймс повернулся, чтобы посмотреть, что их развеселило, и увидел подходивших принцев. Эрланд был одет в невообразимо длинную и толстую кольчугу, которая весила по меньшей мере в пять раз больше, чем его обычные кожаные доспехи; через плечо был перекинут потрепанный красный плащ. Но смеялись больше над его братом, который был облачен в плащ, видавший лучшие дни и доходивший ему до пят. По рукавам и краю капюшона плаща ярко-лилового цвета с переливами тянулась золотая вышив-ка - таинственные символы - когда-то это была парадная одежда чародея. На боку принца, там, где полагается быть мечу, висел деревянный посох, на ручке которого был укреплен шар из мелочно-белого стекла. Кулган или кто-нибудь из кешианских чародеев в таком наряде выглядел бы вполне уместно, но на Боуррика нельзя было смотреть без смеха.

- Куда это они нарядились? - спросил, смеясь, Локлир, подойдя к Джеймсу.

Джеймс вздохнул.

- Не представляю. Что все это значит? - обратился он к принцам.

Эрланд усмехнулся.

- Мы нашли место, где играют в пой-кир - здесь его называют покер. Нам не очень везло.

- Я проиграл плащ какому-то лодочнику, - сказал Боуррик, - а меч - человеку, который, наверное, уже продал его за бутылку вина. А потом мне попался чародей, который слишком полагался на удачу и совсем не верил в точный расчет. Посмотри-ка.

Джеймс взглянул на старшего из братьев и заметил в его руке посох необычной формы.

- Ну и что это такое?

Боуррик вытащил посох из ножен и протянул его барону.

- Это волшебный посох. Шар в темноте светится, так что нам не понадобятся ни факелы, ни светильники. Ночью мы проверили, как он работает. Вполне сносно.

Джеймс кивнул, как бы в знак одобрения.

- А что еще он делает?

- Ничего, разве что является хорошей тростью, - ответил Эрланд. - Но знаешь, - сказал он, обращаясь к брату, - думаю, когда кто-нибудь кинется на тебя с окровавленной алебардой, ты пожалеешь, что у тебя в руках нет старого доброго меча.

- Еще бы, - поддержал его Локлир.

- Купим другой меч, когда приедем в какой-нибудь город, - ответил Боуррик.

- И новую одежду, - вздохнул Джеймс.

- Ты еще главного не видел, - рассмеялся Локлир. - Боуррик, покажи ему сапоги.

Ухмыляющийся Боуррик поднял подол плаща, и Джеймс изумленно покачал головой. На ногах у принца были сапоги из красной кожи; они доходили до середины икры и были украшены желтыми орлами.

- Я их тоже выиграл.

- Думаю, предыдущий владелец был очень рад проигрышу, когда поставил их на кон, - заметил Джеймс. - Ты одет так, словно разъезжаешь с бродячим цирком. Спрячь их скорее, этот контраст между сапогами и плащом просто режет глаз. Эрланд, а ты, похоже, решил в одиночку завоевать весь Кеш. Таких кольчуг я не видел со времен битвы при Сетаноне.

Локлир, одетый, как и Джеймс, в тунику из домотканого полотна и кожаный жилет, заметил:

- Тебе гораздо больше понравится эта кольчуга, когда мы доберемся до края пустыни.

Эрланд не успел ничего ответить - появились Га-мина и ее родители. Паг держал Кейталу за руку, и Джеймс понял, что она действительно очень больна. Может быть, вчера на свадьбе дочери она старалась выглядеть получше, но сегодня всем стало ясно, что жить Кейтале осталось не больше нескольких недель.

- Это прощание, Джеймс, - тихо сказала Кейтала, подойдя поближе к нему.

Джеймс молча кивнул.

- Нам будет очень тебя не хватать, - сказал он после паузы.

- И я буду скучать по всем вам. - Она положила ему на грудь руку, и Джеймсу показалось, что легкие пальцы тронули его сердце. - Мы просто исчезаем с глаз долой. Пока нас помнят, мы живы.

Джеймс, склонив голову, поцеловал ее в щеку.

- Мы всегда будем помнить тебя, - сказал он. Она поцеловала его в ответ и повернулась, чтобы проститься с дочерью.

Паг поманил Джеймса в сторону. Отойдя на такое расстояние, чтобы другие не слышали, чародей сказал:

- Сегодня вечером Кейтала вернется в свой мир. Откладывать нельзя, иначе ей может не хватить сил добраться от Звездных врат на Келеване до границ Турила. Друзья ей помогут, но все равно для столь больного человека путешествие будет тяжелым.

- Разве ты не поедешь с ней? - удивился Джеймс.

- Я должен заняться другими делами, - покачал головой Паг.

Джеймс вздохнул.

- Надеюсь, мы увидим тебя... - Он хотел добавить "скоро", но, заметив выражение лица Пага, запнулся.

Паг оглянулся на жену и дочь, которые, взявшись за руки, стояли молча. И Паг и Джеймс знали, что они разговаривают мысленно.

- Может быть, и нет. Боюсь, если я снова появлюсь здесь, немногие будут мне рады - мое появление будет означать, что пришли страшные времена, такие, как время битвы при Сетаноне.

Джеймс был еще мальчишкой, когда армии моррелов, Братства Темной Тропы, выступили под знаменами своего лже-пророка Мурмандрамаса. Те времена он запомнил навсегда. Он ясно помнил битвы при Арменгаре и Сетаноне, тогда небо раскололось и вернулись повелители драконов, и с их появлением чуть не погибли все люди. Постичь суть битвы, в которой была задействована магия и которой командовали Паг, Томас Эльвандарский, Макрос Черный и Арута, Джеймс никогда не мог.

- Значит, - сказал Джеймс, - тогда ты и будешь нам нужен более всего.

Паг пожал плечами, словно желая сказать, что это не обязательно так.

- В любом случае теперь многое будет зависеть от помощи тех, кто на нашей стороне.

- Что я могу сделать?

- Первое тебе будет нетрудно, - улыбнулся Паг. - Люби мою дочь и заботься о ней.

- Никто лучше меня не сделает этого, - улыбнулся в ответ Джеймс.

- И приглядывай за ее братом.

- Паг, Уилли - хороший, офицер. За ним не надо приглядывать. Думаю, через несколько лет он станет капитаном гвардейцев принца.

Паг еще раз пожал плечами; не всякий мог заметить, как он разочарован тем, что его сын нынче не с ним. О размолвке отца и сына никогда не говорили.

- Во-вторых, я хочу, чтобы ты поддерживал независимость Звездной Пристани.

- Хорошо.

- И помни, о чем я просил сказать, если тебе придется говорить от моего имени.

- Да, - ответил Джеймс. - Я помню. Хотя, находясь на острове, где все жители так или иначе практикуют магическое искусство, не могу не удивляться, что за бессмыслицу мне надо помнить.

Паг похлопал его по плечу.

- Это не бессмыслица. Никогда не совершай эту ошибку - не считай бессмыслицей то, чего тебе пока не понять. Эта ошибка может погубить тебя.

Небольшой отряд направился к паромам, а Джеймс на ходу оглянулся на принцев.

Боуррик и Эрланд болтали о предстоящем путешествии - они были рады проститься наконец с такой, как они считали, скучной для них мирной жизнью, а Джеймс вдруг подумал - не пожалеют ли все они о том, что больше не найдут такого покоя?

Порывы ветра бросали в лицо мелкий песок. Братья натянули поводья. Гамина, поглядев на горизонт, громко, так, чтобы все могли ее слышать, сказала:

- Судя по небу, непохоже, что эта буря надолго. Однако она может сильно помешать нам.

Они ехали вдоль края пустыни Джал-Пур по дороге в Нар-Айаб, самый северный город Империи Великого Кеша. Голое плато очень походило на пустыню; лишь кое-где виднелись негустые заросли деревьев и кустарников, расположившихся в основном по берегам небольших ручьев, которые сбегали с холмов у подножья гор, известных у кешианцев под названием Звездных столпов.

Джеймс указал вдаль, туда, где дорога взбиралась на холм, - к ним навстречу ехала группа всадников.

- Это пограничная стража кешианцев, - крикнул он. - Сержант! Пора доставать сигнальные флажки.

По приказанию сержанта вперед выехали двое гвардейцев. Они быстро достали из седельных сумок отрезки древков и скрепили их между собой. Поднявшихся из ложбины патрульных встречали два королевских штандарта - каждый со своим расположением цветов принцев Крондорских.

Капитан патруля - темнокожий человек, у которого клочковатая борода была серой от въевшейся пыли, - махнул рукой, приказывая своему отряду остановиться. Отряд состоял из воинов довольно угрожающего вида. У каждого на высоком седле висел лук, в руках был круглый щит, на поясе - кривая сабля, за плечом - пика. Все они были одеты в грубые штаны, заправленные в высокие сапоги, белые полотняные рубахи, кожаные жилеты и металлические шлемы; длинные льняные выпуски шлемов закрывали шеи и плечи.

- Здорово, правда? - спросил Боуррик у Эрланда. - Солнце не печет шею, а если поднимется ветер, краем можно закрыть лицо от песка.

Эрланд вздохнул и ничего не ответил. В тяжелой кольчуге ему было очень жарко.

Командир кешианского патруля подъехал к Джеймсу. Он внимательно оглядел пропыленных и потрепанных всадников, не веря, что эти грязные усталые путники и в самом деле - королевский караван из Королевства Островов. Наконец он отсалютовал всем вместе и никому в отдельности - просто поднял руку к шлему, развернув ее ладонью наружу.

- Добро пожаловать, господа мои... и госпожа. Джеймс выехал вперед.

- Я - Джеймс, граф Крондорский, имею честь представить их королевские высочества, принцев Боуррика и Эрланда.

Принцы слегка склонили головы, и командир патруля кивнул головой в ответ.

- Я - сержант Раз-аль-Фави, господин мой; что привело столь высокопоставленных особ в наши унылые места?

- Мы едем в город Кеш на празднование юбилея императрицы.

Сержант пожал плечами - мол, пути богов неисповедимы для смертных, да и соображения знати не всегда понятны простым людям.

- Я думал, что такие знатные господа, как вы, будут путешествовать... более пышно.

Ветер подул сильнее, лошади начали переминаться с ноги на ногу и заржали.

- Мне кажется, лучше ехать незаметно, но быстро, чем медленно тащиться с кортежем, сержант, - ответил Джеймс громко, чтобы перекричать шум ветра. - Поднимается буря. Можем мы ехать?

Капитан развернул лошадь и ответил:

- Конечно, господин мой. Я со своими людьми еду в таверну "Двенадцать Стульев", чтобы переждать бурю в надежном месте. Предлагаю вам присоединиться к нам.

- А насколько опасна буря?

Сержант, как и Гамина до него, посмотрел на горизонт.

- Кто знает? Пыльные бури, которые поднимаются в пустыне, бывают и долгими, и короткими. Если бы я был спорщиком, я бы поставил на то, что эта буря скоро кончится. И все же лучше укрыться где-нибудь.

- Тогда мы поедем дальше, - сказал Джеймс, - на последней остановке мы задержались дольше, чем планировали, а опаздывать на празднование не годится.

Сержант пожал плечами - ему явно было все равно.

- Обиды императрице, будь благословенно ее имя, следует избегать изо всех сил. Она часто милосердна, но редко прощает. Да будут боги с вами в пути, господа мои.

Патруль дал дорогу, и отряд из Королевства возобновил свой путь по твердо утоптанной полоске земли, которая на северной границе Империи считалась дорогой.

Они ехали мимо кешианцев, и Боуррик кивнул Эрланду, который тоже внимательно разглядывал грязных усталых солдат. Каждый из них выглядел закаленным бойцом, и молодых среди них не было. Эрланд сказал брату:

- На наших границах у них служат ветераны. Джимми, услышав, ответил громко, чтобы все его слышали:

- В Кеше хватает ветеранов. Человек, который уходит из армии в отставку, должен прослужить двадцать лет, подавляя восстания и сражаясь в гражданских войнах. У наших границ они держат десятую часть своей армии.

- Почему же они нас боятся? - спросил Боуррик.

Джеймс покачал головой.

- Каждая страна всегда боится своих соседей. И это так же верно, как и то, что на небе - три луны. Если соседняя страна больше твоей, ты боишься, что она нападет на тебя и захватит твою страну. Если меньше - ты боишься их зависти и сам нападаешь на них. Так что рано или поздно, а война всегда случается. Эрланд рассмеялся.

- Это все же лучше, чем совсем ничего не делать.

Джеймс взглянул на Локлира. Им обоим довелось повидать слишком много, когда они были еще моложе, чем близнецы сейчас. Поэтому они не могли согласиться с Эрландом.

- Всадники!

Солдат указал на далекий горизонт, где ветер поднял клубы черной пыли. Там показались всадники. Они разделились и пустили лошадей вскачь.

- Гамина! Назад! - крикнул Джеймс, вытаскивая меч. Солдаты последовали его примеру.

- Бандиты! - крикнул один из них, подъезжая к Боуррику. Принц инстинктивно потянулся за мечом и схватил только посох. Проклиная судьбу, он развернул лошадь, направившись назад, туда, где Гамина пыталась собрать вьючных лошадей, чтобы они не разбежались. Увидев, что ей не справиться с четырьмя лошадьми, Боуррик спрыгнул с лошади и взял у женщины поводья двух коней.

Звон стальных клинков заставил Боуррика развернуть лошадей крупами к ветру - он успел увидеть, как первые бандиты налетели на солдат. Он пытался найти взглядом Эрланда, но лошади кружили на месте, пыль клубилась, и ничего нельзя было разглядеть.

Вот заржала лошадь, а всадник, громко ругаясь, полетел на землю. Крики и шум стычки заглушались воем ветра. Бандиты выбрали подходящее время для нападения - путешественники, почти ослепленные пыльной бурей, оказались очень уязвимыми, и бандитам удалось потеснить отряд принцев.

Но гвардейцы гарнизона Аруты были опытными воинами - они быстро собрались и перегруппировались. Солдаты следовали приказам барона Локлира. И вдруг всех накрыла туча песка, поднятого ветром; людям показалось, что солнце померкло.

Боуррик пытался удержать лошадей, напуганных ветром и запахом крови.

Неожиданно его толкнули, и он выпустил поводья. Упав на землю, принц перекатился на бок и поднялся. Он стал искать Гамину - не пострадала ли она. Оглядевшись, он увидел только сражающихся воинов. Тогда он позвал ее и услышал мысленный ответ:

- Со мной все в порядке, Боуррик. Позаботься о себе. Я постараюсь не упустить вьючных лошадей.

Пытаясь "подумать" в ответ, Боуррик крикнул:

- Берегись бандитов! Они попробуют отбить лошадей! - Он посмотрел, нет ли где оброненного оружия, но ничего не нашел.

И тут он увидел, что к нему во весь опор несется один из его солдат, что-то выкрикивая. Боуррик не расслышал слов, но почувствовал, что надо оглянуться. Он резко повернулся - совсем рядом с ним оказалось двое бандитов: один бросился навстречу гвардейцу, а второй повернул лошадь к принцу.

Боуррик кинулся под ноги лошади, чтобы она споткнулась и выронила седока. Лошадь ударила принца грудью, он упал на землю, но тут же вскочил, приготовившись к драке. Всадник тоже поднялся. Он был вооружен. Боуррик вытащил посох, пытаясь защититься хоть с его помощью. Бандит широко замахнулся, и принц, отбив удар, ткнул противника ручкой посоха в живот. Бандит издал кашляющий звук и осел на землю. Боуррик сломал посох о голову бандита; умер тот или просто потерял сознание, у Боуррика не было времени проверять. Он поднял саблю бандита - тяжелую, с коротким лезвием - такой удобно биться только в тесноте, она не столь остра, как мечи-скимитары, которыми пользовались многие разбой-ники, и не такая острая, как хорошая рапира.

Боуррик повернулся, пытаясь понять, что происходит. Перед ним в клубах пыли и песка мелькали какие-то тени и раздавались ругательства. И вдруг он даже не услышал, а скорее почувствовал, что за его спиной кто-то есть. Он отшатнулся, и удар, который мог бы раскроить ему череп, пришелся по виску вскользь. Упав, Боуррик откатился в сторону от всадника, который напал на него. Он был уже на коленях и вскочил бы, но попал под ноги лошади - противник использовал ее вместо оружия. Оглушенный, принц рухнул на землю и сквозь красную пелену, застлавшую взор, увидел всадника, который, соскочив с лошади, встал над ним. Принц отстранение наблюдал, как бандит занес ногу в тяжелом сапоге и ударил его в висок.

Джеймс развернул лошадь и двинулся наперерез бандиту, который направлялся к вьючным лошадям. Бандит резко свернул, и Джеймс вдруг оказался в сравнительно спокойном месте в самом центре схватки. Он огляделся, пытаясь найти принцев, и увидел Эрланда, который сбил одного из бандитов с лошади;

Боуррика нигде не было видно.

Сквозь завывания ветра Джеймс услышал крик Локлира:

- Ко мне! Ко мне!

Бросив искать Боуррика, Джеймс развернул лошадь, чтобы присоединиться к собиравшемуся отряду гвардейцев. Следуя отрывистым командам, солдаты перестроились, и вот уже не группа захваченных врасплох охранников, а отряд самых опытных бойцов Королевства Островов готовился встретить очередную атаку врага.

Колючий ветер засыпал песком глаза, и от него невозможно было укрыться - новый сильный порыв бури поднял на поле боя вихрь песка и пыли, но, как только он стих, схватка продолжилась. Сталь ударялась о сталь, раздавались крики, проклятья, хрипы распоротых глоток.

Потом налетел очередной порыв ветра. Он оказался просто ослепляющим - нельзя было повернуться к ветру без риска потерять зрение. Джеймс, прикрывая лицо рукавом, подставил ветру спину, остро сознавая, что ничем со спины не защищен, но поделать ничего не мог. Его слегка утешила мысль, что и напавшие на них тоже беспомощны.

Ветер стал слабее, и Джеймс развернул лошадь, чтобы встретить любого нападавшего лицом к лицу. Но бандиты, как порождения дурного сна, исчезли вместе с клубами пыли.

Оглядываясь, Джеймс видел только своих солдат. По приказу Локлира солдаты спешились, крепко держа поводья лошадей, - порывы ветра опять усилились.

- Ты не ранен? - крикнул Локлир.

Джеймс жестом показал, что нет.

- Где Гамина? - крикнул он Локлиру.

Локлир указал назад.

- Она была с вьючными лошадьми. Боуррик помогал ей.

Джеймс услышал мысли Гамины.

- Я здесь, любимый. Со мной все в порядке. Но Боуррика и одного из гвардейцев захватили бандиты.

- Гамина говорит, что Боуррик и кто-то из стражников захвачены бандитами! - закричал Джеймс.

Локлир выругался.

- Нам придется ждать, когда уляжется буря. Джеймс попытался вглядеться в пыльную мглу - дальше десятка футов уже ничего не было видно. Да, приходилось ждать.

Боуррик застонал: пинок под ребра привел его в чувство. Над головой по-прежнему бушевала буря, но в узкой расщелине, где укрылись бандиты, было относительно тихо. Принц приподнялся на локте и обнаружил, что его руки скованы цепью непривычного для него вида.

Рядом с ним без сознания лежал, связанный, один из его гвардейцев. Судя по крови, запекшейся в волосах, он был серьезно ранен в голову. Корявая рука, дернув цепь, сковывавшую руки Боуррика, развернула его лицом к человеку, который и пнул принца. Мужчина присел перед Боурриком на корточки. Он был тощ, коротко подстриженная черная борода походила скорее на длинную щетину. Тюрбан, когда-то роскошный, выцвел и кишел вшами. Одет он был в простые штаны и тунику. На ногах - высокие сапоги. Позади него стоял другой - в кожаном жилете, открывавшем голую грудь. Его голова была обрита, и только с макушки свисал длинный локон, а в ухе виднелось большое золотое кольцо. По этим признакам Боуррик догадался, что перед ним один из членов гильдии работорговцев из Дурбина.

Первый человек кивнул Боуррику, потом посмотрел на гвардейца, у которого все лицо было залито кровью, и отрицательно покачал головой. Работорговец, дернув цепь, поднял Боуррика на ноги, а тощий вытащил кинжал. Прежде чем/Боуррик сообразил, что тот собрался делать, человек в тюрбане перерезал гвардейцу горло.

Работорговец хрипло зашептал Боуррику в ухо:

- Без шуток, колдун. Эти цепи неподвластны колдовству, или Москанони-торговец получит на обед мой кинжал. Выступаем немедленно, и твои друзья не смогут тебя разыскать. Скажешь хоть одно слово - и я тебя прикончу. - Он говорил на северном кешианском диалекте.

Боуррик, у которого после удара еще кружилась голова, только слабо кивнул в ответ. Работорговец потащил его по расщелине туда, где несколько бандитов возились с большим тюком. Один из них тихо выругался. Спутник работорговца подошел к нему и схватил за руку:

- Что ты нашел? - спросил он на языке пустыни - смеси кешианского, наречия королей и языка жителей Джал-Пура.

- Женская одежда, сушеное мясо и сухари. Где обещанное золото?

Тощий - похоже, он тут был главным - тоже выругался.

- Убью этого Лейфа. Он сказал, что аристократы везут золото императрице.

Работорговец покачал головой, словно ожидал услышать нечто подобное.

- В следующий раз не будешь доверять дуракам. - Он глянул вверх, туда, где свистел ветер, и сказал: - Буря утихает. От нас до его друзей, - он кивнул на Боуррика, - всего несколько ярдов. Не хотелось бы, чтобы нас здесь нашли.

Тощий повернулся к нему:

- Этой бандой командую я, Касим. - Он был разъярен. - Я скажу, когда идти, а когда стоять.

Работорговец пожал плечами.

- Если мы сейчас не уедем, нам придется опять сражаться, Лютен. И на этот раз они будут готовы. И мне кажется, что у этого сброда мы не найдем ни золота, ни драгоценностей.

Лютен оглянулся.

- Эти вооруженные солдаты...

Он прикрыл глаза и заскрипел зубами. Боуррик понял, что это человек буйного темперамента; будучи прирожденным лидером, он держал своих людей в повиновении не только силой духа, но еще и угрозами. Кивнув на Боуррика, он сказал:

- Убей его, и поедем.

Касим встал перед Боурриком, словно пытаясь заслонить его, и сказал:

- Мы договорились, что я всех пленников получу как рабов. Иначе мои люди не поехали бы с твоими.

- Ба! - воскликнул Лютен. - Да они нам и не понадобились. С солдатами мы бы и сами справились. Этот дурак Лейф нас всех обманул.

Ветер начал стихать.

- Не знаю, кто глупее, - сказал Касим, - дурак или тот, кто его слушает, но этого человека я отвезу на аукцион. В Дурбине он принесет мне прибыль. Иначе гильдии не понравится мое путешествие, не принесшее никакой прибыли.

Повернувшись к Боуррику, Лютен грубо спросил:

- Ну, ты! Где золото?

- Золото? - переспросил Боуррик, изображая непонимание.

Лютен, шагнув вперед, ударил Боуррика по лицу.

- Да, золото, которое какие-то дворяне везли в подарок императрице.

Боуррику пришлось сочинять на ходу.

- Дворяне? Мы обогнали какой-то отряд. Там было не то два, не то три восокородных с охраной, и они ехали... в таверну. В "Двенадцать Стульев", кажется. Мы... мы торопились, потому что торговец шкурами хотел довезти их дубильщику, пока они не загнили.

Лютен завизжал от злости. Два человека поблизости от него встревоженно схватились за мечи.

- Тихо, - велел Касим.

Лютен сплюнул в сторону Касима и вытащил кинжал.

- Не приказывай мне, работорговец, - он направил кинжал на Боуррика. - Он мне лжет, и я вытрясу из него побольше, чем сапоги в обмен на жизнь трех человек!

Боуррик, опустив взгляд, заметил, что красные сапоги, которые он выиграл в карты, красуются теперь на ногах Лютена. Кажется, пока принц был без сознания, его хорошенько обыскали. Лютен оттолкнул Касима и подошел вплотную к Боуррику.

- ...Я выбью из него правду! - Он отвел кинжал назад, словно собираясь полоснуть Боуррика, и вдруг замер. На его лице появилось печальное, почти извиняющееся выражение; он рухнул на колени.

Касим вытащил кинжал из спины Лютена, схватил его за волосы и сказал:

- Никогда не угрожай мне, болван. - И, быстрым рывком отдернув голову бандита назад, полоснул его кинжалом по шее. - И никогда не поворачивайся ко мне спиной. - Глаза Лютена закатились, Касим разжал пальцы, и тело бандита упало к ногам Боуррика. - Пусть это послужит тебе уроком в твоей будущей жизни. Теперь я командую, - сказал он разбойникам Лютена. Никто не возражал. - Если не будешь мне мешать, - обратился он Боуррику, - я оставлю тебя в живых. Понял?

Боуррик кивнул.

- Собирайтесь, - велел Касим бандитам. Внимательно посмотрев на разбойников, словно ожидая от них возражений, и не заметив протеста, он прибавил: - В оазис у Сломанных Пальм.

- Что ты умеешь делать? - работорговец стоял на Боурриком, который медленно приходил в себя. Принца привязали к лошади и заставили бежать за ней со связанными руками. Боуррик чувствовал себя совсем плохо. Он с трудом припомнил, как кончилась буря, потом - как они оказались в оазисе, где высились три пальмовых ствола, давным-давно сломанных жестоким ветром.

Боуррик потряс головой и по придворной привычке переспросил:

- Делать?

Работорговец решил, что его пленник еще не оправился от удара по голове.

- Какие штуки? Какой магией ты владеешь?

Боуррик понял, что работорговец принял его за чародея из Звездной Пристани. Ему захотелось рассказать, кто он есть на самом деле, но потом он представил, как отец получает письма с требованием выкупа, и передумал. Сказать правду всегда успеется. Касим ударил Боуррика но лицу.

- У меня нет времени быть с тобой вежливым. Твой отряд отстал от нас всего на несколько часов и будет тебя разыскивать. А если ты им не очень нравишься, то все равно здесь слишком много имперских патрулей. Так что мы быстро отсюда уберемся.

К работорговцу подошел один из бандитов.

- Касим, убей его, и поедем. На аукционах много денег за колдунов не дают - их слишком трудно держать в повиновении.

Касим, взглянув через плечо, ответил:

- Здесь я командую. И я решаю, кого убить, а кого вести на рынок.

- Я не чародей, - сказал Боуррик. - Я выиграл одежду в карты.

- Врет, - сказал второй, почесав свою черную бороду. - Это уловка, чтобы избавиться от цепей, а потом убить нас при помощи колдовства. Говорю же - убей его...

- Я сказал тебе - если ты сейчас не заткнешься, то стервятникам достанется еще один труп. Скажи людям, чтобы были готовы. Как только лошади напьются и отдохнут, мы сразу поедем, чтобы быть подальше от этих солдат. - Боуррику он сказал: - В тюках мы нашли несколько побрякушек. Этим головорезам хватит. А ты, колдун, моя добыча.

Боуррику удалось сесть, опираясь спиной на валун.

- Я не чародей.

- Да, но ты и не воин. Чтобы ездить невооруженным по краю пустыни, надо иметь или очень сильную охрану, или сильную веру в помощь богов. Вера - для жрецов, а ты не жрец. На дурака ты тоже не похож, хотя кто тебя знает... Ты. откуда? - спросил он, переходя с кешианского на наречие королей.

- Из Крондора, - Боуррик решил, что будет лучше, если он скажет полуправду. - Но я много ездил.

Работорговец сел на корточки.

- Ты совсем еще молодой. По-кешиански говоришь как высокородный, да и на наречии королей - так же хорошо. Если ты не колдун, то кто же?

- Я... учу, - ответил Боуррик. - Я знаю несколько языков. Я умею читать, писать и считать. Я знаю историю и географию. Могу назвать династии королей и императоров, имена самых родовитых аристократов и самых богатых купцов.

- Хватит! - перебил его Касим. - Убедил. Учитель, значит? Ну что ж, есть богатые люди, которым нужны грамотные рабы, чтобы обучать их детей. - Он встал, не дожидаясь ответа Боуррика. Уходя, он добавил: - Ты ценен для меня живой, учитель, но я нетерпеливый хозяин. Не мешай мне, и останешься в живых. Если разозлишь меня, я убью тебя быстрее, чем сплюну. По коням! - крикнул он банде. - Едем в Дурбин!

Глава 6 ДИЛЕММА

Эрланд развернул лошадь.

- Боуррик! - пытался перекричать он воющий ветер.

Джеймс и гвардейцы, державшие лошадей, посмотрели на, него. Граф крикнул:

- Слезай с лошади, пока она не убежала вместе с тобой!

Возбужденное животное фыркало и ржало - его пугали завывания ветра и колючие порывы, бросавшие в него песок. Ни дрессировка, ни твердая рука Эрланда уже не сдерживали лошадь. Принц, пропустив мимо ушей приказ Джеймса, продолжал, описывая все расширяющиеся круги, звать брата:

- Боуррик!

Гамина подошла к мужу.

- Когда ветер так свистит в ушах, сконцентрироваться трудно, но мысли идут оттуда, - закрыв лицо рукой, она повернулась и указала на запад.

- А Боуррик? - спросил Локлир, стоявший рядом с Джеймсом спиной к ветру.

Гамина, приподняв руку, закрыла лицо широким рукавом.

- Нет. Я не знаю, что это за люди, но его среди них нет. Когда я пытаюсь вспомнить его мысли во время боя...

- Ничего не выходит, - закончил Джеймс.

- Может быть, он без сознания? - с надеждой спросил Локлир.

- Если он оглушен или находится где-то далеко, - ответила Гамина, - я могу и не услышать его. Мои возможности зависят и от того, насколько силен и тренирован другой разум. Я могу разговаривать с отцом через сотни миль, а он может обращаться ко мне и вообще из невероятных далей. Но те, кто напал на нас, сейчас находятся всего в нескольких сотнях ярдов - я могу "услышать" мысли и даже отдельные слова, относящиеся к только что закончившемуся бою. А Боуррика нет нигде, - грустно прибавила она.

Джеймс протянул ей руку, и она спряталась в его объятиях.

Ветер дул еще целый час, и Эрланд объезжал вокруг небольшой лагерь, отдаляясь от спутников настолько, что едва мог их видеть, и звал брата. Потом ветер стих, но в наступившей тишине еще раздавались хриплые крики принца:

- Боуррик!

- Три человека погибли или пропали, сэр, - доложил Локлиру капитан отряда. - Еще двое ранены, и нам надо где-то их устроить. Остальные целы и готовы к дальнейшему путешествию.

- Вы останетесь здесь с Эрландом, - решил Джеймс после некоторого раздумья. - Не заходите слишком далеко. Я возьму двух человек и поеду в таверну "Двенадцать Стульев". Может быть, кешианский патруль поможет нам разыскать Боуррика. Я, например, не знаю даже, откуда начинать, - прибавил он, оглядев пустынный пейзаж.

В течение нескольких последующих часов Локлир положил чуть ли не все силы на уговоры, приправленные изрядной долей угроз, чтобы не дать Эрланду углубиться в пустыню дальше, чем барон считал безопасным. Юный принц горел желанием разыскать брата, который, может быть, лежит без сознания в соседней ложбине и нуждается в помощи. Локлир выслал солдат проверить окружающую территорию, приказав им держаться так, чтобы одного из цепи всегда было видно из их импровизированного лагеря. Гамина ухаживала за ранеными, готовя их к тому, что до ближайшего укрытия им придется добираться верхом. Потом вернулся Джеймс.

Он приехал в сопровождении кешианского патруля. Сержант Раз-аль-Фави был явно недоволен тем, что его отдых прервали, особенно представляя, как начальство сочтет его каким-либо образом повинным в происшедшем - нападение произошло в зоне его патрулирования. Он жалел, что не может оказаться от этих проклятых островитян как можно дальше, но вероятность конфликта с самым большим соседом Империи все же была достаточно веским доводом в пользу того, чтобы скрыть от посторонних взглядов недовольство и помочь в поисках пропавшего принца.

Опытные следопыты быстро отыскали расщелину, где прятались разбойники. Крики собрали всех на краю расщелины, где два разведчика разглядывали большую кучу обвалившегося камня. Один ковырялся в россыпи камней, а второй принес островитянам сапог. Не узнать алый с желтой отделкой сапог был невозможно.

- Господин мой, - сказал следопыт, указав на груду булыжников, - там дальше, под камнями, можно видеть, что осталось от ноги, на которой был этот сапог.

- Мы можем его выкопать? - спросил Джеймс.

Эрланд молча сидел на камне.

Второй следопыт покачал головой:

- Тут потребуется отряд землекопов и целый день работы, а то и два, господин мой. - Он указал на склон, откуда произошел обвал: - Судя по всему, это было сделано совсем недавно. Наверное, специально, чтобы спрятать владельца этого сапога и остальных вместе с ним. А если здесь начать работы, - продолжал он, указывая на противоположный склон, - то и та сторона может обвалиться.

- Я хочу, чтобы его откопали, - произнес Эрланд.

- Я понимаю... - начал Джеймс.

- Нет, - перебил его Эрланд, - не понимаешь. Это может быть и не Боуррик.

- Я знаю, что ты чувствуешь, - попытался утешить его Локлир.

- Нет, не знаешь, - отрезал Эрланд и повернулся к Джеймсу. - Мы не знаем, Боуррик ли там. Он мог потерять сапог в бою. Его могли захватить в плен. Откуда нам знать - он это или не он под камнями?

- Гамина, есть ли какие-нибудь знаки, говорящие о Боуррике? - спросил Джеймс.

Гамина покачала головой.

- Мысли, которые я слышала, шли из этой расщелины. Но среди них не было знакомой мне особенности.

- Это ничего не доказывает, - стоял на своем Эрланд. - Ты знаешь, как мы с ним близки, - сказал он Джеймсу. - Если бы он погиб... Я бы почувствовал это. Он где-то там, - сказал он, глядя в унылые дали. - И я буду его искать.

- И что же вы собираетесь делать, господин мой? - спросил кешианский сержант. - Отправиться на плато в одиночку, без еды и воды? Может быть, с первого взгляда и не скажешь, но здесь - такая же пустыня, как и среди барханов Джал-Пура. Вон за той грядой начинаются пески, и если вы не знаете, где расположен оазис Сломанных Пальм, то не проживете так долго, чтобы добраться до оазиса Голодных Козлов. Есть около тридцати мест, где можно найти воду и какие-нибудь съедобные растения, но мимо многих из них вы пройдете в нескольких ярдах и не заметите. Вы погибнете, молодой господин. - Разворачивая лошадь в ту сторону, откуда они приехали, сержант Раз-аль-Фави добавил: - Господа мои, я сочувствую вашей потере, но долг велит мне отправляться на поиски других возмутителей спокойствия в Империи. Добравшись до поста, я оставлю сообщение о том, что с вами. случилось. Если хотите, я оставлю одного из следопытов, чтобы он помог вам в поисках. Когда вы поймете, что больше ничего сделать нельзя, возвращайтесь на дорогу. - Он указал на юг. - Эта дорога ведет мимо подножий Звездных столпов к Нар-Айабу. Там много постоялых дворов и постов патрулей. Отсюда ездят курьеры в сто-лицу Империи. Если вы пошлете известие о своем прибытии, губернатор Нар-Айаба встретит вас с подобающими почестями. Он же может дать отряд всадников, чтобы они обеспечили вам безопасный проезд до самого города Кеща. - Сержант не стал говорить, что, сделай они так с самого начала, бандиты не смогли бы застать островитян врасплох. - Тем временем императрица, благословенно будь ее имя, прикажет землекопам достать тело вашего принца, чтобы можно было отвезти его домой для похорон. А пока все, что я могу, - это молить богов охранять вас на вашем пути.

Махнув на прощание рукой, сержант во главе своего отряда выехал из расщелины. Джеймс взобрался на вершину завала и оттуда посмотрел на оставшегося кешианского разведчика.

- Что ты видишь?

- Много людей, - рассмотрев следы, ответил следопыт. - Драка. Вот здесь убийство. - Он показал на темное пятно на сухой земле.

- Убийство! - воскликнул Локлир. - Ты уверен?

- Это кровь, господин мой, - ответил следопыт. - Ничего в этом необычного нет - ведь была драка. Другое дело, что лужа довольно большая, и, судя по следам, раненый не двигался и не шевелился. Скорее всего, ему перерезали горло. - Он указал на две едва заметные бороздки, которые вели от пятна крови к каменному завалу. - Два каблука - это кого-то тащили к склону, на который потом обвалили скалу. Один из них забрался вот сюда. - Он вскарабкался вверх по склону туда, где стояла его лошадь. - Они отправились на юг, к оазису Сломанных Пальм.

- Откуда ты знаешь? - спросил Локлир.

- Больше им некуда ехать, - улыбнулся следопыт, - они направились прямо в пустыню, а без вьючных лошадей они не могут добраться до Дурбина напрямую.

- Дурбин! - чуть не плюнул Эрланд. - Эта крысиная дыра. Почему они решили рискнуть и идти через пустыню?

- Потому что это надежное укрытие для любого головореза и пирата, промышляющего в Горьком море или на его берегах, - ответил Джеймс.

- И самый большой рынок рабов в Империи, - прибавил следопыт. - В центре Империи рабов очень много, но в этих краях их найти непросто. Только в Кеше и Квеге есть открытые рынки рабов. Ни в Вольных городах, ни в Королевстве работорговли нет.

- Не понимаю, - произнес Эрланд.

Джеймс развернул лошадь туда, куда указал разведчик.

- Если только двое гвардейцев или, - поспешно добавил он, - один из гвардейцев и Боуррик остались в живых, их можно весьма выгодно продать. В Империи они получили бы в три раза меньше, чем в Дурбине, а главарю надо ублажить злую и жадную банду... - говорил Джеймс со знанием дела.

- Почему бы Боуррику просто не сказать им, кто он такой? - спросил Эрланд. - За него можно получить очень хороший выкуп, гораздо больше, чем за любого раба.

Джеймс задумчиво посмотрел на солнце, уже клонящееся к закату.

- Если Боуррик жив, - сказал он, - я бы ожидал послания от бандитов - что-нибудь отом, что он жив, нам не стоит его искать, а требования о выкупе будут скоро предъявлены. Вот что я бы сделал. Я бы прежде всего избавился от солдат, наступающих мне на пятки.

- Эти бандиты могут оказаться не так сообразительны, как вы, господин мой, - отважился заметить кешианский разведчик. - Ваш принц, если он жив, мог решить, что безопаснее будет не открывать разбойникам правду, а то они могут перерезать ему глотку да и скрыться в пустыне. Может быть, он без сознания и не успел им ничего рассказать. Могут быть и другие вероятности, господин мой.

- Тогда мы должны поторопиться, - сказал Эрланд.

- Надо двигаться с осторожностью, чтобы не попасть в засаду, ваше высочество, - возразил следопыт, указывая на отдаленные холмы. - Если работорговцы устраивают нападения, значит где-то в оазисе или в другом укрытии стоит их караван. Разбойники и наемники, которые их охраняют, погонят свою добычу на рынок в Дурбин. Их слишком много для нашего маленького отряда; даже если бы мой сержант остался с нами, нас все равно было бы мало. Там, наверное, не менее сотни человек.

Эрланд, чувствуя, как тяжелый груз отчаяния начал давить ему на плечи, произнес:

- Мы найдем его. Он жив. - Но даже для него самого эти слова прозвучали не очень убедительно.

- Если мы поедем быстро, - сказал разведчик, взбираясь на свою лошадь, - то сможем добраться до оазиса Сломанных Пальм к закату, господин мой.

Джеймс отрядил двух солдат провожать раненых в таверну, где они могли бы поправиться и потом вернуться домой, в Королевство. У него оставалось всего двенадцать гвардейцев. Чувствуя себя несколько беззащитным, он отдал своему маленькому отряду приказ поворачивать в пустыню.

Солнце уже касалось горизонта, когда кешианский следопыт галопом подъехал к островитянам. Джеймс дал команду остановиться. Следопыт натянул поводья своей лошади.

- В сухом русле реки Сафре собирается караван - может быть, сотня солдат, а может, и больше.

Джеймс выругался.

- А мой брат? - спросил Эрланд.

- Я не смог подобраться к ним достаточно близко, поэтому мне нечего вам ответить, принц.

- Можно ли откуда-нибудь подойти к этому лагерю поближе?

- Вдоль одной стороны русла проходит неглубокая впадина, которая дальше превращается в маленький овраг, господин мой. Четыре, может быть пять, человек могут подобраться незаметно. Но это очень опасно. В дальнем конце он становится достаточно мелким, и, стоя в полный рост, можно разглядеть лагерь, но и из лагеря могут заметить человека, стоящего в овраге.

Эрланд начал спешиваться, но Джеймс остановил его.

- В этой кольчуге ты громыхаешь, как тележка жестянщика. Жди здесь.

- Я должна идти, Джеймс, - сказала Гамина. - Если мы подойдем ближе, я смогу сказать, есть ли среди них Боуррик.

- Ближе - это как близко? - спросил ее муж.

- На расстояние броска камнем, - ответила Гамина.

- Сможем мы подойти? - спросил Джеймс следопыта.

- Мы сможем подойти так близко, что увидим прыщи на лицах солдат, - ответил следопыт.

- Хорошо, - произнесла Гамина, поднимая край своего платья. Она подоткнула подол за пояс, как это делают жены рыбаков, когда ловят рыбу на отмелях.

Джеймс попытался не обращать внимания на бесподобный вид двух длинных стройных ног и попытался сосредоточиться и придумать какую-нибудь причину, чтобы не брать Гамину с собой. Ничего у него не вышло. Наверное, дело в том, думал он, спешиваясь, что человек с логическим складом ума считает женщин равными мужчинам. Тогда невозможно изобрести довод, который бы убедил их держаться подальше от опасности.

Локлир велел двум гвардейцам сопровождать Джеймса, Гамину и следопыта, и все пятеро пешком отправились в путь. К тому времени как они добрались до ближайшего конца оврага, небо приобрело сероватый цвет, а пустыня, освещенная отраженными от низких туч солнечными лучами, засияла всеми оттенками алого и розового.

В сгущающихся сумерках шум от каравана вызывал эхо; Джеймс оглянулся, чтобы посмотреть, все ли его спутники рядом. Гамина едва заметным касанием тронула его за локоть.

- Я слышу много разных мыслей.

- А Боуррик? - спросил он мысленно.

- Нет, - ответила она. - Но, чтобы, сказать наверняка, надо подойти ближе.

- Можем мы подойти еще ближе? - шепотом спросил Джеймс у следопыта, тронув его за руку.

- Впереди поворот, - тоже шепотом ответил тот. - Если мы проберемся туда, то окажемся вплотную к ним. Но будь осторожен, господин мой, - там хорошее место для свалки мусора, поэтому рядом могут оказаться солдаты.

Джеймс кивнул, и следопыт повел их вперед, в темноту.

Джеймс мог припомнить несколько случаев в своей жизни, когда короткий путь казался бесконечным, но ни один из них не мог, кажется, сравниться по продолжительности с этим - им и всего-то надо было добраться до конца оврага. Оттуда можно было услышать, как вполголоса переговариваются солдаты, обходящие лагерь дозором. Сам путь оказался очень опасным; кроме того, та часть оврага, что примыкала к лагерю, использовалась как помойка и отхожее место. Островитянам пришлось ползком пробираться по мусору и отбросам.

Джеймс наступил во что-то сырое и мягкое. Судя по висевшему в овраге запаху, плотному, как туман, он решил, что совсем не хочет выяснять, что же это было. И так можно догадаться. Джеймс повернулся к разведчику, а тот знаками показал, что они подобрались как могли близко.

Тогда Джеймс осторожно выглянул из оврага. На фоне огня от костра не далее чем в десяти шагах от него вырисовывались силуэты двух людей. Вокруг их ног свернулись, пытаясь согреться, почти три десятка человек. Джеймс, как ни всматривался, не видел среди них Боуррика. Были видны не все лица, но даже в мигающем свете костра рыжие волосы принца легко можно было бы заметить.

Потом к солдатам подошел человек в лиловом плаще, и сердце Джеймса сжалось. Но это был не Боуррик. Капюшон плаща был откинут, и Джеймс хорошо разглядел черную бороду и хмурое лицо мужчины - он никогда его раньше не видел. Человек (на боку у него висел меч) велел солдатам прекратить болтовню и идти дальше.

Потом он отвернулся, и к нему подошел еще один - в кожаном жилете, с меткой на руке, по которой Джеймс узнал в нем работорговца из Дурбина. Эту отметку Джеймс не видел с самого детства, но, как и все остальные пересмешники, члены гильдии воров, хорошо знал, что она означает. С работорговцами из Дурбина лучше не связываться.

Джеймс бросил на лагерь еще один взгляд И, пригнувшись, присел рядом с женой. Ее глаза были закрыты, лицо сосредоточенно - она искала мысли Боуррика среди большого количества мыслей других людей в лагере. Наконец она открыла глаза, и Джеймс услышал ее мысли, обращенные к нему:.

- Я не слышу мыслей Боуррика.

- Ты уверена? - спросил он.

- Если бы он был здесь, я бы нашла его - мы очень близко от лагеря. Я бы ощутила его присутствие, - ответила она и вздохнула. - У меня. есть только одно объяснение: он погребен под завалом камней в той расщелине, где мы нашли сапог. - Немного помедлив, она прибавила: - Он мертв.

Джеймс посидел молча, потом махнул рукой следопыту, показывая, что надо возвращаться. Поиски были прекращены.

- Нет, - Эрланд отказывался принять объяснения Гамины; его лицо было мрачным, встревоженным. - Ты не можешь быть в этом уверена.

Джеймс в третий раз с момента возвращения повторил свой рассказ.

- Мы видели, что какой-то бандит ходит в его плаще, так что можно предположить, что они сняли с него и плащ, и сапоги. Но в лагере его не было. Может ли быть, что бандиты, напавшие на нас, не принадлежат к этому каравану? - спросил Джеймс у следопыта.

Тот пожал плечами, словно отвечая, что все возможно.

- Скорее всего не может, господин мой. То, что некоторых ваших людей увели, показывает: на вас вряд ли напали случайно. Если кто из ваших людей и остался в живых, он должен быть в этом лагере.

Джеймс кивнул.

- Эрланд, если бы Боуррик был жив, Гамина смогла бы поговорить с ним.

- Почему вы так в этом уверены? Гамина, постаравшись, чтобы все в лагере могли ее услышать, ответила:

- Я могу управлять моим даром, Эрланд. Я могу выбирать, с кем говорить, и, стоит мне только раз мысленно обратиться к человеку, потом я могу узнать его мысли. Мыслей Боуррика в лагере я не слышала.

- Может быть, он был без сознания.

Гамина печально покачала головой.

- Я бы ощутила его присутствие, даже если бы он был без сознания. Но он там... отсутствовал. Я не смогу объяснить вам лучше. Его не было среди других людей.

- Господин мой, - произнес следопыт, - сейчас я должен уехать, чтобы разыскать своего сержанта. Ему надо узнать об этих дурбинцах. Губернатор Дурбина и сам недалеко ушел от тех воров и ренегатов, которыми он правит, и рано или поздно весть о таком неслыханном безобразии достигнет Трона Света. Когда императрица, будь она благословенна, решит действовать, последует неминуемая расплата, и она будет ужасна. Я понимаю, что это вряд ли облегчит ваши страдания, но неуважение Лица королевских кровей, направлявшегося на празднование юбилея императрицы, - страшное оскорбление. Императрица, благословенно будь ее имя, без сомнения, примет его на свой счет и отомстит за вас.

Эрланда это не успокоило.

- Что? Губернатор Дурбина принесет свои извинения? Письменно, я полагаю?

- Скорее всего, она прикажет окружить город войсками и сжечь его вместе с жителями, господин мой. Или, если будет милосердна, то просто прикажет арестовать дурбинского губернатора и отправить его вашему королю вместе с семьей и всеми подручными, а город пощадит. Решение будет зависеть от того, в каком настроении она будет находиться, когда узнает эту новость.

Эрланд был ошеломлен. Он наконец осознал, что Боуррик, возможно, погиб. Рассказ солдата, признающего такую огромную власть за какой-то женщиной, и вовсе лишил его способностей рассуждать. Он растерянно кивнул.

Джеймс, желая отложить разговор об обсуждении тяжелой дипломатической ситуации, которая возникала со смертью Боуррика, обратился к следопыту:

- Мы попросим тебя отправить письма принцу Крондорскому - это помогло бы устранить недоразумения между нашими странами.

Солдат кивнул.

- Я, как солдат, служащий на границе, сделаю это с радостью, господин мой. - Он ушел седлать лошадь.

Джеймс поманил Локлира, и вдвоем они отошли в сторонку поговорить.

- Ну и ну, - произнес Локлир.

- Мы и раньше встречались со всякими трудностями. Нам не привыкать принимать решения.

- Думаю, надо возвращаться в Крондор, - сказал Локлир.

- Если мы вернемся, а Арута велит Эрланду ехать на празднование юбилея, мы рискуем обидеть императрицу, опоздав, - возразил Джеймс.

- Празднование продлится более двух месяцев, - заметил Локлир. - Мы еще успеем до окончания.

- Я бы все же предпочел приехать к началу, - сказал Джеймс и огляделся. - Не могу избавиться от мысли, что вокруг нас что-то происходит. - Он уставил палец в грудь Локлира. - Слишком удивительное совпадение, что напали именно на нас.

- Возможно, - не мог не согласиться Локлир, - но, если налет был намеренным, значит, те, кто стоит за его организацией, и пытались убить Боуррика в Крондоре.

Джеймс немного помолчал.

- Какой в этом смысл? Зачем им нужно убивать Боуррика?

- Чтобы начать войну между нашим Королевством и Империей.

- Это понятно. Я хочу знать, зачем кому-то нужна война?

Локлир пожал плечами.

- Почему начинают любую войну? Надо выяснить, кому в Империи будет больше всего на руку, если на северной границе начнутся беспорядки.

- А в Крондоре мы этого не узнаем, - кивнул Джеймс.

Джеймс, повернувшись и увидев, что Эрланд одиноко стоит на краю их небольшого лагеря и смотрит в ночную пустыню, подошел к нему.

- Тебе придется с этим. смириться, Эрланд, - тихо сказал Джеймс. - Ты должен перестать горевать и привыкать к новому положению дел.

Эрланд смущенно заморгал, как человек, внезапно попавший из темноты на свет:

- Что?

Джеймс, положив руку принцу на плечо, сказал:

- Теперь ты наследник. Ты будешь нашим следующим королем. И на пути в Кеш именно ты везешь судьбу всего нашего Королевства.

Эрланд, кажется, его не слышал. Он ничего не ответил, продолжая смотреть на запад, туда, где стоял караван работорговцев. Наконец он повернул лошадь и вернулся к отряду, который дожидался его, чтобы продолжить свой путь на юг, в сердце Великого Кеша.

Глава 7 ПЛЕННИК

Боуррик проснулся. Он лежал неподвижно, пытаясь прислушаться - в лагере даже ночью было шумно. Еще в полудреме ему на мгновение показалось, что кто-то позвал его по имени.

Он сел и, моргая, начал оглядываться. Пленники сидели вокруг костра, словно надеясь, что его тепло и свет хоть как-то уменьшат холодный страх, поселившийся в душе. Боуррик выбрал себе место как можно дальше от вонючей помойки, с краю от толпы рабов. Пошевелившись, Боуррик вспомнил, что его запястья сковывают наручники - две полоски серебра, которые, по слухам, сводят на нет все волшебные силы того, на кого они надеты. Боуррик вздрогнул и понял, что ночью в пустыне стало холодно. У него отняли и плащ и рубашку, так что из одежды остались только штаны. Он пошел к огню. Пленники, которых он толкал, ворчали ему вслед, но пошевелиться никто не хотел.

У костра Боуррик сел между двумя людьми, которые, кажется, и не заметили его появления, погруженные в переживания собственных несчастий.

В ночной темноте раздался визг - солдаты забавлялись с одной из пяти женщин-рабынь. Незадолго до этого шестая женщина сопротивлялась слишком активно и перекусила сонную артерию у солдата, который хотел ее изнасиловать; погибли оба: его смерть была менее долгой и мучительной.

По звуку заунывных причитаний, раздавшемуся вскоре, Боуррик решил, что этой рабыне повезло больше. Он подумал, что вряд ли кто из женщин останется в живых к тому времени, как они доберутся до Дурбина. Отдав женщин солдатам, работорговец разом избавился от проблем. Если хоть одна из них доживет до прихода в Дурбин, ее продадут в кухонные прислуги. Ни одна из них не была ни молода, ни красива, и работорговцу не надо было беспокоиться о том, чтобы держать их от солдат подальше.

Словно в ответ на мысли Боуррика работорговец появился возле костра. Он стоял в золотисто-красном свете у огня, пересчитывая свою добычу. Довольный осмотром, он повернулся к своему шатру. Касим. Насколько Боуррик помнил, его звали именно так. Боуррик хорошо его запомнил, потому что не терял надежды когда-нибудь добраться до него.

Когда работорговец отошел, его окликнул человек по имени Салайя - на нем был лиловый плащ, который два дня назад Боуррик выиграл в Звездной Пристани в карты. Когда сегодня на рассвете Боуррик появился в лагере, этот человек сразу же потребовал плащ и избил принца, решив, что тот недостаточно быстро его снимает. То, что Боуррик был в наручниках, ничего не меняло. После того, как принцу изрядно досталось, вмешался Касим и урезонил своего помощника. Принц запомнил и Салайю. Касим отдал Салайе несколько приказаний, которые тот вполуха выслушал. Потом работорговец ушел к лошадям. Скорее всего, подумал Боуррик, прибыла еще одна партия рабов.

Несколько раз он возвращался к мысли о том, чтобы сказать, кто он есть на самом деле, но всякий раз осторожность останавливала его. Он никогда не носил перстень со своей печатью - он ему мешал; вот и сейчас свидетельство его звания осталось лежать в одном из тех тюков, которые не достались бандитам. Конечно, его рыжие волосы, может быть, и заставили бы бандитов задуматься, но в Крондоре такой цвет волос не был редкостью. Светлые волосы часто встречались у людей, живших в Вабоне и на Дальнем берегу, но только в Крондоре среди жителей было столько же рыжих, сколько и блондинов.

Боуррик решил, что подождет до Дурбина, а потом попробует разыскать кого-нибудь, кто скорее поверит его рассказу. Он не доверял ни Касиму, ни его людям. Вряд ли кто-нибудь из них станет выслушивать его. Нужен кто-то более разумный, чем эти свиньи надсмотрщики. При удачном стечении обстоятельств Боуррик может снова обрести свободу.

Боуррик, утешаясь, насколько возможно, подобными мыслями, толкнул одного из задремавших пленников, чтобы тот подвинулся и дал ему место лечь. От ударов по голове он чувствовал головокружение и сонливость. Принц лег, закрыл глаза, на миг ему показалось, что земля под ним закружилась, вызывая прилив тошноты, но вскоре все прошло, и он уснул.

Солнце пекло, как Прандур, бог огня. Ничем не прикрытая, кожа Боуррика совсем высохла. После службы на границе его руки и лицо немного загорели, но вот спина... На второй день пути на ней вздулись пузыри, голова разламывалась от боли. Первые два дня были очень тяжелы - караван спускался с каменистого плато к песчаным пустошам, которые у местных жителей назывались Порогом Джал-Пура. Пять фургонов медленно катились по дороге, проложенной уже больше по песку, чем по утоптанной земле. Под лучами палящего солнца, медленно убивающего рабов, песок спекся большими пластами.

Вчера умерли трое. Салайе не нужны слабаки - на рабском торжище в Дурбине требовались только здоровые, сильные рабы. Касим еще не вернулся - он отлучился по какому-то делу, а в назначенном главе каравана Боуррик с первой минуты разглядел жестокого садиста. Воду давали три раза в день - перед рассветом, в полдень, когда проводники и солдаты останавливались отдохнуть, и с вечерней едой; тогда же рабов кормили - единственный раз в день. Каждому доставался кусок черствой лепешки из какой-то дряни; муки в ней было совсем мало, и сил от такой еды совсем не прибавлялось. Он надеялся, что мягкие шарики в тесте были все-таки изюминками, но на всякий случай не приглядывался. Благодаря еде он был жив, поэтому его мало беспокоило, вкусная она или нет.

Рабы мало общались между собой - каждый погрузился в свои горести. Ослабевшие от жары, они немногое могли сказать друг другу - разговор был пустой тратой сил. Но Боуррику удалось кое-что разузнать. Здесь, в пустыне, стражники не очень рьяно исполняли свои обязанности - даже если пленник освободится, куда ему идти? Пустыня была самым лучшим стражем. Придя в Дурбин, они смогут отдохнуть несколько дней, может быть, неделю, чтобы зажили кровавые мозоли на ногах и солнечные ожоги на спинах. Рабы успеют немного набрать вес и тогда их можно будет выставить на продажу. Изможденные дорогой рабы принесут мало золота.

Боуррик пытался размышлять о том, есть ли у него шансы, но жара и ожоги ослабили его, а от недостатка воды и еды он совсем отупел. Он тряхнул головой и попытался сосредоточиться, но все равно был способен только на то, чтобы переставлять ноги - поднимать их и опускать перед собой, раз за разом, пока не будет позволено остановиться.

Солнце исчезло, наступила ночь. Рабам было приказано сесть вокруг костра - так они сидели все предыдущие ночи, слушая, как солдаты забавляются с пятью оставшимися женщинами. Те больше не сопротивлялись и не кричали. Боуррик жевал свою лепешку и прихлебывал воду. В первую ночь, проведенную в пустыне, один из пленников выпил воду залпом, а через несколько минут его вырвало. Стражники больше не дали ему воды, и на следующий день он умер. Боуррик хорошо запомнил этот урок. Как ему ни хотелось, запрокинув голову, выпить сразу всю воду, он медлил над кружкой с мутной теплой водой, прихлебывая ее маленькими глотками. Быстро пришел сон - глубокий сон без сновидений, сон, который не давал отдыха измученному телу. Всякий раз, стоило ему пошевелиться, как он просыпался от боли в обожженной спине. Если он поворачивался спиной к огню, ее начинало печь при малейшем теп-лом дуновении, а если отодвигался от костра подальше, то холод тут же пробирал его до костей. А затем пинки и удары древками копий заставляли Боуррика подниматься вместе с остальными пленниками.

В прохладе утра почти сырой ночной воздух был не чем иным, как линзой, сквозь которую обжигающее прикосновение Прандура мучило рабов еще сильнее. Не прошло и часа, как упали двое; они остались лежать там, где повалились.

Ум Боуррика спрятался. Остался только животный рассудок - рассудок злобного, дикого зверя, который не хотел умирать. Все его силы были отданы одному - двигаться вперед и не упасть. Упасть означало умереть.

После нескольких часов бездумного шагания его схватили чьи-то руки.

- Стоп! - раздался голос.

Боуррик моргнул и сквозь желтые искры, застилавшие взор, увидел лицо. Оно состояло из каких-то узлов и бугров, из изломанных плоскостей - над курчавой бородой темнела кожа цвета черного дерева. Такого отвратительного лица Боуррик еще никогда не видел. В безобразии его было даже что-то величественное. :

Боуррик начал хихикать, но из пересохшего горла раздалось только сипение.

- Сядь, - сказал солдат с неожиданной предупредительностью. - Пришло время полуденного отдыха. - Оглядевшись, не смотрит ли кто, он открыл свой собственный бурдюк и налил немного воды на ладонь. - Вы, северяне, так быстро мрете от жары, - он смочил Боуррику затылок и вытер руку о волосы юноши, немного охладив ему голову. - Слишком много людей умерло в пути, Касиму это не понравится.

Потом другой стражник принес еще один бурдюк и кружки, и началась свара вокруг воды. Каждый раб, который еще мог хоть что-то сказать, сразу начал говорить о том, как ему хочется пить, - словно если он будет молчать, то и воды не получит.

Боуррик едва мог двигаться; каждое движение вызывало мелькание перед глазами белых, красных и желтых пятен. Почти вслепую он протянул руку и взял металлическую кружку. Вода была теплой и горькой; потрескавшимся губам Боуррика она неожиданно напомнила тонкое наталезское вино. Он отхлебнул вина, стараясь подержать его во рту, как учил отец, чтобы темно-красная жидкость протекла по языку и язык отметил бы все оттенки аромата вина. Едва заметная горечь, скорее всего, от пригоршни стеблей и листьев, которые винодел специально оставил в чане, чтобы перед тем как разлить вино по бочкам, довести его до нужной степени ферментации. А может быть, вино немного не добродило. Боуррик никак не мог понять, что это за вино - в нем не хватало характерных привкусов, да и горьковато оно было. Не очень хороший сорт. Надо будет узнать, пробовали ли его папа и Эрланд, просто поставить на стол кувшин, а потом посмотреть - пили они его или нет.

Боуррик заморгал слипающимися от сухости и жары глазами - он никак не мог разглядеть, где же плевательница. Как он может сплюнуть вино, если нет плевательницы? Он не должен его пить, иначе будет очень пьяным - он же еще совсем маленький мальчик. Наверное, если он отвернется и сплюнет под стол, никто и не заметит.

- Эй! - закричал кто-то. - Этот раб выплюнул воду!

Из рук Боуррика вырвали кружку; он упал на спину. Он лежал на полу столовой отца и раздумывал - почему плитки такие теплые? Они должны быть холодными. Какими были всегда. Почему они так нагрелись?

Потом пара рук подняла его, а еще одна помогла ему стоять.

- Что такое? Хочешь умереть, отказываясь от воды?

Боуррик приоткрыл глаза и заметил перед собой абрис чужого лица.

- Я не знаю, что это за вино, папа, - слабым голосом ответил он.

- У него лихорадка, - произнес голос. Его подняли и понесли, и вот он оказался где-то, где было немного потемнее. Ему на лицо вылили воду, и она потекла по шее, по рукам. Чей-то голос вдалеке сказал:

- Салайя, клянусь богами и демонами, у тебя мозгов еще меньше, чем у кошки, сдохшей три дня назад. Если бы я не выехал к вам навстречу, ты бы угробил и этого, да?

Боуррик почувствовал, что по лицу течет вода, и, открыв рот, начал ее пить. Вода была почти свежей.

Раздался голос Салайи:

- Слабые ничего нам не принесут. Мы сэкономим, если они умрут по дороге - тогда не надо будет их кормить.

- Болван! - закричал другой. - Это же один из лучших рабов! Ты посмотри - он молодой, ему не больше двадцати лет, и выглядит довольно неплохо. Если не считать волдырей, он здоров или будет здоров через несколько дней. Эти тонкокожие северяне не могут переносить жару так, как те, кто родился в Джал-Пуре. Немного воды, одеть его, и он был бы готов к торгам на следующей неделе. А теперь мне придется ждать две недели, пока заживут ожоги и он окрепнет.

- Хозяин...

- Хватит, держите его под повозкой, а я посмотрю остальных. Если я вовремя найду их, можно будет спасти и других. Не знаю, что сталось с Касимом, но черным стал для гильдии тот день, когда ты был поставлен во главе каравана.

Боуррику этот разговор показался очень странным. А что случилось с вином? Он продолжал размышлять ни о чем, лежа под повозкой, а мастер гильдии дурбинских работорговцев осматривал рабов, которые через день должны быть доставлены в лагерь.

- Дурбин! - воскликнул Садман. Его составленное из темных узлов лицо расплылось в широкой улыбке. Он правил последним фургоном - тем, в котором ехал Боуррик. Два дня с тех пор, как Боуррика перенесли в тень повозки, вернули его к жизни. Сейчас он ехал вместе с тремя другими рабами, которые так же, как и он, оправлялись после теплового удара. Они могли пить воду, сколько хотели, а ожоги от солнца были смазаны каким-то мягким маслом с травяной вытяжкой - благодаря мази жгучая боль превратилась в терпимый зуд.

Фургон запрыгал по камням мощеной дороги, и Боуррик, шатаясь, поднялся на ноги. Он не увидел ничего особенного - город как город, разве что окружающие земли стали более зелеными. Уже полдня они то и дело проезжали мимо мелких ферм. Боуррик стал вспоминать, что ему известно о Дурбине, этом оплоте пиратов.

Дурбин был главным городом на единственном клочке орошаемых земель между Долиной Грез и Горами Троллей, а также единственным удобным портом на побережье от Края Земли до Рэнома. Вдоль всего южного берега Горького моря предательские рифы поджидали корабли и лодки, которых невезение подводило под влияние северных ветров. На протяжении многих веков Дурбин был родным домом пиратов, грабителей разбитых судов и работорговцев.

Принц кивнул Салману. Этот бандит оказался веселым и в то же время ужасно болтливым.

- Я прожил здесь всю жизнь, - сказал разбойник, улыбаясь еще шире. - И отец мой тоже родился здесь.

Когда несколько сотен лет назад люди пустыни Джал-Пур завоевали Дурбин, они нашли выход к морским перевозкам и торговле, а когда Империя завоевала этот край, Дурбин был столицей народа пустыни. Теперь в городе жил губернатор, назначенный императрицей, но ничего не переменилось. Дурбин оставался Дурбином.

- Скажи-ка, - спросил Боуррик, - а городом по-прежнему управляют три гильдии?

Салман рассмеялся.

- Ты грамотный парень! Немногие за пределами Дурбина знают об этом. Да - гильдия работорговцев, гильдия грабителей и капитаны побережья... Они до сих пор управляют Дурбином. Именно они, а не имперский губернатор решают, кому жить, а кому умереть, кому работать, а кому есть. - Он пожал плечами. - Так всегда было. До Империи. До жителей пустыни. Всегда.

Боуррик, вспомнив про пересмешников, гильдию крондорских воров, спросил:

- А нищие и воры? Они имеют какую-нибудь силу?

- Ха! - ответил Салман. - Дурбин - самый честный в мире город, мой образованный друг. Мы, живущие здесь, ложимся спать, не запирая дверей, и можем, ничего не боясь, ходить по улицам. Тот, кто ворует в Дурбине, - дурак, потому что через несколько дней станет покойником или, в лучшем случае, рабом. Так постановил Совет Трех, а кто настолько глуп, чтобы сомневаться в его мудрости? Уж точно не я. Так и должно быть, ведь у Дурбина нет друзей среди рифов и песков.

Боуррик похлопал Салмана по плечу и снова сел. Он поправился быстрее других заболевших рабов - потому что был самым молодым и здоровым. Остальные трое были пожилыми фермерами, и ни один из них не изъявил желания поправиться. Отчаяние лишает сил быстрее, чем болезнь, подумал Боуррик.

Он выпил немного воды и обрадовался первому дуновению океанского бриза - фургон подъезжал к городским воротам. Один из советников отца и их наставник в мореходном деле, Амос Траск, в молодости был пиратом, совершал набеги на Вольные города, Квег, на Королевство Островов под именем капитана Тренчарда, Кинжала Морей. Он был довольно известным членом гильдии капитанов побережья. Траск рассказывал много историй о своих морских приключениях, но почти ничего не говорил о том, как вели себя и каким влиянием пользовались капитаны в городе. Может быть сейчас еще кто-нибудь помнит капитана Тренчарда, и тогда Боуррик этим воспользуется.

Боуррик решил пока никому не говорить, кто он такой. Хотя он не сомневался, что работорговцы пошлют отцу требования о выкупе, все же принцу хотелось бы избежать международных осложнений, которые неминуемо последуют, если факт его пленения станет известен. Проведя несколько дней в лагере для рабов и набравшись сил, он попробует бежать. Пустыня, конечно, непреодолима, но любая утлая лодчонка в порту могла дать шанс вырваться на свободу. До Края Земли, города, которым правил отец барона Локлира, отсюда было неблизко - почти пятьсот миль, которые предстояло пройти против ветра, но все же это можно было сделать. Боуррик обдумал все это с уверенностью девятнадцатилетнего человека, который еще не знал поражений. Его пленение было просто задержкой в пути, не более того.

Загоны для рабов были накрыты одной крышей, которая покоилась на высоких балках и защищала рабов от полуденной жары или неожиданных штормов, налетавших с Горького моря. Но вместо стен были набиты поперечные балки, чтобы стражники могли всегда видеть пленников. Здоровый человек легко мог перебраться через стену высотой в десять футов, но к тому времени, как он доберется до верха и пролезет между стеной и крышей, отстоящей на три фута от стены, его уже будут поджидать стражники.

Боуррик обдумывал свое бедственное положение. После того как его продадут, может статься, новый хозяин не будет охранять его так же сильно, а может, и наоборот. Логика советовала попробовать бежать, пока он находится поблизости от моря. А вдруг его новый владелец не окажется купцом из Квега, путешественником из Вольных городов, а то и дворянином из Королевства? Будет еще хуже, если его увезут вглубь Империи. Боуррик не хотел позволять судьбе делать выбор.

У него уже был план. Загвоздка только в одном - необходимо заручиться поддержкой других пленников. Если можно будет организовать продолжительные беспорядки, тогда он успеет перемахнуть через ограду и укрыться в городе.

- Псст!

Боуррик обернулся, чтобы посмотреть, откуда идет такой странный звук.

- Псст! Сюда, молодой дворянин, - Боуррик взглянул сквозь перекладины изгороди и внизу, в негустой тени, увидел тощую фигурку.

За подпоркой крыши прятался мальчик лет одиннадцати-двенадцати. Если бы он двинулся в любую сторону хоть на пару дюймов, стража немедленно заметила бы его.

Боуррик огляделся и увидел, что стражники собрались и разговаривают у угла загона.

- Что? - шепотом спросил Боуррик.

- Если вы, благородный господин, на минутку отвлечете внимание стражников, я буду очень вам обязан, - услышал он ответный шепот.

- Зачем? - спросил Боуррик.

- Мне очень надо, господин.

Считая, что никакого вреда не будет, разве что достанется еще один тумак, Боуррик кивнул. Подойдя поближе к стражникам, он крикнул:

- Эй! А поесть когда дадут?

Оба стражника прищурились, а потом один фыркнул и, просунув древко копья между балками ограды, попытался ударить Боуррика. Тот отскочил.

- Простите, - сказал он и, посмеиваясь, отошел.

Его подергали за рукав. Принц обернулся и увидел перед собой мальчика.

- Что ты здесь делаешь?

- Как что, господин? - вопросительно посмотрел на него мальчик.

- Я думал, ты хочешь убежать... - хриплым шепотом ответил Боуррик.

Мальчик рассмеялся.

- Нет, благородный господин. Мне нужно было, чтобы вы отвлекли стражу, а я бы в это время пробрался в загон.

Боуррик возвел глаза к небу:

- Две сотни рабов, не переставая, думают о том, как бы отсюда выбраться, а мне довелось встретить единственного человека, которому захотелось попасть сюда!

Мальчик проследил за направлением взгляда Боуррика и спросил:

- Какому божеству молится господин?

- Всем сразу. Но в чем же дело?

Мальчик взял Боуррика за локоть и повел его на середину загона, где стражники не могли ничего услышать.

- В моей жизни появились некоторые сложности, господин мой.

- А почему ты называешь меня "господином"?

Лицо мальчика озарилось улыбкой, и Боуррик пригляделся к нему. Круглые румяные щеки на загорелом лице; глаза превратились в щелки - кажется, они были совсем черными. Из-под шапки, которая была на несколько размеров больше, чем нужно, торчали неровно обрезанные черные вихры. Мальчик едва заметно поклонился.

- Для такого низкорожденного, как я, все люди - господа и все заслуживают почтения. Даже эти свиньи стражники.

Боуррик не мог не улыбнуться.

- Ну, скажи же мне, почему ты решил присоединится к нашей несчастной компании?

Мальчик уселся на землю и знаком пригласил Боуррика сделать то же самое.

- Зовут меня Сули Абдул, молодой господин. Я нищий. И я, как ни стыдно мне в этом признаться, нахожусь под угрозой наказания от Совета Трех. Ты знаешь о Совете? - Боуррик кивнул. - Тогда ты должен знать, что его гнев опасен, а руки длинны. Я заметил старого купца, который прилег отдохнуть на полуденном солнце. Из его дырявого кошелька высыпалось несколько монеток. Если бы я дождался, пока он проснется и, не обнаружив пропажу, уйдет, тогда я бы мог подобрать их с земли, и никто бы обо мне плохо не подумал. Не доверяя богам, я решил собрать деньги, пока он дремлет. Но Госпожа Судьба распорядилась так, что он проснулся в самый худший момент и закричал: "Вор!", да так громко, что все кругом услышали. Кто-то меня узнал, назвал по имени, и за мной погнались. Теперь по приказу Совета Трех меня преследуют, чтобы наказать. Где же еще прятаться, как не среди тех, кто уже стал рабом?

Боуррик помолчал, не зная, что сказать. Потом он спросил:

- Скажи-ка, а что ты будешь делать через девять дней, когда нас продадут с аукциона?

- К тому времени, милостивый господин, меня уже здесь не будет, - со смехом ответил мальчик.

- А куда ты пойдешь? - прищурившись, спросил принц.

- Снова в город, молодой господин. Мой проступок невелик, а у Совета Трех и без меня забот хватает. Сейчас в губернаторском дворце решаются какие-то важные дела - так, по крайней мере, утверждают слухи на улицах. Приезжают и уезжают имперские посланники и порученцы от Совета. В любом случае через несколько дней те, кто сейчас разыскивает меня, займутся другими делами, и я смогу вернуться к своим занятиям.

- Ты можешь выбраться так же легко, как и забрался сюда? - недоверчиво покачал головой Боуррик.

Мальчик пожал плечами.

- Вероятно. В жизни нет ничего определенного. Надеюсь, что да. А если нет - на то воля богов.

Боуррик, взяв попрошайку за рубаху, подтянул поближе к себе.

- Ну, мой дружок-философ, тогда давай заключим сделку, - прошептал он. - Я помог тебе войти, а ты теперь поможешь мне выйти.

Смуглое лицо мальчика побледнело.

- Хозяин, - произнес он, почти не разжимая губ, - для человека, столь же тщедушного, как и я, мы вполне бы могли придумать способ удрать, но ты ростом с могучего воина, а эти наручники сковывают твои движения.

- А ты не можешь освободить меня от них?

- Как? - испуганно спросил мальчик.

- Не знаешь? Что же ты за вор?

- Плохой, - горестно покачал головой мальчик. - В Дурбине можно украсть только глупость, поэтому я еще и глупец. Я ничего не умею, и сегодня была моя первая попытка.

Боуррик покачал головой.

- Неумелый вор - как раз то, что мне нужно. Я и сам бы смог освободиться, если бы было чем открыть наручники. Мне нужен кусок жесткой проволоки вот такой длины. Тонкий гвоздик тоже сойдет, - разведя указательный и большой пальцы на пару дюймов, принц показал требуемую длину.

- Попробую, хозяин.

- Хорошо, - сказал Боуррик, отпуская мальчишку. В тот миг, когда его отпустили, мальчик рванулся, словно собираясь убежать, но Боуррик, предвидя такой поворот дел, подставил попрошайке подножку. Прежде чем мальчик успел подняться на ноги, принц схватил его за плечо.

- Ты привлечешь к нам внимание, - сказал принц, кивком головы указывая на стоявших неподалеку стражников. - Я знаю, что ты хочешь сделать, мальчик. Не пытайся вырваться. Если меня будут через неделю продавать на аукционе, я отправлюсь туда в компании. Дай мне еще хоть один повод позвать стражу, и я так и сделаю. Понял?

- Да, хозяин, - прошептал мальчик, запуганный окончательно.

- Я тебя насквозь вижу, - произнес Боуррик. - Меня воспитал человек, до которого тебе как блохам в твоей рубашке до тебя. Понял? - Сули кивнул, не желая ничего говорить. - Если ты решишь сбежать от меня или меня предать - на аукцион я отправлюсь вместе с тобой. Тебе ясно?

Мальчик кивнул, и Боуррик понял, что теперь он не пытается отделаться от принца, так как действительно поверил, что принц может выдать его страже. Боуррик отпустил Сули, и тот повалился на землю. На этот раз он не пытался убежать, а просто сел на твердо утоптанную землю; его лицо выражало безнадежный ужас.

- Отец Милосердия, молю тебя, прости мне мою глупость. Зачем, о зачем ты отдал меня в руки этого безумного господина?

Боуррик опустился на одно колено.

- Ты можешь принести мне проволочку?

- Могу. - Сули поднялся на ноги и поманил Боуррика за собой.

Боуррик подошел за ним к стене. Мальчик повернулся к изгороди спиной, чтобы стражники, если вдруг посмотрят в эту сторону, не смогли бы увидеть его лицо. Указав на доски, маленький попрошайка сказал:

- Некоторые покоробились. Посмотри внимательно.

Боуррик тоже повернулся спиной к стене, но краем глаза продолжал изучать доски. Одна из них выгнулась наружу, немного вытолкнув держащий ее гвоздь. Принц прислонился к этой доске и ощутил, как шляпка гвоздя колет его в плечо.

Боуррик неожиданно повернулся и толкнул мальчика на доску. Как только Сули навалился на стену, Боуррик зацепил шляпку гвоздя краем своих наручников.

- Ну, молись, чтобы он не согнулся, - прошептал принц. Он дернул, и гвоздь выскочил.

Нагнувшись, чтобы поднять свою драгоценную находку, Боуррик быстро огляделся - но никто и внимания не обратил на его странные действия.

Юноша легко открыл замок сначала на одном, потом на другом наручнике. Затем, растерев затекшие запястья, снова надел их.

- Что ты делаешь? - прошептал попрошайка.

- Если стражники увидят меня без наручников, они сразу явятся сюда, чтобы узнать, что случилось. Я просто хотел посмотреть, трудно ли будет их снять. Оказывается, не очень.

- Где мог такому научиться сын благородных родителей? - спросил Сули.

- У одного из моих наставников, - улыбнулся Боуррик, - детство было весьма... пестрым. Он не всегда учил меня тому, чему полагается учить... - он чуть не сказал "принцев", но вовремя опомнился: - Детей дворян.

- А! - сказал мальчик. - Так ты благородного происхождения! Я так и подумал, когда услышал, как ты говоришь.

- А как я говорю? - спросил Боуррик.

- Ты говоришь, как самые образованные и благородные господа. Да и акцент у тебя, как у самых благородных, даже как у королевской семьи.

Боуррик задумался.

- Надо будет этим заняться. Если нам придется долго скрываться в городе, я должен притворяться простолюдином.

Мальчик выпрямился.

- Я могу тебя научить, - посмотрев на наручники, он спросил: - А зачем тебя заковали, сын благородных родителей?

- Они думают, что я - волшебник.

- Тогда почему тебя не убили? - спросил мальчик, глядя на него широко раскрытыми глазами. - С чародеями управляться очень трудно. Даже самые плохие могут насылать чирьи и бородавки на тех, кто их рассердит.

- Я почти убедил их в том, что я - бедный учитель, - улыбнулся Боуррик.

- Тогда почему же они не сняли наручники?

- Потому что я почти убедил их.

- Куда мы пойдем, хозяин? - спросил мальчик.

- В порт, я хочу стащить там какую-нибудь лодочку и отправиться на ней в Королевство.

- Это отличный план, - кивнул, соглашаясь, мальчик. - Я, молодой господин, стану твоим слугой, а твой отец щедро вознаградит меня за то, что я помог тебе бежать из этого прибежища убийц с темными душами.

- Теперь и ты заговорил высоким стилем, а? - рассмеялся Боуррик.

Мальчик просиял.

- Человек, занимающийся попрошайничеством, должен уметь выбирать слова - только так он заработает себе на жизнь. Если просто просить подаяния - ничего, кроме тумаков, не получишь. Но угрожай им замысловатыми проклятьями, и они одарят тебя. Если я скажу: "Чтобы твоя красавица-жена стала уродиной", какой купец остановится, проходя мимо меня? Но стоит сказать: "Пусть твоя любовница станет похожа на твою жену! И дочери тоже!" - тогда он насыплет мне меди, чтобы только избавиться от проклятия, иначе его дочери вырастут похожим на свою мать, и он не сможет найти для них женихов, и любовница станет похожа на жену, и он потеряет радость в жизни.

Боуррик усмехнулся.

- Неужели ты можешь насылать такие проклятия, что люди тебя боятся?

- Кто знает? - рассмеялся мальчик. - Но кто откажется бросить несколько медяков, чтобы проклятье не исполнилось?

Боуррик сел.

- Я буду делить с тобой обед - так они называют хлеб и похлебку. Но до того, как начнут пересчитывать рабов для аукциона, я должен бежать отсюда.

- Они поднимут тревогу и станут тебя искать.

- Именно этого я и хочу, - улыбнулся Боуррик.

Боуррик съел половину обеда и отдал тарелку мальчику. Сули в один момент проглотил все и вылизал оловянную тарелку, чтобы подобрать оставшиеся крошки.

В течение семи дней они делили порцию Боуррика, и, хоть оба не были сыты, все же еды хватало - работорговцы неплохо кормили тех, кого собирались продать на аукционе. Ввалившиеся глаза, выпятившиеся скулы, торчащие ребра сбивают цену, а недолгая сытная кормежка поможет избавиться от этих недостатков.

Если кто и заметил необычный способ, каким мальчик присоединился к группе рабов в загоне, виду никто не подал. Рабы в основном молчали, погрузившись в свои мысли, и почти не пытались беседовать друг с другом. Зачем трудиться заводить дружбу с человеком, которого ты, скорее всего, никогда больше не увидишь?

- Мы должны бежать до утренней переклички, - произнес Боуррик шепотом, чтобы никто не мог его подслушать.

Мальчик кивнул, но сказал:

- Я не понимаю. - В течение семи дней он прятался среди рабов, пригибая голову, чтобы его не сосчитали вместе с другими. Может быть, его видели раз или два, но стражники не трудились пересчитывать рабов еще раз, если получалось, что голов больше - они думали, что просто обсчитались. Другое дело, если бы вдруг их оказалось меньше.

- Мне надо, чтобы при поисках поднялось как можно больше шума. Но больше всего мненадо, чтобы к аукциону там собралось как можно больше солдат. Понимаешь?

- Нет, хозяин.

Последнюю неделю Боуррик провел, подробно выспрашивая мальчика обо всем, что касалось города и гильдии работорговцев.

- За оградой проходит улица, которая ведет к порту, - сказал Боуррик, и Сули кивнул. - Через несколько минут после побега десятки солдат кинутся в порт и найдут нас прежде, чем мы успеем уплыть в лодке в Квег или куда-нибудь еще, верно? - Мальчик еще раз кивнул. - Никто в здравом уме не рискнет отправиться в пустыню, не так ли?

- Конечно.

- Значит, мы пойдем в сторону пустыни.

- Хозяин! Мы погибнем!

- Я же не сказал, что мы уйдем в пустыню, - объяснил Боуррик. - Мы пойдем в ту сторону и поищем место, где можно будет спрятаться.

- Но где, хозяин? Между этим местом и пустыней расположены дома богатых горожан, казармы солдат и дом губернатора.

Боуррик усмехнулся.

- О великие боги, - заговорил мальчик, глаза которого стали круглыми от страха, - хозяин, ты же не хочешь сказать...

- Вот именно, - ответил Боуррик. - Там-то они не станут искать двух беглых рабов.

- О благородный хозяин, ты, наверное, шутишь, чтобы помучить своего бедного слугу.

- Перестань, Сули, - заметил Боуррик, оглядываясь. - Ты подал мне хорошую мысль.

- Я, хозяин? Я ничего не говорил о том, чтобы отдаться в руки губернатора.

- Нет, но, если бы ты не пытался спрятаться от работорговцев в загоне для рабов, я бы никогда до нее не додумался.

Боуррик скинул наручники и знаками показал мальчику, чтобы тот поднялся. Стражники на дальнем конце загородки играли в кости, а тот, которого оставили на страже, дремал. Боуррик указал вверх; мальчик кивнул. Он скинул свой балахон, оставшись в одной набедренной повязке, Боуррик сложил руки и мальчик поставил ногу ему на ладони; принц отчасти подсадил, отчасти подбросил его к балкам, поддерживающим крышу. Мальчик ловко пробрался по балке в дальний от играющих стражников угол, туда, где дремал один солдат.

Промедление и малейший шум могли испортить все дело, поэтому Боуррик обнаружил, что задерживает дыхание, наблюдая, как мальчик пробирается к углу загородки. Там Сули быстро взобрался на ограду и, протянув руку, схватился за рубаху" которую ранее привязал к балке. В два приема взобравшись на изгородь, Сули Абдул завис прямо над спящим человеком.

Свесившись, мальчик стащил с головы стражника металлический шлем, а подошедший Боуррик в тот же миг взмахнул наручниками. Браслет с глухим стуком ударил солдата в висок, и тот повалился на землю.

Боуррик не стал оглядываться, чтобы узнать, наблюдает кто-нибудь за ними или нет - если другие стражники что-нибудь заметили, можно было считать, что все пропало, - принц подпрыгнул и схватился за висящую рубаху.

В один миг он оказался наверху, рядом с мальчиком. Сули, пригибаясь, осторожно пошел по балке, которая держала крышу. Боуррик двинулся следом - ему пришлось ползти.

Вот они тихо миновали игравших стражников и на дальнем конце загона перебрались на крышу следующего, а оттуда перепрыгнули на стену наружной ограды. Спрыгнув на землю, они пустились к дому губернатора Дурбина, да так быстро, словно весь городской гарнизон гнался за ними.

План Боуррика сработал. В доме губернатора была страшная суета. Поэтому какие-то два раба, направлявшиеся через двор к кухне, не вызвали удивления.

Через десять минут поднялась тревога - на улицу выскочили стражники, крича, что сбежал раб к этому времени Боуррик и Сули нашли отличный чердак в том крыле, которое предназначалось для гостей. Судя по толстому слою пыли, он пустовал уже много лет.

Сули прошептал:

- Господин мой, ты и впрямь чародей. Уж об этом они никогда не додумаются. Никому не придет в голову обыскивать дом губернатора.

Боуррик кивнул. Он поднял палец, призывая к молчанию, и улегся поудобнее, словно собрался поспать.

Возбужденный мальчик едва мог поверить своим глазам - юноша действительно уснул. Сули был слишком взволнован и испуган, чтобы последовать его примеру. Он выглянул в маленькое окошко, через которое они попали на чердак, - отсюда открывался вид на часть двора и на второе крыло дома.

Понаблюдав за беготней челяди, маленький попрошайка решил исследовать чердак. Он мог стоять на чердаке в полный рост, а Боуррику надо было пригибаться. Сули осторожно прошел по балке, поддерживающей потолок, - даже если в комнате под ними кто-то был, он бы не услышал шагов.

В дальнем конце чердака нашелся люк. Мальчик приложил к нему ухо, но ничего не услышал. Он подождал довольно долгое время - или решил, что времени прошло немало, а потом попытался осторожно приподнять крышку люка. Комната под ним оказалась пустой и темной. Мальчик аккуратно поднял крышку, стараясь, чтобы пыль из щелей не просыпалась вниз, и просунул голову в отверстие.

И чуть не вскрикнул, обнаружив, что смотрит в чье-то лицо. Потом, когда глаза привыкли к темноте, он понял, что оказался нос к носу с большой статуей из тех, что привозили из Квега, - статуя представляла изваянную из мрамора или какого-то другого камня фигуру человека в полный рост.

Мальчик, опершись на голову статуи, спустился в комнату. Оглядевшись, он обнаружил, что комната использовалась, как кладовка, и очень этому обрадовался. В углу, под узлами с какими-то тряпками, нашелся тупой кухонный нож. Лучше такое оружие, чем совсем никакого, подумал Сули, и засунул нож под рубаху.

Передвигаясь как можно тише, мальчик подошел к двери. Она была не заперта. Приоткрыв ее, он сквозь щелку посмотрел в пустой и темный коридор.

Сули осторожно прокрался туда, где коридор соединялся с другим - тоже пустым и темным. Сули долго прислушивался, прежде чем решил, что никто не пользуется этим крылом большого губернаторского дома. Он заторопился вперед, наугад заглядывая в комнаты, и выяснил, что все они пустые. В некоторых вообще не было мебели, а там, где она стояла, все было прикрыто полотняными чехлами.

Оглядевшись, мальчик не нашел больше ничего интересного и решил, что пора возвращаться на чердак и немного поспать.

И тут в дальнем конце коридора он заметил тоненькую полоску света. В тот же миг тишина была нарушена чьим-то сердитым голосом, прозвучавшим приглушенно.

Любопытство боролось в душе Сули с осторожностью. Победило любопытство. Подкравшись поближе, мальчик обнаружил дверь, через которую доносились голоса. Приложив ухо к двери. Сули услышал, как кто-то злобно говорил:

- Дураки! Если бы знали об этом раньше, то успели бы подготовиться!

- Все произошло случайно, - отвечал второй, более спокойный голос. - Никто не понял, что хотел сказать этот болван Риз, когда он явился с донесением от Лейфа и заявил, что легко можно ограбить королевский караван.

- Да не королевский, - с трудом сдерживая гнев, снова заговорил первый. - Караван, в котором ехали принцы.

- А пленник, который убежал сегодня ночью, и был принц?

- Боуррик. Богиня Судьбы смеется над нами. Он был единственным рабом с рыжими волосами.

- Господин Огонь будет очень недоволен, если узнает, что принц еще жив, - произнес второй, спокойный голос. - Когда все решат, что Боуррик погиб, задача нашего хозяина будет выполнена, но если принц Островов останется в живых и отправится домой...

- Значит, - перебил злой голос, - надо позаботиться, чтобы он умер, а заодно чтобы умер и его брат.

Сули заглянул в замочную скважину. Он увидел только мужскую спину и руку, лежащую на столе. Потом человек за столом подался вперед, и Сули узнал губернатора Дурбина. Это ему принадлежал сердитый голос.

- Никто за пределами этой комнаты не знает, что сбежавший раб - принц Боуррик. Нельзя допустить, чтобы он хоть кому-то рассказал о себе. Пустите слух, что при побеге он убил стражника, и прикажите убить его на месте поимки.

Человек, который говорил спокойно, сделал шаг и закрыл Сули обзор. Попрошайка попятился, боясь, что дверь сейчас откроется, но голос произнес:

- Работорговцам такой приказ не понравится. Им захочется публичного наказания - скорее всего, казни в клетке; им надо показать другим рабам, что будет с ними, если они задумают убежать.

- Гильдии я расскажу обо всем, - произнес губернатор. - Но беглецу нельзя позволить говорить. Если кто-нибудь узнает, что мы приложили к этому делу руку... - Он не договорил. - Надо заткнуть рты Лейфу и Ризу.

Сули отошел от двери. Боуррик, подумал он. Его новый хозяин - принц Боуррик, сын принца Крондорского!

Никогда еще до настоящей минуты не испытывал мальчик такого сильного страха. Он попал в самый центр битвы тигров с драконами. Он побежал к чердаку; по лицу текли слезы, и Сули едва вспомнил, что надо осторожно прикрыть за собой дверь, которая вела в кладовку.

Воспользовавшись помощью квегской статуи еще раз, он поднялся на чердак и осторожно прикрыл за собой крышку люка. Потом он подобрался туда, где спал принц.

- Боуррик, - тихо прошептал мальчик ему в ухо.

Молодой человек в тот же миг проснулся и спросил:

- Что такое?

Сули, вытирая слезы, прошептал:

- О великий господин мой, смилуйся. Они знают, кто ты и ищут тебя повсюду. Они хотят убить тебя, пока другие не узнали, кто ты такой.

Боуррик схватил мальчика за плечи:

- Кто знает обо мне?

- Губернатор и еще какой-то человек. Я не видел кто. Это крыло соединяется с комнатой, где губернатор проводит советы. Они говорили о рыжеволосом рабе, который сбежал сегодня ночью и о принце Островов. Это ты и есть.

- Это ничего не меняет.

- Это все меняет, милосердный хозяин, - вскричал мальчик. - Они не перестанут тебя искать, но будут охотиться за тобой, пока не найдут. И меня тоже убьют.

Боуррик отпустил напуганного мальчика и попытался справиться с собственным страхом.

- Значит, нам остается только быть умнее их, а? Вопрос прозвучал как-то не очень уверенно даже для самого Боуррика - если сказать честно, он не имел ни малейшего представления о том, что станет делать дальше.

Глава 8 ПОБЕГ

Мальчик отрицательно покачал головой. .

- Да, - повторил Боуррик.

Сули покачал головой еще раз. Придя на чердак, он почти ничего еще не сказал.

- Если я вернусь, они убьют меня, - произнес он наконец хриплым шепотом.

Боуррик, наклонившись вперед, схватил мальчика за плечи и, постаравшись вложить в свои слова как можно больше угрозы, прошептал в ответ:

- А если ты не вернешься, тебя убью я!

Судя по ужасу, отразившемуся на лице Сули, принц был достаточно убедительным.

Мальчик отказывался вернуться на свое место под дверью кабинета губернатора, чтобы послушать, о чем еще будут там говорить. Боуррик внушал ему, что чем больше они будут знать, тем больше шансов на спасение у них появится. Но никакие доводы не действовали на смертельно напуганного юного попрошайку.

Открытие, что сбежавший пленник оказался принцем соседнего государства, вызвало у Сули потрясение. А когда мальчик осознал, что сейчас все силы города Дурбина брошены на поиски принца только для того, чтобы убить его, он оказался на грани срыва. Потом Сули сообразил, что, кто бы ни был найден рядом с принцем, он будет убит в тот же миг, просто для того, чтобы обеспечить молчание, - и тут уж ему пришлось собрать все силенки, чтобы не лишиться рассудка от страха. Он сидел и беззвучно плакал; только боязнь разоблачения удерживала его от громкого отчаянного вопля.

Боуррик наконец понял, что от мальчишки ничего не добьешься. Недовольно покачав головой, он произнес:

- Очень хорошо. Ты оставайся здесь, а я пойду. Куда идти?

Мысль о том, что сейчас этот здоровый воин будет спотыкаться о статуи, налетать в темноте на мебель и поставит на ноги весь город, подействовала на Сули не хуже холодной воды. Уж лучше рискнуть еще раз самому.

- Нет, добрый хозяин, - дрожа сказал мальчик. - Сиди здесь, а я пойду послушаю, что они говорят.

Решившись, Сули больше не колебался. Подойдя к люку, он поднял крышку и неслышно исчез. Боуррик подумал, что мальчик проявил настоящее мужество, раз стал делать то, что надо было, даже забыв про свой страх.

Для Боуррика время тянулось очень медленно, и, когда ему показалось, что прошел целый час, он начал беспокоиться. Что, если Сули поймали? Что, если вместо круглолицего попрошайки на чердак проберется вооруженный воин или даже наемный убийца?

Боуррик нащупал тупой кухонный нож и зажал его в руке. Небольшое утешение.

Проходили минуты; Боуррик оставался один на один с оглушающим стуком своего сердца. Кто-то хотел его убить. Это было понятно еще со времени футбольного матча в Крондоре. Губернатор Дурбина, как и человек в черном плаще, были заговорщиками. Если губернатор такой дыры, как Дурбин, оказался впутанным в заговор, это означает две вещи - во-первых, автор идеи развязать войну между Империей и Королевством занимает достаточно заметное место при дворе и может оказывать воздействие на многих высокопоставленных людей, а во-вторых, заговор уже широко распространился - немного было в Империи городов, расположенных от столицы дальше, чем Дурбин.

Поднялась крышка люка, и Боуррик напрягся, держа нож наготове.

- Хозяин! - раздался знакомый шепот. Это вернулся Сули. Даже в темноте Боуррик понял, что мальчик очень возбужден.

- Что такое?

Мальчик, пригибаясь, подобрался поближе к принцу, чтобы можно было шепотом сообщить важные новости.

- После твоего побега весь город бурлит. Аукцион рабов завтра отменяется! Такого еще не бывало. Все фургоны и повозки, выезжающие из города, обыскиваются. Всех людей с рыжими волосами без промедления арестовывают, завязывают им рты, чтобы они ничего не могли говорить, и доставляют их к губернатору.

- Они действительно не хотят разглашать, что я в Дурбине.

- Это непросто, хозяин. В городе такая суета - рано или поздно кто-нибудь узнает, в чем причина. Капитаны Побережья договорились обыскать проливы и пристани на всем пути отсюда до Квега и Крондора, чтобы найти сбежавшего раба. В городе должен быть обыскан каждый дом - обыски уже идут сейчас, пока мы разговариваем! Я не понимаю, как такое может быть.

- И я не понимаю, - пожал плечами Боуррик. - Как они могут заставить так много людей делать то, что им нужно, не объясняя причины? - Боуррик подошел к узкой щелке в стене и выглянул во двор. - До восхода еще часов пять, а то и шесть. Вполне можно поспать.

- Хозяин! - прошептал мальчик. - Как ты можешь спать? Надо бежать!

- Они и ожидают, что я побегу, - тихо ответил Боуррик. - Они ищут человека, который спасается бегством. Одного. Рыжеволосого.

Сидящий на корточках мальчик тяжело вздохнул. Понятно было, что Сули не понравилось предложение Боуррика, но, не имея, что предложить взамен, он промолчал.

Боуррик проснулся, судорожно глотал воздух. Еще было темно. Нет, поправил он себя, выглянув в щелку, темно было только на чердаке.

Ему приснилось, что они с братом - дети и играют в так называемых секретных коридорах дворца - этими коридорами пользовались слуги, чтобы незаметно ходить из одной комнаты в другую. Мальчики разошлись в разные стороны, и Боуррик потерялся. Ему пришлось провести в одиночестве немало времени, прежде чем дядя Джимми отыскал его. Боуррик улыбнулся. Эрланд тогда был расстроен больше.

И тут Боуррик понял, что он на чердаке один. Сули ушел.

Боуррик похлопал в темноте вокруг себя, разыскивая нож. Отыскав это весьма сомнительное оружие, он почувствовал себя немного лучше и стал размышлять, что же затеял мальчишка. Может быть, он решил выторговать себе жизнь в обмен на сообщение о том, где сейчас находится некий рыжеволосый раб?

Боуррик был близок к панике. Если мальчик действительно решил совершить подобную сделку, значит, погибнут оба. Заставив себя успокоиться. Принц еще раз прильнул к щелке. Занимался рассвет, и челядь губернатора давно была на ногах - слуги сновали между домом, пристройками и кухней. Обычная утренняя суета, и ничего больше. Не видно вооруженных людей, не слышно возбужденных криков.

Боуррик задумался. Мальчишка, конечно, совсем необразован, но определенно не дурак. Нет сомнения, он понимает, что за его жизнь не дадут и гроша, если узнают, что он связан с беглым рабом. Скорее всего, он спрятался где-нибудь в другой части города, а может быть, устроился юнгой на уходящем корабле.

Боуррик, любитель хорошо поесть, почувствовал, как подвело у него живот. Никогда еще ему не приходилось по-настоящему голодать, поэтому его не очень обеспокоило это ощущение. На пути в Дурбин ему было не до размышлений о голоде - там и других горестей хватало. Но теперь, когда солнечные ожоги сменились темным красноватым загаром, а силы почти полностью восстановились, он очень остро ощутил пустоту в желудке и подумал: не попробовать ли выскользнуть в предутренних сумерках - и решил этого не делать. Рыжие рабы выше шести футов ростом встречались, скорее всего, в этом городе нечасто - его схватят, едва он успеет сделать по направлению к кухне сотню шагов. Судьба, кажется, решила помучить его - утренний ветерок донес из кухни знакомый запах. Там жарили ветчину. Рот Боуррика наполнился слюной - он представил себе завтрак: свежие булочки и мед, вареные яйца, фрукты со сливками, горячие ломти ветчины, дымящийся свежий хлеб, кофейник с кофе.

"Ничего хорошего из этого не выйдет", - строго сказал он себе и неохотно отошел от щели. Сев на корточки, он попытался отвлечься от мучительных мыслей. Ему надо всего лишь дождаться ночи, а тогда можно будет пробраться в кухню и стащить немного еды. Да, все что ему осталось - это ждать.

Боуррик обнаружил, что ожидание, как и голод, ему не нравится. Он немного полежал, потом вернулся к щели, взглянул на двор и стал раздумывать, сколько же времени прошло. Один раз он даже подремал и был очень разочарован, когда посмотрел на тени и понял, что прошло всего несколько минут, тогда как ему показалось, что это был не один час. Он вернулся туда, где спал, - в ту часть чердака, где пол казался чуть менее жестким, скорее благодаря его воображению, чем в действительности. Он ждал и был голоден как волк.

Прошло еще сколько-то времени; он снова подремал, потом, чтобы развлечься, сделал несколько упражнений, которым его и Эрланда научил воин-хадати, - эти упражнения на напряжение и расслабление мышц были очень хорошей зарядкой в том случае, если не находилось возможности попрактиковаться в фехтовании или каком-нибудь другом боевом искусстве. К своему удивлению Боуррик обнаружил, что после упражнений ему не только меньше хочется есть, но он вообще стал чувствовать себя гораздо спокойнее.

Почти все четыре часа Боуррик просидел у щели, наблюдая за теми, кто приходил и уходил. Несколько раз принц видел солдат, бегавших с донесениями то к губернатору, то от него. Боуррик подумал, что если ему удастся просидеть здесь Несколько дней (конечно, когда он сможет украсть еду с кухни) то все решат, что он как-то бежал из города. Тогда он попробует пробраться на уходящий из порта корабль.

И что потом? Он задумался. От возвращения домой, даже если он найдет способ вернуться, будет мало толку. Отец только отправит в Кеш скороходов с наказом Эрланду быть осторожнее. Нет сомнений, Эрланд и так действует со всей возможной осторожностью. После исчезновения принца дядя Джимми, скорее всего, решил, что Боуррик погиб. Только хорошо подготовленный наемный убийца сможет обмануть бдительность графа Джеймса. Джимми давно стал легендарной личностью. Будучи намного моложе, чем Боуррик сейчас, он уже считался опытным вором, и пересмешники относились к нему как к взрослому.

- Нет, - шепотом сказал себе принц. - Я должен побыстрее вернуться к Эрланду. Слишком много времени будет потеряно, если я сначала поеду домой.

Потом он подумал: может быть, попробовать вернуться в Звездную Пристань? Чародеи умеют делать удивительные вещи и могли бы очень быстро доставить его в Кеш. Но Джимми как-то упомянул, что Паг должен уехать на следующий день после них, так что его уже нет на острове. А два кешианских чародея, которых Паг оставил вместо себя, показались Боуррику не способными на бескорыстную помощь. В них обоих было что-то такое, что заставляло держаться от них подальше. К тому же они из Кеша. Кто знает, как далеко распространился заговор этого господина Огня?

Взглянув на улицу в очередной раз, Боуррик обнаружил, что начинает смеркаться. В кухне готовили ужин, и запах мяса, которое жарили на вертеле, чуть не свел Боуррика с ума. Еще несколько часов, сказал он себе. Расслабься, и пусть время идет. Осталось недолго. Скоро слуги пойдут спать. Тогда настанет время прокрасться и...

Крышка люка начала подниматься; сердце Боуррика застучало. Он приготовил нож. Крышка поднялась, и в проеме показалась тщедушная фигурка.

- Хозяин... - позвал Сули Абдул.

- Я здесь, - отозвался Боуррик и чуть не рассмеялся от радости.

- Я боялся, что тебя найдут, - сказал мальчик, проворно забираясь на чердак. - Но все же надеялся, что ты благоразумно останешься здесь и будешь дожидаться моего возвращения.

- Куда ты ходил? - спросил Боуррик.

Сули принес мешок, который Боуррик едва мог разглядеть в темноте.

- Я вылез отсюда еще до рассвета. Ты так крепко спал, что я решил не будить тебя. Я успел побывать во многих местах. - Он открыл мешок и вытащил буханку хлеба. Боуррик оторвал краюху и принялся есть, не заставляя себя упрашивать. Тогда мальчик достал головку сыра и небольшой бурдюк с вином.

- Где ты все это взял? - с набитым ртом спросил Боуррик.

Мальчик вздохнул, словно был очень рад вернуться на чердак.

- День был полон опасностей, любезный мой хозяин. Я убежал, желая тебя покинуть, но потом подумал - а что судьба предлагает мне взамен? Если меня поймают, то продадут в рабство как неловкого вора. Если догадаются, что я помогал тебе бежать, я погиб. Так что я решил - вместо того чтобы вернуться к той жизни, которую я вел до последнего времени и которая была не очень хороша, останусь я с тобой до тех пор, пока тебя не схватят, надеясь, что перед смертью ты не успеешь произнести имя Сули Абдула. А может быть, ты вернешься к отцу и тогда наградишь своего верного слугу.

- И какую же награду хочешь ты получить, когда я вместе с тобой вернусь в Крондор? - рассмеялся Боуррик.

- Я хочу стать твоим слугой, хозяин. Я хочу, чтобы меня знали как твоего личного слугу, - торжественно ответил мальчик, и принц снова развеселился.

- А золото? Какое-нибудь дело?

- Что я понимаю в делах, хозяин? Из меня выйдет плохой купец - и года не пройдет, как я разорюсь. Да и золото я могу только потратить. Но быть слугой великого человека - значит самому приблизиться к величию. Разве ты этого не понимаешь?

Боуррик подумал, вспомнив безымянных мальчишек - отпрысков благородных семей, которых определяли к нему в услужение, а он их даже по именам не мог упомнить, потом покачал головой и вздохнул.

- Не знаю, смогу ли обещать тебе место так близко от меня, но клянусь, что ты будешь числиться среди моих приближенных и возвысишься, насколько тебе позволят твои таланты. Как ты считаешь, это честное обещание?

- Мой хозяин очень великодушен, - торжественно поклонился мальчик.

Потом он вытащил из мешка кусок колбасы.

- Я так и думал, что ты - великодушный, добрый хозяин, так что я много чего принес...

- Погоди, Сули. Где ты все это взял?

- В одной из комнат внизу - судя во всему, это была женская спальня - я нашел гребень, украшенный бирюзой и серебром: глупая служанка потеряла его. Так что я продал на базаре этот гребень. На вырученные деньги купил много всего. Не беспокойся, я все время ходил и разные вещи покупал у разных торговцев; так что никто не сможет разузнать, что я затеял. Вот, - он вручил Боуррику рубашку.

Она немногим отличалась от грубой холстинной рубахи, которую дали Боуррику работорговцы. Мальчик протянул ему и пару хлопчатых штанов, какие по всему Горькому морю носят моряки.

- Я не мог найти подходящих сапог, зато осталось много денег на еду.

Боуррик улыбнулся мальчишке.

- Ты молодец. Я могу обойтись и без сапог. Если мы хотим притвориться моряками, босые ноги ни у кого замечаний не вызовут. Но в порт придется идти ночью, уповая на то, что никто в свете фонарей не заметит мои рыжие волосы.

- Я и об этом подумал, хозяин, - мальчик достал пузырек с какой-то темной жидкостью и гребешок. - Я купил это у торговца, который продает такие штуки старым шлюхам. Он заявил, что эта краска - он назвал ее "макасарское масло" - не смывается водой.

Боуррик открыл пузырек, и в нос ему ударил тяжелый едкий запах.

- Лучше, чтобы так оно и было. Люди станут оборачиваться, почувствовав такой запах.

- Купец сказал, что запах выветрится.

- Давай лучше ты намажешь мне голову. Только поаккуратнее - тут не очень светло.

Мальчик, встав у Боуррика за спиной, безжалостно вытряхнул содержимое пузырька на голову принца. Потом несколько раз прочесал волосы гребешком, стараясь по возможности ровнее распределить краску.

- С твоим загаром, мастер, ты совсем как дурбинский моряк.

- А ты? - спросил Боуррик.

- Для меня в мешке тоже есть штаны и рубаха. Сули Абдула все узнают по балахону нищего. Балахон очень просторный, и в нем удобно изображать калеку.

Боуррик рассмеялся и с облегчением вздохнул: он подумал, что, может быть, им все-таки удастся вырваться из этой ловушки.

Перед самым рассветом на улицах возле дома губернатора появился какой-то моряк со своим младшим братом. Как Боуррик и предполагал, вокруг губернаторской усадьбы было тихо - вряд ли кому-нибудь могло прийти в голову, что беглецы станут прятаться в самом центре Дурбина. Поэтому принц и мальчик снова направились к загонам для рабов. Если в доме губернатора их не стали бы искать, то возле рабов и подавно. В той части города, где жили богачи, Боуррик чувствовал себя не очень спокойно: само по себе появление здесь, среди домов богатеев, двух людей в потрепанной одежде могло бы привлечь к ним нежелательное внимание.

До лагеря рабов оставалось не больше квартала, когда Боуррик остановился. На стене лабаза висела новая доска. Красными буквами на ней было начертано объявление о награде.

- Хозяин, что там написано? - спросил Сули.

- Грязное убийство! - прочел Боуррик вслух. - Дальше тут говорится, что я убил жену губернатора, - Боуррик побледнел, - Боги и демоны! - Он быстро прочел объявление до конца и сказал: - Тут написано, что раб родом из Королевства изнасиловал и убил госпожу губернаторшу, а потом спрятался в городе. Они объявили за меня награду в тысячу золотых экю! - Боуррик не мог поверить своим глазам.

- Тысячу? - широко раскрыв глаза, переспросил мальчик. - Это же целое состояние!

Боуррик попытался посчитать, сколько это. В соверенах Королевства выходило около пяти тысяч - годовой доход от небольшого поместья - немыслимая сумма за поимку убийцы, живого или мертвого, беглого раба, который убил одну из самых знатных женщин города. Боуррик покачал головой.

- Этот подонок убил собственную жену, чтобы дать солдатам повод убить меня на месте поимки, - прошептал он.

Сули пожал плечами.

- Ничего удивительного, особенно если вспомнить, что его жена в последнее время все увеличивала требования. А так он достигнет сразу двух целей - потрафит господину Огню и порадует свою любовницу, на которой женится после приличествующего случаю траура, конечно. И его любовница, хоть она и удивительная красавица, подумает не раз, прежде чем выйти замуж за человека, который убил свою первую жену, чтобы сделать ее второй. Когда она состарится и станет не такой красивой...

Боуррик огляделся.

- Нам лучше идти. Через час город проснется. Сули, казалось, не мог унять собственную болтовню. Боуррик и не пытался заставить его замолчать, решив, что болтливый мальчишка вызовет меньше подозрений, чем тот, который угрюмо оглядывается по сторонам.

- Теперь хозяин, можно понять, как губернатор убедил Совет Трех помочь ему поймать тебя. Совет Трех и губернатор не очень-то любят друг друга, но еще меньше они любят рабов, которые убивают господ.

Боуррик не мог не согласиться. Но способ, каким губернатор решил добиться своей цели, показался ему ужасающим. Даже если он не любил эту женщину, он все же прожил с ней немало лет. Неужели в его душе нет ни капли сострадания?

Завернув за угол, они увидели край загона для рабов. Из-за того что аукцион отменили, загоны были переполнены. Боуррик, повернувшись к Сули, шагал ровно, но не слишком поспешая, чтобы не привлекать к себе внимания. Любой стражник, посмотревший в их сторону, увидел бы моряка, разговаривающего с мальчиком.

Пара солдат вышла из-за угла и направилась к ним. Сули тут же сказал:

- Нет. Ты же говорил, что в этот раз я получу полную плату. Я уже взрослый. Я работаю, как мужчина! Я не виноват, что сеть тогда оборвалась. Это из-за Раты. Он напился...

Боуррик недолго колебался и ответил грубым голосом:

- Я же сказал тебе, что подумаю. Помолчи, братишка, а то я тебя с собой не возьму! Будешь работать у мамочки на кухне еще месяц, пока я в отъезде. - Стражники бросили на парочку мимолетный взгляд и прошли мимо.

Боуррик едва удержался от искушения посмотреть, не следят ли стражники за ними. Он быстро смог бы догадаться, если бы они что-нибудь заподозрили. Тут Боуррик повернул за угол и столкнулся с каким-то человеком. Тот глянул на него с угрозой в глазах, дыхнул в лицо Боуррику алкоголем, и внезапно раздражение в глазах пьяного сменилось убийственной ненавистью.

- Ты! - выкрикнул Салайя, потянувшись к висевшему у него на поясе кинжалу.

Боуррик, мгновенно отреагировав, ткнул Салайю сложенными в щепоть пальцами в живот - как раз под нижние ребра. Салайя, пытаясь вдохнуть, побагровел, глаза его выкатились из орбит. Боуррик двинул работорговца по горлу, дернул его на себя и изо всех сил ударил сзади по шее. Прежде чем работорговец упал, Боуррик схватил его за руку; если бы кто-нибудь из стражников взглянул в их сторону, он бы увидел, как моряк и мальчик помогают добраться до дому своему приятелю, который выпил чересчур много.

Отойдя подальше, они свернули в переулок и потащили работорговца, который был без сознания, как мешок с гнилыми овощами. Боуррик оставил Салайю на какой-то мусорной куче и вытащил у него кошелек. Тяжелый кожаный мешок был полон монетами Кеша и Королевства. Кошель отправился Боуррику за пазуху. Потом принц забрал пояс с кинжалом, пожалев, что работорговец не носил меча. Пока он раздумывал, что делать дальше. Сули избавил Салайю от колец, сняв четыре с пальцев и два из ушей. Потом мальчик снял и спрятал сапоги Салайи.

- Если мы оставим что-нибудь ценное, это может вызвать подозрения, - пояснил он и, отступив на шаг, предложил: - Теперь, хозяин, ты можешь его убить.

Боуррик замер.

- Убить? - и все вспомнил. Он так мечтал отомстить этому подонку, но в мечтах он расправлялся с Салайей в честном поединке или тащил его в суд. - Он же без сознания.

- Так это и к лучшему, хозяин. Не надо бороться. - Видя, что Боуррик не может решиться, Сули прибавил: - Быстрее, хозяин, пока на нас кто-нибудь не наткнулся. Скоро в этом переулке появятся люди. Его непременно найдут. Если он будет жив... - мальчик не стал договаривать.

Боуррик, взяв себя в руки, вытащил кинжал, который он отнял у Салайи. И тут оказалось, что перед ним стоит проблема - а как это сделать? Ударить ножом в живот, перерезать ему горло или еще как-нибудь?

- Если ты не хочешь убивать этого пса, - сказал Сули, - давай хозяин, твой слуга сделает это за тебя, но убить его надо непременно!

Мысль оставить убийство мальчику совсем не понравилась Боуррику, и он, замахнувшись, воткнул кинжал в горло работорговца. Салайя не двинулся. Боуррик с изумлением посмотрел на него и с горьким смехом произнес:

- Он уже мертв! Наверное, вторым ударом я сломал ему шею. Удар в грудь и в горло - один из грязных трюков, которым научил меня Джеймс. Обычно детей из благородных семей таким не учат, но я рад, что знаю его. Не ожидал, что удар в шею может оказаться смертельным.

- Тогда идем, хозяин, - произнес Сули, не желая выслушивать объяснений. - Ну пожалуйста! - он подергал Боуррика за рубаху, и принц позволил мальчику увести себя из переулка.

Покинув мертвого работорговца, Боуррик перестал думать о мести и снова задумался о бегстве.

- Как нам пройти в порт? - спросил он, положив руку на плечо Сули.

- Туда, - не мешкая, ответил Сули и указал вдоль длинной улицы.

- Тогда веди меня, - ответил Боуррик. И мальчик-попрошайка повел принца через город, готовый в любую минуту убить их обоих.

- Вот эта, - сказал Боуррик, указывая на небольшую парусную лодку, привязанную в относительно тихом месте. Это был баркас - такие лодки использовались как вспомогательные суда для сообщения между пристанью и большими кораблями - они перевозили и грузы и пассажиров. В умелых руках на нем можно было выйти и в открытое море, особенно если погода была хороша. Весь пиратский флот Дурбина вчера вышел из гавани на поиски раба-убийцы, поэтому сегодня в порту было весьма тихо. Но такое не могло долго продолжаться, решил Боуррик, оставались еще простые горожане, которым не было дела до охоты на убийцу жены губернатора. Скоро на причале закипит обычная жизнь, и кража лодки будет замечена.

Боуррик огляделся и указал на бухту старого потрепанного каната, лежавшего неподалеку. Сули поднял его и перебросил сырой, вонючий канат через плечо.

Никто не обратил внимания на двух моряков, которые направлялись к лодке на дальнем конце причала. Боуррик прыгнул в лодку и быстро развязал булинь. Обернувшись, он обнаружил, что Сули стоит на корме с растерянным видом.

- Хозяин, что мне делать?

- Ты никогда не плавал под парусом? - застонал Боуррик.

- Я никогда еще не был в лодке, хозяин.

- Нагнись и притворись, будто что-то делаешь, - сказал Боуррик. - Мне бы не хотелось, чтобы кто-нибудь заметил на борту смущенного моряка. Будешь делать то, что я тебе скажу.

Боуррик умело отвел лодку от причала, и вскоре, с поднятым парусом, они уже бойко шли к устью гавани. Принц коротко рассказал Сули об основных приемах и познакомил его с морскими словечками.

- А теперь возьми румпель, - сказал он мальчику, когда лекция была закончена.

Мальчик перебрался на место принца и взял румпель и перлинь.

- Держи вон туда, - велел принц, указывая на устье гавани. - А я пока посмотрю, что у нас здесь есть.

Боуррик прошел на бак и вытащил из-под палубы небольшой корабельный сундучок. Сундучок не был заперт, но внутри ничего ценного не оказалось - парус, ржавый рыбацкий нож, оставшийся с тех пор, как лодка принадлежала честному рыбаку, да недлинный кусок обтрепанной лесы. Боуррик подумал, что рыба, пойманная на такую лесу, сойдет разве что для наживки. Нашлось и небольшое деревянное ведерко, окованное железными обручами, - в нем, наверное, держали наживку, а может быть, зачерпнув воды из-за борта, бросали туда улов, чтобы сохранить его свежим до возвращения домой. Последней находкой оказался ржавый фонарь без масла. Повернувшись к мальчику, который, разглядывая парус, с чрезвычайно сосредоточенным лицом держал румпель, Боуррик спросил:

- У тебя, наверное, не осталось ни хлеба, ни сыра?

- Нет, хозяин, - искренне ответил мальчик извиняющимся тоном.

Одну закономерность подметил Боуррик в своей новой жизни - голод стал для него привычным...

Задувал резкий северо-восточный ветер, и Боуррик повернул лодку на север-северо-запад, как только вышел из порта. Мальчик казался напуганным и восторженным одновременно. Он болтал не закрывая рта от самой пристани - наверное, таким образом пытался справиться со страхом, но, после того как они благополучно вышли из гавани, удостоившись только мимолетного взгляда кого-то из матросов с каравеллы, сторожившей выход, страх Сули прошел. Боуррик намеренно прошел близко от корабля - словно его нисколько не волновало его появление на рейде, а необходимость огибать препятствие только раздражала.

- На мачту сможешь залезть? - спросил Боуррик.

Мальчик кивнул.

- Зайди с носа, да не забудь про парус; залезь вон до того кольца, прицепись и скажи мне, что видишь.

Мальчик полез по мачте так, словно всю жизнь по ней лазал, и ухватился за кольцо на верху мачты. Мачта под воздействием дополнительного веса, приложенного к ее верхушке, закачалась, но мальчика, казалось, это нисколько не обеспокоило.

- Хозяин! - крикнул он. - Вон там какие-то маленькие белые штуки, - он махнул рукой в направлении с востока на север.

- Паруса?

- Наверное, хозяин. Они повсюду на горизонте.

Боуррик выругался.

- А на западе?

Мальчик прищурился.

- Да, и там тоже.

Боуррик начал взвешивать свои шансы. Он-то думал о том, чтобы добраться до Рэнома, небольшого торгового порта на западе, или, если будет необходимо, до Ли Мета - городишки на южном полуострове возле Пролива Тьмы. Но, если его преследователи выставили пикета, ему не остается ничего другого, как поворачивать дальше к северу, может быть к Вольным городам, хотя он прежде погибнет с голоду, чем доплывет туда; еще оставалось попробовать выйти в пролив. В это время в проливе было не очень опасно, не то что зимой, когда по нему просто нельзя было плавать и никто, кроме отчаянно смелых или же отчаянно глупых моряков, не ходил там.

Боуррик махнул Сули, чтобы тот слез с мачты, и, когда мальчик оказался внизу, сказал ему:

- Думаю, надо держать к северо-западу, чтобы обойти пикеты. Если мы отвернем сейчас от тех, кто ждет нас с запада, они как пить дать погонятся за нами, но если мы пойдем прямо на них, как если бы мы просто плыли по свои делам, то можем обмануть их. - Посмотрев на воду, он прибавил: - Видишь, как вода меняет цвет отсюда вон туда?

Мальчик кивнул.

- Это потому что под нами глубоко, а там - коралловый риф. У этой лодки очень небольшая осадка, поэтому мы можем шнырять среди рифов, а тот большой корабль, который мы видели в порту, может пробить себе здесь дно и погибнуть. Нам тоже надо быть поосторожнее - некоторые из рифов расположены очень близко от поверхности воды и могут оказаться опасны даже для такой маленькой лодки, как наша, но, если мы будем начеку, то сможем избежать их.

Мальчик со страхом посмотрел на Боуррика. Он явно был очень удивлен тем, что рассказывал ему Боуррик, и ничего не понимал.

- Не бойся, - успокоил его принц, - я скажу тебе, что делать, если нам придется удирать. - Он бросил взгляд на далекий западный горизонт, где на зелено-голубой поверхности одиноко белело крохотное пятнышко. - Все, что они держат у берега, должно иметь такую же мелкую осадку, как у нас, и быть быстрее, чем наша посудина. Сули, следи за белым пятном на западном горизонте и скажи мне, если оно начнет увеличиваться!

Мальчик наблюдал за парусами с маниакальным упорством, перевесившись через борт с подветренной стороны. Почти целый час белое пятнышко не уменьшалось и не росло, а потом вдруг направилось прямо к ним.

- Хозяин! - завопил мальчик. - Они идут!

Боуррик развернул лодку, пытаясь поставить парус таким образом, чтобы поймать побольше ветра, но чужой парус медленно увеличивался в размерах. Тот корабль был быстроходнее.

- Они нас догонят, если мы попытаемся ускользнуть! - воскликнул Боуррик.

- Хозяин, еще один! - крикнул Сули.

На северном горизонте, словно в ответ на призыв первого корабля помочь ему поймать баркас, появился второй парус.

- Мы отрезаны! - воскликнул Боуррик. Он проклинал себя за глупость. Конечно, те, кто караулил устье гавани, проявили небрежность. Им было велено задерживать тех, кто был похож на беглецов, а они ясно видели, что из двоих моряков на лодке ни один не был рыжим. Но корабли пикетов видели только парус на горизонте. Они обязательно его остановят, а Боуррик совсем не хотел, чтобы его пристально разглядывали. В Дурбине он бы еще мог попытаться выпутаться с помощью какой-нибудь сочиненной истории, но здесь, когда до свободы оставалось рукой подать, он не собирался подвергаться риску еще одного пленения. Если его поймают - он погибнет, напомнил он себе.

- Иди сюда! - позвал Боуррик Сули.

Принц передал румпель прибежавшему мальчику.

- Так и держи.

Боуррик кинулся на бак и вытащил из сундука второй парус. Принц прикрепил его спереди к мачте, но поднимать пока не стал.

- Быстрее, хозяин, - крикнул Сули.

- Нет, сейчас нельзя. Мы не под тем углом к ветру. Так мы можем пойти еще медленнее. - Боуррик вынулся к рулю.

Суда разворачивались, чтобы принять участие в погоне. Теперь Боуррик уже мог их разглядеть. С севера шел большой двухмачтовый галеон - он быстро бежал по ветру, но неуклюже маневрировал и имел очень глубокую осадку. Боуррик догадался, что капитан галеона не станет гоняться, за ним среди рифов. Но та лодка, которую они увидели первой, оказалась ладным шлюпом с косым парусным вооружением. Такой тип судна стал известен в Горьком море совсем недавно - последние лет двадцать, - но пользовался большой популярностью у пиратов, промышляющих на мелководье. На легком ветру он двигался быстрее, чем баркас, был более маневренным и имел почти такую же мелкую осадку. Боуррику оставалось надеяться проскочить мимо шлюпа, поставить дополнительный парус и забраться туда, где помельче. Только под очень сильным ветром его лодка могла попытаться обогнать шлюп.

Последний пытался отрезать дорогу лодке; галеон, убрав часть парусов, гасил скорость, и Боуррику пришлось отчаянно маневрировать, вертясь под носом галеона и укрываясь за его бортом от шлюпа. Разъяренный капитан корабля выкрикивал команды, но экипаж большого и более неповоротливого судна оказался бессилен повернуть корабль так, чтобы с него можно было забросить абордажные крючья на лодчонку. Шлюпу тоже приходилось несладко - надо было подойти достаточно близко к баркасу и при этом не задеть рангоут галеона. Порывистый ветер и качка делали задачу трудновыполнимой.

Справа по борту вода стала темнее - видимо, рифы здесь были совсем близко от поверхности.

- Право руля! - крикнул Боуррик Сули, который сидел на корме.

Они подобрались довольно близко к берегу и качка стала гораздо заметнее - полоса прибоя оказалась совсем недалеко.

- Туда! - закричал Боуррик, указывая рукой. - Правь туда!

И стал молиться богине удачи, чтобы проскочить риф на гребне волны.

Та словно услышала их - Боуррик почувствовал, как над намеченным местом лодку подняло волной. И все же, когда лодка пошла вниз, раздался леденящий душу скрежет - днище зацепило камни, и весь корпус лодки содрогнулся.

Сули побледнел как полотно и вцепился в румпель, словно надеясь таким образом спастись.

- Левее! - проорал Боуррик, и мальчик навалился на румпель. Снова уши резанул звук дерева, скребущего по камню, но дальше лодка выровнялась и пошла свободно.

Боуррик оглянулся и увидел, что капитан шлюпа отдает приказание поворачивать - даже егомелкое судно нашло бы гибель на этой отмели.

Тогда Боуррик велел Сули развернуть лодку так, чтобы немного отойти от береговой линии, и, отдавшись на волю прилива и попутного ветра, лодка понеслась вперед, с каждой минутой оставляя все дальше за кормой шлюп, который не мог перебраться через рифы.

Последующие два часа прошли без особых событий, пока Сули, оставив свое место на носу, не пошел к Боуррику. Принц заметил, что под ногами мальчика плещется вода.

- Вычерпывай воду! - крикнул принц.

Мальчик достал из сундука ведро и начал вычерпывать воду из лодки. В течение часа казалось, что удается сохранить уровень воды, но пошел второй час, Сули устал, и вода уже заплескалась вокруг его лодыжек. Боуррик сменил его. Еще через час вычерпывания стало понятно, что это занятие совершенно бесполезно. Рано или поздно лодка затонет.

Посмотрев на юг, Боуррик понял, что береговая линия отодвинулась к юго-западу, а течение относит их на северо-запад, к Проливу Тьмы. Боуррику пришлось быстро принимать решение - идти ли к южному берегу, или же надеяться на то, что им удастся добраться до земли где-нибудь возле Ли Мета. Так как и в том и в другом случае расстояние было примерно одинаковым, принц решил, что лучше всего будет, оставаясь как можно дольше на плаву, идти вперед со всей возможной скоростью.

На закате в северной части неба появились мелкие облака, ветер переменился, подув им прямо в лицо. Боуррик начал опасаться, что, если пойдет дождь, лодка затонет раньше, чем они доберутся до берега. В этот момент на его лицо упали первые капли, а менее чем через час дождь полил всерьез.

Поднялось солнце, и корабль оказался прямо возле них. Последние четверть часа Боуррик неотрывно следил за его приближением. И принц и Сули, изможденные работой - всю ночь напролет они вычерпывали воду из лодки, - едва могли двигаться. Всю ночь их мотал шторм, несло течение, и Боуррик потерял всякое представление о том, где они сейчас находятся.

Корабль оказался небольшим трехмачтовым торговым судном с прямоугольными парусами. Он мог идти из любого порта Горького моря - и быть их спасением или приговором.

- Что за корабль? - крикнул Боуррик, когда судно подошло достаточно близко к ним.

Капитан, стоя у поручней, приказал переставить паруса, чтобы уравнять в скорости корабль и тонущий баркас.

- "Добрый Путник", из Бордона.

- Куда вы идете?

- В Фарафру.

Сердце Боуррика забилось. Торговец из Вольных городов направлялся в кешианский порт на Море Дракона.

- Хватит ли у вас еды еще на двоих?

- А сколько вы заплатите за проезд? - спросил капитан, глядя на измотанную пару в быстро наполнявшейся водой лодке.

Боуррику не хотелось расставаться с деньгами, которые он взял у Салайи, - они понадобятся позднее. Поэтому он сказал:

- Мы можем отработать.

- У меня экипаж набран, - ответил капитан. Боуррик был уверен, что капитан не собирается оставить их тонуть - этого не позволяли морские предрассудки, а просто старается набить цену, чтобы залучить матросов на несколько рейсов - не так-то просто набрать постоянную команду. Капитан торговался. Боуррик вытащил ржавый рыбацкий нож и свирепо взмахнул им.

- Тогда приказываю спустить флаг. Я объявляю вас нашими пленниками.

Капитан, не веря своим ушам, посмотрел на него и начал смеяться. Скоро и матросы на корабле хохотали во все горло. Отсмеявшись, капитан сказал:

- Поднимите этого бешеного и мальчишку на борт. И возьмите куре на пролив!

Глава 9 ТОРЖЕСТВЕННАЯ ВСТРЕЧА

Зазвучали трубы. Солдаты эскорта взяли на караул. Сотня верховых барабанщиков начала отбивать сложный ритм. Эрланд повернулся к Джеймсу, ехавшему слева от него.

- Невероятно!

Перед ними расстилался столичный город Империи - Кеш. Час назад они вступили в нижний город, где были встречены делегацией городского губернатора. Опять та же церемония, которую приходилось терпеть на каждой остановке по пути от Нар-Айаба до столицы. Когда губернатор Нар-Айаба встретил их на въезде в город, Эрланд испытал облегчение от своей тоски. Он больше недели переживал смерть Боуррика, впадая в страшное уныние, прерываемое только вспышками гнева на несправедливую судьбу. Пышная церемония встречи отвлекла его, и он забыл о своем несчастье часа на три.

К концу пути эти однообразные церемонии уже надоели. В больших городах и в малых - везде надо было участвовать в обрядах встречи и выслушивать длинные унылые речи отцов того или иного города.

Эрланд оглянулся на Локлира, который ехал рядом с одним из высших чиновников, встретивших их у городских ворот. Следуя знаку принца, оба подъехали к нему. Чиновника звали Кафи Абу Харез, он происходил из рода Бени-Вазиров, одной из народностей, населявших пустыню Джал-Пур. За последние сто лет многие уроженцы пустыни служили императорам, проявляя особые склонности и даже таланты к дипломатии и торговле. Прежний посланник Кеша в Западных землях, Абдур Рахман Хазар-хан, умерший десять лет назад, как-то сказал Эрланду и его брату:

- Мы - кочевой народ, а значит - хорошие барышники.

Эрланд не раз слышал, как его отец уважительно отзывался об этом человеке. И знал, что чиновник, ехавший рядом, не глупец, и с ним надо быть очень осторожным. Хуже врагов, чем жители. Джал-Пура, и представить невозможно.

- Да, ваше высочество, - сказал Кафи. - Чем могу служить вам?

Кафи завернулся в накидку. Эрланд уже видел такие костюмы в Крондоре - тюрбан, туника, штаны, длинный жилет, сапоги до колен и широкий пояс. Костюм чиновника отличался необычайно сложным золотым орнаментом, покрывавшим всю ткань. Кешианские придворные, кажется, злоупотребляли пристрастием к золотым блесткам и перламутру.

- Здесь церемония немного другая. Такого мы еще не видели, - сказал Эрланд. - Что это за солдаты?

- Это личная гвардия императрицы, ваше высочество.

- Такая большая? - удивился Эрланд.

- Да, ваше высочество.

- По численности почти как городской гарнизон, - заметил Локлир.

- Смотря какой город, господин мой, - ответил кешианец. - Если это город Королевства - может быть и да. Для кешианского города этого не хватит. Если мы говорим о Кеше, то это совсем небольшая часть.

- Не сочтете ли вы, что я выпытываю государственные секреты, если спрошу, сколько человек охраняет императрицу? - сухо спросил Эрланд.

- Десять тысяч, - ответил Кафи.

Эрланд и Локлир переглянулись.

- Десять тысяч! - воскликнул принц.

- Дворцовая гвардия, которая является частью личной гвардии, которая, в свою очередь, является частью городского гарнизона, - сердце кешианской армии. В стенах верхнего и нижнего города десять тысяч человек готовы встать на защиту Той, Которая Есть Кеш.

Они повернули лошадей, проезжая улицу, где по обеим сторонам стояли солдаты; за ними толпились любопытные горожане, довольно спокойно глядящие на прибывших островитян. Эрланд заметил, что дорога впереди поднимается вверх, взбираясь на плато. На полпути к вершине развевалось белое с золотом знамя; солдаты, стоявшие там, были одеты уже в другую форму.

- Это что, разные подразделения? - спросил принц.

- В древние времена, - ответил Кафи, - кешианцы были всего лишь одним из многочисленных народов, населявших берега Оверн-Дипа. Под натиском врагов они отступили на плато, где сейчас высится императорский дворец. По традиции те, кто служит Империи, но по крови не кешианцы, селятся в городе у подножия дворца, - он указал туда, где развевалось знамя. - Все солдаты, которых вы видите в городе, - из имперского гарнизона, но те, кто стоит выше знамени, - чистокровные кешианцы. Только они могут служить и жить во дворце. - С едва заметной горечью он добавил: - Ни один из тех, кто не является чистокровным, не может жить во дворце.

Эрланд, как ни раздумывал над словами Кафи, не мог понять, какого мнения придерживается сам вельможа. Поэтому он просто улыбнулся, показывая, что рад познакомиться с одной из традиций Кеша.

Приблизившись к началу подъема, Эрланд обратил внимание, что те, кто стоял в почетном карауле по всему пути их следования, были такими же, как и повсюду в Империи, - здесь смешались представители всех рас и народностей - конечно, больше темноволосых и смуглых, чем в Королевстве, но рыжие и блондины тоже попадались. Те же, кто стоял выше знамени, выглядели как на подбор - темная кожа, не черная и не темно-коричневая, но и не светлая. Волосы у всех черные или темно-каштановые, кое-где с рыжеватым оттенком, но ни одного блондина, рыжего или даже просто русоволосого. Видно, солдаты происходили из семей, где не было или почти не было смешения кровей многочисленных народов, населявших Империю.

Эрланд, взглянув на шпили и башни города на плато, спросил:

- Значит, все те, кто живет в верхнем городе, тоже "чистокровные"?

- На плато нет города, ваше высочество, - снисходительно улыбнулся Кафи. - Все, что вы видите, и есть дворец. Когда-то там были и другие дома, но в течение веков дворец строился и расширялся, и все остальные постройки были убраны. Даже храмы перенесли в нижний город, чтобы те, кто не принадлежит к кешианской народности, тоже могли поклоняться своим божествам.

Вид дворца произвел на Эрланда неизгладимое впечатление. При правлении короля Родрика Безумного Рилланон перестраивался, чтобы стать самым красивым городом в Мидкемии, - так, по крайней мере, заявлял Родрик. Сейчас Эрланд не мог не признать, что, даже если бы план Родрика был выполнен до конца, то и тогда Рилланон выглядел бы довольно бедно по сравнению с городом Кешем. Не то чтобы Кеш был красивым городом, вовсе нет. Многие улицы, по которым они проезжали, были тесно застроены грязными маленькими домишками, и воздух там был густым от запахов скученной жизни - кухонь, кузниц, дубилен, красилен и вечной вони немытых тел и отходов жизнедеятельности людей.

Мало приятного обнаруживалось в городе Кеше. Но он был очень древним. По его улицам прокатывалось эхо многовековой истории народа, который, поднявшись, выстроил целую Империю. Когда предки Эрланда, еще простые рыболовы, едва отваживались выйти из безопасной бухты Рилланона, чтобы посетить соседние острова, в Кеше уже была культура, давшая художников и музыкантов. Об этом говорил Эрланду в детстве учитель истории, но только сейчас принц понял его слова. Камни под копытами лошади Эрланда были стерты наездниками, пленными вождями кланов и войсками победителей задолго до того, как дом кон Дуанов начал править в Рилланоне. Армии под предводительством легендарных" военачальников маршировали по улицам города, чтобы привести мятежные народы в подчинение, когда Рилланон и Бас-Тайра начинали свои первые торговые войны за обладание морем, потом названное Морем Королевства. Да, Кеш был стар. Очень стар.

- Конечно, ваше высочество, - сказал Кафи, - гости императрицы будут размещены в особом крыле дворца, окна там выходят на Оверн-Дип. Было бы нелюбезно заставлять вас каждый день проделывать такой путь.

- Но ведь вы ежедневно ездите здесь? - спросил Эрланд.

- Конечно, - ответил Кафи, возле его рта едва заметно дрогнул мускул. - Но мы, те, кто не имел счастья родиться чистокровным, понимаем свое место в общем порядке вещей. Мы с радостью служим императрице, и такое маленькое неудобство даже не подлежит обсуждению.

Эрланд не стал продолжать. Барабанный бой прекратился, а музыканты заиграли мелодию, подозрительно напоминавшую гимн Королевства, как если бы его исполняли те, кому не доводилось его слышать.

- Встреча по всей форме, - сказал Эрланд Джеймсу.

Джеймс рассеянно кивнул. Въехав в город, он дал волю старой привычке и все время держался настороже. Он оглядывал толпу, выискивая малейший признак опасности, которая могла бы угрожать Эрланду.

В Крондор были отправлены письма, в которых путники сообщили обо всем, что с ними приключилось по дороге, уже пришли и ответы - курьер принца, проявив редкостную самоотверженность, покрыл разделявшее Крондор и Кеш расстояние с немыслимой быстротой, частенько ночуя в седле; сейчас он уже ехал обратно, получив наказ Джеймса больше так не торопиться и хорошо отдохнуть по дороге. Вместе с письмами солдат вез и рекомендацию графа наградить сего курьера и предоставить ему повышение по службе.

Ответ Аруты на сообщение о гибели Боуррика был как раз таким, какой предвидел Джеймс, - ничего личного, никаких эмоций. Принц Крондора не позволил чувствам повлиять на решения государственной важности. Он велел Джеймсу проследить, чтобы тело Боуррика извлекли из-под завала, но ни при каких обстоятельствах посольство не должно было отступать от намеченного плана и менять свое поведение. В первый день по прибытии они обязаны засвидетельствовать почтение Королевства императрице по поводу семьдесят пятой годовщины ее рождения, и ничто не должно было вызвать трений между двумя государствами. Джеймс предчувствовал неприятности. Боуррика убили, чтобы втянуть Империю в войну с Королевством, но Арута отказался проглотить наживку. Значит, последуют и другие провокации. Более провокационной вещью, чем убийство одного принца, Джеймсу представлялось убийство обоих. Джеймс чувствовал себя ответственным за гибель Боуррика, но, поборов горе, стремился обеспечить Эрланду наилучшую защиту. Взглянув на принца, граф заметил, что Гамина смотрит на него самого.

- Как ты, любовь моя? - послал он Гамине мысленный вопрос.

- Скорее бы слезть с этой лошади, - услышал он в ответ. Внешне госпожа Гамина никак не показывала, что ей неудобно. Она стойко переносила нелегкую дорогу, считая, что ночи рядом с Джеймсом вполне перевешивают дневные неудобства, но не могла уменьшить горе мужа по поводу гибели Боуррика и его тревогу за Эрланда.

За бело-золотым знаменем выстроилось не менее сотни придворных, встречавших принца и его свиту. Эрланд разглядывал их широко раскрытыми глазами. Сначала он не поверил себе - ему показалось, что с ним сыграли дурную шутку. Мужчины и женщины, встречавшие его, имели на себе совсем мало одежды и огромное количество украшений. В основном придворный костюм был представлен короткой юбкой из прозрачного шелка - полотно просто один раз оборачивалось вокруг чресел от талии до середины бедра. Юбки поддерживались узорчатыми поясами, которые застегивались замысловато украшенными золотыми пряжками. И у мужчин и у женщин грудь ничем не была прикрыта, а на ногах и те и другие имели изящные сандалии с переплетенными до колен ремешками. У мужчин были бритые головы, а у женщин волосы подстрижены коротко - до плеч или даже по мочку уха, пряди перевиты невообразимым количеством золотых ниток и бус.

- Может быть, вашему высочеству неизвестно, - заговорил Кафи, слегка повернув голову к принцу, - но запрет на голое тело, такой популярный в традициях вашего народа и многих народов Империи, не имеет силы среди тех, кто считается чистокровным кешианцем. Мне тоже приходилось привыкать к этому, ведь среди моих людей увидеть лицо чужой жены - верная смерть. Эти люди - уроженцы жарких земель, ваше высочество, - Иронично сказал Кафи, - но все же здесь не так жарко, как у меня на родине, где, одевшись таким образом, сразу подпишешь себе смертный приговор. На самом деле, такая манера одеваться - только дань моде, и не более того; на Плато по ночам дуют пронзительные ветры.

Эрланд кивнул, стараясь не особо таращить глаза на почти обнаженные тела. Вперед выступил молодой мужчина, который нес пастуший посох и лук - оба предмета, утратив свое первоначальное назначание, стали церемониальными предметами. Как и у остальных, его череп был гладко выбрит, но на макушке оставался длинный локон, перевитый нитями бус из драгоценных камней и жемчуга. Через мгновение еще один мужчина - тучный, которому было явно жарко стоять под палящим солнцем, тоже встал рядом с первым. Не обращая внимания на струящийся по лицу пот, тучный сказал:

- Приветствуем наших гостей.

- Господин мой Ниром, - обратился к нему Кафи. - Я имею честь представить его высочество принца Эрланда, наследника трона Островов, рыцаря-капитана Армий Запада и посланника к Той, Которая Есть Кеш.

- Ваше высочество, - ответил Ниром, - чтобы оказать вам честь, вас приветствует член королевской семьи. Позвольте представить вам принца Авари, сына Той, Которая Есть Кеш.

Молодой человек сделал еще шаг вперед и заговорил с Эрландом.

- Мы приветствуем брата нашего - принца. Пусть ваш визит продлится здесь так долго, как вам захочется, принц Эрланд. Король Островов оказывает нам великую честь, прислав своего наследника. Та, Которая Всем Нам Мать, послала своего скромного подданного и сына приветствовать вас. Я рад сообщить вам, что во всех кешианских сердцах живет радость по поводу вашего визита к нам. Та, Которая Есть Кеш, ждет вас, чтобы приветствовать в своем дворце. - Принц Авари повернулся и пошел вверх по дороге. Потом пошел Ниром, потом, по подсказке Кафи, последовали принц и барон Локлир, а за ними - сам Кафи и граф Джеймс.

- Мы знаем о вашей Империи очень мало, - произнес Джеймс, на ходу поворачиваясь к Кафи. - Только то, что можем наблюдать вдоль ее северных границ. Его высочество будет рад, если вы навестите нас и, если возможно, расскажете нам больше.

- Ваше желание предугадано, - улыбнулся собеседник. - Каждый день на рассвете я буду у ваших дверей и не покину вас, пока вы не разрешите мне. Так приказала императрица, да благословят ее боги.

Джеймс улыбнулся и кивнул.

- Значит, он приставлен следить за нами.

Гамина улыбалась встречавшим.

- Как и многие другие, любовь моя.

Джеймс посмотрел вперед, туда, где шагал Эрланд. Впереди - два с половиной трудных месяца, и граф это знал. Ему понадобятся все силы и умение, чтобы уберечь Эрланда от покушения, а Королевство - от войны.

Эрланд не мог найти слов. Его покои состояли из шести комнат в особом крыле, специально отведенном для них, - одно это крыло по размерам могло сравниться с дворцом отца в Крондоре. Императорский дворец был настоящим огромным городом. Роскошь покоев для гостей поражала воображение. Стены были облицованы мрамором, отполированным до такой степени, что он отражал свет факелов россыпью мерцающих звезд. В противовес традициям Королевства, где делали множество маленьких комнат, все комнаты в покоях были огромными, но отделялись друг от друга только занавесями разной степени прозрачности. Сейчас проемы справа и слева от него были занавешены шторами из прозрачного газа; сквозь них можно было видеть, что в комнате справа были расставлены диваны и стулья на случай, если потребуется собрать много народу. Слева огромная терраса открывала захватывающий вид на Оверн-Дип, огромное пресноводное озеро, лежащее в самом сердце Империи. Еще в комнате для аудиенций, где он сейчас находился, была двойная дверь, которая вела в спальню.

Эрланд велел одному из двух гвардейцев, приставленных к нему вместо слуг, открыть тяжелую дверь. Внезапно рядом с принцем появилась молодая женщина.

- Господин мой, - произнесла она, громко хлопнув в ладоши.

Дверь распахнулась; Эрланд, рассеянно кивнув, вошел в спальню и замер на пороге. Все, на что он бросал взгляд, было покрыто золотом. Столики и диваны, Кресла и пуфы, расставленные по комнате, предупреждали любое желание, могущее у него возникнуть, когда он одевается, или пишет письмо, или вкушает трапезу в одиночестве. Стены под потолком, там, где кончалась мраморная облицовка, были расписаны фресками. В стилизованной манере, принятой в Кеше, они изображали воинов, королей, богов, у многих из которых были головы зверей; кешианский пантеон значительно отличался от островного.

Эрланд любовался комнатой. В центре ее стояла огромная кровать, с трех сторон окруженная занавесями из шелкового газа; занавеси свисали с потолка, который возвышался над его головой на добрых двадцать футов. Кровать в два раза превосходила его кровать дома. Когда они с Боурриком вернулись после службы на границе, собственные кровати показались им необъятными - в казармах гарнизона Высокого замка приходилось спать на узких и жестких соломенных тюфяках.

Подумав о Боуррике, Эрланд снова загрустил. В несчетный раз после нападения Эрланд подумал, что не верит в смерть брата. В душе он не чувствовал, что Боуррика нет. Эрланд был уверен, что Боуррик жив. Молодая женщина, вошедшая в комнату, хлопнула в ладоши, и комната внезапно наполнилась народом.

Гвардейцы принца в молчаливом изумлении обозревали бесконечный парад слуг, проходивших по комнате, сначала дивясь, с какой скоростью распаковывали багаж принца, но в основном - потому что слуги были женщинами, одетыми так же скудно, как и делегация встречавших. Разница была только в отсутствии дорогих украшений. Простая юбка поддерживалась вокруг пояса льняным поясом. Ничего больше на женщинах не было.

Эрланд, подойдя к гвардейцам, сказал:

- Идите поешьте. Когда вы мне понадобитесь, я позову вас.

Оба отсалютовали ему и нерешительно повернулись, не зная, куда идти.

- Сюда, - сказала молодая женщина, словно прочитав мысли принца, и увела их.

Перед Эрландом остановилась еще одна девушка, с глазами цвета черного дерева.

- Если будет угодно господину, ванна готова, - Эрланд заметил, что на девушке был красный пояс с золотой пряжкой, и решил, что она здесь главная.

Принц внезапно ощутил, какой он грязный после дороги и как на нем много надето - воздух во дворце был жарким и влажным; он кивнул и последовал за девушкой в соседнюю комнату. Там оказался бассейн футов тридцать длиной. В дальнем конце золотая статуя, наверное, изображающая богиню воды, держала вазу, из которой в бассейн наливалась вода. Эрланд огляделся - в бассейне его ждали пять молодых женщин, одежды не было ни на одной.

Еще две встали по бокам, а та, которая привела его, повернула принца к себе и стала расстегивать на нем тунику.

- Э-э, - произнес Эрланд, отступая назад.

- Мы что-то упустили, господин мой? - спросила девушка. Эрланд вдруг осознал, что ее темная кожа имела несколько оттенков - красноватый загар покрывал кожу оливкового цвета. Заплетенные в тугую косу, густые черные волосы открывали длинную шею.

Эрланд хотел что-то сказать, но не знал, что именно следует говорить. Будь с ним Боуррик, подумал принц, они бы уже плескались в бассейне вдвоем, пробуя узнать, каковы их права, забавляясь с прелестными служанками. Но в одиночестве... он ощутил неловкость.

- Как тебя зовут?

- Миа, господин мой.

- Вот что, Миа... - Он оглядел красавиц, ожидавших его приказаний. - В моей стране не принято, чтобы было так много слуг... мне так много не надо.

Девушка на миг заглянула ему в глаза.

- Если господин мой укажет, каких служанок он находит подходящими для себя, - тихо произнесла она, - я отошлю остальных. Или... - поколебавшись, прибавила она, - если вам нужна всего одна, я... сочту за честь удовлетворить ваши запросы, - последнее было сказано с явным намеком.

Эрланд покачал головой и вздохнул.

- Да нет, чего уж там...

Проворные руки избавили его от одежды; раздетый, он ступил в воду бассейна, чувствуя себя немного неловко. Встав на дно мелкого бассейна, он с удивлением обнаружил, что вода в нем была горячей. Он присел на ступеньку - вода поднялась до груди. Миа расстегнула пояс, и юбочка упала к ее ногам. Она, ничуть не смущаясь, вошла в воду и села на ступеньку позади Эрланда. Хлопнув в ладоши, девушка дала сигнал нести масла, мыла и разные притирания.

Миа нежно потянула принца за плечи; его голова оказалась на ее мягкой груди. Он ощутил, как ее пальцы осторожно гладят его волосы - она втирала ему в голову ароматные масла. Две служанки сели рядом с ним, намыливая его грудь мылом, которое пахло цветами. Еще две начали чистить и подравнивать ему ногти, а еще одна пара принялась растирать уставшие мышцы ног.

После первого момента напряжения - его так интимно обслуживали семь незнакомых женщин - Эрланд глубоко вздохнул, желая расслабиться. Он решил, что это ненамного отличается от банной процедуры дома, когда одна служанка трет тебе спину. Потом он взглянул на двенадцать девушек, стоящих вдоль края бассейна, и на семерых, сидящих в воде, и усмехнулся. Совсем как дома.

- Господин мой? - спросила Миа.

- К этому надо привыкнуть, - вздохнув, ответил Эрланд.

Женщина закончила мыть ему голову, сполоснув волосы водой из золотой чаши, и начала растирать мускулы его шеи и плеч. Несмотря на смущение, принц обнаружил, что после такого массажа веки налились тяжестью. Чувствуя легкий цветочный аромат влажной кожи Миа и нежный запах масел, принц закрыл глаза и ощутил, что усталость и тревога покидают его.

Он вздохнул еще раз, и Миа тихо спросила:

- Желает ли господин мой еще чего-нибудь?

Эрланд улыбнулся впервые с тех пор, как в пустыне на них напали бандиты.

- Нет, я думаю, что сумею привыкнуть к вашей бане.

- Тогда отдыхай, мой красивый господин с огненными волосами, - прошептала она ему в ухо. - Отдыхай и набирайся сил. Сегодня вечером Та, Которая Есть Кеш, желает встретиться с тобой.

Эрланд прислонился к мягкой груди служанки и отдал свое тело во власть горячей воды и легких, но крепких пальцев девушек, которые разминали его усталые мышцы. Вскоре он погрузился в приятную, чувственную дремоту и, расслабляясь, ощутил, что отвечает на ласки женщин. Сквозь полуприкрытые ресницы он видел улыбающиеся лица, выжидающе глядящие на него; две служанки переглянулись и хихикнули. "Да, - решил он, - я к этому привыкну".

- Господин мой... - прошептала одна из служанок, трогая принца за ступню.

Эрланд приподнялся на локте и сонно заморгал, пытаясь разглядеть, что происходит.

- Что такое? - спросил он, проснувшись.

- Господин Джеймс просил передать, что будет здесь через полчаса. Он просил вас быть готовым к встрече с императрицей. Вам надо одеваться.

Эрланд взглянул направо, потом налево и обнаружил, что лежит между двумя девушками; справа от него спала Миа, тихонько посапывая, слева - еще одна служанка - он вспомнил, что у нее были удивительные зеленые глаза, но вот имени ее он припомнить не мог. Она рассматривала его сквозь полуприкрытые веки.

- Милые мои, пора собираться! - сказал принц, игриво шлепнув Миа по голым ягодицам.

Миа, проснувшись, тут же встала с огромной постели. Она хлопнула в ладоши и появились шестеро рабов с вычищенной и выглаженной одеждой Эрланда. Эрланд выпрыгнул из постели и, махнув девушкам, чтобы они дожидались его в комнате, поспешил в комнату с бассейном. Он сошел по ступеням в воду, наклонился и умылся.

- Здесь всегда так жарко? - спросил Эрланд у Миа, которая последовала за ним.

- Сейчас лето, - ответила девушка, - поэтому вода горячая. Те, кто хочет, могут пользоваться опахалами. Зимой по ночам бывает очень холодно, и, чтобы согреться в постели, приходится накрываться мехами.

Эрланд, выходя из бассейна, подумал, что такое трудно вообразить. Три женщины быстро вытерли его, и он вернулся в спальню.

Одеваться с чужой помощью оказалось труднее, чем он думал. Он пытался сам что-то сделать, но постоянно сталкивался с женщинами, которые завязывали шнуры и застегивали на нем пряжки. Все же, когда объявили прибытие графа Джеймса, принц был полностью одет.

- Ты выглядишь гораздо лучше, - сказал Джеймс войдя. - Хорошо отдохнул?

Эрланд, оглядев изобилие обнаженных женских тел, ответил:

- Совсем неплохо.

- Гамина была не очень рада увидеть в наших покоях столько красивых молодых женщин, - со смехом сказал Джеймс, - поэтому нам прислали красивых молодых людей. Она очень расстроилась, когда они предложили ей помочь помыться. - Оглядевшись, он прибавил: - Я бы назвал их распущенными людьми, но для них это нормальное поведение. А мы им должны казаться... даже и не знаю какими.

Граф пригласил принца за собой и повел его в большой зал, где Гамина разговаривала с Локлиром. Как только принц вошел, Гамина мысленно обратилась к нему:

- Эрланд, Джеймс нашел уже два места в наших покоях, где можно нас подслушивать. Будь осторожен.

- Я был бы рад, если бы у меня в свите оказался всего один шпион, - ответил он ей.

Они замолчали; к ним подошел придворный офицер в таком же одеянии, какое они видели повсюду, - белая юбка и высокие сандалии. Кроме того, у него на шее было золотое ожерелье, украшенное бирюзой, а в руках он держал церемониальный жезл.

- Сюда, ваше высочество, господа мои и госпожа.

Он повел их по длинному залу, в котором двери в обширные залы и покои перемежались открытыми проемами. Сквозь проемы были видны фонтаны и небольшие садики, освещенные факелами, которые были установлены на специальных столбах.

- Ты привыкнешь к дневному отдыху, принц, - сказал Джеймс по дороге. - Здесь такой обычай. С утра придворные церемонии, частные аудиенции у императрицы, потом обед, потом отдых до самого вечера, потом, от заката до девятого часа, - опять придворные церемонии и наконец ужин.

Эрланд посмотрел на проходивших мимо служанок, одетых в коротенькие юбочки.

- Справлюсь, - ответил он.

Он ощутил мысль Гамины - не слова, а просто чувство, на сей раз - полное неодобрение.

В конце зала они повернули и оказались в еще большем помещении. Колонны высотой в три этажа были облицованы розовым мрамором. Стены по обеим сторонам украшали стилизованные рисунки, изображавшие величайшие события в истории Империи и мифологические битвы богов и демонов. Принц и его спутники шагали по центру зала, по ковру удивительного качества и расцветки - невероятно длинному, но безупречно гладкому.

Приблизительно через каждые двадцать футов стояли стражники. Эрланд подумал, что эти солдаты мало походят на тех солдат-псов, что охраняли границы с Королевством. Дворцовые стражники, кажется, отбирались не по боевым качествам, а по внешнему виду. На каждом была короткая юбка с двумя разрезами спереди, обеспечивавшими большую свободу движений. Кроме того, на них были набедренные повязки и узорчатый пояс, скрепляемый впереди серебряной пряжкой. На ногах у каждого солдата, конечно же, красовались сандалии из ремешков. Эрланд нашел, что головные уборы у них совсем варварского вида. У одного гвардейца на голове была голова леопарда, а шкура зверя прикрывала его плечи. Некоторые подобным же образом носили лосиные и медвежьи головы. У многих надетые на голову кольца слоновой кости украшались ястребиными или орлиными перьями, кое у кого на шлемах были хвосты попугаев, а кто-то носил шляпы конической формы из выцветшего на солнце тростника. Такие уборы казались совсем неподходящими для серьезного боя.

- Ну и парад, - сказал Джеймс вслух.

Эрланд кивнул. Все, что он увидел во дворце, составляло резкий контраст с увиденным в нижнем городе - избыточная роскошь, казалось, составляла саму основу жизни дворца. Где только можно было, дорогие и ценные материалы заменяли простые: вместо обычного железа - золото; самоцветы вместо стекла; шелк - там, где ожидался хлопок. То же касалось и слуг. Мужчина должен быть не просто здоров и годен для своего дела, он обязательно должен быть красив. Если женщина, служанка, просто пересекала зал, принося или унося что-нибудь, она не могла не быть молодой и прекрасной. Еще несколько дней, подумал Эрланд, и я буду скучать по простым, некрасивым лицам.

Подойдя к массивным дверям, покрытым сусальным золотом, сопровождавший их мужчина ударил жезлом в пол и провозгласил:

- Принц Эрланд, граф Джеймс, графиня Гамина и барон Локлир!

Двери распахнулись; Эрланд увидел, что за ними простирается огромный зал - до противоположной стены было не менее ста ярдов; и там на высоком помосте помещается золотой трон.

- Ты не предупредил, что это официальный прием, - почти не шевеля губами, сказал Эрланд Джеймсу.

- Да нет же, - ответил Джеймс. Это просто приватный ужин.

- Не могу представить, какова же тогда официальная церемония, - вздохнул Эрланд. - Ну что ж, давайте перекусим с ее величеством, - и повел свою свиту в зал императрицы Великого Кеша.

Эрланд шагал по середине зала. Звук шагов казался чужим - никто здесь не ходил в сапогах, только в сандалиях и мягких туфлях, которые не производят столько шума при ходьбе. Глаза всех присутствующих были устремлены на посольство из Королевства Островов. Но даже шаги не могли заметно потревожить тишину этого огромного зала.

Перед троном на помосте были разложены подушки. На них лежала пожилая женщина. Эрланд старался смотреть прямо на нее, но при этом не таращить глаза. Он обнаружил, что добиться этого очень трудно. Перед троном самого могущественного в мире государства находилась могущественнейшая правительница. Она оказалась маленькой сухонькой старушкой ничем не примечательной внешности. Согласно придворной моде, одета она была в такую же белую льняную юбку, правда, большей длины - юбка спускалась ниже колен. Ее пояс украшали великолепные самоцветы, которые, отражая огни факелов, посылали во все стороны на потолок и стены сотни сияющих отблесков. Еще на ней была широкая блуза из белого материала, заколотая на груди золотой брошью с необычайно ярким рубином. На голове покоилась диадема, украшенная сапфирами и рубинами, равных которым Эрланд не видел никогда.

Ее темная кожа не могла скрыть разрушительного действия времени. И двигалась императрица как женщина, которой было лет на десять побольше, чем ее семьдесят пять; лишь ее взгляд заставил Эрланда ощутить все величие императрицы - огонь пылал в глазах по-прежнему.

Сиявшие как самоцветы в короне, темные глаза разглядывали принца, шагающего к трону по проходу между столами, за которыми сидели пришедшие провести вечер с императрицей. У основания помоста полукругом были расставлены низкие столики; за ними, опершись на подушки, разместились те, кого императрица сочла достойными такой чести.

Эрланд, встав перед императрицей, склонил голову - не ниже, чем склонял ее перед своим дядей, королем. Джеймс, Гамина и Локлир преклонили колена, как их учил мастер церемоний.

- Как поживает наш юный принц Островов?

Голос женщины прозвучал как удар грома в солнечный полдень и Эрланд чуть не вздрогнул от неожиданности. Этот простой вопрос содержал такие нюансы, что принц почувствовал себя не в силах ответить подобающим образом.

Поборов неожиданный испуг, Эрланд ответил, как мог, спокойно:

- Ваше величество, мой дядя, король Островов, шлет вам пожелания здоровья и благополучия.

- Верю, мой принц, - ответила она с усмешкой. - Не сомневайся, я - его лучший друг в этом дворце. - Она вздохнула. - Когда кончится этот праздник, верни самые искренние пожелания благополучия вашему королевству. У нас много общего. А это кто с тобой?

Эрланд представил своих спутников. Когда он закончил, императрица удивила присутствующих тем, что села и сказала:

- Графиня, сделайте любезность, подойдите ко мне.

Гамина, бросив быстрый взгляд на Джеймса, поднялась по ступенькам и оказалась перед императрицей.

- Вы, северяне, бываете светловолосыми, но я никогда не видела похожих не тебя, - заметила императрица. - Ведь ты на самом деле родилась где-то далеко от Звездной Пристани?

- Да, ваше величество, - отвечала Гамина. - Я родилась в горах к северу от Ромнея.

Императрица кивнула, словно все сразу поняла.

- Иди к мужу, дорогая. Ты экзотична, но прелестна. - Гамина сошла с помоста, и императрица сказала: - Для принца и его свиты готов отдельный стол. Вы доставите мне удовольствие, господа мои, отужинав с нами.

- Это большая честь для нас, ваше величество, - сказал Эрланд кланяясь.

Когда они разместились у столика (ближе к помосту стоял только еще один стол), мастер церемоний возвестил:

- Принц Авари, сын Той, Которая Есть Кеш!

Встречавший Эрланда днем принц вошел из боковой двери, которая, как решил Эрланд, вела из другого крыла дворца.

- Если ваше высочество мне позволит... - раздался голос справа, и Эрланд, повернувшись, увидел, что Кафи Абу Харез поместился между ним и графом Джеймсом. - Ее величество, да продлятся ее годы, предвидела возможные ваши затруднения при встрече с новыми для вас обычаями и велела мне сесть рядом с вами, чтобы отвечать на все ваши вопросы.

- И узнать, чем мы интересуемся, - добавила Гамина мысленно.

Эрланд едва заметно кивнул, и Кафи решил, что принц благодарит его за заботу, но Гамина знала, что Эрланд таким образом выразил согласие с ее мыслями.

- Принцесса Шарана!

Вслед за Авари вошла молодая женщина, судя по всему, примерно того же возраста, что и Эрланд. Эрланд почувствовал, что при виде внучки императрицы у него перехватило дыхание. Даже в этом дворце, где все женщины были прелестны, ее красота казалась просто ошеломляющей. Одета она была так же, как и остальные, но, подобно императрице, носила еще и полотняную сорочку - и то, что ее тело было скрыто от взоров, только добавляло ей прелести. Ее руки и лицо по цвету напоминали миндаль, позолоченный лучами кешианского солнца. Волосы, обрезанные ровно надо. лбом, по бокам спускались до плеч, а сзади были забраны в косу, перевитую драгоценными бусами.

- Принцесса Сойана! - прокричал придворный.

Локлир чуть не вскочил со своего места. Если принцесса Шарана являла собой расцветающую красоту, то ее мать Сойана представляла красоту в полном цветении. Будучи высокой, она двигалась плавно, как танцовщица, и каждый шаг выгодно подчеркивал все прелести ее тела. Прелестей было немало: и длинные стройные ноги, и плоский живот, и упругие груди. Она выглядела крепкой без намека на полноту - под мягкой кожей прятались сильные мышцы. На ней была только белая юбка, а вместо пояса - золотая цепь. Вокруг ее рук вились золотые змеи, а шею украшало золотое ожерелье с опалами огненного цвета; украшения оттеняли ее смуглую золотистую кожу. В каштановых волосах мелькали рыжеватые искры; глаза удивительно зеленого цвета смотрели на мать.

- О боги, - пробормотал Локлир, - она потрясающе красива.

- Принцесса считается одной из самых красивых женщин среди высокорожденных, господин мой барон, - весьма сдержанно согласился Кафи. Джеймс вопросительно посмотрел на Кафи, но тот не стал продолжать. Уроженец пустыни заметил, что Локлир все еще смотрит на принцессу, стоящую перед своей матерью, и, послав Джеймсу ответный взгляд, Кафи тихо обратился к барону: - Барон, я чувствую необходимость предупредить вас, - он оглянулся на принцессу. - Принцесса - самая опасная женщина при дворе после императрицы. Это значит, что во всей Мидкемии только императрица опаснее ее.

- Могу в это поверить, - с вызывающей улыбкой ответил Локлир. - Она прекрасна. Но я думаю, что мне по силам ответить на вызов.

Гамина мрачно на него посмотрела, но Кафи принужденно улыбнулся.

- Она может предоставить вам такую возможность. Говорят, она любит... приключения.

От Джеймса не укрылся истинный смысл слов придворного, а Локлир, очарованный женщиной, похоже, ничего не заметил. Джеймс коротко кивнул Кафи в знак благодарности за предупреждение.

Авари и Шарана, поклонившись императрице, отошли к столу, приготовленному для императорской семьи. Сойана же, поклонившись, заговорила с женщиной на троне.

- Здорова ли моя мать? - спросила она, повинуясь принятой форме обращения.

- Да, дочь моя. Еще один день мы правили Кешем.

- Значит, боги ответили на мои молитвы, - сказала принцесса кланяясь. После чего заняла место за столом рядом со своим братом и дочерью.

В зал вошли слуги. Один за другим появлялись самые разнообразные блюда, и Эрланду каждую минуту приходилось выбирать, что же попробовать. Принесли вина - сухие и сладкие, красные и белые - белые подавали охлажденными на льду, доставленном с вершин гор Стражи.

- Почему члены императорской семьи: вошли последними? - спросил Эрланд у кешианца.

- Мы в Кеше многое делаем не так, как привыкли остальные. Сначала входят те, кто не пользуется никаким влиянием - рабы, слуги, младшие офицеры двора, - они готовят зал для появления высокорожденных. Потом входит Та, Которая Есть Кеш, и занимает свое место на помосте, а за ней появляются люди благородного происхождения и те, кто отмечен за особые заслуги, опять в том же порядке - сначала менее известные и родовитые. Вы по праву рождения уступаете только королевской семье, поэтому вы и были приглашены перед принцем Авари.

Эрланд кивнул и вдруг подумал, что это все как-то странно.

- Значит, его племянница, Шарана...

- По положению выше принца, - закончил за него Кафи, оглядывая зал. - Это один из предметов споров в семье, ваше высочество.

- И то, о чем он не хочет здесь говорить, - добавила мысленно Гамина. Эрланд посмотрел на нее, и она продолжила: - Я читаю его мысли, ваше высочество. Я бы. не стала делать этого, не испросив у человека разрешения, но он... Не могу сказать, но он очень старается не говорить о многих вещах.

Эрланд оставил эту тему и стал расспрашивать Кафи о придворной жизни. Кафи отвечал таким тоном, каким говорил бы учитель истории, уставший от своего предмета, хотя иногда вопросы наводили его на смешные, загадочные или скандальные истории. Он с облегчением принял роль сплетника.

Джеймс, предоставив разговаривать другим, пытался найти скрытый смысл в ответах Кафи. Ужин продолжался; граф собирал намеки, обрывки сведений о том и о сем и складывал эти кусочки головоломки с тем, что было ему уже известно. Кеш по своей запутанности напоминал муравейник, и только присутствие муравьиной царицы, императрицы Кеша, поддерживало порядок. Распри, старые раздоры между народами, давняя вражда - все это наполняло кешианскую придворную жизнь. Императрице удавалось сохранять Империю целостной, стравливая враждующих друг с другом.

Джеймс прихлебывал очень хорошее сухое красное вино и раздумывал, какую роль назначено сыграть им в этой драме - он был уверен, что их прибытие будет кем-нибудь использовано для достижения собственных политических целей. Оставалось узнать - кто их использует и с какой целью.

Еще неизвестно, подумал он, как этот человек или группа людей обратит себе на пользу присутствие Эрланда. Ясно, что как минимум одна группировка при дворе желала смерти Эрланда и войны с Королевством. Пригубив вина, Джеймс оглядел зал. Он подумал, что ему, чужаку в этой стране, придется быстро научиться играть по здешним правилам. Он как бы невзначай оглядывал зал, задерживаясь взглядом то на одном, то на другом лице, и обнаружил, что не менее полудесятка человек разглядывают его.

Он вздохнул. В первую ночь вряд ли возникнут какие-нибудь недоразумения. Если бы ему надо было убить Эрланда, он бы подождал, пока соберется побольше гостей, чтобы отвести от себя подозрения и хорошенько испортить празднование юбилея. Если, конечно, поправил он себя, это не императрица желает смерти Эрланда.

Он взял с тарелки кусочек слегка завяленной дыни и, наслаждаясь необычным вкусом, решил на некоторое времяотложить дела государственной важности. Однако менее чем минуту спустя он обнаружил, что опять как бы ненароком разглядывает зал и людей, пытаясь найти подсказку, намек - откуда может произойти следующее нападение.

Глава 10 ТОВАРИЩ

Наблюдатель указал вперед.

- Фарафра!

Капитан приказал подравнять паруса; корабль, обогнув мыс, вышел к кешианскому порту.

Один из матросов, стоявший у поручней, повернулся к Боуррику.

- Повеселимся сегодня, Бешеный?

Боуррик грустно улыбнулся.

- Все на ванты! - крикнул капитан. - Приготовиться взять рифы!

Матросы бросились выполнять приказ.

- Два румба налево! - скомандовал капитан, и Боуррик повернул большое рулевое колесо, направляя корабль на указанный курс. Попав на борт "Доброго Путника", Боуррик заслужил сдержанное уважение капитана и матросов. Некоторые команды он выполнял очень хорошо, тогда как о других делах, казалось, не имел ни малейшего представления, но быстро всему учился. Его умение чувствовать корабль, ощущать перемену ветра и течений дало ему возможность стать рулевым - только троим из экипажа капитан доверял это дело.

Боуррик взглянул вверх, где Сули с обезьяньей ловкостью взбирался по мачте, сноровисто управляясь с такелажем. Сули стал заправским матросом - словно родился на море. За тот месяц, что они провели в плаванье, на его мальчишеском теле прибавилось мускулов; благодаря постоянной работе и простой, но здоровой пище он окреп и теперь, взглянув на него, уже можно было представить, каким мужчиной он скоро станет.

Принц никому не раскрывал своего происхождения, да никого это и не интересовало. После его выходки со ржавым рыбацким ножом он получил у капитана и у экипажа прозвище Бешеный. Боуррик знал, что его заявление о том, что он - принц островного Королевства, ничего бы не изменило. Сули называли просто Мальчик. Никто не приставал к ним с вопросами, почему они оказались в море в тонущей лодке, словно расспрашивать об этом значило навлечь несчастье на свою голову.

- Фарафрский лоцман введет нас в бухту, - услышал Боуррик голос капитана, стоявшего позади него. - По мне, все это дурь, но местному губернатору так нравится, и нам придется лечь в дрейф и ждать, - капитан отдал приказание взять рифы и приготовиться бросить якорь. Корабль поднял два зелено-белых вымпела - запрос лоцмана. - Тебе надо уйти, Бешеный. Лоцман прибудет через час, но я прикажу, чтобы тебя высадили со шлюпки где-нибудь за пределами города.

Боуррик ничего не сказал. Капитан внимательно посмотрел на него.

- Ты ловкий парень, но, когда попал ко мне на борт, не был моряком. - Прищурившись, он продолжал: - Ты знаешь корабль не как матрос, а как капитан - тебе ничего не было известно об обязанностях матросов. - Разговаривая, капитан все время смотрел по сторонам: он следил, как выполняются его команды. - Похоже, ты правел много дней на юте, а не на палубе и не на вантах, мальчик капитана, - он понизил голос, - или сын богатого владельца судов. У тебя на руках мозоли, но не как у моряка, а как у наездника или у солдата. Я не хочу знать твою историю, Бешеный. Но я знаю, что баркас, на котором ты плыл, из Дурбина. Вы не первая пара, которая так поспешно бежала из Дурбина. Чем больше я думаю об этом, тем меньше мне хочется узнать правду. Не могу сказать, что ты был хорошим моряком, Бешеный, но ты старался и делал всю черную работу не жалуясь, а большего никто не может спрашивать. Он поглядел на мачты, увидел, что команда выполнена, и приказал бросить якорь. - Вообще-то, я бы, конечно, заставил тебя еще погорбиться на разгрузке вместе с остальными, считая, что ты не отработал свой проезд, но что-то говорит мне - несчастья гонятся за тобой, и уж лучше я потихоньку отправлю тебя с корабля. Пойди возьми свои вещи. Мне известно, что ты вчистую обыграл моих людей в карты. Хорошо, что я им еще не платил, а то бы ты забрал не только то, что у них было, но еще и все жалованье.

- Спасибо, капитан, - ответил Боуррик. Он спустился на главную палубу и крикнул Сули:

- Мальчик! Иди собирай вещи!

Дурбинский попрошайка встретил Боуррика у входа на полубак. Они прошли в каюту и собрали свои скудные пожитки. Кроме ножа в ножнах и пояса Боуррик выиграл небольшую стопку монет, пару матросских рубах, штаны и несколько вещей для Сули.

К тому времени как они поднялись на палубу, матросы стояли кто где, праздно дожидаясь прибытия лоцмана. Некоторые попрощались с Бурриком и Сули, пока те шли к привешенной с подветренной стороны веревочной лестнице. У борта их дожидалась маленькая капитанская шлюпка; два гребца должны были доставить Боуррика и Сули к берегу.

- Бешеный! Мальчик! - окликнул их капитан, когда они уже собирались спуститься по лестнице. Он протянул маленький кошелек. - Здесь четверть вашей платы. Я не отпущу человека без денег в кешианский город. Милосерднее было бы дать вам утонуть.

- Капитан добрый и щедрый, - сказал Сули, беря кошелек.

Пока шлюпка плыла к берегу, Боуррик взвесил кошелек на руке. Потом убрал его за пазуху, туда, где хранились деньги, взятые им у Салайи. После чего стал раздумывать, каким будет его следующий шаг. Конечно, надо попасть в город Кеш, только как? Решив поразмыслить над этим на твердой почве, он спросил Сули:

- Что имел в виду капитан, говоря, что не отпустил бы человека в кешианский город без денег?

Мальчик не успел ответить - вместо него заговорил один из гребцов.

- Быть в Кеше без денег - значит быть покойником, Бешеный. - Он покачал головой, удивляясь невежеству Боуррика. - Жизнь в Кеше дешево стоит. Если ты какой-нибудь король Квега, но не имеешь ни гроша в кармане, тебя оставят подыхать на улице - просто перешагнут через тебя, спеша по своим делам, и проклянут твою душу, покинувшую тело прямо под ногами у пешеходов.

- Это правда, - подтвердил Сули. - Эти кешианцы - просто звери.

- Ты же сам кешианец, - рассмеялся Боуррик.

Мальчик сплюнул через борт лодки.

- Мы, граждане Дурбина, не совсем кешианцы - не больше, чем жители пустыни. Они нас завоевали, мы платим им налоги, но мы - не кешианцы. И эти - тоже не кешианцы, - он указал на город. - Мы никогда не позволяли Кешу об этом забыть.

Настоящих кешианцев можно найти в городе Кеше. Вот увидишь!

- Мальчик прав, - сказал разговорчивый матрос. - Настоящие кешианцы - странные люди. Их не увидишь где-нибудь на побережье Драконьего моря. Они живут вокруг Оверн-Дипа. Бреют головы, ходят голыми и не возражают, если ты забавляешься с их женщинами. Вот они какие.

Второй матрос проворчал, что все это россказни, которые еще надо доказать. Первый ему ответил:

- Они ездят на колесницах и думают, что они лучше нас. Они могут убить тебя, как только глянут в твою сторону.

Оба гребца налегли на весла, приблизившись к линии бурунов. Потом первый матрос вернулся к своему повествованию.

- А если тебя кто-нибудь из них прикончит - суд выпустит его, будь спокоен. Даже если он такой же простолюдин, как ты, Бешеный. Они - чистокровные.

- Все это правда, - вставил второй матрос. - Будь осторожен с чистокровными. Они к себе относятся не так, как к другим. Если ты бросишь такому вызов, он может драться с тобой, а может и нет - ему наплевать. Но если он решит, что ты ему насолил, то будет травить тебя, как зверя на охоте.

- И погонит тебя хоть до края земли, если ему надо будет. Это истинная правда, - прибавил первый.

Волна прибоя подхватила лодку и понесла ее к берегу. Боуррик и Сули выпрыгнули в воду, которая оказалась им по грудь, и помогли гребцам развернуться, а потом, когда волна начала откатываться, хорошенько оттолкнули шлюпку, чтобы отлив унес ее в море.

- Не такого прибытия в Кеш я ожидал, - сказал Боуррик Сули, идя к берегу, - но мы живы, и то хорошо. К тому же у нас есть на что купить еды и за нами никто не гонится. - Он оглянулся на корабль, дожидавшийся лоцманской лодки. Принц знал, что рано или поздно тот или другой матрос сболтнет что-нибудь о мужчине, которого корабль подобрал у Дурбина, и те, кто в этой части Империи дожидается новостей о нем, свяжут этот факт с его побегом. - По крайней мере, пока не гонится. - Он шутливо шлепнул мальчика по спине. - Пойдем посмотрим, что этот кешианский город может предложить по части хорошей горячей еды.

Сули горячо его поддержал.

Если Дурбин был тесным, грязным и нищим, то Фарафра была экзотичной. И тоже тесной, грязной и нищей. К тому времени, как они прошли полпути до центра города, Боуррик понял, что имел в виду капитан. В двадцати ярдах от выхода из порта в город лежало мертвое тело, гнившее под лучами жаркого солнца. По нему ползали мухи, и, судя по обглоданным местам на груди и ногах, собаки успели до рассвета полакомиться мертвечиной. Прохожие не обращали на труп никакого внимания, только ненадолго отводили глаза в сторону.

- Разве городская стража или кто-нибудь другой об этом не заботится? - спросил Боуррик.

Сули, который оглядывался в надежде разжиться медяком-другим, рассеянно ответил:

- Если кто-нибудь из купцов решит, что вонь мешает его торговле, он заплатит мальчишкам, те утащат труп и бросят его в залив. А то будет лежать здесь, пока не исчезнет. - Сули, кажется, считал само собой разумеющимся, что трупы убирала какая-то волшебная сила.

В нескольких футах дальше какой-то человек в длинном одеянии сидел на корточках, не обращая внимания на тех, кто шел мимо. На глазах у Боуррика мужчина поднялся и влился в поток прохожих, оставив на дороге яркое свидетельство того, что он сидел, не исполняя ритуал во имя какого-нибудь божества, а просто отвечал потребностям организма.

- Боги милосердные! - воскликнул Боуррик. - Здесь что, и отхожих мест нет?

- Каких таких мест? - с любопытством спросил Сули. - Я никогда ни о чем подобном не слышал. Кто бы стал их строить и чистить? Кому до этого есть дело?

- Не обращай внимания, - ответил Боуррик. - К новому, бывает, не сразу привыкаешь.

На улицах Боуррика потрясло разнообразие народов, населявших город. Встречать такое ему не доводилось. Можно было услышать речь на всех возможных языках и увидеть все возможные костюмы. Проходили женщины в одеяниях жительниц пустыни - до глаз закутанные в просторные синие или коричневые покрывала, а за ними - охотники из степей, на которых не было надето ничего, кроме набедренной повязки. Лица были отмечены татуировками разных кланов, а религиозные убеждения - рясами разных покроев. Проходили женщины с темной, как утренний кофе, кожей, одеяние которых составлял кусок холста, обматывавший тело от подмышек до колен. Младенцы с серьезными глазами смотрели на прохожих, идущих позади них, - матери несли детей в мягких люльках, укрепленных на спине. Дети в неописуемых костюмах гнались за собакой, которая ловко ныряла между ногами прохожих.

- Пес бежит так, словно спасает свою жизнь, - засмеялся Боуррик.

- Так и есть, - пожал плечами Суди. - Уличные мальчишки давно не ели. .

Боуррик не мог всего заметить и осознать - так много новых впечатлений навалилось на него. Люди шли плотным потоком, кто быстрее, кто медленнее, но никто не замечал толпу вокруг себя. Для Боуррика ужаснее бесконечного шума голосов, непрестанной толкотни был запах. Немытые тела, дорогие духи, человеческие экскременты, кухонный чад, экзотические специи, запах животных - все смещалось в вони этой, чужой ему земли. В толпе Боуррик ни на минуту не забывал о том, что за пазухой у него лежат два кошелька - более безопасного места он придумать не мог. Принц надеялся, что, когда чужая рука полезет за добычей, он не сможет этого не заметить. Боуррик почувствовал, что переполнен новыми впечатлениями и пора отдохнуть.

Они вошли в небольшую таверну, у которой не было передней стены. В полумраке комнаты было видно, что в углу за столиком сидят, о чем-то разговаривая, двое посетителей, а больше никого нет. Боуррик заказал горького эля себе и легкого эля - мальчику, заплатив из кошеля, полученного от капитана. Эль был на вкус самым обыкновенным, но Боуррик был рад и такому.

На улице раздались крики, стук копыт, удар плети. Боуррик и Сули обернулись посмотреть, что происходит. Пара прекрасных лошадей, запряженных в колесницу, пятилась и ржала, сдерживаемая возницей.

Причиной внезапного затора оказался высокий мужчина, который стоял посреди улицы. Человек на колеснице закричал:

- Болван! Убирайся с дороги!

Мужчина подошел к лошадям и взял их за уздечки. Прищелкнув языком, он толкнул лошадей, и те попятились. Возница, громко крича, щелкнул кнутом возле уха одной лошади. Но лошади повиновались не крику сзади, а давлению спереди. Они отступали, толкая Колесницу назад. Пассажир колесницы смотрел с недоумением. Возница взмахнул хлыстом, но мужчина сказал:

- Хлопни еще раз, и это будет последнее, что ты успеешь сделать в жизни!

- Удивительно, - произнес Боуррик. - Интересно, зачем наш большой друг это делает?

"Большой друг", судя по наружности, был солдатом-наемником - поверх зеленой туники и штанов на нем были надеты кожаные доспехи. На голове сидел изрядно помятый и нуждавшийся в починке шлем, а за спиной у мужчины висела сабля в кожаных ножнах. На поясе с обоих боков торчали рукоятки кинжалов.

Человек, ехавший в колеснице, гневно взглянул на наемника, преградившего ему дорогу. На нем почти ничего не было из одежды - только короткая белая юбка, да на голой груди перекрещивались ремни, державшие ножны. Перед ним на колеснице были укреплены копья, а сбоку лежал лук.

- Пусти, болван! - крикнул он.

- Человек в колеснице - из чистокровных кешианцев. К тому же, офицер имперской армии, - пояснил Сули. - Этот наемник или очень храбрый, или полный дурак.

Державший лошадей мужчина покачал головой и сплюнул. Он заставлял лошадей пятиться, пока колесница, свернув, не уперлась в лавку горшечника. Горшечник закричал и отбежал в сторону, но человек уже остановил лошадей. Отпустив уздечки, он нагнулся, поднял что-то с земли и быстро отошел в сторону.

- Можешь ехать, - сказал он.

Возница собирался пустить лошадей, но его господин вдруг вырвал у него кнут. Воин, словно предчувствуя то, что последует, резко развернулся и поймал взвившийся кнут рукой. Конец кнута обернулся вокруг кожаного браслета на его левой руке. Резко дернув, наемник чуть не стащил кешианца с колесницы. Потом" когда тот, пытаясь удержать равновесие, отшатнулся, наемник, выхватив кинжал, перерезал кнут. Кешианец повалился назад и чуть не слетел с колесницы с другой стороны. Пока он, вне себя от гнева, поднимался, воин ударил одну из лошадей по крупу и крикнул изо всех сил:

- Йе!

Захваченный врасплох, возница едва успел подхватить вожжи.

Вся улица наполнилась хохотом; разъяренный кешианец посылал наемнику проклятья. Воин посмотрел вслед колеснице, потом вошел в таверну и устроился рядом с Сули.

- Эля, - сказал он, кладя на стойку то, что поднял на улице. Это была медная монетка.

- Тебя чуть не переехали, потому что ты нагнулся поднять монету? - покачал головой Боуррик.

Мужчина, сняв шлем, обнажил лысую макушку - ему было под пятьдесят.

- Иногда ждать некогда, - ответил он с акцентом. - Это же пять луни. Я столько денег за месяц не видел.

Что-то в его выговоре показалось Боуррику знакомым.

- Ты не с Островов? - спросил он.

Мужчина покачал головой.

- Я из Лангоста, города у подножья Гряды Покоя. Хотя наш народ из островных - отец моего деда был из Дип-Таунтона. Я так понял, вы островитяне?

Боуррик пожал плечами, словно это было не очень важно.

- Сейчас - из Дурбина, - ответил он.

Мужчина протянул руку.

- Я - Гуда Буле, проводник караванов, пришел из Гвалина, а до того был в Ишлане.

Боуррик пожал руку, мозолистую от многих лет обращения с оружием.

- Мои друзья зовут меня Бешеный, - сказал он с усмешкой. - А это Сули.

Сули торжественно пожал наемнику руку - словно равный равному.

- Бешеный? Должно быть, с этим именем связана какая-нибудь история или твой отец не любил тебя.

Боуррик рассмеялся.

- Нет. Однажды я вел себя как безумец, вот прозвище и пристало ко мне. А ты - проводник караванов? Понятно, откуда ты знаешь, как управляться с лошадьми.

- Возницы доверяют мне охрану, - улыбнулся воин. - а о лошадях я знаю только то, что они не любят, когда их толкают в морду, и поэтому сразу начинают пятиться. С дураком, который тянет за вожжи и щелкает кнутом возле уха, можно такое попробовать, но я бы не стал это делать с верховой лошадью, на спине у которой сидит всадник со шпорами. - Гуда Буле допил свой эль. - Ну, пора идти в караван-сарай. Моя последняя женщина выгнала меня сегодня утром, когда, наконец, догадалась, что я не собираюсь на ней жениться и искать работу в городе. У меня нет денег, а это означает, что пришла пора найти заработок. Кроме того, я по горло сыт Фарафрой и хотел бы переменить обстановку. Был рад с вами познакомиться.

- Позволь мне угостить тебя, - сказал Боуррик после некоторых колебаний.

Гуда, взявший уже было свой шлем со стойки, положил его обратно.

- Уговорил, Бешеный.

Боуррик заказал выпивку. Когда трактирщик поставил кружки, принц повернулся к наемнику.

- Гуда, мне надо попасть в город Кеш.

Гуда огляделся.

- Так. Сначала иди туда, - сказал он, указывая вниз по улице, - пока не дойдешь до южной оконечности Светлых пиков - это большая горная гряда, ты ее сразу увидишь. Потом поверни, чтобы обойти ее слева, потом - направо, туда, где течет река Сарн. Иди вдоль реки до самого Оверн-Дипа. Там будет город, где живет много народу. Это и есть Кеш. Мимо не пройдешь. Если выйдешь прямо сейчас, через восемь, а то и через шесть недель будешь на месте.

- Спасибо, - сухо ответил Боуррик. - Мне очень надо туда попасть, и я бы хотел наняться охранять идущий туда караван.

- Так-так, - кивнул Гуда.

- Мне не помешает, если кто-нибудь замолвит за меня словечко.

- Так-так, - повторил Гуда. - Значит, ты хочешь, чтобы я взял тебя в караван-сарай и сказал какому-нибудь доверчивому караванщику, что ты - мой земляк и старый друг, очень хороший вояка, которого непонятно почему прозывают Бешеным.

- Не совсем так, - Боуррик прикрыл глаза, словно от головной боли.

- Послушай, друг, спасибо тебе за выпивку, но это не дает тебе право подвергать риску мое доброе имя. Кто знает, что ты за птица, - вдруг я поручусь за тебя, а потом сам об этом пожалею?

- Погоди! - сказал Боуррик. - Почему ты решил, что можешь пострадать? Я хорошо владею оружием.

- А сам без меча?

- Это долгая история, - пожал плечами Боуррик.

- Так все говорят. - Гуда поднял свой шлем и сунул его под мышку. - Прощай.

- Я заплачу тебе.

Гуда снова положил шлем на стол и махнул рукой трактирщику, чтобы принес еще по кружке.

- Ну, тогда к делу. Репутация имеет цену, верно? Что ты можешь предложить?

- Сколько ты заработаешь, проведя караван в Кеш?

Гуда подумал.

- Дорога всегда спокойная, охраняется армией, так что платят там немного, поэтому караванам всегда не хватает стражников. В большом караване - экю десять, наверное. В маленьком - пять. В пути, конечно, кормят. Может быть, если по дороге встретятся бандиты, с которыми придется сражаться, дадут премию.

Боуррик посчитал в уме, переводя кешианские деньги в деньги Королевства, и вытащил кошелек, в котором были деньги Салайи и выигрыш в пой-кир на корабле.

- Вот что я тебе скажу. Если нас наймут в караван, я заплачу тебе столько же, сколько ты получишь у караванщика.

- То есть, если я возьму тебя в караван, идущий в Кеш, ты отдашь мне свое жалованье?

- Да.

- Нет, - ответил Гуда, допивая эль. - Почем я знаю, что ты не сбежишь раньше, чем я успею получить от тебя денежки?

- Ты сомневаешься в моем слове?

- В твоем слове? Сынок, мы только что встретились. А что бы ты подумал, если бы был на моем месте, а к тебе бы обратился с подобной просьбой человек по прозвищу Бешеный? - Он многозначительно заглянул в свою пустую кружку.

Боуррик заказал еще эля.

- Хорошо. Я заплачу тебе половину перед выходом, а остальное - когда мы доберемся до Кеша.

Гуда все еще колебался.

- А мальчик? Никто не поверит, что он может быть охранником.

Боуррик глянул на Сули, которого после трех кружек эля явно качало.

- Он может работать. Пусть его возьмут поваренком.

- Поваренком, - слабо кивнул Сули. У него закрывались глаза.

- А ты-то. Бешеный, умеешь держать клинок? - серьезно спросил Гуда.

- Лучше, чем все, кого я встречал, - ответил Боуррик спокойно.

- Это хвастовство! - воскликнул Гуда.

- Я ведь еще жив, - усмехнулся Боуррик.

Гуда внимательно посмотрел на Боуррика, а потом рассмеялся, откинув голову.

- Что ж, хорошо, - допив из кружки последнюю каплю. Гуда вытащил свои кинжалы и один из них подал Боуррику ручкой вперед. - Покажи мне, что ты умеешь.

Внезапно Боуррику, чтобы избежать неминуемой смерти, пришлось отбиваться от целого града ударов. Держа кинжал в левой руке, он, не колеблясь, изо всех сил направил удар в голову воина. Пока наемник тряс головой, Боуррик сделал выпад, и Гуде, чтобы уклониться, пришлось отшатнуться назад. Он ударился спиной о стойку.

- Эй, вы двое! - закричал трактирщик. - Перестаньте буянить!

- Можем остановиться в любой момент, когда ты захочешь, - сказал Боуррик, меряя Гуду взглядом.

- Уже хватит, - ухмыльнулся наемник.

Боуррик развернул кинжал, взяв его за лезвие большим и указательным пальцами, и подал оружие Гуде.

- Тогда нам надо найти оружейника и все для тебя купить, - сказал Гуда, убирая кинжал. - Может, ты и знаешь, как обращаться с оружием, но, если у тебя его нет, тебе это мало поможет.

Боуррик вытащил из-за пазухи кошелек. Взяв оттуда несколько медных монеток, он отдал их разъяренному трактирщику.

- Сули, идем... - Он обнаружил, что мальчик сполз со скамьи на пол и спокойно спит.

- Не могу доверять тому, кто не умеет пить, - покачал головой Гуда.

Боуррик рассмеялся и поставил пьяного мальчишку на ноги.

- Сули, надо идти, - сказал он, тряся его.

- Хозяин, почему комната вертится? - заплетающимся языком спросил мальчик.

Гуда взял шлем.

- Подожду тебя на улице. Бешеный.

Наемник вышел и остановился у соседней двери, разглядывая товары, выставленные медником на продажу, а из трактира донеслись звуки тяжелой рвоты.

Три часа спустя двое мужчин и очень бледный мальчик вышли за городские ворота и вошли в караван-сарай. Большое поле, с трех сторон окруженное палатками и шатрами, располагалось к востоку от города, в четверти мили от ворот Фарафры. На лугу стояли почти три сотни повозок разных размеров. В воздухе клубилась пыль - лошади, волы и верблюды бродили с места на место.

Сули поправил на плече большой мешок, в котором он нес то, что велел купить Гуда. Боуррик присмотрел для себя старую, но еще крепкую кожаную куртку и штаны в обтяжку. Не найдя подходящего легкого шлема, он приобрел кожаную ленту, чтобы подвязывать отросшие волосы, и полотняный головной убор, прикрывавший макушку и заднюю часть шеи от палящего солнца. На левом бедре висел длинный меч, на правом - кинжал. Он бы предпочел рапиру, но в Фарафре они встречались реже, чем в Крондоре, и были ему не по средствам. Покупки изрядно поубавили его денежные запасы, а до Кеша было еще далеко.

Пройдя мимо загонов, где держали лошадей, они вышли к торжищу - там в два ряда стояли повозки, а между ними ходили вооруженные люди и купцы, желающие перевезти свои товары.

Боуррик, Гуда и Сули двигались между повозками, и с каждой повозки их окликали.

- Кимри! Мне нужны охранники до Кимри!

- Гуда! - крикнул человек с одной повозки. - Мы завтра уходим в Хансуле!

- Плачу хорошо, - кричал третий. - Нужны охранники до Телемана!

Наконец они нашли караван, который направлялся в город Кеш. Караванщик оглядел их и сказал:

- Тебя я знаю. Гуда Буле. Ты и твой друг мне пригодитесь, но мальчишка мне не нужен.

Боуррик хотел заговорить, но Гуда оборвал его.

- Я никуда не поеду без поваренка, который приносит удачу.

- Приносит удачу? - переспросил лысый караванщик, оглядывая Сули с ног до головы.

Гуда кивнул.

- Мальчишка тебе не помешает. Он может помогать повару, поддерживать по ночам огонь. Платить ему не надо. Просто давай ему поесть каждый день, пока мы не доберемся до Кеша.

- Ладно, - сказал караванщик. Он плюнул на ладонь и протянул ее Гуде. Гуда плюнул на свою ладонь, и они соединили руки. - Краснобай у ночного костра - не беда. С ним путь короче. Иди отыщи моего повара, - сказал он Сули и указал на фургон повара, который стоял среди грузовых повозок. - Скажи ему, что ты его новый поваренок.

Сули ушел.

- Я Янос Сабер, торговец из Кеша, - сказал караванщик. - Завтра на рассвете отправляемся. Гуда сбросил с плеча небольшой тючок с вещами.

- Сегодня мы заночуем где-нибудь под твоими повозками.

Боуррик и Гуда побрели прочь и нашли немного тени под раскидистым деревом. Гуда снял шлем и провел ладонью по потному лицу.

- Можно начинать отдыхать прямо сейчас. Бешеный. Завтра будет еще хуже.

- Хуже?

- Да. Сегодня нам жарко, и мы устали. Завтра нам будет жарко, захочется пить, мы устанем и пропылимся насквозь.

Боуррик скрестил руки на груди. Он с детства знал, что солдат отдыхает при каждой возможности. Но мысли его неслись вскачь. Как там Эрланд? Что происходит в Кеше? По его расчетам, Эрланд и остальные уже должны приехать в Кеш. В безопасности ли Эрланд? Считают ли они Боуррика погибшим или только пропавшим без вести?

Вздохнув, принц улегся. Вскоре он уснул на полуденной жаре; шум караван-сарая убаюкал его не хуже колыбельной.

Глава 11 ОХОТА

Лев замер. Эрланд с интересом наблюдал, как огромная кошка подкрадывалась к пасущимся антилопам. Принц сидел на своей лошади рядом с Джейм-сом, Локлиром и Кафи Абу Харезом. Неподалеку расположилось с полдюжины колесниц. Командир воинов на колесницах лорд Джака следил за приготовлениями своего сына Дигая к охоте на льва. Лицо немолодого военачальника оставалось абсолютно бесстрастным.

Кафи указал туда, где в высокой траве притаился лев.

- У этого молодого самца нет своего правда, - сказал он Эрланду. Принц разглядывал громадного зверя, который был гораздо больше тех львов, что встречались в гористых областях Королевства. К тому же этот обладал огромной, почти черной гривой, а те львы, которых Эрланду доводилось видеть прежде, были рыжевато-коричневыми. - Он охотится сам, - продолжал Кафи. - Если лев переживет сегодняшний день, когда-нибудь он станет толстым, ленивым папашей семейства, а охотиться для него станут львицы.

- А он может пережить? - спросил Локлир.

Кафи пожал плечами.

- Скорее всего, нет. Как решат боги. Юноше не разрешается покидать поле боя, если он не сильно ранен, а для человека его ранга это равносильно смерти. Его отец - один из самых влиятельных вельмож Империи, поэтому опуститься до звания садарина - "того, кто не охотник" - страшный позор для семьи, после него она не сможет сохранить свое влияние. Мальчишке придется выйти и совершить храбрый или даже глупый поступок, но умереть, чтобы не допустить позора.

Лев крался, пригнув голову и устремив взгляд на стадо. Он уже наметил животное послабее - молодого теленка, а может быть, старого самца или самку. Тут ветер переменился, и антилопы все как одна подняли головы. Черные носы задвигались, стадо принюхивалось к новым запахам, пытаясь узнать, нет ли опасности.

Вдруг один из самцов подскочил высоко в воздух, и стадо сорвалось с места. Лев прыгнул следом за антилопами, пытаясь в мощном рывке догнать тех, кто бежал сзади. Старая антилопа, с возрастам ставшая не очень проворной, лягнула задними ногами, и хищнику пришлось отбежать в сторону. Молодой лев остановился. Антилопы вообще-то так себя не вели - лев, судя по всему, пребывал в замешательстве. В это время зверь учуял новый запах и понял, что он уже не преследователь, а преследуемый.

Дигай крикнул, и его возница, щелкнув кнутом, послал лошадей вперед. Охота началась. Эрланд и его друзья верхом пустились вслед за колесницами.

Колесницы военным маневром - веером - разъехались в стороны, готовые преградить льву дорогу, вздумай он бежать. Поднялся шум - молодые кешианские охотники взывали к своему богу охоты - Гуис-Вану. Охотник с окровавленной пастью, которого в Королевстве причисляли к темным богам, почитался в Кеше как главное божество и был патроном всех охотников.

Лев помчался по поросшей травой степи. Он не мог бежать быстро продолжительное время, а спрятаться ему было негде. Дигай нагонял его.

Вдруг Джеймс натянул поводья, призывая Эрланда остановиться.

- Что такое? - спросил Эрланд.

- Пусть эта куча-мала проедет вперед, - ответил Джеймс. - Мне бы не хотелось, чтобы ты неожиданно оказался впереди охоты.

Эрланд собрался возразить, но понял, что хотел сказать ему Джеймс. Если что-то произойдет, это потом будут описывать как "несчастный" случай. Он кивнул и пустил лошадь легким галопом - так можно видеть, что делается впереди без риска попасть в самую середину охоты.

Колесницы резко заторомозили, оставив Дигаю место для встречи со львом. К тому времени как подъехала свита Эрланда, Дигай уже соскочил с колесницы и, крадучись, двинулся к льву, держа в руках длинное копье и щит.

- Оружие у него - совсем примитивное. Как им охотиться на кошку такого размера? - произнес Эрланд. - Почему бы ему не взять лук?

- Это обряд, знаменующий вступление в зре-лость, - ответил Кафи. - Быть сыном лорда Джаки - большая ответственность. Чистокровные пользуются луком, чтобы подстрелить хищника, который повадился в стадо, но, чтобы стать настоящим великим охотником - симбани, чтобы добыть шкуру льва с гривой для головного убора, надеваемого по торжественным случаям, охотник должен пользоваться оружием своих предков.

Эрланд кивнул и подъехал ближе к колеснице Дигая. Возница, юноша примерно такого же возраста, очень беспокоился за своего молодого господина. Молодой охотник был сейчас уже в пятидесяти ярдах от колесницы, на полпути к притаившемуся льву.

Лев припал к земле, облизываясь и тяжело дыша. Он вертел головой, пытаясь понять, приближается ли опасность. Потом зверь сел и огляделся. Бежать ему было некуда - колесницы окружили его со всех сторон, отрезая путь к отступлению. В это время он увидел приближающегося человека. Лев зарычал, выражая гнев и страх.

Некоторые лошади забеспокоились и попытались убежать, но возницы крепко держали их.

- А что, если он бросит копье и промахнется? - спросил Эрланд, поворачиваясь к Кафи.

- Он не будет бросать копье, - ответил Кафи. - Это очень опасно. Он попытается спровоцировать льва на нападение и проткнет его копьем в прыжке или, подойдя поближе, заколет.

Для Эрланда в этом было столько же смысла, как и во всем варварском ритуале. Охотиться на львов, медведей, волков и уивернов, которые нападали на стада, - в этом был смысл. Но убивать зверя, которого ты не будешь есть, только для того, чтобы носить его голову как трофей, - бессмысленно.

Лев бросился на охотника. Эрланд и его друзья услышали удивленные возгласы воинов и поняли, что этот лев ведет себя не так, как предполагалось. Дигай, растерявшись, упустил момент. Когда лев прыгнул, молодой охотник неправильно направил копье, и оно вскользь задело зверя. Все смешалось - юноша был опрокинут на спину и прикрывался щитом от ужасных когтей. Потом зверь повернул морду назад, пытаясь дотянуться до копья, которое торчало у него в боку.

Лев понял только две вещи - боль и кровь. Он зарычал, и юноша попятился от него, прикрываясь щитом. Лев завертелся, пытаясь схватить копье зубами, оно выпало. Дигай остался по одну сторону раненого льва, а его копье - по другую.

- Он погибнет! - закричал Эрланд.

- Никто не станет вмешиваться, - пояснил ему Кафи. - Это его право - убить или быть убитым. Я и сам вижу во всем этом мало смысла, но так уж ведут себя чистокровные.

Эрланд внезапно откачнулся в седле назад и вынул ноги из стремян. Наклонившись вправо, он отстегнул правый стремянной ремень. Сняв его, он подтянул к себе левое стремя, чтобы оно не било лошадь по боку. Дважды обернув стремянной ремень вокруг руки, Эрланд проверил, как далеко он может ударить своим самодельным оружием.

- Что ты... - начал Джеймс, но не успел он договорить, как Эрланд уже погнал свою лошадь к молодому охотнику.

Припавший к земле лев зарычал и пошел вперед на полусогнутых лапах, готовясь к прыжку. Молодой охотник держал перед собой щит, чтобы отразить его атаку. И в этот момент Эрланд ударил зверя тяжелым железным стременем. Лев зарычал, и лошадь принца шарахнулась в сторону. Лев резко повернулся и нанес удар огромной лапой, но лошадь уже была вне пределов досягаемости. Огромный кот двинулся следом, но вспомнил, что есть еще один враг.

Дигаю хватило передышки, которую предоставил ему Эрланд. Юный охотник прыгнул туда, где лежало его копье и в мгновение ока был готов к бою. Эрланд вернулся к своей свите, а молодой кешианский дворянин испустил боевой клич. Разъяренный болью и нападениями с разных сторон, лев прыгнул на Дигая. В этот раз копье поразило зверя прямо в грудь. Лев по инерции пролетел вперед, и наконечник копья глубоко впился в его сердце.

Воины на колесницах радостно закричали. Юноша стоял над дергающимся в предсмертных судорогах львом. Эрланд развернул свою лошадь - она заржала, почуяв кровь. Он решил отъехать подальше от кричащих людей. Вдруг принц подумал: а имел ли он право сделать то, что сделал? Может быть, он нарушил какой-нибудь обычай, когда отвлек льва? Навстречу Эрланду в колеснице ехал лорд Джака. Их глаза на миг встретились. Эрланд искал во взгляде вельможи хоть какой-нибудь намек на одобрение или гнев, но он остался бесстрастным. Эрланд остановился, чтобы пристегнуть стремя, и к нему подъехал Джеймс.

- Ты что, с ума сошел? С чего ты сотворил такую глупость?

- Он бы погиб, - ответил Эрланд, - и льва убили бы другие. Сейчас мертв один лев. Мне кажется, это более разумно.

- А если бы твоя лошадь не вовремя заржала, ты стал бы первой жертвой льва! - Джеймс схватил Эрланда за тунику и дернул так, что принц чуть не слетел с седла. - Ты сын не захудалого дворянина, не богатого купца. Ты следующий король Островов, да смилуются боги над нами. Если ты попробуешь выкинуть еще что-нибудь подобное, я лично побью тебя.

Эрланд оттолкнул руку Джеймса.

- Я никогда об этом не забываю! - ответил он, его лицо выражало гнев. - Милорд граф, я ни на миг не забываю об этом с тех пор, как погиб мой брат!

Эрланд внезапно пришпорил лошадь и быстрым галопом унесся в сторону города. Джеймс махнул рукой телохранителям, и те поехали следом. Они не пытались остановить его, но отпускать Принца одного тоже было нельзя.

- Мальчику нелегко... - заметил Локлир, приблизившись к стоящему в одиночестве Джеймсу.

- Это как раз то, что и нам с тобой довелось испытать в его возрасте, - покачал головой Джеймс.

- Неужели мы тоже были такими глупыми?

- Боюсь, что да, Локи, - Джеймс огляделся. - Они снимают шкуру со льва, так что можно возвращаться во дворец. Сейчас нас пригласят на очередное празднество.

Локлир поморщился.

- Интересно, говорил ли им кто-нибудь, что обедать можно, даже когда за столом сидит меньше пятидесяти человек?

- Похоже, нет, - ответил Джеймс, трогая лошадь с места.

- Поедем, успокоим задетую гордость нашего принца, - произнес Локлир.

Джеймс посмотрел туда, где скрылся принц и его телохранители.

- Это не гордость задета, Локи, - сказал он. - Дигаю столько же лет, сколько Эрланду... и Боуррику. Эрланд тоскует без брата.

Советники подъехали к ожидавшему их Кафи Лбу Харезу. Когда все трое повернули к городу, оставив ликующих кешианцев, Локлир спросил:

- Кафи, Эрланд нарушил какой-нибудь обычай?

- Не знаю, господин мой, - ответил уроженец пустыни. - Если бы ваш принц убил льва, он не только опозорил бы Дигая, показав, что тот не умеет охотиться, но и нажил бы могущественного врага в лице лорда Джаки. Но его высочество только отвлек зверя, позволив юноше подобрать оружие и убить льва самому. Может быть, все обойдется. Как знать, когда имеешь дело с чистокровными?

- Уверен, что скоро мы все узнаем, - заметил Джеймс.

Остаток пути они проделали в молчании.

Миа сидела в бассейне позади Эрланда, растирая ему плечи и шею. Они были одни - остальных служанок Эрланд отослал. Он не отказывался от доступных ему служанок, но обнаружил, что его все больше тянет к Миа. Ничего подобного любви к кешианской служанке он не чувствовал, но с ней имел возможность расслабиться и поговорить о том, что тревожило его. Казалось, она хорошо знала, когда смолчать, а когда задать осторожный вопрос, который мог бы рассеять его смущение. А их занятия любовью, поначалу бурные благодаря неутоленной страсти и новизне, теперь стали более спокойными и нежными, как у людей, которые понимают, что требуется партнеру.

- Ваше высочество, - сказала вошедшая служанка, - господин Джеймс просит разрешения войти.

Эрланд хотел отказаться, но, подумав, что с Джеймсом все равно придется поговорить, кивнул. Джеймс вошел в купальную комнату.

Граф взглянул сверху вниз на обнаженную парочку, и, если и ощутил замешательство, увидев Эрланда с девушкой, то хорошо скрыл его. Джеймс скинул плащ и отдал его ожидавшей служанке.

- Ну как, - спросил Джеймс, садясь на край бассейна, - тебе лучше?

- Нет, - ответил Эрланд. - Я все еще сердит.

- На что, Эрланд?

На лице Эрланда появилось выражение тоски и потери. Потом оно постепенно пропало - словно Миа, разминая пальцами его застывшие мускулы, прогнала его прочь.

- Наверное, на весь мир. На богов судьбы и случая. На тебя. На отца. На всех. - И совсем тихо добавил: - Больше всего я зол на Боуррика за то, что его убили.

- Да, - кивнул Джеймс. - И я чувствую то же самое.

Эрланд вздохнул с облегчением.

- Наверное поэтому я и выскочил на охоте. Я не мог видеть, как лев убивает этого мальчика. Может быть, у него тоже есть брат... - Он замолчал, на глазах у него выступили слезы. Впервые после нападения бандитов горе Эрланда обнаружило себя. Юный принц плакал по погибшему брату, а Джеймс ждал, не чувствуя смущения. Сам он выплакал свои слезы неделю назад на груди у жены.

- Ну почему? - спросил Эрланд, глядя на своего наставника покрасневшими глазами. Джеймс только покачал головой в ответ. - Только боги знают, а они никогда не говорят со мной. - Опустив руку в воду, принц отер лицо. - Что-то имеет смысл, что-то - нет. Я ничего не знаю.

- Послушай, - сказал Джеймс. - Я тебе не рассказывал. Твой отец пару раз спас мне жизнь. И сейчас я не могу сказать, почему принц Островов мог спасать жизнь уличному воришке, как не могу сказать, почему принц должен гибнуть по дороге на празднование юбилея. Одно могу сказать тебе - ни от кого я не слышал о том, что в жизни есть какой-то смысл. Вот так.

Эрланд прислонился к мягкому телу Миа. Он вздохнул и почувствовал, как его душу покидает нечто, терзавшее ее все время после нападения в пустыне.

- Странно, - сказал он. - Мне только сейчас пришло в голову, что Боуррик может быть мертв. Всё-таки...

- Что? - тихо спросил Джеймс.

- Не знаю, - Эрланд вопросительно взглянул на Джеймса, - что я должен ощущать? Я хочу сказать, что мы с Боурриком никогда надолго не разлучались. Мы всегда были словно половинки друг друга. Я думал, что, если я его потеряю или он меня, мы почувствуем это. Ты понимаешь меня?

Джеймс поднялся.

- Кажется, да. По крайней мере, не хуже, чем любой человек, который не испытал сам ничего подобного. Я знал вас с момента вашего рождения, на моих глазах вы играли и дрались. Мне кажется, я тебя понимаю.

Эрланд опять вздохнул.

- Я просто подумал, что должен чувствовать себя по-другому, но нет. Мне кажется, что он просто где-то далеко от меня.

Эрланд устало прикрыл глаза. Через мгновение его дыхание выровнялось, он задремал.

- Сегодня вечером мы опять ужинаем с императрицей, - сказал Джеймс Миа, принимая у служанки свой плащ. - Разбудишь его?

Чтобы не будить спящего принца, она молча кивнула, Джеймс перебросил плащ через руку и вышел.

Эрланд заканчивал одеваться, когда Миа объявила о прибытии лорда Джаки. Принц не удивился - он предчувствовал, что его поступок без внимания не останется. Вельможа вошел в комнату, и Миа отошла в дальний угол - так, чтобы не слышать разговора, но быть рядом, если она понадобится Эрланду.

Джака поклонился Эрланду.

- Господин мой принц, - сказал он. - Кажется, я пришел в неподходящий момент?

- Нет, господин мой Джака. Я как раз закончил одеваться к ужину с императрицей.

Джака, сложив ладони перед собой, провел ими вниз и вверх - Кафи объяснил, что это универсальный жест благословения, означающий "да защитит нас небо".

- Я пришел поговорить с вами о том, что произошло сегодня днем, - сказал старый воин.

- Да?

Джаке, казалось, трудно было произнести те слова, которые он приготовил.

- Я - почетный охотник, и мне стыдно, что мой сын потерпел неудачу на своей ритуальной охоте. Очень непросто признать это. Найдутся такие, кто скажет, что вы лишили моего сына честной смерти, или что убийство льва не считается из-за вашего вмешательства. - Эрланд предполагал что-нибудь подобное. - Все же, - продолжал Джака, - вы просто отвлекли зверя настолько, чтобы он успел подобрать копье.

- Он сам убил льва, - кивнул Эрланд.

- Это правда. Я нахожусь в затруднении. С одной стороны, убийство не соответствовало ритуалу, с другой - как отец, любящий своего сына, я хочу поблагодарить вас за помощь. - И добавил тихо: - И за спасение его жизни.

Эрланд стоял неподвижно, не зная что сказать. Потом он решил избрать курс, который в сложившихся обстоятельствах доставит гордому отцу больше чести.

- Может быть, он и без моей помощи смог бы подобрать копье. Кто знает?

- И впрямь, - подхватил вельможа. - Лев был молодой, неопытный, взбешенный болью. Более опытный охотник ударил бы его плоскостью щита по морде - ущерба никакого, но шуму и боли много. Если лев бросается на щит, охотник пропускает его и старается поднять копье. Мы этому учим, хотя в горячке момента это может и забыться. Легко забыться, ваше высочество. Мне пора уходить, господин мой принц. Хочу заверить вас - какая бы нужда у вас ни возникла, я ваш должник.

Эрланд не знал, что ответить на такое искреннее выражение благодарности, поэтому он просто сказал:

- Благодарю за ваш любезный визит и за честь, что вы мне оказали своим присутствием, господин мой Джака.

Командующий имперскими всадниками на колесницах поклонился и ушел. Эрланд повернулся к Миа.

- Надеюсь, что с тобой мы встретимся сегодня вечером.

Миа подошла к Эрланду, поправила ему тунику - скорее ради того, чтобы побыть рядом с ним, чем из действительной необходимости.

- Я увижу вас раньше, мой принц. Мне ведено явиться на аудиенцию.

- Что-то не так?

- Нет, - пожала плечами Миа. - Всем, кто служит во дворце Той, Которая Есть Кеш,время от времени позволяется разделить славу имперского двора.

- Хорошо. Там и увидимся.

Эрланд махнул рукой, чтобы две девушки, стоявшие у дверей, распахнули их. Снаружи принца дожидались четыре гвардейца крондорской гвардии в парадной форме. Заняв свои места вокруг Эрланда, они зашагали по залам и переходам дворца.

По дороге к ним присоединились Джеймс и Гамина, потом Локлир и, наконец, лорд Кафи. Когда они дошли до крыла, занимаемого императрицей, гвардейцы остановились - солдатам других наций, "не чистокровным", не разрешалось появляться вблизи императорской особы.

Эрланд вошел в зал под звуки труб. Мастер церемоний зачитал длинный список титулов принца, и Эрланд понял, что сегодня - официальная аудиенция. Он удержался от улыбки, подумав, что разница между формальной церемонией и неформальной заключалась только в капризе императрицы. Принц горько пожалел, что не может оказаться в Крондоре - они с Боурриком, бывало, забирались в кухню и там что-нибудь жевали в уголке, не желая присутствовать на официальных обедах вместе с родителями.

Эрланд подошел к помосту и поклонился. Мастер церемоний провозгласил:

- О Ты, Которая Есть Кеш, я имею честь представить тебе его высочество, принца Эрланда, наследника трона Королевства Островов, рыцаря-капитана Западных земель.

Эрланд выпрямился и произнес:

- Ваше величество, я благодарю вас за любезность, с коей вы разделили щедроты ваши со мной и моими спутниками. Позвольте мне представить... - и он начал формальное перечисление всех членов своей свиты, как делал всякий раз, встречаясь с императрицей. Про себя он удивлялся - неужели каждый день ему придется все это повторять?

- Судя по сообщениям, у вашего высочества был сегодня трудный день, - произнесла императрица. Эрланд ждал, что она скажет еще, но она просто закончила: - Мы рады снова видеть вас вместе с нами, ваше высочество. Пожалуйста, угощайтесь.

Следом за принцем Эрландом в зал вошел принц Авари со своими придворными. Один, который проходил ближе всего к Эрланду, плюнул ему под ноги.

Эрланд замер. Лицо его побагровело. Молодой человек, который плюнул, пошел дальше, но Эрланд повернулся и сказал:

- Эй ты!

Все глаза обратились на двух молодых людей. Юноша, прищурившись, смотрел на Эрланда. Он был чистокровным и, судя по всему, сыном родовитого отца, раз занимал место в свите принца; тело его было поджарым и мускулистым. Эрланд ощутил, что приближается драка, и был не в том настроении, чтобы от нее уклоняться.

- Эрланд! - прошипел Джеймс ему в ухо. - Отойди!

- Императрица смотрит, - пришло предупреждение от Гамины.

Молодой аристократ остановился перед принцем, а принц бросил взгляд на трон. Императрица действительно обратила внимание на молодых людей. Один из вельмож хотел подойти к ним, но императрица призвала его к себе. Кажется, она не хотела, чтобы кто-нибудь вмешивался. Более того, в ее глазах появился заинтересованный блеск. Эрланд подумал, что это может быть испытанием - надо посмотреть, что за правитель будет у Королевства Островов через некоторое время. "Если это так, - подумал Эрланд, - они нашли в моем лице твердого противника".

- Что такое, садарин? - спросил молодой человек, подойдя к принцу.

Придворные зашушукались. При кешианском дворе неохотник считался ниже простолюдина, и назвать так кого-то значило нанести смертельное оскорбление.

Эрланд взглянул на принца Авари. Принц с интересом смотрел на них и едва заметно улыбался. Принц Островов догадался, что молодой человек оскорбил его по наущению принца Авари. Эрланд вздохнул и изо всех сил ударил молодого человека тыльной стороной ладони по лицу.

Тот зашатался и упал. Но не успел он коснуться пола, как Эрланд схватил его за ожерелье и дернул вверх.

- Тот, кто оскорбляет меня при дворе Кеша, оскорбляет Королевство Островов. Я не могу этого допустить. - Он оттолкнул молодого человека. Тот с трудом удержался на ногах. - Тебе выбирать оружие, - сказал ему Эрланд.

Джеймс схватил Эрланда за руку.

- Ты не можешь идти на дуэль. Они этого от тебя и ждут, - зашептал он.

- Я тебя не понимаю, - сказал молодой кешианец.

- Я тебя ударил, - сказал ему Эрланд. - Ты имеешь право выбрать оружие, которым мы будем драться на дуэли.

Лицо молодого человека сморщилось в непритворном удивлении.

- На дуэли? Зачем мне с тобой драться? Ты наверняка меня убьешь.

Эрланд не знал, что и сказать. И тут заговорила императрица.

- Лорд Килава.

Из-за столика в дальней части зала поднялся человек средних лет.

- Чего желает моя императрица?

- Твой сын - фигляр. Он оскорбляет гостя в моем доме. Что надлежит с ним сделать?

Мужчина побледнел. Но, отвечая, стоял все так же прямо.

- Воля вашего величества.

Императрица помолчала и сказала:

- Я бы подарила принцу его голову в банке с медом и вином как трофей, но, так как наши традиции не похожи на традиции родины его высочества, боюсь, таким подарком мы доставим ему еще больше неудобств. - Она сделала паузу. - Молодой Разаджани!

Юнец, оскорбивший Эрланда, повернулся к императрице.

- Да, ваше величество?

- Твой вид мне неприятен. Тебе запрещается появляться в верхнем городе. Никогда, пока я жива, тебе не ступать на камни плато. Когда я уйду в Зал Вечной Красоты, тот, кто сменит меня на троне, может оказаться милосердным и позволить тебе вернуться. Вот и все, что я скажу тебе, - только потому, что твой отец верен мне. В моих старых костях осталось не так много милосердия. А теперь - прочь!

Эрланд, усевшись за свой столик, спросил у Кафи:

- К чему это все?

- Простите, мой принц? - уроженец пустыни, кажется, не понял его вопроса.

- Почему же он оскорблял меня, если не собирался драться? - спросил Эрланд.

- Это особенности чистокровных, ваше высочество. Поймите - они не воины, они охотники. Воины для них - не больше чем собаки, которых можно натравить на противника. Если необходимо, они сражаются, и весьма доблестно, но не видят в этом никакой чести. Для них честь в том, чтобы выследить жертву, загнать ее и прикончить одним ударом. Молодому Разаджани не было смысла драться с вами. Никто не сомневается, что вы - храбрый и опытный воин. Вы бы легко убили его. Он знал это и никогда не стал бы драться с вами.

- Мне трудно это понять, - произнес Эрланд.

Кафи пожал плечами.

- А им трудно понять, как человек может позволить обстоятельствам вынудить его сражаться с тем, кто явно превосходит его в военном искусстве. С их точки зрения это равносильно самоубийству.

Вошла свита принцессы Шараны; на шаг отставая от них, шла Миа. Эрланд во все глаза смотрел на принцессу с золотистой кожей.

- Почему моя служанка сегодня с принцессой? - спросил он потом у Кафи.

- Потому что ваша "служанка" - сестра принцессы Шараны.

- Сестра? Принцессы? Да вы шутите!

- Конечно, нет, ваше высочество. Императрица никогда бы не позволила ни рабам, ни "низшим", таким, как я, прислуживать вам в ваших покоях, - слово "низшие" прозвучало с неприкрытой горечью. - Так что только юноши и девушки благородного происхождения - младшие в своих семьях - могут прислуживать императрице и ее гостям.

- Все?! - воскликнул Эрланд, вне себя от удивления.

- Да, - ответил Кафи, - все служанки в ваших покоях - дочери благородных людей. - Он махнул рукой на тех, кто - наблюдал за смущенным принцем. - Конечно, в ваших покоях все служанки - родственницы императрицы и члены императорской семьи.

- Боги и демоны! - воскликнул Эрланд. - Боюсь, я переспал с половиной дочерей из королевской семьи!

- Менее, чем с десятой частью, ваше высочество, - рассмеялся Кафи. - Многие являются дальними родственниками ее величества. И что с того? Чистокровные смотрят на телесные отношения не так, как вы или я. Их женщины так же свободны в выборе партнеров, как и мужчины. Это происходит оттого, что у них императриц было столько же, сколько императоров.

Согласно требованиям протокола, последней появилась принцесса Сойана и ее свита; принцесса задала матери формальный вопрос о ее здоровье. Ритуал был соблюден, можно было начинать ужин.

Принцесса со свитой разместилась за столом, и появились слуги. За столом Эрланда почти не разговаривали - принц и Локлир неотрывно смотрели в другой конец зала: Эрланд - на принцессу Шарану и госпожу Миа, Локлир - на их мать.

Позднее, вечером, Джеймс пригласил Эрланда прогуляться с ним и Гаминой по одному из многочисленных дворцовых садов. Решив, что для этого есть причина, принц согласился.

Они вошли в сад, и Эрланд услышал мысли Га-мины:

- Джеймс попросил, чтобы ты поговорил с ним с моей помощью, так как ясно, что нас могут подслушивать даже в середине этого сада.

- Не так как дома, но тоже очень красиво, правда? - сказала она вслух.

- Да, действительно, - согласился Эрланд. С помощью Гамины Эрланд услышал то, что без слов хотел сообщить ему Джеймс.

- Со мной наконец вышел на связь наш агент во дворце.

- Наконец? Этому что-то мешало?

- Мешало? Только то, что мы были под постоянным наблюдением. Половина слуг в наших покоях - шпионы, но разница между ними и не шпионами невелика - о любом нашем действии докладывается всегда, любым слугой. Мне кажется, происходит что-то очень значительное.

Эрланд спросил Гамину, как она провела день, и они поболтали о ничего не значащих вещах, поговорили о чудесном фонтане, отделанном мрамором, - женщина на колеснице охотилась на трех смешных демонов. Эта скульптурная группа каким-то непонятным Эрланду образом подсвечивалась снизу, что создавало удивительный эффект.

- Я должен спросить, как они этого добиваются, - вслух сказал Эрланд. - Хочу сделать что-нибудь подобное в Крондоре. Как ты думаешь, что происходит? - мысленно спросил он.

- Я еще не знаю, - ответил Джеймс. - Пока я понял только вот что. Императрица слабеет здоровьем. Она гораздо более больная, чем кажется. Этот слух широко распространен по дворцу и по нижнему городу. Но никто пока не знает, что предполагается, будто она должна назвать своим наследником принца Авари, тогда как она склоняется к Сойане или даже Шаране. Императрица и ее сын много лет находятся в размолвке и часто едва разговаривают друг с другом.

- Значит, стоит вопрос о наследовании трона?

- Судя по всему - да, - ответил Джеймс. - Обычно трон переходит к старшему отпрыску.

- Какая чудесная ночь, - вслух сказал Эрланд. - Но тогда это Сойана.

- Верно, но есть большая группа аристократов, которая хотела бы видеть на троне Авари. Во-первых, потому что предыдущими правителями были две женщины, а многие из подчиненных Кешу наций твердо патриархальны, и члены Галереи опасаются, что правление трех женщин подряд приведет к матриархату. В древние времена люди Кеша прошли через такой период. Но главная причина, почему многие хотят видеть на троне Авари, - его считают более способным. Сойану многие полагают слабой. Ее покойный муж был весьма влиятельным лицом в Галерее лордов и мастеров - это у них примерно то же самое, что у нас Объединенный Совет лордов. Кто-то боится ее, считая опасней. Она вполне может заставить Авари и лордов делать то, что ей нужно... и если даже Авари провозгласят следующим императором, она все равно сможет доставить много проблем Галерее.

- А что здесь общего с попыткой... убить моего брата?

- Давайте посмотрим, какие еще чудеса предлагает этот сад.

- Да, - согласилась Гамина. - Здесь очень красиво.

- Боюсь, в другой раз, - сказал Джеймс. - У нас сегодня был очень тяжелый день. Теперь мы официально представлены, вскоре начнутся празднования. Впервые соберутся все правители Империи. Мы должны выглядеть наилучшим образом.

- Наверное, этим можно объяснить нападение в пустыне. Партия Авари очень сильна в самом сердце Империи, тогда как сила Сойаны. сосредоточена в основном на плато. Если начнется война на севере и против нас будут брошены, отряды Псов Войны, это очень ослабит положение Авари здесь. Кроме того, именно он поведет против нас армию. Абер Букар, командующий армией, очень стар. Его мог бы сменить лорд Джака, но Братство Наездников и некоторые другие и так считают, что воины на колесницах пользуются непозволительно большим влиянием, так что вряд ли императрица решится назначить Джаку. Поэтому принц - единственная фигура, за которым армии пойдут не рассуждая. Кроме того, главенства в Галерее добивается еще один человек.

- Кто? - спросил принц.

- Лорд Рави, мастер Братства Наездников. Но он не чистокровный, и, хотя его кавалерийские части чрезвычайно лояльны, все же им не хватает престижа воинов на колесницах.

- По твоим словам, при дворе кипят страсти.

- Возможно, но помни, что, пока правит императрица, все подчиняются ей. Весьма вероятно, что, когда она умрет, разразятся беспорядки, может быть даже гражданская война. Но тот, кто хочет развязать войну, явно не желает дожидаться ее смерти. Хотя здесь мне еще не все ясно.

Эрланд вслух сказал:

- Если мы хотим хорошо отдохнуть, надо возвращаться, - повернув туда, где располагались его покои, он, кажется, погрузился в размышления. - Мне почти ничего не ясно. Будем надеяться, что многое прояснится, прежде чем начнутся открытые столкновения.

Собеседники с ним молча согласились.

Глава 12 ОКОЛЬНЫЕ ПУТИ

Боуррик указал в сторону от дороги.

- Что это может быть? - спросил он Гуду.

Караван двигался по хорошо наезженной дороге от Фарафры до Кеша; с обеих сторон тянулись фермерские земли. Никаких происшествий не было - до настоящего момента.

К северу от дороги три человека на лошадях пытались поймать четвертого пешего. Тот, в желтой рясе до колен, выглядел непривычно. Его голова была обрита, как это делали монахи, но такого одеяния, как у него, Боуррик не видел ни у кого из монахов известных ему орденов. К тому же, казалось, он изрядно развлекался и производил гораздо больше шума, чем принц привык ожидать от монахов. Всадники пытались схватить его за рясу, а он увертывался, отскакивал, подныривал под лошадей и при этом громко улюлюкал и смеялся.

Его прыжкам нисколько не мешали деревянный посох, который он держал в руке, и весьма объемистый мешок, висевший на плече. Он бегал, смеялся и выкрикивал всякую чепуху, чтобы позлить своих преследователей. Гуда и Боуррик, глядя на него, тоже засмеялись. Услышав смех, один из всадников оглянулся и, похоже, разозлился еще больше. Он схватился за дубинку и подъехав, к пританцовывающему человеку, пытался ударить его, но тот уклонился, перекатившись по земле, и, прежде чем всадник успел развернуть лошадь, уже снова был на ногах и приплясывал. Повернувшись спиной к наездникам, он повилял задом и издал губами характерный звук, призванный выразить его презрение ко всем троим.

- Кто это? - смеясь, спросил Боуррик.

- Этот прыгучий, судя по одежде - исалани. Это народ из Шинг-Лая, к югу от Пояса Кеша. Странные они люди. На лошадях жители степей из Ашунты. Об этом можно догадаться по их прическам и военным дубинкам; сейчас один из них как раз пытается вразумить ею прыгуна.

Боуррик заметил, что прически у всех троих наездников были одинаковыми. Убранные назад волосы стягивались колечком, концы которого скрепляло перо; волосы свисали длинным хвостом до середины спины; над ушами оставались два локона. Но одеты они были по-разному: на одном были бриджи из оленьей кожи и кожаный жилет на голое тело, другой носил кожаные доспехи, а третий - кавалерийские сапоги, вышитую рубашку и шляпу с плюмажем.

- Как ты думаешь, с чего это они?

Гуда пожал плечами:

- Кто может знать, когда дело касается исалани? Они все колдуны - провидцы, шаманы, предсказатели судьбы, и к тому же самая большая компания воров и мошенников во всем Кеше. Наверное, он надул этих троих.

С отчаянным криком один из троих вытащил меч и всерьез замахнулся на исалани. Боуррик выпрыгнул из повозки, медленно взбиравшейся на вершину холма у подножия Светлых Пиков: Янос Сабер, хозяин каравана, берег лошадей. Он крикнул Боуррику:

- Бешеный! Вернись в повозку! Не вмешивайся!

Боуррик в ответ как-то неопределенно махнул рукой и поторопился к четверым людям.

- Что у вас происходит?

Странный человек не прекратил прыгать и уворачиваться, но один из всадников - тот, у которого был плюмаж на шляпе, - обернулся и крикнул:

- Не суйся, чужак.

- Я вижу, друг, что ты терпением не обладаешь, но нападать с мечом на невооруженного человека - это уж слишком.

Всадник не стал его слушать и, криком подогнав лошадь, помчался прямо на исалани. Еще один всадник тоже пошел в атаку, и исалани оказался между ними. Первый всадник слишком поздно осознал, что происходит: исалани, пританцовывая, отскочил в сторону, и лошади столкнулись. Как бывает с лошадьми, одна решила, что сейчас наступил подходящий момент куснуть другую, а вторая, конечно же, в ответ лягнула первую. Второй всадник свалился наземь. Первый с руганью замахал руками третьему, чтобы он сдал назад. Но в этот момент посох исалани ударил его по голове, и владелец плюмажа тоже оказался на земле.

Третий всадник, в кожаном жилете, не раздумывая, пустил лошадь галопом в гущу свалки, но в последний миг отвернул в сторону. Он сумел увернуться, когда исалани попытался сбить посохом и его, но внезапно обнаружил, что крепкие руки схватили его за полу жилета. Боуррик стащил всадника с седла и пихнул его туда, где его приятели пытались подняться на ноги.

- Ты совершил ошибку, - сказал первый всадник, он уже вытащил свой длинный меч из ножен. По его Лицу и по решимости, с которой он направился к принцу, можно было Догадаться, что настроен он серьезно.

- Да, - ответил Боуррик, готовясь к бою. Двое других противников тоже повернулись к нему. - Это не первая ошибка в моей жизни. Будем надеяться, что не последняя.

Мужчина с мечом внезапно атаковал, надеясь застать Боуррика врасплох. Принц отскочил в сторону, задев противника по тыльной части бедра - это было одно из немногих мест, не защищенных кожаными доспехами. Тот упал на землю, получив глубокую, но отнюдь не смертельную рану.

Второй и третий драчуны поняли, что встретились с опытным бойцом. Они разделились - мужчина в шляпе с плюмажем стал заходить справа, а тот, на котором был кожаный жилет, - слева, заставив Боуррика защищаться от атаки с двух Сторон. Боуррик начал разговаривать сам с собой - Эрланд с детства посмеивался над этой его привычкой.

- Если у них есть хоть капля мозгов, то бандит слева сейчас сделает ложный выпад, а головорез справа кинется всерьез.

Внезапно Боуррик отскочил и одновременно выхватил кинжал: человек справа от него попытался нанести удар в открытую спину принца. Но, когда он замахнулся, Боуррик обернулся и, приняв удар кинжалом, тоже ответил ударом, нанеся человеку в вышитой рубашке серьезную рану в живот.

Тот упал, крича 6т боли, а Боуррик, опять развернувшись, оказался лицом к лицу с единственным уцелевшим противником. Тот осторожно приближался к нему. Судя по всему, этот степняк был примерно равен Боуррику по силам. Оба кружили друг против друга, ни на что не отвлекаясь. Принц, наконец, понял тактику противника.

- Шаг, скольжение, шаг, шаг, шаг наперекрест, - тихо сказал себе принц.

Он усмехнулся и, когда мужчина снова шагнул наперекрест, Боуррик кинулся в атаку. Противник слегка развернулся, открывшись ровно настолько, насколько и ожидал Боуррик. Он заставил противника попятиться, нанося рубящие и колющие удары сразу и мечом и кинжалом.

Но человек пошел в атаку, и Боуррик обнаружил, что отступает. Проклиная судьбу, которая вместо рапиры вложила ему в руку длинный меч, он попытался отбить атаку.

- Этот ублюдок хорошо дерется! - пробормотал он.

За пять минут, которые показались Боуррику часами, они обменялись ударами, отвечая контрвыпадом на каждый выпад, ответным уколом на каждый укол. Боуррик пробовал все комбинации, которым его учили, и обнаруживал, что его противник готов ко всем.

Наступило время короткой передышки. Оба тяжело дышали под палящим послеполуденным солнцем; слышны были только жужжание мух и шелест ветра в высокой степной траве. Боуррик покрепче сжал эфес меча, чувствуя, как на него наваливается усталость. Теперь бой стал опаснее - оба противника утомились, а усталость могла привести к роковой ошибке. Боуррик, даже имея в левой руке кинжал, избавлявший его от необходимости защищать мечом свою левую сторону, никак не мог добиться перевеса в бою. Преимущество переходило то к одному, то к другому, но никто из них не мог добиться победы. Пот тек по голой груди жителя степей; рубашка Боуррика промокла, рукоятка меча скользила в ладони. Дыхание у обоих стало хриплым и прерывистым - солнце оказалось самым безжалостным противником. Поднятая пыль забивалась в носы и пересушивала глотки, но ни один из бойцов не мог положить конец схватке. Холодея, Боуррик подумал, что встретил противника, которого ему не одолеть, - может быть, у того было меньше врожденных способностей, но гораздо больше опыта.

Они опять замерли, глядя друг на друга, пригнувшись и тяжело дыша. Оба теперь понимали, что тот, кто ошибется, - умрет. Боуррик, хватая ртом воздух, пытался собраться с силами и разглядывал противника. Тот делал то же самое. Они не тратили сил на разговоры, копя их, чтобы можно было снова броситься в атаку. Потом с громким криком житель степей качнулся вперед и бросился на принца. Боуррик отступил в сторону и выставил мети и кинжал, а потом ударил противника ногой в живот. Тот повалился на спину, ударившись головой; воздух с шумом покинул его легкие. Крутанувшись, Боуррик вонзил меч в землю - противник успел откатиться в сторону. Потом что-то толкнуло принца в пятку, и он потерял равновесие.

Принц подошел слишком близко, и мужчина захватил ногой его ногу. Боуррик тоже упал и перекатился, чтобы скорее подняться на ноги. Поднявшись на колени, Боуррик обнаружил, что на него направлен меч. Потом появился еще один клинок, и первое лезвие отлетело в сторону.

Боуррик, подняв голову, увидел, что Гуда стоит, держа меч между двумя противниками.

- Вы, ребята, закончили? - спросил он.

Владелец плюмажа поднял взгляд. Он понял, что появился свежий и опасный противник, который неминуемо вступит в бой, если он решит продолжать. Боуррик ответил вялым помахиванием руки. Незнакомец попятился и покачал головой.

- Хватит, - прохрипел он.

- Твоим друзьям нужна помощь, - сказал ему Гуда. - Один из них может умереть от потери крови. Его бы поскорее доставить к лекарю. А ты, - обратился он к Боуррику, - лучше бы глянул вон туда на дорогу, где ты должен быть, вместо того, чтобы тягаться с этими детишками.

Боуррик смотрел, как его противник занялся своими друзьями. Он помог тому, который был ранен в ногу, подняться, и они вдвоем стали осматривать третьего, получившего рану в живот.

- А где этот ненормальный? - спросил Боуррик, выпив воды.

- Не знаю, - насмешливо ответил Гуда. - Я потерял его из виду, когда начал разнимать вас, мастеров.

- Ну он же не исчез, верно? - спросил Боуррик.

- Боги свидетели, Бешеный, я не знаю. И дела мне до него нет. Янос Сабер совсем не был доволен, когда увидел, как ты понесся драться. Что, если это было подстроено, а за гребнем холма нас ждала засада? Тогда бы нам пришлось совсем худо.

Гуда протянул руку и помог Боуррику подняться, но тут же его огромный кулак ударил принца в ухо, и Боуррик опять повалился на землю.

- За что? - спросил Боуррик, тряся головой.

- За то, что ты дурак! - Гуда показал Боуррику кулак. - Проклятие, мальчишка! Вот как ты учишься быть хорошим воином и делать свою работу! Это ведь могла быть засада!

- Да, могла, - кивнул Боуррик.

Боуррик теперь уже без помощи поднялся на ноги. Принц и мальчик вышли на дорогу вслед за старым солдатом.

- Мне бы хотелось, чтобы люди перестали меня бить в воспитательных целях, - сказал Боуррик.

Гуда пропустил его слова мимо ушей.

- Бешеный, ты слишком много времени провел с рапирой.

- А? - переспросил уставший принц. - Что ты хочешь сказать?

- Ты все пытался проткнуть этого дурака острием, а с длинным мечом это не так-то просто сделать. Спроси меня, так я тебе скажу - у тебя был пяток возможностей снести этому болвану голову горизонтальным ударом. Если хочешь прожить долгую жизнь, надо учиться владеть мечом с острым краем так же хорошо, как ты владеешь вертелом для жарки цыплят.

Боуррик улыбнулся. Рапира не была популярным оружием до тех пор, пока его отец, исключительный фехтовальщик, не стал принцем. Тогда она очень быстро завоевала известность, но явно только севернее Долины Грез.

- Спасибо. Надо будет попрактиковаться.

- В следующий раз не выбирай себе противника, который во что бы то ни стало хочет убить тебя, - сделал ему замечание Гуда, взглянув на дорогу, где оседала пыль от каравана Яноса Сабера. - Они теперь едут под горку - мы не скоро их догоним. Давайте поторопимся.

- Давайте не будем торопиться, - ответил Боуррик, измученный жарой. Он постепенно привыкал к жестокому послеполуденному солнцу Кеша, но все же не мог сравниться с теми, кто здесь родился. Он пил очень много воды и фруктовых соков, как Гуда и Сули, но все равно на жаре быстро слабел. Может быть, это началось после того, как он чуть не умер в пустыне Джал-Пур.

Взобравшись на вершину холма, они увидели, что караван Яноса Сабера преспокойно едет вниз, в долину. В последней повозке, свесив ноги с заднего края, сидел исалани и ел большой яркий апельсин. Гуда указал на него Боуррику, и принц покачал головой.

- Ну и молодец, а?

Гуда неторопливо затрусил по дороге, и Боуррик принудил себя последовать за ним, хотя его руки и ноги были, как мокрая вата. Через несколько минут они нагнали последнюю повозку; Боуррик влез сзади, а Гуда уселся рядом с возницей; Сули побежал вперед, к фургону повара.

Боуррик глубоко вздохнул и посмотрел на человека, которого спас от трех воинов. Ничего примечательного в этом исалани не было - кривоногий, небольшого роста, лицом похожий на хищную птицу. Большая, асимметричная, почти квадратная голова торчала на Длинной узловатой шее. Вокруг основания головы и над ушами еще оставались пучки волос - чтобы напрочь избавиться от растительности на голове, ему надо было помочь природе совсем немного. Исалани ухмыльнулся, взглянув на Боуррика, и его глаза превратились в узкие щелочки; кожа имела золотистый оттенок, который Боуррику доводилось видеть всего несколько раз - у жителей Ламута, цурани по происхождению.

- Хочешь апельсин? - весело спросил исалани хриплым голосом.

Боуррик кивнул, и этот странный человек вытащил апельсин из дорожного мешка, с которым он ни за что не хотел расставаться во время стычки с тремя всадниками. Боуррик очистил фрукт, вытащил дольку и высосал из нее сок, а исалани достал еще один апельсин и протянул его Гуде. Тот спросил:

- Из-за чего это все было?

Их новый попутчик пожал плечами, продолжая улыбаться.

- Они решили, что я их обжулил в карты. И очень разозлились.

- А ты правда их обжулил? - спросил Боуррик.

- Возможно, но это неважно. Они тоже пытались обжулить меня.

Боуррик кивнул, словно ему было все понятно.

- Меня зовут Бешеный.

- И я такой же иногда бываю, - улыбка исалани стала шире. - В остальное время меня называют Накор Синий Наездник.

- Синий Наездник? - переспросил Гуда.

- Иногда меня видели верхом на прекрасном вороном жеребце, одетым в роскошную накидку ярко-синего цвета. В некоторых местах я очень знаменит.

- Но это место к таким не относится, - вставил Гуда.

- К несчастью, нет. Вот он я перед вами, относительно неизвестный. Однако в те времена, когда у меня есть вороной жеребец и синий плащ, я быстро становлюсь известен в тех местах, по которым проезжаю, потому что устоять передо мной могут немногие.

Боуррик оглядел его рясу.

- Похоже, сейчас другие времена.

- И опять я должен сказать - увы! Потому что это опять правда. Мой жеребец пал, поэтому ездить на нем сейчас затруднительно, а плащ я проиграл в карты человеку, который передергивает лучше, чем я.

Услышав эти слова, Боуррик рассмеялся.

- Ну ты, по крайней мере, более честный жулик, чем те, кого я обычно встречал.

Накор посмеялся вместе с ним.

- Я обжуливаю только тех, кто пытается обжулить меня. С теми, кто честен со мной, я тоже играю честно. Обычно основная трудность заключается в том, чтобы найти честных партнеров.

Боуррик кивнул. Странный невысокий человечек ему понравился.

- А сколько честных людей ты повстречал за последнее время?

Накор выразительно пожал плечами и покачал головой.

- Пока ни одного. Но все же не теряю надежды когда-нибудь повстречать такого.

Боуррик рассмеялся опять - и над собой, побежавшим выручать этого ненормального, и над самим ненормальным.

С наступлением ночи повозки были составлены вокруг костра - эта традиция родилась вместе с караванами. Янос Сабер не оставил Боуррика в неведении относительно его, хозяина каравана, мнения о тех охранниках, которые ввязываются в заварушки, вовсе их не касающиеся, и поинтересовался у Гуды: куда делись его мозги, если он отправился следом. Мальчика он простил - от него разумного поведения ждать не приходится.

По неизвестной причине Янос Сабер не обратил никакого внимания на то, что исалани без приглашения присоединился к его каравану. Боуррик был уверен, что странный маленький человек каким-то образом зачаровал обычно сурового караванщика, но это означало, что у исалани были те или иные магические таланты. Или же он так искусно прятался в последней повозке, отстоящей на пять повозок от той, где ехал Янос, что караванщик о нем и не знал. Боуррик подумал, что даже его дядя Джимми не мог бы похвастаться ничем подобным.

Принц вспомнил Джеймса и снова забеспокоился. Как добраться до дворца императрицы и передать Джеймсу, что он жив? После рассказа Сули о том, что он услышал в доме губернатора, принц сделал вывод, что в заговоре участвуют очень влиятельные люди, вельможи императорского двора. С приближением Эрланда ко дворцу его будут подстерегать все новые опасности.

Сидя у костра, Боуррик опять погрузился в свои мысли. Между его теперешним местом пребывания и воротами дворца лежала еще долгая дорога. Он задремал после горячей еды, но подошел Гуда и, легонько пнув, разбудил принца.

- Твоя очередь стоять на часах, Бешеный. Боуррик поднялся и заступил на дежурство вместе с двумя другими солдатами; каждый из них обходил треть периметра их лагеря, бормоча те самые слова, которые всегда - бормотали стражники на протяжении всей истории.

- Джилог! - крикнул Гуда.

Боуррик приподнялся на локте и бросил взгляд между Гудой и возницей. Стражников хватало, поэтому они имели возможность по очереди лежать на тюках шелка, едущего из Вольных городов и дремать на полуденном солнце. С вершины холма можно было разглядеть город на горизонте. Город был приличных размеров. По меркам Королевства он считался бы одним из крупнейших, но Боуррик давно обнаружил, что по сравнению с Кешем Королевство было заселено очень скудно. Принц снова задремал. В Джилоге они проведут ночь, а утром отправятся дальше, в Кеш; стражники и проводники предвкушали веселую ночь в городе.

Днем раньше они обогнули северные отроги Стражей - гряды, с запада огораживающей Оверн-Дип. Теперь вдоль по течению реки Сарн они направлялись к городу Кешу. По обеим сторонам дороги виднелись небольшие фермы и деревни. Боуррик понимал, почему водить караваны по внутреннему Кешу было безопасно. Вблизи столицы никаких беспорядков не допускали.

- Что там? - пробормотал Гуда.

Боуррик поднял голову и увидел, что на подступах к городу отряд всадников устроил нечто типа заставы, останавливая всех проезжающих.

- Может быть, они ищут меня, - прошептал Боуррик в ухо Гуде так, чтобы не услышал возница.

Глаза Гуды, повернувшегося к своему молодому напарнику, излучали гнев.

- Ну надо же! Ты ничего не хочешь мне рассказать, прежде чем меня потянут в имперский суд? - злым шепотом произнес он. - Что ты сделал?

- Они считают, что я убил жену губернатора Дурбина.

Гуда горестно схватился пальцами за переносицу.

- Ну почему я? Что я такого сделал, чтобы прогневать богов? Ты действительно ее убил. Бешеный? - спросил он, глядя Боуррику прямо в глаза.

- Нет, конечно нет.

Гуда, прищурившись, довольно долго смотрел на Боуррика.

- Конечно нет, - он вздохнул. - Если мы окажем сопротивление имперским властям, они подвесят нас, как дичь, быстрее, чем мы успеем рассказать об этом. Вот что я тебе скажу: если спросят, ты мой родственник из Одоскони.

- А где это? - спросил Боуррик; первые повозки уже поравнялись с всадниками.

- Это маленький городок у Гряды Покоя, неподалеку от Кампари. Чтобы туда попасть, надо проехать не одну сотню миль по Зеленому долу - немногие туда ездят. Очень мало вероятности, что кто-нибудь из солдат там когда-нибудь бывал.

Первая повозка замедлила ход и остановилась; к тому времени как остановились остальные повозки, Боуррик, Гуда и все прочие стражники уже вылезли из повозок и подошли к караванщику - а вдруг застава была фальшивая? Но, судя по тому, каким тоном обратился офицер к Яносу Саберу, это были настоящие имперские войска - офицер вел себя так, будто не предполагал неповиновения. Каждый человек в его отряде был одет в ярко-красную шелковую рубаху и металлический шлем с оторочкой из меха леопарда по краю. У каждого были пика, меч и лук, привешенный позади седла. Все солдаты выглядели старыми вояками.

- У них есть в армии новобранцы? - шепотом спросил Боуррик у Гуды.

- Очень много, - тоже шепотом ответил Гуда. - Все кладбища полны ими.

- Мы ищем пару рабов, бежавших из Дурбина, - сказал офицер Яносу. - Молодого человека лет двадцати и мальчика лет одиннадцати-двенадцати.

- Мои люди - проводники караванов и стражники, каждого я знаю, а кого не знаю, за того поручились знакомые мне люди, а мальчик, который едет с нами, - поваренок, - ответил Янос.

Офицер пренебрежительно кивнул, словно его мало интересовало, что говорит ему караванщик. Гуда поглаживал, словно в раздумье, подбородок, а сам в это время незаметно обратился к Боуррику:

- Смотри-ка, они обыскивают повозки. Почему раб из Дурбина побежит вглубь Империи, а не подальше от нее?

Если Янос и понял, что Боуррик и Сули - та пара, которую разыскивают стражники, он ничего не сказал. Один из солдат подошел к Боуррику и Гуде.

- Ты откуда? - спросил он Боуррика. Спросил так, на всякий случай - вряд ли беглый раб будет спокойно стоять перед ним - вооруженный и в доспехах.

- Где я только не был, - ответил Боуррик. - А родился я в Одоскони.

Что-то в речи Боуррика и в его манерах заинтересовало солдата.

- У тебя странный выговор.

Боуррик ответил не мешкая:

- По мне, так это ты, солдат, говоришь странно.

Мой народ весь говорит так, как я.

- У тебя зеленые глаза.

Вдруг солдат резким движением сорвал с головы Боуррика шлем и увидел черные волосы.

- Эй! - воскликнул Боуррик. Боуррик и Сули несколько дней назад использовали остатки краски, и теперь принц надеялся, что волосы еще не очень отросли и рыжие корни не выдадут его.

- Капитан! - крикнул солдат. - Вот этот подходит под описание!

Тут Боуррик сообразил, что солдатам описали не рыжеволосого раба, а того человека, который сошел на берег в Фарафре. "Ну и дурак же я, - подумал он. Надо было перекрасить волосы в другой цвет".

Капитан не торопясь подошел к Боуррику и внимательно посмотрел на него.

- Как тебя зовут? - спросил он.

- Все называют меня Бешеным, - ответил Боуррик.

- Странно, - капитан приподнял одну бровь. - Почему?

- Немногие уезжают из моей деревни, а я, прежде чем уехать, сделал...

- Немало глупостей, - закончил за него Гуда. - Это мой родственник.

- У тебя зеленые глаза, - сказал капитан Боуррику.

- Такие же были у его матери, - ответил Гуда.

Капитан повернулся к Гуде.

- Ты всегда за него отвечаешь?

- Всегда, когда могу. Я уже говорил, что он способен на глупости. Жители Одоскони не просто так прозвали его Бешеным.

Подошел еще один солдат. Он тащил за собой Сули, держа его за плечо.

- А это что? - спросил капитан.

- Это поваренок, - ответил Янос.

- Как тебя зовут, мальчик? - спросил капитан.

- Сули из Одоскони, - ответил Гуда.

- Замолчи! - рявкнул капитан.

- Это мой брат, - сказал Боуррик.

Капитан ударил Боуррика тыльной стороной ладони по лицу. К глазам принца подступили слезы, но он сдержал внезапный порыв желания подраться с капитаном кешианской гвардии.

Капитан взял Сули за подбородок и внимательно посмотрел ему в лицо.

- У тебя карие глаза.

- У моей... мамы были карие глаза, - пролепетал Сули.

Капитан жестко посмотрел на Гуду.

- Мне показалось, ты говорил, что у его матери были зеленые глаза.

- Нет, это у его матери были зеленые глаза, - нашелся Гуда, указывая на Боуррика. - А у его матери были карие глаза. Матери разные, отец один.

Подошел еще один солдат.

- Больше никто не похож, - сказал он.

- Кто твой отец? - резко спросил солдат, державший Сули. Мальчик посмотрел на Боуррика, но солдат потребовал: - Отвечай!

- Сули из Одоскони, - пропищал мальчик. - Меня назвали в его честь.

- Идиот, - капитан отвесил солдату затрещину. - Этот все слышал, - он указал на Боуррика.

- Капитан, отведите мальчика в сторонку и спросите, как зовут нашего третьего брата, - предложил Боуррик.

Капитан махнул рукой, а Боуррик прошептал Гуде:

- Они нас не отпустят.

- Тогда к чему все это? - тихо спросил его Гуда.

- Потому что, как только они убедятся в том, что это мы и есть, нас сразу убьют.

- Убить на месте поимки? - прошипел Гуда.

Боуррик кивнул, а в это время капитан подошел к нему.

- Ну и что же за брат у вас, врунов?

- У нас есть брат Раста, пьяница, - ответил Боуррик, надеясь, что мальчик вспомнит, какую историю они сочиняли в Дурбине как раз перед тем, как натолкнулись на Салайю.

Подошел солдат и сказал:

- Мальчишка сказал, что у них есть старший брат Раста, пьяница.

Боуррику хотелось расцеловать мальчика.

- Вы двое мне не нравитесь, - сказал капитан. Он посмотрел на Яноса Сабера, стоявшего неподалеку. - Ты и остальные твои люди можете ехать, а этих двоих я забираю под арест. - Он взглянул на Гуду и прибавил: - И этого тоже возьмите.

- Чудно, - сказал Гуда, когда стражники, разоружив его, вязали ему руки. Боуррику и Сули тоже связали руки, отобрали у Боуррика оружие и повели их всех в караулку, привязав к седлам лошадей длинные веревки.

В городе Джилоге был участок, в котором, в свой очередь, имелась камера для арестантов, где обычно содержались забияки-фермеры и погонщики скота, арестованные за драки. Теперь, к неудовольствию местного блюстителя порядка, камерой воспользовался капитан имперской гвардии.

Боуррик подслушал, что капитан давал наказ одному из солдат послать как можно скорее в город Кеш гонца с вопросом - что делать дальше с тремя арестованными? Принц услышал только часть разговора, но понял, что приказ о задержании исходил от кого-то из военачальников и вообще поиски беглеца проводились с некоторой осторожностью, чтобы не привлекать особого внимания. Боуррик подумал: особенность Кеша, густонаселенного государства, заключается в том, что здесь можно долго заниматься подобными делами, прежде чем о них станет известно хотя бы одному жителю из сотни. День ушел, приближалась ночь. Сули уснул час назад - всякая надежда на ужин исчезла с уходом местного блюстителя порядка. Имперские гвардейцы, кажется, совсем не беспокоились о таких .пустяках, как голодные узники.

- Эй! - раздался веселый голос из окна, Сули проснулся.

Они все посмотрели вверх и в окне под потолком маленькой камеры увидели улыбающееся лицо.

- Накор! - прошептал Боуррик.

Попросив Гуду помочь ему, Боуррик встал на плечи, старого воина и поднялся, держась за прутья решетки в окне.

- Что ты здесь делаешь?

- Я подумал, а вдруг вы Хотите апельсин? - улыбаясь, сказал маленький человек. - В тюрьме всегда плохо кормят.

Боуррик только кивнул, когда Накор протянул ему сквозь решетку апельсин. Принц бросил фрукт Сули, который тут же впился в него голодными зубами.

- Придется поверить тебе на слово, - сказал принц, - нас тут не кормили. Да, а как ты сюда попал? - вдруг спросил Боуррик. Окно находилось на высоте добрых восьми футов над полом, а человечек, кажется, за решетку не держался.

- Какая разница? Хочешь выйти?

Гуда, начавший уже дрожать под весом Боуррика, произнес:

- Это самый глупый вопрос, который задают люди последнюю тысячу лет. Конечно мы хотим выйти!

- Тогда встаньте в угол и закройте глаза, сказал исалани ухмыляясь.

Боуррик спрыгнул с плеч Гуды. Отойдя в угол, все трое закрыли глаза руками. Сначала ничего не происходило, а потом Боуррика вдруг качнуло, словно в стену ударила огромная рука, уши у него заложило от грохота. Он поморщился и открыл глаза. Стена была сломана. В камере столбом поднималась пыль и пахло серой. Несколько солдат стояли, держась за что могли ухватиться, - неведомая сила, взломавшая стену, ослепила их.

Накор держал четырех лошадей - на всех были седла с крестами имперской армии.

- Им, наверное, эти лошади не понадобятся, - сказал исалани, вручая Боуррику поводья.

- Хозяин, я не умею ездить верхом, - испуганно проговорил Сули.

Гуда поднял мальчика и посадил его в седло ближайшей лошади.

- Тогда тебе лучше побыстрее научиться. Если начнешь падать, хватайся за гриву и держись!

- Они сейчас за нами погонятся, - сказал Боуррик, сев в седло. - Давайте...

- Нет, - возразил Накор. - Я перерезал у остальных лошадей подпруги и уздечки. - Он продемонстрировал огромный, зловещего вида нож, взявшийся словно ниоткуда только затем, чтобы подтвердить его слова. - Но все равно лучше выехать, а то прибегут остальные - посмотреть, что за шум.

На это никто не стал возражать, и они поехали; Сули едва мог держаться в седле. Немного отъехав, Боуррик спешился и подтянул для Сули стремена. Лошадь мальчика, почуяв неопытного наездника, готовилась ко всяким проделкам, и Боуррику оставалось только надеяться, что Сули не очень сильно расшибется при падениях наземь - а падения при таком обороте дел неминуемы, - ехать предстояло быстро.

- Что это было? - спросил Боуррик Накора, когда они выехали из разбуженного города Джилога.

- Да так, небольшой магический трюк, я тут не-давно его узнал, - ответил исалани ухмыляясь. Гуда, изобразив рукой знак защиты, спросил:

- Ты чародей?

- Конечно, - рассмеялся Накор, - разве ты не знал, что все исалани способны на разные трюки?

- Ты и к окну так же пробрался? - спросил Боуррик. - Ты, наверное, взлетел при помощи магии?

Накор засмеялся громче.

- Нет, Бешеный. Я встал на спину лошади!

Чувствуя радость освобождения, Боуррик пустил лошадь галопом. За нимпоследовали и остальные, пока глухой удар о землю и громкий крик не оповестили их о том, что лошадь сбросила Сули.

- Наверное, это самый неторопливый побег из всех, - сказал Боуррик, оборачиваясь посмотреть, не очень ли ушибся Сули.

Глава 13 ЮБИЛЕЙ

Шли заключительные приготовления к первому дню празднования семидесятипятилетнего юбилея императрицы. Эрланд никогда не видел ничего подобного представшему перед ним сооружению. Несколько столетий лучшие инженеры Кеша подновляли, расширяли, добавляли новые детали, пока не образовался комплекс, который даже нельзя было окинуть одним взглядом. Перед Эрландом лежал гигантский амфитеатр, вырезанный в стене плато, на вершине которого покоился верхний город - императорский дворец, построенный благодаря искусству архитекторов, поту строителей и крови рабов. Амфитеатр мог вместить пятьдесят тысяч человек - больше, чем население Рилланона и Крондора, вместе взятых.

Эрланд сделал знак своим спутникам следовать за ним - приближался чае, когда и ему надо будет сыграть роль в этом грандиозном спектакле. Кафи Абу Харез, его всегдашний гид, и сейчас был рядом, готовый ответить на любые вопросы.

- Кафи, сколько времени потребовалось, чтобы все это построить?

- Не одна сотня лет, ваше высочество, - ответил уроженец пустыни. Он указал вниз, на край огромной выемки, сделанной в стене плато. - В минувшие века там, на границе нижнего города, император Кеша Суджинрани Канафи - его называли Великодушным - решил, что закон, не разрешающий тем, кто не относится к чистокровным, оставаться на ночь на плато, лишает граждан возможности наблюдать многие официальные церемонии, особенно те, которые могли бы подтвердить великодушие Суджинрани, а также - публичные наказания и казни. Он подумал, что подобные зрелища могли бы оказаться весьма поучительными для многих. Поэтому император постановил, чтобы весь склон плато, считая его основание, входил в состав верхнего города. Тогда и был построен маленький амфитеатр вон там внизу. Край скалы был стесан, и те, кому запрещен вход в верхний город, смогли снизу наблюдать придворные церемонии.

- С тех пор амфитеатр увеличили в несколько раз, - вставил Локлир.

- Да, - подтвердил Кафи. - Один только вход переделывали пять раз. Ложу императоров перестраивали трижды, - он указал на огромное сооружение, над которым нависал шелковый балдахин невероятных размеров - Эрланд и его свита как раз поднимались в том направлении по широкому пандусу. Кафи, остановив принца, показал ему ложу императрицы. - Та, Которая Есть Кеш, да благословят боги ее имя, будет оттуда наблюдать празднества. Ее золотой трон покоится на невысоком помосте, вокруг которого удобно разместятся ее родственники, слуги и особы королевской крови. Только те, в чьих жилах течет самая благородная кровь, могут быть допущены в эту ложу. Остальным вход туда заказан под страхом смертной казни.

Указав на ряд лож, высота которых становилась тем меньше, чем дальше располагались они от ложи императрицы, Кафи продолжал:

- Те, кто сидит рядом с императрицей, - представители самых знатных семейств, они входят в Галерею лордов и мастеров.

- Кафи, на этом уровне свободно могут встать не то пять, не то шесть тысяч человек, - заметил Эрланд.

- Может быть, и больше, - кивнул уроженец пустыни. - Идемте, я покажу вам остальное.

Он подвел принца и его спутников к парапету, откуда открывался вид на другой уровень. Дворяне, которые должны были представляться раньше принца, обгоняли их, едва отвлекаясь на ходу, чтобы отвесить принцу Островов легкий поклон. Эрланд заметил с полдесятка туннелей, выходивших в широкий проход позади лож.

- Неужели они все идут из дворца? - спросил Эрланд.

- Да, - ответил Кафи..

- Я думал, соображения безопасности императрицы перевесят заботу об удобстве тех придворных, которым приходится спускаться сюда из дворца пару раз в год. По этим туннелям нападающие легко могут попасть во дворец.

- По-моему, здесь все ясно, мой юный Друг, - пожал плечами Кафи. - Поймите, чтобы угрожать дворцу штурмом, враг должен занять нижний город, а если враг в нижнем городе, значит, Империя уже потеряна. Это же сердце Империи, и. прежде чем враг пройдет сюда, надо, чтобы сто тысяч кешианских гвардейцев легли мертвыми на подступах к городу. Понимаете?

Эрланд, подумав, кивнул.

- Пожалуй, вы правы. Но мы, живя на острове в море, по которому плавают десятки других народов, смотрим на эти вещи несколько иначе.

- Я понимаю вас, - сказал Кафи. Он указал вниз, на место между ярусом лож и нижней площадкой амфитеатра. Камень был срезан огромными ступенями. Дюжина лестниц, ведущих снизу к ложам, уже была до отказа забита нарядно одетыми горожанами. - Там будут сидеть мелкопоместные дворяне, мастера гильдий и зажиточные купцы - кто на подушках, кто на голом камне. Центральный проход остается свободным для тех, кто представляется императрице. Вы, ваше высочество, войдете после дворян Кеша и перед представителями народа - как обычно входят все послы. Императрица оказала вам честь, решив принять вашу делегацию раньше остальных, - основываясь на том, что по своему величию Королевство Островов стоит сразу после Кеша.

Эрланд, услышав этот импровизированный комплимент, бросил на Джеймса косой взгляд.

- Благодарим ее величество за любезность, - сказал он.

Если Кафи и уловил сарказм, то никак не показал этого. Он продолжал как ни в чем не бывало:

- Простым людям дозволяется смотреть праздник с крыш, с противоположной стороны и с других, не менее выигрышных мест.

Эрланд взглянул на нижний город - выстроенные в шеренги солдаты удерживали тысячные толпы горожан. На противоположной стороне улицы, которая проходила мимо амфитеатра, люди заполнили крыши и выглядывали из каждого окна. У принца захватило дух, когда он представил, сколько здесь собралось людей.

- Вряд ли они много увидят, - сказала Гамина, шедшая рядом со своим мужем.

- Может быть, - отозвался Кафи, - но до Суджинрани Канафи они вообще ничего не видели.

- Господин мой Абу Харез, - обратился к нему Локлир, - могли бы мы с вами обсудить речь, которую приготовил мой принц к торжественному слу-чаю, чтобы убедиться, что мы не нанесем нечаянного оскорбления вашим традициям?

Кафи понял, что его хотят на время удалить, но отказываться не было причин, поэтому он позволил Локлиру увести себя, оставив Джеймса, Гамину и Эрланда. Поблизости можно было видеть слуг, занимавшихся последними приготовлениями. Конечно, подумал Эрланд, есть среди них и шпионы.

Джеймс оперся о мраморный парапет, словно разглядывая амфитеатр.

- Гамина... - тихо произнес он.

Гамина закрыла глаза, ив ушах Эрланда словно зазвучал ее голос.

- За нами следят.

Эрланд хотел оглянуться, но сдержался.

- Мы этого ожидали, - ответил он.

- Нет, за нами следят при помощи магического искусства.

- А они могут подслушать наш мысленный разговор?

- Не знаю. Отец мог, но немногие сравнятся с ним по силе. Думаю, нет, - ответила Гамина.

- Очень живописное зрелище, - вслух сказал Джеймс, а мысленно добавил:

- Мне кажется, они не могут нас подслушать, иначе ты бы это почувствовала. И скорее всего, теперь за нами меньше следить не станут. Можно считать, что все в порядке.

- Да, - согласилась Гамина. - Я не знала наверняка, что это магия, пока не стала специально искать ее. Она едва ощутима. И довольно сильна. Думаю, тот, кто это сотворил, может слышать, о чем мы говорим, может быть, даже видеть, что мы делаем. Ноя бы знала, если бы он подслушивал наши Мысли.

Гамина на минуту прикрыла глаза, словно ее утомила жара. Джеймс повернулся к ней.

- Это не взгляд. Скорее всего, на нас смотрят через какое-то устройство - кристалл или зеркало. Отец пользовался в некоторых своих занятиях зеркалом. Если и здесь это так, то нас видно, и заметны. движения наших губ, которые легко может читать подготовленный человек. Но мысли наши они не слышат.

- Интересно, сколько нам придется стоять на этой церемонии? - рассеянно произнесла Гамина.

- Не один час, - отозвался Джеймс.

- Мы попали в заварушку, - обратился он к Эрланду. - Скоро тут такое начнется! Существует заговор против императрицы - об этом мне сообщил агент.

Принц притворно зевнул, словно от скуки:

- Надеюсь, мне удастся не уснуть. - В это время он мысленно спросил: - Каким образом это связано с попытками втянуть Кеш в войну с Королевством?

- Если бы знать это, мы бы узнали, кто руководит заговором. У меня плохие предчувствия, Эрланд.

- Почему?

- С этого дня в городе, соберется очень много солдат. Каждый правитель приехал в сопровождении своей почетной гвардии. Целых два месяца в сердце Империи будут находиться тысячи солдат, которые непосредственно императрице не подчиняются.

- Это мило, - ответил Эрланд. - Может быть, нам отдохнуть, пока не началась церемония?

- Да, думаю это было бы неплохо, - отозвался Джеймс.

- Джеймс, что мы. будем делать? - спросила Гамина.

- Ждать. И быть начеку. Вот и все, что мы можем сделать, - был его ответ.

- Кафи идет, - предупредила Гамина.

- Ваше высочество, - сказал Кафи, - ваши слова оценят вдвойне - за их искренность и краткость. После церемоний, боюсь, вы обнаружите, что имперскому слогу не присуща лаконичность. - Эрланд собрался ответить, когда Кафи воскликнул: - Смотрите! Начинается!

Высокий пожилой, но все еще стройный человек подошел к краю ложи императоров. Одет он был как все чистокровные - в короткую юбку и сандалии, а кроме того, на нем было еще массивное золотое ожерелье, которое, как решил Эрланд, весило не меньше, чем кожаные доспехи. В руке мужчина держал необычного вида жезл, украшенный золотыми листьями. Жезл венчался золотой фигуркой сокола, сидящего на диске.

- Сокол Кеша, символ Империи, - прошептал Кафи едва слышно, хотя Эрланду показалось, что вряд ли кто-нибудь смог бы их подслушать. - Его можно видеть только на самых главных праздниках. Сокол, держащий солнечный диск, - святыня для всех чистокровных.

Мужчина поднял жезл и ударил им о камни; Эрланд удивился, до чего громким получился звук.

- О Кеш, величайшая из стран, внемли мне! - заговорил мужчина.

В амфитеатре была превосходная акустика. Звуки голосов толпы постепенно замирали, и теперь даже те, кто сидел на крышах, могли слышать каждое слово.

- Она пришла! Она пришла! Та, Которая Есть Кеш, пришла и благословляет жизнь вашу своим появлением! - При этих словак процессия, состоящая из нескольких сотен чистокровных, начала медленно входить в ложу императоров. - Она шагает, и звезды меркнут перед ее великолепием, ибо она, - сердце величия! Она говорит, и птицы умолкают, потому что слова ее - истина! Она размышляет, и ученые мужи смущены, ибо она - кладезь мудрости! Она судит, и виновные приходят в отчаяние, ибо умеет она читать в сердцах людских! - Перечисление качеств императрицы продолжалось в том же духе, а в ложу входили все новые и новые высокородные.

Эрланд подумал, что он видел большинство вельмож, но сейчас перед ним мелькали десятки незнакомых лиц. И только с одним человеком ему довелось беседовать больше, чем единожды, - с лордом Ниромом, дородным вельможей, в котором было что-то комическое, - это он тогда встречал принца и его свиту на въезде в верхний город. Эрланд удивился, узнав, что Ниром - тоже родственник императрицы. Потом, поразмыслив, он решил, что это, видимо, объясняет, почему человек такой неатлетической внешности занял высокий пост при дворе. Мужчины и женщины, члены королевской семьи, входили и рассаживались в ложе, а мастер церемоний продолжал перечислять добродетели императрицы.

- Впечатляет, - подумал Эрланд, пытаясь наладить мысленный контакт с Гаминой.

Жена Джеймса тронула его за локоть и молча ответила:

- Да, и Джеймс тоже так считает.

- Кафи, - сказал Эрланд.

- Да, ваше высочество?

- Можно ли нам побыть здесь еще немного?

- Вы можете оставаться здесь до самого времени вашего выхода, ваше высочество.

- Хорошо, - произнес Эрланд, улыбаясь своему сопровождающему. - Вы не могли бы ответить мне на несколько вопросов?

- Если мне удастся, - ответил уроженец пустыни.

- А ты, Джеймс, помоги мне разобраться, - подумал Эрланд.

Гамина передала его слова, и Джеймс кивнул.

- Почему так много народу в императорской ложе, а еще нет никого из Галереи?

- В ложе императоров могут находиться только те, кто связан с императрицей кровными узами, - ответил Кафи. - Слуги и стража в счет не идут.

- Конечно, - заметил Эрланд.

- Это значит, что есть, по меньшей мере, сотня людей, которые могут претендовать на трон на вполне законных основаниях, - добавил Джеймс.

- Если учесть, что остальные погибнут в нужном порядке, - заметил Эрланд.

- То-то и оно, - ответил Джеймс.

Когда вошли все родственники, произошел небольшой сбой - внезапно появились воины, одетые в черные доспехи. На каждом был и черный тюрбан с покрывалом, оставлявшим неприкрытыми только глаза. Длинные просторные плащи не мешали быстрым движениям, на поясе у каждого воина висела длинная кривая сабля. Эрланд только слышал о них - это были измали, легендарные кешианские воины-тени. Слухи выросли в легенды, и теперь измали представлялись существами сверхъестественными. Их считали превосходными воинами и непревзойденными шпионами, молва гласила, что они могли быть и наемными убийцами.

- Господин мой Кафи, - нарочито небрежно спросил Джеймс, - разве императрица выходит не в окружении своей личной гвардии?

Кафи немного прищурился, но, не колеблясь, ответил:

- Считается, что более благоразумно пользоваться охраной измали. Они несравненны.

- То есть, - передала Гамина Эрланду мысли Джеймса, - императрица уже не может доверять даже своей гвардии.

Измали встали по местам, и крепкие рабы - десять человек - внесли паланкин, где сидела императрица. Эрланд вдруг услышал, что в ритуальной речи церемониймейстера что-то изменилось, и стал прислушиваться.

- ...Сокрушила восстание в Малом Кеше, - произнес мастер церемоний. Эрланд вспомнил из курса истории, что примерно в то время, когда он родился, все народы, жившие к югу от Пояса Кеша - горной гряды, делящей континент пополам, - были приведены в повиновение императрице после двадцати лет независимости. Самопровозглашенная Кешианская Конфедерация дорого заплатила за свое упрямство. Тысячи людей были убиты, и по скупым сообщениям, попавшим в Крондор, можно было понять, что опустошения не могли сравниться ни с чем подобным в истории Королевства - целые города предавались огню, а их население продавалось в рабство. Люди, расы, языки исчезали, существуя разве что только среди рабов. И по недоброму шуму, поднявшемуся не среди простого народа на улицах, а среди мелкопоместных дворян, принц догадался - старые обиды не были забыты.

Гамина побледнела, и Кафи спросил:

- Госпоже моей плохо?

Гамина схватила Джеймса за руку, ноги у нее подгибались. Она покачала головой и слабо сказала:

- Это от жары, господин мой. Могу ли я попросить немного воды?

Кафи махнул рукой, и рядом с ними появился слуга. Вельможа отдал приказание, и через миг слуга вернулся с чащей холодной воды. Гамина прихлебывала ее, мысленно разговаривая с Джеймсом, Локлиром и Эрландом.

- Сколько злобы и ненависти всколыхнулось вокруг. Многие из присутствующих с радостью убили бы императрицу. И в имперской ложе тоже немало недобрых мыслей.

Джеймс погладил жену по руке, а Локлир сказал:

- Гамина, если ты считаешь, что тебе будет тяжело стоять здесь целый день...

- Нет, Локи, ничего. Мне надо выпить еще воды, и все.

- Это разумно, - заметил Кафи.

Эрланд посмотрел на следующую группу входящих. Принц и обе принцессы Кеша вошли вслед за матерью. Теперь места занимали самые влиятельные лорды и мастера Империи. Вошел Джака, командир имперских воинов на колесницах.

- Какое положение занимают воины на колесницах, Кафи? - спросил Эрланд.

- Боюсь, я не понял вашего вопроса, ваше величество.

- Я хотел спросить - это только дань традиции или они действительно составляют костяк кешианской армии? Когда наши государства имели... некоторые недоразумения на границах, мы всегда встречались с Псами Войны.

- Воины на колесницах были впереди тех, кто разбил Конфедерацию, - ответил Кафи. - Ваши границы слишком далеко от центра, а воинов на колесницах высылают в бой только в случаях крайней нужды.

- Джака - человек, который может предпринять или задушить попытку свергнуть императрицу, - предположил Джеймс.

Эрланд кивнул.

- Судя по его наружности, он - крепкий орешек, - подумал принц, обращаясь к друзьям.

- Ом очень влиятельный человек, Эрланд, - ответил ему Джеймс. - Ни один переворот без него не обойдется - его или привлекут на сторону заговорщиков, или постараются уничтожить.

- А вот и командир Псов Войны. - Кафи тронул Эрланда за локоть. - Сула Джафи Бутар, принц-регент армий и наследный правитель Кистана, Исана, Раджи и других провинций, откуда набираются наши армии.

Появившийся человек не выделялся внешностью - о нем можно было только сказать, что он - чернокожая версия чистокровного. И одет он был так же. Большинство людей в его свите тоже были чернокожими, хотя, на взгляд Эрланда, среди них чистокровными могли бы назваться только немногие.

Эрланд посмотрел на Джеймса.

- Это темная лошадка, - ответил граф. - Он производит впечатление совершенно лояльного человека. Его народ был первым завоеван соседями, значит, это одна из самых старых народностей этой нации, вторые после чистокровных. Абер Букар, стоящий во главе армий, хороший командир, но и этот человек пользуется в армии немалым влиянием.

- Принц Эрланд, нам пора занимать наши места, - произнес Кафи. - Тогда мы не рискуем нарушить этикет.

- Да, пожалуйста, ведите нас, - ответил принц.

Телохранители встали по сторонам Эрланда и его свиты, и принц вздрогнул. Он и не заметил, как они подошли. Гвардейцам не пришлось кричать и расталкивать толпу - люди сами расступались, словно чувствуя их приближение.

- Кажется, когда люди так резко разделены, у них вырабатывается особое чутье на представителей высших классов, - заметил Джеймс.

Эрланд услышал имя лорда Рави и, оглянувшись, увидел еще одну живописную группу людей. У всех мужчин был выбрит лоб, только на макушке оставался локон волос, благодаря восковой помаде торчавший высоко вверх. Из одежды на мужчинах были только набедренные повязки, намазанные маслом тела блестели под солнцем. Загорелая кожа казалась немного светлее, чем у большинства кешианцев, и имела несколько красноватый оттенок. Мужчины в основном были черноволосы. За ними шли юноши с длинными волосами, убранными в прически, напоминавшие лошадиные хвосты; только над ушами вились короткие локоны; они были одеты в кожаные доспехи ярких цветов, - но вместо брюк тоже носили набедренные повязки. Ноги у всех были обуты в мягкие сапоги высотой до колен.

Эрланд даже остановился.

- Кафи, кто это?

Кафи едва мог скрыть презрение.

- Это кочевники ашунтаи, принц. Лорд Рави - мастер Братства Наездников. Это подразделение кавалерии, ведущее свою историю от самых доблестных воителей из народа ашунта. Они же - очень трудные люди... - Кафи понял, что наговорил лишнего, едва не высказав личное мнение, что было недопустимо. - Они были покорены с большим трудом и до сих пор сохраняют сильные национальные традиции. Они верны императрице только потому, что им было позволено высоко подняться при дворе.

- А также потому, что их стольный город находится не по ту сторону Пояса Кеша, по которую им хотелось бы, - прибавил Джеймс. - Согласно нашим донесениям, Абер Букар пригрозил, что бросит Братство Наездников против мятежной конфедерации.

- Я не вижу женщин, - заметил принц, когда вместе со свитой отправился дальше. - Есть ли этому какая-нибудь причина?

- Ашунтаи - странный народ, - ответил Кафи. - Их женщины, - тут он бросил взгляд на Гамину, словно не желая обидеть ее, - их женщины считаются частной собственностью. Их меняют, продают и покупают. Ашунтаи не считают их за людей. - Кафи хорошо скрывал свои чувства, каковы бы они ни были.

- А разве ваш собственный народ не ограничивает свободу ваших женщин? - не удержался Эрланд.

Темная кожа Кафи потемнела еще больше - к щекам прилила кровь.

- Так и есть, ваше величество, и так было завещано нам нашими предками. Но мой народ многому научился у соседей, и мы больше не продаем наших женщин за верблюдов. - Он оглянулся через плечо на ту ложу, где сидел лорд Рави. - А эти продают девочек, а если женщина мужчине не нравится, он волен поступить с ней как хочет, даже убить ее. Их учат презирать нежные чувства, любить женщину для них - слабость. Желание и похоть они считают естественными для мужчин, но вот любовь... - Кафи пожал плечами. - У моего народа есть поговорка: "Даже самый родовитый мужчина - слуга в собственной спальне". Многие из наших лучших правителей вели советы, возлежа в объятиях своих жен, и все решения пошли на благо народу. Но эти... - Кафи опять бросил презрительный взгляд. - Простите. Я не хотел докучать вам такими лекциями.

- Что вы, - сказала Гамина. - Это просто удивительно. Он ненавидит ашунтаи, и дело не только в их исторических традициях. Тут что-то личное, - сказала Гамина другим.

- Давным-давно, - сказал Кафи, - когда я был совсем маленьким, мой отец служил Той, Которая Есть Кеш, да благословят боги всю ее семью. Здесь я познакомился с сыном лорда Рави. Мы с ним дружили. Сын Рави, Ранави, был отличным другом. Мы часто ездили вместе, верхом. Еще неизвестно, кто лучшие наездники в империи - ашунтаи или мы, жители Джал-Пура. Мы часто катались недалеко от города по равнинам, поросшим травой, - он на своем ашунтайском пони, я - на своем жеребце. Мы очень подружились. Еще я познакомился с девушкой ашунтаи. Я пытался, согласно их традициям, выкупить ее или обменять на что-нибудь, но Рави выставил ее как приз победителю на каком-то празднике. Ее выиграл один из их воинов и увез домой, - рассказывал Кафи, продолжая сохранять бесстрастное лицо. - Кажется, это была не то четвертая, не то пятая его жена. На своих женщин они надевают кожаные ошейники и по улицам водят их на цепи. Даже зимой они не разрешают им носить одежду - только набедренные повязки. Чистокровные не обращают внимания на отсутствие одежды, но императрица, как и ее мать, находит, что мужья, сыновья и отцы безобразно обращаются с женщинами. Лорд Рави и остальные ашунтаи при дворе имеют достаточно здравого смысла, чтобы не вызывать неодобрения императрицы, поэтому никогда не привозят своих женщин во дворец. Так не всегда было. Говорят, что дед императрицы питал особую склонность к совсем молоденьким девушкам ашунтаи. Говорят также, что только благодаря готовности ащунтаи привозить ему столько девушек, сколько ему понадобится для... развлечений. Братство Наездников возвысилось при императорском дворе.

- Вот так и закладываются связи между наро-дами, - сухо заметил Локлир.

- Да, - согласился Кафи.

Они добрались до нижней части длинного пологого пандуса, где с обеих сторон шеренга солдат теснила толпу, чтобы освободить место для вереницы тех, кто будет представлен императрице. Гвардейцы Эрланда уже ожидали его; на них была парадная форма крондорской армии, и у каждого на груди сиял значок королевской дворцовой гвардии Крондора. Позади свиты принца стоял делегат Квега и злился оттого, что Крондорскому посольству оказано большее предпочтение, чем Квегу. Принц заметил это и развеселился.

Эрланд снова прислушался к истории, которую продолжал рассказывать Кафи.

- Ранави хотел украсть эту девушку и подарить ее мне. У них считается, что, если тебе удастся украсть женщину у соперника и привезти к себе - она твоя. Ранави не было еще семнадцати лет, когда он попытался украсть свою собственную сестру у человека, который выиграл ее на празднике. Мальчик погиб, пытаясь это сделать.

Кафи помолчал и прибавил ровным, лишенным всякого чувства голосом:

- Поэтому, как вы понимаете, мне трудно беспристрастно судить о достоинствах ашунтаи, каковы бы они ни были.

Гамина с сочувствием посмотрела на уроженца пустыни, но ничего не сказала.

Они постояли минут десять, дожидаясь своей очереди выйти в амфитеатр. Все молчали. Локлир решил, что пришла пора переменить тему разговора.

- Господин мой Кафи, а где делегация из Вольных городов?

- Ее нет, господин барон, - ответил Кафи. - Они никого не прислали. Люди, которые живут в бывшей имперской провинции Босании, до сих пор не поддерживают с Империей официальных отношений.

- Старые распри забываются нескоро, - заметил Джеймс.

- Не понимаю, - сказал Эрланд. - Даже на моей памяти Квег и Империя воевали три раза, а уж пограничных конфликтов между Империей и Королевством не счесть. Почему же Вольные города...

- Те, кто живет сейчас в местах, называемых вами Вольные города, - сказал Кафи, когда они подошли к входу, - когда-то были нашими подданными. Несколько веков назад произошло первое восстание в Конфедерации, и Кеш увел из северной части Джал-Пура все военные части, предоставив колонистам защищаться самим. Народ Вольных городов был предан собственными правителями.

Эрланд раздумывал над словами Кафи, медленно шагая вперед, - вскоре должны были объявить их делегацию. Бросив взгляд на верхний ярус, принц увидел, что там уже почти не осталось свободных мест - последние лорды и мастера рассаживались по своим ложам. Босания, частью которой являлось теперешнее герцогство Крайди, принадлежавшее Королевству, была ужасной страной, населенной гоблинами, троллями, темными эльфами. Многие годы люди без поддержки армии тратили там все силы только на то, чтобы просто выжить. Эрланд мог понять жителей Вольных городов, которые все еще таили обиду на Империю.

Тут принц услышал, что объявили его имя.

- Ваше высочество, - сказал Кафи. - Пора.

Вся делегация, не считая Гамины, вступила, печатая шаг, на каменные плиты амфитеатра. Целых пять минут им потребовалось для того, чтобы пересечь дно гигантской чаши, но наконец, изнывая под палящими лучами солнца, принц был формально представлен императрице Великого Кеша. И только сейчас Эрланд осознал то, о чем не хотел думать с того времени, как пропал Боуррик. Он, а не его брат стоял сейчас перед самой могущественной правительницей в их мире, а когда-нибудь может оказаться, что ее преемник станет его заклятым врагом, потому что это он, а не Боуррик будет королем Островов. И впервые с тех пор как он был маленьким мальчиком, еще не умевшим ходить, Эрланд испугался так сильно.

Эрланд плохо запомнил церемонию - его представили двору, он что-то говорил в ответной речи, которую с трудом выучил. Раз никто не засмеялся и не поправил его, принц решил, что произнес все слова верно. О чем говорили шедшие впереди него делегации, Эрланд не помнил. Он сидел на самом нижнем ярусе амфитеатра, на каменной скамье, предназначенной для послов других стран, явившихся пожелать императрице в день ее семидесятипятилетия здоровья и процветания. Пытаясь взять себя в руки и подавить неожиданный приступ страха, принц спросил:

- Кафи, почему праздник проводится в это время, когда Банапис уже давно прошел?

- Мы в Кеше, в отличие от вас, не считаем Праздник Середины Лета днем своего рождения. Здесь каждый человек, который знает дату своего рождения, празднует именно в этот день. Так что, раз Та, Которая Есть Кеш, была дана богами миру в пятнадцатый день джанина, то ее юбилей и празднуется в этот день.

- Как странно, - сказал Эрланд. - т - Праздновать свой день рождения в тот день, когда ты родился. Значит, каждый день должны быть десятки маленьких праздничков? Я бы посчитал себя обманутым, если бы пропустил праздник Банаписа.

- Традиции у всех разные, - заметил Локлир. Перед принцем появился слуга в одежде чистокровных и низко поклонился. Он протянул принцу свиток, перетянутый золотой лентой. Кафи, как официальный сопровождающий, принял свиток. Взглянув на восковую печать, он сказал:

- Похоже, это личное,

- Почему? - спросил Эрланд.

- Здесь печать принцессы Шараны.

Кафи передал свиток Эрланду, а тот развязал ленту и сломал печать. Он медленно прочел слова, написанные аккуратным почерком, - прежде ему не доводилось видеть текста, написанного "высоким" кешианским стилем. Он читал, а Гамина стала смеяться.

Джеймс в ту же минуту обернулся, испугавшись, что его жена неосторожно выдала свой талант читать чужие мысли, но Гамина сказала:

- Эрланд, да ты покраснел!

Эрланд улыбнулся и сунул свиток себе за пояс.

- Это, наверное... солнце, - ответил он, но не смог скрыть смущенную улыбку.

- Что там? - весело спросил Локлир.

- Приглашение, - ответил Эрланд.

- Куда? - спросил Локлир. - Сегодня официальный ужин у императрицы.

- Это на... после ужина, - ответил Эрланд, не в силах скрыть улыбку.

Джеймс и Локлир обменялись понимающими взглядами.

- Кафи, - спросил Локлир, - чистокровные всегда так назначают... свидания? Приглашают к себе, я хотел сказать.

- Бывает и такое, - пожал плечами Кафи. - Принцесса же, пользуясь правами рождения, может раздвинуть границы дозволенного, если вы меня понимаете.

- А принцесса Сойана? - спросил Локлир.

- Я все думал, когда ты об этом спросишь, - усмехнулся Джеймс.

- О чем это ты? - прищурилась Гамина.

- Локи известен при дворе тем, что старается познакомиться с каждой красивой женщиной, которую видит, - ответил Джеймс жене.

- Если вы пошлете принцессе письмо с просьбой посетить ее, - сказал Кафи, - будьте готовы к тому, что ваше письмо окажется одним из многих. Кроме того, сейчас поговаривают о том, что она... проводит много времени с лордом Рави, так что на ваше письмо может просто не обратить внимания.

Локлир попытался устроиться поудобнее на каменной скамье, жесткость которой не смягчалась даже пухлыми подушками.

- Значит, надо придумать, как еще можно с ней встретиться. Если у меня будет возможность поговорить с ней...

Кафи сделал жест, означающий у его народа "все может быть", и произнес:

- Ма-лиш... - что означало то же самое.

Джеймс бросил взгляд на Эрланда, уже погрузившегося в мечты.

- Кафи ничего не говорит про принцессу Сойану. Почему? - обратился Джеймс к Гамине.

- Я не знаю, - ответила она. - Но он испытывает к ней весьма определенные чувства.

- Какие?

- Она представляется ему чрезвычайно опасной.

Глава 14 СДЕЛКА

Боуррик потер подбородок.

- Мне бы хотелось, чтобы люди перестали воспитывать меня кулаками, - проворчал он.

- Это тебе сдача с того, что ты заплатил, - сказал Гуда, стоявший над ним. - Сейчас, когда чуть ли не половина имперской армии гонится за мной, как я смогу разыскать Яноса Сабера? А если и разыщу, все равно он мне не заплатит! И виноват в этом ты, Бешеный!

Боуррик не мог не согласиться с ним, хотя, сидя на сырой соломе в заброшенном сарае где-то в самом сердце страны, население которой, кажется, решило прикончить его при первом удобном случае, он решил, что заслужил хотя бы сочувствие.

- Послушай, Гуда, я тебе все возмещу.

Наемный солдат, снимавший седло с одной из украденных ими лошадей, полуобернулся к Боуррику.

- Неужто? И как, во имя неба, ты собираешься это сделать? Наверное, ты хочешь отправить в штаб Абера Букара, лорда армий, вежливое письмо - мол, пожалуйста, добрый лорд, побраните моего друга и отпустите. Он не знал, что меня велено убить на месте поимки, когда взял меня с собой... Так?

Боуррик поднялся и подвигал рукой челюсть, чтобы проверить - не сломана ли она. Она болела и выскакивала из сустава с одной стороны, но явно оставалась целой. Принц оглядел старый сарай. Дом фермера, стоявший поблизости, был сожжен - не то бандитами, не то имперскими воинами, которые, видно, в свое время решили, что хозяин заслуживает именно такого наказания, но, как бы там ни было, у Боуррика и его друзей появилась возможность дать отдых лошадям. У лошадей, принадлежавших хорошей кавалерийской части, в седельных сумках нашлось зерно, и Боуррик решил, что сейчас каждую вполне можно угостить пригоршней-другой. Несчастный Сули тихонько сидел на куче полусгнившей соломы. Накор уже расседлал свою лошадь и теперь вытирал ее самым чистым пучком соломы, который ему удалось найти. За работой он рассеянно напевал какой-то мотивчик без слов, а его улыбка ни на миг не исчезала.

- Когда лошади отдохнут, мы разойдемся с тобой, Бешеный, - сказал Гуда. - Я хочу как-нибудь добраться обратно в Фарафру, а оттуда кораблем - до Малого Кеша. Там имперского гораздо меньше, если ты понимаешь, о чем я. Может быть, мне удастся там зацепиться.

- Гуда, подожди.

- Что такое? - наемник опустил седло на землю.

Боуррик поманил его в сторонку.

- Мне очень жаль, что я втянул тебя в такую передрягу, - тихо сказал он. - Но ты мне очень нужен.

- Я тебе нужен, Бешеный? Зачем? Тебе скучно умирать одному? Спасибо, лучше я умру через много лет в объятиях какой-нибудь проститутки.

- Я хотел сказать, что не могу без тебя добраться до Кеша.

- При чем здесь я? - воскликнул Гуда, возведя глаза к небу.

- Посмотри на мальчика, - ответил Боуррик. - Он запуган и так устал, что ничего не соображает. Может, он в Дурбине кого и знает, но не больше. А исалани... я не могу сказать, что он надежен. - Боуррик приложил палец к виску и покрутил его туда-сюда.

Гуда поглядел на парочку и принужден был согласиться.

- Ну а мне какое дело?

Боуррик подумал и не мог найти убедительного ответа. Их свели обстоятельства, но дружбы между ними не было. Старый наемник был по-своему хорош, однако Боуррик не мог назвать его другом.

- Послушай, я действительно могу сделать это дело выгодным для тебя.

- Как?

- Доставь меня в Кеш и помоги встретиться с людьми, чтобы я мог прояснить это недоразумение, и я заплачу тебе столько золота, сколько ты не увидишь за всю жизнь службы в караванах.

- Ты же не просто так это говоришь? - спросил Гуда, вприщур разглядывая Боуррика.

- Даю тебе слово, - ответил Боуррик.

- Где ты возьмешь столько золота? - спросил Гуда.

Боуррик подумал, не рассказать ли Гуде все, но решил, что Гуда ему не поверит. Безымянный человек, обвиненный в преступлении, которого он не совершал, это одно, а принц, за которым охотятся убийцы, - совсем другое. Даже понимая, что каждый, кого обнаружат в компании принца, будет убит в ту же минуту, Гуда, по мнению Боуррика, мог поддаться искушению заработать обещанную награду. Опыт Боуррика по общению с наемными солдатами не оставлял сомнений в их верности данному слову.

- Меня обвинили в убийстве жены губернатора Дурбина по политическим соображениям. - Гуда ничего не возразил, поэтому Боуррик решил, что он на правильном пути: политические убийства в Кеше казались делом весьма обычным. - Есть люди, которые могут мне помочь снять это обвинение, а кроме того, они обладают немалыми средствами, и они вполне могут выделить тебе, - Боуррик прикинул, какая сумма произведет на Гуду благоприятное впечатление, и перевел ее в кешианские деньги, - две тысячи золотых экю.

Гуда посмотрел на Боуррика широко раскрытыми глазами и покачал головой.

- Звучит хорошо. Бешеный, но обещания шлюхи тоже всегда заманчивы.

- Хорошо, - ответил Боуррик. - Три тысячи.

- Пять тысяч! - не уступал Гуда.

- Ладно, - согласился Боуррик. Он плюнул на ладонь и протянул ее наемнику.

Гуда взглянул на ладонь, предложенную ему по старой традиции купцов; он знал, что должен принять ее или прослыть клятвопреступником. Он неохотно плюнул на свою ладонь и пожал протянутую руку.

- Будь прокляты твои глаза, Бешеный! Если это ложь, клянусь - я намотаю твои кишки на свой меч! Если я должен умереть по собственной глупости, так доставлю себе удовольствие увидеть тебя мертвым за миг до того, как сам предстану перед богиней смерти!

- Если у нас все получится, ты умрешь богатым человеком, Гуда Буле.

Гуда бросился на кучу сырой соломы.

- Хотелось бы мне, чтобы это было так, Бешеный, - сказал он, устраиваясь отдохнуть.

Боуррик оставил наемника и сел рядом с Сули.

- Дальше поедешь? - спросил он.

- Да, - ответил мальчик. - Мне сейчас просто немного больно. У этого зверя спина - как лезвие меча; мне кажется, меня разрубили на две половинки.

- Сначала всегда нелегко, - рассмеялся Боуррик. - Сегодня вечером попробуем поучиться прямо в сарае.

- Это не очень ему поможет, Бешеный, - заметил Гуда. - Нам надо будет избавиться от седел. Мальчику придется ехать без седла.

Накор выразительно закивал.

- Да, правда. Этих лошадей следует продать, и нужно, чтобы никто не догадался, что они из имперских конюшен.

- Продать их? - спросил Гуда. - Зачем?

- Во время юбилея, - ответил Накор, - нам будет легче добраться до города, спустившись по реке Сарн в наемной лодке. Нас будет четверо среди многих. Но на такое путешествие нужны деньги.

Боуррик, вспомнив, сколько денег у него осталось после покупки одежды и снаряжения в Фарафре, понял, что Накор прав. У всех четверых не хватило бы средств, чтобы купить в приличной гостинице обед хотя бы на одного.

- Кто же их купит? - спросил Гуда. - Они клейменые.

- Верно, - согласился исалани. - Но это можно исправить. К сожалению, нельзя изменить седла - они тогда придут в негодность.

Лежавший на соломе Гуда приподнялся на локте.

- Как же ты изменишь клеймо? У тебя что, есть с собой инструмент для клеймения?

- Лучше, - ответил маленький человечек, доставая из мешка маленькую бутылочку, заткнутую пробкой. Порывшись в мешке еще, он вытащил небольшую щетку. - Смотри, - открыв пробку, он намочил щетку раствором, который был в бутылочке. - Другое клеймо оставит грубый шрам, и подделка будет видна. Это же - для художников, - он подошел к ближайшей лошади. - Армия клеймит всех своих животных тавром с изображением рельефной фигуры. - Он начал щеткой намазывать ляжку лошади. Раздался тихий шипящий звук, и шерсть, там где ее касалась щетка, стала чернеть, словно под воздействием огня. - Подержи, пожалуйста, лошадь, - сказал чародей Боуррику. - Это не причинит ей вреда, но горячее вещество может напугать.

Боуррик подошел и взял лошадь под уздцы, а она тем временем начала поводить ушами, словно размышляя, рассердиться на то, что с ней проделывают, или нет.

- Ну вот, - через некоторое время сказал Накор. - Теперь это тавро Джунг Зюта, торговца лошадьми из Шинг-Лая.

Боуррик посмотрел на работу исалани. Тавро действительно изменилось. Выглядело оно совсем как настоящее.

- А кто-нибудь в Кеше знает этого Джунг Зюта?

- Вряд ли, друг мой, потому что его не существует. Кроме того, в Шинг-Лае, небось, тысяча торговцев лошадьми, и кто может похвастаться, что всех их знает?

- Хорошо, - сказал Гуда, - когда вы со всем этим управитесь и будете готовы к отъезду, разбудите меня, ладно? - с этими словами он опять улегся на сырую солому.

Боуррик посмотрел на Накора.

- Когда мы доберемся до реки, наверное, будет лучше, если ты уйдешь от нас.

- Не думаю, - с ухмылкой ответил тот. - Я в любом случае собирался в Кеш - на юбилее легко можно заработать денег. Люди будут играть в карты, кроме того, я смогу показать кое-какие свои нехитрые трюки. А потом, если мы поедем вместе и Гуда с мальчиком, например, уедут раньше или позже, мы не будем похожи на тех, кого ищут солдаты.

- Возможно, - сказал Боуррик. - Но у них теперь есть очень подробные описания нас троих.

- Но не меня, - усмехнулся исалани. - Ни один солдат не обратил на меня внимания, когда они обыскивали повозку.

Боуррик вспомнил, что, когда имперские солдаты осматривали всех и каждого в караване, Накор куда-то исчез.

- Да, а как ты это сделал?

- Это секрет, - ответил исалани, дружелюбно улыбаясь. - Да это пустяки. Нам вот надо что-то сделать с твоей внешностью, - он понимающе посмотрел на неприкрытую голову Боуррика. - Твои черные волосы становятся подозрительно рыжими на корнях. Так что мы, друг мой, должны придумать для тебя новое обличье.

- У тебя в мешке еще один сюрприз? - удивился Боуррик.

Склонившись над мешком, Накор ухмыльнулся шире обычного.

- Конечно, друг мой.

Боуррик проснулся оттого, что Сули изо всех сил тряс его за плечо. Он тут же сел; снаружи смеркалось. Гуда стоял у двери, вытащив меч. Мгновение спустя Боуррик уже был рядом с ним, взяв свой меч.

- Что такое? - прошептал Боуррик.

Гуда поднял руку, призывая его к молчанию, и прислушался.

- Всадники, - прошептал он в ответ. Он подождал еще немного и убрал меч. Они едут на запад. Этот сарай стоит довольно далеко от дороги, и они, наверное, пропустили его. Но как только они побывают в Джилоге, сразу слетятся сюда как мухи на навоз. Нам лучше уехать.

Боуррик выбрал подходящую для Сули лошадь и подсадил мальчика.

- Держись за ее гриву, если придется скакать быстро, - сказал он, вручая мальчику поводья. - И вытяни ноги как можно дальше, не держись коленями, понял?

Мальчик кивнул, но по его лицу можно было догадаться, что перспектива скакать куда-то на лошади во весь опор ему кажется не менее страшной, чем встреча с имперскими солдатами. Обернувшись, Боуррик увидел, что Накор выходит из сарая с седлами в руках.

- Куда ты их несешь?

- Позади сарая есть старая куча перегноя, - улыбаясь, ответил исалани. - Я так думаю, они не станут в ней ковыряться.

Боуррик рассмеялся; вскоре вечно веселый маленький человечек уже вернулся в сарай и легко взлетел на спину своей лошади - даже его объемистый заплечный мешок, казалось, нисколько ему не мешал. Боуррик уловил запах разлагающегося перегноя.

- Фу, - сказал он. - Если так пахнет вся куча, то ты прав. Туда они нескоро догадаются заглянуть.

- Поехали, - сказал Гуда. - До рассвета надо убраться отсюда подальше.

Наемник распахнул дверь сарая и вскочил на лошадь. Он пустил ее галопом; Боуррик, Сули и Накор выехали следом за ним. Боуррик отбросил опасения о том, что каждый поворот дороги скрывает засаду, и стал раздумывать о другом - каждый шаг лошади по дороге приближал его к Кешу, к Эрланду и остальным друзьям.

Город Паэс, оседлавший мост через реку Сарн, где проходила дорога из Фарафры в Каттару, был наполнен деловой суетой. К востоку от моста, на южном берегу, совсем недавно вырос огромный район складов и причалов - здесь доставляемые в сердце Империи товары перегружались с караванов на лодки и баржи. Ветры чаще всего дули с востока, поэтому большую часть года, кроме периодов наводнений, от Кеша до Джамилы и других городков, усеявших берега, вверх по реке вполне можно было ходить под парусом. А плавание по огромному озеру, Оверн-Дипу, расположившемуся в самом центре Империи, могло сравниться с плаванием по любому морю Мидкемии.

Боуррик, все еще чувствуя себя глупо в новом костюме, оглянулся. Он был в даха, традиционной одеж-де бендрифи, народа, жившего на холмах у Гор РадужнойТени. Одеяние состояло из куска разноцветного полотна, обмотанного вокруг пояса; один конец, как у тоги, был переброшен через плечо. Правая рука и ноги оставались голыми. На ногах вместо сапог - сандалии с крест-накрест завязанными ремешками. Без доспехов Боуррик чувствовал себя смешным и уязвимым. Но маскарад был хорош, потому что бендрифи являлись одной из немногих светлокожих народностей, населявших Кеш. Волосы Боуррика, очень коротко подстриженные, Накор прошлой ночью перекрасил каким-то вонючим составом, и теперь принц стал потрясающим блондином - на макушке волосы торчали прямо вверх, удерживаемые в таком положении при помощи сладко пахнущей помады, а над ушами были выбриты совсем. Люди считали бендрифи молчаливым и сдержанным народом, поэтому вряд ли кто-нибудь удивится некоторой отстраненности Боуррика; принц молился, чтобы не встретить соотечественника так далеко от дома, потому что и язык у этого народа не был похож на известные Боуррику языки королевства и Кеша и принц ни слова на нем не знал. Пока Боуррик подвергался метаморфозам, Сули рассказал, что знает на гендрифи, языке этих людей, несколько ругательств, и Боуррик кое-чему у него научился.

Принц не представлял, где Накор раздобыл костюм, но, как и все остальное, за что брался маленький чародей, его затея имела ошеломляющий успех. Человечек сумел выручить за лошадей по крайней мере вдвое больше, чем предполагал Боуррик, и ухитрился найти Боуррику в городишке рапиру, тогда как принцу в свое время не удалось это сделать в одном из самых больших городов Кеша. Словом, Накор предоставил необходимые вещи, чтобы помочь Боуррику до неузнаваемости изменить свою внешность.

Сули был одет, как одеваются мужчины из Бени-Шрайна, большого племени жителей пустыни Джал-Пур. На нем были длинная накидка и головной убор, оставляющий скрытыми только глаза, и, если он не забывал ходить прямо, то вполне мог сойти за невысокого взрослого. Мальчик отказывался расстаться со старыми любимыми лохмотьями, пока Гуда не пригрозил вырезать его из одежды мечом. После ареста Гуда стал очень вспыльчивым, и Боуррик сомневался, что старый наемник шутит.

Гуда продал свои доспехи и купил другое снаряжение - почти новую кирасу и наручи. Продал он и старый побитый шлем, заменив его другим, похожим на те шлемы, которые носили Псы Войны, - металлический горшок с заостренной макушкой, отороченный черным мехом; сзади прикреплялся кольчужный подвес. Подвес можно было укрепить так, чтобы он закрывал лицо, оставляя одни глаза - именно так и носил его сейчас Гуда.

Накор расстался с линялой желтой рясой и сейчас носил накидку примерно такого же качества, только персикового цвета. Как показалось Боуррику, исалани не стал от этого менее сметным. Но сам человечек считал" что достаточно изменил свою внешность, и Боуррик, помня о его изобретательности, решил с ним не спорить.

Накор купил им места на барже, которая шла вниз по Сарну к городу Кешу.

Как и предполагал Боуррик, кругом стояли стражники. Они старались вести себя так, чтобы не бросаться в глаза, но их было так много и они так внимательно разглядывали прохожих, что становилось ясно - в городе они собрались не случайно.

Завернув за угол, Боуррик и Сули прошагали впереди Накора и Гуды в сторону таверны, расположенной у самого причала. Сули, проходя мимо какой-то открытой двери, споткнулся.

- Хозяин, - прошептал он Боуррику. - Я узнал этот голос.

Боуррик толкнул мальчика в ближайший дверной проем; Гуде и Накору он махнул рукой, чтобы те шли дальше.

Сули указал на открытую дверь.

- Я услышал только несколько слов, но смог узнать голос.

- Кто это был?

- Не знаю. Разреши мне подойти - может быть, тогда я вспомню.

Мальчик развернулся и еще раз прошел мимо двери, оглядываясь, словно искал что-то. Потом он, пожав плечами, вернулся к принцу.

- Этот голос я слышал в доме губернатора Дур-бина, когда подслушивал у той комнаты!

Если они пройдут мимо двери еще раз и заглянут внутрь, то привлекут нежелательное внимание, но принцу надо было знать, кто гонится за ним.

- Подожди здесь, - сказал Боуррик мальчику, - и посмотри, кто выйдет. Потом приходи в таверну.

Оставив мальчика, принц заторопился туда, где товарищи, уже попивая эль, дожидались его.

- Кто-то, кто знает меня, может оказаться сейчас в городе, - сказал он тихо, проходя мимо их стола. Потом повернулся к ним спиной и сел за соседний стол.

Вскоре вошел Сули и сел рядом с Боурриком.

- Это был человек в черном плаще. Он до сих пор в нем, хозяин. Это его голос, - прошептал мальчик.

- Ты видел его?

- Я смогу узнать его в следующий раз, - ответил Сули.

- Хорошо, - произнес Боуррик, зная, что Накор и Гуда прислушиваются. - Если увидишь его еще раз, скажи нам.

- Хозяин, тут вот еще что... Я смог разглядеть, что он - из чистокровных.

- Это не удивительно.

- Но это еще не все. Когда он повернулся, у него распахнулся плащ, и на шее я увидел золото.

- И что это значит? - спросил Боуррик.

Ответил ему Гуда - злым шепотом через плечо:

- Это означает, что это не просто чистокровный, но еще и член императорской семьи Кеша, недоумок ты! Только им позволено носить золотые ожерелья. Он может оказаться каким-нибудь очень далеким родственником императрицы, но она все равно посылает ему подарки на день рождения. Во что же ты нас втянул?

Боуррик молчал - к ним подошла большая грузная женщина-служанка. Боуррик скрипучим голосом заказал две кружки эля и, когда женщина ушла, повернулся к Гуде.

- Все так просто не объяснишь, друг мой. Как я уже сказал, это политика.

Женщина принесла им эль и ушла.

- Моя милая мамочка так хотела, чтобы я занялся честным ремеслом, - запричитал Гуда, - пошел бы, например, грабить могилы. Послушал я ее? Нет. Будь наемным убийцей, как твой дядя Густав, говорила она мне. Последовал я ее совету? Нет. Учеником к некроманту...

Боуррик пытался развеселиться, слушая мрачные шутки Гуды, но понял, что думает о деле. Кто пытался убить его и Эрланда? И зачем? Было понятно, что заговор идет откуда-то сверху, но чтобы от императорской семьи... Он вздохнул, допил свой эль и стал ждать гудка, возвещающего о том, что баржа готова к отплытию.

На причале прозвучал сигнал к сбору, и Боуррик с друзьями, а также еще с полдесятка человек в таверне поднялись, взяли свои пожитки и, толкаясь, направились к выходу. Снаружи Боуррик увидел отряд имперских солдат, расположившихся у сходней, - они рассматривали каждого, кто поднимался на борт. Это были гвардейцы Внутреннего легиона, который располагался в центральной части Кеша. Каждый солдат носил металлический шлем и кирасу, покрытую черной эмалью. Короткие черные юбки, черные наголенники и наручи придавали им устрашающий вид. Офицер, командовавший отрядом, имел на макушке шлема султан из красного конского волоса.

- Теперь ведите себя спокойно - вам нечего скрывать, - сказал Боуррик.

Он легко пихнул Сули, показывая, что тот теперь должен идти один, а потом махнул рукой Гуде и Накору. Сам принц стоял сзади, наблюдая.

Стражники время от времени заглядывали в пергаментный свиток - наверное, там были даны детальные описания всех троих. Сули пропустили на борт, даже не взглянув на него второй раз. Гуду остановили и о чем-то его спросили. Его ответ, кажется, удовлетворил их, потому что его пропустили.

И тут сердце Боуррика упало - Накор остановился, заговорил со стражником и указал через толпу прямо на принца. Солдат что-то сказал и кивнул, а потом обратился ко второму солдату. Боуррик ощутил, как у него пересохло во рту, - три солдата спустились по сходням и, расталкивая толпу, направились прямо к нему. Решив, что для драки нужно место, Боуррик, как ни в чем не бывало, пошел им навстречу.

Когда он попытался обойти стражников, один из них положил ладонь на его руку.

- Погоди-ка, бендрифи. - Это была вовсе не просьба.

Боуррик постарался напустить на себя как можно более раздраженный и угрожающий вид.

- Что такое? - спросил он, как мог, хрипло.

- Мы слышали, по дороге из Каттары ты чуть не затеял резню. Может быть, стражники караванов и не смогли с тобой управиться, но здесь, на корабле, будут шестеро легионеров. Только попробуй побузить - мы живо выкинем тебя за борт.

Боуррик посмотрел гвардейцу прямо в глаза, фыркнул и произнес одно из тех ругательств, которому научил его Сули. Он выдернул руку из руки солдата, но, когда три правые руки легли на рукоятки мечей, Боуррику пришлось поднять свою правую над головой, показывая, что он не хочет драки.

Повернувшись к ним спиной, он, изображая грубого, вспыльчивого кочевника, зашагал прочь, надеясь, что сторонним наблюдателям его коленки кажутся не такими дрожащими, как ему. Принц поднялся на борт в числе последних и обнаружил, что ему досталось место напротив его товарищей, у противоположного борта. Последними взошли по сходням шестеро солдат - встав на корме, они начали разговаривать между собой. Боуррик поклялся сам себе, что по прибытии в Кеш вытрясет душу из маленького исалани.

Спустя полтора дня, после трех остановок по дороге, они наконец увидели на горизонте город Кещ. Боуррик пришел в себя после того шока, который организовал исалани, и теперь предавался унылым размышлениям - на это с его стороны усилий почти не требовалось. Положение казалось ему безнадежным, но все же он должен был как-то принудить себя продолжать. Когда они с Эрландом были еще маленькими, отец однажды сказал им: в жизни наверняка можно гарантировать только неудачу, а чтобы добиться успеха, надо рисковать. Он тогда не совсем понял, о чем говорил отец, - Эрланд и Боуррик были принцами королевской крови и думали, что им все доступно и все по силам.

Теперь Боуррик понял многое из того, что пытался тогда объяснить им отец; теперь ставкой в игре была его собственная жизнь, жизнь его брата, а может быть, судьба всего Королевства.

Баржа подошла к верхним городским причалам, и Боуррик увидел, что на пирсе полно солдат имперской армии. Возможно, они собрались плыть через Оверн-Дип, или это обыкновенные городские стражники на посту, а может, они осматривают каждого прибывшего в город - еще одна преграда между Боурриком и его братом.

Баржа стала разворачиваться у причала, и Боуррик направился к легионерам. Солдаты собирались сойти на берег; принц встал позади того солдата, с которым он разговаривал при посадке. Тот посмотрел, на него и отвернулся.

Когда на причал ступили первые пассажиры, Боуррик стоял спокойно, но, увидев, что всех останавливают, осматривают и обыскивают, он понял, что не может рисковать, опять подвергаясь проверке. Поэтому, когда подошло время выходить, он повернулся к солдату, стоявшему рядом с ним.

- Солдат, я грубо разговаривал с тобой в Паэсе, - сказал он ему.

- Я так и догадался, - ответил легионер, прищурившись, - хоть и не знаю твоего языка.

Боуррик, шагая с ним в ногу, сошел на сходни.

- Я приехал праздновать юбилей и сделать приношения в храм Тит-Онанка, - принц успел заметить, что у солдата на шее висит амулет, который часто носили воины, поклонявшиеся богу войны с двумя лицами. - В такое благостное время я бы не хотел раздоров ни с кем из солдат. Этот исалани обжулил меня в карты. Поэтому я и разозлился. Прими мою руку и извини за обиду.

- Никто не может ступить под своды храма Планирующего Битвы, имея ссору с воином, - сказал солдат. У подножья сходней, рядом со стражниками, которые обыскивали пассажиров, легионер и Боуррик подали друг другу руки и крепко пожали. - Да не увидит враг твоей спины.

- Пой победные песни еще много лет, легионер, - ответил ему Боуррик.

Как старые друзья перед расставанием, они еще раз пожали друг другу руки, и Боуррик, развернувшись, протиснулся между двумя солдатами на причал. Один из них видел прощание и начал что-то говорить Боуррику, но передумал и обратил внимание на человека, который пытался проскочить незамеченным, - маленького исалани из Шинг-Лая.

Боуррик пересек улицу и остановился, чтобы посмотреть, чем все кончится. Кажется, Накор о чем-то спорил со стражником, и еще несколько солдат повернулись, чтобы узнать, в чем дело. За спиной Боуррика материализовался Гуда, видимо случайно попавший именно в это место. Через несколько мгновений и Сули стоял рядом с Боурриком. Накор уже был окружен стражниками со всех сторон; один из них указал на заплечный мешок исалани.

Наконец с явной неохотой исалани отдал свой мешок одному из стражников, и тот сразу же запустил туда руку. Солдат, пошарив в мешке, вывернул его наизнанку. Мешок был пуст.

Гуда тихо присвистнул:

- Как ему это удалось?

- Может быть, его чудеса - не только ловкость рук.

- Так, Бешеный, - сказал Гуда. - Мы в Кеше. Куда теперь?

Боуррик огляделся.

- Иди направо вдоль причалов. На третьем перекрестке еще раз поверни направо и иди, пока не найдешь таверну. Встретимся в первой таверне, которая нам попадется. - Гуда кивнул и ушел. - Сули, - прошептал Боуррик. - Дождись Накора и скажи ему.

- Да, хозяин, - ответил мальчик, и Боуррик, оставив его, не спеша отправился вслед за Гудой.

Таверна оказалась весьма убогим заведением, носившим громкое название "Императорский Штандарт и Корона с Самоцветами". Боуррик не знал, что за событие кешианской истории подвигло владельца дать своей харчевне такое странное имя, потому что в ней не было ничего по-имперски величавого и уж точно никакого намека на самоцветы. Таверна была похожа на сотни других таких же темных и дымных местечек, разбросанных по всей Мидкемии. Может быть, традиции и наречия стран различались, но завсегдатаи этих мест всегда были скроены по одному образцу - бандиты, воры, головорезы всех мастей, игроки, шлюхи и пьяницы. Впервые с того времени как они пересекли границу Кеша, Боуррик почувствовал себя как дома.

Оглядевшись, он заметил, что здесь, как и в подобных заведениях Королевства, куда они с Эрландом, бывало, нередко захаживали, тоже уважают частную жизнь.

- Можно сделать вывод, что по крайней мере один из посетителей - имперский агент, - сказал он как бы невзначай, заглядывая в свою кружку.

Гуда снял шлем и почесал вспотевшую макушку.

- Хорошо, если так.

- Не будем здесь оставаться, - сказал Боуррик.

- Ладно, - согласился Гуда. - Но я бы сначала промочил горло, а потом отправился на поиски жилья.

Боуррик кивнул, и старый воин махнул рукой мальчишке, который через мгновение вернулся уже с четырьмя кружками холодного эля.

- Почему он такой холодный? - спросил Боуррик, отхлебнув из кружки.

Гуда потянулся.

- Если не забудешь, выйдя отсюда, глянуть на север, Бешеный, то увидишь на горизонте горы, их называют Светлые Пики. Они названы так потому, что их высочайшие вершины всегда покрыты льдом, а он при хорошей погоде сверкает как яркий солнечный свет. В этом городе есть люди, которые занимаются доставкой льда с гор. Гильдия ледорубов - одна из самых богатых в Кеше.

- Век живи - век учись, - произнес Боуррик.

- Мне не нравится, - сказал Накор. - Эль должен быть теплым. А от этого у меня голова разболелась.

Боуррик рассмеялся.

- Вот мы и в Кеше, - сказал Гуда. - Как мы разыщем твоих друзей?

- Я... - начал Боуррик тихонько.

- Что еще? - нахмурился Гуда.

- Я знаю, где они. Просто не знаю, как мы туда попадем.

- Куда? - свирепо посмотрел на него Гуда.

- Во дворец.

- Зубы богов! - взорвался Гуда, и некоторые посетители обернулись посмотреть, что происходит. - Ты шутишь, - сказал Гуда, понизив до шепота голос, в котором все равно слышались гневные нотки. - Ну скажи, что ты шутишь.

Боуррик помотал головой. Гуда поднялся, сунул кинжал за пояс и взял со стола шлем.

- Ты куда? - спросил Боуррик.

- Куда угодно, только не с тобой, Бешеный.

- Ты же дал слово! - напомнил ему Боуррик.

- Я сказал, что довезу тебя до Кеша, - ответил Гуда, глядя на него сверху вниз. - Ты в Кеше. А про дворец ты ничего не говорил. Ты должен мне пять тысяч золотых экю, - продолжал он, уставив на Боуррика палец, - но я сомневаюсь, что увижу хоть грош из этих денег.

- Ты все получишь, - сказал ему Боуррик. - Я же обещал тебе. Мне только надо разыскать друзей.

- Во дворце, - заметил Гуда.

- Сядь, люди смотрят.

- Пусть смотрят, - Гуда сел. - Я уеду на первой же барже, которая пойдет в Кимри. Оттуда доберусь до Хансуле и наймусь на корабль до Восточных королевств. Буду водить караваны по чужим землям До конца моих дней, но хотя бы останусь в живых, чего нельзя будет сказать о тебе, если ты задумал пробраться во дворец.

- У меня есть пара способов, - улыбнулся Боуррик. - Что я должен сделать, чтобы ты остался с нами?

Гуда не мог поверить, что Боуррик говорит всерьез.

- Десять тысяч золотых экю - вдвое больше того, что ты мне обещал, - сказал наемник после некоторых раздумий.

- Хорошо, - ответил Боуррик.

- Ха! - воскликнул Гуда. - Легко раздавать обещания, если через пару дней нас всех убьют.

- Нам надо войти в контакт с некоторыми людьми, - сказал Боуррик, повернувшись к Сули.

- Какими, хозяин? - непонимающе заморгал Сули.

- С гильдией воров. С пересмешниками. Или как их там зовут в этом городе.

Сули кивнул, будто все понял, но на его лице было написано недоумение - он так и не сообразил, что нужно его хозяину.

- Что же ты за попрошайка? - спросил у него Боуррик.

- У нас в городе такого не было, хозяин, - пожал плечами Сули.

- Слушай: ты выходишь отсюда, доходишь до ближайшего базара и подходишь к какому-нибудь нищему. Это ты в силах сделать? - Сули кивнул. - Просто дай ему монетку и скажи, что в городе есть приезжий, которому надо поговорить с кем-нибудь по поводу срочного дела, и что людям, которые в этом городе работают, это предложение будет очень выгодно. Понял?

- Кажется да, хозяин.

- Если нищий начнет тебя расспрашивать, скажи ему... - Боуррик попытался вспомнить рассказы Джеймса о детстве, проведенном в воровской общине Крондора. - Скажи, что в городе человек, который никому не желает мешать, но хочет сделать так, чтобы все остались с барышом. Сможешь?

Сули повторил все, что ему надо было сделать и сказать, и Боуррик, убедившись, что мальчик все хорошо запомнил, отправил его на улицу. Они сидели, молча потягивая эль, когда Боуррик заметил, что Накор вынул из своего мешка хлеб и кусок сыра.

- Постой-ка, - сказал Боуррик, пристально глядя на исалани. - Когда стражник выворачивал мешок, там ведь ничего не было?

- Верно, - отозвался Накор, сверкнув белыми зубами, которые, казалось, не совсем подходили его лицу.

- Как ты это сделал? - спросил Гуда.

- Это фокус, - смеясь, ответил маленький человек так, словно его слова все объясняли.

Сули вернулся на закате. Он сел рядом с Боурриком и сказал:

- Не сразу, но я нашел нужного человека, хозяин. Я дал ему монетку и передал все, как ты велел. Он начал меня расспрашивать, но я повторил только то, что ты сказал, и ничего больше. Он попросил меня подождать и исчез. Я со страхом дожидался его, но он вернулся и сказал, что те, с кем ты хотел говорить, встретятся с тобой, и назвал время и место.

- Где и когда? - спросил Гуда.

- Время - второй час после заката, - сказал Сули Боуррику. - Место - совсем близко отсюда. Я знаю, потому что он заставил меня повторить все несколько раз. Но нам придется идти на рынок и искать дорогу оттуда, потому что я не мог сказать этому нищему, где мы остановились.

- Хорошо, - сказал Боуррик. - Мы и так долго здесь просидели. Идемте.

Они поднялись и вышли. Сули повел их к ближайшему базару. Боуррик все не мог привыкнуть к скученности народа и разнообразию лиц и одеяний. Он чувствовал себя неловко, но никто не обращал внимания на бендрифи, которого принц изображал. Море различных костюмов, вплоть до полного их отсутствия, так поразившее принца еще в Фарафре, здесь, в стольном городе, было еще полноводнее. Мимо проходили степные охотники на львов - их угольно-черная кожа тускло мерцала под лучами закатного солнца. И тут же можно было видеть совсем белокожих людей, чьи предки явно переселились в Кеш из Королевства. У многих были узкие глаза и желтая кожа, как у Накора, но одевались эти люди не так, как исалани: некоторые были в шелковых куртках и брюках до колен, другие - в доспехах, третьи - в простых монашеских рясах. Женщины ходили во всевозможных нарядах - от самого скромного до такого, которым нельзя было закрыть ни дюйма обнаженного тела, и никто не обращал на них внимания, разве что женщина оказывалась необычайно красивой.

Им встретились двое кочевников-ашунтаи - каждый вел на цепи пару женщин. Голые женщины не поднимали глаз от земли. Несколько задиристых мужчин - все рыжие или светловолосые, и все, несмотря на жару, в мехах и доспехах, проходя мимо ашунтаи, крикнули что-то оскорбительное.

- Кто это? - спросил Боуррик, оборачиваясь к Гуде.

- Люди в мехах - брижанцы, жители Брижана и прибрежных городов у подножья Мрачных скал. Они все моряки - купцы и пираты, бороздят Великое море от Кеша до Восточных королевств и даже, говорят, ходят через Безбрежное море. Они - гордые, свирепые люди и обожествляют души своих умерших матерей. Все женщины брижанцев - провидицы и жрицы, и мужчины верят, что их души помогают им вести корабли в незнакомых морях, поэтому поклоняются своим женщинам. А ашунтаи обращаются со своими женщинами хуже, чем с собаками. Если бы императрица не объявила Кеш мирным городом, они бы поубивали друг друга на месте.

- Удивительно, - заметил Боуррик. - И много в Кеше таких стычек?

- Не больше, чем обычно, - ответил Гуда. - На каждом празднике их случается около сотни. Поэтому кругом так много солдат дворцовой гвардии и Внутреннего легиона. Легион блюдет порядок во внутренней империи - в местах, окружающих Оверн. За пределами горных гряд вокруг озера порядок поддерживают местные лорды. Мир сохраняется только на главных дорогах да во время таких вот праздников. Во всех остальных случаях, - он махнул рукой, - действует правило "кто кого".

Кеш не переставал удивлять Боуррика. Толпа на улицах казалась ему и знакомой и незнакомой. Боуррик не терялся в большом городе, но этот город был перегружен веками чуждой принцу истории.

- Вот это да! - воскликнул Боуррик, когда они вошли на базар.

Гуда фыркнул:

- Это маленький местный рыночек, Бешеный. Большой - возле амфитеатра, туда ходят почти все приезжие.

- Когда нам выходить? - спросил Боуррик у Сули.

- У нас еще есть время, хозяин. - В это время в городе раздался звон десятков колоколов и гонгов: солнце село за горизонт. - На втором звоне, так что у нас еще целый час.

- Тогда купим что-нибудь поесть.

Все согласились и отправились на поиски разносчика, который продавал бы свои яства не слишком дорого.

Прозвучал второй ночной звон, и принц со спутниками вошел в переулок.

- Сюда, хозяин, - тихо сказал Сули. В переулке, несмотря на еще непоздний час, было пустынно. В узком проходе, забитом мусором и отбросами, стояла нестерпимая вонь. Боуррик, стараясь удержать в желудке мясо и лепешку, которыми только что поужинал, сказал:

- Один мой друг говорил мне, что воры часто кладут отбросы и... - Наступив на что-то, что оказалось дохлой собакой, Боуррик продолжал: - ...и все такое вдоль своих потайных ходов, чтобы никто к ним не совался.

Переулок оказался тупиком, в котором была единственная деревянная дверь с металлическим замком. Боуррик подергал дверь и выяснил, что она заперта.

- Добрый вечер, - раздался в это время голос позади них.

Боуррик и Гуда обернулись и тут же толкнули Накора и Сули так, чтобы те оказались у них за спинами.

По переулку к ним приближались шестеро вооруженных людей.

- У меня дурные предчувствия. Бешеный! - прошептал Гуда.

- Добрый вечер, - сказал Боуррик. - Это вы мне назначили встречу?

- Как знать, - ответил их главарь, тощий человек, ухмылка которого казалась великоватой для его лица. Его щеки были так усыпаны оспинами, что невозможно было толком разглядеть, что скрывается под ними. Остальные пятеро за его спиной оставались бесформенными тенями. - Что ты предлагаешь?

- Мне надо войти во дворец.

Несколько мужчин рассмеялись.

- Это легко. Дай себя арестовать, и тебя приведут к Высокой Трибуне, обвинив в нарушении закона Империи. Убей солдата - и точно окажешься там.

- Мне надо пройти туда незаметно.

- Это невозможно. Кроме того, почему мы должны помогать тебе? Кто знает, может, ты - имперский агент. Несмотря на твой наряд, ты говоришь не так, как бендрифи. Солдаты и агенты расползлись по всему городу как тараканы и кого-то ищут. Кого - мы не знаем, но вдруг ты - это как раз он? Так что, - сказал главарь, вынимая из ножен длинный меч, - у вас есть десять секунд на то, чтобы объяснить, почему мы не можем убить вас прямо сейчас и забрать ваше золото.

Гуда и Боуррик положили руки на эфесы.

- Во-первых, я обещаю вам тысячу золотых экю, если вы скажете нам, где вход, и две тысячи - если поможете пройти.

Главарь махнул мечом, и его помощники, тоже вытащив мечи, разошлись в стороны, перегородив переулок забором из сверкающих клинков.

- А во-вторых?

- Я передаю тебе привет от Хозяина из Крондора.

Главарь помолчал немного.

- Впечатляет, - наконец сказал он. Боуррик с облегчением вздохнул, а главарь продолжал: - Очень впечатляет. Хозяин Крондора умер семь лет назад, и теперь пересмешниками управляет Справедливый. Ты, шпион, засыпался. Убейте их, - сказал он своим людям.

Переулок был недостаточно широк для того, чтобы Гуда мог размахнуться своим страшным мечом, поэтому он вытащил оба кинжала, Боуррик схватил рапиру, а Сули - короткий меч. Они встали в ряд.

Боуррик, улучив секунду, спросил Накора:

- Ты можешь открыть этот замок?

- Сейчас, - ответил исалани, и в это время воры кинулись на них.

Гуда был вынужден отбиваться кинжалами от более длинного меча своего противника, а Боуррик сразу проткнул рапирой горло своему. Сули никогда раньше не приходилось держать в руках меч, но он размахивал им так яростно, что мужчина напротив него не решился соваться под мелькающее лезвие.

После гибели одного из своих нападавшие отступили. Узкий переулок никому не давал преимуществ. Нападавшие могли тянуть время, дожидаясь, когда Боуррик и его друзья устанут - им некуда было бежать, поэтому воры только делали притворные выпады и отступали - снова и снова.

Накор пошарил в своем мешке и нашел то, что искал. Боуррик, оглянувшись через плечо, увидел, что исалани свинчивает колпачок с какой-то плоской бутылочки.

- Что... - начал он, но тут же был вынужден расплатиться за свою невнимательность - широкий меч чуть не отсек ему левую руку. Принц сделал молниеносный выпад, и второй нападающий тоже покинул поле боя с рваной раной вдоль всей правой руки.

Накор насыпал себе на ладонь немного белого порошка из бутылочки и завинтил крышку. Встав перед запертой дверью на колени, маленький человек поднес ладонь к замку и осторожно подул на порошок. Порошок, вместо того чтобы разлететься во все стороны, втянулся тонкой струйкой прямо в отверстие замка. Когда весь порошок влетел в замок, раздалось пощелкивание, словно проворачивался ключ. Накор с довольной улыбкой разогнулся, убрал бутылочку и открыл дверь.

- Можно войти, - тихо сказал он.

Тут же Гуда, особо не церемонясь, втолкнул его в дверь и сам последовал за ним, пока Боуррик отражал удары, давая возможность Сули юркнуть следом за воином. Потом Боуррик тоже прыгнул за дверь, и Гуда тотчас же захлопнул ее. Накор схватил большой резной стул, и Боуррик сунул его ножкой в дверную ручку, чтобы хоть ненадолго задержать преследователей, и обернулся. Почти совсем неодетая девушка смотрела на него глазами, которые казались намного старше ее юного лица, а в воздухе висел сладкий дымок, который, однажды узнав, ни с чем не спутаешь. Это был запах опиума, перемешанный с другими ароматами - гашиша, душистых курений и масел. Они вломились в заднюю дверь какого-то притона.

Как и предполагал Боуррик, в следующий миг появились трое здоровенных парней - местные вышибалы, вооруженные дубинками, кинжалами и мечами.

- Это что здесь такое? - закричал первый, глядя на Боуррика широко раскрытыми глазами - он почуял возможность безнаказанно устроить резню. Боуррик сразу понял, что кровопролитие произойдет независимо от того, что он сейчас скажет.

Принц подскочил к Гуде и пригнул его руку, в которой тот держал кинжал, так чтобы оружие смотрело острием вниз, показывая, что не хочет начинать драку.

- Городская стража! - крикнул Боуррик. - Они пытаются вломиться в эту дверь.

Он проскользнул мимо первого вышибалы как раз в тот момент, когда благодаря ворам, без устали колотившим в дверь снаружи, ножка стула чуть не выскочила из дверной ручки.

- Вороватые ублюдки! - воскликнул вышибала. - В этом месяце мы уже платили.

Боуррик дружески подтолкнул его к двери.

- Это жадное отребье хочет потрясти вас еще раз. - Второй вышибала пытался схватить Боуррика, но принц взял его за локоть и повернул вслед за первым. - Там их десять человек, и все вооружены! Они говорят, что вы еще не заплатили дополнительный налог на юбилей.

К этому времени привлеченные шумом клиенты заведения начали открывать двери и выглядывать в зал, чтобы посмотреть, что происходит. При виде вооруженных людей двери захлопнулись, завизжала какая-то девушка, и поднялась паника.

Третий вышибала, пытаясь остановить непрошеных гостей, размахнулся дубинкой. Боуррик едва успел поднять правую руку, чтобы принять удар на наручь, но от удара рука занемела. Ничего лучше не придумав, Боуррик заорал во все горло:

- Спасайся кто может!

Все двери, выходившие в зал, распахнулись. Третий вышибала пытался огреть Боуррика дубинкой еще раз, но Гуда оглушил его ударом ручки кинжала по затылку.

Боуррик толкнул вышибалу прямо на толстого купца, который пытался сбежать, ухватив свою одежду в охапку.

- Это отец твоей девчонки! - крикнул он купцу. - Он поклялся убить тебя!

Купец глянул на него круглыми от ужаса глазами и кинулся на улицу, все еще голый, сжимая одежду в руках. Заспанная женщина, которой на вид было далеко за сорок, выглянула из комнаты.

- Мой отец? - спросила она.

- Городская стража! - закричал тут Сули во весь голос.

Задняя дверь распахнулась, и воры ворвались в заведение, сталкиваясь с голыми девицами, юнцами, с опьяненными наркотиками клиентами и двумя очень злыми вышибалами. Суматоха в зале улеглась, когда на галерее появились еще двое мужчин. Они требовали, чтобы им объяснили, что здесь происходит.

- Религиозные фанатики! - закричал Боуррик. - Они хотят освободить ваших рабов. Там напали на ваших людей. Помогите им!

Гуда, Сули и Накор кое-как выбрались из свалки в зале и подбежали к двери. Голый купец, удиравший вдоль по улице, вызвал любопытство городской стражи, и, когда Боуррик распахнул дверь, за ней стояли два солдата.

- Господа! - тут же закричал принц. - Это просто ужас! Кухонные рабы взбунтовались и убивают клиентов. Они накачались наркотиками и теперь сильнее самых сильных воинов. Вы должны послать за помощью!

Один стражник, выхватив меч, бросился внутрь заведения, тогда как другой достал свисток и дунул в него. Через несколько секунд после сигнала в притон вбежали еще десять стражников.

В двух кварталах от веселого дома Боуррик и его товарищи сидели в темной таверне. Гуда стянул шлем и так приложил его об стол, что шлем подпрыгнул.

- Я еще не снес твою голову только потому, - сказал он, указывая на Боуррика, - что меня бы тут же арестовали.

- Почему ты так хочешь меня побить? - спросил Боуррик.

- Потому что ты все время делаешь глупости. Бешеный, из-за которых мы можем погибнуть!

- Это было очень весело, - заметил Накор.

Гуда и Боуррик в изумлении уставились на него.

- Весело? - переспросил Гуда.

- Я много лет так не веселился, - ответил маленький человек ухмыляясь.

Сули выглядел так, словно сейчас упадет от изнеможения.

- Хозяин, что мы теперь будем делать?

Боуррик немного подумал и покачал головой:

- Не знаю.

Глава 15 ЗАПАДНЯ

Эрланд подошел к двери. Здесь стояли стражники - человек двенадцать, но никто не стал его спрашивать, зачем он пожаловал в личные покой принцессы Шараны. У входа в приемную Эрланд нашел лорда Нирома, вельможу, который исполнял обязанности мастера церемоний, представляя Эрланду принца Авари на въезде в верхний город Кеш.

- Добрый вечер, ваше высочество, - дружелюбно улыбнулся дородный вельможа и поклонился. - Всем ли вы довольны?

Эрланд улыбнулся и ответил поклоном, который вовсе не обязан был делать, учитывая разницу их положений.

- Ваша щедрость временами просто ошеломляет меня, господин мой, - ответил он.

Оглянувшись, вельможа взял Эрланда под руку.

- Не могли бы вы мне уделить одну минутку, досточтимый принц?

- Только одну, - отвечал Эрланд, увлекаемый в альков, подальше от глаз слуг и стражи. - Мне бы не хотелось заставлять принцессу ждать.

- Понимаю, ваше высочество, понимаю. - Он улыбнулся, и чувство осторожности подсказало Эрланду, чтобы он не очень доверял открытой общительности этого сановника: ни один человек, занявший столь высокий пост при дворе, не мог не быть коварным. - Я хотел сказать, ваше высочество, что с вашей стороны будет любезно и даже милосердно сообщить ее императорскому величеству ваше желание видеть молодого Разаджани, сына лорда Килавы, прощенным за его выходку против вас. - Эрланд не ответил, и Ниром, видя, что принц не хочет говорить, продолжал: - Мальчишка глуп - здесь я с вами согласен. Однако виновен не он, а некие лица, приближенные к принцу Авари и подстрекавшие юнца. - Ниром оглянулся, словно опасаясь, что его могут подслушать. - Авари родился позже Сойаны, так что по закону наследовать императрице должна принцесса. Но хорошо известно, что многие опасаются слишком долгого правления, женщин: в большинстве народностей, входящих в состав Империи, существует суровый патриархат. Посему некие заблудшие души хотели бы обострить отношения между Авари и его сестрой. Юный Разаджани подумал, а еще скорее, недолго думая, решил показать императрице, что Авари не из тех, кто боится Королевства Островов, хотя и настаивает на мирных отношениях между странами. Его поступок был глупым, необдуманным, непростительным, но я уверен, что это другие спровоцировали его, вообразив, что Авари такое понравится... Эрланд еще немного помолчал.

- Я подумаю, - наконец ответил он. - Я поговорю с моими советниками, и, если мы решим, что престижу нашей страны не будет нанесен урон, обращусь к вашей императрице.

Ниром схватил руку принца и поцеловал его перстень - знак принадлежности к королевской семье.

- Ваше высочество очень великодушны. Может быть, когда-нибудь мне выпадет честь посетить Рилланон. Когда я приеду, то с радостью расскажу всем, какого милосердного и мудрого правителя готовит им

судьба.

Эрланд не мог больше терпеть эту лесть, поэтому молча кивнул и, оставив сановника, пошел к двери в покои принцессы Шараны. Принц велел доложить о себе ожидавшему у двери слуге и был проведен в приемную, равную по величине аудиенц-залу принца Аруты.

Эрланду поклонилась молодая женщина. Ее темные волосы имели рыжеватый оттенок, нехарактерный для чистокровных.

- Ее высочество просит вас присоединиться к ней в саду, господин мой.

Эрланд пропустил ее вперед и залюбовался грациозным покачиванием бедер, едва прикрытых короткой юбочкой. Почувствовав возбуждение при мысли о предстоящем свидании, Эрланд задумался над теми словами, которые сказал ему Джеймс на прощание:

- Как и ты, она когда-нибудь станет править своей страной, поэтому не забудь - она ничего не станет делать просто так. Она может выглядеть как двадцатидвухлетняя девушка, да и вести себя так же, но еще при твоей жизни она может стать императрицей Кеша, и мне кажется, что ее образование не уступает твоему, а может, и превосходит его. - Джеймс необычайно сильно тревожился. Даже для его вечно подозрительного характера это было непривычно. - Будь осторожен. Не теряй голову в нежных объятиях, друг мой. В душах этих людей живет такая же привычка к убийству, как и в душе любого уличного грабителя в Крондоре.

Подойдя к беседке Шараны, Эрланд подумал, что ему нелегко будет помнить о словах Джеймса. Под шелковым балдахином на груде подушек лежала принцесса; вокруг неб стояли четыре служанки, готовые исполнить любое ее желание. Вместо короткой юбки и жилета, которые были на ней во время официальной церемонии, Шарана была одета в простое платье, застегнутое над грудью брошью, изображавшей золотого сокола. Платье было почти прозрачным; когда принцесса встала, чтобы приветствовать Эрланда, оно распахнулось впереди, открыв взорам соблазнительный вид юного женского тела. Произведенное впечатление по силе значительно превосходило впечатление от созерцания просто обнаженного тела, которое можно было видеть при дворе повсюду. Эрланд легко поклонился - как гость хозяйке, а не как подданный правителю. Он взял протянутую принцессой руку.

- Пройдемся? - сказала она.

В саду, где цвели экзотические цветы, принцесса сама казалась прелестным необычным цветком. В отличие от других чистокровных женщин, она была не гибкой и длинноногой, а скорее пышной. Ноги у нее были не такие стройные, как у Миа, но они ничуть не портили впечатления, как не портили его и груди, хотя таких полных Эрланд еще не видел. Носик ее был чуть курносым, что в сочетании с пухлыми губами придавало ее лицу слегка обиженное выражение. Разрез больших миндалевидных глаз тоже был необычным - такие глаза принц видел у людей из Шинг-Лая. Плечи и бедра принцессы были достаточно широки, талия узка, а живот приятно круглился. Эрланд обнаружил, что совершенно очарован молодой женщиной.

- Ваше высочество, - начал принц, чувствуя, что молчание затянулось, - есть ли при дворе некрасивые женщины?

- Конечно, - рассмеялась Шарана. У нее был приятный грудной голос, а от улыбки лицо оживилось, и сердце Эрланда забилось быстрее. - Но бабушка очень боится старости, поэтому по ее приказу все, кто немолод и некрасив, должны находиться только на нижних уровнях дворца. Так что все они там, - Шарана вздохнула. - Если я сяду на трон, то отменю этот глупый закон. Многие талантливые и умные люди работают в тиши и неизвестности, тогда как высокие посты занимают люди с меньшими способностями, но имеющие более приятную внешность.

Эрланд не совсем понимал, о чем говорила девушка. Он думал о том, какое восхитительное сочетание получается от смешения запаха ее кожи с ароматом удивительных садовых цветов.

- Ну... - ответил он. - Я заметил, что лорд Ниром все же добился значительного поста.

Шарана опять рассмеялась.

- Он замечательный. Ему всегда удается быть всеобщим другом и союзником. Он такой душка... Из всех моих дядюшек...

- Дядюшек?

- Вообще-то он дальний родственник моей матери, но я зову его дядей. Только ему удавалось утешить меня, когда в детстве я оставалась одна и плакала. Бабушка все время его бранила за то, что он слишком любит поесть и не похож на настоящего чистокровного охотника, но все же она с ним мирится. Мне часто кажется, что Империя держится только благодаря ему - он делает все что может, чтобы гасить конфликты. Он старался оказать положительное влияние на дядю Авари... - Она не стала говорить, что многие считали, будто эта затея окончилась провалом.

- Почему не поладили ваш дядя и бабушка?

- Я не много знаю об этом, - ответила девушка, пожимая руку принца. Переплетя пальцы, они пошли дальше, разговаривая как ни в чем не бывало. - Мне кажется, это все оттого, что Авари решил, будто он должен править вместо моей матери. Глупо. Он очень молод - всего на три года старше меня. Кажется, его отцом был не то пятый, не то шестой бабушкин муж. Мама старше, она в любом случае будет наследовать, но многие опасаются, что в Империи утвердится матриархат.

Эрланд почувствовал, что его сердце бьется все сильнее, но принудил себя придерживаться начатого разговора о политике, что было весьма непросто - принцесса крепко прижималась к нему.

- Получается, что некоторые ваши подданные хотели бы видеть на троне правителя-мужчину?

- Глупо, правда? - Шарана остановилась и спросила: - Вам нравится мой сад?

- Он великолепен, - искренне ответил Эрланд. - У нас на Островах ничего подобного нет.

- Многие из цветов специально выведены здесь для дворцовых садов. Больше нигде в Мидкемии нельзя найти таких. Не знаю, как это сделано, но мне так говорили.

Они продолжали бродить по саду, и принцесса попросила:

- Эрланд, расскажите мне о вашей родине, легендарном Королевстве Островов.

- Легендарном? - рассмеялся принц. - Для меня оно самое обычное место, а легендарным представляется Кеш.

Шарана тоже засмеялась.

- Но ведь у вас там столько чудес. Мне говорили, что вы беседовали с эльфами и сражались против Братства Темной Тропы. Это правда?

Сам Эрланд никогда не встречался с эльфами и не сражался против братьев Темной Тропы, как многие люди назвали моррелов, - но решил, что правду говорить совсем необязательно. К тому же во владениях Высокого замка ему приходилось биться с гоблинами, а они были не намного лучше моррелов.

Он рассказал кое-что и увидел, что Шаране очень понравились его истории; хотя, может быть, ей просто удалось правдиво изобразить заинтересованность. Они обошли сад и вернулись к беседке принцессы. Шарана указала на большую кровать:

- Летом я люблю спать под звездами. Во дворце очень душно.

Эрланд согласился.

- Да, к дворцу надо привыкнуть. И к тому, что бассейн у тебя под боком. Я быстро привык перед сном подолгу купаться.

Шарана хихикнула. Служанки задернули прозрачные занавеси, чтобы защитить беседку от ночных насекомых.

- Миа рассказывала, - Эрланд почувствовал, что краснеет. - Еще она сказала, что вы... изрядно одарены... в некотором смысле. - Поманив Эрланда к себе поближе, она провела пальцем по вороту его туники. - Вы, мужчины с севера, носите так много одежды... Почти как наши свирепые брижаицы. Они отказываются снимать свои меховые накидки, даже рискуя упасть в обморок от жары. А еще они думают, что их жизнью управляет дух их умерших матерей, и женятся всего один раз в жизни. Очень они странные. Как вы думаете, может быть, если вы снимете часть одежды, вам будет удобнее?

Эрланд понял, что сильно покраснел. По времени встречи и своему опыту общения с кешианскими девушками принц догадался, что принцесса пригласила его вовсе не для того, чтобы обсуждать придворную жизнь, но почувствовал внезапную робость. Видя его неуверенность, Шарана расстегнула застежку, закреплявшую полы ее прозрачного платья, и скинула его.

- Смотрите, это так просто.

Эрланд, наклонившись, поцеловал принцессу, готовый в любой момент отступить, если вдруг окажется, что он неверно понял ее намерения.Она ответила ему призывным поцелуем, и две пары рук начали снимать с него одежду. Когда Эрланд снял с себя последнее, Шарана перевернулась на спину. Эрланд, склонившись над ней, понял, что четыре служанки по-прежнему стоят вокруг беседки, а полупрозрачные занавеси создают лишь иллюзию уединения. Юноша немного смутился, заметив, что одна из служанок стоит совсем близко, но Шарана потянула его к себе, и принц забыл про служанку. "Я, наверное, привыкаю к их порядкам", - подумал принц и погрузился в другой мир, полный сладостных ощущений. Их соитие было страстным и поспешным, словно обоим не терпелось достичь высшей точки наслаждения.

Потом, когда Эрланд лег рядом с Шараной, она провела ладонью по его груди и животу и сказала:

- Миа говорила, что ты быстро возбуждаешься.

Эрланд почувствовал, что опять краснеет.

- Вы что, обсуждали все подробности?

Шарана рассмеялась, и ее полные груди запрыгали в такт смеху. Она положила голову на грудь Эрланда.

- Конечно. Я велела ей рассказывать мне все-все после той первой ночи, когда ты взял ее.

- И что... она тебе сказала? - спросил Эрланд, не уверенный, что хочет услышать ответ.

Шарана, подперев голову рукой, начала выделывать ногой всякие интересные вещи.

- Ну, она сказала, что сначала ты был... очень горяч, и даже немного нетерпелив... но во второй раз все было просто здорово.

Эрланд рассмеялся и, обняв Шарану, крепко прижал ее к себе.

- Давай проверим, насколько она была права.

Загудели длинные трубы герольдов, барабаны начали отбивать дробь. Эрланд и его друзья сидели в одной из лож, которую вчера занимали гости принца Авари и лорда Нирома. На второй день празднования юбилея императрицы были назначены состязания. Императрица могла появиться, а могла и не появиться в своей ложе, но игры проходили так, как если бы она все время присутствовала.

Коренастые мускулистые мужчины были одеты в костюмы своих предков-воинов. На каждом была набедренная повязка, оставлявшая ягодицы голыми. Некоторые носили вырезанные из дерева и раскрашенные маски демонов, а другие разрисовали свои лица синими полосами. Головы у них были обриты, а если оставались длинные волосы, то их заплетали в косу, как положено воинам. Сопровождавшая соревнования воинов старая мелодия исполнялась на древних инструментах - обтянутых кожей барабанах, погремушках из шкур и свирелей из рога.

Мужчины, человек десять, распевая монотонную песню, выкатили на арену амфитеатра камень высотой в семь футов. Остальные подбадривали их криками, свистом и энергичными жестами.

Эрланд повернулся к хозяину ложи.

- Я рад возможности провести время с вашим высочеством, - сказал он.

- Я тоже очень рад, - улыбаясь, ответил Авари.

- Мы хотим навести мосты между нашими государствами, - произнес лорд Ниром, сидящий позади Эрланда, рядом с Джеймсом и Гаминой.

Авари взглянул на Нирома.

- Да, господин мой Ниром говорит правду, принц. Ваше Королевство стало более сильным со времен вашего деда, а когда эти квегские пираты...

- Квегские пираты? - переспросил Эрланд.

- Боюсь, новости еще не достигли вас, - сказал Авари. - Флот квегских галер нападает на Вольные города и даже отваживается совершать налеты на ваше побережье возле Вершины Квестора. Ваш отец приказал адмиралу Брукалу найти и потопить их. Адмирал выполнил этот приказ. Часть кораблей пиратов, попав в шторм, была унесена мимо своего острова. Их встретила эскадра имперских кораблей неподалеку от Дурбина и тоже потопила.

Джеймс и Эрланд переглянулись.

- Джеймс очень удивлен, - услышал принц мысли Гамины.

- Почему? Значит, в Горьком море некоторое время можно будет плавать, не опасаясь нападения. Особенно если приструнить пиратов Дурбина.

Авари беззаботно улыбнулся.

- Нашими дальними городами бывает трудно управлять, Эрланд. Если капитан корабля совершает набеги вне пределов Империи... - Он пожал плеча-ми, словно говоря: что мы можем поделать? - Легче послать Внутренний легион или Псов Войны разрушить Дурбин и повесить губернатора, чем заменить там судью, берущего взятки, понимаете? - Вопрос, судя по тону, был риторическим.

- Очень интересно, - обратился к принцу Джеймс. - Что могла имперская эскадра делать в Дурбине? Обычно пиратов вообще ни за что не уговорить, а уж организовать эскадру из десяти или более пиратских кораблей...

- Господин мой, что делают эти люди? - спросила Гамина Нирома.

- Это мужчины из Шинг-Лая, Донг-Тая и Тао-Цзи - и из многих других деревень в тех краях; в древние времена их называли По-Тао. Они больше не воюют, но до сих пор не забыли боевые искусства. Эти люди прыгают через стены.

В это время первый человек подбежал к большому камню, подпрыгнул, поставил ногу на поверхность камня и перекувырнулся в воздухе. Он приземлился на ноги, и толпа зашумела.

- Впечатляет, - произнес Джеймс.

- Надо перепрыгнуть через камень, - сказал Авари. - Пока он просто разогревается перед выполнением задания.

- Какова высота этого камня? - спросил Джеймс - Футов семь?

- Да, - ответил Авари. - Тренированный воин вспрыгивает на него, отталкивается ногами и приземляется по другую сторону. В давние времена они так готовили солдат, чтобы те могли преодолевать оборонительные стены мятежных деревень.

- Вот это да! - воскликнул Эрланд.

Авари улыбнулся.

- Раньше они, бывало, втыкали копья по обе стороны камня, чтобы соревнующиеся прыгали лучше. Однако возвращаясь к теме нашей беседы: теперь, когда гнездо квегских пиратов разорили, надеюсь, на наших северных границах будет поспокойнее. Я бы не стал докучать вам подробностями нашей внутренней политики, но сейчас, когда моя мать так стара... - Он замолчал, чтобы понаблюдать, как высокий мужчина в деревянной маске демона, державший в руке копье, легко перепрыгнул через камень, вызвав ликование толпы. - Так вот, ситуация в сердце Империи сейчас такова, что никому не будет выгоды, если между нашими народами возникнут конфликты. Теперь вы - наш самый сильный сосед и отныне и навеки, я надеюсь, и самый верный друг.

- Думаю, пока я жив, так и будет, - ответил Эрланд.

- Хорошо, - произнес Авари. - Будем молить богов, чтобы они послали вам долгую жизнь.

Трубы возвестили о прибытии члена королевской семьи, и Эрланд обернулся, надеясь, что это Шарана. Но это была не она, а ее мать принцесса Сойана со своей свитой, и Эрланд чуть не рассмеялся. Красавицу принцессу к ее месту в ложе, соседней с той, в которой они сейчас сидели, сопровождал барон Локлир. Джеймс тоже развеселился.

- Кажется, для нашего друга препятствий не существует...

- Похоже, так и есть, - ответил Эрланд. Первой вошла принцесса, за ней Локлир, который не удержался от улыбки в адрес Эрланда. Гамина отреагировала, подняв бровь и неодобрительно посмотрев на барона. Потом в ее глазах отразилось удивление, и она мысленно обратилась к Джеймсу и Эрланду.

- Локи нас дурачит.

- Что? - спросил Эрланд.

- Он только делает вид, что все хорошо, а на самом деле глубоко встревожен.

- Что случилось? - спросил Джеймс.

- Он сказал, что поговорит с нами потом, а сейчас ему трудно сосредоточиться. Но он подозревает, что за попыткой покушения на Боуррика в Крондоре может стоять Сойана.

Эрланд рассеянно кивнул в ответ на замечание лорда Нирома. Обращаясь к Джеймсу и Локлиру, он подумал:

- Выходит, она направляла и тот налет, в котором был убит Боуррик.

Принцесса, словно о чем-то догадавшись, повернулась и посмотрела на Эрланда откровенно оценивающим взглядом, словно пытаясь понять, насколько верными были донесения ее шпионов из сада дочери, а может прикидывая, подойдет ли он для ее собственных утех. Но, когда она наконец улыбнулась, принцу показалось, что она насмехается.

Празднования продолжались; кешианские вельможи приходили и уходили, Эрланд оставался в ложе. Он обнаружил, что беспокоится о вещах, которые несколько месяцев назад даже не были ему знакомы. Принц пожалел, что не может поговорить с отцом.

Выступления шли своим чередом. Воины из отдаленных провинций Империи представляли императрице и всему двору молодежь. Очередное выступление было скорее ритуалом, чем демонстрацией боевых искусств. Две группы воинов принимали участие в соревновании, корни которого терялись в глубине веков. Губернатор Джандовая выбрал две деревни, мужчины из которых показывали битву драконов. Сотни воинов несли на спинах двух драконов огромных размеров, искусно сделанных из сплетенной в петли и узлы веревки. Селяне были облачены в доспехи из тростника и кости, которые, конечно, не могли противостоять современному железному оружию. Шлемы участников представления украшали яркие банты: у одной группы - голубые, у другой - красные. Веревочные драконы имели красную и голубую маски на мордах. На спине каждого дракона сидел всадник в ярких многоцветных доспехах. Эрланду пояснили, что команды, несущие драконов, побегут и направят драконов друг на друга, а те, столкнувшись, от удара будут подброшены вверх и всадники могут взлететь на высоту до пятидесяти футов. Потом огромные фигуры опустятся на землю. Как понял Эрланд, один из всадников, оказавшийся выше второго, сорвет плюмаж со шлема противника, и состязание будет окончено.

Эрланд нашел, что все это очень занимательно. Группы несколько раз сходились, но то одни, то другие, сделав обманное движение, уворачивались, не допуская столкновения. Два иди три раза они все же столкнулись, но ни одному из всадников не удалось дотянуться до плюмажа другого. Эрланд был очень удивлен тем, как воины в доспехах Могли без всякого вреда для себя прыгать с высоты в двадцать футов.

Наконец состязание окончилось, победили красные, и был объявлен полуденный перерыв. После обеда и долгого отдыха представления возобновятся. Эрланд раздумывал, не отправить ли принцессе посланца с письмом, чтобы попросить о повторении вчерашней встречи, когда к нему обратилась Гамина:

- Джеймс хотел бы, чтобы ты сегодня вечером поужинал с нами.

Эрланд так привык к мысленному разговору, что чуть не ответил вслух. Он притворно закашлялся и спросил:

- Может быть, сегодня поужинаем в своем кругу, милорд граф?

Джеймс равнодушно пожал плечами.

- У нас впереди еще пятьдесят восемь дней праздников, так что нужно беречь силы.

- Тогда, ваше высочество, - сказал Кафи, который, как всегда, был на своем посту, - я пожелаю вам доброго вечера и отправлюсь домой в нижний город, а завтра утром снова буду у вас.

- Благодарю вас, лорд Абу Харез, - произнес Эрланд, слегка поклонившись.

Свита Эрланда вернулась в свои покои; никто ничего не говорил - ни вслух, ни мысленно.

- Надеюсь, императрица провела время лучше, чем мы, - уже у самой двери произнес Эрланд. Джеймс пожал плечами, а Гамина сказала:

- Праздники продлятся долго, а она очень немолода, Эрланд. С ее стороны разумно посещать только те мероприятия, от которых невозможно отказаться. А сегодня ничего интересного не было.

- Верно...

Дальнейший их разговор прервался с появлением солдата, одетого по моде чистокровных, но с той лишь разницей, что на голове у него красовался вполне практичный шлем, а ноги вместо сандалий были обуты в сапоги со шпорами, грудь покрывал кожаный жилет, на боку солдата висела сабля.

- Господа, - начал он, не дожидаясь разрешения заговорить. - Та, Которая Есть Кеш, велит вам тотчас явиться к ней.

Эрланд вспыхнул от возмущения:

- Велит?

Джеймс положил руку на плечо принца, удерживая его от неосторожного замечания при стражнике.

- Мы пойдем все вместе, - сказал он.

- Джеймс думает, что случилось что-то важное. Он просит всех сохранять спокойствие до тех пор, пока мы не узнаем, что произошло.

Всю дорогу назад из крыла для гостей через проход в амфитеатр, а оттуда в центральную часть дворца Эрланд молчал. Через несколько минут к маленькой свите принца присоединились вооруженные дворяне - все настороженные и мрачные.

Когда они вошли в аудиенц-зал императрицы, на верхней галерее, окружавшей помост, уже собрались все лорды и мастера. Придворные вельможи толпились внизу, оставив только узкий проход в середине зала. По этому проходу и прошел Эрланд вместе со своими спутниками. Подойдя к подножию помоста, Эрланд и Джеймс поклонились, Гамина присела в реверансе.

- Да соблаговолит ваше высочество объяснить, почему мы получаем известия о том, что отец ваш отправил Армии Запада в Долину Грез?

Эрланд почувствовал, как у него открылся рот. Принц посмотрел на Джеймса, который был изумлен не меньше.

- Ваше величество, я не понимаю, о чем вы, - сказал наконец Эрланд.

Отбросив смятый лист пергамента, женщина, управлявшая самой могущественной империей, чуть не заплакала от отчаяния.

- По причинам, недоступным моему разумению, - заговорила императрица, - ваш отец считает мой двор виновным в гибели вашего брата. Не довольствуясь ролью монарха, он принимает вид убитого горем отца и .призывает; своих вассалов к оружию. Ваш дядя Мартин и его гарнизоны из Крайди, Тулана и Карса высадились на берегах Юго-Восточной Шаматы. Пять тысячи королевских улан из Крондора, согласно нашим донесениям, идут на соединение с ними. Еще десять тысяч человек идут из гарнизонов Сарта, Квестора, Илита и Вабона на юг, а с ними - три тысячи цурани из Ламута. Будьте любезны, объясните мне, чем, как не подготовкой вторжения, могут заниматься тридцать тысяч солдат на границе с моим государством?

Эрланд не мог поверить услышанному.

- Если ваше императорское величество позволит... - начал Джеймс, делая шаг вперед.

- Я ничего не позволю! - вскричала императрица, давая волю своему гневу. - Этот глупец скорбит по одному сыну, забыв, что второй остался у меня в обеспечение благоразумного поведения своего отца. Возвращайтесь в отведенные вам покой, господа мои и госпожа, - продолжала императрица, взяв себя в руки. - Сегодня вечером вам предстоит писать письма. Отправьте их как можно скорее и молитесь о том, чтобы ваш отец и принц научился лучше владеть собой. Или, клянусь богами, если хоть один островитянин пересечет границу с Кешем, лелея дурные намерения, принцу Аруте придется носить траур по обоим сыновьям.

- Нам все ясно, ваше величество, - произнес Джеймс.

Чуть не таща Эрланда за руку, он вывел его из зала. На всем пути до залу, до самого выхода их сопровождали тяжелые, почти физически .ощутимые взгляды, в которых не было ни тени дружелюбия. Посланники Островов чувствовали себя совсем одиноко.

У дверей дожидался отряд дворцовой стражи, который должен был сопроводить их обратно. Шагая по огромному дворцу, Эрланд с помощью Гамины обратился к Джеймсу:

- Кто мы теперь? Гости или пленники?

- И то и другое, - ответил ему Джеймс. - Мы заложники.

По дороге в крыло для гостей к делегации Королевства Островов присоединились Кафи Абу Харез и лорд Ниром.

- Ваше высочество, господа и госпожа, - сказал Кафи. - Мне отвели комнату у самого основания верхнего города, рядом с одним из многочисленных входов. Я буду ждать вашего вызова, если вдруг у вас возникнет нужда в моих услугах.

Эрланд рассеянно кивнул, размышляя, что могло заставить его отца принять такое невероятное решение. Даже если Арута, в отличие от Эрланда, не имел опыта общения с высшими вельможами и императрицей Кеша, он лично читал все донесения разведки. Он знал, какую армию может выставить Кеш против Королевства. Независимость Королевства от Кеша покоилась всегда на одном основании - Кеш не мог позволить себе понести потери, которые неизбежно последуют при попытке завоевать страну, величина которой равна трети величины самой Империи. В любом случае Кешу, если он вступит в войну с Королевством, недолго торжествовать победу - Империя будет беззащитна перед восстанием в Конфедерации или нападением Восточных королевств.

Но Кеш никогда не опасался военной угрозы из Королевства. Мелкие столкновения на границе, там, где она проходила по богатой и плодородной Долине Грёз, давно стали обычным делом в истории двух государств, но только раз Империя попробовала захватить земли Королевства - тогда имперские силы сделали попытку занять узкую полоску земли к северу от Гряды Покоя между Таунтон-Дип и восточными отрогами, там, где горы выходили к самому морю. Армия под командованием Гая де Бас-Тайры разбила имперскую армию под Таунтоном, навсегда положив конец попыткам Империи отвоевать себе порт в море Королевства.

С тех пор крупных противостояний не было. А возможность нападения Королевства на Кеш и вовсе никогда не рассматривалась, потому что если последствия вторжения Кеша в Королевство могли быть разрушительными, то последствия нападения на Империю и вовсе стали бы губительны для Королевства.

Эрланд очнулся от своих размышлений, сообразив, что лорд Ниром что-то у него спросил.

- Простите меня, господин мой, я задумался. Что выговорили?

- Я говорил, ваше высочество, что вы, конечно же, сразу напишете и отошлете вашему отцу депешу. Я должен держать курьеров наготове.

- Благодарю вас, - ответил Эрланд.

- Господин мой, - обратился к Нирому Джеймс, - если вы соблаговолите доставить мне копии последних донесений о готовящемся нападений, я буду премного вам благодарен.

- Я посмотрю, что можно сделать, господин граф. Но Абер Букар может не согласиться. Вы, в конце концов, теперь наши враги.

Джеймс подавил желание ответить что-нибудь достаточно резкое.

- Благодарю вас, - только и сказал он.

- Джеймс считает, что во всем этом есть что-то чудовищно неправильное, - услышал Эрланд мысли Гамины.

- Конечно, - согласился принц.

Вернувшись к себе, они обнаружили, что у дверей, которые соединяли покои принца с комнатами, отведенными его свите, нет стражников.

- Ну что ж, - заметил Эрланд. - Хотя бы сможем ходить друг к другу.

- Да, - вдруг сказал Джеймс, - а где Локлир?

Эрланд провожал Джеймса и Гамину в их комнаты.

- Спорю на что угодно, что он опять развлекает принцессу Сойану.

Джеймс не стал говорить вслух.

- Я беспокоюсь за него. Он никогда так не относился к женщине. Что-то очень его обеспокоило, а он не тревожится по пустякам. Полагаю, надо подождать, когда он вернется, а потом думать, что делать дальше.

Эрланд, ничего не отвечая, кивнул.

- За нами опять наблюдают? - спросил он у Гамины.

Гамина огляделась.

- Магическое устройство снова направлено на нас, - ответила она.

Они устроились в приемной, и Джеймс приказал слугам, чтобы те оставили напитки на столике, а сами удалились. Когда слуги вышли, Джеймс налил всем по бокалу вина.

- Ты можешь узнать, кто следит за нами? - спросил он Гамину. Эрланд понял, что Гамина установила трехстороннюю связь. Она могла сделать такое, только когда имела возможность сесть и не разговаривать - ей требовалось слишком много сил. Большую часть времени она просто передавала слова других.

Гамина прикрыла глаза, словно у нее болела голова, и взялась пальцами за переносицу.

- Я не могу узнать его по рисунку мыслей. Трудно сказать, не рискуя быть выслеженной. Я могу только осторожно подглядывать.

- Где они?

- Рядом. Скорее, всего, в тех комнатах, которые находятся по другую сторону садика, куда выходят твои комнаты, Эрланд, - ответила она.

- Пожалуй, пойду отдохну, - произнес Эрланд вслух. - День выдался очень тяжелый.

- Да, - согласился Джеймс.

- Что ты думаешь насчет этого вторжения?

Громко, так, чтобы все подслушивающие могли его услышать, принц ответил:

- Вторжение - сущая бессмыслица.

Джеймс поднял бровь, но последовал примеру Эрланда.

- Я тоже так думаю, но хотелось бы узнать твои соображения - почему?

- Отец никогда не позволит ничему, особенно личным чувствам, как бы горьки они ни были, заставить его принять такое поспешное и губительное решение.

- И я так думаю, - ответил Джеймс. - Так что же это такое? - спросил он вслух.

- Здесь два предположения - либо кешианская разведка фабрикует ложные сообщения о готовящемся вторжении армии Королевства, чтобы создать именно такую ситуацию, либо отец действительно собирает войска на границе, но только потому, что опасается вторжения кешианской армии.

Джеймс одобрительно посмотрел на, молодого принца.

- Это самое очевидное, - сказал он. - Ты, конечно, понимаешь, что значит твой второй вариант, если он верен?

- Нет, - ответил Эрланд.

- Это значит, что наша система связи с Королевством никуда не годится, а шпионская сеть здесь, в Кеше, провалена.

Эрланд так крепко стиснул ручку кресла, что побелели костяшки пальцев.

- Конечно. Если это так, значит, сведения, полученные от наших шпионов, не заслуживают доверия. Значит, ни на что из того, что мы. узнали с тех пор, как отправились в путешествие, нельзя полагаться.

Джеймс громко вздохнул.

- Простите, ваше высочество. Я очень устал, - сказал он вслух.

- Не беспокойся об условностях, - ответил ему Эрланд.

- Это означает, что мы предоставлены сами себе, - заметил Джеймс. - Мы даже не знаем, сколько действительно солдат там собрано. Нам пора самим взяться за дело.

- Что ты задумал? - вопросительно посмотрел на него Эрланд.

- Прошли годы с тех пор, как я лазил по крышам дворца в поисках убийц, но, как это делается, я еще не забыл.

Эрланд усмехнулся, впервые за последнее время развеселившись.

- Джимми Рука возвращается.

- Примерно так. Мне надо посмотреть, кто это нас подслушивает, и лучше я это сделаю один.

- Пожалуй, я отправлю записку Шаране, - сказал Эрланд, поднимаясь. - Может быть, она сможет поговорить с бабушкой. Она должна понимать, что мы не хотим зла ее стране.

Джеймс кивнул.

- Хорошо. Я же, взяв перо и пергамент, отпишу в Шамату, чтобы узнать, что у них все-таки происходит.

Эрланд поклонился Гамине.

- Госпожа моя, надеюсь, к утру ваша головная боль пойдет.

- Я уверена, ваше высочество.

Поспешно вернувшись в свои покои, принц обнаружил, что посылать Шаране записку ни к чему. Принцесса дожидалась Эрланда, лежа на его кровати. Ее придворное одеяние - белая юбочка и жилет, а также все украшения были сложены на кушетке, стоявшей в ногах кровати. Улыбнувшись Эрланду, принцесса похлопала по подушке.

- Я уж подумала, что ты всю ночь будешь совещаться со своими людьми, - сказала она.

Эрланд попытался улыбнуться.

- Я ценю твое желание проводить со мной время, Шарана, но не могли бы мы поговорить серьезно?

- Как только ты ко мне присоединишься, ответила она, надувая губки.

Эрланд махнул рукой слугам, чтобы они оставили его, и разделся. Приподняв занавеси у кровати, он улегся рядом с принцессой.

- Я так надеялась, что эта ночь будет только наша, - сказала она.

- Конечно, но...

Она приложила палец к его губам, а потом поцеловала его - нежно и страстно.

- Тогда поговорим потом. Я не могу больше выносить разлуку с тобой.

Эрланд знал, что им надо обсудить немало важных дел, но неожиданно обнаружил, что согласен с принцессой... Поговорить можно было и потом.

Глава 16 ОБЛАВА

Боуррик любовался фейерверком. Из таверны, где сидели он. Гуда и Накор, было очень хорошо все видно - большая часть толпы - находилась по другую сторону площади, выходившей к огромному амфитеатру. К восторгу толпы, разноцветные букеты фейерверков то и дело заполняли все небо. Гуда погрузился в мрачные размышления, а Накор веселился с искренней радостью ребенка. Боуррик не мог не признать, что такого ему никогда не доводилось видеть: все, что в Рилланоне организовывал тамошний мастер церемоний, не шли ни в какое сравнение со сказочным зрелищем, представшим сейчас перед принцем.

Появился Сули и осторожно сел на скамью рядом с Боурриком. В одном они не могли тягаться с мальчиком - в ловкости сбора информации. Может быть, Сули был плохой вор, зато отличный попрошайка, а это значило, что до большого сплетника ему осталось совсем немного.

- Хозяин, происходит что-то страшное, - прошептал мальчик.

Гуда прислушался. Со времени неудачной попытки получить помощь у местных воров он находился в дурном настроении. Теперь он был убежден, что не только имперские солдаты, но и воры ищут их повсюду, и жить им осталось если не несколько минут, то несколько часов. Он уже смирился с тем, что умрет, так и не увидев ни единого медяка из обещанных ему Боурриком денег, не говоря уже об удовольствии потратить их.

- Что случилось? - спросил старый воин-наемник.

- Сегодня вечером необычайно много народу входит во дворец и выходит из него. Говорят, что в праздники такого не бывает. Туда-сюда ездят курьеры на лошадях. Многие стражники бегают с места на место, а другие, кажется, и вовсе ничего не делают. Словно случилось что-то страшное - началась война, или восстание, или какая-нибудь ужасная болезнь. Но там, где об этом можно узнать - . в публичных домах и в тавернах, на причалах и базарах, люди ничего не знают. И слуги во дворце тоже ведут себя как-то не так. То входят, то выходят.

- Что значит "входят и выходят"? - неожиданно спросил Боуррик.

- Как я понял, хозяин, слуги, которые не относятся к чистокровным, покидают дворец после ужина, обычно незадолго до полуночи. Но почему-то сегодня многие возвращаются из нижнего города во дворец. В кухнях горит огонь - там стряпают еду для сотен человек. Те, кто должен готовить завтрак, обычно начинают не сейчас, а часов на семь позднее.

Боуррик обдумал это в свете своих знаний о политике Кеша. Знания эти, не будучи обширными, все же помогли ему кое-что понять.

- В Галерее лордов и мастеров Кеша несколько сотен членов. Они, хоть и не принадлежат к чистокровным, собираются для решения очень важных дел. Еду готовят для них, чтобы они не проголодались во время заседаний. Получается, что сейчас на плато находится несколько тысяч человек, которых в обычное время там не бывает. - Принц еще немного подумал. - Как они попадают в верхний город? По этой длинной дороге?

- Сейчас узнаю, - еще раз пожал плечами Сули. Он выскользнул из таверны на площадь, которая теперь, с окончанием фейеверка, заполнялась народом. Обычно к этому времени, за два часа до полуночи, многие лавки уже закрывались, но сейчас из-за присутствия огромной толпы почти все заведения были открыты. Даже в полдень в Крондоре Боуррик не видел такой толпы, а ведь прошло уже четыре часа после заката солнца.

- Что ты замыслил на этот раз, Бешеный? - спросил Гуда.

- Это зависит от того, что узнает Сули, - ответил принц. - Я скажу, когда он вернется. Приглядывайся, не появится ли кто-нибудь из тех ребят, на которых мы наскочили прошлой ночью.

- Зная имперскую стражу, можно заключить, что все клиенты, пережившие налет, сейчас коротают часы в темницах, - сказал Гуда, - а капитан стражи ломает голову, какое бы обвинение им предъявить, чтобы можно было спокойно продать всех на рынке рабов. Имперский суд справедлив. Он равно наказывает любого - и того, кто виновен, и того, кто невиновен.

Время в ожидании Сули, казалось, тянулось невыносимо медленно. Вернувшийся мальчик был озадачен.

- Странно, хозяин, но, кажется, все входы во дворец открыты, чтобы те, кому надо войти, вошли бы кратчайшим путем.

- И много входов? - спросил Боуррик. - А стража?

- Возле тех четырех или пяти входов, которые я видел, никого не было, - ответил Сули.

Боуррик поднялся и натянул черные кожаные перчатки, составлявшие часть его нового костюма. Прошедшей ночью, благодаря волшебному мешку Накора и остаткам денег, вырученных от продажи лошадей, он подвергся очередной На этой неделе метаморфозе. Теперь его короткие белые волосы опять стали темно-каштановыми, с проблесками рыжины, а одет он сейчас был в черные доспехи и черный плащ. При случайном взгляде его можно было принять за солдата Внутреннего легиона. Если приглядеться внимательнее, оказывалось, что это какой-то наемник, приехавший в город на праздники. Сули был все в том же одеянии жителя пустыни, а Накор натянул голубую рясу, чуть менее выцветшую и грязную, чем предыдущие две.

Гуда устоял против попыток заставить его хоть как-нибудь переменить внешность, считая это бесполезным перед лицом скорой и неминуемой смерти. Он купил красную тунику, скорее чтобы уступить приставаниям Боуррика, чем из убеждения, что это поможет им избежать длинных рук воров или солдат, искавших принца.

Все поднялись, и Боуррик, развернувшись, пошел через площадь. Пробравшись через толпу, они добрались до бульвара, до сих пор перегороженного веревками, предназначенными для того, чтобы жители верхнего города не заняли улицу, по которой завтра утром опять двинется торжественная процессия. Боуррик посмотрел через пустой бульвар и увидел ряды домов с освещенными окнами. У многих двери были распахнуты. Через улицу побежал какой-то человек, и стражник двинулся к нему, чтобы перехватить его. Они переговорили, и стражник махнул рукой - проходи, мол. Человек скрылся в какой-то двери.

- Эти дома, встроенные в стену плато - часть самого дворца, - сказал Сули. - Здесь живут самые неродовитые из чистокровных, но все же чистокровные. Из многих домов проходят тоннели в верхний город.

Боуррик, оглядевшись, увидел, как еще несколько стражников остановили людей, пытавшихся пересечь улицу.

- На этой улице очень оживленно. Поищем другой путь.

- Другой путь куда? - спросил Гуда, идя за принцем.

- Увидишь, - ответил Боуррик,

- Я боялся, что ты ответишь именно так, - отозвался Гуда.

Боуррик дошел до конца бульвара, где он граничил со стеной плато, бросавшей густую тень на эту часть города даже днем. На перекрестке с другой улицей Боуррик нашел то, что искал.

- Вот оно! - воскликнул он, качнув головой.

- Что? - спросил Гуда.

- В дальнем углу, солдат, - сказал Накор. - Ты видишь?

В дальнем углу был виден большой открытый проход на плато - охранников не наблюдалось, но несколько слуг как раз пробегали там. Боуррик посмотрел в обе стороны и нырнул под веревку. Он торопливо пересек улицу, ожидая окрика, но солдаты в квартале от него, должно быть, решили, что он - один из них. Его товарищи шли на шаг позади него - было похоже, что гвардеец провожает слуг во дворец.

Войдя в высокий дверной проем, они увидели проход, ведущий вверх и в темноту; факелы на стенах располагались в сотне ярдов один от другого.

- И что мы будем делать? - спросил Гуда.

- Войдем во дворец, - ответил Боуррик.

- А как? - спросил Гуда.

- Наверное, я болван, потому что не подумал об этом раньше. Просто идите за мной, и, чтобы вам ни пришлось делать, сохраняйте такой вид, словно знаете, куда идете. Мне кое-что известно о дворцах и слугах. Слуги не хотят ничего знать. Даже об охране снаружи дворца.

Он заглянул в боковой коридор, расположенный примерно на этаж выше того места, где они вошли, и ничего не увидел.

- Находясь в незнакомом месте, вы оглядываетесь по сторонам, стоите, опустив плечи, и каждый, кому это место знакомо, сразу увидит, что вы здесь чужой. Если вы шагаете, целенаправленно глядя прямо вперед, стражники и слуги заключают, что вы знаете, куда идете. Они не будут останавливать вас и расспрашивать - никому не хочется быть наказанным за то, что он мешает человеку, находящемуся на своем месте. Надо опасаться офицеров и мелких служащих. Офицеры, скорее всего, будут останавливать всех, кого не знают в лицо, хотя сейчас, когда здесь столько чужеземцев, - вряд ли. Скорее всего, нас может поймать какой-нибудь чиновник, которому надо доказать себе и окружающим, что он тоже нужен.

- Звучит очень хорошо. Бешеный, - сказал Гуда, - как и твоя идея насчет встречи с ворами. Боуррик резко остановился.

- Слушай, я уже во дворце, а если ты так боишься за свою жизнь после того, через что мы прошли, почему бы тогда тебе не повернуть назад?

Гуда думал недолго.

- Благодаря тебе, Бешеный, по мою душу теперь охотятся солдаты Внутреннего легиона и воры Кеша. Я - ходячий труп. Что вернуться и ждать, пока кто-нибудь не узнает меня, что быть пойманным здесь - все едино. Но я не устаю надеяться, что может случиться невозможное и ты все же сделаешь что-нибудь правильно, а значит, я останусь в живых и получу свои деньги. Поэтому я до сих пор здесь.

Боуррик оглянулся - в темном туннеле раздавались звуки шагов, приближавшихся к ним.

- Сули, а ты не хочешь уйти?

Напуганный, мальчик, однако, отрицательно покачал головой.

- Ты мой хозяин, а я твой слуга. Я иду с тобой.

Боуррик положил руку на плечо мальчика и посмотрел на Накора.

- А ты, колдун?

- Повеселюсь, - еще шире улыбнулся Накор.

Гуда возвел глаза к небу, но ничего не сказал, а Боуррик снова пошел вперед.

Боуррик никогда не видел ничего подобного дворцу императрицы. По величине он равнялся большому городу; в главных коридорах народу было не меньше, чем на широкой улице в базарный день. Толпа людей, бегущих по своим делам, пока помогала им скрываться. Спрашивать о том, куда идти, значило навлекать на себя подозрения, потому что тот, кто находился здесь по праву, знал, куда он идет.

Они провели во дворце уже более часа. Время приближалось к полуночи; деловой день двора кончился всего пару часов назад, тогда как простые горожане давно уже были в постели.

Боуррик вел их в ту часть дворца, которая казалась менее оживленной, а потом - по боковому коридору туда, где, кажется, размещались жилые покои. Каждый миг они ожидали, что их окликнут, поэтому были очень рады повернуть в маленький садик, на данный момент пустой. Гуда, встав на колени, припал к фонтану и жадно начал пить. Вздохнув, он поднялся.

- Ну а теперь что? - спросил он.

Боуррик присел на край фонтана.

- Мне надо осмотреться, но сначала придется подождать, пока народ не разбредется, - он снял плащ и кожаные доспехи, - а это пусть пока здесь полежит. Вы тоже подождите меня здесь, спрячьтесь вон в тех кустах.

Гуда хотел ответить, когда вдали раздался звук гонга.

- Что это было?

Тут снова зазвучал гонг. Внезапно гонги зазвенели в руках людей, бежавших по коридорам. Боуррик, подбежав к изгороди, нырнул под нее.

- Неужели это нас ищут? - шепотом спросил он у притаившихся рядом товарищей.

- Не знаю, но, если они начнут прочесывать этот садик, нас тут же обнаружат. Здесь только один вход.

- Мы подождем, - кивнул Боуррик.

Эрланд и Шарана оба резко проснулись, когда зазвенели гонги. Они не то чтобы спали, а скорее погрузились в теплую приятную дремоту, охватившую их после взрыва страсти. Несмотря на нежную внешность, молодая здоровая девушка всякий раз бросала Эрланду вызов, доводя его в постели до изнеможения.

- Что такое? - очнулся Эрланд.

Шарана выпрыгнула из постели и крикнула слугам:

- Одеваться!

Эрланд пытался разыскать свою одежду, а принцесса, уже застегивая пряжки, сказала ему:

- Это тревога. Случилось что-то необычайное.

Принц поспешно оделся. Войдя в свои покои, он увидел, что солдаты в черных доспехах ждут принцессу. Их капитан поклонился Шаране.

- Ваше высочество, слуги сказали нам, что вы здесь. Императрица велела нам привести вас к ней.

Шарана кивнула. Эрланд собрался пойти с ней, но один из солдат его остановил:

- На ваш счет мы не получили никаких указаний, ваше высочество.

Шарана резко развернулась.

- Эй! - выкрикнула она. - Это - наследник трона Островов! Он - особа королевской крови. - Ее лицо пылало от гнева. - Ты будешь обращаться к нему, как к моему дяде, потому что он равен Авари по положению! Это я так велю!

Эрланд был поражен реакцией девушки на такой пустяк. Принц заметил, что офицер побледнел и вспотел, и не позавидовал ему.

- Надеюсь, это что-то, связанное с неудачной затеей твоего отца. Вряд ли может оказаться что-нибудь действительно опасное. А если и так, то не в верхнем городе.

Эрланд пытался совместить образ нежной улыбающейся девушки, идущей сейчас рядом с ним, с образом той, которая кричала на офицера, и не мог.

Они вошли в то крыло дворца, где находился Двор Света - официальный зал для собраний. Эрланд никогда еще не был в нем, даже когда представлялся императрице, - такие церемонии проходили в ее зале для аудиенций.

Сейчас он вошел туда, где заседало кешианское правительство, туда, куда ни разу не пробиралась темнота - зал был оснащен тысячами канделябров, в каждом из которых горели десятки свечей. Свет затоплял комнату. В почти лишенном теней зале было светло как ярким солнечным днем - улицу свет заливает с одной стороны, здесь же он лился сразу со всех. Даже во время заседаний Галереи специальные команды слуг опускали канделябры, чтобы заменить сгоревшие свечи, - во Дворе Света никогда не должно быть темноты.

Они торопливо прошагали мимо придворных вельмож и офицеров стражи. Перед троном, где сидела на подушках императрица, стояли офицеры из легиона Псов Войны под командованием Абера Букара.

Вокруг императрицы, на амфитеатром поднимавшихся местах, сидели представители Галереи лордов и мастеров.

Кругом слышались приглушенные разговоры. Случилось что-то ужасное, и зал полнился домыслами и предположениями.

Шарана и Эрланд Подошли к подножью трона, и Мастер церемоний ударил в пол окованным железом основанием жезла; скульптура сокола, сидевшего на солнце, взлетела с диска.

- Внемлите все! Она идет! Она идет! Та, Которая Есть Кеш, выносит свое суждение.

В тот же миг в зале стало тихо. Императрица подозвала Шарану, и девушка неуверенно подошла. Такого еще никто не видел - согласно традиции, никому, кроме мастера церемоний, не дозволялось восходить на помост, да и тот останавливался на верхней ступеньке. Девушка, подойдя к императрице, опустилась на колени, а та, обняв ее, заплакала. 3ал погрузился в полнейшее молчание - никогда здесь не видели ничего подобного.

Наконец старая женщина отпустила свою ничего не понимающую внучку и поднялась.

- Пусть знают все, что в моем доме произошло убийство! - крикнула императрица. Из ее глаз струились слезы, но она продолжала не менее твердым голосом: - Погибла моя дочь.

Люди в зале ахнули. Члены Галереи лордов переглядывались, словно не веря услышанному.

- Да! - подтвердила императрица. - Сойаны больше нет со мной. Та, которая должна была наследовать мне, ушла из жизни, - в голосе Лакеа послышался гнев. - Нас предали! Мы приютили в этом доме того, кто предал нас, того, кто служит людям, ищущим унижения нашего!

Эрланд, стоя в проходе, увидел, что взгляд императрицы упал на него и оглянулся, разыскивая своих друзей. Джеймс и Гамина стояли в дальнем конце зала; похоже, их охраняли.

- Джеймс предлагает молчать, несмотря ни на что. Он считает, что нас...

Она не успела закончить.

- Эрланд! - вскричала императрица. - Принц дома кон Дуанов! Не ты ли явился сюда вершить темные дела?

Прежде чем заговорить, Эрланд набрал полную грудь воздуха.

- Объяснитесь, Лакеа.

Фамильярное обращение не ускользнуло от внимания придворных. Эрланд подтверждал свое звание наследника трона. Он знал - что бы ни случилось, он защищен своим положением.

Императрица зловеще смотрела на Эрланда сверху вниз.

- Ты знаешь, что я хочу сказать, дитя зла. Дочь моя Сойана, которая должна была наследовать мне, лежит мертвая в своих покоях, как тебе хорошо известно. Она пала от руки твоего соотечественника. - Эрланд снова оглядел комнату и не нашел того, кого искал. - Моя дочь была убита человеком, которого ты привез в наш дом, и, если будет доказано, что он сделал это по твоему указанию, твое положение тебя не спасет.

- Локлир, - шепотом произнес Эрланд.

- Да, - закричала императрица, - барон Локлир скрылся под покровом ночи, совершив свое злодеяние. Дворец закрыт, начаты поиски. И когда он предстанет перед нами, мы наконец узнаем правду. А теперь - прочь с глаз моих, хватит в моей жизни островитян.

Эрланд неловко повернулся и вышел из зала; в дверях к нему присоединились Джеймс и Гамина, сопровождаемые стражниками. Ни слова не было сказано ими, пока они не пришли в комнаты, отведенные графу и его жене.

- Оставьте нас, - велел Эрланд капитану дворцовой стражи. Тот медлил, и Эрланд, сделав к нему шаг, выкрикнул: - Оставьте нас немедленно!

- Да, господин мой, - поклонился капитан и увел солдат.

Эрланд повернулся к Гамине:

- Ты можешь отыскать Локи?

- Попробую, - ответила она. Гамина закрыла глаза и некоторое время стояла неподвижно.

Вдруг, открыв глаза, она воскликнула:

- Боуррик!

- Что? - спросил Джеймс.

- Мне на миг показалось... вдруг... Не знаю. Я встретила знакомый рисунок мыслей, и, как только я подумала, что узнала его... он пропал.

- Пропал? - переспросил Джеймс.

- Наверное, это работа какого-нибудь чародея. Только чародей мог закрыть от меня его мысли. Может быть, это и не Боуррик. Наверное, я ошиблась. Я устала и очень встревожена.

Мужчины сели на диван, а Гамина продолжала стоять неподвижно, закрыв глаза, мысленно обшаривая огромный дворец, разыскивая знакомый рисунок мыслей Локлира. Эрланд придвинулся поближе к Джеймсу, чтобы не мешать Гамине разговором.

- Ты что-нибудь узнал? - спросил он, помня о том, что Джеймс намеревался сделать вылазку.

- Ничего, - шепотом ответил Джеймс. - Чтобы разыскать секретные проходы во дворце твоего отца, мне потребовался чуть ли не месяц, а этот дворец в десять раз больше того.

- Я думал... тебе удастся что-нибудь разведать, - вздохнул Эрланд.

- Я тоже так думал, - ответил Джеймс.

Они почти не разговаривали, ожидая, пока Гамина ведет поиски. Примерно через полчаса она открыла глаза.

- Ничего, - тихо сказала она.

- Его нигде нет? - вслух спросил Эрланд.

- Нет, - ответила она. - Во дворце его нет.

- Наверное, нам остается только ждать, - произнес Эрланд и, не прощаясь, покинул Джеймса и Гамину.

Боуррик чуть не выпрыгнул из кустов.

- Что... - начал он, но Гуда затащил его обратно прежде, чем обернулся стражник, стоявший у входа. В течение пяти минут после тревоги в дверь все время входили солдаты. Это были гвардейцы дворцовой стражи в белых юбках и легионеры Внутреннего легиона в черных доспехах. Боуррик решил, что у кого-то вызвала подозрение странная группа, вошедшая в неохраняемый дворец.

- Что ты хочешь сделать? - спросил Гуда.

- Я думал, что кто-то меня позвал, - ответил Боуррик.

- Это была магия, - усмехнулся Накор. - Кто-то мысленно обшаривал дворец и нашел тебя.

- Как ты это узнал? - заморгал Боуррик.

- Я все устроил, - сказал Накор, не обратив внимания на вопрос Боуррика. - Теперь они тебя не найдут.

Боуррик хотел расспросить исалани подробнее, но в это время солдаты в черном вошли в садик и начали методично обшаривать все заросли. Гуда медленно вытащил меч из заплечных ножен, готовый разрубить пополам любого солдата, который раздвинет кусты, где они прятались. Когда стражники уже почти добрались до них, Накор вдруг вскочил.

- Йе-е-а! - закричал он.

Ближайший к нему солдат чуть не упал при виде странного маленького человечка, выскочившего прямо на него. Накор, пританцовывая, отбежалв сторону, и весь десяток стражников кинулся за ним.

Боуррик, не веря глазам, следил за разворачивавшейся сценой - она в точности повторяла ту, когда он впервые встретился с маленьким колдуном, - как бы близко ни подскакивали солдаты к исалани, никому не удавалось его схватить. То один, то другой стражник кидались к нему, но человечек уворачивался, безумно хохоча. Он подныривал под расставленные руки, огибал тех, кто преграждал ему дорогу, и никто не успевал сообразить, что происходит. Когда его загоняли в угол, он перекатывался по земле, а когда пытались окружить, он подпрыгивал высоко в воздух. Руки, протянутые к нему, ловили пустоту. А уханье и хохот только распаляли стражников и заставляли их действовать не раздумывая.

Наконец сержант сообразил отдать приказ, и легионеры стали заходить разом со всех сторон, пытаясь окружить Накора. Человечек вытащил из своего мешка предмет размером с каштановый орех. Стража кинулась к нему, а он бросил орех на землю.

Ударила молния, поднялся белый дым, кругом распространился запах серы, знакомый Боуррику по их побегу из тюрьмы. Сбитые с толку стражники стояли, пытаясь понять, что же произошло, и обнаружили, что Накора уже нет в центре круга. Обернувшись на звук ехидного смеха, они увидели, что исалани приплясывает у самой двери. Накор пронзительно свистнул, махнул рукой, приглашая солдат за собой, и побежал по коридору к центру дворца.

- Как он это сделал? - спросил Гуда.

- Наверное, он все-таки волшебник, - прошептал Сули.

- Ори вернутся, когда сержант вспомнит, что сад еще не весь обыскали, - Боуррик поднялся из-за куста. - Нам надо побыстрее искать другое укрытие.

- Не все ли равно, где умирать, - фыркнул Гуда.

- Наша задача - остаться в живых, - сказал Боуррик, холодно посмотрев на него.

- Не могу с этим спорить, - пожал плечами Гуда. - Так куда мы идем?

- Туда, откуда только что пришли солдаты, - ответил Боуррик, выглянув в коридор. - Если мы проберемся в те комнаты, которые они уже осмотрели, то сможем выиграть время.

Не пускаясь в дальнейшие разговоры, он спокойно вошел в коридор, словно точно знал, что делать. И пожалел, что не знает.

Эрланд сидел в одиночестве. Он размышлял над сложившейся ситуацией и ничего не понимал. События последних двух дней казались настолько невероятными, что он и на миг не мог поверить в то, будто императрица действительно заподозрила его в черных намерениях. Этому не было объяснений, кроме одного, самого очевидного. Кто-то очень хотел войны между Королевством и Империей и, кажется, задумал поторопить события. Автор заговора, видимо, решил обострить отношения именно тогда, когда все возможные подозреваемые оказались под рукой, в Кеше.

Эрланд пожалел, что не знает имени организатора заговора, иначе он бы с радостью доставил его или ее - женщины при кешианском дворе были не менее опасны, чем мужчины, - к подножию трона императрицы, как доставляют добытую дичь к столу. Он решил написать письмо Шаране и заверить ее, что не имеет отношения к убийству ее матери.

Потом принц передумал. Даже если был он лично держал кинжал или подсыпал яд в бокал принцессы Сойаны, он все равно бы твердил о своей невиновности. Но почему была убита принцесса Сойана? И, если подозревают Локлира, где он? Он же не был вором - он дворянин Королевства, барон двора принца Крондорского. Что бы ни случилось - ссора, вражда, - Локлир не мог поднять руку на женщину.

Эрланд понял, что из Локлира решили сделать козла отпущения, но как доказать это?

В его покои вошла Миа и поклонилась ему.

- Эрланд, - тихо сказала она. - Императрица приказала, чтобы вас не выпускали из ваших покоев.

Эрланд вскочил, не помня себя от гнева.

- Да как она смеет! Даже она не может нарушать традиции дипломатической неприкосновенности!

Миа села рядом с принцем.

- Она потеряла дочь. Ее советники предупреждают, что, если она причинит зло вам или кому-нибудь из вашей свиты, она очень рискует - больше ни один посол не отважится пересечь границы Империи. - Девушка вздохнула и положила руку на плечо Эрланда. - Я уверена, что через день-другой она изменит свое решение. А пока вы можете посещать своих друзей в этом крыле дворца, но покидать его вам разрешено только в сопровождении стражи, да и то лишь в том случае, если императрица призовет вас к себе.

- Как была убита принцесса? - спросил Эрланд.

- У нее сломана шея, - ответила Миа, на ее глаза навернулись слезы.

- Сломана шея? - прищурился Эрланд. - Она упала?

Девушка покачала головой.

- Нет. У нее синяки на горле. Кто-то переломил ей позвоночник.

- Миа, это очень важно. Локлир не мог убить Сойану.

Миа внимательно посмотрела в лицо принцу.

- Как вы можете быть уверены?

- Локлир не тот человек, который может обидеть женщину, даже если у него есть на это причина, разве что защищая себя. Но даже если что-то... если что-то спровоцировало его... и он повел себя несвойственным ему образом... он бы не так поступил с Сойаной. Он фехтовальщик и воспользовался бы рапирой или кинжалом. Он опытный боец, но у него нет той силы, которая нужна для того, чтобы сломать шею руками. Принцесса была отнюдь не хрупкой женщиной. И, если дочь на нее похожа, она была очень сильна.

Миа кивнула.

- Сойана была сильнее, чем казалась. Все... все мои родственники со стороны императрицы таковы. Они только выглядят нежными, - она немного помолчала. - Но если не Локлир убил ее, тогда кто? И почему нигде нет Локлира?

- Боюсь, ответ на этот вопрос один, - произнес принц. - И если я прав, то Локлир в страшной опасности... если еще не погиб.

- Я знаю, кто может помочь, - сказала Миа.

- Кто?

- Лорд Ниром. Он всегда хочет докопаться до истины. Со смертью Сойаны обострятся противоречия в Галерее лордов и мастеров. Если почти все были согласны видеть Сойану императрицей, то далеко не все теперь согласятся принять такую молодую правительницу, как Шарана. Ниром, конечно, захочет избежать напряжения, а ничто так этому не поможет, как поимка настоящего убийцы принцессы.

- Интересно... - задумчиво сказал Эрланд. - А кто поддерживает Авари?

- Лорд Рави и остальные лорды, опасающиеся матриархата. Но те, кто раньше поддерживал Сойану просто потому, что она старше, теперь встанут на сторону Авари. Я не вижу причин, почему бы ему не стать наследником.

- Попробуй вызвать Нирома, - сказал Эрланд. - Мы должны остановить дальнейшее кровопролитие.

Девушка убежала, а принц, откинувшись в кресле, закрыл глаза и представил лицо Гамины. Скоро он услышал ее ответ:

- Да, Эрланд?

- Зайдите, пожалуйста, с Джеймсом ко мне. Кажется, спать еще рано. Нам надо кое-что обсудить.

После недолгого молчания Гамина ответила:

- Мы идем.

Глава 17 КАПКАН

Боуррик выглянул из-за угла. Не заметив в полумраке никакого движения, он махнул рукой своим товарищам, предлагая следовать за ним. Большую часть последнего часа они весьма успешно скрывались от отрядов стражников, брошенных на поиски незваных гостей. Накора они не видели с тех пор, как он увел куда-то первый отряд легионеров. За это время им с полдюжины раз приходилось прятаться, чтобы не быть обнаруженными солдатами.

- Не будем торопиться, - прошептал Гуда, положив руку на плечо Боуррика. - Думаю, надо поймать слугу и у него выведать, где твои друзья. Слугу мы можем просто связать - это не причинит ему вреда, - а потом, когда все разъяснится, отправим кого-нибудь отпустить его. Как ты думаешь?

- Не могу придумать ничего лучше, - ответил Боуррик. - Так и сделаем. А сейчас всем нам надо немного отдохнуть, - прибавил он, оглядываясь по сторонам.

- Да, хорошо бы некоторое время не пользоваться ногами, - согласился Гуда.

- Кажется, вот эти комнаты пустые. Давайте посмотрим, - сказал Боуррик, указывая на одну из дверей.

Боуррик со всем возможным старанием попытался бесшумно приоткрыть тяжелую резную дверь, украшенную слоновой костью, раздался громкий скрип.

- Может быть, - предложил Боуррик, - попробуем посидеть там, где не двери, а занавеси?

Гуда неожиданно сильно толкнул дверь, и она распахнулась почти беззвучно; он втолкнул своих спутников, шагнул через порог сам и резко закрыл дверь за собой.

Старый воин приложил палец к губам, призывая к молчанию. Боуррик вытащил рапиру. Сули достал свой короткий меч. Гуда тоже извлек из ножен огромный страшный меч и несколько отошел от принца и мальчика, чтобы иметь возможность замахнуться, если понадобится. Боуррик оглядел комнату в поисках препятствий, которые помешали бы в случае неожиданной схватки. Однако, если их обнаружат, сюда набежит такое количество солдат, что им троим будет с ними не справиться. Боуррику оставалось уповать только на то, что он останется в живых достаточно долго и успеет доказать, что он - старший сын принца Аруты.

Усталые, они сели на пол. Ноги ныли от многочасовой ходьбы по коридорам.

- Знаешь, Бешеный, - сказал Гуда. - Эта ходьба по коридорам вызывает дикий голод. Жаль, что с нами нет Накора с его апельсинами.

Боуррик хотел ответить, но его внимание было привлечено каким-то приглушенным звуком. Услышав голоса, еще слабо различимые, но приближающиеся к ним, Боуррик вскочил и подошел к двери. Сули подполз по полу, тоже желая посмотреть в щелку. Принц хотел прогнать его прочь, но замер, услышав шаги за самой дверью. Мимо прошли два человека. Один - дородный, с церемониальным жезлом в руке. Второй - в черном плаще с капюшоном, скрывающим лицо. Проходя мимо двери, этот человек ненадолго обернулся, и Боуррик успел увидеть его лицо. Мужчины были заняты разговором.

- ...Сегодня вечером, - услышал Боуррик. - Больше мы не можем ждать. Если императрица успокоится, она может принять более благоразумное решение. Я убедил ее отправить Авари на север, готовиться отразить вторжение, но этот туман долго не продержится. А еще какой-то безумец бегает по дворцу, и стража никак не может его поймать. Не знаю, что все это значит, но боюсь, надо смотреть на эти события, как на дополнительные затруднения... - Мужчины повернули за угол и голоса стихли,

- Хозяин! - Сули подергал Боуррика за рукав.

- Что? - отозвался Боуррик, погруженный в собственные мысли.

- Этот человек - тощий - именно его я видел в доме губернатора в Дурбине. - У него было золотое ожерелье на шее. Он работал на господина Огня.

Боуррик прислонился к стене и кивнул.

- Все это имеет зловещий смысл.

- Что там? - спросил Гуда.

- Теперь я знаю, почему несчастья гонятся за мной от самого Дурбина, - пробормотал Боуррик.

- Что?

- Я потом тебе все расскажу. Надеюсь, вы оба хорошо отдохнули. Как раз сейчас пора начать искать какого-нибудь слугу.

Боуррик рывком распахнул дверь и вышел в коридор; Гуда не успел ни о чем спросить. Крадучись, они пошли вдоль самой стены.

Неподалеку от места, где они отдыхали, коридор делал поворот. В этом крыле дворца не было видно ни огонька, и Боуррик, подумав о том, что вряд ли кешианские придворные любят бродить ощупью впотьмах, решил, что поблизости никого нет.

Дойдя до дальнего конца большого зала, Боуррик прошептал своим спутникам:

- Кто-то идет.

Они прижались к стене по обеим сторонам прохода.

Из-за угла показалась женщина. Гуда, выступив вперед, загородил ей дорогу.

- Что... - начала она, и тут Боуррик схватил ее сзади. Женщина была мускулистой и сильной, она начала отбиваться, но Боуррик стиснул ее покрепче и затащил в ближайшую дверь.

Свет из противоположной комнаты слабо освещал всю сцену.

- Закричи - и ты будешь убита. Будешь молчать - мы ничего тебе не сделаем. Поняла? - прошептал Боуррик на ухо женщине.

Женщина кивнула, и принц отпустил ее. Она резко повернулась к нему.

- Как смеешь ты... - начала она и увидела, кто перед ней. - Эрланд? Что тебе... - Тут она заметила странное одеяние и коротко остриженные темные волосы. - Боуррик! Как ты сюда попал?

Сколько себя помнил Боуррик, Джеймс рассказывал истории о том, как в детстве он был крондорским воришкой, и часто упоминал о своем "чувстве опасности". Джеймс каким-то образом чувствовал, если что-то было не так. Сейчас Боуррик впервые понял, о чем говорил Джеймс. Чутье подсказывало, что перед ним в обличье девушки стоит беда.

Принц вытащил рапиру и направил ее на девушку.

- Бешеный, это необязательно, - сказал Гуда. - Женщина и так...

- Молчи, Гуда. Женщина, как тебя зовут?

- Миа. Я - друг твоего брата. Он будет потрясен, узнав, что ты жив. Что ты делаешь... - И тут она засмеялась. Боуррик почувствовал, до чего принужденным и ненатуральным был этот смех. - Я болтаю, наверное, от удивления...

- Что я во дворце, - закончил за нее Боуррик.

- Что ты жив, хотела я сказать, - ответила Миа.

- Не думаю, - возразил Боуррик. - Увидев меня, ты сначала подумала, что я - Эрланд. Потом быстро поняла, что ошиблась. Любой, кто знал бы, что я погиб, не оправился бы так быстро. Ты не сказала "Ты жив", ты сказала "Как ты сюда попал". Это потому, что ты знала, что я жив и уже приехал в Кеш.

Женщина замолчала, а Боуррик сказал Сули и Гуде:

- Она - одна из тех, кто пытался убить меня на каждом шагу по пути из Крондора в Кеш. Она работает на господина Огня.

Миа посмотрела на него округлившимися глазами, но ничем больше не выдала, что это имя ей знакомо.

- Если я закричу, сюда примчится толпа солдат, - сказала она.

Боуррик покачал головой.

- Это крыло уже обыскивали. Мы незаметно проскочили за спинами тех, кто проверял комнаты. Потом, они ищут одного человека, а нас тут трое.

Женщина, сверкая глазами, сделала шаг назад и бросила быстрый взгляд на дверь.

- И не думай, - сказал ей Боуррик. - Может, до двери и близко, но я бегаю быстрее, чем ты думаешь, а рука у меня на четыре фута длинее, - он показал рапиру.

- Вы понимаете, что не выйдете отсюда живыми? Сейчас я не могу вам ничего объяснить - это займет слишком много времени. Пролилась кровь, и армии выступили в боевой поход. Твой отец привел солдат в Долину Грез и готовится вторгнуться в нашу страну.

- Твой отец? - переспросил Гуда. - А когда он дома, его как называют?

- Мой отец - принц Арута Крондорский, - ответил Боуррик.

Гуда заморгал, как сова на свету.

- Принц Крондорский?

- А я - его слуга, - встрял Сули, - и буду его слугой, когда он станет королем Островов.

Гуда помолчал немного.

- Бешеный... Боуррик... принц или как тебя звать, когда все кончится, напомни, чтобы я дал тебе в ухо.

- Если мы выберемся из этой заварушки, я и глазом не моргну, пока ты будешь упражняться, - ответил Боуррик и обратился к Миа: - У моего отца странный характер, но он отнюдь не глупец. Скорее я полезу в болото с жерновом на шее, чем он пойдет войной на Кеш.

- Ну ты-то вполне можешь, судя по тому, что я видел, - заметил Гуда.

- Она лжет, - сказал Боуррик. - Нам надо разыскать брата. Ты поведешь нас, - сказал он Миа.

- Нет.

Боуррик шагнул вперед и приставил острие рапиры к горлу девушки. Миа, не мигая, смотрела на него.

- Так ты не боишься? - спросил ее Боуррик.

- Ты не убийца, - бросила ему Миа.

Грубая рука отодвинула Боуррика в сторону.

- Он, может, и нет, - сказал Гуда. Взяв девушку за плечи, воин дернул ее к себе, и Боуррик увидел, что Миа пришлось несладко. - Я - совсем другая птица, - прошептал Гуда, приблизив лицо девушки к своему. - Мне наплевать на вашу чистую кровь. Я скорее возьму змею за хвост, чем дотронусь до тебя. Гори ты огнем, и я не перейду улицу, чтобы помочиться на тебя. Я убью тебя медленно и мучительно, девочка, если ты не скажешь нам то, что нужно. Ты даже закричать не сможешь.

Эти угрозы подействовали на Миа, которая едва смогла вымолвить:

- Я отведу вас.

Гуда отпустил ее, и Боуррик увидел, что у девушки от страха по щекам текут слезы. Принц убрал рапиру, достал кинжал и толкнул девушку к двери.

- Запомни, тебе не убежать, - сказал он ей. - Мой нож летит быстрее, чем ты бегаешь.

Шагая по коридору, Гуда спросил Боуррика:

- Почему ты ей не поверил?

- Чувство опасности подсказало мне, что она лжет.

- Я уж решил, что у тебя его нет. Рад, что оно наконец проснулось.

- Я тоже. Она шла туда, куда прошли те двое; одного из них я знаю. Он преследовал меня с тех пор, как мы покинули Крондор. Он - один из немногих в Кеше, кто знает меня в лицо.

- Кто он? - спросил Гуда. Обогнув угол, они попали в освещенный коридор.

Когда Боуррик увидел двух солдат, стоящих у дверей в какой-то зал, он шагнул к Миа на случай, если она решит убежать или позвать на помощь.

- Это Торен Зи, кешианский посол при дворе моего отца, - сказал принц воину.

- Он же из королевской семьи. Какие-то очень важные люди хотят твоей смерти, Бешеный.

- А какие-то люди хотят знать правду, - ответил Боуррик. - Поэтому мы пока еще поживем.

- Буду надеяться, что ты прав, - сказал ему воин-наемник. Миа вела их по дворцу мимо стражи, стоявшей у дверей. Они не подали виду, что удивились при виде служанки из императорских покоев, которая сопровождала столь странно одетую компанию. Миа повернула в большой коридор, куда выходили шесть никем не охраняемых дверей.

Пройдя весь коридор, девушка остановилась перед большой закрытой дверью.

- Твой брат здесь, - сказала она.

- Войди первой, - толкнул ее Боуррик.

Женщина распахнула дверь. Принц, вошел за ней, следом - Сули и Гуда. Она провела их через приемную, распахнула другую дверь, но в этот раз, оставшись в дверях, дождалась, пока пройдет Сули, захлопнула дверь и закричала:

- Это Боуррик Крондорский! Убейте его!

Вооруженные люди, сидевшие вокруг стола, при этих словах вскочили с места, выхватив мечи.

Слуга объявил о прибытии лорда Нирома, и Эрланд пригласил его войти. Дородный вельможа торопливо вошел и поклонился принцу.

- Ваше высочество, Миа сказала, что вы хотели обсудить со мной что-то срочное. - Тут Ниром заметил Джеймса и Гамину, сидевших напротив Эрланда. - Господин мой, госпожа. Простите, что я вас сразу не увидел.

- Он очень хочет поговорить с тобой наедине, - передала Гамина Эрланду. - И очень недоволен тем, что мы здесь.

- Вы что-нибудь знаете о бароне Локлире?

Ниром пожал плечами.

- Если бы мы знали, то сразу сообщили бы вам. Я должен заявить вам, что далеко не все из тех, кто держит совет с императрицей, так сильно разгневаны. Мы потеряли родственницу, а Та, Которая Есть Кеш, - дочь. Хотя мать и дочь часто расходились во мнениях относительно придворной жизни, все же их связывали крепкие чувства.

- Он тянет время, - услышал принц послание Джеймса.

- Зачем?

Ответила Гамина.

- Он хочет поговорить с тобой наедине., , нет, он хочет остаться с тобой наедине... его мысли спутаны... его непросто понять... он думает... - Внезапно Гамина побледнела, и Джеймс вскочил на ноги, выхватив меч. Толстый придворный, наверное, о чем-то догадался - он резко развернулся и для защиты выставил перед собой церемониальный жезл.

- Что такое? - воскликнул Эрланд.

- Боуррик жив, - сказала Гамина. - Он где-то в городе. Ниром хочет отвести тебя куда-то, где его друзья тебя убьют.

Эрланд не сразу осознал услышанное.

Лицо Нирома стало серым, как пепел.

- Что говорит госпожа моя?

- У моей жены есть некий дар, господин мой, - произнес Джеймс. - Она чувствует ложь. Какую роль вы сыграли в убийстве, случившемся этой ночью?

Ниром бросился к двери, Джеймс перехватил его.

- Где мой брат? - спросил Эрланд, выхватив рапиру.

Ниром, видя, что ему не убежать, явно пал духом.

- Будьте милосердны, ваше высочество. Я все скажу, но вы должны пообещать, что поговорите с императрицей. Я - всего лишь подручный у Авари. Я почти ни в чем не замешан. Это он подстроил смерть своей сестры, он хочет убить вас и жениться на Шаране.

- На собственной племяннице? - не поверил Эрланд.

- В ранних династиях Империи такие браки бывали, - заметил Джеймс. - Если права на трон были не очень убедительны, претенденты женились на родственницах или даже на сестрах, чтобы добиться трона. А в такой большой семье тут почти все друг другу родственники.

- Так и есть, - подтвердил Ниром. - Но если вы хотите спасти вашего друга, надо поторопиться. Он ранен и заключен в темницу на нижних уровнях дворца.

Джеймс посмотрел на Гамину.

- Не знаю, - сказала она. - Он очень хитер. Он может и не знать, что я умею читать мысли, но что-то заподозрил и повторяет в уме то, что сказал нам. Кое-что можно прочесть, но очень слабо... он лжет о своей роли в этом деле, но не знаю насколько. Его надо опасаться.

- А Боуррик действительно жив? - спросил Эрланд.

- Считается, что это так, - ответил Ниром. - Через несколько дней после прибытия в Дурбин каравана работорговцев один раб бежал. Его искали, обвинив в убийстве жены губернатора. По описанию он походит на вашего брата.

- Он многое скрывает. Но его слова более или менее правдивы.

- Нам надо найти человека, которому мы могли бы доверять, - сказал Эрланд.

В комнату вошла служанка, и Эрланд на секунду отвернулся. Ниром замахнулся жезлом и с неожиданным проворством увернулся от ответного удара Джеймса.

- Позови стражу! - закричал Ниром служанке.

Девушка, громко визжа, кинулась в коридор. Джеймс схватил Нирома за руку и получил удар жезлом по плечу. Эрланд налетел на вельможу сзади, и в этот момент в комнату вбежали стражники.

В тот же миг острия мечей и копий были направлены на принца и Джеймса, и капитан закричал:

- Бросайте оружие, или вы умрете!

Эрланд после недолгого колебания отдал рапиру офицеру.

- Я должен повидаться с императрицей. Случилось предательство.

Солдаты схватили Джеймса и Эрланда.

- Убить их? - спросил капитан.

- Пока нет, - ответил Ниром. - Отведите их в пустое крыло да смотрите, чтобы вас никто не видел! Я найду Миа и Торен Зи, а потом приду к вам.

И тут принц понял - льстивый придворный в этой части дворца расставил солдат, преданных принцу Авари, и таким образом смог убить принцессу Сойану, свалив вину на Локлира.

- Вы убили Сойану, - сказал Эрланд. - И Локлира.

Ниром, внезапно переменившись, стал совсем другим человеком - мрачным и решительным, у которого в руках немалая власть.

- Ты глупый мальчишка, - сказал он. - Влез в дела, в которых ничего не понимаешь. Если бы твой братец благополучно умер тогда в Крондоре, а отец отправил бы угрожающую депешу императрице, ничего бы не произошло. Если ты не станешь поднимать шума, я отправлю тебя назад к папочке одним куском - живым. Я не желаю иметь дело с разъяренным Королевством, и, если императрица согласится на наш план, ты нам будешь не нужен. - Возьмите их, - сказал он капитану. - Да следите за женщиной. Она из Звездной Пристани - небось, ведьма и, кто знает, на что способна. Может она нам и пригодится - читать чужие мысли, но, если они поднимут шум, - убейте всех!

Солдаты повиновались приказу и вывели пленников из комнаты.

Вооруженные люди немного растерялись, услышав крик Миа. Боуррик действовал без промедлений. Он метнул кинжал в человека напротив, попав ему в грудь, и тут же проткнул второго рапирой. Оставшиеся поспешно отступили.

Захлебнувшийся крик дал Боуррику понять, что Гуда заставил предательницу замолчать навеки, сломав ей шею.

- Подвинься, Бешеный, - сказал наемник.

Для того чтобы размахнуться его страшным мечом, требовалось много места. Боуррик беспокоился о Сули, но не мог посмотреть, что с ним, - три вооруженных солдата наседали на принца.

Под натиском Гуды упал еще один солдат, а остальные так и не сообразили, как лучше организовать атаку. Сзади раздался тяжелый удар и крик - Гуда уложил еще одного. Боуррик, напав на своего противника, одним взмахом отрубил ему ухо и человек, корчась от боли, упал на пол. Принц прикончил его кинжалом, отбиваясь от другого солдата рапирой. Жуткий звук, когда сталь разрубает мясо и кость, послышался сзади - принц понял, что старый воин расправился еще с одним врагом. Боуррик резко развернулся и пронзил шпагой последнего противника.

Обернувшись, принц увидел, что Гуда пинает одного солдата, пытаясь тем временем высвободить меч из тела другого. Зажатый в угол. Сули бешено вертел коротким мечом, не подпуская к себе двух солдат. Третий подбирался к нему слева, и Боуррик, прыгнув на стол, заколол солдата в спину. Спрыгнув на пол, он ранил второго из нападавших на Сули, но третий нанес удар, и мальчик закричал.

Боуррик рубанул наотмашь, и человеку, ранившему Сули, достался ужасный удар, чуть совсем не снесший голову с плеч. Тот, пискнув, повалился на пол, и наступила тишина.

Принц стянул тело мертвого солдата, лежавшее на Сули, и встал на колени перед залитым кровью мальчиком, который тщетно пытался удержать края огромной раны в распоротом животе. Боуррик видел такие раны и понял, что жить Сули осталось не больше нескольких минут.

Чувствуя холодное отчаяние, подобного которому ему никогда не доводилось испытывать прежде, принц взял мальчика за руку. Сули хрипло дышал, глаза его закатывались.

- Хозяин... - едва слышно произнес он.

- Я здесь. Сули, - ответил Боуррик, сжимая его руку.

- Я служил тебе? - тихо спросил мальчик.

- Ты очень хорошо служил, - ответил принц, крепче стискивая его ладошку.

- Тогда в Книге Жизни будет записано, что Сули Абдул был слугой великого человека, слугой принца.

Слабые пальцы выскользнули из руки Боуррика.

- Да, маленький попрошайка. Ты умер слугой принца. - Боуррику еще не доводилось видеть столь несправедливую смерть. Его охватило чувство полнейшего, бессилия - он ничем не мог помочь своему товарищу. Стоя на коленях, он думал о том, что если бы сделал или сказал что-то по-другому, то Сули остался бы жив.

- Мы не можем здесь оставаться, - раздался голос Гуды. - На полу - двенадцать трупов. Идем скорее, пока сюда никто не пришел!

Боуррик поднялся. Ему срочно надо найти брата или императрицу. В кешианском дворце произошла измена, и никому нельзя доверять.

Они побежали по коридорам назад, мимо опешивших солдат, свернули в темный проход и услышали приближающиеся голоса. Едва Боуррик и Гуда успели спрятаться в темную нишу, как мимо прошли два человека.

- Проклятье! - раздался голос дородного мужчины. - Авари не должен был так быстро узнать о смерти сестры. Найди того, кто сообщил ему, и убей на месте. Надо было, чтобы он, когда узнал об этом, был уже на полпути к месту встречи с якобы поджидающими его армиями Королевства.

Боуррик похолодел. Принцесса Сойана погибла! Вот почему такая суматоха во дворце - искали не грабителей, забравшихся во дворец, а убийц принцессы! Принц, сделав знак Гуде, неслышно перебрался через зал так, чтобы снова можно было услышать, о чем разговаривали эти двое, прошедшие мимо них.

- Авари - болван. Вернувшись, он явится к императрице и потребует, чтобы она провозгласила его наследником, а императрица, в горе от смерти Сойаны, откажет ему, и начнется восстание. Его надо отправить на север, а в смерти принцессы обвинить островитянина. Где он?

- В зернохранилище на нижних уровнях, - ответил Торен Зи.

- Перетащите его в пустые комнаты слуг, и пусть стражники найдут его там. Капитан доложит, что этот человек был убит при попытке задержать его. А потом пусть капитан, убивший его, сам умрет при загадочных обстоятельствах. В Галерее я объявлю, что раскрыт заговор. Таким образом мы отведем от себя подозрения. Когда начнут задавать вопросы, будет слишком поздно.

- Но разве это не растревожит Острова?

- Нет, - ответил толстый кешианец. - Но все опять начнут рассуждать о том, кто знал о заговоре, кто приложил к нему руку. Каждый недовольный в Галерее будет обвинен в сговоре с Островами. Мне надо, чтобы два дня во дворце была неразбериха.

- Где же Миа? - произнес толстый вельможа, остановившись перед одной из дверей. Увидев двух человек, идущих следом, он воскликнул:

- А это кто?

Боуррик вышел из тени и остановился перед двумя кешианцами.

- Ты! - воскликнул человек в черном плаще. Боуррик направил на него рапиру.

- Гуда, позволь представить тебе лорда Торена Зи, посла ее величества императрицы Кеша при дворе принца Крондорского.

- Если я закричу, сюда сбегутся десятки солдат.

- Кричи, - ответил Боуррик, - ты будешь мертв, пока они прибегут.

- Чего ты хочешь добиться? - злобно посмотрел на него Торен Зи.

- Встречи с императрицей. - Принц упер кончик рапиры в горло посла.

- Это невозможно.

- Не знаю, что здесь происходит, - сказал Боуррик, нажимая на рапиру, - но уже понял, что, доживи мы до встречи с императрицей, - и вы погибли. Если ты хочешь избежать подобной участи, расскажи нам все, что мы хотим знать.

- Мы расскажем вам все, - сказал тучный придворный. - Но лучше, если мы войдем в комнату и сядем, как приличные люди.

С этими словами он распахнул дверь и бросился в комнату. Торен Зи кинулся вслед за ним. Гуда оттолкнул его. Схватив посла за золотое ожерелье на шее, Боуррик сильно дернул, едва не придушив Торена Зи, и, ворвавшись в комнату, увидел, что толстый вельможа уже подбежал к другой двери. Тогда, не мешкая, принц ударил посла по голове, и, когда тот без чувств повалился на пол, Боуррик уже бежал следом за вельможей и Гудой.

- Убейте их! - закричал царедворец, вбегая в следующую комнату. Гуда догнал его на пороге.

Принц добежал до двери и увидел, что изумленный Гуда стоит у входа, а вельможа висит в воздухе в футе над полом. На полу лежала без сознания добрая дюжина солдат в форме Внутреннего легиона и несколько чистокровных. Рядом с ними лежали оглушенные Джеймс, Гамина и Эрланд.

На большом круглом столе сидел Накор. Он гримасничал и издавал странные звуки, уставив два растопыренных пальца на парящего вельможу.

Увидев принца и старого воина, Накор отвлекся.

- Боуррик! Гуда! - воскликнул он. В тот же момент толстый кешианец со стуком упал на пол, и Гуда подскочил к нему.

- Накор, что ты сделал? - спросил Боуррик, подходя к своим друзьям.

- Я играл со стражей в догонялки, а они потерялись. Вот я и пошел их искать. Я увидел тебя - ну, мне показалось, что это ты, - под конвоем солдат и хотел спросить, где ты раздобыл такую прекрасную одежду и где потерял моих друзей Гуду и Сули. А где Сули?

- Сули погиб.

- Это печально, - сказал маленький исалани. - У него было доброе сердце, и когда-нибудь он стал бы хорошим человеком. Надеюсь, так и будет, когда он вновь пустится в странствование по Колесу Жизни. Это твой брат? - спросил он, указывая на Эрланда.

- Да, - ответил Боуррик. - Что ты с ними сделал?

- Знаешь, я вошел в комнату, и все вдруг так переполошились. Некоторые были не очень рады меня видеть, и я, устав от забав, всех оглушил. Я решил, что вы придете сюда рано или поздно. Видишь - я оказался прав.

Напряжение отпустило Боуррика и Гуду, и они рассмеялись.

- Да, ты был прав.

Они хохотали и хохотали, и маленький человечек веселился вместе с ними.

- Как же ты это сделал? - спросил Боуррик сквозь смех.

- Это такой фокус, - пожал плечами Накор.

- А теперь что? - все еще смеясь, спросил Боуррик.

- Хочешь апельсин? - спросил Накор, запуская руку в свой мешок.

- Никогда не думал, что скажу тебе... - произнес Эрланд, - но знаешь, я очень по тебе скучал.

Боуррик кивнул.

- И я. Так что же мы теперь будем делать?

Джеймс стряхивал остатки оцепенения, а Гамина все еще не могла прийти в себя. Гуда караулил оживающих стражников и был готов разрубить пополам каждого, кто сделает неосторожное движение; те, видя это, сидели тихо.

Эрланд очнулся первым - это потому, что он самый молодой, пояснил Накор. Братья рассказали друг другу, что знали.

- Может быть, если бы мы обратились к императрице... -начал Джеймс.

- Как? - спросил Боуррик.

- Гамина, - ответил Эрланд. - Она умеет передавать мысли, разве ты забыл?

Боуррик кивнул и нахмурился.

- Я мог бы мысленно позвать на помощь, как только попал во дворец, и она бы услышала.

- А почему ты не позвал? - спросил Джеймс. Гамина начала подниматься.

- Я об этом не подумал, - беспомощно улыбнулся Боуррик.

- А как ты спрятался от нее, когда она тебя сегодня обнаружила? - спросил Джеймс.

Боуррик указал на Накора.

- Он почувствовал и как-то закрыл меня от ее мыслей.

- Ты чародей? - спросил Джеймс.

Накор ответил гримасой отвращения.

- Нет. Я исалани. Чародеи - серьезные люди. Они сидят в пещерах и делают всякие ужасные и важные вещи. Я же просто знаю несколько фокусов, чтобы повеселить людей. Вот и все.

- Посмотрев на солдат и нашего толстого друга, - заметил Джеймс, - можно понять, что твои шутки хоть и не злые, но не всегда веселые.

- Ну спасибо, - широко улыбнулся Накор. - Я хорошо умею делать то, что делаю, и мне кажется, что это очень смешно.

Гамина увидела Боуррика.

- Ты жив! - воскликнула она.

- Кажется да, - смеясь, ответил ей Боуррик.

Гамина обняла его и спросила:

- Почему же я не могла найти тебя в пустыне?

Боуррик нахмурился.

- Ах да, конечно. Это все из-за плаща, который на мне был. Работорговцы приняли меня за чародея и надели наручники, которые не дают чародеям воспользоваться их силой.

- Ба! - воскликнул Накор. - Этого бы не случилось, если бы чародеи всегда знали, что они делают.

- Как же мы попадем отсюда к императрице? - задумчиво произнес Джеймс.

- Это легко, - сказал Накор. - Идите за мной. И ребят этих тоже прихватите.

Гуда разоружил солдат и втащил в комнату бесчувственного Торена Зи. Ниром предупредил:

- Как только мы увидим отряд стражи, вас арестуют. Люди Авари занимают все крыло дворца.

- Посмотрим, - ухмыльнулся Накор.

Когда они дошли до зала, где стояли десятки стражников, Накор полез в свой мешок и что-то из него вытащил. Боуррик и Гуда уже привыкли к волшебному мешку, но все остальные были потрясены. Исалани поднял руку, и оказалось, что у него на руке сидит красно-золотой сокол, королевская птица Кеша, священный символ императорской власти. Эта птица считалась почти исчезнувшей - у императорских егерей остались только три самки. Сокол закричал и захлопал крыльями, но остался сидеть на запястье идущего по залу Накора.

Солдаты, мимо которых они проходили, разевали рты при виде чудесной птицы.

- Пожалуйста, пойдемте с нами, - говорил Накор каждому солдату, мимо которого они проходили. - Мы идем к императрице.

- Что это? - вопросил мастер церемоний.

Боуррик и Эрланд вышли вперед.

- Принцы Островов Боуррик и Эрланд требуют немедленной аудиенции у ее величества, - сказал Эрланд. - Речь пойдет об измене.

Вся Галерея лордов и мастеров была собрана для внеочередного заседания, когда в зал вступила необычная процессия под предводительством Накора, державшего на руке золотого сокола. Они достигли помоста, и императрица Лакеа поднялась со своего трона.

- Что это за безумие? - Она бросила гневный взгляд на стоящих перед ней людей и заметила Боуррика рядом с Эрландом. - Ты, если я не ошибаюсь, считался погибшим...

- Ваше величество, эти преступники... - попытался заговорить Ниром. Гуда положил клинок своего меча на плечо толстого придворного.

- Невежливо говорить, когда тебя не спрашивают, - сказал он ему и обратился к императрице: - Прости, мать. Продолжай, если желаешь.

Лакеа, кажется, поняла, что сейчас прояснятся многие тайны и решила не обижаться.

- Благодарю тебя, - сухо сказала она. - Начнем с тебя, человечек, - обратилась она к Накору. - Ты знаешь, что владеть королевским соколом запрещено под страхом смертной казни?

- Да, императрица, - ухмыльнулся Накор. - Но я не владею этой птицей. Я просто помог ей добраться до вашей августейшей особы. Я привез вам подарок на день рождения. - Не спрашивая позволения, веселый исалани поднялся на помост и подошел к трону. Два телохранителя-измали попытались загородить ему дорогу, но он обошел и их, и трон. Позади трона находился пустой символ солнца. Исалани посадил на него сокола, и тот захлопал крыльями.

- Исалани, только самец может восседать на солнце императоров, - сделала ему замечание Лакеа.

- Накор знает это, императрица. Это мальчик. Он станет отцом многих славных соколят. Я поймал его прошлой весной в горах к западу от Тао-Цзи. Там есть еще несколько соколов. Императорские соколятники могут поймать их. Семья будет восстановлена.

Императрица не улыбалась с того момента, как узнала о смерти дочери. Сейчас на ее лице появилась слабая улыбка. Что-то тронуло ее в словах маленького человека - она поняла, что он говорил не только о редких птицах, но и об императорской семье.

- Это неоценимый дар.

Прежде чем сойти в зал, Накор остановился у трона и склонился к императрице.

- С вашей стороны было бы очень мудро, если бы вы поверили мальчикам-близнецам, потому что вон те двое, - он указал на Нирома и Торена Зи, - очень плохие люди.

Императрица посмотрела в зал.

- Принц Эрланд, почему бы вам не начать свой рассказ?

Эрланд и Боуррик, завладев вниманием зала, повествовали о своих наблюдениях и о том, что им удалось выяснить за время пребывания в Кеше. Они говорили без помех в течение четверти часа. Эрланд, закончив рассказывать о событиях, предваривших их появление в зале, сказал:

- Лорд Ниром в ответе за смерть Сойаны. Локлир - хороший фехтовальщик, но он не мог сломать принцессе шею. Вот убийца, - заявил принц, указывая на Нирома. - Он и есть господин Огонь!

- Господин мой Ниром... - начала императрица вставая, но в это время от двери раздался крик:

- Мама!

Вбежал принц Авари, а с ним офицеры в черных доспехах, а также лорды Рави и Джака.

- Что за ужасные вести о Сойане? - спросил принц, встав перед троном и поклонившись.

Императрица внимательно посмотрела в лицо сына.

- Мы как раз и пытаемся это выяснить. Побудь с нами. Это касается и твоего будущего. Я хотела спросить, - обращаясь снова к Нирому, продолжала она, - что вы можете ответить на эти обвинения?

- Мать Всех Нас... - начал толстый придворный.

- Оставь, - перебила его императрица, - мне этот титул нравится еще меньше остальных. Особенно теперь.

- Великая правительница, смилуйся. Я думал, что действую на благо Империи, и хотел привести к трону твоего сына. Но никому не хотел я причинить зла. Покушения на принца Боуррика - не более, чем уловка. Мы хотели, чтобы люди Сойаны обратили взоры на север, поэтому сочинили ложные донесения о том, что островитяне собираются напасть на Кеш. Но убийство твоей дочери - не моих рук дело! Это Авари хотел устранить соперницу.

Принц Авари встрепенулся и уже наполовину выхватил меч из ножен, но лорд Джака положил руку ему на плечо.

- Где же здесь правда? - произнесла императрица, оглядывая зал. - Ваши доводы очень убедительны, - сказала она близнецам, - но где доказательства?

Она взглянула на Гамину.

- Ты говорить, что можешь читать мысли?

Гамина кивнула, но Ниром запротестовал:

- Она жена чужестранца! Она солжет, чтобы угодить мужу, а он служит Островам!

Гамина хотела ответить, но императрица перебила ее:

- Сомневаюсь, что ты будешь лгать. Но не верю, что те, кто выслушает тебя, - она обвела рукой зал, - поверят тебе так же, как и я.

В зал вбежал капитан в форме Внутреннего легиона и зашептал что-то на ухо мастеру церемоний. Он, в свою очередь, сделал жест, испрашивающий позволения подойти к императрице.

Императрица выслушала мастера церемоний и откинулась на спинку кресла.

- Ну вот. Поступили донесения, что два отряда дворцовой стражи забаррикадировались в одном из крыльев дворца, не подчинившись приказу сложить оружие, а по всему городу передвигаются вооруженные люди. Мы стоим перед лицом вооруженного восстания, - продолжала императрица поднимаясь. - Кеш - мирный город, и тот, кто первым извлечет оружие, кто бы он ни был - простолюдин или высокородный, подлежит смерти. Это ясно? - Вопрос был обращен к лорду Рави. - Снова я сталкиваюсь с предательством и изменой, - продолжала императрица садясь. - Но не могу узнать правду.

Накор многозначительно откашлялся.

- Да? - произнесла Лакеа. - Что ты хочешь сказать?

- Императрица, у исалани есть старинное средство узнавать правду.

- Я была бы рада познакомиться с ним.

- Приведи толстого лорда и поставь его перед помостом, - сказал, усмехаясь, Накор Гуде. Воин так и сделал; Накор положил на пол свой мешок и начал там копаться. - Вот! - наконец воскликнул он и что-то вытащил.

Все вокруг невольно сделали шаг назад - в руках у него оказалась кобра удивительной красоты и небывалых размеров. Змея толщиной с мужскую руку имела длину в шесть футов. Спинные чешуйки отливали темным золотом, а внутренняя часть капюшона и живот по цвету напоминали темный изумруд. Глаза, похожие на огненный опал с золотыми искрами, разглядывали толпу. Изо рта поминутно выскакивал кроваво-красный язычок. Змея, открыв рот, угрожающе зашипела, обнажив два ужасных, клыка. Накор положил ее на пол перед Ниромом, и придворный, отскочив, упал на первую ступеньку помоста.

- Это - Змея Правды из Ша-Шу. Солгать перед ней - значит обрести смерть, - сказал Накор. Он весело подмигнул Нирому и прибавил: - Это очень больно.

Змея подползла к Нирому и подняла голову. Ее глаза оказались вровень с глазами тучного вельможи. Широкий капюшон раздулся, и его золотая поверхность засияла.

- Змея не укусит тебя, пока ты говоришь правду, - сказал Накор. - Одно лживое слово - и ты умрешь. Я тебя не пугаю. Это неизбежно.

Ниром едва мог пошевелиться - он был загипнотизирован покачивающейся перед ним змеей. Когда она оказалась в футе от него, он выкрикнул:

- Хватит! Я все скажу! Это я все придумал! Члены Галереи начали тихо переговариваться.

- Как участвовал Авари? - спросила императрица.

- Авари! - Ниром повернулся к императрице. - Этот надутый павлин! Он думал, я для него стараюсь! Я хотел обвинить Авари в смерти Сойаны или хотя бы навести на него подозрения, чтобы никто не поддержал его претензии на трон.

- Значит, ты бы посадил на мое место Шарану, - сказала императрица. - Зачем?

- Потому что Рави и его союзники никогда бы не приняли другую императрицу. А лорд Джака и другие чистокровные не потерпели бы нечистокровного соправителя.

- Да, - кивнула императрица. - Выдать Шарану замуж за одного из возможных наследников. После моей, смерти сделать ее мужа императором, - она вздохнула. - А кто это может быть, как не великий миротворец лорд Ниром? Единственный член Галереи, не имеющий врагов. Единственный, кто может говорить и от лица чистокровных, и от лица всех остальных.

Императрица закрыла лицо руками, и на миг всем показалось, что она плачет. Когда она отвела ладони, глаза ее покраснели, но следа слез не было видно.

- Как мы дошли до того, что заговоры устраиваются не ради блага Империи, а в личных интересах? Господин мой Рави, получилось бы задуманное?

Мастер Братства Наездников поклонился.

- Госпожа, боюсь, предатель прав. До сего вечера мы подозревали, что ваш сын принц виновен в смерти Сойаны. Мы бы никогда не приняли Шарану как императрицу, но и не позволили бы править нами тому, кто пролил кровь императоров. Мы бы выбрали Нирома.

Императрицу,казалось, оставили силы.

- Все катится в пропасть! Все балансирует на грани хаоса, хорошо хоть, что судьба послала мне этих мальчиков!

- Ваше величество, - сказал Эрланд. - Могу я просить вас о милости?

- Чего ты хочешь, принц? - спросила его императрица.

- Спросить Нирома. - Принц обратился к дрожащему вельможе. - Локлира обвинили в убийстве Сойаны. Это ты убил ее и обвинил моего друга?

Ниром зачарованно глядел на нависшую над ним змею.

- Да, - прошептал он едва слышно.

- Где Локлир? - спросил Джеймс.

- Он умер, - ответил Ниром, не в силах пошевелиться. - Его тело - в зернохранилище на нижнем уровне.

У Гамины на глазах выступили слезы. Джеймс и близнецы были потрясены до глубины души. Они подозревали, что Локлир скорее всего убит, но, несмотря ни на что, продолжали надеяться.

- Ваше высочество, - наконец заговорил Боуррик. - Я знаю, что Кеш невиновен в смерти одного из наших послов. Королевство Островов не потребует репараций, - он говорил очень тихо, но все, слушавшие его, заметили, что в уголках его глаз собираются слезы.

Императрица поднялась и взглянула на собравшихся в зале.

- Слушайте суд мой! - Она указала на Нирома. - Этот человек приговорил себя своими собственными словами. Ниром, теперь ты больше не лорд. Ты сам сознался во всем и должен умереть.

- Я требую права умереть от собственной руки! - заявил дородный царедворец.

- Ты ничего не можешь требовать! - отрезала императрица. - Теперь ты никто. Не будет тебе сладкой смерти от яда, и не сможешь ты, перерезав вены в теплой ванне, отправиться в вечный сон. В древние времена существовала особая казнь за предательство. Ниром, вот что ждет тебя. Эту ночь ты проведешь в темнице, размышляя над своими черными делами и грядущей смертью. Через каждые четверть часа страж твой будет повторять слова приговора, чтобы не знал ты покоя. На рассвете тебя отведут в храм, где страж зачитает твой приговор верховному жрецу Гуис-Вона, чтобы охотник с окровавленной пастью знал - ты недостоин места на Вечной охоте. Потом тебя отведут на плато и сорвут с тебя одежду. Дюжина солдат чистой крови плетями прогонит тебя по городу. Если ты упадешь, к твоим ягодицам приложат горячие угли, пока ты не встанешь и не побежишь снова. У ворот города тебя подвесят в железной клетке, и стража вслух каждый час будет читать твой приговор, чтобы все прохожие узнали о твоих злодеяниях. Даже низшие смогут взять бамбуковые палки и бить тебя, и ты узнаешь гнев тех, кого ты предал, и никто не дарует тебе милосердной смерти. Когда ты будешь в изнеможении, тебя будут освежать водой с уксусом. Плетями и горячими углями тебя погонят на край Оверна, на болота, где охотились первые короли чистокровных. Там ты будешь принужден до конца выпить горькое вино измены и вкусить гнилого хлеба предательства. И твое мужское достоинство отсекут от твоего тела. Потом тебя свяжут и бросят в болото, где крокодилы станут рвать твое тело на части. Во всех имперских бумагах твое имя будет вымарано, чтобы никто никогда не произнес его. На его месте будет написано: "Тот, кто предал свою страну", и именем Нирома запрещено будет называть детей чистокровных отныне и навсегда. И боги забудут, кем ты был. И во тьме забвения будет вечно томиться твоя душа. Вот мой приговор!

- Та, Которая Есть Кеш, сказала! - провозгласил мастер церемоний. - Да будет так!

Стражники бросились вперед, но опешили при виде кобры. Накор показал, что змея их не тронет, и солдаты взяли оцепеневшего от ужаса Нирома.

- Нет! - кричал он, когда его тащили прочь из зала; его крики гулко разносились по коридорам.

- Ты же, мой недавний друг, - сказала императрица, обращаясь к Торену Зи, - назовешь мне всех участников заговора, и тогда я обойдусь с тобой милостиво - дарую тебе легкую смерть, а может быть, и пощажу тебя. Иначе ты последуешь за Ниромом.

- Ваше величество милосердны, - поклонился Торен Зи. - Я все расскажу. Его увели.

- Сделай с ней что-нибудь, - сказала императрица, указывая на кобру.

- С ней, императрица? - спросил улыбающийся маг. Он нагнулся и взял кобру за середину тела, а когда Накор выпрямился, в его руке оказалась длинная веревка. - Тут просто веревочка. - Он смотал ее и положил в свой меток.

Эрланд от удивления вытаращил глаза, а Боуррик пояснил:

- Это такой фокус.

Глава 18 ТРИУМФ

Боуррик, Эрланд и их спутники вошли в маленький садик. Слуга пригласил их сесть на мягкие подушки вокруг столика, уставленного разными вкусными блюдами и дорогими винами. Гуда и Накор выбрали большой кувшин легкого пива и маленький кувшин зля;

гости начали трапезу, не дожидаясь хозяев.

Когда в портшезе прибыла императрица, все начали подниматься. Она знаками показала, что гости могут оставаться на своих местах.

- Редко выпадает случай, когда я могу позволить себе неформальное обращение. Сидите, сидите, - слуги установили портшез во главе низкого стола.

Мгновением позже появилась Шарана и заняла место между бабушкой и Эрландом. Она улыбнулась Боуррику, который разглядывал ее с непритворным восхищением. На Боуррике была уже его собственная одежда - из тех тюков, которые не унесли бандиты во время налета в пустыне. Волосы приобрели свой природный цвет - Накор раздобыл какую-то вонючую жидкость, при помощи которой и смыли краску. Гуда и маленький чародей были одеты в дорогое платье, предоставленное слугами императрицы.

- Прежде чем мы вернемся к этому проклятому юбилею, я бы хотела поговорить с вами неофициально. Не представляю, как мы переживем еще четыре с лишним недели праздников.

- Я очень удивился, ваше величество, когда вы приказали их продолжать, - заметил Эрланд.

Старая женщина улыбнулась.

- Заговор Нирома покажется сущим пустяком по сравнению с теми беспорядками, которые начнутся, если я отменю празднества, Эрланд. Может быть, лордам и мастерам нужны земли или власть, но простому человеку надо повеселиться. Если мы попробуем лишить его веселья, на улицах прольется кровь. Гуда Буле, ты похож на человека из народа - правду ли я говорю?

- Это так, ваше величество, - ответил Гуда, который чувствовал себя неловко в присутствии таких важных особ. - Люди не доставят вам особых беспокойств, если у них будет еда, крыша над головой, хорошая женщина и какие-нибудь развлечения. Иначе - очень много хлопот.

- Философ, - рассмеялась императрица. - Я и не заметила, как с ним легко, - сказала она, обращаясь к остальным, и вздохнула. - А я думала, что уже разучилась смеяться. Итак, Гуда, какую награду ты просишь за то, что помог спасти Империю?

Гуда ужасно смутился, и поэтому Боуррик решил вмешаться:

- Ваше величество, я пообещал ему десять тысяч золотых экю.

- Хорошо, - ответила она. - Но это не все. Не хочешь ли ты остаться и помочь управлять моей Внутренней гвардией, Гуда? У меня много свободных мест для офицеров, а после признаний Торена Зи их станет еще больше.

Гуда, которому неловко было отказываться от такого приглашения, слабо улыбнулся.

- Прошу прощения, ваше величество, но я думал, получив деньги, открыть таверну - в Джандовае, наверное. Там всегда хорошая погода и место спокойное. Я возьму себе в помощь парочку хорошеньких девушек, а потом, может, и женюсь на какой-нибудь из них, и будут у меня сыновья. Я уже староват для путешествий и приключений.

- Я завидую твоим, скромным запросам, воин, - сказала императрица, тепло улыбнувшись. - Ты неплохо подзаработаешь, когда по вечерам будешь рассказывать у камелька свои истории. Но я все равно буду считать, что я у тебя в долгу, и, если когда-нибудь тебе понадобится, чтобы при дворе тебя выслушали, сообщи мне.

- Да, ваше величество, - ответил Гуда, склоняя голову.

- А ты? - спросила она Накора. - Как нам отблагодарить тебя?

Исалани отер рукавом пену с губ и спросил:

- Можно мне попросить лошадь? Большую и черную? И красивый синий плащ для выездов на ней?

- Хоть тысячу лошадей, если захочешь". - смеясь, ответила императрица.

Накор усмехнулся.

- Нет, спасибо, одной хватит. Трудно ехать сразу на нескольких лошадях одновременно. Но одна лошадь и один синий плащ снова сделают меня Накором Синим Наездником.

- Чего ты хочешь еще? Золота? Должность при дворе?

Из заплечного мешка Накор достал колоду игральных карт.

- Пока у меня есть карты, золота мне не нужно, - сказал он, тасуя их. - А если я займу должность при дворе, у меня не останется времени ездить на черной лошади. Спасибо, императрица, нет.

Императрица посмотрела на этих двоих и сказала:

- Более удивительных людей в своем дворце я не встречала, и вот не могу удержать их при себе. Хорошо, - сказала она весело. - Вот если бы мне было столько же лет, сколько Шаране, я бы нашла способ оставить вас здесь.

Все рассмеялись.

- Граф Джеймс, - сказала императрица, - мне жаль переходить к более серьезным предметам, но мы нашли тело вашего друга. Барона Локлира подготовят к возвращению в Крондор; почетный эскорт доставит его в поместье его отца Край Земли. Империя готова уплатить любые репарации, которые может потребовать Королевство. Барон был дворянином Королевства и нашим гостем, его безопасность была в наших руках, и на нас лежит вина за несчастье.

- Думаю, и принц Арута, и король все поймут, - ответил Джеймс. Он задумчиво помолчал и прибавил: - Мы знали, что путешествие сюда будет сопряжено с риском.

Императрица ответила ему проницательным взглядом.

- Вы, островитяне, странный народ. Вы очень серьезно относитесь к вопросам чести и свободы.

- Свобода дает даже самым низкорожденным права, которые аристократы не могут у них отнять, - пожал плечами Джеймс. - Даже король подчиняется законам.

- Брр, - притворно вздрогнув, отозвалась императрица. - Мне становится зябко. Мысль о том, что нельзя отдать какие хочешь приказания, мне кажется непривычной...

- Мы не похожи друг на друга, - улыбнулся Боуррик. - Мы с Эрландом каждый по-своему многому научились, вращаясь среди "чужаков", - взглянув на прелестную принцессу (а ее полупрозрачное одеяние ничуть не скрывало телесную красоту), Боуррик сухо прибавил: - Хотя, кажется мне, что уроки брата моего оказались более приятны.

- Что теперь будет с вами и вашим сыном? - спросил Эрланд.

- Авари всегда был упрямым мальчиком, - ответила императрица. - По этой причине он не будет править Кешем, когда я умру.

- И принцесса будет объявлена вашей наследницей? - спросил Джеймс, взглянув на Шарану.

- Нет, - ответила императрица. - Я очень люблю Шарану, но она не обладает нужным для правителя характером. Может быть, если бы я прожила еще двадцать лет, она бы многому научилась у меня, но сомневаюсь, что мне осталась и половина этого срока. - Шарана начала возражать, но императрица нетерпеливо махнула рукой. - Хватит. Мне семьдесят пять лет, и я устала. Вы не знаете, что значит устать, - вам никогда не доводилось нести на своих плечах груз ответственности за пять с лишним миллионов человек, да еще в течение сорока семи лет. Я взошла на трон, когда была моложе твоей матери, да ниспошлют боги ей мир. Мне было двадцать восемь лет, когда перестало биться сердце моей матери, - с горечью сказала императрица. - Нет, наследование трона - это не подарок. Если бы у меня был хоть кто-нибудь из вас, - произнесла она, оглядывая Боуррика, Эрланда и Джеймса, - я бы и вполовину так не беспокоилась за будущее моего народа. - Императрица указала на Эрланда. - Если бы я могла, я бы оставила тебя здесь, мой мальчик, назвала бы тебя своим преемником, женила бы на Шаране. Ну разве это было бы не замечательно? - рассмеялась она.

По лицу Эрланда можно было понять, что он ничего веселого в этом не находил. Заметив печаль Эрланда, императрица Лакеа сказала:

- Девочка, уведи-ка его отсюда и поговори с ним. Вы проведете вместе еще несколько недель; надо, чтобы вы поняли друг друга.

- Шарана может выйти только за человека чистых кровей, - произнесла императрица, когда ее внучка и Эрланд вышли, - иначе у нас произойдет революция, и следующим императором станет Авари. У нас и так едва хватает сторонников.

Джеймс, поразмыслив над тем, что ему было известно, спросил:

- Вы собираетесь выдать ее за Дигая?

- Вы наблюдательны. - Взгляд императрицы показывал, что она довольна. - Жаль, что я не могу оставить вас у себя - боюсь, ваш король будет возражать. Имея жену, которая может читать мысли тех, с кем вы ведете переговоры, вы станете настоящим сокровищем, лорд Джеймс. Надо будет не забыть запретить вам в течение всей вашей жизни появляться в пределах Империи. Вы слишком опасны.

Джеймс не знал, шутит она или нет.

- Да, - продолжала императрица. - Я хочу выдать ее за старшего сына лорда Джаки. Никто из чистокровных, кроме, может быть, Авари да горстки его приспешников, не станет возражать, чтобы Дигай занял после меня Трон Света. При помощи мудрых советов своего отца он научится управлять справедливо... Все хорошо кончается, - произнесла императрица, глядя в ту сторону, куда ушли Шарана и Эрланд. - Я думаю, - сказала она Боуррику, - когда ты станешь королем Островов, рядом с тобой будет брат, который станет с теплым чувством вспоминать имперский двор. А в Дигае Кеш найдет правителя, который почувствует обязательства по отношению к вашему дому. - Боуррик в знак признательности склонил голову. Джеймс рассказал ему про Дигая и льва и о том, какую роль сыграл Эрланд.

- Надеюсь, пока я буду править Островами, Кеш будет считать Королевство дружественным северным соседом.

- Хочу верить, что так оно и будет, - ответила Лакеа, побарабанив пальцами по ручке кресла. - Боюсь, нас ожидают трудности с провинциями к югу от Пояса. Малый Кеш недоволен игом.

- Если мне будет позволено высказаться, - за-метил Джеймс, - то хотел бы посоветовать вам - отмените иго, ваше высочество. Там много способных людей, которые, если возникнет нужда, отдадут за вас жизнь, но из-за своего низкого происхождения они лишены права занимать высокие посты при дворе. Кеш не знал более ревностного слуги и более острого ума, чем ваш покойный посол в Королевстве Хазар-хан, да и господин Абу Харез, наш недавний гид, очень мне его напоминает. Не позволять такому человеку служить вам только потому, что он не имеет необходимой родословной, - значит нести убытки.

- Может быть, вы и правы, - ответила императрица. - Но старые традиции отмирают с большим трудом, господин мой; в моем окружении есть родовитые люди, которые скорее умрут, чем допустят перемены. А в настоящее время я бы не назвала наше положение очень хорошим. Я не знаю, насколько тесно мой сын был связан с Ниромом, но, если он действительно ничего не знал о том, что от его имени творил Ниром, это только потому, что он решил быть глухим, слепым и немым. Нет, нельзя даже и думать о переменах.

- Я вас предупредил, - ответил Джеймс. - Боюсь, что, кроме революции, у вас нет выбора.

Императрица долго молчала.

- Я подумаю над этим. Я еще жива. И, может быть, время еще есть.

За столом все замолчали.

- Что имела в виду твоя бабушка, когда говорила, что мы должны понять друг друга? - спросил Эрланд, крепко сжимая руку девушки.

- Она знает, как мне нравится проводить с тобой ночи, - ответила Шарана. - Но на публике вместе появляться не следует.

- Почему?

- Я должна выйти замуж за Дигая, сына лорда Джаки. Так решила бабушка. Мятежные лорды получат своего правителя, а высокородные - императора чистых кровей. Ты же знаешь, что он мой родственник, так что наша семья по-прежнему останется на троне.

Эрланд глядел в сторону.

- Я знал, что нам невозможно быть вместе... но все же...

- Что?

- Я люблю тебя, Шарана. И всегда буду любить. Девушка привлекла к себе принца и страстно его поцеловала.

- И ты мне очень нравишься, Эрланд. Когда я буду сидеть рядом с императором, мне будет очень приятно знать, что ты так близок к трону Островов.

Эрланд почувствовал разочарование оттого, что его признание не вызвало более искреннего ответа.

- Я сказал, что люблю тебя.

- Да, - ответила Шарана, глядя на него широко раскрытыми глазами.

- Разве это ничего для тебя не значит?

- Конечно значит. Это очень мило. Я так и сказала. Что еще ты хотел услышать?

- Мило? - Эрланд даже отвернулся от нее, чувствуя мучительную боль в груди. - Нет, пожалуй ничего.

- Перестань. Ты какой-то странный. Ты сказал, что любишь меня. Я ответила, что ты мне нравишься. Все это очень мило. А ты ведешь себя так, словно между нами что-то произошло.

- Ничего не произошло, - рассмеялся Эрланд. - Просто девушка, которую я люблю, собирается выйти замуж за другого.

- Ты говоришь "девушка, которую я люблю" таким тоном, словно никогда никого больше не полюбишь.

- Мне сейчас так кажется.

- Это глупо, Эрланд. - Принцесса взяла его руку и приложила к своей груди. - Слышишь, как бьется мое сердце?

Он кивнул, чувствуя, как биение ее сердца отдается в его теле.

- У меня здесь хватит места для многих мужчин. Я люблю бабушку, я любила маму и папу, когда они были живы. Я даже люблю дядю, хотя он иногда бывает таким странным! Я любила других юношей до тебя и буду любить других. Любовь к одному ничего не отнимает у других. Понимаешь?

Эрланд покачал головой.

- Наверное, мы по-разному смотрим на вещи. Ты собираешься замуж, а говоришь о том, что будешь любить еще не раз.

- Почему нет? Я стану императрицей и буду любить любого, кто покажется мне достойным. И Дигай тоже. Многие высокородные женщины захотят спать с ним. Иметь ребенка от императора очень почетно.

Эрланд опять засмеялся: .

- Кажется, я не понимаю тебя. Знаешь, я не хочу, чтобы из-за меня у тебя были недоразумения с Дигаем.

- Недоразумения? - переспросила она. - Не понимаю, что ты хочешь сказать. Мне придется провести с ним несколько ночей, чтобы он привык к тому, что станет мужем внучки императрицы. И, раз его объявят наследником, я должна буду на людях появляться чаще всего именно с ним. Но, пока ты здесь, большую часть ночей я стану проводить с тобой. Если ты захочешь ко мне приходить.

Эрданду еще не приходилось встречаться с подобными затруднениями. Наконец он улыбнулся.

- Не знаю, - сказал он. - Боюсь, мне будет трудно удержаться.

Шарана прижалась к нему всем телом.

- Еще бы, - сказала она и крепко поцеловала его. - Скажи, а с твоим братом вы во всем похожи? Эрланд попятился от нее и расхохотался.

- Почти во всем. Но есть такие вещи, которые мы никогда не делим!

- Жаль, - надула губки Шарана. - А то могло бы быть очень интересно.

У выезда из Кеша собрался конный эскорт. Боуррик, Эрланд и их сопровождающие проехали по последнему бульвару. Возле городских ворот дверца клетки, в которой находился Ниром, распахнулась. Бывший чистокровный провисел там почти два дня, терпя оскорбления и издевательства от тех, кто, проходя мимо, останавливался, чтобы усугубить его мучения. Немало нашлось таких, кому доставило удовольствие видеть падение высокородного.

Почти тысяча людей собралась на улицах, когда его выпустили из клетки, заставили съесть соленый хлеб и пить воду с уксусом, а потом палками погнали его, как дикого зверя, в болота на краю Оверв-Дипа. Там под улюлюканье сотен зрителей его оскопили и бросили крокодилам. Эрланд и Боуррик отклонили приглашение посетить это зрелище. Принц Авари присутствовал, но никто не мог сказать зачем - то ли пронаблюдать за свершением справедливости, то ли послушать, как Ниром назовет еще кого-нибудь из приспешников Авари. Все были убеждены, что чистокровный умер, так и не выдав всех тайн.

Недавно провозглашенный наследником принц Дигай вместе с Шараной ждал у ворот, сидя в своей колеснице. Принцесса, соблюдая приличия, находилась рядом со своим будущим мужем. Прочие кешианские дворяне тоже собрались, чтобы попрощаться с гостями королевской крови. Лорд Джака, выехав на колеснице вперед, остановился рядом с колесницей сына.

- Добрый день, господа мои, добрый день, принц и принцесса, - произнес Эрланд, натягивая поводья.

- Мы рады, что вы пришли проводить нас, - сказал Боуррик.

- Ваше высочество, - промолвил Дигай, - мы перед вами в долгу. Если вы хотите, чтобы мы отплатили, просто скажите.

Боуррик поклонился.

- Вы очень щедры, ваше высочество. Мы надеемся, что дружба между нами сохранится на долгие годы.

- Я буду скучать по тебе, Эрланд, - сказала Шарана.

Эрланд, чувствуя, что краснеет, ответил:

- И я буду скучать, принцесса.

- И, хоть мы недолго знали друг друга, по тебе, Боуррик, я тоже буду скучать, - прибавила принцесса.

Прищурив глаза, Эрланд повернулся к брату.

- Что....

- Прощайте, друзья, - сказал Боуррик, пришпоривая лошадь. В тот же миг двинулись и крондорские гвардейцы; Эрланд остался в одиночестве.

- Погоди! - крикнул он, тоже пришпорив лошадь, чтобы догнать брата. - Я хочу поговорить с тобой!

Отряд двинулся вперед; Джеймс, обернувшись, увидел, что с ним поравнялся Накор. Покинув город, они доехали по дороге в Хаттару.

- Накор, ты едешь с нами? - спросил Джеймс. Маленький человечек улыбнулся:

- Часть пути. Боюсь, когда Боуррик и его брат уедут, в Кеше станет скучно. Гуда уже ни о чем думать не может, только о Джандовае и таверне, которую он там построит. Когда никого не знаешь, очень одиноко.

Джеймс кивнул.

- А Звездная Пристань? Ты не думал поехать туда?

- Ба! На остров чародеев? Какое там веселье?

- Может быть, просто им нужен человек, который научил бы их веселиться?

- Может, и так, но, я думаю, этот человек - кто-нибудь другой, а не Накор Синий Наездник.

- Почему бы тебе не поехать с нами до Звездной Пристани, пожить там немного, а потом и решить?

- Можно и так. Только, думаю я, мне там не понравится.

Джеймс немного помолчал.

- Ты знаешь чародея Пага?

- Пага все знают. Он очень могущественный волшебник. Никто после Макроса Черного не может с ним сравниться. Я - плохой заклинатель и знаю только несколько простых фокусов. Поэтому мне там не понравится.

Джеймс улыбнулся:

- Он кое-что мне сказал. Он сказал, что если мне когда-нибудь придется говорить от его имени, то я должен сказать вот что...

- Что-то, от чего я захочу поехать в Звездную Пристань? - с ухмылкой спросил маленький человечек. - Должно быть, это что-то удивительное.

- Я уверен, он знал, что я встречу тебя или кого-нибудь, на тебя похожего, кто привнесет в искусство волшебства в Звездной Пристани нечто новое, и знал, что это очень важно. Думаю, поэтому он и просил меня запомнить вот какие слова: там нет никакой магии.

Накор искренне рассмеялся.

- Он очень остроумный человек, особенно для чародея.

- Ты поедешь в Звездную Пристань?

- Да, - кивнул Накор. - Думаю, ты прав. Паг хотел, чтобы я туда поехал, и знал, что тебе придется сказать мне именно это, чтобы заманить меня.

- Отец о многом знал раньше других, - сказала Гамина, которая все это время молча ехала рядом с мужем. - Думаю, он знал, что Академия чародеев, предоставленная сама себе, отгородится от всего мира и займется внутренними проблемами.

- Чародеи любят сидеть по пещерам, - согласился с ней Накор.

- Тогда сделай мне одолжение, - сказал Джеймс.

- Какое?

- Объясни, что значат эти слова о том, что там нет никакой магии.

Накор задумчиво прищурился.

- Остановитесь, - сказал он. Джеймс, Гамина и Накор свернули на обочину, чтобы пропустить тех, кто ехал за ними. Накор вытащил из своего мешка три апельсина и спросил Джеймса: - Ты умеешь жонглировать?

- Немного, - ответил Джеймс.

- На, попробуй, - Накор бросил ему апельсины.

Джеймс, ловкость которого казалась сверхъестественной, поймал фрукты, подбросил их в воздух и начал быстро жонглировать ими, удерживая одновременно лошадь на месте.

- А с закрытыми глазами можешь? - спросил Накор.

Джеймс вошел в ритм и зажмурил глаза; он изо всех сил старался не открывать их, хотя ему все время казалось, что апельсин уже пролетел мимо ладони.

- А теперь попробуй одной рукой.

Джеймс уронил апельсины и открыл глаза.

- Что?

- Я просил тебя жонглировать одной рукой.

- Зачем?

- Это просто трюк, понимаешь?

- Не совсем, - ответил Джеймс.

- Жонглирование - трюк. Это не волшебство. Но, если ты не знаешь, как его делать, оно кажется волшебством. Вот почему люди бросают жонглерам монетки на ярмарках. Чтобы уметь жонглировать одной рукой, надо кое-чему научиться. А когда ты научишься делать это без участия рук, то поймешь, о чем говорил Паг, - сказал исалани, погоняя лошадь.

Арута и Анита стояли перед тронами; старшие сыновья вошли в зал. За те четыре месяца, что молодые принцы были в отъезде, принц и принцесса испытали и горе и радость: сначала узнали, что Боуррик пропал, а потом - что он нашелся. И в душе их осталось пустое место, как осталось оно на церемонии там, где раньше стоял барон Локлир.

Братья встали перед родителями и официально поклонились. Аруте показалось, что они изменились. Он отправлял в Кеш мальчиков, а вернулись мужчины. Теперь они вели себя уверенно там, где раньше были просто развязны, решительно - там, где были порывисты, а в глазах читались следы встреч со злом и жестокостью. Арута просматривал донесения, которые доставляли ему скороходы, но только сейчас прочувствовал их.

- Мы рады, что наши сыновья вернулись, - сказал он громко, чтобы все могли слышать. - Мы с принцессой счастливы приветствовать их.

Потом он сошел с возвышения и обнял Боуррика и Эрланда. Анита тоже обняла обоих, чуть задержавшись, когда ее щека прижималась к щеке Боуррика. Елена и Николас подошли поприветствовать старших братьев, и Боуррик, прижав к себе сестру, сказал ей:

- После Всех этих благородных кешианских дам ты - простое, но редкое сокровище.

- Простое! - воскликнула она, отталкивая его. - Ничего себе! - Эрланда она попросила: - Расскажи мне о дамах кешианского двора. Все-все. Что они там носят?

Боуррик и Эрланд переглянулись и расхохотались.

- Не думаю, сестричка, что ты заведешь здесь подобную моду, - произнес Боуррик. - Кешианские дамы не носят почти никакой одежды. Нам с Эрландом это зрелище показалось очень привлекательным, но, боюсь, папа, взглянув один раз на свою дочь в кешианском придворном костюме, навсегда запрет тебя в своей комнате.

Елена покраснела.

- Ну все равно расскажешь мне все. Мы должны готовиться к свадьбе барона Джеймса, и мне понадобится что-нибудь новое.

Николас тихо ждал своей очереди, стоя рядом с отцом, и Боуррик с Эрландом одновременно заметили его.

- Привет, братишка, - сказал Боуррик. Он наклонился так, чтобы его глаза оказались вровень с глазами Николаса. - Как ты поживаешь?

Николас обвил руками шею Боуррика и заплакал.

- Сказали, что ты погиб. Я знал, что нет, а они говорили, что да. Я так боялся.

Эрланд почувствовал, как непрошеная влага подступает к глазам, и, повернувшись к Елене, еще раз заключил ее в объятия. Анита всхлипывала от радости, да и Елена тоже, и даже Арута с трудом сдерживался.

Наконец Боуррик поднял мальчика и сказал:

- Хватит, Ники. Мы оба живы и здоровы.

- Да, - подтвердил Эрланд. - И скучали по тебе.

- Правда? - спросил Николас, вытирая слезы.

- Да, - ответил Боуррик. - В Кеше я встретил мальчика, который был ненамного старше тебя. Тогда-то я и понял, как сильно скучаю по тебе.

- Как его зовут? - спросил Николас.

- Его звали Сули Абдул, - ответил Боуррик, по его щеке текла слеза.

- Какое необычное имя, - сказал Николас. - А что с ним случилось?

- Я расскажу тебе о нем.

- Когда? - с нетерпением семилетнего ребенка спросил Николас.

Боуррик поставил мальчика на пол.

- Может быть, через пару дней возьмем лодку и поедем на рыбалку. Хочешь?

Николас выразительно закивал, и Эрланд взъерошил ему волосы.

Арута кивком головы отозвал Джеймса в сторонку, к ним присоединился и герцог Гардан.

- Завтра я обо всем с тобой поговорю, - сказал Арута Джеймсу, - но, судя по донесениям, ты заслужил нашу величайшую благодарность.

- Мы сделали только то, что было необходимо, - ответил Джеймс. - Наибольшей благодарности заслуживают мальчики. Если бы Боуррик вернулся в Крондор вместо того, чтобы, рискуя жизнью, догонять нас или если бы Эрланд не понял бы все так быстро... кто знает, что могло бы произойти?

Арута положил руку на плечо Джеймса.

- Твое желание стать герцогом Крондорским стало нашей любимой шуткой, верно?

- Я еще надеюсь получить этот пост, - улыбнулся Джеймс.

- После того что тебе пришлось пережить, ты все равно хочешь сидеть по правую руку от правителя? - с недоверием спросил Гардан.

- И нигде больше, - ответил Джеймс, глядя на счастливые лица окружавших его людей.

- Вот и хорошо, - сказал Арута. - У меня есть что тебе сказать. Гардан уходит на покой.

- Значит... - начал Джеймс.

- Нет, - ответил Арута. - Я предложу пост герцога Крондорского графу Джефри Равенсвуду, который служит вместе с первым советником Лиама в Рилланоне.

- Что ты такое говоришь, Арута? - прищурился Джеймс.

Принц улыбнулся своей однобокой улыбкой, и Джеймс похолодел.

- Когда закончатся празднования по случаю твоей свадьбы, Джимми, ты с женой отправишься в Рилланон и займешь место Джефри при герцоге Гае Рилланонском. - Он усмехнулся. - И, кто знает, может быть, Боуррик, став королем, предложит тебе титул герцога Рилланона.

Джеймс, обняв жену за талию, весьма спокойно сказал принцу:

- Знаешь, Амос Траск был прав. С тобой и впрямь не повеселишься.

Раймонд Фейст Королевский пират

Часть 1

Пролог ВСТРЕЧА

Гуда поднялся, вздохнул и сладко потянулся. Сквозь полу растворенную дверь откуда-то из глубин дома до слуха его донесся визгливый женский возглас:

- Убирайся отсюда!

Бывший наемный охранник торговых караванов снова уселся в удобное кресло, стоявшее на крохотной открытой веранде трактира у самого порога, и водрузил ноги на перила. Тем временем перебранка в зале для посетителей, начавшаяся несколько минут назад, грозила перерасти в нешуточную потасовку. Подобное повторялось из вечера в вечер. Клиенты побогаче, как правило, предпочитали останавливаться в уютных и просторных городских гостиницах, проезжие средней руки - в многочисленных постоялых дворах на побережье. И лишь самые бедные и незнатные из путников - возчики, наемные солдаты, крестьяне из близлежащих селений - искали приюта в "Зубчатом Гребне", трактире, которым владел Гуда Буле. Подвыпив, они нередко затевали между собой шумные ссоры и драки.

- Ты что же, хочешь, чтоб я позвала на помощь городскую стражу?! - вновь послышалось из зала.

Обычно дородной сожительнице Гуды без особого труда удавалось утихомирить буянящих постояльцев и лишь изредка ему самому - высокому, жилистому и сухощавому бывшему вояке, не утратившему за годы оседлой жизни боевой сноровки и недюжинной силы, случалось вышвыривать вон из "Гребня" одного или нескольких драчунов.

Больше всего на свете он любил смотреть на закаты. Неподвижно сидя в своем уютном кресле у порога трактира, он мог подолгу любоваться солнечным диском, который, плавно скользя по небосводу к линии горизонта, озарял багровыми отсветами воды Элариальского залива и окрашивал белоснежные стены городских строений в золотисто-оранжевые тона. Лишь в эти быстротечные мгновения, предшествующие ужину, Гуда позволял себе полностью отрешиться от своих многочисленных забот и обязанностей и погрузиться в созерцание великолепного зрелища, что открывалось его взору. Он никогда не уставал дивиться тому, что финал любого из дней, проходивших по большей части в бестолковой суете и мелочных расчетах, неизменно оказывался таким роскошным, таким торжественным и сказочно прекрасным. Поэтому, услыхав позади себя оглушительный грохот, он лишь досадливо повел плечами, но с места не сдвинулся. Если сожительница не справится с буянами в одиночку, она кликнет его на подмогу.

- А ну-ка выметайтесь отсюда оба подобру-поздорову! У нас здесь не место для драк!

Пояс Гуды украшала пара кожаных ножен с торчавшими из них рукоятками кинжалов. Вынув один из них, он рассеянно провел большим пальцем по острому лезвию. Лицо Гуды, давно разменявшего шестой десяток лет, с загрубевшей от солнца и изборожденной глубокими морщинами кожей, походило на географическую карту, которую чья-то нетвердая рука Бог весть когда нанесла на кусок старого, потрескавшегося пергамента. На этом лице без труда читалась вся долгая и затейливая, изобиловавшая опасностями и приключениями история его жизни. Отразились на нем и лишения, которые Гуде довелось претерпеть на своем веку: жара и холод, непосильная работа, скверная, скудная еда и еще более скверное питье. Нос бывшего наемника был сломан и расплющен ударом чьего-то дюжего кулака, его крупную голову с обширной лысиной посередине обрамлял венчик тонких и прямых седых волос, закрывавших уши и спускавшихся до самых плеч. Никто даже много лет тому назад не назвал бы его красавцем, теперь же дряблая, морщинистая старческая кожа самым невыгодным образом обрисовывала его неправильные, изуродованные черты, но При всем том лицо хозяина трактира вовсе не было отталкивающим. В пристальном, открытом взгляде светло-голубых, выцветших на солнце глаз бывшего наемного солдата читались недюжинный ум, прямота и честность, отвага, дружелюбие и жизнерадостная веселость, что поневоле вызывало приязнь и мгновенное расположение у всякого, кто встречался и заговаривал с ним.

Гуда в который уже раз окинул восхищенным взором ясный горизонт в розовых отблесках вечерней зари, золотистые гребни волн и белоснежных чаек, которые с пронзительными криками носились над морской гладью. Жара спала, сменившись легкой предвечерней прохладой. Одноэтажное здание трактира отбрасывало на ярко-желтый песок косую продолговатую тень. Из груди Гуды вырвался долгий, счастливый вздох. Поистине, он ныне обладал всем, о чем только мог мечтать человек его звания. Он не дерзнул бы даже помышлять о большем. Напротив, у него были все основания считать, что судьба обошлась с ним на редкость милостиво, одарив на склоне лет пусть скромным, но надежным достатком, подругой жизни, покоем и уютом, а также возможностью каждый вечер любоваться солнечными закатами.

Внезапно у самого края горизонта появилась темная точка. Стоило ей там возникнуть, и в сердце Гуды закралось тревожное предчувствие, сродни безотчетному страху, от которого по коже старого воина пробежал озноб и которое все росло и росло по мере того, как точка увеличивалась в размерах. От былого благодушия трактирщика не осталось и следа. Он напряженно вглядывался вдаль блеклыми голубыми глазами, нисколько, впрочем, не утратившими былой зоркости, и вскоре ему уже удалось рассмотреть неведомого путника, фигурка которого лишь поначалу являла собой некое подобие крошечной черной точки, и убедиться, что незнакомец быстрым шагом следовал как раз по той дороге, которая вела к порогу "Зубчатого Гребня". Путник был мал ростом, тщедушен и настолько кривоног, что издали казалось, будто он каким-то немыслимым образом передвигается верхом на огромном прозрачном мяче, обхватив его хилыми, тонкими ножонками. Теперь Гуда без труда мог уже различить заплаты на грязном и надорванном у подола голубом балахоне нежданного гостя, а также безошибочно угадать в нем исалани - жителя небольшого государства, именуемого Исаланом и находящегося у южной окраины Империи Великого Кеша. Левое плечо странного путника, при ходьбе опиравшегося на длинный деревянный посох, было стянуто черным кожаным ремнем заплечного мешка.

Гуда, который еще не мог ясно разглядеть черты лица исалани, но уже узнал его и понял, что мрачное предчувствие его не обмануло, пробормотал, однако, краткую молитву, надеясь с ее помощью хотя бы ненадолго оттянуть миг неизбежной встречи:

- Милосердные боги, сжальтесь надо мной и сделайте так, чтоб это оказался не он или чтобы он прошел мимо!

Когда он поднялся навстречу гостю, из недр дома в очередной раз донесся душераздирающий вопль. Гуда вздохнул и поморщился. Тем временем путник легко взбежал наверх по деревянным ступеням крыльца и, остановившись перед Гудой, скинул с плеча лямку потертого кожаного мешка и поставил его у перил. Выпрямившись, он воззрился на хозяина трактира с нарочитой и строгой торжественностью, которая нисколько не шла к его маленькому, сморщенному плутоватому личику, чертами и выражением напоминавшему не то мордочку хорька или лисенка, не то голову птенца-подлетыша какой-нибудь хищной птицы вроде ястреба или грифа. В довершение этого сходства лысую голову гостя обрамлял на уровне ушей и затылка венчик легкого и редкого светлого пуха. Он испытующе оглядел Гуду с ног до головы своими узкими, как щелки, черными глазами, затем, широко улыбнувшись и кивнув, наклонился к мешку и распустил стягивавшие его веревки.

- Апельсин хочешь? - спросил он вместо приветствия.

Не дожидаясь ответа, путник пошарил рукой в мешке и извлек оттуда два крупных ярко-оранжевых апельсина. Гуда поймал на лету плод, который гость небрежно ему бросил, покачал головой и обреченно вздохнул.

- Скажи мне, Накор, волею которого из семи низших демонов ты очутился здесь?

Исалани, прозывавшийся Накором, этот в высшей степени странный и нелепый маленький человечек, которого многие почитали за мудреца и волшебника, а Гуда - за отчаянного безумца, был некогда спутником бывшего наемного солдата в одном весьма опасном путешествии, о котором сам Гуда предпочел бы забыть раз и навсегда. Это ему почти удалось, и лишь изредка, при полной луне, подробности тех страшных приключений и чудовищного риска возвращались к нему в ночных кошмарах. Девять лет тому назад молодой, беззаботный и веселый бродяга уговорил Гуду (убеждать Накора не было нужды, он был заведомо на все согласен) сопровождать его в город Кеш, в результате чего все трое оказались вовлечены в политические интриги, заговоры и кровопролития и лишь чудом остались живы. По телу Гуды прошла дрожь, едва он вспомнил о тех давних днях. Зато потом оказалось, что под личиной безродного бродяги скрывался сам юный Боуррик, наследный принц Королевства Островов. За верную службу его высочеству Гуда получил более чем щедрое вознаграждение, что и позволило ему после недолгих поисков обрести наконец свое покойное, скромное и надежное земное прибежище. Он прибился к вдове трактирщика и осел близ Элариальского залива, в "Зубчатом Гребне", с веранды которого открывался такой восхитительный вид на окрестности. Гуда был убежден, что нигде больше не увидит он таких красивых закатов, и ни за что на свете не согласился бы покинуть эти места. Он молил богов лишь о том, чтобы минута его мирной кончины пришлась на пору заката, и чтобы встретил он ее вот здесь, у порога своего трактира, любуясь оранжево-багровым солнечным диском. Однако появление Накора, похоже, знаменовало собой, что боги остались равнодушны к его мольбам и готовили ему совсем иную участь.

Словно в подтверждение его мыслей кривоногий коротышка снова широко осклабился и кивнул:

- Я за тобой.

Над лысой макушкой Гуды, со свистом рассекая воздух, пролетел жестяной кубок для эля, который чья-то крепкая рука метнула из полуоткрытой двери. Скатившись по ступеням, кубок замер на песке у крыльца. Трактирщик инстинктивно втянул голову в плечи.

- Постояльцы донимают? - сочувственно осведомился исалани. - Небось, погонщики мулов воюют меж собой?

Гуда покачал головой:

- Гостей нынче немного. Сдается гене, это семеро отпрысков моей благоверной резвятся в обеденном зале.

Накор, легко спружинив короткими ногами, подпрыгнул и уселся на перила веранды.

- Ладно, дай-ка мне чего-нибудь перекусить и пошли отсюда. Нам с тобой лучше не мешкать.

Гуда задумчиво взглянул на свой кинжал и снова провел по лезвию большим пальцем.

- Куда на этот раз?

- В Крондор, - охотно отозвался Накор.

Бывший наемник прикрыл глаза, не торопясь с ответом. Единственным человеком, кого они оба знали в Крондоре, был принц Боуррик, И никакие на свете силы не заставили бы Гуду снова искать с ним встречи.

- Я не назвал бы свою жизнь в "Зубчатом гребне" ни легкой, ни безмятежной, - пробормотал он наконец. - Но желания все это бросить у меня не было и нет. Я никуда отсюда не уйду, Накор. Так и знай.

Коротышка вонзил зубы в апельсин и, откусив изрядный кусок, выплюнул кожуру и принялся с аппетитом прожевывать мякоть. Он тщательно вытер подбородок тыльной стороной руки, с насмешливым прищуром взглянул на Гуду и кивнул в сторону двери, из-за которой теперь слышался громкий плач ребенка, перекрывавший не только прочие шумы, но даже и визгливый женский голос, сердито выговаривавший то ли одному из старших детей, то ли кому-то из постояльцев.

- Только не говори мне, что тебя все это устраивает. Я ведь все равно не поверю.

- Что ж, мне и вправду приходится нелегко, - согласился Гуда. - Зато жизни моей здесь ничто не угрожает, я ем горячую, сытную и свежую пищу по три раза в день, в одно и то же время, а как настанет ночь. отправляюсь на боковую. Притом, заметь, в одну и ту же постель - собственную, удобную и мягкую. И всякий раз рядом со мной оказывается моя хозяйка, к которой я успел попривыкнуть, а что до ее ребят... - В это мгновение речь его прервал новый оглушительный вопль одного из участников ежевечерней потасовки. Помолчав, Гуда искоса взглянул на Накора и после некоторого колебания спросил: - Скажи, а зачем бы это нам с тобой тащиться теперь в Крондор, в этакую даль?

Накор пожал плечами и, пряча улыбку, ответил со своей обычной невозмутимостью:

- Чтобы встретиться там кое с кем. - Он покачнулся и, удерживая равновесие, обвил ногой столбик перил.

Подмигнув ему, Гуда с усмешкой заметил:

- Ты, как и прежде, не склонен утомлять собеседника ненужными подробностями. Так с кем же нам надлежит встретиться в Крондоре?

- Сам не знаю. Но мы это выясним, когда туда доберемся.

Гуда окинул своего гостя с ног до головы придирчивым взором, таившим в себе насмешку и осуждение.

- Помнится, когда мы с тобой виделись в последний раз, ты направлялся к северу от Кеша, на остров чародеев. Звездная Пристань, кажется? Ты ехал верхом на породистом вороном жеребце. Боги, надо целый год работать, не разгибая спины, и во всем себе отказывать, чтобы такого купить. На плечах твоих красовался богатый плащ, а под ним, как сейчас помню, был небесно-голубой балахон, какие носят волшебники, - новехонький, с расшитыми золотом подолом и рукавами. А в поясном ремне у тебя позвякивали золотые монеты императрицы. - Гуда умолк и вопросительно воззрился на исалани.

Тот равнодушно пояснил:

- Лошадь пощипала худой травы и сдохла от колик. Полы моего плаща то и дело цеплялись за придорожные кусты, ну я его и выкинул, осердясь. Рукава балахона оказались слишком широки. Они мне изрядно мешали, и я их оторвал, а подолпришлось обрезать кинжалом - уж больно он был длинен. Таким мне мой балахон больше нравится. - И Накор любовно провел ладонью по груди, обтянутой грязной и вылинявшей голубой тканью.

Гуда, снова оглядев оборванное одеяние исалани, осуждающе покачал, головой:

- Ты мог бы доверить свой драгоценный наряд самому лучшему портному. Тот бы его перекроил по твоему вкусу.

- Недосуг было, - невозмутимо отозвался Накор. Он сощурился и взглянул на небо, по которому, гонимые легким бризом, неторопливо проплывали фиолетово-серые облака, края которых золотили последние лучи закатного солнца. - А к тому же я порастряс все свои деньги, да и в Звездной Пристани мне наскучило. Вот и решил, что неплохо бы побывать в Крондоре.

Гуда с усмешкой погрозил своему гостю пальцем.

-Только не пытайся меня убедить, что путь из Звездной Пристани в Крондор лежит через Элариал. Я ведь в свое время заглядывал в карту и потому знаю, что тебе, чтобы сюда попасть, пришлось сделать преизрядный крюк.

Против ожидания трактирщика слова его нисколько не смутили Накора. Кивнув и обезоруживающе улыбнувшись, тот спокойно пояснил:

- Я искал тебя. Гуда. Сперва я двинулся в Кеш, а оттуда - в Джандовай. Ты ведь говорил, что, может, осядешь там. Но мне сказали, что ты уехал в Фарафру, и я пустился по твоему следу. Он меня привел из Фарафры в Дракони, Каралиен, а потом и сюда.

- Выходит, я нужен тебе просто позарез, - подытожил польщенный Гуда.

Накор подался вперед. Лицо его вмиг утратило прежнее лукаво-насмешливое выражение и стало серьезным, даже как будто бы скорбным. В черных глазах горела тревога. При виде этой перемены Гуда поневоле напрягся и весь обратился в слух.

- Речь идет о вещах очень и очень важных, Гуда, - веско проговорил исалани и зачем-то оглянулся через плечо. - Уж ты мне поверь. Не спрашивай, в чем именно обстоит дело. Я и сам этого толком не знаю. Но предчувствия еще никогда меня не обманывали, и теперь я голову даю на отсечение, что мы стоим на пороге большой беды, которую надобно отвести от тех, кому она грозит. Ты обязательно должен пойти со мной, Гуда. И путь приведет нас туда, где доводилось бывать мало кому из кешианцев. Поэтому приготовь-ка не мешкая свой верный меч и дорожную суму. Завтра поутру в Дурбин отправляется большой караван. Я уже уговорился с хозяином, он тебя наймет охранником. Здесь еще хорошо помнят бравого вояку Гуду Буле. А из Дурбина мы поплывем в Крондор. Нам ведь надо прибыть туда как можно скорее.

Гуда больше уже не надеялся, что ему удастся отделаться от нежданного посетителя. А кроме того, ему теперь хотелось этого гораздо меньше, чем несколько минут тому назад, когда он распознал в бредущем к трактиру путнике исалани Накора. Он с тоской оглядел темневший вдали горизонт, спокойную гладь моря и носившихся над ней чаек испросил, чтобы только выиграть время и собраться с мыслями:

- С чего бы это я стал тебе верить?

Накор расхохотался и покачал плешивой головой. Рукой со все еще зажатым в ней надкусанным апельсином он указал в сторону двери трактира.

- Да хотя бы потому, что тебе до смерти надоело все это. Разве я не угадал?

Гуда невольно прислушался к раздававшимся изнутри воплям одного из своих приемных отпрысков, судя по всему, атакуемого шестью остальными, и пожал плечами.

- Да как тебе сказать. Моя жизнь здесь, конечно же, не богата событиями и, что греха таить, скучновата и однообразна. - Слова его прервал неистовый визг, и Гуда поморщился, борясь с желанием зажать уши руками. Он кивнул в сторону полураскрытой двери и, когда крик ребенка стих, вполголоса добавил: - Но и вполне мирной ее тоже не назовешь.

- Пошли-ка отсюда поскорей. Простись со своими домашними и- вперед!

Гуда встал с кресла, расправил плечи и снова оглядел горизонт. Выражение его лица в эту минуту представляло собой странную смесь сожаления, растерянности и решимости. Повернувшись к. своему низкорослому приятелю, он скороговоркой пробормотал:

- Знаешь, ты лучше подожди меня в здешнем караван-сарае. Я недолго. Мне просто надо все как следует ей объяснить.

- Так ты женат? - удивился Накор.

Гуда покачал головой:

- Нет, до этого не дошло, но все же...

Накор облегченно вздохнул и с прежней своей беззаботностью заявил:

- Вот и прекрасно! Это здорово все упрощает. Оставь своей подруге денег и пообещай, что когда-нибудь вернешься. Побьюсь об заклад, что не пройдет и недели, как кто-нибудь другой займет и это кресло, и нагретое тобой местечко в ее постели.

Слова исалани не оказали на Гуду сколько-нибудь заметного действия. Похоже, что он отнесся к подобной перспективе с непритворным равнодушием. Но взгляд, которым он окинул воды залива с волнами, едва золотившимися в последних лучах заходившего за горизонт солнца, был исполнен тоски и печали.

- Мне будет так недоставать этих закатов, Накор! - произнес он дрогнувшим голосом, лишь теперь вполне покорившись своей участи.

Накор понимающе кивнул и проследил за взглядом трактирщика. Он спрыгнул с перил на пол веранды, усеянный апельсиновой кожурой, поднял свой кожаный мешок и перекинул лямку через плечо.

- Обещаю тебе. Гуда, - с насмешливой торжественностью проговорил он, - ты увидишь закаты во сто крат прекраснее здешних. Ты узришь чудеса, в которые прежде не дерзнул бы поверить. Уж я знаю, что говорю. - С этими словами он сбежал вниз по ступеням и зашагал по дороге, что вела в город Элариал, уверенно перебирая своими кривыми ногами и твердо печатая шаг.

Гуда Буле широко распахнул дверь и переступил порог трактира, который на семь долгих лет сделался его домом и который, он был почти в этом уверен, ему больше не суждено увидеть.

Глава 1 РЕШЕНИЕ

С мачты послышался предостерегающий крик впередсмотрящего:

- Судно прямо по курсу!

Амос Траск, адмирал флота его величества, не поверил своим ушам.

- Да ты в своем уме?! - проревел он, задрав голову кверху.

Портовый лоцман, который стоял подле Амоса и уверенно проводил "Королевского Орла" - флагман военного флота - в крондорскую гавань к дворцовому причалу, не растерялся и тотчас же отрывисто приказал своему помощнику:

- Дай им знак, чтоб они отвернули с нашего пути!

Помощник, молодой человек с унылым и мрачным выражением лица, дождался, пока судно оказалось в пределах видимости, и крикнул в ответ своему начальнику:

- Но у них на мачте королевский штандарт!

Амос Траск бесцеремонно оттолкнул лоцмана. В свои шестьдесят с лишком лет он все еще сохранял силу и выправку бывалого моряка. В мгновение ока он перебежал с кормы корабля на нос. Движения его были исполнены силы, уверенности и своеобразной неуклюжей грации, отличающей всех, кто провел большую часть жизни на шаткой палубе, среди необозримых просторов океана. Он ходил на флагмане принца Аруты без малого двадцать лет и уж конечно мог бы без посторонней помощи провести его через гавань к самому причалу. Даже с закрытыми глазами. Но правила требовали присутствия на борту лоцмана с помощником, а бывший пират Траск уважал морскую дисциплину как мало кто другой.

Приставив ладонь козырьком к глазам, адмирал сощурился и стал вглядываться вперед. Картина, открывшаяся перед его взором, заставила его нахмуриться и стиснуть зубы. Утлое суденышко длиной не более пятнадцати футов ловчилось опередив огромный флагман, проскочить в тот самый просвет между двумя кораблями, куда направлялся "Орел". Паруса лодки трепетали на ветру, а мачту увенчивало миниатюрное подобие военно-морского флага Крондора. Перспектива столкновения с огромным, тяжелым и неповоротливым военным кораблем, вследствие чего от лодки остались бы одни щепки, похоже, приводила экипаж последней, состоявший из двух развеселых юнцов, в безудержный восторг. Во всяком случае, оба они хохотали так звонко, что звуки их смеха, перекрывая суматошный шум гавани, долетали теперь до ушей рассерженного адмирала.

- Николас! - взревел Траск, набрав побольше воздуха в бочкообразную грудь. Юноша, к которому он обращался, отпустил кливер и приветливо помахал ему рукой. - Олух ты этакий! Ведь мы не можем сбавить ход! Отворачивайте, пока не поздно! - Второй из юнцов, тот, что стоял у руля, повернулся лицом к адмиралу и широко осклабился, давая понять, что услышал призыв капитана "Орла" и ни в коем случае не намерен выполнять его требование. - Мне следовало это предвидеть, - мрачно буркнул Траск, обращаясь к помощнику лоцмана, и крикнул рулевому лодки: - Гарри! Да ты, видать, совсем спятил! Ну, держись у меня! - Он оглянулся, удостоверился, что последние паруса успели уже убрать, и, беспомощно разведя руками, подытожил: - Мы направляемся прямехонько к причалу. Отвернуть нам при всем желании некуда, остановиться мы тоже не можем. Как, по-твоему, должен чувствовать себя капитан судна, которое того и гляди укокошит двух желторотых мальчишек... Молодой человек пожал плечами. - Один из которых - принц Николас, а другой - его сквайр?

С лица помощника лоцмана сбежали все краски. Он приставил ладони ко рту и отчаянным, срывающимся голосом стал кричать Николасу и Гарри, чтобы они немедленно убрались с пути "Орла".

Амос потряс головой и облокотился о переборку. Все попытки как-то предотвратить грядущее несчастье казались ему заведомо обреченными на неудачу. Он провел ладонью по заметно поредевшим за последние годы волосам, в которых, как и в густой бороде его, серебрилась седина и которые были стянуты сзади в тугую и короткую морскую косицу, и отвернулся к корме. Но не в его обычае было покорно принимать удары судьбы. Отчаяние никогда не властвовало над душой отважного капитана долее, чем несколько мгновений. Через секунду Амос так резко развернулся лицом к борту, что едва не задел локтем помощника лоцмана, охрипшего от крика.

- Уймись, Лоуренс. Этим ты им не поможешь, - приказал он не повышая голоса и свесился через борт, чтобы из-за бушприта видеть происходящее внизу.

К его огромному облегчению, с безудержным весельем на борту лодки было покончено. Оба юноши, похоже, вполне осознали степень нависшей над ними угрозы и что было сил старались избежать столкновения с "Орлом". Николас с побледневшим от напряжения лицом налег на рулевое весло. Левой ногой он охватил основание мачты, а правой крепко упирался в палубу. До Амоса донесся его звонкий голос:

- Гарри! Лево руля!

Капитан одобрительно кивнул. Если им удастся развернуть свою лодку влево, то "Орел" не подомнет ее под себя мощным, тяжелым носом, а всего лишь опрокинет, толкнув бортом, и мальчишки останутся живы. Только бы они успели выполнить маневр!

Между тем оба судна, почти не сбавляя хода, приближались к причалу. Если принц и Гарри не смогут осуществить задуманное, их хлипкое суденышко вскоре окажется смято в лепешку между корпусом "Орла" и мощными сваями.

- Похоже, им удастся проскочить перед нами, - с явным облегчением в голосе пробормотал Лоуренс.

- Нет, они рассчитывают, что мы подтолкнем их к причалу, - усмехнулся Амос. Он приставил ладони ко рту и крикнул: - Так держать, Гарри!

Сквайр кивнул, не выпуская из рук румпель. Он из последних сил старался удержать лодку у кормы "Орла".

- Это все равно что поддеть хрустальный шар острием кинжала и не уронить его, - пробурчал Амос.

Но как бы там ни было, а "Орел" продвигался к причалу. Пора было готовить тросы. Он снова повернулся спиной к борту.

Снизу послышался отчаянный вопль Гарри. Лоуренс, схватив капитана за руку, в волнении воскликнул:

- Принц едва удерживает рулевое весло в прежнем положении! Еще немного, и мы расплющим их своим бортом!

Амос высвободил руку и зычным голосом крикнул команде:

- Приготовить булини и кормовые лини!

Матросы повиновались. Им предстояло теперь бросить бухты канатов докерам, ожидавшим на причале.

- Адмирал! - чуть не плача, воззвал к нему помощник лоцмана.

- Я не желаю этого слышать! -отмахнулся Амос и закрыл глаза.

- Адмирал, они потеряли управление! Мы сейчас столкнемся с ними, слышите?!

- Не слышу и ничего не желаю слышать, - отрезал Амос Траск, страдальчески морщась и не открывая глаз.

В следующее мгновение снизу раздался оглушительный треск, сопровождаемый криками матросов, наблюдавших за происходящим с берега.

Портовый лоцман, за последние несколько минут не проронивший ни звука, внезапно с мольбой обратился к Амосу:

- Адмирал, но ведь я-то, согласитесь, в этом нисколько не виноват.

Траск криво усмехнулся и лишь теперь открыл глаза. Не будь положение, в котором все они оказались, столь нелепо трагичным, его немало позабавило бы выражение лица насмерть перепуганного лоцмана и он от души посмеялся бы над ним. Но сейчас ему было не до смеха. Он лишь смерил лоцмана презрительным взглядом и раздраженно бросил:

- Я, так и быть, присягну в этом перед господами судьями, можете не сомневаться! - Услыхав такое, лоцман едва не лишился чувств. Лицо его, и без того бледное, приобрело зеленоватый оттенок. Адмирал же с сарказмом добавил: - Если вы не желаете разбить "Орла" о сваи, то потрудитесь причалить корабль! Теперь ведь самое время этим заняться.

Из оцепенения лоцмана вывели не столько слова адмирала, сколько тон, каким они были произнесены. Он стал поспешно отдавать требуемые команды, и вот сперва носовые, а затем и кормовые тросы были надежно закреплены на кнехтах причала. "Королевский Орел" плавно покачивался на волнах. Амос снова свесился через борт и заглянул вниз, туда, где между корпусом корабля и сваями кружили обломки шлюпа и обрывки парусов. Улыбнувшись в свою широкую, черную с проседью бороду, он крикнул матросам на причале:

- Эй, бросьте-ка веревку этим двум негодникам, а не то они чего доброго наглотаются воды и пойдут ко дну!

Тем временем лоцман окрепшим голосом приказал команде "Орла" опустить сходни.

Когда Амос сошел с борта своего корабля, оба незадачливых морехода уже выбрались из воды с помощью крепкой веревки и стояли в сторонке, у края причала. Траск подошел к ним вплотную и оглядел обоих с головы до ног, стараясь придать своему лицу как можно более суровое выражение, что, впрочем, удалось ему не без труда. Уж больно забавный и жалкий вид был у них - оба вымокли до нитки, еще не оправились от испуга и стучали зубами от холода.

Николас, младший из сыновей принца Крондорского, стоял, переместив тяжесть своего тела почти целиком на правую ногу. Левую же, пораженную врожденным увечьем и потому обутую в сапог с нарощенным каблуком, он слегка отставил в сторону. Если не считать упомянутого изъяна, младший из принцев был весьма привлекательным юношей. В свои семнадцать лет он почти сравнялся ростом с отцом, на которого весьма походил и благородной сухощавой подтянутостью, и правильными, хотя и резковатыми чертами лица, и цветом глаз и волос, и стремительной легкость движений. От матери же он унаследовал ровный, мягкий и открытый характер, а потому во взгляде его темно-карих глаз не было того легкого отблеска высокомерия, того язвительно-насмешливого огонька, что отличал принца Аруту. Николас растерянно взглянул на подошедшего капитана и понурил голову.

Второй из юнцов, средний сын графа Генри Ладлэнда, носивший то же имя, что и его родитель, и потому именуемый при Крондорском дворе не иначе как Гарри, был полной противоположностью Николаса. К тому моменту, когда капитан взглянул на него в упор, он вполне уже успел справиться с растерянностью, позабыть пережитый страх и явно пребывал в прекрасном расположении духа. При виде адмирала Траска он широко и беззаботно улыбнулся, словно только что совершил геройский поступок и ожидал теперь заслуженной похвалы. Ровесник Николаса, рыжекудрый Гарри был на целых полголовы выше своего юного господина. В его серых глазах плясали веселые искорки, на румяных щеках обозначились ямочки. Впрочем, это был его обычный вид, и Амос, с трудом удержавшись от ответной улыбки, вместо внушения ограничился лишь тем, что погрозил ему пальцем. Несмотря на безудержную проказливость Генри Ладлэнда-младшего, чьи шутки и забавы далеко не всегда бывали безобидны и редко когда укладывались в рамки благопристойности, ему все сходило с рук, потому что все любили его за веселый, легкий и дружелюбный нрав. Придворные дамы и юные фрейлины принцессы Крондорской все как одна были в восторге от его остроумия и галантной обходительности. Они считали его на редкость красивым юношей и щедро одаривали своей благосклонностью.

Гарри провел ладонью по мокрым волосам и звонко расхохотался.

- И он еще смеет хохотать мне в лицо! - возмутился Амос. - Королевское судно раскрошено в щепы, сами едва не потонули...

- Простите, простите, адмирал! -поспешно пробормотал Гарри. - С лодкой это и в самом деле вышло неловко, но я... - он снова прыснул со смеху, - я как вспомню, какое было лицо у лоцмана, когда он стоял возле борта...

Тут уж и Амос не смог удержаться от смеха.

- Твоя правда, - пробасил он, - я так его физиономии вовек не забуду.

Николас поднял голову и лишь теперь выдавил из себя улыбку. Адмирал ободряюще потрепал его по плечу.

- Я так рад, что ты вернулся, Амос, - сказал принц. - Жаль, что тебя не было с нами на празднике Банаписа.

Амос отдернул руку, резко щелкнул пальцами и покачал головой.

- Праведные боги, да вы ведь промокли до костей! Что же это мы стоим тут на ветру? Давайте-ка поторопимся во дворец, иначе вы оба как пить дать схватите лихорадку. Да и мне надобно переодеться перед встречей с принцем Арутой.

Вое трое сошли с причала и заспешили ко входу во дворец.

- Как прошло твое плавание? - полюбопытствовал Николас.

- Спокойно. Встретили несколько торговых кораблей с Дальнего берега, из Кеша и Квега, ну и, само собой, из Вольных городов тоже. Год выдался спокойный. Хорошо бы так было и впредь.

Гарри хитро усмехнулся и с притворным вздохом посетовал:

- Вот незадача! А мы-то ожидали от вас рассказов о кровавых битвах и необыкновенных морских приключениях.

- Я тебе покажу битвы! - прорычал Амос и шлепнул его по затылку крепкой, широкой ладонью. Чтобы удар получился достаточно увесистым, ^низкорослому адмиралу пришлось подняться на цыпочки. - Тоже мне искатели приключений! И какая же это нелегкая понесла вас нынче нам наперерез?

- Так мы же имеем право первоочередного прохода к причалу! - обиженно пробурчал Гарри, потирая ушибленное место.

Амос остановился как вкопанный и покрутил пальцем у виска.

- В открытой гавани - безусловно. Там, где есть место для маневра, - пожалуйста, милости просим. Но надеяться, что это ваше право возьмет да и остановит тяжелый трехмачтовик, который идет прямо на вас и не может ни замедлить ход, ни сойти с курса... Праведные боги, я никак не возьму в толк, чем вы думали, когда такое затевали...

- Ну полно, полно вам, адмирал, - просительно улыбнулся Гарри. - Мы поступили скверно, и оба теперь в этом раскаиваемся. Ведь правда, Николас? - Принц коротко кивнул.

Амос со вздохом покачал головой и, возобновив путь ко дворцу, спросил чуть менее ворчливо:

- И что, скажите на милость, вы оба делали в порту в такое время, когда вам надлежит постигать науки под надзором доброго наставника?

- Прелат Грэхем нынче отменил занятия, - с готовностью ответил Николас. - Они с отцом еще поутру затворились в кабинете, чтобы обсудить какие-то важные вопросы. А нам с Гарри дозволено было поудить рыбы.

- И много наловили? - оживился Амос.

- Еще бы! -кивнул Гарри. -А одну вытянули такую огромную! Жаль, вам не довелось ее у видеть.

- Ну-ну, - усмехнулся Траск. А ты что скажешь, Николас?

- Да не слушай ты его. Ничего стоящего мы не поймали, Амос, - с улыбкой отозвался принц. - Клев был плохой.

- Хвала богам, - с чувством сказал Траск, - что сами вы нынче не пошли ко дну, на корм рыбам!

- Ты будешь нынче на обеде? - спросил Николае, поспешив сменить тему.

- Вероятно да.

- Вот и хорошо. Бабушка теперь гостит у нас. - Сказав это, он украдкой бросил на адмирала лукавый взгляд и тотчас же поспешил отвести глаза.

Амос так и просиял.

- Да что ты говоришь?! Ну, тогда уж я всенепременно выйду нынче к обеду!

Николас улыбнулся одним углом рта, и улыбка эта - насмешливая и немного высокомерная - сделала его еще более похожим на отца, принца Аруту, каким Амос запомнил его в дни осады Крайди.

- Неужто это очередное совпадение? - притворно удивился Николас. - Ведь всякий раз, как подходит время твоего возвращения из плавания, бабушка спешит с визитом к матушке и отцу.

Амос с усмешкой помотал головой.

- Ничуть не бывало! Все дело в моем умелом обхождении с дамами, в моем обаянии, а перво-наперво - в моей красе, олухи вы этакие! - Все трое весело рассмеялись. - А теперь живо бегите да переоденьтесь в сухое платье! - напутствовал их Амос, сворачивая к одному из боковых входов в Крондорский дворец. - Мне тоже надо будет переменить наряд перед встречей с герцогом Джеффри, которому я должен отрапортовать о своем прибытии, и с твоей ба... то есть с твоим отцом. - И он заговорщически подмигнул Николасу.

Гарри и Николас заторопились к другой калитке в ограде дворца - той, что вела к кухне и службам. Оттуда к покоям принца, где у сквайра была своя комната по соседству со спальней Николаса, вел самый короткий и безопасный из всех возможных пустей. При каждом их шаге в башмаках у обоих чавкала вода.

Крондорский дворец вмещал в своей ограде множество строений, над которыми доминировал бывший замок, украшенный бойницами, многочисленными башнями и резными зубцами на толстых стенах. Времена, когда эта крепость подвергалась осадам воинственных недругов, давным-давно миновали, и потому внутреннее ее убранство за последние века претерпело весьма значительные изменения. Мало что теперь напоминало здесь о прежних кровопролитных войнах, и резиденцию принца Крондорского не один десяток лет тому назад по праву стали именовать уже не замком, а дворцом.

Николас толкнул узкую кованую калитку в стене, и оба юноши очутились во дворе, где с наслаждением вдохнули ароматы свежей стряпни, доносившиеся из одноэтажного здания кухни. За время своей морской прогулки оба успели порядком проголодаться. Они миновали пекарню и мыльню, бревенчатые домики садовников и конюхов, прошли через один из небольших огородов и, поднявшись по ступеням, прокрались ко входу во дворец, которым пользовались лишь слуги. Николас меньше всего на свете желал бы теперь попасться на глаза кому-либо из приближенных отца, а при мысли о встрече с самим принцем Арутой зубы его начинали стучать сильнее прежнего.

Когда юноши приблизились к двери, та распахнулась, и на крыльцо выбежали две молоденьких служанки, которые тащили за ручки корзину с грязным бельем. Николас посторонился и дал им дорогу, Гарри же окинул обеих весьма недвусмысленным взглядом и сопроводил его улыбкой, которую сам он считал неотразимой. Одна из прачек вспыхнула и смущенно хихикнула, другая же нахмурилась и закусила губу.

Когда девушки сбежали по ступеням и направились по тропинке к мыльне, Гарри молодцевато подбоченился и кивнул им вслед.

- Видел? - Его так и распирало от гордости. - Обе не прочь познакомиться со мной покороче. Просто они по-разному это выразили. Ну, каждая на свой манер.

Однако слова его не вызвали у принца никакого сочувствия и интереса. Николаса сейчас заботило совсем другое.

- Ах, оставь, пожалуйста, - вполголоса сказал он и, подтолкнув друга к распахнутой двери, сдавленным шепотом добавил: - Надо поскорее переодеться, а ты тут взялся любезничать со служанками. Ведь если кто-нибудь расскажет отцу, в каком виде мы вернулись... - Последние слова он произнес, уже взбегая вверх по узкой и крутой лестнице.

- Нет, ты все же должен признать, что девчонки посмотрели на меня со значением, - не унимался Гарри, который опередил принца на несколько ступеней. - И будь у меня побольше времени, я оправдал бы самые смелые ожидания обеих.

- Берегитесь, мамаши Крондора... - задыхаясь от быстрого бега, прошептал Николас, - наш красавчик Гарри... вышел на охоту... а потому прячьте ваших дочерей подальше... от его вожделенных взоров! - Он тихонько прыснул, зажав рот рукой, и опасливо огляделся по сторонам.

После яркого света, заливавшего двор, в полутемном узком коридоре, куда они выбежали, обоим стало еще более зябко и неуютно. Николас и Гарри заторопились к следующей двери, которая вела непосредственно в покои принца Аруты и его семьи. Гарри приоткрыл тяжелые створки и быстро оглядел другой коридор, гораздо более широкий и светлый, чем первый. Он также оказался пуст, и сквайр смело шагнул в него и поманил своего господина за собой. Юноши на цыпочках приблизились к дверям в свои комнаты, между которыми в стенном проеме висело большое зеркало в тяжелой дубовой раме. Николас взглянул на свое отражение и всплеснул руками.

- Ну и вид! Какое счастье, что мы не попали на глаза отцу!

Гарри невозмутимо пожал плечами.

- Часом раньше или позже, но он ведь все равно узнает о нашей проделке.

Николас тяжело вздохнул, махнул приятелю рукой и толкнул дверь в свою комнату.

В центре спальни, занимаемой принцем, стояла широкая кровать под балдахином. Полог из тонкой голубой кисеи был отдернут. Принц скользнул равнодушным взором по темно-синей, в тон оконным шторам, атласной накидке с богатой и затейливой вышивкой и заторопился к массивному резному гардеробу. Он быстро достал оттуда сухое платье и прошел в небольшую комнатку, смежную со спальней, где помещались вызолоченная снаружи и изнутри ванна на гнутых ножках в виде львиных лап, приспособление для отправления естественных надобностей, а также несколько шкафов, шкафчиков и полок и большое во всю стену зеркало. Николас торопливыми движениями сбросил с себя мокрую одежду и сапоги и стал растирать тело жестким льняным полотенцем. Он не без гордости оглядел в зеркале свое поджарое, мускулистое тело - тело взрослого мужчины - плечи, заметно раздавшиеся за последний год или два, грудь, покрытую темными курчавыми волосами, узкие бедра, длинные стройные ноги. Но тут взор его упал на левую ступню, которая была заметно короче правой и заканчивалась вместо пальцев пятью едва различимыми бугорками без ногтей, и это давно привычное зрелище заставило его нахмуриться и совсем по-детски шмыгнуть носом.

Как ни старались, как ни бились все эти долгие годы лучшие лекари и искуснейшие маги Королевства, никому из них не удалось победить врожденное увечье, коим был поражен младший сын принца Крондорского. Чтобы хромота Николаса была менее заметна, придворный сапожник тачал для его левой ноги сапоги с более высоким каблуком, чем для правой, и кожу для них он брал более мягкую и тонкую, потому что злополучная ступня повиновалась принцу значительно хуже, чем другая, и в жестких, грубых башмаках он не смог бы даже и шевельнуть ею. Благодаря этим мерам, а также собственному усердию и унаследованным от отца быстроте, ловкости и силе, Николас ни в чем не уступал своим сверстникам, а во многом даже и превосходил их. Он блестяще владел клинком, став за последние годы достойным соперником принца Аруты, который некогда слыл лучшим фехтовальщиком Западных земель Королевства. Командующий дворцовым гарнизоном, носивший почетный титул мастера клинка, нисколько не грешил против истины, когда утверждал, что Николас давно превзошел в этом искусстве обоих своих старших братьев. Николас прекрасно плавал, ездил верхом и стрелял из лука, он без труда мог, если это требовалось, пройтись с дамой в танце через весь огромный дворцовый зал.

Благодаря всему этому мало кто при дворе держал в памяти изъян Николаса. Постоянно помнили об этом лишь его родители да од сам, ибо сознание собственной ущербности, отличная от других, к которому примешивалось и смутное чувство вины, отравляли Николасу жизнь с тех самых пор, как он себя помнил.

Он еще в детстве полюбил уединение и по возможности избегал общества других детей. В их взглядах ему всегда чудилась издевка, в их участии к нему - притворство. Если им случалось смеяться над какой-нибудь шуткой, он считал, что настоящая причина веселья - он и его хромота. Эти соображения, однако, не рождали в его сердце неприязни к ним, а лишь вызывали желание отгородиться от сверстников и уйти в себя. Со временем, превратившись в отрока, он понял, что замкнутость лишь привлекает к нему сочувственное или же злорадное внимание тех, от кого он так желал бы ничем не отличаться, и он стал проводить гораздо больше времени в среде придворной молодежи. Но все та же прежняя мнительность мешала ему держаться с ними непринужденно и вполне разделять их заботы и радости.

Начав одеваться, Николас тряхнул головой и улыбнулся своим мыслям о том, как переменилась его жизнь за последний год, с тех пор как при дворе появился Гарри. Второй сын графа Ладлэнда оказался единственным из юношей, в чью искреннюю привязанность Николас поверил с первых же дней их знакомства, в чьей дружбе он никогда не усомнился: Гарри был слишком открыт и простодушен, чтобы таить в своем сердце зависть и неприязнь к кому-либо, он буквально излучал беззаботность и жизнелюбие, коих так недоставало самому Николасу. Арута не мог этого не отметить. Он внимательно присмотрелся к гостившему при дворе юноше и с одобрением отнесся к дружбе, которая возникла между ним и младшим из принцев. Поэтому, когда Гарри пришла пора возвратиться домой, Арута предложил графу Генри Ладлэнду оставить сына при дворе в качестве сквайра юного Николаса. Предложение пришлось графу по душе, и он с радостью на него согласился, ибо дома, в поместье Ладлэнд, от Генри-младшего не было никакого спасенья, и граф жаловался принцу Аруте на всевозможные проказы и бесчинства, в которые тот вовлекал еще и двоих младших братьев. Арута от души посмеялся над этими рассказами и справедливо заметил, что при всей озороватости Гарри его шалости никогда не имеют целью кого-либо унизить или даже просто задеть, что новоиспеченный сквайр добр и великодушен, а также ровен без высокомерия с теми, кто ниже его по положению, и без угодливости - с более знатными особами. Что же до его склонности ко всяческим шуткам и забавам, то принц счел ее всего лишь одним из проявлений природной жизнерадостности Гарри, благодаря которой они с замкнутым и слишком уж рассудительным Николасом прекрасно друг друга дополнят. Слыша такие похвалы в адрес своего отпрыска из уст самого принца, граф Ладлэнд едва не прослезился от радости. Таким образом вопрос о новом назначении Гарри был решен.

Обоих юношей как нельзя более устроил такой поворот событий. Веселому и беспечному Гарри по-прежнему сходили с рук все его проделки, участником которых сделался теперь принц Николас. Юный сквайр, привыкший повелевать младшими братьями, рано или поздно стал бы командовать и Николасом, если бы этому не воспрепятствовал независимый и твердый характер принца, который, впрочем, лишь изредка позволял себе напоминать Гарри о разнице в их положении и отдавать ему приказания. Ведь сутью их отношений по-прежнему была искренняя дружба, а должность сквайра, иначе - высокородного слуги оруженосца при особе Николаса, на которую назначили Гарри, стала для обоих лишь формальным обрамлением этой дружбы.

Николас обсушил волосы полотенцем и провел по ним жесткой щеткой. Его всегда радовало, что он так похож на отца, что у него такие же карие глаза, такие же прямые темные волосы, как у принца Аруты. Теперь же, оглядывая себя в зеркале, он подумал, что не прочь был бы поменять свою прическу на рыжую шевелюру Гарри. Его локоны, поди, давно уж обсохли и выглядят такими же пушистыми и мягкими, как всегда. Увидев Гарри, никто даже не заподозрит, что тот каких-нибудь пару часов тому назад свалился в воду. Принц еще раз придирчиво оглядел себя в зеркале, убедился, что волосы его по-прежнему влажны и напоминают тугую черную бахрому, свисающую до самых плеч, а потому являют собой улику против них с Гарри, со вздохом отложил щетку и прошел в свою спальню, а оттуда - в коридор. Там его уже поджидал Гарри, вовсю любезничавший с одной из младших горничных принцессы Аниты. Девушка явно тяготилась ухаживаниями Гарри, но не смела ему об этом сказать и стояла перед ним молча, с низко опущенной головой.

Николас с усмешкой взглянул на Гарри, который расточал комплименты смущенной горничной, наклонив к ней кудрявую голову. Звук собственного голоса помешал ему расслышать шаги Николаса. Сквайр был уверен, что они с девушкой одни в пустом, широком коридоре. Николаса подавил вздох. Здесь, в покоях, занимаемых семьей принца Крондорокого, еще недавно что ни день царили суета и оживление. Но после того, как сестра Николаса Елена вышла замуж за старшего сына герцога Рэнского и уехала из Крондора вместе со своими веселыми, смешливыми фрейлинами, покои объяла тишина. Николас был очень привязан к сестре и скучал по ней. Отбытие же старших братьев-близнецов ко двору короля в Рилланон пять лет тому назад оставило его равнодушным, ведь Боуррик и Эрланд были гораздо старше него, и в ту пору у него с ними было мало общего. Боуррику предстояло со временем унаследовать трон и стать правителем Королевства Островов. Так решили принц Арута и его старший брат король Лиам, чей единственный сын утонул пятнадцатью годами ранее. Николас в который уже раз возблагодарил богов, за то, что те послали ему такого славного, веселого и смелого товарища, как Гарри Ладлэнд. Не будь здесь его, в пустынных комнатах, залах и коридорах этого крыла, да и во всем дворце можно было бы умереть со скуки. Если бы он только не был таким неутомимым дамским угодником и не хвастался бы без всякой устали своими победами, истинными и мнимыми!

Николас нарочито громко откашлялся, и Гарри стремительно обернулся к нему. Девушка воспользовалась этим и поспешно удалилась, напоследок успев одарить Николаса благодарным взглядом.

Принц посмотрел ей вслед и покачал головой:

- Гарри, ну разве пристало тебе, пользуясь своим высоким положением, преследовать и донимать служанок? Ведь бедная девушка не чаяла, как ноги унести!

- Ничего подобного! - с апломбом возразил Гарри. - Она была польщена моим вниманием, и если бы не твое появление...

- Довольно, сэр! - резко прервал его принц. - Ты сам прекрасно знаешь, что не прав!

Гарри давно усвоил, что в тех редких случаях, когда Николас сердился на него и позволял себе повысить голос, лучше было ему не прекословить. Он пожал плечами и заговорил о другом:

- До обеда остался еще целый час. Надо как-то его убить. Чем бы нам заняться?

- Да у нас ведь и выбора никакого нет: придется придумывать, как нам с тобой половчее выкрутиться.

Гарри, все еще находившийся во власти недавних переживаний, не сразу понял, о чем говорил ему принц.

- Выкрутиться? - растерянно переспросил он. - Но ты-то здесь при чем?

- Нам ведь предстоит объяснить отцу, что приключилось с лодкой, - терпеливо пояснил Николас. Гнев его успел уже улетучиться без следа.

- Ах, вот ты о чем! - усмехнулся Гарри. - Не тревожься и предоставь все мне. Я уж сочиню про это самую что ни на есть правдивую байку.

- Так значит, не заметили? - тоном, не предвещавшим ничего хорошего, переспросил Арута. - Самый мощный боевой корабль Крондорского флота, трехмачтовик, находившийся меньше чем в сотне футов от вас?! - Оба провинившихся понурили головы, и принц Крондорский с шумом перевел дыхание. Неизменно сдержанный в обращении с придворными и слугами, с женой и ее матерью, он позволял своему гневу выплеснуться наружу лишь изредка, когда распекал нашкодивших детей. Сейчас он был не на шутку рассержен поведением Николаса и Гарри, чья проделка могла стоить им жизни.

Николас легонько толкнул Гарри локтем и прошептал:

- И это ты называешь правдивой байкой? Ты, часом, не переутомился, пока ее сочинял?

Арута перевел взгляд на жену, ища у нее поддержки. Но оказалось, что принцесса все это время тщетно пыталась придать своему лицу суровое, осуждающее выражение. При виде двух притихших мальчишек, один из которых ерзал на стуле от смущения и не смел поднять глаз на отца, а другой, напротив, без колебаний принял на себя вид оскорбленной добродетели, она едва сдерживала улыбку. Она была так хороша в этот миг, что Арута невольно залюбовался ею, и суровая складка между его бровями разгладилась сама собой. Аните было уже за сорок, и в густых медно-рыжих волосах ее поблескивала седина, а в углах рта и под глазами обозначились морщины. Но голос принцессы был по-прежнему звонок, а стан - по-девичьи строен, и ее зеленые глаза, обращенные теперь на младшего сына, оставались ясными и чистыми, как лесные озера.

Венценосная чета обедала в небольшой уютной столовой в кругу семьи и немногих из придворных. Арута не любил пышных и церемонных обедов в главном зале и старался устраивать их как можно реже. Но Крондорский дворец был так огромен, что даже в этой комнате, считавшейся совсем небольшой, за длинным прямоугольным столом могло бы поместиться еще два десятка человек. В отличие от главного зала, стены которого были увешаны знаменами с гербами всех герцогств Королевства Островов, оружием и военными трофеями, малую столовую украшали лишь несколько семейных портретов и небольшие по размерам пейзажи окрестностей Крондора, писанные маслом и заключенные в изящные рамы.

Арута занимал свое обычное место во главе стола. Принцесса Анита сидела по правую руку от него. Место слева от принца было закреплено за Джеффри, герцогом Крондорским, лордом-канцлером двора и самым доверенным из помощников Аруты. Это был спокойный, рассудительный и добродушный человек, которого в Крондоре любили все без исключения. Он состоял на службе у Аруты уже восьмой год, а до этого а течение десяти долгих лет верой и правдой служил в Рилланоне его величеству королю Лиаму Первому.

Слева от герцога чинно и величаво восседал прелат Грэхем, епископ ордена Дала, Щита Немощных, и член придворного совета. Этому сдержанному и немногословному, но неизменно строгому и требовательному наставнику Арута и Анита доверили воспитание всех своих сыновей. Нынче главнейшей своей заботой и обязанностью прелат почитал то, чтобы Николас, подобно своим старшим братьям Боуррику и Эрланду, постиг не только премудрости истории, математики, военных наук, но разбирался бы также в литературе, живописи и музыке. В течение долгих лет епископ не мог нахвалиться своим питомцем, который, благодаря большим способностям и прилежанию, а также уравновешенному характеру и отсутствию тяги к шалостям, делал блестящие успехи в учении. С появлением же при дворе Генри Ладлэнда, которого также поручили наставническим заботам прелата, принца точно подменили, и у святого отца что ни день стали возникать веские причины для недовольства обоими своими подопечными. Теперь старец то и дело косился на примостившихся рядом с ним юнцов, коим он всем своим видом старался внушить, насколько велика их очередная провинность и как слабы и неубедительны предложенные на суд собравшихся оправдания, если взять во внимание также и то, что, освободив их нынче от дневных занятий, он велел им потратить свободное время с пользой - читать друг другу вслух или повторять наизусть молитвы - и строжайше воспретил отлучаться из дворца.

Напротив Николаса и Гарри сидели Амос Траск с принцессой Алисией, тещей Аруты. Бравый адмирал и вдовствующая принцесса на протяжении долгих лет легко и непринужденно флиртовали друг с другом, обмениваясь в присутствии посторонних то ни к чему не обязывающими любезностями, то беззлобными остротами, шутками и колкостями. На деле же их связывали гораздо более нежные и доверительные отношения, о чем знали решительно все, но говорить отваживались (разумеется, осторожным шепотом) лишь очень и очень немногие из придворных сплетников.

Время не пощадило некогда прекрасного лица Алисии, избороздив его морщинами, и выбелило ее густые волосы, но несмотря на это, принцессу все еще можно было назвать весьма привлекательной, ибо ее гордая осанка, грация и благородство жестов, изящество черт оказались неподвластны годам. Голос Алисии был по-прежнему звонок, и когда в ответ на какую-нибудь шутку адмирала она весело смеялась своим серебристым смехом, а в глазах ее загорались лукавые искорки, окружающие с ласковыми, немного снисходительными улыбками обращали взоры к ней и Амосу Траску, радуясь тому запоздалому счастью, что выпало на долю пожилых любовников.

Амос и Алисия, как всегда, были заняты друг другом и потому не слыхали слов Аруты. Адмирал склонился к уху возлюбленной и стал нашептывать ей что-то веселое, Алисия же закивала в ответ и, чтобы скрыть улыбку, прижала к губам льняную салфетку.

Место по левую руку от адмирала было нынче отведено Уильяму, маршалу сухопутных войск Крондора, сыну названого брата Аруты. Кузен Уилл, как величали его все без исключения принцы и принцессы, весело подмигнул проштрафившимся юнцам. Он нисколько не разделял негодования Аруты и молчаливого неодобрения прелата Грэхема. К тому же, прожив в Крондоре два десятка лет, он хорошо помнил, как часто праведный гнев Аруты обрушивался на головы неугомонных близнецов Боуррика и Эрланда в пору их беспокойного отрочества. Мужая, мальчишки пробовали свои силы в проказах и шалостях, и Уилл считал это в порядке вещей. Николаса же отец распекал впервые, и мальчишка, не привыкший слышать из уст родителя такие суровые речи, был явно расстроен и подавлен. Уилл решил прийти кузену на помощь и шуткой разрядить гнетущую обстановку, и потому он веско, глубокомысленно изрек, протянув руку к блюду с ломтями хлеба:

- Великолепная стратегия, сэр Гарри. Никаких лишних деталей, только самая суть.

Николас, чтобы не расхохотаться в ответ на это замечание, отрезал себе изрядный кусок жаркого и поспешно отправил его в рот. Краем глаза он заметил, как Гарри, явно с той же целью, торопливо, едва не расплескав вино, поднес к губам кубок.

Все это не укрылось и от взгляда Аруты, и принц, снова нахмурившись, отчеканил:

- Вы оба понесете заслуженное наказание. Надеюсь, это заставит вас впредь бережно относиться как к имуществу королевского дома, так и к собственной жизни.

Николас и Гарри обменялись быстрыми красноречивыми взглядами, поняв друг друга без слов. Оба имели все основания надеяться, что, раз уж их не подвергли наказанию немедленно, то принц ввиду своей крайней занятости того и гляди попросту о нем забудет, как бывало уже не раз после их менее серьезных провинностей.

Крондорский двор был в Королевстве Островов вторым по значению после Рилланонского, где правил король Лиам. Арута практически единолично управлял Западными землями огромной страны, руководствуясь при этом лишь общими указаниями Лиама. В течение дня принцу порой случалосьпринимать множество ответственных решений, отправлять важные депеши и составлять ответы на полученные, выслушивать доклады вассалов и министров, забывая об отдыхе, сне и еде. Где уж тут упомнить о наказании, которое он посулил двум озорникам.

Принц хотел было обратиться с каким-то вопросом к герцогу Джеффри, но тут в столовую торопливой походкой вошел маленький паж в пурпурной с желтым ливрее и что-то зашептал на ухо придворному мастеру церемоний барону Джерому. Глаза всех присутствовавших обратились к последнему, и он, выслушав пажа, коротко кивнул, поднялся со своего места, отложил салфетку и направился к Аруте. Лицо принца исказила гримаса досады. Он понимал, что случилось нечто важное, из ряда вон выходившее, иначе его не стали бы беспокоить во время трапезы, но необходимость прерывать обед в дружеском кругу ради пусть даже самого неотложного из дел, которым все равно не видно было конца, не могла не вызвать его раздражения.

- Ваше высочество, - сказал барон, - двое путников, явившихся издалека и остановленных стражей у главного входа во дворец, желают незамедлительно иметь с вами беседу.

- Кто они такие? - спросил Арута.

- Они отрекомендовали себя друзьями его высочества принца Боуррика.

Брови Аруты медленно поползли вверх:

- Друзья Боуррика? - Он растерянно взглянул на жену и пожал плечами. - Надеюсь, у них есть имена или прозвища?

Мастер церемоний вздохнул:

- Они назвали себя, ваше высочество. Их имена - Гуда Буле и Накор-исалани. - В голосе его прозвучало явное неодобрение, когда он, помедлив, добавил: - Кешианцы.

Арута все еще пребывал в замешательстве, силясь вспомнить, кем могли доводиться его старшему сыну эти незваные пришельцы. Из затруднения его вывел Николас, звонко воскликнувший:

- Отец, так ведь это наверняка те самые люди, что помогли нашему Боуррику, когда он попал в руки торговцев невольниками в Кеше! Помнишь, он нам всем об этом рассказывал?

Арута улыбкой и кивком поблагодарил Николаса за подсказку.

- Ну конечно же, это они! - Он повернулся к Джерому: - Немедленно прикажи привести их сюда!

Барон подал знак пажу, и мальчишка со всех йог помчался выполнять приказание.

Гарри, сгорая от любопытства, шепотом спросил у Николаса:

- Что это еще за история с твоим братом? Какие такие работорговцы?

Николас покосился в сторону отца, убедился, что тот занят разговором с канцлером и не смотрит в их сторону и едва слышно ответил:

- Это было давно, девять лет назад. Боуррик был послан в Кеш с важной миссией, и его похитили разбойники, которые не знали, кто он и откуда. Хотели продать его в рабство. Но он сбежал от них, и явился ко двору императрицы, и спас ей жизнь. А эти двое, что сейчас сюда придут, очень ему помогли.

Любопытство Гарри было удовлетворено лишь отчасти. Но он не решался прямо теперь спросить друга о подробностях тех событий, чтобы перешептываниями с ним лишний раз не привлечь к себе всеобщего внимания, ведь это неизбежно напомнило бы Аруте об их провинности и о наказании, которому он грозился их подвергнуть.

Маленький паж вскоре вернулся в сопровождении двух мужчин в оборванной и грязной одежде. Один из них, высокий, широкоплечий, жилистый, в потертых кожаных доспехах, помятом и поцарапанном шлеме, с двумя кинжалами у пояса и выглядывавшей из-за спины рукояткой меча, явно был когда-то бравым воякой. Он честно и открыто, хотя и с некоторой робостью, обвел всех сидевших за столом своими выцветшими голубыми глазами и тотчас же смущенно потупился. Спутник его выглядел и вел себя совершенно иначе, чем воин-ветеран. Ни по платью - грязному, в прорехах короткому голубому балахону, - ни по чертам его узкого, лукавого личика никто -не смог бы догадаться о роде его занятий. Был он хил и тщедушен, ноги имел на редкость тонкие и кривые, а его лысая макушка едва доходила до плеча старого солдата. Однако ему было явно не занимать смелости и уверенности в себе. Узкие черные глаза его перебегали с одного лица на другое, с предмета на предмет, и на лице застыло такое мечтательное, отсутствующее выражение, словно он был здесь совсем один и пришел лишь затем, чтобы полюбоваться роскошным убранством комнаты. Немного помешкав, оба прошли вперед и, не доходя нескольких шагов до стола, солдат робко и скованно поклонился Аруте. Забавный коротышка рассеянно, машинально, явно думая о чем-то своем, повторил движение своего спутника.

Арута поднялся со своего стула навстречу гостям и с улыбкой их приветствовал:

- Добро пожаловать.

Воин покосился на своего спутника, но тот продолжал озираться вокруг все с тем же отсутствующим выражением на забавном личике, походившем на мордочку лисенка, и было очевидно, что он вовсе не собирался отвечать на приветствие принца. Смуглые щеки ветерана, изборожденные морщинами, залил румянец стыда. Ему стало явно не по себе. Наверняка он сейчас дорого бы отдал за возможность унести отсюда ноги. Помешкав еще мгновение и набрав в грудь воздуха, он с великим трудом выдавил из себя:

- Простите за беспокойство, ваше высочество. Но вот этот, - он ткнул оттопыренным большим пальцем в сторону коротышки, - меня чуть не силком сюда притащил... - Сильный акцент выдавал его кешианское происхождение.

Арута улыбнулся и ободряюще кивнул старому воину, чье открытое лицо, несмотря на грубость черт, сломанную переносицу и глубокие морщины, избороздившие выдубленную солнцем и ветром кожу, внушало доверие и приязнь.

- Вам нет необходимости передо мной извиняться. Друзья моего сына - всегда желанные гости в этом дворце. - Помедлив, он добавил: - В особенности же, если у них есть до меня какое-то важное дело, - и сопроводил свои слова вопросительным взглядом.

Накор наконец-таки очнулся от своей задумчивости и обратил пристальное внимание на Аруту, который невольно поежился под цепким, бесцеремонным взглядом его узких черных глаз.

- Ваш сын ни капли на вас не похож, - изрек исалани, и Арута, опешив от такого неожиданного утверждения и не найдясь с ответом, ограничился тем, что коротко кивнул. Накор же тем временем уставился на принцессу Аниту и радостно осклабился, обнажив два ряда мелких, острых зубов, усиливавших его сходство с маленьким хищным зверьком. - А вот вы - мать принца Боуррика. Это сразу видно. Он - вылитый ваш портрет, - удовлетворенно произнес он и добавил: - Вы - очень красивая женщина, принцесса!

Услыхав такой комплимент из уст забавного человечка, Анита не смогла удержаться от смеха. Она взглянула на мужа, потом снова перевела взор на коротышку и слегка наклонила голову.

- Благодарю вас.

Исалани небрежно махнул рукой.

- Называйте меня Накором. Когда-то я носил прозвище Синего Наездника, но моя лошадь пала. - Он хотел еще что-то добавить, но в это мгновение взгляд его упал на лицо Николаса. Накор умолк и смотрел на него так долго и пристально, что принцу стало не по себе. Бесцеремонный гость снова усмехнулся и обратился к Аруте: - А вот этот уродился в вас, тут уж ничего не скажешь!

К этому времени принц Крондорский успел уже прийти в себя от растерянности, вызванной неожиданным появлением двоих путников и странным поведением одного из них. Он строго взглянул на коротышку и обратился на сей раз непосредственно к нему:

- Могу ли я все же узнать, что привело вас сюда? Мы все искренне вам рады, ведь вы оказали неоценимую услугу как сыну моему, так и нашей державе. И все же... С тех пор ведь прошло девять долгих лет... - Он выразительно умолк, ожидая ответа и, поскольку Накор упрямо молчал, говорить снова пришлось Гуде:

- Праведные небеса, я так желал бы ответить на ваш вопрос, ваше высочество, но не могу этого сделать! - пожаловался бывший наемный солдат. - Вот уж месяц, как я пытаюсь вызнать у этого безумца, зачем он все это затеял, но в ответ слышу от него только одно, что ему и мне надобно добраться до Крондора и повидаться с вашим высочеством, а потом снова отправиться в путь. - Накор опять погрузился в размышления, уставив рассеянный взгляд на один из канделябров с множеством горевших в нем свечей. Лицо его приняло мечтательное выражение, по губам скользнула улыбка. Он склонил голову набок и сощурил свои и без того узкие глаза. Гуда, вконец смешавшись, вполголоса добавил: - Вы уж простите нас, ваше высочество. Не надо мне было его слушать. И незачем нам было сюда приходить.

Арута немедленно пришел на выручку вконец расстроенному вояке, попавшему по вине своего спутника в крайне неловкое положение и тяготившемуся этим, и со свойственной ему любезностью решительно возразил:

- Что вы, друг мой, это я готов просить у вас прощения за то, что доставил вам неудовольствие своими настойчивыми расспросами. - Он мысленно упрекнул себя в том, что, пренебрегая правилами гостеприимства, до сих пор не предложил усталым путникам поесть и отдохнуть с дороги. - Всему свое время, и о целях вашего визита вы, если пожелаете, поведаете мне поутру. А пока я велю приготовить вам постели и воду для мытья, а также свежее платье.

Гуда вытянулся по стойке "смирно" и молча кивнул, не будучи уверен в том, какими именно словами следует благодарить особу королевской крови за подобное любезное предложение. Тут принц перехватил его голодный взгляд, брошенный на тарелки и блюда с разнообразными яствами, и поспешно добавил:

- Но сперва прошу вас обоих к столу. - И он указал на два свободных стула подле маршала Уильяма.

Слова эти вмиг вывели Накора из его созерцательного оцепенения, и коротышка проворно засеменил к одному из незанятых мест за богатым столом. Лишь только слуги наполнили его тарелку мясом и овощами, он с завидным аппетитом принялся за угощение.

Гуда по-прежнему держался скованно. Он явно чувствовал себя неловко за одним столом с вельможами столь высокого ранга и поначалу боялся даже притронуться к еде, чтобы не допустить какую-нибудь оплошность, но вскоре голод взял свое, и бывший трактирщик стал торопливо насыщаться, уверенно орудуя ножом и вилкой, а порой обходясь и без них.

Амос произнес несколько фраз на каком-то непонятном языке, и Гуда с улыбкой кивнул ему.

- Шутка ваша позабавит хоть кого, - одобрительно сказал он на языке Королевства, - но не всякий ее поймет из-за вашего акцента.

Амос развел руками.

- А я-то думал, что не разучился говорить по-исалански. Но ведь с тех пор, как мне довелось в последний раз побывать в Шинг-Лае, прошло три десятка лет. - Он вздохнул, улыбнулся бывшему воину и вернулся к прерванному разговору с принцессой Алисией.

Арута больше не притрагивался к еде. С лица его не сходило выражение озабоченности и тревоги, ибо он предчувствовал, что неожиданный визит этих двух в высшей степени странных людей, в прошлом - спутников его сына, был предвестником неумолимо надвигавшейся неведомой, но грозной опасности.

Когда с обедом было покончено и все разошлись по своим комнатам, а слуги стали убирать со стола, Арута вышел на один из каменных балконов дворца, откуда открывался вид на гавань. Амос Траск, сердечно распрощавшись со своей возлюбленной и пожелав ей доброй ночи, вскоре последовал за принцем. Арута прислонился к кованым перилам и уставил неподвижный взор на огни портовых строений.

- Ты желал поговорить со мной наедине, принц?

Арута повернулся лицом к адмиралу.

- Да. Мне нужен твой совет, старина Траск.

- Изволь, спрашивай.

- Меня беспокоит Николас.

Адмирал изумленно вытаращил на принца глаза и развел руками.

- Не понимаю, о чем ты.

- Он совсем не такой, как другие. Как все юноши его лет.

- Ну да, ясное дело, у него ведь неладно с ногой, - растерянно пробормотал Амос.

- Если бы дело было только в этом, - задумчиво произнес Арута. - Я... в последнее время я ловлю себя на том, что меня тревожит его характер, слишком уж...

- Мягкий? Осторожный? - подсказал Амос.

- Вот именно, - мрачно кивнул Арута. - Потому-то я и решил оставить их сегодняшнюю выходку безнаказанной. - Он сдержанно усмехнулся. - Мальчишки поди решили, что я позабыл о наказании. Но ты-то конечно знаешь, что я всегда помню о своих обещаниях и угрозах. - Амос выразил свое согласие с этим утверждением сдержанным кивком. - Ведь нынче Николас впервые на моей памяти пошел на сознательный риск. Прежде он всегда старался избегать малейшей опасности...

Амос протяжно вздохнул и прислонился к стене.

- Признаться, я об этом как-то не задумывался, Арута. Николас всегда был славным пареньком, тихим и серьезным, да и учился прилежно. Не то что эти с позволения сказать бандиты - Боуррик да Эрланд. С ними-то ведь просто сладу не было!

- Прежде я тоже так считал. Но даже и тогда, когда кротость и благонравие Николаса казались мне благословением богов, в особенности же в сравнении с буйным нравом старших, меня смутно тревожили эти его черты, а теперь я еще больше утвердился в своих мыслях. Правителю не пристало иметь такой характер, Амос!

Амос помотал головой:

- Да полно, Арута! Уж я-то знаю тебя... позволь... - он что-то торопливо подсчитал на пальцах, - лет двадцать пять или около того. Ты так сильно привязан душой к своим близким, что всегда излишне о них печешься да тревожишься. Николасу, конечно же, пристало бы вести себя побойчее, ну да ведь он еще так молод! Со временем, вот увидишь, характер его окрепнет, а стоит ему получить во владение земли, так откуда что возьмется - и смелость, и настырность, и задор.

- Не знаю, - возразил Арута. - Мне почему-то думается, что с ним все обстоит не так уж просто, Амос. А ведь его характер и склонности могут оказаться куда как важны для всех нас, для всего Королевства!

Амос насмешливо фыркнул:

- Опять небось какие-нибудь брачные затеи?

Арута кивнул:

- Только ты пока об этом помалкивай. Император Дигай дал мне знать, что считает вполне возможным и даже желательным установление более тесных родственных связей между Королевством и его страной. Брак Боуррика с принцессой Жасминой стал первым шагом в этом направлении, но она ведь принадлежит к высшей знати всего лишь одного из вассальных племен, населяющих Кеш. Дигай склоняется к тому, что пришла пора выдать за одного из моих сыновей настоящую принцессу, его кузину или племянницу.

Адмирал досадливо крякнул.

- Уж эти мне династические браки! Мне от одной мысли о них делается тошно! Стоит подумать, что людей насильно сводят друг с другом, как, с позволения сказать, скотину...

- Не горячись, друг Амос, - перебил его Арута. - Ведь тебе не хуже моего известно, что Кеш - опасный сосед, с которым надобно любой ценой поддерживать мирные отношения. И если император предлагает свою близкую родственницу в жены брату нашего будущего короля, нам надлежит, прежде чем ответить отказом, стянуть все свои войска к границам с Империей.

- Но ведь Ники - не единственный, за кого эта высокородная кешианка могла бы выйти замуж? - предположил Траск.

- Конечно, можно предложить этот союз одному из сыновей Каролины, но Николас, безусловно, именно тот, кого избрал бы для нее император... Вот если бы только не его нрав!

Помолчав, Амос вполголоса заметил:

- Он еще так молод...

- Вот именно, - мрачно подхватил Арута. - Он гораздо моложе душой, чем надлежит быть юноше его лет! Я виню себя...

- Только этим ты и занят! - со смешком вставил Амос.

- ...в том, -продолжал принц, -что был с ним слишком мягок, слишком заботлив, не давал ему развиться, развернуться в полную меру, потому что все время опасался за его жизнь и здоровье...

Принц неожиданно умолк и погрузился в мрачную задумчивость. Амос также несколько мгновений молчал, обдумывая слова Аруты, а потом вдруг весело пробасил:

- Так выходит, пришла пора определить его куда-нибудь на службу!

- Но куда? На границу, как двоих старших? Но ведь это ему совсем не по плечу.

- Тут я с тобой согласен, - важно кивнул Амос. - Это было бы слишком уж сурово для малыша Ники. - Он с довольным видом провел ладонью по бороде и заглянул в лицо Аруты. - А вот если бы он послужил год-другой в герцогстве своего дяди Мартина, это точно пошло бы ему на пользу.

Арута склонил голову набок, обдумывая неожиданное предложение адмирала. Судя по улыбке, которая мелькнула на его губах, оно пришлось ему по душе.

- Крайди... -задумчиво протянул он. - Как же мне это самому не пришло в голову!

Адмирала порадовало, что совет его был принят столь благосклонно.

- Ведь вы с Лиамом там выросли, -продолжал он, - и из обоих вышли правители хоть куда! - Он подмигнул Аруте. - Крайдийская закалка и по сей час поди дает о себе знать! А что до Мартина, то ты ведь со мной согласишься, что твой единокровный брат де станет нежить да баловать мальчишку, и коли что, не даст ему спуску. А то ведь здесь, в Крондоре, все и каждый только и знают что жалеют в душе "бедняжку увечного сынка его высочества принца". И мальчишка это чувствует и пользуется этим.

У Аруты дернулась щека, но возразить на это едкое замечание адмирала ему было нечем.

- Герцог Мартин даст ему службу по силам, - рассуждал Траск, - а заодно пристроит на должность и этого сорванца Гарри. Принц Маркус ведь ровесник им обоим, вот и славно, что твой Ники заодно покороче познакомится с кузеном. Благодарение богам, столько лет миновало после этой растреклятой Войны Врат, и в Крайди давно уж все спокойно. Мальчишки будут там в безопасности. Это ведь вам не Высокий замок или Железный перевал!

Арута покачал головой:

- Боюсь, Анита не согласится расстаться с ним.

- Она поймет, что это необходимо, - горячо заверил его Амос. - Ведь она желает ему добра! Конечно, всякая мать хочет оставить при себе сыночка и с ним никогда не разлучаться, да ведь...

- Сыночка! - с гримасой негодования повторил Арута. - Мы говорим о нем так, словно он - несмышленый младенец, а ведь я, вспомни-ка, был всего двумя-тремя годами старше Николаса, когда принял на себя командование крайдийским гарнизоном!

- Еще бы не помнить, ведь я в ту пору там был, - кивнул Амос и, положив руку на плечо Аруты, вполголоса добавил: - Но ведь ты - совсем другое дело, принц! Ты и смолоду-то молодым не был!

Арута принужденно рассмеялся:

- Ты как всегда прав, Амос. Я уже и тогда слишком серьезно относился к жизни и к тому, что почитал своим долгом.

- И до сих пор этим грешишь, - убежденно заключил адмирал и повернулся к двери, что вела во дворец, чтобы идти к себе.

- Так ты намерен взять принцессу Алисию в жены?

Этот неожиданный вопрос застал Траска врасплох. На мгновение он застыл как вкопанный, затем со вздохом вернулся на прежнее место у стены.

- Так-так, - усмехнулся он. - И с кем же, позвольте полюбопытствовать, вы обсуждали этот вопрос?

- С Анитой. А та в свою очередь - с самой Алисией. Дело в том, что о тебе и вдовствующей принцессе во дворце уже не первый год... - он деликатно кашлянул, - поговаривают... Вы с ней, если можно так выразиться, даете некоторый повод для сплетен. Ну а чтобы пресечь их, надлежит узаконить ваш союз. Как по-твоему, не пора ли наконец это сделать? А если ты полагаешь, что крондорский адмирал все же не ровня принцессе крови, что мне следует присвоить тебе еще какой-нибудь титул, то я немедленно дам знать брату, и Лиам, я уверен, согласится на это с охотой...

Траск жестом прервал его речь.

- Да разве дело в титуле, Арута?! Моя Алисия и без того мною довольна. - Он смущенно хохотнул и помотал головой. - Подумайте-ка лучше, каким опасностям я подвергаю свою жизнь всякий раз, когда ухожу в море. Стать женой человека, с которым рассчитываешь скоротать покойную старость, и тотчас же сделаться его вдовой - не слишком ли это большое испытание для бедняжки Алисии, которая ведь уже раз перенесла подобный удар?

- Ах, вот в чем дело, - кивнул Арута. - Так ты, видно, намерен жениться на ней не прежде, чем выйдешь в отставку?

- Вы угадали, ваше высочество. Мне было двенадцать, когда я впервые взошел на палубу корабля, а теперь уж перевалило за шесть десятков. Почитай, полстолетия отдано мною морям нашей Мидкемии. Пора и на покой.

- Когда же ты намерен подать прошение об отставке?

Амос пожал плечами.

- Сам еще толком не знаю. Море, оно ведь так и тянет к себе. Бросить якорь на веки вечные - это так непросто! - Оба вспомнили об их первом совместном морском путешествии, о страшном, непроходимом в зимнюю пору Проливе Тьмы, сквозь который капитану Траску удалось провести свой корабль, о минутах леденящего ужаса и безумного, бесконечного, ни с чем не сравнимого счастья, когда они стояли бок о бок на капитанском мостике, вцепившись в румпель, и хохотали точно умалишенные. Судно благополучно прибыло в Крондор, и Арута встретил там юную Аниту, а потом им всем вместе пришлось спасаться бегством, ибо в городе воцарился коварный и вероломный Гай де Бас-Тайра, искавший их гибели... - Похоже, - нарушил молчание Амос, - что я все же выйду в море в последний раз, когда это будет вам потребно, а после уж попрошусь в отставку и женюсь на ее высочестве Алисии.

- Мартину требуется помощь в оснащении бэйранского гарнизона, - сказал Арута, - а Бэйран расположен севернее Крайди. Все оружие и амуниция уже погружены на "Королевский Орел", и он готов к отплытию. Почему бы тебе не отправиться на нем к Дальнему берегу, не оставить мальчишек в Крайди, а на обратном пути из Бэйрана не погостить у Мартина и Брианы пару недель?

Амос усмехнулся и потряс головой:

- Ты предлагаешь мне напоследок побывать там, откуда пошли все мои несчастья.

- Несчастья? - притворно удивился Арута.

- Вот именно. Главным из коих было то, что я повстречал вас, ваше высочество! Ведь ты с тех пор только и знаешь, что мешаешь мне радоваться жизни!

Эта старая шутка Амоса неизменно приводила их обоих в прекрасное настроение. Вот и теперь принц и адмирал посмеялись над ней от души.

- Для бывшего пирата ты держался все эти годы совсем неплохо, - улыбнулся Арута.

- Старался как мог, -в тон ему ответил Амос. - Но ежели ты больше ничего не имеешь мне сказать, с вашего позволения я бы отправился на боковую. Час-то ведь уж поздний.

- Ступай, друг мой. Но боюсь, ты ошибешься дверью и вместо своей спальни чего доброго очутишься в покоях принцессы Алисии, - лукаво прищурившись, предположил Арута.

- Всякое может статься, - кивнул адмирал и удалился, напоследок хлопнув принца по плечу.

Арута вновь обратил взор к морю и стал вспоминать детали своего разговора с Амосом. Но одиночество его длилось всего каких-нибудь несколько минут. Он очнулся от задумчивости, внезапно ощутив чье-то присутствие рядом с собой. Резко повернувшись вправо, принц обнаружил, что на расстоянии вытянутой руки от него у перил балкона стоит коротышка исалани.

- Мне непременно надо было переговорить с вами, - невозмутимо произнес Накор. - Я долго ждал, пока вы останетесь один.

- Но как же тебе удалось пройти мимо стражи в коридоре? - изумился Арута.

Накор пожал плечами и беззаботно бросил:

- Это было нетрудно. - Он почесал лысую макушку и сказал таким тоном, словно был уверен, что принц обязан давать ему отчет в своих поступках: - Значит, вы все же решили отправить сына в дальнюю сторону.

Арута опешил от этого заявления и с некоторым испугом спросил:

- Так кто же ты такой? Пророк, шпион, ясновидящий, мудрец?

Накор пренебрежительно махнул рукой.

- Полно вам! Где уж мне тягаться с мудрецами или шпионами. Я всего лишь игрок. - С этими словами он ловко поймал в воздухе невесть откуда взявшуюся колоду карт и подбросил ее на ладони. - Этим и зарабатываю свой хлеб. - Он сделал едва заметное движение рукой, и колода исчезла. - Но порой мне случается угадывать будущее. - Арута молча разглядывал этого странного маленького человечка, который держал себя с ним так непринужденно и проделывал такие странные вещи, и терпеливо ждал, что за этим последует. Исалани подошел к каменной скамье, не спрашивая позволения, взгромоздился на нее и лукаво взглянул на принца снизу вверх. - Много лет тому назад, когда я повстречал Боуррика, мне стало ясно, что я должен держаться возле него. И ведь я был прав! - На несколько мгновений он умолк, о чем-то задумавшись, а потом все так же невозмутимо добавил: - Я многого не знаю, принц. Я не знаю толком, как мне удается проделывать мои фокусы и откуда мне становится известно, чему суждено случиться. Но я верю своим предчувствиям. Они меня еще ни разу не подвели. К примеру, мне стало ведомо, зачем я здесь. Для того, принц, чтобы приглядеть теперь за вашим младшим сыном. Ну, чтоб с ним не приключилось какой беды.

- Беды?! - изумленно и недоверчиво переспросил Арута.

- Ему грозит большая опасность.

- В чем же она заключается? Откуда исходит?

Накор в который уже раз пожал плечами:.

- Почем мне знать?

Слова исалани не на шутку встревожили Аруту.

- А что, если я оставлю его здесь? - с беспокойством спросил он.

- Вы не можете его не отпустить. Вернее, нет, я не то хотел сказать. Вы не должны его здесь удерживать.

- Но почему?

Безмятежная улыбка, во все время разговора не сходившая с губ уродца, внезапно погасла, и он протяжно вздохнул.

- Когда-то давно мне довелось повстречать вашего друга Джеймса. Он мне много о вас порассказал. Коли ему верить, то вы - человек бывалый и не робкого десятка. И если только он не лгал, то вы всяко меня поймете.

- Я видел мертвецов, которые бились на поле брани, - нахмурившись, медленно произнес Арута, - волшебников из других миров и их ужасные деяния, я видел драконов, как вижу сейчас тебя, и даже говорил с ними...

- Значит, вы мне поверите, - кивнул исалани. - Вы сделали свой выбор. Останьтесь ему верны. Но позвольте мне и Гуде сопровождать вашего сына.

- А почему ты решил взять с собой еще и Гуду?

- А вот уж Гуда приглядит за мной, - ответил Накор и снова обнажил в ухмылке свои мелкие острые зубы. - Чтоб со мной не стряслось чего худого.

- Боуррик уверял меня, что ты - чародей.

Накор снова пренебрежительно махнул рукой.

- Я могу себя выдать за кого хотите, когда мне это выгодно. Но ваш друг Паг подтвердит: в том, что я и он умеем делать, нет ничего волшебного.

- Так ты и Пага знаешь?

- Нет. Но он уже успел здорово прославиться, когда я повстречал Боуррика. А кроме того, я одно время жил в Звездной Пристани.

Арута сказал на это с неподдельной грустью:

- Я не видел Пага уже двенадцать лет. По слухам, он перебрался на Остров Колдуна и обитает там совсем один. Прежних друзей он больше не желает видеть, и я не смею посягать на его право жить, как он хочет.

Накор спрыгнул со скамьи и вытянулся перед Арутой во весь свой карликовый рост.

- А теперь настало время его потревожить. Нам не обойтись без его помощи. Скажите своему капитану, что по пути на запад мы сделаем остановку на этом острове.

- Так тебе известно, куда я посылаю Николаса?

Накор помотал головой.

- В точности - нет. Но когда я после долгой разлуки впервые увидел Гуду, он любовался закатом. И я сразу понял, что путь наш будет лежать на запад, туда, куда по вечерам убегает солнце. - Он протяжно зевнул и скороговоркой пробормотал: - Пожалуй, мне пора соснуть.

Аруте не оставалось ничего другого, кроме как кивком отпустить маленького человечка восвояси, и тот чинно прошествовал в коридор, куда выходила балконная дверь.

Принц в который уже раз за этот вечер предался невеселым мыслям. Он на все лады перебирал в памяти слова Амоса и маленького чародея и тщетно пытался найти какой-нибудь способ заслонить Николаса от грозившей ему опасности. Ведь младший сын был самым беззащитным, самым уязвимым из всех, кого он любил. Одно лишь было ему ясно: предчувствие его не обмануло, и появление двоих кешианцев и впрямь знаменовало собой приближение неведомой беды.

Никто больше не нарушал одиночества Аруты, и он простоял на балконе до самого рассвета.

Глава 2 ПЛАВАНИЕ

С самого утра в Крондорском дворце царила невообразимая суматоха.

Арута провел начало дня наедине с женой, и во время завтрака ему удалось без особого труда убедить ее, что их Николасу просто необходимо провести год или два вдали от родителей, переменить обстановку и приобщиться к какому-нибудь полезному занятию. Анита была довольна тем, что Арута решил отправить Николаса именно в Крайди. Этот маленький уютный городок на Дальнем берегу, где она побывала совсем юной девушкой, в год завершения Войны Врат, был навек овеян для нее дымкой светлых, нежных воспоминаний. Ведь именно там она уверилась в своей любви к Аруте и узнала о его ответном чувстве. Разговор с Арутой о Крайди оживил в ее воображении картины прошлого - Крайдийский залив, освещенный яркими лучами полуденного солнца, маяк Лонгпойнт, близ которого Аруте пришлось однажды вести неравный бой с лазутчиками неприятеля, темная громада утеса, что недаром назывался Грозой моряка, крепостной двор с многочисленными службами и конечно же сам замок - резиденция герцогов Крайдийских, где выросли Арута, Лиам и Каролина, где долгие годы служил главным егерем Мартин, внебрачный сын их отца герцога Боуррика. Лишь в час своей кончины герцог открыл Лиаму тайну рождения Мартина. Став вскоре после этого королем, Лиам возвел Мартина в герцогское достоинство и поручил Крайди его заботам. При мысли о том, как много лет минуло с тех пор, Анита, грустно вздохнула. Однако жизнь в Крайди, как ей было известно, почти не переменилась и осталась такой же простой и суровой, как в те давние времена. Той роскоши, тех удобств и комфорта, коими окружили себя правители Крондора, там не было и в помине. И ей хотелось верить, что, очутившись в Крайди, в новой и непривычной для него обстановке приграничного герцогства, Николас и в самом деле возмужает, станет тверже, бойчее и решительнее. Анита разделяла тревоги Аруты, связанные с будущностью Николаса, и соглашалась, что излишняя мягкость его манер и чрезмерная осторожность в поступках ставили эту будущность под угрозу. Властителю огромной страны такой уступчивый и кроткий нрав мог сулить лишь всяческие беды и напасти. Как, впрочем, и всем его подданным. А ведь Николас был третьим по счету из возможных претендентов на королевский престол, и случай, управляющий мирскими судьбами, вполне мог бы бросить корону к его ногам, как уже случилось однажды с его дядей Лиамом. Анита молила богов о том, чтобы этого не случилось, чтобы двое ее старших сыновей остались живы и невредимы и всей душой на это уповала, но полностью сбрасывать такую возможность со счета они с Арутой не могли.

Анита слишком хорошо знала своего мужа, чтобы не заметить, как неотступно его гнетет еще что-то помимо непосредственного предмета их разговора, но она не решалась напрямую спросить его о причинах этого беспокойства, чтобы своими словами не огорчить его еще пуще. Она постаралась внушить себе, что все это - лишь плод ее разыгравшегося воображения, что тревога Аруты объясняется только предстоящей разлукой с сыном и сомнениями относительно того, сумеет ли Николас проявить себя в Крайди с наилучшей стороны, не покажется ли он дяде и кузену слишком избалованным и изнеженным. В том, что подобное вполне могло случиться, она совершенно ясно отдавала себе отчет и догадывалась, как горько Арута корит себя в душе за то, что должным образом не подготовил Николаса к самостоятельной жизни со всеми ее заботами, тревогами и опасностями.

А тем временем челядь дворца сбилась с ног, собирая младшего из принцев и его сквайра в дальний путь. Пажи и лакеи, горничные, камеристки и старик дворецкий сновали туда и сюда с ворохами одежды и корзинами съестных припасов, и главный камергер двора лишь благодаря своему немалому авторитету и опыту сумел-таки придать всей этой суете более или менее организованный характер. Арута вполне полагался на него и был уверен, что к следующему утру, когда Николае и Гарри выйдут из дворцовых ворот, все что им необходимо, будет доставлено на борт "Королевского Орла" и размещено в его каютах и трюмах.

Арута не любил откладывать на долгий срок выполнение своих решений, и в этом заключалась одна из причин той поспешности, с какой он отправлял сына к Дальнему берегу. А кроме того, промешкав с отплытием одну-две недели, Амос рисковал бы на обратном пути из Крайди в Крондор попасть в шторм в Проливе Тьмы, соединяющем Горькое и Безбрежное моря. Арута до сих пор с ужасом вспоминал о том, как много лет тому назад, в разгар Войны Врат они с Траском миновали этот пролив глубокой осенью и остались живы лишь по великой милости богов.

Амос в глубокой задумчивости брел по коридору, что вел в покои принца Аруты и его семьи. Траск был единственным из высокопоставленных вельмож Крондора, кто за долгие годы службы при дворе так и не озаботился приобретением собственного дома вне стен дворца и довольствовался отведенными ему двумя комнатами на среднем этаже. По правде говоря, ему даже и в голову не приходило обзавестись собственным жилищем. Прежде всего потому, что был он холост и ему не было нужды печься о благоустройстве семьи, а кроме того, как всякий истинный моряк, адмирал Траск настоящим домом своим почитал морской простор и палубу корабля, где он провел едва ли не четыре десятка лет из тех шести, что прожил на свете.

Теперь же он не без некоторой тревоги размышлял о том, как круто изменится его жизнь после возвращения из Крайди. Подойдя к одной из дверей, он немного помедлил, а затем решительно постучал в нее. Слуга проворно распахнул обе створки и с поклоном предложил ему войти. Принцесса Алисия при виде адмирала поднялась с дивана, на котором до этого сидела, мечтательно глядя сквозь растворенную дверь балкона на синее небо и плывшие по нему розоватые облака, радостно улыбнулась и пошла навстречу гостю.

Она протянула ему обе руки, и он схватил их своими широкими ладонями, поднес к губам и поцеловал одну за другой, а затем чмокнул Алисию в слегка зардевшуюся щеку. Лакею и горничной принцессы было доподлинно известно, что адмирал провел минувшую ночь не где-нибудь, а в соседней комнате, служившей их госпоже спальней, но, будучи великолепно вышколенными слугами, они делали вид, что даже не подозревают об этом. Амос покинул апартаменты Алисии еще до рассвета и крадучись пробрался в собственные покои этажом ниже. Соснув лишь час или два, он позавтракал и отправился в гавань, чтобы там осмотреть "Орла" и определить, готов ли он к отплытию.

- Какая приятная неожиданность, Амос, - сказала принцесса. - Признаться, я была уверена, что увижу вас не раньше вечера.

Траск не сразу нашелся с ответом, и это удивило и встревожило Алисию. Она еще ночью заметила, что он держится с ней немного иначе, чем прежде, так, словно его гнетут какие-то тайные мысли и он не может решиться сказать ей о чем-то важном.

Когда слуги оставили их одних, адмирал жестом предложил Алисии занять место на диване, сам уселся подле нее и, тяжело вздохнув, выдавил из себя:

- Алисия, дорогая, я все как следует обдумал, и...

- Что именно вы обдумали? - полюбопытствовала принцесса.

- Ох, не перебивайте меня, ради всех богов! Ежели вы не дадите мне договорить, то я еще чего доброго передумаю и сбегу отсюда!

Алисия сразу же безошибочно догадалась, о чем он собирался вести речь. Ей не составило труда понять также, в каком смятении пребывали в эту минуту чувства старого холостяка. Подавив улыбку, она молча кивнула.

- Я старею, дорогая моя...

- Да вы совсем еще мальчишка! -игриво возразила она.

- Тысяча проклятий, женщина, или вы хотите льстивыми своими замечаниями совсем сбить меня с толку?! - прорычал адмирал, но в голосе его было больше мольбы и отчаяния, чем злости, и принцесса не обиделась на его резкое высказывание. В глазах ее мелькнули веселые искорки, но лицо оставалось серьезным. Она снова кивнула и всем своим видом выразила живейший интерес.

- Вы хорошо знаете, Алисия, что на совести моей лежит великое множество грехов, - с усилием продолжил Траск. - В иных из них я вам покаялся, а о других умолчал. - Он тряхнул головой и ненадолго задумался, подыскивая слова. - Короче говоря, я не приму за обиду, коли вы мне откажете наотрез. Праведные боги, да я на вашем месте именно так и поступил бы!

- Но от чего же это я по вашему разумению должна отказаться? - осторожно спросила принцесса.

- Ну... - адмирал вконец смешался, - от супружества, разумеется... Я ведь предлагаю вам стать моей женой.

Алисия засмеялась своим звонким серебристым смехом, взяла адмирала за руку и быстро чмокнула его в щеку.

- Вот еще выдумали! Разве в мои годы пристало отказываться от такой выгодной партии? А к тому же я ведь без ума от вас, адмирал Траск! Неужто вы об этом не знали?

Амос просиял и заключил ее в объятия. На лице его отразилось такое облегчение, словно он только что счастливо избежал если не гибели, то во всяком случае огромного несчастья, и Алисия вновь едва сдержала улыбку.

- Значит, между нами все решено? - спросил он, заглядывая ей в глаза. - И вы уверены, что не передумаете и не пожалеете о своем выборе?

- Друг мой, я уже не в том возрасте, когда принимают поспешные, необдуманные решения и потом о них сожалеют. Поверьте, на мою долю выпало немало страданий, и я теперь, на склоне лет, вовсе не намерена отказываться от тех радостей, что предлагает мне жизнь. Я вышла за Эрланда потому лишь, что он был братом короля, а я - дочерью герцога Тимонса. Никаких нежных чувств друг к другу мы с ним не питали. Потом уже, после нескольких лет брака, я сердечно полюбила этого доброго, кроткого, умного и заботливого человека, прекрасного супруга и отца, мудрого правителя. Да упокоят боги его душу! Но я никогда не была в него влюблена, понимаете? - Амос сдержанно кивнул, не выпуская ее из объятий, и принцесса продолжала: - Когда он умер, я примирилась с мыслью, что должна жить лишь памятью о нем и заботами о дочери, что жизнь моя близится к закату и не сулит мне никаких перемен. Но тут появились вы, и я снова почувствовала себя молодой... - Адмирал выпрямился и взглянул на Алисию с гордой радостью, она же, счастливо улыбнувшись, потрепала его по щеке. - Нет, на ошибки мне просто не достанет времени, какой бы юной я себе ни казалась. Что и говорить, Амос, вы бываете порой несдержанны и грубоваты, но у вас золотое сердце и цепкий, бойкий ум. Все ваши прошлые грехи остались в прошлом, и нечего теперь даже поминать о них. К тому же вы их искупили многолетней верной службой Аруте и всей нашей стране. А внуки мои привыкли относиться к вам, как к своему родному деду, хотя никто из них не отважился бы сознаться вам в этом. Нет, сами боги послали вас всем нам, адмирал Траск, и я счастлива, что вы оказали мне честь, предложив стать вашей женой.

Алисия положила голову на грудь Траску, и он снова крепко прижал ее к себе. Принцесса с трудом сдерживала слезы радости, набежавшие ей на глаза. Она знала, что столь бурное проявление чувств смутило бы ее Амоса. Связь их длилась долгие годы, и Алисия совсем было смирилась с мыслью, что адмирал никогда не пожелает узаконить эти отношения. Он был слишком независим и бесконечно дорожил своей свободой. Арута и все его домашние и в самом деле относились к нему как к члену своей семьи, но Амос, ценя их участливое внимание и платя им за это искренней привязанностью, всегда с огромной радостью покидал берег и всех, кого любил, пускаясь в очередное плавание. Алисия, страдавшая от этих частых и долгих его отлучек, хорошо его понимала и со свойственными ей умом и душевным тактом никогда не позволяла себе упреков и жалоб, никогда не уговаривала остаться с ней подольше, а уж тем паче не требовала, чтобы он сделал решительный выбор между нею и морем.

Амос с тяжелым вздохом разжал объятия и виновато улыбнулся.

- Как ни хорошо мне с вами, Алисия, но служба прежде всего. Мне придется опять вас покинуть, чтоб выполнить одно очень важное поручение вашего зятя.

- Но как же так, Амос? - Принцесса не верила своим ушам. - Возможно ли это, в самом деле? Ведь вы едва успели вернуться из плавания!

- Так решил Арута. Он отправляет Николаса, а с ним и его сквайра на год-другой к Мартину в Крайди, чтоб парнишка там окреп и возмужал, а кроме того, надо доставить в Бэйран, что на северо-западном побережье, оружие и амуницию. Герцог Крайдийский разместил там целый гарнизон. - Он с мольбой заглянул в ее серо-зеленые глаза и добавил: - Но зато я обещаю Вам, бесценная моя Алисия, что это плавание станет для меня последним! Я обернусь довольно скоро, и тогда уж выйду в отставку и на веки вечные останусь на берегу. Вам это еще поди надоест, и вы сами станете просить меня уйти в море хоть ненадолго. Алисия с улыбкой покачала головой.

- Не надейтесь на это, друг мой. У вас здесь появится великое множество новых забот. Ведь я рассчитываю на вашу деятельную помощь в управлении моими обширными землями. Да и Арута привык во многом на вас полагаться. Уж он-то вас без дела не оставит!

Пробыв в покоях Алисии совсем недолго, Амос стал прощаться. Вдовствующей принцессе очень хотелось бы удержать его у себя до самого обеда, чтобы вволю наговориться с ним о будущей совместной жизни, о приготовлениях к свадьбе, которые она намерена была начать незамедлительно, но она, как всегда, принудила себя покориться неизбежному и без возражений предоставила будущего супруга его неотложным заботам.

Запечатлев нежный поцелуй на челе возлюбленной, Амос вышел из ее гостиной, миновал коридор и заторопился к выходу из дворца. Ему надо было еще так много успеть до завтрашнего утра! Он настойчиво гнал от себя тревожные мысли о скором неизбежном конце его холостяцкой жизни и старался сосредоточиться на подготовке к предстоявшему плаванию. Свернув в один из дворцовых закоулков, он едва не столкнулся с седовласым воином-кешианцем и поспешно сделал шаг назад.

Гуда Буле смущенно поклонился и пробормотал:

- Прошу извинить меня, сэр.

Амос с улыбкой помотал головой и ответил на кешианском языке:

- Вам не в чем передо мной извиняться, уважаемый. ..

- Гуда Буле, - подсказал старый солдат.

- Гуда, - кивнул Амос. - Я думал о своем и потому мчался вперед, не разбирая дороги. Это я перед вами виноват, потому как едва не сшиб вас.

Гуда внимательно, с прищуром оглядел адмирала с головы до ног.

- Простите, сэр, но сдается мне, что я вас уже где-то видел.

Амос пожал плечами.

- Вполне может статься. Ведь я в былые времена нередко захаживал в Кеш.

- Империя так велика, - не без некоторого лукавства сказал Гуда, - и я, как бывший охранник торговых караванов, исходил ее всю вдоль и поперек.

Амос с охотой ответил на этот невысказанный вопрос:

- Мы с вами могли друг друга встретить не иначе как в одном из портовых городов. Ведь на континенте нам, морякам, делать почитай что нечего. Скорее всего, это был Дурбин.

Гуда коротко кивнул.

- Наверное, именно там я вас и видел. - Он огляделся по сторонам и посетовал: - Мой попутчик бросает меня одного, когда ему только вздумается.Вот я и решил от скуки побродить по этому замку, поглядеть, каков он изнутри. - Задумчиво покачав головой, он добавил: - Мне довелось однажды побывать в городе Кеше, во дворце императрицы. Я тогда путешествовал по империи с сыном вашего принца. - Взгляд его скользнул по высоким сводчатым окнам, выходившим на городскую площадь. - Здесь все устроено совсем по-другому, но тоже очень красиво - глаз не отвести!

Амос усмехнулся. Его позабавило наивное восхищение бывшего воина.

- Что ж, - заключил он. - Глазей на крондорский дворец сколько пожелаешь, чтоб было потом о чем вспомнить. Завтра с утренним приливом мы поднимем якорь, и поминай как звали!

Известие это ошеломило Гуду.

- Мы? - Недоверчиво переспросил он. - Мы?! То есть, вы хотите сказать, что и я тоже?!

Ухмылка на лице Амоса стала еще шире.

- Вот именно. К твоему сведению, я - адмирал Траск. Принц Арута сказал мне минувшим вечером, что вы двое тоже поплывете со мной на "Королевском Орле".

- Но куда? - слабым голосом спросил Гуда.

- Так выходит, этот твой потешный приятель вовсе ничего тебе не рассказал? - удивился Амос. - Ну так знай, все мы отправляемся на запад, в герцогство Крайди.

Гуда повернулся, чтобы уйти, и вполголоса пробормотал:

- Конечно же, он ничего мне об этом не говорил. Он вообще никогда и ничего мне не рассказывает.

Амос дружески хлопнул его по спине.

- Добро пожаловать на "Королевский Орел". Тебе придется делить каюту с этим коротышкой, но ведь вы с ним, похоже, уже друг к другу притерпелись. Вам обоим надлежит еще до рассвета выйти к воротам дворца и ждать там меня и всех остальных.

- Конечно же, мы там будем, - покорно пробормотал Гуда и, когда Амос торопливо удалился, заговорил сам с собой, жестами и мимикой подчеркивая значение каждого слова: - Зачем бы это нам плыть в Крайди, Гуда? Не имею ни малейшего понятия. Гуда. А не разыскать ли нам Накора, Гуда? Именно этим мы сейчас и займемся. Гуда. А не задушить ли нам его. Гуда? - Наемник утвердительно кивнул: - С преогромным удовольствием. Гуда!

Николас обошел двор, миновал просторный плац близ гарнизонных казарм и направился к парку. Принц искал своего друга Гарри.

Оруженосец оказался именно там, где Николас рассчитывал его найти: он с жадным интересом следил с одной из дощатых трибун за ходом тренировочного футбольного матча, который вели между собой команды Крондора и Илита. Футбол, до которого в молодости своей был большим охотником сам принц Арута, с годами сделался любимейшим видом спорта во всей обширной западной части Королевства Островов. Потому-то два с лишним десятка лет тому назад позади дворцового парка было расчищено небольшое поле, а впоследствии некий зажиточный купец, большой любитель подвижных забав с мячом, выстроил там на свои средства настоящий стадион с трибунами, вмещавшими до сорока тысяч зрителей. В шестой день нынешней недели трибунам этим предстояло заполниться до отказа, ибо "Львы Севера" из Илита намеревались в решительном поединке с Крондорской "Зарей" завоевать титул чемпионов Запада.

Пока Николас поднимался по ступенькам трибуны туда, где сидел Гарри, крондорцы, смело атаковав ворота соперников, сумели забить первый в этой игре гол. Гарри издал возглас одобрения и приветствовал подошедшего принца словами:

- Ты видел это, да? Вот так игра! Наши разобьют "Львов" в пух и прах и нынче, и в шестой день. Как жаль, что нам не доведется увидеть настоящий матч!

Николас кивнул и, мельком взглянув на поле, снова повернулся к Гарри.

- Мне тоже хотелось бы порадоваться их победе, но что поделаешь! Зато мы отправимся в настоящее плавание. Скажи, неужто ты этому не рад?

Гарри пожал плечами и теперь только обратил свой взор на принца. Тот светло и радостно ему улыбнулся. Гарри никогда еще не видел Николаса таким счастливым и оживленным.

- Тебе, похоже, просто не терпится поскорее ступить на палубу корабля, что увезет нас отсюда, - сказал он с оттенком удивления.

- Разумеется, - кивнул Николас. - А ты разве этого не хочешь?

Гарри пожал плечами:

- Сам не знаю. Крайди как ни говори - такое унылое захолустье. Там поди и смазливой да уступчивой девчонки не сыщешь.

Гарри покачал головой и тяжело вздохнул. Николас нахмурился и отвел взгляд. Он немного завидовал той легкости, с какой Гарри завязывал знакомства с девицами и женщинами любого звания. Знакомства эти зачастую перерастали в весьма тесную дружбу, чем сквайр без всякого смущения похвалялся перед своим господином. Николас, всегда оставаясь в стороне, порой пристально наблюдал за тем, как бойкий и веселый Гарри держал себя с дамами, и старался запомнить его несложные приемы в ухаживании, его слова и жесты, чтобы потом, когда придет время, воспользоваться этим чужим опытом, ибо собственного у него не было вовсе. Но временами, когда ему казалось, что Гарри переходит рамки приличий и Ведет себя слишком уж развязно или навязчиво, он считал своим долгом вмешаться и оградить очередную жертву любвеобилия Гарри от его нескромных притязаний.

Помолчав, Николас назидательно проговорил:

- Если крайдийские барышни окажут нам холодный прием, то уж тебе-то, я думаю, это пойдет только на пользу. Ты привык здесь к слишком легким победам. - Гарри самодовольно ухмыльнулся. - А я себя чувствую так, - он доверительно понизил голос, - будто меня впервые собираются выпустить из клетки на волю!

Лицо Гарри вмиг сделалось серьезным, и он с участием взглянул на друга.

- Неужто тебе и в самом деле так плохо здесь жилось?

Николас стал неторопливо спускаться с трибуны, и сквайр последовал за ним.

- Еще бы, - не оборачиваясь, сказал принц, и в голосе его прозвучала неподдельная горечь. - Ведь я всегда был самым младшим, самым слабым, словом... убогим калекой!

Гарри нагнал его у выхода из стадиона, хлопнул по плечу и укоризненно покачал головой.

- И тебе не совестно такое говорить?! Ничего себе калека! За тот год, что мы вместе, моя нежная кожа вся покрылась шрамами и синяками от твоих ударов рапирой и мечом! А ведь прежде она оставалась невредимой, и я всегда по праву себя считал неплохим фехтовальщиком.

- Не преувеличивай, - вздохнул Николас. - Тебе тоже частенько удавалось меня задеть.

- Всего раз или два, -возразил Гарри. Потому что мне до тебя далеко. И если я фехтую как мало кто в Крондоре, то ты в этом просто не знаешь себе равных. А потому перестань ты, ради всех богов, считать и называть себя калекой!

Но слова его не оказали на помрачневшего Николаса никакого видимого воздействия. Не замедляя шага, принц спросил:

- Скажи, у вас в Ладлэнде в обычае устраивать церемонию Представления для новорожденных детей графа?

Гарри помотал головой. Вопрос друга показался ему неожиданным и странным.

- Нет, конечно. Ведь мы не принадлежим к королевской семье.

- Прежде, в давние времена, дитя любого из высокородных вельмож принято было показывать подданным его отца на тридцатый день после рождения, - возразил Николас. - И во многих герцогствах и графствах Запада этот обычай сохранился. Вассалы и челядь должны воочию убедиться, что тело их будущего господина или госпожи не отмечено врожденными изъянами. - Теперь только Гарри догадался, к чему клонил Николас, и исподтишка бросил на него сочувственный взгляд. - Мои братья были представлены жителям Крондора, - с горечью продолжал Николае, - и моя сестра тоже. Все, кроме меня.

- И ты понапрасну ожидал этого великого события, лежа в своей колыбели? - прыснул Гарри, решив было шуткой развеять мрачное настроение друга. Но принц никак на это не отозвался, и Гарри сразу переменил тон. - Ну и что же из того, что тебя не представили подданным принца Аруты? - спросил он. - Ты думаешь, это повлияло на их отношение к тебе?

- Конечно, и это в том числе. Все знают о моем увечье, и я поневоле вынужден быть таким, каким они меня считают. Знал бы ты, как это тяжело!

- И ты так рад возможности перебраться в Крайди, потому что там никому и в голову не придет относиться к тебе иначе, чем к другим юношам, и делать тебе поблажки? - спросил Гарри, проходя вслед за Николасом в ворота дворца.

Стражи, дежурившие у ворот, отсалютовали принцу, и он, мимоходом кивнув им, пожал плечами.

- Во всяком случае, я на это надеюсь. Тамошняя жизнь ведь очень отличается от здешней. Если верить отцу и маме, она гораздо проще, и строже, и тяжелее, чем крондорская.

У входа во дворец Гарри помешкал, церемонно раскланявшись с хорошенькой фрейлиной принцессы Аниты, которую он знал весьма коротко, и проводил ее взглядом. Фрейлина оглянулась и из-за плеча своего спутника, щеголеватого гарнизонного офицера, послала Гарри пленительнейшую улыбку.

- Мне остается только уповать, - вздохнул Гарри, нагнав Николаса на ступенях центральной лестницы, - что строгость тамошних нравов не распространяется на... м-м-м... некоторые стороны жизни. - Николас укоризненно покачал головой, и Гарри скорчил жалобную мину: - Но я, так и быть, готов смириться с чем угодно, лишь бы это пошло тебе на пользу!

Гребцы налегли на весла, и ялик заскользил по волнам к трехмачтовому кораблю, который стоял на рейде в Крондорском порту. Провожавшие - Анита, Арута, принцесса Алисия и несколько придворных - махали на прощание Николасу и Гарри, выкрикивая последние напутствия и пожелания благополучного плавания. Анита едва сдерживала слезы. Она мужественно выдержала разлуку с тремя старшими детьми, теперь же, когда и последний из ее сыновей покидал родительский кров, принцесса была близка к отчаянию. Она горько сожалела о том, что позволила ему уехать, и все доводы Аруты в пользу этого путешествия, с которыми она еще накануне вечером горячо соглашалась, теперь казались ей неубедительными. Она чувствовала, что супруг напряжен и взволнован не меньше нее, и то и дело взглядывала на его хмурое, усталое лицо. Анита давно не видела Аруту таким расстроенным, таким печальным, и подозрение, что он знает, но не решается поведать ей о какой-то опасности, грозящей их Николасу, возродилось в ее душе с новой силой. Она тяжело вздохнула и крепко сжала руку мужа.

Алисия не сводила глаз со своего Амоса, стоявшего на корме ялика между Николасом и Гарри и посылавшего ей воздушные поцелуи. Все трое широко улыбались ей и остальным. Поймав взгляд своей моложавой бабушки, брошенный на Амоса, Николас лукаво усмехнулся и наклонился к уху адмирала:

- Не пора ли мне начать звать тебя дедом?

- Попробуй только, и тогда, помяни мое слово, придется тебе добираться в Крайди своим ходом! - отрезал Траск. - Когда мы выйдем из гавани, изволь звать меня капитаном, ясно?! Я говорил об этом твоему родителю с лишком двадцать лет назад, скажу и тебе: будь ты хоть принцем крови, хоть даже и самим королем, на борту корабля есть только один Господин - это капитан. Слово его - закон для всех без исключения. На своем судне он и император, и первосвященник, и судья, и бог!

Николас переглянулся с Гарри, с трудом веря, что старина Амос мог так внезапно превратиться из добродушного весельчака и участливого друга в свирепого морского тирана. Однако выражение лица Траска, его нахмуренные брови и воинственно выпяченная вперед борода не оставляли ни малейших сомнений в том, что дело обстояло именно так.

Когда ялик подняли на борт "Королевского Орла", Траск вполголоса бросил лоцману:

- Ступайте к румпелю, мастер, - и зычно выкрикнул команду: - Поднять все топсели! Приготовить грот и бом-стеньгу!

Когда первые три паруса были подняты, Николас и Гарри почувствовали под ногами легкое дрожание палубы. "Орел" пришел в движение. Повинуясь указаниям лоцмана, рулевой стал выводить его из гавани. Амос оставил принца и Гарри одних и прошел на корму.

Трехмачтовик величественно проплыл мимо нескольких небольших судов, стоявших на рейде. Николае со все возраставшим интересом следил за уверенными, слаженными действиями лоцмана, Амоса Траска, его помощника и всей команды. Увидев, как два встречных тендера, приветствуя "Орла", приспустили флаги с гербом Королевства на своих невысоких мачтах, он дружелюбно помахал рукой их капитанам.

- Вы роняете свое достоинство, принц! - хихикнул Гарри.

Николас ткнул его локтем в бок:

- Кому какое до этого дело теперь, когда мы на свободе? - и он счастливо, беззаботно рассмеялся.

У выхода в открытое море корабль лег на другой курс и на несколько секунд замер в неподвижности. Этого времени оказалось вполне достаточно лоцману с помощником, чтобы спуститься на борт небольшой гребной лодки, подошедшей к борту "Орла". Теперь командование кораблем единолично принял на себя Амос Траск.

Адмирал повернулся к своему помощнику Родесу и приказал:

- Выровнять марсели! Поднять грот и брам-стеньгу!

Николас ухватился обеими руками за леер, чтобы удержать равновесие: ему показалось, что, когда огромные прямоугольные и косые паруса наполнились ветром, "Орел" сделал гигантский прыжок над водой. Корабль понесся вперед со скоростью стрелы. Гарри вцепился принцу в плечо. Николас с восторгом смотрел вперед, на расстилавшуюся перед ним необъятную морскую гладь. Солнце начало уже проглядывать сквозь утреннюю туманную дымку, и его неяркие блики вспыхивали искрами в темных, разметавшихся по ветру волосах принца. Корабль с пронзительными криками преследовали чайки, рассчитывавшие поживиться остатками людской трапезы.

Николас указал рукой куда-то вправо, и Гарри, взглянув туда, обнаружил, что вперегонки с "Королевским Орлом" плыли несколько дельфинов, то и дело с шумом выныривавших из воды. Их горбатые аспидно-черные спины, на миг мелькнув над волнами, тут же снова исчезали в пучине.

Амос оглянулся назад, туда, где еще виднелись смутные, расплывчатые очертания башен Крондора, и вполголоса сказал помощнику:

- Курс на запад, мистер Родес. Мы идем перво-наперво к Острову Колдуна.

"Королевскому Орлу" пришлось долго идти против встречного западного ветра, и лишь на шестой день плавания с вахты раздался радостный крик впередсмотрящего :

- Земля! Вижу землю!

- Где? - крикнул с мостика Амос Траск.

- В двух румбах по правому борту!

Амос кивнул и обратился к помощнику:

- Глядите в оба, мистер Родес! На юго-западной оконечности этого островка есть бухта, куда нам надобно провести "Орла". Скажите команде, что мы бросим здесь якорь всего на сутки или чуть больше. На берег без разрешения никому не сходить!

Родес неторопливо, сдержанно ответил:

- Есть, капитан. Но ваши предостережения излишни. Без вашего приказа никто и ногой не ступит на Остров Колдуна. Уж я-то знаю своих людей!

Амос пожал плечами. Он был коротко знаком с тем, кто ныне обитал на этом острове, и ему было известно, что человек этот навряд ли вообще способен на что-то худое, и уж во всяком случае не представляет собой никакой угрозы для боязливых матросов. Но прежде в течение долгих столетий здесь жил Макрос Черный, великий волшебник, который, ценя превыше всего иного покой и уединение, распускал зловещие слухи о своем острове и о себе самом, чтобы тем отвадить отсюда непрошеных гостей. Молва охотно эти слухи подхватывала и добавляла к ним новые измышления одно чудовищнее другого, и в результате многие из моряков стали не обинуясь уверять своих товарищей, что Остров Колдуна - прибежище демонов и всех прочих темных духов, что всякий, кто дерзнет на нем высадиться, становится их добычей и бесследно исчезает или же теряет рассудок.

Желая удалиться от мирских дел и оградить себя от общества людей, на этом острове, как было ведомо Амосу, с десяток лет тому назад поселился чародей по имени Паг, с которым Траску довелось свести знакомство в годы Войны Врат. Паг считался приемным сыном герцога Боуррика и, следовательно, названым братом короля Лиама, принца Аруты, герцога Мартина и принцессы Каролины. Уже одно это исключало возможность каких-либо враждебных деяний с его стороны в отношении адмирала королевского флота и его команды, а уж тем паче - против сына принца Аруты. Но однако же, пристально разглядывая очертания негостеприимного острова, который становился виден все отчетливее по мере приближения к нему "Орла", Амос буркнул сквозь зубы:

- Скажите всем, чтоб держались начеку!

Однако это предостережение оказалось излишним, в чем он убедился, оглядевшись по сторонам. Все матросы с суеверным ужасом взирали на вырисовывавшиеся в тумане контуры старинного замка, где обитал волшебник, и беззвучно шевелили губами, творя молитвы.

Накор и Гуда тоже вышли на палубу и стояли теперь на корме возле Николаса и Гарри. Принц ласковой, немного насмешливой улыбкой приветствовал маленького исалани. Накор с его веселым нравом и забавными шутками пришелся ему по душе. Он, как никто другой, умел рассеять скуку, которую порой навевало на Николаса утомительное однообразие корабельных будней.

- Смотрите-ка, там никак замок! - воскликнул Гуда, напряженно вглядываясь вперед выцветшими голубыми глазами.

Накор кивнул и вполголоса добавил:

- То ли мы еще увидим! - На губах его при этом мелькнула загадочная улыбка, оставшаяся никем не замеченной, поскольку взгляды всех были устремлены на странное, зловещее сооружение, которое стало отчетливо различимо в ярком свете дня, лишь только корабль изменил курс, чтобы войти в бухту.

Замок, сложенный из темно-серого гранита, стоял на вершине голого утеса. Он напоминал гигантскую человеческую ладонь со слегка разведенными в стороны и поднятыми вверх длинными, тонкими пальцами. Утес, на котором он возвышался, был отделен от острова небольшим рвом с переброшенным через него мостом. Замок казался необитаемым, и лишь в единственном оконце самой высокой из башен, под ее остроконечной крышей, горел неровный, подрагивавший и то и дело ослепительно вспыхивавший голубоватый, призрачный свет.

Когда корабль вошел в небольшую бухту к югу от утеса, Амос отрывисто приказал:

- Взять рифы! Опустить якорь!

"Орел" остановился и стал мерно покачиваться на волнах. Амос перешел на корму и хмуро взглянул на чародея-исалани.

- Кто должен сойти на берег, кроме принца, тебя и твоего друга?

Николас и Гарри растерянно переглянулись, и принц отважился спросить:

- О чем это вы, Амос, то есть капитан? Разве не все мы отправимся на этот остров?

Амос помотал головой:

- Похоже, твой отец не счел нужным рассказать тебе, что это за остров и почему нам следовало сделать здесь стоянку. Мне же он повелел доставить тебя перво-наперво сюда, чтоб ты повидался со своим названым дядей Пагом. А распоряжаться всем должен вот этот, - и он нехотя кивнул в сторону Накора.

Николас равнодушно пожал плечами:

- Так мы встретимся здесь с Пагом? Я его видел однажды, но это было так давно, что теперь я навряд ли даже узнал бы его.

- Вам, принц, непременно надо с ним увидеться, - заверил его Накор. - И ты, сквайр, тоже пойдешь с нами. И Гуда. А вот насчет вас, капитан, не знаю. Как пожелаете.

Амос провел ладонью по бороде:

- Ну, раз это не возбраняется, то сойду на берег вместе с вами. Так оно будет надежнее.

- Воля ваша, - усмехнулся исалани. - Прикажите поскорее спустить шлюпку. Негоже заставлять Пага дожидаться нас.

- А откуда ему может быть известно, что мы здесь? - удивился Гарри.

- Не иначе как за те полдня, что мы подходили к острову, он сумел рассмотреть наш трехмачтовик, - хохотнул Накор. - Или ты думаешь, он слепой?

Гарри вспыхнул до корней волос, Николас звонко рассмеялся. Амос Траск скомандовал:

- Шлюпку на воду!

Нос лодки врезался в песок, и двое матросов, шлепая по воде босыми ногами, проворно вытянули ее на берег вместе с пассажирами. Первыми на сушу выбрались Николас и Гарри, за ними - Накор, Амос и Гуда.

Исалани недолго думая направился к тропинке, что вела в глубь острова.

- Куда это ты? - недоуменно окликнул его Траск.

- Туда! - ответил Накор, не оборачиваясь и не сбавляя шага.

Гуда неуверенно взглянул на адмирала, пожал плечами и последовал за своим приятелем. Поколебавшись, за ними устремились и Николас с Гарри. Амос покачал головой и обернулся к матросам.

- Возвращайтесь на корабль. Еще раз напомните мистеру Родосу, что я велел ему держаться начеку. Мы подадим вам сигнал, когда надобно будет забрать нас отсюда.

Матросы не заставили себя упрашивать и мигом оттолкнули лодку от берега. Двое гребцов налегли на весла, а вскоре к ним присоединились и те, что сходили на сушу. Восемь весел дружно опускались в воду и через мгновение поднимались над ее поверхностью. Шлюпка стремительно приближалась к "Королевскому Орлу", стоявшему на якоре. Амос знал, что лишь там, на борту мощного трехмачтовика, насмерть перепуганные гребцы переведут дух, почувствовав себя в относительной безопасности.

Траск поспешил вслед за принцем. Все они ожидали его неподалеку, на плоской вершине невысокого холма.

- Ведь к замку ведет другая тропа, кешианец! - укоризненно сказал он Накору.

- Исалани, - поправил его чародей. - Кешианцы - народ высокий, все они смуглы или и вовсе черны лицом и ходят полуодетыми. Разве я по-твоему таков? - Он с хитрым прищуром взглянул на Амоса и добавил: - А Паг сейчас именно там, куда я вас веду.

Гуда, кашлянув, несмело заметил:

- С ним лучше не спорить, адмирал.

Траск пожал плечами и вместе с остальными побрел туда, куда уверенно зашагал Накор. Тропинка извивалась вокруг Песчаных холмов, порой взбегая на их вершины, петляла между поросших травой кочек, спускалась в неглубокие ямы и неожиданно обрывалась у кромки густого леса, который предстал перед взором путников, когда они поднялись на последний из ступов. Накор стал торопливо спускаться вниз, опираясь на дорожный посох.

- Теперь уже недалеко! - ободрил он своих спутников, обернувшись к ним. - Идите за мной.

Николас и Гарри без труда нагнали его и зашагали с ним рядом.

- Накор, а откуда тебе стало известно, что Паг где-то здесь? - полюбопытствовал принц.

Чародей пожал плечами:

- Это всего-навсего один из моих фокусов.

Николс не стал настаивать на дальнейших объяснениях. Некоторое время они шли молча и вскоре приблизились к лесу. Деревья здесь, росли на удивление густо, а всем пространством между их толстых стволов завладели кустарники. Лес казался непроходимым. Чтобы войти в него, надо было прорубить себе путь острым тесаком. Тропинка упиралась в эти заросли и здесь обрывалась.

- Ну и что же мы теперь станем делать? - растерянно спросил Гарри.

Накор хитро усмехнулся и указал концом своего посоха на ровный, точно кем-то срезанный край тропинки.

- Смотрите сюда. Только не поднимайте головы кверху. И не мешкая идите за мной.

Пятясь, он двинулся к лесу. Николаси Гарри побрели за ним, не сводя глаз с его посоха, который он без видимых усилий тянул за собой. Конец посоха оставлял на песчаной тропинке неглубокую, но ясно различимую бороздку. Тропинке не было конца. Николае как завороженный следил за действиями чародея, машинально переставляя ноги и продвигаясь вперед. Лишь преодолев довольно изрядное расстояние, он сообразил, что давно уже должен был запутаться в кустарнике, ведь пройти сквозь эту чащу было невозможно, и тропинки в ней никакой не было. Он остановился, и Накор строго повторил:

- Не смотрите вверх и по сторонам! Следите за моим посохом и идите вперед.

Вокруг, насколько хватало глаз, царила туманная мгла, в которой невозможно было различить ни деревьев, ни оплетающих их гибких ветвей кустарников, и Николас испуганно перевел взгляд на спасительный посох и невесть откуда взявшуюся тропинку и снова пошел по ней, стараясь ни о чем не думать и не задаваться никакими вопросами. Но вот впереди замаячил свет. По мере их приближения он разгорался все ярче.

- Теперь можете смотреть, куда пожелаете, - сказал исалани.

Николас и Гарри с изумлением обнаружили, что густого леса больше нет и в помине. Перед ними открылась зеленая долина, где в окружении холмов простиралось небольшое хорошо ухоженное имение. Господский дом и надворные постройки были обсажены фруктовыми деревьями, а неподалеку на зеленой поляне паслись овцы, козы и с полдюжины стреноженных лошадей. Николас оглянулся. Гуда и Амос стояли на расстоянии нескольких ярдов от него с совершенно потерянным видом. Их обоих окутывал плотный серебристый туман.

- Слишком уж они замешкались, - вздохнул Накор. - Ну да ничего, сейчас я их оттуда вызволю.

- В этом нет нужды, - мягко возразил незнакомый голос. Николас едва не подпрыгнул от неожиданности и повернулся на этот звук. Прямо перед ним стоял невысокий мужчина в черном балахоне. Он глядел на троих путников с веселой и немного лукавой улыбкой на смуглом лице. Глаза Николаса округлились от удивления и испуга. Он мог бы поклясться, что мгновение тому назад этого человека здесь не было и в помине. Странный незнакомец вытянул правую руку вперед, и Гуда с Амосом тотчас же словно прозрели. Они оба помотали головами и дружно, в ногу зашагали к Николасу и остальным.

- Это было наваждение, и я его рассеял, - пояснил мужчина в балахоне.

- Вот-вот, я ведь тоже говорил, что все это просто фокусы! - подхватил Накор.

Волшебник скользнул равнодушным взглядом по его лицу, бесстрастно оглядел Николаса и Гарри, но когда к ним приблизились Траск и Гуда, радостно улыбнулся и провел ладонью по своей черной с проседью бороде.

- Капитан Амос Траск! Ну кто бы мог подумать, что вы почтите меня своим визитом!

Амос широко осклабился и протянул ему руку:

- Паг, я так рад снова повидать тебя! Однако ты нисколько не изменился со времени Сетанонской битвы!

Паг плутовато прищурился и, пряча улыбку, согласно кивнул:

- Я уже слыхал о себе нечто подобное. Но не пора ли мне познакомиться с вашими спутниками?

Амос кивнул Николасу, и тот подошел к нему, не сводя глаз с Пага.

- Позволь представить тебе твоего племянника, принца Николаса Крондорского, - пробасил Траск.

Паг светло улыбнулся и пожал протянутую Николасом руку.

- Малыш Ники! Вот ты уже какой вырос! А ведь я видел тебя всего однажды, давным-давно, когда ты был еще младенцем.

- А вот его оруженосец Гарри Ладлэнд, - продолжал Амос. - Прошу любить и жаловать. Эти двое - Гуда Буле и...

Но исалани перебил его, поспешно отрекомендовавшись:

- А я - Накор, Синий Наездник.

Паг весело рассмеялся и кивнул:

- Я о тебе наслышан. Вот уж не думал, что мне приведется свести с тобой знакомство. - Исалани скромно потупился. - Что ж, все вы будете желанными гостями в Вилле Беата. - И он указал на строение в центре огороженного сада.

Путники, предшествуемые гостеприимным хозяином, направились к одноэтажному зданию с выбеленными известкой стенами и красной черепичной крышей, утопавшему в зелени. Неподалеку от дома в окружении цветочных клумб был устроен фонтан. Струи прозрачной воды вырывались из ртов трех мраморных дельфинов, изваянных с таким мастерством, что все они казались живыми, и разбивались о мраморное дно. На некотором отдалении от господского дома виднелись приземистые здания служб.

Николас, шедший рядом с Пагом, негромко спросил:

- А что означает это название - Вилла Беата?

- Благословенное жилище, - с улыбкой ответил Паг. - Такое имя дали всему, что ты здесь видишь, прежние обитатели этих мест. И мне кажется, они были правы.

Амос обернулся к Накору, замыкавшему шествие:

- Но как же ты догадался, что нам надобно было искать Пага здесь, а не в замке?

Исалани с усмешкой пожал плечами:

- Просто поразмыслил хорошенько. Поставил себя на его место. Вот и весь фокус.

Паг не оборачиваясь одобрительно кивнул:

- Сверни вы не сюда, а к замку, и вы бы обнаружили, что он заброшен и необитаем. Вам довелось бы пережить немало неприятных минут в его стенах, ибо для непрошеных гостей мною там приготовлены ловушки и всякие сюрпризы, призванные навеки отвадить всех от этих мест. Я дорожу своим покоем и как могу ограждаю себя от бесцеремонных вторжений.

- И молва о зловещих чудесах твоего острова сослужила тебе в этом хорошую службу, - ухмыльнулся Накор.

- Еще бы! - засмеялся Паг. - Скажу больше, если бы легенды об Острове Колдуна не существовало прежде, мне самому пришлось бы сложить ее и позаботиться о том, чтобы она разошлась по Мидкемии. - Он искоса взглянул на Накора. - Я думаю, нам с тобой надо будет поговорить наедине, прежде чем вы продолжите свой путь.

- Кто же спорит, - отозвался исалани. - Я и сам знаю, что это необходимо. А вот и твои владения. - Они подошли к кованой железной калитке в невысокой каменной изгороди. - А ты, как я погляжу, неплохо устроился.

Паг улыбнулся в ответ на эту простодушную похвалу, распахнул калитку, которая оказалась не заперта, и, пропустив вперед всех гостей, вошел во двор следом за ними.

- Имейте в виду, - сказал он вполголоса, - почти все мои слуги не принадлежат к человеческому роду. Некоторые из них могут показаться вам странными, отталкивающими и даже опасными. Постарайтесь не показывать им своей неприязни и, главное, не бойтесь их. Они не сделают вам никакого зла.

Не успел он договорить, как в дверном проеме особняка появилось в высшей степени странное создание. Рука Гуды потянулась было к ножнам, висевшим на его поясе, но существо, вышедшее им навстречу, против ожиданий старого солдата ни на кого не напало и даже не двинулось с места. Оно попыталось даже приветливо улыбнуться хозяину и его гостям своим широким безгубым ртом. Незоркий взгляд не нашел бы различий между этим удивительным слугой Нага и любым из тех гоблинов, с какими Гуде довелось биться на своем веку. Разве что этот был явно выше и стройнее большинства из них. Но, вглядевшись попристальнее, можно было обнаружить, что сине-зеленая кожа странного уродца вовсе не была чешуйчатой и выглядела почти такой же гладкой, как человеческая, черты его уродливой физиономии являли собой нечто среднее между лицом человека и мордой гоблина, а желтые глаза с большими черными зрачками глядели вполне осмысленно и дружелюбно. Он был одет в дорогое и щеголеватое платье, а на ногах его красовались башмаки из желтой кожи с серебряными пряжками. Манеры и повадки этого разумного животного сделали бы честь даже самым вышколенным .слугам в человеческом обличье, а то и иным из их господ. Удивительный дворецкий обнажил в улыбке длинные желтые зубы, походившие на клыки гоблина, и церемонно поклонился.

- Господин, я приготовил для ваших гостей освежающее питье, фрукты и сласти.

Паг представил его:

- Это Гейтис, сенешаль моих владений. Он проводит вас в ваши комнаты, - и обратился к слуге: - Гости пробудут у нас весь остаток дня и всю ночь. Позаботься об ужине и ночлеге для них.

- Мы сердечно благодарим вас за гостеприимство, - от имени всех сказал Николас.

- Пустое, - отозвался Паг. - У нас достанет для вас и свободных помещений, и свежей еды. Будьте как дома. - Он пристально взглянул на Николаса: - Ваше высочество, вы так похожи на принца Аруту! В ваши годы он выглядел точь-в-точь так же, как вы теперь.

Николас знал, что Пага связывала с его отцом давняя дружба, но, глядя на моложавого волшебника, в это все же трудно было поверить.

- Вы и в самом деле так давно знакомы с отцом? - спросил он.

- Разумеется, - улыбнулся Паг. - Как-нибудь при случае, если ты этого пожелаешь, мы с тобой поговорим о тех временах. А теперь, - сказал он, обращаясь не только к Николасу, но и к остальным своим гостям, - прошу вас меня извинить. Я должен заняться неотложными делами. Вас же я поручаю заботам Гейтиса. - С этими словами волшебник вошел в дом и притворил за собой дверь.

Сенешаль сдержанно поклонился и заговорил низким сипловатым голосом, отчетливо произнося каждое слово:

- Я постараюсь выполнить любое ваше пожелание, джентльмены. А теперь потрудитесь пройти за мной.

Он провел их в дом, и они очутились в длинном и широком коридоре с множеством дверей. Гейтис пересек коридор, чинно прошествовал через внутренний дворик с садом и фонтаном посередине, толкнул одну из дверей в противоположной стене и вновь провел всех через широкий и длинный коридор. Дверь, которую он затем отворил, вывела их в крытый проход между господским домом и другим одноэтажным строением меньших размеров.

- Здесь находятся комнаты для гостей, - сказал Гейтис, выходя в большой центральный зал флигеля. Гуда снова чуть было не вытащил меч из ножен, ибо навстречу им из какого-то бокового прохода выскочил коротконогий тролль со стопкой льняного постельного белья в косматых лапах. Он был одет в полотняную куртку и штаны из тонкого сукна. Тролль никак не отреагировал на движение Гуды и, коротко поклонившись, исчез за дверью одной из комнат.

- Это Солунк, - невозмутимо проговорил Гейтис ему вслед. - Он у нас привратник, камердинер и кастелян. Если вам потребуются подогретые полотенца, горячая вода и прочее в этом роде, позвоните в колокольчик и прикажите ему все это вам принести. Он понимает ваш язык, но не говорит на нем. В случае, если вам не удастся с ним объясниться, я охотно приду вам на помощь.

Гейтис провел всех в отведенные для них спальни и с поклоном удалился. Комната, где очутился Николае, оказалась просторной, светлой и очень уютной. Из широкого окна были видны лужайка и несколько невысоких служебных построек. В углу стояла деревянная кровать, застланная свежим бельем, а напротив - вместительный шкаф и комод. Слева от окна помещался скромный по отделке и размерам письменный стол с придвинутым к нему стулом. Стены комнаты были чисто выбелены, а нижнюю часть окна прикрывали белоснежные занавески. Николас, счастливо вздохнув и потянувшись, приступил к более детальному осмотру отведенной ему спальни. Он открыл один за другим все ящики комода. Те оказались доверху наполнены чистыми и отутюженными мужскими сорочками и нижним бельем всех возможных цветов и размеров. В шкафу висели куртки, камзолы и панталоны разных фасонов - от самых простых до причудливо изысканных. Хозяин этого дома явно заботился о том, чтобы любой из его гостей смог подобрать себе здесь одежду по вкусу. Николас затворил шкаф и выглянул во двор поверх белых занавесок. Он успел увидеть, как к одному из небольших строений прошествовали какой-то мужчина и существо, походившее на Гейтиса, но более кряжистое и низкорослое. Тот и другой тащили в руках большие вязанки дров. В дверь постучали, и принц отошел от окна.

- Войдите, - сказал он.

На пороге показался Солунк. Он распахнул дверь и придержал ее, давая дорогу двум чернокожим гигантам, тащившим за ручки огромную жестяную лохань. Этих великанов, вся одежда которых состояла из широких ярко-красных штанов, нельзя было, как обнаружил Николас, пристально вглядевшись в их лица, назвать людьми в строгом смысле этого слова. Кожа, покрывавшая их мускулистые тела, была матово-черной, как горелая головня, и странной своей шероховатостью походила на замшу или бархат, на зауженных кверху головах обоих отсутствовала какая-либо растительность, их веки были лишены ресниц, а ярко-голубые глаза - белков и даже зрачков.

Поставив лохань на середину комнаты, гиганты молча удалились. Солунк подбежал к платяному шкафу, вытащил оттуда камзол и панталоны и повесил их на спинку стула. Николас не сомневался, что платье это придется ему впору. Тролль метнулся к комоду, выдвинул нижний ящик, достал оттуда нижнее белье для гостя и аккуратно разложил его на постели. Чернокожие слуги без стука отворили дверь и внесли в комнату две огромных бадьи с плескавшейся в них водой. В одно мгновение наполнив ванну, они поклонились Николасу и ушли, по-прежнему не издав ни звука. Следом за ними из комнаты выбежал Солунк и тотчас же вернулся, неся в лапах мочалку, полотенце, костяной гребень и кусок ароматного мыла.

- Благодарю, - сказал принц.

Солунк кивнул и, смешно морща свою обезьянью мордочку, жестами спросил у Николаса, не следует ли ему остаться, чтобы потереть гостю спину.

- Нет, ты можешь быть свободен, - улыбнулся Николас. - Я справлюсь с этим сам.

В ответ тролль издал громкое одобрительное рычание, склонился перед принцем в учтивом поклоне и, выпрямившись, вприпрыжку умчался из комнаты.

Николас покачал головой и развел руками. Многое из того, что он увидел на этом острове, никак не укладывалось в его привычные понятия о возможном и невозможном, и однако же он принужден был в это верить и ничем не выражать своего удивления, чтобы паче чаяния не задеть чувств радушного хозяина и его удивительных слуг.

Вода в лохани оказалась не слишком горячей, и он, удостоверившись в этом, поспешил снять с себя одежду, погрузиться в воду по горло и намылиться с ног до головы, чтобы успеть вымыться, пока она не остынет окончательно. Все долгие шесть дней плавания он мечтал о возможности принять ванну, и теперь, нежась в теплой воде, пребывал на вершине блаженства. Мысли о странных обитателях Острова Колдуна больше его не тревожили. Откуда-то издалека послышался голос Гарри, распевавшего веселую песенку. Оруженосец явно испытывал сейчас те же чувства, что и его господин. Николас набрал полную грудь воздуха и стал громко ему подпевать.

Обсушив тело полотенцем и расчесав волосы, принц Надел на себя чистое платье, приготовленное для него услужливым троллем. Как он и предполагал, белье и верхняя одежда оказались ему настолько впору, словно были сшиты по его мерке. Он подошел к зеркалу, что было прикреплено изнутри к дверце шкафа, оглядел себя с ног до головы и остался вполне доволен своим видом. Кругом царила тишина. Николас предположил, что все его спутники, вымывшись и переменив платье, легли соснуть с дороги. Он же совсем не чувствовал себя усталым и потому решил побродить в одиночестве по дому и осмотреть сад.

Принц прошел через большой зал, нашел дверь, что вела в крытый переход, и очутился в доме Пага. Но он не стал здесь задерживаться. Сквозь застекленную дверь виднелись фруктовые деревья и клумбы внутреннего сада. Николасу захотелось побродить в одиночестве по узким дорожкам, полюбоваться яркими цветами и еще раз взглянуть на фонтан. Он вышел в сад, сделал несколько шагов по тропинке и замер в нерешительности: у фонтана, являвшего собой точную копию того, что украшал двор снаружи, на белой каменной скамье сидели Паг и какая-то молодая дама. При виде Николаса они прервали свою оживленную беседу, и Паг дружелюбно ему кивнул. Николас, не желавший мешать их разговору и совсем было собравшийся вернуться к себе, принужден был подойти к ним, чтобы не показаться неучтивым.

Паг поднялся ему навстречу и сделал плавный жест рукой в сторону дамы.

- Ваше высочество, позвольте вам представить моего друга, леди Райану. - Николас поклонился даме, и Паг сказал ей: - Райана, это принц Николас, сын Аруты Крондорского.

Женщина встала со скамьи и сделала реверанс, пристально глядя на Николаса ярко-зелеными глазами. Николас затруднился бы с точностью угадать ее возраст. Ей могло быть и двадцать, и тридцать пять лет. Движения леди Райаны были исполнены удивительной грации, что вкупе с правильными, тонкими и изысканными чертами ее одухотворенного лица безошибочно указывало на высокое происхождение. Настолько высокое, что Николас рядом с ней чувствовал себя едва ли не простолюдином. В то же время в облике этой ослепительной красавицы проглядывало нечто чуждое и далекое, неуловимо странное, завораживающее и даже пугающее. Николас готов был поклясться, что она - жительница дальних земель, хотя не успел еще услыхать от нее ни единого слова. Ее густые вьющиеся волосы, мягкими локонами спускавшиеся на плечи, были ослепительно золотыми и при каждом ее движении сверкали и переливались на солнце" а кожа оттенком своим и матовой бледностью напоминала слоновую кость.

- Счастлив с вами познакомиться, госпожа, - учтиво произнес Николас.

- Райана - дочь моего давнишнего друга, - сказал Паг. - Она не так давно поступила ко мне в ученье.

- В ученье? - изумился Николас.

Паг кивнул и жестом предложил Николасу сесть на скамью подле него.

- Большинство из живущих здесь существ - мои друзья или же слуги, но некоторые состоят у меня в учениках.

- А я слыхал, что академия чародеев находится в Звездной Пристани и что вы - один из ее основателей.

По губам Пага скользнула презрительная улыбка.

- Академия в Звездной Пристани разделила судьбу всех без исключения учреждений и ассоциаций, созданных людьми. Замысел всегда бывает хорош, а что до его воплощения... С течением лет живой дух исследований и изысканий выветрился из ее стен за ненадобностью, и почтенные академики нынче заняты лишь тем, что блюдут традиции, и оберегают своих подопечных от всех более или менее новых, свежих идей и веяний. В общем, это старо, как наш грешный мир: забота о форме и полное пренебрежение к содержанию. Однажды, в дни моей молодости, я уже столкнулся с неким подобием нашей академии, и для меня вполне достаточно того прошлого опыта. И потому с десяток лет тому назад я покинул Звездную Пристань. С тех пор я побывал там лишь однажды и навряд ли повторю свой визит. - Он вздохнул и грустно улыбнулся Николасу. - Похоронив жену, я перебрался сюда. Мои старые и верные друзья Кулган и Мичем тоже покинули этот мир, а дети выросли и у них свои семьи. Нет, мне решительно некого навещать в Звездной Пристани.

- Так вы решили открыть здесь свою школу? - спросил Николас.

- Что-то вроде того. Я принимаю в учение всех, у кого есть способности и прилежание, независимо от их происхождения и внешнего облика. Многие из моих учеников вообще не принадлежат ни к нашему миру, ник роду человеческому.

- Понятно, - кивнул Николас и, не желая показаться невоспитанным, обратился к леди Райане, чтобы вовлечь в разговор и ее:

- Миледи, ведь и вы, если я не ошибаюсь, прибыли к нам на Мидкемию из другого мира?

- Нет, - ответила она с едва заметным чужестранным акцентом. - Я родилась неподалеку отсюда, ваше высочество.

Ее негромкий голос звучал странно, пугающе и вместе с тем завораживающе. По коже Николаса пробежал озноб. Он растерянно улыбнулся ей, но не мог, как ни старался, найти нового повода для разговора.

Почувствовав, что гость находится в затруднении, Паг поспешил своим вопросом заполнить паузу в беседе:

- Чему я обязан честью принимать вас у себя, Николас? Ведь я недвусмысленно дал понять его высочеству Аруте, что желаю, чтобы меня здесь не беспокоили.

Николас густо покраснел и развел руками.

- Я не знаю, Паг! Поверьте! Отец говорил, что Накор на этом настаивал. Вот и все, что мне известно. Мы ведь направляемся в Крайди, к моему дяде Мартину. Он по-видимому определит меня на военную службу в своем гарнизоне. Отец с мамой решили, что мне полезно будет прожить год или два на границе. Они надеются, что это закалит мой дух, да и мое тело тоже.

Паг кивнул и ласково улыбнулся юноше.

- Крайди, конечно же, -сторона глухая и отдаленная. Это вам не Крондор. Но и пограничной крепостью его уже не назовешь. Город, как мне говорили, вырос чуть ли не вдвое с тех пор, как я жил там мальчишкой. Думаю, вам там очень понравится.

Николас не разделял этой уверенности Пага и потому довольно кисло улыбнулся ему в ответ. Путешествие в тесной корабельной каюте или на шаткой палубе успело уже ему прискучить, будущая служба в Крайди перестала казаться чем-то заманчивым и желанным, и он почти жалел, что согласился покинуть Крондор и привычную жизнь при дворе отца.

- Хотелось бы на это надеяться, - выдавил он из себя.

- А что нового у вас в Крондоре?

- Все по-прежнему. Отец с утра до ночи занят делами, мама ему помогает. Все спокойно. Войн и эпидемий, благодарение богам, нет и в помине. - Прочитав на лице Пага невысказанный вопрос, он кивнул и добавил: - А ваш сын теперь - рыцарь-маршал сухопутных войск.

Паг задумчиво провел ладонью по бороде и покачал головой.

- Мы с Уильямом в свое время крепко повздорили из-за его намерения стать воином. Ведь он наделен большим и очень своеобразным магическим даром.

- Отец когда-то мне об этом говорил, - вспомнил Николас, - но я тогда еще был мал и почти ничего не понял.

- Я тоже мало что во всем этом понимаю, Николас, - улыбнулся Паг. - Из всех задач, что мне довелось решать в жизни, самая сложная - это воспитание детей. Я так надеялся, что Уильям станет учиться в Звездной Пристани, но не смог уговорить его избрать ремесло чародея. - Он снова покачал головой и с печалью в голосе добавил: - Я был слишком уж настойчив, в он взял да и удрал от меня. Арута приютил своего кузена, принял его к себе на службу, и я рад, что из Уильяма по крайней мере вышел неплохой воин.

- А вы не собираетесь приехать в Крондор, чтобы повидать его?

- Пока нет, - сказал Паг и смягчил свой резкий ответ улыбкой.

- Скажите, а почему Уильяма называют в нашей семье кузеном Уиллом? Ведь он - не член королевского дома. У моего деда Боуррика было всего трое сыновей и ни одного родного племянника...

- Все это объясняется довольно просто, - охотно отозвался Паг. - В свое время я оказал одну услугу твоему деду герцогу Боуррику. Кстати, случилось это не где-нибудь, а именно в Крайди. В благодарность за это он щедро меня наградил и приблизил к своему двору. А кроме того, как я узнал позднее, герцог вписал мое имя в семейный архив Кон Дуанов. Формально я не сделался его приемным сыном, но стал считаться с тех пор кем-то вроде дальнего кузена принцев. Но я вовсе не настаиваю, чтобы меня так называли, а вот Уильяму, видимо, это пришлось по нраву.

- Понятно, - кивнул Николас и с улыбкой добавил: - У меня есть для вас еще одна новость, ваше высочество. Ваша дочь недавно подарила своему супругу третьего младенца.

- Мальчика? - с надеждой спросил Паг.

- Да, наконец-то! Дядя Джимми без ума от своих двух дочек, но он всегда мечтал о сыне.

- Я не видел дочь с самой их свадьбы, - задумчиво проговорил Паг. - Пожалуй, надо будет как-нибудь навестить их в Рилланоне. Хочу повидать наконец своих внуков. - Он искоса взглянул на Николаса и добавил: - А по пути я мог бы заглянуть к твоему отцу в Крондор и встретиться там с Уильямом. Возможно, упрямый отец и его не менее упрямый сын найдут, что сказать друг другу.

Из дома вышли Гуда и Накор. Паг подозвал их к себе. Гуда был одет в короткую темно-зеленую куртку без рукавов и коричневые панталоны. Меч он оставил в своей комнате, но не решился расстаться с кинжалами, рукоятки которых по-прежнему выглядывали из ножен на его поясе. Накор, облаченный в оранжевый балахон, явно пребывал в прекрасном расположении духа. Он засеменил по тропинке к скамье, где сидели Паг, Райана и Николас, и, подойдя, поклонился волшебнику в пояс.

- Благодарю вас за этот превосходный наряд!

Но тут взор исалани упал на Райану, и выражение его лица мгновенно переменилось. Рот раскрылся, приняв форму буквы "О", узкие черные глаза распахнулись и едва не вылезли из орбит. Едва справившись с изумлением, он произнес несколько фраз на языке, которого не знали ни Гуда, ни Николас. Женщина заметно побледнела и растерянно взглянула на Пага. Слова кривоногого чародея явно привели ее в смятение. Паг нахмурился и приложил палец к губам. Накор посмотрел на Николаса, затем на подошедшего Гуду и виновато потупился:

- Прошу меня простить.

Николас собрался было вмешаться в разговор, но Гуда вполголоса пробормотал, склонившись к его уху:

- Лучше не задавай ему вопросов.

- А теперь прошу всех к столу, - сказал Паг и поднялся со скамьи. - Гарри и адмирал Траск присоединятся к нам в столовой.

В просторном обеденном зале, куда Паг провел своих гостей, вокруг длинного низкого стола лежали подушки, заменявшие стулья.

- Я предпочитаю принимать пищу на цуранийский манер, - сказал Паг. - Надеюсь, вы не против?

- Была бы еда, а как ее заглатывать - сидя или стоя, или даже лежа - это не так уж и важно, - добродушно пробасил Амос, входя в столовую в сопровождении Гарри. Он поклонился Райане, и Паг представил их друг другу.

Гарри не сводил глаз с красивой чужестранки. Усевшись рядом с Николасом, он шепотом спросил:

-А кто она такая?

- Волшебница, - вполголоса ответил принц. - Во всяком случае, она учится колдовству у Пага. И перестань шептаться! Это невежливо.

Сквайр покраснел и уставился в свою тарелку, на которую чернокожие великаны стали накладывать еду. Два приземистых тролля наливали тем временем во все кубки красное вино.

- Я не мастер принимать гостей и потому прошу вашего снисхождения к моим возможным оплошностям, - сказал Паг, обводя глазами одного за другим всех обедавших.

- Да ведь мы же не предупредили тебя о своем приезде, - возразил Траск. - Свалились, точно снег на голову. Какие тут могут быть извинения. Это мы должны повиниться перед тобой за вторжение в твое Благословенное жилище.

- Пустое! - несколько принужденно усмехнулся Паг. - Я рад вам всем.

- А ведь у отца, - внезапно вспомнил Николас, - есть какая-то волшебная вещица, которую вы сами ему дали, чтоб он мог сообщаться с вами во всякое время. - И он вопросительно взглянул на Пага.

- Вы не совсем правы, принц. Во-первых, не во всякое время, а только в случае самой острой необходимости. А во-вторых, если он не сможет получить помощи ни от кого другого. Благодарение богам, ему не приходилось пока пользоваться этим амулетом. В Королевстве царят мир и покой.

Разговор их как-то незаметно перешел на придворные новости и вскоре стал всеобщим. В нем не приняли участия только Накор и леди Райана. Коротышка исалани не сводил восторженного взгляда с ученицы Пага. Она же, смущенная таким вниманием, почти не поднимала глаз от своей тарелки.

Николас и Гарри, впервые в жизни отведавшие неразбавленного вина, порядком захмелели и потому вскоре стали чувствовать себя за столом вполне свободно и непринужденно. Они весело смеялись над морскими байками Амоса, которые им не раз уже доводилось слышать из его уст и которые они сами могли бы пересказать слово в слово.

Амос всецело завладел вниманием собравшихся. Когда он перешел к очередной, четвертой или пятой по счету из своих историй, Паг тронул маленького чародея, сидевшего рядом с ним, за рукав его ярко-оранжевого балахона.

- Хочу пригласить тебя на прогулку по моему саду.

Накор кивнул, проворно вскочил на ноги и засеменил к двери, на которую указал Паг. Они вышли к фонтану во внутреннем саду. Смеркалось. Пение птиц смолкло, и в вечерней тишине слышалось лишь журчание воды, что лилась из открытых ртов трех дельфинов в мраморный бассейн, да стрекот попрятавшихся в клумбах сверчков. Волшебники уселись на скамью, и Паг спросил:

- Это правда, что мысль о заходе "Королевского Орла" на мой остров принадлежала тебе?

Накор кивнул, но не стал объяснять причин такого своего решения, а сразу заговорил о том, что занимало его гораздо больше:

- Вот уж не ожидал, что встречу здесь...

- Как ты узнал?.. - быстро спросил Паг.

Исалани пожал плечами:

- Просто узнал, и все.

- Скажи, а кем ты считаешь себя самого?

Накор поднял ноги на скамью, скрестил их и подобрал под себя.

- Я - просто бездельник, каких немало на Мидкемии. Но мне известно многое, а еще я горазд на всякие фокусы.

Паг некоторое время молча разглядывал его, потом вздохнул, словно приняв какое-то решение, и вполголоса сказал:

- Родные Райаны доверяют мне. Ее отца я хорошо знаю. Их осталось нынче совсем немного, и большинство людей считают их существами из легенд.

- Мне довелось как-то повидать одного из них" - с мечтательной улыбкой пробормотал Накор. - Я путешествовал тогда из Тувомбы в Инджун и брел по горной дороге. Солнце уже садилось, я устал и проголодался. Поднимаю глаза к одной из отдаленных вершин, а там - он. Мне подумалось, что это довольно странное зрелище. Но потом я решил, что ему, может статься, я тоже показался странным существом. Я решил не приближаться к нему и не прерывать его размышлений. Просто полюбовался им издали. Скажу тебе, было на что посмотреть. Красавец! Совсем как эта твоя леди Райана. - Он восхищенно прищелкнул языком. - Удивительные создания. Некоторые из людей почитали их за богов. Я был бы не прочь поговорить с одним из них.

Паг помотал головой:

- Райана слишком молода. Она еще недавно жила дикой и вольной жизнью, как водится в их племени, и лишь теперь начала осознавать, кто она на самом деле и какой наделена властью. Я до поры до времени ограничиваю ее общение с людьми.

Накор пожал плечами:

- Тебе виднее. Я на нее поглядел, и будет с меня.

Паг улыбнулся:

- Смирение, как я вижу, тебе вовсе не чуждо.

Исалани кивнул и невозмутимо пояснил:

- Я не беспокою себя напрасными сожалениями о том, чего нельзя изменить и чему надлежит покориться.

- Почему вы здесь, Накор?

Маленький чародей вмиг погрустнел и серьезно, без тени своей всегдашней ухмылки взглянул в глаза Пага.

- Тому есть две причины. Во-первых, я хотел с тобой повидаться. Мне запали в душу твои слова, те самые, которые в свое время привели меня в Звездную Пристань.

- Мои слова?

- Ты когда-то велел человеку по имени Джеймс, чтоб он, ежели встретит кого-нибудь вроде меня, сказал бы: "Там нет никакой магии". - Паг согласно кивнул. - И вот я, услыхав от него такое, прямым ходом отправился в Академию, в надежде там встретить тебя. Но оказалось, что ты уже ее покинул. Ну, а я там задержался ненадолго. И обнаружил, что множество серьезных и неглупых чародеев отказываются понять простую истину, что магия и волшебство - просто фокусы.

Паг весело рассмеялся:

- Я слыхал о твоих подвигах. Уэйтум и Керш пришли от тебя в неописуемый ужас, ты их попросту скандализовал.

Накор кивнул не без некоторого самодовольства:

- Эти брюзги принимают все слишком уж близко к сердцу, слишком всерьез и совсем не понимают шуток. Я потолковал со многими тамошними учениками, и некоторые из них меня поддержали. Они стали звать себя в память обо мне Синими Наездниками и пытаются теперь во всем идти наперекор этим двум вздорным старым девам, которые только и знают, что причитать да суетиться.

Слова низкорослого чародея порядком позабавили Пага, и он, давясь смехом, с деланным возмущением заметил:

- В свое время братья Уэйтум и Керш подавали большие надежды. Они были едва ли не самыми даровитыми из моих учеников. Думаю, им бы не понравилось, что ты называешь их старыми девами.

- Им это прозвище и в самом деле пришлось не по душе, - хихикнул Накор. -Но они его заслужили своей всегдашней унылой озабоченностью и причитаниями: "Этого делать не смейте, а об этом не дерзайте даже и помышлять!" Они наотрез отказываются призвать, что магии не существует.

Паг вздохнул и о горечью воскликнул:

- Мне больно об этом слышать! Все мои созидательные труды в Академии пошли насмарку! Понимаешь, в Звездной Пристани я столкнулся с тем, чему уже был однажды свидетелем. Я имею в виду Ассамблею Всемогущих на планете Келеван. И здесь, и там попечения и заботы этих сообществ имеют целью только одно: укрепление своей власти над согражданами, за счет которых они существуют!

- И ради этого они морочат людям головы, - согласился Накор, - выдумывая невесть что о себе и своем ремесле, напуская на себя таинственность и говоря мудреным языком.

Паг снова рассмеялся:

- Ох, если бы тебе довелось повидать меня в бытность мою одним из Всемогущих на Келеване, ты и меня наверняка причислил бы к этим презренным шарлатанам.

- А я знаком с некоторыми из них, - сказал Накор. - Небесные врата все еще отворены, и мы ведем с Келеваном весьма бойкую торговлю. Покупаем у цурани всякие их изделия, а им продаем наши металлы. Госпожа Империи знает толк в этих делах, да и мы стараемся не упустить своей выгоды, а потому обе стороны остаются в барыше. Иногда к нам заглядывает и кто-нибудь из их Всемогущих. А кроме них - волшебники из Чакахара. Ты разве об этом не знал?

Паг помотал головой и со вздохом ответил:

- Но раз уж маги чоджайны из Чакахара появляются в Звездной Пристани, выходит, Ассамблея утратила прежний контроль над делами Империи. - Он взглянул на исалани с некоторым недоверием и задумчиво добавил: - Вот уж не чаял, что мне доведется о таком услыхать, Накор! Неужто всевластью, основанному на обмане, на лжи решительно обо всем - о чародеях, об Империи и о тех землях, что лежат за ее пределами, - положен предел?

- Обман живуч, как мало что другое, - назидательно промолвил Накор. - Но и он не вечен. Тебе не мешало бы там побывать и самому в этом убедиться.

Паг не мог бы с точностью сказать, что именно подразумевал под этим "там" его собеседник, имел ли он в виду Келеван или Звездную Пристань.

- Вот уже девять лет, как я полностью отрешился от всех прежних забот и привязанностей, - с грустью сказал он. - Мои дети выглядят сейчас так, словно мы с ними - ровесники. Еще через несколько лет они будут казаться старше меня. Я похоронил жену и своих наставников. Многие из моих друзей с обеих планет уже прошли сквозь врата смерти. Я не желаю видеть, как состарятся и умрут мои дети. - Паг поднялся со скамьи, подошел к фонтану и стал смотреть на разбивавшиеся о дно бассейна струи воды. - Возможно, ты назовешь меня малодушным, но именно этого я страшусь больше всего.

- В этом мы с тобой похожи, - отозвался Накор.

- Что ты имеешь в виду? - удивился Паг. Он снова повернулся лицом к исалани и внимательно на него посмотрел, ожидая какого-нибудь подвоха.

Накор невесело усмехнулся:

- Я уже прожил на свете по меньшей мере три человеческих века. Ведь родился я, когда Империей Кеша правил император Суджинрани, прапрадед жены нынешнего нашего правителя Дигая. Девять лет назад мне довелось увидеть его тещу, тогдашнюю императрицу. Она уже сорок лет правила страной и была очень, очень стара. А я ее помню еще в колыбели. Представь себе, сам я с тех пор нисколько не переменился. - Накор тяжело вздохнул и откинулся на спинку скамьи. - Я никогда никому особенно не доверялся и ни к кому не был привязан. Такое уж у меня ремесло. - В ладони его невесть откуда появилась колода карт, которую он, потасовав, пустил по воздуху лентой, поймал, сложил и подбросил в воздух. Колода мгновенно исчезла. - Но я тебя понимаю. Всех, кого я знавал в юности, давно уж нет в живых.

Паг сел на край мраморного бассейна и, немного помолчав, спросил:

- Но ведь ты сюда явился не только ради того, чтоб со мной повидаться, не так ли?

- Конечно. Я, знаешь ли, умею заглядывать в будущее. Порой я вижу его совершенно отчетливо, но зачастую -смутно и неясно, только в общих чертах. Детали от меня ускользают. Но я еще ни разу не ошибался. И мне известно, что Николасу в скором времени предстоит проделать долгий и очень опасный путь. Ему грозит беда, Паг!

Паг долго о чем-то размышлял, подперев ладонями щеки и полуприкрыв глаза, и Накор не говорил ему больше ни слова, чтобы не прерывать его сосредоточенных раздумий. Он лишь то и дело осторожно взглядывал на него и сразу же отводил глаза.

Наконец, придя к какому-то решению, Паг негромко спросил:

- Чем, по-твоему, я могу ему помочь?

Накор помотал головой:

- Ты же сам видишь, что я простоват и недалек, Паг. Раскидывать умом - это не по моей части. Твои бывшие ученики Уэйтум и Керш, так те и вовсе меня дразнили шутом гороховым. И Гуда, случается, так меня называет. И ведь есть за что! - Паг при этих его словах не мог сдержать улыбки. - Мне частенько бывает невдомек, как это у меня так складно получается со всякими фокусами. Я их просто делаю, и все. - Он поскреб лысую макушку и со вздохом продолжал: - А вот ты - не просто волшебник, но и ученый, и мудрец, с каким мало кто сравнится. Я много слыхал о тебе в Звездной Пристани. Нет уж, с моей стороны было бы просто неслыханной дерзостью давать тебе советы!

- Не скромничай, друг Накор, - возразил Паг, - и не пытайся казаться глупее и проще, чем ты есть. Я ведь и в самом деле нуждаюсь в твоем совете. Говори же!

- Боюсь, темные силы вознамерились сделать принца Николаса объектом и орудием своих козней. И мы должны быть готовы помочь ему одолеть их. Вот и все, что мне известно, - с мрачной решимостью проговорил Накор.

Паг нахмурился и сжал ладони в кулаки:

- Все повторяется! Ведь около трех десятков лет тому назад его отец Арута также стал объектом враждебных деяний неких темных сил, искавших его гибели. Она означала бы их победу.

- Люди-змеи.

Паг изумленно вскинул брови, Накор же с прежней своей невозмутимостью пожал плечами и пустился в объяснения:

- Я узнал о Сетанонской битве через много лет после ее завершения. Но один из рассказов о тех временах показался мне любопытным. Если ему верить, то предводитель тех, кто напал на ваше Королевство, держал при себе пантатианского жреца.

- Так тебе известно и о пантатианцах?

- Мне доводилось встречать змеиных жрецов. - Накор брезгливо передернул плечами. - И знаешь, сдается мне, за всем этим, что бы там ни думали ваши темные эльфы из северных земель, стояли пантатианцы. Хотя вообще-то я и сам еще толком не разобрался, что к чему.

- Оно и к лучшему. Если бы ты в этом разобрался, - с мрачной усмешкой заверил его Паг, - все показалось бы тебе еще более диковинным и невероятным.

- Так ты поможешь Николасу?

- Да, ему и остальным.

Накор спрыгнул со скамьи, сладко зевнул и потянулся.

- Меня что-то клонит в сон. Пойду, пожалуй, в свою комнату. Когда еще мне доведется ночевать на такой мягкой постели? А жаль, что поутру нам придется покинуть твой остров. Я бы с удовольствием здесь задержался на месяц-другой.

- Мне бы тоже этого очень хотелось! - Паг вздохнул с неподдельным сожалением и кивнул маленькому чародею. - Ты нашел бы общий язык со многими из моих учеников. Но делать нечего. Нам с тобой придется проститься завтра на рассвете. Ведь тебе самой судьбой назначено беречь Николаса от беды,

С лица исалани вмиг исчезло выражение сонного, ленивого благодушия.

- Из тех, кто нынче сошел с борта "Орла" на твой остров, пятеро отправятся в долгий и трудный путь, - медленно, с печалью в голосе проговорил он. - Ас ними еще четверо, которых нам вскоре суждено повстречать. - Он вперил невидящий взор в пространство и грустно заключил: - Кое-кто из этих девяти не вернется назад.

Паг взглянул на него с беспокойством и страхом:

- Ты знаешь, кто именно?

- Нет, это мне неведомо. Ведь один из девяти - я сам, а предугадывать собственную участь не дано никому.

- Ты так не говорил бы, если бы тебе случилось встретиться с Макросом Черным, - возразил на это Паг.

Исалани усмехнулся и хитро прищурился. Выражение его узкого сморщенного личика вновь сделалось прежним - веселым, насмешливым и беззаботным.

- С чего ты это взял? Я с ним знаком. Но это - долгая история.

- Нам пора вернуться к остальным, - сказал Паг, поднимаясь. - а о своей встрече с Макросом ты расскажешь мне как-нибудь в другой раз.

- Так что же насчет паренька? - с тревогой спросил Накор.

- По причинам, о которых я тебе только что подробно поведал, я не желал бы вступать в тесные отношения ни с кем из смертных, даже если они доводятся мне родней. - Паг нахмурился и тяжело вздохнул. - Но я не оставлю в беде никого из тех, к кому питаю приязнь. Когда настанет время, я помогу Николасу.

Накор широко осклабился и кивнул:

- Вот и отлично! Ведь в расчете на твою помощь я и уговорил его отца приказать Амосу зайти на этот остров.

- Тебе не откажешь в прозорливости, Накор Синий Наездник, - улыбнулся Паг. Исалани весь расцвел от этой похвалы и энергично закивал лысой головой.

Когда волшебники вернулись в обеденный зал, Амос все еще развлекал собравшихся морскими историями, которые с интересом слушали Николас и Гуда. Райана сидела понурившись, ее явно что-то тяготило. Возможно, она была недовольна пристальным вниманием к себе со стороны Гарри, который бесцеремонно ее разглядывал.

Паг приказал своим удивительным слугам подавать кофе и крепкие вина. Вскоре ему удалось снова перевести разговор на события Крондорской жизни. Через некоторое время большинство гостей начали украдкой позевывать и тереть глаза. Настало время отхода ко сну.

Паг, пожелав всем покойной ночи, подал руку леди Райане, и они первыми покинули зал. Следом за ними потянулись остальные и разошлись по своим спальням.

Постель Николаса оказалась разобрана чьими-то заботливыми руками. На спинке стула висела длинная ночная рубаха из мягкого полотна, а рядом с изголовьем на маленьком столике горела свеча в медном подсвечнике. Принц быстро переоделся в сорочку, задул свечу и улегся в постель.

Сон его однако был недолгим. Он пробудился, чувствуя, как чья-то рука коснулась его плеча, а затем головы, и едва не вскрикнул от неожиданности и испуга. Открыв глаза, он с огромным облегчением убедился, что перед ним не одно из фантастических существ, населяющих остров, а Гарри Ладлэнд. Сквайр, как и его господин, был одет в длинную до пят ночную сорочку. В руке он держал подсвечник с зажженной свечой, который, судя по всему, захватил из своей комнаты, чтобы осветить себе путь по коридору.

- В чем дело? - недовольно осведомился принц хриплым спросонья голосом.

- Я тебе сейчас такое покажу! - шепнул Гарри. - Ты глазам своим не поверишь! Идем скорей со мной!

Николас поспешно встал с постели и, прихрамывая, побрел следом за Гарри по длинному залу. Оруженосец вел его к своей комнате. Сонливость принца как рукой сняло. Он сгорал от любопытства.

- Я почти уже заснул, - шептал Гарри, входя в спальню, - когда услыхал какой-то странный звук и решил узнать, в чем дело. - Он на цыпочках приблизился к своему окну, выходившему на одну из лужаек, поманил Николаса к себе и приложил палец к губам. - Ты только не шуми, а то мы ее спугнем.

Николас выглянул в окно. У дальнего края лужайки лицом к дому стояла леди Райана.

- Тот звук, что не дал мне заснуть, издавала она, - едва слышно произнес Гарри, приблизив губы к самому уху принца, хотя с такого расстояния странная ученица Пага наверняка не смогла бы расслышать его, говори он хоть в полный голос. - Это было чем-то похоже на пение или декламацию, - продолжал Гарри, но...

Золотые волосы леди Райаны сверкали и переливались в тусклом свете обеих мидкемийских лун. Глаза Николаса едва не вылезли из орбит, и он прервал Гарри, воскликнув:

- Да она же совсем голая!

Сквайр уставился в окно и оторопело помотал головой.

- Но этого не может быть! Еще секунду назад она была одета! - Между тем женщина, судя по всему, впала в своего рода транс. Она едва заметно покачивалась из стороны в сторону и продолжала не то петь, не то стонать странным, высоким и очень громким голосом, в котором не было ничего человеческого. Гарри негромко присвистнул от удивления. - Да что же это она делает?

Тело Николаса сотрясала мелкая дрожь. При всей безупречности сложения леди Райаны в ее облике проглядывало нечто странное. Нагота ее вовсе не казалась притягательной, возбуждающей, манящей. Напротив, глядя на нее, принц чувствовал безотчетный страх и настоятельное желание поскорее вернуться к себе, накрыть голову подушкой и навсегда забыть об этом пугающем зрелище.

- Моя старая нянька часто потчевала меня рассказами о ведьмах и об их проделках, - словно бы в ответ на его мысли проговорил Гарри.

Внезапно обнаженное тело Райаны окружил оранжево-золотой светящийся нимб.

- Смотри! - шепнул Николас и приник лбом к оконному стеклу. Но вскоре ему пришлось отстраниться и отвести взор. Свет, окутавший Райану, слепил глаза. Он разгорался все ярче. Казалось, что над лужайкой полыхало зарево чудовищного пожара. Но это продолжалось всего лишь несколько мгновений. Золотой нимб внезапно потускнел и вскоре вовсе исчез, и Гарри с Николасом, вновь выглянув в окно, увидели на месте леди Райаны огромного золотого дракона, превосходившего размерами не только жилище Пага, но, пожалуй, даже корабль Амоса. Создание это могло бы сравниться по величине разве что с Крондорским дворцом. Шею и туловище дракона покрывала ровная и гладкая золотая чешуя. Могучие крылья, которые он расправил, изрыгнув при этом струю пламени из разверстой пасти, казались сотканными из золотой паутины. Дракон выгнул длинную шею, взмахнул огромными крыльями и взмыл в небо. Лужайку освещали теперь лишь тусклые лучи двух лун.

Принц и его оруженосец стояли как вкопанные, не в силах ни шевельнуться, ни заговорить. Гарри с такой силой сдавливал пальцами плечо Николаса, что они побелели от напряжения, но принц совсем не чувствовал боли. Лишь через несколько секунд после того, как дракон скрылся из виду, они молча переглянулись. Лица обоих оказались залиты слезами.

Гигантских драконов на свете не существовало, и оба юноши хорошо это знали. Небольшие летучие рептилии, коих именовали карликовыми драконами, были не в счет. Они не обладали разумом и повадками своими мало отличались от хищных птиц. Жителям Королевства мало доводилось с ними сталкиваться, ибо они обитали по преимуществу в западных горных областях Империи Кеша. Что же до настоящих драконов, то тем легенды приписывали множество удивительных свойств: помимо самых обыденных для любого дракона качеств и умений они говорили и мыслили по-человечески, были наделены недюжинным умом и магическими познаниями. И вот нежданно-негаданно двум мальчишкам из Крондора довелось своими глазами наблюдать превращение женщины, с которой они только что вместе отобедали, в одно из этих мифических существ.

Николас был настолько потрясен этим зрелищем, что и спустя несколько минут после исчезновения дракона никак не мог унять слезы восторга, обильно струившиеся из его глаз. Гарри первым пришел в себя и убрал ладонь с плеча принца. Николас потер занемевшую руку, все еще продолжая плакать.

- Пойдем разбудим Амоса, - предложил Гарри.

Николас помотал головой:

- Об этом никому нельзя рассказывать! Неужто ты сам не понимаешь?

Гарри кивнул и боязливо поежился. Он походил сейчас на до смерти перепуганного ребенка лет пяти от роду.

- Понимаю. Нет так нет.

Наскоро попрощавшись с другом, Николас заторопился в свою спальню, чтобы обдумать все происшедшее в тиши и уединении. Но едва войдя к себе, он испуганно попятился: на постели его сидел какой-то мужчина. Приглядевшись, принц узнал в нем Пага.

- Закрой дверь.

Принц молча повиновался.

- Райана не смогла насытиться той скудной пищей, какую я предложил ей за обедом, - с легким смешком сказал волшебник, - и отправилась на охоту. Она вернется через несколько часов.

С лица Николаса сбежали краски. Спокойствие, с каким чародей говорил о повадках и пристрастиях женщины-дракона, смутило его душу и вселило в нее дотоле не изведанное им чувство беспомощности и тягостного одиночества. Как дорого он сейчас отдал бы за то, чтобы вновь очутиться под спасительной сенью Крондорского дворца, близ отца и матери с их нежностью, заботливостью и участием к нему! Паг тоже считался его родственником, но ведь он был могущественным волшебником, и он знал, что Николас стал свидетелем того, что никак не предназначалось для его глаз.

- Я... я никому ничего не расскажу, - прошептал принц, от страха едва ворочая языком.

Паг рассмеялся и указал на место на постели рядом с собой.

- Присядь-ка.

Николас с опаской повиновался.

- А теперь давай сюда свою ступню.

Принц, не спросив даже, какую именно, поспешно поднял на постель левую ногу. Паг несколько мгновений молча и сосредоточенно разглядывал его уродливую ступню.

- Знаешь, - сказал он наконец, - ведь твой отец, когда ты еще был младенцем, просил меня избавить тебя от этого увечья. Он тебе об этом говорил?

Николас покачал головой. Он все еще не оправился от страха и опасался, что голос выдаст это, если он заговорит.

Паг изучающе взглянул на него и признался:

- Но я к тому времени уже был наслышан о твоем недуге, как, впрочем, и о попытках лекарей и магов тебя от него излечить.

- Многие пытались это сделать, - пробормотал Николас.

- Мне это известно. - Паг встал и подошел к окну. Он взглянул на темный небосвод, усеянный яркими звездами, и вновь повернулся лицом к принцу. - Я сказал тогда Аруте, что мне это не под силу. Пришлось солгать ему.

- Но почему? - изумился Николас.

- А потому, -веско проговорил Паг, -что, как бы велика ни была родительская любовь, - а принц Арута нежно и трепетно любит всех своих детей, - она не дает отцу права вмешиваться в судьбу сына, посягать на основы его существа, его души, его неповторимого "я", менять эти основы по своему разумению.

Николас растерянно заморгал.

- Я не уверен, что донял вас правильно. - Паг больше не внушал ему страха, и потому он отважился спросить: - Неужто вы хотите сказать, что, если б меня исцелили, это мне в чем-то повредило бы?

- Вот-вот, - кивнул Паг. - Именно об этом я и веду речь. - Он сел на прежнее свое место подле Николаса. - Задача каждого из живущих - раскрепостить свой дух, раскрыть свои возможности до самого их предела. Но большинство людей не только не пытаются этого сделать, но даже не задумываются ни о чем подобном. Поверь, моих магических познаний с лихвой хватило для того, чтобы понять: едва ли не каждая из тех попыток избавить тебя от увечья, что одну за другой предпринимали чародеи и лекари, должна была увенчаться полным успехом, не препятствуй им в этом нечто неизмеримо сильнейшее, чем все они взятые вкупе.

Николас нахмурился и развел руками.

- Неужто же вы уверены, что это я сам им мешал меня исцелить? Но ведь это вовсе не так, клянусь вам!

- Да ты ведь и сам этого не осознавал, - возразил ему Паг. - Впрочем, все это далеко не так просто, как представляется на первый взгляд.

- Да я бы отдал все на свете, лишь бы стать таким, как все, лишь бы навсегда избавиться от своего уродства! - горячо заверил его Николас.

Паг склонил голову набок и слегка изогнул бровь.

- Ты в этом уверен?

- Ну разумеется! - кивнул Николас. Но под вопросительно-насмешливым взглядом волшебника он внезапно смешался, умолк и о чем-то задумался, а затем словно через силу выдавил из себя: - Мне кажется, что уверен...

Паг улыбнулся ему дружеской, ободряющей улыбкой.

- Ложись-ка спать, принц, ведь завтра вам вставать чуть свет. - Он вынул какой-то небольшой предмет из кармана своего балахона и положил его на ночной столик. -Это мой тебе подарок, амулет, подобный тому, что я дал когда-то твоему отцу. Если тебе понадобится моя помощь, сожми его правой ладонью и трижды произнеси мое имя. И я окажусь рядом с тобой.

Николас поспешно схватил амулет и стал его разглядывать. Он представлял собой небольшой металлический диск с вычеканенным на нем изображением трех дельфинов, подобных тем, что украшали оба фонтана в поместье Пага.

- Чем же я это заслужил?

Улыбка на лице Пага стала еще шире:

- Ты заслуживаешь этого по праву своего рождения. Ведь мы с тобой как-никак родня. Я тебе довожусь кем-то вроде кузена или дядюшки. А кроме того, я твой друг. Ну и помимо этого, нас связывает общая тайна, - и он весело подмигнул.

- Леди Райана.

Паг кивнул:

- Она еще слишком молода и не вполне собой владеет. Знаешь, на заре жизни существа, подобные ей, мало чем отличаются от животных. Но каждые десять лет драконы меняют кожу, а заодно утрачивают часть прежних повадок и так постепенно обретают мудрость. Они хоронятся в глубоких горных ущельях или в темных пещерах и там проводят период линьки, во все время которого они совершенно беззащитны. Многие из них погибли, сбрасывая кожу, и лишь считанные единицы дожили до полного осознания собственной природы, на Что обычно указывает золотистый цвет их новой чешуи. Но мудрость, не подкрепляемая опытом предыдущих поколений, - это тяжкое бремя. Райана принуждена нести его одна, а я по мере сил помогаю ей. - Паг открыл двери и, уже стоя на пороге, обернулся к Николасу. - На Мидкемии почти уже не осталось драконов, и вышло так, что кроме меня некому наставить Райану на верный путь. В свое время ее мать мне очень помогла, ну а я теперь забочусь о дочери. Было бы крайне неосмотрительно и даже опасно оповещать людей о том, что в их среду ненароком внедрились те, кто не принадлежит к роду человеческому. Помни об этом!

- Отец мне говорил, - вслух вспомнил Николас, - что настанет время, когда я увижу такое, о чем никому не смогу рассказать. Теперь я понял, что он имел в виду.

Паг ничего ему на это не сказал и вышел из спальни, притворив за собой дверь. Николас задул свечу и улегся на мягкую постель. Но заснуть ему удалось лишь перед самым рассветом.

Глава 3 КРАЙДИ

Корабль вошел в крайдийскую гавань. Вокруг царило оживление. Быстроходные парусные лодки, гребные ялики сновали между большими кораблями, стоявшими на рейде. На борт "Королевского Орла" взошли лоцман с помощником, чтобы провести трехмачтовик к герцогскому причалу. Николас с интересом смотрел по сторонам. Каким-то окажется его новый дом? Во все время долгого плавания тоска по Крондору, по привычной, привольной жизни во дворце, по отцу и матери не покидала его, и лишь в Проливе Тьмы, этом страшном и гиблом месте, где "Орел" попал в жестокий шторм, он ненадолго позабыл о своей печали. Миновав пролив, они взяли курс на север, прошли мимо Тулана и Карса и наконец прибыли в Крайди.

Город значительно изменился за последние двадцать лет. Об этом не переставая твердил принцу Амос Траск, указывая с борта "Орла" то на высокие дома и храмы, которых здесь прежде не было, то на целые кварталы, построенные на месте рыбачьей деревушки и простиравшиеся теперь до самого подножия Грозы моряка - высокого прибрежного утеса. Новые строения виднелись также на юго-восточных склонах близлежащих холмов, которые были хорошо видны со стороны гавани. Николас перевел взгляд на причал. Неподалеку от негр, у приземистого здания таможни с герцогским штандартом на островерхой крыше остановились две кареты. За ними следовала целая вереница повозок с открытым верхом. Лакеи проворно соскочили с запяток и открыли дверцы карет. Из первой вышел высокий мужчина, а следом - плотная женщина почти одного с ним роста, которой он с почтительным поклоном подал руку. Николас догадался, что это были его дядя и тетка.

В эту минуту корабль остановился, и Амос приказал опустить сходни. Николас и Гарри заторопились к борту. Герцог Мартин, герцогиня Бриана и еще несколько нарядных дам и мужчин подошли к причалу, чтобы приветствовать своего знатного гостя и его спутников. При виде них Амос удовлетворенно кивнул:

- Значит, по крайней мере один из почтовых голубей долетел сюда из Илита!

В течение нескольких веков сообщение между Крондором и городами Дальнего берега велось посредством конных гонцов и почтовых голубей, и потому крайдийцы узнавали о крондорских и тем паче рилланонских новостях со значительным опозданием. Учитывая, что решение отправить Николаса в Крайди было принято накануне отплытия "Орла", никто из путешественников не мог быть уверен, что герцог будет вовремя оповещен о приезде племянника.

Матросы стали опускать сходни. Гарри, бросив взгляд на причал, с любопытством спросил:

- А кто эти девицы?

Николас еще прежде него приметил двух молодых девушек, сопровождавших герцога и его супругу и теперь остановившихся подле них.

- Думаю, что одна из них - моя кузина Маргарет.

- Которая?

Николас пожал плечами.

- Понятия не имею. А о другой мне и вовсе ничего не известно. Я знаю только, что у дяди всего одна дочь.

Гарри самодовольно усмехнулся:

- Ну, я это быстро выясню!

Сходни были опущены, и Амос, поклонившись Николасу, с церемонной учтивостью дал ему дорогу, пробормотав:

- Прошу вас, ваше высочество.

Гарри устремился было вслед за своим господином, но крепкая ладонь Траска уперлась ему в грудь.

- Не забывайтесь, сэр!

Гарри покраснел и покорно отошел назад. Николас ступил на причал, и высокий мужчина вышел ему навстречу. Герцог Крайдийский Мартин сердечно улыбнулся племяннику и поклонился ему.

- Ваше высочество, мы счастливы приветствовать вас в Крайди.

Мартин походил лицом на Аруту, но был немного выше него и шире в плечах. Волосы его посеребрила седина, а лицо было изборождено морщинами, но темные глаза смотрели живо и весело, и в каждом его жесте, в улыбке и поворотах головы чувствовались сила и молодой задор. При одном лишь взгляде на него каждому становилось ясно, что герцог Мартин не принадлежит к числу тех вельмож, что проводят дни в безделье, услаждая тело тонкими яствами и обильными возлияниями и изводя слуг капризами. Николае слыхал от отца, что Мартин с молодых лет привык по несколько дней кряду спать в лесу под открытым небом и возвращаться домой, сгибаясь под тяжестью добытой им дичи. Похоже было, что он и по сей день не расстался с этими привычками.

Губы Николаса тронула ответная улыбка.

- Я рад нашей встрече, дорогой дядя, - немного смущенно пробормотал он.

- Ваша светлость! - проревел Амос, сошедший на берег следом за Николасом, и изо всех сил хлопнул Мартина ладонью по плечу. Этот удар мог бы сбить с ног кого угодно, однако герцог даже не покачнулся. Он раскрыл адмиралу объятия и взволнованно воскликнул:

- Амос! Старый морской разбойник! Как же долго мы с тобой не виделись!

Они принялись сжимать друг друга в объятиях, похлопывать по спине и обмениваться восхищенными восклицаниями. Когда с этими выражениями взаимной дружеской приязни было покончено, Мартин вновь обратил взгляд на Николаса.

- Ваше высочество, позвольте представить вам мою супругу, герцогиню Бриану.

Николас в последний раз видел жену Мартина много лет назад и едва ее помнил. Высокая, плотная женщина с волосами, тронутыми сединой и стянутыми над лбом узким кожаным ремешком, наклонила голову в знак приветствия. Герцогиню нельзя было назвать красивой и даже миловидной, но ее открытое, серьезное, неулыбчивое лицо сразу притягивало взор. В ее суровых, волевых чертах, в больших голубых глазах, казалось, навек застыло выражение решимости и бесстрашия. То было лицо воительницы, готовой защищать свои земли наравне с мужчинами. Одежда леди Брианы была под стать ее внешности: кожаная куртка поверх атласного камзола и шерстяные рейтузы, заправленные в высокие сапоги.

- Миледи, - сказал Николас, с поклоном пожимая ее руку, протянутую для приветствия.

Ощутив по-мужски крепкое пожатие ладони леди Брианы, Николас вспомнил все, что слыхал о ней от отца. Она была родом из Арменгара, города, уничтоженного войной. Жительницы этого драя своей силой и доблестью вполне могли тягаться с мужчинами. Бриана прекрасно ездила верхом, любила и умела охотиться не только на пернатую, но и на крупную дичь, метко стреляла из лука, прекрасно владела мечом и рапирой. Николас еще раз пристально взглянул на свою тетку и несмело ей улыбнулся. Бриана кивнула ему в ответ, и Мартин продолжил церемонию представления:

- А это мой сын Маркус.

Темноволосый и темноглазый юноша одного роста с Николасом, но несколько плотнее него и шире в плечах, с прической точь-в-точь такой же, как и у принца, сдержанно ему поклонился. Он напомнил Николасу кого-то из крондорских знакомых. Кого именно, он сейчас затруднился бы определить. Маркус был двумя годами старше принца, и тот в простодушии своем готов был приписать этому некоторую надменность кузена, его едва скрываемое недружелюбие.

- Рад с вами познакомиться, кузен, - с сердечной улыбкой сказал Николас, но не получил от Маркуса никакого ответа.

В разговор решительно вмешался Амос Траск.

- Помнишь, как я поделился с тобой догадкой о том, что вы с Арутой - братья по отцу? - спросил он Мартина.

- Могу ли я об этом забыть? - усмехнулся герцог. - Ведь это было во время моего первого морского путешествия, когда ты чуть было не утопил нас всех!

- Грех тебе так говорить! - с притворным негодованием укорил его Траск. - И я принужден выслушивать такое, после того как сохранил ваши недостойные жизни! Но знаешь, если тебе когда-нибудь и случалось усомниться в своем родстве с принцем Крондорским, теперь ты принужден будешь в этом увериться раз и навсегда.

- Мне и в голову не приходило это опровергать, - развел руками Мартин, не понимая, что побудило Амоса затронуть данную тему.

- Ты только взгляни на этих двоих! - продолжал Траск, с широкой ухмылкой указывая поочередно на Маркуса и Николаса. - Боюсь, нам придется кинуть жребий, кого из них пометить, чтоб не перепутать одного с другим!

Николас бросил на адмирала недоуменный взгляд. Взор Маркуса был холоден и непроницаем.

- Разве никто другой не заметил сходства? - спросил Траск.

- Какого сходства? - удивился Николас.

- Да твоего! - сердито бросил адмирал, раздосадованный его непонятливостью. - С его светлостью Маркусом!

Николас повернулся к кузену. Теперь только он понял, кого так напоминал ему сын Мартина.

- Вам тоже так кажется? - с любопытством спросил он.

Маркус слегка качнул головой.

- Вовсе нет... Ваше высочество.

Амос весело рассмеялся:

- Воля ваша, принц Маркус, но этого не заметил бы только слепец.

Мартин продолжил знакомить племянника с членами своей семьи.

- Ваше высочество, я имею честь представить вам мою дочь Маргарет.

Одна из двоих молодых девушек подошла к Николасу и присела перед ним в реверансе. Несмотря на темный, как у отца, цвет волос и глаз, она гораздо больше походила на мать. Сходство это сразу бросалось в глаза, хотя черты Маргарет были тоньше и изысканнее, чем суровые, резкие линии лица Брианы. Она смело, даже с некоторым вызовом взглянула на Николаса и приветствовала его словами:

- С благополучным прибытием, кузен.

Николас поклонился ей, и Маргарет одарила его улыбкой, обнажившей два ряда белоснежных зубов. В эту минуту онапоказалась ему на редкость хорошенькой.

Он перевел взгляд на другую девушку, остановившуюся рядом с Маргарет, и сердце его внезапно подпрыгнуло в груди и забилось часто и тревожно. Николае мучительно покраснел и вконец смешался. Он не мог, как ни пытался, отвести взор от бледного, с легким румянцем лица молодой красивой девушки, которая внимательно и серьезно, без тени улыбки разглядывала его своими огромными, синими как полевые васильки глазами, и не знал, куда девать руки.

- Познакомьтесь, дорогой кузен, с моей компаньонкой леди Эбигейл, дочерью барона Беллами из Карса, - сказала Маргарет.

Красавица Эбигейл сделала реверанс, и Николас невольно залюбовался плавной грацией движений ее тонкого, гибкого тела. Зеленое бархатное платье, украшенное кружевами, было ей очень к лицу. Густые светлые волосы Эбигейл стягивал серебряный обруч. Выпрямившись, она застенчиво улыбнулась Николасу. Лицо его тотчас же расплылось в ответной улыбке. Неизвестно, сколько еще времени он глядел бы на нее как завороженный, если бы раздавшееся сзади деликатное покашливание не вывело его из оцепенения.

- Приветствую вас, миледи, - пробормотал он, не узнав своего голоса, и с принужденной улыбкой обратился к Мартину: - Позвольте представить вам моего оруженосца Гарри.

Мартин сдержанно кивнул подошедшему сквайру. Тот положил наземь два дорожных мешка - свой и Николаса, и учтиво поклонился, после чего сразу же бойко и смело оглядел всех присутствовавших. Обе девушки сразу привлекли его внимание. При виде них он широко ухмыльнулся, и серые глаза его заблестели от радостного предвкушения.

Мартин предложил Николасу занять место в его карете. Гарри направился было вслед за своим господином, но Амос проворно ухватил его за воротник камзола и развернул к себе лицом.

- В первой карете поедут герцог, герцогиня и принц, - отчеканил адмирал. - А во второй - дети герцога и я.

- Но ведь мне надлежит быть рядом с его высочеством, - растерянно пролепетал оруженосец.

- Принц обойдется пока без твоих услуг! - раздраженно отрезал Амос. - А ты будь любезен присмотри за выгрузкой багажа. - Он кивнул в сторону повозок. - И за тем, чтоб его разместили на телегах как подобает, а не как попало! А до замка доберешься на какой-нибудь из них, ясно?

Гарри уныло кивнул.

К ним подошли Гуда и Накор, лишь теперь спустившиеся по сходням и неторопливо проследовавшие вдоль причала.

- А как же они? - забеспокоился Гарри.

- Мы пойдем пешком, - с веселой ухмылкой ответил за обоих кривоногий чародей. - Тут ведь недалеко. - И он махнул рукой в сторону замка, стоявшего на высоком холме за городской чертой.

Гуда с важностью закивал головой.

- Я рад буду хоть немного поразмяться и пройтись по твердой земле. Давненько мне не выпадала такая возможность.

Гарри с тяжелым вздохом поднял дорожные мешки и перебросил их через низкий борт одной из повозок.

- Эй, малый, что это у тебя? - окликнул его возница, который сидел в пыли возле своего экипажа, раскинув босые ноги в стороны и привалившись спиной к переднему колесу.

- Багаж принца Крондорского, - с сердитым сопением ответил Гарри. - А я, к твоему сведению, его оруженосец!

Возница небрежно поднял руку и изобразил некое подобие приветственного жеста. Раздраженный тон Гарри, как и упоминание о его высокой должности, не оказало на него заметного воздействия.

- В таком случае, что вы собираетесь делать со всем этим, сэр оруженосец? - и он кивнул головой в сторону причала.

Гарри взглянул туда, и глаза его округлились от изумления. Из трюма "Орла" выгружалось несметное множество сундуков, корзин, мешков и деревянных ящиков. Два матроса легко сбегали по сходням с огромными узлами в руках.

- И это все - багаж принца? - спросил он, едва веря своим глазам.

- А то чей же? - добродушно отозвался конюх. - И кому как не вам знать, как надобно разложить его на повозках, чтобы ненароком чего не попортить.

Гарри пошарил рукой на дне телеги и вытащил оттуда один за другим оба мешка. В них умещалось все платье и обувь, которыми обходились Николас и он сам во время плавания. Ему и в голову не приходило, что принц взял с собой в Крайди еще что-то из вещей. По-видимому, мешки эти следовало уложить в телегу в самую последнюю очередь.

- Но я ведь даже понятия не имею ни о чем подобном! - с чувством воскликнул он.

Возница подмигнул ему и поднялся на ноги.

- А в таком случае вам наверняка будет сподручнее наблюдать за погрузкой и выгрузкой из окошка вон того трактира. - Он ткнул грязным пальцем в сторону гостеприимно распахнутой двери небольшого строения, находившегося чуть поодаль от таможни. - Там подают добрый эль и горячие, сочные пироги с мясом.

Гарри успел уже порядком проголодаться после скудного корабельного завтрака, и, услыхав про мясные пироги, сглотнул слюну, заполнившую рот. Однако после минутного колебания он решительно помотал головой:

- Нет уж, придется мне остаться здесь. Долг прежде всего.

- Как знаете, - пожал плечами конюх. - Но право же, напрасно вы станете себя так утруждать. Народ здесь честный и богобоязненный. Никто из ребят не позарится на имущество принца Крондорского, за это я вам ручаюсь.

Гарри мрачно кивнул и отошел к зданию таможни. Отсюда ему были видны корабль, причал и вся вереница телег. Он прислонился к стене и бросил взгляд на удалявшиеся фигуры Гуды и Накора. Волшебник и бывший наемный солдат уже вышли с территории порта и ступили на дорогу, что вела через весь городок к воротам замка. Лысые макушки обоих немилосердно палило солнце, но это, похоже, не беспокоило ни того, ни другого. Судя по всему, они окажутся в крепости на целый час раньше него, даже если будут двигаться без всякой спешки. Гарри тихо выругался и вполголоса пробормотал:

- Хорошее начало, ничего не скажешь!

Первая из карет въехала во двор замка, и солдаты, выстроившиеся в две шеренги по обе стороны от ворот, встали по стойке "смирно". Все они были одеты в коричневые с золотой каймой плащи и держали в руках щиты с гербом герцога Крайди - золотой чайкой на коричневом поле, и алебарды с миниатюрными коричнево-золотыми флажками на древках. Их шлемы и панцири сверкали в лучах яркого послеполуденного солнца. Николас вышел из кареты, дверцу которой открыл лакей в пудреном парике, и командующий замковым гарнизоном, немолодой коротконогий офицер с седыми волосами и морщинистым лицом, зычно выкрикнул:

- На караул!

Воины отсалютовали поднятыми вверх алебардами и тотчас же склонили их до земли. Тем временем все вышли из карет и встали рядом с Николасом.

Принц с живейшим любопытством оглядывался по сторонам. Крайдийская крепость была очень мала по сравнению с Крондорским дворцом. Посередине внутреннего двора возвышался замок с четырьмя высокими башнями, а вокруг него располагались многочисленные службы. Николас с некоторым неудовольствием отметил про себя, что пространство двора было слишком мало, чтобы возвести в нем еще одну, внутреннюю стену вокруг замка, которая в случае нападения на Крайди стала бы дополнительной защитой для осаждаемых.

Словно прочитав его мысли, Мартин негромко проговорил:

- Мой прапрадед отбил этот замок у кешианцев. Здесь квартировал их гарнизон. Через несколько лет после победы он возвел крепостной вал. - Герцог улыбнулся, и сходство его с Арутой стало еще разительнее. - А его сын и внук выстроили почти все замковые службы - конюшню, кузню, шорную мастерскую. Здесь не осталось места для внутренней стены. Отец планировал когда-нибудь обнести нашу крепость новым наружным валом, но не успел этого сделать. - Он доверительно обнял Николаса за плечи. - Я, признаться, сомневаюсь, что и мне это удастся. Слишком о многом приходится печься, и в суете повседневных забот я, как и твой покойный дед, все откладываю и откладываю это хлопотное дело.

Коротконогий седовласый офицер подошел к Николасу и герцогу в сопровождении высокого темнокожего мужчины, одетого в придворное платье. Оба почтительно поклонились принцу.

Амос дружески помахал воину рукой.

- Мастер клинка Чарлз!

Мартин с улыбкой представил обоих своих приближенных:

- Ваше высочество, перед вами мастер клинка Чарлз, командующий моим гарнизоном, и мастер конюший Фэнсон.

Николас ответил на их приветствие легким наклоном головы и заговорил с Чарлзом на родном для него языке. Мастер клинка снова поклонился и с улыбкой произнес несколько слов на том же наречии, а затем добавил на языке Королевства:

- Вы прекрасно владеете цурани, ваше высочество!

Николаса смутила эта незаслуженная похвала. Вспыхнув, он торопливо возразил:

- Что вы, я знаю от своего отца всего несколько слов вашего языка. Но я много от него наслышан о мастере клинка из Крайди, бывшем цуранийском воине. - Он перевел взгляд на темнокожего великана. - А также о мастере конюшем Фэнсоне.

- Благодарю вас, ваше высочество. Вы очень любезны, - с поклоном произнес конюший.

Мартин представил племяннику еще некоторых придворных. Когда с этим было покончено, он взял его под руку и повлек за собой.

- А теперь милости прошу в замок Крайди!

Герцог и принц стали подниматься по ступеням к главному входу в замок. Бриана, Амос и остальные следовали за ними. Адмирал вел герцогиню под руку.

- Вечером у нас будет торжественный ужин по случаю прибытия дорогих гостей, - сказала ему Бриана. - А пока тебе наверняка захочется отдохнуть с дороги. Сейчас я велю кому-нибудь проводить тебя в твою комнату.

Амос помотал головой.

- Ты только скажи мне, которую вы для меня приготовили. Дорогу-то я и сам найду. Ведь я прожил здесь не один год и знаю ваш замок как свои пять пальцев.

- Мы решили предоставить тебе твою прежнюю комнату, Амос, чтобы ты чувствовал себя как дома, - с улыбкой сказала Бриана.

Амос оглянулся и кивнул в сторону двоих стражников, оставшихся у ворот.

- Пошли кого-нибудь предупредить этих парней, что через несколько минут сюда явятся два в высшей степени странных и подозрительных типа. Один из них - полоумный коротышка из Шинг-Лая, прозывающийся Накором, второй - бывший наемный солдат из Кеша по имени Гуда Буле. Пусть солдаты их пропустят, потому как они сюда прибыли вместе с нашим Николасом.

Услыхав эту неожиданную просьбу, герцогиня не выказала ни удивления, ни досады. Она лишь слегка подняла бровь и повернулась к мастеру клинка.

- Ты слышал, Чарлз, о чем говорил адмирал?

- Так точно, ваша светлость.

- Так отправляйся к воротам и сделай, что он велел.

Чарлз отсалютовал ей и стал поспешно спускаться вниз по ступеням.

- Могу я узнать подробнее, кто они такие? - полюбопытствовала герцогиня.

Амос с напускным равнодушием буркнул:

- Просто двое бездельников, каких встретишь повсюду.

Бриана положила руку на плечо Амоса и внимательно заглянула ему в глаза. Они вместе сражались в Арменгаре, ее родном городе, когда на него двинулись армии Братства Темной Тропы. Герцогиня слишком хорошо изучила характер и манеры Амоса, чтобы не догадаться, что он пытается утаить от нее нечто важное.

- Итак, я тебя слушаю, - веско проговорила она. - Только не пытайся больше лгать и изворачиваться. Со мной это у тебя не пройдет.

Амос досадливо крякнул и покачал головой. Он всегда склонен был переоценивать свои дипломатические способности.

- Да ничего в них нет особенного, - пробормотал он. - И они уж точно те самые, за кого себя выдают. В этом ты можешь быть уверена. Просто Арута, когда мы отплывали, сказал мне, что в случае Чего нам всем надлежит выполнять распоряжения Накора.

Бриана помолчала, обдумывая его слова.

- Я нисколько не сомневаюсь, - сказала она через несколько мгновений, - что кузен имел в виду какие-нибудь неприятные неожиданности.

Амос принужденно рассмеялся:

- Я тоже считаю, что навряд ли Арута стал бы нам советовать подчиняться приказам чародея на охоте или на костюмированном балу!

Бриана рассмеялась и стиснула Амоса в сильных объятиях.

- О боги! Как же я рада снова тебя видеть, Траск! Нам здесь так недоставало тебя и твоих всегдашних шуток!

Амос бросил взгляд на крепостные стены и покачал головой.

- Я провел на этом валу слишком много дней и ночей и видел здесь слишком много смертей, чтоб скучать по Крайди, герцогиня! - с чувством воскликнул он. - Зловещие картины осады крепости еще и посейчас мучают меня в ночных кошмарах. Но разрази меня гром, если я не рад встрече с тобой и разлюбезным моим Мартином! Я ведь так люблю вас обоих!

Амос положил руку на талию Брианы, она обняла его за плечи, ибо была чуть ли не на целую голову выше приземистого адмирала. Так в обнимку они и вошли под своды Крайдийского замка.

Мартин указал Николасу на стул, а сам прошел к бюро и склонился над разложенным на нем листом пергамента. Кабинет герцога был значительно меньше и скромнее, чем рабочая комната Аруты в Крондоре. Николас стал с интересом разглядывать убранство этого небольшого помещения с высоким сводчатым потолком.

На стене за спиной Мартина висело знамя Крайди о гербом герцога - золотой чайкой на коричневом поле. Над головой чайки виднелся след от красовавшейся там некогда золотой короны. Николасу было известно, что прежде кабинет этот занимал его дед, герцог Боуррик. Знамя украшало эту стену еще в те времена. Как знак принадлежности Боуррика к королевскому роду и свидетельство его права на наследование престола в гербе его присутствовала корона. Но Мартин еще во время церемонии коронаций своего брата Лиама отказался от прав на трон не только от своего имени, но и от лица всех своих потомков. Поэтому корона была спорота со знамени и стерта с гербов, вычеканенных на щитах воинов гарнизона.

- В этом кабинете в годы Войны Врат работал твой отец, Николас, - сказал Мартин, - а до него - твой дед, и прадед, и прапрадед.

Принц снова обвел глазами тесную комнату, ее голые каменные стены, в одной из которых было укреплено кольцо на коротком стержне со вставленным в него факелом. Другая была завешена картами - небольшим по размерам планом герцогства и картой всего Королевства. Обычные для подобных помещений украшения - оружие, военные и охотничьи трофеи, гобелены и писанные маслом картины - здесь отсутствовали. На поверхности бюро Мартина также не было ничего лишнего. Здесь стояли медная чернильница, кубок с гусиными перьями и свеча в высоком подсвечнике, у края стола лежала стопка пергаментных листов, а рядом с ней - продолговатый слиток красного воска для герцогских печатей. Все убранство кабинета говорило о трудолюбии и деловитости его владельца, о его серьезном отношении к своим обязанностям, о высоком чувстве долга и внутреннем достоинстве. В атмосфере, царившей здесь, Николасу почудилось нечто знакомое, и он вспомнил, что подобная же педантичная аккуратность свойственна и его отцу. Вероятно, приверженность к образцовому порядку. в делах была их семейной чертой. Он перевел взгляд на Мартина и обнаружил, что тот пристально за ним наблюдает. Николас смешался и покраснел, словно герцог поймал его за каким-то предосудительным занятием.

Мартин ободряюще ему улыбнулся.

- Ты здесь среди своих, Николас. Пожалуйста, помни об этом и не дичись меня. Если у тебя есть вопросы, задавай их без всякого смущения. Я постараюсь на них ответить.

Принц развел руками:

- Просто не знаю, что и сказать... Я часто слыхал от отца о Крайди, да и Амос все время мне рассказывал о замке и о войне. - Он снова обвел глазами стены кабинета. - Но я себе все это представлял несколько иным...

- Так ведь Арута отправил тебя сюда именно для того, чтобы ты увидел Крайди собственными глазами. Я тебя очень хорошо понимаю, Николас. Жизнь наша не может не показаться тебе слишком уж простой и даже несколько грубоватой после всего, к чему ты привык в Крондоре. Но в этой незамысловатости заключена особая прелесть. Возможно, что со временем ты ее почувствуешь и тогда вспомнишь мои слова.

Николас неуверенно кивнул.

- А какую службу вы мне доверите?

- Арута оставил этот вопрос на моё усмотрение, - ответил Мартин, - и я решил на время сделать тебя моим оруженосцем. По возрасту, во всяком случае, ты вполне годишься для этой должности. - Видя, какое растерянное, даже скорее разочарованное выражение приняло лицо принца, он поспешил добавить: - Но возможно, скоро я подыщу для тебя более интересное занятие. А твой Гарри станет пока оруженосцем Маркуса.

- Но он же ведь... - пробовал было возразить Николас, однако герцог с усмешкой перебил его:

- Оруженосцам не полагается иметь собственных оруженосцев. Ведь тебе, надеюсь, это известно?

Николас нехотя кивнул.

- Сегодня вечером мы устроим праздничный обед в честь вашего прибытия. Нас будет развлекать труппа бродячих комедиантов. Я надеюсь, что и угощение, и представление придутся тебе по душе. А завтра поутру ты приступишь к своим обязанностям.

- А в чем они будут заключаться? - упавшим голосом спросил принц.

- Ты станешь выполнять советы и поручения перво-наперво дворецкого Сэмюэла, а также мастеров Чарлза и Фэнсона. Тебе надо будет во всем мне помогать и подчиняться моим приказам. Я очень надеюсь, что с твоей помощью мое время и мои труды будут организованы лучше, нежели теперь, а значит, я буду успешнее управлять герцогством. Поверь, это очень нелегкое дело. - Он вынул из ящика бюро колокольчик и позвонил в него. - А сейчас лакей проводит тебя в главный зал, куда в скором времени придут все приглашенные гости.

Николас поднялся со стула.

- Благодарю вас, дядя Мартин. Я очень надеюсь, что вы останетесь мной довольны.

- С завтрашнего утра, - веско проговорил Мартин, - вы, ваше высочество, должны называть меня не иначе как "ваша светлость". Я же стану говорить вам "сэр" или "сквайр".

Николас обреченно вздохнул и, кивнув герцогу, вышел из кабинета вслед за появившимся в дверях слугой.

Во время торжественного обеда принц сидел за главным столом между Мартином и Маркусом. Яства, подаваемые многочисленными слугами, не отличались изысканностью, но приготовлены были умело, и Николас, как и все, кто приплыл вместе с ним на "Орле", с завидным аппетитом отдавали им должное. Свежее жаркое и ароматный хлеб казались им восхитительными лакомствами после скудной и однообразной корабельной пищи. Николасу пришлись по . душе и вино, поданное к жареной дичи, и представление, которое разыгрывали бродячие комедианты посреди большого зала. Время от времени он украдкой взглядывал на другой конец стола, туда, где сидели Маргарет и Эбигейл, но те были заняты оживленным разговором и не обращали на него внимания. Несколько раз он пытался завязать беседу с Маркусом, но тот отвечал на все его вопросы весьма кратко и неохотно, из чего принц вынужден был заключить, что кузен его явно невзлюбил.

Амос, Накор и Гуда Буле сидели за другим столом, и Николас с некоторой завистью наблюдал, как весело и непринужденно они говорили с мастерами Фэнсоном и Чарлзом. До слуха его то и дело доносился их дружный смех.

Гарри расспрашивал о чем-то симпатичного и довольно робкого на вид молодого человека, занимавшего место рядом с ним у самого края длинного стола. Юноша этот, судя по всему, говорил очень тихо, и Гарри то и дело принужден был наклоняться к нему. Выглядел он ненамного старше принца и Гарри. Ему можно было дать самое большее лет девятнадцать-двадцать. Он то и дело отводил рукой со лба длинную челку, падавшую ему на глаза. Светлые его волосы были зачесаны назад и волнистыми прядями спускались на плечи. Николас поймал на себе наивно-вопрошающий взгляд голубых глаз юноши и, улыбнувшись ему, обратился к Маркусу:

- Кузен, а кто этот молодой человек?

Маркус взглянул туда, куда указал принц. Юноша снова стал тихо говорить о чем-то с Гарри.

- Это Энтони. Чародей.

- Неужели? - удивился Николас и, ободренный тем, что услыхал от Маркуса три слова кряду, поспешил задать ему следующий вопрос: - А что он здесь делает?

- Отец мой несколько лет назад просил твоего отца обратиться к мастерам из Звездной Пристани с просьбой прислать нам сюда какого-нибудь чародея. - Маркус пожал плечами. - По-моему, это как-то связано с моим покойным дедом. - Он недовольно покосился на Николаса и нехотя добавил: - И твоим тоже. А разве принц Арута не рассказывал тебе о крайдийских придворных чародеях? - И он положил на тарелку обглоданное баранье ребро, ополоснул пальцы в чаше с розовой водой и вытер их салфеткой.

Обрадованный тем, что ему все же удалось вовлечь недружелюбного кузена в разговор, принц с готовностью ответил:

- Как же, я слыхал от него о Кулгане и о Паге тоже. Между прочим, мы заходили на остров Пага по пути сюда, и я с ним говорил.

Маркус снова взглянул на чародея.

- Энтони вообще-то парень неплохой. За это я могу тебе поручиться. Но держится он довольно замкнуто, а когда отец пытается прибегнуть к его советам, он просто зеленеет от страха. Так что толку от него никакого. Боюсь, что маги из Звездной Пристани, отправляя его сюда, просто решили над нами пошутить.

- Неужели они могли так поступить?

Маркус раздраженно нахмурился:

- Что это ты все повторяешь: "Неужели? Неужели?", словно подозреваешь меня во лжи?

- Извини, - краснея, сказал Николас. - И не обращай внимания. Просто у меня такая привычка. Но мне и в самом деле трудно поверить, что волшебники из Академии способны на такое. Почему ты все же решил, что они хотели сыграть с вами шутку?

- Потому что как чародей он немногого стоит. Насколько я вообще могу судить о таких вещах.

У Николаса снова едва не вырвалось привычное "неужели?", но в последний момент он спохватился и вместо этого сказал:

- Интересно было бы узнать, как он сам себя оценивает. И поговорить о нем с мастерами из Пристани.

Маркус равнодушно пожал плечами.

- Вот уж не знаю, что он о себе мнит. Но кое-что в нем меня настораживает. У него есть какая-то тайна.

Николас в ответ на это замечание звонко рассмеялся. Маркус бросил на него подозрительный взгляд, полагая, что принц смеется над ним, и тот поспешил объяснить причину своего неожиданного веселья:

- Уверен, что он себя чувствует совершенно беспомощным и оттого нарочно делает вид, что хранит какую-то тайну. Ну, чтобы хоть этим вызвать к себе внимание и интерес.

Маркус снова пожал плечами, и по губам его скользнула слабая улыбка.

- Возможно, ты и прав. Но как бы там ни было, он - один из советников отца. По крайней мере считается таковым.

Николас, опасаясь, что Маркус снова замкнется в молчании, торопливо заметил:

- А я не ожидал, что мастер Фэнсон так похож на своего отца. Я хорошо помню старика Гардана.

- Гардан был уже совсем дряхлым стариком, когда вернулся сюда из Крондора, и я как-то не очень к нему приглядывался.

Николас грустно вздохнул.

- Мы все были огорчены и опечалены, когда в минувшем году получили весть о его смерти.

Маркус развел руками.

- Что поделаешь, все мы постареем и когда-нибудь умрем. Никому еще не удавалось этого избежать. Гардан прожил долгий век и много повидал. В последние годы он только тем и занимался, что удил рыбу да рассказывал о прошлом.

- Я его не видел лет десять, - задумчиво проговорил Николас. - Наверное, он и в самом деле здорово постарел за эти годы. - Сообразив, что замечание это звучало довольно наивно, если не сказать глупо, он смутился и умолк. На этом их разговор с кузеном прервался. Конец обеда прошел в молчании.

Время близилось к полуночи. Мартин поднялся на ноги, и следом за ним встали и все остальные.

- Поприветствуем еще раз нашего племянника Николаса, почтившего нас своим визитом, - сказал Мартин, и все принялись хлопать в ладоши, глядя на принца. Он в ответ низко им поклонился. - Начиная с завтрашнего дня он будет выполнять обязанности моего оруженосца. - Гарри вопросительно взглянул на своего господина. Николас пожал плечами. - А Гарри Ладлэнда я назначаю оруженосцем моего сына Маркуса. - Гарри скорчил печальную мину и обреченно кивнул. Николас глядя на него не мог сдержать улыбки. - А теперь, - заключил свою речь Мартин, - я желаю вам всем покойной ночи.

Он подал руку герцогине и вместе с ней вышел из зала. За ними проследовали Маргарет и Эбигейл, а также несколько придворных. Маркус подозвал к себе Гарри и сказал ему:

- Поскольку ты теперь мой оруженосец, потрудись встать за час до рассвета и разбудить меня. Слуги укажут тебе путь к моим покоям. - Он повернулся к Николасу и, не меняя тона, предупредил: - Мой отец вне всякого сомнения ожидает от тебя того же.

Николасу очень хотелось бы ответить ему какой-нибудь резкостью, но, поддавшись этому порыву, он уронил бы себя в глазах Маркуса, ведь надменный кузен явно желал вывести его из терпения. Поэтому, выдержав паузу, Николас спокойно ответил:

- Спасибо, что предупредили меня об этом, кузен.

Маркус впервые со времени их знакомства широко улыбнулся.

- Постарайтесь не проспать. - Он махнул рукой двум лакеям, ожидавшим у выхода из зала: - Проводите сквайров в их комнаты.

Николас и его бывший оруженосец побрели к двери. Поравнявшись с Энтони, который все еще стоял у стола и о чем-то напряженно размышлял, Гарри на ходу кивнул ему.

- Надеюсь скоро с тобой увидеться.

Чародей поклонился и пробормотал в ответ что-то неразборчивое.

Шагая рядом с Николасом вдоль длинного коридора, Гарри с усмешкой предположил:

- Ты, поди, и не догадаешься, с кем я сейчас говорил.

- Я уже знаю, кто он, - улыбнулся Николас. - Это придворный волшебник и советник герцога. Маркус сказал мне, что Энтони не весьма искусен в своем ремесле.

- Зато парень он что надо. Хотя больно уж робок и говорит едва слышно.

Слуги остановились у дверей двух соседних комнат на среднем этаже замка и пропустили юношей вперед. Спальня, отведенная герцогом Николасу, скорее заслуживала названия кельи. В длину она была никак не больше десяти футов, в ширину - восьми. На полу у окна лежал соломенный тюфяк, покрытый мешковиной, а деревянный сундук с окованными железом углами заменял гардероб. Рядом с соломенным ложем стояли небольшой столик с кувшином и медной светильней на нем, и стул с жестким сиденьем. Николас повернулся к лакею, который уже собрался было уйти, и раздраженно спросил:

- Но где же мои вещи?

- В кладовой, сэр, - с тонкой улыбкой ответил слуга. - Его светлость сказал, что они до самого отъезда вам не понадобятся и велел снести их вниз. А все необходимое он приказал сложить в этот сундук.

Гарри хлопнул приятеля по плечу и дружески ему посоветовал:

- Знаешь, сквайр Ники, чем попусту сожалеть о запрятанных дядей нарядах, ложись-ка ты лучше на боковую. Ведь завтра вам велено встать до рассвета.

- Надеюсь, ты меня разбудишь, - пробормотал Николас, обводя тоскливым взором свою комнату.

- А что мне за это будет? - Гарри склонил голову набок и плутовато прищурился.

- А за это я отплачу тебе как-нибудь такой же услугой, - улыбнулся принц.

Гарри кивнул, сочтя подобную сделку вполне приемлемой, и подал принцу еще один дружеский совет:

- Ты не огорчайся, ежели у тебя поначалу не все будет получаться, как надо. Я же ведь скоро и без труда обучился всему, что надлежит делать оруженосцу.

"Это только потому, что ты на самом-то деле никогда им не был", - подумал про себя Николас, когда за Гарри захлопнулась дверь.

Перемежая зевки глубокими вздохами, принц отхлебнул воды из кувшина, разделся, погасил светильню и бросился на свое жесткое ложе. Несмотря на усталость, заснуть ему, однако, удалось не сразу. Он еще долго ворочался на тюфяке под тонким шерстяным одеялом и перебирал в памяти события минувшего дня.

Николаса разбудил настойчивый стук в дверь. Он вскочил на ноги и сразу же едва не упал, споткнувшись о свои сапоги. Ему не без труда удалось ощупью добраться до двери и отодвинуть щеколду. Он стоял на пороге, стуча зубами от холода и досадуя на себя за то, что погасил ночью светильню. С тех пор, как он забылся сном, прошло всего три или четыре часа. Возможно, масло в ней за это время не успело бы выгореть.

Гарри, как всегда жизнерадостный и бодрый, приветствовал его веселым смехом.

- Ты что же это, собираешься в таком виде предстать перед герцогом?

Никогда еще Николас не чувствовал себя так глупо. Глаза его не успели привыкнуть к темноте, а тусклый свет от ближайшего из факелов в коридоре почти не проникал в его комнату. Спать он лег в одном белье, и теперь просто не представлял себе, где искать верхнее платье и как его надеть.

- У меня нет при себе ни кремня, ни огнива, - кисло пробормотал он.

- Так они ж ведь на столе возле лампы, где их всегда оставляют, - подсказал ему Гарри. - Ну, так и быть, я ее зажгу, а ты пока одевайся.

Вскоре маленький, дрожащий язычок пламени осветил каморку Николаса. Трясущимися от холода руками он откинул крышку сундука и схватил одежду, что лежала на самом верху. То были коричневые с зеленым шерстяные рейтузы и такой же камзол самого незамысловатого покроя. Вероятно, подобное одеяние приличествовало крайдийским сквайрам, но принц отроду не носил платья из такой грубой ткани. Его приятель Гарри тоже был облачен в коричневую с зеленым пару. Подавив тяжелый вздох, Николас оделся и натянул сапоги. Ему сразу стало теплее.

- Что это им вздумалось подниматься в такую рань? - проворчал он и широко зевнул.

- Деревенщина, - пренебрежительно хмыкнул Гарри.

- Кто? - не до конца проснувшийся принц оторопело на него уставился.

- Да все они. Деревенские жители. Привыкли ложиться и вставать с петухами.

Николас кивком выразил свое согласие с этим утверждением и выставил вперед левую ногу. Сапог, который прежде был ему впору, отчего-то стал сдавливать пятку и пальцы.

- Проклятье! - раздраженно воскликнул он. - Похоже, здесь все насквозь пропитано сыростью!

Гарри усмехнулся с видом превосходства и помотал кудрявой головой.

- Ты что же, только сейчас это заметил?. А я еще вчера почувствовал, что здесь как-то очень уж мозгло. Да и плесень на стене у твоей постели на это указывала.

Николас рывком вскочил со стула и выбросил вперед правую руку, целясь Гарри в плечо, но сквайр ловко уклонился от удара и со смехом отскочил в сторону.

- Будешь знать в другой раз, как зубоскалить над своим господином, - с деланным негодованием заявил Николас и поспешно себя поправил: - То есть, я хотел сказать, над своим товарищем-оруженосцем.

- Нам надобно поторопиться, - напомнил ему Гарри. - Как-то неловко опаздывать к господам рыцарям в первый же день службы.

Они вышли в пустой длинный коридор, скупо освещенный редкими факелами, и огляделись.

- Где же все слуги? Почему тут никого нет? - удивился Гарри.

- Слуги - это мы с тобой, - назидательно проговорил Николас. - Идем! Мне кажется, я знаю, где искать спальни герцога и его домашних.

Они долго плутали по коридорам и лестницам пустынного в этот час замка, меняли направление, сворачивали назад и вновь спускались и поднимались по лестничным пролетам, пока наконец не вышли в то Крыло замка, которое занимали герцог и его семья. Все здесь выглядело значительно проще и скромнее, чем в Крондорском дворце, но намного роскошнее тех жалких каморок, которые были предоставлены Гарри и Николасу. Дверь одной из комнат отворилась, и оттуда вышел лакей. На робкий вопрос Николаса, не здесь ли находятся покои его светлости и леди Брианы, он ответил утвердительно и указал Гарри дверь в комнату Маркуса.

Юноши встали по стойке "смирно" напротив входа в спальни своих господ. Прошло несколько минут, и Николас отважился негромко постучать по дубовому косяку. Дверь тотчас же отворилась, Мартин выглянул в коридор и бросил ему:

- Я выйду через несколько минут, сэр Николас.

Прежде чем принц успел ответить: "Слушаюсь, ваша светлость", дверь захлопнулась перед самым его носом.

Гарри усмехнулся и, тряхнув головой, поднял было руку, чтобы постучаться к Маркусу, но тут дверь распахнулась, и Маркус собственной персоной появился на пороге.

- Ты опоздал, - раздраженно буркнул он вместо приветствия. - Иди за мной!

Он так стремительно зашагал вдоль коридора, что Гарри приходилось едва ли не бежать, чтобы за ним поспеть.

Прошло несколько минут, и из своей спальни вышел Мартин. Он молча двинулся в том же направлении, куда ушли Маркус с Гарри. Николас старался от него не отставать. Против ожидания принца, герцог направлялся вовсе не в главный зал. Они миновали длинный коридор, спустились по лестнице и вскоре очутились у главного выхода из замка. Николас почтительно распахнул дверь перед Мартином и следом за ним спустился по ступеням во двор. У крыльца их ожидали два грума, державшие лошадей под уздцы. Маркус и Гарри уже выезжали из ворот. Вскоре копыта их коней зацокали по мосту. Один из грумов протянул Николасу уздечку.

- Ты умеешь ездить верхом? - спросил его Мартин.

- Ну конечно же, - кивнул Николас и торопливо добавил: - Ваша светлость.

- Вот и хорошо. У нас в конюшне множество лошадей, и некоторые из них плохо объезжены. Чтоб заставить их слушаться, нужны терпение и твердая рука.

Николас собрался было вскочить в седло, но его мерин с протестующим ржанием внезапно отпрянул назад. Принцу не осталось ничего другого, как резко дернуть за поводья и прикрикнуть на строптивое животное. Конь был молод и горяч. А кроме того, судя по мощной, как у жеребца, мускулистой шее, а также по агрессивным повадком, его выхолостили позже, чем следовало. Седло, укрепленное на его спине, было на взгляд Николаса слишком большим и тяжелым, что не могло не затруднить его контакт с конем.

Но Мартин не собирался предоставлять принцу время на подобного рода размышления. Он быстро вскочил на своего крупного рыжего жеребца и направил его к воротам. Николас вспрыгнул на спину мерина и вскоре нагнал своего дядю. Ему пришлось изо всех сил сжимать бока коня, чтобы заставить того двигаться вперед. У самых ворот норовистое животное вдруг взвилось на дыбы. Николас едва не вылетел из седла. Он подался вперед, надавил коленями на бока мерина и натянул поводья. Конь опустил передние копыта на землю и как ни в чем не бывало затрусил вперед ровной рысью. Нагнав герцога, Николас заставил мерина перейти на шаг.

- Ты хорошо спал нынче ночью, сэр Николас? - невозмутимо осведомился Мартин.

- Не очень, ваша светлость.

- Тебе что же, не по нраву пришлась твоя спальня? Или постель показалась жесткой?

Николас искоса взглянул на дядю, проверяя, уж не насмехается ли он над ним, но лицо герцога не выражало ничего, кроме участливого любопытства.

- Да нет, отчего же, - бесстрастно ответил принц. Он не желал ронять свое достоинство, сетуя на холод в каморке, скудость обстановки и жесткую постель. Ведь дядя наверняка не без умысла отвел ему эту келью. Пусть же не думает, что принц Николас - изнеженный и капризный маменькин сынок. - Наверное, дело в том, что все здесь мне еще внове.

- Ты привыкнешь к Крайди, - заверил его Мартин.

- Скажите, ваша светлость, вы всякий день обходитесь без завтрака? - озабоченно спросил принц. Желудок его настоятельно требовал пищи с той самой минуты, как он вышел во двор и вдохнул свежий морской воздух.

Губы Мартина тронула легкая снисходительная улыбка. Так же точно улыбался и Арута, когда Николасу случалось сказать или сделать что-нибудь не к месту.

- Завтракать мы непременно будем. Но прежде чем сесть за стол, я обычно посвящаю два-три утренних часа всевозможным занятиям, сэр.

Николас кивнул, не без труда подавив вздох разочарования.

Всадники достигли городских окраин и вскоре ехали медленной рысью по центральной улице городка. К большому удивлению Николаса, многие из жителей Крайди в столь ранний час уже начали трудовой день. Лавки и мастерские еще не отворили своих дверей и окон, но портовые грузчики спешили в гавань, мельник вез куда-то на тележке мешки с мукой, рыбачьи лодки с коричневыми и белыми парусами выходили в открытое море навстречу первым лучам солнца, а из дверей пекарни вкусно пахло свежими караваями.

Когда Николас и герцог приблизились к причалу, с борта "Орла" послышался знакомый голос:

- Приготовить сети! Открыть грузовой люк!

Адмирал, поднявшийся в невесть какую рань, командовал доставкой оружия и доспехов для солдат Бэйрана на свой корабль. Из-за одной из груженных доверху повозок появился Маркус. Гарри следовал за ним по пятам.

- Это уже последняя, отец, - сказал Маркус, кивнув в сторону повозки.

Мартин не стал пускаться в объяснения о том, что происходило на глазах Николаса, справедливо предположив, что тот и сам догадается, чем заняты капитан, его команда и докеры крайдийского порта. Принц прежде не знал, что герцог решит добавить к тем грузам, которые шли в Бэйран из Крондора, еще кое-что от себя.

- Амос, ты никак собираешься отплыть с утренним приливом? - крикнул Мартин, приложив ладони ковшиком ко рту.

- Надеюсь, что успею, - проревел в ответ Амос, энергично кивая головой. - Если только эти ленивые обезьяны покончат с погрузкой в полчаса.

Портовые докеры продолжали споро и деловито наполнять узлами и ящиками грузовые сети, подтягивать их на корабль с помощью системы блоков и опорожнять в трюме. Их нисколько не смутили грубые слова Амоса и звучавший в них незаслуженный упрек. На своем веку им доводилось слыхать и не такое.

Амос сбежал по сходням на причал и подошел к Мартину.

- Ну и нелегкая же будет задачка вытряхнуть все это в Бэйране, - посетовал он. - Солдаты гарнизона наверняка помогут, моим матросам, но сколько ж времени уйдет на то, чтоб переправить весь груз на шлюпках к берегу! Почитай, не меньше двух недель, а то и все три!

- Но надеюсь, у тебя достанет времени зайти на обратном пути к нам в Крайди? - с беспокойством спросил Мартин.

- Еще бы! Даже если мне придется проторчать в этом Бэйране целый месяц, я выкрою несколько дней, чтоб у вас погостить. А может статься, что мы управимся и гораздо быстрее. Тогда я брошу тут якорь деньков этак на десять. Моим ребятам тоже ведь не помешает передохнуть прежде чем мы возьмем курс на треклятый Пролив Тьмы.

- Уверен, они будут рады такой возможности, - улыбнулся Мартин.

Грузовая сеть в очередной раз стала с протяжным скрипом подниматься на борт "Орла". Внимательно следя за ней глазами, Мартин обратился к Николасу:

- Скачи во дворец и предупреди Сэмюэла, что через полчаса мы будем завтракать.

Николас начал было разворачивать мерина, но вдруг спохватился, отпустил поводья и спросил:

- А надо ли мне после этого возвращаться сюда, ваша светлость?

- А сам-то ты как думаешь?

Николас совершенно не представлял себе, что ему надлежит об этом думать, и потому честно признался:

- Не знаю.

- Ведь ты же мой оруженосец, - холодно и сухо, однако без малейшего раздражения принялся объяснять Мартин, - а значит, тебе надлежит держаться возле меня и ожидать моих распоряжений. За исключением тех случаев, когда я тебя куда-нибудь отошлю с поручениями. Но выполнив их, ты должен тотчас же снова вернуться ко мне.

Николас, сын принца Крондорского, один из претендентов на, престол Королевства, стоявший по рождению гораздо выше Мартина, вовсе не обязан был все это знать. Однако он почувствовал себя неловко оттого, что герцог вынужден втолковывать ему такие простые вещи. Мучительно покраснев, он натянул поводья.

- Слушаюсь, ваша светлость.

Принц во весь опор помчался к въезду в город. Очутившись на главной улице, он, несмотря на свою крайнюю спешку, вынужден был перейти на легкую рысь. Верхом по территории герцогства имели обыкновение передвигаться лишь знатные господа, и горожане хорошо об этом знали. Они торопливо и почтительно уступали Николасу дорогу, но в этот ранний час улицы были так запружены людьми, телегами, повозками и тачками разносчиков, что принц опасался сбить с ног кого-нибудь из зазевавшихся прохожих или опрокинуть прилавок одного из уличных торговцев.

Улицы и дома Крайди представляли странное, непривычное зрелище для Николаса, выросшего в совершенно иной обстановке Крондора. Здесь наверняка не существовало никакого подобия тех трущоб и жалких лачуг, что теснились одна к другой в крондорских кварталах бедноты, но не было также дворцов и богатых особняков знати. На торговой улице и у ворот рынка он не приметил ни одного нищего. Зато в Крондоре бродяги и попрошайки встречались повсюду - они стояли или сидели в самых людных местах и гнусавыми голосами молили о подаянии. Николас был почему-то уверен, что и беспутные женщины не прохаживаются здесь по вечерам у дверей портовых таверн и трактиров, а поджидают клиентов в стенах этих почтенных заведений.

Крайди безусловно был большим поселением, но Николас не назвал бы его городом в полном смысле слова. Скорее это было многолюдное торговое место - тихий, уютный замкнутый мирок, где все жители состояли меж собой в родстве, свойстве или же в тесной дружбе. О некой старомодной простоте и открытости здешних нравов можно было судить и по тому, как прохожие сердечно приветствовали друг друга и осведомлялись о здоровье и делах у торговцев, которые выглядывали из дверей лавок.

У городской окраины Николасу повстречались две молодых женщины, которые свернули из переулка на главную улицу, оживленно о чем-то судача. При виде принца верхом на коне они торопливо отступили в сторону и приветливо, учтиво ему кивнули, а после тотчас же вернулись к прерванному разговору. От этой мимолетной встречи у Николаса почему-то стало тепло и радостно на душе. Он пришпорил коня и галопом понесся к замку. Копыта мерина дробно стучали по булыжникам дороги, и в ушах у принца свистел ветер.

Его гнало вперед не одно лишь желание поскорее выполнить приказ Мартина, но и нестерпимый, волчий голод.

Глава 4 СКВАЙР

Николас споткнулся и едва не упал.

- Быстрее, - поторопил его Гарри, - а не то Сэмюэл нам уши поотрывает!

Юношам хватило нескольких дней, чтобы постичь мрачную, ужасающую истину: уж кто-кто, а дворецкий Сэмюэл нипочем не позволит им прозябать в греховной праздности, а в случае серьезной оплошки не преминет подвергнуть весьма ощутимому внушению - для их же пользы. Старик дворецкий, именуемый также сенешалем, служил в Крайди еще при покойном деде Николаса и Маркуса. Не так давно, в минувший день солнцестояния, он отпраздновал свое восьмидесятилетие, но глаза его с годами не утратили зоркости, а руки - силы, цепкости и проворства.

В то утро, когда Амос отплыл на своем трехмачтовике в Бэйран, Гарри имел неосторожность замешкаться в городе. Резвому оруженосцу не терпелось свести знакомство с местными девицами простого звания. Он вернулся в замок гораздо позднее, чем его ожидали, и Сэмюэл с сердито поджатыми губами уже караулилпровинившегося у входа в кухню. Увидев связку прутьев, которую дворецкий сжимал в морщинистом кулаке, заведенном за спину, Гарри глазам своим не поверил. Он тщетно пытался сперва рассмешить старика забавными гримасами, на которые был великим мастером, затем воззвать к его жалости и состраданию. Сэмюэл был неумолим, и Гарри принужден был в конце концов покориться своей незавидной участи. Он подставил дворецкому спину, будучи уверен, что розги, зажатые в слабой старческой руке, не причинят ему особой боли, но Сэмюэл принялся сечь его с такой силой, что у оруженосца захватило дух. Он потом поделился своими впечатлениями об этой мучительной процедуре с Николасом и посоветовал тому держаться настороже и ничем не раздражать старика. Принц, однако, понадеялся, что громкий титул защитит его спину и прочие части тела от посягательств строгого сенешаля, но, как вскоре выяснилось, он совершенно напрасно на это уповал. Когда ему на третий день после расправы Сэмюэла с Гарри случилось оплошать в выполнении нескольких кряду распоряжений конюшего и герцога, дворецкий без лишних слов стал готовить розги. Николас напомнил старцу, что он как-никак принц крови, на что Сэмюэл невозмутимо ответствовал:

- В свое время сек я и вашего батюшку, ваше высочество, и вашего дядюшку короля, да продлят боги его дни! Так что подите-ка сюда по-хорошему да подставьте мне свою спину. Высеку и вас, коли уж вы этого заслужили.

Светало. Сквайры мчались наперегонки через замковый двор, чтобы предстать перед строгим сенешалем. Тот должен был уведомить их, не поступало ли от герцога или Маркуса каких-либо особых распоряжений на их счет. Обычно поутру еще до рассвета Николас и Гарри застывали у дверей спален своих господ, словно два изваяния, дожидались пробуждения герцога и Маркуса и в течение дня повсюду их сопровождали, чтобы выполнять их приказы и поручения, но случалось, что поздней ночью, когда сквайры уже затворялись в своих каморках, герцогу приходило на ум отправить их на следующее утро с каким-нибудь делом в кузню, на конюшню или в город. В таких случаях он поручал дворецкому передать им свой приказ.

Вбежав в коридор, куда выходила дверь рабочего кабинета Сэмюэла, они увидели, что старик возится с тяжелым висячим замком. Бывало, что, промешкав, они появлялись здесь с опозданием, когда дворецкий уже восседал за своим массивным письменным столом. За подобную провинность всякий раз приходилось расплачиваться их спинам.

Старик с насмешливой улыбкой кивнул юношам и, еще немного поколдовав над замком, отпер дверь и вошел в свой кабинет. Оруженосцы остановились у порога.

- Ну что ж, похоже, на сей раз вы проявили похвальную расторопность, - Сэмюэл уселся за стол и обратил к мальчикам полувопросительный взгляд.

- У вас есть для нас какие-нибудь распоряжения, сэр? - почтительно поклонившись, спросил Гарри.

Дворецкий кивнул.

- Гарри, тебе надлежит сей же час отправиться в гавань и узнать там, прибыл ли к нам корабль из Карса. Его ожидали еще вчера, и герцога это опоздание начинает тревожить. - Гарри, не полюбопытствовав даже, какое поручение будет дано его другу, чтобы не навлечь на себя гнев скорого на расправу Сэмюэла, стремглав выбежал в коридор, и дворецкий обратился к принцу: - А вы, Николас, ступайте к своему господину.

Принц заторопился ко входу в покои герцога. Лишь теперь, вовремя домчавшись до кабинета дворецкого и тем благополучно избежав наказания за мешкотность, он почувствовал, что смертельно устал. Николас никогда не был приверженцем раннего вставания. Напротив, дома в Крондоре он всегда пользовался любой возможностью подольше поваляться в постели. И потому эти каждодневные подъемы за час до рассвета вконец его изнурили.

После того памятного утра, последовавшего за торжественным обедом в честь их прибытия, когда ему пришлось четырежды проехать верхом по главной улице городка, он больше не испытывал того острого чувства новизны, что охватило его при виде незнакомых улиц и странных, приземистых строений. Служба герцогу отнимала у него столько сил, что он просто принужден был отдавать ей также и все свои помыслы, все стремления и чувства. Ни на что другое у принца просто не оставалось времени. С самого раннего утра и до ужина он то сломя голову куда-то мчался - пешком ли, верхом или в повозке, - то неподвижно стоял у дверей в герцогские покои, кабинет или оружейную и как мог старался отогнать от себя сон. Он не ожидал, когда отправлялся из Крондора в приграничный Крайди, что служба его здесь окажется именно такой, но не в силах был отчетливо припомнить, чего иного он от нее ждал и как представлял ее себе.

Он остановился у дверей в спальню Мартина и Брианы. Герцог и герцогиня наверняка уже пробудились и оделись и вот-вот должны были выйти. Николас повернулся к высокому окну и выглянул наружу. Внизу был виден замковый двор, а дальше, за крепостной стеной, - широкая дорога и за ней город. Николасу приходилось напрягать зрение, чтобы разглядеть черепичные крыши у заставы. В этот предутренний час все окрест окутывала зыбкая туманная мгла. Пройдет немного времени, и солнце зальет побережье яркими лучами. Но может статься, что оно во весь день так и не выглянет из-за туч, и тогда сырой туман не рассеется до следующего утра. В этих краях никогда нельзя было знать заранее, каким окажется наступающий день;

Принц зевнул и потянулся. Как бы ему хотелось сейчас улечься на свой жесткий тюфяк и позабыть обо всем на свете! А еще лучше было бы свернуться калачиком на мягкой, широкой кровати в спальне крондорского замка. Или же так: заснуть на тюфяке в каморке, а проснуться в своей спальне в Крондоре. Однако все эти мечты были равно неосуществимы, и принц вздохнул. День еще только занимался, и до отхода ко сну было так далеко! Но Николас не мог не признать, что в его целодневной занятости имелись и свои хорошие стороны. Он поймал себя на том, что давно уже не вспоминал о доме. У него просто не было времени тосковать о привольной жизни в Крондоре. А к вечеру он уставал настолько, что с наслаждением вытягивался на соломенном ложе, которое в эти мгновения не казалось ему ни узким, ни жестким, и засыпал как убитый.

Николаса смущало и озадачивало то, что Мартин оказался вовсе не таким, каким он запомнил его по их прежним встречам. С тех пор, как герцог четырнадцать лет назад посетил Крондор, Николас привык думать о нем как о веселом, добродушно-открытом, улыбчивом великане. Случалось, дядя сажал его верхом к себе на шею или поднимал на руки и подбрасывал высоко в воздух. После этого довольно продолжительного угощенья, во время которого они с племянником так сдружились, Мартин всего однажды побывал с кратким визитом при дворе Аруты, но Николас тогда хворал и лежал в постели. Они почти не виделись. Дядя лишь на несколько минут зашел к нему в спальню, чтобы поздороваться и расспросить о самочувствии. Нынче же в их отношениях не осталось и следа былой задушевности и теплоты. Герцог Крайдийский предстал перед младшим племянником в совершенно ином свете.

В отличие от старика Сэмюэла, Мартин, что бы ни случилось, никогда не давал воли гневу, не говорил никому ни одного грубого слова и уж тем более не срывался на крик. Он даже голоса ни разу не повысил. И вместе с тем, если Николас или Гарри допускали какой-нибудь промах или, хуже того, проявляли небрежение и нерадение к своим обязанностям, Мартин порой так взглядывал на провинившегося, что тот почитал бы за счастье тут же на месте провалиться сквозь землю. Иногда же в подобных случаях его светлость молча и осуждающе поворачивался к виновному спиной. Гарри и Николас сошлись на том, что предпочли бы этому безмолвному назиданию любое, пусть самое чувствительное внушение со стороны Сэмюэла.

Рыжекудрому Гарри, как считал Николас, изрядно повезло: он ведь был назначен в оруженосцы к Маркусу и потому гораздо реже, чем его прежний господин, становился объектом неудовольствия сиятельного герцога. Что же до Маркуса, то он, в отличие от отца, был куда как щедр на замечания и выговоры, когда Гарри по его мнению этого заслуживал. Кое-кто из замковой челяди охотно объяснил двоим крондорцам причины чрезмерной резкости, требовательности и придирчивости юного Маркуса по отношению к ним. Дело было в том, что до приезда принца и его спутников в Крайди Маркус сам служил оруженосцем при Мартине. Возможно, он успел во всех деталях постичь обязанности, налагаемые на юношу этой должностью, и неукоснительно их выполнял, а теперь требовал того же и от них. А быть может, Маркусу, напротив, не раз случалось оплошать и оказаться объектом невысказанного неодобрения герцога, и нынче он решил выместить на принце и Гарри все свои былые обиды. Но что бы там ни было, они взяли себе за правило сносить все его придирки с терпением и кротостью и ни в чем ему не перечить, как и подобало настоящим сквайрам. Лишь однажды Николас пробовал было объяснить их некоторую нерасторопность тем, что они здесь чужие и не знают толком местоположения дворовых служб и помещений в замке. На что Маркус холодно возразил:

- О том, чего не знаете, надлежит спрашивать. Любой из слуг ответит на ваши вопросы и укажет вам дорогу.

За этими размышлениями Николас сам не заметил, как задремал. Он проснулся от скрипа двери и тут же вытянулся по стойке смирно. Из спальни вышли Бриана и Мартин. Герцогиня мягко улыбнулась юноше.

- Утро доброе, сэр оруженосец.

- Приветствую вас, миледи. - Николас церемонно ей поклонился. Его утонченные придворные манеры казались герцогине не совсем уместными здесь, в маленькой приграничной крепости, и она не раз позволяла себе беззлобно пошутить над ним за это. Николас же от души смеялся ее шуткам, но вести себя продолжал по-прежнему, и с течением дней это превратилось у них в своего рода игру.

Мартин притворил за собой дверь и коротко кивнул оруженосцу.

- Николас, герцогиня и я совершим сегодня верховую прогулку. Позаботься о том, чтобы нам вовремя подали лошадей.

- Слушаюсь, ваша светлость.

Николас повернулся и бросился бежать по длинному коридору. В свое время Сэмюэл предупредил его, что, ежели их светлости отправляются с утра проехаться верхом по окрестностям, то ждать их возвращения следует не ранее чем через два, а то и три часа. А Потому герцог или Бриана перед тем, как выйти на крыльцо, обычно заглядывали на кухню, чтобы захватить заранее для них приготовленную корзину с завтраком. Николас по собственной инициативе решил сперва наведаться туда.

В огромной кухне суетились повара, их подмастерья и ученики. Они готовили завтрак для более чем двухсот человек, обитавших в стенах крепости. Главный повар Мегар, высокий старик с обширной лысиной и гладко выбритым морщинистым лицом бдительно надзирал за спорыми, проворными действиями своих подчиненных. Его жена, дородная, добродушная тетушка Магья, склонилась над огромной сковородой, стоявшей на плите. Она проверяла, хорошо ли прожарилась оленина, ломти которой переворачивали с помощью длинных двузубых вилок и специальных медных лопаточек два молодых подмастерья в белых колпаках.

Николас подошел к Мегару, стоявшему в центре кухни, и с улыбкой ему кивнул.

- Мастер повар, герцог и герцогиня нынче утром решили проехаться верхом.

Мегар сердечно улыбнулся Николасу в ответ на его приветствие. Кухня была едва ли не единственным местом во всем замке, где Николаса и Гарри всегда встречали улыбками, где все были им рады. Казалось, старикам Мегару и Магье, чьи дни близились к закату, нравилось опекать двоих юношей, почти мальчишек, которые годились им во внуки и у которых в Крайди почти не было знакомых и друзей.

- Я знаю об этом, сэр, знаю. Все уже готово. - И Мегар кивнул в сторону седельной сумы, наполненной снедью и поставленной на огромный сундук у входа в кухню. - Но вы хорошо сделали, что удостоверились в этом. Теперь на душе у вас будет покойнее. - Он сопроводил свои слова одобрительной улыбкой и помахал вслед Николасу, который, кивнув, торопливо зашатал к выходу из кухни.

Путь его теперь лежал на конюшню. Он быстро пересек двор и открыл ворота. В просторном помещении царила тишина, и Николас с досадой понял, что главный конюх Рульф даже и не думал подниматься. И как только этому лежебоке удалось занять такую ответственную должность, с все возраставшим раздражением подумал принц. И удерживать ее за собой в течение многих лет! Это казалось ему непостижимым. Николас пробирался вперед по темному проходу между стойлами. Некоторые из лошадей, заслышав его шаги, негромко приветственно заржали, другие поднимали головы над деревянными решетчатыми дверьми и тянули к нему морды в надежде на угощение - кусочек сухаря или хлеба.

У стены в конце прохода на охапке сена возлежал Рульф. Николас чуть не налетел на него в темноте. Он собрался было потрясти конюха за плечо, но в этот момент чей-то голос совсем рядом с ним негромко произнес:

- Не делайте этого, сэр Николас.

Принц едва не подскочил от испуга. Из тьмы перед ним возникло улыбающееся лицо мастера конюшего Фэнсона. Вернее, самого лица с темно-коричневой кожей разглядеть было нельзя, но белки глаз и блеснувшие в улыбке зубы вырисовались на его фоне совершенно отчетливо. Фэнсон указал на Рульфа, который лежал на спине с раскинутыми в стороны руками.

- Жаль нарушать такой безмятежный покой, вы не находите?

Николас сдавленно хихикнул и вполголоса сказал:

- Ничего не поделаешь, придется. Ведь герцог с герцогиней приказали оседлать им лошадей для прогулки.

- Ну, в таком случае... - Не закончив фразы, Фэнсон поднял с пола ведро с водой, отступил на шаг назад и выплеснул всю воду на спящего. Рульф с протяжным стоном помотал головой и внезапно резко, как распрямившаяся пружина, вскочил на ноги.

- Бр-р-р... Что за...

- Я тебя отучу лодырничать! - крикнул Фэнсон, вмиг утратив былое добродушие. - Скоро уж полдень, а он тут разлегся и поди грезит во сне о портовых потаскушках!

Рульф оторопело заморгал и снова тряхнул головой. Он еще не до конца пробудился и потому не узнал голоса Фэнсона. Взгляд его упал на Николаса, и главный конюх решил, что это не кто иной как оруженосец столь непочтительно с ним обошелся. Глаза его сузились, на скулах выступили желваки.

- Живо за работу! - напутствовал его Фэнсон. Тут только Рульф заметил конюшего с ведром в руках, и выражение лица его мгновенно переменилось.

- Прошу прощения, мастер Фэнсон, - пробормотал он с заискивающей улыбкой.

- Быстро оседлай коней для их сиятельств. Если герцог и герцогиня принуждены будут дожидаться у крыльца, я тебе уши оторву и прибью их над входом в конюшню!

- Слушаюсь, мастер Фэнсон! - Приземистый, тяжеловесный Рульф с удивительным проворством подскочил к лестнице, что вела на чердак, поставил ногу на перекладину и закричал:

- Том! Сэм! Лежебоки этакие! А ну быстро ко мне! Вот вы у меня сейчас получите за то, что не разбудили меня, как я вам велел!

С чердака донеслось сонное ворчание, но через несколько мгновений два дюжих парня лет двадцати с небольшим, разительно походивших друг на друга и на своего отца, спрыгнули вниз. Рульф принялся ругать их на чем свет стоит и приказал им сию же минуту вывести и оседлать лошадей герцога и герцогини.

- Вы и оглянуться не успеете, как они уже управятся, - заверил он Фэнсона и ушел следом за своими отпрысками, чтобы проследить за их работой.

- Наверное, вам трудно будет в это поверить, сэр, - сказал Фэнсон, - но они на редкость умело ходят за лошадьми. Я ими очень доволен. Это у Рульфа в крови. Отец его служил главным конюхом при мастере конюшем Элгоне, да упокоят боги его душу. Я тогда был еще мальчишкой.

- Поэтому вы ему и доверили эту должность?

Фэнсон кивнул:

- Вы себе и представить не могли бы, какие чудеса храбрости, какую расторопность проявил этот неотесанный увалень Рульф во время Войны Врат, когда цурани осадили наш замок! Он все время носил воинам, одним из которых был я сам, свежую воду. Пробивался в самую гущу сражений как таран, совершенно безоружный, с двумя ведрами в руках.

Николас изумленно вскинул брови.

- Неужели?

- В самом деле, - усмехнулся Фэнсон.

- Простите, - зарделся принц. - Мне никак не избавиться от этой глупой привычки.

Фэнсон дружески потрепал его по плечу.

- Ничего, вы со временем станете реже повторять это привязчивое словцо, а потом и вовсе о нем забудете. - Он бросил взгляд на конюха и его сыновей, седлавших лошадей в дальних стойлах. - И мне искренне жаль Рульфа, ведь бедняга так до конца и не оправился после смерти жены. Уж очень он ее любил! Просто души в ней не чаял. И мальчишки тоже. Конюшня с тех пор заменила им и Рульфу семейный очаг. У них ведь есть жилье в том крыле замка, где помещаются слуги, но они предпочитают ночевать здесь.

Николас кивнул и стал всматриваться в дальний конец конюшни, где в полумраке мелькали руки конюха и его сыновей. Движения их были точны и быстры. Услыхав историю жизни Рульфа из уст Фэнсона, принц взглянул на главного конюха совершенно иными глазами. Он не мог не проникнуться симпатией и глубоким уважением к этому человеку, который прежде казался ему неким подобием туповатого, ленивого животного. В который уже раз он поймал себя на том, что склонен судить о людях поверхностно или слишком поспешно. Фэнсон, словно прочитав мысли принца, дружески ему улыбнулся.

- Я слишком уж здесь замешкался, - смущенно сказал Николас. - Мне давно пора вернуться к его сиятельству.

- Лошади будут готовы вовремя, - заверил его конюший, и принц заторопился к выходу во двор.

Он решил вернуться в замок через кухню. Туда уже спустились герцог и леди Бриана. Герцогиня осмотрела содержимое плетеной сумы со съестными припасами и осталась им довольна. Она кивнула двоим служанкам, и те последовали за ней к выходу в замковый двор. Мартин, а за ним и принц направились к противоположной двери и, миновав большой зал и примыкавший к нему коридор, очутились возле оружейной. Дежуривший у входа воин отсалютовал герцогу и распахнул тяжелую дверь.

В оружейной не было ни одного окна, и Мартин с Николасом, когда дверь за ними захлопнулась, очутились в кромешной тьме. Принц нащупал на низком столике у одной из стен кремень и огниво и быстро зажег светильню. Отблески ее тусклого пламени тотчас же засияли на блестящих поверхностях бесчисленных щитов, ножен и мечей, шлемов и панцирей, кинжалов, палашей и колчанов, которыми были тесно увешаны все стены до самого потолка. По углам оружейной стояли сотни копий и алебард в высоких деревянных подставках.

Николас подошел к неприметной дверце и распахнул ее перед герцогом. В маленькой комнате, смежной с оружейной, хранилось личное оружие Мартина. Для конной прогулки герцог выбрал один из длинных луков, что висели на стене, и протянул его Николасу. Принц отступил назад и замер у входа, наблюдая, как Мартин неторопливо наполнял колчан стрелами длиной в ярд. Их иногда называли портновскими линейками, потому что швеи и торговцы мануфактурой обыкновенно отмеряли ткани узкими дощечками точно такой же длины. До приезда в Крайди Николас не видел длинных луков. Воины Крондора для дальнего боя использовали арбалеты, кавалерия же была сплошь вооружена короткими луками. Однако принцу не раз доводилось слышать, какой поистине безмерной губительной силой обладало излюбленное оружие его дяди - лук в рост стрелка - в крепких и умелых руках. Поговаривали, что стрела, пущенная из этого лука, насквозь пробивала любой, далее самый прочный щит, панцирь или шлем.

Николас знал, что в течение долгих лет Мартин служил главным егерем герцога Крайдийского, своего родного отца, и снискал себе славу одного из искуснейших лучников Западных земель Королевства. В тайну его рождения были тогда посвящены немногие. Герцог Боуррик доверил ее лишь ближайшим своим советникам. Но на смертном одре он признал старшего сына, и вскоре Мартин Длинный Лук унаследовал герцогство Крайди, а также титул своего родителя.

Герцог передал Николасу колчан со стрелами, а сам склонился над столом, где были разложены всевозможные ножи, короткие поясные мечи и кинжалы. Поколебавшись, он взял оттуда два охотничьих ножа и также протянул их оруженосцу. Затем он выбрал короткий лук для леди Брианы и наполнил стрелами колчан из прочной кожи. Николас с трудом удерживал в руках все это разнообразное оружие и едва поспевал за герцогом, который со своей обычной стремительностью направился к выходу из оружейной.

Леди Бриана уже дожидалась их во дворе. Она стояла у крыльца, а немного поодаль двое сыновей Рульфа держали под уздцы рыжего коня и вороную кобылу. Николас догадался, что их сиятельства решили отправиться не на обычную прогулку, а на охоту, и что отлучка их может поэтому затянуться на целые сутки, а то и больше, смотря по тому, где они станут охотиться.

Во двор со стороны крепостных ворот вбежал Гарри и, еле переводя дух, доложил герцогу:

- Ваше сиятельство, корабль из Карса еще не прибыл, и никто о нем ничего не слыхал.

Мартин озабоченно нахмурился:

- Скажи Маркусу, чтобы он тотчас же написал лорду Беллами. Пусть справится о его здоровье и о том, не вернулся ли ожидаемый нами корабль по каким-либо причинам обратно в Карс. Беллами должно быть о том ведомо. Письмо это с поклоном от меня отправьте голубиной почтой.

Гарри повернулся и бросился было бежать, но герцог остановил его словами:

- И еще, сэр...

Оруженосец остановился и обратил лицо к Мартину:

- Да, ваша светлость.

- В другой раз, когда вас пошлют в порт, отправляйтесь туда верхом.

Гарри широко осклабился и поклонился Мартину.

- Слушаюсь, ваша светлость. - Через несколько мгновений он исчез за дверью замка.

Бриана легко вскочила в седло и приняла уздечку из рук младшего конюха. Николас передал ей сперва нож, а затем колчан и лук. Когда Мартин сел на своего рыжего жеребца, Николас подошел к нему и отдал ему остальное оружие. От напряжения, с каким он его удерживал в последние несколько минут, у него свело пальцы.

- Мы можем задержаться на охоте до завтрашнего заката, сэр, - сказал ему герцог.

- Я так и подумал, ваша светлость.

- Завтра наступает шестой день недели, если вы о том не забыли. - Николас совершенно потерял счет дням, и известие о предстоящем отдыхе стало для него приятной неожиданностью. - А посему ты можешь быть свободен с завтрашнего утра до моего возвращения. Сегодня же ты поступаешь в полное распоряжение мастера Сэмюэла.

- Слушаюсь, ваша светлость.

Герцог и герцогиня медленной рысью выехали со двора. Николас проводил их взглядом и вздохнул. Завтра настанет шестой день. По традиции, детям и подросткам, служившим в замках, дворцах и господских домах Королевства, предоставлялась возможность отдохнуть от трудов и порезвиться в течение второй половины каждого шестого дня недели. Традиция эта свято соблюдалась и в Крайди. Седьмой же день большинство жителей страны проводили в молитвах и покаянии. Многие посещали храмы, другие обращались к богам, не покидая своих жилищ. "Королевский Орел" бросил якорь в крайдийской гавани в седьмой день прошлой недели, и Николас пока еще не знал, как принято проводить свободное время в этой пограничной крепости.

Эхо пронзительных криков мальчишек, затеявших шумную игру у ограды Принцессиного сада, разнеслось по всему замковому двору и достигло самых отдаленных его закоулков. Николас был наслышан о том, что Каролина, его родная тетка, младшая сестра принца Аруты, подолгу сиживала здесь в дни своего детства и юности. С тех пор название Принцессиного закрепилось за этим садом, небольшим и очень уютным, с декоративными и фруктовыми деревьями, клумбами, скамьями и фонтаном посередине.

Ребята решили устроить футбольный матч. Игра была в самом разгаре. Роль судьи вызвался исполнять один из гарнизонных воинов, а команды составились из сыновей замковых слуг, нескольких учеников придворных мастеров, двоих пажей и троих сквайров, служивших при старших офицерах гарнизона. Границы поля обозначала бороздка, проведенная прутиком по рыхлой почве двора. Здесь, вдали от главного входа в замок, он не был замощен. Воротами же служили порванные и кое-как заштопанные рыбачьи сети, которые были укреплены на жердях, вбитых в землю. Разумеется, подобное поле не шло ни в какое сравнение с роскошным зеленым стадионом Крондора, но для игроков такого класса, как ученики шорника и сыновья лакеев, годилось и оно.

Зрители - Маргарет, Эбигейл и Маркус - заняли места на трибуне, роль которой с успехом исполняла низкая стена сада. С другой стороны поля за ходом игры наблюдали гарнизонные солдаты, а с ними Гуда и Накор. Они помахали Николасу, он кивнул им и поднял руку в знак приветствия.

Все утро принц вынужден был выполнять различные поручения сенешаля, и лишь к полудню отважился улизнуть на кухню, чтобы перекусить. Ведь это как-никак был его единственный свободный день, и старик не имел никакого права так нещадно эксплуатировать и без того вконец изнуренного службой сквайра. Сердобольная Магья не стала принуждать Николаса обедать в общей для слуг, пажей и оруженосцев трапезной, а поставила его еду на маленький столик, что примостился в углу кухни, между плитой и стеной. Насытившись и поблагодарив участливую старушку, принц вышел во двор и принялся неторопливо прохаживаться у главного входа в замок. Он не мог придумать, как ему провести несколько свободных от службы часов и совсем было решил подняться к себе и выспаться, когда внимание его привлекли шум и крики, что доносились из самого дальнего закоулка замкового двора.

Маркус сдержанно ему кивнул, а обе девушки приветливо улыбнулись. Николас уселся на стену рядом с Маргарет и обменялся словами приветствия сперва с ней, а затем с кузеном. Эбигейл, когда он отважился на нее взглянуть, с улыбкой заметила:

- Ваше высочество, вас здесь нечасто встретишь. Вы все куда-то торопитесь и едва изволите взглядывать на тех, кто идет вам навстречу.

Эти слова, а также лукавый взор Эбигейл, который она на него бросила из-под полуопущенных ресниц, так смутили Николаса, что он мучительно покраснел. Он чувствовал, как горели его уши, и понимал, что все это заметили. Прошло несколько мгновений, прежде чем он собрался с ответом. Но к этому времени ему почти удалось справиться с волнением.

- Его сиятельство дает мне множество поручений. Чтобы их выполнить, приходится быть расторопным, - ответил он ровным, бесстрастным голосом и перенес все свое внимание на игру. Замковым футболистам явно недоставало мастерства, зато азарта у них было хоть отбавляй.

- А вы играете в футбол у себя в Крондоре, сэр оруженосец? -спросил Маркус, сделав заметное ударение на последнем слове. Он демонстративно накрыл своей рукой ладонь Эбигейл, что не ускользнуло от ревнивого взора Николаса.

Принцем внезапно овладела холодная ярость. Как ни странно, она помогла ему окончательно побороть волнение, и он с вежливой полуулыбкой ответил:

- Да, играем. У нас есть несколько профессиональных команд, которые содержатся на счет купеческих гильдий и наиболее состоятельных из вельмож.

- Я вас спрашивал о том, играете ли в футбол вы сами.

Николас пожал плечами.

- Да, немного.

Маркус выразительно взглянул на его левую ногу и понимающе кивнул. Если прежде крайдийский кузен держался с принцем сухо и отчужденно, то теперь в его манерах появилась плохо скрытая враждебность, желание уязвить Николаса в самое больное, незащищенное место, на отыскивание которого ему к тому же не надо было тратить времени и сил.

Маргарет перевела взгляд с брата на кузена, и равнодушие на ее миловидном личике вмиг сменилось удивлением, смешанным с недоверием, когда она услыхала слова Николаса, с безмятежной улыбкой добавившего:

- Но, несмотря на нехватку времени, из-за чего я редко выхожу на поле, меня считают весьма сильным игроком.

Маркус прищурился и процедил:

- Даже при этом вашем изъяне?

Краска бросилась в лицо Николасу, но он взял себя в руки и с прежней невозмутимостью кивнул:

- Даже при этом моем изъяне.

В эту минуту к стене подошел Гарри с ломтем хлеба и куском сыра в руке. Сквайр явно только что наведался к тетушке Магье. Маркус смерил его презрительно-негодующим взглядом, но счел за благо промолчать. Гарри мог располагать собой в течение нескольких ближайших часов, и никто не имел права отдавать ему распоряжения и приказы. Он небрежно помахал свободной рукой, приветствуя всех, кто сидел на стене, и спросил у Николаса:

- Ну и как тебе игра?

Николас соскочил с низкой стены и к полной неожиданности своего бывшего оруженосца и всех остальных заявил:

- Мы в ней будем участвовать!

Гарри помотал кудрявой головой:

- Ничего подобного! Что до меня, то я сперва поем, а там уж видно будет!

В разговор вмешался Маркус:

- Я могу выступить в другой команде против вас, сэр. Чтобы уравновесить шансы. - Губы его изогнулись в кривой улыбке, и он сделался удивительно похож на своего отца и принца Аруту.

Гарри кивнул и с довольной ухмылкой уселся на то место, которое прежде занимал Николас, очутившись таким образом подле леди Маргарет.

- Задай им перцу, Ники!

Николас снял камзол, и его обнаженный торс тотчас же согрели солнечные лучи, а свежий ветер повеял на кожу. Он не знал почти никого из игроков за исключением пажей и сквайров, но они составляли здесь меньшинство. Он был очень рад возможности разрядиться, посредством игры дать хоть какой-то выход клокотавшей в нем ярости.

Мяч оказался за пределами поля, и Маркус бросился за ним, крикнув на ходу:

- Я подаю.

Николас выбежал на поле и огляделся. Он поманил к себе кухонного мальчишку, который стоял поблизости. Тот послушно к нему подошел, и принц спросил:

- Как твое имя?

- Роберт, ваше высочество.

Николас нахмурился и помотал головой.

- Не зови меня так. Сейчас я всего лишь сквайр герцога Мартина. Скажи, кто играет на нашей стороне?

Роберт поспешно указал ему на семерых мальчишек, составлявших футбольную команду. Николас скептически оглядел их всех и сказал:

- Передай остальным, что я стану опекать Маркуса.

Роберт с довольной улыбкой заверил его:

- Никто не станет оспаривать у вас этого права, сэр! Уж за это-то я вам ручаюсь.

После подачи Маркуса Николас рванулся, наперерез щуплому мальчишке из команды соперников, который завладел мячом и вел его к воротам. Принцу удалось обманным движением обойти его и перебросить мяч одному из своих игроков.

Гарри сопроводил этот удачный пас одобрительным возгласом и сообщил Маргарет и Эбигейл:

- Ники просто не знает себе равных в таких вот комбинациях.

Игра набирала ход. Маргарет, нахмурившись, наблюдала, как ее кузен после очередного удачного броска, завершившегося для него падением, поднялся с земли и снова бросился в самую гущу схватки за мяч.

- Ему, наверное, очень больно.

- Он к этому привык, - заверил ее Гарри и с плутоватой улыбкой спросил: -Хотите пари?

Девушки переглянулись.

- Какое пари? - спросила Маргарет.

- Ну, лично я уверен, что команда Николаса победит с большим разрывом в счете. А вы что скажете?

Эбигейл покачала головой:

- Я в этом не разбираюсь и потому не стала бы заключать никаких пари. Откуда мне знать, кто из них играет лучше?

Маргарет звонко расхохоталась:

- Зато сами они ради того, чтобы это выяснить, готовы друг друга поубивать!

Эбигейл негромко вскрикнула и всплеснула руками. Один из игроков команды Маркуса, воспользовавшись тем, что судья смотрел в другую сторону, толкнул Николаса в спину, и тот снова упал ничком на пыльное поле. За подобное полагалось назначать пенальти, но Николас, у которого от сильного удара лбом о землю зазвенело в ушах, не стал жаловаться судье на грубость противника. Он поднялся на колени, переждал несколько мгновений, и лишь только разноцветные круги перестали мелькать у него перед глазами, а звон в ушах стих, встал на ноги. Он как ни в чем не бывало помчался наперерез игроку с мячом, на ходу отряхивая пыль со штанов. Маркус метнулся к Николасу, кивнул ему в знак одобрения и одарил его сочувственной улыбкой, в то же время пытаясь помешать ему завладеть мячом.

- Советую глядеть по сторонам, - сказал Маркус, энергичным кивком указав туда, где в эту минуту оказался мальчишка, который толкнул Николаса. - Нравы здесь грубые, а правилами принято пренебрегать.

-Я это заметил. - Николас тряхнул головой, чтобы окончательно унять звон в ушах, и выдал такой пас одному из своих игроков, после которого тот просто не мог промахнуться. Мяч влетел в ворота команды Маркуса. Гарнизонные воины, а с ними и Гуда с Накором, разразились приветственными криками. Но Гарри вопил громче их всех. Когда игра возобновилась, он с улыбкой обратился к девушкам:

- Смотрите, как они удивительно похожи друг на друга! - Маркус и Николас в эту минуту снова оказались рядом.

Эбигейл согласилась со сквайром.

- Да, они и вправду схожи между собой, как родные братья. Их даже можно было бы принять за близнецов.

Оба кузена тем временем снова пытались завладеть мячом. Они колотили друг друга башмаками по голеням, толкали локтями в ребра и один раз даже стукнулись лбами.

- Так как же насчет пари? - не унимался Гарри.

Маргарет пожала плечами и скупо улыбнулась:

- А на что же мы будем спорить?

- Это очень просто! - просиял Гарри. - Через две недели, как мне сказывали, в замке будет бал. Ну, и я готов вас на него сопровождать. Если выиграю пари, вы мне это позволите!

Маргарет мельком взглянула на Эбигейл:

- Вы что же, имеете в виду нас обеих?

- Вот именно, - осклабился Гарри. - Пусть кузены взбесятся от злости.

Принцесса расхохоталась:

- Хорош друг, нечего сказать!

Упрек ее нисколько не смутил Гарри.

- Уж я-то знаю Николаса! - усмехнулся он. - Поверьте мне, он сумеет за себя постоять и будет достойным соперником Маркусу. - Эбигейл при этих его словах слегка нахмурилась, и сквайр как ни в чем не бывало обратился к ней: - Ведь они оба от вас без ума, миледи. - Девушка покраснела, но ничего на это не возразила.

- А какие же цели преследуете вы сами, сэр сквайр?

Маргарет, задавая этот прямой вопрос, намеревалась смутить чересчур бойкого оруженосца и весьма в этом преуспела.

- Да как вам сказать, - промямлил Гарри и отвел глаза. - Пожалуй что никаких.

Принцесса покровительственно похлопала его ладонью по ноге выше колена и не убрала руки. Оруженосец вконец смешался и густо покраснел.

- Что ж, - с коварной улыбкой кивнула Маргарет, - мы попытаемся сделать вид, что верим вам.

Гарри внезапно почувствовал, как тело его напряглось. Ему стало трудно дышать, ладони взмокли, сердце то замирало, то начинало гулко, учащенно биться. Он никогда еще не чувствовал себя так глупо и беспомощно, как теперь, когда Маргарет положила ладонь на его бедро, и ему захотелось сию же секунду переместиться куда угодно, лишь бы быть подальше отсюда. Он привык иметь дело со служанками и дочерьми фермеров и мелких арендаторов, которых понуждало к уступчивости само их низкое звание, и добиваться побед над юными фрейлинами, слишком робкими и неопытными, чтобы противостоять его настойчивости и развязности. Дамы более зрелых лет, как правило, дарили его милостями по своей воле. И он никак не ожидал, что семнадцатилетняя барышня из захолустного Крайди, коей, согласно его представлениям, надлежало держать себя еще скованнее, чем крондорские фрейлины, и пасть жертвой его чар скорее большинства из них, примет этакий покровительственный тон и поведет себя под стать многоопытной куртизанке, разумеется, не будучи ею на деле, - с единственной целью обескуражить его и указать ему надлежащее место.

Эбигейл внимательно наблюдала за игрой. Симпатии ее явно делились поровну между обеими командами. Маргарет, с довольной улыбкой убравшая ладонь с бедра Гарри, взглянула на поле лишь мельком и отвернулась. Принцессе сделалось скучно. На дорожке сада поблизости от стены она заметила Энтони, который стоял неподвижно, сложив руки на груди, и по своему обыкновению о чем-то сосредоточенно размышлял.

- Что это ты там скучаешь в одиночестве? Иди к нам!

Чародей низко поклонился ей и поспешил к калитке. Когда он подошел, Маргарет указала ему на место рядом с Эбигейл.

- Садись. Как поживаешь?

- Благодарю вас, неплохо. - Энтони запрыгнул на стену и рассеянно скользнул глазами по полю.

- А мы наблюдаем за ходом кровавого поединка, - усмехнулась Маргарет. - Два полоумных кузена решили намять друг другу бока в честь нашей несравненной Эбигейл.

- Это вовсе не смешно, Маргарет! - вспыхнула Эбигейл и с укором взглянула на принцессу.

Девушки никогда не были особенно близки. Маргарет выросла среди шумных и озороватых друзей брата, неизменно принимая самое горячее участие во всех их забавах и проказах, и ей никогда не приходило в голову огорчаться из-за отсутствия подруг. Прежние компаньонки, дочери зажиточных горожан, не разделяли интересов и увлечений своенравной принцессы и тяготились ее обществом. Одну за другой их принуждены были отправить по домам. Маргарет проявила полное равнодушие к наукам и правилам этикета, в которых пытались ее наставлять нанятые Мартином учителя и придворные дамы. Леди Бриана отнеслась к пристрастиям дочери с полным пониманием. Она сама предпочитала скучным книгам и вышиванию верховые прогулки, охоту и игру в мяч, и потому без возражений дозволяла Маргарет предаваться тем занятиям, которые были ей по душе. Принцесса с грехом пополам выучилась читать, писать и считать, делать реверансы и поддерживать в течение нескольких минут непринужденную светскую беседу. На этом с ее образованием было покончено.

Эбигейл оказалась последней в череде компаньонок Маргарет, которые сменяли друг друга каждые два-три месяца. Благодаря природной выдержанности, здравомыслию, а также весьма развитому чувству юмора она сумела приспособиться к своему положению гораздо лучше, чем большинство из них, и почти не тяготилась своим пребыванием в замке.

В ответ на ее упрек Маргарет капризно передернула плечами и возразила:

- А мне так очень даже весело!

Эбигейл благоразумно промолчала. Гарри был бесконечно счастлив, что внимание принцессы снова сосредоточилось на игре и она оставила в покое его самого и его ногу.

Футболисты носились по полю, взметая клубы пыли и сопровождая каждый удар, каждый пас пронзительными криками. Гарри обнаружил, что за те несколько минут, в течение которых он по вине принцессы перестал следить за ходом игры, кто-то успел расквасить Николасу нос. Он отыскал глазами Маркуса. У того под левым глазом красовался огромный кровоподтек.

Гарри перевел взгляд на толпу зрителей, собравшихся у противоположного конца поля. Ярко-оранжевый балахон Накора выделялся на фоне коричневых плащей воинов. Кривоногий чародей улыбнулся и выразительно покрутил пальцем у виска. Гарри жестом спросил у него, которого из двоих кузенов тот считает повредившимся в уме. Гуда Буле, который следил за их безмолвным диалогом, ответил на этот вопрос, подняв вверх два пальца. Гарри расхохотался.

- Над чем это вы смеетесь? - спросила его Маргарет.

- Над этими двумя красавцами. Им удалось-таки пометить друг друга, и теперь они уже гораздо меньше схожи меж собой.

Принцесса оценила его шутку и хохотнула таким пронзительным, грубым, вульгарным смехом, что Гарри невольно вздрогнул, а Эбигейл снова осуждающе на нее покосилась.

- Вообще-то здесь всегда играют по правилам, а не тузят противников почем зря, - нимало не смутившись, заметила Маргарет. - Но ведь Маркус и Николас вышли на поле вовсе не ради игры, это же всякому ясно.

Гарри не мог не согласиться с Маргарет. Он никогда еще не видел, чтобы Николас играл так зло и резко, с таким напором и азартом, чтобы он с такой скоростью носился по полю. Он и впрямь, пожалуй, походил сейчас на буйно-помешанного.

Николас по пятам преследовал Маркуса, который завладел мячом и уверенно вел его к воротам у противоположного от стены конца поля. Воины и Гуда с Накором приветствовали их приближение громкими криками. Следом за соперниками-кузенами неслась ватага мальчишек.

Маргарет хохотала во все горло. Эбигейл прижала к груди стиснутые руки и наблюдала за происходящим с все нараставшей тревогой и волнением. Гарри разинул было рот, чтобы издать одобрительный вопль, но из груди его вместо этого вырвался сочувственный вздох. Он заметил, что Николас начал хромать. Ему теперь нипочем не удалось бы нагнать быстроногого Маркуса. Гарри встал на стене в полный рост, чтобы лучше видеть происходящее. Николас, хромая все сильнее, из последних сил мчался вперед, но Маркус успел уже приблизиться к воротам и мощным ударом послать мяч в пестревшую прорехами рыбачью сеть. Его команда вышла таким образом вперед со счетом два: один. Николас на всем бегу запнулся о чью-то ногу и как подкошенный рухнул наземь.

- В чем дело? - с досадой спросила Маргарет.

Не ответив ей, Гарри соскочил со стены и бросился на помощь другу. Судья сунул в рот два пальца и издал пронзительный, заливистый свист. Матч закончился поражением команды Николаса. Победители сгрудились вокруг Маркуса.

- Что с тобой? - спросил Гарри, опускаясь на землю рядом с принцем.

Николас повернул к нему мертвенно бледное, залитое слезами лицо и едва внятно пробормотал:

- Помоги мне подняться.

- Даже и не подумаю! Ведь ты же не сможешь идти!

Николас цепко ухватил его рукой за ворот камзола.

- Делай, что тебе говорят! - свистящим шепотом приказал он.

Гарри обхватил его руками за торс, и принц с невероятным усилием встал на ноги. Он закинул руку на шею Гарри и шагнул вперед.

К ним подошли Маркус и несколько мальчишек. Накор и Гуда остановились чуть поодаль.

- Ты не ушибся? - любезно осведомился сын герцога.

Николас с вымученной улыбкой помотал головой.

- Всего лишь вывихнул лодыжку, но это быстро пройдет. - Он произнес это таким чужим, безжизненным голосом, что Гарри не на шутку струхнул и еще крепче ухватился за его талию. Лицо Николаса было белее снега, лоб покрылся испариной. - Гарри поможет мне добраться до моей комнаты. Спасибо за заботу.

Прежде чем Маркус успел ответить, Накор подошел к Николасу вплотную и хмуро спросил:

- Признайтесь, вы сломали себе что-нибудь?

- Вовсе нет. Только немного ушибся. И чувствую себя вполне сносно.

- Уж и повидал я на своем веку мертвецов, - крякнув, вмешался в разговор Гуда, - и многие из них были на вид поздоровее, чем вы нынче, ваша милость. Так что дозвольте уж мне отнести вас наверх.

Но Энтони опередил старого солдата, обхватив принца за талию и положив егосвободную руку себе на плечо.

- Не трудитесь, сэр. Мы с сэром Гарри поможем его высочеству.

Из-за спины Маркуса выглянула Маргарет. При виде Николаса она о участием и неподдельной тревогой спросила:

- Вам худо, кузен? Могу я чем-нибудь вам помочь?

Николас заставил себя улыбнуться.

- Благодарю вас, кузина. Я немного ушибся, только и всего.

Эбигейл стояла подле принцессы ни жива ни мертва, чувствуя себя невольной виновницей случившегося. Она молча наблюдала за тем, как принц еле передвигая ноги брел по полю, поддерживаемый с двух сторон Гарри и Энтони.

Когда все трое добрались до конца ограды Принцессиного сада и свернули за угол, Николас потерял сознание.

Принц очнулся в своей каморке на узком соломенном ложе. Гарри с тревогой спросил его:

- Что же все-таки с тобой сделалось?

- Кто-то наступил каблуком на мою больную ногу, и в ступне что-то хрустнуло. - Николас проговорил это с заметным усилием. Лицо его по-прежнему было бледно, и на лбу блестели капли пота.

- Придется снять с вас сапог, - вмешался Энтони.

Принц вздохнул, зажмурился и стиснул зубы. Гарри и Энтони вдвоем стащили сапог с его раненой ноги. Энтони оглядел ступню и удовлетворенно кивнул:

- Так я и думал. У вас ничего не сломано. От удара произошло незначительное смещение костей и растяжение связок. Все могло быть гораздо хуже. Взгляните-ка сюда.

Николас со стоном приподнялся на локтях и посмотрел на свою уродливую ступню. Энтони указывал ему на багровую припухлость немного выше отростков, отдаленно напоминавших пальцы. Чародей стал осторожно надавливать на ушибленное место, и резкая боль, которую Николас и без того едва мог переносить, усилилась настолько, что он жалобно вскрикнул. Но боль в тот же миг прошла, и принц удивленно воззрился на Энтони. Тот с улыбкой велел ему лечь и бережно опустил его стопу на ложе.

- Я велю слугам принести вам ведро морской воды. Опустите в него ногу и подержите так с полчаса. А потом закутаете ее потеплее и поднимете как можно выше. Я скажу его сиятельству, когда он вернется с охоты, что вы нездоровы. Он позволит вам отлежаться здесь пару дней. Этого будет довольно. Но хромота пройдет не вдруг, ведь место ушиба сильно распухло. - Он направился к двери. - Завтра поутру я обязательно зайду вас проведать.

Гарри, ловивший каждое его слово, почтительно осведомился:

- Неужто ты не только чародей, но еще и придворный лекарь его сиятельства?

Энтони кивнул:

- Да, я пользую всех в замке.

- А я думал, что это умеют только святые отцы.

Энтони улыбнулся и пожал плечами:

- Как видишь, некоторые из чародеев тоже знают толк во врачевании. До завтра, Николас!

Он взялся за дверную ручку, но тут принц его окликнул:

- Энтони!

- Что вам угодно? - чародей распахнул дверь и обернулся.

- Спасибо.

Губы Энтони слегка тронула лукавая улыбка. Он понимающе кивнул:

- Рад вам служить.

Когда шаги его стихли в коридоре, Гарри с недоумением обратился к принцу:

- У вас с Энтони был сейчас такой вид, точно вы поняли друг друга без слов. А мне вот невдомек, что ты имел в виду, когда благодарил его. - Он вынул из кармана камзола зеленое яблоко, разломил его и протянул половину Николасу.

Принц, жуя яблоко, охотно пояснил:

- Я ему благодарен прежде всего за то, что он подставил мне плечо и не дал Гуде взять меня на руки, точно младенца, на глазах у всех. А кроме того, я признателен Энтони за его сдержанность. Он ведь не стал уговаривать меня пойти с Маркусом на мировую.

- Так насчет этого и я все понял, - нахмурился Гарри. - Ну, что вы с Маркусом выскочили на поле, только чтоб намять друг дружке бока. Послушай, Ники, ты ведь за целый сезон в Крондоре, а это как-никак тринадцать игр, не получал столько ушибов, сколько нынче за какой-нибудь час. У вас обоих был такой вид, будто вы готовы убить один другого.

Николас горестно вздохнул:

- И как меня только угораздило попасть в такую переделку?

- А очень даже просто, - усмехнулся Гарри и вонзил зубы в яблоко. - Тебе посчастливилось обратить внимание на ту самую девицу, по которой сохнет наш Маркус. Он сразу же понял, что его карта бита, и решил отомстить тебе как умел. - Прожевав и проглотив. остаток яблока, он вытер руки о рейтузы. - Ты можешь сколько угодно изображать из себя сквайра, но всем ведь известно, кто ты есть на самом деле. А он - всего лишь сын герцога.

- Всего лишь! - фыркнул Николас.

- Вот именно! - с горячностью воскликнул Гарри. - Он ведь был самым знатным из юношей этого захолустья, пока в Крайди не появился ты! В любом городе, кроме, разумеется, Рилланона и Крондора, он считался бы весьма завидным женихом, но по сравнению с тобой он всего лишь отпрыск провинциального герцога, тогда как ты - брат будущего короля и, поскольку Эрланд и Боуррик уже вступили в брак, наивыгоднейшая из всех возможных партий в нашей стране. Ты это понимаешь, Ники? - Принц уныло кивнул. - Прелестная леди Эбигейл, может статься, по уши влюблена в Маркуса, но, стоило тебе приехать в Крайди и проявить к ней интерес, как она наверняка приготовилась обратить свои нежные взоры на тебя. - Он выразительно развел руками. - Да и любая на ее месте поступила бы точно так же.

Николас встревоженно спросил:

- Ты уверен, что именно так все и было?

- Что?

- Ну, что леди Эбигейл была влюблена в Маркуса?

- Понятия не имею, - пожал плечами Гарри и с хитрой усмешкой предложил: - Но я могу это выяснить, если хочешь.

- Нет-нет! - испугался Николас. - Ни в коем случае не делай этого! А не то она еще чего доброго узнает, что ты: всех и каждого о ней расспрашиваешь. Это выйдет так неловко!

- А-а-а, так ты боишься, что она проведает о твоем к ней интересе, - расхохотался Гарри.

- Так можешь успокоиться: ей все давно известно.

Николас страдальчески замычал и обхватил ладонями голову:

- Ты уверен?

- Еще бы! Ники, любому достаточно посмотреть на тебя, когда она где-нибудь рядом, чтоб все понять. У тебя, когда ты с ней говоришь, делается такое лицо, будто ты сейчас грохнешься в обморок. А как еще, по-твоему, Маркус прознал обо всем? Ведь никто кроме тебя самого не мог рассказать ему о том, что ты чувствуешь к леди Эбигейл. А ты этого точно не делал. Просто он внимательно на тебя посмотрел и обо всем догадался.

- Уж он-то - крепкий орешек, - с неприязнью и невольным уважением пробурчал принц.

Гарри не мог с ним не согласиться:

- Это ты верно подметил. Знаешь, вы с ним очень похожи. Но ведь он постарше и потому лучше умеет скрывать, что у него на душе.

Николас помотал головой:

- Неправда! У нас с ним нет ничего общего!

Гарри счел за благо не спорить с принцем. Он поднялся с тюфяка и направился к двери.

- Ладно, я, пожалуй, пойду. Сейчас тебе принесут морскую воду. Когда все отужинают, я попрошу тетушку Магью передать со мной что-нибудь и для тебя.

- А куда ты идешь, если не секрет?

- Хочу побродить по саду. Может, встречу там Эбигейл.

- Гарри! - с упреком воскликнул Николас. - Неужто же и ты...

- Да успокойся, - перебил его Гарри. - Я оговорился. Мне нужна вовсе не она, а другая.

- Маргарет? - удивился принц. - Вот уж никогда бы не подумал.

- И зря, - усмехнулся Гарри. - Я готов любить ее только лишь за то, что ты нипочем не станешь за ней ухаживать и не сделаешься моим соперником. Ведь она - сестра твоего врага Маркуса! А кроме того, она мне и в самом деле нравится.

- Ты это серьезно?

- Еще как, - убежденно кивнул Гарри. - При одном взгляде на нее у меня внутри все сжимается до боли. Прежде я за собой такого не замечал! - не прибавив к этому больше ни слова, он вышел в коридор и оставил Николаса одного.

Принц привалился к стене с блуждающей, мечтательной улыбкой на губах. Уходя, Гарри дал удивительно точное описание того, что творилось с ними обоими на протяжении последних дней и что сам он тщетно пытался облечь в слова. Ведь и у него тоже при одном лишь взгляде на Эбигейл все внутри сводила судорога боли.

Глава 5 НАСТАВЛЕНИЕ

Николас поморщился от боли и перенес тяжесть тела на здоровую ногу.

Близился рассвет. Весь предыдущий день принц пролежал на тюфяке в своей каморке. Теперь же, хотя каждый шаг давался ему с трудом и боль в ушибленной ноге по временам становилась нестерпимой, он занял свой пост у дверей в покои герцога и ждал его появления.

Из своей спальни вышел Маркус и стремительно зашагал по коридору. На ходу он кивнул Гарри, чтобы тот следовал за ним. Когда шаги их стихли вдали, дверь в опочивальню герцога отворилась, и Мартин, пропустив вперед Бриану, ступил в коридор.

- Как твоя нога, Николас? - участливо спросила герцогиня.

Принц невесело усмехнулся:

- Надеюсь, что останусь жив. Мне еще больно на нее ступать, но со своими обязанностями я уж как-нибудь да справлюсь.

- Я тебе очень сочувствую, сэр Николас, - нахмурившись, сказал Мартин, - но ведь такое со всяким может случиться. Боюсь, однако, что мне от тебя нынче будет мало проку. Ступай-ка к сенешалю и передай, что я велел ему дать тебе на сегодняшний день какую-нибудь работу по силам.

- Слушаюсь, ваша светлость. - Николас поклонился и медленно, прихрамывая побрел вдоль длинного коридора.

Путь до противоположного крыла замка, где помещались слуги и где у Сэмюэла был собственный кабинет, дался ему с большим трудом и отнял едва ли не полчаса. А ведь прежде он его проделывал за считанные минуты! Николас со скоростью улитки продвигался по лестницам и коридорам, терзаемый болью и преисполненный глубочайшего презрения к себе. Рот его был сердито сжат, а брови сдвинулись к самой переносице. Он не мог простить себе того, что так глупо повел себя в минувший шестой день. И зачем только он позволил Маркусу втянуть себя в этот нелепый поединок, который к тому же столь плачевно для него закончился?

Сегодня он как никогда остро, болезненно ощущал свою врожденную ущербность. Разумеется, ему и прежде не раз случалось ушибать увечную ступню в самые неподходящие для этого моменты - накануне государственных праздников или парадных приемов, когда придворный протокол требовал его появления на людях. Но одно дело - выйти с отцом и старшими братьями на балкон и простоять там несколько минут, приветливо помахивая рукой собравшимся внизу горожанам, или неторопливо прошествовать по главному залу к своему столу, и совсем другое - пытаться выполнять обязанности оруженосца, когда каждый шаг сопровождается мучительной болью и хромота усиливается настолько, что становится очевидной для всех и каждого.

Николас ругал себя не столько за участие в том злополучном футбольном матче, сколько за манеру игры, к которой прибег впервые и которая прежде не была ему свойственна. Он всегда считался блестящим защитником, способным словно бы шутя отнять у противника мяч и с помощью ловкой комбинации передать его одному из своих игроков, который, как правило, забивал гол прежде, чем соперники успевали понять, что же собственно произошло. А нападение всегда оставалось уделом более активных и быстроногих футболистов, таких, как его приятель Гарри. Николас нисколько не льстил себе, полагая, что они с Маркусом все же были достойными друг друга соперниками и играли на равных. Если бы не досадная случайность, из-за которой он не смог продолжать борьбу, ему почти наверняка удалось бы взять верх над кузеном. Но ведь когда страдаешь врожденным недугом, надо всегда помнить о том, что он может дать о себе знать в самый ответственный момент. Принц был слишком сердит на Маркуса, ему не терпелось проучить его за злоречивость, и теперь он горько попрекал себя в том, что позабыл о всякой осторожности. Ему придется дорого заплатить за свою несдержанность, ибо он поддался порыву гнева, не подумав о последствиях.

Еле переставляя ноги, он добрел до двери в кабинет Сэмюэла и негромко постучал:

- Сенешаль!

- Войдите! - раздалось изнутри.

Николас, крепко выругавшись про себя, переступил порог кабинета. Он ведь уже добывал здесь до рассвета, прежде чем идти к герцогу, и узнал от Сэмюэла, что тому не было дано никаких особых распоряжений на его счет. Сенешаль поднял на него глаза, кивнул и красноречиво развел руками.

- Вижу, сэр, что его светлость поручает мне найти для вас какое-нибудь дело. Но мне по-прежнему нечего вам предложить. Идите-ка вы к себе да отдохните еще денек. Вашей больной ноге это пойдет на пользу.

Николас понурил голову и с печальным вздохом побрел прочь. Участливость старика, лишнее напоминание об увечье кольнуло его самолюбие. Добравшись до своей каморки, он растянулся на тюфяке, но заснуть ему не удалось. Воспоминания о футбольном поединке теснились в его сознании, разгоняя сон. Он ворочался на убогом ложе с боку на бок, но лежать было неудобно, к тому же твердые соломинки кололи щеку сквозь грубую мешковину. Внезапно он почувствовал, что зверски проголодался. Принц поднялся с тюфяка, потянулся и хромая вышел из каморки в коридор. Он направлялся теперь к замковой кухне.

Запах свежей, аппетитной стряпни ударил ему в ноздри еще на нижней лестнице. Николас ускорил шаг. В просторной кухне было по обыкновению жарко, дымно и шумно. В недрах огромной плиты и в очаге весело трещали дрова. Повара сновали туда и сюда с большими блюдами, сковородами и противнями. За всеми их действиями зорко следила тетушка Магья - деловитая, распорядительная и чрезвычайно проворная, несмотря на свое дородство и тяжелую поступь. Она была, в эти минуты удивительно похожа на бравого генерала, производящего смотр своих войск. Николас при этой мысли едва не прыснул со смеху. Заметив принца, Магья приветливо улыбнулась и поманила его к себе.

- Надеюсь, вам сегодня уже получше, сэр? - ласково спросила она, когда Николас подошел к ней. - Смотритесь-то вы совсем здоровым, благодарение богам.

- Но по мнению герцога, - с досадой отвечал Николас, - я пока еще не гожусь для несения службы.

- Зато, надеюсь, вам будет по силам разделаться с изрядной порцией нашей стряпни, - усмехнулась Магья.

Николас улыбнулся ей в ответ:

- Вы угадали, я голоден как волк.

Магья потрепала его по плечу.

- У нас с Мегаром всегда найдется чем вас попотчевать. Возьмите-ка вот это. - Она указала принцу на небольшой поднос, стоявший на низком столике. Николас, проворно его подхватил. Магья положила в объемистую миску щедрую порцию густой овсянки, приправила ее корицей и медом и полила сверху сливками. Миска была водружена на поднос, а вскоре рядом с ней очутился большой ломоть свежевыпеченного, еще теплого хлеба с едва ли не превосходившим его по размерам куском розовой ветчины. Магья кивнула в сторону маленького столика в углу кухни. Николас поставил на него поднос и уселся на деревянный стул. Магья присела рядом с ним.

Дверь во двор распахнулась, и в кухню вошел Мегар. Его сопровождали два поваренка, тащившие по большой корзине с яйцами. Мастер повар отрывисто отдал им распоряжения и подошел к столу, за которым сидели Николас и Магья.

- С добрым утром, сэр!

Мегар полюбился принцу с первой же их встречи. Мало кто в Крайди относился к нему и Гарри с такой искренней теплотой, как главный повар и его жена. Юные крондорцы не раз признавались друг другу, что их здешняя жизнь стала бы совсем уж несносной, если бы не возможность изредка забежать на кухню и перекинуться парой слов с Мегаром и Магьей.

Ответив на улыбку и приветствие мастера повара, Николас спросил его:

- Дядюшка Мегар, давно ли вы видели Гуду и Накора? После футбольного матча я их ни разу не встречал, и меня это начинает тревожить.

Мегар и Магья недоуменно переглянулись.

- А какие они из себя? - спросил повар.

Николас подробно описал обоих.

- Ах, эти двое, - улыбнулась Магья. - Кривоногого коротышку я много раз видала во дворе и в Принцессином саду. Он, похоже, подружился с нашим Энтони. Они часто бывали вместе и все о чем-то рассуждали. А другой, высокий ветеран, увязался в караул с дозорным отрядом. Сказал, что желает немного поразмяться. Они выехали из крепости минувшим утром.

Николас кивком поблагодарил старушку за эти сведения и грустно вздохнул. Он не был особенно дружен с Гудой и Накором, но питал к обоим приязнь и чувствовал себя в их обществе гораздо свободнее, чем в компании всех прочих обитателей замка, разумеется, за исключением Гарри и Мегара с Магьей. Но участливые старики не могли надолго оставлять свои обязанности, чтобы развлекать его беседой, а кроме того, он ведь был с ними едва знаком. Как только он закончит завтрак, они вернутся к своим заботам. Гарри был еще менее свободен, чем они. Он-то уж наверняка день деньской будет занят несением службы при Маркусе. Похоже было, что принцу придется скучать в одиночестве до самого ужина.

Стариков живо интересовало решительно все, касавшееся Николаса. Они расспрашивали его о жизни в Крондоре, о его впечатлениях от Крайди, о родных и знакомых, о морском путешествии на "Орле". Принц охотно и обстоятельно отвечал на все их вопросы. Когда он упомянул имя Пага, Мегар и Магья снова переглянулись. На лицах их появились грустные улыбки, и Николасу даже показалось, что в глазах у Магьи блеснули слезы.

- Как, разве вы его знаете? - удивился он.

- Еще бы! - ответил за обоих Мегар. - Ведь он был нам почти как сын. Он и вырос-то здесь, на этой кухне.

Настал черед Николаса задавать вопросы. Мегар многое ему поведал о детстве и отроческих годах Пага, а заодно и о собственном их с Магьей сыне Томасе, ровеснике и самом близком друге чародея. Магья часто вмешивалась в рассказ мужа, поправляя его, если ей казалось, что он передает события тех давних дней недостаточно точно, и прибавляя кое-какие подробности и пояснения к сказанному им. Николас слушал их словно завороженный.

Он знал о Войне Врат преимущественно от Амоса Траска. Порой адмиралу удавалось втянуть в разговоры об осаде Крайди даже Аруту, не любившего возвращаться памятью к тем кровавым событиям. Но ни хвастливое многословие Амоса, ни сдержанные замечания отца не смогли создать в воображении Николаса достаточно живой И яркой картины войны, в которой сражались они оба, в которой погибли его дед, и король Родрик, и множество доблестных воинов Королевства. Теперь же, слушая Мегара и Магью, он с удивительной ясностью представил себе, как все это было на самом деле. Старики спокойно, не повышая голоса, не одушевляясь и ничего не преувеличивая, вспоминали, сколько ведер воды приходилось ежедневно относить на стены крепости им самим и их подчиненным, сколько муки, эля и солонины издерживалось за неделю осады, какие тяготы приходилось претерпевать всем поварам и кухаркам из-за невозможности пополнить запасы тех или иных продуктов и как они здесь управлялись, когда всем младшим поварам и кухонным служанкам поручалось ходить за ранеными.

Но мало-помалу разговор вновь вернулся к детству Пага. Николас задавал вопросы, Мегар и Магья ему отвечали. Принц не мог сдержать усмешки, когда Мегар с сочувственной улыбкой поведал ему, что Пагу приходилось нелегко в компании сверстников из-за его чересчур малого роста, и потому их Томас взялся опекать друга и защищать его от драчливых мальчишек. За разговорами Николас и не заметил, как опустела его тарелка. Магья вспомнила, каким красивым и гордым был их Томас в День Выбора старинного обряда, когда тринадцатилетние мальчишки поступают в распоряжение мастеров, избравших их своими учениками. Именно в тот давний день летнего солнцеворота Томас начал постигать основы воинского искусства под руководством мастера клинка Фэннона, а Пага вытребовал себе в ученики придворный чародей Кулган.

Николас в который уже раз за время этого разговора поймал себя на том, что имя Томас ему знакомо, но все никак не Мог припомнить, где и когда он его слышал.

- А где теперь ваш сын? - спросил он, не дожидаясь, пока старики сами ему об этом скажут, и тут же пожалел, что задал вопрос. Мегар понурился и тяжело вздохнул, а Магья стала вытирать глаза подолом своего белоснежного фартука. Николас почти уверился в том, что сына их давно уж нет в живых. Вероятно, бедняга погиб в той самой войне. Принц стал подыскивать слова для тактичного извинения, но к немалому его удивлению Мегар вдруг скорбно произнес:

- Он живет у эльфов.

Принц с улыбкой закивал головой. Он разом вспомнил все, что слыхал когда-то о Томасе.

- Так значит, это именно ваш сын - принц-консорт королевы эльфов Агларанны?

- Да, это он, - с грустью в голосе подтвердила Магья и прибавила: - Мы с ним так редко видимся! В последний раз он у нас побывал вскоре после рождения ребенка. Правду сказать, порой он посылает нам весточку-другую о себе и своей семье. Но это все, чем нам приходится довольствоваться.

- Ребенок? Какой еще ребенок? - изумился Николас.

- Наш внук, - вздохнул Мегар. - Калис. Сын Томаса и Агларанны.

Лицо Магьи просветлело:

- Он очень славный мальчуган. Он у нас бывает часто - раз в год, а то и в полгода. Калис гораздо больше похож на своего отца, чем на всех этих эльфов, среди которых он вынужден жить, - убежденно добавила она. - И я все время ему говорю, что его место здесь, с нами, а не в этом их Эльвандаре!

Мегар собрался было возразить ей, но отчего-то передумал и украдкой взглянул в сторону плиты, возле которой по-прежнему суетились повара и поварята. Николас понял его безмолвный намек и, поблагодарив стариков за сытное угощение и приятную беседу, поспешил откланяться.

Медленно бредя по двору, он старался подробно и последовательно припомнить все, что слыхал когда-то о Томасе от Лори, мужа своей тетки Каролины, и от Амоса Траска. Николас тогда не очень-то вслушивался в их слова и теперь весьма об атом сожалел. Но и тех отрывочных сведений о сыне Магьи и Мегара, что удержала его память, было достаточно, чтобы прийти к ошеломляющему выводу: Томас не имел почти ничего общего с человеческими существами! Он походил на эльфов, но не настолько, чтобы с полным на то правом считаться одним из них, и во многом отличался от лесного народа столь же разительно, как сами эльфы отличаются от людей. При мысли обо всем этом у Николаса едва не помутилось в голове. Самым же странным и необъяснимым представлялось ему то, что все эти невероятные превращения произошли не с кем иным как с сыном простодушных, недалеких и совершенно чуждых всему волшебному и таинственному родителей. Если верить их рассказам, - а у Николаса не возникало и тени сомнения в правдивости повара и его жены, - то в детстве и отрочестве Томас был самым обыкновенным юнцом. Что же такое с ним сделалось в годы Великой войны? Отчего он так переменился?

Размышляя об этом, Николас приблизился к ограде Принцессиного сада и решил туда подняться. Он рассчитывал встретить там Эбигейл и Маргарет. Час был ранний, и он не исключал того, что девушки еще спят или завтракают в главном зале с герцогом, герцогиней и Маркусом. Но попытаться разыскать их в саду все же стоило. Что, если они уже покончили с утренней трапезой и прогуливаются по дорожкам или сидят на скамье?

Однако встретил он в саду вовсе не принцессу с компаньонкой, а Накора с Энтони. Они находились примерно там, где Николас рассчитывал увидеть Маргарет и Эбигейл, а именно у каменной скамьи неподалеку от входа. Чародеи распластались на животах и внимательно вглядывались в сумрачное пространство под сиденьем скамьи.

- Вон там. Видишь? - спросил Накор.

- Этот?

- Да, это он.

Оба одновременно поднялись на ноги, и Накор назидательно проговорил:

- Ты всегда прежде удостоверься, что пятна на нем именно оранжевого цвета, а не какого-то другого. Красных остерегайся, они делают его ядовитым. А с любыми другими он становится просто бесполезным.

Энтони первым заметил подошедшего Николаса и поклонился ему:

- Ваше высочество.

- Сквайр! - поправил его принц, усаживаясь на скамью, возле которой волшебники только что ползали на животах.

Накор улыбнулся ему своей насмешливо-вызывающей улыбкой:

- Энтони нисколько не ошибся. Ведь сквайр вы лишь на время, а принцем будете всегда.

Николас оставил это замечание без ответа.

- Чем это вы сейчас занимались?

Энтони смущенно пояснил:

- Да знаете ли, есть такие растения сродни грибам, которые можно встретить только лишь в сырых, затененных местах...

- Под скамьями, например, - невозмутимо вставил исалани.

- ...И Накор мне объяснял, как их следует распознавать.

- Они вам нужны для изготовления магических зелий? - полюбопытствовал принц.

- Скорее лекарств, - веско поправил его Накор. - Отвар этого гриба, если его приготовить надлежащим образом, наводит сон и снимает боль. Он незаменим, когда приходится извлекать стрелы из тел раненых воинов или же выдергивать гнилые зубы.

Николаса его слова явно разочаровали.

- А я-то думал, что вам, волшебникам, достаточно взмахнуть рукой, чтобы погрузить кого угодно в глубокий транс.

Энтони пожал плечами, словно давая этим понять, что уж себя-то он никак не относит к числу одаренных волшебников. Накор же шутливо погрозил Николасу пальцем.

- Вот в такие именно заблуждения и впадают все те, в чьем образовании есть немало изъянов. - Он сунул руку в свой заплечный мешок, стоявший у скамьи, и вытащил оттуда крупный апельсин.

- Желаете?

Николас кивнул. Накор оделил апельсинами его и Энтони, а затем протянул принцу свой мешок.

- Загляните-ка внутрь.

Николас тщательно осмотрел мешок. Тот представлял собой два прямоугольника мягкой и потертой черной кожи, сшитых между собой, с притороченными к ним лямками для плеч и клапаном сверху. Под самым клапаном зияло с десяток небольших отверстий, сквозь которые был продернут черный кожаный шнурок. Застежкой служили кожаная петля и деревянная пуговица в форме лягушки. Мешок был совершенно пуст. Возвращая его владельцу, Николас не без некоторой досады пожал плечами:

- Но ведь там же ничего нет.

Накор лукаво усмехнулся и вынул из мешка змею с блестящей желто-зеленой чешуей. Энтони невольно отшатнулся от него, Николас же быстро переместился на самый край скамьи и свистящим шепотом спросил:

- А она не ядовитая?

Накор взмахнул рукой, в которой была зажата извивавшаяся змея, и с притворным удивлением взглянул поочередно на принца и Энтони.

- Кто? Эта коряга?

Принц изумленно вытаращился на скрюченную сухую ветку какого-то дерева, которую Накор ему протянул. За все сокровища мира он не решился бы к ней прикоснуться. Чародей понимающе кивнул и спрятал ветку в мешок, который тотчас же снова передал Николасу. Принц заглянул внутрь и растерянно пробормотал:

- Пусто...

- Еще бы! - ухмыльнулся Накор.

- А как это у тебя получается?

Исалани развел руками.

- Сам не знаю. Но уверяю вас, ничего сложного в этом нет. Обыкновенные фокусы.

- Он умеет проделывать просто умопомрачительные вещи, - горячо заверил принца Энтони, - но при этом всякий раз утверждает, что магии не существует.

- Вот именно! - подхватил Накор. -Может, и ты когда-нибудь это поймешь, чародей. Паг, так тот полностью со мной согласен.

Николас прищурившись взглянул на одну из башен замка, возвышавшуюся над Принцессиным садом, и вполголоса пробормотал:

- Сегодня только и разговоров, что о Паге.

- Пусть вас это не удивляет, - улыбнулся Энтони. - Паг - личность легендарная. О нем всяк здесь говорит много и охотно. Да и в Звездной Пристани тоже. Но к моему глубокому сожалению, он ее покинул еще до того, как я туда попал.

Николас задумчиво покачал головой:

- Значит, ты пробыл там совсем недолго. Ведь Паг ушел из Звездной Пристани лет восемь тому назад.

Энтони кивнул, и на лице его появилась беспомощная, виноватая улыбка:

- Я никогда и не скрывал, что мои волшебные познания скудны и разрозненны, а магический опыт весьма небогат. Мастера из Академии полагали...

- Мастера! - фыркнул Накор. - Скажите на милость! Эти надутые индюки Керш и Уэйтум! - Он с негодованием потряс головой, и светлый пух, обрамлявший его лысую макушку, заколыхался в такт этим движениям. - Ведь именно из-за них мне пришлось покинуть Звездную Пристань! - Он подсел на скамью рядом с Энтони и указал на него пальцем, кивнув при этом Николасу. - Мальчик весьма щедро одарен от природы, но эти тупицы объявили, что он способен постичь лишь азы низшей магии! Останься я там еще хоть ненадолго, и Энтони наверняка стал бы одним из Синих наездников! - Он оскалил в усмешке свои мелкие острые зубы и обратился к Энтони; - Скажи, ведь я не зря хвалюсь, что понаделал там шума?

Юный чародей весело рассмеялся и с готовностью подтвердил:

- Это воистину так, сэр Накор! Синие наездники - весьма многочисленная и влиятельная группировка среди молодых учеников Звездной Пристани. У них часто происходят битвы с...

- Битвы? - перебил его Николас. - Неужто и чародеи сражаются меж собой?

- Еще как! - усмехнулся Энтони. - Некоторые из старших учеников, именующие себя Гвардией Керша, часто затевают стычки с Синими наездниками в тавернах и трактирах Звездной Пристани. Как правило, битвы эти не приводят к жертвам или серьезным увечьям. Ну, разве что проломят кому-нибудь голову, выбьют зуб да разукрасят друг друга синяками. - Он вздохнул, вспомнив о чем-то невеселом. - Я пробыл там совсем недолго и потому не вступил ни в одну из враждовавших партий. Мне и без того хватало огорчений, ведь, как я вам уже говорил, мои успехи в овладении ремеслом оказались более чем скромными. Потому-то меня сюда и прислали, когда герцог Мартин пожелал иметь при своем дворе чародея. Мастера в Академии отчаялись добиться от меня толку.

Накор покачал головой и скорчил презрительную гримасу:

- Ежели у тебя с ними мало общего, то тем лучше для тебя, уж ты мне поверь! - Он поднялся на ноги и приладил за плечами свой мешок. - Я иду в лес. Мне надо поискать там кое-каких трав и кореньев. Встретимся за ужином. - Ткнув пальцем в сторону Энтони, он отрывисто бросил: - Смажь пареньку ступню целебным притираньем, и к завтрашнему утру он будет почти здоров.

- Охотно, - кивнул чародей. - У меня есть много подходящих снадобий.

Накор, не прибавив больше ни слова, повернулся и быстро зашагал по дорожке к выходу из сада. Принц и чародей остались одни.

Николас первым нарушил воцарившееся молчание:

- Никогда прежде я не встречал такого странного человека, как этот исалани Накор!

- В Академии было немало чудаков, - сказал Энтони, - но он их всех перещеголял, это уж точно!

- Он был одним из твоих наставников, прежде чем покинул Пристань?

Энтони помотал головой и передвинулся на то место на скамье, которое прежде занимал исалани.

- К сожалению, нет. Я даже не знаю толком, чем он там занимался. Кроме постоянных стычек с Уэйтумом и Кершем. Говорили, что в один прекрасный день он появился в Звездной Пристани с рекомендательным письмом от принца Боуррика и устным утверждением о том, что Паг посоветовал ему туда направиться. Ну, его вынуждены были принять. Он там провел три или четыре года и творил все это время такие диковинные чудеса, что у всех буквально дух захватывало. Он к тому же сумел убедить почти всех учеников, что искусством магии может овладеть любой. Правда, сам Накор называл это просто фокусами и уверял, что мастера из Звездной Пристани с ним спорят единственно из тупоумия и в силу ограниченности своих понятий. - Он нахмурился и прерывисто вздохнул. - Видите ли, я был тогда слишком занят собой, своими проблемами и почти не обращал на все это внимания. Как всякий новичок, я редко выходил из своей комнаты, и с Накором видался всего несколько раз, да и то мельком.

- Неужто мастера и вправду тебя сюда послали только потому, что ты был слабым учеником?

- Боюсь, что это именно так, - нехотя ответил Энтони и развел руками. - Ведь в Академии всегда было довольно не только одаренных учеников, но и опытных мастеров, настоящих волшебников. Они могли отправить сюда любого из них безо всякого ущерба для заведения. Во всяком случае, мне так кажется.

Николас помрачнел и глухо проговорил:

- А ведь это сильно смахивает на заведомое, намеренное оскорбление его светлости.

Энтони густо покраснел:

- Мне такое и в голову не приходило.

- Я вовсе не хотел тебя унизить, Энтони, - поспешно произнес Николас. - Ты наверняка гораздо способнее многих из тех, кого считают таковыми Керш и Уэйтум. Ведь и Накор тебе говорил то же самое. - Однако слова эти не могли утешить Энтони, который был до глубины души уязвлен предыдущим высказыванием принца. - Но ведь герцог Мартин - родной брат короля! - продолжал Николас. - И он просил их прислать в Крайди чародея, который заступил бы место самого Кулгана, учителя Пага! Мастерам следовало отправить сюда того из волшебников, кого сами они считают наиболее искусным и опытным в вашем ремесле.

- Возможно, - процедил Энтони, поднимаясь со скамьи. Он говорил теперь медленно, тщательно подбирая слова. От былой его непринужденности не осталось и следа. - Но боюсь, что волшебники из Звездной Пристани не склонны себя считать подданными Королевства. Другое дело, если бы Паг по-прежнему там оставался. Он ведь доводится королю кузеном, и к тому же его авторитет среди чародеев недосягаемо высок. Но теперь бразды правления островом находятся в руках Уэйтума и Керша, а они - кешианцы по рождению. И сдается мне, они сочли за благо исключить политику обоих государств из сферы своих интересов.

Николас все еще продолжал хмуриться.

- Возможно, в этом они совершенно правы, - нехотя признал он, - но все же им не следовало поступать подобным образом с его светлостью. Одни боги ведают, чем это может для них обернуться.

- Соблаговолите пройти со мной, - сказал Энтони, явно желавший поскорее положить конец этому тягостному для него разговору. - Я дам вам целебных мазей, которые, если и не избавят вас напрочь от болей в ступне, все же принесут некоторое облегчение и уж по крайней мере не сделают вам никакого вреда.

Николас побрел вслед за чародеем. Оказавшись у калитки, он оглянулся и обвел глазами сад, остро сожалея о том, что не встретил здесь Эбигейл и Маргарет.

Время в Крайди летело с удивительной быстротой. Дни от рассвета до заката были заполнены делами и заботами. Николас не без некоторого удивления при" знался себе, что такой ритм жизни пришелся ему по душе. Служба не оставляла времени на размышления и тоску по дому, на мрачные раздумья, которым он прежде имел обыкновение предаваться в часы досуга, унаследовав эту черту от своего отца. Суровые условия быта и нелегкий труд, в свою очередь, закалили его тело. Николас и прежде был силен и ловок благодаря постоянным упражнениям с мечом и пикой и верховым прогулкам, но однако же, когда ему впервые пришлось вынести оружие и доспехи из оружейной, проверить исправность каждого предмета, наточить затупившиеся лезвия нескольких мечей, а потом вернуть все на прежние места, он был так изнурен этой непосильной работой, что вечером отказался от ужина и еле добрел до своей каморки. Теперь же ему ничего не стоило в несколько часов управиться с этим делом я помимо него выполнить без всякого утомления еще немало приказаний герцога.

Гарри тоже притерпелся к крайдийской жизни и был вполне доволен службой, хотя, оставаясь наедине с Николасом, он порой принимался сетовать на резкость и заносчивость своего господина. За те три недели, что минули со дня прибытия юношей в замок, им мало удавалось видеться и говорить с Маргарет и Эбигейл. Однако Гарри порой все же случалось перекинуться парой слов с принцессой, которая проводила с братом больше времени, нежели с отцом. Гарри время от времени позволял себе насмешничать над сердечной склонностью Николаса к компаньонке Маргарет, и ему не раз доводилось вывести принца из себя. В подобных случаях нескольких резких слов, произнесенных бывшим господином, оказывалось достаточно, чтобы озороватый оруженосец повинился и перевел разговор на другое. Но чаще в ответ на безобидные подтрунивания Гарри принц беззлобно отшучивался, сохраняя хорошее расположение духа. К тому же он всегда был рад лишний раз, пусть хотя бы и в шутливом тоне, поговорить о предмете своей симпатии. Ведь увидеться с Эбигейл ему удавалось лишь в шестой день недели после обеда, но и тогда близ нее как правило оказывался Маркус.

Жители крепости относились к приезжим юношам по-разному. В кухне и кладовых им всегда были рады, прочая же челядь держалась с ними учтиво и предупредительно, но весьма отчужденно. Молоденькие служанки взирали на рыжекудрого Гарри с неизменной благосклонностью, на принца же лишь немногие из них украдкой бросали призывные взоры, повергавшие его в смущение. Мастер клинка Чарлз был дружелюбен и внимателен к обоим, но все же в общении с ними соблюдал известную дистанцию. Фэнсон, пользовавшийся искренним расположением Николаса и Гарри, платил им взаимностью. Но виделись они с ним нечасто. Что же до Накора и Гуды, то эти двое постоянно где-то пропадали. У них всегда находились какие-нибудь важные и таинственные дела в городе, в лесу или в окрестных полях.

Прежде многое в Крайди удивляло Николаса и Гарри и повергало их в растерянность и смущение. Некоторые стороны здешнего быта казались им донельзя нелепыми. Однако мало-помалу юноши стали воспринимать жизнь в крепости как нечто привычное и знакомое, хотя она разительно отличалась от всего того, к чему оба привыкли в Крондоре.

Эбигейл занимала мысли Николаса, как ни одна другая девушка до нее. В те редкие минуты, когда ему удавалось остаться с ней наедине и обменяться несколькими ничего не значащими словами, она держалась с ним очень приветливо и любезно. Когда потом он вспоминал об этих встречах, перебирая в памяти их мельчайшие детали, ему всякий раз казалось, что он вел себя глупо, неловко и принужденно. И лишь порой при воспоминании о взглядах и жестах Эбигейл, коими она сопровождала свои слова, в душе его начинала теплиться робкая надежда на ее ответную благосклонность.

Однажды, когда со дня приезда Николаса и Гарри в Крайди и данного по атому случаю торжественного обеда прошел без малого месяц, оба они были вновь приглашены на званую трапезу в главный зал. Формально юноши, принадлежавшие к числу крайдийских придворных, имели право во всякий день сидеть за герцогским столом, но прежде в те часы, когда Мартин и его семейство принимали пищу, сквайры обыкновенно оказывались заняты по службе, и лишь нынче для участия в обеде их освободили от всех срочных дел. Они сели на указанные им места у дальнего конца стола и очутились на таком значительном расстоянии от герцогской семьи, что до них долетали лишь обрывки разговоров, которые вели между собой Мартин, Бриана, Маркус и обе девушки. Кроме сквайров и членов семьи правителя Крайди за столом сидели ближайшие из придворных и почетные горожане - главы нескольких цехов и купеческих гильдий. Множество приглашенных, в числе которых были и заезжие торговцы, разместились поодаль от возвышения, в середине и у стен зала за небольшими низкими столами.

Николас не сводил глаз с Эбигейл и жадно ловил осторожные взгляды, которые она то и дело на него бросала, рассеянно слушая болтовню Маркуса. Раз или два, удостоверившись, что он все еще смотрит в ее сторону, девушка краснела и опускала голову.

- А ты, похоже, ей нравишься, - усмехнулся Гарри.

- Почему ты так думаешь? - с надеждой спросил принц.

Гарри отхлебнул вина из своего кубка и неспешно промокнул губы салфеткой.

- Уж больно выразительно она на тебя поглядывает.

- А вдруг это оттого, что я кажусь ей смешным? - дрогнувшим голосом предположил Николас.

Гарри помотал головой и убежденно проговорил:

- Ничуть не бывало. Судя по тому, что леди Эбигейл прежде дарила своим вниманием Маркуса, ей просто по душе определенный тип внешности, тот самый, к которому принадлежите вы оба. Ведь вы с ним похожи, как близнецы. - Он покровительственно похлопал Николаса по плечу. - Выше голову! Она к тебе явно неравнодушна.

Остаток вечера Николас и Гарри провели в непринужденных разговорах со своими соседями по столу, один из которых, торговец драгоценными каменьями, рассказал им о своих планах по организации большой экспедиции в отдаленный район Серых Башен, где, согласно его уверениям, находились богатейшие алмазные копи, пока еще не тронутые не только людьми, но даже самими гномами. Николас тщетно пытался уверить его, что переговоры о подобных работах следовало вести не с герцогом, а с королем гномов Долганом, проживавшим в селении Калдара, в неделе пути от Крайди.

Второй из их собеседников, странствующий купец из Квега, подробно поведал им о выгодных сделках, которые ему удалось совершить за минувший день. Николас с немалой досадой заключил из слов торговца, что это по его милости Маргарет и Эбигейл провели всю первую половину дня в стенах замка, примеряя обновы, и так ни разу и не появились в саду. Купец обстоятельно перечислил все, что было приобретено у него каждой из присутствовавших в зале дам. Выяснилось, что Маргарет, как и леди Бриана, остановила свой выбор на кожаных куртках и брюках для охоты, Эбигейл же, подобно всем остальным покупательницам, обогатила свой гардероб нарядными платьями из шелка, парчи и атласа. Торговец полушутя пожаловался, что жительницах Крайди разобрали едва ли не весь его товар и ему почти нечего будет предложить в Тулане и Карее, где он намерен был остановиться по пути на родину.

Этот улыбчивый, словоохотливый путешественник, назвавшийся Вазариусом, с самого начала разговора почему-то возбудил в Николасе неприязнь. Возможно, принцу пришлись не по душе нескромные взгляды, которые тот время от времени бросал в сторону Маргарет и Эбигейл, а быть может, его раздражал внешний вид купца, разодетого с невероятной роскошью и помпезностью, или самодовольство и заносчивость, с какими он держался и говорил, или же слишком крепкий, навязчивый запах благовоний, исходивший от его одежд. Как ни старался принц скрыть свое нерасположение к купцу под маской дружелюбной учтивости, тот, похоже, заметил, что произвел на него отнюдь не самое благоприятное впечатление, и всем своим видом давал понять, что его это очень мало заботит.

По окончании обеда все гости подошли к герцогу и его супруге, чтобы поблагодарить их за радушный прием и обильное угощение. Николас обратил внимание, что Вазариус, в отличи" от других торговцев, отнюдь не старался привлечь к себе внимание Мартина, а отошел в сторонку и разговорился с Чарлзом и Фэнсоном. Это насторожило принца, и он подумал даже, что Вазариус, может статься, вовсе не тот, за кого себя выдает. Он уже готов был поделиться своими подозрениями с Гарри, но в этот момент оруженосцев поманил к себе Маркус.

- Завтра поутру мы все поедем на охоту, - сказал он. - Вы двое должны теперь же приготовить оружие и все необходимое. Возьмите ссобой пару слуг и отправляйтесь в оружейную, на кухню, в кладовую и на конюшню.

Николас молча кивнул. Гарри с трудом подавил вздох досады. Он намеревался провести оставшуюся часть вечера с немалой для себя пользой и удовольствием. Подготовка к завтрашней охоте никак не входила в, его планы. Но делать было нечего. Юноши поспешно направились к выходу из зала. У массивных дверей Николас оглянулся назад и, встретившись взглядом с Эбигейл, поклонился ей. Она улыбнулась и помахала ему рукой. На губах принца мелькнула торжествующая улыбка: он увидел, как помрачнел Маркус, ставший свидетелем этого безмолвного нежного прощания. И принц впервые за все время пребывания в Крайди почувствовал себя почти счастливым.

Мартин решил взять с собой на охоту помимо егеря Гаррета, Маркуса, Николаса и Гарри еще и Гуду с Накором. Оруженосцам предстояло собрать и сложить в кладовой оружие, провизию, палатки и прочие необходимые вещи, которые могли понадобиться им всем в течение двух или трех дней. Они никогда прежде не занимались подготовкой к столь длительным охотничьим вылазкам и потому в полной растерянности стояли посреди кухни, не зная, с чего начать долгие и хлопотные сборы. На их счастье основную часть работ взяли на себя слуги, прежде всегда снаряжавшие герцога и его супругу в походы по окрестным лесам. Гарри и Николас в основном довольствовались ролью наблюдателей. Они полностью и безоговорочно взяли на себя лишь заботу о выборе оружия.

Когда все было готово, юноши вернулись в главный зал. Николас подошел к Мартину, степенно беседовавшему со старшиной крайдийского цеха золотобитов.

- Что тебе угодно, сэр? - спросил Мартин, прервав разговор с ремесленником.

- Мы все приготовили для завтрашней охоты, ваше сиятельство, - доложил Николас.

- Так быстро? - удивился Мартин. - Ну что ж, это похвально. Нынче я больше не нуждаюсь в твоих услугах. Вы с Гарри можете отправляться к себе. Мы выезжаем завтра на рассвете.

Николас поклонился и поспешил к Гарри, который ожидал его у выхода из зала с лукавой улыбкой на пухлых губах.

- Чему это ты так радуешься? - подозрительно оглядев его, спросил принц.

- Угадай. Ты небось собрался идти к себе?

- Разумеется, куда же еще? Нам ведь завтра снова придется встать до рассвета.

- А я вот слыхал краем уха, что принцесса собиралась перед сном прогуляться по саду.

Николас пожал плечами:

- В таком случае я желаю тебе успеха. Ведь ты конечно же намерен составить ей компанию?

Улыбка на лице Гарри стала еще шире:

- С ней туда пошла и Эбигейл.

- Так чего же мы ждем? - и принц опрометью бросился к лестнице, увлекая за собой своего бывшего оруженосца.

Когда запыхавшиеся юноши выбежали на дорожку сада, Маргарет и Эбигейл обменялись взглядами и улыбками. Принцесса была явно рада им и весьма довольна собой, тогда как компаньонка ее, напротив, выглядела растерянной и смущенной.

Приблизившись к скамье, Николас и Гарри церемонно поклонились девушкам, и Гарри в своей обычной фамильярной манере произнес:

- Добрый вечер, леди.

- Добрый вечер, сэр оруженосец, - ответила ему Маргарет.

Эбигейл едва слышно повторила за ней:

- Добрый вечер, ваше высочество.

Юноши не дожидаясь приглашения уселись на скамью: Николас - рядом с Эбигейл, а Гарри - близ Маргарет. Несколько томительных секунд прошли в молчании. Ни принц, ни Гарри не находили подходящей темы для разговора, а затем оба вдруг заговорили разом, и девушки весело рассмеялись. Еще через мгновение все повторилось снова. Маргарет поднялась со скамьи и решительно заявила:

- Я знаю, что вы, сэр Гарри, всегда неразлучны с его высочеством, но почему бы вам в виде исключения не остаться сегодня наедине со мной? В глубине сада есть прелестная розовая беседка. Идемте-ка туда! - С этими словами она ухватила Гарри за руку и повлекла его за собой. Николас проводил приятеля сочувственно-насмешливым взглядом. У бедняги Гарри был такой беспомощный и обескураженный вид, что принцу стоило большого труда удержаться от смеха.

Оставшись один на один с Николасом, Эбигейл несмело взглянула на него и спросила:

- Вы уже привыкли к жизни в крепости, ваше высочество?

- Я всего лишь сквайр, миледи, - мягко поправил ее Николас. - Пожалуй, да, привык. Но не могу сказать, что мне все здесь нравится. - Внезапно он зарделся и многозначительно понизил голос: - Однако кое-что меня с этой жизнью вполне примиряет... - Николас искоса взглянул на Эбигейл, и у него захватило дух, таким пленительно прекрасным показалось ему ее тонкое, нежное лицо в свете факелов, укрепленных на стене замка. Девушка смотрела на него своими огромными ярко-голубыми глазами и улыбалась. Кожа ее была матово-бледной и гладкой, как атлас, без малейшего следа тех досадных изъянов, которые портили лица многих из ее сверстниц. Светлые локоны, поднятые над лбом серебряным обручем, каскадом тугих локонов спускались на плечи. Принц пришел в полное замешательство от переполнявших его чувств, и это не укрылось от внимательного взора Эбигейл. Немного помолчав, она снова задала ему вопрос:

- Вас не утомляет служба его светлости? Ведь у вас и минуты нет свободной. За все время, что вы живете здесь, мы с вами не обменялись и дюжиной слов.

Николас помотал головой:

- Знаете, мне даже по душе эта вседневная занятость. Прежде, когда я жил в Крондоре, мне вовсе ничего не приходилось делать. Только зубрить уроки да присутствовать на бесконечных парадах и приемах. А это, поверьте, так скучно!

- А мне такая жизнь кажется заманчивой, - мечтательно проговорила Эбигейл. - Я всегда завидовала тем, кто принят при дворе вашего отца и уж тем более - вхож в королевский дворец в Рилланоне! - Она грустно улыбнулась и тряхнула головой. - Знатнейшие вельможи и высокородные леди, послы из далеких земель, красота, роскошь, блеск и великолепие... Как жаль, что все это не для меня!

Николас пожал плечами и хотел было повторить, что придворная жизнь тосклива, пуста и однообразна, но, внезапно поняв, что Эбигейл ему ни за что не поверит, сказал вместо этого:

- Да, в обоих дворцах и впрямь есть на что посмотреть. Иногда там бывает даже весело. Во время придворных балов, например. - Вспомнив о скуке этих балов, он невольно поморщился. Но Эбигейл смотрела на него с волнением и такой отчаянной надеждой во взоре, что он принужденно улыбнулся и добавил: - Возможно, вы сами когда-нибудь в этом убедитесь. Что может помешать вам отправиться в Крондор и Рилланон?

Эбигейл грустно усмехнулась и покачала головой:

- Ведь я всего лишь дочь одного из вассалов герцога Крайдийского. Даже его светлость нечасто бывает при дворе. А Маркус, тот и вовсе никуда не выезжал из Крайди. Если мой отец отдаст меня ему в жены, то пройдет немало лет, прежде чем мне посчастливится побывать в Крондоре или Рилланоне. И я к тому времени наверняка уже буду немолодой матроной, матерью большого семейства.

У Николаса от этих ее слов потемнело в глазах. Он нисколько не был готов к тому, что родители Эбигейл уже строят планы относительно ее помолвки с Маркусом. Однако выходило, что все обстояло именно так. Он набрал в грудь воздуха и выпалил:

- Вам не следует принуждать себя к этому!

- К чему? - со слабой улыбкой спросила Эбигейл.

- К замужеству с тем, кто вам не мил, - напыщенно произнес принц. - Во всяком случае вы можете воспротивиться воле своего отца, ежели он станет на этом настаивать.

- О, вы его не знаете, -возразила Эбигейл. - Он способен превратить мою жизнь в пытку, если я его ослушаюсь. Впрочем, вам-то что за дело до меня и моей участи? - Она потупилась и нежно, призывно взглянула на него из-под полуопущенных черных ресниц невероятной длины.

Николас, почти не отдавая себе отчета в своих действиях и чувствуя, что руки и ноги его внезапно стали словно ватными, теснее придвинулся к Эбигейл и прошептал:

- Я мог бы...

- Что, Ники? - нежно спросила она, одарив его пленительнейшей улыбкой.

- Я мог бы поговорить с моим отцом... - еле выдавил он из себя.

- О, Ники, вы сведете меня с ума! - С этими словами Эбигейл обхватила его за шею и притянула к себе. В следующее мгновение губы их слились в поцелуе, и сердце Николаса замерло от восторга и благоговения. Ему почудилось, что он летит в необозримую высь, сжимая Эбигейл в объятиях и оставив далеко внизу скамью Принцессиного сада, и крепость, и Крайди, и всю Мидкемию. Он чувствовал такой нестерпимый жар во всем теле, что боялся, как бы нежное, податливое тело девушки, прильнувшей к нему, не растаяло от этого жара. Он желал сейчас лишь одного - чтобы она всегда была рядом с ним, чтобы этот сладостный поцелуй длился вечно... Но Эбигейл внезапно отстранилась от него, вскочила со скамьи и с криком:

- Сюда идет Маркус! - бросилась прочь из сада.

Николас оторопело глядел ей вслед, пока она не сбежала вниз по ступеням и не скрылась в глубине двора. Он чувствовал себя так, словно его внезапно окатили ледяной водой. Неожиданно совсем рядом с ним раздалось негромкое покашливание. Николас повернул голову на этот звук и увидел возле скамьи своего кузена Маркуса. По-видимому, тот несколько минут назад вошел в сад со стороны футбольного поля. Принц, поглощенный волнующими и совершенно новыми для него переживаниями, не расслышал шагов кузена.

. - Приветствую вас, сэр сквайр, - принужденно произнес Маркус.

- Добрый вечер, Маркус. - Николас старался говорить невозмутимо и беззаботно, но голос плохо ему повиновался.

- Похоже, леди Эбигейл здесь нет.

- Вы совершенно правы. - Николасу не понравились ни тон, которым Маркус произнес эти слова, ни тем более взгляд, коим он их сопроводил. Но он уже вполне овладел собой и был готов дать кузену отпор, если бы тому вздумалось задеть его.

Маркус огляделся:

- Но ежели только вы не пользуетесь теми же благовониями, что и леди Эбигейл, она была здесь минуту назад. - Сузив глаза, он требовательно спросил: - Где она теперь?

Николас встал со скамьи и равнодушно пожал плечами:

- Почем же мне знать?

Маркус направился в глубь сада так стремительно, что Николасу пришлось едва ли не бежать, чтобы поспеть за ним. На скамье близ увитой розами беседки в полном одиночестве сидел Гарри. Руки его были чинно сложены на коленях, кудрявые волосы растрепались, щеки пылали. При виде Николаса и Маркуса он поспешно поднялся на ноги и поклонился им обоим.

- Я полагаю, что вы сейчас любезничали с моей сестрой! - выпалил Маркус, сверля оруженосца свирепым взглядом.

Румянец на щеках Гарри приобрел багровый оттенок. Он заносчиво вскинул голову и твердо ответил:

- Вы можете полагать что вам угодно. Лично я берусь утверждать только одно: принцесса Маргарет - замечательная девушка!

Маркус отступил на шаг и с откровенной издевкой проговорил, обращаясь к обоим юношам:

- Я рассчитывал, что у вас хватит ума и такта вести себя сообразно вашему положению. Но вы позволили себе забыться, и мне придется дать вам кое-какие наставления. - Ткнув пальцем в сторону Гарри, он отчеканил: - Моя сестра рождена для лучшей участи, чем союз с сыном крондорского вассала.

В глазах Гарри блеснул гнев, но он не мог не признать в душе справедливости слов Маркуса и потому смолчал.

- Что же до вас, кузен, - Маркус перевел исполненный презрения взгляд на Николаса, - то, похоже, у вас достанет доблести и геройства, чтобы вскружить Эбигейл голову, смутить ее душевный покой, а потом убраться отсюда восвояси. Оставьте ее в покое, ясно?!

- То, чем я занят в свободное от службы время, - ледяным тоном ответил Николас, приблизившись к Маркусу вплотную, - вас совершенно не должно заботить. Это мое дело. А леди Эбигейл вольна встречаться и проводить часы досуга, с кем пожелает. Это ее дело.

Кузены непременно завершили бы свой спор потасовкой, не вклинься между ними Гарри. Сквайр с укором взглянул сперва на Николаса, а затем на Маркуса.

- Если вы сейчас подеретесь, это ничего не решит, зато после вам обоим не поздоровится, - быстро сказал он и слегка оттеснил Николаса в сторону. - Подумайте, что скажет его светлость, ежели вы разукрасите друг друга синяками. - Он с вызовом и насмешкой взглянул на Маркуса, зная, что тот побаивается своего строгого отца.

Маркус повернулся, чтобы уйти, и напоследок бросил Гарри:

- Не забудьте, сэр оруженосец, что завтра на рассвете мы отправляемся на охоту. Я встану прежде вас, чтобы проверить, все ли подготовлено для похода.

Когда он ушел, Николас передернул плечами и посетовал:

- От него одни неприятности! Что за характер!

- Ты сам во всем виноват, - возразил Гарри. - Надобно было вести себя осторожнее.

- При чем здесь осторожность? Все дело в том, что она его не любит.

- Она сама тебе об этом сказала? - с любопытством спросил Гарри.

- Не то. чтобы сказала... просто... дала понять.

- Ладно, расскажешь по дороге, - Гарри направился к выходу из сада. - Нам ведь вставать до света. Нагнав его, Николас с жаром произнес:

- Знаешь, Эбигейл определенно не хочет выходить замуж за Маркуса и жить в Крайди.

Гарри понимающе кивнул:

- И ты надеешься, что тебе удастся увезти ее в Крондор и сделать своей женой. - В голосе его звучала нотка сарказма.

Николас с вызовом спросил:

- А почему бы и нет?

- Ты сам не хуже меня это знаешь, - устало вздохнув, ответил Гарри. -Твои родители ничего подобного не допустят. Потому что тебе предстоит жениться на принцессе из Ролдема или из Кеша, ну или на худой конец - на дочери какого-нибудь герцога.

Николас, все еще ощущавший вкус поцелуя Эбигейл на своих губах, сердито топнул ногой:

- А я возьму да и откажусь от всех этих невест!

Гарри невесело усмехнулся:

- Но ты не посмеешь воспротивиться воле короля, ведь так?

Николас не знал, что на это ответить. Помолчав, он пожал плечами и спросил:

- Чем же это вы с Маргарет занимались на скамье возле беседки? Когда мы с Маркусом к тебе подошли, ты был сам на себя не похож.

Гарри мучительно покраснел и пробормотал:

- Она... удивительная девушка. Я еще таких не встречал! - Он вздохнул и плутовато улыбнулся, вспомнив о минутах, проведенных наедине с принцессой, и с воодушевлением проговорил: - Знаешь, она перво-наперво меня спросила, как у нас в Крондоре принято целоваться, и потребовала, чтобы я ей это показал. Ну я, конечно же, выполнил эту ее просьбу. А потом, сам понимаешь, слово за слово... - Он смущенно потупился. Николас взглянул на него с изумлением и покачал головой. Мало что на свете могло смутить бойкого Гарри Ладлэнда, и принц просто сгорал от любопытства в ожидании дальнейшего рассказа о его свидании с Маргарет. - Потом она совсем осмелела, - продолжал Гарри, - и... ты не поверишь, Николас, но она спросила меня, доводилось ли мне делить ложе с женщиной!

- Не может быть! - смеясь и стеная воскликнул Николас и помотал головой. - Воля твоя, но я тебе не верю.

- Как тебе угодно, но я нисколько не вру! - заверил его Гарри. - А потом... потом...

- Что же, что было потом?

- Она меня стала расспрашивать, на что это было похоже!

- Неправда!

- Ну, если ты мне не веришь, - обиженно засопел Гарри, - то я не стану тебе больше ни о чем рассказывать.

- Верю, верю, - поспешно произнес Николас. - Говори!

- Ну, и я ей об этом сказал.

- О чем?

- О том, на что это было похоже.

- А она?

- А она подняла меня на смех. Сказала: "Когда вы понаберетесь опыта, сэр оруженосец, я вас с удовольствием выслушаю, а пока вы еще плохо себе представляете, о чем ведете речь". Я от этих ее слов просто опешил. Представляешь, сказать такое мне! - Гарри фыркнул от негодования. Николас еле сдерживал смех, но опасался, что, дав волю своему веселью, кровно обидит Гарри, и тот прервет свой рассказ на самом интересном месте. - И после этого она снова как ни в чем не бывало стала меня целовать, - воодушевленно продолжал Гарри, - и прижиматься ко мне так крепко, что я едва сдерживался... Еще немного, и я бы... Но тут мы услыхали голос Эбигейл. Она кричала: "Сюда идет Маркус"! Маргарет мигом соскочила с моих колен и бросилась прочь из сада. А тут откуда ни возьмись появились вы с Маркусом.

- Невероятно, - сказал Николас. - Вот уж никогда бы не подумал, что кузина Маргарет на такое способна.

- Еще как способна! - хмыкнул Гарри.

- Неужто ты по-прежнему в нее влюблен? - с плохо скрытой насмешкой спросил принц.

- Не знаю, что и сказать. Меня к ней влечет, это правда, но теперь она еще и...

- Что?

- Наводит на меня ужас! - выпалил Гарри.

Николас рассмеялся и понимающе кивнул. Они миновали коридор и, пожелав друг другу спокойной ночи, разошлись по своим комнатам.

Оставшись в одиночестве, принц тотчас же перенесся воспоминаниями в Принцессин сад, к скамье у центрального входа. Он снова видел перед собой широко распахнутые синие глаза Эбигейл, ее густые черные ресницы, ее пленительную улыбку. Он слышал звуки ее голоса и ощущал тепло ее нежного тела у своей груди. Засыпал он с мечтой о том, чтобы хоть мельком увидеть ее завтра поутру, перед предстоявшей им недолгой разлукой.

Глава 6 НАБЕГ

По знаку Мартина все участники охоты остановились посреди поляны.

- Подождите нас здесь, - негромко сказал герцог. - Впереди мне послышался какой-то странный шум. Мы должны выяснить, в чем дело.

Николас и Гарри были рады возможности хоть немного отдохнуть от ходьбы. Они покинули крепость, когда рассвет едва занимался, и проделали немалый путь пешком. Мартин все это время знакомил их, жителей большого города, с многими из неписаных законов и правил, которым подчинялись все, чья жизнь была связана с лесом - путники и егери, следопыты, охотники и эльфы. Юноши успели уже порядком утомиться, но до берега реки Крайди, где отряду предстояло охотиться, оставалось еще полдня пути. А между тем Мартин пока ни словом не обмолвился о привале. Герцог кивнул сыну, и оба они совершенно бесшумно вошли в чащу и мгновенно исчезли из вида. Казалось, они просто растворились в ветвях, мгновенно обратившись в бесплотных лесных духов.

- Вот это да! - восхищенно прошептал Николае. - Как же им такое удается?

Мастер егерь Гаррет с улыбкой ответил ему:

- Вашего дядю Мартина научили этому эльфы. Он часто у них бывал, когда еще мальчишкой жил в Сильбанском аббатстве. Он и до сих пор с ними дружен. Маркусу и мне очень повезло: его светлость передал нам все свои уменья.

Накор небрежно махнул рукой в сторону леса:

- За нами оттуда кто-то следит.

Гуда, положив ладонь на рукоятку своего меча, согласно кивнул:

- Уже около получаса.

В голосе его однако не слышалось волнения или тревоги. Николас оглянулся по сторонам. Гарри удивленно поднял брови.

- Но ведь кроме нас поблизости никого нет.

- Ошибаешься, - задорно и насмешливо произнес юношеский голос с левой стороны поляны. Из леса к ним вышел высокий молодой мужчина. Двигался он с такой же легкостью и грацией и так же бесшумно, как Мартин с Маркусом. - И вовсе не полчаса, а никак не меньше часа, - добавил он.

Одежда незнакомца состояла из зеленой кожаной куртки без рукавов и коричневых охотничьих штанов из мягкой замши. Его светлые волосы, отливавшие на солнце золотистым блеском, достигали плеч, но у висков они были острижены довольно коротко и открывали уши - без мочек, как у эльфов, но с округлой верхней частью, как у людей. Большие светло-голубые глаза юноши казались почти прозрачными. В скупых, отточенных движениях его сухощавого тела чувствовалась недюжинная сила.

Оглядев цепким, внимательным взглядом всех охотников одного за другим, молодой человек светло улыбнулся:

- Мы решили немного подшутить над Мартином.

- Мы? - переспросил Николас.

Юноша махнул рукой, и из чащи на поляну вышли трое его спутников.

- Эльфы! - выдохнул Николас.

Незнакомец кивнул и представился:

- А я - Калис.

Один из эльфов настороженно повернул голову в ту сторону, откуда спустя мгновение вышли герцог с сыном.

- Неужто же вы надеялись, что мы весь остаток дня будем идти по вашему ложному следу? - усмехнулся Маркус.

Тем временем Мартин поднял руку и приветствовал эльфов улыбкой. Они отвечали ему столь же сдержанными жестами.

Гаррет прошептал, обращаясь к Николасу и остальным:

- Они, ежели хотят, умеют обходиться без слов и прекрасно друг друга понимают.

- А это, - сказал герцог, указывая на Николаса, - мой племянник из Крондора, сын Аруты принц Николас, и его приятели - Гарри Ладлэнд, исалани Накор и кешианец Гуда Буле.

- Рад познакомиться со всеми вами, - улыбнулся Калис. - Милости просим к нам в Эльвандар.

Мартин покачал головой:

- Благодарю тебя, друг, но мы направлялись вовсе не в Священный лес. Я просто решил развлечь гостей охотой. Гаррет вернулся в крепость вчера поутру и сказал мне, что встретил вас к югу от реки, вот я и привел своих спутников сюда, чтобы их с тобой познакомить. Возможно, когда-нибудь после я возьму Николаса с собой в Эльвандар, воспользовавшись твоим любезным приглашением.

- И меня, - вставил Накор.

Калис задорно улыбнулся коротышке и откинул волосы со лба. Николасу, который все это время внимательно приглядывался к юноше эльфу, казалось странным, что он выглядит и говорит совсем как человек.

Мартин бросил хмурый, сердитый взгляд на исалани, и тот извиняющимся тоном пробормотал:

- Я очень хотел бы поговорить с кем-нибудь из эльфийских заклинателей. - Калис и Мартин удивленно переглянулись, Накор же как ни в чем не бывало продолжал: - Мне довелось слыхать о них немало любопытного.

- Ты ведь тоже волшебник? - спросил Калис.

- Ничего подобного, - улыбнулся исалани. - Я просто бродяга в бездельник. Но мне известно многое, а еще я горазд на всякие фокусы.

- Откуда же ты знаешь о наших заклинателях?

Накор пожал плечами:

- Я привык всегда держать ухо востро и не зевать по сторонам, как некоторые. Помалкивая да прислушиваясь ко всякому слову, можно о многом проведать. - Он сунул руку в свой мешок и спросил: - Апельсин хотите?

Калис кивнул. Исалани угостил редкостными фруктами его и эльфов, а также всех своих спутников.

- Благодарю тебя, Накор, - с легким поклоном сказал Калис. - Мне давно уже не доводилось лакомиться апельсинами. В последний раз я их ел несколько месяцев назад в Крайди.

Трое эльфов с наслаждением вгрызались в сочные плоды. Они выразили свою благодарность Накору короткими энергичными кивками.

- Чего я никак не могу уразуметь, - задумчиво пробормотал Гарри, - так это того, как в твоем маленьком мешке уместилась такая уйма апельсинов.

Накор открыл было рот, но Николас не дал ему заговорить.

- Знаю, знаю! - смеясь, сказал он. - Ты станешь нас уверять, что это просто очередной твой фокус!

- Вот именно, - сморщенное личико исалани расплылось в улыбке. - Может, когда-нибудь я тебе объясню, в чем тут дело.

- А мне вот не дает покоя вопрос, - сказал Мартин, обращаясь к Калису и его спутникам, - почему это королева отправила вас к югу от реки?

Калис неопределенно пожал плечами:

- Ее величество считает, что дисциплина в наших дозорных отрядах оставляет желать лучшего. Мы успели привыкнуть к миру и покою и утратили должную бдительность.

- В чем же все-таки дело? - мгновенно насторожившись, спросил Мартин. - Случилось что-нибудь из ряда вон выходящее?

- На первый взгляд вроде бы ничего особенного, - ответил Калис, склонив голову набок. - Стая моррелов несколько месяцев назад переправилась через реку к востоку от наших границ. Они спешили на юг, но поскольку у них хватило ума и осторожности не приближаться к нашим владениям, мы их не тронули. - Николас был наслышан о жестоких и свирепых моррелах, состоявших в отдаленном родстве с эльфами. Люди называли их сообщество Братством Темной Тропы. Последнее из их вооруженных выступлений завершилось битвой при Сетаноне. - А еще Тэйтар и другие наши заклинатели говорят о новом движении темных сил, отголоски которого им удалось уловить. Они при этом уверяют, что во всем этом нет явной угрозы для нас и наших лесов. Но королева решила, что нам все же следует держаться начеку. Поэтому мы увеличили количество дозорных отрядов и наметили для них новые, более дальние маршруты.

- Что-нибудь еще? - допытывался Мартин.

- Странное происшествие около вашей новой крепости в Бэйране, - ответил Калис. - Несколько недель тому назад кто-то причалил к берегу в устье реки Содина. Мы обнаружили на песке следы человеческих ног и днища баркаса.

Брови Мартина медленно поползли вверх:

- Кому бы это понадобилось выходить там на берег? Бандиты не отважились бы высадиться в такой близости от гарнизона, торговцам же и путникам там попросту нечего делать.

- Разведчики? - предположил Маркус.

- Но кто их мог туда послать? - недоумевал Николас.

Мартин пожал плечами:

- На севере у нас нет других соседей, кроме гоблинов и моррелов, но те совсем присмирели после Сетанона.

- Я бы этого не сказал, - возразил Калис. - У нас с ними вышло несколько стычек к северу от границ Эльвандара.

- И ты полагаешь, что они готовятся к новому вторжению? - нахмурился Маркус.

Калис задумчиво покачал головой:

- Похоже, что это всего лишь отдельные вылазки небольших отрядов. Отец считает, что они снова покидают свои жилища, спасаясь от голода, вызванного неурожаем, или от клановых войн. Он послал предупредить гномов Каменной Горы, что у них скоро могут появиться беспокойные соседи.

Николас лишь теперь догадался, что их юным собеседником был не кто иной как сын Томаса, легендарного воителя, героя Войны Врат, и внук Мегара и Магьи.

Мартин одобрительно кивнул и добавил:

- А нам надлежит незамедлительно известить Долгана о том, что они могут пожаловать и в Серые Башни. Со времени их переселения, вызванного Великой Войной, прошло уже три десятка лет. Моррелы по всей вероятности решили вернуться в свои покинутые жилища.

- Тем более, - вставил Гаррет, - что для них, как и для наших друзей эльфов, это совсем недолгий срок.

Маркус с тревогой взглянул на отца:

- Не хватало еще, чтобы темные братья снова наводнили Зеленое Сердце и подступы к Серым Башням. Это сулит нам столько бед и напастей!

- Нам следует поставить в известность об их перемещениях командующего йонрильским гарнизоном, - вздохнул Мартин. - Ведь если моррелы вернутся в Зеленое Сердце, то охрана всех пеших и конных караванов, следующих из Карса в Крайди, должна быть значительно усилена.

Маркус огляделся по сторонам:

- Не пора ли нам позаботиться о ночлеге, отец? Солнце-то ведь уже садится.

- Калис, вы, надеюсь, к нам присоединитесь? - спросил герцог.

Калис взглянул на небо, по которому медленно проплывали облака, окрашенные лучами заходившего солнца в нежно-розовый цвет, а потом перевел взгляд на эльфов. По всей вероятности, он получил от них утвердительный ответ на свой безмолвный вопрос, хотя Николас, внимательно следивший за этим странным диалогом, поручился бы за то, что никто из них не сделал ни одного движения или жеста.

- Мы с радостью и благодарностью примем ваше предложение, - сказал сын Томаса.

Мартин повернулся к Николасу и Гарри:

- Вам надо не мешкая собрать как можно больше хвороста для костра. Мы заночуем на этой поляне.

Николас и Гарри растерянно переглянулись. Им еще не доводилось собирать хворост, и они понятия не имели, как это делается, однако они не стали выяснять это у Мартина и остальных, чтобы вопросами своими в очередной раз не поставить себя в глупое положение, а молча углубились в лес. На земле меж стволами во множестве валялись сухие ветки, а кое-где виднелись даже поваленные деревья с толстыми сучьями. Николас ухватился было за длинный и гладкий сук, но у него не хватило сил ни отломить его, ни сдвинуть с места могучий ствол. Внезапно кто-то тронул его за плечо. Николас резко обернулся, едва не вскрикнув от испуга. Рядом с ним стоял Маркус с маленьким острым топориком в руке.

- Возьмите, сэр. С ним вам будет гораздо сподручнее расправляться с толстыми ветками. - Он протянул другой такой же топорик Гарри и торопливо зашагал к поляне.

Николас, уязвленный насмешкой, звучавшей в голосе кузена, сердито посмотрел ему вслед. Он чувствовал себя на редкость глупо и неловко.

- Знаешь, Гарри, порой я так его ненавижу... Просто шею бы ему свернул!

Гарри, деловито обрубавший ветки с одного из стволов, прервал свое занятие и пожал плечами:

- Да и он, как мне кажется, тоже не питает к тебе приязни.

- Вот возьму и вернусь в Крондор с Амосом Трас-ком. И Эбигейл заберу с собой!

Гарри звонко расхохотался:

- Чего бы я только не отдал, чтоб сделаться на время маленькой мушкой, влететь в кабинет его высочества принца Аруты и услыхать, что он тебе скажет, когда ты ему станешь объяснять причины такого своего поступка!

Николас насупился и ничего ему на это не ответил. Он склонился над упавшим деревом и принялся рубить самый толстый сук. Когда хвороста набралось столько, что они едва смогли поднять свои вязанки, оруженосцы, сгибаясь под их тяжестью, побрели к поляне. Мартин уже развел маленький костерок из сухого мха, тонких прутьев и древесной коры. Он одобрительно улыбнулся юношам и велел им сложить часть принесенных веток над огнем.

- Принесите еще три-четыре раза по столько, и у нас достанет хвороста на всю ночь. А потом можете располагаться на отдых.

Николас и Гарри, взмокшие от усилий, выпачканные в земле, голодные, с болезненными мозолями на ладонях и ступнях, с трудом подавляя тягостные стоны, вновь направились к лесу.

Часовой высунулся из окошка башни и стал вглядываться в темную даль. Занимаемый им сторожевой пост на маяке Лонгпойнт считался едва ли не важнейшим во всем герцогстве Крайди, наиболее уязвимом для вторжения именно со стороны моря. Печальное подтверждение этому было получено во время Войны Врат, когда отряд цурани численностью не более трех десятков человек, высадившись однажды ночью близ маяка, сжег едва ли не половину городских построек.

В водах гавани явно происходило какое-то движение. Воин напряг зрение и тихо вскрикнул: к берегу приближалось шесть плоскодонок с дюжиной гребцов на каждой. Еще по десятку людей стояли в лодках с оружием наготове.

Городу угрожала страшная опасность. Следовало немедленно поднять тревогу. Для подобных случаев часового имелся запад легковоспламеняющегося порошка, который изготовил в свое время старый Кулган, придворный чародей герцога Боуррика. Всего лишь горсти этого черно-серого порошка, брошенной в огонь, что всегда в ночную пору тлел на маяке, было достаточно, чтобы оранжевое пламя окрасилось в багровый цвет и взметнулось столбом до самой крыши. По этому знаку дозорные на башнях крепости оповестят о беде гарнизон, насчитывавший тысячу солдат. Часовому же надлежало ухватиться за язык большого колокола, привешенного к потолочной балке, и бить в набат, чтобы разбудить горожан. Но стоило ему повернуться к ящику с порошком, как из-за другого окошка высунулась чья-то рука и ловким, точным движением метнула вперед тонкую веревку с грузом на конце. Веревка обвилась вокруг горла часового. Рука резко за нее рванула, и воин с хриплым стоном повалился на пол. Шея его была сломана.

Нападавший, который несколько минут удерживался на вершине башни, упираясь ногами в небольшой каменный выступ под окном, и выжидал удобной минуты, чтобы умертвить дозорного, оттолкнулся от своей опоры, перекинул тело через подоконник, спрыгнул на пол и отцепил от башмаков загнутые железные крючья, с помощью которых он, точно насекомое, взобрался на отвесную стену маяка. Не взглянув на обмякшее тело убитого им часового, он бросился вниз по винтовой лестнице и мимоходом заколол еще двоих воинов, которые встретились ему на пути. На Лонгпойнте ночами дежурили трое дозорных, а трое других несли вахту у подножия маяка, в небольшой бревенчатой хижине. Убийца открыл дверцу этой сторожки, удостоверился, что крайдийские часовые мертвы, и оглянулся в сторону каменной насыпи, что тянулась от башни к берегу. В тусклом свете маяка он различил две темные фигуры своих сообщников. Он быстро их нагнал, и все они зашагали к городу. Через мгновение их поглотила ночная мгла. Ничто не нарушало тишины, царившей на Лонгпойнте и вокруг него. За шестью длинными лодками, которые дозорному на башне удалось разглядеть в последнюю минуту своей жизни, следовала еще дюжина точно таких же судов. Гребцы плавно и беззвучно опускали весла в воду, и с каждым их взмахом лодки подходили ближе и ближе к берегу. Все происходило именно так, как и было намечено.

Трое убийц между тем вышли к портовым постройкам. У берега покачивались на волнах несколько небольших суденышек. Их экипажи мирно дремали в трюмах, вахтенные матросы позевывали на шканцах, не чуя беды. Дверь одного из ближайших к берегу трактиров отворилась, и хозяин вытолкнул из нее засидевшегося посетителя-пьянчугу. Не успел поздний гость сделать и пары шагов по тротуару своими заплетавшимися ногами, как в бок ему вонзился нож одного из налетчиков. Другой тем временем разделался с хозяином. Третий заглянул в распахнутую дверь трактира и метнул нож в хозяйку, которая ожидала мужа, прислонившись к стойке. Толстуха упала наземь, обливаясь кровью, и испустила дух, так и не успев понять, что произошло.

Им хотелось теперь же поджечь причал и корабли, стоявшие на якорях, перебить здесь всех, кто попадется под руку, но с этим следовало подождать. Огонь и шум подняли бы на ноги замковый гарнизон, а это преградило бы нападавшим доступ в крепость.

Проходя вдоль причала, наемные убийцы заметили какое-то движение на корме одного из ближайших судов. Один из них тотчас же приготовился метнуть свой нож в столь некстати пробудившегося вахтенного матроса, но из-за борта выглянул не часовой, а один из их товарищей, одетый, как и они, во все черное. Он махнул им рукой, давая понять, что команда этого судна перебита до последнего человека, и взобрался на поручни борта. Еще мгновение, и он гигантским прыжком преодолел расстояние между судном и причалом и подбежал к сообщникам. Все вместе они стремительно зашагали вдоль берега туда, где как раз причаливали плоскодонные лодки. За высадкой экипажей на берег наблюдали еще двое профессиональных убийц в черных одеждах. Они ни словом не обменялись с вооруженными бандитами, приплывшими к берегу в плоскодонках, и подчеркнуто их избегали. То были бродяги без роду и племени, отщепенцы, способные лишь на грабежи, насилие и кровавые расправы над заведомо слабым противником. Все это они проделывали с такой кровожадной радостью и так по-любительски примитивно и грубо, что шестеро мастеров в черном, обученные всем тонкостям своего ремесла и гордившиеся этим, не могли их не презирать.

Но даже эти шестеро с почтительным страхом отступили в сторону, когда из последней лодки на берег сошел высокий человек в длинном темном плаще с капюшоном, закрывавшим голову и лицо. Он молча указал рукой в сторону замка, и они заспешили к дороге, что вела через город к воротам крепости. Им предстояло устранить часовых и отворить ворота для нападавших.

Человек в плаще коротким кивком подозвал к себе небольшую группу наемников. Он еще прежде отобрал их для того, чтобы первыми отправить в крепость. Они казались ему наиболее надежными и дисциплинированными среди этого разнузданного сброда. Такие станут слушаться приказов и не позволят низменным инстинктам взять верх над разумом. По крайней мере в первые, самые ответственные минуты сражения. Но он все же счел не лишним снова повторить им задание.

- Не забывайтесь, не вздумайте действовать по собственному разумению. Помните, что вам надлежит делать. Если кто-то из вас нарушит мои распоряжения, я вырежу у него печень и съем ее прежде, чем он испустит дух. - В подтверждение своих слов он улыбнулся зловещей, кровожадной улыбкой, обнажившей длинные желтоватые зубы с заостренными концами - явное свидетельство того, что человек этот принадлежал к числу скашаканских каннибалов, и даже самые бесстрашные из бандитов невольно попятились, ибо поняли, что с его стороны это отнюдь не пустая угроза. Людоед снял с головы капюшон и взглянул в сторону залива, откуда к берегу приближалось множество лодок с более чем тремя сотнями головорезов. Череп его, туго обтянутый кожей, был начисто лишен растительности. Его покрывал затейливый синевато-пурпурный узор татуировок, тянувшийся до самой шеи. Надбровные дуги и нижняя челюсть уродливо выдавались вперед, а золотые амулеты оттягивали проколотые мочки ушей едва ли не до плеч. Золотое кольцо было вдето и в длинный хрящеватый нос. Он снова перевел немигающий взгляд своих холодных голубых глаз на тех бандитов, что стояли перед ним. Следовало еще раз убедиться, что они в точности выполнят задание. Тем же, кто высадится на берег последними, можно будет вести себя вольнее и не соблюдать тишины.

Один из предводителей наемных разбойников почтительно приблизился к нему и доложил:

- Капитан, все люди на своих местах. Прикажете им начинать?

Людоед кивнул и обратился к передовому отряду:

- Ступайте. Ворота будут отворены. Держитесь до подхода остальных.

Он повернулся к подошедшему и негромко спросил:

- Все ли уяснили себе смысл моих приказаний?

- Ну конечно же! Ведь приказ предельно прост: убивать старых и недужных, а также малых детей, которые не вынесут тягот пути. Молодых же и здоровых вязать и тащить на наши суда.

- А насчет девчонок ты их предупредил?

- Им это не по нраву, капитан! - покачал головой его собеседник. - Они говорят, что привыкли по завершении дела забавляться с захваченными в плен девицами. Многие считают это едва ли не лучшей наградой за свои труды. - Он сдержанно усмехнулся.

Каннибал схватил его за ворот камзола и притянул к себе вплотную. Обдавая его своим зловонным дыханием, он яростно прошипел:

- Вазариус, только посмей у меня ослушаться приказа! Ты хорошо знаешь, что за этим последует!

Предводитель бандитов изменился в лице и молча кивнул., Капитан разжал руку, и Вазариус проворно отбежал в сторону, туда, где поодаль от остальных стояли шестеро мускулистых воинов в легких кожаных доспехах. Ноги всех шестерых были обуты в сандалии, плетенные из кожаных ремешков, лица их скрывали черные маски. Казалось, что их телам, покрытым бронзовым загаром, нипочем сырой и холодный ветер, тянувший со стороны моря. Ужас, который наводили на всех эти наемники дурбинских работорговцев, едва ли не превосходил даже ту кровавую славу, что снискали себе головорезы капитана Рендера.

Рендер взглянул на Вазариуса с презрительной усмешкой и процедил:

- Я ведь догадываюсь, кто внушил им такие мысли. Ты слишком жаден до женской плоти, чтобы стать преуспевающим работорговцем, квегианец. Ум твой затуманивает жажда любовных утех. Но запомни следующее: если хоть одна из девчонок будет обесчещена, я убью не только насильника, но и тебя вместе с ним. Надеюсь, мысль об этом простудит твой пыл. - Он улыбнулся еще шире, снова обнажив свои длинные острые зубы. - Имей немного терпения. На свою долю прибыли ты купишь в Кеше дюжину молодых и красивых невольниц и всласть с ними натешишься.

Вазариус счел за благо промолчать. Капитан махнул в его сторону рукой, давая понять, что их разговор окончен, и повернулся к бандитам, которые ждали его приказаний. Они негромко переговаривались между собой, но стоило ему сделать нетерпеливый жест, как все тотчас же смолкли и, как и их предводитель, принялись напряженно прислушиваться в ожидании сигнала о начале штурма. Тишину, объявшую город, крепость и порт, внезапно разорвали резкие крики со стороны замка. По знаку Рендера головорезы сорвались с места и с оглушительными воплями помчались к городу. Через несколько мгновений над зданиями, примыкавшими к порту, поднялись столбы дыма.

Пират скрестил руки на груди и издал довольный смешок. Он знал, что не пройдет и часа, как в мирном, благополучном Крайди будет уничтожено все живое, а строения превратятся в груду пепла и обгоревших головней. Он пребывал в своей стихии и походил сейчас на придворного мастера церемоний, с гордой радостью оглядывающего бальный зал, где проходит пышный и веселый праздник, организованный его стараниями. Но Рендер недолго довольствовался ролью стороннего наблюдателя. Через минуту он выхватил меч из ножен и с пронзительным криком бросился вслед за головорезами, чтобы принять самое активное участие в грабежах, поджогах и убийствах.

Бриана открыла глаза и с тревогой прислушалась к странному шуму, доносившемуся откуда-то снаружи. Уроженка Арменгара, города, который на протяжении всей своей истории воевал с соседями, она с юных лет привыкла днем и ночью держать оружие наготове и в случае надобности вставать в ряды защитников отечества. Шум мог означать что угодно - к примеру, неожиданное возвращение с охоты Мартина с сопровождающими, но инстинкт воительницы безошибочно подсказал герцогине, что в крепости творится неладное. Движения ее были отточены и грациозны, а мускулы, несмотря на то, что в минувшее солнцестояние ей исполнилось пятьдесят, не утратили прежней силы. Она легко соскочила с постели и вынула тяжелый меч из ножен, висевших над туалетным столиком.

Из коридора послышался чей-то сдавленный крик, и Бриана, не успев даже одеться, в одной ночной сорочке, с разметавшимися по плечам русыми с сединой волосами, бросилась к выходу из своих покоев. Стоило ей приблизиться к двери в коридор, как та с треском распахнулась. Бриана отступила в сторону и воздела меч над головой. Перед ней стоял незнакомец с кривой саблей в руке. Откуда-то издали донесся грубый мужской голое, выкрикивавший команды. Со двора слышался шум битвы. Бриана не могла разглядеть лица и одежды стоявшего в дверном проеме мужчины: другой, находившийся позади него, держал в поднятой руке фонарь, и в свете его лучей ей был виден лишь темный силуэт вооруженного разбойника, но она не сомневалась, что сумеет его одолеть, если тот обратит против нее свою саблю. Герцогиня не решилась напасть на него первой, ибо не знала наверняка, что последует за этим вторжением.

Темная фигура двинулась вперед и обрела вполне отчетливые очертания. Плотный, низкорослый разбойник с резкими чертами лица и коротко остриженными светлыми волосами, с голубыми глазами, в которых горели безумие и жестокость, широко осклабился при виде пожилой матроны с мечом в руке и полушутя пожаловался своему приятелю:

- Всего лишь старая бабка. За такую нигде и гроша ломаного не получишь. Придется ее прикончить. - С этими словами он взмахнул саблей, но Бриана к полной его неожиданности стремительно подалась в сторону, отбила его удар и молниеносно нанесла ответный, ставший для бандита смертельным. Он медленно осел на пол, обагряя егокровью, которая обильно лилась из глубокой раны в животе.

- Эй, сюда! Она убила Коротышку Харольда! - истошно завопил разбойник, державший фонарь. В покои тотчас же ворвались еще трое. Бриана отступила к стене, вглядываясь в того из них, что держался в центре, но в то же время не упуская из вида и других. Она знала, что основной атаки ей следует ожидать как раз с флангов и что тот из нападавших, что стоял посередине, станет главным образом защищаться и совершать обманные выпады. Она готовилась к бою, всей душой уповая на то, что ее противникам, по виду настоящим бродягам, навряд ли прежде доводилось вести втроем подобные сражения и что они станут скорее мешать друг другу, чем действовать слаженно. Ожидания ее вскоре полностью оправдались.

Тот из бандитов, что держался в центре, выбросил вперед руку с мечом и тотчас же прыгнул в сторону. Тем временем слева, где ей было трудней всего держать оборону, на нее надвигался другой - высокий и плечистый разбойник с мечом, занесенным над головой для сокрушительного удара. Бриана поднырнула под его руку и пронзила могучую грудь нападавшего острием меча. Ноги разбойника подкосились, но герцогиня, не дав ему упасть, ухватилась за его поясной ремень и метнула грузное обмякшее тело вправо, туда, откуда ожидала очередной атаки.

В следующее мгновение она умертвила бандита, стоявшего напротив нее. Он никак не ожидал ее удара, будучи уверен, что двое других расправятся с ней без его помощи. Клинок меча Брианы рассек его горло, и он бездыханным рухнул на пол, не успев даже вскрикнуть. Из широкой раны на его шее с бульканьем полилась кровь. Третьего из нападавших удар меча герцогини обезглавил в тот момент, когда он попытался высвободить ногу из-под трупа своего товарища. Пол в комнате стал скользким от крови.

Бриана наклонилась над последним из убитых головорезов и вынула длинный кинжал из ножен на его поясе. У нее не было времени на то, чтобы снять свой собственный боевой нож со стены в спальне. Разбойник с фонарем ожидал своих товарищей в коридоре. Он стоял, прислонившись к стене и недоумевая, почему это они втроем так долго возятся с какой-то старухой. Посреди этих размышлений он был убит ударом кинжала в сердце и медленно осел на пол с выражением крайнего изумления на грубом лице.

Фонарь выпал из руки разбойника, ударился о каменный пол и погас, но к удивлению Брианы коридор по-прежнему был освещен каким-то тусклым, колеблющимся светом, который лился из дальнего его конца. Лишь когда оттуда потянуло дымом, герцогиня догадалась, что в замке пожар. Но в этот момент до нее донесся пронзительный женский крик, и она бросилась в другую сторону, туда, где находилась спальня Маргарет.

Шлепая босыми ногами по каменным плитам пола, герцогиня Крайдийская бежала на помощь к дочери. Дверь в покои принцессы оказалась отворена. У входа в комнату Бриана увидела Эбигейл в разорванной до пояса и спадавшей с плеч ночной рубахе. Девушка смотрела прямо перед собой расширившимися от ужаса глазами. У ног ее лежал один из бандитов с перерезанным горлом. Другой, раненный в плечо, теснил Маргарет, оборонявшуюся от него кинжалом с длинным и узким лезвием. Принцесса вскинула глаза на мать в тот момент, когда та ударила нападавшего сзади в шею своим мечом. Он покачнулся и в следующее мгновение распластался на полу. Маргарет выхватила кинжал из руки убитого и протянула его Эбигейл.

Компаньонка коснулась рукоятки оружия своими дрожащими пальцами и тотчас же в страхе отдернула руку и попыталась стянуть на груди разорванную рубаху.

- Проклятье! - крикнула ей Маргарет. - Ты, видно, совсем свихнулась от страха! Нашла время скромничать! Позаботься лучше о своей жизни, если она тебе дорога!

Эбигейл покорно взяла у нее кинжал. Рубаха снова соскользнула с ее покатых плеч, обнажив всю верхнюю часть туловища. Девушка прикрыла груди левой рукой, всхлипнула и опустила голову. Принцесса окинула ее презрительно-насмешливым взглядом и повернулась к матери.

Бриана кивнула в сторону коридора:

- Они не смогли бы проникнуть сюда, не перебив всех наших воинов на нижних этажах. Нам надо бежать в башню и там обороняться до подхода солдат из гарнизона. Это единственная возможность остаться в живых.

Герцогиня и обе девушки выбежали в коридор и, свернув за угол, бросились к винтовой лестнице, что вела на башню. Но внезапно навстречу им выскочили шестеро бандитов, поднявшиеся с нижнего этажа. Путь в спасительное укрытие был отрезан. Бриана резко остановилась и обернулась к девушкам.

- Бегите в свою спальню и забаррикадируйте дверь!

Маргарет упрямо помотала головой. Но девушки не смогли бы повиноваться герцогине, если б даже захотели: позади них послышался топот множества ног.

- Поздно! - в отчаянии вскрикнула Эбигейл. - О боги, сжальтесь над нами!

- В таком случае постараемся уничтожить как можно больше этих негодяев, прежде чем они нас убьют, - негромко, бесстрастно произнесла Бриана.

Маргарет подтолкнула Эбигейл в левую сторону:

- Они станут атаковать меня с незащищенной стороны, понимаешь? - Эбигейл взглянула на нее с недоумением, и принцесса пояснила: - Эти чудовища постараются подойти ко мне слева. Не беспокойся о том, что делается справа, этим займусь я, но рази кинжалом все, что станет двигаться по левую руку от тебя.

Девушка испуганно кивнула и выставила вперед руку с зажатым в ней кинжалом. Она держала его так крепко, что костяшки ее пальцев побелели от напряжения. Другой рукой Эбигейл продолжала стягивать ворот разорванной рубахи.

С обеих сторон к ним медленно, вразвалку приближались разбойники. Остановившись на расстоянии нескольких шагов от женщин, те из них, что подошли из дальнего конца коридора, расступились в стороны. Трое высоких, плечистых головорезов в черных масках и легких кожаный доспехах выступили вперед. Рядом с ними остановился сухощавый разбойник в черных одеждах. Внимательно оглядев женщин, он резким, скрипучим голосом скомандовал:

- Старуху убить, девчонок невредимыми доставить в гавань.

Один из верзил в масках мгновенно вынул из-за пояса свернутый черный кожаный бич и взмахнул рукой. Со свистом рассекая воздух, бич обвился вокруг правой руки Маргарет. Она инстинктивно сделала круговое движение запястьем и выбросила руку вперед. Но подобная тактика защиты несомненно помогла бы ей отвести от себя лишь удар привычного для нее оружия - меча, шпаги или рапиры, и оказалась совершенно бесполезной в противостоянии бичу наемника работорговцев. Кожаная лента сдавила ее руку, и Маргарет вскрикнула от боли и отчаяния. Разбойник в маске потянул за рукоять бича, и принцесса сперва упала на колени, а затем распласталась на полу.

Бриана резко обернулась на крик дочери и увидела, как огромный бандит в маске с кровожадной ухмылкой тащил ее по каменному полу коридора на тонком кожаном ремне. Эбигейл, обезумев от страха, прижалась спиной к стене и глядела вслед принцессе. Бриана бросилась к дочери, чтобы перерезать бич и освободить ее.

Маргарет перевернулась на спину и крикнула Эбигейл:

- Чего же ты ждешь?! Быстро разрежь эту проклятую веревку! Не мешкай!

Но компаньонка, парализованная ужасом, не двинулась с места. Принцесса перевела взгляд на мать, и из груди ее вырвался горестный вопль: удар меча одного из разбойников настиг герцогиню сзади. Глаза Брианы расширились, она остановилась и покачнулась, не выпустив из рук меча.

- Эбби! Перережь веревку! - взвизгнула Маргарет. Но Эбигейл, как и прежде, осталась недвижима. Она зажмурилась и еще плотнее прижалась к стене, словно надеясь втиснуться в ее толщу.

- Мама! - крикнула принцесса, заливаясь слезами. Ноги герцогини подкосились. Она упала на колени. Сзади к ней подскочил один из бандитов. Он занес над умиравшей кривую саблю, а свободной рукой ухватил ее за волосы и оттянул голову назад, чтобы одним движением перерезать ей горло. Бриана с хриплым стоном подняла руку с мечом и вонзила его острие в шею нападавшему. Тот выронил саблю, согнулся пополам и прижал руки к горлу, откуда фонтаном брызнула кровь, мгновенно обагрившая его ноги и лицо герцогини.

Тот из разбойников, кто нанес Бриане первый удар, снова подбежал к ней, оттолкнул умиравшего товарища и насквозь проткнул тело герцогини длинным кинжалом. В этот момент чьи-то руки стали выкручивать запястье Маргарет, чтобы та разжала пальцы, сомкнутые вокруг рукоятки меча.

- Мама! Не умирай! Не оставляй нас одних! - рыдала принцесса. Она видела сквозь застилавшие глаза слезы, как Бриана упала на каменный пол лицом вниз. Герцогиня больше не шевельнулась и не издала ни звука. Из спины ее торчала рукоятка кинжала. Она была мертва.

Один из бандитов подбежал к Эбигейл и грубо рванул прядь ее волос вверх. Девушка принуждена была подняться на цыпочки. Вскрикнув от боли и ужаса, она разжала пальцы обеих рук. Кинжал упал, звякнув о каменный пол, а рубаха вновь спустилась с плеч девушки и оголила всю верхнюю часть ее тела.

Разбойники при виде ее обнаженной груди разразились хохотом и улюлюканьем. Некоторые принялись отпускать непристойные шутки. Один из них, косматый увалень в холщовых штанах и короткой тунике, перешагнул через тело герцогини и протянул руку к Эбигейл.

- Только тронь ее, и ты - покойник. Вспомни-ка, что говорил Рендер, - сказал ему плечистый работорговец, и бандит отступил, бормоча ругательства.

Двое из нападавших пинками и затрещинами принудили Маргарет подняться на ноги несмотря на ее неистовые вопли и отчаянное сопротивление. Они связали ее запястья тонкой и прочной бечевкой, чтобы не дать ей возможности впиться ногтями в их лица, и спутали щиколотки кожаным ремнем. Лишь после этого принцесса перестала лягаться. Работорговец, который свалил ее с ног с помощью бича, подошел к принцессе и велел двоим своим подручным поднять ее руки кверху и крепко их держать. Маргарет пришлось, как до этого Эбигейл, встать на цыпочки. Теперь она была полностью лишена возможности сопротивляться разбойникам. Между тем торговец невольниками неторопливым, рассчитанным движением разорвал ее рубаху до пояса. Принцесса, выкрикнув ругательство, плюнула ему в лицо, но тот никак на это не отреагировал: плевок попал в его черную маску. Он спокойно и деловито довершил начатое, снова рванув тонкую ткань сорочки обеими руками. Сорочка упала к ногам Маргарет, и девушка обнаженной предстала перед алчными взорами разбойников. Работорговец в отличие от остальных бандитов смотрел на нее без вожделения, но так пристально и изучающе, что Маргарет в смятении опустила глаза. Он протянул руку и потрогал ее маленькие, упругие груди, провел ладонью по животу, ощупал бедра и скомандовал:

- Поверните ее ко мне спиной!

Подручные повиновались, и наемник тщательно, пядь за пядью исследовал рукой тело принцессы - сперва шею и плечи, затем спину, ягодицы и ноги. Он прикасался к ее коже совершенно бесстрастно, и взгляд его при этом не туманился вожделением, а оставался как прежде холодным и цепким. Так барышник ощупывает лошадей на конской ярмарке. Еще раз сжав рукой ягодицу принцессы, работорговец удовлетворенно кивнул и обратился к стоявшим поблизости разбойникам:

- Эта хоть и не красавица, но зато тело у нее здоровое и крепкое, как сталь. Сильные и выносливые женщины тоже в большой цене на невольничьих рынках; Некоторые покупают их для работы в поле и ухода за скотиной, а кое-кто заставляет таких биться между собой на аренах.

Он оглянулся, и по его знаку бандит, что держал Эбигейл за волосы, разорвал надвое и швырнул на пол сорочку девушки. Она, как до этого Маргарет, обнаженной предстала перед налетчиками. Бандиты вновь принялись хохотать и улюлюкать. Некоторые из них вслух сожалели о том, что им нельзя вволю потешиться с ней прямо сейчас.

Работорговец сурово сдвинул брови, и разбойники смолкли. Он оглядел Эбигейл с головы до ног и, не приближаясь к ней, широко осклабился.

- Зато эта - просто редкостная красотка. За нее можно будет выручить двадцать пять тысяч золотых экю, а если она к тому же еще и невинна, то все пятьдесят.

Цифра эта произвела на бандитов ошеломляющее впечатление. Один или два присвистнули от удивления, остальные пожимали плечами и растерянно переглядывались между собой. Никому из них и во сне не снилось такое несметное богатство.

- Быстро закутайте обеих девчонок в тряпье, - распорядился торговец невольниками. - И берегите их как зеницу ока. Если на их коже появятся новые синяки или царапины, тот, кто окажется в этом повинен, ответит мне головой.

Его собратья по ремеслу тотчас же вынули из своих заплечных мешков два длинных балахона без рукавов с завязками у ворота. Ими можно было укрыть тела пленников, не снимая путы с их запястий и оставив руки обнаженными. Эбигейл плакала навзрыд. Маргарет извивалась в руках бандитов, облачавших ее в нелепое одеяние, плевалась, выкрикивала ругательства и то и дело норовила укусить кого-нибудь из них. Один из разбойников, завязав тесемки балахона, который он надел на Эбигейл, продолжал легонько сжимать ладонями ее шею и покатые плечи. Движения его не укрылись от зоркого взгляда работорговца.

- Это еще что за уловки?! - сердито выкрикнул он. - В твоей пустой голове, похоже, появились мысли, которым там совсем не место. Не вздумай испортить нам дорогой товар, а не то Рендер угостится-таки твоей печенкой. - Угроза эта возымела действие. Бандит со вздохом опустил руки и отошел от безутешно рыдавшей Эбигейл. Торговец обратился к двум верзилам, стоявшим у лестничной площадки: - Обыщите это крыло и спускайтесь вниз.

Вдруг один из поверженных разбойников, которого товарищи считали убитым, издал хриплый стон и попытался подняться на ноги. Это ему не удалось, и он принужден был вновь опуститься на каменный пол. Из раны в его боку продолжала сочиться кровь.

Предводитель наемников глянул в его сторону и покачал головой:

- Ему ничем нельзя помочь. Прикончите его поскорее.

Косматый бандит подбежал к раненому товарищу и с улыбкой к нему обратился:

- Прощай, Длинный Джон. Мы поделим твою часть добычи поровну и пропьем ее, вспоминая, каким ты был лихим воякой. Не серчай на нас! - Уверенным, привычным движением он перерезал горло умиравшего и вытер лезвие кинжала о подол его туники. - Встретимся на пиру у семи низших демонов!

Из дальнего конца большого коридора до бандитов донесся крик:

- Огонь скоро до вас доберется! Спасайтесь, пока не поздно!

- Уходим! - скомандовал торговец невольниками и повел плененных девушек и банду головорезов к лестнице, прочь из задымленного коридора. Меж связанных веревками запястий обеих пленниц были продеты длинные жерди, концы которых положили себе на плечи бандиты, шедшие впереди и позади Маргарет и Эбигейл. Девушки продвигались вперед мелкими неловкими шажками. Ноги их над коленями были стянуты кожаными ремнями. Когда разбойники вышли на лестничную площадку, принцесса подпрыгнула, повисла на жерди и ударила шедшего впереди нее бандита ногами в половицу. Он упал, увлекая за собой не только саму Маргарет, но и товарища, шедшего позади. Принцессе было бы не избежать их пинков и тумаков, если бы не работорговец, ставший свидетелем этой сцены.

- Несите ее, ежели иначе нельзя, - бросил он своим головорезам.

Кожаный ремень, снятый с колен Маргарет, был стянут на ее щиколотках, и вскоре принцессу подвесили на жерди за руки и за ноги, точно убитого на охоте оленя. Плача от боли, горя и бессильной ярости, Маргарет оглянулась назад. Последним, что она увидела, было тело герцогини Брианы, лежавшее в луже крови на каменном полу коридора, который начали заполнять густые клубы дыма.

Николаса разбудило чье-то недовольное ворчанье. Он открыл глаза и не без труда разглядел в темноте щуплую фигуру исалани, склонившегося над Мартином. Накор тряс герцога за плечо.

- В чем дело? - раздраженно пробормотал Мартин, садясь на своем ложе из сухой травы, покрытой оленьей шкурой.

- Нам нужно вернуться в Крайди. Немедленно! - убеждал его чародей.

В просторной палатке хватило места для всех. Услыхав громкие голоса исалани и герцога, Маркус и остальные, за исключением одного только Гарри, повскакали на ноги. Николас поднялся, подошел к приятелю и потянул его за руку.

- Что тебе? - сонным голосом, не открывая глаз пробурчал оруженосец.

- Вставай, да поживее. Мы уходим, - вздохнул принц.

Мартин вышел из палатки вслед за Накором.

- Что это ты затеял?

Чародей указал рукой на юго-восток. Вдали над лесом занималось багровое зарево.

- Там, в той стороне случилось что-то скверное. Нам надобно поспешить.

Мартин, не сказав ему на это ни слова, быстро вернулся в палатку и принялся собирать и укладывать свои вещи.

- Почему это мы отсюда уходим? - Гарри нехотя поднялся со своего жесткого ложа и широко зевнул.

- В Крайди пожар, - коротко бросил герцог.

Калис быстро переговорил со своими тремя спутниками, и эльфы один за другим вышли из палатки.

- Я пойду с вами, - сказал Калис герцогу. - Вам ведь может понадобиться помощь. К тому же я хотел бы удостовериться, что с моими дедом и бабушкой все в порядке.

Мартин кивнул. Принц только теперь обнаружил, что Маркус, герцог и Калис успели уже снарядиться в путь. Он толкнул Гарри локтем в бок.

- Они нас бросят здесь, если мы не соберемся тотчас же!

Сквайры стали торопливо складывать свои вещи на одеяла и увязывать их в узлы. Когда с этим было покончено, они с помощью Гаррета и Накора сложили палатку и зашагали вслед за остальными. Те успели намного их опередить.

Егерь взглянул в ту сторону, куда лежал их путь, и покачал головой.

- Я присмотрю за вами, чтоб вы не сбились с дороги или не свалились впотьмах в какой-нибудь овраг. Но его светлость не мог вас дожидаться.

Николас и Гарри переглянулись. Они поняли друг друга без слов. Мартин спешил в Крайди, потому что знал, что пожар, отблески которого были видны даже здесь, в десяти с лишним часах пути от крепости и поселения, наверняка бушевал на огромной части леса, примыкавшего к городу. Если не в самом городе.

У края поляны их дожидался Гуда Буле.

- Растянитесь в цепь и идите за мной, - скомандовал Гаррет. - Ступайте осторожно, чтоб не споткнуться о камни, ветки или корни. Если не сможете приноровиться к моему шагу, я пойду медленнее.

- Нам теперь совсем не помешал бы свет, - уверенно заявил Накор.

- Вовсе нет, - возразил Гуда. - Фонари освещают путь только на пару шагов, зато они слепят глаза и мешают смотреть вдаль.

- Разве я стал бы предлагать тебе никчемный, тусклый масляный фонарь! - возмутился исалани. - У меня имеется кое-что получше. - Он снял со спины свой мешок, сунул в него руку и извлек откуда-то со дна маленький оранжевый шарик. Подброшенный в воздух, шарик не упал наземь, как того ожидали Гуда, Гаррет и сквайры, а стал подниматься ввысь, увеличиваясь в размерах и заливая все окрест ровным бело-голубым сиянием. Он остановился футах в пятнадцати над их головами.

Гаррет взглянул на ярко светившийся шар и покачал головой. .

- Все за мной.

Он двинулся вперед торопливым, размашистым шагом, и остальные старались от него не отставать. Волшебный фонарь плыл впереди них по воздуху. Николас рассчитывал, что они нагонят Мартина, Калиса и Маркуса в ближайшие же часы, но время шло, а тех все не было видно.

Лесная тропинка, по которой вел их егерь, была ровной, и лишь изредка на пути отряда встречались препятствия - стволы упавших деревьев, неглубокие ручейки, канавы и выступавшие из земли валуны. Изнуренные вчерашним длительным пешим переходом, после которого им почти не -довелось отдохнуть, юноши еле поспевали за остальными. Принц с трудом подавлял в себе желание рухнуть наземь и молить Гаррета об остановке на привал. Силы его были на исходе, левую ногу при каждом шаге сводила судорога боли. Но, вспоминая, какими мрачными, скорбными были лица Мартина и Маркуса, когда они покидали палатку, он принуждал себя идти быстрее. В Крайди стряслось что-то ужасное, и он должен был вместе с другими спешить на помощь оставшимся в замке. Ведь там была и Эбигейл! Подумав о девушке, он ощутил, как сердце его сжала ледяная рука страха. Что, если с ней приключилась беда? Теперь он почти бежал и в считанные минуты обогнал Гуду и Накора. Впереди него шагал только крайдийский егерь.

Поглощенный своими мыслями, принц не обратил внимания на то, что удивительный светильник, сотворенный Накором, куда-то исчез, и путь их уже больше часа освещали бледные лучи восходившего солнца.

Поздним утром Гаррет объявил о долгожданном привале, и Николас проделал то, о чем мечтал едва ли не с самого начала пути: растянулся на земле под высоким деревом с густой листвой. Он смертельно устал и проголодался. Его увечная ступня нестерпимо болела. Подобное почти всегда знаменовало перемену погоды. Принц поморщился, снял сапог и принялся растирать ногу ладонями.

- Скоро начнется шторм.

Гаррет согласно кивнул:

- Это уж точно. Не зря мои кости ноют со вчерашнего вечера.

После короткого отдыха Гаррет снова повел их вперед. Утренний туман рассеялся, и вокруг стало совсем светло. Лишь в той стороне, куда лежал их путь, небо оставалось темным от густого дыма.

- Не иначе как полгорода горит, - мрачно заключил Гуда, и путники ускорили шаг.

Около полудня дорога привела их на вершину холма, с которой были хорошо видны крепость и раскинувшийся внизу город. Самые худшие опасения Николаев вполне оправдались: сквозь завесу дыма ему удалось разглядеть почерневший от огня остов замка и беспорядочное нагромождение обломков на месте городских строений. Кое-где меж порушенных стен все еще полыхали языки огня. Лишь на склоне высокого холма к югу от Крайди виднелось несколько строений, не тронутых пожаром.

- Города больше нет, - прохрипел Гарри и раскашлялся от дыма.

Гаррет бегом помчался вниз. Остальные стали спускаться с холма следом за ним. Дым застилал глаза, проникал в горло и легкие, затрудняя дыхание.

Гуда шел первым, за ним следовали Накор и оруженосцы. Гаррет намного их опередил. Приблизившись к городской окраине, старый воин вынул свой меч из ножен, и Николас машинально последовал его примеру: снял с пояса охотничий нож и зажал его в руке. Крайди казался вымершим, и тех, кто его поджег, наверняка уже и след простыл, но все же с оружием в руке принц почувствовал себя увереннее. Он скосил глаза на Гарри, шедшего рядом. Тот также успел вооружиться кинжалом.

Невысокие бревенчатые домишки мастеровых у городской черты теперь представляли собой груды дымившихся головней. Лишь кое-где посреди золы и пепла видны были уцелевшие обугленные фундаменты бывших жилищ ремесленников. Николас озирался вокруг слезившимися от дыма глазами. Ему хотелось внушить себе, что он видит этот чудовищный хаос во сне, что сейчас он проснется и тогда окажется, что в городе все осталось по-прежнему. Ведь в реальной жизни, которую он знал и к которой привык, не было и не могло быть места подобным кошмарам. Но тягостный сон все не прерывался, и в существование того, что открывалось его горестно изумленному взору, приходилось верить. Он медленно брел вперед вслед за остальными, чувствуя, как душу его сковывает леденящий ужас.

На одной из прежде многолюдных улиц неподалеку от бывшей рыночной площади они увидели несколько десятков обезображенных трупов мужчин, женщин и детей.

Гарри уставил расширившиеся от ужаса глаза на их рассеченные руки и ноги, на обгоревшие лица, отбежал в сторону и согнулся пополам. Его стошнило, и прежде румяное лицо сквайра стало белым, как полотно. Казалось, еще немного, и он потеряет сознание. Николас молча обхватил его рукой за плечи, и так в обнимку они побрели дальше. Принц мельком подумал о том, что и сам он наверняка сейчас выглядит не лучше Гарри. Во всяком случае его мучительно тошнило, и он не без труда сдерживал позывы к рвоте.

Гуда и Накор остановились по другую сторону от этого чудовищного холма из человеческих тел, и Гарри с Николасом молча подошли к ним и встали рядом. Накор разглядывал убитых, сосредоточенно хмурясь и беззвучно шевеля губами.

- На такое способны только варвары, - заключил он вслух.

- Но кто они? - хриплым шепотом спросил его принц.

Гуда, который сидел на корточках и рассматривал обгоревшее лицо одного из убитых, поднялся и покачал головой.

- Какие-то бандиты. Они не просто истребляли жителей Крайди. Им доставляло радость издеваться над людьми. - Он махнул рукой в сторону сожженных домов. - Они сперва поджигали все вокруг, а после убивали и рассекали на части всех, кто пытался спастись от огня. И этим беднягам, - он указал на тела погибших, - оставалось или сгореть заживо, или выскочить из огня навстречу смерти от меча и кинжала. - Старый воин скорбно вздохнул и отер пот со лба.

- Но кто же они такие, эти бандиты? - допытывался Николас. Голос его дрогнул от едва сдерживаемых слез.

Гуда огляделся по сторонам и пожал плечами:

- Во всяком случае, - не воины из регулярных частей. Это я могу сказать вам точно. - Он снова посмотрел на убитых. - Здесь похозяйничал какой-то сброд, какие-то паршивые ублюдки, отпетые разбойники, без жалости, без чести, без роду и племени. Не знаю, откуда они явились и кто их привел.

Гарри недоверчиво покачал головой:

- Но где же были наши воины? Они ведь могли разогнать этих бандитов. Они должны были защитить жителей.

Гуда снова вздохнул:

- Этого я тоже не знаю, сэр Гарри. Боюсь, однако, что и воины разделили судьбу этих бедняг.

Накор медленно побрел вперед. Гуда и оруженосцы двинулись следом за ним. Путь к городской площади и развалинам собора им то и дело преграждали обломки строений и тела погибших горожан. К удушливому запаху дыма стал примешиваться какой-то новый сладковатый и дурманящий чад. Николас поморщился и вопросительно взглянул на старого солдата.

- Так пахнет горелое мясо, ваше высочество, - с жестокой прямотой сказал Гуда.

Николас изменился в лице и шатаясь отошел в сторону от остальных. Содержимое его желудка в мучительных спазмах изверглось на пепел и золу, покрывавшие все окрест.

Гарри остановился неподалеку и с сочувствием смотрел на своего господина. Происходившее и ему казалось страшным сном. Как и принц, он с трудом верил своим глазам. Он был по-прежнему бледен и едва держался на ногах. Но Гуда и Накор шли вперед, и юношам, чтобы не отстать от них, пришлось, напрягая последние силы, ускорить шаг.

Когда они догнали старого воина, он грустно им улыбнулся.

- Со мной случилось то же самое, когда я впервые увидал убитых. Потом привык. Держитесь, не поддавайтесь слабости и страху. И благодарите богов за то, что минувшей ночью вас здесь не было.

Николас кивнул, и они с Гарри, обхватив друг друга за плечи, побрели вслед за кешианцем.

Сделав несколько шагов, принц споткнулся и наверняка упал бы, если бы его не поддержал Гарри. Наклонившись, чтобы потереть ушибленную ступню, Николас обнаружил, что нога его запнулась о чудом уцелевшую глиняную миску, что валялась посреди улицы. Он поднял ее с земли и бережно отнес к краю дороги. Гарри, глядя на это, всхлипнул и закрыл лицо руками. Николас лишь теперь заметил, что ладони его, покрытые сажей и копотью, стали черными, как у мастера Фэнсона. Он внимательно посмотрел на лицо Гарри, когда тот отвел от него руки. Копоть, смешанная со слезами, черными каплями стекала со щек оруженосца на его замшевую охотничью куртку.

Тела жителей Крайди встречались им повсюду. В живых не осталось никого. Те, кто обитал в ближайших к замку домах, наверняка бросились искать убежища за крепостными стенами. Но смерть настигла их и там. Приблизившись к обломкам городских ворот, Гарри и Николас внезапно услыхали где-то позади себя детский плач. Они помчались в ту сторону, откуда раздавался этот звук. Гуда и Накор бежали следом за ними. Единственный из городских жителей, не покинувший своего дома и оставшийся в живых, оказался малышом лет трех. Он сидел у порога сожженного дома рядом с телом молодой женщины и отчаянно кричал. Его потемневшие от крови волосы прилипли ко лбу. Подбежав к ребенку. Гуда склонился над ним и стал разглядывать его затылок.

- У него рассечена только кожа, - радостно сообщил воин. - Наверное, он потерял сознание, когда получил этот удар, и они его приняли за мертвого. Это спасло ему жизнь. - Ребенок отшатнулся от великана и стал плакать еще горше.

- Мама! - кричал он, вцепившись руками в платье мертвой женщины.

Подоспевший Накор провел ладонью по липу мальчика, и тот закрыл глаза.

- Я его усыпил, - сказал исалани, подхватывая ребенка на руки. - Он еще слишком мал. Ему не по летам глядеть на такое.

- Мы все еще слишком молоды для этого, - задыхаясь от дыма, пробормотал Гарри. Гуда скорбно кивнул, и они в молчании направились к главной улице, что вела к городской заставе. Исалани нес раненого мальчика на руках.

Ворота крепости были распахнуты. Со двора доносились стоны раневых и женский плач. Путники ускорили шаги. Картина разрушений, представившаяся их глазам, оказалась настолько ужасной, что они на мгновение замерли у входа на главный двор. Все деревянные строения служб были сожжены, а от самого замка остался лишь обугленный остов, внутри которого продолжали полыхать яркие очаги пламени. Повсюду на земле лежали убитые, раненые и умирающие. Те же, кто был в силах передвигаться, растерянно бродили среди распростертых тел, не будучи в силах ни вынести со двора убитых, ни оказать помощь раненым.

Николас и Гарри, разглядев у одной из уцелевших крепостных стен сквозь клубы дыма высокую, прямую фигуру Мартина, бросились к нему. Рядом с герцогом стояли Калис и Маркус.

У ног их на черных от пепла булыжниках лежал мастер клинка Чарлз. Одного взгляда на его бледное лицо с запавшими щеками и полузакрытыми глазами было достаточно, чтобы понять: минуты бывшего цуранийского воина сочтены. В груди его зияла рваная рана, вся ночная рубаха была залита кровью. Дыхание с хрипом вырывалось из посиневших губ, в углах рта скопились кровавые пузырьки.

Лицо Мартина оставалось бесстрастным, Маркус же, глядя на умиравшего, еле сдерживал слезы.

- Кто они? - допытывался герцог, опустившись на колени и наклонив ухо к лицу командующего замковым гарнизоном, который верой и правдой служил ему три десятка лет. - Говори! Нам очень важно это знать, Чарлз!

Мастер клинка собрал последние силы и прерывающимся шепотом ответил:

- Среди них... были... выходцы с Келевана. В том числе... цурани.

- Дезертиры из Ламута? - недоверчиво спросил Маркус.

- Нет. Не воины. - Чарлз слегка повел головой из стороны в сторону. - Отщепенцы. Люди без чести. Наемные убийцы... Бриману Тонг... Они служат всякому, кто платит. - На мгновение он прикрыл глаза и поморщился от нестерпимой боли. - Ведь здесь не было сражения. Они пришли, чтоб всех уничтожить. Это был разбойничий набег. Их было очень много... - Чарлз сомкнул веки, застонал и впал в забытье.

Со стороны сада к ним прихрамывая подошел Энтони. Левая рука его была подвязана широким платком, в правой он Держал жестяное ведро с водой. Гарри поспешно взял у него ведро и вопросительно на него взглянул. Чародей со страдальческой гримасой опустился на колени и приложил ухо к окровавленной груди мастера клинка. Через мгновение он выпрямился и покачал головой.

- Бедняга Чарлз больше не придет в себя. С ним все кончено.

Мартин, не сводя глаз с умиравшего, спросил:

- Что с Фэнсоном?

Энтони поднялся с колен.

- Его убили у входа на конюшню. Он оборонялся от бандитов вместе с несколькими воинами. Их перебили всех до единого. Рульф и его сыновья пытались вывести лошадей во двор, но им это не удалось. Они защищались как могли, но силы были неравны.

- А Сэмюэл?

- Его я не видел. - Чародей пошатнулся, и Николае обхватил его за плечи. Подавив приступ слабости, Энтони отер со лба испарину и едва слышным голосом продолжил: - Я спал, когда они на нас напали. Меня разбудили звуки сражения и чьи-то крики. Я не сразу понял, откуда они доносились, со двора или из города. Из окна мне почти ничего не было видно. Только я оделся, чтобы бежать во двор на подмогу нашим воинам, как бандиты ворвались в мою комнату и что-то в меня швырнули. - Он махнул здоровой рукой. - Наверное, то был тяжелый боевой топор. Я вывалился из окна и на кого-то упал. На чье-то мертвое тело. И потерял сознание. - Он нахмурился и тяжело вздохнул. - Очнувшись, я отполз в сторону, к крепостной стене. Было нестерпимо жарко, и все вокруг полыхало.

Николас перевел взгляд на Маркуса:

- Что о герцогиней и остальными?

Маркус бесстрастно ответил:

- Моя мать осталась там, - и указал на остов замка, прежде бывший жилищем всей его семьи.

По коже Николаса пробежали мурашки. Он помолчал, собираясь с силами, чтобы задать следующий вопрос. Язык с трудом ему повиновался, и он сдавленно прошептал:

- А Маргарет и... и Эбигейл?

Но Маркус замкнулся в угрюмом молчании, и на вопрос принца ответил Энтони:

- Говорили, что обеих девушек они похитили. Как и многих других молодых людей из крепости. И из города тоже.

- Да, они взяли много пленных, - сказал молодой воин, стоявший неподалеку и опиравшийся на сломанное копье. Все это время он прислушивался к разговору герцога и остальных. - Позвольте мне рассказать вам, что я видел, ваша светлость.

- Говори, - кивнул Мартин.

- Я нес вахту на восточной башне, - начал солдат. - Кто-то подкрался ко мне сзади и оглушил ударом по затылку. Наверное, бандит решил, что я умер, иначе бы он меня точно прикончил. Когда я очнулся и смог подняться на ноги, то сразу выглянул во двор и на дорогу с вершины своей башни. Кругом все горело, замок полыхал, как сноп соломы, всюду лежали убитые. - Он вздохнул и сдвинул брови. - И рядом со мной лежали двое, с которыми я нес вахту. А бандиты вели к причалу целую толпу пленников. Среди них были и девушки, но какие именно, я не разглядел.

- Может, тебе удалось рассмотреть, как выглядели бандиты? - с надеждой спросил Гуда.

- Я заметил только, что немногие из них, человек пять или шесть, казались уж больно высокими против остальных. На них были легкие кожаные доспехи и вроде как маски на лицах, а еще они все время щелкали длинными кнутами.

- Бичами, - машинально поправил его Гуда. - Я знаю, кто это. - Он повернулся к Мартину: - Именно так выглядят подручные дурбинских работорговцев, ваша светлость.

- Мы поговорим обо всем этом после, - устало вздохнул Мартин. - А теперь надо прежде всего позаботиться о раненых и похоронить убитых.

Николас и Гарри, не дожидаясь его распоряжений, отправились за водой и через несколько минут вернулись во двор с жестяными ведрами в руках. Вскоре по приказу герцога и Маркуса все, кто мог передвигаться без посторонней помощи, побрели в город. Одиннадцать зданий на его южной окраине, которые были пощажены пожаром, стали для них убежищем. Многих из раненых отнесли на руках и носилках в деревушку на побережье в миле от Крайди.

Умерших сносили на бывшую рыночную площадь, чтобы вечером сжечь их на большом погребальном костре. Работе этой не было конца. Многие из раненых воинов и горожан, переживших набег, испускали дух на руках у тех, кто наконец подоспел к ним на помощь. Спасти этих несчастных были не в силах даже Накор с Энтони.

Николас все это время трудился наравне с другими и даже не заметил, как наступили сумерки. Он помог раненому солдату водрузить тело пожилого горожанина на вершину погребального холма и разбросал вокруг хворост, принесенный из леса. Другой воин светил им фонарем.

- Это последний. Может, за тот час, что мы провели в лесу, их еще прибавилось, - мрачно изрек он, - да все равно пора поджигать. Ведь на дворе почитай что ночь.

Николас рассеянно кивнул и, хромая, побрел прочь с площади. Он не оглянулся, чтобы посмотреть, как солдаты станут поджигать погребальный костер. Ему и без того хватило на сегодняшний день и огня, и дыма, и запаха горелой человеческой плоти. Он знал, что воины и без него справятся со своей печальной обязанностью. Путь его лежал к южной окраине города, где в самом просторном из уцелевших строений - здании новой гостиницы - поселились герцог Мартин, Гуда с Накором и Гарри. Ужас и отчаяние, овладевшие принцем, когда перед ним впервые предстал разрушенный и сожженный город, после нескольких часов изнурительной работы сменились каким-то странным бесчувствием и внутренним оцепенением. Он без содрогания взваливал на спину обезображенные огнем трупы горожан и части разрубленных тел и, машинально переставляя ноги, сносил их на площадь вместе с воинами. Теперь ему казалось, что он навеки, до конца своих дней, останется равнодушен к любым, самым жестоким потрясениям и устрашающим картинам бедствий и страданий, что отныне сердцу его стали одинаково недоступны горести и радости, испытываемые всеми смертными.

Но, проходя по знакомым улицам и то и дело выхватывая взглядом обугленные обломки крыш, стен и печных труб на месте прежних строений, Николас внезапно почувствовал, как на глаза его навернулись слезы. Перед его внутренним взором стали один за другим возникать все те образы, от которых он в течение нескольких прошедших часов тщился уберечь свое сознание и свою память, когда споро и бесстрастно относил убитых на рыночную площадь. Он снова с беспощадной отчетливостью, точно наяву видел перед собой полуобгоревшие тела пожилых мужчин и женщин, трупы детей с отсеченными ногами и руками, и младенцев, чьи головы были размозжены ударом о камни. Ему пришлось носить к костру не только трупы людей, но и не меньше десятка мертвых собак и кошек, пронзенных стрелами неведомых злодеев.

Николас остановился на маленькой круглой площади, где прежде был старый городской рынок. Он слегка наклонился вперед и уперся руками в колени, чтобы дать отдых натруженной спине. Внезапно ему вспомнилась мрачная шутка одного из солдат, работавших с ним бок о бок. Старый вояка сказал, что бандиты значительно облегчили труд погребальной команды, спалив многих из горожан заживо вместе с их домами. При воспоминании об этих ненароком оброненных словах воина тело Николаса охватила дрожь. Он знал, что виной тому вовсе не ночная прохлада. Холод, сковавший не только его тело, но и душу, был сродни ледяному дыханию смерти. Зубы принца начали выбивать частую дробь. Он с огромным трудом заставил себя выпрямиться, набрать полную грудь тяжелого дымного воздуха и шагнуть вперед. Идти ему было неимоверно трудно. Ноги отказывались повиноваться, искалеченная ступня отчаянно болела, и он не мог ступить на нее без жалобного стона. Но Николас понимал, что если опять остановится, то не сможет больше шевельнуться и упадет наземь. Не приди он вовремя туда, где ждали его остальные, и они непременно принялись бы его разыскивать и помогли бы добраться до убежища. Но для Николаса было бы слишком унизительно принять от них такого рода помощь. Ему следовало во что бы то ни стало дойти до трактира самому, превозмогая боль и изнурение.

Он еще издали увидел свет в открытом дверном проеме недостроенной гостиницы. У здания отсутствовала крыша, а пол верхнего этажа был настлан лишь частично. Таким образом примерно половина просторного нижнего зала была открыта небу. Под навесом теснились горожане, которым посчастливилось остаться в живых после набега; в той же части зала, что осталась без всякой крыши, возле маленькой глиняной печурки, в которой весело трещали поленья, сидели Мартин и его приближенные. Они с аппетитом ели рыбную похлебку и свежий хлеб. Пищу, а также миски и ложки принесли им рыбаки из близлежащей деревушки.

Николас уселся в круг рядом с Гарри. Он молча помотал головой, когда друг предложил ему поесть, и уставился в огонь. После всего пережитого у него начисто пропал аппетит. Принц был уверен, что запах гари ив особенности горелого мяса станет теперь преследовать его до конца дней.

Мастер лесничий Гаррет, продолжая разговор, прерванный появлением Николаса, доложил герцогу:

- А еще около дюжины дозорных и охотников вернулись в город, ваша светлость. Остальных я ожидаю завтра на рассвете.

- Пусть все, кто возвратился, снова отправятся в лес за дичью, - распорядился Мартин. - Провизии понадобится много, а ведь кроме добычи охотников и рыбаков рассчитывать нам не на что. Вчерашнего и сегодняшнего улова едва хватило на скудный ужин тем, кто в состоянии принимать пищу. Но через день-другой многие из раненых начнут выздоравливать и тоже захотят есть.

- Будет исполнено, ваша светлость. Надеюсь, что в таком случае и воины примут участие в охоте. Ведь среди них есть меткие стрелки из лука.

Мартин покачал головой:

- Они нужны мне здесь. Из всего гарнизона уцелело не больше двух десятков солдат.

У Маркуса вытянулось лицо.

- Но как же так, отец! - едва не плача, воскликнул он. - Ведь у нас было больше тысячи воинов!

Губы Мартина тронула горькая улыбка:

- Большая часть гарнизона была истреблена в казарме. Налетчики взобрались на стены и перебили часовых, потом спустились в замковый двор и открыли ворота. Проникнув в крепость, они первым делом забаррикадировали все двери казармы, подожгли крышу и стали швырять в окна глиняные горшки с нафтой. Когда внутри заполыхало пламя, некоторые из воинов выскочили из окон во двор, но там их настигли стрелы лучников. Остальных, тех, кто дежурил в замке, зарубили мечами. Но из сотни с небольшим легкораненых солдат многие скоро смогут выйти на охоту с твоими людьми, друг Гаррет. Осень не за горами, и когда она придет, дичи станет меньше. Чтобы пережить зиму, нам надо будет обратиться за помощью в Карс и Тулан. - Мартин отломил маленький кусочек от каравая, сунул его в рот и стал рассеянно жевать. - А еще около сотни воинов очень и очень плохи, - добавил он, скорбно покачав головой. - Энтони сказал мне, что тем из них, кто сильно пострадал от огня, не пойдет впрок никакое самое искусное врачеванье. Остальные по всей вероятности выживут. И тогда к началу зимы ваш гарнизон составит полтораста солдат.

- И еще двести в Бэйране, - напомнил ему Маркус.

- Я могу вызвать их сюда, - кивнул герцог, - но сперва надобно выяснить, какую помощь сможет оказать нам Беллами.

Гарри чуть ли не насильно заставил Николаса откусить от своего ломтя хлеба с маслом и медом. Принц ел сперва неохотно, но мало-помалу голод взял свое, и он в считанные минуты расправился с хлебом, а после этого принял из рук женщины, что разливала рыбную похлебку, дымившуюся глиняную миску и деревянную ложку.

Принц ел молча и внимательно прислушивался к разговорам остальных. Очевидцы вспоминали подробности чудовищной бойни, которую минувшей ночью вершили в городе и замке неизвестные злодеи. Кто-то вскользь упомянул о расправеБрианы над несколькими бандитами. Она заколола мечом пятерых или шестерых из них, прежде чем сама пала жертвой их сообщников. Один из раненых солдат видел ее тело у двери в покои Маргарет. Но кругом полыхал пожар, и воин не смог вынести свою погибшую госпожу из пламени. Он сам едва держался на ногах от полученной раны и лишь чудом сумел выбраться из замка.

Николас затаив дыхание ждал, когда кто-нибудь произнесет имя Эбигейл и скажет хоть слово о судьбе, постигшей девушек. Но все точно сговорились избегать этой темы я вели речь о сиюминутных делах и неотложных заботах, которые в настоящую минуту мало занимали принца. Воины, слуги и горожане, сменяя друг друга, подходили к Мартину и Маркусу с докладами, и из сбивчивых рассказов всех этих усталых, голодных и насмерть перепуганных людей в воображении принца к концу печальной трапезы сложилась ясная картина жестокого бедствия, что нежданно-негаданно обрушилась на герцогство Крайди. Из десяти с лишним тысяч человек, населявших мирный портовый городок, в живых после набега осталось без малого две тысячи. Однако многим из них суждено было умереть от ран в ближайшие же дни. И лишь каждый пятый из воинов замкового гарнизона снова когда-нибудь сможет встать в ряды защитников Королевства. Все здания от Лонгпойнта до южной окраины города были сожжены, включая и те, что построены совсем недавно. Налетчики умертвили почти всех крайдийских ремесленников и забрали в неволю многих из их учеников и подмастерьев. В живых остались лишь кузнец, два плотника да старый мельник. Горожане, которым посчастливилось выйти невредимыми из этой кровавой бойни, в большинстве своем были фермерами и рыбаками.

Значит, чтобы отстраивать Крайди заново, приходилось полагаться на двух плотников и нескольких их учеников, на странствующих подмастерьев, которые не преминут как всегда прийти сюда в середине осени, а также и на всех уцелевших, из которых всякий станет помогать мастерам в меру своих сил и умений. Город же был обречен ценой всех этих усилий вновь на долгие годы превратиться в маленькое прибрежное поселение, каким его увидели пращуры нынешних правителей, когда впервые ступили на эту землю.

Николас грустно задумался, и голос Мартина долетел до него словно бы откуда-то издалека:

- Нам надлежит теперь же просить Толбурта и Беллами прислать сюда плотников и каменотесов. Я хочу, чтобы замок был восстановлен как можно скорее. И еще...

Но Николас не мог больше выносить этой пытки неизвестностью. Ему даже в голову не приходило, что Мартин и Маркус хотели подавить в себе пустыми разговорами постоянное присутствие горестной мысли о том, что теперь они одни на свете, что герцогини, а возможно, и Маргарет больше нет в живых. Он решительно перебил своего дядю:

- Ваша светлость, разве теперь время думать о плотниках и отстройке крепости?! Почему никто из вас ни слова не сказал о том, что надо прежде всего вызволить из неволи принцессу и Эбигейл?!

Все разговоры тотчас же смолкли, и взгляды всех присутствующих обратились к принцу. Маркус с плохо скрытой издевкой предложил:

- Ты можешь отправляться за ними пешком по морю, если пожелаешь.

- С твоего позволения, любезный кузен, я предпочел бы плыть на корабле, - процедил Николас.

Маркус печально вздохнул:

- Они сожгли все до единого суда, что стояли на рейде. И даже парусные лодки. Надеюсь, ты в своем уме, чтоб не рисковать выходить в море на весельной шлюпке.

Николас нахмурился и закусил губу, но через мгновение чело его разгладилось.

- Я знаю, у кого нам следует просить помощи! Мы должны известить обо всем...

- Твоего отца, - с мрачной усмешкой кивнул Маркус. - А ты представляешь, сколько недель пути отсюда до Крондора? Ведь у нас не осталось больше ни почтовых голубей, ни лошадей, которые могли бы доскакать даже до Тулана. Неужто же ты об этом не знал? - Лицо Маркуса сделалось злым. Он готов был еще долго говорить в подобном тоне с Николасом, ни одним словом ему не возражавшим., чтобы дать наконец выход своему горю и отчаянию, но Мартин сжал его плечо ладонью, и он тотчас же смолк.

- Все это мы обсудим с тобой позднее, - бесстрастно произнес герцог.

Николас поднялся на ноги и, не спрашивая позволения у герцога, покинул собравшихся у очага. Он еще прежде, когда вслушивался в разговоры, присмотрел для себя относительно уединенное убежище под нижними ступенями лестницы, что вела на второй этаж недостроенной гостиницы. Принц нырнул туда и свернулся калачиком на дощатом полу. Ему вдруг сделалось так тоскливо и одиноко, как не бывало никогда прежде. Он мучительно, страстно возжелал вернуться к себе домой, в просторный и светлый Крондорский замок, которому не грозят никакие набеги, к матери и отцу, к учителям и преданным слугам, ко всем тем, кто о нем заботился и всегда ограждал от невзгод и огорчений. Впервые за многие годы он вновь почувствовал себя маленьким ребенком, растерянным и жалким, оставшимся вдруг без своих защитников взрослых и очутившимся среди шумных и дерзких дворовых мальчишек, готовых над ним покуражиться. Стыдясь самого себя, Николас закрыл лицо ладонями и горько, безутешно расплакался.

Глава 7 МАСКИРОВКА

Посреди ночи над побережьем разразилась буря. Проснувшись, Николас провел ладонью по мокрому от дождя лицу и зябко поежился. Сон его был недолгим и тревожным. Все кошмары, которые минувшим днем предстали перед горестно изумленным взором крондорского принца, картины разрушений, языки пламени, тела и лица погибших горожан приняли искаженный, гротескный вид и в хаотическом смешении неотступно преследовали его все те несколько часов, что он провел в полузабытье, свернувшись калачиком под лестницей трактира. Николас чувствовал себя разбитым и совсем не отдохнувшим. Он огляделся по сторонам и с трудом вспомнил, как и почему здесь очутился.

Все открытое пространство общего зала трактира заливали струи ледяного дождя. Стуча зубами от холода, Николас побрел в ту часть помещения, которая была защищена от непогоды недостроенной крышей, точнее полом второго этажа. Туда перебрались уже все те, кто подобно ему улегся спать под усеянным звездами небом и теперь вымок до витки.

Близился рассвет, и сквозь завесу дождя принц разглядел, что небо постепенно начало менять цвет, из черного сделавшись тускло-серым. К нему брел Гарри, осторожно ступая среди спящих.

- Пошли, - прошептал он, приблизившись к своему господину. - Нас зовет к себе герцог.

Николас кивнул, и вдвоем они побрели к выходу из гостиницы. Вновь очутившись в открытой части зала, принц втянул голову в плечи. Капли дождя стучали по его макушке, и ледяные ручейки скатывались за воротник. Он искоса взглянул на Гарри. Рыжие кудри оруженосца вымокли и прилипли ко лбу.

С усилием перенеся больную ногу через порог, Николас на мгновение остановился и втянул в себя свежий, чистый воздух. Он больше не досадовал на ненастье. Дождь погасил тлевшие кое-где в городе очаги пожара и прибил к земле пепел. Удушливый смрад, который царил повсюду еще несколько часов назад, сменился привычным запахом моря. Мартин уже ждал их во дворе трактира. Он обернул свой длинный лук и колчан со стрелами мягкой кожей, чтобы защитить оружие от влаги. Голова же его и плечи оставались непокрытыми.

Николас и Гарри молча ему поклонились, и герцог приказал:

- Соберите в городе все уцелевшие доски и бревна и принесите их сюда, сэр оруженосец. - Он коротко кивнул в сторону небольшого навеса, под которым едва помещались трое мужчин. - Возьмите себе на подмогу этих людей.

Принц кивнул и крикнул горожанам:

- Эй, вы! Есть ли среди вас раненые?

Все трое дружно покачали головами, и один из них пожаловался:

- Но мы вымокли до нитки, ваше высочество.

Николас подозвал их к себе, и мужчины, кряхтя и вздыхая, выбрались из-под навеса и побрели через просторный двор.

- В таком случае, - криво улыбнувшись, заверил их принц, - дождь больше не причинит вам вреда. А работа вас хоть немного согреет. Идемте со мной. Я хочу, чтоб вы мне кое в чем пособили.

Один из троих растерянно взглянул на Мартина, и тот утвердительно кивнул. Повинуясь его безмолвному приказу, они побрели в город следом за принцем.

Весь день Николас и его подручные без устали сновали по крайдийским улицам. Они разыскивали среди обломков и головней уцелевшие бревна, доски и даже узкие рейки и сносили все это во двор трактира. Принц, не ожидал, что древесины, годной для нового строительства, окажется так много в сожженном дотла городе. Изредка им встречались даже целые фрагменты стен бревенчатых строений, пощаженные пожаром. Они замечали места, где их видели, чтобы вернуться туда после с дюжиной-другой воинов или горожан и разнять эти драгоценные находки на отдельные бревна. Четверым такая работа была не по силам.

К полудню дождь прекратился и небо прояснилось. Одежда Николаса и его помощников начала по немногу высыхать. Все трое горожан - фермер, чей дом на окраине города был сожжен налетчиками, и двое братьев-подмастерьев мельника - работали споро и проворно. Им и Николасу посчастливилось найти среди развалин полдюжины бочек гвоздей и кое-какой плотницкий инструмент. Что же до дерева, которое Они насобирали, то его по мнению герцога достало бы для возведения десятка временных жилищ для крайдийцев. Плотник, на чей суд были представлены инструменты и гвозди, придирчиво все это осмотрел и признал годным для работы. Он заверил Мартина, что сумеет с помощью трех толковых подмастерьев достроить второй этаж гостиницы всего за неделю, если его обеспечат прочными и длинными досками. Мартин обещал выяснить, осталось ли в городе хотя бы несколько топоров и пил, чтобы валить деревья в лесу.

Николас с невольным уважением подумал о мудрой предусмотрительности далеких предков нынешних правителей Королевства, которые в незапамятные времена установили обычай, свято соблюдавшийся во всех герцогствах на протяжении столетий. Согласно этому обычаю, каждый свободнорожденный мальчик из низшего сословия обязан был, прежде чем его выберет себе в ученики один из мастеров, овладеть начальными навыками всех без исключения ремесел. Это давало будущим ученикам возможность проявить себя с наилучшей стороны в том деле, к какому у них лежала душа, и снискать расположение одного или нескольких мастеров, чтобы в День выбора не остаться паче чаяния никем не востребованными. Теперь же, после ужасающего бедствия, что обрушилось на Крайди, принц не мог не отметить еще одной весьма существенной выгоды подобного подхода к начальному обучению будущих ремесленников: благодаря разнообразным навыкам, приобретенным в детстве, практически каждый из подмастерьев мог в случае надобности заменить другого в любой из работ по восстановлению города.

К вечеру принц буквально валился с ног от усталости и голода. Рыбаки вновь отдали весь свой улов герцогу и его людям, и благодаря этой бескорыстной помощи все, кто обрел приют в недостроенном трактире, снова получили на ужин по миске ароматной рыбной похлебки. Но в ближайшие дни вопрос о снабжении уцелевших жителей пищей неизбежно должен был стать одним из острейших для Мартина и его окружения.

Когда герцог, Маркус и их приближенные, как и накануне, уселись на дощатом полу общего зала трактира вокруг маленькой печки с мисками и ломтями хлеба в руках, к ним, сильно хромая и опираясь на суковатую палку, подошел один из раненых воинов и с улыбкой доложил Мартину:

- Ваша светлость, у реки наши следопыты нашли шестерых лошадей, которым во время нападения бандитов удалось вырваться из конюшни и выбежать за ворота крепости.

Новость эта чрезвычайно обрадовала всех. Ведь теперь можно было отправить гонца к барону Беллами и просить его о помощи. В Карс минувшим днем была послана рыбачья лодка, но ей предстояло добираться до места назначения гораздо дольше, чем быстроногому коню.

Гарри сидел подле Николаса и с аппетитом поглощал содержимое своей миски. Отправив в рот очередную ложку похлебки, он поймал на себе взгляд принца и скупо ему улыбнулся:

- Вот уж никогда бы не подумал, что рыбный суп может быть таким вкусным!

Николас пожал плечами:

- Просто ты очень уж проголодался.

- Да неужто? - с иронией спросил сквайр. - Нет, скажи, ты и в самом деле так думаешь?

Николас вздохнул и нахмурился:

- Мне ведь тоже все это не по душе. - И он выразительно обвел рукой просторный зал, битком набитый спавшими, ужинавшими или вяло переговаривавшимися меж собой людьми. - Но я не раздражаюсь по пустякам и тебя не задеваю. И тебе советую сдерживаться. Только ссор нам сейчас и недоставало.

- Прости, - буркнул Гарри и вновь занялся похлебкой.

Несколько мгновений Николас молча глядел в огонь, а потом тронул друга за рукав и негромко спросил:

- Как ты думаешь, мы еще когда-нибудь их увидим?

Гарри, не было нужды уточнять, кого он имел в виду.

- Нынче поутру я случайно услыхал разговор герцога с Маркусом. Если Беллами удастся быстро оповестить обо всем твоего отца, то наш флот успеет заблокировать Дурбинскую гавань прежде, чем похитители туда вернутся. А еще герцог рассчитывает, что принц Арута сможет принудить тамошнего губернатора отпустить всех крайдийских невольников на свободу.

- Как бы мне хотелось, чтобы Амос поскорее вернулся в Крайди! - вздохнул принц. Он ведь был когда-то одним из дурбинских капитанов и должен хорошо знать, чего следует ожидать от торговцев невольниками и от губернатора Дурбина. И как надлежит держать себя с этими людьми.

-И я желал бы послушать, что скажет обо всем этом наш Амос, - кивнул Гарри. - Пусть бы он нам растолковал, зачем было этим работорговцам разрушать и поджигать город и крепость и убивать тех, кого они не угнали с собой. Ведь в этих отвратительных злодействах для них не было никакой корысти.

Николас не мог с ним не согласиться. Он снова обвел глазами печальные, изможденные лица всех, кто собрался в большом зале гостиницы, и, внезапно осененный новой мыслью, тотчас же перевел тревожный взгляд на Гарри:

- Послушай-ка, а где же Калис? Я его не видел с тех пор, как умер бедняга Чарлз.

- В Эльвандаре, где ж ему еще быть? Он туда отправился, чтоб рассказать родителям о нашей беде.

Николас лишь теперь вспомнил, что не встречал Мегара и Магьи среди переживших пожар.

- Праведные боги! - с чувством воскликнул он. - Ведь его несчастные дед с бабкой, наверное, заживо сгорели в замке! Мне искренне жаль стариков и Калиса с Томасом.

- Не торопись горевать, -усмехнулся Гарри. - Сдается мне, я видел Мегара нынче утром. Правда, не могу поручиться, что это был именно он, но когда я собирал выброшенные морем корабельные доски на берегу, то издали заприметил какого-то высокого старца в белом колпаке. Он стоял на площади рыбачьей деревушки, у костра над огромным котлом, в котором варилась вот эта похлебка, и топал ногами, и размахивал руками, и сердито что-то кричал двум деревенским стряпухам.

Николас рассмеялся с явным облегчением:

- Судя по твоему описанию, это был именно он. Значит, старина Мегар жив.

- Наверное, и Магья, если ей удалось спастись от пожара в замке, поселилась у рыбаков, - предположил Гарри, - ведь еду-то теперь готовят в основном там, в большом общем котле.

Принц кивнул ему с радостной улыбкой и перевел взгляд на подошедшего к ним мальчишку-пажа Робина, который прежде прислуживал дворецкому Сэмюэлу. Мальчик робко спросил дозволенья сесть рядом с оруженосцами. Друзья подвинулись, чтоб дать пажу место, и принялись наперебой задавать ему вопросы. Из слов четырнадцатилетнего паренька, польщенного их вниманием и потому отвечавшего подробно и с большой охотой, друзья узнали, что в живых после пожара в крепости остались Мегар и Магья, а с ними еще один повар, три поваренка, мальчишка-судомойка, два ученика мастера Чарлза да горстка замковых слуг и пажей, что минувшим днем еще десять солдат умерли от ран и что некоторые из горожан уж больно плохи и того и гляди тоже отдадут богам душу.

Поев, все трое подошли к Мартину, беседовавшему с Маркусом и Энтони, и остановились в ожидании его распоряжений на следующий день.

- Вы закончили ужин? - спросил их герцог.

- Да, ваша светлость, - ответил за всех Николас.

- В таком случае ложитесь спать. Дождь погасил огонь в замке, и завтра на рассвете мы с вами туда отправимся. Надо вынести из комнат и залов во двор трактира все, что еще может быть спасено.

Николас и Гарри оглядели зал в поисках свободного места для спанья. Им не без труда удалось обнаружить не занятое никем пространство у дальней стены. Они направились туда втроем и улеглись на жесткие доски вплотную друг к другу. Николас оказался зажат между Гарри и старым бородатым рыбаком в пропахшем рыбой платье. В довершение всего, тот отчаянно храпел. Но принц был так изнурен, что невзирая на это малоприятное соседство крепко заснул, не успев еще вытянуться на досках во весь рост.

Шли дни, и жизнь в Крайди понемногу налаживалась. Плотник и его подмастерья возвели крышу над гостиницей, и Мартин окончательно обосновался в ее главном зале. Он наотрез отказался перебраться на второй этаж, где было значительно теплее и тише, и распорядился целиком предоставить его недужным и раненым горожанам, которые больше других нуждались в защищенном от непогоды убежище. Больше сотни воинов и жителей городка умерли от ран и увечий за последние несколько дней, несмотря на все усилия Накора и Энтони вернуть их к жизни. Весть о трагедии в Крайди каким-то непостижимым образом достигла отдаленного Сильбанского аббатства, граничившего с Эльвандаром, и настоятель прислал на подмогу герцогу полдюжины здоровых и сильных молодых послушников.

Гарри как-то незаметно взял в свои руки все бразды правления гостиничным хозяйством. Помещение это никому теперь не принадлежало, ибо человек, который в свое время, начал строительство, погиб от рук разбойников. Гарри следил за распределением съестных припасов между обитателями трактира, улаживал споры, поддерживал в просторном зале и комнатах относительную чистоту и порядок. Все это он проделывал мастерски, а к тому же без шума и излишней суеты. Николас не уставал дивиться его деловой сметке, распорядительности и здравому смыслу, а главное, неизменному присутствию духа и той спокойной доброжелательности, с какой он готов был выслушать всякого, кто к нему обращался. Нервы большинства обитателей трактира были истощены несчастьями и тяготами, обрушившимися на них со дня набега, и зачастую в общем зале из ничего возникали яростные споры, ссоры и перебранки. Гарри как никто другой умел урезонить задиристых воинов и сварливых горожан, взывая к их разуму и добрым чувствам. Николас решил про себя, что когда всему этому хаосу и безумию настанет конец и они вернутся в Крондор, он непременно доложит отцу, каким усердным и толковым управителем оказался его верный оруженосец. И тогда принц Арута, дабы талант юного Ладлэнда не пропал втуне, непременно назначит его на какую-нибудь видную придворную должность.

Николас с герцогом и Маркусом тщательно обследовали замок и обнаружили, что огонь начисто уничтожил все его былое убранство, всю мебель и утварь. Воспламенившаяся нафта полыхала так жарко, что многие из камней древней кладки раскололись и выкрошились из стен, а металлические опоры для факелов расплавились и стекли вниз, словно свечной воск.

Взбежав вслед за герцогом на верхний этаж, туда, где прежде располагались покои семьи Мартина, Николас не поверил своим глазам: все было пусто, черно и голо, а каменный пол покрывал толстый слой золы и пепла. Мартин и Маркус ненадолго остановились в коридоре у проема, что вел в комнату Маргарет. Массивная гранитная плита у входа в комнату раскололась надвое, дверные петли представляли собой две бесформенных металлических лепешки, прилипших к стене. Тела всех, кто встретил смерть в этом крыле замка, сгорели дотла. На полу, там, где оставалось оружие, оброненное бандитами и защитниками замка, виднелись теперь застывшие лужицы расплавленного огнем металла.

В самом нижнем из подвалов им посчастливилось обнаружить несколько сундуков с пропахшим гарью старым платьем, поношенной обувью и дырявыми одеялами. Радости герцога и юношей не было предела. Ведь зима была не за горами, а все горожане и воины имели лишь по одной смене одежды.

Там же хранились и вышедшие из употребления, проржавевшие воинские доспехи и несколько огромных бочек с провизией. Мартин с горькой усмешкой предположил, что челядь замка позабыла дорогу в этот подвал еще со времен Войны Врат. Взглянув на почерневшую от времени и твердую как гранит солонину, что обнаружилась в одной из откупоренных Маркусом бочек, Николас не мог с ним не согласиться. В остальных трех объемистых бочонках хранились сушеные яблоки. К удивлению герцога, Мартина и Николаса, они нисколько не пострадали от времени и вполне годились в пищу. В дальнем углу подвала под грудой рогож лежало с полдюжины фляг, наполненных добрым кешианским бренди. Мартин приказал Николасу по возвращении в город взять с собой нескольких здоровых мужчин, с их помощью перетащить все это сказочное богатство в трактир и передать в распоряжение Гарри.

Они молча прошли меж каменных столбов крепостных ворот, которые остались без створок и почернели от огня, перебрались через ров и направились к городу. Николас ожидал, что Мартин и Маркус хоть единым словом вспомнят о Бриане, но оба, точно заранее сговорившись, избегали упоминать ее имя.

Дни тянулись медленно и полнились однообразной суетой и тяжелой работой. Мастеровые восстановили еще несколько домов. Раненые выздоравливали один за другим и споро принимались помогать своим товарищам.

В конце недели из Эльвандара пришел Калис и привел с собой дюжину эльфов, которые еле брели вдоль сожженных улиц, сгибаясь под тяжестью добытой ими дичи. Они несли на шестах трех освежеванных оленей, а гроздья куропаток, перепелов и зайцев, связанных за лапы, свисали с их поясных ремней. Жители Крайди, которым со дня набега лишь изредка доводилось есть на ужин мясо, были несказанно рады такому щедрому подношению.

Калис провел несколько часов в рыбачьем поселке, где обрели временное пристанище его дед с бабкой, а ужинать пришел в трактир к Мартину. Когда герцог и его приближенные насытились жареной олениной, сын королевы эльфов с печалью в голосе обратился к Мартину:

- Мои родители просили передать вам свои соболезнования в связи с постигшей вас бедой. Увы, мне придется еще больше вас огорчить. До нас дошли слухи, что гарнизон в Бэйране тоже подвергся нападению разбойников и почти весь истреблен.

Мартин впился глазами в лицо Калиса:

- Неужто это правда? А как же Амос?

Калис слабо улыбнулся:

- Адмирал остался жив. Бандиты повредили его корабль, но Амосу и команде удалось отбить атаку тех, кто хотел поджечь "Королевского Орла". После набега они взялись чинить свое судно и по моим расчетам должны прибыть сюда через день-другой.

Мартин облегченно вздохнул, но спустя мгновение снова нахмурился и озадаченно покачал головой.

- Эта вылазка неведомых врагов представляется мне тем более странной, чем больше подробностей я о ней узнаю. Ну скажи на милость, зачем торговцам невольниками нападать на гарнизон?

- Отец полагает, они это сделали для того, чтоб вы не смогли пуститься за ними в погоню.

Маркус с сомнением взглянул на гостя и возразил ему:

- Нам незачем было бы гнаться за ними на кораблях, даже если бы они не сожгли весь крайдийский флот. Ведь Беллами сразу по прибытии нашего гонца пошлет голубей в Крондор, и принц Арута успеет заблокировать Дурбинскую гавань, прежде чем разбойники туда вернутся.

Калис прищурившись глядел на языки огня в печи.

- Скажите, ваша светлость, давно ли вы не получали вестей из Карса? - негромко спросил он Мартина.

Герцог всплеснул руками:

- Праведные боги! Ведь пакетбот, который мы ожидали накануне набега, так и не прибыл в Крайди! Я совсем об этом позабыл.

- И если Беллами и его владения пострадали от рук бандитов не меньше, чем мы и наш город,.. - подхватил Маркус.

Но герцог не дал ему договорить. Он порывисто поднялся с пола и кивком подозвал к себе одного из солдат, дежуривших у входа в трактир.

- Проследи, чтобы на рассвете двое сильных, здоровых воинов были отправлены верхом в Каре. Если окажется, что город подвергся нападению бандитов, пусть по возможности поменяют там лошадей или же выкормят своих и дадут им немного отдохнуть и следуют в Тулан к барону Толбурту. Мне надобно как можно скорее узнать, что сталось с Беллами и могу ли я рассчитывать на помощь Толбурта.

Воин отсалютовал и вышел во двор гостиницы, чтобы выбрать из шести уцелевших лошадей двух самых сильных и выносливых и приготовить нехитрую упряжь из тех обрывков уздечек, какие удалось разыскать на месте бывших замковых конюшен.

Мартин снова сел к огню. В трактир неторопливой, усталой походкой вошли Гуда и Накор. Чародей кивнул герцогу в знак приветствия и улыбнулся Калису.

- Могу поручиться, что все, кто к нынешнему вечеру не отдал богам душу, скоро исцелятся от ран и ожогов.

- Хоть одна радостная весть, - хмуро буркнул Маркус.

Мартин предложил чародею и воину сесть в круг к печи и поужинать жареной олениной. Оба не заставили себя упрашивать и вскоре с большим аппетитом принялись за угощение: Накор вгрызался в оленью печенку, а Гуда отрывал зубами кусочки мяса с ребер.

- Мне думается, - помолчав, веско проговорил Мартин, - что нападение на Крайди, Бэйран и, возможно, Карс - это лишь начало наших бедствий. Неведомые враги сделали пока только первый шаг в осуществлении своего сложного и коварного плана, губительного для всех нас.

- Мне хорошо ведомо, ваша светлость, - поддержал его Гуда, - как ведут себя дурбинские работорговцы, когда захватывают пленных. Они не устраивают поджогов и никогда даже пальцем не трогают тех, кто не годится для продажи на невольничьих рынках и не оказывает им сопротивления. Бойня в Крайди - не их рук дело. - Он поморщился и покачал головой. - Ведь мерзавцы, которые тут орудовали, видать, творили все свои злодейства единственно ради собственной потехи.

Мартин прикрыл глаза ладонью, словно неяркий свет печи его слепил, и тяжело вздохнул:

- После Войны Врат мы успели привыкнуть к покою и благоденствию и думали, что больше нам никто и ничто не угрожает.

- Так ты считаешь, отец, что за всем этим стоят цурани? - спросил Маркус.

- Нет, это не они. Госпожа Империи не допустила бы ничего подобного. Она вершит все торговые дела между Келеваном и Мидкемией с тех самых пор, как ее сын стал императором, и лично отвечает за безопасность космической границы между нашими мирами. За это время она снискала себе славу жесткого и расчетливого, но безупречно честного дельца. Возможно, некоторым не особо щепетильным цуранийским купцам время от времени удавалось прокрасться сквозь врата между планетами без уплаты пошлины. Но это - единственное нарушение закона, на какое в настоящее время способны цурани. Они желают продолжать и даже расширять торговые сношения с нами, и потому не могут быть заинтересованы в гибели Крайди.

- Но ведь Чарлз перед смертью сказал нам, что среди разбойников были и цурани, - напомнил ему Маркус.

- Как же это он их назвал? - Гуда поскреб лысый затылок. - Тонг?

- Бриману Тонг, - подсказал Накор. - Братство Золотого Урагана.

- Так ты говоришь по-цуранийски? - удивился Мартин.

Исалани кивнул:

- И довольно изрядно.

- И тебе известно, что они за люди?

- Вот как раз людьми-то я бы их не назвал. - Чародей скорчил брезгливую гримасу. - Это отвратительнейшие из ублюдков, каких когда-либо порождала Вселенная. Они - прирожденные убийцы. Ночные коршуны Цурануани, ежели вам угодно. Бриману Тонг служат всякому, кто согласен платить за их кровавую работу. Лет пятнадцать тому назад по приказу Госпожи Империи самый могущественный из кланов Тонг, Камой, был полностью уничтожен. Но другие остались невредимы.

Мартин сдавил переносицу большим и указательным пальцами.

- Но что же все это означает?

- Только одно, друг мой! Что ты и твои близкие попали в серьезную переделку! - прогремел знакомый голос с порога трактира.

Все повернули головы к двери. В проеме показалась плотная, приземистая фигура адмирала Траска.

- Амос! - с радостной улыбкой приветствовал его Мартин. - Вот это приятный сюрприз! А мы не ждали тебя так скоро.

- Я приказал команде натянуть каждый дюйм парусов и чуть не до смерти ее загонял, чтоб только побыстрее сюда добраться, - сказал Траск, продвигаясь к огню и стаскивая с себя на ходу потрепанную парусиновую куртку. Он швырнул ее на пол и уселся подле Мартина.

- Что же стряслось в Бэйране? - спросил герцог.

Траск стянул с головы шерстяной колпак, сунул его в карман штанов и принял из рук Гарри кружку дымившегося чаю. Никто не знал, где пронырливому оруженосцу удалось разжиться заваркой, но все были несказанно рады неожиданной возможности хоть изредка поддерживать силы терпким напитком.

- На нас напали семь ночей тому назад, - Траск отхлебнул из своей кружки и одобрительно помотал головой. - Выходит, аккурат в канун набега на Крайди. - Мартин согласно кивнул. - А я еще со времен войны с цурани всякий раз, когда становлюсь на якорь, удваиваю число ночных вахтенных. Так оно надежнее. И все равно прежде чем один из матросов сумел поднять тревогу, эти мерзавцы перебили почитай что всю вахту. Зато матросам, что остались в живых, удалось прикончить ублюдков, которые пытались поджечь мой корабль. - Он с наслаждением допил чай и поставил глиняную кружку на пол. - А вот солдатам гарнизона повезло куда меньше, чем моим ребятам. Мы почти что закончили выгружать на берег оружие и запасы провизии. Нам достало бы еще одного дня, чтоб совсем опустошить трюмы "Орла". Ваш лейтенант Эдвин приказал всем воинам пособлять моим матросам, и потому они не успели достроить свой форт. Там даже еще ворот не было. Один частокол. Бандиты без труда подобрались к казармам и успели их поджечь, прежде чем часовой подал сигнал тревоги. Но зато и им здорово от нас досталось.

- Так форт сожжен? - спросил Маркус.

- Дотла, - кивнул Амос.

- А что же с гарнизоном? Ведь кто-нибудь из воинов остался в живых? Где они? - забеспокоился Мартин.

- У меня не было другого выхода, кроме как взять их с собой.

- Ты поступил совершенно правильно. - Мартин одобрительно похлопал адмирала по плечу. - Сколько их?

- Немногим более сотни, - с печальным вздохом ответил Траск. - Эдвин даст вам полный отчет о том, что стряслось в Бэйране, когда все его люди сойдут на берег с борта "Орла". Нам удалось спасти от огня кое-что из припасов и одежды. Да в трюмах оставалось то немногое, что мы еще не успели выгрузить. Но большая часть оружия и всего остального сгорела вместе с фортом. Уж больно жарко полыхал там огонь! Вот я и рассудил, что, раз солдатам негде жить и нечем кормиться, надо их привезти сюда и позабыть о строительстве крепости в Бэйране до весны или лета. - Амос провел ладонью по лицу и криво улыбнулся. - Я не знал, как вы к этому отнесетесь, но теперь сам вижу, что был прав. Вам тут никак не помешает лишняя сотня рабочих рук.

- Еще бы! - печально улыбнулся герцог. Он рассказал адмиралу все, что было известно о набеге ему самому. Амос, слушая Мартина, все больше и больше мрачнел, когда же речь зашла о судах, на которых прибыли бандиты, он хлопнул себя по колену и с горячностью воскликнул:

- Но это ведь совершенно ни на что не похоже!

- Все говорят то же самое, - буркнул Маркус.

- Нет, - Амос мотнул головой, и матросская косица подпрыгнула у него на спине, - я не о самом набеге. - Впрочем, продолжай, друг Мартин. Я хочу услышать обо всем подробно.

Герцог еще с полчаса рассказывал ему о ночном нападении неведомых разбойников и старался не упустить ни одной самой мелкой детали из того, что поведали ему самому очевидцы кровавой бойни в городе и крепости.

Внимательно слушая друга, Амос встал и принялся нервно расхаживать по залу. Он то приближался к печке и сидевшим подле нее, то удалялся на несколько шагов в глубь помещения и все время шумно вздыхал, всплескивал руками, проводил ладонью по лицу, поглаживал бороду и сжимал ее в кулаке. Когда Мартин умолк, он снова сел к огню и подытожил:

- Выходит, в одном только набеге на Крайди участвовало не меньше тысячи этих ублюдков.

- И что же из этого? - мрачно спросил Маркус.

- А то, - назидательно промолвил Траск, - что этакую огромную команду под силу было бы собрать воедино шести, а то и семи-восьми дурбинским капитанам. Замечу вам, что ничего подобного там не случалось с тех пор, как я покинул их ряды.

- Неужто? - сухо осведомился Мартин. Ему было известно о пиратском прошлом Амоса Траска, и он не любил, когда сам адмирал о нем вспоминал, да к тому же еще прилюдно. Тем более, что Траск зачастую лукавил и без всякого смущения выдавал себя за бывшего капитана торгового флота, верой и правдой служившего губернатору Дурбина.

- Я знаю, о чем говорю, - твердо ответил Амос. - Каждый из капитанов с побережья предпочитает держаться особняком от других. Они редко объединяются для какого-нибудь дела. Власти их терпят и дозволяют им промышлять в тех водах по одной-единственной причине. И причина эта - постоянная угроза вторжения квегских кораблей. Такое положение дел вполне устраивает Кеш. Ведь оснащение сторожевого флота стоило бы Империи значительных издержек. - Он с лукавой усмешкой взглянул на Мартина и обезоруживающе ему улыбнулся. - Да и я сам как адмирал твоего брата скорее предпочту иметь дело с дюжиной пиратских бригов, капитаны которых меня уважают и побаиваются, чем с кешианскими военными моряками. Видишь, что получается, друг Мартин: интересы высокой политики могут придать достойный и даже респектабельный вид кому и чему угодно.

Мартин сердито повел бровями и ничего ему на это не ответил.

- Так неужто же, - недоверчиво спросил Гуда, - они забыли на время все свои раздоры и объединились, чтоб сжечь Крайди и истребить людей герцога?

- Ничего подобного, - возразил Амос. Он встал и подошел к стойке у ближней стены зала. - Нападение на Крайди и, по всей вероятности, на Карс? Уничтожение форта в Бэйране? А еще я готов поклясться, что и в Туланской гавани эти ублюдки спалили все корабли до единого. - Он ударил кулаком по перилам стойки и досадливо крякнул. - Эх, чего бы я сейчас не отдал за один-единственный глоток бренди!

Гарри немедленно нырнул под стойку и выудил оттуда небольшую глиняную флягу.

- Я вообще-то берег его как лечебное снадобье для Энтони и Накора. Они у нас ходят за ранеными. Но так уж и быть, уделю и вам малую толику. - Он плеснул бренди в глиняную кружку и подвинул ее к Амосу, после чего тщательно закупорил бутылку и тотчас же снова ее спрятал.

Амос одним глотком осушил кружку и вытер губы тыльной стороной ладони.

- Боги вознаградят тебя за это, мой мальчик! - с чувством произнес он и снова обратился к Мартину: - Так вот, послушай, твоя светлость, что я тебе скажу: дурбинские пираты, так и знай, не имеют ко всему этому никакого касательства!

- Но ведь среди разбойников были торговцы невольниками из Дурбина! - запротестовал Маркус.

Амос вытянул вперед руку, призывая его к молчанию:

- Плевать мне на них! Это ведь не что иное как ложный след, сынок. Работорговцы появляются невесть откуда в деревушках и маленьких городках, силой уводят оттуда молодых да здоровых мужчин, женщин и подростков, и поминай как звали. Они не поджигают строений и не кромсают на куски всех, кто под руку попадется.

- Вот и я то же говорю, - вставил Гуда.

- Они имеют дело только с теми, кто не может дать им отпор. Они не навлекают на свою голову бед и напастей, уничтожая целые гарнизоны и захватывая в плен королевских племянниц. - Он озадаченно потер ладонью подбородок. - Если б только я мог узнать, кого из капитанов наняли те, кто за этим стоит, чтоб доставить сюда весь этот кровожадный сброд...

- Один из солдат видел их предводителя, - сказал Мартин. - Это был высокий, узкоплечий, белокожий мужчина с татуировками на лысой голове и на щеках.

- Голубоглазый? С заостренными зубами? - живо спросил Амос.

- Да, воин описывал его в точности так, - кивнул герцог.

Глаза Амоса округлились и едва не вылезли из орбит.

- Неужто же это Рендер? - прошептал он. - Я был уверен, что его давно нет в живых!

Мартин подался вперед:

- Кто он? Говори!

Амос с каким-то суеверным страхом оглянулся по сторонам и подсел к огню.

- Не иначе как ублюдок одного из демонов! Когда он был молодым матросом, его корабль потерпел крушение у Западного архипелага. Рендеру и нескольким его товарищам удалось вплавь добраться до Скашакана, небольшого обитаемого островка, заросшего лесом. Островитяне взяли их в плен. Рендер втерся к ним в доверие, и они его приняли в свое племя. Он единственный из всей команды остался в живых. Его тело от макушки до самых пят покрыли узорами татуировок, а концы зубов заточили в знак его принадлежности к скашаканскому клану. И велели ему съесть одного из бедолаг матросов. Ведь жители Скашакана - людоеды.

- Не может быть! - выдохнул Николас.

- Я впервые встретил его в Маргрейвском порту, - продолжал Траск. - Он служил тогда первым помощником на корабле капитана Милостивого.

- Милостивого? - усмехнулся Николас. - Какое странное имя для пирата.

- Почти все дурбинские капитаны носят какие-нибудь прозвища. Меня, к примеру" звали Тренчардом, - не без гордости сообщил Амос, - Тревора Халла - Белоглазым, а Жильбера де Грасье товарищи по ремеслу нарекли Милостивым, потому как одно время он .подвизался в качестве послушника в монастыре Далы Милостивой. Кличка, что и говорить, была не самой для него подходящей, но он к ней привык. Да и все остальные тоже. - Амос внезапно умолк и озадаченно нахмурился. Мартин, внимательно следивший за выражением его лица, с тревогой спросил:

- В чем дело, старина?

- Рендер хорошо знаком с ремеслом торговца невольниками. Одно время Милостивый этим промышлял. Но сам Рендер никогда не был дурбинским капитаном. И вообще не командовал кораблем, когда я его впервые увидал. Но мне говорили, что он плавал с Джоном Эвери. А тот вступил в сговор против Дурбина с командующим квегским сторожевым флотом. И если Рендер когда-нибудь осмелится появиться близ Дурбина, капитаны попросту разорвут его на куски, дружище Мартин. Вот и смекай, что к чему.

Один из воинов несмело приблизился к тесному кружку у огня и поклонился сперва Мартину, а затем Траску.

- Вы, кажется, упомянули сейчас Квег, адмирал?

- Да, - ответил ему герцог. - Амос Траск говорил о квегском флоте. А в чем дело?

- Милорд, я только теперь вспомнил, что прежде уже видел у нас в Крайди одного из тех, кто напал на крепость. За день до несчастья вы давали торжественный ужин в большом зале, и среди гостей был богатый квегский торговец. Его-то я и заприметил в коридоре замка, где шел бой.

- Вазариус, - сердито сдвинув брови, процедил Николас. - Мне он сразу показался подозрительным. Он с такой жадностью глядел на Маргарет и Эбигейл...

- И задавал всякие вопросы командующему гарнизоном и конюшему, - подхватил солдат. - Вроде бы из чистого любопытства, а на самом деле выпытывал у них все, что ему было нужно.

- Это еще больше все осложняет, - нахмурился Амос. - Дурбинским пиратам и работорговцам такое просто не по плечу. Это ведь равносильно объявлению войны, а они нипочем на подобное не решились бы. Единственный смысл всех их зверств состоит, как я себе мыслю, в том, чтоб лишить тебя, милорд, малейшей возможности пуститься за бандитами в погоню. Видать, они здорово опасались преследования.

Мартин недоуменно пожал плечами:

- Объясни, как ты пришел к такому выводу.

- Все твои люди, которым посчастливилось выйти живыми из этой ужасной переделки, в один голос заявляют, что среди разбойников были дурбинские работорговцы. Допустим, кому-то было нужно, чтоб их заметили. И тот, кто за этим стоит, взял с собой торговцев невольниками только для отвода глаз, понимаешь? - Герцог кивнул и весь обратился в слух. - Их вполне устроит, если ты станешь думать, что они возвращаются в Дурбин, и примешься разыскивать их именно там. Это даст им большой выигрыш во времени. Главное же для бандитов, чтоб ты не пустился по их истинному следу, Мартин.

- Но мы и без этой их уловки не смогли бы его отыскать, - растерянно пробормотал Николас. - Ведь на воде следов не остается.

Амос широко осклабился:

- А что, если я догадался, куда они держат путь?

В глазах Николаса загорелась надежда. Мартин резко выпрямился и с мольбой воскликнул:

- Куда же, Амос? Скажи, куда они увозят мою дочь?!

- Во Фрипорт, - с торжеством в голосе отвечал Траск. - Ведь Рендер давно уже обосновался на Островах Заката. Куда же еще ему податься, скажи на милость? А кроме того, суденышки бандитов, как вы мне их описали, никуда дальше Фрипорта и не дойдут. Это уж точно.

- Так ты сразу обо всем атом догадался? - с невольным уважением обратился к нему Маркус.

- Да как тебе сказать. - Траск с деланным смущением пожал плечами, но через мгновение на его широком лице вновь засияла гордая улыбка. - Помните, я сказал в начале разговора, что все это просто ни на что не похоже. - Мартин и Маркус кивнули. - Ну так вот, я имел в виду их лодчонки. Это ведь всего лишь жалкие полубаркасы. Маленькие, подвижные, с одной-единственной мачтой, которую при надобности можно убрать и уложить на дно. Разбойники не случайно приплыли сюда именно на них. Согласись, друг Мартин, что ведь любой большой корабль с этакой прорвой головорезов на борту твои часовые на Лонгпойнте заприметили бы еще издали и подняли бы тревогу. - При упоминании о часовых Лонгпойнта, ставших первыми жертвами злодеев, герцог тяжело вздохнул. - Здесь у вас орудовало никак не меньше тысячи бандитов, и еще сотни две крушили форт в Бэйране. Лодки шли порожняком, на борту их были только экипажи. Ни для какого груза в них просто нет места. А ты представляешь себе, какую прорву снеди им пришлось бы везти из Дурбина для прокорма команд в пути? Нет, уж поверь мне, единственное место, откуда полубаркасы могли прийти в Крайди, это Острова Заката. Иначе бандиты просто передохли бы с голоду в открытом море.

- Но ведь пираты с этих островов давно уже попритихли и ведут себя смирно, - заметил Маркус.

- Значит, кто-то их расшевелил, - пожал плечами Траск. - Но меня беспокоит другое.

- Что же? - нетерпеливо спросил Мартин.

- Да то, что если все до единого отпетые мерзавцы с Островов Заката соберутся в кучу и прихватят с собой своих бабок вместе с их кошками, то и тогдаих едва ли наберется сотен пять. А ведь здесь орудовало не меньше тысячи головорезов, среди которых были цуранийские наемные убийцы и, возможно, самые настоящие торговцы невольниками из Дурбина, а еще - дезертиры из Квега.

- Так откуда же мог появиться весь этот сброд и кто его сюда доставил? - озадаченно спросил герцог.

- И мог ли Рендер все это затеять? - подхватил Николас.

Амос покачал головой:

- Вот уж не думаю, чтоб людоед Рендер был на такое способен. Если только он не переменился за последние лет десять, в чем я сильно сомневаюсь. Нет, этот чудовищный замысел созрел в голове какого-то очень уж хитрого, умного и расчетливого мерзавца. Рендеру до него далеко. А кроме того, представляете ли вы, во сколько все это обошлось вашему неведомому врагу? Ведь для того, чтоб вытащить этих цуранийских наемников через врата с Келевана, надобно было подкупить хранителей врат на обеих планетах. И дурбинские торговцы живым товаром наверняка не задаром согласились участвовать в набеге. Они все - продувные бестии, им подавай звонкую монету или твердые гарантии барышей, иначе они и говорить с тобой не станут. Сомневаюсь, однако, что, даже продав всех крайдийских пленников с наибольшей выгодой, этот наш хитроумный затейник окупит свои издержки по организации бойни в Крайди, не говоря уж о набеге на Бэйран.

- Нам следует не мешкая собираться в путь, - решительно заявил Мартин.

Амос энергично закивал.

- Мне понадобится всего несколько дней, чтоб подготовить "Орел" к плаванию.

- Куда же мы направимся? - спросил Николас.

- Первым делом - на Острова Заката, - ответил Амос. - Там мы разыщем следы похитителей и решим, что нам делать дальше.

Для завершения этого разговора Мартин неожиданно предложил Николасу, Гарри, Маркусу и Амосу покинуть здание гостиницы. Во дворе, где никто из посторонних не мог бы их подслушать, он вполголоса обратился к племяннику:

- Николас, я решил, что тебе и Гарри следует на некоторое время остаться в Крайди. Лейтенант Эдвин с радостью примет вашу помощь по охране и восстановлению крепости. А как только сюда прибудет корабль из Тулана или Крондора, вы вернетесь домой.

Герцог повернулся к Траску и собрался было заговорить с ним, не дожидаясь ответа Николаса, но тот к полной его неожиданности решительно и твердо заявил:

- Нет, я здесь не останусь.

Мартин снова взглянул на него в упор и сердито сдвинул брови:

- Я вовсе не спрашивал вас о согласии, сэр сквайр!

Николас не отвел глаз и выдержал гневный взгляд своего дяди. После многозначительной паузы он с ледяным спокойствием произнес:

- Милорд Мартин, соблаговолите впредь обращаться ко мне как подобает: ваше высочество или же принц Николас.

- Посмей только ослушаться моего отца! - взорвался Маркус. Он шагнул к кузену, воинственно выпятив грудь вперед. - Ты будешь делать то, что велит тебе его светлость, ясно? Иначе тебе не поздоровится, так и знай!

Николас помотал головой. На губах его мелькнула надменно-презрительная улыбка.

- Я стану делать то, что сочту нужным, милорд Маркус, - ответил он не повышая голоса.

Маркус размахнулся, чтобы закатить ему оплеуху, но Амос Траск сумел вовремя удержать его занесенную руку от удара.

- Не забывайтесь, сэр Маркус! - Юноша высвободил руку и отступил назад. Траск с растерянной улыбкой обратился к Николасу: - Послушай, Ники, что же это ты затеваешь, а?

Николас обхватил ладонями плечи и неторопливо обвел взором лица всех, кто его окружал. Взгляд Мартина был исполнен тревоги и горечи, и принц обратился к нему:

- Дядя, ведь мы с вами оба принесли присягу на верность отечеству и короне. Когда мне минуло четырнадцать, я поклялся служить Королевству и защищать его от посягательств врагов. Неужто же вы допускаете, что я способен позабыть о своем долге и сбежать в Крондор, когда Крайдийскому герцогству угрожает опасность?

Пока Мартин подыскивал слова для возражения, в разговор снова вмешался Амос:

- Николас, ведь твой родитель отправил тебя в Крайди, чтоб ты усвоил себе разницу между жизнью в Крондоре и в приграничном герцогстве, чтоб ты поближе познакомился со своей родней и окреп духом и телом на герцогской службе. Его высочеству и в кошмарном сне не приснилось бы, что ты отправишься в морскую погоню за работорговцами. Он никогда бы тебе этого не позволил, понимаешь?

- Отец послал меня сюда, - с гордой улыбкой возразил Николас, - чтобы я во всех тонкостях постиг ремесло принца, будущего правителя Королевства, адмирал. А ведь первейшая забота монарха - это защита рубежей его владений. Не забывай, что Боуррик и Эрланд в мои годы отважно сражались на границе в отрядах Высокого Замка. - Он перевел взгляд на Мартина, и голос его стал тверже: - И я вовсе не намерен просить вас взять меня с собой, милорд герцог. Я вам приказываю это сделать.

Лицо Маркуса исказила гримаса гнева. Еще мгновение, и он бросился бы на принца с кулаками, но на его плечо легла тяжелая рука отца, и Маркус принужден был снова сдержать свой гнев.

- Николас, уверен ли ты, что поступаешь правильно? - с не свойственной ему мягкостью спросил Мартин.

Принц взглянул на Гарри. Мало кто теперь узнал бы в этом усталом, не по годам серьезном юноше с бледным, осунувшимся лицом и темными кругами под глазами прежнего веселого, беззаботного сквайра. Гарри коротко кивнул, и Николас ответил герцогу:

- Уверен, дядя. И полностью отдаю себе отчет в возможных последствиях этого шага.

Маркус скорчил презрительную гримасу и собрался было высказать какое-то явно не лестное для Николаса замечание, но Мартин снова не дал ему заговорить. Он крепко сжал руку сына выше локтя и склонился к самому его уху.

- Мы с тобой должны быть верны присяге, которая обязывает нас повиноваться принцу крови. - Он выпрямился и в упор взглянул на Николаса. - Как вам будет угодно, ваше высочество.

Не прибавив к этому ни слова, герцог повернулся и зашагал прочь. Маркус удалился в трактир вслед за отцом. Напоследок он окинул Николаса свирепым взором, долженствовавшим выразить все то, что ему не дозволили высказать. Когда дверь за ним захлопнулась, Амос сокрушенно покачал головой.

- Вот уж не думал, не гадал, что ты станешь этаким упрямцем, Ники. Перечить старшим, собственному дядюшке и мне, это, знаешь ли...

- Ах, оставь это, Амос, - с досадой прервал его Николас. - Маргарет и Эбигейл попали в руки к врагам. Девушки ежеминутно подвергаются опасности, и ежели есть хоть малейшая возможность их спасти, я ею воспользуюсь и вызволю пленников.

Амос невесело усмехнулся и обвел глазами обгоревшие остовы соседних зданий, отчетливо различимые в свете обеих лун.

- Тебе ведомо, Ники, что я тебя люблю, как родного внука, но, будь у меня выбор, я бы предпочел обратиться за помощью к какому-нибудь магу, а не пускаться в дальний и опасный путь под командой, ты уж меня прости, желторотого юнца, который слишком много о себе мнит.

- Паг! - внезапно воскликнул Николас. - Амулет! Я ведь чуть было о нем не позабыл! Спасибо, друг Амос, что невольно навел меня на мысль о нем.

- О чем это? - оторопело спросил Траск.

Принц снял с шеи цепочку, на которой висел небольшой металлический диск с вычеканенным на нем изображением трех дельфинов.

- Паг мне это дал, чтоб я в случае нужды мог позвать его на помощь.

- Что ж, он это сделал как нельзя кстати. Боюсь, без помощи старины Пага нам теперь не обойтись.

Николас крепко сжал амулет в правой ладони и трижды повторил имя Пага. И тотчас же диск стал таким горячим, что принц чуть было его не выронил. Однако волшебное действе амулета ни в чем другом себя не проявило. Диск вскоре остыл, а могущественный волшебник с Острова Колдуна никак не откликнулся на этот призыв.

Дверь гостиницы отворилась, и на пороге показался Накор.

- Что это вы тут делаете?

- Так ты ее почувствовал? - с надеждой спросил Гарри.

- Что это я должен был почувствовать?

- Ну... как же... Присутствие магии.

- Вот еще. - Исалани пренебрежительно махнул рукой. - Я ведь тебе уже говорил, никакой магии не существует. Просто герцог и Маркус вернулись отсюда в трактир с таким сердитым и удрученным видом, что мне сделалось любопытно, кто и чем мог их так огорчить. Уж не вы ли, ваше высочество, в этом повинны? - И он с плутоватой улыбкой воззрился на Николаса.

- Он, он, кто ж еще, - усмехнулся Амос. - Наш Ники вдруг решил поставить его светлость Мартина на место. И похоже, ему это удалось. Принц вознамерился участвовать в поисках пленников, как ни пытались мы с герцогом его от этого отговорить. Никакого почтения к старшим!

- Он совершенно прав.

- Ты и в самом деле так считаешь? - обрадовался Гарри.

Исалани кивнул:

- Скажу вам больше: без Николаса нам нипочем не удастся осуществить задуманное. Только не спрашивайте меня, какое отношение ко всему происходящему имеет принц. Я и сам этого не знаю.

- Все дело в том, что он - сын Владыки Запада, - произнес знакомый голос, и из густой тени, которую отбрасывала бревенчатая стена гостиницы, к ним вышел Паг. Он откинул капюшон коричневого балахона и с отчаянием во взоре оглядел разрушенные и сожженные строения вокруг трактира. - Мне нет нужды спрашивать вас, зачем вы меня вызвали. Это ясно без слов.

Паг довольно долго говорил о чем-то с Мартином после того как Амос по его просьбе вызвал герцога из гостиницы. Остальные собрались немного поодаль, у стены конюшни, и с нетерпением ждали окончания этой беседы. Всем хотелось поскорее узнать, что намерен предпринять чародей для спасения пленников.

- Как ты думаешь, -вполголоса обратился Гарри к Накору, - он сможет их сюда вернуть?

Исалани помотал головой:

- Навряд ли при всем его могуществе ему это окажется по силам. Но потерпи немного, и ты все увидишь сам. Уж ты мне поверь, тут будет на что поглядеть.

Вскоре к ним подошли Паг и Мартин.

- Я попытаюсь определить, где теперь находятся принцесса и ее подруга, - сказал волшебник и огляделся по сторонам. - Но мне для этого понадобится свободное, открытое пространство. А вам лучше остаться здесь.

Он неторопливо зашагал к небольшой площади, примыкавшей к зданию трактира. Предполагалось, что со временем там будут возведены торговые ряды нового городского рынка. Пока же будущая рыночная площадь представляла собой пустырь, сплошь поросший сорняками, с большим каменным валуном посередине. Паг легко поднялся на камень и поднял руки к небу.

Николас скорее почувствовал, чем услышал внезапно возникший невесть откуда, низкий и грозный гул, походивший на рев штормового моря. Он скосил глаза на Гарри, и тот молча кивнул, давая понять, что тоже уловил колебания воздуха и почвы. Несколько минут прошло в молчании. Но тут дверь трактира растворилась, и во двор вышел Энтони. Он подошел к остальным и кивнул в сторону чародея.

- Это Паг?

- Конечно же, - шепотом ответил ему Накор. - Он хочет отыскать пленников. Фокус что надо, скажу я тебе! Ежели только он ему удастся.

Вибрация воздуха усилилась. Николас теперь ощущал ее всей поверхностью кожи. Он с трудом поборол в себе желание почесать руки, спину, шею.

- Что это там? - испуганно выдавил из себя Энтони.

Николас взглянул туда, куда придворный чародей указал дрожавшим пальцем. Вдалеке посреди темного неба горела какая-то зловещая красная точка. Она неумолимо неслась к ним, увеличиваясь в размерах и становясь все ярче.

Через мгновение Накор скомандовал:

- Ложись!

Никому даже в голову не пришло усомниться в его праве распоряжаться их действиями. Все, включая и самого исалани, улеглись наземь лицами вниз. Лишь Энтони и Николас остались стоять.

- Немедленно ложитесь! - зашипел на них Накор и потянул обоих за рукава. Юноши нехотя повиновались. - Закройте глаза! Не вздумайте туда глядеть!

Николас покорно пригнул голову, но вскоре любопытство пересилило в нем страх. Он открыл глаза и с ужасом убедился, что красная точка успела превратиться в большой огненный шар, который стремительно приближался к Пагу.

Ладонь Накора легла на его затылок.

- Не смейте туда глядеть, ваше высочество! Закройте глаза! Живо!

Николасу не оставалось ничего другого, кроме как подчиниться. Внезапно его голову и плечи обдало жаром. Казалось, рядом с тем местом, где он лежал, кто-то распахнул дверцы гигантской печи. У Николаса перехватило дыхание. Он совсем было собрался вскочить на ноги и бежать куда глаза глядят, но легкий порыв ветра без следа развеял удушающий жар. Принц вздохнул полной грудью. Исалани убрал руку с его затылка.

- Глядите!

Паг по-прежнему стоял на камне, но теперь вокруг его тела возник купол из тонких красных световых нитей, которые находились в постоянном движении. Они то сплетались меж собой, то расходились в стороны, поднимались вверх и скользили вниз, к стопам чародея. Однако общие очертания удивительного купола, видом своим сходного с большим колоколом, нисколько при этом не менялись. Молнии, что сверкали вокруг, то и дело ударялись о поверхность этой волшебной брони и рассыпались разноцветными искрами, которые озаряли пустырь и двор трактира призрачным, мерцающим сиянием.

Накор, а следом за ним и все остальные бросились к валуну. Приблизившись к Пагу на расстояние вытянутой руки, исалани сделал предостерегающий жест.

- Не подходите слишком близко. Это для вас опасно.

Паг оставался недвижим. Он походил на .изваяние с воздетыми к небу руками. Накор несколько раз обошел вокруг валуна. При этом он хмурился, беззвучно шевелил губами и то и дело поглядывал на Пага. Остальные наблюдали за ним, не говоря ни слова. Первым нарушил молчание Амос.

- Да что же это такое, в самом деле?

- Это - магия самого высокого порядка, адмирал, - почтительным шепотом ответил ему Энтони.

Накор поморщился и пренебрежительно махнул рукой:

- Вот еще! Говорил же я тебе, что никакой магии не существует! А то, что вы перед собой видите, всего лишь предупреждение: держитесь отсюда подальше! - Он тряхнул головой и со вздохом добавил: - Впрочем, все, что здесь происходит, наводит еще на кое-какие догадки...

- Говори! - потребовал герцог.

- Боюсь, что дела наши обстоят гораздо хуже, чем мы предполагали. - Сказав это, исалани невозмутимо повернулся и зашагал к трактиру.

- Неужто ты его здесь бросишь? - крикнул ему вдогонку Гарри.

Накор нехотя остановился и пожал плечами:

- Мне вовсе незачем здесь оставаться. Паг сам о себе позаботится. С ним все будет в порядке, вот увидите. Ему нужно лишь время, чтоб вызволить себя из западни. Что же до меня, то я продрог и проголодался.

- Нам следует его дождаться! - с укором произнес Николас.

- Как пожелаете. А я с вашего позволения вернусь в трактир. Паг тоже туда придет, когда покончит со своими делами.

Амос поспешно нагнал чародея и зашагал с ним рядом. Остальные, за исключением Энтони, потянулись за ними следом.

- С какими такими делами должен покончить наш Паг? Что ты имел в виду? - спросил Траск, искательно заглядывая в лицо Накора.

- Он наверняка теперь пытается узнать все, что можно, о судьбе пленников, - пожав плечами, беззаботно ответил Накор. - Иначе он не остался бы в этой ловушке, а давным-давно высвободился бы из нее. - С этими словами он открыл дверь трактира и шагнул внутрь, за ним остальные. На пустыре остались лишь Паг и Энтони. Придворный чародей уселся на землю близ валуна и устремил неподвижный взор на огненную сеть, что окутывала невысокую фигуру Пага.

Паг направил свой внутренний взор на юго-запад, к островам, где, согласно уверениям Амоса Траска, должны были теперь находиться пленники из Крайди. Ему без труда удалось отыскать самый большой из этих островов, ибо мысли и чувства людей, что населяли раскинувшийся на нем город, сплелись в огромный шарообразный сгусток лучистой энергии, и Паг отчетливо различил его на фоне окружающего мрака.

Но внезапно откуда-то извне прозвучал сигнал тревоги. Паг понял, что неведомому противнику удалось разгадать его намерения. Ему грозила опасность, и зримым воплощением ее вскоре стала красная огненная точка, что стремительно приближалась к нему из темной дали. Пагу без труда удалось бы отразить эту атаку, но тогда враг догадался бы, что чародей остался невредим. Пагу же во что бы то ни стало нужно было обмануть его бдительность, заставить его поверить, что удар достиг своей цели. Лишь в этом случае он смог бы продолжить поиски.

С большой осторожностью, чтобы не обнаружить себя, Паг установил, откуда был послан этот убийственный заряд, и пустил по следу бестелесное создание, которое он вызвал к жизни и действиям с помощью своего магического искусства, - проводника сверхъестественных сил, которого он для краткости и ясности понятий привык именовать своей тенью.

Он видел, как тень скользнула по несуществующей огненной дороге, которую прочертил в небе красный шар, по магическому следу, не различимому для взора простых смертных, и устремилась вперед. Она почти слилась с окружающим мраком, и Паг был уверен, что противник не сможет увидеть ее и не почувствует ее приближения.

Для того, чтобы с помощью тени узнать, кем был его неведомый враг и где он находился, требовалось немало времени. И Паг стал терпеливо ждать возвращения своего призрачного разведчика.

Незадолго до рассвета Паг легко спрыгнул с валуна. Энтони, который дремал неподалеку, завернувшись в плащ, тотчас же пробудился и стал тереть глаза. Купол, сотканный из красных световых нитей, по-прежнему возвышался над валуном, внутри же находился какой-то темный силуэт, отдаленно напоминавший фигуру Пага с воздетыми вверх руками.

Энтони поднялся на ноги, подошел вплотную к Пагу и тронул его за рукав балахона.

- Могу я быть вам чем-нибудь полезен?

Паг с улыбкой покачал головой:

- Благодарю, друг мой. Все самое тяжелое осталось позади. Я немного устал, только и всего. - Он пристально взглянул на огненный колокол и темную фигуру внутри него и вновь обратил взор к придворному чародею. - А где все остальные?

- Они вернулись в трактир.

Паг кивнул, вытянул руку и тронул одну из нитей указательным пальцем. Та с шипением вонзилась в землю. Фигура внутри оставалась недвижима.

- Пусть пока побудет здесь, - вполголоса пробормотал волшебник и зашагал ко входу в трактир. Энтони торопливо последовал за ним. - Сдается мне, что я вас прежде не встречал. - Он вопросительно взглянул на юношу, и тот поспешил ему представиться. - Так выходит, вы заступили место придворного чародея Крайди, что предназначалось мне? - добродушно усмехнулся Паг.

Энтони смешался и покраснел до корней волос:

- Разве я дерзнул бы... Меня сюда прислали, не спросив моего согласия... Я вовсе не искал этой должности, мастер...

- Зовите меня Пагом.

- А вас, - осмелел Энтони, - я просил бы говорить мне "ты".

- Идет, - кивнул Паг. - Ежели время позволит, я расскажу тебе, какой прискорбной неудачей окончились мои первые попытки овладения нашим ремеслом. Энтони слабо улыбнулся и покачал головой. - Я говорю вполне серьезно, - заверил его Паг. - Мне казалось даже, что я так никогда и не стану чародеем.

Паг отворил дверь трактира, и Мартин, а за ним и Маркус молча поднялись со своих походных постелей. Гарри вскочил на ноги, зевнул, потянулся и тряхнул головой.

- Кажется, у меня осталось немного кофе. Пойду взгляну. - Он сонно поплелся к сундуку, сколоченному из неструганых досок, в углу зала.

Мартин вопросительно взглянул на Пага. Тот с усталым вздохом опустился на пол у очага.

- Похоже, что Амос был прав. Этот набег был затеян для того, чтобы сбить вас со следа.

- А что это был за красный колокол, в котором вы очутились? - полюбопытствовал Маркус.

- Хитроумная ловушка, - пожал плечами Паг.

Накор задумчиво кивнул:

- И предупреждение, не так ли?

- И это тоже, - согласился Паг.

- Что с Маргарет и остальными пленниками? - спросил Мартин.

- Они находятся там, где предполагал Траск. - Паг развел руками. - Сожалею, но более точного места я вам указать не смогу. На меня напали как раз тогда, когда я их отыскал. Я успел разглядеть помещение, где их содержали. Это большая, мрачная, очень темная комната. Возможно, пакгауз. Мне удалось узнать, в каком настроении пребывают узники. Более всего их сейчас снедают чувства страха и отчаяния. - Он слабо улыбнулся и добавил. - Что же до твоей дочери, Мартин, то она просто вне себя от ярости и жажды мщения.

Герцог облегченно вздохнул и расправил плечи. В глазах его блеснули слезы радости:

- Спасибо тебе, друг! Ведь я опасался гораздо худшего.

- Ты можешь быть уверен по крайней мере в том, что минувшей ночью они были живы, - невесело усмехнулся Паг.

- А кто же это расставил вам западню? - с любопытством спросил исалани.

- Сам не знаю. - Паг покачал головой. - Меня удивило и озадачило, что магический снаряд был послан вовсе не оттуда, где содержатся пленники. Неведомый враг находился в другой части света, на весьма значительном удалении как от Крайди, так и от Островов Заката. Могу сказать о нем лишь одно - это весьма и весьма могущественный волшебник. Он вознамерился меня уничтожить, когда узнал, что я разыскиваю принцессу Маргарет и прочих пленников.

Накор разочарованно вздохнул:

- Выходит, вам надо поскорее убраться отсюда.

Паг кивнул ему и снова беспомощно развел руками:

- Моя тень, которая нынче заключена в магическом куполе, скоро растает и исчезнет без следа. Когда это случится, я буду далеко отсюда. Новая атака наших врагов не будет таить в себе угрозы ни для кого из вас. Я же в случае чего сумею себя защитить. Но останься я здесь, и наш могущественный противник погубит всех, кто окажется поблизости от меня. Я навряд ли смогу ему в этом противостоять.

Исалани потер пальцем переносицу:

- Ничего не поделаешь. Придется нам плыть туда без вас, мастер Паг.

Мартин озадаченно переводил взгляд с одного волшебника на другого:

- Я не совсем понял, о чем вы.

- Паг получил предупреждение от наших врагов, - терпеливо пояснил Накор, - и теперь он ничем не сможет нам помочь. Но лучше будет, если вы сами расскажете об этом его светлости, мастер.

- Да о чем же, во имя всех богов?! - нетерпеливо воскликнул Мартин.

К сидевшим у очага подошел Гарри с тяжелым подносом в руках. Приняв из его рук кружку с дымившимся кофе, Паг кивком и улыбкой поблагодарил сквайра, отхлебнул из кружки и обратился к Мартину:

- Не знаю, как нашему другу Накору удалось об этом проведать, но я и в самом деле получил недвусмысленное предупреждение от волшебника, который разгадал мои намерения. Если я попытаюсь проследить путь пленников и освободить их с помощью моих магических познаний, если я направлю корабль королевского флота вдогонку за похитителями, то стражам будет отдан приказ убивать наших юношей и девушек по одному до тех самых пор, пока мы не прекратим преследования. Ведь они не только пленники, но еще и заложники, понимаешь, лорд Мартин? Амос с досадой стукнул кружкой об пол:

- Значит, ежели только они увидят на горизонте флаг с гербом Королевства, то примутся перерезать глотки нашим юнцам и юницам!

- Вот именно, - нахмурившись, кивнул Паг.

Гарри с изумлением взглянул на исалани:

- Но как же вы об этом узнали?

Накор равнодушно пожал плечами:

- Просто догадался. Логично было предположить, что они прознают о родстве между Пагом и герцогом. И о том, что мастер постарается помочь его сиятельству вызволить из плена принцессу Маргарет. А что до угрозы убивать пленников по одному, то ведь заложников для того и захватывают, чтоб принуждать их близких вести себя так, как выгодно похитителям. Так было во все времена.

- Но кто же смог привести в действие такое мощное заклинание? - спросил Энтони, все это время не сводивший глаз с Пага.

- Этого я не знаю. - Паг удрученно покачал головой. - Да и магические приемы враждебного нам чародея мне неведомы. До сих пор я еще не сталкивался ни с чем подобным. - Он перевел взгляд на Мартина. - И это лишний раз доказывает правоту Амоса. Набег на Крайди они затеяли для того, чтобы скрыть свои истинные намерения.

Накор энергично закивал. На его некрасивом лице не осталось и следа былой беззаботности. Тонкие брови сошлись у переносицы, углы рта опустились вниз.

- У этих мнимых работорговцев, похоже, имеются очень уж могущественные союзники, лорд Мартин, - с печальным вздохом подытожил он.

В зале на несколько минут воцарилось гнетущее молчание.

- Я знаю, что нам делать! - внезапно пробасил Амос. Все-взоры обратились к нему. Адмирал с гордой, счастливой улыбкой воззрился на герцога.

- Что же ты предлагаешь? - с изрядной долей сомнения в голосе спросил Мартин.

Но Амос явно желал потянуть время, чтобы полнее насладиться своим триумфом.

- Я знаю, как нам добраться до Фрипорта, не подвергая опасности жизнь пленников.

- Ну говори же! - взмолился Паг.

Траск сиял, словно мальчишка, получивший в подарок игрушечный меч.

- Джентльмены, - хохотнув, проговорил он, - чтоб туда попасть и не вызвать у врагов никаких подозрений, нам придется выдать себя за пиратов!

Мастеровые дни и ночи напролет стучали молотками на палубе "Орла". Всеми работами руководил Амос Траск. Никто не пытался оспорить его авторитет по части оснащения пиратского судна, в которое должен был превратиться флагман королевского флота. Амоса беспокоило, что те немногие из бандитов, кто остался в живых после нападения на "Орла" близ Бэйрана, могли удержать в памяти облик судна и детали его экипировки. В таком случае наблюдательность головорезов дорого обошлась бы герцогу и его людям. Внешний вид корабля следовало изменить до неузнаваемости.

Двое подмастерьев плотника трудились над носовой фигурой, превращая благородного орла в ястреба-стервятника. Амос так изводил бедняг своими придирками, что те совсем было решились отказаться от работы, а заодно и от щедрого вознаграждения, обещанного Мартином, но адмирал неожиданно сменил гнев на милость и заявил, что птица не так уж и плоха, если ее выкрасить как подобает. Резное оперение деревянного ястреба покрыли несколькими слоями черной краски, на фоне которой зловеще выделялись яркие красно-оранжевые глаза. С кормы и носа тщательно соскоблили надписи "Королевский Орел", и маляр с нарочитой небрежностью замазал обнажившиеся доски свежей краской.

Реи и рангоуты переместили так, чтобы корабль как можно более походил на пиратский бриг, а посередине палубы соорудили нечто вроде дополнительной переборки. При ближайшем рассмотрении всякому стало бы видно, что это всего лишь подделка, но Траск не собирался пускать на свой корабль никого из посторонних. На носу разместили две платформы для баллист, с мачт сбили деревянные площадки для лучников, по которым всякий мог бы сразу опознать военный корабль королевского флота, и заменили их парусиновыми гамаками для арбалетчиков, бушприт подняли настолько, что на носу под ним смог бы теперь стоять человек в полный рост.

Целая бригада мастеровых и многие из членов команды были заняты "замызгиваньем несчастной посудины", как именовал их работу Амос Траск. Они соскребали краску с металлических и деревянных деталей, покрывали палубу пятнами дегтя и сажи, грязнили надраенные до блеска медные ручки дверей, и в результате всех этих усилий "Орел" стал и впрямь походить на зловещий и донельзя запущенный пиратский корабль. Амос был почти уверен, что никто теперь не смог бы узнать в этом трехмачтовике бывший флагман крондорского военного флота.

Мартин, Паг и Николас наблюдали за работой матросов и ремесленников, стоя у причала. Амос спустился к ним и приветствовал всех коротким кивком.

- Как дела на судне? - спросил Мартин.

Траск скорчил жалобную гримасу.

- Бедная посудина! Глаза б мои на такое не глядели! Точно благородную леди превращают в портовую шлюху! - Ответом ему был дружный смех всех троих, и Амос в свою очередь не удержался от улыбки. Он обернулся и снова взглянул на свой корабль. - Еще неделя, и ее было бы нипочем не отличить от заправского брига флибустьеров. Но время не ждет, да и то сказать, ведь эти мерзавцы видели "Орла" ночью и успели уж позабыть, каков он из себя. Пожалуй, что сойдет и так.

- Я тоже думаю, что все обойдется, - поддержал его Мартин.

- Так когда же мы отплываем? - нетерпеливо спросил Николас.

Амос помотал головой:

- Я знаю, что ты твердо вознамерился плыть вместе с нами, Ники, но заклинаю тебя, одумайся, пока не поздно!

- Это еще почему? - Николас вскинул голову и с вызовом взглянул на адмирала.

Амос протяжно вздохнул.

- Ты ведь знаешь, что я люблю тебя как родного внука и желаю тебе добра. А потому выслушай меня спокойно, без сердца. - Николас нехотя кивнул. - Меня тревожит, что ты ведешь себя как влюбленный юнец, а вовсе не как принц крови, коему надлежит глядеть на вещи здраво и быть рассудительным. - Николае собрался было возразить ему, но Траск не дал ему заговорить. - Подожди, я еще не закончил. Я ж ведь не слепой! Я видел, как ты переменился в лице, когда в первый раз увидел леди Эбигейл. Останься все как прежде, я от души пожелал бы тебе успеха и присоветовал бы как можно скорее затащить ее в постель. - Щеки Николаса покрыл густой румянец. Амос сдержанно усмехнулся и потрепал его по плечу. - Но теперь слишком многое поставлено на карту, понимаешь?

Принц упрямо помотал головой:

- Нет!

- Давно ли ты гляделся в зеркало, дружок? Ведь ты ж копия своего папаши, да продлят боги дни его высочества Аруты! Он правит Крондором вот уж три десятка лет, и за эти годы любой из тех головорезов с Островов Заката, что напали на Крайди, мог его увидеть и запомнить. И вот ты, его живой портрет, заявишься во Фрипорт под видом пирата...

- Я могу изменить свой облик, - с вызовом ответил на это Николас. - К примеру, отращу бороду. Да мало ли...

- Взгляни-ка лучше сюда, - мягко, но настойчиво прервал его Траск. Принц проследил за взглядом адмирала и понурил голову. Траск смотрел на его сапоги. Левый заметно отличался от правого. - Ведь о твоем увечье, дружок, - добавил адмирал, переходя почти на шепот, - как и о вашем с Арутой сходстве, известно всякому.

- Но я мог бы... - с глазами, полными слез, пробормотал принц и запнулся, не зная, возможно ли скрыть увечье от посторонних взоров.

Рука Мартина легла на его плечо:

- С этим ничего нельзя поделать, Николас. Тебе остается только одно: смириться и не искушать судьбу.

Принц резко отпрянул от него. Неподдельное сочувствие, нотки которого он уловил в голосе дяди, больно кольнуло его самолюбие. Он исподлобья посмотрел сперва на Амоса, потом на Мартина и наконец - на Пага. Взор чародея был красноречивее всяких слов. В душе Николаса затеплилась надежда.

- Неужто вы мне поможете?

- Я мог бы тебя исцелить, но помочь себе сумеешь только ты сам, - с загадочной полуулыбкой отвечал ему Паг.

- Я готов.

- Боюсь, у тебя для этого недостанет смелости, - мягко возразил волшебник.

Николас нахмурился и помотал головой.

- Скажите мне, что я должен сделать, чтоб избавиться от своего увечья! - потребовал он. - И я исполню все в точности, чего бы мне это ни стоило.

- Все, что нам с тобой нужно на первых порах, - это тишина и уединение. - Паг улыбнулся и положил руку на плечо Николаса. Увлекая его за собой прочь от остальных, он замедлил шаги, обернулся и обратился к Мартину: - Мы будем в замке. Нам потребуется помощь. Скажи Накору и Энтони, чтобы они отправились туда следом за нами. - Мартин кивнул, и Паг с Николасом продолжили свой путь.

Они молча шли через сожженный город. Паг погрузился в размышления, Николас же был слишком взволнован, чтобы говорить. Но у ворот крепости чародей внезапно остановился.

- Давай подождем здесь остальных.

- Да. Как вам угодно, - поспешно ответил Николас.

- Что ты сейчас чувствуешь? - Паг пристально, изучающе взглянул на юношу.

Принц смешался и беспомощно развел руками:

- Не знаю... Сказать по правде, я... Мне страшно.

Паг ободряюще ему улыбнулся:

- Чего же именно ты боишься?

- Я боюсь потерпеть поражение. А еще того больше - навлечь беду на других. Боюсь, что злодеи дознаются, кто мы такие, и умертвят пленников. - Он опустил голову и глухо, с горечью добавил: - Похоже, я боюсь всего на свете!

- Но что-то ведь страшит тебя более всего остального?

Николас долго ему не отвечал и наконец с усилием произнес:

- Показать себя слабым, трусливым, никчемным человеком.

Лицо Пага просветлело:

- В таком случае ты почти наверняка избавишься от своего недуга.

Вскоре на вершину холма поднялись Энтони и Накор. Придворный чародей поклонился Пагу:

- Герцог Мартин сказал, что вы желали нас видеть.

Паг кивнул:

- Николасу предстоит пройти через серьезное испытание. Мы должны будем ему помочь.

- С превеликой радостью, - улыбнулся Накор,

Энтони же озадаченно нахмурился:

- Боюсь, я не понимаю, в чем дело.

Николас с волнением и надеждой взглянул на Пага:

- Мастер взялся избавить меня от увечья.

- Ничего подобного, - запротестовал чародей.

- Но как же так...

Паг жестом велел ему замолчать:

- Подобное не под силу никому, Николас...

- ...Кроме тебя самого, - подхватил исалани.

- Мы можем лишь помочь тебе в этом. Если ты будешь нуждаться в помощи.

Николас растерянно заморгал:

- Я решительно ничего не понимаю.

Паг взял его за руку и повлек к руинам замка.

- Пойдем, я все тебе объясню.

Они вошли в обезображенный огнем главный зал и направились к лестнице, что вела в северную башню. Поднявшись по ступеням. Пат кивнул в сторону открытого проема, который зиял на месте сгоревшей двери.

- Прежде это была моя комната. А Кулган, мой добрый учитель, жил наверху.

- А теперь ее занимаю я, - со смущенной улыбкой сказал Энтони. - Вернее, я жил тут прежде, до пожара. Сперва я хотел было поселиться наверху, но тут было гораздо теплее, да и воздух всегда оставался свежим. Весь дым выходил из комнаты по изогнутой трубе над печкой. - Он указал на потеки расплавленного метала под отверстием для трубы в наружной стене.

- В свое время я заказал эту трубу и вытяжной зонт над печью замковому кузнецу, - с грустной улыбкой кивнул Пат. По лицу его скользнула тень. Было очевидно, что он перенесся мыслями в далекое прошлое. Оба чародея и Николас молчали, почтительно ожидая, когда он вновь заговорит с ними. Паг снова обвел глазами комнату, которая много лет назад была его жилищем, и с улыбкой обратился к принцу: - Я рад, что ты именно здесь подвергнешься назначенному тебе испытанию. - Он кивком пригласил Николаса пройти в каморку. Принц с готовностью ему повиновался. - Сядь у окна. Сбрось сапоги.

Николас послушно уселся на черный от пепла пол и один за другим стянул с ног сапоги. Паг опустился на корточки напротив него. Накор и Энтони остановились рядом с чародеем.

- Николас, прежде всего ты должен уяснить себе кое-что важное о своей собственной природе, о ее свойствах, которые роднят тебя с большинством людей, что живут на этой планете, да и на многих других тоже.

- Что именно? - живо спросил принц.

- Мало кому из живущих удается познать самих себя. Мы отдаем себе отчет в том, что нам нравится, а что нет, что делает нас счастливыми и что заставляет грустить. Но бренная реальность слишком над нами довлеет, и потому мы зачастую до смертного своего часа не можем постичь глубинной сути своего "я". - Николас после некоторого колебания коротко кивнул, и Паг продолжил: - Знай же, что причины врожденных увечий, подобных твоему, почти не поддаются определению. На этот счет существует множество всяких теорий. Святые отцы и монахи из разных орденов перечислят тебе десятки и сотни таковых, если ты их об этом спросишь, но доподлинно об этом ничего и никому не известно. Мы можем лишь строить догадки.

- Может статься, что твой врожденный изъян - это испытание, ниспосланное тебе богами, из коего ты должен извлечь урок, Николас, - вставил Накор.

Паг согласно кивнул:

- Многие полагают, что именно так все и обстоит.

- Чему же может научить меня это уродство? - в голосе принца звучали досада, недоверие и некоторый вызов.

- Многому, - твердо ответил Паг. - Смирению и гордости, отваге и осторожности, мужеству, милосердию...

- Или вовсе ничему, - с усмешкой вставил исалани.

- Много лет назад, когда ты был ребенком, твой отец призвал в Крондорский дворец множество магов и священников, и те пытались тебя исцелить. Помнишь? - спросил Паг.

Николас пожал плечами:

- Смутно. Мне запомнилось лишь, что было очень больно.

Паг накрыл рукой ладонь принца.

- Так я и думал. - Он пытливо заглянул в глаза Николаса и улыбнулся ему. Голос его, когда он заговорил, звучал ласково и проникновенно: - Поверь, Николас, лишь тебе одному под силу избавить себя от этого изъяна. Знаешь ли ты, что есть страх?

Николас пожал плечами. Веки его начали тяжелеть, по телу пробежали мурашки.

- Страх? - повторил он, едва ворочая языком. - Почему вы об этом спросили?

- Потому, - назидательно проговорил Паг, - что именно страх определяет многие из наших поступков, он оплетает наши души незримыми путами, он подталкивает нас к проторенным, исхоженным путям и принуждает остерегаться всего нового и неизведанного. Он редко себя обнаруживает, и мы склонны принимать его нашептывания за голос разума, а то разрушительное воздействие, которое он на нас оказывает, - за приверженность здравому смыслу, рассудительность и житейскую мудрость. - Он ободряюще улыбнулся принцу и сжал его руку. - Храбрец - это вовсе не тот, кто ничего не боится. Истинная смелость проявляет себя в готовности идти на риск вопреки всем страхам, в уменье их преодолеть. Ты можешь добиться успеха, лишь осознав всю сложность того, что тебе предстоит, и всю опасность задуманного. Ведь риск поражения очень велик. Но тебе этот урок необходим.

Николас слабо улыбнулся и пробормотал:

- Отец когда-то говорил мне почти то же самое. - Мысли его начали путаться, в голове звенело. Он чувствовал себя так, словно выпил лишнего.

- Николас, когда бы ты, будучи несмышленым дитятей, пожелал исцелиться от увечья, лекари, маги и святые отцы смогли бы совладать с твоим недугом. Всем их усилиям противостоял страх, что и поныне гнездится в твоей душе. По неведомым мне причинам ты все эти годы слишком дорожил тем обличьем, которое он принял, и душа твоя была не готова его отринуть. Теперь тебе надлежит понять его подлинную суть и от него избавиться. Лишь так ты победишь свой недуг. Готов ли ты к этому, Николас?

Принц не смог вымолвить ни слова. Он лишь слабо кивнул в ответ Пагу. Глаза его закрылись, голова бессильно свесилась на грудь.

Откуда-то издалека до него снова донесся голос чародея:

- Спи, Николас. Сон, что тебе приснится, непременно окажется вещим.

Николаса объяла густая, теплая, влажная тьма. Ему было уютно и покойно. Он чувствовал себя здесь в полной безопасности. Внезапно кто-то негромко позвал его:

- Николас?

- Что?

- Ты. готов?

Вопрос этот его озадачил.

- К чему я должен быть готов?

- К тому, чтобы узнать правду о себе.

Его охватила паника. Чувство покоя и уюта исчезло без следа. По телу пробежал озноб. Помедлив, он едва слышно прошептал:

- Да.

Его ослепил яркий полуденный свет. Он очутился в просторных дворцовых покоях, под самым потолком, близ распахнутого настежь окна. Внизу он разглядел дитя, горько рыдавшее на руках у дородной рыжеволосой женщины. Кормилица. Губы ее шевелились. Он не мог расслышать слов, но откуда-то ему было известно, о чем она говорила. Она уверяла своего питомца, что не даст его в обиду и никому не позволит причинить ему зло.

Николаса охватила ярость. Женщина лгала! Она никогда и ничем его не защитила от бесчисленных обид и от насмешек окружающих. Видение подернулось дымкой, потускнело и вскоре исчезло. Он увидел себя ребенком, который медленно, припадая на левую ногу, брел по длинному дворцовому коридору в свою спальню. Навстречу ему шли два маленьких пажа. Они поклонились ему и, стоило ему отойти на несколько шагов, принялись оживленно шептаться между собой. Он знал, что они говорят о его увечье и уж конечно насмехаются над ним. Он бросился в свою комнату с горящими щеками и глазами полными слез, изо всех сил хлопнул дверью и поклялся никогда больше не переступать порога спальни. Его душили слезы обиды и ярости. Он проплакал в одиночестве несколько долгих часов. К вечеру один из пажей доложил ему о скором приходе отца.

Он с трудом заставил себя подняться с постели, ополоснул лицо прохладной водой из серебряного кувшина, что стоял на умывальном столике, и стал дожидаться принца. Когда тот пришел, мальчик постарался принять веселый и беззаботный вид. Он знал, что отец терпеть не может слез. Арута поманил его за собой. Николасу следовало выйти в зал приемов и участвовать в очередной церемонии. Он подчинился, позабыв о своей клятве не покидать пределов спальни. Он сотни раз давал себе этот обет и неизменно его нарушал. Ему было шесть лет от роду.

Вскоре и это видение сменилось другим. Старшие братья, великовозрастные юнцы, высокие, стройные, сильные, с медно-рыжими волосами, унаследованными от принцессы Аниты, веселились вовсю и наперебой острили на его счет, делая вид, что вовсе его не замечают. Они называли его то мартышкой, то черным тараканом. Не помня себя от обиды и боли, он бросился прочь.

Картины прошлого замелькали перед его глазами с лихорадочной поспешностью. Он видел красавицу сестру, слишком занятую собой, чтобы обращать внимание на младшего брата, родителей, все время которых было посвящено государственным делам, сонм вышколенных слуг, за чьим усердием проглядывало полное равнодушие к застенчивому и замкнутому ребенку.

Но внезапно все эти образы прошлого, что навек впечатались в его память, уступили место настоящему, и Николас снова услыхал голос Пага:

- Готов ли ты остаться один на один со своей болью?

Николасу сделалось страшно, но несмотря на испуг, он все еще не мог стряхнуть с себя сонного оцепенения.

- Но ведь я и так... все это время... был в ее власти, - с усилием прошептал он.

- Ты ошибаешься, - мягко возразил Паг. - Виденья, что тебя посетили, - это всего лишь воспоминания о былом. Твоя боль не исчезла вместе с ними. И ты должен исторгнуть ее из своей души и увидеть наконец, какова она на самом деле, без всяких прикрас. Это будет нелегко.

Тело Николаса сотрясла дрожь.

- И этого нельзя избежать?

- Нельзя, принц.

Он снова очутился во тьме. Откуда-то до него долетели чарующие звуки нежного девичьего голоса. Он тщетно пытался открыть глаза. Внезапно зрение к нему вернулось, и он увидел юную прекрасную девушку с волосами цвета льна. Она неторопливой, плавной поступью шла к нему через длинный, богатоукрашенный зал. Сквозь ее полупрозрачные одежды проглядывали контуры стройного тела. Вглядевшись в черты лица девушки, он прошептал:

- Эбигейл?

Та кивнула и засмеялась. Николас скорее почувствовал, чем услыхал ее смех:

- Я стану для тебя кем угодно.

Тело принца сладостным трепетом отозвалось на чарующие, чувственные звуки девичьего голоса, которые он различал теперь с удивительной отчетливостью. Но на глаза его тотчас же набежали слезы разочарования, ибо в этом прельстительном образе ему почудилось нечто зловещее.

Девушка внезапно куда-то исчезла, и через мгновение перед ним предстала его мать - молодая, веселая и неправдоподобно красивая. Такой он ее запомнил в годы своего далекого детства. И тут оказалось, что он и в самом деле вдруг превратился в ребенка, едва научившегося говорить. Мать взяла его на руки, прижала к груди и стала тихо нашептывать слова любви и утешения. Ее нежное дыхание щекотало его шею. Ему было тепло и уютно. Он снова почувствовал себя огражденным от всех опасностей.

Но тут из потаенных глубин его существа прозвучал едва различимый сигнал тревоги. Он резко отпрянул от матери.

- Я давно уже не дитя!

Рука его коснулась чьей-то теплой, нежной и упругой плоти. Перед ним вновь была Эбигейл. Ладонь его оказалась на ее округлой груди. Огромные голубые глаза девушки глядели на него не мигая, розовые губы приоткрылись, обнажив ряд жемчужных зубов. Оттолкнув ее, он крикнул:

- Ты вовсе не Эбигейл! Кто ты?!

Призрак исчез. Николас остался один в кромешной тьме. От страха во рту у него пересохло, ему сделалось зябко. Ответом на его крик было молчание, и между тем он явственно ощутил поблизости от себя чье-то незримое присутствие. Ему казалось, что он умрет от ужаса, если безмолвие, что царило вокруг, будет нарушено каким-либо звуком. Но ценой неимоверного усилия он все же заставил себя снова крикнуть в пустоту:

- Кто ты?!

Неожиданно издалека прозвучал голос Пага:

- Это и есть твой страх, Николас. Сейчас ты увидишь его подлинное обличье.

Николасу стало так жутко, как не бывало никогда прежде.

- Нет, - прошептал он.

Что-то неведомое и грозное приблизилось почти вплотную к его скованному ужасом телу. Он оказался во власти могучей и безжалостной разрушительной силы. Он знал, что сила эта может отнять у него жизнь, но не мог ничем себя защитить.

Тьма сгустилась и снова сделалась осязаемой. Ему стало трудно дышать. Он хотел было переместиться в сторону, вверх, вниз, но члены его были стянуты невидимыми путами, и он остался недвижим.

Он стал жадно хватать ртом воздух, но тяжесть сдавила его грудь с такой силой, что дыхание замерло, и кровь застучала в висках.

- Николас, - вкрадчиво прошептал нежный женский голос, и руки матери коснулись его, разорвав кольцо удушающей тьмы. Он открыл глаза, но увидел подле себя не принцессу Аниту, а Эбигейл.

- Теперь ты знаешь, на что похож твой страх, - сказал Паг, и видение рассеялось.

Николас вновь очутился в башне замка. Он был один. За окном царила мгла. Обе луны скрылись за облаками.

Он хотел выйти из тесной каморки, но не смог найти дверь. Выглянув во двор, он с ужасом обнаружил, что окружающее пространство переменилось до неузнаваемости. Город исчез, словно его и не бывало. Кругом, насколько хватало глаз, простиралась унылая равнина, лишенная какой-либо растительности, малейших признаков жизни, а вдалеке плескались тяжелые черные волны. Они разбивались о голые утесы, на которых не рос даже мох. Замка больше не существовало. Посреди равнины возвышалась лишь башня, в которой он был заключен.

- На что это похоже? - внезапно спросил его Паг.

- Это неудача. Поражение. Несостоятельность. Полный крах, - не задумываясь, ответил Николас.

- Так говоришь, поражение?

- Да. Это конец всем надеждам. Ведь здесь нет ничего живого. Только холод и мрак.

- Так отправляйся же туда! - приказал волшебник.

Николас очутился посреди равнины. Тоскливый, безжизненный рокот волн стал еще отчетливее.

- Куда мне идти? - спросил он, обратив взор к темному небу.

- Иди к своей цели. Ведь ты знаешь, где она.

Ободрившись, Николас кивнул и указал рукой на запад, туда, где плескались черные волны.

- Моя цель там, за морем.

- Что же мешает тебе идти к ней?

Он огляделся по сторонам.

- Все, что меня окружает.

Паг, внезапно очутившийся рядом с ним, заглянул ему в глаза и спросил:

- Теперь тебе известно, чего ты страшишься?

- Вот этого. - Николас повел рукой вокруг себя. - Неудачи. Поражения.

Паг понимающе кивнул:

- Расскажи, как ты понимаешь неудачу. И что по-твоему есть поражение.

Николас задумчиво склонил голову набок.

- Мой отец... - Он запнулся, чувствуя, как глаза наполняются слезами, и с усилием продолжил: - Я знаю, он меня любит. Но он не хочет и не может принять меня таким, какой я есть.

- И это все, что тебя гнетет?

Николас помотал головой:

- А мама за меня боится.

- И что же?

- И этот страх передается мне.

- В чем же это выражается?

- Из-за этих ее вечных опасений я почти уверился, что... - Внезапно принц умолк, и Паг участливо спросил:

- Что ты и впрямь окажешься неудачником?

- Да, - кивнул Николас. - И что задачи, которые могут передо мной встать, окажутся мне не по силам.

- А ведомо ли тебе, каковы они, эти задачи?

Николас расплакался, спрятав лицо в ладонях. Паг ласково потрепал его по плечу. Подняв голову, принц выдавил из себя:

- Нет, этого я не знаю. - Но внезапно на ум ему весьма кстати пришло одно из наставлений ворчливого дворецкого Сэмюэла. Слова старика вполне годились сейчас в качестве ответа на его затруднение. Взгляд его просветлел: - И потому выходит, что мне прежде всего надо это выяснить. .Я должен узнать, что мне надлежит делать.

Паг улыбнулся, и у Николаса вдруг точно гора с плеч свалилась. Он почувствовал себя легко и свободно и повторил:

- Мне необходимо точно знать, что я должен делать.

Паг направился к берегу залива и сделал Николасу знак следовать за собой.

- Почему ты так страшишься неудач, Николас?

Принц помедлил с ответом. После недолгого молчания он неуверенно пробормотал:

- Вероятно, потому, что отец мой никогда с ними не смиряется и всегда добивается того, чего желает.

Паг кивнул:

- У нас мало времени, принц. Скоро я принужден буду покинуть эти края. Согласен ли ты мне довериться?

- Еще бы! - с горячностью воскликнул Николас. - Я готов сделать все, что вы скажете, Паг.

В то же мгновение оба они оказались на пологом выступе скалы, что возвышалась над берегом. Внизу шумели волны, разбиваясь о валуны. У Николаса потемнело в глазах. Ему едва не сделалось дурно.

- Ступай вперед, -приказал Паг.

- Но вы ведь меня удержите? Вы не дадите мне упасть? - Голос принца предательски дрожал.

- Сделай шаг вперед, Николас!

Принц повиновался и рухнул вниз. Он издал пронзительный крик и раскинул руки в стороны.

Навстречу ему неудержимо неслись обломки скал, покрытые морской пеной. Еще мгновение - и он должен был о них разбиться. Смерть простерла к нему свои костлявые руки. Невыносимая боль вдруг сковала его члены. Он лежал на камнях у кромки берега, и волны перекатывались через его распростертое тело.

Задыхаясь и отплевываясь, Николас прошептал:

- Я жив.

Паг стоял рядом и с улыбкой протягивал ему руку.

- Еще бы!

Николас сжал его ладонь, и оба они в то же мгновение снова очутились на выступе скалы.

- Иди вперед! - велел ему Паг.

- Нет! - крикнул Николас и замотал головой. - Неужто я по-вашему лишился рассудка?

- Иди!

Николас зажмурился и шагнул в пустоту. Ветер засвистел у него в ушах, и острые обломки скал снова приняли его в свои объятия. Принц подивился тому, что несмотря на невыносимую боль, он не лишился чувств. Паг склонился над ним и провел ладонью по его лицу.

- Ты готов?

- К чему? - едва внятно прошептал Николас.

- Тебе придется снова пройти через это.

Николас жалобно всхлипнул:

- Но зачем?!

- Чтобы усвоить весьма важный урок.

Пальцы Пага крепко сжали его ладонь, и оба они снова перенеслись на выступ скалы.

- Иди. - Голос Пага звучал теперь по-отечески мягко.

Николас покорно ступил вперед, приготовившись к новому болезненному удару о валуны, но на сей раз его левая нога оказалась зажата в расщелине скалы, и он повис над бездной.

От резкой боли в ступне и лодыжке у него потемнело в глазах. Он беспомощно висел вниз головой, раскинув руки в стороны, и боялся шевельнуться, чтобы не рухнуть вниз.

Паг очутился рядом с ним. Он стоял в воздухе, ни на что не опираясь и ни за что не держась, и с сочувственным любопытством заглядывал ему в лицо.

- Что ты сейчас чувствуешь?

- Я этого не выдержу! - почти не разжимая губ, прошептал Николас.

- Знай же, что это и есть твоя боль, принц. - Паг указал на его лодыжку, зажатую в трещине скалы. - Это твоя мать и твоя возлюбленная. Твое оправдание. Из-за этого ты не можешь потерпеть неудачу, пережить поражение.

- Вся моя жизнь - это цепь неудач и поражений! - с горечью возразил Николас.

Паг насмешливо улыбнулся.

- Но зато тебе всегда есть чему их приписать, не так ли?

Николас с трудом сдерживал рыдания:

- Что вы хотите этим сказать?

- Ведь любую неудачу так легко отнести на счет своего увечья, прикрывая им робость, малоумие и нерадение. - Паг переместился в воздухе и завис теперь на некотором расстоянии от Николаса. - У тебя есть выбор, принц Королевства. Ты можешь провисеть здесь до старости, убеждая себя, что одно лишь увечье препятствует тебе спасти обреченных, отыскать и покорить женщину своей мечты, защитить своих подданных от врагов. А можешь отринуть это оправдание, безжалостно его отсечь и остаться один на один с жизнью, такой, как она есть, без всяких прикрас. И с теми задачами, что под силу решить только тебе одному.

Николас попытался подтянуть тело к уступу, но у него закружилась голова, и он, опасаясь снова свалиться вниз, на валуны, застыл в неподвижности.

Паг погрозил ему пальцем:

- Ведь ты уже дважды падал и остался в живых!

- Но это так больно! - пожаловался принц. Он едва сдерживал слезы.

- А как же иначе! - усмехнулся Паг. - Однако ты вытерпел боль. И не умер. А значит, можешь сделать еще одну попытку. Ты просто боишься рискнуть. Возможность поражения страшит тебя более всего прочего. - Он указал на левую щиколотку Николаса, зажатую в скале. - Вот твое оправдание на случай любой неудачи. А ведь ты наделен достоинствами, которые значительно перекрывают этот изъян!

Николасом внезапно овладела решимость:

- Что я должен делать?

- Ты и без меня это знаешь, - усмехнулся Паг и исчез.

Николас с огромным усилием подтянул тело к трещине, в которой застряла его нога, и сел на выступ. Лицо его было покрыто крупными каплями пота, сердце отчаянно стучало, ладони кровоточили. С пояса его свисали кожаные ножны, которых прежде там не было.

Он с беспощадной отчетливостью понял, что ему надлежало сделать. Вынув из ножен кинжал с острым лезвием, он полоснул себя по ноге. От резкой боли у него перехватило дыхание. Он закусил губу, чтобы не закричать, и заставил себя снова вонзить кинжал в собственную плоть. Лезвие входило в нее с удивительной легкостью, так, будто бы оно рассекало не мышцы, сухожилия и кости, а зачерствелый хлебный каравай. Николас понимал, что и здесь не обошлось без волшебства. Зато боль была самой что ни на есть настоящей. Он опасался, что не выдержит этих мучений и потеряет сознание, так и не завершив начатого, и потому двигал рукой с судорожной поспешностью. Но стоило ему последним усилием разрезать тонкую полоску кожи, что еще соединяла зажатую в скале ступню со щиколоткой, и боль внезапно отступила, Он снова очутился в пустом и темном пространстве. Острие кинжала, который он продолжал сжимать во взмокшей ладони, касалось груди принцессы Аниты. Николаса нисколько не удивило, что он стоял теперь в полный рост, уверенно опираясь на обе ноги.

- Николас! - с негодованием и упреком воскликнула Анита. - Неужто ты готов меня убить? Ведь я так тебя люблю!

Но он не опустил кинжал, и Анита исчезла, а на ее месте появилась Эбигейл в прозрачном одеянии.

- Не убивай меня, Николас! - прошептала она, и губы ее дрогнули. - Знай, что я люблю тебя.

Николасом овладел ужас. С минуту он молча разглядывал девушку, которая призывно ему улыбалась, но вскоре наваждение рассеялось, и он во весь голос прокричал:

- Ты не Эбигейл! И не принцесса Анита! Ты - мой страх и моя боль!

- Но я тебя люблю, - ответил призрак.

Принц заставил себя воздеть руку и вонзить кинжал в грудь мнимой Эбигейл. Привидение издало протяжный стон и растаяло в воздухе.

Вокруг снова воцарилась гнетущая тишина. Николасом внезапно овладело чувство невосполнимой утраты. В это мгновение он навсегда лишился чего-то очень важного, какой-то сокровенной частицы своей души. Ему снова сделалось больно. Боль эта была не такой жгучей, как в те минуты, когда он рассекал кинжалом свою плоть, но она теснила его грудь и разрывала сердце. Перед глазами у него поплыли огненные круги. Он покачнулся и упал. Густая мгла сомкнулась над ним, и он погрузился в забытье.

Николас вздохнул и открыл глаза. Накор и Энтони помогли ему сесть. Он прислонился спиной к холодной каменной стене тесной каморки, в которую со двора сквозь зиявший оконный проем проникал тусклый сумеречный свет.

- Сколько времени я здесь пробыл? - спросил он и не узнал своего голоса, звучавшего непривычно хрипло и грубо. В горле у него саднило.

- День, ночь и еще полдня, - с улыбкой ответил Энтони и подал ему мех с водой.

Николам утолил жажду и вернул мех чародею.

- У меня что-то неладное с горлом.

- Ничего удивительного, - пожал плечами Накор. - Ты ведь долгие часы вопил, рычал и визжал, точно одержимый. Видать, нелегко тебе пришлось.

Принц кивнул, и от этого движения у него зазвенело в ушах. К горлу подступила тошнота.

- Мне дурно, - пожаловался он.

Накор протянул ему апельсин.

- Ты просто голоден.

Николас оторвал часть кожуры и вонзил зубы в сочную мякоть плода. Сок брызнул в стороны, капли его потекли по подбородку и шее принца. Покончив с апельсином, Николас протяжно вздохнул и обратил на исалани взор, исполненный печали.

- У меня такое чувство, будто я потерял что-то очень для меня дорогое.

Накор кивнул и уселся на пол рядом с ним.

- Люди как правило дорожат своими страхами и нелегко с ними расстаются. Ты еще молод, принц, но тебе довелось узнать такое, о чем догадываются лишь немногие из умудренных жизнью старцев. Ты знаешь теперь, что страх, который держит нас в своей власти, принимает милые и соблазнительные черты тех, кого . мы любим. - Он пошарил рукой в своем мешке, выудил оттуда еще один апельсин и отдал его Николасу.

Принц, вздыхая и рассеянно блуждая взглядом по сторонам, принялся очищать его. Он все еще не мог прийти в себя после пережитого.

- Я убил свою мать. А может, то была Эбигейл. Или какая-то другая девушка, сходная видом с ними обеими.

- Брось, не думай об этом, - усмехнулся Накор. - Ты покончил со своим страхом, только и всего.

Николам закрыл глаза.

- Мне грустно и весело. Хочется плакать и смеяться. Что это со мной?

- Ничего особенного, - заверил его исалани. - Просто ты устал и проголодался.

Николас снова обвел каморку глазами.

- А где же Паг?

- Его тень потеряла свои очертания и растаяла, как он и предсказывал, - ответил Энтони. - И огненный купол тотчас же исчез. Паг сказал, что теперь неведомый волшебник из дальней стороны станет его преследовать, и вернулся к себе на остров, чтобы не навлечь беду на всех нас. Он передал мне на хранение твой талисман.

Николас ощупал грудь. Диск с тремя дельфинами и в самом деле исчез. Энтони оттянул ворот своего балахона, и талисман Пага тускло блеснул в последних лучах заходившего солнца.

- Паг сказал, что на некоторое время доверяет его мне, - смущенно пояснил Энтони. - Он велел воспользоваться им, лишь если мы окажемся в безвыходном положении.

- А потом он с нами простился и исчез, - добавил Накор.

Внезапно Николас взглянул на свою босую левую ногу. Он лишь теперь вспомнил о причине, что заставила его пройти через все недавние испытания. Принц оцепенел от радостного изумления. Он с трудом верил своим глазам. Его прежде уродливая, короткая и изогнутая ступня была теперь точным подобием другой, здоровой.

- Боги! - воскликнул он и залился слезами.

Энтони сочувственно ему улыбнулся:

- Тяжело было смотреть на то, что с тобой творилось, а уж чтоб пережить такое, это и вовсе надо быть героем. Не знаю, как Пагу удалось выровнять твою ступню. Вы оба с ним долгие часы пребывали в трансе. Я видел, как твои мышцы и кости вытягивались и меняли форму. Меня это просто потрясло. А тебе, конечно же, было нестерпимо больно. Ты рыдал и кричал до хрипоты.

Накор поднялся на ноги, схватил Николаса за локти и с удивительной легкостью помог ему встать. Принц не ожидал, что тщедушный, низкорослый чародей окажется таким сильным.

- Как самочувствие? - спросил исалани, взглянув на ступни Николаса, и подмигнул ему.

Принц неловко переминался с ноги на ногу:

- Не знаю. Мне надо сперва к этому привыкнуть.

- Понимаю, - кивнул чародей и состроил уморительную гримасу. - Выходит, главные трудности еще впереди.

Николас обхватил коротышку за шею и расхохотался. Он смеялся, пока из глаз у него не покатились слезы, до того забавной показалась ему шутка исалани. Энтони и Накор веселились не меньше.

Солнце закатилось за горизонт, и на смену сумеркам пришел вечер. Мартин издалека завидел Николаса и двоих чародеев, которые медленно брели к трактиру. Он остановился у порога и с недоумением воззрился на племянника. Тот еле передвигал ноги от усталости, и Накор с Энтони поддерживали его с обеих сторон, но походка юноши сделалась заметно ровнее, чем была прежде. Лишь когда все трое подошли к нему на расстояние вытянутой руки, герцог заметил, что принц, шел босиком и что его прежде увечная ступня стала совершенно нормальной, в точности такой же, как другая.

- Николас, дитя мое, у меня просто нет слов, - дрогнувшим голосом произнес он.

Принц светло улыбнулся:

- Дядя, позвольте кое о чем вас попросить.

- Я готов выполнить любую твою просьбу, если только это в моих силах, - кивнул Мартин.

- Велите сапожнику стачать для меня новую пару башмаков.

Глава 8 ПРОИСШЕСТВИЕ

Николас сделал стремительный выпад. Маркус отпрянул назад и парировал его удар, затем попытался было перейти в наступление, но Николас без труда отразил его атаку и заставил отступить еще на шаг.

Перевес в этом поединке был явно на стороне принца. Он поднял левую руку вверх, давая понять, что больше не намерен драться, и отер пот со лба.

- Довольно.

Оба юноши порядком устали. Дыхание их сделалось частым и тяжелым, лбы покрывала испарина. Чтобы как можно больше походить на пиратов, они решили отрастить бороды и последние несколько дней не брились. Темная растительность на щеках и подбородках придала их лицам несколько зловещий вид.

Из трактира к ним во двор вышел Гарри.

- Каково? - с самодовольной улыбкой спросил он кузенов.

При виде его нового наряда Николас звонко расхохотался, и даже неулыбчивый Маркус не удержался от усмешки. Гарри был облачен в ярко-красные штаны, заправленные в черные кожаные сапоги с загнутыми носами, зеленую рубаху с золотым шитьем и красно-коричневый кожаный жилет. Его узкая талия была перехвачена широким желтым кушаком, а на рыжекудрой голове красовался шерстяной колпак в красную и белую полоску.

Когда оживление кузенов поулеглось, Николас покачал головой:

- Ну и вид у тебя!

- Кем же это ты себя вообразил, хотел бы я знать? - кисло осведомился Маркус.

- Как это -кем? - обиделся Гарри. Подбоченившись, он выставил левую ногу вперед и гордо вскинул голову. - Разумеется, пиратом. Амос ведь говорил, что джентльмены удачи любят роскошь и яркие цвета.

- Ну не до такой же степени, - осторожно заметил Николас, но Гарри лишь махнул на него рукой.

Из трактира вышел Накор. Едва завидев оруженосца в его разноцветных одеждах, он громко рассмеялся, при этом едва не подавившись долькой апельсина, которую на ходу засунул в рот. Гарри с притворным смущением теребил свою короткую курчавую бородку.

- А почему пиратов называют еще буканьерами? - спросил он Накора, чтобы отвлечь общее внимание от своей персоны.

- Это старинное бас-тайрское слово, - охотно пояснил исалани. - Вообще-то в прежние времена прозвание boucanier давали разбойникам, которые жгли на побережье костры, чтоб приманить на огонь корабли и потом их ограбить. А после так стали именовать вообще всех морских разбойников.

- Каких только названий не придумано для этого постыдного ремесла, - заметил Гарри. - Пират, корсар, буканьер, джентльмен у дачи...

Накор пожал плечами:

- Много языков, много слов, обозначающих одни и те же вещи. Разные народы перенимают друг у друга эти слова, чтоб легче было меж собой общаться. Королевство ведь росло и ширилось в веках, как и Империя Кеша, за счет захвата чужих земель. Когда-то жители Даркмура и Рилланона говорили на совершенно разных наречиях и не могли друг с другом объясниться. Не то что теперь. - Сказав это, он снова оглядел Гарри с ног до головы своими узкими черными глазами, качнул головой и сдержанно усмехнулся.

- Надеюсь, Амос не заставит всех нас вырядиться таким же манером, - буркнул Маркус и обернулся к Николасу.

- Продолжим?

Принц помотал головой:

- Нет, на сегодня довольно. Я порядком устал, да и нога начинает болеть.

Но Маркус, словно не расслышав ответа принца, выхватил саблю из ножен и замахнулся на него. Тот едва успел увернуться от удара и отбить эту внезапную атаку. Если бы не его проворство, оружие Маркуса могло бы причинить ему нешуточное увечье.

- Ты что же это, и врагу, когда он на тебя нападет, станешь объяснять, что устал и занемог?!

- Кузен, ты в своем уме? - выдохнул Николас, отступая под натиском Маркуса.

- Имей в виду, что противник обыкновенно выбирает для атаки самые неподходящие минуты. Он попытается тебя убить, именно когда ты будешь изнурен, болен и вообще не в настроении драться. - Говоря это, Маркус ни на мгновение не прекращал размахивать саблей перед самым носом Николаса.

Оба они еще не вполне освоились с этим видом оружия. Окажись в руках Николаса рапира или шпага, он в считанные секунды взял бы верх над любым из фехтовальщиков Крайди. В сабельном же поединке возможности кузенов были почти равны. Николас сражался гораздо ловчее, стремительнее и расчетливее, чем его противник, что же до Маркуса, то он превосходил принца физической силой и выносливостью. Нынче на его стороне был еще и эффект внезапности. Но стоило только Николасу, ошеломленному неожиданным нападением Маркуса, прийти в себя и обрести былую ясность мысли, как он тотчас же отбил очередную атаку задиристого кузена и сам перешел в наступление. Теперь уже Маркус принужден был защищаться и пятиться назад. Он все отступал и отступал, пока не наткнулся на низкую каменную стену, которой мастеровые несколько дней назад окружили двор трактира. В этот момент Николас ловким движением выбил оружие из его руки и приставил острие своей сабли к его горлу. Маркус" согнув колени, склонился назад. Он попытался сохранить равновесие, делая круговые движения разведенными в стороны руками, но это ему не удалось. Николас с холодной усмешкой наблюдал, как кузен его перевалился через изгородь и опрокинулся на спину.

Гарри сделал было несколько неуверенных шагов по направлению к Николасу, но сердитый взгляд принца пригвоздил его к месту. В глазах Николаса горело бешенство. Он вновь коснулся шеи Маркуса острием сабли и медленно процедил:

- Благодарю тебя за урок, кузен. - Выдержав долгую паузу, во все время которой он не сводил яростного взора с лица Маркуса, принц опустил оружие и с надменной усмешкой добавил: - Надеюсь, что и мне удалось кое-чему тебя научить. - Он переложил саблю в левую руку и помог Маркусу подняться.

Позади них послышался раскатистый смех. Николас, Маркус и Накор обернулись. На пороге трактира стоял Амос и весело махал им рукой. Подойдя к кузенам, он назидательно проговорил:

- Впредь будь поумнее, дружище Маркус, и не задевай тех, кто фехтует лучше тебя. Ведь это ж верный путь на тот свет!

В том наряде, какой он разыскал для себя в уцелевших после пожара сундуках, Амос выглядел весьма живописно: на ногах его красовались тяжелые черные сапоги с острыми носами и широкими голенищами, верх которых украшала красная кайма, темно-синюю адмиральскую форму заменили широкие голубые штаны и такого же цвета короткий жакет с серебряными пуговицами и серебряным шитьем вокруг петель и по вороту. Нарядная сорочка с многочисленными оборками и кружевом, бывшая некогда белоснежной, теперь же изрядно пожелтевшая от времени и многочисленных стирок, туго облегала бочкообразную грудь адмирала. Плечо его оттягивала кожаная портупея, с которой свешивалась внушительных размеров абордажная сабля. На голову Амос водрузил черную треугольную шляпу, отделанную золотою и увенчанную потрепанным желтым пером. Он щедро намаслил волосы и бороду, и теперь его широкую физиономию обрамляли мелкие и тугие чернью с сединой завитки.

Сняв с головы треуголку, Амос провел ладонью до лысине и добавил:

- Каждому свое, Маркус. Ты и Мартин прекрасно стреляете из лука, зато в фехтовании принцу Аруте и Николасу нет равных во всех Западных землях. - Он повернулся к принцу: - Как твоя нога, Ники?

Николас поморщился:

- Временами все еще побаливает.

- Это всего лишь фантомная боль, - заверил его Накор. - Ты ее на самом деле не чувствуешь, а просто воображаешь.

Николас прихрамывая подошел к скамье, на которой расположился Маркус, и присел на самый краешек. Маркус нахмурился, передвинулся к другому краю сиденья и демонстративно отвернулся в сторону.

- Фантомная, говоришь? - озадаченно переспросил Амос. - Чудеса, да и только! И слово больно уж мудреное.

- Ничего чудесного в этом нет, Амос, - вздохнул Николас. - Накор вот говорит, что нога перестанет болеть, когда я окончательно усвою уроки, которые получил в замковой башне.

- Так оно и будет, - подхватил коротышка. - Стоит ему понять и осознать все до конца, и боль отступит.

- В таком случае тебе следовало бы поторопиться с этим, Ники. Ведь мы отплываем из Крайди завтра поутру.

Маркус порывисто вскочил на ноги.

- У меня остались кое-какие незавершенные дела. - Он коротко кивнул всем и заторопился к трактиру.

Когда дверь за ним закрылась, Амос подмигнул Николасу.

- Нельзя сказать, чтоб вы с кузеном сильно друг друга любили, а, Ники?

Николас пожал плечами и опустил глаза. Вместо него на вопрос адмирала ответил Гарри:

- Они возненавидели друг друга с первого взгляда. Думаю, эта вражда будет продолжаться, пока Эбигейл не сделает окончательный выбор между ними. А возможно, ее решение их еще больше раззадорит.

- О чем ты?! Какой еще выбор? - с горечью возразил Николас. - Ведь мы даже не знаем, жива ли она! - Он поднялся со скамьи. - Пойду соберу вещи в дорогу.

Принц прошел через двор и исчез в дверях трактира. Амос, проводив его взглядом, повернулся к Гарри.

- Одно из двух: либо они в ближайшее же время заключат перемирие, либо друг друга поубивают.

- Да, - кивнул сквайр, - отношения между ними становятся все хуже. Они слишком уж похожи друг на друга. Каждый норовит задеть другого побольнее, и об уступках тут и речи быть не может. - Он облокотился о спинку скамьи и мельком взглянул на захлопнувшуюся за Николасом дверь гостиницы. - Ники будто подменили. Прежде ведь он был кротким и добродушным, как ягненок. - Амос кивком выразил свое согласие с этим утверждением. - Хоть веревки из него вей. Но Маркус его ужасно раздражает. Он для Николаса словно заноза пониже спины.

Последнее замечание Гарри развеселило Траска и стоявшего неподалеку Накора. Амос хлопнул сквайра по плечу, исалани подмигнул ему и, посмеиваясь, отошел к бревенчатому сараю и уселся в тени у его стены.

- Маркус тоже ведь не со всеми ведет себя так задиристо, как с Николасом, - заметил Траск. - А ты, друг Гарри, больше не зови меня адмиралом. Обращайся ко мне не иначе как "капитан". Я ведь снова Тренчард, гроза морей. Ясно? - Скорчив свирепую гримасу, он выхватил из-за пояса кинжал с кривым лезвием и легонько провел по нему подушечкой большого пальца. - Что и говорить, годы взяли свое. Они ведь никого не щадят. Но былую удаль, ловкость и силу мне заменит мое коварство. Это, скажу я тебе, главнейшее качество для всякого пирата. - Внезапно он сделал резкое движение рукой, и острие кинжала очутилось в каком-нибудь дюйме от лица опешившего Гарри. - Возражения будут?!

Гарри едва успел прийти в себя от испуга. Он слабо улыбнулся и помотал головой:

- Нет, сэр. То есть, капитан.

Амос оглушительно расхохотался. Сквайр поежился и с опаской взглянул на кинжал.

- Во времена моей молодости, - доверительно пробасил Траск, - капитаном всегда становился самый хитрый, жестокий и подлый из членов команды. Пираты только таких и уважают.

Гарри лукаво прищурился:

- И вы не были исключением?

- Представь себе, нет, - честно признался Амос. - Но я сумел заслужить уважение этих сукиных детей, когда был еще совсем желторотым юнцом. Я убил второго помощника, который собрался меня высечь за чужую провинность. Случилось это в мое второе по счету плавание. Ну а в первое я попал, когда мне стукнуло двенадцать. Так-то. И вот, все узнали, что я его убил. Да я и не запирался. И наш капитан созвал суд чести...

- Суд чести? На пиратском корабле? - удивился Гарри.

- Ну да, - кивнул Амос. - Все очень просто. Никакой волокиты. Команда собирается на палубе, виновный держит слово, и ребята решают, как с ним поступить. На мое счастье, команда терпеть не могла этого Барнса, которого я укокошил. Да я и приврал вдобавок, что он меня пребольно отлупил. А тут еще и тот из матросов, за чью оплошность Барнс меня чуть не выпорол, вышел вперед и повинился перед всеми. - По губам Траска скользнула едва заметная усмешка. Он смущенно развел руками. - Знаешь, а ведь мне теперь нипочем не вспомнить, что именно он натворил. Зато я не забыл, как капитан велел потом ему всыпать, но однако приказал ребятам сечь полегче. Парень ведь как-никак поступил честно и признанием своим спас мне жизнь. А меня сразу же назначили третьим помощником. Я остался на том корабле и через четыре года был уже первым помощником капитана. А в двадцать, друг Гарри, я стал капитаном. К двадцати шести я со своими головорезами побывал почитай что во всех портах Горького моря кроме Дурбина и Крондора и везде заставил о себе говорить. Но еще через несколько лет мне все это опротивело. - Он усмехнулся и покачал головой. - И я решил заняться достойным ремеслом. Честь по чести снарядил торговый корабль и повел его к Дальнему берегу. Но цурани сожгли мою посудину, и мне пришлось надолго застрять здесь, в Крайди. Деваться-то все равно было некуда. Уж три с лишком десятка лет миновало, как все это стряслось. И вот я снова здесь, и снова становлюсь пиратом. - Он весело хохотнул. - Боги, что управляют нашими судьбами, порой оказываются горазды на слишком уж затейливые шутки. Ты согласен?

Гарри слушал его рассказ с полураскрытым от изумления ртом.

- Вот так дела! - пробормотал он.

Амос, прищурившись, взглянул вдаль, туда, где виднелись обугленные остовы четырех башен замка. Накануне из Карса в Крайди прибыли несколько мастеров каменщиков с подмастерьями. Мартин повел их всех в замок, чтобы объяснить на месте, какими он желал бы видеть восстановленные наружные стены и внутреннюю отделку. Герцог решил позаботиться о том, чтобы работы в крепости начались с первыми же весенними оттепелями независимо от того, успеет ли он сам к этому времени вернуться в Крайди из плавания.

- Здесь, в этом замке, я познакомился с удивительными людьми, каких прежде мне нигде не довелось встретить, - сказал Траск и доверительно понизил голос: - Благодаря им я здорово изменился. Я обязан всем этим людям бесконечно многим. Знаешь, я часто пенял Аруте на то, что он только и норовит помешать другим радоваться жизни. И ведь это сущая правда! - Он мельком взглянул на дверь трактира и снова повернулся к Гарри. - Но однако же это, поверь, не мешает ему быть замечательным человеком во всем остальном. Ежели мне пришлось бы выбирать помощника, чтоб снова идти по штормовому морю в Пролив Тьмы, я не задумываясь кликнул бы с собой именно Аруту. На него всегда можно положиться, а это ведь большая редкость меж людей. - Гарри задумчиво кивнул. - Я люблю его как сына, - продолжал Амос, - но очень даже хорошо понимаю, что быть его сыном - задача не из легких. Что до Боуррика и Эрланда, то им, сдается мне, сильно повезло: они мало похожи на Аруту. А вот зато Николас...

- Точная его копия решительно во всем, - с усмешкой подхватил сквайр.

Амос тяжело вздохнул:

- Я всегда любил Ники больше остальных детей Аруты, хотя никогда и никому в этом не признавался. - Гарри всем своим видом дал понять, что готов свято хранить эту тайну адмирала. - Он на диво славный паренек. В его характере вкупе с чертами Аруты есть изрядная доля доброты, и мягкости, и нежности. Все это он взял от матери, принцессы Аниты. - Амос на мгновение смолк, нахмурился и озадаченно покачал головой. - Я молю богов о том, чтоб Ники вернулся из нашего путешествия здравым и невредимым. Мне надобно будет смотреть за ним в оба. Ежели с ним приключится что-нибудь худое, его бабка ни в жизнь мне этого не простит. Лучше уж мне тогда и вовсе не показываться ей на глаза.

- Вот было бы здорово, если б вы взялись приглядывать и за мной, - улыбнулся Гарри. Взгляд его, однако, оставался серьезным. - Ведь с моим отцом вы тоже знакомы, и он будет вам очень за это благодарен.

- Нет уж, уволь, - хохотнул Траск. - Довольно с меня и одного сорванца. А что до гнева или благодарности твоего папаши, то мне, ты уж прости, в равной степени плевать на то и на другое. Ведь я ж не собираюсь жениться на графе Ладлэнде.

Гарри принужденно рассмеялся и пожал плечами. Внезапно с вершины холма, на котором располагалась крепость, послышался тревожный крик. Амос и Гарри взглянули в ту сторону. Один из мастеров каменщиков мчался вниз по склону холма. Он размахивал руками и отчаянно что-то выкрикивал. Но из-за дальности расстояния слов было не разобрать.

Гарри растерянно заморгал:

- Неужели там что-то стряслось?

Амос напряженно вслушивался в крики мастера.

- Не иначе как с кем-то из мальчишек-подмастерьев стряслась беда. Побьюсь об заклад, беднягу придавило рухнувшей балкой. Вот ведь незадача!

Накор стремительно вскочил на ноги и бросился прочь со двора.

- Несчастье с герцогом Мартином! - крикнул он на бегу.

Гарри и Амос не сделали попытки проведать, каким непостижимым образом исалани удалось узнать о случившемся. Им обоим даже в голову не пришло усомниться в словах чародея.

- Пойду кликну на подмогу Маркуса с Николасом, - сказал Гарри Траску и помчался к трактиру.

- И пусть кто-нибудь отыщет Энтони, - распорядился Амос, - ведь два лекаря всяко лучше, чем один.

Мартин лежал на булыжниках внутреннего двора с бледным как полотно лицом и закрытыми глазами. Жизнь едва теплилась в его искалеченном теле. Возле него хлопотал один из монахов Сильбанского аббатства. Едва завидя отца, Маркус бросился к нему с криком:

- О боги! Не дайте ему умереть!

-Его светлость еще жив, но после падения он лишился чувств, - бесстрастно констатировал послушник, поддерживавший голову Мартина.

- Как же это произошло? - Маркус перевел взгляд на одного из мастеров.

- Секция парапета не выдержала веса его светлости, - поспешно пояснил тот, - и сорвалась, а вместе с ней и его светлость. А я ведь всех предупреждал, что туда становиться опасно, но его светлость меня не послушал, и вот... - Было очевидно, что каменщик более всего на свете желал избежать ответственности за случившееся.

Маркус махнул рукой, призывая его к молчанию, и обратился к послушнику:

- Он очень плох?

Монах коротко кивнул. Маркус, закусив губу, отошел в сторону, чтобы к раненому могли приблизиться Накор и Энтони. Оба чародея тотчас же опустились наземь у распростертого тела и принялись о чем-то перешептываться с сильбанцем. После недолгого совещания Энтони встал с колен.

- Нам следует перенести его в гостиницу.

- Давайте соорудим какие-нибудь носилки, - предложил Николас. - Или принесем их сюда из трактира. Если надо, я сей же час за ними сбегаю.

- У нас нет на это времени, - возразил Энтони.

К трактиру герцога понесли Маркус, Николас и два плечистых сильбанца. Остальные молча следовали за ними. Впереди этой печальной процессии брели Амос и Гарри. Они отыскивали и указывали остальным наиболее ровный и гладкий путь меж рытвин и кочек, чтобы кто-нибудь из четверых ненароком не споткнулся и тем не причинил раненому новой боли и нового увечья.

Герцога уложили на узкую постель в одной из небольших комнат верхнего этажа трактира. Энтони велел всем покинуть помещение. У постели больного остались лишь он сам и Накор.

Остальные некоторое время молча стояли у закрытой двери и напряженно прислушивались к звукам, что доносились из комнаты Мартина.

- Ну, довольно нам здесь прохлаждаться, - внезапно нарушил молчание Амос. - Ведь от того, что мы тут торчим, Мартину легче не станет. Наши лекари сделают для него все, что можно, а у нас с вами еще видимо-невидимо дел. Теперь уж смеркается, а мы отплываем с утренним приливом.

- Вы что же это, изволите шутить, Траск? - сердито сощурившись, бросил ему Маркус.

- Ничуть не бывало. Завтра поутру я прикажу своим матросам поднять якорь.

Маркус помотал головой:

- Неужто вы не понимаете, что отец не оправится от ранения к утру и потому не сможет с нами плыть? Значит, нам надлежит дождаться его выздоровления!

- Отец твой, - мягко, с неподдельным сочувствием проговорил Траск, - не выздоровеет раньше весны, Маркус. А дело, ради которого мы собираемся пуститься в плавание, слишком спешное, чтоб мы могли себе позволить его дожидаться.

Маркус снова пустился было в возражения, но его прервал Николас:

- Погоди, кузен! - Он повернулся к Амосу: - А откуда тебе известно, что именно повредил себе герцог Мартин и когда он сможет встать на ноги?

Траск с невеселой усмешкой покачал головой:

- Уж кому такое и знать-то, Ники, как не мне! На своем веку я повидал немало бедолаг, сорвавшихся с мачт, так что словам моим на этот счет ты вполне можешь верить. - Он перевел взгляд на Маркуса: - Не забывай, что отцу твоему давно перевалило за шесть десятков, хотя по его виду этого и не скажешь. А ведь многие из куда более молодых мужчин распростились с жизнью после таких вот падений. Не буду тебе врать, Маркус: жизнь твоего отца в большой опасности. Но ведь то же самое можно сказать и о твоей сестре Маргарет, и о тех, кто томится в плену с ней вместе. Оставшись в Крайди, мы ничем не поможем бедняге Мартину. Но каждый день нашего промедления здесь - это новые страдания для принцессы и остальных, новые возможности для похитителей скрыться и замести следы. Так что готовься к отплытию, сынок, и полагайся на милость богов.

Амос коротко кивнул и прошел по коридору к лестнице. У двери остались лишь трое юношей. Остальные еще прежде разбрелись кто куда.

Маркус повернулся, чтобы уйти, но Николас заступил ему дорогу.

- Маркус, я... Мне очень жаль бедного дядю Мартина. И я от души сочувствую твоему горю. Но боги милостивы, и я надеюсь, что дядя останется жив. Я буду за него молиться.

Николас посторонился. Маркус холодно кивнул и, не ответив ему ни одного слова, прошел мимо.

Войдя в общий зал трактира, Калис отряхнул дождевые капли с кудрявой головы, снял вымокший плащ и повесил его у огня. В зале было все еще тесно, но в прошлый свой приход Калис застал здесь гораздо больше простого люда. Теперь же многие из горожан перебрались в восстановленные и вновь отстроенные дома. Город медленно возвращался к жизни.

За одним из дальних столиков у стены эльф заметил Николаса и Гарри и направился к ним.

- У меня есть известия для вашего дяди, принц, - сказал он, кивнув друзьям вместо приветствия и присаживаясь на скамью.

Николас рассказал ему о происшествии с Мартином. Калис бесстрастно его выслушал и слегка наклонил голову.

- Это плохая новость.

С верхнего этажа спустился Энтони. Отыскав глазами Николаса, он поспешно направился к нему.

- Его светлость очнулся от забытья. Где Маркус?

Гарри проворно вскочил на ноги:

- Я его мигом разыщу!

Энтони кивком приветствовал Калиса, и тот с улыбкой обратился к нему:

- А мне нельзя будет повидать герцога? Я имею сообщить ему кое-что важное.

- Думаю, можно. Но только ненадолго, - вздохнул чародей.

Калис встал со скамьи. Следом за ним поднялся и Николас.

- Только не все сразу! - нахмурился Энтони. Николас с досадой пожал плечами и уселся на прежнее место. Сын королевы эльфов поднялся по ступеням лестницы вслед за чародеем. Вскоре в трактир вошли Гарри и Маркус. Николас заторопился к ним навстречу.

- Это правда, что отец пришел в себя? - с надеждой спросил его Маркус.

Николас кивнул:

- Сейчас у него Калис. Он прибыл к герцогу с каким-то важным сообщением от королевы эльфов. Ты можешь подняться к его светлости, когда Калис уйдет. - Маркус сердито повел плечами, и Николас поспешил добавить: - Так распорядились лекари.

Когда на площадке лестницы показался Калис, Маркус стремглав бросился к ступеням. Но эльф преградил ему дорогу в коридор и упер узкую ладонь в его вздымавшуюся от волнения грудь.

- Милорд Мартин желает прежде переговорить с принцем Николасом. - Эльф сопроводил свои слова ласковой улыбкой, которая однако нисколько не умерила раздражения Маркуса. Глаза его сверкнули гневом, но он смолчал и стал нехотя спускаться вниз. Николас, торопясь увидеться с дядей, кивнул ему на бегу, но тот сдвинул брови к самой переносице и отвернулся в сторону.

В комнате Мартина, куда медленно, на цыпочках вошел принц, царил полумрак. У постели больного безотлучно находились Накор с Энтони и монах-сильбанец.

- Вы желали меня видеть, дядя? - негромко спросил Николас.

Мартин повернул к нему бледное, осунувшееся лицо и едва слышно проговорил:

- Да, Николас. - Он перевел дыхание и приказал остальным: - Оставьте нас одних.

Накор и монах направились к двери. Энтони вышел последним.

- Мы будем рядом, в коридоре, - сказал он и притворил за собой дверь.

Мартин прикрыл глаза и шумновздохнул, борясь с дурнотой. На лбу его выступили крупные капли пота. Когда приступ слабости миновал, он поманил Николаса к себе и выпростал руку из-под одеяла, которым был укрыт до самого подбородка. Герцог разжал ладонь. На ней лежало узкое серебряное кольцо.

- Его принес Калис.

Николас взял кольцо двумя пальцами и с любопытством и некоторой тревогой принялся его рассматривать. На металлической поверхности заплясали и тотчас же погасли отблески огня" что пылал в очаге. Кольцо было холодным и слегка шероховатым на ощупь. Вглядевшись в узкий обруч попристальнее, Николас различил, что тот являл собой подобие шнура, сплетенного из тел двух искусно отлитых из темного серебра маленьких тонких змеек, каждая из которых сжимала в пасти кончик хвоста другой. Николас протянул кольцо Мартину, но тот слабо качнул головой.

- Нет, пусть оно останется у тебя.

Николас пожал плечами и опустил странное кольцо в кармашек на поясном ремне.

- Известно ли тебе хоть что-нибудь о Сетаноне?

Принц вскинул голову и с удивлением и немалым беспокойством взглянул на Мартина. Он никак не рассчитывал, что дядя в краткие минуты их последнего перед долгой разлукой свидания заговорит о тех далеких днях. Но герцог терпеливо ожидал ответа, и Николас, уверившись, что тот находится в ясном сознании, а вовсе не во власти бредовых видений, с некоторым недоумением пожал плечами.

-Да, но очень немного. Отец не любит об этом вспоминать, а если ему не удается избежать разговоров о Сетаноне, он умалчивает о своей роли в тех событиях. Амос рассказал мне о них куда больше.

Мартин слабо улыбнулся:

- Это меня ничуть не удивляет. Однако самому Траску известно о той битве далеко не все. - Он жестом велел Николасу сесть в ногах постели. Принц повиновался, и Мартин бесстрастно произнес: - Может статься, я умру в ближайшие минуты, поэтому... - Николас принялся было возражать, но герцог, нахмурившись, прервал его: - Теперь не время попусту тратить слова, мой мальчик. Слишком многое поставлено на карту. Я могу умереть этой же ночью, а могу прожить еще долгие годы. Что станет со мной, ведомо лишь всевластным богам, хотя, признаться, без . моей ненаглядной Брианы... - Мартин умолк, и на глаза его набежали слезы. За все время, что миновало со дня гибели герцогини, овдовевший герцог впервые заговорил о своей утрате. Но выдержка не изменила ему даже и теперь, на одре болезни, быть может, смерти. Мартину потребовалось лишь мгновение, чтобы справиться с приступом горя. Лицо его снова сделалось властным и жестким, взгляд исполнился тревоги. - Мне о многом надо рассказать тебе, принц, - твердо произнес он. - Силы мои на исходе, поэтому слушай меня внимательно и не перебивая.

Принц кивнул и приготовился внимательно выслушать и запомнить все, что скажет Мартин. Вздохнув и полузакрыв глаза, герцог начал свой рассказ:

- В древнейшие времена миром нашим правила могущественная раса. - Глаза Николаса округлились от изумления и тревоги за Мартина. Ему снова показалось, что больной начал бредить. Ведь речь должна была идти о Сетаноне. Но герцог продолжал уверенным, хотя и слабым голосом: - Сами себя они называли валкеру. Но в наших легендах за ними сохранилось другое имя - повелители драконов...

Маркус даже не пытался скрыть досаду и разочарование.

- Почему это отец позвал к себе Николаса?!

Гарри пожал плечами:

- Мне об этом известно не больше, чем тебе.

Добродушному сквайру было искренне жаль Маркуса. На долю бедного юноши за последние месяцы выпало столько тяжелых потрясений! Сперва перед ним, наслаждавшимся обществом красавица Эбигейл и вполне уверившимся в ее расположении, нежданно-негаданно вырос грозный соперник в лице Николаса, потом ему пришлось пережить гибель матери, похищение сестры, решительный отказ Николаса от дальнейшего исполнения роли оруженосца. А теперь еще и отец его почитай что при смерти! Боги явно за что-то ополчились на Маркуса Крайдийского. Гарри рад был бы выразить Маркусу свое сочувствие, ободрить его ласковым словом, заверить, что все еще наладится. С другими ему все это, как правило, очень хорошо удавалось. Но Маркус держался с ним так высокомерно, так подчеркнуто отчужденно, что у бойкого Гарри просто язык не поворачивался заговорить с ним обо всем этом. Сквайр вздохнул и понурил голову.

На лестнице появился Николас. Он кивнул кузену и стал спускаться вниз. Маркус даже не взглянул на принца. Он взлетел на второй этаж, перепрыгивая через три ступени, и помчался по коридору к комнате отца. Принц подошел к столу, за которым его ожидал Гарри. На лице его отразились такая растерянность, печаль и тревога, что Гарри перепугался не на шутку:

- Что... Что случилось?

Николас махнул рукой:

- Мне надо подышать свежим воздухом.

Он направился к двери трактира по узкому проходу между столами. Гарри шел за ним по пятам. Оказавшись во дворе, сквайр приглушенно спросил:

- Ники, с герцогом совсем худо, да?.. Он... Он что же?..

- Да жив он, жив, - успокоил его Николас. - Хотя и очень плох. Энтони говорит, у него внутреннее кровотечение, а еще перелом ноги в двух местах - выше и ниже колена.

- Так значит, он того и гляди... - Гарри хотел было сказать "умрет", но в последний момент спохватился и, чтоб не накликать беду, пробормотал: - выздоровеет?

Николас пожал плечами:

- Не знаю. Мартин старше, чем я думал, но здоровье у него до сих пор было куда каким крепким. - Говоря это, он неторопливо шагал по двору трактира к воротам, что вели на площадь. Гарри от него не отставал.

- Скажи, Николас, ведь тебя заботит что-то еще?

Принц молча кивнул и ускорил шаг.

- А что именно?

- Этого я тебе не скажу.

Лицо Гарри вытянулось от огорчения и обиды.

- А я-то думал, мы с тобой друзья, - с горьким упреком произнес он.

Николас остановился и в упор взглянул на своего сквайра.

- Так оно и есть, Гарри, - мягко сказал он, - но понимаешь, о некоторых вещах не дозволяется говорить никому, кроме членов царствующего семейства.

- Ну, так это же совсем другое дело! - Гарри понимающе улыбнулся. - Ежели это семейная или государственная тайна, то я, разумеется, не смею претендовать на твое доверие. Но скажи только одно, Ники, это что-нибудь серьезное? Опасное?

- К сожалению да, - вздохнул принц. - Очень серьезное и очень опасное. Знаешь, оказывается, есть силы, которые могут уничтожить всех нас, а также и все, что нам дорого. Все, понимаешь? И похоже, что именно они задумали и организовали набег на Крайди и похищение принцессы и остальных.

Внезапно неподалеку раздался голос:

- Очень даже похоже!

Николас и Гарри вздрогнули от неожиданности. Принц схватился за рукоятку сабли. Но из тьмы навстречу им выступил не кто иной как Калис. Он приблизился к друзьям и приветливо им улыбнулся.

- Отец рассказывал мне о том, о чем сегодня, судя по твоим последним словам, тебе поведал герцог Мартин, - сказал сын Агларанны Николасу.

- Так тебе известно о змеях?

Калис кивнул:

- Один из наших дозорных отрядов наткнулся на стаю моррелов у границы Каменной Горы. Завязался бой, а когда он закончился, эльфы нашли это кольцо возле тела убитого моррела. Возможно, тот его хранил со времен Большого Бунта, когда Лжемурмандрамас повел полчища темных братьев против Сетанона. В таком случае нам совершенно нечего опасаться.

- Конечно, - согласился Николас. - Но если все обстоит иначе...

- Тогда опасность снова близка.

Николас обхватил ладонями плечи, словно ему вдруг стало зябко.

- А что собираются делать в связи со всем этим твои родители, Калис?

- Пока ничего. Биться с тенями не в наших обычаях. А чтобы узнать доподлинно, в самом ли деле нам грозит беда, я отправлюсь в плавание вместе с вами.

Николаса эта весть порадовала, и он широко улыбнулся. Калис ответил на его улыбку легким наклоном головы.

- Но почему именно ты?

- Потому что я по рождению своему принадлежу как к эльфам, так и к людям. И облик мой во многом сродни человеческому. Ведь по виду меня вполне можно принять за одного из вас. - Он окинул взором обугленные фрагменты строений, что виднелись вокруг. - Я хотел бы увидеть существа, что способны на такое. И помочь вам вызволить пленников. - Снова повернувшись к друзьям, Калис поправил лук за плечами и слегка склонил кудрявую голову. - А теперь мне придется вас покинуть. Я проведу эту ночь у деда с бабкой. Мы с ними видимся нечасто, а завтра нам вновь предстоит разлука. Похоже, весьма долгая - по вашим человеческим меркам.

Когда он ушел, Гарри толкнул принца локтем в бок.

- Эй, а что это еще за кольцо такое?

Николас достал кольцо из поясного кармана и передал его другу. Поверхность миниатюрного обруча тускло светилась во тьме, фокусируя и отражая бледные лунные лучи.

Гарри поморщился:

- Какое оно, однако, уродливое. И холодное, точно змеиная кожа. Фу, гадость!

- Возможно, оно еще хуже, чем тебе кажется, - мрачно усмехнулся Николас. Он принял от Гарри змеиное кольцо и спрятал его в потайной карман на поясе. - Пошли-ка отсюда. У нас ведь еще тысяча дел.

Корабль вышел из гавани, и Амос приказал поднять все паруса. Когда предрассветный туман рассеялся, небо сделалось ясным и безоблачным. Из-за горизонта поднималось солнце, а над спокойной гладью моря носились чайки. День обещал быть погожим. Николас стоял на полубаке, наблюдая, как один из матросов с удивительной ловкостью крепил ванты к самой верхушке мачты. Принц перевел взгляд на корму корабля. "Орел" рассекал волны, оставляя за собой едва заметный пенистый след. По следу этому, резвясь и перегоняя друг друга, плыли несколько дельфинов.

- Хороший знак, - улыбнулся матрос, который успел уже спуститься с высокой мачты. Он приветливо кивнул Николасу и зашлепал босыми ногами по палубе. Его ждала какая-то другая срочная работа. Николас проводил его пристальным взглядом.

Внешний облик членов команды "Орла" преобразился до неузнаваемости. Николасу с трудом верилось, что это те же самые моряки, которые вместе с ним приплыли из Крондора в Крайди. Прежде они все как один носили строгую военно-морскую форму: темно-синие панталоны, сине-белые полосатые фуфайки и синие шерстяные колпаки. Теперь же каждый из матросов был облачен в разномастное грязное тряпье самых причудливых фасонов. Одеяния свои они извлекли все из тех же старых сундуков, что хранились в подвале замка. По покрою и отделке некоторых из камзолов и жилетов, присвоенных подчиненными Амоса, Николас без труда догадался, что прежде эти наряди принадлежали его деду Боуррику, а также принцам Аруте и Лиаму. В дело пошли даже платья принцессы Каролины и покойной герцогини Катрин: матросы спороли с них кружева и кое-как обшили ими воротники и манжеты своих сорочек. В подобных начинаниях они встретили полное одобрение Амоса, который не раз заявлял, что настоящих пиратов во все времена отличали экстравагантность в нарядах и тяга к роскоши.

Платье, которое выбрал для себя Николас, прежде вне всякого сомнения принадлежало его отцу, принцу Аруте. Костюм этот состоял из высоких черных сапог для верховой езды, черных рейтуз и белой сорочки с мягким воротником и широкими рукавами. Поверх сорочки принц набросил длинный черный кожаный жилет, который в случае надобности мог бы служить ему некоторой защитой от сабельных ударов. Этот наряд очень нравился принцу и был ему к лицу, но чтобы хоть немного походить на пирата, ему непременно следовало украсить себя чем-нибудь ярким, бросающимся в глаза. И Николас стянул талию широким красным кушаком. На черной кожаной перевязи, закрепленной на его правом плече, висела сабля в ножнах. Будь на то его воля, он выбрал бы иное, более привычное оружие, но Амос этому решительно воспротивился. Он заверил Николаса, что едва ли не всей Мидкемии известно, как блестяще владеют рапирой - оружием весьма редким в Западных землях Королевства - принц Арута и его сыновья, и что отправься принц в плавание с рапирой у пояса, он выдал бы этим с головой не только себя, но и всех остальных.

Николас собрал свои длинные волосы в пучок и стянул их на затылке красным шнуром. Растительность теперь уже густо покрывала нижнюю часть его юного лица, и от этого принц казался немного старше своих лет.

На палубу вышел Маркус. При виде него Гарри звонко рассмеялся. Наряд герцогского сына оказался почти точным подобием того, в какой облачился Николас, с той лишь разницей, что кушак у Маркуса был синим, волосы он оставил распущенными, а голову покрыл синей шляпой из валяной шерсти с короткими полями. Оружием ему служила абордажная сабля в черных кожаных ножнах.

- Вы только поглядите на себя! - веселился Гарри. - Ну точь-в-точь две горошины из одного стручка! Вот если бы вы... - Но свирепые взгляды, коими наградили его за эти неосторожные слова оба кузена, заставили Гарри замолчать.

- Как твой отец? - спросил Николас.

- Он очень мало со мной говорил, - вздохнул Маркус. - Пожелал мне удачи и доброго пути и тотчас же заснул. - Он нервно сжал поручень борта. - Я всю ночь ни на шаг не отходил от его ложа, но к утру, когда мне пришлось его покинуть, он так и не проснулся.

- Он очень силен и крепок для своих лет. Маркус уныло кивнул и о чем-то задумался. Через несколько мгновений, словно придя к важному решению, он вскинул голову и пристально, в упор взглянул на Николаса.

- Послушай, я хочу раз и навсегда с тобой объясниться. Знай, что я тебе не доверяю. И мне думается, что ты при первой же опасности струсишь и сбежишь. Для участия в том, что мы задумали, у тебя недостанет смелости и сил.

Кровь бросилась в лицо Николаса, но, когда он заговорил, голос его звучал ровно и бесстрастно:

- Я вовсе не ищу твоего доверия, кузен Маркус, и мне безразлично, что ты обо мне думаешь. Но не забывай однако, что ты обязан мне подчиняться. Большего я не вправе от тебя требовать. - Он резко повернулся и зашагал прочь.

- Присяги на верность королевскому дому я не нарушу! - крикнул ему вслед взбешенный Маркус. - Но берегись меня, если ты посмеешь причинить обиду моей сестре или Эбигейл!

Гарри поспешно нагнал своего господина и с тревогой заглянул в его пылавшее гневом лицо.

- Надо с этим заканчивать, Ники.

- С чем? - недовольно буркнул принц.

- Да с этим вашим глупым соперничеством, с чем же еще? Неужто же ты не понимаешь, сейчас совсем не время петушиться и задирать друг друга!

Николас посторонился, давая дорогу двоим матросам, которые тянули толстую веревку, чтобы переместить рею. Амос выкрикивал им команды с капитанского мостика.

- Если Маркус ко мне не переменится, если он будет продолжать меня ненавидеть, то я ничего не смогу с этим поделать.

Гарри покачал головой:

- Ты тоже не всегда бываешь к нему справедлив. Маркус ведь вовсе не такой уж злобный и вздорный тип, каким тебе кажется. Порой он очень напоминает мне твоего отца. - При этом замечании Николас сердито сощурился. Гарри поспешил добавить: - Я ведь что имею в виду: отец твой - человек суровый и строгий, но при этом справедливый. Ведь так? - Принц нехотя кивнул. - И Маркус, поверь мне, очень в этом на него похож. Беда в том, что, когда дело идет о тебе, его чувство справедливости дает сбой.

- Так мне-то ты что предлагаешь?

- Не знаю, право, но мне думается, что он станет вести себя иначе, если ты как-нибудь постараешься его уверить, что не питаешь к нему вражды. Ведь вы с ним взялись бороться против общего врага, который находится где-то там. - И он указал на запад пальцем.

Николас вспомнил последний разговор с Мартином о страшных и таинственных событиях минувшего, и по коже его пробежал озноб.

- Пожалуй, ты прав, - поежившись, пробормотал он. - Мне надо будет придумать, как к нему подступиться.

- Вот и хорошо! - просиял Гарри. - Знаешь, пойду-ка я теперь же с ним поговорю, попытаюсь и его убедить в том, что перед лицом опасности все мы должны стоять друг за друга горой. Иначе. ведь нам не миновать беды!

- Когда и где ты успел понабраться мудрости, Гарри Ладлэнд? - усмехнулся Николас.

- В Крайди, - без тени улыбки ответил сквайр. - Когда жизнь перестала казаться сплошной забавой и праздником.

Николас понимающе кивнул:

- Мне надобно поговорить с Амосом о вещах весьма важных. Скажи и Маркусу, чтоб через несколько минут пришел к нашему капитану в каюту, хорошо?

- Будет исполнено, ваше высочество, - улыбнулся Гарри и бегом бросился к Маркусу, который оставался стоять на прежнем месте.

Николас взобрался на мостик и встал рядом с Амосом:

- Нам надо поговорить.

Амос искоса взглянул на его озабоченное, посуровевшее лицо с бровями, сведенными к переносице.

- Наедине?

- Да, - кивнул принц. - И лучше будет, если мы пройдем в твою каюту.

Амос поманил к себе первого помощника и передал ему командование кораблем.

- Не сходите с этого курса, Родес. А если что - я буду в своей каюте.

- Есть, капитан! - молодцевато крикнул Родес и кивнул годовой, обвязанной желтой косынкой.

Амос и Николас спустились по трапу вниз и направились к капитанской каюте. В коридоре Николас заглянул в приоткрытую дверь просторной каюты, которую занимали Накор, Гуда, Калис и Энтони. Все четверо, утомленные ночными сборами в дорогу, дремали теперь на своих койках.

Амос отпер дверь своей каюты, пропустил Николаса вперед, вошел следом за ним и с тревогой спросил:

- Что случилось, Ники?

- После все расскажу. Сперва давай дождемся Маркуса.

Несколько минут прошло в Молчании. Наконец послышался негромкий стук, и Николас распахнул дверь.

- В чем дело? - подозрительно спросил Маркус, входя в каюту.

- Сядь, - велел ему принц.

Маркус с недоумением взглянул на Траска. Тот кивнул и сам уселся в просторное кресло у стола. Маркус и Николас заняли места по обе стороны от него.

- Мне известно теперь многое о Сетаноне, - начал Николас.

- Еще бы! - подхватил Траск. - Ведь я ж тебе не раз о нем рассказывал. Но с чего это ты вдруг о нем вспомнил?

- Дядя Мартин рассказал мне все, что знает сам.

Амос понимающе кивнул:

- Тогда другое дело. Ведь твои дядья и принц Арута все эти годы хранили в большой тайне то, что ведомо о Сетаноне только им одним и о чем не знают даже участники самой битвы. Я никогда не пытался их об этом расспрашивать. Ежели они полагают, что им надлежит держать все в секрете, значит, так тому и быть... - Он умолк и вопросительно взглянул на принца.

- Милорд Мартин когда-нибудь говорил с тобой о тех событиях? - повелительно обратился Николас к Маркусу.

- Немного, - насупившись, отвечал тот. - Я знаю от него о Большом Бунте моррелов, о самой битве, о помощи кешианцев и цурани.

Николас глубоко вздохнул:

- Существует некая тайна, связанная с Сетаноном и известная лишь королю и его братьям. Но не так давно о ней поведали моему брату Боуррику как наследнику престола, а также и Эрланду. Он ведь рано или поздно станет принцем Крондора. Теперь о ней знаю также и я.

Маркус окинул кузена сердито-недоверчивым взглядом прищуренных глаз:

- Уж не хочешь ли ты сказать, что мой отец поведал тебе такое, о чем не стал говорить со мной, своим единственным сыном?!

Вместо ответа Николас достал змеиное кольцо из поясного кармана и протянул его Маркусу. Тот долго разглядывал крученый маленький обруч, а затем передал его Траску.

- Проклятые змеи! - пробурчал Амос.

- Что же все это означает? - растерянно спросил Маркус.

- Прежде чем ответить на твой вопрос, кузен, - сказал Николас, - я желал бы заручиться обещанием молчания. Вы оба должны хранить в глубочайшей тайне все то, что я вам сейчас расскажу. Обещаете?

- Клянусь! - с чувством воскликнул Амос.

- Согласен, - процедил Маркус.

- Дело в том, что Большой Бунт моррелов, когда некто, выдававший себя за пророка темных эльфов Мурмандрамаса, повел их банды в земли Королевства, был задуман и организован другими.

-Другими? -переспросил Маркус.

- Пантатианскими жрецами, змеелюдьми, - кивнул Амос.

Маркус пожал плечами:

- Никогда о таких не слышал.

- О них знают очень немногие, - сказал Николас. - Лжемурмандрамас был фальшив абсолютно во всем. Он разумеется ничего общего не имел с воскресшим из мертвых пророком темных эльфов, который якобы встал из могилы затем, чтобы вести их против нас. А главное, он вообще не принадлежал к моррелам. То был змеиный жрец, которому с помощью колдовства удалось сделаться похожим на легендарного вождя темных братьев. Моррелы, однако, в него уверовали, и обман этот так по сей день и не был ими раскрыт.

- Понятно, - буркнул Маркус. - Но почему, скажи на милость, все это держится в таком секрете? Нам бы надо поскорей разоблачить этого змеиного колдуна перед моррелами, и тогда на границе станет спокойнее.

- Нет, этого делать ни в коем случае нельзя, - возразил Николас. - Ведь все обстоит далеко не так просто. В городе Сетаноне находится артефакт. Это огромный камень, оставленный там валкеру - Древней расой, что населяла Мидкемию прежде, в далекие времена.

Маркус округлил от удивления глаза и помотал головой. Рассказ Николаса окончательно сбил его с толку. Амос же задумчиво кивнул:

- Валкеру - это ведь повелители драконов?

- Вот именно. Что же до пантатианцев, то они являют собой что-то вроде человекоподобных ящериц. Так, во всяком случае, говорил твой отец, кузен Маркус. Они поклоняются одной из древних валкеру и считают ее своим главным божеством. И они жаждут заполучить тот волшебный Камень жизни, с помощью которого надеются оживить эту богиню.

Амос поскреб в затылке:

- Но ведь Сетанон давно покинут жителями. По слухам, на город наложено заклятие и находиться в нем опасно. Неужто же такая ценная вещь, как этот арте... в общем, Камень жизни, оставлена там без всякого призора?

- Дядя Мартин сказал, что Камень жизни стережет огромный дракон, который к тому же посвящен в тайны будущего. К нему можно обратиться за советом, как к оракулу. Когда мы вернемся из этого плавания, я непременно попрошу отца, чтобы он меня туда отпустил. Я очень желал бы кое о чем спросить этого дракона.

- Но почему отец сам мне об этом не рассказал? - продолжал недоумевать Маркус.

- Потому что он поклялся Лиаму молчать об этом, - терпеливо объяснил ему Николас. - И долгие годы о существовании Камня жизни знали только сам король, наши с тобой отцы да еще Паг.

- И Макрос, - вставил Траск. - Ему-то уж точно об этом известно.

Дверь каюты отворилась:

- Макрос Черный бесследно исчез сразу же после битвы, - невозмутимо произнес Калис, на секунду задержавшись в дверном проеме и приветствовав всех легким кивком.

- Почему это ты не изволишь стучаться?! - проревел Амос. - И кто дал тебе право подслушивать наши разговоры?!

Принц эльфов пожал плечами:

- У меня ведь очень острый слух, а переборки между каютами такие тонкие, что, находясь у себя, я не пропустил ни одного слова из вашей беседы. - Он прислонился к стене и спокойно добавил: - К тому же, я знаю от своего отца о самке дракона, что стережет Камень жизни в Сетаноне. Отец когда-то был с ней дружен. Он многое мне поведал также и о самой битве. Но почему это ты, Николас, решился вдруг нарушить клятву?

- Потому что Маркус - мой кровный родственник. Он тоже принадлежит к королевскому дому, хотя его отец и отказался от права на престол от своего имени и от имени всех своих потомков. А Траск, как только мы вернемся в Крондор, женится на моей бабке и также войдет в нашу семью. Главное же, что я вполне доверяю им обоим. Если со мной что-нибудь случится, другие должны продолжить начатое нами дело, при этом доподлинно зная, сколь многое от нас зависит. Ведь речь идет не только о спасении пленников, как бы высоко мы их ни ценили. Возможно, настанет и такое время, когда мы будем вынуждены прекратить погоню и обратить свои силы на другое. - Николас ненадолго умолк, а затем продолжил приглушенным голосом, тщательно взвешивая каждое слово: - Твой отец, Маркус, вовсе не из тех людей, что склонны преувеличивать опасности, и все же мне нелегко принять его последние слова на веру. Ведь он говорил мне, что артефакт, хранящийся в Сетаноне, каким-то непостижимым образом связан со всеми живущим на нашей планете. И если пантатианцам удастся им завладеть, они с его помощью попытаются воскресить свою давно умершую госпожу, которую считают богиней. Но это неизбежно приведет к гибели остальных, всех без исключения, кто населяет наш мир, от могущественных драконов до ничтожнейших насекомых. "Спастись не удается никому", - повторил мне дядя Мартин. И Мидкемия опустеет. Здесь снова будут в полном одиночестве обитать ожившие души повелителей драконов.

Маркус, впервые услыхавший обо всем. этом, не знал, верить ли ему своим ушам. Он вопросительно, с тревогой взглянул на Калиса. Сын королевы эльфов слегка наклонил голову:

- О том же самом и почти слово в слово говорил мне мой отец. А ведь он, как все вы знаете, тоже не из тех, кто поддается панике.

Маркус провел языком по пересохшим губам и с трудом выдавил из себя:

- Но неужто же эти пантатианцы на такое решатся? Они ведь и сами погибнут вместе с остальными.

Николас пожал плечами:

- Это их не страшит. Они исповедуют культ смерти. И поклоняются валкеру, благодаря которым из обычных, пресмыкающихся превратились в полулюдей, в мыслящие существа. - Он задумчиво покачал головой, будто слова, которые выговаривали его губы, изумляли его самого нисколько не меньше, чем остальных. - Как жаль, что я узнал об этом не прежде", чем Паг нас покинул. Он бы многое мог мне объяснить. Похоже, однако, что пантатианцы надеются остаться в живых благодаря заступничеству своей богини и состоять при ней в качестве слуг-полубогов. Они также рассчитывают, что и остальные живые существа, которые когда-то обитали на Мидкемии, воскреснут вместе с этой валкеру и станут им всем поклоняться. Но и смерти они нисколько не боятся. И счастливы будут погубить всю планету ради возможного воскрешения богини. Теперь вам всем должно быть понятно, почему нам надлежит продолжать поиски. И искать не только пленников из Крайди, но и наших врагов, чтобы одолеть их. - С этими словами он вопросительно взглянул на Маркуса.

Тот согласно кивнул:

- Да. Теперь мне все ясно, Николас.

- Отрадно видеть, что кузены наконец пришли к взаимопониманию, - усмехнулся Калис.

- И ведь ты отдаешь себе отчет, насколько губительным может оказаться наше с тобой соперничество?

Маркус поднялся на ноги и подошел к Николасу.

- Да. Вполне. - Он протянул руку для пожатия, и принц с готовностью ответил на этот жест примирения. Внезапно губы Маркуса покривила улыбка, сделавшая его удивительно похожим на принца Аруту. - Но когда все это останется позади, - добавил он, - и Эбигейл вернется в Крайди, побереги себя, принц крови!

Угроза эта была высказана в полушутливом тоне, и Николас с принужденной улыбкой ответил:

- Спасибо, что предупредил. И да сбудутся твои слова о благополучном возвращении в Крайди леди Эбигейл и всех остальных. - Кузены снова пожали друг другу руки и вместе вышли из каюты.

Калис взглянул на Амоса. Адмирал чему-то улыбался, подняв глаза к потолку,

- Что это вас так радует, капитан?

Амос вздохнул:

- Да вот, невольно залюбовался этими двумя молодыми петушками, принц. От них, возможно, зависит спасение мира, а они, поди ж ты, находят время и силы хорохориться друг перед дружкой из-за хорошенькой девчонки. - Внезапно взгляд его сделался свирепым, и он прорычал: - А ты, ежели еще раз посмеешь ввалиться в мою каюту без стука, останешься без ушей! Я их прибью над своей дверью в назидание всем прочим. Ясно?!

Калис улыбнулся и кивнул кудрявой головой.

- Так точно, капитан, - и заторопился к выходу.

Оставшись в одиночестве, Траск перенесся памятью к давно минувшим дням. Он вспоминал о Войне Врат и о Большом Бунте, последовавшем вскоре после ее окончания. Сколько славных ребят погибло на борту его "Сидонии", и во время осады Крайди, и потом, когда гоблины сожгли "Королевскую Ласточку", а его самого и Гая де Бас-Тайру взяли в плен. И следом наступили черные дни для Арменгара. Соотечественники леди Брианы бились с моррелами. Разрозненные вылазки этих тварей в конце концов завершились битвой при Сетаноне.

Амос протяжно вздохнул и отер слезу с морщинистой щеки. Он обратился к богине удачи Рутии с краткой молитвой, которую завершил словами:

- Уж ты давай там пригляди, старая хрычовка, чтоб больше такое не повторилось! - Воспоминания о Бриане вконец его расстроили. Однако Амос Траск, бывший капитан пиратов Тренчард, был не из тех, кто подолгу предается унынию. Помолившись о благополучном исходе плавания и о здравии герцога Мартина, он вскочил на ноги и поспешно покинул свою каюту. Ему не терпелось снова взойти на мостик и принять командование "Орлом".

Глава 9 ФРИПОРТ

Одна из девушек заплакала навзрыд.

- Заткнись, сделай одолжение! - бросила ей Маргарет. В голосе принцессы не слышалось ни злости, ни даже повелительных ноток. Только усталость и досада. Стоило одному из невольников удариться в слезы, как ему тотчас же принимались вторить едва ли не все остальные. Их всхлипывания и горестные причитания наводили на Маргарет тоску. А ведь у принцессы и без того было достаточно причин для уныния.

Дочь герцога Мартина отбивалась от похитителей на всем пути от замка до гавани, где разбойников ожидало множество одномачтовых гребных лодок. Ее несли на длинном деревянном шесте, к которому были привязаны ее стянутые веревками запястья и щиколотки. И все же Маргарет время от времени удавалось, качнувшись в сторону, толкнуть то одного, то другого из бандитов головой или бедром. При этом она не переставая плевалась и выкрикивала ругательства и угрозы. Все это, впрочем, не производило на похитителей ни малейшего впечатления. Последним, что она видела в замке, оглянувшись, когда ее потащили прочь, было распростертое в луже крови на каменном полу тело матери с кинжалом в спине, озаренное отблесками пожара, который полыхал в дальнем конце коридора. Картина эта с той минуты навек впечаталась в память Маргарет и возникала перед ее мысленным взором всякий раз, стоило ей только закрыть глаза. Это неотступное видение будило в душе принцессы неукротимую ярость и жажду мщения.

Среди крайдийских пленников оказалось несколько семи-восьмилетних детей и немногим более десятка взрослых мужчин и женщин, коим уже перевалило за двадцать пять. Большинство же составляли подростки в возрасте от двенадцати до девятнадцати лет. За них, здоровых и крепких, работорговцы наверняка рассчитывали выручить немалые деньги на невольничьих рынках Дурбина.

Однако Маргарет была почти уверена, что жалкая участь рабов не грозит ни ей самой, ни ее товарищам по несчастью, потому что военные корабли Королевства наверняка уже поджидают похитителей с пленниками где-нибудь между Проливом Тьмы и дурбинской гаванью. Ведь ее отец вне всякого сомнения уведомил о происшедшем принца Аруту. Ей же оставалось лишь уповать на скорое освобождение и по мере сил заботиться об остальных. Эти люди были подданными ее отца, и принцесса, волею судьбы оказавшаяся среди невольников, считала себя ответственной перед герцогом за их жизнь и здоровье.

Первая ночь после их пленения оказалась самой тяжелой. Крайдийцев разместили в трюмах двух больших кораблей, которые во время набега держались вдали от порта, за линией горизонта. Большую часть одномачтовых лодок бандиты утопили, проломив днища топорами, остальные уплыли прочь, не дожидаясь, когда корабли снимутся с якорей. Принцессе, выросшей в портовом городе и повидавшей на своем веку немало судов, достаточно было одного беглого взгляда на корабли работорговцев, чтобы определить: путь им предстоял недолгий. Для дальнего плавания у похитителей недостало бы съестных припасов и питьевой воды. Ведь почти все пространство трюмов отводилось для содержания невольников.

Случившееся так подействовало на Эбигейл, что принцесса временами всерьез опасалась за ее рассудок. Компаньонка Маргарет то впадала в унылое оцепенение, то вдруг принималась бурно рыдать и сетовать на судьбу, а иной раз, после уверений принцессы в их скором освобождении, на нее внезапно находила безудержная веселость. Но после недолгого оживления Эбигейл снова замыкалась в себе и погружалась в безысходное отчаяние.

К утру второго дня Маргарет ценой немалых усилий удалось навести в тесном трюме некое подобие порядка. Пленники были лишены возможности уединиться для отправления естественных надобностей. Каждый принужден был пробираться в дальний угол трюма и облегчаться на глазах у остальных над отверстием в дощатом полу. Внизу у днища вырастала гора нечистот. Час от часа она поднималась все выше. И без того спертый воздух трюма наполняло чудовищное зловоние. Это, однако, раздражало Маргарет ничуть не больше, чем постоянный унылый скрип корабельной обшивки, бортовая качка и гул множества голосов. Гораздо сильнее ее заботило состояние здоровья пленников. Некоторые из них жаловались на боль в животе, других били лихорадка и надсадный лающий кашель. Тяготы неволи оказались по плечу далеко не всем. Чтобы хоть немного помочь недужным, принцесса приказала остальным освободить для них пространство в середине помещения и переместиться к бортам. Пленники, как всегда, подчинились ей охотно и без возражений. Никому из них и в голову не пришло бы ослушаться дочери герцога Мартина; к тому же ее распоряжения всегда оказывались точны и разумны.

Одна из старших девушек со вздохом привалилась спиной к обшивке трюма, кивнула в сторону больных и пробормотала:

- Им-то поди хорошо. Они уж скоро отмучаются. А нас заставят ишачить на новых хозяев, пока не подохнем, или продадут в портовый бордель. И никто нас от этого не спасет. Кроме смерти. Ох, скорей бы уж она пришла! - Девушка горько зарыдала, но Маргарет ударила ее наотмашь по лицу, и та испуганно смолкла.

- Если я еще хоть раз услышу подобное от кого-нибудь из вас, - принцесса свирепо обвела прищуренными глазами нескольких пленниц, что сидели и лежали на полу поблизости от говорившей, - то пеняйте на себя! Я вам за такие слова языки поотрываю, ясно?!

Один из юношей, приподнявшись на локте, почтительно ей возразил:

- Миледи, мы понимаем, что вы всем нам желаете только добра и хотите нас утешить в горе. Но ведь вы же своими глазами видели, что они устроили в Крайди! Все солдаты погибли от огня и меча. Откуда же нам ждать помощи?

- От моего отца, - убежденно заявила Маргарет. - Неужто вы думаете, что он станет сидеть сложа руки? Он наверняка уже вернулся с охоты, и похоронил убитых, и нашел пристанище для уцелевших, и послал весть о набеге моему дяде в Крондор. Принц Арута пошлет нам на выручку весь крондорский военный флот. Это говорю вам я, принцесса Крайдийская! - Маргарет гордо вскинула голову и оглядела усталые, изможденные лица своих подданных. Губы ее тронула улыбка, и голос, когда она вновь заговорила, сделался гораздо мягче. - Нам надо держаться во что бы то ни стало. Мы не должны поддаваться отчаянию. Пусть каждый из вас постарается выжить. Это все, что от вас требуется. Просто сберечь свою жизнь и по возможности поддержать тех, кому пришлось тяжелее.

Девушка, которая имела неосторожность высказать свои опасения вслух, всхлипнула, потирая ушибленную скулу, и сквозь слезы прошептала:

- Простите меня, миледи.

Маргарет молча провела ладонью по ее волосам и вернулась на свое место у борта. Эбигейл взглянула на нее глазами, полными слез, и негромко спросила:

- Маргарет, ты и в самом деле уверена, что крондорцы нас скоро освободят?

Принцесса кивнула:

- Еще бы! - и добавила так тихо, что даже компаньонка не смогла разобрать ее слов: - Во всяком случае, мне очень хотелось бы в это верить.

Маргарет разбудил легкий шорох и послышавшийся вслед за ним скрип. В течение дня свет и воздух проникали в трюм сквозь зарешеченный потолочный люк. Теперь же середину помещения для невольников заливали призрачные лунные лучи. В дальних концах трюма и у бортов царил непроглядный мрак. Маргарет приподнялась на локте и огляделась по сторонам. Сперва принцесса решила было, что скрип и шорох ей померещились, но звуки эти раздались снова. На сей раз они слышались даже отчетливее, чем прежде. Вот решетка люка. поднялась, и в трюм скользнула толстая веревка. По ней тотчас же спустился один из бандитов. В зубах его был зажат длинный кинжал, лезвие которого на миг блеснуло в лунном свете. Это внезапное вторжение не разбудило никого из невольников, кроме принцессы.

Разбойник склонился над девочкой-подростком, которая спала, лежа на спине и сложив руки на груди, как раз возле того места, куда он ступил. Несколько мгновений он разглядывал ее лицо, а затем быстро зажал ей рот широкой ладонью. Девочка открыла глаза и затряслась от страха. Она не могла ни закричать, ни даже отпрянуть в сторону: справа и слева от нее свали другие невольники. Бандит ухмыльнулся, зажал оружие в левой руке и всем телом навалился на свою жертву.

- Видишь этот кинжал, милашка? Попробуй только пикнуть, и я тебя живо отправлю на тот свет. Поняла? - донесся до Маргарет его свистящий шепот.

Девочка затравленно кивнула. Бандит убрал ладонь с ее рта. Тем временем Маргарет удалось бесшумно подобраться почти к самой границе светлого пятна в середине трюма. Она видела, как насильник легонько кольнул девочку острием кинжала в нижнюю часть живота.

- Я сейчас проткну тебя насквозь, милашка. Или этим, или кой-чем помягче. Мне-то все едино, а ты выбирай. Ну, что скажешь?

Однако юная пленница была слишком напугана, чтобы реагировать на его слова, смысл которых к тому же навряд ли был для нее постижим. Маргарет поняла, что ей необходимо действовать немедленно. Она поднялась на ноги и, стараясь сохранить равновесие, ибо корабль в это мгновение подпрыгнул на волне, шепотом обратилась к бандиту:

- Оставь ее в покое! Она ведь еще совсем дитя. Ей невдомек, о чем ты говоришь.

Насильник резко обернулся и выставил вперед руку с кинжалом. Маргарет, как и остальные пленники, была облачена в грубое подобие балахона: прямоугольный кусок полотняной материи с отверстием для головы, стянутый на талии веревкой. Принцесса развязала узел веревки и закинула свободно повисшую полотняную завесу за спину. Бандит с изумлением воззрился на ее обнаженное тело. Он явно не ожидал подобной уступчивости ни от одной из пленниц. Чтобы положить конец его сомнениям, Маргарет выступила вперед. Лунный луч осветил ее всю, от макушки до ступней. Разбойник принялся разглядывать принцессу с жадным любопытством, затем, сглотнув, оглянулся на девочку, которая лежала на прежнем месте сама не своя от ужаса. Принцесса провела языком по губам и усмехнулась, сощурив глаза.

- Говорю же тебе, она еще ребенок. Ничего не смыслит. Что тебе за радость от нее? Все, что она может - это лежать как бревно и скулить от боли и страха. Иди-ка лучше ко мне. Я тебе покажу, что такое настоящие скачки на маленьком пони!

Маргарет нельзя было назвать хорошенькой в общепринятом смысле слова, однако она умела нравиться мужчинам, если желала того, и неизменно пользовалась у них успехом. Красоту ей с лихвой заменяли задорный блеск темных глаз, белозубая улыбка, самоуверенная посадка головы, бойкость, подвижность и редкое для девушки ее положения сочетание внутренней силы и женственности. Впрочем, мужчины, глядя на нее, вряд ли отдавали себе отчет, что именно в ней так их привлекало. Что же до фигуры, которую Маргарет без малейшего смущения представила теперь на обозрение разбойника, то она была безупречна. Фехтование, плавание, охота и верховая езда закалили тело принцессы, сделав его стройным и гибким, развили ее мускулы, обтянутые гладкой, эластичной кожей. Маргарет стояла перед насильником, обхватив ладонями затылок и слегка изогнув стан, и на губах ее играла манящая улыбка.

Бандит ухмыльнулся, обнажив гнилые зубы, кивнул принцессе и поднялся на ноги.

- Идет, моя милая! - Он мотнул головой и заговорщически подмигнул принцессе. - Так-то оно и впрямь будет лучше. Девственницы в большой цене, и если б я испортил дорогой товар, мне бы не поздоровилось. Но ты-то ведь - другое дело. Ты, милашка, по всему видать, успела уж далеко пройти по этой тропке. - Приблизившись к принцессе, он отвел в сторону руку с кинжалом. - Давай же позабавимся на славу, раз нам с тобой обоим охота этим заняться! Увидишь, старина Нед знает толк в таких делах! А после я поднимусь наверх, и ты приласкаешь моего приятеля, который меня сюда впустил.

Маргарет с нежной улыбкой вытянула руку вперед и погладила его по щеке. И вдруг к полной неожиданности бандита пальцы ее сомкнулись на его запястье, так что он едва не выронил кинжал. Другой рукой принцесса пребольно сдавила возбужденный член несостоявшегося насильника. Нед взвыл от боли. Те из пленников, кого к этому времени разбудили возня в трюме и вопль бандита, принялись кричать на разные голоса и звать стражей на помощь. Виновник переполоха тщетно пытался высвободиться из цепких, удивительно сильных рук Маргарет.

По веревке в трюм быстро спустились двое стражей и с ними полуодетый торговец невольниками.

Последний, мельком взглянув на обнаженную Маргарет и Неда, корчившегося от боли, мгновенно оценил обстановку и разобрался в происшедшем.

- Наверх его! - распорядился он. Охранники подхватили бандита под руки и потащили к веревке. Он стал горько рыдать и молить их о пощаде. Один из стражей ударил его кулаком в висок, и Нед умолк. - И немедленно поймайте негодяя, который открыл для него решетку, - невозмутимо продолжал работорговец. - Свяжите их вместе, рассеките им руки и ноги, чтоб полилась кровь, и швырните за борт на корм акулам. Пусть все эти похотливые негодяи знают, что так будет с каждым, кто ослушается наших приказаний!

Сверху спустили веревочную лестницу, и охранники вместе с всхлипывавшим Недом поднялись по ней на палубу.

Торговец невольниками подошел к Маргарет:

- Он что же, над тобой надругался?

- Нет.

- Ты не лжешь? Он и в самом деле тебя не изнасиловал?

- Нет.

Мужчина облегченно вздохнул:

- Тогда прикрой наготу и возвращайся на свое место. - Он повернулся и стал пробираться к лестнице, осторожно ступая между телами невольников.

Вскоре крайдийцы снова остались одни в тесном трюме. После скорой расправы над Недом и его сообщником на палубе воцарилась тишина. Решетка была водворена на прежнее место, и лунный свет, расчерченный на квадраты ее прутьями, залил всю среднюю часть помещения.

Ровно через неделю после набега на Крайди корабль встал на якорь, и с палубы пленникам крикнули, чтобы те готовились покинуть трюм. Решетку убрали, и в середину трюма спустили веревочную лестницу. Многие изкрайдийцев не пережили тягот пути, и Маргарет, помогая больным и ослабленным добраться до лестницы, то и дело оглядывалась по сторонам и пересчитывала неподвижные тела тех, кто умер минувшей ночью. Их оказалось шестеро. Каждое утро на корабле начиналось с того, что подручные работорговцев спускались в трюм и с помощью прочной веревки с петлей на конце вытаскивали на палубу трупы. Затем их выбрасывали за борт. Маргарет давно от кого-то слыхала, что за невольничьими кораблями всегда плывут акулы. Только теперь она воняла, что влекло морских хищников к этим судам.

Принцесса склонилась над двумя молодыми горожанами, мужчиной и женщиной, уговаривая их сделать над собой усилие и встать на ноги. Но те были слишком слабы" чтобы идти. О том же, чтобы они смогли подняться по веревочной лестнице без посторонней помощи, не могло быть и речи. Маргарет все же надеялась как-нибудь им помочь. Но внезапно чья-то тяжелая ладонь легла на ее плечо.

- Ты здорова? - спросил гнусавый голос.

Принцесса резко обернулась. Перед ней стоял один из охранников.

- Я-то здорова, паршивая ты свинья, - выкрикнула она, - но эти двое больны и слишком слабы, чтобы идти.

Стражник подтолкнул ее к лестнице.

- Живо поднимайся на палубу. А с этими мы сами разберемся.

Принцессе не оставалось ничего другого, кроме как подчиниться. Добравшись до середины лестницы, она невольно оглянулась назад, хотя и без того хорошо знала, какая участь ждала больных. Один из разбойников стянул горло женщины веревочной петлей и резко дернул вверх конец веревки. Послышался негромкий хруст, и голова несчастной свесилась на грудь. Маргарет заторопилась наверх, чтобы не видеть расправы над мужчиной.

После сумрака, царившего в трюме, солнце и небо показались ей непривычно яркими. Принцесса зажмурилась и отерла слезы, струившиеся по щекам. Пусть все думают, что глаза у нее заслезились от света.

Эбигейл как всегда держалась поблизости от принцессы. Вскоре обе девушки очутились у борта. Внизу на волнах качалась дюжина гребных лодок с мачтами посередине. В каждой на веслах сидели по четверо гребцов. Пленники спускались в лодки по веревочным лестницам. Приняв на борт по два десятка пассажиров, лодки устремлялась к пустынному берегу.

Маргарет без труда спустилась вниз и ступила на дно гребного суденышка. Один из матросов, помогая ей пробраться к скамье, внезапно сжал ее ногу повыше колена грубой пятерней. Маргарет с негодующим криком толкнула его в грудь. Матрос разжал руку и покачнулся. Ему с трудом удалось устоять на ногах. Он шутливо погрозил принцессе пальцем и расхохотался. Тем временем другой гребец обхватил Эбигейл за талию и, как она ни упиралась, прижал ее к своей широкой волосатой груди.

- Эй, Страйкер! - окликнули его с палубы корабля. - Оставь невольницу в покое! Смотри же, ты у меня дождешься!

Матрос отпустил Эбигейл и помахал говорившему рукой.

- Не беспокойтесь, капитан! Мы не попортим ваш товар! Но неужто же нам нельзя хоть немного с ними позабавиться без всякого для вас ущерба?

Другой гребец сплюнул в воду и зло прошипел:

- Будь я проклят, ежели еще хоть раз наймусь к этому паршивцу Питеру Дреду. Где это видано, чтоб ребятам не разрешали вволю повозиться с пленными девчонками?! Для кого это он их так бережет, хотел бы я знать? Для дурбинских сутенеров?

- Потише, приятель, - осадил его Страйкер. - Пораскинь мозгами, ведь ты нынче получишь столько золота, сколько не видывал за всю свою жизнь. Тебе его хватит, чтоб скупить всех потаскух Дурбина, да и после еще порядком останется. Неужто же ради этого нельзя недельку потерпеть, а?

Но собеседник подналег на весла и оставил его вопрос без ответа. Лодка стремительно приближалась к берегу. Она причалила к нему одной из последних. Ступив на песок, Маргарет и Эбигейл побрели к одноэтажному бревенчатому строению, едва ли не единственному на небольшом острове. Там охранники собрали уже всех остальных невольников. Им ведено было войти внутрь. Когда дверь за ними захлопнулась, Маргарет огляделась по сторонам. Эта новая тюрьма мало чем отличалась от прежней. Барак или опустевший склад, куда поместили пленников, скупо освещали солнечные лучи, пробивавшиеся сквозь щели между бревнами, здесь было почти так же душно и сыро, как в корабельном трюме, и так же пусто. Ложем для невольников должен был служить замусоренный Земляной пол. Между тем многие из переживших плавание были нездоровы и нуждались в уходе. Пленные переговаривались между собой приглушенными, полными отчаяния голосами. Набрав полную грудь воздуха, Маргарет громко произнесла:

- Слушайте! - Невольники тотчас же затихли. Все взгляды обратились к принцессе. - Среди нас много больных. Те, кто в состоянии двигаться, должны помочь остальным перебраться к той стене, - распорядилась Маргарет и указала пальцем в дальний угол барака. - Несколько человек неуверенно двинулись к больным, лежавшим на полу. - Быстрее! - приказала принцесса.

Когда больных перетащили к одной из бревенчатых стен, Маргарет принялась дюйм за дюймом обследовать пол в противоположном углу.

- Что ты задумала? - спросила ее Эбигейл.

- Здесь, в этом месте, почва дает уклон, - пробормотала принцесса, присаживаясь на корточки.

- И что же?

- А то, что нам надо вырыть канаву, по которой нечистоты вытекали бы наружу, - терпеливо пояснила Маргарет. - Иначе мы в них просто утонем. - Эбигейл, брезгливо наморщив нос, отошла в сторону. Принцесса указала на просвет между полом и нижним бревном, откуда в барак проникал узкий солнечный луч. - Вот здесь. Здесь надо рыть сточную канаву!

- Но миледи, - возразил остановившийся неподалеку плечистый юноша, - у нас ведь нет ни мотыг, ни заступов, чтоб копать землю!

Вместо ответа Маргарет встала на колени и принялась рыть землю руками. Это не стоило ей большого труда: почва оказалась мягкой, она почти сплошь состояла из песка и мелкой гальки. Вскоре к принцессе присоединились с полдюжины пленников, и работа пошла спорее. Маргарет, отдав юношам распоряжения относительно длины и ширины стока для нечистот, подошла к двери, стукнула по ней кулаком и громко крикнула:

- Эй, стража!

- Что такое? - отозвался грубый голос снаружи.

- Нам нужна вода.

- Вы ее получите, когда об этом распорядятся капитаны.

- Скажи своим капитанам, что их ценный товар погибает от жажды!

- И не подумаю! Ишь, что ей взбрело на ум! - огрызнулся охранник.

- Ах, так?! - вскипела принцесса. - Ну, берегись! Первому же надсмотрщику, который сюда придет, я пожалуюсь, что ты пытался изнасиловать одну из девушек!

- Так он тебе и поверит!

- И все остальные это подтвердят.

За дверью барака настала тишина. Через некоторое время раздался скрежет ключа в замке, дверь отворилась, и страж протянул Маргарет мех с водой.

- Держи. Скоро ребята принесут вам вдоволь воды из ручья. А пока хватит с вас и этого.

Не удостоив стражника благодарности, Маргарет схватила мех и направилась в дальний угол барака, где лежали больные.

Следующие десять дней прошли для пленников в унылом ожидании перемен. Некоторые из крайдийцев умерли в первую же ночь, другие разделили их участь на вторые сутки пребывания в бараке. Стражники вынесли трупы прочь, но в сумрачном, душном помещении не стало просторнее, ибо вскоре туда втолкнули несколько десятков невольников, захваченных в Тулане и Карее. От них крайдийцы узнали, что туланский гарнизон, расквартированный в казармах на острове в устье реки, выдержал натиск бандитов, что же до Карса, то тамошняя крепость была безжалостно разграблена и сожжена, город же пострадал значительно меньше, чем Крайди. Эбигейл тщетно надеялась узнать от кого-либо из пленных жителей Карса о судьбе своего отца. Никто из них, как выяснилось, не видел его среди уцелевших. Девушка впала в глубокое отчаяние, и никакие уговоры и увещевания Маргарет не могли ее утешить. Принцесса, снедаемая скорбью по погибшей матери, не могла, в отличие от Эбигейл, дать волю своим чувствам, и переживала горе молча. Она забывала о своей утрате лишь когда помогала другим. Дни и ночи напролет она терпеливо и самоотверженно ухаживала за больными и умиравшими, утешала плачущих и подбадривала упавших духом.

Тела всех без исключения невольников покрывал слой грязи, смешанной с потеками пота. Благодаря стоку для нечистот, который был вырыт по приказанию Маргарет, кровавый понос, унесший жизни по меньшей мере дюжины пленных, не распространился на остальных. Однако над канавой днем и ночью роились мухи, привлеченные запахом испражнений. Несметные их количества проникали в барак сквозь отверстие под стеной, и их жужжание порой заглушало даже голоса, пленных.

Но внезапно заточению невольников в бараке настал конец. Утром одиннадцатого дня дверь распахнулась, и в тесное помещение, морщась от невыносимого смрада, вошли шестеро работорговцев. Их сопровождали двенадцать вооруженных воинов, чьи лица были скрыты под черными масками. Пленные расступились, освободив для вошедших середину барака, и торговцы невольниками приготовились их осматривать, как делали это всегда.

И тут случилось нечто из ряда вон выходящее: воины вскинули луки, выхватили из колчанов стрелы и, почти не целясь, умертвили всех работорговцев. Многие из невольников с пронзительными криками повалились на пол, другие оцепенели от страха и смотрели на убийц застывшими, расширившимися глазами. Но те, как оказалось, вовсе не намерены были продолжать столь внезапно начатое побоище. Перекинув луки через плечо, все двенадцать неторопливо вышли прочь из барака. Дверь они оставили открытой. Снаружи послышалась команда:

- Невольники, марш сюда!

Те их пленных, что стояли ближе всех к выходу, неуверенно двинулись вперед, на звук этого грубого голоса. Маргарет пришлось помочь самым слабым и изможденным подняться на ноги. Некоторые из них не могли идти без посторонней помощи. Когда принцесса вышла из барака, перед ее изумленным взором предстали несколько мужчин, остановившихся неподалеку от бревенчатого строения, что в течение десяти дней служило тюрьмой для невольников, и бесстрастно наблюдавших за неуверенными, скованными движениями последних. Маргарет никогда прежде не видела нарядов, подобных тем, в которые были облачены эти незнакомцы. Головы их увенчивали белые тюрбаны невероятных размеров, посередине лба у каждого сверкал огромный драгоценный камень, полы просторных халатов из тончайшего, очень яркого узорчатого шелка трепетали на легком ветерке. Они переговаривались между собой на кешианском наречии, но сильный акцент, который Маргарет, прекрасно владевшая этим языком, уловила своим чутким слухом, выдавал в них жителей каких-то иных, неведомых краев, а вовсе не Империи. О том же свидетельствовали и некоторые слова чужого, незнакомого принцессе наречия, которые незнакомцы то и дело вставляли в свою кешианскую речь. За спинами мужчин полукругом выстроились охранники. Теперь роль стражей выполняли уже не оборванные пираты, что стерегли пленников во все время их заточения, а настоящие воины в черных одеяниях и с красными косынками-банданами, обвязанными вокруг голов. Все они держали в руках короткие кривые мечи и круглые черные щиты, украшенные изображениями золотых змеев.

По приказанию одного из мужчин в тюрбане воины быстро провели осмотр невольников и поделили их на две группы. Тех, которые были признаны здоровыми и "пригодными", пинками подогнали к кромке моря и приказали войти в воду и выкупаться. Остальных, "непригодных" потащили в барак. Оттуда послышались рыдания и сдавленные крики, вскоре сменившиеся тишиной.

Маргарет, войдя в море по пояс, наклонилась и плеснула себе в лицо соленой водой, чтобы никто не видел ее слез. Когда она выпрямилась, ее затуманенный взор различил вдали, у самого горизонта огромный корабль. Принцесса повернулась к Эбигейл. Компаньонка затравленно озиралась по сторонам. Воины издавали возгласы восхищения, любуясь ее красотой, некоторые из них выкрикивали похабные шутки, свистели и одобрительно похохатывали. Щеки девушки заливала краска стыда. Казалось, ничто было не властно над внешностью юной Эбби. Даже теперь, изможденная, вся в потеках грязи и пота, с лицом, покрытым волдырями от укусов насекомых, с потемневшей от пыли копной спутанных волос, она была ослепительно хороша.

- Взгляни туда, вперед, - прошептала Маргарет, подойдя к подруге вплотную. - Ты когда-нибудь видела такой корабль?

Эбигейл обратила взор к горизонту и внимательно оглядела судно, силуэт которого отчетливо вырисовывался на фоне ясного неба.

- Нет. Никогда.

Корабль, значительно превосходивший размерами любое из судов Королевства, шел к острову под всеми парусами. Его борта и четыре высоких мачты были выкрашены в зловещий черный цвет, носовая часть палубы и ют казались непривычно высокими.

- Он мне напоминает квегскую боевую галеру, - прибавила Маргарет. - Но даже и те не бывают такими огромными.

К берегу приближалось множество длинных гребных лодок. Девушки поняли, что похитители собирались посадить всех пленных на черный корабль. Они не ошиблись: когда первые из лодок причалили к берегу, воины приказали тем из невольников, кто успел уже смыть с себя грязь и пот и вышел на берег за одеждой, занять места подле гребцов.

Погрузка заняла большую часть дня. Лишь на закате корабль поднял якорь и вышел в открытое море.

Пленники снова очутились в трюме. Маргарет и остальным девушкам ведено было перейти к левому борту корабля. Всем пленникам выдали плоские тюфяки, набитые соломой. Новая тюрьма оказалась значительно просторней, чем обе прежние: между убогими ложами, разостланными на досках, оставалось свободное пространство, по которому невольники могли передвигаться. Им приказали встать у изголовий своих тюфяков и сбросить с себя одежду. Маргарет с радостью освободила тело от грязного, пропахшего потом тряпья. Эбигейл не спешила выполнить распоряжение надсмотрщиков. Когда ей все же пришлось раздеться донага, она ссутулилась и наклонила голову, стараясь при этом прикрыть ладонями обнаженную грудь и нижнюю часть живота. Лицо ее зарделось, на глазах выступили слезы.

- Эбби! - сердито прошипела принцесса. - Неужто же ты не понимаешь, что твоя стыдливость ни от чего тебя не спасет, а только даст этим скотам лишний повод над тобой поглумиться!

Всхлипнув, Эбигейл вытерла глаза ладонью и покорно кивнула.

- Прости меня, Маргарет. Я ведь не такая храбрая, как ты. Но я постараюсь не обращать на них внимания.

- Ты гораздо сильнее, чем тебе кажется. А ну-ка, выше голову!

Эбигейл едва не подскочила от испуга, когда к ней вплотную подошел надсмотрщик с табличкой для письма.

- Назови свое имя! - потребовал он.

- Эбигейл.

- Откуда ты родом и кто твой отец? - Маргарет насторожилась и стала чутко прислушиваться к голосу мужчины. Акцент, с каким тот произносил кешианские слова, показался ей смутно знакомым.

- Я из Карса, - сказала Эбигейл. - Отец мой - барон Беллами.

Надсмотрщик перевел взгляд со своей таблички на лицо девушки и после некоторого размышления указал в сторону:

- Отойди и встань здесь.

Эбигейл, продолжая прикрывать живот и грудь ладонями, неловко, почти не размыкая ног засеменила в дальний угол трюма. Надсмотрщик остановился напротив Маргарет и стал задавать вопросы ей. Не видя смысла скрывать свое имя и титул, принцесса отвечала на все вопросы правдиво. Ей вскоре было ведено присоединиться к Эбигейл. Из своего угла девушки наблюдали, как надсмотрщик переходил от одного пленника к другому и заносил сведения, которые те ему о себе сообщали, на вощеную табличку. Исписав ее, он принял из рук слуги следующую и продолжил опрос. Когда с этим было покончено, всем невольникам выдали чистые балахоны из грубой некрашеной ткани. Тем временем несколько воинов принялись заковывать их ноги в цепи, концы которых намертво прикреплялись к доскам пола. Цепи почти не мешали движениям пленных и были достаточно длинны, чтобы те могли перемещаться по трюму.

Надсмотрщик подошел к Маргарет и Эбигейл и мотнул головой в сторону лестницы:

- Следуйте за мной.

Девушки взобрались на палубу и быстро направились следом за своим провожатым к проходу между каютами. Матросы, собравшиеся у борта, жадно разглядывали их обнаженные тела. Маргарет шествовала вперед со свойственной ей гордой невозмутимостью, Эбигейл же по своему обыкновению мучительно покраснела и втянула голову в плечи. Надсмотрщик толкнул дверь одной из кают.

- Выберите себе здесь что-нибудь из одежды. И по паре башмаков. Да поторапливайтесь!

На полу каюты возвышалась груда всевозможного платья. В углу громоздилась мужская и женская обувь. Маргарет и Эбигейл быстро натянули на себя простые платья прямого покроя, подходившие им по размеру, и сунули ноги в кожаные туфли. Одевшись, обе сразу почувствовали себя увереннее. Теперь им больше не приходилось опасаться насмешек и похотливых взглядов воинов, стражников и матросов. К тому же по сравнению с грязными и оборванными полотняными балахонами, которые они принуждены были носить не снимая в течение всего времени плена, эти грубые наряды казались им едва ли не верхом утонченности и изысканности.

Надсмотрщик провел их затем в просторную каюту у кормы корабля. Находившиеся там два немолодых господина почтительно встали при виде девушек и указали им на широкий и мягкий диван. Когда Маргарет и Эбигейл присели на его краешек, один из мужчин обратился к ним на кешианском языке с сильным чужестранным акцентом:

- Леди, мы счастливы, что особы вашего ранга почтили наше общество своим присутствием. Позвольте предложить вам по кубку сладкого вина!

Маргарет взглянула на низкий столик, уставленный блюдами с фруктами, сыром, жареным мясом и хлебом. У края стоял высокий серебряный кувшин с вином. Сглотнув слюну, заполнившую рот при виде этого изобилия, принцесса сердито и недоверчиво покосилась на говорившего.

- Что вам от нас нужно?

Губы незнакомца искривились в зловещей ухмылке.

- Сведения обо всем, что нас интересует, миледи. Сведения самого разного толка, подробные и правдивые. И мы их от вас получим!

С вахты раздалось:

- Земля!

Сощурившись и приставив ладонь козырьком к глазам, чтобы заслонить их от лучей заходившего солнца, Амос задрал голову кверху.

- По какому курсу?!

- В двух румбах по левому борту!

Амос пробежал по узкому проходу и, быстро миновав бак, встал к борту в носовой части палубы, там, где собрались Николас и все остальные. Они с самого полудня никуда оттуда не уходили. Амос еще утром пообещал, что до наступления темноты они увидят первый из Островов Заката.

- Прошло ведь больше трех десятков лет, - Траск развел руками. - Поэтому я и сбился с курса.

Николас рассмеялся и похлопал его по плечу:

- Всего на два румба. Это не в счет.

Амос помотал головой:

- Нет, он должен был лежать прямо по курсу, Ники! - Адмирал досадливо крякнул и произнес забористое ругательство. - Это я сплоховал. Нам теперь придется отворачивать к югу.

- Неужто же это так сложно? - удивился Гарри.

- Ничего трудного, - засопел Амос. - Просто это задевает мое самолюбие. - Он снова задрал голову вверх и крикнул вахтенному: - Эй, тебе уже видна вершина пика?

- Так точно, капитан! - последовал ответ. - Вижу гору с вершиной вроде сломанного клинка!

Амос велел помощнику взять курс на остров и снова обернулся к Николасу.

- Капитан, а кто сейчас живет в этих местах? И кто тут жил прежде? - спросил его Гарри.

Амос вздохнул, отдаваясь во власть воспоминаний.

- Когда-то здесь стоял совсем небольшой кешианский гарнизон. Так только, одно название. Горстка солдат, несколько офицеров и пара военных суденышек. Ну, а когда Империя покинула Босанию - Крайди и Вольные города Вабона, - о гарнизоне попросту позабыли.

Время шло, и все менялось. Никто теперь и не упомнит, как в точности обстояло дело - то ли солдаты поубивали всех офицеров, то ли офицеры добровольно к ним примкнули. Во всяком случае в те годы, когда прадед Николаса начал завоевывать Босанию, здешняя банда головорезов принялась грабить корабли. В основном они нападали на торговые суда, что шли из кешианского Элариала и из портов Дальнего берега, из Квега и из самого Кеша.

- Они отваживались даже устраивать набеги на Тулан, - вставил Маркус.

- Но почему же наш король или император Кеша не уничтожил этих пиратов? - удивился Гарри.

- Тоже мне умник! - фыркнул Амос. - Неужто ты думаешь, что они не пытались с ними расправиться? Да не тут-то было! - Он потер подбородок и указал вперед, на вершину пика, которая стала теперь отчетливо видна всем, кто собрался на носу корабля. - Взгляни-ка на этот остров. За ним скрываются еще не меньше дюжины больших и сотни маленьких островков. Ты видишь перед собой начало огромного архипелага, который тянется на много миль к западу. - Гарри растерянно заморгал. - И никто в точности не знает, что за народ обитает на большинстве этих островов. А о жителях Скашакана, у берегов которого потерпел крушение наш друг Рендер, известно хотя и не так уж много, но вполне достаточно, чтоб никто не отважился там высадиться. Вот так-то. Всех островов тут не меньше пяти сотен, и только одна гавань, куда может зайти глубоководный корабль. Фрипорт. А ежели на горизонте появится военный флот, то пока суда бросят якоря во фрипортской гавани, все разбойники успевают уйти и затаиться на окрестных островах. Попробуй их там разыщи! Ведь вы ж сами слыхали про их легкие, подвижные полубаркасы. Воины Королевства и кешианцы не раз с досады сжигали город дотла. Но пираты его снова отстраивали и принимались за старое. - Амос покачал головой и убежденно заключил: - Нет, корсары Фрипорта - это что тараканы или же крысы, от которых никому еще не удавалось избавиться.

Он повернулся к помощнику и распорядился:

- Соберите команду на палубе, мистер Родес.

- Свистать всех наверх! - крикнул помощник. Вскоре матросы поднялись на главную палубу.

Амос обвел команду глазами, поднял руку, призывая всех к тишине, и сказал:

- Мы с вами, ребята, знаем друг друга не первый год. Новички среди вас - только солдаты крайдийского гарнизона. Но они сами напросились в это плавание, а герцог отобрал из них самых надежных. Я его выбору вполне доверяю. Так вот, помните, что с этой самой минуты вы уже не подданные нашего короля, а пираты из Маргрейвз Порта. Те из вас, кто там не бывал, пусть расспросят об этом городишке моих матросов и хорошенько затвердят себе все, что они скажут. - Лицо Траска посуровело. Он вздохнул и снова оглядел одного за другим всех членов команды. - Вскоре вы лицом к лицу повстречаетесь с негодяями, которые умертвили ваших товарищей, ваших друзей и родню. У вас у всех появится желание их прикончить. Но не вздумайте дать себе волю! Во Фрипорте свои законы, и все, кто здесь очутился, обязаны им подчиняться. Власть в городе принадлежит шерифу. Есть еще Совет капитанов, но на нем разбирают только самые важные из дел. Споры решает поединок. Уличные драки строжайше запрещены. Поэтому, ежели вам доведется повстречать здесь ублюдка, который убил вашего брата или отца, улыбайтесь ему со всей приязнью, на какую способны, и твердо знайте, что рано или поздно он ответит вам за все. И помните, - Амос возвысил голос, - что мы здесь никак не ради мести. Нам нужно отыскать дочь герцога Мартина и остальных девчонок и парней из Крайди. Кое-кому из вас они доводятся сыновьями и дочерьми, племянниками и племянницами. Или же это дети и племянники ваших друзей. Ежели кто из вас в себе не уверен, то пускай уж лучше он остается на корабле. Во Фрипорте ему делать нечего. Потому как, клянусь, я повешу любого, кто затеет потасовку с местным отребьем, и ежели только по его милости мы не сможем отыскать пленных, то гореть ему в аду!

Предостережения Амоса оказались излишними: все члены команды были полны решимости вызволить принцессу и остальных из плена, чего бы им это ни стоило. Амос улыбнулся и кивнул:

- Да помогут нам боги. И вот еще что: первого же недоноска, кто назовет меня адмиралом вместо капитана, я велю высечь на глазах у всех. Ясно?!

Матросы расхохотались.

- Есть, капитан! - выкрикнул один из них. Траск широко осклабился и, подбоченившись, выставил ногу вперед.

- Я - капитан Тренчард, гроза морей! Лютой зимой я миновал Пролив Тьмы! Мой корабль - посудина что надо! Недаром он зовется "Стервятником"! Я ходил на нем в логовище семи низших демонов, мне подносил эль сам бог Хаоса! А после я невредимым воротился домой! - Матросы, слушая эту похвальбу, хохотали во все горло. - Я рожден от союза морского дракона и небесной молнии! - не унимался Траск. - Я танцевал матросскую джигу на черепах своих врагов! Я бился один на один с богом войны и лобызался с самой смертью! При звуках моего имени все корабельщики трепещут и падают ниц! Я - Тренчард, гроза морей!

Конец темпераментной речи Амоса потонул в рукоплесканиях. Он раскланялся и дружелюбно помахал матросам рукой.

- А теперь живо поднимите черный флаг и - все по местам. Нас ведь уже заметили, - и он кивнул в сторону высокого пика.

- Дневная вахта, вниз! Ночная вахта - на марсы! - распорядился Родес.

Один из матросов спустился в кубрик и достал бережно хранимый черный штандарт, который был изготовлен мастерицами Крайди по эскизу самого адмирала. Флаг подняли на вершину кормовой мачты, и он заколыхался на ветру.

Николас принялся разглядывать знакомый рисунок, который он много раз видел и даже копировал углем на дощечке еще в Крайди: белый череп с пустыми глазницами посреди аспидно-черного полотнища, а под ним - длинный кривой кинжал, с острия которого, нацеленного вниз, стекала алая капля крови. Николас искоса взглянул на Гарри, Маркуса и Калиса. Те не сводили глаз со зловещего флага. Накор чему-то усмехнулся. Остальные, включая Энтони и Гуду, хранили молчание.

Тишину нарушил Гарри:

- Ведь он вовсе даже и не притворялся... Николас с улыбкой пожал плечами:

- Кто его знает. Но меня его представление позабавило. И вообще он молодчина!

- А ведь я, выходит, вовсе даже и не обознался тогда в Крондорском дворце, - задумчиво пробормотал Гуда Буле.

- Ты это о чем? - полюбопытствовал принц.

- Это он устроил набег на Лимет. А мне как раз случилось там быть. Я оказался по другую сторону баррикады. - Гуда покачал головой. - Надо же! Кто бы мог подумать! - Он обратил взор к скалистой вершине горы. - Я только что заметил, как там что-то блеснуло.

- Часовой, - пожал плечами Маркус.

- Да, видать, дозорный, - согласился Гуда.

- Как-то они нас примут? - вздохнул Николас.

Накор улыбнулся ему своей обычной насмешливо-безмятежной улыбкой:

- Мы это скоро узнаем.

Они вошли в гавань, когда солнце стояло уже у самого горизонта. Траск приказал убрать все паруса кроме тех, что были укреплены на брам-стеньге, и "Стервятник" величественно заскользил по водной глади, приближаясь к Фрипорту. Просторную гавань правильной овальной формы со всех сторон окаймляли коралловые рифы. Неподалеку высилась гора, напоминавшая гигантскую раскрытую ладонь и заслонявшая гавань от оранжево-пурпурного закатного неба, по которому проплывали фиолетовые, серые и серебристые облака. С приближением тьмы в окошках портовых строений, сколоченных из бревен и крытых соломой, тускло замерцали огни. Фрипорт готовился встретить ночь.

- Слыхал я о местах вроде этого городка, - сказал Гуда, облокачиваясь о борт.

- Что ты имеешь в виду? - полюбопытствовал Николас.

- Погляди, какая форма у этой горы.

Принц пожал плечами:

- Она почти круглая. Ну и что с того?

- Когда-то давно здесь был вулкан.

Накор согласно кивнул:

- И пребольшой! - Это соображение отчего-то пришлось ему явно по душе. Ухмыльнувшись, он снова кивнул лысой головой. - Поперек не меньше полумили.

Тем временем на склоне горы засветилось множество огней. Николас залюбовался этой яркой цепочкой света, взбегавшей от подножия до самой вершины пика. Теплый бриз. овевал лица пассажиров "Стервятника", стоявших на носу. Корабль медленно подходил к городу. Он был уже в самом центре гавани, где на якорях стояло семь других судов: Два из них могли бы поспорить величиной с самим бывшим "Орлом", остальные - торговые одномачтовики - значительно уступали ему в размерах. Когда "Стервятник" занял удобное положение по отношению к городу и остальным кораблям, Амос приказал убрать оставшиеся паруса и опустить якорь. Ветерок принес с берега едва различимый, дразнящий обоняние запах специй и благовоний. Откуда-то издали послышались негромкие голоса. В самом же порту царила напряженная тишина.

- Такое множество огней, и ни тебе движения, ни шороха, - буркнул Маркус.

- Прежде чем себя обнаружить, - сказал на это Гуда, - они хотят убедиться, что мы именно те, за кого себя выдаем.

Корабль встал на якорь, и Амос приказал матросам спустить на воду ялик. Он сопроводил свой слова таким забористым ругательством, что Николас едва не присвистнул от удивления. Прежде выражений, подобных этому, ему не доводилось слыхать даже от Амоса. Траск же как ни в чем не бывало продолжал громко сквернословить и поносить команду. Он и впрямь снова почувствовал себя Тренчардом, грозой морей. Но поверили ли в это те, кто настороженно прислушивался к его реву, хоронясь за стенами портовых построек?

Гуда положил ладони на плечи Николаса и Маркуса, отступил на шаг назад и поманил их за собой. Оба принца приблизились к старому воину.

- На два слова, - он отступил еще дальше, прислонился к фок-мачте и негромко проговорил: - Мне прежде не раз случалось бывать в городах вроде этого Фрипорта. Здесь всякий друг друга знает и никто никому не верит. А пришельцам и подавно. Вам станут задавать всякие вопросы, и чтоб на них ответить без запинки и не вызвать подозрений, вы должны теперь же придумать себе имена и их запомнить. А еще - договоритесь меж собой, откуда вы родом и кто ваши мать с отцом. О том, что вы друг другу близкая родня, всякий догадается с первого же взгляда.

Оба принца нахмурились и обменялись сердитыми взорами. Гуда при виде этого добродушно усмехнулся.

- Мне принадлежит земля близ селения Истербрук, - после недолгого раздумья сказал Николас. - Я там не раз бывал.

Гуда кивнул.

- Марк и Ник из Истербрука. Годится. А кто ваш родитель? - голос его внезапно сделался резким и неприязненным. Он подозрительно сощурился и перевел взгляд с Николаса на Маркуса. Последний криво усмехнулся и развел руками:

- Мамаша и сама этого не знает.

Гуда облегченно рассмеялся и хлопнул его по плечу:

- Молодец, Маркус Крайдийский. Быстро ты соображаешь! А кто ж она такая будет, ваша мамаша? - обратился он к Николасу.

- Мег из Истербрука, - не моргнув глазом, выпалил тот. - Служанка в единственном тамошнем трактире. Хозяина ее зовут Уилл. Она все еще хоть куда, и мужчины к ней липнут, точно мухи. Ну, а мамаша слова "нет" сроду не знавала.

Гуда продолжал весело посмеиваться:

- Хорошо сказано, ваше высочество!

Привлеченные шумом голосов, они прошли на главную палубу. Там Амос и двое бывших крайдийских солдат упражнялись в сквернословии, делая вид, что отчаянно ссорятся между собой. Грубая брань, изрыгаемая ими, не могла ускользнуть от чуткого слуха жителей Фрипорта, затаившихся близ гавани.

Спустившись в ялик, Траск с беспокойством спросил приглушенным голосом:

- Вы, мальчишки, уже придумали, кем назоветесь во Фрипорте?

- Марк - мой старший братец, - с готовностью ответил Николас. - А сами мы из Истербрука. Отцов своих никогда не знали.

- Ник у нас не слишком-то сообразительный, - подхватил Маркус. - Но я пообещал маменьке его не бросать, и потому мы всегда вместе.

Николас окинул "братца" свирепым взором, но ничего ему на это не возразил.

- Это наше второе по счету плавание, - сказал он и повернулся к Амосу. - Мы нанялись к тебе в... - замявшись лишь на мгновение, он быстро закончил: - в Маргрейвз Порте.

Амос кивнул Гуде и Накору:

- Что до вас, то вам нет нужды за кого-то себя выдавать. - Он задумчиво взглянул на Энтони. Чародей явно чувствовал себя неловко в широких бархатных штанах и щеголеватом камзоле. Голову его покрывала мягкая шляпа с большими полями. - Кем же мы тебя-то отрекомендуем? - Растерянно спросил капитан.

- Корабельным лекарем? - несмело предложил Энтони.

- Годится! - просиял Траск.

- И я тогда смогу хоть целыми днями бродить по базарам и торговым улочкам, по окрестным лесам и полям в поисках целебных трав и кореньев. Я увижу и услышу многое, - воодушевился чародей, - и ни у кого не вызову подозрений.

- На том и порешим, - кивнул Амос и обратился к Калису. - Скажи, ты мог бы себя выдать за охотника из Вабона?

Эльф пожал плечами:

- С легкостью. Я ведь без труда говорю на тамошнем наречии.

- Ну, а про меня, ежели вас станут расспрашивать, вы все знаете совсем мало, - усмехнулся Траск. - Вам точно известно только то, что я совсем недавно вернулся в Горькое море и занялся своим старым ремеслом. А прежде того, по слухам, нанимался на службу то ли к королю, то ли к императору. Но задавать мне вопросы о прошлом никто из вас не осмелился. Понятно?

Все кивнули. Несколько минут, в течение которых ялик подходил к причалу, прошли в молчании. Гребцы не без труда отыскали свободное место среди множества лодок, качавшихся на волнах у причала, и пассажиры ялика сошли на берег. Поблизости не было видно ни души. Амос, а за ним и остальные стали подниматься по каменным ступеням пристани.

Внезапно откуда-то спереди раздался грозный окрик:

- Стойте! Назовите себя!

Амос молодцевато подбоченился и проревел в ответ:

- Кто это там смеет учинять допрос мне и моим людям?

В просвете между двумя строениями мелькнул силуэт высокого мужчины. Через мгновение он приблизился к Амосу и его спутникам. Выражение его гладко выбритого лица с кустистыми бровями и крючковатым носом никак нельзя было назвать дружелюбным. Остановившись напротив адмирала, он расправил широченные плечи и надменно произнес:

- Я! Я смею задавать вам любые вопросы. А вы извольте на них отвечать. Ежели не хотите иметь дело с моими ребятами. - Он указал рукой куда-то в сторону, и тотчас же из темноты выступили с десяток одинаково одетых вооруженных людей. Они молча окружили прибывших и прицелились в них из арбалетов.

- Ничего не бойтесь, - шепнул Амос принцу и остальным. - Здесь так уж принято. Держитесь посвободнее.

- Мы узнали твой герб, приятель, - процедил предводитель арбалетчиков, - да только в этих водах его не видали уж лет тридцать. Что ты на это скажешь, а? Каким это ветром тебя снова прибило к нашим берегам?

Амос вдруг заливисто расхохотался и хлопнул себя ладонью по ляжке.

- Лопни мои глаза, ежели это не сам Патрик Данкасл! Неужто же тебя еще не повесили, старый разбойник? - Внезапно выражение его лица переменилось. Сдвинув брови к самой переносице и выпятив нижнюю губу, он размахнулся, подпрыгнул и что было сил ударил широкоплечего гиганта кулаком в лицо. Тот, застигнутый этой атакой врасплох, не успел ни уклониться от удара, ни тем более его парировать и опрокинулся навзничь, тяжело приземлившись на каменные ступени. Амос ткнул в его сторону пальцем и прорычал: - А ну-ка говори, подлая твоя душа, где те двадцать золотых, что ты мне задолжал?!

Данкасл с растерянной улыбкой потер щеку и поднялся на ноги.

- Так выходит, это и впрямь ты, Амос! Вот не ожидал! Я готов был прозакладывать свою лысину, что ты уж давно на том свете!

Амос оттолкнул в стороны двоих арбалетчиков, оружие которых было нацелено в его широкую грудь, и раскрыл объятия. Патрик Данкасл с готовностью прижал его к своему мощному торсу. Траск едва доставал гиганту до плеча.

- Неужто ты бросил якорь во Фрипорте, старина? Вот так новость! А я слыхал, что ты нанялся биться с дезертирами в Горах Троллей! - восклицал Амос.

Патрик помотал головой:

- Боги, так ведь это было почитай с десяток лет назад. А теперь я здешний шериф.

- Шериф? - изумился Траск. - Скажите на милость. Сдается мне, прежде эту должность отправлял паршивый ублюдок Франсиско Галатос из Родеза. Выходит, теперь ты его сменил.

- Вот кого вспомнил! - фыркнул Данкасл. - Галатос давно помер. После него у нас переменилось уж двое шерифов. Я - третий. Заступил на должность пять лет назад, ясно? - Понизив голос, он склонился к самому уху низкорослого Траска. - Скажи, где ж тебя-то носило все эти годы? С тех пор, как ты повез оружие из Квега к Дальнему берегу, я упустил тебя из виду. А это ведь было давненько!

Амос помотал головой:

- Воды с тех пор утекло так много, что грех было бы вспоминать о прошлом посуху. Давай-ка продолжим разговор за кружкой доброго эля.

- У нас ведь тоже очень многое изменилось, Амос, - нахмурился Данкасл.

- Что именно?

- Пошли со мной, - шериф кивнул лысой головой. - Ты все увидишь своими глазами.

Повинуясь его знаку, арбалетчики обступили спутников Амоса, и все вместе они поднялись на мощеную набережную и вскоре вышли к узкой улочке, что тянулась параллельно кромке воды. Жители Фрипорта с любопытством оглядывали путников сквозь неплотно притворенные ставни и входные двери своих жилищ. Несколько женщин в пестрых одеяниях и с вульгарно размалеванными лицами, стоявшие у дверей таверны, стали предлагать адмиралу и остальным весело провести время в их компании. Траск на ходу послал им воздушный поцелуй и весело посмеиваясь заторопился вслед за Данкаслом.

- Уж эти-то пташки нисколько не переменились, старина Патрик. Они и с виду и по ухваткам своим в точности такие же, как прежде.

Данкасл пожал плечами:

- Что мне с тобой спорить? Погоди. Скоро ты сам все увидишь.

Миновав широкий бульвар, они свернули за угол. Патрик остановился и описал рукой в воздухе полукруг.

- Вот мы и пришли. Гляди теперь в оба, Траск. Амос изумленно озирался по сторонам. Вдоль улицы выстроились двух и трехэтажные дома с выбеленными стенами и черепичными крышами. Кругом было чисто и светло. В окнах и на уличных перекрестках горели огни. Жители деловито сновали взад и вперед, с любопытством оглядывая прибывших. Мощеная дорога вела к самому подножию горы.

- Патрик, неужто же все это мне не приснилось? - выдохнул Траск.

Данкасл провел ладонью по ушибленной скуле.

- Вот видишь теперь, каким стал Фрипорт? Я ж говорил, здесь все стало другим за последние три десятка лет. Город вырос. Это тебе уже не прежний поселок у гавани с единственным трактиром и дешевым борделем. - Он медленно побрел вдоль улицы, сделав остальным знак следовать за собой. - У нас пока еще, что и говорить, нет того порядка, как в Королевстве, но все ж будет поспокойнее, чем в большинстве городов Кеша и уж тем более в Дурбине. Под моим началом состоят пять десятков таких вот молодцов, - он кивнул в сторону арбалетчиков, - и нам хорошо платят, чтоб мы исправно несли свою службу. - Шериф указал на фасады домов по обе стороны улицы и гордо добавил: - Многие из наших купцов ведут дела в Королевстве, Квеге и Кеше.

- И надо думать, они себя никогда не утруждают выполнением таможенных правил, - расхохотался Амос.

Патрик сдержанно улыбнулся:

- По большей части нет. Всяк ведь блюдет свою выгоду, дружище Траск. Многие торговцы обходят таможню стороной, чтоб сократить издержки. Хотя кое-кто все же предпочитает уплачивать пошлины, как подобает, и таможенники Кеша и Королевства Островов о таких слова худого не вымолвят. И то сказать, лучше пожертвовать немногим, чем при облаве потерять все. Им ведь ничего не стоит объявить, будто товар получен из каких-нибудь других земель. Мы, знаешь ли, люди осторожные и о Фрипорте лишний раз не заикаемся. Так оно вернее. А потому мы очень даже хорошо наживаемся на перепродажах. - Он указал пальцем на один из больших домов, в первом этаже которого была расположена лавка, где все еще шла бойкая торговля. - Вот здесь, к примеру, живет торговец пряностями, чей свободный промысел приносит ему огромную прибыль. К северу от города Кеша с ним вряд ли кто потягается.

Амос с веселым смехом хлопнул шерифа по спине:

- Свободный, говоришь? От чего же это он свободен, а? Да ладно, не трудись подыскивать ответ, я тебе сам скажу, как все это разумею. Ведь мне известно, что торговля пряностями в Кеше - монополия Империи. И твой толстосум, выходит, попросту ведет там нелегальный промысел. Только и всего.

Патрик развел руками и согласно кивнул:

- Так оно и есть. Но ведь иначе он не смог бы торговать с таким размахом, как нынче. Заметь себе, ему пособляют многие почтенные купцы Империи. Слыхивал я, у него есть связи даже и при дворе. И все остаются от этого в барыше. Он ведь закупает товар совсем задешево в землях, о каких мы с тобой и не ведаем, Амос. На Келеване, например, или в Брижане, что лежит на дальней окраине Кеша. Мне и во сне не приснятся моря, которые он знает как свои пять пальцев, и страны, где купцы до смерти рады вести с ним дела и ждут не дождутся его кораблей.

Они неспешным шагом брели вдоль улицы, где несмотря на поздний час царило оживление. Купцы Фрипорта, судя по всему, отличались похвальным усердием в делах и держали лавки открытыми едва ли не всю ночь напролет.

- Кое-кого из наших нынешних богатеев ты должен хорошо помнить, Амос, - продолжал Данкасл. - Как и мы с тобой, в молодости они были джентльменами удачи, а теперь вот решили, что честная торговля куда как спокойнее, да и намного прибыльнее.

Николас с любопытством оглядывался по сторонам. Фрипорт произвел на него впечатление многолюдного и весьма процветающего города. Некоторые из его жителей неторопливо прогуливались по улицам, наслаждаясь вечерней прохладой, другие озабоченно куда-то поспешали. Двое молодых людей затеяли шумный спор у растворенной двери одной из лавок, но оба тотчас же смолкли, когда к ним подошел и сердито на них уставился один из людей шерифа.

- Так вот, выходит, почему, - подытожил Амос, - ты на старости лет превратился в такого подозрительного сукина сына, Патрик.

Данкасл невозмутимо кивнул:

- Слишком уж многое здесь изменилось. Ты сам это признал. Мне тоже пришлось стать другим. Ведь времена, когда мы могли забраться высоко в горы и там выждать, пока крондорский или элариальский военный флот не уберется восвояси, давно миновали. Мы теперь слишком дорожим тем, что имеем, чтобы позволить им снова сровнять город с землей.

Амос насупился и сердито покосился на шерифа,

- И поэтому-то меня и моих людей сразу взяли на прицел твои арбалетчики?

- А как же иначе? - развел руками Патрик. - И вот еще что, Траск: ежели тебе не удастся убедить Совет капитанов, что ты именно тот, за кого себя выдаешь, нам придется арестовать или же вовсе конфисковать твой корабль,так и знай.

Траск резко остановился, подбоченился и, воинственно выпятив вперед бороду, отчеканил:

- Только через мой труп!

Подручные шерифа снова как по команде окружили Траска и его спутников и прицелились в них из арбалетов. Патрик Данкасл почесал за ухом и не повышая голоса заверил приятеля:

- Ежели понадобится, перешагнем и через него, друг Амос.

Зал заседаний Совета капитанов располагался в здании городской управы в самом конце широкого бульвара, по которому Амос со своими спутниками неторопливо шествовали теперь в сопровождении шерифа и его людей. Здесь было еще оживленнее, еще многолюднее, чем на узких улицах центральной части Фрипорта. По бульвару во множестве расхаживали белолицые, смуглые и темнокожие мужчины и женщины в ярких одеяниях самых причудливых фасонов. Отовсюду доносились звуки чужестранной речи. Пришельцы явно чувствовали себя здесь столь же свободно, как и местные жители. Вдоль бульвара тянулась нескончаемая цепочка игорных домов, таверн, борделей, лавок и ссудных касс. Таблички у входов в эти заведения оповещали клиентов о предлагаемых услугах на полудюжине разных языков.

По мостовой двигались повозки, доверху нагруженные вязанками дров, песком и бревнами, мешками, тюками и клетками с птицей, их обгоняли быстроногие разносчики, тащившие на головах корзины и подносы со всевозможной снедью, с яркими тканями и различной утварью, включая даже изделия золотобитов и литейщиков по серебру.

Амос не уставал изумляться переменам, происшедшим в городе за последние тридцать лет.

- Ну и ну! - то и дело восклицал он. - Кто б мог подумать, что жалкий островной поселок вдруг вырастет, как гриб под дождем! И как же это вышло, что мы в море Королевства ничего о том не ведали?

- Это лишнее свидетельство против тебя, - буркнул Патрик. - Ведь в любой стране хватает оборотистых торговцев, которые не слишком-то чтут законы и хорошо знают о городах вроде нашего, где нет ни таможни, ни пограничной или карантинной служб, где им не станут задавать лишних вопросов об их грузах. Мне не очень-то верится, что, плавая в море Королевства под своим знаменитым флагом, который вы нам предъявили при входе в гавань, ты никогда и ни от кого о нас не слыхал. Ведь во Фрипорте выгружают свои трофеи едва ли не все буканьеры ближайших морей. Тут они их и сбывают без всякого для себя риска и с хорошим барышом. Да и честные торговцы, которые пуще глаза боятся нарушить закон, нами не брезгуют. Всякому ведь по нраву торговать без пошлин. - И шериф вопросительно взглянул на своего низкорослого спутника.

Амос вздохнул и, помолчав, бросил на ходу:

- Я ведь уже говорил тебе, Патрик, что это долгая история. Вот погоди, придем, и я все без утайки тебе расскажу.

Вскоре они подошли к двухэтажному зданию с широким крыльцом и тянувшейся вдоль всего фасада немного повыше двух окон с распахнутыми ставнями надписью: "Дом губернатора". Изнутри доносились оживленные голоса.

Амосу и его спутникам ведено было подняться по ступеням и войти.

Весь нижний этаж просторного помещения представлял собой большой прямоугольный зал. Стены и перегородки между комнатами, если они когда-либо существовали, были снесены. В дальнем углу зала виднелась деревянная лестница, которая вела на второй этаж. С потолка свисала медная люстра, и дюжина ее свечей скупо освещала длинный стол, который стоял почти у самой лестницы, и семерых сидевших за ним мужчин.

Амос прошел на середину зала, сдернул с головы треуголку и коротко кивнул капитанам. Николас и остальные последовали его примеру. Однако на этом любезности, кои Траск считал нужным оказать бывшим товарищам по ремеслу, закончились. Ткнув пальцем в сторону самого старшего из сидевших за столом мужчин, он раздраженно выкрикнул:

- По милости которого из семи низших демонов ты высылаешь вооруженных людей встречать своего собрата капитана, Уилл Кобчик?!

Седовласый старец, к которому он столь непочтительно обратился, сидел во главе стола на стуле с высокой резной спинкой. Он покачал головой и усмехнулся, обнажив желто-коричневые зубы.

- А ты все такой же кроткий и смиренный, как я погляжу.

Самый молодой из капитанов, которому на вид было никак не больше двадцати пяти лет, с кудрявыми темными волосами, спускавшимися до самых плеч, и короткими усиками, сердито нахмурился и спросил старика:

- Кобчик, что это еще за шут?!

- Что ты сказал?! Шут?! - проревел Амос, поворачиваясь к юноше. - Да не сойти мне с этого места, ежели ты не копия своего папаши, мальчишка Морган! Выходит, старик твой упился-таки до смерти, раз ты теперь воссел среди капитанов. Добро же! Смотри только не отправься следом за родителем! - Морган отвел взгляд, потупился и стал нервно пощипывать усы. - Ты еще пачкал пеленки, паршивый щенок, - продолжал неистовствовать Амос, - когда я сжег уже не меньше десятка кешианских сторожевых судов и потопил дюжину квегских галер. Я разграбил порт Наталь и обратил в бегство флот лорда Барри. Они удирали от меня и моих ребят к себе в Крондор, как свора собак от арапника! Я - Тренчард, гроза морей, и первого, кто в этом усомнится, я прикончу на месте!

- А я обознался, потому что был уверен, что тебя нет в живых, Амос, - извиняющимся тоном пробормотал юный Морган.

Амос выхватил из ножен свой острый кинжал и ловким, стремительным движением метнул его в юношу прежде чем кто-либо из собравшихся успел этому помешать. Острие смертоносного оружия пригвоздило к столу широкий рукав камзола Моргана.

Траск с победной улыбкой воззрился на побледневшего юношу.

- Я не только не умер, но даже и не постарел, как видишь!

Николас легонько толкнул Маркуса локтем в бок. Тот взглянул в ту сторону, куда едва заметным кивком указал ему принц, и остолбенел от изумления и испуга: у дальнего конца стола сидел мужчина неопределенного возраста с мертвенно бледным лицом и уродливо выдававшимися вперед нижней челюстью и надбровными дугами. Его лысую голову, виски, скулы и щеки покрывал причудливый узор лиловых татуировок, мочки ушей были оттянуты почти до плеч вдетыми, в них золотыми амулетами. Большое золотое кольцо свисало даже из его длинного хрящеватого носа. Оно качнулось и блеснуло в тусклом свете свечей, когда он почувствовал на себе взгляд юношей, повернул голову и равнодушно скользнул по ним своими холодными голубыми глазами навыкате.

Патрик Данкасл вышел вперед и объявил, как того требовали правила:

- Досточтимые капитаны, это и в самом деле Амос Траск, капитан Тренчард. Я это перед вами свидетельствую. Я с ним лично знаком.

Капитан Кобчик окинул Амоса недоверчивым взором.

- Мы здесь слыхали, что ты служил во флоте Королевства. Попробуй-ка это отрицать.

Траск пожал плечами.

- И не подумаю! Служил, врать не стану. А еще прежде попал в такую переделку на севере! Как-нибудь потом расскажу. Где только я не побывал за эти три десятка лет. Я состоял на службе и у кешианцев, и у короля. А случалось, выступал и против Кеша, и против Королевства. Как и любой из вас, господа!

- А я говорю, вы явились сюда шпионить. Вас послал король Островов или же принц Крондорский, вот и весь сказ! - раздался хриплый голос с дальнего конца стола.

Амос повернул голову к говорившему, скорчил презрительную гримасу и просипел, передразнивая его:

- А я тебе скажу на это, что ты нисколько не поумнел за все минувшие годы, Питер Дред! И как тебе только удалось сделаться капитаном, ума не приложу! Ответь мне, своей ли смертью умер капитан Милостивый, или же вы с Рендером пособили ему отправиться на тот свет?

Дред вскочил на ноги, но его остановил грозный окрик Патрика:

- Не сметь устраивать здесь драк! - Шериф не сводил с Питера глаз, пока тот, ворча что-то себе под нос, не уселся снова на свой стул. Патрик махнул рукой и прибавил уже гораздо спокойнее: - А вот браниться можете сколько пожелаете.

В разговор, злобно сверкнув глазами, вступил людоед Рендер:

- Мои люди донесли, что ты вошел в гавань под черным флагом. Но ведь ты его нацепил на мачту крондорского военного корабля! Как это понимать, Тренчард?

Амос самодовольно ухмыльнулся:

- Посудина что надо, правда ведь? Это и в самом деле боевой корабль. Ты угадал, Рендер. Я его украл у принца Крондора. Мне и моим ребятам он вполне годится. - Он покачал головой и перевел разговор на другое: - Но каким же это образом, скажите на милость, сукины дети Рендер и Дред сделались капитанами? Что ж такое сталось с твоим бывшим капитаном, бедолагой Джоном Эвери, а, Рендер? Ты часом его не сожрал?

Рендер вцепился побелевшими пальцами в край стола и уставился на Траска с выражением такой лютой ненависти, что Николас и Маркус, все это время не сводившие с него глаз, невольно попятились. Амос приготовился дать людоеду отпор, если бы тот рискнул на него наброситься, но Рендер лишь мотнул головой, от чего золотые украшения в его ушах слабо звякнули, и зло прошипел:

- Наша "Бантамина" затонула у Тарума десять лет назад, Тренчард. А с ней и Джон Эвери. Вот тогда-то я и стал капитаном.

Патрик положил ладонь на плечо Траска и примирительно произнес:

- Ты можешь переругиваться со всеми и поминать былое хоть до утра, но все это не облегчит твоей участи, Амос.

Траск с обидой и недоумением обвел глазами всех сидевших за столом.

- Я стал капитаном прежде любого из вас, кроме старины Уильяма Кобчика. Кто посмеет запретить мне выйти из гавани Фрипорта, когда я того пожелаю? Что это у вас нынче за порядки такие, хотел бы я знать? И в чем вы меня подозреваете, ежели уж на то пошло?! Или ваш Фрипорт перестал быть вольным городом?

- Я ж ведь тебя сразу предупредил, - сказал Патрик Данкасл, - что у нас теперь все переменилось. Нам есть что терять, и мы не желаем, чтоб сюда заявлялись шпионы. Докажи, что ты не один из них, и мы тебя отпустим с миром. - Остальные капитаны согласно закивали.

- Я чем угодно вам поклянусь, что мы вовсе не собирались шпионить в вашем Фрипорте.

- А зачем же тогда вы сюда пожаловали? - подал голос молодой капитан, до этого момента не произнесший ни слова.

Амос сердито на него покосился. Капитан был широк в плечах, приземист и круглолиц. Густая рыжая борода закрывала едва ли не всю его грудь. Огненно-рыжие волосы мягкими кольцами спускались на плечи. Траск насмешливо улыбнулся:

- Ты, верно, будешь капитан Скарлетт?

Рыжебородый кивнул, не ответив на его улыбку.

- Он самый. И не сойти мне с этого места, ежели это не твой корабль, Тренчард, гнался за мной однажды от Вершины Квестора до подветренного берега Квега!

Ухмылка на лице Траска стала еще шире.

- Это было весной, пару лет назад. Я б тебя и догнал, не иди ты так близко от берега. А тут еще эти квегские галеры как с неба свалились! Им, видите ли, понадобилось ввязаться в наши дела! -И он сердито засопел.

Скарлетт хлопнул ладонью по столу и выкрикнул:

- Ты шел под королевским флагом!

- Ну и что с того?! - рявкнул в ответ Траск. - Я ж ведь и не отрицал, что служил королю. Ты никак оглох, Скарлетт, или попросту заснул, когда я об этом толковал? Мне отсчитывали целую кучу золотых монет за каждого негодяя вроде вас, которого мне удавалось захватить. Мне простили все мои прошлые делишки. И не говорите, что любой из вас, окажись он на моем месте, не принял бы таких условий! - Он взглянул прямо в глаза Скарлетта и прибавил, понизив голос: - Тем паче, что выбирать пришлось между ними и виселицей.

- Мы в трудном положении, Амос, - сказал шериф. - По твоей милости. Ведь ты, хотя и знаком накоротке со многими из нас, давным-давно уже не появлялся в этих водах и долго, слишком долго служил королю. Ты говоришь, что снова сделался пиратом, но разве мы можем быть в этом уверены? А что ежели ты продашь нас всех? Ведь это тебе принесет огромный барыш. Королевство как прежде щедро с тобой расплатится.

- А почему же тогда ты веришь, что этого не сделает любой из капитанов-головорезов?! - возмутился Траск и жестом указал на сидевших за столом членов Совета. - Чем же они лучше меня?!

- У нас круговая порука, - возразил ему Скарлетт. - И каждому из нас есть что терять, если Фрипорт снова разграбят и сожгут. Кто ж станет сыпать яд в свой собственный колодец?

Амос повернулся к Данкаслу:

- Чего же вы от меня требуете?

- Тебе придется здесь задержаться, Амос.

- Ах, вот как! И надолго?

- Пока мы не удостоверимся, что следом за тобой сюда не пришел военный флот Королевства и не схоронился где-нибудь за горизонтом, - сказал Скарлетт.

- Или пока ты нам не докажешь, что не собираешься идти отсюда в Крондор, чтоб привести к нам военные корабли принца, - добавил Кобчик.

Патрик Данкасл сочувственно вздохнул:

- Но в любом случае, старина Амос, тебе не придется здесь скучать. Ты ж ведь видел, каким большим, богатым и веселым городом стал наш Фрипорт.

Несколько месяцев, ну от силы год, и ты со своими людьми отправишься на все четыре стороны.

- Ты, как я погляжу, совсем спятил, - Амос покачал головой. - Я ж ведь здесь по делу. А когда с ним покончу, только вы меня и видели, ясно?

- Сразу видно, что это шпион! - буркнул Дред.

Патрик скорчил недовольную гримасу:

- По какому же такому делу ты к нам явился?

Амос указал пальцем на Рендера.

- А чтоб прирезать вот этого мерзавца!

Рендер вскочил на ноги. В руке у него сверкнул кривой меч.

- Ни с места! - крикнул шериф и повернулся к Амосу: - Что такого он тебе сделал?

- С месяц тому назад, - заявил Траск, - он привел в Крайди банду головорезов. Среди них были и дурбинские торговцы невольниками. Этот проклятый сброд сжег городишко дотла. Они истребили почти всех жителей.

Рендер помотал головой и с деланным спокойствием возразил:

- Месяц назад я был у кешианского побережья, Тренчард. Ты что-то напутал, клянусь богами. Я не заходил в Крайди с тех пор, как служил корабельным юнгой. Да и что мне там делать, в этакой дыре, скажи на милость? Ведь в самом городке, да и в герцогском замке поживиться нечем. Ты это знаешь не хуже меня.

Ткнув пальцем в сторону Рендера, Патрик с важностью провозгласил:

- Капитан отрицает, что участвовал в набеге. Но коли он даже и лжет, тебе-то что ж за дело до Крайди?

- В потайном чулане крайдийского портового склада, - возвысил голос Траск, - я схоронил горшок с золотыми, которые мне удалось скопить за пять лет тяжких трудов. Я как раз шел в Крайди на своем "Стервятнике", чтоб его забрать, но этот сукин сын меня опередил и присвоил мои монеты!

- Никакого горшка там не было! - возмутился Рендер. Все взгляды обратились к нему. В глазах Амоса горела жажда мщения.

- Ах, вот, значит, как?! - язвительно процедил Траск и обратился к Патрику: - Откуда ж ему знать, был ли там мой горшок, ежели это не он командовал набегом на Крайди?!

Но Рендер быстро исправил свою оплошность:

- Коли у Тренчарда повернулся язык так гнусно меня перед всеми оклеветать, то он, конечно же, врет и об этом растреклятом горшке!

Патрик переводил взор с одного лица на другое. Все капитаны закивали головами.

- Ну, вот что, - в голосе шерифа зазвучали стальные нотки. - По нашим законам никому из капитанов не дозволяется поднимать оружие против другого капитана. Разбирайтесь меж собой в другом месте, подальше от Фрипорта и от нашей гавани. Но ежели один из вас этот закон нарушит, его корабль будет конфискован, а самого его мы засадим в темницу.

Николас шагнул вперед и негромко, но внятно произнес, кивнув в сторону Рендера:

- Этот человек лжет.

Маркус хотел было что-то добавить, но его опередил Патрик Данкасл:

- Что?! С чего ты это взял, юнец?

- Мне о нем рассказали приятели, - спокойно пояснил принц. - Друзья, что прежде жили в Крайди. Рендер - это просто чудовище в обличье человека, вот что я вам скажу! - Голос его сделался звонче, лицо побледнело. На нем резко выделялись алые губы и черные глаза, горевшие ненавистью. - Он - кровавый убийца и поджигатель. Он без всякой пощады убивал детей, женщин и стариков, и даже домашний скот. И ежели капитану Тренчарду законы ваши не дозволяют с ним сразиться, тогда его убью я!

Патрик развел руками:

- Но ведь Рендер поклялся, что в прошлом месяце был у кешианских берегов. Не мог же он оказаться разом в двух местах, как ты разумеешь? В Крайди, надо думать, орудовал кто-то другой.

Николас помотал головой:

- Его там многие видели и запомнили. Вашего Рендера ни с кем не спутаешь. Или вы знаете другого пирата с такими как у него татуировками, ушами, глазами? Нет, это точно был Рендер. И он мне за это ответит!

Данкасл повернулся к Траску и строго произнес:

- Капитан Тренчард, ты и твоя команда взяты пока что на поруки. Вы можете свободно ходить по нашему городу, но ежели ты сам или кто-то из твоих людей затеете свару или же попадетесь на другом каком недозволенном поступке, то мы конфискуем твой корабль, а команду продадим в Квег на галеры. Смотри хорошенько за своими людьми. Можешь приходить сюда к нам, когда пожелаешь. А как скоро четверо из семи членов Совета капитанов поверят тому, что ты здесь о себе говорил, мы рады будем тебя принять в свое сообщество.

Амос молча кивнул, повернулся и направился к выходу из дома губернатора. Остальные последовали за ним. Спускаясь с крыльца, Траск шепнул на ухо Николасу:

- Ты просто молодчина!

Слова эти, как ни тихо он их произнес, не ускользнули от чуткого слуха Гуды.

- Д-а-а, теперь-то уж он точно попытается тебя убить, Ник, - вздохнул старый вояка.

- Я как раз на это и рассчитываю, - светло улыбнулся Николас.

Выйдя в переулок, что вел к гавани, Амос обратился ко всем своим спутникам:

- Капитаны поди уверены, что мы будем здесь торчать чуть не целый год. Но я намерен сняться с якоря, как только мы узнаем, куда они повезли пленников. - Он положил ладонь на плечо Гарри. - Беги в гавань, сынок, садись в лодку и отправляйся на корабль. Скажи ребятам, чтоб все, кроме вахтенных, сошли на берег. Напомни, что наш успех зависит от их сообразительности и осторожности. Пусть каждый из них постарается выведать все, что сможет. Встретимся в гостинице с красным дельфином на вывеске. Мы мимо нее проходили, когда нас сюда вели. Ясно?

- Есть, капитан!

- Ну, ступай.

Гарри со всех ног бросился вниз по переулку, и Амос повернулся к чародею.

- А ты теперь же отправляйся на рынок и в лавки. Покупай все, что может быть потребно корабельному лекарю. Да смотри торгуйся за каждый грош! - Энтони молча кивнул и побрел к ближайшей лавчонке. Траск поманил к себе Гуду. - Иди за ним, но держись от него в сторонке. Может, тебе повезет услыхать пересуды торговцев и покупателей на его счет, и ты из них узнаешь что-нибудь важное. - Когда Гуда неторопливо двинулся следом за Энтони, Амос ускорил шаги. - А мы сей же час наймем себе комнату в этой растреклятой гостинице, - сказал он Накору, принцу и Маркусу, - и поразмыслим, как нам уберечь Ники от смерти, что теперь дышит ему в самую макушку.

В гостинице "Красный Дельфин", одной из самых недорогих во Фрипорте, было на удивление чисто и тихо. Амос нанял для всех одну просторную светлую комнату в конце длинного коридора. Накор уселся на стул возле распахнутой настежь двери. Только так они могли быть уверены, что никто не подслушает их разговор.

- Мне совершенно ясно одно, - со вздохом сказал Траск, - у нас нет времени, чтоб поодиночке перетянуть четырех капитанов на нашу сторону. И ведь один из них - наш приятель Рендер. Значит, мы должны обработать четверых из шести. - Он забарабанил пальцами по столу. - А скорее всего, из пяти. Клянусь богами, еще который-нибудь из них наверняка был в Крайди вместе с Рендером.

- Почему ты так думаешь? - встрепенулся Маркус.

- Уж больно много бандитов похозяйничали в Крайди. Чтоб всех их туда привезти, одного рендеровского корабля недостало бы. Значит, всех кораблей было по крайней мере два, а то даже и три. И выходит, еще кто-то из здешних капитанов с Рендером заодно.

- Получается, что времени у нас в обрез, - заметил Николас.

Амос кивнул, издав тяжелый вздох:

- Надеюсь, ребята из команды продержатся хоть неделю. Ведь рано или поздно кто-нибудь из них ляпнет слово-другое совсем некстати и тем выдаст нас с головой. Тогда нам придется удирать из Фрипорта во все лопатки.

Николас обхватил лицо ладонями. Маркус нервно шагал взад-вперед по комнате.

- Если пленники еще здесь, нам надо их отыскать, прежде чем похитители решат спрятать их где-нибудь в другом месте, - сказал Николас.

Амос покачал головой:

- Я почти уверен, что здесь их уже нет.

- Но почему ты так думаешь? - Маркус остановился и с беспокойством взглянул на капитана.

- Да потому, - вступил в разговор Накор, - что Рендер ведь скрывает свое участие в набеге на Крайди от всех капитанов. Разумеется, кроме своего сообщника. И ему нет расчета долго держать их здесь. Это слишком для него опасно. Но сперва принцесса и остальные были где-то поблизости. Так говорил Паг.

- Тот, кто нанял Рендера для этого гнусного дела, - сказал Амос, - наверняка позаботился поскорее увезти отсюда пленных, чтоб замести следы. - Он снял с головы треуголку и отер пот со лба. - Теперь, когда я своими глазами увидал, как вырос Фрипорт, мне по крайности стало ясно, что Рендер отправился в Крайди прямехонько отсюда. И ему без всякого труда удалось это скрыть от других капитанов.

- Ты уверен, что все так и было? - недоверчиво спросил Николас.

- Уверен. Этот мерзавец наверняка сделал вид, что идет к берегам Кеша, чтоб разграбить один из портовых городков, а сам остановился у которого-нибудь из полудюжины ближайших островов, где его ждали бандиты и те, кто их нанял, погрузил весь этот сброд и полубаркасы на свое судно и отплыл прямиком в Крайди.

- Но зачем ему понадобилось выступать именно отсюда? - недоумевал Маркус. - Если он непременно хотел скрыть от других пиратов, что идет в Крайди, то начинать набег с Островов Заката было бы слишком уж рискованно.

Амос пожал плечами:

- На все есть свой резон. Рендер хорошо знает эти места. Он все рассчитал заранее и придумал, где вернее всего укрыть на время бандитов и лодки. Ведь лучшего места для таких дел, чем необитаемый остров, никому не сыскать. А к тому ж здесь столько чужестранцев, что наемные бандиты могли на несколько дней без всякого риска затесаться в толпу приезжих. Мне же, сказать по правде, гораздо любопытнее, где он содержал несколько сотен пленных.

Накор поднял глаза к потолку и задумчиво пробормотал:

- Помнится, Паг говорил, что они ютятся в каком-то большом доме, сложенном из бревен. Что-то наподобие склада или амбара.

- Как бы там ни было, - вздохнул Амос, - а мешкать нам не приходится. - Он взглянул на Маркуса. - Ты умеешь управляться с парусом и веслами?

- Немного, - кивнул Маркус. - Достаточно, чтоб не утонуть самому и не утопить лодку.

- Вот и хорошо. Завтра же поутру купишь себе небольшой ялик. Ежели кто полюбопытствует, зачем он тебе, скажешь, что Тренчард желает построить себе дом и велел тебе обойти ближайшие острова, чтоб выбрать подходящее место. У любого из здешних капитанов имеется собственное жилье. Почему я должен быть хуже всех? - И он весело хохотнул. - Возьми с собой Гарри, вдвоем вы уж точно не потонете. А что до Рендера, то этот ублюдок станет теперь вести себя с осторожностью. Он не посмеет напасть на нас в открытую, ведь все слыхали, как мы с Ником ему угрожали. - Он похлопал Николаса по руке. - А потому тебе, мой мальчик, придется задевать этого негодяя при всякой возможности, чтоб он в конце концов взял да и сотворил какую-нибудь глупость. Ты должен повсюду за ним следовать, и пусть он перестанет различать, где ты, а где его собственная тень. Понятно?

- С большим удовольствием! - кивнул Николас и сжал руки в кулаки.

Амос вытащил пробку из бутыли с элем и подмигнул принцу и Маркусу:

- Ну а теперь не мешало бы и выпить за успех нашего дела.

Глава 10 БРИЗА

Над морем с пронзительными криками носились чайки.

Рассвет застал Маркуса, Калиса и Гарри на побережье близ порта. Для сына королевы эльфов и легендарного воина, выглядевшего не старше обоих юношей, хотя ему уже перевалило за тридцать, Фрипорт являл собой нечто совершенно необычное. Прежде Калису никогда не доводилось бывать в таких больших и шумных городах, видеть такое скопление чужестранцев со всех концов Мидкемии. Он предоставлял своим спутникам говорить, сколько им заблагорассудится, сам же, храня глубокое молчание, с напряженным интересом впитывал в себя звуки и запахи, что доносились отовсюду, и с жадным любопытством наблюдал картины жизни Фрипорта, которые представали перед его взором. Минувшим вечером Гарри признался Николасу, что ему порой случалось на долгие часы забывать о близком присутствии Калиса, настолько полуэльф умел сделаться не просто незаметным, а словно бы и вовсе невидимым.

Сквайр собрался было обратиться к нему с каким-то вопросом, но в это мгновение позади них послышался подозрительный шорох. Калис услыхал его первым. Он резко обернулся, выхватив из-за пояса охотничий нож. Гарри и Маркус вынули из ножен кинжалы. От одной из перевернутых вверх дном и утвержденных на подпорках лодок отделилась невысокая, щуплая фигурка юноши или подростка. Гарри едва не подпрыгнул от неожиданности и испуга.

- Эй, что тебе здесь надо?! - хрипло выкрикнул он.

Мальчишка вразвалку подошел к ним и развязно произнес:

- Прежде ответьте, что тут нужно вам!

Короткая рваная туника, долженствующая по-видимому заменять рубаху, была ему столь велика, что при желании мальчишка мог бы несколько раз обернуть ее вокруг своего тщедушного стана. Из-под слишком длинных и широких неопределенного цвета штанин выглядывали грязные ступни. Ненамного чище них были и тонкие руки, видневшиеся сквозь прорехи в рукавах туники. О ладонях нечего уж было и говорить. Узкое личико подростка, на котором застыло выражение лукавого упрямства, покрывали неровный слой загара в разводы грязи. Его длинные спутанные волосы роскошного медно-рыжего цвета трепетали на ветру. Выпятив вперед острый подбородок, он без тени боязни или смущения переводил свои огромные голубые глаза с одного лица на другое. Дерзкий тон мальчишки рассердил Маркуса.

- Ступай отсюда, парень, - нетерпеливо буркнул он и махнул рукой.

- Что?! - возмутился попрошайка и ловко пнул Маркуса в бедро босой ступней. - Это меня ты обозвал парнем?! А коли так, то за мою помощь тебе придется выложить вдвое против того, что платят другие!

Маркус морщась принялся потирать ушибленное место. Гарри с изумлением уставился на оборванца. Калис невозмутимо пожал плечами и негромко проговорил:

- Значит, ты не мальчишка? Ну, так ступай отсюда, девочка.

Юноши продолжили свой путь вдоль побережья. Нищенка засеменила следом. Поравнявшись с Маркусом, она дернула его за рукав.

- Я ведь могла бы о многом вам порассказать. Спросите кого угодно во Фрипорте, и вам всякий скажет: "Бриза знает больше всех в городе"!

Гарри насмешливо улыбнулся:

- Это ты что ли Бриза?

- Ну, ясное дело, я!

Маркус и Калис молча шли вперед. Гарри, желая отделаться от назойливой попрошайки, с пренебрежением махнул рукой:

- Нам твоя помощь ни к чему. Капитан решил построить себе дом и велел мне найти для этого подходящее место. Уж с этим-то мы и сами как-нибудь справимся, поняла?

- Так я тебе и поверила! - фыркнула Бриза, не отставая от юношей. Внезапно она заступила Марку-су дорогу. - Скажите лучше правду. Что вам тут надо, а?

- Убирайся подобру-поздорову! - разозлился Маркус. - У нас нет времени на всякие глупости! - Он оттеснил девчонку в сторону, и та, не удержав равновесия, шлепнулась на береговую гальку. На глазах ее выступили слезы. Падение, судя по всему, причинило ей нешуточную боль.

Юноши заспешили вперед. Гарри и Маркус на ходу оглянулись. Бриза перевалилась на бок и потирала ушибленные ягодицы. Поймав на себе взгляды столь пренебрежительно обошедшихся с ней молодых людей, она скорчила гримасу и высунула язык. При виде этого Гарри громко расхохотался, Маркус же скупо улыбнулся и прибавил шагу. Калис не проронил ни звука, и на лице его не дрогнул ни один мускул.

- Чтоб вам провалиться! - донесся им вслед голос девушки. - Видят боги, вы еще пожалеете, что так со мной поступили!

Маркус резко остановился и снова обернулся к ней. Бриза уже успела встать на ноги. Он отвесил ей шутовской поклон и помахал на прощание рукой. Губы Калиса тронула слабая улыбка. Гарри огласил пустынный берег взрывом оглушительного хохота.

Поздним вечером Гарри, Калис и Маркус, привязав свою лодку к одной из свай, поднялись на причал. Немного поодаль на груде досок сидела Бриза и с аппетитом жевала яблоко. Она приветливо помахала им рукой. Девушка явно дожидалась здесь именно их.

- Устали? - спросила она с притворным участием. - И небось потратили время попусту, да?

Юноши переглянулись и молча зашагали к берегу. Бриза соскочила с досок и быстро их догнала.

- А я уже знаю, знаю, знаю, что вы ищете, - запела она тоненьким голосом, при этом лукаво поглядывая то на одного, то на другого из них.

Маркус раздраженно пожал плечами:

- Мы еще утром тебе об этом...

- Соврали! - с торжеством докончила она.

- Послушай!..

- Ах, я наперед знаю, что ты мне скажешь! - фыркнула девушка. - Вы, мол, все никак не отыщете подходящее место, чтоб ваш капитан построил там дом. - Она торопливо доела яблоко и через плечо швырнула огрызок в море. Две чайки с криком бросились за добычей.

- С чего же ты взяла, что мы это придумали? - буркнул Гарри. Он смертельно устал от весел и качки. За день они обошли вокруг полудюжины островов, где им не удалось отыскать никаких следов пленников и их похитителей.

Бриза снова, как минувшим утром, заступила им дорогу и остановилась, скрестив руки на груди.

- Сколько вы мне заплатите, если я вам подскажу, где искать вашу потерю?

Маркус, Калис и Гарри остановились как вкопанные. Маркус покачал головой.

- Сперва докажи, что ты и в самом деле знаешь, кого мы разыскиваем.

- Нет ничего проще! - усмехнулась девушка. - Может, вам будет интересно, куда держали путь дурбинские торговцы невольниками? Но я вам об этом скажу, только если вы мне хорошо заплатите.

Маркус и Гарри переглянулись. Калис подошел к Бризе и цепко ухватил ее за руку.

- А ну-ка говори, что тебе о них известно! - приказал Маркус.

- Ай! - крикнула Бриза и попыталась высвободить руку, но пальцы Калиса сжали ее еще крепче. - Сейчас же отпусти меня! А иначе вы ни слова от меня не услышите, ясно?!

Маркус положил ладонь на плечо Калиса:

- Не надо ее сердить. Ты ведь сделал ей больно. Отпусти девчонку.

Калис разжал пальцы, и Бриза отскочила в сторону. Потирая предплечье, она сердито бормотала:

- И где тебя только воспитывали, невежа? Неужто же мамаша тебя не научила обходиться с барышнями, как подобает? Ты разве не слыхал, что учтивостью от дамы можно добиться всего на свете, а силой - ничего? - Повернувшись к Маркусу, она прошипела: - Я-то сразу догадалась, что вы джентльмены, а никакие не пираты! Вот уж не ожидала, что вы станете себя вести, как последние мужланы! Поди ж ты, еще и руки распускают! Думала запросить с вас совсем немного, а теперь дудки! Вы мне за все заплатите сполна!

- Так что же тебе известно? - нетерпеливо спросил Гарри. - И сколько ты с нас запросишь?

Бриза широко ухмыльнулась:

- Вот это другой разговор! Сейчас я вам расскажу кое-что из того, что мне известно. Слушайте! С месяц тому назад в городе появилось множество чужеземцев. А еще того больше всякого подозрительного сброда собралось на соседнем острове. И они там от всех прятались, и никогда во Фрипорте не показывались. Почти все эти люди говорили по-кешиански, но я сразу смекнула, что язык этот им не родной. Больно уж странно они на нем изъяснялись. Я такого выговора прежде ни у кого не слыхала. А те, что остановились во Фрипорте, стали запасаться оружием. Они его покупали в разных лавках и всегда понемногу. И мне стало любопытно, что же это они затевают. - Девушка гордо вскинула голову. - Я всегда все примечаю. Мало ли, вдруг сгодится? И потому обо всем, что делается во Фрипорте и вокруг него, знаю больше всех других. И я решила разузнать все что смогу об этих чужестранцах. - Она широко улыбнулась. - Я это очень хорошо умею делать.

Гарри не удержался от ответной улыбки:

- Нисколько в этом не сомневаюсь!

- Так что же, тогда ударим по рукам?

- Смотря какую цену ты запросишь, - осторожно проговорил Маркус.

- Пятьдесят золотых. Деньги вперед.

Маркус развел руками:

- Но неужто ты не понимаешь, что я не ношу с собой столько золота!

- А как насчет вот этого? - Гарри показал девушке золотое кольцо с крупным рубином тончайшей огранки.

- Откуда оно у тебя? - удивился Маркус.

Гарри пожал плечами:

- Разве ж я помню? - И обратился к Бризе: - Что скажешь? Оно стоит вдвое против того, что ты хочешь с нас получить.

- Идет! Ну так слушайте дальше! Я однажды проследила за несколькими из них и заметила, куда они уплыли на своей лодке. После захода солнца я села на весла. Мне пришлось грести очень долго, пока вдалеке не показался корабль. Огромный четырехмачтовик, - я такого большого сроду не видала, весь черный, по виду схожий с квегскими галерами, с высоченным полубаком и широкой палубой. К нему то и дело подходили лодки, и с них сгружали оружие и мешки с припасами. Все это наверняка заняло у них несколько дней. Мне стало ясно, что они пойдут куда-то очень далеко. Может, даже к южному берегу Кеша. В общем, я узнала все, что хотела, и больше уж там не показывалась. Они ведь выставили дозорных на своей посудине. Заметь они меня, и мне пришлось бы ох как солоно!

А еще через две-три недели в гавань вошли какие-то полубаркасы. Но во Фрипорте они не причалили. - Бриза ухмыльнулась и весело продолжила: - Ну, и меня снова разобрало любопытство. Где ж это, думаю, из них высадятся гребцы? Уж не на том ли острове, на котором жила целая толпа чужестранцев? И я оказалась права! Мне удалось проследить за лодками. Они стали перевозить этих бандитов с необитаемого острова на черный корабль. И из Фрипорта. А после, когда на острове никого из бандитов не осталось, туда привезли сотни две пленников. С ними были стражи и шестеро дурбинских работорговцев.

- А почему это ты решила, что мы хотели узнать именно о них? - спросил Гарри, сжав кольцо в ладони.

- Ваш корабль - из Королевства, это всякому ясно. А невольники говорили промеж собой на королевском наречии. И капитаном у вас - Тренчард, который, говорят, лет тридцать уж здесь не показывался, служил все это время королю. Больно уж много совпадений! - Бриза насмешливо улыбнулась и с видом превосходства оглядела всех троих своими огромными голубыми глазами. - Он-то и вправду пират, а что до вас, то меня ведь не обманешь! Я сразу смекнула, что вы - военные моряки Королевского флота. И вы сюда заявились, чтобы все разузнать про тех пленников. Ну, что скажете?

Гарри подкинул кольцо в воздух, и девушка ловко его поймала.

- Так на который же из островов они привезли невольников из Королевства? - спросил Маркус.

- Второй к западу. С подветренной стороны от Фрипорта. - Бриза вдруг бросилась бежать, прокричав на ходу: - Когда вернетесь оттуда, я вам еще много чего расскажу!

- А как нам тебя найти? - крикнул ей вдогонку Гарри.

- Это очень просто. Спросите Бризу, и мне шепнут, что вы меня ищете, и вам не придется долго меня ждать. - С этими словами девушка исчезла в узком проходе между двумя деревянными бараками.

В тот же вечер несколько матросов из экипажа "Стервятника" встретили Рендера на одной из городских площадей. Он пересек площадь и свернул в узкий переулок. Матросы крались за ним до самого входа в неприметный трактир. Через четверть часа дверь трактира содрогнулась под мощным ударом кулака Гуды Буле. Старый воин и Николас заняли соседний с Рендером столик и стали демонстративно следить за каждым его движением. Разговоры за столом Рендера тотчас же смолкли. Николас же, словно продолжая прерванную беседу, небрежно бросил Гуде:

- Это ведь всего лишь вопрос времени, не так ли? - Он нарочно говорил достаточно громко, чтобы пират-людоед мог расслышать каждое его слово.

- Ну конечно же! - на всякий случай поддакнул Гуда, понятия не имевший, что принц имел в виду.

- Рано или поздно, - с воодушевлением продолжал Николас, - а впрочем, я надеюсь, что достаточно скоро, слухи о набегах на города Дальнего берега расползутся по всему Фрипорту. Ты только подумай, какой урон понесут здешние торговцы и контрабандисты, что прежде вели дела с Крайди, Карсом и Туланом!

- Твоя правда. Может, кое-кто из них разорится в пух и прах и пойдет по миру, - вздохнул Гуда.

- И тогда, - с улыбкой прибавил Николас, - все эти достойные люди станут требовать, чтобы капитаны разыскали и повесили негодяя, который все это затеял. - Он многозначительно покосился на Рендера. - Я с радостью помогу им его найти!

Рендер сердито прошептал что-то двоим из своих матросов, вскочил со стула и зашагал к выходу из трактира. Двое головорезов в упор уставились на Николаса и Гуду. Взгляды их словно говорили: "Попробуйте только пойти следом за нашим капитаном". Но преследование Рендера нынешним вечером вовсе не входило в планы принца. Он уже добился всего, чего желал. Пригубив эля из своего кубка, он откинулся на спинку стула и едва заметно кивнул озадаченному Гуде.

На следующее утро небольшой отряд, состоявший из Энтони, Накора и Маркуса и предводительствуемый Амосом Траском. отправился к острову, о котором говорила Бриза. Плыть туда им пришлось без малого три долгих часа. Остров оказался схож со всеми другими, что были во множестве разбросаны окрест. По утверждению Накора, они появились здесь много веков тому назад после мощного извержения вулкана. Лодка сперва подошла к острову с подветренной стороны, которая представляла собой высокий и крутой склон утеса, поросшего травой и кустарником. Причалить здесь не было никакой возможности, и Амос приказал Энтони и Маркусу подналечь на весла, чтобы обойти остров кругом. С противоположной стороны им вскоре удалось обнаружить маленькую полукруглую бухту. За ней в прибрежных скалах открывался широкий просвет. На песчаном берегу виднелось приземистое и широкое бревенчатое строение, походившее на барак или огромный амбар. Скальные утесы со всех сторон заслоняли его от ветров, а также и от любопытных взоров. Увидеть барак можно было лишь со стороны бухты. Остров казался необитаемым.

Причалив лодку, отряд сошел на берег. Амос стал внимательно разглядывать прибрежный песок.

- Сюда недавно вытаскивали лодки, - сказал он, указывая на следы от плоских днищ выше линии прилива. Отчетливо различимая цепочка следов множества босых ног вела от барака к воде. - Амос покачал головой. - Подумать только, ведь стоило пройти дождю или задуть сильному ветру, и мы бы ничего этого не увидали! А значит, следы оставлены совсем недавно, всего каких-нибудь пару дней назад.

Все направились к бараку. Амос распахнул тяжелую дверь и прошел внутрь. В ноздри ему тотчас же ударил тяжелый смрад разложения, смешанный с удушающим зловонием, какое могли издавать лишь человеческие испражнения. Вошедшие следом за ним Энтони и Маркус зажали носы. Накор поморщился и покачал головой. К потолку с оглушительным жужжанием поднялись полчища мух. Когда глаза путников привыкли к темноте, они разглядели на Земляном полу барака то, что составляло трапезу прожорливых насекомых.

Амос выругался и стал пересчитывать обезображенные трупы.

- Их тут больше дюжины, - буркнул он и закашлялся от смрада.

С трудом подавляя позывы к рвоте, Маркус склонился над ближайшим из тел и принялся пристально его разглядывать. Мертвый ребенок лежал неподалеку от двери, и луч света озарял его распухшее, объеденное мухами лицо. Маркус протяжно вздохнул:

- Бедняга. Он и пожить-то не успел.

Амос покачал головой:

- Эти мерзавцы прикончили всех детишек и больных. Здоровых увезли с собой.

Накор скользнул взглядом по трупу девочки-подростка:

- Их умертвили три-четыре дня тому назад. Кожа вспухла, и мушиные личинки уже начали превращаться в червей.

Маркус издал булькающий звук и, согнувшись пополам, ухватился руками за живот.

Амос обвел глазами огромное помещение и вполголоса произнес:

- Нечего тебе здесь делать, сынок. Иди-ка проветрись на бережку. А мы и без тебя все осмотрим.

Но Маркус, с бледным как мел лицом, покачиваясь от дурноты, помотал головой. Он понял, что Амос опасался обнаружить среди погибших Маргарет или Эбигейл и хотел избавить его от такого ужасного зрелища.

- Ничего, Амос, - прошептал он, почти не разжимая губ. - Я в порядке.

- Ну как знаешь. - Траск с сомнением на него взглянул, и Маркус заставил себя улыбнуться:

- Спасибо тебе за заботу, но мне уже гораздо лучше. Я останусь здесь.

Амос прошел в глубь барака и склонился над несколькими трупами в темных одеждах.

- Будь я трижды неладен! - внезапно вскричал он и поманил остальных к себе.

Поблизости от того места, где он стоял, лежали шесть трупов в одеяниях дурбинских торговцев невольниками. Лица их скрывали черные маски, тела были пронзены стрелами. Амос заставил себя опуститься на колени возле ближайшего из трупов и сорвать с его лица черную маску. На распухшей щеке виднелась татуировка - знак гильдии работорговцев.

- Выходит, они и вправду торговцы живым товаром, - пробормотал Траск. - Но кто же это отважился их прикончить и тем навлечь на себя месть всей гильдии?

Спутники его не произнесли ни слова. Но Амосу и без того был известен ответ на вопрос, который он только что бросил в пространство. Работорговцев умертвили те, кто в свое время подчинил себе крондорскую гильдию наемных убийц, кто, подняв знамя легендарного Мурмандрамаса, собрал под ним полчища темных эльфов, иначе именуемых моррелами, и гоблинов и повел их войной на Королевство. Только они могли отважиться на убийство шестерых членов гильдии работорговцев. Амос догадывался, почему их умертвили. Никто из живущих на Мидкемии не должен был знать, где обитают пантатианские змеелюди. О них было известно лишь, что они обосновались на одном из дальних материков планеты, за бескрайними морями.

Энтони переходил от одного из убитых крайдийцев к другому и внимательно вглядывался в их лица. Было очевидно, что все эти пленники оказались слишком слабы и больны, чтобы продолжать путь, поэтому похитители предпочли от них избавиться.

Накор, который успел уже обойти весь барак, сказал ему:

- Тех, кого ты ищешь, здесь нет. Я нашел только одну взрослую девушку. Она лежит вон там. Взгляни-ка.

Энтони и остальные подошли к телу молодой девушки, лежавшему в дальнем углу.

- Это Вилла, - вздохнул чародей. -Она служила на кухне.

Накор указал на труп мужчины со спущенными до колен штанами.

- А этот вот негодяй хотел надругаться над девушкой, прежде чем ее убить. - Голос его звучал уверенно, словно он без труда мог видеть прошлое. - И кто-то другой убил за это его самого. - Коротышка покачал лысой головой и обвел глазами барак. - Ни один самый бедный крестьянин не станет держать свой скот в таких условиях, какие пришлось терпеть здесь пленникам. А ведь все они почти дети! Это же просто не по-людски - томить их долгие дни в такой тесноте и зловонии, вместе с больными и умирающими!

- Не по-людски?! - с возмущением переспросил Амос. - Так разве ж у кого повернется язык назвать этих бандитов людьми?!

Энтони продолжал кружить по бараку, пристально разглядывая земляной пол. Амос направился к выходу и велел остальным следовать за собой. Но тут Энтони остановился, подхватил с пола какую-то тряпицу и поднес ее к глазам.

- Эй, идите все сюда! - На лице чародея сияла улыбка.

- В чем дело? - буркнул Амос.

- Это обрывок от исподней рубахи Маргарет! - радостно воскликнул Энтони. - Она им перевязала чью-то рану!

Амос поспешно к нему подошел и с сомнением взглянул на узкий лоскут.

- А почему ты так уверен, что это была ее рубаха?

- Я это чувствую! - убежденно проговорил чародей. - Можете мне верить. Эта ткань прикасалась к телу принцессы.

- Неужто она была ранена? - с тревогой спросил Маркус, заглядывая через плечо Энтони и указывая на тряпицу. - Смотри, здесь пятно крови.

Энтони покачал головой:

- Это не ее кровь. Кого-то из больных. Она за ними ходила и перевязывала их раны.

- Откуда ты можешь это знать? - в голосе Маркуса звучало недоверие.

- Просто знаю, и все, - потупился Энтони. Амос снова стал пробираться к двери и сделал спутникам знак следовать за собой. У выхода из барака он оглянулся и в последний раз обвел глазами мрачную картину.

- Этот набег был спланирован давно и очень тщательно, - сказал он, направляясь к лодке. - Они ничего не упустили, эти сукины дети! И вот еще что: пусть большинство этих головорезов наняты в Кеше или еще где, но не меньше сотни из них - фрипортское отребье. Это уж я вам точно говорю! - Устроившись в лодке и велев Энтони и Маркусу подналечь на весла, Траск продолжал: - Но нам с вами придется здорово потрудиться, прежде чем мы сможем заставить разговориться хоть одного из них. Те, кто за всем этим стоит, уж конечно не поскупились, чтоб купить их молчание. И, само собой, здорово их запугали. Вспомните-ка этого мерзавца со спущенными штанами, что валялся в бараке с перерезанной глоткой. Хозяева этих мерзавцев скоры на расправу, и все бандиты будут немы, как рыбы, чтоб сохранить свою презренную жизнь. - Он повернулся к Маркусу. - Тебе надо будет разыскать эту продувную девчонку и вытянуть из нее все, что она знает.

Маркус кивнул. До самого Фрипорта никто из них не проронил больше ни слова.

Они вернулись в "Красный Дельфин", когда солнце уже склонялось к закату. В комнате их встретил Гарри. Судя по виду оруженосца, по его горевшим нетерпением глазам, ему явно хотелось поскорее поделиться с ними последними новостями.

- Что нового? - спросил его Амос.

Сквайр с улыбкой стал рассказывать:

- Рендер сегодня едва не набросился на Николаев. А случилось это вот как: Рендер решил пообедать не там, где обычно я где его дожидался Ники, а в другой таверне. Но наши матросы выследили его и там. Николас и с ним еще несколько человек туда пришли и уселись напротив Рендера. Ну, ему, конечно же, кусок в горло не полез, и он отставил тарелку и ушел в ближайший трактир. Николас - за ним.. В третьей по счету харчевне Рендер стал шуметь и возмущаться. Он орал на Ники как безумный. Что, мол, этому молокососу от него надо и зачем он повсюду за ним таскается. Да Рендеру-то, по правде говоря, и есть с чего беситься. - Гарри самодовольно усмехнулся. - Ведь матросы, и Гуда, и я, и даже Калис только и делали, что заводили с горожанами разговоры про набег на Дальний берег. Мы при этом, конечно же, напирали на то, какие убытки понесут из-за этого местные торговцы. Кое-кто из лавочников тут же припомнил, что в минувшем месяце здесь и вправду появилось больно уж много каких-то подозрительных типов, а лотом все они разом куда-то по девались. Сопоставили некоторые обстоятельства и, побожусь, стали склоняться на нашу сторону. И против Рендера. - Гарри покачал головой. - Ежели мы в ближайший шестой день соберем возле себя побольше зевак, не поскупимся да выпивку и заведем разговор об этих набегах, из-за которых в ближайшие лет пять никто из здешних купцов не сможет торговать с городами Дальнего берега, то Рендера просто разорвут на куски без всякого приговора Совета капитанов. - Лицо его внезапно приняло озабоченное выражение. - Но зато и сам Рендер, похоже, сыт нами по горло. Один из матросов слыхал, что он собрался идти на своем корабле к кешианскому побережью и хочет для этого нанять еще несколько матросов.

Амос провел пятерней по всклокоченной бороде:

- Нанимает матросов, говоришь? Значит, он попытается расправиться с Николасом нынешней же ночью.

- Но почему вы так решили? - опешил Гарри.

Амос пожал плечами:

- Я достаточно хорошо знаю Рендера, сынок. Он не уберется отсюда просто так, а непременно постарается отомстить всем, кто его задел. А ведь мы ему здорово насолили. Будь он умнее, его бы еще вчера и след простыл. Но Рендер никогда особым умом не отличался. Он хитер и жесток, это правда, но нисколько не умен. - Траск задумчиво поскреб в затылке. - Побьюсь об заклад, он непременно захочет украсть у меня "Стервятник". Вот для этого-то он и нанимает лишних матросов. Я знаю наперед все, что станет делать этот паршивый людоед. - Он понизил голос: - Он хочет сперва убить Ника, обставив это так, чтоб вина пала на меня, а после поднять паруса на моем собственном корабле.

- Так что же мы должны сделать, чтоб ему помешать? - спросил Маркус.

- Ну, мы-то, ясное дело, не станем сидеть сложа руки, - усмехнулся Амос и обратился к Гарри: - Поскорей разыщи Гуду и Ника и как можно больше ребят из команды. И пусть все они соберутся здесь.

Гарри проворно вскочил на ноги и бросился выполнять приказ капитана. Траск взглянул на Энтони.

- А ты тем временем постарайся разузнать, может, кто из местных жителей бывал на этом треклятом острове и видел там барак. Не одну же эту девчонку разобрало тогда любопытство. Людей хлебом не корми, дай только сунуть нос в чужие дела.

Энтони, кивнув, направился к выходу в коридор. Вместе с ним ушел и Маркус. Амос, склонив голову набок, заговорил словно бы сам с собой.

- И все-таки я бы много отдал, чтоб узнать, как это Энтони догадался, что ту тряпку оторвали от принцессиной рубашки!

- На то он и чародей, - с улыбкой сказал Накор. - А к тому же он ведь в нее влюблен.

Траск изумленно поднял брови:

- Ты это всерьез? - Накор закивал лысой головой. - Вот уж никогда бы не подумал. Я ведь считал, что у него в жилах не кровь, а водица...

- Не очень-то ты разбираешься в людях, - хихикнул исалани. - Энтони просто слишком уж застенчивый малый. Но он горячо любит принцессу. Настанет день, когда это поможет ему ее отыскать.

Амос сердито нахмурился:

- Опять ты стал говорить загадками, исалани!

Накор безмятежно зевнул.

- Сосну-ка я, пожалуй, немного. А то вскорости здесь станет очень шумно, и мне будет не до сна. - Он откинулся назад на своем стуле, пока высокая спинка не уперлась в стену, и закрыл глаза. Через мгновение до слуха Амоса донеслось его довольное сопение.

Траск взглянул на щуплую фигурку, застывшую на стуле в нелепой полусидячей позе, и покачал головой:

- Ума не приложу, как это ему такое удается?

Обшивка корабля громко, протяжно заскрипела, и Маргарет стала настороженно прислушиваться к этому звуку.

- Ты слышала, Эбби?

- Что? - безразличным тоном отозвалась Эбигейл.

Маргарет в волнении заходила взад и вперед по каюте.

- Мы поменяли курс. Разве ты не чувствуешь" что корабль сбавил ход, что он повернулся?

- Нет, - вздохнула Эбигейл. - Да и какое мне до этого дело? - Она снова едва не плакала. Здесь, на этом огромном черном корабле, с обеими девушками обращались несравненно лучше, чем в те дни, когда они помещались в трюме или ожидали своей участи в бараке. Их вкусно кормили, заботились об их удобствах, им отвели просторную каюту с коврами, диваном и мягкими постелями. Но Эбигейл словно бы и не заметила этих перемен. Она по-прежнему целыми днями уныло сидела на одном месте, уставившись в пол, или вдруг принималась бурно рыдать и клясть свою судьбу. Принцессе порой приходилось прилагать немалые усилия к тому, чтобы втянуть ее в разговор.

-Мы все это время держали курс на юг, - невозмутимо продолжала Маргарет, - и я ожидала, что корабль повернет к востоку и пойдет к Проливу Тьмы. Но вместо этого мы отвернули к западу, понимаешь? - Эбигейл растерянно помотала головой. - Направо, - добавила Маргарет. - И идем теперь на юго-запад.

Эбигейл равнодушно пожала плечами. Но внезапно в глазах ее зажглись искры интереса:

- Что же это означает?

Стараясь не выказать своего страха и смятения, принцесса прошептала:

- Нас везут вовсе не в Кеш.

Матросы отпускали двусмысленные шутки в адрес разбитных служанок, и те отвечали на них вульгарным смехом. Под потолком таверны сгустились клубы дыма. Сквозь его завесу Николас, только что осушивший свой седьмой или восьмой кубок крепкого вина, не мигая смотрел в глаза Рендера. Людоед то и дело перешептывался со своими пятью подручными. Поединок взглядов между ним и Николасом продолжался уже около часа. Гуда и Гарри уговаривали принца не напиваться допьяна. Они нарочито громко его урезонивали и время от времени незаметно переглядывались с ним и друг с другом. Он же старательно делал вид, что их слова ему докучают, и отмахивался от них, и вяло, заплетающимся языком им возражал, и продолжал пить. Все это время Николас поносил Рендера самыми скверными словами, какие только знал. Он бормотал их сквозь зубы, и слышать его могли лишь те, кто находился с ним совсем рядом. Но в последние несколько минут голос его зазвучал громче.

Внезапно принц вскочил, отшвырнул прочь свой стул и, подражая нетвердой походке пьяного, двинулся прямиком к Рендеру. Гуда и Гарри сделали вид, что не успели ему помешать. Они обступили его с обеих сторон лишь когда матросы Рендера встали из-за стола и потянулись к рукояткам своих кинжалов.

- Я вспорю твое брюхо, мерзавец! - крикнул принц и так качнулся в сторону, что Гуде пришлось обхватить его за плечи. - Клянусь богами, я разрублю тебя на куски! Ты поплатишься за все свои злодеяния, паршивая собака!

Рендер молча взирал на то, как Гуда и Гарри оттаскивали взбешенного Николаса к своему столику. Один из подручных людоеда обратился к ним со словами:

- Убирайтесь-ка отсюда подобру-поздорову вместе с этим пропойцей, а не то он у меня ответит за свои дерзости! Мы его живо научим, как надо держать себя с капитаном Рендером!

- Попробуй только тронь его, - не повышая голоса, ответил Гуда. - Я ведь тоже мог бы кой-чему всех вас поучить. - Матрос охватил взором его жилистую, крепкую фигуру, сабельные и кинжальные ножны, коими был увешан пояс старого воина, и почтительно умолк.

Рендер осушил свой кубок, поднялся на ноги и указал пальцем на Николаса.

- Вы все сейчас слышали, как этот захмелевший молокосос мне угрожал! - В голосе его звенело торжество. - И ежели с ним что стрясется, он сам будет в этом виноват. И еще его капитан Амос Тренчард. А я клянусь не марать своих рук о его шкуру. Разве что мне придется от него обороняться.

Николас принялся вырываться из рук друзей и повторять прежние угрозы. Ему явно не терпелось сцепиться с Рендером в рукопашной схватке. Гуде и Гарри не без труда удалось его удержать. Они сочли за благо удалиться и волоком вытащили его прочь из таверны. Ноги плохо повиновались захмелевшему принцу, и весь путь от таверны до "Красного Дельфина" старый воин и оруженосец, пыхтя и отдуваясь, несли его на плечах. Когда они брели по коридору, Николас затянул непристойную песню. Двери нескольких комнат отворились. Из них выглядывали постояльцы и укоризненно качали головами. Очутившись в своей комнате, Николас тотчас же смолк и стал с беспокойством озираться по сторонам.

- Что с тобой, Ники? - участливо спросил Гарри. - Как ты себя чувствуешь?

Принц страдальчески поморщился:

- Мне никогда еще не приходилось вливать в себя столько воды! Проклятье! Куда ж это запропастился ночной горшок?

- Да вот же он, - хихикнул Гарри и кивнул в дальний угол просторной комнаты. Николас опрометью бросился туда, на ходу распуская тесемку рейтуз.

- По-моему, трактирщик может проболтаться, - озабоченно проговорил он, опустившись на колени подле горшка и повернув голову к Гуде.

- Навряд ли, - Гуда махнул рукой. -Ему щедро уплачено за молчание. А кроме того, я его так запугал, что день-другой он и рта не раскроет.

Николас облегченно вздохнул, поднялся на ноги, подтянул рейтузы и завязал тесемку.

- Значит, нам остается только ждать.

Незадолго до рассвета несколько вооруженных людей отворили незапертую дверь "Красного Дельфина" и крадучись вошли в общий зал. Маленький слуга, спавший под стойкой бара, проснулся и потер глаза. Он услыхал приглушенный шепот и бряцание оружия. В обязанности мальчишки помимо всего прочего входило оповещение хозяина о ночных посетителях, ежели таковые появлялись в "Красном Дельфине".

Он боязливо выглянул из-за стойки. Около десятка человек с мечами и кинжалами наготове осторожно, стараясь не шуметь, шли через зал к коридору, куда выходили двери комнат для постояльцев. Мальчишка зажмурился и втянул голову в плечи. Он знал, что ему надлежало оповестить хозяина, других слуг и всех, кто нанял в трактире комнаты, об этом внезапном вторжении, но он не мог заставить себя поднять тревогу. Ведь тогда эти разбойники перерезали бы ему горло.

Как только ночные пришельцы приблизились к самой дальней комнате, в коридоре распахнулись все двери, и оттуда выступили вооруженные люди. Это застало нападавших врасплох. Поняв, что угодили в засаду, некоторые из них все же скрестили мечи с матросами и воинами, но те стали теснить их в середину коридора. Другие вложили оружие в ножны, прижались к стене и подняли руки вверх. Из противоположного конца коридора раздался грозный окрик шерифа:

- Именем закона приказываю всем сложить оружие!

Нападавшие, которые очутились в ловушке, окруженные с обеих сторон людьми Амоса и Данкасла, покорно побросали на пол сабли, мечи и кинжалы. Двое из них лежали у двери, что вела в комнату Траска, истекая кровью. Матросы закололи их в первые минуты недолгого сражения.

- Мы сдаемся! Сдаемся! - раздалось несколько голосов.

Николас с довольной улыбкой кивнул Гуде и указал в середину жалкой кучки бандитов.

- Вон он, наш отважный людоед.

В коридор вышли Амос и Гарри. Следом за ними в дверном проеме показался Уильям Кобчик. Вскоре к ним присоединились Маркус, Энтони, Накор и Калис, ожидавшие нападения в другой комнате. Помощники шерифа обступили арестованных бандитов и повели их в общий зал гостиницы.

Амос заглянул за стойку и протянул перепуганному мальчишке золотую монету.

- Молодец, сынок. И скажи хозяину, что мы его отблагодарим за помощь. Он останется доволен.

Маленький слуга кивнул, выбрался из-под стойки и бегом припустился вверх по лестнице.

Рендера втолкнули в просторную комнату, примыкавшую к залу. Там за прямоугольным столом сидели четверо членов Совета капитанов. Следом за Траском туда направились Кобчик, Николас, Маркус и Гарри.

- Амос был прав, - сказал Уильям Кобчик, подходя к столу и усаживаясь рядом со Скарлеттом. - Рендер и его люди замышляли убийство. За этим они сюда и пожаловали.

Рендер стоял посередине комнаты, опустив голову на грудь. Время от времени он бросал на Амоса свирепые взоры и тотчас же отводил глаза.

- Ты знаешь закон, Рендер, - обратился к нему Кобчик. - Корабль твой мы конфискуем, а тебя отправим в застенок.

- Нет! - взвизгнул людоед и затравленно оглянулся по сторонам. - Я ни в чем не виноват! Все это было подстроено! Хитрая лиса Тренчард обвел меня вокруг пальца!

- Прежде чем вы уведете отсюда этого шакала, - спокойно проговорил Траск, - я хочу его кое о чем порасспросить. Клянусь, вам тоже будет интересно его послушать!

Кобчик переглянулся с другими капитанами. В "Красном Дельфине" собрались все члены совета за исключением одного лишь Питера Дреда. Удостоверившись в их согласии, он важно кивнул Траску.

Амос сцепил пальцы на толстом животе, прищурился и откинул голову назад.

- Кто тебе заплатил за набег на Дальний берег?

Вместо ответа Рендер плюнул ему в лицо. Амос торопливо, морщась от омерзения, отер щеку и что было сил ударил Рендера в переносицу своим огромным кулаком, в кожаной перчатке. Удар этот сбил людоеда с ног. Из носа и рта у него потекла кровь. Траск присел возле него на корточки.

- Послушай, Рендер, у меня нет ни времени, ни желания с тобой миндальничать. Будешь молчать, я отдам тебя на растерзание горожанам. Ведь мне стоит только сказать им, что это по твоей милости в ближайшие пять лет им и думать нечего о торговле с городами Дальнего берега Королевства, и от тебя тотчас же места мокрого не останется. - Рендер, глядевший на него с выражением лютой злобы, при этих словах вздрогнул и отвел глаза. - Ага, значит, ты прекрасно понимаешь, что так оно и будет, - с торжеством в голосе воскликнул Траск. - А еще я им расскажу, что ты был заодно с дурбинскими работорговцами. Каково тебе тогда придется, а? - Но Рендер закрыл глаза и сделал вид, что ничего не слышит. Амос не поддался на эту уловку. Он заговорил еще громче и склонился к самому уху людоеда. - Подумай о продажных девках, которые лишились стольких клиентов! Ведь торговля с Дальним берегом кормила здесь многих. А теперь для всех честных купцов и контрабандистов ближайшими торговыми портами стали Элариал и Вольные города. Уж они-то тебя по-свойски за это отблагодарят!

- Постой, Амос, не горячись! - прервал его Кобчик. - Почему ты так уверен, что все это - дело рук Рендера?

- Еще бы я этого не знал! - убежденно воскликнул Траск. - Этот ублюдок в прошлом месяце привел в Крайди больше тысячи головорезов. Его там все видели. И те немногие, кто остался в живых, в точности нам его описали. Эти мерзавцы дотла сожгли город и замок, разорили гарнизон в Бэйране и истребили почти всех воинов, а потом напали на Каре и Ту-лан. Мне неизвестно, что сталось после набега с этими двумя городами, но я почти уверен, что их постигла участь Крайди. Так что для фрипортских купцов, пиратов и лавочников настали тяжкие времена, Уилл Кобчик. Торговые обороты упадут, жизнь вздорожает. Ежели только вас не ждет еще кой-что похуже... - И он выразительно умолк.

Кобчик вскочил на ноги, трясясь от ярости. Ноздри его побелели. Казалось, старика вот-вот хватит удар.

- Ах ты паршивый недоносок! - взвизгнул он и погрозил Рендеру кулаком. - Из-за тебя Королевство того и гляди выступит против нас войной! Да тебя мало разорвать на куски! Таких, как ты, надо сажать на кол или же варить на медленном огне! Сколько же тебе заплатили за то, чтоб ты всех нас погубил?!

Рендер упрямо молчал. Траск сжал большим и указательным пальцами мочку его уха, оттянутую амулетами, и покрутил ее из стороны в сторону. Людоед взвыл от боли и закусил губу.

- Да уж всяко поболее, чем он смог бы награбить за всю свою презренную жизнь, - уверенно ответил за него Амос. - И на твоем месте. Кобчик, я велел бы хорошенько обыскать его корабль. - Рендер скрипнул зубами. - Я же с вашего позволения проверю, что у него вот тут. - Он вынул кошелек Рендера из его поясного кармана и высыпал содержимое на пол. Золотые монеты покатились в разные стороны. Рассыпавшиеся по полу драгоценные каменья переливались всеми цветами радуги. Но не они привлекли взор Траска. Рядом с горсткой алмазов и изумрудов лежало змеиное кольцо, подобное тому, какое Амосу однажды уже довелось видеть в руках принца Николаса.

- Вы видали что-нибудь похожее? - спросил он капитанов и положил кольцо на стол. Все они по очереди его оглядели и помотали головами.

- Как ты думаешь, - с тревогой спросил Николас, - Рендер простой наемник или он с ними заодно?

Амос поднялся с пола и, дернув Рендера за руку, принудил того встать с ним рядом.

- Конечно же, этот мерзавец всего только наемник. Для фанатика-пантатианца он слишком глуп и слишком жаден до денег.

Кобчик откашлялся и важно кивнул головой:

- Амос, мы все тебе благодарны за предупреждение. Нам надлежит быть готовыми к нападению флота Королевства. - Он ткнул пальцем в сторону Рендера. - Ты будешь повешен, собака! А твоих матросов мы продадим на галеры!

- Нет-нет, Кобчик! - поспешно возразил Траск. - С матросами делайте что вам потребно, а уж Рендера оставьте мне!

- Зачем он тебе?! - изумился старик.

- Чтоб разыскать тех, кто его нанял для набега.

- Но мы не можем его отпустить, - засопел Кобчик. - Иначе кто ж станет уважать решения нашего Совета?

Амос пожал плечами:

- Они и без того немногого стоят. Их выполняют из страха и корысти, а вовсе не потому, что так уж высоко ставят этот ваш совет. Взять хотя бы мерзавца Рендера: он не задумываясь продал всех вас с Фрипортом впридачу, когда ему посулили большой куш. Мало кто на его месте поступит иначе. Как ты полагаешь? - И он хитро взглянул на Уильяма Кобчика. Тот насупился и ничего ему не ответил. -А я ведь чуть не забыл, - спохватился Траск. - В том набеге был замешан еще один из вас. Я почти в этом уверен. Не скажешь ли ты мне, куда это запропастился Дред?

Глава Совета развел руками:

- Ничего об этом не знаю. Он должен был прийти сюда вместе со всеми.

- Пусть его разыщут, да поскорее. Ведь он наверняка жег и грабил Дальний берег вместе с этим людоедом. Ты часом не помнишь, где он был с месяц тому назад?

Кобчик тяжко задумался, и в разговор вступил Морган:

- Во Фрипорте его тогда не было. Я это точно помню. Говорил, что идет промышлять в Горькое море. Амос понимающе кивнул:

- Все ясно. Его надо отыскать прежде чем он успеет предупредить тех, кто нанял их с Рендером, что мы пустились по их следу. - А тебе, Уилл Кобчик, да и всем вам я предлагаю выгодную сделку.

- Какую еще сделку? - насторожился Кобчик.

- Вы дадите мне возможность выпытать у Рейдера все, что я желаю знать, а я за то вам пообещаю, что флот Королевства не придет сюда мстить за набег на Крайди.

Кобчик недоверчиво скосил на него сощуренные глаза:

- Да кто ты такой, чтоб это обещать?

Амос снова выпятил живот и откинул голову назад, как он имел обыкновение делать.

- Я - адмирал Западного флота Королевства.

Капитаны переглянулись. Морган присвистнул от удивления. Скарлетт понимающе кивнул:

- Так-так. Выходит, мне тогда удалось удрать на моей лохани от самого адмирала!

- Если б не те растреклятые галеры... - усмехнулся Траск, но внезапно на лицо его набежала тень. - Впрочем, теперь не время вспоминать о былом. Когда-нибудь после, ежели это будет угодно богам, мы с тобой потолкуем о той погоне, дружище Скарлетт. А сейчас я вам должен рассказать о том деле, что нас сюда привело. Время не терпит. Так вот, нас нимало не интересуют ваши темные делишки. И мы сюда спешили вовсе не затем, чтоб помешать вам их обделывать. Мы разыскиваем дочь герцога Крайдийского и остальных юнцов и юниц, которых похитили из Крайди. Те, кто все это затеял, наняли себе в помощники Рендера и Дреда с их кораблями и командами. И еще не меньше тысячи отпетых мерзавцев со всех концов Мидкемии. К ним примкнули и дурбинские торговцы невольниками, и даже какая-то гильдия убийц с Келевана. - Траск вкратце поведал капитанам о событиях последнего месяца и заключил свой рассказ словами: - Теперь вам должно быть ясно, что мы не представляем для вас угрозы.

Кобчик покачал головой:

- А ты не боишься, что мы вас здесь удержим? Ведь всякий печется о своем, Амос. А с таким заложником нам уж точно нечего опасаться нападения армии Королевства.

- Ты плохо знаешь принца Аруту, - вздохнул Амос. - Ежели вы так поступите со мной, он еще пуще разозлится и тогда уж точно сожжет ваш Фрипорт дотла. Он смилостивится только в том случае, ежели вы нам поможете вернуть в Крайди его племянницу Маргарет.

- И мы вознаградим вас за помощь, - поддержал его Николас.

- Каким же это образом? - недоверчиво осведомился Кобчик.

- Я не очень-то разбираюсь в торговых делах, - со смущенной улыбкой признал Николас, - но мне сдается, что раз ваш Фрипорт так разбогател и разросся, то лишь потому, что ваши товары находят спрос и в ваших услугах нуждаются другие купцы и контрабандисты. - Он пристально взглянул на сидевших за столом. - В продолжение года начиная с сегодняшнего дня вы можете вести свои дела на прежний манер. Никто не станет полагать вам в этом препоны. Но через год в гавань войдут корабли Королевства. Всем, кто останется в городе, будут прощены их прежние грехи и проступки при условии, что они признают себя подданными Королевства и станут подчиняться закону. А остальные смогут покинуть остров и без всяких препятствий добраться до любого другого города или селения, чтобы там обосноваться.

- Что ж во всем этом хорошего? - с негодованием бросил ему Скарлетт.

- Прежде всего - гарантия мира и безопасности, - сказал Маркус.

- И защита от Кеша и Квега, - добавил Гуда. - Они-то уж поди давно облизываются, глядючи на ваше богатство и только и мечтают прибрать Фрипорт к рукам.

Кобчик сердито нахмурился и помотал головой:

- Кеш, Квег или Королевство - для нас все едино. Любая из этих огромных стран подомнет наш вольный город под себя, и мы станем жалкой колонией. У нас появятся чужестранный губернатор, и сборщики налогов, и дурацкие законы, которые нас принудят соблюдать, и все прочее в том же роде. И той жизни, к какой мы привыкли, настанет конец.

- Только самым скверным ее сторонам, - примирительно произнес Николас. Пиратству, например.

Амос расхохотался и хлопнул себя по ляжке:

- А уж об этом-то не нам с тобой жалеть, старина Кобчик! Прошли те времена, когда ваши посудины кружились вокруг купеческих кораблей, как юнцы вокруг смазливых девчонок на балу в день Солнцестояния. Ведь верно я говорю, Уилл?

Кобчик нехотя кивнул:

- Верно, Амос. Но все же нам нет расчета соглашаться на условия, которые вы предлагаете. Чтоб наш Фрипорт стал одним из портовых городов Королевства...

- А что если он будет объявлен беспошлинной зоной? - перебил его Николас. - Чужестранные торговцы по-прежнему станут охотно привозить сюда свои товары. И никто не станет брать с них таможенный сбор в пользу Королевства. Это бы вас устроило?

Кобчик задумчиво почесал затылок.

- Не знаю. Им-то поди все равно, кому мы станем подчиняться. Для торговцев главное - сбыть товар поскорее и с хорошим барышом, а прочее их не интересует.

Амос покачал головой:

- Король-то ведь нипочем этого не дозволит, Ники!

- Нет, я уверен, что он согласится, - возразил принц. - Фрипорт сейчас являет собой нешуточную угрозу для нашего Дальнего берега. Мы в этом убедились совсем недавно. - Амос согласно кивнул. - Король не может не понимать, что лучше поступиться выгодой, чем подвергать Крайди, Карс и Тулан постоянному риску. И если в Кеше дурбинским капитанам предоставили почти полную свободу действий, то почему бы нам не поступить так же в отношении Фрипорта?

- Ив самом деле, - ухмыльнулся Амос. - Почему бы нам не разрешить им жить так, как они привыкли? Пускай без пользы для нас, но зато и без всякого ущерба.

- Неужто ты, Тренчард, рассчитываешь, - с откровенной издевкой спросил Кобчик, - что король тебя послушает?

- Боюсь, что нет, Уильям, - признался Траск. - Но родному племяннику, надеюсь, будет под силу его убедить. - И он положил ладонь на плечо Николаса.

- Так этот мальчишка - племянник короля? - выпалил Скарлетт.

Амос кивнул и приложил палец к губам.

- Но все это, надеюсь, останется между нами. А вы уж сами решайте, когда и как следует оповестить жителей Фрипорта о нашем с вами соглашении. Что же до этого юноши, то он и в самом деле Николас, сын принца Крондорского и племянник нашего короля Лиама, да продлят боги его жизнь. Он доводится кузеном похищенной принцессе Маргарет.

Маркус выступил вперед:

- А я ее брат. Мой отец - Мартин, герцог Крайдийский. - При воспоминании об отце на глазах у Маркуса выступили слезы, но он быстро справился с собой и через мгновение гордо и открыто взглянул на капитанов.

Уильям Кобчик протяжно вздохнул и с осуждением воззрился на Амоса:

- Похоже, у нас просто нет выбора.

- Вот именно, - осклабился Траск. - Но мы даем вам год, чтоб вы могли без всякой спешки уладить свои дела.

- Дайте мне лист пергамента и перо с чернильницей, - потребовал Николас. - Я напишу отцу о нашем с вами договоре. Пусть он поскорее о нем узнает. А кроме того, мы ведь можем и не вернуться из плавания к тому времени, как истечет назначенный вам срок.

Кобчик послал за пергаментом и пером одного из людей шерифа.

Николас взглянул на Патрика:

- Данкасл!

Шериф вышел вперед и поклонился.

- Есть, сэр! Виноват,.. ваше высочество!

- Пока все во Фрипорте остается по-прежнему, вы вольны отправлять свою должность, как вам заблагорассудится. Но как скоро жители решат перейти в подчинение Королевства, вы станете именоваться королевским верховным шерифом и будете служить закону от имени его величества Лиама. Разумеется, если у вас нет на это возражений.

- Нет, ваше высочество. Возражений у меня не. имеется, - пробормотал чрезвычайно польщенный Данкасл и с поклоном попятился назад.

- А вам, - сказал Николас капитанам, - будут присвоены звания офицеров Крондорского флота. Пусть будущей весной, когда сюда пожалует мой отец, на мачтах ваших кораблей развеваются флаги Королевства. А вы уж сами договоритесь между собой, кто из вас станет старшим офицером.

Амос ухватил Рендера за ворот камзола.

- А теперь настала твоя очередь, сукин сын! Ты сей же час мне выложишь всю правду. Не пожелаешь говорить, я сумею развязать тебе язык, не будь я Тренчардом, грозой морей!

Рендер снова в него плюнул, однако на сей раз он промахнулся, и плевок попал не в лицо, а на полу нарядного камзола Амоса, и тот небрежно стер его рукавом.

Рендер скрестил руки на груди и процедил, не сводя ненавидящего взора с круглого лица Траска:

- Я не желаю иметь с тобой дела, Тренчард! Моей жизнью вправе распоряжаться только капитаны. Они не смеют нарушить клятву, которую дали мы все, когда вступали в братство! Фрипорт пока еще не стал частью вашего проклятого Королевства.

Траск растерянно взглянул на Кобчика и остальных капитанов:

- Неужто же вы...

- Мы связаны Клятвой, Амос, - со вздохом прервал его Кобчик. - Рендер прав. Жители Фрипорта пока еще не призвали над собой власти короля Лиама, и мы должны соблюдать законы нашего братства. И стоит нам хоть единожды их нарушить...

- Но вы ведь мне пообещали, что я смогу допросить этого ублюдка, взамен на мои гарантии безопасности Фрипорта! - возмутился Траск.

- Мы клялись на крови, что будем свято чтить законы братства и подчиняться решениям Совета! - раздражено крикнул Морган. Остальные поддержали его одобрительными возгласами. - И лично я не намерен нарушать нашу клятву. Пусть даже дело идет о таком негодяе, как Рендер.

Амос хотел было возразить, но Кобчик не дал ему заговорить;

- Ты ведь столько лет состоял в нашем братстве, Тренчард. Тебе ли не знать его законов! Убийцы, воры, гнусные насильники и грабители всегда могли рассчитывать на наше снисхождение. Но клятвопреступнику никто и никогда не подавал руки.

Морган презрительно покосился на арестованного и обратился к Амосу:

- Поверь, Тренчард, я бы с радостью вспорол ему брюхо и преподнес тебе все его потроха! Но мы перестанем себя уважать, ежели нарушим слово. Ведь мы тогда будем ничем не лучше этого мерзавца!

Амос понял, что спорить с капитанами бесполезно, и принужден был покоряться их решению.

- Ну, держись, Рендер! - прорычал он и проворно сбросил с себя камзол и рубаху. - Ежели ты настаиваешь на своем праве переведаться со мной на саблях...

- Нет! - взвизгнул людоед. - С тобой я драться не стану! Меня оскорбил вот этот щенок, - и он кивнул в сторону Николаса.

Кобчик, а следом за ним и другие капитаны поддержали требование Рендера.

- Все верно. Его высочество минувшим вечером прилюдно выступил обвинителем Рендера. А кроме того, поединки между капитанами запрещены нашим законом.

- Что все это означает? - с недоумением спросил Николас.

Амос смачно выругался.

- Этот людоед, как и всякий из капитанов, имеет право сразиться в честном поединке со своим обидчиком. Но только не с другим капитаном. Вот и выходит, что ты, сынок, должен выпустить ему кишки.

Николас заметно побледнел и едва слышно прошептал:

- Но я ведь никогда еще никого не убивал, Амос.

Покосившись на Рендера, который успел уже скинуть камзол и сорочку и представил на обозрение окружающих покрытые татуировкой шею, грудь и спину, Амос перевел взгляд на принца.

- Вот с него и начни. Не знаю, есть ли в нашем мире другой мерзавец, кто больше него заслуживал, бы твоей ненависти. Ведь это по его вине твоя тетка Бриана погибла страшной смертью в коридоре собственного замка. Это его головорезы похитили твою кузину Маргарет и ту смазливую блондинку, от которой ты без ума.

Но слова адмирала не оказали на Николаса сколько-нибудь заметного действия. Он лишь растерянно пожал плечами.

- Но я не знаю, поднимется ли у меня рука... Ведь это так ужасно - взять и убить человека... Пусть даже такого отпетого негодяя...

- У тебя теперь уже нет выбора, - отрезал Амос. - Коли ты откажешься от поединка, его отпустят на свободу.

- Не может быть!

- Еще как может! - мрачно усмехнулся Амос. - Здесь тебе не Королевство. У них свои законы, и они пока что за них держатся. - Он положил ладони на плечи Николаса и понизил голос. - А вот уж Рендер-то не задумываясь тебя укокошит, ежели ты только дашь ему такую возможность. И ты поймешь, что значит биться насмерть. Ведь стоит ему взять над тобой верх, и он опять-таки вернет себе свободу. Так гласит закон братства капитанов. Поэтому ты уж постарайся его прикончить, сынок!

- А как же пленники?! - с мольбой воскликнул принц. - Ведь если Рендер умрет, мы не узнаем, где они теперь и кто их похитил.

- А ежели он останется в живых, то мы тем более об этом не проведаем, - твердо ответил Амос. - Имей в виду, что эти ребята, - и он кивком указал на капитанов, - гораздо больше пекутся о собственных шкурах и барышах, чем о пленниках из Крайди. Если ты откажешься драться, они назовут тебя трусом и еще чего доброго возьмут нас всех в заложники. Они ж ведь только что грозились это сделать. А коли ты убьешь Рендера, никто из них не посмеет даже пальцем тебя тронуть. Ты станешь в их глазах героем. - Он грустно улыбнулся. - Так что прежде всего постарайся-ка остаться в живых и на свободе, а о том, как нам разузнать, куда увезли пленников, мы подумаем после. - Он с нежностью провел ладонью по волосам Николаса и потрепал его по плечу. - Уж ты сделай это хотя бы для меня, а? Ты должен его заколоть, сынок!

Николас кивнул и стал снимать, рубаху и жилет. Капитаны и помощники шерифа быстро вынесли из комнаты стол и стулья, чтобы поединок прошел по всем правилам. Шериф тем временем не спускал глаз с арестованного. Капитан Скарлетт вынул из кармана тряпицу и, развернув ее, взял в руку мелок. Он присел на корточки и начертил на дощатом полу большой ровный круг.

Кобчик поманил Николаса к себе:

- Правила у нас простые, ваше высочество. В круг войдут двое, а выйдет из него живым только один. - Он указал на арбалетчика, который остановился в зале в нескольких шагах от отворенной двери. - Этот парень без предупреждения выстрелит в того из вас, кто вздумает спасаться бегством и заступит за меловую черту.

Противники вошли в круг, диаметр которого не превышал двадцати футов. Гарри приблизился к Николасу и прошептал ему на ухо:

- А здесь не очень-то просторно. Почти как в дворцовом коридоре. Не своди глаз с клинка! - Напутствовав таким образом своего господина, он отошел от черты и прислонился к стене.

Николас вспомнил, как проходили их с Гарри поединки в узких коридорах Крондорского дворца. Там негде было развернуться, и любой маневр грозил увечьем. Рассчитывать на проворство ног было нельзя. Все решало умение владеть клинком.

Рендер принял из рук одного из капитанов тяжелую саблю и занес ее над головой. Подобное же оружие получил и Николас. Уилл Кобчик подошел к границе круга и с чувством произнес:

- Мы смиренно взываем к тебе, о Банат, бог пиратов и воров, и молим тебя: дай победу правому, и пусть виноватый понесет заслуженную кару!

Слова эти были сигналом к началу боя. Николас зажал меч в руке и приготовился отразить атаку Рендера. Но внезапно его левую ступню свела судорога боли. В глазах у него потемнело, и он пошатнулся. Рендер не мешкая пошел в наступление. Клинок его сабли со свистом рассек воздух, и Николас лишь в последнюю секунду успел отклониться от смертельного удара в голову. Но за первой атакой Рендера тотчас же последовала вторая. Николас отразил ее, выставив саблю вперед. Рендер с такой силой обрушивал на принца свое оружие, что удары, всякий раз приходившиеся как раз на середину клинка, мучительной вибрацией отзывались во всем его теле. Лишь теперь Николас до конца осознал, что в этом поединке, в отличие от всех многочисленных учебных боев, какие ему довелось провести в Крондоре и Крайди, ставкой и вправду была жизнь. Его или Рендера. Исход боя всецело зависел от того, кто из них окажется хладнокровнее, ловчее и опытнее.

От этой мысли принцу сделалось страшно. Глядя в горевшие ненавистью глаза людоеда, он подался назад и едва не заступил за меловую черту. Краем глаза он заметил, как воин у стены вскинул свой арбалет. Рендер неумолимо приближался к нему. Нога болела все сильнее. Николас был близок к панике. Внезапно на ум ему пришли слова Маркуса о том, что судьба навряд ли предоставит ему выбрать подходящее время для смертельного поединка, что враг, возможно, постарается его убить в самый неудачный момент: когда он будет болен, слаб, сильно устанет или попросту окажется не расположен драться. Николас сжал челюсти и сделал глубокий вдох. К нему снова вернулись самообладание и уверенность в своих силах. Годы изнурительных тренировок с рапирой и мечом не прошли даром, и принц, отражая один за одним бешеные броски Рендера, в то же время отмечал про себя слабые стороны его боевой подготовки, его ошибки и просчеты, чтобы после, во время ответных атак, всем этим воспользоваться. Помимо этого он беспрестанно поглядывал под ноги, чтобы не повторить своей прежней оплошности и ненароком не приблизиться на опасное расстояние к границе круга. Со стороны же казалось, что Николас не сводит глаз с клинка своей сабли и думает лишь о том, как бы половчее увернуться от очередного удара наступавшего Рендера или вовремя этот удар отбить. В глазах окружающих он явно проигрывал по сравнению с напористым, активным пиратом. Гарри то и дело подбадривал его криками и свистом, прочие зрители и судьи-капитаны хранили молчание.

Рендер был неутомим. В первые же минуты поединка он провел с десяток атак, каждая из которых могла бы стать для принца смертельной, не будь он столь опытен во владении клинком.

Стоило Николасу перенести тяжесть тела на левую ногу, как мучительная боль снова разливалась по всему его телу. Он едва сдерживал крик, рвавшийся из груди, и с трудом подавлял желание броситься ничком на пол и отползти в угол, чтобы дождаться там, корчась и стеная, пока боль утихнет. Но, поддавшись этой слабости, он подписал бы себе смертный приговор. А потому он призвал на помощь всю свою выдержку и продолжал бой.

Переход Николаса в наступление стал для Рендера полной неожиданностью. Он в очередной раз выбросил руку с саблей вперед и, когда Николас ударил по его клинку сверху, приготовился тотчас же нанести ему боковой удар. Но принц внезапно подался вперед, целясь острием сабли в незащищенную грудь пирата. Рендер едва успел отразить этот удар. В глазах его мелькнула растерянность. Николас понимал, что теперь ему надлежало бы воспользоваться смятением людоеда и продолжить атаку, но боль в ступне сделалась еще сильнее. Ему едва не стало дурно. Он застыл на месте, чувствуя, как пот щиплет глаза и заливается даже в ноздри. Его левое колено предательски дрожало. От внезапной слабости он едва не выронил саблю.

Николас снова глубоко вздохнул и шагнул назад, чтобы увеличить пространство для маневра. Губы его зашевелились. Он беззвучно сказал себе:

- Это только боль, и ты должен ее вытерпеть. Или заставить себя о ней забыть. Ты это можешь.

Рендер двинулся в очередное наступление, но на сей раз он действовал более осторожно и расчетливо, опасаясь ненароком раскрыться перед мальчишкой, который оказался неожиданно сильным противником. Николас не двигаясь ожидал, когда тот к нему приблизится. Клинок Рендера сверкал в воздухе, точно слепящая молния. Он нацеливал острие то в грудь и шею Николаса, то в нижнюю часть его живота, и вновь заносил саблю над головой, вертя ею, будто тяжелой палицей. Теперь лезвие его сабли рассекало воздух уже не со свистом, а с грозным, равномерным гуденьем. Николас почти позабыл о своей боли. Он старался опираться на правую ногу и, отведя левую немного в сторону, машинально отражал все удары противника и не сводил глаз с его сабли. Оба безраздельно отдались ритму схватки и походили теперь на двух танцоров, исполнявших воинственную пляску.

Вот Рейдер слегка согнул колени и резким движением направил клинок в пах Николаса. Принц качнулся в сторону, и удар не достиг цели. В следующее мгновение Николас резко выбросил вперед руку с саблей, и лезвие ее глубоко вонзилось в плечо людоеда. По бледной коже, испещренной татуировкой, густой струей полилась кровь. Но Рендер словно бы и не почувствовал боли. Он продолжал наступать на Николаса, и тот сперва попятился, а потом принужден был переместиться в сторону, чтобы не заступить за черту. При этом ему пришлось опереться на левую ногу, и боль, которую он при этом испытал, оказалась стократ сильнее, чем прежде. Взор его помутился, и он с трудом удержался на ногах.

Внезапная слабость принца не осталась незамеченной для Рендера. Пират прыгнул вперед, и Николас едва успел парировать рубящий удар, нацеленный в шею. При этом рукоятка сабли Рендера задела его локоть. Правую руку принца свела судорога. Теперь средоточием резкой, нестерпимой боли стало все его тело от макушки до пят. Рендер сделалрезкий выпад. От неминуемой смерти принца спас лишь навык опытного фехтовальщика. Движением, отработанным до автоматизма, он отвел клинок пирата в сторону и сам шагнул вперед. Острие его сабли было нацелено в открывшийся левый бок Рендера. Не отскочи тот в сторону, и клинок Николаса прошел бы меж ребер. Рендер успел увернуться от смертельного удара, но принцу все же удалось его задеть: на боку у пирата появилась глубокая рана, из которой хлынула кровь.

У Николаса занемели пальцы правой руки. Усталость, напряжение и ушиб об эфес сабли Рендера давали себя знать. Он принужден был взять оружие в левую руку. Правая тотчас же повисла, словно плеть. Он даже не мог поднять ее, чтобы отереть пот со лба.

Рендер, морщась от боли, схватился за раненый бок. Наступившую тишину внезапно разорвал крик Траска:

- Он открылся, Ники! Чего же ты ждешь?! Прикончи его!

Николас неловко поднял левую руку с зажатой в ней саблей. Рендер выпрямился, и взгляд его прояснился. На тонких губах появилась зловещая улыбка. Николас хотел было его атаковать, но ему помешал новый острый приступ боли в ступне. Он перенес тяжесть тела на правую ногу и подался назад. Рендер сделал выпад.

Николас пригнулся, поднырнул под клинок пирата, который тот нацелил ему в шею, и стремительным, точным движением снизу вонзил саблю в самую середину незащищенного живота Рендера. Глаза пирата расширились. Изо рта и носа у него хлынула кровь. Лишь несколько мгновений отделяли его от смерти, и он наверняка это понимал. Однако в его застывшем взгляде, обращенном к Николасу, не было ни прежней злобы, ни безумной жажды мести. Этот взгляд выражал лишь крайнее недоумение. Он был исполнен растерянности и смятения и, казалось, безмолвно вопрошал: "Как же тебе это удалось, молокосос?!". Но вот взор его затуманился и померк. Он тяжело рухнул на пол. Гарри издал торжествующий вопль, от которого у Николаса заложило уши. Расталкивая остальных, к Николасу бросился Амос.

- Ники, что с тобой сделалось?! На тебе лица нет!

Смысл его слов не сразу дошел до принца. Теперь, когда опасность была позади, силы его покинули. Он больше не мог противостоять слабости и боли. Левая нога подогнулась, и он с протяжным стоном опустился на дощатый пол рядом с мертвым пиратом. Амос, Гарри и Маркус подняли его на руки.

- Нога... - пробормотал Николас и закрыл глаза.

В комнату снова внесли стулья и на один из них усадили Николаса. Гарри стянул с его левой ноги сапог и издал крик ужаса: левая ступня принца представляла собой сплошной красно-фиолетовый синяк.

- Праведные боги! - выдохнул Маркус. - Она выглядит так, будто лошадь ступила на нее копытом!

- Но отчего такое могло с ним приключиться? - недоумевал Амос. Он с надеждой взглянул на подошедшего исалани. Однако чародей не попытался не только исцелить принца, но даже объяснить случившееся. Он молча покачал головой и отошел в сторону.

Через несколько томительных минут Николас почувствовал, что боль начала стихать. Отек спал, синяк исчез, словно его и не было. Николас откинул голову на спинку стула. Он чувствовал теперь лишь усталость и легкое головокружение.

- Ты что-то мне говорил, Амос, - обратился он к Траску, - но я не расслышал твоих слов.

- Я спрашивал, что с тобой стряслось. Ты побелел, как полотно, и выглядел не краше Рендера. Ты часом не ранен?

Николас взглянул на свой ушибленный локоть. По предплечью расползался кровоподтек, но кожа была цела.

- Нет, это пустяки. Стукнулся локтем об эфес.

- Прежде ведь ты часами мог фехтовать левой рукой, - с недоумением произнес Гарри. - А нынче тебе это едва удалось. В чем же дело?

- Не знаю, - помолчав, ответил Николас. - Наверное, это все из-за ноги. Она у меня уж давно так не болела.

Амос и остальные крайдийцы снова внимательно посмотрели на его левую ступню. На вид она была теперь совершенно здоровой и ничем не отличалась от правой.

- Ее ведь давно уже исцелил колдун Паг, - буркнул Гуда.

Николас помотал головой:

- Она все равно то и дело начинает болеть. А нынче я из-за нее едва не лишился жизни! Это была просто пытка: с каждым моим движением боль делалась все сильнее. Я боялся, что упаду без чувств и Рендер меня заколет.

- А теперь она все еще тебя беспокоит? - с любопытством спросил Накор.

Николас поставил ногу на пол.

- Совсем немного. А скоро, наверное, и совсем перестанет.

Накор снова понимающе кивнул, но не сказал больше ни слова.

Амос перевел взгляд на капитанов, которые тихо о чем-то переговаривались между собой.

- Надеюсь, теперь вы довольны. Ваши законы соблюдены в точности. - Кобчик величественно ему кивнул и вернулся к прерванному разговору. Траск обратился к Маркусу и Гарри: - Возьмите с собой человек десять наших матросов и отправляйтесь на корабль Рендера вместе с шерифом. Разумеется, если Патрик Данкасл не станет против этого возражать.

- Не стану, - осклабился великан. - Такая подмога мне совсем не помешает.

- А ты, Маркус, - продолжал Траск, - должен будешь сделать следующее: скажи этим мерзавцам, что я куплю свободу тому из них, кто не кривя душой расскажет нам все о том набеге, о тех негодяях, кто похитил принцессу и остальных наших ребят и девушек, и главное, укажет, куда их увезли. С каждым говори наедине. Иначе мы никогда ничего не узнаем.

Маркус кивнул, и они с Гарри, Данкаслом и его людьми прошли в зал. Вскоре дверь "Красного Дельфина" захлопнулась за ними.

Николас склонился над телом Рендера. Лицо принца снова стало мертвенно-бледным, лоб покрыла испарина. Амос подошел к нему и хлопнул его по плечу.

- Ничего-ничего, по первому разу оно всегда так бывает. А потом привыкнешь.

Глаза Николаса наполнились слезами.

- Надеюсь, что мне не придется к такому привыкать, - пробормотал он дрогнувшим голосом. Он поднял с пола жилет и рубаху и медленно побрел прочь из комнаты.

На следующий день Николас проснулся поздно, когда уже перевалило за полдень.

Пленение экипажа "Царицы Ночи", пиратской шхуны Рендера, оказалось делом куда более легким, чем рассчитывали Амос с Патриком Данкаслом. Все матросы провели ночь на корабле. Они ожидали подкрепления, чтобы захватить "Стервятник" Тренчарда и выйти на нем в открытое море. Когда же они обнаружили, что в баркасах, окруживших "Царицу", сидели вовсе не их капитан с вновь нанятыми головорезами, а люди шерифа и Траска, спасаться было уже поздно. Угроза шерифа поджечь судно, если они не сдадутся и не бросят оружие, немедленно возымела свое действие, и к утру все головорезы были препровождены в подземелье городской тюрьмы.

Николас заслышал топот чьих-то ног в коридоре и нехотя встал с постели. В дверях он столкнулся с запыхавшимся Гарри. Сквайр едва не сбил его с ног.

- Что случилось? - спросил принц, подавляя зевок. - Куда это ты так мчишься?

- Я за тобой! Скорее пошли со мной! - крикнул ему Гарри и, повернувшись, помчался по коридору к главному залу. Николас потянулся и неторопливо побрел следом за ним. В голове у него звенело после напряжения минувшего дня, тело словно налилось свинцом. Он с удовольствием повалялся бы в постели еще час-другой.

В комнате, примыкавшей к залу, где Николас с Рендером еще так недавно бились насмерть, собрались теперь Амос, Патрик и Уильям Кобчик.

- Они мертвы, - мрачно изрек Траск, завидев в дверях принца.

- Кто? - упавшим голосом спросил Николас. Он только теперь окончательно проснулся. Больше всего на свете он страшился услыхать от Амоса имена Маргарет и Эбигейл.

- Матросы Рендера, - засопел Траск. - Кто ж еще? Все до единого.

Николас вздохнул с видимым облегчением и подошел к столу.

- Кто же их убил?

- Если б мы могли это узнать! - взревел Патрик Данкасл и с такой силой обрушил на столешницу могучий кулак, что Николас и Гарри невольно вздрогнули. - А вместе с ними и шестерых из моих ребят тоже отправили на тот свет, - пожаловался он. - Какой-то мерзавец подсыпал яду в тюремную бочку с водой. Пятеро охранников и повар тоже из нее пили. Да упокоят боги их души!

- И никто не выжил?

Данкасл скорбно помотал головой:

- Эти сукины дети знали, что делали. В котел с кашей кинули столько соли, что после завтрака всех в тюрьме стала мучить жажда. Мои ребята пили сами и передавали мехи с водой пленным в подземелье. Прикончили почитай что всю это растреклятую бочку. А потом и пленные, и охрана, и бедняга повар стали вопить что есть мочи и корчиться от боли. Изо рта у них пошла пена, глаза повыкатились, а лица посинели и распухли. Когда к тюрьме подоспел патрульный отряд, все они уже испускали дух.

- Но ведь это еще не все! - вздохнул Амос.

- Нынче утром, - подхватил Кобчик, - в городе ни с того ни с сего поумирали полтора десятка молодых здоровых парней.

- И мы почти уверены, - продолжал Траск, - что все они были среди тех, кто грабил Крайди, Каре и Тулан. - Он озабоченно нахмурился. - Скажу больше: ежели кто вознамерится разыскивать Питера Дреда и его матросов, то ему надо будет хорошенько пошарить на морском дне. Мы спугнули мерзавцев, которые всех их наняли, и они теперь заметают следы.

- Они боятся, что мы до них доберемся, и уничтожают свидетелей, - сказал Николас. - Но как же нам теперь быть?

Амос пожал плечами:

- Ума не приложу. Ведь мы имеем дело с фанатиками. А они не ведают ни страха, ни жалости. И я не удивлюсь, ежели в ближайшие пару дней здесь обнаружится еще десяток-другой трупов. Мне нисколько не жаль этих ублюдков. После того, что они сотворили на Дальнем берегу, их мало было бы сжечь живьем. И я пальцем о палец не ударил бы, чтоб их спасти. Но ведь они знают, куда увезли наших пленных!

Патрик вдруг широко улыбнулся:

- Не тужи, старина Амос! Я велю глашатаям объявить на всех городских перекрестках, что те, кто участвовал в набеге с Рендером и Дредом, должны сдаться шерифу, ежели не хотят, чтоб их утопили или же отравили. Увидишь, это подействует!

- Ой ли? - с мрачной усмешкой возразил Траск, поднимаясь на ноги. - А ты часом не забыл про гору трупов в твоей тюрьме? Уж не их ли ты собрался выставить своими поручителями?

- Проклятье, Амос! - взорвался шериф. - Ведь ты же знаешь, что этот отравитель, кем бы он ни был, просто застал меня врасплох. Кто мог такое ожидать? А теперь я пообещаю охранять любого, кто отдаст себя в мои руки, как зеницу ока. Я не позволю никому из посторонних, кроме моих самых испытанных ребят, приблизиться к нему на десяток шагов.

Амос с сочувственной улыбкой похлопал его по плечу.

- Ты все же особо не рассчитывай, друг Патрик, что кто-то из них бросится в твои объятия. Скажи, как бы поступил на их месте ты сам? Думаю, точь-в-точь так же, как и я. А я бы двинул прямиком в горы, и стал бы там есть одни только дикие плоды, ягоды да коренья, а еще птичьи яйца, пока все это не улеглось бы и пока то, что убивает одного за другим всех головорезов, не убралось бы с острова восвояси.

Кобчик с тревогой покосился на Траска.

- Я не ослышался, Амос? Ты сказал "то", а не "тот"?

Траск кивнул и понизил голос:

- Я почти уверен, что эта нечисть - не человек. Не люди. Или, вернее, не вполне люди. В общем, я пока и сам толком ничего не знаю... - Он повернулся к Маркусу. - У нас теперь осталась только одна возможность хоть что-то узнать, сынок.

Маркус встал и зашагал к двери. На ходу он обернулся и твердо произнес:

- И я не упущу эту возможность, адмирал.

Еще не вполне проснувшись, Маркус рывком сел на постели. Его разбудило ощущение присутствия в комнате кого-то постороннего. Он скосил глаза на Гуду. Старый солдат приложил палец к губам и потянулся за своим мечом.

- Я ж вам говорила, - раздался вдруг знакомый тоненький голосок, - что стоит спросить обо мне любого в городе, и я сама вас разыщу.

Бриза уселась в ногах его постели. Маркус поспешно потянулся за рубахой и панталонами, которые висели на спинке стула.

- Скажи, тебе известно, куда повезли пленных? Бриза с усмешкой следила за его неловкими попытками надеть рубаху, не вылезая из-под одеяла. Склонив голову набок и явно желая его подразнить, она промурлыкала:

- А кожа-то у тебя, оказывается, нежная, как бархат. Да и сложен ты что надо. Вот только запамятовала, как твое имя, красавчик?

- Маркус, - раздраженно буркнул он.

Бриза плутовато усмехнулась:

- Ты делаешься еще краше, когда сердишься. Ты это знал, да?

Маркус не удостоил ее ответом. Он покончил с одеваньем, спустил ноги с кровати и стал натягивать сапоги.

- Так что же тебе известно?

- А сколько ты мне дашь?

Маркус пожал плечами:

- Сколько скажешь.

Бриза надула губы и обиженно протянула:

- А я-то думала, что ты -хоть чуточку за мной приударишь. Неужто же я тебе не нравлюсь?

Терпение Маркуса лопнуло. Он выпрямился и схватил ее за руку повыше локтя.

- Я тебе, в который раз...

Молниеносным движением девушка выхватила из-за пояса кинжал. Еще через мгновение его острие уперлось в горло Маркуса. Он выпустил ее руку, и она удовлетворенно кивнула.

- Вот так-то лучше! Терпеть не могу грубиянов. Может, я когда и не прочь, чтоб меня чуточку потискали, но ты уж что-то больно горяч! Видать, на этом мы с тобой не столкуемся. Так что подавай денежки, красавчик!

Тут железные пальцы Гулы сомкнулись на запястье девушки, и старый воин отвел ее руку с кинжалом от шеи Маркуса.

- Хватит кривляться, дорогуша! Мы ж ведь здесь не для того, чтоб шутки шутить. И не вздумай вытащить другой нож из-за голенища. Я тогда твою ручонку переломлю, как сухую хворостину. Поняла?! - Девушка кивнула. Старый наемник еще несколько секунд удерживал ее руку, затем разжал пальцы, и Бриза заткнула кинжал за пояс.

- Так сколько же ты с нас возьмешь? - невозмутимо спросил Маркус.

Бриза скорчила презрительную гримасу:

- Меньше чем за тысячу золотых я вам и слова не скажу, раз вы так со мной обходитесь!

- Не многовато ли будет? - насмешливо спросил Гуда.

Девушка и бровью не повела:

- В самый раз. Вам ведь никто кроме меня не расскажет, куда их дели.

Поколебавшись, Маркус направился к двери.

- Подождите меня здесь.

Через несколько минут он вернулся в сопровождении Николаса и Амоса Траска.

- Вот она, эта девушка. Она видела, как пленных увозили с острова. И согласна нам рассказать все, что знает, за тысячу золотых.

- Ты их получишь, малышка, - кивнул Амос. - Говори поскорее, куда эти мерзавцы их увезли?

- Деньги вперед.

Амос бросил на нее сердитый взгляд.

- Ну, хорошо. Будь по-твоему. - Он обвел глазами остальных и скомандовал: - Все за мной!

- Но куда ты собираешься нас вести? - недоуменно спросил Николас.

- На корабль. - По знаку Амоса Гуда снова схватил Бризу за руку.

- Эй, нельзя ли полюбезнее! - возмутилась она. - Я ж ведь не говорила, что готова всюду ходить за вами следом. Гоните деньги, и я вам все расскажу!

- Откуда же я их здесь тебе возьму? - развел руками Амос. - Золото хранится в моей каюте. Не бойся, малышка, мы не сделаем тебе ничего худого. Слово адмирала! Но ежели ты нас обманула, то пеняй на себя: мы тебя вышвырнем за борт, и домой будешь добираться вплавь.

Бриза сочла за благо покориться. Но всю дорогу до гавани она брела рядом с Гудой насупившись и что-то недовольно бормоча себе под нос.

Большинство матросов оставались на борту "Стервятника". Еще несколько человек прибыли на баркасах вместе с Амосом и остальными. Траск отозвал в сторону своего помощника Родеса и тихо о чем-то с ним переговорил, а затем направился к себе в каюту, велев,. Николасу и Бризе следовать за собой.

Он предложил девушке сесть в мягкое кресло, а принцу кивком велел встать у двери, чтобы отрезать Бризе путь к бегству.

- Так где же пленники, малышка?

Бриза сощурила глаза:

- Сперва отдайте мне деньги!

Амос подошел к столу, кряхтя опустился на колени и открыл потайной люк в полу. Из люка он вытащил объемистый и тяжелый кожаный мешок и швырнул его на стол. В мешке что-то глухо звякнуло.

- Вот твое золото.

- А почем мне знать, - буркнула девушка, - может, там у тебя гвозди да подковы звенят!

Траск закрыл ногой крышку люка и присел к столу. Он распустил узел кожаной тесьмы, которой была перетянута горловина мешка, и засунул руку внутрь. Бриза подалась вперед. Амос вынул горсть золотых монет и показал их девушке.

- Видала? Теперь рассказывай, что знаешь.

- Сначала давай сюда мешок!

- Ты его получишь, когда мы узнаем от тебя, куда эти мерзавцы увезли наших девушек и ребят.

Поколебавшись, Бриза вздохнула и буркнула:

- Ну, так и быть. - Она скользнула взглядом по мешку с золотыми, провела языком по пухлым губам и повернулась к Траску: - Когда я рассказала твоим трем красавчикам помощникам про остров и корабль, я кое-что от них утаила.

- Ясное дело, - хмыкнул Траск. - Давай рассказывай дальше.

- На большом расстоянии от острова стоял на якоре корабль. Я таких не видала никогда прежде. - Она подробно, со знанием дела описала Амосу корабль похитителей. Слушая ее, Траск хмурился и качал головой. - С острова на этот корабль отчаливали лодки. Одна за другой. Их было очень много, и все полны людей. Я побоялась подходить слишком близко, но мне и без того было ясно, что всех невольников куда-то увозят.

- И куда же? - разом спросили Амос и Николас.

- Я этого не видала. Но у этого корабля осадка была куда глубже, чем у твоего, дядя, так что сам понимаешь, они могли двигаться только к югу, где нет рифов, и идти по этому курсу дня два, не меньше. Иначе эта черная посудина как пить дать распорола бы себе брюхо.

- Тут двумя днями не обошлось бы, - поправил ее Амос. - При такой осадке, как ты говоришь, они должны были идти на юг не меньше недели.

- Значит, ты не видела, куда они плыли? - разочарованно спросил Николас. - За что же тогда мы стали бы тебе платить?

- Сперва дослушай, - сердито бросила Бриза, - а потом говори! Я ж ведь еще не все рассказала. Так вот, два дня назад во Фрипорт пришел торговый корабль из Кеша, из Тарума. Шквал целую неделю гнал его к западу, и чтоб выровнять курс на Фрипорт, ему пришлось отвернуть к северо-востоку. И вот один матрос с этого корабля сказал мне, что, когда он был вахтенным, то видел далеко в море огромный как целый город и черный как ночь четырехмачтовик, который под всеми парусами шел в сторону заката.

- В сторону заката,.. - задумчиво повторил Траск. - В нынешнюю пору это означает на юго-запад...

- Но ведь Кеш лежит к востоку отсюда, - заметил Николас.

- А другие острова - строго на запад, - добавила Бриза.

- Там, куда они шли, нет никакой суши, - нахмурившись, подытожил Николас. - Только Безбрежное море.

Амос озадаченно почесал затылок:

- Мы с твоим отцом однажды разглядывали занятную карту Мидкемии...

Николас кивнул. Взгляд его прояснился.

- Ее составил Макрос Черный! Он на нее нанес материки, которых мы не знаем! Как же это я про нее забыл?

Амос помолчал, прошелся по каюте, затем, остановившись перед Николасом, скомандовал:

- Открой дверь!

Принц повиновался. В коридоре стоял первый помощник Родес.

Мистер Родес, мы отплываем с вечерним приливом, - сказал ему Траск. - Всем матросам, кто остался в городе, велите срочно вернуться на корабль.

- Есть, капитан, - последовал ответ.

Бриза встала с кресла.

- Мое золото!

- Ты его непременно получишь, - кивнул Амос, - когда мы вернемся из плавания.

- Вернетесь?! - выкрикнула девушка. - Ишь, чего выдумали! А ну-ка отдавайте мне мое золото да отвезите меня на берег, а не то я вам всем глаза вы". царапаю!

- Потише, малышка! - хмыкнул Амос. - Клянусь, тебе у нас понравится! Никто из нас и пальцем тебя не тронет. Но ежели окажется, что ты нас обманула, то я тебя выкину за борт, где б мы ни очутились, ясно? Будешь добираться до дому вплавь!

Бриза вынула из-за пояса кинжал, но Николас, не сводивший с нее глаз, схватил ее за руку прежде чем она успела воспользоваться своим оружием.

- Веди себя как подобает, - буркнул он. - Здесь ты в безопасности. Никто не сделает тебе ничего худого. Но те, кого мы хотим отыскать, очень для нас дороги, и если ты сказала неправду, тебе придется солоно. - Он криво улыбнулся. - Так что лучше уж тебе сознаться в этом прямо сейчас. Отсюда ты ведь вполне сможешь доплыть до причала.

Бриза принялась озираться по сторонам, как затравленный зверек, в поисках пути к бегству. Не обнаружив такового, она протяжно вздохнула.

- Я вам сказала правду. Тот матрос очень хорошо рассмотрел их корабль. Это точно был он. Тот, на котором увозили с острова пленников из вашего края. Матрос его видал в шести часах хода от рифа Хедерса, к западу от острова Трех Пальцев. Ты ж ведь знаешь, где это, дядя?

- Знаю, - кивнул Амос.

- Ну вот и веди свою посудину по тому же курсу, и ты их нагонишь, - устало заключила девушка.

- Если ты, малышка, и впрямь нам не солгала, - вкрадчиво и проникновенно заговорил Траск, - ты получишь не только весь этот мешок с тыщей золотых, но гораздо, гораздо больше! Тебя щедро наградят герцог Крайдийский и принц Крондорский, а еще - король нашей страны его величество Лиам. А сейчас я велю бросить для тебя в канатный ящик пару одеял и подушку. Держись подальше от моих ребят, и все будет хорошо и покойно. Ясно? А не то я тебя запру в якорном рундуке. Там-то уж тебе придется несладко.

Бриза обреченно кивнула, расправила плечи, задрала вверх дрожавший от сдерживаемых слез острый подбородок и с достоинством осведомилась:

- Ну а теперь вы мне позволите уйти?

Амос поднялся:

- Ступай. А ты, Николас...

- Да, капитан.

- Не отходи от нее ни на шаг, пока мы не выйдем из гавани и не окажемся в открытом море. Иначе она чего доброго попытается удрать и доплыть до Фрипорта. Ежели только она подберется к борту, стукни ее кулаком по голове. Да покрепче!

- С большим удовольствием, - ухмыльнулся Николас.

Девушка метнула на него злобный взгляд и стремглав выбежала из каюты. Николас кивнул Траску и поспешил за ней следом.

Глава 11 ПРЕСЛЕДОВАНИЕ

Маргарет вздрогнула и обхватила плечи ладонями.

- Что с тобой? - участливо спросила ее Эбигейл.

- Сама не знаю... Опять это странное чувство... - Марагрет прикрыла глаза. - Я никак не могу понять, что оно означает...

- Расскажи хоть, на что оно нынче похоже, - потребовала Эбигейл.

В течение последнего месяца принцессу едва ли не всякий день внезапно посещало странное, доселе не изведанное ею ощущение. Оно возникало откуда-то извне и сопровождалось то ознобом, то мучительным жаром, то покалыванием по всей поверхности кожи. Душу ее охватывали томление и сладкая грусть. При этом Маргарет не испытывала боли или страха. Только удивление и любопытство, к которым в последние дни стала примешиваться робкая надежда. Она почему-то была уверена, что все эти ее странные ощущения не могли быть навеяны магическими действиями похитителей, а коли так, они скорее всего знаменовали собой какие-то перемены в их с Эбигейл участи.

- Оно теперь гораздо ближе, - пробормотала Маргарет.

- Что?

- То, что на меня так странно действует. Маргарет поднялась с дивана и подошла к круглому иллюминатору. Их каюта располагалась в кормовой части корабля, над рулевой рубкой. Помимо двух коек и мягкого дивана, в ней помещался еще только небольшой столик. Еду им подавал вышколенный пожилой слуга, который за все время их пребывания на корабле не произнес ни единого слова. Девушкам при всем их старании не удалось втянуть его даже в самую пустяковую беседу. Дважды в день, если погода тому благоприятствовала, они выходили на палубу, чтобы подышать свежим воздухом, подставить лица солнечным лучам и немного размяться.

День ото дня погода делалась все мягче и теплее. Марагрет это удивляло, ведь весна была еще в самом начале. Однако экипаж судна, похоже, воспринимал нараставшую жару как должное. Принцесса заметила, что и солнце в этой части мира всходило гораздо раньше и исчезало за горизонтом позже, чем на их родине. Она поделилась своими наблюдениями с Эбигейл, но та осталась к ним равнодушна.

Маргарет взобралась на свою койку и отворила иллюминатор. Высунув голову наружу, она могла видеть сине-зеленую гладь моря и пенный след, который оставлял на ней их корабль. Маргарет часто проветривала каюту и подолгу глядела в иллюминатор. Она не могла нарадоваться возможности в любой момент отворить оконце и втянуть в себя свежий запах моря. Слишком памятными были для нее тягостные дни заточения в зловонной духоте трюма невольничьего судна и в бараке на острове. Она с болью думала об остальных невольниках, которым повезло гораздо меньше, чем им с Эбигейл. Несчастные ютились в тесном пространстве полутемной нижней палубы, куда почти не достигало дуновение ветра.

Дверь открылась, и на пороге появился Арджин Сваджиан. Этим именем представился девушкам один из похитителей, который каждый день их навещал. Он по своему обыкновению соединил ладони, поднес их к лицу, так что пальцы почти коснулись губ, и поклонился пленницам в пояс.

- Я смиренно надеюсь, что обе вы пребываете в добром здравии. - Это было традиционное приветствие, которое он всегда произносил, входя к ним в каюту.

Человек этот подолгу говорил с Маргарет и Эбигейл о самых, казалось, незначительных предметах и с интересом расспрашивал их о жизни в Королевстве. Он держался с пленницами приветливо и дружелюбно, голоса не повышал, и ласковая улыбка почти никогда не сходила с его узкого смуглого лица. Арджин был среднего роста, сухощав, темноволос и темноглаз, бороду и волосы носил аккуратно подстриженными и облачался в яркие, просторные наряды из дорогих тканей, от которых исходил густой аромат благовоний. Все это делало его похожим на преуспевающего торговца из Кеша или Дурбина.

Поначалу его визиты помогали девушкам развеять томительную скуку целодневного пребывания в тесноте каюты, но через некоторое время обе они стали ими тяготиться. И Эбигейл, и Марагрет чувствовали, что за мягкими, вкрадчивыми манерами этого человека таилась неведомая угроза. Они стали менее охотно отзываться на его вопросы, порой лукавя, намеренно отвечая невпопад и противореча друг другу. Однако Арджин, слушая их, все так же одобрительно кивал и ласково, дружелюбно им улыбался. Он словно давал им понять, что подобными уловками они не смогут помешать ему достичь назначенной цели. Какова была эта цель, оставалось для пленниц загадкой.

Иногда он приходил к ним не один, а в сопровождении другого мужчины, которого девушки заметили на палубе среди пленных в первый день пребывания на корабле. Он тогда заносил сведения о невольниках на вощеную табличку. Имя его было Сарджи. По знаку Арджина он записывал слова Эбигейл и Маргарет на табличку или на свиток пергамента. Говорил он мало и неохотно, и то лишь когда Арджин обращался к нему с вопросами.

- Сегодня я хотел бы услышать от вас как можно больше о вашем дяде принце Аруте, - сказал Арджин.

- Зачем? - насторожилась Маргарет. - Чтобы пойти на него войной?

Арджин по своему обыкновению отнесся к словам девушки с полным спокойствием. Без тени удивления или раздражения он мягко ответил:

- Нас с ним разделяет океан. Вести войну с таким далеким противником было бы слишком трудно. - Сочтя, по-видимому, что своим ответом он раз и навсегда закрыл тему войны с Королевством, Арджин спросил: - Хорошо ли вы знаете принца?

- Я - нет, - ответила Маргарет.

Арджин никогда не проявлял перед невольницами никаких чувств, но что-то неуловимое в его походке, когда он прошелся по каюте, во взгляде, обращенном к ней, подсказало принцессе, что на сей раз он почему-то остался очень доволен ее ответом.

- Но вы с ним встречались?

- Очень давно. Я тогда была еще ребенком.

Арджин повернулся к Эбигейл.

- А вы когда-нибудь видели принца Аруту? Эбигейл помотала головой:

- Нет. Отец еще не представил меня ко двору.

Арджин произнес несколько отрывистых фраз на своем родном языке, Сарджи кивнул и стал что-то быстро записывать на своей табличке.

Неспешная беседа шла своим чередом. Как и прежде, Арджин не коснулся вопросов, которые задавал минувшим днем, а говорил с пленницами совсем о другом. К полудню Маргарет и Эбигейл почувствовали себя вконец усталыми и опустошенными. Что же до их собеседника, то его, похоже, этот нескончаемый допрос не только не утомил, а напротив, взбодрил и привел в еще более хорошее расположение духа. Слуга принес девушкам обед. Арджин есть не стал. Пленницы напрасно надеялись, что он оставит их одних хотя бы на время принятия пищи. Он с ласковой улыбкой велел им приступать к еде и, пока Маргарет и Эбигейл без всякого аппетита жевали сухари, солонину и засушенные фрукты, запивая все это вином, неутомимо продолжал свои расспросы. Пленницам полагалось съедать и выпивать все, что им приносили. Однажды Эбигейл имела неосторожность отказаться от завтрака. Слуга, который подавал им еду, немедленно доложил о том Арджину. Тот вскоре явился к ним в каюту в сопровождении двух дюжих воинов, один из которых стал держать Эбигейл за руки, пока другой насильно ее кормил. После окончания этой мучительной процедуры Арджин с отечески добродушной улыбкой сказал девушкам:

- Вы должны сохранить здоровье и телесные силы. А для этого вам надо хорошо питаться.

Вскоре после того, как пленницы покончили с едой, Арджин встал, церемонно с ними раскланялся и покинул каюту в сопровождении Сарджи. Маргарет приложила ухо к двери. Она услыхала, как их визитер негромко постучал в дверь соседней каюты и вошел туда. Принцесса опрометью бросилась к переборке и стала изо всех сил напрягать слух, как поступала всегда, когда Арджин посещал их таинственного соседа. Он часто и подолгу с ним совещался. Однако Маргарет, несмотря на все ее усилия, еще ни разу не удалось узнать, о чем они говорили, - те общались между собой на своем родном наречии, которого принцесса не понимала, и произносили слова едва слышно. Таинственный сосед девушек никогда не покидал своей каюты. И никто, кроме Ар джина, никогда к нему туда не входил. Однажды Маргарет словно бы невзначай спросила Арджина, кто занимает соседнее с ними помещение, но тот со свойственной ему невозмутимостью проигнорировал ее вопрос и заговорил о другом. Это лишь подстегнуло любопытство девушек.

Сквозь переборку до Маргарет доносился едва различимый гул голосов, однако слов ей было не разобрать. Принцесса поморщилась от досады, но внезапно по коже ее пробежал озноб, предвещавший появление того странного, таинственного чувства, которому она не могла дать названия. Маргарет сосредоточилась на своих ощущениях и на миг позабыла о разговоре в соседней кабине. Вдруг оттуда донесся встревоженный крик, а вслед за ним - топот шагов. Раздался щелчок. Кто-то распахнул окно. Маргарет подбежала к иллюминатору и выглянула наружу. Она увидела, как из оконца, расположенного рядом, появилась голова в капюшоне. Незнакомец вытянул руку, указывая куда-то вдаль, и крикнул:

- Ше-ча! Я-нист соук, Сваджийан!

Маргарет в ужасе отпрянула от иллюминатора и опустилась на койку. Ее всю трясло, в лице не было ни кровинки. Испуг принцессы тотчас же передался и Эбигейл.

- Что случилось? - побледнев, спросила она.

Маргарет схватила ее за руку и прошептала:

- Эбби, я сейчас видела того, кто там живет. Нашего с тобой соседа! Он... оно вытянуло руку, и я заметила... заметила... - она шумно вздохнула и передернула плечами, - зеленую чешую на запястье и на тыльной стороне ладони! - Глаза Эбигейл наполнились слезами. - Не вздумай только разреветься! - бросила ей принцесса. - Я устала от твоих слез, Эбби. Прошу тебя, держи себя в руках! Ведь мне тоже страшно, но я стараюсь превозмочь свой страх.

Эбигейл кивнула и, шмыгнув носом, пробормотала:

- Но я теперь стану бояться еще и его.

- Мне тоже как-то не по себе. - Принцесса брезгливо поморщилась. - Вот так сосед! Какая-то чешуйчатая тварь. Но мы не должны показывать вида, что о нем узнали. Поняла?

Эбигейл вздохнула:

- Я постараюсь.

- И вот еще что, Эбби.

- Что?! - с ужасом спросила Эбигейл.

- За нами погоня.

В глазах Эбигейл засветилась надежда.

- Откуда ты знаешь? И кто может за нами гнаться?

Маргарет пожала плечами:

- Эта тварь в соседней каюте, по-моему, почувствовала то же, что и я. Мне долго было невдомек, что означало это ощущение, а это чешуйчатое чудовище сразу во всем разобралось. Оно высунулось в иллюминатор и крикнуло, что наш корабль преследуют.

- Ты сама это слышала? Оно говорило по-кешиански, да?

- Нет, язык этот мне незнаком, но я по его тону догадалась о смысле слов. А кроме того, знаешь, мне наконец-то удалось понять, чем вызвано то странное чувство, которое все последние дни меня преследует.

- И что же?

- Я знаю, кто гонится за этим кораблем.

- Кто?

- Энтони.

Эбигейл разочарованно вздохнула:

- Энтони? Ты уверена?

- Но он не один, - улыбнулась Маргарет. - Это его волшебные чары вызывали во мне все те удивительные ощущения. Но мне невдомек, почему их испытывала только я одна. Скажи, ты и в самом деле ничего не чувствовала?

Эбигейл помотала головой:

- Наверное, магия не на всех действует одинаково.

Маргарет покосилась на иллюминатор:

- Эбби, ты смогла бы сквозь него пролезть?

Эбигейл проследила за ее взглядом и кивнула.

- Смогла бы, если б на мне не было этого платья и рубахи.

- Что ж, придется нам раздеться донага, - заключила Маргарет.

- О чем это ты?

- Как только позади нас покажется корабль, мы с тобой отсюда выпрыгнем. Ты плавать-то умеешь? - Вместо ответа Эбигейл смущенно покачала головой. - Быть того не может! - с досадой и изумлением воскликнула принцесса.

- Я немного держусь на воде, - пробормотала Эбигейл, отводя глаза, - если, конечно, течение не очень сильное.

Маргарет всплеснула руками:

- "Немного держусь на воде"! И это говорит девица, которая родилась, и выросла, и всю свою жизнь провела у моря! Ладно уж! -Голос ее смягчился. - Продержишься, сколько сможешь, а там я тебе помогу. Ведь нам не придется долго оставаться в воде. С корабля спустят ялик и подберут нас.

- А что если они нас не увидят и не услышат и пройдут мимо?

Маргарет погрозила ей пальцем:

- Смотри, еще накличешь беду! Давай уж лучше не загадывать наперед, ладно? Будь что будет.

Внезапно тело принцессы напряглось, и ей стало трудно дышать. Теперь она отчетливо ощущала, как чей-то настойчивый, страстный и пристальный духовный взор пытается разглядеть из необозримого далека ее и Эбигейл, их каюту и весь огромный корабль.

- Они все ближе! - с улыбкой сказала она. - Они нас спасут!

Энтони указал, в каком направлении им надлежит двигаться, и Амос, взглянув на волны из-под приставленной к глазам ладони, скомандовал:

- Два румба по левому борту, мистер Родес.

Николас, Гарри и Маркус с минуту молча наблюдали за придворным чародеем, затем Гарри удивленно проговорил:

- Просто не понимаю, как он может с такой уверенностью определять курс. Ведь в Крайди все говорили, что как чародей он гроша ломаного не стоит.

Николас похлопал его по плечу:

- Все это не так-то просто, друг Гарри. В своем ремесле он, может, разбирается не слишком хорошо, но куда "Стервятнику" идти, знает точно. Так говорит Накор. Энтони чувствует, где находится... - принц хотел было сказать: "Маргарет", но вспомнив, что Гарри к ней неравнодушен, и не желая возбудить в нем ревность к Энтони, поспешил поправиться: - где находятся пленники. А коли уж Накор в нем уверен, то нам тем более не следует сомневаться. Ведь сам Паг велел нам во всем полагаться на Накора.

Амос прибегал к помощи Энтони трижды в день: на рассвете, в полдень и в час заката, всякий раз выправляя курс по его указаниям.

Накор и Калис стояли у кормы, тихо о чем-то беседуя, Гуда дремал, растянувшись на нагретых солнцем досках палубы немного поодаль от них.

Гарри огляделся по сторонам:

- И все же я отказываюсь понять, как можно определить направление, когда кругом до самого горизонта только вода, вода и вода.

Николас молча с ним согласился. Небо было ясным, и лишь далеко на севере виднелось несколько маленьких белых облачков. Вокруг же насколько хватало глаз простиралась ровная гладь океана. В первые три недели плавания им то и дело встречались небольшие островки, теперь же "Стервятник" оказался один на один с величественным, бескрайним водным простором. Нигде не мелькали больше ни гребень утеса на коралловом островке, ни парус встречной шхуны, ни крыло чайки. Это повергало жизнерадостного Гарри в уныние.

Волнение первых дней плавания, когда все были охвачены азартом погони, давно улеглось, и на корабле воцарилась скука. Маркус почти неизменно пребывал в дурном расположении духа. Он то бродил взад и вперед по верхней палубе, словно тигр в королевском зверинце, то по целым дням просиживал на своей койке в каюте, погрузившись в мрачные раздумья. Николас и Гарри, чтобы хоть чем-нибудь себя развлечь, помогали матросам ставить и убирать паруса и драить палубу. Оба без труда постигли азы нелегкой морской службы. От постоянных физических усилий при скудной корабельной пище и принц, и его сквайр заметно потеряли в весе, став, однако, сильнее и жилистее, чем прежде. Николас от почти постоянного пребывания под жгучим солнцем загорел до черноты. Нежная кожа рыжеволосого Гарри в первые дни плавания пошла волдырями, но Энтони намазал ему лицо и верхнюю часть туловища каким-то целебным притиранием, и волдыри прошли, а еще через несколько дней Гарри загорел так же ровно, как и его юный господин. Теперь их можно было принять за уроженцев знойного юга. Николас избавился от бороды и снова стал бриться по утрам, Маркус бороду сохранил, и сходство между кузенами стало гораздо менее заметным к большой радости обоих.

Каждый из путешественников старался развлечь себя чем только мог. Накор и Энтони часто пускались в пространные рассуждения о магии, вернее, о "фокусах", как Накор упорно продолжал именовать все относившееся к волшебству. Гуда любил вздремнуть на теплых досках палубы, подставив лицо легкому бризу. Порой старый воин подолгу говорил о чем-то с Калисом.

Дни шли унылой, неспешной чередой, складываясь в недели. Амос приказал урезать и без того скудные порции пищи, выдаваемые матросам и пассажирам. При отплытии из Фрипорта он позаботился о том, чтобы припасов на корабле было вдоволь, но плаванию не видно было конца, и никто не мог с точностью сказать, когда наконец на горизонте покажется земля. Возможно, от этого мгновения их отделяло всего каких-нибудь несколько дней, но Траск не исключал и того, что "Стервятнику" придется плыть к неведомым берегам еще не одну неделю и потому решил расходовать провизию как можно более экономно.

Николас знал, что за морем лежал неведомый им большой материк. Об этом говорил ему отец, в чьих словах у принца никогда еще не было повода усомниться. Однако теперь, стоя на носу "Стервятника" и вглядываясь в необъятную синь Безбрежного моря, он в который уже раз с беспокойством думал о том, что карта, о которой упоминал Арута, с нанесенными на нее контурами далекого материка, где не довелось еще побывать никому из жителей северного полушария, могла ведь оказаться и подделкой. Что, если Макрос Черный взял да и вздумал в свое время разыграть с помощью этой карты доверчивого принца Аруту и остальных? Мало ли по каким причинам ему взбрело на ум сыграть с ними такую шутку? Возможно, жители Королевства, в особенности из числа простолюдинов, свято верящие, что Безбрежное море потому так и названо, что не имеет другого берега и простирается в бесконечность, не так уж и неправы?

Что до матросов "Стервятника", то они продолжали с усердием выполнять свои обязанности и не ополчались против начальствующих лишь потому, что привыкли во всем полагаться на своего капитана. Они не верили в существование материка за Безбрежным морем и почти в открытую насмехались над Энтони, прокладывавшим курс корабля с помощью своего волшебного умения. Но их вера в то, что Траск способен пройти вдоль всего Безбрежного моря на "Стервятнике" и вернуться назад в Королевство, была неколебима.

Николас, задрав голову, взглянул на верхушку главной мачты. Дозорный, который нес там вахту, смотрел вперед в тщетной надежде увидеть на горизонте корабль, который они преследовали. Бриза в разговоре с Амосом описала его довольно подробно, и Траск сделал из ее слов вывод, что черный четырехмачтовик был неким подобием галеона, какие часто строили в Квеге несколько десятков лет назад. Амос не сомневался, что "Стервятник", гораздо более маневренный и быстроходный корабль, чем этот черный гигант, рано или поздно его нагонит. Но у галеона было большое преимущество во времени. Он ведь снялся с якоря на десяток дней, а то и на все две недели прежде бывшего "Орла". И все же Амос надеялся, что тот не успеет подойти к неведомому берегу, что они его нагонят еще в открытом море.

Николас также всей душой на это уповал. Время на корабле тянулось медленно, и досуга для размышлений и воспоминаний у принца здесь было больше, чем когда-либо прежде. И Николас все чаще ловил себя на мысли о счастливом воссоединении с красавицей Эбигейл и о будущей их совместной жизни. Порой память его будоражили картины поединка с Рендером, и окровавленный труп пирата часто являлся ему в ночных кошмарах. Он с беспощадной отчетливостью вспоминал, как клинок его сабли вонзился в живот людоеда, вспорол податливую плоть и уперся в кость позвоночника. При мысли об этом Николаса всякий раз прошибал холодный пот. С тех пор как он убил Рендера, Николас считал себя замаранным, опоганенным этим убийством, сопричастным злу и насилию, что царили в мире. Он пробовал было поделиться своими тревогами с Гудой и Гарри, но те его не поняли или не захотели понять. Оба с горячностью утверждали, что ничего зазорного в убийстве такого мерзавца, как Рендер, нет и быть не может и что Николас должен гордиться своим геройским поступком, как гордятся им они оба.

Но слова их не могли рассеять сомнений и раскаяния Николаса. Он и сам не раз себя убеждал, что Рендер был отвратительным чудовищем, повинным в гибели несчастной герцогини Брианы и множества других людей, что, убив его, он тем самым спас жизнь многим, кого людоед уничтожил бы на своем кровавом пути. Но все это было тщетно. Николас не мог избавиться от мысли, что в их поединке Рендеру была отведена роль жертвы, а следовательно сам он, сколь бы тяжкой ни оказалась вина казнимого, выступил не более чем палачом.

Принцу, разумеется, не приходило в голову поверять подобные соображения Маркусу. Слова о том, что он раскаивается в убийстве Рендера, который погубил его мать и похитил сестру, наверняка вызвали бы у чувствительного, болезненно самолюбивого кузена приступ безудержной ярости.

Николас был почти уверен, что, случись ему вновь участвовать вподобном поединке, он не смог бы убить своего соперника, кем бы тот ни оказался. У него попросту не поднялась бы рука для еще одного смертельного удара. Но он ни с кем не поделился этой своей уверенностью, иначе его чего доброго сочли бы тяжко захворавшим или повредившимся в уме.

На палубу вышла Бриза, и Николас ей улыбнулся. Девушка нравилась ему своей независимостью, самоуверенностью, капризной переменчивостью нрава. Она немного напоминала ему "дядюшку Джеймса", одного из советников короля Лиама в Рилланоне, состоявшего в приятельских отношениях также и с принцем Арутой. Он носил титул графа и часто бывал в Крондоре со своей женой и детьми. Однако сквозь безупречно отточенные придворные манеры Джеймса нет-нет да и пробивались отголоски его разудалого прошлого: ведь по слухам, в детстве и ранней юности тот состоял членом гильдии крондорских воров! В нем чувствовалось тщательно замаскированное светской сдержанностью какое-то первозданное буйство, неистовость и страстность, свойственные людям отважным и решительным, много испытавшим на своем веку и привыкшим во всем полагаться лишь на самих себя. Все то же чувствовалось и в Бризе, однако ей, в отличие от "дядюшки Джеймса", не приходилось обуздывать свой нрав и ради соблюдения внешней благопристойности скрывать под маской учтивых манер упрямый, а порой и вздорно строптивый нрав.

Бриза кивнула Николасу и Гарри и решительно направилась к Маркусу. Принц и сквайр обменялись насмешливыми взглядами. По какой-то ей одной ведомой причине девушка избрала сына герцога объектом своего пристального, подчас весьма назойливого внимания. Она то и дело принималась его поддразнивать, и это доставляло немало веселых минут всем на корабле, за исключением разве что самого Маркуса. Бриза прекрасно ладила с матросами. Она умела ругаться, лазать по вантам и крепить паруса нисколько не хуже любого из них, чем снискала их безусловное уважение. К ней благоволили даже самые суеверные из членов экипажа, кто считал, что присутствие женщины на борту сулит кораблю несчастье. Опасения Амоса, что кто-нибудь из матросов непременно захочет свести с ней более короткое знакомство, а преуспев в этом, станет объектом зависти остальных, а это повлечет за собой ссоры и драки, оказались совершенно безосновательны. У этой молоденькой уличной девчонки, почти ребенка, с всклокоченными медно-рыжими волосами и огромными голубыми глазами, достало мудрости и такта, чтобы установить со всеми без исключения членами экипажа ровные дружеские отношения, ни в какой мере не грозившие перейти в нечто более глубокое. Всякий из них готов был бы защитить ее от любых недостойных посягательств. Одним словом, заверения Амоса в том, что на корабле никто не причинит ей вреда, оправдались в полной мере. Когда Бриза своей легкой, танцующей походкой направлялась к Маркусу, матросы, свободные от вахты, с усмешкой за ней наблюдали, предвкушая развлечение. Им нравилось, что девчонка без труда могла вогнать заносчивого сына герцога в краску и заставить его спасаться бегством в свою каюту.

Бриза подошла к Маркусу, и на ее узком личике с острым подбородком и выступающими скулами засияла радостная улыбка.

- Привет, красавчик! Ты часом не хочешь спуститься со мной вниз? Я бы кое-чему тебя научила...

Маркус с зардевшимися от смущения и досады щеками помотал головой.

- Нет. Но вниз мне сойти придется. Я ведь еще не обедал. - Он повернулся и пошел к трапу. Бриза направилась было следом, но он раздраженно бросил ей: - Не смей за мной ходить! А не то мне кусок в горло не полезет!

Бриза разочарованно вздохнула.

- Тебе все еще не надоело его дразнить? - хмыкнул Гарри.

Бриза пожала плечами:

- Надо же хоть чем-то заняться. Иначе здесь все того и гляди поумирают со скуки. А кроме того, он меня бесит, этот ваш Маркус! Просто какой-то индюк надутый! - При этом сравнении Николас и Гарри, а также стоявшие поблизости матросы так и покатились со смеху. - Никогда не улыбнется, слова приветливого не скажет. И шуток совсем не понимает. Я и решила его маленько растормошить. Ему от этого вреда не будет, а нам всем не грех чуток позабавиться, верно? - И она плутовато прищурившись оглядела всех, кто ее окружал.

Николас кивнул, радуясь в глубине души тому, что Бриза избрала объектом своих шутливых домогательств не его, а кузена Маркуса. Однако по своему мягкосердечию он не мог не посочувствовать Маркусу. Дитя природы. Бриза обладала силой и неистовостью, которым мало кто мог противостоять. Николас не сомневался, что она добьется-таки от Маркуса чего пожелает, если только эта игра ей вскорости не наскучит.

В первые же дни плавания Николас без труда догадался, что нарочито неопрятный вид Бризы был вовсе не следствием ее неряшливости, а своего рода маскировкой, без помощи которой скромная молоденькая девушка, наделенная к тому же хорошеньким личиком, стала бы легкой добычей похотливого фрипортского отребья. Ведь защитить ее от насильников было некому. В облике же грязной нищенки она могла чувствовать себя относительно безопасно, а растрепанные волосы, едва доходившие до плеч, и бесформенная мешковатая одежда скрывали ее ладную фигурку и придавали ей сходство с мальчишкой, которое многих вводило в заблуждение.

Заложив руки за спину и негромко насвистывая, Бриза направилась к трапу. Николас рассмеялся.

- Что это ты развеселился? - спросил Гарри, заранее зная ответ.

- Представил себе, какое лицо будет у Маркуса, когда она подсядет к нему за стол. Как бы он не подавился солониной, бедняга!

- Когда-нибудь же у него лопнет терпение, и девчонка поплатится за свои шалости.

- А что он ей сделает? Ведь это дитя улицы как-никак женщина. Не станет же он с ней драться. А в словесных битвах Бриза всегда берет над ним верх.

- Я вот пытаюсь себе представить, - задумчиво протянул Гарри, - как бы она выглядела в дорогом дамском наряде.

- Я тоже об этом думал! - подхватил Николас. - Она ведь на диво хорошенькая, если только смыть с лица всю грязь, да расчесать как следует волосы. У нее такие огромные синие глаза...

Гарри насмешливо изогнул бровь.

- Так-так. Выходит, Эбигейл - дело прошлое?

- Как ты можешь такое говорить?! - вспылил Николас. - Как только у тебя язык повернулся?!

- Прости, - поспешно проговорил Гарри. - Я ведь пошутил.

- И притом весьма плоско, - буркнул Николас.

Гарри протяжно вздохнул.

- Ну перестань же на меня дуться! Я ведь уже перед тобой повинился. - Но разговор о внешности Бризы очень его занимал, и он поспешил к нему вернуться: - По-моему, ей было бы к лицу такое платье, какие надевали на последнем приеме в Крайди Маргарет и Эбигейл. Со всеми этими кружевами и оборками...

Николас насмешливо улыбнулся.

- Вот-вот. И с вырезом, который оставляет почти всю грудь открытой. Моя мать считает этот фасон ужасно вульгарным.

Гарри помотал головой:

- Ничего в этом нет вульгарного. Очень даже красиво. А у Бризы такая длинная шея и такие красивые гибкие руки... Ей сами боги велели носить такие платья!

- Тебя послушать, - не без ехидства произнес Николас, - так окажется, не я один позабыл, кого мы разыскиваем и по ком нам надлежит вздыхать.

Гарри развел руками:

- Что ж поделаешь. Здесь ведь так тоскливо, а Бриза, согласись, забавная девчонка. Но кроме нее, я за все время разлуки с Маргарет ни на одну девицу или даму даже не взглянул. Не до того было.

Николас кивнул. После разграбления Крайди и похищения девушек у них с Гарри и впрямь не оставалось времени и сил для галантных похождений.

- Я вот еще чего не могу понять, - вздохнул сквайр.

- Чего же?

- Почему она тратит время на этого зануду Маркуса, а не займется, к примеру, мной?

Николас пристально взглянул на друга. Гарри беззаботно улыбался, однако взгляд его при этом оставался серьезным.

Внезапно с мачты раздался крик впередсмотрящего:

- Капитан! Люди за бортом!

- Где ты их видишь? - встрепенулся Амос.

- В трех румбах по правому борту!

Траск бросился к борту. Николас, Гарри и добрая половина матросов поспешили за ним следом. Вдали они увидели несколько едва различимых фигурок, качавшихся на волнах. Амос сплюнул в воду и ударил кулаком по поручню борта.

- Проклятью работорговцы! Они швыряют больных и умирающих за борт на корм акулам!

- Один из них вроде бы жив! - крикнул дозорный.

Амос повернулся лицом к матросам и проревел:

- Шлюпку на воду! Подберите того бедолагу, что еще дышит! Держите курс против ветра, мистер Родес!

Корабль развернулся и замедлил ход. Едва днище шлюпки коснулось воды, как двое матросов принялись что было сил работать веслами. Шлюпка стремительно понеслась к телам, видневшимся на поверхности моря.

- Акулы! Вижу акул! - крикнул дозорный.

Амос взглянул туда, куда тот указывал с верхушки мачты. Над водой вздымался треугольный плавник. Он быстро приближался к трупам невольников.

- Это акула-людоед, - буркнул Траск.

- А вот и еще одна, - и Гарри указал немного в сторону от черно-коричневого плавника. - И еще!

- Но ведь твои люди успеют добраться до этого бедняги первыми? - с надеждой спросил Николас.

Амос покачал головой.

- Нет, Ники. Первыми там будут акулы. Хорошо, ежели они сперва сожрут которого-нибудь из мертвых. Тогда у этого парня будет шанс уцелеть. Акулы - странные твари. Они могут часами плавать рядом с человеком и не обращать на него ровно никакого внимания, а могут вмиг его сожрать, стоит ему только войти в воду. Вот и поди угадай, как они себя нынче поведут.

- Попробую их отвлечь, - негромко проговорил Калис и натянул тетиву своего лука. Почти не целясь, он выпустил длинную стрелу, и та вонзилась в спину одной из морских хищниц немного ниже ее треугольного плавника. Вода вокруг акулы тотчас же окрасилась кровью. Три ее товарки как по команде развернулись и, позабыв о мертвых невольниках, набросились на раненую. Завязалась отчаянная схватка.

Амос восхищенно присвистнул.

- Вот так везенье! Ведь кожа у акулы страсть какая толстая. Пробить ее стрелой - это что проколоть рыцарские доспехи сапожным шилом!

- Везение здесь ни при чем, - с мягкой улыб. кой возразил Калис и повесил лук на плечо.

Тем временем гребцы втащили еле живого невольника в лодку и направили ее назад, к кораблю.

- Приготовить трос! - распорядился Амос.

Когда шлюпка подошла к борту "Стервятника", трос и два прочных каната были переброшены через перила борта. С помощью нескольких членов команды гребцам удалось поднять истощенного пленника на палубу. Энтони осмотрел его кожу, приподнял веко, приложил ухо к груди и коротко бросил:

- Сведите его вниз! Мне надо теперь же им заняться!

Матросы подняли умиравшего на руки и отнесли в кают-компанию. Амос приказал помощнику:

- Прежний курс, мистер Родес!

- Есть, капитан! - ответил тот.

Траск почесал подбородок и вполголоса сказал Николасу:

- Ежели один из них все еще жив...

- То мы от них совсем недалеко! - радостно подхватил принц.

Амос кивнул:

- Самое большее в двух днях пути. - Он подсчитал что-то в уме и добавил: - Ежели я не ошибаюсь, мы увидим их посудину завтра на закате. - В глазах его сверкнул недобрый огонь, губы изогнулись в зловещей улыбке. Николасу не было нужды спрашивать, чему он так свирепо радуется. Он знал, что Амос только и мечтал нагнать виновников кошмара в Крайди, чтобы сполна им за все отомстить.

Николас, Маркус и остальные пассажиры собрались на палубе. Солнце склонялось к горизонту. Амос спустился вниз, в кают-компанию, где лежал спасенный накануне невольник, которого предоставили заботам Энтони и Накора. Им пока ничего не удалось от него узнать. Он был еще слишком слаб, чтобы говорить.

Вернувшись на палубу, Амос поманил к себе обоих кузенов. Остальные с любопытством и некоторой завистью проводили их взглядами.

- Он пока жив, - отрывисто бросил адмирал. - Но похоже, дела его плохи.

- Кто же он такой? - спросил Маркус.

- Он назвался Хокинсом. Его захватили в Карсе. Он был подмастерьем тамошнего колесника.

- Выходит, этот Хокинс таки был на том корабле! - воскликнул Николас.

- Ну, ясное дело, - кивнул Траск. - Откуда ж бы еще ему взяться? Он сказал, что продержался на воде два дня и две ночи, пока мы его не подобрали. На рассвете они швыряют за борт всякий мусор, а с ним и мертвых, и умирающих. Этому бедняге еще повезло. Он взобрался на поломанный рундук. Море было спокойное, и тот не опрокинулся и не потонул. Парня бьет отчаянный кашель, и Энтони считает, что потому-то они его и выкинули вместе с покойниками. Все равно он уже не жилец.

- А что он говорил о девушках? - с беспокойством спросил Николас.

- Он мало что о них знает. Их держат отдельно от других невольников. Какой-то матрос с того корабля вроде бы однажды проболтался, что принцессу и твою разлюбезную блондинку, - при этих словах Амоса Маркус сердито покосился сперва на него, а потом на принца, - поселили в отдельной каюте на верхней палубе и обходятся с ними очень даже почтительно, как оно и подобает. Но ведь все это только слухи! - Амос тяжело вздохнул.

- Мы успеем их нагнать, прежде чем они бросят якорь? - спросил Маркус.

- А то как же! - кивнул Траск. - Ежели только земля не окажется ближе, чем я рассчитал. - Он взглянул на волны, окрашенные лучами заходившего солнца в багрово-золотистые тона. - Мы сейчас идем по глубоким водам, - и перевел взор в вышину неба, - но мне все ж невдомек, где именно мы находимся. Звезды-то все не на своих местах! Вот уж месяц, как многие из тех, что мне знакомы, исчезли в северной стороне, а взамен появились другие, каких я сроду не видывал. Но все ж мне думается, что, когда мы догоним негодяев, до суши останется еще несколько дней хода. Ежели я только верно припоминаю ту карту.

- Какой далекий путь нам придется проделать! - заметил Маркус.

- Почитай что четыре месяца, ежели идти из Крондора до северного берега той неведомой земли. Мы ведь вышли из Фрипорта два месяца назад, а добираться до суши нам осталось еще не меньше пары недель. - Амос покачал головой и прибавил: - И то если Энтони не напутал с курсом. - Он глянул себе под ноги, так, словно мог видеть сквозь доски палубы кают-компанию и умиравшего колесника из Карса. - Но до сих пор он, видать, Не ошибался. Иначе б мы не встретили и не подобрали этого бедолагу.

- А ты сумеешь потом отыскать путь домой? - забеспокоился Николас.

Амос уверенно кивнул:

- Я определю его по звездам, а еще - по направлению ветра и по морским течениям. Я ведь все это примечаю и заношу в судовой журнал. Может, найти обратную дорогу в этом море будет не так уж и просто, но я берусь привести корабль к берегу где-то между кешианским Элариалом и Крайди.

Он кивнул кузенам и вернулся на мостик. В небе зажглись первые звезды. Маркус и Николас облокотились о поручень борта и стали молча глядеть в темные воды Безбрежного моря.

Глава 12 КОРАБЛЕКРУШЕНИЕ

Стоило забрезжить первым рассветным лучам, как с мачты раздался голос дозорного:

- Вижу корабль!

- По какому курсу? - прокричал в ответ Траск.

- Прямо впереди, адмирал!

Амос вместе с остальными стоял на носу и напряженно вглядывался вдаль. Позади них над ровной гладью океана занималась заря. День обещал быть ясным. Однако на западе, там, куда они держали путь, небо еще оставалось затянутым предрассветной дымкой. Через несколько мгновений после того, как впередсмотрящий разглядел впереди черный корабль, Калис с улыбкой кивнул:

- Теперь и я его вижу.

- Мне бы твои годы! Твои молодые глаза, эльф, куда зорче моих! - буркнул Траск.

Калис ничего на это не ответил, однако по губам его скользнула едва заметная усмешка. Он вытянул руку вперед:

- Да вон же он!

Огромный корабль казался маленькой, едва различимой точкой на фоне серо-голубого утреннего тумана. Определить, что это четырехмачтовик под всеми парусами, мог с такого дальнего расстояния лишь опытный взгляд моряка, долгие годы бороздившего океанские просторы.

- Проклятье! - Амос ударил ладонью по перилам борта. - Мы ж ведь за ночь к нему нисколько не приблизились!

- И когда же мы теперь его нагоним? - спросил Маркус.

Амос в два прыжка подскочил к трапу, что вел на мостик, и, взявшись за перила, обернулся к Маркусу:

- При таком ходе у нас на это уйдет не меньше недели. - Он огляделся по сторонам. - Три румба по левому борту, мистер Родес! - В звуках его голоса слышались досада и смятение. Он прокатился по кораблю устрашающим эхом. - Натянуть паруса! Я хочу, чтоб эта лохань шла по ветру со всей скоростью, на какую она способна!

- Есть, капитан! - последовал ответ. Матросы, не дожидаясь приказаний со стороны помощника, проворно бросились к снастям и принялись натягивать паруса. "Стервятник" с попутным ровным пассатом побежал вперед, слегка подпрыгивая на волнах.

Николас взобрался на мостик следом за Траском.

- Амос, а я-то думал, что мы идем очень быстро и им от нас никуда не деться.

В словах принца Траск уловил невысказанный упрек. Он мотнул кудлатой головой и досадливо крякнул.

- Идем-то мы быстрей некуда, но где нам тягаться с четырехмачтовиком на таком курсе?! Ведь у него ж парусов гораздо больше, чем на нашем "Стервятнике"! Зато наша посудина легче, и мы их всяко обойдем, да вот только не успели б они прежде бросить якорь!

- А что, если переменить курс, и отвернуть в сторону, а потом подойти к ним сбоку?

Амос невесело усмехнулся:

- Это ж тебе не лодочные гонки в заливе. Здесь как-никак открытый океан, и рассчитать, где будет их лохань, когда мы соберемся ее подрезать, нет никакой возможности. Они ведь могут тем временем переменить курс и уйти на несколько миль в другую сторону. Мы только время потеряем. Нет, дружок, гнаться за ними, будь они неладны, мы можем только по прямой.

- А такая погоня может длиться целую вечность, - мрачно подытожил Николас, повторив одно из любимых изречений Траска.

- Где ж ты это слыхал, сынок? - оживился Амос.

Николас рассмеялся:

- Ты говоришь это всякий раз, когда рассказываешь о вашем бегстве из Крондора и о том, как Джоко Редберн пытался нагнать ваш корабль.

- Будь я проклят! - растроганно пробасил Траск. Глаза его подозрительно заблестели. - Ты, оказывается, не пропускаешь мимо ушей мою старческую болтовню, малыш Ники! - Он обнял Николаса за плечи и привлек к себе. - И то сказать, не зря у меня к тебе душа лежит гораздо больше, чем ко всем остальным вместе взятым моим будущим внукам! - Резко отстранив его от себя, Амос свел брови к переносице и скомандовал: - А теперь прочь с моего мостика и не сметь больше забираться сюда без разрешения, ваше высочество!

- Есть, капитан! - Николас широко улыбнулся и, отсалютовав Амосу, сбежал по трапу на палубу.

Остальные все так же стояли на носу, вперив напряженные взгляды вдаль. Черная точка стала видна гораздо отчетливее на фоне прояснившегося неба. Она по-прежнему оставалась у самого горизонта. "Стервятник", казалось, нисколько не приблизился к преследуемому кораблю. Калис и Маркус оставались безмолвными и недвижимыми, точно статуи. Гарри мурлыкал себе под нос какую-то песенку без слов. Бриза обхватила тонкой рукой плечи Маркуса, но он, казалось, этого вовсе не замечал. Гуда деловито протирал лезвие своего меча куском мешковины, который он всегда носил с собой. Накор и Энтони шепотом о чем-то переговаривались. Взгляд придворного чародея был при этом сосредоточен на черном корабле. Казалось, он мысленно взывает к кому-то из тех, кто там находился.

Маргарет вздрогнула и прижала ладони к щекам. Эбигейл поднялась с дивана, прошла по каюте и села рядом с подругой на ее койку.

- Маргарет, это они, да?

Принцесса кивнула:

- Энтони. - В глазах ее заблистали слезы.

- Что же с тобой такое? Почему ты плачешь, а не радуешься?

Маргарет пожала плечами. Губы ее дрогнули.

- Сама не знаю. Мне и радостно, и грустно... Представляешь, сколько ему понадобилось сил и умения, чтобы дать нам о себе знать? Я никогда от него такого не ожидала!

Эбигейл согласно кивнула и пересела на самый край узкой койки, к отворенному иллюминатору. За кормой корабля пенились волны.

- Они где-то там, за горизонтом. Поскорей бы нам их увидеть!

Маргарет встала с ней рядом и выглянула в окно.

- Смотри! -радостно крикнула она и тут же, опасаясь, что кто-нибудь ее услышит, зажала рот рукой.

- Что случилось? - испуганным шепотом спросила Эбигейл.

- Там, позади, я увидела маленькую черную точку! - сдерживая ликование, негромко проговорила Маргарет. - Это они, Эбби!

Эбигейл долго не могла ничего рассмотреть, но наконец корабль, что спешил к ним на выручку, стал виден и ей. С такого расстояния он и в самом деле походил на едва заметную черную точку.

Девушки стояли у иллюминатора около часа, тщетно пытаясь разглядеть контуры далекого корабля. Обеим казалось, что за все это время он нисколько к ним не приблизился. Они готовы были бы провести здесь весь день, но внезапно у самой двери в их каюту послышались знакомые шаги. Маргарет и Эбигейл едва успели отпрянуть от окна и усесться на свои койки, как к ним с поклоном вошел Арджин Сваджиан в сопровождении писца. Сарджи остался стоять, а Арджин после своего обычного приветствия уселся на диван и обратил к невольницам бесстрастный взор.

- Итак, леди Маргарет, ответьте мне, что вам известно о городе Сетаноне?

"Стервятник" шел прежним курсом. В течение трех дней Николас и остальные подолгу вглядывались вперед с носовой части палубы, примечая, насколько уменьшилось расстояние между ними и черным кораблем. Теперь им уже ясно были видны его многочисленные паруса и очертания гигантского корпуса. Четырехмачтовик, подгоняемый легким попутным ветром, гордо и величественно скользил по водам океана.

Незадолго до полудня вахтенный прокричал с верхушки мачты:

- Капитан, они ложатся на другой курс!

- На какой? - спросил Амос.

- Корабль отвернул влево!

Амос повернулся к помощнику:

- Лево руля, мистер Родес!

- Что это им вдруг вздумалось менять курс? - прокричал Николас, становясь спиной к борту.

Амос развел руками:

- Кабы я знал! - Он задрал голову кверху и крикнул дозорному: - Гляди в оба! Не прозевай рифы! - И приказал помощнику: - Удвоить вахту! Выставить дозорного на нос!

Через мгновение один из матросов взобрался на рей, другой перебежал в носовую часть палубы. Оба не отрываясь смотрели на синие воды впереди корабля. Заметив, что цвет воды изменился, что безошибочно указывало бы на наличие рифа, они должны были бы тотчас же поднять тревогу.

- Следуйте тем же курсом, что и они, мистер Родес, - распорядился Траск. - Ежели они обходят мели, то пускай укажут нам дорогу.

- Капитан! Впереди нас волны стали другого цвета! - встревоженно прокричал матрос с палубы.

Амос заторопился в носовую часть корабля и стал вглядываться в морскую пучину, так низко перевесившись через борт, что Николас испугался, как бы он не свалился в воду, и обеими руками ухватил его за поясной ремень.

Наконец Траск выпрямился и с довольной улыбкой сообщил:

- Там стало довольно мелко. Но не настолько, чтоб "Стервятник" задел дно килем.

- Но это наверняка означает, что земля уже близко, - упавшим голосом предположил Николас.

Траск кивнул:

- Не удивлюсь, ежели с минуты на минуту вахтенный увидит землю. Маленький остров или же северную оконечность материка, что был обозначен на той карте Макроса Черного. - Он задрал голову кверху и прокричал: - Эй, вахтенный! Следи за мачтами черного корабля! Ежели они станут убирать паруса или снова переменят курс, немедленно об этом сообщи!

- Есть, капитан! - ответил впередсмотрящий.

Амос перевел взгляд на своих спутников, собравшихся на носу.

- Из всех вас одного только Гуду можно назвать испытанным воином. Вы, остальные, должны ему подчиняться беспрекословно. - Он сурово воззрился на Николаса, Гарри и Маркуса. - В особенности это касается всех вас, горячие головы! Не вздумайте щеголять друг перед другом своим геройством, не отрывайтесь от своих, не пытайтесь в одиночку пробиться к пленникам. Это вам может дорого обойтись. Помните, что на этом растреклятом корабле без труда может поместиться добрая сотня солдат. Само собой, не считая ее экипажа. - Он оглянулся через плечо на матросов бывшего "Орла". - Мои ребята сумеют за себя постоять. А что до черной посудины, то имейте в виду, что при таком ее курсе мы можем вдруг с нею сблизиться, когда никто из вас не будет этого ожидать. А потому готовьтесь к бою заранее. Да пошлют боги удачу всем нам!

Когда он вернулся на мостик, все взоры обратились к Гуде.

- Мне прежде случалось биться на палубах кораблей, - сказал старый воин и взглянул на четырехмачтовик, едва видневшийся вдалеке, поверх плеча Гарри. - Но этот-то уж больно велик! Проклятая посудина намного выше над водой, чем наш "Стервятник". Это худо. Чтоб попасть на ее палубу, нам придется или прыгать сверху, с наших мачт, или забираться туда снизу по веревкам с крючьями, прежде зацепившись за ихний борт. Сверху-то мы туда попадем быстрее, спору нет, но тогда первыми прыгать должны самые ловкие и легкие, чтоб они за собой потянули веревки с мачт нашего "Стервятника" а остальные тогда по ним спустятся. Иначе многие из нас просто разобьют себе головы об их мачты и палубу. Когда попадете на этот треклятый четырехмачтовик, держитесь все вместе, никуда друг от друга не отходите. Там ведь такая начнется свалка, что трудно станет отличить своих от чужих. - Гуда повернулся к Накору и Энтони: - А вот вам бы лучше на время боя остаться тут. На черный корабль заберетесь потом, чтоб помочь нашим раненым.

- Я мог бы проделать два-три фокуса, которые очень бы нам подсобили, - с широкой ухмылкой сообщил Накор.

- Нисколько в этом не сомневаюсь, - сухо заметил Энтони и кивнул Гуде, выразив тем согласие с его предложением.

Старый воин обратился к Калису и Маркусу:

- А от вас двоих будет больше всего пользы, ежели вы взберетесь на реи и станете стрелять по вражеским солдатам из луков. Первым делом надо снять с площадок для стрелков арбалетчиков.

- Стрелы из наших луков летят гораздо дальше, чем из арбалетов, и, смею надеяться, точнее попадают в цель, - сказал Калис.

- Если у них и впрямь на мачтах арбалетчики, - уверенно добавил Маркус, - все они будут мертвы, стоит "Стервятнику" сблизиться с черным кораблем.

Гуда кивнул и провел ладонью по лысой макушке.

- Постарайтесь теперь хоть немного соснуть. Бой обещает быть нелегким, а ведь от усталого воина толку мало. - С этими словами он опустился на палубу и, притулившись у шпангоута, свернулся калачиком и тотчас же сонно засопел.

Гарри с Николасом переглянулись, и сквайр изумленно пробормотал:

- Хотел бы я знать, как ему это удается!

Маркус с почтением посмотрел на старого вояку и предположил:

- Наверное, это умение, как и все остальное, приходит с опытом. Ему ведь не впервой участвовать в боях.

- Может, ты и прав, - задумчиво протянул Гарри. - Но у меня бы не получилось вот так запросто улечься где придется и заснуть в одно мгновение.

- Ничего подобного, - с улыбкой возразил Николас. - В Крайди тебе это прекрасно удавалось.

- Так это ж ведь совсем другое дело! В Крайди мы все валились с ног от усталости и засыпали при любой возможности, едва только выдавалась свободная минут-ка, и уж разумеется - где придется. А тут мы целыми днями только и знаем, что бездельничаем. Я так вот нипочем не смог бы сейчас заснуть, какой бы тяжелый бой нам ни предстоял. Не умею я спать про запас.

- Я тоже, - кивнул Николас и прежде чем идти к себе в каюту, чтобы в ожидании боя без сна ворочаться на койке, еще раз с тоской и надеждой взглянул на черный корабль, маячивший вдалеке.

Маргарет отворила окно и выглянула наружу. Краем глаза она уловила какое-то движение сбоку и отпрянула от иллюминатора прежде, чем их таинственный сосед успел ее заметить. Она обернулась к Эбигейл и прижала палец к губам, кивнув в сторону окошка.

Тотчас же вслед за этим девушки услыхали голос Арджина. Он говорил на языке, который состоял по большей части из гортанных и шипящих звуков и, судя по всему, был родным для странного существа, получеловека-полурептилии, что обитало в соседней каюте. Оно отозвалось на слова Арджина целым потоком сердитых восклицаний. Так, во всяком случае, показалось Маргарет, которая напряженно вслушивалась в эту беседу.

Эбигейл бросила взгляд в иллюминатор. Корабль преследователей теперь приблизился к ним настолько, что даже она без труда узнала в нем военный флагман Королевства. Несколько месяцев тому назад Николас, Амос Траск и Гарри приплыли на нем в Крайди.

- Когда же мы отсюда сбежим? - шепотом спросила она.

Маргарет осуждающе на нее взглянула, покачала головой и ответила лишь после того, как плотно прикрыла оконце.

- Надеюсь, к утру они будут уже достаточно близко. Тогда мы и выпрыгнем из окна и окажемся меньше чем в миле от нашего "Орла". Мы с тобой без труда доберемся до него вплавь.

Эбигейл неуверенно кивнула.

Тут дверь каюты отворилась, и к девушкам со своей всегдашней улыбкой вошел Арджин. После ставшего уже традиционным приветствия он добродушно проговорил:

- Леди, вы обе без всякого сомнения заметили, что нас преследует какой-то корабль. И хотя на мачте его нет флага Королевства, мы имеем все основания опасаться, что его экипаж и пассажиры - подданные вашего монарха. Как только мы удостоверимся, что позади нас и в самом деле идет военное судно Королевства, мы в качестве предупреждения выбросим за борт одного из невольников. - Он ласково улыбнулся обеим и развел руками. - Пока же такой уверенности у нас нет. Ведь вполне возможно, что это всего лишь пиратский бриг из Фрипорта. В таком случае мы примем надлежащие меры, чтобы заставить его изменить курс. Вас же я хочу предостеречь от возможных опрометчивых поступков, а также и от несбыточных надежд. Каким бы близким и желанным ни казалось вам спасение, оставьте все мысли о возможном побеге. А чтобы избавить вас от соблазна, мы на некоторое время принуждены будем лишить вас возможности проветривать каюту. - Он сделал знак корабельным плотникам, ожидавшим в коридоре. Те прошагали через каюту к оконцу, вынули из поясных сумок молотки и длинные гвозди и наглухо забили раму окна. - Как только мы избавимся от преследователей, - пообещал Арджин, - вы снова получите возможность дышать свежим воздухом, сколько вам будет потребно. - Он поклонился пленницам и покинул каюту вместе с мастеровыми, плотно притворив за собой дверь.

По щекам Эбигейл покатились слезы.

- Что же нам теперь делать? - всхлипнула она. Маргарет попыталась было подцепить шляпку гвоздя ногтями, но плотники хорошо знали свое дело, и гвоздь оказался вбит в раму очень прочно. Принцессе не удалось даже легонько его качнуть. Она до крови поцарапала палец и, отдернув руку, сердито выругалась. Эбигейл продолжала плакать.

- Перестань сейчас же! - прикрикнула на нее Маргарет и подошла к столику, за которым они обедали, когда слуга подавал им еду. Столик был маленьким и невысоким, но на вид казался достаточно тяжелым. При качке он удерживался на месте благодаря деревянным колышкам, что были вставлены в отверстия, просверленные в полу и в каждой из его ножек. - Приподнимем-ка его с двух сторон!

Эбигейл и Маргарет взялись за столешницу и с усилием оторвали тяжелый столик от пола.

- Теперь давай поставим его на место! - распорядилась принцесса. - Что ж, он невелик и очень тяжел. Это именно то, что нам нужно.

- Для чего? - растерянно спросила Эбигейл.

- Какая же ты недогадливая! - фыркнула принцесса. - Разумеется, чтоб разбить окно!

- Думаешь, у нас получится?

Маргарет придирчиво оглядела сперва иллюминатор, затем Эбигейл и наконец себя.

- Если мы быстро сбросим всю одежду, разобьем окно этим столом и выпрыгнем в море, они наверняка не успеют нас остановить. Надеюсь, нам повезет и мы не сильно поранимся осколками. Ну, получим по несколько царапин. Стоит ли об этом беспокоиться? Зато нам уж точно не грозит расшибиться о волны! - И она, усмехнувшись, беспечно махнула рукой. - Главное, что наши близко, и мы скоро будем на свободе!

Эбигейл явно не разделяла спокойной уверенности Маргарет, но чтобы не раздражать вспыльчивую подругу, она согласно кивнула, пряча слезы.

- Только бы дождаться утра, - шепнула принцесса и села у заколоченного окна, откуда ей был хорошо виден крондорский корабль. Она старалась отогнать от себя воспоминание о зловещем треугольном плавнике, что по утрам неизменно рассекал волны позади невольничьего судна.

Калис стоял на носу "Стервятника", устремив взгляд вперед. Солнце еще не взошло, и на западе, там, где должен был находиться черный четырехмачтовик, царила непроглядная мгла. Сын королевы эльфов был самым зорким из пассажиров и матросов корабля. Николас, едва проснувшись, поднялся на палубу и встал рядом с Калисом, но взор его не мог различить контуров черного корабля в густой предрассветной тьме.

- Ты их видишь? - с надеждой спросил он полуэльфа. - Они все еще впереди?

- Да, они еще там, - кивнул Калис. - Когда стемнело, они притушили огни и снова переменили курс, чтобы сбить нас со следа, но Энтони каждый час указывает капитану, в какую сторону они свернули.

Николас принялся всматриваться во мглу с таким напряжением, что у него зарябило в глазах. Впереди не было видно решительно ничего. Он покачал головой и провел ладонью по лицу. Тем временем на палубу поднялись Маркус, Гарри и Бриза. Маркус кивком приветствовал кузена и о чем-то задумался, облокотившись о борт. Бриза обхватила узкие плечи ладонями и зябко поежилась. Она словно бы невзначай придвинулась к Гарри почти вплотную. Сквайр с радостной и немного смущенной улыбкой обнял ее за талию. Бриза не сделала попытки высвободиться.

Несмотря на ранний час, в воздухе уже чувствовалось легкое дуновение горячего южного ветра. По расчетам Амоса, они миновали экватор и очутились в южном полушарии в пору поздней весны. Амос был наслышан, что в здешних широтах, в частности, в далеких штатах Кешианской конфедерации, весна бывает в самом разгаре тогда, когда в Королевстве наступает осень, но самому ему еще никогда не доводилось сталкиваться с этим удивительным явлением.

Когда первые солнечные лучи осветили восточный край неба, и мрак на западе немного рассеялся, Калис уверенно указал вперед.

- Смотрите! Теперь и вам наверняка его видно.

Николас различил на фоне серо-фиолетового тумана черный корабль устрашающих размеров с четырьмя мачтами, покрытыми сверху донизу туго натянутыми парусами. Он уверенно шел вперед, подгоняемый ветром.

- Ну и как вам эта посудина? - спросил вместо приветствия Амос, остановившийся позади Гарри и Бризы.

Маркус мрачно взглянул на него через плечо:

- Когда же мы наконец их нагоним?

Амос, прикинув на глаз расстояние до четырехмачтовика и скорость обоих судов, уверенно проговорил:

- К полудню мы уж точно будем на хвосте у этой бельевой корзины!

- Земля, вижу землю! - громко прокричал впередсмотрящий с верхушки мачты.

- Где?! - взревел Траск.

- Прямо но курсу, капитан!

Застыв у поручней борта, все стали всматриваться вперед. Солнце светило все ярче, и дымка над западным горизонтом редела так стремительно, словно чья-то гигантская рука приподнимала вуаль, висевшую над водами океана между "Стервятником" и черным четырехмачтовиком. Воздух сделался почти прозрачным, и видимость улучшилась настолько, что Амос и остальные смогли теперь рассмотреть то, что дозорный заметил гораздо раньше.

Траск смачно выругался и вытянул руку вперед.

- Милосердные боги! Вы только взгляните на это!

Далеко впереди над каменистым берегом вздымалась гигантская скала высотой никак не меньше добрых трехсот футов. Она была столь широка, что походила на огромную стену, ограждавшую континент от вторжения незваных пришельцев. Косые лучи рассветного солнца окрашивали ее подножие в нежно-розовый и оранжевый тона, у самой же вершины она оставалась тускло, зловеще серой.

Амос обернулся назад и громко скомандовал:

- Вахтенные - на марс! Ведь мы, будь я неладен, того и гляди сядем на мель!

С полдюжины матросов тотчас же вскарабкались на мачту и стали всматриваться в расстилавшиеся впереди воды, чтобы вовремя предупредить капитана о возможных рифах и песчаных мелях.

- Глядите-ка! - и Траск указал рукой вправо, где виднелась едва выступавшая над синью волн небольшая скалистая отмель. - Тысяча проклятий! Ведь минувшей ночью мы могли десятки раз распороть себе брюхо о любой из здешних рифов! Не иначе как Рутия нас за что-то возлюбила и убрала их с нашего пути.

- Так ты думаешь, они нарочно нас сюда заманили, чтоб мы разбились о скалы? - спросил Николас.

- Очень может быть, - проворчал Амос. - Но ведь у них у самих-то осадка еще глубже нашей, а потому тут должен быть безопасный фарватер, по которому они и идут. - Он прикрыл глаза и наморщил лоб. - Я вот стараюсь припомнить ту карту, что мне когда-то давно показывал твой отец. И ежели только память мне не изменяет, то мы сейчас подходим к материку, что называется Навиндусом, к его северной береговой линии. - Не открывая глаз, он провел по воздуху рукой и прибавил: - А вот в этой стороне, к югу от нас, примерно в неделе пути должен быть большой полуостров. А по другую его сторону - город в устье реки.

Николас, которому только однажды мельком довелось взглянуть на таинственную карту, не запомнил из нее решительно ничего и во всем полагался теперь на цепкую память Траска.

- Они ложатся на другой курс, капитан! - предупредил Калис.

Энтони, все это время в сосредоточенном молчании наблюдавший за четырехмачтовиком, внезапно подался назад и с испугом воскликнул:

- Боги! Что же это они...

Его прервал оглушительный грохот, раздавшийся откуда-то сверху. Казалось, что над "Стервятником" прогремел гром. Вахтенный с пронзительным криком сорвался с мачты и исчез в морской пучине позади корабля. Николаса обдало волной нестерпимого жара. Ему показалось, что свирепая молния прошла сквозь все его тело от макушки до самых пят и с шипением исчезла в досках палубы. Он покачнулся и едва не упал. Справа от него раздался отчаянный вопль Бризы, на мгновение перекрывший испуганные крики матросов. Оглядевшись по сторонам, Николас приметил, как Гуда и Калис словно по команде встали в боевую позицию и потянулись к оружию. Маркус положил ладонь на рукоятку сабли.

Испуг первых мгновений внезапно сменился в душе Николаса безымянным, леденящим ужасом. По коже его пробежали мурашки. Он застыл на месте и не мог ни шевельнуться, ни разомкнуть губы, чтобы закричать. Над верхушками мачт заплясали голубые искры. Волосы всех, кто его окружал, внезапно дыбом поднялись над их головами, образовав некое подобие куполов, которые в ярком свете пронизавших их солнечных лучей казались сотканными из золотых нитей.

Искры исчезли так же внезапно, как и появились. К Николасу и остальным вернулись дар речи и способность двигаться. Корабль объяла зловещая тишина. За бортом не слышалось теперь даже плеска волн.

Амос растерянно заморгал и выдохнул:

- Что за проклятое наваждение?!

Внезапно "Стервятник" начал плавно покачиваться из стороны в сторону.

- Будь я трижды неладен! - проревел Траск и помчался к борту. Свесившись вниз, он полным отчаяния голосом простонал: - Они нас остановили!

- Но этого не может быть! - запротестовал Николас. - Смотри-ка!

Амос с досадой взглянул вслед черному кораблю, который шел к берегу на прежней скорости. Попутный ветер раздувал его темно-коричневые паруса. Вокруг "Стервятника", остававшегося на месте, царил мертвый штиль.

Николас развел руками.

- Я ничего не понимаю!

- Волшебные чары, - коротко бросил Энтони.

- Фокус! - поправил его Накор. - Они остановили ветер, что нас подгонял. Очень злая и скверная шутка!

Амосу казалось, что зрение его обманывает. Он протер глаза, но от этого ничего не изменилось: впереди, позади и по обе стороны от его корабля на океанских водах не видно было даже легкой ряби, тогда как свежий бриз продолжал гнать по небу нежно-розовые с золотистыми краями облака и вспенивал гребни волн за пределами того магического круга, в который угодил "Стервятник". Траск изо всех сил хватил кулаком по поручню борта.

- Мы ж ведь почти их догнали! - Он набрал полную грудь воздуха и проревел: - Готовьте ялик, мистер Родес! И прочный канат! Придется нам вести корабль на буксире.

- И ялик вытащит нас из этого заколдованного места? - с надеждой спросил Маркус.

- Мне и прежде случалось штилевать, - проворчал Амос. - Это может тянуться не один день. Другого выхода у нас, похоже, нет.

Николас растерянно оглядел всех, кто стоял рядом с ним на носу.

- Самое время немного вздремнуть, - невозмутимо проговорил Гуда и направился к себе в каюту.

Но Николас не сдвинулся с места. Он вцепился руками в поручень и не сводил глаз с четырехмачтовика, который по мере своего уверенного продвижения вперед делался все меньше и меньше.

- Они остановились! - сдавленным голосом проговорила Маргарет.

- Что? - Эбигейл не поверила своим ушам.

- Говорю тебе, они от нас отстали!

Эбигейл взглянула в оконце, и глаза, ее округлились.

- О, праведные боги! Сжальтесь над нами! - Она с трудом подавила желание расплакаться навзрыд. - Они и вправду остановились. Что же мы теперь станем делать?

- Удерем отсюда теперь же! - решительно заявила Маргарет и принялась развязывать тесемки своего платья. Еще мгновение, и она спустила бы его с плеч, но тут дверь их каюты отворилась, и на пороге показался Арджин Сварджиан.

- Леди, - с насмешливой улыбкой сказал он. - Я не советовал бы вам освобождаться от одежд. Это может нанести урон вашей скромности и кое-кого смутить. -По его знаку в каюту девушек вошли два высоких, плечистых воина. - Мои люди пробудут здесь с вами до тех пор, пока вы, леди Маргарет, при всей вашей смелости и решительности не откажетесь от мысли плыть к кораблю, что нас преследует, по глубоким и неспокойным водам, к тому же еще и кишащим акулами. А после я велю отворить ваше окно, чтобы вы смогли вдоволь надышаться свежим воздухом.

Он поклонился пленницам и покинул каюту. Воины уселись на диван и стали пристально, бесцеремонно разглядывать девушек. Маргарет вскинула голову и надменно им улыбнулась. Она присела на койку рядом с подругой и обхватила ее за плечи. Маргарет понимала, какого труда стоило Эбигейл не разрыдаться на глазах у их безмолвных, безучастных стражей. Принцесса запахнула ворот платья и принялась завязывать тесьму в узел, устремив полный отчаяния взгляд в окно, на "Орел", который застыл в неподвижности посредиокеана. С каждой секундой расстояние между ним и кораблем похитителей все увеличивалось.

Бриза сердито насупилась и повела плечами.

- Проклятые колдуны! Они заставили ветер утихнуть, и наша посудина еле тащится на буксире, а шуму столько, что с ума можно сойти!

Николас сочувственно улыбнулся девушке. Он хорошо понимал, что творилось у нее на душе. Как только волшебное заклятие, которое наслал на них какой-то могущественный чародей с невольничьего корабля, усмирило ветер вокруг "Стервятника", до слуха путников стали долетать звуки, что прежде заглушались шумом волн и хлопаньем парусов, деловитой суетой матросов, выкриками Траска.

Звуки эти - унылый скрип корабельной обшивки, стук деревянных блоков на провисших снастях друг о друга и о мачты, сухой шелест парусины, гул отдаленного прибоя, - наводили на всех тоску. От них невозможно было укрыться, они преследовали путников повсюду - на носу и корме, на мостике, в каютах и даже в глубине трюма.

Ялик целых пять миль тянул корабль на буксире, пот лил с гребцов ручьями, но "Стервятник" так и не вышел из зоны мертвого штиля. Она перемещалась по морю вместе с ним, и все попытки вырваться за ее пределы оказывались тщетными. Накор в ответ на все расспросы о природе заклятия, насланного на их трехмачтовик, лишь разводил руками и повторял:

- Это очень ловкий фокус! - И не пытался ничего предпринять, чтобы разрушить чары.

На ялике сменилось уже три команды гребцов, но положение "Стервятника" не изменилось. Амос, вконец отчаявшийся, измученный не меньше самих матросов, охрипший от выкрикивания команд, принужден был сдаться и велел поднять ялик на борт корабля. Судно плавно покачивалось с боку на бок на ровной глади океана, колеблемое морским течением.

Несколько минут Амос в безмолвной ярости метался по мостику, как дикий зверь в клетке, затем, выругавшись, спустился на палубу и подошел к Николасу, Накору и остальным.

- Неужто ты ничего не можешь с этим сделать, чародей? - в который уже раз обратился он к исалани.

Коротышка пожал плечами.

- Наверное, смогу, если у меня достанет времени как следует над этим поразмыслить. Но я все же не уверен, что мне это удастся.

В разговор неожиданно вмешался Энтони:

- Я когда-то давно выучил одно заклинание... - Он смущенно взглянул на Траска и покачал головой. - Но мне еще ни разу не довелось им воспользоваться. С его помощью можно воздействовать на погоду. Чтоб она переменилась. Только вот не знаю, насколько она изменится, если я его произнесу...

Амос резко повернулся к юноше и вперил в него испытующий взгляд.

- Ты что-то не договариваешь, чародей!

- Оно таит в себе опасность.

- Проделывать фокусы, за которые ты толком не знаешь, как взяться, всегда опасно, - усмехнулся Накор.

Траск задумчиво поскреб подбородок:

-А что ты скажешь о том заклятье, которое наслали на нага "Стервятник"?

Энтони пожал плечами:

- Это волшебство того же самого порядка, что и...

- Фокус, - с ухмылкой перебил его Накор.

- ...Мое заклинание для перемены погоды, - невозмутимо заключил Энтони. - Если мы ничего не станем предпринимать, то его воздействие продлится еще день-другой, а может статься, что и дольше. Я не удивлюсь, если волшебник, который заставил ветер вокруг "Стервятника" утихнуть, окажется очень искусен и опытен в своем ремесле. В таком случае ему будет под силу удерживать нас в зоне мертвого штиля по меньшей мере неделю.

Амос свирепо выругался и хлопнул себя по ляжке.

- Что ж нам делать?!

- Если мы их догоним еще на море или бросим якорь у берега в первые часы после того, как они сойдут со своего корабля, - сказал Николас, - то у нас будет возможность отыскать и освободить пленников. Но мы этой возможности лишимся, если они нас опередят на несколько дней. Тогда нам не под силу будет отыскать их следы в чужой стране.

Траск не мог не согласиться с принцем. Он кивнул ему, продолжая при этом озабоченно хмуриться, и снова обратился к Энтони:

- Чем мы тебе можем помочь? Что нужно, чтоб твое заклинание сработало и вытащило нас отсюда?

Энтони слабо улыбнулся:

- Мне нужна только удача.

Амос повернулся к помощнику:

- Свистать всех наверх, мистер Родес!

Когда команда собралась на палубе, Траск поднялся на мостик и обвел всех матросов глазами.

-Парни, - хрипло проговорил он, - сейчас мы попробуем вырваться из этого растреклятого штиля. Наш крайдийский чародей скажет заклинание, от которого меняется погода. Никто не знает, что из этого может выйти, и потому будьте все начеку! Каждый должен быть готов взяться за любую работу и в случае чего заменить любого своего товарища.

Он ничего к этому не прибавил. Родес же велел матросам подготовить паруса и рангоуты к попутному ветру.

Некоторые из членов экипажа стали поспешно творить молитвы божествам, коих считали своими покровителями, и просить их о защите и помощи. Когда же Амос велел Энтони приступать к магическому действу, все они выстроились на палубе в шеренгу.

Энтони с надеждой взглянул на исалани:

- Накор, прошу тебя, помоги мне чем сможешь!

Коротышка обнадеживающе ему улыбнулся и помотал головой:

- Ты и без меня справишься. Я ж ведь не знаю этого фокуса. Как мне угадать, правильно ты его делаешь или нет? Я ненароком могу все испортить, ежели вмешаюсь. Будем надеяться, что боги окажутся к нам милостивы и все закончится хорошо.

Энтони вздохнул, закрыл глаза и скрестил руки на груди. Плавно покачиваясь из стороны в сторону, он нараспев забормотал:

- Предо мною свиток с огненной печатью. Силы, что в нем дремлют, станут нам подмогой. Все стихии неба будут мне покорны, лишь сорву печать я властью, что дана мне, лишь взгляну на свиток оком чародея, лишь прочту заклятья огненные буквы... - Голос его делался все глуше, и вскоре Николас и остальные вовсе перестали его слышать. Энтони продолжал покачиваться, беззвучно шевеля губами. Было ясно, что он утратил связь с реальностью и перестал осознавать окружающее.

Легкое дуновение коснулось щеки Николаса. Он перевел взгляд на своих спутников. Маркус и Бриза подняли головы вверх. Николас проследил за их взглядами и тихо присвистнул от удивления: большой четырехугольный парус на главной мачте начал наполняться ветром. Вот заколыхались и пришли в движение все другие паруса. Корпус судна легонько дрогнул.

Через несколько мгновений ветер окреп. Он захлопал парусами, зашелестел снастями, и звуки эти показались Николасу так похожими на вздох облегчения, что он невольно рассмеялся.

- Натяните паруса, мистер Родес! - скомандовал Траск. - И держите курс на черный корабль, будь он неладен!

Впередсмотрящий прокричал с верхушки мачты, что ему все еще виден четырехмачтовик, успевший уже проделать немалый путь в южном направлении.

- Вахтенные, смотреть в оба! - крикнул Траск. - Тут ведь сплошные рифы!

Энтони все еще продолжал бормотать свое заклинание. Николас вопросительно взглянул на Накора. Исалани невозмутимо пожал плечами:

- Я ж ведь уже говорил, что не знаю этого фокуса.

Ветер все набирал силу. Траск не без тревоги окинул взором мачты и распорядился:

- Следите за погодой, мистер Родес!

Николас оглянулся назад, и сердце у него сжалось от предчувствия беды.

- Амос! Ты только погляди!

На северо-востоке, у самого горизонта, на фоне ослепительно синего неба виднелась цепь зловещих свинцовых облаков, клубившихся, словно дым от пожарища, и с устрашающей скоростью двигавшихся к "Стервятнику". Очутившись вблизи корабля, облака останавливались и, сгущаясь все больше, образовывали некое подобие тяжелого свода.

Через несколько мгновений первая из грозовых туч оказалась над палубой, и капли дождя забарабанили по доскам и снастям. На корабле сделалось так темно, словно уже наступил вечер. Николас поежился от холода и втянул голову в плечи. Его волосы и одежда в считанные минуты промокли насквозь, с затылка за ворот стекали ледяные струйки дождя. Амос приказал матросам приготовить корабль к шторму. Большие паруса были убраны, малые развернуты боком к все усиливавшемуся ветру.

Члены экипажа проворно натянули поперек палубы штормовые канаты. Амос велел всем, кто оставался на палубе, надеть непромокаемые плащи. Вокруг делалось все темнее, и завывания ветра порой перекрывали гул голосов и топот множества ног. Посреди всей этой суматохи один лишь Энтони оставался недвижим. Он все с тем же отрешенным выражением лица бормотал заклинание и все так же покачивался из стороны в сторону в такт словам. Глаза его оставались закрытыми. Чародей явно не видел и не слышал ничего из происходившего вокруг.

Николас подбежал к Накору и тронул его за плечо:

- Надо его остановить!

- Но как это сделать? - Исалани развел руками. - Я ж ведь даже не представляю, что именно он говорит, к каким силам взывает!

- Попытаюсь его маленько встряхнуть, - сказал Гуда и, приблизившись к Энтони, громко крикнул ему в самое ухо: - Эй, колдун! Хватит уже! Очнись наконец! Погляди, что ты натворил! - При звуках его голоса Николас и Накор невольно вздрогнули и попятились, однако на придворного чародея это не оказало никакого воздействия. Энтони промок до костей, и его длинные светлые волосы прилипли ко лбу и щекам, но он по-прежнему не открывал глаз и беззвучно шевелил губами. Гуда покачал головой. - Уж если такой штормяга не может его пробудить, то мне это тем более не под силу.

- Да заставьте же его замолчать! - пронзительно взвизгнула Бриза. Дождевые потоки смыли всю грязь с ее узкого личика, и испуганные синие глаза девушки на фоне ее мертвенно бледной кожи казались неестественно огромными. Ветер свирепо рвал снасти и хлопал парусами. Вокруг "Стервятника" поднялись волны, которые то захлестывали палубу, то подбрасывали корабль высоко вверх, то резко швыряли вниз. Бриза с трудом удерживала равновесие, уцепившись обеими руками за перила борта. - Сделайте хоть что-нибудь!

Матросы взяли рифы на малых парусах, чтоб свирепый шторм их не порвал. Мачты и реи гнулись и протестующе скрипели под порывами урагана.

Николас подбежал к Энтони и стал что было сил трясти его за плечи. Гуда выкрикивал имя чародея. Однако даже вдвоем им оказалось не под силу вывести его из транса.

С мостика раздался оглушительный рев Траска.

- Банат! - кричал Амос. - Спаси и сохрани нас!

Между тем с северо-западной стороны к "Стервятнику" подбиралась волна, намного превосходившая высотой все другие. Она вырастала над бурной поверхностью моря, словно гигантский утес.

- Лево руля, мистер Родес! - скомандовал Траск. - Разворачивайте корабль по ветру! - Спустившись с мостика, он обратился ко всем, кто оставался на палубе: - Крепче держитесь за канаты! К мачте не подходить! Эта волна может ударить нас в борт, и тогда мачты сломаются, как сухие прутья!

Ухватившись за канат обеими руками, Николас как завороженный смотрел на огромный водяной вал, что надвигался на корабль и должен был вот-вот его опрокинуть. Команда тем временем разворачивала "Стервятник" носом к волне.

Огромная масса воды взметнулась выше главной мачты корабля, и "Стервятник", который был повернут к ней на три четверти, стал взбираться вверх по почти отвесной крутизне, накренившись одним бортом на сторону. У Николаса от страха помутилось в глазах. Ему казалось, что весь мир вдруг перевернулся. Он больше не мог различить, где кончалось грозовое небо и начиналось штормовое море. Бриза ухватилась за конец оборванной веревки и заскользила вниз по палубе с пронзительным, отчаянным криком, который на миг заглушил даже рев стихии. На помощь ей бросился Маркус. Он успел удержать ее от падения в пучину, когда она оказалась рядом с ним у левого борта, и крепко прижал ее к себе. Свободной рукой он что было сил вцепился в поручень.

"Стервятник" поднимался все выше по неправдоподобно огромной, отвесной водной стене. Перед глазами Николаса мелькнул пенный гребень гигантской волны, взметнувшей трехмачтовик ввысь, словно невесомую щепку, и грозившей с неудержимой силой обрушить его вниз, в бездонную пучину. Принц зажмурился, в ужасе ожидая, что сейчас корабль опрокинется килем вверх и погребет их всех под собой. Но в это мгновение корабль вздрогнул всем корпусом и стремительно заскользил вниз. В ушах у принца засвистел ветер.

Многие из матросов, что оставались на мачтах, с отчаянными криками посрывались на палубу и в бушующие волны, другие с проклятиями ухватились за канаты и переборки. Заклинание, к которому прибег Энтони, чтобы вывести корабль из зачарованного пространства, не только оказало роковое воздействие на погоду, но и самым решительным образом изменило законы физики. Николас убедился в этом, заглянув в бездну, что разверзлась Перед "Стервятником", когда тот только еще начинал свое падение вниз. Волна, которая чуть не потопила трехмачтовик, надолго остановилась в своем движении, темной громадой застыв над поверхностью океана, и потому обе ее стороны оказались одинаково крутыми. Корабль с все нараставшей скоростью несся в пучину, и ничто на свете не могло удержать его в этом стремительном падении. Вот его нос коснулся поверхности воды...

...и погружение на дно океана продолжилось с той же быстротой, что и скольжение по водяной стене. Николас снова зажмурился, набрал полную грудь воздуха и еще крепче вцепился в канат побелевшими от напряжения пальцами. Он знал, что "Стервятник" обречен, как обречены и все его матросы и пассажиры. Тяжелая масса воды ударила принца в грудь с такой силой, что он потерял опору и чуть было не разжал ладони. Ему казалось, что еще мгновение, и вода оторвет его руки от туловища, но внезапно тело его снова словно бы обрело свой вес, и ноги уперлись в палубу: корабль лег на воду всем днищем.

Прошло несколько мгновений, и палуба под ним качнулась. Николас снова потерял равновесие и забарахтался в воде, продолжая удерживаться руками за канат. Он знал, что вот-вот захлебнется, и мысленно прощался с жизнью, со всеми, кто был ему дорог, но внезапно корабль всплыл наверх столь же резко и стремительно, как до этого нырнул в пучину, и нос его, а затем и весь корпус очутились над поверхностью океана. Потоки воды с оглушительным плеском низвергались со все еще наклоненной кормовой части палубы в неспокойное море.

Николас перевел дыхание и открыл глаза. Сквозь застилавшую их пелену он разглядел палубу и всех своих спутников, которые, как и он сам, удержались от падения в морскую бездну, намертво вцепившись в переборки, канаты и поручни. Посреди палубы, словно могучий утес, возвышался Гуда Буле. Одной рукой он держался за леер, другой прижимал к себе крайдийского чародея, обхватив его за талию. Корабль стал крениться на правый борт, затем вдруг завалился на левый, словно его подтолкнула снизу чья-то гигантская рука. Всем, кто оставался на палубе, с огромным трудом удалось удержать равновесие. Но вот крен прекратился, и "Стервятник", вздрогнув всем корпусом, принял нормальное положение. Николас протяжно вздохнул и разжал пальцы.

- Смотрите! - раздался исполненный ужаса вопль одного из матросов. Николас взглянул туда, куда тот указывал. На корабль надвигалась другая волна, еще больше той, что едва его не опрокинула. Когда нос "Стервятника" снова стал подниматься по ее крутому скату, Николас схватился за канат и обернулся к Гуде.

- Сделай же с ним что-нибудь!

Гуда коротко кивнул, убрал руку с пояса Энтони и со всего размаха ударил его кулаком по скуле. Чародей без чувств повалился на штормовой канат. Тот спружинил, и Гуда снова принял все еще бесчувственного Энтони в свои мощные объятия.

Небо над кораблем тотчас же прояснилось, и палубу залили яркие потоки утреннего солнца. Но волна, Грозившая "Стервятнику" гибелью, к изумлению и ужасу принца, все так же возвышалась над ровной поверхностью океана. Ветер гнал Николаса и его спутников прямо на нее, навстречу неминуемой гибели.

- Держитесь! - крикнул Николас.

Трехмачтовик начал новое головокружительное восхождение на вершину водяного вала.

Воздух огласился пронзительными криками матросов, сорвавшихся с мачт, но их тотчас же перекрыл оглушительный треск - это тросы и цепи такелажа оторвались от бортов и палубных досок и с невероятной силой ударились об одну из мачт или о капитанский мостик.

Корабль взбирался все выше и выше по отвесной и совершенно неподвижной водяной стене. Вид этой новой волны вызвал в душе Николаса еще больший ужас. И не только потому, что водная гора превосходила размерами прежнюю. Просто теперь, при ярком свете дня, принц с беспощадной отчетливостью видел все то, что раньше было укрыто от его взора свинцовой завесой туч и пеленой дождя: холодную, гибельную толщу мутно-синей воды, невероятную высоту вздымавшегося над "Стервятником" вала и то, каким ничтожно маленьким и утлым внезапно сделался трехмачтовик на фоне этой чудовищной громады.

Нос корабля стал снова задираться к самому небу. От исполинской волны веяло мертвенной сыростью. Бриза пронзительно визжала от страха, Гарри неистово бранился, корпус "Стервятника" надсадно, жалобно скрипел, а стук оборванных цепей о мачты отдавался в ушах Николаса погребальным звоном. Где-то в глубине его скованного ужасом сознания мелькнула и тотчас же погасла мысль о том, что, когда корабль вынырнул из пучины, на палубе среди уцелевших он не увидел Калиса.

Николас нисколько не сомневался, что на сей раз, поднявшись к самому гребню чудовищной волны, "Стервятник" непременно перевернется днищем кверху, словно черепаха, выброшенная прибоем на берег, но против всех его опасений кораблю каким-то чудом снова удалось удержаться на плаву. Когда трехмачтовик преодолел водную вершину и был уже готов заскользить по гигантскому валу вниз, действие заклинания Энтони внезапно прекратилось, и волна исчезла, словно ее никогда не бывало, в одно мгновение сравнявшись с океанской гладью. "Стервятник", который к этому времени успел уже резко накрениться носом вниз, на долю секунды завис над водой без всякой опоры, а затем со все нараставшей скоростью, словно снаряд, выпущенный из катапульты, полетел в пучину.

Из груди Николаса вырвался отчаянный вопль, тотчас же потонувший в криках и стенаниях остальных пассажиров и матросов трехмачтовика. Принц отчетливо видел сквозь прозрачную зеленовато-голубую воду выступавшие над дном рифы и песчаные холмы. Он понимал, что корабль, упав с такой высоты и погрузившись в толщу океана со столь головокружительной скоростью, непременно о них разобьется. Здесь было слишком мелко, чтобы "Стервятнику" как прежде удалось избежать удара о дно и. невредимым вынырнуть на поверхность.

Прозрачная, искрившаяся в ярких лучах солнца водная гладь стремительно неслась навстречу принцу. Резкий удар своего усталого, измученного тела об ее поверхность он ощутил, как безжалостный толчок чьей-то гигантской руки. Палуба ушла у него из-под ног, и он очутился в гибельных объятиях прохладной воды. Вслед за этим Николас услыхал оглушительный треск корабельной обшивки и протяжный, заунывный гул корпуса "Стервятника", походивший на жалобный стон живого существа, прощавшегося с жизнью.

Николас вынырнул на поверхность океана и стал жадно хватать ртом воздух. Но мощный поток воды - огромная воронка, образовавшаяся на месте погружения трехмачтовика, тотчас же увлекла его за собой и с неудержимой силой снова потянула вниз, к самому дну. Стремительные водяные вихри и течения, казалось, двигались здесь разом во всех направлениях. Николаса начало кружить и бросать из стороны в сторону. Несколько раз перекувырнувшись через голову, он совершенно утратил представление о том, где могло находиться дно океана, а где - его поверхность, воздух, свет, жизнь...

Но внезапно ноги его коснулись твердой, упругой корабельной палубы, и левую ступню тотчас же свела судорога резкой, мучительной боли. Николас вскрикнул, и соленая морская вода залилась ему в рот и нос. Грудь его сдавливала неимоверная тяжесть, от недостатка воздуха сердце точно куда-то провалилось, в ушах зазвенело. Николас почувствовал дурноту и принужден был опуститься на колени. Он знал, что умирает, что минуты его жизни сочтены, и ясное осознание этого вдруг наполнило его душу удивительным покоем и умиротворением. Но еще через несколько мгновений мысли его начали путаться, перед глазами стало темно. Принц чувствовал теперь лишь пульсацию крови в висках и смутный отголосок боли, что прежде так немилосердно терзала ступню.

Вдруг, не вполне понимая, что с ним происходит, он ощутил резкий толчок снизу и возникшее вслед за этим стремительное движение корпуса корабля наверх, к воздуху, свету, жизни. Былая ясность чувств тотчас же к нему вернулась. Николас понял, что "Стервятник" стал подниматься с морского дна, влекомый воздухом, который остался в его трюме.

Вот уже нос корабля пробил толщу воды, а вслед за ним из пучины поднялась и вся палуба. Николас, отфыркиваясь и отплевываясь, с жадностью вдыхал свежий, чистый воздух. Он дышал полной грудью и никак не мог им надышаться. Но тут "Стервятник" качнулся, и принц, все еще стоявший на коленях посередине палубы, свалился на бок. Волна, что перехлестнулась через борт, потащила его за собой и едва не смыла в море. В последнюю минуту Николас успел схватиться обеими руками за переборку, и это его спасло. Трехмачтовик завалился на левый борт. Сквозь пробоину в днище трюм его стал быстро заполняться водой.

Николас закашлялся и выплюнул воду, залившуюся в рот, прочистил нос, отвел ладонью волосы со лба и огляделся по сторонам. Все три мачты "Стервятника" были сломаны. На палубе валялись оборванные снасти вперемежку с телами погибших матросов, длинными зелеными прядями водорослей и наносами песка.

Маркус и Калис неподвижно стояли неподалеку от Николаса, держась за чудом уцелевший штормовой канат, что был укреплен вдоль палубы. Бриза обеими руками вцепилась в поясной ремень Маркуса. Гуда по-прежнему прижимал к себе бесчувственного чародея, а свободной рукой держался за кабестан. Кожа на его лысой макушке была рассечена, и по морщинистому лицу струилась кровь. Накор каким-то непостижимым образом угодил в самую середину спутанного мотка тросов у главной мачты и отчаянно вопил, требуя, чтоб кто-нибудь поскорее освободил его от этих пут.

Николас тщетно искал глазами своего сквайра.

- Гарри! - крикнул он в надежде, что тот все же остался жив и находится где-нибудь поблизости. Но сквайр не откликался. Тут желудок принца конвульсивно, мучительно сжался, и изо рта и носа потоком хлынула морская вода.

Корабль с протяжным скрипом качнулся влево, и из-под обломка мачты ползком выбрался Амос Траск. Он тотчас же вскочил на ноги и заторопился к принцу, горестно покачивая головой и всплескивая руками.

- Какой разгром, Ники! Бедная, несчастная моя посудина! - Не дождавшись от принца ответа, Амос повернулся к корме и проревел: - Мистер Родес!

Однако помощник не отозвался, и Амос бросился на корму, а затем в трюм, чтобы выяснить, какие повреждения получил его корабль. Вернувшись на главную палубу, он снова направился к Николасу и отрывисто приказал:

- Пусть все немедленно соберутся на палубе у правого борта. Надо взять с корабля все, что удастся спасти. В баркасы погрузить сколько поместится мехов и фляг с пресной водой, а также провизию. Мы идем ко дну, и нам надо успеть отчалить прежде чем "Орел" потонет. Нам дорога каждая минута!

- Разве ничего нельзя сделать, чтоб спасти корабль? - упавшим голосом спросил Николас.

Амос молча покачал головой и побрел на корму. Николас подошел к Калису, который охотничьим ножом разрезал веревки, опутавшие хилое тело исалани, и негромко проговорил:

- Капитан приказал всем собраться на главной палубе. "Орел" тонет. Мы должны будем пересесть на баркасы.

Калис быстро передал приказ Амоса и принца всем, кто остался в живых после шторма и двух погружений трехмачтовика. Николас и Маркус заторопились в свои каюты, пол которых успела уже покрыть все прибывавшая вода. Они поспешно взяли все, что считали самым для себя ценным и дорогим, и снова поднялись наверх, на палубу. Калису удалось не только сохранить при себе свой лук и колчан со стрелами, но и защитить оружие от воздействия морской воды с помощью промасленной кожи. Лук Маркуса унесло в безбрежную пучину одной из огромных волн. Николае со свойственным ему в минуты опасности необыкновенным присутствием духа бросился к каюте Амоса, перешагивая через тела утопленников, валявшуюся в беспорядке поломанную судовую мебель и доски переборок. Он непременно желал спасти самое ценное из всего, что находилось на корабле. Войдя в капитанскую каюту, он открыл маленький люк в полу и вытащил мешок с золотыми монетами, тот самый, который Амос посулил отдать Бризе, если окажется, что она говорила им правду. Николас понимал, что деньги эти очень им пригодятся, когда они доберутся на баркасах до неведомого берега и отправятся на поиски пленников. Он сунул мешок под мышку и пустился было в обратный путь, но, добравшись до трапа, осененный внезапной мыслью, резко развернулся и помчался назад. Вода теперь доходила ему почти до колен. Принц снова пробрался в капитанскую каюту и стал один за другим открывать ящики массивного письменного стола Амоса. К счастью, вода еще не успела повредить то, что он искал. Николас радостно улыбнулся и, зажав в свободной руке судовой журнал в красном кожаном переплете, выбежал. из каюты, миновал захламленный коридор и поднялся по трапу на палубу.

"Стервятник" стремительно погружался в океан. За те несколько минут, что Николас провел внизу, крен его стал еще заметнее. Корабль почти уже черпал воду бортом. Матросы один за другим прыгали с палубы в баркасы. Амос, стоявший возле сломанной главной мачты, поманил принца к себе.

Николас протянул ему судовой журнал.

- Я решил, что надо его обязательно прихватить с собой. Он нам может очень пригодиться.

- Да благословят тебя боги, малыш, за то что ты один из всех нас не растерялся в час такого ужасного испытания и мозги у тебя не выпятились набекрень от страха! - с чувством воскликнул Амос, бережно принимая журнал из рук Николаса. - Ведь с помощью этой многоценной книги мы сможем, когда придет время, возвратиться домой!

Николас подошел к борту и свесился вниз. В каких-нибудь пяти футах от него на волнах покачивался один из баркасов. Он обернулся к Траску. В глазах у старого морского волка стояли слезы.

- Амос, нам дорога каждая минута, - нарочито строгим голосом напомнил ему Николас, чувствуя при этом, как у него самого защипало в носу.

- Я сейчас, Ники, - отозвался адмирал. - Я ведь должен последним сойти со своей несчастной посудины.

Николас спрыгнул в баркас, а через несколько мгновений рядом с ним на скамью опустился и Амос. Гуда и один из матросов дружно налегли на весла, чтобы поскорее увести утлое суденышко от тонувшего корабля, иначе баркас могло затянуть в водоворот, который неизбежно должен был возникнуть на месте погружения "Стервятника".

Когда баркас отдалился от корабля всего на каких-нибудь четверть мили, "Стервятник", бывший "Королевский Орел", краса и гордость крондорского флота, вздрогнул всем корпусом и скрылся в морской пучине.

Амос, все это время не сводивший глаз со своего трехмачтовика, горько посетовал:

- Боги, как тяжело с ним расставаться! Точно любимое дитя теряешь! И ведь перед этим последним плаванием мы его, бедолагу, так гнусно изуродовали под стать пиратскому бригу, да еще и обозвали богомерзким именем! И тонуть ему пришлось под позорным черным флагом! - Отчаянию Амоса не было пределов. - Прости уж нас, старина! - крикнул он, махнув рукой в ту сторону, где еще минуту назад виднелись обломки мачт "Стервятника".

Эта надгробная речь паруснику вконец расстроенного адмирала оказала самое неожиданное воздействие на возбужденные нервы Николаса. Ему вдруг стало необыкновенно смешно. Он как мог старался подавить этот внезапный приступ веселья и почти уже в этом преуспел, но тут взор его нечаянно упал на Бризу. Девушка сдавленно хихикала, прикрывая рот ладонью. Тут уж Николас не выдержал и расхохотался во весь голос. Ему вторили Гуда, и матрос, что сидел на веслах, и Накор, и даже неулыбчивый Маркус. Из всех пассажиров баркаса не смеялись только Амос и Энтони, который все еще не пришел в сознание.

- Проклятье! Чему это вы все так радуетесь?! - взревел Траск, на глазах которого еще не успели обсохнуть слезы.

- Сами не знаем, - извиняющимся тоном ответил за всех Гуда. - Не серчайте на нас, адмирал. Наверно, это от пережитого. У всех у нас, я думаю, чуток помутилось в головах.

Сидевшие в ялике отозвались на это замечание новым взрывом смеха. На сей раз даже и сам Амос не удержался от улыбки. Еще через несколько мгновений он уже весело хохотал вместе с остальными.

Вдруг откуда-то сбоку послышался недовольный хриплый голос, показавшийся Николасу смутно знакомым:

- Простите, что мешаю вашему веселью. Но не соблаговолит ли кто-нибудь из вас протянуть мне руку?

Принц повернул голову на звук этого голоса и к неописуемой своей радости разглядел над волнами голову Гарри с прилипшими ко лбу и потемневшими от воды рыжими кудрями. Сквайр медленно плыл к баркасу, гребя одной рукой и придерживаясь другой за обломок мачты.

- Гарри! Так ты жив! - крикнул Николас и перегнулся через борт, чтобы помочь другу забраться в перегруженный баркас. - А я уж было подумал, что ты утонул!

Гарри втиснулся на скамью между Николасом и Гудой и потер ушибленное плечо.

- И очень этим опечалился, как я вижу.

Николас смущенно опустил глаза.

- Прости, Гарри. Похоже, мы все просто немного не в себе. Знаешь, ведь никто из нас, наверное, не сомневался, что мы потонем вместе с "Орлом". Это просто чудо, что нам удалось спастись.

Гарри задумчиво кивнул.

- А меня смыло за борт. Я видел, как "Стервятник" ткнулся носом в дно и решил уж было, что всем вам настал конец.

- Немногие из моих ребят его избежали, - печально вздохнул Амос. - Глядите-ка! - и он обернулся и указал на два других баркаса, которые старались их нагнать. - Эй! В шлюпках! - крикнул он матросам. - Мистер Родес с вами?

- Никак нет, капитан, - ответили ему. - Его убило мачтой.

- Сколько вас на баркасах?

- Двадцать семь на большом, да еще девятнадцать на малом, сэр.

- Есть у вас что-нибудь из провизии?

- Нет, сэр. На большом баркасе ничего.

Один из матросов с малого баркаса весело крикнул:

- А мы прихватили бочонок солонины, да еще другой с сушеными яблоками, капитан! Больше тут ничего не поместилось!

Амос с протяжным вздохом огляделся по сторонам и подытожил:

- Что ж, нам остается только благодарить богов за спасение и грести изо всех сил, чтоб добраться до берега засветло. Ведь через несколько часов стемнеет. - Он махнул рукой экипажам других баркасов. - Держитесь за нами!

Гуда и дюжий матрос налегли на весла. Амос повернулся к Калису.

- Ты у нас самый зоркий, эльф. Гляди теперь в оба, чтоб нам чего доброго не напороться на риф. Тут, поблизости от берега, они могут быть едва прикрыты водой. Следи за волнами. Ежели они в каком-нибудь месте расходятся надвое, то там наверняка будет торчать обломок треклятой скалы. Мы все их должны обойти, чтоб остаться в живых.

Калис молча кивнул. Впереди над каменистым берегом устрашающей необъятной глыбой высилась каменная стена.

- Интересно, что там, позади нее? - пробормотал Николас, вглядываясь в очертания скалы.

Калис пожал плечами.

- Колючие кустарники. А быть может, лес. Или равнина. Надеюсь, там достанет дичи, на которую можно поохотиться.

- Или город, где мы могли бы нанять комнату в трактире и обсушиться у огня, - стуча зубами, проговорил Гарри. Николас покосился на него и не смог сдержать улыбки: бойкий сквайр больше всего на свете походил сейчас на мокрую крысу.

- И где я могла бы купить себе новую одежду, - поддержала его Бриза.

- И раздобыться какой-никакой едой, - с ухмылкой прибавил Накор.

Баркас уверенно продвигался вперед, минуя на своем пути многочисленные рифы и мели. Небольшие волны легонько его покачивали и подгоняли к берегу.

Калис, сидевший на носу, внезапно насторожился и привстал со скамьи.

- Осторожнее! Поверните вправо! Здесь подводные скалы! - предупредил он гребцов.

Гуда, который сидел с левой стороны баркаса, стал усиленно работать веслом, матрос, занимавший место у правого борта, прекратил грести, но перегруженная лодка не успела еще сколько-нибудь значительно сместиться в сторону, как набежавшая сзади волна подтолкнула ее вперед. Послышался скрежет, и баркас резко остановился, словно упершись носом в невидимую стену. Калис и Маркус перелетели через борт и очутились в воде. Бриза расплакалась навзрыд.

Днище баркаса было пробито острой верхушкой подводной скалы. Пробоина оказалась совсем небольшой, но заделать ее было нечем, и вода стала с удивительной скоростью просачиваться сквозь нее в лодку.

- Баркас тонет! - вскричал Амос. -Возьмите из него все, что только можно, и добирайтесь до берега вплавь! - Он обернулся назад и предупредил экипажи двух других баркасов: - Мы напоролись на риф! Ложитесь на другой курс!

Впередсмотрящий на ближайшей из лодок кивнул и махнул рукой в знак того, что приказ капитана будет выполнен. Баркас отвернул налево, чтобы отойти подальше от того места, где получила пробоину лодка Амоса и его спутников.

Николас подхватил со дна тонувшего баркаса два меха с водой, поспешно приторочил их к поясу и прыгнул за борт. Мехи тянули его вниз, и плыть было очень тяжело. Напрягая последние силы, он добрался до суши и выбрался на каменистый берег. Все его спутники так же благополучно достигли побережья.

Второй баркас не избежал участи первого и наткнулся на риф неподалеку от суши. Матросы, выкрикивая ругательства, поспешили перебраться через борт. До берега было совсем близко, и вскоре они присоединились к Николасу и остальным. Лишь последняя лодка, резко забрав влево, благополучно достигла суши и была вытащена на берег.

Амос приказал дюжине матросов вернуться вплавь ко второму баркасу и попытаться столкнуть его с рифа.

- Иначе ведь волны разобьют его в щепы, а нам он еще может на что-нибудь сгодиться, - прокричал он им вслед.

Матросы, на помощь к которым вскоре поспешили еще несколько их товарищей, изо всех сил пытались сдвинуть с места большой тяжелый баркас, но тот прочно застрял меж двух скальных выступов, один из которых к тому же пробил его днище, и высвободить его из этих каменных объятий было невозможно.

Амос принужден был подать матросам знак к возвращению на берег.

- Посудина набрала уже порядком воды, сэр, и здорово отяжелела, - сказал в свое оправдание один из вернувшихся. - Да и эти проклятые рифы вцепились в нее, словно коршун в дохлятину.

Траск угрюмо кивнул:

- Выходит, придется ей оставаться там, и волны разнесут ее в мелкие щепки. - Он взглянул на прибрежные скалы. Тень от них успела уже достичь кромки воды. В воздухе повеяло вечерней прохладой. Амос повернулся к Николасу, Калису, Маркусу и Бризе. - Отыщите на берегу как можно больше веток, досок и щепок, в общем, всего, из чего можно соорудить большой костер. Скоро похолодает, а мы все вымокли до нитки, и у нас с собой нет ни единого одеяла.

Он быстро пересчитал оставшихся в живых матросов и воинов из Крайди. Их оказалось сорок девять. Когда "Стервятник" отплывал из Фрипорта, на борту его насчитывалось более двух сотен человек. И лишь пятьдесят восемь из них, считая Николаса, остальных пассажиров, а также его самого, пережили крушение. Амос обратился с краткой молитвой к Киллиан, богине мореходов, прося ее упокоить с миром души погибших. Он не мог не чувствовать себя виновным в их смерти. А каково-то будет их близким, когда они получат печальную весть, их вдовам и малым детишкам?

Амос с сокрушенным видом покачал головой и приказал матросам:

- А вы постарайтесь-ка разыскать и собрать в одну кучу все то, что волны вынесут на берег. Ведь на бедолаге "Орле" оставалось столько добра!

Матросы повиновались и цепочкой растянулись вдоль каменистого берега. Одни двинулись на северо-запад, другие - к юго-востоку. Лишь те, кто получил серьезные увечья, остались лежать на нагретых солнцем камнях.

Траск подошел к Гуде и Накору. Воин и коротышка чародей о чем-то негромко переговаривались, склонившись над неподвижным телом Энтони.

- Приведите его в чувство, ежели вам это под силу, а нет, так ступайте на поиски корабельных обломков вместе с мальчишками и девицей. Иначе ведь их унесет отсюда приливом. А нам теперь дорога каждая щепка, каждый обрывок парусины. Дела наши - хуже некуда!

Гуда легонько потряс крайдийского чародея за плечи, но тот по-прежнему не шевелился и не открывал глаз. Воин вздохнул, поднялся с колен и побрел вдоль берега, внимательно глядя себе под ноги. Накор, прежде чем уйти, сочувственно улыбнулся Амосу.

- Мне жаль, что все так обернулось, капитан. Бедняга "Орел"! Он служил нам верой и правдой и погиб как герой. А я ведь уж успел к нему привыкнуть. И я хорошо понимаю, как вам-то все это должно быть тяжело.

- Спасибо, друг исалани, за твои добрые слова, - с печальной улыбкой кивнул Траск.

Накор запустил руку в свой заплечный мешок и тотчас же выдернул ее оттуда с такой поспешностью, словно его ужалила притаившаяся там пчела. Его уродливое лицо при этом покривилось от досады.

- Вот ведь какая скверная штука приключилась!

- Деньги, что ли, у тебя пропали? - участливо предположил Траск.

Накор мотнул головой и лукаво улыбнулся.

- Да нет, просто кое-кто в далеком городе Ашанте понес большие убытки. - Амос, услыхав из уст маленького колдуна столь нелепое утверждение, молча вытаращил на него глаза, Накор же, улыбнувшись еще шире, как ни в чем не бывало продолжал: - Хозяин фруктового склада наверняка очень огорчится, когда обнаружит, что морская вода попортила весь его товар. - Покачивая головой, чародей удалился от вконец озадаченного его словами Траска и побрел вдоль берега, вглядываясь в нагромождения камней в поисках обломков кораблекрушения.

Амос устремил глаза на то место, где не более часа тому назад затонул его "Орел". При мысли о флагмане военного флота, обреченном гнить на дне морском близ чужих берегов, и о полутора сотнях погибших матросов на глаза бравого адмирала навернулись слезы.

Часть 2

Глава 1 СКАЛА

Костер медленно затухал. Бриза придвинулась поближе к умиравшему огню, чтобы обогреть озябшие руки последними волнами тепла, которые от него исходили. Остальные, подобно ей, протягивали руки к едва тлевшим угольям нескольких маленьких костерков и подбирались к ним как можно ближе. Несколько человек в тщетной попытке хоть как-то согреться быстрыми шагами бродили взад и вперед по берегу, перескакивая с камня на камень и спотыкаясь о скальные выступы. Каменистый берег был обследован ими еще минувшим днем. Он тянулся на много миль в обе стороны от того места, где они высадились, и сплошь состоял из песка и камней. Нигде не видно было ни малейших следов какой-либо растительности. Впереди них плескалось море, позади высилась каменная стена, тянувшаяся вдоль всего побережья, насколько хватало глаз. Щепок и досок, чтобы поддерживать огонь, у них больше не осталось. Дни в этих южных широтах стояли жаркие, ночи - холодные. Из вынесенных волнами на берег обрывков парусины путники соорудили некое подобие убежища от дождя и ветра. Опорами ему служили обломки мачт и рей. Мокрая древесина, едва занявшись огнем, начинала чадить, и костры, которые они жгли нынешним и минувшим вечерами, едва тлели и давали гораздо больше дыма, чем тепла. Солонина была безнадежно попорчена морской водой. Сушеные яблоки остались невредимы, а с помощью нехитрых приспособлений из тонких бечевок и железной проволоки матросам удалось наловить немало съедобной морской рыбы. Но есть ее им приходилось полусырой, поскольку посуды, чтоб сварить ее или зажарить, у них не было. Выпотрошенных рыбин укладывали на уголья и терпеливо дожидались, пока они хоть немного пропекутся с обеих сторон. За полтора дня, проведенных на этом неприветливом берегу, путники не увидали здесь ни одной морской птицы.

Энтони очнулся от забытья лишь к утру. Он решительно ничего не помнил о своей попытке противостоять неведомым чародеям с черного корабля. Воспоминания его обрывались на том мгновении, когда он только еще начал читать свое заклинание. Узнав, к чему это привело, он едва снова не лишился чувств от стыда и раскаяния. Силы вернулись к нему, когда обнаружилось, что раненые матросы все как один нуждались в помощи лекаря.

На второе утро их пребывания на берегу Амос подошел к Николасу и без всяких околичностей, спокойно и деловито ему заявил:

- Мы все здесь помрем. Я много чего повидал на своем веку, но в таком проклятом, гиблом, позабытом богами месте мне еще бывать не доводилось.

- Так что же нам по-твоему делать?

- У нас только два выхода. Мы можем отправить тех, кто поместится в единственном уцелевшем баркасе, на разведку к югу. Пусть попытаются обойти эту проклятую скалу - где-нибудь же она должна закончиться - и приведут к нам подмогу. Еще можно попробовать отыскать мало-мальски подходящую тропу и по ней перебраться через гору. Но наверное все ж правильнее было бы разделиться на два отряда и сделать то и другое разом.

- Нет, - возразил Николас. - Терять друг друга из вида слишком рискованно. Мы останемся вместе.

Амос принужден был с этим согласиться:

- Пожалуй, ты прав. Но ясно одно: нам надо убираться отсюда подобру-поздорову. Иначе мы просто умрем с голоду.

- Значит, первым делом необходимо отыскать тропу, - кивнул принц.

- Я старше вас всех, - буркнул Амос, - и все ж согласен рискнуть подняться на эту растреклятую горищу. Лучше уж сломать себе шею, чем медленно подыхать здесь без воды и еды.

Николас критически оглядел его плотную, приземистую фигуру.

- Ты у нас еще хоть куда, Амос. Я вот гораздо моложе тебя, а меня при мысли о подъеме на такую высоту тоже пробирает дрожь. Прежде ведь мне почти не приходилось лазать по горам. И потом, моя нога... - Он вздохнул и повернулся к Калису и Маркусу. - Вы сможете распознать тропу к вершине скалы, если на нее набредете?

Маркус, озадаченно нахмурившись, пожал плечами. Калис согласно кивнул:

- Куда мне идти?

- Вот туда, - Николас махнул рукой в сторону северо-запада. - А ты, Маркус, отправляйся на юго-восток. Но я вас прошу, даже если вы ничего не найдете, долго там не задерживаться. Вы оба должны вернуться сюда, когда солнце склонится к закату.

Разведчики кивнули и разошлись в разныестороны. Они шли уверенной, хотя и не слишком быстрой походкой, экономя каждое движение: голод последних дней подточил их силы, и юноши не могли себе позволить расходовать их попусту. Запасы пищи подходили к концу, и Николас хорошо понимал, что если в ближайшие дни их не удастся пополнить, всех, кто нашел прибежище на этом негостеприимном берегу, ждала мучительная смерть. Кроме того, по меньшей мере дюжина матросов страдали от ран и ушибов, полученных во время кораблекрушения, а иных, в чьи легкие попала вода, терзали лихорадка и тяжелый кашель. Накор и Энтони старались по мере своих сил облегчить их мучения, но чародеи-лекари мало чем могли помочь недужным без мешка с целебными снадобьями, с которым Энтони никогда прежде не расставался и который был унесен волнами. Николас, чье тело было сплошь покрыто синяками и кровоподтеками от ударов о палубу и тросы, от души сочувствовал раненым. Боль, которая не оставляла его ни на минуту, разумеется, не шла ни в какое сравнение с их тяжкими страданиями. Тех же, кто получил более серьезные увечья, смыло за борт, и они обрели вечный покой на дне океана.

Когда Калис и Маркус исчезли из вида, остальные стали пересчитывать, сортировать и делить между собой то немногое, что им удалось подобрать на берегу. Оружия у отряда осталось очень немного: Гуда и Николас сохранили свои мечи, Калис - лук и колчан со стрелами, и лишь некоторым из матросов посчастливилось не потерять в крушении ножи и кинжалы. На второй день их пребывания на каменистом берегу волны выбросили на валуны небольшой засмоленный бочонок, в котором хранился мешок сухарей. Эти твердые как гранит хлебные лепешки да сушеные яблоки составляли весь запас еды для оставшихся в живых. Из найденных меж камней обрывков канатов и линей Николас приказал матросам сплести несколько веревок. С их помощью отряд должен был взобраться на скалу, и, хотя веревки эти казались Николасу короткими и недостаточно прочными, ему не оставалось ничего другого, как доверить им свою жизнь и жизнь всех своих спутников.

Океан так нещедро поделился с ними своей добычей, что у отряда ушло немногим более часа на самый подробный и тщательный осмотр и дележ трофеев. Когда с этим было покончено, Николас, стараясь прогнать навязчивые мысли о еде, подсел к погасшему костру. Делать до возвращения разведчиков было решительно нечего.

К остывшим угольям вскоре подошла Бриза и присела возле Николаса. Покосившись на Гарри и Накора, которые дремали неподалеку на голых камнях, чтобы за недостатком пищи восполнить силы с помощью целительного дневного сна, она несмело взглянула на Николаса и кашлянула.

- Можно кое о чем тебя спросить?

- Конечно, - кивнул Николас.

- Маркус... - пробормотала она и тотчас же умолкла.

- Что - Маркус? - с лукавой усмешкой спросил Николас.

- Ты ведь хорошо его знаешь...

Николас поспешно ее прервал:

- Ничего подобного! Мы с ним едва знакомы.

- Так ведь вы же с ним братья, - удивилась девушка.

Николас пожал плечами:

- А я был уверен, что ты успела уже все о нем разведать.

- Что именно? - нахмурилась Бриза.

- Ну, кто он и откуда.

- Я слыхала, что Маркус - сын какого-то герцога. Это мне Гарри сказал. Но разве ж ему можно верить?

Николас кивнул:

- Он мне вовсе не брат, а всего лишь кузен.

- Но ты сам только что сказал, что едва с ним знаком! - с укором воскликнула она.

- Я сказал тебе правду. Маркуса я впервые встретил всего за несколько недель до нашего отплытия во Фрипорт. Я ведь родом вовсе не с Дальнего берега.

- А где же твой дом?

- В Крондоре.

Бриза разочарованно вздохнула:

- А я-то надеялась, что ты мне о нем много чего расскажешь.

Николас с невольным сочувствием взглянул на ее красивое личико, вытянувшееся от огорчения. Прежде ему было невдомек, что за ее полушутливым преследованием герцогского сына могло крыться нечто гораздо более серьезное.

- Мне, право, очень жаль, что я ничем не могу тебе помочь, - сказал он. - Ты лучше расспроси о нем кого-нибудь из воинов крайдийского гарнизона. Ведь некоторым из них посчастливилось пережить крушение "Орла".

Бриза вяло махнула рукой:

- Вот уж это-то мне совсем ни к чему. Я просто так тебя о нем спросила, из одного любопытства. Нам ведь нипочем отсюда не выбраться.

- Это еще что за разговоры?! Чтоб я больше такого не слышал! - сердито прикрикнул на нее принц.

Бриза резко вскинула голову и взглянула на него с испугом и недоумением. Гарри, перевернувшись на другой бок, сонно пробормотал:

- В чем дело?

Николас понизил голос и убежденно проговорил:

- Я только хотел сказать, что не следует высказывать такие мысли, даже если они не дают тебе покоя. Нам нельзя поддаваться отчаянию. Покориться своей участи - значит погибнуть. Мы должны во что бы то ни стало отсюда выбраться, и нам это удастся, вот увидишь!

Бриза растянулась на камнях возле Гарри.

- Тебе виднее, - прошептала она. Слова Николаса ее явно ни в чем не убедили. Но девушка не желала тратить быстро таявшие силы на бесполезные пререкания.

Николас окинул берег сумрачным взором. До возвращения разведчиков оставалось еще немало времени. Он уткнул подбородок в колени и погрузился в невеселые думы.

На закате в лагерь вернулся Калис. Он опередил Маркуса всего на несколько минут.

- Я не нашел ничего, что хоть отдаленно напоминало бы тропу, - сказал полуэльф. - И не отыскал ни одного места, сколько-нибудь удобного для восхождения.

- В южном направлении тоже нет ни тропы, ни подъема, - вздохнул Маркус.

Николас развел руками и подытожил:

- Значит, мы либо попытаемся подняться здесь, либо обогнем гору с юга и взберемся на нее, где это удастся.

- Почему именно с юга? - нахмурился Маркус. - Я ж ведь только что сказал: там решительно негде подняться!

- А потому, - терпеливо пояснил Николас, - что мы в любом случае должны двигаться на юг. Ведь именно туда похитители увезли пленников.

Принца поддержал Амос:

- Нам так или иначе надо отсюда убираться. И ежели проклятая гора со всех сторон одинаково неприступна, то лучше уж, как предлагает Ники, идти туда, куда ведут следы бандитов.

- Значит, это решено, - кивнул принц. - Нам надо как следует выспаться и поутру съесть все припасы, что мы не сможем взять с собой. Это подкрепит наши силы.

Когда солнце уже почти скрылось за кромкой горизонта, к лагерю подошли Накор и Гуда с охапками щепок и несколькими досками в руках.

- Мы еще утром разложили их на валунах для просушки, - сказал исалани.

- И они загорятся по-настоящему, - улыбнулся Энтони, - стоит только их поджечь!

Калис быстро разделил остатки вчерашнего костра - полуобгоревшие головни и сухие ветки - на две небольших кучки и высек огонь с помощью охотничьего ножа и кремня. Вскоре на берегу весело запылали два костра. Накор и Гуда то и дело подкладывали в них высушенные щепки и доски.

Матросы и воины с наслаждением протягивали руки к огню. Энтони, Накор и Гуда подтащили к кострам раненых. Настало время подумать и о ночлеге.

Накор опустился на камни подле Николаса. Несколько минут оба молча грызли сухари. Размолов зубами очередную жесткую лепешку и не без усилия ее проглотив, коротышка без всяких предисловий вдруг выпалил:

- Вода! Питьевая вода - вот в чем главная загвоздка!

- Но пока у нас ее достаточно, - вяло возразил принц. От еды и тепла его разморило, и он был совсем не в настроении с кем-либо говорить.

- Ведь мы же не нашли поблизости ни одного ручейка или ключа с пресной водой, - продолжал Накор. - У нас остались еще полные доверху мехи, которые удалось вынести из баркасов, но мы не можем тащить их с собой по отвесной скале.

- Ясное дело, не можем, - подхватил Амос, внимательно прислушивавшийся к словам чародея.

- И что же ты предлагаешь делать? - устало спросил принц.

Накор пожал плечами.

- Надо, чтоб все выпили как можно больше воды перед тем, как мы тронемся в путь. Это избавит нас от лишней ноши. А после, коли мы найдем мало-мальски пригодный путь к вершине скалы, придется отрядить несколько человек, чтоб они сюда вернулись и снова наполнили фляги из оставшихся мехов.

- А в чем мы будем переносить еду? - спросил его принц.

- О какой еде ты ведешь речь? - с горечью спросил Энтони, подсаживаясь к огню. - Утром ее почти не останется. - Он помолчал и глухо добавил: - Минуту назад один из матросов умер у меня на руках.

Амос, бормоча ругательства, поднялся на ноги и подозвал к себе двоих членов команды "Орла".

- Возьмите большой кусок парусины и пару веревок. Мы привяжем к ногам этого бедняги камень и сбросим его в море, когда поднимемся достаточно высоко. Негоже оставлять мертвого товарища непогребенным. А чтоб спалить его на костре, у нас недостанет Дров.

Матросы бегом бросились выполнять приказ капитана. Амос вернулся на свое место у огня. Несколько минут он молча глядел на языки пламени, затем сказал дрогнувшим голосом:

- Это только первый из тех, кого нам придется хоронить!

До самого отхода ко сну никто не произнес больше ни слова.

Целых полтора дня отряд унылой цепочкой двигался вдоль берега к югу. Идти было неимоверно тяжело. Путников изнуряли жара, голод и жажда. К вечеру второго дня Маркус указал рукой на склон горы:

- Вот здесь, у этой зазубрины на вершине, я повернул назад, когда ходил в разведку.

Душой Николаса овладело отчаяние. Им потребовалось почти два дня, чтобы добраться туда, куда быстроногий Маркус дошел всего за несколько часов. Тяжелее всех пришлось больным и раненым, а также тем, кто вел их под руки, тратя на это свои и без того подточенные лишениями силы.

Стараясь ничем не выдать своих чувств, Николас коротко распорядился:

- Вы с Калисом пройдите чуть дальше. Быть может, ты вернулся, когда до тропы или пологого подъема оставалось совсем немного. - Он заставил себя улыбнуться и долго смотрел вслед удалявшимся Маркусу и эльфу, творя в душе молитву. Ему так хотелось надеяться, что путь к вершине будет наконец найден.

Амос отошел в сторону от остальных и поманил к себе Николаса.

- Завтра поутру, - негромко, чтобы никто, кроме принца, не смог его услыхать, сказал капитан, - нам, что б там ни было, надо начать подниматься на проклятущую скалу.

- Иначе мы настолько ослабеем от голода, что это станет нам не по силам, и мы все умрем, - мрачно кивнул Николас.

- Мы уже умираем, - с горькой усмешкой поправил его Амос. - И дня через два, даже если отыщется самый что ни на есть безопасный путь наверх, половина из нас будет не в силах взойти к вершине и через нее перевалить. - Он склонился к самому уху Николаса и едва слышно прибавил: - Может статься, что в их число попаду и я сам. Больно уж ноют мои старые кости. Должно статься, к непогоде.

- Думаешь, скоро начнется буря? - встревожился Николас.

- Буря не буря, а погода как пить дать поменяется.

Николас взглянул на край неба, озаренный лучами закатного солнца.

- Через пару часов станет совсем темно. Я отдам приказ всем готовиться ко сну. Чем дольше нам удастся поспать, тем больше у каждого останется сил для завтрашнего восхождения,

Амос молча кивнул, и они возвратились к остальным. Амос и Накор принялись оделять всех скудными порциями сухарей и сушеных яблок. Николас подошел к Гарри. Сквайр со страдальческим выражением лица массировал ступни и щиколотки.

- Как ты? - участливо спросил его принц.

Гарри плутовато усмехнулся.

- Ты не поверишь, но я ужасно устал и проголодался. Ума не приложу, с чего бы это, а?

Николас улыбнулся и потрепал Гарри по плечу. Он знал, что чувство юмора не покидало его жизнерадостного приятеля даже во время самых тяжких испытаний. Сквайр и теперь остался верен себе. Николас был благодарен ему за то, что шутками тому нет-нет да и удавалось разрядить гнетущее настроение, что царило в отряде.

- Гарри, я хочу тебе поручить идти завтра самым последним и следить, чтобы никто из наших не отстал. Я уверен, что ты с этим справишься лучше, чем любой из нас.

Гарри согласно кивнул:

- Сделаю что смогу. Можешь на меня положиться.

Николас взглянул на Бризу. Девушка, казалось, не обращала ни малейшего внимания на то, что творилось вокруг. Мысли ее витали где-то далеко.

- Бриза, а как ты-то себя чувствуешь? - с участием спросил он ее.

- Я ужасно устала и проголодалась, - мрачно буркнула она в ответ.

Николас принужденно рассмеялся:

- Два сапога пара!

Он повернулся и зашагал к Амосу и Накору, чтобы им помочь. Бриза проводила его глазами.

- А он держится совсем даже неплохо, даром что еще такой желторотый мальчишка. Как по-твоему?

- Еще бы! - усмехнулся Гарри. - Это ж ведь у него в крови. Ники появился на свет, чтоб отдавать приказы и подавать всем и каждому добрый, достойный пример.

- А ты? - насмешливо спросила девушка.

- Ну я ж ведь не принц! - И Гарри обезоруживающе улыбнулся. - Мой отец - всего лишь граф, чей титул и состояние к тому же унаследую не я, а мой старший брат. Мне же остается самому добывать себе и богатство и почести.

- И от кого ты их рассчитываешь получить? Неужто от него? - Бриза с иронией кивнула вслед Николасу.

- Представь себе, это вполне возможно. - Гарри был явно задет ее насмешливым недоверием. - Ники - весьма важная персона. Заруби это себе на носу! Ведь он - родной брат нашего будущего короля.

- Так я тебе и поверила! - фыркнула Бриза.

- Я вовсе и не думал шутить. Николас - младший из сыновей принца Аруты. А отец Маркуса - брат Аруты, герцог Мартин Крайдийский.

- Как же, как же! - расхохоталась Бриза. - Значит, ты хочешь меня убедить, будто эти два оборванца - куда какие важные птицы. Вот уж не думала, что ты меня держишь за такую дуру.

- Не хочешь - не верь, - теряя терпение, проворчал Гарри. - Но имей в виду, что в один прекрасный день Николас станет правителем целого герцогства или даже государства.

- Но только в том случае, - зевнув, примирительно пробормотала Бриза, - если он доживет до этого прекрасного дня.

Гарри нечего было на это возразить, и он промолчал.

Бриза положила голову ему на плечо.

- Только не подумай чего-нибудь этакого! - строго предупредила она. - Я просто очень уж озябла.

Гарри был явно задет ее словами.

- Можешь ничего мне не объяснять, - засопел он. - Я ведь понятливый. Ты ко мне подсела, потому что Маркуса нет рядом. Ведь так?

- Вроде того, - призналась девушка. - А к тому же я и впрямь замерзла, а с тобой ведь можно ничего такого не опасаться.

- Ты что же, решила надо мной поиздеваться? - вскипел Гарри. - Вот так комплимент! Она, видите ли, чувствует себя рядом со мной в полной безопасности, будто я евнух какой-нибудь!

Бриза звонко чмокнула его в щеку.

- Не злись на меня, сквайр. Я ж ведь не хотела тебя обидеть. Ничуть не бывало! Ты, вообще-то, парень что надо. И очень даже мне нравишься. И я готова тебя любить, как брата.

Она устроилась поудобнее в его объятиях и вскоре сонно засопела. Гарри было приятно ощущать тепло ее тела у своей груди. Но слова девушки задели его гораздо больнее, чем он готов был признать. Нахмурившись, он покачал кудрявой головой и прошептал:

- Как брата! И только?

К рассвету Маркус и Калис все еще не вернулись из разведки. Николас приказал всем собраться и тронуться в путь им навстречу. Отряд шел еще медленнее, чем прежде. Через час с небольшим вдали показалась едва различимая фигура. Николас бегом бросился вперед. В стремительно шагавшем по камням и песку разведчике он вскоре узнал Маркуса.

- Что-нибудь нашли? - прокричал принц кузену еще издали.

- Калис отыскал относительно пригодный путь к вершине в полумиле отсюда и там остался, - ответил запыхавшийся Маркус. - Некоторым из нас этот подъем, боюсь, будет не по силам. Но искать другой у нас просто нет времени.

Николас согласно кивнул и, понизив голос, прибавил:

- Восхождение надо начинать сегодня же. Иначе мы недосчитаемся доброй половины отряда. Час от часу силы людей тают, а подкрепить их нечем. Да ты и сам это знаешь не хуже меня.

Маркус оглядел цепочку изможденных, оборванных мужчин, что брели к ним навстречу, и коротко, угрюмо кивнул.

Им понадобилось немало времени, чтобы дойти до того места, где остановился Калис. Больным и увечным было неимоверно тяжело брести по песку и камням даже и с поддержкой, какую им оказывали остальные по мере своих возможностей. Едва завидев эльфа, Николас заторопился к нему, оставив отряд позади. Он бежал к Калису, обливаясь потом и тяжело дыша. Ноги его по щиколотку увязали в горячем песке. Эльф молча указал ему на плоский выступ футах в десяти над подножием скалы и помог на него взобраться. Николас придирчиво оглядел каменный карниз и пещеру, которая открывалась у его внутреннего края. Она была достаточно высокой, чтобы даже он при своем высоком росте мог войти, не нагибая головы, и казалась очень просторной. Пещеру эту можно было скорее назвать каменным коридором. Он уходил далеко в глубь скалы. Калис помог подошедшему Маркусу влезть на выступ и поднялся на него следом за ним.

- Пещера тянется сквозь всю гору? - с надеждой спросил Николас. - По другую сторону из нее есть выход?

Калис помотал головой:

- Нет, там дальше тупик. Но здесь смогут укрыться те, кому не под силу будет подняться на вершину.

- Мы никого здесь не оставим, - упрямо возразил Николас. - Подняться придется всем до единого!

Маркус грустно улыбнулся и с горечью проговорил:

- Ты ведь и сам понимаешь, что это невозможно. Некоторые из матросов едва бредут даже по ровной земле. Где уж им вскарабкаться на такую крутизну! - и он кивком указал вверх.

Николас поднял голову. У самого входа в пещеру два высоких и плоских скальных выступа расходились в стороны в форме буквы V. Вдоль одного из них тянулась узкая, крутая тропа. Николас не мог разглядеть, что скрывалось дальше, за выступом, и куда потом вела эта тропа.

- Ты туда поднимался? - спросил он Калиса.

- Да, я там был, -кивнул эльф. - За этим уступом есть еще один, и тропинка тянется вдоль него, а потом обрывается. Но чуть выше, футах в шести над тем карнизом, в скале есть вертикальное отверстие наподобие широкой трубы. Судя по всему, оно-то и ведет к вершине.

- Как же мы сможем по ней взобраться? - с все нараставшим беспокойством спросил Николас.

Калис протяжно вздохнул.

- Что и говорить, этот этап восхождения - самый трудный из всех. Но если двое, а лучше -трое из нас заберутся вверх по этой трубе, мы сможем сбросить оттуда веревку и вытянуть на вершину всех, кто доберется до второго выступа.

- Но те, кто совсем ослаб, у кого повреждены ноги или руки, не смогут туда подняться даже и с нашей помощью, - добавил Маркус. - Им вряд ли удастся взобраться даже и на второй выступ. Тропа слишком для них крута.

Николас с досадой ударил кулаком по скале. Ему нечего было возразить на слова кузена.

- Мы сделаем все, что в наших силах, - твердо отчеканил он. - Но прежде всего надо помочь остальным подняться хотя бы на этот карниз.

Камни, на которых они стояли, были нагреты ярким полуденным солнцем. Юноши чувствовали исходившее от них тепло даже сквозь подошвы сапог. Когда отряд поднялся на первый из выступов, Николае приказал всем до времени укрыться в пещере. Восхождение решено было начинать только с приближением заката, когда жара хоть немного спадет. Николае отвел Траска в сторону и негромко сказал:

- Как только солнце зайдет за вершину, мы с Калисом и Маркусом попробуем подняться по трубе наверх.

- А почему именно ты? - с явным неудовольствием отозвался Амос.

- Потому что из всего нашего отряда мы трое - самые молодые и сильные.

- А как же Гарри?

- Ему я поручил кое-что другое, - сдержанно проговорил Николас.

- Но ведь тебе никогда прежде не случалось лазать по горам, - не сдавался Траск.

Николас ободряюще улыбнулся старику и потрепал его по плечу:

- Согласись, Амос, каждому из нас порой выпадает делать то, чего он не умеет, к чему у него не лежит душа. И я не исключение. Увидишь, со мной все будет в порядке. - Он принужденно улыбнулся и прибавил: - Стану опытным скалолазом. Может, это уменье когда-нибудь в будущем сослужит мне хорошую службу. А если я пошлю на этот риск кого-то другого и потом доберусь до вершины на веревке, меня до конца моих дней будет мучить стыд. Я просто места себе не найду!

Амос выругался сквозь зубы и с нежностью проворчал:

- Ох, малыш Ники! Ты с каждым днем делаешься все больше и больше похожим на своего папашу, да продлят боги его дни! Ладно уж, лезь по этой проклятой трубе вместе с Маркусом и эльфом. Но имей в виду: следом за вами по веревке на вершину поднимется Гуда!

- Это еще почему?

- А потому, - Амос назидательно повысил голос, - что здесь нам его меч и твердая рука без надобности, а там он сможет защитить вас в случае чего.

- Решено, - кивнул Николас. - Но после Гуды к нам поднимешься ты.

- Я пойду последним, - запротестовал Амос.

Николас дрогнувшим голосом возразил:

- Некоторые из воинов и матросов не смогут подняться на следующий выступ. Нам надо с этим смириться. Ведь глупо было бы и остальным погибнуть вместе с ними.

Амос обернулся назад и скользнул глазами по спокойным, прозрачно голубым водам океана.

- Я их капитан. Я должен идти после них. Вот мое слово, и я от него не отступлюсь!

Николас хотел было продолжить спор, но после недолгого раздумья счел за благо не возражать адмиралу,. У него созрел другой план, для осуществления которого он должен был найти возможность переговорить с Гарри наедине.

- Будь по-твоему, - с притворной кротостью кивнул Николас. - Но подняться к вершине ты должен непременно. Остальным распорядится судьба.

Амос вздохнул и, ворча что-то себе под нос, прошел в глубь пещеры, к раненым морякам. Николас уселся на край выступа и стал нетерпеливым взором следить за полоской света, что медленно скользила вверх по склону.

Из пещеры выглянул Накор. Он подошел к Николасу и опустился на теплый камень с ним рядом.

- Скоро вы пойдете?

Николас кивнул:

- Через несколько минут. Надо, чтоб солнце спряталось за вершину. Иначе оно нас будет слепить, да и камни еще слишком горячие, чтоб держаться за них руками.

- Тебе не страшно? - с неподдельной тревогой осведомился чародей.

Николас на мгновение задумался, затем уверенно покачал головой.

- Представь себе, нет! Я чувствую голод, жажду, усталость, - что угодно, только не страх. Наверное, это оттого, что на карту поставлено слишком многое.

- Да не допустят боги, чтобы мужество тебе изменило во время восхождения! - с чувством воскликнул исалани.

Николас кивнул и склонился к самому уху Накора.

- С полдюжины матросов и воинов, а быть может и того больше, не в силах будут подняться к вершине, - прошептал он едва слышно.

Накор с сочувственной улыбкой шепнул ему в ответ:

- Все мы когда-нибудь умрем. Каждый об этом знает и страшится своего часа. И до чего ж бывает тяжело, когда смерть настигает тех, кто с нами рядом! Пусть это даже и едва знакомые нам люди, с которыми мы и двух слов не сказали.

Николас повернулся спиной ко входу в пещеру и задумчивым взором обвел полоску каменистого берега и расстилавшиеся за ним воды океана. Легкий ветер играл его длинными волосами.

- Я видел так много смертей за последние месяцы, что должен был бы отнестись к гибели еще нескольких людей с полным равнодушием. Ведь им ничем нельзя помочь. Но я все никак не могу к этому привыкнуть. Мне так хотелось бы хоть что-нибудь для них сделать!

- Вот и хорошо, что ты так на это смотришь, - ухмыльнулся Накор. - О жизни и смерти, о потерях, коих нельзя избежать, легко рассуждать, сидя у очага с кубком доброго вина в руке. А когда смерть глядит тебе в глаза и косит тех, кто рядом, не очень-то пофилософствуешь. На такое способны только глупцы и злодеи. Хвала богам, что ты не из их числа!

- Да, когда речь идет о жизни и смерти, приходится действовать не раздумывая, - согласился Николас.

Накор положил свою узкую сморщенную ладонь ему на плечо.

- А знаешь, почему именно, по какой такой причине некоторые из этих бедняг нынче умрут?

- Нет, - с горечью ответил Николас. - И очень бы желал это узнать.

- Это потому, - проникновенно проговорил исалани, - что внутреннее существо некоторых из них устало противиться тяготам жизни, тогда как дух других еще крепок и полон сил.

- Не очень-то я понял, о чем ты, - озадаченно пробормотал Николас.

Накор поднял руку и описал ею в воздухе подобие круга.

- Все, что мы зовем жизнью, состоит из очень занятного вещества.

- Вещества? - недоуменно переспросил принц.

- Вот именно, - усмехнулся исалани и взглянул в сторону океана узкими черными глазами. - Ты видишь перед собой безбрежное море, и эту скалу, и облака, ты чувствуешь, как веет ветер. Но то же самое вещество в других его проявлениях нам не дано ни увидеть, ни почувствовать. Глупцы вроде Энтони приписывают ему волшебные свойства. Верь мне, принц: все, что нас окружает, начиная с твоих сапог и кончая звездами в небесах, сделано из одного и того же материала.

- Из какого? - с недоверчивой улыбкой спросил Николас.

Накор развел руками:

- Да кто ж его знает? Я его зову просто веществом или же материалом. Другого, более красивого названия для него мне подыскать не удалось. Этот материал составляет основу всего сущего, но рассмотреть его нам не под силу. Он придает всему форму и цвет, он как клей соединяет воедино разрозненные части живых тел и неживых вещей. Одно из его самых удивительных проявлений - это то, что мы привыкли звать жизнью. - Накор со своей привычной ухмылкой пристально заглянул Николасу в глаза и прибавил: - Тебе довелось много всего испытать за короткое время. Ты уже совсем не тот юнец, что отплывал из Крондора на борту "Орла". Но впереди еще немало тягот, и ты должен будешь все их преодолеть, прежде чем станешь тем, кем тебе надлежит быть. А пока внимательно меня выслушай. Порой смерть приходит к людям совеем нежданной, и они принуждены против своей воли брести за нею в чертоги Лимс-Крагмы. Таково веление богов. Но ежели кому дается право выбирать, и противиться судьбе, и с нею спорить, как вот этим матросам, что ждут сейчас в пещере, то мы должны с покорностью принять их выбор.

- Я все еще не в силах до конца понять смысл твоих слов, Накор, - смущенно признался Николас.

Обернувшись назад и махнув рукой в сторону входа в пещеру, Накор понизил голос:

- Дух некоторых из этих людей надломлен и слишком слаб, чтобы сопротивляться неизбежному. Они готовы покориться своей участи. Понимаешь?

- Думаю, что да, - кивнул принц. - Потому-то одни порой умирают от легкого недуга, от пустяковых ран, а другие, получившие тяжелые увечья, и те, кто страдает серьезными болезнями, остаются в живых.

- Вот именно, - улыбнулся исалани. - И ты не можешь держать ответ за всех, кто обречен погибнуть. Это их и только их выбор, хотя сами они, конечно же, об этом не ведают. И ни короли, ни священники не в силах им помочь. Человек всегда остается один на один со своей судьбой. Запомни это, принц.

- Запомню, - вздохнул Николас и с благодарностью улыбнулся Накору. - Знаешь, когда наш "Орел" во второй раз погрузился в воду, я пытался подняться почти с самого дна на поверхность, но у меня ничего из этого не вышло. Меня затягивало все ниже и ниже. Дышать было нечем, я едва не потерял сознание и уж подумал было, что для меня все кончено.

- И что ты при этом чувствовал? - с любопытством спросил исалани.

Николас поежился. Брови его сошлись у переносицы.

- Жутко об этом вспоминать! Страх, отчаяние, а потом - странное спокойствие и какую-то отрешенность. Я словно видел себя со стороны и ясно понимал, что умираю.

Накор коротко, понимающе кивнул. Было очевидно, что Николас сказал именно то, что он ожидал от него услышать.

- Это означает, что час твой еще не настал. Судьба хранит тебя, принц. Но она совсем не так милостива к некоторым из этих бедняг. - Он кивнул в сторону пещеры. - И нам придется с этим примириться.

- Но мне это не по душе, - хмуро пробормотал Николас.

Накор оглядел его с головы до ног и с ухмылкой проговорил:

- А это означает, что придет время, и ты сделаешься мудрым, милосердным, справедливым правителем. Но для начала тебе предстоит вскарабкаться на вершину этой горы, не так ли?

Николас с усталым вздохом покосился на исалани:

- Да, Накор, я должен туда подняться в числе первых и помочь остальным. Иначе я просто перестану себя уважать.

- А про амулет ты часом не забыл?

Николас помотал головой:

- Нет, я о нем помню. Паг велел отдать его Энтони и прибегнуть к его помощи только в случае крайней нужды, когда мы не сможем справиться с бедой своими силами. - Он оглянулся в сторону отверстия пещеры. Где-то в глубине каменного коридора крайдийский чародей оказывал сейчас последнюю помощь раненым. - Паг неспроста так решил. Энтони сумеет сберечь амулет и призовет Пага на помощь, когда поймет, что без него нам не справиться. Теперь же, я уверен, мы. должны рассчитывать только на самих себя.

- Тебе пора, принц, - улыбнулся исалани. - Да помогут вам боги!

Николас поднялся на ноги и окинул взором небо. Солнце успело уже скрыться за гребнем огромной скалы. Он кивнул чародею и подошел к пещере.

- Маркус, Калис! Время не ждет!

Калис тотчас же шагнул из пещеры на выступ. В руках у него была длинная веревка, свернутая кольцом. Он продел в него голову и одну руку. Николас и Маркус также повесили себе на грудь и плечи веревочные петли. Взобравшись на вершину, они должны были сбросить веревки тем, кто оставался внизу, и помочь им подняться. Гарри хмуро взглянул на Николаса и покачал головой.

- Зря ты это, Ники! Право же, лучше бы ты позволил мне вскарабкаться туда вместо тебя!

- Тебе? - усмехнулся Николас. - Еще чего! - Он дружески похлопал Гарри по плечу и вполголоса, так, чтобы никто, кроме приятеля, не смог расслышать его слов, добавил: - Вспомни-ка, у кого из нас при взгляде вниз с замковой башни начинает кружиться голова и ладони делаются мокрыми?

- Да, - признался Гарри, - твоя правда, я не большой любитель высоты, но мне все же не хочется, чтобы ты Попусту рисковал своей жизнью. Ведь если один из вас сорвется...

- Никто никуда не сорвется! - сердито прервал его Николас.

Гарри принужденно улыбнулся и отошел к наружной стене пещеры. Николас заглянул внутрь и обратился к тем, кто стоял у выхода:

- Когда солнце зайдет за горизонт, мы будем уже на вершине. Мы сбросим вниз конец веревки, чтобы остальные по ней взобрались. - Он повернулся к Амосу. - Ты должен следить за очередностью подъема. Пусть те, у кого больше сил, кто посмелее, помогут слабым и робким. До темноты всем нам надо быть наверху!

Амос согласно кивнул, хотя не хуже Николаса понимал, что поднять всех до единого членов отряда не представлялось возможным. Некоторые обречены были остаться внизу и встретить здесь свою смерть. Из глубины пещеры медленно, прихрамывая вышел один из матросов и остановился рядом с Траском. Нога его от ступни до колена распухла и посинела, лицо было мертвенно бледным от боли. Но он заставил себя улыбнуться и весело обратился к принцу:

- Наш капитан уж проследит, ваше высочество, чтоб все до единого поднялись по веревке.

Николас кивнул и молча зашагал к тропе. Оглянувшись, он заметил, как в руке матроса блеснуло лезвие кинжала, который протянул ему Траск. Бедняга наверняка решил покончить счеты с жизнью, чтобы избежать мучительной, медленной кончины отравы, голода и жажды.

Без труда взобравшись на верхний скальный уступ, Николас приблизился к отверстию длинного и узкого каменного цилиндра, возле которого его уже ожидали Маркус и Калис. Гарри следовал по пятам за принцем.

- Я пойду первым, - сказал эльф, - ведь из всех троих я самый опытный скалолаз. А ты, Маркус, поднимайся за мной следом. Николас, внимательно следи за каждым нашим движением и примечай, куда мы ставим ноги, за какие выступы и выбоины хватаемся руками. Учти, что многие из опор, что покажутся тебе надежными, могут осыпаться при одном твоем прикосновении, другие обрушатся под твоей ногой или рукой, когда ты на них наляжешь всем своим весом. В некоторых поперечных трещинах собирается дождевая вода, а потом она замерзает, и камень крошится под напором льда. Поэтому проверяй каждую опору, прежде чем решишься на нее налечь всей своей тяжестью. Если ты утомишься или оробеешь, непременно нам об этом скажи. Мы тебе поможем или остановимся передохнуть. Ни о какой спешке сейчас не может быть и речи!

Николас благодарно улыбнулся эльфу. Он был несказанно рад, что Калис без его указки решил распоряжаться подъемом. Он повернулся к Гарри и дружески хлопнул его по плечу.

- Внизу ты остаешься за главного! Когда мы опустим веревку, будешь всеми командовать. Сам взберешься последним. - Он понизил голос. - А главное, проследи, чтобы Амос поднялся к нам прежде тебя. Иначе он еще чего доброго останется с ранеными. Этого ни в коем случае нельзя допустить! Если понадобится, стукни его по затылку камнем, чтоб он потерял сознание, и бесчувственного подтащи к веревочной петле и в нее продень. А мы уж вытянем наверх старину Траска. Понял?

- Я все сделаю, как ты велишь, - с улыбкой пообещал ему Гарри. - Ни о чем не тревожься и - удачи тебе!

Калис засунул пальцы в одному ему видимые трещины в скале и стремительно подтянул вверх свое сильное, гибкое тело. Он уперся ступнями в стены каменной трубы и стал нащупывать руками надежные выступы для опоры. В следующее мгновение он снова переместился кверху. Маркус и Николас молча наблюдали за его восхождением, и, когда эльф поднялся по цилиндру футов на десять, Маркус последовал за ним. Движения его были гораздо медленнее и осторожнее, чем стремительные броски Калиса.

Николас старался запомнить, куда именно ставил ноги его Кузен, за какие участки стены он цеплялся пальцами. Но уследить за неторопливыми, уверенными движениями Маркуса было нелегко: в трубе царил полумрак, лишь откуда-то сверху пробивался тусклый отблеск дневного света. Когда Маркус поднялся на достаточную высоту, Николас встал на цыпочки и ухватился обеими руками за край широкой выбоины. Держаться за него было неимоверно трудно: выбоина оказалась неглубокой, и пальцы норовили соскользнуть вниз. Николас понял, что успех первого движения к вершине зависел от его ловкости, от того, сумеет ли он в одно мгновение высоко подпрыгнуть, придерживаясь руками за ненадежную опору, и прочно упереться ногами в стены трубы. Едва он это проделал, как левую его ступню свела судорога боли.

- Проклятье! - прохрипел он. - Только этого еще недоставало!

Маркус наклонил голову и с тревогой на него взглянул:

- Что случилось?

- Ничего! - ответил Николас, стараясь, чтобы голос не выдал его страха.

Он заставил себя не думать о больной ноге и стал медленно ползти вверх, вторя движениям Маркуса.

Гарри проводил принца встревоженным взглядом. Снизу все трое казались ему удивительно похожими на трех гигантских насекомых, взбирающихся по отвесной стене.

Время остановилось. Оно просто не желало двигаться вперед. Николас то вглядывался в перемещения по цилиндру Калиса и Маркуса, то перебирал руками по шероховатой поверхности стены и подтягивался на несколько дюймов ввысь. Он заметно отстал от кузена. Порой ему казалось, что, несмотря на все свои усилия, он остается на одном месте. Трижды Калис предупреждал их с Маркусом, чтобы они избегали опираться на тот или иной выступ, который мог не выдержать тяжести их тел, а один раз нога эльфа соскользнула с хрупкой опоры, и на Маркуса с Никола-сом посыпались мелкие камешки и песок.

В первые часы подъема Николас нередко останавливался в своем движении, чтобы передохнуть и восстановить дыхание, но вскоре он обнаружил, что оставаться на одном месте, упираясь руками и ногами в стены трубы, нисколько не легче, чем по ней передвигаться. С тех пор он больше не давал себе передышки. Никогда в жизни еще он так не уставал. Все тело, превратившееся в сплошной комок боли, было покрыто липким потом, во рту и горле пересохло от пыли, но он не позволял себе думать ни о чем, кроме необходимости найти очередную выбоину, куда можно было бы просунуть пальцы, и уступ, который выдержал бы его вес.

Еще до начала подъема он твердо решил не смотреть вниз, пока не окажется на вершине. Но однажды, перемещаясь с одной стороны трубы к другой, как это сделали до него Маркус и Калис, он невольно опустил глаза в поисках опоры для ног и чуть было не застонал от отчаяния: оказалось, что позади было всего около трети мучительного пути! А он так надеялся, что вершина уже совсем близко! Левую ступню его снова свела судорога мучительной боли. Николас сжал челюсти и, превозмогая боль и отчаяние, стал подтягиваться вверх.

Свежий ветер почти не проникал в каменный цилиндр, и, несмотря на полумрак, в нем было гораздо жарче, чем снаружи, где все еще ярко светило предзакатное солнце. По лбу Николаса катились крупные капли пота. Они попадали ему в глаза и застилали взор всякий раз, как он поднимал голову, чтобы увидеть, как движутся Калис и Маркус, куда они упираются ногами и руками. Он принужден был наклонять голову и отирать лоб о плечо, и это почему-то злило его гораздо больше, чем боль и усталость.

По мере того как Николас поднимался вверх, движения его делались быстрее и увереннее. Он многому научился у Калиса и Маркуса за эти недолгие часы восхождения. Расстояние между ним и кузеном к великой его радости заметно сократилось. Но стоило ему. об этом подумать, как сверху вдруг раздался крик Калиса:

- Эй! Будьте начеку! Здесь вас ждет не слишком приятный сюрприз!

Николас с усталым вздохом поднял голову вверх, но Маркус в этот момент находился на одной линии с Калисом, и принцу не удалось разглядеть ни самого эльфа, ни того участка стены, где он остановился.

- В чем дело?

- Тут труба расширяется.

- И что же нам делать? - с отчаянием спросил Николас. - Неужто ни с чем возвращаться назад?

- Нет, мы сможем тут подняться, - заверил его эльф. - Но для этого надо прибегнуть к хитрости. Снизу кажется, что левая стена трубы совсем близко и до нее можно дотянуться рукой. Но не вздумайте этого делать! Она уходит в сторону, и, чтобы до нее достать, надо сперва нащупать ее поверхность обеими ногами, а потом изо всех сил оттолкнуться спиной от противоположной стены и ухватиться руками за верхний выступ. Ты меня понял, принц?

- Вроде бы да, - неуверенно пробормотал Николас. - Во всяком случае, я не спущу глаз с Маркуса, когда он станет пробираться по этому участку. Спасибо, что предупредил!

Маркус долго оставался на одном месте, и Николас, опасавшийся подбираться к нему слишком близко, принужден был на несколько минут повиснуть над глубоким каменным колодцем. Он упирался в стены трубы руками, ногами и спиной. Сохранять эту скованную позу было значительно тяжелее, чем двигаться вверх, и вскоре от боли и напряжения у него потемнело в глазах. Левая нога тотчас же утратила чувствительность. Ступня соскользнула с выступа, и Николас едва удержался от падения, мгновенно перераспределив тяжесть тела между правой ногой, руками и спиной. От страха его прошиб холодный пот. Маркус возобновил движение. Николас несколько раз глубоко вздохнул, собираясь с силами, и, когда сердце его стало биться ровнее, пополз следом за кузеном. В эти мгновения он как никогда ясно осознал, что поддаваться панике значило обречь себя на верную гибель.

Время по-прежнему упрямо не желало двигаться вперед. Каменной трубе не видно было конца. Николасу казалось, что они преодолели уже по меньшей мере милю. В это мгновение Маркус радостно сообщил:

- Калис пробрался через опасный участок!

Николас ничего ему на это не ответил. У него не было сил говорить. Вскоре настал черед Маркуса подниматься по коварному раструбу каменного цилиндра. Николас отер пот со лба, поднял голову и стал не отрываясь следить за всяким самым малейшим движением кузена. Он видел, как Маркус уверенно поставил ступню правой ноги на заметный выступ на левой стене трубы, опираясь спиной о поверхность правой стороны цилиндра, затем резко оттолкнулся от обеих своих опор и, переместившись вверх и вправо, ухватился пальцами за выбоину. Ноги его при этом разошлись в стороны, как у деревянного паяца, и уперлись в стены трубы. Все это заняло у него лишь несколько мгновений. Николас сказал себе, что ничего сложного в этом маневре нет, и возобновил свое прерванное движение.

Добравшись до широкого участка, он совсем было собрался повторить все виденные им до этого приемы Маркуса, но внезапно пульсирующая боль в левой ступне возобновилась с удвоенной силой, и он принужден был замереть в неподвижности.

- Проклятье! - пробормотал Николас. Он зажмурился и заставил себя, превозмогая боль и дурноту, опереться на левую ногу и переставить правую чуть выше. Резкая боль исчезла так же неожиданно, как и появилась. Николас облегченно вздохнул, и на душе у него внезапно сделалось светло и радостно. Именно теперь он окончательно уверился, что сможет преодолеть подъем и помочь подняться к вершине тем, кто остался в пещере.

Маркус продолжал быстро взбираться наверх. Николас залюбовался снизу его ловкими, слаженными движениями. Но внезапно он с ужасом увидел, как нога кузена соскользнула с едва различимого выступа. Маркус вскрикнул от неожиданности и попытался обрести утраченную опору. При этом он слегка качнулся в сторону, сделал неловкое, судорожное движение корпусом, и вот уже обе его ноги повисли в воздухе. Он тщетно пытался отыскать для них опору и удерживался от падения в бездну на одних лишь руках.

Сердце Николаса сжала ледяная рука страха.

- Держись! - крикнул он Маркусу. - Я тебе помогу!

- Не вздумай этого делать! - хриплым, сдавленным голосом отвечал Маркус. - Передвинься вправо! Ты... висишь... прямо подо мной, и, если я сорвусь... мы оба погибнем!

Слова его прерывались мучительными паузами. По хриплому, прерывистому дыханию кузена Николас без труда догадался, каких невероятных усилий ему стоило удерживаться на весу.

Николас поборол искушение воспользоваться советом Маркуса и переместиться в сторону. Он глубоко вздохнул и стал карабкаться вверх, тщательно выбирая места для опоры. Не хватало еще и ему беспомощно повиснуть в воздухе, подобно кузену! Ведь у них наверняка не хватило бы сил дождаться, пока Калис взберется на вершину и попытается их вытащить с помощью веревки. Маркус продолжал ощупывать поверхность стены пальцами ног. На голову Николасу сыпались мелкие камешки, в глаза и нос попала пыль. Но он продолжал подниматься вверх со всей скоростью, на какую был способен. Ноги Маркуса были уже совсем близко, всего в каких-нибудь нескольких футах над его головой. Калис исчез из вида. Николас от души надеялся, чтоэльф через несколько минут окажется на вершине.

- Держись крепче, - сдавленно пробормотал Николас и подтянулся еще на несколько дюймов вверх. - Я уже рядом с тобой!

Маркус ничего ему на это не ответил. Он наверняка из последних сил удерживался за выступ. Времени терять было нельзя. Николас подтянулся еще выше и коснулся ладонью ступни Маркуса.

- Только не вздумай лягаться, даже если ты боишься щекотки! - предупредил он. - А не то мы оба с тобой рухнем вниз! - Он не без труда подавил в себе отчаянное желание ухватиться за ногу кузена и повиснуть на ней, дав отдых натруженным ступням.

Через несколько мгновений, показавшихся им обоим вечностью, Николас твердо уперся обеими ногами и спиной в стенки трубы и ухватился левой рукой за выбоину. Правую ладонь он подставил под ступню Маркуса,

- Становись на мою руку!

Маркус надавил на его ладонь едва ли не всей своей тяжестью. Николас поморщился от нестерпимой боли. Из глаз его покатились слезы. Ему казалось, что все связки, мышцы и сухожилия его измученного тела не выдержат этого чудовищного напряжения и разорвутся. Ноги его мелко дрожали, нестерпимая боль терзала теперь не только левую ступни, но и всю поверхность спины, ободранную о шероховатую стену трубы. Но он что было сил упирался в каменные выступы и продолжал поддерживать Маркуса, пока тот лихорадочно нащупывал руками следующую опору. Ведь стоило принцу поддаться слабости и панике, и они оба рухнули бы вниз, в бездну. Николас глубоко вздохнул и прикрыл глаза.

Внезапно Маркус убрал ступню с его ладони и как ни в чем не бывало продолжил свой подъем. Николас больше всего на свете хотел бы передохнуть хоть несколько мгновений, но он не мог оставаться в том положении, которое принужден был занять, чтобы спасти Маркуса. Ему следовало медленно, осторожно переместить ноги вниз, удерживаясь от падения с помощью одних лишь рук и спины, и только после этого продолжать двигаться к вершине.

Николас попробовал было это сделать, но тотчас же с ужасом убедился, что сорвется на дно каменного колодца, если попытается сдвинуться с места хоть на дюйм.

- Эй! Калис! - в отчаянии прокричал он.

- Что тебе, Николас? - отозвался эльф.

- У меня тут кое-какие трудности.

- Чем мы тебе можем помочь? - крикнул Маркус.

- Мои ноги оказались выше плеч, - смеясь и плача от боли и беспомощности, пробормотал Николае. - Я не могу ни опустить ступни, ни оттолкнуться плечами и спиной, чтоб подтянуть туловище повыше. Похоже, мне отсюда не выбраться!

- Оставайся на месте и не двигайся! - прокричал Калис. - Я уже совсем близко от вершины!

Николас знал, что как только эльф ступит на землю, он сбросит ему сверху прочную веревку. Принцу оставалось лишь дождаться этого. Он продолжал упираться в каменные стены ступнями и спиной и молил богов о том, чтобы Калис как можно быстрее выбрался из трубы.

Время тянулось неправдоподобно медленно. Николас чувствовал гулкое, отчаянное биение своего сердца, пульсацию крови в висках. Минуты представлялись ему вереницей улиток, вяло переползавших с одной стороны лужайки на другую через посыпанную песком дорожку. И этой унылой череде не видно было конца. Он усилием воли заставил себя сосредоточить взгляд на противоположной стене каменного цилиндра. Его так и подмывало взглянуть вниз. Но он знал, что сорвется в бездну, если поддастся этому искушению.

В душе Николаса нарастала паника. Боль в левой ступне усилилась и стала просто нестерпимой. Нога горела, точно в огне. Николас помнил эту боль. Он впервые ее почувствовал еще в Крайди, когда чей-то каблук едва не размозжил кости увечной ступни. С тех пор прошло много времени, и нога его на вид стала совершенно нормальной. Но боль осталась. Она возникала именно тогда, когда ему угрожала опасность, когда он напрягал все свои силы, чтоб остаться в живых. Она была его проклятием, и Николас не чаял от него избавиться.

Калис и Маркус продолжали молча карабкаться к выходу из каменного цилиндра. Николас зажмурился и заставил себя не думать о боли и о том отчаянном положении, в котором он оказался. Он вспомнил Эбигейл. Перед его глазами вновь возникло ее милое, приветливое, изумительной красоты лицо, озаренное ласковой улыбкой. Он словно воочию видел ее грациозный стан, тонкие руки, маленькие, изящные ножки. Он снова ощущал исходивший от нее аромат свежих весенних цветов и мускуса, чувствовал на губах вкус ее поцелуя. Ах, как хорошо им было вдвоем! Рука его охватывала гибкий стан девушки, ее высокая грудь была ему видна почти вся сквозь вырез платья... Он мотнул головой и сжал челюсти. Мысли его вернулись к настоящему. Ему во что бы то ни стало надо подняться на вершину скалы. Ведь от этого зависело спасение возлюбленной! Прежде в саду крайдийского замка он сжимал в объятиях ее податливое, гибкое тело, теперь же сама жизнь девушки и многих других была в его руках.

Внезапно по лицу Николаса скользнул конец толстой веревки.

- Обвяжи ее вокруг пояса! - распорядился Калис.

Николас открыл глаза и увидел рядом с собой медленно покачивавшуюся веревку. Он ухватился за нее левой рукой и легонько потянул.

- Опусти ее чуть пониже!

Натяжение веревки ослабло. Калис продолжал ее разматывать.

- Довольно! - крикнул Николас и сделал на конце широкую петлю, в которую он медленно, осторожно просунул сперва голову, а затем одну за другой обе руки. Петля прочно охватила его под мышками. - Теперь тяни! Хоть бы она выдержала мой вес!

- Не тревожься об этом! Веревка достаточно прочная! - весело ответил Калис. - Отталкивайся от стены ногами, чтобы не пораниться о выступы. Здесь невысоко!

Николас всей своей тяжестью повис на длинной веревке, сплетенной матросами из обрывков канатов. Он хотел было последовать совету Калиса и оттолкнуться от стены каменного цилиндра ногами и руками, но тут силы его покинули. Он беспомощно болтался в веревочной петле, предоставив другим вытянуть его к вершине и то и дело обдирая кожу лица и рук о выступы скалы.

Николас возносился вверх гораздо быстрее, чем мог рассчитывать, и вскоре над головой его забрезжил свет. Он взглянул вверх и поймал на себе внимательный, немного удивленный взор чьих-то больших карих глаз.

Вслед за этим послышалось испуганное блеяние, и коза, которая первой приветствовала его появление на поверхности, поспешно ретировалась. Николас слабо улыбнулся. Ступив на твердую почву, он сделал несколько шагов в сторону от отверстия трубы и без сил повалился наземь. Он со слезами счастья вглядывался в багрово-пурпурное закатное небо и тщетно силился приподняться на локтях. Тело отказывалось ему повиноваться.

- Не двигайся! - предостерег его Калис. - Сейчас ты для этого слишком утомлен. Полежи немного, и к мышцам твоим вернется былая подвижность.

Повернув голову в сторону, Николас только теперь увидел стоявшего поодаль Маркуса. Кузен деловито сворачивал в кольцо веревку, на которой Николас был поднят на вершину.

- Калис, неужто же ты один меня тянул?

Эльф лишь усмехнулся в ответ.

- Он намного сильнее, чем может показаться на первый взгляд, - сказал Маркус.

- Весь в отца, - не без гордости подтвердил Калис. Он неторопливо дюйм за дюймом осмотрел все три веревки и удовлетворенно кивнул, не обнаружив повреждений ни на одной из них.

Николас сделал очередную попытку подняться, и Маркус помог ему сесть, поддержав за плечи. Принц с любопытством огляделся по сторонам. Они очутились на небольшой поляне, поросшей жесткой желтовато-зеленой травой. Над поляной раскинули свои причудливые ветви, напоминавшие раскрытые веера, несколько деревьев высотой никак не менее двадцати футов. Стволы этих деревьев, кора которых была покрыта неким подобием длинной шерсти и разделялась на узкие короткие пластины, топорщившиеся в стороны как зубцы гигантской сосновой шишки, отбрасывали на поляну длинные косые тени. Где-то поблизости журчал ручей. У края поляны паслось с десяток тощих коз.

Калис склонился над отверстием трубы и приставил ладони ко рту.

- Эй! Внизу! Вы меня слышите?

Ему ответили несколько голосов разом. Слов Николас не разобрал. Он понял только, что его спутники, оставшиеся внизу, были готовы к подъему на гору. Он жестом попросил Маркуса помочь ему встать на ноги и с протяжным вздохом произнес:

- Боги, до чего ж я рад, что все это осталось позади!

Маркус впервые за все время их знакомства улыбнулся ему с искренней, неподдельной приязнью:

- А я рад, что ты оказался позади меня. - Он протянул Николасу обе руки, и тот с готовностью их пожал и усмехнулся, превозмогая боль во всем теле:

- Я солгал бы, если бы сказал, что тоже этому рад, что мне это было легко и приятно. - Он страдальчески поморщился и посетовал: - У меня болит все тело от макушки до самых пят.

- Еще бы! - кивнул Маркус.

- А сколько примерно футов от подножия до вершины?

- Думаю, немногим меньше трехсот.

Николас не мог скрыть своего крайнего изумления:

- Только то! Я-то думал, что-нибудь около двух миль!

- Если бы мы шли по ровной дороге, - улыбнулся Маркус, - тебе бы так не показалось.

- Пожалуй, - согласился Николас.

Калис, встав возле отверстия колодца с веревкой наготове, покосился на кузенов.

- Мне бы не помешала ваша помощь.

- Отдыхай! - бросил Маркус Николасу. Он поспешил занять место рядом с эльфом и ухватился за веревку.

Через несколько минут из колодца показалась голова Бризы. Девушка уперлась руками в землю и выпрямилась, шагнув на поляну. Она огляделась по сторонам, отряхнула пыль с колен и улыбнулась Маркусу.

- Мне не впервой подыматься в горы, - весело сообщила она. - Потому меня и отправили первой. А следом за мной пойдет Гуда.

Бриза ухватилась за веревку, и Николас, превозмогая боль и усталость, встал с ней рядом. Он не мог позволить себе отдыхать, когда даже хрупкая девушка поспешила на помощь Калису и Маркусу. Шутка ли - удержать на веревке великана Гуду!

Бывший наемный солдат снял с себя веревочную петлю и с улыбкой кивнул всем четверым.

- Я тебя подменю, - сказал он Калису. Эльф без возражений уступил ему свое место у самого отверстия трубы. - Эх, будь эта веревка на сотню футов подлиннее, мы б могли ее привязать к стволу вот этой финиковой пальмы!

- Так вот что это за дерево! - пробормотал Николас, переводя дух.

- Кто ж не узнал бы финиковой пальмы! - осклабился Гуда. - Если хочешь, я тебя научу, как подняться по ее стволу. Может там, возле верхушки, есть уже спелые финики. Лакомство что надо, можешь мне поверить! Дома сейчас осень, а здесь у них весна. Самое время для фиников.

Николас рассмеялся, морщась при этом от боли.

- Не думаю, чтоб в ближайшие дни мне захотелось куда-нибудь взбираться. Даже и за твоими хвалеными финиками.

Из отверстия трубы проворно выскочил широкоплечий матрос.

- Становись на подмену принцу! - сказал ему Калис.

Матрос кивнул, и Николас с радостью выпустил веревку из рук. Он подошел к неглубокому пруду и склонился над поверхностью воды. Жажда его оказалась гораздо сильнее, чем он предполагал. Он несколько минут кряду огромными глотками пил свежую, чистую, хотя и тепловатую воду. Напившись, Николас поднялся на ноги и глубоко вздохнул. Внезапно в глазах у него потемнело, и почва ушла из под ног. Голова его бессильно откинулась назад, и он как подкошенный рухнул на траву.

Когда Николас очнулся от забытья, кругом царила тьма. Первым, что он увидел, открыв глаза, было склоненное над ним лицо Гарри.

- Сколько времени я был без сознания? - слабым голосом спросил принц.

- Всего каких-нибудь пару часов, - усмехнулся оруженосец. Гуда сказал, это от усталости и от жары. Он не велел тебя тревожить, пока ты сам не очнешься.

Николасу с трудом удалось оторвать голову от земли. Гарри помог ему сесть. Принц по-прежнему чувствовал головокружение и боль во всем теле, но судороги, которые свели его члены, когда он выпустил из рук веревку, прошли без следа.

Он поднялся, опираясь о плечо Гарри, и вдвоем они побрели к костру, разложенному посреди поляны. Вокруг него за ужином собрались все, кому удалось совершить восхождение.

- Сколько нас теперь? - слабым голосом спросил Николас.

- Сам сосчитай, - буркнул Амос. - Тут все, кто остался в живых.

Николас принялся пересчитывать сидевших у костра.

- Сорок шесть. А что же с остальными одиннадцатью?

- Шестеро были слишком слабы, чтоб подняться на второй уступ, - с горечью отвечал ему Амос. - А пятеро сорвались вниз и расшиблись насмерть. Веревка не выдержала такой тяжести. Стало темнеть, вот они и побоялись оставаться на ночь там внизу. Взобрались почти до середины, а после все рухнули вниз. Троих веревка, может, еще и выдержала бы, но уж никак не пятерых.

Николас повернулся к Гарри:

- А как же ты-то здесь очутился?

- Я взобрался по трубе до того места, где порвалась веревка, а потом поднимался уже по ней. Калис и матросы ее держали. Я был последним из всех, как ты и велел.

Николас тяжело вздохнул и обратился ко всем своим спутникам:

- Надо поделиться едой с теми, кто там остался.

Гуда поднялся от костра и поманил принца за собой:

- Ступайте-ка сюда, ваше высочество!

Николас взглянул на Амоса. Тот коротко кивнул. Недоуменно пожав плечами, принц прошел к краю поляны в сопровождении Гуды и вынырнувшего из темноты Калиса.

- Теперь глядите вперед.

Николас посмотрел туда, куда указал старый вояка, и от ужаса у него едва не подкосились ноги. За небольшой поляной, на которой они разбили свой лагерь, простиралась бескрайняя пустыня. Глаза Николаса успели уже привыкнуть к темноте, и он ясно видел, что эта песчаная равнина тянулась во все стороны, насколько хватало глаз. Выбравшись из каменной трубы, они очутились на крошечном зеленом островке посреди необозримого песчаного океана.

- Те, кто не смог подняться, обречены умереть, - жестко проговорил Калис. - А нам надо думать о живых. Всю еду, что у нас осталась, и воду, какую вместят мехи и фляги, мы понесем с собой.

Николас покосился на Гуду.

- Сколько же времени нам придется идти через эту пустыню?

- Не знаю, - отвечал старый солдат, устремив вдаль свои блеклые голубые глаза. - Думаю, что всяко не меньше трех или четырех дней. Будем уповать, что нам удастся набрести на другой такой же оазис. - И он кивнул в сторону поляны.

- Это еще не все, - сказал Калис.

- Кто-нибудь болен и не сможет идти? - встревожился Николас.

Эльф помотал головой.

- Этих коз кто-то здесь оставил, - вздохнул Гуда. - У взрослых на ушах выбиты клейма, у козлят их нет. - Он задумчиво провел ладонью по затылку. - Я бывал в Джал-Пуре и знаю законы пустыни. Ежели в оазисе оставлены козы, значит, какое-то племя считает этот источник воды своим. И другие племена не смеют тут появляться. А пить чужую воду без позволенья хозяев - значит навлечь на себя месть всего племени.

- И ты думаешь, что скоро они сюда явятся за своими козами?

- Должны же они когда-нибудь их отсюда забрать, - кивнул Гуда. - Иначе козы съедят здесь всю траву без остатка и околеют от голода. Кто-то держит это маленькое стадо про запас, на черный день.

- И когда этот день настанет, - подхватил Калис, - племя сюда вернется и обнаружит, что всех их коз кто-то себе присвоил и истребил.

- А у нас на сорок шесть человек - два меча, колчан и лук, да пара дюжин кинжалов, - заметил Гуда.

- Да, что и говорить, - грустно усмехнулся Николас, - армия наша вооружена хуже некуда. А как обстоят дела с запасами еды?

- Фиников, козьего мяса и воды из источника нам достанет на пять дней пути, - заверил его Гуда. Ежели все это расходовать с оглядкой.

Николас, наслышанный о некоторых из законов пустыни, спросил воина:

- Идти будем ночами?

- Конечно. А днем станем отдыхать. Я всех вас научу, как себя уберечь от солнца.

Принц уныло кивнул:

- Завтра нам всем надо как следует отдохнуть и подкрепиться, а как только стемнеет, мы отправимся в путь.

Глава 2 РАЗБОЙНИКИ

Ветер дул не переставая. Николас лежал на боку, свернувшись калачиком и удерживая в локтевом сгибе палку с наброшенным на нее куском парусины, и тщетно пытался заснуть. Это подобие палатки предохраняло его тело от солнечных ожогов. По распоряжению Гуды все путники, устраиваясь на отдых, раскидывали над собой такие же шатры, сооруженные из палок и обрывков парусов или уцелевшей в кораблекрушении верхней одежды. Все члены отряда сняли с себя верхнее платье, пожертвовав его на устройство укрытий от солнца и оставшись в одном белье. После заката, когда наставало время продолжать путь, шатры снова превращались в одеяния, ибо ночью в пустыне становилось прохладно, а их опоры - в дорожные посохи. Чтобы никто не оставался без дневного укрытия, им пришлось донага раздеть тех, кто не пережил первого дня пути через пески, и поделить их платье между собой. В ход пошли даже мешки от провизии.

Пустыня оказалась совсем не такой, какой Николас прежде ее себе представлял. Как и все жители Королевства, он был наслышан о необъятных просторах Джал-Пура, раскинувшихся на севере Империи Великого Кеша, но бывать там ему никогда не доводилось. Он полагал, что пустыня - это огромное скопление песка, что там днем и ночью царит зной, а воздух всегда неподвижен.

Здесь же почва была по большей части каменистой с незначительными вкраплениями солончаков. Песчаные участки встречались не столь уж часто, и при виде каждого из них все как один участники похода разражались протестующими стонами и проклятиями. Идти по раскаленному солнцем песку, проваливаясь в него по щиколотку, было гораздо тяжелее, чем по камням или жестким солончакам, и Николас не раз возблагодарил судьбу за то, что эта бескрайняя пустыня не состояла сплошь из одного песка.

Ветер не стихал ни на минуту. Сухой, колючий и жесткий, он обезвоживал и раздражал кожу, неся с собой мельчайшую песчаную пыль, от которой не было спасения. Она забивалась в глаза, в рот и нос, проникала сквозь любую одежду и попадала даже в кожаные мешки с провизией. От постоянного соприкосновения с этой жесткой солоноватой песчаной пылью на ногах и руках у путников вскоре образовались кровоточащие язвы. Николас не мог бы с точностью сказать, о чем он мечтал больше: о глотке свежей прохладной воды или о возможности смыть песок с лица, тела и волос.

Две предыдущих ночи они ровным, хотя и медленным шагом двигались по пустыне. Гуда добровольно взял на себя обязанности распорядителя этой части их долгого похода. Он следил, чтобы никто не выбился из колонны, не выпил бы в неурочное время лишнего глотка из меха с водой и не отстал от остальных. Все понимали, что любой, у кого не достало бы сил для продолжения пути, был обречен на гибель. Они были слишком изнурены, чтобы нести кого-либо на руках или даже просто поддерживать при ходьбе. Каждому надо было заботиться о себе самому.

Ночи в пустыне стояли такие же холодные, как и на побережье. Во время ходьбы путникам удавалось немного согреться, но порывы ледяного ветра, проникая сквозь ткань плащей и накидок, все же заставляли их зябко ежиться и по возможности ускорять шаг. С восходом солнца воздух прогревался, и холод с удивительной быстротой сменяла иссушающая жара.

Николасу вспомнился предыдущий день их пребывания в этом гиблом краю. Небо на востоке слегка порозовело, предвещая ясный день. Вскоре над пустыней засияло солнце. Как только его огненный диск поднялся над горизонтом, жара стала нестерпимой. Гуда приказал отряду остановиться и расположиться на отдых. Он помог Николасу соорудить навес из куска парусины и палки, на которую принц опирался при ходьбе, и заторопился к остальным, чтобы научить каждого устраивать для себя подобные же шатры.

На закате старый воин велел всем подняться и продолжать путь. Он не мигая смотрел по сторонам своими выгоревшими на солнце голубыми глазами в надежде увидеть на обозримом пространстве какой-нибудь источник воды или же стаю птиц, летящих к оазису. Но кругом простиралась лишь безжизненная, безводная пустыня. За время их остановки умерло еще трое матросов. Теперь в отряде оставалось сорок три человека. Николас предвидел, что за этими смертями последуют и другие. Он был почти уверен, что, когда Гуда в очередной раз прикажет всем подняться, еще несколько человек останутся недвижимы под своими шатрами. Николасу было горько сознавать, что он не в силах этого предотвратить.

Принц погрузился в тяжелую дремоту, не имевшую ничего общего со здоровым, несущим бодрость и отдохновение сном. Стоило ему шевельнуться, и посох, придерживавший парусину, качнулся в сторону и едва не упал. Николас шепотом выругался и постарался как можно глубже воткнуть тонкую жердь в мягкий сыпучий песок. Гуда уверял его и остальных, что, умаявшись от долгой ходьбы, они станут крепко засыпать поутру на камнях и песке, несмотря на все неудобства подобного ночлега, и за то время, что над пустыней будет царить жара, вполне успеют восстановить свои силы для следующего перехода. Николас в который уже раз усомнился в этих словах старого воина. Он вздохнул и, приподняв край парусины, выглянул наружу. Горячий воздух, колеблемый ветром, волнами поднимался от гладкой поверхности пустыни и окутывал далекий горизонт призрачной дымкой.

Николас снова свернулся калачиком под своим ненадежным укрытием и попытался заснуть. Мысли его сами собой унеслись к прошлому. Он вспомнил рассказы своего старшего брата Боуррика о его путешествии по Джал-Пуру. Николас не находил в них ничего общего с тем, что нынче выпало на его долю. Ведь с тех пор как они покинули оазис, на всем протяжении их долгого, изнурительного пути им не встретилось ни одного растения или животного - ничего, кроме камней, песка и солончаков. Николас отер пот со лба и осторожно, чтобы не повалить свой посох, перевернулся на другой бок. Ему припомнилось, как заметно переменились близнецы Боуррик и Эрланд после возвращения из Кеша. Волею судеб они оказались вовлечены в коварный и хитроумный заговор, имевший целью уничтожение всего кешианского императорского семейства. Боуррик попал в руки торговцев невольниками, но ему удалось от них бежать. Во время своих странствий он повстречал Гуду и Накора. А еще - мальчишку по имени Сули Абдул. Несчастный погиб, спасая Боуррика. Смерть парнишки стала причиной того, что по возвращении в Крондор Боуррик стал гораздо мягче и терпимее относиться к своему младшему брату, которого он прежде не принимал всерьез и частенько доводил до слез своими поддразниваниями. Николас внезапно ощутил новый острый приступ тоски по дому, по своим близким и окончательно проснулся. Ему вновь мучительно захотелось вернуться в детство, снова стать малышом, любимцем большой и дружной семьи, защищенным от всех невзгод и тягот жизни нежными заботами матери и опекой мужественного, сильного отца.

Николас закрыл глаза и в который уже раз стал тщетно призывать к себе сон. От жары мысли его сбивались, обрывались и путались, перегоняя одна другую. Он внезапно вспомнил красавицу Эбигейл, но никак не мог ясно представить себе ее лицо. Вместо него перед его взором все время возникало какое-то смутное, расплывчатое пятно. Николас не забыл, что она была на диво хороша собой, но образ Эбигейл упорно не желал принимать отчетливые очертания, и в воспоминаниях принца его то и дело вытесняли лица смазливых крондорских служанок или юных жительниц Крайди.

Стоило ему снова погрузиться в дремоту, как над лагерем прозвучал суровый окрик Гуды:

- Всем вставать!

Зевая и потягиваясь, Николас поднялся на ноги, вытащил жердь из земли и накинул парусину на плечи. Он стал внимательно всматриваться вдаль, надеясь увидеть птиц, летящих к воде. Однако вокруг по-прежнему не видно было ничего, кроме песка и нагромождений камней. Спутники Николаса столь же пристально глядели в других направлениях. По их лицам Николас без труда догадался, что им также не удалось увидеть ни отблесков поверхности озера или ручья, ни деревьев, ни птиц.

Неподалеку от Николаса на песке остались лежать две неподвижные фигуры, укрытые шатрами из плащей. У Николаса замерло сердце. В одной из этих фигур он узнал своего верного Гарри. Принц бросился к нему, откинул в сторону плащ, которым оруженосец укрывался от солнца, свалил наземь посох и склонился над распростертым на песке телом. Тут к огромному своему облегчению он услыхал сонное сопение Гарри. Тот недовольно поморщился и, не просыпаясь, перевернулся на другой бок. Николас принялся его тормошить:

- Вставай, лежебока! Нам пора в путь.

Гарри приподнялся на локте, с трудом разлепил воспаленные от ветра и песчаной пыли веки и хрипло спросил:

- Чего тебе, Ники?

- Поднимайся. Пора двигаться дальше.

Гарри зевнул и нехотя поднялся.

- Какая жалость! Мне снился такой замечательный сон!

- Ума не приложу, - с оттенком зависти пробормотал Николас, - как тебе удается спать под этим тряпьем, когда посох то и дело норовит на тебя свалиться, да еще при этакой-то жаре и духоте.

Гарри пожал плечами и со вздохом проворчал:

- Я так умаялся за ночь, что мне и в голову не пришло об этом задуматься. Я уснул, как только лег, и с удовольствием проспал бы еще часа два-три, если б ты меня не растолкал.

К Николасу подошел Гуда:

- Еще один умер, ваше высочество. - Старый воин кивнул в сторону неподвижного тела.

Теперь в отряде было сорок два человека. С погибшего быстро сняли всю одежду и раздали ее тем, кто нуждался в дополнительной защите от солнца, ночной прохлады и ветра. Гуда протянул Николасу мех с водой. Принц молча покачал головой.

- Пей! - настаивал воин. - В пустыне ежели выпить чужую долю воды - значит обречь своего товарища на смерть, но отказаться от своего глотка, когда начинаешь новый переход, это уж чистое самоубийство.

Николас приник к меху и набрал в рот теплой, солоноватой воды. Лишь только влага коснулась его губ, он ощутил такой острый приступ жажды, что готов был бы опорожнить весь мех без остатка. Но Гуда отрывисто приказал:

- Только два глотка! - И Николас покорно передал мех Гарри.

Николас был несказанно рад, что его спутниками в этом тяжелом походе оказались солдаты гарнизона и военные моряки Королевства. Лишь благодаря их дисциплине и готовности жертвовать собой для блага страны и ее правителей отчаянная ситуация, в которой все они оказались, не стала и вовсе безнадежной. Он знал, что всех их терзала жажда, что всем больше всего на свете хотелось бы теперь напиться вволю, но, привыкнув безропотно слушаться приказаний, каждый из них после положенных двух глотков покорно передавал мех товарищу.

Николас перевел взгляд на Амоса. Тот молча наблюдал, как трое его матросов забрасывали камнями обнаженное тело умершего. Траск всегда болезненно переживал любые потери среди своих команд. Таковых за годы его морских странствий было немало. Теперь же он воспринимал смерть любого из матросов еще более трагически, чем прежде. Ведь все эти люди покидали под его началом Крондор, чтобы совершить легкий, неопасный, веселый переход к Дальнему берегу и обратно, а после рассчитывали славно попировать на свадьбе своего адмирала. И никто из них не предвидел подобной участи, на которую их обрек не кто иной, как он, Амос Траск.

Николас снова вспомнил о доме, о своих родных. До них наверняка уже дошли вести о- нападении на Крайди. Интересно, как-то его бабушка, принцесса Алисия, переживает столь неожиданно долгую разлуку с возлюбленным? Николас не сомневался, что Арута уже отправил несколько военных кораблей к Дальнему берегу. А по пути туда им не миновать Пролив Тьмы, хотя пройти через него его в эту пору - задача не из легких. Помощь разоренным городам поступит также и по суше - принц наверняка пошлет отряды воинов через северный перевал у Серых Башен. Да и герцог Вабонский не останется от этого в стороне и непременно придет на подмогу Мартину. Николас вздохнул. Мартин был так слаб и болев, когда они покидали Крайди. Жив ли он теперь? При мысли о дяде он невольно покосился на кузена. Маркус заметно к нему переменился после того памятного подъема по каменной трубе. Как и прежде, он был сдержан и замкнут и избегал открыто выражать свои чувства, но Николас без труда угадывал сердечное расположение к нему Маркуса в каждом его взгляде, в каждом скупом жесте. Возможно, им никогда не суждено было сблизиться по-настоящему, стать верными друзьями, но Николас был рад уже тому, что о соперничестве между ним и кузеном отныне не могло быть и речи. Оба молча сошлись на том, что им следует предоставить Эбигейл сделать выбор между ними двумя. И каким бы ни оказался этот выбор, оба готовы были принять его без возражений.

По приказу Гуды отряд тронулся в путь. Они продолжали идти к югу. Причина тому была только одна: именно туда черный четырехмачтовик увозил пленников, когда на "Орле" его потеряли из виду.

Не прошло и часа после заката, как в воздухе заметно похолодало. Путники натянули на себя всю одежду, которую до этого несли в мешках.

Они старались останавливаться для отдыха как можно реже и сокращать время привалов, но вовсе отказаться от этих кратких передышек им было не по силам. Изучив положение звезд и заметив время восхода и захода солнца, Амос с уверенностью заявил, что, как он и догадывался еще во время плавания, они очутились в южном полушарии Мидкемии, где времена года сменяются в порядке, противоположном тому, к какому они привыкли. А это означало, что вскоре здесь должно наступить лето, и тогда дни сделаются длиннее и еще жарче, чем теперь. Николас был твердо уверен, что все они погибнут в пустыне от голода и жажды, если в ближайшие два-три дня им не посчастливится отыскать оазис.

Отряд продолжал молча идти через пустыню в сгущавшейся тьме.

Теперь их осталось тридцать четыре человека. Николас понимал, что следующий ночной переход станет для них последним, если только они не найдут воду где-нибудь поблизости от своего лагеря. Шли они теперь почти вдвое медленнее, чем в первую ночь в пустыне. На рассвете, прежде чем расположиться на ночлег, к принцу подошел Гуда и вполголоса сказал, что минувшей ночью они продвинулись вперед меньше, чем на десяток миль. А нынче, с отчаянием подумал Николас, им и это будет не под силу.

Выбравшись из-под своего навеса от солнца, состоявшего из нескольких рубах и плаща. Гуда громко скомандовал:

- Пора!

Все покорно поднялись на ноги и стали пристально вглядываться в далекий горизонт - не мелькнет ли там голубая лента реки, не покажется ли стая птиц.

- Вода! - крикнул вдруг один из воинов. Гуда и Николас посмотрели в том направлении, куда тот указал дрожащей рукой. На западе у самого горизонта и впрямь искрилась и сверкала в закатных лучах поверхность реки или пруда.

- Мы спасены, Гуда! - воскликнул Николас, но воин только покачал головой:

- Может статься, это просто мираж.

- Мираж? - упавшим голосом переспросил Гарри.

- Это все из-за жары, - ухмыльнувшись, пояснил Накор. - Бывает, что -небо отражается в горячем воздухе, точно в зеркале, и отражение попадает на землю. Оттого издали и кажется, что впереди вода. А подойдешь поближе - там ничего нет, кроме камней да песка.

Гуда молча потирал подбородок. Он искоса взглянул на Николаса и тотчас же отвел глаза. Принц понял, что старый солдат не желал брать на себя смелость принятия решения. Ведь если окажется, что это и впрямь мираж, всем им не миновать гибели. Но если там оазис, а они, не поверив в это, пойдут в другом направлении, то и в этом случае обрекут себя на скорую смерть.

- Не сводите глаз с этого места, пока солнце не зайдет за горизонт, - распорядился Николас.

Первыми их увидел Калис.

- Птицы, - негромко проговорил он. Горизонт на западе был в эту минуту окрашен заходившим солнцем в багрово-пурпурные тона.

- Где ты их видишь? - встрепенулся Николас.

- Да там, куда ты сам велел нам смотреть. На юго-западе.

Николас, напрягая зрение, стал вглядываться в даль, но так ничего там и не увидел, кроме привычных уже камней да песка. Ни одному из матросов также не удалось разглядеть летящих птиц, которых заметил Калис.

- Ну и глаза же у тебя, эльф! - восхищенно пробормотал Амос. Николас, стоявший к адмиралу спиной, с трудом узнал его охрипший от жажды голос.

Калис ничего не ответил и молча зашагал на юго-запад, туда, где над водой кружились птицы.

Часом позже они подошли к краю пустыни. Почва под их ногами стала совсем иной - упругой и твердой. Воздух сделался заметно свежее. Теперь ветерок, который обдувал их лица, казался ласковым и легким. Он нес в себе не песчаную пыль, а влажный аромат цветов и трав. Бриза опустилась на колени и пробормотала:

- Боги! До чего ж вкусно пахнет! - Голос ее был хриплым и резким, точно воронье карканье.

Николас наклонился, сорвал сухой пожелтевший стебель и потер его между пальцами.

- Если он когда-то и был сочным, солнце выжгло из него всю влагу без остатка, - разочарованно проговорил он. - Куда же нам теперь, Калис?

Пока они брели по краю пустыни, стало совсем темно.

- Туда, - уверенно сказал эльф и пошел вперед, указывая дорогу остальным.

Радость прибавила путникам сил. Они шагали теперь гораздо быстрее, чем прежде, когда шли наугад, не чая встретить на своем пути оазис, и были почти уверены в скорой и неминуемой смерти. Но Николас понимал, что это оживление продлится недолго. Люди были слишком обессилены жаждой и голодом.

Вскоре путникам пришлось подниматься на невысокий плоский холм. Идти им стало труднее.

- Вода вот там, - Калис, чтобы их ободрить, кивком указал вперед. Он видел в темноте почти так же хорошо, как и при свете дня, и в этот поздний час без труда находил дорогу.

Последние несколько десятков футов эльф пробежал, легко отталкиваясь от твердой земли не знавшими устали ногами. Николас тщетно пытался его нагнать. Силы принца были на исходе. Он устало брел туда, где все удаляясь во тьме виднелась сухощавая фигура Калиса. Принцу пришлось преодолеть еще один некрутой подъем... и тут он его увидел. Из-за холма вынырнула луна и осветила поверхность небольшого водоема и его пологие берега. Калис уже лег на землю у пруда и стал торопливо, с наслаждением утолять жажду. При его приближении с десяток береговых птиц с испуганными криками поднялись в воздух.

Несколькими мгновениями позже к воде подбежал и Николас. Он сделал большой глоток и собрался было снова наполнить рот водой, но подошедший сзади Гуда оттащил его от пруда за ворот камзола.

- Пей медленно, иначе тебя тотчас же стошнит!

Он повторил это предостережение и остальным, но те, похоже, не расслышали его слов, потонувших в их радостных криках. Николас плеснул полную пригоршню воды себе в лицо. Она оказалась мутной и на вкус горьковато-соленой, и запах, исходивший от нее, никак нельзя было назвать приятным. В этом не было ничего удивительного, ведь по берегам пруда во множестве гнездились птицы. Но Николас предпочел об этом не думать. Он снова наклонил голову к водоему и стал пить уже гораздо медленнее.

Утолив жажду, он почувствовал неимоверную тяжесть в животе и не без труда поднялся на ноги. Следовало осмотреть этот спасительный оазис и решить, в каком направлении двигаться дальше. Неглубокий источник с трех сторон обступили пальмы, а к востоку от него простиралась пустыня. Николас стал следить вместе с Амосом и Гудой, чтобы матросы и воины пили как можно медленнее и не делали больших глотков. Многие из них вняли увещеваниям старого наемника и своего капитана, других же пришлось силой оттаскивать от водоема.

- Я хочу немного осмотреться, - сказал Калис.

Николас кивком велел Маркусу отправиться на разведку вместе с эльфом. Видя, что кузен безоружен, он протянул ему свой кинжал. Маркус поблагодарил его улыбкой и заторопился на юго-запад следом за Калисом. Оба шли легкой, пружинистой, бесшумной походкой опытных охотников, привыкших неслышно подбираться к пугливой дичи сквозь густые лесные заросли. Николас проводил их исполненным тревоги взглядом. Никто не ведал, с какими опасностями могли повстречаться разведчики в этом чужом угрюмом краю.

Лагерь решено было разбить близ ручья. Некоторые из матросов чувствовали себя уже настолько хорошо, что добровольно вызвались нести первую ночную вахту. Двоим из своих людей Амос приказал взобраться на пальмы, за спелыми финиками. Николас, поманив за собой Гарри, неторопливо побрел к северо-востоку. Они отошли от оазиса не более чем на сотню ярдов и остановились, вглядываясь вперед.

- Здесь пустыня выглядит совсем другой, - сказал Гарри и указал на кустарники и странные деревья без листьев, росшие повсюду, насколько хватало глаз.

Николас задумчиво кивнул.

- Быть может, эти деревья сбрасывают листву в жаркое время года. Во всяком случае, они не выглядят засохшими и мертвыми.

- Пожалуй, - согласился Гарри. - Вот уж Маргарет наверняка бы догадалась, что это за деревья и почему у них нет листьев.

- Маргарет? - удивился Николас. - Ей-то откуда об этом знать?

- Когда мы с ней сидели в саду в тот последний вечер, она мне рассказывала, что часто охотилась в лесу с отцом, Маркусом и... леди Брианой, и много чего от них узнала о деревьях и травах. - При воспоминании о принцессе оруженосец печально вздохнул.

- Мне страшно, Гарри, - помолчав, признался Николас.

- Не тебе одному, - с мрачной усмешкой кивнул Гарри. - Мы уже столько раз были на волосок от гибели, и никто из нас не ведает, что нас ждет впереди, и где нам искать пленников, и как их освободить и вернуться домой. Тут любому бы сделалось жутко.

Николас помотал головой:

- Не так уж все плохо, Гарри. Нас слишком мало в этом чужом краю, и у нас недостает оружия. Наш путь может оказаться долгим и очень опасным. Но по крайней мере, Энтони точно укажет нам, куда они повезли девушек.

Гарри с сомнением покачал головой.

- Ты так уж в нем уверен?

Николас счел за лучшее не упоминать о любви чародея к принцессе Маргарет, чтобы не доставлять ревнивому Гарри лишних переживаний. А кроме того, он слишком устал, чтобы спорить с оруженосцем о волшебных познаниях Энтони и рассуждать о том, из каких источников тот черпает свои силы. Поэтому он ограничился лишь тем, что с легким кивком пробормотал:

- Да, я не сомневаюсь, что это ему удастся.

- Ну а как же мы, по-твоему, доберемся домой?

Николас, услыхав этот вопрос, к немалому удивлению Гарри, широко осклабился и хлопнул его по плечу:

- Неужто ты забыл, что с нами сам капитан Тренчард, гроза морей? Он наверняка сумеет украсть для нас корабль. На нем-то мы и отправимся в обратный путь.

Гарри принужденно улыбнулся:

- Хорошо, если все так и будет.

- Меня страшит другое, - вздохнул Николас. - Я ведь командую нашим отрядом и отвечаю в нем за всех и каждого. Что если я совершу какую-нибудь ошибку, сделаю неверный шаг, и по моей вине наши планы потерпят крах?

- Ты не должен этого опасаться, - с уверенностью возразил Гарри. - Знаешь, хотя мой отец частенько говорил, что из меня никогда не выйдет ничего путного, я многому успел научиться и у него, и у принца Аруты. Мой родитель управляет своим герцогством с не меньшим умением, чем твой - Западными землями Королевства. И оба они не боятся ошибок и промахов, а ежели им и случается сделать что-то не так, отдать неверное распоряжение, они стараются по мере сил исправить свою оплошность и извлекают из этого урок, чтоб впредь не повторить подобного.

- Но сейчас на карту поставлено слишком многое, и моя ошибка может всем нам очень дорого обойтись.

- Всякому приходится чем-то рисковать, - пожал плечами Гарри. - Простолюдины в случае чего могут потерять только свою жизнь, лачугу и скарб, а ошибки правителей навлекают беды на их владения и на подданных. Так уж водится, и не нам с тобой менять этот порядок.

- Отец мне часто говорил, - вспомнил Николас, - что бездействие порой бывает опаснее, чем любая оплошность.

- Так ведь и я тебе о том же толкую, - улыбнулся Гарри. - И вот увидишь, у нас все получится, если только мы победим свое малодушие и призовем на помощь удачу.

Разговор друзей прервал Гуда, крикнув им, чтобы они вернулись в лагерь. Гарри и Николас заторопились к пруду. Там их ожидали Калис и Маркус, только что вернувшиеся из разведки.

- Вам лучше самим это увидеть, - сказал эльф и направился в ту сторону, откуда они с Маркусом пришли несколько минут назад. Николас, Гарри, Амос и Гуда двинулись следом за ним. Они взошли на невысокий плоский холм, спустились с него, миновали низину и снова поднялись на плоскую возвышенность.

Отсюда при ярком свете лун им хорошо были видны все окрестности. Путники находились на юго-западной оконечности широкого плато, за которым простиралась степь, поросшая травой, невысоким кустарником и редкими деревьями. Почва шла под уклон, и растительность, что ее покрывала, меняла свой облик - с желтоватая под лучами лун у самого края плато, она была заметно темнее и гуще вдали, у линии горизонта. С северо-востока к плоскогорью подступала пустыня. Она тянулась вдаль, насколько хватало глаз.

- Выходит, мы правильно сделали, что двинулись к югу! - с воодушевлением воскликнул Николас.

- Еще бы! - кивнул Калис. - Стоило нам пойти на запад, и никого из отряда уже не было бы в живых.

- Но это еще не все, - подхватил Маркус. - Взгляни-ка повнимательней вперед, кузен!

Николас стал пристально вглядываться в темневший горизонт и вскоре различил над ним едва заметную полупрозрачную дымку.

- Что это там такое?

- Река, - улыбнулся Калис. - И, надо думать, довольно широкая.

- Сколько нам до нее добираться? - спросил Амос.

- Дня три-четыре, если идти споро.

- Мы останемся у пруда на ночь и на весь завтрашний день, - распорядился Николас. - А на закате отправимся к той реке.

Они стали спускаться с плато, чтобы сообщить радостную новость всем остальным. Недавние тревоги, боязнь ошибиться и тем навлечь на всех беду совершенно изгладились из головы Николаса.

Тридцать четыре человека - все, кому посчастливилось остаться в живых после крушения "Стервятника", подъема на скалу и перехода через пустыню, - шагали по заросшей травой степи к далекой реке. Они оставили оазис два дня тому назад и успели за это время проделать немалый путь. Идти по степи было значительно легче, чем по пустыне с ее иссушающей жарой и колючим ветром. По утрам они раскидывали свои самодельные шатры в скудной тени, что давали чахлые степные деревца, а на закате продолжали путь, наполнив фляги свежей прохладной водой из узкого ручейка, который вытекал из водоема в оазисе. Калис был уверен, что ручей этот впадал в реку, к которой они направлялись, и потому отряд следовал вперед вдоль его извилистого русла.

Около полудня, когда раскаленное солнце поднялось почтина самую середину неба, все расположились на отдых. Калис вызвался сходить вперед на разведку. Николас в который уже раз подивился силе и выносливости этого худощавого, тонкокожего получеловека-полуэльфа. Ни разу за все время их нелегкого путешествия Калис не обнаружил даже малейшего признака усталости или раздражения. Тяготы, что выпали на их долю, не оставили никаких следов на его внешности. Николас готов был поклясться, что Калис нынче выглядел точь-в-точь так же, как в день их первой встречи в Крайди. Разве что его платье успело изрядно испачкаться и украсилось несколькими прорехами.

Калис вернулся из разведки неожиданно быстро.

- Николас, пойдем со мной, - позвал он. - Ты должен сам это увидеть.

Николас кивком велел Маркусу и Гарри сопровождать их с Калисом. Юноши прошли вперед и вскоре приблизились к низине, по которой струился ручей. Рядом вздымались несколько громоздившихся друг на друга гигантских валунов. Легко взбежав на вершину самого высокого из камней, Калис поманил остальных за собой.

Отсюда хорошо были. видны окрестности на много миль кругом. Стоя рядом с Калисом и опираясь на его плечо, Николас разглядел далеко впереди узкую голубую ленту реки меж поросших травой берегов.

- Сколько нам еще до нее добираться?

- Думаю, всего дня два, - сказал эльф. - Самое большее три.

Николас облегченно вздохнул.

- Нам это вполне по силам!

Маркус слабо улыбнулся. Казалось, он не разделял убежденности кузена. Гарри же согласно кивнул Николасу и обнажил в усмешке свои ровные белые зубы.

- Вполне!

Вернувшись к остальным, Николас объявил:

- Мы выбрали правильный путь и скоро подойдем к берегу реки.

Эти слова ободрили всех до единого членов отряда, включая даже Бризу, которая в последние дни заметно пала духом и по большей части угрюмо молчала, уставившись в пустоту. Николасу и остальным все это время так недоставало ее веселого смеха, ее грубоватых шуток, ее пикировок с Маркусом, но прежняя жизнерадостность, казалось, навсегда покинула Бризу, и ничто на свете не могло ее возвратить. Девушка не желала ни с кем разговаривать и на все обращенные к ней вопросы отвечала вяло, односложно и явно нехотя. Николас с радостью заметил, как в глазах ее при известии о близости реки вновь зажглись огоньки надежды и столь свойственного ей веселого лукавства.

Калис отправился разыскивать самый удобный и прямой путь вдоль русла ручья, остальные легли отдыхать в тени деревьев. Некоторые по привычке, усвоенной еще в пустыне, соорудили над собой подобие шатров для защиты от жары. Николас уселся на землю, прислонившись спиной к стволу невысокого деревца, и принялся ждать. Прошло полчаса, затем час, но Калис все не появлялся. Николаса не на шутку встревожило его столь долгое отсутствие. Он совсем было собрался отправить Маркуса на розыски эльфа, когда тот наконец показался вдали. Николас облегченно вздохнул. Приглядевшись, он увидел, что Калис нес на плечах что-то тяжелое. Когда он добрел до лагеря и опустил свою добычу на землю, к нему подбежали Николас, Маркус и Гуда.

- Похоже, это степная антилопа, - предположил Гуда, внимательно разглядывая витые и загнутые к спине рога животного, убитого меткой стрелой Калиса. - Но в Кеше мне такие ни разу не встречались.

- Ниже по течению ручья их целое стадо, - сказал Калис. - Они очень пугливы и осторожны, и мне долго пришлось к ним подкрадываться, чтобы выстрелить наверняка. А потом я задержался, чтоб ее освежевать. Если они не уйдут оттуда слишком далеко, у нас в ближайшие дни будет вдоволь еды.

Гуда и Гарри быстро развели костер, и вскоре над лагерем разнесся упоительный аромат жареного мяса. Отряд приступил к трапезе, и Николас готов был поклясться, что в жизни не пробовал такого отменного жаркого.

Когда до реки оставалось всего несколько часов пути, западный ветер донес до путников запах дыма. Николас приказал всем остановиться и велел Гуде с Гарри, а также Маркусу и одному из воинов, крадучись и хоронясь в высокой траве, подойти к полыхавшему где-то неподалеку пожару с противоположных сторон, сам же позвал с собой Калиса и направился прямо на запад.

Все шестеро разведчиков медленно продвигались к видневшемуся теперь над степью столбу дыма с трех разных сторон. Они шли пригнувшись и осторожно раздвигали руками стебли травы, которая доходила им до груди. Предположение Калиса оказалось верным: чем ближе они подходили к реке, тем выше и пышнее становилась растительность и тем больше дичи удавалось добыть для изголодавшихся путников Калису, Маркусу и Гуде. Теперь все члены отряда ели досыта, и утраченные силы быстро к ним возвращались. Синяки, ссадины и кровоподтеки, которых не удалось избежать почти никому из них во время подъема на скалу, прошли без следа. Но вид у всех членов отряда по-прежнему оставался изможденным и усталым. Рваная и грязная одежда висела на исхудавших телах, точно на огородных пугалах. Николас, с горькой усмешкой оглядывая своих спутников, нисколько при этом не сомневался, что и сам выглядит не лучше любого из них.

Николас и Калис поднялись на небольшой холм и осторожно посмотрели вниз. Прямо под ними у берега реки виднелось шесть больших повозок, стоявших довольно близко одна от другой и образовывавших неровный круг. Две из них дымились, еще две были перевернуты. Дюжина лошадей, впряженных в повозки, была умерщвлена кем-то прямо в оглоблях. Повсюду валялись тела убитых. В круге, что был составлен из повозок, виднелась довольно значительная брешь, из чего Николас заключил, что разбойники, которые напали на караван, захватили и куда-то увезли по крайней мере две из них.

- Я пойду прямо туда, - сказал Николас. - А ты обойди поляну кругом и посмотри, не притаился ли кто-нибудь поблизости.

Калис кивнул и тотчас же скрылся в зарослях травы на склоне холма. Николас спустился вниз и, то и дело взглядывая по сторонам, подошел к ближайшей из повозок. Принц догадался, что нападение на караван произошло часа три или четыре тому назад. Об этом можно было судить по тому, что две из подожженных повозок все еще продолжали дымиться. От двух других остались лишь металлические каркасы и оси колес.

Николас внимательно оглядел уцелевшие фургоны. Кузова их были сработаны из прочного металла и обтянуты темной парусиной. При необходимости ее можно было поднять, чтобы войти внутрь или сойти наземь, дать доступ воздуху или принять груз. Повозки выглядели весьма вместительными. При необходимости в их оглобли можно было бы запрячь четырех лошадей и рассадить внутри не меньше дюжины пассажиров с изрядным количеством багажа.

Николас склонился над одним из убитых и перевернул его лицом кверху. Мужчину с рваной раной в груди, нанесенной, судя по всему, острием меча, по виду вполне можно было бы принять за жителя южных областей Королевства. Кожа его была смуглой, черты лица - тонкими и правильными. Николас не стал больше прикасаться к убитым, рассудив, что все равно не сможет узнать по их липам и платью, кто они и откуда, и кем были те, кто на них напал. Он осмотрел уцелевшие повозки и убедился, что все мало-мальски ценное из них разбойники прихватили с собой. Из-под крупа убитой лошади выглядывала рукоятка меча. Николас вытащил его и стал рассматривать лезвие. То был широкий палаш, какими часто вооружались наемные охранники караванов на юге Королевства и в Кеше.

Николас протянул меч подошедшему Маркусу и кивнул в сторону повозок:

- Похоже, мы опоздали.

- А мне думается, - возразил Маркус, - мы здесь появились как раз вовремя. Одни боги ведают, чем могла закончиться наша встреча с грабителями, окажись мы здесь несколькими часами прежде. - И он подвел принца к той стороне круга из повозок, где на земле лежало не меньше трех десятков окровавленных тел. - Ты себе представляешь, сколько их было? Да они не моргнув глазом перебили бы и нас всех заодно с этими беднягами. Ведь мы почти безоружны!

Николас принужден был с ним согласиться:

- Возможно, ты прав. К тому же мы ведь не знаем, кто эти люди и что они не поделили с нападавшими.

С восточной стороны к месту побоища подошли Гуда с Маркусом и принялись внимательно разглядывать тела убитых и нанесенные им раны.

- Что ты обо всем этом думаешь. Гуда? - спросил Николас, подбежав к старому воину.

Гуда задумчиво почесал щеку:

- Похоже, это были торговцы и наемные охранники. - Он окинул цепким взглядом все поле сражения и кивнул в сторону. - Несколько человек из нападавших схоронились вон там и первыми набросились на караван. А после их поддержали все остальные, которые скрывались у реки. - Он указал на груду тел возле одного из перевернутых фургонов. - Здесь была самая жаркая битва. Все закончилось очень быстро. И среди убитых уж точно есть и стражники, и те, кто их атаковал.

Николас повернулся к матросу:

- Беги к остальным и скажи, чтоб они шли сюда не мешкая.

Матрос отсалютовал принцу и бросился выполнять его приказ.

- Выходит, это разбойники ограбили торговый караван и перебили охранников, - предположил Маркус.

Гуда помотал головой:

- Навряд ли. Уж больно грамотно все было обставлено. Сдается мне, это дело рук настоящих воинов.

- Но ни на одном из убитых нет воинской формы, - с сомнением заметил Николас.

- Ну и что ж с того? - пожал плечами Гуда. - Я ведь тоже ношу обычное платье, но это не мешает мне быть солдатом.

Разговор их был внезапно прерван раздавшимися со стороны реки чьими-то пронзительными воплями. Все мгновенно насторожились и потянулись к оружию. Вскоре, раздвигая одной рукой высокую траву, а другой придерживая за шиворот какого-то маленького тщедушного человечка, к собравшимся подошел Калис. При виде него Николас облегченно вздохнул и с любопытством взглянул на пленного. Тот повалился принцу в ноги и стал с мольбой и страхом что-то быстро бормотать на незнакомом наречии.

- Кто это такой? - спросил Николас.

Калис пожал плечами.

- Не иначе как слуга этих торговцев. Он прятался в кустах у берега.

- Хотел бы я понять, что это он лопочет, - сказал принц.

- А это не так уж и трудно, - усмехнулся Гуда, - ты только прислушайся повнимательней.

Николас последовал совету воина и вскоре с удивлением обнаружил, что многие из произносимых коротышкой слов ему знакомы. Тот говорил по-кешиански, но с таким сильным акцентом, что поначалу его речь показалась принцу набором каких-то бессвязных звуков. Понять пленника было непросто еще и потому, что голос его дрожал от страха. Он то горестно вздымал руки к небу, то вновь валился наземь и не переставая молил сжалиться над ним и оставить ему жизнь.

- Да он, никак, изъясняется по-наталезски? - удивился Маркус.

Язык жителей Наталя был сродни кешианскому, ибо в прежние времена Наталь входил в состав Великой Империи в качестве одной из вассальных провинций.

- Встань! - приказал Николас маленькому человечку. Он произнес это слово на кешианском наречии, которым владел хотя и не вполне свободно, но достаточно, чтобы объясниться с перепуганным пленником.

Тот без труда его понял. Он проворно вскочил на ноги и встал перед принцем навытяжку.

- Сах, энкоси.

Николас вопросительно взглянул на Гуду, и воин вполголоса пояснил:

- Похоже, он сказал: "Слушаюсь, энкоси". - Николас недоуменно вскинул брови. - В некоторых землях Кеша "энкоси" - это почтительное и вежливое обращение, что-то вроде нашего "сэр".

Николас кивнул и спросил пленного:

- Кто ты такой?

- Меня звать Тука. Я возница, энкоси.

- Кто это сделал?

Коротышка пожал плечами:

- Отряд воинов, энкоси. Но какой именно - я не знаю. - Он с тревогой обвел глазами лица всех, кто его окружал. В его испуганном взгляде ясно читалось подозрение в их возможной причастности к случившемуся.

- Отряд, говоришь? - спросил Гарри.

- У них не было ни знамени, ни... - тут пленник произнес незнакомое Николасу слово и с почтением добавил: - Энкоси.

- Мне думается, - вставил Гуда, - он имеет в виду нагрудные бляхи или какие другие знаки различия. - Воин говорил по-кешиански, и пленник его понял. Он заметно ободрился, закивал головой и поспешно проговорил, обращаясь к Гуде:

- Твоя правда, энкоси! Эти люди скрывали, кто они такие. А значит, это никакой не отряд, а просто банда разбойников.

Николас с вниманием вслушивался в слова пленного возницы, и чем охотнее тот отвечал на вопросы, тем больше сомнений в его правдивости возникало в душе принца. Он отвел Гуду в сторону и шепнул ему:

- По-моему, этот Тука сам не очень-то верит тому, что говорит. Нам надо выяснить, отчего он лжет. Это может быть для нас важно.

Гуда пристально взглянул на коротышку, обернувшись через плечо, и прошептал Николасу в ответ:

- Тому может быть много причин. Мы ж ведь не знаем, что за люди здесь живут, с кем и почему они дружат, а с кем враждуют. Может, какой-нибудь торговец пожелал таким способом разделаться со своим конкурентом, или же кто-то из вельмож расправился здесь с врагом. И откуда ж этому вознице знать, кто мы такие и на чью сторону встали бы, узнав от него всю правду. Вот он на всякий случай и держит язык за зубами. Так оно для него всяко безопаснее.

Николас пожал плечами и повернулся к пленному:

- Кто-нибудь кроме тебя остался в живых? Тука беспомощно огляделся по сторонам. Он никак не мог решить, что ответить принцу. Гуда, от которого не ускользнуло выражение растерянности на его узком лице, выхватил из ножен свой кинжал, подступил к нему вплотную и на него замахнулся.

- Не смей лгать господину, негодяй!

От страха лицо Туки стало пепельно-серым. Он повалился на колени перед Николасом и снова стал молить его о пощаде. Жалобно всхлипывая и раздирая на себе одежды, он заклинал принца пощадить его хотя бы ради семьи - трех жен и бессчетного числа малых детишек.

При этих словах Николас едва заметно улыбнулся и вопросительно взглянул на Маркуса. Принцу стало жаль этого тщедушного, насмерть перепуганного человечка. Но Маркус коротким кивком приказал Гуде продолжать, и великан воин, состроив свирепую гримасу, стал размахивать кинжалом перед самым носом пленного. Всем, кроме, разумеется, самого Туки, это представление показалось чрезвычайно забавным. Николас, покосившись на Гуду, едва не прыснул со смеху. Возница же снова залился слезами и стал пронзительно кричать, что всегда хранил верность своему господину и неповинен в измене и предательстве. При этом он бил себя кулаком в тощую грудь и призывал в свидетели своих слов с полдюжины божеств, имена которых были неведомы Николасу и его спутникам.

Николас почти не сомневался, что страх развяжет пленнику язык и тот станет правдиво отвечать на все вопросы. Он знаком велел Гуде вложить кинжал в ножны и снисходительно кивнул Туке:

- Не бойся его. Я ему не позволю тебя обидеть, если только ты перестанешь нас обманывать. И знай, что мы никак не связаны с теми, кто сжег повозки и перебил охрану. А теперь говори, кто ты такой, и куда вы направлялись, и кто на вас напал?

Маленький возница обвел испуганным взором лица всех, кто его окружал и, всплеснув руками, в который уже раз стал молить богов, которым поклонялся, о защите и помощи. Затем он взглянул на Николаса в упор, шмыгнул носом и быстро заговорил по-кешиански:

- Энкоси, не губи меня, смилуйся надо мной, и я тебе расскажу всю правду! Я - Тука, возница господина Андреса Русолави. Хозяин мой очень богат и знатен. У него есть торговые патенты шести разных городов. Он дружен с джешанди! - Николас в ответ важно кивнул головой, недоумевая про себя, что могло означать последнее слово, которое возница особо выделил голосом. Но принц предпочел до поры до времени скрывать свою неосведомленность и потому не стал спрашивать Туку, что являл собой этот столь почитаемый им Джешанди, а лишь махнул рукой, чтобы тот продолжал свой рассказ. - Мы возвращались к себе домой с Весенней ярмарки и везли много ценных товаров в наших десяти фургонах. Нынче утром на нас напали какие-то всадники, и мы составили все фургоны в круг, чтоб обороняться. Караван моего хозяина охранял отряд стражников Джаван. Они бились очень отважно и стали теснить этих бандитов, но тут к берегу причалило несколько лодок, и оттуда на берег выбежали еще какие-то разбойники. Их было очень много. Они перебили всех слуг моего господина и всех воинов Джаван. Четыре фургона с добром они угнали с -собой, а остальные перед вами. - Дрожащим пальцем Тука указал на одну из опрокинутых повозок. - Я правил вот этим фургоном, энкоси. Когда он упал, я свалился с козел и очутился в высокой траве. - Он кивнул в ту сторону, откуда его привел Калис. - Я ведь не солдат, а всего лишь возница, эн-коси. И чтоб меня не убили, как остальных, я там прятался, пока все не кончилось. Пока один из твоих людей меня там не отыскал. - Произнося последние фразы, Тука покраснел и потупился. Он явно стыдился своей трусости.

- Как ты думаешь, не лжет ли он нам снова? - спросил Николас Гуду на языке Королевства.

Воин покачал головой:

- Навряд ли. Он ведь уверен, что мы знаем, кто такие эти Джаван и Джешанди. Иначе он стал бы нам это растолковывать так же подробно, как рассказал о своем хозяине, которого, по его представлению, мы знать никак не можем. - Он повернулся к маленькому человечку и спросил его по-кешиански: - Так значит, ты из дома Русолави?

Тука кивнул, просияв гордой улыбкой.

- Да, энкоси. Как и мой покойный отец. Мы, весь наш род, его свободнорожденные слуги.

Гуда наклонился к Николасу и вполголоса пробормотал:

- Думаю, нам лучше скрыть до поры до времени, кто мы и откуда.

- Я тоже так считаю, - согласился принц. - Предупреди всех в отряде, чтоб они держали язык за зубами, а я пока порасспрошу этого возницу еще кое о чем.

Николас направился к повозкам и сделал Туке знак следовать за собой. Принц полюбопытствовал, что за ценный груз вез Андрес Русолави к себе домой с Весенней ярмарки. Возница охотно и обстоятельно ответил на все его вопросы. Тем временем Гуда двинулся навстречу остальным членам отряда, которые медленно подходили к поляне, и успел предупредить всех, чтобы они поменьше говорили о себе с коротышкой пленником.

Убедившись, что жизни его ничто не угрожает, Тука стал держаться смелее и увереннее. Когда на поляне собрались все, кто сопровождал Николаса в путешествии, он искательно заглянул принцу в глаза и спросил:

- Энкоси, а что это за отряд?

Николас с горькой улыбкой оглядел оборванных, грязных, исхудалых солдат и матросов, сопровождавших его от самого Крайди.

- Это мой отряд.

Глаза у Туки едва не вылезли из орбит.

- Не окажешь ли ты мне честь назвать твое имя, энкоси?

- Николас, - сказал принц и едва удержался, чтобы не добавить: "Крондорский".

На лице возницы мелькнула растерянность, которая, впрочем, быстро сменилась восхищенно-подобострастным выражением.

- Как же, как же, энкоси! - воскликнул он, всплеснув руками. - Имя твое гремит повсюду, точно дробь боевых барабанов! И даже я, недостойный, наслышан о твоих подвигах! При одном упоминании о твоем знаменитом отряде все другие капитаны бледнеют от страха или скрежещут зубами от зависти!

Николас в ответ на льстивые слова возницы едва заметно усмехнулся и качнул головой.

- Мы пришли сюда из дальних краев, Тука.

- Я это сразу понял, энкоси, - улыбнулся возница. - По вашему говору и платью. Но слава твоя опередила твой шаг. Весть о твоих деяниях, подобно урагану, облетела всю нашу землю...

- А кстати, - прервал его Николас, - как зовется эта земля?

Тука настолько опешил от этих его слов, что не сразу нашелся с ответом. Николас понял, что едва себя не выдал, и поторопился исправить свою оплошность:

- Далеко ли отсюда до того места, куда вы держали путь?

- Нет-нет, энкоси, совсем близко! - просиял Тука. - До таверны "Пристань Шингази" можно дойти отсюда дня за четыре. Там мой господин собирался погрузить свое добро на баржи и свезти его вниз по реке.

- Куда? - спросил Николас. Он повернулся и зашагал к своим людям. Возница, на мгновение остановившись и недоуменно покачав головой, засеменил с ним рядом.

- Как это - куда, энкоси? Конечно же, в Город Змеиной реки. Куда ж еще и идти-то в этих Западных землях? Вы ведь и сами знаете, что больше здесь просто некуда податься. - Говоря это, он то и дело с сомнением и тревогой взглядывал в лицо Николаса, словно проверяя, не шутит ли тот и не готовит ли ему паче чаяния какой-либо подвох.

Николас рассеянно кивнул и жестом велел вознице умолкнуть. Теперь принцу предстояло тщательно обдумать все, что он узнал, и решить, что делать дальше.

Привстав на цыпочки и вытянув вперед шею, Маргарет вглядывалась вдаль.

- Это какой-то большой порт, - сказала она подруге.

- Да неужто? - с сарказмом отозвалась Эбигейл.

После того как корабль преследователей от них отстал, она совсем пала духом и вновь стала на целые дни замыкаться в угрюмом молчании. Лишь временами в ответ на какие-либо замечания Маргарет, на ее ободряющие слова и мечтания вслух о возможном побеге, она отпускала мрачные, зловещие шутки, что прежде было ей совсем несвойственно. - А я-то думала, мы бросим якорь где-нибудь в горах или в пустыне.

- Запомни одно, Эбби, - невозмутимо отвечала ей принцесса. - Если идешь по незнакомым местам, надо внимательно смотреть по сторонам и все примечать, чтобы не заплутаться на пути домой. Этому научил меня отец, и я ему благодарна за урок.

- К чему нам здесь твоя приметливость? - раздраженно проворчала Эбигейл.

Маргарет повернулась спиной к иллюминатору, прошла по каюте и уселась на свою койку.

- Когда мы сбежим, - убежденно проговорила она, - нам будет недосуг отыскивать путь домой. Мы его должны запомнить сейчас, чтобы благополучно вернуться назад.

- Назад?! Но куда, скажи на милость? Неужто же ты рассчитываешь, что нам удастся отсюда выбраться?!

Маргарет взяла руки подруги в свои и заговорила мягко и нежно, так, словно успокаивала капризное дитя:

- Я понимаю, как тебе тяжело, Эбби. Но мне ведь и самой не легче! Я так надеялась, что они догонят наш корабль, но когда "Орел" исчез вдали, я едва не умерла от отчаяния. Но нам нельзя падать духом, слышишь? Ведь спасение близко. Энтони и остальные не могли отстать от нас больше, чем на два-три дня пути. Когда мы сбежим от этих негодяев, нам нужно будет не мешкая пробираться назад, навстречу нашим спасителям.

- Если мы сбежим, - вяло поправила ее Эбигейл.

- Не если, а когда! - настаивала Маргарет.

Досада, владевшая Эбигейл, как это бывало и прежде, сменилась отчаянием.

- Мне так страшно, - всхлипнула она и спрятала лицо на груди принцессы.

- Я знаю, - прошептала Маргарет. - И я тоже напугана не меньше твоего. Но мы не должны поддаваться страху и панике, если хотим остаться в живых и вернуть свободу себе и остальным пленникам. Мы будем бороться до конца. Ведь у нас просто нет другого выхода.

Эбигейл уныло кивнула:

- Я буду делать все, что ты скажешь.

- Вот и хорошо, - улыбнулась Маргарет. - Держись все время возле меня и глаз с меня не своди, ведь если представится хоть малейшая возможность для побега, я ею тотчас же воспользуюсь. И мы удерем от них вместе с тобой!

- Да, конечно, - выдавила из себя Эбигейл и сопроводила свои слова тяжелым вздохом.

Дверь каюты девушек внезапно распахнулась настежь, и по обе стороны от проема остановились два стражника, с ног до головы облаченных в черное. Вместо Арджина, которого пленницы уже привыкли видеть у себя в эти часы, к ним вошла какая-то незнакомая женщина. Она остановилась между койками и обвела сперва Маргарет, а затем и Эбигейл немигающим, властным, бесцеремонным взглядом огромных ярко-голубых глаз, цвет которых составлял резкий контраст с ее черными как вороново крыло волосами. Кожа женщины была мертвенно-бледной и отливала прозрачной голубизной у висков и под глазами. Она молча распахнула свой зеленый шелковый халат, предоставив девушкам любоваться своим стройным полуобнаженным телом, ибо кроме халата на ней были надеты лишь черная кружевная повязка, поддерживавшая грудь, и короткая шелковая юбка. Пальцы женщины были унизаны драгоценными камнями, на запястьях и щиколотках позвякивали золотые и серебряные браслеты.

Держалась она столь свободно и уверенно, что Маргарет без труда догадалась: перед ними не служанка какого-нибудь важного вельможи, не танцовщица и даже не роскошная куртизанка. Эта женщина привыкла повелевать и властвовать. Эбигейл, как только та вошла, потупилась и втянула голову в плечи. Принцесса, напротив, постаралась принять как можно более независимый и беззаботный вид и не опустила глаз под холодным, недобрым взглядом незнакомки. Та с легким, едва различимым акцентом обратилась к ней на языке Королевства:

- Вы - дочь герцога?

- Да, - ответила Маргарет. - С кем я имею часть говорить?

Проигнорировав ее вопрос, женщина повернулась к Эбигейл:

- А вы, в таком случае, - дочь барона Карса?

Эбигейл испуганно кивнула.

- Корабль скоро войдет в гавань, и вас сведут на берег и поселят в уютной, светлой комнате, - сказала незнакомка. - С вами будут хорошо обращаться, у вас будет вдоволь еды и вина, вы сможете прогуливаться по саду. Но это лишь в том случае, если вы станете делать все, что от вас потребуют. Неповиновение дорого вам обойдется. - Она сузила свои холодные синие глаза и слегка возвысила голос: - За любую вашу провинность мы будем казнить кого-нибудь из пленных. Если вы откажетесь нам подчиняться, ваши подданные один за другим будут умирать медленной, мучительной смертью. Выбор за вами. - Губы ее внезапно раздвинулись в жестокой, хищной усмешке, обнажив два ряда крупных белых зубов. - Нас мало заботит жизнь остальных невольников. Но, насколько мне известно, вы, знать Королевства Островов, считаете себя в ответе за этих скотов. Поэтому я надеюсь, что мои слова должным образом на вас подействуют.

Она хлопнула в ладоши, и двое других стражей втащили в каюту рыжеволосую девушку-подростка, бледную, исхудавшую и дрожащую от страха. Не сводя глаз с Маргарет, женщина спросила:

- Тебе знакома эта девчонка?

Принцесса кивнула. Она сразу узнала в девушке прислугу из замковой кухни. Маргарет вспомнила даже ее имя - Мегги.

- Вот и хорошо. - Женщина провела кончиком языка по тонким губам и с улыбкой сказала: - Она больна, и нам следует поскорее от нее избавиться. - Повернувшись к стражам, она отрывисто приказала: - Убейте девчонку!

- Нет! - крикнула Маргарет, вскакивая с кровати и бросаясь к девушке. Но один из стражников отшвырнул ее прочь, другой тем временем вынул из ножен длинный кривой кинжал, схватил Мегги за волосы, оттянул ее голову назад и молниеносным движением полоснул ее острым лезвием по горлу. Все это произошло так быстро, что несчастная не успела даже вскрикнуть. Глаза ее широко раскрылись, и она упала на колени, истекая кровью.

- Зачем вы это сделали? - возмущенно крикнула Маргарет. - Ведь мы вам не перечили ни одним словом!

- А это чтоб вы раз и навсегда поняли, что мы не склонны шутить и грозить вам попусту, - усмехнулась женщина. - Я весьма дорожу вами обеими и не намерена причинять вам вред, если вы меня к этому не вынудите. Но чтоб добиться от вас покорности, я не задумываясь велю медленно поджарить над угольями самого младшего из невольников. На ваших глазах. Надеюсь, что вы примете это к сведению.

Маргарет с неимоверным усилием справилась с гневом и подступавшими слезами и нарочито спокойно ответила:

- Да. Мы верим, что вы на это способны.

- Вот и отлично. - С этими словами незнакомка запахнула халат и стремительно покинула каюту пленниц. Страж, который за минуту до этого умертвил Мегги, подхватил ее безжизненное тело на руки и вынес прочь. Трое других облаченных в черное воинов вышли в коридор следом за ним и притворили за собой дверь. Девушки снова остались одни в своей каюте, где все выглядело точь-в-точь так же, как до прихода их похитителей, и лишь на полу между кроватями алела огромная лужа крови.

По приказу Николаса спутники его тщательно осмотрели все поле сражения. В высокой траве, окружавшей поляну, они отыскали три меча и несколько кинжалов. В углу одного из фургонов Гарри обнаружил бочонок с сушеным мясом и мешок сухарей. Припасы были поровну поделены между всеми членами отряда. Кинжалы и мечи получили те, кто потерял свое оружие во время кораблекрушения;

Оглядев оборванных и истощенных матросов и солдат крайдийского гарнизона, Тука осторожно заметил:

- Не во гнев тебе будь сказано, энкоси, но, похоже, ты и твои люди когда-то знавали лучшие времена.

Николас кивнул, отдавая должное сметливости и наблюдательности маленького возницы:

- Твоя правда. Но такое со всеми может случиться. Вашему каравану и воинам, что его охраняли, нынче повезло еще меньше, не так ли?

Коротышка уныло вздохнул:

- Боги за что-то на нас прогневались, капитан Николас. Разбойники забрали себе столько нашего добра! Мой господин, когда об этом узнает, придет в большую ярость. Ведь из-за этого может пошатнуться его положение в Дижнази Бруку. А отвечать за все придется мне, несчастному, это уж точно!

Николас понятия не имел, что это за Дижнази Бруку, и благоразумно решил отложить выяснение этого вопроса на потом. Однако последнее утверждение Туки настолько его поразило, что он замахал на возницу рукой.

- Да что это ты такое говоришь?! Неужто твой хозяин, человек, судя по твоим же словам, богатый и знатный, станет винить в этом ужасном кровопролитии и грабеже простого слугу? Ты-то здесь при чем?

Тука с видом полной покорности судьбе пожал плечами:

- Ведь кто-то же должен за это ответить. А в живых, кроме меня, никого не осталось.

Гуда, внимательно прислушивавшийся к словам возницы, звонко расхохотался и подмигнул принцу.

- Люди везде одинаковы, капитан, где б они ни жили и на каком бы языке ни изъяснялись.

- Золотые слова, - с важностью кивнул Накор, подходя к принцу и Туке. - Люди всегда неохотно расстаются со своим добром и бывают благодарны тем, кто помогает им вернуть потерянное.

Тука с боязливым вниманием взглянул на Николаса и шмыгнул носом.

- Энкоси, неужто ваш человек хочет сказать, что такой отважный капитан не погнушается принять скромное вознаграждение от меня, недостойного, и ради этой ничтожной мзды пустится вдогонку за бандитами?

Принц вопросительно взглянул на Гуду, и старый воин едва заметно качнул головой.

- Разумеется, от тебя мы ничего не примем, - назидательно проговорил Николас. - А вот от твоего господина - дело другое. В том случае, если ты вправе действовать от его имени.

- Не смейся над бедным Тукой, энкоси! - в отчаянии простонал возница. - Ведь я всего лишь слуга! Мне откажут от места, а может, еще и плетьми отстегают за то, что наш караван разграблен. И стану я просить подаяния или сделаюсь жуликом. Вот что меня ждет. Но если я осмелюсь заключать контракты от имени господина, то не сносить мне головы!

Николас задумчиво потер подбородок, не зная, что на это сказать. Но Гуда вывел его из затруднения, с веселым смешком обратившись к вознице:

- А знаешь, коли твой господин не сумел уберечь свое добро, то и поделом ему! Мы отнимем его повозки у бандитов и заберем все себе.

С лица Туки сбежали все краски.

- Нет-нет, энкоси! - взмолился он. - Ведь тогда получится, что я был с вами заодно. И меня не возьмут на работу ни в один честный дом. Я умру с голоду, а со мной мои жены и малые дети. Лучше уж вы сами меня убейте!

- А я вот что вам скажу, - проворчал Амос, все это время молча, с неодобрением прислушивавшийся к разговору. - Трофей - он и есть трофей и по закону принадлежит тому, кто его добыл. Вот так-то!

Николас обернулся к нему и сурово отчеканил:

- На море, может статься, так оно и есть. Но не забывай, что... там, откуда мы сюда прибыли, воров, грабителей и скупщиков краденого вздергивают на виселицы!

- Виноват. Я позабыл, что ты у нас поборник законов, - сухо процедил Амос. - Ну, воля твоя. Делай как знаешь.

Николас мягко улыбнулся Туке и сказал, обращаясь не только к нему одному, но и ко всем остальным:

- По-моему, нам прежде всего надо выследить этих разбойников. Если окажется, что нам по силам их одолеть, мы на них нападем и отнимем фургоны. А за эту услугу возьмем с Андреса Русолави такую плату, какую запросил бы любой из здешних воинских отрядов.

Лицо возницы просветлело. Он радостно кивнул и с некоторой озабоченностью спросил у принца:

- А сколько воинов у тебя в отряде, энкоси?

- Тридцать три человека, не считая меня самого.

Возница ткнул пальцем в сторону Бризы.

- И эта девица - тоже воин?

Не успел он договорить, как в землю в дюйме от его левой ступни вонзился кинжал. Тука оторопело уставился на покачивавшуюся рукоятку. Бриза потерла руки и насмешливо ему поклонилась.

- Как видишь!

- Женщины-воины... - с принужденной улыбкой пробормотал Тука и обратил растерянный взор к Николасу. - Нет, энкоси, ты только не подумай, что я против этого. Я человек передовых взглядов. - Николас невольно усмехнулся. - Значит, тридцать три воина, - продолжал возница, быстро что-то подсчитывая в уме, - и ты, энкоси. Вам причитается плата за сражение с бандитами и за все время пути отсюда до "Пристани Шингази". Получается, шестьдесят шесть хайпурских сарландеров, да вдобавок еще...

Однако Гуда не дал ему продолжить расчеты. Схватив щуплого возницу за ворот рубахи, могучий воин поднял его в воздух и встряхнул, как нашкодившего щенка.

- Ты что же это, решил нас надуть, негодяй?! Да знаешь ли ты, с кем имеешь дело?!

- Нет, что ты, добрейший на свете энкоси, - залопотал позеленевший от страха Тука, тщетно пытаясь высвободиться, - поверь, я и в мыслях ничего подобного не имел! Ведь ты ж не дал мне закончить. Я хотел сказать, по шестьдесят шесть сарландеров в день всему отряду, не считая еды и питья, а энкоси капитану - отдельная плата за его храбрость! И все это вы получите, как только мы доберемся до "Пристани Шингази"!

Николас покачал головой и жестом велел Гуде отпустить возницу.

- Мы отправимся в Город Змеиной реки и примем вознаграждение из рук твоего господина. Так будет вернее.

При этих словах Тука едва не лишился чувств. Он открыл было рот, чтобы возразить Николасу, но Гуда, не дожидаясь приказаний, снова ухватил его за шиворот и на сей раз поднял вверх так высоко, что носки плетеных сандалий маленького человечка закачались в нескольких дюймах над землей.

- У-у-уй! - выдохнул возница и, зажмурившись от ужаса, с натугой просипел: - Как тебе будет угодно, энкоси. Господин мой щедро отблагодарит тебя за труды.

Гуда осторожно поставил его на землю. Николас с улыбкой ему кивнул:

- Да, уж что-что, а раскошелиться ему придется, если он захочет получить назад свое добро!

Тука стоял перед ним ни жив ни мертв и переминался с ноги на ногу с таким видом, точно горячие уголья жгли ему подошвы. Что-то во всей этой сделке крайне его смущало, вернее, даже более того, - повергало в ужас. Не найдя, однако, убедительных причин для возражений, он уныло кивнул.

- По рукам, энкоси.

- Пойду разыщу Калиса, - сказал Гуда.

Николас поманил к себе Маркуса и распорядился:

- Обойди еще раз вокруг поляны и внимательно все осмотри. Вдруг мы пропустили что-нибудь важное. - Маркус ушел, и принц повернулся к Туке: - Как ты думаешь, могли эти разбойники, не доезжая до "Пристани Шингази", выгрузить украденные вещи из повозок в лодки и двигаться дальше по реке?

- Нет, энкоси. Они приплыли сюда в маленьких лодках и оставили их у берега, а потом река их унесла. Все бандиты ускакали отсюда верхом и в повозках. А большие баркасы, чтоб везти на них наш груз, они наверняка надеются нанять у Шингази.

- Значит, к нему-то мы и отправимся, - улыбнулся Николас.

Усевшись в тени одной из повозок, Николас с Амосом взвешивали свои шансы на успех в предстоявшей битве. Отряд был теперь неплохо вооружен: на тридцать четыре человека приходилось пять мечей, десятка три ножей и кинжалов и один длинный лук. Многие из переживших тяготы пути были испытанными в боях воинами. Матросы с "Орла" также знали толк в сражениях.

Рассуждая с Траском о нападении на разбойничий стан, Николас тщетно пытался заглушить неумолимо нараставшее в его душе чувство тревоги. Ведь ему, если не считать поединка с Рендером, ни разу еще не доводилось участвовать в настоящих битвах. Наставники обучали его в свое время стратегии и тактике сражений, и он хорошо усвоил их уроки. Но то была лишь теория, а что до практики, то выходило, что из всего отряда, находившегося под его началом, он был самым неопытным солдатом. Маркус не так давно бился против гоблинов плечом к плечу со своим отцом, Гарри и тот участвовал в облавах на разбойников, промышлявших в окрестностях Ладлэнда. Николас вздохнул и стал рассеянно слушать Амоса, убеждавшего его, что эффект внезапности зачастую решает исход всей битвы.

Калис вернулся из разведки, когда солнце было в зените. Он подошел к повозке и уселся в тени рядом с Николасом.

- У меня хорошие новости. Разбойники совсем недалеко отсюда. Гуда остался за ними наблюдать. Похоже, в фургонах Русолави было немало мехов с вином и бочонков с элем...

- По дюжине того и другого, - вставил невесть откуда взявшийся Тука.

- И сдается мне, - с улыбкой продолжал Калис, - разбойники, что угнали фургоны, намерены теперь же разделаться со всеми этими запасами. Они оттащили все повозки в сторону от дороги и упились чуть ли не до смерти. - Эльф поднялся на ноги и кивком предложил Николасу отойти в сторонку, чтобы наедине поведать ему о чем-то важном. - Есть еще одна интересная новость, - сказал он на королевском наречии, понизив голос. - В одном из фургонов они содержат пленных!

- Что?!

- Нескольких женщин.

Николас с минуту напряженно размышлял над словами Калиса, затем коротко ему кивнул, вынул меч из ножен, поднял его над головой и нарочито медленно двинулся к Туке. Возница в который уже раз упал перед ним на колени. Вид принца, его пылавшие гневом глаза, брови, сведенные к переносице и сурово сжатые губы, поверг возницу в такой ужас, что тот едва не лишился чувств.

- Энкоси?.. - хрипло прошептал он.

Николас коснулся горла возницы острием клинка.

- Расскажи мне о женщинах, которых вы везли с собой.

Тука воздел руки к небу:

- Пощади меня, господин! Я теперь вижу, что мудрость твоя равна твоей силе и отваге! Мне не следовало обманывать такого доблестного капитана, и я горько раскаиваюсь, что так с тобой поступил! Не губи меня, и я искуплю свою вину! Я расскажу тебе все без утайки! Только не отнимай у меня жизнь, энкоси!

- Говори! - потребовал Николас. Вид у Туки был такой пришибленный, несчастный и вместе с тем комичный, что Николасу стоило больших усилий не расхохотаться и доиграть свою роль до конца. Вознице, однако, было совсем не до смеха. Нимало не сомневаясь в реальности угрозы, нависшей над его жизнью, он торопливой скороговоркой поведал принцу и его спутникам правду о караване, который подвергся нападению разбойников.

Как выяснилось из его слов, одну из женщин, путешествовавших в самом поместительном фургоне, звали Ранджана. Она была дочерью какого-то знатного вельможи из Килбара, и люди Андреев Русолави взялись доставить ее к властителю Города Змеиной реки, коего Тука с почтительным страхом именовал первоправителем. Ее сопровождали четыре молоденьких служанки. Ранджана в скором времени должна была стать женой первоправителя. Хозяин Туки рассчитывал получить от этого предприятия, в случае, если бы оно увенчалось успехом, немалые выгоды.

Тука нисколько не сомневался, что бандиты, которые напали на караван и пленили девушек, были посланы сюда кем-то из недругов его господина, желавших посеять вражду между первоправителем и Дижнази Бруку. Николас догадался, что так именуется крупная торговая компания, членом которой состоял Андрес Русолави.

- А кому это может быть на руку? - полюбопытствовал Гуда.

Тука растерянно заморгал:

- Неужто же вы не ведаете, как много у первоправителя злых врагов? Взять к примеру хотя бы Раджа Махартского. Я так почти уверен, что за всем этим скрывается именно он. Ведь первоправитель и Радж вот уж сколько лет ведут меж собой войну.

- Мы прибыли сюда из очень далекой земли и потому мало обо всем этом наслышаны, - сказал Николас.

- В наших фургонах было Множество богатых даров первоправителю от моего господина и его торговых партнеров, - вздохнул возница.

- Они поди и этому Раджу шлют подношения, - хмыкнул Гуда.

Тука кивнул. На губах его заиграла гордая улыбка:

- Мой господин столь же мудр, сколь и осторожен, саб.

Слово "саб" было хорошо знакомо Николасу. На наталезском диалекте кешианского языка оно означало "господин".

- Так выходит, - подытожил он, - если мы освободим знатную девицу и ее спутниц, нас за это наградит не только твой хозяин, но и сам первоправитель?

- Господин мой уж точно не останется перед вами в долгу. А вот первоправитель... - Тука пожал плечами. - За него я не поручусь, энкоси. У него ведь уже есть десятка полтора жен, не считая наложниц.

- Нам не составит особого труда отбить пленниц у разбойников, - заверил принца Калис.

- Но они ведь могут прикончить девиц прежде, чем мы до них доберемся, - буркнул Траск.

Николас присел на корточки:

- Нарисуй-ка мне план расположения их лагеря. Калис, присев возле него на землю, пренебрежительно махнул рукой.

- Никакого лагеря у них нет и в помине. Они ведут себя до крайности беззаботно. Считают, что нападения ждать неоткуда. - Он вынул из-за пояса охотничий нож и прочертил на земле длинную прямую линию. - Вот это дорога. Повозки они оттащили чуть в сторону. Вот сюда. В этой, второй по счету, если идти от реки, находятся пленницы.

- А ты сосчитал, сколько там этих бандитов?

- По четверо при каждом из фургонов. И все вооружены до зубов.

- Как близко мы сможем к ним подкрасться?

- Там вокруг высокая трава. Думаю, что человек пять-шесть из наших вполне смогут незаметно подойти на расстояние дюжины шагов от повозок.

Николас сосредоточенно вглядывался в рисунок Калиса.

- Скольких из них ты смог бы убить с такого расстояния?

Калис пожал плечами.

- Да всех, если б только у меня достало стрел. Во всяком случае, я точно успею уложить троих, а то и четверых бандитов, пока остальные сообразят, что происходит. А может статься, что и полдюжины. Ведь многие из них мертвецки пьяны.

Николас кивнул и, подобрав с земли прутик, начертил полукруг, охватывавший линию, которую нарисовал Калис.

- Я хочу зайти к ним с левого фланга. Со мной пойдут Маркус и несколько воинов. А Гуда с десятком наших людей подберутся к бандитам с другой стороны. Сигнал к нападению подашь нам ты, Калис. Мы бросимся на них, когда услышим твою команду.

Калис, склонив голову набок, внимательно взглянул на чертеж:

- Означает ли это, что прежде я должен убить из лука тех, кто окажется ближе всех к повозкам?

- Конечно! Ведь иначе они могут умертвить или ранить пленниц. С бандитами мы расправимся без труда, но главное ведь, чтобы девушки остались живы. Я очень рассчитываю на твою меткость.

Калис легко поднялся на ноги:

- Я убью всех, кто стережет девушек, потом подам сигнал к атаке, и во все время сражения не подпущу к фургону пленниц никого из разбойников.

- Да помогут нам боги! - с чувством воскликнул Николас.

Для нападения на разбойников он отобрал самых сильных и выносливых воинов и матросов и быстро отдал им необходимые распоряжения, после чего подозвал к себе Энтони и Накора.

- А вы останетесь здесь вместе с теми, кто слишком слаб, чтобы драться. Я пришлю за вами, когда сражение будет закончено. У нас ведь могут быть раненые.

- Я отыскал поблизости кое-какие целебные травы, - сказал Энтони. - Их сок останавливает кровь и заживляет раны.

- Мы дождемся здесь окончания битвы, - кивнул Накор.

Кроме чародеев в наспех разбитом лагере остались с полдюжины воинов и Бриза. Девушка вовсе не горела желанием участвовать в бою с бандитами.

Когда Николас и его спутники добрались до невысокого холма, с вершины которого, скрываясь в зарослях кустов, за разбойниками наблюдал Гуда, солнце начало склоняться к горизонту. Старый воин кивнул принцу и прошептал:

- Знатная тут у них была попойка! Они уж и подраться успели из-за девчонок. Гляди-ка, одного укокошили. Все меньше работы нашим ребятам.

Николас прищурился и напряг зрение. Убитый разбойник лежал близ одной из повозок. Принц сперва принял было его тело, облаченное в яркие одежды, за груду тряпья.

- Не очень-то они друг с другом церемонятся.

- Похоже на то, - усмехнулся Гуда. - Так уж у них водится, у бандитов, где б они ни жили. Когда же ты думаешь на них напасть?

- Как только проведу половину нашего отряда к левому флангу. Остальными будешь командовать ты. Вы зайдете справа. Калис подберется как можно ближе к фургонам и прикончит тех, кто стережет девушек, а после подаст нам сигнал к наступлению.

- План что надо. Лучшего никто бы не придумал.

Николас простился с Гудой и повел дюжину воинов и матросов в обход лагеря разбойников. Калис шагал впереди всех. От взоров бандитов их скрывала гряда холмов, высившихся вдоль пыльной дороги. Вскоре однако эльф кивнул Николасу, сбежал с пригорка и исчез в высокой траве. Он стал незаметно подбираться к повозке, в которой находились пленницы.

Николас и его люди обошли поляну, на которой расположились разбойники, остановились на небольшом расстоянии слева от последней повозки и стали ждать сигнала Калиса. Теперь все зависело от проворства крайдийских воинов, крондорских военных моряков и их предводителя. Полтора десятка хорошо вооруженных бандитов, успей они прийти в себя от неожиданности, вполне могли дать им серьезный отпор.

Услыхав призывный крик эльфа, Николас стремглав бросился к повозкам. Следом за ним мчались воины и матросы. У самой поляны некоторые из них успели его опередить.

Первым из противников, встретившихся на пути принца, был здоровенный верзила, который стоял близ крайнего из фургонов и держал в высоко поднятой руке блестящий шлем, слегка его наклоняя и запрокинув голову. Из шлема в его широко раскрытую пасть тонкой струей лилась жидкость янтарного цвета. Заслышав топот и крики Николаса и его спутников, здоровяк с недоумением и неудовольствием повернул голову в их сторону. Эль из шлема выплеснулся ему на грудь. Пьяница не без труда сообразил, что перед ним вовсе не товарищи по оружию, вздумавшие над ним подшутить, а вооруженные противники, а когда он это уразумел, было уже поздно: едва лишь рука его потянулась к рукоятке меча, как один из матросов пронзил своим кинжалом его широкую грудь. Бандит со стоном свалился на землю.

Николас бросился вперед и на бегу заколол мечом разбойника, который прислонился к кузову ближайшей из повозок и оторопело озирался по сторонам. Но в следующее мгновение путь принцу заступил один из товарищей убитого - невысокий, кряжистый ветеран с сединой на висках и хищным блеском в узких черных глазах. Бандит взмахнул мечом, и Николас едва успел вытащить свой клинок из тела убитого, чтобы отразить эту стремительную атаку. Ветеран бился свирепо и отважно, однако приемы его не отличались большим разнообразием. Принц воспользовался одной из его оплошностей и через несколько минут после начала поединка сразил его быстрым и точным ударом в живот.

Внезапно над полем сражения воцарилась тишина. Николас огляделся по сторонам. Бой закончился полной победой его отряда. Воины и матросы в считанные секунды умертвили полтора десятка бандитов, многие из которых испустили дух, не успев понять, что на них напали.

Николас поманил к себе одного из матросов и, когда тот подошел, приказал ему:

- Скажи остальным, чтобы собрали все оружие, какое отыщут на поляне, и чтоб ни в коем случае не бросали трупы в реку.

Убедившись, что люди его тотчас же стали выполнять это распоряжение, принц направился к повозке, где содержались пленницы, и с любопытством туда заглянул. Пятеро девушек примерно одних с ним лет забились в дальний угол повозки и сидели там ни живы ни мертвы. Они обратили к принцу свои испуганные лица, не осмеливаясь с ним заговорить. Одежды двух из них были разорваны, лица и шеи покрывали царапины и синяки. Николас смущенно откашлялся и спросил, обращаясь ко всем девушкам разом:

- Как вы себя чувствуете?

- Нормально, - ответила та из них, что была одета богаче остальных. Голос ее заметно дрожал, в огромных карих глазах застыл ужас. Пленницы, судя по всему, были уверены, что снова попали в руки к разбойникам. Николас внимательно вгляделся в лицо говорившей, и лицо это внезапно поразило его своей экзотической, изысканно-томной красотой.

- Миледи, отныне вы можете не опасаться за свою жизнь. Мы не причиним вам никакого вреда, - пробормотал он, стараясь больше не смотреть на незнакомку. Однако глаза его невольно снова обратились к ней. Тогда он поклонился и поспешно затворил дверь фургона.

У края поляны Николас заметил Гуду. Старый воин осматривал поле сражения, покачивая лысой головой и что-то бормоча себе под нос.

- Нашел что-нибудь любопытное? - спросил Николас, подходя к нему.

- По всему видать, это были не солдаты, а какой-то случайный сброд.

Николас огляделся по сторонам и согласно кивнул:

- Они словно нарочно остановились в таком месте, где нам сподручнее всего было на них напасть И даже не выставили часовых!

Старый воин обратил к нему блеклые голубые глаза и задумчиво поскреб подбородок.

- Видать, не гадали и не чаяли, что на них кто-то нападет. Или...

- ...Ждали подкрепления, - докончил за него Накор, внезапно появляясь возле Николаса.

- Значит, нам надо не мешкая продолжать путь, - нахмурился Николас.

- Поздно! - воскликнул один из солдат и кивком указал на вершину холма, откуда Гуда наблюдал за бандитами.

Теперь там разместились около дюжины всадников в высоких остроконечных шапках. Безмолвные и неподвижные, словно изваяния, они смотрели сверху вниз на Николаса и его спутников.

Глава 3 СЛЕД

Повинуясь знаку Николаса, воины, которые были теперь достаточно хорошо вооружены, приготовились к обороне. Они заняли позиции за кузовами повозок. Остальные поспешно вынимали мечи, тесаки и кинжалы из ножен на поясах убитых и снимали с их плеч луки и колчаны. К Николасу подошел Маркус с коротким луком в руке.

- Совсем не то, к чему я привык, - посетовал он и слегка оттянул тетиву. - Но придется уж довольствоваться этим.

- Это джешанди! - воскликнул Тука, указывая на всадников.

- А кто они такие и чего от них можно ожидать? - спросил его Николас.

Тука боязливо покосился на всадников и понизил голос, словно те могли ненароком его услышать.

- На время Весенней ярмарки, в которой может участвовать всякий, кто пожелает, у нас объявляется перемирие, и любая вражда прекращается. Но теперь ведь ярмарка закончилась, а мы на их стороне реки...

- Как это понимать - на их стороне? - недоверчиво спросил Николас и на всякий случай сжал ладонью рукоятку своего меча. Жест его не укрылся от зоркого, настороженного взгляда Туки. Однако на сей раз возница нисколько не испугался этой безмолвной угрозы. Он уже успел привыкнуть к странным вопросам молодого капитана и уяснить себе, что того, несмотря на молодость и явную неосведомленность о самых обыденных вещах, не так-то легко обвести вокруг пальца. Вздохнув, Тука пустился в объяснения:

- К северу от "Пристани Шингази" и к западу от того места, где Змеиная река сливается с Ведрой, до самого берега океана тянутся земли джешанди. Ник-то не смеет здесь появляться без их ведома, чтобы их не прогневать.

- Выходит, нам придется с ними сразиться и потом переплыть эту реку? - уныло осведомился Гарри.

Возница пожал плечами.

- Не знаю, энкоси. Бывает, что они принимают незваных гостей с почетом и радушием, а случается, что и нападают на пришельцев. Это ж ведь дикари, от которых всего можно ждать. Вон тот, что держится впереди остальных, их гетман. По-нашему - властитель. Видите, какая у его лошади красивая сбруя, с серебряными пряжками, бубенцами и кистями?

- Что ж, если они не торопятся выказывать свои намерения, то мы уж тем более можем подождать, - процедил Николас.

Но тут к холму с противоположных сторон подскакали еще по дюжине конников. Николас помотал головой и протяжно вздохнул.

- Нет, похоже, долго ждать нам не придется. Он проворно взобрался на кузов одного из фургонов, вынул из ножен свой меч и, повернувшись к холму, сперва поднял его над головой на вытянутых руках, а затем медленно, так, чтобы всадники хорошо видели это движение, положил к своим ногам.

- Гуда, ты пойдешь со мной, - распорядился он, спрыгнув на землю. - Меч и кинжал оставь здесь. А ты, Маркус, прикроешь наше отступление вместе с Калисом, если нам придется спасаться бегством.

Николас и Гуда зашагали к холму с вершины которого к ним тотчас же стали спускаться двое всадников. Оказавшись на расстоянии нескольких шагов от Николаса и Гуды, они натянули вожжи и замерли в ожидании. Принц и Гуда также остановились. Николас с любопытством оглядел обоих джешанди. На головах у них красовались остроконечные шапки из козьего меха, выкрашенного в темно-синий цвет, с плеч спускались длинные темные плащи. Они повязали на лица полотняные косынки, чтобы защитить рот и нос от пыли. Открытыми оставались лишь глаза, и это придавало всадникам настороженный и даже несколько зловещий вид. Луки, перекинутые за спину, колчаны со стрелами и множество ножей и кинжалов, что виднелись у их за поясами из-под распахнутых плащей, лишь усиливали это впечатление.

Николас приложил ладонь сперва ко лбу, затем к подбородку, груди и животу, слегка склонил голову и нараспев произнес по-кешиански:

- Мир вам, добрые люди.

Такое приветствие, как он знал, было принято среди жителей пустыни Джал-Пур. Принц счел его вполне уместным и в этом диком краю. И он не ошибся. Один из джешанди, а именно тот, кого Тука назвал гетманом, сдернул с лица косынку и приветливо, хотя и не без некоторой насмешки, улыбнулся незваным гостям.

- Твои манеры весьма учтивы, - проговорил он на наталезском диалекте кешианского языка и добавил, проворно соскочив на землю: - Но слова ты коверкаешь просто ужасно. Сразу видно, что все вы не из наших краев. - Он небрежно махнул рукой и скороговоркой добавил: - Мир также и вам, кем бы вы ни были. - После этого гетман подступил вплотную к Николасу и испытующе воззрился на него своими большими, прозрачными светло-голубыми глазами. - А теперь скажи, что привело вас в наши земли и что здесь случилось? - И он кивнул в сторону повозок.

Николас охотно и без утайки рассказал ему о разграблении каравана Андреса Русолави и о схватке его отряда с разбойниками.

- Мы намерены в самом скором времени покинуть земли джешанди, - заверил он гетмана. - И надеемся, что вы не станете нас преследовать за нарушение границ. Ведь мы - люди пришлые и незнакомы с вашими порядками. А караван Русолави возвращался с Весенней ярмарки и только поэтому здесь очутился. Говоря это, принц не сводил испытующего взгляда с лица своего собеседника. Черты его - выступающие скулы, слегка заостренные уши и эти внимательные светло-голубые, почти прозрачные глаза казались ему странно знакомыми. Осененный внезапной догадкой, он повернулся к поляне и громко крикнул:

- Калис, иди к нам!

Эльф кивнул и быстрым шагом направился к принцу и Гуде.

- В чем дело? - насторожился Гуда.

- Ты только посмотри на его лицо!

Голубоглазый джешанди подбоченился и сердито сдвинул брови. От его дружелюбия вмиг не осталось и следа.

- Чем же это тебе не понравилось мое лицо? - с угрозой в голосе осведомился он.

Николас примирительно ему улыбнулся:

- Я ничего подобного не говорил. Просто мы никак не ожидали встретить здесь такого, как ты.

- Что ты имеешь в виду, чужестранец?! - вконец разозлился джешанди. - Какого это - такого?!

- Он хотел сказать: одного из эделов. Мы и впрямь не знали, что они живут в этой земле. Мы ведь пришли сюда издалека, - с улыбкой объяснил Калис, подходя к Николасу и кланяясь обоим джешанди.

Гетман озадаченно взглянул сперва на принца, потом на Калиса и покачал головой. В манерах пришельцев и впрямь не было ничего угрожающего или оскорбительного, и он решил было, что они просто обознались, приняв его за кого-то из своих знакомых. Гордо выпятив вперед грудь, он представился им:

- Я - Минола, гетман джешандийских всадников Закоша.

Калис продолжал смотреть на него с растерянной и недоуменной улыбкой, и Николас, чтобы дать эльфу время оправиться от изумления, снова поклонился вспыльчивому гетману и приложил руку к груди.

- А я - Николас, капитан воинского отряда и друг всякому, кто не ищет со мной вражды.

- Хорошо сказано! - Минола одобрительно кивнул и широко осклабился. - Но слова твои, капитан Николас, не вяжутся с делами! - Улыбка вмиг сбежала с его лица, и он запальчиво продолжил: - Может, все вы, жители больших городов, стоите один другого и не прочь попользоваться чужим добром?! Да только мне нет до этого дела! Разбирайтесь между собой как знаете. А ты, капитан, заплати мне за моих коз и отправляйся куда пожелаешь вместе со своими воинами.

- За твоих коз? - растерянно переспросил Николас. Он успел уже позабыть о первом дне пребывания его отряда в пустыне и о тощих козах, что паслись в оазисе у вершины каменного колодца.

- Вот именно, - мрачно кивнул Минола. - Только не пытайся меня убедить, что не видел моего клейма на ушах взрослых животных.

- Видел, - вздохнул Николас. - Но не знал, что оно - твое.

- Не верю! Твои люди перебили их всех до единой, а потом съели. И ты им это позволил, потому что надеялся, что я не узнаю, чьих это рук дело. И вообще, что вам понадобилось в тех местах, на самом краю земли? - Николас собрался было ответить, мгновенно сочинив в уме более или менее правдоподобное объяснение своего пребывания у скалистого берега, но Минола не дал ему и рта раскрыть, и Николас был ему за это благодарен. Гетман в запальчивости своей избавил его от необходимости лишний раз прибегать ко лжи. - Мы устроим здесь стоянку и обсудим этот вопрос, - решил Минола, не спрашивая согласия Николаса и его спутников. - А также и некоторые другие. И ты сполна заплатишь мне за моих коз!

С этими словами он вскочил в седло и, сопровождаемый другим всадником, помчался к подножию холма и стал выкрикивать оттуда приказания своим воинам.

- С чего ты вдруг так всполошился и стал звать к себе Калиса? - с любопытством спросил у принца Гуда.

- Так ведь этот Минола - эльф. Неужто же ты сам этого не заметил?

Гуда пожал плечами:

- Заметил бы, ежели б знал, какие они из себя. Я ведь ни одного не видал на своем веку, кроме Калиса, да и у того только мать из эльфов, а отец, как сказывали, обыкновенный человек, крайдийский парнишка именем Томас.

Калис с улыбкой кивнул старому воину:

- Я и в самом деле сын человека. И когда-нибудь мне предстоит покинуть Эльвандар. А что до гетмана, то он, судя по его виду, - самый настоящий эльф. Я удивился нисколько не меньше Николаса, встретив его здесь. Но еще более странным кажется мне то, что ему неведомо значение слова "эдел". - И Калис взглянул вслед всадникам. На лице его читались недоумение и тревога.

Вечером Николас и его спутники с благодарностью приняли радушное приглашение Минолы отужинать вместе с ним в его просторном шатре. Как ни сокрушался гетман из-за потери своих коз, он не пренебрег законами степного гостеприимства и приказал своим подданным задать настоящий пир в честь незваных гостей.

Кроме Николаса, Маркуса, Гарри, Гулы, Накора, Амоса и Энтони, в шатер Минолы был допущен лишь Тука. Возница называл это странное сооружение юртой. Она представляла собой каркас из прочных жердей, укрытых широкими и длинными полотнищами войлока из козьей и овечьей шерсти. Гетманская юрта была довольно просторной. В ней без труда могли бы разместиться две-три дюжины человек. Стены ее украшали яркие боевые знамена и изображения божеств, которым поклонялись джешанди, вытканные золотом на красных бархатных стягах с золотыми кистями и бахромой по краям, пол был устлан мягкими звериными шкурами добротной выделки. Посреди юрты в маленькой медной жаровне дымились благовонные коренья, и их пряный аромат смешивался в спертом воздухе с резким запахом конского и человеческого пота и нечистых одежд. Невольно поморщившись, Николас подумал про себя, что степным кочевникам, судя по всему, нечасто выпадает возможность как следует вымыться и выстирать свое платье.

Бриза к немалой своей досаде не была допущена в юрту гетмана вместе с остальными. Ей без обиняков заявили, что из всех женщин близ Минолы имеют право находиться лишь его жены, да и то не все, а только те, кого он сам пожелает к себе позвать. Девушка остереглась в открытую выказать свое возмущение. Она лишь пробормотала себе под нос несколько нелестных слов в адрес гетмана и его приближенных. Николас и Маркус, от слуха которых не ускользнуло ее высказывание, состоявшее из весьма крепких выражений, весело переглянулись. Оба были довольны, что к девушке мало-помалу возвращаются ее строптивость и боевой задор. Ведь еще недавно, измученная жарой, голодом, жаждой и недосыпанием. Бриза была близка к смерти и почти не реагировала на происходящее.

После обильного ужина, сдобренного крепкими винами, Николас с благодарной улыбкой обратился к хозяину шатра:

- Минола, щедрость твоя поистине не знает границ!

Гетман важно и не без самодовольства ему кивнул:

- Благодарение богу, у меня всегда найдется чем попотчевать друзей. Законы же гостеприимства для нас, джешанди, святы и непреложны. А теперь скажи мне без утайки, капитан, из каких краев вы сюда пришли? Уж больно чудной у тебя и твоих людей говор. Я такого сроду не слыхал.

Николас удовлетворил любопытство Миколы, рассказав ему о долгом плавании и о гибели "Стервятника". Гетмана, против всякого ожидания принца, нисколько не удивило, что гости его сумели пересечь океан.

- В прежние времена такие путешествия, говорят, были делом обычным. - Он испытующе взглянул на Николаса. - А теперь ответь мне, какому богу вы поклоняетесь?

Тон его вдруг сделался каким-то чересчур уж резким, в голосе послышались вызов, едва сдерживаемая угроза и нотки нетерпимости. И Николас, немного помешкав, осторожно произнес:

- Ну, вообще-то в нашей стране почитают многих богов...

- Но Ал-Марал превыше всех! - поспешно вставил Накор.

Гетман задумчиво кивнул:

- Вы - чужестранцы, и нам нет дела до вашей веры. Находясь в землях джешанди, вы можете не опасаться за свою жизнь. И мы дозволим вам с миром покинуть наши края, но коли вернетесь сюда, знайте, что вам придется принять нашу веру - веру в Единого Истинного Бога, чтоб сохранить свои жизни. А коли откажетесь, мы всех вас убьем. Таков наш обычай.

Николас, невольно поежившись, перевел взгляд на Накора. Но исалани молчал. Неожиданно в разговор вступил Калис, который в продолжение всего ужина не проронил ни одного слова:

- Дозволено ли мне будет полюбопытствовать, гетман, откуда вы ведете свой род? И что об этом говорится в ваших древних сказаниях?

- Наши давние предки жили за морем, там, откуда пришли к нам вы, - с готовностью отвечал Минола. - Так написано в Священной книге, и мы этому верим. - Он поймал на себе вопросительный взгляд Калиса и с улыбкой добавил: - Но ты, вижу, еще о чем-то хотел меня спросить. Говори, чужестранец.

- Похоже, мы с тобой принадлежим к одному народу.

Гетман вытаращил на Калиса глаза и недоверчиво спросил:

- Так ты, выходит, тоже из долгожителей? Вот уж никогда бы не подумал!

Вместо ответа Калис приподнял прядь своих золотисто-рыжих волос, обнажив слегка заостренное вверху ухо.

- Слава Ал-Маралу! - радостно воскликнул гетман и в свою очередь продемонстрировал гостям оба уха, кончики которых оказались заметно острее и тоньше, чем у Калиса. Минола не преминул обратить на это внимание: - А почему это они у тебя почти такие же, как у простых смертных?

Калис печально вздохнул:

- Дело в том, что моя мать - королева нашей земли. Она уже много лет правит Эльвандаром.

Калис напрасно ожидал реакции радушного хозяина на эти слова. Гетман при упоминании об Эльвандаре и его королеве и бровью не повел. Он смотрел на собеседника с прежним веселым любопытством, явно рассчитывая на продолжение его объяснений, - и только. Когда молчание Калиса показалось ему слишком затянувшимся, он поторопил его словами:

- Ну же, говори дальше! Что ж это ты умолк на самом интересном? Кто твой отец, чужестранец?

- Отцу моему подвластны могущественные силы высшей магии, и его волшебные познания весьма обширны, но по рождению он - всего лишь человек, из тех, чей век гораздо короче эльфийского.

- А в наших преданиях говорится, - поучительно заметил Минола, - что все до единого союзы долгожителей с простыми смертными остаются бесплодными. Видно, отец твой и впрямь великий чародей, раз царица ваших долгожителей родила ему сына. - Он хлопнул в ладоши, и в юрту тотчас же вбежал слуга с деревянной лоханью, наполненной водой. Гетман неторопливо омыл пальцы, вытер ладони льняным полотенцем и, махнув слуге, чтобы тот удалился, продолжил: - Вот поэтому-то у нас, у джешанди, такие супружества давно уж запрещены законом.

- А в наших землях закон нисколько не препятствует этим союзам, - сказал Калис. - Впрочем, они и без того весьма редки и почти всегда - несчастливы.

- И в кого же ты уродился? - с добродушной ухмылкой осведомился Минола. - В отца или в мать? Долог ли будет твой век?

Калис принужденно улыбнулся:

- Сам еще не знаю. Время покажет.

- В Священной книге, - сказал Минола, - говорится, что долгожители давно уже кочевали по этой земле, когда из-за моря явились правоверные. Поначалу они враждовали между собой, но потом долгожители услыхали глас божий и склонили сердца свои к истинной вере. Ал-Марал многомилостив! И с тех пор все мы стали единым народом.

- Слова твои объясняют многое, - кивнул Калис.

- Священная книга объясняет все, - строго поправил его гетман.

Николас покосился на Калиса, и тот знаком дал ему понять, что закончил разговор с Минолой.

- Гетман, - с улыбкой проговорил Николас, - у меня просто нет слов, чтобы выразить тебе и твоим людям благодарность за ваше чудесное гостеприимство.

- При чем же здесь благодарность? - улыбнулся Минола. - Достойно принять гостей - для нас большая честь и радость. Так и в Священной книге говорится. Там сказано: "Рука дающего да не оскудеет". - Он с задумчивым видом поковырял в зубах тонкой щепкой и спросил, согнав с лица улыбку: - Так сколько же вы мне заплатите за моих коз?

Начался ожесточенный торг, продлившийся далеко за полночь. Положение Николаса оказалось не из легких, ведь сделка по сути уже состоялась, и спор шел теперь лишь о ее цене. Минола и его советники на все лады расхваливали своих коз, Николас и остальные на это возражали - животные де оказались тощими, жилистыми и совсем невкусными. В итоге принцу пришлось-таки уплатить джешанди немалую сумму, едва ли не втрое превышавшую реальную стоимость жалкого стада. Минола не выказал ни малейшего удивления при виде золотых монет с гербом заморского королевства. Он лишь взвесил их на ладони и, одобрительно кивнув, с улыбкой опустил в свой объемистый кожаный кошель.

Николас решил заодно приобрести у джешанди по сходной цене немного оружия и провизии для своего отряда. Когда и с этой сделкой было покончено, стояла глубокая ночь. Николас и его спутники наскоро простились с гетманом и побрели к отвоеванным у разбойников фургонам.

Калис шагал рядом с Николасом.

- Что это ты имел в виду, когда сказал гетману, что теперь тебе многое стало ясно? - спросил его принц.

Калис пожал плечами:

- Меня всегда учили, что эделы, иначе эльфы, в начале времен были единым народом и жили в Эльвандаре, где ими правили могущественные короли и королевы. А еще прежде они были слугами у валкеру. После Войн Хаоса народ наш разделился на три части - на эледелов, тех, к кому принадлежат моя мать и ее подданные, моррелов, которых вы, люди, называете Братством Темной Тропы, и гламрелов, иначе - одержимых. - Он оглянулся через плечо и продолжал: - А теперь вдруг обнаружилось, что среди эледелов есть, оказывается, и такие, кто даже слыхом не слыхал об Эльвандаре. И ведь мы о них тоже ничего не знали!

- А они - о вас, - вставил Накор.

- Что это еще за Ал-Марал? - спросил его Николас.

Коротышка удрученно вздохнул и помотал головой:

- Его именем творились скверные дела. Религиозные войны и тому подобное. Много веков тому назад в Ишапианской церкви случился раскол. Одни считали, что Бог един и всемогущ, другие утверждали, что Ал-Марал - это своего рода обобщенный образ всех высших и низших божеств, каждое из которых, в свою очередь, является одним из его воплощений. Но как и всегда бывает в таких случаях, богословские споры были вовсе не главной причиной раздора. Просто богатые монастыри боролись между собой за власть и влияние в стране. Дело шло о том, кому из них удастся стать сильнее и богаче остальных. В конце концов приверженцы Ал-Марала были объявлены еретиками, их стали безжалостно преследовать и истреблять. В древних манускриптах говорится, что почти все они бежали в пустыни Великого Кеша и там погибли, и только немногим удалось уйти на кораблях в Безбрежное море.

- Теперь понятно, - пробасил Гуда, - отчего все в этой земле говорят по-кешиански.

- Вернее, на том языке, который был принят в Кеше сотни лет назад, - поправил его Гарри.

В разговор неожиданно вмешался Тука. Догнав Николаса и искательно заглянув ему в лицо, он спросил:

- Значит, энкоси и его люди приплыли к нам из-за моря?

- Я ж ведь тебе уже говорил, - пожал плечами Николас, - что мы издалека.

- В таком случае, - несмело предположил возница, - вас сюда привело не иначе как очень важное дело. Ведь правда, энкоси?

- А вот уж об этом, как и обо всем остальном, я буду говорить не с тобой, а с твоим господином, - сухо ответил Николас. На лицо Туки набежала тень, и принц с улыбкой прибавил: - Разумеется, я ему расскажу, что ты нам помог справиться с разбойниками, и он тебя за это щедро отблагодарит.

Возница уныло вздохнул и покачал головой:

- Ты ошибаешься, энкоси. Хозяин мой мудр и справедлив, и он наверняка обвинит меня одного в своих немалых убытках. Какая там награда! Хорошо, если господин Андрес не выгонит меня из дому!

- Да будет тебе причитать! - усмехнулся Николас. - Когда мы вернем твоему хозяину его добро, я сам заплачу тебе за услуги проводника. Можешь быть спокоен: после этого тебе никогда больше не придется голодать.

- Благодарю, о, тысячу раз благодарю тебя, великодушный энкоси! - просиял возница и на ходу поклонился Николасу в пояс.

- Дело еще и в том, - продолжал принц, - что мы, как тебе известно, впервые оказались в этих краях и совсем не знаем здешних обычаев и порядков. Ты нам все о них расскажешь в благодарность за будущее вознаграждение.

- С большой охотой, энкоси! - кивнул Тука.

Приблизившись к своему лагерю, возле одной из повозок они увидели Бризу в окружении нескольких воинов.

- Что здесь происходит? - строго спросил Николас.

- Да вот, - с усмешкой ответил ему на королевском наречии оказавшийся поблизости матрос, - Бриза пыталась придушить одну из пленниц. Ребята теперь ее стерегут. Шагу не дают ей ступить, а то как бы она и впрямь не прикончила эту невольницу, ваше высочество.

Николас поморщился и строго приказал матросу:

- Не называй меня больше высочеством. Я - капитан этого отряда. Ясно? - Матрос покорно кивнул. - И говори по-кешиански или по-наталезски.

- Не знаю, капитан, что там промеж них вышло, - доложил матрос, перейдя на наталезский язык, - но нам с парнями едва удалось оттащить Бризу от той невольницы, что с ног до головы увешана побрякушками.

- Побрякушками?

- Ну, всякими кольцами да браслетами. Другие четверо кличут ее Ранджаной.

- В чем дело, Бриза? - спросил Николас, склоняясь к девушке.

- Пусть еще только раз посмеет меня так назвать, и я ей устрою! - прошипела Бриза, сжав кулаки и сузив свои горевшие ненавистью глаза.

Николас примирительно потрепал ее по плечу и с улыбкой предложил:

- Ты бы лучше начала с самого начала. Что тебе от нее понадобилось?

- Мне от нее - ничего. Это она попросила меня об услуге. Я прогуливалась здесь неподалеку, а эта кривляка высунулась из фургона и сперва обратилась ко мне очень даже любезно. Ей приспичило заполучить шкатулку, что хранилась вон в той повозке. - Она кивнула в сторону одного из фургонов. - Ну, я и подумала, почему бы не оказать ей услугу? Быстро сбегала к повозке, разыскала эту дурацкую шкатулку и отнесла ее девчонке. Она ее у меня выхватила, открыла и тут же нацепила на себя несколько дюжин браслетов, колец и цепочек. Хоть бы спасибо сказала! Так нет же, вместо благодарности она велела мне принести воды, чтоб она могла помыться. Ну, тут я ей все и высказала, чего она заслужила. Невелика, мол, госпожа. Ежели очень надо, то пусть сама сбегает к речке. И тогда эта дрянь назвала меня... она меня назвала. .. - Девушка набрала в грудь воздуха, чтобы выкрикнуть бранное слово, сказанное ей Ранджаной, но Николас жестом велел ей замолчать.

- И ты за это решила ее убить?

Бриза энергично помотала головой:

- Да нет же, я ее просто маленько придушила, и все. Пусть знает, с кем имеет дело. Если б ребята нас не разняли, я и сама бы ее скоро отпустила. А то ведь она уж и синеть начала.

Николас удрученно вздохнул:

- Похоже, мне придется нанести визит нашей гостье.

Он быстро прошел к фургону, где содержались пленницы, и, обнаружив, что парусиновые стенки плотно закрыты, негромко, но настойчиво постучал в маленькую дверь в торце.

- Кто там? - спросили изнутри.

- Николас... Капитан Николас. Отворите!

Дверца приоткрылась, и наружу выглянула одна из служанок Ранджаны. Она смерила Николаса презрительным взглядом и высокомерно, явно копируя манеру своей госпожи, заявила:

- Принцесса Ранджана не может нынче вас принять. Она еще не оправилась после нападения этой гулящей девки. Приходите завтра. И еще госпожа велела вам передать, что хочет посмотреть, как будут казнить эту бесстыдницу. Так что вы ее не вешайте, пока принцесса не проснется.

Дверь захлопнулась прежде, чем Николас нашел слова для ответа. Он немного помешкал у повозки, растерянно моргая и потирая подбородок, затем повернулся и зашагал прочь. Принц мог бы без труда открыть дверь, войти в фургон, оттеснив служанку, и вызвать Ранджану на разговор. Но он рассудил, что это вполне может подождать до утра. Невольницы, как и он сам и все его товарищи, более всего нуждались сейчас в отдыхе и сне. К тому же, он решительно не представлял себе, с чего начать этот непростой разговор и как держать себя с Ранджаной.

Принц подошел к походному костру и уселся у огня рядом с Бризой.

- Утром я с ней поговорю.

- Она меня назвала...

- Знаю, знаю, - прервал ее Николас. - Завтра я все это улажу. А теперь отправляйся спать.

Бриза поднялась и послушно побрела к одному из фургонов. Кроме принца у костра остались Тука, Амос, Маркус, Гуда и Накор. Возница, во все время своего пленения старавшийся держаться поближе к Николасу, и теперь примостился рядом с ним.

- Тука, - сказал ему принц, - ты сможешь сделаться если и не зажиточным, то уж во всяком случае весьма состоятельным человеком, если только станешь служить нам верой и правдой. Но попробуй хоть один раз слукавить, солгать, и тогда я велю моему другу, - Николас выразительно кивнул в сторону Гуды, - свернуть тебе шею. Он это сделает с большим удовольствием.

Гуда в подтверждение этих слов важно кивнул. Возница с опаской на него покосился и на всякий случай придвинулся еще ближе к Николасу, всем своим видом выражая готовность беспрекословно ему подчиняться.

- Расскажи нам о государстве, где мы теперь находимся, - приказал ему принц.

- Государстве, энкоси? - недоуменно переспросил Тука.

- Об этой земле. Кто ею правит?

- Джешанди. Они захватили себе все земли по эту сторону реки.

- А кто правитель земель на другом берегу?

- Никто, энкоси. Отсюда слишком уж далеко до Города Змеиной реки, и воины первоправителя никогда еще тут не появлялись. А другие города и вовсе за горами. Их властителям эти земли тоже ни к чему. Вот так и вышло, что те, кто здесь живет, сами себе господа.

Разговор вышел долгим. Николас и все остальные засыпали Туку вопросами, на которые возница отвечал охотно и обстоятельно. Принц и его спутники узнали немало любопытного о континенте, на который они попали волею судьбы. Оказалось, что на всем Навиндусе не было ни одной империи или королевства. Вознице были неведомы даже и термины, обозначающие более или менее обширные политические образования. По всему материку были разбросаны города-государства, и их правители подчиняли себе лишь малые участки окрестных земель, ровно столько, сколько могли удержать силой оружия. Самым крупным из поселений Востока был Город Змеиной реки. Он являлся также своего рода центром этих областей, вокруг которого объединились в непрочный союз несколько племен, населявших соседние земли и состоявших в отдаленном родстве с джешанди. Первоправитель, который пришел к власти два десятка лет тому назад, держал племена и кланы в подчинении, постоянно стравливая их друг с другом.

Из слов Туки Николасу также стало ясно, что любой из тех, кто принужден был путешествовать по этим диким землям, не говоря уж о торговцах с их караванами, отправлялся в дорогу не иначе как в сопровождении многочисленной охраны. Ремесло наемного солдата было здесь, похоже, одним из самых распространенных. Потому-то возница и принял Николаса и его людей за один из воинских отрядов.

Принцу хотелось задать Туке еще множество вопросов о Новиндусе и его обитателях, но час был поздний, все устали, и потому он приказал своим людям готовиться ко сну, велев Амосу выставить на ночь часовых. Особой необходимости в этом не было. Николас мог не опасаться нападения ночных грабителей, ведь совсем неподалеку от их лагеря раскинули свои шатры джешанди, но он все же счел эту предосторожность не лишней. Один из воинов должен был стеречь повозку, где содержались невольницы.

Николас с наслаждением вытянулся на тюфяке, приобретенном накануне у гетмана. Больше двух недель принц был принужден спать на голой земле, и теперь узкий и плоский войлочный матрас, к тому же пропахший конским потом, показался ему мягче пуховой перины. Он укрылся с головой шерстяным одеялом и впервые со дня крушения "Орла" заснул глубоким, спокойным, безмятежным сном.

Ранним утром тишину, царившую в лагере, прорезал истошный вопль. Николас вскочил на ноги и поспешно выхватил из ножен, что лежали в его изголовье, боевой меч. Принц не успел еще толком проснуться. Он недоуменно озирался по сторонам, хлопая глазами, словно сова, которую ослепил яркий дневной свет. Подле него стояли два матроса с кинжалами в руках. Оба вопросительно на него взглянули. Но прежде чем Николас успел отдать им команду, крик повторился. Он раздался с той стороны, где был оставлен на ночь фургон пленниц. Николас облегчено вздохнул и положил меч на прежнее место. Он отчетливо расслышал в вопле одной из невольниц, - почти не сомневаясь, что это была не кто иная, как Ранджана, - нотки досады и злости, а вовсе не страха или боли, как ему сперва почудилось.

Николас быстрыми шагами пересек поляну и приблизился к дверце фургона. Он сердито посмотрел на крайдийского воина, дежурившего возле повозки, и тот в ответ растерянно и словно бы извиняясь пожал плечами.

- Прошу прощенья, капитан, за этот шум. Но она потребовала, чтоб я вас немедленно сюда привел, а я отказался. С чего б это я, спрашивается, стал вас будить в этакую-то рань? А она давай визжать, как недорезанный поросенок. Просто ни стыда ни совести у этой девчонки!

Николас коротко кивнул солдату и жестом велел ему посторониться. Он постучал в деревянную дверцу, и через несколько мгновений та приотворилась. Из фургона выглянула та же молоденькая служанка, что говорила с ним накануне вечером. Она недовольно покачала головой:

- Вы заставляете себя ждать!

- Доложи своей госпоже, что я здесь, - сердито буркнул принц.

- Она вас примет, когда ей будет угодно, - поджав губы, ответила девушка.

Но Николас, чей сладкий сон был столь грубо и бесцеремонно прерван по вине Ранджаны, не собирался больше терпеть капризы этих невоспитанных особ. В добавление ко всему, в голове у него шумело после вчерашних обильных возлияний за столом гетмана Минолы. Словом, Ранджана выбрала не самое подходящее время для очередной своей вздорной выходки. Николас намеревался теперь же поставить ее на место.

- Она примет меня сию минуту! - сказал он тоном, не допускавшим возражений, толкнул дверцу и вошел в фургон, отстранив с дороги опешившую служанку.

Парусиновые завесы в противоположной стене были слегка раздвинуты, и это позволило принцу разглядеть внутреннее убранство просторного фургона в свете бледно-розовых лучей рассветного солнца. На устланном роскошными коврами полу помещалось пять высоких тюфяков - постели невольниц, и вокруг оставалось еще немало свободного пространства для передвижения. По бокам от дверцы, у которой остановился принц, были установлены большие деревянные сундуки, окованные железом. Там, судя по всему, хранились одежды принцессы и ее служанок, а напротив, как раз у широкого просвета, сквозь который в фургон проникало солнце, находился комод с водруженным на него зеркалом в богатой серебряной раме. Ранджана, склонившись перед зеркалом, внимательно и придирчиво себя в нем оглядывала.

Николас застыл на пороге фургона, откровенно любуясь отражением принцессы. Она и прежде, при коротком беглом взгляде показалась ему просто на диво хорошенькой, теперь же он с внезапным волнением осознал, что Ранджана по-настоящему красива, что внешность ее своей изысканной, строгой правильностью черт, пожалуй, нисколько не уступит красоте Эбигейл. Но если компаньонку Маргарет можно было сравнить с рассветной зарей, окрашенной в нежные, пастельные тона, такой, какие бывают в их родном северном полушарии, то Ранджана олицетворяла собой южную ночь, исполненную зноя, томления и страсти. Волосы ее были черны, как вороново крыло, огромные темно-карие глаза, опушенные черными загнутыми ресницами неимоверной длины, замечательно гармонировали с нежной, бархатистой кожей цвета топленых сливок. На щеках девушки играл смуглый румянец, ярко-алые полные губы, когда Николас вошел, чему-то улыбались. Однако, завидев отражение принца в своем зеркале, Ранджана скорчила недовольную гримасу, и на лице ее тотчас же появилось выражение высокомерного упрямства. Это вывело Николаса из оцепенения. Он тряхнул головой и шагнул вперед. Ранджана поспешно запахнула красный шелковый халат. Николас мельком успел увидеть ее кружевные панталоны и черную атласную повязку, поддерживавшую и без того высокую грудь, а между ними. полоску смуглой, гладкой кожи. Зрелище это повергло его в краску.

Ранджана, от которой не укрылось смущение принца, сердито топнула ногой:

- Как ты осмелился войти сюда без моего позволения?!

Николас вмиг обрел утраченное самообладание, и грозный выкрик Ранджаны не застал его врасплох.

- Я всегда поступаю так, как мне угодно, - с ледяным спокойствием проговорил он. - Допускаю, что вы, миледи, принадлежите к знатному семейству и привыкли повелевать другими. Но здесь приказываю я, а вам надлежит мне подчиняться. И если вы и впредь станете злоупотреблять своим положением гостьи, то берегитесь, как бы вам снова не сделаться пленницей. - Склонив колено, он заглянул в лицо девушки. В ее огромных карих глазах читались досада и вызов. -И запомните, что я не намерен сюда являться по первому вашему зову!

Ранджана передернула плечом и с апломбом возразила:

- Нет, ты будешь приходить ко мне, когда я тебя позову, и слушаться моих приказаний! Потому что я- Ранджана, а ты - ничтожный простолюдин!

Щеки Николаса снова залились краской. Никто еще не позволял себе говорить с ним в подобном тоне. Он с большим трудом поборол в себе искушение рассказать этой вздорной девчонке о своем отце, принце Крондорском, о дяде, - могущественном короле, и о том, что сам он рано или поздно станет властителем большого герцогства. Вместо этого Николас решил прибегнуть к прямой угрозе, рассудив, что это гораздо вернее подействует на Ранджану и ее спутниц.

- Леди, вы совершенно напрасно испытываете мое терпение. Смею вас заверить, что оно не безгранично. Я не знаю, какую судьбу готовили вам похитители, от рук которых вас спасли мои люди, но догадаться об этом нетрудно. - Он обвел суровым взглядом, притихших служанок и снова обратился к Ранджане: - Если вы не образумитесь, я продам вас всех на невольничьем рынке, и вырученных денег с лихвой достанет мне и моим воинам на безбедную жизнь до конца наших дней. - Он небрежно кивнул в сторону Ранджаны. - Хотя вас, миледи, боюсь, придется уступить задешево из-за вашего скверного нрава. - Поворачиваясь, чтобы уйти, он через плечо бросил ей: - Так что еще раз вам советую: не вводите меня в искушение!

Николас сделал несколько шагов в сторону двери, но его остановил сердитый окрик Ранджаны:

- Куда это ты?! Я тебя не отпускала!

Круто повернувшись к ней, онотчеканил:

- Мы продолжим разговор, когда вы научитесь достойно себя вести и проявите хоть малую толику благодарности к тем, кто вызволил вас из рук головорезов. А до тех пор ни одна из вас не выйдет из этого фургона!

Переступив порог, он плотно затворил за собой дверь и приказал стражу:

- Не выпускай их отсюда. Пусть день-другой посидят взаперти.

Солдат отсалютовал ему, и Николас вернулся к своим спутникам. Он скатал свою походную постель в тугой свиток, перевязал его бечевкой и побрел в сторону от поляны, сделав знак Маркусу и Амосу следовать за собой. Когда они отошли на такое расстояние от лагеря, что никто не смог бы их подслушать, принц негромко проговорил:

- О том, какие силы замешаны в похищении крайдийцев, знаем только мы трое да еще Калис. Мы ни на минуту не должны об этом забывать. Но судьба, похоже, нам благоприятствует.

- Что ты имеешь в виду? - осторожно спросил Амос.

- Случаю было угодно отдать нам в руки эту капризную девчонку Ранджану. Вернув ее будущему мужу, мы вполне можем рассчитывать на его благорасположение. К тому же это нас избавит от необходимости сочинять небылицы о причинах и целях нашего появления в Городе Змеиной реки. Мы попросту себя выдадим за отряд наемных воинов, который случайно наткнулся на разбойничий лагерь и освободил несчастных пленниц.

Маркус подозвал к себе Туку и, когда возница к ним подбежал, спросил его:

- Что нас ждет в Городе Змеиной реки? Как нас там встретят?

Тука растерянно развел руками:

- Энкоси?

- Он имел в виду, есть ли у ворот города стража, - пояснил Николас, - и следует ли нам заранее оповестить городские власти или самого первоправителя о нашем приходе и получить пропуск.

Тука с улыбкой помотал головой:

- Вам надобно нанять себе глашатая, который будет бежать впереди отряда и громко кричать о ваших подвигах и славных делах. Тогда вы сможете рассчитывать, что ваш отряд кто-нибудь наймет за хорошую плату. А что до первоправителя, то его мало заботит, что творится в городе. И он очень даже не любит, чтоб его беспокоили по пустякам.

- Мне не однажды доводилось бывать в таких городах, - подходя к собравшимся, с усмешкой заметил Гуда, от слуха которого не ускользнули последние слова возницы. - Это наверняка что-то вроде военного лагеря, только и всего.

- Но прежде чем мы туда попадем, нам придется покончить еще с одним дельцем, - вздохнув, проворчал Амос.

Николас мрачно кивнул:

- "Пристань Шингази".

- Так, ты думаешь, бандиты, что уплыли отсюда на лодках, остановились именно там? - спросил Маркус.

- Конечно, ведь больше в этих краях просто некуда податься, - пожал плечами Николас и обратился к Траску: - Как у нас с оружием?

- Не то чтоб уж очень, - поморщился адмирал. - Сам посуди: полдюжины коротких луков, да по мечу на каждого, ежели только эти тесаки можно так назвать. Щитов почитай что нет вовсе, ведь те, что мы купили у джешанди, сделаны из кожи. И никаких доспехов. Боюсь я, что с такой амуницией мы больше похожи на нищенствующих монахов, чем на отряд наемных воинов.

- Хорошо, что хоть это удалось раздобыть, - улыбнулся Николас. - И не забывайте, что у нас есть большое преимущество перед бандитами.

- Ты это о чем? - полюбопытствовал Маркус.

- О том, что они нас не ждут.

Примерно через час после разговора Николаса с Ранджаной одна из служанок попыталась выйти из фургона, но была остановлена бдительным стражем. Служанка выразила свой протест неистовыми криками, которым принялись вторить и остальные пленницы. Николас принужден был вернуться к фургону Ранджаны. Он строго отчитал провинившихся девушек и в назидание им велел воинам наглухо забить дверцу и прикрепить парусиновые полотнища к каркасу с помощью бечевок и деревянных колышков.

Возвращаясь к костру, на котором воины торопливо готовили завтрак, он обнаружил, что за всеми его действиями внимательно и с самодовольной, торжествующей улыбкой на лице наблюдала Бриза. Она так сияла, что Николас, на уме у которого было предстоящее сражение с бандитами, не на шутку разозлился. У девушки был такой вид, будто он запер пленниц в фургоне единственно для ее удовольствия.

- Попробуй только выкинуть еще что-нибудь подобное, и я тебя живо затолкаю к ним! - крикнул он ей, сердито хмурясь.

Бриза выхватила из ножен кинжал, провела пальцем по лезвию и с вызовом ответила:

- Только посмей, капитан Николас! Не на такую напал, ясно? Я тебе не Ранджана и сумею, ежели что, за себя постоять!

Николас с досадой от нее отмахнулся и побрел к костру. Со стороны лагеря джешанди послышался шум. По-видимому, степные кочевники только что проснулись.

- Вот увидишь, - усмехнулся Амос, - не пройдет и получаса, как они уберутся отсюда восвояси.

Николас рассеянно кивнул:

- И нам тоже не мешало бы быть порасторопнее. Давно пора трогаться в путь. Тука мне говорил, что если мы нигде не будем останавливаться, кроме как для ночлега, то сможем добраться до этой пристани завтра на закате.

Амос покачал головой:

- Ты б лучше потолковал об этом с Гудой. А по мне так правильней было бы дать хороший отдых людям и лошадям и напасть на разбойников послезавтра на рассвете.

Николас с признательностью улыбнулся Траску и присел к костру. Уперев локти в колени, он сцепил пальцы и крепко задумался над словами адмирала. Он и прежде не раз слыхал от своих наставников, что самое подходящее время для внезапного нападения на противника - предрассветные часы, когда вражеские солдаты крепко спят, а часовые изнурены ночным бдением.

- Думаю, ты прав, - сказал он Амосу. - И Гуда наверняка согласится с этим планом.

Прошло несколько минут, и над лагерем джешанди разнесся зычный голос гетмана. Повинуясь его команде, конники стянули войлочные полотнища со своих шатров, собрали жерди, оседлали лошадей и с гиканьем ускакали прочь. Николас восхищенно покачал головой. Прежде чем его небольшой караван был готов тронуться с места, джешанди исчезли из вида.

Воздух наполнился зноем, и, хотя от реки тянуло прохладой, путешествие вдоль ее русла вскоре превратилось в настоящую пытку: над водой роились несметные количества насекомых. Они тучами опускались на лица и руки путников, забивались в нос и глаза, жалили лошадей. Николас невольно позавидовал Ранджане и ее служанкам, которых защищали от нападений мошкары плотные парусиновые стенки фургона. Принц вместе с Гудой сидели как раз на его козлах. Гуда умело правил лошадьми, а Николас внимательно наблюдал за его движениями, чтобы в случае надобности сменить старого воина. Ранджана почти не переставая бранилась и жаловалась на тяготы пути и скверное с ней обращение. Девушка, казалось, успела позабыть, что минувшим днем ее освободили из рук разбойников, которые, упившись до смерти, вполне могли надругаться над нею и ее служанками, а то и вовсе лишить их жизни.

Кто-то осторожно потянул Николаса за полу камзола, и он едва не подпрыгнул от неожиданности. Но природное самообладание взяло верх над испугом, и принц в считанные мгновения овладел собой. Он оглянулся, слегка изогнув бровь, и увидел позади себя молоденькую служанку. Девушка раздвинула парусиновые полотнища фургона и глядела на принца сквозь узкую щель с мольбой и укором.

- Моя госпожа изволит гневаться, - негромко сказала она. - Ей жарко и душно в фургоне.

- Так ей и надо, - ответил Николас и повернулся к девушке спиной. Ранджана, всецело находившаяся в его власти, продолжала разыгрывать из себя владетельную принцессу, и это его ужасно злило. Пожалуй, за всю жизнь он ни к кому еще не испытывал подобных чувств, кроме разве что старшей своей сестры Елены, которая бесконечными замечаниями, придирками, колкостями, а то и шлепками порядком-таки отравила его ранние годы. Но даже и она со временем, когда вышла из отроческих лет и сделалась вполне взрослой девицей, перестала его дразнить и пренебрегать им, и отношения их заметно улучшились, став доверительными и даже нежными. Николас был к ней привязан гораздо более, чем к обоим старшим братьям, и очень тосковал, когда она вышла замуж и покинула дворец.

Принц вздохнул, вновь погрузившись в воспоминания о доме, которые, однако, вскоре были прерваны горестным возгласом из недр фургона.

- Капитан! - взывала к нему на этот раз другая служанка. - Принцессе душно! Она не привыкла путешествовать по такой жаре и того и гляди лишится чувств!

- Вот пусть она сама и попросит меня поднять стенки вашего фургона, - не оборачиваясь, отвечал Николас. - И сделает это любезно и почтительно, как подобает гостье, а не госпоже.

Девушки заговорили разом, перебивая друг друга. Слов было не разобрать. Николас и Гуда насмешливо переглянулись. Вскоре первая из служанок не без труда протиснула голову меж парусиновых полотнищ и пробормотала с вымученной улыбкой:

- Моя госпожа очень вас просит поднять стенки, а не то мы все здесь задохнемся.

Николас по своему мягкосердечию решил не настаивать, чтоб к нему обратилась сама Ранджана, и проворно спрыгнул с козел. Караван двигался достаточно медленно, чтобы те, кому не хватило места в четырех фургонах, не отстали от них, идя рядом быстрым шагом, и принц на ходу распустил узлы веревок, с помощью которых парусиновые стенки крепились к каркасу фургона, и поднял полотнища кверху.

Самая хорошенькая из служанок, обмахиваясь веером из перьев, с благодарностью ему кивнула:

- Моя госпожа признательна капитану за его любезность.

Николас бросил взгляд на Ранджану. Та смотрела прямо перед собой, сжав губы и сдвинув брови к переносице, и намеренно избегала встретиться с ним глазами. Служанка явно благодарила его по своей собственной инициативе. Николас пожал плечами и вернулся на козлы. Выходит, принцесса решила упорствовать в своем высокомерии. Что ж, хуже от этого будет только ей одной.

Караван неспешно продвигался вперед. После полудня жара заметно усилилась. Путники вяло обмахивались ветками какого-то прибрежного кустарника, отгоняя назойливую мошкару. Одни негромко между собой переговаривались, другие молчали. Николас и Гуда обсуждали план нападения на "Пристань Шин-гази". Посреди разговора старый воин внезапно умолк и натянул вожжи, а потом задумчиво проговорил:

- Не нравится мне, как все это у них было обставлено.

- Ты о чем? - удивленно спросил Николас.

Гуда тряхнул вожжами и обратил взгляд к принцу.

- Они ведь вовсе не те, за кого себя выдавали. Я как следует разглядел убитых, когда мы их хоронили. Никакие это не воины.

- Разбойники? - предположил Николас.

- И не разбойники. - В голосе старого воина слышалась тревога. - Ведь ежели этот Тука не врет, нападение на караван его хозяина было организовано по всем правилам. А охраняли-то его храбрые и опытные солдаты! Но те, кто на них напал, сумели в два счета с ними расправиться. Теперь вспомни-ка тех жалких увальней, у которых мы отбили эти фургоны. Они ж ведь даже понятия не имели, как держать оборону и биться в строю. И никакого порядка: ни лагеря, ни тебе часовых. - Он вздохнул и отер ладонью пот с лысины. - А руки их ты видал? - Николас помотал головой. - Кожа нежная, мягкая, - продолжал старый вояка, - а пальцы тонкие, со следами колец. Такие руки бывают у тех, кто не привычен не только что к труду, но даже и к разбою. Выходит, какие-то богатые бездельники решили переодеться бандитами. Зачем им это понадобилось?

Николас пожал плечами:

- Вот уж не знаю. А ты-то сам что об этом думаешь?

- А то, - наставительно проговорил Гуда, - что кому-то позарез было нужно, чтоб эти фургоны нашли джешанди или кто другой. - Помахав веткой у лица, он с уверенностью заключил: - Помяни мое слово, капитан, мы сунулись в самую середку какого-то очень уж хитрого плана. А чтоб за это не поплатиться, нам надобно самим обхитрить тех, кто этот план составил.

- Но ведь это означает, - оторопело пробормотал Николас, - что бандиты вовсе и не ожидают, что те, кто участвовал в маскараде, пригонят фургоны к Шингази.

- А еще того вернее они заранее позаботились, чтоб фургоны ни в каком случае не добрались до пристани, - кивнул Гуда.

Николас соскочил с козел и помчался к фургону, возглавлявшему караван. Лошадьми правил Тука. Маркус сидел рядом с ним и рассеянно обрывал листья со своей ветки.

- Тука! - позвал Николас.

Возница глянул вниз, и его узкое лицо осветилось улыбкой:

- Слушаю, энкоси!

- Вспомни, есть ли где-нибудь неподалеку от "Пристани Шингази" место, подходящее для засады?

Тука сосредоточенно сдвинул брови и потер переносицу. Через несколько мгновений он с уверенностью кивнул:

- Есть, энкоси. Отсюда до этого места примерно полдня пути. И ежели там укроется даже небольшой отряд, то его и целой армии будет не одолеть.

- Все ясно, - вздохнул Николас и приказал Маркусу: - Остановите своих лошадей. Нам надо кое-что обсудить сообща, прежде чем мы тронемся дальше.

Маркус и Тука натянули вожжи, и Николас подбежал к третьему фургону, на козлах которого сидели Калис и Гарри.

- Тука говорит, - сказал он им, - что в полудне пути отсюда есть место, где можно устроить засаду, а Гуда почти уверен, что там засели те бандиты, что уплыли на лодках.

Калис кивнул и молча соскочил на землю. Гарри остановил фургон. Полуэльф бегом бросился в хвост каравана и передал Амосу и Бризе распоряжение Николаса об остановке. В фургоне, которым правил адмирал, находились раненые, а с ними - Накор и Энтони. Траск тяжело соскочил на землю и буркнул:

- Что ж. Гуда знает свое ремесло.

- Как мало кто другой, - поддержал его Накор, успевший к этому времени выбраться из фургона и подойти к остальным. Щуря на солнце свои и без того узкие глаза, он с усмешкой добавил: - Ему бы командовать отрядом, но у бедняги для этого недостает честолюбия.

Исалани огляделся по сторонам и подозвал к себе Энтони:

- По-моему, место вполне подходящее. Лучшего и не сыскать.

- Для чего? - настороженно спросил Николас, на уме у которого были сейчас лишь засады и сражения.

Энтони светло улыбнулся:

- Чтобы попытаться определить, где теперь находятся пленники. Я ведь с самого дня кораблекрушения этого не. делал.

Николас кивнул и отступил в сторону. Энтони закрыл глаза и задышал глубоко и часто. Чародей вслушивался в звуки, различить которые мог лишь он один, и всматривался в необозримую даль, куда способен был проникнуть лишь его внутренний взор. Несколько минут прошло в томительном молчании, и наконец Энтони произнес:

- Они там. Я это чувствую совершенно отчетливо. - Он открыл глаза и указал рукой на юг.

- Лучше и быть не может, - просиял Николас. - Ведь как раз туда-то мы и держим путь!

Калис кивком указал вперед:

- Вон где они.

Николас, приподнявшись на локтях, приставил ладонь козырьком к глазам. В багрово-оранжевых лучах закатного солнца он разглядел здание трактира посреди просторного двора, обнесенного низкой каменной стеной. Принц, Гуда и эльф прятались в высокой траве на вершине холма к западу от гостиницы. Те, кого они разыскивали, собрались в дальнем конце двора. Николас принялся считать.

- Похоже, их ровно дюжина.

- Это только снаружи, - уточнил Гуда. - А в трактире - гораздо больше.

Из распахнутых окон трактира доносились возбужденные крики, хохот множества подвыпивших мужчин и женщин, нестройные звуки развеселой музыки. Николас поспешно отполз назад, за гребень холма, чтобы не быть замеченным теми из разбойников, кто остался во дворе и не принимал участия в общем пиршестве. Гуда и Калис последовали за ним. Спустившись с холма, они быстро зашагали к своему лагерю в полутора милях от пыльной дороги, который оставили несколько минут тому назад. Гуда и Николас заранее решили не разводить костер, чтобы разбойники, случись кому-то из них выйти со двора трактира и подняться на холм, не насторожились, увидев вдалеке огонь и почувствовав запах дыма. Ранджана принялась шумно возмущаться тем, что ей и ее служанкам придется довольствоваться холодным ужином, однако похоже было, что откровенное безразличие, которое выказывал к ней Николас, задевало ее гораздо больше, чем отсутствие горячей пищи.

Трое разведчиков перешли дорогу и вновь зашагали по траве. Склонившись к уху Николаса, Гуда обеспокоенно произнес:

- Ох, неспроста эта дюжина мерзавцев слоняется по двору, отделившись от других!

- По-твоему, они опаснее остальных? - догадался Николас.

- Еще бы! Ежели я хоть чуток понимаю в моем ремесле, то эти двенадцать - настоящие профессиональные солдаты. Это они командовали нападением на караваи и рассчитали все по минутам. А что до остальных... Не знаю, кто они такие. Но покуда они пьянствуют в трактире и грызутся меж собой из-за тамошних шлюх, наемники в самом дальнем углу двора о чем-то сговариваются.

- Думаешь, они что-то замышляют против тех, остальных?

Гуда со вздохом пожал плечами:

- Кабы мне знать! Я могу только одно тебе сказать наверняка: те разбойники, что остались стеречь разграбленный караван, уж точно были брошены на произвол судьбы, которая никак не могла оказаться к ним милостивой. Ты это и сам понимаешь.

- Еще бы! - кивнул Николас. - Там их могли перебить и джешанди, и другие бандиты, посильнее этих и числом поболее их. - Он весело усмехнулся. - Вроде нас, например.

- Вот-вот, - без тени улыбки поддакнул Гуда. - Но скажи-ка мне, ежели у тех, кто все это затеял, на уме было только посеять рознь между хозяином Туки и первоправителем, то почему бы им тогда попросту не прирезать всех пятерых девчонок? Или не продать их на невольничьем рынке? Или, если уж на то пошло, не придержать при себе ради выкупа? Почему ж это они не посадили их в лодки да не увезли с собой, а? И вдобавок еще оставили этой Ранджане все ее дорогие тряпки и безделушки. Разве такое в обычае у бандитов? - Гуда поскреб подбородок и решительно мотнул головой, заключив: - Больно уж много тут вопросов. А вот ответа - ни одного.

Путь к лагерю они продолжили в молчании. Неподалеку от повозок их остановил окрик часового:

- Стой! Кто идет?

- Свои, - отозвался Николас.

- Вечер добрый, капитан, - сказал воин, выходя из-за высокого куста.

Заслышав это привычное уже обращение, Николас не удержался от улыбки. Все до единого воины и матросы называли его теперь не иначе как капитаном, не исключая и Амоса, который, произнося это слово, неизменно сопровождал его иронической ухмылкой, а то и шутовским полупоклоном.

У повозок, составленных полукругом на. случай внезапного нападения, разведчиков поджидали Маркус и Гарри. Оба юноши как раз заканчивали скудный ужин, запивая сухари и солонину речной водой. Николас уселся на землю рядом с кузеном и негромко ему сообщил:

- Большинство разбойников сейчас преспокойно бражничают в трактире.

- Когда мы на них нападем? - спросил Маркус.

- Перед самым рассветом.

- Ты сказал, что пьянствует большинство, - заметила Бриза, выходя из-за ближайшего фургона. - А что же остальные?

Николас подвинулся, освобождая девушке место рядом с Маркусом, и протяжно вздохнул.

- Остальные, счетом около дюжины, о чем-то совещаются в дальнем углу двора. Вот как раз их-то нам и следует опасаться.

- Профессионалы? - догадался Маркус.

- Вот именно, - кивнул Гуда. - Опытные наемные солдаты, Это сразу видно. - Он окинул взглядом крайдийских воинов и матросов с "Орла", расположившихся у повозок, и покачал головой. - И хоть нашим ребятам тоже опыта не занимать, но они, бедняги, что греха таить, теперь не в лучшей своей форме, да и вооружены как попало.

- Ну, не так уж все и скверно, - возразил Николас. Разбойники ведь не ждут нападения, и мы застанем их врасплох.

- Да помогут нам в этом боги! - с чувством воскликнул Гуда.

- Как мы будем действовать? - спросил Гарри. Николас вытащил из-за пояса кинжал и стал чертить на рыхлой земле план расположения постоялого двора. Остальные, чтобы разглядеть в сгущавшемся мраке тонкие линии, которые он рисовал, склонили головы над чертежом.

- Здание трактира находится у самой пристани, и одна его стена тянется параллельно реке. В разговор неожиданно вмешался Тука:

- Энкоси, как раз в этой стене, под кладовкой, имеется дверца, что ведет прямо к реке. Через нее в трактир вносят эль и провизию. Их ведь привозят в лодках.

- Так ты там уже бывал?

- Конечно бывал. Очень даже много раз.

Гуда задумчиво взглянул на чертеж и полувопросительно обратился к вознице:

- Видать, трактирщик в жизни своей ни от кого не видал ничего худого и вовсе не ждет нападений.

- Истинная правда, саб, - кивнул Тука. - Джешанди много лет назад подарили землю, на которой теперь стоит трактир Шингази, его отцу. У Шингази останавливаются все окрестные торговцы, все путники, которые появляются в этих краях. Его все любят. Врагов у него нет, а друзей - не сосчитать. И все потому, что Шингази честно ведет свои дела. Тем, кто ему причинит хоть бы и малый вред, придется плохо. Они себе разом наживут множество недругов.

- Значит, если мы будем биться с разбойниками в этом трактире, нам за это станут мстить друзья Шингази? - с тревогой спросил Николас.

- Боюсь, что так оно и есть, энкоси, - пробормотал Тука, кланяясь Николасу. - Мне очень жаль.

- Но если даже мы решим оставить разбойников в покое, нам не избежать боя с ними, - вздохнул принц. - Ведь рано или поздно кто-то из них должен вернуться назад и выяснить, что сталось с фургонами и пленницами, сработал ли их план, в чем бы он ни состоял. Мне думается, они могут начать свои поиски уже завтра на исходе дня.

- И тогда они на нас наткнутся, и нам уж всяко не удастся застать их врасплох, - добавил Калис.

Все умолкли. Несколько мгновений в наступившей тишине слышны были лишь пение цикад и всхрапывание лошадей, которые паслись в густой траве близ лагеря. Николас, понуро опустив голову, разглядывал свой чертеж. Внезапно он выпрямился, обвел глазами одного за другим всех своих собеседников и с решимостью произнес:

- Надо их окружить. Маркус и Калис, вы возьмете по пять человек каждый и зайдете с севера и юга. Не забудьте проверить тетивы у своих луков! А я поведу остальных вдоль дороги. Мы переберемся через стену против главного входа во двор трактира. - Улыбнувшись старому воину, он добавил: - Если посчастливится, мы пройдем внутрь без всякого шума и свяжем бандитов. Пьяный сон крепок.

Гуда с сомнением покачал головой:

- Скажешь тоже! Неужто ты надеешься, что эти двенадцать тоже упьются и заснут мертвецким сном вместе с другими?

- Нет, но я рассчитываю, что они оставят снаружи только двоих, самое большее - троих часовых.

- Не забывай, Николас, - наставительно заметил Гуда, - что за стеной, которой обнесен двор, не очень. то спрячешься.

- Я знаю один фокус, который нам поможет, - подал голос Накор.

Все взгляды обратились к нему. Исалани, сидевший чуть поодаль от остальных, плечом к плечу с крайдийским чародеем, весело осклабился и похлопал Энтони по плечу:

- А вот он мне поможет.

- Я?! - опешил Энтони.

Накор вместо ответа сунул руку в свой заплечный мешок, с которым никогда не расставался, и, пошарив там, скорчил удивленную мину.

- Ба! Торговец навел-таки порядок на своем складе. Желаете полакомиться яблоками?

- Еще бы! - рассмеялся Николас и первым получил из рук коротышки спелый, румяный плод. Откусив от своего яблока изрядный кусок и прожевав его, принц спросил: - Так что же это за фокус?

Накор с готовностью ему объяснил:

- Я проберусь в трактир со стороны реки и подожгу там пучок влажной соломы. Дыму будет как от горящей копны. А вы все ворветесь во двор, когда я крикну: "Пожар!"

- А я-то думал, что ты призовешь на помощь магию, - разочарованно пробормотал принц.

Накор скорчил презрительную гримасу. Николас почти не сомневался, что чародей, как всегда, примется уверять его и остальных, что никакой магии не существует, однако на сей раз он ошибся. Коротышка взглянул на него с хитрецой и спросил:

- А как, по-твоему, я пройду туда незамеченным, да вдобавок, поди, сквозь запертую дверь?

Николас повернулся к Гуде:

- Что ты об этом думаешь?

- Ежели мы сперва снимем часовых... - неуверенно пробормотал старый солдат. - Там ведь всего одна дверь, что ведет во двор, и два больших окна... Может, нам и удастся их быстро одолеть.

Бриза, все это время с неодобрением вслушивавшаяся в разговор мужчин, подошла к Николасу вплотную, глянула на него в упор сощуренными глазами и засыпала его вопросами:

- Послушай, может, это и не мое дело, но зачем вам вообще нападать на этих бандитов? Что они вам такого сделали? Почему бы нам не оставить их в покое и не идти себе дальше подобру-поздорову?

- Да как ты не понимаешь, - стал урезонивать ее Гарри, - что в таком случае они нас рано или поздно выследят и на нас нападут! И нам тогда будет труднее от них обороняться, чем теперь - самим их атаковать. - Девушка нехотя кивнула. - А главное, иначе нам никак не заполучить лодки, понимаешь?

- Лодки?

- Вот именно, - подхватил Николас. - Ведь отсюда до Города Змеиной реки надо добираться вплавь. - Он перевел взгляд на возницу и спросил его: - А кстати, Тука, сколько времени занял бы у нас пеший переход туда?

Тука всплеснул руками и с горячностью заговорил:

- Да что ты, энкоси? Какой там пеший переход?! И думать об этом забудь! Дальше, к югу от "Пристани Шингази", и дороги-то никакой нет, только тропы, по которым под силу пробраться разве что охотникам. Да если б дорога и вела к самым городским стенам, тебе пришлось бы идти по ней долгие месяцы. Мой господин рассчитывает, - произнеся это, Тука пригорюнился, - что я и остальные слуги погрузим подарки для первоправителя и принцессу Ранджану в лодки и вернемся в Килбар с пустыми фургонами. По реке до Города Змеиной реки отсюда несколько недель хода.

- Итак, - подытожил Николас, - нам надо напасть на разбойников первыми и завладеть лодками, а чтобы не нажить себе врагов в здешних краях, все это следует проделать без вреда для имущества почтенного Шингази. Думаю, нам надо воспользоваться предложением Накора. Хмельные, полусонные, напуганные криками о пожаре и запахом дыма, эти бандиты станут для нас легкой добычей.

Около часа они обсуждали мельчайшие детали предстоящей атаки. После этого Николас и Гуда наскоро поужинали и приготовились ложиться спать. Принц приказал всем воинам и матросам располагаться на отдых, предварительно проверив оружие. Он и сам собрался было улечься подле фургона, чтобы хоть немного вздремнуть перед боем, но тут к нему подбежал один из часовых.

- Капитан!

- В чем дело? - спросил Николас, поворачиваясь к воину.

- В трактире у пристани пожар!

- Что?!

Солдат в подтверждение своих слов лишь молча кивнул, переводя дыхание. Николас растерянно взглянул на холм, который скрывал от них трактир и пристань. Над его плоской вершиной занималось багровое зарево.

Николас и два десятка самых сильных и выносливых крайдийских солдат во весь опор помчались к холму, находившемуся в полутора милях от их лагеря. Когда они взбежали на вершину, огонь уже полыхал вовсю. Постоялый двор, построенный из прочного дерева, горел, как сноп соломы. В ярком свете, разливавшемся окрест, принц и его спутники отчетливо разглядели тела убитых, разбросанные по всему просторному двору.

Гуда их сосчитал и недоуменно пробасил:

- Похоже, кто-то здесь орудовал по тому же самому плану, что составили и мы, вот разве что пожар они устроили самый настоящий. Во дворе валяется не меньше трех десятков убитых. Несчастные сукины дети выскакивали из окон и двери, чтоб спастись от огня, и попадали прямехонько в руки головорезов. - Он задумчиво почесал щеку и прибавил: - В точности, как в Крайди.

У Николаса все внутри похолодело от этих его слов, и он с трудом выдавил из себя:

- Ты прав. Так оно и есть.

Они спустились с холма и побрели к трактиру. Перебраться через низкую каменную ограду не составило труда, во дворе же им пришлось двигаться медленно, с осторожностью, чтобы не наступить на тела убитых или на горящие головни, то и дело отскакивавшие от объятых пламенем стен. Тука взглянул на распростертое у его ног тело и крикнул Николасу:

- Энкоси! Этот несчастный принадлежал к Львиному клану!

Николас повернулся к нему. Возница указывал пальцем на серебряный диск, свисавший на кожаном ремешке с шеи убитого. На диске была вычеканена голова льва.

- А тот - к Медвежьему, - возбужденно выкрикивал Тука, переходя от одного тела к другому, - а вон тот - к Волчьему. - Он вскинул голову и, глядя в глаза Николасу, с важностью пояснил: - Эти кланы объединились против первоправителя!

Гуда тем временем прошел в дальний конец двора, приблизившись к зданию трактира настолько, насколько позволял нестерпимый жар от все разгоравшегося пламени.

- Николас! Сюда! - позвал он.

Николас, Амос, Калис и два воина заторопились к нему. Когда они приблизились, Гуда указал на груду тел, лежавших почти вплотную к стене трактира. На лицах, руках и ногах у некоторых из трупов полопалась кожа, и в воздухе начал распространяться удушливый смрад горелой плоти.

- Это те самые наемники, о которых я тогда говорил, - сказал старый воин.

- Тысяча проклятий! - буркнул Амос. - Ты, Гуда, не зря чуял во всем этом неладное. Видишь, по-твоему оно и вышло. Не засада, так пожар.

Николас опустился на колени возле одного из убитых и снял с его головы причудливой формы шлем, при виде которого Траск вздрогнул и отпрянул назад.

- Да хранят нас всех милостивые боги!

- Чего это ты так всполошился? - с недоумением спросил его Маркус.

- Разве ж ты не знаешь, что это за шлем?

- Понятия не имею.

- А я такие уже видал. Правда, те были не красные, а черные, как ночь.

- Отец мне о них рассказывал, - нахмурившись, кивнул Николас. - Стальные шлемы с шишаками в виде головы дракона и двумя крыльями, торчащими в стороны.

- А он тебе говорил, на ком их видел? - спросил Амос.

- Да. На черных палачах Мурмандрамуса.

- А этот, - Тука кивнул в сторону убитого, с чьей головы Николас снял ярко-красный шлем, - уж точно из числа красных палачей,

- Что ты о них знаешь? - встревоженно спросил Николас.

Тщедушный возница шмыгнул носом и провел пятерней по лицу, чтобы защитить себя от действия злых сил, после чего пугливо оглянулся и, понизив голос, пробормотал скороговоркой:

- Это очень скверные люди, энкоси! Это братство убийц, которые никого не щадят. Не зря же они называют себя палачами! Они... состоят на службе у первоправителя Города Змеиной реки.

Николас обвел глазами своих спутников и торжественно произнес:

- Выходит, мы по-прежнему на верном пути!

Он адресовал эти слова всем, но смысл их до конца поняли только Траск, Маркус и Калис.

Глава 4 РЕКА

Из-за ограды послышался слабый стон. Гуда проворно перепрыгнул через низкую стену. Следом за ним туда бросились и остальные. На пыльной земле у самой ограды они увидели двоих раненых, чудом уцелевших в кровавой бойне. У одного из них из плеча торчала короткая арбалетная стрела, у другого над самым лбом была рассечена кожа. Рана все еще продолжала слабо кровоточить.

Раненный в плечо был в беспамятстве, другой при виде Николаса и остальных слабо шевельнулся и снова издал протяжный стон.

- Принеси воды! - сказал Гуда одному из воинов. Тот перемахнул через каменный забор и вскоре вернулся с объемистым мехом в руках.

Гуда смыл кровь с лица раненого, и Амос, внимательно вглядевшись в его черты, весело хохотнул и хлопнул себя по ляжке.

- Ну и рожа! Провалиться мне на этом месте, ежели я во всю свою жизнь хоть раз видал такого урода!

Раненый воин провел языком по губам, ловя капли воды, заливавшей все его лицо, прикоснулся пальцами к виску, поморщился и слабым голосом пробормотал:

_ Ох... и досталось же мне! - Затем он перевел взгляд на Траска и добродушно, силясь улыбнуться, посоветовал ему: - Ты бы на себя-то поглядел, приятель! Тоже мне красавец выискался.

Амос нисколько не обиделся на эту отповедь. Тряхнув кудлатой головой, он оглушительно расхохотался и отступил немного в сторону, чтобы дать возможность воинам оттащить раненых подальше от нагретой пламенем пожара стены.

Незнакомец, столь охотно обменявшийся с адмиралом любезностями, был высок, тощ и жилист. Голову его покрывали жесткие черные волосы, кромка которых едва не соприкасалась со сросшимися в одну линию бровями, - так низок был лоб, резко выдававшийся вперед и образовавший некое подобие козырька над маленькими и бойкими, глубоко запавшими черными глазами. Нос его бывал столько раз сломан и расплющен, что потерял наконец всякий намек на какую-либо форму, немало ударов пришлось, по-видимому, претерпеть в свое время и губам, и оттого они распухли и вывернулись наружу, как у чернокожего. Подбородок и щеки заросли щетиной, лишь отдаленно напоминавшей бороду и бакенбарды, а те небольшие участки кожи, что остались свободными от растительности, испещряли шрамы, морщины и следы некогда перенесенной оспы. Словом, Амос оказался совершенно прав в своей оценке внешности незнакомца: более безобразное лицо трудно было даже и вообразить себе, не то что увидеть наяву.

В противоположность своему товарищу, другой раненый, все еще не очнувшийся от забытья, был молод и на редкость хорош собой. Даже беглого взгляда на его тонкие, правильные черты, аккуратно подстриженные темные усы и бороду, было достаточно, чтобы признать в нем заправского щеголя и дамского угодника.

Гуда помог старшему из воинов подняться на ноги и спросил его по-кешиански:

- Что здесь случилось?

Раненый приложил ладонь к виску и со вздохом ответил:

- Здесь была страшная бойня. - Он покосился на Гуду, затем перевел взгляд на Николаса и прибавил: - Но вас это нисколько не должно удивлять, судя по тому, как вы все вооружены.

Николас только теперь заметил, что крайдийские воины все еще продолжали держать свои мечи и кинжалы наготове. Он жестом велел им вложить оружие в ножны.

- Кто ты такой? - спросил незнакомца Маркус.

- Я - Праджичетас, а это мой друг Ваджасиан. Зовите нас Праджи и Ваджа, так вам будет проще.

- Так вы с ним, выходит, из этой банды наемников? - предположил Гуда.

- Да нет же! - Праджи мотнул головой и снова поморщился от боли. - Мы пробирались к реке, чтоб подняться вверх по течению и там воевать.

- Воевать? - удивился Николас. - С кем и на чьей стороне?

- Кто это еще такой? - Праджи повернулся к Гуде и пренебрежительно кивнул в сторону Николаса.

- Капитан.

- Это он-то? По виду так совсем молокосос...

- Отвечай мне! - сердито прикрикнул на него Николас.

- Он и в самом деле наш капитан, - примирительно проговорил Гарри.

- Вот уж бы никогда не подумал. - Праджи по-прежнему обращался к Гуде. - Я мог бы его принять за твоего сына, или за твоего ... любимчика, или за...

Николас приставил острие своего меча к горлу Праджи, и воин тотчас же смолк.

- Я капитан этого отряда. И если ты мне сей же час не ответишь...

Праджи осторожно отвел лезвие меча от своей шеи, прокашлялся и кивнул:

- Капитан так капитан. Мне-то ведь все равно. Так вот, мы с приятелем собирались подняться вверх по реке. Там война.

- Что за война? - полюбопытствовал Амос.

Праджи вздохнул и без всякого выражения пробормотал:

- Зря мы это затеяли. - Он в который уже раз поморщился от боли, качнулся так, что упал бы, не поддержи его один из воинов, и спросил: - Может, у вас найдется чем промочить горло?

Николас развел руками:

- Только вода, приятель.

- Так дайте хоть воды, - вздохнул раненый. Он припал к меху, который подал ему воин, и стал с жадностью глотать свежую воду, проливая ее себе на грудь.

Тем временем Энтони осмотрел рану его приятеля и заключил:

- Не так уж и плохо! Глядите, у него под камзолом тонкая кольчуга. Она-то и спасла его от серьезного увечья. - Чародей быстрым движением вытащил стрелу из тела молодого воина и прижал к открывшейся ране комок ветоши. - Он будет жить.

- Хвала небесам! И спасибо тебе, добрый лекарь, - отозвался на это Праджи, успевший уже утолить жажду. - Нам с ним много чего довелось пережить вместе. Обидно было бы умирать врозь!

- Ты говорил о какой-то войне, - напомнил ему Маркус.

Праджи с усмешкой на него покосился и пожал плечами:

- Да неужто?

- Вы с приятелем собирались подняться вверх по реке, - вставил Амос.

- Ну да, - нахмурившись, кивнул Праджи, - чтоб попасть в Надозу, это такая деревушка между Ланадой и Хайпуром, на берегу Ведры. Мы нанялись охранять караван торговца шерстью, что живет в нескольких милях к югу отсюда, а когда проводили его до самого дома, двинулись сюда. Думали, дождемся еще какого-нибудь каравана и с ним доберемся до Хайпура, а здесь засели эти головорезы, да еще молокососы из нескольких кланов, ну, они-то нас и зазвали на свою пирушку. Мы, понятно, отказываться не стали. Кому ж не по нраву дармовая выпивка?

- Так вы с ними и знакомы-то не были? - спросил Николас.

- К счастью для нас, - кивнул воин. - Иначе лежать бы нам сейчас вон там, рядышком с ними, - и он кивнул в сторону полыхавшего трактира, возле которого высилась груда мертвых тел.

- Но что же все-таки здесь случилось?

Праджи вздохнул и стал рассказывать о недавнем происшествии, то и дело хмурясь и прикладывая ладонь к виску:

- Ну, мы, значит, сидели себе в трактире и попивали эль с компанией мальчишек из кланов да несколькими наемниками-головорезами, а тут со двора вернулся их капитан, - это он платил хозяину за всю еду и выпивку, - и говорит мне и моему товарищу так тихо, чтоб никто другой не услыхал, что у него, мол, есть для нас кое-какая работенка там, снаружи, где его люди стоят уж наготове, и чтоб мы не мешкая шли бы туда с ним вместе. Мы с Ваджей переглянулись и поняли друг друга без всяких слов. Не очень-то нам все это понравилось. Сердце мое чуяло, что здесь что-то неладно. Но кто ж откажется подзаработать? Мы и пошли себе с ним, но на всякий случай остановились чуток поодаль от этого капитана и его наемников да поближе к забору. Какое-никакое, а все ж укрытие. И правильно сделали, потому как на них вдруг отовсюду полетели стрелы, и те давай вопить, а мы с Ваджей быстро перепрыгнули через стену и упали на землю. Я успел заметить, что его ранили в плечо, а потом у меня в глазах стало темно, и больше я ничегошеньки не помню. - В подтверждение своих слов Праджи несколько раз кивнул головой, затем, внезапно вспомнив о чем-то неотложном, стал шарить рукой за пазухой. После недолгих поисков он извлек из внутреннего кармана туники маленький полотняный мешочек, бережно развязал тесемки и вынул оттуда узкий - не более трех дюймов в ширину - свиток пергамента и заостренную деревянную палочку. Кончик этого приспособления для письма - зачерненный, как заметил Николас - он лизнул языком, после чего расправил пергамент на ладони и озабоченно спросил: - "Первоправитель" как пишется? Это одно слово или два?

Трактир выгорел дотла. А поскольку кроме бревен, из которых он был построен, поблизости не оказалось вовсе никакой древесины, сложить погребальный костер, чтобы сжечь на нем тела убитых, было не из чего, и Николас велел своим людям закопать всех мертвецов поглубже в землю. Около полудня, когда с этим было покончено, к "Пристани Шингази" подогнали фургоны и расставили их в опустевшем дворе. Воин по имени Ваджа очнулся от забытья примерно через час после того, как Энтони извлек из его плеча стрелу. Молодой красавец воин полностью подтвердил рассказ своего старшего товарища.

Оставив обоих раненых на попечение лекарей, Николас отправился осматривать ближайшие окрестности постоялого двора. С собой он взял Маркуса, Калиса и Гарри. Но тех, кто истребил гостей Шингази - наемников и членов разных кланов, - давно и след простыл.

Когда они вернулись к фургонам, Накор сообщил им приятную новость: оказалось, что огонь пощадил подвальный склад трактира, о котором в свое время говорил Тука. Николас вскоре разыскал на обгоревшем полу кольцо крышки люка, что вел в подпол. Схватившись за почерневшее от огня медное кольцо, он рванул крышку на себя, та поднялась, и под нею принц увидел лестницу. Он стал быстро по ней спускаться. За ним не мешкая последовали Тука, Гуда, Накор и Маркус.

Гарри передал Маркусу зажженный фонарь, после чего и сам нырнул в подпол вслед за остальными. Спустившись с лестницы, Николас не успел сделать и нескольких шагов, как споткнулся о чье-то распростертое на земляном полу тело и едва не упал. Маркус поднес фонарь к лицу погибшего: черты его были сведены судорогой страдания, глаза с застывшим в них выражением ужаса выкатились из орбит, полуоткрытый рот оказался полон пены. Над мертвецом склонился Тука:

- Шингази. Он надеялся спастись тут от огня.

Накор, вглядевшись в лицо умершего, вздохнул и покачал головой:

- Бедняга умер от угара. Скверная смерть, ничего не скажешь!

- А что, разве смерть бывает приятной? - с сарказмом спросил его Гарри.

- Еще бы! - ухмыльнулся Накор. - Есть такое снадобье, от которого в голове сперва начинается круженье, а потом тебе представляются всякие чудеса: диковинные цветы и птицы, и красивые женщины, и прежде чем ты от него умрешь...

- Ну, будет об этом! - с досадой прервал его Николас. - Нам нельзя тратить время на пустопорожние разговоры. Давайте-ка обыщем этот подвал и заберем отсюда все мало-мальски ценное. Думаю, мы по праву можем считать любые трофеи своей законной добычей. - Он повернулся к Туке. - Ведь у Шингази не осталось наследников?

Возница мотнул головой:

- Никого, энкоси.

Все разбрелись в разные концы подвала.

Первым о достойной внимания находке сообщил Маркус.

- Эй! Идите все сюда! - крикнул он, и остальные заторопились к небольшому помещению, выгороженному в дальнем углу подвала бревенчатой стеной. Маленький чулан был доверху забит "всевозможным оружием и воинскими доспехами.

При виде этой внушительной груды мечей, кольчуг, шлемов, луков и копий, блестевших в тусклом свете фонаря, Николас присвистнул от удивления и покачал головой.

- Вот так Шингази! При желании он бы ведь мог вооружить целую армию!

Тем временем Гуда вышиб дно из объемистого бочонка и потребовал, чтоб ему посветили. Маркус поднес свой фонарь к бочонку, который оказался доверху набит сушеным мясом. Вынув верхний ломоть, Гуда оторвал от него зубами узкую полоску, прожевал и удовлетворенно кивнул:

- Малость отдает гарью, ну да это ничего. И не такое едали. Сгодится!

Николас оглядел подземелье, тесно заставленное мешками, сундуками, коробами и бочками, и, нахмурившись, с тяжелым вздохом сказал:

- Если мы все это будем открывать, да еще и разглядывать, что там внутри, то и за неделю не управимся. Слишком уж здесь тесно, не повернуться. Надо первым делом поднять наверх все, что ближе к лестнице, и освободить проход длявоинов.

В сопровождении Гарри он взобрался по лестнице наверх, чтобы отдать солдатам необходимые распоряжения. Но едва они вышли во двор, как до слуха их донесся оглушительный, негодующий вопль. Николас нахмурился. Он без труда узнал голос Ранджаны.

Близ фургона, в котором до сей поры содержались пленницы, стояли принцесса собственной персоной, Амос, пытавшийся ее урезонить, и охранник, который тыльной стороной ладони стирал кровь с расцарапанной щеки. Ранджана о чем-то спорила с Траском, то и дело переходя на крик, охранник же молча и не без досады поглядывал то на нее, то на адмирала.

- Как это так - нет лодок! - подбоченясь и выступая вперед, так что Амос вынужден был попятиться, верещала принцесса. - Мне надо прибыть в Город Змеиной реки не позднее, чем через две недели, так что придется вам...

- Что здесь происходит? - строго прервал ее подошедший Николас.

- Я пытался заступить ей дорогу, но она на меня напала и выскочила из фургона, - пожаловался воин. - Не мог же я с ней драться, ваше... м-м-м... капитан. А все из-за того, что она услыхала, как кто-то сказал, что трактир Шингази сгорел...

- И решила своими глазами увидеть, в каком положении очутилась по вашей милости, - докончила за него Ранджана, зло сверкнув глазами.

- По нашей милости, - ледяным тоном ответил ей Николас, терпение которого истощилось вконец, - вы сохранили не только жизнь, но и целомудрие, и имущество. Никто из нас на все это не посягал и не посягнет. Но если вы и дальше будете проявлять мне неповиновение и черную неблагодарность, то я не откажу себе в удовольствии пребольно вас высечь. ...А теперь - живо в фургон и посмейте только нос оттуда высунуть! Увидите, чем это для вас кончится! - произнося последние слова, он поневоле сорвался на крик, походивший скорее на грозное рычание, и даже притопнул ногой от ярости.

Ранджана вздернула подбородок и нарочито медленно, покачивая бедрами, стала взбираться в свою повозку по ступеням приставной лесенки. У порога она обернулась и с угрозой произнесла:

- Когда первоправитель узнает, какие издевательства я принуждена была вытерпеть от грязного, грубого, вонючего варвара-наемника, вы все пожалеете, что родились на свет!

Николас проводил ее взглядом, удостоверился, что охранник плотно притворил дверь фургона, и только тогда повернулся к Траску. На лице принца читалось замешательство.

- Грязного? - не без смущения повторил он. - Вонючего?.. Неужто же, старина Амос...

Но адмирал не дал ему договорить. Оглушительно расхохотавшись, он кивнул и хлопнул принца по плечу.

Николас перевел растерянный взгляд на воинов, деловито вытаскивавших бочки и сундуки запасливого трактирщика из подвала во двор. Только теперь принц вполне осознал, сколь убог и жалок был внешний облик его спутников. Он увидел их почерневшие от копоти, заросшие щетиной лица, немытую кожу, проглядывавшую сквозь прорехи в одеждах, грязные ладони, прохудившиеся башмаки, спутанные, свалявшиеся волосы. И с ужасом подумал, что и сам наверняка выглядит нисколько не лучше. Неудивительно, что Ранджана приняла их за банду наемников самого последнего разбора. Он со вздохом провел рукой по щетине, покрывавшей подбородок и щеки, и вспомнил, что в последний раз ему случилось бриться на палубе "Стервятника" еще до крушения.

- Что ж, послушаем доброго совета, - с принужденной улыбкой обратился он к Траску, - и теперь же все как следует вымоемся. Благо, воды в реке хоть отбавляй.

- Как прикажете, капитан! - осклабился Амос.

Николас подбежал к подвальному люку и громко крикнул воинам, которые разбирали завалы в подземелье:

- Эй, поглядите как следует, нет ли там мыла! И тащите его наверх, коли найдете!

Несколько поместительных сундуков, извлеченных из кладовой Шингази, оказались доверху набиты всевозможным платьем. Находка эта чрезвычайно обрадовала спутников Николаса и самого принца. Одежды были тщательно осмотрены, рассортированы и поделены между всеми членами отряда. Тут были панталоны, жилеты, халаты и камзолы всевозможных фасонов, сшитые из разных материалов, от самого простого и грубого полотна до шелка и бархата. Взглянув на самые дорогие из нарядов, Тука предположил, что прежние владельцы либо оставили их в залог трактирщику с правом последующего выкупа, либо отдали в уплату за еду и ночлег.

От одежды исходил резкий запах гари, и Николас приказал своим людям выстирать в реке все новообретенные наряды и высушить их на солнце. Мыла в подвале у Шингази оказалось в достатке, и вскоре воины и матросы, смыв грязь со своих лиц и тел, сложили свое прежнее убогое тряпье в кучу посреди двора и предали его огню, сами же облачились в новые и чистые, без единой прорехи одеяния, побрили бороды, подстриглись и приобрели в итоге самый что ни на есть благообразный вид. Никто не узнал бы в них прежних оборванных, грязных бродяг со всклокоченными волосами и заросшими щетиной лицами.

Самым счастливым из всех выглядел Маркус. В арсенале Шингази отыскался длинный лук с целым колчаном стрел. Маркус тотчас же присвоил это оружие себе и похвалялся им перед всеми и каждым. Николас со снисходительной улыбкой наблюдал, как тот любовно поглаживал пальцами тетиву. Но тут его внимание привлекло какое-то движение у отверстия люка. Через мгновение оттуда вынырнул Траск, а за ним - Гарри. Оба со всех ног бросились к Николасу. Они тащили за ручки резной сундук, окованный железом. Ноша, судя по всему, была весьма тяжелой. Амос и Гарри кряхтели от напряжения и свободными руками стирали пот с разгоряченных лиц.

- Ты только посмотри, что мы отыскали! - выдохнул Траск. Вместе с Гарри они поставили сундук у ног Николаса и откинули крышку.

Внутри оказалось множество небольших мешочков - кожаных, полотняных, парусиновых, кольчужных.

- Кошельки! - догадался Николас.

Один из мешочков он вынул и тотчас же открыл, и высыпал часть содержимого - ограненные алмазы, сапфиры, изумруды и рубины - на ладонь. Все, кто при этом присутствовал, так и присвистнули от изумления. Амос и Гарри заглянули еще в несколько кошелей. Те были набиты украшениями из золота и каменьев, а также серебряными и золотыми монетами.

- Мы теперь богаты! - восторгался Гарри. - Мы отыскали клад! Вот так трофей!

Николас вынул из сундука парусиновый кошелек с золотыми монетами и направился к фургону, в тени которого отдыхали Праджи и Ваджа. Завидев принца, оба с поспешностью вскочили на ноги.

- Это вам, - сказал Николас и протянул мешочек Праджи.

Тот подбросил подарок на ладони и, услыхав ласкавший слух звон монет, с недоумением воззрился на принца.

- Нам? Но за что?

- Мне никак не помешают в моем небольшом отряде двое опытных воинов, которые уцелели там, где погибли десятки других. К тому же, вы знаете здешние места и потому можете быть нам вдвойне полезны. Ведь у нас пока только один проводник. Вы его уже видели, это возница по имени Тука. Золото, - он кивком указал на мешочек, - я вам дарю, если даже вы откажетесь мне служить. А в случае согласия получите еще.

Воины переглянулись, и Праджи уклончиво ответил:

- Что ж... Мы ведь оба ранены и навряд ли будем в силах идти с вами пешком. Вот ежели ехать в повозках... - Он тряхнул головой и прибавил веско и решительно: - Но для меня важней другое. Ответь, капитан, честь по чести на один только вопрос.

- Охотно, - кивнул Николас.

- Ты за первоправителя или против?

Ответ Николаса значил для Праджи и его приятеля очень многое. Оба нетерпеливо ждали, что он им скажет. Николас после недолгого замешательства пожал плечами и осторожно проговорил:

- Ни то ни другое. Мне, признаться, нет до него никакого дела. У нас своих забот хватает. Но если один из убитых в этом дворе негодяев, тот, что носил красный шлем, и впрямь состоял в отряде палачей первоправителя, то боюсь, что нам рано или поздно придется примкнуть к числу его врагов.

Праджи и его молодой приятель снова обменялись долгими взглядами, затем друг другу кивнули, и Праджи сказал принцу:

- Мы вот что решили: доберемся с твоим отрядом до Города Змеиной реки, а там видно будет. За это время мы получше тебя узнаем, каков ты капитан, да и ты к нам присмотришься. А пока что, сам посуди, слишком рано нам заключать с тобой контракты.

- Ну что же, это, по крайней мере, честный ответ, - с принужденной улыбкой кивнул Николас.

Праджи, видя, что капитан отряда с трудом скрывает свое разочарование итогами этого разговора, примирительно ухмыльнулся и пустился в объяснения:

- Да ты на нас с Ваджей не обижайся, капитан! Дело ведь не в том, что мы тебе не доверяем или твои люди нам не годятся в товарищи. Но пойми такую вещь: как же я могу поступить на службу к человеку, который еще точно не знает, друг он первоправителю или враг? Ведь он же теперь в моем списке!

- В каком еще списке? - удивился Николас.

- Вот тут у меня, - и Праджи со зловещей улыбкой, донельзя обезобразившей его и без того некрасивое лицо, похлопал себя по отвороту туники, за которым скрывался внутренний карман со свитком пергамента и палочкой для письма, - имеется список тех, кто мне чем-нибудь навредил. Нет, конечно же, не всех до единого: кое-кого я сразу же убил, прямо на месте. А остальные ждут еще своей очереди. Когда-нибудь дождутся, попомни мое слово. Я на зло-то памятливый, да и на добро тоже. А список - это. так, для порядка.

Гарри, остановившийся неподалеку от фургона и ставший невольным свидетелем этой беседы, собирался уже в нее вмешаться, но тут возле него неожиданно - словно из под земли - появился Калис. Эльф еще до полудня отправился на разведку. Теперь, по возвращении, вид у него был хмурый и озабоченный, и Николас, прервав разговор с наемниками, приветствовал его улыбкой.

- Какие новости ты принес нам, Калис?

- Мы не одни в этих краях. У нас, как оказалось, имеется компания, и пренеприятная.

- Где? - спросили разом Гарри и Николас.

- В четырех-пяти милях ниже по реке. Это конники. Их два десятка и еще двое. Вооружены до зубов и очень осторожны. И часовых выставляют даже на дневных привалах. Сколько я могу судить, это отряд регулярных войск. Они все одеты в черные доспехи и плащи, а на их черном знамени изображен золотой змей. Похоже, что к вечеру они снимутся со стоянки и поскачут сюда.

Праджи, ослабевший от ранения и потери крови, все еще недостаточно твердо держался на ногах. Он со стоном опустился на землю, прислонился спиной к колесу фургона и кивнул эльфу.

- Да, если судить по твоим словам, это личная гвардия первоправителя. Далековато же от города забрались эти мерзавцы, будь они неладны!

Николас, подозвав к себе Гуду, пересказал ему все, что сообщил Калис, и с беспокойством спросил:

- Что ты об этом думаешь?

- В здешних краях, как я погляжу, все только и делают, что ставят друг дружке западни, - нахмурился старый солдат. - Думаю, что это - одна из них, только и всего. Эти верховые рыщут тут в поисках фургонов. И собираются уничтожить тех, кто остался их стеречь. А после они с почетом проводят принцессу к своему господину.

- Так ты думаешь, - оживился Праджи, - что все это - какой-то большой заговор?

- Мы это давно поняли, - кивнул Николас. - Ведь на караван, в котором были и эти фургоны, на пали члены разных клана. Только они зачем-то переоделись разбойниками.

На уродливом лице наемника отразилось вначале удивление, потом подозрение и, наконец, догадка. В глубоко посаженных черных глазах мелькнул насмешливый огонек.

- Так это же ясно как день! - воскликнул он. - Предводители этих кланов хотели поссорить первоправителя с торговыми гильдиями Севера. Это никого бы не удивило. А вот начни они действовать в открытую, тогда другое дело. Такое на них было бы непохоже.

- Но все они вскоре были найдены убитыми, - продолжал Николас.

- Чем дальше, тем интереснее, - отозвался Праджи. - Может, кому-то пришло в голову поссорить кланы между собой.

- А скажи, - обратился к нему Гуда, - этот первоправитель прочно удерживает в своих руках власть? Трон-то под ним не шатается?

Праджи испустил глубокий вздох и вяло махнул рукой:

- Уж двадцать лет только и разговору, что его вот-вот свергнут.

- Делать нечего, - решительно заявил Николас. - Мы с вами по уши увязли во всем этом, так что нам теперь надлежит снова готовиться к бою. - Он внимательно и зорко огляделся по сторонам. - Если эти воины со змеем на знамени и в самом деле участвуют в заговоре, а я в этом почти не сомневаюсь, то они рассчитывают, что повозки охраняют шестнадцать человек, члены кланов. Мы сделаем так: пусть шестнадцать воинов отправятся за холм, на место нашей прежней стоянки, и уведут туда все фургоны. Ты, Калис, - он с улыбкой повернулся к эльфу, - затаишься неподалеку отсюда и будешь ожидать их приближения. Как только они появятся, пустишь стрелу во двор трактира. Постарайся только никого из нас не ранить.

Калис едва заметно усмехнулся, давая понять, что это предупреждение было излишним. Николас кивнул ему и обратился к Гуде:

- А ты останешься здесь, со мной. Люди первоправителя ожидают увидеть здесь мертвые тела. Мы не станем их разочаровывать и притворимся покойниками. А когда они приблизятся к повозкам, мы ударим им в тыл. - Гуда молча кивнул. - А ты, Амос, - продолжал принц, - будешь командовать теми, кто отправится за холм. Разбейте там лагерь и разведите костры, чтобы зарево было видно даже отсюда, со двора трактира. И расположите их так, чтоб огонь ярко осветил всадников, когда те поднимутся на вершину холма. - Амос с ухмылкой отдал Николасу честь и, повернувшись, зашагал к своим матросам, чтобы сделать необходимые распоряжения.

- А тебе, Гарри, - Николас ласково улыбнулся своему бывшему оруженосцу, - я поручаю едва ли не самую важную часть всей операции. Ты отправишься к берегу, за пристань, в высокие камыши, вместе с пленницами, и будешь следить, чтоб они ненароком не показались на глаза солдатам первоправителя и вообще ничем не выдали бы своего присутствия.

Гарри разочарованно вздохнул, но ни единым словом не возразил принцу.

- А я что должна делать? - спросила Бриза.

- Поможешь Гарри стеречь девчонок. И если Ранджана издаст хоть один звук, можешь снова ее придушить. Только, прошу тебя, не до смерти.

- А уж это как получится! - кровожадно усмехнулась Бриза.

Вскоре в просторном дворе трактира все пришло в движение. Лишь Праджи и Ваджа по-прежнему сидели у фургона.

- Если это будет тебе по силам, - сказал Николас, обращаясь к Праджи, - то помоги своему товарищу забраться в камыши и там схорониться. И побудь с ним вместе, пока все не кончится. Это единственное, чем ты сможешь нам помочь.

- Как бы не так! - запротестовал наемник. - К началу боя я уже буду в силах держать в руках меч. Ваджасиана мы укроем в котором-нибудь из фургонов, а я стану биться вместе с твоими людьми под началом этого вот уродца, - и он кивнул в сторону проходившего мимо Амоса.

Траск замедлил шаг и беззлобно огрызнулся:

- Прикусил бы ты свой язык, образина!

Сундуки, мешки и коробы Шингази пришлось снова спрятать в подвальную кладовую. Вскоре фургоны, а вместе с ними шестнадцать воинов и матросов, направились к холму за дорогой. Пленницы, которых Гарри и Бриза погнали в камыши за пристанью, напоминали стадо перепуганных овец. Когда солнце коснулось края земли, Николас и полтора десятка воинов уже распростерлись на пыльной земле во дворе трактира, изображая убитых.

Мрак сгущался. Люди первоправителя все не появлялись. Время тянулось с удручающей медлительностью. Левая нога Николаса предательски заныла и, чтобы боль унялась, он постарался о ней не думать и переключил свои мысли на другое. Николас стал припоминать мельчайшие детали спланированной им операции, прикидывая, не упустил ли он чего-нибудь важного, не совершил ли какого-нибудь просчета. Через несколько минут он уже и думать забыл о своей ноге, и боль прошла без следа.

Принц был так поглощен своими размышлениями, что, когда в воздухе неподалеку от того места, где он лежал, просвистела стрела и вонзилась в землю, он вздрогнул от неожиданности. Но ему понадобилось лишь мгновение, чтобы вернуться к действительности и вспомнить, что это означало. Вскоре вслед за этим где-то вдалеке послышался топот копыт. Воины первоправителя во весь опор мчались к трактиру. Николас машинально сжал ладонью рукоятку меча.

Вот стук лошадиных копыт сделался громче. Всадники выехали на широкую поляну к югу от постоялого двора и осадили лошадей. Один из мужчин смачно выругался.

- Ну и где ж эти проклятые повозки?

- Не знаю, капитан, - с подобострастием отозвался чей-то хриплый, грубый голос. - Им давно уже надо было здесь быть.

- Смотрите, капитан, - вступил в разговор третий из воинов, - в небе зарево. Значит, там, за холмом, кто-то развел костер.

- Этим ленивым ублюдкам не под силу было проехать лишних четверть мили! - проревел тот, кого другие называли капитаном, и презрительно сплюнул на землю. - Ну, это ничего! Мы сами до них доберемся и сделаем то, за чем нас посылали! Вперед!

Николас услыхал лязг оружия, вынимаемого из ножен. Всадники пришпорили коней и ускакали прочь.

Николас проворно поднялся с земли и негромко, так, словно вражеские воины могли его услыхать, скомандовал своим людям:

- В атаку!

В считанные минуты они добежали до пыльной дороги и устремились к холму. У его подножия заняли позиции лучники. Когда конники поднялись на гребень, их силуэты, как и рассчитывал Николас, стали отчетливо различимы в ярком свете костров, которые разожгли по другую сторону холма Амос и воины, находившиеся под его началом.

- Стреляйте! - крикнул Николас. Всадники в тот же миг очутились под градом стрел, которые летели в них с обеих сторон. Амос, услыхав приказ Николаса, велел и своим лучникам вступить в бой. С десяток конников свалились наземь, сраженные меткими выстрелами.

Воины под командованием Амоса и Николаса быстро взбежали на вершину холма с обнаженными мечами в руках. Противники, ожидавшие легкой победы над шестнадцатью желторотыми мальчишками, вдобавок еще и хмельными, которые, по их расчетам, оставались стеречь фургоны, были вконец обескуражены этим внезапным нападением трех десятков опытных солдат.

Один из всадников попытался было покинуть поле боя, погнав свою лошадь вдоль гребня холма, но кто-то из лучников вскинул свое оружие и спустил тетиву ему вдогонку, и тот на всем скаку вывалился из седла со стрелой между лопаток.

Капитан конников хрипло выкрикнул команду. Все девять оставшихся в живых воинов направили коней вниз, в сгущавшуюся тьму. Они решили спасти свои жизни, уклонившись от сражения. Двоих выбили из седел пущенные им вслед стрелы, остальные, чтобы избежать подобной участи, низко пригнулись к лошадиным холкам и пришпорили коней.

- Стреляйте в лошадей! - приказал Николас. - Не дайте этим негодяям уйти отсюда живыми!

С вершины донеслись воинственные выкрики и лязг стали. Николас догадался, что те из вражеских воинов, кого стрелы лишь легко ранили, теперь поднялись с земли и вступили в бой с его людьми. А между тем к принцу на всем скаку приближался первый из цепочки конников. Николасу случалось прежде, в Крондоре, пешим драться на мечах со всадниками, но те сражались с ним далеко не в полную силу, опасаясь ненароком поранить сына своего господина. Теперь же пощады ему ждать не приходилось.

Сердце у Николаса сжалось от страха, по спине заструился холодный пот. Взмокла и ладонь, в которой он сжимал рукоятку меча. Но когда конник к нему подскакал, Николас выпрямился и воздел свой меч над головой, готовясь отразить нападение.

Он понимал, что выступать против вооруженного всадника на свирепом боевом коне, имея в руках всего лишь палаш, глупо и гибельно. Но отступать было уже поздно. Вооружись он кривой саблей или большим двуручным мечом, вроде того, какой всегда носил при себе Гуда, и можно было бы подсечь коню ноги, увернувшись от клинка наездника, с палашом же он должен был бы встать перед лошадью во весь рост и на нее замахнуться, чтобы заставить ее либо попятиться, либо свернуть в сторону. Это было крайне рискованно, ибо всадник тем временем мог бы его сразить своим огромным мечом.

Однако поединок, которого Николас так опасался и который мог стоить ему жизни, не состоялся: у лошади, которая надвинулась на принца, оскалив зубы, внезапно подкосились передние ноги, и она с протяжным ржанием тяжело рухнула на землю. Принц догадался, что кто-то из лучников пришел к нему на выручку и пустил в нее стрелу. Николас едва успел отскочить назад. Кавалерист перелетел через шею животного и кубарем покатился вниз по склону холма.

Через мгновение он, однако, вскочил на ноги и приготовился защищаться. Левая его рука повисла, как плеть, - по-видимому, он сломал ее при падении, правой же с зажатым в ней мечом он отчаянно размахивал из стороны в сторону, чтоб не дать противникам к нему подойти, но подбежавший Николас ухитрился нанести ему скользящий укол острием своего палаша. Удар пришелся воину по руке. Он выронил оружие, повернулся и бросился бежать. Но путь ему преградили двое матросов с "Орла". Повалив вражеского солдата на землю, они крепко связали ему руки за спиной. Николас еще перед боем приказал своим людям взять хотя бы одного-двух воинов первоправителя в плен.

Матросы потащили раненого к вершине холма, чтобы скорее добраться до повозок и погреться у костра. Следом за ними побрели и все остальные. Ночь стояла прохладная. Николас огляделся по сторонам и с удивлением обнаружил, что битва закончилась.

Благодаря тому, что противник был застигнут врасплох, а нападение тщательно спланировано, отряд Николаса не понес в сражении никаких потерь. Лишь у одного из воинов была рассечена кожа на руке, что его крайне смущало, ведь кроме него раненых не оказалось. Неизбежные синяки, ушибы и ссадины, разумеется, в счет не шли.

Накор, осмотрев обоих пленных, которых людям принца удалось захватить, подошел к костру, где уже сидели Николас, Траск, Праджи, Гуда и Гарри, и доложил Николасу:

- Капитан будет жить. У него сквозная рана правой руки, а левая сломана. Но это пустяки. А вот у другого дела плохи. Бедняга ранен в живот, а перед самой битвой он плотно поужинал. Он мне сам это сказал. Как опытный воин он понимает, что это значит, и просит вас над ним сжалиться и предать его скорой смерти.

Николас передернул плечами и ничего на это не ответил. Гуда кивнул своему кривоногому приятелю и со вздохом пробормотал:

- Худо ему придется, ежели сей же час его не прикончить. Бедняга будет помирать долго и в страшных мучениях.

- Неужто же и ты совсем ничего не сможешь для него сделать? - раздраженно спросил Николас, повернувшись к крайдийскому чародею.

Энтони развел руками:

- Будь при мне все мои отвары и притиранья, может, я и помог бы ему, а теперь... Его наверняка исцелил бы с помощью молитв и волшебных умений кто-нибудь из наших святых отцов. Они и не такое умеют. А мне, увы, это не под силу.

Амос взял Николаса под руку и отвел в сторону от остальных. Понизив голос, он твердо сказал:

- Ники, до сих пор я в твои распоряженья не вмешивался, потому как ты действовал с умом и оглядкой. Мне тебя решительно не в чем упрекнуть. Но теперь послушай-ка меня, старика, и сделай так, как я скажу. Привыкай, дружок, к мысли, что правители, даже самые что ни на есть добросердечные да милостивые, бывают порой принуждены совершать жестокие поступки.

- Ты считаешь, что я должен приказать Гуде убить безоружного пленника? - нахмурился принц.

Амос мотнул головой:

- Не одного. Обоих!

- Кроу, - упавшим голосом проговорил Николас.

- Что?

- Отец мне о нем рассказывал, - вздохнул Николас. - Это случилось во время вторжения Братства Темной Тропы в наше Королевство. Отец, прежде чем он встретил в Арменгаре тебя и Гая де Бас-Тайру, держал путь на север. Его отряд выследили черные убийцы. - Принц прикрыл глаза, вспоминая подробности рассказа Аруты. - Им в этом помог изменник, Морган Кроу, и отцу пришлось приказать своим людям его убить. - Он покачал головой и с укором взглянул на Траска. - Отец говорил мне, как нелегко это ему далось. А ведь я сейчас в еще более тяжелом положении, Амос! Тут же тебе не Королевство, и эти пленники - никакие не предатели. Они не нарушали законов, не посягали на жизнь нашего короля, а выполняли приказания своего господина, только и всего. Понимаешь ты это?

- Понимаю, - кивнул Траск, - но и ты пойми одну простую вещь: здесь для нас нет и не может быть никаких законов, кроме тех, какие мы сами для себя придумаем. Ты - капитан, который ведет судно со всеми матросами по голой степи, по травяному морю. А к этим головорезам надобно относиться, как к пиратам, что взяли твой корабль на абордаж. И ты должен приказать ребятам их убить, когда узнаешь от них все, что они смогут рассказать.

Николас долго глядел в глаза старому моряку, который, если всем им суждено было вернуться домой, в скором времени должен был сделаться его приемным дедом. Траск выдержал его суровый, испытующий взгляд не мигая. Он был настолько уверен в своей правоте, что уверенность эта поневоле передалась и принцу. Николас с тяжелым вздохом кивнул ему и медленно побрел назад к костру.

Гуда вопросительно на него взглянул, и принц в ответ медленно прикрыл глаза. Старый солдат поднялся на ноги и зашагал во тьму.

- Приведите сюда капитана, - распорядился Николас.

Двое матросов вскоре подтащили раненого со связанными за спиной руками к кружку у костра. Когда они опускали его на землю у ног Николаса, тот болезненно поморщился и издал слабый стон.

- Как твое имя? - спросил его принц.

- Дьюбас Небу. Капитан второго отряда гвардии первоправителя.

- Проклятье! - воскликнул Праджи. - Это ж ведь его личная гвардия.

- И что это, по-твоему, означает? - быстро повернувшись к нему, спросил принц.

Праджи почесал затылок и после недолгого раздумья ответил:

- Одно из двух. Или первоправитель сам все это организовал, или же среди его приближенных объявился изменник. - С этими словами он быстро вскочил на ноги, подбежал к пленному и одним движением разорвал тунику у того на груди.

Капитан взвыл от боли и с яростью Выкрикнул:

- Не смей ко мне прикасаться, грязная скотина! Но Праджи совершенно невозмутимо, так, будто слова эти относились вовсе не к нему, ощупал шею раненого и что-то с нее сорвал.

- Глядите, капитан! - Он протянул Николасу тускло блеснувший в свете костра серебряный диск на разорванной цепочке. - Знак его клана, - с уверенностью прибавил Праджи, но тотчас же, вглядевшись в изображение на медальоне, растерянно заморгал. - Вот так штука! Сроду такого не видывал!

Николас, не сводя глаз с диска, нахмурился и сквозь зубы процедил:

- Зато я уже видел кое-что похожее. - На медальоне были изображены две переплетенные между собой змеи - в точности такие же, как на кольце, хранившемся у Николаса в поясном кармане.

Амос начал было что-то говорить, но Николас нетерпеливым жестом велел ему умолкнуть.

- Оставьте меня наедине с этим человеком!

Траск понимающе кивнул, поднялся и побрел прочь от костра. Следом за ним и остальные разошлись в разные стороны. Николас склонился к самому уху раненого и прошептал:

- Глупец, разве тебя не предупредили, что ты должен во всем мне повиноваться? Что тебе было приказано? Отвечай!

Раны капитана Дьюбаса, хотя и не смертельные, доставляли ему мучения. Это было нетрудно определить по его лихорадочно блестевшим глазам, по испарине, покрывавшей все его смуглое лицо. Однако несмотря на это, держался он на редкость твердо и мужественно, как и подобало истинному воину. Проведя языком по пересохшим губам, капитан мотнул головой и твердо ответил принцу:

- Я не понимаю, о чем ты. И не собираюсь слушаться твоих приказаний, предатель.

Николас достал из поясного кармана змеиное кольцо, которое Калис в свое время принес в Крайди из Эльвандара, и на раскрытой ладони протянул его Дьюбасу.

- Надеюсь, ты понимаешь, что я не могу при всех его носить? - Пленный с сомнением глянул на принца и тотчас же отвел глаза. - А теперь говори, что за безмозглый болван вас сюда послал? Ведь это мы должны были перебить молокососов из кланов и доставить Ранджану в город.

Поразмыслив над его словами, капитан неуверенно ответил:

- Но... Дагакон не предупредил нас... что здесь окажется еще и другой отряд.

Николас выхватил из-за пояса кинжал и в мгновение ока приставил его острие к горлу капитана.

- Мне следовало бы тебя убить, но я готов оставить тебе жизнь и при случае даже подтвердить, что виноват во всем этом не ты, а тот, кто тобой повелевает.

- Но ты-то сам кто? - с волнением спросил Дьюбас. - Назови себя!

- Сначала скажи мне, какое приказание ты получил.

Капитан выпрямился и, поморщившись от боли, закусил губу, чтобы сдержать стон. Лицо его сделалось белее снега.

- Мы должны были убить всех, кто остался стеречь фургоны, - медленно, с усилием проговорил он. - Красные палачи давно уж на пути назад. Они плывут в баркасах... И я не возьму в толк...

- А что тебе известно о пленниках? - прервал его Николас.

- О пленниках никакой речи не было, - с все возраставшим недоумением пробормотал Дьюбас. - Нам было ведено убить всех девчонок и привезти с собой их тела.

- Я говорю о других пленниках. О тех, которых привезли на корабле.

- На корабле... - без всякого выражения повторил капитан. Но внезапно взгляд его оживился, исполнившись злобы и отчаяния. - Так тебе известно о корабле! - И прежде чем Николас успел ему помешать, он бросился вперед, повалил принца навзничь, прижав его к земле своим телом, и глухо вскрикнул, когда кинжал Николаса, который тот продолжал сжимать в руке, пронзил его грудь.

Случившееся не укрылось от взоров Амоса и остальных, и они со всех ног бросились на выручку к принцу.

- Что он такое сделал? - встревоженно спросил Амос, стаскивая тело капитана в сторону и высвобождая из-под него Николаса.

- Убил себя, - с горечью ответил Николас. - А все оттого, что я пытался кое-что из него вытянуть и, похоже, сам себя перехитрил.

- Но ты хоть что-нибудь узнал? - полюбопытствовал Гарри, помогая другу подняться на ноги.

- Только имя.

- Какое? - спросил Праджи.

- Дагакон.

- Высоко забираешь, нечего сказать! - усмехнулся Праджи. - И верно, уж коли обзаводиться врагами, так самыми что ни на есть сильными.

- А кто он такой, этот Дагакон? - вступил в разговор Маркус.

- Главный советник первоправителя и самый гнусный из всех сукиных детей, каких только порождали Восточные земли, и Пойменные земли, и весь этот мир, да и преисподняя вдобавок! - убежденно заявил Праджи.

- Похоже, - задумчиво проговорил Николас, - что кроме всех своих прочих достоинств он еще и предатель.

Праджи мотнул головой:

- А вот уж это вряд ли.

- Почему ты так думаешь? - спросил его Гарри.

- Да потому что именно Дагакон привел первоправителя к власти и все долгие двадцать лет помогает тому ее удерживать. В городе его все боятся пуще огня.

- Чем же он всех так сумел напугать? - недоверчиво осведомился Маркус.

- Так ведь он же колдун.

- Но разве это такая уж редкость в здешних краях? - удивился Николас.

- Еще бы! - кивнул Праджи. - И вы все не иначе как заявились сюда прямехонько из подземного царства, коли об этом не слыхали. - Николас в ответ на эти слова лишь загадочно усмехнулся, и воин, не ожидая от него пояснений, с горячностью продолжил: - Так вот запомни, капитан, что у нас в Восточных землях есть только один колдун. И это Дагакон. А всех других, кто пробовал заниматься этим ремеслом, он давно уже прикончил. И смерть их была, говорят, не из легких. - Праджи понизил голос: - Он их сожрал.

Николас поймал на себе встревоженный взгляд Энтони и насмешливый - Накора и едва заметно им кивнул, приложив палец к губам.

- А еще я слыхал, что это Дагакон собрал самых отпетых ублюдков в отряд красных палачей, - с отвращением проговорил Праджи, - и что они слушаются только его одного, а вовсе не первоправителя. Он умеет разговаривать с мертвецами, а его любовница может у всякого вынуть душу из тела и сделать с ней, что пожелает. Ходят слухи, что это она своими колдовскими чарами продлевает Дагакону жизнь. Ему ведь уж несколько сотен лет от роду.

На сморщенном птичьем личике Накора появилась брезгливая гримаса.

- Скверная это штука - некромантия, - сказал он и с уверенностью добавил: - Хуже так просто и быть ничего не может.

Энтони кивком выразил согласие с его словами. Николасу от всего услышанного стало не по себе. Он снова скользнул глазами по лицам обоих чародеев и с нажимом произнес:

- Ну, среди нас-то никаких колдунов нет и в помине. Так что нам нечего опасаться.

- Вот и хорошо, - осклабился Праджи. - А предателем Дагакон не может быть хотя бы уж потому, что ему по силам в любую минуту и без всяких там хитростей скинуть первоправителя с трона.

- Боюсь, - мрачно подытожил Николас, - мы так и не узнаем, кому на руку все, что здесь стряслось - убийства с переодеваниями, поджоги, похищения. Но так ли уж это теперь важно? Ведь главное, что мы должны решить, - это как нам добраться отсюда до Города Змеиной реки. Что скажешь, Праджи?

- Разве что на лодках, - пожал плечами Праджи. - Другого способа никто еще не придумал. Но ведь теперь, когда трактир сгорел, а Шингази умер, глупо надеяться, что здесь остановится речной караван. А если кто тут и причалит, то вы нипочем не сможете им доказать, что не виноваты в убийствах и поджоге. И о вас пойдет дурная слава по всем Восточным землям. А ежели в недобрый час тут объявятся джешанди, - Праджи опасливо оглянулся и понизил голос, - то не сносить вам своих голов. Они на расправу скоры. Вы и рта раскрыть не успеете, как повиснете вверх тормашками над огнем. Это они так казнят своих врагов. Шингази ведь водил с ними дружбу, как и его покойный отец. Так что лучше нам отсюда поскорей убраться.

- Но как? - нахмурился Николас. - Где же мы возьмем лодки?

- В пяти днях пешего пути отсюда ниже по течению реки есть одна деревушка, - сказал Праджи. - Там иногда причаливают лодки. Может, нам повезет купить или нанять для себя несколько штук. А нет, так придется добираться до города по тропе. На это уйдет месяца два, не меньше.

Николас молча помотал головой. Такой долгий срок его никак не устраивал.

- Поди прочь! - взвизгнула Эбигейл и пнула безымянную тварь ногой. Та покорно отступила.

- Не злись, - посоветовала ей Маргарет. - Вряд ли они что-нибудь понимают. И нападать на нас, похоже, не собираются. Не обращай на них внимания.

- Они действуют мне на нервы! - возразила Эбигейл. - Какая гадость!

Существа, о которых девушки вели речь, отдаленно напоминали людей, но вместо кожи тела их были сплошь покрыты светло-зеленой чешуей, а на вытянутых, как у ящериц лицах и в особенности - в черных, состоявших из одних зрачков глазах застыло выражение покорности, сдержанного любопытства и едва уловимой тревоги. Иногда эти создания открывали рты, не издавая ни единого звука, и девушки могли видеть их черные, раздвоенные на концах языки и ряды мелких зубов. Волос у них не было вовсе, носы едва намечались на чешуйчатых лицах, лбы имели странную, удлиненно-скошенную форму. По виду этих обнаженных существ никак нельзя было определить, к какому полу они принадлежали. Маргарет, едва их увидела, сразу догадалась, что они были сродни ее странному соседу по каюте на борту невольничьего корабля.

Когда судно бросило якорь в гавани, девушек пересадили на баркас, и команда гребцов - высоких, мускулистых мужчин в черных туниках и панталонах и с красными косынками на головах, - дружно взялась за весла. У причала крайдийских пленников уже дожидалась целая вереница больших крытых фургонов. Их вывезли за город, в большое поместье, обнесенное высокой каменной стеной. Маргарет и Эбигейл поселили в светлой и просторной комнате, и Арджин Сваджиан снова стал всякий день к ним заходить и задавать свои бесконечные вопросы. Маргарет теперь уже не сомневалась, что он вовсе неспроста выпытывает у них пустячные на первый взгляд подробности их жизни в Королевстве. Во всем этом наверняка был какой-то смысл, и Арджин, а также те, кому он подчинялся, явно что-то замышляли, но Маргарет, как ни силилась, не могла догадаться, что именно, и это ее пугало. Арджин то и дело менял темы разговоров. Принцесса была уверена, что делал он это нарочно, чтобы сбить ее с толку. И пока это ему вполне удавалось.

Арджин бывал у них постоянно, а вот зловещей и таинственной женщины, которая велела убить молоденькую служанку и пригрозила девушкам, что в случае их неповиновения другие пленники ответят за это жизнью, они ни разу больше не встречали. Однажды Маргарет спросила у Арджина, кто она такая, но он оставил ее вопрос без ответа, и больше она к этому не возвращалась.

Дни были так похожи один на другой, что девушки потеряли им счет. Посетителей, кроме Арджина, у них никогда не бывало, и они ни с кем, кроме него и друг друга, даже словом не перемолвились. Слуги, в одни и те же часы подававшие узницам завтрак, обед и ужин, никогда не вступали с ними в разговоры. Днем девушкам дозволялось проводить по нескольку часов в саду, под навесом из тонкой кисеи, служившим для них защитой от знойного южного солнца.

И вдруг все переменилось. Вместо Арджина в их общую комнату вошли два странных существа, вид которых до смерти перепугал обеих девушек. Эбигейл с пронзительным криком отбежала в дальний конец комнаты, а Маргарет схватила стул и выставила его перед собой, чтобы было чем обороняться от уродливых тварей в случае их нападения. Но те не проявили никаких враждебных намерений. Они сразу же, как вошли, опустились на пол. Одна уставилась своим неподвижным, немигающим взором на Эбигейл, другая - на Маргарет.

Эбигейл через несколько минут осмелела настолько, что вернулась на прежнее место и села на свою постель. Полуящерица-получеловек долго на нее смотрела, затем поднялась с пола, медленно приблизилась к кровати и осторожно дотронулась до ее плеча.

- Ты когда-нибудь видела таких животных? - спросила Маргарет.

- Нет. - Эбигейл передернулась от омерзения. - И я уверена, что никакие это не животные. Они просто демоны.

Маргарет покачала головой:

- Я с тобой не согласна. При чем здесь демоны? Ведь это же как-никак существа из плоти и крови. Но их чешуя в точности такая же, как на той руке, что однажды, во время плавания, высунулась из окошка соседней каюты.

Дверь их комнаты отворилась, и слуги внесли блюда со всевозможными яствами. Настало время завтрака. Пленницы были так встревожены появлением в их жилище этих загадочных существ, что есть им совершенно не хотелось, но они хорошо усвоили, что в случае отказа от принятия пищи их станут кормить насильно, и потому уселись за стол. Странные создания приблизились к ним на несколько шагов и стали с любопытством наблюдать за их движениями. Это вконец разозлило Эбигейл, и она швырнула тарелку в то из существ, которое пристально на нее глядело. Тарелка угодила в цель, и животное, не издав ни единого звука, поспешно ретировалось в дальний угол комнаты. Маргарет с деланной невозмутимостью продолжала есть. Она не обращала никакого внимания на оставшуюся возле стола и глаз с нее не сводившую ящерицу.

Лишь только пленницы закончили завтрак, в комнату вошел Арджин. Он хотел было по обыкновению церемонно приветствовать девушек, но Маргарет его опередила, выпалив:

- Что это еще за твари?

Арджин мягко улыбнулся и ответил ей в своей обычной благодушной манере:

- Эти двое? Поверьте мне, они совершенно безвредны. Не бойтесь их. Они не сделают вам никакого зла и не доставят ни малейших неудобств.

- Они нам действуют на нервы! - возмутилась Эбигейл. - Немедленно заберите их отсюда! Улыбка на лице Арджуны стала еще шире.

- Они не опасны, - повторил он. - Вам придется, хотите вы этого или нет, примириться с их присутствием. - Выставив один из стульев на середину комнаты, он уселся на него и, не меняя выражения лица, спросил Маргарет: - Итак, слыхали ли вы легенду о Сарте?

Вереница лодок медленно шла вниз по течению. Николас сидел в первой из них, у самого носа, и не отрываясь вглядывался вдаль. Мачты всех судов лежали на дне, ибо надобности в них не было: Змеиная река сама несла эти полубаржи-полубаркасы в должном направлении. Гребцы время от времени брались за весла лишь для того, чтобы выравнивать курс. Этой же цели служили и рули на кормах судов. Плавание длилось уже целую неделю, и в скором времени путникам предстояло высадиться на берег у Города Змеиной реки.

Николас оторвал взгляд от мутных, желтовато-коричневых вод и покосился на кованый сундучок, что стоял у его ног. Присвоив себе содержимое кладовой трактирщика Шингази, сам принц и члены его отряда были теперь неплохо одеты и вооружены и, если и не разбогатели, то, по крайней мере, не испытывали недостатка в деньгах. После битвы с отрядом гвардейцев первоправителя они добрели до деревушки, о которой говорил Праджи, и остановились там на отдых.

Местные жители приняли было их за разбойников и в ужасе бросились в ближайший лес, где и скрывались в течение целого дня и ночи. Лишь на рассвете самый отважный из них, понаблюдав издали за Николасом и его людьми и не усмотрев в их действиях ничего для себя угрожающего, осмелился приблизиться к принцу. Нескольких приветливых слов и мелкой медной монетки было достаточно, чтобы окончательно рассеять страхи поселян. Они были так счастливы, что их жизни и имуществу ничего не грозит, что тотчас же по выходе из своих лесных укрытий сытно накормили воинственных с виду пришельцев и предложили им остаться у них погостить. Николасу жаль было терять драгоценное время, но в конце концов он принужден был согласиться с доводами Гуды и Праджи, что отдых был просто необходим им всем перед последней, самой трудной частью путешествия. Они провели в гостеприимной деревушке немногим более недели и наняли у жителей несколько баркасов, чтобы в них продолжить путь. За время этой долгой стоянки приятель уродливого Праджи, молодой красавец Ваджа почти совсем исцелился от своего ранения и с охотой принимал участие в общих разговорах. Николасу потребовалось совсем немного времени, чтобы распознать в нем человека легкомысленного, пустого и тщеславного, большого охотника до женского пола. Жительницы деревни, восхищенные красивым лицом и кудрявыми волосами молодого воина, его слащаво-любезными манерами, наперебой старались ему услужить чем могли: днем, они угощали его вином и пивом, сахарной водой, свежими фруктами и медовыми лепешками, а ночами, как не без оснований подозревал Николас, многие из них также его кое-чем одаривали, но только уже наедине. Принц поначалу недоумевал, что могло так тесно связать этих двух столь несхожих между собой людей -сметливого, ловкого, сильного Праджи и недалекого, неопытного в своем ремесле, самовлюбленного Ваджу. Но в конце концов он перестал ломать над этим голову, сосредоточившись на куда более важных делах, которых перед плаванием накопилось немало.

После нескольких дней отдыха Николас по настоянию Гуды велел всем бывшим матросам, коих старый воин считал недостаточно опытными фехтовальщиками, учиться владению клинком у самого Гуды и остальных солдат. Моряки поначалу участвовали в учебных боях без большой охоты, но к концу их продолжительной стоянки все они сделали заметные успехи в трудном искусстве поединка, и уже гораздо охотнее брали в руки мечи и сабли. Порой случалось, что и сам Николас вызывал кого-нибудь из них на бой. Маркус и Калис учили остальных членов отряда стрелять из короткого и длинного луков. Вместе с Праджи и Ваджей их теперь было тридцать пять человек, не считая Бризы. По уверениям Праджи И Туки, отряд их мог быть признан едва ли не самым малочисленным в Восточных землях. Некоторые из подобных воинских образований насчитывали до шести сотен солдат. Однако оба они поспешили прибавить, что теперь, облачившись в одежды, которые были найдены в сундуках Шингази, и имея в своем составе троих местных жителей, Николас и его люди по виду своему вполне уподобились тем, за кого себя выдавали.

Простившись с жителями деревни и сторговавшись о плате с кормщиками и предводителем речного каравана, Николас и его отряд погрузили в лодки всю свою поклажу и сами разместились в нескольких головных суденышках. Они отчалили от берега при попутном ветре, и вскоре деревушка скрылась из вида. Широкая, мутная река петляла и извивалась меж отлогих берегов, поросших камышом. Из прибрежной тины до путников часто доносилось кваканье лягушек, в воздухе, несмотря на зной, роилась мошкара. От ее неумолчного писка к вечеру у всех начинала болеть голова. Плаванье выдалось долгим, утомительным и скучным.

Николас оторвал взор от сундучка с деньгами и драгоценностями и снова глянул вперед. Вдалеке у самой земли виднелось какое-то темное облако.

- Что это там такое? - спросил он у Праджи.

- Дым. Не иначе как в Городе Змеиной реки случился пожар, - невозмутимо ответил воин. - Мы там будем еще до темноты.

Николас глубоко вздохнул и прикрыл глаза. В скором времени им предстояло лицом к лицу столкнуться с безжалостными врагами, одолеть их и освободить пленников. Во всяком случае, он на это рассчитывал, хотя и не мог быть до конца уверен, что принцессу и остальных содержат именно в Змеином городе. Он не смел поделиться своими сомнениями ни с кем из членов отряда. Ведь всем им пришлось преодолеть столько испытаний, пережить гибель товарищей, голод, жажду, боль и страх. Эти люди должны верить, что принц ведет их по единственно правильному пути. Что-то еще ждало их впереди? Несмотря ни на какие лишения, все они упрямо шли к поставленной цели. Им надо было вызволить принцессу и остальных крайдийцев из неволи и доставить их домой. Однако большинство из членов отряда не догадывались, с каким противником им придется иметь дело. Один лишь Николас знал это наверняка. Он почти не сомневался, что замыслили и организовали все кровавые события последних трех недель - резню, подлоги, пожары, предательства - не кто иные, как пантатианские змеиные жрецы.

Глава 5 ГОРОД

Николас с все возраставшим волнением оглядывался по сторонам. Около часа лодки медленно двигались по низовьям Змеиной реки, окруженной топкими болотами. Река впадала в большое озеро, и, едва только караван баркасов в нем очутился, как суденышки начало относить в сторону быстрым донным течением, и гребцам пришлось налечь на весла. Рулевой первого баркаса, в котором сидел Николас, взял курс на восток, как раз на узкую речушку, что вытекала из озера. Николас, вытянув шею, пытался разглядеть вдалеке очертания незнакомого таинственного города.

- Где мы сейчас находимся? - спросил он у Праджи.

- На Озере королей.

- А почему оно так называется?

Праджи привалился спиной к мешку с сухарями, коротко взглянул на Ваджу, сладко дремавшего на палубе, и неторопливо повел свой рассказ:

- Этот город здесь построили давным-давно. Он сперва служил местом встреч всех племен южной части Восточных земель. Скоро тут появились и постоянные жители, и теперь, когда столько веков миновало, никто уж и не поминает о том, что все они ведут свой род от джешанди и других степных кочевников. - Праджи вынул из ножен кинжал и принялся вычищать грязь из-под ногтей его острием. - У каждого из племен был свой король. И короли эти по очереди становились главами ежегодного совета племен и правителями города до следующего совета. И все норовили править на свой лад. Согласия промеж них не было, и всякий новый правитель начинал с того, что мстил без пощады всем горожанам, кто поддерживал прежних королей. Ну вот, и жителям города такой порядок через пару сотен лет стал поперек горла, понимаешь? - Николас кивнул. - Их было к тому времени уж довольно много, и злости у них поднакопилось. В общем, начался бунт, и всех четырнадцать королей, а заодно и их близких родичей, советников и приближенных потопили в этом самом озере. С тех пор оно и называется Озером Королей.

- А потом что было? - полюбопытствовал Николас. Гарри и Маркус, заинтересовавшись рассказом воина, подсели к нему поближе и стали с не меньшим нетерпением, чем сам принц, ожидать продолжения этого захватывающего повествования. Лодки были уже на середине озера, и всем стала хорошо видна река, которая из него вытекала, огибая город с востока.

- Ну, какое-то время им удалось прожить и вовсе без правителей, в мире и покое, а потом пошли промеж горожан раздоры, начались поджоги и грабежи, и в них погибло так много народу, что жители порешили отдать себя под власть совета кланов. Эта мысль всем пришлась по душе, и в городе снова на несколько сотен лет стало спокойно.

- А потом власть захватил первоправитель? - догадался Гарри.

- Да, - кивнул Праджи, почесывая подбородок. - Будто из-под земли выскочил. Слыхивал я кое-какие сплетни насчет того, откуда он выискался, да наверняка этого все равно никто не знает. А ежели станешь о таком расспрашивать, то недолго и до беды. Вот уж это я вам точно говорю.

- Тайная полиция? - предположил Николас.

- Она самая. Прозывается, хочешь верь хочешь нет. Черной Розой. А их главный величает себя ревизором, и никто не знает, что это за птица такая. Одни думают, что он - правая рука Дагакона, а другие подозревают, что Дагакон как раз и есть этот самый ревизор.

- А ты-то сам что об этом думаешь? - спросил Маркус.

Праджи развел руками:

- Вовсе ничего. Не моего это ума дело. Правды-то все равно не дознаться, так зачем и голову ломать? - Он сунул кинжал в ножны и повернулся к принцу. - А вот про первоправителя я кое-что знаю точно.

- Расскажи! - потребовали хором Гарри и Николас. Маркус молча кивнул.

- Звать его Валгаша. Имя это уж точно не джешандийское, да и вообще в наших землях оно не встречается. Роста он очень высокого. Я его однажды видал. Было это в последний день Праздника Лета. Пожалуй, он будет повыше даже вашего приятеля Гудя. По виду ему нипочем не дашь больше трех десятков лет, но поговаривают, будто он выглядел точь-в-точь так же и в ту пору, когда у нас объявился. Нисколько не переменился. Да тут и удивляться нечему, коли всем ведомо, что его главный советник - колдун. А еще у него имеется ручной орел, с которым он охотится, как другие - с соколами да ястребами. Слыхал я, что птица эта тоже волшебная.

Николас поглядел вперед, приставив руку козырьком к глазам, и спросил:

- Далеко еще до города?

- Да нет, теперь уж он совсем близко. - Праджи указал пальцем на заросли деревьев у берега. - Вон там озеро кончается, и дальше мы поплывем по речке, которая огибает город.

- Надо сразу же, как сойдем на берег, позаботиться о пристанище для всех нас, где можно было бы спокойно прожить неделю-другую, - забеспокоился Николас.

- Вот и я про то же подумал, - кивнул Праджи. - Ведь вы же вроде бы наемные солдаты, - и он с хитрецой взглянул на принца. Тот невозмутимо ему кивнул. - Значит, вам надобно поселиться в таком месте, где купцы и их управители смогут вас отыскать, чтоб подрядить для охраны. Только имей в виду, капитан, что это будет не самая роскошная гостиница в городе.

- Я и мои люди вовсе не ищем роскоши, - недоуменно возразил принц. - Простая жизнь нам привычна и очень даже по нраву.

- Вот и хорошо, - хмыкнул Праджи. - А то ведь посмотреть, так у тебя золота поболее будет, чем соображенья. А действовать надо с умом и большой оглядкой. Это уж ты мне поверь. Отряд твой из самых что ни на есть захудалых. - Николас сердито нахмурился, и воин поспешно пояснил: - Больно уж он мал, вот в чем все дело. И ежели такой отряд наймет комнаты в дорогой гостинице и вообще начнет жить в городе на широкую ногу, то не пройдет и двух дней, как туда заявятся несколько сотен лихих молодцов, чтоб перерезать этим бахвалам глотки да забрать их денежки. Но ежели вы поселитесь в совсем уж дешевом постоялом дворе, люди подумают, что вы на мели, а не то еще и примут вас за лентяев и трусов, и вы понапрасну станете ожидать, что кто-нибудь вас наймет. - Помолчав, он с довольной улыбкой прибавил: - Знаю, что вам подойдет. Есть у меня на примете одно неплохое местечко рядом с базаром. Там скромно, и чисто, и вдобавок тихо, и хозяин мне знаком. Он уж, во всяком случае, не сдерет с вас три шкуры.

- Надеюсь, - предположил Николас, заговорщически ему подмигнув, - там можно будет услыхать обо всем, что делается в городе?

- Надейся на что хочешь, - криво усмехнулся Праджи, - но фокус-то ведь не в том, чтоб вдосталь наслушаться всяких сплетен, а чтоб догадаться, какие из них вздор, а какие - правда. - Он зевнул во весь рот и убежденно прибавил: - За два десятка лет странствий по разным дорогам я не встречал другого такого города, как этот, что на Змеиной реке. Вот взять к примеру хоть Махарту. Там уж такой тебе порядок, кругом чисто, дома красивые и прочные, торговцев и мастеровых не счесть, жители нарядные и куда как собой горды. Город свой называют не иначе как речной красавицей. А убить там могут любого за ломаный грош.

Праджи, все более и более воодушевляясь, стал перечислять достоинства и недостатки других городов, в которых побывал, но Николас почти перестал прислушиваться к его разглагольствованиям: он не сводил глаз с вырисовывавшихся в вечерней дымке городских строений. Ему были уже отчетливо видны кирпичные стены, и крыши, и высокие башни ближайших к озеру домов.

Вокруг озера простирались болота, поросшие высокой травой и камышами, и от этого было почти невозможно определить, где находилась граница воды и суши. Вдалеке от берега возвышались земляные пригорки, по большей части голые, и лишь на некоторых из них рос низкий, редкий и чахлый кустарник. Николас поглядел в другую сторону. Западный берег озера был намного выше восточного, и неподалеку от кромки воды виднелись развалины каких-то каменных строений. Вокруг них не было ни души. Местность казалась совершенно заброшенной. Лишь вдалеке, на вершине холма заметно было какое-то движение.

- Там живут фермеры, - сказал Праджи, проследив за взглядом принца. - Тут, поблизости от города, ферм великое множество. Но жить на них опасно, ведь солдаты первоправителя почитай что никогда не выходят на подмогу поселянам, ежели на тех нападают разбойники. Потому многие отсюда уходят, но кое-кто остается. Больно уж хорошие здесь земли.

Баркасы плыли теперь по узкому речному рукаву, вытекавшему из озера. Стремительное течение несло их вперед. На восточном берегу показались обгоревшие развалины одной из ферм.

- Бедняги! - с сочувствием проговорил Николас. - Видно, на них напали разбойники и сожгли их дом и амбары.

- Никакие это были не разбойники, - возразил Праджи и указал на холм в полумиле от разрушенного строения. На плоской возвышенности раскинулось чье-то богатое поместье, обнесенное высокой стеной из камня. - Это вот владения Дагакона. Его во всякое время можно там отыскать, ежели только он не во дворце первоправителя. Хотя я так совсем себе не представляю, кому по доброй воле пришло бы на ум его разыскивать. - Он провел ладонью по своему безобразному лицу, чтобы оградить себя от действия злых сил. - Дагакон разозлился, что какой-то фермер посмел поселиться так близко от его дворца и велел своим красным палачам сжечь ферму.

Когда баркасы проплыли под мостом, что вел к владениям колдуна Дагакона, взору путников представилось множество маленьких, убогих домишек, тесно друг к другу лепившихся по обеим сторонам реки. Здесь явно обитал самый простой и жалкий люд: мастеровые, прачки, рыбаки и мелкие фермеры - словом, все те, кто трудился или сбывал свои изделия в городе, но по скудости средств не мог в нем поселиться. По реке сновали мелкие лодчонки, груженные дровами, сеном, мешками, коробами и корзинами. В одной из лодок сидело несколько ребятишек. Они с любопытством разглядывали речной караван и помахали Николасу, когда его баркас поравнялся с их суденышком. Принц кивнул им в ответ и тоже махнул рукой.

Близ города движение на реке стало гораздо оживленнее. Неподалеку от пристани у самого берега стояло несколько двух- и даже трехэтажных деревянных домов с почерневшими от старости стенами. На балконах этих неприглядных строений стояли или сидели нарядные женщины. Они громко выкрикивали свои имена и отпускали в адрес лодочников развязные шутки, сопровождая их оглушительным вульгарным хохотом.

- Шлюхи, - равнодушно бросил Праджи.

Николас зарделся и смущенно отвел взгляд, когда одна из женщин в более чем смелых выражениях предложила ему свои услуги. Праджи, от которого не укрылось его замешательство, хлопнул себя ладонью по колену и сказал со снисходительной усмешкой:

- Вот так капитан!

Внезапно восточный берег от них отдалился: река здесь впадала в залив, и они шли теперь по ее широкому устью. Гребцы вскоре выровняли курс и подвели баркасы к веренице доков и причалов. Неожиданно наперерез головному баркасу понеслась маленькая, верткая весельная лодка, явно торопившаяся доставить кого-то или что-то на большой корабль, что стоял на якоре в глубокой воде. Столкновение казалось неминуемым, и когда шлюпка все же проскользнула мимо баркаса, едва не задев бортом его нос, матросы с "Орла" разразились проклятиями в адрес отчаянных гребцов, а Николас проводил суденышко свирепым взглядом. Внезапно выражение его лица переменилось, и гнев уступил место радостному изумлению.

- Маркус! Маркус! Скорее сюда! - крикнул он.

Кузен поспешил к нему на переднюю скамью.

- Что случилось, Николас? Чего это ты так раскричался? Они ж ведь нас не задели.

- Ты только взгляни туда! - принц кивком указал ему на середину залива, куда направлялась маленькая лодка. - И скажи Амосу, чтоб он тоже на это поглядел.

Маркус повернул голову влево, охнул и помчался к корме баркаса. Он приставил ладони ко рту и во весь голос крикнул Амосу, сидевшему в лодке, что шла за ними следом:

- Посмотри налево, Траск!

- Я уже его заприметил! - своим громовым голосом отвечал ему адмирал. - Передай Ники, пусть не сомневается, это он самый и есть!

Маркус поспешил к ожидавшему его Николасу:

- Амос сказал, что это он.

- Так я и думал! - кивнул Николас.

В нескольких ярдах от них качаемый волнами стоял на рейде огромный черный корабль-четырехмачтовик. Николас с торжествующей улыбкой повернулся к кузену.

- Значит, мы все же избрали верный путь!

Маркус молча обнял его за плечи.

Выйдя на причал, они миновали доки и по широкой, многолюдной улице прошли к базару. Впереди шагали Праджи и Ваджа. Они указывали остальным путь и ежеминутно предупреждали членов отряда, что всякий, кто отстанет от остальных, рискует заплутаться среди толпы. Но беспокойство их было излишним: люди Николаса держались тесной группой, с опасливым любопытством оглядывая местных жителей, которые запрудили базарную площадь и все прилегавшие к ней переулки. Тут и впрямь было на что посмотреть: пестрые наряды, броские украшения, лица и обнаженные руки самых разных цветов и оттенков, от бледных, розовато-желтых, до кирпично-красных, коричневых и черных, повозки, груженные всевозможными товарами, груды фруктов, овощей, битой птицы и даров моря на открытых прилавках. Над площадью стоял неумолчный шум: рев вьючных ослов и ржание лошадей, выкрики возниц и разносчиков, визгливые голоса торговцев, которые зазывали покупателей и на все лады расхваливали свой товар, сливались в оглушительный нестройный хор, подобного которому Николасу и его людям никогда еще не доводилось слышать.

Принц был рад, что членам его отряда удалось сразу же, как только они вышли на городские улицы, слиться с этой пестрой, многоликой толпой, сделаться как бы ее частью настолько, что на них никто не обратил внимания.

Рыночная площадь вскоре осталась позади. Праджи, а за ним и остальные шагали теперь по широкой аллее, обсаженной деревьями с густой листвой. В аллею упирался узкий, кривой переулок. Праджи уверенно в него свернул, затем вывел всех в другой переулок, немного пошире, и остановился у небольшого трактира.

- Это здесь.

Он легонько стукнул в деревянную дверь и, не дожидаясь ответа, толкнул ее и вошел в полутемное помещение, пригласив с собой для начала одного лишь Николаса. Оглядев общий зал трактира и не обнаружив в нем ни души, Праджи зычно крикнул:

- Келлер!

Из задней комнаты тотчас же выскочил лысый толстяк со шрамом на левой щеке.

- Праджи! - радостно воскликнул он и, схватив с прилавка тесак для рубки мяса, с размаху всадил лезвие в деревянную стойку. - А ведь я имел счастье лицезреть твою рожу всего какой-нибудь месяц назад! Какими же это судьбами ты снова здесь очутился?

Праджи пожал плечами:

- Нашлась работенка получше, только и всего. - Он мотнул головой в сторону Николаса. - А вот это - мой новый капитан.

Келлер, прищурившись, оглядел юношу с головы до ног, поскреб подбородок и невозмутимо осведомился:

- Что же вам от меня угодно... капитан?

- Я хочу снять у вас комнаты для моих людей. Нас сорок человек.

- Я могу разместить здесь и пятьдесят, - не без гордости отвечал ему трактирщик. - У меня как раз свободны шесть четырехместных комнат, да еще большая общая спальня на двадцать шесть человек. А ежели в том будет нужда, то могу притащить еще с десяток соломенных тюфяков. Там и для них места хватит.

- Вот и хорошо, - с важностью кивнул Николас. - Ведь я собираюсь пополнить свой отряд еще новыми рекрутами. А пока пускай мои люди располагаются в этих комнатах.

Принц, Гуда и Амос еще прежде сообща решили, что эта очередная ложь о найме новых воинов позволит им остаться в городе на несколько дней и провести их в полной праздности, не вызывая ни у кого никаких подозрений. Ведь отряды наемников, как было им известно от Праджи, редко когда оставались без работы дольше, чем неделю кряду. Николас и Келлер уговорились о цене за комнаты и о задатке в размере нескольких мелких монет, которые принц тотчас же и вручил трактирщику.

Праджи кивнул Гарри, ожидавшему у открытой двери, и тот передал остальным, что помещения для них сняты и они могут в них располагаться. Ранджана, проходя по общему залу гостиницы и окидывая его презрительным взором, сердито покосились на Николаса. Она упрямо продолжала считать его виновником едва ли не всех своих бед. Ей никто не рассказал, что это воины первоправителя напали на наемников и членов кланов в "Пристани Шингази", и она искренне недоумевала, отчего ее сразу по прибытии в Город Змеиной реки не доставили во дворец будущего мужа. Перспектива провести еще несколько дней под одним кровом с Николасом и его людьми явно пришлась ей не по душе, но принцесса не смела теперь открыто выразить ему свое презрение. Очутившись под бдительным надзором Бризы, Ранджана вообще заметно присмирела. Уличная девчонка из Фрипорта, в отличие от выдержанных и учтивых воинов, прежде стороживших принцессу, не стала с ней церемониться и еще перед битвой отряда с кавалеристами пригрозила, что отрежет ей язык, если та вздумает снова затеять скандал. Ранджана, которая уже имела случай убедиться, что к угрозам Бризы, следует относиться с полной серьезностью, с тех самых пор вела себя тихо и смиренно,

Воины и матросы заняли отведенные для них комнаты и внесли в трактир всю свою поклажу. Николас обошел общий зал и внимательно осмотрел внутренний двор скромной гостиницы, с радостью убедившись, что в нем достанет места для учебных боев, коими он надеялся занять досуг тех членов отряда, которые не будут участвовать в поисках пленников. Заглянул он и на конюшню, которая, за отсутствием в трактире постояльцев, была совершенно пуста, если не считать задумчивого ослика, стоявшего в угловом стойле и ритмичными взмахами хвоста отгонявшего мух.

Николас вернулся в трактир. Теперь ему предстояло решить немаловажный вопрос относительно общего зала. По правилам, капитан отряда, занявшего едва ли не все жилые комнаты, мог запретить хозяину пускать в зал посторонних. Николас представил этот вопрос на рассмотрение Маркуса, Гуды, Амоса и Праджи, коих он полушутя стал именовать своими советниками. Чтобы хоть как-то объяснить сметливому Праджи свою неосведомленность в этом и прочих подобных ему вопросах, Николас сказал ему, что он и его отряд пришли в эти земли из далекого города, расположенного в другой части континента, где порядки вовсе не такие, как в Восточных землях. История эта звучала вполне правдоподобно, и похоже было, что Праджи в нее поверил. Ведь огромные пространства между городами-государствами буквально кишели разбойниками, и потому мало кто из уроженцев этих краев отваживался пускаться в дальнюю дорогу. Даже сам Праджи, считавшийся опытным воином, много чего повидавшим на своем веку, сроду не бывал нигде дальше Ланады, управляемой королем-жрецом, который вел непрерывные войны то с Раджем Махартским, то с первоправителем Города Змеиной реки, а то и с обоими сразу.

Николас и его "лейтенанты" уселись за стол в общем зале. Гарри тем временем выполнял обязанности квартирмейстера, наблюдая за расселением членов отряда по комнатам и размещением в них багажа.

- Так что ты об этом думаешь, Праджи? - спросил Николас. - Как, по-твоему, будет лучше: разрешить посторонним приходить в трактир или его для них закрыть?

- А это уж вам самим решать, - усмехнулся воин. - Ежели вы закроете трактир для всех чужих, это кое-кому покажется подозрительным, а коли откроете, так к вечеру сюда понабьются шлюхи, воришки-карманники, попрошайки и всякий портовый сброд, да еще и по шпиону от каждого клана, гильдии, цеха и от всех наемных отрядов в придачу.

- Амос, а ты что скажешь?

Траск пожал плечами:

- Можно, конечно, отправиться бродить по городу и слушать, о чем люди толкуют, а можно ведь вдобавок и людей сюда пустить, чтоб они сами к нам принесли все слухи и сплетни.

Николас с улыбкой ему кивнул.

- Ты прав, старина. Так мы и сделаем. Но пусть только все наши запомнят, что если кто-нибудь из них хватит лишнего и станет болтать сверх меры, он будет иметь дело со мной! - Он старался произнести эти слова веско и грозно, но сам почувствовал, что вместо этого они прозвучали излишне заносчиво и по-мальчишески глупо. Однако никто за столом над ними не рассмеялся.

Принц с недоумением покосился на Праджи:

- А зачем бы это другим отрядам посылать сюда своих соглядатаев?

- Так уж водится, - вздохнул наемник. - Чтобы все про вас узнать и при случае отбить у вас выгодный контракт, или чтоб вас с собой позвать кого-то охранять, ежели у самих у них есть нужда в людях. - Он окинул Николаса испытующим взглядом и с едва заметной улыбкой продолжил: - Ты можешь мне не рассказывать, капитан, зачем вы сюда заявились. Я не из любопытных, и пока мне платят и не втравливают нас с приятелем в такое, за что нас могли бы здесь повесить, мы на все согласны и всем довольны. Но только учти, что опытный солдат вроде меня вас с первых твоих слов раскусит. Никакие вы не наемники. - Оттопыренным большим пальцем он указал на Гуду. - Вот он и вправду знает свое ремесло. А что до остальных... - Николас растерянно оглянулся. В трактир входил Амос Траск и двое матросов, почтительно державшихся позади адмирала. - ... то они сроду не нанимались охранять караваны. Это ж сразу видно. Когда ты к ним обращаешься, вскакивают с места, и перечить тебе не смеют, и раздоров промеж них не бывает. Ни дать ни взять - солдаты регулярных войск. - Праджи не без некоторого торжества воззрился на принца и спросил: - Ну что, угадал?

- Ты неглуп, - со вздохом признал Николас.

- Так разве ж я когда пытался себя выдать за дурака? - осклабился Праджи. - Вот что я тебе скажу, капитан: твои люди - воины что надо, но держат они себя совсем не так, как наемники, и это тебе может сослужить плохую службу. Да и им самим тоже.

- Боюсь, мне не под силу будет что-либо в этом изменить, - удрученно пробормотал Николас.

- Послушай, что я тебе скажу, - поучительно заметил Праджи, - Капитаны бывают разные. Одни добиваются от своих воинов послушания только лишь угрозами и побоями. О таких ублюдках я и говорить-то не хочу. Ты уж точно не из их числа. Не серчай на меня, но тебя и моя старая бабка бы не испугалась. - Николас огорченно шмыгнул носом. - Другие ребятам очень уж щедро платят. Им тоже подчиняются с охотой. Но ведь на тебя и это непохоже. Ты не носишь на пальцах дорогих перстней и не швыряешь золото направо и налево. Но бывает, что попадаются средь капитанов такие добросердечные и к людям своим участливые, что для них главное, как бы сохранить солдату жизнь, да не изнурять его зазря, да похоронить по-людски, ежели что... Вот это прямо будто бы твой портрет. Скажешь, нет? - Николас растерянно пожал плечами. - Таких-то командиров наемники пуще всех других уважают, - подытожил Гуда. - Тебе бы поднабраться опыта...

- Я не один год кряду изучал стратегию и тактику, - возразил ему Николас. - И несколько раз водил своих солдат в бой. - По свойственной ему скромности принц не добавил, что в первом своем сражении он участвовал незадолго до встречи с Праджи.

Наемник встал из-за стола, потянулся и кивнул Николасу.

- Верю, верю тебе, капитан. А когда ты мне расскажешь и все остальное - кто ты таков и зачем вы сюда пожаловали, тогда мы с Ваджей и решим, остаться нам с тобой или пойти своей дорожкой. А пока что пойду-ка я сосну немного.

Наемник ушел, и Николас с беспокойством спросил оставшихся:

- Можем ли мы ему доверять?

- Ну, он уж точно не из тех, кто поклянется жизнь отдать за короля, - хмыкнул Гуда, - но биться станет честно и с уменьем, ежели ему за то хорошо заплатят. - Ухмылка на его лице стала шире, и он прибавил: - И еще коли повстречает кого из тех, кто у него в списке. По-моему, он тот, за кого себя выдает. Вот и весь мой сказ.

- С чего же мы начнем наши поиски? - спросил Маркус, которому явно наскучил разговор о наемнике.

- С расспросов, - ответил принц. - Ведь пленников из Крайди было больше сотни. Случись это даже ночью, кто-нибудь из жителей должен был заметить, как их доставили с корабля на пристань. Но задавать вопросы надо очень осторожно, с оглядкой.

- Я мог бы побродить по докам и почесать язык с матросами и рыбаками, - предложил Траск.

- Возьми с собой Маркуса, - распорядился принц, - и присмотрите там заодно корабль, на котором мы могли бы вернуться в Королевство. Придется нам его украсть, другого выхода просто нет.

- Так выходит, мы снова заделаемся пиратами? - расхохотался Амос.

- Да, - с улыбкой кивнул Николас. - Как только узнаем, где прячут Маргарет, Эбигейл и остальных, мы опять превратимся в буканьеров.

Амос и Маркус поднялись и ушли, и принц повернулся к Гуде:

- Ты смог бы подсказать воинам и матросам, как им себя вести, чтобы больше походить на наемников?

Гуда встал из-за стола и кивком приветствовал Гарри и Бризу, которые вышли в общий зал из коридора.

- Попробую поговорить с каждым по отдельности, - сказал старый воин. - Постараюсь им объяснить, чего ожидать от здешней публики и как себя с ней держать.

- Спасибо! - с чувством воскликнул Николас, глядя вслед Гуде, который направился по коридору к той из дверей, что вела в общую спальню.

Гарри подал Бризе стул, сам уселся подле нее и спросил:

- И с чего же ты предлагаешь начать наши поиски?

- Прежде всего, - нахмурился Николас, - нам надо решить, что делать с Ранджаной.

Бриза пренебрежительно махнула рукой:

- Да продай ее кому-нибудь, вот и все дела. - Сказав это, она с таким веселым вызовом покосилась на вытянувшееся лицо принца, что он тотчас же улыбнулся ей в ответ и облегченно вздохнул, догадавшись, что девушка пошутила.

- Лучшее, что мы можем сделать, - глубокомысленно изрек Гарри, - это до поры до времени ее придержать. Ведь нам может понадобиться пропуск во дворец первоправителя.

- А с чего это ты взял, что крайдийцы именно там? - с беспокойством спросил Николас.

Гарри помотал головой:

- Я этого не утверждаю. Но сам посуди, ведь пленных должно было быть около двух сотен. Могло ли статься, что об их появлении в городе первоправителю не донес, по крайней мере, один из его соглядатаев? А кроме того, нельзя исключить, что он и сам замешан в похищении. И тогда нам непременно надо будет искать доступ в его дворец. Вот мы туда и пройдем вместе с его невестой.

- Но ведь он же приказал ее убить! - возразил Николас.

- В безлюдной степи, - напомнила ему Бриза. - А случись с ней что худое во дворце, ему уж никак не удастся обвинить в убийстве мальчишек из кланов. Согласны?

Гарри одобрительно кивнул:

- Дворец, пожалуй, сейчас самое для нее безопасное место во всем городе. - Он наклонился к Николасу. - Послушай, придержи ее здесь еще хотя бы пару дней, а если за это время выяснится, что во дворце нам делать нечего, отправь ее домой к папаше с первым же речным караваном, что поплывет на север. А коли окажется, что нам все же надо искать встречи с первоправителем, мы без труда проникнем во дворец с помощью этой девчонки.

Николас досадливо поморщился.

- На саму девушку вам обоим, похоже, положительно наплевать.

- Тоже мне, защитник слабых! - фыркнула Бриза. - Да ведь эта девчонка сильнее и храбрее многих из твоих воинов и вовсе не нуждается ни в чьем покровительстве. Дай ей волю, так она б когтями выдрала у тебя сердце из груди и при этом даже не моргнула бы своими длиннющими ресницами. Она может сколько угодно изображать из себя беззащитную, избалованную, капризную комнатную собачонку, но меня не проведешь! Я-то вижу, что твоя Ранджана - хитрая, умная и свирепая дворняга. - Бриза вздохнула и с лукавой улыбкой заключила: - Но вас, мальчишек, так легко обвести вокруг пальца! Ведь ты навряд ли хоть раз поднял глаза выше ее груди!

- Ничего подобного!.. - запротестовал Николас, но Бриза не дала ему договорить.

- Знаю, знаю, - скороговоркой выпалила она. - Тебя, бедняжку, прельстила ее красота, и ты сейчас станешь ее защищать. Но поверь, я уж давно ее раскусила. Она вовсе не такая, какой хочет казаться.

- Я тоже так считаю, - поддержал Бризу Гарри. - Мне случалось перекинуться парой слов с этой Ранджаной. И она мне показалась холодной, высокомерной и очень расчетливой особой.

Николас молча выслушал их обоих, но не придал никакого значения их словам. Он был уверен, что в Бризе заговорила обычная женская зависть и ревность к сопернице, а Гарри с ней соглашается только потому, что она ему нравится.

- Ладно, - примирительно произнес он, - давайте отложим это на потом. А пока почему бы вам не отправиться на разведку, как Амос с Маркусом? Бриза, ты ведь могла бы познакомиться со здешними воришками и попрошайками и осторожно их обо всем повыспросить. А ты, Гарри, - он достал из-за пояса кошелек и протянул его приятелю, - поброди по рынку. Покупай все, что захочешь, что может нам пригодиться, но торгуйся за каждый грош. Ты ж ведь это умеешь. - Гарри самодовольно ухмыльнулся. - И возьми с собой Энтони, - продолжал принц. - Вдвоем вам легче будет и прицениваться к товарам, и задавать торговцам всякие вопросы. А кстати, - он растерянно огляделся, - что-то я давно не видел нашего Энтони, да и Накора тоже. Куда это они подевались?

- Энтони несколько минут назад был в одной из общих комнат, - сказал Гарри. - Он осматривал рану Ваджи. А Накора я и сам не видал с тех самых нор, как мы начали вносить сюда вещи.

Бриза и Гарри ушли. Николас, помахав им на прощанье рукой, погрузился в невеселые раздумья, которые, однако, были вскоре прерваны бесшумным появлением Калиса.

- Что-то ты нынче больно уж мрачен, - с легким укором сказал эльф, усаживаясь за стол.

Николас вздохнул, рассеянно обвел глазами комнату и, поймав на себе неизменно приветливый, исполненный участливого добродушия взгляд Калиса, мотнул головой в сторону двери.

- Все ушли в город. Пойдем-ка и мы с тобой немного прогуляемся по базару. Может, нам повезет и мы сумеем теперь же что-нибудь выяснить о судьбе пленников.

Выйдя из трактира, они прошагали по узкому переулку, свернули в другой, не менее узкий и кривой и вскоре очутились на базаре.

Огромную открытую базарную площадь с севера на юг и с востока на запад пересекали две дороги, на перекрестке которых был выстроен большой храм, посвященный какому-то из местных божеств. На каменных ступенях, что вели ко входу в храм, расположились несколько десятков попрошаек, гадалок и бродячих фокусников. Николас и Калис вышли к базару той дорогой, что вела на юг. К площади со всех сторон, кроме восточной, выходило еще не меньше дюжины маленьких улочек, единственная же дорога, что шла отсюда на восток, сразу же за площадью упиралась в высокую стену дворца первоправителя.

Народу на базаре было так много, что Николасу и Калису приходилось проталкиваться сквозь ряды покупателей к прилавкам, вовсю орудуя локтями. Торговцы наперебой предлагали им свой товар: глиняные горшки, ткани, диковинные фрукты и сласти, но юноши к их полному разочарованию шли вперед, не останавливаясь. Николас ненадолго задержался лишь у лотка с оружием, которым торговал высокий одноногий старик. Осмотрев несколько сабель, мечей и кинжалов, принц помотал головой и подошел к Калису, терпеливо ожидавшему его у тележки с фруктами.

Николас обвел глазами ряды и со вздохом произнес:

- Знаешь, я себя чувствую... не на своем месте.

- Я понимаю, о чем ты, - кивнул Калис.

Принц недоверчиво на него покосился.

- Правда?

- Я ведь несколькими годами старше твоих братьев, - спокойно ответил эльф, - хотя и выгляжу твоим ровесником. Но по нашим, эльфийским меркам, я пока еще только отрок. - Он едва уловимым движением кивнул в сторону рядов. - И для меня все это тоже внове. Я прежде редко виделся с людьми. Иногда мне случалось недолго погостить у деда с бабкой в Крайди, а порой к нам в Эльвандар приходили твой дядюшка Мартин с лесничим Гарретом или следопыты из Наталя. Так что мне очень даже понятно, что значит быть не на своем месте. - Он одарил Николаса одной из своих редких улыбок и доверительно спросил: - Но ведь ты имел в виду другое, верно?

- Да, - вздохнул Николас. - Понимаешь, я себя чувствую самозванцем, ряженым, в общем - кем-то вроде мошенника. Ну сам посуди, какой из меня капитан? Я же ведь еще меньше на него похож, чем мои воины - на наемных солдат.

- Слишком уж ты скромничаешь, - возразил на это Калис. - Ведь все они с охотой тебе подчиняются, и до сих пор ты не сказал и не сделал ничего такого, что вызвало бы их несогласие. И ты, по-моему, имеешь полное право не походить на других капитанов наемных отрядов. Будь самим собой и постарайся заставить всех остальных принимать тебя таким, какой ты есть.

Николас с благодарностью улыбнулся эльфу. Ему хотелось продолжить этот разговор, предмет которого уже давно его беспокоил, но тут взоры их привлекла открытая повозка с невольниками, в которую были впряжены два сытых мула. Повозка медленно приближалась к юношам. Николас стал напряженно вглядываться в лица несчастных, которые держались за перекладины деревянной клети, утвержденной на дощатой платформе. Все они понурили головы и опустили глаза долу, как и подобало бесправным существам, чьими жизнями распоряжались другие. Все эти люди были Николасу незнакомы. Толпа расступилась перед повозкой и снова сомкнулась, когда та проехала мимо. Николас повернулся к Калису:

- Спасибо тебе за добрый совет. Мне надобно как можно лучше играть роль, которую я на себя взял, а уж что я при этом чувствую, - он махнул рукой, - никого не должно заботить.

Углы полных алых губ Калиса тронула едва заметная улыбка:

- Ты совсем как твой дядя Мартин. Он тоже во всем сомневается, все взвешивает, обдумывает, рассчитывает. Забавно, правда, что ты походишь на него гораздо больше, чем даже Маркус?

Николас принужденно усмехнулся:

- Уж куда как забавно...

Около получаса они бродили по торговым рядам, дивясь изобилию и разнообразию товаров на прилавках, лотках и тележках, пока не очутились у ступеней храма, где нищие тотчас же принялись на разные голоса молить их о подаянии, обещая за самую мелкую монетку усердно молиться об их здоровье и благоденствии. Не получив просимого, они разразились потоком брани и проклятий, что, впрочем, не произвело на Николаса с Калисом ни малейшего впечатления. Без ответа были оставлены ими и призывы гадалок и предсказателей, бравшихся узнать их будущее по картам, костям, бобам и даже по дыму.

Обогнув ступени капища, они прошли в восточную часть базара, где народу оказалось еще больше, чем в южной. Николас и Калис не без труда протолкались сквозь толпу и выбрались к невысокому дощатому помосту, сооруженному в равном удалении от храма и от внешней стены дворца первоправителя. Бросив рассеянный взор на стену, Николас невольно вздрогнул от ужаса и омерзения: у самой ее зубчатой вершины висело несколько железных клетей, наполненных человеческими скелетами и полуистлевшими или вздувшимися от разложения телами. Лишь один из приговоренных к столь ужасной смерти был еще жив и слабо шевелился в своем плетеном висячем гробу.

Калис проследил за взглядом принца и негромко ему шепнул:

- Видно, здесь такой способ казни - дело вполне обычное.

- Это впечатляет, что и говорить, - поежился Николас. - Не удивлюсь, если все местные воры и мошенники давно переменили ремесло или уж, по крайней мере, стараются как можно реже сюда наведываться.

Они отвернулись от стены с ее жуткими украшениями и обратили взоры на помост. Там длинной шеренгой выстроились рабы, предлагаемые к продаже. Взгляд Николаса с надеждой и затаенным страхом скользил по лицам невольников, пока принц не убедился, что никого из похищенных крайдийцев среди них не было. Из груди его вырвался вздох облегчения. Покупатели оживленно торговались с хозяином рабов из-за нескольких молоденьких и смазливых девушек. Многим приглянулся также и высокий, крепкого сложения мужчина средних лет. Остальные - старики и малые детишки - спросом не пользовались.

Николас, в течение нескольких минут с негодованием наблюдавший за этой сценой, с трудом преодолел искушение наброситься на торговца и покупателей с кулаками. Он мотнул головой, словно отгоняя наваждение, и тронул Калиса за плечо.

- Пойдем отсюда. Нам пора возвращаться.

На полпути к трактиру в узком переулке им повстречался отряд наемников, который маршировал к базарной площади. Николас и Калис, последовав примеру остальных прохожих, посторонились, чтобы дать воинам дорогу. Впереди отряда гордо шествовал подросток лет тринадцати. Он не переставая бил в большой барабан. Шагах в пяти от него выступал плечистый воин в алом плаще поверх доспехов, несший в правой руке длинный шест, к верхушке которого была двумя короткими веревками привязана планка с продолговатым ярко-красным полотняным вымпелом. На ткани чьей-то неловкой рукой был грубо намалеван ястреб, державший в когтях куропатку. Следом за знаменосцем по четверо в ряд шагали сотни две тяжело вооруженных наемников. Вдоволь налюбовавшись этой комично-величественной процессией, Николас обратился к сухонькому старичку, который глядел вслед солдатам с восхищенной улыбкой на морщинистом лице:

- Позвольте полюбопытствовать, кто эти воины?

- Как это - кто? - старичок изумленно всплеснул руками. - Неужто же вы сами не видите, что это красные ястребы, отряд капитана Хаджи?

Николас смущенно поблагодарил его, и они с Калисом быстрыми шагами направились к трактиру.

- Похоже, - сказал принц, - Тука нисколько не преувеличивал, когда говорил, что нам надо обзавестись глашатаем.

- Только сперва не худо бы решить, - подхватил Калис, - что именно мы желали бы о себе объявить.

- Это мы сей же час обсудим, - усмехнулся Николас.

В общем зале трактира их уже дожидались Маркус и Амос. Николас уселся за стол и вопросительно на них взглянул. Калис прошел в свою комнату.

- Быстро же вы возвратились, - сказал Николас. - Ну и как, удалось вам подыскать корабль?

-Там их не счесть, - лукаво прищурившись и понижая голос, чтобы Келлер, который деловито суетился у стойки, не мог услышать их разговор, ответил Амос. - На любой вкус найдутся, тем паче, что мы точно знаем, сколько времени займет плаванье. Есть даже две посудины из Королевства, и обе мне хорошо знакомы.

- Что?! - Николас едва не подпрыгнул от удивления.

- И одна из них - потонувший "Стервятник", - уточнил Маркус.

Николас стоял на берегу залива у самой кромки воды и в немом изумлении глядел на корабль.

- Рот-то закрой, а то комара проглотишь, - с добродушной ухмылкой посоветовал ему Амос.

- Но что же это за чудеса такие? Откуда он мог тут взяться?

- А ты погляди-ка на него внимательней, сынок. Что он похож на наш "Стервятник", тут я спорить не стану. Очень даже похож. Я б тоже это принял за чудо, не знай я так хорошо мою посудину. Кто-то потрудился на славу, чтоб построить точную копию моего "Королевского Орла", а потом превратить его в "Стервятника", как это сделали мы. - Он самодовольно усмехнулся. - Эта их хитрость с кем угодно бы удалась, но только не с адмиралом Траском! А теперь погляди-ка сюда, - и он указал пальцем на другой корабль, стоявший на якоре чуть поодаль от копии "Стервятника". - Видишь? - Николас оторопело кивнул. - Это ж- ведь двойник нашей "Королевской Чайки", провалиться мне на месте!

- Но ведь настоящая "Чайка" уж два года как пошла ко дну у кешианского берега. Во время того шторма много кораблей погибло, - растерянно пробормотал Николас.

- Вот то-то и оно, - кивнул Траск.

- Мне делается не по себе от мысли, что кто-то положил столько труда на постройку фальшивых "Орла" и "Чайки", и значит... - хмуро проговорил Маркус.

- ...Они затевают что-то оченьсерьезное и очень для нас скверное, - докончил за него Николас.

Все трое в полном молчании покинули причал и направились к своему трактиру.

Войдя в общий зал, Николас принялся расспрашивать всех, кого там застал, не знают ли они, куда подевался Накор. Но кривоногий чародей точно сквозь землю провалился. Когда воины начали вносить свою поклажу в трактир, он куда-то исчез, и с тех пор никто его больше не видел.

Недоумевая, что могло приключиться с забавным маленьким магом, Николас рассеянно вышел в коридор и побрел к своей комнате. Помимо исчезновения Накора, его одолевало множество других тревог и неотложных забот. Ему хотелось обдумать все в тиши и одиночестве.

Из-за двери, что вела в покои Ранджаны, донесся негодующий крик. Николас замедлил шаги. Меньше всего на свете ему сейчас хотелось видеть капризную принцессу и с ней говорить. Разве что девушка нуждалась в помощи. Но за дверью воцарилась тишина. Николас облегченно вздохнул и сделал несколько шагов вперед по коридору, невольно стараясь ступать как можно тише, но тут дверь в комнаты принцессы неожиданно распахнулась, и на пороге показалась одна из служанок.

- Господин! Зайдите к нам! Пожалуйста! - взмолилась она.

Николасу не оставалось ничего другого, кроме как вернуться и следом за девушкой войти в покои принцессы.

Три насмерть перепуганных служанки забились в угол комнаты и прикрыли головы руками. В ту минуту, когда Николас переступил порог, Ранджана запустила в них тяжелым подсвечником, пронзительно взвизгнув:

- Я не желаю больше здесь оставаться! - К счастью для девушек, она промахнулась, и подсвечник, ударившись о стену, упал на пол и выкатился на середину комнаты.

- Миледи... - мягко произнес принц.

Но Ранджана не дала ему договорить. Она с быстротой молнии обернулась к двери и метнула ему в лицо свой массивный золотой гребень. От увечья Николаса спасло лишь его прирожденное проворство: он стремительно пригнулся, и гребень пролетел в каком-нибудь дюйме над его головой. Выходка эта его не на шутку разозлила. Принц шагнул вперед и схватил Ранджану за руку, допустив при этом тактическую ошибку, которой принцесса не замедлила воспользоваться: она изловчилась в одно мгновение ногтями свободной руки расцарапать ему щеку. Николас сдавил ладонями оба ее запястья и сердито выкрикнул:

- Прекратите же это наконец, миледи!

Однако Ранджана, распалившись гневом, принялась лягаться, и Николас отшвырнул ее от себя с такой силой, что она с размаху уселась на пол. Переводя дыхание, он погрозил ей пальцем:

- Довольно! Слышите?

Но Ранджана была настроена продолжать поединок. Она легко вскочила на ноги и бросилась на своего обидчика с кулаками. Николас принуждай был снова ее толкнуть, и она опять свалилась на пол в нескольких шагах от Него. Глаза ее округлились от ярости.

- Как ты посмел ко мне прикоснуться?! Да знаешь ли ты, что тебе за это будет?!

- Я еще не то с вами сделаю, - охрипшим от злости голосом посулил ей Николас, - если вы сей же час мне не объясните, что тут у вас происходит.

- Я требую, чтобы меня немедленно проводили во дворец, - заявила Ранджана. - Один из твоих наемников вместо того, чтобы выполнить этот мой приказ, велел мне дождаться твоего прихода. - Она грациозно поднялась на ноги и подошла к Николасу, с вызовом глядя ему в глаза. - Пусть его повесят. А ты не мешкая отведи меня к первоправителю.

Николас помотал головой:

- Этого я сделать не могу. Сперва мне надо кое-что выяснить.

- Как это - не можешь?! - взвизгнула принцесса и замахнулась на него рукой. Николас снова сжал ладонями ее запястья.

- Ну, хватит наконец!

Ранджана стала вырываться из его рук, извиваясь всем телом, и Николас в третий раз отшвырнул ее от себя, и сделал он это с такой силой, что принцесса не просто грохнулась на пол, стремительно заскользила по нему в полусидячем положении и остановилась, лишь когда спина ее уперлась в стену.

Прежде чем она успела шевельнуться, он пересек комнату и склонился над ней, подбоченившись и сверля ее исполненным негодования взглядом.

- Только посмейте еще раз на меня наброситься! - пригрозил он. - И я велю своим людям вас выпороть!

По голосу его девушка поняла, что это отнюдь не пустая угроза. Она сразу же присмирела и спросила уже совершенно другим - просительным и немного испуганным тоном:

- Но почему ты не можешь доставить меня во дворец?

- Я надеялся избежать этого разговора, - вздохнул Николас, - но боюсь, вам лучше все же будет узнать правду. Вам небезопасно появляться во дворце, потому что, как мне удалось выяснить, нападение на ваш караван было совершено по приказу самого первоправителя.

- Но это невозможно! Я ведь должна стать его женой. Церемония назначена на праздник окончания лета.

Николас, видя, что она уже утратила весь свой воинственный пыл и совершенно успокоилась, предложил ей руку, но Ранджана поднялась без его помощи. В движениях ее было столько легкости, силы и грации, что он невольно ею залюбовался. На память ему пришли слова Бризы, и он решил про себя, что та была не так уж неправа, отдавая дань как редкостной красоте принцессы, так и ее невыносимому нраву и умению в случае необходимости за себя постоять.

- Ты лжешь, - прошипела Ранджана, сузив глаза. - Ты просто хочешь получить за меня выкуп!

- Будь это так, я не стал бы все это от вас выслушивать, - буркнул Николас, - и вообще с вами говорить. Просто усилил бы стражу у ваших дверей и окон. - Он нахмурился и с укором добавил: - Неужто же вы до сих пор не поняли, что я вам желаю только добра? И если выяснится, что первоправитель и впрямь искал вашей гибели, я помогу вам вернуться домой, к отцу, с первым же речным...

- Нет! - перебила его Ранджана, в ужасе прижав ладони к лицу. - Не делайте этого! Не отправляйте меня к нему!

- Но почему?! - опешил Николас.

- Он велит меня убить.

- За что? В чем вы перед ним провинились?

Ранджана с трудом сдерживала слезы:

- У моего отца Раджа тридцать девять жен. Я - младшая дочь его семнадцатой жены. - Шмыгнув носом, она грустно добавила: - Он заключил выгодную сделку, отдав меня в жены своему союзнику, а если эта сделка сорвется и я вернусь домой, он будет в ярости и прикажет меня убить. Ведь когда станет известно, что первоправитель от меня отказался, отец не сможет выдать меня даже за самого ничтожного из своих подданных. Таков наш обычай.

- Не отчаивайтесь, - Николас старался говорить с убежденностью, какой вовсе не испытывал, - быть Может, первоправитель не имеет ничего общего с теми, кто хотел вас убить, и тогда мы вас доставим к нему во дворец со всеми подобающими почестями.

Николаса очень смутила внезапная перемена в Равджане. В начале этого разговора он был так на нее зол, что едва удержался, чтобы не закатить ей хорошую оплеуху. И она вполне ее заслужила. Теперь же она казалась такой напуганной, такой уязвимой, что ему стало от души ее жаль. Ведь судьба девушки и впрямь складывалась непросто. Но уже через мгновение он подосадовал на себя за этот внезапный приступ сочувствия к спесивой и вздорной девчонке, которая, вместо того чтобы поблагодарить его за все заботы о ней, едва не выцарапала ему глаза.

Весь во власти этих противоречивых чувств, Николас холодно и принужденно ей поклонился.

- Я постараюсь вам помочь и не оставлю вас в беде.

Разговор с Ранджаной привел его в такое смятение, что, очутившись в коридоре, он по ошибке направился не к себе, а в противоположную сторону и вскоре снова вышел в общий зал, где и остался ожидать возвращения Гарри и Бризы.

Настал вечер, и зал мало-помалу заполнился всевозможным пришлым людом. Николас выбрал для себя столик у самого выхода в коридор, что вел к нанятым им спальням. Гарри, Энтони и Бриза все не возвращались. Не было также и вестей о Накоре, что не на шутку обеспокоило Николаса.

Прослышав о том, что Николас набирает рекрутов в свой отряд, к нему обратились несколько наемников с предложением своих услуг. Он отвечал им уклончиво, сказав, что не вполне еще уговорился со знакомым купцом о сопровождении его каравана, для каковой службы и хотел нанять себе еще десяток-другой воинов, и пообещал дать окончательный ответ через неделю.

Подали угощение. Николас и его спутники, почти все время своего странствования питавшиеся сухарями, бобами и солониной, не могли пожаловаться на отсутствие аппетита и с восхищением поедали простые и грубые яства, приготовленные Келлером. Вино у трактирщика было отменным, и кубки наполнялись снова и снова. К концу обеда в зал вошли Бриза, Гарри и Энтони. Они подсели за столик к Николасу, и он при виде них нахмурился и укоризненно покачал головой.

- Где ж это вы так надолго задержались?

- Город уж больно велик, - ухмыльнулся Гарри.

- И ты решил весь его осмотреть в один день? - в тон ему спросил Амос.

Гарри пожал плечами.

- Да мы и десятой его части не обошли, зато успели кое-что разузнать, а вернее, ежели уж быть точным, то это Энтони и Бриза кое-что разнюхали.

- Мне повезло, - кивнул чародей, -встретить возле доков одного старика, который торговал всякими амулетами. Ну уж и шарлатан, скажу я вам! - Он сдержанно улыбнулся. - Зато я у него выведал кое-что интересное о первоправителе и его главном советнике.

Николас наклонился к нему через стол, и Энтони едва слышно продолжил:

- Праджи нисколько не преувеличивал: волшебство и любые магические манипуляции здесь и в самом деле строжайше запрещены. Старик этот меня предупредил, что Дагакону, если этот запрет бывает нарушен кем-то из неосторожных чародеев, тотчас же становится об этом известно, потому что он очень хорошо умеет чувствовать и улавливать на расстоянии любое проявление любых волшебных чар, в особенности же - в пределах этого города. Видно, этот Дагакон и впрямь могущественный колдун. Старик пытался меня уверить, что его глупые талисманы, несмотря на их огромную магическую силу, советник-де обнаружить никак не сможет, таким хитроумным способом они изготовлены. - Энтони лукаво усмехнулся. - Может, это кому-нибудь из вас пригодится? - Он достал из поясного кармана забавный глиняный фетиш, представлявший собой уродливого маленького человечка с гигантским пенисом. - У его обладателя не будет отбоя от женщин. Так, во всяком случае, уверял меня старик.

Бриза озорно хихикнула, зажав рот ладонью. Энтони покраснел и опустил глаза. Чтобы еще больше его смутить, девушка игриво протянула:

- Ну иди же ко мне, я вся горю!

- Перестаньте зубоскалить, - нахмурился Николас. - Энтони, убери, ради всех богов, эту глупую игрушку. Дело ведь идет об очень серьезных вещах. Ты, выходит, больше не сможешь определять, где находятся девушки, с помощью своих магических приемов.

- Девушки? - переспросил Гарри.

- И остальные пленники, - краснея еще гуще, поспешно прошептал Энтони. - Прежде ведь мне всегда удавалось узнать, где их следует искать.

Гарри сумрачно на него взглянул и хотел было еще что-то добавить, но Николас вовсе не намерен был допускать, чтобы столь серьезный разговор перерос в пикировку двух юношей, влюбленных в принцессу Маргарет, и потому жестом призвал обоих к молчанию.

- Что еще вам удалось узнать? - обратился он к Бризе.

- Здесь тоже, оказывается, есть что-то вроде воровской гильдии. Ты ведь из Крондора, и тебе должно быть известно о пересмешниках. - Николас молча кивнул. - Но местным ворам приходится нелегко, и их организации куда как далеко до пересмешников.

- Но почему?

Бриза пожала плечами:

- Здесь все кишмя кишит людьми в воинских доспехах и с оружием в руках. Никогда и нигде я такого не видала. И не меньше половины из всех принадлежат к разным кланам или к гвардии этого их первоправителя.

- Бриза права, Ники, - поддержал ее Гарри. - Тут повсюду солдаты. И у каждого из горожан, кто побогаче, есть по одному а то и по нескольку телохранителей. Помнишь, Гуда нам когда-то говорил, что этот город будет похож на воинский лагерь? Вот так оно и оказалось.

Николасу вспомнился его родной город. В Крондоре тоже обосновалось немало наемных солдат, отряды которых поступали на службу к зажиточным купцам и цеховым старшинам, чтобы охранять их магазины и склады. Но горожане чувствовали себя в безопасности и потому ходили по улицам и площадям невооруженными. Исключение составляли лишь кварталы бедноты и доки, да и то, в основном, в ночные и вечерние часы. Городская стража и гарнизон его высочества хорошо знали свое дело, и благодаря их усилиям даже пересмешники находились под своего рода надзором. Вероятно, так происходило потому, подумал принц, что правители Крондора заботились о безопасности и процветании всех своих подданных, а не только о своем собственном благополучии. Здесь же, судя по словам Бризы и Гарри, все обстояло иначе.

- А на невольничьем рынке вы тоже побывали? - спросил он, поворачиваясь к Гарри.

- Как же, были и там, - кивнул Гарри. - Но ничего не узнали. Там собирается особая публика, и на всякого, кто не покупает и не продает рабов, косятся с подозрением. Нам очень быстро пришлось оттуда убраться. Мы, правда, успели заметить кое-что любопытное: белую полосу ярдах в десяти от стены дворца. Вы ведь с Калисом ее тоже видели?

Николас помотал головой:

- Нет, не заметили. Мы хорошо разглядели клетки у вершины стены, а потом сразу отвернулись. - Он поежился при воспоминании о зловещем зрелище.

- Это ведь запретная черта, - заметил Гарри. Николас кивнул. Он не сомневался, что за высокими зубцами стены, а возможно, и где-то в торговых рядах скрывались лучники, которым был отдан приказ стрелять во всякого, кто приблизится к этой белой полосе.

- Первоправитель боится, как бы кто из невольников не сбежал прямо с помоста, - предположил он.

- Или хочет себя избавить от незваных гостей, - вставила Бриза.

Траск, почесав в затылке, глубокомысленно на это изрек:

- Так бы и всякий поступил на его месте, доведись ему править этаким скопищем головорезов.

- Ничего подобного! - возразил Николас. - Я бы все здесь переменил, завел бы совсем другие порядки, и жизнь в городе стала бы спокойнее и лучше.

Слова принца немало позабавили Амоса.

- Да окажись этот город под твоей рукой, сынок, - смеясь, воскликнул он, - то в самый короткий срок от твоего гордого самохвальства и следа бы не осталось! Рассуждать-то мы ведь все горазды. А вот спроси-ка при случае у своего родителя, какое соглашение ему пришлось заключить с пересмешниками, когда он еще был совсем молодым, и ты многое поймешь, на многое посмотришь иначе, чем теперь.

Николас твердо знал, что никогда в жизни ему не выпадет править Городом Змеиной реки, и потому счел за лучшее не продолжать этот пустой и бесполезный спор с Амосом. Ничего ему не возразив, он решил перевести разговор на более насущные предметы и снова заговорил с Бризой:

- А смогла бы ты войти в доверие к здешним жуликам и воришкам?

- Не раньше, чем через пару дней, - нахмурилась девушка. - Больно уж тут все трусливые да осторожные. Тени собственной боятся. - Понизив голос, она добавила: - Провалиться мне на месте, ежели и здесь сейчас не собралось с десяток всяких соглядатаев. В этом городе никто никому не доверяет.

- Ну что ж, - пожал плечами Николас, - нам тоже ведь не привыкать держаться начеку. Ешьте, пейте, веселитесь и... посматривайте по сторонам.

Посреди ночи Маргарет внезапно проснулась, как от толчка, и несколько мгновений лежала неподвижно, с тревожно бьющимся сердцем. Потом она медленно повернула голову к другой постели и только теперь заметила, что в темноте над ней склонилась какая-то фигура.

Маргарет резко села на кровати, и существо, которое разглядывало ее в темноте, напуганное этим внезапным движением, подалось назад. Принцесса дотянулась рукой до фонаря, который они с Эбигейл оставляли гореть на ночь, закрывая светильню деревянными ставнями, и открыла одно из его оконцев. В снопе света, прорезавшего тьму комнаты, она разглядела на полу у своей постели одну из двуногих ящериц. Та прикрыла свои черные глаза-бусинки тыльной стороной ладони и с негромким дружелюбным бормотанием подвинулась в сторону.

Маргарет оцепенела с полуоткрытым от ужаса и изумления ртом. Среди неясных звуков, какие только что издала чешуйчатая тварь, она отчетливо расслышала слово "нет". Но не само слово так напугало Маргарет, а голос, каким оно было произнесено. Голос был женский. И звучал он точь-в-точь как ее собственный.

Глава 6 ТАЙНЫ

В дверь постучали.

- Войдите! - крикнул Николас.

На пороге появился смуглый немолодой мужчина высокого роста и такой необъятной толщины, что ему стоило немалого труда протиснуться боком сквозь дверной проем. Преодолев это препятствие, он с пыхтением двинулся вперед. Дощатый пол скрипел и прогибался под его ногами. Следом за незнакомцем, который был облачен в ярко-желтый халат, красные шаровары и зеленый камзол, подпоясанный голубым кушаком, семенил Тука.

Гуда повернулся к Гарри, насмешливо ему подмигнул и шепотом спросил на языке Королевства:

- Этот верзила часом никого тебе не напоминает? Ты ж ведь, кажется, вырядился в такие же пестрые тряпки, когда мы отплывали из Крайди.

Гарри, выпивший за ужином лишнего, не вполне еще проснулся. Он хмуро взглянул на Гуду и мотнул головой.

- Я был одет со вкусом, как, впрочем, и всегда. А этот наш гость в одежде и в сочетании цветов явно ничего не смыслит.

Незнакомец тем временем приблизился к столу, за которым сидели Николас и остальные, и Тука, забежав вперед, с поклоном обратился к принцу:

- Энкоси, позволь тебе представить почтенного Анварда Ногоша Пату, торгового агента моего господина в этом городе.

Толстяк слегка мотнул круглой головой, что, вероятно, должно было означать приветствие, и не ожидая приглашения плюхнулся на единственный свободный стул, который тотчас же протестующе заскрипел под тяжестью его тела.

- Это правда? - шепотом осведомился он у Николаса.

- Что вы имеете в виду? - строго спросил его Гарри.

Николас поднял руку, выразительно взглянул на своего бывшего сквайра, призывая его к молчанию, и повернулся к гостю:

- Да, девушка здесь, у нас.

Ногош Пата надул толстые щеки, с шумом выдохнул воздух и забарабанил пальцами по столу.

- Я давно знаком с Тукой. Он нисколько не лучше, но и не хуже остальных погонщиков. Тот еще лжец и притворщик. Но я уверен, что у него просто ума бы не хватило выдумать такую запутанную историю про убийства, заговор и похищение. - Он перегнулся через стол и, сверля Николаса глазами, едва слышно его спросил: - И что ты намерен делать с девушками, капитан? Требовать за них награды? Выкупа?

- А что вы обо всем этом думаете? И как вы бы посоветовали мне поступить? - вопросом на вопрос ответил Николас.

Толстяк отер взмокший лоб скомканной оранжевой шляпой, которую держал в левой руке, и снова стал барабанить по столу пальцами правой.

- Даже и не знаю. Превыше всего для меня интересы моего господина, от имени которого я к вам и явился. И коли он стал жертвой заговора, целью которого было посеять вражду между кланами, - а ведь у их предводителей большие связи в торговых гильдиях всех городов, - то следует опасаться, что никто из них не посчитается с тем, что господин мой - пострадавшая сторона, а вовсе не виновник кровопролития и предательства. - Он скорбно покачал головой и обвел глазами всех присутствовавших, ища у них сочувствия. - Господин Андрес Русолави дорожит своим добрым именем, и, если старейшины кланов объявят его предателем и заговорщиком, это нанесет большой ущерб его репутации. А для торговца потеря репутации означает разорение.

- Так уж вышло, - осторожно заметил Николас, - что все это впрямую задевает и наши интересы. Мои и моих людей.

- И что же вы предлагаете? - оживился Ногош Пата.

- Выждать и ничего не предпринимать, по крайней мере, несколько ближайших дней. Ведь если первоправитель повинен в убийствах и похищении, то девушке с его стороны по-прежнему может грозить опасность. Если же он ко всему этому непричастен, и принцесса является трофеем в игре, тонкостей которой мы пока еще не постигли, то более безопасного для нее места, чем дворец вашего правителя, просто не сыскать, и мы ее туда отправим. Но позвольте вас вот о чем спросить: не следует ли вернуть Ранджану ее отцу? Как отнесся бы к такому повороту событий ваш господин?

- Ему это будет не по нраву, - вздохнул толстяк. - Как и любая несостоявшаяся сделка. Но может статься, что другого выхода просто нет. И мой господин, человек в высшей степени рассудительный, принужден будет смириться с неизбежным, никого в том не обвиняя.

- Но в таком случае, - нахмурился Николас, - девушке грозит расправа со стороны ее отца. Мне говорили, что стоит ей вернуться домой, и он ее сурово накажет, а то и вовсе лишит жизни.

Брови торгового агента медленно поползли вверх:

- С чего ты это взял, энкоси капитан? Какой нечестивец посмел так оклеветать высокородного Раджа? У него и вправду много, очень много дочерей, но он их всех нежно любит и бережет. Он будет сердечно рад возвращению принцессы Ранджаны и выдаст ее замуж за кого-нибудь другого из своих союзников, только и всего.

Николас развел руками:

- Надо же! А мне говорили, будто он свиреп и зол и дочери его боятся, как огня.

- Тебя ввели в заблуждение, - усмехнулся толстяк. - Ума не приложу, кто и зачем мог это сделать.

Николас вместо ответа пренебрежительно махнул рукой, и Ногош Пата с беспокойством спросил:

- А что сталось с ценными дарами, которые мой господин послал первоправителю в своих фургонах?

- Все они в целости и сохранности, - заверил его принц.

Торговец просиял от радости:

- Так я пришлю за ними повозку с надежной охраной.

- С этим тоже не надо спешить, - возразил Николас. - Надеюсь, никто из жителей города не подозревает, что я и мои люди стали свидетелями и невольными участниками кровопролития у реки. Но разве можно быть в этом уверенным? И, если за нами наблюдают шпионы заинтересованных сторон, я не хочу ничем усиливать их подозрений. Пусть все думают, что девушки, которые здесь живут, - наши... подруги. - Анвард нахмурился и с сомнением на него покосился. Николас прижал руку к груди: - Даю вам слово, что, когда Ранджана покинет эти стены, мы передадим вам все сокровища, которые принадлежат ей и вашему господину.

Анвард с принужденной улыбкой поднялся:

- У меня нет другого выхода, кроме как тебе поверить. Я подожду, а тем временем постараюсь с осторожностью выяснить, кто повинен во всем случившемся. Тебя можно будет отыскать здесь, в этом трактире?

- Да, - кивнул Николас. - В ближайшие дни мы никуда отсюда не уйдем.

Торговец слегка наклонил свою круглую голову, после чего водрузил на нее изрядно помятую шляпу.

- Удачи тебе, доблестный капитан.

Он медленно прошагал по комнате, и Тука, забежав вперед, предупредительно распахнул перед ним дверь, после чего вернулся к столу и замер в почтительной позе у стула Николаса.

- Ну что, получил нагоняй? - с сочувственной усмешкой спросил его Гуда.

Коротышка печально вздохнул:

- Получил, и еще какой, саб. От места мне отказали, потому что я не уберег добро своего господина - фургоны и лошадей. Но хорошо хоть, что не убили и даже не высекли. Ведь Ранджана и драгоценности остались целы.

- А что, - полюбопытствовал Маркус, - здесь у вас нелегко найти работу?

- Надо думать, - буркнул Амос. - Иначе бедолаги вроде этого разве стали бы терпеть такое с собой обращенье?

- Трудно, саб, - кивнул Тука и поник головой. - И мне, всего вернее, придется воровать, чтоб не умереть с голоду.

Вид у возницы сделался такой пришибленный и оттого забавный, что Николас не удержался от усмешки.

- Боюсь, у тебя нет для этого должного уменья. - Тука согласно кивнул и еще ниже опустил голову. Но знаешь что? Ты был нам полезен, и все мы тобой довольны. Оставайся у нас, пока мы не покинем этот город. Я тебе хорошо заплачу.

Коротышка вскинул голову и улыбнулся во весь рот.

- Вам нужен возница, энкоси?

- Да нет, пожалуй, - усмехнулся Николас. - У нас ведь нет ни лошадей, ни повозок. Но нам пригодился бы человек вроде тебя, который знает здешние обычаи, да и в городе не заплутает. Сколько тебе платил твой прежний хозяин?

- Один пастоли в неделю. И еще я кормился на кухне вместе с остальными слугами. И спать он мне позволял под повозкой.

Николас растерянно пожал плечами.

- Я в здешних деньгах совсем не разбираюсь. - Он вытащил из поясного кармана горсть монет и протянул их вознице на открытой ладони. - Которая из них пастоли?

При виде такого несметного богатства глаза Туки округлились от изумления.

- Вот эта, энкоси. - Он ткнул грязным пальцем в самую мелкую медную монетку.

- А остальные? - спросил Гуда.

Вознице показалось странным, что люди, выдававшие себя за наемников, не знали достоинства местных денег, но он счел за благо ничем не проявлять своего недоумения и стал неторопливо пояснять принцу и остальным:

- Вот это столести. То же самое, что десять пастоли. А это, - он указал на серебряную монету, - кат-ханри. В нем двадцать столести. Самая же из этих монет ценная - дракмасти или попросту драк. - И Тука кончиками пальцев коснулся маленького золотого кружка на ладони Николаса.

Все прочие деньги, которые показал ему Николас, имели широкое хождение в других частях страны, хотя, по заверениям Туки, принимались к оплате и в Городе Змеиной реки. Монеты ценились в основном по весу, и потому торговцы пользовались для расчетов с покупателями специальными денежными весами.

Николас протянул Туке медный столести.

- Пойди купи себе еды и что-нибудь из одежды.

Коротышка поклонился ему до земли.

- Щедрость твоя не знает границ, энкоси! - С этими словами он бросился вон из комнаты.

Маркус проводил его сочувственным взглядом и, когда за возницей захлопнулась дверь, покачал головой.

- Легко же было нам его осчастливить! У нас в Крайди мне порой встречались бродяги и нищие побогаче этого бедняги.

- Да, - поддержал его Гуда, - что и говорить, бедновато они тут живут. В Кеше и то возницы зарабатывают раз в десять больше этого Туки.

Николас нахмурился и потер ладонью лоб:

- Я не слишком хорошо разбираюсь в торговле, но мне думается, что в стране, где все только и делают, что воюют между собой и друг друга грабят, торговцы не могут похвастаться большими доходами. А уж их слуги и подавно. Поэтому труд у них так дешев.

- И нам с вами это очень даже на руку, - с довольной ухмылкой заметил Траск.

- Это еще почему? - удивился Николас.

- Да потому, что здесь любого можно будет подкупить. Это во-первых. Ну, а во-вторых, все это означает, что мы не просто хорошо обеспечены, а даже богаты. Ведь сундук Шингази доверху набит монетами и камушками.

- Ты прав, - вздохнул Николас, - но пока нам нисколько от этого не легче. Мы ведь до сих пор не знаем, что сталось с пленными и где нам их искать.

Траск ободряюще ему улыбнулся.

- Погоди, дай только срок, и мы все узнаем и всех их вызволим.

- Хотелось бы в это верить, - ответил Николас. - Но меня беспокоит, что Бриза и Гарри до сих пор не вернулись с базара. - Он еще утром отправил их туда, наказав Бризе выведать что только можно у городских воришек и нищих. - И куда, во имя всех богов, запропастился Накор?

- Ты за него не беспокойся, - с уверенностью заявил Гуда. - Накор объявится. Он из тех, кто в случае чего сумеет за себя постоять.

Накор ступил под своды дворца. Несколькими минутами ранее, придумывая, как бы туда проникнуть, он увидал стайку монахов, торопливо шагавших к входным воротам. Братья были одеты в желтые и оранжевые балахоны и перепоясаны длинными черными кушаками с концами, заброшенными за плечи. Накор, не пожелавший променять свой оранжевый балахон на наряд из сундуков Шингази, легко мог сойти за одного из них. Он решил этим воспользоваться и, быстро приладив свой черный мешок за плечом, высвободил одну из его лямок, перетянул ею талию и бодро двинулся следом за монахами, братьями ордена Агни. Так, насколько ему было известно, здешние жители именовали Прандура, бога огня.

У ворот дежурили два красных палача. Накор, проходя меж ними, окинул быстрым взглядом того, что стоял слева. Все мощное, мускулистое тело воина от шеи до сандалий покрывала ярко-красная кольчуга. Красным был и его шлем с узкими прорезями для глаз, острым шишаком и крыльями наподобие драконьих, спускавшимися вниз с боков шлема, а на плечах красовался короткий воинский плащ алого цвета с черными кругами на спине и груди. В кругах были вышиты или нарисованы - Накор не рискнул замедлить шаг, чтобы приглядеться получше, - золотые змеи с красными глазами.

Монахи, а за ними и Накор проследовали длинным узким коридором, который, как догадался чародей, был пробит в толще внешней стены дворца, миновали еще двоих недвижимых, словно изваяния, красных палачей и очутились в просторном дворе. К главному входу во дворец, расположенному на уровне второго этажа, вела широкая каменная лестница. По бокам ее высились колонны, которые поддерживали галерею третьего этажа дворца. Вдоль нее зияли бойницы, за которыми укрывались лучники. Накору это сооружение показалось на редкость безобразным.

Процессия чинно вошла в огромный зал, где уже собралось великое множество народу. Вдоль стен выстроились воины в плащах и кольчугах черного цвета, с теми же гербами в виде змей, что и у красных палачей, а все пространство зала, за исключением широкого нарядного помоста у дальней стены, заполонили монахи дюжины разных орденов и пышно разодетые горожане - преуспевающие торговцы, старшины цехов и капитаны наемных отрядов, из тех, что побогаче.

Монахи ордена Агни протолкались вперед. Торговцы почтительно перед ними расступались. Накор, следовавший по пятам за желто-оранжевыми братьями, очутился рядом с двумя стражниками, которые заняли пост у одной из массивных мраморных колонн. Оглянувшись по сторонам, он подался назад, дружески кивнул молодому торговцу, который за ним наблюдал, и жестом предложил тому занять его место. Купец с признательностью ему улыбнулся и шагнул вперед. Накор ступил за колонну и оказался позади стражников. Из этого укрытия он стал наблюдать за происходящим.

В зале воцарилась напряженная тишина. Двое стражников в доспехах торжественно раздвинули тяжелый занавес, и на помост вышли несколько мужчин и женщин. Последним появился мускулистый, поджарый, прекрасно сложенный великан ростом никак не менее шести футов и шести дюймов. На вид ему можно было дать лет тридцать. По тому, как свободно и властно он держался, с какой спесивой бесцеремонностью оглядывал зал, Накор тотчас же догадался, что перед ним не кто иной, как первоправитель. Исалани стал напряженно вглядываться в его лицо с тонкими, мужественными, правильными чертами. Лицо это было бы красивым, если бы его не портили надменно сжатые губы, сердитая складка у переносицы и недобрый, холодный взгляд светло-серых глаз, которые первоправитель то и дело презрительно щурил. Одеяние великана было самым что ни на есть простым и очень эффектным. Оно состояло из короткой атласной тоги насыщенного пурпурного цвета, оставлявшей смуглые, прекрасной лепки руки и ноги открытыми и выгодно подчеркивавшей безупречность его сложения и развитую мускулатуру, и плетеных кожаных сандалий. Он взмахнул рукой в тяжелой кожаной перчатке и коротко, призывно свистнул. Откуда-то сверху, из-под купола зала раздался клекот, и огромный черный орел, описав в воздухе несколько кругов, плавно опустился на руку своего господина. Накор нервно потер ладони. Первоправитель легко удерживал на запястье гигантскую птицу, весившую, судя по ее виду, не меньше чем откормленный индюк или молодой барашек. Тут было о чем призадуматься.

Вдоволь насмотревшись на первоправителя и его любимца, чародей не без некоторого смущения перевел взгляд на двух спутниц надменного великана. Нагота обеих была едва прикрыта одеждами, и это дало Накору право заключить, что при здешнем дворе выходить к подданным полуодетыми, вероятно, считалось в порядке вещей, а возможно, даже служило признаком светскости и хорошего тона.

Голубоглазая блондинка, остановившаяся слева и на шаг сзади от первоправителя, с улыбкой оглядела собравшихся в зале и кокетливо выставила вперед стройную длинную ножку. При этом ее короткая белая шелковая юбка, которая представляла собой прямоугольник ткани, скрепленный у пояса золотой булавкой с крупным рубином, разошлась в стороны, и взорам зрителей представилось округлое бедро девушки. Она тряхнула головой, и ее густые, длинные, волнистые светлые волосы, перехваченные над лбом золотым обручем, рассыпались по обнаженным плечам. Грудь молоденькой блондинки - на вкус Накора, она была уж слишком молода, почти ребенок - стягивал короткий лиф из белого шелка, украшенный золотым шитьем и мелкими рубинами, которые переливались в свете факелов, точно капли росы в розовых рассветных лучах солнца.

Другая девушка, та, что стояла справа от первоправителя, в противоположность своей товарке держалась серьезно, даже сурово, и выглядела несколькими годами старше первой. Ее аспидно-черные волосы мягкими локонами спускались на покатые плечи, тонкая кожа поражала белизной. Она была нисколько не менее красива и столь же стройна, как и блондинка. Ее шелковый лиф ярко-красного цвета был расшит серебром и украшен сапфирами, а черную юбку удерживала на тонкой талии золотая булавка с крупным бриллиантом. Брюнетка в знак приветствия собравшимся слегка наклонила голову и тотчас же приблизилась к мужчине в длинном черном балахоне, который стоял на середине помоста. Тот скинул капюшон и обнажил совершенно лысую голову. Лица его Накор разглядеть не смог. Он заметил только, что мужчина немолод, слегка сутуловат и что в носу у него красуется большое золотое кольцо. Брюнетка взяла его за руку.

Тут к краю помоста вышел герольд и зычным голосом выкрикнул:

- Слушайте и внимайте, о святые отцы и праведные жены! Наш всемогущий первоправитель имеет честь сообщить вам о грядущем празднестве! Его величество изволит сочетаться браком с Ранджаной, дочерью Раджа Махартского! Торжества по случаю этого великого и радостного события свершатся в продолжение следующего Весеннего фестиваля!

На лице молоденькой блондинки мелькнула досада, но ей удалось довольно быстро справиться с собой, и через мгновение ее полные розовые губы вновь растянулись в приветливой улыбке. Она не шелохнувшись стояла все на том же месте, слева и позади от первоправителя.

- Леди Корисса! - провозгласил герольд, и взгляды всех собравшихся обратились к черноволосой женщине на помосте. Та выступила вперед и с надменной улыбкой произнесла:

- Милорд Дагакон испрашивает вашего благословения для жениха и невесты и приглашает вас всех на церемонию их бракосочетания. Он также заверяет вас, что столь важное государственное событие будет отпраздновано со всей подобающей торжественностью.

Лысый мужчина в черном - Накор нисколько не усомнился, что это и был Дагакон, - молча и с вниманием слушал леди Кориссу. Сам же он во все время ее речи не произнес ни слова и не сделал ни одного движения.

"Интересно, - подумал Накор. - В высшей степени интересно и поучительно".

Слово взял военный советник первоправителя. Но кривоногий чародей успел уже постичь суть церемонии и утратить всякий интерес к происходившему на помосте. Он неслышными шагами прошел вдоль ряда колонн, которые поддерживали высокую галерею, и очутился в самом дальнем и темном углу огромного зала. Оттуда ему были хорошо видны профили первоправителя, леди Кориссы и Дагакона. Бросив на них рассеянный взгляд, он отступил еще на шаг назад, где тьма окончательно скрыла его от посторонних глаз, и прижался спиной к прохладной мраморной стене.

Вернувшись в трактир, Гарри и Бриза торопливо, насколько это позволяла теснота в общем зале, протиснулись к столику Николаса. Гарри едва заметно кивнул принцу и повлек девушку вдоль по коридору в одну из общих спален. Николас встал из-за стола и, велев остальным оставаться на своих местах, поспешил за друзьями. Он нагнал их у порога своей комнаты.

- Мы узнали, где они содержат пленников, - прошептала Бриза, едва за ними закрылась дверь.

- Где? - тихо спросил Николас, жестом предлагая ей и Гарри сесть.

Гарри опустился на одну из постелей и устало ответил:

- В том поместье за рекой.

- Ты уверен?

Оруженосец широко осклабился::

- Бриза, бедняжка, потратила впустую весь день и добрую половину вечера, но в конце концов ей все же посчастливилось войти в доверие к одному простаку из Братства оборванцев...

- Что это еще за братство такое? - нетерпеливо прервал его Николас.

- Воришки и всякие жулики, - пояснила Бриза. - Так они называют свое сообщество. И оно вполне этого заслуживает. Жалкие людишки, что и говорить. По большей части это попрошайки да карманники. Настоящие воры работают поодиночке. Это здесь очень опасно. Люди первоправителя их рано или поздно выслеживают, хватают и казнят.

- Гарри, быстро приведи сюда Калиса и Маркуса, - распорядился принц.

Гарри выбежал в коридор, и Николас остался наедине с Бризой. Помолчав немного, он спросил ее:

- Как тебе понравился Город Змеиной реки?

Бриза пожала плечами:

- Я ведь ни в каком городе, кроме Фрипорта, сроду не бывала. Мне и сравнить-то не с чем. Но готова побожиться, что во всем свете не сыщется другого такого дрянного городишки, как этот. Просто дыра какая-то!

Она сердито нахмурилась, и Николас дружески потрепал ее по плечу.

- Не злись. Бриза. Все мы перед тобой виноваты, что силой принудили тебя нас сопровождать. Ты столько из-за нас перенесла, бедняжка! Но вот увидишь, все кончится хорошо. Худшее, в любом случае, уже позади. Вспомни крушение, и пустыню, и битвы с разбойниками. А здесь, в трактире, как-никак уютно и тепло, постели мягкие и еды вдоволь. Да и город этот, поверь мне, совсем не так уж плох. На свете есть места и намного хуже него.

- Да я на тебя давно уж не сержусь, - улыбнулась девушка. - И даже дядюшку Амоса простила. Вы все - парни что надо, и мне с вами хорошо. А приключения я всегда любила. Но вот уж насчет этого паршивого городишки я с тобой не соглашусь. Больно дурацкие тут порядки.

Николас насмешливо изогнул бровь:

- Ты их все успела изучить?

- Во всяком случае, некоторые, - без тени улыбки ответила Бриза. - Представляешь, один карманник принял меня за Черную Розу, ну, за ищейку первоправителя, и давай меня убеждать, что ворует только там, где дозволено.

- Дозволено? Как это понимать?

- Я это потом вызнала у другого вора, поразговорчивее да посмелее того карманника. Оказывается, тут есть места, где можно воровать почитай что без всякого риска, а в других тебя за то же самое наверняка сцапают и засадят в клетку. Вот жуть-то, а? Ты ведь их тоже видел?

- Пришлось, - поежившись, кивнул принц. - Зрелище и впрямь не из приятных. Но ты, похоже, успела немало об этом поразмыслить.

- Нет такого вора или жулика, кто бы не боялся, что его схватят. Только вот всякий надеется, что его черед еще не скоро.

- Ты нынче настроена очень уж самокритично, - усмехнулся Николас.

- Да это все по милости твоего дружка Гарри. Он меня решил перевоспитать, - с нежной, немного смущенной улыбкой призналась Бриза.

В эту минуту дверь распахнулась, пропуская в комнату Калиса, Маркуса и запыхавшегося Гарри. Николас рассказал кузену и Калису все, что сам успел узнать от Бризы и Гарри.

- Попытайтесь нынче ночью перебраться через реку, - велел он им, - так, чтобы вас никто не заметил. Не знаю, сможете ли вы проникнуть в поместье...

- Я смогу, - заверил его Калис.

- ...Но постарайтесь уж как-нибудь выведать, где именно находятся крайдийцы.

- Будь я один, я бы с этим легче справился, - уверенно заявил Калис.

Николас вспомнил шутку, которую эльфы сыграли в лесу с Маркусом и его отцом. Ничего не ответив Калису, он перевел взгляд на Маркуса.

Тот с недовольной гримасой пожал плечами:

- Наверное, так оно и есть. - Калис саркастически усмехнулся, и Маркус со вздохом поправился: - Ну ладно, ладно! Все в точности так и обстоит. Одному ему и впрямь будет легче, чем со мной.

Поразмыслив над словами кузена, Николас приказал ему:

- Ты будешь его сопровождать только до половины пути, а назад вы вернетесь вместе. Калис ловок и осторожен, но надо, чтоб кто-то его подстраховал на случай погони.

- Благодарю за заботу обо мне, - улыбнулся эльф. - И от души надеюсь, что эта предосторожность окажется излишней. - Он повернулся к Маркусу. - Пожалуй, нам лучше всего отправиться к реке прямо теперь. Мы выйдем из лодки у сожженной фермы. Оттуда я пойду один.

Когда они ушли, Николас повернулся к Гарри, чтобы что-то ему сказать. Но тут взгляд его привлекла рука оруженосца, с такой свободой и непринужденностью лежавшая на талий Бризы, что слова замерли у него на устах, а брови резко взметнулись вверх.

- Ну и ну! - только и выдавил он из себя.

- Что ты этим хочешь сказать? - забеспокоился Гарри. Проследив за взглядом принца, он тотчас же убрал руку с пояса девушки и заложил ее за спину.

Бриза передернула плечами:

- Николас, тебе совершенно не о чем беспокоиться. Ведь мы с Гарри уже как-никак взрослые. Да и потом, у него ведь нет невесты, так что я его ни у кого не украла. - С этими словами она выпорхнула из комнаты, и друзья остались одни. Гарри, багровый от смущения, потупился в ожидании выговора.

- Ты меня удивляешь, - процедил Николас.

Сквайр покраснел еще гуще:

- Ники, да будет тебе, в самом деле! - Голос его дрогнул. - Ведь мы в последние дни столько времени проводили вместе, и Бриза, право же, такая красивая, если не обращать внимания на ее неряшливую одежду и неприбранные волосы. Знаешь...

Николас поднял обе руки кверху, выставив ладони вперед.

- Ты вовсе не обязан мне ничего объяснять. Я тебя очень даже хорошо понимаю и готов во всем с тобой согласиться. - Он зачем-то оглянулся на закрытую дверь и, понизив голос, доверительно прибавил: - Поверишь ли, но я в последнее время все чаще ловлю себя на том, что не могу вспомнить лица Эбигейл. Забавно, правда?

Гарри, вполне успокоенный этими его словами, помотал головой:

- Это в порядке вещей, Ники. Мы ведь так давно не видели Маргарет и Эбигейл, и потому... - Не закончив фразы, он красноречиво пожал плечами.

- Потому ты охотно променял воспоминания о Маргарет на живую, реальную Бризу, которая с готовностью согревает твою постель? - предположил Николас.

- Что-то вроде того, - согласился Гарри. Слегка задетый тоном друга, в котором явственно звучала насмешка, он снова покраснел, на сей раз от досады, и с горячностью продолжил: - Ноя, представь себе, отношусь к ней гораздо серьезнее, чем тебе думается. Ты ведь поди ее считаешь испорченной, беспутной девчонкой, а она вовсе не такая! Бриза - хорошая, скромная, порядочная девушка, и я у нее первый! А ведь при той жизни, которую ей пришлось вести...

- Да погоди ты, не кипятись! - с улыбкой воскликнул Николас. - Дай мне хоть слово вставить! Уверяю тебя, у меня и в мыслях не было обидеть твою Бризу. А о том, что она - девушка скромная, я давно уже и сам догадался. Не зря же она одевается и держит себя, как мальчишка. Это чтобы всякие грязные типы, с какими ей прежде приходилось вести свои воровские дела, ее не домогались.

- Вот-вот, - кивнул Гарри. - А что до воровских дел, то и с ними она обещала покончить.

- Еще бы! - усмехнулся Николас. - Ведь когда мы вернемся, она получит кучу денег от дяди Мартина, и от моего отца, и от дяди Лиама. Бриза до конца своих дней ни в чем не будет нуждаться.

- А у принцессы, - вставил Гарри, - есть верный и преданный воздыхатель, не чета мне. Ты ведь знаешь, что Энтони до безумия в нее влюблен.

- Конечно, - кивнул Николас и с усмешкой добавил: - Я все ждал, когда же ты об этом догадаешься и когда вы с Энтони из-за нее сцепитесь.

- Не дождешься! - хохотнул Гарри. - Я добровольно и без всякого сожаления покидаю поле боя и от души желаю моему бывшему сопернику успеха.

- А кстати, куда он подевался, наш чародей?

- Разыскивает Накора.

Николас издал протяжный стон, походивший на грозное рычание:

- Ну, попадись мне этот исалани! Ведь уже два дня, как он исчез! Где же это он пропадает столько времени?!

Гарри беспомощно развел руками.

- Как мне это надоело! - едва не плача, воскликнула Эбигейл.

- Верю, - кивнула Маргарет, продолжая есть. - Мне они тоже действуют на нервы. Постарайся не обращать на них внимания.

Существа, с некоторых пор жившие в комнате девушек, сидели на полу и старательно копировали все их движения. Стоило Маргарет отрезать себе кусок мяса, как одна из полулюдей-полуящериц двигала правой рукой с зажатым в ней воображаемым ножом и поднимала левую - с воображаемой вилкой и воображаемым куском мяса - к своему лицу. Такое кого угодно вывело бы из себя.

Маргарет отодвинула пустую тарелку на середину стола.

- Не знаю, что со мной такое. Все ем да ем, двигаюсь мало, и при этом нисколечко не потолстела.

- А у меня аппетит совсем пропал, - пожаловалась Эбигейл. - Но ведь если я оставлю еду на тарелке, они снова станут кормить меня насильно. Нет уж, не бывать этому! - Поморщившись, она отправила в рот кусок жаркого и со скучающим видом принялась его прожевывать. - А ты когда-нибудь видела, чтобы эти что-нибудь ели? - спросила она с набитым ртом.

- Нет, никогда. Я прежде думала, что их кормят, когда мы засыпаем.

- И они никогда... Ну, ты понимаешь, о чем я...

- Не пользуются ночным горшком, - криво улыбнувшись, кивнула Маргарет. - Да, я это тоже заметила.

- И никогда не спят. Даже отдохнуть ни разу не прилегли.

Маргарет вспомнила, как одна из двуногих ящериц напугала ее, склонившись посреди ночи над ее ложем.

- Ты права. Не спят и не отдыхают.

Принцесса встала и повернулась в окну. Та из ящериц, которая повторяла все ее движения, сделала то же самое. Эбигейл испуганно вскрикнула.

Маргарет взглянула на подругу. Та дрожащим пальцем указывала на двуногую ящерицу. Маргарет повернула голову, приготовившись защищаться и защищать подругу. Но загадочное существо вовсе не думало на них нападать. Принцесса внимательно вгляделась в фигуру двуногой твари и тотчас же поняла, что так напугало Эбигейл. Пропорции тела ящерицы заметно изменились. Теперь она была одного с Маргарет роста, талия ее стала уже, бедра шире. На месте груди виднелись две едва заметные выпуклости.

Маргарет всплеснула руками:

- Что же все это значит, наконец?!

Дверь трактира с шумом растворилась, и Николас, сидевший за одним из столов, вскинул голову и потянулся к оружию. В зал вбежали трое вооруженных воинов. Прежде чем люди Николаса успели перекрыть им дорогу, те метнулись к стойке. За ними в проходе между столами появились шестеро лучников со стрелами наготове. Они взяли под прицел всех, кто находился в зале, включая и случайных посетителей.

В распахнутую дверь вошел высокий, плотный старик с седыми волосами. Оглядев сидевших за столами, он грозно крикнул:

- Кто из вас капитан?! А ну выходи!

- Это я, - спокойно ответил Николас и поднялся на ноги.

Воинственный незнакомец прошагал через весь зал и, остановившись возле принца, смерил его презрительным взглядом и укоризненно покачал головой.

- Сынок, храбрость твоя весьма похвальна. Но капитану твоему, - он возвысил голос, - который прячется за твоей спиной и наверняка сейчас нас с тобой слышит, это чести не делает!

- Вижу, - улыбнулся Николас, - вы, дедуля, нипочем не поверите, что я и в самом деле капитан этого отряда, пока не скрестите свой меч с моим. Что ж, я готов! Извольте-ка отступить в сторону, чтоб мне было где развернуться!

- Как ты меня назвал?! - взревел старец. - Ну, берегись! Ты у меня сей же час получишь по заслугам, щенок!

Николас без дальнейших слов выхватил меч из ножен и приставил его острие к горлу незваного гостя. Он проделал это так проворно, что ни один из воинов в зале, в том числе и лучники, не успел и глазом моргнуть, и уж тем более - пустить в ход оружие.

- Коли вы надеетесь, что ваши люди сумеют меня подстрелить, прежде чем я проткну вас насквозь, то можете приказать им спустить тетивы, - сказал он тоном явного превосходства.

Старик поднял правую руку вверх, призывая лучников повременить со стрельбой, и обратился к принцу куда более почтительно, чем прежде:

- Если ты и в самом деле капитан, то у меня есть до тебя одно важное дело. Я сюда пришел, чтобы кое о чем тебя спросить. Только не вздумай мне врать. Ведь мы оба, может статься, доживаем свои последние минуты. Негоже человеку, кем бы он ни был, являться в чертоги госпожи Кел с едва замершими словами лжи на устах. Да ты и сам это хорошо понимаешь.

Люди Николаса тем временем подбирались все ближе и ближе к своему господину и седовласому старику. Они готовились к бою с незнакомцами. Видя это, Амос проревел во всю мощь своих легких:

- Остановитесь! Неужто вам невдомек, что одно неверное движение любого из вас сулит нам всем погибель?! Надо ж ведь, тысяча проклятий, прежде разобщаться, какой из низших демонов принес на нашу голову этого старика и его головорезов!

Седовласый воин скосил глаза в его сторону и осторожно спросил у принца:

- Ты по-прежнему уверен, что это не он капитан отряда?

- Он капитан моего корабля.

- Корабля? Скажите на милость! Так у тебя и корабль есть?

Николас, оставив его вопрос без ответа, церемонно произнес:

- А теперь соблаговолите объяснить причину вашего здесь появления. Я не привык, чтобы всякий, кому вздумается, угрожал мне и моим людям расправой. В чем же дело, почтеннейший?

Рукой, затянутой в кожаную перчатку, старик медленно отвел клинок Николаса от своего горла.

- Я сюда пришел, чтобы узнать, кто убил моих сыновей. Не ты ли повинен в их смерти?

Николас только теперь внимательно оглядел странного незнакомца с головы до ног. Тот был очень высок - ростом с герцога Мартина, если не выше, и столь же широк в плечах. Свои густые с заметной проседью волосы он, как и подобало именитому воину, стянул на затылке в тугой пучок. Шрамы, избороздившие смуглое лицо старика, красноречивее всяких слов говорили о многочисленных битвах, в которых ему довелось участвовать. О том же свидетельствовал и его меч - старый, в потертых медных украшенных чеканкой ножнах, с тщательно отполированной рукоятью.

- Почтенный старец, - тщательно взвешивая каждое слово, обратился к нему Николас, - я хорошо помню каждого, кто пал от моей руки. Поверь, их немного наберется. Скажи, кем были твои сыновья и почему ты подозреваешь, что именно я их убийца?

- Меня зовут Васлав Накойен, - представился седовласый. - Я - предводитель Львиного клана. Имена моих сыновей - Пайтур и Анатоль. Я уверен, что тебе хорошо ведомо, от чьей руки они погибли, потому что один из моих людей видел тебя и твоих воинов сперва у причала, а потом у дверей этого трактира. С большой поклажей и с пятью девушками из Килбара.

Николас спрятал меч в ножны и кивком подозвал к себе Гуду и Амоса.

- Здесь не место для таких разговоров. - Он указал старику на столики, расположенные у самого входа, за которыми собрались посторонние.

Васлав согласно кивнул:

- Придется нам продолжать беседу во дворе. Все вместе они направились к выходу. Когда дверь трактира за ними закрылась, Николас с беспокойством спросил у старика:

- Ты не мог бы приказать своим людям никого оттуда не выпускать, пока мы не закончим разговор?

Васлав вернулся в трактир и отдал соответствующее распоряжение своим лучникам. Во дворе его ожидали дюжина вооруженных всадников и столько же пеших воинов. Когда он степенно приблизился к Николасу, тот кивнул в сторону этого бравого войска.

- Похоже, ты, почтенный Накойен, заранее готов был к любому моему ответу.

Старик с самым невозмутимым видом пожал плечами. Это, по всей видимости, должно было означать, что в Городе Змеиной реки никто не поступает иначе. Во всяком случае, принц истолковал его жест именно так.

- Здесь нас никто не сможет подслушать, - сказал Васлав. - Говори, что тебе известно о моих сыновьях, об их гибели?

- Если это они напали на воинский отряд в "Пристани Шингази", то я мало что могу тебе рассказать, потому что сам в той битве не участвовал. Когда мы туда пришли, все было уже кончено, и трактир ;пылал, как факел, а двор был усеян телами погибших.

- Значит, мои сыны мертвы? - упавшим голосом спросил старик.

- Боюсь, что да.

- Но убил их не ты?

Николас покачал головой:

- Мы сражались только с юнцами из Волчьего и Медвежьего кланов. Они остались охранять караван Русолави. С ними было еще несколько наемников, таких глупых и неопытных, что они не позаботились даже выставить часовых у лагеря. - Николас подробно и обстоятельно рассказал Накойену о своих приключениях в степи, начиная со встречи с Тукой и заканчивая обнаружением груды трупов у горевшей "Пристани Шингази".

- А ты и твои люди, что же, просто случайно туда забрели? - недоверчиво спросил его старик.

- Вот именно, - кивнул Николас. - По чистой случайности. Просто проходили мимо.

Васлав с сомнением покачал головой.

- Почему это я должен тебе верить?

- Но что заставляет тебя усомниться в моих словах? Какой резон мне был нападать на караван и уж тем более - убивать твоих сыновей и их спутников? Я с ними и знаком-то не был.

- Золото, - быстро сказал старик.

Николас огорченно вздохнул. Убедить Накойена, что сыну принца Крондорского не пристало вести себя подобно грабителю с большой дороги, казалось ему делом нелегким, почти неосуществимым. Ведь в таком случае ему пришлось бы раскрыть свое инкогнито, а это никак не входило в его планы.

- Поверь, - сказал он после некоторого замешательства, - что для меня существуют вещи поважнее золота. Я нахожусь здесь вовсе не ради наживы. Но не спрашивай меня, во имя каких целей я привел сюда своих людей. Этого я не вправе тебе открыть.

- Послушай-ка, почтеннейший, - поддержал принца Амос, - ты помнишь, как парнишка сказал, что я - капитан его корабля? Так вот, это чистая правда. У его папаши, к твоему сведению, есть собственный флот. Ясно?

- А кто твой родитель? - с любопытством спросил Васлав.

- Он правит большим и очень богатым городом, - сказал Гуда. - О котором ты, конечно же, не слыхивал, потому как тот очень уж отсюда далеко. А этот юноша - его третий сын.

- Понимаю, - слабо улыбнувшись, кивнул старик. - Мальчику надобно испытать себя в походе и сражениях. - Он сопроводил свои слова протяжным и горестным вздохом, по-видимому, вспомнив о своих убитых детях, которых он также надеялся воспитать мужественными, бесстрашными, закаленными воинами.

- Что-то вроде этого, - согласился Николас. - Не прими мои слова за дерзость, почтенный Накойен, но не правильнее ли было бы начать поиски убийц твоих сыновей с ответа на вопрос, кому могла быть на руку их гибель? Кому они мешали?

- Никому! - с уверенностью отвечал Васлав. - В том-то все и дело! Я уж сколько раз все это обдумал, но мне пришлось-таки в своих розысках ухватиться за ту единственную нить, что привела нас к тебе. А теперь вот и она тоже оборвалась. Это нападение - просто глупая выходка моих мальчиков и еще нескольких горячих голов из других кланов. Им, видишь ли, захотелось позлить первоправителя. - Он снова удрученно вздохнул, и в глазах его блеснули слезы. - Уверяю тебя, капитан, смерти всех этих несчастных юнцов никто не искал, и от того, что они теперь мертвы, пользы нет никому. Даже и самому первоправителю.

- Вся эта история и мне представляется в высшей степени загадочной, - кивнул Николас. - И во многом из того, что случилось в степи, я не нахожу решительно никакого смысла. - Он доверительно и с сочувствием улыбнулся старику. - Представь себе, что нападавшие дважды оставляли нетронутыми сундуки с золотом и драгоценностями. Разве это не странно? Или вот еще: на голове у одного из убитых, которых мы нашли во дворе "Пристани Шингази", был шлем красного палача. Что ты на это скажешь?

- Быть этого не может!

- Но почему?

- Потому что никто из красных палачей никогда еще не покидал город без особого на то распоряжения первоправителя. Это ведь его личная гвардия.

Николас ненадолго умолк, напряженно обдумывая, стоило ли ему довериться Ваславу. В безыскусной и вместе с тем величественной простоте обращения Накойена принц без труда уловил отголоски той давней эпохи, когда предки старого воителя кочевали по бескрайним степям со своими стадами и юртами и вели суровую, изобилующую лишениями и опасностями, но исполненную первозданной гармонии жизнь, где не было места вражде, интригам, предательству и мелочным расчетам. И пусть эти люди давно переселились в города, во многом переняв привычки и обиход их жителей, но открытость и прямота, присущие им от природы, так же как и приверженность своим кланам, оказались неподвластны чуждым влияниям. Все эти соображения точно молния пронеслись в голове Николаса. Испытующе взглянув на Васлава, он спросил:

- А что бы ты сказал, если бы узнал от меня, что к "Пристани Шингази" был послан еще один отряд, целиком состоявший из гвардейцев первоправителя, которым было приказано уничтожить всех, кто охранял фургоны, а заодно и Ранджану с ее служанками?

- И ты сможешь это доказать? - сощурился Васлав.

- Я сам убил одного из гвардейцев. Он назвался Дьюбасом Небу.

- Знаю его, - кивнул старик. - Негодяй, каких поискать. Капитан второго отряда гвардейцев первоправителя. Неужто ты и в самом деле его убил?

Николас подробно рассказал ему обо всем, что случилось после пожара в трактире Шингази, умолчав лишь о змеином талисмане на груди Дьюбаса Небу. Когда он умолк, Васлав покачал головой:

- Вижу теперь, что слова твои заслуживают доверия, хотя ни о какой ясности в этом деле пока что речь не идет. Мне и другим предводителям кланов будет о чем поразмыслить. Кто-то не щадя сил старается посеять усобицу между всеми нами, а заодно и восстановить кланы против первоправителя.

- Кому может быть выгодна вся эта грызня? - спросил Амос.

- Вот об этом-то, - хмурясь, ответил Накойен, - нам и надобно будет потолковать на совете старейшин. Не сказать, чтоб промеж нас до сей поры все шло тихо да гладко. Раздоры случались не раз. Но мы, предводители, всегда умели примирить враждовавших. А теперь даже наше соглашение с первоправителем оказалось под угрозой, и я не знаю, сможем ли мы его сохранить.

- Так вы заключили с первоправителем договор? - спросил Николас.

- Ну да, - кивнул Накойен. - Но это долгая история, и здесь не слишком-то подходящее место, чтоб ее пересказывать. Становится свежо, да и люди мои давно уж заждались. Нам пора возвращаться домой. А ты, капитан, приходи завтра отужинать со мной в моем доме в Западном квартале. Можешь и воинов своих взять с собой, если пожелаешь. Там мы свободно обо всем поговорим. Ты о многом от меня узнаешь.

По знаку старика один из воинов подвел ему оседланного коня. Васлав с легкостью вскочил на спину могучего жеребца и велел другому солдату вызвать лучников из трактира. Когда все его люди собрались во дворе, он развернул коня к воротам и, тронув поводья, кивком попрощался с Николасом.

- Так я завтра пришлю для тебя провожатого. До встречи.

Кавалькада всадников выехала из ворот трактира. Следом за ними потянулись и пешие воины. Николас, Гуда и Амос вернулись в общий зал, где их с нетерпением дожидались остальные члены отряда.

- Ну, и зачем это они все сюда заявились? Чего он от тебя хотел, этот старикан? - спросил Гарри, когда принц опустился на свой стул.

- Пригласить к себе на ужин, - небрежно бросил Николас. Амос и Гуда встретили его слова дружным хохотом.

Калис и Маркус больше часа просидели на земляном полу сожженной фермы в полной неподвижности, избегая разговаривать даже шепотом. Прежде чем рискнуть покинуть это убежище, они должны были удостовериться, что поблизости нет часовых и воинских патрулей. К счастью, кругом царила тишина, в которой даже чуткий слух эльфа не уловил ни малейшего шороха. Путь к владениям Дагакона был свободен.

Перебраться на этот берег реки оказалось делом куда более сложным, чем им представлялось вначале: у моста расположились дозором стражники. Друзьям не оставалось ничего другого, кроме как с величайшими предосторожностями, крадучись, пробраться к докам и там похитить чью-то двухвесельную шлюпку. На ней они и переплыли Змеиную реку и вышли на берег у сгоревшей фермы. Лодку они надежно спрятали в высоких камышах у берега.

Калис показал Маркусу два пальца, и тот молча кивнул. Это означало, что эльф рассчитывал вернуться к ферме самое большее через два часа. В случае, если бы он задержался в поместье Дагакона дольше этого времени, что могло произойти лишь из-за каких-либо непредвиденных случайностей - пленения или западни, Маркусу следовало не мешкая возвращаться назад в трактир и доложить о случившемся принцу.

Эльф быстро зашагал вперед, стараясь, насколько это было возможно, держаться в тени сгоревшей фермы. Он пересек открытое пространство в несколько прыжков, и вскоре силуэт его исчез меж могучих древесных стволов небольшой рощи у стен имения. Маркус, который глядел ему вслед из пустого оконного проема фермы, со вздохом облегчения снова опустился на пол. Калис без труда отыскивал путь в кромешном мраке рощи. Растительность этого далекого континента была к нему столь же дружественна, как и леса близ его родного Эльвандара. Ни один лист не шелохнулся на ветках кустарников, мимо которых он пробегал, ни один сучок не хрустнул под его легкими шагами.

Однако среди зверей, населявших рощу, его появление вызвало легкое беспокойство. У кромки деревьев, почти вплотную примыкавшей к стене имения, Калис остановился и прислушался. Он отчетливо уловил встревоженное сопение диких кроликов, стрекот белок и писк мышат. Тогда он мысленно обратился ко всем этим существам со словами привета, заверив их, что им с его стороны совершенно ничто не угрожает. Зверьки тотчас же смолкли. Калис улыбнулся и продолжил свой путь.

На всей огромной Мидкемии никогда не было, да и не могло появиться другого существа, подобного Калису. Он был рожден от брака королевы эльфов и великого воина, познавшего мудрость и магическое искусство легендарных валкеру, которые в далекие времена, еще до войн Хаоса, безраздельно властвовали на планете. Люди называли их повелителями драконов. Браки простых смертных с эльфами, сами по себе явление на Мидкемии редчайшее, никогда не увенчивались появлением на свет потомства. Рождение же Калиса оказалось возможным лишь благодаря волшебным познаниям его отца Томаса. Калис скупо улыбнулся при мысли о том, что сказал бы на все это Накор, имевший обыкновение утверждать, что магии не существует, что любые проявления волшебства - всего лишь фокусы, научиться которым может всякий. До слуха Калиса во время их плавания на "Стервятнике" не раз долетали обрывки оживленных разговоров кривоногого исалани и придворного чародея из Крайди. Эльф молча удивлялся тому, как близко удавалось порой этому забавному коротышке подступиться в своих рассуждениях к великим истинам, о существовании которых сам он, возможно, даже не догадывался. Калис решил про себя, что непременно пригласит исалани в Эльвандар, чтобы познакомить его с эльфийскими магами и пророками. Разумеется, если всем им суждено когда-нибудь вернуться на родину.

Калис легко перемахнул через песчаную дорожку, которая отделяла стену владений Дагакона от густой рощи. В движении его было столько ловкости, столько истинно природной грации, что со стороны могло показаться, будто это ночная птица вылетела на охоту из своих лесных владений и бесшумно пронеслась на мягких крыльях над самой землей. Эльф прижался спиной к могучему дубу, росшему у самой стены, и поднял голову кверху. Дыхание его после пробежки через рощу было таким же ровным, как если бы он простоял все это время в полной неподвижности. Он стал внимательно оглядывать стену, в особенности же ее вершину. Прочная каменная кладка, булыжники тесно пригнаны друг к другу. Ни одного выступа, выемки или даже трещины. Сработано на славу. У парапета ровный ряд бойниц, за которыми могли укрываться лучники. Но Калис непременно сразу же почувствовал бы близкое присутствие такого количества людей. Однако повсюду окрест царила тишина. На вершине стены и по другую ее сторону не происходило ничего такого, что заставило бы его насторожиться. По-видимому, стена никем не охранялась. Все же он решил немного выждать, чтобы окончательно в этом убедиться, хотя времени у него было в обрез. Он с истинно эльфийским терпением простоял у ствола дуба не менее получаса, не двигаясь и не меняя позы, но вокруг по-прежнему было тихо и безлюдно.

Теперь Калис был совершенно уверен, что поблизости никого нет. Он подобрался к самому подножию стены, присел на корточки и, спружинив мускулистыми ногами, подбросил свое тело вверх. Ему не составило труда вознестись на высоту пятнадцати футов от земли и ухватиться ладонями за верхний выступ стены. Еще мгновение, и он, подтянувшись на руках, перепрыгнул через парапет и оказался у одной из бойниц. Стена и в самом деле никем не охранялась. Калис крадучись приблизился к одному из высоких зубцов, составлявших внутреннее ограждение вершины стены, и из-за него заглянул вниз.

Теперь ему стало ясно, почему Дагакон не озаботился выставить стражу вдоль внешней стены своих владений: поместье было огромным и простиралось вперед и в стороны, насколько хватало глаз, а дворец, видневшийся в глубине цветущего сада, позади бесчисленных клумб, беседок и хозяйственных построек, был, в свою очередь, обнесен еще одной оградой.

Не в характере Калиса было клясть судьбу и сетовать на нерасположение к нему звезд, случая и всемогущих богов. И все же при виде столь обширного пространства с множеством строений у него от досады вытянулось лицо. Чтобы обследовать поместье Дагакона и отыскать пленников, ему пришлось бы провести здесь несколько ночей кряду. Разве что удача ему улыбнется и он набредет на них в первые же часы своего пребывания здесь. Но время бежало быстро, и до возвращения в сожженную ферму оставалось менее часа. Маркус не станет его ждать и уплывет на лодке один. Калис смог бы перебраться через Змеиную реку вплавь с такой же легкостью, с какой он вспрыгнул на высокую стену, и перспектива выкупаться в прохладной воде не слишком его беспокоила. Но он тревожился за Маркуса. Сумеет ли тот в случае чего в одиночку добраться до трактира? Калис имел все основания в этом сомневаться. Он был очень привязан к Маркусу, своему единственному другу. По эльфийским меркам, они были ровесниками, хотя Калис родился лет на двенадцать прежде сына герцога Мартина. Подобно своему отцу, Маркус всегда относился к полуэльфу с самым искренним дружелюбием, не задаваясь вопросом о том, кем следует его считать - эльфом или человеком, уважая его право быть самим собой и признавая - почти всегда - его над собой превосходство. Те же из эльфов, с кем Калис был, казалось, накоротке, все же держались с ним несколько сухо и отчужденно, невольно давая ему понять, что никогда не признают его до конца своим. Калис никогда не испытывал по этому поводу горечи или обиды. Он хорошо знал, что скрытность, сдержанность и замкнутость свойственны эльфийской природе. Однако он ведь был наполовину человеком, и человеческая сторона его натуры порой проявляла себя тоской по более теплым, искренним и задушевным отношениям, чем те, что связывали его со сверстниками эльфами. Маркус оказался единственным, с кем подобные отношения были для Калиса возможными, он очень ими дорожил, что лишь укрепляло их взаимную привязанность. Калис давно смирился с мыслью, что рано или поздно ему придется покинуть Эльвандар. По мере того как он взрослел, отчуждение между ним и большинством эльфов становилось все заметнее. Именно это наряду с желанием помочь другу в трудную минуту побудило его принять участие в погоне за похитителями крайдийцев, и он ни разу еще не раскаялся в своем решении.

Калис легко соскочил со стены и двинулся вдоль одной из тропинок, пересекавших сад. Он решил ограничиться осмотром лишь нескольких ближайших к стене зданий, чтобы вовремя вернуться в сожженную ферму к Маркусу. Времени оставалось в обрез. Еще раз удостоверившись, что поблизости никого нет, эльф перешел на легкий бег и вскоре очутился возле одноэтажного строения без окон, с выбеленными известкой стенами и стал обходить его кругом в поисках двери.

Проснувшись, Маргарет со стоном села на постели. У нее нестерпимо болела и кружилась голова, во рту пересохло. Она испытала нечто подобное лишь однажды, когда ей впервые было позволено выпить вина за отцовским столом. Но минувшим вечером вина им с Эбигейл не подавали, и принцесса не могла понять причины своего внезапного недомогания. Это ее встревожило, и она решила во что бы то ни стало противостоять слабости и дурноте.

Комнату заливал тусклый, призрачный свет. Час был ранний, и солнце еще не взошло. Маргарет сделала глубокий вздох и внезапно почувствовала, что в воздухе разлит какой-то странный, терпкий и пряный, дурманящий аромат. Не из-за него ли она нынче так скверно себя чувствует?

Она бросила взгляд на подругу. Эбигейл спала на спине, и сон ее был беспокойным. Прекрасное лицо девушки исказила судорога страха. Она глухо, едва слышно застонала, слабо шевельнула рукой и провела языком по пересохшим губам.

Только теперь Маргарет вспомнила, что ей нынче тоже привиделся кошмар. Оттого-то она и пробудилась в такую рань. Ей снилось, что она плывет до сине-зеленым волнам океана прочь, прочь отсюда, а за ней гонятся какие-то морские чудовища. Она оглянулась и, стоило ей увидеть их оскаленные пасти, их страшные, налитые кровью глаза, как она тотчас же проснулась.

Маргарет тряхнула головой, отгоняя наваждение, но тут внимание ее привлекли их с Эбигейл "компаньонки". Обе полуящерицы сидели в дальнем углу комнаты, притулившись у самой стены. Головы их были тесно сдвинуты, и издали казалось, будто они о чем-то тихонько шепчутся. Одна из удивительных тварей провела ладонью по голове так, словно приглаживала волосы.

Маргарет встала с постели. Слабые, подкашивавшиеся ноги едва ей повиновались. Она с огромным трудом принудила себя сделать несколько шагов по направлению к полуящерицам и склонилась над ними. Обе они задрали головы и уставились на нее пустыми, ничего не выражавшими глазами. Да, глаза загадочных существ остались прежними, в этом у принцессы не было ни малейших сомнений, но в остальном обе они сильно переменились. Кожа их посветлела и стала значительно более гладкой и тонкой, а на головах отросли волосы. Маргарет отступила на шаг назад и прижала ладонь ко рту. Она едва верила своим глазам. В свете занимавшегося дня она ясно различила, что у одной из ящериц волосы в точности того же золотисто-льняного цвета, что и у Эбигейл, а у другой - такие же темные, как у нее самой.

Маркус почти не сомневался, что к ферме приближается не кто иной, как Калис. Все же он натянул тетиву лука, который давно уже держал наготове, и осторожно выглянул из оконного проема. Кроме него, из всех людей, что обитали на Мидкемии, расслышать легкую поступь эльфа смогли бы разве что его отец да наталезские следопыты.

- Опусти лук, это я, - прошептал Калис.

Маркус тотчас же проскользнул сквозь дверной проем и присоединился к другу. Путь к тому месту, где была спрятана лодка, они проделали в молчании. Оба думали об одном: удастся ли им и на сей раз незамеченными переплыть реку. Когда они направлялись к этому берегу, их союзницей была ночная тьма, а кроме того, позаимствованная ими у какого-то рыбака жалкая лодчонка, едва они отчалили от пристани, затерялась среди ей подобных, сновавших взад и вперед вдоль реки. Теперь же завеса мрака над водой мало-помалу сменялась сероватой предрассветной мглой, и появление двух гребцов в такой близости от владений главного советника первоправителя кому угодно показалось бы подозрительным. Оставалось уповать лишь на то, что никто, кроме них, не станет в столь ранний час здесь прогуливаться, и что стражники у моста смогут их разглядеть, лишь когда они уже будут на середине реки.

Маркус сел на весла и, когда они удалились на значительное расстояние от берега, облегченно вздохнул и спросил Калиса:

- Что-нибудь разузнал?

- Боюсь, ничего интересного. Одно мне показалось странным: там, во всем огромном имении, похоже, почти нет стражников. Слуг и тех очень мало.

- В это трудно поверить, - нахмурился Маркус.

- Мне не так уж часто доводилось бывать в таких владениях, - пожал плечами Калис и с принужденной улыбкой прибавил: - Боюсь, нынче я впервые в жизни посетил одно из них. Так что, ты уж прости, мне просто не с чем сравнивать.

- Глядя на эти стены, - задумчиво проговорил Маркус, - всякий решит, что за ними скрывается не иначе как население целого города.

- Ничего похожего. Говорю же тебе, там почти безлюдно. Деревья, клумбы, фонтаны, кое-какие служебные строения и большой дворец, обнесенный стеной. И странные следы.

- Следы?!

- Отпечатки ног, каких мне прежде не случалось видеть: ступни гораздо меньше человеческих, а спереди - отметины от когтей.

Маркус сразу догадался, кто мог оставить подобные следы:

- Люди-змеи.

Калис пожал плечами.

- Я не могу этого утверждать, пока не увижу хоть одну из этих тварей собственными глазами.

- Так ты что же, никак снова туда собираешься?

- Обязательно. Я ведь почти ничего еще там не видел. Мне нужно обойти все имение, заглянуть во все здания, иначе как же мы найдем пленников? - Он ободряюще улыбнулся другу. - А напоследок я проникну и во дворец. Уверен, там есть на что поглядеть.

Маркус ничего ему на это не возразил. Он понимал, что друг был прав: лишь осмотрев все имение, можно было рассчитывать обнаружить пленников.

- Сколько же тебе на это потребуется?

- Три-четыре ночи, не больше. А быть может, я и быстрее управлюсь. Если их содержат не во дворце, а снаружи.

Маркус вздохнул и налег на весла. Остаток пути до причала у доков они проделали в молчании.

Глава 7 ПОИСКИ

Близился закат. Васлав Накойен, как и обещал, прислал в трактир одного из своих людей. Тот должен был проводить "капитана Николаса" к дому предводителя Львиного клана. Николас назначил себе в сопровождающие Амоса и Гуду. Бриза с Гарри еще утром отправились в город, чтобы попытаться добыть хоть какие-нибудь сведения о судьбе пленников. Рассказ Калиса о запустении, царившем в поместье Дагакона, не на шутку встревожил Николаса. Почти полное отсутствие стражников и часовых близ дворца главного, советника первоправителя казалось принцу еще одной мрачной загадкой во всем том чудовищном хитросплетении интриг и ужасных злодеяний, в которое он и его люди были вовлечены со дня разбойничьего набега на Крайди. Он со всем нетерпением юности жаждал как можно скорее во всем этом разобраться, освободить невольников, покарать виновных и вернуться домой, но время шло, а настойчивые каждодневные поиски пока не дали никаких результатов. Единственным, что придавало происходившему хоть какой-то смысл, можно было счесть отпечаток ноги пантатианского жреца-змея, обнаруженный Калисом в поместье Дагакона, но след этот служил лишь косвенным подтверждением участия пантатианцев в набеге и похищении крайдийских юношей и девушек. Судьба же всего этого множества пленников, среди которых находились принцесса Маргарет и ее компаньонка Эбигейл, по-прежнему оставалась неясной.

Николас не одобрял намерения Калиса вернуться в поместье для дальнейших поисков. Это было слишком опасно. Но эльф, единственный из всех спутников принца не являвшийся гражданином Королевства, вследствие этого не обязан был подчиняться его приказаниям и имел полное право действовать по своему усмотрению. И принцу пришлось примириться с его твердым решением ночь за ночью обследовать все обширные владения Дагакона.

Энтони, Праджи и Ваджа оставались в трактире. Неразлучные приятели-наемники решили до поры до времени не покидать отряда Николаса, соблазнившись щедрым жалованьем, которое принц им выплачивал, и не задавая лишних вопросов о целях его пребывания в городе. Незадолго до ухода Николаса и его спутников Праджи предупредил принца, что в трактире собралось нынче немало соглядатаев из различных кланов и воинских отрядов, в число которых затесались также и двое агентов из Черной Розы. Принц подозвал к себе Энтони и велел ему чутко прислушиваться к разговорам в общем зале и следить, чтобы кто-либо из воинов и матросов, хлебнув лишнего, не сделался слишком разговорчивым.

Отдав своим людям все необходимые распоряжения, принц вышел во двор трактира, где его уже дожидались присланный Накойеном солдат, Гуда и Амос. Чтобы добраться пешком до жилища Васлава, им понадобился почти целый час, и Николасу, который мало бывал в городе, предоставился удобный случай ознакомиться с царившими здесь нравами и порядками.

На всей обширной территории базара, а также в прилегающих к нему кварталах, где селились по преимуществу торговцы, и в районе доков горожане всех сословий, всех кланов и званий разгуливали свободно, никого и ничего не опасаясь. Здесь Николасу и его спутникам то и дело встречались патрули из числа гвардейцев первоправителя. Они-то, как догадался принц, и поддерживали мир и порядок в этой самой оживленной части города.

Но стоило провожатому вывести их из коммерческого центра и свернуть в одну из ближайших к нему улиц, как они тотчас же очутились в обстановке непрекращающихся усобиц, весьма походившей на боевую. Редкие фонари бросали тусклый, призрачный свет на тротуары и мостовые. Прохожие, не отваживаясь, по-видимому, появляться здесь поодиночке, сбивались в группы и небольшие отряды. Женщин почти не было видно, а те немногие, что встретились Никола-су, Гуде и Амосу, шествовали не иначе как в сопровождении вооруженного эскорта. По углам улиц громоздились баррикады из бревен и опрокинутых повозок.

У всех мужчин на груди виднелись серебряные или медные медали с изображениями голов тех или иных животных. То были знаки их принадлежности к различным кланам. Путники шли молча. Здесь, как показалось принцу, вообще не принято было разговаривать на улицах, ведь любое неосторожное слово могло долететь до слуха врага. Тишину, царившую вокруг, нарушали лишь торопливые шаги прохожих, да изредка - негромкое конское ржание.

Все увиденное неприятно удивило Николаса. Он невольно вспомнил слова Гулы о том, что город этот, скорее всего, похож на воинский лагерь. Так оно и оказалось. Но полное представление о том, какую жизнь ведут здесь члены враждующих кланов, принц получил, лишь когда они приблизились к дому Накойена. Часовые Львиного клана попарно несли свою вахту еще за несколько кварталов до жилища предводителя. Провожатый Николаса обменивался с каждым из них коротким кивком и вел гостей дальше. Трехэтажный каменный дом Васлава был обнесен прочной стеной высотой в семь футов, на вершине которой замерли несколько лучников с оружием наготове. Едва путники прошли в ворота, как те были тотчас же закрыты и заперты на засов.

- Да это ж ведь настоящая крепость! - изумился Амос.

Николас молча кивнул и с любопытством оглядел просторный двор, за которым высилась другая стена, футов двенадцати в вышину. Из-за нее виднелась сторожевая башня, увенчивавшая жилище Накойена.

- Двести лет тому назад, - не без гордости поведал им их провожатый, - воины Крысиного клана и их союзники прорвались в дом тогдашнего нашего предводителя. Он победил в том сражении, но несмотря на это был отправлен в позорную ссылку. А тот, кто его сменил на этом посту, велел выстроить внутреннюю стену, чтоб такое никогда больше не повторилось.

Васлав Накойен встретил гостей у входа в дом. За спиной у него выстроились два десятка вооруженных воинов. Николас внимательно их оглядел. У всех были коротко подстриженные бороды и длинные, свисавшие едва не до подбородков усы. В их смуглых скуластых лицах с немного раскосыми глазами угадывалось несомненное сходство с физиономиями спутников гетмана Минолы. Люди эти явно вели свой род от степных кочевников джешанди.

Васлав провел гостей в столовую, просторную длинную комнату со сводчатым потолком, напоминавшую зал для совещаний, коим она, возможно, и являлась. Массивный дубовый стол был застлан белоснежной скатертью с узорчатой вышивкой и накрыт к ужину. Слуги, выстроившись вдоль стены, ждали приказаний хозяина. Старик усадил Николаса и его спутников на почетные места рядом с собой и представил им своего единственного оставшегося в живых сына, худощавого светловолосого юношу по имени Гатонис, и двух дочерей - Ингью, которая, судя по величине ее выступавшего вперед живота, должна была на днях родить, и Таши, бойкую быстроглазую смуглянку лет пятнадцати. Рядом с Ингьей, держа ее за руку, сидел молодой воин в богатой одежде.

- Мой зять Регин, - представил его Васлав.

Слуги проворно уставили стол блюдами со всевозможными закусками и кувшинами с вином и элем. Еда была отменной, разве что слишком уж острой и пряной на вкус Николаса. В преддверии важного разговора у принца совсем было пропал аппетит, но хозяин потчевал его так радушно, что он заставил себя отведать понемногу от каждого блюда и с вежливой улыбкой все их похвалил. Амос и Гуда на отсутствие аппетита не жаловались и за обе щеки уплетали сыры, паштеты, пироги и жаркое.

Николас в волнении ждал, когда же Васлав приступит к беседе, ради которой он их к себе пригласил. Но время шло, одни блюда сменялись другими, а старик все молчал или говорил о пустяках. Николас с тоской поглядывал на вереницу слуг с подносами в руках, которые один за другим чинно проходили в зал, и нетерпеливо ерзал на стуле. Он не мог решиться нарушить приличия и первым заговорить о том, что его занимало.

Однако вопрос, выходивший за пределы легкой застольной болтовни и послуживший сигналом к началу серьезного разговора, против всякого ожидания принца задал не хозяин дома, а его зять. Произошло это после очередной перемены блюд, когда Николас почти уже отчаялся узнать что-либо от Накойена и поведать ему о своих заботах.

Регин перегнулся к нему через стол и приветливо спросил:

- Вы пришли сюда издалека, капитан? Николас с благодарностью ему улыбнулся.

- О да! И судя по всему, мы, я и мои люди, первыми из жителей нашей страны ступили на эту землю.

- Так вы живете на Западе? - робко спросила Ингья.

Континент, на котором волею судеб очутились принц и его спутники, именуемый в Королевстве островов Навиндусом, был условно поделен на три части. Самая из них небольшая, носившая название Восточных земель, включала в себя Знойные земли, иначе - пустыню, ту самую, в которой Николас и его люди чуть было не погибли от голода и жажды, широкие степи, где обитали джешанди, а также Город Змеиной реки и его окрестности. К Восточным примыкали Пойменные земли - средняя и самая густонаселенная часть Навиндуса. Почва здесь была плодороднее, чем в других областях континента, и река Ведра, несшая свои воды на юго-восток через всю равнину от самых гор Соту, щедро ее орошала. Вдоль западного берега этой широкой реки простиралась равнина Джамов, место дикое и небезопасное, населенное номадами, степными кочевниками, воинственными и еще более примитивными, чем даже джешанди. С запада равнину окаймляла гряда высоких, неприступных скал Ратнгари, иначе именуемых Шатер Богов, и тянувшихся до самого Ирабекского леса, к которому с противоположной стороны примыкали горы Соту. Таким образом, Западные земли, границей которых как раз и служили помянутые горы, отделялись от остальных частей континента двумя грядами высоких скал и непроходимой чащей леса. Неудивительно, что жители Восточных и Западных земель почти ничего друг о друге не ведали.

Гуда, чтобы избавить Николаса от необходимости отвечать на этот вопрос, кивком указал на огромный живот Ингьи.

- Скоро тебе родить?

- Да, - зарделась та. - Совсем уже скоро. Не сегодня-завтра.

Слуги тем временем подали сладкое, и Николас наконец решился осторожно перевести разговор на интересовавший его предмет:

- Васлав, ты вчера говорил, что мне надо ознакомиться с вашей историей, чтоб понять происходящее. Может, ты теперь расскажешь обо всем, что мне, по-твоему, надлежит знать?

Старик, казалось, только того и ждал. Он отправил в рот последний кусок сладкой лепешки со своей тарелки, вытер пальцы льняной салфеткой и сделал знак слуге, чтобы тот убрал со стола посуду.

- Да, - задумчиво проговорил он. - Тебе о многом следует узнать. Слыхал ли ты, когда и как возник этот город?

Николас вкратце пересказал ему историю Озера королей, которую узнал от Праджи, и Васлав одобрительно кивнул.

- Верно, так все и было. Несколько веков после того, как мы избавились от королей и власть получил совет предводителей кланов, город процветал. В нем воцарились мир и согласие, и многим усобицам удалось положить конец. Члены прежде враждовавших кланов стали родниться меж собой. Время шло, и постепенно мы стали превращаться в единый народ. - Он ненадолго умолк, собираясь с мыслями. - Мы издревле привыкли чтить свои традиции и от них не отступать. Потому мой народ зовет себя пашанди, что означает "правоверные".

- Здорово смахивает на "джешанди", -вставил Амос. - По всему видать, вы с ними в родстве.

- Верно. А их прозвание переводится на местный язык как "свободные", - кивнул Васлав. - Наши древние обычаи и порядки и по сей день не потеряли для пашанди своего значения. И главными доблестями любого мужчины почитаются уменье метко стрелять из лука, владеть мечом и скакать на необъезженных конях. Что до меня, то я за долгие годы торговли сумел нажить изрядное богатство. Мои корабли и барки что ни день приходят в нашу гавань с богатыми товарами и снова уходят к дальним берегам. Моим оборотам позавидовали бы и целые торговые гильдии. В молодости я дважды побывал в Западных землях со своими караванами, я вел дела с купцами всех городов, что стоят на берегах Ведры, но для совета старейшин нашего клана все это не имеет ровно никакого значения. Меня избрали предводителем только потому, что я ловчее других управляюсь с мечом и луком и крепче держусь в седле.

Гатонис с нескрываемой гордостью взглянул на гостей. Обе дочери старика и его зять явно разделяли чувства юноши. Было очевидно, что честь принадлежать к семье предводителя клана они ценили превыше всего на свете.

- Но от всех этих умений не так уж много толку, - со вздохом продолжал Васлав, - ежели тот, кто благодаря им избран предводителем, глуп, спесив и упрям и не видит дальше своего носа. Случалось, что такие правители причиняли немало вреда всем, кто им был подвластен. Городом правил совет, но дела каждого из кланов решал его предводитель. - Он скорбно покачал головой. - И вот, по вине некоторых безумцев из числа предводителей, три десятка лет тому назад нашей спокойной и мирной жизни настал конец.

- Что же случилось? - спросил принц.

- Между кланами снова не стало согласия, - печально ответил Накойен. - Вражда разгорелась с невиданной быстротой, точно пожар в степи. Да будет тебе известно, капитан, что народ пашанди разделен на четырнадцать кланов. И вот, вышло так, что шесть из них: Медведь, Волк, Ворон, Лев, Тигр и Пес объединились против пяти других - Шакала, Коня, Быка, Крысы и Орла. Трое остальных - Лось, Буйвол и Барсук сперва пытались уклониться от этой усобицы, но после их тоже в нее втянули.

В самый разгар этой войны капитан наемников по имени Валгаша со своим отрядом захватил дворец совета. Он обещал защиту и покровительство тем из горожан, что не принадлежали ни к одному из кланов, и его воины стали патрулировать базарную площадь и торговые кварталы вокруг нее. Всякого, кто дерзал ступить на эту территорию с оружием в руках, убивали на месте. Предводители всех кланов уже готовы были забыть прежнюю вражду и объединить свои силы против этого самозванца, но тот вовремя почуял опасность и послал к каждому из нас гонцов с предложением вступить с ним в переговоры. Доводы его были вескими и разумными, и мы на это согласились. Мы явились к нему во дворец совета, и он сумел убедить всех предводителей, и меня в том числе, оставить усобицы хотя бы на время. Тогда же он себе присвоил титул первоправителя с правом надзора за центральной частью города и решения наших внутренних споров. Шли годы, и раздоры между кланами продолжались по-прежнему, то затухая, то вспыхивая вновь. А Валгаша с тех самых пор сделался важной персоной и навек обосновался во дворце.

- А я-то думал, - пожал плечами Николас, - что он - единоличный властитель в вашем городе.

- Так оно и есть. Тогда, тридцать лет тому назад, нам представлялось, что мы ничем не рискуем, передавая ему часть власти, чтоб с его помощью остановить усобицы. Но после дело повернулось по-иному. С прекращением войны между кланами власть Валгаши укрепилась. Он превратил своих наемников в городскую стражу, которая с того времени и по сей день патрулирует базар, и доки, и купеческие кварталы. А после он быстро сколотил целую армию, в которой самые старые, преданные ему и потому доверенные солдаты стали зваться личной гвардией первоправителя. Они денно и нощно охраняют его персону. А тут и Дагакон объявился. - Произнося имя главного советника первоправителя, Васлав брезгливо поморщился. - Этот негодяй, этот черный колдун, быстро добился того, что город стал почти безраздельно подчинен первоправителю. С ним вместе здесь появились и эти проклятые ублюдки - красные палачи, которых, будь на то моя воля, я изрубил бы в куски! Ведь убийство - это их ремесло, и они не знают в нем ни устали, ни пощады.

- И когда же все это случилось? - полюбопытствовал Амос.

- Усобицы возобновились двадцать семь лет назад, - с усталым вздохом отвечал Накойен, - а еще через три года Валгаша захватил всю полноту власти в городе.

Николас, обменявшись взглядом с Траском и слегка ему кивнув, перевел разговор на предмет, который интересовал его и Гуду с Амосом горазда живее, чем история воцарения в городе первоправителя:

- Скажи, любезный хозяин, удалось ли тебе узнать, кто организовал нападение на отряд наемников в "Пристани Шингази"?

Накойен дал знак своему зятю, чтобы тот ответил гостям.

- Несколько десятков молодых воинов, - сказал Регин, - решили устроить эту вылазку из ненависти к первоправителю. Они надеялись восстановить против него весь северный торговый консорциум и тем хоть немного ослабить его позиции в городе и во всех Восточных землях. Они действовали на свой страх и риск, не заручившись согласием предводителей своих кланов.

Васлав удрученно покачал седой головой:

- Глупая мальчишеская выходка! Юноши, которые обещали со временем превратиться в умелых и неустрашимых воинов, сложили свои головы ни за что! Ведь даже и удайся им эта затея, первоправитель без труда смог бы убедить членов консорциума, что он непричастен к убийствам. Он ведь хитер, как лиса, и столь же коварен. Где уж этим молокососам с ним тягаться! Эх, бедные мои сыны! - По его морщинистой щеке скатилась слеза. Таши быстро подбежала к отцу и обняла его за шею. Старик с нежной и грустной улыбкой взглянул на младшую дочь и прерывисто вздохнул.

- Похоже, у нас с вами общий враг и общие цели, - задумчиво проговорил Николас. - Он снова рассказал обо всем, что ему и его людям довелось увидеть и пережить в степи - о нападении на караван Русолави, о битве с теми, кто остался охранять уцелевшие фургоны, имущество купца и пятерых пленниц, о пожаре в "Пристани Шингази" и о сражении его отряда с гвардейцами первоправителя.

Старик и остальные слушали его, не перебивая. Когда принц умолк, Гатонис, переглянувшись с отцом, спросил его с самым невинным и простодушным видом:

- Скажи, капитан, а что же привело тебя и твоих людей в эти края? Ведь ты сам сказал, что пришел сюда издалека. А для такого долгого и опасного путешествия и причины должны быть серьезными. Разве не так?

Николас вопросительно взглянул сперва на Гуду, затем на Амоса. Старый воин пожал плечами, Траск убежденно кивнул. Немного поколебавшись, Николас произнес:

- Поклянитесь, что все, о чем я вам поведаю, останется между нами. Для меня и моих людей это очень важно.

Васлав и его домочадцы с готовностью пообещали молчать обо всем, что от него узнают. Набрав в грудь воздуха, Николас с легким поклоном представился:

- Я - сын принца Крондорского.

Однако слова эти, против всякого его ожидания, не произвели на предводителя Львиного клана и его семейство ровно никакого впечатления.

- Мы польщены знакомством с тобой, - отдавая дань вежливости, улыбнулся Гатонис. - Отец уже мне говорил, что ты - сын правителя какого-то дальнего города. А что, этот Крондор и в самом деле далеко отсюда? Он в Западных землях? Небось, у самого побережья, где никто из нас никогда не бывал?

- Гораздо дальше, - с принужденной улыбкой ответил Николас.

В течение следующего часа он подробно поведал Ваславу и его семейству о Королевстве Островов и Империи Великого Кеша, о своем путешествии из Крондора в Крайди, о набеге и захвате пленных и о плавании через океан.

Когда он умолк, Накойен рассеянно помешал ложечкой в чашке с остывшим кофе и покачал головой.

- Я никогда бы не посмел, - проговорил он, с укоризной взглянув на Николаса, - назвать моего гостя, а уж тем более особу твоего ранга, принц Николас, лжецом и обманщиком, но слова твои... они... - старик замялся и быстро взглянул на сына и зятя. Те дружно ему кивнули, и он окрепшим голосом заключил: - ...не вызывают у нас доверия. Я очень хорошо могу себе представить те земли, о которых ты нам говорил. Но принять твои слова на веру - это уж ни в коем случае! Не обессудь, но в наших сказаниях и древних легендах еще и не о таком говорится! В них есть и государства величиной с наш океан, и армии в десятки тысяч копий. Но чтоб такое взаправду существовало в нашем мире?! Признайся, принц, все это тебе пригрезилось! И потом, как же можно поверить хотя бы даже этим твоим рассказам про завоевательные войны? У нас тоже прежде бывало нечто подобное. Король Ланады тщился покорить себе все земли вдоль нашей реки, но первоправитель объединился против него с Раджем Махартским, и королю пришлось угомониться. Потому что таких, как он, всегда есть кому остановить.

- Нет, не всегда, - возразил Николас. - Мои предки были как раз такими вот завоевателями, а теперь, по прошествии веков, их чтят как героев. - Покосившись на Амоса, он вполголоса прибавил: - Тем более, что историю их подвигов пишем мы, их потомки.

Николаса не на шутку задело недоверие Васлава к его словам, Траск же отнесся к этому куда более благодушно. Усмехнувшись в бороду, он пробасил:

- Николас не солгал, почтенный Накойен, клянусь тебе в этом своей головой. А то лучше бы ты взял да и проверил его слова. Садись-ка на корабль и приезжай к нам в гости. Милости просим также и вас, молодежь. Мы с лихвой отплатим вам за гостеприимство, в этом можете не сомневаться, и покажем вам наш Крондор. Вот уж город так город!

Это радушное приглашение, сделанное без всякого расчета, немного поколебало недоверие хозяина и его домочадцев. Но они все еще не считали возможным безоговорочно признать рассказ Николаса правдой.

- Скажи, принц, - осторожно спросил Регин, - неужто ты сам веришь, что какие-то ваши неведомые враги ради захвата двух сотен пленных собрали разбойников и пиратов со всего света и даже из другого мира и разграбили целый город? Ты ведь хорошо себе представляешь, какие издержки они на этом понесли! Уж не умалишенные ли они по-твоему? Ведь им было бы куда проще и дешевле купить хоть тысячу невольников здесь, в городе, и в окрестных землях.

Не ответив молодому воину, Николас повернулся к Ваславу:

- Скажи, почтенный Накойен, все ли кланы ты мне поименовал, когда рассказывал о ваших внутренних раздорах? Ведь вначале их было пятнадцать, а не четырнадцать, не так ли?

Васлав взглянул на своего молодого гостя со смесью тревоги и недоумения. Черты его сурового лица внезапно заострились и словно застыли.

- Ступайте прочь! - велел он слугам, ожидавшим его распоряжений у дальней стены зала. - И вы, Ингья и Таши, воротитесь на свою половину. - Слуги немедленно подчинились приказу господина и поспешно покинули столовую. Следом за ними ушла и старшая дочь старика. Таши, любопытство которой было раззадорено рассказами гостей, очень желала остаться и попыталась было возразить отцу, но Васлав сердито на нее прикрикнул и даже хлопнул ладонью по столу, так что девушке не осталось ничего другого, кроме как поспешить за старшей сестрой. В дверях она на мгновение замешкалась, оглянулась и одарила Николаса робкой, нежно-лукавой прощальной улыбкой.

В огромном, скупо освещенном зале остались теперь только Николас со своими двумя спутниками и Васлав Накойен с сыном и зятем.

- Гатониса мне рано или поздно пришлось бы посвятить в эту тайну, - удрученно проговорил старик, - потому что он - единственный из моих сыновей, кто остался в живых. А Регин без сомненья будет избран предводителем нашего клана, когда меня не станет, и потому ему также следует об этом узнать. Говори же, принц Николас, что тебе известно об этих проклятых выродках?

Николас молча достал из поясного кармана медаль с изображением двух переплетенных змей и протянул ее Ваславу.

Тот, скользнув взглядом по талисману, с гневом и скорбью выдохнул:

- Значит, Змеи и в самом деле вернулись!

- Змеи? - удивился Гатонис. - Кто это такие, отец? Я о них никогда не слыхал. - Регин разглядывал медаль с безмолвным недоумением. Он, так же как и Гатонис, выглядел совершенно сбитым с толку.

Васлав вернул медаль Николасу и, помолчав, глухо проговорил:

- Много лет тому назад, когда я был еще мальчишкой, мой отец, тогдашний наш предводитель, рассказал мне о Змеях. Теперь настал мой черед поведать о них вам, дети. Так вот, в давние времена кланов было гораздо больше, чем нынче. Три из них, самые слабые и дурно управляемые. Росомаха, Дракон и Выдра, мало-помалу рассеялись среди остальных, не оставив по себе памяти. Еще два, Ястреб и Вепрь, не смогли оправиться и восстановить себя после тяжелых потерь, которые понесли в межклановых войнах. Змеи, как и все остальные, жили здесь, в городе. Во времена моего прапрадеда они запятнали себя злодеяниями столь чудовищными, что всем, кто чтит законы и порядки пашанди, строжайше воспрещено было не то что упоминать, но даже помышлять о них. За эти согрешительные действия совет приговорил весь Змеиный клан к поголовному истреблению. - Старик сурово покосился на принца: - Ведомо ли тебе, чужеземец, что означают для нас эти слова? - Принц молчал, и Васлав веско продолжил: - Смерти должно было предать каждого, кто имел хоть какое-то отношение к Змеям. Старики и малые детишки, отроки, девицы и жены разделили участь Змеиных воинов. Братья не дрогнувшей рукой убивали своих сестер, имевших несчастие выйти замуж за Змей. - Старик снова умолк, собираясь с мыслями. Остальные слушали его рассказ с напряженным вниманием, ловя каждое слово, слетавшее с его уст. Он вновь обратился к Николасу и его спутникам: - Вам, чужестранцам, надобно понять главное: все члены кланов считают себя сродни своим тотемам. Те из нас, кто не чужд магии, умеют принимать даже внешний облик наших покровителей-животных и путем таких превращений постигают их мудрость. Вот они-то, наши маги, в те давние времена, когда колдовство в этих землях еще не было под запретом, и сумели прознать о черных замыслах Змей, о злых и враждебных всему живому силах, во власть которых они себя предали. Члены же совета ни тогда, ни после так и не смогли до конца понять, как могло случиться, что один из самых многочисленных, могущественных и уважаемых кланов позволил увлечь себя на столь гибельный путь. - Васлав протяжно вздохнул и скорбно покачал седой головой.

Николас, когда он умолк, достал из пояса змеиное кольцо.

- Взгляни-ка, почтенный Накойен. Оно было снято с пальца убитого моррела. Так мы называем коварных и злобных темных эльфов. Они состоят в дальнем родстве с вашими долгожителями. А убили эту тварь неподалеку от владений моего дяди. Что ты на это скажешь?

Васлав пристально, в упор на него взглянул и твердо ответил:

- Ты о чем-то умалчиваешь, принц Николас. А ведь мы, я и мои сын и зять, вовсе не из болтливых. Львы гордятся тем, что умеют хранить не только свои, но и чужие тайны.

- У меня и в мыслях не было вам не доверять, - вспыхнул принц. - Но я поклялся не разглашать тайны, которая известна только членам нашей семьи, даже под угрозой пыток и смерти. Так что не обессудь, Васлав, и вы, Регин и Гатонис. Я не вправе ее вам открыть. Но вот о чем я вас прошу: согласитесь, что у нас с вами общие враги и общие цели.

- И кто же эти враги? - спросил Гатонис. - Первоправитель и Дагакон?

- Они тоже, - кивнул Николас. - Но замысел всех этих чудовищных злодеяний наверняка принадлежит не им. Слыхали ли вы когда-нибудь о пантатианских змеиных жрецах?

Васлав замахал на него рукой:

- О чем ты, принц? Опомнись! Снова ты нас потчуешь сказками! Пантатианцев выдумали те презренные бездельники, что развлекаются сочинением всяких легенд и саг, которыми бродячие певцы тешат праздный люд. И если верить этим выдумкам, то змеиные жрецы живут в сказочной Пантатии, стране, что лежит на дальнем Западе. По виду они мало чем отличаются от змей, зато ходят и говорят совсем как люди. - Старик рассмеялся. - В детстве я был непоседой и неслухом, каких поискать, и нянька часто меня ими стращала, когда я капризничал.

В разговор неожиданно вмешался Амос.

- Пантатианцы - вовсе не плод досужих вымыслов, - так веско и с такой убежденностью проговорил он, что брови Васлава взметнулись вверх, а морщинистое лицо вытянулось от удивления. - Да-да! - кивнул Траск. - Я видал одного из них собственными глазами. - Он вкратце поведал Накойену, его сыну и зятю об осаде Арменгара, о Мурмандрамасе и вторжении в земли Королевства темных эльфов и гоблинов.

- Боги свидетели, - с кислой улыбкой промолвил Накойен, - что у меня язык не повернулся назвать моих гостей лжецами, хотя...

- Вот и хорошо, что он у тебя не повернулся! - сердито прервал его Амос. - Потому как я, хотя и люблю кой-когда приврать, что уж греха-то таить, но на сей раз говорю тебе чистую правду. Готов поклясться в этом собственной моей головой! А уж клятвопреступником меня еще никто не называл! - И он воинственно засопел, выпятив вперед свою бочкообразную грудь.

Николас, пряча улыбку, одобрительно кивнул капитану и вновь обратился к старику Накойену:

- Скажи, а не могло случиться так, что члены Змеиного клана, отождествив себя со своим тотемом, как это у вас принято, сделались слишком уязвимыми для чар пантатианцев, которые не упустили случая этим воспользоваться? Может быть, это и толкнуло Змей на путь зла?

Васлав помотал головой:

- Этого никто из ныне живущих в точности не знает, Николас. Мрачная тайна Змеиного клана погребена в веках вместе с теми, кто приказал истребить этих нечестивцев.

- Но все же, - не сдавался Николас, - я почти уверен, что в преступлениях, которые совершили члены Змеиного клана, так или иначе были замешаны пантатианцы. И выходит, что они-то и есть главные наши враги.

Старик даже не пытался скрыть, что это утверждение его совершенно обескуражило.

- Как же ты думаешь с ними бороться? - спросил он дрогнувшим голосом. - Ведь они - призраки, тени, а не живые существа. И где нам их искать?

- Не горюй, почтенный Васлав! - пробасил Траск. - Все обстоит не так уж скверно, как ты себе вообразил.

- Что ты имеешь в виду, капитан? - спросил Регин.

- А то, что эти проклятые ублюдки пантатианцы так же смертны, как и мы с вами. Я своими глазами видал, как один из них испустил дух.

- Амос прав, - кивнул Николас. - Пантатианцы смертны, а значит, одолеть их нам вполне по силам. Я так же, как и ты, Накойен, не знаю пока, где нам их искать. Но уверен, что стоит мне осуществить то, ради чего мы с моими людьми сюда прибыли, а именно освободить принцессу и остальных пленников, как пантатианцы и Змеи тотчас же себя обнаружат. Они же ведь захотят во что бы то ни стало со мной разделаться. И тогда нам с тобой надо будет объединиться против них.

- Быть может, мы и прежде этого можем быть тебе чем-нибудь полезны, принц? - спросил Васлав.

- Пока что с нас будет и того, что Львы больше не ищут нашей погибели, - улыбнулся Николас. - А дальше время покажет. Я буду рад, если вы сможете отомстить тем, кто повинен в смерти ваших юношей. Ведь это и мои враги.

- Мы, Львы, охотно тебе во всем поможем, - пообещал Накойен. - Ведь члены всех до единого кланов почитают своим долгом не щадя сил бороться со Змеями и никого из них не оставлять в живых. Каждый из предводителей при вступлении своем в эту должность дает несколько торжественных клятв, первейшая из которых - защищать интересы своего клана, а следующая после нее по значению - преследовать и без пощады истреблять любого из Змей. Я и сам когда-то в этом клялся, однако, подобно прочим, относился к словам обещания без должной серьезности, ведь вот уже несколько поколений моих предков и слыхом не слыхивали о Змеином клане. Мы были убеждены, что с ними покончено раз и навсегда. - Он осторожно прикоснулся кончиками пальцев к змеиному кольцу и тотчас же отдернул руку. - Но выходит, мы все жестоко ошибались!

Пригнувшись к самой земле, Калис схоронился за высокой цветочной клумбой, которая была разбита неподалеку От одноэтажного строения без око", одного из немногих, где он еще не побывал. Он находился в поместье Дагакона уже больше двух часов и за это время успел осмотреть оружейную, несколько кладовых, поварню и комнаты слуг. Все эти многочисленные помещения оказались пусты, хотя повсюду ему то и дело встречались следы недавнего пребывания здесь множества людей. Необитаемым выглядел и огромный дворец первого советника. Лишь в двух окнах нижнего этажа тускло мерцал едва различимый свет, и от этого остальная громада дворца казалась еще более темной, зловещей и мрачной. В другой поварне, находившейся поблизости от здания, куда он еще только собирался наведаться, готовилось, судя по доносившимся из приоткрытой двери запахам и по дыму, стлавшемуся над трубой, великое множество снеди. Это озадачило эльфа, и он подкрался почти вплотную к выбеленной известкой стене и остановился в шаге от прямоугольника света, который падал на траву из окошка поварни. Ждать ему пришлось недолго. Дверь отворилась, и на лужайку вышли двое плечистых стражников. Каждый тащил по два ведра с дымившимся рагу. Тяжело ступая по песчаной тропинке, они направились к строению, где эльф еще не успел побывать. Он бесшумной тенью скользнул туда вслед за ними и затаился у клумбы. Из своего укрытия Калис видел, как вооруженные до зубов часовые отворили стражникам двери и пропустили их внутрь.

Здание, куда вошли стражники с четырьмя вместительными ведрами еды, не только издали, но и вблизи Казалось необитаемым. Приземистое и широкое, не имевшее ни единого окна, оно походило на невероятных размеров амбар или на дровяной сарай. Калис оглянулся по сторонам и, убедившись, что поблизости нет ни души, со всех ног помчался к невысокой стене и с разбега на нее вспрыгнул.

И едва не свалился вниз, потому что, как оказалось, странное сооружение без окон представляло собой крытую черепицей узкую галерею, со всех сторон окаймлявшую четырехугольную площадку внутреннего двора. Калис не без труда удержал равновесие на покатой и узкой - шириной не более пятнадцати футов - крыше.

Со двора доносился приглушенный шум, и Калис, будучи уверен, что ничьи глаза, кроме эльфийских, не сумеют разглядеть его в окружавшей мгле, свесил голову вниз. Зрелище, которое представилось его взору, оказалось настолько чудовищным, что ему пришлось призвать на помощь всю свою выдержку, чтобы не вскрикнуть от негодования и жалости. Он закусил губу и сжал древко своего лука с такой силой, что костяшки пальцев побелели от напряжения.

Весь просторный двор был заставлен ровными рядами деревянных коек, на которых сидели или лежали крайдийские пленники - исхудавшие, бледные, отчаявшиеся. Их щиколотки охватывали металлические браслеты, которые крепились к железным опорам коек короткими цепями. Стояла поздняя весна, и на смену дневной жаре, как всегда в этих краях, пришла ночная прохлада. У невольников не было ни одеял, ни теплого платья. Калис знал, что сносить зной и холод, пребывая под открытым небом в почти поощри неподвижности, смогли бы только очень выносливые и закаленные человеческие существа. Да и то недолго. И потому его нисколько не удивило, что едва ли не половина всех расставленных во дворе коек была пуста. Напротив, он был несказанно поражен тем, что в иссохших телах более сотни пленников еще теплилась жизнь.

По проходам между лежанками медленно бродили какие-то отвратительные двуногие существа, отдаленно напоминавшие людей, на которых эти создания, как показалось Калису, всеми силами старались походить. Они неуклюже копировали человеческие жесты, походку, движения губ, но руки и ноги плохо им повиновались, а из глоток вместо слов вырывались лишь нечленораздельные звуки. Тем временем стражи проворно погружали в свои ведра металлические черпаки и накладывали жидковатое рагу в миски каждого из невольников.

Калис неслышно переместился в сторону. Он решил тщательно осмотреть весь двор, чтобы потом в точности доложить обстановку Николасу и остальным. И еще ему необходимо было удостовериться, что принцесса и ее компаньонка тоже здесь. Он понимал, как срочно нуждались в помощи все эти несчастные и как нелегко будет подать им эту помощь. Расправа с малочисленной охраной не представит труда, но почти всех пленных придется нести на руках или на носилках к наружной стене поместья, а потом каким-то образом через нее переправлять.

Эльф пристально оглядел весь прямоугольный двор. Принцессы и Эбигейл он так и не обнаружил. Возможно, их содержали в каком-то другом месте, отдельно от остальных. Взор его привлекли два нелепых человекоподобных существа, присевших на корточки у коек двоих невольников. Одно из этих в высшей степени странных созданий протянуло руку и погладило пленника - бледного, худого юношу - по русым волосам. Юноша слабо мотнул головой, и Калис внезапно заметил то, что Прежде отчего-то не бросилось ему в глаза: у двуногой твари были такие же русые волосы и такие же грубоватые, хотя и не лишенные приятности черты лица, как у молодого невольника. И каждое из остальных удивительных существ оказалось почти точным подобием того или иного крайдийца. Калис снова бесшумно обошел вокруг всего двора по черепичной крыше, чтобы еще раз удостовериться, что он не ошибся. Но нет, зрение его не подвело: двор и в самом деле был полон невольников и их двойников, а принцессу Маргарет и ее компаньонку, если только те еще не умерли, похитители содержали в каком-то другом месте.

Калис бесшумно спрыгнул с крыши и осторожной тенью прокрался к наружной стене поместья. Возле нее он ненадолго замешкался, раздумывая, не следовало ли ему повременить с возвращением и теперь же начать разыскивать Маргарет и Эбигейл. Но в конце концов эльфийская натура, чуждая какой-либо торопливости, взяла верх над его желанием покончить с поисками этой же ночью. Час был поздний, да и Маркус, поди, совсем его заждался. Завтра, как только стемнеет, он сюда вернется и непременно отыщет обеих девушек. Эльф перемахнул через стену и направился к роще, которая раскинулась между владениями Дагакона и сожженной фермой.

Накор уже несколько часов кряду разглядывал неподвижную фигуру в массивном кресле. Он склонял свою птичью головку набок, отступал назад, присаживался на корточки, прищелкивал языком и снова подбирался вплотную к столь поразившему его человеку, но тот никак на все это не реагировал. Он ни разу не шевельнулся, не вздохнул и даже не смежил свои тяжелые, припухшие веки.

Выскользнув из зала для торжеств, куда он пробрался вместе с монахами, во внутренние покои дворца, чародей без устали бродил по пустым коридорам и галереям, поднимался и спускался по широким и узким, прямым и веерообразным лестницам, заглядывал в комнаты и альковы. И все это он проделывал совершенно открыто, не таясь и не опасаясь быть пойманным. Солдат и стражников во дворце не было вовсе, если не считать тех немногих, что несли дежурство в зале приемов, а немногочисленные слуги, которые время от времени встречались на его пути, слишком были заняты своими обязанностями, чтобы обращать на него внимание, и он не давал себе труда от них прятаться. В большинстве дворцовых покоев никто не жил. Судя по толстым слоям пыли, лежавших повсюду в этих унылых, мрачных комнатах, их к тому же никогда не убирали. Накору ничего не стоило время от времени пробираться в дворцовую кухню и утаскивать из под самого носа у поваров все, что ему приглянется. А кроме того, к его услугам всегда была огромная груда яблок во фруктовом хранилище в Ашанте, хотя, конечно, гораздо охотнее он полакомился бы апельсинами, к которым успел уже привыкнуть.

Он всласть высыпался на мягких постелях под атласными одеялами, а однажды забрел в роскошное ванное помещение и там с наслаждением вымылся, после чего облачился в новый и чистый балахон цвета лаванды с чудесным широким пурпурным поясом. Любуясь своим отражением в зеркале, он решил было отныне именовать себя Пурпурным Наездником, но после некоторого колебания принужден был отказаться от этой мысли: прозвание это на его вкус звучало слишком уж помпезно. По возвращении в Королевство придется, подумал он со вздохом, снова добыть себе где-нибудь синий балахон и звать себя по-прежнему Синим Наездником.

Однажды ранним утром на глаза ему попалась обольстительная молодая красавица леди Корисса. Она торопливо куда-то шла с сердитым и озабоченным выражением лица. Накор, радостно потирая свои маленькие сморщенные ладошки, припустился за ней следом, держась от нее на некотором расстоянии. Темноволосая прелестница уверенно шагала по лестницам и коридорам, и вскоре она, а с ней и Накор, оказались в подвальном этаже дворца, который находился гораздо ниже уровня земли. Там леди Корисса повстречалась с первоправителем, и они коротко о чем-то переговорили. Из предосторожности Накор остановился так далеко от обоих, что не мог не только расслышать, о чем у них шла речь, но даже прочитать хоть единое слово по движениям губ, несмотря на то, что искусством этим он владел как мало кто из истинно немых. Собеседники вскоре разошлись в разные стороны, и Накор снова устремился вслед за женщиной. Что-то в ней несказанно его волновало. Временами ему даже чудилось, что прежде он уже был с ней знаком.

Корисса вошла в длинный полутемный коридор, и Накору, чтобы не быть замеченным, пришлось выждать, пока она скроется вдали. Только тогда он осторожно прокрался за ней следом. К счастью для него, в коридоре не было никаких боковых ответвлений, куда могла бы скрыться Корисса, пока он мешкал у входа. Однако единственная дверь в самом конце длинного туннеля оказалась запертой. Накору не составило большого труда справиться с замком. Он отворил дверь, после чего тщательно ее за собой запер, и очутился перед каменной лестницей, что вела вниз. Накор уверенно по ней спустился и стал оглядываться по сторонам. Впереди маячил еще один коридор, на сей раз - совершенно темный. Чародей призадумался. Зрение и слух у него были точь-в-точь такими же, как и у большинства обыкновенных людей, и видеть в темноте он не мог. Войти в неосвещенный коридор и по нему двигаться было боязно. Мало ли не что можно там наткнуться? Накор решил было прибегнуть к одному из своих фокусов, чтоб вывести себя из этого затруднения, но вовремя вспомнил о предостережении Праджи. Ведь наемник утверждал, что фокусы, по невежеству людскому именуемые на Навиндусе, как, впрочем, и в других частях света, магией и колдовством, находились во владениях первоправителя под строжайшим запретом. Накору вовсе не улыбалось, нарушив его, быть в наказание съеденным Дагаконом. Если, разумеется, все это не выдумки. Уж больно много напраслины говорилось о дворце, и первоправителе и его воинах, в чем исалани совсем недавно имел случай убедиться. Однако чародей все же решил не рисковать понапрасну и запустил руку в свой заплечный мешок. Там было два небольших отверстия, скрытых потайными швами. Одно вело в хранилище фруктов в городе Ашанте в Кеше, другое смыкалось с прорехой в ткани, из которой состояла вся Вселенная, располагавшейся как раз над плоским камнем в сухой и уютной пещере в горах неподалеку от Звездной пристани, куда Накор, собираясь на поиски Гуды, предусмотрительно снес множество всяких полезных и нужных в путешествии вещей. Он разложил их на камне, напоминавшем огромный стол и находившемся посередине пещеры, а вход в нее забросал булыжниками и землей, чтоб никто из пастухов и вездесущих юнцов из ближайшего городка Ландрета случайно не обнаружил его сокровищ. Перед уходом он проделал над столом упомянутую прореху - такую, чтоб в нее можно было засунуть руку по локоть и втянуть в заплечный мешок любую из необходимых вещей.

Накор нащупал нужный ему предмет и осторожно протащил его сквозь мешок. В руке у него тускло блеснула маленькая медная лампа. Он радостно ухмыльнулся и тут только сообразил, что ведь все, что он сейчас проделал, иначе как фокусом тоже нельзя было назвать. От страха его тощие кривые ножонки мелко задрожали и сами собой подогнулись. Накор опустился на корточки и с ужасом вперил взгляд в темноту. Секунды тянулись одна за другой, складываясь в минуты, однако ожидаемой кары так и не последовало. Кругом по-прежнему царили мрак и безмолвие. Накор отер пот со лба и облегченно вздохнул. Магический аркан, при помощи которого Дагакону удается уловлять чародеев, в нарушение закона прибегающих к фокусам, на поверку оказался чистейшей воды вымыслом, как и многое другое в этом дворце и в этом городе. Сколько же еще обманов суждено ему разоблачить, прежде чем он отсюда выберется? Накор пожал плечами и деловито выудил из поясного кармана кремень и огниво, при помощи которых и зажег свою лампу.

В тяжелом, удушливом воздухе подземелья огонь светильни едва тлел, освещая тусклым, призрачным светом лишь небольшое пространство в несколько шагов. Исалани удалось, однако, заметить, что туннель уходил вниз, еще глубже под землю. Вздохнув, он бодро засеменил вперед. На ходу он прикрывал крошечный огонек лампы ладонью и с любопытством озирался по сторонам. Стены узкого коридора были сплошь покрыты мхом и плесенью, а на земляном полу то и дело встречались небольшие лужицы воды. Прикинув расстояние, которое ему пришлось преодолеть, Накор сообразил, что сейчас он находится не иначе как под речным руслом. Открытие это его чрезвычайно обрадовало. Он теперь почти не сомневался, что знает, куда выведет его этот потайной ход. Накор приободрился и ускорил шаг.

Он неутомимо шагал вперед по туннелю не менее получаса, пока не наткнулся на лестницу, которая состояла из прочных железных скоб, вбитых в земляную стену, и вела вверх. Накор задул лампу и стал неспешно подниматься по ступеням. Кругом было темно, и ему оставалось только гадать, когда же этот вертикальный ход выведет его на поверхность. Внезапно, когда он резко взметнул свое хилое тело вверх, чтобы уцепиться ладонями за очередную скобу, макушка его с такой силой стукнулась обо что-то твердое, что из глаз посыпались искры. От неожиданности он едва не разжал руки и лишь в последний момент перед неизбежным падением со страшной высоты во тьму колодца успел цепко ухватиться за ступеньку. Тихо выругавшись, он потер шишку, которая немедленно вслед за ударом вскочила у него на голове, и стал толкать и ощупывать жесткий деревянный свод туннеля. Вскоре ему удалось нашарить задвижку и ее открыть. Он всей тяжестью надавил на крышку люка, и та приподнялась.

После тьмы, царившей в подземном коридоре, яркий свет утреннего солнца ослепил его. Несколько мгновений он простоял неподвижно, с наслаждением вдыхая свежий воздух, а как только глаза его привыкли к свету, стал озираться кругом. Догадка Накора оказалась верной: он стоял по пояс в крытом колодце, неподалеку от которого виднелись обгоревшие стены чьей-то сожженной фермы. До поместья первого советника было рукой подать. Удовлетворенно кивнув, исалани снова нырнул вниз, во тьму, тщательно водворив крышку на прежнее место. Запирать ее он на всякий случай не стал.

Осторожно спустившись по ступеням в подземный коридор, он зажег свою лампу и снова устремился вперед. Вскоре ему встретилась еще одна лестница. В отличие от первой, эта была не столь крутой и состояла из ступеней, вырубленных в земляной стене. Взбежав по лестнице, Накор очутился перед массивной плотно затворенной и запертой на замок дверью. Он без труда ее открыл и опасливо выглянул в широкий сводчатый коридор. Здесь было светло от множества ярко пылавших факелов, укрепленных в стене под самым потолком. Накор задул свою лампу, аккуратно уложил ее в мешок и выскользнул из двери, которую тщательно закрыл и запер. Он теперь находился - в этом не было ни малейших сомнений - в подвале дворца Дагакона. Исалани был чрезвычайно собой доволен. Такие хитроумные устройства, как потайные ходы, ему очень нравились. Он всегда любил их находить и выяснять, куда они ведут. А кроме того, вид очаровательной брюнетки, подруги первого советника, сильно воздействовал на его воображение. Ведь она была вовсе не той, за кого себя выдавала, и некогда Накор очень даже хорошо ее знал. Теперь, как следует обо всем поразмыслив и кое-что вспомнив, он окончательно в этом уверился.

Весь остаток дня он слонялся по дворцу в тщетной надежде снова ее увидать, но навстречу ему попадались только слуги, облаченные в черные рейтузы и туники и с красными повязками на головах. Проголодавшись, он отправился на поиски поварни и вскоре отыскал ее неподалеку от бокового выхода из дворца. Стащить каравай хлеба из-под самого носа у поваров было для него делом одной минуты, зато когда он крался назад со своей добычей, то едва не натолкнулся на двоих плечистых стражей. Возблагодарив богов за то, что они стояли к нему спиной, Накор пригнулся и ящерицей скользнул в сторону, за высокую клумбу, где и укрылся, чтобы перевести дух. Он видел, как двое стражников в черном чинно прошествовали в кухню и вскоре вышли оттуда, неся по два ведра какого-то ароматного варева. Накор сглотнул слюну и проводил их жадным взглядом, пока они не скрылись за углом какого-то просторного строения. Исалани печально вздохнул, еще раз втянул носом дразнящий запах мясного рагу и впился зубами в украденный каравай. Он был так голоден, что в несколько минут разделался со свежевыпеченным хлебом, после чего стал подниматься на ноги, чтобы воротиться во дворец и все там как следует разглядеть. Но внезапно совсем рядом с тем местом, где он стоял, на глаза ему попались несколько примятых травинок. Накор тотчас же склонился к самой земле и принялся разглядывать неясный отпечаток чьей-то ноги. Не окажись он так близко от этого следа, ему бы нипочем было его не заметить. Узкое личико исалани расплылось в довольной улыбке. Никто из человеческих существ не смог бы ступить на землю с такой легкостью и оставить на ней такой неотчетливый, едва различимый след. А это означало, что совсем недавно, возможно, минувшим вечером, здесь побывал не кто иной, как Калис. У Накора словно гора с плеч свалилась. Получалось, что ему самому вовсе незачем было торопиться в трактир, чтобы отчитаться об увиденном перед Николасом. Тем более, он ни в чем из происходившего здесь еще не успел толком разобраться. Удовлетворенно хмыкнув, он огляделся по сторонам. Никого из охранников поблизости не было, и путь во дворец оказался свободен. Накор был уверен, что за мрачными стенами обиталища Дагакона его ждало множество интереснейших открытий.

Осмотр дворца он начал с целой анфилады комнат в центре огромного строения. И тотчас же наткнулся на неоспоримое свидетельство того, что Дагакон и вправду, как о том твердила молва, усердно практиковался в омерзительнейшем из магических искусств - некромантии. В нескольких просторных комнатах исалани обнаружил множество человеческих тел - обезглавленных, с содранной кожей и отсеченными членами. Останки несчастных громоздились у стен и посередине комнат, на столах и на полках, а некоторые из трупов висели на вбитых в стены крючьях. Взор Накора невольно привлекло крепкое, поджарое тело мужчины, начисто лишенное кожного покрова и уложенное на покрытый ржавыми пятнами стол в одной из комнат. Содрогнувшись, исалани попятился и очутился в коридоре. Он скользнул вдоль мраморной стены и с любопытством отворил следующую дверь. Огромная комната, в которую он заглянул, оказалась библиотекой. Накор подбежал к первой из книжных полок и всплеснул руками. Сколько ценнейших, редчайших фолиантов! Сколько заманчивого вида свитков, наверняка таивших в себе бесценные сокровища магических знаний! О некоторых из этих книг он знал лишь понаслышке, другие были ему вовсе неизвестны. Он не владел лишь двумя-тремя из языков, на коих были написаны эти труды, судя по заглавиям на корешках, на остальных же говорил и читал совершенно свободно. Сердце его учащенно билось, на лбу выступила испарина. Облизнув пересохшие губы, он протянул руку к полке, но тотчас же, охваченный внезапной тревогой, ее отдернул. Что-то здесь было не так. Накор сощурил свои и без того узкие глаза, и этот нехитрый трюк к полной его неожиданности сработал! Сквозь полусомкнутые веки он разглядел призрачное молочно-голубое свечение, коим были окутаны все книжные полки, все до единого корешки бесценных книг. Накор разочарованно вздохнул и шмыгнул носом. Какое невезение!

- Понаделал дурацких ловушек, - едва слышно пробормотал чародей, адресуясь к хозяину дворца. - Чтоб тебе неладно было, проклятый трупоед!

Нехотя покинув библиотеку, он пересек коридор и толкнул противоположную дверь. И оцепенел, встретившись взглядом с сутулым, худощавым человеком, который сидел в массивном кресле посередине комнаты. Это был не кто иной, как оказавшийся неожиданно легким на помине Дагакон.

Некромант не шевелился и не подавал никаких признаков жизни. Первоначальный испуг Накора быстро сменился острым любопытством. Он подошел к недвижимой фигуре вплотную и бесстрашно заглянул Дагакону в глаза. В них, безусловно, теплилась жизнь, но взгляд был устремлен в никуда, и сфокусировать его на себе, как и разгадать, почему колдун пребывал в таком странном полулетаргическом оцепенении и чем он был столь сосредоточенно занят, Накору не удалось.

Выпрямившись, он шагнул в сторону, и тотчас же увидел еще одного Дагакона, который стоял в углу комнаты со взглядом совершенно бессмысленным, безжизненным и застывшим. Весело хихикнув, Накор подбежал к этому двойнику первого советника и дотронулся до его руки. Она, как он и предвидел, оказалась холодной, как лед. Стоя рядом с ним, Накор уловил запах тления, который не могли перебить даже густые ароматы благовоний, пропитывавших одежды мертвеца. Ибо это, вне всякого сомнения, был труп. Дагакону с помощью каких-то зловещих фокусов, о которых Накору не хотелось даже и помышлять, удавалось заставить это мертвое тело двигаться, подобно человеку. Его-то руку и пожимала леди Корисса в зале приемов. Накор передернулся от омерзения и сплюнул на пол. Теперь он хорошо знал, куда этот злодей употребил кожу тех несчастных, чьи тела заполняли соседние комнаты.

Позади кресла настоящего Дагакона Накор вдруг увидел невысокий столик, заваленный свитками и всякой волшебной утварью. Позабыв обо всем на свете, он бросился к этим сокровищам и стал их разглядывать.

Миновало несколько часов. Накор успел уже обшарить всю комнату, потрогать каждую вещь, прочитать все свитки. Собираясь уходить, он поднес к глазам хрустальную линзу, которую обнаружил в одном из ящиков стола. И внезапно увидел то, что прежде оставалось скрытым от его взора: надголовой Дагакона, сидевшего в кресле все в той же позе, горел ярко-алый нимб, из полурастворенной двери библиотеки на мраморный пол коридора ложились синие лучи - так ярко сияли корешки заколдованных книг. Накор поднял глаза кверху. Сквозь потолок пробивалась багрово-красная нить пульсирующего света. Изломанная, точно застывшая молния, она концом своим соприкасалась с алым нимбом вокруг головы колдуна.

- Паг?.. - прошептал Накор.

Внезапно все, чему он стал свидетелем, обрело смысл и ясность. Он наконец понял, чем все это время был занят мрачный некромант. Задумчиво кивнув, исалани без тени смущения сунул линзу в свой мешок и заторопился прочь из кабинета Дагакона.

Ему пора было возвращаться в трактир, и он решил, что безопаснее всего будет выйти из подземелья у разоренной фермы и перебраться через реку вплавь. Он вовсе не жаждал вновь очутиться во дворце первоправителя и потратить остаток вечера на поиски выхода оттуда. Ему было бесконечно жаль своего новехонького светло-фиолетового балахона, который, вымокнув в мутной речной воде, никогда уже не будет таким красивым, как нынче, и, бредя по освещенному факелами подвалу дворца первого советника, он тяжело об этом вздыхал и то и дело покачивал лысой головой с венчиком седого пуха на затылке и над ушами.

Маргарет пыталась бежать, но ноги отказывались ей повиноваться. Оглянувшись через плечо, она питалась и не могла разглядеть тех, кто ее преследовал. А впереди ждал отец. Она открыла рот, чтобы позвать его на помощь, но не смогла издать ни звука. Чудища почти уже ее настигли. Она чувствовала затылком их горячее дыхание. Еще немного, и они ее схватят. Набрав полную грудь воздуха, она пронзительно закричала.

И пробудилась от собственного крика. Вспугнутые шумом, их с Эбигейл "компаньонки" бросились в угол комнаты и замерли там, тесно прижавшись друг к Другу. Все тело Маргарет было покрыто липким потом. Она провела ладонью по лбу, откинула простыню, встала с постели и приблизилась к кровати Эбигейл. Ноги и впрямь плохо ей повиновались, но голова впервые за последние дни была совершенно ясной.

Принцесса уселась на край постели и потрясла подругу за плечо.

- Эбби! Проснись!

Эбигейл сонно что-то пробормотала и перевернулась на другой бок.

- Эбби! - Маргарет повысила голос.

Вдруг она почувствовала, что чья-то рука провела по ее волосам. Принцесса резко обернулась, чтобы прогнать гадкую ящерицу прочь, но слова замерли у нее на устах: перед ней стояла вторая Эбигейл. Маргарет поднялась на ноги и стала с все нараставшим страхом вглядываться в обнаженного двойника своей подруги. Вторая Эбби была само совершенство. Маргарет прежде часто мылась вместе с Эбигейл, и теперь она тотчас же признала маленькую родинку на левой груди девушки и шрам на коленке. Эбби рассказывала ей, что он появился, когда она была еще ребенком. Старший брат неосторожно ее толкнул, и она расшиблась об острую зазубрину камня. Только глаза у этой самозванки были совсем не такими, как у настоящей Эбигейл. Уставленные в одну точку поверх головы Маргарет, они казались мертвыми, застывшими, лишенными какого бы то ни было выражения.

Подражая голосу Эбби, ящерица дружелюбно прошептала:

- Видишь, она спит. Не тревожь ее и ложись в постель. Вставать еще не время.

Другая ящерица медленно подбрела к своей товарке. Она оказалась точным подобием самой принцессы. Глаза Маргарет расширились от ужаса, и, прежде чем та успела произнести хоть звук, принцесса свалилась на пол без чувств.

Глава 8 ПЛАНЫ

Стоило Накору переступить порог трактира, как его тотчас же окутало тепло, а в ноздри ударил восхитительный аромат свежеприготовленной острой и пряной снеди. Жмурясь от удовольствия, он протолкался через битком набитый общий зал и плюхнулся на стул подле принца, за столом которого сидели также Амос, Гарри и Энтони. Праджи, Ваджа, Гуда и Бриза занимали соседний стол.

Словно не замечая устремленного на него сердитого взгляда Николаса, исалани ухмыльнулся и вместо приветствия произнес:

- Ух, и проголодался же я!

Николас кивнул Келлеру, и тот отправил на кухню одного из слуг.

- Где же это ты столько времени пропадал? - раздраженно спросил принц, окидывая недовольным взглядом всю щуплую фигурку чародея в насквозь промокшем балахоне.

- О, где я только не побывал! - Накор со своей обычной усмешкой завел глаза кверху. - И чего только я не повидал! После обо всем расскажу. А сперва поем и переоденусь. Здесь, к тому же, вовсе не место для таких разговоров.

Слуга поставил перед ним миску с дымившейся похлебкой, и Накор с жадностью на нее набросился. Он ел, громко чавкая и причмокивая и шумно дуя на ложку. То, с каким напряженным вниманием глядели на него принц и все остальные, нимало его не смущало. Насытившись, он удовлетворенно рыгнул, встал из-за стола и проговорил:

- Николас, пойдем-ка кое о чем потолкуем.

- Амос, ты идешь с нами, - распорядился принц.

Когда все трое очутились в комнате Николаса и дверь за ними закрылась, Накор торжественно произнес:

- Я знаю, где они содержат пленных!

- Калис их уже нашел, - отозвался Николас. Он вкратце повторил ему все, что услыхал от эльфа о поместье Дагакона.

- Но Маргарет и Эбигейл он не видал, - сокрушенно добавил Амос.

Накор осклабился и энергично закивал лысой головой.

- Знаю, знаю, что он там побывал прежде меня. Я видал на траве отпечаток его ноги. Вот ведь молодчина! След почти незаметен, и мне бы ни в жизнь его не разглядеть, не окажись я в каком-нибудь дюйме от него.

- А как тебе удалось туда попасть? - спросил Николас.

- Я отыскал потайной ход, что ведет в именье Дагакона из дворца первоправителя.

Амос и Николас обменялись растерянными взглядами, и Амос спросил:

- А во дворец-то кто ж тебя впустил?

Накор охотно удовлетворил его любопытство и рассказал обо всем, что видел во дворце.

- Этот первоправитель - странный тип, - заключил он. - На уме у него, похоже, только дурацкие церемонии и смазливые девчонки.

- Да, что и говорить, - горячо поддержал его Амос. - Церемонии - штука преглупая.

- Сдается мне, что этот первоправитель - только орудие в чужих руках, - сказал исалани. - Всем заправляют Дагакон и его приятельница леди Корисса. Вот кого нам следует опасаться. Эта особа любого обведет вокруг пальца. Та еще штучка, уж можете мне поверить. Она...

- Довольно о леди Кориссе, - сердито буркнул принц. - Мне нет до нее никакого дела. Главнейшая наша задача - отыскать Маргарет и Эбигейл.

- Так они, скорей всего, во дворце Дагакона, - пожал плечами Накор. - Я еще не весь его осмотрел. Надобно будет вернуться и поискать их там.

- Сперва дождемся возвращения Калиса, - возразил Николас. - Мне вовсе не хочется, чтобы вы с ним там столкнулись.

Накор, хихикнув, помотал головой.

- Этого не опасайся. Да если мы даже и встретимся, никто из нас не станет вопить и приплясывать от радости. Разойдемся каждый по своим делам. Калис умеет делаться незаметным и двигаться без всякого шума, да и я не дурак прятаться.

- Все равно, - не сдавался Николас, - надо сперва его дождаться. Ведь если он отыщет девушек, тебе незачем будет туда возвращаться.

Улыбка сбежала с лица Накора и он помотал головой:

- Нет. Я обязательно еще раз туда пойду.

- Да что ж это тебе так приспичило всякий день совать туда свой нос? Или ты шкурой своей не дорожишь? - с упреком спросил его Амос.

- Мне надо там побывать потому, - терпеливо пояснил Накор, - что я единственный из всех вас могу встретиться и поговорить с подругой Дагакона. И остаться после этого в живых.

- Она что же, ведьма? - полюбопытствовал Николас.

Накор поморщился и махнул рукой:

- Да нет же. Вовсе нет. А кстати, как ты думаешь добираться домой?

- В здешней гавани стоят два корабля, - улыбнулся Николас, - любой из которых сгодится для нашего путешествия. Они - точные копии наших "Орла" и "Чайки".

- Все это очень странно, - вздохнул исалани. - У меня голова кругом идет от всех этих двойников.

- Что ты имеешь в виду? - удивился Николас.

- А то, что Дагакон скопировал себя самого. И этот его двойник присутствовал на церемонии в зале приемов, когда первоправитель объявлял о своей помолвке с Ранджаной. Ну и смердит эта его кукла, я вам доложу! Боюсь, скоро она совсем сгниет, и ему придется делать новую. И говорить не умеет. Вместо нее к монахам и знати обращалась леди Корисса.

- А из чего он ее сделал? - спросил Амос.

Вспомнив о комнатах с расчлененными телами, Накор нахмурился и покачал головой.

- Из трупов. А больше я тебе ничего не скажу, а не то тебя вывернет наизнанку.

- Да мне и так уж не по себе, - признался заметно побледневший Амос.

- Но ведь пленники-то живы, - заметил Николас.

Накор согласно кивнул.

- В том-то вся и штука. Это какой-то совсем другой фокус. Те, кто создал живые копии невольников, преследуют совсем другие цели, чем Дагакон со своей куклой. И им зачем-то надобно, чтоб двойники умели двигаться и говорить совсем как люди.

- Ясно одно... - буркнул Амос.

- Что ж здесь может быть ясного? - с досадой перебил его принц.

- Не перечь старшим, - огрызнулся Амос, и Николас сконфуженно умолк. - Я уверен, что они собираются отправить их назад, в Крайди.

- Пленников? - удивился Николас.

- Нет, - мотнул головой Накор. - Двойников.

- Вот именно, - подтвердил Траск. - Но убейте меня, ежели я понимаю, для чего им это понадобилось.

- Шпионы? - предположил Николас.

- Какое там! - возразил Траск. - Слишком много возни, чтоб заслать в Королевство горстку-другую соглядатаев. Им куда проще было, б отправить в наши города своих людей под видом моряков, бродячих артистов или торговцев. Вроде того купца из Квега, что побывал в крайдийском замке за день перед набегом. Нет, тут что-то другое, Ники.

- Мы это выясним, - ухмыльнулся исалани. - Дайте мне несколько дней...

- Времени у нас не осталось совсем, - устало вздохнул Николас.

- Почему ты так считаешь? - встревожился Траск.

- Предчувствие. А кроме того, Калис говорил, что пленники умирают один за другим. Не знаю, может, в этом повинны их двойники, но так или иначе мы не должны мешкать, если желаем спасти тех, кто пока еще жив.

Амос нахмурился и покачал головой:

- Калис уверен, что немногие из них смогут передвигаться без посторонней помощи. Ты об этом подумал?

Принц кивнул и повернулся к Накору:

- Скажи, далеко ли от того места, где содержат невольников, до входа в туннель? "

- Не очень, - отвечал исалани. - Но попасть туда не так-то просто. Пленникам придется пройти мимо кухни и проникнуть во дворец Дагакона. Вход в подземелье совсем близко от его покоев.

- А ты сосчитал, сколько там слуг и стражников?

- Нет, я их не пересчитывал. Знаю только, что повстречал всего с десяток человек или чуть больше. Но откуда нам знать, может, в дальних комнатах дворца прячется целый отряд?

Николас помотал головой:

- Ничего подобного. Калис говорил, что там повсюду тишина и запустение, и я ему верю. Похоже, первоправитель и Дагакон нагнали на здешних жителей такого страху, что могут теперь обходиться и вовсе без охраны. Они уверены, что их и так никто не потревожит.

- А еще им неохота иметь лишние глаза и уши в своих владениях, - добавил Траск. - И они туда допускают только тех, кому могут довериться со всеми своими темными делами.

Николас согласно кивнул и проговорил, обращаясь к обоим:

- Как только Калис отыщет принцессу и Эбигейл, нам надо убираться отсюда подобру-поздорову. Только бы нам удалось провести крайдийцев через туннель к сожженной ферме! Там мы посадили бы их в лодки и вывезли в залив, к кораблю.

- Который еще надобно украсть! - вставил Траск.

- Надеюсь, ты с этим справишься?

Амос помрачнел:

- Больно уж мало у нас людей. Всего тридцать пять человек... А мне понадобится никак не меньше двух дюжин, да и то если на корабле оставят только ночную вахту, а вся команда будет на берегу. Но окажись там человек двенадцать этих проклятых головорезов, и моим ребятам придется принять настоящий бой. Сумеют ли остальные вывести посудину в открытое море? - Он хмуро покачал головой. - Сомневаюсь!

- Но даже и в этом случае я принужден буду провести больше сотни полумертвых пленников через подземный ход с помощью оставшихся одиннадцати человек! - заметил Николас.

- Так найми еще десятка два-три воинов, - подсказал Накор.

- А может, и Васлав нам подсобит, - предположил принц.

Траск скептически покачал головой:

- Не очень-то на него рассчитывай. Его Львы - лихие вояки и наездники, что и говорить. Но нам-то ведь нужны ловкие и осторожные ребята, которые сумели бы тишком пробраться во дворец Дагакона вместе с невольниками и протащить их по подземному ходу без всякого шума.

- Надо попросить Бризу склонить на нашу сторону местных воришек, - сказал Николас.

Амос озадаченно потер подбородок:

- Ежели судить по ее словам, то на них тоже нельзя полагаться. Больно уж они тут запуганные. Это тебе не наши пересмешники. Накор прав. Лучше уж поручить Праджи и Вадже поднанять еще солдат, сколько смогут. За хорошую плату наемники еще и не на такое пойдут, коли я в этом хоть что-то разумею.

- Они с этим наверняка справятся, - кивнул Накор. - И все пройдет без сучка и задоринки. - Ухмыляясь себе под нос, он направился к выходу из комнаты.

- Ты куда это? - остановил его принц.

Исалани сладко зевнул и потянулся.

- Переодеться и соснуть. Скоро тут сделается так шумно и жарко, что всем нам придется забыть про сон и отдых.

Амос проводил его взглядом и, когда дверь за исалани закрылась, с усмешкой обратился к Николасу:

- Вот ведь чудной какой коротышка! Видал я на своем веку всяких странных типов, но такой мне ни разу не встретился!

Николас с улыбкой кивнул:

- Но при всем этом он очень славный человечек. Нам без него пришлось бы туго.

Тут в памяти Амоса всплыли слова Аруты, который велел ему во всем слушаться чародея из Исалана. Улыбка вмиг сбежала с лица бравого адмирала. Он чувствовал, как на него и на всех остальных надвигается что-то мрачное, какая-то неотвратимая и грозная опасность. Так бывает, когда средь ясного дня солнце внезапно закрывает темная туча. Подобные предчувствия не раз уже его посещали, а после всегда лилась кровь, и хорошие, славные ребята, которым бы еще жить да жить, гибли у него на глазах.

Не сказав друг другу более ни единого слова, Траск и Николас вернулись в общий зал.

- Николас, можно тебя на минутку? - робко спросил Энтони.

- Пошли, - бросил принц, подавляя зевок. Он направился к своей комнате и махнул чародею рукой, предлагая следовать за собой.

Всю обстановку каморки, занимаемой Николасом, составляли кровать с жестким матрасом, набитым конским волосом, стул и ночной столик с умывальным кувшином и тазом. Николас тяжело опустился на кровать и кивком указал Энтони на стул у окна. Чародей примостился на самом краешке и молча, не поднимая глаз, сидел там, пока Николас снимал сапоги и растирал ладонями свою левую стопу. Все последние дни принц только и делал, что кого-то или чего-то дожидался. Это вконец его изнурило, и он больше всего на свете мечтал сейчас вытянуться на своем узком ложе и уснуть спокойным, бодрящим сном. Но Калис до сих пор еще не вернулся из очередной своей вылазки в поместье Дагакона, и ни о каком сне для Николаса не могло быть и речи. Ему снова предстояло напряженное ожидание. Он вздохнул и нетерпеливо буркнул:

- Так в чем же дело?

Вместо ответа чародей указал на его ступню и с сочувствием спросил:

- Все еще болит?

- Побаливает иногда, - поморщился Николас. - Вернее, не то чтобы она на самом деле болела... Дело, скорее, в том, что я слишком хорошо помню, как было прежде. Теперь же это не сама боль, а вечные опасения, что она вот-вот появится, понимаешь?

- Конечно, - кивнул Энтони. - Старые привычки и пережитые страхи забываются нелегко.

Но Николас был вовсе не расположен говорить с ним о своих проблемах.

- Так зачем же я тебе все-таки понадобился?

- Никому от меня нет никакого проку, - вздохнул Энтони. - Вот это-то меня и заботит.

- Мы все чувствуем себя не у дел, потому что выбиты из колеи этим бесконечным ожиданием, - ободряюще улыбнулся Николас.

- Нет, я не о том. Я себя чувствую совершенно бесполезным.

- Неужто мне надо тебе напоминать, что только благодаря тебе мы держали курс, куда следовало, и настигли похитителей? Ведь без тебя мы поди и по сей день дрейфовали бы в океане.

Энтони протяжно вздохнул:

- Но после мне ни разу не случилось сделать что-нибудь путное.

- Ты спас жизнь по меньшей мере троим раненым воинам. Это что же, по-твоему, пустяк?

Чародей сокрушенно покачал головой:

- Может, ты и прав, но все-таки... - Не закончив фразы, он снял с шеи талисман Пага. - Порой я задумываюсь, не пора ли нам прибегнуть к его помощи. Паг ведь сказал, что я буду точно знать, когда следует привести его в действие.

- Если ты не уверен, что этот час настал, то прибереги его на потом, - посуровел Николас. - Ведь Паг предупредил, что призвать его на помощь нам должно только когда другого выхода у нас не останется.

Энтони уныло кивнул:

- Да, это его слова. Но ведь мы никак не можем отыскать Маргарет и Эбигейл. А время идет. - Он откинул со лба прядь светлых волос и с упреком покосился на Николаса.

- Мы их обязательно найдем, Энтони. - Николас улыбнулся и доверительно понизил голос: - Я ведь знаю, что тебя гложет. Ты без ума от моей кузины.

- Я всеми силами старался это скрыть! - вспыхнул чародей.

- И тебе это почти удалось, - усмехнулся принц. Он привалился к стене и мечтательно произнес: - Когда-то и я, как мне казалось, без памяти влюбился в Эбигейл. Но на поверку вышло, что мне просто понравилось ее хорошенькое личико. Теперь я и вспомнить-то его толком не могу. И еще Маркуса хотелось позлить. А твои чувства к Маргарет - совсем другое дело. Ты ее любишь по-настоящему. Скажи, а сама принцесса об этом знает?

- Что ты! - всплеснул руками Энтони. - Разве бы я осмелился докучать ей своей любовью? Она ж ведь дочь самого герцога!

- Ну и что с того? - рассмеялся Николас. - У нас в роду ведь уже есть один чародей. Да и Маргарет вовсе не кичится своей знатностью. Она славная, простая в обращении девушка, а не какая-нибудь расфуфыренная придворная леди. По-моему, вы с ней очень даже друг другу подошли бы.

- Ты думаешь? - смущенно улыбнувшись, прошептал Энтони, для которого слова принца звучали сладчайшей музыкой. Но улыбка, скользнув по его лицу, тотчас же погасла. Он качнул головой и глухо проговорил: - Боюсь, что мне так и не суждено будет ей открыться.

- Я тебя понимаю, - вздохнул Николас. - И, поверь, очень тебе сочувствую. - Он развел руками. - Но даже если для Маргарет и Эбигейл все кончено, если нам доведется спасти лишь нескольких пленников или даже одного-двух, наши усилия, наши жертвы будут не напрасны. Корона должна всегда, везде и всюду защищать своих подданных.

Одушевление, с каким он это произнес, не оказало на чародея сколько-нибудь заметного действия. Все так же грустно он спросил:

- У тебя есть план, как их оттуда вызволить?

- Еще бы у меня его не было, - криво усмехнулся принц. - Ведь последние несколько дней я только тем и занимаюсь, что кого-нибудь жду да строю всякие планы. Времени у нас в обрез, вот в чем беда. Что-то мне подсказывает: скоро нам придется уносить отсюда ноги.

- Это интуиция, - понимающе кивнул Энтони.

Николас пожал плечами:

- Возможно. И, хотя я не обладаю магическим даром предвидения, мне совершенно ясно: нам надо как можно скорее освободить крайдийцев и убраться восвояси, иначе будет поздно.

- С чего же ты думаешь начать?

- Первым делом мне нужно будет завтра же поутру поговорить с Праджи и Ваджей. Как только я найму с их помощью десяток-другой местных воинов, мы вызволим пленников и посадим их на корабль. Стоит хоть немного с этим промешкать, и агенты Черной Розы не дадут нам и шагу ступить. Они ведь и без того всякий вечер тут дежурят в надежде хоть что-то о нас выведать. Если все пойдет как надо, завтра, как стемнеет, мы захватим корабль и перед рассветом доставим на него крайдийцев. Только бы у нас достало людей для всего этого.

- Значит, ждать осталось совсем недолго, - улыбнулся Энтони. - Пойду проверю, в порядке ли мои склянки с отварами и притираньями. Они ведь, выходит, скоро мне понадобятся.

Чародей поднялся и поспешил уйти. Разговор с Николасом заметно его приободрил. Оставшись один, принц вытянулся на постели и прикрыл глаза тыльной стороной ладони. Он запретил себе спать, ведь Калис, возвращения которого в трактир ожидали с минуты на минуту, должен был доставить важные сведения, и Николасу необходимо было его выслушать. Принц размышлял о предстоящем освобождении пленников и захвате корабля. Теперь, как и всегда, когда он оставался один, от его былой решимости и уверенности в безусловном успехе этого смелого предприятия не осталось и следа. Без Амоса и Гуды, которые так его поддерживали своими одобрительными замечаниями или даже просто молчаливым согласием с его приказаниями, он казался себе вздорным выскочкой, самонадеянным юнцом, ни к чему не пригодным, растерянным и жалким, и при этом слишком много на себя взявшим. Николаса нисколько не утешала мысль, что до сих пор он не сделал ни одной сколько-нибудь серьезной ошибки, а напротив, проявил себя отважным, деятельным и не по годам мудрым командиром. Удача ведь могла от него отвернуться именно теперь, когда она более всего нужна была им всем. И тогда... Ему страшно было помыслить, что станется с пленными, и со всеми его спутниками, и с ним самим, если нынешние его планы потерпят крах. Неуспех сулил бы всем им неминуемую гибель.

Левая ступня Николаса снова заныла, но у него не было сил растереть ее ладонями, чтобы унять боль. Ему хотелось плакать от страха и беспомощности, но он слишком устал даже и для этого.

Калис вытянулся во весь рост на парапете стены, ожидая, когда двое стражей, негромко о чем-то переговаривавшихся между собой, пройдут мимо, и он сможет спрыгнуть вниз. Окружавшая тьма и густая листва дерева, ветви которого нависали над стеной, надежно укрывали его от их взоров. Вскоре стражи свернули за угол и скрылись из виду. Калис спустился на землю и замер, прислушиваясь к их удалявшимся шагам. Убедившись, что они не заметили его появления и продолжали свой обход с наружной стороны ограждения, он улыбнулся и стал осматривать небольшой сад с фонтаном посередине. Над скамейкой у входа в жилые покои и окружавшей ее зеленой лужайкой был натянут полог из тонкой кисеи, который явно служил тем, кто имел обыкновение здесь прогуливаться, защитой от жгучих лучей полуденного солнца. Калис успел уже осмотреть два уединенных садика, похожих на этот, и комнаты дворца, которые к ним примыкали. Они казались давно заброшенными. Фонтаны не действовали, и вода в них зацвела и покрылась ряской, лужайки заросли сорняками, розы одичали, и он смог без труда разглядеть сквозь запыленные стекла высоких окон, что комнаты совершенно пусты. В этом же уютном саду царил образцовый порядок, в фонтане тихо и весело журчала вода, а сквозь плотно притворенные ставни окон пробивались узкие полоски света.

Калис в несколько прыжков преодолел открытое пространство и приник к щели между створками ставен. Он увидел золотоволосую девушку, сидевшую на постели к нему спиной. Не иначе как это Эбигейл, решил он про себя. С принцессой Маргарет он был хорошо знаком и узнал бы ее сразу, но о ее компаньонке знал лишь понаслышке. Во время его редких и кратких визитов в Крайдийский замок им с Эбигейл так и не довелось встретиться. Калис почти не сомневался, что и Маргарет находится где-то рядом, возможно, в этой же самой комнате. Окажись на его месте менее осторожный и выдержанный молодой человек, он, пожалуй, тотчас же дал бы девушкам знать о себе, но Калис, терпеливый и рассудительный, как и все его предки эльфы, исчислявшие жизнь свою многими столетиями, решил с этим обождать и еще раз все как следует осмотреть.

Он крадучись отошел от окна и приблизился к деревянной двери, украшенной затейливой резьбой. Калис склонился над медной ручкой и тотчас же выпрямился, озадаченно покачав головой. Похоже, в двери, по крайней мере с внешней ее стороны, вовсе не было замка. Калис прислушался. Из комнаты и снаружи, из-за стены, не доносилось ни звука.

Он взялся было за ручку, но что-то внезапно заставило его отдернуть руку и снова возвратиться к окну. Он скорее почувствовал, чем услыхал какое-то движение в покоях пленниц. С волнением и тревогой он заглянул в щелку между ставнями. Беспокойство его оказалось не напрасным: на кровати сидели теперь две девушки. У Калиса перехватило дыхание. Они были похожи друг на друга, как две горошины из одного стручка!

Калис догадался, что те, кто с помощью каких-то чудовищных, зловещих колдовских манипуляций создали по двойнику для каждого из крайдийских юношей и девушек, которые содержались в складском дворе неподалеку отсюда, сотворили также живую копию Эбигейл. Вот только кому и для чего все это было нужно? Он вздохнул и совсем было собрался уходить, как в той части комнаты, которая была ему видна сквозь узкую щель, появилась Маргарет. Но Калис, тряхнув кудрявой головой, тотчас же мысленно себя поправил. Нет, это была не дочь герцога Мартина. От зоркого, приметливого взгляда эльфа не укрылись те различия между копией и оригиналом, которые, всего вероятнее, остались бы незамеченными людьми с их привычкой вечно куда-то спешить и скользить взором лишь по поверхности вещей и явлений, не делая попытки проникнуть в их потаенную суть. Неведомое существо, принявшее благодаря чьим-то колдовским чарам внешний облик принцессы, двигалось немного иначе, чем Маргарет, иными были и посадка его головы, и выражение лица, и мимика, когда оно, доверительно склонившись к Лжеэбигейл, стало ей что-то говорить.

Калис не знал, что ему предпринять, на что решиться. В конце концов он счел за лучшее еще немного понаблюдать за девушками и их живыми копиями и повременить с возвращением, благо вынужденное бездействие и ожидание нисколько его не утомляли.

Николас проснулся и сел на постели. Час был ранний, еще не рассвело, но принц знал, что не сможет больше заснуть. Он быстро оделся и прошел по коридору в одну из общих комнат, которую делили между собой двенадцать воинов. Стараясь не шуметь, Николас прошел к соломенному тюфяку, на котором спал Праджи, и осторожно тронул его за плечо. Воин тотчас же вскочил на ноги и выхватил из-за пояса кинжал.

Николас кивнул ему, приложив палец к губам, и поманил за собой. Праджи не стал даже обуваться и вышел в общий зал босиком. Николас также был бос и едва одет.

Общий зал в этот ранний час пустовал. Келлер и все его люди еще мирно почивали в своих комнатах. Однако голос Николаса, когда он заговорил с Праджи, звучал приглушенно.

- Нам с тобой обоим надобно принять сегодня важные решения, - сказал он без всякого предисловия.

- Так, значит, ты решился-таки рассказать мне всю правду? - невозмутимо отозвался наемник.

- Разговор будет долгим, - кивнул Николас. - Давай-ка присядем.

Они выбрали столик посередине зала, откуда им были хорошо видны все выходы - два внутренних и наружный. Усаживаясь на табурет, Праджи протяжно зевнул и поскреб волосатую грудь сквозь распахнутый ворот рубахи.

- Только ты уж расскажи мне что-нибудь и впрямь занимательное, капитан. А не то я засну прямо тут, за столом. Терпеть не могу, когда меня будят в такую рань не ради дела, а из-за пустой болтовни.

Николас подробно поведал ему о набеге на Крайди и обо всем, что за этим последовало. По понятной причине он умолчал лишь о священном Камне жизни и об Аальском оракуле, который его охранял в подземных чертогах Сетанона. Но он не утаил от Праджи ничего, что касалось его отца и братьев. Королевства, герцога Мартина и принцессы. Праджи слушал его, не прерывая. Про сон он и думать забыл, так захватил его рассказ принца. Тем временем Келлер в сопровождении слуг вышел в общий зал и с невозмутимым видом подал беседовавшим свежий хлеб, доставленный из ближайшей пекарни, сыр и фрукты. Он обслуживал их с молчаливым проворством опытного кабатчика, повидавшего на своем веку достаточно много, чтобы не знать, какие темные дела порой обсуждают между собой наемные воины и как опасно для постороннего не только встрять в подобную беседу, но даже ненароком уловить из нее хоть несколько случайных слов. Скромность и отсутствие видимого интереса к чужим делам почитались для людей его звания и профессии одним из условий сохранения своего дела, а то и самой жизни.

- Так вот о чем я хотел тебя просить, - сказал Николас, закончив свой рассказ. - Не сможешь ли ты нанять для нас еще с дюжину опытных воинов, за которых ты готов был бы поручиться? А еще того лучше - два-три десятка. Это должны быть люди проверенные и бесстрашные, готовые в случае надобности плыть с нами к берегам моего отечества, а потом вернуться оттуда в свои края, ежели они этого пожелают. Я обещаю выплатить им всем щедрое вознаграждение.

- Это сколько ж будет? - прищурившись, полюбопытствовал Праджи.

Принц растерянно пожал плечами:

- Об этом, признаться, я тоже хотел с тобой посоветоваться. Ведь нам придется выкрасть пленных из-под носа у самого первоправителя. Во сколько эти люди оценят такую тяжелую и опасную работу?

- Что до меня, - хмыкнул Праджи, - то я готов это сделать и вовсе без всякой платы. Ведь этот проклятый ублюдок первоправитель до сих пор числится в моем списке. Убить его мне навряд ли удастся, так я хоть как следует позлю негодяя. Но ребятам, ежели им придется иметь дело с его солдатами, а тем паче - с красными палачами, надобно будет заплатить за все сполна, в этом ты прав.

- Сколько?

Праджи потер лоб, козырьком нависавший над глазами:

- Годового содержания охранника караванов будет вполне довольно. А это составит сотню золотых драков. Но ежели ты к этому прибавишь еще чуток, то ребята полезут для тебя в огонь и в воду, ручаюсь.

Николас умножил в уме эту сумму на примерное количество воинов, которых взялся нанять Праджи, прикинул, сколько золотых монет из сокровищ Шингази осталось у него в сундуке, и с улыбкой кивнул:

- По рукам. Каждому, кто согласится на мои условия, которые тебе известны, я уплачу по две сотни драков, а вам с Ваджей - по три, только вы уж действуйте с оглядкой и нанимайте тех, кто в самом деле заслуживает доверия. Мне вовсе не хочется, чтобы в число новых рекрутов затесались Черные Розы, понимаешь?

- Как не понять! - усмехнулся Праджи. - Но ты насчет этого не тревожь себя, капитан. У меня много знакомцев среди наемников, которые, как и я сам, занимаются этим ремеслом не один десяток лет. От желающих к тебе наняться на таких выгодных условиях отбоя не будет, поверь. И мне надобно заранее придумать, как отделаться от самых назойливых из тех, кто окажется лишним.

- Так ты объяви им всем, - подсказал Николас, - что мы будем сопровождать богатого купца с семейством и челядью вверх по реке, и что купец этот не в меру придирчив и подозрителен, а потому, мол, требует, чтоб ты сговорился только с теми из наемников, кто давно и хорошо тебе знаком. Кстати, не хочешь ли ты сам хотя бы на время выдать себя за капитана?

- Моего собственного отряда? - Праджи почесал подбородок. - А почему бы и нет?

- Договорились. Значит, ты скажешь всем, кому решишь отказать, что купец поручил тебе набрать воинов в твой собственный отряд, но с условием, чтобы это были люди надежные и опытные и к тому же твои старинные знакомцы и приятели.

- Так и сделаем. - Праджи плутовато прищурился. - А ты, как я погляжу, малый не промах, капитан! Ведь и без того мало кто из ребят согласился бы вступить в новый отряд, разве что капитан им хорошо известен. Теперь скажи, где мне их разместить?

- Поближе к этому трактиру. Пусть наймут комнаты в ближайших тавернах и будут готовы явиться ко мне по первому моему зову.

- Ну, так я пойду будить Ваджу, чтоб парень успел чего-нибудь перекусить, прежде чем мы отправимся искать ребят. Без него мне с этим не управиться, а он, ежели останется без завтрака, будет полдня ныть и причитать, точно старуха, у которой кости ломит. Не привели бы боги оказаться с ним вместе в осаде! - С этими словами Праджи, ухмыляясь во весь рот, побрел к выходу из зала.

- Пришли ко мне Туку! - крикнул ему вслед Николас.

Праджи кивнул, не оглядываясь и не сбавляя шага. Зал постепенно заполнялся народом. К тому времени, когда перед Николасом предстал заспанный Тука, Амос и Гарри уже заняли свои места за столом и с аппетитом поедали хлеб с сыром и фрукты.

- Я хочу кое-что тебе сегодня поручить, - сказал Николас вознице.

- Что я должен делать, энкоси? - с поклоном спросил Тука.

- Смог бы ты купить или нанять десяток больших баркасов для плавания на север?

- Еще бы, энкоси!

- Сколько это займет времени?

- К полудню лодки будут у причала. Но их нужно ведь еще осмотреть - нет ли где течи, в порядке ли весла. На это уйдет весь остаток дня до вечера.

- Тебе придется со всем этим управиться гораздо быстрее. Нужно, чтоб к закату лодки с провизией и всем необходимым уже стояли у причала.

- Так мы что же, покидаем эти берега? - ухмыльнулся Траск, поставив локти на стол и уперев подбородок в ладони.

- Да, и очень скоро, - кивнул Николас. - И я хотел бы, чтобы ты составил список всего, что нам надо закупить для плавания. - Он повернулся к Гарри. - Разбуди Бризу. Вы отправитесь вместе с Тукой и пособите ему проверить баркасы. А потом пойдете в лавки и на базар, чтоб купить все нужные припасы по списку Амоса. К закату их надо доставить в доки. На ночь я выставлю у баркасов часовых. Боюсь, на сборы у нас будет совсем мало времени, и потому все должно быть готово заранее.

Гарри встал из-за стола и направился вдоль по коридору к своей комнате. Николас был уверен, что он и Бриза справятся с закупкой всего необходимого для плавания лучше, чем кто-либо другой. Оба они успели хорошо изучить город, в особенности же - базарную площадь и торговые кварталы, и без труда там ориентировались, зная при этом, как себя держать, чтобы ничем не выделяться из окружающей пестрой толпы и не привлечь к себе внимания соглядатаев из Черной Розы.

- А тебя, Амос, - сказал Николас Траску, - я просил бы, как только ты передашь свой список Гарри, дождаться возвращения Маркуса и Калиса и отправиться с Маркусом поудить рыбки.

- Тебя интересует, - хохотнул Амос, - хорош ли клев в том месте, где стоят на рейде "Чайка" и "Орел"?

- Вот именно, - без тени улыбки отвечал ему Николас. - От всех наших приготовлений не будет никакого толку, коли окажется, что ты по каким-то причинам не сможешь захватить один из этих кораблей и провести его в устье Змеиной реки, чтоб принять на борт крайдийцев и грузы.

- А как насчет пополнения нашего отряда?

- Праджи обещал сегодня же нанять двадцать крепких и надежных воинов.

Траск с сомнением покачал головой:

- Даже и с ними нас будет слишком мало, Ники! Мне ведь придется взять с собой почти всех крайдийских воинов и моих матросов. Довериться наемным клинкам в таком деле, как захват корабля, я ну никак не могу, понимаешь?

- Конечно, - с кислой улыбкой кивнул Николас. - Наемники вряд ли имеют опыт в абордажных боях. Они бы тебе только помешали. А потому я решил, что из всех наших со мной пойдут только трое:

Гуда, Маркус и Калис. Остальные матросы и воины поступят в твое распоряжение. Все, за исключением Гарри. Его я отправлю караулить баркасы.

Амос обвел взглядом зал, где за столами сидели воины из Крайди и крондорские матросы.

- Готов побиться об заклад, что большинство парней будут рады снова взять в руки оружие. От безделья и скуки у многих начинает портиться настроение. Не то чтоб они роптали или устраивали потасовки. До этого, благодарение богам, дело пока не дошло. Но перебранки меж ними в последние дни случаются то и дело, а это, поверь мне, дурной знак.

- Скоро их вынужденной праздности придет конец и им, увидишь, станет не до ссор, - заверил его принц и с грустью добавил: - Разумеется, я имею в виду тех, кто останется в живых.

Часом позже в трактир вернулись Маркус и Калис. Николас, которого не на шутку встревожило долгое отсутствие друзей, встретил их вздохом облегчения и радостной улыбкой.

- Мы их нашли! - объявил Калис.

Николас предложил юношам продолжить разговор в его комнате, поманив за собой также Амоса и Гуду.

- Где же они? - спросил он, едва переступив порог своей каморки.

В это мгновение кто-то толкнул дверь снаружи, и Николас поспешно выхватил меч из ножен. На пороге появился заспанный Накор.

- Я вас услыхал из соседней комнаты, - невозмутимо проговорил он и сопроводил свои слова широким зевком. - Так где ж ты отыскал принцессу, эльф?

- В юго-восточном углу дворца на первом этаже есть две уединенные комнаты, выходящие в сад. Одна из них пустует, а в другой живут принцесса Маргарет и ее подруга, - ответил Калис.

- Как они выглядят? Как себя чувствуют? - с беспокойством спросил Николас.

- Мне трудно об этом судить. Я видел двух Эбигейл.

- Значит, и у нее с принцессой есть двойники, - помрачнел принц. - Но почему же их содержат отдельно от остальных?

Калис пожал плечами.

- Может статься, они готовят им иную участь, чем невольникам из числа горожан, - предположил Накор.

- Кому это "им"? - ворчливо спросил Маркус. - Девушкам или их двойникам?

- И тем и другим, - осклабился Накор. - Я ведь и сам толком ничего не знаю. - Он пожал плечами. - Могу лишь строить догадки, как и все остальные. Но ведь леди Маргарет и Эбигейл - единственные высокородные особы из всех, кто был похищен в Крайди, верно? - Николас, Маркус и Амос дружно кивнули. - И потому похитители могут опасаться, что их двойников станут разглядывать и слушать с большим вниманием, чем всех других.

- Так ты думаешь, они решили подменить пленников двойниками? - упавшим голосом спросил Николас. - Неужто же они рассчитывают, что никто в Королевстве не заметит обмана?

- Похоже, Накор прав, - глубокомысленно изрек Траск. - Иначе зачем бы этим негодяям строить копии "Чайки" и "Орла"? Они наверняка рассчитывали захватить настоящий "Орел" в Бэйране и потопить его где-нибудь возле Фрипорта.

- Погоди! Зачем же им было обрекать себя на лишние хлопоты? - нетерпеливо воскликнул Маркус. - Ведь куда проще было бы привести твой "Орел" сюда, в Навиндус!

- Сразу видать, что ты у нас не мореход, - хмыкнул Амос. - Ведь чтоб вести корабль в такую даль, нужна большая команда, а где ж им было ее взять? Своих людей у них было немного, а моряков и того меньше. Не тащить же им к себе весь тот сброд, что они наняли в Дурбине, Кеше и Фрипорте. Наоборот, эти ублюдки постарались избавиться от лишних свидетелей своих злодейств. - Он мотнул головой и шумно перевел дух. - а о том, что твой родитель герцог Мартин решил основать в Бэйране гарнизон, было известно еще с прошлой зимы. И любой мог догадаться, что для пополнения тамошнего арсенала его высочество Арута пошлет туда "Орла". Понимаешь, Ники, - повернулся Траск к Николасу, - сдается мне, они все это давным-давно спланировали. И вот в один прекрасный день приходит эта ихняя "Чайка" или "Орел" в крондорскую гавань, и команда заявляет, что они, мол, крайдийские матросы, а пассажиры - бывшие невольники, которым чудом удалось вырваться из плена. Сочиняют какую-нибудь правдивую байку, что их-де удерживали в Кеше или на Островах Заката. Думаешь, Арута Заподозрит подвох? Он ведь никого из крайдийцев в глаза не видал. У него не будет причин не поверить этим растреклятым двойникам, что они-то и есть спасшиеся пленники.

- Да, но рано или поздно в Крондор прибудет кто-нибудь из Крайди и, встретив при дворе Лжемаргарет, сразу ее разоблачит, - возразил принц. Он намеренно не упомянул своего дядю Мартина, поскольку не был уверен, что тот еще жив.

- Мало кому удается, - вставил Гуда, - остаться прежним, пережив неволю. И ежели принцесса и ее подружка покажутся крайдийцам странными и на себя не похожими, никаких подозрений это ни у кого не вызовет. Видал я на своем веку и таких, кто после всяких передряг и несчастий даже имени своего не помнил.

- Но память и прежние привычки рано или поздно к ним возвращаются, - заметил Маркус. - И потому велика вероятность того, что кто-нибудь из двойников в конце концов выдаст себя и остальных какой-нибудь ошибкой, оговоркой, да мало ли чем еще! А это означает, что они должны будут завершить свое черное дело, в чем бы оно ни заключалось, за несколько недель, самое большее - за два-три месяца.

- И мы опять возвращаемся к самому главному вопросу, - вздохнув, подытожил Николас, - что за всем этим скрывается? А пока мне ясно только одно: первоправитель нарочно восстанавливает кланы друг против друга. Ведь войско у него, оказывается, настолько малочисленное, что это для него единственный способ контролировать ситуацию.

- Вот-вот, - с мрачной усмешкой поддакнул Траск. - Потому он и устроил всю эту резню в степи. Ему было выгодно прикончить Ранджану и разграбить ее приданое, а потом обвинить в этом какой-нибудь из кланов, чтоб все другие на него ополчились. - Он озадаченно поскреб затылок. - Выходит, правителю вовсе не обязательно быть сильным. Главное, чтоб подданные его держали за такового. Само собой, ежели он ни с кем не собирается воевать. Иш ведь какой хитрюга!

- Даже во дворце у него почти нет стражи, - кивнул Накор. - Я видел воинов только в зале приемов. А сам дворец изнутри выглядит необитаемым. Слуг и тех раз-два и обчелся, И у Дагакона в покоях такое же запустение.

- Меня это поначалу очень удивило, - улыбнулся Калис. - Я ожидал, что в таком огромном имении охранники будут встречаться на каждом шагу. Но их там наберется в лучшем случае с десяток, а слуг и того меньше.

Гуда обвел всех прищуренными глазами и убежденно произнес:

- Я знаю, как этому Валгаше удается внушить всем горожанам, что у него многие тысячи солдат, когда на деле их не больше сотни. Он их всякий день прогоняет маршем по улицам и велит то и дело менять доспехи и знамена. И иногда они для пущей важности обряжаются в форму красных палачей. Вот и вся премудрость.

- Но что же все-таки они затевают?! - простонал Николас. - И зачем им отправлять в Крондор всех этих двойников?

Амос похлопал его по плечу и пробасил:

- Мы сейчас все равно этого не угадаем. А время идет, и мне надобно поглядеть, как подступиться к двойникам наших посудин.

- Конечно, ступай, - кивнул Николас. - Маркус, я знаю, что ты устал, но тебе придется составить Амосу компанию. И ты. Гуда, отправляйся к заливу вместе с ними.

Траск, Маркус и Гуда поспешили уйти, и Николас обратился к Калису:

- Отдохни немного, а после мы с тобой и Накором решим,как нам скорее и безопаснее всего пробраться в поместье Дагакона, чтобы освободить пленников.

- Хорошо, я об этом подумаю, - улыбнулся Калис и отправился к себе.

- А я успел уже отдохнуть, - усмехнулся исалани. - И теперь пойду на базар за покупками.

- Что же ты хочешь купить?

- Да так, кой-какие вещи, без которых мне будет не обойтись, - уклончиво ответил Накор. - Дагакон занят противоборством с Пагом, и ему теперь не до нас. А вот его приятельница леди Корисса, та может нам все испортить, ежели ее не остановить.

- Неужто она и впрямь так опасна?

- А ты разве не помнишь, что говорил о ней наш друг Праджи?

- И, по-твоему, все это правда?

- Не совсем.

- Рад это слышать, - облегченно вздохнул принц.

- Я имел в виду, что на деле она гораздо опаснее.

- И ты собираешься?..

- ...С нею повидаться, - ухмыльнулся Накор. - Но прежде мне надобно кое-что купить.

Николас всплеснул руками:

- Опомнись! Неужто же ты это всерьез?

- Я бы с радостью уклонился от этого свидания. - Ухмылка на лице Накора стала еще шире. - И нашел бы для себя более приятные занятия. Но видеть эту особу мне просто необходимо. И именно потому, что очень уж она опасна.

- Опаснее Дагакона?

- Опаснее всех. И чудовищная эта затея принадлежит именно ей.

- Ты имеешь в виду набег на Крайди?

Накор помотал головой:

- Я имею в виду решительно все. И Дагакон, и первоправитель - только лишь послушные марионетки в ее руках. Корисса единолично правит и этим городом, и войском. Уж ты мне поверь! Я почти уверен, что это именно она вступила в сговор с пантатианцами.

- И ты решишься бросить ей вызов? - дрогнувшим голосом спросил Николас.

- Это не так уж трудно сделать, - хихикнул Накор. - Гораздо сложнее будет остаться после этого в живых.

Глядя на безмятежно ухмылявшегося коротышку, Николас также не удержался от улыбки.

- Быть может, тебе все же лучше идти к ней не одному? Право же, возьми кого-нибудь с собой.

- Об этом я уже подумал, - важно кивнул Накор. - Мы отправимся во дворец вдвоем с Энтони.

- Я уверен, он не откажется тебе помочь, - облегченно вздохнул Николас.

- Да, он у нас не из робкого десятка, - без тени улыбки поддакнул Накор. - Мы вернемся сюда к вечеру, самое позднее - к ночи.

Простившись с исалани, Николас уселся на свою постель и стал перебирать в памяти детали плана по освобождению пленников. Отвоеванный у злодеев корабль следовало провести в устье реки и поставить на якорь, чтобы там посадить на борт пленных и погрузить в трюм поклажу. Людей и грузы предстояло доставить в устье на баркасах. А баркасы Тука и Гарри должны прежде перегнать от доков к берегу у сожженной фермы. Именно туда будут подземным ходом выведены крайдийцы. Только бы им не пришлось долго ожидать прибытия лодок. Ведь с малым количеством воинов их, беспомощных, испуганных и изнуренных лишениями, будет так трудно защитить в случае возможного нападения стражников Дагакона!

Николас повалился на кровать ничком и с отчаянием в голосе прошептал:

- Только бы все удалось! Боги, будьте к нам милостивы! Ведь так много жизней поставлено на карту!

Гуда поднялся на крышу трактира. Там была устроена небольшая сторожевая вышка - сооружение отнюдь не лишнее в этом городе вечных раздоров и междоусобиц. Праджи и Накор вскоре присоединились к нему, взбежав на крышу по приставной лестнице из проема в середине здания.

- Чего это ты там высматриваешь? - подозрительно спросил Праджи. - Николас ждет нас к себе. Мы должны напоследок обсудить его план.

Гуда, потирая руки, с мольбой произнес:

- Подождите минутку! Сейчас оно сядет!

- Ах, вот, оказывается, в чем дело! - хихикнул Накор.

Гуда кивнул в сторону заходившего солнца:

- Не ты ли мне как-то сказал: "Ты увидишь закаты во сто крат прекраснее здешних, ты узришь чудеса, в которые прежде не дерзнул бы поверить"? Неужто забыл?

- Так это ж я - чтоб сманить тебя из твоего "Зубчатого Гребня", - ухмыльнулся исалани.

Гуда с грустной улыбкой покачал головой:

- И с того самого дня мне, почитай что, ни разу не удалось полюбоваться закатом. Все не до того было. Может, больше и вовсе не доведется. Кто знает?

- Не болтай попусту, - сурово одернул его Праджи, - а не то еще накличешь беду.

Гуда пожал плечами:

- У меня сроду не бывало никаких предчувствий или озарений, как у других. Да я ведь и не о том. Просто при нашем-то ремесле...

Праджи молча кивнул и встал с ним рядом. Солнце медленно спускалось над городом, золотя выбеленные известкой стены и черепичные крыши домов, а к западу открывался вид на океан, по которому от горизонта до самой городской стены тянулась багрово-алая дорожка света.

Оранжевый диск, окутанный влажным морским туманом, плавно скользил вниз по небосводу, и облака над ним расцвечивались серебряными, и золотыми, и розовыми, и пурпурными красками, а по темно-синему вечернему небу в разные стороны пролегли красные и огненные узкие отсветы, походившие на стрелы.

Когда огромный шар солнца исчез за горизонтом, словно провалившись в морскую пучину, на его месте внезапно вспыхнула и тотчас же погасла удивительно яркая изумрудно-зеленая искра.

- Я никогда прежде такого не видал! - выдохнул Гуда, и его некрасивое лицо расплылось в счастливой улыбке.

- Такой закат - и впрямь большая редкость, - с важностью кивнул Накор. - Эта зеленая искра появляется, когда облака расположены на определенной высоте, и ветер дует куда следует, и воздух прогрет как надо. Все должно совпасть, но даже и тогда можно ее не углядеть. Я и сам такое видел всего однажды в жизни.

- Ну, полюбовались, и довольно, - скомандовал Праджи и с принужденной улыбкой добавил: - Время не терпит. Боюсь, нам с вами теперь долго будет не до закатов.

Гуда, еще на мгновение задержав взгляд там, где только что исчезло солнце, пробормотал про себя: "Узришь чудеса..." и, вздыхая и покачивая головой, поспешил за Праджи и Накором.

Глава 9 БЕГСТВО

Задыхаясь от быстрого бега, Гарри влетел в трактир и опрометью бросился к Николасу, который как раз входил в общий зал из коридора. На бегу оруженосец опрокинул табурет и едва не сшиб с ног случившегося рядом матроса.

- В чем дело? - предчувствуя недоброе, осторожным шепотом спросил Николас.

Гари отвел со лба взмокшие от пота рыжие локоны и зашептал ему в ответ:

- По базару маршируют солдаты первоправителя. Целый отряд. Они идут в эту сторону!

- Сюда, к нам? - забеспокоился Маркус, вышедший в зал следом за принцем.

Гарри пожал плечами:

- Право же, не знаю. Но сдается мне, что они посланы именно по наши души.

- Бриза, заберись на крышу и предупреди нас, если они покажутся поблизости, - распорядился Николас и стал отдавать короткие, точные приказания крайдийским солдатам и матросам из Крондора. Те бросились их выполнять. Стоял полдень, но в трактире уже потягивали эль с полдюжины посторонних. Принц набрал полную грудь воздуха и крикнул: - Почтеннейшие! Похоже, здесь намечается сражение. Все, кто не желает в нем участвовать, покиньте зал, пока не поздно!

Двое-трое из дюжих молодцов, лицами своими и платьем походивших на наемных солдат, бросились к выходу. Еще несколько человек последовали за ними с гораздо меньшей поспешностью.

- Эй! Держите вон того верзилу в серой блузе! Не дайте ему уйти! - взвизгнул вдруг Накор и приподнялся из-за стола, указывая на одного из наемников.

Тот был уже у самых дверей, и Николас метнулся к нему с кинжалом в руке. Мнимый воин проворно вытащил из-за пояса кривой нож и повернулся к принцу, чтобы отразить нападение. Его острые зубы блеснули в хищной улыбке. Но рослый Ваджа подкрался к нему сзади и изо всех сил опустил рукоять своего меча на его непокрытую голову. Пришелец с протяжным стоном свалился на пол. Кинжал выпал у него из руки, а из раны на голове заструилась кровь. Гуда и Праджи не мешкая подхватили его под мышки и потащили в коридор.

- Бросьте его на койку в какой-нибудь из комнат, - крикнул им вслед Траск. - И ради всех богов, сотрите с пола кровь! А не то эти сукины дети, коли сюда ввалятся, сразу заподозрят неладное!

Гарри принял из рук Келлера влажную тряпку и быстро вытер пол.

- Откуда ты его знаешь? Кто он такой? - спросил Николас, подходя к коротышке.

Накор махнул рукой и торопливо засеменил к выходу в коридор.

- После скажу. Теперь мне недосуг! - бросил он на ходу.

Николас недовольно покачал головой, но не стал его удерживать.

- Как же нам теперь быть? - растерянно пробормотал Маркус.

- Ступайте к себе, - ответил принц. - Если они заявятся в трактир, постарайтесь сделать вид, что визит людей первоправителя вас крайне удивляет и что ничего подобного вы не ожидали. Но в то же время будьте начеку, и как только я дам знак...

- Мы будем готовы на них напасть, - кивнул Маркус и направился по коридору к своей комнате вместе с Праджи и Гудой.

В общем зале остались Николас, Ваджа и несколько солдат и матросов. Все они делали вид, что заняты лишь выпивкой и неторопливой беседой. Но глаза их с беспокойством перебегали с предмета на предмет, ладони покоились на рукоятках мечей, а напряженным слухом они старались уловить малейший шум за наружной дверью трактира. Келлер вытащил из кладовой большой тяжелый арбалет и с невозмутимым видом спрятал его под стойкой, после чего стал перетирать вымытые кружки.

Откуда-то из глубин здания послышался негодующий женский вопль. Николасу не составило труда догадаться, что это Ранджана вновь обрушила свой гнев на первого, кто подвернулся ей под руку. Он привстал из-за стола, собираясь пойти к ней и ее утихомирить, но тут дверь трактира распахнулась, и в зал вошел офицер в сопровождении четырех воинов. Они были одеты в такие же доспехи, как и те несчастные, кого Николас и его спутники застали мертвыми во дворе "Пристани Шингази".

- Кто здесь главный? - зычным голосом осведомился офицер.

Николас поднялся во весь рост и со спокойным достоинством отвечал ему:

- К вашим услугам. Я - капитан Николас. С кем имею честь говорить?

Стоило принцу представиться, и командир отряда воинов первоправителя тотчас же вперил взгляд в его сапоги. У Николаса сжалось сердце, но внешне он постарался ничем не выдать своего страха и замешательства. К тому же капитан узрел всего лишь две пары совершенно одинаковых сапог, ловко сидевших на стройных, ногах юноши.

- До нас дошли сведения о девушке, которую вы привезли с собой, - неторопливо, веско, тщательно подбирая слова, проговорил капитан. - И коли она та, кого мы разыскиваем, то вам за ее спасение причитается большая награда.

Николас заставил Себя улыбнуться:

- Вас ввели в заблуждение. Никакой девушки с нами нет.

Капитан вновь оглядел его с головы до ног и, сощурившись, махнул своим солдатам рукой в кожаной перчатке.

- Обыщите все комнаты, все закоулки! Живо!

Николас заступил воинам дорогу и с досадой возразил капитану:

- Но среди моих людей есть больные. Я не желаю, чтоб вы их беспокоили. Можете мне поверить: у нас тут нет и не было никаких девушек! - Говорил он нарочито громко, чтобы те, кто ожидал в комнатах и коридоре, могли слышать каждое его слово.

Тот из солдат, кто был ближе других к принцу, остановился в нерешительности и оглянулся через плечо на своего капитана. Офицер кивнул воину, застывшему у входной двери, и солдат с готовностью ее распахнул. В трактир шумно ввалились еще около дюжины воинов первоправителя.

- А мы вот хотим сами в этом удостовериться! - заявил капитан, когда все его люди оказались в зале.

- Не смейте беспокоить моих воинов и слуг! - возвысил голос принц. - Иначе вы горько пожалеете о своей бесцеремонности!

- Кто это здесь так расшумелся? - послышался позади него капризный женский голосок.

Николас обернулся и так и застыл от изумления. В зал неторопливо, позевывая и потирая висок, вошла Бриза. Но боги, в каком она была виде! Принц растерянно глянул на Амоса и Энтони, которые шли следом за девушкой и на ходу обменивались беззаботными, насмешливыми улыбками. Поймав на себе взгляд принца, Траск ухмыльнулся еще шире. Вместо своего обычного наряда, к которому все уже успели привыкнуть - мужской широкой рубахи и длинных, грязных, бесформенных брюк, - Бриза была одета в белую шелковую блузу, отороченную кружевом и распахнутую настолько, что Николас без труда разглядел ее упругие, высокие груди, гораздо более пышные, чем он мог предположить. Взгляд его скользнул ниже. Юбку девушке заменил прямоугольный кусок ярко-алого атласа, который она стянула узлом у талии. При этом одна из ее длинных, стройных ног оказалась полностью обнажена, очертания же другой легко угадывались под тонкой материей. Свои густые, вьющиеся медно-рыжие волосы Бриза стянула на затылке кокетливым узлом, из которого выбились и упали ей на лоб и щеки несколько упрямых прядей. Она была настолько хороша и так пленительно женственна, что Николас несколько мгновений не мог заставить себя думать ни о чем другом, кроме как об ее неожиданном преображении. К ней удивительно шло то выражение томной неги с некоторым налетом развязности, которое она постаралась придать своему миленькому и свежему личику, мягко сужавшемуся книзу и исполнившемуся, благодаря то ли этому прежде не свойственному ей выражению, то ли новой прическе, немного приподнявшей углы ее огромных синих глаз и обнажившей высокие скулы, какой-то редкостной, изысканно-вдохновенной красоты. Бриза направилась к Николасу развязной походкой куртизанки, слегка поводя бедрами и лениво переставляя ноги, и подойдя, прижалась к нему всем телом и привычным, небрежным жестом положила ладонь на его плечо.

- Что это здесь за шум, Ники? - повторила она, капризно растягивая слова. - Право же, вы и мертвого разбудите! Ты не мог бы переговорить с этими господами где-нибудь в другом месте, а?

Капитан зло сверкнул на Николаса глазами и выкрикнул:

- Я так и знал, что ты лжешь мне!

- Ничего подобного! - подбоченился Николас. - Я говорил, что с нами нет никаких девушек. И это правда. А она, - он кивком указал на Бризу, - моя подруга, ясно?! - Солдаты первоправителя тем временем решительно устремились в коридор, и принц возмущенно прокричал им вслед: - Вернитесь! Я запрещаю вам туда входить! Вам там нечего делать, слышите?!

Бриза примирительно похлопала его по плечу.

- Да брось ты на них дуться, милый! Пускай себе ищут что пожелают. - Она повернулась к капитану и с улыбкой предупредила: - Только имейте в виду, у вас жуткий беспорядок. Мы ж ведь вас не ждали, так что не обессудьте.

Николас, подыгрывая ей, с видимой неохотой кивнул и выдавил из себя: -,

- Как тебе угодно, дорогая.

Воины бегом бросились вперед и рассыпались по комнатам. Спустя несколько минут они один за другим стали возвращаться в зал. На лицах их читались смущение и растерянность.

- Женщин тут и впрямь больше никаких нет, капитан, - доложил тот из них, кто замыкал шествие. - Только двое хворых солдат валяются на постелях в задней комнате.

Офицер окинул Николаса долгим, пристальным взглядом, исполненным досады и злости и, не говоря ни слова, вышел из общего зала во двор. Остальные воины первоправителя потянулись за ним следом.

Один из крайдийских солдат по знаку Николаса осторожно подошел к окну, отвел в сторону занавеску и выглянул наружу.

- Они уходят, капитан!

Николас повернулся к Бризе:

- Куда вы их подевали?

- Вытолкали на крышу! - расхохоталась девушка. - Накор и Калис, бедняги, остались их караулить.

- Ты неподражаема! - восхищенно воскликнул принц.

- Это была вовсе не моя идея, - призналась девушка, свирепо озираясь по сторонам. Воины и матросы, возвращавшиеся в зал, бросали недвусмысленные взоры на ее полуобнаженную грудь, и это ее бесило. Она попыталась стянуть блузу у ворота, но та упрямо расходилась в стороны, и тогда Бриза с досадой закусила губу и обхватила плечи ладонями. - Весь маскарад устроил этот исаланский коротышка. Он услыхал, как ты орал на капитана, и стащил меня с лестницы, когда я лезла на крышу по твоему приказу. И поволок в комнату этой надутой дуры Ранджаны. Он сказал Калису, Маркусу и Гарри, чтоб они спровадили девчонок на крышу и там их стерегли. И чтоб не забыли втянуть наверх лестницу. А сам разодрал на мне рубашку - пуговицы так и поотлетали одна за другой, - а потом стянул с меня штаны, и я глазом моргнуть не успела, как осталась, в чем мать родила... - Бриза засопела от возмущения. Один из матросов, жадно ловивший каждое ее слово, всплеснул руками и оглушительно расхохотался, но Бриза так на него взглянула, что бедняга тотчас же смолк и смиренно опустил глаза. - И потом он меня толкнул к груде тряпья, которую вытряхнул из сундука этой воображалы, и велел нарядиться потаскушкой и задержать этих выродков в зале хоть на несколько минут.

- И ты с этим здорово справилась, красотка! - похвалил ее Траск.

Бриза густо покраснела и направилась к выходу в коридор. На полдороге она обернулась и бросила:

- Меня еще никто в жизни так не унижал, как этот кривоногий уродец! Ну, я ж ему задам! - И она прошествовала вперед, воинственно выпятив подбородок.

Николас глядел ей вслед, пока она не исчезла за дверью комнаты принцессы. На плечо его внезапно легла рука Траска.

- Хороша девчонка, нечего сказать. Даже я, старый волокита, не догадывался, что она такая пригожая. Ох, и повезло же этому оболтусу Гарри!

Николас с улыбкой ему кивнул, но выражение его лица тотчас же сделалось серьезным и озабоченным.

-Амос, меня не зря томило недоброе предчувствие. Нам обязательно надо нынче же ночью отсюда убраться. Видел бы ты, как этот капитан разглядывал мои ноги, когда я ему назвал свое имя!

- Ты прав, - вздохнул Траск. - Они не иначе как разыскивают тебя и тех, кто мог приплыть сюда из Крайди вместе с тобой. - Он мотнул головой и задумчиво провел ладонью по бороде. - Понимаешь, они ж ведь не знают, что "Стервятник" пошел ко дну. И наверняка ждут, что те из крайдийцев, кто остался в живых после набега, вот-вот здесь объявятся. Ежели Накор прав и эта леди Корисса и впрямь всем тут заправляет, то она могла заподозрить, что это именно ты догоняешь их черный корабль на своем трехмачтовике. А ее люди уж точно вызнали у шпиона, что выдавал себя за квегского торговца Вазариуса, каков ты с виду. Опять же, им известно, кто из крайдийской знати не погиб во время набега и не попал в руки к этим ублюдкам. И ежели бы сюда нас привел Мартин... - Он выразительно развел руками. - Кто знает, как бы все обернулось?

- Нам повезло, что Маркус и Гарри забрались на крышу, - подхватил Николас. - Попадись они на глаза этому капитану и его людям, те сразу бы их опознали. Да и меня заодно. Два кузена, которые похожи друг на друга, как близнецы, и юноша с ярко-рыжими кудрями... Нам не удалось бы их убедить, что все это просто совпадение. Но... - помрачнел он, - они ведь могут вернуться.

- И кто-то им успел донести, - брезгливо поморщился Траск, - что Ранджана у нас. - Может, это почтенный Анвард Ногош Пата желает поправить свой дела, выслуживаясь перед первоправителем?

- Ну, это еще надо доказать, - возразил Николас. - Мы же его на этом не поймали...

Слова его прервал протестующий вопль, который донесся из задней комнаты трактира. Николас и Траск догадались, что это Бриза решила не откладывая выполнить свою угрозу и свести счеты с Накором, и поспешили к нему на выручку.

Они не ошиблись: в покоях Ранджаны и впрямь происходило побоище. Накор забился в самый дальний угол комнаты и пытался ладонями защитить свою лысину от ударов, которыми щедро награждали его не на шутку рассвирепевшая Бриза. Перемежая свои слова то жалобными вскриками, то смешками, исалани причитал:

- Да пришью я тебе все до единой пуговицы! Сию же минуту это сделаю!

Хозяйка комнаты подбоченясь стояла у своего разоренного сундука и, судя по ее бровям, сведенным к переносице, пребывала в не меньшем раздражении, чем Бриза. Когда на пороге появились Николас и Амос, она сердито на них глянула и топнула ногой, указывая на Калиса.

- Этот человек посмел ко мне прикоснуться! - Эльф в ответ согласно кивнул и широко и безмятежно улыбнулся. Николас был немало этим удивлен. За все время их знакомства Калис, всегда такой невозмутимый и сдержанный, впервые столь открыто и недвусмысленно проявил свои чувства. - Он толкнул меня к лестнице, - продолжала принцесса, - и схватил за... Он до меня дотронулся... пониже спины! - Голос ее перешел в визг. Николасу стоило немалых усилий сдержать смех. Он закусил губу и перевел взгляд на Калиса.

Тот пожал плечами:

- Она меня к этому сама вынудила. Другие девушки успели уже подняться на крышу, а она все медлила, ну, мне и пришлось ее... поторопить. - Он сдержанно усмехнулся. - Ведь мы все слыхали, как этот капитан приказал своим людям обыскать трактир, и мешкать было нельзя.

- Миледи, - сказал Николас, поворачиваясь к Ранджане, - эти люди, если бы мы вас не спрятали, доставили бы нам много неприятностей, а вы... - он сделал выразительную паузу, - в эту минуту, возможно, были бы уже обезглавлены, потому что они препроводили бы вас во дворец первоправителя. Так что оставьте свои причитания и побыстрее собирайтесь в дорогу.

- Мы снова куда-то едем?

Николас кивнул:

- Завтра ранним утром. А потому к ночи все ваши вещи должны быть уложены.

Ранджана передернула плечами и удалилась в соседнюю комнату, где стояли кровати ее служанок.

Бриза, решив, по-видимому, что Накор уже достаточно наказан, заложила руки за спину и отошла от него в сторону.

- Пуговицы я и сама пришью. А тебе вперед будет наука, как сдергивать одежду с порядочной девушки!

Она выскользнула в коридор, и коротышка, проводив ее глазами, заговорщически шепнул Николасу и Траску:

- Зато как это было здорово, доложу я вам!

Николас вспомнил, как очаровательно выглядела Бриза, когда предстала в своем более чем смелом наряде перед ним и воинами первоправителя, и улыбнулся чародею.

- Я тебе охотно верю, Накор!

- Вот ведь какой еще ценитель женщин выискался! - хохотнул Амос и шутливо толкнул исалани локтем в бок. Накор, смущенно потупившись, ничего ему на это не ответил.

- Ас чего ты взял, что этот парень в серой блузе - соглядатай? - спросил Николас. Тут в комнату вошли Маркус и Гарри, спустившиеся с крыши, и молча обратили к Накору горевшие любопытством взоры.

- Да от него же просто разило шпионом! - воскликнул исалани и бросился к выходу в коридор. - Идите-ка все за мной, я вам растолкую, в чем тут дело.

Они гуськом прошли в одну из общих спален, где Гуда и Праджи сидели на кроватях по обе стороны от пойманного соглядатая, который все еще не пришел в себя. Накор пошарил у него за воротом и с силой рванул какой-то темный шнурок. На его сморщенной маленькой ладони очутился полотняный мешочек.

- Видали?

Николас взял у него мешочек и поднес его к носу:

- Никак это корица?

- Она самая, - торжествующе кивнул исалани. - Я ее давно учуял, еще когда этот паршивец в самый первый раз сюда к нам заявился. И тогда же понял, в чем тут дело. А нынче этот запах снова ударил мне в нос. Не иначе как он дожидался здесь капитана с его солдатами, чтоб много чего ему о нас порассказать.

Амос развязал мешочек и высыпал несколько поломанных и раскрошенных палочек корицы себе на ладонь.

- Ничего не понимаю. Ежели кому нравится это нюхать, так при чем здесь...

- Но это же очевидно, - нетерпеливо прервал его Накор. - Корисса. Корица. Это у них вроде пароля.

- Да неужто? - озадаченно протянул Траск и с невольным уважением покосился на маленького чародея. - А я так вот нипочем бы не догадался!

- Не скромничай, - хихикнул Накор. - Это и тебе наверняка рано или поздно пришло бы в голову. Я ведь тоже не сразу сообразил, что они друг дружку узнают по этому запаху. Все очень просто.

- Слишком уж просто, - буркнул Николас.

- Вот-вот, - поддержал его Амос.

Накор взглянул на обоих с печальной улыбкой и пожал плечами:

- Но посудите сами, можно ли ждать большого ума от тех, кто поклоняется смерти, кто жаждет ради воскрешения своей мнимой богини завладеть Камнем жизни и уничтожить все живое на планете?

Амос задумчиво кивнул. Он вспомнил битву ори Сетаноне. Пантатианцы и в самом деле были примитивными, одержимыми существами, в цели которых не входило завоевывать чужие земли и ими править. Им надо было истребить на Мидкемии жизнь во всех ее проявлениях. А для этого, как они, вероятно, самонадеянно полагали, годились любые средства, в том числе и такие нелепые, как этот их коричный пароль.

- Так что же мы станем с ним делать? - спросил Гуда, указывая на агента Черной Розы.

- Свяжите его покрепче, - ответил Николас, - и для верности заткните рот кляпом. А когда мы отсюда уйдем, пусть Келлер его освободит. Тогда он для нас будет уже не опасен. - Помолчав, он хмуро добавил: -В любом случае.

Остальные согласно кивнули, хорошо понимая, что принц имел в виду как успех, так и неудачу их опасного предприятия.

Бриза закатала штанины своих широченных брюк, туго затянула веревку, которая заменяла ей пояс, и уселась на пол, поджав под себя ноги на кешианский манер. В одной руке она держала несколько пуговиц и скомканную рубаху, в другой - иголку с продетой в ушко нитью. Девушка весело напевала себе под нос, не обращая ни малейшего внимания на сердитые взгляды, которые бросала на нее Ранджана. Иголку и моток ниток Бриза вытребовала у одной из принцессиных служанок, пуговицы и рубаха были ее собственные.

Наскучив молчанием, Ранджана презрительно бросила своей непрошеной гостье:

- Тебе-то что! Ты, поди, привыкла, чтоб простолюдины тебя тискали, когда им угодно. Но ведь я - совсем тебе не чета!

Бриза не повышая голоса осадила ее:

- Ежели тебе не на ком сорвать зло, то лучше займись чем-нибудь путным. - Она перекусила нить, проверила на прочность первую из пришитых пуговиц и принялась за вторую. - И коли уж на то пошло, то надобно совсем ослепнуть, чтоб принять нашего Калиса за простолюдина.

Ранджана, в продолжение этого разговора нервно вышагивавшая взад-вперед по комнате, резко остановилась и наморщила лоб.

- Сказать по правде, - произнесла она после некоторого раздумья, - он удивительно силен, этот юноша. Хоть я и легка, словно перышко, но все же... Он с такой силой и так быстро втолкнул меня на крышу, что я и опомниться не успела...

- И к тому же одной рукой, - прибавила Бриза. - Другой-то он ведь держался за лестницу.

Служанки Ранджаны обменялись восхищенными взглядами и закивали друг другу головами. К огромному сожалению всех четырех девушек, им не довелось стать свидетельницами сцены, разыгравшейся между Калисом и Ранджаной, потому что они в это время находились уже на крыше.

- И собой он недурен, - нехотя признала принцесса. - Хотя есть в нем что-то странное...

- Больше, чем ты можешь себе представить! - насмешливо заметила Бриза.

- Вот еще! - фыркнула принцесса. - Досуг мне раздумывать о его странностях! Ведь такие, как он, мне не ровня. Я должна достаться человеку высокородному, могущественному и богатому, а с мужланами-наемниками, вроде этого мальчишки, вольно развлекаться разве что тебе да моим прислужницам.

- И ты уверена, что стать пятнадцатой женой этого вашего первоправителя - большая честь для тебя? - ухмыльнулась Бриза и, закатив глаза, выдохнула: - Праведные небеса, ну и народ!

Ранджана смущенно улыбнулась и произнесла неожиданно мягким тоном:

- А этот ваш капитан - просто красавчик. Особенно когда улыбается. - Поймав на себе изумленный взгляд Бризы, она тотчас же сдвинула брови, капризно поджала губы и процедила: - Но уж разумеется, и он мне не пара, этот простолюдин! - Бриза звонко расхохоталась, уронив руки на свое шитье. - Что это тебя так рассмешило, девчонка?!

- Да так, ничего. - Бриза отерла с глаз слезы и быстро перегрызла нить. Теперь уже две из четырех пуговиц были пришиты к рубахе.

- Нет, немедленно скажи мне, в чем дело! - требовала Ранджана. Бриза в ответ лишь махнула рукой и принялась за третью пуговицу.

Несколько мгновений прошли в молчании. Бриза проворно орудовала иглой, Ранджана с сумрачным выражением лица мерила шагами комнату, служанки неподвижно сидели на одной из постелей и с молчаливым вниманием следили за перебранкой девушек.

Резко остановившись напротив Бризы, принцесса в очередной раз строго произнесла:

- Девчонка! Ответь, что это так тебя развеселило?

Бриза оборвала нить, воткнула иглу в атласную подушечку, набросила на плечи рубаху и легко вскочила на ноги. Встретившись взглядом с Ранджаной, она небрежно пожала плечами и наконец снизошла до ответа:

- Да то, что есть, оказывается, на свете дурищи вроде тебя, которые только и могут, что кичиться своей знатностью, а сами не умеют распознать принца крови под личиной простого наемника!

Не прибавив к этому ни слова, не попрощавшись и не поблагодарив за иглу с нитью, она вихрем вылетела из комнаты в коридор.

Ранджана несколько мгновений простояла неподвижно, осмысливая услышанное, затем бросилась к двери и что было сил заколотила по ней кулаками. Дверь приоткрылась, и в комнату испуганно заглянул один из караульных воинов. Принцесса попыталась его оттолкнуть, чтобы выйти наружу, но солдат ухватился рукой за дверной косяк и помотал головой.

- Простите, миледи, но вам запрещено покидать ваши покои. Пожалуйста, собирайтесь в дорогу, как велел капитан.

- Я хочу поговорить с этой девушкой...

- Виноват, миледи. Капитан строго приказал никуда вас отсюда не выпускать и проследить, чтоб вы вовремя собрались. Я не смею ослушаться его приказа.

Воин ожидал бурного протеста со стороны капризной принцессы и уже приготовился было защищать лицо от ее ногтей, но к его величайшему удивлению Ранджана вдруг кивнула с не свойственной ей покорностью, отступила назад и захлопнула за собой дверь.

- Принц? - прошептала она с мечтательной улыбкой на полных губах. - Принц...

Служанки, по-прежнему сидели на постели и молча ожидали приказаний своей госпожи. После недолгого раздумья Ранджана бросилась к одному из сундуков, откинула крышку и стала заталкивать внутрь валявшиеся в беспорядке на полу ткани и одежды.

- Миленькие, а ну-ка быстрей помогите мне! - крикнула она опешившим девушкам. - Нам надобно торопиться! К вечеру все вещи должны быть уложены! Вы слышали, что это приказ самого капитана? Нельзя заставлять его высочество ждать! - Девушки соскочили с постели и принялись увязывать узлы, перетряхивать содержимое сундуков и стаскивать со стен драпировки. Ранджана трудилась усерднее всех. Посреди всей этой суеты она то и дело восхищенно закатывала глаза и с нежной улыбкой шептала: - Принц...

Солнце клонилось к западу. Гарри, нервно теребя ворот камзола, наблюдал за вереницей телег и крытых повозок, тянувшейся к докам. Баркасы стояли у причала, и лодочникам была обещана весьма щедрая плата, чтоб только они неотлучно находились при своих суденышках и были готовы отчалить в любую минуту, в любое время дня или ночи. Тука перебегал от одного баркаса к другому, следя, чтоб никто из гребцов не покинул своего места и паче чаяния не напился допьяна в портовом кабаке. Праджи, Ваджа и две дюжины наемников находились здесь же, чтобы в случае надобности пособить вознице в этом нелегком деле, Вскоре к докам должны были выйти Маркус и Калис. Им предстояло переправиться через реку и вывести пленников из поместья к берегу у сожженной фермы.

Гарри отправил четверых солдат к голове своего речного каравана. Бриза тем временем гнала к лодкам Ранджану и ее прислужниц, словно пастушка - небольшое стадо овечек. Сходство принцессы и ее спутниц с этими кроткими животными еще усиливалось той внезапной переменой, которая за последние несколько часов произошла с Ранджаной. Прежде донельзя высокомерная, капризная и сварливая, она вдруг сделалась на удивление покорной и сговорчивой и беспрекословно выполняла все приказания Бризы. Гарри не знал, что и подумать, и то и дело подозрительно взглядывал в сторону принцессы. Решение Николаса на некоторое время оставить девушек в отряде, чтобы потом, в урочный час, отправить их вверх по реке к отцу Ранджаны, было ему не по душе. Он считал, что от них следовало избавиться как можно скорее, однако перечить принцу не стал.

Невесть откуда взявшиеся в Ранджане уступчивость и рассудительная сговорчивость нисколько не повлияли на отношение к ней Бризы. Она по-прежнему холодно держалась с принцессой и ее служанками и скупо, неохотно отвечала на бесчисленные вопросы Ранджаны, касавшиеся исключительно особы Николаса.

Видя, как последняя из нанятых им повозок устремилась к докам, Гарри облегченно вздохнул. Но тут внимание его привлекли шум и крики, раздавшиеся откуда-то с северной стороны огромной площади. Шум все нарастал, приближаясь, и вскоре ему стали видны всадники - целый отряд конных стражей, направлявшийся к реке. Конники то и дело свирепо бранили зевак, попадавшихся на их пути, и раздавали направо и налево удары плетьми. Следом за всадниками тянулись открытые телеги с невольниками. Гарри вгляделся в их лица, и глаза его едва не вылезли из орбит.

Быстро догнав последнюю из череды своих повозок, он крикнул вознице:

- Получишь десять драков, если сам поспешишь к докам и не дашь промешкать тем, кто едет впереди тебя. Останешься тут за главного, а я пока должен спешно повидаться с моим капитаном.

- Слушаюсь, господин! - улыбаясь во весь рот, прокричал в ответ возница и принялся нахлестывать лошадей кнутом.

Гарри помчался к площади, на ходу расталкивая зевак и то и дело взглядывая на два высоких плюмажа, увенчивавших шлемы офицеров охраны и возвышавшихся над толпой. Он постарался проскочить как можно ближе к телегам с пленниками и еще раз убедился в том, что зрение его не обмануло: в доки везли тех, ради кого он и его спутники проделали столь долгий и опасный путь из Крайди и претерпели столько лишений и невзгод.

Гарри бежал так быстро и так решительно распихивал руками горожан, заполонивших базарную площадь, и наступал им на ноги, что вслед ему неслись протестующие крики, отборная брань и проклятия. Но он не обращал на все это ровно никакого внимания. Ему достало нескольких минут, чтобы домчаться до трактира и ворваться, к немалому изумлению воинов, собравшихся в общем зале, в комнату Николаса, который затворился там с Амосом, Рудой, Калисом и Маркусом и был занят обсуждением и уточнением всех деталей своего плана по захвату корабля. Энтони и Накор незадолго до этого отправились неведомо куда по какому-то таинственному и, как уверял кривоногий исалани, чрезвычайно важному делу.

- Что с тобой сделалось? - Николас поднял голову от пергамента, где рукой Калиса был набросан план поместья Дагакона, и с беспокойством взглянул на запыхавшегося Гарри. - Что-нибудь случилось? Ведь ты же должен присмотреть за доставкой грузов в доки!

- Они куда-то увозят крайдийцев! - выпалил Гарри.

- В какую сторону их везут? - вскинулся Амос. Гарри шумно перевел дух:

- На юго-запад. Похоже, к докам.

- Проклятье? - Николас вскочил из-за стола и бросился прочь из комнаты. Остальные поспешили за ним следом. - Калис, Маркус, вы бегите к докам, - распорядился он, едва вбежав в общий зал. - Если мы не дадим вам о себе знать, действуйте, как мы условились. Остальные - за мной!

Во дворе трактира небольшая группа разделилась:

Маркус и Калис помчались к докам, а Николас, Гарри, Амос и Гуда - к базарной площади. Им вскоре удалось нагнать последнюю из телег с пленниками, по обе стороны которой ехали двое верховых охранников.

- Я узнал одного из этих несчастных, - Николас едва заметным кивком указал Амосу на юного невольника. - Это Эдвард, паж из Крайдийского замка.

Амос, тяжело отдуваясь, покачал кудлатой головой:

- Похоже, сынок, с ним не все ладно, с этим бедолагой Эдвардом.

- Да и со всеми остальными тоже, - прибавил Гуда.

Николас перебежал на другую сторону прохода между рядами, чтобы получше разглядеть тех из пленников, чьи лица заслоняли от него круп коня и плотная фигура всадника. Возвращаясь к друзьям, трусившим вслед за повозкой, он едва не сшиб с ног толстуху с корзиной яблок на голове, которая остановилась как раз посреди прохода. Та разинула на удивление широкий рот и заголосила так пронзительно, что лошади охранников прижали уши и шарахнулись в стороны. Стражи выровняли шаг животных и стали подозрительно оглядываться.

- Виноват, мамаша! - с развязной улыбкой проговорил принц.

- Смотри, куда прешь, невежа! - визгливо отозвалась толстуха.

- Сама хороша! - огрызнулся Николас. - Всю дорогу перегородила своей тушей, экая копна!

Торговка яблоками была настроена весьма воинственно, и перебранка эта продолжалась бы еще долго, если бы Гуда не тронул Николаса за рукав и не сказал ему едва слышно:

- Бежим! Они уже сюда не глядят.

Николас со смущенной улыбкой кивнул толстой торговке, чем привел ее в немалое замешательство, и вместе с друзьями бросился вдогонку за телегой.

Она была уже довольно далеко, и им пришлось прибавить шагу, чтобы ее нагнать. Но вскоре шумная и многолюдная базарная площадь осталась позади, и преследователи принуждены были снова пропустить вперед весь караван телег с пленниками и наблюдать за ними издали, чтобы не привлечь к себе внимания охранников. Так они сопроводили печальную процессию до самых доков, где та остановилась, и стали издали наблюдать за происходящим. У одного из причалов невольников ожидали баркасы с гребцами, на которых несчастных, судя по всему, собирались доставить на борт корабля.

Николас, Гуда, Гарри и Амос расположились у стены одного из складов, не зная, на что решиться, что предпринять. Первым нарушил молчание Николас:

- Сдается Мне... - не закончив фразы, он мотнул головой и беспомощно развел руками.

- Говори! - потребовал Траск.

- Не знаю... Но с нашими людьми явно происходит что-то странное...

- А я так вот думаю, - убежденно заявил Гарри, - что это вовсе не наши люди, а двойники.

Николас с досадой выругался и хлопнул себя ладонью по лбу.

- Мне ведь следовало и самому об этом догадаться! Но все же мы не можем быть в этом до конца уверены, пока не побываем в поместье Дагакона. - Немного помешкав, он повернулся к своему бывшему оруженосцу. - Гарри, давай сделаем так. Ты сейчас вернешься к речным докам и скажешь Маркусу и Калису, чтобы они отправлялись в поместье. Нужно, чтоб Калис проник туда, где прежде содержали наших людей, и выяснил, там ли они еще и живы ли. Если крайдийцы по-прежнему в своем узилище, пусть об этом дадут знать Праджи и Вадже. А что предпринять после, Калису хорошо известно. Но если наших людей там не окажется... Или если они мертвы, тогда нам больше нечего здесь делать. Нападать на солдат первоправителя ради мщения мы не станем. Пусть тогда лодки остаются в доках, пока я не отдам других распоряжений. Но коли крайдийцы еще во владениях Дагакона, то за баркасы отвечаешь ты! Проведи их к условленному месту и после того, как вы примете на борт невольников, следуйте в гавань.

- Есть, капитан! - отсалютовал Гарри и повернулся, чтобы бежать к речным докам.

- Погоди! - остановил его Николас.

- Что-нибудь еще?

- Да. Постарайся остаться в живых!

- И ты тоже, Ники! - улыбнулся Гарри и, махнув принцу рукой, помчался в сторону устья реки.

Николас смотрел ему вслед, пока его ладная фигура не исчезла вдали, а после перевел взгляд на первые несколько баркасов с невольниками, причаливавших к одному из кораблей.

- Тысяча проклятий! - воскликнул вдруг Амос и указал на "Чайку" и "Орел". - Они ж ведь собираются вывести отсюда обе посудины!

- И когда, ты думаешь, корабли снимутся с якоря? - спросил Николас.

Амос в последние несколько дней старательно собирал сведения о времени местных приливов и отливов, но ему удалось узнать не так уж много, ибо излишняя любознательность с его стороны могла бы показаться городским морякам подозрительной.

- Насколько я могу судить, где-то между полуночью и рассветом, - ответил он о протяжным вздохом. - Как только начнется прилив.

- Но может, нам удастся завладеть каким-нибудь другим кораблем и их догнать?

Амос обвел глазами залив и покачал головой:

- Много всяких судов бросает и поднимает здесь якоря, и мы могли бы попытаться взять любое из них, но ... для того, о чем ты толкуешь, сгодится разве вот эта малютка, - и он ткнул пальцем туда, где на волнах плавно покачивался небольшой двухмачтовик с треугольными парусами. - Она хоть и каботажница, но уж больно быстрая да верткая. Нам только такая и нужна. Ежели мы на ней выскользнем из гавани прежде, чем отсюда выйдут ихние "Орел" и "Чайка", то нам будет вполне способно перехватить кого-то из них в прибрежной зоне. Им-то ведь надобно будет держаться по ветру, пока они не пройдут всю гавань, а после взять курс на юго-восток, чтоб обогнуть полуостров. Та из посудин, что пойдет второй, и сделается нашей добычей. - Глаза бывшего пирата сверкнули хищным огнем. - А другая никак не сможет повернуть назад, чтоб подать ей помощь! Но нам нужно успеть перехватить ату вторую, пока она не отвернет в сторону, иначе пиши пропало: только мы их и видели!

Гуда о сомнением покачал головой:

- Сколько ж нас поместится на этом каботажнике?

- Как раз столько, чтоб захватить один из кораблей. А после придется на него перегрузиться и догнать второй.

- Надо прежде овладеть одним, - с принужденной улыбкой заметил Николас, - а потом уж беспокоиться, как и на чем преследовать другой. А теперь, - он еще раз с тоской и болью взглянул на баркасы, с которых на борт корабля поднимали пленников, - нам пора возвращаться в трактир и послать гонца к речным докам, чтобы он рассказал всем, кто там остался, о переменах в наших планах.

Несколько минут они брели в молчании, и вдруг Николас с досадой воскликнул:

- О боги!

- В чем дело? - встревожился Амос.

- Накор! О нем-то мы совсем позабыли.

- Так и есть, - удрученно подтвердил Гуда.

- Кто-нибудь знает, где сейчас они с Энтони и чем занимаются? - спросил Амос.

Николас мотнул головой.

- Нет. И нам остается только надеяться, что они не растревожат осиное гнездо прежде, чем мы унесем ноги из этого города.

Все трое резко прибавили шагу и возвратились в трактир едва ли не бегом.

Стемнело. Калис перемахнул через стену поместья. Он так спешил, что вовсе не старался двигаться бесшумно. Охранников в обширных владениях Дагакона и без того было на удивление мало, теперь же, узнав через гонца от Николаса о доставке пленников на корабль, эльф не сомневался, что стражей здесь почти не осталось.

Однако бросившись к знакомым строениям, он едва не столкнулся с одним из дозорных, продолжавших следить за порядком в имении. Калис размахнулся и ударил его погорлу ребром ладони. Послышался хруст, затем беспомощный, булькающий звук, и воин, чья дыхательная трубка была раздроблена рукой эльфа, повалился наземь. Калис заторопился дальше, не дожидаясь, пока тот испустит дух.

Главным для него сейчас было поспеть на помощь пленникам, если те еще живы. Помня, в каком состоянии пребывали несчастные, когда он видел их в последний раз, Калис осознавал, что для их спасения дорога каждая минута. Донельзя изнуренный вид крайдийцев подсказал ему, что похитителей заботило лишь изготовление двойников для каждого из невольников, а по завершении этого зловещего деяния они вполне могли умертвить пленных или же бросить их, прикованных цепями к опорам лежанок, на произвол судьбы, без пищи и воды, без надежды на вызволение... Калис покачал кудрявой головой и ускорил бег.

Скрежет гравия оповестил его о приближении еще одного охранника. Калис мотнулся к опрокинутой тачке садовника, спрятался за ней и выждал, пока воин не прошел мимо. Выскочив из своего укрытия, эльф двумя бесшумными прыжками нагнал ничего не подозревавшего солдата и набросился на него сзади. Своими удивительно сильными ладонями он ухватил его за затылок и подбородок. Мгновение, и шея воина хрустнула, переломившись. Калис разжал руки и бросился вперед.

Добежав до внешней стены открытого склада, где похитители содержали узников, он не останавливаясь подскочил вверх и очутился на узкой крыше, над прямоугольным двором. Пленные, как и прежде, лежали на своих жестких кроватях. Ни охранников, ни зловещих двойников с ними не было.

Приглядевшись к их неподвижным телам, Калис с радостью убедился, что все они были без сознания, однако, благодарение богам, вне всякого сомнения, живы. Он спрыгнул со стены и подбежал к ближайшей из лежанок, на которой вытянулся во весь рост темноволосый юноша. Все попытки Калиса привести его в чувство ни к чему не привели. Молодой узник слабо застонал, когда эльф потряс его за плечо, но не очнулся от своего тяжелого забытья.

Внезапно душой Калиса овладела какая-то смутная, безотчетная тревога. Он вдруг почувствовал, что атмосфера, царившая на невольничьем дворе, как-то странно переменилась с тех пор, как он побывал здесь в последний раз. И дело было вовсе не в том, что двойники пленных и надсмотрщики покинули это место. Калис выпрямился и зорко огляделся по сторонам. В противоположном углу открытого двора он увидел бронзовое изваяние, которого прежде здесь не было. Он быстро направился к статуе, чтобы получше ее разглядеть, но в нескольких шагах от нее замер как вкопанный. Тело его сотрясла дрожь, из груди готов был вырваться вопль ужаса, который эльфу едва удалось сдержать. Никогда еще он не испытывал такого страха. Бронзовая фигура, которую он сперва принял было за изображение эльфа, на деле являла собой скульптурный портрет женщины валкеру, представительницы древней расы, некогда господствовавшей на планете Мидкемия. Предки матери Калиса были для валкеру чем-то вроде домашних животных. Эльфы ненавидели своих поработителей и все как один перед ними трепетали. Отголоски того давнего ужаса теперь, спустя многие тысячелетия, звучали в душе Калиса тревожным набатом. Отец его Томас волей волшебника Макроса в юности своей был на время перенесен в то далекое прошлое планеты, когда ею владели валкеру, или, как называли их люди, повелители драконов, и внутреннее существо его срослось с душой и памятью последнего из них. Он многое рассказал сыну о том тяжелом испытании, едва не стоившем ему жизни.

Калис бесшумно обошел статую кругом. На голове ее красовался боевой шлем, в одной руке она держала щит с изображением переплетенных между собой змей, другая покоилась на рукоятке вложенного в ножны меча. Эльф протяжно вздохнул. Худшие страхи Николаса вполне подтвердились: теперь можно было не сомневаться, что во главе заговора против Королевства стояли пантатианские змеиные жрецы. Ибо на бронзовом пьедестале в нескольких шагах от эльфа возвышалось не что иное, как бронзовый идол Альма-Лодаки, той самой валкеру, которая тысячелетия тому назад ради прихоти своей создала пантатианцев, наделив безногих ящериц и змей разумом сродни человеческому. Они прислуживали ей в ее дворце, развлекали и смешили ее и были в ту пору довольно забавными и вполне безобидными, хотя и недалекими созданиями. Но время шло, и через много веков после того, как валкеру покинули Мидкемию, пантатианцы стали зловещей сектой, поклонявшейся тьме и смерти. Они чтили свою умершую богиню Альма-Лодаку и намеревались, воскресив ее, погубить всю жизнь на Мидкемии в надежде, что в благодарность за это деяние восставшая из мертвых богиня снова их к себе приблизит и сделает полубогами.

Калис отошел от страшного изваяния, пятясь и избегая оборачиваться к нему спиной, и решил осмотреть внутренние помещения хранилища, в открытой части которого похитители расположили невольников из Крайди. Те узкие каморки, двери которых оказались не заперты, были совершенно пусты. Лишь в одной из них эльф обнаружил груду цепей и кандалов, а также молоты, напильники и зубила.

Он не стал больше мешкать и заторопился прочь из этого унылого, наводящего жуть места. Надо было рассказать обо всем Маркусу и переправиться через реку, чтобы сообщить новости Гарри. К тому же Калис был уверен, что пленникам необходима немедленная помощь лекарей. Иначе все они не дотянут и до утра.

Маргарет, напрягая силы, пыталась высвободиться из мягких, влажных шелковых пут, которые обвивали ее локти и колени, но те оказались на удивление прочными, и она принуждена была сдаться. Силы ее оставили. Она пробовала кричать, но рот был забит комком влажного шелка. Внезапно из мрака выплыла какая-то неясная фигура и стала к ней приближаться. Маргарет сделалось жутко.

- Не подходи ко мне! - выдохнула она и в то же мгновение проснулась.

Ночная рубаха и простыни на ее постели были влажными от пота. В комнате царила тьма. Маргарет провела дрожащей рукой по лбу. У нее нестерпимо болела голова, во рту пересохло. Наверное, вяло подумала она, именно так чувствуют себя поутру те, кто накануне выпил лишнего.

Эбигейл что-то пробормотала во сне и слабо шевельнула рукой.

Маргарет несколько раз глубоко вздохнула, чтобы унять отчаянное сердцебиение, а после принудила себя встать с постели. Сделав два неуверенных шага, она едва не упала, так сильно ее качнуло, и в изнеможении прижалась к стене. В голове ее носились обрывки каких-то неясных, путаных мыслей, стук сердца отдавался в ушах.

Она протянула руку к кувшину с водой, который стоял на низком столике между их с Эбигейл кроватями. Кувшин впервые за все время, что они здесь жили, оказался пуст, и это ее очень удивило.

Она добрела до изголовья Эбигейл и хрипло позвала подругу:

- Эбби! - и не узнала собственного голоса, походившего на воронье карканье.

Но Эбигейл не отзывалась. Сон ее был на удивление крепок. Маргарет тяжело опустилась на постель и потрясла ее за плечо.

- Эбби! Проснись!

- Что... что тебе от меня нужно? - недовольно пробормотала Эбигейл каким-то чужим, резким и хриплым голосом.

Маргарет, чьи глаза успели уже привыкнуть к темноте, с ужасом уставилась на подругу. Мало кто узнал бы сейчас в этом бледном, исхудавшем существе с растрескавшимися губами, спутанной копной влажных волос и черными полукружьями под глазами прежнюю светлокудрую красавицу Эбигейл. Она моргала и потряхивала головой, силясь проснуться.

- Ты ужасно выглядишь! - нахмурилась Маргарет.

Эбигейл с силой зажмурила глаза, через мгновение открыла их, и лишь после этого взгляд ее сделался вполне осмысленным.

- Ты тоже.

Маргарет с трудом поднялась с постели и шатаясь побрела к зеркалу. Оттуда на нее глянула немолодая, усталая женщина, которая, судя по ее ввалившимся глазам, обрамленным черными кругами, провела без сна несколько ночей кряду. Маргарет со стоном отвернулась и пошатываясь направилась к своей кровати. Ее ночная рубаха, пропитанная потом, источала кисло-прелый запах. Маргарет брезгливо поморщилась.

- От меня так воняет, словно я не мылась несколько дней кряду!

Эбигейл окинула ее рассеянно-отсутствующим взором и зевнула:

- Что ты сказала?

- Что от меня несет... - терпеливо повторила принцесса, оглядев комнату. - Послушай, а где же эти?

- Кто?

Маргарет пересекла комнату и, приблизившись к подруге, крепко взяла ее за плечи.

- Эбби!

- Что? - недовольным тоном отозвалась Эбигейл и попыталась отстраниться.

- Эти твари. Куда они подевались?

- Какие еще твари?

- Ты что же это, совсем ничегошеньки не помнишь?

Эбигейл наконец удалось стряхнуть с плеч ладони Маргарет.

- Что я, по-твоему, должна помнить? И где наш завтрак? Я умираю с голоду!

Маргарет прошла на середину комнаты. Постель и ночная рубаха Эбигейл были так же влажны от пота, как и ее собственные, и издавали не менее скверный запах.

- Надо привести себя в порядок.

- В порядок? - точно эхо, отозвалась Эбигейл и растерянно огляделась по сторонам.

Только теперь Маргарет заметила, что за ставнями было так же сумрачно, как и в комнате. Сперва она решила было, что ее странное самочувствие вызвано слишком ранним пробуждением из-за ночного кошмара. Но она тут же отказалась от этого объяснения. Их с Эбигейл ночные одеяния и постели имели такой вид и издавали такой запах, будто... будто они проспали в них несколько дней и ночей кряду. Прежде им нипочем бы такого не позволили. Всякий новый день их заточения начинался одинаково: утром через час после рассвета слуга приносил в комнату завтрак, и девушкам волей-неволей приходилось подниматься. Маргарет подошла к окну и раздвинула ставни. В саду не было ни души. Кругом стояла удивительная тишина. А ведь раньше, вспомнила она, если ей случалось проснуться среди ночи, из-за садовой ограды слышны были шаги часовых, а из внутренних покоев дворца время от времени раздавались приглушенные голоса.

Маргарет подбежала к двери и потянула за ручку. Дверь оказалась не заперта и легко, бесшумно распахнулась. Коридор - принцесса оглядела оба его сумрачных конца - был пуст. Маргарет повернулась к Эбигейл.

- Похоже, кругом никого нет.

Эбигейл ничего ей не ответила. Маргарет подошла к ней вплотную. Отсутствующий взгляд Эбигейл был устремлен в одну точку.

- Эбби!

Но Эбигейл не слышала подруги. Качнувшись, она стала плавно оседать на пол. Маргарет обхватила ее за талию и с трудом уложила на постель, сердито покосившись на пустой кувшин и пробормотав крепкое ругательство. Чтобы привести подругу в чувство, принцессе была необходима вода. Немного отдышавшись, она взвалила на плечи обмякшее, податливое тело Эбигейл и шатаясь побрела к двери, которая выходила в сад. Та тоже оказалась не заперта. Маргарет распахнула ее пинком и направилась к фонтану, куда и сбросила затем свою ношу.

Эбигейл сперва пошла ко дну, но, едва коснувшись гладких плит, которыми был выложен бассейн, очнулась от забытья и с шумом высвободила из-под воды голову и плечи. Фонтан был совсем неглубоким.

- Что это значит?! - вскричала она, кашляя и отплевываясь. - Зачем ты это сделала?!

Маргарет стянула с себя дурно пахнувшую рубаху и с наслаждением ступила в воду. Она ответила на негодующие возгласы Эбигейл не прежде, чем погрузилась в бассейн с головой и вынырнула на поверхность.

- Затем, что ты, дорогая, смердишь в точности так же, как и я. Нам просто необходимо как следует вымыться. Ну, а кроме того, мне было никак тебя не добудиться.

Эбигейл высморкалась и покачала головой.

- По-твоему, это и вправду мы?

- Ясное дело, мы, кто же еще? - мрачно усмехнулась Маргарет. - Хотя мало кто из родных и друзей нас теперь признал бы, больно уж мы подурнели. Но ничего! - Она подобралась к статуе маленького водоноса в центре фонтана. Из наклоненного медного ведра с журчанием стекала прозрачная струйка воды. Маргарет подставила под нее голову. - Вот вымоемся, потом переоденемся в чистое, и только нас здесь и видели. Не знаю, много ли будет толку от мытья без мыла и мочалки, но после него нас уж во всяком случае не смогут отыскать по запаху! - Расхохотавшись над собственной шуткой, она стала энергично массировать пальцами кожу головы.

- Ты думаешь отсюда сбежать? - Эбигейл понизила голос и пугливо оглянулась по сторонам.

- Еще бы! Поблизости никого нет, двери не заперты, да и этих двух мерзких ящериц даже след простыл.

Маргарет переместилась в сторону, и ее место у прохладной струи тотчас же заняла Эбигейл.

- Сколько, по-твоему, мы проспали? - обеспокоенно спросила она.

- Не знаю. Судя по тому, в каком виде пребывают наши постели, да и рубахи, да и мы сами, наверное, несколько дней. Может, неделю. Я себя чувствую ужасно слабой и ни на что не годной. И очень хочу есть.

- Я тоже, - вздохнула Эбигейл и, чтобы хоть чем-то наполнить желудок, напилась из фонтана. - Пожалуй, мне теперь лучше выйти из воды. Чище без мыла и мочалки я уже не стану. Что-то мне зябко. - Девушка встала в бассейне в полный рост, но от этого резкого движения у нее закружилась голова, и она снова шлепнулась в воду.

- Осторожнее! - Маргарет протянула подруге руку и помогла ей подняться. - Ты ведь держишься на ногах еще хуже, чем я.

- Что же это с нами такое? - жалобно спросила Эбигейл и откинула мокрые волосы со лба.

Девушки вышли из бассейна и, поддерживая друг друга, вернулись в комнату.

- Не знаю. Может статься, эти мерзавцы подмешали какого-то одурманивающего зелья в нашу еду или питье. Им зачем-то было надо, чтобы мы на несколько дней впали в забытье. Хорошо хоть, живы остались. - Внезапно брови принцессы взметнулись вверх. Несколько мгновений она стояла с полуоткрытым ртом, пораженная ужасной догадкой, а когда дар речи к ней вернулся, испуганно крикнула: - Боги праведные! Они ж ведь, когда я их видела в последний раз, стали как две капли воды на нас похожи!

- О чем ты? - растерянно заморгала Эбигейл. - Кто стал на нас похож?

- Мерзкие твари, которые жили здесь вместе с нами.

Эбигейл брезгливо передернула плечами.

- Ящерицы, что ли?

- Они все время менялись и делались все больше и больше похожими на нас с тобой. А под конец их и вовсе было от нас не отличить. Даже и говорить стали, как ты и я.

С лица Эбигейл сбежали все краски:

- Маргарет, но разве такое кому-нибудь под силу?

- Не знаю. И мне, право же, недосуг сейчас об этом думать. Надо поскорее отсюда убираться. Ведь Энтони и остальные где-то здесь, в этом проклятом городе. Мы должны их предупредить, что у нас появились двойники. Ведь эти твари могут заманить всех наших в какую-нибудь подлую ловушку! Может, для этого их и сотворил какой-то здешний чародей.

Маргарет сбросила крышку с высокой плетеной корзины, где хранился весь их гардероб, выудила со дна полотняную нижнюю юбку и бросила ее подруге.

- Оботрись!

Точно такой же юбкой она вытерла насухо свое тело и волосы, затем вытащила из корзины два коротких платья свободного покроя и протянула одно из них Эбигейл.

- Сойдет! И никаких нижних юбок! Нам ведь, может статься, надо будет влезать на стены.

Надев на ноги легкие туфли на кожаной подошве, Маргарет покосилась на Эбигейл. Та двигалась с гораздо меньшим проворством, чем принцесса, но тоже была уже почти одета. Маргарет помогла ей обуться.

Мешкать было нельзя. Маргарет распахнула дверь в коридор и чутко прислушалась. Во дворце царило безмолвие. Принцесса поманила к себе Эбигейл. Взявшись за руки, они на цыпочках прокрались в конец коридора, отворили еще одну дверь и очутились во внутренних покоях. Теперь им предстояло отыскать выход наружу.

- Неужто это и в самом деле нам поможет? - с сомнением спросил Энтони, подбрасывая на ладони маленький узелок.

- Еще как! - усмехнулся Накор. - С такой женщиной, как эта Корисса, надо ко всему быть готовыми. Ведь по части всяких фокусов с ней мало кто может сравниться. Разве что старина Паг. Ей нипочем будет убить нас обоих одним только взглядом. Зато в этом мешочке - снадобье, от которого даже она не сможет себя защитить.

- Но ведь... - Энтони хотел было возразить, но тотчас же осекся, сочтя за лучшее не вступать в споры с Накором. Однако ему все же не верилось, что содержимое узелка из тонкой кожи способно защитить их от козней злой волшебницы.

Чародеи шли по подземному коридору, соединявшему дворец первоправителя с поместьем Дагакона. Путь во дворец им открыла находчивость исалани. Оба они, чтобы туда проникнуть, с корзинами крупных и спелых яблок в руках торопливой походкой рассыльных направились во внутренний двор, к дворцовым службам. Когда один из стражей преградил им путь, Накор с заискивающей улыбкой принялся извиняться за своего господина, зеленщика, который позволил себе немного промешкать с доставкой его величеству требуемого количества припасов, зато уж товар послал отменный. Страж снисходительно его выслушал, а когда Накор робко осведомился, как пройти к кухне и кладовым, кивнул влево. Повар без всяких возражений принял обе корзины с яблоками, а чародеи, улучив мгновение, юркнули в кладовую, а оттуда - в подземный ход.

Приблизившись к лестнице, что вела во дворец Дагакона, Накор обернулся к Энтони.

- Ты хорошо запомнил, когда и что тебе надлежит делать?

- Да. То есть нет, - покраснел юноша. - Вернее, я не забыл, чему вы меня учили, но не представляю, как это может нам помочь.

Накор удовлетворенно кивнул:

- Тогда все в порядке. Главное, ничего не перепутай, а об остальном я и сам позабочусь.

Они миновали подземную галерею, поднялись на первый этаж дворца и прошли в дальние покои. По пути им не встретилось ни души. Стояла глубокая ночь. Энтони знал, что, если в планах Николаса ничто не переменилось, через два-три часа во владения Дагакона проникнут Калис и еще несколько человек из их отряда, чтобы вывести пленных к ферме, В задачу чародеев входило каким угодно образом отвлечь внимание злой волшебницы Кориссы на себя, иначе она чего доброго могла бы помешать эльфу и остальным.

Накор и Энтони не таясь и никого не опасаясь шли по коридору, куда выходили двери личных апартаментов Дагакона. При виде мертвых тел в одной из комнат Энтони едва не сделалось дурно. Накор ободряюще похлопал его по плечу и повел дальше, туда, где все в том же просторном кресле и в прежней позе восседал сам Дагакон. Энтони с опасливым любопытством вгляделся в его лицо и понимающе кивнул.

- Паг?

- О да! - хихикнул Накор. - Наш приятель-некромант все еще слишком занят. Ему не до нас.

- Но что, если...

Исалани пренебрежительно махнул рукой и выудил из своего мешка магическую линзу.

- Взгляни-ка на него вот через это. - Энтони послушно поднес линзу к глазам. - Видишь, битва между ними в самом разгаре. Мне думается, Паг без труда мог бы одолеть этого трупоеда, но такой поворот событий поставил бы нас в весьма трудное положение. Лучшее, что он мог придумать - это вовлечь Дагакона в нескончаемый поединок и тем нас от него обезопасить.

- Так вот, оказывается, в чем дело! - с высокомерной насмешкой произнес женский голос позади них.

Энтони и Накор разом обернулись и встретились взглядами с леди Кориссой, остановившейся в дверном проеме. Колдунья прищурилась и открыла было рот, чтобы добавить еще что-то, судя по выражению ее лица, не весьма лестное для незваных пришельцев, но тут глаза ее расширились от изумления, и на секунду она так и застыла с открытым ртом, а затем, немного придя в себя, всплеснула руками и выкрикнула, указывая на Накора:

- Ты?!

Коротышка отвесил ей шутовской поклон и с ухмылкой подтвердил:

- Как видишь, Джорна.

- Ты ни капельки не переменился, - презрительно процедила Корисса-Джорна, успевшая за истекшие несколько мгновений вполне овладеть своими чувствами.

- А зато ты, - с притворным восхищением подхватил Накор, - обзавелась другим телом. У тебя, что ни говори, отменный вкус, и оно столь же прельстительно, как и прежнее.

Женщина шагнула вперед. Она была так хороша, что Энтони не мог отвести от нее глаз. В горле у него пересохло, в висках запульсировала кровь. Никогда еще он не испытывал столь страстного, столь мучительно-исступленного желания. Напрасно он твердил себе, что перед ним коварная, безжалостная колдунья, виновница бесчисленных смертей и страданий. Голос разума больше не имел над ним власти. Полные бедра красавицы, ее черные глаза, чуть приоткрытые влажные губы - все взывало к его мужественности, и тело юноши с готовностью отозвалось на этот страстный призыв.

Мысли Энтони стали туманиться. Он больше себе не принадлежал. Волшебница, даже не прибегая к магическим приемам, подчинила его волю своей. Но тут к нему на выручку пришел Накор. Покосившись в сторону юноши, он мгновенно понял, какой опасности тот подвергался, и погрозил колдунье пальцем.

- Немедленно прекрати эти свои штучки, Джорна! - С этими словами он пребольно ущипнул Энтони за руку повыше локтя.

Энтони вскрикнул от боли. Из глаз его сами собой выкатились две слезинки. Наваждение рассеялось без следа, и он облегченно вздохнул. Коротышка ласково ему улыбнулся и снова обратился к женщине:

- На меня эти твои колдовские курения и благовония, которыми ты залучаешь в свои сети простачков, не действуют уж больше сотни лет. - Он сунул руку в свой черный мешок и к немалому удивлению Энтони вытащил оттуда некрупную темно-фиолетовую луковицу, в мякоть которой с силой вдавил кончик своего большого пальца. Послышался чавкающий звук, и комната наполнилась едким запахом лука. Накор удовлетворенно кивнул и поднес луковицу к самому носу Энтони. - А на моего приятеля они теперь тоже действовать перестанут. Не очень-то их унюхаешь, коли глаза слезятся и из носу течет.

- Мое имя теперь - Корисса. Леди Корисса, - поджав губы, ответила колдунья. - Не смей больше называть меня Джорной!

Накор пожал плечами:

- Как тебе будет угодно. Ты всегда имела наклонность к злодействам, Джо... леди Корисса, сколько я тебя помню. Но вот уж не думал, что когда-нибудь ты падешь так низко. Связаться с этими презренными тварями! Кто б мог такое ожидать даже от тебя! Скажи, что тебя на это толкнуло?

Немного помешкав, Корисса нехотя ответила:

- Они помогли мне снова сделаться молодой. По-твоему этого мало?! - Пройдясь по комнате, чтобы оба чародея смогли как следует разглядеть ее безупречную фигуру, она вернулась на прежнее место и с вызовом воскликнула: - Ведь я состарилась, понимаешь? Я превратилась в старуху!.. Кстати, а как ты теперь себя называешь?

- Я Накор.

- Накор?..

- Накор Синий Наездник, - гордо отчеканил коротышка.

Корисса звонко расхохоталась и тряхнула головой, настолько это прозвание показалось ей забавным.

- Такой же шут, каким был всегда. Впрочем, мне это безразлично. - Она пожала плечами, и Энтони порывисто поднес луковицу к носу, ибо грациозное движение красавицы колдуньи заставило ее полные груди колыхнуться под тонкой тканью блузки, и, остановив на них восхищенный взгляд, он вновь мгновенно оказался во власти ее чар. - По счастью, ты не сможешь причинить мне вреда. А то дело, которое меня сюда привело, скоро завершится самым благополучным образом. Может, я останусь здесь еще ненадолго, чтобы помочь Валгаше лишний месяц или два позабавляться властью, ну а потом, когда мои друзья осуществят все, что они задумали, я и на один день тут не задержусь. И пусть тогда кланы делают с Валгашей все, что им угодно.

- Что же они могли тебе наобещать? - задумчиво пробормотал Накор, едва заметно переместившись в сторону и вставая вплотную к Энтони. - У тебя же всего в избытке. Ты богата, молода и красива, не лишена способностей, знаешь множество фокусов...

- Я не молода! - раздраженно перебила его Корисса. - Я только кажусь молодой. И для того, чтоб не стариться, мне приходится убивать двоих любовников в год, и восьмерых, если я желаю стать хотя бы на два-три месяца моложе! А ты себе представляешь, как все это непросто для подруги самого могущественного волшебника в этих краях? Ведь не настолько же я глупа, чтобы его злить и рисковать его ко мне расположением. Он мне очень полезен, и если бы не его несколько... экзотические пристрастия...

- По части женщин? - хмыкнул Накор.

Корисса кивнула и покровительственно ему улыбнулась.

- Не только. Но главная беда в том, что он все время за мной следил. Мало что может от него укрыться, и потому прошедшее десятилетие было для меня нелегкой порой, Накор. Ты ж знаешь, верность никогда не относилась к числу моих добродетелей.

Она приблизилась к недвижимому некроманту и ласково, хотя и с оттенком пренебрежения, похлопала его ладонью по лысой макушке. Накор передернул плечами. Движение это не укрылось от зоркого взгляда колдуньи.

- Ты не замечал, - невозмутимо осведомилась она, - что все, кто подолгу возится с мертвецами, становятся ужасными занудами? Ну никакого воображения. - И она снова провела ладонью по лысине своего друга, оцепеневшего в безмолвии и неподвижности.

- Так что же они тебе посулили?

Корисса снова звонко и весело расхохоталась:

- Ты ни за что бы не угадал! Бессмертие! И даже больше того: вечную молодость! - Глаза ее горели свирепым и алчным торжеством, в смехе слышались истеричные, безумные нотки.

"Полно, да уж не сумасшедшая ли она на самом деле?" - пронеслось в голове у Энтони.

- Неужто же ты им поверила? - сочувственно улыбнулся Накор и покачал головой. - А я всегда считал тебя весьма неглупой особой, Корисса! Выходит, ошибался. Они ведь рассчитывают получить от тебя гораздо больше, чем ты согласилась бы им дать. А заодно и от всех остальных мидкемян.

- Ты что же это, - подбоченилась колдунья, - хочешь наставить меня на путь истинный? Думаешь, я поверю, что тебе о них известно больше, чем мне? Или это попытка заставить меня проговориться?!

- Я-то хорошо знаю, что именно затевают пантатианцы, - вздохнул Накор. - А ты - нет, иначе ты нипочем бы с ними не связалась. И Пагу все о них известно.

- Паг, - с невольным уважением и даже некоторой боязнью в голосе проговорила она. - Наследник магических знаний Макроса. Величайший чародей нашего времени.

Накор пожал плечами.

- Да, многие почитают его за такового. И я уверен, что старина Паг, если б только захотел, мог бы покончить с этим фарсом в несколько минут. - Он выразительно кивнул в сторону Дагакона.

- Так почему же он этого до сих пор не сделал?

- Да потому, что нам надобно узнать все о самых ближайших планах проклятых пантатианцев! Чтоб помешать им в их черных замыслах. Ведь стоит Пагу умертвить Дагакона, и ты тотчас же переведешь всех невольников в какое-нибудь тайное место, где мы не сможем их отыскать. А время дорого! Или еще, чего доброго, вовсе лишишь несчастных жизни. - Накор заискивающе улыбнулся и развел руками. - Вот Паг и завладел вниманием твоего любезного дружка, чтоб он не помешал нам освободить пленных, проведать, что у вас на уме и помешать вам нас обойти. - Он мотнул головой и, словно извиняясь, прибавил: - Но во всем этом, как ты и сама можешь судить, нет ничего личного!

По губам Кориссы скользнула презрительная усмешка:

- Видят боги, я бы, скорей всего, оставила вам ваши жизни во имя нашей прежней с тобой дружбы, Накор Синий Наездник. Но это не в моей власти.

- Не вынуждай нас прибегать к силе, - мягко предупредил ее Накор.

Колдунья рассмеялась:

- Да что вы можете мне сделать, глупцы?

Исалани приподнялся на цыпочки и, описав рукой в воздухе полукруг, торжественно указал на Энтони, имевшего в эту самую минуту довольно-таки жалкий вид: от едкого запаха лука у него сильно слезились глаза, а из носа так текло, что он принужден был то и дело вытирать его краем рукава.

- Вот кто истинный наследник величайшей мудрости несравненного Макроса! - с пафосом и придыханием, словно комедиант на подмостках, возгласил Накор. - Ибо знай, несчастная, что перед тобой его единственный сын!

- Вот этот мальчишка - сын Макроса? - Корисса пренебрежительно махнула рукой. - Скажешь тоже!

- Энтони! - громко и нараспев проговорил исалани. - Мы должны одолеть ее злые чары! Дай волю своему гневу! Призови нам на помощь стихии, которые тебе подвластны!

Энтони сосредоточенно кивнул. Они с Накором заранее договорились, что слова эти станут сигналом к его немедленным действиям, о которых они условились еще прежде. Тем временем Корисса начала бормотать заклинание, и Энтони сделалось жутко. Мороз пробежал у него по коже, волосы встали дыбом, и он зажмурился, чтоб не видеть лица колдуньи. Но ему было никуда не деться от мертвящих звуков ее голоса. Корисса возводила вокруг себя магический защитный барьер, который, как она рассчитывала, убережет ее от губительной волшебной силы сына Маркоса. Что же до Энтони, то ему, прекрасно знавшему, что к Макросу он не имеет ни малейшего отношения, и что его собственные магические способности и умения более чем скромны, было совершенно ясно: он нипочем не одолеет заклятия колдуньи и не сокрушит ее волшебный панцирь.

И вот тело Кориссы от макушки до пят окутала полупрозрачная светящаяся пелена. Энтони пошарил в поясном кармане, вытащил оттуда маленький глиняный шарик, который вручил ему Накор, и с силой швырнул его об пол. Раздался хлопок, и к высокому потолку взметнулась густая струя черного дыма.

- Что это еще такое? - взвизгнула Корисса, но тотчас же, спохватившись, мотнула головой и еще быстрее прежнего забормотала магические формулы. Теперь, защитив себя непроницаемой броней от возможной атаки Энтони, она призывала к себе на подмогу низших демонов, чтоб те уничтожили чародеев. Медлить было нельзя, и Энтони, распустив тесемку маленького кожаного узелка с каким-то таинственным порошком, как следует размахнулся и швырнул узелок в Кориссу.

К величайшему его изумлению, этот жалкий снаряд легко пробил магический панцирь и, мягко скользнув по лицу колдуньи и осыпав ее всю какой-то черной пылью, упал на пол. Все трое участников этой удивительной сцены застыли как вкопанные в ожидании дальнейшего. Тишину, воцарившуюся в комнате, первой нарушила Корисса. Она открыла рот, поморщилась и оглушительно чихнула. Из глаз ее покатились крупные слезы. Она попыталась было что-то сказать, но вместо этого чихнула снова, несколько раз кряду, и мучительно закашлялась. У Энтони вдруг защекотало в носу. Чихнув, он вытер рукавом слезящиеся глаза.

Колдунья однако вовсе не собиралась так легко сдаваться. Выпрямившись, она отчетливо произнесла несколько слов заклинания, но посреди фразы голос ее прервался, она закрыла лицо ладонями и снова зачихала и закашлялась. Накор запустил руку в свой заплечный мешок и долго в нем шарил, пока мешок не сделался таким большим и так туго набитым, что ему с трудом удалось затянуть отверстие веревкой и застегнуть деревянной пряжкой. Справившись с этим, он размахнулся и изо всех сил обрушил мешок на голову Кориссы.

Та замертво свалилась на пол.

Энтони высморкался и потер пальцем распухший нос:

- Перец?

Вместо ответа Накор громко чихнул.

- Угадал. Чиханье, о мой юный собрат, способно свести на нет любой фокус. Видишь, как здорово мы все это с тобой обделали? А все оттого, что она приготовилась к разным мудреным приемам с твоей стороны и поспешила себя от них обезопасить. А что у нес при себе может оказаться горсть перца, это ей и в голову не пришло. Она нисколько не переменилась, эта женщина. Всегда задирала голову кверху, а под ноги глядеть забывала. - Он поднял мешок с пола, еще раз крепко ударил им по голове бесчувственную колдунью и с удовлетворением констатировал: - Теперь-то она нескоро придет в себя.

- А что это у вас в мешке? - почтительно осведомился Энтони.

- Говори мне "ты". Терпеть не могу всех этих церемоний. Там яблоки. Спелые, но больно уж крепкие. Так что мало ей не показалось, можешь мне поверить.

- Неужто же мы так ее и оставим?

Накор нехотя кивнул:

- Нам не удалось бы лишить ее жизни, даже если б мы для этого объединили свои усилия. Самое большее, что мы с тобой можем, так это отрезать ей голову. Но так ведь это ее еще пуще разозлит. Мало ли на что она тогда решится. Еще пустится не мешкая в вдогонку. А так погорюет маленько, что нам удалось уйти от нее живыми, да и думать про нас забудет. Джорна ведь покуда не сомневается в победе этих распроклятых пантатианцев. Вот проведает, что мы уплыли на ее корабле, тогда и станет нас догонять. Но мы уж будем далеко отсюда! - Окинув всю комнату быстрым взглядом и не найдя в ней того, что было ему нужно, он передал мешок Энтони. - Подержи, а если она шевельнется, бей по голове не мешкая. Я сейчас вернусь.

Исалани прошел в соседнюю комнату, служившую Дагакону рабочим кабинетом, и вскоре вернулся с острым ножом в руке. Лезвие ножа было выпачкано запекшейся кровью.

- Но ты ведь говорил, что убить ее мы не сможем, - напомнил ему Энтони.

- Верно, - хмыкнул Накор. - Но сумеем хотя бы ненадолго удержать от опрометчивых поступков.

Он подбежал к неподвижному Дагакону и полоснул его по горлу. Края образовавшейся раны разошлись в стороны, но против ожидания Энтони из пореза не выступило ни единой капли крови. Накор деловитой походкой направился к окну и срезал несколько шнуров, с помощью которых тяжелые шторы подтягивались кверху и опускались вниз. Затем он туго связал этими шнурами руки и ноги Кориссы. Нож он выбросил сразу же, как расправился с Дагаконом.

- Уф! Пошли теперь отсюда. Калис и остальные поди уж расковали крайдийцев.

Чародеи зашагали по пустынному коридору в глубь дворца.

- А зачем ты разрезал ему горло? - полюбопытствовал Энтони.

- А чтоб ему было чем заняться, когда Паг оставит его в покое. Нам ведь надо выиграть время. Дагакон-то уж всяко за нами погонится. Так пускай для начала приведет себя в порядок. Нам этот час-другой, глядишь, будет очень даже кстати.

- А где ты познакомился с этой женщиной?

- В Кеше. Давным-давно.

- Ты был с ней в дружбе?

- И даже более того, - ухмыльнулся Накор. -Мы друг друга любили.

- Так она была твоей женой? - изумился Энтони.

- Не совсем. Просто мы жили вместе.

- Но как же... - Энтони запнулся, подыскивая слова. - Как ты мог жить с такой злодейкой?!

- Так я ж ведь был тогда совсем молодым, - хохотнул Накор. - И на многое, в особенности на женщин, смотрел иначе, чем теперь. А Джорна была премиленькая с виду, да и в постели больно хороша.

- Но объясни, как же тебе удалось ее нынче узнать?

- Да очень просто. - Накор пожал плечами. - Запомни, люди не меняются, в каком бы обличье они перед тобой ни представали. Их внутреннее существо остается неизменным до самой смерти. И я, ежели захочешь, научу тебя кое-каким фокусам, которые тебе помогут видеть всех насквозь, до самого дна их души. Это может оказаться здорово полезной штукой.

- Еще бы! - с восторгом отозвался Энтони. - Быть может, если мы живыми и невредимыми вернемся домой, ты обучишь этому и чародеев из Звездной Пристани?

- Делать мне больше нечего! - фыркнул Накор. - Захочешь, сам туда наведаешься и просветишь этих спесивых недоумков. А меня от этого уволь.

Коридор вывел их в огромный, пустой и мрачный зал. У массивных дверей, выходивших во внутренний двор, лежал мертвый юноша. Как ни торопились чародеи, но проходя мимо трупа, оба они замедлили шаги. Накор покачал лысой головой.

- Вот, значит, чем она занималась перед нашей встречей.

Энтони отвел глаза, бормоча молитву. Вид покойника был ужасен. Казалось, кто-то выкачал всю кровь, всю влагу из его бледного, скрюченного тела со сморщенной кожей. В атмосфере зала все еще ощущалось присутствие черной магии. Энтони с содроганием вспомнил, каким неистовым вожделением распалилось его тело при встрече с этой ужасной колдуньей. Он с благодарностью покосился на своего низкорослого спутника, который ловко и умело избавил его от действия злых чар, и поспешно переступил через порог.

Накор и Энтони быстрыми шагами приближались к открытому складу, где, как было им известно со слов Калиса, томились крайдийцы. Внезапно внимание Накора привлекло какое-то движение в кустах у стены.

- Стой! - шепнул он Энтони.

В темноте им едва удалось разглядеть две неясных фигуры, которые пробирались к главным воротам дворцовой ограды.

- Пошли за ними! - скомандовал Накор. - Только осторожно, чтоб их не спугнуть.

Чародеи, как и те, кого они решили преследовать, пригнулись почти до самой земли и двинулись вперед. Сделав несколько шагов, Энтони к полной неожиданности Накора вдруг выпрямился во весь рост и радостно крикнул:

- Маргарет!

Преследуемые оглянулись. Маргарет не веря своим глазам прошептала:

- Энтони? - ив два прыжка очутилась в его объятиях. Плача и смеясь одновременно, она не без труда вымолвила: - Боги! Никогда в жизни я никому еще так не радовалась!

Эбигейл с некоторой опаской приблизилась к чародею и тронула его за руку, словно желая убедиться, что это и в самом деле он.

- А где остальные?

- Они, - с улыбкой ответил Накор, - надо думать, освобождают других невольников. Пойдемте и мы туда.

Энтони нехотя выпустил принцессу из объятий, отступил в сторону и уныло пробубнил:

- Я рад, что вы обе живы и здоровы.

Маргарет с укором на него взглянула полными слез глазами:

- Так-то ты меня встречаешь! Неужто же это все, что ты хотел мне сказать?

Она подошла к нему вплотную, обхватила его затылок ладонями и поцеловала в губы.

Это придало Энтони смелости. Он снова сомкнул объятия. Принцесса приникла головой к его груди.

- Так ты и вправду думал, что я ничего не знаю о твоих ко мне чувствах? - нежно проворковала она. - Полно, не будь же таким робким и наивным! Ведь в Крайди мы виделись каждый день и подолгу разговаривали... Я давно знаю, что ты меня любишь. И я тоже тебя люблю.

Накор, широко улыбаясь и шмыгая носом, с минуту любовался этой сценой, затем с напускной суровостью стал торопить влюбленных:

- Ну, полно вам! После еще вдоволь нацелуетесь и наговоритесь. А теперь нам надобно встретиться со своими.

Взяв Эбигейл за руку, он повел ее ко входу на невольничий двор. Энтони и Маргарет шли следом за ними. До слуха их донесся звон металла, и все четверо ускорили шаги. Во дворе царило оживление. Плечистые наемники сбивали кандалы с ног пленников.

Отыскав глазами Маркуса, Эбигейл громко выкрикнула его имя. Маркус обернулся и бросился к ней, на ходу перескакивая через деревянные лежанки. Он подхватил девушку на руки, точно пушинку, и стал покрывать ее лицо и шею страстными поцелуями.

- Эбигейл, ненаглядная моя! Ведь я и не чаял снова тебя увидеть! - Сбоку от него раздалось деликатное покашливание. Маркус опустил Эбигейл на землю и одной рукой привлек к себе Маргарет. - И тебя, дорогая сестра!

- Прибереги свои восторги на потом, - проворчал Накор. - Нам надо побыстрей отсюда убраться. Когда, по-твоему, они закончат? - Он кивнул в сторону наемников и пленных.

- Минут через десять, - продолжая счастливо улыбаться, ответил Маркус. - Здесь в кладовой хранится множество инструментов, но зубил отыскалось всего две штуки.

- А как самочувствие пленных?

Задавая этот вопрос, он скосил глаза на Энтони. Чародей сконфуженно кивнул, осторожно убрал руки Маргарет со своих плеч и бегом бросился к невольникам. Осмотрев двоих из них, он приказал воинам:

- Принесите им воды. Пусть напьются вволю, но проследите, чтоб они не делали больших глотков. А потом мы отведем их к лодкам.

Позабыв о своих спутниках и даже ни разу не оглянувшись, чтобы встретиться глазами с Маргарет, он переходил от одной лежанки к другой, покуда не добрел до статуи в дальнем углу двора. С минуту он молча внимательно ее разглядывал. От изваяния веяло холодом, гибельным отчаянием и смертью. Энтони поежился и громко крикнул:

- Накор! Иди скорей сюда!

Исалани с удивительным проворством пересек двор и подбежал вплотную к идолу. Несколько мгновений он, как и Энтони, рассматривал идола, не двигаясь с места и не говоря ни одного слова, затем обошел вокруг медного постамента, вернулся на прежнее место и протянул руку, чтобы прикоснуться к щиту богини Пантатианцев.

- Не делай этого! - предостерег его Энтони.

После некоторого колебания Накор опустил руку и согласно кивнул. Энтони обернулся и спросил, обращаясь к невольникам:

- Кто-нибудь из вас дотрагивался до этой статуи?

Молодой мужчина, чья лежанка находилась поблизости от идола, ответил:

- Мы - нет, а оборотни - да.

- Оборотни? - переспросил Накор.

- Ну, эти поганые змеюки. Мы ж все были прикованы к своим лежанкам, а двуногие змеи разгуливали где хотели. Они все сперва были одинаковые, с зеленой чешуей вместо кожи, а после переменились и сделались похожими на нас. На тех, кто не умер. - Мужчина закашлялся, и чародеи с состраданием взглянули на его прежде времени состарившееся лицо, седые пряди в волосах, черные полукружья под глазами. А ведь бедняга был совсем еще молод! - Они все по очереди подходили к этой статуе, - продолжал невольник, - и обнимали ее, и что-то бормотали на своем языке. А еще каждый из них укалывал себе руку длинной булавкой и мазал кровью щит этого чудища.

Лицо Энтони стало пепельно-серым от страха:

- Куда они девали тела умерших?!

Мужчина указал на одну из дверей напротив входа во двор:

- Сносили вон туда.

Энтони помчался к указанной двери и с силой дернул за ручку. Но дверь оказалась заперта на замок. Энтони обернулся к подошедшему Маркусу.

- Пособи мне ее открыть!

Маркус отдал распоряжение одному из воинов, и тот принес ему тяжелый молоток и зубило. Маркусу понадобилось всего полминуты, чтобы выбить прочный замок и распахнуть дубовую дверь. Энтони не раздумывая шагнул внутрь темного помещения. Маркус зажал рот ладонью и отступил назад.

- Боги! - пробормотал он, страдальчески морщась, и его стошнило.

- Накор! Принеси фонарь! - крикнул Энтони. - Маркус, смотри, чтоб никто не приближался к этой двери, это опасно!

Исалани быстро раздобыл фонарь и юркнул в темное, смрадное помещение покойницкой вслед за Энтони. Мертвые тела громоздились как попало прямо на полу, посреди комнаты и у стен. Здесь были и умершие невольники, и их змееподобные двойники. Последние привлекли особенное внимание чародеев. Кожа на их почерневших, раздутых телах потрескалась, и некоторые из трещин были достаточно большими, чтоб можно было разглядеть сквозь них изумрудного цвета чешую. На лицах всех двойников с их повылезавшими из орбит глазами и сине-зелеными приоткрытыми губами застыло одно и то же выражение отчаяния и смертного ужаса. У некоторых из-под содранной кожи подушечек пальцев проглядывали длинные заостренные когти, которыми они, заживо замурованные в этом ужасном склепе, видимо, пытались расцарапать каменный пол и стены в тщетной попытке вырваться наружу. Но были среди них и такие, чей облик непретерпел сколько-нибудь значительных изменений и они почти ничем не походили на людей. Эти лежали внизу, у самого пола. При виде них Энтони и Накор переглянулись и понимающе друг другу кивнули.

- Теперь тебе ясно, что они затеяли? - дрожащими губами прошептал Энтони.

- Я... чувствую, что тут вершится какое-то злодейство, - пробормотал Накор. - И что беда грозит нам всем.

Энтони прикрыл глаза и стал медленно, нараспев повторять слова заклинания. Когда он дочитал его до конца, глаза его сами собой открылись, а волосы дыбом поднялись над головой. Щуплое тело чародея сотрясала дрожь. Вид у него был не намного краше, чем у лежавших вокруг мертвецов. Накор на всякий случай подался поближе к выходу. Вскоре к Энтони вернулся дар речи, и он хрипло прошептал:

- Прочь отсюда!

Коротышка не заставил себя упрашивать и пулей выскочил во двор. Следом за ним из покойницкой вышел Энтони. Он поманил к себе стоявших неподалеку Маркуса и Калиса.

- Немедленно выведите отсюда всех людей. Поместье надо сжечь дотла.

Волнение и страх крайдийского чародея немедленно передались и остальным. Никто не задал ему ни одного вопроса, не попытался оспорить его распоряжения. Всем было ясно, что мешкать нельзя.

- Вынесите отсюда невольников! - приказал Маркус воинам.

Когда двор опустел, Энтони и Маркус швырнули в покойницкую ком тряпья, пропитанного фонарным Маслом, и зажженный фонарь. Столб огня, вырвавшийся из двери, едва не опалил им волосы. Маркус приказал солдатам не мешкая поджечь подобным же образом и остальные строения в поместье. Энтони настаивал, что все они должны быть уничтожены. Через минуту заполыхала бревенчатая крыша одного из амбаров, за ней - пустая конюшня и ближняя поварня, и воины бросились ко дворцу.

Калис собственными руками поджег постели и занавеси в уединенных покоях, двери которых выходили в огороженные садики с фонтанами. Когда с этим было покончено, он остановился рядом с Энтони, глядевшим на пламя.

- Что же ты там увидал, Энтони?

- Мертвецов.

Воины, предводительствуемые Накором, начали переносить крайдийских пленников во дворец, чтобы по подземному ходу добраться с ними до фермы. Калис проводил коротышку глазами, затем перевел взор на лицо Энтони. Оно было мокрым от слез. Маркус положил ладонь на плечо чародея и с участием спросил:

- Что с тобой, дружище? Кого ты оплакиваешь?

- Всех, - глухо ответил Энтони. - Пантатианцы хотят наслать на Королевство чуму, от которой ни для кого не будет спасенья. Ведь они создали эту болезнь с помощью черной магии. Нам надо их остановить!

Не говоря ни слова, Маркус схватил Эбигейл за руку и бросился с ней ко входу во дворец, по крыше которого уже метались языки пламени. Следом за ними туда поспешили Маргарет с Энтони и Калис.

Глава 10 ЗАСАДА

- Что это там за свет? - Гарри приподнялся с сидения баркаса и указал вперед.

- Похоже, что-то горит, - встревожилась Бриза.

- И еще как! - кивнул Праджи. - Это где-то в поместье проклятого колдуна.

Гребцы головного баркаса дружно работали веслами, и вскоре его пассажиры смогли без труда различить очертания разрушенной фермы, возле которой вскоре должны были собраться крайдийцы, освобожденные из плена. Если это будет угодно всемогущим богам. Гарри бросил тревожный взгляд на зарево, поднимавшееся над оградой владений Дагакона:

- Скоро здесь станет жарко.

- Ясное дело! - усмехнулся Праджи. - Сюда сбегутся воины и охранники из дворца первоправителя. И ежели они вздумают осмотреться вокруг, то нам с ребятами не миновать драки.

Лодочник сказал что-то Туке, и тот почтительно обратился к Гарри:

- Саб, сейчас будем причаливать.

Гарри кивнул ему и подал сигнал баркасу, шедшему за ними следом. Огней они не зажигали, но на носу и корме каждого из десяти суденышек сидели дозорные, получавшие команды и передававшие их дальше по всей цепочке. Вскоре головной баркас с тихим шелестом коснулся носом песчаного дна. Следом за ним причалили и остальные. Пассажиры спрыгнули на землю, а гребцы и лодочники вытащили баркасы на берег.

Едва ступив на сушу, Гарри бросился к ферме, Крышка колодца была сброшена наземь, и из подземного лабиринта как раз выбирался щуплый крайдиец. Гарри подал ему руку и помог спрыгнуть со сруба.

- Гарри! - донеслось из здания фермы. В покосившемся оконном проеме показался Калис. Он поманил оруженосца к себе.

Гарри помог пленнику, который еле передвигал ноги, добраться до стены и усесться наземь.

- Так вы что же, только начали выводить их оттуда? - оглядевшись по сторонам, растерянно спросил он Калиса. Поблизости, кроме эльфа и первого из спасенных узников, не было ни души.

- Нам потребовалось больше времени, чем мы предполагали, чтобы снять с них оковы, - вздохнул Калис. - Маркус и остальные все еще там, внизу. Они помогают невольникам подниматься по лестнице. Дело идет медленно. Больно уж они слабы. А некоторых вообще придется тащить на руках.

- Достану-ка я веревку, - вступил в разговор подошедший к юношам Праджи, -и сделаю на конце петлю. Пускай четверо солдат вытягивают этих бедолаг наверх. Так мы быстрее управимся.

- Хорошая мысль, - кивнул Гарри. Праджи вернулся к баркасам, и сквайр задумчиво проговорил: - Жаль, что нам придется здесь задержаться, ну да ничего не поделаешь. Возможно, управься вы тут быстрее, и всем нам, в том числе и крайдийцам, пришлось бы дожидаться в гавани Николаса и Амоса с их кораблем.

- Сейчас они, поди, уже бьются с его экипажем, - вздохнул Калис.

- Да смилуются над ними боги! - с чувством произнес Гарри и поднял глаза к небу, озаренному светом двух полных лун. Третья должна была взойти через час с небольшим. - А ведь скоро вокруг станет светло, как днем. - Три полнолуния одновременно, явление на Мидкемии довольно редкое, да еще пожар в поместье могли значительно осложнить задачу тех, кто взялся вывести пленников к ферме и переправить на баркасах в гавань. Гарри с досадой покачал головой: - Вот ведь не повезло, а?! Кстати, ты не знаешь, что это там горит?

- Все. - Калис нахмурился, качнул кудрявой головой и мрачно повторил: - Всё горит. Ты же ведь еще ничего не знаешь! Энтони обнаружил, что Дагакон сотворил какую-то ужасную болезнь наподобие чумы, и, если не сжечь все поместье дотла, семена этой хвори, от которой никому не будет пощады, разнесутся по городу, и тогда все его жители умрут в течение месяца, самое большее - двух. А те, кто за это время успеет отсюда уйти, понесут чуму в другие части материка. И вскоре этот континент опустеет...

- Боги! Какие же они чудовища, эти пантатианцы и те, кто им служит! - воскликнул Гарри, всплескивая руками. - Замыслить такое злодейство! - Он мельком взглянул на зарево над поместьем, разгоравшееся все ярче. - Однако тут, похоже, того и гляди объявятся воины первоправителя, и нам надо быть готовыми с ними встретиться. - Взгляд его скользнул по лицам крайдийцев, которые успели уже выбраться из подземного хода. Одного из них он сразу узнал, это был паж из замка, с которым они не раз играли в футбол в одной команде. Гарри приветливо ему кивнул: - Эдвард, как ты себя чувствуешь?

- Спасибо, сэр, не так уж плохо. Могло быть хуже, - отвечал подросток, силясь улыбнуться. В лице его не было ни кровинки, ввалившиеся глаза горели лихорадочным огнем. Гарри хорошо себе представлял, какие ужасы пришлось пережить этому прежде веселому, жизнерадостному и беззаботному пареньку за время плена. Маркус и Калис освободили его от цепей, но они были не властны над страшными воспоминаниями, которые долго еще будут преследовать и Эдварда, и всех его товарищей по несчастью. По крайней мере тех из них, кому посчастливится живыми и невредимыми вернуться домой в Крайди.

- Я хотел просить тебя о помощи, - сказал Гарри. - Если только ты в состоянии двигаться.

- Располагайте мной, сэр, - кивнул Эдвард. - Я могу ходить без посторонней помощи, а это ведь уже немало, правда?

- Тогда помоги другим, тем, кто слабее тебя, забраться в баркасы. Пусть сперва садятся в самый последний, а после в остальные. Справишься?

- Еще бы! - улыбнулся бывший паж и, не без труда поднявшись с земли, подхватил под мышки молоденькую девушку с изможденным, старческим лицом и потухшим взором и помог ей встать на ноги. - Идите к лодкам! - сказал он остальным. - Вы ведь слышали, что приказал сэр сквайр? Не мешкайте! Мы должны сесть на скамьи и ждать остальных. Нас повезут домой! - Эдвард хотел еще что-то добавить, но горло его перехватили рыдания. Поддерживая девушку, которая двигалась точно во сне и навряд ли понимала, куда и зачем ее ведут, он повернулся и побрел к дальнему баркасу.

Остальные крайдийцы потянулись следом за пажем и его спутницей. Из подземного хода вынырнул еще один юноша, и Гарри велел ему идти к лодкам вместе с другими, а сам свесился через край колодца и, вглядываясь в темный провал, громко крикнул:

- Эй, там, внизу! Мы ждем вас с баркасами! Нельзя ли попроворней?

Из глубины донесся голос Маркуса, искаженный эхом подземелья:

- Постараемся. Но уж больно все они слабы!

- Мы спустим вам веревку с петлей и втянем наверх тех, кто не сможет подняться сам, - пообещал Гарри.

- Спасибо! - последовал ответ. - Это нам здорово поможет!

Время тянулось ужасающе медленно. Бывшие пленники унылой чередой поднимались по колодезной лестнице и направлялись к баркасам. Когда последний из тех, кто мог передвигаться без посторонней помощи, выбрался наружу, Маркус крикнул Гарри и Праджи, чтобы те бросили вниз веревочную петлю. Ослабевших и недужных крайдийцев, в чьих телах едва теплилась жизнь, стали втаскивать по вертикальному ходу с помощью этого нехитрого приспособления. Лбы Праджи, Ваджи и двоих мускулистых наемников, тянувших веревку, вскоре покрылись испариной. Все четверо действовали споро и слаженно. Гарри, убедившись, что совсем скоро с подъемом будет покончено, облегченно вздохнул и направился к берегу, где возле одного из баркасов скучал Тука.

- По моей команде столкнете баркасы с невольниками в воду и направитесь к заливу. Там дождетесь Николаса и Амоса. А нам, похоже, придется здесь задержаться, но потом мы вас отыщем. - Гарри с тревогой покосился на столб дыма, который поднимался над владениями Дагакона.

Возница испуганно вскинул голову:

- А когда ж мы пойдем вверх по реке, саб?

- После, друг мой, после, - рассеянно пробормотал Гарри и повернулся, чтобы идти назад, к ферме. - Всему свое время.

- Что ж это там такое? - недоуменно пробурчал Амос.

Николас пожал плечами:

- Пожар. На другом берегу залива что-то горит.

- Надеюсь, - вздохнул Траск, - это не помешает нашим вызволить пленных и увезти их оттуда на баркасах. Иначе ведь...

- Ты лучше гляди вперед! - нетерпеливо прервал его Николас. - Ведь тем, кто на другом берегу, мы все равно ничем сейчас не поможем.

Амос сосредоточенно кивнул. Впереди стали вырисовываться очертания большого трехмачтовика, который они преследовали.

- Все наверх! Готовить абордажные крючья! - разнеслась над палубой каботажной шхуны его отрывистая команда.

Хозяин маленького верткого суденышка, которое они позаимствовали в гавани, торговец средней руки, использовал его не только для перевозки своих товаров, но и для прогулок по водам залива. В трех небольших палубных каютах могли бы свободно разместиться человек восемь-девять, а внизу находился просторный и, к большой радости Амоса и Николаса, совершенно пустой грузовой трюм. Нечего было и мечтать о том, чтоб заставить эту скорлупку идти против ветра, зато при попутном ветре она летела вперед, точно стрела, выпущенная из длинного лука. И Амос, пускаясь вдогонку за трехмачтовиком, все это учел.

Свежий ветер раздувал паруса каботажной шхуны, и расстояние между нею и двойником "Королевского Орла" быстро сокращалось. Вскоре с палубы легкого суденышка уже можно было разглядеть и мачты "Королевской Чайки", вернее, точной ее копии, хотя та намного опередила "Орла", который стал виден экипажу шхуны как на ладони. Амос поспешил выровнять курс. Через несколько минут ему, Николасу и матросам предстояло взять трехмачтовик приступом. Опытный капитан "Орла" тщательно рассчитал, как вывести свой корабль из гавани в открытое море, не отворачивая от попутного ветра и избегая в то же время приближаться к опасным прибрежным рифам. Амосу оставалось лишь повторять его маневры, чтобы следовать тем же курсом и нагнать его корабль. И потому яркий свет трех лун, который Гарри проклинал на все лады, был прямо-таки благословением для Траска и Николаса.

Все матросы поднялись на палубу. Те, кто не был занят у снастей, проверяли оружие или читали молитвы в преддверии боя. Двое насмерть перепуганных вахтенных, которые этой трехлунной ночью были оставлены охранять купеческую шхуну, лежали в трюме, связанные по рукам и ногам и с кляпами во рту.

Каботажное судно легко и быстро неслось вперед, рассекая волны и оставляя за кормой пенный след. На носу с абордажным крюком наготове стоял Гуда Буле. Такие же крюки, навязанные на тонкие канаты, держали и трое других матросов, расположившихся рядом с Гудой. Амос отрядил целую дюжину самых сильных матросов, чтоб те причалили шхуну к борту трехмачтовика. Остальные из трех десятков человек, что находились сейчас на каботажнике, должны были первыми вскарабкаться на палубу "Орла". Николас уповал на то, что внезапность и стремительность их атаки обескуражат противника и обеспечат им быструю победу. Он даже отдаленно не представлял себе, сколько человек могли находиться на борту "Орла". Амос полагал, что экипаж такого большого корабля должен насчитывать десятка три матросов, не считая, разумеется, офицеров, охранников и... оборотней.

С высокой мачты "Орла" раздался крик матроса, заметившего приближение каботажной шхуны, и один из крайдийских лучников метким выстрелом заставил его замолчать. В то же мгновение Гуда размахнулся и метнул вперед свой абордажный крюк. Его примеру последовали и одиннадцать матросов, выстроившихся вдоль борта купеческой шхуны, а несколько их товарищей перемахнули с ее мачт на палубу "Орла", выхватили из-за поясов короткие мечи и кинжалы и принялись озираться по сторонам в поисках противников. Николас проворно взобрался на рей и прыгнул следом за ними. Он пронесся над четырех-пятифутовой полосой воды, все еще разделявшей борта кораблей, и приземлился на четвереньки в носовой части палубы трехмачтовика.

Принц едва успел подняться на ноги, как к нему бросился одетый в черное верзила с абордажной саблей в руке. Николас заколол его мечом, прежде чем тот вознес над головой свое оружие. Шум сражения нарастал, и вскоре Николас расслышал сквозь лязг стали и стоны раненых и умиравших пронзительный крик дозорного с мачты "Королевской Чайки". По-видимому, матросу удалось разглядеть со своего наблюдательного поста необычное оживление на палубе "Орла". Но "Чайка", если только расчеты Траска были верны, не могла изменить курс и прийти на помощь "Орлу".

Николас огляделся по сторонам и, убедившись, что люди его все сильнее теснят одетых в черное бандитов, бросился по сходням на нижнюю палубу, к кормовым каютам. Он нисколько не сомневался, что, если на корабле находились пантатианцы или кто-либо из других организаторов заговора, то искать их следовало именно там. Он пинком растворил дверь капитанской каюты, откуда его приветствовал короткий вибрирующий звук спущенной тетивы арбалета. В то же мгновение в дверной косяк над его головой вонзилась короткая черная стрела. Капитан корабля невозмутимо поднялся из-за стола, за которым сидел в ожидании нападения, отложил арбалет в сторону и вытащил из ножен кривую саблю.

- Сдавайтесь! Ваша битва проиграна! - крикнул Николас, но капитан, обогнув стол, бросился к нему с занесенным над головой оружием.

Николас отскочил в сторону и приготовился защищаться. В лице капитана разбойничьего корабля он встретил сильного, опытного и бесстрашного противника. Тот делал выпад за выпадом, тщетно пытаясь найти слабое место в обороне принца, которому не оставалось ничего другого, кроме как отбивать атаки и ждать, когда немолодой капитан выдохнется и ослабит натиск. Во время этой стремительной схватки принца ни на мгновение не покидала мысль о крондорских матросах и воинах из Крайди, которые продолжали биться с бандитами на верхней палубе. Они заранее условились, что последние из них, прежде чем покинуть позаимствованную у местного торговца шхуну, должны были разрезать путы на руках и ногах двоих дозорных, чтобы дать им возможность вернуть судно к причалу или по крайней мере отвести его от опасных рифов. Таким образом люди принца закрыли себе путь к отступлению, и ставкой в этой битве был не только корабль с бандитами и двойниками крайдийских пленных, но и жизнь доброй половины отряда.

Выждав удобный момент, Николас перешел в наступление и сделал стремительный выпад. Он ранил капитана в правую руку, и тот разжал пальцы и выронил свою саблю.

- Сдавайся! - повторил принц.

Раненый взревел от ярости, выхватил из-за пояса кинжал и снова бросился на Николаса. Тот выставил вперед свой меч, и острое лезвие легко, без усилий вошло в грудь капитана, рассекая плоть и реберные кости. Высвобождая меч из тела мертвого противника, Николас поморщился и отвел глаза. Ему почему-то вспомнился убитый Рендер, и в душе всколыхнулись отголоски тех чувств, которые он испытал, когда впервые в жизни убил человека.

Однако медлить было нельзя. Выходя в коридор, он лишь мельком взглянул на неподвижное тело в луже крови и заторопился в каюту напротив. На сей раз, толкнув дверь, он тотчас же предусмотрительно отступил в сторону от проема. Но выстрела не последовало, и принц опасливо заглянул внутрь каюты.

Та оказалась пуста, и Николас с такими же предосторожностями отворил дверь последней из кормовых кают. Оттуда навстречу ему снова полетела пущенная из арбалета короткая черная стрела, но, поскольку он был теперь начеку, убийственный снаряд не достиг цели и вонзился в деревянную обшивку стены коридора.

Зная, что за несколько секунд противник не успеет перезарядить свой арбалет, Николас смело бросился ко входу в каюту и у самой двери столкнулся с первым помощником капитана. В руке у коренастого немолодого бородача что-то блеснуло, и в то же мгновение Николас почувствовал жгучую боль в правом боку: острое лезвие кинжала рассекло кожу на ребрах. Николас обрушил тяжелую рукоятку своего меча на голову нападавшего, но удар, по-видимому, оказался недостаточно силен: помощник со свирепым рычанием снова пустил в ход кинжал. Николас подался в сторону, и лезвие, распоров рубаху, лишь слегка его оцарапало. Он наносил противнику удар за ударом, и внезапно тот выронил кинжал и со стоном осел на пол.

Рана Николаса сильно кровоточила, весь правый бок горел точно в огне. Он скользнул взглядом по полу. Возле распростертого тела первого помощника валялся кинжал с выпачканным кровью лезвием. Николас осторожно, морщась от боли, ощупал бок. Порез оказался неглубоким. Он вздохнул полной грудью, чтобы унять подступавшую к горлу тошноту, и побрел наверх.

Сражение на палубе, как ему сперва показалось, подходило к концу, и перевес в нем был явно на стороне крондорцев и крайдийцев. Большинство головорезов, одетых с ног до головы во все черное, были убиты или ранены и в беспомощных позах лежали на палубе. Нападение отряда Николаса застало их врасплох. Гуда и остальные одного за другим приканчивали тех бандитов, кто еще оставался в живых.

Стоя спиной к мачте, Траск бился с двумя дюжими бандитами.

- Держись, Амос! Я иду на помощь! - крикнул ему Николас.

Траск уверенно отбил атаку одного из нападавших, но тот круговым движением сабли поддел его меч кверху, давая возможность своему товарищу поразить адмирала в грудь. Второй из головорезов не замедлил этим воспользоваться. Николас гигантским прыжком сократил расстояние между собой и сражавшимися, чтобы помешать разбойнику нанести Траску смертельный удар, но в это мгновение корабль качнуло, и принц приземлился немного в стороне от Амоса и его противников.

- Амос!

Одним ударом принц расправился с тем из бандитов, который блокировал меч адмирала, другой быстро вытащил лезвие из тела Траска и обернулся к Николасу лицом. Николас поднырнул под окровавленное острие и сумел точным броском снизу и сбоку вонзить клинок ему в живот.

Он отшвырнул умиравшего разбойника ногой и склонился над Амосом. Тот был без сознания. Дыхание его сделалось поверхностным и частым. Николас оглянулся по сторонам. У самого борта Гуда ловко и умело расправился с могучим головорезом и тотчас же скрестил клинок с другим. Битва все еще шла полным ходом, и помощи для Амоса ждать было неоткуда. "Сколько же их здесь?" - пронеслось в голове у принца.

Он нехотя поднялся с колен и, бросив на умиравшего Амоса исполненный отчаяния взгляд, поспешил встать в ряды сражавшихся. Чья-то рука цепко впилась в его лодыжку. Не оглядываясь, Николас что было сил пнул разбойника другой ногой. Послышался хруст поломанной кости и следом за ним - сдавленный стон. Пальцы, державшие ногу принца, разжались, и он бросился в самую гущу битвы, туда, где разил противников неустрашимый Гуда. Завидев Николаса, наемник помотал лысой головой и с оттенком уважения воскликнул:

- Вот ведь какие лихие вояки! Нипочем не хотят сдаваться!

- Значит, мы перебьем их всех до одного! - угрюмо ответил Николас. - Оно и к лучшему: нам теперь только пленных не хватало!

Краем глаза он заметил, как один из бандитов бросился к матросу из Крондора, который как раз склонился над поверженным врагом и вытаскивал из его груди свой кинжал. Не подоспей Николас вовремя, и матросу пришлось бы проститься с жизнью, но принц подскочил к нападавшему сзади и одним ударом меча отсек ему голову. Тотчас же перед ним словно из под земли вырос еще один разбойник, с головы до ног одетый в черное, и Николас принялся отражать его неистовый натиск.

Бой то затухал, то разгорался с новой силой. Николас уже потерял счет убитым. От боли, усталости и потери крови в глазах у него начало мутиться. Несколько раз ему казалось, что бандиты, которых он с минуту тому назад заколол мечом или кинжалом, снова представали перед ним живыми и невредимыми, хищно скаля зубы и размахивая кривыми саблями. И вдруг на корабле воцарилась мертвая тишина. Николас слышал лишь хриплый, прерывистый звук своего дыхания. Он не поверил своим ушам и недоуменно огляделся по сторонам.

- Благодарение богам, наконец-то все позади, - усмехнулся оказавшийся рядом Гуда.

Николас угрюмо кивнул. У него не было сил говорить. Его шатало от усталости, правый бок и левая ступня надсадно ныли, все тело было залито потом и кровью, во рту пересохло. От усталости колени его мелко дрожали. Больше всего на свете ему сейчас хотелось рухнуть на залитую кровью палубу и ни о чем больше не думать. Но внезапно он вспомнил:

- Амос! - и бросился туда, где оставил раненого Траска. К счастью, тот был еще жив. Гуда, склонившийся над распростертым адмиралом вместе с Николасом, покачал головой:

- Плохи его дела, принц! Надобно поскорей доставить к нему Энтони.

- Отнесите его в капитанскую каюту! - распорядился Николас.

Два матроса подхватили бесчувственного Траска на плечи и побрели к трапу. Тут только Николас заметил, что взгляды всех, кто находился в эту минуту на верхней палубе, были устремлены на него. Внутри у него все похолодело. Ведь теперь, когда Амос так опасно, быть может даже смертельно ранен, ему поневоле придется принять на себя командование кораблем. И какое им дело до того, что он совершенно к этому не готов? Набрав полную грудь воздуха и кивком подозвав к себе одного из матросов, он спросил:

- Кто из вас самый старший?

Матрос смущенно переступил с ноги на ногу:

- Никак Пикенс, ваше высочество. Ежели только он жив.

- Пикенс! - крикнул Николас.

- Здесь! - отозвался позади него бодрый и веселый голос, и через мгновение перед принцем предстал невысокий и коренастый молодцеватый матрос лет тридцати с лишком. - Слушаю, капитан!

- Вы назначаетесь первым помощником, Пикенс. Прикажите выбросить убитых за борт.

- Есть, капитан! - отвечал новоназначенный помощник. Он повернулся к усталым, потным матросам, с ног до головы обагренным кровью. - Слыхали, что приказал капитан?! Чего же вы ждете?! Быстро выкиньте всех мертвецов за борт!

- Никак, ты ранен, принц? - вполголоса спросил Николаса Гуда.

- Пустяки! Одному из бандитов удалось слегка царапнуть меня кинжалом. Вот старина Амос, тот всерьез меня беспокоит.

- Он-то скроен крепко, - пробормотал Гуда. - Будем уповать на милосердие богов. Глядишь, все и обойдется. - Однако в голосе его слышалась тревога.

- Я многому у него научился за время предыдущего плаванья, - вздохнул Николас, - да и до этого мне не раз случалось ходить под парусом. Надеюсь, мне удастся не потопить этот корабль и с грехом пополам довести его до берегов Королевства.

Гуда склонился к самому его уху и вполголоса посоветовал:

- А ты лучше всего положись на этого Пикенса. Он, по всему видать, бывалый моряк. Приказывай ему, что считаешь нужным, а уж как он это выполнит - его дело.

- Неплохой совет, - усмехнулся Николас. - Пожалуй, именно так я и поступлю.

На палубу взбежал один из матросов, которым Николас поручил снести Траска в капитанскую каюту, и доложил принцу:

- Ваше... Э-э-э... капитан, в трюме пленники!

Николас и Гуда переглянулись.

- Веди нас туда! - после недолгого колебания сказал принц и кликнул помощника:

- Мистер Пикенс!

- Слушаю, капитан!

- Когда все убитые будут за бортом, поворачивайте в обратную сторону и держите курс на город!

- Есть, капитан!

Николас криво усмехнулся и хлопнул Гуду по плечу:

- Твой совет и впрямь хорош!

Спустившись по трапу на нижнюю палубу, Николас и Гуда склонились над отверстием люка, сквозь который был хорошо виден трюм. Там и впрямь находились пленники из Крайди. Около дюжины юношей и молодых девушек подняли головы и молча, равнодушно взглянули на незнакомцев.

- Хотел бы я знать, это крайдийцы или проклятые двойники? - вполголоса пробормотал Гуда.

- Понятия не имею, - пожал плечами Николас. Он был слишком утомлен, чтобы ломать над этим голову, и потому отрывисто приказал матросам: - Заприте их там. А после мы так или иначе выясним, кто они такие.

Поднявшись на ноги, Николас ощутил, как палуба под ним качнулась и накренилась набок. Это означало, что матросы уже закончили уборку палубы и теперь разворачивали корабль к городу под командой первого помощника. Гуда кивком указал вверх, и Николас, с трудом передвигая ноги, побрел следом за ним к трапу. Ему следовало принять командование на себя и проследить за ходом маневра.

Пошатываясь, принц взобрался на капитанский мостик. Пикенс стоял возле штурвала, который поворачивал один из матросов.

- Разверните паруса! - приказал помощник марсовым и вполголоса бросил рулевому: - Марш к правому борту!

Матросы поднялись на реи. Пикенс принял у рулевого штурвал и, не отрывая взгляда от парусов, со смесью недоумения и восхищения сказал Николасу:

- Ну и потрудились же эти мерзавцы! Я так просто в разум не возьму, как им удалось построить такую точную копию нашего "Орла"?! В жизни бы их друг от дружки не различил, а ведь я проплавал на "Орле" десяток лет!

- Какие у нас потери? - спросил принц.

- Шестеро раненых, трое убитых. Еще минут десять, и мы напоролись бы на риф. Но теперь, благодарение богам, все опасности позади.

- Хотелось бы на это надеяться, - едва слышно буркнул Николас.

Несколько минут прошли в молчании. Корабль медленно направлялся в сторону гавани. Вдруг с мачты послышался тревожный крик впередсмотрящего:

- Прямо по курсу одномачтовик!

На лбу у Николаса выступил холодный пот, но первые же звуки спокойного, невозмутимого голоса Пикенса, крепко сжимавшего в руках штурвал, рассеяли все его страхи:

- Не о чем тревожиться, капитан! Уж я-то не наскочу на разнесчастную каботажницу!

- Хвала небесам, - облегченно вздохнул Николас. - А то нам бы сейчас только этого недоставало!

- Почему бы вам не спуститься вниз и не заняться своей раной? - участливо предложил Пикенс. - Она ж ведь поди все еще кровоточит.

Николас согласно кивнул:

- Ведите "Орла" в гавань, мистер Пикенс.

- Есть, капитан! - отсалютовал помощник. Николас спустился с мостика и побрел в носовую часть палубы, где несколько воинов перевязывали раненых. Завидев принца, один из добровольных лекарей бросился к нему и помог ему стянуть с себя окровавленную рубаху. Николас едва не лишился чувств от боли, когда воин ощупал его рану и перевязал ее чистой тряпицей.

Поблагодарив воина, Николас облокотился о борт и стал вглядываться вперед. Вдалеке видны были огни порта. Теперь всем им оставалось только молиться, чтобы Гарри, Калис и Маркус без помех справились со своей частью плана.

Гарри нырнул под прикрытие палубной каюты баркаса. Над головой его свистели стрелы. Калис поднялся во весь рост, спустил тетиву своего длинного лука и присел на корточки рядом с Гарри. С берега до них донесся протяжный крик, оборвавшийся на высокой ноте. Калис улыбнулся одними углами губ: стрела его, как всегда, точно поразила цель.

- Вот и четвертый, - удовлетворенно произнес Праджи, во весь рост растянувшийся на палубе. - Будем надеяться, что они поймут намек и оставят нас в покое.

Гарри скептически покачал головой и тронул Туку за плечо.

- Сколько еще нам осталось?

- Думаю, ярдов сто, саб.

Течение несло их вниз по реке под градам стрел, которые слали вдогонку баркасам конники, явившиеся выяснить причины пожара в поместье Дагакона. Лодочник был убит наповал в самом начале перестрелки, после чего все остальные, включая и гребцов, попрятались за кабину или распластались на палубе.

- Маркус! - позвал Гарри.

- Что тебе? - отвечали из второго баркаса.

- Какие у вас потери?

Помолчав, Маркус крикнул:

- Благодарение богам, только один легкораненый.

- Эй, Маркус, - весело окликнул его Калис, - гляди, на пригорке две преотличных мишени, и луны как раз светят им в спину.

- Мой чур тот, что слева.

- Идет. На счет "три", - согласился Калис и принялся считать: - Один... Два... Три! - Поднявшись во весь рост, он выстрелил из своего длинного лука. Маркус отпустил тетиву одновременно с ним. Тишину ночи прорезали два коротких вскрика. С берега по баркасам больше никто не стрелял.

Переждав несколько мгновений, Гарри распорядился:

- На весла! Живо!

Гребцы вставили весла в уключины, и баркасы понеслись вперед. Рулевые направили их к середине реки. Суденышки выстроились в цепь одно за другим, и Гарри, приложив ладони рупором ко рту, крикнул:

- Есть ли потери?

Вопрос был передан дальше по всей цепочке, и ответы не заставили себя ждать: один убитый; двое раненых; потерь нет; один раненый; убит рулевой; все живы, ни одного раненого.

Гарри вернулся к каюте, под прикрытием которой, скрючившись в три погибели, все еще сидела Бриза.

- Ты в порядке?

- Если не считать того, что у меня от страха душа в пятки ушла, в порядке, - сердито ответила девушка.

Гарри присел на палубу возле нее:

- Скоро все это кончится.

Бриза невесело усмехнулась:

- Хотелось бы на это надеяться.

Баркасы один за другим вышли из устья реки в залив, и волны тотчас же принялись швырять их вверх и вниз.

- Хорошо, что нам не придется идти на этих скорлупках в открытый океан, - пробормотал Гарри, хватаясь за борт.

Праджи и Ваджа стояли плечом к плечу возле каюты, придерживаясь за поручни трапа.

- А что, это было бы даже весело, - усмехнулся Ваджа.

- Не обращайте внимания на моего друга, - словно извиняясь, проговорил Праджи. - Он у нас любит пошутить и бывает, такое загнет...

- Это мы заметили, - кивнул Гарри.

Тут из хвоста каравана послышался предостерегающий крик, но слов было не разобрать. Гарри насторожено повернулся к корме. Вскоре сообщение достигло второго баркаса, и Маркус передал его Гарри:

- За нами погоня!

- Проклятье! - воскликнул Гарри, бросаясь к корме. - Сколько их и далеко ли они от нас?

Маркус передал вопрос дальше и вскоре получил ответ:

- Три полубаркаса с лучниками и копейщиками на борту. Они сейчас в двух сотнях ярдов позади нас.

Гарри оглядел цепочку баркасов и быстро принял решение:

- Маркус, все наши, кто умеет биться на мечах и стрелять из лука, находятся в первых двух лодках. Отверните чуть вправо и дайте остальным пройти вперед. И мы сделаем то же самое. Вам с Калисом надо будет отпугнуть преследователей.

Праджи скептически оглядел палубу:

- Здесь и биться-то негде. И в любом случае, пересадите девушку в какой-нибудь из наших баркасов, что сейчас пойдут мимо. Ей тут не место.

- Это ты хорошо придумал, - кивнул Гарри и, прежде чем Бриза успела возразить, крикнул Марку-су: - Пусть Маргарет и Эбигейл, а с ними и остальные, кто не владеет мечом и луком, перейдут в баркасы, которые поплывут мимо вас.

Маргарет принялась было протестовать в весьма энергичных выражениях, заверяя всех, что уж она-то сможет за себя постоять и осыпая Гарри, посмевшего в этом усомниться, отборными ругательствами, но тот в ответ небрежно махнул на нее рукой.

- Вы сейчас слишком слабы, чтоб биться с бандитами, ваше высочество, так что соблаговолите заткнуться.

Маргарет так опешила от этой отповеди, что не нашла слов для дальнейших возражений, и Гарри повернулся к Бризе и погрозил ей пальцем.

- И ты отправишься на другой баркас вместе с ее высочеством! Не спорь! Я ничего не желаю слушать! А кроме того, мне просто некогда с тобой препираться!

Бриза шмыгнула носом и, отступив на шаг, вдруг бросилась ему на шею. Гарри обнял ее за плечи и привлек к себе. Несколько мгновений они простояли не говоря ни слова. В это время сзади послышался плеск весел, и Бриза, крепко расцеловав Гарри, вспрыгнула на крышу каюты.

- Я люблю тебя, глупый! Не дай им себя убить! - С этими словами она легко оттолкнулась от дощатой крыши и перемахнула в другой баркас.

- Я тоже тебя люблю! - крикнул Гарри ей вслед.

Он вынул меч из ножей и прошел на корму. Пора было готовиться к бою. Мимо, подпрыгивая на волнах, скользил баркас, в который пересели Маргарет и Эбигейл. Из хвоста каравана вновь послышались тревожные крики.

- Что там случилось? - спросил Гарри у Маркуса.

Прошло несколько томительных мгновений, и Маркус передал ему ответ:

- Эти негодяи открыли стрельбу по нашему последнему баркасу!

Калис поднялся на крышу кабины и стал вглядываться туда, где должны были находиться преследователи.

- Ни одного длинного лука! - обрадованно сообщил он.

Маркус последовал примеру эльфа и тоже запрыгнул на крышу кабины. Они поставили свои лодки в одну линию. Так им было сподручнее согласовать стрельбу по баркасам неприятеля. Мимо проплывали последние из лодок каравана. Гребцы отчаянно работали веслами, и суденышки неслись вперед с небывалой скоростью. Оба лучника одновременно натянули тетивы своих длинных луков, прицелились и сразили наповал рулевых на вражеских полубаркасах. Гребцы, ошеломленные этим неожиданным нападением, со страху побросали весла, и лодки тотчас же замедлили ход. Маркус счастливо рассмеялся. Калис легонько похлопал ладонью по колчану.

- Это их немного задержит. - Нахмурившись, он сквозь зубы добавил: - Наше счастье, что они не догадываются, как мало у нас осталось стрел!

Тут один из гребцов головного баркаса, ушедшего далеко вперед, пронзительно крикнул:

- Корабль! Впереди корабль!

Гарри оглянулся, и лицо его расплылось в счастливой улыбке. Со стороны моря в залив входил большой трехмачтовик, и матросы как раз брали рифы, чтоб развернуть его против течения и тем замедлить ход. А это означало, что на корабле водворились Николас и Амос с крондорскими моряками. Они готовились принять на борт пассажиров и грузы из баркасов.

- Калис, похоже, вам с Маркусом придется удерживать этих бандитов подальше от нас все то время, пока мы не окажемся на корабле и не погрузим в трюм провизию.

- А мы как же, саб? - встревожился Тука.

- Прежде надо позаботиться о сохранности ваших шкур, не так ли? - осклабился Гарри. - А уж потом мы найдем какой-нибудь способ высадить вас на землю.

Тука согласно кивнул, но по его вытянувшемуся лицу можно было без труда догадаться, что ему безмерно жаль расставаться с мыслью о сопровождении каравана вверх по реке и в особенности - с теми выгодами, которые сулило такое путешествие. Гарри понял его без слов.

- Не тужи, приятель. Ведь капитан обещал тебе щедрую плату за труды, и ты ее получишь. А кроме того, не забывай, что Ранджану и ее служанок надо будет проводить домой. На этом ты тоже хорошо подзаработаешь.

Тука кивнул и слабо, принужденно улыбнулся. Видно было, что слова Гарри успокоили его лишь отчасти.

Вскоре головной баркас причалил к борту корабля, с которого быстро спустили грузовую сеть на тросах. Лодочники и наемники принялись бросать в нее мешки, корзины и короба с припасами. Когда трюм баркаса опустел, на палубу "Орла" по веревочной лестнице поднялись один за другим пассажиры и гребцы.

Волны подхватили пустое суденышко и отнесли его в сторону от трехмачтовика, к борту которого уже подходил второй баркас с людьми на палубе и грузом в трюме.

Гарри с довольной улыбкой следил за слаженными действиями экипажа корабля и наемников с баркасов, благодаря которым на разгрузку каждого из вместительных трюмов уходило всего лишь по нескольку коротких минут.

- Так держать, ребята! Вот ведь какие молодцы! - Гарри обернулся к Калису.

Но эльф глядел в другую сторону. Он глаз не спускал с преследовавших их полубаркасов:

- Видишь?

Одно из суденышек развернулось и направилось в противоположную сторону.

- Что это они? - удивился Гарри. - Никак от нас удирают?

- Не думаю, - нахмурился эльф. - Похоже, отправились за Подкреплением.

Николас с тревогой наблюдал за чередой баркасов, подходивших к борту "Орла". Пикенс заверил его, что экипаж сумеет быстро сняться с якоря и развернуть паруса, хотя для того, чтобы выйти из гавани в открытый океан, придется маневрировать, и на это потребуется некоторое время. Но успеют ли они разгрузиться, прежде чем первоправитель вышлет им вслед погоню?

По веревочной лестнице на борт "Орла" поднялись Маргарет и Эбигейл. Девушки помогли нескольким пленникам выбраться из грузовой сети, в которой тех переместили с баркаса на корабль, и лишь после этого подбежали к принцу. Маргарет с радостной улыбкой бросилась в объятия кузена. Николас расцеловал ее в обе щеки.

- Как я счастлив тебя видеть, дорогая Марго! Ты совсем не изменилась!

- Так я тебе и поверила! - фыркнула принцесса. - Мы с Эбби похожи на два вороньих пугала. И не пытайся нас убедить, что это не так, враль несчастный! - Она с неподдельной нежностью улыбнулась Николасу, потрепала его по волосам и грустно вздохнула. - Мы ведь еще нынче утром гляделись в зеркало. Ну, ничего! - Принцесса решительно тряхнула головой. - Главное, живы, а остальное приложится. Правда, Эбби?

Но Эбигейл не слыхала слов подруги. Схватившись за поручни борта, она вглядывалась туда, где в эту минуту находились баркасы с лучниками и их преследователи в полубаркасах:

- Маркус! Как он там? Хоть бы только с ним не случилось ничего худого!

Николас ревниво, хотя и не без некоторого облегчения, покосился в ее сторону. Эбигейл его не замечала. Он хотел было подойти к ней, чтобы поздороваться, но тут с вахты послышался крик дозорного:

- Капитан! Корабль снимается с якоря!

- Где? - встрепенулся Николас.

- Сзади по левому борту!

Николас поспешил на мостик и повернулся к корме. Один из кораблей в гавани разворачивал паруса.

- Сколько у нас времени?

- Он повернется по ветру самое большее через десяток минут, - сказал Пикенс. - А к нам успеет подойти вдвое быстрее этого.

Николас набрал в легкие воздуха и громко крикнул:

- Сколько баркасов еще не разгружено?

- Два, - отвечали ему с палубы.

Он бросился с мостика вниз, к борту, у которого матросы и наемники поспешно выбрасывали мешки и корзины с припасами из грузовой сети, чтобы снова опустить ее к воде и принять Поклажу с предпоследнего баркаса. Николас свесился через борт и громко позвал:

- Гарри!

- Здесь! - живо отозвался сквайр.

- У кого наши золотые и каменья?

- Тут, со мной.

- Положи сундук в сеть и поднимайся на борт. Все поднимайтесь. Груз из двух последних баркасов придется бросить. У нас больше нет времени. Мы сию же минуту выбираем якорь и отплываем.

Позади него послышался протестующий возглас:

- Но там ведь все мои наряды и драгоценности! Вы не смеете их у меня отнимать! Пусть их погрузят на борт, слышите, капитан?! Прикажите своим людям разгрузить последние баркасы!

Николас обернулся к принцессе и с досадой возразил:

- Ничего подобного я не сделаю, потому что даже минута промедления может всем нам стоить жизни! Мы купим вам другие платья, дорогие и красивые, и надарим драгоценностей сколько вы пожелаете. Если останемся живы. - Он кивком подозвал к себе Маргарет и Бризу. - Я знаю, что на вас двоих во всем можно положиться. Маргарет, это Бриза. Бриза, познакомься с ее высочеством Маргарет. Прошу вас, отведите Ранджану вниз и пусть займет соседнюю с Амосом каюту.

Девушки, не слушая возражений Ранджаны, погнали ее и всех четырех служанок к трапу, что вел на нижнюю палубу. Тем временем на борт трехмачтовика забрались Гарри, Калис и Маркус. Матросы подняли грузовую сеть с тяжелым кованым сундуком, где хранились золотые монеты и драгоценности Ши-Нгази. В числе последних, взошедших на корабль, были также и Накор с Энтони.

- Мистер Пикенс! - Николас задрал голову кверху. Помощник стоял на мостике возле рулевого. - Вытащите нас отсюда, да поживее!

Пикенс стал отдавать приказания. Матросы бросились к якорному канату и к мачтам. Наемники во главе с Праджи и лодочники, которых нанял Тука, с тревогой и любопытством наблюдали за их слаженными действиями.

Николас с мрачной улыбкой кивнул невозмутимому Праджи:

- Может статься, твоим людям все же придется обнажить мечи!

Со стороны борта, где собрались наемники, послышался недовольный ропот.

- Но ведь именно для этого вас наняли, не так ли? - оборачиваясь на ходу, с укором бросил им принц и поспешил на мостик.

- Мистер Пикенс, мы сумеем от них уйти?

Коренастый помощник пожал плечами:

- Это будет не очень-то просто. - Он оглянулся, что-то подсчитал в уме, шевеля губами, и с улыбкой кивнул принцу. - Но похоже, они останутся с носом!

Николас сбежал на палубу, чтобыобрадовать этим известием остальных, но тут в глазах у него потемнело, и он без чувств упал на руки подбежавших матросов.

Он очнулся в каюте первого помощника. Сквозь иллюминатор пробивались яркие лучи полуденного солнца. Николас заслонил глаза ладонью и попытался перевернуться на спину, но движение это отозвалось мучительной болью в его раненом боку. Поморщившись и закусив губу, он ощупал ребра и тут только обнаружил, что кто-то заботливо сменил ему пропитанную кровью повязку на свежую, а рану смазал целебным притираньем. Резкий, сладковато-пряный запах снадобья разливался в душном воздухе каюты.

С трудом поднявшись с койки, он натянул панталоны и откинул крышку морского рундука, который принадлежал прежнему обитателю каюты, в поисках подходящей рубахи или камзола. Под руку ему попалась черная шелковая туника, и он без колебаний ее надел. Та оказалась ему почти впору. Обувшись, он вышел в коридор.

Прежде чем подняться на палубу, Николас заглянул в капитанскую каюту к Траску. Адмирал лежал на узкой койке, раскинув руки. Одна из них упиралась в переборку, другая свешивалась вниз. Он все еще был без сознания. Дыхание его стало ровнее и глубже, но лицо оставалось мертвенно-бледным. С минуту Николас постоял возле него, затем, вздохнув, тихо вышел в коридор и затворил за собой дверь.

На главной палубе, куда Николас не без труда взобрался по узкому трапу, царила напряженная тишина. Матросы, свободные от вахты, дремали под снастями, наемники собрались у борта и угрюмо глядели на Гуду, Маркуса, Энтони и Гарри, которые загораживали от них лесенку, что вела на мостик. Неподалеку от наемников тесной группой собрались лодочники, нанятые Тукой для путешествия вверх по реке.

Пошатываясь от слабости, Николас подошел к Маркусу:

- Что тут у вас стряслось, пока я спал?

Маркус нахмурился и сердито мотнул головой в сторону толпы наемников.

- Возникли кое-какие трения, - с мрачной усмешкой сказал Гарри.

- Кто-то повздорил?

Гуда, скользнув хмурым взглядом по лицам воинов и гребцов, медленно, с расстановкой ответил:

- Эти люди требуют, чтоб их сей же час ссадили на берег. А Калис забрался на мостик со своим луком на случай, ежели эти горячие головы, Праджи и его приятели, вздумают потягаться с нами силами.

Николас только теперь к немалому своему удивлению обнаружил, что "Орел" давно вышел в открытое море и с попутным пассатом бежал вперед. Все три мачты были сверху донизу покрыты парусами.

- Когда же мы обогнули мыс?

- Вчера на рассвете.

- Выходит, я проспал двое суток?

- Из гавани Города Змеиной реки мы вышли позапрошлой ночью, - усмехнулся Маркус. - А теперь уж полдень.

- Твоя рана оказалась серьезней, чем мы думали, - прибавил Гарри. - Энтони смазал ее целебным бальзамом и уложил тебя в постель. А через несколько минут эти, - он указал на собравшихся у борта, - подняли бунт.

- Так что же все-таки случилось? - повторил Николас. - Кто-нибудь наконец мне это объяснит?

- Все началось с гребцов, - вздохнул Гуда. Они стали вопить И причитать на все голоса, ну прямо как торговки с базара, мол, их насильно разлучают с женами да малыми детишками, и коли бы они знали, что придется плыть за море, то ни за какие деньги к нам бы не нанялись.

- Так почему ж вам было не замедлить ход и не спустить с борта шлюпки, чтоб люди вернулись домой? Ведь вы могли это сделать, когда "Орел" вышел из гавани. Наемники правы. О том, чтобы сопровождать нас в Крондор, мы с ними не уговаривались.

- Я то же самое всем говорил, - раздраженно заметил Маркус. - Но Энтони и Калис нипочем со мной не соглашались. Они и теперь считают, что правда на их стороне. Ведь нам надо догнать "Чайку" и самим уйти от погони.

- А потом в эту свару ввязались и солдаты, которых нанял Праджи, - продолжал Гуда. - Им тоже не улыбалось плыть в Королевство. Все хотели сойти на берег. А вчера вечером мы поднесли всем по чарке вина. Думали, это их маленько успокоит да развеселит. Но не тут-то было! - Он с досадой покачал головой. - Они только еще пуще на нас взъярились.

- Что ж, придется мне самому с ними поговорить, - пожал плечами Николас.

Он взошел на мостик, у поручня которого стоял Калис с луком наготове.

- Почему ты не отпустил восвояси всех этих людей? - в голосе принца слышался упрек.

Калис с легкой усмешкой мотнул головой.

- Энтони сумеет объяснить это лучше меня. Он сейчас на нижней палубе, в кают-компании. А мое место здесь. На случай, если приятели Праджи попытаются сюда взойти, чтоб заставить мистера Пикенса изменить курс.

- А как настроен сам Праджи?

- Он-то на нашей стороне. Иначе здесь не обошлось бы без кровопролития. - Калис снова едва заметно усмехнулся. - Похоже, он о тебе очень высокого мнения и старается удержать своих приятелей от непоправимых поступков в надежде, что ты как-нибудь разрешишь этот спор.

Николас задумчиво кивнул и сошел с мостика. Он неторопливо приблизился к борту, где стояли наемники, и кивнул Праджи.

- Доброе утро, капитан.

- Не знаю, кто из вас виноват в этом недоразумении, - сказал Николас вместо приветствия, - но даю вам слово, что еще до заката те, кто желает покинуть корабль, будут доставлены на берег. Обещаю также щедро вознаградить вас за труды.

Едва только он произнес эти слова, как напряжение, коим был охвачен корабль, рассеялось без следа. Наемники разбрелись по палубе, негромко переговариваясь между собой. Николас жестом велел Калису спуститься с мостика и только теперь обратил взгляд к первому помощнику, стоявшему у штурвала:

- Мистер Пикенс!

- Слушаю, капитан!

- Вы что же это, больше суток простояли на вахте?

- Так точно, - последовал ответ.

- Передайте штурвал кому-нибудь из рулевых, а сами ступайте отдыхать. Я ненадолго спущусь вниз, в кают-компанию.

- Есть, сэр!

- Гарри! - позвал Николас.

- Что тебе? - сонным голосом откликнулся сквайр, успевший расположиться на отдых в тени одной из мачт.

- Поднимись на мостик и проследи, чтоб мы не сели на мель. Побудешь пока первым помощником.

Гарри криво улыбнулся и нехотя кивнул:

-Как прикажете, капитан.

- Выполняйте! - хмыкнул Николас и, поманив с собой Гуду и Маркуса, спустился по трапу вниз, туда, где помещались каюты экипажа.

Энтони осматривал тех из бывших пленников, которые более других нуждались в помощи лекаря. Остальные спали на узких койках или негромко переговаривались между собой. Эбигейл и Маргарет чем могли помогали чародею.

- Как себя чувствуют эти бедняги? - спросил Николас, входя в каюту и кивком приветствуя Энтони и девушек.

- Так ты уже проснулся! - пробормотал Энтони. Николас, взглянув на его изможденное лицо с ввалившимися глазами и запавшими щеками, вовремя удержался от резких слов, которые готовы были сорваться с его губ в ответ на это в высшей степени нелепое замечание, и участливо склонился к чародею.

- Энтони, скажи-ка, а когда ты сам спал в последний раз?

Чародей вяло пожал плечами:

- Право же, не помню. За день или за два до того, как мы выбрались из города. Уж больно много у нас недужных!

- Я ему только и твержу, чтоб он отдохнул хоть немного, - встряла Маргарет, послав возлюбленному негодующе-восхищенный взгляд, - но разве он меня послушает!

- Как дела у пленников?

- Неплохо, - улыбнулся Энтони. - Главное для большинства из них сейчас - это еда и сон. Некоторые, правда, очень уж слабы и нуждаются в лечении, но я надеюсь поставить их на ноги самое большее за неделю.

- А что с Амосом? - Николас понизил голос и оглянулся через плечо, словно опасаясь, что адмирал мог его услыхать.

- Рана тяжелая, - вздохнул Энтони. -Я сделал для него все, что только мог. Остальное за ним. Судя по тому, сколько у него на теле шрамов, он не раз выходил живым из гораздо худших переделок. Надо надеяться, что и нынче все обойдется. Скроен-то он крепко. - Чародей обнадеживающе улыбнулся. - Если адмирал очнется в ближайшие день-два, то за жизнь его можно будет не тревожиться.

- Но коли даже он быстро придет в себя, - прибавила Маргарет, - ему будет не по силам управлять кораблем, и тебе до конца нашего плавания придется оставаться капитаном.

Николас обреченно кивнул и вновь обратился к Энтони:

- Скажи, что это за история с наемниками и гребцами? Почему вы с Калисом отказались высадить их на берег?

Энтони и Калис переглянулись. Чародей развел руками:

- Даже не знаю, с чего начать. - Ему потребовалось время, чтобы собраться с мыслями, и Николас и остальные не торопили его, а терпеливо ждали, когда он заговорит. - Мы не можем так рисковать, Николас, - после довольно долгого молчания убежденно заявил Энтони. - Иначе другой корабль уйдет слишком далеко вперед, и мы его не нагоним.

- По-твоему, его непременно надо догнать?

Чародей согласно кивнул:

- Все обстоит гораздо серьезнее, чем ты можешь предположить. Накор поведал мне кое о чем важном. - Он вопросительно взглянул на Калиса. Эльф слегка наклонил голову, и Энтони уверенно продолжил: - Разумеется, он не посвятил меня в тайны, о которых известно лишь членам королевской семьи, но и того, что стало мне ведомо, достаточно, чтоб перепугаться до смерти и отказаться даже от малейшего риска.

- Так в чем же все-таки дело? - Николас начал терять терпение.

- Пантатианцы создали болезнь, что-то вроде чумы, хуже которой нет и никогда не было на всей Мидкемии.

- Ты в этом уверен?

- Еще бы! Она неизлечима. Чтоб ее сотворить, они прибегли к черной магии. И вот эту-то ужасную болезнь двойники наших крайдийцев должны были рассеять по Королевству.

Николас зажмурился и обхватил голову руками:

- Это... все объясняет, - простонал он, - Ведь они поклоняются смерти и почитают своим долгом истреблять жизнь на планете, чтоб таким образом осуществить свои ужасные планы.

Энтони устало и печально кивнул.

- Я не знаю, каково течение этой болезни. Мне ведь еще не приходилось с ней сталкиваться.

- Но ты уверен, что ее нельзя одолеть? - с беспокойством переспросил Николас.

- Так считает Накор, а ведь он больше моего понимает в магии. - Энтони слабо улыбнулся. - Вернее, в фокусах. Может статься, с ней справился бы Пат, или священники из монастырей Дала и Килиан, или ишапианцы. - Он развел руками. - Не знаю. А главное, у нас нет времени, чтоб это выяснять. Мы должны спешить!

- Ты... Ты уверен, что эти оборотни больны и могут перезаразить чумой всех нас? - побледнел Николас.

- Вот-вот. И "Чайка", заметь, тоже везет в Королевство эту хворь. Ее надо нагнать и уничтожить вместе со всем экипажем и пассажирами, иначе все ваши усилия по вызволению пленников пойдут насмарку, и зловещим пантатианцам удастся осуществить их черные замыслы.

- И Накор так считает?

- Разумеется, - устало вздохнул Энтони. - Он сейчас внизу, в трюме, с оборотнями. Хочет вызнать об этой болезни как можно больше.

- Но он ведь сам рискует заразиться! - встревожился Николас.

- Он-то сумеет защитить себя от воздействия пантатианских чар, - усмехнулся Энтони. - Накор еще и не такое может. А вот мы, остальные, и впрямь подвергаемся риску, пока эти создания здесь, на корабле.

- А в каком именно трюме их сейчас содержат?

- В грузовом. Туда можно попасть через этот ход, - и Энтони указал на маленькую дверцу в перегородке каюты.

Николас толкнул ее и очутился в коротком и узком коридоре, который привел его к еще одной точно такой же дверце. За ней открывался выход на предпоследнюю из палуб. Энтони двинулся следом за принцем, строго предупредив остальных, чтоб они не покидали каюты.

Николас опустился на колени и сквозь решетчатое отверстие в палубном покрытии заглянул вниз, в грузовой трюм, который был обращен в нечто напоминавшее жилой барак.

Николас обернулся к Энтони:

- А где же наши съестные припасы и остальные грузы?

- Мы велели матросам разложить их на других палубах, - успокоил его чародей. - Накор считает, что хранить их здесь слишком опасно.

- Привет, Николас! - раздался снизу знакомый голос. Принц распластался на досках палубы и заглянул в дальний угол трюма. Там на одной из пустовавших деревянных коек, подобрав под себя ноги, восседал Накор. Он приветливо помахал принцу рукой, Двойники крайдийцев сидели или лежали на двухъярусных койках. При виде них у Николаса перехватило дыхание. Они ничем не отличались от самых обыкновенных людей. Более того, лица некоторых из них были ему хорошо знакомы. Этих юношей и девушек он видел некогда в Крайдийском замке и на улицах городка, а не более десяти минут назад - на верхней палубе.

- Я... я просто глазам не верю, - выдохнул он.

- Теперь ты понимаешь, что они задумали? - прошептал Энтони. Эти создания явились бы в Крондор под видом спасшихся крайдийцев, и благодаря им пантатианская чума распространилась бы по Королевству со скоростью лесного пожара. Разумеется, маги из Звездной Пристани и святые отцы всех орденов общими усилиями рано или поздно победили бы эту страшную болезнь, но представь себе, какой ущерб государству и царствующему дому она успела бы нанести!

- Накор! - Николас приложил ладони рупором ко рту, чтобы исалани расслышал каждое его слово. - Тебе удалось узнать что-нибудь новое об этой убийственной затее пантатианцев?

- Удалось, - кивнул коротышка. - Спустите-ка мне сюда веревку.

Николас огляделся по сторонам. В переборке трюма примерно посередине между полом и потолком была укреплена прочная деревянная петля с намотанной на нее веревкой. Николас снял свернутую кольцами веревку с петли и бросил один ее конец Накору. Другой был крепко привязан к петле. Исалани поднялся наверх с ловкостью обезьяны, вытянул веревку из грузового трюма и аккуратно намотал ее на петлю.

- Они совершенно безвредны, - он указал пальцем вниз, - до тех самых пор, пока болезнь не даст о себе знать.

Николас скользнул взглядом по лицам лженевольников. Некоторые из юношей и девушек робко ему улыбнулись. Другие пробормотали слова приветствия, третьи молча поклонились.

- Их вид действует мне на нервы, - нахмурился принц, отворачиваясь в сторону. - Пойдемте-ка отсюда!

Чародеи и Николас вернулись к подлинным пленникам, где их дожидались Маркус с Гудой. При виде крайдийцев Николас слабо улыбнулся и качнул головой.

- Я уж думал, у меня ум за разум зашел. Просто не представляю себе, как им такое удалось!

- Дело вот еще в чем... - робко начал Энтони и умолк, не находя нужных слов.

Предчувствуя недоброе, Николас хмуро приказал:

- Продолжай!

- Нам придется умертвить всех оборотней.

- Что?!

- А ты как думал! - встрял Накор. - Ведь они же рано или поздно захворают этой черной чумой! Конечно, не в ближайшие три месяца. Ведь по замыслу этих негодяев пантатианцев в Королевство они должны явиться здоровыми, чтоб прежде времени никого там не насторожить. Но кто ведает, вдруг они уже теперь могут любого заразить этой хворью? Как она распространяется, тоже никому не известно. По моей теории...

- Но почему вы все настаиваете на истреблении этих несчастных? - перебил его Николас. - Ведь мы могли бы высадить их где-нибудь на необитаемом острове.

- А вдруг за нами погоня? - возразил Маркус. - Тогда преследователи возьмут их к себе на борт, а потом высадят на берег Королевства. Конечно, подменить Маргарет и Эбигейл оборотнями, а значит, наслать чуму на обитателей Крондорского дворца они уже не смогут, но заразить чумой сотни и тысячи горожан им будет вполне по силам.

-Но как мы это сделаем? - удрученно спросил Николас, покоряясь неизбежному.

- Не печалься, принц, - грустно усмехнулся Накор. - Не тебе одному претит сама мысль о насилии. Я тоже не одобряю убийства. Они мне не по душе. И однако же самую трудную часть этого дела я беру на себя. Мне одному нипочем та зараза, которую они в себе несут. Я-то уж точно не захвораю этой их черной чумой. - Коротышка гордо выпятил грудь. - Я спущусь к ним и подмешаю сонного снадобья в их питье. Коли вы потом сбросите мне туда грузовую сеть, я перетащу в нее всех оборотней, и мы их потопим в море.

- А не мог бы ты подмешать им такого яда, от которого они просто уснули бы и не проснулись? - с надеждой спросил Николас.

Накор решительно помотал головой:

- Слишком это опасно, принц. Их смерть может ведь и не уничтожить самой болезни, и тогда она еще скорее перекинется на остальных. Мы не должны рисковать. Я, по правде говоря, вообще за то, чтобы сжечь все до единого тела этих двойников, но здесь, в открытом море, это невозможно.

- Но это ведь так жестоко и коварно, - не сдавался Николас, - сбросить за борт сонных и беспомощных лю... живых существ!

- Вот именно что жестоко, - сощурившись, мрачно кивнул Гуда. - Хорошее словцо, принц. Но ты б лучше вспомнил, что сделали те, кто их превратил в оборотней, с детишками и женщинами в Крайди, да и с тамошней живностью, с домами, с замком. Припоминаешь? - Николас нехотя кивнул, - Вот то-то!

- Но ведь эти нечастные, кого мы собираемся убить, - упрямо заметил Николас, - никогда не бывали в Крайди. - Он мрачно улыбнулся одним углом рта. - Ты только не подумай, друг Гуда, что я с тобой спорю. Вовсе нет. Просто отдаю дань справедливости. - И, повернувшись к Накору, он твердо произнес: - Не мешкай, чародей. Иди и угости их своим снадобьем.

Накор, опасаясь, как бы Николас чего доброго не передумал, поспешно выбрался в коридор через маленькую дверку.

- Нам надо остановиться, чтобы высадить на берег лодочников и наемников, - напомнил друзьям Николас.

- Это было бы очень некстати, - нахмурился Гуда.

- Почему?

- Потому что без них, - объяснил ему Маркус, - у нас останется слишком мало людей, чтоб вести к берегам Королевства этот корабль, а уж тем более - захватить другой и перевести на него часть команды. Мы и этот-то отбили у экипажа только потому, что напали внезапно. Матросы никак не ожидали атаки. А ведь на "Чайке" видели, как мы захватили "Орел". Теперь они все время будут начеку. Поэтому нам дорог каждый, кто способен держать в руках оружие, а ты зачем-то хочешь отпустить восвояси наемников и лодочников!

- Пойдем-ка обсудим все это с ними, - предложил Николас.

Они поднялись на верхнюю палубу. У самого трапа Ранджана и ее служанки нежились на солнышке под бдительным присмотром Бризы. При виде Николаса принцесса широко улыбнулась и с участием осведомилась о его здоровье. Николас, донельзя этим удивленный, пожал плечами, пробормотал в ответ нечто неопределенное и подозвал к себе скучавшего у борта Туку. По приказу принца возница созвал на палубу всех гребцов, а Праджи - наемных воинов.

- Я - сын принца Крондорского Аруты, - торжественно представился им Николас.

Лодочники и воины никак не отреагировали на его слова. Имя Аруты, как и название города, которым он правил, были им неизвестны.

- Мы ведь собирались потолковать о возвращении на берег и о деньгах, что нам причитаются, - напомнил ему Праджи.

- Для этого я вас и собрал, - кивнул Николас. - Вам всем известно, что мы преследуем корабль, который вышел из гавани прежде нашего. На счету каждая минута, и остановиться близ берега, чтобы вас высадить, мы не можем. Придется немного замедлить ход "Орла" и свезти на сушу в спасательных яликах тех, кто этого пожелает. - Из рядов наемников донесся сдержанный ропот. - Каждый из вас сию минуту получит то, что ему причитается, - заверил их Николас и, когда гул голосов стих, повернулся к Маркусу. - Принеси-ка сюда сундук с нашим золотом.

Маркус и Гуда направились к трапу. Николас обвел глазами всех наемников и гребцов и медленно, веско проговорил:

- А тех, кто хочет обеспечить себе безбедное существование до конца своих дней, милости просим плыть с нами дальше.

- Сколько же ты заплатишь тем, кто согласится остаться на корабле? - быстро спросил Праджи.

- Сейчас увидишь, - улыбнулся Николас.

Пыхтя и отдуваясь, Маркус и Гуда втащили тяжелый кованый сундук по ступеням трапа и поставили его у ног Николаса. Принц, отпер замок и откинул крышку. По рядам наемников и гребцов пронесся вздох восхищения. Никому из них еще не доводилось видеть такие несметные сокровища. Сундук был доверху полон золотыми и серебряными монетами и разноцветными каменьями, блестевшими и переливавшимися в ярком свете солнца.

- Тука, - сказал Николас, - отсчитай, сколько причитается тебе и твоим людям.

Маленький возница робко приблизился к сундуку и, поколебавшись, извлек оттуда небольшую горстку медных и серебряных монет и несколько самых мелких золотых.

- Здесь все, что ты обещал уплатить гребцам и мне, энкоси, - с поклоном произнес он я тотчас же принялся оделять деньгами своих товарищей.

- А теперь и ты, Праджи, возьми отсюда все, что я обещал тебе, Вадже и остальным воинам.

Праджи решительно прошагал к сундуку и выудил оттуда пригоршню монет заметно больше той, что взял Тука.

- Раздай солдатам их жалованье.

Праджи не замедлил выполнить распоряжение Николаса. Наемники и гребцы счастливо улыбались, пряча монеты в свои поясные карманы. Николас кивком указал на сундук.

- А теперь вы оба возьмите отсюда еще по два золотых драка для каждого из своих людей.

Это предложение было встречено бурей восторженных возгласов. Когда Праджи и Тука раздали все монеты, Николас не считая набрал из сундука большую пригоршню золота и каменьев и передал ее Праджи.

- Слушайте меня все! Те, кто согласится плыть с нами, получат все это и еще гораздо больше. Остальных мы высадим на берег. С ними мы в расчете.

Наемники и лодочники сбились в тесный кружок и принялись горячо обсуждать предложение Николаса. Им понадобилось всего несколько минут, чтобы прийти к решению. Каждый отвечал только за себя одного, и дело кончилось тем, что небольшая группа воинов и гребцов отошла в сторонку от остальных. Вид у этих отделившихся был несколько смущенный и виноватый.

- Принц, скажи, а далеко ли отсюда до твоей земли? Сколько это примерно ходу? - спросил Праджи.

- Чтобы туда попасть, надо переплыть Синее море, - отвечал Николас. - А это три с лишним месяца пути. Другой конец света, - с улыбкой добавил он.

Наемники посовещались еще несколько минут. Человек пять-шесть присоединились к той группе, что отошла в сторонку еще прежде.

- Энкоси, - с поклоном указал на них Тука, - эти люди нижайше тебя благодарят за твою к ним щедрость, но у них у всех есть семьи, и они не вынесут разлуки с женами и детишками. Не во гнев тебе будь сказано, но они желают сойти на берег.

- Так тому и быть, - кивнул Николас. - Мы их теперь же переправим на сушу в ялике. - А вы, значит, решили плыть с нами? - обратился он к остальным, с радостью отметив про себя, что их оказалось гораздо больше.

- Все как один, принц! - кивнул Праджи. - На другой конец света!

Николас быстро отдал приказание о спуске на воду ялика. Матросы стали готовить шлюпку, и принц, прежде чем идти к Ранджане, чтобы поторопить ее со сборами, повернулся к Праджи и с улыбкой кивнул в сторону его товарищей, пожелавших присоединиться к экипажу "Орла".

- Вот уж не думал, что среди воинов и лодочников столько холостяков.

- Ничуть не бывало, - усмехнулся Праджи. - Семьи есть почти у всех. Но многих разлука с женами и детишками нисколько не пугает, - он понизил голос, - а некоторых так даже радует.

Николас укоризненно покачал головой и заторопился к Ранджане. Принцесса и ее служанки весело болтали у кормы с Маргарет и Эбигейл.

- Миледи, - с поклоном обратился к Ранджане Николас, - мы снаряжаем ялик для тех, кто возвращается на сушу. Из всех, кто решил покинуть корабль, пятеро лодочников и трое воинов намерены возвратиться в Город Змеиной реки. Они и вас туда проводят. Я дам вам с собой достаточно денег, чтоб с лихвой восполнить все ваши потери и чтоб вы могли нанять лодки для возвращения домой, к отцу.

- Нет, - заявила Ранджана.

- Нет?! - изумился Николас, уже повернувшийся, чтобы идти к ялику. - Что это значит, миледи?!

- Я не желаю, чтоб меня бросили на этом пустынном берегу, вдали от города, от человеческого жилья. Эти ваши наемники и гребцы еще чего доброго отнимут у нас деньги и... и надругаются над нами. - В голосе Ранджаны зазвенели слезы. Видно было, что предстоящая разлука с Николасом и его людьми и в самом деле ее пугает. - А стоит мне вернуться домой, к отцу, как он меня сразу же велит высечь и продаст погонщику верблюдов!

Николас сердито нахмурился и погрозил ей пальцем:

- Оставьте эти ваши выдумки для кого-нибудь другого! Агент Андреса Русолави, толстяк по имени Анвард Ногош Пата, хорошо знаком с вашим родителем. Он меня уверил, что отец любит вас и примет с распростертыми объятиями, ежели вы вернетесь под его кров. И не стыдно вам так оговаривать старика?!

Ранджана вмиг изменила свою тактику. Стыдливо опустив глаза, она шмыгнула носом и пробормотала:

- Простите меня! Я и вправду солгала. Я хочу остаться с вами по другой причине.

- Опять начнете что-нибудь выдумывать?! - теряя терпение, бросил ей Николас. - Я ничего не желаю слушать! Собирайтесь сию же минуту или я, так и знайте, прикажу солдатам силой усадить вас в ялик!

К полной неожиданности Николаса и остальных Ранджана вдруг бросилась к нему на шею и, обливаясь слезами, заголосила:

- Вы разбили мое сердце, о храбрейший из капитанов! Я умру в разлуке с вами! Позвольте же мне остаться на этом корабле и быть вашей навеки! - Она приникла к его груди и стала покрывать его лицо страстными поцелуями. - Николас попытался высвободиться из ее объятий, но Ранджана еще теснее прижалась к нему и торжественно возгласила: - Я стану вам верной, послушной женой, капитан! - Принц затравленно огляделся по сторонам. Все невольные свидетели этой сцены - Маркус, Эбигейл, Маргарет, Гуда и Гарри - тряслись от беззвучного смеха, и было очевидно, что еще мгновение, и они расхохочутся в голос.

Глава 11 ПОГОНЯ

- Капитан! За нами погоня! У горизонта корабль! - крикнул с мачты дозорный.

Николас резко оттолкнул от себя Ранджану, которая продолжала всхлипывать и причитать о своей пламенной к нему любви, и задрал голову кверху:

- Не спускай с него глаз!

Ранджана пошатнулась и раскинула руки в стороны, пытаясь удержать равновесие. Она непременно шлепнулась бы на палубу, не подхвати ее служанки и Маргарет. Она оторопело глянула вслед Николасу, бежавшему к трапу, покачала головой и наконец умолкла. Николас поднялся на мостик, повернулся лицом к корме и стал пристально вглядываться в далекий горизонт. У самого края неба маячила едва различимая черная точка. Принц подошел к первому помощнику.

- Мистер Пикенс, сколько нам потребуется времени, чтобы ссадить на берег солдат и гребцов?

Пикенс покосился в сторону. Слева по курсу виднелась далекая полоска песчаной суши.

- Коли мы встанем на якорь, то не управимся меньше, чем в целый час. А если сбавим ход так, чтоб можно было спустить и поднять шлюпку, достанет минут пятнадцати-двадцати.

Николас указал на кучку наемников и лодочников, ожидавших спуска ялика.

- По-твоему, они поместятся в шлюпку?

Пикенс помотал головой:

- Какое там! Придется отвозить одних и возвращаться за другими раза три, а то и четыре.

Николас сердито выругался.

- Но ведь погоня уже совсем близко!

- Да не то чтобы... - пожал плечами Пикенс. - Раньше часа-то они уж точно тут не будут. А ежели это та самая посудина, что снималась с якоря, когда мы выходили из гавани, так им надобно будет и поболее, ну а нас уж к тому времени и след простынет.

- Ну, в таком случае, - облегченно вздохнул Николас, - замедляйте ход "Орла", мистер Пикенс. - Свесившись через перила мостика, он крикнул матросам, ожидавшим сигнала к спуску ялика: - Приступайте!

Тяжелую лодку приподняли, перевернули днищем вниз и подтащили к левому борту. Спустить ее на тросах на воду было делом нескольких секунд. Наемники и лодочники, которым более остальных не терпелось добраться до берега, быстро сбросили с борта веревочные лестницы и по ним соскользнули в весельную шлюпку. Следом за ними туда забрались и матросы-гребцы. Лодка отчалила от борта и понеслась к песчаному берегу, все ускоряя ход. На мелководье она остановилась, и пассажиры попрыгали в воду и помчались к суше, поднимая вокруг себя тучи брызг. Шлюпка устремилась в обратный рейс.

- Боги, до чего ж все это долго, - нахмурился Николас, взглядывая назад, туда, где едва виднелся преследовавший их корабль. Черная точка заметно увеличилась в размерах. Шлюпка тем временем подошла к "Орлу", и в нее спустились еще несколько солдат и гребцов. С мачты снова раздался голос дозорного:

- Капитан, я вижу их цвета!

Николас сощурился и приставил ладонь к глазам. Ему не без труда удалось разглядеть реявший на мачте парусника черный флаг.

- Какой у них герб?

- Золотой змей на черном фоне, - крикнул дозорный.

- Так и есть, - пробормотал Праджи. - Это корабль первоправителя.

Николас не отрывал взгляда от корабля под черным фагом, пытаясь на глаз определить, по какому курсу тот к ним приближался.

- Мистер Пикенс, - сказал он, поворачиваясь к помощнику, - у меня не так уж много опыта в морском деле, но похоже, они идут против ветра.

Пикенс, склонив голову набок, бросил беглый взгляд на парусник и уверенно кивнул.

- Так и есть, капитан. - Он весело усмехнулся. - Вашего опыта оказалось довольно, чтоб определить: эта посудина идет на веслах.

- Капитан, да у них таран на носу! - предупредил дозорный.

- Боевая галера, - поморщился Николас. - Но странно, что в гавани я не видал ни одной!

- У первоправителя есть пруд, который примыкает к заливу. Там-то он и держит свои галеры, - крикнул с палубы Праджи.

- Ничего себе пруд! - заметил Гуда, качая лысой головой.

- Это не иначе как большая парусная галера первоправителя, - с уверенностью заявил Праджи. - У каждого борта по два ряда скамей для гребцов, а на носу - таран и абордажный мост. Растреклятая посудина вооружена и катапультой, и баллистой. Плохи наши дела, ежели она нас догонит!

- Приготовьтесь дать полный ход, мистер Пикенс! - бледнея, воскликнул Николас. - Не хватало еще, чтоб эта толстобрюхая гадина подошла к нам на расстояние выстрела из катапульты! - Он перегнулся с мостика вниз и крикнул матросам и воинам, распоряжавшимся посадкой в ялик:

- Этот рейс будет последним. Вытолкайте в шлюпку Ранджану и ее служанок. Остальные места - для наемников и наших гребцов. А те, кто не поместится, пускай добираются до берега вплавь. Мы сейчас пойдем вперед полным ходом!

Маркус растерянно огляделся по сторонам и развел руками:

- Николас, ее нигде нет, этой Ранджаны!

- Так отыщи ее! У нас нет времени с ней церемониться!

Маркус бросился вниз, к каюте, где помещались Ранджана и ее четыре служанки. Тем временем ялик в очередной раз причалил к борту корабля, и наемники стали быстро спускаться в него по веревочным лестницам. С нижней палубы послышались пронзительные крики. Гуда и Калис, понимающе переглянувшись, помчались на выручку к Маркусу. Тому уже удалось выгнать царапавшуюся, кусавшуюся, лягавшуюся и пронзительно визжавшую принцессу из ее каюты и волоком дотащить ее до середины коридора. Следом за Ранджаной, понуро опустив головы, брели все четыре ее служанки. По пятам за ними, отрезая путь к отступлению, шли Бриза, Эбигейл и Маргарет. Когда процессия появилась на главной палубе, Николас распорядился:

- Дайте ей пригоршню золотых, чтоб она могла купить себе нарядов и безделушек и оплатить дорогу домой, и, ради всех богов, швырните ее в шлюпку!

- Я не хочу домой! Мне нельзя там появляться! - визжала принцесса, раздирая лицо Маркуса острыми ногтями. - Ранджана меня убьет!

- А как же насчет пылкой любви к Николасу? - зло усмехнулась Бриза. - Ты, чай, со страху теперь о ней совсем позабыла?

У правого борта послышался плеск весел, и один из матросов, взглянув вниз, с ужасом воскликнул:

- Капитан! Сэр! Наемники отчалили от "Орла" и гребут к берегу! Пропал наш ялик! Прикажете спустить на воду другой?

Услыхав такое, двое гребцов, нанятых Тукой, спрыгнули с борта в воду и поплыли вдогонку за удалявшимся яликом. Из всех, кого следовало высадить на сушу, на корабле теперь оставались лишь Ранджана и четыре служанки.

Николас беспомощно огляделся по сторонам. Гребная галера приближалась к "Орлу" с угрожающей быстротой. Мешкать больше было нельзя.

- Так что же, капитан? - окликнул его Пикенс. - Спускаем ялик?

Николас помотал головой:

- Слишком рискованно.

- Так может, выкинуть девчонок за борт, да и дело с концом? - предложил Маркус.

- Что? - завизжала Ранджана. - Да как это у тебя, негодника, язык повернулся такое сказать?! Я не умею плавать, ясно?!

Николас воздел руки к небу и простонал:

- Не тронь ее! Пускай уж остается! Нам сейчас не до нее! - Повернувшись к первому помощнику, он отрывисто распорядился: - Пора уносить ноги, мистер Пикенс. Полный вперед!

- Поднять паруса! Полный вперед! - зычно выкрикнул Пикенс, и матросы заторопились к снастям и стали взбираться на мачты.

"Орел" начал набирать скорость. Матросы ставили парус за парусом, разворачивая корабль по ветру, и через несколько минут он уже несся вперед, весело, словно дельфин, подпрыгивая на невысоких волнах.

Николас оглянулся на галеру и с тревогой спросил:

- Они ведь еще не настолько близко, чтобы выстрелить в нас из катапульты?

Словно в ответ на его слова над палубой галеры поднялось пыльное облако. Послышался хлопок, и тяжелый булыжник плюхнулся в воду ярдах в десяти от кормы "Орла". Почесывая бороду, Пикенс невозмутимо заметил:

- Что ж, будем надеяться, что попутный ветер не стихнет до тех пор, пока ихние гребцы выбьются из сил.

С борта галеры до слуха Николаса донеслась барабанная дробь. Принц поежился. Барабанщик задавал ритм гребцам. Судя по частоте ударов, те трудились вовсю. Николас повернулся к помощнику и с надеждой спросил:

- Но ведь они не смогут долго идти на такой скорости, верно? Рабы скоро выдохнутся, и никакие плети не заставят их грести, как прежде.

Пикенс пожал плечами:

- Не забывайте, капитан, что у них имеется еще и парус.

Николас снова с опаской оглянулся на вражеский корабль. На высокой мачте реял черный флаг с золотым змеем посередине.

- По ветру им за нами не угнаться.

- Верно, сэр, но ежели ветер стихнет, они смогут подобраться достаточно близко, чтоб попасть в нас из своих проклятых орудий.

- Тогда молитесь, мистер Пикенс, всем богам, каких вы чтите, чтоб ветер не стихал как можно дольше, - вздохнул Николас. - До дома ведь еще так далеко!

- Есть, капитан!

Спустившись на палубу, Николас лицом к лицу столкнулся с Ранджаной.

- Вы не посмеете высадить меня на берег! - гордо подбоченясь, заявила она.

Николас открыл было рот, чтоб выбранить ее за недавний скандал, но внезапно на него навалилась такая страшная усталость, что он лишь махнул рукой, повернулся к трапу и побрел вниз, в свою каюту.

Маркус кончиками пальцев коснулся расцарапанной щеки и сердито бросил принцессе:

- Скажи спасибо, что капитан запретил мне швырнуть тебя за борт. Я бы даже и теперь это сделал с превеликим удовольствием!

Ранджана с кровожадной усмешкой выхватила из складок своей одежды острый и длинный кинжал.

- Это ты скажи ему спасибо, красавчик!

Маркус и глазом не успел моргнуть, как она быстрым и точным движением метнула свое оружие в его сторону. Острие кинжала вонзилось в доску палубы как раз между носками его сапог. Ранджана победоносно усмехнулась и направилась к трапу, ласково поманив служанок за собой.

- Вот так принцесса! - расхохоталась Бриза. - Интересно знать, какие еще сюрпризы она нам готовит?

Гарри шутливо закатил глаза и покачал кудрявой головой:

- Боюсь, бедняге Ники суждено очень скоро это выяснить!

Маргарет и Эбигейл обменялись изумленными взглядами.

- Нам все говорили, - вспомнила принцесса, - что Ранджана - девушка с характером. Но мы и помыслить не могли, насколько она опасна!

Эбигейл подбежала к Маркусу и, послюнявив край своего рукава, стала стирать с его лица кровь. При этом она так ласково его уговаривала стоять смирно и не качать головой, точно он был малым дитятей, а она - его заботливой нянюшкой. Маркус морщился от боли, щеки его рдели от смущения, а в глазах, устремленных на Эбигейл, сияли любовь и нежность.

- А что ты имел в виду, Гарри, - рассеянно спросила Эбигейл, -когда сказал, что Николасу суждено выяснить, какие сюрпризы готовит нам Ранджана? И почему ты его назвал беднягой?

- Это очень просто, - ответила за оруженосца Бриза. - Мы с Гарри ни капельки не сомневаемся, что эта хитрая лиса так или иначе добьется от Николаса всего, чего только пожелает.

- А бедняга Ники, - подхватил Гарри, - совсем еще желторотый, неопытный юнец. - Он покосился на Эбигейл и поспешно добавил: - То есть, я имею в виду, по части женщин.

Маргарет звонко расхохоталась:

- А себя-то вы поди считаете о-очень опытным ловеласом! Но не вы ли краснели до корней волос, когда я вас дразнила в Принцессином саду? Не забыли?

- С тех пор много воды утекло, сестрица, и все мы очень переменились, - вздохнул Маркус.

- Золотые слова! А какая наблюдательность! - скорчив забавную гримасу, воскликнул Гарри, и все четверо весело рассмеялись.

События последних нескольких часов так взволновали Николаса, что, несмотря на свое крайнее утомление, он тщетно пытался заснуть, ворочаясь с боку на бок на узкой койке. Более всего остального его беспокоила преследовавшая "Орел" боевая галера, капитан которой, судя по всему, управлял своим кораблем с завидным искусством, умело используя весла и парус. Пикенс был уверен, что они сумеют оставить галеру далеко позади, стоит им только выйти из прибрежных вод и направиться в открытый океан. Николас склонялся к такому же мнению, однако в душу его нет-нет да и закрадывались сомнения в безусловном превосходстве "Орла" с его тремя мачтами над боевым кораблем первоправителя.

Прежде чем вернуться в свою каюту, он некоторое время просидел у постели Амоса, который все еще не очнулся от забытья. Покинув капитана, принц поужинал в угрюмом одиночестве, а после разложил на столе судовой журнал Траска и принялся изучать его записи о минувшем плавании, о попутных и встречных течениях и ветрах. Но разобраться в каракулях бывшего пирата оказалось непросто. Николас был достаточно опытным мореплавателем, чтобы не знать, что вернуться назад по их прежнему курсу без малейших отклонений не смог бы и сам Траск, и потому полагал своей главной задачей добиться, чтобы погрешности возвратного плавания были минимальными и не составили бы сотни морских миль.

Кое-как расшифровав скоропись Амоса, он убедился, что в ближайшие несколько дней опасность серьезно уклониться от курса им не грозит, и, захлопнув журнал, повалился на койку.

Стоило ему задремать, как дверь каюты тихонько скрипнула. Николас привстал на койке и выхватил меч из ножен.

- Кто здесь?!

- Уберите свой меч. Я не собираюсь на вас нападать, - проворковал нежный женский голосок, и кто-то осторожно присел на краешек узкой койки.

- Эбби? - все еще не до конца проснувшись, буркнул Николас и стал шарить на столе в поисках кремня, огнива и лампы.

- Они с Маркусом в канатном трюме, - буднично и невозмутимо, хотя и с некоторым оттенком язвительности сообщил голос. - Возобновляют... свое прерванное... знакомство.

Николасу наконец удалось найти и зажечь лампу. Тонкий огонек осветил каюту тусклым, колеблющимся светом. На койке примостилась Ранджана.

- Что вам здесь понадобилось? - сердито спросил Николас.

- Нам надо поговорить. - Ранджана кокетливо склонила голову набок, с улыбкой наблюдая за выражением лица Николаса. Она уложила свои пышные черные волосы тугим венцом, украсив его золотыми шпильками с крупными жемчужинами, и облачилась в полупрозрачное шелковое платье цвета топленых сливок. Этот наряд был ей очень к лицу, и надела она его явно лишь для того, чтобы произвести на неискушенного принца ошеломляющее впечатление. И это ей вполне удалось.

Стараясь смотреть в другую сторону, но то и дело невольно обращая взгляд к красавице гостье, Николас раздраженно бросил:

- О чем, хотел бы я знать?

- О том городе, куда мы плывем. О вас. Неужто вы и в самом деле принц?

- Можно подумать, вы об этом никогда ни от кого не слыхали!

- От вас - нет.

Николас обреченно вздохнул:

- Так вот знайте: я и в самом деле принц. Мой дядя - король нашей страны. А после него королем станет мой родной брат. Этого с вас довольно?

Ранджана с деланным смирением опустила взор и кротко произнесла:

- Я очень сожалею, что доставила вам столько хлопот и беспокойства. Мне о многом рассказала ваша кузина Маргарет.. Я ведь даже понятия не имела, сколько несчастий выпало на вашу долю, какие страшные события заставили вас покинуть родные края и отправиться за море, в такую даль... Чтобы отыскать и спасти свою Эбигейл...

Николас протяжно вздохнул и откинулся на подушку, заложив руки за голову:

- Знаете, когда мы пускались в путь, мне казалось, что я жизни для нее не пожалею. Боги, каким же я был глупцом!

- Любовь - это высокое, святое чувство, а вовсе не глупость! - убежденно заявила Ранджана.

- Ясное дело, - краснея, пробормотал Николас. - Боюсь, я не так выразился. Но знаете, когда любовь проходит, то о ней вспоминаешь как о чем-то смешном и нелепом.

- Правда?

- Еще бы! Но зачем все-таки вы ко мне пожаловали? Чтоб извиниться за свое поведение? Извинения приняты, миледи, а посему...

- И да и нет, - поспешно прервала его Ранджана. - Я... - Она метнула в него быстрый, пытливый взгляд и тотчас же отвела глаза. - Я вам солгала, когда сказала, что влюблена в вас. Простите мне и это! Ведь возвращаться в Килбар мне и в самом деле никак нельзя!

- Я и без ваших объяснений догадался, что вы лгали, - стараясь сохранить прежний невозмутимый тон и натянуто улыбнувшись, заверил ее Николас. Дрогнувший голос, однако, выдал его обиду и разочарование, и это не ускользнуло от чуткого, настороженного слуха Ранджаны.

- Но я нисколько не преувеличивала опасность, грозившую в случае возвращения мне и моим... служанкам.

- Вы хотите сказать, что отец и впрямь убил бы вас в наказание за мерзкие интриги этого Первоправителя? - удивился Николас.

Девушка снова протяжно вздохнула и обратила к нему томный, нежный и молящий взгляд.

- Нет, Радж Махартский казнил бы меня за мою собственную вину. Мою и Ранджаны, его дочери.

- Что?! - опешил Николас. - Так вы, оказывается, не Ранджана?

- Нет.

- Но позвольте... Тогда кто же вы такая?

- Ее доверенная служанка Яса. Остальные девушки тоже участвовали в заговоре.

- Соблаговолите же рассказать мне все с самого начала.

- Очень хорошо, - просияла Яса. - Слушайте. Ранджана не желала становиться пятнадцатой женой первоправителя Города Змеиной реки. Онаеще с детства была влюблена в одного из принцев Хэмзы, и он отвечал ей взаимностью. О, как они друг друга любили! - Яса закатила глаза, намереваясь, по-видимому, во всех подробностях живописать чувства и страдания влюбленных, но Николас нервно поторопил ее:

- Да будет вам о них! Говорите толком, что было дальше и при чем здесь вы?

- Конечно, конечно, ваше высочество! Вы совершенно правы. Простите, - кротко кивнула девушка. - И вот Ранджана подкупила Андреса Русолави, чтобы он помалкивал о подмене, и мы с четырьмя служанками отправились на юг, а сама Ранджана поспешила в Хэмзу к своему принцу, чтоб тайно выйти за него замуж. Мы были уверены, что все это сойдет нам с рук и все останутся довольны. Ведь между Городом Змеиной реки и Хэмзой почти нет сообщения. Я очень надеюсь, что госпожа моя будет долго и счастливо жить со своим любимым. Ляс большой радостью вышла бы за первоправителя, чтоб до конца своих дней не знать забот о хлебе насущном и жить в достатке. Служанки остались бы при мне и получили бы щедрое вознаграждение за свое молчание. - Шмыгнув носом, она заключила: - Но богам было неугодно, чтоб моя судьба устроилась счастливо!

- Ну что за люди! - возмутился Николас. - Решительно ничего на уме, кроме интриг и заговоров!

- Боюсь, что вы правы, о мой принц! - всхлипнула Яса. - И теперь мне остается только припасть к вашим стопам и смиренно молить вас оставить нам жизнь и не продавать нас в рабство.

Николас оглядел ее прищуренными глазами и покачал головой:

- Сдается мне, что вам уже многое известно от Маргарет о нашей стране и о порядках, которые в ней заведены, в частности о том, что у нас нет никакого рабства!

Лжеранджана плутовато улыбнулась, но, тотчас же спохватившись, согнала с лица улыбку и смиренно потупилась.

- Правда?

Николас провел ладонями по лицу и приподнялся на локтях:

- Пойду-ка проведаю старину Амоса.

Но тут Яса к полной его неожиданности резко к нему придвинулась, обхватила за шею и крепко поцеловала в губы. Николас, опешив от этой внезапной ласки, отодвинулся к переборке каюты и сдавленно пробормотал:

- Это с какой же стати вы так со мной нежны?

- Я это сделала потому, - быстро ответила девушка, - что, хотя я и не влюблена в вас, но высоко ставлю вашу любезность и добрый, благородный нрав. Мне представляется, что вы способны держать себя со служанкой не менее достойно, чем с принцессой крови.

- В этом вы, пожалуй, правы, - усмехнулся Николас, поднимаясь на ноги. - Но учтите, что я скорее дам отрубить себе руку, чем приму за чистую монету слова любого из ваших соотечественников, включая, разумеется, и вас, миледи!

Яса поднялась с койки вслед за ним:

- А вы мне расскажете о своей стране?

- Я могу даже показать вам ее на карте. Но только после того, как проведаю Амоса. Идите за мной, если у вас не найдется других дел.

Он взял со стола лампу и прошел в каюту Траска. Яса бесшумно следовала за ним. Адмирал спал глубоким сном тяжелобольного. Николас с тревогой всмотрелся в его все еще бледное, осунувшееся лицо.

- Он не умрет? - дрожащим голосом прошептала Яса.

- Надеюсь нет и молю о том богов, - вполголоса ответил Николас. - Ведь они с моей бабушкой собираются пожениться. Мы - вся наша семья - очень его любим. - Он поправил Амосу одеяло и повернулся. к письменному столу, в одном из ящиков которого хранились карты. Пантатианцы предусмотрительно снабдили ими капитана фальшивого "Орла". Николас надеялся, что они вкупе с судовым журналом Траска помогут ему выравнивать курс корабля, когда это понадобится. Он разложил на столе свиток пергамента, на котором было изображено Горькое море и его берега, и указал на Крондор.

- Вот здесь я живу.

- Я не умею читать, мой капитан, - смутилась Яса. - Но ты мне расскажи, что означают эти линии, и увидишь, я все пойму.

Николас подробно поведал ей о Крондоре и показал на карте, как далеко они успели уйти от Города Змеиной реки и сколько еще им предстояло проплыть. Девушку же интересовало совсем другое.

- Какая большая страна! - восхищенно, с придыханием прошептала она. - И подумать только, ею владеет всего один человек!

- Вовсе он ею не владеет, - поправил ее Николас. - Ведь в нашей стране король наделен не только правами, но и обязанностями. Быть главой государства - большая ответственность и очень тяжкий труд, миледи. И мы, члены королевской семьи, должны охранять интересы тех, кто нам подвластен, и защищать их жизнь и имущество. И получается, - говорил он, все более одушевляясь, -что мы в первую очередь не правители, а слуги. Мы верой и правдой служим своему народу.

- Так, значит, поэтому ты пустился в такой далекий и опасный путь? - с невольным уважением спросила Яса.

- Вот именно, - улыбнулся Николас. - Ты на редкость понятлива.

Он рассказал ей о своих предках, о родителях, братьях и сестрах, дядьях и тетках. Яса слушала его, не перебивая, а когда он умолк, разочарованно протянула:

- Так, значит, ты не получишь во владение большой город?

Николас пожал плечами:

- Я еще толком не знаю, что думают о моем будущем отец и дядя Лиам. Возможно, мне придется заключить династический брак с принцессой Ролдема или Кеша. Или с дочерью какого-нибудь владетельного герцога. А может статься, брат Боуррик, когда сделается королем, призовет меня ко двору в Рилланон.

- А где этот Рилланон?

Николас развернул другую карту и придвинул ее к первой, чтобы девушка получила понятие о Королевстве Островов как едином государстве.

- Вот этот остров, - сказал он, - родина моих предков. Отсюда они начали свои завоевания. Поэтому наша страна и называется Королевством Островов.

- Но покажи же мне Рилланон! - повторила она, придвинувшись к нему вплотную и словно бы невзначай положив ладонь на его плечо. Ощутив прикосновение ее тугой груди к своему предплечью, Николас прерывисто вздохнул и покраснел до корней волос.

- Знаешь... - он не без труда заставил себя отстраниться от нее и поспешно свернул обе карты, - сейчас мне недосуг. После кто-нибудь из наших покажет тебе и Рилланон, и другие города Королевства. И не на пергаменте, а наяву. Вот будет здорово, а?

Он убрал карты в ящик стола, стараясь не глядеть на красавицу служанку, но она снова подошла к нему вплотную. Сердце вдруг бешено заколотилось у него в груди, лоб покрылся испариной.

- Я ведь всего лишь бедная служанка. Ну кому я, по-твоему, нужна? Разве что какому-нибудь жалкому мастеровому.

- Вот увидишь, - усмехнулся Николас, - придворные вельможи у нас в Крондоре просто проходу тебе не дадут. Ты ведь такая красивая!

- Правда? - улыбнулась Яса. - Ты и в самом деле считаешь меня красивой?

- Конечно! - Николас нахмурился и покачал головой. - Особенно когда ты не пытаешься выцарапать Маркусу глаза и не визжишь, как дикая кошка!

Яса усмехнулась, прикрыв рот ладошкой:

- Прости меня, принц, но я себя так вела, чтобы никто не заподозрил подмены. Я старалась во всем подражать нашей капризной и гордой принцессе. А на самом деле я вовсе не такая, уж ты мне поверь!

Она внезапно умолкла и стояла возле него, не говоря больше ни одного слова и не сводя с него своих огромных черных глаз. Николас неловко переминался с ноги на ногу и также не находил слов для продолжения беседы. Молчание начало его тяготить. Он чувствовал приближение чего-то необыкновенного, чего-то упоительно-прекрасного, что непременно должно было между ними свершиться;, и это пугало и радовало его. И вот наконец это произошло. Яса порывисто бросилась в его объятия и приникла к нему всем своим тонким, стройным телом. На сей раз Николас не стал уклоняться от жарких ласк девушки, а крепко обнял ее за талию. Губы их слились в долгом, страстном и нежном поцелуе. Николас потерял счет времени и позабыл обо всем на свете.

К действительности его вернул хриплый, скрипучий голос Амоса:

- Слушай, Ники, неужто вам не найти для этих дел другого места, кроме моей берлоги?

Оттолкнув от себя Ясу, Николас бросился к койке:

- Амос!

- Адмирал, - с поклоном и без тени смущения пробормотала девушка.

- Приведи сюда Энтони! - велел ей Николас, и она, одарив его пленительной улыбкой, тотчас же бесшумно выпорхнула из каюты.

- Помоги-ка мне сесть! - выдохнул Амос. Николас осторожно просунул руки ему под мышки и приподнял на койке, придав его грузному телу полусидячее положение и подложив под голову и плечи высоко взбитую подушку.

- Добро. Этак-то гораздо лучше! - Траск плутовато сощурился и с улыбкой пробасил: - Гуда, выходит, проспорил мне десяток золотых.

- а о чем был спор? - мгновенно заражаясь его веселостью, усмехнулся Николас.

- А я с ним побился об заклад, что эта разбитная девчонка уж точно повесится на шею кому-нибудь из вас, доверчивых молокососов, чтоб поехать с нами в Крондор. И вот по-моему оно и вышло! Еще мне было любопытно, кто ж ее первым разложит на койке. И я рад, сынок, что это сделал ты!

- Ошибаешься, - вспыхнул Николас, - между нами еще ничего подобного не было.

Амос скорчил жалобную гримасу:

- Но как же так, Ники? Неужто с тобой какие нелады по этой части?

Румянец на лице Николаса стал еще гуще:

- Не болтай глупостей! Все со мной в порядке.

- Рад это слышать, - с сомнением взглянув на своего любимца, пробормотал Траск и закашлялся. - Боги! Как больно! Будь проклят этот ублюдок, что меня полоснул!

- Тебе еще повезло, что жив остался!

- Ты не первый, кто мне это говорит, - поморщился Траск. - Лучше рассказал бы, что у вас тут делалось, пока я валялся без памяти.

Николас вкратце пересказал ему события последнего дня. Когда он закончил, в каюту вошел Энтони. Осмотрев Траска, чародей распорядился:

- Вам пока еще рано вставать. Я прикажу коку принести для вас немного бульона. Ранение в живот - вещь тяжелая. Есть надо понемногу и с осторожностью, иначе выздоровление может затянуться.

Амос слабо улыбнулся и искательно заглянул ему в глаза:

- Но капельку винца-то ты мне дозволишь? Одну-единственную кружку?

- Полкружки и ни одним глотком более, - сурово отчеканил Энтони. - После еды. Это поможет вам уснуть крепко и спать без сновидений.

С этими словами Энтони покинул каюту, и Амос проводил его печальным взором.

- Завтра... - многозначительно понизив голос, начал Николас.

- Знаю, знаю. - Траск слабо мотнул головой. - Вы потопите всех этих оборотней. Давно пора! Я уж было забеспокоился, чего вы с этим тянете.

- Тяжело губить ни в чем не повинных существ, Амос, кем бы они ни были! Я помню все, что говорили Накор и Энтони, о чем рассказывали Маргарет и Эбигейл, но все же... Эти... двойники выглядят совсем как люди, как крайдийские горожане, подданные короны...

- Но это всего лишь подлый обман! - твердо возразил Амос. - И ты не хуже моего это понимаешь. Отринь сомненья и неуместную жалостливость, Ники. Ведь ты же принц крови, а это не только почетное, но и ответственное званье, разрази меня гром! В этом мире все так устроено, сынок, что порой приходится отнимать чужую жизнь, дабы сохранить свою или же защитить чью-то еще. И не потому, чтоб это диктовал тебе долг, или честь, или справедливость. А просто бывает, что иначе нельзя. И с этим ничего не поделаешь!

Николас мрачно кивнул.

- Тебе бы надо теперь соснуть, Амос. Завтра ты поможешь мне разобраться в твоих каракулях, чтоб нам не сбиться с курса. А теперь отдыхай.

- Идет, - вздохнул Траск и, широко зевнув, прибавил: - Только вот еще что, Ники.

- Да?

- Ты поосторожней с этой пронырой. Не подпускай ее слишком уж близко к своей персоне.

- А сам только что говорил, будто со мной не все ладно, - с обидой напомнил ему Николас.

- Да я ведь не про постель, - усмехнулся Амос. - Развлекайся с ней сколько твоей душе угодно. Она, помяни мое слово, сумеет тебя научить многим презанятным штучкам. Но только не забывай, кто ты есть и в чем состоит твой долг. Люби кого хочешь, но женись на ком велят.

- Я с самого рождения только об этом и слышу, - понурился Николас.

- Ну, выходит, ты хорошо затвердил свой урок. И вовсе не лишним будет его припомнить, когда ты завалишь девчонку в постель. Не давай опрометчивых обещаний, сынок, чтоб потом не стыдиться собственных слов. А в постели наш брат еще как горазд на всякие посулы!

Николас зарделся от смущения и поспешил проститься с адмиралом:

- Спокойной ночи, Амос! Утром я к тебе загляну.

Вернувшись в свою каюту, он с досадой обнаружил, что забыл лампу на столе у Амоса. Идти за ней ему было лень, и он ощупью добрался до койки, присел на край и стал разуваться. Внезапно одеяло вздыбилось ему навстречу и из-под него выпросталась чья-то голая рука. Николас в ужасе вскочил на ноги и потянулся к рукоятке меча.

- Ложись скорей, - томно проговорил знакомый голос. - А не то замерзнешь.

Николас облегченно вздохнул и после недолгого колебания скинул одежду и нырнул под одеяло. Яса прижалась к нему всем телом, и ее полные, горячие губы приблизились к его губам. Николас пылко ответил на поцелуй и, когда девушка отстранилась от него, чтобы набрать в грудь воздуха, тихонько рассмеялся.

- Что это тебя так развеселило? - спросила она недовольным тоном. - По-твоему, я веду себя смешно?

- Нет, что ты, вовсе нет! Я просто вспомнил слова адмирала.

- И что же это за слова?

- После расскажу. Когда-нибудь. - И он снова отыскал губами ее полные полураскрытые губы.

- Они все еще идут за нами, капитан, - доложил Гарри.

Николас только что поднялся на мостик. Погода стояла чудесная. Солнце заливало палубу жаркими лучами, а на ярко-синем небе не было ни облачка.

- Когда же проклятая галера отстанет? Ведь она не рассчитана на такие долгие плавания. У них скоро выйдет вся провизия и пресная вода.

- А может, им на это плевать, - пожал плечами Гарри. - Кто их знает, чем они кормятся, эти пантатианцы. - Он с ухмылкой покосился на Николаса. - Каюта свободна? Я могу ее занять?

Наличие на корабле женщин, которых пришлось разместить в помещениях для экипажа, принудило офицеров и Гарри с Николасом спать по очереди, в свободное от вахт время, в нескольких оставшихся каютах. Николас пришел сменить Гарри, чья вахта подошла к концу. Он рассеянно кивнул, продолжая думать о своем.

- Ты только взгляни на себя! Сияешь, точно новенький золотой. Не больно-то солидно для капитана.

- Я? Сияю? - встрепенулся Николас, сгоняя с лица счастливую улыбку.

Гарри сдержанно кивнул:

- Мне это чувство знакомо. - Он помахал рукой Бризе, которая деловито прошла к трапу.

- Знаешь, ты только не прими меня, пожалуйста, за ханжу... Но учитывая...

- Учитывая что?

Николас мучительно покраснел и с трудом выдавил из себя:

- То, что произошло минувшей ночью. В общем, нам следовало бы держать себя поосторожнее.

- С какой это стати? - пожал плечами Гарри. - Все устроилось как нельзя лучше. Ты развлекаешься с Ранджаной, у меня есть Бриза, у Маркуса - Эбигейл, а Маргарет любезничает с Энтони. Все друг другом довольны, чего ж еще желать?

- Вот и скажи это сорока девяти здоровым мужчинам, матросам и воинам, чьи жены и подруги остались на берегу, - нахмурился Николас. Гарри скользнул взглядом по группе наемников, стоявших у борта и с пристальным интересом глазевших на Бризу, и улыбка на его лице тотчас же сменилась настороженным, даже тревожным выражением. - На наших людей вполне можно положиться, - продолжал Николас. - За годы службы короне они привыкли ко всякого рода лишениям. Но наемники? Я распоряжусь, чтоб порции вина и эля, которые выдают экипажу за обедом, сократили до минимума. И чтобы за наемными клинками присматривали наши воины и матросы. Ведь впереди у нас три с лишком месяца плавания!

- Ты совершенно прав, Ники, - вздохнул Гарри. - Я как-то об этом не подумал. Надо будет предупредить и остальных, чтоб держались начеку.

- А тут еще эти служанки! - простонал Николас. - Легкий флирт с матросами и наемниками, это еще куда ни шло, но если дело им не ограничится и из-за одной из них начнется поножовщина, то она легко может перерасти в бунт.

- Да смилуются над нами боги, - побледнел Гарри. - Я всем скажу, что надо соблюдать осторожность и следить за каждым своим словом и жестом. Можешь на меня положиться.

Снизу, с палубы до слуха их донеслось забористое словечко, произнесенное знакомым низким голосом с заметной хрипотцой. Николас и Гарри перегнулись через поручень. У трапа, покачиваясь от слабости, стоял Амос. Одной рукой он придерживался за перила, другой махал на рассерженного Энтони.

- Да будь ты хоть триста раз лекарем, но дело ж ведь идет о моей шкуре, и я лучше тебя знаю, как с ней обходиться! Уж больно тяжкий дух в этой каюте! А мне надобно хлебнуть свежего морского воздуха. Он меня исцелит лучше всех твоих снадобий вместе взятых! Так что поди-ка ты прочь!

Энтони ретировался, обиженно поджав губы. С мостика к Амосу сбежал Николас.

- Зачем же ты встал с постели? Ведь тебе ведено было лежать!

- Я и без того довольно уж там провалялся и от меня теперь разит, как от кружки с прокисшим элем на дне! Все, что мне надобно, - это подышать свежим воздухом да переменить свое тряпье.

С нижней палубы по трапу поднялся Накор. На некотором расстоянии от него брел и Энтони, все еще продолжавший хмуриться.

- Доброе утро, капитан, - осклабился коротышка. - Привет, Энтони. - Завидев Траска, он ухмыльнулся еще шире: - Адмирал! Рад вас приветствовать!

- И я счастлив снова видеть твою нахальную физиономию, - добродушно пробасил Амос.

Накор повернулся к Николасу:

- Эти создания уснули под действием снадобья, что я им дал. Но кто знает, долго ли продлится их сон? Они все ж не люди. Так что мешкать нам не стоит.

Николас на минуту прикрыл глаза:

- Раз уж дело начато, надо довести его до конца. Действуй как считаешь нужным.

Накор подал знак Гуде, который вызвался распоряжаться работой грузового крана. Вскоре над палубой уже зависла огромная сеть, состоявшая из крупных ячеек. Балласт - несколько тяжелых свинцовых болванок - оттягивал ее книзу. Накор ловко забрался внутрь, и сеть стала опускаться к самому нижнему из трюмов. Решетку в его потолке коротышка поднял еще прежде. Николас, Гуда, Амос и Энтони застыли в напряженном ожидании. Время тянулось медленно, но поторопить события никто из них был не в силах, ведь только Накор мог без всякого для себя вреда побывать в помещении, где содержались три десятка зараженных страшным недугом оборотней, и перетащить их одного за другим с коек в разостланную на полу сеть.

Но вот наконец снизу послышался его крик:

- Тяните!

Гуда и четверо широкоплечих наемников взялись за ворот, и еще через несколько томительных минут тяжелая сеть снова появилась над палубой. Накор, придерживавшийся за нее снаружи обеими руками, соскочил вниз. Сеть качнулась и поплыла к борту. Ворот протяжно, надсадно скрипел. Наемники отирали свободными ладонями потные лбы. Оборотни - по виду самые обыкновенные юноши и девушки - мирно спали, не чуя близкой гибели. Сеть со своим страшным грузом скользнула поверх борта и зависла над морской пучиной.

Не дожидаясь приказаний, Накор подбежал к борту, нагнулся и перерезал канат, который удерживал сеть на весу. Послышался плеск, и брызги морской воды высоко взметнулись над палубой. Влекомая свинцовым грузом, сеть со спящими оборотнями быстро пошла ко дну.

Николас тяжело вздохнул и понурил голову. На плечо его легла рука Энтони:

- Не горюй о них, Николас! Этого нельзя было избежать. И не забывай, они были созданы, чтобы умереть.

- Убийство все равно останется убийством, - упрямо возразил Николас. - Чем бы его ни пытались оправдать.

- Мы с Накором сойдем в грузовой трюм, - вздохнул Энтони, отступая к трапу. - И постараемся уничтожить семена болезни, коли они там еще остались. И тогда наемники смогут занять это помещение, чтоб не ютиться на палубе.

Николас кивнул, не говоря ни слова, и чародеи стали спускаться вниз по трапу.

- Ты что-то говорил о корабле, который нас преследует, - напомнил принцу Амос.

- Праджи считает, что это боевая галера. Она устроена наподобие квегской, с катапультой и баллистой на борту. А на носу у нее таран и абордажный мост. Парус один-единственный, треугольный, на грот-мачте. Позади, похоже, спенкер, хотя этого я утверждать не могу, потому что вблизи ее не видал.

- Капитан этой посудины явно спятил с ума, - буркнул Амос. - Ведь она ж не приспособлена ходить по глубоким водам. Чуть заштормит, и пиши пропало.

- Так ты не забывай, с кем мы имеем дело! - веско возразил Николас.

- Уж кто-кто, а я это хорошо помню. Я ж видал их в деле, этих головорезов, когда ты еще пешком под стол ходил. И резня, что они учинили, была почище даже крайдийской. - Он обвел глазами палубу и удовлетворенно кивнул. - А команда, похоже, знает свое дело и от работы не отлынивает.

- Пикенс оказался очень толковым первым помощником. Гарри учится всему понемногу. - Николас смущенно улыбнулся. - Да и я тоже.

- Ты делаешь заметные успехи в морской науке, мой мальчик, - кивнул Амос и снова скользнул взглядом по палубе. - А что до Пикенса, то он всегда был сметливым малым, но вот беда, слишком уж любил заглядывать на донышко кувшина, когда сходил на сушу. Ежели мы вернемся домой живыми и невредимыми и коли он удержится от выпивки, пока будем стоять в Крондоре, то я оставлю за ним должность первого помощника "Орла".

Амос качнулся от слабости и, чтобы не упасть, у хватился за поручень трапа.

- Ну, будет с тебя, - нахмурился Николас. - Возвращайся-ка к себе в каюту. Я с превеликой радостью верну тебе капитанские полномочия, но не раньше, чем ты выздоровеешь.

Амос с прежде не свойственной ему покорностью позволил принцу себя увести и уложить в постель. Когда Николас собрался уходить и уже взялся за дверную ручку, Траск неожиданно остановил его словами:

- Ники, я хочу попросить тебя об одном одолжении.

- Смотря о каком.

- Когда мы вернемся, не вздумай рассказать своей бабушке, что какой-то паршивый ублюдок распорол мне брюхо. Ведь целей оно от этого не станет, согласен? А ее высочество только зря расстроится.

- Да, но она ведь не слепая и сама заметит, что у тебя на животе стало одним шрамом больше, - усмехнулся Николас. - И что ты ей тогда скажешь?

- Я-то уж как-нибудь да выкручусь, - зевнул Амос и захрапел еще прежде, чем за Николасом закрылась дверь.

Близился к концу второй месяц долгого плавания. На "Орле" все оставалось по-прежнему. Потасовки между матросами и наемниками, которых так опасался Николас, случались нечасто, и их, как правило, без труда удавалось улаживать. Воины помогали матросам нести вахту, ставить и убирать паруса, поддерживать порядок на палубе и в каютах, и потому у них оставалось не так уж много времени на ухаживания за четырьмя подругами Ясы и на свары из-за них. Некоторые из солдат, в числе которых был и Гуда, вызвались к тому же обучить моряков и вполне уже окрепших юношей из числа бывших пленников искусству владения мечом, чтобы те во время предстоявшего сражения с экипажем "Чайки" сумели постоять за себя.

Амос с каждым днем все больше времени проводил на капитанском мостике, но он был еще слишком слаб, чтобы самому управлять кораблем, и обязанность эта по-прежнему лежала в основном на Николасе. Он многому научился у Траска и втайне считал себя теперь заправским капитаном. Амос оценивал успехи своего любимца скромнее. Временами, лукаво щурясь, он вполголоса бормотал:

- Из тебя, Ники, теперь получился бы совсем неплохой юнга. Право слово, очень даже хороший! - И оба весело смеялись над этой шуткой.

Яса не солгала, утверждая, что характер у нее совсем иной, чем у капризной и высокомерной Ранджаны. Она оказалась веселой, умной, незлобивой и на редкость тактичной молодой женщиной, и Николас был от нее без ума, хотя и отдавал себе отчет в непрочности их союза и неизбежности разлуки. Но такая перспектива вовсе не повергала его в ужас. Он был слишком практичен, чтобы помышлять о женитьбе на смазливой служанке, ведь это перечеркнуло бы все планы, которые строили на его счет в королевском семействе и осложнило бы и без того непростые отношения его страны с Империей Кеша. А кроме того, как ни хорошо ему было с черноокой Ясой, как ни велика была его к ней приязнь, он не без некоторого облегчения осознавал, что не питает и никогда не будет питать к ней той пылкой, беззаветной любви, которая зачастую толкает на безрассудные, отчаянные поступки всех, кто оказывается в ее власти.

"Орел" уже несколько дней как перевалил через экватор и шел теперь по водам северного полушария Мидкемии.

Как-то вечером, поднявшись на мостик к Николасу, Траск задумчиво обвел глазами небо и пробасил:

- Небеса теперь свои, родные. И звезды эти я знаю все наперечет. Мы все ближе и ближе к дому! - в последних его словах Николасу послышались грустные нотки.

- Что с тобой? Неужто же ты этому не рад? Траск протяжно вздохнул и почесал затылок:

- Еще бы мне не радоваться! Ведь я вскорости прижму к сердцу мою ненаглядную Алисию! Да только знаешь, невесело делается, как подумаешь, что это и вправду мое самое последнее плавание.

- Но ты и сойдя на сушу будешь много путешествовать, - возразил Николас. - У бабушки несметное множество земель по всему Королевству, и она без конца переезжает из одного своего владения в другое. Вы побываете в Рилланоне, и в Бас-Тайре, и в Саладоре у тети Каролины. Да мало ли где еще!

Амос покачал головой:

- Сухопутная крыса! Вот кем я стану, Ники, когда сойду на берег. Мне нипочем будет к этому не привыкнуть.

- Посмотрим, - усмехнулся Николас.

- Подумай лучше, каково будет тебе самому при дворе Аруты после этого простора. - И Амос описал рукой в воздухе широкий полукруг.

Улыбка в тот же миг сбежала с лица принца:

- Мне это как-то не приходило в голоду.

- Вот то-то. - Амос, набрав полную грудь воздуха, снова испустил тоскливый вздох...

- Так ты думаешь, они держат курс на Крондор? - спросил Николас, чтобы сменить тему.

- Ясное дело. Куда ж еще? - Амос огляделся по сторонам, чтобы убедиться, что их никто не подслушивает. - Они надеются добраться до Сетанона, когда в Королевстве из-за этой их чумы поднимется переполох, и там оживить свою богиню.

- Жалкие, безмозглые глупцы, вот кто они такие, - заявил Накор.

Амос и Николас вздрогнули и как по команде обернулись на этот насмешливый голос.

- Откуда тебя сюда принесло? - напустился на чародея Траск.

Исалани безмятежно ухмыльнулся:

- А ты как думаешь? Ведь мы ж на корабле, не забывай этого, приятель.

- И ты слыхал, о чем мы говорили? - нахмурился Николас.

- Из вашего разговора я, во всяком случае, не узнал ничего для себя нового.

- Что же ты обо всем этом думаешь?

Накор пожал плечами:

- Эти змеи - довольно странные создания. Я всегда так считал.

- А ты что же, уже с ними встречался? - недоверчиво спросил его Амос.

- Да, однажды, очень много лет тому назад, когда я в последний раз был на Навиндусе.

- Что?! - в один голос вскричали Николас и Траск.

- Это вышло совершенно случайно, по чистому недоразумению, - улыбнулся Накор. - Я без должной осторожности развернул старинный свиток и кое-что напутал в заклинании. Ну а что до пантатианцев, то они на редкость глупы и свирепы и как все, кто недалек умом, не видят дальше своего носа. Готовы погубить всю планету ради воскрешения мнимой богини и никак не желают понять, что у них и в этом случае ничего не выйдет.

На мостик, зевая и потягиваясь, поднялся Гарри, чтобы принять вахту у Николаса, и разговор перешел на другие, гораздо менее значительные предметы. Вскоре Николас и Траск попрощались и отправились отдыхать.

Николас толкнул дверь в свою каюту, и Яса с Бризой, до этого оживленно о чем-то беседовавшие, тотчас же замолчали. Бриза соскочила с койки, на которой обе девушки сидели, поджав ноги, и улыбнулась Николасу:

- Спокойной ночи, капитан. Я как раз собиралась, уходить.

Николас проводил взглядом ее статную фигурку, а когда дверь за ней закрылась, подсел к Ясе и поцеловал ее в лоб.

- О чем это вы болтали, если не секрет? Вас с Бризой, как я погляжу, теперь и водой не разольешь. Не то что прежде.

Яса пожала плечами:

- Она понемногу учит меня вашему варварскому языку. Знаешь, Бриза вообще-то совсем не злая и не вредная. Она просто недолюбливает знатных барышень и здорово ко мне переменилась, как узнала, что я не принцесса.

- При чем здесь это? Ведь с Маргарет она тоже подружилась.

- Ну, Маргарет ведь никогда и не кичилась своим титулом. Наоборот, мало кто умеет держаться так просто и скромно и с таким достоинством, как она. Твоя кузина - необыкновенная девушка, это всякому ясно.

Николас вздохнул и провел ладонью по блестящим, иссиня-черным волосам Ясы.

- Жаль, что тебе не довелось познакомиться с ее матерью, леди Брианой! Вот уж поистине удивительная, достойнейшая, редкая женщина? Да упокоят боги ее душу! - На лицо его набежала тень, и Яса участливо спросила:

- Что с тобой, Николас?

- Да так, - вздохнул он, - просто мне вдруг стало как-то не по себе от мысли, как скоро мы забываем тех, кого смерть прежде срока вырывает из наших рядов. Ведь леди Бриана погибла совсем недавно, а я с тех пор всего несколько раз о ней вспоминал. - Яса прижалась щекой к его груди, и Николас обнял ее за плечи. - Ну, довольно о грустном. Ты молодец, что решила не терять времени и выучиться говорить на королевском наречии. Так тебе будет гораздо легче занять достойное место при нашем дворе.

- Еще бы! - усмехнулась Яса. - Ведь мне скоро придется подыскивать себе богатого мужа.

- Мужа? - удивился Николас.

- А как же, - уверенно, как о деле вполне решенном, заявила она. - Ведь мы с тобой не сможем пожениться, этого не дозволят твои отец и дядя, а супруга твоя, кем бы она ни оказалась, уж точно не пожелает терпеть меня в своем дворце.

Николас уже не раз слыхал то же самое от Амоса и сам часто думал о предстоявшей разлуке с Ясой как о чем-то неотвратимом, не подлежавшем обсуждению, но услыхав об этом от нее самой, внезапно почувствовал укол ревности.

Яса, внимательно следившая за выражением его лица, удовлетворенно улыбнулась и проворковала:

- Прости, милый, если я задела твои чувства! Не надо только на меня дуться. Иди-ка лучше ко мне! - С этими словами она принялась уверенными движениями расстегивать его рубаху. Николас нежно поцеловал ее в висок и задул лампу.

- Вот уж неделя как их и след простыл, - заметил Амос. - Надо думать, убрались-таки восвояси.

Преследовавшая их галера скрылась из виду, и в последние дни Николас и Траск избегали даже упоминать о ней, чтобы не спугнуть такую удачу.

Оба они стояли на мостике под легким бризом и наслаждались созерцанием безбрежного морского простора, покоем и тишиной. Стояла ранняя весна, но солнце припекало совсем по-летнему, и на обоих были только тонкие рубахи, рейтузы и жилеты. Плащи и камзолы они надевали лишь к вечеру, когда делалось свежо.

- Меня, сказать по правде, гораздо больше беспокоит другой корабль, - нахмурился Николас.

Амос пожал плечами:

- Ежели только его капитан не дурак и знает свое ремесло, то он нынче где-то у Трехпалого острова, в неделе пути от Пролива Тьмы. В него эти ублюдки и войдут со дня на день.

- И ты считаешь, нам надо их подсечь?

- Не знаю, - Амос помотал кудлатой головой. - После решим. Время-то у нас еще осталось. И мало кто знает Горькое море со всеми его ветрами и течениями лучше меня. В своем море мы с ними сделаем, что пожелаем, Ники. И ихний капитан нипочем не сумеет с нами потягаться.

- А когда мы можем их увидеть?

- Уже сегодня. Все будет зависеть от того, где капитан "Чайки" решит переменить курс и свернуть на восток.

Двумя часами позже дозорный крикнул с верхушки мачты:

- Прямо по курсу корабль!

Николас тотчас же приказал поднять все паруса, и "Орел" полным ходом устремился вдогонку за неизвестным парусником. Несколько минут прошло в томительном молчании, и наконец с мачты послышалось долгожданное:

- Это она, капитан! Это "Чайка"!

- Свистать всех наверх! - зычно выкрикнул Амос.

- Нет! Отставить! - нахмурился Николас.

- Но почему, Ники?

- А потому, - пояснил Николас, приветливо кивнув остановившимся на палубе у трапа Гуде и Праджи, - что мы не знаем, сколько клинков у них на борту, и не можем рассчитывать на эффект внезапности. А ведь они везут в Королевство страшный недуг, и рисковать мы не вправе. Может статься, нам удастся их уничтожить, только если мы сожжем оба корабля.

- Праведные небеса! - простонал Траск.

- И тогда, - продолжал Николас, - мы будем принуждены добираться до дому вплавь. А значит, напасть на них можно только в виду побережья Королевства и никак не раньше.

Амос пробормотал ругательство и крепко сжал огромные кулаки. В глазах его горела ярость.

- Выходит, мы поползем по ихнему следу, как ищейки, до самого Королевства! И это вместо того, чтоб задать им жару прямо теперь!

- Передайте остальным, - сказал Николас подошедшим Калису и Маркусу, - что если "Чайка" вздумает нас атаковать, мы должны будем уклониться от сражения и удрать от нее.

- Проклятье! - взревел Траск. - Этого еще недоставало!

- Таков мой приказ! - сурово отчеканил Николас. - Мы примем бой, только если она возьмет курс на Вольные города или Кеш. А нет, так будем идти у нее в хвосте до самого дома, ясно?!

- Есть, капитан! - козырнул Амос. Лицо его выражало одновременно досаду, сомнение и восхищение.

Глава 12 БОЙ

"Чайка" замедлила ход. Матросы убрали часть парусов с ее высоких мачт, и она лениво и плавно покачивалась на волнах в соблазнительной близости от "Орла", словно приглашая его подойти к ней вплотную.

- Проклятье! - Траск с силой стукнул кулаком по поручню мостика. - Задать бы им сейчас!

- Они понимают, что пока мы не готовы к бою и, похоже, нарочно нас дразнят, - согласился Николас.

- Что-нибудь видно за кормой? - крикнул Амос, задрав голову кверху и приложив ладони рупором ко рту.

- Ничего, адмирал, - ответили с вахты.

Неделю назад "Орел" благополучно миновал Пролив Тьмы и находился сейчас немного севернее Дурбина.

- Так ты все еще опасаешься, что эта галера вот-вот возникнет из небытия? - усмехнулся Николас.

- От них же ведь всего можно ждать, от этих пантатианцев, - без тени улыбки кивнул Траск. - Ежели они сумели превратить безмозглых ящериц в двойников наших людей, то и с галерой или любым другим кораблем могут сотворить какой хочешь фокус. Пойми, они ни перед чем не остановятся. У них все было спланировано давным-давно, может статься, еще тогда, в Сетаноне, когда этот ихний Мурмандрамас испустил дух. И меня ничуть не удивит, коли окажется, что после набега на Крайди они оставили где-нибудь неподалеку отсюда одну из своих посудин, и она себе дрейфует сейчас где-то в Горьком море, дожидаясь "Орла" и "Чайки" на случай, ежели им понадобится какая помощь.

- Это было бы уж совсем для нас некстати, - вздохнул принц, и тут с мачты донеслось:

- Капитан! За нами прямо по курсу парус!

- Вот и дождались! - мрачно усмехнулся Траск. Опасения его однако оказались напрасными. Преследовавшее их судно вскоре приблизилось к "Орлу" настолько, что с мостика стали видны его белоснежные паруса и флаг на мачте.

- Кешианец, - облегченно вздохнул Амос. - Сторожевой одномачтовик из Дурбина. Что ж, пора поднять наши флаги.

Пантатианцы не позабыли снабдить фальшивый "Орел" всеми флагами, какими должен был располагать подлинный, и вскоре на грот-мачте уже реяли штандарты королевского флота и лично адмирала Крондорского. Это произвело на капитана одномачтовика должное впечатление, и тот со всей поспешностью, на какую был способен, повернул в обратную сторону. Менее чем через час белоснежные паруса юркого одномачтовика совершенно потерялись на фоне морской синевы.

К вечеру на "Чайке" подняли все паруса.

- Эти сукины дети поди рассчитывают напасть на нас посреди ночи, - прокомментировал действия экипажа Траск. - Или они не ведают, с кем имеют дело? В этих водах я могу заранее предсказать всякий их маневр. И мне хорошо известно, как они поступят, чтобы выйти прямиком на Крондор.

- А почему ты уверен, что "Чайка" направляется именно туда? - полюбопытствовал Николас.

- Ну а куда ж еще им идти? Пантатианцы наверняка рассчитывают, что принц Арута с большей частью своего флота теперь у Дальнего берега. Иначе зачем бы им устраивать такую чудовищную резню в Карсе, Тулане и Бэйране? Ясно, что они попросту хотели заманить туда Ару ту. А после его высочество уж наверняка двинется во Фрипорт. И проклятые сукины дети надеются без всяких помех сделать свое черное дело в Крондоре.

- Смотри, они взяли курс на север! - воскликнул Николас, указывая на "Чайку".

- Думают нас обхитрить. - Амос презрительно сплюнул за борт. - Как стемнеет, они снова лягут на прежний курс, на Крондор. И к утру, помяни мое слово, мы их увидим в какой-нибудь миле от нас.

- Если бы не эта погоня, - протяжно вздохнул Николас, - мы могли бы быть дома дня через три-четыре!

- Через три с половиной, - уточнил Траск.

- Капитан! - предупредили с вахты. - Позади нас кто-то горит!

Николас и Траск бросились к корме. У самого горизонта на фоне заходившего солнца над блестящей гладью моря поднимался едва заметный дымок.

- Выходит, кешианский одномачтовик на кого-то наткнулся, - поглаживая бороду, задумчиво проговорил Амос.

- На кого именно, интересно знать? - вздохнул Николас.

Предсказание Амоса сбылось с совершенной точностью: на рассвете "Чайка" оказалась в миле к северу от "Орла". Николас приказал убрать часть парусов, чтобы замедлить ход своего трехмачтовика.

Немного погодя на мостик взобрался еще не до конца проснувшийся Амос:

- Что-нибудь новенькое?

- Ничего, - угрюмо вздохнул Николас. - Они по-прежнему ведут себя странно. Вместо того чтобы от нас наконец оторваться, взяли и легли в дрейф. Думаешь, нам следует опасаться атаки?

- Боюсь, что да, сынок.

На палубу выбежал Накор. Он бросил быстрый взгляд по сторонам и закружился на одном месте, размахивая руками и причитая:

- Они что-то затевают! Я чувствую, что у них есть наготове какой-то отвратительный фокус! Будьте все начеку!

Следом за ним по трапу поднялся Энтони. Отыскав глазами Николаса, чародей предупредил:

- Наши враги замыслили какое-то злодейство, и здесь не обошлось без черной магии. Я ощущаю ее присутствие, - он боязливо поежился, - как дым, как копоть, как чье-то смрадное дыхание. Оно повсюду.

Николас свесился с мостика:

- Но что именно они замыслили? К чему нам надо быть готовыми? Ты можешь это как-нибудь определить?

Словно в ответ на его слова позади "Орла" послышался оглушительный треск, от которого у всех заложило уши, и трехмачтовик резко качнулся на волнах. У Николаса потемнело в глазах, по коже пробежал озноб. Он обхватил руками плечи и помотал головой.

- Гляди! - воскликнул Энтони, указывая за корму.

Николас обернулся и застыл на месте от ужаса. Сзади к ним плыла та самая весельная галера, которая преследовала "Орел" в первые недели их бегства, а потом бесследно исчезла. Ее силуэт отчетливо виднелся на фоне бледно-розового рассветного неба.

- Это именно тот фокус, про который я говорил! - Накор всплеснул руками и восхищенно прищелкнул языком. - И как им только удалось столько времени ее от нас скрывать!

- Теперь-то нам, по крайней мере, известно, с кем повстречался кешианский патрульный одномачтовик, - вставил Амос.

- И чем закончилась эта встреча! - подхватил Николас и скомандовал: - Все наверх! Полный вперед, мистер Пикенс! Мы атакуем "Чайку".

Все находившиеся на борту "Орла" стали готовиться к бою. Матросы ставили паруса, Гуда и Праджи выстраивали свои отряды на корме и на носу, бывшие пленные проверяли оружие, Маркус, Калис и еще с полдюжины лучников ловко взобрались на мачты.

Девушки и те не остались в стороне от этих приготовлений. Бриза, Маргарет и Яса, а с ними и бывшие пленницы выносили на палубу горшки, наполняли их угольями и раздували огонь. Им усердно помогали лодочники во главе с Тукой.

Решено было взять "Чайку" на абордаж и, расчистив себе путь к трюму, поджечь ее одновременно снизу, при помощи бочек с ламповым маслом, и сверху - стрелами с зажженным трутом.

Капитан "Чайки", судя по всему, рассчитывал, что его экипаж сумеет дать нападавшим достойный отпор и потому не попытался увести свой корабль вперед или в сторону, чтобы избежать столкновения с массивным трехмачтовиком, и "Орел" плавно, медленно подходил к нему со стороны кормы.

Когда борта обоих кораблей сблизились на расстояние выстрела из длинного лука, Мартин и Калис принялись пускать в матросов "Чайки" стрелу за стрелой. Им удалось насмерть поразить нескольких марсовых и ранить рулевого. Вскоре и остальные лучники с обоих кораблей взялись за оружие.

"Чайка" и "Орел" оказались почти вплотную друг к другу. Их разделяла теперь лишь узкая полоска воды. В воздух взметнулись веревки, и около дюжины трехзубых абордажных крючьев впились в перила борта "Чайки".

- Накор! - крикнул Николас, подбегая к борту, чтобы вспрыгнуть на него и перемахнуть оттуда на палубу "Чайки". - Ты не мог бы прикрыть нас от стрел лучников? Если у тебя есть наготове какой-нибудь фокус, который мог бы нам помочь, теперь самое время им воспользоваться.

Исалани кивнул и, лукаво сощурившись, вытащил из своего кожаного мешка какую-то странную вещицу, которую Николас сперва принял было за моток темной шерсти. Вглядевшись попристальнее, он с изумлением обнаружил, что моток живой. Он шевелился на ладони чародея, то и дело меняя очертания и негромко жужжа.

- Пчелы! - хихикнул Накор и, размахнувшись, подкинул маленький рой в воздух. Тугой моток развернулся, обратившись в целую тучу пчел, которая с оглушительным жужжанием набросилась на экипаж "Чайки".

Воины и матросы, выстроившиеся вдоль борта для отражения атаки экипажа "Орла", соскочили вниз, на палубу, и стали отмахиваться от невесть откуда взявшихся пчел, которые немилосердно их жалили. Двое лучников свалились с мачт на доски палубы, остальные повыронили свое оружие, отбиваясь от полчищ разъяренных насекомых.

- Это отвлечет их совсем ненадолго, капитан, - извиняющимся тоном пробормотал коротышка. - Так что ты уж лучше поторопи своих людей.

По знаку Николаса матросы потянули за абордажные канаты, и корпуса кораблей столкнулись с оглушительным треском. Удар был так силен, что один из матросов "Орла" сорвался с мачты и насмерть расшибся о палубу.

- Вперед! - крикнул принц и первым перепрыгнул с борта "Орла" на палубу "Чайки". Следом за ним бросились и остальные.

Битва, целью которой было не захватить, а сжечь вражеский корабль, закончилась в считанные минуты. Воины и матросы "Чайки", ошеломленные нападением невесть откуда взявшегося пчелиного роя, который,впрочем, как и предупреждал исалани, исчез без следа, стоило только Николасу и его людям ступить на палубу вражеского судна, не могли противиться бешеному натиску нападавших. Николас уверенно прокладывал путь к грузовому люку, орудуя своим мечом направо и налево. С флангов его прикрывали двое крайдийских воинов, а позади в окружении наемников брели Гуда и Праджи, тащившие на плечах тяжелые бочонки с ламповым маслом.

Отшвырнув с дороги одетого в черное воина, Николас предоставил одному из крайдийцев его прикончить, а сам быстро нагнулся над люком, потянул за медное кольцо и поднял крышку. Гуда и Праджи сбросили в трюм один за другим оба бочонка и тотчас же взялись за мечи. Противники бросились на воинов Николаса и крондорских матросов, пробившихся к люку с горшками, полными горящих угольев, но наемники оттеснили нападавших в стороны и без труда с ними разделались, и горшки один за другим были сброшены в трюм вслед за бочонком.

Маркус, Калис и еще несколько лучников посылали стрелы с притороченным к ним зажженным трутом в паруса и мачты "Чайки". Гребцы во главе с Тукой и самые отважные из женщин стояли у борта "Орла" с кожаными ведрами, полными морской воды, и мешками песка, чтобы затушить любую искру, которая могла переброситься с горевшей "Чайки" на их корабль.

Паруса на обеих мачтах "Чайки" вспыхнули ярким пламенем, следом за ними занялись и просмоленные мачты. Когда из трюма поднялся первый невысокий язык огня, Николас, кашляя от дыма, скомандовал:

- Довольно! Уходим!

Наемникам, крайдийским воинам и крондорским матросам без труда удалось покинуть палубу вражеского судна. Матросы и воины с "Чайки" не пытались отрезать им путь к отступлению. Они в ужасе метались между мачтами, пытаясь затушить огонь, и даже думать забыли о сопротивлении.

Николас и Гуда уходили последними. Оглянувшись, Николас окинул горестным взором палубу "Чайки", на которой во множестве громоздились тела воинов первоправителя в черных одеяниях. Но были там и погибшие крайдийцы, которым он ничем уже не мог помочь. Еще несколько мгновений, самое большее - полчаса, и всех их поглотит пламя.

- Пора, принц! - поторопил его Гуда.

Николас коротко кивнул и разбежался, чтобы вскочить на поручень борта. Но у самого края палубы он поскользнулся в луже крови и упал навзничь. И тут оказалось, что он и его люди зря рассчитывали уйти с палубы вражеского корабля без всяких помех. Растерянность, воцарившаяся среди воинов "Чайки" в первые минуты атаки и в самом начале пожара, теперь, когда стало ясно, что спасти судно не удастся и все, кто находится на его борту, обречены на скорую и мучительную гибель, сменилась у них бешеной яростью, желанием во что бы то ни стало отомстить противникам. И потому, когда Николас упал, к нему бросились сразу трое солдат первоправителя с кривыми саблями в руках. Одного из них сразила стрела кого-то из крайдийских лучников, и он повалился на палубу в двух шагах от принца, а с двумя другими схватился Гуда. Он подскочил к первому из нападавших сбоку и вонзил свой клинок ему между ребер. Воин со стоном упал на колени, выронил свою саблю и ухватился обеими руками за раненый бок. Другой уже занес было свое страшное оружие над головой Николаса, но в это мгновение меч Гуды легким, скользящим движением полоснул его по шее у самого затылка, и тот без единого звука распластался на обагренной кровью палубе. Все это произошло так стремительно, что Николас не успел даже подняться на ноги.

- Давай-ка... - улыбнулся Гуда, протягивая ему руку. Но внезапно наемник осекся на полуслове, и его некрасивое лицо приняло испуганно-недоуменное выражение, а протянутая рука застыла в воздухе. Он оглянулся, мотнул головой и как-то странно выгнул спину. Николас, который к этому моменту уже вскочил на ноги, с ужасом воззрился на рукоятку кинжала, торчавшую между лопаток великана.

- Гуда...

- Будь я проклят! - С этими словами могучий наемник, покачнувшись, упал на поручень борта.

- Скорее! Кто-нибудь! Помогите мне вытащить его отсюда! - крикнул Николас.

На помощь к нему поспешили двое крайдийских воинов. Все вместе они перенесли раненого на палубу "Орла". К Гуде подбежали оба чародея.

Огонь, охвативший уже значительную часть палубы "Чайки", подбирался к борту и грозил перекинуться на "Орла". Николас подозвал к себе помощника:

- Перерубите абордажные канаты и отведите "Орел" в сторону, не то мы сей же час загоримся.

Рассечь абордажные канаты было делом нескольких мгновений, однако ветер так прочно прижал корабли друг к другу, что команда оказалась не в силах отвести "Орел" от сгоравшего парусника.

- Оттолкните его веслами! - крикнул Николас и первым бросился к спасательному ялику.

Следом за ним и Пикенс с двумя матросами стали вытаскивать весла из-под перевернутой шлюпки. Все вместе они уперлись веслами в борт "Чайки" и принялись отталкивать от него свой корабль. Калис, Маркус и остальные лучники вели с мачт прицельную стрельбу по тем из воинов первоправителя, которые тщились этому помешать. Все паруса были расправлены, и рулевой на мостике поворачивал штурвал. Общими усилиями им наконец удалось разъединить, казалось, намертво спаянные суда.

Николас, не отводя глаз от полоски воды между бортами двух кораблей, которая делалась все шире, отер пот со лба и едва слышно пробормотал:

- С ними покончено!

К поручню неожиданно подскочил Тука с горшком угольев в руке. Возница явно намеревался напоследок метнуть его на палубу "Чайки". Он привстал на цыпочки и размахнулся, но в это самое мгновение в грудь его вонзилась короткая стрела с черным оперением. Выронив горшок, Тука взмахнул руками и с жалобным воплем полетел вниз. Встречная волна на миг вновь прижала борта двух кораблей друг к другу, и тщедушное тело возницы, расплющенное ими, камнем пошло ко дну. Николасу, который наблюдал все это застывшими от ужаса глазами, едва не сделалось дурно. Отступив от борта, он обхватил ладонями голову и простонал:

- Боги! За что?!

- Да, Ники, - сочувственно подхватил оказавшийся рядом Маркус, - бедняга и впрямь погиб нелепой смертью. И мне его искренне жаль. Но теперь не время оплакивать умерших. Нам предстоит еще одна битва. Ведь галера уже совсем близко.

Николас оглянулся. Весельная галера стремительно приближалась к "Орлу".

- Приготовиться к бою! Мистер Пикенс, лево руля!

- Глядите, кто это там? - изумленно воскликнул Амос, указывая на галеру.

- Где? - спросили в один голос Накор и Праджи, подходя к адмиралу и Николасу.

- Да там же, на носу.

- Дагакон, - сощурившись, выдохнул Накор, и сердце Николаса сжала ледяная рука страха. На носу галеры он разглядел сутулую фигуру в черном балахоне с наброшенным на голову капюшоном.

Кто-то высокий и сухощавый неуверенно, словно ощупью ступая по палубе, приблизился к колдуну и встал с ним рядом.

- Валгаша! Первоправитель! - хихикнул коротышка.

Николас с тревогой вгляделся в черты бледного, одутловатого, безжизненного лица властелина Города Змеиной реки. Какой-то внутренний инстинкт безошибочно подсказал ему, что это - мертвец. На руке Валгаши восседал тощий нахохлившийся орел с взъерошенными перьями.

- Некромантия, - поморщился Накор. - Все, кто плывет на этом корабле, мертвы. За исключением Дагакона.

- Так вот почему им удалось уйти так далеко от своего берега на посудине, где не поместилось бы воды и провизии даже на неделю! - догадался Амос.

Дагакон поднял руку, и губы его зашевелились. От ужаса у Николаса перехватило дыхание. Волосы зашевелились у него на затылке, по телу пробежала дрожь.

- Он произносит магическую формулу, - прошептал Накор.

Калис невозмутимо вытащил из колчана стрелу и, почти не целясь, отпустил тетиву. Но стрела, словно наткнувшись на невидимую стену в нескольких дюймах от колдуна, упала на палубу галеры.

Накор с протяжным вздохом помотал лысой головой:

- Все это очень скверно.

- Что именно? - встрепенулся Николас.

- На этой галере, кроме Дагакона с мертвыми гребцами и солдатами, есть еще один пассажир. Чума!

- А у нас нет больше масла, чтоб спалить треклятую посудину! - посетовал Траск.

- Мы ее протараним! - решил Николас.

- Какое там! - махнул рукой Амос. - Ведь это весельная галера, не забывай! Они в два счета от нас уйдут, ежели пожелают.

- Как, во имя всех богов, можно истребить мертвецов? - воскликнул Маркус. - Ведь они же и без того уже мертвы!

- У нас есть только один выход, - мрачно подытожил Николас и, скользнув взглядом по далекой береговой линии, повернулся к Траску. - Сколько отсюда до ближайшего порта, Амос?

- Полдня пути до Края Земли, три - до Крондора.

- Мы подпустим ее поближе и, когда она нас протаранит, подожжем оба корабля. Те из нас, кто хорошо держится на воде, доберутся до берега вплавь.

- Это больше трех миль, Ники, - понизил голос Траск. - Немногим удастся доплыть до суши.

- Знаю, - прошептал Николас.

Накор потянул Энтони за рукав и с многозначительной улыбкой кивнул:

- Пора.

- О чем это ты?

- Да о твоем амулете, о чем же еще! Энтони сощурился и стал шарить рукой за пазухой. Через мгновение на ладони его появился плоский металлический диск с изображением трех дельфинов. Вытянув руку вперед, он крикнул:

- Паг! Паг! Паг!

Стоило ему произнести имя волшебника в третий раз, как в воздухе послышалось хлопанье гигантских крыльев, и поднявшийся вслед за этим ветер едва не опрокинул "Орла". Парусник накренился набок. Матросы и воины разразились криками ужаса. Но в следующее мгновение корабль выровнялся и стал плавно покачиваться на невысоких волнах.

А в воздухе над галерой реял возникший из ниоткуда огромный дракон с золотой чешуей и рубиновыми глазами. При виде него черный колдун в ужасе отшатнулся к мачте и закрыл лицо ладонями. Дракон грациозно изогнул длинную шею, раскрыл пасть и изрыгнул струю оранжево-белого пламени, окатившего галеру от носа до кормы. Треугольный парус, мачта, доски палубы и обшивки тотчас же заполыхали так ярко, словно их, перед тем как поджечь, щедро полили маслом. Мертвые воины и гребцы один за другим падали на палубу, роняя мечи и весла, и их тела становились добычей огня.

Мертвый орел, объятый пламенем, свалился с руки своего мертвого господина, который через несколько мгновений пошатнулся и рухнул навзничь.

"Орел" дрейфовал в какой-нибудь сотне ярдов от горевшей галеры, и все, кто находился на его палубе, затаив дыхание, следили за движениями сказочно прекрасного создания, размерами превосходившего оба корабля вместе взятых и тем не менее парившего в воздухе с удивительной легкостью и грацией. В этом легендарном существе, казалось, воплотились все первозданные силы природы, вся мощь древней Мидкемии, и многие из тех, кто никогда прежде не видел Райану (а таких на "Орле" было большинство), попадали на колени, молитвенно воздев руки к небу, ибо они решили, что это не иначе как один из богов откликнулся на их молитвы и послал им на подмогу своего златокрылого любимца, чтобы тот дотла спалил корабль мертвецов.

Единственным, кого не коснулись языки бушевавшего вокруг пламени, был сам Дагакон. Он стоял у мачты, скрестив руки на груди, укрытый с головы до ног мерцавшим и переливавшимся полупрозрачным куполом, сотканным из ярко-красных светившихся нитей.

Калис выстрелил в него из лука, но стрела не смогла пробить магического панциря, которым защитил себя колдун.

- Попробуй-ка вот этак. - Накор вытянул стрелу из колчана, отломил стальной наконечник и протянул Калису деревянный стержень. - Похоже, фокус этого некроманта может его обезопасить только от металла, а против дерева он бессилен.

- Сейчас мы это проверим. - Калис прицелился и спустил тетиву. Стрела без наконечника миновала магическую преграду и вонзилась в грудь Дагакона. Волшебный щит тотчас же исчез, колдун с протяжным криком, который был слышен даже на борту "Орла", упал навзничь, и его поглотило пламя.

Дракон взмахнул крыльями, описал огромный круг над полыхавшей галерой и полетел навстречу солнцу, стремительно набирая высоту.

- Райана, - прошептал Гарри.

Накор кивнул лысой головой, и его узкое личико расплылось в довольной ухмылке:

- Вот теперь уж со всей нечистью покончено.

- Накор! - послышался с главной палубы голос Ваджи.

Все оглянулись. Красавец наемник склонился над распростертым Гудой. Накор и Энтони, а за ними Николас, Гарри и Траск поспешили к раненому. Голова Гуды покоилась на мешке с песком. Изо рта и носа у него струилась кровь, в блеклых голубых глазах застыло выражение страдания и покорности судьбе.

Николас вопросительно взглянул на Энтони, и тот в ответ скорбно покачал головой.

Накор опустился на колени возле Гуды и стиснул его руку своими маленькими ладонями.

- Куда это ты собрался, старый друг? Нет уж, останься, не бросай меня. Как же я без тебя?

- Друг? - пробормотал Гуда, силясь привстать, и алая кровь капнула с его подбородка на голую грудь. - Я лежу тут, захлебываясь собственной кровью, а все потому, что он заявился в мой дом и выманил меня за тридевять земель в поисках невесть каких чудес. И еще смеет называть меня своим другом! - Крепким прощальным пожатием он стиснул ладонь Накора, и по его морщинистым щекам потекли слезы. - Все, что ты мне обещал, сбылось. Я увидел прекрасные закаты и узрел чудеса, в которые прежде не дерзнул бы поверить, Накор. - Силы покидали его. Ему не хватало воздуха. Он мучительно закашлялся, и лица всех, кто над ним склонился, покрылись брызгами крови. - Боги! Золотой дракон! - выговорил Гуда коснеющим языком и, обратив угасавший взор к Накору, едва слышно прохрипел: - Друг... - Голова его бессильно склонилась набок, и выцветшие голубые глаза закрылись навеки.

Николас закусил губу и полными слез глазами оглядел палубу. Кругом лежали раненые.

- Энтони! - позвал он чародея, все еще стоявшего на коленях подле Гуды, и жестом указал ему на тех, кто нуждался в помощи лекаря несравненно больше, нежели умерший наемник. Энтони кивнул и поспешил к матросу с простреленным плечом.

Николас повернулся к мостику.

- Мистер Пикенс! Курс на Крондор!

- Есть, капитан! - радостно отозвался помощник.

Амос набрал полную грудь воздуха и зычно выкрикнул:

- Все наверх! Снимайтесь с дрейфа! Живо, портовые крысы! Я вас научу пошевеливаться! - Он пристально следил за дружной работой матросов, в то же время искоса поглядывая на Николаса, который отошел к борту и грустно о чем-то задумался. Когда все паруса были поставлены и корабль понесся вперед курсом на Крондор, Траск подошел к принцу и ласково потрепал его по плечу:

- Я не говорил тебе, что в последние дни ты стал просто вылитый Арута? - сказал он первое, что пришло ему в голову.

Николас обратил к адмиралу залитое слезами лицо и хрипло буркнул:

- Нет.

- У тебя такая же стальная воля, такая же расчетливая, хладнокровная решимость, ты не менее бесстрашен, чем был в твои годы Арута. - Амос понизил голос до шепота и сжал ладонью плечо Николаса. - Я тобой ужасно горжусь, малыш! Всякий в моем возрасте мечтал бы о таком внуке!

Николас протяжно вздохнул:

- Благодарю за похвалу. - И с вымученной улыбкой добавил: - Дедушка.

- Дедушка? - С наигранным возмущением воскликнул Траск и, отступив на шаг назад, выпятил вперед грудь и сцепил пальцы на толстом животе. - Да будь я проклят, ежели ты не точное повторение его высочества абсолютно во всем! Только бы помешать другим радоваться жизни!

Улыбка на лице Николаса стала шире. Шмыгнув носом, он протянул руку и похлопал Траска по плечу:

- Ну, уж тебе-то никто еще не сумел в этом помешать!

Амос согласно кивнул. Из груди его вырвался легкий вздох:

- Вот ведь какая штука жизнь! В такие деньки, какой выдался нынче, как раз и начинаешь понимать, насколько важно уметь радоваться всякому пустяку. Ведь кто его знает, что будет потом, верно? - Он обнял своего приемного внука за плечи и с нежностью, на какую только был способен, привлек его к себе. - Давай-ка похороним наших мертвых, Ники, подымем кубки в память о них и будем жить дальше!

Тремя днями позже около полудня величественный трехмачтовик входил в крондорскую гавань. По приказанию Амоса на мачте был поднят королевский штандарт, и на борт взобрался примчавшийся на своей лодчонке сам главный портовый лоцман с двумя помощниками, чтобы провести "Орла" к месту стоянки. Пока он с молчаливым изумлением переводил взор с Николаса на Амоса, не зная, верить ли своим глазам, Николас подмигнул Траску и предложил:

- Амос, не хочешь ли ты напоследок принять командование судном?

Траск пожал плечами:

- Да нет, пожалуй, чего уж там! Будь это всамделишный "Орел" или же, к примеру, мой "Королевский Дракон", тогда дело другое. - Поймав на себе недоуменный взгляд лоцмана, он озоровато прищурился. - А не желаешь ли ты, Ники, научиться подводить эту посудину к самому причалу под парусами? Теперь вам с Гарри вроде как не помешает освоить и эту науку.

- Ставьте паруса! - крикнул Николас матросам, и те бросились к мачтам.

- Ваше высочество! - взмолился лоцман. - Не делайте этого! Позвольте мне с помощниками по всем правилам подвести корабль к стоянке!

- Гарри! - не удостоив его ответа, позвал Николас.

- Здесь!

- Ступай на нос и проследи, чтобы помощники лоцмана не лишились чувств и не свалились за борт. Мы идем к причалу под парусами!

Портовый лоцман беспокоился понапрасну. Королевский штандарт на грот-мачте "Орла" давал кораблю право преимущественного прохода, и все мелкие суда, встречавшиеся на его пути, спешили убраться с дороги. Реявший чуть пониже королевского флаг адмирала флота ясно указывал, что на судне находится сам Амос Траск, которому никто в здравом уме не осмелился бы преградить путь. Это его неоспоримое право было нарушено на памяти Траска лишь однажды, когда двое легкомысленных юнцов выскочили в узкий водный коридор гавани на одномачтовике под королевским штандартом как раз перед носом у могучего "Дракона" и упрямо не желали отвернуть в сторону. Но кроме них, такое уж точно никому не пришло бы в голову, а поскольку оба сорвиголовы стояли сейчас рядом с ним на мостике, то и он сам, и боязливый, лоцман могли быть совершенно уверены, что корабль благополучно причалит у королевских доков.

Глава 13 СВАДЬБА

Торжество было в самом разгаре. Лиам, правитель Королевства островов, произнес тост в честь новобрачных и первым осушил кубок за их здоровье. Его примеру последовали и остальные. Траск, смущенно раскланявшись, снова уселся на свое место подле Алисии.

Николас вместе с другими членами королевской семьи и самыми почетными гостями сидел за главным столом, отделенным от остальной части огромного зала приемов высоким помостом.

На подготовку к празднику и на то, чтобы собрать в Крондоре всю многочисленную родню невесты, потребовалось несколько месяцев. Арута и Николас едва успели вернуться домой накануне торжества. Арута, как и предполагал Траск, почти все время, что они пропутешествовали, провел на Дальнем берегу и во Фрипорте, куда за ним по возвращении сына был отправлен гонец. Что же до Николаса, то сразу же по прибытии в Крондор из своего долгого странствия он принужден был отправиться в Сетанон, чтобы там завершить свою миссию. Зато теперь все тетушки и племянницы, кузены и кузины, бабушки и внучата были совершенно счастливы вновь встретиться друг с другом после долгой разлуки.

Николас с веселой, беззаботной улыбкой переводил взгляд с одного лица на другое. Рядом с ним сидела его сестра Елена, которая месяца через два должна была осчастливить первенцем своего супруга, занимавшего соседнее с ней место и о чем-то оживленно беседовавшего с Эрландом и его женой принцессой Женевьевой. Напротив Эрланда расположились походивший на него как две капли воды наследник престола Боуррик, его супруга Жасмина и Арута с Анитой.

Николас покосился на Ясу, которая сидела на другом конце стола подле Бризы и Гарри. Девушка на удивление быстро освоилась при дворе и выучилась говорить на королевском наречии почти без акцента, но больше всего Николаса поразило вовсе не это, а те удивительно ровные, доброжелательные отношения, которые она ухитрилась наладить со всеми придворными дамами и девицами, включая и самых отъявленных, злоречивых сплетниц. Теперь Яса с пленительной улыбкой рассуждала о чем-то с Маркусом и его отцом, и герцог Мартин важно кивал ей своей крупной и красивой седой головой. За время долгого путешествия Николаса и Маркуса он вполне оправился от своего увечья и выглядел сейчас как никогда бодрым и жизнерадостным. Маргарет и Маркус занимали места по обе стороны от него и то и дело поглядывали на старика с любовью и нежностью.

Принцесса Маргарет, казалось, не замечала никого вокруг, кроме своего отца и Энтони, сидевшего с ней рядом. Эбигейл, напротив, подчеркнуто избегала Маркуса и напропалую кокетничала со своим соседом слева, вторым сыном герцога Райского, деверем Елены.

Николас пересел на свободный стул рядом с Ясой и, перегнувшись через ее спину, подмигнул Гарри:

- Как ты думаешь, долго ли кузен Маркус расположен это терпеть?

- Думаю нет, - осклабился бывший оруженосец. - Может, он только и мечтает, как бы сбыть ее кому-нибудь из придворных.

Бриза легонько толкнула его ногой и укоризненно взглянула на Николаса:

- Перестаньте! Вы ничего не понимаете!

- Вот именно! - шепотом поддержала ее Яса. - Эбигейл любит Маркуса, это всякому понятно. Просто она решила его немного подразнить. - Скользнув изучающим взглядом по сердитому лицу Маркуса, она снова повернулась к Николасу. - Он строен и красив, твой кузен, этого у него не отнимешь. И очень похож на твоего отца. И на тебя. Но им обоим недостает твоей доброты и мягкости, Николас. А кроме того, Маркус нестоль... изобретателен. -Проговорив это, она смущенно опустила глаза и едва слышно хихикнула.

Николас покраснел от досады и забарабанил пальцами по столу:

- Откуда же, скажи на милость...

- Эбигейл нам много чего о нем порассказала, - с усмешкой перебила его Бриза. - Ведь надо же ей было с кем-то поделиться. А вы, мужчины, похоже, и понятия не имеете, о чем по большей части говорят между собой женщины, когда вас нет нигде поблизости. Так вот, имей в виду, они откровенничают именно о вас!

- Значит, вы... - Николас сощурился от негодования. - Так вы, значит, и мне перемываете кости?!

Бриза лишь ухмыльнулась ему в ответ, и Николас, покачав головой, не удержался от ответной улыбки. Разве можно было сердиться на девушку за ее откровенность?

Бриза была нынче удивительно хороша. Она выглядела, пожалуй, еще очаровательнее, чем в тот памятный день в трактире, когда солдаты первоправителя явились туда с обыском и Накор принудил ее изобразить из себя девицу вольного поведения. Из всех дам, сидевших за главным столом, сравниться с ней по красоте могли бы разве что черноокая Яса и принцесса Анита.

Вскоре по знаку Лиама королевская семья удалилась во внутренние покои дворца, предоставив остальным гостям продолжать пиршество в свое полное удовольствие, не стесняясь присутствием монарших особ. Кроме близких родственников новобрачных, на семейное собрание были допущены только Гарри и Бриза, Яса, Эбигейл со своим отцом бароном Беллами, Энтони, Калис и граф Ладлэнд.

Король приказал сенешалю подать вина и, сняв с головы корону, со вздохом облегчения водрузил ее на каминную полку.

- Вся прелесть жизни для меня заключается в таких вот неофициальных торжествах, когда можно говорить о себе "я" вместо "мы".

Все расселись на стулья и банкетки, стоявшие вдоль стен. Лиам остался стоять у незажженного камина. Ветер колыхал легкие занавески на растворенных окнах, наполняя зал ароматом роз и фиалок из цветущего сада. Боковая дверь распахнулась настежь, пропуская вереницу слуг с кувшинами, блюдами и кубками. Следом за ними на пороге появились Накор в синем атласном балахоне с затейливой вышивкой у ворота и Паг под руку с молодой золотоволосой красавицей.

Николас и Гарри поспешно вскочили со своих мест и бросились навстречу вновь пришедшим.

- Накор! Паг! Леди Райана, мы счастливы, что вы почтили нас своим визитом.

Николас представил исалани и воспитанницу Пага всем, кто прежде не был с ними знаком, и король, откашлявшись, поднял свой кубок и торжественно произнес:

- Возможно, было бы уместно провозгласить этот тост при всех наших многочисленных гостях, в зале приемов, но я все же решил, что день сей должен всецело принадлежать дорогим новобрачным Алисии и Амосу, и потому оставил его для более интимного круга. Итак, я поднимаю чашу за моего дорогого племянника Николаса, за его великий подвиг, за его геройство и самоотвержение. Он спас всех нас, всю нашу страну, всю планету от хаоса и гибели и тем навек покрыл славой имя Кон Дуанов. За Николаса!

- За Николаса! - подхватили все, осушая свои кубки.

- Благодарю вас, - охрипшим от смущения голосом пробормотал Николас, выходя вперед. - Но один я ничего не смог бы сделать. Некоторые из тех, кто делил со мной все тяготы похода и рисковал жизнью, находятся сейчас здесь, среди нас. А иные спят вечным сном в чужой земле. Да не изгладится благодарная память о них из наших сердец! За тебя, Гуда! За тех, кто не вернулся домой!

- За тех, кто не вернулся! - повторили остальные и вновь опорожнили кубки.

Вскоре собравшиеся разделились на маленькие группы, чтобы посудачить о том о сем, и, когда Николас перестал быть объектом всеобщего внимания, Паг тихонько отвел его в сторону.

- Ты совершил великое деяние, Николас. И я горжусь тобой!

- Спасибо, дядя Паг.

- Полагаю, у тебя есть ко мне немало вопросов.

- О да! Прежде всего меня интересует, что сталось с Дагаконом.

- Он теперь и вправду мертв. Я значительно ослабил его колдовские силы, заставив противостоять мне все то время, пока вы добирались до Города Змеиной реки и отыскивали пленников. И потому он пал от деревянной стрелы Калиса.

- Это Накор догадался обломить металлический наконечник, - с улыбкой заметил Николас. - Спасибо, что вы сдержали слово и прибыли на свадьбу бабушки и Амоса. И за Райану большое спасибо. Мы все так ей рады!

- Ей надо научиться вести себя подобно человеческому существу, - улыбнулся Паг, - и не смущаться даже таким изысканным обществом, как ваше. Вижу, пока что это ей вполне удается. - Он с нежностью взглянул на златокудрую красавицу, которая спокойно и непринужденно говорила о чем-то с Еленой и ее мужем.

- Я еще вот о чем хотел вас спросить, - робко проговорил Николас.

- Говори. Я отвечу на любой твой вопрос.

- Когда мы высадились на вашем острове, вам ведь уже было известно обо всем, что ждало нас впереди?

- Частично. И поверь, своим вмешательством я тогда только навредил бы нашему общему делу. Я мог бы помешать набегу на Крайди, но тогда мы не узнали бы о страшной чуме, семена которой пантатианцы рассчитывали посеять в Королевстве с помощью оборотней. Нет, Николас, Аальский оракул не зря предупредил меня, что одолеть этих злодеев сумеешь только ты.

- Но я не понимаю, - пожал плечами Николас, - зачем им было пускаться в такие сложности с этой их чумой? Не проще ли было бы просто подослать в любой из наших городов несколько этих двуногих ящериц, придав им облик людей - торговцев, наемных солдат - и заразив их этой хворью?

- Это вызвало бы эпидемию среди горожан, - ответил Паг, - и тогда чародеи из Звездной Пристани и священники всех орденов объединенными усилиями постарались бы спасти от болезни прежде всего королевскую семью. А пантатианцы с помощью двойников Маргарет и ее подруги рассчитывали уничтожить Аруту и его приближенных - министров, советников, военачальников. Представляешь, как легко было бы тогда этим злодеям, воспользовавшись хаосом, овладеть Западными землями Королевства?

- Так вот почему, - кивнул Николас, - вы до самого конца почти не вмешивались в ход событий.

- Конечно поэтому. Я ограничился лишь тем, что отвлек от вас внимание и злую волю одного из самых могущественных колдунов. Иначе вам было бы не справиться. И заручился помощью Накора. Ведь без него вы все пропали бы!

- А что же Корисса? - нахмурился Николас.

- Боюсь, о ней мы рано или поздно еще услышим.

- И о пантатианцах.

- Николас, прошу тебя, забудь о них до поры до времени! - В голосе Пага слышалась мольба. - Когда-нибудь и с ними будет покончено, но пока еще никто не брался утверждать, что одолеть их суждено именно тебе. Удовольствуйся же тем, что ты уже совершил! Этого, согласись, с лихвой достало бы не на одну, а на несколько жизней.

Разговор их был неожиданно прерван голосом короля:

- Я имею кое-что объявить собравшимся. - Все взгляды обратились к нему, и он торжественно произнес: - Милорд Генри Ладлэнд уведомляет всех вас о скорой помолвке своего второго сына Генри Ладлэнда-младшего с девицей Бризой, уроженкой и гражданкой города Фрипорта, что на Островах Заката, в наших новообретенных землях.

Конец его речи потонул в бурных рукоплесканиях и приветственных возгласах. Женщины окружили Бризу и стали наперебой поздравлять ее с удачной партией. Николас, извинившись перед Пагом, метнулся к Гарри и хлопнул его по плечу.

- Ведь ни словом мне не обмолвился, а?! Еще друг называется!

- Боялся сглазить, - смущенно хихикнул Гарри. - Вдруг бы отец не согласился? Но Бриза ему очень понравилась, и он, представь, не возразил ни одним словом. Ведь она и вправду красавица каких поискать!

- Счастливчик! - улыбнулся Николас.

- А к тому же, скажу тебе по секрету, мы месяцев этак через шесть ожидаем прибавленья...

- Вот так новость! Поздравляю. Хочешь, я попрошу дядю, чтоб он и об этом всем торжественно сообщил? - прыснул Николас.

- Ты что?! - От ужаса глаза рыжекудрого Гарри едва не вылезли из орбит. - Не шути так, умоляю! Ведь моего родителя от такого известия, еще чего доброго, хватит удар!

- А теперь, - с важностью произнес Лиам, - к вам желает обратиться мой брат Арута.

Принц Крондорский одарил присутствующих одной из своих редких улыбок.

- Мой сын и сэр Гарри... - Амос многозначительно кашлянул, и Арута поспешно прибавил: - ...и, разумеется, адмирал Траск впервые со времен моего деда, завоевавшего Дальний берег, присоединили к владениям Королевства новые земли. Причем без малейшего кровопролития! - Он высоко воздел свой кубок и ласково кивнул зардевшемуся от похвалы Гарри. - А поскольку нам предстоит учредить во Фрипорте губернаторство, то я с милостивого соизволения моего брата короля назначаю правителем Островов Заката бывшего сквайра моего сына, Генри Ладлэнда.

- А я, - светло улыбнувшись, прибавил Лиам, - жалую его придворным титулом баронета.

Все принялись поздравлять Гарри, а принц Крондорский подозвал сына к себе и нежно обнял его за плечи.

- А какой награды желаешь ты, мой Ники? И на каком поприще ты желал бы служить короне? - Усмехнувшись, он тряхнул головой. - Ведь не могу же я снова послать тебя сквайром к дяде Мартину!

- Я уже думал об этом, отец, - серьезно отвечал Николас. - Хочу служить на море. Дай мне корабль.

- Вот-вот, - пробасил Амос, пробираясь к Аруте и Николасу сквозь тесные ряды собравшихся, - я ж ведь говорил тебе, Арута, что теперь, когда я сошел на берег, Ники пожелает занять мое место.

- Ну, к тому, чтоб сделаться адмиралом, я еще, пожалуй, не готов, - скромно возразил Николас.

- А что, отправлю-ка я тебя в Карс, сынок, - улыбнулся Арута. - Ведь теперь, когда у нас развернется бурное сообщение с Фрипортом, немало отыщется негодяев, которые захотят обогатиться на грабежах торговых судов. И в Карсе, чтоб дать им острастку, будет учрежден сторожевой флот. Как ты на это посмотришь?

В глазах Николаса блеснула радость.

- Я готов отплыть в Карс хоть сию минуту, отец!

- Смотри, - Арута шутливо погрозил ему пальцем, - ведь теперь, когда Мартин окончательно решил удалиться на покой, его место заступает Маркус, и тебе придется быть у него под началом.

- Мы с Маркусом всегда хорошо ладили, - не моргнув глазом, солгал Николас. Арута и Траск переглянулись, но промолчали.

- А пока суд да дело, отправишься во Фрипорт и примешь командование сторожевой флотилией некоего Уильяма Кобчика, старого пирата. - Арута подмигнул Траску и понизил голос: - Вы с ним хорошо друг друга поймете. Ведь тебе, как говорят, тоже случалось брать на абордаж, захватывать и поджигать чужие корабли.

- Что правда - то правда. Отпираться не стану, - усмехнулся Николас.

- Хочешь, я попрошу Лиама, чтоб он и тебе присвоил какой-нибудь звучный титул? - Глаза Аруты сверкнули озорным блеском. - Ну, скажем, такой:

Пират королевского флота. Годится? Или проще: Королевский пират.

- А почему бы и нет? - рассмеялся Николас. - Очень даже годится. В самую точку!

Раймонд Фэйст Предательство в Крондоре

Джону Каттеру и Нилу Холлфорду с благодарностью за их неиссякаемую творческую поддержку.

Пролог Предупреждение

Ветер выл не переставая.

Локлир, сквайр двора принца Крондорского, сидел верхом на лошади, закутавшись в тяжелый плащ. В Северных землях и на перевалах гор под названием Зубы Мира лето коротко. На юге осенние ночи были еще мягкими и теплыми, но здесь, на севере, осень, как обычно, не задержалась и чувствовались первые признаки долгой морозной зимы. Локлир в очередной раз проклял свою глупость, которая привела его в это богами забытое место.

— Чем мы выше, тем холоднее становится, — заметил сержант Бейлз. До него доходили слухи о том, почему этот молодой дворянин внезапно появился в Тайр-Соге — поговаривали, что тут замешана молодая жена крондорского торговца, имевшего связи среди сильных мира сего. Локлир был не первым молодым франтом, которого отправили на границу, подальше от гнева разъяренного мужа. Не случайно в голосе сержанта слышались ехидные нотки. — К сожалению, тут не так приятно, как в Крондоре, сэр.

— В самом деле? — сухо отозвался молодой сквайр.

Патруль следовал по узкой тропинке на краю предгорья — северной границы Королевства Островов.

Локлир находился при дворе Тайр-Сога меньше недели, и барон Мойэт решил, что молодому сквайру будет полезно присоединиться к специальному патрулю, отправлявшемуся в разведку на восток. Ходили слухи, что моррелы — темные эльфы, известные как Братство Темной Тропы — проникали на юг под прикрытием ливневых дождей и снегопадов. Пока следопыты докладывали лишь о незначительных уликах, подтверждающих это. Однако неумолкающие слухи о том, что там и сям появлялись группы одетых в темное воинов, спешащих на юг, побудили барона снарядить разведывательный отряд.

Локлир, как и служившие на границе солдаты, знал, что любое передвижение по узким горным перевалам поздней осенью или ранней зимой выглядит очень подозрительно. Когда в предгорьях начинались заморозки, перевалы высоко в горах уже были покрыты толстым слоем снега или, если случались кратковременные оттепели, грязью.

Кроме того, со времен войны, известной как Великое восстание, когда десять лет назад в Королевство вторглась армия, возглавляемая лидером темных эльфов Мурмандрамасом, любое подозрительное оживление на границе расследовалось по приказу самого короля Лиама.

— Должно быть, Тайр-Сог здорово отличается от двора принца, сквайр, — продолжал ехидничать сержант.

Появившись в Тайр-Соге, Локлир выглядел типичным крондорским франтом — высокий, стройный, прекрасно одетый юноша двадцати с небольшим лет, с красивыми усами и длинными локонами. Он думал, что благодаря усам и элегантной одежде выглядит старше, хотя на самом деле впечатление создавалось противоположное.

Сквайру надоело слушать подковырки сержанта, и нарочито вежливо он заметил:

— Все равно здесь теплее, чем по другую сторону гор, насколько я помню.

— По другую сторону, сэр? — переспросил сержант.

— В Северных землях, — сказал Локлир. — Там ночи холодные даже весной и летом.

Сержант искоса взглянул на молодого человека.

— Вы бывали там, сквайр?

Лишь немногие из тех, кто не являлся изменником или дезертиром, сумели посетить Северные земли и вернуться оттуда живыми.

— С принцем, — ответил Локлир. — Я был с ним в Арменгаре и в Высоком Замке.

Сержант замолчал и уставился перед собой, а солдаты, ехавшие рядом с Локлиром, обменялись многозначительными взглядами и кивками. Один что-то прошептал товарищу. Не было такого солдата на Севере, который не слышал бы о падении Арменгара, когда войска Мурмандрамаса, могущественного моррельского вождя, разрушили город людей в Северных землях и вторглись затем в Королевство. Только поражение в битве при Сетаноне десять лет назад не позволило армии темных эльфов, троллей, гоблинов и великанов захватить Королевство.

Оставшиеся в живых жители Арменгара переселились в Вабон, город неподалеку от Тайр-Сога, и великая битва, а также та роль, которую сыграли в ней принц Арута и его сподвижники, были воспеты в балладах и стали легендой. Любой человек, сражавшийся с принцем Арутой и Гаем де Бас-Тайрой, считался героем. Увидев молодого человека совсем в ином свете, Бейлз решил попридержать язык.

Радость Локлира оттого, что ему удалось утереть нос разговорчивому сержанту, была недолгой. Снегопад усилился, ветер с каждой секундой бил в лицо все сильнее. Возможно, Локлиру и удалось завоевать определенное положение среди солдат, и к нему теперь станут относиться с большим уважением, но ему по-прежнему не хватало веселья Крондора, хорошего вина и симпатичных девушек. Будет чудом, если ему удастся вернуть расположение Аруты прежде, чем наступит следующая зима, и он не застрянет здесь, в этой глухомани, еще на год.

После десятиминутного молчания сержант произнес:

— Еще две мили, сэр, и мы сможем повернуть обратно.

Локлир не ответил. К тому времени, как они вернутся в гарнизон, станет уже темно и еще холоднее, чем сейчас. Он с удовольствием посидит у теплого камина в общей казарме и даже поужинает с солдатами, если только его не пригласит на ужин барон. Хотя, как рассудил Локлир, это маловероятно, так как у барона была юная кокетливая дочь, которая положила глаз на молодого дворянина в первый же день его появления в Тайр-Соге, а барон прекрасно знал, почему Локлир оказался в этих краях. Дважды сквайр обедал с бароном, и оба раза дочь его отсутствовала по какой-то загадочной причине.

Можно было зайти в таверну неподалеку от замка, однако Локлир знал, что к тому моменту, как они вернутся в город, он будет уже по горло сыт холодом и снегом и вряд ли захочет сделать даже два шага по улице. Кроме того, толстые и туповатые служанки в таверне никак не могли стать стимулом для посещения сего заведения.

С обреченным вздохом Локлир подумал вдруг, что к весне даже они наверняка покажутся ему милыми и очаровательными.

Оставалось только молиться, чтобы ему разрешили вернуться в Крондор к летнему празднику Банаписа. Он напишет своему лучшему другу, сквайру Джеймсу, и попросит замолвить за него словечко перед Арутой, ведь полгода здесь можно считать достаточным наказанием.

— Сеньор, — официально обратился к Локлиру сержант Бейлз, — что это?

Он указал на каменистую тропу, где какое-то движение между камнями привлекло его внимание.

— Не знаю, — нахмурился Локлир. — Давайте посмотрим.

Бейлз махнул рукой, и патруль повернул налево, двигаясь вверх по тропе. Вскоре они увидели одинокую фигуру, торопящуюся вниз, а выше по склону слышался шум погони.

— Похоже, изменник столкнулся с кем-то из темных братьев, — заметил сержант.

Локлир выхватил меч.

— Изменник или нет, мы не можем позволить темным эльфам его убить. Иначе они вообразят, что могут появляться на Юге и нападать на обычных граждан, когда им заблагорассудится.

— Готовсь! — скомандовал сержант, и солдаты вытащили мечи.

Одинокий путник увидел солдат, заколебался на мгновение, потом побежал вперед. Локлир заметил, что высокий человек был закутан в темно-серый плащ, совершенно скрывавший его черты. Следом за незнакомцем мчались около дюжины темных эльфов.

— Атакуем? — спокойно предложил Бейлз.

Теоретически патрулем командовал Локлир, но его немалый боевой опыт позволял ему понимать, когда нужно отойти в сторону и доверить командование сержанту-ветерану.

Всадники устремились по тропе, объезжая одинокую фигуру, чтобы напасть на моррелов. Темные братья никогда не отличались трусостью; закипело яростное сражение, однако у солдат Королевства было два преимущества — лошади и погода, которая превращала луки темных эльфов в бесполезные игрушки. Моррелы даже не пытались натягивать сырую тетиву, зная, что не смогут направить стрелу в цель, не говоря уже о том, чтобы пробить броню противника.

Один из темных эльфов, выше ростом, чем другие, запрыгнул на камень, пытаясь проследить за беглецом. Локлир двинулся вперед, чтобы закрыть ему обзор, и эльф переключил внимание на молодого дворянина. Они посмотрели друг другу в глаза, и Локлир ощутил ненависть, исходящую от этого существа. Моррел молча смотрел на Локлира, как будто стараясь запомнить человека на тот случай, если они встретятся в будущем. Потом темный эльф выкрикнул какой-то приказ, и подчиненные его начали отступать.

Сержант Бейлз прекрасно понимал, что они не смогут преследовать эльфов на горной тропе при видимости не более дюжины ярдов. К тому же погода продолжала ухудшаться.

Повернувшись, Локлир увидел одинокую фигуру, прислонившуюся к валуну неподалеку от тропы.

— Я — Локлир! — крикнул дворянин, подъезжая. — Сквайр двора его высочества. Надеюсь, у тебя есть наготове убедительная история, изменник.

Человек ничего не ответил, его лицо по-прежнему скрывалось под глубоким капюшоном. Звуки сражения затихли, моррелы отступили и бросились бежать вверх по склону, лавируя между камнями, чтобы всадники их не догнали.

Стоявший перед Локлиром человек помолчал еще немного, потом отбросил капюшон тяжелого плаща. Локлир уже видел подобные черты — высокий лоб, коротко остриженные волосы, изогнутые брови и большие заостренные уши без мочек. Это был эльф, но не обычный — юноша чувствовал это нутром. В темных глазах, в упор уставившихся на молодого дворянина, читалось едва скрываемое презрение.

Наконец незнакомец ответил на языке Королевства, но с сильным акцентом:

— Я не изменник, человек.

— Проклятье! Темный брат, — определил подъехавший сержант. — Должно быть, влип в племенные разборки.

Моррел посмотрел на Локлира долгим изучающим взглядом, потом проговорил:

— Если ты придворный принца, то,наверное, сможешь мне помочь.

— Помочь тебе? — яростно переспросил сержант. — Да мы тебя просто повесим, убийца.

Локлир поднял руку, приказывая Бейлзу замолчать.

— Почему мы должны помогать тебе, моррел?

— Потому что я пришел, чтобы предупредить вашего принца.

— Предупредить о чем?

— Это я скажу только ему. Ты отведешь меня к принцу?

Локлир вопросительно взглянул на сержанта.

— Мы должны отвести его к барону, — заявил тот.

— Нет, — ответил моррел. — Я буду говорить только с принцем Арутой.

— Ты будешь говорить с тем, с кем мы тебе прикажем, убийца! — Голос Бейлза зазвенел от ненависти. Он сражался с Братством Темной Тропы всю жизнь и был хорошо знаком с жестокостью моррелов.

— Я знаю их характер, — Локлир вздохнул. — Вы можете поджечь ему пятки и применить самые изощренные пытки, но если он не захочет, то не скажет ни слова.

— Ты прав, — моррел снова внимательно посмотрел на Локлира. — Ты сталкивался с моими людьми?

— В Арменгаре. А потом в Высоком Замке. И в Сетаноне.

— Именно о Сетаноне я и должен поговорить с вашим принцем, — заявил моррел.

Локлир повернулся к подчиненному.

— Оставьте нас на минуту, сержант.

Бейлз замялся, но в голосе молодого дворянина прозвучали командные нотки. Это был приказ. Сержант развернулся и отвел патруль в сторону.

— Говори, — велел Локлир.

— Я — Горат, предводитель арданьенов.

Локлир посмотрел на Гората. По человеческим меркам он выглядел довольно молодо, но сквайр встречал немало эльфов и видел достаточно моррелов, чтобы знать, насколько обманчива их внешность. У Гората в бороде просвечивала седина, а вокруг змеились морщинки, и Локлир предположил, что эльфу должно быть больше двухсот лет. На беглеце были прекрасные доспехи и плащ великолепной выделки — надо думать, он именно тот, за кого себя выдает.

— И что же предводитель моррелов хочет сообщить принцу Королевства?

— Мои слова предназначены только для ушей принца Аруты.

— Если ты не хочешь провести остаток своей жизни в казематах Тайр-Сога, — пригрозил Локлир, — лучше скажи что-нибудь, что убедит меня отвезти тебя в Крондор.

Моррел долго молчал, затем жестом предложил Локлиру подойти ближе. Держа руку на рукояти кинжала на случай, если темный эльф что-то замышляет, Локлир склонился к шее лошади так, чтобы приблизить лицо к Горату.

— Мурмандрамас жив, — прошептал моррел прямо в ухо сквайру.

Локлир выпрямился и несколько секунд молчал. Потом развернул лошадь.

— Сержант Бейлз!

— Сэр! — откликнулся старый солдат; на этот раз в его голосе звучало уважение.

— Заковать пленника в цепи. Мы возвращаемся в Тайр-Сог немедленно. И никто не должен говорить с ним без моего ведома.

— Есть, сэр! — ответил сержант и жестом приказал двум солдатам выйти вперед.

Локлир снова наклонился к темному эльфу и тихо проговорил:

— Возможно, ты лжешь, Горат, чтобы спасти свою жизнь, или у тебя действительно есть какие-то ужасные вести для принца Аруты. Мне все равно, в любом случае я отправляюсь в Крондор на рассвете.

Темный эльф не ответил. Он спокойно позволил двум солдатам разоружить себя. Он молчал и тогда, когда вокруг его запястий защелкнулись кандалы, соединенные коротким отрезком тяжелой цепи. Несколько секунд моррел смотрел на свои руки в кандалах, потом медленно опустил их. Взглянув на Локлира, он повернулся и зашагал в сторону Тайр-Сога, не ожидая, пока его тюремщики тронутся следом.

Локлир взмахом руки приказал сержанту следовать за ним и, нагнав Гората, поехал рядом, не обращая внимания на непогоду.

1 Противостояние

Дрова в костре потрескивали.

Оуин Белефот сидел один перед огнем, размышляя о собственной ничтожности. Младший сын барона Тимонса, сейчас он находился вдали от дома, но желал бы оказаться еще дальше. Лицо его выражало полное уныние.

Ночь была холодной, а еда скудной. Это особенно остро ощущалось потому, что он недавно покинул уютный дом своей тети в Вабоне. Он гостил у родственников, которых не волновала его размолвка с отцом, и за неделю пребывания в их доме вновь вспомнил, что такое семейная жизнь: дружба братьев и сестер, тепло ночи, проведенной у домашнего очага, разговоры с матерью и даже споры с отцом.

— Отец, — пробормотал Оуин. Прошло меньше двух лет с тех пор, как молодой человек бросил вызов родителю и отправился в Звездную Пристань — на остров магов, расположенный на южных окраинах Королевства. Отец запретил ему изучать магию, требуя, чтобы Оуин стал священником одного из довольно известных орденов. В конце концов, утверждал глава семьи, они тоже занимаются магией.

Оуин вздохнул и поплотнее закутался в плащ. Уезжая, он был уверен, что однажды вернется домой знаменитым магом, возможно даже доверенным лицом самого великого Пага, который создал Академию в Звездной Пристани. Вместо этого он обнаружил, что не слишком-то подходит для учебы. Его раздражало, что Академия становилась все более политизированной. Вокруг то одного, то другого учителя возникали студенческие группы, которые пытались превратить изучение магии в очередную религию. Кроме того, теперь он понял, что в лучшем случае может стать лишь посредственным магом и вряд ли когда-нибудь достигнет большего. Неважно, как сильно он хотел научиться магии, — у него не было к этому способностей.

Промучившись в Академии чуть больше года, Оуин оставил Звездную Пристань, признавшись себе, что допустил ошибку. Однако ему пока недоставало решимости и мужества признаться в этом отцу, вот почему он решил сначала навестить родственников в отдаленной провинции Вабона и набраться смелости и лишь затем вернуться на Восток и встретиться с родителями.

Шелест в кустах заставил Оуина схватить тяжелый деревянный посох и вскочить на ноги. Он не очень умело обращался с оружием, с детства пренебрегая этой частью образования, но вполне мог защитить себя с помощью своего посоха.

— Кто здесь? — решительно спросил юноша.

Откуда-то из темноты донесся голос:

— Привет вам! Мы идем к вашему лагерю.

Оуин слегка расслабился, потому что бандиты не стали бы предупреждать о своем посещении. Кроме того, нападать на него вряд ли кому-нибудь бы захотелось: он выглядел в эти дни почти оборванцем. Однако нужно всегда быть начеку.

Из темноты появились две фигуры — одна ростом примерно с Оуина, вторая на голову выше. Оба незнакомца были закутаны в плотные плащи; тот, что пониже, прихрамывал.

Хромавший человек бросил взгляд через плечо, как будто за ним шел кто-то еще, потом спросил:

— Ты кто?

— Я? — удивился Оуин. — А сам-то ты кто?

Откинув капюшон, незнакомец представился:

— Я Локлир, сквайр принца Аруты.

Оуин слегка поклонился:

— Сэр, я Оуин, сын барона Белефота.

— Из Тимонса, да, я знаю твоего отца, — Локлир уселся на корточки у костра и протянул руки к огню, чтобы согреться. Он взглянул снизу вверх на Оуина:

— Далековато от дома ты забрался.

— Гостил у своей тети в Вабоне, — вежливо объяснил светловолосый молодой человек. — Теперь возвращаюсь домой.

— Неблизкий путь, — пробормотал второй путник, закутанный в плащ.

— Я собирался дойти до Крондора, потом присоединиться к каравану, направляющемуся в Саладор. А там сесть на корабль до Тимонса.

— Ну ладно, думаю, никому не будет хуже, если мы вместе дойдем до Ламута, — Локлир вдруг тяжело опустился на землю. Его плащ распахнулся, и Оуин увидел на одежде кровь.

— Ты ранен! — воскликнул он.

— Слегка, — пробормотал Локлир.

— Что случилось?

— На нас напали в нескольких милях севернее отсюда.

Оуин принялся рыться в своей дорожной сумке.

— У меня тут есть кое-что. Снимай свою тунику!

Пока Локлир раздевался, Оуин извлек из сумки бинты и порошок.

— Тетя настояла, чтобы я взял это с собой — на всякий случай. Я думал, это глупая причуда старушки, а вот смотри-ка, пригодилось.

Локлир терпеливо ждал, пока юноша промоет глубокую, почти до ребер, рану, явно нанесенную мечом. Он лишь поморщился, когда ее присыпали порошком.

— Твой друг не очень-то разговорчив, — отметил Оуин, бинтуя грудь сквайра.

— Я ему не друг, — буркнул высокий незнакомец и протянул руки так, чтобы стали видны кандалы. — Я его пленник.

— И что он сделал? — Оуин попытался рассмотреть лицо говорящего в глубине капюшона.

— Ничего, если не считать того, что родился не по ту сторону гор, — объяснил Локлир.

Откинув капюшон, Горат одарил Оуина недоброй улыбкой.

— Боже! — воскликнул юноша. — Да он из Братства Темной Тропы!

— Я моррел, — поправил его Горат с едва уловимой горькой иронией в голосе. — «Темный эльф» на твоем языке, человек. По крайней мере, наши родственники в Эльвандаре сделали все, чтобы вы считали нас такими.

Локлир вздрогнул, когда Оуин стал наносить на рану бальзам своей тетушки.

— Почти две сотни лет вражды и войн позволили нам сформировать собственное мнение, Горат.

— Вы, люди, мало что понимаете.

— Возможно, — ответил Локлир. — Я никуда сейчас не спешу, так что просвети меня.

Горат какое-то время в раздумье смотрел на молодого сквайра.

— Те, кого вы называете «эльфами», и мы — родня по крови, но живем по-разному. Мы стали первой смертной расой после великих драконов и Древнейших.

Оуин посмотрел на Гората с любопытством, в то время как Локлир лишь проронил сквозь стиснутые зубы:

— Поживей, парень!

— А кто такие Древнейшие? — шепотом спросил Оуин.

— Повелители драконов, — объяснил Локлир.

— Владыки силы, валкеру, — добавил Горат. — Покинув этот мир, они вручили нам наши судьбы и назвали нас свободными людьми.

— Я слышал эту историю, — сказал Локлир.

— Это не просто история, человек. Так моему народу был дарован здешний мир. Потом появились вы, люди, и гномы и другие. Это наш мир, а вы его у нас украли.

— Я не богослов, — заметил дворянин, — и недостаточно хорошо знаю историю, но мне кажется, что бы ни послужило причиной нашего появления в этом мире, мы — здесь, и нам некуда больше идти. Если ваши сородичи-эльфы смогли с этим примириться, то почему вы не можете?

Горат хмуро взглянул на молодого человека и ничего не ответил. Затем встал и угрожающе двинулся к Локлиру. Оуин только-только успел затянуть повязку, а Локлир, оттолкнув его в сторону, уже вскочил и схватился за рукоятку меча.

Но, вместо того чтобы напасть, Горат сделал стремительный выпад и набросил на кого-то цепь, скреплявшую его кандалы. Локлир успел уклониться в сторону, а Оуина оттолкнул сам Горат с криком: «Убийца в лагере!»

— Не путайся под ногами! — прорычал он вслед за этим.

Оуин не мог понять, откуда тут появился убийца. Секунду назад они сидели на поляне втроем, а сейчас Горат держал мертвой хваткой одного из своих сородичей.

В мерцающих отблесках костра виднелись две фигуры, их очертания расплывались на границе света огня и темноты леса. Горат выбил меч из руки второго моррела, а когда тот попытался вытащить кинжал, скользнул ему за спину, закручивая цепь вокруг шеи нападавшего. Он натянул цепь сильнее, и глаза задыхающегося моррела выпучились.

— Не сопротивляйся, Хасет. По старой памяти я сделаю это быстро. — И, вывернув запястья, Горат затянул цепь на шее темного эльфа, тот обмяк. Горат отпустил его и, когда тело упало на землю, сказал:

— Да благословит тебя богиня тьмы.

— Я думал, мы от них оторвались, — Локлир поднялся на ноги.

— Я знал, что нет, — хмуро сообщил Горат.

— Почему же ты ничего не сказал? — возмутился Локлир, натягивая тунику поверх повязок.

— Мы должны были когда-то встретиться с ним лицом к лицу, — бесстрастно объяснил моррел, возвращаясь на свое место. — Мы могли сделать это сейчас или через день-два, когда ты ослабел бы еще больше от потери крови и недостатка еды. — Горат всмотрелся в темноту, откуда пришел убийца. — Будь он не один, ты доставил бы своему принцу только мое тело.

— Так легко ты не выкрутишься, моррел. Я пока еще не разрешаю тебе умереть, особенно после тех трудностей, которые мне пришлось преодолеть, чтобы сохранить тебе жизнь, — заявил Локлир. — Он был последним?

— Уверен, что нет, — ответил темный эльф. — Но он последний из этой группы. Потом придут другие. — Он посмотрел в противоположную сторону. — А кто-то может поджидать нас впереди.

Локлир достал ключ из висевшего на боку кисета.

— Тогда, думаю, тебе лучше быть без этих цепей.

Он отпер наручники, а Горат равнодушно проследил за тем, как они упали на землю.

— Возьми меч наемника.

— Может, следует его похоронить? — предложил Оуин.

Горат покачал головой.

— Мы так не поступаем. Тело — лишь оболочка. Его съедят звери, прах вернется в землю, на нем вырастут растения, и так он возродится в мире. Его дух начал свой путь через тьму, и, если будет угодно богине тьмы, он найдет свою дорогу к Благословенным островам. — Горат взглянул на север, как будто пытаясь разглядеть нечто в темноте. — Он был моим родственником, а узы крови очень сильны среди нашего народа. То, что он за мной охотился, означает, что для моих сородичей я изгой и предатель. — Он посмотрел на Локлира. — У нас общая цель, человек. Раз я должен осуществить то, из-за чего мои люди предадут меня анафеме, я должен выжить. Мы обязаны помочь друг другу.

Темный эльф поднял меч Хасета.

— Не надо хоронить, но ты можешь оттащить его с дороги, человек, — обратился он к Оуину. — К утру нам будет неприятно видеть его так близко.

Оуину не хотелось трогать труп, но он ничего не сказал и, нагнувшись, взял мертвого моррела за кисти. Существо оказалось удивительно тяжелым. Когда Оуин потащил Хасета в сторону, Горат бросил ему вслед:

— И посмотри, не бросил ли он свой дорожный мешок в лесу, прежде чем напасть на нас. Может быть, там найдется что-нибудь съедобное.

Оуин кивнул, недоумевая, как вдруг случилось, что ему приходится тащить в темный лес труп да еще и грабить его.

Утро застало троицу в тот момент, когда они шли через лес, параллельно дороге, но не рискуя выходить на нее.

— Не понимаю, почему мы не вернулись в Вабон и не взяли лошадей, — недовольно пробурчал Оуин.

— На нас уже трижды нападали с тех пор, как мы покинули Тайр-Сог, — угрюмо объяснил Локлир. — Если нас преследуют, то я предпочел бы не идти им прямо навстречу. Кроме того, наверняка где-то поблизости есть деревня, где мы сможем раздобыть лошадей.

— А чем за них заплатим? — грустно усмехнулся Оуин. — Ты же сказал, что во время драки, в которой тебя ранили, лошади убежали со всей вашей поклажей. Я так понял, что и с деньгами тоже. А у меня точно не хватит средств, чтобы купить трех коней.

— Я не совсем без денег, — улыбнулся Локлир.

— Может, занять где-нибудь? — предложил Горат.

— В принципе можно, — согласился Локлир. — Но без очевидных знаков отличия моего ранга или патента на мое имя с подписью принца будет нелегко убедить местного констебля в честности моих намерений. А мы вряд ли будем в безопасности, если окажемся в сельской тюрьме, в то время как нас разыскивают убийцы.

Оуин вздохнул. Они шли с самого рассвета, и он устал.

— Может, передохнем? — неуверенно спросил он.

— Не стоит, — сказал Горат, понизив голос до шепота. — Слушайте!

Оба человека помолчали с минуту, а затем Оуин тихо произнес:

— Что? Я ничего не слышу.

— Вот именно! — отозвался Горат. — Птицы внезапно замолкли.

— Ловушка? — догадался Локлир.

— Скорее всего. — Горат вытащил меч, который взял у своего родственника.

— Бок у меня побаливает, но я могу сражаться, — Локлир повернулся к Оуину: — А ты?

Тот поднял свой крепкий дубовый посох с железными наконечниками.

— Вот мое оружие. И еще я могу применить кое-какую магию.

— А ты можешь сделать так, чтобы они исчезли?

— Нет, — вздохнул Оуин. — Этого я не могу.

— Жаль, — буркнул Локлир. — Тогда постарайся держаться в стороне.

Они осторожно пошли вперед, и, когда приблизились к месту, которое указал Горат, Локлир заметил движущийся между деревьями силуэт. Человек или моррел — пока не удавалось определить точно — слегка шевельнулся, выдав свое местоположение. Если бы он оставался неподвижным, Локлир никогда бы его не заметил.

Горат дал людям сигнал двинуться немного вправо, чтобы выйти из зоны видимости неизвестного. Кто знает, сколько противников их ждет, фактор неожиданности может стать решающим.

Горат двигался по лесу, бесшумный и практически невидимый, как дух. Локлир жестом велел Оуину держаться немного сзади и справа от него, чтобы точно знать, где его товарищ, когда они приблизятся к засаде.

Они расслышали шепот, а Локлир понимал, что, если бы их поджидали эльфы, они бы не произнесли ни слова. Так что теперь оставалось выяснить, ждали их обычные бандиты или люди, специально нанятые для того, чтобы остановить Гората.

Звуки впереди свидетельствовали о том, что Горат уже встретился с кем-то из сидевших в засаде. Тут же раздался крик, и Локлир с Оуином бросились вперед.

Противников было четверо. Один уже умирал, остальные трое сгрудились на маленькой поляне между двумя линиями деревьев — прекрасная позиция для засады. Локлир почувствовал какое-то движение позади, и перед глазами мелькнуло нечто напомнившее стрелу, выпущенную из лука, но кроме этого он ничего не увидел.

Один из нападавших вскрикнул и протянул руку к глазам.

— Я ослеп, — закричал он в панике.

Локлир решил, что это Оуин применил магию, и поблагодарил богиню удачи за то, что у мальчика хватило способностей хотя бы для этого.

Горат схватился со вторым нападавшим. Локлир двинулся к третьему, и тут внезапно разглядел знакомую одежду.

— Квегцы! — воскликнул он.

Мужчины были в коротких туниках, обтягивающих штанах, а обуты в сандалии со шнуровкой. У человека, к которому приблизился Локлир, на голове красовалась алая повязка, а через плечо висела перевязь для абордажной сабли. Сама сабля в этот момент рассекала воздух по направлению к голове сквайра.

Он парировал, и раненый бок пронзила острая боль. Постаравшись не обращать на нее внимания, сквайр изо всех сил нанес ответный удар, и пират отступил. Сдавленный крик подсказал Локлиру, что второй пират повержен.

Снова что-то пронеслось мимо, и противник Локлира сморщился и поднял руку, словно пытаясь заслонить глаза. Локлир воспользовался моментом и пронзил его насквозь.

Горат прикончил последнего пирата, и в лесу опять стало тихо.

Бок Локлира горел как в огне, но больше никаких ран сквайр не ощущал. Он убрал меч в ножны.

— Проклятье!

— Ты ранен? — встревожился Оуин.

— Нет.

— Тогда в чем проблема?

Локлир оглядел поляну.

— Проблема в них. Теперь ясно, кто-то предупредил их о нашем появлении.

— Откуда ты знаешь? — спросил Горат, вытирая меч о траву.

— Это квегские пираты, — сказал Локлир. — Посмотрите на их оружие.

— Я не узнаю жителя Квега, даже если столкнусь с ним лицом к лицу, — пожал плечами Оуин. — Так что верю на слово, сквайр.

— Разве пираты действуют не на море? — Горат все больше недоумевал.

— Обычно на море, — кивнул Локлир. — Но если кто-нибудь заплатит им, чтобы они напали на трех сухопутных путешественников… — Он опустился на колени перед одним из тел. — Посмотрите на его руки — они явно привыкли к тому, чтобы тянуть веревку. А эти квегские сабли — лучшее доказательство. — Он обыскал тело, пытаясь найти кошель или кисет: — Может, есть какая-нибудь записка.

Они разжились несколькими золотыми монетами и парой кинжалов в дополнение к четырем саблям. Однако никаких посланий или записок, из которых можно было бы узнать, кто нанял пиратов, найти не удалось.

— Не понимаю, как банда пиратов смогла незаметно продвинуться так далеко на север за то время, пока мы ехали из Вабона.

— Должно быть, кто-то отправил сообщение на Юг, когда я покинул Северные земли, — предположил Горат.

— Но как же так?! — недоумевал Оуин. — Ты сказал мне, что вы провели всего пару дней в Тайр-Соге и до вчерашнего дня скакали без остановок.

— Странный вопрос для студента, изучавшего магию, — заметил Горат.

Оуин покраснел.

— У вас есть чародеи, способные это сделать? — спросил Локлир.

— Тех, кого эльфы зовут колдунами, у нас нет. Но есть свои специалисты в магии. Кроме того, встречаются люди, с готовностью торгующие своим искусством.

— Я сам с таким никогда не сталкивался, — признался Оуин, — но слышал, что у некоторых есть дар «мысленной речи»: один колдун может устанавливать с другим мысленный контакт. Еще есть «сонная речь». И еще…

— Кто-то очень хочет видеть тебя мертвым, да? — подытожил Локлир, перебивая юношу.

— Делехан, — мрачно проговорил Горат. — Он собрал под свое крыло обладателей подобных талантов. Я знаю, к чему он стремится, но не знаю, к чему прибегнет, чтобы достигнуть своей цели. И если магия — одна из частей его плана, то результат может быть непредсказуемым.

— Понимаю, — кивнул Локлир. — Приходилось и мне общаться с людьми, которые использовали магию, хотя и не должны были. — Он взглянул на Оуина. — Этот трюк с ослеплением был неплох, парень.

Оуин смутился и опять покраснел.

— Я подумал, это может помочь. Я знаю несколько таких заклинаний, но они все не очень сильные. Все равно я буду помогать, как смогу.

— Я знаю, — Локлир взглянул на юного чародея. — Идем в Ламут.

* * *

Ламут оказывался на пути у любого, кто двигался из Вабона в Илит: путник был вынужден пройти через ворота, если не хотел подвергаться опасностям, свернув в предгорья.

Грязные трущобы расползлись на большое пространство вокруг города, так что городские стены стали практически бесполезными: любой атакующий мог с легкостью вскарабкаться на стоящие рядом здания и перелезть с их крыш на парапет заграждения.

Солнце клонилось к закату. Трое путников проголодались и устали так, что еле держались на ногах:

— Мы можем представиться герцогу Касами завтра, — решил Локлир.

— А почему не сейчас? — жалобно вопросил Оуин. — Как бы хорошо сейчас было плотно поужинать и растянуться на мягкой постели!

— Потому что гарнизон вот там, наверху, — сквайр указал на отдаленную крепость высоко на холме. — Туда тащиться еще добрых два часа, а недорогой постоялый двор в минуте ходьбы отсюда, — он кивнул на ворота.

— Интересно, твои соотечественники не будут возражать против моего присутствия? — флегматично поинтересовался Горат.

— Наверняка будут, если догадаются, кто ты. Но если будут думать, что ты — эльф из Эльвандара, то, может, только поглазеют немного. Да ладно! У нас хватит золота, чтобы оплатить комфортный ночлег. А утром отправимся к герцогу и будем надеяться, что он поможет нам добраться до Крондора.

Они вошли в город под внимательным взглядом явно скучающих солдат. Один из них выступил было вперед — он был ниже остальных и выглядел суровым, — но Локлир дружелюбно улыбнулся ему и по-свойски кивнул другим стражникам. Попутчики его сочли нужным притвориться, что ничего не замечают. Рядом с городскими воротами действительно обнаружился постоялый двор с вывеской в виде окрашенного в ярко-голубой цвет тележного колеса.

— Сюда, — позвал Локлир.

Они вошли в оживленно гудящий, но не переполненный зал и устроились за столиком у дальней стены. Когда молодая пухленькая официантка приняла у них заказ и отошла, Локлир обратил внимание на невысокого человека в противоположном углу зала. Незнакомец нахально уставился на вошедших и не думал отводить взгляд.

Лишь через несколько секунд, когда наглец поднялся и подошел к их столу, Локлир понял, что это не человек, а гном, к тому же довольно уродливый: большой шрам пересекал его лицо и левый глаз.

— Не узнаешь меня, Локи?

— Дюбал! Без повязки на глазу я тебя сразу не узнал, — с облегчением воскликнул Локлир. Интересно, откуда у его старого знакомца такой ужасный шрам?

Гном сел рядом с Оуином, напротив Гората.

— Я заработал это в сражении с его сородичем, — он указал на Гората, — и я скорей усыновлю дракона, чем снова спрячу такой памятный знак.

— Дюбал нашел меня в темнице после битвы при Сетаноне, — объяснил Локлир.

— Насколько я помню, ты оказался заперт там с симпатичной девчонкой, — засмеялся гном.

— Ну, это вышло случайно, — не без лукавства ответил Локлир.

— А теперь расскажи мне, что сквайр двора принца делает здесь, в Ламуте, вместе с предводителем моррелов? — тихо спросил Дюбал. Оуин вздрогнул и оглянулся, чтобы убедиться, что никто этого не слышал.

— Ты меня знаешь? — удивился Горат.

— Я знаю твой род, потому что вы — мои кровные враги, и я за милю узнаю твои доспехи. Мы, обитатели Серых Башен, так давно боремся с твоим родом, что я никогда не спутаю тебя с эльфом из Эльвандара. Только то, что ты в этой компании, удерживает меня от того, чтобы убить тебя на месте.

Локлир протестующе поднял руку.

— С твоей стороны будет большой любезностью и личным одолжением как мне, так и принцу Аруте, если ты представишь себе, что сидящий слева от меня — обычный эльф.

— Думаю, я справлюсь. Но ты должен потом заглянуть в Серые Башни и рассказать мне, что стоит за этим маскарадом.

— Если смогу, обязательно зайду, — кивнул Локлир. — Ну а тебя что привело в Ламут?

— Проблемы на шахтах. Случился обвал, и кое-кто из наших застрял по эту сторону Серых Башен, вот я и пришел в город, чтобы пополнить запасы. Найму фургон и отправлюсь обратно рано утром. А сейчас хотел просто посидеть, выпить и поболтать с кем-нибудь из цурани. Я дрался с ними во время войны, но когда узнаешь их получше, они оказываются довольно приятными ребятами, — он качнул головой в сторону бара. — Тот высокий парень, — Локи рассмеялся, услышав, как кто-то называет цурани «высоким», — Сумани, владелец таверны. Он без конца рассказывает истории о своей службе в цуранийском мире, и я готов поклясться, что почти всегда они правдивы.

Локлир снова рассмеялся.

— Большинство цурани, которых я знаю, не утруждают себя длинными рассказами, Дюбал.

— Обычно да, но бывают и исключения. Я сражался с большими жуками, чо-джайнами, но иногда мне стоит большого труда поверить в его рассказы о других подобных существах.

Официантка принесла еду и эль, и на время воцарилось молчание.

— А теперь, — Дюбал наконец счел нужным продолжить беседу, — может быть, ты скажешь мне, что привело тебя сюда?

— Нет, не могу, — решительно заявил Локлир, — но хочу спросить тебя, не попадались ли тебе в округе квегцы?

— Говорят, пару дней назад через город прошла группа квегцев, — кивнул Дюбал. — Покупал всякие нужные вещи и слышал, как это обсуждали торговцы. Но что могут делать квегцы здесь, так далеко от дома?

— Вот и я об этом думаю, — согласился Локлир. — Мы столкнулись с несколькими и хотели узнать, нет ли поблизости их сородичей.

— Ну, опять же по слухам, они все направлялись на север, так что если вы столкнулись с не очень большой группой, то другие квегцы где-то рядом.

— Так я и думал, — озабоченно кивнул Локлир.

Некоторое время все молчали: путники сосредоточенно жевали, а Дюбал наслаждался своей кружечкой эля. Наконец гном решил продолжить беседу:

— А вам не попадались арменгарские охотники за монстром, идущие с севера?

— Охотники за монстром? — удивленно переспросил Оуин.

— Охотники за чудовищем, вот что он имеет в виду. Я как-то повстречал одного, — улыбнулся своим воспоминаниям Локлир. Они уходили с принцем Арутой от банды моррелов и столкнулись как раз с таким охотником, который со своим гончим псом выслеживал чудовище. Принц и сквайр умудрились угодить прямо в ловушку для монстра, но в результате спаслись от темных братьев. — Да нет, думаю, если кто и остался, так живет высоко в горах на севере Вабона. А что?

— У нас по шахтам бродит Брак Нурр, и нам нужна помощь, чтобы выследить и поймать его. Мы можем либо ремонтировать шахту, либо ловить чудовище, но нас на этой стороне слишком мало, чтобы заняться и тем и другим.

— Какой такой Брак Нурр? — продолжал удивляться Оуин. — Никогда не слышал такого названия.

— Да так, скорее досадная неприятность, чем угроза, — объяснил Дюбал. — Это довольно глупые существа, и обычно они прячутся в нижних шахтах и горных туннелях. По силуэту смахивают на человека, а приглядишься — просто шагающая куча камней. Опасны они только потому, что их чаще всего не замечаешь, пока не столкнешься. Они медлительны и неуклюжи, но очень сильны и могут разнести череп человека одним ударом. Думаю, этот поднялся наверх из-за обвала, но что бы ни послужило причиной, он пытался убить парочку наших ребят. Мы, конечно, его прогнали, но вот времени охотиться на него у нас совсем нет. Если хотите немного повеселиться, я могу взять вас с собой, и если вы избавите от него шахты, обещаю вам вознаграждение.

— Вознаграждение? — переспросил Локлир. — Приятное слово, но и у нас времени нет. Если случится оказаться вблизи шахт, будем рады помочь, но сейчас мы спешим на юг.

— Понимаю, — Дюбал поднялся. — Что ж, когда закончим укреплять туннели, мы его поймаем. Ладно, я пошел спать — завтра рано вставать. Был рад тебя снова увидеть, сквайр, даже в такой компании, — он кивнул в сторону Гората. — Да сопутствует тебе удача.

— И тебе, Дюбал.

Локлир доел свой ужин и подошел к хозяину постоялого двора. Тот был одет в традиционные для Королевства тунику и брюки, заткнутые в высокие сапоги из телячьей кожи. Но этот наряд дополнялся тяжелым плащом с меховой оторочкой, как будто этот человек мерз даже в теплом помещении.

— Что вам угодно, сэр? — В речи хозяина слышался сильный акцент.

— Мир вашему дому, — ответил Локлир по-цуранийски.

Человек улыбнулся и еще что-то сказал, сквайр улыбнулся в ответ и пожал плечами.

— Извините, это единственная фраза, которую я знаю.

— А больше ничего и не надо! — Улыбка хозяина стала еще шире. — Вы ведь не из Ламута?

— Нет. Я выучил несколько слов вашего родного языка в Сетаноне.

— А-а-а, — хозяин понимающе кивнул.

Лишь немногие из побывавших в Сетаноне могли говорить о том, что там случилось, поскольку лишь немногие действительно понимали. В разгар битвы произошел великий переворот, который заставил обе армии — и завоевателей, и защитников — спешно покинуть город. Зеленый свет на небесах, появление в небе чего-то загадочного и разрушение центра города — все это повергло в шок большинство людей, некоторые оглохли. Ходили слухи, что была задействована колоссальная магия. Многие предполагали, что чародей Паг, друг принца, приложил к этому руку, но никто не знал наверняка.

Локлир не присутствовал при окончании битвы, будучи заперт в подвале городской тюрьмы, но он слышал достаточно рассказов от других свидетелей, чтобы у него сложилась вполне четкая картина. Кроме того, между теми, кто выжили в битве при Сетаноне и прогнали моррелов и их союзников, гоблинов, обратно в Северные земли, появилась особая связь, не зависящая от места рождения, будь то Келеван, Королевство или даже Кеш.

— Я сказал: «Мир и твоему дому, и добро пожаловать в таверну „Синее колесо“», — объяснил хозяин.

— «Синее колесо»? Так ведь называется одна из ваших цуранийских партий?

Улыбка озарила широкое лицо хозяина, открылись ровные белые зубы. Казалось, темные его глаза вспыхнули в свете фонарей.

— Вы действительно кое-что о нас знаете, — он протянул руку, как было принято в Королевстве. — Я — Сумани. Если я или мои слуги могут что-то для вас сделать, только скажите.

— Хорошо бы получить комнату, — ответил Локлир, пожимая хозяину руку. — Завтра на рассвете мы отправимся в замок.

Бывший цуранийский воин просиял.

— Вам повезло. Вчера вечером мне пришлось бы выразить свое сожаление и пережить стыд из-за невозможности выполнить вашу просьбу, поскольку свободных комнат не было. Но сегодня утром уехала большая компания, и комнаты освободились, — он вытащил из-под прилавка тяжелый железный ключ. — У меня на родине он стоил бы человеческой жизни, а здесь это просто инструмент.

Локлир прекрасно знал, что железо — дефицит на Келеване, и невольно взял ключ с особой осторожностью. Потом вдруг сообразил:

— Большая компания?

— Да, — кивнул Сумани. — Иностранцы. Квегцы, по-моему. Их речь звучала для меня странно.

Локлир решил сделать вид, что это его не волнует, и бросил взгляд по сторонам.

— Как так случилось, что цуранийский солдат стал владельцем постоялого двора в Ламуте?

— После войны граф Касами позволил тем из нас, кто остался по эту сторону рифта, жить как гражданам Королевства. Когда врата снова открылись, он предоставил нам возможность покинуть службу и вернуться в поместье Шиндзаваи на Келеване. Большинство не захотели уходить, но некоторые отправились обратно, чтобы снова служить отцу Касами, лорду Камацу. Ну а кое-кто остался здесь, в Ламуте. У меня там не было семьи, — хозяин осмотрелся. — И честно говоря, здесь мне живется лучше, чем дома. Там я мог бы стать лишь фермером или рабочим в поместье Шиндзаваи. Здесь, — он указал на открытую дверь в кухню, где высокая, крепкая женщина была занята приготовлением еды, — у меня есть жена, и у нас двое детей. Жизнь хороша. Я состою в городской дружине, так что могу тренироваться со своим мечом. Боги обоих миров покровительствуют мне, и я процветаю. В конце концов я понял, что бизнес — это такое же сложное дело, как и война.

— У меня никогда не было способностей к бизнесу, — улыбнулся Локлир, — хотя мне говорили, что он похож на войну. Ну а нет ли каких-нибудь интересных слухов?

— Много разных, — ответил старый солдат. — В Ламуте за последний месяц побывало немало путешественников. Большая группа Всемогущих прошла через город на прошлой неделе. Еще ходят слухи, что недалеко от города видели бандитов из моего мира, серых воинов.

— Серых воинов? — изумился Локлир. — Бездомных? Что им делать здесь, в Ламуте?

— Может быть, это те, кто не имеет права носить бороду, которую здесь человек может вырастить благодаря собственному уму и таланту, а не благодаря его рангу, полученному при рождении. Или они ищут здесь богатство. Кто знает, что на уме у серых воинов… — Сумани вдруг нахмурился.

— Что такое? — забеспокоился Локлир.

— Да так… Я вспомнил, что на Келеване врата контролируются теми, кто служит Всемогущим, а на этой стороне их охраняют королевские солдаты. Чтобы пройти, у серых воинов должны быть документы или сообщники среди охранников врат.

— Может, взятки? — предположил Локлир.

— С этой стороны — возможно. Я с грустью обнаружил, что понятие чести в Королевстве отличается от нашего. Но предательство слуг Всемогущих? — он покачал головой. — Это невероятно!

— Спасибо за информацию, — Локлир чувствовал, что где-то здесь скрывается загадка. — Буду держать глаза и уши открытыми.

Цурани рассмеялся.

— Смешное выражение, — заметил он. — Скажите мне, если что-нибудь понадобится.

Локлир кивнул, взял у хозяина фонарь и вернулся к столу. Горат и Оуин поднялись и последовали за своим предводителем наверх, в небольшую комнату с четырьмя кроватями. Сквайр жестом попросил Оуина помочь ему передвинуть одну из кроватей к двери, чтобы заблокировать ее на случай внезапного нападения.

— Оуин, — он указал на кровать у окна, — ты будешь спать там.

— Почему? — нахмурился молодой человек. — Там сквозняк.

Губы Гората едва заметно искривились, как будто он удивился, а Локлир невозмутимо объяснил:

— Потому что если кто-то попытается залезть в окно, они наступят на тебя, и ты своим криком нас предупредишь.

Ворча, Оуин закутался поплотнее в свой плащ и улегся. Локлир указал Горату на одну из кроватей, и тот опустился на нее без комментариев. Сквайр сел на свою постель и задул фонарь. Снизу, из общего зала, доносились голоса.

Локлир погрузился в размышления. Встреча с чужестранцами и нападение квегцев беспокоили его, а слух о появлении цуранийских серых воинов лишь усилил беспокойство, но усталость и слабость из-за ранения сделали свое дело, и он быстро заснул как убитый.

2 Обман

Солдат пригласил их войти, и Локлир провел своих товарищей в караульное помещение замка.

Отправившись рано утром из города, они добрались до замка лишь в середине дня. Подъем по каменистой дороге казался бесконечным, и Локлир не переставал радоваться, что они решили провести ночь в городе. Ребра сквайра по-прежнему болели, но после ночлега в теплой постели и сытного завтрака он чувствовал себя гораздо лучше, чем накануне.

Капитан дворцовой стражи внимательно оглядел путников и задержал взгляд на их предводителе.

— Сквайр Локлир, не так ли?

— Да, капитан Белфорд, — Локлир пожал капитану руку. — Мы встречались несколько месяцев назад, когда я ехал на север.

— Я помню, — капитан едва заметно усмехнулся, и Локлир понял, что до него, видимо, дошли слухи о причине изгнания сквайра. — Чем могу помочь?

— Я хотел бы увидеть графа, если у него найдется время принять нас.

— Уверен, он был бы рад снова повидать вас, сэр, но его нет в замке, — покачал головой бывалый воин. — Он уехал во главе отряда цурани, чтобы выполнить одно поручение, а меня оставил следить за порядком.

— А графиня? — поинтересовался Локлир, имея в виду жену Касами.

— Она отправилась вниз, в город, за покупками и проведать семью. — Граф Касами был женат на дочери одного из процветающих торговцев Ламута. — Если у вас официальный вопрос, вы можете подождать или сказать мне, сквайр. Если только речь не идет о вооруженном сопровождении.

Локлир слегка поморщился.

— Вообще-то я действительно хотел попросить графа выделить несколько человек, чтобы сопроводить нас до Илита.

— Был бы рад помочь, сквайр, и будь у вас приказ принца, я бы нашел для этой цели дюжину воинов. Но положение таково, что граф с рекрутами на учениях, у меня есть только приграничные патрули, а остальные ребята заняты поисками цуранийских дезертиров.

— Дезертиров? — удивился Оуин. Локлир ничего не сказал своим товарищам о цуранийских серых воинах.

— До меня доходили кое-какие слухи, — понимающе кивнул Локлир, ничего не поясняя.

Капитан предложил им сесть, и Локлир с Горатом опустились на стулья, а Оуин, места которому не хватило, скромно остался стоять.

— Хотел бы я, чтобы это были только слухи, — хмуро сказал Белфорд. — Вы знаете такого цуранийского чародея — Макалу?

— Слышал о нем, — ответил Локлир. — Он должен был прибыть в Крондор через несколько недель после моего отъезда. Цуранийские Всемогущие рассказывали о нем, но ребята эти не слишком-то общительны, и я мало что смог узнать. Он пользуется немалым влиянием в их Ассамблее магов и проявляет большой интерес к развитию торговли и, как называет это принц, «культурному обмену» между Империей Цурануани и Королевством. Еще я знаю, что он собирался в Королевство с официальным визитом.

— Именно так он и сделал, — сообщил капитан. — Приехал сюда несколько дней назад и по традиции встретился с графом. Цурани любого ранга делают это, так как отец графа занимает важное положение в Империи, — старый капитан потер щетинистый подбородок. — Как я понял за время службы графу, цурани чтят свои традиции. Ну вот, они пробыли здесь несколько дней — Макала, еще несколько черноризцев, почетный караул и группа слуг-носильщиков, — хотя сдается мне, что не все носильщики были действительно носильщиками… кое-кто из них смахивал на воинов Империи. Наверно, они были разжалованы.

— Серые воины, — кивнул Локлир. — Я слышал.

«Теперь понятно, как серые воины прошли сквозь рифт, — подумал он. — Переодевшись носильщиками».

— Их-то мои ребята и ищут. Говорят, они скрылись в восточном направлении. Если они перейдут через горы и окажутся в Сумрачном лесу, мы их никогда не найдем.

— Отчего такой переполох? — удивленно спросил Оуин. — Они чьи-то рабы или слуги, нарушившие договор?

Капитан вопросительно взглянул на Локлира.

— Это сын барона Тимонса, — представил тот своего спутника.

— Понимаете, молодой человек, — пустился в объяснения капитан, — эти люди что-то вроде преступников в их мире, однако не это заставляет меня их преследовать. Они похитили у Макалы нечто важное — какой-то очень ценный рубин, как я понимаю, — и чародей поднял из-за этого такой шум, будто сами боги одолжили ему этот камень и он должен вернуть его через неделю. Поэтому граф, отчасти из вежливости, отчасти потому, что он цурани и привык подчиняться черноризцам, приказал нам обыскать все холмы и найти этих негодяев.

Локлир посмотрел на Оуина, будто спрашивая, удовлетворен ли тот объяснением. А капитан взглянул на Гората, словно ожидая, что тот что-то скажет, но Горат молчал. Локлир не знал, понял ли капитан, что Горат моррел, или принял его за обычного эльфа, но счел разумным ничего не объяснять.

— Осмелюсь спросить — а зачем вам сопровождение? — поинтересовался капитан.

— Были кое-какие проблемы, — ответил Локлир. — Кто-то нанял квегцев, чтобы помешать нам добраться до Крондора.

Капитан опять потер щеку и долго молчал, размышляя.

— Кое-что я могу для вас сделать, — медленно произнес он. — Я собираюсь отправить патруль на границу с Вольными городами. Можете идти с ним, пока он не повернет на запад, это на полпути между Ламутом и Занном. Так вы будете в безопасности хотя бы половину пути.

Локлир немного помолчал, а потом осторожно сказал:

— У меня есть идея получше.

— И какая? — спросил Белфорд.

— Если вы найдете трех человек, которые смогут выдать себя за нас и демонстративно выехать из южных городских ворот, мы могли бы направиться на восток, пересечь потихоньку горы, а потом повернуть к югу и достигнуть Крондора восточным горным путем, где нас не ждут.

— Это такая хитрость? — простодушно уточнил капитан.

— Одна из тех, которым я научился у принца, — усмехнулся Локлир. — Он прибегал к таким штучкам в Войне Врат. Если вы сумеете отвлекать тех, кто нас ищет, достаточно долго, мы доберемся до предгорья и будем в безопасности.

— Это я могу устроить, — капитан внимательно посмотрел на Оуина и Гората. — У меня есть несколько человек, которые могут сойти за вас, а того, кто будет изображать вашего друга-эльфа, мы скроем под капюшоном, — он поднялся. — Пусть тогда вечерний патруль зайдет туда, где вы остановились… — он вопросительно посмотрел на них.

— Таверна «Синее колесо».

— А, Сумани, — улыбнулсяБелфорд. — Не смотрите, что такой улыбчивый, — он бывалый вояка. Если у вас будет время, попросите его показать парочку боевых приемов, он сделает это за пару монет. Жаль, что он оставил службу, нам его очень не хватает.

Капитан вышел и вернулся через несколько минут.

— Я обо всем позаботился. Возвращайтесь в город и позвольте всем, кто может за вами следить, увидеть это. Затаитесь до вечера в таверне, а я оставлю для вас на конюшне трех лошадей, — он передал Локлиру свиток. — Это пропуск. Если кто-то из моих солдат остановит вас на дороге, его будет достаточно.

— Спасибо, капитан, — Локлир встал. — Вы нам очень помогли. Если будете в Крондоре и вам потребуется моя помощь, только сообщите.

Старый капитан улыбнулся и вновь потер свой подбородок.

— Ну, вы могли бы, например, представить меня молодой жене торговца, из-за которой, как я слышал, вам пришлось отправиться на Север?

Оуин улыбнулся, Горат сохранял невозмутимость, а Локлир покраснел и нахмурился.

— Сделаю, что смогу.

Путники поднялись и вышли из комнаты.

— Пойдем пешком? — удрученно спросил Оуин.

— Да, — ответил Локлир, направляясь в сторону главных ворот замка. — Но по крайней мере на этот раз мы идем вниз.

— На самом деле это не менее утомительно, — заметил Горат.

— Это была шутка, — буркнул Локлир.

— Правда? — Тон Гората был настолько серьезен, что Оуину потребовалось несколько мгновений, чтобы понять, что темный эльф подшучивает над молодым сквайром.

Оуин сдержал смешок, и они направились обратно в город.

Локлир проскользнул в комнату. Горат спокойно взглянул на него, а Оуин вскочил с кровати.

— Где ты был?

— Изучал обстановку. Конечно, сидеть здесь, наверно, умнее, но я должен разрешить эту задачку.

Горат промолчал, а Оуин не мог сдержать любопытства:

— Какую задачку?

— Наверно, тому виной неподходящая компания, в которой я слишком много лет находился, — усмехнулся Локлир, — но так или иначе рассказы о серых воинах и об этой краже драгоценного камня навели меня на размышления. Если бы я украл какую-то ценность из другого мира, что бы я с ней делал дальше?

— Зависит от того, что это, — пожал плечами Оуин.

Горат едва заметно кивнул, но опять промолчал.

— Должен быть кто-то местный, кто знает, куда сбыть ценные вещи.

— Ты надеешься найти этого человека среди городских толп и использовать его, чтобы выследить банду воров? — наконец подал голос Горат.

— Нет, — возразил Локлир, — капитан сказал, что украденная вещь — драгоценный камень келеванского происхождения. А в том мире не так уж много ценностей, которые легко перебросить сюда и которые здесь приобретут еще большую ценность. Думаю, мы быстрее всего найдем камень, если выясним, где он в результате оказался.

— У скупщика краденого? — предложил Оуин.

— Вряд ли. Подозреваю, что рубин этот настолько ценен, что на вырученные за него средства шайка отчаявшихся людей может начать новую жизнь в незнакомом мире. Значит, покупателем должен быть человек, ведущий легальную деятельность, но который в то же время сможет скрыть перемещение этой вещи.

— Я смотрю, ты разбираешься в подобных делах лучше, чем подобает человеку благородного происхождения, — заметил Горат.

— Я же говорю — много общался не с теми людьми. Угостив кое-кого выпивкой, я выяснил имя торговца не самой честной репутации, который занимается драгоценностями и всем, что с ними связано. Его зовут Кифер Эйлескук.

— И кто тебе это сказал? — поинтересовался Оуин.

— Хозяин нашего постоялого двора, — бросил Локлир, вставая. — А теперь нам пора.

Они собрали свои пожитки и спустились вниз, в общий зал. Помахав на прощание Сумани, вышли из гостиницы и, завернув за угол, направились к конюшне. За дверью их поджидали трое мужчин, каждый держал под уздцы двух лошадей.

— Меняемся плащами, быстро, — сказал один из них.

Все трое были примерно одного роста с Локлиром и его спутниками. Они обменялись плащами. Даже если человек, который должен был изображать Гората, понял, кого замещает, он ничего не сказал, молча передав темному эльфу большой синий плащ и забирая темно-серый плащ моррела.

Как только три «самозванца» оседлали лошадей, цокот копыт возвестил о прибытии патруля, отправлявшегося этим вечером к Занну. За воротами конюшни раздался крик сержанта:

— Мы здесь, чтобы сопроводить вас на Юг, сквайр Локлир.

Локлир, поняв намек, громко крикнул в ответ:

— Мы готовы!

И кивнул троим мужчинам, изображавшим их. Те выехали из конюшни и присоединились к колонне. Локлир выждал несколько минут.

— Оуин, выезжай за ворота и сверни налево, — велел он. — Проедешь милю, и жди нас. Мы с Горатом отправимся следом через несколько минут.

— Тогда если кто-то тут и задержался, — одобрительно подытожил Горат, — он не увидит трех всадников.

Локлир кивнул.

— Подержи это, пожалуйста, — Оуин передал ему посох, устроился в седле и взял свой длинный дубовый шест обратно. Ловким движением он перекинул посох через плечо и повернул так, чтобы тот висел поперек спины, не мешая ни ему, ни лошади.

Горат без труда, но и без особой ловкости вскочил на лошадь.

— Нечасто ездишь верхом? — поинтересовался у него Локлир, когда Оуин уехал.

— Последние лет тридцать вообще не приходилось.

— В Северных землях не хватает лошадей?

— В Северных землях много чего не хватает, — ответил Горат не без горечи.

— Я помню, — вздохнул Локлир.

— Мы понесли слишком большие утраты при Арменгаре.

— Ну не сказал бы, — покачал головой Локлир, — ведь это не помешало вам пройти через Высокий Замок.

— Пора. — Не дожидаясь сквайра, Горат пришпорил лошадь и выехал за ворота.

Локлир замешкался на секунду, а потом двинулся следом. Вскоре он обогнал темного эльфа, с легкостью двигаясь в городской толпе. Люди торопились домой к ужину, магазины закрывались. Путешественники спешили к постоялому двору, чтобы смыть с себя дорожную пыль и пропустить по кружечке эля. На углах уже начали появляться ночные жрицы любви.

Локлир и Горат миновали городские ворота. Стражники не обратили на них никакого внимания. Они пустили лошадей легким галопом и через несколько минут увидели ожидавшего на обочине Оуина.

— И что теперь? — спросил он, когда они подъехали.

Локлир указал на деревья неподалеку.

— Ночлег на свежем воздухе, к сожалению. На рассвете мы отправимся на север, через несколько миль свернем на восток и двинемся по дороге через горы. Потом, по другую сторону гор, повернем на юг — так, если повезет, мы избежим встречи с теми, кто ищет нашего друга, и спокойно доберемся до Главной королевской дороги к югу от Вершины Квестора.

— Это означает, что мы проедем рядом с Лориэлом, да? — спросил Оуин.

— Да, — улыбнулся Локлир. — А это означает, что мы сможем по пути навестить некоего Кифера Эйлескука.

— Зачем нам вмешиваться в это дело? — проворчал Горат. — Мы должны спешить в Крондор.

— Да, но несколько минут беседы с мастером Эйлескуком могут пойти нам на пользу. Если мы выясним, где пропавший камень, принц Арута будет нам благодарен. Я уверен, что он хочет выглядеть гостеприимным хозяином в глазах гостей с Келевана.

— А если мы ничего не узнаем? — продолжал расспросы Оуин, пока они ехали к лесу.

— Тогда мне придется придумать убедительное объяснение, почему я без его позволения покинул Тайр-Сог и вернулся в Крондор с этим моррелом и невнятными оправданиями.

— Ну, если ты придумаешь, что сказать моему отцу, когда я вернусь домой, — вздохнул Оуин, — то я попытаюсь придумать хорошую историю для принца.

Горат, услышав это, усмехнулся. Оуин и Локлир обменялись удивленными взглядами. Сквайр покачал головой — он и не подозревал, что у темных эльфов есть чувство юмора.

На перевалах дул холодный ветер — наступила зима. Вершины гор были уже покрыты снегом, а дороги местами обледенели, что делало передвижение опасным.

Они ехали медленно. Локлир и Оуин поплотнее закутались в плащи. Горат натянул капюшон, но стужа, похоже, не мучила его.

— Долго еще? — спросил Оуин, стуча зубами от холода.

— На полчаса меньше, чем было, когда ты спрашивал в последний раз, — спокойно ответил Локлир.

— Сквайр, — пожаловался Оуин, — я замерз.

— Правда? — усмехнулся Локлир. — Какой сюрприз!

— Тихо! — Горат поднял руку и указал вперед. — Среди камней.

— Что? — шепотом спросил Локлир.

Горат молча показал четыре пальца.

— Может быть, это бандиты, — прошептал Оуин.

— Они говорят на моем языке, — тихо произнес Горат.

— Значит, они заняли посты на всех дорогах, — вздохнул Локлир.

— Что будем делать? — Оуин даже перестал дрожать.

— Убьем их, — Горат вытащил меч и направил лошадь вперед. Локлир, замявшись лишь на мгновение, последовал за ним.

Оуин выхватил свой посох и, пристроив его под мышкой как копье, пришпорил коня. Он услышал крик, свернул и, выехав на более широкую часть дороги, увидел лежащего на земле темного эльфа и проносящегося мимо него Гората.

Остальных было не так легко достать. Они рванули выше по скалам, где лошади не могли пройти. Локлир не мешкал и, резко спрыгнув с лошади, ухватил за одежду карабкающегося по скале моррела.

Справа от себя Оуин заметил еще одного противника, который уже натягивал тетиву лука. Юный чародей, ловко повернув посох, ударил лучника под колени. Тот упал, ударился затылком о камень и затих.

Конь Оуина шарахнулся в сторону, испугавшись неожиданного движения рядом с его головой, и всадник свалился, вскрикнув от неожиданности. Сдавленный стон сопровождал удар, и этот звук подсказал Оуину, что он приземлился на раненого темного эльфа.

Юноша подскочил, шарахнувшись как от огня, и отполз назад, но в этот момент его лошадь перепрыгнула через него, развернулась и поскакала обратно по дороге.

— Эй! — закричал ей вслед бедняга, как будто мог таким образом приказать животному остановиться.

Он тут же почувствовал рядом шевеление и понял, что раненый моррел пытается подняться. Оуин осмотрелся в поисках какого-нибудь оружия — к счастью, рядом валялся лук упавшего стрелка. Он изо всех сил опустил его на голову моррела; импровизированная дубинка разлетелась на куски, а раненый повалился наземь. Оуин был уверен, что теперь он уже не поднимется.

Юный маг обернулся и увидел Локлира, стоявшего над телом темного эльфа. Горат также топтался неподалеку и оглядывался, словно пытаясь обнаружить других врагов. Через мгновение он опустил меч.

— Больше никого.

— Откуда ты знаешь? — настороженно спросил Локлир.

— Это мои люди, — произнес Горат без видимой горечи. — Даже собравшись вместе, они никогда не уходят так далеко на юг от наших земель. — Он указал на небольшой костер. — На нас не собирались нападать.

— Что же тогда они здесь делали? — удивился Локлир.

— Ждали кого-то.

— Кого же, если не нас? — вздернул брови Оуин.

Горат посмотрел куда-то вдаль, будто пытаясь разглядеть что-то высоко в горах или сквозь камни на другой стороне дороги.

— Не знаю. Но они точно кого-то здесь ждали.

— Где твоя лошадь, Оуин? — вдруг сообразил Локлир.

— Да убежала куда-то назад, — Оуин оглянулся. — Я упал.

— Я видел, как удачно ты приземлился, — усмехнулся Горат, кивнув на тело.

— Пробегись обратно и попробуй найти ее. Иначе нам придется ехать по очереди, а я не хочу задерживаться.

Когда Оуин скрылся из виду, Горат обыскал труп у ног Локлира.

— А вот это интересно, — он протянул Локлиру свою находку.

— Что это? — сквайр с изумлением рассматривал многогранный камень необычного синего цвета.

— Снежный сапфир.

— Сапфир! — Локлир в восторге присвистнул. — Ничего себе — размером с яйцо!

— Не такая уж и ценность, — пожал плечами Горат. — Подобных камней полно на севере от Зубов Мира.

— Так что это? Подарок на память?

— Возможно. Но в военные походы мы обычно отправляемся налегке. Оружие, еда, запасные тетивы и еще кое-что самое необходимое. Мы можем прожить и на подножном корме.

— А что, если это не военный отряд, — предположил Локлир. — Может быть, они живут неподалеку.

Горат покачал головой.

— Наши люди никогда не жили южнее Серых Башен, и они бежали оттуда в Северные земли, когда пришли цурани. Никто из моего рода не живет рядом с Горьким морем с тех пор, как в горы пришло Королевство. Нет, хотя они и не из моего клана, они пришли из Северных земель, — он положил драгоценный камень в мешочек на поясе и продолжил осмотр тел.

Прошло какое-то время, и наконец появился Оуин, ведя под узды лошадь.

— Будь проклята эта зверюга, — ругался он. — Заставила меня бегать, пока ей не наскучило.

— В следующий раз не падай, — усмехнулся Локлир.

— Я и в этот раз не собирался, — проворчал Оуин.

— Мы должны избавиться от них, — Горат указал на четырех мертвых моррелов, потом поднял одного и, отойдя чуть в сторону от дороги, бесцеремонно сбросил труп в ущелье.

Взглянув на Локлира, Оуин привязал свою лошадь к ближайшему кусту и взялся за ноги ближайшего из темных эльфов, а сквайр тут же помог ему, подхватив тело за плечи. Вскоре все четыре моррела были погребены на дне ущелья. Путники оседлали лошадей и, оставив пока в стороне вопрос, что или кого ожидали темные эльфы в укромном уголке на заброшенной дороге, двинулись дальше.

Через несколько часов перед ними появился Лориэл, небольшой город, уютно устроившийся в вытянутой на восток долине. Другая долина ограничивала город с юга.

— Надо поесть, — заявил Горат.

— Мой желудок полностью с этим согласен, — с улыбкой кивнул Локлир.

— Не то чтобы я торопился встретиться с отцом, но мы движемся по кругу, сквайр, — заметил Оуин.

— Вон там, — Локлир указал на южную долину, — дорога к Ястребиному оврагу. Дальше у нас есть два пути — на юг по узкой горной дороге или на юго-запад, обратно к Королевской дороге.

— И потом в Крондор? — уточнил Горат.

— И потом в Крондор, — подтвердил Локлир. — Что-то во всем этом не дает мне покоя, свербит, как говорит мой приятель Джимми, словно от блошиного укуса. Украденный рубин, цуранийские маги — все это как-то… не похоже на простое совпадение.

— И что все это значит? — спросил Оуин.

— Если бы я знал, — ответил Локлир, — нам не пришлось бы останавливаться здесь, чтобы навестить мистера Эйлескука. Он может что-то знать или знать кого-то, кому известно, что происходит. Чем больше я обо всем этом думаю, тем больше меня беспокоит, что же за этим на самом деле стоит. Поэтому мы должны все выяснить, пусть даже с риском для жизни.

Второй вариант не особенно понравился Оуину, но он промолчал. Горат лишь взглянул на город, к которому они подъезжали.

У небольшого сторожевого поста при дороге их остановил городской констебль — немолодой полный человек.

— В чем дело? — спросил Локлир. Все трое осадили лошадей.

— Недавно тут был набег банды дезертиров, так что назовите цель вашего приезда.

— Мы едем на Юг и хотели запастись провизией, — сообщил Локлир.

— Кто вы и почему спустились с гор?

Локлир вытащил свиток, который дал ему капитан Белфорд.

— Здесь вы найдете все объяснения, констебль.

Страж взял документ и стал рассматривать его. Локлир понял, что он не умеет читать, но делает вид, что внимательно изучает бумагу. Наконец, убежденный большой печатью внизу, констебль вернул документ и сказал:

— Проезжайте, сэр, но будьте осторожны, если станете продолжать путь ночью.

— Почему? — спросил Локлир.

— Как я сказал, сэр, последнее время здесь бродит множество головорезов и бандитов, и среди них немало этих убийц — из Братства Темной Тропы. Они немного похожи на вашего друга-эльфа, но у них длинные черные когти и красные глаза, которые светятся в темноте.

Локлир с трудом сдержал смешок.

— Мы будем осторожны, констебль, — кивнул он.

Они продолжили путь. Через минуту Горат убежденно констатировал:

— Этот человек в жизни не видел никого из моих сородичей.

— Я так и понял, — заметил Локлир. — Однако надо будет присмотреться ночью к твоим глазам. Может быть, я просто не замечал красного свечения.

Оуин хихикнул.

Постоялый двор, в котором они остановились, оказался грязным, переполненным и темным, что вполне устроило Локлира, у которого было туго с деньгами. Он думал взять в долг у капитана Белфорда, но решил, что капитан, скорее всего, ответит: «Подождите графа Касами». А Локлир, хотя и не против был добраться до Крондора окольными путями и избежать засад, стремился как можно скорее доложить принцу Аруте о таинственных событиях, происходящих в Северных землях.

Свободных комнат не было, но хозяин постоялого двора разрешил путникам спать в общем зале. Оуин поворчал по этому поводу, а Горат по-прежнему сохранял невозмутимость.

Пока никто не возражал против присутствия моррела, то ли потому, что его не узнавали, путая с обычным эльфом, то ли потому, что появление моррела в компании с дезертирами в этих местах не было редкостью. Какова бы ни была причина, Локлир радовался, что ему не приходится отвечать на вопросы любопытствующих.

Они поужинали в тесноте, за общим столом, а после еды послушали выступление весьма посредственного трубадура. Несколько человек играли в карты, и у Локлира чесались руки сыграть партию в покер. Но он подавил свой порыв, так как не мог позволить себе проиграть.

Активность на постоялом дворе начала затихать, и те, кто должен был спать в общем зале, стали занимать места по углам и под столами. Локлир подошел к бармену, чернобородому здоровяку.

— Скажи мне, друг, — начал сквайр осторожно, — здесь есть торговец драгоценностями?

— Через три дома направо, — кивнул бармен. — Его зовут Эйлескук.

— Отлично, — улыбнулся Локлир. — Мне надо купить подарок для леди.

— Понимаю, сэр, — улыбнулся в ответ бармен. — Но хочу предупредить: будьте осторожны!

— Не понял, — удивленно приподнял брови Локлир.

— Я не хочу сказать, что Киферу Эйлескуку нельзя доверять, но некоторые его сделки… скажем так, не очень честны.

— Ага, — понимающе кивнул Локлир. — Спасибо за предупреждение. Буду иметь это в виду.

Сквайр вернулся к столу.

— Я нашел этого человека, — сообщил он спутникам. — Эйлескук живет неподалеку, и мы отправимся к нему прямо с утра.

— Отлично, — заявил Горат. — Ваша компания меня утомила.

— Ну, ты тоже не подарочек, — усмехнулся Локлир.

— Так, ладно, — вмешался Оуин, — я устал, и если нам придется спать на полу, я хотел бы, по крайней мере, лечь поближе к огню.

— Туда, — указал Локлир, заметив наконец, что постояльцы уже укладываются спать.

Они перешли на указанное место и развернули дорожные одеяла. Через несколько минут Локлир заснул под тихие разговоры тех, кто еще сидел за столами, и скрип двери, закрывающейся за уходящими.

Торговец, старый, немощный на вид человек со слезящимися глазами, с недоумением посмотрел на трех человек, вошедших в комнату. Переведя взгляд на Гората, он сказал:

— Если ты пришел за золотом, то я отправил его с одним из твоих соплеменников на Север два дня назад.

— Я пришел не за золотом, — ответил Горат.

— Нам нужна информация, — вмешался Локлир.

Торговец немного помолчал.

— Информация? Тогда найдите сплетника. А я занимаюсь камнями и другими драгоценностями.

— И, как мы слышали, не особенно интересуешься тем, откуда эти камни взялись.

— Вы намекаете на то, что я скупаю краденое? — старик от возмущения повысил голос.

— Я ни на что не намекаю, — протестующе поднял руку Локлир. — Но я разыскиваю определенный камень.

— Какой?

— Рубин необычного размера и вида. Я ищу его, чтобы вернуть законному владельцу. Лишних вопросов не будет. Если ты поможешь нам получить его обратно, тебе не предъявят никаких обвинений. Если нет, то, скорее всего, тебя навестят из Королевского магистрата и несколько весьма сердитых стражников из гарнизона в Тайр-Соге.

На лице торговца появилось задумчивое выражение.

— Мне нечего скрывать, — с притворным безразличием сказал он. — Но возможно, я смогу вам помочь.

— Что тебе известно? — быстро спросил Локлир.

— В последнее время бизнес мой на удивление оживился, а я уже пятьдесят лет занимаюсь этим делом, парень. Недавно я стал посредником сторон, которых не знаю, через агентов и курьеров. Очень необычное, но доходное дело. Драгоценные камни высокого качества — многие из них просто редкие, некоторые даже единственные в своем роде, — проходят через мои руки.

— Цуранийские камни? — уточнил Локлир.

— Точно! — подтвердил старик. — Да, они похожи на наши рубины, сапфиры, изумруды, и обычный человек не заметит разницы, но специалист сразу найдет отличия. Были даже камни, не похожие ни на один из найденных в нашем мире.

— Кого ты представляешь? — продолжал допрос Локлир.

— Я никого не знаю, — покачал головой старик. — Время от времени темные эльфы, вроде твоего товарища, приходили сюда и приносили камни. Потом пришел человек с Юга и принес мне золото. Я отдал ему камни, удержал свои комиссионные и теперь жду, когда темные эльфы вернутся, чтобы забрать свое золото.

Горат повернулся к Локлиру.

— Делехан. Он использует золото, чтобы вооружать наших людей.

Локлир предостерегающе поднял руку.

— Поговорим об этом позже, — сказал он и вновь обратился к старику: — Кто покупает камни?

— Не знаю, но человека, который их получает, зовут Исаак. Он живет в Ястребином овраге.

— Ты видел этого Исаака?

— Много раз. Это молодой человек, примерно твоего роста. У него светло-русые волосы до плеч.

— И восточный акцент?

— Да, точно, теперь, когда ты об этом упомянул, я вспомнил. Иногда он говорит как человек, воспитанный при дворе.

— Спасибо, — сказал Локлир. — Я сообщу, что ты помог нам, если будет какое-то официальное расследование этого дела.

— Всегда рад помочь властям. У меня законный бизнес.

— Отлично, — Локлир повернулся к Горату: — Продай ему тот камень.

Горат достал снежный сапфир, который забрал у мертвого моррела, и положил его перед Эйлескуком. Торговец внимательно осмотрел камень.

— О, очень хороший. У меня есть покупатель с Юга. Я дам вам за него золотой соверен.

— Пять, — возразил Локлир.

— Они не такие уж редкие, — Эйлескук кинул камень обратно Горату, который тут же начал прятать его. — Но, с другой стороны… два соверена…

— Четыре, — предложил Локлир.

— Три, и покончим с этим.

Они взяли золото, которого теперь должно было хватить на еду на все время пути, и вышли.

— Мы все равно должны проехать через Ястребиный овраг, так что сможем найти Исаака, — заявил Локлир.

— Значит, ты его знаешь? — спросил Горат, садясь на лошадь.

— Да, — кивнул сквайр. — Это один из лучших жуликов, которых я встречал в жизни. Отличный товарищ в выпивке и драке, и меня не удивит, если он замешан в чем-то незаконном.

Они свернули на юг и, оставив позади широкую долину Лориэла, въехали в узкую речную низину. Локлир закупил на постоялом дворе немного продовольствия, но запасы уже иссякали, и он начал беспокоиться, впрочем, не столько даже из боязни голода — охота выручила бы путников, — но из-за ощущения надвигающейся опасности, чего-то темного, которое усиливалось день ото дня. Предводитель моррелов, предавший своих соплеменников и принесший предупреждение о возможном вторжении, перемещение на Север денег для закупки оружия, да еще цурани во всем этом как-то замешаны. Под каким бы углом он ни рассматривал ситуацию, она ему не нравилась.

Не в силах справиться с дурными предчувствиями, Локлир тем не менее оставил эти безрадостные мысли при себе.

Горат поднял руку и указал вперед.

— Там что-то есть.

— Я ничего не вижу, — озадаченно пробормотал Оуин.

— Если бы ты видел, мне не нужно было бы вас предупреждать, — фыркнул темный эльф.

— И что ты видишь? — поинтересовался Локлир.

— Засада. Посмотри на те деревья. Нижние ветви на них срублены, но не топором дровосека.

— Оуин, — обратился Локлир к юноше, — ты можешь еще раз провернуть свой фокус с ослеплением?

— Да, — кивнул тот, — если увижу человека, которого мне надо ослепить.

— Ну, так как мы торчим здесь и указываем на них, думаю, что кто бы ни прятался за этим кустом, он уже понял, что мы заметили засаду…

Речь Локлира была прервана появлением шести фигур, которые неслись прямо на путников.

— Моррелы! — закричал Локлир, выхватывая оружие.

Он почувствовал, как мимо пролетел сгусток энергии — это Оуин ослепил одного из приближающихся темных эльфов. Тот замер на месте, ощупывая в тревоге глаза.

Горат издал боевой клич и, пришпорив коня, сбил с ног одного из нападавших, одновременно рубанув мечом другого. Локлир схватился с моррелом, которого, казалось бы, не пугало, что его противник на коне. Локлир знал по собственному горькому опыту, какими опасными могут быть моррелы. Они редко ездили верхом, но противостояли людской кавалерии на протяжении веков и хорошо научились выбивать всадников из седла. Зная об их тактике, Локлир пришпорил лошадь и резко повернул ее влево. Он сбил противника перед собой и увидел позади второго, который готов был прыгнуть и стащить его вниз. Локлир нанес удар мечом по шее моррела. Лошадь сквайра кружила на месте, поэтому он вновь оказался лицом к лицу с первым из нападавших.

Шипящий звук подсказал ему, что Оуин ослепил еще одного из темных эльфов, и Локлир надеялся, что это был лучник. Моррел, которого сбила лошадь, поднялся и ринулся вперед, нанеся удар по ноге Локлира. Тот едва успел опустить свой меч, но боль помешала ему нормально парировать, и он нечаянно ударил лошадь по боку плашмя собственным клинком, напугав животное.

В конце концов ему удалось выровнять брыкавшуюся лошадь и изогнуться так, чтобы видеть своего врага. Ребра болели, но он устоял перед очередным выпадом моррела. Отбив удар, он попытался контратаковать, но смог лишь стукнуть противника по лицу, больше разозлив его, нежели нанеся какой-либо вред.

Этот удар все же замедлил следующую атаку моррела, и Локлир смог развернуть свою лошадь, чтобы оказаться лицом к врагу. Он вспомнил то, что отец вбил в голову ему и его братьям: солдат, который не использует свое оружие, — либо дурак, либо мертвец.

Его оружием была лошадь. Локлир сильно пришпорил ее и натянул поводья. Лошадь перешла на легкий галоп, но для моррела это выглядело так, будто бы она внезапно прыгнула на него. Он был опытным воином и нырнул в сторону. Локлир резко повернул животное влево. Моррелу показалось, что он поворачивает назад, и он ринулся вперед. Сквайр продолжал разворачивать лошадь по узкому кругу, и внезапно моррел понял свою ошибку — Локлир закончил маневр резким ударом сверху вниз. На этот раз удар пробил череп темного эльфа.

Локлир поискал взглядом Гората и увидел, что тот дерется с двумя противниками. В ста ярдах от них Оуин, опять спешившись, отбивался от врага своим посохом. Надеясь, что лучник еще не оправился и по-прежнему ослеплен, Локлир бросился на помощь Оуину.

Он пришпорил лошадь, и животное рвануло вперед галопом. Моррел услышал его приближение, обернулся и открылся для удара. Оуин железным наконечником посоха сломал моррелу челюсть, и тот рухнул на землю.

Локлир резко натянул поводья так, что лошадь уперлась всеми копытами и едва не села на землю. Разворачиваясь, он прокричал Оуину:

— Держи лучника подальше от нас!

Видимо, в этот момент богиня удачи повернулась к ним спиной — стрела выбила Локлира из седла. Он упал на землю и перекатился, чудом избежав переломов. Стрела, застрявшая в левом плече, сломалась, от боли у него перехватило дыхание и помутилось зрение.

Короткое мгновение Локлир боролся за то, чтобы остаться в сознании, затем его взгляд сфокусировался, и он усилием воли заставил себя забыть о боли. Сдавленный крик сзади принудил его обернуться — прямо над ним моррел уже занес меч для удара. Внезапно позади появился Горат и вонзил меч в спину темного эльфа.

Мимо пробежал Оуин, вращая посох над головой. Локлир посмотрел на своего несостоявшегося убийцу, который упал на колени и потом повалился лицом вниз. Горат развернулся прежде, чем сквайр смог что-то сказать, и помчался за Оуином.

Локлир медленно поднялся. Ноги были как ватные. Он увидел, как юноша атаковал моррела-лучника, который тер свои глаза, как будто пытаясь их прочистить. Лучник упал на колени и через мгновение умер от смертельного удара, нанесенного Горатом.

Горат резко развернулся, как будто ища очередного врага, но все шестеро уже были мертвы. На лице темного эльфа была написана ярость.

— Делехан! — прорычал он.

— Что с тобой? — устало спросил Локлир.

— Они знали, что мы идем.

— Кто-то их предупредил? — предположил Оуин.

— Наго, — Горат поднял меч.

— Что? — не понял Локлир.

— Не что, а кто, — поправил его Горат. — Наго, один из колдунов Делехана. Он и его брат Нараб служат убийце. Они сами по себе великие вожди, но сейчас выполняют приказы Делехана. Без их помощи Делехан никогда не достиг бы могущества и не сместил бы вождей других кланов. Без их помощи они, — он указал на мертвых моррелов, — не ждали бы нас здесь, — он опустился на колени рядом с одним из мертвецов. — Этот был моим кузеном. А тот, — он указал на другого, — принадлежал к клану, с которым мы враждовали на протяжении многих поколений. То, что оба они служили этому монстру, говорит о его могуществе.

Локлир, морщась, показал на свое плечо и сел на землю. Оуин осмотрел его и сказал:

— Я могу вытащить наконечник, но это будет больно.

— Мне уже больно. Приступай, — потребовал Локлир.

Пока Оуин занимался сквайром, Горат продолжил свой рассказ:

— Наго и Нараб обладают даром мысленной речи и могут таким образом общаться с прочими колдунами, особенно друг с другом. Те, кого мы убили на дороге около Лориэла, и те, кто следили за нами, должно быть, передали информацию одному из братьев. А он, в свою очередь, сообщил, где мы находимся, вот этим.

— Значит, вполне вероятно, что кто-то из них, прежде чем умереть, тоже сообщил Наго, что мы здесь, — угрюмо предположил Локлир.

— Наверняка.

— Чудесно, — проронил Локлир сквозь зубы, так как Оуин в этот момент вытаскивал наконечник стрелы при помощи своего кинжала. Перед глазами сквайра снова все поплыло, но он дышал медленно и глубоко и благодаря этому остался в сознании.

Оуин наложил на рану целебные травы и закрыл ее тряпицей.

— Держи здесь и надави посильнее, — велел он, подошел к ближайшему телу, отрезал от одежды длинный лоскут и, вернувшись, перевязал раненому плечо. — Из-за ребер и плеча твоя левая рука будет пока практически бесполезна, сквайр.

— Только этого мне и не хватало, — проворчал Локлир и, попытавшись пошевелить левой рукой, убедился, что Оуин прав. Он лишь едва двинул рукой, но острая боль тут же пресекла его попытку. — Где наши лошади?

— Убежали, — вздохнул Оуин.

— Прекрасно, — мрачно констатировал Локлир. — Меня вышибли из седла, а вы двое что можете сказать в свое оправдание?

— Для меня сражаться верхом слишком странно, — сообщил Горат.

— А я не могу колдовать, сидя в седле. Извини, — виновато понурился Оуин.

— Тогда идем пешком. — Локлир поднялся.

— А далеко до Ястребиного оврага? — испуганно спросил Оуин.

— Далеко, — отозвался Локлир. — А если нас поджидают, то еще дальше.

3 Откровение

Стражник удивленно моргнул.

Только что у городских ворот никого не было, и вот — перед ним стоят три фигуры.

— Что такое? — воскликнул он, пытаясь привести свое старое копье в некое подобие боевой готовности.

— Спокойно, друг, — сказал Локлир. Он опирался на плечо Оуина и выглядел так, будто был при смерти.

Они столкнулись еще с тремя засадами по пути в Ястребиный овраг, но сумели избежать первых двух, тихо обойдя поджидавших их бандитов-людей. Третья же едва не прервала их путь окончательно — отряд состоял из шести моррелов, и пришлось вступить с ними в тяжелую и кровавую схватку. В результате Горат был ранен, и Оуин едва смог зашить страшный разрез на его левом плече. Локлир тоже получил очередное ранение и не умер только благодаря вмешательству все того же Оуина. Да и сам юный чародей был разукрашен полудюжиной царапин.

— Кто вы? — спросил удивленный стражник. Он явно был фермером или рабочим из города — членом городской дружины, как догадался Локлир.

— Локлир, сквайр при дворе принца Крондорского, а это мои спутники.

— По-моему, выглядите вы как разбойники, — заявил стражник.

— У нас есть доказательство, — спокойно продолжал Локлир. — Но сначала я хотел бы найти кого-то, кто поможет нам, пока мы не истекли кровью.

— Брат Малкольм из храма Сильбана как раз сейчас в городе, в таверне Логана. Вам повезло — он приходит сюда всего раз в полгода. Он вам поможет.

— А где таверна Логана? — нетерпеливо спросил Оуин, так как Локлир уже терял сознание.

— Вниз по улице. Там вывеска в виде гнома.

Они дошли до указанного заведения, на котором действительно красовалось карикатурное изображение гнома. Внутри трапезничали несколько горожан, а священник в рясе ордена Сильбана занимался в углу больным ребенком. Рядом ждали двое рабочих — один с перевязанной рукой, а другой очень бледный и слабый на вид.

Закончив лечение мальчика, который тут же соскочил с коленей матери и помчался к двери, священник поднял голову.

— Ты умираешь? — спросил он, взглянув на Локлира.

— Надеюсь, нет, — пытаясь улыбнуться, ответил сквайр.

— Хорошо, потому что эти ребята были первыми, и я попрошу их подождать, только если ты уже при смерти.

Собравшись с последними силами, Локлир проговорил:

— Постараюсь сообщить вам, как только почувствую, что вот-вот умру.

Терпение Гората лопнуло. Он встал перед священником.

— Ты займешься моим товарищем прямо сейчас. Другие могут подождать. — Негодующий темный эльф навис над невысоким жрецом. Выражение его лица и тон не оставляли ни малейшей возможности для спора. Священник еще раз взглянул на Локлира и кивнул:

— Ну хорошо, если вы считаете, что это срочно. Положите его на тот стол.

Горат и Оуин практически подтащили Локлира к столу и уложили.

— Кто делал перевязку? — спросил священник.

— Я, — ответил Оуин.

— Неплохо, — одобрительно кивнул священник. — Самое главное, что он жив. Сохрани нас Сильбан! — воскликнул он, после того как снял с Локлира тунику и повязки. — Твоих трех ран хватило бы, чтобы свалить и более крепкого человека.

Он посыпал раны порошком, и Локлир застонал от боли. Затем жрец закрыл глаза и начал читать молитву. Оуин почувствовал, как магическая сила заполнила комнату и волосы на затылке зашевелились. Он редко встречался с церковной магией, и она всегда казалась ему загадочной и сложной.

Слабое свечение, исходящее от рук священника, окутало тело Локлира, и Оуин заметил, что, пока брат Малкольм читает свои молитвы, раны начинают меняться. Они не исчезли, но уже не выглядели свежими и страшными. Когда священник наконец остановился, они вообще затянулись и выглядели просто царапинами. Малкольм побледнел и выглядел усталым.

— Это все, что я могу сейчас сделать, — сказал он. — Сон и еда довершат лечение, — он посмотрел на Оуина и Гората. — Вы тоже ранены?

— Да, — ответил Горат. — Но мы можем подождать, пока ты займешься теми двумя, что пришли раньше.

— Хорошо, — кивнул Малкольм. — Твои манеры оставляют желать лучшего, моррел, — сказал он, проходя мимо Гората, — но инстинкты у тебя отличные. Через час он умер бы от потери крови.

Горат никак не отреагировал на то, что его узнали, он спокойно сел рядом с Оуином и закрыл глаза. Закончив с обоими фермерами — у одного был раздроблен палец в результате неудачного удара молотком, а другой страдал от сильной лихорадки, — Малкольм повернулся к ожидающим:

— Кто следующий?

Горат указал на Оуина, и юный чародей подсел к священнику. Он с интересом наблюдал, как жрец быстро очистил и перебинтовал его раны. Они мало говорили, так как у Оуина почти не осталось сил. Заняв его место возле священника, Горат поинтересовался:

— Ты меня узнал, почему же не позвал городскую стражу?

— Ты путешествуешь с людьми, которые не похожи на изменников, — пожал плечами священник, осматривая раны Гората. — Ты здесь не для того, чтобы жечь и убивать, так что я пришел к выводу, что у тебя мирная миссия.

— А с чего ты взял, что у меня вообще есть какая-то миссия? — осведомился Горат.

— А зачем еще ты бы появился в мире людей? — задал риторический вопрос Малкольм. — Ни разу не встречал моррелов, которые путешествовали бы ради удовольствия.

Горат только хмыкнул в ответ на это замечание.

Малкольм быстро закончил обработку его ран и заметил:

— Ты должен был быть вторым, твоя рана более опасна, чем у твоего друга. Но жить будешь. — Он вымыл руки и вытер их полотенцем. — Моя задача помогать и исцелять, но по традиции исцеленные должны сделать пожертвование.

Горат взглянул на Локлира, который уже не лежал на столе, а сидел и с интересом разглядывал обстановку.

— Святой брат, — откликнулся сквайр, — боюсь, что могу лишь частично возместить тебе наш долг, но если ты в ближайшее время окажешься в Крондоре, найди меня, и я отплачу тебе сполна.

Локлир прикинул, сколько им понадобится денег, чтобы заплатить за ночлег и еду, и протянул жрецу золотой соверен и две серебряные монеты.

— Это все, что мы можем сейчас дать.

— Подойдет, — сказал священник. — Где я смогу найти тебя в Крондоре?

— Во дворце. Я служу принцу. Сквайр Локлир.

— Тогда я навещу тебя, когда в следующий раз попаду в Крондор, молодой сквайр, и ты со мной рассчитаешься. — Взглянув на перевязанные раны Локлира, жрец добавил: — Побереги себя день-другой. Завтра ты уже будешь чувствовать себя лучше. Постарайся избежать новых ранений в ближайшее время, и тогда к концу недели будешь как новенький. А теперь я должен отдохнуть: сегодня я занимался лечением больше, чем обычно за неделю.

Малкольм ушел, а Локлир поплелся к бару, где хозяин таверны вытирал стойку.

— Добро пожаловать в «Пыльный гном», друзья, — сказал дородный человек. — Чем могу помочь?

— Нам нужны обед и комната, — ответил Локлир.

Они вернулись к столу, и вскоре хозяин принес большое блюдо с холодным мясом, свежеиспеченным хлебом, сыром и фруктами.

— Вечером будет горячее, но сейчас я могу предложить только холодные закуски, — извинился он.

Оуин и Горат уже набили рты, а Локлир ответил:

— Ничего, годится. Еще эль, пожалуйста.

— Минутку.

Хозяин вернулся с элем, и Оуин поинтересовался у него:

— Сэр, а почему это ваша таверна так называется?

— «Пыльный гном»?

— Да.

— Ну, если честно, рассказывать особенно нечего. Предыдущий владелец этого заведения — человек по имени Страбл — назвал его «Веселый гном». Не знаю почему. И вывеска была очень яркой. Но он ни разу ее не подкрашивал, и к тому моменту, когда я купил таверну, вывеска совершенно выцвела. Завсегдатаи стали называть ее «Пыльный гном», так что я просто решил оставить все, как есть. К тому же сэкономил на покраске.

Оуин улыбнулся. Хозяин закончил рассказ и отошел, чтобы обслужить других посетителей.

— Ну ладно, — сонно проговорил Локлир. — У нас две возможности. Мы можем пойти по дороге к Вершине Квестора или в обход, через Иггли и Таннерус, и потерять несколько дней.

Оуин счел нужным высказать свое мнение:

— Как сказал Горат, эти колдуны Наго и Нараб поддерживают связь со своими агентами с помощью мысленной речи. Повторю, я не очень много об этом знаю, но мне доподлинно известно, что это весьма утомительно. У дочери магистра Пага уникальный дар в этой области, и она способна говорить через огромные расстояния, однако такое бывает крайне редко. Менее могущественным магам приходится часто отдыхать.

Горат никак не отреагировал, а Локлир заметил немного раздраженно:

— Не мог бы ты перейти к сути дела? Я сейчас засну прямо здесь.

— Суть в том, что, кем бы ни был этот чародей, он сидит тихо в одном месте, наверняка охраняемом, и, возможно, у него есть один или два основных агента в определенном районе. Остальные его приказы, думаю, передаются через посыльных. Так что они знают, где мы были вчера, и, может быть, догадываются, где мы сегодня, но уж точно не знают, по какой дороге мы пойдем завтра.

— Прекрасно, — буркнул Локлир. — И как это может повлиять на наш выбор?

— Это означает, что он должен был распределить своих людей поровну между обеими дорогами, так что лучшим решением будет выбрать дорогу, на которой мы сможем себя защитить или где будет возможность присоединиться к большой компании, скажем к торговому каравану.

Локлир подозвал хозяина гостиницы, тот принес ключ и указал на комнату наверху лестницы. Поднимаясь, сквайр продолжал излагать свои соображения:

— Если бы мы возвращались из Кеша, караван мог бы стать хорошим прикрытием, но Королевская дорога патрулируется, и большинство торговцев предпочитают путешествовать с парой нанятых охранников или вообще сами по себе. Большинство торговых перевозок осуществляется по морю вдоль берега.

— Так может, нам добраться до Вершины Квестора и нанять корабль? — предложил Оуин.

— На какие средства? — В голосе Локлира зазвучал сарказм. — Сопроводительное письмо капитана Белфорда — это не то же самое, что королевский приказ. Если бы там был военный корабль, я бы уговорил их взять нас на борт и доставить в Крондор. Но я не могу сидеть и ждать, пока такой корабль появится. И вообще, сейчас я намерен хорошо выспаться, найти Исаака и разобраться в истории с цуранийским рубином, а потом уже решать, как быстрее добраться до Крондора.

— С желанием «хорошо выспаться» я не могу спорить, — Оуин устремился к одной из постелей в только что отпертой сквайром комнате.

Горат вновь промолчал.

Через час после рассвета они покинули «Пыльного гнома». Локлир чувствовал себя значительно лучше. Если накануне каждое движение было для него болезненным, теперь он ощущал лишь легкое онемение в руках и слабость.

Он махнул рукой на север.

— Насколько я знаю Исаака, он, скорее всего, остановился в доме своего кузена, молодого джентльмена по имени Остин Делакру.

— Из Бас-Тайры? — спросил Оуин. Они шли по оживленным улицам. Окна былираспахнуты, владельцы магазинов выставляли свои товары, а домохозяйки отворяли двери утреннему воздуху и солнцу.

— По происхождению — да, — ответил Локлир. — Мелкопоместная дворянская семья, ведущая свой род от героя какой-нибудь забытой войны, когда Бас-Тайра была еще городом-государством. Тогда-то они и получили титул.

— Человеческую систему титулов и званий… трудно понять, — пожал плечами Горат.

— Почему? — спросил Оуин. — У вас же есть вожди.

— Есть, — кивнул Горат. — Но звание это получают за заслуги, а не по праву рождения. Делехан вознесся благодаря предательству и кровопролитию, но все же удалось ему это благодаря службе Мурмандрамасу и Мураду, — моррел почти выплюнул два последних имени. — Если его сын Морэльф будет таким же амбициозным, он сможет добиться такого же положения только через многочисленные трупы таких, как я.

— Думаю, вот этот дом, — перебил его Локлир, указывая на когда-то роскошное здание, которое явно переживало трудные времена. Это было небольшое, но добротное строение из дерева и камня. Однако в отличие от других домов, чистых и аккуратно выкрашенных, этот казался ветхим и грязным.

Локлир громко постучал, и через несколько минут из-за двери послышался сонный голос:

— Что надо?

— Исаак? — крикнул Локлир, и дверь приоткрылась.

Молодой человек с длинными светлыми волосами высунул голову:

— Локи?

Дверь широко распахнулась, и молодой человек пригласил их войти. На нем были лишь поношенная туника и штаны, в которых он явно спал.

— Я как раз собирался вставать, — сказал он, словно извиняясь.

— Очень вовремя, — улыбнулся Локлир.

Комната оказалась темной и душной — окна были закрыты ставнями и жалюзи. Запахи старой еды и пота смешивались с ароматом пролитого эля. Мебель была самая простая — деревянный стол, четыре стула, полка над столом и еще один маленький столик, на котором стояла лампа. Наверх в спальню вела лестница. Единственной примечательной вещью мог считаться выцветший ковер, который когда-то явно находился в более богатом окружении. На нем были изображены два принца, обменивающиеся подарками, и дворяне, наблюдающие за этой церемонией.

— Локлир, — воскликнул Исаак, как будто смакуя это имя. — Какая приятная неожиданность. Ты почти не изменился. Мне нравятся твои усы. Ты всегда умел выглядеть шикарно. — Он сделал несколько шагов в сторону, заметно прихрамывая. — Садитесь. Я бы предложил вам чай или кофе, но мой кузен уехал навестить родственников в Бас-Тайре, а я прибыл прошлой ночью, так что с провизией у нас туговато.

— Ничего, — успокоил его Локлир. — Сколько мы не виделись? Со свадьбы Аруты?

Исаак сел, скрестив ноги так, чтобы основной вес приходился на здоровую.

— Именно. Ты бы слышал, какой скандал устроил старый церемониймейстер де Лейси, когда узнал, что я не был сыном барона Дорджина.

— Потому, что барона Дорджина не существует, — подхватил Локлир, смеясь. — Если бы ты сначала все разузнал, то смог бы избежать этой оплошности.

— Откуда я мог знать, что земли около территории гномов являются провинцией герцогства южных границ?

— Стоило навести справки, — покачал головой Локлир.

— Никогда не любил этим заниматься, — махнул рукой Исаак.

— Ну, по крайней мере, де Лейси был слишком занят свадебной церемонией, чтобы вышвырнуть тебя до следующего дня. Чем ты с тех пор занимался?

— Некоторое время провел на Востоке с семьей, не так давно вернулся на Запад. С тех пор занимаюсь разными странными делами вдоль границы. Итак, что привело ко мне сквайра принца Крондорского да еще в такой занятной компании?

— События, в том числе кровавые, к которым, к сожалению, ты имеешь отношение.

— Я? — удивился Исаак. — Ты шутишь!

— Я серьезен, как королевский палач, Исаак, и у тебя будет возможность понять это, если ты не ответишь честно на мои вопросы. Горат за тобой присмотрит, пока я схожу за местным констеблем. Так что у тебя есть выбор — мы можем приятно поболтать здесь или весьма неприятно — в Крондоре.

Естественно, Локлир не собирался звать местного констебля хотя бы потому, что у него не было ни королевского приказа, ни ордера. Но Исаак этого не знал, и сквайр не собирался просвещать его на этот счет.

— Не понимаю, о чем ты, — Исаак медленно поднялся.

— Только попробуй взять тот меч, что лежит позади тебя, — тихо произнес Горат, — и твоя здоровая нога станет такой же, как больная, прежде чем ты коснешься рукояти.

— Проклятье, — прошептал Исаак, снова садясь.

— Рубин, — сказал Локлир.

— Какой рубин? — поднял брови Исаак.

— Тот, что ты купил у Кифера Эйлескука. За который ты расплатился золотом, полученным с Севера, чтобы приобрести оружие для Делехана. Рубин, который был украден у цуранийского чародея.

Исаак провел рукой по лицу и волосам.

— Локи, это было непросто.

Лицо Локлира потемнело, и в голосе появились такие угрожающие нотки, что даже Оуин шарахнулся в сторону в испуге.

— Так же непросто, как предавать, Исаак? Так же непросто, как болтаться на веревке?

— Кто говорит о предательстве, Локи? — Исаак уже почти умолял. — Послушай, мы дружили в детстве, пока со мной не произошло это несчастье. Если бы ты был на моем месте, ты бы понял. Ты бы понял, каково это — быть наемником с поврежденной ногой. Локи, я уже практически голодал, когда появилась эта возможность. И прежде чем я понял, кто за этим стоит, уже влез в это дело по уши.

— Расскажи все, что знаешь, и я сделаю тебе одолжение, — сказал Локлир.

— Я оказался втянут прежде, чем узнал, с кем имею дело, — Исаак выглядел несчастным, и в голосе его слышались сдавленные рыдания. — Эйлескук — мой старый знакомый. Я знал, что иногда у него появляются драгоценные камни, с… «туманным» происхождением, если можно так выразиться.

— Краденые, — сухо поправил Локлир.

— Какой бы ни была причина, но сбыть их в Королевстве было сложно, поэтому камни отправлялись на юг в Кеш, или морем до Квега, или в Вольные города. Я всего лишь посредник — тот, кто может съездить в Вэйд, или в Крондор, или в Сарт и доставить что-нибудь на корабль. И все.

— Ну а рубин? — настойчиво продолжал допытываться Локлир.

Исаак опять начал подниматься, но замешкался на секунду, увидев, как Горат подался вперед и положил руку на рукоять своего меча. Собравшись с духом и встав, Исаак поднялся по лестнице на второй этаж. Локлир кивнул Оуину. Тот вскочил и быстро прошел через маленькую дверь рядом с ковром. Он оказался на крошечной кухоньке, такой грязной, что только умирая от голода смог бы съесть что-либо, приготовленное здесь. Оуин вышел из дома через черный ход и поднял голову. Он увидел, как в окне наверху мелькнуло лицо Исаака и тут же исчезло. Оуин улыбнулся. Инстинкт не подвел Локлира. Хромой наемник мог бы попытаться сбежать через окно второго этажа, но он понимал, что недостаточно быстр и ловок и его могут догнать.

Через несколько мгновений Локлир позвал Оуина. Молодой человек вошел в комнату и тут же замер на месте. Волоски у него на руках зашевелились. Так бывало, когда Оуин чувствовал присутствие магии.

— Можно мне посмотреть на камень? — попросил он.

— Это не очень ценная вещь, — сказал Исаак, передавая камень. — Но мне обещали хорошо заплатить.

— Я ничего не знаю о камнях и их ценности, — ответил Оуин, внимательно рассматривая рубин, — но я точно знаю, что этот камень непростой. Он был специально подготовлен.

— Для чего? — спросил Локлир. — Для ювелирного изделия?

— Нет, в качестве атрибута какой-то магии. Я не очень хорошо разбираюсь в таких вещах, — Оуин опустил камень. — По правде говоря, я вообще не очень хорошо пока разбираюсь в магическом искусстве. Тому, что я умею, обучил меня чародей по имени Патрус, весьма злобный старикашка. Но мой отец был против, и последнее, что я слышал, будто Патрус отправился на Север… — он очнулся от воспоминаний. — Это не важно, просто он мне рассказывал, что иногда магия может быть сосредоточена в драгоценных камнях. Или просто храниться в них.

— А ты можешь сказать, для чего использовался этот камень?

— Нет, — покачал головой Оуин. — Возможно, в нем заложено что-то, что будет использовано в будущем.

— То есть ты думаешь, это важно? — уточнил Горат.

— Я теперь понимаю, почему цуранийский маг так был встревожен его исчезновением.

Локлир взял камень и несколько раз подбросил в воздух, размышляя. Потом обратился к Исааку:

— Расскажи, что ты еще знаешь.

— Ну, хорошо, — Исаак выглядел побежденным. — Камни приходят через врата очень нерегулярно. Иногда целыми партиями, иногда по одному, как этот. Деньги я получаю в Крондоре, каждый раз новым способом — никаких повторений. В Крондоре объявилась новая банда под предводительством некоего Кроулера, он подчинил себе пересмешников.

— Пересмешников? — недоуменно переспросил Горат.

— Воров, — объяснил Локлир. — Я потом тебе расскажу. Продолжай, — кивнул он Исааку.

— Кто-то в Крондоре платит за драгоценные камни. Цурани привозят их и отдают моррелам. Те переправляют Эйлескуку, а я забираю и привожу в Крондор. Очень простая схема.

— Но кто-то всем этим руководит. Кто и откуда?

— На юг от Сарта есть деревня, — вздохнул Исаак. — Называется Желтый Мул. Знаешь?

— У таких деревень нет указателей, но если это та, что находится на Главной королевской дороге, то я через нее проезжал.

— Нет, не там. Примерно в двадцати милях на юг от Сарта есть развилка, а за ней — старая дорога, ведущая в горы. Пройдешь миль пять по этой дороге и окажешься в Желтом Муле. Моррелы и используют ее потому, что там никто не ездит и они легко могут пробраться незамеченными. В деревне этой живет старый контрабандист по имени Седрик Роу. Он хоть и стал теперь фермером, но все равно преданно служит только золоту. Вот он-то и сдает свой сарай темному брату по имени Наго.

— Наго! — воскликнул Горат. — Если мы его захватим, у нас будет шанс избавиться от его приспешников. Без него они будут беспомощны, и мы сможем добраться до Крондора.

— Возможно, — согласился Локлир. — В любом случае, если мы оставим его там, то чем ближе мы будем к Крондору, тем легче его агенты смогут нас найти.

— Почему? — спросил Оуин.

— Он стягивает петлю, парень, — объяснил Исаак. — Территория, которую должны будут прикрывать его люди, станет меньше.

— Теперь ясно, откуда взялись квегцы, — хлопнул себя по лбу Локлир. — Этот Роу наверняка всю жизнь имел дело с пиратами и просто отправил кому-то послание в Сарт. На первом же корабле, идущем в Квег, послание передали, и через месяц в его распоряжении было столько морских волков, сколько нужно. И если Наго швыряет золото направо и налево, то на дорогах в Крондор нас поджидает больше квегцев, чем вшей на нищем.

— К тому же квегцы не побегут к королевским солдатам, если что-то пойдет не так; худшее, что они могут сделать, — пробраться тайком в ближайший порт и найти отплывающий корабль. Вряд ли удирающие со всех ног найдут время для предательства, — добавил Исаак.

— Еще что-нибудь можешь сказать? — сурово спросил Локлир.

— Нет, теперь я сказал все, — Исаак поднялся и взял плащ. — Напишу сейчас записку кузену и сразу поеду в Кеш. Я отправил наемного убийцу Наго по ложному следу, но он этого еще не знает. Чем больше времени я получу в качестве форы, тем больше шансов у меня добраться до Кеша.

— Я сказал, что сделаю тебе одолжение, Исаак, и я сдержу слово. Я позволю тебе бежать в Кеш ради нашей старой дружбы и потому, что ты выполнил свою часть сделки, но только после того, как ты расскажешь нам все.

— Почему ты думаешь, что я все еще что-то утаиваю?

Локлир внезапно вытащил свой меч и уткнул его кончик в горло Исаака.

— Потому что я тебя знаю. Ты всегда что-то придерживаешь, просто на крайний случай. Я думаю, это небольшое представление для того, чтобы убраться из города, найти одного из агентов Наго и пустить его по нашему следу прежде, чем они поймут, что ты их продал. Что-то в этом духе.

— Локи! С чего ты… — улыбнулся Исаак.

Локлир немножко нажал на рукоять меча, и Исаак замолк так внезапно, словно проглотил язык.

— Выкладывай все! — угрожающе прошептал Локлир.

Исаак медленно поднял руку и отвел кончик меча в сторону.

— Ну, есть такой сундук…

— Что? — не понял Локлир.

— Сундук с тайником, в который можно упрятать ценности, — объяснил Горат. — Мои люди делают такие, чтобы перевозить важные вещи.

— Продолжай, — нетерпеливо сказал Локлир.

— Он за городом. Пройдете пять миль по дороге к Вершине Квестора. Справа от дороги увидите дерево, расколотое молнией. За ним — небольшие заросли кустарника. Там будет спрятан сундук, сегодня вечером я должен положить в него рубин, а когда завтра вернусь, там будет лежать золото.

— Значит, ты никогда не видишь своего заказчика из Крондора?

— Никогда. Это часть условий Наго.

— Ты встречался с этим моррелом? — спросил Локлир.

— Встречался, — мрачно кивнул Исаак. — В Желтом Муле. Он такой же высокий, как твой приятель. Характер у него отвратительный, никакого чувства юмора. И еще этот странный огонь в глазах…

— Могу представить, — кивнул Локлир. — А что у него за компания?

— Он держит при себе лишь пару солдат — я ни разу не видел больше трех, — потому что иначе на него могут обратить внимание. Кроме того, через это место проходит много квегцев, так что если ему понадобятся мечи, он их быстро найдет. Но он настоящий колдун, Локи, и если ты перейдешь ему дорогу, он может испепелить тебя одним взглядом.

Локлир взглянул на Гората, который едва заметным кивком подтвердил, что так оно и есть.

— Хорошо, Исаак, — сказал Локлир, — а теперь вот что — найди, на чем можно писать.

Исаак осмотрелся и увидел старый выцветший кусочек кожи в углу. Он подошел к камину и вытащил уголек.

— Что я должен написать? — спросил он.

— Напиши: «Рубин забрали люди принца. Троица, которую вы ищете, направляется в Иггли. Я раскрыт и должен бежать». И подпись.

Исаак вздохнул и побледнел, но покорно стал выводить буквы.

— Теперь на мне будет клеймо, Локи.

— Ты был заклеймен в тот момент, когда взял золото и стал работать против своего короля. Тебя следовало бы повесить, и однажды это произойдет, если только ты не изменишь образ жизни. Но причиной будет другое преступление, не это.

— Если только агенты Наго не найдут тебя первыми, — заметил Горат.

Это было все, что нужно Исааку.

— Что я должен с этим сделать?

— Оставь записку в сундуке, куда должен был положить рубин, а потом я посоветовал бы тебе бежать. Если ты не оставишь эту записку, то когда я доберусь до Крондора, найму убийц, которые найдут тебя даже на самых дальних окраинах Кеша. Ты можешь обрезать и покрасить волосы, отрастить бороду и переодеться до неузнаваемости, но ты не сможешь скрыть свою ногу. А теперь убирайся.

Исаак не медлил. Он схватил свой меч, плащ и записку и выскочил через заднюю дверь.

— Как ты мог отпустить этого предателя? — возмутился Горат.

— Мертвый он был бы нам бесполезен, а живой сможет направить наших врагов по ложному следу, — Локлир взглянул на Гората. — Не странно ли, что именно ты демонстрируешь свое презрение по отношению к предателю?

Ответный взгляд Гората можно было бы назвать убийственным.

— Я не предатель. Я пытаюсь спасти моих людей, человек, — он не стал вдаваться в подробности. — Нам пора убираться отсюда. Этому твоему знакомому нельзя доверять, он может попытаться заключить сделку, чтобы спасти свою шкуру.

— Знаю, — ответил Локлир. — Но в любом случае он либо оставит записку, либо его найдут, и он расскажет им все, что знает, — а знает он немного. Они пытались убить нас до того, как мы получили рубин. Они не могут убить нас дважды за то, что теперь он у нас.

— Я знаю, как избежать слежки хотя бы на некоторое время и добраться до Наго незамеченными, — заявил Горат.

— И как же? — оживился Локлир.

— Чтобы добраться до этой деревушки, Желтый Мул, мы пойдем по горной дороге к городу, который вы называете Иггли, как мы и указали в записке, а потом по тропе, которая ведет еще выше в горы. Думаю, именно эта тропа и заканчивается недалеко от фермы Роу.

— Откуда ты знаешь? — Внезапно Локлир исполнился подозрительности.

Терпение Гората уже было на пределе, но он сумел ответить спокойно.

— Потому что я жил в этих горах, когда был ребенком, до того, как вы, люди, выжили нас оттуда. До того, как эти земли были захвачены вашим племенем, здесь жили мои люди. Я ловил рыбу в этих реках и охотился в этих горах. Может быть, — горько усмехнулся темный эльф, — я когда-то разводил костер на том месте, где вы построили дом. А теперь пошли. Для моррела это недолгая дорога, но вы, люди, быстро устаете, кроме того, твои раны не дают тебе идти быстро.

— А твои нет? — спросил Оуин.

— Да, но ты этого даже не заметишь, — процедил сквозь зубы Горат, развернулся и вышел из дома, не дожидаясь ответа.

Локлир и Оуин поспешили за ним.

— Мы должны купить еды. Золота у нас хватит?

— Чтобы купить еды — да, — кивнул Локлир. — Чтобы купить лошадей — нет.

Они направились в гостиницу в восточной части города, и Локлир заказал провизию, упакованную в вощеную бумагу — в основном сухие или засоленные продукты, которые не портились. Пока они ждали свой заказ, Локлир расспрашивал хозяина о том, что представляет собой дорога на Иггли. Он специально говорил очень громко, чтобы несколько подозрительных людей, болтавшихся поблизости, могли это услышать. Теперь он был уверен, что если кто-то будет наводить о них справки, то ложная информация в записке Исаака получит подтверждение.

Когда они покинули гостиницу и направились по дороге в Иггли, Локлир взглянул вверх на возвышавшийся за деревьями горный склон и задумался над тем, насколько разумно будет карабкаться на такую высоту и потом спускаться прямо в гнездо убийц, предводительствуемых жестоким моррельским колдуном. В конце концов он пришел к единственному возможному в этих обстоятельствах выводу: другого шанса не было.

Смирившись с долгой дорогой и холодными ночами, он последовал за Горатом. Оуин старался не отставать от него.

4 Проход

Ветер на перевале завывал.

— Я делаю это для короля и страны, — прошептал Локлир, стуча зубами.

— Не обращай внимания на холод, — сказал Горат. — До тех пор, пока ты чувствуешь пальцы рук и ног, это всего лишь дискомфорт, не более.

— Тебе легко говорить, — отозвался Оуин, не в силах сдержать дрожь. — Ты привык к холоду, ты же из Северных земель.

— К такому не привыкнешь, человек. Ты просто должен научиться принимать то, что не можешь контролировать, — он многозначительно посмотрел на двух молодых людей, а потом указал вперед. — Мы уже близко и в любой момент можем встретить часового.

— И что нам делать? — От холода и голода Локлир растерял все свое остроумие.

— Ждите здесь, — заявил Горат, — а я пойду на разведку.

Локлир и Оуин отыскали некое подобие укрытия с подветренной стороны большого валуна и стали ждать, прижавшись друг к другу, чтобы хоть как-то сохранить тепло. Время шло.

Наконец Горат вернулся и хмуро сообщил:

— Около сарая четыре охранника. Сколько внутри, не знаю, но даже один Наго очень опасен.

Локлир поднялся, попрыгал и помахал руками, чтобы согреться, потом сделал несколько тренировочных выпадов, готовясь к встрече с врагом.

— Так что мы будем делать? — снова спросил он, позволяя Горату руководить в этом случае.

— Оуин, я не знаю, на что ты способен, — сказал Горат, — но у Наго большие магические способности, он может превратить противника в горстку пепла или навеять на него ужас и обратить в бегство. Он и его брат — это самые опасные союзники Делехана. С тех пор как появились Шестеро, они служат ему еще более рьяно.

— Кто эти Шестеро? — недоуменно спросил Оуин.

Никто ему не ответил.

— Ну, так как нам справиться с Наго? — не унимался Локлир.

— Ты должен отвлечь его, мальчик, — Горат указал на Оуина. — Локлир и я возьмем на себя четырех солдат и всех, кто окажется в сарае, но колдун — твоя забота. Ты должен заставить его заколебаться, замешкаться, попытаться уйти — все что угодно, но ты должен задержать его до тех пор, пока я не смогу им заняться, и ты не должен допустить, чтобы он воспользовался магией. Можешь это сделать?

— Попробую, — с некоторым испугом ответил Оуин.

Горат кивнул и обратился к Локлиру:

— Неожиданность — наше преимущество, но мы должны убить первых двух очень быстро. Если мы будем в меньшинстве и не сможем быстро добраться до Наго, то нам конец. Если Оуин не сможет отвлечь мага до тех пор, пока мы до него не доберемся, наше путешествие закончится прежде, чем мы сумеем предупредить твоего принца.

— Тогда зачем мы это делаем? — спросил Локлир и тут же поднял руку, предупреждая ответ Гората. — Я знаю, знаю. Петля затягивается, и если мы не решим эту проблему сейчас, то никогда не доберемся до Крондора.

— Тогда пошли, — Горат повернулся и быстро двинулся вперед.

Они спустились по дороге и вскоре увидели крышу сарая, стоявшего посреди маленького поля у подножия горы. Локлир пригнулся, чтобы быть менее заметным, пока они находятся на открытом пространстве.

— Где стражники? — тихо спросил он Гората.

— Не знаю. Были снаружи несколько минут назад.

— Возможно, зашли в сарай, — предположил Оуин.

Горат указал на углубление у дороги, где дождь размыл почву между двумя большими валунами. Он прошел между камнями и скользнул к краю поля. Локлир последовал за ним. Оуин замыкал маленький отряд.

— Нужно поторапливаться, — предупредил Горат. — Боги улыбнулись нам, стражники действительно внутри. Но неизвестно, надолго ли.

Они ускорили шаг. Локлир заставил себя забыть об онемевших, больных суставах. Раны уже не мучили его, хотя он по-прежнему чувствовал себя слабее, чем обычно. Он не рвался в бой, но если именно Наго стоял за всеми нападениями на них, он будет рад возможности положить этому конец и отплатить за всю ту боль, которую ему пришлось пережить.

Горат добрался до сарая и притаился в его тени, оглядываясь по сторонам. Ничто не говорило о том, что их заметили, но моррел поднял руку, призывая к тишине. Все прислушались. Изнутри доносились приглушенные голоса, но Локлир ничего не понял, язык, на котором говорили, был ему незнаком. Горат объяснил:

— Они обсуждают то, что нас никто не видел после Ястребиного оврага. Опасаются, что мы могли проскользнуть мимо, по дороге через Таннер.

— Теперь что будем делать? — прошептал Оуин.

— Убивать, что же еще? — невозмутимо заявил Горат. — Смелее!

Он двинулся к двери, надвинув капюшон и положив руку на рукоять меча, спрятанного под плащом. У самой двери он повернулся к Локлиру с Оуином.

— Будьте готовы, но подождите минуту, прежде чем войти.

Горат распахнул дверь. В неясном свете позднего дня он, наверное, казался сидящим внутри серым силуэтом на фоне темнеющего неба. Донесся чей-то вопросительный голос. Горат шагнул вперед и ответил на языке моррелов. Должно быть, сидящие на мгновение пришли в замешательство, потому что кто-то задал еще один вопрос, прежде чем другой голос воскликнул:

— Горат!

Услышав это, Локлир не мешкал и буквально прыгнул в открытую дверь. Оуин был на шаг позади.

Внутри обнаружились пять моррелов. Посредине сарая стоял стол, за ним скамейка, с которой как раз поднимался моррельский колдун Наго — он был в некотором шоке, внезапно увидев перед собой того, за кем так долго охотился.

Один из моррелов упал от первого удара Гората, а тот уже приготовился ко второму, взмахнув мечом и заставляя противника отступить. Локлир нырнул вперед и напал на раненого темного эльфа сзади, прикончив его ударом в шею.

Оуин устремил взгляд на моррельского чародея, который все еще стоял неподвижно, не оправившись от изумления. Тем не менее в воздухе ощущалась магическая сила — Наго начал творить заклинание. Зная, что ничего больше не может сделать, Оуин привел в действие единственное проверенное заклинание — ослепляющее.

Темный эльф удивленно моргнул и пошатнулся, прервав свое заклинание. Юный маг замялся на секунду, потом поднял свой посох и бросился в атаку, старательно имитируя военный клич. Но с его губ сорвался лишь тонкий писк.

Приблизившись к моррельскому колдуну, Оуин поскользнулся и упал, и это спасло ему жизнь. Разъяренный Наго выпустил заряд мерцающей фиолетово-серой энергии, который прошел сквозь то место, где Оуин был мгновение назад. Заряд лишь зацепил его, однако юный маг почувствовал обжигающую боль, в глазах у него потемнело, голова закружилась. Мышцы перестали подчиняться ему, и когда он попытался подняться, ему показалось, что он в железных оковах.

Кое-как перевернувшись лицом к колдуну, Оуин увидел, что тот начинает творить новое заклинание. У Оуина не было другого выбора, кроме как кинуть в мага свой посох. Как он и ожидал, чародей пригнулся, и заклятие снова было прервано. Наго прикрыл глаза как будто от боли. Хотя Оуин был новичком в магии, он знал, что прерывание заклинания действительно болезненно для творящего его и Наго понадобится несколько минут, чтобы собраться с силами и восстановить свою способность колдовать.

Оуин попытался и сам сфокусироваться, словно он мог сотворить другое заклинание, чтобы отвлечь Наго. Мысли метались хаотично, противоречивые образы проносились в сознании и мешали юноше сконцентрироваться для настоящего колдовства. Тогда он нащупал за поясом кинжал и решил просто метнуть его в Наго.

Колдун открыл глаза и посмотрел мимо Оуина, туда, где заканчивалась схватка. Оуин опять перевернулся и увидел, что Горат уже почти прикончил своего противника, а Локлир тоже одолевает своего. Юноша взглянул через плечо на Наго и увидел, что чародей готовится к бегству.

— Он пытается улизнуть, — крикнул Оуин, но голос его был настолько слаб, что он не знал, расслышали ли спутники его предупреждение.

Горат все же услышал его и пронесся мимо тремя огромными шагами. Моррельский колдун обернулся, бросил в него что-то, и разноцветные искры окружили вождя темных эльфов. Горат застонал от боли и пошатнулся.

Оуин метнул свой кинжал с помощью весьма слабого заклинания, которое, однако, помогло — рукоять попала Наго в висок. Как будто обретя новые силы, Горат поднялся и одним ударом практически снес Наго голову.

Локлир поспешил к Оуину.

— Мы могли бы взять его в плен, — он с укором покачал головой.

— Стражники вряд ли знают что-нибудь интересное для нас, — возразил Горат, — а Наго нельзя было оставить в живых. Если бы ты попытался его допросить, то тем самым сообщил бы его сообщникам, что мы здесь. — Темный эльф взглянул на Оуина, который все еще лежал на полу. — Отлично справился, парень. Ты в порядке?

— Ноги не двигаются, — ответил юный маг. — Но надеюсь, через некоторое время все пройдет.

— И я надеюсь, — сказал Локлир. — Не хотелось бы оставлять тебя здесь.

— Да уж, не хотелось бы здесь оставаться, — в тон ему ответил Оуин.

Горат осмотрелся, потом подошел к большой корзине с провизией и вытащил буханку хлеба и флягу с водой. Сделав глоток, он передал флягу Локлиру, потом разломил хлеб на три части и поделил между своими товарищами.

Локлир помог Оуину сесть за стол и заметил лежащую там карту. «Так, что это у нас?» — сказал он сам себе. Это оказалась карта местности южнее Ястребиного оврага, на ней были отмечены места засад, а свежие чернила обозначали места, где видели сквайра и его компанию. Было ясно, что их не могли найти от Ястребиного оврага до Желтого Мула.

— Оуин, — обратился он к своему молодому товарищу, — Наго успел передать другим, что мы здесь?

Юноша пощупал свои ноги, как будто пытаясь определить, что с ними не так.

— Сомневаюсь. Он был занят мною и тем, чтобы убить нас. Могу допустить, что он способен делать два дела одновременно, но три — вряд ли. Правда, если у него была договоренность о регулярной связи с агентами, то скоро они заподозрят неладное.

— Тогда нам пора в путь, — сказал Горат. — Далеко еще до Крондора?

— Если мы сможем пройти по Королевской дороге, то еще два дня. На лошади — меньше дня пути отсюда. Если идти через лес, то, может быть, три.

— Когда ты сможешь двигаться? — спросил Горат Оуина.

— Не знаю…

Внезапно ноги Оуина шевельнулись.

— Кажется, я уже могу двигаться, — сказал юноша, медленно поднимаясь. — Интересно…

— Что именно? — осведомился Локлир.

— Это заклятие. Оно связывает противника, но лишь на короткое время.

— И что в этом интересного?

— Это какой-то вид боевой магии. А в Звездной Пристани этому не учат.

— Может, и тебе удастся что-нибудь такое сделать? — заинтересовался Горат. — Это могло бы нам пригодиться.

— Неужели? — Локлир был настроен скептически.

— Я еще не понял, — признался Оуин. — Когда заклятие пало на меня, что-то произошло, и я как будто его распознал. Я подумаю немного и, может быть, пойму, как оно сделано.

— Ну, тогда размышляй над этим на ходу, конечно, если можешь идти, — проговорил Локлир с набитым ртом: он утолял голод хлебом.

Они быстро проверили имеющиеся запасы и нашли несколько серо-голубых плащей, отороченных мехом.

— Вот это нам подойдет, — сказал Локлир, разогревшийся в стычке, но знавший слишком хорошо, как холодны ночи на побережье в это время года. Потом он собрал карты и несколько сообщений о том, что необходимые силы были готовы атаковать в разных местах по всему Западу, сложил все это в мешок и перебросил его через плечо.

Путники вышли из сарая и обогнули темный фермерский дом. Хозяин или спал, или уже отошел в мир иной — убитый собственными гостями. В любом случае на выяснение времени не было. Все знали, что на пути в Крондор их поджидает достаточно опасностей, и ни к чему специально искать их на свою голову.

Дважды маленькому отряду удалось избежать наемных убийц или бандитов; они не знали точно, кто это был. Один раз им пришлось прятаться в полном грязи овраге около лесной дороги, по которой двигалась банда вооруженных квегцев. Теперь перед ними возвышались деревья, за которыми начинались фермерские поля. За полями виднелся Крондор.

— Впечатляет, — без выражения сказал Горат.

— Я видел Арменгар, — откликнулся Локлир, — и мне странно слышать, что ты называешь это впечатляющим.

— Дело не в размерах, — возразил Горат. — Это же как людской улей. — Несколько мгновений он всматривался в даль. — У вас, недолго живущих существ, нет чувства истории или своего места в этом мире, — пояснил он. — Вы размножаетесь, как… — он взглянул на потемневшее лицо Локлира, — не важно. Просто вы любите собираться в одном месте в одно время, и вас так много в таком маленьком месте, — он покачал головой. — Моим людям такие сборища кажутся странными.

— Однако вы смогли собраться в Сар-Сарготе, — заметил Локлир.

— Смогли, — согласился Горат. — К несчастию для большинства из нас.

— Мы просто пройдем через поле к дороге? — сменил тему Оуин.

— Нет. Посмотри туда, — Локлир указал на место, где узкая сельская дорога пересекалась с Главной королевской дорогой. Полдюжины мужчин стояли на перекрестке, как будто поджидая кого-то. — Не самое подходящее место, чтобы собираться и обсуждать дневные работы, не правда ли?

— Это точно, — сказал Оуин. — Как же мы тогда пойдем?

— Идите за мной. — Локлир двинулся между деревьями на восток.

Они дошли до длинного оврага — естественного русла, которое заполняется, когда тает снег в горах. Сейчас по нему тек небольшой ручей.

— Он заканчивается у восточных ворот, в Убогом квартале.

— Где? — удивленно спросил Горат.

— Это трущобы за городскими стенами. И там есть особые пути, чтобы входить и выходить из города, только надо их знать. Канализационные трубы под трущобами и городом не должны быть связаны, чтобы враги не могли воспользоваться ими и проникнуть за городские стены.

— Но они связаны, — закончил Горат.

— Да, в двух местах. Одно из них охраняется гильдией воров, и идти этим путем — все равно что спросить у этих людей, как пройти к дворцу принца. Но есть еще один вход, о котором мало кто знает.

— Как же ты о нем проведал? — подозрительно спросил Горат.

— Мы с моим другом однажды воспользовались им, чтобы последовать за Арутой в Лориэл.

Горат кивнул.

— Мы слышали об этом столкновении. Ловушка Мурмандрамаса, чтобы убить Повелителя Запада.

— Именно, — подтвердил Локлир. — Так, теперь самое время, чтобы потихоньку двигаться.

Путники шли по оврагу, пока не достигли каменной водопропускной трубы, за годы отполированной водой до блеска. Когда предзакатные тени удлинились, сквайр и его товарищи пригнулись и прошли под дорогой, нырнув под маленький каменный мост, который надежно скрыл их от любопытных глаз людей, стоявших на дороге около ящиков с товарами в ожидании транспорта.

— Побудем здесь, пока не стемнеет, — решил Локлир. — В подходящий момент мы должны подняться и проскользнуть по дороге, вдоль трубы, под прикрытием фургонов.

Он подошел к другой стороне моста и, запрокинув голову, посмотрел вверх.

— Кто-то крутится там.

— И что делать? — спросил Горат, явно чувствуя себя не в своей тарелке. Так же не по себе было Локлиру в горах.

— Ждать, — веско заявил Локлир. — Городской патруль проходит здесь сразу после заката, и они прикажут любым вооруженным людям убраться. После наступления темноты находиться за городскими стенами довольно опасно, и патрулю не понравится, что в одном месте собралось столько людей с мечами.

Они сидели под мостом, в лужицах по обе стороны ручья, ожидая в тишине, пока наступит вечер. Им надоедали мухи, и если Горат просто их игнорировал, то Локлир и Оуин большую часть времени занимались тем, что яростно махали руками, разгоняя надоедливых насекомых.

Когда солнце село, Локлир услышал топот сапог по камням у них над головами. Послышались голоса, и Локлир прошептал:

— Пора!

Он быстро поднялся по склону прямо за мостом как раз в тот момент, когда городская стража разгоняла группу мужчин. Спутники живо последовали за ним.

— Они пойдут обратно по этой же дороге, — сообразил Локлир. — Мы просто спрячемся за ними, и даже если нас увидят, то вряд ли кто-то решится атаковать прямо перед дюжиной солдат, готовых снести голову при малейшем намеке на неприятности, — он посмотрел на Гората. — Но ты лучше натяни поглубже капюшон. Большинство людей никогда не отличит обычного эльфа от моррела, если только ты не повесишь на шею табличку с надписью, но никогда нельзя быть уверенным наверняка. Если Руфия не дремлет, то первый человек, которого мы встретим, будет ветераном северных войн.

Руфия была богиней удачи.

Горат натянул капюшон и, когда солдаты прошли по дороге обратно, последовал за Локлиром и Оуином, которые пристроились за солдатами и старались шагать в ногу с ними.

Они прошли по всему городу, от северо-восточной окраины до южных ворот, и только когда городской патруль повернул к входу во дворец, Локлир оттащил своих спутников в сторону.

— Почему мы не можем пройти за ними и внутрь? — недоумевал Оуин.

— Посмотри сам, — ответил Локлир.

Юный чародей повернулся и увидел группу рабочих, собравшихся у ворот, а также две упряжки лошадей, привязанных к подъемному устройству.

— Судя по всему, кто-то заблокировал ворота, — объяснил Локлир.

Командир стражи прокричал что-то командиру патруля, который отдал честь и развернул своих людей.

— Пошли к северным воротам, ребята, — сказал он.

Локлир жестом пригласил своих спутников следовать за ним и свернул в боковую аллею.

— Сюда, — поторопил он.

Вскоре они очутились перед дверцей, которая была похожа на черный ход в маленькую таверну, а войдя внутрь, оказались в крошечном конюшенном дворе с маленьким сарайчиком на одной стороне. Осмотревшись, Локлир указал на дверь, ведущую в помещение.

— Если нас здесь увидят, то говорите, что мы просто заблудились в поисках постоялого двора. И как только войдем в таверну, сразу ступайте к парадной двери. А если кто-то будет возражать, бегите изо всех сил.

— Где мы? — спросил Горат.

— Задний двор таверны принадлежит людям, которые будут более чем недовольны, если обнаружат, что мы знаем об этом месте.

Локлир подошел к сараю, но вместо того, чтобы войти внутрь, обогнул его и приблизился к стене.

Пошарив позади стены сарая, сквайр дернул за рычаг, щелкнула задвижка. Большой камень отошел в сторону, и Горат с Оуином увидели, что это была профессионально сделанная подделка из холста, раскрашенного под камень. Локлиру пришлось лечь, чтобы протиснуться в маленькое отверстие. Оуин пролез за ним, потом Горат, хотя и с большим трудом.

— Кто пользуется этим ходом? — шепотом поинтересовался Оуин. — Дети?

— Да, — ответил Локлир. — В рядах пересмешников много уличных мальчишек, и по всему городу существует десяток таких лазеек.

— А где мы? — спросил Оуин.

— Принюхайся, человек, — сказал Горат. — Или вы не чувствуете собственное зловоние?

— О! — воскликнул Оуин, так как в этот момент на него обрушились запахи канализации.

Локлир протянул руку и захлопнул вход в лазейку, оставив их в полной темноте.

— Я могу видеть в темноте лучше, чем вы, — проворчал Горат, — но даже мне не помешало бы немного света.

— Где-то поблизости должен быть фонарь… — протянул Локлир. — Если я смогу вспомнить, на каком расстоянии… и в каком направлении.

— Что? — изумился Горат. — Ты не знаешь, где свет?

— Я могу помочь, — сказал Оуин. Через мгновение слабое свечение появилось вокруг правой руки молодого человека и усиливалось до тех пор, пока не прорисовалось пространство на дюжину шагов во всех направлениях.

— Как ты это сделал? — удивился Локлир.

Оуин вытянул левую руку. На ней было кольцо.

— Я снял его с Наго. Оно волшебное.

— Куда идти? — вмешался Горат.

— Туда, — показал Локлир и повел их по канализации Крондора.

— Ну и где мы? — нетерпеливо прошептал Оуин.

— Думаю, где-то на севере от дворца, — весьма неуверенно ответил Локлир.

— Ты думаешь? — презрительно фыркнул Горат.

— Ну, хорошо, — с раздражением в голосе признался Локлир. — Да, я заблудился. Но я найду…

— Свою смерть — быструю и кровавую, — раздался голос из темноты.

Три меча с лязгом были вынуты из ножен, а Локлир усиленно пытался разглядеть хоть что-то во мраке за кругом света.

— Кто вы и что делаете на главном воровском пути?

Локлир понял, что голос принадлежит молодому человеку.

— Я — сеньор Локлир, и я делаю в канализации принца то, что мне надо. Если ты хотя бы наполовину умен, как пытаешься казаться, то поймешь, что лучше не вставать у нас на пути.

Стройный молодой человек выступил из тени. Он был одет в тунику, явно слишком большую для него и поэтому подвязанную веревочным поясом, брюки, из которых он уже вырос, и щегольскую островерхую фетровую шляпу. В руках он держал короткий меч.

— Я — Лимм, и я умею ловко обращаться с клинком. Еще один шаг без моего разрешения, и прольется ваша кровь.

— Единственное, что ты сделаешь, мальчик, — это умрешь, если не отойдешь в сторону, — прорычал Горат.

Если присутствие высокого моррельского вождя и произвело какое-то впечатление на парня, он скрыл это и заявил:

— Я побеждал и более крутых, чем ты, когда был еще ребенком, — он осторожно отступил в сторону. — Кроме того, пятеро головорезов там, позади, лишь ждут моего сигнала.

Локлир остановил Гората.

— Ты напоминаешь мне молодого Джимми Руку, — сказал он. — Полон хвастовства и хитрости. Беги, не нужно проливать ничью кровь. — И тихо добавил в сторону Гората: — Если бандиты действительно поблизости, нас ждут неприятности.

— Джимми Рука? — переспросил Лимм. — Ну, если вы друзья сеньора Джеймса, мы позволим вам пройти. Но когда вы его увидите, скажите, чтобы он пришел побыстрее, или сделке конец.

Прежде чем Локлир успел ответить, Лимм скрылся в тени так бесшумно, что они едва слышали, как он движется. Из темноты снова раздался его голос:

— И следи за дорогой, Локлир, который знаком с Джимми Рукой. Неподалеку крутятся подозрительные типы. — Его голос затихал, но они успели услышать: — И вы идете в противоположную сторону. Поверните направо у следующей трубы и шагайте вперед, пока не достигнете дворца.

Локлир подождал немного, ожидая услышать еще что-нибудь. Но вокруг была тишина, лишь капала где-то вода да гудел в отдалении коллектор.

— Странная встреча, — произнес Горат.

— Да уж, — согласился Оуин.

— Более чем вы думаете, — покачал головой Локлир. — Этот мальчик ждал моего друга Джеймса. А пересмешники приговорили Джеймса к смерти, если он когда-либо ступит на их территорию. Такую сделку заключил с ними принц Арута несколько лет назад, чтобы спасти Джеймсу жизнь.

— Иногда соглашения меняются, — сказал Оуин.

— Или разрываются, — добавил Горат.

— Ладно, этим займемся позже, — решил Локлир. — Сейчас надо найти дорогу во дворец.

— А что он имел в виду под «подозрительными типами»? — спросил Оуин.

— Не знаю, — прошептал Локлир. — Но у меня такое чувство, что если мы не будем осторожны, то скоро с ними познакомимся.

Они пошли туда, куда сказал им Лимм, и повернули там, где он советовал. Пройдя немного вперед, Горат остановился и прошептал:

— Впереди кто-то есть.

Оуин закрыл кольцо рукой, и свет стал почти не виден.

— Два человека, — прошептал Горат. — Оба в черном.

— Поэтому я их и не вижу, — сказал Локлир.

— Кто они? — простодушно спросил Оуин.

Локлир обернулся, но тут же понял, что его испепеляющий взгляд растворился в темноте, поэтому сказал:

— Может, пойдешь и спросишь их?

— Если это не люди принца или эти твои пересмешники — значит, враги, — в свойственной ему невозмутимой манере констатировал Горат, делая шаг вперед и держа меч наготове.

Локлир немного замешкался, и к тому моменту, когда он двинулся вперед, Горат уже напал на двоих мужчин. Один обернулся и тут же встретил свою смерть от мощного удара, которым темный эльф рассек ему грудь и плечо. Второй мужчина вытащил меч и уже занес его над головой Гората, но Локлир парировал удар и дал возможность моррелу проткнуть противника. Схватка длилась всего несколько секунд.

Локлир встал на колени и осмотрел оба тела. На незнакомцах былиодинаковые брюки, черные туники и черные кожаные ботинки. У обоих были короткие мечи, а неподалеку лежал короткий лук. Ни у одного не нашлось ни мешка, ни кошеля, зато у обоих на шее висели одинаковые медальоны.

— Ночные ястребы! — негромко воскликнул Локлир.

— Наемные убийцы? — догадался Оуин.

— Но у них должны быть… — Локлир покачал головой. — Нет, если эти двое — ночные ястребы, то я — дедушка Гората.

Услышав это, Горат фыркнул.

— Мы слышали о ваших ночных ястребах. Кое-кто из них был агентом Мурмандрамаса.

— Еще говорят, что они обладают магическими способностями, — добавил Оуин.

— Сказки, — возразил Локлир. — Мой друг Джеймс столкнулся с одним из них на крышах Крондора, когда ему было четырнадцать, и остался жив. — Сквайр поднялся. — Они были чертовски ловки и опасны, но они были обычными людьми. Впрочем, легенда помогла им набить себе цену. Но эти, — показал он на двух мертвых мужчин, — не имеют к ястребам никакого отношения.

Из ближайшего туннеля послышался свист. Горат резко развернулся, держа меч наготове и ожидая новой атаки. Но Локлир сунул два пальца в рот и свистнул в ответ. Через мгновение в круге света появился молодой человек.

— Локи? — неуверенно спросил он.

— Джимми! — воскликнул Локлир, обнимая старого друга. — Мы только что о тебе говорили.

Джеймс, сквайр двора принца, внимательно посмотрел на своего лучшего друга. Он обратил внимание на длинные волосы, собранные сзади в пучок, и густые усы.

— Что ты сделал со своими волосами? — удивился он.

— Мы не виделись много месяцев, и первое, о чем ты говоришь, — о моей прическе! — притворно изумился Локлир.

Джеймс усмехнулся. Он выглядел очень молодо, хотя пора его юности уже минула. Одет он был в простую тунику, брюки, сапоги и плащ, а вооружен всего лишь ножом.

— Что привело тебя в столицу? Арута выслал тебя на год, если память мне не изменяет.

— Это моррел, — объяснил Локлир. — Его зовут Горат, и он должен предупредить Аруту. — Он показал на другого своего спутника: — А это Оуин, сын барона Тимонса. Он мне здорово помог.

— Вождь моррелов в Крондоре… — произнес Джеймс. — Да, здесь тоже происходят какие-то странности, — он взглянул вниз на двух мертвых мужчин. — Кто-то заплатил нескольким очень глупым парням, чтобы они изобразили ночных ястребов здесь и в других частях города.

— Зачем? — удивился Локлир.

— Мы не знаем, — ответил Джеймс. — Я шел, чтобы встретиться кое с кем из… моих старых знакомых. Мы должны были обсудить, есть ли возможность выяснить, кто стоит за этими «актерами».

— Ты собирался говорить с пересмешниками? — догадался Локлир. — Мы встретили одного из них, парня по имени Лимм.

— Да, мы обязательно должны переговорить, — кивнул Джеймс. — И лучше мне их не разочаровывать. Но прежде чем я уйду, скажите мне, что вы тут делаете?

— Кто-то очень заинтересован в скорейшей кончине Гората, — объяснил Локлир. — У меня больше ран, чем у лошади, разделанной мясником. Мы здесь, потому что нам надо пробраться во дворец, а я видел слишком много людей, которые следят за входами. Мы пытались пробраться с юга, следуя за патрулем, но ворота оказались повреждены.

— Кто-то повредил и северные ворота. Теперь единственный путь во дворец — через ворота морского порта или отсюда.

— То есть они заблокировали ворота, чтобы не дать нам попасть во дворец? — Локлир выглядел озабоченным.

— Это все объясняет, — кивнул Джеймс. — Ладно, иди к Аруте, увидимся позже.

— Мы правильно идем? — спросил Локлир.

— Да. — Джеймс вытащил ключ и протянул его сквайру. — Но мы заперли тайную дверь, так что ты бы долго перед ней стоял, если бы мы не встретились.

— Открыл бы с помощью отмычки, — улыбнулся Локлир. — Я несколько раз наблюдал, как ты это делаешь.

— Скорее рак на горе свистнет. — Джеймс похлопал друга по плечу. — Рад тебя снова видеть, даже при таких обстоятельствах. — Он указал туда, откуда пришел. — Пройдете мимо двух больших труб слева и увидите лестницу во дворец. И еще вам не помешает принять ванну, прежде чем встречаться с Арутой, — улыбнулся он на прощание.

Локлир улыбнулся в ответ, а потом рассмеялся. Впервые за долгое время он почувствовал себя в безопасности. Они были рядом со входом во дворец, и он знал, что скоро сможет насладиться горячей ванной.

— Навести меня, когда вернешься, — попросил он Джеймса. — Нам есть о чем поговорить.

— Обязательно, — ответил Джеймс и исчез в темноте.

Локлир привел Гората и Оуина к лестнице, которая вела во дворец — несколько металлических перекладин, вбитых в каменную стену на высоте примерно одного этажа. Наверху была решетка с тяжелым замком, и Локлир открыл его ключом, который дал ему Джеймс. Они прошли внутрь и оказались в маленьком туннеле, который вел в дворцовый подвал. Пройдя еще через одну дверь, троица оказалась в коридоре, ярко освещенном факелами, закрепленными на стенах. Закрыв за собой дверь, они уже не могли различить ее в каменной стене.

Локлир повел товарищей в свои покои. Двое дворцовых стражников лишь мельком взглянули на сквайра, который шел с каким-то молодым человеком и кем-то, похожим на высокого эльфа.

— Ужин примерно через час, — сказал Локлир, выглянув в окно, выходящее на город. — Есть время, чтобы помыться и переодеться. Мы можем поговорить с принцем после ужина.

— Так странно… быть здесь, — задумчиво произнес Горат.

— Не менее странно видеть тебя здесь. — Локлир открыл дверь в свои покои и отступил, чтобы дать гостям пройти, потом махнул рукой пробегавшему мимо пажу. — Мальчик!

Паж остановился и подбежал к нему.

— Сэр?

— Передай принцу, что я вернулся с сообщением чрезвычайной важности, которое может иметь серьезные последствия.

Паж, который хорошо знал Локлира, повторил:

— Важности, хорошо. Серьезные последствия для вас, если принц не согласится, сквайр.

Шутливо дав мальчишке легкий подзатыльник, Локлир отправил его прочь, крикнув вдогонку:

— И сообщи там, что мне нужна горячая вода для ванны.

— Я передам слугам, — откликнулся мальчик на бегу.

Локлир вернулся в комнату. Оуин сидел на кровати, опираясь спиной о стену. Горат стоял неподалеку, терпеливо ожидая. Локлир подошел к своему шкафу и выбрал какую-то одежду.

— Я прикажу принести что-нибудь подходящее тебе по размеру, после того как мы примем ванну, — пообещал он Горату и передал Оуину тунику и брюки. — А теперь мыться, друзья мои!

В конце зала четверо слуг наполняли горячей водой одну из трех больших ванн.

— Вперед, — Локлир подтолкнул Оуина, который скинул свое жалкое одеяние, влез в горячую воду, удовлетворенно охнув, и расплылся в блаженной улыбке.

— А третья ванна для меня? — спросил Горат.

— Если пожелаешь.

— Наполните ее холодной водой.

Слуги обменялись удивленными взглядами, но Локлир кивнул, так что они закончили наполнять вторую ванну и вскоре вернулись с холодной водой. Горат разделся и залез в ванну, позволив им лить ледяную воду прямо ему на голову. Когда все насладились мытьем и для Гората подобрали чистую одежду, Оуин решился спросить:

— Почему холодная вода?

— Мы купаемся в горных источниках — там, где на вершинах всегда лежит снег, — объяснил Горат. — По-моему, эта вода была слишком теплой.

— Каждый день узнаешь что-то новое, — пожал плечами Локлир.

— Да, каждый день, — согласился Горат.

Одевшись, они покинули купальню. У входа их ждала группа дворцовых стражей.

— Мы здесь, чтобы проводить вас к принцу, сквайр.

— Нет необходимости, — сухо ответил Локлир. — Я знаю дорогу.

Сержант, суровый старый ветеран, проигнорировал высокий ранг молодого дворянина.

— Принц считает, что необходимость есть, сэр.

Он махнул рукой, и двое солдат встали по бокам Гората, а два других — позади него. Их провели по длинному коридору и ввели в обеденный зал, где принц Арута, принцесса Анита и их гости заканчивали ужин.

Арута, правитель Западных земель Королевства Островов, сидел в центре главного стола. Несмотря на то что он управлял Западными землями уже десять лет, на его лице только теперь стали появляться морщинки как результат прожитых лет и груза ответственности. Он был гладко выбрит и мало чем отличался от того человека, который стал героем Войны Врат. В его темных волосах появилось несколько седых волосков, но в целом он выглядел таким, каким Локлир увидел его, впервые появившись в Крондоре. Карие глаза принца остановились на Локлире. Под этим взглядом более слабые мужчины превращались в дрожащих детей, но Локлир, бывший мальчик-паж из Окраинных земель, выдерживал этот взгляд множество раз за десять лет службы при дворе Аруты.

Принцесса Анита подарила Локлиру улыбку. Зеленые ее глаза засияли при виде одного из ее любимых придворных, вернувшегося после долгого отсутствия. Локлир, как и любой другой молодой человек при дворе, восхищался изяществом и обаянием принцессы.

Сидящие за столом были знакомы Локлиру: Гардан, рыцарь-маршал Северных земель, Дюк Брендан, правитель Южных земель и другие. Но рядом с принцем сидел незнакомец — мужчина в черном балахоне цуранийских Всемогущих, с белоснежными волосами до плеч. Оуин почувствовал, что этот человек обладает большой магической силой. А Локлир догадался, что это Макала, цуранийский Всемогущий, прибывший недавно к крондорскому двору.

— Сеньор, — начал официально Арута, — тебе было приказано служить графу Тайр-Сога в течение года. По моим подсчетам, до окончания этого срока еще много месяцев. Надеюсь, у тебя была весьма убедительная причина нарушить мой приказ.

— Ваше высочество, — поклонился Локлир, — лишь весьма мрачные новости с Севера могли заставить меня покинуть пост и поспешить сюда. Это Горат, вождь арданьенов. Он пришел, чтобы предупредить тебя.

— Предупредить о чем, моррел? — Арута с подозрением посмотрел на темного эльфа. Предыдущий опыт его общения с моррелами говорил о том, что от них можно ожидать только предательства.

— Я пришел предупредить тебя о войне и кровопролитии, — выступил вперед Горат. — Военные барабаны снова бьют в Сар-Сарготе, и кланы собираются.

— Для чего? — спросил Арута.

— Делехан, вождь дарканьенов, собирает кланы. Он кричит о власти и планах возвращения на Юг.

— Но зачем ему это? — снова спросил Арута.

— Он утверждает, что Мурмандрамас жив и что ты удерживаешь его в плену в городе Сетаноне. Он клянется кровью наших предков и призывает нас вернуться и освободить лидера.

Арута был ошеломлен. Он убил Мурмандрамаса, хотя очень немногие видели эту дуэль. Он также знал, что Мурмандрамас был мошенником, силу которому дали пантатианские змеелюди, чтобы заставить моррела служить их темным целям.

— Мы поговорим об этом в присутствии моих личных советников. — Арута встал, поклонился своей жене, затем повернулся к Макале: — Вы присоединитесь к нам?

Когда цуранийский маг, кивнув, поднялся, Локлир с удивлением отметил, что он необычайно высок для цурани. Макала что-то быстро сказал слуге, который поспешил выполнить приказ своего хозяина.

Локлир жестом пригласил Оуина и Гората следовать за ним в личные покои королевской семьи и на ходу бросил моррелу:

— Надеюсь, у тебя найдется что еще сообщить Аруте, иначе у нас обоих будут серьезные проблемы.

— Так или иначе, будут, и даже более серьезные, чем ты думаешь, человек, — ответил Горат.

5 Поручение

Над горными хребтами гремели барабаны.

Горат замер в недоумении. Подсознательно он понимал, что это лишь воспоминания, однако они воспринимались так же живо, как реальность. Он посмотрел на свои руки — они были маленькими, как в детстве. Он взглянул на ноги и увидел, что они босы. Но он не ходил босиком с самого детства.

На вершинах окружающих холмов барабаны отстукивали настойчивый ритм. В ночи ярко горели костры. Кланы, которые давно уже вели междоусобную войну, были настороже, опасаясь предательства. Однако все пришли послушать Оратора. Горат с трудом сделал несколько шагов, его ноги будто налились свинцом. Сколько он ни старался, двигаться быстро ему не удалось.

Он знал, что мир нарушен. Он знал, что людей его отца предали. Ему было всего двенадцать, и должны были пройти годы, прежде чем он получит власть, однако судьба распорядилась иначе. Ему ничего не говорили, но он знал, что отец мертв.

— Двигайся быстрее, — сказала мать, подойдя сзади. — Если хочешь быть лидером, научись выживать.

Ее голос был приглушенным и отдаленным, и когда он обернулся, ее не оказалось рядом.

И вот он уже облачен в доспехи и сапоги, слишком большие для него, хотя и его собственные. Его отец погиб, когда мир Оратора взорвался яростью. Как и другие до него, Оратор хотел вновь поднять знамя Мурмандрамаса, единственного лидера, сумевшего когда-то объединить кланы моррелов. И теперь Горат — мальчик, едва способный держать меч своего погибшего отца, — стоял перед людьми Ястребиного клана, совершенно обескураженными и растерянными. Мать тронула Гората за плечо, и он обернулся.

— Скажи что-нибудь, — прошептала она.

Глядя на мужчин своего клана, Горат не мог произнести ни слова. Воины, многие из которых жили уже больше века, сейчас ждали от ребенка именно того слова, которое подняло бы их из глубин отчаяния. Вглядевшись в их лица, Горат произнес:

— Мы все вынесем.

Волна боли захлестнула темного эльфа, и он упал на колени. Теперь он был уже взрослым мужчиной, преклонившим колени перед Бардолом и приносящим клятву верности в обмен на обещание защиты. У Бардола не было сыновей, и ему нужен был сильный муж для дочери. Горат выказал себя хитрым и дальновидным вожаком, отведя своих людей высоко в заснеженные горы. Двадцать пять лет они жили в пещерах, покрытых мхом, охотились на медведей и оленей и восстанавливали силы. Вернувшись домой, он выследил того, кто предал его отца. Он пришел в лагерь Джодуа и бросил к его ногам в качестве вызова голову его брата, Ашантука. Потом он убил Джодуа в честном поединке, и воины Лахуты, Орлиного клана Северных озер, присоединились к Ястребиному клану Ледяных пиков. Так Горат стал вождем арданьенов, в переводе с древнего языка — летающих охотников. И хотя он был всего лишь подростком тридцати семи лет, он командовал более чем сотней воинов.

Еще дважды приходил он на совет, созываемый вождями, которые пытались предъявить свои права на власть. Он видел, что сражения обескровили его народ. Но он был мудрее и ограждал своих людей от таких конфликтов, поэтому заслужил репутацию человека, к которому можно обратиться за советом, потому что у него нет собственных амбиций. Многие доверяли Горату. Он достиг своего расцвета, когда ему было сто шесть лет. Тысячи мечей в ту пору подчинялись его приказам.

Время текло размеренно, как река, и Горат плыл по ней все дальше. Он потерял двух жен, которые родили ему детей, — одна погибла от человеческой стрелы, а вторая ушла от моррела. Его сыновья и дочь уже были мертвы. Потому что даже Гората, мудрым советам и осторожности которого доверяли, обуяло сумасшествие, имя которому — Мурмандрамас.

Как было предсказано в пророчестве, пришел эльф по имени Мурмандрамас. У него был знак дракона, и обладал он великой силой. Ему служил жрец из далекого мира — существо, скрытое под тяжелыми одеждами. Первым его последователем стал Мурад, вождь клана Барсука из Зубов Мира. Горат видел, как Мурад ломал через колено спину воина, и знал, что лишь самый могущественный лидер мог снискать преданность вождя клана Барсука. Мурад отрезал себе язык в доказательство того, что никогда не предаст своего хозяина.

Единственный раз в жизни Горат поддался всеобщему безумию. Кровь стучала в ушах в унисон с громом военных барабанов. Он привел свою армию к окраине великого Эддера, завязал битву с варварами старого короля Редтри и удерживал фланг, пока Мурмандрамас захватывал человеческий город Сар-Исбандия, который люди называли Арменгаром.

Тысячи воинов и мирных жителей пали у Арменгара, но Ястребиный клан уцелел. Несколько эльфов погибло, удерживая позицию около леса и во время броска через перевал, который люди называли Высокий Замок. Там, в Высоком Замке, Горат потерял Мелоса, своего племянника. Там, в Высоком Замке, погибла треть арданьенов.

А потом был Сетанон. В результате жестокой битвы они захватили город, но в момент триумфа у них отобрали победу. Мурмандрамас исчез. Как рассказывали потом воины: вот он стоит на башне замка и вдруг через миг испаряется. Потом появились кешианцы и цурани, и ход сражения изменился. Великаны-наемники из высокогорных деревень бежали первыми, за ними гоблины — отчаянно смелые, но быстро впадающие в панику. Именно Горат, единственный выживший в сражении вождь, дал команду к отступлению. Он искал владыку, потому что два враждующих клана схватились из-за трофеев и только Мурмандрамас мог уладить спор. Но никто не мог найти повелителя, и Горат, прокляв все предзнаменования, предсказания и призывы к разрушению, собрал остатки арданьенов и увел их на Север.

Большинство его воинов выжили, но вожди других кланов назвали Гората и его последователей предателями. Девять лет арданьены жили в своей долине высоко в горах совершенно изолированно. Потом они были призваны к действию.

Вновь были подняты знамена, и поднял их Делехан — заклятый враг, сын эльфа, который убил его отца и затем умер от руки самого Гората. Делехан, который разделял трапезу с Мурадом и змеиным жрецом, последний выживший член совета Мурмандрамаса, вновь сплотил кланы. Именно Делехан клялся, что Мурмандрамас жив и заперт в тюрьме в сердце Сетанона, и лишь освободив его, кланы Севера смогут получить обратно земли, захваченные проклятыми людьми.

Любой, кто пытался выступить против Делехана, погибал. Шестеро использовали темную магию, и противники клана Делехана один за другим исчезали. Горат знал, что приближается его день. Он знал также, что должен предупредить своих врагов на Юге, потому что они были последней надеждой его народа.

Ночью он бежал через лед и боль. Мужчины, которых совсем недавно он считал братьями, преследовали его, чтобы убить. Вел их Хасет, которого сам Горат учил владеть мечом. Последний кровный родственник Гората пал от его собственной руки.

И вновь Горат услышал рокот барабанов. И вновь увидел костры на холме, но теперь почувствовал, как его сознание возвращается к настоящему, а воспоминания о прошлой жизни медленно угасают…

Девушке было не больше семнадцати лет. Ее светлые волосы слегка отливали золотом. Она уже отпустила руки Гората и теперь обратила на него пристальный взгляд бледно-голубых глаз. За девушкой стояли принц Крондора, одетый в черный балахон цурани и еще один чародей, невзрачный и невысокий, но излучавший почти осязаемую силу. Те, с кем Горат пришел сюда — Оуин и Локлир, — ждали в другой комнате.

— Что ты видела? — спросил принц.

— Я не обнаружила лжи, ваше высочество, — устало ответила девушка, — но я не смогла обнаружить и правды. Его сознание… чужое, хаотичное.

— Он скрывает свои мысли? — Карие глаза принца Аруты сузились, когда он посмотрел на Гората.

— Ваше высочество, — вмешался бородатый маг, — Горат — моррел, и хотя Гамина обладает исключительными способностями устанавливать мысленный контакт, его сознание может иметь врожденную защиту. У нас никогда не было возможности изучить моррелов. То, что я узнал, когда общался с эльдарами…

При упоминании хранителей древнего эльфийского знания Горат прищурился.

— Ты Паг, — сказал он.

— Да, — кивнул маг.

— Мы слышали об ученике эльфов, — встрепенулся Горат.

— Ну и что? — вмешался Арута.

— Думаю, он говорит правду, — сказал Паг.

— Я тоже так думаю, — кивнул Макала. — Простите меня, — обратился цурани к принцу Аруте, — но я осмелился использовать свое искусство, пока леди Гамина входила в сознание моррела. Все так, как она сказала: беспорядочность и непонятность, но хитрости здесь нет. Несмотря на то что он так отличается от нас, это самое честное существо, какое вы могли бы встретить.

— По какой причине вы позволили себе использовать магическое искусство без разрешения? — спросил Арута, скорее удивленный, нежели рассерженный.

— Война в Королевстве может иметь много последствий, не последним из которых станет нарушение торговли между двумя нашими мирами, ваше высочество. Свет Небес будет более чем недоволен, если такое случится, не говоря уже о риске, что они, — Паг указал на Гората, — подберутся к секрету Врат.

Арута задумчиво кивнул.

— Даже если забыть о торговых соглашениях, война не принесет пользы никому, принц, — произнес Горат. — И все же ты должен подготовить свою армию к войне.

— Что я должен или не должен делать — это мое дело, отступник, — ровным, но не допускающим возражений тоном произнес Арута. — И мое решение не будет основано на одном слове инакомыслящего вождя. Если бы Локлир не верил тебе, ты был бы уже в нашей темнице и общался бы с палачом, а не держался бы за руки с леди Гаминой.

— Я не сказал бы тебе ничего другого, — Горат спокойно взглянул на принца Крондорского, — ни под раскаленным железом, ни под плетью или лезвием, человек.

— Почему же ты предал своих, Горат? — спросил Паг. — Зачем пришел в Крондор с предупреждением, когда твои племена мечтают уничтожить человечество в этом мире с тех самых времен, как помнят себя? Почему ты выдаешь Делехана Королевству Островов? Не хочешь ли ты использовать нашу армию, чтобы сделать то, чего не смог сам, — уничтожить своего врага?

Темный эльф внимательно посмотрел на мага. Несмотря на моложавый облик, этот человек явно обладал огромной силой. Тем удивительнее была та уважительность, с которой он обращался к тому, кого мог считать врагом.

— Делехан может быть для Королевства лишь горькой пилюлей, — тихо и серьезно проговорил Горат, — но для наших людей он яд. Он порабощает и захватывает. Он хочет стать величайшим, но… — темный эльф глубоко вдохнул. — Моих людей очень мало, — медленно сказал он. — Мы никогда не соберем столько же меченосцев и лучников, сколько вы, люди. Мы полагаемся на тех, кто служит нам добровольно — гоблинов, горных великанов, троллей и отступников… — В его голосе зазвучали нотки горечи. — Я оплакал двух сыновей и дочь. У меня было две жены — одну я проводил к Матерям и Отцам, а другая оставила меня после того, как я дал приказ отступать в Сетаноне. Последний родственник пал от моей руки в ту ночь, когда я встретил молодого Оуина, — он посмотрел Аруте прямо в глаза. — Я никогда не смогу вернуться назад, принц Крондора. Я умру на чужой земле среди людей, которые презирают мою расу.

— Но почему? — не понимал Арута.

— Потому что мои люди не переживут еще одну войну, подобную той, что была в Сетаноне. Появляется Делехан в драконовом шлеме Мурмандрамаса, поднимаются мечи, приносятся кровавые клятвы, но хотя мы очень храбрые и преданные, мы проигрываем в численности. Если многие из нас опять напрасно погибнут, Северные земли будут открыты для завоевания людям, и через столетие не останется в живых ни одного моррела.

— Мы не собираемся переходить по другую сторону Зубов Мира, — сообщил Арута. — У нас нет никаких планов насчет Северных земель.

— У тебя, принц, здесь, в теплом замке в Крондоре, возможно, и нет, но среди твоей расы найдутся те, кто захотят воевать, чтобы получить титул, и ты это знаешь. Если кто-то придет к твоему королю и скажет, что он захватил город Раглам и занял Харлик и теперь контролирует треть Северных земель, твой король предложит ему наследственный титул и доходы от этих земель?

— Предложит, — признался Арута.

— Тогда ты понимаешь, что я имею в виду, — заключил Горат.

Арута долгое время размышлял, потирая подбородок, и наконец проговорил:

— Ты очень убедителен, Горат. Я поверю в то, что сказали Макала и Гамина, и буду считать, что ты не лжешь. Но теперь мы должны решить, является ли то, что ты знаешь, действительно правдой.

— Что ты хочешь сказать? — удивился Горат.

— Он хочет сказать, что ты можешь быть невольной пешкой в чужой игре, — объяснил Паг. — Если этот Делехан знал о твоей враждебности, он мог передать через тебя информацию, которая заставила бы нас поспешить ему навстречу и встретиться с ним в том месте, которое он сам выбрал, — Паг указал на карты и записки, которые Локлир забрал из сарая в Желтом Муле. — Здесь по крайней мере полдюжины фальшивых сообщений, и все они указывают сомнительные места атаки — Таннерус, Иггли, Высокий Замок, даже Ромней.

Горат вскинул голову.

— Я слышал это название.

— Ромней? — переспросил Арута. — Что ты имеешь в виду?

— Только то, что я слышал, как Ромней упоминали те, кто служит Делехану. В этом районе есть его агенты.

— Ты их знаешь?

Горат покачал головой.

— Людей, работающих на Делехана, знают лишь немногие из его приближенных: братья Нараб и Наго, его сын Морэльф и Шестеро.

— Кто такие эти Шестеро? — спросил Паг. — Ты упоминал их и раньше.

— Никто не знает. Они закутываются в такие же темные, как у тебя и твоего цуранийского друга, балахоны с глубокими капюшонами.

— Пантатианцы? — предположил Паг.

— Это не змеиные жрецы, я уверен, — возразил Горат. — Они говорят как ты и я, хотя в их речи слышится акцент. Они служат Делехану и дают ему силу, чтобы объединить кланы. Они оказались достаточно могущественны, чтобы дважды заставить Наго и Нараба вернуться, когда те пытались покинуть Делехана. Среди наших людей они — сильнейшие колдуны.

— Паг, принеси, пожалуйста, сюда ту карту, — попросил Арута.

Бородатый чародей разложил на столе карту с изображением центральной части Королевства.

— Зачем Делехану предпринимать какие-то действия возле речного города в центре Королевства?

— Возможно, для него важно, что это центр Королевства? — предположил Паг. — Когда Мурмандрамас выступил против нас, он перебрался через Высокий Замок и пересек Пустынное Нагорье, продвигаясь на юго-запад, чтобы миновать Сумрачный лес и ударить по Сетанону. Что, если на этот раз Делехан решил пройти здесь и спуститься по реке Честон на лодках?

— Около Ромнея он мог бы повернуть на реку Силден, — кивнул Арута, — а на севере от города Силден он может свернуть на запад и предпринять марш-бросок к Сетанону. Это будет самый быстрый и простой путь, особенно если мои западные войска будут разбросаны между Ламутом, Таннерусом и дюжиной других мест отсюда до Вабона. Он также окажется в стороне от королевской армии. Наконец появляется какая-то логика, — Арута взглянул на Гората.

— Я могу пойти в Ромней и добыть для тебя какие-нибудь доказательства.

— От веры до доверия большой путь, Горат, — веско произнес Арута. — Наши люди враждовали столько лет, что доверие не может возникнуть так легко.

— Тогда отправь со мной своих солдат, — предложил Горат. — Делехана надо остановить. Если ты отобьешь его атаку и он вынужден будет вернуться на Север, да еще и с разбитым носом, те, кто сейчас поддерживает его, отвернутся, и мои люди будут спасены. Так же, как и твои.

— Кажется, у меня есть подходящий человек, — сказал, поразмыслив, Арута. — Но Джимми сейчас занят другим делом…

— Ночные ястребы? — высказал предположение Горат.

— Что ты об этом знаешь? — быстро спросил Арута.

Горат рассказал о встрече в канализации с фальшивыми ночными ястребами и сквайром Джеймсом.

— Кто-то очень хочет, чтобы я отправил войска в коллектор и очистил подземные ходы от пересмешников, — согласился Арута. — Эти два события могут быть связаны, но могут быть и простым совпадением.

— Думаю, они связаны, — констатировал Горат. — Я не слышал, чтобы кто-нибудь говорил о ночных ястребах, но поговаривали, что у Делехана есть источники информации по всему Королевству.

— А исходя из того, что рассказал молодой Локлир, — добавил Макала, — агенты Делехана действуют и в Империи, — он продемонстрировал рубин, который вернул ему Локлир. — Эти кражи продолжаются уже некоторое время. Думаю, все эти события взаимосвязаны, — цуранийский маг взглянул на Аруту.

Принц кивнул.

— Ты вернешься в свою комнату под охраной, — сказал он Горату. — Я пошлю за тобой утром, и мы разработаем маршрут путешествия в Ромней. На дорогу туда и обратно даже на самых быстрых лошадях уйдут недели, а нам нужна свежая информация.

Горат поднялся, слегка поклонился Гамине и Пагу и вышел из комнаты.

Арута устало вздохнул:

— Слишком уж многое из того, что он знает, основано на слухах и разговорах. Я верю, что он не лжет, но насколько это его предупреждение соответствует действительности?

— А я не доверяю ему, ваше высочество, — вдруг вмешался рыцарь-маршал Гардан, который хранил молчание все то время, пока моррел был в комнате. — Мы столько раз сражались с моррелами за эти годы, что не можем верить никому из них.

— Но есть ли у меня выбор, маршал? — спросил Арута. — Если его предупреждение подтвердится, мы стоим перед лицом нового Великого Восстания, и если не примем верное решение, то можем оказаться в той же ситуации, что и в последний раз, когда войска пришли к Сетанону, а моррелы уже были там.

— Но почему Сетанон? — недоумевал Макала, глядя на карту. — Почему они уверены, что Мурмандрамаса держат в тюрьме именно там?

— Он там исчез, — объяснил Арута, быстро взглянув на Пага. — Об этом месте ходят разные слухи, и Мурмандрамасу внушили, что если он захватит этот город, то сможет разделить Королевство пополам и завоевать его.

Это была неубедительная ложь, и Паг знал это.

— В войне очень часто решения основываются на ложных предположениях, — рассудительно заметил Макала. — Есть ли какие-нибудь доказательства, что Мурмандрамас действительно мертв?

— Только мое слово, — ответил Арута. — Потому что именно я убил его.

— И мы можем с большой долей уверенности предполагать, — продолжал Макала, — что они не поверят твоему слову, так?

Арута кивнул.

Паг расстроенно покачал головой.

— Мы с дочерью должны уйти, Арута, но мы вернемся. Из всех новостей, что принес Горат, меня больше всего беспокоят эти шестеро загадочных чародеев.

— Да, — согласился Макала. — Эти таинственные существа владеют сильной магией. Что ж, Ассамблея будет рада помочь тебе, Паг. Рассчитывай на нас.

— Отправишься со мной в Звездную Пристань? — поинтересовался Паг.

— Мне надо отослать несколько сообщений на Келеван, — покачал головой Макала, — но я скоро к тебе присоединюсь.

Паг достал из кармана мантии небольшой шар и положил руку на талию своей дочери. Шар замерцал, послышалось тихое гудение, и оба исчезли.

— Вот бы и остальные могли перемещаться с места на место с такой скоростью, — мечтательно вздохнул Арута.

— Одна из причин, по которым наше братство чародеев тщательно охраняет подобные устройства, — не позволить войскам проделывать это, — улыбнулся Макала. — Мы должны быть очень осторожными, участвуя в подобных делах, хотя, учитывая позицию нашего императора, — он намекал на тот факт, что Ичиндар, император Цурануани, одобрял тесные связи с Королевством, — вы можете, если понадобится, рассчитывать на нашу помощь.

Этой ночью, после того как Макала с Гарданом отбыли, Арута долго не мог заснуть, размышляя и пытаясь оценить предупреждение моррельского вождя-отступника. Конечно, проще всего было бы забыть это предупреждение или убедить себя, что всему причиной борьба за власть между моррельскими кланами. Но принц чувствовал, что приближается новая война. Если бы только его суперагент, бывший вор, а теперь придворный, смог перехватить эту войну из рук тех, кто надумал ее развязать!

Арута взял со стола колокольчик и позвонил. В дверях мгновенно появился паж:

— Слушаю, ваше высочество.

— Передай страже, чтобы мне сообщили сразу же, как только сеньор Джеймс вернется во дворец, в любое время дня и ночи.

— Да, ваше высочество, — паж поклонился, закрывая дверь, и немедля отправился исполнять поручение.

Но Арута так и не пошел в свою спальню, потому что, хотя он и решил послать Джимми вместе с Горатом в Ромней, по-прежнему его мучили сотни вопросов. И самый главный их них — кто такие эти Шестеро.

Горат проснулся в тот же миг, как начала открываться дверь. Он вскочил, сжав кулаки, готовый защитить себя даже без оружия. У него не было уверенности, что наемный убийца не сможет пробраться во дворец, он прекрасно помнил, как много лет назад принц Крондорский едва не умер от руки убийцы, посланного Мурмандрамасом.

Горат расслабился, увидев, что в комнату вошел сквайр Джеймс.

— Приветствую, — улыбнулся сквайр.

— Здравствуй, — ответил Горат и уселся на стул у окна, выходящего в сад. — Снова допрос?

— Нет, — помотал головой Джеймс. — Мы отправляемся в Ромней.

— Вещей у меня нет, значит, я готов, — Горат поднялся.

— Мы все отправимся налегке. Продовольствие повезут вслед за нами.

— А я думал, у нас будет сопровождение, по крайней мере отряд, способный отразить атаку, — удивился Горат.

— Слишком много шума, — улыбнулся Джеймс. Он вытащил из туники какое-то странное устройство — шар с крошечными рычажками, которыми можно было управлять одним пальцем. — И потом, нам не придется седлать коней.

— Как же мы туда доберемся? — послышался голос из-за спины Джеймса.

Сквайр обернулся и увидел стоящего позади Оуина.

— Не мы, а Горат и я. Ты остаешься здесь или отправишься домой в Тимонс, как тебе угодно.

— Я не могу здесь остаться! — в отчаянии воскликнул Оуин. — Мне нечего делать, я не состою у принца на службе. И вернуться в Тимонс не могу. Что, если по пути меня захватят и заставят говорить?

— Что ты знаешь? — усмехнулся Джеймс.

— Например, что вы направляетесь в Ромней.

— С чего ты взял?

— Умею читать карты, — объяснил Оуин. — И я слышал достаточно из того, о чем говорили Горат и Локлир, чтобы понять, что именно в это место я и должен отправиться, — юный маг быстро заговорил умоляющим тоном: — Кроме того, я с Востока и все там знаю. У меня есть кузены в Рэне, Кавелле и Долте, и я бывал в Силдене и Ромнее.

Джеймс покачал головой, как будто вспомнив что-то.

— Что ж, — сказал он. — Я помню, как мы с Локлиром пытались так же убедить кое-кого, кто не хотел брать нас с собой, много лет назад. Хорошо, можешь пойти с нами. Пусть лучше ты будешь у нас перед глазами, чем вдали и неизвестно в каком состоянии.

Джеймс привел их в пустую комнату, где хранилось оружие и дорожное снаряжение. Горат быстро выбрал меч.

— Минога, — одобрительно сказал он.

— Это кровопийца, правильно, — сказал Джеймс, — но почему ты его так назвал?

— Просто название, — объяснил Горат. — Мои люди не всегда жили в горах, человек. Когда-то мы обитали на побережье Горького моря, — он полюбовался на изгиб клинка и прикинул вес рукояти в ладони, потом убрал меч в ножны. — Я не буду спрашивать, откуда у тебя меч, выкованный моими людьми.

— Думаю, ты догадываешься, — сказал Джеймс. Он указал на два заплечных мешка. — Еда и кое-какие дорожные принадлежности на тот случай, если нам все же придется путешествовать, но в основном, я надеюсь, мы сможем разобраться с нашими делами и покинуть Ромней достаточно быстро.

— А где Локлир? — поинтересовался Оуин.

— Он уезжает через час по другому поручению принца. Я встречусь с ним после того, как мы вернемся из Ромнея.

Они взяли свои вещи, и Оуин снова спросил:

— Что теперь?

Джеймс вновь вытащил шар и скомандовал:

— Подойдите ближе. Горат, положи руку мне на плечо, а ты, Оуин, ему на плечо.

Сам Джеймс положил левую руку на плечо Оуина, а правой активировал шар. В воздухе что-то загудело, и комната вокруг стоящих закружилась. Когда все вокруг прояснилось, они с удивлением обнаружили себя совсем в другой комнате.

— Где мы? — спросил Горат.

— Это Малак-Кросс. — Джеймс подошел к двери и, приоткрыв ее, выглянул наружу. — Здесь живут друзья принца. Я лучше пойду вперед, а то вы можете лишиться головы прежде, чем успеете объяснить, как здесь очутились.

Они были на втором этаже здания. Когда они спускались по лестнице, из-за угла появился монах в простой серой рясе и уставился на них, открыв рот.

— А-а… — начал он.

Джеймс поднял руку.

— Скажи аббату Грэйвзу, что мы здесь, брат.

Монах развернулся и поспешил исполнить поручение. Джеймс привел их в комнату, которая раньше явно была обеденным залом. К ним навстречу спешил высокий мужчина с короткой седой бородой.

— Джимми, негодяй ты этакий! — воскликнул он и осекся. — А это кто? — указал он на Гората и Оуина.

— Привет, Этан. Одна важная персона пожелала, чтобы мы отправились на Восток и вернулись как можно скорее. Самым быстрым способом передвижения было цуранийское устройство.

— Так вы явились прямо из Крондора?

Джеймс утвердительно кивнул.

— У тебя есть лошади, которых мы могли бы одолжить?

— Нет, но я отправлю брата за тремя лошадьми на конюшню в Янси. Расскажешь мне, что все это значит?

— Нет, — ответил Джеймс. — Просто поверь мне.

— Мы давно с тобой знакомы, парень, еще с тех темных дней, когда я был другим человеком. Но хотя я отношусь к твоему хозяину с глубочайшим почтением, моя преданность отдана исключительно храму. Если твое дело каким-то образом касается храма Ишапа, ты должен сказать мне.

— Если бы мог, сказал бы, — пожал плечами Джеймс, — но в настоящий момент все, что я знаю, — только догадки и предположения. Однако должен тебя предостеречь. Будь настороже.

— Мы всегда настороже, — рассмеялся Грэйвз. — Зачем еще было покупать эту таверну и превращать ее в аббатство?

— У вас все… в порядке?

— Сходи посмотри сам. Тебе все тут знакомо, — ответил Грэйвз.

— К нашему возвращению лошади будут?

— И все, что вам нужно.

— Только лошади. Все необходимое у нас с собой, — Джеймс указал на заплечный мешок, потом повернулся к своим спутникам. — Пошли со мной. Вернемся сюда через час.

Они вышли из бывшей таверны, и Оуин оглянулся. Скромное двухэтажное здание с конюшенным двором, парой надворных построек, сараем и навесом находилось на окраине небольшого городка, вытянувшегося на восток. Монахи Ишапа трудились, заменяя деревянную ограду вокруг аббатства на каменную, и не обращали внимания на гостей.

— Что это такое? — спросил Горат, пока они шли по тропинке через перелесок.

— Брошенная таверна, которую забрал себе храм Ишапа. Они переделали ее в аббатство.

— Для чего? — поинтересовался Горат.

— Здесь неподалеку есть кое-что, за чем они хотят присматривать.

— И что же? — включился в расспросы Оуин.

— Об этом вам двоим знать совершенно не обязательно.

Они шли по тропинке минут десять и в конце концов очутились на полянке. Горат замер на месте, пораженный тем, что увидел. Посредине поляны возвышалась статуя — точная копия лежащего дракона. Голова его покоилась на земле, а крылья расправлены так, будто он собирался взлететь.

— Что это? — спросил, немного придя в себя, темный эльф и осторожно обошел статую вокруг, внимательно разглядывая.

— Оракул Аала, — ответил Джеймс и указал на блюдо для подношений, лежавшее на земле перед драконом.

— Я думал, это легенда, — удивился Оуин.

— Как и многие легенды, она основана на правдивой истории, — Джеймс снова показал на блюдо. — Брось монетку и коснись дракона.

Оуин послушно вытащил из кошеля серебряную монетку и бросил ее на блюдо. За мгновение до того, как коснуться поверхности блюда, монетка испарилась. Оуин протянул руку и коснулся поверхности статуи…

И тут же оказался в другом месте. Это был большой зал. «Точнее, огромный», — подумал Оуин. И в центре его тоже лежал дракон невообразимых размеров — голова его была больше самого большого фургона, когда-либо виденного Оуином, а тело покрыто великолепными драгоценными камнями всех видов: изумруды, сапфиры, рубины и опалы складывались на спине дракона в рисунки, которые при движении ослепительно сверкали всеми цветами радуги. От этого зрелища трудно было отвести взгляд.

«Я сплю?» — спросил сам себя Оуин, но тут же услышал ответ:

— Некоторым образом. Но поспеши, ты ступил на опасный путь. Что хотел ты узнать у Оракула Аала?

— Я оказался вовлечен в то, чего не понимаю, и все же я чувствую, что должен продолжить начатое. Это разумно?

— В конце путешествия ты будешь другим, не таким, как сейчас, и не сможешь вернуться на путь, которым шел раньше. Твое будущее полно трудностей и много раз еще ты будешь думать, что значишь меньше, чем на самом деле.

— Я могу доверять моррелу Горату?

— Он более значителен, чем подозревает сам. Доверяй ему, хотя иногда он не доверяет сам себе. Он станет великим героем, даже для тех, кто сейчас проклинает его имя.

Внезапно Оуин почувствовал, что колени его ослабли. Он пошатнулся, но чьи-то сильные руки подхватили его и помогли устоять. Он моргнул и вновь оказался перед статуей.

— Что это было?

— С тобой все в порядке? — обеспокоенно спросил Горат. — Ты дотронулся до статуи и начал падать.

— Я был в каком-то другом месте, — неуверенно произнес Оуин. — Я долго отсутствовал?

— Отсутствовал? — удивился Горат. — Ты был здесь. Ты лишь коснулся статуи и пошатнулся, а я схватил тебя за руку.

— А мне показалось, что прошло довольно много времени, — задумчиво сказал Оуин.

— Так иногда происходит, — объяснил Джеймс, касаясь камня. — Оракул сам решает, с кем он будет говорить. Что он тебе сказал?

Оуин взглянул на Гората и Джеймса.

— Только то, что я должен доверять… вам обоим.

— А что-нибудь более полезное? — Джеймсу не терпелось узнать подробности, он даже схватил Оуина за руку.

— Сказал, что в будущем нас ожидают трудности.

— Как будто нам нужен предсказатель, чтобы это узнать, — фыркнул презрительно Горат.

— Давайте вернемся в аббатство, — решил Джеймс. — Возможно, наши лошади уже готовы. У нас впереди еще долгий путь.

— Куда мы направляемся? В Саладор? — поинтересовался Оуин.

— Нет, по горной дороге в Силден. Она пустынная и довольно опасная, но могу поспорить, что наши преследователи все еще болтаются в Крондоре, ожидая, когда мы высунем нос из дворца. Если повезет, мы будем уже на пути в Ромней прежде, чем они поймут, что мы давно покинули дворец.

Оуин лишь кивнул. Когда они повернули обратно к аббатству, он взглянул через плечо на статую дракона на поляне. Во время своего непродолжительного транса онощутил нечто, о чем не сказал товарищам: Оракул был испуган.

6 Путешествие

Аббат помахал рукой в знак приветствия.

Они вернулись к перестроенной таверне и увидели, что аббат Грэйвз ждет их.

— Лучше бы тебе побывать в городе до вашего отъезда, Джеймс, — проговорил он.

— Почему? — Джеймс уловил беспокойство в голосе аббата.

— Буквально через пять минут после того, как вы ушли, по направлению к городу проехала колонна всадников.

Джеймс взглянул в сторону города, будто пытаясь увидеть этих всадников.

— В них было что-то необычное, иначе бы ты их не упомянул. Что?

— В их одежде были цвета короля. И если память о моем воровском прошлом в Крондоре мне не изменяет, во главе отряда скакал старый Гай де Бас-Тайра.

— Тогда нам действительно лучше взглянуть на них, — Джеймс жестом велел Горату и Оуину следовать за ним и направился к городу. — Мы скоро вернемся, Грэйвз.

Аббат скрылся внутри здания.

Они въехали в город и по главному бульвару достигли городской площади. Там, перед таверной, спешивался целый отряд всадников. На вывеске таверны была изображена белая шахматная королева. Солдаты были одеты в форму королевского дома — черные штаны и сапоги, серые туники, алые плащи с белым кругом, в котором стоял на задних лапах гордый алый лев с мечом и в золотой короне — это был королевский герб. Пурпурная полоса вокруг круга и по кромкам туник говорила о том, что это были дворцовые стражи, самые преданные королевские воины. Два стража стояли около двери.

— Не спеши, приятель, — сказал один из них. — Здесь отдыхает герцог Рилланонский, и никто не войдет внутрь без его разрешения.

— Тогда, солдат, пойди и доложи герцогу, что пришел сеньор Джеймс из Крондора, по поручению принца.

Солдат окинул Джеймса и его товарищей оценивающим взглядом, но, поняв серьезность ситуации, подчинился.

Через некоторое время перед ними появился высокий человек с ниспадающими на плечи седыми волосами и черной повязкой на левом глазу. Он посмотрел на них внимательно, затем пригласил внутрь.

Гай де Бас-Тайра, герцог Рилланонский и Первый консул короля Островов, пригласил их к столу, за которым сидел сам.

— Принесите гостям напитки, — крикнул он, и один из солдат поспешил к бармену, который выглядел испуганным. Он едва не упал на барную стойку, пытаясь поднять поднос с оловянными кружками. Впопыхах наполнив их, он ринулся к столу и поставил одну перед Бас-Тайрой, затем обслужил остальных сидящих за столом.

— Не хочет ли мой господин откушать чего-либо?

— Позже, — сказал Гай, медленно снимая тяжелые перчатки. — Что-нибудь горячее для меня и моих людей. Приготовь мяса.

Хозяин таверны поклонился и попятился назад, споткнувшись о стул позади. Гай взглянул на Джеймса и мрачно произнес:

— Итак, Арута посылает вас на Восток, чтобы вы шныряли вокруг?

— Можете назвать это так, ваша светлость, — равнодушно пожал плечами Джеймс.

Гай указал на Гората.

— А теперь объясни мне, почему я не могу вырезать его сердце и повесить тебя за то, что ты неблагородный вор и предатель короля?

Рука Гората скользнула к рукояти меча, хотя моррел при этом даже не шевельнулся. Оуин побледнел, но вдруг увидел, что Джеймс улыбается.

— Потому что это не понравится Аруте?

Гай усмехнулся.

— Все так же остр на язык, а, Джимми?

— Да, видимо, это на всю жизнь, — сказал сквайр принца. — Мы перенесли столько трудностей и прошли через столько испытаний, что ты напрасно задаешься целью найти брешь в моей лояльности. Я думаю, ты просто вымещаешь на мне свою злобу, поскольку не можешь выместить ее на Аруте. Откуда такая раздражительность?

Герцог Риланнона, самый могущественный вельможа государства после членов королевской семьи, откинулся на деревянном стуле и многозначительно хмыкнул:

— Потому что я нахожусь в городе, существующем до сих пор лишь благодаря своему серединному расположению между Крондором и Саладором, и потому что Лиаму не дают покоя вести о дезертирах-моррелах, — он покосился на Гората, — и некоторых других сомнительных типах, свободно передвигающихся между этим городом и Ромнеем.

— Но почему именно ты?

— По разным причинам, — ответствовал герцог, сделав большой глоток из своего стакана. — Я не пью в такое раннее время, но обычно мне не приходится проводить в пути всю ночь.

— Не могут ли «сомнительные типы» быть ночными ястребами? — спросил Джеймс.

— Могут. Что слышал Арута?

— Ничего, и не услышит, пока я не вернусь и не расскажу ему, — сказал Джеймс. — Но на пути в город Локи и эти двое обнаружили пару мошенников из гильдии убийц.

Взгляд Гая устремился вдаль.

— Если бы ты пытался возродить ночных ястребов, — начал он, тщательно взвешивая свои слова, — и хотел бы, чтобы кто-то подумал, что ты вовсе не пытаешься это сделать, зачем тебе нужна была бы шайка мошенников, выдающих себя за ночных ястребов?

Глаза Джеймса округлились.

— Точно! Это отвлекло бы внимание от моих истинных намерений и никто не воспринимал бы меня серьезно.

— Смотри глубже, Джимми, — бросил сквайру Гай. — Попытайся понять, кто на самом деле стоит за нашими проблемами. Это старая аксиома: «Мы всегда ждем от врага осмысленных действий». Вывод из нее: «Действуй глупо, и враг не воспримет тебя всерьез».

— Ты так и не объяснил, почему ты здесь, — настаивал Джеймс.

Гай склонил голову.

— Король приказал мне лично взять под контроль эти земли. Похоже, некоторые местные вельможи кое в чем подозреваются.

— В измене?

— Не совсем, хотя может быть и так, — Гай допил свой эль. — Пока что они подозреваются в некомпетентности. У графа Ромнея серьезные проблемы — вот-вот вспыхнет война между гильдиями, и, похоже, он не может ничего с этим поделать. Я отправил ему на помощь отряд королевских пикейщиков. Они прибудут на следующей неделе.

— Что за война?

— Точно не знаю, но похоже, что гильдия перевозчиков так подняла цены, что купцы не могут перевозить товары вверх или вниз по реке. Другие гильдии также настроены против перевозчиков. Обе стороны нанимают солдат, и, насколько я знаю, граф Ромнея объявил военное положение. Проклятье, думаю, что город уже в руинах.

Он хлопнул по столу с такой горячностью, будто ему была небезразлична судьба Ромнея.

— Короче говоря, нужно навести там порядок и продемонстрировать людям личную озабоченность короля происходящим. Ко всему прочему, король приказал мне прочитать лекцию сегодня вечером.

— Лекцию? — Джеймс едва не расхохотался. — О чем? И для кого?

Гай вздохнул:

— Об Арменгарской битве. Для всех, кто захочет послушать. — Он опустил голову, как будто не верил собственным ушам. — Ты знаешь этого головореза, Грэйвза, которого ишапианцы послали сюда основать новое аббатство?

Джеймс кивнул:

— Я знал Этана еще до того, как его призвали. Тогда он был очень опасен, один из лучших убийц среди пересмешников.

— Надо думать. В любом случае он сам или храм Ишапа в Рилланоне решили, что здесь, в Малак-Кроссе, центре Королевства, должна быть построена школа для молодых дворян. Они называют это «коллегией», — он понизил голос. — Я думаю, им не нравится то, что наш друг Паг делает в Звездной Пристани, и хотят иметь что-то подобное здесь для влияния на молодых вельмож Королевства. А еще я думаю, что им нужна база рядом с…

Он мельком взглянул на Гората с Оуином и замолк.

Джеймс понял, что он хотел сказать «рядом с Сетаноном и Камнем Жизни», и просто едва заметно кивнул в ответ.

— Что-то не вижу здесь юных вельмож, Гай, — Джеймс огляделся по сторонам.

Гай перегнулся через стол и в шутку попытался дать сквайру подзатыльник, но тот увернулся.

— Ты всегда был остряком, Джимми, и останешься им, даже если когда-нибудь станешь герцогом Крондорским.

— Может быть, — рассмеялся Джеймс. — Итак, где же эти юные вельможи?

Гай вздохнул.

— Кто-нибудь из окрестных поместий да явится, не сомневайся. Из-за проклятой погоды мой корабль прибыл в Саладор на два дня позже, чем ожидалось, и я скакал всю ночь, чтобы не подвести короля, — он глотнул эля. — Я хочу, чтобы вы пришли сегодня вечером на мою лекцию, это будет в одном из домов на восточной окраине города. Вы его не пропустите — там вся королевская стража соберется.

Он встал, и вместе с ним поднялись Джеймс, Оуин и Горат.

— Лиам попросил меня сделать это в качестве одолжения храму Ишапа. Я предан королю и, конечно, не мог отказать. А ты, как верный сквайр, не можешь отказать мне. Будете моей клакой. Теперь мне нужно переговорить со своими людьми и немного поспать.

Когда герцог удалился в отведенную ему комнату, Горат повернулся к Джеймсу и в недоумении спросил:

— Что такое «клака»?

Сквайр усмехнулся:

— Такие люди, которых владельцы театров нанимают для того, чтобы они аплодировали и выкрикивали «браво!», убеждая неискушенных зрителей, что игра великолепна. Иногда это довольно смешно. Пять или шесть человек безумно восхищаются происходящим, остальные же с гиканьем закидывают актеров тухлыми помидорами.

«Люди», — покачал головой Горат, допивая эль.

— Что-нибудь еще, джентльмены? — Хозяин таверны вдруг уставился на Джеймса. Через несколько секунд он тряхнул головой и, прокашлявшись, сказал: — Простите. Я обознался. Что-нибудь желаете?

— Если я после этого эля не съем что-нибудь, так скоро усну, — сказал Оуэн. — Никогда еще не пил в такое раннее время.

Горат неодобрительно хмыкнул, но промолчал, а Джеймс решил, что действительно неплохо бы перекусить.

— Принесите любой еды, милейший… э…

— Айвен, сэр. Меня зовут Айвен, — поклонился хозяин таверны и удалился на кухню.

В этот момент дверь открылась, и в зал вошли трое. Горат и Оуин, привыкшие быть настороже, внимательно оглядели их, но люди эти, явно местные, не казались подозрительными. Они разложили на столе шахматную доску, расставили фигуры, и двое немедленно приступили к игре, третий же наблюдал.

Вернулся Айвен и принес холодное мясо, сыр, пряную зелень и яблоки в сахаре.

— Еще эля? — спросил он, поставив поднос на стол.

Джеймс кивнул. В зал вошли еще двое посетителей и тоже начали шахматную партию.

— Здесь всегда так? — поинтересовался Джеймс.

Айвен кивнул:

— Это же «Королевская доска», сэр! Шахматная фигура на вывеске кое-что да значит. Старик Баргист, открывший это заведение лет тридцать назад, был честным игроком, и с тех пор путешественники и местные жители знают, что здесь всегда можно сыграть партию в шахматы и испытать свой ум. Вы играете, сэр?

— Не очень хорошо, — вздохнул Джеймс. — Мой… хозяин хорошо играет и научил меня основам.

— Вы всегда можете найти здесь партнера, — улыбнулся Айвен и отошел к другому столику.

Дверь распахнулась, и в таверну проскользнула старуха, одетая в какое-то тряпье. Она пересекла комнату и встала перед Джеймсом.

— Я думала, ты ушел в Литон, Лессли. И где ты взял эту одежду?

Она пощупала ткань его туники на плече.

— Наверняка украл у какого-нибудь барона, — она покосилась на Джеймса, как будто с трудом его различала.

— Я думаю, вы меня с кем-то путаете. Меня зовут Джеймс…

— Ах, Джеймс? — перебила она. — Ладно, пусть будет Джеймс.

Странная женщина пихнула его локтем и подмигнула:

— Как в те времена, когда ты жевал мыло и пускал изо рта пузыри? Выпрашивал милостыню у легковерных? Как скажешь. Будь так добр, купи старой Петрум немного еды, ладно?

Внезапно она заметила Гората и вытаращила глаза:

— А что тут делает эльф? Разве ты не знаешь, что они приносят неудачу? Они убили моего старого Джека, и из-за них все проблемы в Сетаноне. О чем ты только думаешь?

— А что такое в Сетаноне? — осторожно спросил Джеймс.

Она наклонилась и моргнула, изучая его лицо.

— Да ты не Лессли! — Она легонько хлопнула его по плечу. — Тогда почему у тебя его лицо? — И вдруг попятилась. — О нет! Ты — злой дух, вот как! Ты принял обличье Лессли, чтобы одурачить меня!

Джеймс успокаивающе поднял руки.

— Мадам! Мы не злые духи!

— И я не эльф! — проворчал Горат.

Старуха снова наклонилась, чтобы присмотреться.

— Ты не выглядишь злобным, это так. Но ты можешь быть двойником Лессли, и это тоже ясно.

Джеймс подозвал Айвена и дал ему монету.

— Принеси этой женщине чего-нибудь поесть, — и он снова обратился к Петрум: — Говоришь, этот Лессли ушел в Литон?

— Да, несколько дней назад, — подтвердила старуха. — Сказал, что ему нужно встретиться там с каким-то джентльменом. Подозреваю, что у него неприятности. Он всегда умудряется накликать беду на свою голову. И сомневаюсь я, что тип, с которым он собирался встретиться, — джентльмен.

Айвен взял женщину под локоть и провел к угловому столу. Она начала жадно есть, не поднимая головы, а Джеймс повернулся к друзьям.

— Двойник? — высказал предположение Горат.

— Мог кто-то, похожий на тебя, появиться в Ромнее до нас? — спросил Оуэн.

Джеймс пожал плечами.

— Возможно. Такое раньше случалось. Несколько лет назад я встретил в подземельях Крондора двойника принца. Если бы на нем не было грязных ботинок, он вполне смог бы выдать себя за Аруту и причинить немало бед. — Сквайр опустил голову. — Все это странно. По словам старухи, Лессли пробыл здесь некоторое время. Возможно, это простое совпадение. Недавно какие-то парни в Таннерусе пытались побить меня за то, что сделал кто-то другой. С трудом удалось убедить их, что я — не их враг. Прошло меньше года, а мне уже второй раз сообщают, что есть кто-то похожий на меня, и пока это сходство приносит мне одни неприятности.

Он снова подозвал хозяина таверны.

— Ты меня раньше видел? — спросил Джеймс.

— Не могу точно сказать, — заколебался Айвен.

— Хм… Но раньше тебе показалось, что видел, — напомнил Джеймс.

— Нет, я сказал, что принял вас за другого человека.

— И за кого же?

— За Лессли Риггерса, — признался Айвен. — Местный проходимец, честно говоря. Нечист на руку. Однако если нужны кое-какие услуги, если вы понимаете, о чем я, он может быть полезен.

— Понимаю, — сказал Джеймс. — Давно его знаешь?

— Лет десять. Он приходит и уходит. Месяц здесь — год там, или год здесь — месяц там. Никогда не знаешь, чего от него ожидать, — Айвен по очереди осмотрел всех троих. — Что-нибудь еще?

— Нет, это все, — сказал Джеймс, и хозяин, облегченно вздохнув, удалился.

— Что теперь? — едва проговорил Оуин в перерыве между зевками.

— Я вернусь в аббатство, нужно потолковать со старым приятелем Грэйвзом. А вы вздремните — вам будет полезно. Вечером мы идем на лекцию герцога Гая об Арменгарской битве, — сказал Джеймс.

— Я могу остаться здесь. Я был в Арменгаре, — предложил Горат.

Сквайр улыбнулся.

— Я тоже. Но мы все равно пойдем. Не стоит разочаровывать герцога, мой друг. Могут возникнуть проблемы.

Горат буркнул что-то себе под нос и встал.

— Мне нужно прошвырнуться по окрестностям, — заявил он. — По словам старухи, где-то неподалеку есть мои сородичи. Попробую их найти.

— Ну и хорошо, — подытожил Джеймс. — У каждого свои дела.

Джеймс и Горат ушли, а Оуин направился к Айвену, который мыл стаканы за барной стойкой.

— У вас найдется комната на вечер? — осведомился он.

— Счастлив был бы помочь, — вздохнул Айвен, — но люди короля заняли все комнаты.

— А есть еще таверны неподалеку?

— Есть одна в полудне езды на запад, но я бы ее не порекомендовал. Еще есть в полудне езды на восток, но и ее я бы не посоветовал.

— Не найдется хотя бы уголка в сарае?

— Королевские стражники не позволят, парень. Извини.

Оуин развернулся и решил догнать Джеймса. Если не удается подремать, может, удастся узнать что-нибудь интересное в Ишапианском аббатстве.

К удивлению Джеймса, на лекцию Гая об Арменгарской битве собралось довольно много слушателей.

Оуин, вернувшийся из временного пристанища аббатства, обложился найденными там книгами по магии, но ни слушать, ни читать явно не мог, потому что глаза у него слипались, Джеймсу дважды пришлось пихнуть юношу локтем, когда тот, заснув, начинал валиться набок.

Джеймс слушал внимательно и в конце концов вынужден был признать, что старый командующий защитниками Арменгара был великолепным стратегом. К его заслугам можно было отнести и тот факт, что большое число выживших добрались до Вабона в целости и сохранности, в то время как на склонах Зубов Мира кишмя кишели гоблины и моррелы, охотящиеся на людей-беженцев.

Аудитория сдержанно поаплодировала, когда герцог закончил свой рассказ. Несколько молодых дворян, из местных, подошли, чтобы поговорить с герцогом.

— Подожди здесь, — сказал Джеймс, растолкав Оуина, опять клевавшего носом, и пошел попрощаться с Гаем.

— Идем, — бросил он, вернувшись.

— Куда? — вяло ответил Оуин. — В этом городе негде даже поспать.

— Поспать можно на полу в аббатстве.

— Прекрасно, — Оуин даже слегка оживился. — Я обеими руками за.

— Ты бы лучше пить научился, — усмехнулся Джеймс.

Стоило им сделать несколько шагов по дороге, как рядом с ними возник Горат. Джеймса это ничуть не удивило, зато Оуин вздрогнул и чуть не отпрыгнул в сторону, когда темный эльф внезапно появился из вечерних сумерек.

— Нашел что-нибудь? — спросил Джеймс.

— Следы. Моррелы проходили здесь недавно.

— Что еще?

— Много людей шли к северу от города, а не через него.

— Скорее всего, они не хотели, чтобы их заметили. Куда они шли — на восток или на запад?

— В обоих направлениях. Люди двигались в обоих направлениях, но держались скрытно.

Джеймс тревожно покачал головой.

— Проклятье, не нравится мне все это.

Никто больше не сказал ни слова, пока они не достигли аббатства.

— Ну, как лекция? — поинтересовался Грэйвз, когда они вошли в бывшую общую комнату.

— Лучше бы певца пригласили, — скорчил гримасу Джеймс.

— В следующем месяце лекцию будет читать герцог Арманд де Севиньи, — сообщил Грэйвз, — а еще через месяц — Болдуин де ла Тровилль.

— Постараюсь не пропустить, — уверил его Джеймс. — У тебя можно где-нибудь переночевать?

— Можете устроиться под столами в общем зале, все комнаты наверху заняты братьями.

— Под столами? Прекрасно! — с энтузиазмом воскликнул Оуин, разворачивая свое дорожное одеяло. Горат проделал то же самое, только молча.

Джеймс сел напротив бывшего вора, ставшего священником.

— Почему именно ты здесь, Этан? — тихо спросил он.

Аббат пожал плечами.

— Не знаю, Джимми. Наверное, меня призвали боги, чтобы поддержать порядок в Сетаноне. Здесь мы не на виду, но можем наблюдать за городом. Время от времени мы посылаем туда брата, чтобы разведать, как обстоят дела.

— Я заметил, что следующие два лектора — люди, которым Бас-Тайра доверяет.

Грэйвз кивнул.

— Странные вещи происходят в последнее время, и это, пожалуй, не оставляет ему выбора. Кое-кто из вельмож… — он замялся, — недостаточно преданны.

— Думаешь, тут кроется измена?

— Да я вообще не знаю, что и думать, — сокрушенно вздохнул Грэйвз. — Я — бывший вор, и храм Рилланона возложил на меня очень сложную, практически невыполнимую миссию, — он понурился, как будто боялся взглянуть Джеймсу в глаза. — Не знаю, гожусь ли я для этого.

— Никогда не замечал за тобой неуверенности, Этан.

Грэйвз вздохнул.

— Ты многого не знаешь, Джимми. У меня много старых… связей, назовем их так. Мне не избавиться от этого просто так. Ты понимаешь меня.

Джеймс усмехнулся:

— Безусловно. Пересмешники угрожают мне смертью за пересечение их границ, но я все время это делаю. И они смотрят на мои нарушения сквозь пальцы, когда им это выгодно.

— Придет время, и ты меня поймешь. — Грэйвз поднялся. — Я должен идти. Есть еще кое-какие дела. Спокойной ночи, Джимми.

— Тебе тоже, Этан.

Джеймс разложил свои постельные принадлежности и устроился рядом с Оуином, который уже сладко посапывал. Засыпая, бывший воришка пытался понять, что имел в виду Грэйвз, говоря «придет время».

Северный ветер завывал в ночной мгле. Джеймс плотнее закутался в свой плащ, а остальные придвинулись к огню. Лошади, которых сквайр приобрел в пути, паслись неподалеку. Дорога из Малак-Кросса в Силден была не столь приятной, как Главная королевская дорога на Саладор, зато гораздо более короткой.

— Джеймс, — начал Оуин, — я хотел поговорить с тобой с того самого момента, как мы покинули Малак-Кросс.

— Я заметил, что ты чем-то встревожен, — признался Горат.

— В чем дело? — спросил Джеймс.

— Не могу сказать точно, но я кое-чему научился у Оракула, и теперь это умение предчувствовать…

— Что ты имеешь в виду? — продолжал допытываться Джеймс, пристально глядя на Оуина.

— Оракул тоже был чем-то обеспокоен.

Джеймс помолчал, а затем сказал:

— Я не знаток этого дела и никогда не встречался с Оракулом, но насколько я знаю, он может видеть чье угодно будущее, кроме собственного.

— Разве можно видеть будущее? — хмыкнул Горат.

Джеймс, сделав паузу, продолжил:

— Может быть, я неправильно понял, но чародей Паг однажды сказал мне, что будущее не высечено в камне, а является результатом многих действий, и совершая поступок сегодня, ты меняешь будущее.

— Например, если бы ты, Горат, не отправился на юг, Делехану было бы проще осуществить свои планы, — пояснил Оуин.

— Я понимаю, — ответил Горат. — Но раз будущее зависит от конкретных обстоятельств, какая польза в Оракуле?

Джеймс пожал плечами.

— Мне говорили, Оракул очень мудр.

Оуин взглянул на Гората.

— Просто я никак не могу понять, что его так беспокоит.

— А если судьба самого Оракула связана с нашими действиями? — предположил Горат. — Если то, что сказал Джеймс, — правда, ему трудно будет предвидеть будущее. Вот тебе и причина для тревоги.

Джеймс промолчал. Он был одним из немногих, кто знал о существовании Камня Жизни — реликвии, сохранившейся со времен Повелителей Драконов. Мало кому было известно о том, что Оракул Аала является хранителем Камня Жизни и обитает в обширном подземелье под Сетаноном.

Статуя в Малак-Кроссе была возведена для того, чтобы ввести в заблуждение тех, кто не знал о существовании дракона-предсказателя. Она лишь обеспечивала связь с ним.

— Попробуем сложить кусочки головоломки. Что мы имеем? У цуранийских Всемогущих украдены драгоценности, цурани-дезертиры пытаются продать их моррелам, которые, в свою очередь, обменивают их на оружие. Появляется фальшивая гильдия убийц, которая нужна, чтобы отвлечь внимание от настоящих ночных ястребов, выживших после того, как мы уничтожили их штаб в Крондоре. Кроме того, множество ложных следов, ведущих на Запад и предсказывающих вторжение с Севера.

— Мои люди, как всегда, будут осторожны, — убежденно заявил Горат. — Прежде чем отправиться в поход, они захотят получить доказательства того, что Мурмандрамас действительно жив и находится в заточении в Сетаноне.

— Не обижайся, Горат, — заметил Джеймс, — но Делехану не составит труда состряпать такие «доказательства».

— Согласен, — хмуро кивнул Горат. — Поэтому Делехан и пытается избавиться от своих противников.

— Не знаю, найдем мы ответы или нет, — Джеймс лег и завернулся поплотнее в плащ, — но сейчас я не прочь немного поспать.

— Ты собираешься искать своего двойника в Литоне? — спросил Оуин.

— Если удастся, — вздохнул Джеймс, — может быть, по пути, когда мы будем в городе.

Оуин завозился, пытаясь как можно ближе придвинуться к огню и не обжечься при этом. Горат лежал неподвижно, и было непонятно, спит он или бодрствует.

А Джеймс долго не мог уснуть, перебирая все возможные догадки. Постепенно кусочки начинали собираться в единое целое и обретать смысл.

Дорога в Литон не изобиловала событиями. На закате путники достигли предместий города и поравнялись с заброшенными с виду строениями, очевидно бывшей фермой. Вокруг нее суетились одетые в черное фигуры.

Горат увидел их первым.

— Я бы даже не заметил их, если бы ты не показал, — удивился Джеймс.

— Их четверо. Похоже, это грабители, — сказал темный эльф.

— У меня необыкновенно сильное предчувствие опасности, — прошептал сквайр. — Думаю, мы нашли настоящих ночных ястребов.

— Что будем делать? — так же тихо спросил Оуин.

— Убьем их до того, как они нас заметят. Если повезет, конечно.

Джеймс вытащил меч, свернул с дороги и понесся вперед. Спутники не отставали от него. Они пересекли заброшенное поле, заросшее высокой травой, которая помогла на время скрыть их передвижение. Фигуры в черном были слишком заняты, что позволило нападавшим добраться до края поля незамеченными.

Человек, увидевший их первым, что-то предостерегающе крикнул сообщникам. Еще двое обернулись, и Джеймс, пришпорив лошадь, ринулся в бой. Один из людей в черном ждал сквайра, держа меч наготове, в то время как второй отскочил в сторону. Третий человек, скрывавшийся за углом сарая, молниеносно вытащил стрелу и натянул тетиву. Внезапно заряд темной энергии пронесся в сторону сарая; не попав в лучника, он ошеломил его так, что тот упал, не успев выстрелить.

Горат соскочил с лошади и оказался перед вторым убийцей, в то время как Джеймс атаковал первого. Оуин выругался, поняв, что, хотя и разобрался в заклинании, которое Наго применил против него, управлять этим заклятием у него не очень-то получается. Он поднял свой посох над головой, как боевую палицу, и рванулся к лучнику, пытаясь нанести удар до того, как тот сможет достать новую стрелу.

Горат тем временем сломал своему противнику шею широкой стороной клинка и обернулся посмотреть, как дела у Джеймса. В этот момент Оуин напал со своим посохом на лучника, и противник его, уклоняясь от удара, решил, что лучше отбросить лук и попытаться достать меч.

Джеймс заметил, что Горат медлит, размышляя, кому помочь, и крикнул:

— Найди четвертого!

Моррел без промедления двинулся за угол и увидел, что дверь сарая открыта. Внутри было темно — для человеческого глаза, но Горату это представлялось целой палитрой из серых и темно-серых тонов. Он заметил движение в стропилах наверху и у стены слева и затаился.

Через мгновение фигура в стропилах снова шевельнулась, уронив небольшой комок сена вниз, а тот, кто стоял около стены, выпустил стрелу в направлении звука. Горат ринулся вперед и оказался перед ночным ястребом еще до того, как тот успел вложить стрелу в лук.

Моррелу понадобилось всего несколько секунд, чтобы убить противника. Снаружи Джеймс тоже одолел своего врага и кинулся на подмогу Оуину. Наконец оба вошли в сарай.

— Что здесь? — спросил Джеймс.

— Там кто-то прячется, — Горат указал на стропила.

— Вылезай, — крикнул сквайр, — мы не причиним тебе вреда.

Человек повис на руках, затем спрыгнул на грязный пол. Он ловко приземлился на ноги и взглянул на своих спасителей.

— Спасибо, — сказал он и подошел поближе.

— О боги! — воскликнул Оуин.

Джеймс взглянул на человека, который был похож на него, как близнец.

— Должно быть, ты Лессли, — невозмутимо констатировал Джеймс.

— С чего ты взял? — удивился незнакомец.

— Потому что люди все время путают меня с тобой. — Джеймс встал в полосу света от дверного проема. — Несколько месяцев назад в Таннерусе это сходство едва не стоило мне жизни.

Незнакомец усмехнулся.

— Эти глупцы ожидали, что я вернусь с вещами, которые они послали меня купить. Но я сильно задержался. — Он замолчал на мгновение, затем продолжил: — Ты достаточно похож на меня, чтобы сбивать с толку людей. Я — Лессли Риггерс.

— Я — Джеймс из Крондора, — представился сквайр. — Это — мои друзья, Оуин и Горат. Мы идем в Ромней, и по пути, в Малак-Кроссе, старая женщина приняла меня за тебя.

— А, бедняжка Петрум, — сказал Лессли. — Она немного не в своем уме с тех пор, как ее муж погиб при пожаре. Горожане подкармливают ее время от времени и дают ей ночлег. По какой-то причине она твердит всем, что я — ее внук.

Он недоуменно покачал головой.

— Не хочешь объяснить нам, почему банда ночных ястребов пытается тебя убить?

— Ночные ястребы? — пожал плечами Риггерс. — Убийцы? Даже и не знаю. Может быть, они подумали, что я — это ты?

Горат взглянул на Джеймса, но промолчал.

— Может быть… — начал Оуин.

— Нет, — оборвал его Джеймс, — кто-то хочет твоей, Риггерс, именно твоей смерти. Сейчас мы пойдем в город, и, может быть, по дороге туда ты вспомнишь почему.

Лессли взглянул на них, как будто взвешивая возможности сопротивления или побега. Поняв, что, очевидно, ни то ни другое ему не удастся, он кивнул.

— Ну что ж… «На обочине» — вполне приличная таверна, и я бы не отказался от кружечки эля после такой передряги.

— Проверьте тела, — велел Джеймс.

Горат и Оуин вышли.

— У тебя все при себе? — спросил Джеймс.

— Нет, — помотал головой Риггерс. — У меня был меч, но я потерял его где-то в лесу, убегая от этих четверых. Впрочем, это и не меч был. Я возьму другой у одного из тех, снаружи.

— Отлично придумано, — усмехнулся Джеймс и вышел.

— У них ничего с собой не было, Джеймс, — сообщил Оуин. — Ни документов, ни денег, ничего. Только оружие и черные плащи.

— И вот это, — Горат держал в руках медальон с изображением ястреба.

Джеймс взял его, осмотрел и бросил на землю.

— Это настоящие ночные ястребы, — констатировал он. — Не то что те мошенники в Крондоре.

— Мошенники? — не понял Риггерс.

— Это долгая история.

— Прекрасно, — весело кивнул Риггерс. — На две кружки эля. Идем.

И направился бодрым шагам по направлению к отдаленным огням города, в то время как остальные седлали лошадей.

Оуин подъехал к Джеймсу.

— Знаешь, для человека, которого чуть не растерзали убийцы, он чересчур беззаботен, — заметил он.

Джеймс только кивнул.

Они последовали за своим новым знакомым в город.

7 Убийцы

Таверна была полна людей.

Лессли Риггерс привел Джеймса, Гората и Оуина в таверну «На обочине». Название вполне соответствовало местонахождению заведения — оно располагалось на окраине города, вдалеке от главной улицы, но явно пользовалось популярностью у различного сброда, который заполнял общий зал.

Джеймс и его товарищи оставили своих лошадей в конюшне, дали конюху несколько указаний по уходу и последовали за Лессли внутрь.

Лессли подвел их к столику в углу и подозвал бармена, который поторопился принять заказ. Джеймс заказал кружку эля и немного еды, бармен кинул быстрый взгляд на него, затем на Риггерса, но промолчал и поспешил обратно на кухню.

— Ну, — бодро сказал Риггерс, — я расскажу вам всю историю, но перед этим позвольте задать один вопрос: как получилось, что вы пришли мне на помощь? — Он посмотрел на Джеймса. — Знаете, если это было чистой случайностью, то у судьбы, безусловно, есть чувство юмора.

— В каком-то смысле это была случайность, хотя я услышал твое имя в Малак-Кроссе, поскольку некоторые люди приняли меня за тебя. А к вопросу о том, как мы пришли к тебе на помощь… Это действительно было чистой случайностью, хотя можно сказать, что мы искали неприятности, в которых оказался ты.

— Вы узнали моих противников, — сказал Риггерс, понизив голос. — Совершенно очевидно, что вам известно больше, чем простым наемникам.

Он кивнул в сторону Гората.

— Таких, как он, здесь все больше, но они редко появляются на виду вместе с людьми. Это подсказывает мне, что, прежде чем начать свой долгий рассказ, я должен узнать о вас побольше.

Джеймс ухмыльнулся. Риггерс ухмыльнулся в ответ, и остальных вновь поразило сходство этих двух людей.

— Если вы не братья, то боги явно любят чудить, — покачал головой Оуин.

— Возможно, и так, — кивнул Риггерс.

— Вот что я могу сказать тебе, — начал Джеймс. — Я работаю на людей, кому твоя смерть вовсе не нужна. И давай не будем убеждать их в обратном. Кроме того, они противостоят тем, кто нанял твоих несостоявшихся убийц.

— Враг моего врага — мой друг, — изрек Риггерс с пафосом.

— Точно, — согласился Джеймс, — и мне кажется, что у нас больше причин помогать друг другу, чем мешать.

Принесли еду, и у Риггерса появилось время подумать — он взял кусок сыра, положил его на ломоть теплого хлеба и отправил все это в рот. Когда принесли эль, он сделал большой глоток и наконец заговорил:

— Ладно, я расскажу вам, что могу. Я работаю на некоторых людей в Крондоре. У них налажены торговые связи со всем Королевством, в Кеше и за Горьким морем в Натале. А в последнее время они сильно обеспокоены новым конкурентом, который пытается разрушить установленный порядок и основать новую торговую империю.

Джеймс задумался над услышанным.

— Можешь назвать имена твоих хозяев или этого нового конкурента? — спросил он.

Лессли по-прежнему улыбался, но глаза его стали серьезными.

— Первое — нет, а второе… Это очень таинственная персона. Некоторые зовут его Кроулер.

Джеймс наклонился вперед и заговорил так тихо, что только сидящие за столом могли его слышать:

— Я — сеньор Джеймс, придворный принца, то есть человек короля. Но на протяжении некоторого времени я был известен также как Джимми Рука, так что я знаю, о ком ты говоришь. «У мамы вечеринка…»

— «…и всем будет весело», — закончил Риггерс. — Ты — Джимми Рука? Никогда бы не поверил.

Он откинулся назад.

— Я не так уж часто посещаю Крондор. Мой… хозяин предпочитает, чтобы я оставался на Востоке. Но история о твоем возвышении достигла самых отдаленных окраин.

— Может быть, мы знаем больше, чем ты думаешь.

И Джеймс рассказал о фальшивых ночных ястребах в подземельях Крондора и о своих подозрениях, что кто-то таким образом пытается вынудить принца напасть на убежище пересмешников.

— Похоже на Кроулера, — заметил Лессли. — Он бы с удовольствием стравил короля с пересмешниками, а сам бы сидел и наблюдал. Если даже пересмешники каким-то чудом и уцелеют, так ослабнут настолько, что не смогут ему противостоять. И тогда он легко займет их место.

Джеймс покачал головой.

— Пока Арута правит в Крондоре, это маловероятно. Он слишком умен, чтобы попасться на столь очевидную уловку. Что действительно беспокоит нас, так это настоящие ночные ястребы — вроде тех, что пытались тебя убить.

— Я даже не буду спрашивать почему, — вздохнул Лессли. — Лучше буду думать, что это связано с благополучием королевства.

— Десять лет назад они несколько раз пытались убить принца Аруту. Те, с кем мы столкнулись сейчас, могут быть уцелевшими членами той банды, или они просто прикрываются громким именем — в любом случае это довольно серьезная угроза. Можешь что-нибудь о них рассказать?

Лессли снова откинулся на спинку стула.

— Утром я отправлюсь в Таннерус и улажу то недоразумение, которое чуть не стоило тебе жизни. А пока слушай. Кроулер контролирует бандитов в доках Дурбина и сместил местных главарей в Силдене. Пересмешники никогда не имели большого влияния за пределами Крондора, но всегда поддерживали хорошие отношения с, так сказать, «коллегами» в портах Горького моря и имели авторитет в Силдене. Теперь же дружественные им лица исчезли из Силдена, на Горьком море проблемы. Но настоящая точка кипения находится на Севере — в Ромнее беспорядки, и, насколько я знаю, ночные ястребы активнее всего действуют именно в тех местах.

— Мы слышали о тамошних проблемах.

— Гильдия перевозчиков? — спросил Лессли.

Джеймс кивнул.

— И здесь замешан Кроулер, — продолжил Лессли. — Он начал контролировать доки, затруднив передвижение грузов из города и в город, и этим допек и купцов, и местных воров. Через некоторое время люди стали платить за доставку товаров, и раз он залез к ним в карман, то уже не вылезет оттуда. Деймон Ривз, глава гильдии перевозчиков, честный человек, но у него недобросовестные советчики.

— Думаешь, именно Кроулер стоит за возрожденными ночными ястребами?

— Я не знаю, что и думать. Быть может, ему надоело то, что я мелькаю тут и там и создаю ему проблемы, и он назначил цену за мою голову. Или он как-то по-другому со всем этим связан. Возможно, еще кто-то хочет моей смерти. В свое время я нажил себе врагов, — усмехнулся Лессли.

— Не сомневаюсь, — сухо заметил Горат.

— С чего нам начать? — осведомился Джеймс.

— Начните с человека по имени Майкл Вэйландер. Похоже, именно он в центре всех проблем. Арли Стилсоул, из торговцев железом, возглавляет тех, кто противостоит перевозчикам. В любом случае обе стороны будут говорить с Вэйландером. Ходят слухи, что он принимал участие в каких-то темных делах; ничего серьезного, но достаточно для того, чтобы считать его опасным.

— Еще что-нибудь подскажешь?

— Нет, это все. Поверьте, я не скрываю ничего, что могло бы вам помешать.

— Ладно, — пожал плечами Джеймс, — все равно это больше, чем мы знали до встречи с тобой. Если ты отправляешься в Таннерус, значит, мы найдем тебя в случае нужды.

Лессли улыбнулся, повернувшись к Джеймсу, и сквайру показалось, что он глядится в зеркало.

— Сейчас-то я отправляюсь туда, но где буду потом, никто не знает.

Джеймс пристально посмотрел на него.

— Поверь мне, мой друг: теперь, после нашего знакомства, я буду держать тебя в поле зрения. Мы еще встретимся, не сомневайся.

После ужина Джеймс договорился насчет комнаты, и трое путешественников отправились спать.

Утром в конюшне их ждал сюрприз.

— Лошади, сэр? — недоумевал конюх. — Но ведь прошлой ночью вы забрали одну, а остальных продали моему хозяину.

Джеймс повернулся и посмотрел на Западную дорогу. Там, за пределами его взгляда, лежала деревня Таннерус. Он поклялся себе, что когда-нибудь обязательно найдет этого мошенника. И если он до сих пор сомневался в их с Риггерсом родственных связях, теперь уверился в этом окончательно.

Усмехнувшись непонятно чему, сквайр только руками развел:

— Ну что ж, полагаю, нам нужно купить лошадей, парень. Найдется для нас что-нибудь?

Оуин и Горат обменялись непонимающими взглядами, удивляясь странной реакции сквайра, но никто не проронил ни слова, пока Джеймс ждал мальчишку, убежавшего за хозяином конюшни.

Дорога в Ромней была перегорожена баррикадой из мешков и какого-то хлама, и трем всадникам пришлось остановиться.

— В чем дело? — крикнул Джеймс.

Из-за баррикады вышел коренастый мужчина.

— Сейчас мы не пропускаем чужестранцев в Ромней.

— Я здесь выполняю поручение принца Крондорского, и у меня есть подписанные им бумаги.

— Принцем Крондорским? — Человек в замешательстве потеребил подбородок. Он выглядел как портовый грузчик — загорелый, с мощными бицепсами. В руке он сжимал длинный лом, вроде тех, которыми открывают сгруженные с судов ящики. Похоже, ему не терпелось использовать это оружие. — Ну, принц далеко отсюда. Это даже не Западные земли…

— Кто здесь главный? — прервал его Джеймс, спрыгнув с лошади и передавая поводья Оуину.

— Вообще-то Майкл Вэйландер. Он пытается помешать перевозчикам взять город в свои руки, но сейчас он уехал по делам и оставил все на меня.

— А твое имя?

— Карл Виджер, — ответил мужчина.

Он не успел даже пошевелиться, как Джеймс прыгнул на него и изо всех сил ударил в живот. Виджер согнулся, громко охнув, и Джеймс врезал ему коленом в лицо. Здоровяк грохнулся на землю без чувств.

Переступив через упавшего докера, Джеймс дружелюбно обратился к остальным:

— Не мог бы кто-нибудь из вас сбегать в город и привести Майкла Вэйландера? Скажите ему, что Карл больше не может выполнять свои обязанности и пост остался без присмотра. Хотя, — Джеймс вытащил меч, — может быть, кто-то из вас хочет подойти ко мне и доказать, что теперь он ответствен за то, чтобы держать нас подальше от Ромнея?

Двое укрывшихся за баррикадой посовещались, и один побежал через маленький мост, который отделял дорогу на Ромней от Главной королевской дороги. Никто из оставшихся не выказывал желания подойти и бросить Джеймсу вызов.

Оуин тоже спешился.

— Это было смело.

— И довольно глупо, — выдохнул Джеймс. — Я чуть не сломал руку об это ходячее бревно, а ведь угодил всего лишь в живот. Хорошо, что не стал бить в голову, тогда точно все бы себе переломал.

Вскоре прибыл Майкл Вэйландер — высокий, светловолосый человек с коротко подрезанной бородкой, которая отливала золотом на полуденном солнце.

— Что здесь происходит? — осведомился он.

— Могу задать вам тот же вопрос, — с достоинством ответил Джеймс. — У меня при себе бумаги принца Крондорского, и я здесь по поручению короля. Как вы смеете преграждать мне путь?

— Мы действуем по приказу графа Ромнея, — объяснил Вэйландер. — В последнее время у нас возникло много проблем, и вот-вот начнется война между гильдиями.

— Война между гильдиями? — удивленно переспросил Джеймс, будто впервые об этом услышал.

— Проклятые перевозчики в нарушение всех соглашений подняли цены, и это грозит крахом всех дел и в верховьях и в низовьях реки. Я представляю союз остальных гильдий — стекольщиков, веревщиков, плотников, кузнецов и местных купцов. Мы отказались платить этим негодяям.

— Позволь мне закончить, — перебил Джеймс. — Вы пытались договориться о доставке грузов в город и из города, а перевозчики начали сбрасывать грузы в реку и крушить суда.

— Более того, — подхватил Вэйландер, — они убили двоих наших учеников три недели назад и сожгли полдюжины кораблей.

— Да, но все это — ваши местные неурядицы, а мы здесь по поручению короля и не потерпим задержки.

— Покажите ваши бумаги! — заявил Вэйландер.

Джеймс заколебался. Вэйландер не был вельможей или придворным короля, и Джеймс не обязан был что-либо объяснять. Но практические соображения и присутствие дюжины вооруженных людей подсказали ему, что лучше достать дорожный ордер и приказ, который предписывал всем дворянам оказывать Джеймсу необходимую помощь.

— Простите, мы вынуждены быть осторожными. Перевозчики нанимают солдат, и город превратился в вооруженный лагерь. Мы ничего не можем поделать с теми, кто уже в городе, но можем хотя бы не допустить проникновения туда потенциальных смутьянов.

Он отдал Джеймсу бумаги.

— А граф? Разве он не пытается сохранить мир? — спросил Оуин.

— У нас здесь нет гарнизона, парень, — ответил Вэйландер, и что-то в его голосе заставило Джеймса думать, что его вполне это устраивало. — Мы в сердце королевства, и самые большие проблемы, скоторыми мы сталкивались, — пьяные ссоры в доках или шайки бандитов, спустившихся с северных холмов, чтобы ограбить кого-нибудь на дороге. У нас в городе есть полиция, но сейчас и она по разные стороны баррикад. Перевозчики — самая влиятельная гильдия, но все остальные гильдии вместе взятые — сильнее. Ох, все это очень сложно, кроме того, в Ромнее нет нейтральных партий. Граф Ричард вызвал меня из Слупа, деревни в полудне езды на юг, просто потому, что я не местный. У меня есть друзья и с той и другой стороны, и иногда они меня слушают. Но перевозчики зашли слишком далеко, здесь двух мнений быть не может.

— Надеюсь, вы решите все вопросы. Но это меня не касается, — сурово заявил Джеймс. — Мне нужно увидеть графа.

Вэйландер хотел что-то возразить, но грохот копыт позади заставил Джеймса оглянуться. По дороге к ним приближалась группа всадников под знаменем королевских улан.

Командир, подъехав к баррикаде, поднял руку, приказывая остальным остановиться, и крикнул:

— В чем дело? Освободите дорогу!

Вэйландер поспешно распорядился убрать с дороги мешки зерна и ящики.

Джеймс подошел и встал перед офицером.

— Что ты уставился? — удивленно спросил тот.

— Уолтер Гайлденхольт! — воскликнул Джеймс. — Болдуин наконец послал тебя на Юг?

— Я тебя знаю? — спросил бывший капитан гарнизона в Высоком Замке.

Джеймс усмехнулся:

— Мы встречались в Высоком Замке. Я — Джеймс, сквайр при дворе принца.

— Ах да, — кивнул старый капитан, — я вспомнил тебя.

Джеймс не сдержал улыбки. Когда он в первый раз встретил капитана, тот был одним из наиболее преданных офицеров Гая де Бас-Тайры и в результате пострадал: после падения герцога его ждали годы тяжелой службы у пограничных баронов.

— Похоже, мирное время тебе на пользу, капитан, — усмехнулся Джеймс, взглянув на располневшего Гайлденхольта.

— Что привело тебя сюда, сквайр? — спросил капитан, не обращая внимания на дружескую шутку.

— Выполняем поручение принца. Гай послал вас сюда для восстановления порядка?

— Да, — с гордостью ответил Уолтер. — Мы бы прибыли сюда еще несколько дней назад, но на Юге у нас возникли некоторые проблемы — пришлось преследовать банду людей в черном. Удалось убить нескольких, но остальные скрылись.

Джеймс взглянул на Оуина с Горатом.

— Это вещи, которые нам не стоит обсуждать открыто, капитан. Я должен поговорить с графом. Думаю, и ты тоже.

— Верно, — согласился капитан, приказывая своим людям двинуться вперед, так как путь уже был свободен. — Поехали с нами, сквайр. Мы защитим вас в случае чего, — улыбнулся он.

Джеймс усмехнулся и оседлал лошадь, махнув своим соратникам, чтобы те присоединялись к хвосту колонны. В отряде было пятьдесят улан, достаточно для предотвращения серьезных проблем. Во всяком случае, Джеймс на это надеялся.

— Мы удерживали этот мост лишь до прибытия улан, — заявил Вэйландер. — Сквайр, передайте графу, что я и мои люди направляемся домой, в Слуп.

Джеймс пообещал передать, и отряд двинулся в путь.

Ромней, важный торговый центр на Востоке, по меркам Западных земель был огромным, но здесь, в восточной части королевства, считался просто небольшим городком. С помощью пятидесяти улан граф вполне мог восстановить порядок до того, как одна из сторон начнет открытые боевые действия.

В городе ощущалось напряжение. Когда уланы въезжали в город, улицы опустели, лишь любопытные зеваки осторожно выглядывали из окон.

— В воздухе веет страхом, — заметил Горат.

— Люди ожидают кровавых событий, — отозвался Джеймс. — Даже если ты держишься в стороне, волна насилия подхватит тебя и унесет неведомо куда. Много людей погибли, пытаясь доказать, что они не принимают участия в стычке гильдий.

Они свернули за угол и выехали на городскую площадь, главной достопримечательностью которой был большой фонтан. Джеймса вдруг охватило странное чувство.

— Что-то не замечаю я в округе ни лавочников, ни лоточников.

Оуин кивнул.

— Я уже бывал здесь, когда приезжал навестить дядю в Кавелл-Кип, — там на главной площади всегда было полно торговцев.

— Быть может, они как раз опасаются той волны насилия, о которой ты говорил, — задумчиво произнес Горат.

На северной стороне площади обнаружилась большая таверна с изображением черной овцы на вывеске.

— Остановимся здесь, — объявил Уолтер Гайлденхольт.

Уланы спешились, и что бы там Джеймс ни думал о грубости бывшего капитана из Высокого Замка, он вынужден был признать, что отряд его был воплощением дисциплины.

Капитан жестом подозвал прохожего.

— Ты знаешь, где сейчас граф Ромнея?

— Его резиденция вон в том доме, сэр, — человек указал на другую сторону площади.

— Сквайр Джеймс, давайте нанесем визит его светлости, — предложил Уолтер, спешившись и передав поводья своей лошади ординарцу.

Джеймс также соскочил с лошади.

— Найди нам комнату в другой таверне, — велел он Оуину. — Будет легче разведать обстановку, если мы не будем держаться вместе с пятьюдесятью королевскими уланами.

— Я знаю одно место, — с готовностью сообщил Оуин. — Я там останавливался однажды вместе с отцом. В конце этой улицы есть другой мост через реку Чим, и за ним — таверна с зеленой кошкой на вывеске. Мы будем ждать тебя там.

Джеймс развернулся и последовал за Уолтером, который решительно направился к дому графа. Как только он постучал, дверь открылась.

Впустивший их слуга был в камзоле с графским гербом — изображением рыбы, выпрыгивающей из реки и летящей к звездам.

Граф Ричард принял их в небольшой комнате в глубине дома. Граф оказался молодым человеком, более похожим на купца или торговца, чем на вельможу, хотя предстал перед гостями в боевых доспехах и с мечом на перевязи. Джеймс вырос среди дворян, для которых сражения были обыденным занятием, и ему потребовалось время, чтобы привыкнуть к мысли, что восточные дворяне носят мечи для украшения.

— Добро пожаловать, джентльмены. — У графа оказался неожиданно глубокий и мощный голос. — Милорд Бас-Тайра не оставил без внимания мою просьбу.

Джеймс предоставил Уолтеру право говорить первым.

— Мы сразу направились сюда, сэр.

— Сколько людей вы привели?

— Отряд из пятидесяти королевских улан.

Граф казался обеспокоенным.

— Надеюсь, этого будет достаточно. Вообще-то я бы предпочел обойтись без применения силы.

Уолтер взглянул на Джеймса и пожал плечами. Граф тоже обратил взгляд на Джеймса.

— А ваше имя?

— Джеймс, сквайр принца Аруты, — представился молодой человек, показывая свои бумаги. Увидев документ об оказании содействия, граф явно занервничал.

— Какого рода содействие?

— В нашем случае это информация, милорд. Ходят слухи, что темные братья стали слишком активными в этих краях, а еще поговаривают, что ночные ястребы вернулись.

— Поговаривают?! — Граф побагровел. — Кто-нибудь читал мои донесения королю? Они по заказу перевозчиков убили двух человек из гильдии торговцев железом, потом убили двоих из перевозчиков. Им все равно, кого убивать, лишь бы за это платили. Я слышал, что барон Кейвелл скрывается в деревне, под охраной, потому что они преследуют его!

Имя барона показалось Джеймсу знакомым, но он не мог вспомнить, где слышал его.

— В таком случае, милорд, мы с товарищами проведем здесь некоторое время. Нам нужно кое-что выяснить. Лучше, чтобы никто не знал, что наш визит — официальный. Если кто-нибудь спросит, мы здесь проездом, для того чтобы поприветствовать вас от имени принца. — Он взглянул на Уолтера. — Я остановлюсь в таверне «Зеленый кот», мне так удобнее, капитан.

Гайлденхольт равнодушно пожал плечами, как будто это не имело для него никакого значения.

— Милорд, мы в вашем распоряжении, — обратился он к графу. — Утром мне необходимо поговорить с вашим начальником полиции и организовать патруль. Как только горожане увидят моих людей, патрулирующих окрестности, все немного успокоятся.

— Ну, сквайр, скоро мы тут все уладим, — заявил Уолтер, выйдя на улицу.

— Надеюсь, капитан. Искренне надеюсь, — вздохнул Джеймс, снова ощущая витающее в воздухе напряжение.

Они попрощались. Джеймс оседлал свою лошадь и поскакал в направлении, указанном Оуином.

Ромней был расположен на пересечении трех рек. Река Ром текла от Зубов Мира, мимо Северного Форта, старейшей из земель пограничных баронов. Река Чим поворачивала у Ромнея на юго-восток. Джеймс вдруг остановился, когда увидел мост через Чим. Что-то не давало ему покоя, но он не мог понять, что именно, хотя чувствовал, что это важно. Поразмыслив, он решил, что со временем все станет ясно.

Переехав через мост, Джеймс обнаружил, что в этой части города обстановка еще более напряженная. Горожане передвигались торопливо, украдкой посматривая по сторонам, словно опасались нападения. Не было видно ни одного уличного торговца.

Сквайр добрался до «Зеленого кота» и проехал в конюшню, где его ждали Оуин и Горат.

— Почему вы не обедаете? — удивился Джеймс.

Испуганный мальчик-конюх сообщил:

— Мой хозяин не желает обслуживать вашего… друга, — он указал на Гората.

— Я бы даже другом его не назвал, — пробормотал Джеймс, спешившись и передавая поводья лошади мальчику. Он направился к двери таверны; Оуин и Горат на мгновение замешкались, затем последовали за ним.

Хозяин, высокий, крепко сложенный человек, обернулся посмотреть, кто вошел со стороны конюшни, и тут же указал мясистым пальцем на Гората:

— Снова ты! Я же сказал, что не потерплю твоего присутствия в моей таверне!

Джеймс поторопился встать между хозяином и Горатом.

— А как насчет меня?

Человек взглянул на Джеймса сверху вниз, как бы оценивая его. Сквайр значительно уступал ему в размерах, но что-то в его поведении заставило хозяина остановиться.

— Темные эльфы! Я пятнадцать лет прослужил на границе и уничтожил достаточно этого отродья. Они убивали моих товарищей. И кто, черт возьми, ты такой, чтобы вмешиваться?

— Я — сеньор Джеймс, сквайр принца Аруты из Крондора. Эльф — мой товарищ, и мы выполняем поручение короля.

— А я — королева Банаписа, — насмешливо ответил хозяин таверны.

Джеймс достал свои бумаги.

— В таком случае, королева любви и красоты, прочти это, иначе я буду вынужден послать за графом Ричардом, чтобы он поручился за меня. Уверен, что его не обрадует перспектива добираться сюда, принимая во внимание нынешнее положение в городе.

Хозяин медленно читал, шевеля губами. Наконец он вернул документы. Выражение его лица изменилось.

— Так ты — королевский офицер?

Джеймс пожал плечами.

— Если бы я служил сейчас в армии, то был бы рыцарем-лейтенантом, если тебе, старому солдату, так понятнее. А сейчас я хочу приличную комнату для нас троих и еще эля и еды.

Хозяин хмуро посмотрел на Гората и поманил новых постояльцев к барной стойке. Зайдя за нее, он вытащил большой железный ключ и нехотя проговорил:

— Вверх по лестнице, последняя дверь направо.

Джеймс взял ключ. В глазах хозяина таверны загорелся алчный огонек.

— Шесть золотых соверенов за ночь.

— Шесть? — изумился Джеймс. — Да ты грабитель!

— Два за каждого из вас. Или так, или никак.

Прекрасно понимая, что пятьдесят улан займут большинство комнат в местных тавернах, Джеймс кивнул:

— Хорошо. Мы согласны.

— Деньги вперед.

Джеймс отсчитал двенадцать монет.

— За две ночи. Если останемся еще, заплатим послезавтра.

Человек сгреб монеты и нагло заявил:

— Еда и эль в стоимость не входят.

— Так я и знал, — хмыкнул Джеймс. — Давайте сначала разберем наши вещи, затем поедим, — обратился он к Оуэну и Горату.

Они сняли свои дорожные мешки с лошадей, удостоверились, что мальчик-конюх знает, что делать, и поднялись в комнату, которая, как Джеймс и ожидал, была явно самой скверной в таверне и соседствовала с конюшней. Однако он решил не обращать на это внимания.

Внизу их обслуживали очень медленно, хотя народу за столиками было немного. Джеймс уже начал раздумывать над тем, что он сделает с хозяином таверны, когда наконец принесли еду. К счастью, она оказалась вполне приемлемой.

Во время еды они обсуждали сложившуюся ситуацию. Джеймс поделился с друзьями информацией.

— Так ночные ястребы работают на перевозчиков или на торговцев железом? — допытывался Оуин.

— Ни на тех, ни на других, — предположил Горат. — Делехану выгодно запутывать ситуацию и ввергать Королевство в хаос.

— Думаю, Горат прав, — признал Джеймс. — Я не знаю, сотрудничают ли ночные ястребы с Кроулером, Делеханом или сразу с обоими, или просто мы ввязались в конфликт, никак не относящийся к нашему поручению, но в любом случае это на руку Делехану. И значит, мы должны этому помешать.

— И как же? — спросил Оуин.

— Нужно выяснить, с чего все началось, и постараться склонить обе стороны к переговорам. Если граф станет посредником в разрешении конфликта, появится шанс вернуть порядок в город. Уланы могут лишь на время утихомирить бунтовщиков, но рано или поздно кто-нибудь вытащит меч, и тогда в городе начнется кровавое побоище. — Он понизил голос. — И если большинство городских полицейских примут чью-либо сторону, даже пятьдесят улан не смогут остановить кровопролитие.

— Что ты предлагаешь сделать?

— Ты поищи вне города, — посоветовал Джеймс Горату. — Тебе известно, что искать. А ты… — обратился он к Оуину, — ты знаешь какие-либо знатные семьи в Ромнее?

— Не очень хорошо, — признался Оуин, — но мой отец — барон, и я знаю достаточно имен, которые можно при случае упомянуть. Думаю, смогу получить приглашение на ужин.

— Ладно, — кивнул Джеймс, — я тоже кое-куда отправлюсь.

— Куда?

— В ту часть города, куда умные люди стараются не заходить, — улыбнулся Джеймс.

— Зачем еще?

— Ты знаешь барона Кейвелла? — вопросом на вопрос ответил Джеймс.

— Корвалиса Кейвелла? Да. Он мой дядя. Вернее, дядя моей матери, хотя он старше ее всего на несколько лет. А что?

— Граф Ричард сказал, что его ищут ночные ястребы.

— Я не удивлен, — спокойно отреагировал Оуин. — Дядя Корвалис всегда был горячим и злопамятным и с легкостью наживал врагов. Хотя мне трудно поверить, что кто-то хочет его смерти.

Джеймс пожал плечами.

— Так сказал граф Ричард.

— Если бы они хотели его смерти, он уже был бы мертв, — заметил Горат.

— Между прочим, по словам Ричарда, — продолжал Джеймс, — твой дядя Корвалис сейчас скрывается в деревне под усиленной охраной.

Оуин снова не удивился.

— Старый замок пять лет назад пострадал от пожара при загадочных обстоятельствах. С тех пор семья живет в лучшем деревенском доме, ну и надеется со временем восстановить замок.

— Итак, — подытожил Джеймс. — Если мы не найдем ночных ястребов здесь, нам придется поговорить с твоим дядей.

— Мне не показалось, что их трудно найти, — заметил Горат.

— Да… верно. Слишком верно, — согласился Джеймс.

Они закончили ужин и отправились спать.

Истошный вопль разбудил Джеймса, и он вскочил, судорожно напяливая штаны и сапоги. Горат тоже проснулся и потянулся за мечом. Оуин поднял голову.

— Что случилось? — сонно спросил он.

— Похоже, начался бой, — ответил Горат.

— Нет, по-моему, это что-то другое, — возразил Джеймс, прислушавшись.

Сквайр быстро оделся и поспешил вниз по лестнице, в общий зал. Там громко переговаривались возбужденные люди. Хозяин, стоя в дверях таверны, наблюдал за общей суетой.

— В чем дело? — спросил Джеймс.

— Убийство. Ночью произошло убийство, — старый солдат мрачно взглянул на Джеймса.

— Убийство? — переспросил Оуин, спускаясь вниз по лестнице. — Кого убили?

— Не знаю, — пожал плечами хозяин, — но говорят, это случилось в таверне «Черная овца».

Старик еще не успел договорить, а Джеймс уже был за дверью. Оуин и Горат поспешили за ним. Они не стали брать из конюшни лошадей, а вместо этого припустили по улице, следуя за толпой людей, которая мощным потоком неслась вперед, через мост к главной городской площади.

Подбежав к площади, Джеймс обнаружил, что дальше людей не пускают несколько человек, вооруженных алебардами, все с повязками на руках. Никого из королевских улан видно не было. Джеймсу пришлось пробиваться сквозь толпу, и когда он достиг переднего края, путь ему преградил человек с пикой.

— Именем короля! — прокричал Джеймс, отводя пику в сторону.

Стражник явно не ожидал такого заявления и замешкался, чем не преминули воспользоваться Джеймс, Горат и Оуин. Оказавшись на площади, они увидели быстро шагающего навстречу Ричарда, графа Ромнея.

— Сквайр! — воскликнул граф, увидев Джеймса.

— Что произошло, милорд? — тревожно спросил Джеймс, подбежав к нему.

Судя по всему, граф был в ярости настолько, что не мог говорить, он лишь указал на открытую дверь таверны «Черная овца».

Войдя в общий зал, Джеймс увидел королевских улан, застывших около столов в совершенно невообразимых позах. Глаза их были открыты, но смотрели они в никуда. Было понятно — все воины мертвы. Сквайр взглянул на подавленного мальчика-конюха, который обнаружил тела часом раньше, и спросил у него:

— Здесь все?

Мальчик был настолько напуган, что едва мог говорить.

— Сэр… — он сглотнул. — Еще офицер в комнате наверху, сержант и другие. Остальные умерли здесь.

Горат подошел к столу и, подняв кружку с элем, понюхал ее.

— Яд, — констатировал он. — Убедитесь сами.

Джеймс тоже понюхал содержимое кружки и понял, что обоняние моррела острее, чем у него, так как он не почувствовал ничего, кроме запаха теплого эля. Однако заметил темный осадок на дне кружки, подцепил немного пальцем и лизнул его. Сплюнув, он сказал:

— Возможно, ты прав и в этом эле есть яд, но то, что ты унюхал, — всего лишь смолянка.

— Смолянка? — переспросил Оуин, который был очень бледен, несмотря на то что повидал уже достаточно покойников.

Джеймс кивнул, ставя кружку обратно.

— Старый трюк, который применяют в захудалых тавернах. В больших количествах — это жуткая гадость, но если ее немного, то она лишь вызывает жажду. Смешиваешь это с плохим элем, и покупатели думают, что пьют гномий зимний эль.

— Этим можно отравить? — засомневался Оуин.

— Нет, но существует множество ядов без вкуса и запаха, — ответил Джеймс.

Он повернулся к мальчику-конюху.

— Как тебя зовут?

— Джейсон, — дрожащим голосом ответил мальчик. Он был очень сильно напуган. — Что со мной будет?

— Что ты имеешь в виду?

— Я обслуживал этих людей, сэр. Мой хозяин всегда говорит, что забота о посетителях — наша обязанность.

— Не волнуйся, — сказал Джеймс, — ты ведь не мог знать, что эль отравлен, так?

— Не мог, но я знал, что дело тут нечисто, и промолчал.

Теперь Джеймс не на шутку заинтересовался.

— Что показалось тебе странным?

— Люди, которые привезли эль. Мы покупаем наш эль у компании Вздернутого Бочонка из Слупа. Я знаю водителей повозки, но в этот раз приехали незнакомые люди.

Джеймс взял Джейсона за плечи и посмотрел ему прямо в глаза.

— Ты можешь нам что-нибудь рассказать об этих людях, какие-то приметы?

Джейсон какое-то время напряженно пялился в потолок, как будто пытаясь вспомнить.

— Смуглые, может быть, кешианцы, и говорили так странно… У одного из них был медальон, который выскользнул из-под туники, когда человек нагнулся, чтобы передать партнеру бочку.

— На что был похож этот медальон? — быстро спросил Джеймс.

— На нем была изображена птица.

— Еще что-нибудь помнишь? — Джеймс многозначительно взглянул на Гората с Оуином.

— Они вообще велели мне забыть, что я их когда-либо видел, — ответил Джейсон. — И пахло от них, как от моряков из Силдена, — прогретой солнцем парусиной.

Горат и Оуин начали осматривать комнату, а Джеймс вышел наружу. Он увидел графа Ричарда, стоявшего там же, где он его оставил. Граф был настолько шокирован этим массовым убийством, что не мог сдвинуться с места. Джеймс знал, что такое бывает с людьми, не привыкшими к кровопролитию. Он подошел к графу.

— Милорд, что вы собираетесь делать?

— Делать? — Ричард заморгал, как будто с трудом понимал Джеймса.

— Вы должны сказать что-нибудь людям, — сказал Джеймс. — Разъясните им все, пока паника не захлестнула город. Затем нужно позаботиться о телах.

— Да, — рассеянно кивнул граф Ричард, — вы правы.

Он поднялся на парапет фонтана, чтобы все могли его видеть.

— Жители Ромнея! — крикнул он, и Джеймс сразу понял, что выступления перед горожанами — обычное для него дело. — Идите домой! Сохраняйте спокойствие. Свершилось черное дело, но виновный будет пойман и казнен.

Он спустился на землю и жестом подозвал констебля.

— Чтобы через пять минут передо мной стояли представители перевозчиков и торговцев железом!.. Мне необходимо послать в Чим еще за одним отрядом, — доверительно сообщил граф Джеймсу. — Черному Гаю не понравится то, что пятьдесят воинов короля погибли в моем городе.

— Королю тоже, — заметил Джеймс и, видя, что граф нахмурился при упоминании о короле Лиаме, добавил: — Мои спутники и я… сделаем все, чтобы помочь.

— Лучшее, что вы можете сделать сейчас, сквайр, — узнать, кто за этим стоит.

— Понимаю, — кивнул Джеймс и рассказал графу о смолянке и о двоих подозрительных людях, возможно уроженцах Силдена.

— Ночные ястребы! — прошептал граф. — Черт возьми! Лучше бы виновниками всего этого были Деймон Ривз или Арли Стилсоул.

— Почему именно они? — не понял Джеймс.

— Потому что тогда я мог бы повесить или одного, или другого и одним выстрелом убить двух зайцев. Ривз руководит перевозчиками, а Арли Стилсоул — глава гильдии торговцев железом. Они — в сердце конфликта.

Тут граф заметил двоих приближающихся мужчин и, дождавшись, когда они подойдут, сурово заявил:

— Сообщите своим людям, что я собираюсь покончить с насилием в Ромнее. Главы гильдий лично ответственны за действия обеих сторон в конфликте. Еще одно убийство — и я повешу их рядышком на городских воротах. Передайте это немедленно!

— Но Стилсоул сейчас в Слупе! — воскликнул представитель гильдии торговцев железом.

— Тогда направляйся в Слуп, — приказал граф.

— Милорд, позвольте мне сделать это, — вмешался Джеймс.

Двое прибывших обменялись взглядами, как будто спрашивая, почему незнакомец вызвался передать такие новости лидерам противоборствующих сторон.

— Передайте, чтобы береглись, если в городе повторится что-либо подобное, — повторил граф.

— Вы сможете воплотить угрозу в жизнь, милорд? — спросил Джеймс, когда представители гильдий удалились за пределы слышимости.

— Вряд ли, но это может заставить их призадуматься, пока мы ожидаем прибытия нового отряда солдат, — он взглянул на Джеймса. — Почему вы решили направиться в Слуп?

— Потому что отравленный эль привезли именно из Слупа и еще потому, что оттуда нам будет удобно добраться до Силдена.

— Тогда сообщите Стилсоулу и Майклу Вэйландеру, что я жду их обоих в течение трех дней вместе с Ривзом и другими лидерами местных группировок, и того, кто не явится, я сочту замешанным в этом страшном убийстве. Это означает смертный приговор. Если же все прибудут сюда, я запру их в комнате, и никто не выйдет оттуда, пока мы не разрешим конфликт. Мне все равно — пусть мочатся на пол, пусть умирают с голоду, но я покончу с этим делом раз и навсегда, и только тогда они вновь увидят солнце.

Убедившись в серьезном настрое графа, Джеймс поклонился:

— Я и мои соратники отправляемся через час, милорд.

Он возвратился в «Черную овцу», где двое рабочих помогали Джейсону погрузить тела на повозку, чтобы вывезти их из города для сожжения. Оуин помахал Джеймсу, и тот немедля подошел к юному магу.

— Нашли что-нибудь интересное?

— Только это. — Оуин протянул сквайру небольшую серебряную брошь в виде паука.

— Что это? — удивился Джеймс.

— Переверни, — посоветовал Горат.

Джеймс так и сделал и увидел в центре броши углубление, заполненное смолистым веществом. Джеймс понюхал его и оторопел:

— Терн серебристый!

— Ты уверен? — осведомился Оуин.

— Я ни с чем не спутаю этот аромат, поверь мне, — взволнованно заверил его Джеймс.

— Это орудие убийцы, — объяснил Горат. — Проводишь острием клинка по углублению, а потом стоит лишь царапнуть противника, и тот умрет в течение нескольких часов.

— Есть еще что-нибудь? — спросил Джеймс.

Оуин показал ему медную трубку со стеклом в одном конце.

— Это что, подзорная труба? — не понял Джеймс.

— Посмотри в нее, — предложил Оуин.

Сквайр, прищурив один глаз, поднес к другому трубу. Окружающее как-то неуловимо изменилось, все стало другого цвета. Джеймс оторвался от трубы и вопросительно взглянул на Оуина.

— Это магия, — сказал Оуин. — Я изучу это, но думаю, что труба позволяет видеть то, что недоступно обычному зрению, например магически скрытые предметы.

Джеймс задумчиво взглянул на две загадочные вещицы. Хотелось бы иметь улики повесомее, но вообще-то и этих двух для начала вполне хватит.

8 Тайны

Темные тени двигались в вечерних сумерках.

Джеймс молча указал на них.

— Кто это? — тихо проговорил Оуин.

Горат лишь кивнул в подтверждение того, что заметил происходящее.

Маленький отряд выехал из города в полдень, выжимая из лошадей все, чтобы быстрее достичь деревни Слуп и доставить ультиматум графа Стилсоулу и Вэйландеру. К закату Джеймс и его спутники перевалили через холм и оказались у небольшого поселения. И теперь они наблюдали за тем, как вооруженные люди пробирались между деревьями у его северной окраины, направляясь к табуну пасущихся лошадей.

Горат выхватил меч и ринулся вперед. Джеймс и Оуин последовали за ним.

— Тревога! На деревню напали! — закричал Джеймс.

Он знал, что жители деревни в ответ на его призыв либо поспешат на улицу с оружием в руках, либо спешно запрут двери и окна. На Западе уже через минуту на улицах появилось бы не менее дюжины мужчин, чтобы встретить захватчиков. Здесь, на мирном Востоке, все могло быть по-другому.

Проезжая мимо первого дома, сквайр заметил, что в окно кто-то выглядывает.

— Нападение на деревню! — снова крикнул он. — К оружию!

Мужчина захлопнул ставню, и Джеймс представил, как тот кинулся баррикадировать дверь.

Горат уже атаковал первого из бандитов, соскочив на него с лошади. Джеймс подумал, что ему следует найти время и научить темного эльфа как следует сражаться верхом. Оуин же вполне освоился и вовсю использовал свой тяжелый посох — он крушил черепа и ломал руки, не слезая с коня.

Через несколько минут нападавшие бежали обратно в лес. Джеймс подъехал к Горату, который явно готовился их преследовать, и крикнул ему, чтобы тот остановился.

— Скоро стемнеет, — сказал он. — Даже с твоими навыками нам ни к чему преследовать полдюжины разъяренных ночных ястребов, укрывшихся в лесу.

— Хорошо, — согласился Горат и отправился искать свою лошадь.

Джеймс подъехал к дому, который явно и был целью нападения, и спешился.

— Именем короля, откройте! — крикнул он, постучав в дверь.

Глаза, полные страха, смотрели на него через смотровую щель. Наконец дверь открылась, и на пороге появился Майкл Вэйландер.

— Сквайр, — воскликнул он. — Что тут был за шум?

— Похоже, кто-то пытается поднять ставки в игре. Мы только что прогнали банду ночных ястребов, пришедших повидаться с тобой.

— Ночных ястребов? — Вэйландер побледнел, его колени подогнулись, и он схватился за дверной косяк, чтобы устоять на ногах. — Во что я ввязался?!

— Об этом мы и пришли поговорить, — спокойно проговорил Джеймс.

Горат и Оуин привязали своих лошадей рядом с конем Джеймса и прошли внутрь мимо Вэйландера. Интерьер дома свидетельствовал о достатке, и было ясно, что для официального лица в небольшой деревне Майкл Вэйландер жил очень даже хорошо. Три комнаты были обставлены дорогой мебелью, а в спальне красовалась резная кровать под балдахином. Хозяин опустился на стул в гостиной, Джеймс сел на соседний.

— Кто-то хочет убить тебя, Майкл, — сухо проговорил Джеймс. — Кто бы это мог быть?

— Я — покойник, — Вэйландер с несчастным видом откинулся на спинку стула.

— Пока, пожалуй, еще нет, — невозмутимо произнес Джеймс. — Я представляю принца Аруту, и хотя ты явно затронул интересы каких-то влиятельных людей, принц Крондорский остается самым могущественным человеком после короля. Если ты окажешь нам содействие, я, возможно, смогу обеспечить тебе защиту.

Вэйландер некоторое время смотрел в пустоту, как будто размышляя.

— Я влип по уши. И сделаю все, чтобы выбраться из этого.

— Может, тогда начнешь с того, что объяснишь, во что ты влип? — предложил Джеймс, наклонившись к нему.

— Около года назад ко мне пришли люди из Силдена. У них было предложение, и я передал его Арли Стилсоулу.

— Что за предложение?

— Они намеревались установить контроль над всем бизнесом вдоль реки, от Силдена до маленьких деревушек в горах.

— Каким образом?

— Заявили, что у них есть связи в гильдии перевозчиков и они получили информацию о том, что гильдия собирается поднять цены на перевозку грузов по реке.

— Значит, гильдия собиралась поднять свои тарифы?

— Да, — подтвердил Вэйландер. — Обычно они очень осторожны в этих вопросах, потому что если тарифы будут слишком высокими, купцы начнут перевозить свои товары в фургонах по Главной королевской дороге.

— Но если на Королевской дороге будут серьезные препятствия, то торговцам волей-неволей придется пользоваться услугами речных перевозчиков, — догадался Джеймс.

— Вот именно, — кивнул Вэйландер. — Эти люди сказали, что могут сделать так, что у речных перевозчиков не будет никакой конкуренции. Потом мы, Арли Стилсоул и я, поднимем против перевозчиков другие гильдии в Ромнее и окрестностях. Когда дела будут совсем плохи, король объявит военное положение, и с бизнесом речных перевозчиков будет покончено.

— И какое имеет значение, сколько шей будет сломано в процессе, — сухо заметил Оуин.

— Вэйландер, — поинтересовался Джеймс, — почему ты думаешь, что перевозчики окажутся не у дел, если король объявит военное положение?

— Мы планировали убить Деймона Ривза, главу гильдии перевозчиков, — он опустил голову, как будто стыдясь своего признания. — Я не хотел этого, но к тому моменту, как они рассказали мне об этом плане, я уже слишком глубоко увяз. Они обещали, что все будет выглядеть так, будто виновны ночные ястребы, и мы окажемся вне подозрений. На самом деле они собирались представить все так, как будто кто-то из гильдии решил убрать Ривза с дороги. Тогда гильдия развалилась бы из-за внутренних распрей. Я знаю Деймона много лет. Он мой старый друг, но я ничего не мог поделать.

— Чья это была идея — свалить все на ночных ястребов? — Джеймс взглянул на Гората и Оуина.

— Людей из Силдена, — ответил Вэйландер. — А что?

— Просто это нам уже знакомо.

Оуин понял, что Джеймс имеет в виду фальшивых ночных ястребов в канализации Крондора, и понимающе кивнул.

— Что же мне делать? — Вэйландер был в отчаянии.

— Бери Стилсоула, отправляйтесь в Ромней, расскажите все перевозчикам и договоритесь о мире. Если вы этого не сделаете, граф повесит вас обоих и Ривза и начнет все сначала с теми, кто займет ваше место.

— Граф никогда не прибегал к угрозам, — удивился Вэйландер. — Почему он внезапно решил нас запугать?

— Потому что кто-то только что убил в городе отряд из пятидесяти королевских улан, — без выражения произнес Джеймс.

Глаза Вэйландера расширились, а лицо стало пепельно-серым.

— Боги милосердные! — Он схватился за край стола. — Кто мог это сделать?

— Похоже, у тебя есть шанс встретиться с ночными ястребами, — предупредил Джеймс. — И судя по всему, они очень недовольны, что кто-то пытается повесить на них дела, к которым они не имеют отношения. И неважно, что вы считали себя очень умными, на самом деле вы лишь пешки в игре человека по имени Кроулер. Он пытается убрать пересмешников в Крондоре и, похоже, хочет контролировать доки в восточных городах. Они не помогали вам, а создавали ситуацию, когда смогут контролировать дела после того, как уберут с дороги тебя, Ривза, Стилсоула и любого, кто помешает в достижении цели. Я не удивился бы, если бы узнал, что именно агенты Кроулера передали ночным ястребам информацию о том, что ты попытаешься свалить на них вину за смерть Ривза.

— Как будто обвинение в еще одном убийстве что-то изменит! — удивился Горат.

— Не изменит, — согласился Джеймс, — но по собственному опыту могу сказать, что преступники некоторым образом гордятся собственными преступлениями, но яростно возмущаются, если им приписывают то, чего они не совершали. Это странно, я знаю, но это правда.

— Ты говоришь так, будто знаком со множеством преступников, — сказал Вэйландер.

— Да, знаком, и что? — В улыбке Джеймса не было даже намека на теплоту.

— Что мне делать, когда я встречусь с графом?

— Умолять его о милосердии, — посоветовал Оуин.

— Из-за вас погибли люди, — нахмурился Джеймс, — и вам со Стилсоулом придется за многое ответить. Но если ты поможешь графу навести порядок, а нам — выяснить, кто за всем этим стоит, мы сделаем все, что в наших силах, чтобы уберечь тебя от виселицы.

— Может быть, мне просто сбежать? — пробормотал Вэйландер.

— Ты не доберешься даже до Силдена, — заверил его Джеймс. — Они загонят тебя, как гончие зайца, да и куда тебе деваться в любом случае?

— У меня есть знакомые в Кеше, — заявил Вэйландер. — Если я доберусь до мыса Собачья Голова, то смогу присоединиться к каравану до гряды Покоя.

— Я бы на твоем месте не спешил, — сказал Джеймс. — Если у меня и моих друзей все получится, то ночные ястребы не будут больше представлять угрозу. Советую тебе встретиться с графом, а потом залечь на дно. Я сообщу тебе, когда опасность минует.

— А как же эти люди в Силдене?

— Да, это проблема, — Джеймс встал.

— Но я знаю их только внешне и по именам — Якоб, Линсей и Франклин, а имена могут быть ненастоящими.

— Скорее всего, — согласился Джеймс. Он достал из дорожного мешка подзорную трубу и серебряную брошь в виде паука. — Можешь мне что-нибудь сказать об этом?

— Паука дал мне торговец по имени Абук. Он возит товары из Малак-Кросса и обратно и всегда останавливается в Силдене. Последний раз я видел его там, так что сейчас он, наверное, направляется сюда. У него разрисованный торговый фургон — зеленый с красными буквами на боку.

— Вряд ли мы его пропустим. — Оуин даже вздрогнул при этом описании.

Лицо Джеймса потемнело.

— Мы нашли этого паука сегодня утром среди тел мертвых улан.

— Тогда это не может быть тот же самый! — воскликнул Вэйландер.

— Почему?

— Я купил одного у Абука, но отдал его фальшивым ночным ястребам, которые должны были убить Деймона Ривза.

— Таких пауков может быть несколько, — Джеймс взглянул на брошь, — но тебе потребуются более убедительные доказательства твоей невиновности.

— Посмотри! — воскликнул Вэйландер, указав на углубление для яда. — Я не знаю, что это, но в моем пауке была белладонна!

— Найти терн серебристый на Юге не просто, — заметил Горат.

— Но все же возможно, — возразил Джеймс. — Ладно, я все-таки верю тебе. А что насчет подзорной трубы?

— Ничего о ней не знаю, — заявил Вэйландер, — но такими вещицами Абук тоже торгует.

— Отправляйся к графу, Майкл, — подытожил Джеймс, подходя к двери. — Ты и Арли должны быть у него завтра до заката, если дорожите жизнью. Мы останемся в таверне до рассвета, а потом отправимся на юг.

— Я дойду с вами до дома Арли, — решил Вэйландер. — А завтра поспешим к графу. Куда именно вы направляетесь?

— Сначала в Силден — найдем там Абука и тех мужчин, которых ты упомянул. Если повезет, то разберемся с этими проблемами за несколько дней.

Вэйландер промолчал, и Джеймс понимал почему: даже если все ночные ястребы и люди Кроулера испарятся сегодня ночью, все равно ему придется ответить за свои преступления. «Но лучше несколько лет в темнице, чем смерть, — подумал Джеймс. — В конце концов, из темницы можно бежать».

При последней мысли он улыбнулся, и вся троица направилась к таверне.

Подъехав к Силдену, они придержали лошадей, заметив другую группу всадников, которая приближалась к городу с запада.

— Нельзя утверждать, что они ищут именно нас, — сказал Джеймс, — но я хотел бы сначала выяснить, что они собираются делать.

Всадники пересекли мост через реку Ром и въехали в город. Силден был возведен на отвесном утесе, спускавшемся к гавани, и поэтому не имел поселений за городскими стенами. Побережье Силденского залива было усеяно маленькими деревушками, а на западном берегу, по другую сторону моста, расположилось большое поселение.

Трое путников проехали через северные ворота мимо двух скучающих городских стражников.

— У тебя здесь есть какие-нибудь друзья или родственники? — обернулся Джеймс к Оуину.

— Нет, вроде, — ответил Оуин. — По крайней мере никого, кого признал бы мой отец.

— Понимаю, — рассмеялся Джеймс. — Не самое приятное местечко, не так ли?

Силден представлял собой ценность только для тех, кто в нем жил, и для контрабандистов. В основном все товары, которые перевозились по реке на север, доставлялись в торговый порт Чим, с его просторными доками и бесчисленными складскими помещениями. Это был второй по величине после Бас-Тайры порт на северном побережье Королевского моря. А Силден поэтому оказывался гораздо более прибыльным местом для тех, кто предпочитал вести бизнес без присмотра королевских таможенников. Власти пытались справиться с контрабандой, но из-за множества прибрежных деревушек контролировать контрабандистов было практически невозможно. В результате контроль над Силденом многие годы был заманчивой целью для конкурирующих банд — от крондорских пересмешников, кешианских торговцев наркотиками и головорезов Рилланона до союза местных воров. Постоянная борьба превратила Силден в единственный открытый, никому не принадлежащий город в Восточных землях Королевства.

И графство Силден, хотя и было довольно привлекательным феодальным владением с рентами и доходами, достаточными для того, чтобы содержать дворянскую семью, тем не менее никем не управлялось. Последний граф Силдена умер в последний год Войны Врат в ходе наступления короля Родрика Четвертого на цурани. Король Лиам все еще никому не даровал графство, чем был вполне доволен герцог Чима, получающий в настоящее время доходы с этого владения. Джеймс считал, что это место должно перейти под управление герцога: постоянно живущему здесь дворянину легче было бы разобраться со многими проблемами важного портового города. Он решил по возвращении изложить свои соображения принцу.

Результатом сложившейся ситуации было почти полное отсутствие в Силдене закона и порядка, лишь частично поддерживаемого местными полицейскими. Но, насколько мог судить Джеймс, весь порядок заканчивался там, где рыночная часть города переходила в портовую, на бульваре, под вывеской с четырьмя летящими чайками. На одной стороне этого бульвара красовались зажиточные дома и магазины, а на другой теснились таверны и склады. Прямо посреди мостовой была проведена длинная красная линия.

— Что это? — спросил Горат, когда они переехали ее.

— Линия смерти, — усмехнулся Джеймс. — Если ты дерешься по эту сторону, это никого не волнует. Но если по другую, так тут же отправишься на принудительные работы.

Они въехали в портовую часть.

— Мне нравится город, в котором тебе четко, без лишних сантиментов, дают понять, как обстоят дела, — заметил Джеймс.

Горат обменялся взглядами с Оуином и пожал плечами.

— Почему она называется «линия смерти»? — решил он уточнить.

— В прошлом, когда королевские солдаты ловили после комендантского часа кого-то не на той стороне, его сразу вешали.

Они проехали по темным улочкам, уставленным с двух сторон высокими складскими зданиями, и пересекли еще одну довольно широкую улицу, запруженную фургонами и тележками с товарами. Вскоре перед ними предстало пространство гавани с хаотично разбросанными доками и причалами, иногда каменными, но в основном деревянными, и снующими туда-сюда маленькими лодками. Прекрасный обзор открывался путникам с одного из высоких утесов, которыми Силденская гавань была защищена от суровых зимних бурь.

Джеймс без ошибки нашел дорогу к докам, а там указал товарищам на таверну, над которой висела вывеска, сооруженная из окрашенного в белый цвет старого корабельного якоря. Из конюшни, прилепившейся сбоку к таверне, навстречу гостям выбежал неряшливо одетый мальчик.

— Дай им воды и сена и почисти хорошенько, — велел Джеймс, спрыгнув с лошади. Мальчик кивнул, и Джеймс продолжил: — И скажи всем, кому это интересно, что я сочту большой любезностью, если наши лошади будут на месте завтра утром. — При этом он подал какой-то знак большим пальцем, и мальчик слегка кивнул.

— Что ты сделал? — поинтересовался Оуин.

— Довел кое-какие сведения до нужных ушей, — объяснил Джеймс, когда они входили в таверну «Якорь».

— Я имел в виду тот жест.

— Так я дал мальчику понять, что заслуживаю внимания.

Общий зал был грязноватым и темным. Джеймс оглядел посетителей: моряки и докеры, наемники, поджидающие отхода какого-нибудь корабля, продажные женщины и традиционный набор головорезов и воров. Джеймс провел спутников к столику в глубине.

— Будем ждать, — коротко бросил он.

— Чего? — недовольно спросил Горат.

— Пока не появится нужный человек.

— И долго? — осторожно поинтересовался Оуин.

— В этой дыре? День, в крайнем случае два.

— Вы, люди, — Горат покачал головой, — живете как… животные.

— Здесь не так уж плохо, Горат, — пожал плечами Джеймс. — Гораздо лучше некоторых мест, которые я называл домом.

— Странно слышать такое от человека, который служит у принца своей расы, — удивился Горат.

— Да, но это правда, — развел руками Джеймс. — У меня появился уникальный шанс изменить свое положение.

— У меня как раз наоборот, — признался Горат. — Я был вождем клана, членом совета и считался одним из лидеров среди моих людей. А теперь сижу в грязной таверне рядом с врагом.

— Я никого не считаю врагом,пока он не причинит вреда мне или близким мне людям, — покачал головой Джеймс.

— Могу поверить, сквайр, — отозвался Горат, — хотя у меня возникает странное ощущение, когда я говорю это. Но вот что касается твоих соплеменников…

— Я никогда и не говорил от лица большинства соплеменников, — заметил Джеймс. — И если ты обратил внимание, мы гораздо больше времени заняты тем, что убиваем друг друга, а не тем, чтобы осложнять жизнь северных народов.

Внезапно Горат рассмеялся, и смех этот поразил и Оуина, и Джеймса своей музыкальностью и глубоким тоном.

— Что смешного? — вздернул брови Оуин.

— Просто подумал. — Улыбка Гората угасла. — Если бы вы с большим успехом убивали друг друга, мне не пришлось бы разыскивать этого пса-убийцу Делехана.

Джеймс невольно вспомнил о том, что необходимо распутать клубок тайн и выяснить, кто за всем этим стоит. Пока его не оставляло убеждение, что Кроулер — кем бы он ни был — мог представлять проблему для пересмешников, принца Аруты и других дворян, которых он донимал, но его участие в планах Делехана было случайным, а не запланированным.

Было очевидно, что ночные ястребы работают либо с Кроулером, либо с моррелом, либо с обоими. Что действительно беспокоило Джеймса, так это мысль, что они могли опять быть заложниками пантатианских змеелюдей, и сквайр решил обсудить этот вопрос с Горатом, только не в этом людном месте.

Барменша, тучная женщина, наверное бывшая шлюха, которая уже не могла зарабатывать на жизнь с помощью своей внешности, подошла к ним и, взглянув с подозрением на Гората, поинтересовалась, чего желают посетители. Джеймс заказал эль, и толстуха удалилась, а он вернулся к своим размышлениям.

Во всем этом был замешан кто-то еще — тот, кто спровоцировал все эти беспорядки в Королевстве. Кто именно — вот что занимало Джеймса больше всего. Припомнив все, что рассказывал Горат, он осторожно начал:

— Много бы я отдал, чтобы побольше узнать о тех, кого ты называешь «Шестеро»…

— Да о них вообще мало известно, — отозвался Горат. — Они ближайшие советники Делехана, но я не знаю никого, кто бы с ними на самом деле встречался. Они могущественны и вооружили моих людей как следует, однако все, кто выступал против Делехана, внезапно стали исчезать. Меня пригласили на совет, но по дороге в Сар-Саргот меня схватил Нараб, главный советник Делехана, и запер в темнице.

— Раньше ты об этом не рассказывал, — заметил Джеймс.

— А ты и не спрашивал, что я делал до того, как встретил Локлира, — пожал плечами Горат.

— Как же тебе удалось бежать?

— Кто-то это организовал. Не знаю, кто именно, но подозреваю, что это один давний мой… союзник. Женщина, имеющая определенное влияние и власть.

— Она должна обладать большим влиянием, — убежденно проговорил Джеймс, — чтобы вытащить тебя прямо из-под носа Делехана.

— В окружении Делехана есть немало эльфов, которые не противостоят ему открыто, но будут рады его смерти или исчезновению. Нараб и его брат из таких, но пока Шестеро служат Делехану, они тоже будут ему служить. Если что-то случится с Делеханом прежде, чем он объединит кланы, любой заключенный им союз распадется. Он не доверяет даже своей жене и сыну, и на то есть причины. Его жена — вождь племени хамандьенов, Снежных Леопардов, одного из самых влиятельных кланов после клана самого Делехана, а у его сына есть собственные амбиции.

— Замечательная семейка, — засмеялся Оуин.

Горат хмыкнул.

— Мои люди редко доверяют выходцам из другой семьи, племени или клана, — в его голосе слышалась ирония. — Поэтому у нас не бывает прочных политических союзов. Мы по натуре недоверчивы.

— Я так и понял, — заключил Джеймс. — Мы в большинстве случаев тоже. — Он медленно поднялся. — Извините меня, вернусь через минуту.

Он разминулся с барменшей, которая принесла им эль, и в результате Оуин был вынужден заплатить из своего тощего кошелька, что не улучшило его настроения. Однако Горат счел это забавным.

Джеймс направился к вышедшему из задней комнаты мужчине, кешианцу, судя по бороде и смуглому цвету кожи.

— Чем могу помочь? — спросил тот, оценивающе взглянув на Джеймса. Акцент его утвердил Джеймса во мнении, что перед ним кешианец. Мужчина был худ, и в коротко подстриженной бороде его мелькали седые волоски, но Джеймс чувствовал, что немолодой кешианец может быть крайне опасным противником.

— Вы владелец этого заведения? — спросил Джеймс.

— Да. Я Джофтаз.

— Я представляю интересы тех, кто обеспокоен нынешним спадом в делах, — понизив голос, сообщил Джеймс. — Особенно нас тревожат люди, которые недавно были и в Ромнее, и в Западных землях.

— И зачем мне это знать? — Джофтаз смерил Джеймса оценивающим взглядом.

— Через эти места многие проходят. Я подумал, что вы могли что-то слышать или кого-то видеть.

— Друг мой, — нарочито весело рассмеялся Джофтаз, — при моем образе жизни залог успеха — ничего не слышать, никого не видеть и как можно меньше болтать.

Джеймс не сводил взгляда с хозяина таверны.

— Иногда информация имеет цену.

— Какую цену?

— Зависит от того, какая информация.

— Не те слова, сказанные не в те уши, могут стоить человеку жизни. — Джофтаз огляделся по сторонам. — С другой стороны, мне действительно нужна помощь в одном деликатном деле, и для хорошего человека я, вероятно, мог бы припомнить, что слышал и кого видел.

— Некоторая сумма в золоте поможет в этом деликатном деле? — понимающе кивнул Джеймс.

— Ты умный молодой человек, — улыбнулся Джофтаз. — Как тебя зовут?

— Можешь называть меня Джеймс.

Глаза человека сверкнули.

— И ты из…

— Сейчас из деревни Слуп, а до этого был в Ромнее.

— И люди, которых ты ищешь и которые тоже недавно были в Ромнее, замешаны в каких-то тамошних делах?

— Да, но прежде, чем ты расскажешь то, что я хочу узнать, давай обсудим цену.

— Тогда, мой юный друг, мы в тупике, — сказал Джофтаз. — Потому что если я расскажу тебе об одной проблеме, придется рассказывать обо всех; как говорится, «назвался груздем — полезай в кузов».

— Обижаешь, Джофтаз, — улыбнулся Джеймс. — Что я должен сделать, чтобы заслужить твое доверие?

— Расскажи, зачем ты ищешь этих людей.

— Они нужны мне лишь как звено в цепи. Они могут привести меня к другому человеку, который повинен в убийстве и измене, и я отправлю его на виселицу или убью сам — годится любой вариант.

— Ты человек короля, да?

— Не совсем, но мы оба уважаем моего хозяина.

— Тогда поклянись Бан-атом, что не предашь меня, и мы заключим сделку.

— А почему богом воров? — улыбнулся Джеймс.

— Для парочки таких воров, как мы, в самый раз.

— Тогда клянусь Бан-атом, — торжественно произнес Джеймс. — В чем ты нуждаешься?

— Чтобы ты кое-что украл у самого опасного человека в Силдене, мой друг. Если ты это сделаешь, я помогу тебе найти людей, которых ты разыскиваешь. Если, конечно, ты выживешь.

— Я?! Украсть?! — Джеймс моргнул. — С чего ты взял, что я пойду ради тебя на воровство?

— Я живу на свете достаточно долго, чтобы понимать, откуда дует ветер, — улыбнулся Джофтаз. — Если ты готов поклясться Бан-атом, значит, раньше не всегда шел по честной дорожке.

— Я нарушу свою клятву говорить правду, — вздохнул Джеймс, — если буду это отрицать.

— Хорошо. Тогда перейдем к делу. Неподалеку есть дом, в котором живет человек по имени Якоб Ишандер.

— Кешианец?

— Здесь много кешианцев, — хозяин указал на себя: — Например, я. Но этот человек и другие, такие же как он, приехали в Силден недавно, два-три года назад. Они работают на «паука», который затаился в центре обширной паутины и чутко реагирует на вибрацию в любом месте сети.

— Ты говоришь о том, кого называют Кроулер? — догадался Джеймс.

Джофтаз чуть заметно наклонил голову, подтверждая это.

— Этот город никогда не был тихой и мирной общиной, но какое-то подобие порядка все же существовало. А люди Кроулера — Якоб и еще двое, Линсей и Франклин, — принесли сюда больше крови и боли, чем может выдержать нормальный человек.

— А как же местные воры и те, кто связан с Рилланоном и Крондором?

— Никого не осталось, кроме меня. Некоторые бежали, некоторые… исчезли. Любой вор, с которым я могу сегодня связаться в Силдене, работает на Кроулера. Я — кешианец по рождению, и, думаю, поэтому они не распознали во мне врага. Нас очень мало осталось в Силдене, мы практически отошли от дел и можем заниматься только легальным бизнесом; например, я держу эту таверну. Если эти ублюдки уберутся, многие из нас смогут вернуть то, что принадлежит нам по праву.

— Прежде чем я соглашусь, — Джеймс поскреб подбородок, — позволь мне кое-что тебе показать. — Он достал серебряного паука. — Знаешь, что это такое?

— Видел раньше несколько подобных, — кивнул Джофтаз. — Такие вещи трудно не запомнить. Их делает кузнец из деревни на гряде Покоя. В Королевство они попадают из Собачьей Головы или из Мальвинской гавани. — Он взял паука и осмотрел его. — Я видел неудачные подделки, этот гораздо лучше. Отличная работа!

— Странные птички покупают такие штучки.

— В основном ночные птички, — улыбнулся Джофтаз. — Ты играешь в опасную игру, мой друг. Ты как раз тот человек, который мне нужен.

— Ну, тогда скажи мне, кому ты продал этого паука.

— Конечно, скажу. И еще кое-что расскажу. — Улыбка исчезла с лица кешианца. — Но не раньше, чем ты провернешь для меня это дельце.

— Ладно, перейдем к сути.

— Человек, которого я упоминал, Якоб Ишандер, главный среди тех, кто прибыл недавно из Кеша. У него есть сумка, — Джофтаз показал руками размер примерно с большой кошелек для монет или поясной кошель, — и содержимого этой сумки достаточно для того, чтобы обеспечить его деятельность в Силдене в следующем году.

— И ты хочешь, чтобы я украл эту сумку?

Джофтаз кивнул.

— А почему сам не можешь это сделать? — поинтересовался Джеймс.

— Мог бы, но я хочу жить здесь, в Силдене, независимо от того, удастся это сделать или нет. А если ты провалишься, я смогу остаться здесь.

— Понятно. А что в сумке?

— «Сердце Радости».

Джеймс на минуту прикрыл глаза. «Радость» — это был наркотик, распространенный в бедных кварталах большинства кешианских городов. Время от времени он появлялся в Крондоре и других портовых городах Королевства. Небольшого количества, растворенного в воде или вине, хватало для приятной эйфории на всю ночь. Доза побольше приводила потребителя в состояние безграничного счастья, которое могло длиться несколько дней. При передозировке человек впадал в беспамятство.

«Сердце Радости» — совсем другое дело. Это был концентрат наркотика, составленный таким образом, чтобы его легко было перевозить. После продажи концентрат смешивали с чем-то безобидным и легкорастворимым — сахарной пудрой или мукой. «Сердце Радости» стоило в тысячи раз дороже, чем «Радость», почти открыто продававшаяся на улицах города.

— Сумка, стоимостью…

— Достаточной для того, чтобы Якобу пришлось бежать сломя голову, когда Кроулер узнает о ее пропаже. Да и всем, кто также может понести за это ответственность, скажем Линсею или Франклину, придется бежать вместе с ним.

— Оставив нишу, — продолжил Джеймс, — которую займешь ты, чтобы вести дела так, как тебе нравится. А нетерпеливые перекупщики не будут интересоваться тем, откуда взялся наркотик, понимая, что могут получить огромную прибыль.

— Примерно так, — улыбнулся Джофтаз.

— Значит, если я добуду сумку, ты оставишь агентов Кроулера в Силдене не у дел и заработаешь себе состояние.

— Если все пойдет как надо.

— Мы с моими друзьями сидим в углу, — сказал Джеймс. — Когда будешь готов, скажи мне, куда я должен идти.

— Мы закрываемся в полночь. Дождитесь этого времени, и я позабочусь обо всем необходимом.

Когда Джеймс вернулся к столу, Оуин спросил его:

— Удалось что-нибудь узнать?

— Да, что в жизни ничего не дается даром. — Джеймс откинулся на спинку стула и приготовился к долгому ожиданию.

В доме явно никого не было, его обитатель бродил где-то по своим делам. Горату было поручено оставаться на улице, чуть поодаль, и предупредить, если кто-то пойдет со стороны доков. Оуин на другой стороне улицы следил за противоположным направлением. Оба согласились помочь Джеймсу, выразив, правда, свои сомнения относительно здравого смысла этого предприятия.

Джеймс быстро обследовал дверь на предмет сигнализации и ничего не нашел. Ему не составило бы труда вскрыть замок, но на всякий случай он провел большим пальцем по дверному косяку и неожиданно нащупал в дереве трещину. Осторожно нажал и услышал тихий щелчок внутри. Нажав посильнее, он сдвинул кусочек дерева.

Джеймс вытащил из тайника в косяке медный ключ и едва не рассмеялся. Это была очень старая и простая уловка, служившая двум целям: владелец никогда не потеряет ключ, даже если будет куда-то очень торопиться, и это же отключает любые ловушки, которые подготовлены внутри. Можно было разглядывать дверь часами и никогда не увидеть этот тайник даже при дневном свете, но один старый вор научил Джеймса полагаться на свои инстинкты, особенно осязание. Довольно часто, проводя пальцем по дверному косяку, он зарабатывал лишь занозы, но щелчок, который Джеймс услышал сейчас, стоил всех часов, проведенных за вытаскиванием заноз.

Опустившись на колени, Джеймс тихонько толкнул дверь. Это была особая хитрость — если на дверь нацелено оружие, стрела пролетит у него над головой.

Дверь легко открылась, и никаких смертоносных приспособлений за ней не обнаружилось. Он быстро поднялся с колен, вошел и закрыл дверь. Не двигаясь, он осмотрел комнату. Никогда не знаешь, где могут храниться ценности, но обычно люди довольно предсказуемы. Правда, хозяина этого дома нельзя было считать обычным человеком, он-то уж точно мог поступить непредсказуемо. Поэтому для начала Джеймс решил поискать что-то необычное.

Обыкновенная комната, скромно обставленная: стол, большой шкаф для одежды и кровать. Вот дверь на задний двор, вот камин, над ним на широкой каминной доске стоят горшки с цветами. Рядом с ним — дверь на маленькую кухню.

Джеймса вдруг осенило. Цветы в горшках? Он осмотрел их: это были высохшие, умирающие растения, и он знал почему. Он не мог вспомнить названия, но принцесса Анита пыталась вырастить такие же цветы в своем саду в Крондоре. Она говорила, что их трудно вырастить в тамошней почве, насыщенной солью, и что им требуется очень много солнечного света.

«Зачем предводителю банды головорезов в такой дыре, как Силден, выращивать на каминной доске комнатные цветы?» — спросил себя Джеймс. Он осторожно поднял все горшки, один за другим, пока не дошел до крайнего справа. Этот был легче, чем другие. Сквайр потянул за цветок, тот легко вылез, и на его корнях не оказалось земли. На дне горшка Джеймс нащупал мешочек и, вернув цветок на место, развязал тесемку. В неясном свете, струящемся через единственное в доме окно, он увидел то, что ожидал, — желтоватый порошок.

Он завязал мешочек, бросил взгляд назад, чтобы убедиться, что не оставил следов своего пребывания, и быстро двинулся к двери. Выскользнув наружу, он запер дверь и вернул ключ на место, вновь запустив ловушки, которые поджидали неосторожных.

Джеймс махнул рукой, не глядя на своих друзей, и они последовали за ним в таверну «Якорь». Подойдя к задней двери, специально не закрытой хозяином, Джеймс ощутил прилив радости. Не важно, насколько высокое положение он может занять, служа королю, — в нем всегда останется что-то от Джимми Руки.

Он передал мешочек Джофтазу.

— Теперь я выполню свою часть сделки, — заявил Джофтаз, несколько минут полюбовавшись на мешочек с порошком и потом спрятав его за барной стойкой. — Чтобы отыскать владельца этого паука, ты должен сначала найти торговца Абука. Я продал ему четыре таких броши за два последних года.

— А как насчет этого? — Джеймс достал подзорную трубу.

Джофтаз полюбовался на трубу и приставил ее к глазу. Через пару секунд, покачав головой, он опустил трубу.

— Это опасная вещь, друг мой.

— Почему?

— Она открывает секреты, а из-за некоторых секретов могут убить, — он отдал трубу Джеймсу. — Я слышал о таких. Они выглядят как обыкновенные, но с их помощью можно распознать иллюзию, увидеть ловушки и тайники. Я слышал, что такие делали для генералов, чтобы те могли обозревать сквозь пороховой дым и туман поля сражений.

— Не знаешь, кто ими торгует?

— Да тот же Абук. Если бы ты раздобыл эту трубу другим образом, я бы не догадался, но раз ты нашел ее рядом с пауком, подозреваю, что эти вещи были проданы им, причем одному человеку.

— Тогда нам нужна комната на ночь, дружище, а утром мы отправимся на поиски Абука.

Новые приятели обменялись рукопожатием.

— Ты хорошо служишь своему королю, дружище, — заявил Джофтаз, — потому что ты не только ищешь ночных ястребов, которые совершают убийства под покровом ночи, но ты помог избавить Силден от ублюдка Кроулера. Якоб и его приспешники будут на первом же корабле, отправляющемся в дальние земли, как только известие о пропаже достигнет их хозяев. Я провожу вас в комнату, а потом мне надо будет найти одного сплетника, который сможет распространить слух о том, что три кешианских джентльмена, проживающих в Силдене, только что продали большую партию «Сердца Радости» контрабандисту, отплывающему в королевство Ролдем.

Джофтаз проводил их в комнату, пожелал спокойной ночи и сообщил, что они могут встретить Абука на дороге между Силденом и Литоном. Джеймс тут же уснул; засыпая, он радовался, что наконец-то наметился какой-то прогресс в распутывании клубка загадок.

9 Подозрения

Мулы медленно брели по дороге.

Фургон, который показался из-за поворота, нельзя было ни с чем спутать. На зеленом его боку огромными красными буквами было выведено: «Абук. Отменные товары». Правил фургоном крупный мужчина с бычьей шеей, впечатляющей гривой огненно-рыжих волос и бородой до пояса. «Если бы гном мог подрасти футов до шести, он выглядел бы именно так», — подумал Джеймс, когда они приблизились к фургону.

— Ты — торговец Абук? — громко спросил сквайр.

Здоровяк натянул поводья своих мулов.

— Именно это написано большими буквами на боковой стенке фургона, незнакомец, значит, ты либо не умеешь читать, либо не видишь очевидного. Да, я — Абук.

Джеймс слегка поморщился при этом замечании.

— Ну, ты ведь мог украсть его упряжку.

— Да, конечно, и еще я мог отрезать его волосы и бороду, чтобы замаскироваться под него. Но я этого не сделал. — Абук осмотрел стоящую перед ним троицу. — Чем могу быть полезен?

— Нам нужна кое-какая информация.

— Информация зачастую самый прибыльный товар.

Джеймс протянул торговцу серебряного паука.

— Можешь сказать мне, кому ты его продал?

— Да, — ответил Абук. — За сто золотых соверенов могу.

Джеймс недобро улыбнулся.

— Мы можем организовать тебе встречу с королевским следователем, чтобы вы обсудили твое участие в смерти пятидесяти королевских улан.

— Что? — воскликнул ошеломленный Абук. — Королевские уланы были убиты?

— В Ромнее, — сухо сообщил Оуин.

Торговец помолчал некоторое время, прикидывая свои шансы выжить против возможности получить прибыль. В конце концов он заявил:

— Я не имею к этому делу никакого отношения. Я просто продаю товары, которые не запрещены законом. — Он вернул паука Джеймсу. — Это один из тех двух, что я продал на Севере. Подделку купил человек по имени Майкл Вэйландер из деревни Слуп. Он член гильдии стекольщиков в Ромнее. Второго я продал человеку, имени которого не знаю. Знаю только, что он с Севера.

— А это? — Джеймс показал Абуку подзорную трубу.

— Ну точно, вы ищете именно того, кого я описал. Как раз он купил и трубу. Я продал ему обе вещи в таверне «Королевская доска» в Малак-Кроссе, и вы можете расспросить ее владельца. Мне показалось, что он знает этого человека. Как я слышал, он прекрасно играет в шахматы.

— Если ты встретился с ним в Малак-Кроссе, откуда такая уверенность, что он с Севера?

— Потому что я услышал, как хозяин спросил его, вернется ли он на Север, и человек ответил, что действительно направляется домой.

— Нам надо снова отправляться в Малак-Кросс, — недовольно констатировал Джеймс.

— Я мог бы избавить вас от этого путешествия. За небольшую плату, — ухмыльнулся Абук.

— Насколько небольшую? — с деланным равнодушием осведомился Джеймс.

— Думаю, двенадцать золотых соверенов.

— Пять, и я забуду твое имя, когда буду говорить с королевским следователем.

— Идет, — кивнул Абук.

Джеймс вручил ему деньги.

— Теперь я припоминаю: он говорил о городе Кентинг-Раш.

Джеймс взглянул на Оуина.

— Знаю такой, — кивнул тот. — Это на севере от деревенского дома моего дяди Корвалиса.

— Твой дядя — барон Корвалис? — удивился Абук. — Я его знаю. Тяжелый у него характер, если позволительно мне так говорить.

— Любой знакомый с ним не будет этого оспаривать, — улыбнулся Оуин.

— Наша сделка закончена? — спросил Абук у Джеймса.

Джеймс кивнул, и яркий зеленый фургон тронулся. Когда Абук отъехал подальше, Джеймс повернулся к Оуину.

— Как ты думаешь? Малак-Кросс или Кентинг-Раш?

— Кентинг-Раш — маленький городок, — объяснил Оуин, — в нем не больше дюжины магазинов и таверн. Вокруг него фермы и маленькие поместья. Вряд ли там найдется много мужчин, соответствующих по описанию тому, кого мы ищем.

— Хорошо, — заявил Горат, — потому что времени остается все меньше. Я покинул дом больше месяца назад, а пока мы собираем информацию, мощь Делехана растет. Мало радости будет раскрыть его планы за минуту до того, как нас убьют.

— Это верно, — согласился Джеймс, разворачивая лошадь. — Тогда на Север.

Он пришпорил своего жеребца и пустился вперед галопом, остальные последовали его примеру. Через несколько минут они обогнали Абука и, махнув ему на прощание рукой, продолжили свой путь.

Путешествие до поворота на Ромней прошло без помех. Путники остановились в Ромнее, чтобы поменять лошадей и оценить ситуацию.

Майкл Вэйландер, Деймон Ривз и Арли Стилсоул приняли предупреждение графа к сведению и появились у него через несколько дней после того, как было передано сообщение. Теперь они активно участвовали в переговорах с лидерами других гильдий и пытались прекратить распри и столкновения. Хоть и медленно, но порядок в Ромнее восстанавливался.

На следующее утро маленький отряд Джеймса направился на север через земли фермеров, вытянувшиеся вдоль берега реки Ром. Городки и деревни были невзрачными, как деревенька Слуп, и названия носили такие же незапоминающиеся. Через несколько дней путники без приключений достигли окрестностей Кейвелла. Несколько раз им попадались группы вооруженных мужчин, но никто не пытался на них напасть.

Повернув, они переехали по маленькому мосту через бурлящий поток. Джеймс посмотрел вниз.

— Глубоко, — заметил он.

— Глубже, чем кажется, — сказал Оуин. — Не один глупец утонул здесь, пытаясь перебраться вплавь. Эта речка, спускаясь с гор, впадает в Рон, — он указал на запад, где возвышались скалы. — Поехали, я вам кое-что покажу, — добавил он и свернул с дороги.

Они последовали за ним по старой пыльной дороге, которой явно долгое время не пользовались.

— Да тут свежие следы, кто-то недавно проезжал, — заметил Горат.

— Ты прав. Я докажу вам это, как только мы свернем.

Они обогнули подножие уходящего ввысь утеса и резко остановились. С высоты не менее трехсот футов вниз с грохотом обрушивался великолепный водопад. По обеим сторонам в скалах, покрытых густым лесом, виднелись ущелья.

— Кейвелл Ран, — объявил Оуин.

— Что это? — не понял Джеймс.

— Так речка называется. А еще так мы называем подземные ходы, которые проходят и под старой крепостью, — он показал на вершину утеса, и Джеймс, прищурившись, разглядел серое здание.

— Откуда ты все это знаешь?

— Когда я был маленьким, мы приезжали сюда несколько раз. — Оуин развернул лошадь. — Мы часто играли здесь с моей кузиной Юджиной. Под крепостью множество ходов и пещер. Когда-то они использовались как склады, но сейчас заброшены, — он показал назад, когда они отъехали от водопада. — За водопадом тоже есть пещера, если знать, где искать. Мы с Юджиной обнаружили ее, когда мне было девять, а ей восемь. Мы разделись и стали купаться и едва не замерзли до смерти, ведь вода эта — растаявший снег с горных вершин. Кроме того, Юджине здорово досталось от отца — он ее высек. Сколько я знаю своего дядю, он всегда был суров.

— А кто еще знает о пещерах? — спросил Джеймс.

— Почти все местные жители знают, что под старой крепостью есть туннели. Некоторые могли догадаться, что за водопадом есть вход. Но я сомневаюсь, что кто-то еще, кроме нашей семьи, старого командира стражи и, может быть, парочки слуг, знает точно, где он. Пещера очень хорошо скрыта.

Они продолжили свой путь к деревне Кейвелл и прибыли туда в полдень.

— Ничего себе деревня — это целый город! — удивился Джеймс, когда они свернули и увидели Кейвелл.

— Еще бы! — рассмеялся Оуин. — Лет двести она существовала как простая деревня, но около пятидесяти лет назад превратилась в оживленный фермерский центр. После того как года три назад пожар в крепости вынудил моего дядю перебраться в эту деревню, он ведет все дела отсюда. Думаю, он и его слуги занимают здесь треть домов.

— Пожар? — спросил Джеймс. — Из-за чего?

— Никто точно не знает, — вздохнул Оуин. — Говорят, что в нижних помещениях производились какие-то работы по указанию дяди, там и начался пожар, который охватил все здание. Подвальные помещения, где дядя оборудовал винный погреб, обвалились, в этом обвале погиб мой кузен Невилль, всего на несколько лет старше нас с Юджиной. Он был странным мальчиком, и мне всегда казалось, что отец не слишком о нем заботился. Любимицей дяди Корвалиса всегда была Юджина. — Оуин на мгновение погрузился в воспоминания, но тут же вернулся к реальности. — Ну вот, этот подвал был просто запечатан, и тело моего кузена так и осталось там, под грудой камней. Девушка, которую обвиняют в том, что по ее вине начался пожар, погибла в огне, так что никто точно не знает, что произошло. Дядя продолжает говорить, что все починит и вернется в свой замок, но пока ремонт даже не начинался.

Они ехали по широкой улице, которая упиралась в площадь, украшенную фонтаном. От нее уходили еще три улицы под разными углами к той, по которой они ехали.

— Вон тот дом, — показал Оуин, объезжая фонтан.

На площади шла бойкая торговля. Продавцы и покупатели не обращали на всадников никакого внимания, хотя несколько человек покосились в сторону Гората.

Путники подъехали к дому барона, и навстречу им выбежал мальчик-конюшенный.

— Господин Оуин! Сколько лет, сколько зим!

— Привет, Тед, — улыбнулся Оуин. — Теперь ты заботишься о лошадях?

Мальчик, которому было не больше двенадцати-тринадцати лет, кивнул.

— Да, сэр. Так как у нас больше нет нормальной конюшни, барон оставляет лошадей своих гостей в конюшне таверны, — он указал на здание напротив дома барона с вывеской в виде деревянной утиной головы. — Я закажу для вас комнаты.

— Ты хочешь сказать, что мой дядя не будет рад меня видеть и не предложит мне комнату? — недоверчиво улыбнулся Оуин.

— Он не очень-то рад кого-либо видеть сейчас, господин Оуин, — удрученно сообщил мальчик. — Если бы вы были один, он, возможно, и предложил бы вам остановиться здесь, но с вами друзья… — он смутился и замолчал.

Оуин отослал его с лошадьми и поручил заказать одну большую комнату на ночь. Потом они поднялись по ступеням большого дома. Джеймс осмотрелся вокруг.

— Рядом с ним остальные дома в деревне выглядят крошечными.

Оуин улыбнулся.

— Раньше это была таверна, но хозяин разорился. Дядя купил ее и переоборудовал под свои нужды. На заднем дворе есть конюшня, но в ней разместилась его личная охрана, — юноша понизил голос. — Как у большинства мелкопоместных дворян, у дяди моего громкий титул, но мало денег. Скромная рента и большие налоги в казну герцога Чима, а дядя никогда не был предприимчивым человеком.

Они постучали в дверь. Она приоткрылась, выглянула служанка средних лет. Увидев перед собой одетого в доспехи Гората, женщина побледнела.

— Привет, Мири, — сказал Оуин, появляясь в поле ее зрения. — Все в порядке. Это со мной.

— Господин Оуин, — с облегчением воскликнула служанка и распахнула дверь.

— Пожалуйста, скажи дяде Корвалису, что мы здесь.

Женщина кивнула и убежала. Через несколько минут к ним вышел высокий человек в рубашке со шнуровкой и бархатном плаще и холодно сказал:

— Племянник, нам никто не сообщил о твоем приезде, — он неодобрительно посмотрел на Джеймса и Гората.

— Да, дядя, это незапланированный визит. Мы уже заказали комнату в таверне напротив. Могу я представить тебе сеньора Джеймса, сквайра принца Аруты, и нашего товарища, Гората. Господа, мой дядя барон Корвалис из Кейвелла.

При упоминании принца Крондорского выражение лица барона несколько изменилось.

— Добро пожаловать, сеньор, — кивнул он Джеймсу, а взглянув на Гората, замешкался, не зная, как к нему относиться, но потом сказал: — Добро пожаловать, господин эльф. Проходите, пожалуйста, в мою комнату. Мири, принеси бутылку вина и четыре кубка.

Они прошли за бароном через бывший общий зал таверны, который теперь был разделен на несколько небольших комнат. В конце коридора виднелась лестница на второй этаж. Они свернули в угловую комнату с двумя большими окнами, выходящими на деревенскую площадь. Барон указал гостям на стулья, уселся и сам.

— Что привело вас в Кейвелл, сеньор?

— Поручение принца, — объяснил Джеймс. — В Ромнее возникли проблемы, и мы проверяем правдивость слухов о том, что ночные ястребы вернулись в Королевство.

При упоминании о ночных ястребах барон подпрыгнул на стуле.

— Слухи! — воскликнул он. — Это не слухи. Здесь, на севере, происходит настоящая резня, и я уже отправил доклад милорду герцогу Чима. Они трижды пытались убить меня!

— Именно это и привело меня сюда, — Джеймс попытался изобразить обеспокоенность. — Принц настроен решительно, как и его брат, король… — Лиам, скорее всего, даже не подозревал о том, что здесь происходит, но Джеймс давно уже понял, что упоминание имени короля зачастую оказывает нужное действие. — Они не могут оставаться равнодушными, когда на их дворян нападают.

— Слава богу, очень вовремя. — При упоминании короля барон, казалось, почувствовал себя увереннее.

— Может быть, расскажете, что здесь происходит? — предложил Джеймс.

— Три года назад при пожаре в заброшенном винном погребе погибла девушка, — слегка покраснев от волнения, быстро заговорил барон. — В то время я решил, что это был просто несчастный случай, но сейчас уверен, что это было первое покушение на мою жизнь. Год назад мы были на охоте, и группа наездников, одетых в черное, напала на нас с оружием в руках. Меня спасла лисица, которую подняли гончие. Животное бросилось через поле, наперерез нападавшим, и преследовавшие его собаки напугали их лошадей. Я потерял свою лучшую гончую в тот день.

Он кивнул появившейся в дверях Мири, приказывая ей обслужить гостей.

— А в прошлом месяце в меня стрелял человек, сидевший в засаде. Стрела рассекла мою тунику вот здесь, — он показал на плечо. — На ладонь ниже, и меня бы не было в живых.

Джеймс взглянул на Оуина, и тот едва заметно кивнул, подтверждая, что барон не преувеличивает.

— Я стараюсь не покидать дом, — продолжал Корвалис. — Иногда хожу в таверну в сопровождении охраны. Дочь меня не слушается, носится по полям, как ребенок, и знается со всякими подозрительными типами. Ей давно уже пора встречаться со знатными женихами, а она вместо этого гуляет по полям с… мерзавцем, который добивается ее расположения сладкой ложью.

— И кто же этот мерзавец, дядя? — Оуин старался сохранить серьезное выражение лица, но было заметно, что его что-то развеселило.

— Торговец! Юджина должна принимать ухаживания от сыновей баронов, графов, даже герцогов, а не от простого торговца. Мой юрист Мирон влюблен в нее, и, хотя он низкого происхождения, у него есть кое-какие связи с дворянством. Я позволил бы ему просить ее руки, но у нее в голове всякая романтическая дурь.

— Но у этого мерзавца есть имя? — поинтересовался Оуин.

— Навон дю Сандо! — почти выплюнул Корвалис. — Я знаю, что он преступник. Он носит дорогую одежду и скачет на лучшем черном скакуне, какого я когда-либо видел, но он почти ничего не рассказывает о своих занятиях. Утверждает, что является посредником нескольких богатых семей и дворян, а также агентом торговых предприятий на Юге и Западе, но я никогда не видел, чтобы он уезжал по деловым поручениям — он либо куда-то загадочно пропадает, либо болтается поблизости, обхаживая мою дочь.

— А где Юджина, дядя? — спросил Оуин, отпив из кубка.

— Наверное, бродит по полю у дороги, ожидая, когда пойдет снег или приедет Навон.

Джеймс допил довольно безвкусное вино.

— Мы несколько злоупотребили вашим гостеприимством, — вежливо сказал он и поднялся. — Позвольте нам провести расследование и как можно скорее выяснить, как прекратить эти угрозы вашему спокойствию.

— Спасибо, сеньор, — сказал барон. — Оуин, передай поклон отцу и матери, когда увидишь их, — и, не зная, что сказать, он просто кивнул Горату, когда тот проходил мимо.

— Оуин, — обратился он к племяннику уже в дверях, — если вы задержитесь здесь до субботы, окажи мне честь и приходи ко мне на обед вместе со своими друзьями.

Дверь закрылась, и Джеймс весело констатировал:

— У нас есть пять дней, чтобы выяснить все, что нам надо, и уехать прежде, чем придется принять приглашение.

— Мой дядя — непростой человек и в лучшие времена, но сейчас он действительно напуган, — словно извиняясь, сказал Оуин.

— Даже я, хотя и не знаю вашу расу очень хорошо, заметил это, — проворчал Горат. — Однако меня беспокоит одна мысль.

— Всего одна? — усмехнулся Джеймс.

— Из многих, — не отреагировал на иронию Горат. — Если бы ночные ястребы действительно хотели его убить, он был бы уже мертв. Собаки, испугавшие лошадей, — допустим. Но промах лучника кажется невероятным.

— Как человек, несколько раз сталкивавшийся с ночными ястребами, я склонен согласиться с этим, — признал Джеймс.

Они вошли в зал таверны «Утиная голова», почти пустой в это раннее время. Из-за барной стойки вышел хозяин.

— Вы — те джентльмены, что приехали навестить барона?

— Да, — кивнул Джеймс.

— Я Питер Грэй, — слегка поклонился хозяин, — владелец этого заведения. Ваши комнаты готовы, и я рад предложить вам большой выбор блюд, вин и эля.

— Меня устроит эль, — заявил Горат. — Не очень люблю вино.

— Если вспомнить вино, которое предложил нам барон, я могу тебя понять, — рассмеялся Джеймс.

— Ты даже не представляешь, — улыбаясь, заметил Оуин, — что могли нам предложить, если бы ты не был придворным принца Крондорского.

Брови хозяина приподнялись.

— Придворный принца Крондорского? Ну, тогда я лучше прослежу, чтобы у нас подавали лучшее вино. Придворный, господа!

И Питер поспешил на кухню.

— И что-нибудь поесть, пожалуйста, — крикнул ему вслед Джеймс.

— Простите, что вам пришлось выслушивать брюзжание моего дядюшки, — снова извинился Оуин, когда они сели. — По сравнению с проблемами, которыми мы занимаемся, его неприятности могут показаться не заслуживающими внимания.

— Возможно, — задумчиво проговорил Джеймс. — Но все эти события могут быть связаны. Я пока не очень понимаю, зачем ночным ястребам преследовать твоего дядю, но не убивать его.

— Чтобы держать в страхе, — высказал предположение Горат.

В этот момент Питер Грэй принес каждому по кружке холодного эля. Джеймс сделал глоток и одобрительно кивнул.

— Отличный!

— Эль из Серых Башен, и мы держим его охлажденным.

— Вам привозят сюда лед?

— Нет, — охотно начал объяснять Питер. — Недалеко отсюда есть глубокие пещеры, и там я храню свои бочки. Этот эль продается так быстро, что не успевает нагреться прежде, чем бочка опустеет.

— Вы, наверно, часто видите барона, ведь ваша таверна напротив его дома, — улыбнулся Джеймс.

— Честно говоря, почти не вижу, — покачал головой Питер. — Барон очень редко выходит из дома, и всегда с вооруженной охраной. Сейчас принесу еду, сэр, — сказал он, забирая поднос.

— Что-то не дает мне покоя, — задумчиво произнес Джеймс, ни к кому не обращаясь, — но никак не могу уловить, что именно.

— Это связано с моим дядей?

— Да. — Джеймс помолчал. — Горат сказал… Зачем им преследовать барона, но не убивать… — Внезапно его глаза расширились. — Питер! — крикнул он.

Хозяин таверны моментально появился перед столом.

— Вы говорите, что почти не видите барона?

— Я только сказал, что барон выходит редко и всегда с охраной.

— Когда это началось?

— Как только за ним стали охотиться ночные ястребы, полагаю.

— Вы знаете о ночных ястребах? — удивился Джеймс.

— Ну, я слышу, о чем говорят люди.

— И что же они говорят?

— Что у гильдии наемных убийц здесь какие-то дела, а барона они решили убить в качестве устрашения остальным.

— Спасибо, Питер, — сказал Джеймс. — Извините, что побеспокоил.

— Зачем ты его позвал? — не понял Оуин.

— Чтобы он помог мне кое-что понять, — ответил Джеймс. — Так вот, ночные ястребы не хотят убивать барона. Они хотят, чтобы барон оставался в своем доме.

— Для чего? — удивился Горат.

— Чтобы он не начал восстанавливать замок, — заявил Джеймс.

— А какое им до этого дело? — вытаращил глаза Оуин. — Это старая крепость, и если сюда направляется какая-то армия, она не станет препятствием.

— Не думаю, что кого-то интересует крепость, — повел плечами Джеймс. — Думаю, их интересует то, что под ней.

— Туннели? — Оуин, кажется, начинал понимать, в чем дело.

— Ты сказал, что есть проход в пещеры, которые скрываются под горой. Там же находятся оружейные склады старой крепости. Бьюсь об заклад, там может укрыться целая армия.

— Или отряд ночных ястребов, — подхватил Горат.

— Откуда же они узнали? — недоуменно спросил Оуин.

— Но ведь туннели — это не семейная тайна?

— Ну да, о них знают еще несколько человек. Однако найти вход снаружи почти невозможно.

— Оуин! — через весь зал пронесся радостный женский крик.

Все трое повернулись и увидели, что к их столу спешит высокая, длинноногая молодая женщина в простом платье. Она бросилась Оуину на шею и практически усадила его обратно на стул, с которого он пытался подняться.

— Ой, Юджина! — улыбнулся и одновременно покраснел Оуин, пока она его обнимала.

Девушка была загорелая, симпатичная и очень непосредственная. Ее волосы растрепал ветер, и создавалось впечатление, что она сидела на земле, так как платье на спине было запачкано. Она с энтузиазмом расцеловала Оуина, потом отступила на шаг и изучающе оглядела.

— Ты теперь красивый мужчина, а не тот милый мальчик, каким был в детстве, — засмеялась девушка.

— А ты, как я вижу, совсем не изменилась, — Оуин смутился, но потом тоже рассмеялся.

Она толкнула его обратно на стул и села ему на колени.

— Конечно, я изменилась! Когда ты последний раз меня видел, я была маленькой девочкой, а теперь я взрослая женщина.

Джеймс усмехнулся. Этой «взрослой» женщине было не больше восемнадцати, и великолепная в своей живости, она была еще немного неуклюжа и жестикулировала несколько нарочито, как будто маскируя свою неуверенность.

— Юджина, это мои друзья — Джеймс и Горат, — представил своих спутников Оуин.

— Привет, — улыбнулась она им и вновь обратилась к Оуину: — Ты уже виделся с папой? Уверена, что да. Тед сказал мне, что ты здесь.

— Виделся, и если мы задержимся до субботы, то придем к вам на обед.

— Ой, пожалуйста, задержитесь! Обедать вдвоем с папой — такая скука!

— Возможно, нам придется уехать, Юджина, — вмешался Джеймс. — У нас есть срочные дела.

— Какие еще дела? — Она слегка надула губки. — Мой любимый кузен приезжает в город после многолетнего отсутствия и хочет сбежать на следующий день?

— Нет, но мы тут… — Оуин запнулся, — по государственному делу.

— О! — приподняла она брови. — Правда?

— Правда, — кивнул Джеймс.

— Ну, тогда я вынуждена настаивать на том, чтобы папа пригласил вас раньше или чтобы вы задержались. В любом случае вы не уедете из города, пока не побываете у нас, — решительно сказала она.

— А чем ты сама занимаешься? — спросил Оуин. — Дядя был очень недоволен тем, как ты проводишь время.

Девушка поморщилась.

— Отец хочет, чтобы я сидела целыми днями в этом темном доме, ожидая, пока не приедет какой-нибудь дворянин и не сделает мне предложение. И он боится, что я с кем-нибудь сбегу.

— С кем-то конкретным? — осторожно поинтересовался Оуин.

Она протянула руку, взяла его кружку и сделала небольшой глоток эля так, будто это был вызов кому-то.

— К нам ходит Мирон, папин юрист, живущий здесь в деревне. Он вдовец, и у него есть очаровательная маленькая дочь, которую я обожаю, но он такой…

— Скучный? — подсказал Джеймс.

— Нет, предсказуемый. Он хороший человек, но мне нужно нечто большее.

— А кто еще? — спросил Оуин.

— С чего ты взял, что есть кто-то еще? — В ее глазах заплясали лукавые огоньки.

— Да так, твой отец рассказывал, — ответил Оуин.

— Навон дю Сандо, — кивнула Юджина. — Папа его не выносит.

— Почему? — продолжал светскую беседу Джеймс.

— Он коммерсант, а не дворянин, а даже у Мирона, папиного юриста, есть дворянские корни — он племянник покойного графа Силдена по материнской линии.

— Ты влюблена в Навона? — с интересом спросил Оуин.

Она покачала головой и наморщила носик.

— Да нет. Он интересный, но немного… странный.

— Странный? — удивился Оуин. — Почему?

— Я замечала, как он смотрит на меня, когда думает, что я не вижу.

— Это потому, что ты так здорово выглядишь, — засмеялся Оуин и пощекотал ее.

Она шутливо оттолкнула его руку.

— Но он действительно интересный. Очень симпатичный и умный и, судя по его рассказам, много где побывал. И он очень богат. Думаю, только поэтому папа и не приказал до сих пор своей охраневыгнать его из города. Если я не смогу выйти замуж за дворянина, отец согласится на богатство.

— А ты собираешься замуж за этого Навона?

— Пожалуй, нет, — она спрыгнула с коленей Оуина. — Он чересчур горяч и… опасен.

— Опасен? — вступил в разговор Горат. — Я пока не очень хорошо знаком с вашими обычаями, но разве это не странное слово для описания поклонника?

— Не знаю, — пожала она плечами. — Он замечательный, хотя и чудной временами, и он научил меня кое-чему.

— Да? — В голосе Оуина слышалось одновременно любопытство и неодобрение.

Она толкнула его в плечо.

— Не этому, противный мальчишка! Он рассказывал мне о поэзии, музыке и еще научил меня играть в шахматы.

Оуин быстро взглянул на Джеймса.

— Он лучший шахматист в Кентинг-Раш, да и во всей округе, — продолжала Юджина. — И часто ездит в Малак-Кросс, чтобы сыграть с лучшими в Королевстве шахматистами в таверне «Королевская доска». Он даже играл с дворянами в Крондоре и Великом Кеше! — В ее голосе слышалась неприкрытая гордость.

— Надеюсь, мы когда-нибудь с ним встретимся, — вежливо произнес Джеймс.

— Приходите на обед в субботу и, возможно, встретитесь, — радостно улыбнулась Юджина. — Он приедет меня навестить в конце недели.

Она развернулась так, что юбка ее взлетела, открыв стройные ноги, и со смехом, вприпрыжку направилась к двери, еще раз на прощание улыбнувшись Оуину через плечо.

— Ваши женщины довольно… интересны, — заметил Горат.

— Она очень молода, — рассмеялся Джеймс. — И слишком старается быть живой и непосредственной. Но через пару лет ей уже не придется стараться. Она очаровательна.

Оуин вздохнул и откинулся на спинку стула.

— Она единственный член моей семьи здесь, в округе, о котором я действительно беспокоюсь.

Питер Грэй принес еду и начал расставлять тарелки.

— Я плохо знал своего кузена Невилля, — продолжал Оуин. — Он погиб, когда мне было девять, и до этого я видел его лишь однажды.

— Невилль, сын барона Корвалиса? — вмешался Питер. — Вы говорили, что заходили к барону, но не упоминали, что вы — его племянник, сэр.

— Просто к слову не пришлось.

— Вы — молодой Оуин, — обрадовался Питер. — Вы меня не помните?

— Простите, нет, — признался Оуин.

— Я был одним из поваров в замке до того трагического дня, когда погиб молодой Невилль. Вам было шесть или семь, и я видел вас раз или два, когда вы приезжали. Я купил эту таверну вскоре после этого события, а вы больше здесь не появлялись. Старый барон… сильно изменился с тех пор. А его жену это просто убило.

— Я не очень хорошо все это помню, — вздохнул Оуин.

Питеру нужен был лишь небольшой толчок.

— Говорят, что между бароном и мастером, которого он нанял для того, чтобы расширить винный погреб за счет нижних пещер и туннелей, возникли разногласия. Странно, что его тоже звали дю Сандо, как Навона.

Джемс и Оуин переглянулись.

— Ну вот, этот Сандо был лучшим каменщиком в провинции, — продолжил Питер, — но любил выпить и не пропускал ни одной юбки. Ходили слухи, что у него были романы со многими женщинами при дворе в Рилланоне, прежде чем он приехал на Север. Он работал в разных частях старых туннелей под замком, и обычно барон был доволен его работой. Но с этим винным погребом по каким-то причинам возникли проблемы. Они с бароном поссорились, а у барона всегда был вспыльчивый характер. Потом настал черный день.

— День, когда погиб Невилль? — вставил слово Оуин.

— Да, а вместе с ним погиб и Сандо. Потолок обрушился. Никто не знает почему. Все мужчины в округе несколько дней пытались расчистить завал, но безуспешно. Невилль и все рабочие, которые там были, погибли.

— А что делал в погребе мальчик? — спросил Горат.

— Этого тоже никто не знает. Ему нравилось смотреть на работу каменщиков, а отец его не возражал, — Питер пожал плечами. — Но барон стал с тех пор другим. А баронессу гибель мальчика свела в могилу. Это точно. Она горевала несколько месяцев, потом заболела, и даже жрецы-целители не смогли ей помочь. Она умерла примерно год спустя. До смерти мальчика это была очень сильная женщина. Юджина на нее похожа. Думаю, именно это помогло девочке сохранить рассудок, несмотря на то что за год она потеряла брата и мать. — В голосе Питера слышалось сочувствие. — На мой взгляд, она смогла стать особенной личностью.

— Да, бесспорно, — согласился Оуин, а Джеймс кивнул.

— На твою семью обрушилось немало бед, — сказал Джеймс, когда Питер ушел.

— Это так, — ответил Оуин. — Но, кажется, Юджина нашла немного счастья.

— Пусть даже это не слишком нравится ее отцу, — подмигнул ему Джеймс, и даже Горат рассмеялся при этих словах.

— Ну ладно. — Оуин решил вернуться к делам. — Что мы делаем дальше?

— Думаю, мы задержимся и пообедаем у твоего дяди в субботу. И заодно узнаем, не хочет ли кто-нибудь сыграть в шахматы.

Оуин кивнул и устроился поудобнее, твердо решив как следует отдохнуть.

10 Ночные ястребы

Вода с грохотом обрушивалась вниз по горному склону.

Джеймс, Горат и Оуин на лошадях подъехали к водопаду. Им надо было чем-то заполнить дни между встречей с Юджиной и предстоящим обедом в субботу у ее отца, и Джеймс решил осмотреть окрестности. Он сделал так, чтобы разговорчивый Питер Грэй узнал, что они отправились куда-то по делам, но, выехав за пределы Кейвелла, они сразу же свернули с дороги, чтобы исследовать Кейвеллские туннели.

Ветер переменился, и в лицо Джеймсу полетели брызги.

— Это здесь вы играли когда-то? — спросил он Оуина.

— Не совсем, — юный чародей показал чуть повыше на гору. — Вон там, у водоема, возле отверстия на склоне.

— У нас детям не разрешают играть без присмотра. — В голосе Гората слышалось презрение. — Хотя вы, люди, плодитесь, как полевые мыши, и если один ребенок умирает, вы просто рожаете другого.

— Это не так просто, — Джеймс бросил мрачный взгляд в сторону темного эльфа.

— Так зачем мы сюда приехали? — сменил тему Горат.

— Если бы ты хотел использовать старые туннели в качестве секретного убежища, барон и его семья здесь, наверху, были бы тебе не нужны? — поинтересовался Джеймс.

— Ты думаешь, что пожар устроили ночные ястребы? — Глаза Оуина расширились.

— Не знаю, — пожал плечами Джеймс. — Но это логично. А продолжая пугать его, они не дают барону начать ремонт.

Они ехали по берегу реки к утесам.

— Я дрался с ночными ястребами вместе с тобой, и ты упоминал их раньше, но я по-прежнему не понимаю, какова их роль во всем этом, — признался Горат.

— Это просто, — начал объяснять Джеймс. — Ночные ястребы — братство наемных убийц, которые работают на тех, кто им платит. Наемники. Впервые я встретил одного из них на крышах Крондора, когда был мальчиком, и потом не раз с ними встречался. Одно время они были под властью Мурмандрамаса и служили ему вместе с черными убийцами.

— Черные убийцы! — почти прорычал Горат. — Люди без чести, которые продали свою жизнь и души Мурмандрамасу в обмен на обещания вечной власти и славы. Хранители знаний говорят, что они никогда не присоединятся к Матерям и Отцам в другой жизни.

— Должен признаться, Горат, — сказал Джеймс, объезжая маленький холмик, — что я очень мало знаю о вас и ваших эльфийских сородичах, хотя сражался с моррелами и провел некоторое время с гламрелами и эльфами.

— Мы не выносим друг друга до такой степени, что стараемся друг о друге не говорить, — Горат помрачнел. — Я не сомневаюсь, что ты слышал мало хорошего о нас от эльфов. Гламрелы — безумцы, они живут без цели и не владеют магией. Они жили особняком в Эддерском лесу в Северных землях, пока на них не устроили охоту и не уничтожили.

— Уничтожили? — Джеймс удивленно покачал головой. — Они ушли в Эльвандар и теперь живут там.

— Делехан! — Горат даже придержал свою лошадь.

— Что? — Джеймс обернулся и посмотрел на темного эльфа.

— Он распространил слух, что уничтожил Эрнона и его племя в Эддере.

— Ну, старый король Редтри жив и здоров, живет в Эльвандаре. Последнее, что я слышал, — они обсуждали, кто среди них главный.

— Кто главный? — Горат наклонил свою голову, как будто прислушиваясь. — Я не понимаю.

— На самом деле я тоже, — продолжал Джеймс, в то время как они приблизились к водопаду. — Герцог Мартин часто ездит в Эльвандар и шлет в Крондор отчеты. Как я понял, Редтри и его люди решают, будут ли они частью людей Агларанны или останутся независимыми и просто будут там жить. Что-то в этом роде.

— Очень странно, — удивился Горат. — Я бы предположил, что Агларанна поработит их, если они придут, умоляя об убежище.

Джеймс рассмеялся.

— Ты находишь это смешным?

— Я встречался с Редтри, и он не произвел на меня впечатление человека, который может умолять или согласиться на рабство, не поубивав сначала сотню-другую.

— Он великий воин, — согласился Горат.

Они снова почувствовали брызги водопада.

— Оуин, а где вход? — спросил Джеймс.

— Нам придется привязать лошадей и дальше идти пешком, — ответил Оуин.

Они так и сделали, и когда достигли места за водопадом, где брызги от потока были так сильны, что в секунду могли замочить их, Джеймс спросил:

— Сколько людей знало об этом входе?

— Моя семья и несколько слуг. Юджина и я, вместе с Невиллем, играли здесь. Нас выпороли, когда поймали, но я не думаю, что барон догадался, что мы разведали дорогу от замка до этого входа, — он указал на камень в нескольких футах над головой. — Вот почему никто в деревне не знает об этом пути в замок. Мне нужна опора.

Джеймс сцепил руки в замок, и с его помощью Оуин подтянулся и залез на выступ.

— Дай мой посох, пожалуйста, — попросил он. — А теперь отойдите.

Его спутники отошли в сторону, и Оуин с помощью своего посоха сдвинул камень. Рокот заставил Джеймса отступить еще на шаг. Камень отодвинулся в сторону, и Оуин спрыгнул вниз.

— Выйти легко. Внутри есть рычаг. А вот войти почти невозможно, если не знаешь, в чем фокус.

Джеймс осторожно сделал шаг внутрь.

— Но кто-то догадался об этом фокусе. Смотрите! — воскликнул он.

Пыль покрывала пол туннеля, и на ней, прямо посредине, были видны отчетливые следы.

— Когда мы пройдем вглубь, шум водопада уже не будет заглушать наши шаги, — заметил Горат. — Идите тихо.

— Нам нужен факел, — сообразил Джеймс.

— Нет, — заявил Оуин. — Я смогу наколдовать немного света.

Он закрыл глаза и вытянул вперед руку. Мягкий свет окружил ее — меньше, чем от факела, но достаточно для того, чтобы они могли видеть путь.

— Вот это удобно, — похвалил юношу Джеймс.

— До недавнего времени я и не знал, что буду пользоваться этим трюком для чего-то более важного, чем найти дорогу до уборной посреди ночи, — шутливо заметил Оуин.

— Пошли, — улыбнулся Джеймс.

Он вытащил меч, Горат тоже, и они молча двинулись по туннелю.

Мягкого шелеста кожаных башмаков по камню для Гората было достаточно, чтобы насторожиться. Он поднял руку и прислушался, его более чуткое, чем у человека, ухо уловило чье-то приближение. Он повернулся и поднял два пальца. Джеймс кивнул и знаком приказал Оуину отойти назад, пока они с Горатом встретят того, кто к ним приближается. Через минуту в глубине туннеля показался свет и послышались голоса, отдававшиеся эхом от стен.

— Не нравится мне это.

— Тебе и не должно нравиться. Ты лишь выполняешь приказ.

— Если помнишь, раньше нас было больше.

— Помню. Но чем нас меньше, тем больше золота…

Двое мужчин свернули за угол, Горат с Джеймсом прыгнули на них и, воспользовавшись эффектом неожиданности, повалили их быстрее, чем те поняли, что на них напали. Однако неожиданность не означала немедленную победу. Двое наемников дрались, как загнанные в угол звери, что вынудило Оуина выбежать вперед с поднятым посохом и уложить одного сильным ударом по голове.

Второй умер от собственного ножа, на который напоролся, когда Джеймс навалился на него.

— Проклятье. Я хотел взять одного в плен, — проворчал Джеймс, поднимаясь.

— Мы в их логове, — покачал головой Горат. — Разумнее будет сейчас уйти отсюда и вернуться с солдатами.

— Разумно, может быть, но опыт моего общения с этими «птичками» показывает, что они разлетятся к тому времени, как мы вернемся. Они никогда не собираются большими группами, к тому же за последнее время многие из них погибли. Думаю, осталось не более полудюжины во всем Королевстве, отсюда, — Джеймс указал на туннель, из которого пришли эти двое, — и до Зубов Мира. Но если мы вычислим и поймаем их предводителя, то сможем покончить с этими ублюдками. Я думал, что все они погибли десять лет назад, но, очевидно, ошибался. По крайней мере, одному или двум удалось бежать, и они снова возродили это братство убийц. Я должен выяснить, просто ли они наемники, которые работают на того, кто больше платит, или они добровольные союзники Делехана.

— Какое это имеет значение, когда в Королевстве перерезают глотки? — спросил Горат.

— Люди, которые работают за золото, — это одно. Люди, посвятившие себя темным силам, — другое. Если эти люди просто жаждут денег, разобраться с ними не составит труда, потому что они знают только, где забирать золото и кого убить. Но если они участвуют в темных замыслах, нам, возможно, удастся что-нибудь выяснить, — он показал в глубь туннеля, — там.

Горат и Оуин обменялись взглядами.

— Мне будет скучно ждать, пока вы вернетесь, — сказал Оуин и протянул руку с мерцающим кольцом. К тому же у меня есть свет.

Горат в ответ издал звук, который мог бы сойти за смешок.

Они шли по длинному туннелю примерно полчаса, и вдруг Оуин сообразил:

— Впереди должна быть кладовая, если я правильно помню.

Они действительно обнаружили большую деревянную дверь, нетронутую и хорошо смазанную, за которой помещалось что-то вроде казармы. Там стояли кровати — по десять у каждой стены, — а в дальнем конце комнаты виднелась оружейная стойка. На большинстве кроватей явно никто не спал, но на четырех были видны следы недавнего присутствия.

— У тех двоих, что мы убили, должны быть поблизости друзья, — прошептал Оуин.

— Они могли уже уйти отсюда, — тихо проговорил в ответ Джеймс.

Подойдя к стойке, они убедились, что оружие начищено и готово к использованию. Тут были аккуратно расставлены самые разнообразные смертоносные клинки — мечи, кинжалы, метательные ножи, а рядом разложены дротики и шнурки для удушения. Над стойкой на полочке теснились заполненные чем-то баночки.

— Готов поспорить, что это яд. — Джеймс повернулся к Оуину. — Эти туннели очень протяженны?

— Тянутся на много миль, если учитывать все уровни. Это нижняя галерея, между ней и подвалом старой крепости есть еще три. Только мы вряд ли сможем туда попасть из-за обвала в винном погребе, — юноша указал на дверь в противоположном конце комнаты. — Там еще одна кладовая, такая же, как эта, а потом лестница наверх.

Джеймс подошел к дальней двери и прислушался. Не услышав ни звука, он открыл ее и увидел еще одну казарму с двадцатью пустыми кроватями.

— Здесь давно никого не было, — заметил он.

— Не совсем так, — Горат показал на пол. — Следы. Ведут туда, — он указал на противоположный конец комнаты.

Там, как и говорил Оуин, начиналась каменная лестница, которая уходила в отверстие на потолке. Рядом с лестницей стояла кровать, а около нее — огромный шкаф, совершенно неподходящий к этой обстановке, сделанный из полированного дерева с позолотой. Джеймс открыл его и увидел дорогую одежду и сапоги из тонкой кожи.

— Могу поспорить, что франт, который тут спит, — предводитель этой банды головорезов, — он осмотрелся. — Поищите вокруг, может, что-нибудь подскажет нам, кто этот модник. А я проверю следующий этаж.

Он поднялся по лестнице и обнаружил большую деревянную дверь, крепившуюся к камням с помощью тяжелых петель и засова с замком. Обычно замки не представляли для бывшего вора препятствий, но этот был необычным, а Джеймс уже отвык путешествовать с отмычками.

— Оуин, что там наверху?

Юноша задумался, пытаясь вспомнить.

— Еще один склад. Похож на этот, но поменьше. Еще там есть длинный туннель, который ведет обратно к горе.

— Либо этот вожак прячет там что-то от своих людей, либо боится кого-то, кто может ворваться в его логово сверху, — заключил Джеймс, спускаясь.

— Насчет второго я сомневаюсь, — покачал головой Оуин. — Этот «кто-то» должен был бы пробраться в старую крепость и узнать, как открыть дверь из оружейной, которая ведет в первый туннель. К тому же большинство верхних проходов были засыпаны во время обвала в старом винном погребе.

— Значит, он что-то прячет под замком.

— Наверное, золото, — предположил Горат. — Работа наемных убийц неплохо оплачивается.

— Скорее всего, — согласился Джеймс. — Ну а вы нашли что-нибудь?

— Только это, — Оуин протянул ему книгу.

Джеймс взял ее и посмотрел на обложку.

— «Дневник аббата», — прочел он вслух и пролистал несколько страниц. — Похоже, это сборник рассказов о семье твоего дяди, — он отдал книгу Оуину. — Как она здесь оказалась?

— Понятия не имею, — недоуменно откликнулся Оуин. — Может быть, потерялась, когда дядя уезжал из крепости после пожара, а кто-то разгребал золу и щебень и нашел.

— Возьмем ее с собой, — решил Джеймс. — Будет что почитать перед сном.

Они вернулись тем же путем, каким пришли сюда.

Джеймс начал переставлять кровати.

— Это что — людской обычай, о котором я не знаю? — удивился Горат.

— Кое-кто сочтет странным, что двое из его парней отсутствуют, — усмехнулся Джеймс. — Ночные ястребы обычно не исчезают без разрешения. Вполне вероятно, что когда они недосчитаются двоих, то придут проверить, не связаны ли с этим мы трое.

Сдвинув две кровати к двери, Джеймс продолжил:

— Если они будут действовать как обычно, то один или несколько влезут в окно, а остальные войдут через дверь. Они двигаются очень быстро — поднимутся по лестнице прежде, чем Питер Грэй успеет вылезти из кровати, чтобы выяснить, что происходит. Если все будет идти по плану, то к тому моменту, когда старый Питер пройдет через кухню и поднимется к нам в комнату, он найдет здесь три тела и открытое окно.

— Если они придут, — с сомнением произнес Оуин.

— О, они придут! — улыбнулся Джеймс. — Только мы здесь — новые люди, приехали навестить барона, болтаемся по округе и задаем вопросы. Не знаю только, будет ли это сегодня или завтра ночью. — Джеймс притушил лампу так, чтобы можно было читать, сел рядом с ней на пол и открыл книгу, которую они нашли в Кейвеллских туннелях.

Оуин же достал другую книгу.

— Мне тоже не помешает проводить время с пользой. Я слишком долго этим пренебрегал.

— Что это? — поинтересовался Горат.

— Моя магическая книга.

— Ты написал книгу? — удивился темный эльф.

— Нет, такая книга есть у каждого студента. Мы записываем в нее свои мысли, открытия, наблюдения и все новое, что удается узнать, — юный маг достал перо и крошечную чернильницу. — Когда Наго запустил в меня свое заклинание, я что-то почувствовал, и… ну, это трудно объяснить, но, кажется, я догадываюсь, как он это сделал. Думаю, поработав немного, я смогу воспроизвести это заклинание.

— Зачем? — оторвался от своей книги Джеймс.

— Если я прав, то это заклинание лишает человека возможности двигаться, а может быть, и больше.

— Больше? — Джеймс явно заинтересовался.

— Думаю, что оно постепенно убивает жертву.

— Если жертва неподвижна, то какая разница? — заметил Горат. — Ты просто достаешь кинжал, подходишь и перерезаешь ей горло.

— Я просто рассуждаю, — сказал Оуин. — Учителя в Звездной Пристани уделяли мало внимания заклинаниям насилия.

— Очень мудро, — Джеймс зевнул. — Негоже, если группы таких молодцов, как ты, будут шататься по острову и швырять друг в друга огненные шары или энергетические сгустки.

— Возможно, ты прав, — засмеялся Оуин. — Мне двадцать два года, а некоторые студенты были старше меня в два раза. Магии приходится учиться долго.

— Если вообще этому можно научиться, — вставил Джеймс.

— Я слышал, что Паг — настоящий мастер, — возразил Оуин.

— Я видел, как он творил потрясающие вещи, — Джеймс опять зевнул. — Милосердные боги, это ожидание действует на нервы.

— Тогда поспи, — предложил Горат. — Я покараулю.

— А ты хорошо знаешь Пага? — решился спросить Оуин.

— Несколько раз встречались, — ответил Джеймс. — А что? Разве ты не видел его в Звездной Пристани?

— Видел пару раз вместе с семьей, но большую часть времени он проводит в своей башне или вне острова. Преподают в основном другие. Я впервые встретился с ним в Крондоре, когда его дочь пыталась читать мысли Гората.

— Никогда ее не видел, но слышал, что она очень милая, — сказал Джеймс. — Ее брат Уилли — отличный парень, он готовится стать офицером стражи Аруты.

Оуин только хмыкнул. Джеймс взглянул на него и увидел, что молодой человек погрузился в свои заметки.

Джеймс около получаса листал книгу, которую они нашли.

— Это одно из самых невероятных собраний отчетов и… откровенных выдумок, какие я только встречал.

— Что ты имеешь в виду? — поднял голову Оуин.

— Это список рождений и смертей, как будто кто-то сел однажды и рассказал аббату Кафрелю историю семьи Кейвелл за один присест. При этом речь идет об исчезнувших сокровищах, мечах необыкновенной магической силы и проклятиях.

— Звучит любопытно, — сказал Горат, пытаясь быть вежливым.

— Ладно, я согласен, — Джеймс рассмеялся и отложил книгу, — я посплю, а ты посторожишь. Разбуди меня через два часа.

Джеймс заснул, Оуин продолжал свои исследования, а Горат следил за окном, не снимая руки с рукояти меча.

Они пришли на следующую ночь. Джеймс опять читал историю семьи Кейвелл, а Оуин медитировал на кровати закрыв глаза — он пытался понять, как сотворить заклинание, которое применил Наго. Горат спал на полу, на этот раз его очередь караулить была во второй половине ночи.

Только что Джеймс читал, а через секунду уже крался к двери, вытаскивая меч из ножен. Оуин бросился ему на подмогу, когда два тяжелых тела ударили в дверь, а окно разлетелось вдребезги. Один из наемников закрепил веревку на крыше и, спустившись по ней, вломился в комнату ногами вперед, разнеся оконную раму в щепки.

Он прыгнул прямо на Джеймса, и сквайр повалился назад на Гората. Оуин опустился на колени и едва успел уклониться от удара меча. Позади него кто-то по-прежнему ломился в дверь. Оуин уже наполовину сформулировал заклинание, и внезапно огненные буквы как будто загорелись перед его мысленным взором. Он поднял руку и направил ее на наемного убийцу, который снова поднимал меч. Зловещий серо-фиолетовый шар с пляшущими по поверхности черными энергетическими прожилками сорвался с его руки и угодил наемнику в лицо. Тот замер, будто превратился в фиолетовый камень. Вокруг него плясали голубые искры. Слабый стон сорвался с губ.

Джеймс поднялся на ноги и, подбежав к окну, вонзил меч во второго человека, пытавшегося влезть внутрь. Ночной ястреб упал вниз, во двор, громко шмякнувшись о камни.

Горат навалился на дверь.

— Мне держать ее? — крикнул он.

— Когда я скажу, — ответил Джеймс, — отпрыгивай в сторону и оттаскивай одну кровать.

Оуин стоял и, широко раскрыв глаза, смотрел на неподвижного наемника.

— Получилось! — прошептал он.

Джеймс изо всех сил ударил рукоятью меча зачарованного мужчину по голове, и тот упал на землю. Энергетические искры вокруг него исчезли.

— Сможешь повторить? — спросил Джеймс.

— Не знаю.

— Тогда с дороги. Горат, давай!

Горат сделал так, как ему велели, и Оуин тоже схватился за кровать, оттаскивая ее в сторону. Две оставшиеся кровати начали медленно отодвигаться от двери.

— Зная ночных ястребов, — спокойно заметил Джеймс, — я бы посоветовал вам пригнуться… немедленно!

Горат и Оуин мгновенно подчинились, а Джеймс упал на пол. Дверь распахнулась, две арбалетные стрелы влетели в комнату и вылетели в окно. Джеймс тут же вскочил на кровать, которую Горат с Оуином только что передвинули. Оттолкнувшись, он прыгнул на двоих убийц, появившихся в дверях. Неожиданный удар был настолько силен, что они отлетели к перилам, пробили их и упали этажом ниже. Джеймс едва не полетел за ними, но смог зацепиться за сломанный столбик. Его меч упал вниз, звякнув при ударе об пол, и на звук из-за барной стойки вышел изумленный Питер Грэй.

— Что…

Джеймс поднял голову и увидел, что над ним, подняв меч, стоит ночной ястреб. Но тут глаза наемника закатились — Горат пронзил его насквозь. Последний убийца перелетел через Джеймса и упал этажом ниже к ногам Питера.

— О великие боги! — воскликнул хозяин таверны. — Всемогущие боги!

— Если тебя не затруднит… — начал Джеймс, который все еще висел на одной руке.

Сильная рука Гората схватила его за запястье и потянула вверх.

— Спасибо, — Джеймс был рад почувствовать под ногами твердую опору. Он поспешил вниз по лестнице, потирая оцарапанное плечо. — Староват я для таких трюков, — заметил он.

— Что происходит? — вытаращив глаза, спросил Питер.

— Эти люди хотели нас убить, — спокойно объяснил Джеймс, опустившись на колени возле последнего наемника и начав обыскивать тело. — А мы им не позволили.

— Ну… — начал хозяин. — Ну… я… — Помолчав секунду, он снова промямлил: — Ну…

— Прикажи кому-нибудь прибраться здесь, Питер. А то у твоих клиентов может испортиться аппетит.

Хозяин развернулся и поспешил выполнить то, что ему велели. Такие распоряжения он понимал.

— А ты отправляйся к дяде, — велел Джеймс Оуину, — и объясни ему, что мы только что избавились от большинства ночных ястребов, которые его преследовали.

— Думаю, он не рассердится, если я разбужу его посреди ночи с такими новостями, — улыбнулся Оуин.

— Ты сказал «от большинства ночных ястребов, которые его преследовали»? — переспросил Горат, после того, как юный маг ушел.

— Думаю, еще один остался, — сказал Джеймс, закончив осмотр тел и так и не найдя ничего интересного. — По крайней мере, один важный.

— Предводитель?

— Да.

— И как ты собираешься его искать?

— Не знаю. А вообще, думаю, что он сам нас найдет, — ответил Джеймс с удовлетворенной улыбкой. — И мне кажется, это случится в ближайшие выходные, когда некий игрок в шахматы прибудет, чтобы проведать кузину Оуина.

Горат подумал над этим и кивнул.

— На него первого падает подозрение, но как ты это докажешь? Обвинишь его публично?

— В отличие от твоих людей, для которых, как я думаю, ответить на вызов — дело чести, это человек, у которого вообще нет чести. Он из тех, кто скрывается в тени и наносит удар в спину. Он просто отметет все обвинения.

— Как же ты заставишь его признаться? Под пытками?

— Всегда считал пытки сомнительным средством, — поморщился Джеймс. — Фанатик умрет с ложью на устах, а невинный человек возьмет на себя что угодно, лишь бы остановить боль.

— А я не раз убеждался, что пытки, примененные с умом, могут дать весьма интересные результаты.

— Несомненно, — ответил Джеймс и взглянул на Гората с некоторой тревогой.

Питер Грэй вернулся со своим конюхом и двумя рабочими. Сон тут же слетел с них, как только они увидели тела.

— Отнесите их на задний двор и сожгите, — приказал хозяин. Слуги подчинились, а он, взглянув на сломанные лестничные перила, поинтересовался: — Кто за это заплатит?

Джеймс достал золотую монету.

— Я. Если найду человека, который стоит за этими наемниками, я получу с него мое золото. Тебе за все это расплачиваться не придется.

— Спасибо. — В голосе Питера слышалось явное облегчение.

Оуин вернулся вместе со своим дядей, одетым в ночную рубаху — он лишь накинул на плечи плащ, но остался босиком.

— Вы убили ночных ястребов? — тревожно спросил барон.

— Я уверен, что мы уничтожили большую часть из них в округе, — ответил Джеймс.

Барон Корвалис был вне себя от радости. Но потом нахмурился.

— Только большую часть?

— Думаю, мы разберемся со всеми проблемами к субботе, милорд, и тогда вы будете в полной безопасности.

— Оуин, лучшей причины разбудить меня просто нельзя придумать, — сказал барон и повернулся к Джеймсу: — Я отошлю Аруте официальный отчет о твоей прекрасной работе.

— Спасибо, сэр, — улыбнулся Джеймс, — но я сам направлю принцу отчет.

— Не скромничай, мой мальчик, — барон положил тяжелую руку Джеймсу на плечо. — Ты должен научиться принимать заслуженное признание. Возможно, ты не будешь всю жизнь сквайром. Кто знает, имея при дворе друга и такие рекомендации, как моя, ты можешь однажды стать баронетом или даже бароном!

— Все может быть, — снова улыбнулся Джеймс.

— Ну и хорошо. — Барон повернулся к Питеру: — Предоставь этим джентльменам все, что они пожелают. Не могу тебе сказать, как я рад, — теперь он говорил уже с Оуином. — Жду встречи с вами в субботу.

— Что теперь? — спросил Оуин, когда Кейвелл удалился.

— Ляжем спать, — безмятежно ответил Джеймс, окинув взглядом царящий вокруг беспорядок.

Он поднял свой меч и вытер его о тунику одного из мертвых ястребов.

— Мастер Грэй, — сказал он Питеру, — наверху, в нашей комнате, еще одно тело. Уберите его, пожалуйста.

— О, великие боги! — вздохнул хозяин таверны.

— Он здесь, — Оуин вбежал в комнату. Горат и Джеймс лежали на кроватях, пытаясь расслабиться после ночных событий.

— Ты уверен, что это он? — спросил Джеймс.

— Франт, очень хорошо одет, и Юджина едет рядом, положив голову ему на плечо, видимо, чтобы позлить отца.

— Тогда это точно наш парень, — кивнул Джеймс. — Пусть он найдет нас уже полупьяными.

Они поспешили вниз, в пустой обеденный зал, и обнаружили, что все подготовлено, как и просил Джеймс. Шахматная доска установлена, и люди сидят в нужных местах. Пустые пивные кружки стояли на столе, и Джеймс дал Питеру сигнал принести еще три, заполненные наполовину.

— Надеюсь, ты не ждешь от меня комментариев по поводу игры, — сказал Оуин, садясь напротив Джеймса. — Я не имею ни малейшего представления обо всем этом.

— Отлично, — сказал Джеймс, — потому что твоя задача — ничего не делать и выглядеть недоуменным.

Оуин просиял:

— Ну, это я могу изобразить довольно убедительно.

Вскоре дверь распахнулась, и в таверну вошла Юджина, держа за руку молодого человека. Это мог быть только Навон дю Сандо. Он выглядел, как и ожидал Джеймс, — высокий, одет в черное, с белым шарфом на шее. У него была аккуратно постриженная острая бородка, золотая серьга с большим бриллиантом и несколько золотых цепей на груди. Походка была легкой, а левая рука непринужденно лежала на рукояти оружия. Джеймс заметил, что молодой щеголь вооружен рапирой. Из всех, кого знал сквайр, рапирой пользовался только принц Крондорский. Легкая и гибкая, рапира была грозным оружием в руках мастера, но новичка могла подвести и даже стать для него смертельной.

Джеймс не сомневался, что Навон был мастером.

— Оуин, я хотела бы тебя кое с кем познакомить, — сказала подошедшая к ним Юджина.

— Отлично, — посмотрел на них Оуин. — Заодно спасешь меня от унижения.

Юджина представила Оуина, Джеймса и Гората.

— А это мой друг, Навон дю Сандо.

Джеймс кивнул, успешно изображая человека, который начал пить с самого утра, а потом едва заметно подмигнул Оуину.

— Похоже, я должен сдаться, — вздохнул тот.

— Не сдавайся, — улыбнулся дю Сандо. — Твоя позиция трудная, но не безнадежная.

Оуин украдкой посмотрел на Джеймса, который опять подмигнул.

— А ты меня не заменишь? — попросил Оуин. — Я исчерпал все свои возможности.

— Если Джеймс не возражает, — Навон вопросительно посмотрел на сквайра.

— Ничуть! — пожал плечами Джеймс. — Это была дружеская партия, без ставок.

Оуин встал и отошел в сторону, Навон занял его место и посмотрел на доску:

— Мой ход?

— Ход черных, — кивнул Джеймс.

Навон сделал именно тот ход, на который сквайр и рассчитывал. Джеймс знал, что Навон играет в шахматы лучше его, поэтому он расположил фигуры в точности, как они стояли на доске во время игры с кешианским послом, лордом Абдуром Рахманом Хазар-ханом. Тогда на месте Навона был он сам. Посол взял на себя труд объяснить Джеймсу после игры его ошибки, и партия буквально отпечаталась в памяти Джеймса. Навон ходил именно так, как, по словам Хазар-хана, должен был ходить Джеймс в той давней игре.

— Посмотри, что привез мне Навон, — Юджина показала Оуину серебряный медальон с маленьким изумрудом.

Юноша одобрительно кивнул и опять стал следить за игрой. Оба шахматиста подолгу обдумывали каждый ход. После третьего хода Джеймс убедился, что если бы они начали партию сначала, Навон, наверное, выиграл бы. Лишь продолжив игру с позиции преимущества, он мог выглядеть достаточно компетентным, чтобы сохранить интерес Навона.

Горат встал, как будто ему все это наскучило, и двинулся к двери.

— Я скоро вернусь, — сказал он, не обращаясь ни к кому конкретно.

Это был сигнал для Оуина.

— Э… Юджина, — начал он. — Ты помнишь ту странную книгу о семье?

— Какую книгу? — спросила девушка.

— В которой были такие забавные истории. Ты мне ее показывала, когда мы были детьми. Написанную каким-то священником.

— А! — Ее глаза расширились. — Ты имеешь в виду «Журнал аббата»! Конечно, помню. Я дала почитать ее Навону, чтобы он побольше узнал о нашей семье.

— О, а я хотел полистать ее и перечитать то, что мне запомнилось в детстве, — посетовал Оуин.

Джеймс посмотрел на своего противника. Если тот и прислушивался к разговору у себя за спиной, то мастерски это скрывал. Он не сделал ни малейшего движения, ни малейшей попытки оглянуться и посмотреть на Оуина. Казалось, он полностью сосредоточен на шахматной доске.

— Навон, эта книга у тебя с собой? — спросил Оуин.

— Что? — Навон оглянулся. — Книга?

— История семьи, — объяснила Юджина. — Я дала ее тебе примерно месяц назад.

— А, эта! — сказал он безразлично. — Я оставил ее дома. Верну на следующей неделе.

Джеймс кивнул, и Оуин незаметно кивнул ему в ответ. Он взял свой дорожный мешок, который лежал на полу, вытащил оттуда «Журнал» и положил его на стол рядом с доской.

Навон тут же вскочил, перевернул столик и ударил им Джеймса. Локтем он нанес удар Оуину в подбородок, молодой чародей пошатнулся.

— Навон, что ты делаешь?! — взвизгнула Юджина.

Навон схватил ее за кисть и вывернул руку за спину. Он держал девушку перед собой как щит, продвигаясь потихоньку к двери. Джеймс поднялся на ноги с мечом наизготовку и увидел, что Навон пытается скрыться.

— Стой на месте или я ее убью! — крикнул тот, вынимая рапиру.

— Негодяй! — вскрикнула Юджина и наступила изо всех сил ему на ногу. Он подпрыгнул, и ей удалось вывернуться.

Джеймс быстро подтолкнул ее к Оуину. Навон оглянулся.

— Твой приятель-моррел, конечно, караулит за дверью, — сказал он и, отойдя от двери, встал спиной к стене.

— Опусти оружие, и мы просто поговорим. — Джеймс начал наступать. — Есть вопросы, на которые я хочу получить ответы.

— Как только я тебя увидел, я понял: жди неприятностей, — заявил Навон. — Ты похож на этого мерзавца Лессли Риггерса из Малак-Кросса.

— Мне и раньше об этом говорили, — ухмыльнулся Джеймс.

— Я так понимаю, это вы убили моих ребят, — мрачно констатировал Навон.

— Прости, но мы не могли помочь им осуществить свои планы, — откликнулся Джеймс. — Однако моя работа еще не окончена.

Навон прыгнул вперед и сделал выпад. Джеймс парировал удар. Он знал, что перед ним опытный противник. Его утешал лишь тот факт, что он десять лет практиковался с лучшим фехтовальщиком Королевства. Последовал быстрый обмен ударами — выпад, отражение, замах, контрудар. Наконец соперники разошлись.

— Неплохо, — сказал Навон с ноткой искреннего одобрения. — Думаю, ты не собираешься отступить и дать мне добраться до моей лошади.

— Слишком много тайн, Навон. Или лучше сказать «Невилль»?

— Невилль! — взвизгнула Юджина.

Глаза Навона слегка расширились, и лицо вытянулось.

— Говори что хочешь, Джеймс из Крондора. Скоро это не будет иметь никакого значения.

Он провел мощную атаку, однако Джеймс сумел увернуться. Навон изменил линию атаки, и его выпад едва не достиг цели. Но Джеймс отбился и, увидев, что Навон приоткрылся, нанес удар и почти задел противника. После серии яростных атак на лбу обоих мужчин выступил пот. Они ненадолго замерли на месте. Каждый знал, что перед ним опытный противник.

Оуин подтолкнул Юджину в сторону кухни.

— Держись отсюда подальше, — сказал он.

— Но твой друг назвал его Невиллем. Что он хотел сказать?

— Он хотел сказать, дорогая сестра, — произнес противник Джеймса, — что тебя обманули, заставив поверить, что я мертв.

— Сестра?! — воскликнула Юджина, сопротивляясь попыткам Оуина убрать ее с дороги. — Мой брат мертв!

— Я все тебе объясню после того, как убью твоего приятеля.

Поединок продолжился. Каждое движение отражалось, и каждый контрудар парировался. Оба нашли определенный ритм, и каждый ждал, когда другой сделает ошибку. Еще через пару минут Джеймс точно знал, чем все это закончится: тот, кто ошибется, умрет.

В Кейвелле никогда еще не видели такого сражения. Оуин пытался найти возможность помочь Джеймсу при необходимости, но бойцы двигались так точно и быстро, так смертельно опасно, что он заколебался — как бы не стать ненамеренно причиной смерти товарища.

— Ты отлично фехтуешь, — сказал человек, известный как Навон. — Хорошо играешь в шахматы и хорошо фехтуешь. Редкая комбинация.

— У меня были отличные учителя, — сказал Джеймс, пользуясь паузой, чтобы восстановить дыхание. Он следил за каждым движением противника, пытаясь определить, что тот сделает дальше.

Навон стоял неподвижно, тоже переводя дыхание. Джеймс чуть не поддался искушению атаковать, но тут понял, что это тактический ход противника. Словно в подтверждение Навон слегка опустил кончик рапиры, как будто усталость сделала его невнимательным. Джеймс пытался прикинуть свои преимущества.

— Игре в шахматы меня обучал посол Великого Кеша, — сказал он.

— Хазар-хан! — осклабился Навон. — Я бы с удовольствием с ним сыграл. Я слышал, он сильнейший игрок в мире.

— Опусти оружие, и я постараюсь это организовать. Конечно, вам придется играть в темнице в Крондоре, — при этих словах Джеймс намеренно неуклюже атаковал, и, как он и подозревал, реакция Навона была быстрой и смертоносной. Джеймса спасли только его рефлексы.

— Это было опасно, — усмехнулся Навон.

— Бывало и опаснее, — отозвался Джеймс, теперь уже точно зная, на что способен его противник.

— Кто учил тебя фехтовать?

Джеймс начал еще заведомо неудачную атаку — линия рукояти была выше линии острия, казалось, что он пытается ударить сверху вниз. Навон отреагировал в точности, как ожидал Джеймс, и если бы сквайр отскочил назад, как сделало бы большинство людей в подобной позиции, Навон прикончил бы его. Но вместо этого Джеймс прыгнул вперед, коснувшись левой рукой пола и позволив клинку Навона пройти вдоль его спины — точнее, разрезать ткань туники от плеча до середины спины. Потом сквайр вывернул ладонь, опустив острие и тут же резко подняв, и Навон наткнулся прямо на клинок.

Ошеломленный предводитель ночных ястребов замер.

— Фехтованию я учился у принца Аруты, — сказал Джеймс и выдернул меч.

Навон упал на колени. Несколько мгновений он смотрел на Джеймса, и в его взгляде было множество вопросов, потом жизнь покинула его, и он повалился на пол.

Джеймс убрал оружие и встал на колено, чтобы осмотреть тело.

— Он мертв, — констатировал сквайр.

— Что… — дрожащим голосом произнесла Юджина, стоявшая за стойкой бара вместе с Питером.

— Мы все объясним позднее, — Джеймс поднялся, — но сначала Оуин приведет твоего отца. Тайна должна быть раскрыта.

Оуин побежал к двери.

— Поосторожнее, там… — крикнул ему вслед Джеймс.

Но Оуин уже открыл дверь, и Горат нанес ему удар в лицо, от которого молодой маг влетел обратно в комнату.

— …Горат, — закончил Джеймс и, вздохнув, подошел к лежавшему без сознания Оуину. Покачав головой, он повернулся к Юджине: — Не могли бы вы привести своего отца, мисс?

Девушка выбежала за дверь, а Питер Грэй подошел к сквайру:

— Простите, сэр… но… я не знаю, как это лучше сказать: я вынужден просить вас покинуть мою таверну.

Джеймс посмотрел на уравновешенного и воспитанного хозяина таверны и засмеялся:

— Я понимаю.

Бледный барон Корвалис появился в тот момент, когда Джеймс с Горатом оттаскивали в сторону тело человека по имени Навон.

— Милорд, — обратился к нему Джеймс, — мы должны разгадать одну загадку.

— Что все это значит? — спросил барон.

— Он называл Навона «Невилль», отец, — еле выговорила Юджина.

Если барон был бледен, когда пришел, то при этих словах кровь полностью отхлынула от его лица. Казалось, сейчас он упадет без чувств.

— Невилль?

Джеймс поспешно помог барону сесть.

— Милорд, было совершенно убийство, не сейчас, а много лет назад. Расскажите мне о дю Сандо и винном погребе.

Барон закрыл лицо руками и наклонился вперед. На мгновение Джеймс подумал, что тот плачет. Однако когда Корвалис отнял руки, Джеймс увидел в его глазах облегчение.

— Он был твоим братом, Юджина. Поэтому я был против ваших встреч. К тому же он настраивал тебя против меня.

— Не понимаю, — всхлипнула девушка.

— Невилль был твоим братом, — Джеймс взглянул на барона, — но не был сыном твоего отца.

Слабый цвет вернулся на щеки барона, и он кивнул, словно не силах говорить.

— Я навел справки — всегда найдутся любители посплетничать, — объяснил Джеймс девушке. — Оказывается, человек, которого нанял твой отец, — Сандо — был не только каменщиком, но и скульптором. И он пользовался успехом у женщин. По описанию одной из пожилых женщин, с которыми я говорил, он был высоким, красивым, породистым мужчиной — тип, перед которым некоторые женщины не могут устоять.

Барон покраснел.

— Моя мама изменила отцу? — спросила Юджина.

— Судя по всему, так и случилось, — кивнул Джеймс.

— И ты убил Сандо? — Юджина посмотрела на отца так, будто перед ней стоял чужой.

— Я устроил несчастный случай, — тихо произнес барон. — Я не знал, что ситуациявыйдет из-под контроля. Обвал лишил жизни полдюжины человек. И, как я думал, Невилля, — в его голосе послышалось раздражение. — Я не знал, что мальчик тоже внизу! — он хлопнул рукой по столу и посмотрел на Юджину: — Я старался относиться к нему справедливо. Я никогда не упрекал твою мать и растил его как собственного сына.

Юджина встала.

— Я не хочу тебя знать! — Она стремглав выбежала из таверны.

— Барон, у нас есть неотложные дела, — сказал Джеймс. — Но я пошлю полный отчет обо всем, что здесь произошло, принцу Крондорскому. А вам следует отправиться к своему сеньору в Ромней и, возможно, к королю. Вы должны признаться в совершенном преступлении. Еще вам не мешает привести свои дела в порядок — сомневаюсь, что король позволит вам вернуться сюда в качестве барона. Посоветовал бы также отправить Юджину на некоторое время в семью Оуина.

— Что случилось? — Оуин наконец пришел в себя.

Горат помог ему подняться.

— Я ждал не тебя, прости, — извинился моррел вполне искренне.

Оуин потер вспухшую челюсть.

— Я в порядке. Так что здесь произошло? — он огляделся.

— Расскажу по дороге, — откликнулся Джеймс.

— По дороге куда? — удивился Оуин.

— В Кейвеллские туннели, — с этими словами Джеймс показал ему ключ, который нашел у Навона.

— Я догадался, что только член семьи может знать, как открыть эту дверь снаружи. Если другие дети в деревне не могли найти ее, то как Навон дю Сандо из Кентинг-Раша сумел наткнуться на нее и отыскать дорогу через туннели? Поэтому я навел справки и получил информацию, которая была мне нужна, — рассказывал Джеймс, пока они продвигались по туннелю, слабо освещенному с помощью магического огонька Оуина. — Вы видели барона — не нужно иметь сильное воображение, чтобы понять, почему баронессу привлек яркий, красивый мужчина, пусть даже простой каменщик. Так появился Невилль. Барон узнал, что это не его сын, но они с баронессой договорились помалкивать об этом. Однако каждый день перед его глазами был мальчик, напоминавший об измене. Поэтому после десяти лет ежедневных унижений он решил заманить предателя в туннели, спровоцировать несчастный случай и отомстить за нанесенное ему оскорбление. Но, к сожалению, когда произошел обвал, за работами наблюдал мальчик.

— Меня не было, а Юджина не могла сама открыть вход снаружи, — сказал Оуин.

— Возможно, барон и сам не знал о внешнем проходе. Если честно, мне все равно. Он убил по крайней мере четырех человек и должен за это ответить.

Они добрались до казармы и направились к лестнице, которая вела к запертой двери.

— Невилль как-то нашел выход из туннелей. Думаю, он был ранен и испуган. Мы никогда не узнаем, благодаря чему, но он выбрался наружу и выжил. Кто-то нашел его и помог. Возможно, это были ночные ястребы, или он присоединился к ним позднее. Естественно, что такой умный и талантливый молодой человек, как Невилль, нашел возможность взять наемников под контроль после того, как Арута выжил их из Крондора десять лет назад. Тем, кто тогда уцелел, не оставалось ничего другого, как искать убежище в укромном месте, подобном этим туннелям. Невиллю пришлось немного изменить внешность, чтобы те, кто помнил мальчика, не смогли его узнать. Могла быть задействована и магия. Как я сказал, мы уже никогда не узнаем. Но мы знаем точно, что Невилль был связующим звеном между ночными ястребами, моррелом и пантатианцами.

— Проклятые змеи и их ядовитая магия, — вспыхнул Горат. — Я их не выношу!

— А Мурмандрамас считал их полезными. — Джеймс никому не рассказывал, что и сам Мурмандрамас на самом деле был пантатианцем, превращенным с помощью магии в моррела.

Сквайр вставил ключ, который нашел у Навона, в замок и повернул. Замок с легкостью открылся.

Все поднялись по ступеням и оказались в личных покоях. Выглянув быстро через другую дверь, Джеймс обнаружил за ней еще одну казарму, которой явно не пользовались многие годы. Но в маленькой комнате перед ней было несколько сундуков с золотом, драгоценными камнями и бумагами. Джеймс проигнорировал драгоценности и углубился в чтение документов.

— Проклятье! — воскликнул он через некоторое время.

— Что такое? — спросил Оуин.

— Северный Форт! Делехан будет атаковать через него.

— С чего ты взял? — не понял Горат.

Джеймс замолчал и поднял руку, предотвращая возможные вопросы. Он размышлял.

— В этом есть смысл. Вот почему повсюду царит неразбериха. Если Делехан захватит Северный Форт, он сможет выйти к реке Восне и пройти через ущелье Мастак. Оттуда рукой подать до реки Ром. А дальше лишь несколько дней до Ромнея. Ромней! — Он посмотрел на Оуина и Гората. — Вот откуда все эти проблемы в Ромнее. Он хочет, чтобы в городе был хаос, тогда он не встретит сопротивления.

— Но почему Ромней? — допытывался Оуин.

— Потому что оттуда он поплывет по Рому до поворота на юго-восток. Там высадится на сушу и маршем отправится к Сетанону. По пути нет ничего, кроме открытых полей и перелесков.

— А спалив крепость в Кейвелле и заняв туннели…

— …он обеспечил бы себе надежный тыл, — закончил Джеймс. Он встал и стал быстро спускаться по лестнице. — Мы должны немедленно идти.

— Куда? — Горат и Оуин поспешили вслед за ним.

— Я отправляюсь в Северный Форт, чтобы предупредить барона Габота об атаке, — ответил Джеймс. — А вы отнесете эти документы Аруте. — Он передал Оуину три свернутых в трубочку листа.

— Каким образом? — Оуин покачал головой. — Без цуранийского шара мы будем добираться до Крондора несколько недель.

— Принц сейчас не в Крондоре, так что шар нам не нужен, — Джеймс направился к выходу из-под водопада. — Он сейчас с большей частью своей армии стоит лагерем у северного края Сумрачного леса, ожидая атаки, так что если он поспешит на помощь, то окажется возле Тайр-Сога, Высокого Замка или Северного Форта через неделю после того, как получит известие.

— То есть ты хочешь, чтобы мы попросили его отправиться в Северный Форт?

— Вот именно, — сказал Джеймс, спускаясь по влажным камням к тому месту, где они привязали лошадей.

— А если он нам не поверит? — засомневался Горат. — Он весьма недоверчиво отнесся к тому, что я рассказывал ему в прошлый раз.

— Гораздо менее недоверчиво, чем это могло показаться, — улыбнулся Джеймс. — Послушай моего совета: если он начнет сомневаться, стоит сказать ему: «У мамы вечеринка», — и он будет уверен, что это сообщение от меня.

— Странно, — пожал плечами Оуин, — но мы так и скажем.

— Джеймс, — нахмурился Горат, — если принц в Сумрачном лесу, значит, где-то там же передовые силы армии Делехана. Если конечная цель — Сетанон, значит, множество моих сородичей просочились вниз по оврагам и ущельям Зубов Мира и готовятся к приходу основных сил весной.

— Догадываюсь, — кивнул Джеймс. — Я помню, как мы эвакуировали Высокий Замок и мчались через Высокие Пределы и вниз через Сумрачный лес.

— А если нас поймают или убьют?

— На это могу ответить лишь одно, — сказал Джеймс, вскакивая в седло.

— Что? — не отступал Оуин.

— Сделайте так, чтобы этого не произошло, — Джеймс развернул лошадь и ускакал прочь.

Оуин также оседлал лошадь.

— Давай сделаем остановку, — попросил он темного эльфа. — Я хочу убедиться, что Юджина благополучно отправилась к моим родителям. Заодно запасемся едой.

— Мудрая мысль, — поддержал его Горат.

— Похоже, это единственная мудрая мысль во всем нашем плане, — вздохнул Оуин.

11 Бегство

По склону покатились мелкие камни.

Горат выхватил меч еще до того, как прекратился шум, и крикнул:

— Оуин!

Юноша из Тимонса пытался всмотреться в темноту, ослепленный светом костра. Из тьмы раздался голос — речь была Оуину непонятна. Несколько стрел шлепнулись в грязь рядом с ногой молодого чародея, подчеркивая бесполезность сопротивления.

— Не сопротивляйся. Мы окружены, — мрачно проговорил Горат.

Группа людей и моррелов приблизилась к костру. Один из моррелов подошел к Горату, посмотрел ему в глаза и вдруг изо всех сил ударил по лицу. Оуину показалось, что он уже видел этого моррела, но он не мог вспомнить где.

Затем моррел подошел к Оуину и заговорил на языке Королевства:

— Ты, должно быть, сговорился с этим ходячим мусором убить моего брата.

Внезапно боль обожгла Оуина — его тоже ударили по лицу.

Оглушенный, юноша опустился на землю. Голова у него кружилась. Он понял, что это брат колдуна Наго, которого они убили в Желтом Муле.

— Я бы с радостью насадил твою голову на копье, человек, — заявил Нараб, — и не снимал бы ее оттуда, пока не доставлю этого предателя, стоящего за мной, в Сар-Саргот, но я собираюсь предоставить это удовольствие Делехану.

Повернувшись к остальным, он приказал:

— Свяжите их и приведите лошадей!

Оуина грубо дернули вверх и попытались напоить какой-то горькой жидкостью. Он выплюнул ее и опять получил удар по лицу. Потом ему запрокинули голову, зажали нос и просто влили жуткую смесь прямо в горло. Он был вынужден проглотить ее. Ноги налились свинцом, сознание помутилось, и перед глазами все поплыло. Он обнаружил, что руки его скручены за спиной, а глаза закрыты повязкой. Кто-то грубо посадил его в седло, и лошадь тронулась.

Кошмарная ночная поездка началась.

Лошадей меняли несколько раз. Оуин смутно запомнил недолгие — на минуту? на час? — остановки. Он точно знал — время шло. Зелье, очевидно, спутывало сознание, так что, какими бы магическими способностями он ни обладал, магия была ему недоступна. Иногда он приходил в себя и понимал, что действие зелья истекает, но его сразу же заставляли выпить еще. Один раз он неуклюже выпал из седла и повис на веревках, привязанных к ногам. Захватчикам пришлось остановиться и, вернув пленника в вертикальное положение, привязать посильнее.

Время от времени в нем пробуждались жажда или голод, но все это было как-то отдаленно и размыто. Он находился в каком-то сером тумане, и этот туман прорезало лишь мерное цоканье лошадиных копыт. Затем его стащили с лошади, привели в холодное и сырое место и бросили на камни.

Он то приходил в сознание, то опять отключался. Но в какой-то момент смена состояний прекратилась, и он очнулся. Его пронзила сильная боль. Слабо пошевелившись, он обнаружил, что ноги свободны от пут, однако руки по-прежнему связаны и на глазах повязка.

Оуин сел и подвигал ногами, которые затекли и очень болели. Внутренняя сторона бедер была покрыта синяками, и Оуин понял, что проделал долгий путь в неудобном седле. Будь он в сознании, он, наверное, не выдержал бы такой убийственной поездки. Насколько он мог вычислить, прошло семь или восемь дней, и лошади под ним менялись много раз. Нелегко было выжить с затуманенными мыслями и будучи привязанным к седлу — видно, боги помогли ему.

Послышался стук тяжелых сапог по камням. Звук открывающейся двери подсказал ему, что прибыли его тюремщики. Оуина подняли на ноги, и он застонал от боли.

С глаз сняли повязку, и даже относительно неяркий свет факела, находившегося за решеткой, заставил пленника заморгать. Кинжалом ему разрезали веревки на запястьях, и он попытался пошевелить руками, но плечи тут же пронзила адская боль. Юноша чуть не упал, но два охранника подхватили его под руки.

Подошел Нараб и встал перед Оуином.

— Он не опасен, дурман еще не вышел, — бросил он, развернулся и удалился.

Оуина вывели из его темницы, и в тот же момент из соседней клетушки вывели Гората. Оуин заметил, что темный эльф выглядел не лучше, чем он, хотя и держался увереннее.

Туннель был длинным и темным, Оуин понял, что находится глубоко под землей. Хотя его магические способности были отключены, он сразу же понял, что когда-то здесь обитала могущественная сила. Было что-то древнее и ужасное в этом месте — Оуин вздрогнул.

Их провели сквозь несколько туннелей до площадки, с которой поднимались вверх широкие ступени. Они прошли по лестнице, затем по широкому коридору и оказались в огромном зале с массивным троном в центре, в данный момент пустым. Справа стоял трон поменьше, на нем восседал крупный, крепко сбитый моррел. Это не мог быть никто иной, кроме Делехана.

— У меня для тебя подарок, хозяин, — сообщил Нараб.

Стражи толкнули Гората и Оуина вперед так, что оба упали прямо у ног Делехана.

— Кто это? — спросил Делехан, встав перед Гератом.

— Горат из арданьенов! Я захватил его. Предоставь мне честь вырезать ему сердце, чтобы я смог отомстить за убийство моего брата.

— Твой брат был идиотом! — заорал Делехан.

Оуин взглянул на возвышавшуюся над ним фигуру и с удивлением отметил прямые, грубые черты лица, что было странно для эльфа. Ярость полыхала на лице Делехана, и это было самой выразительной гримасой, которую юный маг когда-либо видел на лице темного эльфа.

— И ты такой же недоумок! — добавил Делехан. — Опять ты все провалил, паршивый пес!

Оуин взглянул на Нараба, который был бледен и чуть ли не дрожал от страха и злости.

— Но… я привел предателя! Мы можем подвергнуть его пыткам и узнать имена других изменников.

— Ты ничего не понимаешь! — Делехан повернулся к стражникам. — Отведите этих двоих обратно в их темницы. Я допрошу их позже. Твоя жизнь висит на волоске, — обратился он к Нарабу. — Еще одна ошибка — и твоя голова украсит кол за воротами! Теперь прочь с моих глаз, неудачник, и не смей беспокоить меня, пока я не пошлю за тобой, — с этими словами он вышел из зала.

Хотя Оуин не был знатоком моррельской мимики, он совершенно ясно увидел ненависть на лице Нараба, когда тот уставился в спину удаляющемуся Делехану. Двое стражников резко подняли Оуина на ноги, и ему пришлось снова пройти по туннелям Сар-Сарготского подземелья.

Им не принесли ни пищи, ни воды, и Оуин посчитал это естественным, поскольку их могли убить в ближайшие несколько часов. Время тянулось медленно. Горат молчал. У Оуина также не было никакого желания говорить. Его захлестнули оцепенение и усталость. Тяжелая поездка, недостаток еды и сна, дурманящее зелье — после этого он мог лишь лежать на холодных камнях и пытаться собраться с силами.

Время тянулось медленно, какие-то непонятные мысли проносились в мозгу и исчезали прежде, чем он успевал их уловить; возможно, он ненадолго задремал.

Внезапно он сел, ощутив на коже едва заметное покалывание. Магия! Возбужденный затухающим эффектом чьего-то заклинания, он схватился за решетку темницы. Раздался скрип, и дверь в решетке открылась.

— Горат! — яростно зашептал он.

Горат взглянул вверх, и его глаза расширились, когда он увидел, что Оуин свободен.

— Кто-то использует магию, чтобы освободить нас! — сказал Оуин, проходя в дверь, забыв про раны и усталость.

— Но кто? — удивился Горат, проверив дверь и также найдя ее незапертой.

— Понятия не имею, — признался Оуин. — Может быть, тот, кто помог тебе сбежать с Севера в прошлый раз?

— Подумаем над этим позже, — решил Горат. — Мы должны выбраться из крепости, пока они не обнаружили пропажу.

Беглецы осторожно двинулись по коридорам подземелья. В большом зале они обнаружили мертвого стражника, лежащего на полу в луже свежей крови.

— Кто бы ни творил заклинание, он делал это отсюда, — предположил Оуин.

— Смотри, — Горат указал на стол, где были сложены вещи, отнятые у двух узников.

Темный эльф взял свой меч и протянул Оуину его посох.

— Думаю, они не оставили мне ни одного золотого, — сказал Оуин.

— Уж конечно, — усмехнулся Горат.

Оуин присел и, обыскав мертвого стражника, обнаружил маленький мешочек.

— Что ж, в таком случае это нам пригодится, — он двинулся к лестнице. — Ты знаешь, как выбраться отсюда?

— Есть несколько путей, — ответил Горат. — В этом городе живут десятки тысяч наших людей. Если Делехан держит более нескольких сотен за пределами центральной части дворца, я буду очень удивлен. Кроме того, многие племена не знакомы друг с другом, к тому же здесь много людей-отступников, так что, выбравшись из центральной части, мы сможем улизнуть. — Он начал подниматься по лестнице. — Но только в том случае, если мы будем далеко отсюда, когда они обнаружат наше исчезновение.

Оба пробежали по каменной лестнице, потом по коридору и, спустившись вниз, миновали темный проход. Они все время прислушивались, ожидая того, что позади протрубят тревогу, но ничего не происходило.

Внезапно они оказались на поверхности, во внутреннем дворе, где не было ни души. Горат махнул рукой, и Оуин последовал за ним. Ему все еще досаждали зелье и раны, но страх и надежда помогали двигаться вперед.

Беглецы укрылись в зарослях кустов, чтобы немного передохнуть. Неожиданно пошел снег.

— Здесь когда-нибудь бывает весна? — спросил Оуин.

— Да, — тихо произнес Горат. — Она приходит очень поздно, и теплых дней мало. Но мы видели весну.

— А я-то считал Вабон холодным местом, — усмехнулся Оуин.

— На что похожи твои родные места? — спросил Горат.

— Тимонс? Там почти всегда тепло. — Оуин мысленно перенесся на родину. — Бывают дожди, море иногда штормит, но летом довольно жарко. Моя мать ухаживает за садом, а отец разводит лошадей. Ох, я только сейчас понял, как мне всего этого не хватает!

— Почему же ты покинул родной дом?

Оуин пожал плечами.

— Мальчишеская глупость. У моего отца был слуга, чародей с Севера по имени Патрус. Он научил меня азам магии. Потом, проведя некоторое время в Звездной Пристани, я понял, что он не был могущественным магом, но был очень мудр — он понимал суть вещей. Это то, к чему я действительно стремлюсь, — способность лучше понимать мир.

Горат помолчал в раздумье.

— Думаю, всем было бы лучше, если бы люди чаще стремились к пониманию, и как можно реже — к силе. — Он всмотрелся в надвигавшиеся сумерки. — Пора, идем.

Они дожидались темноты, чтобы попытаться выбраться из околокрепостной зоны. Воины-моррелы, люди-отступники, пехота и конные солдаты были в постоянном движении. Сначала Горат с Оуином предполагали, что все силы брошены на их поиски, но затем стало ясно, что это нечто большее, чем охота за парой беглецов. Это была мобилизация.

Горат провел товарища по заснеженным оврагам, через холм. Вскоре они достигли пустынной равнины к югу от города.

— Равнина Сар-Саргота, — сказал Горат. — Легенда гласит, что именно здесь валкеру собирались на совет. Драконы отдыхали, а их наездники совещались.

Оуин увидел море палаток и большой шатер в центре, над которым возвышался штандарт — приготовившийся к прыжку леопард на темно-красном фоне.

— Как мы обойдем лагерь?

— Мы просто не будем этого делать, — Горат направился прямо к центру. — Мы не найдем здесь друзей, но и врагов не встретим.

Несколько воинов-моррелов взглянули на чужаков, но не обратили на них внимания. Однако один вскочил и побежал вперед. К тому времени, как они достигли большого шатра, его хозяйка уже стояла у входа.

— Приветствую тебя, Горат-арданьен. Вижу, тебе не очень понравились подземелья Сар-Саргота.

С ними говорила прекрасная женщина-моррел — высокая, с гордыми чертами лица. Великолепные волосы, приподнятые сзади, ниспадали на плечи медно-рыжим каскадом. Она была облачена в те же доспехи, что и мужчины ее племени, но даже это грубое одеяние не могло скрыть ее ослепительной красоты. В женщине было что-то странное и чужое, но от этого не менее притягательное. Оуин чувствовал, что покорен. Красавица отошла в сторону и пригласила их войти.

— Поешьте и отдохните немного. Я думала, что Делехан уже убил вас. Ваш побег создаст ему немало проблем.

— Тебя, похоже, радует эта перспектива, Лиэллан.

— Возвышение моего мужа коснулось и меня, Горат, — сказала она, — но в нашем браке нет чувств. Это союз могущественных племен, необходимый, чтобы контролировать их и предотвратить кровопролитие… на какое-то время. Ничего более.

— Не в этом суть, ведь так? Ты веришь в сумасшедшие планы Делехана не больше, чем я, но открыто поддерживаешь его. Ты возглавляешь не менее могущественное племя, твое влияние в Совете не меньше, чем у Нараба.

— Тебя долго не было с нами, Горат. Многое изменилось. Нараб мобилизует свой клан и собирается выступить против Делехана.

Она села около Гората, взяла небольшой кусок мяса из кипящего горшка и положила кусочек в рот моррелу; это было весьма соблазнительным жестом, хотя Оуин знал, что это скорее ритуал, чем открытое приглашение.

— Наш новый хозяин недоволен Нарабом. Мне кажется, это как-то связано с твоим пленением.

Горат принял ритуальное предложение пищи, затем передал горшок с мясом Оуину. Оуин оторвал большой кусок хлеба и заел им горячее тушеное мясо.

— Почему твой муж недоволен моим пленением? Он приложил немало усилий, чтобы не допустить моего бегства на Юг.

Лиэллан откинулась назад и некоторое время молча смотрела на Гората, затем произнесла задумчиво:

— Ты — воин чести, Горат, мужественный и преданный своему клану. Но временами ты так наивен!

Горат, казалось, был готов обидеться.

— Это почти оскорбление.

— Не воспринимай это так. В эти тяжелые дни твои открытость и честность очень подкупают.

Она поднялась и расстегнула застежки кирасы, снимая доспехи. Оуин увидел под доспехами простую тунику без рукавов. У женщины была высокая шея и стройные плечи, движения ее были быстры и ловки, в руках чувствовалась сила. Жена Делехана была опасной женщиной по любым меркам.

— Ты о чем, Лиэллан?

— Я о том, что ты был избран, чтобы сыграть определенную роль. Ты был идеальным вождем клана.

— То есть… мне позволили сбежать?

— А кто, ты думаешь, спланировал твой побег из Сар-Саргота несколько месяцев назад? — спросила она. — Это была я. Я запутала солдат Делехана и направила их на заснеженные равнины, когда семья Обхара бежала в горы и остановилась недалеко от Небесного озера. Если они избежали встречи с эльфами или гномами Каменной горы, то вернулись в Зеленое Сердце целыми и невредимыми.

— Зачем? — изумился Горат.

— Чтобы отвлечь Делехана, — призналась Лиэллан. — У него свои планы, у меня свои. Это в моих интересах — немного задержать его атаку на Королевство. Его глупость в обращении с Нарабом даст мне еще месяц. После того как голова Нараба окажется на одном из кольев Сар-Сарготских ворот, Делехану понадобится еще месяц, чтобы несговорчивые лидеры кланов подчинялись ему без вопросов. Делехан хочет начать кампанию ранней весной — я предпочитаю, чтобы она началась немного позже.

— Это ты помогла нам выбраться из подземелий? — спросил Оуин.

— Нет, — покачала головой Лиэллан. — В этом нет моей заслуги. Что бы вы ни сделали, вы сделали сами.

— Нет, кто-то открыл нам решетку, — настаивал Оуин.

— Тогда это мог быть Нараб. Он мог сделать это из-за задетого самолюбия. Если Делехану не нравится, что он захватил вас, то почему бы не отпустить вас на волю?

— Ты поможешь нам снова? — спросил Горат.

— Буду считать это вкладом в дело против Северных земель, Горат. Если я убью вас или верну обратно в темницу к моему мужу, это ничего мне не даст. А отпустить вас мне ничего не стоит, к тому же в будущем вы можете быть полезны. Мои люди рассеяны по всем Северным землям, и я пошлю им приказ помогать вам в продвижении на юг.

— Я буду помогать тебе во всем, если судьба позволит, — пообещал Горат.

Она улыбнулась, обнажив великолепные белые зубы.

— Отдохните немного, вам подготовят лошадей. Направляйтесь на запад и избегайте дорог. Лучший путь — это то, что люди называют ущелье Инклиндель, к югу от Сар-Исбандии. Но не заходите в деревню Харлик, в ней стоит лагерем Морэльф, он тебя слишком хорошо знает.

Она потянулась, и Оуин снова был поражен ее красотой и кошачьей грацией.

— Отдыхайте. Утром жизнь за городом оживится. Клан Нараба ответит на зов, и Делехан, без сомнения, навлечет на себя гнев Шестерых. Все закончится быстро.

— Кто эти шестеро магов? — попытался выяснить Горат.

Голос Лиэллан упал почти до шепота, как будто их подслушивали.

— Они и советники, и нечто большее. Они строят планы вместе с Делеханом. Очень немногие видели их, но даже эти немногие не знают точно, кто эти Шестеро. Именно они посоветовали Делехану уничтожить твое племя.

— Но зачем? — возмутился Горат. — Мы никогда не были противниками Делехана, даже если служили без особой охоты.

— Потому, что твое малочисленное племя долгое время было единственным, державшимся в стороне. Когда умер твой отец, ты с соплеменниками сбежал в холодные северные горы. Мудрый поступок, но в то же время он поставил тебя под подозрение. Ты отомстил, как и ожидали, но среди тех, кого ты убил, были кровные родичи Делехана. Он не мог игнорировать твои поступки, поскольку за ним следили, к тому же ему были необходимы могущественные союзники. Короче, ты приобрел серьезного врага, и уничтожение твоего племени должно было стать уроком для остальных. Таким же уроком будет и смерть Нараба.

— Шестеро уже приказали убить его?

Лиэллан пожала плечами.

— Я не знаю, но не удивлюсь, если мой муж не желал слышать предупреждений о том, что лояльность Нараба и Наго сомнительна. Убив Наго, вы оказали Делехану услугу. Он не очень-то хотел выступать против одного из братьев, пока второй был жив. Вместе они были самыми могущественными колдунами, и их клан нельзя было игнорировать.

Помолчав, Горат продолжил расспросы:

— Откуда пришли Шестеро?

— Никто не знает. Неизвестно, к какой расе они принадлежат. Они куда более мощные волшебники, чем кто бы то ни было из нашей расы. Некоторые подозревают, что пантатианцы снова среди нас.

— Мурмандрамас, — тихо произнес Горат.

— Да, — сказала Лиэллан. — Как и те, кто служил Меченому.

— Когда они соберутся в Сар-Сарготе?

— Когда состоится совет Делехана. В настоящее время они вместе с его сыном Морэльфом в Харлике, ищут других беглецов из твоего клана — тех, кто пытается обрести свободу и добраться до Зеленого Сердца.

— В таком случае, — решительно заявил Горат, — у меня еще больше причин предупредить принца Аруту. Если я не могу собственноручно задушить Делехана, то помогу тому, у кого есть на него управа.

— Будь осторожен, — предупредила Лиэллан.

Ее беспокойство показалось Оуину искренним.

— Возможно, все наши планы осуществятся. Если я подниму штандарт со Снежным Леопардом над стенами Сар-Саргота, ты, Горат, и выжившие арданьены сможете вернуться домой.

Горат выглядел встревоженным.

— Ты не менее опасна, чем Делехан, Лиэллан.

Она улыбнулась.

— Только для тех, кто хочет навредить мне или моему племени, Горат. Возвращайся в свои земли с миром, если это возможно. — Она встала. — Отдыхайте. С восходом снаружи вас будут ждать лошади. — Дойдя до двери, она оглянулась и добавила: — Действуй быстро и осторожно. Если ты попадешься мне на глаза до того, как Делехан будет свергнут, мне придется принести ему твою голову в качестве пожертвования во имя мира.

— Я понимаю, Лиэллан. Ты великодушна к униженному судьбой.

Женщина ушла.

— Она права, Оуин. Нам надо отдохнуть, — без всякого выражения сказал Горат.

Оуин лег рядом с огнем, сытый и довольный тем, что освободился от дурмана, сковывавшего его сознание столько дней. Однако ему показалось, что прошло лишь мгновение с того момента, как он закрыл глаза, — и вот Горат уже трясет его за плечо со словами:

— Пора ехать.

Юноша встал, размял затекшие мышцы, надел моррельский плащ с меховой подкладкой и сел на лошадь. Если стражников и интересовало, кем были гости Лиэллан, то они никак этого не показали, спокойно провожая незнакомцев взглядом, пока те не скрылись из виду.

Здание было старым и ветхим, но перед ним была привязана дюжина лошадей.

— Здесь можно достать еды, — сказал Горат.

В кошельке, вынутом Оуином у мертвого моррела, нашлось с десяток монет — королевских, квегских и даже серебряных кешианских, а также несколько драгоценных камней. Беглецы спешились.

— Что это за место? — спросил Оуин.

— Ты бы назвал это таверной. Одно из тех заведений, которые появились на Севере вместе с твоими людьми. У нас никогда не было ничего подобного, но мы переняли это от вас.

Они вошли внутрь и оказались в темной, маленькой комнате, заполненной дюжиной людей и моррелов. Барная стойка, которая на самом деле представляла собой доску, лежащую на бочках, тянулась вдоль длинной стены. Горат отпихнул в сторону двоих людей и потребовал:

— Эля и чего-нибудь поесть.

Бармен положил перед ними круг сыра и хлеб. И то и другое выглядело очень аппетитно и контрастировало с неопрятным окружением. Путники принялись за еду, а Оуин решил довериться инстинктам Гората и его способности смешиваться с толпой.

— Где мы? — прошептал он.

— Рядом с городом Сар-Исбандия. Вы, люди, называете его Арменгаром. Вокруг него много деревень и маленьких городков, и все ведут торговлю с Югом.

— Большинство из живущих в королевстве считают Зубы Мира стеной, разделяющей наши народы.

— Возможно, это барьер для боевых действий, но предприимчивые люди находят обходные пути для торговли. Есть множество троп сквозь горы к югу отсюда.

— И все они хорошо охраняются, — прозвучал низкий голос позади.

Горат резко развернулся, его рука легла на рукоять меча.

— Вынь меч и умри, — сказал моррел. — Или ешь свой сыр и живи.

Горат не улыбнулся, но лицо его стало спокойным.

— Я смотрю, тебе удалось сохранить голову на плечах, Ирмелин.

— Делехан тут ни при чем, — ответил моррел.

Он слегка кивнул в сторону маленького стола в углу. Оуин взял сыр и эль и последовал за темными эльфами.

Моррел по имени Ирмелин сказал:

— Когда Делехан наконец закончит все это, в реках потечет моча и курицы станут нестись одной пылью. Так что пей, пока можешь, мой старый враг.

— Почему ты здесь, Ирмелин? Мне говорили, что племя Обхара бежало.

— Большинство сбежало, но некоторые остались в надежде спасти вождя.

— Он жив? — спросил Горат, понизив голос до шепота.

— Жив, — кивнул Ирмелин, — и он близко. Он заключен в шахтах под разрушенным городом.

— Заключен? — изумился Горат. — Разве он не мертв?

— Потому что Делехан не знает, что он как раб трудится в шахтах. Они думают, что это человек по имени Окабун из Снежных Леопардов Лиэллан.

— Так вы держитесь поблизости, чтобы освободить его? — догадался Горат.

— Да. И нам нужна помощь. Не сможешь ли ты помочь?

— В обмен на что?

— В обмен на путь на юг. Как я уже говорил, проходы тщательно охраняются, но я знаю один путь.

— Что мы должны сделать? — спросил Горат.

— Выйдем.

Они встали и покинули относительно теплую таверну. Выйдя на улицу, Ирмелин продолжил:

— Мы обнаружили выход из шахт. Неохраняемый.

— Тогда почему Обхару просто не выйти оттуда? — вмешался Оуин.

— Когда я захочу, чтобы ты подал голос, я пну тебя, щенок, — огрызнулся Ирмелин.

— Тогда скажи мне, что мешает Обхару выбраться? — вмешался Горат.

— Облака газа, висящие в туннелях. Когда город сожгли и люди бежали, некоторые туннели под старой цитаделью уцелели. Но они очень малы, и газы в них могут взорваться от любой искры. Эти газы и останавливают тех, кто хочет пройти.

— И у тебя есть план? — предположил Горат.

— Мы нашли маски, которыми люди пользовались давным-давно, костяные, с мембранами из легких дракона. Они пропускают воздух, но препятствуют проникновению смертоносных газов.

— Так вам нужен кто-то, кто проникнет внутрь и передаст такую маску Обхару? — вновь не утерпел Оуин.

Высокий моррел лишь взглянул на молодого человека.

— Да, нам нужен кто-то, кто доставит Обхару маску и вернется вместе с ним.

— Но почему мы? — недоумевал Горат. — Почему не член вашего клана?

— Мало наших людей осталось в Северных землях, и солдаты Морэльфа знают нас в лицо. А ты, наоборот, известен именем, а не лицом. Арданьены жили особняком много лет. Ты можешь представиться членом любого клана, и тебе поверят.

— Что ты предлагаешь? — нетерпеливо спросил Горат.

— Отправляйтесь к работорговцу, человеку по имени Венутриер. Он якобы из Королевства, из Лана, но я знаю, что он из Квега. Скажи ему, что хочешь продать этого щенка.

— Что?! — возмутился Оуин.

— Продолжай, — Горат поднял руку.

— Венутриер — самый продажный человек, которого я когда-либо встречал. Он обязательно попытается захватить вас. Позвольте ему сделать это. Двое из его стражников будут заранее предупреждены. Они позволят вам спуститься в шахты с вещами и сохранят их для вас. Когда вы спуститесь вниз, в глубь шахт, они принесут ваши вещи и оставят вас без наблюдения. Обхар будет где-то там, к западу от главной галереи. Больше ничего не могу вам сказать. Если вы согласитесь и вытащите его оттуда, мы обеспечим тебе и твоему другу охрану.

— Прежде чем я скажу «да» или «нет», ответь: есть какие-нибудь новости от Куллич? — спросил Горат.

— Да, — кивнул Ирмелин, — она живет недалеко отсюда, в хижине на пути к деревне Карн. Мы можем навестить ее по пути на юг, если ты захочешь.

Горат на какое-то время замолк, будто размышляя.

— Хорошо. Мы сделаем то, что ты хочешь, — согласился он.

— Тогда идите к входу в шахты, — сказал Ирмелин. — Тебя остановят. Скажи стражнику, что ты хочешь поговорить с Венутриером. Я возьму ваших лошадей и оружие и буду ждать вас в месте, которое Обхар хорошо знает.

— Нам не сообщишь, где это? — спросил Оуин.

— Если вы не освободите Обхара, значит, не выполните свою часть сделки. Дальше можете делать что хотите, но без нашей помощи.

— Идем, Оуин, — сказал Горат. — Впереди долгий путь.

Не оглядываясь, моррел и человек отправились к шахтам.

Венутриер, огромный человек со свешивающимся над поясом объемистым животом, оглядел Оуина и поинтересовался:

— Где ты поймал его?

— Я его не ловил, — покачал головой Горат. — Это беглый кухонный подмастерье из Королевства, который жаден до золота. Он проигрался в бабки и не смог выплатить долг.

— Слишком уж он тощий… — работорговец оглядел Оуина. — Идем со мной.

Не проверяя, следует за ним Горат или нет, он двинулся к входу в шахту. Когда они вошли, Венутриер спросил:

— Кто ты, воин?

— Горат из… балакарцев, из Зеленого Сердца.

— Не из этих мест? — переспросил Венутриер. — Хорошо. Нам может понадобиться такой крепкий рабочий, как ты.

Стражники опустили копья, и внезапно Горат с Оуином поняли, что окружены.

— Если бы ты был уроженцем здешних мест, мой друг, то знал бы, что никто не приходит без охраны в мои шахты. Лорду Делехану нужно огромное количество топлива для вторжения в Королевство, и мне нужны работники. Доставьте их вниз.

Стражники толкнули Гората и Оуина. Вскоре они оказались на втором уровне, как и говорил Ирмелин. Их привели в большую пустую пещеру.

Через некоторое время стражники ушли, но один прошептал на ходу:

— Будьте здесь.

На некоторое время они остались одни. Кромешную тьму прорезал лишь слабый свет одинокого фонаря. Лампа была довольно красива с виду, с тонкой прозрачной оболочкой, прикрывавшей пламя.

— Не думаю, что мы увидим здесь много факелов, — заметил Оуин.

— Если в туннелях есть ядовитые пары, то ты прав.

Скоро вернулся стражник, принеся вещи, отобранные у Гората и Оуина, а также еще один мешок.

— Идите по этому туннелю. Он ведет на запад. Найдите вашего друга, затем спускайтесь вниз, туда, где будет слышно журчание воды. Вам придется плыть.

Стражник исчез, и Горат раскрыл новый мешок. В нем были три странно выглядящих приспособления, очевидно предназначенные для того, чтобы закрывать рот и нос. Моррел и человек собрали вещи и отправились в путь.

Туннель на запад начал снижаться, и Горат вдруг резко остановился.

— Что такое? — встревожился Оуин.

— Мы должны быть под старым городом Сар-Исбандия.

Оуин не знал, что и сказать.

Горат продолжил движение. Скоро они достигли длинной галереи, оттуда уже был слышен звук подземных работ. Одинокий охранник устало прогуливался вокруг, наблюдая за заключенными. Земля буквально сочилась нефтью.

Глаза Оуина заслезились.

— Теперь понятно, зачем им нужны маски, — сказал он.

— Ищи темного эльфа с длинными волосами и шрамом через лицо от лба до подбородка.

Когда стражник оказался далеко от них, они проскользнули в другой туннель. Работники искоса взглянули на них, но не оторвались от дела.

Не видя Обхара, Горат предложил:

— Двигаемся дальше на запад.

Они прошли по длинному коридору, который вел в другую галерею, здесь трудилась небольшая группа моррелов.

— Что-то не вижу здесь стражников, — заметил Оуин, осмотревшись.

— Они, наверное, держатся поближе к концу туннелей, где воздух чище, — ответил Горат, вытирая слезы. — Куда могут сбежать заключенные?

— Никуда, Горат, — прозвучал голос позади них.

Они развернулись и увидели перед собой высокого изможденного моррела, на лице которого красовался шрам, о котором говорил Горат.

— Обхар!

— Сначала я решил, что ядовитые пары окончательно помутили мой разум, — признался Обхар, — но теперь вижу, что это не так. Как ты здесь оказался? Я слышал, что за твою голову назначена высокая цена.

Горат величаво сложил руки на груди.

— Не все оставшиеся в Северных землях охотно подчиняются воле Делехана. И не все мятежники погибают. Мне помогли сбежать, как и тебе сейчас. Многие погибли ради моей свободы.

— Ты перед ними в вечном долгу.

— Все больше причин для того, чтобы положить конец правлению Делехана, Обхар! Он заплатит кровью мне и моим людям.

— Мое племя сейчас в Зеленом Сердце, но если ты выступишь против Делехана, мы поддержим тебя.

— Так ты наконец простил меня за этот шрам, — улыбнулся Горат.

— Никогда, — рассмеялся Обхар. — Моя главная цель, как и прежде, — убить тебя за это, и когда-нибудь я это сделаю, но пока мы в одной команде.

Оуин достал маски.

— Где туннель с парами?

— Сюда, — сказал Обхар, ведя их в боковой проход.

Они достигли места, где от ядовитых испарений можно было задохнуться.

— Надевайте маски, — велел Обхар. — Это не очень поможет глазам, но вы сможете дышать. Нам придется долго идти, а после этого плыть в ледяной воде. Выход из туннеля наполовину затоплен, выходит в реку Исбанди.

Они надели маски, и Оуин с удивлением отметил, что они помогли. Глаза жгло, но, постоянно моргая, он мог кое-как видеть. Обхар вздрогнул, когда Оуин с помощью магии осветил себя и своих товарищей.

— На секунду я подумал, что ты высек искру и мы все сейчас сгорим, — переводя дух, сказал старый вождь моррелов.

Они достигли затопленного туннеля и вошли в ледяную воду. Становилось все глубже, вскоре вода доходила им уже до груди, тогда Обхар подал знак и нырнул. Оуин и Горат сделали то же самое. Внезапно они почувствовали рывок и были затянуты подводным потоком.

Оттолкнувшись, Оуин последовал за моррелами, но когда приблизился к ним, то ударился головой о камень. Борясь с паникой, он отплыл немного назад и вынырнул.

— Можете снять маски, — разрешил Обхар.

— Хорошо, — ответил Оуин, — правда, моя слетела еще под водой.

Горат издал звук, похожий на смешок.

— Нам осталось проплыть меньше мили, — успокоил спутников Обхар.

Они продолжили путь. Оуин боялся, что намокшая одежда утянет его вниз, и из последних сил старался грести поэнергичнее. Внезапно, взглянув наверх, он увидел звезды и понял, что они выбрались наружу.

На небольшом расстоянии от них вниз по течению реки горели факелы, и когда беглецы подплыли к ним, раздался негромкий голос:

— Это я, Ирмелин.

Всем троим помогли выбраться из воды, подвели к костру и дали одежду, пока их собственная сохла.

— Была ли тревога? — спросил Обхар.

— Пока нет, — ответил неизвестный Оуину моррел. — Стражники, которых мы подкупили, будут молчать. Твоего отсутствия не заметят еще долгое время. Многие погибают в шахтах, и их тела остаются в туннелях.

— Что с Куллич? — нетерпеливо спросил Горат.

— Она еще жива? — поднял брови Обхар.

— Да, — ответил Ирмелин, — и живет неподалеку.

— Мне сказали, что я смогу увидеть ее по пути на юг, — напомнил Горат.

Обхар взглянул на Ирмелина, тот кивнул.

— Обещание есть обещание, — сказал вождь. — Сейчас я должен вас покинуть. Я и те из племени, кто пойдет со мной. Ирмелин проводит вас к Куллич и далее будет сопровождать через горы.

— Избегайте Харлика, — посоветовал Ирмелин. — Морэльф и Шестеро сейчас там.

Обхар, переодевшись в сухую одежду, повернулся к Горату:

— Удачи тебе, старый враг. Не позволяй никому убить тебя — это должен сделать я.

— Ты тоже, — ответил Горат, — ведь когда-нибудь именно я снесу тебе голову.

— Вы двое, похоже, любите друг друга, — усмехнулся Оуин, когда Обхар и его люди ушли.

Горат положил в рот кусок вяленого мяса, переданный ему Ирмелином.

— Так и есть. Друзья могут предать, а от старого врага всегда знаешь чего ждать.

— Мне это никогда не приходило в голову, — признался Оуин.

— Люди такие странные! — воскликнул Ирмелин.

— Очень, — согласился с ним Горат.

Хижина была очень простой. Четыре стены из старого камня и соломенная крыша. Из каменной трубы тоненькой струйкой шел дым, и это было единственным знаком того, что здесь кто-то живет.

— Она внутри? — спросил Горат.

— Да, — кивнул Ирмелин.

Горат и Оуин спешились.

— Делехан иногда следит за ней, — заметил Ирмелин, — так что я лучше останусь здесь. Если я позову — поторопитесь.

Горат кивнул и открыл дверь.

Если женщина, находившаяся внутри, и была шокирована внезапным появлением незнакомцев, то умело это скрыла. Она просто взглянула на вошедших из своего угла неподалеку от огня и произнесла:

— Входите и закройте дверь.

— Это твое самое теплое приветствие, Куллич? Твой супруг вернулся.

Оуин раскрыл рот от удивления.

Она поднялась. В ее движениях были гибкость и сила. И, несмотря на то что ее платье было в лохмотьях, а волосы выглядели грязными и спутанными, Оуина поразило ее сходство с Лиэллан. Сходство это нельзя было назвать внешним: у Куллич были волосы цвета воронова крыла, а у Лиэллан рыжими, Лиэллан была стройной и гибкой, а Куллич — полноватой, но приятной на вид. Но все равно в жене Гората угадывалось что-то общее с предводительницей клана Снежного Леопарда. Обе женщины излучали силу.

— Супруг? — ехидно произнесла женщина, и взгляд ее голубыхглаз впился в Гората. — Как так? Вождь клана? Больше нет. Когда-то ты обладал этим титулом по праву. Ты заслужил его хитростью, отвагой и силой. Арданьены вились вокруг тебя, как спящий дракон, ожидая одного твоего слова, чтобы встать и сокрушить любого противника. Где сейчас этот дракон?

— Ушел через Зубы Мира на Север и теперь скрывается.

— Тогда ты не можешь более называть себя мужем и вождем клана, Горат. Ты потерял право на все титулы, когда утратил остатки мудрости и отдал приказ бежать из Сетанона.

— Мудрости, старая ведьма? Убийства и безумие — это твоя мудрость? Неужели ты до сих пор мечтаешь о завоеваниях — о том, к чему призывал Мурмандрамас? Тебя что, ничему не научила утрата наших людей при Арменгаре и Сетаноне? Наш сын пал в одной из этих битв.

— Чего ты хочешь от меня? — спросила женщина.

— Я хочу положить конец безумию. Ты поможешь мне?

— Как? Собственной смертью и головой на копье за Сар-Сарготом?

— Делехана нужно остановить.

— Зачем? Какую судьбу ты бы выбрал для наших людей, Горат? Хотел бы ты, чтобы мы склонили наши головы еще раз? Должны ли мы служить королеве эльфов, как мы уже служили валкеру? Мы — свободный народ! Или, может быть, тебя манит Возвращение?

— Нет! — Глаза Гората загорелись яростью. — Но я узнал многие вещи. — Он указал на Оуина. — Не все люди — наши враги.

— Конечно, — согласилась Куллич. — Некоторые соглашаются служить нам за деньги.

— Я говорю о тех, кто хотел бы жить с нами в мире.

— В мире? — переспросила женщина с презрительным смешком. — Когда это моррелы говорили о мире? Ты говоришь как вернувшийся в Эльвандар. Те, которые раньше были яростными быками, теперь — охолощенные волы. Они рабски служат королеве.

— Это не так, жена, — упрямо возразил Горат. — Гламрелы присоединились к эльфам не как рабы, а как равные братья.

— Безумцы! — воскликнула женщина-моррел. — Если ты считаешь это правдой — вперед. Я останусь в стороне. Мой дом здесь, и в конце концов я найду того, кому смогут пригодиться мои таланты и знания. Он будет воином, и я покажу ему, как возвыситься, обрести силу и удержать ее. У меня будут еще сыновья, и они будут жить.

— Я боялся, что твой ответ будет именно таким, — вздохнул Горат.

— Тогда зачем ты пришел сюда? Уж не для того ли, чтобы снова возродить любовь, которая давно умерла?

— Нет… Мне нужна твоя помощь. Это ненадолго, затем я навсегда уйду из твоей жизни, так или иначе.

— В память о той, ныне мертвой любви я выслушаю тебя, — сказала она, явно удивленная признанием Гората.

— Где сейчас силы Делехана?

Куллич взглянула за покрытое инеем окно.

— Сконцентрированы на границе с Королевством. Знамена кланов Крида, Даргелас и Оирду содержатся в резерве недалеко от Рагалма. Я слышала, что войска Лиэллан и Нараба скоро выступят.

Горат улыбнулся.

— Нараб взъярился на своего хозяина как бешеный волк.

— В любом случае около границы достаточно армий, чтобы перекрыть границу.

— Мы знаем путь, — сказал Горат.

— Тогда что тебе нужно от меня?

— Ты знаешь многое, ведьма. Что ты можешь сказать нам о Шестерых?

— Я пыталась узнать о них с помощью магического кристалла и в результате лишилась всех магических умений и чувств на несколько дней. Я знаю только, что их возможности находятся за пределами моего понимания. Среди всех сил, находящихся в распоряжении Делехана, эта — самая опасная. Он думает, что контролирует их. Я в этом сомневаюсь.

— Нам пора идти, — раздался с улицы голос Ирмелина.

— Иди, — произнесла Куллич. — Надеюсь, мы никогда более не увидимся, и я не жалею об этом. Слишком много боли пролегло между нами. Это будет наш последний разговор в роли мужа и жены. Когда ты выйдешь из этой двери, наш брак закончится. Но знай: я желаю тебе всего хорошего, какая бы жизнь тебя ни ожидала.

— А я тебе, — с горечью произнес Горат. — Удачи, жена.

— И тебе, муж.

Горат вышел из хижины и, когда дверь захлопнулась, разорвав узы его брака, на мгновение замер. Затем они с Оуином оседлали лошадей и вновь тронулись в путь.

— Мы должны успеть до заката, пока не сменились те, кто приглядывает за тропами, — крикнул им Ирмелин.

Задумавшись, Горат промолчал. Оуин же мечтал о том, что, если им будет сопутствовать удача, он выживет и снова увидит Королевство.

12 Подготовка

Ветер и дождь обрушились на всадников.

Оуин не знал, было ли это лучше, чем снегопад на северной стороне гор, — здесь было теплее, но гораздо более сыро. Его тяжелый, отороченный мехом плащ совершенно промок и казался свинцовым. Но по крайней мере, мелькнула у юноши мысль, сейчас он не был накачан наркотиками и привязан к лошади.

Люди из клана Обхара проводили их до перевала, контролируемого их силами. Достигнув подножия горы, путники перехватили гонца, который нес весть о том, что произошло возле Сар-Саргота. Войско Делехана было окружено силами Нараба, которого вывели из совета Делехана и заменили Морэльфом. Предполагали, что Нараб будет спешить, чтобы захватить и уничтожить Делехана прежде, чем вмешаются Шестеро, иначе ему и его клану не выжить. Горат отнесся к новостям внешне равнодушно, но позднее сказал Оуину, что будет рад, если эти двое перегрызут друг другу глотки.

На подходе к перевалу сопровождающие повернули назад, объяснив, что здесь много патрулей Королевских войск. И действительно, в этот же день всадники столкнулись с патрулем Крондорской армии. Командир — лейтенант Флинт — уже был готов задержать их как изменников, но Оуин упомянул имя Аруты, который, как они знали, расположился лагерем в Сумрачном лесу, и сказал, что они должны доставить сообщение от сквайра Джеймса.

Патруль передал Оуина и Гората другому отряду, который сопроводил их до лагеря. Солдатские костры были видны на несколько миль вокруг. Горат заметил, что, должно быть, в лесах сосредоточена значительная часть королевской армии.

Арута сидел за командным столом вместе с рыцарем-маршалом Гарданом и рассматривал обозначения на большой карте. Взглянув на Гората и Оуина, он сказал:

— Вы выглядите так, будто сейчас упадете. Садитесь, — он указал на пару походных стульев. Не дожидаясь повторного приглашения, Оуин сел, а Горат подошел к карте.

— Здесь, — он указал на крепость Северный Форт. — Здесь Делехан планирует напасть на твои войска.

Арута долго молчал, изучающе глядя на моррела.

— Прости за излишние предосторожности, — наконец проговорил он, — но где сквайр Джеймс?

— Сир, — ответил вместо Гората Оуин, — он поручил нам предупредить тебя, а сам отправился к северной границе, чтобы предупредить барона Габота. Он передал нам эти документы.

Оуин отдал документы солдату, который в свою очередь передал их рыцарю-маршалу Гардану. Молодой чародей рассказал, как удалось раскрыть и уничтожить логово ночных ястребов в замке Кейвелл. Он также изложил теорию Джеймса о том, что Делехан планировал переправиться на лодках к Ромнею, а потом пуститься прямиком к Сетанону.

Арута просмотрел бумаги.

— Они почти ничем не отличаются от тех, что мы видели, когда ты пришел в Крондор, Горат, — сказал он. — В тех говорилось, что нападение произойдет в Таннерусе и Вабоне. Почему мы теперь должны поверить? Вы говорите, что оставили Джеймса у замка Кейвелл, но мы перехватили вас на пути через горы на юг. Вы выбрали весьма сложный путь, чтобы добраться до нас, моррел.

— У нас не было выбора, милорд, — возразил Оуин и рассказал о том, как их захватили и как они пытались разобраться в запутанных отношениях между разными северными кланами.

— Из твоих слов следует, что среди них царят раздор и соперничество, — заключил Арута. — По-твоему выходит, что кланы сражаются за власть, а наши патрули доносят, что видят только объединенное сопротивление, которое хорошо координируется.

— Вы видите только силы, преданные Делехану, к югу от Зубов Мира, принц Арута, — объяснил Горат. — Кланы, выступающие против Делехана, либо ищут убежища в ледяных горах дальше на севере, либо отправляются к Небесному озеру, мимо эльфов и гномов, на юг, к Зеленому Сердцу.

— Мы получили доклад герцога Мартина, ваше высочество, — вмешался Гардан. — Герцог сообщает, что гораздо больше групп моррелов передвигаются вдоль восточной границы Крайди, и среди них есть женщины и дети, так что это не военные отряды.

— Все равно я сомневаюсь, — покачал головой Арута. — Две недели назад я отправил барона Локлира на Север, чтобы он собрал информацию среди пограничных баронов. Он отправился в Высокий Замок и к Северному Форту и должен вернуться примерно через десять дней. Если Джеймс там, он доставит от него весточку.

— Джеймс считал, что тебе потребуется доказательство, — сказал Горат. — Он велел передать тебе, что… — моррел посмотрел на Оуина.

— «У мамы вечеринка», — сказал Оуин.

— «И все будут веселиться», — Арута кивнул. — Это пароль пересмешников, который использовали мы с Джеймсом, когда впервые встретились.

— Теперь вы нам верите, ваше высочество? — спросил Оуин.

— Я верю, что Джеймс убежден в своей правоте, — сказал Арута и задумался. — Я лишь надеюсь, что он прав.

— Каковы будут приказы, ваше высочество? — спросил Гардан.

— У меня нет выбора. Или я доверюсь уму и интуиции Джеймса, или нет. Пусть один отряд останется здесь, а остальная армия отправится к Северному Форту.

Гардан посмотрел на карту.

— Не лучше ли будет предупредить короля и отправить к Габоту восточную армию для подкрепления?

— Это можно было бы сделать, если бы восточная армия была в полной готовности. Я отправлю Лиаму сообщение с просьбой поддержать нас, если Делехан перейдет через перевалы Северных Стражей. Но мы можем оказаться там быстрее, чем Лиам, так что давайте будем мыслить трезво. Передай приказ: выступаем завтра на рассвете.

Гардан отдал честь и покинул палатку, чтобы отдать необходимые распоряжения.

— Расскажите мне про Шестерых, — попросил Арута.

Оуин постарался не упустить ничего из того, что они слышали о загадочных чародеях, служивших Делехану. Когда он закончил, ответив попутно на несколько уточняющих вопросов принца, Арута объявил:

— У меня для вас двоих есть поручение.

— Я бы хотел быть у стен Северного Форта, ваше высочество, чтобы поприветствовать Делехана так, как он того заслуживает.

— Не сомневаюсь, — согласно кивнул Арута. — Но вопросы личной чести и кровной мести придется пока отложить. Если мы все погибнем, кто отомстит за нас? Я хочу, чтобы вы вернулись в Крондор и нашли Пага. Если его там нет, то попробуйте найти его жену Кейталу — она сможет с ним связаться. Если же и она в отъезде, воспользуетесь талисманом, который Паг мне оставил. Принцесса знает, как им пользоваться. И когда Паг появится, расскажите ему о Шестерых. Мне кажется, магия будет играть большую роль в предстоящем конфликте, и я хочу, чтобы мы были во всеоружии, если нам придется столкнуться с ней у Северного Форта.

— А мальчик не может пойти один? — спросил Горат.

— Паг сможет извлечь из вашей памяти сведения, о которых вы могли забыть, — мягко возразил Арута. — К тому же я думаю, что Оуину без твоей помощи не обойтись.

Горат долго молчал.

— Но после этого я хотел бы вернуться и вступить в бой, — наконец проговорил он.

— Понимаю, — кивнул Арута и тут же покачал головой: — Нет, не понимаю. Это слишком самонадеянно. Я не знаю ничего о твоей расе и о том, что вами руководит, — он некоторое время смотрел на Гората, как будто пытаясь прочесть что-то на лице моррельского вождя. — Но хотел бы узнать о вас больше. Я могу оценить стремление исправить ошибки. Когда вы найдете Пага, возвращайся — я буду рад твоей помощи.

— И я недооценивал тебя, Арута. И также дорожу возможностью лучше узнать твоих людей, — он взглянул на Оуина. — Хотя этот мальчик и другие уже продемонстрировали мне достаточно для того, чтобы у меня возникли вопросы по поводу отношения моих людей к твоей расе.

— Это лишь начало, — подытожил Арута. — Возможно, однажды мы добьемся большего.

Он обошел стол и протянул руку Горату. Они обменялись рукопожатием, и это было не просто жестом вежливости.

— Благодарю вас за любезность, ваше высочество, — чуть поклонился Горат.

— Отдыхайте, а завтра присоединяйтесь к патрулю, который я отправляю в Малак-Кросс. Это быстрее, чем пробираться прямо через лес к Сетанону и в обход гор к Даркмуру. Я подготовлю для вас документы, и у вас будет сопровождение до Малак-Кросса и Даркмура, так что доберетесь до Крондора без проблем. А там Паг будет знать, что делать.

Оуин и Горат вышли, и солдат проводил их к отдельной палатке.

— Парни, которые обычно спят здесь, сегодня в карауле, так что они не будут возражать, если вы здесь переночуете. Если, конечно, вы ничего не украдете, — он улыбнулся, показывая, что шутит, но Горат так взглянул на него, что улыбка тут же исчезла. — Если проголодаетесь, еда у большого костра около палатки принца, — и солдат поспешно ушел.

— Хорошо было бы поесть горячего, — сказал Горат. Не дождавшись ответа, он взглянул на Оуина и обнаружил, что тот уже сладко посапывает, устроившись на чужой постели.

Пробираясь вдоль заснеженной горной гряды, Джеймс проклинал всех местных баронов, которые подчинялись только королю. Изо рта у него вырывались клубы пара, воздух жег легкие, ноги онемели от холода, а желудок периодически напоминал о том, что он давно не ел.

Джеймс прибыл в крепость барона Габота через несколько часов после Локлира. Эта каменная твердыня возвышалась над тремя основными перевалами в восточной части Зубов Мира. В отличие от Высокого Замка, который сам располагался посредине перевала и создавал барьер своими охраняемыми воротами, Северный Форт стоял на небольшом пике, вокруг которого извивалась гряда, известная как Северные Стражи. Единственная дорога проходила внизу по большому холму с относительно пологими склонами. Этот путь давал двойное преимущество, позволяя войску барона рассыпаться вширь при спуске, чтобы остановить врага, и в то же время вынуждая нападающих концентрировать малые силы в авангарде, если они будут настолько глупы, чтобы атаковать.

Барон Габот контролировал дорогу внизу при помощи нескольких осадных машин, поднятых на северную и западную стены. Западная защита была серьезнее, а северная устроена так, чтобы изматывать войска, пытающиеся спуститься по перевалу и пройти через крепость. Баллисты и катапульты над главными воротами были гарантией того, что любые захватчики столкнутся с неприятными последствиями прежде, чем обойдут гряду и окажутся за пределами досягаемости машин. Пройти могли самое большее несколько солдат, но никак не главные силы. А для того чтобы разобраться с теми, кто пройдет, барон держал небольшой конный гарнизон рядом с небольшим городком Денкамп-на-Зубе.

Барон Габот был уверен, что справится с любой угрозой Северному Форту. Правда, такое заявление не слишком успокоило Джеймса, и он все равно питал большие надежды, что Оуин и Горат добрались до Аруты и помощь уже в пути. В конце концов он начал беспокоиться: ведь если бы они добрались до Аруты и убедили его, армия принца уже подходила бы к городу.

Но вокруг стояла тишина. Габот, по настоянию Джеймса, отправил еще одно сообщение в Сумрачный лес с просьбой о поддержке, а также послание на Юг, королю. По крайней мере, благодаря Джеймсу Габот не оказался в такой же ситуации, как старый барон Брайан из Высокого Замка, который погиб из-за того, что проигнорировал совет Аруты, когда Мурмандрамас прошел через его крепость. Если удача им улыбнется, то, даже если Горат и Оуин не добрались до Аруты, принц получит сообщение Габота.

Джеймс вдруг понял, что очень надеется, что с его товарищами ничего не случилось. Он привязался к молодому Тимонсу. И с удивлением осознавал, что и моррел ему тоже чем-то дорог. Он пока не разобрался, что именно ему нравится, но в темном эльфе была какая-то определенность, решительность, отсутствие неуверенности в себе — немногие люди обладают такими качествами. Джеймс этим восхищался. Еще больше его восхищала способность моррела забыть о личной нелюбви к людям и обратиться к ним за помощью для того, чтобы противостоять злу, угрожавшему его народу.

Локлир помахал сквайру и указал на что-то. По просьбе барона Габота он и Джеймс выехали на рассвете на разведку, чтобы проверить, не появились ли передовые моррельские отряды у северной оконечности перевала. Два дня назад сюда ушел патруль в сопровождении нанятого бароном чародея, и барон беспокоился о судьбе отряда. Хотя вслух об этом и не говорили, но было ясно, что два сквайра не станут для барона большой потерей, зато потеря еще одного патруля значительно ослабит Северный Форт. Джеймс и Локлир не смогли придумать уважительную причину для отказа и теперь вот уже второй день ехали по морозу, и Джеймс мысленно проклинал всех пограничных баронов.

Шум впереди заставил их насторожиться — это мог быть враг. Локлир держал коней, а Джеймс вскарабкался на высокий камень, чтобы посмотреть, что происходит. По тропе бежал мужчина, одной рукой придерживая подол мантии цвета слоновой кости. В другой руке он держал большой посох с железными наконечниками с обеих сторон. Через каждые сто футов он останавливался и оборачивался и, когда появлялась фигура преследователя, швырял энергетический шар размером с дыню — тактика, которая не наносила реального ущерба, но и не давала догоняющему приблизиться. Джеймс начал спускаться, когда Локлир крикнул:

— Ну что там?

Съехав для быстроты последние десять ярдов на пятой точке, Джеймс соскочил на землю.

— Думаю, мы нашли чародея, который отправился с патрулем, — сказал он, доставая арбалет и заряжая его. Локлир, увидев это, выхватил меч.

Человек в мантии завернул за валун и замешкался, увидев двух сквайров. Локлир махнул ему рукой:

— Сюда!

Чародей подбежал к ним, и когда моррел, который его преследовал, тоже приблизился, Джеймс выстрелил. Стрела рассекла воздух и попала темному эльфу прямо в грудь, отбросив его назад.

— Очевидно, ты практиковался, — сказал Локлир. — Я восхищен.

— Никогда не научусь стрелять из лука, — Джеймс опустил арбалет, — но это оружие попроще.

— Зато не всегда точно бьет.

— Тут главное подобрать хороший и хранить его, — объяснил Джеймс. — Некоторые из них стреляют в непредсказуемом направлении, но мой обычно попадает туда, куда я целюсь.

Пожилой человек тем временем, опираясь на посох, пытался отдышаться.

— Спасибо, — выговорил он, восстановив дыхание. — Он был ближе, чем я думал.

— Вы мастер Патрус? — спросил Локлир.

— Просто Патрус, — ответил старик. — Да, это я. А что, вы меня искали?

— Вас и отряд из гарнизона барона Габота, — кивнул Джеймс.

Старик с седыми усами и козлиной бородкой был худ, мантия болталась на нем наподобие ночной рубахи. Забавная шляпа на голове, больше похожая на ночной колпак, довершала общее впечатление.

— Полдня назад на нас напала компания из этих проклятых темных братьев и троллей. Тролли — просто беда, скажу я вам.

— Я с ними сталкивался, — понимающе усмехнулся Джеймс. — Только тебе удалось вырваться?

— По-моему, еще несколько солдат сумели уйти, вскарабкавшись по скалам. Но я старый человек. Все, что я мог, — бежать по дороге и заставлять их все время пригибаться, что, к счастью, помешало им догнать меня.

— Где они на вас напали?

— Примерно в двух милях отсюда, — ответил старый чародей.

— У тебя неплохой посох, — заметил Локлир.

— По правде говоря, огня он дает немного, лишь немного обжигает, зато, увидев летящий огненный шар, любой предпочтет пригнуться. Я смастерил его несколько лет назад, чтобы произвести впечатление на жителей одного городка на юге отсюда, которые пытались меня выгнать. Несколько огненных шаров появились у них на пути, и они оставили меня в покое.

— Оуин не рассказывал мне о твоем характере, — рассмеялся Джеймс.

— Оуин Белефот? Откуда ты знаешь этого мошенника? — удивился Патрус.

— Это долгая история. Я расскажу тебе по дороге. Если ты не против, я хотел бы осмотреть то место, где на вас напали тролли. Или ты можешь пойти прямо в крепость. Здесь уже безопасно.

— Я лучше останусь с вами. А вы кто?

— Я сквайр Джеймс из Крондора, а это сквайр Локлир. Мы придворные принца Аруты. — Они поехали шагом, а старый чародей шагал рядом.

— Вы от принца Аруты? А вы случайно не знакомы с Пагом из Звездной Пристани?

— Имеем честь, — улыбнулся Локлир.

— Хотел бы я с ним когда-нибудь встретиться. Я много слышал о его Академии и посоветовал Оуину отправиться туда. Это я научил его всему!

— Локлир познакомился с Оуином, когда тот возвращался из Звездной Пристани, — объяснил Джеймс. — Судя по всему, Академия не пошла ему на пользу.

— Надо же! — воскликнул маг, вышагивая по дороге. — У мальчика есть дар, неплохой, насколько я могу судить. Думаю, он один из тех, чье предназначение — Великий Путь, потому что многое из того, чему я его учил, не работало. Но то, что у него получалось, он делал в полную силу, — старый маг посмотрел на дорогу. — А вот и они.

Локлир вытащил меч, а Джеймс снова приготовил арбалет. Но вместо темного эльфа или тролля перед ними появились двое грязных солдат из отряда барона Габота. Один был ранен, а второй выглядел изможденным.

— Патрус! — воскликнул раненый солдат. — Мы думали, ты погиб!

— Даже не ранен, — улыбнулся старый чародей. — Мне помогли эти ребята.

— Я сквайр Джеймс. Расскажите, что произошло.

Старший по званию доложил о том, что на их патруль напал отряд из двадцати темных братьев и такого же числа троллей, и только разногласия между двумя этими группами помешали им перебить людей Габота.

— Интересно, — протянул Локлир.

— Очень, — согласился Джеймс. — Если они спорят между собой, то, скорее всего, из-за оплаты.

— Тролли-наемники не любят ждать оплаты, — кивнул Патрус. — Они либо бросают все и идут домой, либо вытрясают ее из тебя.

— Не знаю, что произошло, — сказал раненый солдат, — но они гнались за нами, и вдруг один из темных братьев крикнул что-то троллю, и тот, вместо того чтобы преследовать нас, повернулся и ударил брата. Завязалась настоящая схватка, и нам удалось бежать.

— Они прямо как с цепи сорвались, — подхватил второй солдат. — Я имею в виду, тролли. Казалось, они убивают темных братьев с не меньшим удовольствием, чем нас.

— Отлично! — воскликнул Джеймс. — Раздор в стане врага. Так, ребята, вы сможете сами добраться до барона?

— Если по пути нас никто не поджидает, — ответил раненый солдат.

— Хорошо, тогда отправляйтесь и доложите ему обо всем. Скажите ему также, что мы попытаемся разузнать что-нибудь еще.

— Слушаюсь, сквайр, — отдал честь солдат, и оба продолжили путь.

— Что ты задумал? — не понял Локлир.

— Если на этих солдат напали тролли, их лагерь должен быть поблизости.

— Да, — сказал Патрус. — Впереди город Раглам. Это открытый город, уже не Королевство, но люди там тоже живут, так что и к Северным землям его тоже отнести нельзя. Туда часто приезжают торговцы оружием, работорговцы и всякие бандиты.

— Давно мечтал посетить как раз такое местечко, — усмехнулся Джеймс.

— Хочешь, чтобы нас убили?

— Ну что ты, Локлир, мой старый друг. — Улыбка Джеймса стала еще шире. — Если ты когда-нибудь и погибнешь, то виной тому станет женщина, а не мои планы.

— Ну, если она будет достаточно красива, — улыбнулся в ответ Локлир.

Оба рассмеялись.

— Мальчики, вы ничего не хотите рассказать старому фокуснику? — поинтересовался Патрус.

— Думаю, мы отправимся в Раглам и посмотрим, что там творится.

— Вы двое — сумасшедшие, — покачал головой Патрус. — Но это может быть забавно.

С этими словами старый маг бодро зашагал по дороге, а Джеймс и Локлир переглянулись и расхохотались.

Командир патруля дал сигнал к остановке.

— Малак-Кросс, — объявил он Оуину и Горату.

Они стояли возле таверны «Королевская доска», которая явно была переполнена.

— Почему бы нам не отправиться в аббатство? — предложил Оуин.

Горат кивнул. Они распрощались со своими сопровождающими и поехали вперед.

— А я думал, ты предпочтешь кружечку эля и компанию людей, а не монахов Ишапа, — заметил Горат.

— Предпочел бы, если бы у меня было чем заплатить за эль, — улыбнулся Оуин. — Если только ты не припрятал несколько монет, о которых забыл упомянуть. У меня нет ни гроша благодаря страже Делехана. Принц готовился к походу на Север и был занят… а я забыл попросить у него денег.

— Значит, будем попрошайничать? — спросил Горат.

— Попросимся на ночлег. Мне кажется, аббат Грэйвз скорее проявит гостеприимство, нежели хозяин таверны.

— Наверное, ты прав, — отозвался Горат.

— Кроме того, мы, возможно, сможем убедить аббата одолжить нам денег на дорогу до Крондора.

— Об этом надо было подумать прежде, чем мы попрощались с принцем Арутой.

— А мне и в голову не пришло, — признался Оуин. — Но и ты тоже не сообразил. Так зачем теперь об этом говорить?

Горат буркнул что-то в знак согласия.

Они добрались до аббатства. Дверь была закрыта.

— Есть кто-нибудь?! — крикнул Оуин.

— Кто там? — донесся голос изнутри.

— Оуин Белефот. Мы хотим увидеть аббата.

— Подождите.

Им пришлось ждать примерно четверть часа. Наконец ворота открылись, и монах с обеспокоенным видом впустил их. Как только они въехали, он захлопнул ворота.

— Что случилось? — спросил Оуин, соскочив с коня.

— Аббат ждет вас внутри. — Не произнеся больше ни слова, монах увел их лошадей.

Они вошли и увидели аббата Грэйвза, который следил за тем, как двое монахов упаковывают вещи.

— Вы уезжаете? — осведомился Горат.

— А где Джеймс? — спросил в ответ аббат, взглянув на них.

— Когда мы виделись в последний раз, он направлялся в Северный Форт, — ответил Оуин. — А что?

— Проклятье! — процедил сквозь зубы аббат. — Я думал, он мне поможет.

— Вы уезжаете? — Оуин повторил вопрос Гората.

— Вынужден, — вздохнул Грэйвз. — Ночные ястребы дважды за последнюю неделю пытались убить меня.

Оуин и Горат обменялись недоуменными взглядами.

— Но Джеймс убил их лидера, — сообщил Оуин.

— Навон мертв? — спросил Грэйвз.

Прежде чем кто-либо смог отреагировать, Горат выхватил свой меч и направил острие на горло аббата. Оба монаха тут же вскочили — один, чтобы оказаться как можно дальше от моррела, а второй встал в боевую стойку, демонстрируя готовность защищать главу аббатства.

— Стойте, — крикнул Оуин.

— Откуда ты знаешь, что дю Сандо был предводителем ночных ястребов? — мрачно спросил Горат. — Мы могли погибнуть из-за того, что не знали этого.

— Потому что он шантажировал меня! — выкрикнул Грэйвз.

Оуин положил руку на меч Гората и заставил его опустить оружие.

— Давайте поговорим, — спокойно предложил он.

Грэйвз знаком приказал готовому к драке монаху отступить. Тот кивнул и вышел, следом за ним и второй.

— Лучше объясни, что такое «шантаж», пока я тебя не убил. — Горат не мог успокоиться.

— Сандо вынуждал Грэйвза делать то, что он не хочет, угрожая ему чем-то, так? — вмешался Оуин.

— Да, — ответил Грэйвз. — Он узнал обо мне кое-что и использовал это, чтобы заручиться моей помощью в осуществлении своих планов.

Оуин уселся за стол, заваленный неупакованными еще вещами.

— Каким образом кто-либо может заставить жреца Ишапа работать на себя? — недоуменно спросил он. — Ты же мог воспользоваться магией или обратиться за помощью в одну из самых могущественных церквей. Объяснишь?

— Как я сказал Джимми… Джеймсу, — вздохнул Грэйвз, — мне не удалось порвать все связи с прошлой жизнью, — он тоже сел, и Горат убрал меч. — Раньше я был вором и убийцей, работал на крондорских пересмешников, охранял грузы, которые возили из города и обратно, но я также не давал никому уходить в банды и защищал наших женщин, чтобы никто не обращался с ними грубо, — он опустил глаза, на лице появилось выражение сожаления. — Почувствовав зов свыше, я отправился в храм Ишапа и попытался отказаться от прежней жизни. Два года был послушником, а потом принес клятву. Но я не был до конца честен.

— Как же можно солгать, принося клятву в храме? — На лице Оуина было написано неподдельное изумление. — Это невозможно!

— Возможно, когда ты сам не знаешь, что обманываешь, — вздохнул Грэйвз. — Я искренне думал, что избавился от прошлого, но лгал самому себе.

— Что это значит? — сурово спросил Горат.

— Я думал, что оборвал все нити, но это было не так. Став членом братства монахов, я был направлен в храм в Крондоре и снова оказался в старых местах.

Он замолчал, как будто не в силах продолжать.

— И что случилось? — помог ему Оуин.

— Женщина. Она была девочкой, когда я был бандитом. Она была упрямой и хитрой, как дворовая кошка. Ее так и звали — Кэт. Вообще-то ее имя — Катрина.

— Шлюха? — спросил Горат.

— Нет, воровка, — ответил Грэйвз. — Она была отличной карманницей, воровство — это был ее конек. Она могла снять с тебя ночную рубашку, пока ты спишь, и ты проснулся бы голый, удивляясь, куда подевалось твое белье, — он опять вздохнул. — Когда я с ней познакомился, она была совсем крошкой. Я любил над ней подшучивать и смотреть, как она злится. Когда она подросла, то стала подшучивать надо мной в ответ. А потом я влюбился.

— Но чтобы стать монахом Ишапа, тебе пришлось ее оставить, — догадался Оуин.

— Она достойна лучшего, чем я. Многие молодые люди хотели быть с ней. Я думал, ей будет лучше без меня. И надеялся, что с легкостью выкину ее из головы. Но я ошибался. Как-то и где-то о ней пронюхал тип по имени Кроулер. И вот однажды этот Навон дю Сандо, сияя как начищенный таз, подсел ко мне в таверне и заявил: «Мы знаем о твоем котеночке в Крондоре. Если ты не будешь делать то, что мы скажем, она умрет». Он также предупредил, что, если я обращусь за помощью к храму, она тоже умрет.

— И ты ему поверил?! — воскликнул Оуин.

— Пришлось. Он знал, о чем говорил. Думаю, этот Кроулер наблюдал за людьми долгое время, потому что он знал довольно много о моей прошлой жизни. А я знал, что он убьет ее прежде, чем я смогу что-то сделать.

— И почему ты сейчас собираешься в дорогу? — поинтересовался Оуин.

— Месяц назад я ждал сообщения от дю Сандо. Но вместо этого ночной ястреб пытался перелезть через стену аббатства. Брат, который отвечает за безопасность аббатства, встал у него на пути и едва не погиб. Но наемный убийца умер. Две недели спустя, когда я возвращался из города, стрела из арбалета, предназначавшаяся мне, пронзила брата, шедшего рядом.

— И куда ты направляешься? — допытывался Оуин.

— В деревне около Слупа живет человек, который мне кое-чем обязан. У него бизнес с Кешем. Я послал ему записку и попросил помочь убраться из Королевства. А сегодня получил ответ, что он может помочь.

— Майкл Вэйландер? — бросил Оуин.

— Откуда ты знаешь? — удивился Грэйвз.

— Есть какая-то связь между Вэйландером, тобой, ночными ястребами и этим Кроулером, — задумчиво произнес Оуин. — Не уверен, что понимаю, но если бы Джеймс был здесь, он наверняка сумел бы сложить все кусочки мозаики воедино.

— Я не могу ждать. Хотя дю Сандо мертв, есть другие ночные ястребы. Например, тот, что стрелял в меня недавно.

— Ты прав, — согласился Горат, — но разве твой орден не может тебя защитить?

Грэйвз покачал головой.

— Если бы я сразу к ним обратился, то да. Но я этого не сделал и нарушил клятву. Моя единственная надежда — это забрать Кэт из Крондора и добраться до Кеша прежде, чем меня найдут ночные ястребы.

— Мы едем в Крондор, — сказал Оуин. — Присоединишься к нам?

— Твоя магия и меч твоего друга — хорошая защита, но вы подвергаете себя опасности.

— С тех пор как я познакомился с Горатом, я только этим и занимаюсь, — засмеялся Оуин.

— Жизнь полна опасностей, — философски заметил Горат. — Я не понимаю, как любовь к женщине заставила тебя нарушить свои обязательства, но мне вообще многое в людях кажется странным. И если Оуин говорит, что мы не должны убивать тебя за участие в этом деле с ночными ястребами, я к нему прислушаюсь, — он наклонился вперед, поставив ногу на скамейку, где сидел аббат, и приблизил к нему свое лицо. — Но если ты снова нас предашь, я вырву тебе сердце и съем его.

— Можешь попытаться, эльф, — улыбнулся в ответ Грэйвз, и на миг перед ними предстал старый опытный преступник.

Горат лишь фыркнул.

— Правда, мы стеснены в средствах, так что рассчитываем на твою щедрость в дороге, — добавил Оуин.

Грэйвз поднялся и позвал монахов, которые помогли ему закончить сборы.

— Если вы поможете мне благополучно добраться до Крондора, я обещаю вам еду и даже небольшую премию золотом на месте.

— Если тот ястреб следит за аббатством, он знает, что мы здесь, — заметил Оуин.

— Уедем сегодня ночью, — решил Грэйвз.

— Я хотел поспать в нормальной кровати, — поморщился Оуин.

— Поспи сейчас, — предложил Грэйвз, указав на собственную постель в углу. — Я разбужу тебя, когда наступит время отъезда.

— Ну, если это необходимо, — протянул Оуин.

— Необходимо, — твердо сказал Грэйвз.

Юноша растянулся на соломенном тюфяке на полу.

— А ты не хочешь вздремнуть? — обратился Грэйвз к Горату.

— Хочу, — ответил темный эльф, не сводя глаз с аббата, — но только после того, как мы отправимся в Крондор.

Грэйвз кивнул и продолжил следить за сборами.

13 Предательство

Тролли смотрели прямо на них.

— Продолжайте двигаться не спеша, — тихо сказал Джеймс, — как будто мы точно знаем, что делаем.

— А мы знаем, что делаем? — прошептал Патрус.

— Не спрашивай, — так же шепотом ответил Локлир.

Тролли начали поднимать оружие. Джеймс придержал лошадь и повторил:

— Продолжайте идти, но будьте начеку.

Внешне тролли напоминали людей, только шеи у них практически не было, и казалось, что эти уродцы всегда пожимают плечами. Джеймс знал, что несмотря на забавную внешность, в троллях не было ничего смешного. Тролли из долины почти не отличались от животных — они не умели говорить, не пользовались инструментами и оружием. Их горные родичи были немного умнее и неплохо владели оружием. Их язык на слух казался ворчанием и хрипением, но в их племени была даже некая социальная организованность.

Когда тролли приблизились, Джеймс поднял руку в знак приветствия.

— Где Нараб? — спросил он невозмутимо.

Тролли остановились и начали переглядываться между собой. У них были низкие лбы, тяжелые челюсти и большие зубы — два нижних клыка торчали перед верхней губой. Один из них повернул голову, вслушиваясь.

— Нараб здесь нет, — сказал он. — Кто вы?

— Мы наемники, нас послали найти Нараба и выяснить, почему вам, троллям, не заплатили.

При упоминании об оплате между троллями завязался оживленный разговор. Через несколько минут тролль, который им ответил, — Джеймс решил, что это предводитель, — сказал:

— Мы не сражаться, если нам не платить.

— В этом-то и проблема, — подхватил Джеймс. Он нагнулся ниже, к шее лошади, и обратился к троллю по-свойски: — Слушай, я понимаю. Если бы я был на вашем месте и мне не заплатили бы, я бы тоже не стал сражаться. Я бы собрал своих ребят и отправился домой, если бы Делехан так со мной обращался.

— Ты платить? — спросил тролль, внезапно угрожающе подняв свою дубинку.

Джеймс быстро выпрямился в седле, приготовившись пришпорить лошадь, если заметит, что оружие движется в его сторону.

— Э… да. — Он повернулся к Локлиру: — Сколько у тебя с собой золота?

— Мои подорожные, — прошипел Локлир. — Чуть больше сотни золотых соверенов.

— Отдай их троллям, — лучезарно улыбнулся Джеймс.

— Что?

— Просто отдай! — настойчиво повторил сквайр.

Локлир, пожав плечами, отстегнул поясной кошель и бросил троллю, который поймал его с удивительной ловкостью.

— Что это? — спросил тролль.

— Сотня золотых соверенов, — ответил Джеймс.

— Золото — хорошо, — закивал тролль. — Мы теперь работать на вас.

— Очень хорошо, — ухмыльнулся Джеймс. — Тогда оставайтесь здесь, пока мы не вернемся. Если кто-то будет следовать за нами, остановите их.

Тролль кивнул и махнул своим товарищам. Те отошли с дороги, и Джеймс с друзьями смогли проехать.

— Почему мы просто не подкупили их всех и не отправили домой? — спросил Локлир, когда оживленно переговаривающиеся тролли скрылись из виду.

— Честно говоря, — признался Джеймс, — в перспективе это было бы дешевле, но темные эльфы вряд ли платят им так мало.

— Горные тролли не только глупые, мальчики, — сказал Патрус.

— А что еще? — удивился Локлир.

— Они очень жадные. Думаете, эти бандиты разрешат нам проехать обратно и не потребуют больше?

— Не думаем, — ответил Джеймс, — поэтому я и оставил свой кошель на тот случай, если они потребуют еще.

— Вот почему ты забрал мое золото! Чтобы расплатиться своим на обратном пути, — догадался Локлир.

— Нет, — покачал головой Джеймс. — Если мы сможем проехать без платы, мы так и сделаем. Я расплатился твоим золотом только потому, что не хотел отдавать им свое.

Локлир фыркнул, а Патрус рассмеялся.

Вскоре они заметили на горизонте группу неторопливо двигавшихся всадников.

— Похоже, мы уже близко, — заметил Джеймс.

— Да, Раглам по ту сторону холма, — подтвердил Патрус.

Они ехали не спеша, стараясь выглядеть спокойными и беззаботными, хотя и находились уже на вражеской территории. Много раз в молодости Джеймсу удавалось проникать туда, где ему не положено было быть, благодаря тому, что он делал вид, что знает, куда идет, и имеет для этого веские основания. Он надеялся, что этот номер пройдет и с темными эльфами.

Они въехали на холм и повернули. Внезапно Джеймс остановился.

— Боги милосердные! — воскликнул он.

Впереди шли активные строительные работы — возводились осадные башни для стен Северного Форта.

— Да, — протянул Локлир. — Думаю, мы увидели достаточно для того, чтобы убедить барона, что они собираются напасть отсюда.

— Давайте разведаем, что еще они замышляют, — Патрус двинулся вперед.

Они проехали мимо группы работников, сидящих возле огромной катапульты. К ним направился воин-моррел.

— Куда вы идете? — требовательно спросил он.

— А где Шупик? — На лице Джеймса было написано равнодушие.

— Кто? — переспросил моррел.

— Шупик, наш командир. Мы должны отчитаться перед ним, но не можем найти его лагерь.

— Никогда не слышал об этом Шупике, — с подозрением в голосе сказал моррел.

— Ну, это не наша проблема, остроухий пожиратель лилий! — вмешался Патрус прежде, чем Джеймс успел ответить. — Убирайся с дороги, мы должны найти нашего командира. Иначе тебе придется объяснять своему вождю, почему он не получил информацию, за которой нас посылали.

Патрус решительно двинулся вперед, Джеймс и Локлир — следом за ним. Проезжая мимо моррела, Джеймс пожал плечами, а Локлир пробормотал:

— А я-то считал тебя наглым.

Джеймс едва сдержал смех. Они проехали мимо полудюжины строящихся башен, и он заметил:

— Судя по всему, они изучили тут обстановку. Эти штуки будет непросто поднять вверх по дороге к крепости. Но если они смогут перемещать их достаточно быстро и доберутся до стен, то смогут там аккуратно пристроиться и быстро переправить воинов на стены.

— Совершенно не похожи на те огромные уродины в Арменгаре, — согласился Локлир.

Джеймс кивнул. Он хорошо помнил огромные военные машины, которые притащили через равнины Сар-Исбандии к стенам Арменгара. Только талант Гая де Бас-Тайры не позволил установить эти смертоносные орудия на стены. Джеймс сомневался, что барон Габот проявит такие же способности в обороне.

— Небольшие траншеи на дороге, примерно в полумиле до стен, могут создать им проблемы, — задумчиво произнес Локлир, пока они ехали дальше.

— Серьезные проблемы, — улыбнулся Джеймс, — особенно если мы начнем что-нибудь бросать на дорогу.

— Например, большие валуны? — предложил Патрус и начал смеяться. К его смеху подошло бы только одно определение — «дьявольский».

— Можно устроить жуткий беспорядок. — В голосе Локлира звучало нескрываемое веселье. — Скажи, Патрус, а как ты оказался вовлечен во все это? — обратился он к чародею.

— Старый граф Белефот прогнал меня из Тимонса за то, что я «заразил» его сына, как он выразился. Как будто бы мальчик и сам не обнаружил бы свой дар. Ну вот, я немного попутешествовал, дошел до Саладора, где герцог Лори весьма доброжелательно относится к чародеям. Но если мне нечем заняться, я быстро начинаю скучать, а Лори сказал, что Габоту нужен кто-то разбирающийся в магии и могущий дать ему совет относительно моррельских чародеев. Так что я перебрался сюда и вот уже около года работаю на барона.

— Ну и удалось что-нибудь узнать о моррельских чародеях? — поинтересовался Джеймс.

— В Северном Форте у меня есть записи. Довольно много разных мелочей. Совсем не все имеет смысл, по крайней мере исходя из моих знаний о магии. Если бы я знал побольше об эльфах с Запада, тогда мне было бы проще разобраться в том, что я выяснил. Когда вернемся в замок, я покажу вам. А пока, — он взглянул вперед, — мне кажется, у нас проблема.

Джеймс придержал лошадь. Впереди появились две группы воинов: одна состояла из людей, другая объединяла в себе и людей, и моррелов. Они о чем-то горячо спорили и к тому времени, как Джеймс и его товарищи подъехали к ним, уже были на грани открытого конфликта.

— Мне наплевать, что он говорит, — воскликнул представитель человеческой группы. — Крольдек не способен командовать даже блохами, нападающими на собаку!

— Ты дал клятву! Ты взял золото, человек! — прорычал моррельский предводитель. — И ты пойдешь туда, куда прикажут, или тебя объявят предателем.

— Я согласился служить Морэльфу. И я взял его золото. Где он?

— Морэльф служит своему отцу, Делехану, как и мы все. Морэльф на Западе, потому что так желает его отец. И если Делехан поставил во главе Крольдека, значит, мы должны исполнять его приказы.

Пока они проезжали мимо, Джеймс делал вид, что ему совершенно неинтересна эта перепалка, хотя на самом деле не пропустил ни слова.

— Разногласия в армии, — заметил Локлир, когда они отъехали на некоторое расстояние.

— Какжаль, — сухо проронил Джеймс и придержал лошадь.

— Что такое? — спросил Локлир.

— Посмотри на ту катапульту.

Локлир взглянул на военную машину.

— И что с ней?

— Тебе ничего в ней не кажется смешным?

— Вроде бы нет.

— Ты никогда не станешь генералом, мальчик, — рассмеялся Патрус. — Если бы тебе пришлось двигать эту штуку, что бы ты сделал в первую очередь?

— Ну, я бы ее разрядил… — ответил Локлир, и внезапно его глаза расширились от удивления. — Она заряжена?!

— Именно на это твой глазастый друг и пытался обратить твое внимание, — сказал Патрус. — Она не только заряжена, но и нацелена не в том направлении.

— И если я не ошибаюсь, то довольно большой камень должен приземлиться прямо на ту таверну. — Джеймс развернул свою лошадь и направился к указанному им самим зданию.

— Считаешь, это хорошая идея? — спросил Локлир.

— Наверное, нет, — ответил Джеймс, не пытаясь придержать коня.

Когда они подъехали к таверне, к ним подошли двое моррельских воинов.

— Куда вы направляетесь, люди? — спросил один из них.

— Это штаб? — ответил вопросом на вопрос Джеймс.

— Здесь расположился Крольдек.

— А Шупик с ним?

— Тут нет никого по имени Шупик, — ответил стражник.

— Значит, он еще не приехал, — сказал Джеймс и, развернув свою лошадь, направился к центру города. — Кому-то очень не нравится идея назначить командующим Крольдека, — заметил он, когда они отъехали.

— И что ты задумал? — спросил Локлир.

— Знаешь, друг мой, давайте поедем и посмотрим, не можем ли мы помочь семенам раздора распространиться как следует.

Патрус опять зловеще рассмеялся. Они подъехали к другой таверне. Локлир и Джеймс привязали перед ней своих коней и вместе со старым чародеем вошли внутрь.

Паг устало сидел за рабочим столом в покоях, которые отводил им Арута на то время, когда они с Кейталой приезжали в Крондор. Ему все труднее было сфокусировать взгляд, когда он пытался прочитать очередной отчет одного из патрулей Аруты относительно схватки с моррелами около Вабона.

Он уже много часов просматривал отчеты и доклады солдат, шпионов и свидетелей относительно Шестерых — загадочных магических советников Делехана. То, что рассказал ему Оуин Белефот о своей стычке с Наго, и то, что он читал сейчас, приводило к неутешительным выводам.

Паг поднялся и подошел к окну, которое выходило на гавань и Горькое море. Белые гребни волн танцевали по всему пространству гавани, а холодный северный ветер проносился по побережью. Чародей наблюдал за тем, как корабли спешат зайти в гавань и достичь безопасного берега прежде, чем шторм ударит со всей силой.

В такие моменты Паг жалел, что не потратил больше времени на изучение того, что обычно называли магией Малого Пути. Магия погоды была ее неотъемлемой частью. В его сознании билась мысль, которую он пытался сформулировать с тех пор, как вернулся в Мидкемию как первый последователь Великого Пути — так цурани называли свою магию. Иногда ему казалось, что он как будто чистит лук — под каждым снятым слоем обнаруживается еще один, и из-за слез на глазах его все труднее разглядеть. И внезапно до Пага дошло: «это всего лишь лук».

— Магии нет, — рассмеялся он. — Есть только лук.

Он чувствовал, что слишком устал и не может больше работать, но все равно вернулся к столу. Он пришел к пугающему выводу, к возможности, которую не хотел допускать, но это было единственным ответом. Моррелам удалось где-то сойтись и заручиться поддержкой новых союзников.

Тихий звук гонга заставил Пага поднять голову. Это был сигнал, который посылал один из цуранийских Всемогущих другому, чтобы сообщить о своем прибытии. Паг не слышал этого звука с тех пор, как девять лет назад покинул Келеван. Как его гостю удалось найти его, было загадкой.

Воздух перед ним заколебался на несколько секунд, и появился Макала.

— Приветствую тебя, Миламбер, — произнес цуранийский маг. — Приношу свои извинения за то, что явился незваным, но мне показалось, что настало время расставить все точки над «i».

— Как ты смог переместиться сюда? — изумился Паг.

— Ты не единственный член Ассамблеи… — начал Макала.

— Бывший член, — перебил его Паг. Несмотря на свое звание и силы, которые были возвращены ему после Войны Врат, он не вернулся, чтобы занять свое место среди других членов Ассамблеи Всемогущих на острове чародеев на Келеване.

— Как тебе угодно. Бывший член Ассамблеи. Не только ты способен развивать свои способности свыше того, что многие считают пределом нашего искусства. Я сумел найти способ перемещаться по своему желанию в нужное место или к нужному человеку без ограничений.

— Полезный навык, — сказал Паг. — Я бы тоже хотел этому научиться.

— Возможно, однажды научишься, — ответил Макала. — Но пришел я по другому поводу.

Паг предложил ему сесть, но цуранийский чародей отказался.

— Я не надолго. Хочу лишь предупредить тебя.

Паг молча ждал, и через несколько мгновений Макала продолжил:

— Я и некоторые из моих братьев вовлечены в дела, вмешательство в которые недопустимо, Миламбер.

— Паг, — поправил он. — В этом мире я — Паг.

— Для меня ты всегда будешь Миламбером, варварским Всемогущим, который пришел в наш мир и посеял среди нас разрушение.

Паг вздохнул — он-то думал, что подобные темы остались далеко позади.

— Ты ведь не для того явился, чтобы предаваться воспоминаниям, Макала. Что ты здесь делаешь и что за предупреждение?

— Что мы здесь делаем — тебя не касается, — прошипел Макала. — А предупреждение мое таково: не пытайся встать у нас на пути.

После продолжительного молчания Паг сказал:

— Я знаю, что ты был среди тех, кто особенно яростно сопротивлялся приему меня в Ассамблею тогда, много лет назад, когда Фумита привел меня к вам из поместья Шиндзаваи.

— Сопротивлялся? — злорадно усмехнулся Макала. — Я был среди тех, кто проголосовал за твою смерть прежде, чем ты начал обучение. Я считал тебя смертельной угрозой Империи, и, с моей точки зрения, последующие события подтвердили мои опасения.

— Что бы я ни сделал, в конечном итоге это было лишь на пользу Империи.

— Возможно, но история учит нас, что зачастую подобные оценки зависят лишь от того, под каким углом смотреть. Впрочем, это неважно. То, что происходит сейчас, делается ради Империи, и это не подвергается сомнениям, как и наши полномочия.

— Значит, то, что я уже практически понял сам, твое присутствие лишь подтвердило, — заключил Паг.

— И что же это?

— Чародеи, которые помогают Делехану, — так называемые «Шестеро» — это цуранийские Всемогущие.

— Поздравляю со столь блестящим выводом, в основании которого лежат не столь уж убедительные свидетельства. Впечатляющая дедукция, Миламбер. Впрочем, Хочокена всегда утверждал, что у тебя незаурядные умственные способности.

— Это было не так уж трудно. Стоило лишь задуматься над поведением участников всех этих событий. Моррелы? Они всегда яростно ненавидели другие расы, считая тех, кто не принадлежит к их народу, чужими. Тролли и гоблины лишь орудия для них. Но когда я посмотрел на общую схему, я увидел, что в Мидкемию из Империи поступают драгоценности, а здесь их обменивают на золото. Если бы золото возвращалось к цурани, никаких вопросов не возникло бы, поскольку там золото во много раз ценнее, чем здесь. Но на это золото покупали оружие для моррелов. Однако ничто не говорило о том, что в этом деле замешаны цурани. Потом стали поступать отчеты о магии, которой пользовался Делехан, и что-то не сходилось. Кое-что, о чем докладывали, могли сотворить лишь Всемогущие. Остался один вопрос: «Зачем?»

— Зачем — тебя не касается! Твоя лояльность под вопросом, Миламбер. Ты доказал, что не являешься одним из нас, когда разрушил праздник Императора и заставил военачальника покончить с собой в стыде. Ты женился на цуранийке и при этом живешь в том мире, где родился. У тебя есть дочь, обладающая силой, однако ты позволил ей жить.

Глаза Пага сузились, терпение его подходило к концу.

— Придержи язык, Макала. Здесь не Империя, и твои слова ничего не значат.

— У нас проблемы по обе стороны Врат, — сказал цуранийский Всемогущий. — Некоторые из наших братьев вынуждены заниматься последствиями разрушения Дома Минванаби Домом Акомы. Порядок в Империи под угрозой. А здесь, в твоем мире, ты создал в Звездной Пристани Академию, где даже несколько наших согласились преподавать твоим студентам, — его голос звенел от ярости. — Нашим бывшим врагам!

— Мы вам не враги, — сказал Паг, почувствовав внезапно, что усталость переполняет его. — Ичиндар знает это.

— Свет Небес не будет жить вечно. Когда-нибудь Ассамблея настоит на том, чтобы вернуться к порядку, которым мы наслаждались две тысячи лет. Но чтобы избежать теперешней угрозы и обеспечить твое невмешательство, мы забрали твою дочь и поместили ее туда, где она останется, пока мы не перестанем считать тебя угрозой.

Ярость Пага готова была поглотить все вокруг. С трудом сдерживаясь, он выдохнул:

— Гамина! Что вы с ней сделали?

— С ней все в порядке. И она будет в безопасности до тех пор, пока ты не попытаешься помешать нам.

— Вы будете убивать всех и вся, если объединитесь с моррелами, Макала! Неужели ты думаешь, что я буду стоять в стороне, даже если на кону жизнь моей дочери, и позволю тебе уничтожить мою родину? — Паг встал перед цуранийским Всемогущим. — И неужели ты хочешь померяться со мной силой?

— Нет, Миламбер. Ты — величайший из наших братьев, именно поэтому мы должны тебя нейтрализовать. Даже если ты меня уничтожишь, другие завершат начатое. Мы не будем препятствовать тебе, если ты попытаешься найти свою дочь, — он отступил в сторону. — На самом деле мы дадим тебе возможность отправиться к ней, но предупреждаю — это может быть ошибкой, так как даже твое великое мастерство не поможет тебе вернуться.

— Я хочу отправиться к ней. — Страх за дочь пересилил усталость. — Только оставлю записку жене.

— Нет, — заявил Макала. — Если ты отправляешься, то немедленно, — он достал приспособление, чем-то похожее на цуранийский шар для перемещений, и положил его на стол. — Он перенесет тебя к дочери, но только если ты отправишься в течение минуты после его активации, — он нажал на что-то сбоку и опустил шар на кучу карт. — Минута пошла, — чародей повернулся и отошел, доставая еще один шар и активируя его. — Я делаю все это только ради Империи, Миламбер. Я никогда не испытывал личной неприязни к тебе, на это способны лишь мелкие люди. Когда все закончится, я надеюсь, что ты и твоя семья будете в порядке, но если ты попробуешь мне противостоять, я сделаю все, чтобы вас уничтожить. Ради Империи, — и он исчез.

Паг схватил перо, обмакнул его в чернила и скинул быстрым движением бумаги и свитки со стола, оставив только одну карту, на обороте которой быстро написал шесть слов. Затем отбросил перо, схватил кусочек пишущего угля, два свитка и устройство, которое оставил Макала. С легким свистом, даже скорее писком, устройство заработало, и он исчез. Оставленные им бумаги колыхались от дуновения налетевшего вдруг ветра: над Крондором разразился шторм.

В таверне было шумно и тесно. Мужчины были готовы к драке при малейшем поводе. Джеймс, улыбаясь, стоял у барной стойки.

— Чему ты так рад? — удивился Локлир.

— Я чувствую себя как дома, Локи. Иногда мне не хватает таких мест, как это.

— Ты сумасшедший, парень, — заметил Патрус. — Хочешь умереть молодым?

— Когда-нибудь я расскажу тебе о тех местах, где проводил время, будучи ребенком. А сейчас я просто наслаждаюсь тем, что наблюдаю за этими парнями, которые отправятся через несколько недель на юг.

— Что-то здесь не так, — прошептал Локлир. — Это не армия, это просто толпа.

— Локи, пойдем проветримся.

Они вышли наружу. Сырой и холодный вечер окутал город. Накрапывал мелкий дождь. Убедившись, что их не подслушивают, Джеймс тихо произнес:

— Я вижу вокруг только «стенолазов» и несколько моррельских кланов, которые, насколько я могу судить, не стоят первыми в списке ближайших друзей Делехана.

— «Стенолазы», — фыркнул Патрус. — Мне это нравится.

— Если бы ты был первым, кому придется взбираться на стену, тебе бы это не понравилось, — покачал головой Локлир, который стоял на стенах Арменгара и Высокого Замка вместе с Джеймсом и видел воинов, которые умирали, пытаясь сделать именно это.

— Так где же армия? — задал Джеймс риторический вопрос.

— Движется к нам в тот момент, когда мы разговариваем, — шутливо ответил Локлир.

— Мы могли бы разведать побольше, если бы выяснили, что знает Крольдек.

— Тогда, — предложил Патрус, — почему бы нам не пойти и не спросить его?

— Или я мог бы пробраться внутрь и посмотреть, не лежит ли там что-то похожее на приказы, — предложил Джеймс.

— Ты сможешь прочитать моррельские закорючки, сынок? — удивился чародей.

— Нет, об этом я не подумал. — Улыбка исчезла с лица Джеймса. Конечно, приказы Делехана своим полевым командирам будут на моррельском, а не общекоролевском языке.

— А я могу, — просиял Патрус.

— Да ну? — изумился Локлир. — Кто научил тебя читать по-моррельски?

— Никто. — Во взгляде чародея мелькнуло отвращение.

— О! — Локлир наконец понял. — Магия!

— Да, магия, — Патрус закатил глаза, а потом шутливо дал Локлиру подзатыльник. — Дурачок.

— Все равно у нас есть проблема, — заметил Джеймс.

— Какая? — пожал плечами Патрус. — Ты пробираешься внутрь, забираешь бумаги, приносишь сюда, я читаю, ты пробираешься обратно и кладешь их на место, и мы уходим.

— Вот и проблема, — вздохнул Джеймс. — Я смогу пробраться туда и обратно один раз, но дважды?! А если обнаружится, что планы исчезли, они просто их поменяют, наверняка.

— Сколько есть проходов через этот перевал к крепости? — спросил Локлир.

— Несколько, — ответил Джеймс. — И если мы будем ждать их у одного, а они придут другим, то даже эта толпа создаст проблемы, которые дорого нам обойдутся, — он огорченно покачал головой. — Проклятье!

Они продолжали идти, не желая, чтобы кто-нибудь обратил внимание на то, что они топчутся на одном месте. Хотя большинство обитателей городка либо спали, либо пьянствовали в одной из таверн, на улице хватало солдат для того, чтобы с подозрением посматривать на всех, кто слоняется без дела.

— А если у нас будет причина для того, чтобы находиться там и просматривать бумаги? — спросил Локлир.

— Что?

— У меня есть идея, — улыбнулся Локлир.

— Обычно ситуация перестает мне нравиться после того, как ты это говоришь, — сказал Джеймс.

— Да ладно, — махнул рукой молодой сквайр. — Это блестящая идея!

— О, когда ты говоришь так, мне нравится это еще меньше.

Локлир прошел по главной улице до южной оконечности города и двинулся к открытому пространству, где стояла катапульта, нацеленная на город. Около машины спали несколько механиков, и Локлир знаком попросил друзей сохранять тишину. Он пошел дальше на цыпочках и с расстояния нескольких футов осмотрел огромную военную машину. Затем, поискав что-то на земле, поднял камень размером с кулак.

— Ты сможешь попасть отсюда в спусковой рычаг? — шепотом спросил он Джеймса, указывая на катапульту.

Сквайр наклонил голову, прикидывая.

— Нет, но я смогу попасть оттуда, — он показал на место на том же расстоянии от катапульты, но под другим углом. — То есть ты спрашиваешь, смогу ли я попасть и запустить катапульту?

— Да, именно это я и спрашиваю, — не скрывая раздражения, сказал Локлир. — Тогда иду туда, и когда я дам тебе сигнал, досчитай до ста и брось камень.

— А как же веревки?

— Я об этом позабочусь. Патрус, пойдем со мной. — Локлир отвел в сторону старого чародея. — Пойди туда, — он указал на место с другой стороны, где спали механики, — и жди меня.

Увидев, что Джеймс по-прежнему стоит на месте, Локлир махнул ему рукой, и он, недоверчиво покачав головой, все же переместился, куда ему сказали.

Затем Локлир подкрался к катапульте и осмотрел большую веревку, удерживающую рычаг огромной машины. Если бы не веревка, один лишь спусковой механизм сдерживал бы большой рычаг от того, чтобы освободить свой смертоносный снаряд. Как можно осторожнее Локлир достал кинжал и начал резать веревку. Ему потребовалось несколько мгновений, прежде чем удалось перерезать толстое переплетение нитей, следя при этом за тем, чтобы не проснулись механики.

Закончив, он быстро обошел катапульту, подошел к Патрусу и, взяв старика за руку, повел его в сторону, в темноту. Прежде чем скрыться из виду, он дал сигнал Джеймсу.

Джеймс, который так и не понял, чего добивается Локлир, начал считать до ста. Когда он дошел до семидесяти, вдалеке послышались голоса. Дойдя до девяноста, он услышал, что к нему бегут. Решив остановиться на девяноста двух, он бросил камень. Благодаря точному глазу и сильной руке он попал именно туда, куда намеревался, и запустил спусковой механизм. С громким треском огромный рычаг выпустил свой камень, ударившись о перекладину наверху арки. Звук тут же разбудил механиков, которые вскочили на ноги с криками: «Что такое? Что случилось? Кто это сделал?»

В этот момент появились Патрус и Локлир с группой моррельских воинов.

— Вот они! — крикнул Локлир. — Они пытались убить Крольдека!

Воины бросились вперед. Ошеломленные механики с минуту потоптались на месте, а затем, придя в себя, начали кричать на моррельских стражей, которые обвиняли их в измене.

Локлир дернул Патруса за руку, и они поспешили к Джеймсу, который прислушивался к крикам, доносящимся с другой стороны города.

— Что ты им сказал, Локи?

— Только то, что этот пожилой человек искал своего кота и набрел на группу предателей, которые нацеливали катапульту на дом командующего. Он не знал, к кому обратиться, и поэтому я привел его к этим верным ребятам, которые теперь там бегают.

— А они верные? — рассмеялся Джеймс.

— Откуда я знаю, — захохотал Локлир. — Но даже если они принадлежат к тем, кто пытается убить Крольдека, они все равно злы на этих механиков, которые не дождались, как им велели, сигнала.

— Черт побери, иногда ты бываешь действительно хитрецом. — В голосе Джеймса слышалось восхищение.

— Считаю это наивысшей похвалой, учитывая, от кого она исходит, — улыбнулся Локлир.

Они дошли до штаба Крольдека.

— Теперь я знаю, что делать, — заявил Джеймс.

Он вдруг рванул к растерянным солдатам и горожанам с криком:

— С дороги! Пропустите нас!

Пробравшись туда, откуда были видны разрушения, он на мгновение остановился. Камень пробил крышу, обрушив верхние этажи. Главные двери слетели с петель.

— Ну, эти ребята хорошо знают свое дело, — прошептал он одобрительно, имея в виду механиков, и тут же, снова входя в роль, крикнул: — Мы должны спасти командующего!

Он махнул рукой стоящим неподалеку воинам.

— Помогите нам найти командующего!

Те последовали за Джеймсом в развалины таверны. Несколько раненых воинов лежали на полу. Джеймсу пришлось нагибаться под треснувшими и сломанными потолочными балками, которые были теперь всего лишь в пяти футах над потолком.

— Где командующий? — спросил он моррельского воина, у которого по лицу текла кровь.

— Он был там, в своей комнате, в глубине зала, — отвечал тот слабым голосом.

Повернувшись к тем моррелам, которые пришли вместе с ним, Джеймс приказал:

— Вынесите раненых наружу и окажите им помощь, — и, указав на Патруса и Локлира, как будто они были просто двумя из многих, добавил: — Ты и ты — пойдете со мной и поможете найти командующего.

Им пришлось пробираться под балками, но они смогли попасть в комнату, которую занимал командующий.

Два мертвых моррела, пронзенных деревянными щепами размером со стрелу, лежали на полу рядом с дверью. А под столом, поскуливая от ужаса, прятался еще один моррел. Он явно не пострадал. Судя по кольцам на пальцах и золотому амулету на шее, это и был командующий. Он лежал свернувшись клубком и, очевидно, был на грани обморока.

— Не ожидал такого от моррельского вождя, — тихо проговорил Локлир.

— Выведи его наружу, Локи, — попросил Джеймс, — но не спеши. Нам с Патрусом нужно осмотреться и проверить, что уцелело в пожаре.

— В каком пожаре? — не понял Локлир.

— Это важно? — Джеймс взял документ и передал его Патрусу.

Чародей прикрыл на мгновение глаза, потом посмотрел на документ и ответил:

— Нет.

Тогда Джеймс взял разбитый фонарь и окунул в него бумагу. Достав кремень и огниво, он высек искру и поджег лист. Тот занялся.

— В таком пожаре, — указал на бумагу Джеймс.

— О! — усмехнулся Локлир. Он потянул Крольдека за руку: — Командующий, мы должны бежать! Пожар!

Эти слова, казалось, придали ошарашенному моррельскому вождю сил. Он позволил Локлиру помочь ему встать на ноги и произнес что-то на своем языке.

— Пойдемте со мной, командующий, — повторил Локлир и увел Крольдека.

Патрус и Джеймс быстро просмотрели бумаги и каждую, признанную неважной, подкидывали в разгорающийся огонь.

Наконец чародей объявил:

— Вот план атаки!

— Прочитай его мне, — потребовал Джеймс, — скорее!

Патрус читал, а Джеймс старался запомнить каждое слово.

— Все понял. Теперь возьми еще какие-нибудь бумаги и пошли.

Пламя полыхало все сильнее, и когда они достигли балки, под которой пролезли сюда, стало уже слишком жарко. Языки пламени добрались до крыши, но все благополучно выбрались наружу и обнаружили Локлира, который стоял и поддерживал все еще пошатывающегося командующего.

— Господин! — жалобно проговорил Джеймс, когда они подошли. — Мы сумели спасти только это, — и он протянул целую пачку разных бумаг.

Взгляд Крольдека сфокусировался, и он наконец понял, что произошло.

— Убийцы! — закричал он. — Они пытались меня убить!

— Убийцы задержаны, — вмешался моррельский вождь, которого предупредил Локлир. — Эти наемники спасли тебя, господин.

Крольдек схватил бумаги и начал их просматривать. Через несколько минут он нашел план атаки и улыбнулся.

— Отлично! Вы — герои! — Он довольно сильно хлопнул Джеймса по руке и сунул ему под нос план сражения. — Ты знаешь, что это такое?

— Нет, — изобразил полное неведение Джеймс. — Мы просто схватили, что могли, господин.

— Если бы эти бумаги погибли, мне пришлось бы отменить все наши планы. Вы сберегли мне дни работы. — Посмотрев на огонь, он добавил: — И спасли мне жизнь. Я у вас в долгу.

— Не стоит благодарности, — скромно потупился Джеймс.

— Чушь! — воскликнул Крольдек. — Приходите завтра, я вас награжу.

— Спасибо, господин, — кивнул Джеймс. — Мы придем.

Все еще потрясенный моррельский предводитель позволил отвести себя в новые покои, а Джеймс повернулся к Локлиру.

— Где Патрус? — спросил он.

— Он вышел с тобой. Может быть, он там, где мы оставили лошадей?

Они прошли к конной привязи. У Патруса появилась третья лошадь, которую он как раз седлал.

— Крольдек сказал, что мы герои, — похвастался Локлир. — Велел нам прийти завтра за наградой.

— Собираешься задержаться и получить награду, Джеймс? — осведомился старый чародей.

— Когда тролли научатся летать. К завтрашнему утру я хочу быть на полпути к Северному Форту.

Так как всеобщее внимание было сосредоточено на горящей таверне, им удалось выскользнуть из города и отъехать подальше прежде, чем их остановили. Скучающий наемник поинтересовался, что они делают в такое позднее время на дороге, и Джеймс объяснил:

— Эльфы не могут справиться с троллями южнее отсюда, и нас отправили уладить это дело.

— Я слышал, что дальше на дороге какие-то проблемы, — кивнул стражник. — Удачи.

— Спасибо, — ответил Джеймс.

Когда они оказались вне пределов слышимости, Локлир спросил:

— Патрус, где ты взял эту лошадь?

— Одолжил, — хихикнул старый проказник. — Крольдек не хватится ее до завтрашнего утра.

К удовлетворению Локлира, на обратном пути Джеймсу пришлось отдать свой кошель с золотом троллям, чтобы те разрешили им проехать. Но, по крайней мере, эти тролли теперь считали их своими друзьями. Ехать было сложно — погода ухудшилась, путников донимали холод и сырость. Лошади быстро уставали, и иногда их приходилось вести в поводу.

Наконец они достигли дороги, ведущей к крепости.

— А где наши солдаты? — спросил Джеймс.

— Может, прячутся от дождя, — предположил Локлир. — Но ты прав. Мы должны были уже хоть кого-то увидеть.

Джеймс пришпорил лошадь и поскакал с такой быстротой, на какую было способно усталое животное. Оказавшись перед крепостью, он увидел, что мост поднят, решетка опущена, а на стенах горят факелы.

— Они спрятались внутри и заперлись, — сообразил подъехавший Локлир.

— Эй там, в замке! — крикнул Джеймс.

— Кто здесь? — донесся голос из сторожевой башни.

— Сквайр Джеймс, сквайр Локлир и Патрус. Впустите нас.

После короткой заминки тяжелый мост был опущен, а железная решетка поднята. Джеймс и его товарищи въехали в крепость. Внутри, во дворе, их ждала группа солдат. Джеймс спешился.

— Что случилось? — спросил он.

— Убийство, сквайр, — ответил один из солдат. — В крепости ночные ястребы.

— Что произошло? — взволновался Локлир.

— Барон Габот мертв, сквайр. А также оба капитана и наш сержант.

— О боги! — воскликнул Локлир.

— И кто командует крепостью? — спросил Джеймс.

Солдаты обменялись взглядами, и один из них сказал:

— Вы, сквайр.

14 Наставления

Всадники спешили.

Оуин, Горат и Этан Грэйвз во весь опор скакали в Крондор. Они провели ночь в Даркмуре, в довольно приличной таверне, наслаждаясь обществом друг друга за бутылкой хорошего вина. Горат с неохотой признал, что вино было лучше того, что предлагал барон Кейвелл. После сытного ужина все трое выспались на мягких матрасах. Остальная часть путешествия была куда менее приятной — они ночевали под звездами на голой каменистой земле, зачастую под дождем.

Им удалось добраться от Малак-Кросса до Крондора довольно быстро, менее чем за пятнадцать дней, и при этом не загнать своих лошадей. Впереди уже виднелся город.

Путники придержали лошадей.

— Я должен признать свои грехи перед храмом Ишапа и предоставить братству право распоряжаться моей судьбой, — сказал Грэйвз.

— Что они сделают? — поинтересовался Оуин.

— Обезглавят меня или отправят в изгнание. Не знаю, — аббат вздохнул. — Меня это не очень беспокоит, но до того, как это случится, я должен вызволить из города Кэт.

— Где ты сможешь укрыть ее?

— В Кеше. У меня есть там связи — старые торговые партнеры в Дурбине.

— Насколько я знаю, — осторожно заметил Оуин, — Дурбин — опасное место.

— Так же, как и Крондор, если ты живешь на улице, — отозвался Грэйвз.

Оуин до сих пор пытался мысленно связать воедино все, что они узнали с момента первой встречи с Локлиром. Он не раз пожалел, что сквайр Джеймс сейчас не с ними.

— А как насчет правосудия принца?

Грэйвз пожал плечами.

— Если ишапианцы предоставят решать Аруте, он, скорее всего, меня вздернет.

Оуин ничего не ответил. Он провел в компании Грэйвза всего две недели, но ему нравился этот грубый старик. Грэйвз не очень распространялся по поводу своего давнего прошлого, просто признавал, что участвовал в вымогательстве, контрабанде и убил не одного человека, будучи под защитой пересмешников из Крондора. Нельзя сказать, что он сожалел о сделанном — он говорил лишь, что с тех пор, как услышал зов храма, стал другим человеком.

Оуин поверил ему, но решил, что в бою предпочел бы видеть Грэйвза на своей стороне. Тот по-прежнему выглядел очень сильным, несмотря на седину.

Городские ворота охранялись вооруженными стражниками, один из которых поднял руку и крикнул:

— Стойте!

— В чем дело, охранник? — спросил Оуин.

— Кто это? — страж указал на Гората.

— Ты можешь говорить непосредственно со мной, — спокойно произнес Горат. — Я говорю на вашем языке.

— Тогда скажи, кто ты такой? — потребовал ответа стражник. — Что тебе нужно в Крондоре?

— Я принес весть от принца Аруты чародею Пагу, — ответил Горат.

Стражник удивленно заморгал, услышав такие имена. Он жестом попросил их отойти в сторону и сказал:

— Мы сопроводим вас до дворца.

По его тону было ясно, что выбора у них нет. Другой солдат поторопился в город и вернулся менее чем через десять минут, приведя с собой полдюжины здоровяков в форме городской полиции. Во главе шел высокий человек со специальным значком на груди. Он немного посовещался с офицером у ворот, а затем повернулся к Горату.

— Это ты принес весть от принца чародею Пагу?

— Да, я, — ответил Горат.

— Я — шериф Крондора. Во дворце кто-нибудь может поручиться за вас?

Горат взглянул на Оуина.

— Мы знаем многих людей, но большинство из них сейчас в походе с принцем Арутой, — ответил Оуин. — Если Паг во дворце, он поручится за нас.

Некоторое время шериф мрачно смотрел на них, затем сказал:

— Идемте.

Они двинулись к дворцу.

— Мне нужно попасть в храм Ишапа, — произнес Грэйвз.

— Вы можете посетить храм после того, как я доставлю вас во дворец. У нас есть приказы относительно подозрительно выглядящих персон, и вы подходите под их описание. Если капитан королевской стражи отпустит вас восвояси — что ж, это его решение.

— Я состою в Ордене ишапианцев и нахожусь под его покровительством, — сердито ответил Грэйвз.

— В таком случае они непременно придут и выручат тебя, если капитан найдет слабые места в твоем рассказе, — сказал шериф равнодушным тоном.

Больше они не разговаривали. Около дворцовых ворот шериф передал их королевской страже. Появился сержант:

— Ваши лица кажутся знакомыми, но у меня не было никаких приказов, так что сейчас я доложу о вас, и тогда решим, что делать.

Они снова подождали, и через некоторое время сержант получил разрешение впустить троих прибывших. Сержант приказал дворцовым слугам позаботиться о лошадях путников, а также внести внутрь их вещи. Затем он привел всех троих в кабинет коменданта.

Капитан был один. Оуин не знал, как его зовут, но помнил, что он присутствовал при последней их беседе и мог знать, что они — именно те, кем представляются.

— Оуин, — обратился он к юноше, — ты принес весть чародею Пагу?

— Да, — ответил юный маг. — От принца Аруты. Он хочет, чтобы чародей присоединился к нему. Есть опасность, что в предстоящем вторжении будет задействована магия.

Капитан, бывалый воин, явно огорчился.

— Был бы рад предостеречь моего господина, но в настоящее время он отсутствует.

— Возвратился в Звездную Пристань? — спросил Оуин.

— Никто не знает, куда он делся, — опустил голову капитан. — Его жена посетила нас несколько дней назад и сообщила, что ночью он исчез, оставив после себя лишь загадочную записку. Это все, что мы знаем.

— Его могли похитить? — спросил Оуин.

Комендант покачал головой.

— Мои познания в магии очень ограниченны, но, зная таланты герцога Пага, я могу подумать, что, исчезни он не по своей воле, весь замок превратился бы в груду дымящегося щебня.

— Можно увидеть эту записку?

— Вам нужно обсудить это с леди Кейталой. Я пошлю человека, возможно, она захочет переговорить с вами.

Ответ от леди Кейталы не заставил себя ждать — она действительно хотела поговорить с пришедшими, так что они поторопились вслед за посыльным в частные покои, отведенные Пагу и его семье. Кейтала ждала их.

Это была красивая, смуглая, миниатюрная женщина с проседью в темных волосах. Несмотря на маленький рост, в ней чувствовалась сила; этот контраст усиливало и то, что за внешним спокойствием ощущалось колоссальное внутреннее напряжение.

Ее акцент показался Оуину странным, было в нем что-то похожее на Сумани и других цурани, которых он встречал в Вабоне.

— Как я понимаю, вы ищете моего мужа? — спросила она.

— Да, леди, — первым отозвался Горат. — Мы принесли весть от принца Аруты. Ему необходим Паг.

— Где он? — подхватил Оуин.

— Я не знаю. Вы, конечно, помните нашу дочь?

Горат кивнул.

— Она пропала несколько дней назад, и я отправилась в башню к мужу. Но он также пропал.

— Они не могли отправиться куда-либо вместе? — предположил Грэйвз.

— Мы знакомы? — спросила Кейтала, взглянув на аббата.

Оуин представил ей Грэйвза, и Кейтала продолжила:

— Если бы это было так, аббат, мой муж не оставил бы этого послания.

Она вытащила свиток с надписью: «Томасу! Книга Макроса!»

— Что это значит? — спросил Оуин.

— Томас — друг детства Пага, — объяснила Кейтала. — Сейчас он живет в Эльвандаре.

— Носит белую с золотом одежду? — спросил Горат.

— Да, это его цвета, — ответила Кейтала.

— Среди моих людей ходят легенды, что когда те, кто путешествует от Небесного озера до Зеленого Сердца, подходят слишком близко к границе с эльфийской землей, появляется кто-то, облаченный в одеяния валкеру. Сила его внушает ужас.

— Это не просто легенды, — улыбнулась Кейтала. — Томас существует, и он, пожалуй, единственный, кто обладает достаточной силой для того, чтобы найти моего мужа и дочь.

— Ты уже послала за ним? — спросил Оуин.

— Еще нет. Принц забрал большую часть армии с собой, а оставшиеся, такие как капитан королевской стражи или шериф Крондора, не могут сделать ничего без прямого приказа начальства. Большинство дворян либо с принцем, либо на Западе по каким-то другим делам. — Женщина выглядела очень расстроенной. — Послать за ним некого, и я даже не уверена, действительно ли это послание предназначается Томасу.

— Возможно, эта надпись означает, что Паг поручает кому-то доставить эту «Книгу Макроса» Томасу? — предположил Горат.

— Я помогала моему мужу систематизировать всю библиотеку и не помню издания под названием «Книга Макроса», так что это может означать что-то другое.

Оуин взглянул на Грэйвза с Горатом:

— А если мы доставим этот свиток в Эльвандар?

— Я в большом долгу перед тобой и твоими друзьями, Оуин, — удрученно откликнулся Грэйвз, — но моя жизнь висит на волоске. Я должен явиться в храм Ишапа и принять наказание, — он оглянулся, как будто опасаясь, что его подслушивают. — Если бы здешние власти знали хотя бы о десятой части того, что я сделал, я бы уже был глубоко в подземелье, уверен.

— Мы можем чем-нибудь помочь? — с сочувствием спросила Кейтала.

— Леди, он говорит правду, — поднял руку Оуин. — Им двигала любовь, но он предал свой народ и свой храм.

— Я должен пойти в храм и сделать признание. С вашего позволения, я вас покину, — взяв Оуина под руку, он отвел его в сторону. — По пути на Север посетите аббатство Сарта. Если кто-то и знает о «Книге Макроса» кроме Пага, так это они. Помимо этого, у них должна быть информация о том, что мы видели.

— Я надеялся сесть на корабль, — сказал Оуин, глядя на Кейталу. — Если жена мага может это устроить.

— Сядете на корабль в Сарте, — сказал Грэйвз.

— Ну что ж… — протянул Оуин, понимая, что выбора нет. — Что будет с тобой?

Грэйвз пожал плечами.

— Изгнание с позором. Мне могут предоставить шанс искупить свою вину годами епитимьи, но скорее всего меня выставят на улицу. Потом… они предупредят короля, что я — изменник, и с того момента, как я покину храм, за мной будут наблюдать.

Он говорил с полным безразличием к собственной судьбе, но внезапно голос его изменился:

— Я должен вызволить Кэт из города и обеспечить ее безопасность. Я сделал все это только для того, чтобы защитить ее, и если я сейчас потерплю фиаско, все пойдет прахом.

— Как она выберется из Крондора?

Грэйвз улыбнулся:

— Моя Кэт — хитрая и талантливая женщина. Я думаю, у нее уже есть план побега. Мне нужно лишь предупредить ее, и к утру она покинет Крондор.

— Ты сможешь ее предупредить?

— Да, если разыщу кого-нибудь из пересмешников.

— Тогда удачи тебе, аббат.

— И тебе, Оуин. — Грэйвз повернулся к Горату. — Ты тоже береги себя. — Он поклонился Кейтале. — Прощайте, леди.

— Леди, — повернулся Оуин к Кейтале после того, как монах ушел, — если вы поможете нам достать то, что нам нужно, мы доставим эту записку в Эльвандар.

— И что же вам нужно? — осведомилась она.

— Деньги, поскольку мы лишились наших на Севере. Лошади, чтобы мы могли добраться до Сарта. Затем мы доплывем до Илита и на лошадях доедем до Эльвандара. — Юноша внезапно смутился. — Боюсь, я слишком многого прошу, к тому же ты нас почти не знаешь.

— Я знаю, что моя дочь однажды коснулась сознания Гората и сказала, что он не представляет для нас угрозы, — она взглянула на темного эльфа. — Это странно, ведь мне всегда говорили, что ваша раса ненавидит нас.

— Два года назад, леди, я бы тоже посчитал это странным. Все, что я могу сказать, — жизнь изменилась, все стало не таким, как прежде, — моррел посмотрел в окно на город. — Мир оказался гораздо больше, чем я себе представлял, или, может быть, мое место в нем оказалось меньше, чем я думал, — он пожал плечами, показывая, что ему все равно. — В любом случае это все сложнее, чем я представлял себе, живя на Севере, — он подошел к окну и устремил взгляд вдаль. Голос его стал тише. — Я помогу, потому что однажды у меня были дети. Я не могу сказать больше, ведь это — моя боль… Эта рана никогда не затянется, — он взглянул на Кейталу. — Я помогу найти твоего мужа и вернуть тебе дочь.

Кейтала, рожденная среди благородных воинов, взглянула на вождя моррелов, и глаза ее заблестели. В них не было слез, но Оуин понял, что слова Гората глубоко тронули ее.

— Я посмотрю, что можно сделать, — мягко сказала она. — Подождите здесь.

Она вышла, и Горат с Оуином опустились на стулья.

— Тебе, наверное, опасно появляться в Эльвандаре?

— Вот мы это и выясним, — улыбнулся Горат.

Послание от Грэйвза прибыло во дворец на следующий день. В нем говорилось: «Мы направляемся в Дурбин. Передайте Джимми мои извинения. Грэйвз».

К посланию прилагалась нарисованная на скорую руку карта, а также инструкция, как попасть в аббатство через секретный вход, расположенный в заброшенной шахте гномов. Под картой было нацарапано: «На тот случай, если возникнут проблемы с проникновением внутрь».

Кейтала договорилась о лошадях и снабдила путников золотом, чтобы оплатить корабль из Сарта и купить лошадей в Илите. Капитан договорился о том, что до Сартского аббатства их будет сопровождать патруль. На следующий день Горат и Оуин отправились в дорогу.

Оуин заучил наизусть присланную карту и попросил Кейталу передать ее Джеймсу, когда тот вернется.

Поездка на север прошла без осложнений, возможно, потому, что свобода Гората больше не имела значения для Делехана и его агентов, или потому, что они просто потеряли его след. У дороги, ведущей к аббатству, человек и моррел попрощались с королевскими солдатами и поднялись на холм.

— Наверное, когда-то это было крепостью, — заметил Горат по пути.

— Я тоже так думаю. Возможно, замком какого-нибудь главаря бандитов. Принц Крондорский передал это сооружение во владение ишапианцам.

— Битва за эту крепость была очень кровопролитной, — Горат указал на аббатство, которое виднелось на вершине горы. Высокие стены примыкали почти вплотную к утесам, благодаря чему вид у сооружения был весьма угрожающий. Оуин признался сам себе, что не хотел бы оказаться среди штурмующих эту древнюю цитадель.

— Приветствую тебя, аббатство, — прокричал молодой чародей, когда они достигли ворот.

Справа на стене появилась фигура.

— Мир вам, странники. Что вы ищете в Сартском аббатстве?

— Я принес весть от аббата Грэйвза из Малак-Кросса.

Фигура исчезла, и через минуту ворота со скрипом отворились. Когда гости въехали внутрь, створки закрылись и рядом с ними возник старый монах с большим боевым молотом в руках.

— Во имя бороды Тита! Темный брат входит в аббатство, как будто ему здесь рады.

Другой монах поднял руку, призывая к спокойствию:

— Брат Майкл, эти люди говорят, что они принесли весть от аббата Грэйвза из Малак-Кросса. — Он повернулся к Горату и Оуину: — Брат Майкл — наш Хранитель Ворот. Раньше он был воином, и иногда его одолевают привычки юности.

Горат внимательно посмотрел на седовласого старика, все еще статного и сильного, и легким кивком головы засвидетельствовал ему свое почтение.

— Если его задача — быть бдительным, то он хорошо вам служит, — сказал Горат.

— Я — Доминик, Верховный брат аббатства, и в отсутствие аббата за все отвечаю. Чем могу помочь?

Оуин представил себя и Гората.

— Мы путешествовали с Джеймсом, сквайром из Крондора, — сказал он, — и познакомились с аббатом Грэйвзом по пути в Ромней. Это было несколько месяцев назад, однако недавно у нас появилась причина посетить его. Он пришел с нами в Крондор, чтобы отдать себя в руки храма.

— Пойдемте внутрь, — Доминик махнул монаху, чтобы тот взял лошадей. — Идите за мной.

Доминик был человеком средних лет, из тех, чья старость не за горами. В темных волосах его виднелась седина, однако в глазах еще горел огонь и в движениях чувствовалась сила. Он пригласил гостей в кабинет.

— Пожалуйста, садитесь. Выпьете что-нибудь?

— Да, воды, если можно, — ответил Горат.

Доминик попросил монаха принести несколько кружек воды и задумчиво произнес:

— Я помню Джеймса — он посещал нас несколько лет назад. Видный был человек…

— Есть, — поправил его Горат.

Оуин улыбнулся.

— Аббат Грэйвз просил меня рассказать вам, что произошло, — он поведал монаху обо всем, что знал, и ответил на некоторые вопросы Доминика.

Выслушав, Доминик заметил:

— Решение принимает главный храм в Крондоре, но боюсь, аббата ждет самое серьезное наказание.

— Почему? — спросил Горат.

Доминик взглянул на темного эльфа.

— Почему? Потому что он предал нас, неужели не ясно?

— Кого вы вините в плохой работе: рабочего или инструмент?

— Не понимаю, о чем ты, — удивился монах.

— Ваш орден избрал этого человека. Вы провели его через все свои обряды и ритуалы. Именно вы возвысили недостойного человека.

— Мы не идеальны, — вздохнул Доминик. — Мы тоже ошибаемся. Возведение Этана Грэйвза в столь высокий ранг было ошибкой, и не имеет значения, насколько силен был зов, сбивший его с пути.

— Что ж, — заключил Оуин, — по крайней мере, он возвратился, чтобыответить за свои поступки.

— Странно… — Доминик задумался на несколько секунд, потом встал. — В любом случае я не могу помочь вам с «Книгой Макроса», о которой вы упомянули. Паг разрешил нам переписать несколько изданий из его библиотеки в обмен на то, что мы вышлем ему несколько копий наших книг.

— Может ли «Книга Макроса» храниться здесь без вашего ведома? — спросил Горат.

Доминик жестом пригласил их следовать за собой.

— Нет, все книги, которые хранятся у нас, систематизированы, и библиотекарь может легко найти любую, — он провел их по главному зданию аббатства в гостевое крыло. — Отдыхайте и поешьте вместе с нами. Я пошлю одного из братьев в город узнать, когда отправится следующий корабль в Илит. Если вы оставите своих лошадей у нас, то сможете забрать их на обратном пути.

— Спасибо, — слегка поклонился Оуин.

Им показали комнату с двумя узкими кроватями. Горат опустился на одну из них и почти сразу же погрузился в сон. Оуин также лег, однако долго не мог заснуть — его мучили вопросы, на которые он не мог найти ответы. Что там с Грэйвзом и Кэт? Где Джеймс с Локлиром? Но более всего его беспокоил вопрос: что такое «Книга Макроса» и где ее найти?

Джеймс взглянул на карты и покачал головой.

— У нас просто не хватит людей.

Члены его временного штаба собрались вокруг стола. Поговорив с несколькими солдатами в цитадели, Джеймс назначил новых командующих, временных офицеров, сержантов, реорганизовал патрули и переписал заново списки обязанностей. На прошлой неделе вроде бы наступило затишье, но сейчас ему докладывали о передвижении больших отрядов на север.

— Похоже, они преодолели те препятствия, которые мы им создали, — сказал он стоявшему рядом Локлиру. — Ясно, что они начинают готовить плацдарм для броска в южном направлении. Еще месяц, и они двинутся к нам.

— Может быть, стоит послать еще одного гонца на юг?

— У графа Долта есть застава в северной части Черного леса. Это единственное место, куда мы еще не отправляли гонца, — Джеймс оглядел комнату. — Нет, мы будем здесь, и если подмога до сих пор не в пути, нам придется справляться собственными силами. Проверь свои посты и постарайся сохранять уверенность — нашим людям это необходимо.

— Может, мне съездить и разведать ситуацию еще раз?

— Нет, — покачал головой Джеймс, — они приближаются. Из этого доклада ясно, что осадные башни и катапульты уже в пути.

— Тогда что дальше?

— Ждем, — сказал Джеймс. — Снаряди патрули на юг и запад — я хочу убедиться, что нас не поджидают сюрпризы, затем сообщи ситуацию жителям окрестных деревень, — Джеймс уже вызвал кавалеристов из Денкампа-на-Зубе и теперь использовал их в качестве патрульных. Кроме того, в их числе он приобрел еще одного опытного сержанта. — Я хочу, чтобы ополченцы собрались и прибыли сюда, а те, кто не может или не хочет сражаться, отправились на юг, — он указал на карту. — Начинайте рыть ловушки здесь прямо с утра. Нужно, чтобы им пришлось засыпать рвы по всему протяжению дороги.

Локлир кивнул.

— Приказать рабочим приносить камни?

— Да. Здесь есть утес, — Джеймс ткнул пальцем в карту, — выступ которого нависает над дорогой. Если вы наполните деревянную люльку камнями, то мы устроим им каменный град, — он задумался, оценивая ситуацию. — Если они не используют в сражении магов, то, возможно, мы удержим эти проклятые осадные башни достаточно далеко от наших стен.

— Ха! — раздался голос из угла комнаты. Повернувшись, Джеймс с Локлиром увидели Патруса, стоявшего недалеко от них. — Если они приведут своих волшебников, я, пожалуй, смогу их кое-чем удивить.

— Хорошо, будем иметь в виду, — улыбнулся Джеймс. Он взглянул на старого друга. — Удалось узнать что-нибудь новое об убийцах?

— Нет, и это меня очень беспокоит, — вздохнул Локлир. — Это мог быть кто-то из гарнизона, кто-то из штаба или посторонний, кто проник к нам и затем исчез. Я не знаю. Два капитана были убиты в своих палатках, а барона отравили, но больше никто за столом не пострадал, разве что от изжоги.

— То есть среди нас все еще могут находиться несколько ночных ястребов?

— Вот именно, — Локлир удрученно махнул рукой. — Эх, был бы у нас способ вычислить их…

— Дайте мне поджарить парочку пленников, — произнес Патрус с демонической ухмылкой, — и это развяжет остальным язык.

Джеймс задумался на минуту.

— Ты ведь не о том думаешь, чтобы принять его предложение, а? — встревоженно спросил Локлир.

— Нет, — досадливо покачал головой Джеймс. — Но у меня появилась идея, — он вдруг улыбнулся. — Ты умеешь хранить секреты? — обратился он к Патрусу.

— Конечно нет, — ответил старик, тут же захихикав от собственной шутки.

— Хорошо, потому что я хочу доверить тебе один секрет, и мне нужно, чтобы ты хранил его хотя бы несколько минут.

— Слушаю тебя! — изрек старый чародей с таким восхитительно злодейским выражением лица, которого Джеймс и Локлир еще никогда не видели.

Джеймс начал объяснять свой план.

Джеймс и Локлир, стоя над общим обеденным залом, смотрели вниз с балкона, который вел в приемную барона. Солдаты тихо разговаривали о чем-то за едой.

— Слух распространяется, — сказал Локлир.

— Да, и очень быстро, — кивнул Джеймс.

— Когда, по-твоему, они начнут действовать? — спросил Локлир.

— Насколько я знаю ночных ястребов, как только поймут, что их могут раскрыть, они сразу же начнут искать путь, чтобы выбраться отсюда. Чем дольше они провозятся, тем больше шанс, что их вычислят.

— Думаешь, они поверят Патрусу?

— А почему нет? — пожал плечами Джеймс. — Большинство из этих солдат ничего не смыслят в магии. Это умелые и сильные бойцы, но не очень сообразительные, иначе не служили бы здесь, на границе.

— Не стану спорить, — усмехнулся Локлир, который провел на границе больше времени, чем Джеймс. — Нужно быть идиотом, чтобы тебя сюда послали.

— Ну а если ты доброволец, значит, еще тупее, — подытожил Джеймс.

— Кто-нибудь нервничает? — решил сменить тему Локлир.

— Вон те трое в углу.

Локлир взглянул на трех солдат, которые сидели втянув головы в плечи и пытались говорить тихо, чтобы их не подслушали. Похоже, один возражал двум другим, но они явно не хотели постороннего вмешательства в свой спор.

Наконец двое убедили своего оппонента. Все трое встали, один из них подозрительно оглядел комнату, а другие двое постарались смешаться с толпой.

— Ворота закрыты? — спросил Джеймс.

— Конечно, как ты приказал.

— Тогда они пойдут через задние ворота, — убежденно заявил Джеймс.

— Как насчет ворот для вылазок?

— Слишком близко к главным воротам. Нет, они постараются проскользнуть через задние ворота. Кроме того, — добавил Джеймс с улыбкой, — я намеренно оставил их без охраны. Оплошность, понимаешь ли, неопытного командира.

— А ты хитрый негодяй, Джимми Рука.

— О, спасибо, Локи! — Джеймс приосанился.

Они поспешили вниз, где их ждали два верных человека.

— Я видел, как три человека только что ушли, сквайр, — доложил старый сержант.

— Ты хорошо их знаешь?

— Нет. Двое из них прибыли прошлым летом из Ромнея, а третий появился несколько недель назад.

Джеймс кивнул.

— Они-то нам и нужны. Готов поспорить, что если мы спросим у других солдат, то выяснится, что один из этой троицы работал на кухне в ночь, когда был отравлен барон, а двое других были с погибшими капитанами.

— Где остальные?

— Есть десяток верных людей, сквайр, — ответил сержант. — Большинство провели здесь не один год, а еще среди них — сын моего брата. Все они ждут около конюшни.

— Хорошо, — сказал Джеймс. — Идем.

Они направились по секретному проходу к двери, которая вела во двор конюшни. Как и предрекал Джеймс, трое подозреваемых уже торопились к конюшне.

Старый сержант громко свистнул. Из конюшни выбежали десять солдат и устремились к ночным ястребам.

Один из них обернулся и увидел сзади еще четверых солдат. Поняв, что окружены, убийцы не стали предпринимать попыток к сопротивлению, но когда Джеймс приблизился к ним, он увидел, как все трое подносят руки ко ртам.

— Остановите их! Они принимают яд!

Солдаты рванулись вперед, но было уже слишком поздно. Когда они подбежали к ястребам, те уже упали на землю, закатив глаза, а тела их дергались в конвульсиях.

— Чертовы фанатики! — выдохнул Джеймс.

— Кто они, сквайр? — спросил старый сержант.

— Настоящие ночные ястребы. Возможно, уцелевшие после Великого Восстания или нанятые позже. Они жаждут убивать и умереть за силы тьмы.

Джеймс взглянул на Локлира, тот кивнул.

— Обыщи их, проверь, нет ли документов, затем сожги тела, — велел сержанту Локлир. — Прямо сейчас.

— Без священника? — недоуменно спросил сержант. — В деревне Путни есть храм Лимс-Крагмы.

— Нет, — сурово возразил Джеймс. — Сожгите их в течение часа. Я хочу быть уверен, что они мертвы.

— Разве сейчас нельзя быть уверенным? — удивленно переспросил сержант.

Джеймс промолчал. Он не хотел тревожить людей, но отчетливо помнил тех ночных ястребов в подвале притона в Крондоре, которые восстали из мертвых через несколько минут после того, как их убили. Он надеялся, что больше никогда не увидит ничего подобного.

— Что теперь будем делать? — спросил Локлир, догнав своего друга.

— Затачивать мечи, проверять доспехи и ждать Аруту, — ответил Джеймс.

Оуин никогда не любил морских путешествий, а для Гората это было и вовсе впервые. Однако им удалось быстро проделать путь из Сарта в Илит. Дул попутный ветер, им не встретился ни один пиратский корабль квегцев, и поэтому путешествие заняло всего четыре дня.

В Илите они купили лошадей на деньги, полученные от леди Кейталы, и, поговорив с командиром гарнизона, узнали, что на Западе наступило некоторое затишье. Попытки Делехана убедить Королевство в том, что он будет наступать на Западе, провалились, и он прекратил их. Оуин решил, что это из-за того, что враг собирается нанести удар в другом месте.

— По другую сторону этих гор лежит Зеленое Сердце. Там скрываются некоторые из моих людей, которые противостоят Делехану. Если мы их найдем, они нам помогут, — сказал Горат, указав рукой на горы.

— Если верить капитану из Илита, мы должны оказаться на земле гномов, недалеко от места, называемого Калдарой. Гномы помогут нам добраться до Эльвандара, — заверил спутника Оуин.

На лице Гората было написано, что он очень в этом сомневается.

Путь в горы лежал через город Занн, и юноша и моррел направились туда. Снег вокруг уже растаял, приближалась весна. Их предупреждали, что короткий путь в Эльвандар был самым опасным. Если они хотели более спокойной дороги, то должны были повернуть на север, к Вабону, советовал командир гарнизона, затем идти на запад вдоль реки Крайди от Небесного озера. Однако тогда они потеряли бы целый месяц. Оуин с Горатом чувствовали, что сейчас время — их главный враг.

Наступление могло вот-вот начаться, ведь враг хотел ввести армию в Сетанон к лету. Неважно, какое направление изберет Делехан — его армии в любом случае придется пройти сотни миль пути, и, чтобы было меньше проблем с продовольствием, лучше предпринимать поход весной и летом.

Оуин знал, что неприятель мог начать вторжение в Королевство в любой момент.

— Ну где же они? — воскликнул Джеймс. Он стоял на крепостной стене Северного Форта и вглядывался в промежуток между зубцами так пристально, как будто хотел разглядеть Северные земли. Он ожидал нападения неделей раньше, но враг до сих пор не показывался.

— Поеду разведаю обстановку еще раз? — предложил Локлир.

— Нет. Скорее всего, ты увидишь то, что и в прошлый раз, — сборы и вооружение, — Джеймс пытался скрыть подавленность, но это было трудно. — Они придут, когда придут, и нам остается только ждать.

— Хоть бы Арута с подмогой появился поскорее, — вздохнул Локлир.

— Да, — кивнул Джеймс. — Надеюсь, что Оуин и Горат добрались до него, — он кинул взгляд в сторону скопления вражеских войск. — Но если бы им это удалось, Арута был бы уже здесь. С ними наверняка что-то случилось.

— То есть ты думаешь, что помощь к нам не придет? — ужаснулся Локлир.

— На востоке нет сил, расположенных достаточно близко, чтобы помочь нам. Не считая пограничных баронов, все наши войска на юге, рядом с кешианской границей, или далеко на востоке, — Джеймс безнадежно махнул рукой.

Локлир пожал плечами, но потом вдруг улыбнулся:

— Что ж, мы не в первый раз в безвыходной ситуации, так ведь?

— Так, но в первый раз мы в безвыходной ситуации и при этом за все отвечаем, — угрюмо произнес Джеймс.

Улыбка Локлира исчезла.

15 Поиски

В горных отрогах завывал ветер.

Горат и Оуин плотнее укутались в свои плащи. Началась весна, но в горах зима не спешила отступать.

— За нами следят, — тихо проговорил Горат.

— Кто?

— Не знаю. Но кто-то движется над нами уже час. Если бы они были уверены, что мы беззащитны, уже давно атаковали бы.

Несколькими минутами позже фигура, закутанная в тяжелый плащ, появилась на камне перед ними. Незнакомец стоял и ждал их.

Когда они подъехали ближе, Оуин увидел, что это гном, и поднял руку в знак приветствия, а Горат придержал лошадь.

— Поговори с ним первым, Оуин, — попросил он.

Юноша кивнул и выехал вперед, позволяя моррелу следовать за ним в нескольких шагах позади. Когда они приблизились к гному, Оуин остановился и откинул капюшон.

— Привет, — поздоровался он.

Гном тоже откинул капюшон, открыв солидную черную бороду и копну непослушных растрепанных волос. Усы его были похожи на огромную щетку. Гном с подозрением оглядел странников.

— Приветствую вас, — сказал он спокойно. — Что привело вас в холодные перевалы Серых Башен?

— Мы несем Томасу, военачальнику Эльвандара, весть от леди Кейталы, жены чародея Пага.

Гном потер подбородок.

— Я не слышал о таком раньше, но склонен вам верить.

— А зачем нам лгать? — удивился Оуин.

— Такие, как он, — гном указал на Гората, — приходили с Севера в течение всего прошлого года, и мы знаем, какими неприятными соседями они могут быть.

— Сомневаюсь, что они относятся к вам теплее, гном, — Горат снял капюшон, — но давай на время забудем об отношениях наших народов. Сейчас нам необходимо добраться до Эльвандара.

Гном присел на корточки.

— Эльвандар? Что ж, будь по-твоему. Как я понимаю, мои люди встретят тебя даже теплее, чем твои братья там. — Он взглянул на Оуина. — У вас, наверное, нет никакого предписания от властей, так?

Горат возмутился:

— А что дает тебе право требовать от нас какие-то бумаги, гном?

— Ну, во-первых, вы на моей территории. К тому же пока мы говорили, вас окружили двадцать моих людей.

Он свистнул, и как по мановению волшебной палочки рядом с ними возникло множество гномов, весьма хорошо вооруженных.

— Что ж… Ловко, — одобрительно кивнул Оуин. Он достал из-за пазухи письмо от Кейталы, на котором стояли герцогская печать и подпись капитана королевской стражи Крондора.

Гном взглянул на документы и вернул их обратно.

— Я верил вам с самого начала, — улыбнулся он. — Что ни говори о моррелах, но они никогда не были глупыми, а открытое появление здесь с целью навредить — это очень недальновидно. Мы проводим вас до деревни.

— Деревни? — переспросил Оуин. — Мы недалеко от Калдары?

— В получасе езды. Вы сможете объяснить, что заставляет вас так торопиться в Эльвандар?

— Объяснить кому? — не понял Горат.

— Королю Долгану, — ответил гном. — Кому же еще?

Весь остальной путь они хранили молчание. Дорога сузилась, и они въехали в небольшую долину, в которой располагалась крошечная деревенька. Все домики в ней были из белого камня, с соломенными крышами, а в центре деревни возвышалось деревянное здание с бревенчатой крышей. Когда они оказались у этого здания, гном, шедший впереди, сказал:

— О ваших лошадях позаботятся. Король в длинном зале.

Оуин и Горат направились к двери, а гном добавил им вслед:

— Представьтесь королю. Увидимся позже.

— Ты не с нами? — удивился Оуин.

— Нет, — покачал головой гном, — у меня другие дела. Вы найдете дорогу. Просто идите прямо по коридору и увидите короля.

— Спасибо за гостеприимство, гном. Если бы я еще знал твое имя…

Гном наконец улыбнулся.

— Я — Уделл. Младший сын короля.

Оуин открыл дверь, и они с Горатом оказались перед длинным коридором с дверями по обеим сторонам. Пройдя по коридору, они вошли в общую комнату, в центре которой были составлены квадратом четыре длинных стола. В ближайшем к вошедшим углу сидели пять гномов. Один из них встал и объявил:

— Я — Долган.

— Ваше величество, — Оуин неуклюже поклонился.

— Просто Долган, — отмахнулся тот, набил трубку и раскурил ее. — Итак, что же привело вас двоих в Калдару?

— Леди Кейтала, жена чародея Пага, попросила нас доставить письмо военачальнику Томасу в Эльвандар, — ответил Оуин.

Долган поднял бровь.

— Томас — мой старый друг, — улыбнулся он. — Удивительный парень! — Его взгляд остановился на Горате. — Ты выбираешь необычных спутников, юноша.

— Горат принес принцу предупреждение о том, что лидер моррелов по имени Делехан замышляет вторжение, — объяснил Оуин. Он рассказал о сложившейся ситуации, и король гномов слушал, не перебивая.

После того как Оуин закончил, старый гном снова посмотрел на Гората.

— Что ж, мой давний враг, ответь мне на один вопрос. Почему ты предупреждаешь об опасности своих врагов, ведь так мы можем вырезать весь твой род?

Горат некоторое время молчал, словно обдумывая ответ. Затем начал:

— Я не хочу, чтобы мой род погиб. Я хочу, чтобы Делехан был свергнут. Это зашло слишком далеко, и слишком мало тех, кто противостоит ему, но если Королевство победит его — Делехан потеряет власть над моим народом. Тогда мы с ним покончим.

— И что потом? — спросил Долган. — Еще один военачальник, жаждущий завоеваний? Ты займешь его место?

— Я думаю, что никогда больше не увижу Северные земли, — спокойно сказал Горат. — Я потерял двух жен, двух сыновей и дочь. Все мои кровные родственники мертвы. Я ничего там не оставил. Но что бы ни случилось в будущем, я не могу говорить об этом. Могу только повторить, что Делехана нужно остановить.

Долган решительно кивнул.

— Хорошо сказано. Мы должны помочь тебе. Во время Войны Врат мои люди проникали в Эльвандар, чтобы сражаться вместе с Томасом и эльфами. У нас есть безопасный путь, по которому вы подойдете близко к их границе, а затем уже спокойно доберетесь до королевского двора. Я пошлю вперед небольшой отряд, чтобы убедиться, что твои сородичи и гоблины, донимавшие нас в последнее время, не доставят вам проблем. — Он поднялся. — Теперь поешьте и отдохните. Завтра отправитесь в путь.

— Спасибо… Долган, — сказал Оуин.

— Ну вот и хорошо! — улыбнулся король гномов.

Другой гном — молодая женщина, если Оуин правильно понял — открыла им дверь в одну из комнат в длинном коридоре. Шагнув внутрь, Горат вдруг застыл.

— Что-то…

— Что? — встревожился Оуин.

— Такое чувство… Назовем это памятью. Однажды здесь была великая сила.

— Лорд Томас раньше отдыхал здесь, зимуя в Калдаре. Я тоже иногда это чувствую. Если вам что-нибудь понадобится, позовите меня. Мое имя Бетлани, — сказала молодая женщина.

Оуин поблагодарил ее и присел на кровать, а Горат оглядел комнату.

— То, что говорят о Томасе, должно быть правдой — я чувствую силу валкеру через десять лет после того, как он спал здесь.

— Все возможно, — равнодушно ответил Оуин и прилег. — Но сейчас мне нужно выспаться.

Через минуту юноша уснул. Но темному эльфу спать не хотелось. Он вышел из комнаты и отправился наружу.

Долган стоял на пороге, окидывая взглядом деревню, образованную дюжиной строений разного размера — обычных жилищ и мастерских: кузнеца, плотника, пекаря.

— Красиво, правда? — спросил Долган.

Весенних цветов еще не было, но даже без них долина была прекрасным местом. Тут и там росли сосны и осины. Здесь жил трудолюбивый народ, и повсюду заметны были признаки процветания. Высоко на склоне, неподалеку от рощи, пасся скот. Курицы и утки, кудахча и крякая, неслись через городскую площадь, и пара собак увязалась за ними.

— Приятное место, — согласился Горат, наблюдая картины этой мирной жизни.

— Я видел лишь несколько моррельских деревень, опустевших после того, как цурани увели ваших людей с высоких пастбищ. Помню, они не очень отличались от наших.

— Мы строим в другом стиле, — сказал Горат, — но жилище есть жилище, к тому же мы так же печем хлеб и работаем в кузне, как вы и люди.

— В следующий день летнего солнцестояния мне исполнится пятьсот пятьдесят восемь лет, и большую часть жизни я сражался за свой народ, — Долган взглянул снизу вверх на темного эльфа. — Знаешь, ты — первый моррел, с которым я говорю мирно.

Горат присел на ступеньки.

— А ты — первый гном. Несколько месяцев назад был первый человек, — он откинулся на перила и продолжил: — Мир оказался гораздо сложнее, чем я считал с детства. Мне было двенадцать, когда ответственность за благополучие моего племени легла на мои плечи, и уже в тридцать семь я отомстил за своего отца и стал вождем клана. Более сотни лет арданьенские племена жили в ледяных пещерах крайнего севера, где солнце никогда не светит зимой и никогда не заходит летом. Мы охотились на тюленей и моржей, торговали с южными племенами и жили отдельно от остальных сородичей. Затем мы возвратились, и я сражался, чтобы защитить свой клан, и мы стали могущественной силой. Нас уважали и боялись, и когда я выступал в совете, мнение арданьенов считалось важным.

— И что случилось?

— Мурмандрамас.

— Который — первый или второй?

— Оба, — мрачно улыбнулся Горат. — Первый был удивительным существом. Его речи направляли и подталкивали, и мои люди слушали. Я слышал истории об этом от тех, кто слушал его. Мы восстали и изгнали людей из Вабона. Мурмандрамас умер, но легенда о нем жила, и когда появился второй, мы были готовы последовать за ним безо всяких вопросов.

— Слепое поклонение — опасная вещь.

Горат кивнул.

— Перед приходом второго Мурмандрамаса часть нашего племени была вытеснена из Северных земель более мощными кланами, и они переместились южнее Зубов Мира. Другие — например, мой клан — жили в ледяных пещерах далеко на Севере. У нас случился переворот сто лет назад…

— Помню, — вставил Долган. — Некоторые из твоих соотечественников весьма осмелели и свободно появлялись здесь.

— Я никогда раньше не бывал так далеко на Юге по эту сторону Горького моря. В юности я рыбачил в море неподалеку от места, которое люди называют Сарт, — он откинулся назад и закрыл глаза. — Никогда не думал, что доживу до того, что увижу Серые Башни, — моррел взглянул на Долгана. — Некоторые мои соотечественники, следующие за кузеном Обхаром, могут оказаться здесь на пути обратно в Зеленое Сердце.

— Что ж, пока они не выйдут из леса, мы не будем препятствовать им. Моррелы из Зеленого Сердца никогда не беспокоили нас, чего не скажешь о ваших горных кланах.

Горат оглядел гнома и усмехнулся.

— Ты говоришь так же, как твой сын. Как я сказал ему, мои люди вряд ли отзываются о вас лучше.

— Наверняка так и есть, — засмеялся Долган. — Но это меня всегда удивляло. Мы, гномы, несмотря на наши боевые умения, очень дружелюбный народ, если нас не выводить из себя. Мы не трогаем никого, кто не трогает нас. Мы любим своих детей, заботимся о своем скоте и зимуем в своих домах с песнями, попивая эль. Мы выбрали мирную жизнь. Но поскольку, повторю, ты — первый моррел, с которым я разговариваю дружелюбно, Горат, позволь задать тебе вопрос: почему вы, темные эльфы, так ненавидите гномов и людей?

Горат в раздумье произнес:

— Когда я бежал на Юг, преследуемый своим собственным кузеном, я бы ответил тебе так: «Валкеру ушли, они сделали нас свободным народом и передали нам этот мир. И вы, и люди — захватчики. Вы берете наше». Сейчас у меня нет ответа.

— Что же изменилось? — искренне удивился Долган.

— Многое, — ответил Горат. — Мои люди превратились в… — он вздохнул, как будто открывая то, что таил долгое время. — Много лет назад те из нас, кого сейчас называют гламрелами, эльфами, моррелами, были единым народом. Мы были именно нацией. Мы, которые когда-то были одной расой, теперь очень сильно отличаемся друг от друга. Думаю, мы потеряли чувство единства.

Долган лишь кивнул, не желая прерывать собеседника.

— Ты знаешь, что моррел не может быть отцом ребенка эльфийской или гламрелской женщины?

Долган покачал головой.

— Наши лекари считают, что наши расы теперь различаются так сильно, как все мы с гномами и людьми.

— Это очень странно, — пробормотал Долган.

— Я стар по меркам моего народа, — продолжал Горат. — Мне будет двести шестьдесят лет в следующий день летнего солнцестояния. Только наши братья в Эльвандаре достигают такого возраста, Долган. И все это потому, что у них есть то, о существовании чего мы на Севере никогда не знали, — мир.

Долган пожал плечами.

— Мир — прекрасная вещь, особенно мир со своим народом… — он посмотрел Горату в глаза. — Или со своим сердцем.

Горат взглянул на безмятежный пейзаж, раскинувшийся перед ним, и закончил:

— Мы жили за толстыми стенами. Наши деревни были крепостями. Ни одна женщина не ходила пасти стадо без лука и меча. Именно оружие было игрушкой наших детей. — Он опустил голову. — Мы позволяли им резать друг друга, чтобы они могли получать ранние уроки. Я в отчаянии, Долган.

Король гномов снова долго молчал, затем произнес:

— Думаю, тебе нужно попасть в Эльвандар. И не только для того, чтобы доставить сообщение Томасу, — он встал. — Но сейчас, я думаю, тебе не помешала бы хорошая кружка эля. И, к счастью, я знаю, где найти ее.

Горат слабо улыбнулся.

— Своим гостеприимством ты сбиваешь врага с толку.

— Ты не враг мне, Горат-арданьен. Это так же ясно, как и то, что у меня есть борода.

Долган повел Гората внутрь.

Оуина разбудил чей-то громкий смех, и он вышел в общую комнату. Там он обнаружил Гората и полдюжины гномов. Все пили эль и рассказывали разные истории. Один из гномов говорил, продолжая свою мысль:

— Да уж, гоблины сделают это, если тебе удастся убедить их, что это хорошая идея.

Взглянув за окно, Оуин увидел, что на дворе утро.

— Вы пили всю ночь? — удивился он.

— Добро пожаловать, друг мой, — провозгласил Долган. Он убрал ноги со стола и выглянул в окно. — Да, видимо, так. Не хочешь присоединиться к нам?

— Не пью эль так рано. К тому же нам пора отправляться в Эльвандар.

— Верно, — сказал Долган. — Тогда, пожалуй, легкий завтрак — и в путь. — Старый гном хлопнул по столу. — Еды!

И остальные гномы стали дружно стучать по столу и скандировать:

— Еды! Еды!

Старая женщина-гном, в сером платье, с волосами, спрятанными под белой льняной повязкой, вошла в комнату из кухни с большой деревянной ложкой. Размахивая ею как мечом, она сердито сказала:

— Не орите вы, ленивые мужланы!

За ней вереницей потянулись еще полдюжины гномов, каждый из которых нес по тарелке с едой. Там были фрукты со специями, горячие сосиски, буханки свежего хлеба, баночки с маслом и медом, пироги и много эля.

— Я просто поражен, — усевшись, сказал Оуин, — сколько эля вы можете употребить безо всяких неприятных последствий.

— Крепкий организм — гордость гномов, — захохотал Долган.

— Да, — подтвердил Горат. — Он прав. Попробуй погоняться за одним из них денька три-четыре…

Все гномы затихли, а затем внезапно разразились хриплым смехом, а Горат с кривой, самоуничижительной улыбкой добавил:

— Или убежать от него.

Веселье продолжилось с удвоенной силой, и гномы энергично принялись за еду.

После завтрака привели лошадей, и Оуин увидел, что к седлам были приторочены тюки с едой, запаса должно было хватить на несколько недель. Животные были накормлены и напоены, сбруя залатана и начищена.

— Благодарю тебя, Долган, — сказал Оуин.

— Не за что, приятель, — ответил Долган. — Ты дал мне возможность узнать этого парня, — он указал на Гората, — я получил много удовольствия от общения с ним.

— Твоя гостеприимность безгранична, друг гном, — темный эльф протянул Долгану руку, и тот охотно пожал ее.

— Ты всегда будешь с радостью принят в Калдаре, Горат-арданьен.

— Спасибо тебе, — проговорил Горат, беря лошадь под уздцы.

К ним приблизилась группа молодых гномов, в доспехах и вооруженных.

— Я посылаю ребят проводить вас до реки Крайди, — сказал Долган. — Я должен быть уверен, что вы доберетесь туда без проблем.

— Еще раз спасибо, — сказал Оуин. Они с Горатом не стали садиться на лошадей и двинулись вместе с гномами пешком.

Оуин повернулся к Горату:

— Ты можешь ехать после вашего ночного веселья?

— Нет, но в любом случае давай лучше верхом, — захохотал Горат.

— У тебя отличное настроение!

— Да, — согласился темный эльф. — Слишком много времени прошло с тех пор, как я в последний раз был в компании других воинов, пил хороший эль и слушал истории о доблести и храбрости, — он продолжал улыбаться. — Слишком много.

Они замолчали, оседлали лошадей и в тишине выехали из деревни гномов.

Путешествие сквозь леса Зеленого Сердца и по восточной окраине леса Крайди ничто не омрачило. Через неделю после того, как они покинули Калдару, путешественники достигли берегов реки. Предводитель гномов, воин по имени Откал, сказал:

— Расстанемся здесь. Это река Крайди. А Эльвандар на другом берегу.

— Я чувствую это еще со вчерашнего дня, — сказал Горат мягко.

Откал махнул рукой на дорогу.

— Пройдете около мили вниз по дороге и увидите брод, которым мы пользуемся. Идите туда и ждите.

Они попрощались с гномами и двинулись дальше.

— Ждать чего? — запоздало спросил Оуин.

— Увидишь, — ответил Горат.

Дойдя до брода — большой песчаной площадки рядом с камнем, отчасти перегораживавшим реку, — путники остановились и стали ждать.

— Не хочу быть назойливым, — начал Оуин, — но чего мы ждем?

— Приглашения войти. Никто не может войти в эльфийские леса без разрешения.

— А что случится, если попробовать?

— Будут неприятности.

— Хм… И пытаться не стану. Но как мы дадим им знать, что мы здесь?

— Никак. Они знают об этом.

Несколькими минутами позже с другого берега реки раздался голос. Язык был непонятен Оуину. Горат ответил на языке Королевства:

— Двое, ищущие вход в Эльвандар. Несем послание военачальнику Томасу от леди Кейталы, жены Пага.

На мгновение в воздухе повисло молчание, затем на другом берегу появилась фигура.

— Ваши имена и положение, — спросил эльф.

— Я — Горат-арданьен, вождь моего клана. — Моррел взглянул на Оуина.

— Я — Оуин, сын барона из Тимонса.

— Входите, — сказал эльф.

Они переправились через брод на лошадях и остановились, когда перед ними из леса появились полдюжины эльфов. К путникам подошел предводитель отряда и сообщил:

— Мы в дне езды от края эльфийских полян и в двух днях езды от двора королевы.

Больше ничего не добавив, он развернулся и поехал в глубь леса. За ним двинулись двое эльфов. Остальные следовали позади путников.

По дороге Оуин присмотрелся к эльфам и понял, что не может найти внешних различий между ними и людьми Гората, но по манерам и поведению они были совсем не похожи. В движениях здешних эльфов была такая легкость, будто они — часть окружающего леса. Оуин для себя назвал это грацией.

Эльфы бежали целый час, без видимой усталости, затем остановились отдохнуть на пару минут. Горат внимательно оглядел своих дальних родственников, но ничего не сказал.

После какого-то почти беззвучного диалога, из которого Оуин уловил лишь едва заметный кивок Гората, эльфы остановились и подождали, пока Горат и Оуин сменили лошадей. Они скакали до заката, затем тот эльф, который пригласил их в лес, объявил:

— Здесь мы остановимся.

К тому времени, как Оуин спешился и снял с лошади седло, огонь уже был разведен. Достали фляги с водой, из заплечных мешков появилась еда. Эльфы сидели или полулежали на земле. Все молчали.

После еды Оуин заговорил с тем, которого считал предводителем:

— Могу я узнать твое имя?

— Каладин, — ответил эльф. Он указал на двух других. — Это Хилар и Трэвин. — Оба повернулись к Оуину и кивнули.

Оуин внезапно осознал, что ему больше нечего сказать, так что неловко замолчал. Наконец Горат произнес:

— Эльфы не любят праздной болтовни подобно вам, людям.

Эльфы вежливо улыбнулись, как будто не совсем были согласны с этим, но Оуин понял, что они удивлены комментарием.

В конце концов он достал свое походное одеяло, разложил его и вскоре уснул под тихий, напевный шелест эльфийского леса.

Путешествие продолжалось почти без разговоров, но вечером второго дня Оуин отметил, что лес слева от него сгустился и потемнел.

— Тут недалеко есть какое-то другое место, непохожее на это, так?

— Ты владеешь магическим искусством? — спросил Каладин.

— Да, а что?

— Иначе, как большинство обычных людей, не заметил бы изменений. Да, это — одна из спящих полян. Те, кто приходит сюда без разрешения, сталкиваются не только с нашим боевым искусством. Эти леса — наши союзники, и у нас много таких мест. Вон в той роще вы очень захотите спать, и это будет сон, от которого не проснуться без помощи магии.

— Те неприятности, которые ты упоминал, — взглянул Оуин на Гората.

Тот кивнул.

— Наши легенды предупреждают о многих опасностях такого рода на земле наших… — он взглянул на сопровождающих эльфов, — кузенов.

Оуин не был уверен, но ему показалось, что эльфы были озадачены таким определением.

Путники пересекли крошечный ручеек, затем поднялись по склону и выехали на обширную равнину. Оуин и Горат остановили лошадей.

Отделенный от места, где они стояли, широкой поляной, перед ними возвышался город из деревьев. Массивные стволы, ответвлявшиеся от самого древнего дуба, поднимались до заоблачных высот. Они соединялись изящными ветвями, образовывавшими мосты. Большинство деревьев были покрыты густой зеленой листвой, но там и тут виднелись золотистые, серебристые или даже белые листья, мерцавшие слабым светом. Деревья будто купались в мягком тепле, и это каким-то невообразимым образом согревало Оуина.

Между ветвей двигались эльфы, а у подножия горели костры, трудились повара, обрабатывали металл кузнецы. Это было самое красивое место, которое Оуин когда-либо видел. Каладин объявил:

— Эльвандар.

Оуин с трудом отвел взгляд от этого зрелища и повернулся к Горату. Тот замер в полном изумлении. Его широко открытые глаза сияли оттого, что были полны слез. Он что-то тихо произнес, как будто разговаривая с самим собой, на языке, непонятном Оуину. Юноша взглянул на Каладина, который перевел ему:

— Он сказал: «Откуда мы могли знать?»

— Горат! — Оуину захотелось как-то утешить товарища.

Горат слез с лошади и проговорил:

— Это легенда. Бармалиндар, золотой дом нашего народа.

— Мы позаботимся о ваших лошадях, — сказал Каладин. — Пройдите к тому дереву с белыми листьями, там встретитесь с остальными, и они проводят вас к нашей королеве.

Оуин и Горат пересекли поляну и, приблизившись к деревьям, увидели игравших эльфийских детей. Эльфийские женщины сидели в кругу и чесали шерсть, неподалеку лучники работали над луками и стрелами.

К ним подошли трое эльфов, и один из них слегка поклонился:

— Добро пожаловать в Эльвандар. Я — Калин, сын королевы Агларанны.

— Ваше высочество, — поклонился в ответ Оуин, — я — Оуин Белефот, сын барона Тимонса.

— Я — Горат-арданьен, — представился моррел.

— Что привело вас в наш дом?

— Я принес письмо для Томаса от леди Кейталы, жены Пага, — сообщил Оуин.

— Тогда следуйте за мной. — Принц отправил одного из пришедших с ним вперед, а сам пошел рядом с Горатом и Оуином. — Ты первый из вашего народа, который за много лет посетил нас.

С шумом и гамом появилась группа эльфов-подростков, которые бежали за мальчиком, державшим какой-то знак. Бежавший впереди блондин постоянно оглядывался через плечо и поэтому врезался в Калина.

Усмехнувшись, Калин поймал его и закружил в воздухе, говоря:

— Осторожнее, маленький брат.

Очутившись снова на земле, мальчик увидел Гората с Оуином и смутился.

— Теперь я вижу, почему вы говорите на языке Королевства. Извините, — добавил он.

— Да ничего, — улыбнулся Калин.

— Мы играли в собаку и зайца, и я был зайцем.

— Тебя, я смотрю, почти поймали.

Мальчик покачал головой.

— Я позволил им держаться близко, чтобы они не сдавались.

— Это Оуин из человеческого города Тимонс, а это — Горат-арданьен, — Калин повернулся к гостям. — А это мой младший брат, Калис.

— Добро пожаловать, Оуин из Тимонса, — кивнул мальчик.

С Горатом он заговорил на другом языке и в конце концов замолчал, чего-то ожидая. Горат шагнул вперед, и они пожали друг другу руки. Затем Калис через плечо взглянул назад на своих друзей, которые с нескрываемым любопытством разглядывали Гората.

— Ну, попробуйте меня поймать! — крикнул он и помчался прочь.

Моментом позже вслед убежали и остальные. Оуин взглянул на Гората:

— Что он сказал тебе?

— Он сказал, — неуверенно начал Горат, — «если будет нужно, я сражусь с тобой, но лучше бы ты был моим другом», — он повернулся к Калину. — Твой младший брат — замечательный юноша.

— Даже более замечательный, чем ты можешь себе представить, — улыбнулся Калин. — Идем, мы уже почти пришли.

Он повел их вверх на огромное дерево.

— Не смотри вниз, если боишься высоты, Оуин, — предупредил Калин юношу.

Они все больше и больше углублялись в Эльвандар, и чем ближе были к Королевскому двору, тем прекраснее становилось это место. Скоро они достигли большой площадки, на которой стоял полукруг из скамеек, а в центре возвышались два трона. Калин объявил:

— Мама, позволь представить тебе наших гостей: Оуина, сына барона Тимонса, и Гората, вождя арданьенов.

Он повернулся к новоприбывшим и проводил их к потрясающей красоты женщине, сидевшей на троне.

— Друзья мои, моя мать, королева Агларанна.

Агларанна блистала поистине королевской красотой: брови изящно изгибались над огромными светло-голубыми глазами, а волосы переливались золотом. Она была прекрасна в своей естественности.

— Добро пожаловать, — произнесла королева мелодичным голосом и повернулась к Оуину. — Всегда рады нашим друзьям-людям в Эльвандаре. — Королева взглянула на Гората. — Вам мы тоже рады, когда вы приходите с миром.

Она жестом пригласила их подойти поближе.

— Нам не хватало лишь твоего присутствия, Горат.

Он взглянул на то место, куда она указала, и увидел ее советников — высокорослого пожилого эльфа и кого-то, показавшегося ему знакомым.

— Эранорн!

Лидер гламрелов кивнул с холодно-безразличным выражением лица и остался на своем месте.

— Горат, — только и сказал он.

Другой эльф, выглядевший таким же старым, как и первый, чуть поклонился:

— Я — Асьяла, из эльдаров, и я очень рад видеть тебя здесь.

Горат долгое время молчал, и Оуину было ясно, что между эльфами происходил некий беззвучный диалог. Затем резким движением Горат достал меч из ножен, и когда он направился к королеве, Оуин очень встревожился. Однако остальные, как он заметил, ничуть не обеспокоились.

Горат положил меч у ног королевы и встал перед ней на колени. Взглянув вверх, он произнес:

— Леди, я вернулся.

16 Задачи

Королева встала.

Она сделала шаг к Горату, наклонилась и положила руки ему на плечи.

— Поднимись, — сказала она мягко.

Горат так и сделал, и она внимательно всмотрелась в его лицо.

— Когда наши потерянные братья возвращаются, в них можно увидеть перемены. — Ее улыбка была ободряющей, а тон примирительным. — Но в тебе я чувствую что-то другое. Ты еще не вернулся к нам, Горат, но ты возвращаешься. Твой путь обратно к своему народу еще не окончен, — она посмотрела на предводителя гламрелов. — Здесь есть и другие, кто еще не окончил свой путь, так что ты не одинок. Когда ты окончательно вернешься к нам, тебе будет дано новое имя. А пока ты останешься Горатом. Но теперь тебя будут звать Горат из Эльвандара. Здесь ты дома.

Она обняла его, задержала несколько секунд в своих утешающих объятиях и вернулась к трону. Оуин посмотрел, как Горат поднял свой меч и вложил его в ножны. Затем молодой дворянин обратился к королеве:

— Если ваше величество позволит, я хотел бы задать вопрос.

— Задавай, — ответила королева, садясь на трон.

— У меня сообщение для вашего мужа от жены чародея Пага.

— Сын, — Агларанна повернулась к Калину, — проводи, пожалуйста, этих двоих в мои личные апартаменты.

Принц Калин предложил Горату и Оуину следовать за ним. Они поклонились королеве.

— Вы можете идти, — сказала она, — а когда поговорите с Томасом, возвращайтесь, и мы устроим пир.

— Я не совсем понял, что сейчас произошло, — тихо сказал Горату Оуин, когда они вышли.

— Я потом тебе объясню, — так же тихо ответил Горат.

— Муж моей матери был ранен в схватке с бандой моррелов, которые пытались перейти наши земли, планируя набег на Юг, — с печалью в голосе поведал Калин.

— Это был не набег, — возразил Горат. — Это люди из клана Обхара пытались скрыться от Делехана в Зеленом Сердце.

Калин пожал плечами.

— В любом случае Томас был ранен отравленной стрелой и сейчас еще не вполне здоров.

Он откинул богато украшенный гобелен и провел их на большую террасу, с которой открывался прекрасный вид на Эльвандар. В алькове за открытой занавесью стояла кровать, на которой лежал крупный мужчина.

— Посмотрю, проснулся ли он, — тихо произнес Калин.

— Я проснулся, — донесся из алькова слабый голос.

— Томас, это Оуин из Тимонса и Горат, один из возвращающихся, — сказал Калин. — Они принесли тебе весточку от жены Пага.

Оуин и Горат подошли поближе и увидели моложавого человека более шести футов ростом, который лежал под шерстяным одеялом, опираясь на высоко поднятые подушки. Горат замешкался в нескольких шагах от кровати.

— У нас ходят слухи, — сказал он, — хотя мало кто считает их правдой. Но теперья вижу, что это правда. Он — валкеру.

— Не полностью, — поправил его Калин, — к нашей безграничной радости.

— Я бы встал, чтобы поприветствовать вас, — извиняющимся тоном проговорил Томас, — но я сейчас не в том состоянии.

— Яд? — поинтересовался Горат. — Какой именно?

— Неизвестная нам зеленая жидкость.

— Колтари, — констатировал Горат. — Говорят, что он цуранийский и получил свое название от провинции, в которой растет. Он появился у нас примерно в то же время, когда Делехан начал собирать кланы.

— А есть какое-нибудь противоядие? — оживился Калин.

— Могу я осмотреть рану?

Томас кивнул. Горат подошел к нему, и Томас повернул голову, демонстрируя жуткую рану на шее, с правой стороны, прямо над плечом.

— Ты уже должен быть мертв! — воскликнул Горат.

Томас улыбнулся, и Оуина поразило, как молодо тот выглядел. Это был сильный мужчина, с угловатыми чертами лица и ушами почти такими же остроконечными, как у эльфов.

— Я уже выяснил, что меня не просто убить. Но можно сбить с ног. Сейчас у меня сил не больше, чем у новорожденного щенка.

— Если он жив до сих пор, значит, поправится, но сколько на это потребуется времени, трудно сказать, — заметил Горат. — Те, кто получил среднюю дозу колтари, находились между жизнью и смертью несколько недель, прежде чем начинали выздоравливать.

— Я буду в порядке через несколько дней, — убежденно заявил Томас.

— Муж моей матери — оптимист, — улыбнулся Калин. — Я думаю, ему придется оставаться в постели несколько недель. Наши лекари сделали все, что могли.

— Что за сообщение вы принесли от Кейталы? — сменил тему Томас.

— Она просила передать тебе, что Паг и Гамина исчезли из Крондора, — сказал Оуин. — Но Паг оставил записку со словами: «Томас! Книга Макроса!» По пути сюда мы остановились в аббатстве Сарта, но они ничего не знают о такой книге. Она у тебя?

— Да, — ответил Томас. — На самом деле это не книга. Калин, принеси, пожалуйста, коробку, которая стоит рядом с моим оружейным сундуком.

Калин принес маленькую коробку. Томас открыл ее и достал свиток.

— «Книга Макроса» — это зашифрованная фраза, с помощью которой, как мы договорились, Паг даст мне знать, если ему будет срочно нужна моя помощь. Он сотворил это свиток так, что кто бы ни прочел его, тут же окажется рядом с Пагом, — он сел. — Калин, помоги мне надеть доспехи.

— Нет, Томас, — покачал головой Калин. — У тебя недостаточно сил. В таком состоянии ты не сможешь помочь своему другу.

— Но Паг прислал бы это сообщение только в том случае, если бы ему действительно нужна была помощь.

— Тогда пойду я, — сказал Калин.

— Нет, — вмешался Горат. — Мы пойдем.

— Принц Арута поручил нам найти Пага, — добавил Оуин. — И если этот свиток перенесет нас к нему, наша миссия будет выполнена.

— При всем уважении, принц, — Горат посмотрел на Калина, — не думаю, что ты более опытный воин, чем я. К тому же у тебя есть обязательства перед твоим народом — ты должен быть их лидером, пока Томас поправляется.

— Кроме того, я немного владею магией, — подхватил Оуин. — Это может оказаться полезным.

— Или мы могли бы подождать несколько дней, — не уступал Томас.

— Время бежит, — с горячностью настаивал Горат. — Мы странствуем уже несколько недель, а Делехан скоро может напасть на Королевство. Арута опасается его чародеев и поэтому очень ждет совета Пага. Позволь нам пойти. Возможно, мы не лучшие кандидаты, но мы здесь, и мы готовы это сделать.

— Можно? — Оуин взял свиток.

Томас кивнул.

— Передайте королеве, что мы устроим пир после возвращения, — попросил Горат.

Оуин развернул свиток.

— Горат, встань сзади и положи руки мне на плечи.

Текст был написан на чужом языке, но буквы все же захватили юного мага и словно заставили глаза перебегать со строчки на строчку. Те же символы появлялись перед его мысленным взором в виде огненных букв. Когда он добрался наконец до последней строки, пространство вокруг расплылось и задрожало, и внезапно юношу и моррела втянуло в полупрозрачную глубь появившейся перед ними сероватой воронки.

Они мчались по световому туннелю, сопровождаемые запахами и звуками, которые едва успевали ощутить. Затем пронеслись сквозь еще одну серебристо-серую грань и упали на землю.

Человек и моррел стояли на серой пыльной почве с большими красноватыми камнями, возвышавшимися повсюду, куда хватало взгляда. Небо было темно-фиолетовым, а не синим, и в воздухе витали странные, чужие ароматы. Дул резкий холодный ветер.

— Где мы? — спросил Горат.

— Не знаю. — Оуин огляделся. На востоке маленькое жгучее белое солнце садилось за гору, сгущались темно-синие и черные тени. — Но похоже, скоро ночь, и думаю, нам нужно найти какое-то убежище.

Оуин попытался с помощью заклинания создать свет, и вдруг на него снизошло ужасное откровение.

— Горат! Магия здесь не действует!

Джеймс изучал карту.

— Ты уверен? — спросил он солдата.

— Да, сквайр. Я видел по крайней мере три их патруля, которые двигались по козьей тропе через горную вершину.

Локлир пригляделся к обозначениям на карте.

— Зачем они это делают?

— Большие отряды не смогут пройти по тропе, так что это, наверное, разведывательные группы. Только вот что они разведывают?

— Может, хотят узнать, пришло ли к нам подкрепление? — предположил солдат.

— О, если они обнаружат подкрепление, надеюсь, сообщат нам об этом, — усмехнулся Локлир.

— Если они не увидят подкрепления, то, скорее всего, начнут атаку, — хмуро произнес Джеймс, не видя ничего смешного в сложившейся ситуации. Он обратился к солдату: — Пошли кого-нибудь, чтобы доехал до Сумрачного леса и вернулся. Я хочу знать, если ли хоть какие-то признаки того, что войска принца продвигаются в нашу сторону. Если нет, то нам останется ждать скорой атаки.

Солдат поспешил выполнить приказ.

— Думаю, придется смириться с тем, что Горат и Оуин не добрались до принца, — со вздохом сказал Джеймс Локлиру.

— И это значит, что мы должны удерживать крепость до тех пор, пока…

— Придет помощь, или нас разгромят.

Локлир минуту помолчал.

— Отступим, как в Высоком Замке, если станет ясно, что мы проигрываем? — наконец спросил он.

Джеймс, напротив, молчал очень долго, размышляя над ответом.

— Нет, — покачал он головой. — Мы выстоим или умрем.

— Ну да, положение обязывает, — театрально вздохнул Локлир.

— Думаю, Арута сказал бы: «Пора отработать ваше жалованье».

— Отлично, — Локлир, казалось, пришел к какому-то важному для себя решению. — Давай отработаем его с честью.

Они покинули кабинет покойного барона и занялись решением многочисленных задач, связанных с подготовкой к предстоящему сражению.

Солнце вставало над чужой пустынной землей. Те несколько минут света, что быстро исчезающее солнце подарило им накануне вечером, они потратили на поиски убежища и, к счастью, обнаружили небольшую пещеру, где провели холодную и голодную ночь.

Горат разбудил Оуина на рассвете. Молодой чародей был в подавленном состоянии, после того как выяснил, что магия не работает в этом мире. Еще одно обстоятельство, окончательно повергнувшее Оуина в ужас, близкий к неконтролируемой панике, — они действительно оказались в другом мире. Без всяких сомнений. Горат, который провел большую часть своей жизни за пределами городских стен, хорошо знал, как выглядит северное небо Мидкемии. И даже «домашний мальчик» Оуин знал, что в Мидкемии было три луны, а не одна, как здесь, огромная, в два раза больше, чем дома.

— И где же Паг? — спросил Горат.

— Если заклинание должно было перенести Томаса к нему, значит, он где-то поблизости, — с надеждой ответил Оуин.

Небо над ними становилось все светлее. Горат посмотрел на землю.

— Гляди, — он показал вниз. — Следы.

Оуин опустил голову и увидел на земле полустертые отметины.

— Наверное, Паг появился именно здесь, и это ближайшее место, куда заклинание могло кого-либо перенести, — он поморщился, запоздало вдумавшись в смысл собственных слов. — Что я несу? Я не имею ни малейшего представления о том, что случилось с нами или с Пагом до нас.

Горат встал на колени и принялся внимательно изучать землю.

— Следы начинаются здесь, — он показал примерно на то место, где они «приземлились». — А потом тот, кто оставил эти следы, направился туда.

Он встал и пошел по следу. Оуин в это время озирался по сторонам. Свет казался каким-то странным. Небо было совершенно чистым, лишь в вышине едва виднелись несколько тонких облаков. Дул сухой и холодный ветер, растительность вокруг была скудной. Больше всего это напоминало каменистые холмы в Северных землях.

— А здесь появляются другие следы, — указал Горат на землю. — Если первые принадлежат Пагу, то здесь его встретили или за ним шли по крайней мере еще четверо. Все они отправились к тем горам, — он показал на холмы вдалеке. — Значит, и нам туда.

Солнце понималось все выше, и температура повышалась.

— Это пустыня, — сообразил Оуин. — Я слышал рассказы тех, кто путешествовал по Джал-Пуру. Холодная ночь ввела меня в заблуждение. — Он остановился и залез в дорожный мешок. Достав оттуда еще одну тунику, он завязал ее на голове наподобие тюрбана. — Прежде чем мы двинемся дальше, нужно найти воду.

Горат осмотрелся.

— Ты прав, — сказал он. — Я не вижу ни одного водоема. Я мало что знаю о пустынях, но думаю, если где и можно будет найти воду, так именно в тех холмах. Так что лучше пойдем туда.

У Оуина не было других предложений, и он согласился. Они плелись по каменистой почве, усеянной обломками камней.

— Если здесь когда-то что-то и росло, — заметил Горат, — то давным-давно погибло. У тебя есть какие-нибудь соображения, почему твоя магия здесь не работает?

— Нет, — удрученно покачал головой Оуин. — Я опробовал все заклинания, какие помню. Казалось бы, все сделал, как положено, но здесь… просто нет магии, — он вздохнул. — Как будто здесь нет маны.

— Маны? — удивился Горат.

— Это одно из названий магической энергии, — объяснил Оуин. — По крайней мере, так это называл Патрус. Не знаю, используют ли его другие чародеи. Понимаешь, это энергия, которая связана со всем сущим, и в то же время ею можно управлять, чтобы творить магию. Многие люди не понимают, откуда берется магия. Внутри меня нет силы. Все, что я знаю, — это набор слов, действий, образов, вещей, которые помогают мне черпать силу, или ману, из окружающего мира. Так вот здесь маны как будто бы нет. Я уже начал жалеть, что не владею магией Малого Пути.

— А это что такое? — спросил Горат, который хотел, чтобы спутник его говорил, а не брел понуро рядом в тишине.

— Ну… другой путь в магии. Патрус — последователь Малого Пути, и это он предложил мне отправиться в Звездную Пристань, когда понял, что учит меня не «той» магии. Пока Паг не побывал в мире цурани, никто не знал, что в магии есть два разных пути. По крайней мере, никто в Мидкемии. Так вот, Малый Путь — это лишь часть магии. Трудно подобрать более точное определение. Чародей Малого Пути проникает в самую суть земли, что лежит у него под ногами, или воды, которая есть везде, или даже неба и ветра. То, что может гореть, питает чародеев, чья сущность связана с огнем. Думаю, чародей Малого Пути смог бы добыть немного магии даже в этом месте, но я здесь бессилен.

— С Пагом могло произойти то же самое?

— Не знаю. Ходят слухи, что он больше, чем чародей Малого Пути или Великого Пути, — Оуин посмотрел вокруг. — Но возможно, его сила уменьшилась так, что другие его одолели. Я уверен лишь в одном.

— В чем?

— Без Пага мы не сможем вернуться в Мидкемию.

После этого они несколько часов шли молча.

В середине следующего дня они увидели купол. Из-за жары они плелись, едва передвигая ноги. Вокруг не было даже намека на воду. Фляги опустели, и Оуин уже начал ощущать признаки обезвоживания. Молча они двинулись к куполу, а подойдя ближе, увидели, что это сооружение из каких-то шкур, натянутых на каркас из палок.

— Похоже на юрту, — сказал Горат.

— Что такое «юрта»?

— Кочевники из Громовых степей живут в таких. Они могут построить их и разобрать за несколько минут.

Он вытащил меч и пошел вокруг строения, пока не обнаружил вход, закрытый кожаной занавеской. Кончиком меча он отвел ее в сторону и, когда ничего не произошло, заглянул внутрь.

— Иди сюда, — позвал он Оуина.

Оуин вошел за ним следом и осмотрелся. Внутри было пусто, не считая выцветшей тряпки, на которой сидел Горат и которая раньше, наверное, была ковриком. Эльф держал в руках пергамент, на котором было что-то написано углем. Оуин взял записку и прочитал:

Томас,

Кейтала, несомненно, связалась с тобой, и ты уже знаешь, что Гамина и я исчезли. Ее похитили и переместили сюда чародеи, которые служат Макале. Я расскажу тебе подробнее, когда мы встретимся, но у меня осталось лишь два листа пергамента, и я должен быть краток.

Не рассчитывай здесь на магию. Она не работает. У меня есть несколько предположений о причинах, но об этом мы тоже поговорим при встрече. Вероятно, магия отсутствует здесь из-за того, что эту планету однажды посетили валкеру, но твои природные способности, наверное, уже позволили тебе понять это. Здесь живет жестокая раса, и мне с трудом удалось ускользнуть от четверых из них. Похоже, они родственны пантатианцам, поскольку очень похожи на них внешне. Предполагаю, что их оставил здесь Алма-Лодака во время рейдов валкеру по небу. Берегись их, потому что они, похоже, служат нашим врагам.

Гамину я пока не нашел, хотя прочесал все вокруг. Утром отправлюсь на северную оконечность острова. С ближайшего холма ты увидишь вдали какие-то руины. Возможно, я найду там ответ. Ищи меня там.

Паг

— Значит, мы должны идти туда, — констатировал Горат.

— Жаль, что он не написал ничего о воде, — вздохнул Оуин.

— Если этот остров обитаем, где-то должна быть вода.

Оуин кивнул, но решил не говорить о своих сомнениях: ведь они могут просто не найти ее.

— По крайней мере, мы теперь знаем, что это остров, — сказал Горат. — Это хорошо.

— Почему?

— Потому что мы не будем ходить здесь бесконечно, — объяснил темный эльф.

Оуин решил, что, на его вкус, шутка мрачновата, но ничего не сказал. Они вскарабкались на гору и, оказавшись на вершине, увидели развалины, о которых писал Паг. Более того, за ними виднелось нечто, похожее на обширное водное пространство.

— Если мы доберемся до берега, — Оуин облизнул сухие губы, — думаю, я найду способ получить несоленую воду.

— Возможно, этот остров находится посреди большого озера, — с надеждой предположил Горат.

— Было бы здорово.

Они спустились вниз по склону, и когда добрались до подножия, Горат закричал:

— Вода!

Он прыгнул в водоем.

— Она пресная. Давай свою флягу.

Оуин передал ему флягу, и Горат заполнил ее лишь наполовину, чтобы Оуин мог побыстрее напиться. Оуин припал к горлышку.

— Не спеши, — предупредил Горат. — Если будешь пить слишком быстро, может стать плохо.

Оуин с трудом оторвался от фляги. Вода была теплой, с солоноватым привкусом, но это была самая вкусная вода, какую он когда-либо пил. Горат тоже напился и вновь наполнил обе фляги.

— Я помечу это место, — сказал он. — Тогда, если мы не найдем другой источник, то сможем вернуться сюда.

Оуин кивнул.

— Мы уже недалеко от развалин, — сказал он.

— Лучше бы добраться до них до заката, — заметил Горат.

Они еще раз напились и отправились в путь.

По пути они обнаружили еще одно сооружение наподобие юрты, почти похороненное под песками, в нескольких сотнях ярдов от их цели. Им казалось, что они видят руины, но на близком расстоянии оказалось, что это семь больших колонн, высеченных из камня. Горат снова с помощью меча откинул входную занавеску, и Оуин заглянул внутрь. Там лежала еще одна записка:

Томас,

Мне не удалось обнаружить никаких следов Гамины среди развалин, но я кое-что узнал об этом мире. Магия была здесь преобразована. То, что некоторые чародеи называют «мана», было сведено к кристаллической форме. Подобное превращение не могло произойти естественным путем, поэтому я могу предположить, что здесь потрудились какие-то боги — даже валкеру такое было бы не под силу. Возможно, именно это вдохновило Друкен-Корина создать Камень Жизни, но это мы обсудим с тобой на досуге.

Я многое узнал, касаясь колонн в северной части острова. Только не трогай центральную! Я болел несколько дней после того, как прикоснулся к ней. В ослабленном состоянии я с большим трудом отбился от двух существ, о которых говорил раньше. Лишь мое умение обращаться с камнями и пращей спасло меня. Но схватка меня многому научила. Я кое-что для тебя оставил; не знаю, поможет ли это тебе с твоей магией, происходящей от валкеру, но я решил, что вреда не будет. Возможно, после того как я найду Гамину, у меня будет возможность получше изучить чудеса этого мира.

Паг

Оуин осмотрелся и увидел у стены хижины длинный сверток. Он размотал потертый коврик, похожий на тот, что они видели в первой «юрте», и обнаружил внутри посох из странного синего хрусталя. Он коснулся посоха и тут же отдернул руку.

— Что такое? — спросил Горат.

— Еще не понял, — ответил Оуин. Он медленно протянул руку и снова дотронулся до посоха. — Удивительно!

Держась левой рукой за посох, он вытянул правую руку и закрыл глаза. Через мгновение на конце пальца появился огонек.

— Я не могу объяснить как, но посох вернул мне силы. Как будто он сделан из… не знаю… кристаллизированной маны, о которой писал Паг.

— Возьми его и пошли, — сказал Горат. — Мы должны добраться до развалин, пока не стемнело.

Они стояли на скалистом берегу чужого моря. Семь огромных колонн из хрусталя возвышались над ними.

— Начнем с этой, — Оуин подошел к самой левой колонне и коснулся ее.

Хотя колонна была шероховатой на вид, на ощупь она оказалась совершенно гладкой. Он прищурился и увидел, что на самом деле его пальцы касались энергетической оболочки, обволакивавшей колонну. Оуин вгляделся: в хрустальных гранях отражались не только окружающие пустыня, море и небо, но и другие места, как будто кто-то пытался показать ему чужие земли, океаны и небеса.

— Меня заинтересовали твои наблюдения. Ты савани?

Оуин опешил, услышав чужие мысли в своей голове. Не зная, должен ли он ответить мысленно или вслух, молодой чародей решил все же, что обычная речь поможет ему сосредоточиться.

— Я не знаю, что такое «савани», и поэтому не могу ответить на твой вопрос. А с кем я говорю?

Горат с удивлением посмотрел на Оуина. Прежде чем юноша успел ему объяснить, что происходит, в его голове снова зазвучал голос:

— Я — Сутаками, Мать Тысячи Загадок, бывшая богиня Тимириании. Ты пробудил меня. Чего ты хочешь?

— Я не понимаю, о чем ты, — ответил Оуин. — Ты — оракул?

— Нет, я могу рассказать тебе лишь о прошлом, хотя у меня есть неясные предчувствия того, что еще может быть. Я чувствую, что это новый для тебя мир. Возможно, ты хотел бы узнать о тех, кто населяет его?

Прежде чем Оуин успел ответить, в сознании его возникли образы. Это была диковинная по виду раса: существа, похожие на причудливых птиц с руками вместо крыльев.

— Это тимириане. Они были поэтами, и учеными, и прекрасными воинами. Они уже готовы были отправиться к звездами, когда пришли валкеру и уничтожили их.

Перед мысленным взором Оуина появилось новое существо — расплывчатая фигура, чьи черты вызвали у Оуина легкую дрожь. Хотя в фигуре доминировали огромные крылья, внимание мага привлекли прежде всего холодные льдисто-синие глаза.

— Это древние слуги Рлинн Скрр, последнего Высшего Жреца Дхацавана, отца богов до Великого Разрушения. Магические создания — теперь они бродят сами по себе, не связанные никакими ограничениями. Беги, если встретишь хоть одного: их можно убить только с помощью заклинания, способного направить их магическую энергию в землю. Они бродят вокруг древних развалин храма Дхацавана. — Голос стал затихать. — Я должна прерваться… меня ждут в другом месте.

— Подожди! — встревожился Оуин. — У меня еще есть вопросы.

— Что с тобой? — спросил Горат.

— Колонны… это древние боги этого мира. Я говорил с одним из них, с богиней по имени Сутаками.

— Может, попробуешь еще? — предложил Горат.

Оуин кивнул. Он подошел ко второй колонне и коснулся ее.

— Интересно, что было на этом месте раньше? — спросил он.

— Ты находишься на развалинах храма Карзин-Маака — высшего храма семи богов Тимириании. Раньше эти колонны были символами богов. Их изваяли мастеровые савани, которые служили Дхацавану. Теперь эти колонны стали нашим убежищем.

— Но что может заставить богов искать убежище? — удивился Оуин.

— Валкеру, — пришел незамедлительно ответ. — Они разрушили в этом мире привычную нам жизнь, не оставив почти ничего. Но когда Дхацаван показал нам, что сопротивление бесполезно, мы придумали, как лишить валкеру силы и изгнать из нашего мира. Они бежали, побоявшись оказаться запертыми здесь и бросив лишь несколько своих слуг.

— Как вам это удалось? — спросил Оуин.

— Из Семи правящих после Великого Разрушения остались в живых лишь шестеро. Двое удалились от мира настолько, что не могут больше озвучить свои мысли — они теперь лишь разумные силы природы. Остается лишь Дхацаван, ожидающий времени Пробуждения. Он позовет нас, если будет нужда… Больше мы не можем говорить, савани.

— В этом опустошении виноваты валкеру, — Оуин посмотрел на Гората.

— Они обладали невообразимой силой. Наши легенды говорят, что они могли забрасывать звезды на спины драконов. Только боги были сильнее.

— Оказывается, не все боги, — Оуин огляделся вокруг. — Эти колонны — все, что осталось от семи сильнейших богов этого мира. Один мертв, двое немы, а с двумя я уже побеседовал.

— В записке Пага говорится, что нельзя прикасаться к центральной колонне.

— Тогда остается лишь одна. Возможно, я смогу узнать от нее, что случилось с Пагом.

Оуин прикоснулся к следующей колонне, но ощутил лишь легкое покалывание и не услышал никаких мыслей.

— Похоже, это одна из тех, что впали в беспамятство.

Он прошел мимо центральной колонны и подошел к следующей. Коснувшись, он понял, что в ней нет жизни. Даже легкого покалывания не ощущалось. Оуин направился к следующей. Положив руку на прогретую солнцем поверхность, он подумал о тех, кого валкеру оставили в этом мире.

— Панат-тиандн. Это существа из другого мира, обученные основам магии. Они не очень образованны, но сообразительны и опасны. Они создавали для валкеру магические артефакты.

— Им удалось захватить Пага?

— Нет, хотя они пытались. Но я им помешал.

— Кто ты?

— Мы, семеро, были богами этого мира, а я, савани, был когда-то Дхацаваном, Владыкой Врат. Но когда валкеру принесли войны и разрушение в наш мир, мы предпочли смерти эту форму.

— Я не знаю, насколько важно то, о чем ты говоришь, — заверил Оуин. — Я слышал легенды о валкеру в моем мире…

— Что знаешь ты — не имеет значения, — произнес голос у него в голове. — Кем мы были — потеряно в веках, но у тебя еще есть время уберечь своих людей от нашей судьбы.

— Наш мир? — удивился Оуин. — Валкеру погибли в моем мире много веков назад. Они не представляют для нас никакой угрозы.

Чувство безразличия охватило юношу, как будто то, что он говорил, не имело никакого смысла.

— Тот, кто известен тебе как Паг из Звездной Пристани, расскажет больше, когда настанет время тебе и твоему спутнику сделать выбор. А сейчас ты должен принести сюда Чашу Рлинн Скрр. Сделай это, и мы освободим Пага из плена.

— Почему богам нужно, чтобы простой смертный нашел и принес им что-то? — требовательно спросил Оуин.

Юный маг даже развеселился от абсурдности услышанного.

— Ты задаешь умные вопросы, молодой савани, но только я знаю истину. Ищи Чашу в дальних пещерах на юго-восточной оконечности острова. Тебе придется убить панат-тиандн, которые сейчас ею владеют. Принеси ее мне или погибни в опустошенной Тимириании. Паг уже получил суровый урок, пытаясь использовать свою силу без моего руководства. Иди.

Голос смолк.

— Мы должны найти магический предмет где-то на другом конце острова, — сообщил Оуин Горату. — И, похоже, при этом нам придется сразиться с какими-то созданиями валкеру.

— День был трудный, — ответил Горат. — Давай вернемся в палатку и отдохнем. Немного еды и сон помогут нам восстановить силы и, может быть, хоть отчасти подготовиться к испытаниям.

Плетясь за Горатом, Оуин пытался уверить себя, что это так.

Им понадобилось полдня, чтобы найти тот уголок на острове, где, как поведало Оуину застывшее божество, хранилась чаша. Теперь они лежали на скале, нависавшей над подобием деревни — кучкой хижин около большой пещеры.

Они наблюдали уже больше получаса, но не заметили никаких движений.

— Может, она заброшена? — предположил Оуин.

— Нет, — Горат показал на кучу дров и несколько закрытых сосудов. — Думаю, там вода, или вот, — он указал на яму около деревни, заполненную пищевыми отходами. — Возможно, это не те существа, которых оставили в этом мире, но деревня не заброшена.

— Ну, тогда они, наверное, все куда-то ушли.

— Или спят днем, пока не спадет жара, — нашел объяснение Горат и поднялся. — Мы все равно не узнаем, пока не спустимся.

Оуин двинулся следом за Горатом с холма, и когда они дошли до первой хижины, уверенно сказал:

— Чаша в той пещере.

Горат сделал еще один шаг, и тут кожаный полог, закрывавший вход в хижину, откинулся, и они увидели местного жителя. У Оуина по спине пробежали мурашки. Стоящая вертикально ящерица, закутанная в темные одежды, моргала, ослепленная солнцем. Существу не удалось поднять тревогу — Горат тут же проткнул его мечом.

— Три, — сказал он.

— Что «три»? — не понял Оуин.

— Осталось еще три, если это один из четверых, следивших за Пагом.

— Их может быть больше дюжины, — прошептал Оуин. — Давай скорее.

Они быстро направились к пещере. Не успел Оуин подойти к большой занавеске, закрывавшей вход, как она шевельнулась. Он отпрыгнул, и змееобразный человек набросился на Гората. Моррел едва успел отклониться и избежать удара тяжелой дубиной по голове.

Оуин повернулся ко второму змееподобному существу, которое зарычало и прыгнуло на него, сбив с ног. Оуин упал на землю и откатился в сторону, едва удержав в руках хрустальный посох. Лицо существа было разрисовано желтыми знаками, и юноша понял, что перед ним шаман панат-тиандн. Оуин увидел прямо перед своим лицом когти и сконцентрировал взгляд на противнике.

Внезапно огненные символы появились перед внутренним взором Оуина, и он послал мысленно заряд, который отбросил змеечеловека назад. Юноша откатился в сторону, вскочил на ноги и, пока противник пытался прийти в себя после магической атаки, ударил его изо всех сил по голове. Змеечеловек упал. Двое других змеелюдей появились, когда Горат убил того, с которым сражался. Оуин начал произносить в уме еще одно заклинание и почувствовал, что посох разогревается. Огненный энергетический шар сорвался с его рук и ударил в первого змеечеловека, охватив его пламенем. Огонь задел и второго — его балахон загорелся.

Первый упал на землю и через несколько секунд умер, но второй катался по земле и кричал, пытаясь потушить огонь. Горат поспешил освободить его от мучений.

Оуин осмотрелся и прислушался, ожидая, не появятся ли еще подобные существа. Но вокруг было тихо.

— Давай найдем эту проклятую чашу, — проворчал наконец Горат, убирая меч в ножны.

Оуин вошел в темную пещеру, освещенную лишь огоньком крошечной жаровни. Его пробрала дрожь — это место было средоточием темной магии, и хотя он не мог понять смысла знаков на стенах, форма их была чуждой, и они излучали зло. Он всмотрелся во тьму и увидел то, что можно было бы назвать маленьким алтарем. На нем стояла чаша, высеченная из незнакомого камня.

Оуин протянул руку, взял ее и тут же почувствовал, как сквозь тело пробежала энергия.

— Это точно она, — заключил он, выходя из пещеры.

— И что она делает?

— Не знаю, но мне сказали, что она причинила Пагу вред, и если это так, то я не буду рисковать, пытаясь понять, в чем ее сила.

— Тогда давай отнесем ее этим так называемым богам и посмотрим, выполнят ли они свою часть сделки, — Горат осмотрелся. — Сомневаюсь, что это единственные представители племени на острове, и когда они увидят, что мы сделали, то отправятся за нами следом.

— Мы сможем добраться до колонн к закату?

— Если пойдем немедленно и не будем останавливаться, — Горат повернулся и зашагал вперед, не проверяя, следует ли за ним Оуин.

Юноша на минуту замешкался, но тут же поспешил за моррелом.

17 Неверное направление

Холодный ветер гулял меж зубчатых стен.

Джеймс дал лучникам сигнал приготовиться, чтобы прикрыть приближающихся всадников. Два разведчика скакали во весь опор, подгоняя уставших лошадей, по склону к разводному мосту, пытаясь достичь его прежде, чем он поднимется слишком высоко. Джеймс надеялся, что правильно рассчитал время — если мост поднимется слишком рано, то всадники останутся за стенами крепости, а если слишком поздно, то вражеские солдаты смогут проникнуть во внутренний двор. А с такой маленькой группой защитников любые враги внутри замка представляли бы серьезную угрозу.

Первый всадник достиг моста, когда он лишь начал подниматься, а второму пришлось пришпорить лошадь, чтобы она перепрыгнула через образовавшуюся расщелину, но оба успели, и Джеймс отдал приказ открыть огонь.

Лучники выпустили стрелы в преследователей, которые отступили, как только троих из них вышибло из седла. Это были в основном люди-отступники и среди них два всадника-моррела. Они топтались за стенами вне пределов досягаемости стрел, пока Джеймс не отдал приказ открыть огонь из единственной катапульты. Каменный дождь накрыл захватчиков, убив сразу полдюжины. Остальные отступили.

Джеймс спустился во внутренний двор быстрее, чем затихли радостные крики на стенах.

— Что вы видели? — спросил он.

— Никаких признаков подкрепления на юге, — сообщил один из всадников, молодой капрал, — и огромная вражеская армия, наступающая с севера.

— На что похожа эта армия?

Молодой капрал укрепил веру Джеймса в молодежь, докладывая спокойно, несмотря на близкую опасность:

— Прикрывающая кавалерия, которой не очень понравилось, что мы ошиваемся поблизости, сквайр. Я видел сквозь пыль вдалеке несколько тех военных машин, о которых вы рассказывали. Похоже, они отправятся в путь уже на закате.

— Молодцы, — похвалил солдат Джеймс. — Поешьте и отдохните. Похоже, нам предстоит веселенькое утро.

Вслед за тем он отправился на поиски Локлира, которому поручил проверить продовольственные и оружейные склады, и нашел друга на одном из складов. Локлир выглядел ужасно недовольным тем, что обнаружил в одной из бочек.

— Что случилось, Локи?

— В мясе полно личинок. Думаю, ночные ястребы спустились сюда и испортили продукты, прежде чем отправились убивать офицеров. Они хотели, чтобы у людей осталось как можно меньше причин задерживаться тут.

— Насколько все плохо?

— Все мясо испорчено. В муке жучки. Полагаю, мы можем ее просеять, но я не захочу есть хлеб из нее, если только не буду голодать. Сухари и сушеные фрукты еще вполне съедобны. Думаю, какое-то время мы протянем.

— Сейчас не еда наша основная забота.

— Они идут? — Локлир посмотрел на Джеймса.

— Это будет завтра.

— Тогда лучше приготовиться.

Джеймс кивнул. Он знал, что может рассчитывать на своих людей — все они были ветеранами приграничных войн. Но никто из них не принимал участия в защите осажденной крепости. Он знал теорию — изучал ее с принцем Арутой, и у него была возможность проверить ее на практике — он сражался в Арменгаре и Высоком Замке. И он знал, что понадобится десять атакующих на одного человека на крепостной стене. Но Джеймса очень беспокоила мысль, что Делехан мог послать сюда больше, чем десять человек против одного.

Оуин поставил чашу перед колонной и коснулся хрустальной поверхности. Голос Дхацавана зазвучал в его голове:

— Ты вернул чашу. Хорошо.

— Зачем она тебе? — спросил Оуин.

— Мне она не нужна. Я не желаю, чтобы панат-тиандн владели ею.

— Почему?

— По многим причинам. В ней таится большая сила, но она же может использоваться как ключ. Она дает доступ в другие миры. И теперь брошенные дети Алма-Лодака будут заперты в этом мире. Сами по себе они ничто, но могут стать опасным орудием в руках своих пантатианских собратьев. Однажды кто-то может вытащить их из нашего проклятого мира, но пока вселенная свободна от них. Возьми чашу с собой и спрячь ее понадежнее.

— Но как же Паг? Мы принесли тебе чашу с другого конца острова, как ты и просил. Где Паг?

— Он в безопасности. Заперт в сооружении, построенном панат-тиандн. Охранные барьеры, которые удерживают его в этом сооружении, исчезнут, как только вы его найдете. Он неправильно оценил силу чаши. Когда он пробудил ее силы, чтобы установить связь с сознанием своей дочери, они переполнили его и сделали слабее беспомощного ребенка.

— То есть ты запер его, чтобы защитить?

В ответе бывшего бога послышалась ирония, хотя Оуин и не был уверен, что это верное определение.

— Как отдельная личность он нам неинтересен, но был полезен в том, чтобы помешать панат-тиандн завладеть чашей. Они очень долго пытались разгадать тайну чаши и уже почти преуспели. Паг прервал этот процесс и отбросил их на несколько лет назад. Одно это уже заслуживает нашей благодарности. А теперь благодаря вам мы можем убрать чашу из этого мира, и как плату за ваши услуги, мы даруем вашему другу свободу. Паг почти обрел снова свою память, но на восстановление магических способностей понадобится еще немало дней. Отправляйтесь в хижину на западе от той, где вы нашли чашу — Паг там.

— А как мы вернемся домой? — спросил Оуин.

— В горах есть пещеры, которые ведут в каверну, созданную валкеру. Заберите Пага, и на севере в горах вы найдете вход. Там будут артефакты, которые помогут вам вернуться домой. Используй чашу, чтобы научить Пага тому, что ты знаешь, и забери чашу с собой. — Внезапно Оуин понял, как использовать чашу. — Затем найдите его дочь в месте рядом с горами. Панат-тиандн охраняют ее, считая знаком, посланным Алма-Лодака. Освободите ее и возвращайтесь в свой мир. Но не мешкайте — я не могу держать врата в ваш мир открытыми долгое время. Мои силы не те, что были раньше. Теперь идите!

— Спасибо, — Оуин знаком предложил Горату следовать за ним.

— Куда теперь? — поинтересовался темный эльф.

— Мы пойдем на запад от того места, где нашли чашу, — Оуин указал туда, откуда они пришли. — Там мы найдем Пага. И когда освободим его, то сможем отправиться домой.

— Тогда поторопимся, потому что я устал от этого унылого и полумертвого места, — сказал Горат.

Оуин не мог не согласиться.

Джеймс взбежал по ступеням на башню, когда зазвучали горны. За стенами гремели барабаны, и он услышал звон тетивы арбалетов и коротких луков прежде, чем добрался до стенных зубцов.

— Они идут с северной стороны, — крикнул Локлир.

Джеймс кивнул и посмотрел на восток — там по дороге захватчики катили большие осадные башни. Он поспешил к северной стене и увидел гоблинов, карабкающихся по склону горы под крепостной стеной. Каждый держал свернутую в кольцо веревку и крюки-кошки. Джеймсу подумалось, что гоблины, низкорослые и уродливые, могли бы показаться смешными, если бы не пытались сейчас его убить. Темные волосы топорщились копной над кустистыми бровями. Кожа синеватого оттенка как будто была подкрашена, глаза напоминали кошачьи — черные зрачки на желтом.

Защитники начали кричать на гоблинов, которые постепенно перемещались. Они карабкались на несколько футов вверх, поднимали над головами щиты и, когда в щит попадала стрела, проползали еще несколько футов.

— Принесите камни! — скомандовал Джеймс.

Солдаты стали подтягивать маленькие телеги на деревянных колесах, заполненные камнями разного размера — от небольших, с человеческий кулак, до крупных, размером с дыню.

Под колеса защитники подставили шесты, подвязали по бокам веревочные петли, подняли тележки вверх и опрокинули их. Содержимое телег скатилось по стене, камни обрушились на гоблинов, сметая их со скалы. Крики внизу доказали эффективность этих действий.

— Это был лишь отвлекающий маневр, — заявил Джеймс. — Локи, проверь две другие стены, а я к воротам.

Локлир поспешил на другую стену, а Джеймс побежал к крепостным воротам. Он знал, что сражение будет долгим и тяжелым, и на скорый отдых рассчитывать не приходится. «Если бы только мы смогли заставить их отступить», — сказал он себе, подбегая к воротам.

Горат осторожно подошел к хижине. По пути сюда они схватились с тремя панат-тиандн, и Оуин истощил силу своего хрустального посоха. Ему пришлось сдерживать одного из напавших, защищаясь посохом как шестом, пока Горат убил двоих, а потом помог избавиться от этого.

Горат отдернул меч, которым пытался приоткрыть дверь, с гримасой боли на лице.

— Что?

— Дверь закрыта барьером. Как только я дотронулся мечом, сквозь руку прошел заряд.

Оуин на минуту задумался, потом достал чашу Рлинн Скрр и осторожно дотронулся ею до двери. Он почувствовал, как сила перетекла в чашу, и увидел, как что-то сверкнуло и тут же исчезло бесследно. Юноша откинул занавеску и вошел.

Паг сидел посредине комнаты и растерянно моргал из-за яркого света.

— Томас? — Чародей попытался подняться, опираясь на хрустальный посох, такой же, как у Оуина, но тут же снова бессильно опустился на стул.

— Нет, — ответил Оуин. Горат вошел за ним следом. — Томас был ранен отравленной стрелой, защищая Эльвандар, но он поправляется. Мы пришли вместо него.

— Кто вы? — Паг прищурился. — Погоди, я тебя помню! Ты тот мальчик, что пришел в Крондор вместе со сквайром Локлиром несколько месяцев назад.

— Да, а Гората ты помнишь?

— Моррел, чьи мысли пыталась прочесть моя дочь, — кивнул Паг. Внезапно глаза его расширились. — Гамина! Я должен найти свою дочь!

— Мы знаем, где она, — сказал Оуин и добавил, понизив голос: — Более или менее.

— Я слаб, но память возвращается ко мне. — Паг по-прежнему выглядел растерянным. Он посмотрел на правую руку, ладонь которой, как заметил Оуин, пересекал шрам. — Мои силы исчезли, и я почти ничего не помню. — Он настороженно посмотрел на Оуина и Гората. — Вы говорите, что пришли вместо Томаса, но откуда я могу знать, что вас не подослали враги?

— Ты обвиняешь нас во лжи? — Казалось, Горат действительно рассердился. — Ты думаешь, мы шпионы?

— Я знаю лишь, что ты был первым орудием Макалы, — ответил Паг.

— Макалы? — На лице Оуина было написано искреннее недоумение. — Цуранийского чародея?

— Это его план, — убежденно заявил Паг. — Я не утверждаю, что Горат добровольно пособничал ему, просто он стал такой же частью плана Макалы, как и Делехан.

— Делехан — тоже орудие Макалы? — теперь изумился Горат.

— Скорее всего. Когда ты принес известие о том, что Делехан подхватил знамя Мурмандрамаса в Сар-Сарготе, я встревожился. Я видел мертвое тело Мурмандрамаса своими глазами и точно знал, что его нет среди живых. Но я думал, что пантатианцы используют слух о том, что Мурмандрамас выжил, в качестве стимула, чтобы моррелы снова попытались захватить Сетанон. Я приложил все силы, пытаясь раздобыть как можно больше информации. Так же, как агенты принца. Вместе мы выяснили, что пантатианцы не связаны с Делеханом. Тогда я решил, что Делехан — обычный военачальник, который пытается захватить власть, прикрываясь тем, что хочет освободить Мурмандрамаса.

Голос Пага стал еле слышным.

— У нас есть вода и немного еды. — Оуин протянул ему флягу, и Паг напился, но от еды отказался.

— Потом. Когда Горат говорил с моей дочерью, он произнес кое-что, и это не давало мне покоя. Теперь я знаю, что передо мной была очевидная нить, если бы у меня хватило ума ее приметить.

— И что же это было? — обычно невозмутимый Горат явно взволновался.

— Ты сказал, что Делехан продемонстрировал шлем Мурмандрамаса в качестве доказательства, что тот жив.

— Да, шлем Дракона — черный, с небольшими крылышками по бокам.

— Но когда я видел этот шлем в последний раз, он лежал на каменном полу в подвале под крепостью Сетанона. Делехан никак не мог попасть туда. Кто-то другой пробрался в старую крепость, забрал шлем и отдал Делехану. Я знаю лишь четверых, кто мог бы обнаружить эти палаты и сориентироваться внутри: Черный Макрос, я сам, Элгахар из Ассамблеи и Макала. Макрос исчез в конце Войны Врат, Элгахар верно служил мне и был занят обучением студентов в Звездной Пристани. Оставался лишь один подозреваемый.

— Макала, — закончил Оуин. — Но зачем он это делает? То есть это объясняет часть загадки, которая не давала покоя сквайру Джеймсу — какую роль во всем этом играют цурани…

— Именно это меня насторожило, — признался Паг. Он наконец сумел подняться и теперь стоял, придерживаясь за спинку стула. — Когда в результате каких-то действий нельзя получить что-то материальное, можно предположить, что речь идет об обмене нематериальным.

— Информацией, — вставил Горат.

— И услугами, — кивнул Паг. — Теперь я уверен, что Шестеро, о которых ты говорил, — это цуранийские Всемогущие, управляемые Макалой. Он сам в этом признался.

— Но зачем Макала подталкивает Делехана к войне с Королевством? — недоумевал Оуин. — Хочет отомстить за поражение в Войне Врат?

Паг немного помолчал, прежде чем сформулировать ответ.

— То, что я вам скажу, касается жизненных интересов всей Мидкемии, не только Королевства. В разгар битвы при Сетаноне нам на помощь пришли цуранийские солдаты, а также два моих друга из Ассамблеи Келевана — Хочокена и Шимон. И совершенно ясно, что, несмотря на обычную цуранийскую традицию умолчания, слухи о последних событиях битвы достигли определенных ушей на Келеване.

Паг глубоко вздохнул. Казалось, рассказ отнял у него последние силы.

— Глубоко подкрепостью Сетанона кроются древние палаты, — он свел вместе руки, сжатые в кулаки, пытаясь показать это наглядно. — На самом деле там две палаты на одном месте, но существуют они в разное время.

— Они сдвинуты во времени? — Глаза Оуина расширились. — Каким же могущественным чародеем надо быть, чтобы осуществить подобное!

Паг кивнул.

— Первая палата, в нашем времени, — та, где умер Мурмандрамас и где Макала обнаружил шлем, который отдал Делехану. Но истинная цель Макалы — вторая палата, которая всегда на несколько секунд впереди первой во времени. В ней находится артефакт, предмет огромной магической силы, очень опасная вещь, которая может положить конец любой жизни на Мидкемии. Смертный может стоять в первой палате до скончания времен и никогда не «поймать» объекты, находящиеся в сдвинутых временных пластах, — он всегда будет на несколько секунд отставать и не увидит артефакт. Вот зачем нужна эта война — это одна большая провокация, чтобы позволить Макале сотворить нужное заклинание и попасть в эту палату.

— Но зачем все это нужно? — удивился Горат. — Зачем посылать тысячи воинов на бессмысленную смерть, чтобы добраться до второй палаты, если она в том же месте, что и первая? Если он такой могущественный чародей, почему не воспользуется своим магическим искусством и не пройдет в другое время?

— Я изучал этот предмет около десяти лет и едва начал понимать, в чем его сущность и предназначение. В неподходящих руках он может привести к хаосу и разрушениям, которые не снились нам даже в самых страшных кошмарах, — с тревогой в голосе сообщил Паг. — Поскольку чрезвычайно важно, чтобы никто не мог добраться до этого артефакта, я и сотворил вокруг него дополнительную защиту. Как я сказал, он смещен во времени — это сделали валкеру, и я оставил все, как есть. Но я также поместил внутри огромной пещеры древнего дракона, стража-предсказателя с особыми способностями. Даже моих сил будет недостаточно, чтобы победить это создание, и если кто-либо начнет угрожать дракону, он сообщит королю, который разместил специальный гарнизон около Сетанона, в Сумрачном лесу, чтобы противостоять любой угрозе. Уверен, что такому опытному чародею, как Макала, не составило труда выяснить все это, и я думаю, он хочет использовать силы Делехана, чтобы атаковать гарнизон. А сам в это время найдет вход в нижние палаты, и солдаты не смогут прийти на помощь дракону. Но даже если им удастся справиться с драконом, Макале и его приспешникам понадобится немало времени и усилий, чтобы попасть в сдвинутую во времени палату. Они не могут на это рассчитывать, пока им приходится обороняться от королевских солдат. Им понадобится много часов на подготовку после того, как они победят дракона.

— Дракон! — воскликнул Оуин. — Это ведь тот, с которым я говорил в Малак-Кроссе?

— Да, — кивнул Паг. — Древняя статуя используется для того, чтобы связаться с оракулом. Все это сделано для того, чтобы направить по ложному следу любого, кто будет его искать. Если ты говорил с ним, значит, твое сознание было в Сетаноне.

— Поэтому он сказал, что ты сыграешь во всем этом важнейшую роль. — Оуин посмотрел на Гората и опять повернулся к Пагу: — И это объясняет план Делехана! Принц Арута велел нам найти тебя. Он опасается, что Делехан использует магию при атаке на Северный Форт. А Джеймс считает, что, пройдя через Северный Форт, армия Делехана на лодках сплавится вниз по реке к Ромнею, а потом по суше направится в Сетанон. Ты можешь их остановить?

— В моем нынешнем состоянии — нет, — покачал головой Паг. — Даже пока мы говорим, я продолжаю вспоминать. Физические силы тоже постепенно ко мне возвращаются. Но боюсь, что потребуется немало времени, чтобы обрести снова все способности. В слепой спешке найти дочь я воспользовался магическим артефактом, который обещал дать мне знание. Лучше бы я этого не делал!

Оуин кивнул. Он достал из дорожного мешка чашу Рлинн Скрр и протянул ее Пагу.

— Существо, назвавшее себя Дхацаваном, сказало, что предмет, лишивший тебя силы, может ее и вернуть. Но я должен тебе помочь.

Паг протянул руку и слегка коснулся чаши. Оуин почувствовал легкое щекотание в пальцах. Образы, чувства, незнакомые воспоминания, ощущение силы нахлынули на него.

— Ты рискуешь, Оуин, — сказал Паг, — и в будущем ты можешь почувствовать, что взвалил на себя слишком тяжелую ношу. Но сейчас мне не обойтись без твоей помощи.

После этого Паг и Оуин провалились в темноту.

Они очнулись от глубокого транса одновременно и увидели сидящего рядом с ними Гората.

— Я уже решил, что вы никогда не проснетесь, — проворчал он, помогая обоим сесть.

— Мы долго не приходили в себя? — спросил Оуин.

— Два дня, — сообщил Горат. — Вы были в трансе, и когда я вкладывал еду вам в рот или лил воду, вы ели и пили, но все остальное время сидели неподвижно, держась за чашу.

Оуин потряс головой — в сознании у него все еще кружились образы и мысли. Если он концентрировался на чем-то, они отступали, но когда он пытался расслабиться, фрагменты чужих мыслей опять начинали роиться в мозгу. Он встал и покачнулся: голова кружилась.

Паг тоже встал и взял свой хрустальный посох. Он посмотрел на руку и убедился, что на ладони появился огонек.

— Интересно, раньше я такого не умел.

— Этому трюку научил меня чародей по имени Патрус, — улыбнулся Оуин.

— Похоже, у меня появились новые способности, а вот прежние никак не ухватить.

— А у меня в голове новые странные образы, которые я тоже никак не могу уловить.

— Со временем многие вещи могут проявить себя, и если тебе будет нужна помощь, чтобы разобраться, обращайся ко мне, — сказал Паг.

Оуин посмотрел на посох Пага и сокрушенно вздохнул:

— А мой, похоже, потерял свою магическую силу.

— Надо найти для тебя кристалл — сущность магии, ману, как некоторые ее называют.

— А я думал, что посох — это и есть мана.

— Нет, иди сюда, я тебе покажу, — Паг вывел их наружу и осмотрелся. Большинство растений были высохшими и жесткими, с наростами, напоминающими застывшие кристаллы. — Вон тот, — Паг показал на растение, выделявшееся из прочих: оно было золотистого цвета, тогда как другие — фиолетового или голубого. — Это не совсем растение, дотронься до него посохом, — сказал он.

Оуин так и сделал, и растение, на миг вспыхнув, исчезло. Он почувствовал, как в посохе завибрировала энергия.

— Ищи золотистые растения по пути, — сказал Паг. — А теперь давайте найдем мою дочь и вернемся домой.

— Если уже не слишком поздно, — заметил Горат.

— Дхацаван должен был знать, сколько времени это займет, — сказал Оуин. — Если бы мы должны были бежать из этого мира до того, как начнем передачу способностей, он бы нас предупредил.

— Только на это и остается надеяться, — согласился Горат.

— Он сказал, что к северу отсюда есть место, которое использовали валкеру, когда захватили этот мир. Неподалеку мы найдем твою дочь. Он сказал, что панат-тиандн считают ее святой и не причинят ей вреда.

— Хорошо, если так. — На лице Пага было написано явное облегчение. — Вперед!

Они поспешили на север и остановились лишь один раз, чтобы отдохнуть и напиться.

По пути Оуин увидел несколько золотистых растений и прикоснулся к каждому, заряжая посох магией.

Перед закатом они услышали странный, низкий звук, доносящийся с севера. Чем ближе они подходили, тем он был громче. Поднявшись на холм, они увидели полдюжины змеелюдей, образовавших круг, и еще дюжину в стороне — все они кланялись большой хижине, разрисованной мистическими символами.

— Сложно будет справиться, особенно с теми двумя, у которых такие же палки, как у вас, — заметил Горат.

— Моррельский колдун Наго пытался заморозить меня с помощью заклинания. Однажды мне самому удалось его использовать, — задумчиво произнес Оуин.

Паг прикрыл глаза.

— Я… понял, что ты имеешь в виду. Магические оковы. Думаю… я могу сотворить такое заклинание.

— Если мы обездвижим этих двоих, а потом швырнем пару огненных шаров в остальных, то, пока они будут метаться в панике, сможем пробраться внутрь и найти твою дочь.

Они согласовали план атаки, и когда Горат дал сигнал, Паг и Оуин встали, крепко держась за свои хрустальные посохи, и произнесли заклинания, которые пронеслись через поляну и ударили в двух вражеских колдунов. Те замерли на месте — энергетические заряды, окружившие их, причиняли ужасную боль.

Остальные панат-тиандн замерли на месте от шока и стояли так достаточно долго для того, чтобы Паг и Оуин смогли пустить в них огненные шары. Несколько змеелюдей заверещали и побежали, их горящие балахоны разносили огонь дальше. Другие повернулись к атакующим и встретились с Горатом.

Оуин заклинанием ослепил одного, а Паг наколдовал еще один фиолетовый энергетический заряд, который заморозил свою цель.

Горат рассек первого из панат-тиандн, который встал перед ним, и тут же развернулся к другому, нападавшему на него с мечом. Он блокировал удар и отвел его в сторону, отпрыгивая назад и готовясь к новой атаке. Двое из змеелюдей бежали, и Паг с Оуином включились в схватку, используя посохи, которые оказались удивительно крепкими — с их помощью можно было наносить удары, и они не раскалывались. Вскоре те змеелюди, что не разбежались, были мертвы.

Паг направился к хижине и откинул завесу странного плетения. Посредине хижины стояла статуя, очертаниями напоминавшая женщину, — древняя и полустертая.

— Где Гамина? — спросил Паг вслух.

— Возможно, в древней цитадели валкеру, — предположил Оуин, заглядывая внутрь.

— В этом месте тоже ощущается их присутствие, — поморщился Горат.

Паг внимательно осмотрелся, пытаясь найти хоть что-то, могущее навести его на след дочери. Горат поднял лежавший в углу сверток, который явно давно не трогали — он был покрыт толстым слоем пыли. Развернув его, темный эльф обнаружил белые доспехи с темно-красной и золотой отделкой. Горат бросил их, как будто обжегшись.

— Валкеру! — воскликнул он.

— Да, — Паг дотронулся до них. — Очень похожи на те, что носит Томас.

— Они опасны? — спросил Оуин.

Паг провел по доспехам рукой и через мгновение задумчиво произнес:

— Нет, в них нет духа валкеру. Думаю, доспехи Томаса были в этом смысле уникальными. — Он повернулся к Горату: — Однако они очень прочные и почти непробиваемые. Почему бы тебе их не взять?

— Нет, — Горат решительно покачал головой. — Не имею ни малейшего желания носить то, что осталось от бывших наших хозяев. Погоня за этими атрибутами стала причиной того, что многие мои сородичи выбрали Темную Тропу. Именно стремясь завладеть ими, мои люди прозябали в дикости, в то время как наши эльфийские сородичи достигли высот, которых мой народ даже не может себе представить.

С момента их встречи Оуин впервые слышал столько страсти в голосе темного эльфа.

Паг нашел какой-то старинный свиток и развернул его.

— Посмотри, Оуин.

— Что это? — Молодой чародей подошел к Пагу и заглянул ему через плечо.

— Не уверен, но думаю, это как раз то заклинание, о котором говорил тебе Дхацаван, — отбирающее силу у созданий Рлинн Скрр.

Оуин продолжал читать.

— Я как-то странно себя… чувствую, — пробормотал он.

— Моргни и посмотри в сторону, — посоветовал Паг.

Оуин так и сделал, и его слабость сразу прошла.

— Что со мной было?

— Иногда магия захватывает взгляд и заставляет следовать за колдовским текстом, пока он не отпечатается в сознании. Позволь, я изучу его, прежде чем ты попытаешься запомнить.

— Лучше найдем другое место для изучения, — вмешался Горат. — Люди-змеи скоро вернутся.

Паг свернул свиток и еще раз огляделся. В хижине были и другие вещи, но чародей не успел их посмотреть.

— Слишком поздно. Вот и они, — воскликнул Горат и, подбежав к задней стенке хижины, взрезал ткань. — Сюда!

Они выбежали из палатки и понеслись по каменистой тропе в гору. Они мчались, пока не увидели вход в пещеру. Оуин наколдовал свет и крикнул:

— Вниз!

Они спустились глубоко вниз и притаились за одним из поворотов, пытаясь уловить звуки преследования. Тишина убедила их, что панат-тиандн не гонятся за ними. Все трое уселись на пол пещеры.

— Ну, пока мы сидим, подержи свою руку так, чтобы я мог прочитать это.

Оуин протянул свою руку с огоньком, и Паг погрузился в изучение свитка. Минуты шли за минутами, но Оуин поддерживал для Пага устойчивый свет. Горату стало скучно, и он подошел к выходу из пещеры, выглянул наружу, затем прошел немного вниз по тропе, пытаясь найти следы преследователей. Вернувшись в пещеру, он обнаружил, что теперь и Оуин погрузился в исследование свитка.

Зная, что ему не остается ничего другого, как ждать, он решил еще раз исследовать дорогу. Горат поднялся вверх к небольшому проходу и увидел, что выше тропа изменилась — камни стали более гладкими, будто раньше здесь была мощенная камнем дорога.

Обладая острым ночным зрением, темный эльф с легкостью двигался через мрак ночи, освещенной чужими звездами. Он спешил вперед, чувствуя, что приближается к чему-то, наполненному древней магией. Поднявшись еще выше, он увидел, что дорога упирается в разверстую пасть пещеры. По обеим ее сторонам были вырезаны два огромных дракона. Горат замешкался, не зная, вернуться ли к своим товарищам или продолжить исследование. После минутных колебаний он двинулся вперед и, глубоко вздохнув, вошел в пещеру.

Джеймс встал, задыхаясь. Его руки и грудь были в крови. Шесть раз гоблины и моррелы пытались перелезть через стены с помощью осадных лестниц. Три раза он лично отбивал нападение. Локлир поспешил к нему, почти падая с ног.

— Не похоже, что они собираются остановиться на ночь. Они продолжают наступать.

— Как у нас дела?

— Первую башню, которую мы разрушили с помощью баллисты, уже убрали, и теперь они двигают вперед еще две. Из шести осадных башен, построенных на севере, три были уничтожены баллистами на северной стене. К сожалению, мы истратили все большие камни, способные нанести вред башням, а они притащили еще три башни к западным воротам. Первая уничтожена двумя большими баллистами над сторожевыми воротами.

— Что с баллистами?

— Пока еще не отремонтировали. Одну надо полностью разобрать и собрать заново, а чтобы наладить вторую, нужно больше времени, чем у нас есть. Я подумал: может быть, если мы подпустим их ближе и обстреляем горящими стрелами, они сгорят, прежде чем доберутся до стен.

— Вряд ли они пренебрегли… — засомневался Джеймс.

— Эй, ребята, — к ним бежал Патрус. — У нас проблемы.

— Что? — Джеймс потряс головой, чтобы она хоть немного прояснилась.

— Разве ты не видишь эти огромные башни?

— Я был занят. — Джеймс тряхнул рукой, с которой капала кровь. Сейчас он не воспринимал шутки.

— О, — сказал старый маг. — Так вот, к нам движутся две огромные башни.

— Мы как раз обсуждали, как их поджечь, — сообщил Локлир.

— И я сказал, что сомневаюсь, что генералы Делехана не предусмотрели огнеупорную защиту.

— Ну не знаю, — протянул Патрус. — А почему бы нам не проверить?

Он прошел мимо военачальников и нагнул посох над стеной как раз в тот момент, когда осадная лестница стукнулась о камень. Два усталых солдата с помощью вил оттолкнули ее обратно, и снизу донесся крик упавшего с нее гоблина. Патрус не обращал внимания на свистевшие вокруг и бьющиеся в стену камни.

— Как хорошо, что у них такая плохая координация действий, — заметил Локлир. — Если бы эти камни полетели чуть раньше, то наши парни не смогли бы помешать гоблинам перебраться через стену.

— Будь благодарен за каждую мелочь, — хмуро заметил Джеймс.

Патрус нацелил посох на ближайшую из двух башен и произнес короткую фразу. Небольшой огненный шар сорвался с наконечника посоха.

— Он проделывал этот трюк с огнем, когда мы встретили его на горном перевале, — вспомнил Локлир.

Джеймс обернулся и увидел, как третий и четвертый огненные шары попали в машину. Изнутри донеслись крики моррелов и гоблинов. Башня загорелась. Патрус развернулся и прицелился во вторую башню. Первый раз он промахнулся, но, прицелившись получше, трижды попал в нее. Старый чародей сумел запустить в каждую башню еще по полудюжине огненных шаров, и вскоре обе запылали. Со стены послышались радостные крики защитников, а вдалеке запела труба.

— Похоже, они дают сигнал к отступлению, — безумно уставший Джеймс сполз по стене. — Мы выстояли.

— Ну и денек, — выдохнул Локлир, опускаясь рядом с Джеймсом. Враги отступали, а защитники радостно кричали.

— Ну, ребята, хорошую мы им задали трепку, — неунывающий чародей присел возле них. — Только вы не особенно расслабляйтесь, до утра еще многое нужно сделать.

— А что будет утром? — поинтересовался слабым голосом Джеймс.

— Как что? Они снова атакуют, — ответил Патрус таким веселым тоном, что сквайру захотелось его придушить.

Но старый чародей был прав, приходилось это признать. Джеймс заставил себя подняться и протянул руку Локлиру. Тот встал со стоном, как будто вмиг одряхлел. Друзья молча спустились со стены в крепость, чтобы подготовить выживших к новому дню. Позади них в ночи горели, как маяки, две осадные башни.

Паг и Оуин моргнули, возвращаясь к реальности.

— Что случилось? — ошарашенно спросил Оуин.

— Вы изучали этот свиток почти целый день, — ответил Горат.

— Это чужое заклинание. Очень сильное, и теперь оно отпечаталось в моей памяти, — заявил Паг.

— В моей тоже, — кивнул Оуин и выпрямился. — Это заклинание лишает силы существ, о которых говорил Дхацаван, — стихийных элементалей Рлинн Скрр.

— Который час? — спросил Паг.

— Уже почти рассвело, — ответил Горат. — Я пока разведал окрестности.

— Нашел что-нибудь?

— Место валкеру, о котором ты говорил. Думаю, твоя дочь там. Очень похоже на храм.

— Где? — Паг стремительно направился к выходу.

Горат пошел за ним, а потом возглавил процессию, показывая дорогу к пещере с высеченными по бокам драконами.

— Несколько ступеней ведут вниз, в большую палату. Я слышал какие-то звуки, как будто внутри выл ветер. И я почувствовал древний страх — нечто, что не могу назвать. Я решил, что лучше дождаться вас и войти вместе.

— Правильно, — согласился Паг. — Это было мудрое решение.

Все трое вошли в пещеру и по лестнице, о которой говорил темный эльф, спустились к большой палате. Она могла бы вместить множество молящихся, но сейчас была пуста. На дальней стороне виднелись каменные двери. Как и рассказывал Горат, по палате гулял зловонный ветер, повергший всех в ужас.

Подойдя к двери, Горат осторожно толкнул одну из створок. Дверь была массивной, но отлично сбалансированной, поэтому от толчка она медленно, но без труда открылась. Когда появилась достаточно большая щель, Горат скользнул внутрь. Следом то же проделали и Оуин с Пагом. Посредине следующего зала возвышался алтарь, из которого вырастал мерцающий синий кристалл, освещенный откуда-то сверху. Внутри кристалла виднелись очертания молодой девушки со светлыми волосами, окружавшими лицо как нимб.

— Гамина! — крикнул Паг.

Из мрака по обе стороны камня возникли две фигуры. Они были десяти футов высотой, тускло-серые, но со сверкающими, льдисто-синими глазами. Неясные очертания менялись и расплывались, но в фигурах с большими расправленными крыльями за спиной чувствовалась сила.

Горат замешкался, а Паг крикнул:

— Оуин, заклинание!

Оба чародея закрыли глаза, и короткое мгновение Горат стоял, не зная, что делать. Затем он нанес удар мечом, пытаясь рассечь существо, наступавшее на Пага. Но его меч прошел сквозь элементаля, словно тот был призраком. Только то, что меч замедлился, а моррел ощутил цепенящий холод в руке, было подтверждением контакта. Затем существо нанесло удар, который, подобно урагану, отбросил Гората к противоположной стене комнаты.

Сверкающий всеми цветами радуги пучок света вырвался из рук Оуина и Пага — каждый луч был направлен на одного из крылатых существ. Элементали замерли на месте как парализованные. Разноцветные искры пробежали по их телам, затем одна за другой ушли в пол. Каждый оттенок цвета, казалось, забирал с собой какую-то часть существа — они оба постепенно растворились, и лишь ветер пронесся по комнате.

Горат встал, приходя в себя от удара.

— Гамина! — вновь закричал Паг. Он поспешил к кристаллу и увидел, что его дочь была сохранена как живой портрет богини Панат-Тиандн. Он дотронулся до кристалла и ощутил энергию, пробежавшую по пальцам.

Чародей закрыл глаза и попытался воссоздать мысленно энергетическую структуру.

— Горат, ударь здесь, — сказал он наконец и указал на грань у ног девушки.

Горат, не мешкая, вытащил меч и нанес удар точно в том месте, где показал Паг. Кристалл взорвался и окатил их дождем драгоценных камней. Не обращая внимания на сыплющиеся камни, Паг сделал шаг вперед и подхватил падающую дочь. Она была в трансе, но жива.

— Слава богам! — воскликнул чародей. Слезы текли у него по щекам, он прижимал дочь к груди, как будто она все еще была той маленькой девочкой, появившейся в их семье много лет назад. Молчаливое дитя, которое не могло говорить, но использовало сознание как оружие, стало ему дорого, как родное. Она была для него настолько же дочерью, насколько Уильям был сыном. Паг тихонько приподнял подбородок Гамины и прошептал ее имя.

Ресницы девушки задрожали, и она шевельнулась.

— Папа?

Глаза Гората удивленно расширились. Он посмотрел на Оуина.

— Я тоже слышал, — кивнул тот.

— Папа! — Девушка открыла глаза и обвила руками шею отца. Она обнимала его страстно, и он крепко держал ее, как будто не хотел больше никогда отпускать. — Он лгал мне, папа. Макала все время лгал. Он обманул меня, усыпил, и потом я очнулась уже здесь. Он сказал, что не хочет причинить мне вреда, но хочет убрать тебя из Крондора!

— Я знаю, солнышко мое, — сказал нежно Паг. — Все в порядке. Мы скоро вернемся домой.

— Как? — поинтересовался Горат.

— По словам Дхацавана, где-то здесь должны быть врата, — напомнил Оуин. — Подозреваю, он имел в виду какой-то рифт.

— Я ничего не вижу, — Паг огляделся и повернулся к дочери: — Как ты себя чувствуешь?

— Со мной все в порядке, — заверила она его, вставая.

Оуин смотрел на девушку-подростка, пораженный ее пробуждающейся красотой. Гамина заметила его взгляд и улыбнулась. Юный маг отвернулся, покраснев.

— Ты ведь помнишь Оуина и Гората из Крондора? — улыбнулся Паг.

— Да, — ответила она со скромной улыбкой. — Спасибо, что помогли отцу найти меня.

— Это честь для нас, — ответил Горат.

Оуин лишь улыбнулся и кивнул.

Они прошли через зал и обнаружили с противоположной стороны коридор, который привел к еще одной большой двери. Горат открыл ее. Она вела в зал, где стояло огромное деревянное сооружение.

— Это машина для прохождения через рифт, — сказал Паг.

— Ты уверен? — спросил Оуин.

— Я исследовал рифты на Келеване тщательнее, чем некоторые черноризцы, — сказал Паг. — Но даже если бы не занимался этим, то все равно узнал бы это устройство. Оно цуранийское.

— Мы можем им воспользоваться? — засомневался Оуин.

Паг подошел к машине и долго ее осматривал.

— Она отключена, — констатировал он наконец.

— Отключена? — в отчаянии воскликнул Оуин.

— Да, — поморщился Паг. — Не работает.

— Ты хочешь сказать, что мы здесь застряли? — с присущим ему спокойствием спросил Горат.

— Если я не придумаю, как ее запустить, — Паг сел, — то да, мы застряли в этом проклятом мире и не сможем вернуться домой.

Гамина обняла отца за шею, а Горат и Оуин тоже сели на пол, пока не зная, что еще можно предпринять.

18 Перегруппировка

Дым ослеплял обороняющихся.

Джеймсу удалось поспать час, Локлиру — два. Солдаты, дежурившие на стенах ночью, спали посменно.

Джеймс стоял на сторожевой башне и пытался разглядеть хоть что-то сквозь разъедавший глаза дым от тлеющих обломков двух осадных башен. Даже утренний бриз не помогал, а лишь уносил дым к стенам. Ночное небо постепенно озарялось солнцем, встававшим за спинами защитников. Скоро вершины гор будут залиты светом. Джеймс знал, что еще до того, как это произойдет, враг снова атакует.

Он взглянул вниз и увидел плавающие во рву тела защитников и наступающих. Их достаточно много для того, чтобы по ним достичь разводного моста, подумалось сквайру.

С каждого поста защиты в замке приходили сводки, и Джеймс знал горькую правду: они могут и не продержаться еще один день. Если враги не проявят безграничную глупость или не вмешается судьба, Северный Форт падет еще до заката.

Джеймс уже придумал полдюжины способов захвата крепости, затем попытался представить ответные действия на возможные атаки. И каждый раз понимал, что, если враг предпримет что-либо, кроме обычной атаки в лоб, у него просто не хватит людей. Если, например, враг еще раз пошлет гоблинов-скалолазов вверх по северному склону, то два фронта будет уже не удержать.

Вошел Локлир.

— Что делать? — спросил он.

— Я склоняюсь к тому, чтобы оставить внешнюю стену и перевести всех солдат во внутреннюю цитадель, — медленно произнес Джеймс.

Локлир покачал головой, как бы признавая неизбежность поражения.

— Не могу предложить ничего лучше. С их стороны будет больше жертв, и они потратят больше времени на взятие замка.

— Но тогда мы не сможем удержать крепость.

— Думаешь, у нас еще есть надежда?

— Сейчас я пытаюсь разработать план, как проникнуть в тыл войска Делехана и ударить оттуда.

Появился сержант, весь в крови.

— Докладывай, — велел Джеймс.

— Еще трое солдат погибли ночью, сквайр. У нас осталось всего сто пятьдесят здоровых людей на стенах, еще семьдесят легко раненых, но способных сражаться, а также немного раненых, помогающих в Большом зале.

Большой зал был превращен в госпиталь, где около сотни солдат медленно умирали без медицинской помощи.

Джеймс покачал головой.

— Позволь людям отдохнуть до следующей атаки. Доставь на стены столько еды и воды, сколько сможешь. Следующий завтрак у нас будет только в том случае, если мы победим в этом сражении.

— Слушаюсь, сквайр. — Сержант отсалютовал и исчез.

По ступенькам, ведущим на сторожевую башню со стены, поднялся Патрус, очень утомленный с виду.

— Я помог раненым всем, чем мог. Здесь я нужен? — спросил старый маг.

— Придумай, как удержать врага подальше от северной стены или от восточных ворот. От любого из этих двух мест — мне все равно.

— Слишком длинная стена и недостаточно солдат? — горько усмехнулся старик.

— Что-то вроде этого, — устало кивнул Локлир.

— Что ж, если они не уберут тела на дороге перед следующей атакой, я смогу помочь вам на том участке. Чем больше металла на земле, тем лучше. Направь немного своих парней на северную стену, — сказал Патрус.

— Что ты собираешься делать? — спросил Джеймс.

— Э нет, не скажу. Не хочу портить сюрприз, — демонически улыбнулся старый чародей. — Нет, сынок, подожди некоторое время, и я покажу тебе представление.

— Представление ни к чему, просто скажи, сколько времени ты можешь для нас выиграть? — не поддержал его Джеймс.

— Несколько часов, в зависимости от того, в каком состоянии будут эти мохнатые солдаты после того, как я немного размажу их по земле.

— Дай мне два часа на защиту северной стены, потом я переключусь на восточные ворота.

— Ну что ж, как скажете. Мне нужно сходить в мою комнату и кое-что достать, — с этими словами Патрус исчез.

Локлир взглянул на Джеймса и, несмотря на изнеможение, засмеялся.

— Ну уж он наверняка самый вредный старикашка из всех, что ты когда-либо встречал.

— Нет, — улыбнулся Джеймс. — Но почти так.

Вдалеке зазвучали барабаны.

— Они пошли в наступление, — сообщил сквайр.

Услышав крики со стороны северной стены, Джеймс понял, что гоблины-скалолазы снова пытаются забраться на утес. Защитники уже израсходовали весь запас камней, всю мебель, посуду, кухонные принадлежности и вообще все вещи, которые можно было швырнуть в гоблинов, чтобы не позволить им подняться. Все запасы воды вскипятили и вылили на нападавших. Теперь приходилось использовать ценные стрелы, чтобы убирать их по одному, но в результате лучники оказывались отличной мишенью.

Вернулся Патрус и со словами «дайте мне место» сел на камни, скрестил ноги и поставил перед собой небольшую миску.

— Целую неделю готовился. Теперь замолчите и не беспокойте меня, пока не наступит конец света.

Чародей высыпал в миску содержимое маленького мешочка — смесь каких-то порошков и маленьких камешков, — а затем перемешал все и закрыл глаза. Через минуту он пропел короткую фразу, открыл глаза и вытянул указательный палец. Маленький язычок пламени вспыхнул на кончике его пальца, и от него загорелось содержимое миски. Сине-зеленое облако дыма, гораздо более плотное, чем Джеймс и Локлир могли себе представить, взвилось из миски и быстро достигло каменного потолка сторожевой башни. Дым как будто отталкивался от камней, и Патрус махнул рукой вокруг головы, как бы направляя его в нужную сторону.

Повинуясь жесту волшебника, дым начал выходить из окон сторожевой башни, становясь все более похожим на облака, нависшие над дорогой. Джеймс выглянул в бойницу и вдруг заметил направляющийся к крепости отряд. Впереди шли гоблины, прикрываясь щитами, за ними — тролли. Похожие на обезьян тролли легко несли на своих мощных плечах раздвижные лестницы, у каждого был щит, а на кожаных ремнях висели топоры или боевые молоты.

— Пехота троллей? — спросил Локлир.

— Похоже, — пожал плечами Джеймс. — Не слышал, правда, о таком, но если им удастся установить эти лестницы, то нам придется туго. — Тролли были не особенно хорошими бойцами, по сравнению с гоблинами или моррелами, зато убить их было намного труднее. Кто бы ни управлял силами нападавших, он точно определил, что защитники находятся на пределе своих сил.

В дыму факелов и тлеющих башен загадочное облако Патруса было практически незаметно. Но Джеймс и Локлир видели, что оно продолжало распространяться.

Когда атакующие подошли на расстояние выстрела, лучники на стенах открыли огонь. Джеймс был потрясен тем, как мало стрел летело со стен крепости. Он уже почти чувствовал горечь поражения.

Вдруг под землей что-то начало глухо грохотать. Джеймс прикоснулся к стене и почувствовал, как снизу начинает исходить энергия.

Нападавшие не обращали на происходящее никакого внимания, пока вибрация не стала заметна для марширующих солдат, в том числе для тех, кто бежал впереди с тяжелыми лестницами.

Патрус ухмыльнулся и крикнул:

— Ну, теперь держитесь, ребятки!

Замок начало трясти. Половина нападавших повалилась на землю. Шум битвы утонул в грохоте землетрясения.

И тут небеса разверзлись.

Молния ударила в доспехи одного из атакующих, сбив с ног целую дюжину солдат вокруг него. Почти одновременно прозвучал страшный, оглушающий удар грома. В воздухе смешались запах грозы и смрад обугленной плоти. Моррелы, гоблины и тролли корчились в агонии, их кожа дымилась.

Второй разряд молнии ударил в землю в нескольких шагах от места первого удара, сразив еще дюжину. Тут же третья молния ударила в моррела с занесенным мечом, ослепив его яркой белой вспышкой за мгновение до того, как он вспыхнул факелом, огонь тут же перекинулся на всех, стоявших рядом.

Джеймс присел за стеной и, схватив Локлира за тунику, притянул его к земле.

— Прячьтесь! — крикнул он людям, стоявшим на крыше сторожевой башни, и приказ был передан по восточной стене. Заряд за зарядом извергались из таинственного облака Патруса, и каждый из них сопровождался оглушительным ударом грома. Люди в ужасе зажимали уши руками.

Джеймс пожалел, что не может проползти вниз по лестнице и добраться до укрытия у самого основания замка, а затем задумался, достаточно ли оно глубоко. Он мог только догадываться, каково было тем, кто находился внизу, на дороге без всякого прикрытия.

Молния била вновь и вновь, пока неожиданно не настала тишина. Грохот прекратился одновременно с вибрацией земли.

Джеймс, подпрыгнув, выглянул из-за стены, интересуясь, что творится с армией, которая лишь минуту назад атаковала противника, а сейчас спасалась бегством вниз по холму. По меньшей мере тысяча тел нападавших лежали на дороге, ведущей к замку, многие были раздавлены собственными товарищами.

Джеймс опустился на колени рядом с Патрусом, который заморгал и спросил:

— Ну как, получилось?

— Уловка сработала. Они наголову разбиты.

Локлир тоже склонился к старику.

— Как ты это называешь?

— Названия в общем-то нет. Один парень в Саладоре научил меня этому, а сам он научился у жреца Киллиана, но вынужден был немного изменить этот трюк. Думаю, это можно назвать «Ярость Киллиана», — чародей поднялся. — Всегда хотел испытать этот фокус в действии, но до нынешнего момента не попадалось никого, на ком я бы рискнул его проверить, — он подошел к стене и выглянул между двух зубцов, пытаясь подсчитать количество трупов. — Сработало даже лучше, чем я ожидал.

— Как на северной стене? — крикнул Джеймс.

— Они отступили, — раздалось в ответ.

— Что ж, ты выиграл для нас время, — Джеймс похлопал Патруса по плечу.

Локлир присел недалеко от них и устало вытянул ноги.

— Пошевелиться не могу!

Джеймс решительно поднял его.

— Ты должен. Они вернутся. Патрус, а ты не сможешь повторить этот фокус?

Тот покачал головой.

— Мне нужны ингредиенты, а чтобы достать их, требуется время — ведь нужно искать в лесу.

— Вот что странно… — начал Локлир.

— Что? — быстро спросил Джеймс.

— Где их маги?

Глаза Джеймса расширились.

— О боги! Если это представление не заставило их бежать, они сейчас где-то рядом.

— И что из этого следует? — встревожился Локлир.

— Что нас провели.

— Не понимаю, — откликнулся Локлир, опять садясь на каменный пол.

— Если они не здесь, то они где-то еще! — сердито сказал Патрус. — Я знаю, что ты устал, но это не оправдывает твою глупость.

— Оставьте меня в покое, — сказал Локлир с наигранной жалостью к себе. — Я наслаждаюсь своим заблуждением. Даже сейчас мне кажется, что я слышу звук труб королевского войска.

Джеймс застыл и прислушался.

— Тебе не кажется. Я тоже слышу.

Сквайр вскарабкался на стену. Его умение сохранять равновесие и железные нервы, обретенные в пору воровской юности, помогли ему удержаться на острие одного из зубцов. Джеймс всмотрелся в даль, пытаясь сквозь еще висевший в воздухе дым разглядеть дорогу, и радостно крикнул:

— Я вижу знамя Аруты! — Он спрыгнул вниз. — Опустите мост!

Как на крыльях сквайр понесся вниз по ступеням. Патрус и Локлир еле успевали за ним. К тому моменту, как они достигли внутреннего двора, решетка уже поднималась, и Джеймс смог проскользнуть под ней. Добежав до конца опускающегося моста, он прыгнул вперед, не дожидаясь, пока мост коснется земли.

В руке он держал меч, на случай если среди множества лежавших вокруг тел обнаружится кто-то живой. Арута и его личная стража уже ехали ему навстречу. Остановившись перед Повелителем Западных земель, Джеймс нарочито бодро заявил:

— Я уже начал было думать, что ты пропустишь все веселье!

— Не хотел, чтобы меня посчитали невежливым, — откликнулся Арута. — Как люди?

— Плохо. Барон Габот и его офицеры убиты. Большинство солдат либо мертвы, либо ранены, а уцелевшие совершенно выбились из сил. Еще один день — и встречать вас было бы некому. Не хочу показаться невежливым, но что тебя так задержало?

— Мы отправились в путь, как только обо всем узнали. Твои гонцы попали в засаду и были взяты в плен. На то, чтобы сбежать и добраться до меня, им потребовалось некоторое время. Они прибыли лишь три недели назад. Что насчет подкрепления с Юга?

— Ничего. Я уже послал гонцов в Ромней, Долт и даже в Рилланон.

— Войска могут уже быть в пути, — заключил Арута, — если не были также схвачены. Оуин сообщил мне, что ты убил главаря ночных ястребов, но они, должно быть, внедрили сюда агентов еще до этого.

— Боюсь, мы никогда не сможем до конца уничтожить эту гильдию убийц, — вздохнул Джеймс. — Они как легендарный змей Кешианских подземелий: отрубаешь ему голову, но тут же вырастает новая. Возвращаясь к делу, могу сказать, что все это могло быть лишь уловкой.

Видя вокруг себя ужасающую картину разрушений, Арута покачал головой:

— Очень дорого обошлась нам эта уловка.

— И все же это лишь блеф. Когда Патрус, старый чародей, которого мы здесь повстречали, применил свою магию, никакого ответного волшебства не последовало.

— Известно что-нибудь об этих Шестерых? — поинтересовался Арута.

— Когда мы последний раз о них слышали, они были на Западе.

— Запад! — Арута выругался. — Возможно, это была чудовищная хитрость, которая стоила нам нескольких тысяч солдат и времени на дорогу из Сумрачного леса.

— Ты привел все свои войска?

— Нет, гарнизон рядом с Сетаноном я оставил на месте, а всех остальных взял с собой. Я пошлю патрули в горные проходы, чтобы выяснить, много ли сил у врага.

Арута выглядел обеспокоенным. Джеймс часто видел на его лице тревогу, и очень редко эта тревога была безосновательной.

— Идем в замок, снимем с тебя командование, сеньор, и во всем разберемся. — Арута повернулся и передал приказы молодому офицеру, затем добавил: — Я оставил Гардана рядом с Высоким Замком, а капитана Филиппа в гарнизоне Сетанона. Думаю, мы можем на них положиться. Они не позволят Делехану развить молниеносное наступление, какими бы уловками он ни пользовался, — и, взглянув на Джеймса, он закончил: — После того как ты поешь, поспишь, а затем снова поешь, я хочу, чтобы вы с Локлиром и с патрульным отрядом направились обратно в Сетанон.

— Опять дальняя дорога… — поморщился Джеймс.

— Мы взяли с собой жреца-целителя, и он поможет тебе.

Джеймс взглянул на Аруту, надеясь, что тот шутит. Убедившись, что это не так, он обреченно выдохнул:

— Хорошо.

Аруту по-прежнему не покидала тревога.

— Что такое, ваше высочество? — встревожился и Джеймс. — Я слишком долго вас знаю, чтобы не понять этого взгляда.

— Я беспокоюсь об Оуине с Горатом. Я послал их за Пагом, чтобы он помог мне разобраться с этими Шестерыми. Но если они попали в засаду между Малак-Кроссом и Крондором или если Паг покинул Крондор для одной из своих таинственных прогулок и Кейтала не смогла его найти… В любом случае когда появятся эти Шестеро, нам понадобится чародей.

— Есть у меня один, — улыбнулся Джеймс.

— Тот, который устроил представление с громом и молниями? — Арута вскочил в седло.

— Да, — Джеймс направился обратно к замку. — Он — большой оригинал, и я думаю, ты найдешь его забавным. На пару минут.

Джеймсу немного полегчало, когда он увидел легкую улыбку Аруты.

Горат взглянул на западню и замер. Угодившее в нее существо выглядело как кролик в панцире или как длиннолапая черепаха, но в любом случае, им впервые попалось съедобное с виду существо, которое не было насекомым. Этот мир изобиловал насекомыми — от небольших комароподобных малявок, рой которых не давал покоя Горату, стоило ему остановиться, до тараканоподобных страшилищ размером с кулак темного эльфа.

Он нашел дюжину съедобных корешков и колючий фрукт с вязкой мякотью, похожий по вкусу на кислую дыню, очень сочный.

Еще они нашли колодец рядом с древним храмом и соорудили из старого куска кожи, найденного в храме, мех для воды.

— Горат!

— Сейчас, сейчас, — попытался подумать он. Ему по-прежнему было трудно разговаривать мысленно с Гаминой, но постепенно он привыкал. Главное, необходимо сфокусироваться. Он представил себя кричащим на нее. — Я, похоже, поймал ужин, — подумал он.

И ощутил молчаливый призыв к терпению.

Панцирный кролик шевельнулся, и моррел дернул, затянув петлю вокруг правой задней его лапы. Горат в одно мгновение схватил зверя и, научившись на горьком опыте, перевернул вверх тормашками и сломал ему шею. Потом резким движением вытащил тело из-под панциря. Он знал, что, если не сделать этого очень быстро, мясо окажется ядовитым и совершенно негодным в пищу. Он положил тушку в свой походный мешочек.

Развернувшись, Горат поторопился к Гамине.

— Что случилось? — спросил он, зная, что она прочитает его мысли быстрее, чем слова достигнут ее ушей.

— Оуин и отец нашли другой тайный источник маны.

— Как они считают, этого будет достаточно?

— Может быть, — ответила Гамина, и тут он увидел ее.

Она повернулась, и он последовал за ней в заброшенный храм. Неизвестно почему — может, из страха перед валкеру или Пагом, Горатом и Оуином, а может, из-за религиозного запрета, — но змеелюди не пытались туда проникнуть.

Они атаковали, когда Паг и Оуин пошли искать ману, необходимую для запуска рифтовой машины. Гамина пыталась прочесть мысли змеелюдей, но потерпела неудачу, так как панат-тиандн, или шангри, как они сами себя называли, являли собой странный гибрид очень простого и очень развитого мышления. В повседневной жизни они были примитивны и суеверны, оставаясь на уровне животных, однако в использовании магии оказывались на высоте. Как заметил Паг, ирония заключалась в том, что змеелюди были заперты на планете, на которой магию приходилось собирать по крупицам.

Паг назвал их ремесленниками от магии, возможно, они были теми, кто создавал устройства для Алма-Лодаки. Учитывая опыт общения с пантатианцами, явно имевшими какую-то связь с панат-тиандн, Паг решил, что древние валкеру намеренно ограничили возможности разума своих слуг.

Горат и люди постепенно начинали понимать, как панат-тиандн удалось выжить в этом опустошенном мире. Найдя Гамину, они два дня вынуждены были обходиться без еды. С тех пор прошла неделя, а они все еще пытались собрать кристаллизированную магию для осуществления плана Пага. Горат не знал точно, как эти частички «застывшей магии» помогут, но с радостью предоставил людям-волшебникам разбираться с этой проблемой, а сам решил сосредоточиться на поисках пищи. Как и многие бесплодные с первого взгляда места, этот мир изобиловал разными формами жизни, нужно было лишь знать, где их искать.

С момента открытия рифтовой машины они исследовали весь остров, исключая пики, возвышавшиеся над храмом. Островбыл настолько большим, что Горату потребовалось три дня для того, чтобы добраться от северной оконечности, где были расположены семь тотемных колонн, до южного берега. Около половины этого времени потребовалось бы для того, чтобы пройти с востока на запад, учитывая то, что из-за гор в центре острова путешествовать по прямой было невозможно.

Они пришли к выводу, что земля находится на западе от них. То же самое сказал Паг, понаблюдав однажды ночью за закатом. Он говорил об эффектах отражения света в воде и толщине облаков, но все это было не особенно интересно Горату.

Пока не возникла необходимость отправиться к той, отдаленной земле, чтобы найти еще твердой магии.

Гамина уже разожгла костер к тому времени, как Горат пришел в пещеру и выложил свою добычу.

— Не собираемся ли мы сегодня претворить план твоего отца в жизнь?

— Не знаю, — ответила она.

Горат посмотрел на девушку. Он был вынужден признать, что она — замечательный ребенок, даже по меркам его народа. Он мало знал о людских детях, но понимал, что Гамину подвергли ужасающему эксперименту, и при этом она оставалась спокойной, сосредоточенной и дружелюбной девушкой.

По человеческим меркам она была довольно красива, если Горат мог судить о таких вещах. Она определенно нравилась Оуину, однако, как заметил Горат, его молодой друг был весьма сдержан — то ли из-за присутствия ее отца, то ли из-за того, что она очень молода. Опять же, Горат не был абсолютно уверен в правильности своих суждений.

Оуин и Паг появились с большим тюком — это была тканая дверь, которую они сорвали с одной из хижин. Паг заметил множество хижин и практически полное отсутствие обитателей и сделал вывод, что население этого мира стремительно уменьшается. Его очень интересовало, как выглядит остальная часть планеты, но он не хотел использовать свои магические умения для таких исследований, поскольку нужно было сохранить как можно больше маны.

— Думаю, это нам поможет, — сказал Паг, положив узел на землю.

— Хорошо бы, — откликнулся Горат. — Я устал питаться гадостью вроде той, что поймал только что. По мне, так лучше черствые хлебцы в горах, правда, Оуин?

— Да уж, — согласился молодой чародей.

— Что будем делать, если твой план не сработает? — поинтересовался темный эльф.

— Тогда, — убежденно ответил Паг, — мы исследуем остальную часть острова, и если выяснится, что здесь нет никаких путей, построим лодку и отправимся на запад, к следующей земле.

Оуин закрыл глаза и приложил два пальца к переносице.

— Опять эти головные боли? — сочувственно спросила Гамина.

— Ничего, пройдет. — Оуина донимали редкие, но сильные головные боли с тех пор, как он разделил с Пагом чашу Рлинн Скрр. — Боль постепенно становится слабее.

— Когда вернемся в Мидкемию, мой юный друг, — утешил Оуина Паг, — ты обнаружишь, что владеешь такими силами, что и представить не мог.

— Если вернемся… — вздохнул Оуин.

Паг взглянул на Оуина, и на его лице не было и тени сомнения.

— Вернемся.

— Ну ладно. — В голосе Оуина слышалось облегчение. — Что еще нам нужно?

— Ничего, кроме знаний, — ответил Паг. — Все ли залы этого сооружения мы исследовали? — спросил он Гората.

— Да, — кивнул темный эльф.

— Тогда завтра попробуем вернуться домой, — сообщил чародей.

— А почему не прямо сейчас? — удивился Горат.

— Оуину и мне нужно хорошенько отдохнуть перед этой попыткой, — объяснил Паг. — Я много знаю о рифтах и их природе, но конструкция этого механизма мне незнакома, и он может работать не совсем так, как цуранийские машины, с которыми я сталкивался. Поэтому я не хочу допустить ошибку просто из-за усталости. Так что мы выспимся и затем начнем.

Горат кивнул, соглашаясь.

Оуин, утомленный долгими поисками маны, прилег.

— Горат, можно задать тебе один вопрос?

— Говори, — откликнулся темный эльф.

— Когда ты поклонился королеве… Это ведь был ритуал, но я не понял его сути.

Горат надолго задумался.

— Когда я впервые увидел Эльвандар, — начал он наконец, — я назвал его Бармалиндаром, по имени легендарного золотого мира. Каждый эльф считает, что это его родной дом, его наследство.

— Восхитительно, — признал Паг. — Я разговаривал с принцем Калином, Томасом и другими эльфами, но об этой легенде слышу в первый раз. Я думал, что ты — уроженец Мидкемии.

— Так же, как драконы и валкеру. Но духовный корень нашей расы лежит вне пределов Мидкемии, — сказал Горат. — Когда мы умираем, то отправляемся на Благословенные острова, где присоединяемся к Матерям и Отцам, ушедшим ранее. — Горат взглянул на Оуина. — Настанет время, и один из моих людей услышит зов, который заставит его отправиться в Эльвандар. Мой народ сочтет его предателем, — Горат закрыл глаза, и в голосе его зазвучали нотки сожаления: — Это произошло со мной. Пытающихся достичь Эльвандара убивают до того, как они доберутся до этого благословенного места. Некоторым, однако, удалось дойти, и эльфы назвали их «возвратившимися». Они приняли новые имена и стали эльфами, как будто были ими всю жизнь.

— Чего я не понял, — вспомнил Оуин, — так это слов королевы о том, что ты еще не закончил свое возвращение. Что это значит?

— Я все еще связан с прошлым — есть обязательство, которое не позволяет мне полностью слиться с Эльвандаром.

— Какое обязательство? — не понял Оуин. — Я думал, твои дети мертвы, а жена покинула тебя.

— Я должен убить Делехана, — бесстрастно напомнил Горат.

— О, — Оуин безнадежно вздохнул и привалился спиной к стене пещеры. Они молчали, пока Гамина готовила, а Паг размышлял над возможностями оживить рифтовую машину.

Джеймсу уже приходилось присутствовать при пытках, но никакого удовольствия в этом он не находил. Арута все еще питал надежды узнать о плане Делехана.

Заключенный был кем-то вроде вождя или полководца, то есть, очевидно, знал гораздо больше, чем простые тролли и гоблины, составлявшие большую часть войск Делехана. Взятые в плен люди-отступники ясно дали понять, что этот моррел — единственный, кто в курсе происходящего.

А происходящее очень тревожило Аруту.

Они послали разведчиков вверх по горной тропе, и выяснилось, что нет никакой второй армии, спешащей оказать поддержку первой. Силы, разгромленные при Северном Форте, составляли большую часть армии Делехана в этом районе. Тысячи воинов, гоблинов, троллей и группа чародеев, известных как Шестеро, скрывались в каком-то другом месте.

Моррел застонал, когда веревки натянули. Его ноги были привязаны к двум железным кольцам на полу, а к рукам были привязаны две веревки, перекинутые через балку на потолке. Все вкупе представляло собой наскоро сооруженную дыбу.

Арута заговорил ровным тоном:

— Говори, и ты сможешь увидеть, как вырастут твои дети, моррел. Даю слово. Я отпущу тебя, как только узнаю то, что мне нужно. Где Делехан?

Моррел поднял глаза, и вместо страха или ненависти Джеймс увидел в них усмешку.

— Это ничего не изменит, принц Запада. Даже если я расскажу тебе все, ты не сможешь остановить моего хозяина. Развяжите меня, и я открою тебе, где сейчас Делехан.

Арута кивнул, и веревки отвязали, после чего пленный упал на каменный пол.

— Делехан находится в Сар-Сарготе и собирает там свою армию, — произнес моррел, глядя в пространство.

Капитан королевской стражи попытался ударить пленника со словами «Лживый пес!», но Арута удержал его руку.

— Почему твой хозяин восседает на троне древних, в то время как ты и твои соратники проливают кровь здесь, в Северном Форте?

— Потому что здесь ты, принц, — ответил моррел.

— Но у меня есть армия возле Высокого Замка и еще одна у ущелья Инклиндель.

— Это не имеет значения, Арута. Ты оставил в Сумрачном лесу один маленький гарнизон. Нашему хозяину понадобится лишь несколько дней, чтобы захватить этот город. Победа будет за нами.

— Дней… — Глаза Аруты сузились. — О боги! Они собираются использовать врата!

— Но как это возможно? — изумился Джеймс.

— Отведи его к воротам и отпусти, — велел Арута капитану, указывая на моррела. — Я не стану нарушать обещания, однако не давайте ему ни оружия, ни еды, ни воды. Пусть грабит своих мертвых товарищей, если хочет выжить.

Солдаты грубо подняли раненого пленника и выволокли его за двери.

— Ваше высочество, как они могут использовать врата? — настаивал Джеймс.

— Цурани, как и Паг, знают, как они действуют. Мы подозреваем, что пантатианцы тоже знают, — сказал Арута. — Однако источник не имеет значения. Если Делехан выяснит это, то моррельский вождь прав — от Сар-Саргота до Сумрачного леса рукой подать, а я слишком далеко.

— Что же нам делать? — тихо проговорил Джеймс. Он еще ощущал усталость, хотя неплохо выспался ночью, выпив травяного чая, приготовленного для него лекарем Аруты.

— Ты, тот ваш старик-чародей и Локлир вместе с отрядом всадников отправитесь в Сумрачный лес. Загоните лошадей, если потребуется, но будьте там до начала атаки. Отец Барнер приготовит восстанавливающие напитки, чтобы вы не загнали самих себя. Сначала направляйтесь в Высокий Замок. Передайте барону Болдуину, чтобы вместе с гарнизоном отправлялся в Сетанон. Затем найдите отряд Гардана и постарайтесь добраться до Сумрачного леса как можно быстрее. Я разверну армию и последую за вами. Помните — вы должны спешить в Сумрачный лес, пусть даже солдаты останутся позади. Найдите капитана Филиппа, и скажите ему, чтобы искал рифтовую машину. Если она будет уничтожена до того, как Делехан перебросит большую часть своего войска, мы сможем остановить его.

— Он уже может быть там, — покачал головой Джеймс.

— Значит, нельзя медлить ни секунды, — ответил Арута. — Берите лошадей — и в путь. Даю полдня на сборы.

Джеймс поклонился и ушел искать Локлира и Патруса. Он знал, что никто из них не будет рад такому приказу. Во всяком случае, он не был рад.

19 Схватка

Паг знаком попросил остальных держаться в стороне.

Он сложил кристаллизированную ману и взял хрустальные посохи — свой и Оуина.

— Насколько я понимаю, эти врата перестали работать, когда была прервана связь на другой стороне — там, где изначально возникла сила.

— А где эта другая сторона? — спросил Оуин.

— Где-то в Крондорском дворце или рядом. Они усыпили Гамину, отнесли ее куда-то и переправили в этот мир. Но трюк, который устроил Макала в моем кабинете, создав временный портал, мог получиться, только если настоящие врата где-то близко.

— Почему? — все не понимал Оуин.

— Когда будет время, я объясню тебе все в деталях, а пока просто поверь, что устройство, которое дал мне Макала, было слишком слабым, чтобы перемещать меня между мирами. Оно просто связало меня с ближайшими вратами.

Казалось, Оуин наконец понял.

— А тебе удалось узнать, почему Дхацаван и другие боги в этом мире заморозили ману подобным образом?

Паг покачал головой, поднялся и отошел от машины.

— Думаю, это был жест отчаяния. Если они сделали такое в разгар битвы, то возможно, валкеру решили, что этот мир разрушен и можно двигаться дальше; они могли почувствовать, что магия исчезает, и испугались, что останутся здесь навсегда. Наверное, мы никогда не узнаем точно, почему. И я не собираюсь возвращаться к колоннам и выяснять.

— Как мы настроим эту штуку без источника силы? — поинтересовался Оуин.

— Направим силу с помощью этого, — Паг протянул чашу Рлинн Скрр. — Дхацаван говорил тебе, что это ключ, с помощью которого можно перемещаться в другие миры?

— Да, — кивнул Оуин.

— Здесь у меня есть знание, — Паг показал на свою голову. — И еще мне понадобится твоя помощь.

— Какая? — Оуин растерянно моргнул.

— Я должен всех вас предупредить, — продолжил Паг, не отвечая. — План может не сработать и даже повлечь за собой нашу гибель, — он обращался к Горату и своей дочери. — Я хотел бы уберечь вас от риска, но мой опыт с рифтами говорит, что у нас будет всего несколько секунд, чтобы воспользоваться вратами.

— Просто скажи, что мы должны делать, отец, — откликнулась Гамина.

— Проинструктировав Оуина, я начну считать вслух. Когда скажу «три», мы попытаемся активировать врата. Если получится, между двумя шестами должно появиться мерцающее серебристое пространство, которое постепенно станет темно-серым. Как только увидите, что оно потемнело, прыгайте между шестами. И лучше вам с Горатом держаться за руки. Мы с Оуином последуем за вами через мгновение.

Он показал, где им лучше встать.

— Возможно, это самое сложное магическое действо, которое тебе когда-либо приходилось совершать, — сказал Паг Оуину. — У тебя есть энергия и знание, хотя второе появилось лишь недавно.

— Я не понимаю, — удивился Оуин.

— Мои силы по-прежнему ослаблены из-за попытки воспользоваться чашей. Хотя память ко мне вернулась, пройдут дни, прежде чем вернется хотя бы часть моей мощи. А у тебя есть собственные силы, а также знание, которое ты получил от меня, когда мы делили чашу.

— Но я ничего не знаю о рифтах, — возразил Оуин.

— Закрой глаза и перестань думать о том, что делать. Расслабься и позволь знанию овладеть тобой.

Оуин явно сомневался, но глаза закрыл.

— Ты не расслабился, — заявил Паг через несколько минут. — Подумай о чем-нибудь другом.

— О чем?

— О чем-нибудь скучном. Например, о занудной книге, которую ты давным-давно читал, или об одной из лекций Элгахара в Звездной Пристани.

Оуин засмеялся и внезапно что-то почувствовал.

— Я… мне кажется… — он открыл глаза. — Я засмеялся и на мгновение понял, что знаю что-то о рифтах.

— Закрой глаза и думай о другом, — велел Паг.

Оуин глубоко вдохнул и снова закрыл глаза. Он позволил сознанию расслабиться, и воспоминания заполнили его. Он вспомнил старших братьев, которые поддразнивали его, когда он читал книги, случайно найденные у отца. Он вспомнил девушку из города, которая ему нравилась, но с которой он ни разу не заговорил, хотя она, скорее всего, была бы польщена вниманием сына барона. Потом он вспомнил, как познакомился с Патрусом, и о том, как старый «негодяй» менее чем почтительно относился к его отцу, а также о том, какая глубокая мудрость скрывалась под его грубой деревенской внешностью. Он как наяву видел перед собой старика и даже слышал, как тот рассказывает, каким заклинаниям мог бы научить мальчика. «Говорю тебе, сынок, — звучал у него в голове голос Патруса. — Заставить огонь срываться с твоих пальцев — это пара пустяков. Нужно просто захотеть, чтобы воздух вокруг пальцев нагрелся, и если он нагреется достаточно, вернее, если ты будешь этого достаточно хотеть, то огонь появится».

Оуин вспомнил, как провел несколько часов, пытаясь научиться, и как внезапно у него получилось.

«Структуру рифта будет проще понять, — продолжал вещать голос Патруса, — если ты забудешь об общепринятом представлении, что пространство трехмерно. Мысль о том, что есть „здесь“ и „там“ — это скорее препятствие, чем помощь. Если ты представишь себе рифт как „врата“ между двумя местами, которые могут оказаться рядом в любую минуту, если ты…» — гудел голос Патруса в мозгу Оуина. Юноша чувствовал, что понимает все больше.

Внезапно глаза Оуина распахнулись.

— Я знаю, что надо делать!

— Отлично, — обрадовался Паг. — Однажды Макрос направлял меня, пока я использовал свою силу, чтобы войти и разрушить рифт. А сегодня я буду направлять тебя. Гамина?

— Да, отец.

— Свяжи, пожалуйста, мое сознание с сознанием Оуина и приготовься прыгать.

Девушка взяла Гората за руку.

— На счет «три».

Паг кивнул, и Оуин почувствовал, что теперь они мысленно связаны. Затем Паг взял в одну руку чашу Рлинн Скрр, а в другую — хрустальный посох. Он упер посох в землю и спросил:

— Готов?

— Готов, — отозвался Оуин, опуская свой посох в кучу маны.

— Раз, два, три!

Оуин сконцентрировал свою энергию и направил ее через посох в ману, лежавшую у подножия рифтовой машины. Затем он пожелал, чтобы она двинулась обратно по посоху, через него к Пагу и к чаше, которую тот держал. Ослепляющая вспышка энергии вырвалась из чаши и заполнила пространство между шестами.

«Это похоже на то, как отодвигаешь занавеску», — подумал Оуин. Он даже знал, где ожидать появления щели. Открыв глаза, он увидел перед собой мерцающую серебристую стену, которая становилась все темнее, потом увидел, как Гамина и Горат прыгнули и исчезли в ней.

— Вперед! — крикнул Паг, и Оуин, по-прежнему крепко державший его за руку, прыгнул следом за товарищами.

Он почувствовал, как проходит через серую воронку, затем на какое-то время вообще перестал чувствовать что-либо и наконец оказался на каменном полу.

В комнате было темно, лишь отблески света проникали через окно.

— Где мы? — спросил Горат.

— В моем кабинете, в Крондоре, — рассмеялся Паг.

Гамина вскочила на ноги и радостно захлопала в ладоши. Прежде чем она успела хоть что-то сказать, двери распахнулись и в комнату ворвалась Кейтала в ночной рубашке. Она прижала к сердцу дочь, затем обняла мужа.

— Я знала, что ты ее найдешь. — В глазах Кейталы сияло счастье.

Паг несколько минут молча наслаждался обществом жены и дочери, а потом произнес:

— Макале придется за все ответить.

— Цурани? — удивилась Кейтала. — Это он стоит за твоим исчезновением?

— Это долгая история, моя дорогая. Гамина все тебе расскажет, когда вы доберетесь до Звездной Пристани.

— А куда собираешься ты, муж мой? — Кейтала с тревогой посмотрела на Пага.

Паг в свою очередь взглянул на Гората и Оуина.

— Мы отправляемся в Сетанон.

Джеймс посмотрел на Патруса.

— Беспокойся о себе, парень, — крикнул старый чародей. — Я в состоянии сам о себе позаботиться.

Джеймс не возражал. Лекарь Аруты приготовил для них восстанавливающее средство. Неважно, насколько усталыми они были, когда ложились спать. Выпив на ночь отвар из волшебных трав, на следующее утро они встали, полные сил.

Они скакали как безумные, загоняя лошадей, меняя их три-четыре раза в день. Предупредив барона Высокого Замка, путники позволили себе провести одну ночь с удобствами и выспаться в настоящих постелях и уехали на следующий день с новой свитой и свежими лошадьми, а сопровождавшие их солдаты, которые были вымотаны и не имели магического средства, последовали за ними вместе с гарнизоном Высокого Замка, когда тот отправился в Сумрачный лес.

Наконец они увидели вдалеке палатки и флаги, пересекли холм и направились к северной границе Сумрачного леса. Отряд замедлил шаг, когда дозорные замахали им. Они остановились перед сержантом Крондорского королевского гарнизона, который тут же узнал обоих сквайров.

— Где рыцарь-маршал? — спросил Джеймс.

— В командирской палатке вместе с герцогом, сэр.

— Каким герцогом?

— Герцогом Крайдийским, сквайр, — доложил сержант.

— Мартин здесь? Отлично! — воскликнул Джеймс. Он кивнул остальным, приглашая следовать за собой, и направился к самой большой в лагере палатке.

Доехав до нее, Джеймс соскочил с коня и передал поводья слуге. Остальные прибыли следом и с облегчением спешились. Даже Патрус выглядел так, будто долгая скачка его все же вымотала.

— Сообщи рыцарю-маршалу, что прибыли сквайр Джеймс и сквайр Локлир, — велел Джеймс стражнику, охранявшему вход в палатку.

Стражник исчез внутри и через мгновение пригласил их войти. Джеймс и его товарищи приветствовали рыцаря-маршала Гардана. Тот оторвался от разложенной на столе карты, которую внимательно изучал, взглянул на вошедших, и на темном морщинистом лице появилась широкая улыбка, буквально осветившая палатку. Но во взгляде проскальзывало беспокойство.

— Надеюсь, ваше прибытие означает, что Арута идет следом?

— Он на пути сюда, как и гарнизон из Высокого Замка. Они должны быть здесь не позднее чем через неделю, — ответил Джеймс.

— Через неделю! — воскликнул Гардан.

— Мы загнали несколько лошадей, добираясь сюда, — заметил Локлир.

— Вы должны сразу отправиться в Сетанон, — сказал Джеймс и огляделся. — Мне сказали, что Мартин здесь.

— Был, — ответил Гардан. — Но сейчас со своими следопытами отправился в лес.

— Зачем он приехал? — спросил Локлир.

— Томас прислал письмо в Крайди с предложением прислать сюда кое-кого с особыми способностями, он посчитал, что это весьма полезно. — Гардан показал на юг. — Мартин, его следопыты и несколько эльфов прочесывают лес, разыскивая темных братьев.

— Значит, Делехан уже в пути? — тревожно осведомился Джеймс.

— Он уже здесь, — сказал Гардан. Он показал на карте на клин, образованный двумя реками, протекающими через лес. — Он появился позади нас два дня назад. Не знаю, как он смог, но вместо того, чтобы быть перед нами, он оказался позади.

— Мы думаем, он воспользовался рифтовой машиной, — нахмурился Джеймс.

— Проклятье! — выругался Гардан. — Если Война Врат и научила нас чему-нибудь, так это тому, что когда эти проклятые ворота открыты, через них могут быстро перемещаться солдаты, строиться в колонны и тут же отправляться в поход.

— Рифт не может быть большим, — вмешался Патрус.

— Кто это? — спросил Гардан.

— Меня зовут Патрус, — ответил старый чародей. — Если бы щель была большой, они бы уже маршировали сюда, — Патрус указал на юго-запад от указанного Гарданом места. — Там есть поблизости форт или мост?

— Мы пытаемся выяснить, — ответил рыцарь-маршал.

— Пошли, ребята, — позвал Патрус.

— Погоди! — воскликнул Джеймс. — Куда?

— Если этот остроухий дьявол уже здесь, то он готовится к тому, чтобы двинуться дальше. Если же он еще не прибыл и мы успеем отключить эту проклятую машину прежде, чем он пройдет через нее, то его ребята побегут на север так, будто им перцу на хвост насыпали, — он усмехнулся. — Эти темные эльфы очень не любят находиться вдали от дома.

— Кто он такой? — Гардан недоуменно посмотрел на Джеймса.

— Долго рассказывать, — махнул рукой Джеймс. — Я тебе объясню, когда все это закончится. Но он единственный чародей, который у нас есть, и если Паг не появится, нам придется справляться самим.

— Справляться? — фыркнул Патрус. — Пожалуй, я отправлюсь домой, а вы разбирайтесь тут сами.

— Прости, — сказал Джеймс, — просто я устал.

— Ничего, Джимми. Ты отведешь меня к этой чертовой машине, а я отключу ее.

— Я полагал, что это какой-то особый вид магии, — Локлир был настроен скептически. — Я имею в виду рифт.

— Особый, когда создаешь, — это несомненно, — согласился Патрус. — То немногое, что я слышал о рифтах, не очень радует; обычно они появляются, когда чародей допускает ошибку, — он подмигнул. — Но вот испортить магическое устройство — это несложно.

— Надеюсь, — хмыкнул Джеймс, — потому что, если нам удастся отсечь большую часть армии Делехана до того, как они доберутся сюда, мы сможем удержать крышку на этом кипящем котле, пока не подойдет Арута с остальной армией.

— У нас слабые укрепления, — развел руками Гардан. — Они окопались здесь, здесь и здесь, — он указал на три точки вдоль реки. — Лорд Мартин пошел сюда, — он показал проход между двумя ближайшими точками. — Он надеялся проскользнуть мимо темных эльфов.

— Если есть человек, способный проскользнуть через лес мимо темных эльфов, то это Мартин Длинный Лук, но даже ему будет очень нелегко.

— Мы придумали, как отвлечь от него внимание, — улыбнулся Гардан.

— Ну тогда, — улыбнулся в ответ Джеймс, — если вы будете делать это достаточно шумно и вызывающе, мы можем последовать за ним.

— Мы когда-нибудь отдохнем? — задал риторический вопрос Локлир.

Патрус посмотрел на молодого человека несколько презрительно.

— Когда тебя убьют, мальчик, ты будешь отдыхать сколько влезет. А теперь пошли, пора заняться делом.

Локлир обреченно кивнул.

— Лучше отправиться в путь, пока светло, — заявил Джеймс. — В лагере остались разведчики? — спросил он у Гардана.

— Нет, — покачал головой рыцарь-маршал, — они все отправились с Мартином. Если повезет, вы встретитесь с ними раньше, чем с людьми Делехана. А как у вас с запасами? — осведомился он.

— Продовольствия у нас на неделю, — ответил Локлир. — Мы загрузились, когда в последний раз меняли лошадей.

— Тогда запомните сегодняшний пароль — «Крондорский орел». Мы пользуемся паролями, потому что поблизости крутятся дезертиры-квегцы.

— После того как я привел Гората в Крондор, — заметил Локлир, — я надеялся, что никогда больше не увижу паршивых квегских наемников.

— Разрешаю тебе убить столько, сколько заблагорассудится, сквайр, — изрек Гардан. — А теперь отправляйтесь.

Джеймс рассмеялся и вывел Патруса и Локлира из палатки. Он показал на лошадей и спросил стражника:

— Мы можем получить свежих?

— Там, сквайр, — махнул рукой стражник. — Капитан Филипп отвечает за кавалерию и все для вас организует.

Они отвели своих коней к командиру кавалерии для замены.

— Какое счастье, еще одна скачка, — громко вздохнул Патрус.

— Предпочитаешь идти пешком? — язвительно поинтересовался Локлир.

— Прямо сейчас, мальчик, ты побьешься об заклад, что да, — был ответ, сопровождавшийся типичным противным смехом.

Джеймс покачал головой. Он пытался относиться к старому чародею с симпатией, но чувствовал, что ему все труднее найти причину, чтобы не придушить его.

Джеймс дал знак двигаться вперед, и они подъехали к месту недавней схватки. Три человека-отступника и один моррел лежали мертвые на поляне, и судя по числу стрел, торчавших в телах, нападение застало их врасплох. Джеймс был уверен, что только эльфы могли незамеченными напасть на моррельского разведчика, поэтому можно было надеяться, что герцог Мартин и его люди неподалеку.

— Как ты думаешь, эльфы помнят нас после последнего визита в Эльвандар или они примут нас за квегских наемников и начнут стрелять? — спросил Локлир.

— Почему бы тебе не спросить их самих? — послышался голос справа.

Джемс и Локлир придержали коней. Из-за дерева вышел высокий мужчина в коричнево-зеленом охотничьем костюме.

— Мартин! — радостно воскликнул Джеймс. — Рад видеть тебя, ваше изящество!

Мартин, герцог Крайди, известный раньше как Длинный Лук, держал в руках оружие, которое дало ему это имя.

— Привет, Джеймс, Локлир. А кто ваш друг?

— Меня зовут Патрус. — Чародей оглянулся — группа эльфов как будто материализовалась из деревьев.

— Он маг и идет с нами, чтобы помочь отключить рифтовую машину, — ответил Локлир. — А это герцог Мартин, герцог Крайдийский.

— Странно выглядящий герцог, если кого-то интересует мое мнение, — хихикнул Патрус.

— Дворцовая одежда не очень подходит для прогулок по лесу. — Мартин слегка улыбнулся — и стал очень похож на своего брата Аруту.

— Ну, что есть, то есть. — Старик поскреб в затылке. — Мы ищем эту машину. Не знаете, где она?

— Знаю, — кивнул Мартин. — Большая группа моррелов отправилась сегодня к югу, и мы прошли за ними вверх по реке. Я не видел машину, но заметил достаточно стражников на маленькой поляне, чтобы убедиться, что она именно там. Кроме того, в воздухе витает какое-то странное ощущение, которое напомнило мне о цуранийской машине в Серых Башнях тогда, во время той войны. Я отправил Гардану послание, чтоб он привел сюда армию Аруты, когда она прибудет.

— Слишком поздно, — сказал Джеймс. — Патрус считает, что…

— Патрус сам в состоянии высказать свое мнение, мальчик, — перебил его старик и обратился к Мартину: — Герцог, этот остроухий ублюдок, наверное, смог перебросить с собой лишь несколько групп, иначе они бы уже очищали лес от королевских сил. Он наверняка направляется в Сетанон, куда, как эти мальчики говорят, мечтает попасть, так что вы, скорее всего, встречаете лишь тыловую охрану. Но если машина будет работать до прибытия принца Аруты, тут уж никто не сможет предсказать, с каким количеством троллей, гоблинов и прочих кровопийц вам придется столкнуться, чтобы пробиться к Сетанону.

Мартина слишком встревожило то, о чем говорил старый чародей, так что он не стал обращать внимания на несоблюдение протокола.

— Что ты предлагаешь?

— Отведите нас поближе к этой проклятой машине, затем организуйте отвлекающий маневр и уведите охрану как можно дальше — попробуйте, скажем, изобразить большую атаку, а потом начните медленно отступать. Если мы сможем туда пробраться, я отключу машину.

Мартин взглянул на Джеймса. Тот только пожал плечами.

— Отлично, следуйте за нами, — кивнул Мартин. — Но вам придется идти пешком.

Три всадника спешились, и один из эльфов забрал лошадей.

— Отведи их обратно к рыцарю-маршалу и расскажи ему, о чем мы тут говорили. Скажи ему также, что мне нужна будет помощь на западе от старого каменного моста.

Эльф кивнул, взял лошадей и уехал. Мартин взглянул на небо.

— Отлично, мы подойдем к мосту до заката, и вы сможете перебраться через реку в темноте, пока мы будем отвлекать их на мосту.

— Перебраться через реку? — удивился Патрус. — Ты имеешь в виду, намокнуть?

— Да, — улыбнулся Мартин. — Боюсь, вам придется идти вброд. С милю вверх по реке есть отмель, и я сомневаюсь, что гоблины о ней знают.

— Гоблины? — переспросил Локлир.

— Нам в основном попадаются гоблины и квегские наемники. Думаю, моррелы отправились на юг с Делеханом или кто там возглавляет это подразделение.

Джеймс немного помолчал, потом вдруг спросил:

— Локлир, как твой квегский?

— Ничего, нормально. А твой?

— Я не так хорошо говорю, как ты, — пожал плечами Джеймс. — Я же не рос в портовом городе.

— А Крондор — это что, разве не порт? — удивился молодой сквайр.

— Я имею в виду, что в канализации квегские торговцы встречаются нечасто!

— О! — понял наконец Локлир. — А зачем тебе?

— Просто мы вряд ли столкнемся с гоблинами или темными эльфами, которые говорят на квегском, зато готов поспорить на хороший обед, что обязательно повстречаем поблизости кого-то из этих проклятых квегцев.

— Но ты же не собираешься опять изображать спектакль под названием «мы — квегские наемники»? — спросил Локлир озабоченно. — Это сработало, когда мы врали троллям, но если мы встретимся с наемниками… я не так хорошо говорю, чтобы обмануть настоящего квегца.

— Ладно, волноваться начнем, когда такое случится, — сказал Джеймс.

— Отлично, — Локлир закатил глаза.

— Мартин, вместо того чтобы изображать атаку, может быть, вы лучше сделаете вид, что преследуете нас, и загоните прямо в лапы врагу? — предложил Джеймс.

— Ты уверен, что это хорошая идея? — с любопытством приподнял бровь Мартин.

— Нет, но давай попробуем, — улыбнулся Джеймс.

Когда солнце зашло, до наемников на мосту донеслись крики бегущих людей. Трое мужчин — двое молодых и один пожилой — неслись к мосту, умоляя на квегском о помощи, а за ними сквозь туман были видны преследующие солдаты.

Джеймс первым добежал до моста. Он задыхался, лицо его перекосило отчаяние. Он показал назад и прокричал на квегском:

— Нападение!

— Держите мост! Мы приведем помощь, — крикнул второй молодой человек.

Предводитель наемников повернулся к троллю, который командовал его группой, и уже хотел спросить, что делать, когда над ним пролетела стрела и вонзилась рядом. Нырнув под ненадежное укрытие перил старого каменного моста, он сосредоточился на атаке эльфов и уже не обращал внимания на трех людей, промчавшихся мимо.

Джеймс не останавливался, но поглядывал через плечо. Мартин и эльфы делали все, что могли, чтобы убедить стражников на мосту, что это действительно была серьезная атака. Джеймс резко остановился и махнул Локлиру, призывая тоже притормозить и подождать Патруса. Старик явно выдохся.

— Ты в порядке? — спросил Джеймс.

Патрус кивнул.

— Просто не так быстр, как раньше. Дайте мне минутку, и продолжим, — он улыбнулся своей дьявольской улыбкой. Они подождали, пока старик переведет дыхание, и, когда он кивнул, поспешили дальше.

Они бежали туда, где, как считали, была спрятана рифтовая машина — к небольшой низине между двумя холмами. К ним навстречу устремилась группа моррелов, и Локлир крикнул им на квегском:

— На мост напали!

Предводитель высокий моррел с такими же, как у Гората, широкими плечами, одетый в меховой жилет с открытой грудью, — прокричал в ответ:

— Я не понимаю ваш собачий квегский язык.

Джеймс остановился и перевел дыхание.

— Я говорю и на общекоролевском, — ответил он, имитируя акцент. — На мост напали. Тролли отправили нас за подкреплением.

— Напали? — Моррел повернулся к одному из воинов и приказал ему отправиться к мосту. — Я Морэльф, сын Делехана. Я командую здесь, пока Делехан идет к Сетанону. Кому вы служите?

— Мы служим… — начал Джеймс.

— Скажи ему об эльфах, — перебил его Локлир, как они и репетировали.

— Об эльфах? — насторожился Морэльф. — Каких эльфах?

— С ними высокий человек с луком, который может попасть в цель с тысячи ярдов, — объяснил Джеймс.

— Длинный Лук! — воскликнул Морэльф. — Это может быть только Длинный Лук. Убить его будет для меня честью.

— А как он назвал второго? — обратился Джеймс к Локлиру.

— Калин, по-моему, — ответил тот.

— Принц Эльвандара тоже здесь? — Предводитель моррелов схватил Джеймса за отвороты рубахи и без труда приподнял над землей.

— Мы слышали это имя, — Джеймсу даже не надо было притворяться, что он испуган. — Принц Калин, он так сказал.

— Позовите мою стражу! Мы убьем эльфийского принца и его друга-человека. Я вырву им сердца! — Морэльф отпустил Джеймса, и тот свалился, больно ушибившись. — Где они?

— С западной стороны моста, — ответил Джеймс, сидя на пыльной дороге.

Шесть моррелов побежали к мосту.

— Я отправлю остальных вам на подмогу! — крикнул им вслед Джеймс.

— Не могу поверить, что у нас получилось, — в удивлении помотал головой Локлир, помогая Джеймсу подняться.

— У нас не очень много времени — только пока эта горячая голова не устанет гоняться по лесу за Длинным Луком и эльфами. Думаю, не больше получаса. Вперед!

Они снова побежали, и когда увидели вторую группу моррелов, охранявших поляну, Джеймс крикнул им:

— Морэльф приказал отправляться к западному мосту!

— Мы должны охранять машину, — ответил предводитель группы, по виду закаленный в боях ветеран. Он указал на рифтовую машину, и Джеймс вдруг понял, что стоит прямо перед ней. В вечернем сумраке он прошел бы между деревьев, ничего не заметив.

— Морэльф сказал, чтобы мы ее охраняли, — заявил Локлир.

Воин бросил на него скептический взгляд.

— Он просил передать, — вмешался Джеймс, — что квегские собаки справятся с охраной машины, а вам нужно отправиться на охоту за эльфами. Принц Калин и Мартин Длинный Лук напали на западный мост.

Эффект от его слов превзошел все ожидания. Моррелы тут же понеслись в сторону моста.

— Интересно, — сказал Джеймс, стоя около машины, — Калин знает, какой популярностью он пользуется у своих кузенов?

— Думаю, он догадывается, — отозвался Локлир и посмотрел на Патруса. — Ты можешь остановить эту штуку?

Стоило ему задать этот вопрос, как из ворот появилась еще одна группа из шести моррелов. Джеймс сразу же взял командирский тон:

— Нас атакуют с запада. Отправляйтесь на помощь Морэльфу!

Моррелы поспешили в том направлении, которое он указал.

— Однажды ты наткнешься на моррельского вождя, который тебе не поверит, — заметил Локлир.

— Дайте я посмотрю. — Патрус обошел машину — платформу шести футов в глубину и десяти футов по диагонали. Через нее могли свободно пройти два человека плечом к плечу, но не больше. — Им пришлось много чего сюда привезти, чтобы построить эту штуку, — заключил старый чародей. — Поэтому она такая маленькая.

— Та, которой пользовались цурани во время Войны Врат, была раз в шесть-восемь больше, судя по рассказам Аруты, — сказал Джеймс. — Они могли перемещать через нее даже телеги.

— Через эту тоже, наверное, можно переместить маленькую тележку, — сказал старик. — Так, давайте посмотрим, как ее можно отключить.

Он обнаружил несколько устройств, врезанных в ближайшую к нему деревянную колонну. Они были украшены драгоценными камнями. Он пробежался по ним рукой сверху вниз, и, когда коснулся второго снизу, электрический разряд сбил его с ног. Джеймс помог чародею подняться.

— Ну вот, кое-что я узнал, — сообщил Патрус.

— Что именно? — поинтересовался Локлир.

— Что лучше не трогать тот проклятый кристалл.

Он еще раз обошел вокруг машины, и когда снова приблизился к Джеймсу, появились еще шесть моррелов. Джеймс снова приказал им отправляться к Морэльфу, и они подчинились.

— Так ты можешь ее выключить? — нетерпеливо спросил Локлир. — Может, проще будет поджечь?

— Это, конечно, может сработать, — сказал чародей и понизил голос. — Но я сомневаюсь. Подобные магические устройства легко не горят. Дайте мне несколько минут, мальчики, чтобы получше изучить эту штуковину.

Джеймс и Локлир молча переглянулись. Слова были не нужны. У обоих мелькнула одна и та же мысль: у них может и не найтись этих нескольких минут.

Паг глубоко вздохнул.

— Оуин, тебе снова придется мне помочь. Мои магические силы возвращаются, но пока их недостаточно, чтобы перебросить нас в Сетанон. Придется тебе это сделать.

— Но я не знаю как, — возразил юноша.

— Знаешь, — твердо сказал Паг. — Ты знаешь почти все, что знаю я, просто еще не понял этого. А теперь расслабься и позволь мне управлять тобою, — он достал металлический шар.

С тех пор как Гамина объединила их сознание, Паг был в состоянии дотянуться до Оуина и помочь ему сфокусировать магию.

— Ты должен дотянуться до Сетанона. Он… там, — шептал чародей. Горат с интересом наблюдал за обоими. — Ты должен дотянуться и… Рифт! Я его чувствую! — Паг побледнел.

— Где, — спросил Горат.

— Рядом с Сетаноном. Вот где действуют Макала и его приспешники.

— Тогда мы должны отправиться туда, — встрепенулся Горат. — Если там Делехан и его союзники, то и я должен быть там.

Паг кивнул и положил руку Оуину на плечо.

— Закрой глаза и позволь управлять собой. Это то же самое, что шагнуть за дверь.

Оуин так и сделал. Перед его мысленным взором появилась дверь. Он почувствовал руку Гората поверх руки Пага и шагнул за порог.

И упал в пустоту.

Они просто рухнули на землю. А подняв глаза, увидели удивленно таращившего глаза Джеймса.

— Как ты это сделал? — повернулся Джеймс к Патрусу и тут же кинулся с протянутой рукой к Оуину и Пагу, чтобы помочь им встать. Локлир тем временем любезно подал руку Горату.

— Самое своевременное появление, какое я только видел, — провозгласил Джеймс. — Добро пожаловать!

— Спасибо, Джеймс, — ответил Паг и посмотрел на Патруса. — А это кто?

— Меня зовут Патрус, — буркнул старый маг, проходя мимо Пага и продолжая изучать машину.

— Это Паг, — представил Джеймс.

— Я знаю, — проворчал Патрус. — Видел его однажды издалека, когда он приезжал в Тимонс, чтобы найти чародеев для своей академии. Привет, Оуин.

— Здравствуй, Патрус. Как ты сюда попал?

— Долго рассказывать.

Еще одна группа моррелов появилась из рифтовой машины.

— Эльфы атаковали Морэльфа на западе. Вы должны ему помочь! — крикнул Джеймс.

Моррелы были дезориентированы после магического путешествия. Один из них перевел взгляд с Джеймса на Гората.

— Вы слышали? — крикнул Горат. — Бегом!

Темные эльфы убежали.

— Они появляются каждые пять минут, — сообщил Джеймс. — Не больше полудюжины за раз.

— Получается семьдесят в час, — вздохнул Локлир, — а Арута по крайней мере в нескольких днях пути. Мартин и несколько эльфов пытаются их отвлечь, и Гардан идет сюда с севера, но если мы не отключим эту штуковину, к завтрашнему дню здесь будет больше тысячи моррелов.

— Где Делехан? — быстро спросил Горат.

— По словам его сына, он в сопровождении почетного караула направляется в Сетанон, — сказал Джеймс.

— Тогда мы должны пойти туда!

— Сначала мы должны остановить эту машину, — возразил Джеймс.

— Я могу лишь помочь кому-то, — извиняющимся тоном произнес Паг, — у меня самого сил не хватит.

— Я готов! Командуй! — тут же откликнулся Оуин.

— Ты должен стоять здесь, мальчик, на безопасном расстоянии.

Патрус запрыгнул на платформу.

— Что ты делаешь? — спросил Паг.

— Ты знаешь, чародей, что такие вещи не обходятся без риска, — он улыбнулся Оуину. — Учись у него, мальчик. Он знает пару полезных трюков.

С этими словами старик прыгнул в ворота.

— Не так! — крикнул Паг.

Но вместо того чтобы, как ожидал Паг, отскочить, Патрус начал медленно входить в пространство между шестами машины. Его посох засветился, и с отчаянной решительностью старый маг крикнул:

— Ты знаешь, что надо делать, мальчик! Один из нас должен это сделать, а я стар и уже отжил свое. Помоги мне!

Паг схватил Оуина за плечо.

— Дай ему свою силу!

— Что? — недоуменно переспросил Оуин.

— Он может закрыть проход только изнутри. Дай ему силу! Быстро!

Оуин закрыл глаза и позволил Пагу вновь проникнуть внутрь. Он поднял руку, поток энергии пробежал от плеча к пальцам и, вырвавшись наружу, ударил в старого мага, который наполовину висел в воротах. Патрус закричал, и было неясно — это крик боли или триумфа. Затем серый туман мигнул и исчез, а в пространство между шестами ворвался яростный порыв ветра, сбивший всех с ног.

Джеймс первым вскочил и стал оглядываться вокруг.

— Где он?

— Его больше нет, — покачал головой Паг.

— Нет? — тихо спросил Оуин.

— Он знал, на что идет, — печально произнес Паг. — Однажды я тоже закрыл проход изнутри. Мне помогал Макрос Черный, и я чудом выжил.

— Он погиб как герой, — сказал Горат.

Оуин прикрыл глаза и на мгновение позволил боли овладеть собою. Патрус был его первым учителем, и хотя у этого не слишком деликатного старика была масса недостатков, юноша уважал его и восхищался им. Через некоторое время чародей из Тимонса вздохнул и поднялся.

— Не знаю, скоро ли вернутся Морэльф и его люди, — задумчиво проговорил Джеймс. — Но этот ветер для кого-то наверняка стал сигналом.

— Мы все равно должны уходить, — сказал Паг.

— Куда? — невесело усмехнулся Джеймс. — Не имею ни малейшего желания снова пробираться через расположениеморрелов. У меня уже не осталось в запасе никаких идей или трюков.

— Мы отправляемся в Сетанон, — заявил Паг и взглянул на Локлира и Джеймса. — Вы знаете зачем, и другие тоже скоро узнают.

— Если Делехан в Сетаноне, значит, и мне туда, — упрямо твердил Горат.

— Встаньте в круг, — велел Паг. Они взялись за руки. — Освободи сознание, Оуин, я поведу тебя.

Юноша так и сделал, и Паг начал мысленное руководство. Молодому чародею становилось все легче реагировать на указания Пага.

И вдруг они оказались в другом месте.

— Мы почти…

Внезапно непереносимая боль пронзила их, вскрикнул даже Горат. Могучий моррел увидел, что остальные лежат на холодной земле, потеряв сознание от болевого шока, а потом тоже погрузился в беспамятство.

20 Возмездие

Земля была влажной.

Паг оперся на локоть и увидел, что Джеймс и Локлир по-прежнему без сознания. Горат очнулся. Оуин сидел, сжимая голову руками.

— Что это было? — спросил он слабым голосом.

— Мы натолкнулись на какой-то барьер, — Паг закрыл глаза и почувствовал, как головная боль постепенно стихает.

Джеймс начал приходить в себя. Он медленно сел, моргнул и наконец сумел сфокусировать взгляд.

— Где мы? — спросил он.

Паг встал и осмотрелся.

— В старом дворе замка Сетанон, — он показал на обгоревшие ворота брошенной крепости. — Цель под нами.

— А как мы туда попадем? — спросил Горат.

— Прощупаем барьер и найдем место, через которое можно пройти в древние туннели под городом. Они не могли установить преграду везде.

— Почему не могли? — удивился Оуин.

— Потому что даже шестерым цуранийским Всемогущим не под силу поддерживать такой барьер день и ночь. Макала не знает, что мне удалось бежать с Тимириании. Так что этот барьер возвели для того, чтобы остановить нежданных посетителей. Значит, шестеро чародеев поддерживают его по очереди. В этом случае в нем могут найтись прорехи.

— Звучит логично, — подал голос очнувшийся Локлир. Сквайр поднялся на ноги и застонал.

— Скорее всего, с древними туннелями соединяется нижний уровень заброшенной крепости. Начнем искать оттуда.

— Попробую соорудить факел, — решил Горат.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил Паг Оуина, пока они ждали темного эльфа.

— Вымотанным и злым. А в остальном прекрасно. А ты?

Паг сложил ладони вместе и развел их на несколько дюймов. Синяя искра пробежала между ними.

— Мои магические силы медленно возвращаются. Возможно, эта задержка даже к лучшему, — он понизил голос. — Я не хочу, чтобы другие знали, но в случае столкновения с цуранийскими Всемогущими — даже если я буду на пике своей силы! — перевес будет на их стороне. Нам приходится рассчитывать только на хитрость и фактор неожиданности. Если мы сможем подобраться к кому-то из магов и втянуть его в обычную драку, ему не удастся сотворить заклинание. И в этом наше второе преимущество. Сама идея примитивной физической борьбы неприемлема для Всемогущих, которые считают себя едва ли не богами. Они привыкли к тому, что каждый их приказ выполняется беспрекословно, так что если они попытаются командовать нами, а не колдовать, у нас появится преимущество.

— Не хотел бы я встречаться с ними сейчас, — покачал головой Оуин. — Некоторые из твоих знаний проявляются в моем рассудке, и, кажется, я могу делать то, что вчера еще не умел, но все равно чувствую себя неуверенно.

— Тогда следуй моим указаниям.

Горат вернулся с факелами.

— Я нашел связку на заброшенном складе там, наверху. Еще я нашел это, — он бросил Локлиру что-то похожее на арбалет и колчан стрел.

— Грязный и не смазывался лет десять, — вынес заключение сквайр, осмотрев оружие. — Но не заржавел.

Он уперся концом лука в землю и поставил ногу на металлический хомутик, предназначенный для того, чтобы удержать оружие во взведенном состоянии. В отличие от тяжелых арбалетов, которые нужно было взводить, в этом легком луке достаточно было оттянуть тетиву.

— Что-то сомневаюсь я в тетиве.

Но старый арбалет взвелся с громким щелчком, и Локлир уложил стрелу в продольную лунку.

— Отойдите. Если тетива лопнет, кто-нибудь может пострадать.

Он прицелился в ближайшую дверь. Стрела с глухим стуком вонзилась в дерево. Локлир с одобрением погладил оружие.

— Похоже, сделан на века.

— Хочешь еще раз проверить? — спросил Джеймс.

— Нет, — мотнул головой Локлир. — Не будем испытывать судьбу. Если мне удастся сделать хотя бы один неожиданный выстрел, это может решить все.

Джеймс лишь кивнул. Паг осмотрел свой маленький отряд.

— Ну что ж, пошли, — сказал он.

— Погодите, — Паг поднял руку.

Они были глубоко под землей, в туннеле таком узком, что пройти мог только один человек. Горат задевал плечом то одну, то другую стену. Они обнаружили этот ход после нескольких лестничных пролетов, в конце древнего каменного туннеля под замком.

— Что случилось? — спросил Джеймс.

— Здесь, — чародей указал на пустую стену. — Если я правильно помню, дверь в нижний зал находится здесь.

Джеймс и Горат вытащили кинжалы. Остальные отступили, а они набросились на то, что, на первый взгляд, выглядело как ровная земляная стена. Вскоре и человек, и моррел вспотели. Их товарищи по обе стороны оттаскивали в сторону землю. Наконец кинжал Джеймса звякнул о камень.

— Кажется, это каменная кладка, — сказал Джеймс, счищая грязь.

— Отойди, — сказал Оуин и поднес поближе факел, при свете они разглядели старые кирпичи.

Горат, не обращая внимание на пламя факела, наклонился ближе.

— Похоже, ее не слишком трудно сломать, — он нажал на кирпич, и тот двинулся с протестующим скрежетом. — Отойдите подальше.

Когда все удалились на безопасное расстояние, Горат уперся обеими руками в стену и толкнул изо всех сил. С грохотом сначала один, за ним другой, потом сразу полдюжины кирпичей обрушились вниз. Горат сумел устоять на ногах и отклониться, когда целая секция стены рухнула. Туннель наполнился пылью, Локлир и Оуин расчихались.

Горат, не мешкая, выхватил из рук Оуина факел и шагнул в дыру. Паг и остальные последовали за ним. Зал был большим и пустым. На полу лежала многовековая пыль. Паг поднял руку, и с пальцев брызнул свет, озарив все вокруг.

Это была не природная пещера. Потолок украшала резьба, а на стенах виднелись рельефы с изображением драконов и восседавших на них существ в доспехах.

— Валкеру, — прошептал Горат с ужасом. — Раньше это было их место.

— Прежде чем мы пойдем дальше, я должен подготовить вас к тому, с чем мы столкнемся. Речь не только об опасности встречи с Шестерыми, но и о другом. Здесь неподалеку находится артефакт, известный как Камень Жизни. Он был создан валкеру как оружие в борьбе с богами во время войн хаоса. Я так и не понял принципа его действия, хотя изучал его, когда позволяло время, на протяжении девяти лет. Но я знаю точно: он предназначен для великого разрушения. Именно это и было целью Лжемурмандрамаса во время Великого Восстания десять лет назад.

— Лжемурмандрамаса? — На лице Гората было написано искреннее недоумение.

— Он был не моррелом, а пантатианским жрецом, с помощью темной магии изменившим истинную внешность, чтобы заставить твоих людей жертвовать жизнью ради его цели. Он забирал их жизненную сущность, чтобы потом использовать эту силу как ключ для активации Камня Жизни. Если бы он добился своей цели, боюсь, результатом стало бы уничтожение жизни на Мидкемии. Пустоши Тимириании показались бы садами по сравнению с голыми камнями, в которые превратился бы наш мир.

— Столько погибших из-за пантатианца! — Горат был вне себя.

— Я что-то не понимаю, — Оуин тоже выглядел растерянным. — Как может священник или даже чародей активировать нечто, что было оружием против богов? Раз валкеру больше нет, значит, и секрет Камня Жизни ушел вместе с ними?

— Нет, — вздохнул Паг. — Души валкеру заточены в этом камне, и возможно, воздействие на него освободит их. Хотя у них нет тел, энергии их объединенного сознания будет достаточно, чтобы использовать Камень Жизни. Мы не знаем точно как, но и не можем рисковать, проверяя.

— Значит, Макала хочет нас уничтожить? — спросил Локлир.

— Он не настолько безумен, — возразил Паг. — Но он слепо предан Империи и уверен, что Королевство хранит оружие уничтожения, которое однажды может быть применено против его народа. Он отчаянно хочет раскрыть секрет оружия и либо найти средство защиты от него, либо создать такое же для цурани, чтобы они могли говорить с Королевством с позиции силы.

— Какая глупость! — воскликнул Горат.

— Может, он и недалек в том, что касается восприятия вселенной, — заметил Паг, — но зато могущества и сильного магического дара у него не отнять. Когда я в форме, он не может мне противостоять, но в таком состоянии, как сейчас, я слабее. Поэтому мы должны сначала избавиться от его шестерых компаньонов, а потом схватиться с ним — Оуин и я, вместе, — он посмотрел на Гората и Оуина. — Я доверил вам двоим — моррельскому вождю-дезертиру с Севера и младшему сыну восточного дворянина — важную тайну. Только члены королевской семьи и те, кто принимал участие в битве за Сетанон, как Локлир и Джеймс, знают секрет Камня Жизни.

— Я скорее умру, чем раскрою ее кому-либо, — торжественно провозгласил Горат.

Оуин смог лишь кивнуть.

— Теперь следуйте за мной.

Паг повел их по длинному залу, который когда-то был верхним входом в большой подземный город.

— Города на севере — Сар-Саргот и Сар-Исбандия — были построены грамрелами в подражание этому месту. Раньше оно называлось городом Друкен-Корина.

— Это имя встречается в наших преданиях, — вспомнил Горат. — Даже валкеру считали его безумным.

— Но именно он убедил их отдать свою сущность Камню Жизни.

Туннель, по которому они шли, был очень просторным.

— Почему он такой большой? — недоумевал Оуин.

— Ты когда-нибудь видел маленького дракона? — улыбнулся Паг.

— Нет.

— Здесь достаточно места для дракона, а валкеру летали на очень больших.

Они подошли к огромным дверям. Древнее дерево было таким же крепким, как закаленная сталь. Петли размером с человека окаменели за века. Но между створками дверей оказалось достаточно места для прохода, и путники вступили в огромный зал.

Внезапно Горат стремительным движением выхватил меч. Прежде чем Оуин или Паг успели произнести заклинание, посредине пустой комнаты лежали два мертвых гоблина.

— Значит, мы уже близко, — заключил Паг.

— И Делехан тоже близко, — добавил Горат.

— Макала использует его, — сказал Паг. — Но не думаю, что он раскрыл эльфу секрет Камня Жизни. Никто из моррельских колдунов не смог бы переместить его сюда. Значит, он нашел путь с поверхности.

— Не думаю, что в таком сооружении всего один вход, — покачал головой Горат.

— Конечно, — согласился Паг. — Макала может перемещаться с помощью магии, если точно знает куда. Но первый раз кто-то должен был привести его в это место.

— Наго, — догадался Горат. — Он был на Юге за год до того, как началось это безумие. Если мы заставим Макалу говорить, я уверен, что выяснится — именно Наго показал твоему цурани вход.

— Догадки будем строить потом, — сказал Паг. — Как бы они ни встретились, они обнаружили немало причин для сотрудничества в этом деле, — Паг уставился в сумрак комнаты, как будто пытаясь что-то разглядеть. — Боюсь только, что Макала использует Делехана так же, как фальшивый Мурмандрамас использовал твоих людей, Горат. Он отправляет твой народ на смерть в сражениях с моими людьми, чтобы удержать армию принца вдали от этого места.

Они снова двинулись вперед, но Паг вдруг остановился.

— Подождите, — он вытянул руку. — Оуин, иди сюда.

Юноша подошел к Пагу и тоже вытянул руку. Он почувствовал ладонью легкое щекотание — энергию.

— Это барьер?

— Да, — ответил Паг. — Это то, на что мы наткнулись, когда я пытался перенести нас в зал уровнем ниже.

Паг провел руками сначала вправо, потом влево и через минуту удовлетворенно сообщил:

— Это сфера. Мы должны двигаться по окружности, пока мы не найдем тех, кто создал ее.

Они прошли по кругу налево, пока не уперлись в стену, потом вправо и тут заметили в глубине дверь.

— Попробуем? — предложил темный эльф.

Они вошли в туннель и двинулись вниз, под землю.

Магия в комнате была настолько сильна, что даже Джеймс с Локлиром почувствовали ее — у них мурашки побежали по коже.

— Что это за место? — тихо спросил Джеймс.

— Сокровищница, — объяснил Паг. — Одна из многих. Ничего не трогайте. Некоторые из этих предметов магические, и я не знаю, каковы могут быть последствия их случайной активации.

— А что это? — Оуин указал на большой охотничий рог со странными руническими символами.

— Буквы мне знакомы, — оживился Горат. — На их основе мы создали свою письменность. Это язык валкеру.

— И что здесь написано? — спросил Оуин.

— Это рог тирана Долины ветров.

Паг пытался вспомнить, кто это, и пожалел, что рядом нет Томаса: уж он-то подсказал бы.

— Здесь хранится награбленное, — продолжал Горат. — Военные трофеи. — Он обвел взглядом покрытые пылью драгоценности, золото и многие другие вещи — как знакомые, так и чужие.

Оуин вытянул руку над охотничьим рогом.

— Паг, проверь его, пожалуйста.

Паг дотронулся до рога и поднял его.

— Он излучает магию, — тихо произнес чародей.

Внезапно Паг вспомнил, или же эти воспоминания передались ему магическим путем. Он уронил рог, будто обжегшись.

— Алгон-Кокун! Убит Ашен-Шугаром. Томас бы вспомнил. Это охотничий рог, который… — Его глаза расширились. Он поднял рог и повесил Оуину на плечо. — Если он еще действует, это поможет нам уравнять шансы, — Паг осмотрелся. — В Сетаноне много вещей, которые я так и не успел изучить. Я столького еще не знаю!

— Но мы точно знаем, что где-то там, впереди, Макала, и мы должны его остановить, — решительно произнес Оуин.

Паг кивнул и вышел из старинной сокровищницы. Остальные последовали за ним по длинному коридору.

Впереди появился небольшой, хорошо освещенный зал. Горат потушил факел, а Паг, желая поберечь энергию, перестал использовать магический огонь. Он чувствовал, что знание полностью к нему вернулось. И способности Оуина возросли многократно с тех пор, как юноша встретил Локлира несколько месяцев назад. Но им предстояла встреча с семью Всемогущими с Келевана — Макалой и шестью его помощниками.

Они подошли к залу. Горат осторожно выглянул за угол и тут же спрятался обратно. Он поднял три пальца и показал на Пага и Оуина. Те понимающе кивнули. В комнате находились два чародея со слугой или стражником. Паг мучительно размышлял, как поступить со своими бывшими собратьями. Он был почти уверен, что Макала рассказал им не все. Но даже если и открыл все, рассказ предателя не был правдой, а лишь отражал его искаженное представление.

И все же, наконец решил для себя Паг, они согласились помочь Макале, и в результате повинны в гибели нескольких тысяч людей, моррелов, троллей и гоблинов. И поэтому должны понести наказание. Паг указал на себя и качнул головой влево. Потом указал на Оуина, и качнул вправо. Затем показал на арбалет Локлира и поднял три пальца, обозначая третьего человека. Он на мгновение поднял руку и, когда все кивнули, махнул и бросился в комнату.

Когда сидевшие в комнате подняли глаза, Оуин и Паг уже читали свои заклинания. Двое чародеев были одеты в черные балахоны, а третий оказался воином-моррелом.

Локлир поднял арбалет, вдохнул, задержал дыхание, прицелился и спустил тетиву. Стрела пролетела через комнату и, попав моррелу в грудь, отбросила его к противоположной стене. Он ударился и сполз вниз, оставляя на кирпичной стене алый след.

Цурани не шевелились — они не привыкли к опасностям и неожиданным сюрпризам. Два обездвиживающих заклинания ударили в них, и оба застонали от боли. Горат вытащил меч, чтобы убить обоих чародеев.

Все было кончено через несколько секунд.

Паг осмотрелся, поднял руку, призывая к тишине, и прислушался, не поднялась ли тревога. Все было тихо.

— Остаются четверо и Макала, — сказал он.

— Похоже, это спальня, — Джеймс показал на два матраса на полу. — Здесь они отдыхают, пока их собратья поддерживают барьер вокруг Камня Жизни.

Паг закрыл глаза и прислушался к ощущениям. Он уловил вдали знакомое присутствие, потянулся туда, но не смог установить контакт.

— Еще рано, — прошептал чародей.

— Что рано? — На лице Джеймса проступила усталость.

Паг посмотрел на него, потом на Локлира.

— Вы отдыхали с тех пор, как покинули Северный Форт?

— Жрец-лекарь Аруты дал нам порошок. Мы принимали его перед сном и просыпались через несколько часов свежими и бодрыми.

— Такие порошки помогают короткое время, но когда все закончится, вам придется отдыхать несколько дней. Будьте осторожны. Ваши ощущения притупились, и реакция не такая быстрая, как вы думаете.

— Если он пытается убедить нас, что мы устали, — взглянул Локлир на Джеймса, — то это для нас не новость.

Джеймс улыбнулся и потрепал друга по щеке:

— Он просто советует нам не быть слишком самоуверенными.

— Самоуверенный Джимми Рука? Всемогущие небеса! — иронично ответил Локи.

— Пошли, — поторопил сквайров Паг. — Барьер создан не с помощью обычного заклинания. Он похож на тот барьер, которым окружил меня тимирианийский бог.

Они прошли по коридору и попали в очередной большой зал. В отдалении двигались неясные фигуры. Паг знаком велел своим спутникам рассредоточиться.

Внезапно свет озарил помещение.

К ним приближались два человека в черном.

— Мы ждали тебя, Миламбер, — разнесся по всему залу голос.

— Не стой у меня на пути, Затапек. Макала обманул вас. Вы уже по колени в крови невинных. Остановитесь, пока не утонули.

— Макала — не единственный в Ассамблее, кто убежден, что ты, Миламбер, не настоящий Всемогущий и гораздо больше заботишься об интересах своей родной нации, нежели о благополучии Империи. Иначе зачем ты прятал от нас это могущественное оружие?

Второй чародей встал рядом с Затапеком и опустил посох, нацелив его на Пага как оружие. Позади Пага раздался щелчок арбалета, и второй чародей пошатнулся. Из плеча его хлестала кровь, а рука была почти оторвана от тела. Он закричал от страшной боли, и Затапек тут же отреагировал.

Всемогущий цурани поднял обе руки, с них сорвался каскад синей энергии и ударил в Пага. Тот почувствовал, как каждый мускул парализовало, он словно окаменел и рухнул на пол.

Оуин не мешкал. Большой огненный шар сорвался с его рук и полетел к Затапеку. Но цуранийский маг был наготове и, повернув левую руку, создал вокруг себя защитное поле, ударившись о которое пламя осыпалось искрами на каменный пол.

Единственным преимуществом было то, что цурани потерял контроль над заклинанием, удерживающим Пага. Энергия исчезла, и дрожащий Паг начал постепенно приходить в себя.

Оуин не знал, что делать. Он закрыл глаза и доверился своим инстинктам. Вытянув руку и произнеся заклинание, состоявшее из одного слова, молодой чародей направил на Всемогущего вихревой столб. Сначала Затапек ничего не увидел и готовился к очередной энергетической атаке, а когда понял, что происходит, было уже поздно. Сильнейший удар отбросил его на двадцать футов.

Горат подбежал к нему, и последнее, что увидел ошеломленный цуранийский маг, — возвышавшуюся над ним фигуру темного эльфа с мечом в руке. Одним ударом Горат прикончил Всемогущего.

Оуин поспешил к Пагу и увидел, что тот еще страдает от побочных эффектов брошенного в него заклинания. Чародея трясло, лицо перекосила гримаса боли, зубы были сжаты, а губы искривились в неестественной улыбке.

— Можешь ему помочь? — озабоченно спросил Локлир.

— Не знаю.

Оуин дотронулся до Пага, и по пальцам ударила боль. Но вместо того чтобы отдернуть руку, он сосредоточился на боли и ощутил энергию. Вытянув руку, он направил магическую силу в пол, и внезапно она исчезла.

Паг потерял сознание на несколько минут. Потом глубоко вдохнул, почти всхлипнул, и с облегчением выдохнул.

— Паг! — позвал его Джеймс. — Ты меня слышишь?

Чародей слегка кивнул.

— Помоги мне, пожалуйста, — медленно произнес он, с трудом ворочая все еще непослушным языком.

С помощью Джеймса Паг поднялся. Его ноги дрожали, и Джеймсу пришлось поддерживать чародея.

— Если я буду двигаться, это пройдет.

— Надеюсь, — откликнулся Оуин и признался: — За эту минуту я видел больше магии, чем за всю свою жизнь.

— Ты отлично справился. И хорошо, что доверился инстинктам. Если и дальше будешь так делать, то магия, которую получил от меня, послужит нам обоим.

Паг уже не нуждался в поддержке Джеймса. Казалось, силы возвращаются к нему с каждым шагом.

— Осталось двое. По крайней мере один из них должен поддерживать барьер. А может быть, и оба. Если мы найдем и нейтрализуем их, блокирующее Камень Жизни заклинание исчезнет, и мы доберемся до Макалы.

Он осмотрелся. Всемогущий, в которого выстрелил Локлир, умер от потери крови.

— За этими дверьми еще одна сокровищница. В ней есть полуразрушенная стена — результат чудовищной схватки много лет назад. Эта дыра — проход в зал, где хранится Камень Жизни.

— Значит, оба цуранийских хранителя и Макала тоже за этими дверьми, — Горат нетерпеливо топтался на месте.

— Идем, — Паг медленно двинулся к двери, мимоходом взглянув на партнера Затапека, молодого Всемогущего, который был ему незнаком. «Должно быть, он еще ходил в учениках, когда я жил на Келеване», — подумал он. Жаль. Мертвый чародей смотрел пустыми глазами на старинные камни чужого мира. Бессмысленная смерть.

Возле двери Паг дал знак остановиться. Он настроился на внутреннее зрение и увидел двоих Всемогущих. Они еще не обнаружили присутствие чужаков и изо всех сил поддерживали барьер.

Делехан и его колдуны тоже где-то неподалеку пытаются найти эту пещеру, чтобы освободить Мурмандрамаса, если действительно верят, что он жив, или, по крайней мере, предъявить право на его власть. В любом случае, если появится Делехан или Макала попытается активировать Камень Жизни, все усилия окажутся напрасны.

Паг сделал шаг назад и закрыл глаза.

— Я звал тебя, но не мог дотянуться, — послышался в голове его знакомый голос.

— Оракул, — произнес чародей, взглянув на Оуина.

— Мы попытаемся убрать барьер и освободить тебя, — послал он сообщение дракону.

— Черноризцы пробрались сюда ночью и напустили туман, который усыпил моих слуг и ослабил меня. Потом изолировали меня с помощью заклятия, которое я не смог разрушить. Неспособность видеть собственное будущее ослепила меня. Когда-нибудь я стану свободен, но пока я лишь тень того, кем был раньше.

Паг знал, каким могущественным был Оракул Аала. Макала прекрасно подготовился. Его нельзя недооценивать.

— Макала — безрассудный и упрямый, но, по меркам его людей, не жестокий. Если бы он хотел тебя убить, ты уже был бы мертв. Скорее всего, он просто хотел на время вывести тебя из игры. Я думаю, никаких опасных повреждений тебе не нанесли.

— Мы должны устранить тех двоих как можно скорее, — сказал Паг Оуину.

— А ты сможешь? — спросил Оуин.

— Я должен, — он повернулся к Джеймсу, Горату и Локлиру. — Они готовы к магической атаке, но не ожидают нападения обычного, физического. Как только мы войдем в эту дверь, бегите за нами, но держитесь в стороне, чтобы не попасть под магический удар. — Он обратился к Горату: — То, что ты увидишь за барьером, удивит и шокирует, но не пугайся. Это великий дракон, но не такой, какие были раньше в Мидкемии. Это Оракул Аала, и нужно охранять его от Делехана или любой другой угрозы, пока он не соберется с силами. Если Макала победит меня, то он — наша единственная надежда.

— Я понял, — кивнул Горат и посмотрел на Локлира с Джеймсом. — У меня отличные напарники. Мы будем охранять дракона, пока вы вдвоем не уберете чародеев.

Оуин направился к двери, но Паг остановил его.

— Есть одно заклинание, которое может дать нам время для подготовки к схватке с Макалой. Когда барьер исчезнет, он поймет, что его соратники пали.

— Какое?

— Если они устали и ослабли, можно применить заклинание, которое сделает их невосприимчивыми. Если получится, то они будут продолжать поддерживать барьер еще несколько минут. Этого нам достаточно, чтобы пересечь зал и добежать до большой дыры в стене между этим залом и следующим — ведь для встречи с Макалой нам надо переместиться во времени.

Оуин кивнул и на мгновение прикрыл глаза.

— Я знаю, о каком заклинании ты говоришь. Оно несложное.

— Если мы выживем, — усмехнулся Паг, — напомни мне, чтобы я рассказал тебе, как долго я изучал его!

Они шагнули за дверь. Оба цуранийских Всемогущих были наготове. Они продолжали поддерживать барьер, распределяя энергию так, чтобы один создал преграду для Пага, а второй сотворил огненный шар.

— Осторожно! — крикнул Оуин, отклоняясь в сторону.

Цурани были готовы встретиться с Пагом, но не ожидали увидеть второго чародея. Паг и Оуин одновременно произнесли заклинание, которое захватило усталое сознание цуранийских магов, ошеломив их, подобно удару молота.

Паг побежал, Оуин за ним. Всемогущие стояли без движения, неспособные что-либо предпринять. Потом оба рухнули на пол.

Барьер исчез, и на другом конце зала возникла комната. Даже зная, что сейчас перед ним предстанет дракон, Оуин был поражен: это было самое большое существо, какое он когда-либо видел. Голова размером с фургон лежала на камнях. Но особенно поразила Оуина кожа дракона, инкрустированная драгоценными камнями. Тысячи бриллиантов покрывали все тело от носа до хвоста и даже крылья. А между ними тут и там сверкали рубины, изумруды и сапфиры. Глаза гиганта были прикрыты, а между изогнутыми в волчьей улыбке губами виднелись зубы размером с лезвие меча.

— Спасибо, чародей.

Паг увидел цуранийское устройство, которое создавало барьер. Это были крошечные осколки кристалла.

— Теперь ясно, почему Макале так нужен был тот рубин, — произнес он, осмотрев их. — Это те камни необычного происхождения, о которых ты говорил, Оуин. Они являются источником силы для этого устройства, а Шестеро отвечали за то, чтобы оно действовало. Я знал, что обычная магия не повлияла бы на Оракула. — Чародей обратился к дракону: — Горат и остальные будут охранять тебя, пока мы с Оуином займемся Макалой.

— Поспешите, он не ведает, что творит.

Паг и Оуин побежали к дыре в стене, которая появилась в результате борьбы дракона с одним из самых ужасных существ — Повелителем Страха — в момент высшей точки в сражении, которое решило исход Великого Восстания и стало концом для Мурмандрамаса, угрожавшего Королевству.

Паг резко остановился. Он думал, что комната пуста и он сможет переместить себя и Оуина во времени, чтобы оказаться в одной фазе с Камнем Жизни. Но он ошибался.

— О боги! — воскликнул он. — Макала перенес Камень Жизни сюда!

Цуранийский Всемогущий стоял перед большим изумрудно-зеленым камнем высотой почти в человеческий рост. Сверху из камня выступал золотой меч с белой рукоятью из слоновой кости. На рукояти был вырезан золотой дракон.

Черноризец обернулся.

— Миламбер, я поражен. Я был уверен, что даже ты не сможешь пройти через мою защитную систему. Надеюсь, Затапек и остальные не страдали напрасно, пытаясь тебя остановить?

— Они погибли как верные цурани, с честью и достоинством, не подозревая о твоей преступной двуличности, — Паг едва сдерживался.

— Не говори мне о двуличности, Миламбер! Ты принес клятву верности Империи, но скрыл от нас факт существования этого страшного артефакта! — Макала сделал шаг к Пагу и Оуину. Он уже почти кричал. — Десять лет назад ты ввязался в сражение, чтобы изгнать Врага из наших миров, как ты сказал Ассамблее. Хочокена и Шимон поверили этой лжи. Сыновья лучших цуранийских домов сложили головы в чужом мире ради великой цели. Но ты отказался объяснить нам, почему этот город так важен и почему мы должны проливать здесь кровь цурани, — он заговорил тише. — Когда я пришел к тебе, ты не ответил на мои вопросы и был уклончив. Тогда мне пришлось докапываться до истины самому, и я нашел это место с его ловушками, магическими преградами и этим великолепным существом в соседней комнате. Все для того, чтобы держать меня и других, кто тебе еще не служит, подальше от этого, — он показал на Камень Жизни. — Твоей главной целью не было прогнать Врага из этого мира! Ты стремился спрятать этот камень и беречь его до того дня, когда почувствуешь необходимость использовать его против своих врагов, возможно, против Империи Цурануани!

— Ты сам не веришь в то, что говоришь, — вздохнул Паг.

— Я верю и я сделаю все, чтобы этот день никогда не настал. Я уже почти понял, как использовать этот предмет. Как только разберусь окончательно в его сущности, я заберу его в Священный Город, где он будет храниться до тех пор, пока не понадобится Империи для защиты.

— Паг, он сошел с ума, — пробормотал Оуин.

— Мальчик, — обратил на него внимание Макала, — этот разговор не для детских ушей. — Он нетерпеливо махнул рукой, и Оуин отлетел назад как от удара. В последний момент он понял, что это вариант заклинания, которое он сам использовал, чтобы отбросить Затапека, и сумел закрыться от серьезного удара, но все равно больно стукнулся о камни, и на несколько мгновений из него будто вышибло воздух.

— Ты паршивый пес, Макала. — Голос Пага звенел от ярости. — Я пригласил тебя в свой дом, а ты предал меня и мое доверие. Ты использовал мою дочь как пешку в своей игре и подверг ее смертельной опасности. Только за это ты уже заслужил смерть. Но ради того, чтобы ты мог сюда добраться, погибли тысячи!

— Тем более важно, Миламбер, чтобы я добился своей цели. Иначе их смерть будет напрасной. Когда этот артефакт окажется в императорском дворце, можно будет сказать, что они пали ради блага Империи.

Паг собрал последние силы. Он знал, что стоит лицом к лицу с одним из самых одаренных членов Ассамблеи.

— Я не буду сражаться с тобой, Миламбер. — Макала отступил на шаг. — Я видел, как ты один уничтожил великую арену в Кентосани. Я знаю, что не могу равняться с тобой, даже когда ты в ослабленном состоянии, — он слегка повернул голову и подал рукой сигнал.

Из тени появились две большие серые фигуры с огромными крыльями.

— Открыв Тимирианию, я нашел одну полезную вещь — посох древнего жреца Рлинн Скрр, — сообщил Макала. — С его помощью я могу управлять этими существами. Убейте их, — приказал он элементалям.

Паг быстро повернулся к Оуину:

— Я могу сразиться с одним, ты — с другим, но нам не одолеть их обоих и Макалу. Подуй в рог!

Оуин не мешкал ни минуты и поднес рог к губам. Он дунул, и в воздухе раздался громкий жалобный звук, похожий на собачий вой. По залу пронесся холодный ветер — неестественный, явно древнего магического происхождения. Внезапно рядом с Оуином появились две огромные охотничьи собаки с устрашающими челюстями и зубами размером с кинжал. У них были красные глаза, а на шеях ошейники с железными шипами. Собаки замерли в ожидании.

— Скомандуй им, Оуин! — крикнул Паг.

— Что?

Паг развернулся к Оуину, и молодой чародей увидел в его глазах ярость и ненависть.

— Макала! — крикнул он.

Оуин поднялся и протянул руку в сторону опешившего цуранийского чародея.

— Фас! — скомандовал он.

Собаки бросились вперед. Паг повернулся к одному из воздушных элементалей и, почерпнув из глубины силу, применил заклинание, которое использовал прежде, на Тимириании. Как и тогда, вращающиеся разноцветные энергетические искры окутали существо, и оно будто приросло к полу, издавая душераздирающие вопли.

Оуин навел чары на другого, и тот тоже замер на месте.

Затем они сосредоточили внимание на Макале. Цуранийский Всемогущий установил магический щит, чтобы не подпустить к себе огромных псов, которые теперь толкались около границ щита, пытаясь проникнуть сквозь него или как-нибудь обогнуть. Макала отступил, собаки приблизились к нему. В такой ситуации он был слишком занят и не мог использовать магию против Пага или Оуина.

Паг обошел вокруг Камня Жизни и оглядел его, чтобы убедиться, что артефакту ничто не угрожает. Он вознес хвалу богам — похоже, Макала еще не приступал к воздействию на камень.

Затем Паг повернулся к Макале, который по-прежнему пытался избежать нападения псов. Они не могли достать цуранийского чародея, но их атаки не давали ему покоя.

Паг подошел и встал недалеко от одной из огромных собак.

— Макала, — прокричал он, — ты предал меня, мою семью и свое братство из-за этой бессмысленной, слепой приверженности мифическому цуранийскому идеалу. Ты даже не побеспокоился о том, чтобы понять, что действительно хорошо для Империи. Если бы ты хоть что-нибудь понимал, то знал бы, что твой поступок подверг Империю самому большому риску в ее истории, с тех пор как Враг вел народы через золотой мост. Тысячи погибли из-за твоего высокомерия и тщеславия. За все это ты приговариваешься к смерти.

Махнув рукой, Паг сотворил заклинание и с его помощью уничтожил защитное поле Макалы. Цуранийский маг лишь в последний момент понял, что произошло, и завопил: «Нет!» Затем на него набросились собаки и начали рвать на кусочки.

Он умер быстро, но псы продолжали рвать его тело.

Оуин приблизился, когда двое воздушных элементалей исчезли из виду, и сказал:

— Именно этого он и заслуживал.

— Отзови собак, — попросил Паг.

— Стоп! — крикнул Оуин, и псы остановились. Он повернулся к Пагу: — Что мне с ними делать?

Тот печально покачал головой.

— Думаю, тебе стоит отправить их туда, откуда они пришли.

Оуин снова подул в рог, и собаки исчезли.

— Владеть такой силой ужасно, — проговорил юноша, опуская рог.

Паг положил руку Оуину на плечо.

— Любая сила ужасна, если ею пользоваться бездумно. — Он взглянул на изуродованный труп. — Когда-то он обладал великим могуществом и влиянием. Но злоупотреблял и тем и другим. И вот что с ним стало. Всегда помни об этом.

— Обязательно, — согласился Оуин. — Вообще-то мне кажется, я не создан для того, чтобы быть чародеем.

Паг чуть не засмеялся.

— Создан или нет, но я не думаю, что ты сможешь этого избежать. У тебя огромная магическая сила.

— Да я просто мальчик, который научился некоторым вещам от тебя и Патруса.

— Больше, — покачал головой Паг. — Когда мы соединили наши сознания, ты получил немало из моего опыта. Кое-что из этого будет долгие годы покоиться в бездействии, но многое будет невольно приходить к тебе. Что бы ты ни думал о своей дальнейшей жизни по возвращении к отцу, ты будешь одним из самых одаренных магов в мире.

— Мне необходимо время, чтобы привыкнуть к этому. Я…

Их разговор был прерван звоном мечей и криками из соседнего зала.

— Чародей, — почувствовал Паг мысли дракона, — я не могу остановить их. Я все еще слишком слаб.

Паг повернулся к проходу между залами и увидел, как кто-то бежит по нему. Сначала он подумал, что это Горат, но потом понял, что это другой моррел. Однако было уже слишком поздно.

Темный эльф направил на Пага с Оуином посох, заряд энергии пересек комнату и ударил по ним обоим. Паг с такой силой был отброшен к стене, что у него потемнело в глазах, а Оуин почувствовал, что удар выбил весь воздух из его легких.

Он увидел, что кто-то нанес моррелу удар сзади, и заметил Локлира, который ворвался в зал. Ударив колдуна, Локлир резко отскочил в сторону, уходя от меча очередного моррела.

Комната превратилась в поле битвы. Локлир бился с воином-моррелом, а Джеймс пытался добраться до второго волшебника, который отбивался от него таким же посохом, как тот, от которого пострадали Паг и Оуин.

Оглушенный, Оуин попытался сконцентрироваться и помочь соратникам, но не мог сосредоточиться.

— Как я от всего этого устал! И как болит спина! — пожаловался он Пагу, помогая ему подняться.

— Что? — недоуменно переспросил Паг, еще не вполне придя в себя.

Горат сражался с Делеханом. На вожде моррелов был черный шлем, который Паг когда-то видел на Мурмандрамасе, и черные доспехи с драгоценными камнями на кирасе.

Вдруг Горат замешкался и оступился, и Делехан сильно ударил его по лицу свободной рукой, отбросив вождя арданьенов назад. Тот упал и растянулся на полу.

Увидев растерзанное тело Макалы, Делехан удовлетворенно ухмыльнулся. Затем он обратил свой взгляд на Камень Жизни.

Паг понял, что не сможет оказаться там быстрее, чем самозваный предводитель моррелов. Макала был опасен из-за того, что он знал, а Делехан — из-за того, что не знал. Он увидел золотой меч и вытаращил глаза.

— Валкеру! — возопил он. — Это меч для короля!

Он бросился к камню, но Горат прыгнул ему на спину и вцепился в шею, пытаясь задушить.

Делехан схватился за рукоять меча, и внезапно звенящий звук наполнил пещеру. Глаза вожака моррелов вылезли из орбит, и он начал издавать булькающие звуки, но не из-за того, что его душил Горат. Какая-то могущественная сила пыталась высвободиться из него.

Меч начал выходить из камня, и Горат, оставив попытки убить Делехана, схватил рукоятку и попытался воткнуть меч обратно.

Паг покачал головой.

— Что нам делать? — спросил Оуин.

— Горат, оставь его! — крикнул Паг.

— Не могу, — ответил Горат. — Иначе он вынет меч.

Оба моррела снова схватились, их мышцы раздувались от огромных усилий, глаза Делехана почти вылезли из глазниц, лицо покраснело, а пот стекал ручьями.

Внезапно его черты исказились, и стало казаться, что теперь его лицо принадлежит кому-то другому.

— Он превращается! — крикнул Паг.

— Мы должны остановить его! — сказал Оуин.

— Не прикасайся к нему! — прокричал Паг сквозь нарастающий шум.

— Мы должны помочь ему!

— Мы не сможем, — сказал Паг. — Помоги мне. Придется уничтожить их обоих.

— Я не могу! — У Оуина перехватило дыхание.

— Ты должен, — вмешался Горат. — Древние силы пытаются овладеть мной. Спаси мой народ, Оуин. Спаси меня.

Оуин кивнул, и его глаза наполнились слезами. Он поднял руки над головой и очертил ими сложную фигуру. Паг повторил его движения, а затем они оба указали на моррелов, сошедшихся в смертельной схватке.

Энергетический заряд вырвался из рук чародеев, и луч горячего белого света достиг двух темных эльфов. На мгновение они утонули в ослепительном сиянии, таком ярком, что противник Джеймса отвернулся, и сквайру удалось подступиться к нему и вонзить кинжал в грудь колдуна. Джеймс развернулся к свету, но тут же вынужден был отвернуться, не в силах смотреть на столь яркое сияние. Прикрывая глаза рукой, он подобрался к моррелу, с которым бился Локлир, и ударил его в затылок. Тот застыл на мгновение, и Локлир тут же прикончил его.

Две фигуры в центре сияния издали слабый стон и исчезли. Мгновением позже свет померк.

Камень оказался нетронут, и меч остался на своем месте.

В зале воцарилась тишина, и четверо присутствующих в комнате опустились на пол, истощенные и обессиленные.

Оуин плакал.

— Мне кажется, я понял, — тихо произнес Паг.

— Что случилось? — спросил Локлир. — Я ничего не вижу.

— Горат? — позвал Джеймс, оглядывая зал.

— Он спас нас всех, — сказал Паг.

— Да… Такого моррела больше не будет, — с горечью в голосе произнес Джеймс.

— Иногда он был несговорчивым, — вздохнул Локлир, садясь, — но он был… другом.

Паг замер в оцепенении.

— Думаю, я мог бы проспать неделю, — вдруг сказал он.

— Не расслабляйтесь, мой герцог Звездной Пристани, у нас еще есть дела.

— Дела? — переспросил Паг.

— Неужели ты забыл, — начал Джеймс, — что камень должен быть доставлен на место? Забыл, что армия моррелов все еще в Сумрачном лесу, а стражники Делехана окружают нас?

— Пытаюсь вспомнить, — слегка скривился Паг.

— Если они появятся сейчас, — слабым голосом произнес Оуин, — я — мертвец. Не могу даже пальцем пошевелить.

— Что ж, — сказал Локлир, — если мы должны пережить все это, то я бы не хотел умереть из-за того, что слишком устал и не могу защитить себя. Вы, чародеи, в состоянии соображать?

— Я в состоянии, — ответил Паг. — Помогите мне встать.

— Что ты собираешься делать? — спросил Джеймс, подняв его на ноги.

— Используя все оставшиеся силы, друзья мои, — начал Паг, — мы устроим небольшое представление.

Локлир недоуменно заморгал.

— Я схожу с ума. На мгновение мне показалось, что ты предложил устроить представление.

— Именно это я и сказал, — подтвердил Паг. — Идем со мной.

Трое усталых, ничего не понимающих людей переглянулись, а затем последовали за невысоким человеком в черном балахоне.

Морэльф был в ярости. Он сражался с принцем Калином и Длинным Луком уже два дня, но никак не мог приблизиться к ним. В горах у моррелов было некоторое преимущество, но здесь, в густых лесах, эльфы и их проклятые друзья люди одерживали верх.

Лишь одно было хорошо — направление битвы, ведь они приближались к Сетанону. Морэльф ждал приказов отца, и до него дошла весть о том, что рифтовая машина была каким-то образом выведена из строя. Из-за этого могло полететь много голов, но Морэльф был уверен, что его головы среди них не будет.

— Хозяин, гонцы прибыли.

Он ожидал увидеть своих разведчиков, которые следили за эльфами, но вместо этого вошли двое моррелов из личной охраны его отца. Они были грязными, усталыми и практически в панике.

— В чем дело? — спросил Морэльф.

— Катастрофа! На стенах Сетанона!

— Говори! — заорал Морэльф.

— Три дня назад мы нашли путь в город, и наш хозяин оставил нас возле задних ворот замка. Большую часть дня он не появлялся. Затем под землей что-то загрохотало, и на зубчатой стене замка мы увидели…

— Говори, что ты видел! — потребовал Морэльф, схватив одного из стражников за грудки.

— На стене мы увидели твоего отца, и с ним… Мурмандрамаса. Я знаю, это был он, Меченый. Он выглядел изможденным, как будто долго голодал, и бледным, как будто вылез из-под земли, но я знаю — это был он. Без всяких сомнений. Он крикнул, и мы услышали его голос, доносимый до нас с помощью магии, так же, как десять лет назад. Это был его голос, — испуганно поведал второй охранник.

— Да, — подтвердил первый, — это был Мурмандрамас. Между ним и твоим отцом стоял, как раб, принцлюдей, Арута. Мурмандрамас сказал, что он наконец-то исполнит пророчество и отнимет жизнь у Повелителя Запада, но когда он уже занес над ним свой меч…

— Что! — снова заорал Морэльф, ударив воина, отчего тот упал на землю. — Клянусь твоей жизнью, ты скажешь мне, — обратился он к другому стражу.

— Милорд, позади них вдруг воспарил великий дракон — создание из тех, что давно уже не живут. Он был весь в огненном сиянии, освещен радугой, а на спине его возвышался чародей в черном. Он прокричал, что Мурмандрамас — лжепророк. Затем дракон изверг из своей пасти струю огня, так что мы почувствовали жар этого пламени на земле у наших ног. Ваш отец и Мурмандрамас на наших глазах превратились в пепел, тут же развеянный ветром, в то время как Повелитель Запада, принц Арута, остался невредимым.

Морэльф взвыл от ярости и ударил стражника.

— Будь прокляты все маги и пророки! — Он повернулся к солдатам. — Объявите всем, что мы возвращаемся на Север. Это безумие окончено!

Восемь моррелов поторопились исполнить приказ.

Морэльф повернулся и зашагал в северном направлении к своему главному лагерю. Он прошел всего несколько ярдов по дороге, когда из темноты появилась фигура и раздался голос:

— Милорд!

— Кто это?! — возмутился Морэльф. Он слишком поздно понял, что знает того, кто приблизился к нему, и это осознание пришло вместе с болью. Нараб вонзил кинжал в сына своего врага.

Морэльф опустился на колени, приоткрыв от изумления рот, затем упал на землю и затих.

— Мы выполнили нашу часть, — прозвучал голос около дороги.

— Я выполню свою, — развернулся Нараб. — Моя семья отмщена, и я верну наших людей домой, — сказал он, когда появились Мартин Длинный Лук и его эльфы.

— Мы не будем препятствовать вам, пока вы идете на Север, — пообещал герцог Крайди. — Но никогда больше не возвращайтесь на Юг.

— Лиэллан с ее Снежными Леопардами и мой клан теперь стали самыми сильными на Севере, — заявил Нараб. — Пока мы правим, мы будем держаться нашей стороны гор, — он указал пальцем на Мартина и эльфов. — А вам я посоветую держаться своей.

Нараб развернулся и исчез, а Мартин обратился к эльфам:

— Давайте отправимся в Сетанон и попытаемся приоткрыть завесу тайны над чудом, о котором только что узнали. Я хотел бы найти Пага и разузнать, как это Мурмандрамас восстал из могилы, чтобы быть убитым снова.

Эльфы, к которым он обращался, кивнули. На их лицах отразилось любопытство.

— Ну, хотя бы когда мой брат доберется туда, он найдет свое Королевство в целости и сохранности. Думаю, это обрадует его.

Мартин Длинный Лук, брат принцев и королей, закинул на плечо оружие, давшее ему имя, и начал насвистывать какую-то мелодию. Он еще не знал всех деталей происшедшего, но понимал, что они победили и поэтому у его жены и дочери появилось будущее. Это и стало причиной его хорошего настроения, а узнать подробности он собирался потом.

Эпилог Самоотверженность

Арута поднял кубок.

— За Гората!

— За Гората! — Все, кто был в палатке командующего, присоединились к нему и выпили в память о темном эльфе.

Паг рассказал о последних часах схватки и о том, как они с Оуином создали иллюзию, чтобы убедить моррелов, что Мурмандрамас наконец погиб. Он рассказал также о самопожертвовании и благородстве Гората.

Арута помолчал немного, размышляя над услышанным.

— Так странно считать одного из темных братьев благородным, — сказал он, — но трудно подобрать другое слово для этого героического поступка. Даже когда я отправил его с Оуином и Джеймсом, у меня оставались сомнения. Я не мог избавиться от мысли, что это очередной хитроумный план пантатианцев. Но я ошибался.

— Ты должен быть подозрительным, — сказал Мартин. — Это часть твоего долга перед Крондором.

Арута отпил из кубка и кивнул, соглашаясь с замечанием брата.

— Возможно, но тем не менее мое отношение к Братству Темной Тропы изменилось.

— Могу я сказать, ваше высочество? — обратился к нему Оуин.

Арута кивнул.

— Я несколько недель путешествовал с Горатом по его родной земле, и она совсем не такая, как я представлял, — юноша рассказал о поселениях, в которых люди живут бок о бок с моррелами, и хотя эти люди считались изменниками, сей факт говорил о том, что расы могут сосуществовать в мире. — Иногда они жестоки, на мой взгляд, но их образ жизни не так уж сильно отличается от нашего. Я познакомился с женами Делехана и Гората. Жена Делехана — сильный лидер сама по себе, она прекрасная, жесткая и странная. Но ее единственная цель — спасти своих людей, и поэтому она помогла нам, — Оуин вздохнул. — Когда я встретил Гората, он говорил, что мы никогда не сможем понять его людей и их образ жизни. Возможно, он был прав, но теперь я могу их принять.

— Если бы все моррелы были такими, как он, — заключил Арута, — то жизнь в Северных землях Королевства была бы гораздо спокойнее. Те из нас, кто пережил очередную атаку темных сил, должны посвятить себя защите нашей страны. Иначе смерть тех, кто пал в этом сражении, будет напрасной. Мы будем помнить Гората как одного из величайших героев обоих наших народов. Он начал свой путь, чтобы защитить моррелов. Он погиб, чтобы спасти нас всех.

— Хотел бы я, чтобы он смог прожить остаток своих дней в Эльвандаре, — вздохнул Оуин.

— Это желанное место для любого, — отозвался Мартин. — Но Агларанна была права — он еще не совсем вернулся, ненависть к Делехану мешала ему стать одним из истинных эльфов.

— Хотел бы я увидеть то маленькое представление, которое вы разыграли, чтобы провести моррелов, — признался Арута Пагу.

— Заслуга Оуина в этом успехе больше моей. Я никогда не был мастером иллюзий, а он освоил это искусство в Звездной Пристани. Он мастерски создал по моему описанию изображение Мурмандрамаса, ну а воссоздать облик Аруты и Делехана и вообще не составило для него труда. Оракул же достаточно восстановился для того, чтобы взлететь со мной на спине и выпустить струю впечатляющего пламени. Мы просто надеялись, что все это будет достаточно эффектно.

— Так и было, — подтвердил Мартин. — Я был в дюжине шагов от двух стражников Делехана, которые рассказывали Морэльфу о смерти его отца и Мурмандрамаса. Они искренне поверили в происходившее. Почти поверил даже Нараб. А если и нет, то в его интересах было позволить верить другим. Я думаю, что с моррелами, угрожающими Сетанону, покончено, — Мартин отставил вино в сторону. — Я должен идти. Мне предстоит долгая дорога в Эльвандар, а затем в Крайди. Мы с моими эльфийскими друзьями уйдем с первой зарей, так что нам пора готовиться ко сну.

Арута встал и обнял брата.

— Мы слишком редко тебя видим, — сказал он.

— Приезжайте в Крайди. Ты и Анита. Берите с собой Боуррика, Эрланда и Елену. Погостите у нас месяц.

— Возможно, две недели, но не больше, и только после рождения ребенка.

— Еще один ребенок! — улыбнулся Мартин. — Почему ты не сказал мне об этом раньше?

— Думаю, — начал Арута, улыбаясь, — что письмо с королевской печатью Крондора ждет тебя в Крайди, и ты уже прочел бы его, если бы вел себя как солидный герцог, а не бегал по лесам, как твои друзья-эльфы.

— Если бы я не бегал, то эти двое, — он указал на Джеймса и Локлира, безмятежно спящих на подушках в углу палатки Аруты, — никогда бы не уничтожили врата, и леса были бы полны воинов Делехана, — он понизил голос. — И мне к тому же не удалось бы найти Нараба и помочь ему добраться до Морэльфа, — он возвратился к более приятным темам. — Вы уже выбрали имя?

Арута кивнул.

— Если будет девочка, мы назовем ее Алисия, в честь матери Аниты. А если мальчик, то Николас, в честь прадедушки.

— Буду ждать вестей о рождении, — сказал Мартин.

— Хорошо. Береги себя и передавай привет Бриане.

Мартин ушел, и Арута взглянул на спящих сквайров.

— Не очень-то уважительно по отношению к своему монарху, — усмехнулся он. — Как по-твоему, Паг?

— Думаю, что действие целебных трав, которые дал им твой лекарь, истекло. Они не проснутся даже в петле палача.

— Тогда ладно, — усмехнулся Арута. — Они прощены. — Он взглянул на Оуина. — Что нам делать с тобой?

— Выше высочество, — начал юный маг, — я очень долго не был дома и теперь должен предстать перед отцом. Не хочу даже думать о том, как он разгневан, но чем более я медлю, тем более строгим будет мое наказание за неповиновение.

Арута потеребил свой подбородок, а затем сказал:

— Что ж, тогда, я думаю, нужно дать тебе хорошую лошадь и некоторую сумму денег, чтобы остановиться в приличной таверне по пути. И еще я пошлю специальное письмо твоему отцу, в котором будет сказано, что я в личном долгу перед сыном барона Тимонса за его превосходную службу Королевству. Если твой отец не найдет тебе должного применения у себя дома, то он может рассмотреть мою рекомендацию послать тебя к королю, чтобы ты смог трудиться на благо королевства в Рилланоне. Я также сообщу о твоих заслугах моему брату. Если ты этого действительно захочешь, он сможет найти подходящее занятие для такого незаурядного юноши, как ты.

Оуин улыбнулся. Как бы ни гневался его отец на то, что Оуин не подчинился ему и сбежал в Звездную Пристань, он не устоит перед письмом с личной рекомендацией от принца Крондорского. Не говоря уже о рекомендации короля. Его возвращение домой тут же показалось ему гораздо более желанным.

— Благодарю вас, принц.

— Нам нужно обсудить еще некоторые вещи, связанные с Сетаноном, Арута, а также то, как избежать повторения всего произошедшего, — сказал Паг и глубоко зевнул. — Но сейчас нам тоже нужен сон.

Принц склонил голову.

— Тогда с моего разрешения мы поговорим утром. Спокойной ночи.

Паг с Оуином пожелали Аруте доброй ночи и, покинув палатку принца, направились к шатру неподалеку, который Арута приказал установить для них.

— Что будешь делать, когда вернешься домой? — поинтересовался Паг.

— Еще не знаю, — признался Оуин. — Могу только сказать, что моя жизнь не будет такой, как прежде. Я слишком много всего повидал и… Это изменило меня.

Паг ткнул указательным пальцем в голову Оуина.

— К тому же вот здесь у тебя слишком много, чтобы позволить этому лежать мертвым грузом. Возвращайся в Звездную Пристань. Мы должны сделать так, чтобы безумные волшебники, подобные Макале, больше не появлялись.

— Не знаю, — с сомнением произнес Оуин. — Думаю, я хотел бы больше узнать о силе, которой обладаю, но еще я думаю, что у моего отца есть собственные мысли по поводу моего будущего.

— Бремя благородного происхождения, — произнес Паг. — Но у тебя достаточно времени, чтобы все обдумать. Гораздо больше, чем раньше.

— Это верно, — согласился Оуин, и они вошли в шатер.

— По правде говоря, одной из причин, по которым я покинул Звездную Пристань, была политика. Двое твоих кешианских учеников, Корш и Ватум, собирали последователей, и если вы не положите конец этим фракциям, то могут возникнуть большие проблемы.

— Согласен, но пока не знаю, как с этим быть, — пожал плечами Паг.

Паг присел на свою циновку, а Оуин начал закрывать вход. На мгновение он остановился и окинул взглядом спокойные леса, раскинувшиеся перед ним. Издалека доносились голоса королевских солдат, ночевавших вокруг костров, а над деревьями ярко сияли звезды.

Юный маг вдруг подумал о том, что где-то там, на Благословенных островах, сейчас Горат. Или, может быть, он уже присоединился к Матерям и Отцам.

«Где бы ты ни был, — подумал Оуин, закрыв окно шатра, — ты никогда не будешь забыт, мой друг».

Он улегся на свою циновку. Несмотря на множество вопросов, оставшихся без ответа, и бесчисленные перспективы, открывшиеся перед ним и требующие обдумывания, он быстро уснул.

Паг взглянул на юного чародея и вспомнил себя в этом возрасте, борющегося с могущественными силами, о которых Оуин даже не подозревал. Ему стало интересно, какой выбор сделает этот мальчик.

Но каким бы ни был этот выбор, его сделает сам Оуин. Паг тоже опустился на циновку, с облегчением подумав о том, что его дом и семья снова в безопасности. Его согрела мысль о том, что Гамина дома и что скоро он присоединится к своей семье в Звездной Пристани. С этой мыслью он заснул. И это был глубокий, спокойный сон.

Раймонд Фэйст «Убийцы Крондора»

Посвящается издателям и редакторам, которые терпеливо помогали мне, поддерживали и вдохновляли: Эдриену Закхейму, Нику Остину, Пэт Ло Брутто, Жанне Сильверштейн, Малкольму Эдвардсу, а также Дженнифер Брел и Джейн Джонсон.

С благодарностью Питеру Шнейдеру, сделавшему для меня гораздо больше, чем он полагает.

Огромное спасибо всем!

Пролог ОТЪЕЗД

Отряды солдат передвигались вдоль горного хребта.

Обоз с багажом разделили на две части. Первая — с ранеными и погибшими, которых собирались с почестями кремировать в Крондоре, — отправилась в путь вместе с отрядами. Клубы пыли вздымались из-под колес повозок и сапог солдат, спешащих домой. Эта пыль смешивалась с едким дымом затухающих походных костров. Оранжевые и бледно-золотистые лучи солнца пробивались сквозь туман, расцвечивая унылое серое утро. Где-то вдалеке заливались птицы, не ведающие ни о каких сражениях.

Арута, принц Крондорский и правитель Западных земель Королевства Островов, сидел на лошади и, пользуясь моментом, наслаждался прекрасным восходом и пением птиц. Сражение, по божьей милости, было хотя и кровавым, но коротким, и потери оказались меньше, чем ожидалось, однако Арута тяжело переживал утрату каждого своего воина. Лишь красота открывшегося перед ним пейзажа смягчила на несколько мгновений горечь и сожаление.

Нынешний Арута немногим отличался от того молодого человека, который десять лет назад взошел на престол Крондора, и только тени под глазами да закравшаяся в темные волосы легкая седина говорили о том, как тяжела роль правителя. Для тех, кто хорошо его знал, он оставался прежним — грамотным начальником, талантливым полководцем и бесконечно преданным делу человеком, который, без всяких сомнений, пожертвовал бы жизнью ради любого из своих солдат.

Он переводил взгляд с повозки на повозку, будто пытаясь увидеть раненых, которые лежали внутри, и поблагодарить их за отлично выполненную работу. Близкие Аруты знали, что он глубоко таит любые переживания и каждая рана, нанесенная солдату на службе Крондору и Королевству, отдается в душе принца болью.

Усилием воли Арута отбросил сожаления и переключился на обдумывание нынешней расстановки сил. Враги — относительно небольшой отряд темных эльфов — уже два дня отступали по всему фронту. Гораздо более серьезная сила была остановлена на подходе к Сумрачному лесу, когда два сквайра принца — Джеймс и Локлир — разрушили рифтовую машину. Это стоило жизни магу по имени Патрус, но благодаря ему захватчики не смогли провести через магические врата все свои войска. Делехан, уже мнивший себя победителем, погиб во время схватки с Горатом, вождем моррелов, самым честным и достойным из всех, кого Арута когда-либо встречал. Они сражались за Камень Жизни. Арута про себя проклинал этот загадочный артефакт, покоящийся в подземелье одного из домов в заброшенном городе Сетаноне, и сомневался, будет ли тайна Камня разгадана при его жизни.

Сын Делехана, Морэльф, умер, пронзенный кинжалом Нараба, бывшего соратника его отца. Войска Королевства по уговору не стали преследовать отступивший на север клан Нараба. Более того, был отдан приказ обеспечивать моррелам безопасный путь до тех пор, пока они продолжают двигаться в этом направлении.

Армии Королевства, стянутые в Сумрачный лес, теперь возвращались в свои гарнизоны: основные отряды на Запад, однако некоторые направлялись на Север, во владения пограничных баронов. Они также отбывали утром, хотя чуть позднее. Бывший секретный сетанонский гарнизон расформировали, и его солдаты отправлялись к новому месту службы.

Солнечный свет постепенно окутал Аруту. Утренний туман рассеялся, и в воздухе теперь вились лишь дым и пыль. Становилось жарко, и воспоминания о холодах предыдущей зимы отступили. Принц запрятал поглубже свои печали и задумался о новых опасностях, грозивших Королевству.

По окончании Войны Врат Арута поверил цуранийским магам. На протяжении десяти лет они свободно перемещались между мирами, используя несколько магических врат. А теперь принца не покидало чувство, что его цинично предали. Он хорошо понимал, почему Макала, один из цуранийских Всемогущих, пытался заполучить Камень Жизни в Сетаноне: маг был убежден, что Королевство обладает мощным оружием разрушения, дающим преимущество в возможной войне. Будь Арута на месте Макалы, он, может быть, действовал бы точно так же. Тем не менее принц не мог больше позволить цурани беспрепятственно проникать в королевство. Это означало разрыв торговых и других связей с Империей Цурануани. Арута решил пока не думать о том, как конкретно претворить в жизнь свое решение, но четко знал, что в конце концов ему придется сесть с советниками за стол и разработать план обеспечения безопасности Королевства. Он прекрасно понимал, что мало кому понравится то, что он собирается предпринять.

Арута взглянул на двоих очень утомленных молодых людей, едущих справа от него. Он позволил себе легкую улыбку, что случалось нечасто, и едва приподнятые уголки рта смягчили мрачное выражение еще молодого лица.

— Устали, джентльмены? — поинтересовался принц.

Джеймс, старший сквайр, повернулся к Аруте, и тот отметил, какие глубокие черные тени залегли у юноши под глазами. Джеймс и его друг сквайр Локлир перенесли тяжелейшую поездку, подкрепляя свои силы лишь волшебными травами, которые не давали им заснуть и помогали сохранять собранность и сосредоточенность все те дни, что им пришлось провести в седле. Но как только они перестали использовать магическое средство — вся накопившаяся усталость в одночасье выплеснулась на молодых людей. Этой ночью они оба спали на подушках в шатре Аруты, но все же проснулись разбитыми, ощущая тяжесть во всем теле.

— Нет, сир, мы всегда так выглядим спросонья, — попытался, как обычно, сострить Джеймс. — Просто вы редко видите нас до утреннего кофе.

— Вижу, ты не растерял остроумия, сквайр, — одобрительно заметил Арута.

Невысокий темноволосый, бородатый человек подошел к Аруте и его товарищам.

— Доброе утро, ваше высочество, — поклонился Паг.

— Приветствую тебя, — откликнулся принц. — Ты возвращаешься в Крондор вместе с нами?

— Не сейчас, ваше высочество. — На лице Пага отразилась озабоченность. — В Звездной Пристани есть дела, которыми надо серьезно заняться. Очень меня тревожат цуранийские Всемогущие, ведь это именно они замешаны в том, что произошло в Сетаноне. Я должен убедиться, что в заговоре участвовали только эти маги, а те, кто живет и работает в моей Академии, никак с ними не связаны.

— Нам действительно нужно поговорить о роли, которую цурани играют в твоей Академии, Паг, — согласился Арута, глядя на отъезжающие повозки, — но не здесь.

Хотя все, кто находился в пределах слышимости, были посвящены в секрет существования под Сетаноном Камня Жизни, лучше говорить об этом наедине. Паг знал, какое впечатление произвело на Аруту предательство цуранийского мага Макалы, в результате которого армии принца пришлось сражаться с вторгшимися в Королевство отрядами моррелов. Он не сомневался, что Арута будет настаивать на более строгом контроле над теми, кто проникает сюда магическим путем, то есть через врата между Мидкемией и Келеваном — родиной цурани.

— Конечно, ваше высочество, — кивнул Паг. — Но в первую очередь я должен убедиться, что Кейтала и Гамина в безопасности.

— Понимаю твое беспокойство, — ответил принц. Дочь Пага, Гамина, была похищена и спрятана в отдаленном мире. Таким образом его пытались удержать подальше от Мидкемии, пока цуранийский маг не завладеет Камнем Жизни.

— Я должен убедиться, — продолжил Паг, — что больше никогда не стану уязвимым из-за члена своей семьи. — Он вздохнул. — Я не могу ничего сделать для Уильяма, но могу хотя бы позаботиться о безопасности для Кейталы и Гамины в Звездной Пристани.

— Уильям — солдат и по роду своей профессии всегда рискует. — Арута понимающе улыбнулся Пагу. — Но он окружен шестью отрядами Крондорской королевской дворцовой стражи, так что он в безопасности настолько, насколько вообще может быть солдат. Любой, кто попытается шантажировать тебя через Уильяма, поймет, что это весьма непросто.

Судя по выражению лица, Пага это явно не радовало.

— Я могу защитить его лучше, — в голосе его зазвучали умоляющие нотки. — Он еще может вернуться в Звездную Пристань вместе со мной.

Арута понимал чародея. Он разделял его беспокойство и родительское желание видеть сына вместе с семьей. Однако ответ принца не оставлял сомнений в его намерениях.

— Я знаю, у вас нет единого мнения относительно его выбора, но разберитесь с этим сами. Однажды, когда ты впервые возразил против того, чтобы Уильям поступил ко мне на службу, я ответил, что он — королевский кузен и возраст позволяет ему принимать решения самостоятельно, так что у меня не было причин для отказа. — Не давая Пагу возразить, Арута поднял руку. — Даже в качестве одолжения тебе. — Его тон смягчился. — Кроме того, он, похоже, делает успехи. Настоящий ловкач, по словам моего мастера клинка. А что Оуин — отправился домой? — решил сменить тему принц. Оуин Белефот, младший сын барона Тимонса, сыграл важную роль в недавних событиях и оказал неоценимую помощь Джеймсу и Локлиру.

— Да, с первыми лучами солнца. Сказал, что должен наладить отношения с отцом.

Продолжая смотреть на Пага, Арута махнул рукой Локлиру:

— У меня есть кое-что для тебя. — Локлир не отреагировал на жест, и Арута развернулся к нему. — Сквайр, документ?!

Локлир почти уснул прямо в седле, но, когда голос принца прервал его дрему, встрепенулся, подъехал к Пагу и передал ему бумагу.

— Этот документ с моей подписью и печатью дает тебе абсолютное право решать все вопросы, связанные с магией в Западных землях, — принц слегка улыбнулся. — И мне не составит труда убедить его величество, что эти полномочия должны иметь силу по всему Королевству. Мы всегда прислушивались к тебе, Паг, но теперь у тебя есть власть и право, в случае необходимости, самому разбираться с вельможей или королевским офицером, без моего одобрения и поддержки. Теперь ты — официальный маг при дворе Крондора.

— Благодарю вас, ваше высочество… — начал Паг и замялся, будто не решаясь продолжить.

Арута наклонил голову.

— Тебя что-то смущает?

— Но я должен остаться в Звездной Пристани вместе с семьей, — быстро проговорил Паг. — Там у меня слишком много работы. Я не могу служить в Крондоре, Арута.

— Понимаю, — принц вздохнул. — Так что же, я останусь без придворного мага?

— Я могу прислать обратно Кулгана — будет кому на вас поворчать, — улыбнулся Паг.

— Нет, мой бывший учитель быстро забудет о титулах и рангах и начнет отчитывать меня перед всеми придворными. Это удар по авторитету.

— Чьему? — встрял вдруг Джимми.

— Моему, конечно, — проронил Арута, не глядя на сквайра. Он снова обратился к Пагу: — Предательство Макалы доказало, что мой отец поступал очень мудро, заведя при дворе советника по вопросам магии. Но Кулган заслужил отдых. Итак, если не ты и не молодой Оуин, то кто?

Паг на мгновение задумался.

— Кое-кто из моих студентов очень подходит для того, чтобы в будущем занять эту должность. Только одна проблема…

— Что за проблема? — насторожился Арута.

— Она — кешианка.

— Хм, да здесь две проблемы, — покачал головой принц.

— Зная вашу сестру и жену, я думал, что женский совет не является для вашего высочества чем-то необычным, — улыбнулся Паг.

— Для меня — нет, — согласился Арута. — Но большинству придворных будет… трудно это понять.

— Никогда не замечал, — хмыкнул Паг, — чтобы вы обращали внимание на мнение других, если уже приняли решение.

— Времена меняются, Паг, — вздохнул Арута. — Люди стали старше.

Он минуту молча наблюдал, как очередной отряд отправляется в путь. Затем повернулся к Пагу и выгнул вопросительно бровь.

— Кешианка?

— Зато никто не сможет обвинить ее в симпатиях к той или иной партии при дворе, — пожал плечами Паг.

— Надеюсь, ты шутишь, — усмехнулся Арута.

— Вовсе нет. Она молодая, но очень талантливая. Культурная и образованная, говорит и пишет на нескольких языках; достигла необыкновенных успехов в магии. У нее есть все, что требуется для советника. И самое важное, она — единственная из всех моих студентов, кто понимает, какие последствия сулит применение магии в политическом контексте, так как прошла хорошую практику при дворе в Кеше. Она из Джал-Пура и разбирается в положении вещей на Западе.

Арута помолчал, обдумывая услышанное, и наконец проговорил:

— Приезжай в Крондор, когда сможешь, и расскажи мне побольше. Я не отказываю, но ты должен меня убедить, — принц улыбнулся и развернул лошадь. — Могу себе представить, какие лица будут у придворных, если женщина из Кеша войдет во дворец, — возможно, одна эта картина стоит любого риска.

— Я готов за нее поручиться, — упрямо заявил Паг.

— Ты очень решительно настроен, — бросил Арута через плечо.

— Да, очень. Я бы доверил Джазаре даже жизни моих близких. Она всего лишь на несколько лет старше Уильяма и живет в Звездной Пристани почти семь лет, так что я знаю эту девушку, можно сказать, треть ее жизни. Ей можно доверять.

— Весомый довод, — сказал Арута. — Хорошо, приезжай в Крондор, и мы все обсудим.

Он попрощался с Пагом, затем повернулся к Джеймсу с Локлиром:

— Джентльмены, у нас впереди долгая поездка. Локлиру едва удалось скрыть гримасу ужаса при мысли о том, сколько времени ему еще придется провести в седле, хотя уже и не надо было нестись во весь опор, как несколько дней назад.

— Одну минуточку, с позволения вашего высочества. Я хотел бы поговорить с герцогом Пагом, — сказал Джеймс.

Арута жестом выразил согласие, и они с Локлиром отправились вперед.

— В чем дело, Джимми? — поинтересовался Паг, когда принц оказался вне зоны слышимости.

— Когда ты собираешься ему сказать?

— Что? — спросил Паг.

Несмотря на чудовищную усталость, Джеймсу удалась одна из его знаменитых ухмылок.

— Что эта девушка — старшая племянница лорда Хазар-хана из Джал-Пура.

Паг подавил смех.

— Я приберег эту новость для более подходящего момента. — В его глазах зажглось любопытство. — А ты откуда знаешь?

— У меня свои источники. Арута подозревает, что лорд Хазар-хан связан с кешианской разведкой на Западе, и это действительно так, по моим сведениям. В любом случае, Арута размышляет над тем, как противопоставить кешианцам собственную организацию. Но я тебе этого не говорил!

— Конечно, — кивнул Паг.

— Между прочим, у меня есть собственные амбиции, так что я предпочитаю быть в курсе таких вопросов.

— Так ты специально все выяснял?

— Вроде того, — неопределенно пожал плечами Джеймс. — Думаю, в Джал-Пуре не много женщин королевской крови по имени Джазара.

— Ты далеко пойдешь, Джимми, — засмеялся Паг. — Если тебя не повесят на полпути.

Джеймс, похоже, окончательно справился с усталостью, так как сумел рассмеяться в ответ.

— Ты не первый, от кого я это слышу.

— Постараюсь впредь уделять больше внимания родственным связям. — Паг указал на Аруту и Локлира. — Тебе лучше поторопиться.

— Ты прав, — кивнул Джеймс, разворачивая лошадь. — Удачного дня, мой герцог.

— Удачного дня, Сквайр.

Джеймс пришпорил лошадь, и та легким галопом пустилась следом за Арутой и Локлиром. Принц подъехал к рыцарю-маршалу Гардану, чтобы обсудить вопросы, связанные с рассредоточением армии, а Джимми догнал Локлира.

— О чем вы говорили? — не утерпел молодой сквайр.

— Просто мне нужно было задать вопрос герцогу Пагу.

— А мне нужно проспать целую неделю, — зевнул Локлир.

Подъехавший Арута услышал последнюю фразу.

— Ты сможешь отдыхать целую ночь, когда мы вернемся в Крондор, — заметил он. — Потом отправишься на Север.

— На Север, сир?

— Ты вернулся из Тайр-Сога без разрешения, хотя я понимаю, что у тебя были на то важные причины. Теперь, когда опасность миновала, ты должен возвратиться ко двору барона Мойэта и выполнить свои обязательства.

Локлир прикрыл глаза на минуту, как будто от боли, затем начал:

— Я думал…

— …что прогрыз себе путь из пещеры изгнания, — пробормотал Джеймс.

Арута пожалел изможденного юношу.

— Служи Мойэту как следует, и, возможно, я скоро прикажу тебе вернуться в Крондор. Если, конечно, ты не наживешь на свою голову неприятностей.

Локлир промолчал. Арута пришпорил лошадь и умчался вперед.

— Ну вот, — ободряюще сказал Джеймс, — ты сможешь проспать целую ночь в теплой кровати во дворце.

— А у тебя какие планы? — спросил Локлир. — Есть дела в Крондоре?

Джеймс на мгновение закрыл глаза, как будто мыслительный процесс требовал от него неимоверных усилий.

— Да, есть некоторые проблемы с гильдией воров, — произнес он через некоторое время. — Но ничего серьезного, не беспокойся. Ничего, с чем я не смог бы справиться.

Локлир фыркнул и промолчал. Он слишком устал для того, чтобы спорить с другом или подробно расспрашивать его о чем-то.

— Да, — продолжал Джеймс, — после проблем с цурани и моррелами всякие трудности с ворами в Крондоре кажутся мне пустяком.

Локлир взглянул на Джеймса и понял, что мысли его уже заняты пересмешниками — гильдией воров. С леденящей душу уверенностью Локлир подумал, что Джеймс слишком легко говорит о серьезных вещах — ведь гильдия назначила цену за его голову из-за того, что он ушел на службу к принцу.

Локлир чувствовал, что было здесь что-то еще. Впрочем, понял он, когда дело касается Джеймса, всегда есть «что-то еще».

1 ПОБЕГ

Звуки погони прорезали темноту туннелей. Лимм уже задыхался. Юный вор молил Баната, бога воров, о том, чтобы преследователи не так хорошо ориентировались в подземельях Крондора, как он. Лимм надеялся лишь на свою хитрость, понимая, что ему не удастся ни оторваться, ни тем более вступить в бой.

Мальчик знал, что страх — его главный враг, а сейчас он не мог позволить себе превратиться в испуганного ребенка, отчаянно пытающегося найти теплое и безопасное местечко, укрыться от убийц во мраке. Он остановился на мгновение на пересечении двух широких проходов, а затем повернул налево. Чутье вело его сквозь мрак глубоких подземелий, и лишь бледный свет маленькой лампы освещал дорогу. Он едва приоткрыл дверцу лампы — для того чтобы видеть, ему достаточно было тонкого лучика. Через дренажные отверстия и решетки люков в канализацию тут и там проникал свет. Узенькие полоски указывали беглецу путь по тихим зловонным проходам под городом. Но были и такие места, где царила абсолютная тьма и где он был слеп, как человек, от рождения лишенный зрения.

Он добрался до места, где туннель сужался для того, чтобы сдержать поток сточных вод. Лимм называл этот участок «дамбой». Мальчик пригнулся, чтобы не удариться головой о низкий свод, и пошлепал босыми ногами по вонючей воде, которая вливалась сюда из более широких туннелей, чтобы потом, достигнув нужного уровня, устремиться вниз.

Воришка знал, что вот-вот начнется желоб, по которому сточные воды обрушиваются в широкий канал двадцатью футами ниже. Мальчик предпочел притушить лампу. Он точно знал, где находится, и боялся, что его преследователи заметят даже малейший огонек. Завернув на ощупь за угол, Лимм оказался в следующем туннеле длиной всего в несколько сотен футов, с противоположного конца которого была бы видна даже крошечная искра.

Торопясь, насколько это возможно при такой неуклюжей ходьбе, он услышал как будто громкие хлопки — звуки падающей вниз воды. В этом месте, известном ворам под названием «колодец», заканчивались несколько стоков, расположенных поблизости. Лимм решил перейти поближе к наклонному желобу, хотя знал, что, оступившись всего на несколько дюймов, может сорваться вниз и разбиться насмерть.

Он продвинулся еще на десять футов вперед и чуть не наткнулся на решетку, поскольку сосредоточился лишь на том, чтобы услышать погоню. Он присел — если отраженный свет попадет в туннель, будет меньше шансов, что его обнаружат.

Вскоре он услышал голоса, поначалу только неразличимые обрывки слов. Затем один из преследователей отчетливо произнес:

— …не мог уйти далеко. Он всего лишь ребенок.

— Он видел нас, — отозвался другой, и мальчик прекрасно понял, кто говорит.

Он хорошо запомнил его лицо и лица остальных, хотя видел их мельком, перед тем как развернуться и броситься наутек. Он не ведал имени этого человека, но прекрасно знал его сущность. Мальчик жил среди подобных людей всю жизнь, хотя немногие из них были настолько опасны.

Лимм трезво оценивал свои силы и понимал, что открытое противостояние невозможно. На людях он всегда хорохорился, но эта показная смелость годилась лишь для того, чтобы продемонстрировать тем, кто сильнее, что с ним лучше считаться. Готовность посмотреть смерти в глаза не раз спасала ему жизнь, однако он не был глуп и понимал, что с этими людьми подобное не пройдет. Они убьют его не раздумывая, потому что он стал свидетелем ужасного преступления, которое они совершили.

Озираясь, юный беглец увидел струйку воды, лившуюся сверху. Рискуя быть обнаруженным, он чуть засветил лампу. В верхнем своде туннеля, по другую сторону решетки, виднелось довольно широкое отверстие: один из стоков. Решетка не достигала потолка туннеля, и сверху обнаружился небольшой просвет. Если удастся туда перебраться и затаиться, зацепившись за что-нибудь в сточной трубе…

Не колеблясь ни секунды, мальчик забрался вверх по решетке и просунул руку, пытаясь определить, возможно ли пролезть в такую маленькую лазейку. Поблагодарив Баната за то, что не слишком вырос с того времени, как в последний раз проделывал такой трюк, Лимм подтянулся и развернулся. Сначала просунул лицо между решеткой и каменным сводом. Опыт подсказывал ему, что уши пострадают меньше, если не изгибаться назад, пытаясь протиснуть голову. Возрастающее чувство опасности затмило боль — он знал, что преследователи близко. По мере того как он протискивался в щель, боль в щеках нарастала. Он почувствовал соленый привкус крови и пота, но продолжал крутить головой, ввинчивая ее в просвет. Слезы текли по щекам, но Лимм молчал, даже когда порвал оба уха — одно о камень, а другое о железяку. Внезапно паника чуть было не охватила его окончательно — он ярко представил себе, как беспомощно висит на решетке, а преследователи настигают его.

Наконец голова оказалась за верхней перекладиной решетки. Он с легкостью просунул внутрь руку и подвигал плечом, надеясь, что ему не придется выкручивать суставы, чтобы пролезть. Постепенно просунул плечи, а затем, выдохнув, и верхнюю часть туловища. И тут вдруг понял, что лампа, которую он держал в другой руке, не пройдет.

Глубоко вдохнув, мальчик выпустил ее и одновременно полностью пролез в отверстие. Теперь он находился по другую сторону решетки, цепляясь за нее, как обезьяна. А лампа упала на камни.

— Он там, внутри! — раздался крик неподалеку, и луч света озарил туннель.

Лимм сосредоточился и двинулся вверх, уперев ладони в стены стока, а ноги поставив на решетку.

Ему был необходим более надежный упор для рук, перед тем как оттолкнуться от решетки. Он ощупал стены и с одной стороны обнаружил проем между камнями. Едва нащупав такой же проем с другой стороны, он почувствовал, как что-то прикоснулось к его босой ступне.

Он тут же оттолкнулся от решетки и услышал голос:

— Будь прокляты эти подземные крысы!

— Мы не сможем пробраться туда, — ответил другой.

— Но мой клинок сможет!

Собрав все силы, юный вор подтянулся, резким движением оторвался от решетки, прижав руки к телу, и затем оттолкнулся. Он перевел руки за спину и уперся спиной в стенку трубы, поднимая медленно ноги вверх по другой стенке. Лимы вдруг услышал скрежет железа — кто-то пропихнул меч сквозь решетку. Он понял, что, замешкавшись на секунду, оказался бы насаженным на длинное лезвие, как на вертел.

— Он удрал по этой трубе! — И кто-то чертыхнулся.

— Значит, вылезет где-то уровнем выше! — раздался другой голос.

Внезапно мальчик почувствовал, как спина его чуть съехала по стене: материал рубашки был слишком скользким. Ноги также медленно сползали вниз. Он сильнее уперся ступнями в стену, молясь, чтобы ему удалось удержаться в этом положении. Через мгновение движение вниз прекратилось.

— Он ушел! — снова крикнул один из преследователей. — Если бы свалился, так уже лежал бы здесь!

— Возвращайтесь на уровень выше и рассредоточьтесь! — Мальчик узнал голос главаря. — Того, кто его убьет, ждет награда! Я хочу, чтобы этот крысеныш к утру был мертв!

Лимм полез вперед. Рука, нога, снова рука, другая нога — по малюсенькому отрезку, съезжая вниз на один дюйм за каждые два вверх. Двигался он медленно, мышцы молили об отдыхе, но Лимм не уступал. Воздух стал свежее, и мальчик понял, что приближается к следующему уровню канализации. Он молил Баната о том, чтобы труба не сузилась наверху, так как совсем не хотел опять спускаться вниз к решетке.

Достигнув горизонтального входа в шахту, он замер на минуту, глубоко вдохнул и повернулся, схватившись за край. Одна рука скользнула почему-то толстому и липкому, но другая держалась крепко. Лимм никогда не любил мыться, но сейчас с нетерпением ждал того момента, когда наконец сможет соскрести с себя эту грязь и переодеться в чистое.

Прислушиваясь к тишине, мальчик ждал. Он знал, что преследователи могут появиться с минуты на минуту.

Импульсивный по натуре, Лимм только недавно понял всю опасность опрометчивых поступков в сложных ситуациях. Семь мальчиков пришли в Приют, убежище пересмешников, практически одновременно, в течение нескольких недель. Шестеро были уже мертвы. Двое погибли случайно: упали с крыши. Троих повесили как обычных воров — их поймали во время облав, устроенных принцем. И наконец, шестой погиб предыдущей ночью от рук тех, кто преследовал теперь Лимма, ставшего свидетелем этого убийства.

Мальчик позволил бешено колотившемуся сердцу успокоиться, а уставшим легким набрать воздуха. Он подтянулся вверх, перебрался в горизонтальную трубу, а затем двинулся вдоль по ней, держа руку на правой стене. Он знал, что может передвигаться по здешним туннелям даже с завязанными глазами, однако понимал, что стоит лишь раз повернуть не туда или пропустить боковой проход, как можно окончательно потеряться. В этой части города находился центральный резервуар, и знание своего местоположения относительно него помогало Лимму лучше всякой карты при условии, что он начеку и сосредоточен.

Он продолжал пробираться вперед, прислушиваясь к отдаленному бульканью воды. Двигаясь вслепую, Лимм размышлял о безумии, которое творилось в городе в последние несколько недель.

Поначалу это не выглядело серьезной проблемой — просто новая конкурирующая банда, одна из тех, что всплывают на поверхность время от времени. Обычно в таких ситуациях хватало визита вышибал из пересмешников или доноса людям шерифа.

На этот раз все было по-другому.

В доках появилась новая банда, состоящая в основном из кешианских головорезов. Сам по себе этот факт не вызывал удивления: Крондор был для Кеша главным торговым портом Западных земель Королевства. Необычным казалось абсолютное равнодушие этой группы к угрозам со стороны пересмешников. Новые конкуренты действовали в провокационном стиле, открыто отправляя грузы из города и в город, давая взятки официальным лицам и вызывающе мешая пересмешникам. Новая банда явно напрашивалась на открытый конфликт.

Когда в конце концов пересмешники решили принять радикальные меры, разразилась катастрофа. Лучших бойцов гильдии воров заманили в амбар в конце полузаброшенного дока и связали, а здание подожгли. Погибли все одиннадцать человек. С этого момента в криминальном мире Крондора началась настоящая война.

Пересмешникам пришлось выбраться на поверхность. Но и их противникам, работавшим на некоего Кроулера, приходилось нелегко, так как принц Крондора решил восстановить в городе порядок.

По слухам, несколькими неделями ранее в канализации видели нескольких человек, одетых как ночные ястребы — члены гильдии убийц. Они, видимо, служили приманкой, чтобы заманить людей принца в подземелье. Но главной целью, без сомнения, было уничтожение пересмешников: ведь если бы королевские солдаты спустились под землю, они бы схватили или убили всех, кого нашли, — будь-то настоящие или фальшивые ночные ястребы или пересмешники. Однако этому хитроумному плану не суждено было воплотиться в жизнь.

Сквайр Джеймс, известный в прошлом как Джимми Рука, воришка из пересмешников, помешал исполнению этого плана, после чего исчез в ночи, выполняя получение принца. Затем Арута собрал свою армию и ушел. Кроулер же снова нанес удар.

С того времени обе стороны укрылись в своих убежищах: пересмешники в так называемом Приюте, хорошо замаскированном логове, а люди Кроулера — где-то в северной части доков. Никто из тех, кто пытался выяснить точное местоположение этого укрытия, не вернулся обратно.

Подземелья стали «ничьей землей». Мало кто осмеливался спускаться туда, если только у него не было действительно важной цели. Лимм также должен был бы сейчас прятаться в Приюте, если бы не две вещи: ужасные слухи и весточка от старого друга. По отдельности они заставили бы Лимма лишь залечь поглубже, но их сочетание вынудило его действовать.

В жизни пересмешников практически не было места дружбе. Лояльность воров друг к другу редко основывалась на привязанности или учтивости, чаще на недоверии к тем, кто не входит в гильдию, и страхе друг перед другом. Авторитет в гильдии воров зарабатывался силой или хитростью.

Но иногда и среди воров завязывалась настоящая дружба, основанная не просто на каких-то тайных замыслах, и ради таких друзей стоило рискнуть. Лимм знал очень немногих людей, ради которых он мог пойти на риск быть пойманным, но двое из этих людей нуждались сейчас впомощи и должны были узнать о донесшихся до него слухах.

В темноте раздался шорох, и Лимм замер, пытаясь услышать что-нибудь необычное. Канализация была полна разных шумов: отдаленный грохот воды, проносящейся по огромному желобу внизу и выносящей городские отходы за пределы гавани, падающие тут и там капли, крысиный писк и скрежет когтей — все это сливалось в непрерывный гул.

Отчаянно желая иметь хотя бы какой-нибудь источник света, Лимм ждал. Терпение не относилось к добродетелям, присущим его сверстникам, но нетерпеливый вор — мертвый вор, и Лимм хорошо это знал. Он приобрел авторитет у пересмешников, став одним из самых ловких карманников в Крондоре. Его способность растворяться в толпе и быть незаметным на людных у лицах высоко ценилась главарями. Большинство мальчиков его возраста до сих пор работали в группах на улице, провоцируя панику или устраивая суматоху, чтобы взрослые воры могли унести товар с повозок или скрыться от погони.

Терпение Лимма было вознаграждено. Он вдруг уловил слабое эхо от шагов по камням. На небольшом расстоянии впереди два желоба соединялись перед большим водосборником. Чтобы достигнуть противоположной стороны, Лимму пришлось бы пересечь медленно текущие сточные воды.

«Хорошее место для засады», — подумал мальчик. Плеск воды от его шагов привлечет внимание всех, кто находится вблизи, и они набросятся на него, как гончие на зайца.

Лимм обдумывал варианты. Обойти это место было невозможно. Он мог вернуться назад по тому же пути, каким пришел, но это стоило бы ему многих часов тяжелого продвижения под городом. Другой вариант — повернуть за угол, прижавшись к стене, и двигаться вдоль нее справа от поперечного коллектора. Придется понадеяться на то, что темнота укроет его и он сможет передвигаться достаточно бесшумно. Миновав перекресток, он будет в безопасности.

Лимм медленно двинулся вперед, осторожно переставляя ноги, чтобы случайно не наступить на что-нибудь и не выдать свое местоположение. Борясь с желанием поторопиться, он пытался контролировать дыхание и заставлял себя держать ровный темп.

Шаг за шагом он достиг пересечения двух туннелей, и когда подошел к углу, за который собирался повернуть, то услышал еще один звук — едва слышный скрежет металла по камню, как будто ножны или лезвие меча коснулись стены.

Мальчик застыл.

Даже в темноте Лимм держал глаза закрытыми. Он не понимал почему, но когда глаза были закрыты, остальные чувства обострялись. Сначала он удивлялся, но в конце концов прекратил попытки разобраться в причинах такого эффекта. Он просто знал, что если будет тратить энергию на зрение, тем более в кромешной темноте, его слух и осязание ослабеют.

Долгое время не было слышно ни звука. Потом прямо где-то перед Лиммом раздался громкий всплеск — должно быть, хозяин магазина или городской рабочий вылил в люк помойное ведро. Негромкий шум был как раз на руку мальчику, и он быстро шмыгнул за угол.

Лимм торопился. Он по-прежнему соблюдал осторожность, но чувствовал, что нужно как-то увеличить дистанцию между собой и тем, кто караулил его на перекрестке позади. Он стал считать про себя шаги и, досчитав до ста, открыл глаза.

Как он и ожидал, впереди виднелась маленькая светлая точка. Он знал, что это бликует открытая решетка на Западной Рыночной площади. Свет был не столь ярким, чтобы облегчить ему продвижение, но зато полностью подтверждал догадку о том, где он находится.

Лимм двигался быстро и вскоре достиг перекрестка туннелей, параллельного тому, где укрывался бесшумный страж. Он вошел в грязные сточные воды и пересек медленно движущийся поток отбросов, достигнув противоположной дорожки без особого шума.

Далее Лимм без колебаний двинулся в нужном ему направлении. Он знал, где укрылись его друзья, и это было относительно безопасным местом, однако, принимая во внимание сложившуюся ситуацию, безопасных мест сейчас просто не было. То, что однажды люди назвали Большой воровской дорогой — крыши Крондора, — было теперь такой же открытой зоной боевых действий, как и подземелья. Крондорцы даже не подозревали о бесшумной войне у них над головами и под ногами, но Лимм знал, что если и не нарвется по пути на людей Кроулера, то может попасться солдатам принца или убийцам, известным как ночные ястребы. Мальчик не мог доверять ни одному незнакомому человеку, но и среди тех, кого он знал, лишь немногие были достойны доверия в эти дни.

Лимм остановился, почувствовав слева стену. Юный вор несказанно обрадовался, обнаружив железные ступени менее чем в шаге от се6я. Он начал подниматься. По-прежнему ничего не видя, мальчик чувствовал, что находится внутри какой-то каменной тру6ы. Он быстро догадался, что над ним пол подвала, подался вверх и нащупал замок люка. Лимм рванул его и понял, что тот заперт с другой стороны.

Он постучал: сначала дважды, затем, после паузы, еще два раза и, наконец, еще один. Затем подождал, сосчитав до десяти, и повторил все стуки в обратном порядке — один стук, пауза, два стука, пауза и затем еще два. Задвижка отодвинулась.

Крышка люка откинулась, однако в комнате 6ыло так же темно, как и в канализации. Кто бы там ни ждал, он предпочитал оставаться невидимым.

Как только голова Лимма показалась из люка, сильные руки втащили его внутрь, и крышка захлопнулась. Женский голос прошипел:

— Что ты здесь делаешь?

Лимм тяжело осел на каменный пол. Его охватила усталость.

— Спасаю свою шкуру, — тихо ответил он и, отдышавшись, продолжил: — Я видел, как прошлой ночью убили Сладкого Джеки. Дело рук ублюдка, работающего на Кроулера. — Он сжал пальцы в кулак. — Ему сломали шею, как цыпленку, а дружки этого костолома стояли и на6людали. Джеки не дали даже шанса попросить пощады или помолиться. Его просто раздавили, как таракана.

Лимм чуть не плакал, вспоминая кошмарное зрелище. Впрочем, отчасти из-за того, что почувствовал наконец облегчение, оказавшись впервые за долгое время в относительной безопасности.

— Но это еще не самое плохое.

Высокий человек с седой бородой зажег лампу. Его пристальный взгляд не оставлял сомнений: лучше бы у Лимма нашелся действительно серьезный повод, чтобы нарушить уговор и прийти в это убежище.

— Что еще? — спросил старик.

— Хозяин мертв.

Этан Грэйвз — в прошлом один из лучших убийц среди пересмешников, главарь отряда головорезов, потом брат ордена Ишапа, а теперь беглец вне закона для любого суда Королевства — некоторое время обдумывал услышанное.

— Как? — спросила женщина, по возрасту вдвое моложе своего компаньона. Ее звали Кэт, и она была старой приятельницей Лимма.

— По слухам, убит, — ответил мальчик. — Никто не знает подробностей, но точно известно, что он мертв.

Грэйвз присел за маленький стол, подвергнув испытанию на прочность небольшой деревянный стул.

— Откуда это точно известно? — с сомнением осведомился он. — Никто ведь не знал, кто он… кем он был.

— Вот что я знаю, — начал Лимм. — Дневной мастер еще работал, когда я вернулся в Приют прошлой ночью. Он позвал к себе Мика Гиффена, Рега Девриза и Фила Палец.

Грэйвз и Кэт обменялись взглядами. Те, кого упомянул мальчик, были самыми старшими и уважаемыми ворами среди пересмешников. Гиффен сменил Грэйвза на посту главаря убийц, Девриз заведовал грабителями, специализирующимися на крупных операциях, а Фил был начальником карманников и отвечал за мелкие уличные банды, промышлявшие на улицах Крондора.

— Ночной мастер так и не появился, — продолжил Лимм. — Бросили клич, мы стали искать и нашли только перед закатом. Его тело с проломленной головой плавало в канализации недалеко от доков.

— Никто не посмел бы его тронуть! — У Кэт от возмущения даже сбилось дыхание.

— Никто из тех, кого мы знаем, — заметил Грэйвз. — Но это могли сделать те, кому наплевать на месть пересмешников.

— Вот что самое важное, — снова начал Лимм. — Дневной мастер говорит, что ночной мастер собирался встретиться с Хозяином. Насколько я понимаю, если Хозяин хочет с тобой встретиться, а ты не появился, у него есть способы отправить весточку дневному или ночному мастеру. Однако ничего не произошло! Дневной мастер послал одного из парней, Тимми Баскольма, помните его? — Оба слушателя кивнули. — И что же? Часом позже Тимми обнаружили мертвым. В конце концов дневной мастер отправляется сам вместе с группой головорезов, чтобы разобраться, в чем дело. Через час они прибегают обратно и укрываются в Приюте. Никто ничего не говорит, но распространяется слух: Хозяин пропал.

Грэйвз помолчал с минуту.

— Он наверняка мертв. Больше этому нет никакого объяснения, — наконец проговорил он.

— И если есть такие бандиты, которые могут заставить крепких парней скрываться от них в канализации, то мы с Джеки решили, что лучше будет где-нибудь спрятаться. Прошлой ночью мы спустились под землю возле Пяти Точек, — Кэт и Грэйвз знали это место. — А после того как они убили Джеки, я решил, что единственный выход — добраться до вас.

— Ты хочешь бежать из Крондора? — спросил Грэйвз.

— Если вы меня возьмете, — ответил мальчик. — Сам понимаешь, идет война и я единственный, кто выжил из моей шайки. Если Хозяин мертв, нужно рубить все концы. Ты знаешь правила. Если главаря нет — каждый сам за себя и делает то, что считает нужным.

— Я знаю правила, — кивнул Грэйвз. В его голосе появились грубые, властные нотки, которые Лимм помнил с раннего детства. Этан был тогда первым среди головорезов. Грэйвз несколько раз спасал Лимму жизнь, защищая его и от бандитов-беспределщиков, и от людей принца. Мальчик был готов выполнить любое приказание Грэйвза.

— Оставайся здесь, парень, — произнес Этан, поразмыслив. — Никто в гильдии не знает, что ты помогал мне и Кэт, и, по правде говоря, ты мне нравишься. Насколько я помню, ты всегда был неплохим парнем. Порой слишком самоуверен, но с кем из мальчишек этого не бывает. — Он с сожалением покачал головой. — Снаружи все против нас — пересмешники, люди принца и люди Кроулера. У меня осталось еще несколько друзей, но если под землей уже льется кровь, то неизвестно, как долго я смогу на них рассчитывать.

— Но все остальные думают, что ты сбежал, — заметил Лимм. — Правду знали только мы с Джеки, поскольку носили тебе еду. Те записки, что ты посылал — в храм и своим друзьям, например тому магу, с которым путешествовал… — он помахал рукой, пытаясь вспомнить имя.

— Оуину, — подсказал Грэйвз.

— Да, Оуину, — повторил Лимм. — По городу разнеслась весть, что ты сбежал в Кеш. Я знаю точно, что послали дюжину головорезов, чтобы выследить тебя.

— И наверняка столько же монахов из храма. — Грэйвз пожал плечами. — Это и был мой план. Укрыться здесь, пока они ищут в другом месте.

— Хороший был план, Грэйвз, — произнесла помалкивавшая до сих пор Кэт.

Лимм кивнул.

— Я рассчитал, — продолжал Грэйвз, — что дней через семь — десять они прекратят поиски, решив, что упустили наш след, а мы в это время под покровом ночи доберемся до доков, сядем на корабль и отправимся в Дурбин. Обыкновенный купец со своей дочерью.

— Женой! — возмутилась Кэт. Лимм улыбнулся.

Грэйвз пожал плечами и развел руками в знак согласия.

— Молодой женой, — сказал он.

— Женой, — мягко повторила она, обвив его шею руками.

— Что ж, — сказал Лимм, — вы бы отлично изобразили такую парочку, но теперь добраться до доков не так уж и просто. — Он оглядел подвал. — Как насчет того, чтобы просто выйти через эту дверь? — указал он на потолок.

— Она заперта, — нахмурился Грэйвз. — Поэтому я и сделал это место убежищем. Дом наверху заброшен, потолочные балки обвалились. Владелец его умер, так что теперь это собственность принца. А он, похоже, не особенно озабочен восстановлением таких развалюх.

Лимм с сомнением покачал головой.

— И как долго, по-твоему, мы должны здесь оставаться?

— Ты, — Грэйвз поднялся со стула, — вообще остаешься в Королевстве. Ты достаточно молод для того, чтобы добиться чего-то в этой жизни. У тебя появился шанс свернуть с преступной дорожки. Стань подмастерьем ремесленника или наймись в слуги.

— Честный труд? — Лимм даже подпрыгнул. — Когда это пересмешник пытался найти честный заработок?

— Джимми — вот пример. — Грэйвз ткнул в Лимма пальцем.

— Джимми Рука, — подтвердила Кэт. — Он стал порядочным человеком.

— Он спас жизнь принцу! — возразил Лимм. — Его сделали придворным. За его голову была назначена цена! Он не смог бы вернуться к пересмешникам, даже если бы умолял об этом.

— Если Хозяин мертв, — заметил Грэйвз, — то черная метка с Джимми снята.

— И что же мне делать? — тихо спросил Лимм.

— Укройся где-нибудь на время, — посоветовал Грэйвз, — пока все не уляжется, затем покинь город. Найди человека по имени Таскобар. Он торговец из Родеза, владеет лавкой в городе Бискарт, что в двух днях быстрой ходьбы вверх по побережью. Он передо мной в долгу. Сыновей у него нет, а подмастерья нужны. Отправляйся туда и попроси взять тебя на работу. Если заупрямится, скажи ему, что в случае согласия «Грэйвз забудет обо всех долгах». Он поймет, что это значит.

— Чем он занимается? — поинтересовался Лимм.

— Продает одежду дочерям аристократов, у него неплохой доход.

Выражение лица Лимма показало, что сей факт его не особенно впечатлил.

— Я бы лучше отправился в Дурбин и попытал счастья вместе с вами. Что вы собираетесь там делать?

— Тоже встать на честный путь, — признался Грэйвз. — У меня есть немного денег. Откроем таверну.

— Таверна… — мечтательно произнес Лимм, глаза его загорелись. — Мне нравятся таверны. — Он вдруг упал на колени и, протянув в мольбе руки, патетически воскликнул: — Позвольте мне отправиться с вами! Пожалуйста! Я могу делать множество вещей в таверне. Я могу следить за каминами и провожать посетителей в их комнаты. Могу таскать воду и, наконец, как никто другой ловко обчищать постояльцев!

— Честную таверну, — добавил Грэйвз.

Большая часть энтузиазма покинула Лимма.

— В Дурбине? Ну, если вы так говорите…

— У нас будет ребенок, — сказала Кэт. — Мы хотим, чтобы он вырос порядочным человеком.

Лимм буквально онемел и несколько мгновений смотрел на них широко раскрытыми от удивления глазами.

— Ребенок? Вы сошли с ума! — сумел наконец произнести он.

Грэйвз ухмыльнулся, а карие глаза Кэт сузились:

— Что такого безумного в ребенке?

— Ничего, — сердито сказал Лимм, — если ты фермер или пекарь и у тебя есть шанс дожить до старости. Но для пересмешника… — он не договорил.

— Который час? — решил сменить тему Грэйвз. — Мы так давно не видели солнечного света, что я уже потерял чувство времени.

— Скоро полночь, — ответил Лимм. — А что?

— Если главарь действительно мертв, даже если это только слухи, скоро события начнут развиваться очень быстро. Корабли, которые в ином случае остались бы в Крондоре, выйдут из доков до рассвета.

Лимм вопросительно посмотрел на Грэйвза.

— Ты что-то знаешь?

— Я многое знаю, парень, — ответил тот.

Лимм вскочил на ноги.

— Пожалуйста, возьмите меня с собой! Вы — мои единственные оставшиеся в живых друзья, и если Хозяин мертв, то неизвестно, кто теперь придет к власти. Если Кроулер, то большинству из нас не жить. Но даже если это будет кто-то из наших, цена моей жизни все равно невелика.

Грэйвз и Кэт все понимали. Мир пересмешников был фальшивым сверху донизу. Теперь недовольство, долго таившееся внутри, выплеснется наружу, люди начнут сводить старые счеты. Многие могут умереть, даже не зная, за какую из давних ошибок они платят такую цену. Грэйвз вздохнул.

— Ладно. Ничего хорошего тебя здесь не ждет, а еще одна пара глаз и ловкие пальцы могут нам пригодиться. — Он взглянул на Кэт, и та молча кивнула.

— Что вы собираетесь делать?

— Нам нужно попасть в доки до рассвета. Там будет квегский торговый корабль «Стелла Мари». Капитан — мой старый деловой партнер. Он задержался, делая вид, что ремонтирует корабль, и дожидается момента, пока мы сможем убраться отсюда. Он отправится в Дурбин, как только мы сядем на борт.

— Многие корабли будут отплывать с рассветом, — добавила Кэт, — так что это не вызовет подозрений.

Лимм выглядел очень возбужденным.

— Когда мы пойдем в доки?

— За час до рассвета: будет еще достаточно темно и в то же время на улицах уже появятся люди, так что мы не привлечем ненужного внимания.

— Будем изображать семью, — улыбнулась Кэт.

— Мама? — Лимм слегка скривился: Кэт была всего лет на десять старше его.

— Старшая сестра, — сказала она.

— Все же есть одна проблема, — заметил Лимм.

— Попасть на улицу, — кивнул Грэйвз. Лимм откинулся назад. Он знал, что не может быть плана, уловки или чуда, которые помогли бы им спокойно добраться до доков. Им придется покинуть это убежище и проделать часть пути по опасному подземному туннелю, в котором их могли ожидать дюжина убийц или стаи крыс. И они не узнают, что их ждет, пока не отправятся в путь. На парня вдруг навалилась усталость.

— Ничего, если я немного посплю?

— Хорошая мысль, — согласился Грэйвз. — Там в углу есть соломенный тюфяк. Мы тебя разбудим, когда придет время.

Лимм прошел в указанный угол и улегся.

— Что тебя беспокоит? — прошептала Кэт.

— Есть некоторые проблемы, — признался ее возлюбленный. — Нужно достать какую-нибудь одежду для мальчика. Грязные парни — обычное явление в доках. Но не настолько грязные. — Он попытался внести нотку оптимизма: — Если Хозяин мертв, то в городе, скорее всего, царит хаос, а это значит, что у нас есть шанс проскользнуть незамеченными.

— А другие варианты?

— Только один, — признался Грэйвз, — но я не стану использовать его, пока нас не поймают.

— Ты о чем?

Грэйвз взглянул на молодую женщину, ради которой все бросил.

— У меня остался один друг, которому мое падение ничего не принесло. В крайнем случае я отправлю к нему Лимма за помощью.

— Кто это? — прошептала Кэт.

Этан Грэйвз закрыл глаза. Ему непросто было признать, что такому уверенному в себе человеку, как он, может понадобиться помощь.

— Единственный вор, который может вымолить мне жизнь у принца Крондорского.

— Джимми?

— Джимми Рука, — кивнул Грэйвз.

2 КРОНДОР

Отряды двигались к городу. Крондор был освещен послеполуденным солнцем, и темные высокие башни выделялись на фоне лимонно-желтого неба. На востоке розовые и оранжевые облака плыли по голубому небу, которое, казалось, мерцало. Колонна, следующая за авангардом принца; подтянулась, проходя через Южные городские ворота: — ближайшие к дворцу и казармам. На улицах было не особенно оживленно для этого времени дня: несколько торговцев на повозках направлялись к центру, в то время как фермеры, заехавшие на день, наоборот, покидали Крондор, возвращаясь домой.

— Не очень радушный прием, правда? — заметил Джеймс.

Локлир увидел лишь нескольких зевак, наблюдавших за приближающимся отрядом, который сопровождал Аруту к дворцу. Остальные жители города не обратили на возвращение принца никакого внимания.

— Наверное, Арута не сообщил о том, что мы прибудем сегодня.

— Нет, дело в чем-то другом, — откликнулся Джеймс. Любопытство в нем начало брать верх над усталостью.

Локлир взглянул на лица тех, кто стоял в стороне, чтобы не мешать движению процессии принца, и заметил в них беспокойство.

— Похоже, ты прав.

Столица Западных земель Королевства Островов никогда не была тихой. Даже в самые темные ночные часы звуки доносились из всех частей города. У каждого города свой пульс, и пульс Крондора Джеймс знал не хуже собственного сердцебиения. Он мог прислушаться к этому ритму и понять: что-то не так. До заката оставалось чуть меньше часа, а в городе уже было гораздо безлюднее, чем обычно.

Локлир тоже прислушался и понял, что насторожило Джеймса: казалось, что все вокруг даже говорят нарочито тихо. Погонщик негромко понукал мулов, будто боясь привлечь внимание. Мать, вместо того чтобы крикнуть, резко, но негромко велела детям идти домой.

— Как думаешь, что здесь происходит? — повернулся Локлир к Джеймсу.

— Думаю, мы сейчас это выясним, — не оглядываясь, бросил сквайрам Арута.

Молодые люди проследили за взглядом своего правителя и увидели встречающих, которые ждали их у ворот дворца. Впереди стояла принцесса Анита. В ее улыбке читались радость и облегчение оттого, что муж вернулся живым и здоровым. Несмотря на десять лет замужества и материнства, Анита выглядела по-прежнему молодо. Ее рыжие волосы были собраны под громоздкой белой шляпой. «Ну прямо парусник на голове!» — подумал вдруг Джеймс. Но такова была мода, и никто не осмелился бы шутить над принцессой по этому поводу, особенно когда она тебе улыбалась.

Джеймс улыбнулся принцессе в ответ и позволил себе ненадолго погрузиться в тепло лучезарной улыбки Аниты. Его мальчишеское увлечение принцессой с возрастом переросло в глубокую привязанность, но так как она была слишком молода, чтобы стать ему приемной матерью, то с радостью взяла на себя роль приемной старшей сестры. Для всех, кто знал их, было ясно, что Джеймс заменил ей младшего брата, которого у нее никогда не было. Даже дети принцессы стали называть Джеймса «дядя Джимми».

Справа от Аниты стояли близнецы — принцы Боуррик и Эрланд. Они постоянно толкали и задирали друг друга. Двое девятилетних мальчишек просто не могли устоять на месте. Рыжие ребятишки, знал Джеймс, были сообразительны, но непоседливы. Придет время, и они станут одними из самых влиятельных вельмож в Королевстве, но пока были просто двумя непослушными мальчишками, уставшими от роли принцев и стремящимися поучаствовать в любой заварушке. Прямо перед матерью стояла принцесса Елена. Она была на четыре года младше братьев. Правильные черты лица достались ей от матери, а густые черные волосы — от отца. Девочка просияла, увидев Аруту во главе отряда дворцовой стражи, и с детской непосредственностью воскликнула:

— Папа! Там папа!

Арута поднял руку, приказывая отряду остановиться. Не дожидаясь официального приветствия от мастера церемоний, он спрыгнул на землю и поспешил к семье. Сначала обнял жену, затем повернулся к сыновьям и дочери.

Джеймс мотнул подбородком в сторону стражников и шепнул Локлиру:

— Уилли на службе.

Уильям, сын Пага, был кадетом, будущим офицером, и пока изучал военное дело. Они с Джеймсом обменялись взглядами, и Уильям едва заметно кивнул.

Отряду была дана команда спешиться, и Джеймс с Локлиром слезли с коней. Подбежавшие слуги увели уставших животных. Сквайрам предписывалось ждать приказа принца, и они встали по правую руку от Аруты.

Анита тепло поприветствовала молодых людей, затем обратилась к Аруте:

— Знаю, мне не стоило так волноваться, ведь ты всегда возвращаешься ко мне.

— Всегда, — подтвердил Арута со счастливой и одновременно усталой улыбкой.

Небольшая группа придворных стояла молча позади королевской семьи. Арута приветственно кивнул, но по выражениям лиц понял, что ему, видимо, придется собрать совет до того, как он сможет наконец-то провести время с семьей. Среди присутствующих он заметил шерифа Крондора и вздохнул. Это означало только одно — в городе что-то случилось. Ведь шериф, несмотря на значительность своего поста, не был придворным.

— Герцог, узнайте, чего хотят шериф и остальные, и приходите в зал заседаний через полчаса, — сказал Арута, взглянув на Гардана. — Мне нужно смыть с себя дорожную пыль, прежде чем я начну очередное заседание. — Он улыбнулся Аните. — И несколько минут на то, чтобы пообщаться с женой и детьми. — Он наклонился и поцеловал принцессу в щеку. — Отведи детей в нашу комнату. Я буду через минуту, дорогая.

Анита увела детей, и Арута жестом подозвал Джеймса с Локлиром.

— Зло не дремлет, ребята. — Он оглядел дворцовую стражу. — Похоже, у юного Уильяма есть новости. Узнайте, чем он хочет поделиться. Уверен, от своих офицеров на совете я услышу другую историю. Если потребуется отправиться в город и разузнать что и как — вперед. Но обязательно вернитесь к концу ужина. — Он взглянул на Джеймса: — Ты знаешь, что должен делать.

Джеймс кивнул. Когда они с Локлиром отошли в сторону, тот спросил:

— Что это значит?

— Ты о чем?

— «Ты знаешь, что должен делать»?

— Так, одна проблема, над которой мы с Арутой бились, когда тебя послали на Север, в Тайр-Сог, для…

— Я знаю, для чего был сослан в Тайр-Сог, — устало перебил его Локлир. — Слишком хорошо знаю, — вздохнул он, предчувствуя свое неизбежное возвращение в этот холодный и чужой ему город на северной границе.

Джеймс подал знак стражу, наблюдавшему за начинающими офицерами, и тот крикнул:

— Члены королевского двора!

Кадеты уже стояли навытяжку, но, когда двое сквайров приблизились, напряглись еще больше.

Джеймс приветственно кивнул мастеру клинка Маквирту.

— Как их успехи, мастер?

— Большинство безнадежны, сквайр, но один или двое, наверное, выживут и станут офицерами в моей армии!

Джеймс ухмыльнулся. Между ним и мастером клинка никогда не было теплых отношений. Как придворный Аруты, формально юноша не состоял в армии и тренировался вместе с принцем. Джеймс был любимым партнером Аруты по фехтованию, так как один из немногих мог соперничать с ним в быстроте и ловкости обращения с оружием. Кроме того, титул сквайра давал ему право командовать солдатами, обучавшимися под руководством мастера клинка. Это не очень нравилось старому вояке.

Однако Джеймс понимал, что Маквирт был профессионалом в своей области и офицеры, которых он обучал, стали искусными солдатами и служили в элитном отряде Королевских стражей. Путешествуя, Джеймс видел как лучшие, так и худшие армейские подразделения, и этот отряд, несомненно, был лучшим в Западных землях.

— Мне нужно поговорить с кузеном принца, когда вы закончите.

Строгий старый солдат мрачно посмотрел на Джеймса, и тот в который раз поблагодарил небеса за то, что ему не пришлось служить под началом мастера. Маквирт развернулся и крикнул:

— Вольно! Уильям, подойдите сюда! Кадеты направились к казарме, а Уильям подошел и встал перед мастером.

— Сэр!

— Этим господам, похоже, необходима твоя компания. Хорошего вам дня, сквайры, — улыбнулся он Джеймсу и Локлиру и вновь повернулся к Уильяму: — Когда освободишься, то вернешься в казарму и приведешь в порядок свое обмундирование, ясно?

— Да, сэр! — отдал честь Уильям. Старый мастер клинка ушел.

— Есть новости, Уильям? — спросил Джеймс.

— Новостей много, — ответил молодой человек. Он был невысок, чуть повыше отца, с темно-русыми волосами и карими глазами. Черты его лица за время службы в армии принца утратили мальчишескую округлость, а плечи стали шире. Уильям великолепно владел двуручным мечом — оружием, с которым мало кто мастерски управлялся; его выездка также считалась образцом для подражания. — На следующей неделе я получу назначение!

— Поздравляю, — сказал Локлир. — А я отправлюсь в ссылку.

— Опять? — удивленно прищурил глаза Уильям.

— Все еще, — улыбнулся Джеймс. — Арута оценил причины его самовольного возвращения, но решил, что они не дают права на досрочное расставание с обледеневшим Севером.

— Завтра, — хмуро констатировал Локлир, — я снова отбываю в Тайр-Сог.

— В городе что-то происходит, — заметил Джеймс. — Что-нибудь слышал, Уилли?

Только семья Аруты, Джеймс и Локлир называли Уильяма так — больше он никому этого не позволял.

— Странные вещи, — кивнул Уильям. — Мы, кадеты, постоянно заняты, а после тренировок не общаемся с другими солдатами в гарнизоне. Но кое-что слышим то тут, то там. Похоже, за последнюю неделю умерло слишком много горожан.

— Это объясняет, почему шериф ждал принца, — кивнул Джеймс.

— Да, если подумать, обычно он так не поступает, — согласился Локлир.

Джеймс задумался. Будучи вором, он не раз переходил дорогу шерифу Уилфреду Минсу. Несколько раз едва не стал гостем шерифа в старой городской тюрьме. Сейчас шериф относился к нему как к сквайру принца и обращался с должным уважением, но их отношения, мягко говоря, не были теплыми. Джеймс вдруг вспомнил, как молодой еще констебль Уилфред Минс в беспомощной ярости провожал взглядом удирающего по городским крышам воришку Джимми Руку.

Однако шериф был предан своей работе и пытался держать криминальные группировки в Крондоре под контролем настолько, насколько это было возможно. В городе, как ни крути, торжествовал закон, а сам Уилфред Минс, в отличие от своих предшественников, не укрывал преступников и не брал взяток.

То, что шериф лично встречал Аруту, чтобы поговорить с ним сразу после возращения, означало только одно — случилось нечто очень серьезное, требовавшее немедленного вмешательства принца.

— Возвращайся к своим делам, — как-то отстраненно сказал Джеймс Уильяму. — Нам с Локи необходимо встретиться с Арутой.

— Что ж, Локи, раз ты утром отправляешься на Север, я прощаюсь и желаю тебе удачи, — повернулся к сквайру Уильям.

Локлир демонстративно закатил глаза и пожал протянутую руку.

— Позаботься об этом разгильдяе, Уилли. Не хочу, чтобы его убили в мое отсутствие.

— Жаль, что ты пропустишь мое посвящение в офицеры, — понурился Уильям.

— Не волнуйся, Уилли, — улыбнулся Джеймс. — Отпразднуем как следует и даже без этого наглеца с репутацией дамского угодника наверняка найдем парочку милых девушек, которые будут смотреть, открыв рот, на твои новые знаки отличия.

Уильям при этих словах даже покраснел.

— Береги себя, Локи, — сказал он.

Они попрощались, и, когда Уильям убежал по делам, Локлир с улыбкой повернулся к Джеймсу:

— Ты видел этот румянец у него на щеках? Я уверен, он еще никогда не был с женщиной.

Джеймс пихнул друга локтем в бок.

— Ну, не все так же рано развиваются, как ты.

— Но ему почти двадцать! — воскликнул Локлир с притворным удивлением.

— Он видный парень, — сказал Джеймс. — Думаю, к тому времени, как ты вернешься, все изменится.

— Ты так считаешь?

— Да, — кивнул Джеймс. Они вошли во дворец. — Я уверен, что за ближайшие пять лет смогу найти девушку, которая согласится разделить с ним постель.

— Пять лет? — Улыбка исчезла с лица Локлира. — Ты же не думаешь, что Арута станет держать меня там пять лет, а?

Увидев беспокойство друга, Джеймс рассмеялся. Когда они шли в палаты принца, Локлир попытался пихнуть Джеймса локтем, однако тот ловко избежал выпада. На мгновение оба сквайра опять стали детьми.

Джеймс и Локлир подошли к залу, где обычно проходили совещания, одновременно с принцем, который уверенно шагал по маленькому коридору, соединявшему его личные покои с официальными помещениями. Джеймс поспешил за своим сеньором, Локлир пристроился на шаг позади него. По сторонам двери стояли наизготовку двое стражников, один из них распахнул ее перед Арутой.

Мастер церемоний Брайан де Лейси объявил о прибытии принца. Справа от него стоял его помощник, Джером. Оба одновременно поклонились принцу. Джером также приветственно кивнул двум сквайрам. Подростками они учились вместе, и Джеймс был первым, кто осмелился противостоять старшему мальчишке, издевавшемуся над младшими. Теперь Джером учился у Лейси, чтобы в будущем сменить его и стать главным дворцовым администратором. Джеймс вынужден был признать, что дотошность и внимание к деталям делали Джерома идеальным кандидатом на эту должность.

— Я очень устал и хочу поужинать с семьей, — начал Арута, — так что все формальности и несрочные вопросы отложим на завтра. Что не терпит отлагательств?

Де Лейси поднял глаза, обвел взглядом присутствующих в комнате и спросил:

— Будем ли мы ждать рыцаря-маршала? В этот момент появился Гардан.

— Извините, ваше высочество. Прежде чем присоединиться к вам, я хотел убедиться, что солдаты привели в порядок лошадей и оружие.

Арута приподнял брови, и на лице его появилась знаменитая полуулыбка.

— Ты больше не сержант, Гардан. Ты — рыцарь-маршал Крондора. У тебя в подчинении люди, обязанность которых следить, чтобы и у солдат, и у животных было все необходимое.

Гардан замялся.

— Я хотел кое-что обсудить, — неуверенно произнес он и взглянул на окружавших их вельмож, — но это подождет, ваше высочество?

Арута кивнул в знак согласия.

— В ваше отсутствие, — доложил де Лейси, — курьер привез из Кеша два послания. В них сообщается о делах, не требующих безотлагательного решения. Однако формальный ответ необходим.

— Оставьте их пока сквайру, — Арута указал на Джеймса. — Вечером я прочту документы и утром составлю ответ.

Де Лейси передал бумаги Джеймсу, тот взял их, даже не глядя. Мастер церемоний посмотрел на шерифа, Мине шагнул вперед и поклонился.

— Ваше высочество, я вынужден сообщить вам о волне кровавых убийств, которая прошла по городу, пока вас не было.

Принц некоторое время молча обдумывал услышанное.

— Ты ведь говорил о чем-то, требующем моего личного вмешательства? — сказал он наконец. — А убийства, к сожалению, не являются для нашего города чем-то необычным.

— Да, ваше высочество, однако прошу вас выслушать меня. Несколько знатных людей были убиты прямо в постелях, ночью. Им перерезали горло, а спавшие рядом жены не слышали ни звука.

Арута взглянул на Джеймса и чуть заметно кивнул. Сквайр догадался, о чем подумал принц: ночные ястребы.

Почти десять лет гильдия смерти не тревожила город. Убийцы, нанятые агентами Мурмандрамаса, исчезли, когда кончилась Война Врат. Несколько месяцев назад появились слухи об их возвращении. Затем они внезапно вновь появились в Королевстве. Джеймс лично убил их нового лидера, но не сомневался, что ночные ястребы просто так не покинут город. Если в Крондоре был еще один отряд ночных ястребов, то они уже знали о смерти Навона дю Сандо, мнимого торговца из Кентинг-Раша. Его разоблачение едва не стоило Джеймсу жизни во время дуэли — он смог одолеть противника только благодаря многочасовым тренировкам на мечах с принцем.

— Твои люди что-нибудь нашли? — озабоченно спросил шерифа Арута.

— Ничего, ваше высочество. В некоторых случаях все ясно: у жертвы было много врагов, как и у многих успешных в бизнесе людей. Но другие убитые не были сколько-нибудь приметными людьми! В этих убийствах нет никакого смысла. Они выглядят… случайными.

Арута откинулся назад, размышляя. Мозг его напряженно работал, обдумывая и отвергая разные варианты.

— Случайными? — сказал он наконец. — Возможно, мы просто не понимаем, что стоит за таким выбором жертв. Пусть утром твои люди снова опросят семьи убитых, тех, кто работал с ними, соседей и вообще всех, кто мог видеть их перед смертью. Мы можем обнаружить информацию, о важности которой раньше и не подозревали. Отправь вместе со своими людьми писца, чтобы он записывал все показания. Может быть, нам удастся найти связь между этими убийствами. — Принц устало вздохнул. — Возвращайся к своим обязанностям, шериф. Встретимся завтра, после официального утреннего приема, и обсудим все подробнее. Завтра вечером у меня должны быть доклады твоих людей.

Шериф поклонился и отошел.

— Что еще? — повернулся Арута к де Лейси.

— Более ничего срочного, ваше высочество.

Принц поднялся.

— Все свободны до десяти утра. — Де Лейси и Джером вышли из покоев, а Арута обратился к Гардану и сквайрам: — Итак, Гардан, о чем ты хотел со мной поговорить?

— Выше высочество, я служил Крондору с детства. Я был солдатом и сержантом при вашем отце, капитаном и маршалом при вас. Настала пора мне вернуться домой в Крайди. Я прошу отставки.

— Понимаю, — кивнул Арута. — Мы можем обсудить это за ужином?

— Как вам угодно, — ответил рыцарь-маршал.

— Хорошо, так и сделаем. — Арута повернулся к сквайрам: — Локлир, готовься к завтрашнему отъезду. Я пришлю дорожные грамоты и соответствующие приказы в твои покои. Отправишься вместе с утренним сартским патрулем. Если мне не удастся увидеть тебя до отъезда — удачи и счастливого пути в Тайр-Сог.

— Спасибо, ваше высочество, — ответил Локлир, пытаясь сохранить невозмутимое выражение лица.

— Ну, а ты знаешь, что делать, — бросил Арута Джеймсу.

Принц и рыцарь-маршал направились к королевским покоям, а сквайры пошли в противоположном направлении.

— «Ты знаешь, что делать», — передразнил Локлир принца, оказавшись вне пределов слышимости. — Ну, а что это значит?

— Это значит, что сегодня мне не удастся выспаться, — вздохнул Джеймс.

— Так ты пытаешься сказать мне, что это не мое дело?

— Да, — коротко ответил Джеймс. Он не произнес больше ни слова, пока они не дошли до комнаты Локлира. — Возможно, я не увижу тебя до отъезда, так что будь осторожен и не дай себя убить.

Они пожали друг другу руки, затем Локлир обнял своего лучшего друга.

— Постараюсь, — сказал он.

— Отлично, тогда увидимся на Летнем празднике, если, конечно, ты не совершишь чего-нибудь, за что Арута оставит тебя на Севере навечно.

— Я буду хорошо себя вести, — заверил Локлир.

— Постарайся! — усмехнулся Джеймс и поспешил в свою комнату.

Как придворный, Джеймс имел право на отдельную комнату, но поскольку пока носил звание сквайра, то и комната у него была довольно скромная: кровать, письменный, он же обеденный стол и шкаф для одежды. Джеймс запер дверь и разделся. Его обычная походная одежда была слишком вычурной для дела, на которое он собирался отправиться. Открыв шкаф, Джеймс отодвинул в сторону груду рубах, нуждавшихся в стирке, и за ними нашел то, что искал. Темно-серая туника и темно-синие штаны — рваные и залатанные — выглядели гораздо более грязными, чем были на самом деле. Он оделся, натянул самые старые сапоги и сунул в ботинок простой на вид, но прочный и острый кинжал. Теперь Джеймс выглядел как типичный уличный бродяга. Он выскользнул из комнаты и, избегая слуг и охранников, спустился вниз.

Вскоре он оказался в секретном туннеле, соединявшем дворец и городскую канализацию, и, когда ночь спустилась на город, Джимми Рука снова шел по воровскому пути.

К тому времени, как Джимми добрался до перекрестка канализационных коммуникаций замка и сточной системы города, солнце уже зашло. Снаружи было еще относительно светло, в подземелье же сгустилась ночная тьма. Днем свет проникал сюда через решетки сточных люков или через дыры в мостовых, но после заката в канализации было темно, за исключением нескольких специально освещенных мест, и только знаток мог безопасно передвигаться по подземным туннелям. Джеймс точно знал, где находится, с того самого момента, как покинул замок.

В те времена, когда он был вором, одним из пересмешников, Джеймс изучил все приемы выживания; немало способствовал ему в этом острый ум, но еще больше — суровые условия жизни. Сквайр тихо подошел к тайнику, сделанному им же самим, и сдвинул фальшивый камень. Он был смастерен из тряпок и дерева и при более ярком свете наверняка привлек бы внимание. Джеймс отложил бутафорский булыжник и вытащил из тайника старый фонарь. Внутри находились также предметы, которые не пристало иметь придворному: отмычки, кое-какие едкие вещества, набор для лазанья по стенам и несколько нестандартное оружие. От старых привычек нелегко отказаться.

Джеймс зажег фонарь. Он никогда даже и не думал о том, чтобы хранить его во дворце, боясь, что кто-нибудь заметит, как сквайр принца пробирается через дворцовую сточную систему в общегородскую. Было важно сохранить в тайне то, что во дворец можно попасть через подземелье. Все дворцовые чертежи и планы показывали, что две системы полностью разделены — так же как и городская канализация с той, что находилась за стенами Крондора. Однако воры и контрабандисты быстро внесли изменения в имеющиеся схемы, проделав туннели, ведущие в город и из города.

Укоротив фитиль, Джеймс поджег его и прикрыл дверцу фонаря, дожидаясь, пока разгорится огонек, достаточный для безопасного передвижения. Он знал, что может, хотя и медленнее, двигаться без света, находя путь на ощупь, но сейчас не мог себе этого позволить: путь предстоял долгий, и времени было в обрез.

Джеймс проверил, не оставил ли каких-нибудь следов своего присутствия. Он уделял большое внимание безопасности, и это послужило причиной странного парадокса: королевские инженеры тратили много времени и золота на приведение подземных туннелей в порядок, а пересмешники и другие не слишком законопослушные горожане непрестанно трудились над их разрушением, чтобы получить проход, свободный от королевского надзора. Джеймс отвечал за обнаружение и ликвидацию новых туннелей, при этом иногда он скрывал тот или иной, если это было нужно для его целей и не угрожало безопасности дворца.

Подумав о том, что быть придворным гораздо сложнее, чем ему казалось вначале, когда он только присоединился к компании сквайров, бывший вор поторопился к месту первой встречи.

Уже почти рассвело, когда Джеймс занялся поисками своего последнего информатора. Он еле сдерживал беспокойство — первые трое, с которым он пытался встретиться, исчезли бесследно. В доках царила неестественная тишина, отсутствовал даже непрерывный шум, доносившийся обычно из местных гостиниц и таверн. В квартале никого не было, а обычные ходы и убежища воров оказались закрытыми и запечатанными.

Джеймс не встретил никого из пересмешников. Но удивляло не это. Не только он мог передвигаться по подземным туннелям и улицам незамеченным. Однако этой ночью все было как-то не так. Канализационной системой пользовались не только пересмешники. У нищих были свои местечки, где они могли спокойно выспаться. Контрабандисты переправляли товар из секретных хранилищ по крупным оттокам, переходившим в городские подвалы. Все эти действия создавали шум — тихий, заметный только знающим людям, но он присутствовал всегда! Сегодня вокруг стояла мертвая тишина. Только плеск воды, скрежет крысиных копей и отдаленный гул водяных колес и насосов эхом отдавались в туннеле.

Джеймс понял, что обитатели подземелья затаились. Значит, что-то случилось. В трудные времена пересмешники блокировали отдельные туннели, особенно рядом с бедными кварталами, блокируя проходы в убежище, известное членам гильдии воров под названием «Приют», где пересмешники пережидали, пока опасность не минует. Остальные — те, кто не были членами гильдии, — тоже скрывались и ждали, пока пройдут черные времена. Вне этих укромных местечек и безопасных зон любой, оказавшийся в туннелях, рисковал своейжизнью. В последний раз, вспомнил Джеймс, такое случилось в год окончания Войны Врат, когда принцесса Анита была ранена и Арута ввел военное положение.

Чем дальше сквайр продвигался по улицам и под ними, тем сильнее убеждался в том, что, пока его не было в городе, здесь произошло нечто из ряда вон выходящее. Он оглянулся, чтобы проверить, нет ли за ним слежки, и двинулся в конец переулка.

Пара старых деревянных ящиков, прислоненных к кирпичной стене, служили укрытием от непогоды. Внутри кто-то лежал. Джеймс легонько подвинул ящик, и из него вылетела стая мух. Джеймс понял, что человек этот не спит, прежде чем дотронулся до его ноги. Он осторожно перевернул тело и увидел, что это старый Эдвин, бывший моряк, потерявший из-за своего пристрастия к выпивке все: деньги, семью и последние остатки человеческого достоинства. Однако, подумал Джеймс, даже такая портовая крыса, как Эдвин, заслуживала лучшего, чем валяться с перерезанным горлом, как теленок на скотобойне.

Заметив густую, почти засохшую кровь, Джеймс сообразил, что Эдвин был убит примерно на рассвете предыдущего дня. Он уже не сомневался, что остальных информаторов постигла та же участь. Вопрос заключался в другом: либо тот, кто стоял за всеми этими злодействами, убивал без разбора, и людям Джеймса просто очень не повезло, либо кто-то методично устранял именно его агентов в Крондоре. Логика подсказывала, что наиболее вероятно последнее.

Джеймс встал и посмотрел в небо. Ночь заканчивалась, и сероватый свет на востоке возвещал о наступлении рассвета. Оставалось лишь одно место, где он мог найти ответы, не рискуя столкнуться с пересмешниками.

Джеймсу было известно, что за многие годы до того, как он поступил к Аруте на службу, между принцем и пересмешниками было достигнуто своего рода соглашение, но подробностей договора он не знал. Между ним и пересмешниками тоже установились определенные отношения. Джеймс старался не попадаться им на пути, и они его также избегали. Если ему было нужно, Джимми беспрепятственно шнырял по крышам и подземельям. Но в то же время он никогда не питал иллюзий по поводу того, какой прием его ждет, вернись он в убежище пересмешников — уж точно не теплый! Ты либо пересмешник, либо нет, а Джеймс покинул гильдию четырнадцать лет назад.

Итак, сквайр отбросил мысль о визите в Приют и направился туда, где мог узнать новости.

Джеймс снова спустился в канализацию и быстро добрался до подземелья около одной из гостиниц. Она стояла на границе беднейшей части города с чуть более благополучным рабочим районом. Слизь толстым слоем лежала на стенах, скрывая секретный ход, но Джеймс помнил расположение фальшивого камня и, дотронувшись до него, почувствовал, как часть кладки отъехала в сторону.

«Камень» был сделан из наложенной на плотный холст штукатурки и закрывал узкий вход в короткий туннель. Забравшись внутрь, Джеймс закрыл за собой потайную дверь и открыл дверцу лампы. Он был почти уверен, что знает обо всех ловушках, которые могут встретиться ему в проходе, но так как ключевым словом здесь было «почти», он соблюдал крайнюю осторожность, пробираясь по этому подземному коридору.

В дальнем конце он обнаружил массивную дубовую дверь. Джеймс знал, что за ней лестница, ведущая вверх, в подвал гостиницы. Он осмотрел замок и, убедившись, что устройство в целости, ловко открыл его. Послышался щелчок, сквайр осторожно приоткрыл дверь, опасаясь ловушки с другой стороны. Однако ничего не произошло, и он быстро поднялся по ступенькам.

Одолев лестницу, он оказался в темном подвале, забитом бочками и мешками. Пробравшись сквозь лабиринт полок, он поднялся по деревянным ступенькам на первый этаж здания и осторожно открыл дверь, ведущую в кладовую за кухней.

Крик молодой женщины прорезал воздух, и мгновением позже арбалетная стрела просвистела в том месте, где находился Джеймс мгновение назад. Он кувырнулся вперед, и стрела воткнулась в деревянную дверь. Молодой сквайр резко поднялся и, взметнув руки ладонями вверх, крикнул:

— Спокойно, Лукас! Это я!

Хозяин гостиницы, бывший солдат, уже преодолел половину кухни, откинув арбалет и обнажая меч. Именно он выстрелил сквозь дверной проем, когда услышал крик. Человек замешкался на мгновение, затем убрал меч обратно в ножны, продолжая двигаться к Джеймсу.

— Идиот! — прошипел он, обходя колоду для рубки мяса. — Хочешь, чтобы тебя убили?

— Откровенно говоря, нет, — ответил Джеймс.

— Одет непонятно как, пробираешься через мою подвальную дверь… Откуда я мог знать, что это ты? Не мешало бы заранее оповестить меня о том, что придешь, или подождать всего час и войти через переднюю дверь, как все честные люди.

— Ну, я честный человек, — сообщил Джеймс, выходя из кухни, минуя бар и заворачивая в пустой общий зал. Он огляделся и уселся на стул. — Более или менее.

— Более, чем некоторые, — ухмыльнулся Лукас. — Зачем ты здесь ползаешь, как кот по трубам?

Джеймс посмотрел на девушку, которая вошла в зал вслед за ними. Она уже взяла себя в руки и немного успокоилась, поняв, что незваный гость — друг хозяина.

— Извини, что напугал тебя.

— Да уж, постарался на славу, — ответила она, переводя дыхание. Бледность ее лица, вызванная испугом, резко контрастировала с темными волосами. Девушке было лет двадцать.

— Новая официантка? — негромко поинтересовался Джеймс.

— Моя дочь, Талия.

— Лукас, у тебя нет дочери, — заметил Джеймс, откидываясь на спинку стула.

Владелец «Радужного попугая» сел напротив сквайра.

— Сбегай на кухню и посмотри, не подгорело ли что, Талия, — сказал он.

— Да, отец, — ответила она, убегая.

— Это моя дочь, — повторил Лукас. — Когда ее мать умерла, я отправил Талию к моему брату, у него ферма рядом с Таннербруком.

— Не хотел, чтобы она росла здесь? — улыбнулся Джеймс.

— Вот именно, — вздохнул Лукас. — Здесь становится опасно.

— Почему, Лукас? Никогда не замечал, — с притворной наивностью спросил Джеймс.

— Куда менее добропорядочные типы сидели на этом стуле, Джимми Рука, — погрозил Лукас пальцем.

Джеймс поднял руки, как будто сдаваясь.

— Не буду спорить, — он взглянул на дверь кухни, будто пытаясь разглядеть сквозь нее ушедшую девушку. — Но она не похожа на обычную девчонку с фермы, вроде тех, что я встречал раньше.

Лукас откинулся назад и провел костлявой рукой по тронутым сединой волосам. На его угловатом лице отразилось раздражение, вызванное необходимостью что-то объяснять.

— Она проводила больше времени за учебой в местном аббатстве, чем за дойкой коров. Она умеет читать, писать и считать. Очень неглупая девчушка.

— Похвально, — одобрительно кивнул Джеймс. — Однако я сомневаюсь, что твои посетители обратят внимание именно на эти ее достоинства и не заметят… хм… более очевидных.

Лицо Лукаса потемнело.

— Она — хорошая девочка, Джеймс. Талия выйдет замуж за преуспевающего человека, а не за какого-нибудь… ну ты понимаешь. Я позабочусь о приданом… — он вдруг заговорил шепотом, чтобы не было слышно на кухне. — Джеймс, ты единственный из моих знакомых, кто знает приличных молодых людей, ну там, во дворце или еще где. По крайней мере, с тех пор как Лори бежал и стал герцогом в Саладоре. Не мог бы ты познакомить мою дочку с благородным юношей? Она вернулась в город лишь несколько дней назад, а я уже чувствую себя как зеленый новичок в первый день тренировок. После того как ее братья погибли на войне, она — все, что у меня осталось, — он оглядел чистый, но скромно обставленный зал. — Я хочу, чтобы у нее было что-то большее.

— Понимаю, — улыбнулся Джеймс. — Посмотрю, что можно сделать. Приглашу сюда на кружку эля парочку подходящих парней, а там уж природа возьмет свое.

— Только не Локлира! — воскликнул Лукас. — Держи его подальше от моей дочери.

— Не беспокойся, — усмехнулся Джеймс. — Он как раз сейчас выезжает из городских ворот, направляясь в долгую деловую поездку в Тайр-Сог.

— Все готово, отец, — Талия вошла в зал.

— Прекрасно, девочка моя, — ответил тот. — Тогда открой двери и впусти всех, кто жаждет позавтракать.

Когда она ушла, Лукас повернулся к Джеймсу.

— Итак… Ты ведь не для того чуть не погиб, пробравшись сюда из канализации, чтобы побеседовать о моей дочери. Что привело тебя сюда до рассвета?

С лица Джеймса исчезла даже тень улыбки.

— В подземельях идет необъявленная война, Лукас. И кто-то убил нескольких моих друзей. Что происходит?

— Я знал, что ты придешь с этим вопросом, — кивнул Лукас и откинулся на спинку стула. — Правда, думал, что это случится раньше.

— Да я вернулся в город только прошлой ночью. Был в отъезде с принцем… по кое-каким делам.

— Что ж, — начал Лукас, — лучше бы Арута занимался домашними проблемами. Их очень много, стоит лишь копнуть глубже. Не знаю подробностей, но, судя по слухам, людей безнаказанно убивают в канализации и вдоль всей береговой линии. Погибают и обычные горожане, и пересмешники. Я слышал, что кешианцы открывают магазины в зданиях, ранее принадлежавших купцам Королевства. В доках орудуют новые банды. Никто толком не знает, что происходит, кроме тех пересмешников, что скрываются сейчас под землей. Я не видел никого из них уже с неделю. Большинство моих постоянных посетителей приходят позже и уходят раньше, чтобы вернуться домой засветло.

— Кто стоит за всем этим, ты знаешь? — наклонился вперед Джеймс.

Лукас оглянулся, как будто опасаясь, что невидимый шпион может его подслушать.

— Некто по имени Кроулер, — тихо ответил он. Джеймс откинулся назад.

— И почему я не удивлен? — прошептал он.

3 ПРИЕМ

Джеймс ждал. Паж постучал в дверь. Он сохранял бесстрастное выражение лица, как и подобало одному из двенадцати придворных мальчиков. Из-за двери донесся голос: Джеймсу предлагали войти, и двое пажей распахнули перед ним резные деревянные двери. Принц завтракал со своей семьей. Непоседливые близнецы непрерывно пихали друг друга, пытаясь делать это незаметно для родителей. Но строгий взгляд матери давал им понять, что у них ничего не вышло, и они снова начинали изображать примерное поведение. Маленькая принцесса весело пела какую-то песенку собственного сочинения, возя ложкой в тарелке с горячей кашей.

Джеймс вошел и поклонился. Принцесса Анита ласково улыбнулась ему.

— Наш сквайр наконец-то изволил появиться, — сухо произнес Арута. — Надеюсь, мы не очень сильно тебя побеспокоили?

Выпрямившись, Джеймс улыбнулся принцессе в ответ, затем повернулся к принцу:

— Я был неподходяще одет для завтрака с королевской семьей, ваше высочество. Извините, что задержался.

Арута указал Джеймсу на место справа от себя, где полагалось находиться сквайру, пока правитель не даст ему какое-либо поручение. Джеймс опустился на стул и позволил себе немного насладиться теплой компанией людей, которых он мог назвать семьей.

Между крондорским принцем и его сквайром установились необычные отношения. Иногда они общались как товарищи, а порой казались почти братьями. Однако Джеймс никогда не забывал, что Арута его принц, а он сам — лишь верный слуга.

— Ты выглядишь усталым, — заметил принц.

— У меня давно уже не было возможности выспаться в теплой кровати, да и просто выспаться, сир, — ответил Джеймс. — Включая прошлую ночь.

— И что, оно того стоило?

— С одной стороны — да, — начал Джеймс. — С другой — нет.

— Нам, наверное, нужно поговорить наедине? — тихо спросил Арута, взглянув на жену и детей.

— Да, думаю, это неподходящая тема для беседы за столом, выше высочество, — кивнул Джеймс.

— Тогда отправляйся в мой кабинет и жди, — велел принц. — Я присоединюсь к тебе через несколько минут.

Джеймс так и сделал. Придя в кабинет Аруты, где, как обычно, царили чистота и порядок, он устало опустился на стул рядом с письменным столом принца.

Через некоторое время вошел Арута. Джеймс вздрогнул и вскочил на ноги.

— Спишь? — весело спросил принц.

— Дорога домой была долгой и утомительной, ваше высочество, а потом еще одна бессонная ночь…

— Сядь и отдохни, пока говоришь, только не усни снова, — Арута указал Джеймсу на стул.

— Сир, — Джеймс сел, — трое из моих информаторов пропали.

— Как сообщил мне шериф, — озабоченно проговорил Арута, — по Крондору снова прокатилась волна убийств, и на этот раз кажется, что в них нет системы. Хотя исчезновение твоих информаторов говорит о том, что кто-то хорошо о нас осведомлен и при этом не хочет, чтобы мы о нем что-нибудь узнали.

— Я все же не вижу никакой закономерности, — вздохнул Джеймс.

— Пока не видишь, — заметил принц. В дверь постучали. — Минуту! — крикнул Арута и снова повернулся к Джеймсу: — Наверное, это Гардан с бумагами об увольнении.

— Он все-таки решил уйти? — удивился Джеймс.

Арута кивнул.

— Жаль, что Гардан нас покидает, но он заслужил отдых. Он отправится домой в Крайди, к внукам. Что может быть лучше для мужчины?! Думаю, Гардан прав, когда обвиняет меня в том, что я не оставляю ему работы. Он посоветовал мне назначить на этот пост человека с администраторским опытом, а не вояку, так как я все равно не откажусь от личного наблюдения за армией. Кстати, наш разговор не должен выйти за стены кабинета, ясно?

Джеймс молча кивнул.

— Впусти Гардана, когда выйдешь. Потом отправляйся к себе и ложись спать. Сегодня утром ты свободен от придворных обязанностей. У тебя впереди напряженный вечер.

— Опять рыскать по городу? — спросил Джеймс.

— Нет, — ответил Арута. — Моя жена устраивает бал, и твое присутствие обязательно.

Джеймс демонстративно закатил глаза.

— А нельзя мне снова отправиться поползать по канализации?

— Нет, — усмехнулся принц. — Тебе придется изображать заинтересованность, пока богатые купцы будут пытаться произвести на тебя впечатление байками о своих денежных геройствах, а их заурядные дочери — соблазнять своими прелестями. Это — королевский приказ, — он указал на документ, лежавший на столе. — К тому же мы получили известие, что к нам направляется с неожиданным визитом один восточный вельможа. Так что мы должны быть готовы его развлечь. Хотя убийства на улицах не способствуют веселью, да? — добавил он сухо.

— Да, ваше высочество.

Джеймс открыл дверь и пригласил Гардана. Рыцарь-маршал приветственно кивнул, и сквайр вышел, прикрыв за собой дверь.

Двор был практически пуст. Скоро де Лейси и Джером начнут приглашать придворных, торговцев и просителей в Большой зал. Джеймс любезно кивнул двум спешащим навстречу людям, затем поспешил выйти с другой стороны и направился к своим покоям. Он без особого энтузиазма ожидал празднества, устраиваемого Анитой, но зато отчетливо слышал призывную песнь кровати. Несколько недель на Севере и неделя в седле с целым букетом магических трав в организме брали свое.

На перекрестке двух коридоров Джеймс увидел пажа и приказал разбудить его за час до сигнала к ужину. Он вошел в свою комнату и через несколько минут уже крепко спал.

Музыканты заиграли, и Арута с поклоном повернулся к жене. Менее официальный, чем королевский двор в Рилланоне, двор крондорского принца, тем не менее, неукоснительно придерживался традиций. Одна из них гласила, что нельзя начинать танец раньше, чем это сделает принц.

Арута был умелым танцором, что не удивляло Джеймса. Никто не обращался с мечом так же ловко, как принц Крондорский, и никто не обладал столь прекрасным чувством ритма и равновесия. К тому же танцы здесь были довольно простыми. Джеймс слышал, что придворные танцы в Рилланоне замысловаты и более официальны, в то время как тут, на крестьянском Западе, танцы при дворе напоминали пляски простого люда, правда лишенные фривольности.

Джеймс наблюдал, как Арута и Анита одновременно кивнули мастеру музыки. Тот поднял смычок и в свою очередь кивнул музыкантам. Оркестр состоял из скрипачей, двух барабанщиков и трех флейтистов. Зазвучала бодрая мелодия, Анита отступила от Аруты, держа его за руку, а затем повернулась вокруг себя, и ее богато украшенное платье взвилось вверх. Она ловко скользнула Аруте под руку, и Джеймс подумал, что объявить огромные, нелепые белые шляпы исключительно дневным предметом одежды было правильным решением. Проскользнуть под рукой кавалера, не сбив такую шляпу, стало бы невыполнимой задачей.

Джеймса развлекла эта мысль, и он улыбнулся.

— Что смешного? — удивился стоявший рядом Джером.

Улыбка исчезла с лица Джеймса. Джером никогда ему не нравился, и эта неприязнь появилась еще при их первой встрече. Когда Джером в первый — и последний! — раз пытался нагрубить ему, Джимми сбил старшего мальчика с ног и заявил, что он, личный сквайр принца Аруты, не собирается терпеть грубость от кого бы то ни было. Намерения Джеймса подтвердил клинок Джерома, ловко и незаметно вынутый из-за пояса его хозяина. Никогда более Джеймсу не приходилось повторять это предупреждение.

С тех пор Джером остерегался Джеймса, хотя продолжал периодически задирать его перед младшими сквайрами. Однако, став помощником де Лейси, а следовательно, и его возможным преемником на посту мастера церемоний, Джером перестал вести себя по-хамски, и между ним и Джеймсом установилось своего рода вежливое перемирие. Джеймс по-прежнему считал его занудой и грубияном, однако гораздо менее неприятным, чем в юности. Время от времени помощник мастера церемоний бывал даже полезен.

— Просто размышляю о нынешней моде, — ответил Джеймс.

Джером позволил легкой улыбке коснуться губ прежде, чем выражение его лица вновь стало серьезным. Он не стал развивать тему, однако эта едва заметная мимика показала, что он тоже обращал внимание на странности моды.

Гости дворцового праздника были одеты по последней крондорской моде. Джеймс находил эти ежегодные перемены модных течений лишними, иногда даже глупыми, но переносил их стоически. В этом году по просьбе принцессы поменялась даже униформа стражников, так как старые серые военные плащи казались Аните унылыми.

Теперь солдаты почетного караула, стоявшие вдоль стены, красовались в светло-коричневых туниках с медно-золотым отливом и с нагрудным изображением черного орла, парящего над вершиной горы. Джеймс не мог понять, нравится ли ему, когда меняют традиции, однако заметил, что алая мантия принца по-прежнему украшена знакомым крестом.

Очередная группа гостей вошла в бальный зал.

— Откуда они? — тихо спросил Джеймс, наклонившись к Джерому.

— Придворные, местные дворяне, — прошептал Джером, — богатые торговцы, титулованные военные, заслужившие благосклонность принца.

— А кешианцы есть среди них? — поинтересовался Джеймс.

— Да, есть несколько, — Джером взглянул на Джеймса. — Тебя интересует кто-то конкретно?

Джеймс покачал головой. Танец тем временем закончился.

— Нет, но лучше бы интересовал.

Если последняя фраза и пробудила любопытство Джерома, он этого никак не показал. Джеймса восхитила такая сдержанность, которая, впрочем, была необходима мастеру церемоний, ведь ему зачастую приходилось общаться с разными недоумками, к тому же богатыми и могущественными. Способность пропускать некоторые вещи мимо ушей была той чертой, которой определенно недоставало Джеймсу.

После окончания первого танца гости в дальнем конце зала стали шумно переговариваться. Арута поклонился Аните и, подав ей руку, проводил к трону.

С противоположного конца зала послышался стук посоха де Лейси, возвещающий о прибытии важного гостя. По-прежнему сильный голос постаревшего де Лейси разнесся по залу:

— Ваши высочества, лорд Рэдсвил, герцог Оласко.

— Радсвил Оласко? — переспросил Джеймс.

— Произносится Р'эдсвил, невежда, — прошептал Джером. — Одно из восточных королевств, на самом деле — герцогство, — он посмотрел на Джеймса с шуточным презрением. — Изучи карту, друг мой. Этот человек — младший брат великого герцога Вацлава и дядя принца Аранора, — он заговорил еще тише: — А значит, двоюродный брат короля Ролдема.

В зале началось движение. Те, кто находился на площадке для танцев, расступались перед массивным человеком и его свитой, направлявшимися через зал к тому месту, где сидели Арута и Анита. Джеймс внимательно рассмотрел возглавлявшего процессию человека, и ему не понравилось то, что он увидел.

Герцог выглядел как борец-профессионал, несмотря на свое одеяние. Большая вельветовая шляпа темно-бордового цвета, напоминающая огромный берет, была сдвинута к плечу и украшена большой серебряной брошью, удерживавшей длинное белое перо. Камзол облегающего фасона подчеркивал широкие плечи, которые, как заметил Джеймс, не были накладными. Несомненно, лорд Рэдсвил мог с легкостью постоять за себя в самых опасных заведениях города. Черные гамаши и чулки завершали вычурный ансамбль. Висевший на боку меч, точнее рапира, был похож на те, что носил Арута, — популярное и серьезное оружие. Единственным различием казалось то, что эфес рапиры герцога был отделан серебром и золотом.

Слева от герцога шла девочка лет пятнадцати-шестнадцати, одетая в платье, способное конкурировать с платьем принцессы, к тому же с таким глубоким вырезом, какой только позволяла скромность. Джеймс взглянул на спутницу герцога повнимательнее. Она была по-хищному красива, и сквайр мысленно поблагодарил небеса за то, что Локлир уехал. С детства Джеймс в шутку говорил другу, что однажды девушки его погубят, а эта девица, несмотря на молодость, выглядела одной из самых опасных, что когда-либо встречались сквайру.

Джеймс почувствовал чей-то взгляд и повернулся. Справа от Рэдсвила шли два молодых человека, примерно одного с Джеймсом возраста. Тот, что вышагивал рядом с герцогом, выглядел как его помолодевшая копия — крепко сложенный, статный и полный уверенности. Судя по сходству, второй, более худой, был младшим братом. Он смотрел на Джеймса, и в его взгляде читалась угроза. Он словно изучал сквайра, пока тот рассматривал процессию, и Джеймс догадался, что молодой человек выискивает потенциальных врагов при дворе. По спине Джеймса пробежал холодок, когда герцог поклонился Аруте.

Пришел черед Джерома выполнить свои обязанности помощника мастера церемоний. Он уверенно шагнул вперед:

— Ваши высочества, позвольте представить вам Рэдсвила, лорда Стезничи, герцога Оласко.

— Добро пожаловать к моему двору, лорд, — сказал Арута. — Ваше прибытие застало нас врасплох. Мы думали, вы приедете позже.

— Примите мои извинения, ваше высочество, — поклонился герцог. У него был низкий голос, в речи слышался незначительный акцент. — Мы поймали попутный ветер и прибыли в Саладор на неделю раньше, чем планировали. Однако решили там не задерживаться и отправились в путь. Надеюсь, мы не причинили вашим высочествам беспокойства.

— Нет, что вы, — покачал головой Арута. — Просто мы сожалеем, что не смогли встретить вас достойно.

Герцог улыбнулся, однако Джеймс не заметил теплоты в этой улыбке. Было очевидно, что это воспитанный и образованный человек, но Джеймс сразу разглядел в нем лицемера и скандалиста.

— Простите, ваше высочество, но мы решили, что бал устроен в нашу честь.

Анита на мгновение изменилась в лице.

— Я шучу, ваше высочество, — повернулся к ней герцог. — Наш визит не так уж важен. Мы решили заехать исключительно из уважения к вам и вашему мужу. Мы направляемся в кешианский порт Дурбин, а оттуда в горы Троллей, где намерены удачно поохотиться. Любое проявление гостеприимства с вашей стороны превзошло бы наши ожидания.

Джеймс увидел, как Джером нахмурился. Суетливый экс-сквайр был сторонником точности и официоза, а герцогу не только удалось отмести извинения Аруты, но и в скрытой форме возвратить оскорбление. Этот человек явно не испытывал ни малейшей робости в присутствии принца.

Анита выросла при дворе и знала все тонкости придворных манер. Она понимала, что все, что она скажет в ответ, только ухудшит ситуацию. Принцесса слегка наклонила голову и произнесла лишь:

— Думаю, нам, уроженцам Запада, никогда не понять тонкостей Востока. Не хотите ли представить нам ваших спутников?

Герцог поклонился и повернулся к младшему из двух юношей:

— Ваше высочество, разрешите представить моего племянника, принца Влэдика, сына моего брата, архгерцога, наследника трона и кронпринца Оласко, принца дома Ролдемов по крови. — Молодой человек шагнул вперед и в знак приветствия поклонился принцу и принцессе Крондора. Герцог продолжил: — А это Казамир, мой сын и наследник, также принц дома Ролдемов по крови. — Казамир изящно и с надлежащим для его чина уважением поклонился принцу Аруте. Герцог повернулся к девушке: — А это моя дочь, Паулина, принцесса дома Ролдемов по крови.

— Добро пожаловать в Крондор, — приветственно кивнул Арута. Он подал знак Джерому, и тот поспешно вышел, чтобы подготовить гостевые покои для герцога и его окружения. Джеймс снова подумал о том, что Джером хорошо знает свое дело. Он не сомневался, что комнаты проветрят, поставят в них вино и другие прохладительные напитки, а возле дверей целый отряд пажей будет ждать указаний герцога.

— Мы празднуем благополучное разрешение проблем на Севере, — сказал Арута. — Будем рады, если вы присоединитесь к нашему балу.

— Благодарю, — улыбнулся герцог. — Из сообщений и слухов, которые дошли до нас по пути из Саладора в Крондор, я понял, что это были весьма серьезные проблемы. Бал — самый подходящий способ отметить благополучное возвращение принца. Однако я весьма устал после путешествия и, с вашего разрешения, откланяюсь. А мои дети могут, если хотят, остаться и насладиться музыкой и весельем.

Джеймс понял, что герцог не предлагает, а, скорее, приказывает. Младшие Оласко поклонились отцу, в то время как кронпринц лишь слегка склонил голову. Рэдсвил поклонился принцу и вышел прежде, чем тот успел сделать что-то большее, чем махнуть рукой в знак согласия. Мастер де Лейси встретил герцога и его слуг у двери, чтобы проводить в гостевые апартаменты. Арута повернулся к Джеймсу.

— Сквайр Джеймс, поухаживай за нашими гостями, пожалуйста.

Джеймс кивнул, спустился с тронного постамента и с изысканным поклоном отрекомендовался детям герцога. Он принял во внимание то, как уверенно и четко молодые люди представили себя, продемонстрировав присущую всем Оласко педантичность в вопросах, касающихся социального положения.

— Принц Влэдик, принцесса, принц, могу я предложить вам напитки?

Влэдик мгновение изучал Джеймса, его глаза немного сузились, затем он кивнул.

С невероятной ловкостью принцесса Паулина вдруг взяла Джеймса под руку — он даже не успел предложить ей руку сам, как того требовала учтивость. Такая фамильярность застала его врасплох.

— Скажите мне, сквайр, — начала Паулина, пока они направлялись к столику с напитками, — как вы попали на службу к принцу?

Джеймса поразили две вещи. В девушке было что-то такое — аромат, возможно экзотические духи, — что заставило его кровь вскипеть. Он ощутил непреодолимое желание. И одновременно почувствовал беспокойство. Паулина была достаточно привлекательной, даже красивой, определенно одной из самых прелестных девушек на балу, но Джеймс давно привык к женским хитростям и уловкам, а юная принцесса не была столь уж притягательна, чтобы моментально вызвать такое сильное влечение.

Он взглянул на молодых людей. Судя по выражению лица, Казамир находил ситуацию забавной. Влэдик сохранял маску безразличия.

— Я заслужил этот чин на службе, — ответил сквайр Паулине.

Она слегка отстранилась от него.

— Да? — Ей удалось выразить свое отношение одним словом.

Джеймс улыбнулся своей самой очаровательной улыбкой и подтвердил:

— Да. Вы, наверное, не в курсе, так как приехал издалека, но до того, как поступить на службу к принцу, я был вором.

Огромным усилием воли принцесса удержалась от того, чтобы не оттолкнуть Джеймса.

— Правда? — холодно спросила она, и ее застывшая улыбка стала похожа на гримасу боли.

Стоявший позади Казамир тихонько хмыкнул, а Влэдик позволил себе что-то вроде полуулыбки.

Джеймс заметил в толпе Уильяма.

— Позвольте мне кое с кем вас познакомить, — сказал он и жестом подозвал молодого кадета. — Ваши высочества, имею честь представить вам Уильяма кон Дуана, сына герцога Звездной Пристани и кузена нашего принца. Он вот-вот станет рыцарем-лейтенантом нашей армии, — потом сквайр быстро назвал всех, кто стоял рядом, в соответствии с их положением.

В одно мгновение поведение принцессы изменилось, и она снова стала оживленной соблазнительницей. Уильям покраснел, а Джеймс убедился, что в принцессе было что-то еще помимо незаурядных внешних данных.

— Быть может, кадет покажет мне дворец, пока вы развлекаете моих братьев, сквайр Джеймс? — предложила Паулина.

Джеймс взглянул на мастера клинка Маквирта, который стоял рядом с возвышением, и кивком показал, что Уильяму придется сопровождать благородную гостью. Лицо старого мастера приняло кислое выражение, но он кивнул.

— Уильям, — обратился к другу Джеймс, — я уверен, что принцесса с удовольствием полюбовалась бы на галерею с гобеленами и сады принцессы Аниты.

Подобно скользящему по воде угрю, принцесса Паулина плавно отошла от Джеймса и взяла Уильяма под руку.

— Как мне называть вас, юный рыцарь? — спросила она.

— Уилли, ваше высочество. Друзья зовут меня Уилли.

Когда Уильям увел принцессу к залу гобеленов, Джеймс предложил еды и вина принцу Влэдику, а затем принцу Казамиру. Кронпринц взял кубок и отпил немного.

— Очень хорошо, — одобрил он. — Даркмурское?

— Да, скорее всего, — ответил Джеймс. — Большинство наших вин прибывает оттуда.

— А вы, сквайр, не хотите попробовать?

— Я на службе, — улыбнулся Джеймс.

— Понимаю, — сказал Казамир. — Кстати, вы ловко вышли из положения. Немногие молодые люди могли так легко отказаться от компании моей сестры.

— Охотно верю, — сказал Джеймс. — В ней определенно есть что-то…

Влэдик внимательно посмотрел на Джеймса, словно изучая, и сквайр понял, что его снова оценивают как возможного противника.

— Вы проницательны. Моей кузине необходимо, чтобы ею восхищались все мужчины. Она использует искусственные средства для того, чтобы усилить естественную привлекательность.

— Так это магия! — воскликнул Джеймс. — Талисман или зелье?

— У нее на левой руке кольцо, купленное у женщины, которая приторговывает подобными вещицами у нас на родине. Боюсь, потребность в мужском внимании, которая движет Паулиной, в конце концов принесет много неприятностей ее будущему мужу.

— Тогда ей нужно выбирать в мужья либо умелого фехтовальщика, либо человека с огромным терпением.

Глотнув еще вина, Влэдик кивнул. Затем взял маленький ломтик дыни и начал смаковать его, явно наслаждаясь фруктом.

— Крондорский двор разительно отличается от того, что мы видели к востоку от Саладора.

— Несомненно, — согласился Джеймс. — На западе от Малак-Кросса все по-другому. Я провел на Востоке не очень много времени, но он…

— Более цивилизован? — перебил Казамир.

— Я хотел сказать «более консервативен», но если вы предпочитаете «цивилизован», то так тому и быть, — улыбнулся Джеймс.

Влэдик улыбнулся, и впервые с момента их знакомства Джеймс почувствовал, что юноша немного опустил свой защитный барьер.

— Что ж, уверен, это дело времени. Наши народы очень древние, а западный мир относительно молод. В Оласко мы столетиями не видели ни эльфов, ни гоблинов. Между дальними северными землями и Оласко лежат шесть государств немалого размера.

— Эльфы довольно-таки интересны, — ответил Джеймс. — Ну, а гоблинов в своей жизни я повидал даже слишком много.

— Я слышал, они не слишком умны, зато на них хорошо охотиться, — сказал Казамир.

— Ну, если вас прельщает охота на существо с мечом или луком в руках, тогда да, — пожал плечами Джеймс. — Я вырос в городе и мало охотился. К тому же не понимаю, в чем здесь интерес.

— Охота оживляет скучную жизнь, — пожал плечами Влэдик.

— Наверное, причина в том, что я никогда не находил жизнь скучной, — улыбнулся Джеймс.

— Тогда вы счастливчик, — вздохнул Казамир. — Конечно, у нас случаются войны, и довольно часто, но этого недостаточно, чтобы занять человека, жаждущего риска и развлечений.

— Мой кузен, — усмехнулся Влэдик, — похож на многих наших вельмож, он открыто ищет славы. Но умение владеть оружием, фехтовать, стрелять из лука и быть искусным охотником не столь важно, как это, — он указал на Аруту, который внимательно слушал одного из местных дворян, шептавшего ему что-то на ухо. — Уверен, этот человек хочет получить должность при дворе, или найти подходящего мужа для дочери, или обрести союзника в борьбе с кем-то, или у него еще какие-то тайные замыслы. Интриги — вот стиль жизни при дворе моего отца.

— Это сквайр Рэндольф из Сильверстауна, — вздернул брови Джеймс. — Думаю, он пытается добиться у принца помощи, чтобы наказать кого-то из соседей, выпускающих скот на его, Рэндольфа, луга.

Казамир хрипло рассмеялся.

— Мелкая интрижка, да, кузен?

Влэдика, похоже, задело это язвительное замечание, но он промолчал.

— Вы надолго в Крондоре? — поинтересовался Джеймс.

Казамир пожал плечами.

— Отец планировал попутешествовать по Западу, так что, думаю, мы пробудем здесь несколько дней. Он очень хочет поохотиться в горах Троллей, где, по слухам, обитают огромные дикие вепри, тролли и даже драконы.

Джеймс едва смог скрыть удивление.

— Видел я дракона, и мне кажется, охотиться на них — просто безумие.

— Безумие? — помрачнел Казамир.

Джеймс развел руками, извиняясь.

— Неудачная шутка! Просто драконы — это нечто особенное. Для охоты на них нужна целая армия.

Выражение лица Казамира слегка смягчилось, но Джеймс не был уверен, что младший Оласко забыл об обиде. Сквайр продолжил:

— Даже троллей лучше избегать, пока это возможно. Тролли долин не очень отличаются от диких животных, но они опаснее любого льва или медведя, потому что хитрее и охотятся группами от двух и больше. Горные же тролли умеют говорить и пользуются оружием. Идете охотиться на троллей — будьте уверены, что они тут же начнут охотиться на вас.

— Любопытно, — заметил Влэдик. — А на что тогда охотятся в Западных землях?

— Да, — подхватил Казамир, явно заинтересованный. — Здесь водятся львы, например?

Джеймс пожал плечами.

— Если вы отправитесь на север, то в предгорьях Каластийской гряды найдете много дичи и хищников. Ближе к Главной Королевской дороге живности становится меньше, но, добравшись до холмов, вы встретите достаточно оленей, лосей, медведей и леопардов. Иногда даже виверны спускаются с гор, а они для меня вполне заменяют драконов, с другими я не хотел бы иметь дела!

— Если мы задержимся, вы сможете организовать поездку в эти горы? — спросил Влэдик.

— Поговорю с дворцовым управляющим, — кивнул Джеймс, — он может договориться с главным егерем и мастером клинка, чтобы вам предоставили егерей и солдат. Вы доберетесь до нужного места примерно за день.

Влэдик явно обрадовался услышанному.

— Отлично! Завтра я поговорю с дядей и, в зависимости от того, какие у него планы, попытаюсь уговорить его отправиться в поездку послезавтра.

Улыбка Казамира стала еще шире.

— Кстати, мне кажется, что вам стоит придумать занятие для моей сестры на время нашего отсутствия.

Джеймс нахмурился, и это вызвало у Казамира усмешку.

— Думаю, — неуверенно произнес сквайр, — мы попросим принцессу Аниту что-нибудь придумать. Боюсь, что у молодых людей при дворе возникнут проблемы, если им нужно будет уделять внимание вашей сестре.

— Однако, сквайр, вы с легкостью передали ее на попечение тому юному кадету, — заметил Казамир.

Джеймс наклонился поближе к нему и понизил голос для конспирации:

— Юному Уилли не хватает… опыта. Не важно, насколько привлекательна ваша сестра, ей придется приложить усилия… помимо магических штучек. А насколько я понимаю, она этого делать не будет.

Казамир хлопнул Джеймса по плечу и рассмеялся.

— Хоть ты и незнатного происхождения, Джеймс, но необыкновенно хорошо чувствуешь все тонкости. Да, моя сестра ищет достойного мужа с хорошим положением в обществе и обширными связями. Она не променяет это на мимолетное увлечение. Муж должен получить ее нетронутой в первую брачную ночь — так оно и будет. Но, дожидаясь этого момента, она успеет сделать несчастными многих молодых людей.

Джеймс, с его прошлым, относился к этим вопросам гораздо менее критично. Еще в ранней юности он познал много женщин и как человек, сполна насладившийся плотскими удовольствиями, не считал, что для мужчин и женщин существуют разные правила. Однако он встречал много мужчин, знатных и простых, которые не разделяли подобных взглядов, и смирился с этим.

— Учитывая то, что она использует различного рода магические ухищрения, не усложняет ли это дела у вас на родине?

— Большинство людей в Оласко боятся ее отца, — Влэдик отставил пустой кубок и жестом отказался от предложения слуги снова его наполнить. — У нас на родине мало кто осмелился прогневить его.

Джеймс неопределенно пожал плечами.

— Будь я вашим соотечественником, так тоже опасался бы его. Герцог выглядит весьма внушительно!

Улыбка Казамира исчезла.

— Хорошо бы все так считали. — Джеймс понял, что это замечание скорее адресовано Влэдику, чем ему. Казамир снова улыбнулся. — Однако наши мужчины сочли бы за честь добиться такого приза, как моя сестра.

— Приза? — удивленно моргнул Джеймс.

— Как я говорил, мы, оласканцы, любим приключения. Охота за женщинами ценится так же высоко, как охота на пещерных медведей.

— Занятно, — как можно более нейтрально произнес Джеймс. — Думаю, моему другу Локлиру понравился бы такой подход.

— Он охотится за женщинами?

— Постоянно, — усмехнулся Джеймс.

— Тогда он, наверное, хороший фехтовальщик, — предположил Влэдик.

— Хороший, а что?

— У нас на родине мужчина может иметь столько женщин, сколько хочет, — ответил Казамир, — но в то же время его долг защитить честь сестры с мечом в руках, если ее оскорбит другой мужчина.

— Должно быть, у вас в Оласко постоянно происходят дуэли, — улыбнулся Джеймс.

— Постоянно, — улыбнулся Влэдик в ответ.

— К счастью, — сказал Джеймс, — мой друг Локлир сейчас на пути к северной границе, где ему предстоит служить некоторое время. Так что нам не суждено увидеть, как вы пронзите его шпагой холодным утром. Кстати, я предпочел бы отправиться спать, если вы не против.

— Я — за, — ответил кронпринц. — Путешествие было долгим, и похоже, у меня уже не осталось времени до конца бала, — он обвел зал взглядом, — чтобы познакомиться с одной из здешних красавиц. Думаю, мне пора откланяться.

— Согласен, — кивнул Казамир, также оглядев комнату. — Теплая кровать для меня сейчас желаннее, чем выпивка и развлечения.

Джеймс жестом подозвал пажа и велел ему проводить Влэдика и Казамира в гостевые покои. Он пожелал принцам спокойной ночи и направился к трону.

Музыканты опять заиграли. Джеймс подошел к Аруте, и принц, приглушив голос, чтобы музыка помешала окружающим расслышать его слова, спросил:

— Что ты думаешь об этом визите?

— Все это странно, — так же тихо ответил Джеймс. — На первый взгляд кажется, что герцог просто подбирает подходящего жениха для своей дочери, маскируя эту цель заинтересованностью в охоте в этих местах.

— На первый взгляд? — повторил Арута, продолжая смотреть на танцующих.

— В этой части Королевства слишком мало молодых людей соответствующего положения, и к тому же все они еще не достигли десятилетнего возраста, так что эта причина, при внимательном рассмотрении, не выдерживает никакой критики.

— Какова же, по-твоему, цель их визита?

— Сын герцога сказал, что они хотят поохотиться в горах на троллей и драконов, но мне трудно это себе представить. Несколько недель назад мы сражались с троллями недалеко от Ромнея, и я уверен, что их там еще предостаточно, чтобы занять герцога и его спутников до конца жизни. Что касается охоты на драконов, то даже гномы не рискуют этого делать. Они ждут, пока дракон покажется, и тогда атакуют его всем поселением. Конечно, кто знает, что может взбрести герцогу в голову, но для подобного безумства не обязательно ехать на Запад. Я подозреваю, что основная цель его путешествия — Дурбин.

— А что ему понадобилось в Дурбине? На востоке есть двадцать крупных кешианских портов.

— Если бы мы могли узнать, — пожал плечами Джеймс, — что он ищет в Дурбине, мы бы знали, почему он лжет.

— Ты что-то подозреваешь? — Арута посмотрел на Джеймса и тут же снова перевел взгляд на танцующих.

— Да, — кивнул Джеймс, — но не могу сказать ничего конкретного. Просто странное чувство, что эти события связаны: убийства, исчезновение жителей, приезд иноземного вельможи…

— Если сможешь сложить целое из этих частей, дай мне знать.

— Вы будете первым, — заверил Джеймс.

— Удалось поспать?

— Днем? Да. — Джеймс уже догадывался, что за этим последует.

— Хорошо, — сказал Арута, — тогда ты знаешь, что делать.

Джеймс кивнул, поклонился принцу, затем принцессе и вышел из зала. Выходя, он жестом пригласил пажа следовать за ним. Мальчишка молча направился следом за сквайром.

Джеймс поспешил к галерее с гобеленами, но обнаружил, что там пусто. Он быстро добрался до сада принцессы и увидел там пунцового от смущения Уильяма, который стоял рядом с принцессой Паулиной и невнятно что-то бормотал, в то время как девушка буквально повисла у него на руке, болтая что-то о цветах.

— Кхм, — кашлянул Джеймс. Поклонившись принцессе, он заметил, как на лице Уильяма отразилось явное облегчение.

— Ваше высочество, паж проводит вас в покои. Ваш отец и братья уже отправились спать.

— Но еще рано, — удивилась девушка.

— Если вам угодно, паж проводит вас обратно на бал. Но присутствие кадета Уильяма необходимо в другом месте. — Она собиралась возразить, но Джеймс был к этому готов. — По приказу принца.

Она нахмурилась, затем заставила себя улыбнуться и, повернувшись к Уильяму, сказала:

— Спасибо за то, что сопровождали меня. Очень жаль, что мы не успели пообщаться подольше. Возможно, у нас еще будет время продолжить?

— Да, м-моя леди, — заикаясь, выговорил Уильям.

Когда девушка прошла мимо Джеймса, его снова окатила волнажелания. Как только принцесса ушла, это чувство исчезло.

Сквайр повернулся и увидел, что Уильям растерянно моргает.

— Уилли, ты в порядке? — спросил он.

— Даже и не знаю, — ответил тот. — Когда мы были вместе, я… я не знаю, как объяснить то, что я чувствовал. Но теперь, когда она ушла…

— Магия, — сказал Джеймс.

— Магия?

— Она использует магические средства, как рассказал ее брат, — сказал Джеймс. — Чтобы усилить свою притягательность.

— Трудно в это поверить, — покачал головой Уильям.

— Странно слышать такое от человека, выросшего на острове магов, — заметил Джеймс, и Уильям покраснел. — Просто поверь. — Он положил руку на плечо молодому офицеру. — Мне нужно выполнить поручение Аруты, а ты выглядишь как человек, которому не помешает чего-нибудь выпить.

— Я бы с удовольствием, — ответил Уильям, — но я должен вернуться в казарму.

— Не должен, если отправишься со мной, — возразил Джеймс.

— Интересно, как выпивка связана с поручением Аруты?

Джеймс ухмыльнулся.

— Мне нужно прошвырнуться по нескольким местам, и трудно придумать лучшее прикрытие, чем побродить с другом из таверны в таверну.

Уильям нерешительно вздохнул, представив себе реакцию мастера клинка Маквирта на такую прогулку, и последовал за другом. Они вместе покинули сад.

4 СЮРПРИЗЫ

Уильям смотрел вперед. Он знал, что мастер клинка Маквирт следит за каждым его движением. Старый солдат и раньше уделял особое внимание успехам Уильяма, а теперь, накануне посвящения в офицеры, которое было назначено на конец недели, у будущего лейтенанта было ощущение, что любой его жест или слово рассматриваются и оцениваются.

Уильям хотел думать, что такое отношение вызвано тем, что он — исключительный ученик, возможно лучше всех в гарнизоне владеющий двуручным мечом, а также показавший отличные результаты в тактике и стратегии.

Он предполагал также, что странное положение сводного королевского кузена сделало его в глазах мастера клинка «специальной персоной». Однако как он ни старался угодить учителю в последние несколько дней, что-то в его действиях всегда вызывало замечания. То волосы его слишком широко развевались во время упражнений с мечом, то решение укрепить позицию на тренировочном поле боя оказывалось преждевременным. Он начал даже думать, что мастер клинка питает к нему какую-то неприязнь, но, как только Маквирт подошел к нему, отбросил эту мысль.

— Уже поздно, кадет… — дружелюбно заговорил старый солдат.

От недостатка сна у Уильяма болели глаза, будто в них насыпали песок, но он изо всех сил старался стряхнуть с себя накопившуюся усталость.

— Да, сэр! Довольно поздно, мастер! — сказал он, старательно бодрясь.

— Устал, кадет?

— Нет, мастер!

— Хорошо. — Маквирт повысил голос так, чтобы все ученики могли его слышать. — Потому что сегодня нам предстоит испытание. Плохие люди окружили деревню Тратадон, и мы должны быстро прибыть туда и спасти дочерей Тратадона из рук этих негодяев. — Он снова взглянул на Уильяма. — Естественно, «плохие люди» — это регулярные солдаты гарнизона, которые очень любят смущать розовощеких кадетов, так что ваша задача — разочаровать их.

— Есть, мастер! — как один гаркнули кадеты.

— К оружию и по коням — у вас пятнадцать минут! — крикнул мастер клинка.

Уильям вместе с товарищами бросился исполнять приказ. На бегу он успел кинуть взгляд на то крыло дворца, где, как он подозревал, все еще спал Джеймс. Будущий офицер чуть не выругался про себя, вспомнив, что Джеймс вовсе не заставлял его оставаться в «Радужном попугае» и как привлекательна была та девушка, Талия. Она так ему улыбалась!

Однако все эти мысли промелькнули и исчезли, как только он достиг оружейной, чтобы взять свои меч и доспехи. Теперь он не думал ни о чем, кроме приближающегося испытания.

Джеймс взглянул вниз на внутренний двор и увидел кадетов, несущихся в оружейную, чтобы подготовиться к очередному испытанию. Он подавил зевок, читая распорядок на день. У Уильяма и его товарищей впереди изнурительный день. Тратадон был в десяти часах марша, а отряд, посланный играть роль бандитов, прибыл туда накануне, так что у солдат было время отдохнуть и хорошо укрепиться, и теперь они ждали кадетов в полной боевой готовности. Маквирт хотел убедиться, готовы ли его парни к тому, что будет неотъемлемой частью их работы.

— Сквайр? — раздался тихий голос, помешав задумчивости Джеймса перейти в утомленную дремоту.

— Да? — ответил Джеймс молодому пажу, заставляя себя взбодриться.

— Его высочество ждет вас в личных покоях. Джеймс кивнул, стряхивая приятную усталость, из-за которой он впадал в дрему каждый раз, когда переставал двигаться. Они подошли к дверям кабинета Аруты, и второй паж распахнул их, чтобы Джеймс мог войти сразу, не замедляя шага.

Арута сидел за столом. Он указал на две чашки и большой чайник и пригласил:

— Хозяйничай.

Джеймс разлил по чашкам ароматный черный кешианский кофе и, добавив полную ложку меда в чашку Аруты, передал ее принцу.

— Подумать только, ведь несколько лет назад я не выносил кофе, — сказал он, — а теперь удивляюсь, как некоторые люди могут по утрам обходиться без него.

— Или без чочи, — заметил Арута, взяв чашку.

Джеймс передернул плечами при упоминании цуранийского утреннего напитка.

— Никогда не понимал, что в ней вкусного. Горькая и пряностей слишком много.

Арута указал Джеймсу на стул.

— Через пятнадцать минут у меня заседание совета, но ты в нем сегодня не участвуешь. У меня для тебя два поручения: одно обычное, второе — не очень.

Джеймс молча кивнул.

— Герцог Рэдсвил с семьей желают поохотиться, — продолжил Арута. — Проинструктируй главного егеря, чтобы он подготовил сопровождение принцу Оласко для поездки в горы.

— Это обычное задание? — поинтересовался Джеймс.

Арута кивнул.

— Второе: попытайся найти своих пропавших агентов и выяснить, кто стоит за беспорядками в городе. Это потребует от тебя деликатности и дипломатичности, так как начинать нужно с городской тюрьмы, а конкретнее — с шерифа Минса.

— Похоже, сейчас я узнаю, зачем он ждал нас, когда мы возвращались в Крондор?

Арута оценивающе взглянул на своего юного товарища.

— А ты сам разве еще не выяснил этого?

— Был слишком занят, — зевнул Джеймс.

Арута осушил свою чашку и встал. Джеймс также поднялся.

— Между городскими стражниками и людьми шерифа возникли разногласия. Шериф жаловался на солдат капитана охраны Гурута, особенно на отряд, что патрулирует бедные районы города.

— А, — сказал Джеймс, — спорят по поводу распределения полномочий.

— Что-то вроде этого. Традиционно городская стража отвечает за безопасность города, а люди шерифа занимаются раскрытием преступлений. Однако в последнее время эти две стороны не могут прийти к согласию даже в простых вопросах. Противостояние было всегда, но сейчас оно выходит из-под контроля.

— Что прикажете делать, ваше высочество?

— Я хочу, чтобы это прекратилось, прежде чем перерастет в открытый конфликт между констеблями и стражниками, — сказал Арута, подойдя к двери в Большой зал. — Придумай, как заставить их прекратить споры и обратить внимание на убийства в Крондоре.

Арута ушел на утренний совет, и Джеймс остался в одиночестве.

Он задержался на минуту, смакуя последний глоток теплого кофе, затем развернулся и направился к внешнему коридору. Ему многое надо было сделать, а времени, как обычно, не хватало.

Джеймс очень любил утренний Крондор. Покинув дворец, он в который раз был поражен энергичным ритмом города. Солнце взошло лишь час назад, а жизнь на улицах уже кипела. Телеги двигались к воротам, чтобы встретить прибывающие или отбывающие караваны, или направлялись в доки, чтобы забрать товар, доставленный кораблями в гавань. Поток рабочих дополнялся торговцами, которые шли открывать свои магазины, покупателями, направлявшимися в эти же магазины, и тысячами других жителей и гостей города.

Бриз принес от пристани соленый запах океана, и Джеймс, глубоко вдохнув, почувствовал, что оживает. К полудню теплый ветер приносил запах фруктовых корок, мясных отбросов и других малоприятных отходов человеческой деятельности. Джеймс родился и вырос в городе, и поэтому в жаркий день зловоние кожевенных и красильных заводов, острый запах со скотных дворов и из загонов домашней птицы казались ему естественной, неотъемлемой частью фона, которая его совершенно не раздражала. Вот отсутствие этого зловония он заметил бы тут же.

Он сделал еще один глубокий вдох как раз в тот момент, когда мимо проезжала телега, запряженная волами, и один из волов шумно выпустил газы. Джеймс сморщил нос и поспешил отойти от этого места, подумав, что у богов довольно своеобразное чувство юмора. Случись такое с кем-нибудь другим, он посчитал бы ситуацию очень смешной.

Джеймс быстро прошел сквозь Королевский рынок, который на самом деле не имел отношения к короне, а назывался так только из-за того, что был ближе остальных расположен ко дворцу. Лоточники уже разложили свои товары, и покупатели ходили от одного прилавка к другому, интересуясь, что сегодня выставлено на продажу.

Он двинулся по Высокой улице, обходя скопления повозок и телег на перекрестках. Ему в голову пришла мысль, что неплохо бы поставить на перекрестки констеблей, чтобы те управляли утренним движением. К полудню улицы немного разгрузятся, но сейчас назревало по крайней мере полдюжины драк между яростно переругивавшимися извозчиками, фермерами и доставщиками товаров.

Джеймс пролез сквозь толпу горожан и, дойдя до следующего угла, увидел, что без драки все же не о6ошлось. Две повозки столкнулись, одна из них опрокинулась, а лошадь, запряженная во вторую, встала на дыбы и перевернула ее. К месту схватки уже спешили два констебля, а когда Джеймс подошел к месту событий, кто-то отпихнул его в сторону с криком:

— С дороги!

Джеймс столкнулся с молодой женщиной, которая несла корзину зерна. Бедняжка упала, и зерно разлетелось по улице. Девушка завопила, требуя возместить ей убыток. Джеймс пробормотал извинения и повернулся, чтобы защитить себя от очередного тупого мордоворота.

Им оказался капитан Гурут, начальник городской стражи. Это был крупный мужчина с черной бородой, темными глазами и низким голосом, в котором всегда слышались угрожающие нотки, что было очень кстати, когда он проревел:

— Что здесь происходит?

В одно мгновение зеваки затихли, однако драчуны продолжали свое разбирательство. Два стражника поспешили вперед своего капитана с древками от копий наперевес и вмешались в стычку как раз в тот момент, когда прибыли констебли, чтобы взять ситуацию в свои руки. Дерущихся тут же разняли и взяли под стражу, а капитан повернулся, оглядывая толпу.

— Возвращайтесь к своим делам, или мы найдем для вас место в дворцовом подземелье!

Толпа быстро разошлась, и Гурут повернулся к Джеймсу.

— Сквайр? — По его тону было понятно, что он ожидает от Джеймса объяснений, почему сквайр присутствует на месте происшествия.

Джеймс был неприятно удивлен тем, что сначала его отпихнул в сторону стражник, а теперь с ним разговаривают так, будто он чужой в родном городе.

— Я здесь по поручению принца, — сказал он, стряхивая с себя пыль.

Капитан хрипло хохотнул.

— Что ж, тогда поспешите его выполнить, пока я разбираюсь с этим бардаком.

— На самом деле мое поручение касается вас и шерифа. Будьте добры, проводите меня до участка! — Джеймс развернулся и зашагал вперед, не оборачиваясь, чтобы посмотреть, последовал ли за ним капитан.

Джеймс слышал, как капитан приказал подчиненным уступить и оставить разбирательство констеблям. Четкий ритм шагов по камням подсказал ему, что капитан и его люди неподалеку. Он ускорил шаг, чтобы капитан и стражники также шагали бодрее, стараясь не отстать. Участок шерифа располагался недалеко от места, где произошла драка, рядом со старой рыночной площадью.

Участок служил как бы входом в городскую тюрьму, которая находилась под землей и являлась, по сути, большим подвалом, разделенным балками и дверьми на восемь ячеек — две большие и шесть маленьких. Их использовали для того, чтобы отделить заключенных от постоянных посетителей тюрьмы. Почти в любое время дня и ночи полдюжины пьяниц, мелких воров, хулиганов и других нарушителей закона ожидали здесь вызова к судье.

На двух верхних этажах жили заместители шерифа, у которых не было семей. Сидевший за рабочим столом шериф Уилфред Минс взглянул на них.

— Капитан, сквайр, — он вежливо кивнул. — Чем обязан удовольствию видеть вас? — По выражению его лица было ясно, что он испытывает что угодно, но только не удовольствие. Конфликты между городскими стражниками и констеблями способствовали тому, что между шерифом и капитаном установились довольно прохладные отношения. А на Джеймса Минс давно имел зуб.

Истоки такого отношения лежали в детстве Джеймса, когда Джимми Рука был для констеблей просто-таки шилом в мягком месте. Не важно, какого положения достиг Джеймс, — он был уверен, что в душе Минс все равно считает его вором, а следовательно, не доверяет.

Джеймс быстро отверг несколько способов урегулирования конфликта. Арута сообщил ему, что надо сделать, а как сделать — решать ему самому. Джеймс знал одно: и капитан, и шериф были благородными людьми, и поэтому он решил, что лучше всего сразу перейти к сути дела.

— У нас проблема, джентльмены, — сообщил Джеймс.

Капитан и шериф быстро обменялись взглядами, чтобы убедиться, что ни один из них не знает, что последует за этим утверждением.

— Проблема? — переспросил капитан.

— У вас в городе разные обязанности, хотя иногда они пересекаются. Каждому из вас может недоставать информации, которой владеет другой. Но думаю, что вам обоим известно о все учащающихся убийствах в городе.

Шериф хмыкнул.

— Поэтому я и решил встретить принца лично, — сказал он с насмешкой в голосе.

Но Джеймс пропустил насмешку мимо ушей.

— Его высочество, — продолжил он, — беспокоится, что за этими убийствами может стоять нечто большее, чем кажется на первый взгляд.

— Вряд ли, — покачал головой капитан Гурут. — Да, убийств много, но между ними нет связи.

Шериф снова дал волю чувствам.

— Вы солдат, Гурут. Ваши ребята хороши в свалке, но вряд ли у кого-либо из них есть сыскные способности. Это как раз по части констеблей.

Джеймс едва не рассмеялся. На службе у констеблей были доносчики, однако часто они получали деньги от пересмешников и сообщали ложную информацию, а тело любого, кто честно служил шерифу, рано или поздно всплывало в заливе.

— Я не знаю, — начал Джеймс, — рассказал ли вам его высочество о своем последнем столкновении с Братством Темной Тропы и ночными ястребами.

— Ночные ястребы! — Гурут выругался. — Они как сорняки в саду. Я думал, мы уничтожили их, когда десять лет назад сожгли «Иву».

Джеймс понял, что кое-что забыл. Гурут был молодым солдатом, возможно сержантом или лейтенантом, когда Арута и Джеймс во главе отряда солдат уничтожили базу ночных ястребов, находившуюся в подвале одного из лучших борделей Крондора. Там они обнаружили моррелов и стали свидетелями могущества предводителя темных эльфов, Мурмандрамаса, когда тот возродил погибших ночных ястребов и те снова ринулись в бой.

Те, кто участвовал в схватке в подвале «Ивы» и выжил, не могли забыть эту битву. Многие из тех, кто спустился под землю, чтобы найти это гнездо, остались там навсегда.

— Вы понимаете, о чем я, сквайр, — сказал Гурут, взглянув на Джеймса.

— Да, я помню, — вздохнул Джеймс. — Но как мы выяснили по дороге в Арменгар, а затем в Кентинг-Раше, ночных ястребов еще много, и как только мы уничтожаем одно их гнездо, где-то появляется другое.

— Получается, что по городу свободно перемещаются убийцы? — удрученно спросил шериф. Он не участвовал в схватке десять лет назад, но знал о ней достаточно для того, чтобы отдать Гуруту и Джеймсу дань уважения.

— Похоже, что так, — кивнул Джеймс, — однако никто из тех, кто сообщал об убийствах, не говорил, что видел ночного ястреба.

— Ничего странного, — заметил шериф. — Вряд ли они хотят, чтобы их заметили. Многие думают, что они используют магию.

— В этом есть доля истины, — подтвердил Джеймс. — По крайней мере, вместе с ними Мурмандрамасу служили некие черные убийцы, вот они-то точно использовали темную магию. — Черные убийцы были магическими охранниками Мурандрамаса. Они запомнились Джеймсу тем, что их было очень трудно убить. Он пожал плечами. — Однако в прошлом месяце в Кентинг-Раше мы уничтожили нескольких ночных ястребов, и с ними не было ни одного мага. Они погибли как простые смертные.

— Но вы все равно сожгли трупы, — возразил Гурут с полуулыбкой.

— Да, это так, — улыбнулся в ответ Джеймс. — На всякий случай.

— Чего принц ждет от нас? — спросил шериф. Он понял, что положение очень серьезно.

У Джеймса не было каких-то определенных указаний, но теперь у капитана и шерифа, похоже, появились общий враг и общая цель. Он решил, что теперь сможет добиться перемирия между этими людьми.

— Его высочество беспокоится, не являются ли ночные ястребы агентами иноземных сил. — Джеймс взглянул на капитана: — Будет хорошо, если вы уберете своих людей из города и сосредоточите их около ворот, а также организуете патрули в соседних деревнях и на окраинах. Удвойте количество охраны у городских ворот и при малейшем подозрении проверяйте каждую повозку, телегу и вьючное животное. Любого человека или группу людей, которые не могут внятно объяснить, кто они и зачем прибыли в Крондор, задерживать и допрашивать. — Он повернулся к шерифу: — Усильте патрули внутри города и отправьте полдюжины людей на помощь таможенникам — проверять грузы и пассажиров, прибывших в Крондор по морю.

В течение минуты Джеймс придумал столько работы для каждого городского стражника и констебля, чтобы они начали проклинать день, когда появились на свет. Однако сквайр понимал, что чем больше будут заняты люди шерифа и капитана, тем меньше времени у них останется на споры по поводу полномочий и обязанностей.

Джеймс взял на заметку, что нужно посетить таможню и сообщить, что скоро туда на помощь прибудут шесть констеблей.

— Дальнейшие указания принца получите позднее, — продолжил Джеймс.

— Что-нибудь еще, сквайр? — спросил капитан.

— Нет, капитан, но мне нужно поговорить с шерифом наедине. Это не займет много времени.

— Тогда я пойду. Надо составить расписание дежурств и сообщить стражникам о том, что теперь они работают вне города, — он отсалютовал Джеймсу и шерифу и покинул кабинет.

Шериф выжидающе посмотрел на Джеймса.

— Сквайр?

— Вы упомянули, что ваши констебли могли шнырять по округе и разузнавать что и как. Меня интересует, если ли у вас кто-нибудь особенно талантливый в этом деле?

Минс откинулся назад, теребя бородку, которая была уже не огненно-рыжей, а серовато-седой. Волосы сохранили русый оттенок, но и в них преобладали седые пряди. Однако глаза шерифа говорили о том, что он до сих пор в силах поймать вора, может быть опасен и отлично владеет мечом и дубинкой.

— Есть один парень, — произнес он наконец. — Молодой Джонатан. Способен раздобыть любую информацию.

— Не то чтобы я сомневался, шериф, — сказал Джеймс, — но можно ли ему верить? Учитывая опыт прошлого и так далее… вы понимаете, о чем я.

— Понимаю, — кивнул шериф. Ночные ястребы в прошлом имели своих агентов в армии и даже во дворце. — Этому парню вы можете доверять. Он — мой младший сын.

— Тогда, конечно, могу, — улыбнулся Джеймс. — Он здесь?

— До ночи он на дежурстве. Приказать ему найти вас во дворце?

— Да, пожалуйста. Я вернусь до смены караула на закате. Пусть он придет в кабинет рыцаря-маршала. Если меня там не будет, ему сообщат, где меня найти.

— Могу я спросить, для чего вам один из моих констеблей, сквайр?

— Наши прошлые разногласия, — начал Джеймс с улыбкой, — не позволяли нам работать вместе, шериф. Хочу это исправить. — Улыбка исчезла. — На своем веку я повидал столько ужасных смертей, что хватило бы на сотню жизней. Я должен узнать, что стоит за случайными, на первый взгляд, убийствами, и положить конец этим злодеяниям.

Шериф кивнул.

— Как скажете, сквайр.

Джеймс пожелал шерифу хорошего дня и ушел. Некоторое время он обследовал город в поисках пропавших агентов, стараясь не выделяться из толпы. Он зашел в таможню и сказал старшему офицеру, что скоро прибудут полдюжины констеблей для того, чтобы помогать в обследовании грузов и пассажиров. Он объяснил также, что пассажиры беспокоят его в большей степени; контрабанда хоть и была серьезным преступлением, но по сравнению с убийствами казалась простой шалостью. Старший таможенник отсутствующе кивнул, и Джеймс понял, что через день-два ему придется вернуться, чтобы убедиться, что дела идут как надо. Мечтая в детстве о богатстве, силе и славе, он никогда не думал о бюрократии, которая неизбежно приходит вместе с ними.

Джеймс продолжил свой поход по городу, появляясь то тут, то там и пытаясь выяснить что-нибудь о своих агентах. Один или двое из них могли затаиться. Однако трое пропали и один убит — это свидетельствовало о том, что почти все они — если не все! — скорее всего, мертвы. Джеймс старался не думать о том, что это может означать — кто-то знал и кто они такие, и что работают они на сквайра принца.

Приближалась ночь. С Горького моря пришли облака, и Крондор быстро погрузился во тьму. «Больше похоже на туман, чем на дождь, — рассеянно подумал Джеймс, торопясь обратно во дворец. — На отвратительный туман».

Если утро было его любимым временем суток, то ранний вечер нравился ему меньше всего. Улицы кишели усталыми горожанами и приезжими. Люди, работавшие весь день, теперь спешили в магазины, чтобы сделать покупки до закрытия. По городским проездам шатались горькие пьяницы, да и вообще с приходом темноты на улицы выбиралась наименее привлекательная часть населения города.

Когда-то и он, Джеймс, был одним из ночных обитателей, появлявшихся из укрытий после заката. Если они не сражались друг с другом, то охотились на честных людей. Если бы у него была бумага от ночного мастера, никто из оборванцев не тронул бы его, и даже те, кто не входил в гильдию воров, обошли бы стороной — никто не рискнул бы пренебречь покровительством пересмешников.

Теперь Джеймс был человеком принца, и хотя это тоже обеспечивало ему покровительство, он не был полностью защищен от людей, когда-то считавших его своим соратником. Джеймс нарушил клятву, данную пересмешникам, чтобы предупредить принца о готовящемся покушении на его жизнь, и таким образом изменил гильдии. Джеймс не знал подробностей, но Арута сумел выторговать его жизнь и принял его ко двору. Несмотря на такое чудо, Джеймс не питал иллюзий. Будучи в хороших отношениях с некоторыми пересмешниками, он, тем не менее, знал, что гильдия поставила на него смертельную метку. Чтобы избежать конфликта с принцем, пересмешники игнорировали эту метку и относились к Джеймсу терпимо, но не более того. Он по-прежнему появлялся в канализации и на крышах, когда ему было нужно, но если бы он оказался для пересмешников угрозой, они тут же вспомнили бы о смертельной метке.

Джеймс устал от попыток продраться сквозь толпу в центральной части города и решил добраться до дворца тихими переулками. Если двигаться быстро, то можно попасть во дворец вовремя и успеть попросить у кухарки что-нибудь поесть, а затем пройти в кабинет рыцаря-маршала до того, как прибудет Джонатан Минс. Отсутствие агентов сильно беспокоило Джеймса, и если Джонатан располагал нужной информацией, возникал шанс распутать это дело с помощью сына шерифа.

Джеймс нырнул в узкий проход между двумя домами и поторопился к следующей улице. Продвигаясь сквозь толпу, он перешел на другую сторону и вошел в нужный переулок.

С обеих сторон переулка тянулись двухэтажные здания. Джеймсу показалось, что он попал в горную расщелину. Это был не самый приятный путь, но только так можно было выйти на улицу в квартале от гавани. Так он быстрее всего достигнет ворот гавани, находившихся на прилегающей к королевскому дворцу территории.

Джеймс свернул на Чендлер-Роу — улицу, которая вела ко дворцу, когда внезапно понял, что за ним следят. Кто-то вышел из переулка вслед за ним.

Он знал, что оглядываться не стоит, но очень хотел узнать, кто его преследует. Он остановился на мгновение у витрины магазина и услышал, что преследователь тоже замер на месте. В искаженном отражении Джеймс не смог разобрать, кто идет за ним. Мимо проходили обычные люди: рыбаки, мастера по починке сетей, рабочие из доков и другие типы, ошивающиеся возле порта, и сквайр молил небеса, чтобы поблизости оказался констебль.

Джеймс быстро двинулся вперед, затем внезапно замедлил шаг, прислушиваясь. Теперь он был уверен, что за ним идут двое. Время от времени становилось относительно тихо, и поэтому ему удалось выделить своих преследователей из толпы тех, кто двигался в противоположном направлении.

По пути Джеймс обнаружил пивную «Раненый леопард». Он перешел на легкую трусцу, как будто спешил на позднюю встречу, и почти вбежал в заведение.

Оказавшись внутри, сквайр заморгал. В зале висел сизый дым. Трубу дымохода уже давно не чистили, к тому же некоторые посетители курили трубки или сигары. Джеймс никогда не находил удовольствия в этой привычке и не понимал, почему его находят другие.

Он подошел к барной стойке и протиснулся между двумя моряками. Они оба что-то пробормотали, но дали ему пройти. Лицо моряка справа от Джеймса было покрыто оспинами, а глаза выдавали опасный характер. Тот же, что стоял слева, был огромным, почти как рыцарь-маршал Гардан.

— Эля, пожалуйста! — потребовал Джеймс у бармена.

Лицо бармена напоминало поношенный башмак, а из-за мешков под глазами казалось, что он уснет прямо на ходу. Кивнув, он наполнил керамическую кружку и поставил ее перед клиентом на стойку. Джеймс заплатил и сделал глоток. Эль был теплым и горьким, но он сделал вид, что пьет.

Дверь открылась, и Джеймс увидел, как вошел сначала один, а потом и второй преследователь. Сквайр кинул в их сторону быстрый взгляд. Они были одеты как простые рабочие и стояли, часто моргая от дыма и пытаясь обнаружить Джеймса.

— Это не я, — громко сказал Джеймс большому моряку, стоявшему слева от него.

— Что? — спросил тот, повернувшись и глядя на Джеймса сверху вниз. Он явно был пьян и соображал не очень хорошо.

— Я этого не говорил, — заявил Джеймс.

— Не говорил чего? — спросил моряк уже с интересом.

— Это он сказал, — продолжил Джеймс. — Он и его приятель.

— Да что сказал? — потребовал ответа пьяный моряк, не понимая, о чем речь, и раздражаясь.

— Я не говорил, что ты пьяный в доску сын больной сифилисом кешианской шлюхи.

— Как ты назвал меня? — спросил моряк и схватил Джеймса за тунику.

— Я не называл тебя пьяным сыном больной сифилисом кешианской шлюхи, — повторил Джеймс. — Это они, — сказал он, указывая на дверь.

С ревом моряк направился к преследователям Джеймса. Сквайр повернулся к опасно выглядевшему человеку справа от него и проговорил:

— Надо было слышать, что они сказали о тебе!

Человек лишь улыбнулся в ответ:

— Если хочешь, чтобы эти двое до тебя не добрались, сквайр, придется заплатить.

Джеймс вздохнул.

— Ты меня знаешь?

— Я давно здесь обитаю, Джимми Рука.

— Сколько ты хочешь?

— Для тебя — пятьдесят золотых соверенов.

— За такую сумму хотелось бы отправить их в долгое путешествие. Сколько за десять минут?

— Десяток.

— Договорились, — сказал Джеймс, и тут же позади него раздались крики и грохот. Люди убирались подальше от дерущихся, а через весь бар пролетел стул, разбив несколько бутылок за стойкой.

Несмотря на сонный вид, бармен оказался достаточно бодрым для того, чтобы перепрыгнуть через стойку. В руке у него была зажата дубина.

— Мы этого здесь не потерпим! — крикнул он. Джеймс вытащил из кошелька десять золотых монет и положил их на стойку. Худой человек забрал их и вытащил клинок, приготовившись дать отпор любому, кто встанет у него на пути.

Джеймс не стал медлить. Он перемахнул через барную стойку, поспешил к двери и оказался в кладовке. В голове у него за годы жизни в Крондоре отпечаталась подробная карта города. Он знал, что задняя дверь выходит не в переулок, а во двор, ведущий на территорию гавани.

Он миновал кладовую, затем через кухню выскочил на задний двор пивной. В двадцати футах от него виднелись большие ворота. Джеймс подскочил к ним, снял со стоек большой деревянный засов и бросил его на землю. Потом распахнул ворота… и был встречен мощным ударом прямо в челюсть.

Глаза Джеймса закатились, и он упал на камни мостовой.

5 ТАЙНЫ

Джеймс пошевелился. Правый висок отчаянно пульсировал — должно быть, сквайр сильно ударился о камни, когда упал. Правая сторона лица тоже ныла. Он попытался двинуться, но голову пронзила резкая боль. Руки были связаны за спиной, а глаза закрывала повязка.

— О, зашевелился, — послышался низкий голос. Грубые руки подняли его и поставили на пол.

Затем тот же человек спросил:

— Пить хочешь?

— Да, пожалуйста, — Джеймсу показалось, что его голос звучит неестественно высоко.

— Вежливый малый, да, ребята? — усмехнулся кто-то еще из находившихся в комнате. Затем снова установилась тишина.

— Принесите ему воды, — приказал первый голос.

Джеймс немного подождал, пока кто-то не поднес к его губам кружку с водой. Он сделал небольшой глоток, смачивая горло и пытаясь привести мысли в порядок. Туман в голове потихоньку рассеивался.

— Чувствуешь себя лучше? — спросил бас.

— Да, Вальтер, — сказал Джеймс, глубоко вдохнув. — Однако ты мог бы привлечь мое внимание более вежливым способом.

— Я говорил, что он обо всем догадается, кретины, — усмехнулся человек с низким голосом. — Давайте снимем с него повязку.

Джеймс моргнул, и к нему вернулось зрение. Над ним стояли трое людей. Они находились в подвале, по-другому это место назвать было сложно. Вдоль стены без окон тянулся ряд больших бочек и корзин; тут и там лежали кучи различных товаров, покрытых пыльным холстом.

— Как ты, Джимми? — спросил обладатель низкого голоса.

— Все было нормально, Вальтер, до… примерно… часа назад, так?

Вальтер поднял Джеймса и разрезал веревки, сковывавшие руки.

— Прости, но тебя сложно догнать, — сказал он.

— Если ты хотел поговорить, Вальтер, то есть другие варианты.

Человек по имени Вальтер взглянул на своих компаньонов.

— Сейчас все не так, как раньше, Джимми. В городе много проблем. — Вальтер Блонт был одним из самых опасных головорезов, учеником Этана Грэйвза. Он относился к своей работе как к приключению, без гнева или злости. У него было на удивление добродушное круглое лицо, а копну темных волос прорезала седая полоса.

Джеймс оглядел товарищей Блонта. Все выглядели как бандиты: толстые шеи, широкие плечи и ноги, похожие на стволы деревьев. Каждый из этих людей наверняка мог раскрошить противнику череп ударом кулака. Никто из них не выглядел достаточно умным, однако Джеймс знал, что порой внешность обманчива. Сквайр не увидел ни одного знакомого лица, однако был уверен, что это не те люди, которые преследовали его прежде, чем он вошел в пивную.

— Твои люди следили за мной?

— Нет, — сказал Вальтер. — Но эти ребята так увлеклись погоней за тобой, что не заметили, что мы их преследуем, — он улыбнулся, и кривые желтые зубы придали ему еще более угрожающий вид. — Сейчас в Крондоре полным-полно разных банд. Убийцы и другие преступники еженедельно прибывают сюда по морю и по суше. Кто-то собирает серьезную армию.

— Начни сначала, Вальтер, — сказал Джеймс, устроившись на корзине.

Вальтер сел на другую корзину и в задумчивости помял подбородок.

— Главные события начались несколько месяцев назад. Ты слышал о типе, которого называют Кроулер?

Джеймс кивнул и тут же пожалел об этом — в голове что-то бешено запульсировало.

— Ну, мы конфликтуем с его людьми уже несколько месяцев. Поначалу они были как назойливые мухи. Потом все стало гораздо серьезнее. — Вальтер взглянул на товарищей. — Сейчас в живых остались только мы. Несколько ночей назад кто-то вломился в Приют…

— Кто-то ворвался в Приют и его не остановили? — Джеймс не мог скрыть изумления.

— Они сняли часовых очень быстро и очень тихо. Мы с Джошем и Генри были снаружи, но недалеко и сразу же прыгнули в канализацию. Справились с четырьмя парнями, пытавшимися нам помешать. — Он указал на человека слева от него. — Джоша зацепили ножом, а Генри пришлось с помощью рыбацкой иглы и ниток зашивать мне плечо. Вернувшись, мы нашли Приют уже в руинах и с тех пор скрываемся.

— Там была война, сквайр, — добавил Генри. — Эта канализация похуже любого поля боя, которое я когда-либо видел.

— Солдат? — спросил Джеймс.

— Был, — ответил Генри. — Много лет назад.

Джеймс кивнул и опять вздрогнул.

— Пора перестать так делать, — поморщился он.

— Прости, что пришлось ударить, но ты — шустрый парень, и мне показалось, это единственный способ доставить тебя сюда, — сказал Вальтер.

На лице Джеймса появилась гримаса боли: опять начала разламываться голова.

— Ты мог послать мне записку.

— Слишком сложно; к тому же мы стараемся не использовать привычные пути — в канализации снуют убийцы.

— Убийцы? — переспросил Джеймс. — Ночные ястребы?

— Возможно. Я не видел на них черных одежд, как раньше, — сказал Вальтер, — но это редкие мерзавцы, и они не просто играют в убийц.

— Да уж, к своему делу относятся серьезно, — подхватил Генри.

Вальтер кивнул.

— Нам удалось уйти потому, что почти никто не знает об этом месте. Поход наверх за тобой был очень рискованным предприятием, но один из нищих, достающих нам еду, сообщил, что видел тебя сегодня неподалеку и что ты направляешься в нашу сторону, так что мы воспользовались шансом. А раньше ты мог пройти сквозь город незамеченным.

Джеймс пожал плечами.

— Я и сейчас могу, но нет нужды прятаться. Я работаю на принца, помнишь?

— Это прямо относится к делу. Нам нужна помощь.

— Кому, пересмешникам?

— Тому, что от них осталось, — мрачно сказал Вальтер.

— Что предлагает Хозяин? — Джеймс знал, что Вальтер не стал бы говорить за пересмешников без разрешения главаря, он был лишь посланником.

Бандиты обменялись взглядами.

— Ты ничего не слышал? — спросил Вальтер.

— Что?

— Ходят слухи, что Хозяин мертв.

Джеймс откинулся назад и медленно выдохнул.

— Наступил час расплаты, да?

— Невозможно достичь такого положения, — пожал плечами Вальтер, — и не нажить врагов. Кто-то точно празднует его смерть, если это правда.

— Кто же управляет пересмешниками?

— Никто, — ответил Вальтер. — Скорее всего, мы — все, что осталось от головорезов. Возможно, есть еще парочка ребят, которые затаились, как и мы. Но большинство погибли, когда напали на Приют. Они убивали всех, Джимми. Они убивали взломщиков и попрошаек, шлюх и мальчишек-карманников.

— Даже мальчишек? — переспросил Джеймс, не в силах поверить в услышанное.

— По-моему, я видел Лимма и еще двух-трех ребят, скрывшихся внизу той же ночью, но не уверен, что это они. Было не до выяснений, потому что они убегали от полудюжины людей. Возможно, они скрылись, однако все, кто не был достаточно быстр, чтобы убежать, или удачлив, чтобы оказаться в момент нападения в другом месте, погибли. Слухи разносятся быстро, и те, кто мог, уже покинули город или ушли под землю.

— Это не просто разбойники из доков, сквайр, — добавил Генри. — Это даже не головорезы, подобные нам. Это убийцы, которые не дают тебе ни секунды, чтобы что-то сказать или подумать. Они перерезали глотки и отшвыривали всех — мужчин, женщин, детей — на одну сторону комнаты прежде, чем на другой успевали понять, что происходит. Это была жестокая охота, скажу я тебе. С тех пор мы скрываемся.

Джеймс огляделся.

— Это убежище контрабандистов?

— Бывал здесь раньше? — задал встречный вопрос Вальтер.

— Пару раз, когда работал с Тревором Халлом и его бандой. Во времена, когда регентом был Бас-Тайра.

— Помню, — сказал Вальтер. — Большинство пересмешников не знают об этом месте, а с тех пор, как там, где сгорела мельница, прошла новая дорога, найти это укрытие снаружи невозможно.

— В корзинах есть что-нибудь съестное?

— Если и есть, то давно уже испортилось, — отозвался третий бандит по имени Джош.

— Это место не использовалось с тех пор, как Халл перешел на службу к принцу и стал плавать под флагом королевства.

Джеймс снова осмотрелся.

— Как вы думаете, много людей знает о существовании этого тайника?

— Нет, — ответил Вальтер. — И неизвестно, выжили ли они после налета. Здесь в основном шныряли люди Халла и лишь немногие из нас, головорезов.

— Тогда давайте сохраним наш маленький секрет. — Джеймс встал, но колени его подкосились. Опершись рукой о стену, он удержал равновесие. — Сколько времени?

— Час после заката или около того, — ответил Генри.

— Проклятье, — простонал Джеймс. — Мне нужно вернуться во дворец, а вы удвоили мне расстояние.

— Лучше доберись до участка городовых через две улицы и попроси пару охранников, пусть проводят тебя до дворца.

— Это займет слишком много времени, — сказал Джеймс. — Кроме того, я знаю дорогу, которая приведет меня во дворец незамеченным.

Вальтер впервые улыбнулся.

— Что ж, ты всегда был мастером в этих делах, так ведь? Мог найти лучшие обходные пути, как никто другой. И частенько проворачивал мелкие делишки без ведома ночного мастера.

— Я? Работать без разрешения ночного мастера? — хитро улыбнувшись, преувеличенно изумился Джеймс. — Чтобы вы потом нашли меня и всыпали по первое число? Никогда бы себе этого не позволил.

— Приятно видеть, что ты сохранил чувство юмора. — Генри посмотрел на Джоша и Вальтера, потом перевел взгляд на Джеймса. — Что нам делать?

— Оставайтесь здесь. Я постараюсь вернуться до утра, принесу еды и питья.

— Почему ты это делаешь? — спросил Джош.

— Потому, что вы попросили, — пожал плечами Джеймс. — И потому, что теперь вы работаете на меня.

— Но наша присяга пересмешникам… — начал Джош.

— …имеет силу только при существовании пересмешников, — закончил Джеймс. Он направился к дальней от входа в канализацию стене. — Если каким-то чудом Хозяин вернется, я не буду удерживать вас. Я знаю, что такое нарушить присягу. Немногие выживают. Но если он не появится, то у меня есть для вас дело, занявшись которым вы сможете заработать себе уважение и стать законопослушными гражданами.

— Законопослушными гражданами? — недоверчиво переспросил Джош.

— Могу себе представить! — заметил Генри.

Джеймс по очереди указал пальцем на каждого из присутствующих.

— Вам всем сейчас нужны любые друзья, и, наверное, на сегодняшний день я единственный.

— Ты прав, Джимми, — кивнул Вальтер.

— Теперь — сквайр Джеймс.

— Да, сквайр, понятно, — ответил Вальтер. Джеймс прощупывал стену, пока не обнаружил то, что искал. Он открыл замок, и дверь, внешне похожая на обычные камни стенной кладки, со скрипом раскрылась.

— Я и не знал, что она здесь! — воскликнул Вальтер.

— Немногие знали, — ответил Джеймс. — Если я не вернусь в ближайшие два дня, не ждите и действуйте по своему усмотрению. Думаю, вам лучше будет найти шерифа и рассказать ему все, что знаете. Минс, конечно, суров, но зато честен.

— Не знаю насчет честности, а насчет суровости это точно, — вздохнул Вальтер. — Ладно, мы подумаем об этом, если будет нужно.

Джеймс кивнул и вышел. Закрыл за собой дверь, он оказался в полной темноте. В сотне шагов по изогнутому проходу располагался люк, встроенный в пол здания, следующего за сгоревшей мельницей. К счастью для Джеймса, дорогу там не проложили, огромное количество сорняков и кустов защищали развалины дома от любопытных глаз.

Оказавшись на поверхности, он направился к дворцу, избегая широких улиц. Он добрался до Северных городских ворот и быстро прошел мимо удивленного стражника, который узнал его и даже что-то спросил, однако Джеймс не стал задерживаться для ответа.

Наконец он достиг маленькой площади, отделявшей дворец от остальной части города, и поспешил к воротам. Двое стражников собирались остановить его, но тут же узнали.

— Сквайр Джеймс? Какие-то проблемы? — спросил один из них.

— Как всегда, — ответил Джеймс, жестом приказывая открыть ворота. Один из солдат поспешил исполнить приказ, и Джеймс пронесся мимо него, не сказав больше ни слова.

Бегом поднявшись по дворцовой лестнице, он подозвал первого встреченного пажа:

— Сообщи принцу, что я вернулся и присоединюсь к нему, как только приведу себя в порядок.

От зловонного запаха канализации, исходившего от сквайра, паж немного поморщился, однако быстро вспомнил о своих обязанностях.

— Сию минуту! — с готовностью отозвался он и поспешил выполнить приказ.

Джеймс практически вбежал в комнату, срывая с себя одежду. Он решил, что примет ванну позднее, а сейчас может позволить себе только ополоснуться, переодеться и бросить грязную одежду в таз с водой.

Через десять минут сквайр вышел из своих покоев и увидел вернувшегося от принца пажа.

— Его высочество ждет вас в кабинете, — доложил мальчик.

Джеймс поспешил к кабинету Аруты, постучал и, услышав приглашение, вошел. Возле двери он заметил неловко переминающегося с ноги на ногу юношу в форме городского констебля. Принц сидел за столом.

— Этот молодой человек искал тебя, — Арута кивнул в сторону констебля. — Когда тебя не смогли найти, Гардан послал его ко мне. Констебль сказал, что ты хотел встретиться с ним по какому-то делу, которое вы с шерифом сочли важным. Он был несколько встревожен тем, что ты не пришел.

— Что ж, это понятно, — улыбнулся Джеймс, — однако меня задержали против воли.

Ни один мускул на лице Аруты не дрогнул, но во взгляде его мелькнула заинтересованность.

— Похоже, ты избавил меня от необходимости посылать стражников тебе на выручку.

— Сумел договориться с захватчиками.

Арута указал Джеймсу на стул. Прежде чем сесть, Джеймс взглянул на юношу:

— Ты — ДжонатанМинс?

— Да, сквайр, — ответил молодой констебль.

Он был примерно одного возраста с Уильямом, однако в нем уже чувство вались жесткость и решительность, хорошо знакомые Джеймсу, которому много лет приходилось скрываться от констеблей. В присутствии принца парень мог казаться неуклюжим, однако в драке точно мог постоять за себя, Джеймс был в этом уверен.

— Я выслушаю историю о твоем спасении позже, — сказал Арута. — Сейчас я хочу знать, что творится в моем городе.

— Ничего хорошего, — вздохнул Джеймс, — Джонатан и другие констебли могут подтвердить — в последнее время по городу прокатилась волна бессмысленных, на первый взгляд, убийств. Как ты заметил, убийства выглядят бессистемными, однако мне кажется, между ними есть связь. Просто мы ее не видим.

— Ты что-то раскопал, так? — заинтересовался Арута.

Джеймс кивнул.

— Кроулер. Похоже, он снова пытается одолеть пересмешников, и, насколько я могу судить, на этот раз у него может получиться.

— Так ли важно, что одна банда карманников и убийц вытесняет другую? — спросил Арута. — Людей все равно будут грабить и убивать.

— Даже если не брать в расчет мои связи с пересмешниками и дружбу с некоторыми из них, разница есть. Пересмешники — воры. Это воровство принимает разные формы: от ловкого срезания кошелька с пояса, не прерывающего ваши размышления о том, какой шелковый шарф купить на рынке, до удара по голове, когда вы, перебрав эля, пытаетесь добраться домой. Среди пересмешников есть нищие-попрошайки, уличные мошенники, проститутки и те, кто, как и я когда-то, пробирается в дома и крадет все ценное, даже не разбудив жильцов. Но пересмешники — не убийцы.

— Я слышал другое, — сказал Арута.

— Ну, иногда грабитель может ударить кого-нибудь слишком сильно или кто-то проснется и обнаружит в своем доме вора. Последует схватка, и кто-нибудь наткнется на кинжал. Однако намерений убивать нет. Главарь очень строг в этом отношении — убийства привлекают к пересмешникам слишком много внимания.

Арута вспомнил свой давний контакт с человеком, который, как он подозревал, и был главарем. Интуиция подсказала ему, что Джеймс прав.

— Так что там насчет Кроулера и его людей?

Джеймс задумался на мгновение, а затем обратился к Джонатану:

— Шериф сообщил, зачем я позвал тебя во дворец?

— Нет, он лишь сказал, что вы потребовали прислать во дворец констебля, вот я и пришел.

— Я просил его прислать того, кто умеет выуживать из людей информацию без применения физической силы.

Молодой человек впервые позволил себе легкую улыбку.

— Есть пара агентов, которые мне доверяют.

Джеймс долгое время оценивающе смотрел на юношу, затем принял решение. — Мне потребуется помощь, ваше высочество. Капитан Гурут и шериф, отец Джонатана, хотя бы на время поделили зоны ответственности в городе.

— Хорошо, — одобрительно кивнул Арута. Джеймс подробно рассказал о том, что увидел, пока ходил по городу, и о двух мужчинах, которые следили за ним, пока его не захватил Вальтер. Затем он поведал принцу о нападении на Приют.

— Так что, раз я хочу помочь вашему высочеству, мне понадобится больше людей, подобных Джонатану, Вальтеру и его товарищам. Короче, мне нужен собственный отряд.

— Отряд? — Арута немного помрачнел. — Сквайры никогда не имели в подчинении отряды, Джеймс.

— Ну, — заметил Джеймс с улыбкой, — если вы помните, несколько недель назад я командовал гарнизоном в Северном Форте.

Арута ответил Джеймсу своей знаменитой полуулыбкой.

— Не могу с этим спорить.

— Возможно, «отряд» — не совсем подходящее слово. На самом деле просто мне нужны такие люди, как Джонатан, которые будут находиться на своих привычных местах, однако работать на меня.

— Это возможно? — спросил Джонатан у принца. — Ваше высочество, — быстро добавил он.

— Если я скажу «да», — ответил Арута, — то так и будет. Твоему отцу не обязательно знать все детали твоей работы на благо Королевства, за исключением того, что периодически тебя будут отрывать от повседневных обязанностей для решения вопросов, связанных с безопасностью.

— Думаю, — снова начал Джеймс, — мне хватит дюжины людей или около того, пусть даже среди них будут одна или две женщины.

— И какими качествами должен обладать член твоего отряда? — поинтересовался Арута.

— Умом, решительностью, способностью постоять за себя и верностью.

— Верностью тебе? — спросил Арута. Джеймс долго молчал, прежде чем ответить.

— Некоторые люди, которые могут мне пригодиться, не воспринимают верность короне серьезно, ваше высочество. Личная верность и присяга какому-либо конкретному человеку для них более осязаемы и реальны. Есть люди, которые поклянутся служить мне и которым я смогу доверить свою жизнь. Но я с трудом поверю им, если они будут связаны лишь долгом перед народом. Возможно, это неправильный подход, но это так.

Арута задумчиво произнес:

— Ты знаешь, что я давно вынашиваю план создания разведывательной службы, наподобие кешианской. Мы с королем неоднократно обсуждали, можно ли полагаться на оплачиваемых информаторов и доносчиков. Не важно, что говорит их посол, — Кеш уже давно косится на Север, мечтая заполучить Босанию и долину Грез.

— И вообще все, — усмехнулся Джеймс, — что они смогут прибрать к рукам.

Арута кивнул.

— Что меня больше всего беспокоит, так это весть о разгроме пересмешников. Если связать это с твоим столкновением с агентами Кроулера в Силдене и с очевидной связью, которая существовала между Кроулером и ночными ястребами в Кентинг-Раше, то на ум приходит только один вывод.

— Какой?

— Грядет нечто очень серьезное. А мы пока видим лишь небольшие кусочки этого «нечто».

— Боюсь, вы правы, — подтвердил Джеймс. — Я думал, мы покончили с ночными ястребами, когда убили их главаря в Кейвелле.

— Думаю, он — лишь один из многих, Джеймс, — озабоченно произнес Арута. — С тех пор как мы впервые столкнулись с ночными ястребами, что-то не давало мне покоя, и только сейчас я понимаю, что именно.

— И что же? — спросил Джеймс, обменявшись взглядами с Джонатаном.

— Слишком много убийц, — сказал Арута.

Джеймс не понял. Нахмурившись, он слегка подался вперед.

— Слишком много?

Арута встал. Джеймс тоже поднялся. Рассуждая, принц иногда расхаживал туда-сюда, и Джеймс не мог позволить себе не соблюдать формальности в присутствии Джонатана.

— Убийц нанимают для разных целей, — начал Арута. — Первая — это вымогательство: они посылают письмо, в котором требуют заплатить, чтобы они оставили тебя в живых, и если ты не платишь, то тебя убивают. Вторая — это когда убийц нанимают для того, чтобы убрать кого-либо из мести, ради наживы или для получения политического преимущества.

— Вы забыли третью цель, — заметил Джеймс. Арута махнул рукой.

— Нет, не забыл. Я отметаю религиозный фанатизм потому, что храм Лимс-Крагмы отрекся от всяких контактов с ночными ястребами много лет назад, а у храма Гьюис-Вана есть свои особые знаки, но на убитых, о которых мы говорим сейчас, нет клейма ритуальной Кровавой охоты.

Джеймс почувствовал себя неловко. Арута всегда досконально знал тему, по которой высказывался.

— Спасибо за поправку.

— Если бы мотивом была жажда наживы, — продолжил Арута, — испуганные горожане сообщили бы нам как минимум об одной-двух угрозах. Так что эта версия отпадает. Остается только убийство ради выгоды.

— Чьей выгоды?

— Подумай! Зачем убивать нескольких горожан и пытаться уничтожить пересмешников?

Джеймс задумался, потому что вопрос явно не был риторическим. Принц хотел услышать его мнение.

— Что касается убийств обычных горожан, — ответил он, — которые, как мы подозреваем, не были случайными, то у меня нет никаких соображений. А пересмешников решили убрать либо для того, чтобы занять их место, либо чтобы они не смогли чего-то заметить.

— Точно! — воскликнул Арута. — Что более вероятно?

Джеймс устало вздохнул.

— Желание занять их место, мне кажется. Если бы это делалось ради сохранения какой-то тайны, то не понадобилось бы убивать десятки воров, проституток и мальчишек. Занимаешься тихо своими делами и стараешься не привлекать к ним внимания. В лесах и горах неподалеку от Крондора есть множество мест, которые можно использовать как укромную базу для большой группы людей. Нет, они хотели изгнать пересмешников из канализации, чтобы захватить контроль над преступным миром города.

— Согласен, — сказал Арута. — Но как ты свяжешь это с тем, что мы знаем о ночных ястребах?

Джеймс пожал плечами.

— Никак. Похоже, они работают на Кроулера и одновременно преследуют какие-то собственные цели.

— Помнишь фальшивых ночных ястребов, которых Локлир обнаружил в канализации, когда привел во дворец Гората? — спросил Арута.

— Я слышал об этом, — ответил Джеймс.

— Так и не известно, на кого они работали?

Джеймс снова пожал плечами.

— Они были мертвы, так что Локи не мог их расспросить, а я решил, что они работали на того, кто пытался помешать Горату попасть во дворец. Теперь мне кажется, что они пытались заставить тебя послать армию в канализацию.

— В любом случае они хотели, чтобы ответственность несли ночные ястребы, — заявил Арута. — У меня есть теория. Предположим, ночные ястребы работали на Кроулера, пока это соответствовало и целям и каким-то планам или просто чтобы удовлетворить собственные нужды. В конце концов, содержать людей в укрытиях вокруг Крондора и вооружить их — задача не из дешевых. Возможно, Кроулер по какой-то причине начал опасаться их. Тогда становится ясно, зачем он пытается свалить на них вину за то, что его бандиты творили в Крондоре.

— Получается, — подытожил Джеймс, — что в городе и вокруг него действует не одна банда? Ночные ястребы и еще какая-то группа наемных убийц?

— Думаю, так и есть, — ответил Арута. — Однако это больше похоже на небольшую армию, если верить цифрам, с которыми мы сталкиваемся. — Принц снова сел. — Я хочу, чтобы ты взял Джонатана к себе и занялся организацией сети по сбору информации. Не стану тебя учить, скажу одно — постарайся найти людей, которые достаточно умны для того, чтобы не попасться, и достаточно преданны, чтобы не продать тебя за кошелек золотых. Я покрою все расходы, ты должен лишь представить мне рапорт. Скажи своему отцу, не вдаваясь в подробности, — обратился принц к Джонатану, — что будешь работать время от времени на меня, и передай ему, что если ты иногда покинешь свой пост или не появишься в назначенном месте, то это по моему приказу.

— Слушаюсь, сир, — поклонился молодой человек. — Ему это не понравится, но он не осмелится перечить вашему высочеству.

— Вот тебе и отряд, сквайр, — сказал Арута, взглянув на Джеймса.

Джеймс улыбнулся.

— Могу я теперь поесть и поспать?

— Да, но утром я жду тебя, чтобы поговорить о делах.

— Как поживают наши гости из Оласко? — подойдя к двери, осведомился Джеймс.

— Герцог с детьми собирается на охоту в горы, — сообщил Арута. — Они погостят у нас неделю или около того, затем мы устроим еще один бал, попрощаемся с ними, и они отправятся в Дурбин.

Джеймс поклонился и уже стоял в дверях, когда Арута сказал:

— Ах да, чуть не забыл — приходи завтра пораньше. Утром состоится официальная церемония посвящения кадетов в офицеры.

Джеймс дежурно улыбнулся и мысленно застонал. После того как он поест и помоется, на сон останется всего часов пять.

Джонатан поклонился принцу и вслед за Джеймсом покинул кабинет.

— Пойдем, поедим вместе, — пригласил Джеймс молодого человека. — Мы сможем поговорить, а я сэкономлю еще полчаса на сон.

С легкой улыбкой констебль последовал за Джеймсом на кухню.

6 СМЯТЕНИЕ

На внутреннем дворе зазвучали трубы. Арута вывел придворных на балкон с видом на плац. Он занял свое место на самом верху, и мастер клинка Маквирт, отсалютовав ему, повернулся, чтобы призвать кадетов к вниманию. Арута выдержал паузу, а затем начал: — Юноши, сегодня вы получите офицерское звание и шпоры. Отныне вы сможете добавлять титул «рыцарь» к любому званию, которого достигнете. Это очень древний титул, и корни его теряются в глубинах истории. Считается, что первый отряд рыцарей служил одному из древнейших правителей Королевства — это была небольшая группа людей, поклявшихся защищать корону ценой своей жизни. Так же и вы сегодня. В отличие от солдат, поклявшихся в верности своему господину, вы приносите клятву короне. Вы обязаны уважать всех вельмож этих земель и по необходимости помогать им, однако ваша главная задача — служить королю на Востоке и моему двору на Западе.

Джеймс слегка улыбнулся. Сколько он знал Аруту, тот всегда отдавал должное своему двору. Другой сказал бы «и мне на Западе», но только не Арута.

— Сегодня, — продолжал принц, — кто-то из вас отправится в приграничные гарнизоны, кто-то вступит в отряды придворных, нуждающихся в молодых офицерах, пока их собственные сыновья еще слишком молоды. Некоторые из вас достигнут ранга мастера клинка на такой службе. Кто-то получит назначение в замки пограничных лордов, а кто-то останется в Крондоре. Но место службы не имеет большого значения. Вы избрали делом своей жизни служение государству и народу, независимо от того, где находитесь. Никогда не забывайте об этом! Со временем вы получите титулы и привилегии, но это не награды. Это средства, которые помогут вам и дальше служить Королевству. — Арута сделал паузу. — В войне с цурани, которая известна как Война Врат, мы боролись с врагом, с которым сейчас заключили мирное соглашение. Противостояние было долгим и кровавым, потому что на поле боя мы столкнулись с людьми чести, посвятившими себя службе. Нашу страну спасло то, что мы были преданы ей не меньше. — Арута замолчал на секунду. — Рад приветствовать вас на службе Королевству, молодые офицеры.

Арута кивнул Маквирту, и тот объявил:

— Когда услышите свое имя, выходите вперед и принимайте шпоры. — Затем он назвал имя, и первый кадет сделал шаг вперед. Два пажа быстро прикрепили ему на сапоги шпоры. Одиннадцать юношей принесли присягу Королевству и получили звание офицера. Уильям был последним.

Справа от Аруты стоял рыцарь-маршал Гардан, участвовавший в последней официальной церемонии перед своей отставкой. Он и зачитал приказ о назначениях: четверо кадетов отправились на север, к пограничным баронам; пятерых направили в различные гарнизоны и личные владения на Западе; двоих — в том числе и Уильяма — оставили в Крондоре.

Джеймс заметил, как нахмурился Уильям, услышав о своем назначении, и очень этому удивился. Крондор считался лучшим местом службы в Западных землях благодаря бытовым и политическим преимуществам. Возможно, в Восточных землях постоянные междоусобицы между надоедливыми соседями рядом со столицей государства могли принести одному из них покровительство короны, однако на Западе все преимущества и политические предпочтения начинались и заканчивались в Крондоре.

— У тебя, должно быть, дела в городе? — Арута повернулся к Джеймсу.

— Да, очень много, — кивнул Джеймс. — Когда я должен вернуться?

— Когда у тебя будет для меня важная информация, — направляясь к кабинету, сказал Арута. — Ты больше не старший сквайр.

Джеймс даже споткнулся.

— Как, ваше высочество?

Арута покинул балкон и вошел во дворец. Джеймс последовал за ним. Принц развернулся и улыбнулся ему.

— У меня нет к тебе лично никаких претензий, сквайр, однако в последнее время тебе приходится часто уезжать, и мастер де Лейси с Джеромом жалуются, что вынуждены выполнять твои обязанности. Так что ты остаешься моим личным сквайром, а на должность старшего сквайра мы назначим кого-нибудь еще. К тому же повседневное наблюдение за отрядом мальчишек может показаться скучным занятием после командования гарнизоном.

— Лучше будет сказать «раздражающим», — улыбнулся Джеймс.

Арута рассмеялся, что случалось крайне редко.

— Точно. Однако тебе предстоит выполнить одно поручение, прежде чем ты оставишь эту должность. Герцог Оласко со свитой отбывает завтра на рассвете на охоту. По непонятным мне причинам они потребовали, чтобы охранял их лейтенант Уильям.

— Паулина? — нахмурился Джеймс.

Арута вошел в кабинет и сел за стол. Он махнул де Лейси, чтобы тот открыл дверь и впустил всех, кто ждал аудиенции, чтобы обсудить с принцем насущные проблемы.

— Да, принцесса. Она собирается на охоту вместе с отцом и принцами. А как ты догадался?

— Она ищет богатого или влиятельного мужа.

— Сына герцога, другими словами.

Джеймс кивнул.

— Однако не думаю, что кто-нибудь сообщил ей о некоторых… странностях герцога Пага — по общепринятым меркам.

— Но у него хорошие связи, — заметил Арута.

— Вы правы, — улыбнулся Джеймс. — И все же думаю, мне стоит потратить немного времени на подготовку Уильяма к выполнению его обязанностей.

Арута взглянул мимо Джеймса на дверь, где стояла первая группа просителей в сопровождении мастера де Лейси.

— Не продолжай, — сказал принц Джеймсу. — Сам знаешь, что надо делать, так вот иди и делай.

— Да, сир, — поклонился Джеймс и вышел из кабинета. Он поспешил на плац, чтобы встретиться с Маквиртом и Уильямом до того, как свежеиспеченный офицер получит назначение в патруль в долину Грез или в кишащие бандитами лесные районы между Крондором и Краем Земли. Затем он собирался найти юного Джонатана Минса и начать создание сети агентов.

Джеймс нашел Уильяма в казарме кадетов. Молодой офицер освобождал от своих вещей сундучок, который служил хранилищем его гардероба и личных принадлежностей на протяжении последних шести месяцев. Маквирт наблюдал за сборами юных рыцарей, и его манеры изменились. «Он смотрит на них, как отец на своих детей», — подумал Джеймс. И тут вспомнил, что через несколько недель в Крондор прибудет очередная группа сыновей знатных дворян и мастер клинка снова превратится в тирана, которому невозможно угодить.

Уильям взглянул на Джеймса и, прежде чем тот успел что-либо произнести, с горечью сказал:

— Крондор! Но почему?

— Даже не знаю, — ответил Джеймс, — однако любой другой на твоем месте прыгал бы от радости. Здесь можно сделать карьеру, Уилли.

Казалось, что Уильям хочет что-то возразить, но он произнес лишь:

— Мне нужно перенести все это в оружейную.

Джеймс знал, что там неженатым рыцарям отводились небольшие личные покои.

— Я тебе помогу.

Уильям кивнул, сохраняя мрачное выражение лица. Он мог бы перенести свои вещи в оружейную в два захода, однако принял помощь. Уильям прикрепил к поясу меч — единственную вещь, которая осталась у него от учебных занятий, затем поднял связку одежды и передал ее Джеймсу. Взяв вторую связку из двух пар сапог, объемистого плаща и двух книг, он кивнул Джеймсу, чтобы тот выходил.

Джеймс повернулся и пошел к двери. Уильям, проходя мимо мастера клинка Маквирта, остановился.

— Мастер!

— Да, лейтенант? — откликнулся Маквирт. Голос его звучал ровно и спокойно.

Джеймс повернулся и, увидев удивленное выражение лица Уильяма, понял, что тот еще не до конца свыкся с мыслью, что теперь он — офицер и что Маквирт больше не собирается кричать на него. Уильям замялся, а затем сказал:

— Я хотел поблагодарить вас за все, чему вы меня научили. Надеюсь, я не разочарую вас в будущем.

— Сынок, — улыбнулся Маквирт, — если бы существовала малейшая вероятность того, что в будущем ты меня разочаруешь, ты никогда не получил бы это, — он указал на сапоги Уильяма, на которых красовались новые серебряные шпоры. — У тебя все будет хорошо. Теперь поторопись и перенеси свои вещи в оружейную до того, как другие лейтенанты заметят, что ты таскаешь узлы сам, вместо того чтобы приказать какому-нибудь пажу или солдату отнести их.

Джеймс на мгновение застыл, а затем усмехнулся. Внезапно Уильям понял, что, став в гарнизоне рыцарем-лейтенантом, он мог приказать пажу или одному из солдат доставить его вещи в нужное место. Маквирт повернулся к Джеймсу:

— Или пока вас, сэр, не заметили в качестве «личного сквайра» Уильяма. Отправляйтесь куда шли — и побыстрее!

— Да, мастер, — откликнулся Джеймс, поворачиваясь к выходу.

— Откуда взялось это прозвище? — спросил Уильям, пока они шли.

— Насколько я знаю, в древние времена рыцари не сильно преуспевали, и их сквайрам приходилось заботиться о том, что предложить хозяину на обед.

— Может, назначить тебя моим личным сквайром, сквайр? — ухмыльнулся Уильям.

Джеймс шутливо нахмурился в ответ.

— Я бы дал золотой соверен за то, чтобы увидеть, как вы претворите эту идею в жизнь, сир, — сказал он с наигранным сарказмом. — Если вы действительно хотите иметь личного сквайра, я могу узнать, не согласится ли кто-либо из пажей поглупее на карьеру без малейшего шанса на повышение. И мне интересно, где вы найдете средства, чтобы платить ему.

Они вошли в оружейную и двинулись вдоль стоек с мечами, щитами, алебардами и другим оружием. Из дальней части оружейной доносился лязг — это кузнец ремонтировал оружие, покореженное солдатами во время тренировок. Джеймс и Уильям добрались до лестницы в глубине здания и поднялись на верхний этаж. Уильям свалил одежду на пол и огляделся.

— Похоже, та комната свободна. — Он указал на открытую дверь.

— Я спасу тебя от побоев, — сказал Джеймс. — Ты должен дождаться старшего рыцаря — он укажет тебе комнату. — Сквайр кивнул в сторону казавшихся пустыми покоев: — А эта почти наверняка принадлежит капитану Треггару.

Уильям скривился. Капитан Треггар, грубоватый молодой человек, судя по слухам, был очень искусным воином, поскольку сумел удержаться на своем посту, несмотря на склонность к беспричинному гневу. Видимо, он также отличался сообразительностью, без которой вряд ли смог бы так долго прослужить в гарнизоне под командованием Гардана.

Несколькими минутами позже к ним присоединился новоиспеченный рыцарь-лейтенант Гордон О'Дональд, младший сын герцога Мальвинской гавани.

— Комната свободна? — спросил он.

— Мы ждем Треггара, — ответил Уильям.

Гордон бросил вещи прямо себе под ноги.

— Вполне достойный конец прекрасного дня, — иронично произнес он.

В его голосе слышались переливы, характерные для людей с гряды Покоя. Это был широкоплечий юноша, чуть повыше Уильяма и Джеймса, с русыми волосами и голубыми глазами. Будучи от рождения светлокожим, он постоянно обгорал на солнце.

— Вы оба не похожи на людей, только что получивших лучшее назначение на Западе, — заметил Джеймс.

— На Западе… — эхом отозвался Гордон. — Держу пари, что мой отец попросил принца оставить меня здесь, подальше от опасности. Оба моих брата погибли на войне — Малкольм в сражении с цурани в конце Войны Врат, на крутых склонах Серых Башен, а Патрик — в Сетаноне. Я — младший, и отец пытается сохранить в живых наследника.

— Оставаться в живых — дело достойное, — сказал Джеймс преувеличенно серьезно.

— Вам, родившимся здесь, хорошо. Вообще Запад — не лучшее место для карьеры.

— Поправь меня, если я ошибаюсь, — нахмурился Джеймс, — но в один прекрасный день ты станешь графом. Зачем тебе беспокоиться о карьере?

— Мальвинское графство слишком маленькое, — сказал Гордон, — а на Востоке ценятся боевые успехи. Конечно, у вас есть гоблины, тролли и братья Темной Тропы. Но дома мы постоянно сражаемся с Восточными Королевствами или Кешем. Продвижение по службе идет быстро, а для династического брака любые преимущества важны!

Джеймс и Уильям переглянулись и улыбнулись.

— Девушка! — воскликнули они в унисон.

— Кто она? — спросил Джеймс у Гордона.

На загорелом лице Гордона проступил румянец.

— Дочь моего лорда из Дип-Таунтона, Ребекка, — сказал он. — Она — дочь герцога, и если я хочу заполучить ее, то должен прославиться, чтобы произвести впечатление на короля.

— Ну, — пожал плечами Джеймс, — возможно, раньше трудно было найти достойную войну на Западе, но с тех пор, как я в Крондоре, ситуация изменилась.

— По крайней мере, ты служишь в лучшем с карьерной точки зрения месте на Западе, — утешил Гордона Уильям.

Снизу послышался грохот дюжины тяжелых сапог.

— Поднимите свои вещи с пола, — посоветовал Джеймс.

Мгновением позже появилась темноволосая голова, за ней широкие плечи, и, наконец, перед ними предстал рыцарь-капитан Треггар. За ним следовали остальные рыцари. Капитан нахмурился, увидев ожидавших его лейтенантов. Когда он заметил Джеймса, на лице его появилась гримаса отвращения.

— Так, в чем дело? — рявкнул он.

— Ждем распределения комнат, капитан, — ответил Уильям.

Офицеры продолжали подниматься по лестнице, пока помещение не заполнилось. Некоторые что-то шептали, другие пожимали плечами. Джеймс понял, что они ждут от Треггара каких-то действий. Ожидаемого издевательства над новоиспеченными рыцарями не получалось.

Треггар собирался заговорить, но Джеймс опередил его:

— Принц желает, чтобы рыцарь-лейтенант Уильям разместился как можно скорее, так как его ждет особое поручение.

Что бы ни собирался сказать Треггар, он промолчал. Вместо этого указал на конец коридора:

— Там. У нас мало комнат, так что вам придется пожить вдвоем, пока кто-то не женится или не получит новое назначение.

— Да, капитан, — сказал Гордон, протискиваясь сквозь толпу офицеров.

— Спасибо, капитан. — Уильям последовал за товарищем.

— Я подожду вас здесь, лейтенант, — сказал Джеймс.

— Необычное для вас место, да, сквайр? Я слышал, что в последнее время вы больше времени проводите в канализации, чем во дворце, — заметил Треггар.

Джеймс взглянул на капитана, в глубоких темных глазах которого не отражалось ничего, кроме злости и презрения. Массивные брови всегда были сведены, имитируя сосредоточенность, кроме тех случаев, когда он оказывался перед рыцарем-маршалом или принцем. Ходили слухи, что не один младший офицер и десятки солдат гарнизона подвергались побоям после наступления темноты за то, что не угодили Треггару.

— Я всегда отправляюсь туда, куда посылает меня мой принц, — вежливо ответил Джеймс.

Несмотря на соблазн повздорить с Треггаром, Джеймс, имея большой опыт общения с подобными забияками, знал, что не сможет выиграть этот бой. Унизив капитана на виду у остальных молодых офицеров, он превратит неприязнь в ненависть, а каким бы ни был Треггар, он занимал важную позицию в дворцовом гарнизоне. К тому же потом он наверняка отыграется на Гордоне и Уильяме. Видя, что веселья не получится, офицеры начали разбредаться по комнатам или спускаться вниз, направляясь на дежурство. Через несколько минут вернулись Гордон и Уильям.

— Что за поручение, Джеймс? — спросил Уильям.

Треггар тут же развернулся.

— Обращаясь к придворному, лейтенант, ты должен называть его титул, — прорычал он и сделал паузу. — Независимо от того, кто это.

— Вы возглавите отряд, который будет сопровождать на охоту гостей его высочества, — объяснил Джеймс. — Вы должны явиться вместе с эскортом к мастеру охоты за час до рассвета.

— Да, сквайр.

— Зайдите ко мне перед тем, как отправитесь сегодня спать, лейтенант, — взглянув на Треггара, добавил Джеймс. — У меня могут появиться дополнительные указания.

— Да, сквайр, — откликнулся Уильям. Джеймс развернулся и быстро ушел. Он знал, что задерживаться не стоит — это лишь вызовет у Треггара дополнительное раздражение. Капитан точно нашел бы для Уильяма какое-нибудь нелепое поручение, чтобы унизить или наказать юношу за неудавшееся развлечение. Джеймс хорошо знал таких задир и грубиянов. В конце концов Уильяму и Гордону придется самим найти общий язык с Треггаром.

Пересекая внутренний двор, Джеймс подумал о том, что Уильям — крепкий парень. Он способен за себя постоять. Да и Гордон мог оказаться твердым орешком. Кроме того, Треггар возглавлял казарму для холостых офицеров долгое время и знал, что может, а что не может сойти ему с рук. Должность старшего офицера не только давала преимущества, но и накладывала определенные обязательства, и веди себя Треггар действительно жестоко, Гардан убрал бы его уже давно. Джеймс четко знал: ни одна, даже самая обыденная на первый взгляд, проблема не выпадала из поля зрения Аруты и его рыцаря-маршала. Все расследовалось и решалось быстро.

Джеймс прошел сквозь Западные дворцовые ворота и остановился. Стражник отсалютовал ему. Когда-то эти ворота были главным входом, а теперь использовались лишь для церемоний, торжественных прибытий, праздничных городских процессий и религиозных шествий. Все остальные перемещения осуществлялись теперь через восточные ворота и ворота, ведущие в гавань.

На противоположной стороне площади располагался огромный дом, одновременно служивший западной границей дворцовых земель. Между домом и воротами находился фонтан — скромный по размерам, но древний. Он считался чем-то вроде достопримечательности, так как он был построен очень давно по распоряжению одного из первых принцев. Джеймс посмотрел на дом. Судя по внешнему виду, здание состояло из множества комнат.

Но насколько Джеймс знал, оно уже много лет было заброшено. Он тут же поправил себя: не заброшено, просто не занято. Время от времени вокруг дома можно было заметить какое-то оживление: появлялись следы свежей краски на деревянных наличниках и железных воротах или обнаруживались замененные камни во внешней стене. Однако сейчас кто-то определенно готовился к заселению.

— Что здесь происходит? — спросил Джеймс у стражника, кивая на дом.

— Не могу знать. Повозки прибывают и отбывают со вчерашнего дня, сквайр.

— Этот дом пустовал, сколько я себя помню, — отозвался стражник, стоявший по другую сторону ворот. — Я даже не знаю, кто им владеет.

— Им владеет храм Ишапа, — сказал Джеймс. Оба стражника взглянули на него удивленно, но ни один из них не спросил, откуда ему это известно. Джеймс славился тем, что знал о городе все, и солдаты ничуть не сомневались в его словах.

— Обычно они сохраняют все для себя, — произнес Джеймс полушепотом. — Удивительно. В чем же дело?

Стражники поняли, что это риторический вопрос, и промолчали. Джеймс оторвал взгляд от дома напротив и вернулся к насущным проблемам: ночные ястребы!

Джеймс появился из прохода между двумя домами. Он был одет куда менее щегольски, чем в тот момент, когда покинул дворец. У сквайра имелись тайники в разных точках города, там он хранил одежду, оружие, деньги и другие вещи, которые могли пригодиться, когда возникала необходимость стать незаметным.

Он пробрался сквозь толпу в торговой части города, рядом с тем местом, где проходила невидимая граница с бедными кварталами. Официальной карты, разделяющей город на районы, не существовало; жители Крондора знали, где заканчивается рынок и начинаются доки, где гавань переходит в рыбацкий квартал и как распределены остальные городские территории. Знание, где кончается один район и начинается другой, было важнейшим условием безопасного передвижения по городу.

Пройдя по безымянной улице, разделявшей торговую и бедняцкую части, сквайр оказался в квартале бедноты. Улицы стали более узкими, по обеим сторонам высились здания, между которыми едва оставалось пространство для одной повозки. Здесь царил полумрак, даже когда солнце стояло в зените.

Поведение и походка Джеймса не изменились, однако внутренне он собрался и весь превратился во внимание. Улицы бедняцких кварталов, не менее оживленные днем, чем другие части города, были, однако, гораздо опаснее. Конечно, не так опасны, как ночью, но более смертоносны и хитроумны. Через несколько мгновений Джеймс почувствовал, что беспокойство буквально пропитывает округу. Люди спешили, бросая косые взгляды. Голоса звучали приглушенно, а за незнакомцами пристально следили. Загадочные убийства сделали и без того настороженное население еще более недоверчивым.

Джеймс свернул в еще более узкий проулок, В домах по обе стороны которого изредка попадались двери и деревянные лестницы, ведущие на второй этаж. В конце проулка он заметил сутулую фигуру — кто-то складывал вещи в двухколесную повозку. Дверь, к которой направлялся сквайр, была распахнута.

Джеймс вынул кинжал и перехватил его так, чтобы скрыть за кистью. При необходимости легким движением руки его можно было ввести в дело.

Подойдя на расстояние удара, он остановился и крикнул:

— София?

Женщина повернулась, выпрямилась в полный рост, и Джеймс облегченно вздохнул. Ее волосы поседели, но сохранилось еще много темно-русых прядей. Она вытянула одну руку в предостерегающем жесте, но мгновением позже расслабилась и сказала:

— Джимми! Разве можно так пугать? Ты отнял у меня несколько лет жизни.

— Уезжаешь? — спросил Джеймс, обойдя повозку и взглянув на открытую дверь.

— Как только завяжу последний узел.

— Куда направляешься?

— Не знаю и, кроме того, не хочу, чтобы кто-нибудь в Крондоре знал, где я осяду, Джимми.

Джеймс всмотрелся в лицо женщины. София никогда не была красивой, и в молодости ее черты лица называли «лошадиными», но осанка и спортивная фигура делали ее привлекательной. Вокруг нее всегда увивались мужчины, богатые и не очень. Однако София торговала заклинаниями, оберегами и магическими зельями и поэтому жила замкнуто, друзьями своими считала только нескольких людей, которым доверяла, — в их числе был и Джеймс.

— Хочешь исчезнуть — пожалуйста, — кивнул Джеймс, — но я хотел бы знать почему, если не секрет.

— Ты ведь слышал об убийствах? Впрочем, не стоит и спрашивать — человек принца не может не знать об этом.

— Боишься стать следующей жертвой?

Она кивнула. Оправив голубое платье и закрепив сверху на повозке черное покрывало, она закрыла дверь своей маленькой квартирки.

— Возможно, ты не обратил внимания, но большинство убитых — я не имею в виду пересмешников, ты лучше меня знаешь, почему их уничтожают, — так вот, в основном убиты те, кто занимались практическим искусством.

— Магией? — спросил Джеймс, необычайно заинтересованный.

— Да. Погибли пятеро таких людей, если мне не изменяет память. Имена большинства из них тебе неизвестны, так как они использовали магию тайно. Мы — не такие публичные люди, как маги в Звездной Пристани, Джимми. Большинство из нас предпочитают тихое существование.

— А остальные?

— Используют умения, которые вряд ли пришлись бы по душе властям.

— Темные силы?

— Ничего опасного. Например, купец хочет, чтобы зерно конкурента сгнило еще до отгрузки, или игроку необходимо везение, чтобы сделать большую ставку. Есть люди, которые могут это устроить.

— За плату? — догадался Джеймс.

София кивнула.

— Кто-то уничтожает магов в Крондоре, Джеймс.

— А много здесь таких? — Джеймс огляделся.

— Помоги мне развернуть повозку, — попросила София. — Надо было направить ее в ту сторону, прежде чем грузить.

Джеймс помог женщине развернуть повозку и молча смотрел, как София встала между оглоблями повозки и подняла их. Он не стал предлагать помощь. София была самой независимой из всех знакомых ему женщин.

— Тебе нужна маленькая лошадь или пони, чтобы сдвинуть это с места.

— У меня нет денег, — ответила она, сдвигая повозку со своими нехитрыми пожитками с места.

— Я могу… одолжить тебе на лошадь, София. Ты всегда была добра к грубому уличному мальчишке.

София улыбнулась, и ее лицо сразу помолодело.

— Ты никогда не был грубым. Несносным — да, но грубым — никогда. — Ее улыбка угасла. — Спасибо за предложение, но ведь эту скотину потом придется кормить.

Когда они достигли угла, София остановилась и спросила:

— Так что же привело тебя ко мне?

— На самом деле, — усмехнулся Джеймс, — есть небольшая проблемка, связанная с магией, — он рассказал об амулете принцессы Паулины. — Если моему другу придется проводить время в ее компании, думаю, ему лучше иметь какие-нибудь средства защиты против ее чар.

— Чары… — София хихикнула. — Что ж, у меня есть кое-что для твоего друга. — Она опустила оглобли, подошла к задней части повозки и приподняла черное вязаное покрывало, которое только что закрепила. — Мог бы и раньше сказать.

Колдунья достала из повозки небольшой мешочек и порылась в нем.

— У меня есть эффективное зелье, но его действие продлится только несколько часов. Однако вот это должно помочь. — В ее руке оказалось маленькое простое колечко из металла серебристо-серого цвета, украшенное полудрагоценным камнем.

София передала кольцо Джеймсу.

— Оно защитит хозяина от несложных чар и заклятий. Вроде тех, что использует ваша леди. Оно бесполезно против серьезной магии, но сможет ограничить притягательность девушки до уровня естественной.

— Спасибо. — Джеймс взял кольцо. — Сколько я тебе должен?

— Для тебя бесплатно, — улыбнулась София, снова закрепляя покрывала.

— Чем вызвана такая щедрость?

— В прошлом ты несколько раз помог мне, Джимми. Назовем это прощальным подарком. — Она опять подняла оглобли и вывезла повозку из проулка на улицу, которая вела из кварталов бедноты.

Джеймс отскочил в сторону, когда мимо него промчались двое мальчишек. На мгновение ему показалось, что один из них сейчас отрежет его кошелек, а другой попытается схватить, но понял, что это просто резвятся обычные городские дети.

Он нащупал свой кошелек, чтобы убедиться, что тот на месте, а потом отцепил его от пояса. Сунув маленький мешочек под покрывало повозки, он сказал:

— Тогда позволь мне сделать ответный прощальный подарок. Тебе потребуются деньги, чтобы освоиться на новом месте.

Она улыбнулась, и ее голубые глаза просияли.

— Ты — настоящий друг, Джимми.

— Когда будешь в безопасности, сообщи, где находишься.

— Обязательно, — кивнула София и покатила повозку по главной дороге, ведущей к Восточным воротам.

Джеймс смотрел ей вслед, пока она не исчезла в городской толпе, затем повернул к дворцу. Что бы ни предстояло сделать в этот день, сейчас он должен вернуться к принцу и поговорить с ним.

Он до сих пор не понимал до конца, что стояло за якобы случайными убийствами горожан в Крондоре, однако тот факт, что многие из них занимались магией, был слишком важен, чтобы не обратить на него внимание Аруты. И хотя полуденное солнце припекало вовсю, Джеймс вдруг почувствовал внутри неприятный холод.

7 ЗАСАДА

Лошади тихо заржали. Уильям огляделся. Он впервые командовал отрядом и чувствовал себя немного не в своей тарелке, хотя его сопровождали опытный сержант и двадцать закаленных в боях солдат. Капитан Треггар, слывший среди молодых офицеров тираном, отвел его в сторону и сказал:

— Если хочешь выглядеть в глазах своих людей дураком, отдавай команды. Если же хочешь создать впечатление, что точно знаешь, что делаешь, тогда просто скажи сержанту Мэттьюзу.

Несмотря на свою неприязнь к капитану, Уильям принял совет к сведению и до сих пор действительно производил впечатление опытного командира. Солнце стояло уже высоко, и Уильям крикнул:

— Сержант!

— Да, сэр! — последовал незамедлительно ответ.

— Найдите подходящее место для отдыха и обеда.

Они ехали по дороге, которая вилась через лес у подножия холмов на севере от Крондора. Уильям был настороже, но сильно не беспокоился, так как эта территория считалась относительно спокойной. Иногда случайная шайка бандитов нападала на одиноких путешественников, но уже много месяцев не поступало известий о том, чтобы кто-либо нападал на конных солдат. Некоторые места дальше по побережью было трудно держать под контролем, поэтому для гостей принца выбрали именно этот участок — безопасный и изобилующий дичью.

— За поворотом есть трактир, сэр, — сообщил сержант, старый вояка с удивительно живыми голубыми глазами и седыми, почти белыми волосами. — Я не предложил бы дворянину провести там ночь, но для обеда вполне сойдет.

— Отправь гонца предупредить о нашем приезде, — велел Уильям.

— Есть, сэр.

По приказу Мэттьюза один из солдат пришпорил коня, и, когда они достигли трактира, их уже ждали. Это было скромное двухэтажное здание, из трубы вился густой дым. На вывеске было нарисовано большое дерево, под которым спал человек с дорожным мешком.

— Трактир называется «Дерево и путник», сэр, — повернулся Мэттьюз к Уильяму.

На пороге их встречал хозяин. Очевидно, солдат сообщил ему, что приближаются важные гости, и, не зная толком, кто они, мужчина поклонился всем, кто остановился перед дверью.

Герцог Оласко соскочил с лошади, а слуга быстро протянул руку, чтобы помочь спуститься принцессе Паулине. Она настояла на том, чтобы надеть бриджи и ехать верхом, и, проигнорировав протянутую руку, проворно спрыгнула на землю.

— Умираю с голоду! — воскликнула принцесса и повернулась к трактирщику: — Что сегодня в меню?

— Миледи, — поклонился хозяин, — у нас есть бок оленины на вертеле. Дичь жарится и будет готова через полчаса. Еще могу предложить твердый сыр, свежий хлеб, яблоки и другие фрукты, как свежие, так и сушеные. На кухне есть свежая рыба, но она еще не приготовлена. Если вам угодно, я могу…

— Оленина подойдет, — перебил его герцог, — и дичь тоже. Но сначала — эль. Я умираю не только от голода, но и от жажды.

Уильям велел Мэттьюзу проследить, чтобы солдаты в первую очередь напоили лошадей.

— Я прикажу, чтобы вам принесли эль и свежие фрукты, — сказал он, прежде чем присоединиться к гостям в трактире.

— Спасибо, лейтенант, — кивнул Мэттьюз.

Уильям знал, что, хотя его люди плотно позавтракали, а путешествие не напоминало марш-бросок с сухим мясом и галетами, они оценят этот жест. Он проследовал за гостями внутрь трактира. Это было простое заведение с двумя большими прямоугольными столами в центре, двумя маленькими круглыми столами в углу справа, лестницей у левой стены, которая вела на второй этаж, и скромным баром возле задней стены. Рядом со стойкой бара находилась дверь в кухню. У правой стены возвышался большой камин. В основном еда готовилась, судя по всему, прямо там, потому что из кухни выбежала женщина, чтобы добавить что-то в большой чайник, висевший рядом с очагом. Мальчик, вращавший вертел с половиной оленя, широко раскрытыми глазами смотрел на редких здесь гостей — аристократов.

Уильям огляделся и заметил двоих мужчин, сидевших за одним из круглых столов. Оба были безоружны и, как решил Уильям,угрозы не представляли. Один постарше, почти без волос на затылке, но с длинными, свисавшими до плеч седыми прядями по бокам. Его нос напоминал ястребиный клюв, но самыми примечательными были глаза — глубоко посаженные и завораживающие. Уильям обратил внимание на добротную, хотя и не очень модную одежду. Второй человек, в простой серой рясе с откинутым капюшоном, мог оказаться монахом, жрецом или каким-то магом, как подумал Уильям. Большинство людей вряд ли пришло бы к такому выводу, но большинству людей не довелось проводить детство на острове, полном магов. Уильям решил пересмотреть свой вывод о безобидности этих мужчин.

Он заметил, что трактирщик хлопочет возле герцога и его свиты, и вместо того, чтобы занять место за столом, подошел к сидящим и осведомился:

— Вы здесь по делам?

Мужчина в рясе поднял глаза и, увидев, что с ним говорит офицер стражи принца, спокойно ответил:

— Мы просто путники, сэр.

Уильям почувствовал, как нечто неуловимое проскочило между двумя незнакомцами, и на мгновение заподозрил мысленное общение. Сам Уильям мог говорить с животными — этот дар он получил при рождении, хотя редко им пользовался. Только Фантус, домашний карликовый дракон его отца, обладал умом, достаточным для обсуждения более сложных тем, чем еда и другие примитивные потребности. Когда дело касалось человеческой магии, Уильям выступал лишь как сторонний наблюдатель, но необычайно чувствительный.

— Во владениях моего принца находятся важные гости, и моя обязанность проследить за их безопасностью и благополучием. Откуда и куда вы направляетесь?

— Я иду с востока на побережье, — ответил человек с гипнотическим взглядом. — В Холден Хэд.

— А я — в Крондор, сэр, — сказал второй путник. — Иду из Иггли.

— То есть вы встретились здесь случайно?

— Совершенно случайно, — кивнул человек в рясе. — Обмениваемся слухами о тех местах, куда направляемся.

— Ваши имена?

— Джакин Медоза, — представился человек, которого Уильям принял за мага.

— А меня зовут Сиди, — ответил второй, с ястребиным носом.

Уильям внимательно посмотрел на него. Что-то в его облике вызывало беспокойство. Однако оба человека спокойно обедали и не создавали никому проблем.

— Благодарю за сотрудничество, — сказал он и вернулся за стол герцога.

Гостям уже принесли еду и напитки. Уильям распорядился, чтобы солдатам также подали свежие фрукты и эль. Лишь после этого он сел за стол и сам стал наслаждаться обедом. Однако во время еды не мог удержаться от того, чтобы то и дело не бросать взгляд на угловой столик, за которым двое мужчин погрузились в оживленную беседу. Он был уверен, что человек по имени Сиди по крайней мере пару раз взглянул в его сторону.

Принцесса задала Уильяму вопрос, и он повернулся, чтобы ответить. После короткого разговора он мысленно поблагодарил Джеймса, который дал ему кольцо, — теперь он находил девушку лишь в меру привлекательной и даже слегка раздражающей, а то безумное желание, которое он почувствовал, когда впервые ее встретил, пропало бесследно. Паулина, казалось, не замечала отсутствия страсти с его стороны и продолжала болтать так, будто он все еще был под ее чарами. Ответив на ее вопросы, Уильям взглянул в угол и увидел, что двое мужчин уже ушли.

Ранним вечером они добрались до лагеря. Следопыты из Крондора ушли вперед и нашли подходящее место, где водилось много дичи. Слуги быстро разгрузили поклажу и установили палатки для герцога и его семьи.

Уильям и его люди собирались спать под открытым небом, на случай ненастья у них были припасены специальные маленькие палатки. Когда солнце стало садиться, слуги торопливо приготовили ужин, а Уильям отправил следопытов проверить окрестности и поставил часовых. Это была безопасная территория, но даже недавно назначенный рыцарь-лейтенант не стал бы рисковать жизнью приезжих вельмож, и он принял все меры предосторожности.

Мэттьюз проверил часовых и убедился, что те, кто не на посту, поели и почистили свое оружие. Походное правило гласило, что каждый отвечает за своего коня, и поэтому солдаты проверили лошадей прежде, чем передать их на попечение слуг, сопровождавших охотничью группу.

Уильям присоединился к семье герцога в их палатке — точнее, шатре, — где за большим накрытым столом свободно разместились шесть человек. Герцог жестом пригласил его поужинать с ними.

— Что нашли следопыты? — спросил он.

— Следы дичи на северо-востоке, ваша светлость, — ответил Уильям. — Лось, олень и медведица с детенышами.

Герцог обглодал куриную ногу и отбросил кости в сторону. Уильям порадовался, что герцог не взял с собой собак. Его мать никогда не разрешала прикармливать собак у стола, и в результате Уильям вырос с отвращением к таким привычкам. Слуги уберут кости перед тем, как герцог ляжет спать.

— Не стоит трогать медведицу, пока она кормит детенышей. Количество дичи может сильно уменьшиться, если не давать малышам подрасти. Что еще?

— Вроде бы большая кошка, — сказал Уильям.

— А твои следопыты могут сказать точнее, что за кошка? — герцогу явно понравилась эта новость.

— Нет, мой лорд, — ответил Уильям. — У нас тут водятся пумы. Они наглые, им ничего не стоит прийти ночью в деревню, чтобы полакомиться овцой или курицей.

— Я знаю этих кошек, — перебил его герцог. — Хитрые, но их не так уж трудно поймать, если удастся загнать на дерево. Что еще?

— Иногда с юго-востока забредают львы, в основном молодые самцы.

— Отличный объект охоты.

— Изредка попадаются леопарды.

— Вот это то, что надо, — воскликнул герцог. — Если один из них оказывается на дереве у тебя над головой, значит, именно там он и хочет быть.

— Возможно, утром у меня появятся новые сведения.

Они неторопливо ужинали. Герцог и его сын вспоминали прошлые охотничьи подвиги. Паулина либо смотрела задумчиво куда-то вдаль, либо пыталась флиртовать с Уильямом, который вежливо отвечал на ее заигрывания. Принц Влэдик, казалось, был настроен хранить молчание, погрузившись в собственные мысли.

Когда слуги убрали со стола, Уильям извинился и попросил разрешения удалиться под предлогом того, что ему надо проверить посты. Герцог кивнул и жестом отпустил его.

Уильям нашел сержанта Мэттьюза.

— Как дела? — спросил он.

— Все спокойно, сэр, — ответил сержант.

— Я ложусь спать. Разбуди меня, я сменю тебя во второй половине ночи.

— Вы будете караулить, сэр? — без выражения спросил Мэттьюз.

Уильям знал, что многие офицеры оставляют руководство караулами на своих сержантов.

— Я предпочитаю, чтобы мои сержанты нормально спали в походе хотя бы полночи, — ответил он так, будто находился в походе не впервые. — Ложись, когда заступит второй караул, и вели разбудить меня.

— Да, сэр, — кивнул Мэттьюз, и Уильям двинулся к тому месту, где лежал его спальный мешок. Он знал, что сержант, скорее всего, проигнорирует его приказ и сам проследит, чтобы смены караула проходили без помех. Однако, как и приказ подать усталым солдатам фрукты и эль, это намерение оценят.

Уильям улегся и с благодарностью вспомнил учения с Маквиртом, во время которых часто приходилось спать на земле, на тонкой циновке под тяжелым шерстяным одеялом. Благодаря этой привычке он моментально уснул.

Уильям проснулся, открыл глаза и уже наполовину поднялся, когда понял, что именно его разбудило. Это не был звук, сигнал тревоги или крик. Скорее, ощущение. И он знал, какое именно. Лошади встревожились до такой степени, что, способный понимать язык животных, он ощущал внутренним слухом звуки, похожие на крики. Вот-вот действительно раздастся испуганное ржание. Он поспешил к коновязи. Лошади стояли неподвижно, подняв головы и прядая ушами, а их ноздри раздувались так, будто они к чему-то прислушивались.

Уильям не любил говорить с лошадьми — у них были странные, распадающиеся на отдельные образы мысли. Но сейчас это было необходимо.

— Что случилось? — мысленно спросил Уильям ближайшего к нему коня.

— Охотник! — последовал ответ, и в голове лейтенанта появился образ какого-то существа, движущегося через лес неподалеку. — Запах охотника!

Уильям посмотрел по ветру, в том направлении, откуда мог доноситься запах.

— Человек? — спросил он.

И получил запутанный ответ: часть лошадей согласились, но некоторые посылали образы некоего существа, похожего на кошку.

— Что-то случилось, сэр? — Мэттьюз появился позади Уильяма.

— Не знаю, — ответил тот. — Что-то насторожило лошадей.

— Может, волчья стая неподалеку?

Не сказав ничего сержанту о своих способностях, Уильям лишь кивнул.

— Возможно, но где-то рядом находится что-то, что…

Прежде чем он успел закончить свою мысль, лошади начали испуганно ржать и рваться с привязи.

— Тревога! — громко крикнул Мэттьюз. — Лагерь, подъем!

Уильям уже направил меч на нечто большое и темное, что, казалось, пролетело мимо, низко над землей, но внезапно понял, что это не птица, а быстрый четвероногий зверь. Он исчез в сумраке среди деревьев на границе лагеря, потом его силуэт появился на мгновение на фоне лагерного костра и тут же растворился в ночи.

— Проклятье! — вскрикнул Мэттьюз. — Черный леопард!

Люди хватались за оружие, а герцог Оласко со своим сыном выскочили из палатки, держа мечи наготове. К тому времени как Уильям добрался до них, весть о большой кошке достигла герцога.

— Смелый котенок, не так ли? — ухмыльнулся герцог. — Хорошо, что он дал нам знать о своем местонахождении, — он огляделся. — Который час?

Уильям взглянул на сержанта.

— Три часа до восхода солнца, ваша светлость, — ответил тот.

— Отлично, — сказал герцог. — Давайте поедим, а потом, на рассвете, выследим этого негодяя.

— Да, ваша светлость, — откликнулся Уильям.

Герцог отправился в палатку, а Уильям попросил сержанта распорядиться, чтобы завтрак приготовили раньше, чем обычно. Он не сомневался, что к тому моменту, когда солнце достигнет вершины восточных ликов, они уже будут идти по следу леопарда.

Когда весь лагерь занялся подготовкой к новому дню, Уильям окинул взглядом верхушку леса, пытаясь разглядеть что-то во мраке. В лагере становилось все более шумно, а молодой офицер никак не мог избавиться от ощущения, что черный леопард затаился где-то неподалеку и наблюдает за ними.

Герцог вернулся несколькими минутами позже, нетерпеливо потирая руки.

— Давайте поедим, лейтенант, чтобы запастись силами для нового дня.

— Конечно, ваша светлость, — сказал Уильям, с трудом отводя взгляд от погруженного в темноту леса.

— Чертовски любезно со стороны этого зверя показать, что он близко, не так ли? — заметил герцог, пока они шли к его шатру. — Он будто проверял, осмелимся ли мы пойти следом.

Уильям ничего не ответил, и хотя мысленно согласился с герцогом, это ничуть его не порадовало.

Туман стелился между деревьями. Герцог, его племянник, сын и дочь тихо пробирались по лесу. Позади них двигался отряд из шести солдат во главе с Уильямом. Замыкали шествие носильщики и слуги. На Уильяма произвели впечатление охотничьи навыки оласканской знати. Люди эти передвигались настолько бесшумно, что по сравнению с ними опытные солдаты казались молодому лейтенанту неопытными и неуклюжими.

Следопыт из крондорского гарнизона шел впереди, выискивая следы леопарда. Уильям пытался использовать свой дар, чтобы определить местонахождение кошки, но безуспешно. Он чувствовал поблизости маленьких животных, ежей и бурундуков, скрывавшихся в траве, и даже уловил мысли пары любопытных грызунов. — «Большие охотники! — как будто говорили они. — Опасность!»

Тишина, царившая в лесу, нервировала. Где-то вдалеке слышались еле различимые шорохи. Лишь случайные капли воды, упавшие с веток, да едва слышные шаги людей нарушали безмолвие.

Уильяма все сильнее одолевало неясное предчувствие. Пройдя еще двадцать шагов, он обернулся и прошептал солдатам:

— Я подойду ближе к герцогу. Буду прямо за слугами.

Лейтенант ускорил шаг и быстро настиг слуг. Он заметил, как им нелегко тащить огромный арсенал охотничьего оружия. Затем он приблизился к принцессе, которая шла в нескольких шагах позади брата. Впереди царил мрак, и фигура герцога вырисовывалась едва заметным силуэтом. В полудюжине шагов позади него шел принц Влэдик, и на таком же расстоянии от Влэдика следовал Казамир. Уильям видел, что мрак сгущается, и в душе его зародилась тревога. Следопыт, шагавший рядом с герцогом, озирался по сторонам, будто потеряв след животного.

Герцог поднял руку, призывая всех остановиться. Уильям продолжал двигаться вперед, вынимая меч. Оласко держал лук наготове и вглядывался во мрак, как будто пытаясь рассеять тьму усилием воли. Внезапно движение над головой герцога привлекло внимание Уильяма, и он крикнул:

— Осторожно! Над вами!

Герцог, не мешкая ни секунды, метнулся в сторону, и в этот момент что-то большое и черное атаковало его сверху, спрыгнув с толстой ветки. Принц Влэдик выпустил стрелу, и она разрезала воздух в том месте, где мгновение назад находилась гигантская кошка. Леопард упал на землю, тут же извернулся и, махнув огромной лапой, зацепил герцога за плечо. Рэдсвил упал.

Хищник приготовился к прыжку. Уильям подбежал к Казамиру как раз в тот момент, когда сын герцога выпустил стрелу. Пролетев в миллиметре от спины его кузена, она попала зверю в лапу.

Уильям рванулся к герцогу, а леопард тем временем снова перешел в нападение. Клинок лейтенанта взрезал воздух и задел бок прыгнувшей на них кошки. Животное заревело и, вместо того чтобы атаковать герцога, рвануло в лес. Стрелы летели ему вслед.

Уильям склонился над герцогом, но тот отверг руку помощи.

— За ним! — крикнул Рэдсвил.

— Нет, ваша светлость!

— Уйди с дороги, парень! — заревел герцог и оттолкнул Уильяма в сторону.

Юный лейтенант схватил герцога за руку, с силой развернув к себе.

— Как ты смеешь! — Рэдсвил округлил глаза от возмущения.

— Сир, вы ранены, — крикнул Уильям. — Этот зверь почует вас даже за милю.

— Я охотился за такими кошками еще до твоего рождения, парень! Отпусти меня!

Однако Уильям продолжал крепко держать герцога за руку, пока к ним приближались сын Рэдсвила, дочь и племянник, а также слуги и солдаты.

— Ваша светлость, это была не кошка.

— Что? — удивился герцог.

— Это не леопард.

— Но я видел его! — воскликнул герцог, пытаясь вырваться из рук Уильяма.

— Оно могло выглядеть как леопард, ваша светлость, но это не леопард.

— Что тогда это было? — спросил принц Влэдик.

— Маг, — сказал Уильям, отпустив руку герцога. — Маг Малого Пути, — он поднял меч.

— Маг? — изумилась Паулина. — Откуда ты знаешь?

— Я знаком с магами не хуже, чем вы с кошками, миледи, — ответил Уильям. — Поверьте мне.

— Оборотень? — догадался Казамир. Уильям кивнул:

— И довольно могущественный, судя по форме, которую он принял.

— Он действительно пришел в лагерь так, будто четко знал, что делает, отец, — заметила Паулина.

— Он хотел, чтобы вы погнались за ним, — объяснил Уильям. — Леопард охотился на вас. — Лейтенант указал на следопыта, стоявшего немного в стороне: — Он шел первым, однако маг пропустил его и попытался сломать спину именно вам.

— Сломать спину?

— Он спрыгнул так, чтобы приземлиться вам прямо на спину. Позвоночник не выдержал бы. То, что вы отклонились в сторону, когда я крикнул, спасло вашу светлость от мучительной смерти.

— Это так, ваша светлость, — подтвердил следопыт. — Если бы он упал на вас, вы были бы уже мертвы.

— Он показал копи, прежде чем скрыться. Так он хотел удостовериться, что вы последуете за ним, — продолжал Уильям.

— Тогда я перед ним в долгу. Теперь моя очередь поохотиться, — решительно заявил герцог, не обращая внимания на кровь, которая сочилась из глубоких порезов на плече.

— Нет, ваша светлость, — сказал Уильям. Он махнул Мэттьюзу. — Вы любите охоту, но когда она превращается в охоту на преступников, это уже моя забота. — Он повернулся к сержанту: — Проводи герцога в его шатер и осмотри раны. Затем пришли — сюда дюжину вооруженных людей. — Потом Уильям обратился к следопыту: — Попробуй отыскать его след, но будь осторожен. Помни — ты выслеживаешь не животное, а человека.

Следопыт кивнул и направился вдоль тропы. Герцог, похоже, собирался поспорить, однако вмешался принц Влэдик:

— Идем, дядя. Давай займемся твоими ранами, а потом уже подумаем об охоте на магов.

Уильям наблюдал, как герцог долго смотрел на дорогу, затем оценивающе взглянул на молодого офицера. Наконец Рэдсвил кивнул, развернулся и медленно пошел обратно в лагерь. Через некоторое время прибыла дюжина вооруженных людей в полной боевой готовности. Уильям указал вглубь леса и тихо сказал:

— Мы ищем засаду, устроенную либо человеком, либо леопардом, но не узнаем этого, пока он не атакует. Держите дистанцию и следите друг за другом.

Уильям пошел вперед, и каждый человек позади него отправлялся следом, только переждав несколько минут после ухода предыдущего. Постепенно весь отряд скрылся в туманном лесу.

Высоко над головой сияло солнце, однако в глубине леса царил мрак.

— Очень подозрительно, — прошептал следопыт. — Здесь не должно быть так темно.

Уильям кивнул.

— Как будто… он замолчал. Уильям знал это заклинание, но не помнил его названия. Несмотря на то что он вырос в Звездной Пристани, лейтенант никогда не интересовался изучением магии, что создавало немалые проблемы в отношениях с отцом, Пагом, однако какие-то знания он все же получил. — Это заклинание, наводящее тьму, чтобы волшебник мог проскочить мимо… — Уильям резко остановился. — Назад в лагерь! — крикнул он.

— Он обошел нас?

— Его цель — герцог! — прокричал Уильям, пробегая мимо солдата, стоявшего позади него. — Быстрее, быстрее!

Люди понеслись за Уильямом. Необходимость в бесшумном передвижении отпала, и они быстро добрались до места первого нападения. Уильям поднял руку, и они остановились на несколько секунд, чтобы перевести дыхание, затем снова бросились бежать по направлению к лагерю.

Минуты тянулись медленно, и все это время Уильям слышал лишь топот тяжелых сапог, лязг оружия и доспехов и прерывистое дыхание солдат. Никто не произнес ни слова, как будто сберегая энергию для схватки, которая может ожидать их в конце этого длинного пути.

Уильям первый услышал звуки боя. Когда они приблизились к лагерю, шум сражения стал слышен всем. С Уильямом была дюжина солдат, в лагере с носильщиками и слугами оставалось восемь человек и сержант Мэттьюз. Считая Казамира и принца, одиннадцать бойцов. Да и герцог, несмотря на свои раны, не мог остаться в стороне. Молодой лейтенант проклял свою глупость. Он нарушил главное правило ведения военных действий: никогда не разделяй силы, если только это не дает очевидного преимущества.

Уильям думал, что столкнулся с одним магом. Он явно ошибся.

Кошачье рычание пробивалось сквозь лязг мечей, и, когда они ворвались в лагерь, Уильям заметил зверя. Это был огромный леопард, однако не черный, как первый, а пятнистый. Уильям на бегу пытался мысленно внушить ему: «Спасайся! Плохо! Опасность!» Однако натыкался на барьер, на какую-то ментальную стену, которая не давала его мыслям воздействовать на хищника. Вместо того чтобы в ужасе бежать, леопард яростно зарычал и бросился на лейтенанта.

Двуручный меч Уильяма вонзился зверю в грудь, и тот, под воздействием собственной инерции, пролетел мимо лейтенанта. Уильям повернул меч, и хищник упал на землю. Леопард завыл, беспорядочно замахал лапами, дернулся и затих.

Среди нападавших кроме животных были и люди. В центре лагеря стояли трое мужчин, одетых в робы, с большими посохами в руках. Двое из них, похоже, находились в состоянии транса, и Уильям догадался, что именно они управляют полудюжиной гигантских леопардов, которых он видит, и теми, что не попали пока в поле его зрения. Третий человек стоял рядом на страже. Уильям направился именно к этому магу.

Сосредоточившись на своей цели, Уильям не мог видеть, как люди в группках по двое-трое из последних сил обороняются от рычащих животных, действующих четко и слаженно. Яростные охотники от природы, наделенные к тому же человеческим интеллектом, они пытались убрать с дороги любого, кто осмеливался им противостоять.

Маг заметил стремительно приближавшегося Уильяма и поднял посох, направляя его на юного офицера. Уильям приготовился увернуться, но, не зная, какое заклинание против него используют, не смог правильно рассчитать время.

Внезапно его поразила волна боли. Он услышал позади крики солдат. Уильям покачнулся, но осознал, что, хотя тело болит от пальцев ног до кончиков волос, он по-прежнему может двигаться. Маг явно встревожился, увидев, что противник не упал. Широко раскрыв от удивления глаза, колдун бросил свой посох, достал из-за пояса кинжал и прыгнул навстречу лейтенанту, яростно рыча подобно животному.

Уильям сумел поднять меч и поразить нападавшего в грудь, так же как и леопарда. Но вместо того чтобы затем рвануться в противоположную сторону, юноша изо всех сил подался вперед, и меч пронзил колдуна насквозь. Глаза мага вылезли из орбит, он выронил кинжал и упал замертво.

Уильям вытащил меч из обмякшего тела. Развернувшись, он увидел своих товарищей, которые уже корчились в агонии.

Рычание животных и крики людей подсказали Уильяму, что у него очень мало времени. Он поднял меч и нанес удар по магу, стоявшему к нему ближе, — тому, которого он встретил в таверне. Он назвался Джакином Медозой. Уильяму показалось, что он ударил не по человеку, а по дубу. Маг зашатался, но не упал. Уильям ничуть не удивился: он всю жизнь сталкивался с тем, что может творить магия, и знал, что его враг состоит не только из сухожилий и костей. Многие маги, хилые внешне, обладали силой, достаточной, чтобы поднять лошадь, или могли отражать удары меча и стрелы.

На мгновение человек сосредоточился на Уильяме, однако, прежде чем он смог направить свои силы на молодого офицера, Уильям снова нанес удар мечом, отрубив магу руку. Тот завопил и упал, из его плеча фонтаном била кровь. Не раздумывая, Уильям прикончил его, вонзив кончик клинка в шею.

Последний маг тоже умер быстро, и ход битвы изменился. Яростное рычание животных сменилось визжанием, но, хотя действие заклинания кончилось, кошки продолжали сражаться.

— Прочь от леопардов! — крикнул Уильям. Освободившись от колдовства, они все равно оставались опасными, и Уильям понимал, что многие могут пострадать, если он как можно скорее не прогонит зверей прочь.

Он закрыл глаза и сотворил изображение огромного свирепого льва, который рычал, вызывая леопардов на бой. Ни один нормальный леопард не вступит в схватку со взрослым львом.

Леопарды стали убегать прочь с места битвы. Люди кричали, на протяжении нескольких мгновений еще были слышны звуки схватки, но скоро в лагере все затихло.

— Сержант Мэттьюз! — крикнул Уильям.

— Я здесь, сэр, — послышался слабый ответ. Появился сержант. Его левая рука была покрыта рваными ранами и залита кровью.

— Пусть тебя осмотрят, а потом доложи обстановку, — велел Уильям.

Из шатра вышли герцог Рэдсвил и его сын. Оба тоже были в крови.

— Вы в порядке, ваша светлость? Герцог кивнул, озираясь.

— Проклятые кошки! Не понимаю. Леопарды — охотники-одиночки…

— Смотрите! — воскликнул Казамир, побледнев.

Уильям взглянул на убитых им магов и увидел, что их тела изменяются. Присутствующие стали свидетелями того, что видели лишь единицы: перевоплощения оборотней. Второй колдун, которого убил Уильям, и который оказался неожиданно могущественным волшебником, — обратился в большого черного леопарда. Уильям осмотрел его и сказал:

— Именно он напал на вас, ваша светлость.

— С чего ты взял? — спросил герцог. Он был так же бледен, как и его сын.

— Я ранил его именно сюда, — Уильям указал на отметину на левом боку леопарда. Затем продемонстрировал отрубленную конечность. — А только что я отрубил ему руку. Вчера в трактире этот человек назвался Джакином Медозой.

Принц Влэдик, который явно пострадал меньше, чем дядя и кузен, сделал шаг вперед:

— Я тоже его узнал.

— Вы выжили, — выдохнул Уильям с очевидным облегчением.

— Мои дядя и кузен — настоящие герои, — сказал Влэдик. — Они перевернули стол, и мы сражались под его прикрытием.

— А принцесса? — спросил лейтенант.

— Она была позади меня, — сказал Влэдик. — Сейчас Паулина приходит в себя в шатре.

Уильям попытался оценить нанесенный урон.

— Сколько было кошек?

— По крайней мере дюжина, — ответил солдат. — Но может, и больше.

— Ритуал Призыва, — покачал головой Уильям. — Редкая и могущественная магия. Те, кто пытается убить вас; ваша светлость, нанимают очень умелых людей. Мало кто способен на то, что делали эти трое.

— Вы мне льстите, лейтенант, — сказал герцог. — Эти люди приходили не за мной.

— Что, сир? — недоуменно спросил Уильям.

— Они пришли, чтобы убить меня, — объяснил Влэдик. — Эти злодеи могли легко убить моего дядю, однако не обратили на него внимания и сразу направились ко мне.

Уильям широко раскрыл глаза, не понимая, о чем идет речь.

— Попробую объяснить, — сказал герцог, морщась от боли. — Если бы вы не отправили меня обратно в лагерь, я бы шел с вами в тот момент, когда леопарды напали на лагерь. Почти наверняка все, кто здесь был, погибли бы. Я смогу объяснить подробнее, когда разберусь с этими ранами, но если говорить кратко, то кто-то хочет, чтобы кронпринц Оласко погиб. Причем на пороге дворца вашего принца.

Уильям почувствовал, как у него засосало под ложечкой. Кто-то не просто пытался убить знатную особу из соседнего королевства — кто-то пытался развязать войну.

8 АТАКА

Слуги поспешили вперед. Уильям знаком велел Мэттьюзу очистить территорию вокруг гостиницы до наступления темноты. Прислуга укрылась внутри с герцогом и его семьей. После нападения магов Уильям быстро оценил ситуацию, сделал несколько выводов и принял решение.

Во-первых, он понял, что двое или трое весьма могущественных магов командовали продуманной и четко спланированной атакой. Значит, они знали о приближении герцога. Уильям внезапно похолодел при мысли о том, что либо во дворце был шпион, либо кто-то наблюдал за отъездом отряда герцога из города, а затем с помощью магических средств передал весть об этом вперед. Хорошо бы здесь оказался Джеймс, поскольку заговоры такого рода были по его части. Уильяму не хватало интуиции сквайра, чтобы просчитать каждый шаг. Его стихией были сражения: тактика и стратегия, группировка и обеспечение, защита и нападение.

Уильям пришел и к другому печальному выводу: он потерял семерых из двадцати людей, в том числе половину слуг. По его подсчетам, на отряд одновременно напали по крайней мере две дюжины огромных кошек, и в результате несколько человек погибли до того, как успели понять, что их атакуют. Только быстрая реакция принца Влэдика спасла жизнь герцогу, Паулине и Казамиру. Он перевернул стол, приказал остальным укрыться позади и убивать всех, кто пытался через него перепрыгнуть.

Дальше все еще больше запуталось. Некоторые слуги сообщали, что видели среди кошек людей, одетых в черное, другие об этом не упоминали. Герцог Рэдсвил, Казамир, Паулина и принц Влэдик тоже не заметили никого в черных одеждах.

Уильям решил, что герцог слишком серьезно ранен и не перенесет поездки обратно в Крондор, поэтому послал гонцов в город, а сам остался в гостинице ждать подмоги. Он попросил прислать лекаря и дополнительных стражников. Сержанту Мэттьюзу удалось остановить кровотечение из раны на плече герцога с помощью мастерски сделанного походного бандажа, однако кровь все-таки просачивалась, и герцог постепенно слабел.

Принцесса Паулина тоже нуждалась в помощи; Уильям не понимал, что с ней и что он может сделать. Она сидела тихо, широко раскрыв глаза, и напоминала напуганного ребенка, а не юную соблазнительницу.

Наступила ночь, и Уильям в спешном порядке проверил людей и лошадей. Провизии и оружия было достаточно, но трех солдат он послал в город, а из одиннадцати оставшихся трое были ранены. Считая двух принцев, оставалась дюжина крепких людей, чтобы защитить трактир в случае повторного нападения. Он не мог рассчитывать на трактирщика и его семью, так как люди, не имевшие боевого опыта, стали бы скорее помехой.

Уильям усиленно размышлял, направляясь обратно к трактиру. Представление о магии он получил в Звездной Пристани — организованном обществе магов, решивших вместе осваивать тонкости магического искусства и обучать молодежь.

Однако он часто слышал от молодых студентов истории, которые принимал за плоды богатого воображения, — о темном искусстве и тайных ритуалах, проводимых служителями темных сил. Каждый маг, который хотел приобщиться к великому и чудесному, приезжал в Звездную Пристань. Кто-то держался в стороне по причине недоверия. Но часть магов отдалялась от остальных из-за своих темных амбиций.

Рассказывали о колдунах, продававших разные зелья и талисманы зла тем, кто нуждался в помощи темных сил. А также о тех, кто служил безумным богам, совершая отвратительные кровавые ритуалы. До этого дня Уильям считал, что эти истории сродни страшилкам, которые рассказывают детям у костра. Однако теперь он убедился, что по крайней мере часть из них была правдой.

Размышляя о магии, он незаметно для себя дошел до трактира. Вернувшись к реальности, он увидел, что двое его солдат задержали человека, назвавшегося Сиди.

— Ты все еще здесь?

— Трактирщик сказал, что завтра должен прибыть известный торговец, — начал объяснять человек с ястребиным носом. — Я решил, что безопаснее отправиться на север вместе с ним, под защитой стражников, чем рисковать, путешествуя в одиночестве. Похоже, мои инстинкты меня не обманули, — добавил он, взглянув на слуг, ухаживавших за ранеными.

Подозрения не оставляли Уильяма.

— На нас напал человек, с которым ты вчера обедал, — Джакин Медоза.

Если Сиди и знал об атаке, он убедительно изобразил удивление.

— Он бандит?

— Нет, маг. И у него были сообщники.

— Я догадывался. В разговоре он упоминал о какой-то силе, которой служит, а я-то решил, что он просто пытается произвести на меня впечатление, чтобы я заплатил за его обед, — Сиди покачал головой. — Он ничуть не похож на бандита.

Уильям понял, что у него нет причин подозревать этого человека в том, что он замешан в нападении, иначе он вряд ли сидел бы до сих пор в гостинице.

— Вы легко отделались, лейтенант, — сказал Сиди. — Я немного разбираюсь в магии и могу сказать, что без оберегов или другой защиты даже слабое заклятие может быть смертоносным.

Уильям поднял руку, показав кольцо, которое дал ему Джеймс.

— Вот что спасло мне жизнь. Я ношу это кольцо с другой целью, однако оно остановило направленное на меня заклинание и помогло справиться с магами.

Он следил за выражением лица Сиди, пытаясь понять его реакцию на известие о смерти магов. Однако тот невозмутимо спросил:

— Маги? Не один?

— Они все погибли, — сухо произнес Уильям.

— Какое везение!

По лестнице спустился слуга и сообщил:

— Лейтенант, герцогу стало хуже.

Уильям начал подниматься, но Сиди придержал его за рукав.

— Позвольте пойти с вами. Я немного разбираюсь в медицине.

Молодой лейтенант засомневался, но затем кивнул.

— В моей комнате, в дорожной сумке, есть кое-какие лекарства.

Уильям махнул солдату, чтобы тот сопроводил Сиди, потом поспешил в комнату герцога.

Это была самая большая комната в гостинице, однако все равно слишком маленькая по любым меркам. Герцог лежал на кровати. Бледное его лицо покрывали капельки пота. Через минуту в комнату вошел Сиди с большим кожаным мешком. Казамир и Влэдик наблюдали, как он подошел к кровати, положил мешок рядом с герцогом и осмотрел рану.

— Дело плохо, — вздохнул он. — В ране есть что-то неестественное.

— Его ранил не настоящий зверь, а оборотень, — прошептал Уильям.

Сиди помолчал, раздумывая.

— Видел я магические раны, которые не лечатся, — наконец сказал он. — Убийцы используют кинжалы со специальным зельем, а существа, как то, что ранило герцога, разрывают плоть, и рана уже не зарастает. Я мало что об этом знаю, но у меня есть порошок, который замедлит воспаление, и его светлость продержится, пока вы доставите его в храм.

— Говори со мной, человек, я еще не мертв, — слабым голосом произнес герцог.

— Прошу прошения, сэр, — ответил Сиди. — Я видел вас вчера и догадался, что вы занимаете высокое положение. Боюсь, я слишком робок, чтобы напрямую обращаться к августейшей персоне.

— Милорд, герцог Рэдсвил Оласко, этого человека зовут Сиди, и он говорит, что может помочь.

— Делай что нужно, — герцог бледнел с каждой минутой. — Пожалуйста, — добавил он.

Сиди открыл свою сумку и достал оттуда мешочек.

— Будет больно, милорд.

— Делай что нужно.

Плоть вокруг раны опухла, побелела и источала отвратительный запах. Из самой раны сочилась кровь, смешанная с беловатой жидкостью. Сиди открыл мешочек и обильно посыпал вокруг раны зеленым порошком. Герцог вдохнул и сжал зубы. Казамир подошел к отцу и взял его за руку. Герцог стиснул ее. Из глаз его потекли слезы.

— Боги! — прошептал он через мгновение. — Жжет как раскаленное железо!

— Практически то же самое, милорд, — кивнул Сиди. — Порошок сжигает инфекцию. Не всегда срабатывает, но раньше помогало.

— Думаю, теперь я посплю, — чуть слышно сказал герцог, откинувшись назад.

Комната быстро опустела, остался лишь Казамир. Все спустились на нижний этаж, и Влэдик отвел Уильяма в сторону.

— Лейтенант, каково наше положение?

Уильям решил, что лучше ничего не скрывать.

— У нас есть дюжина мечей, и эта гостиница выдержит осаду. Подмога должна прибыть завтра утром. Я попросил, чтобы вместе с солдатами послали лекаря, так что ваш дядя выживет.

— Если мы сумеем остаться в живых до прибытия подкрепления. — Принц взглянул на Уильяма. — Думаете, атака повторится?

Уильям глубоко вздохнул.

— Я не знаю, чего ожидать, поэтому готовлюсь к худшему.

— Расскажите мне о нападении. Вы говорили, что знаете о магии. Что именно?

— Мой отец — герцог Звездной Пристани, — начал Уильям, — и я там вырос. Я многое видел и еще больше слышал. На нас напали один или два могущественных мага Малого Пути. Существо, заманившее вашего дядю… — Уильям сделал паузу. — Некоторые маги поклоняются разным существам для того, чтобы получить определенные способности. Одна из этих способностей — возможность принимать облик зверя. Чем дольше находится маг в животном обличье, тем чаще он начинает думать как животное, так что это весьма опасное умение. Но чем могущественнее маг, тем сильнее животное. То, что на вас нападал большой черный леопард, подтверждает, что человек, называвший себя Джакии Медоза, — могущественный маг. Думаю, люди из Звездной Пристани, например мой отец, могли знать этого человека под другим именем — маг, принимающий облик леопарда, должен быть известен.

— Зачем могущественным волшебникам искать моей смерти?

— Причин убить принца столько, — пожал плечами Уильям, — сколько амбициозных людей в вашем народе, ваше высочество. Мотивом может послужить любая.

— Наемный убийца?

— Думаю, да. Это лучшее объяснение из тех, что приходят в голову. Если только у вас нет врагов, близко связанных с магами. При дворе принца Аруты есть люди, разбирающиеся в таких вопросах лучше меня. Я могу лишь строить предположения, а это немногого стоит.

Принц задумчиво посмотрел вдаль.

— Вы уже много для меня сделали, лейтенант, — он взглянул Уильяму в глаза. — Так чего нам ожидать сегодня вечером?

— Если их было трое, мы в безопасности. Даже если они выжили, то слишком истощены, чтобы охотиться на нас. После ритуала Призыва такого количества животных на восстановление уйдет несколько дней. Вот почему колдунов было двое. Третий прикрывал тех, кто контролировал животных.

Влэдик кивнул.

— Как мы сумели отразить его магию?

— Нас защитило мое кольцо, — Уильям поднял руку.

— Талисман удачи. Зачем вы его носите?

Уильям покраснел.

— На самом деле кольцо мне дал друг, чтобы я мог противостоять чарам вашей кузины и не терять рассудка.

Влэдик улыбнулся Уильяму.

— Вы далеко пойдете, лейтенант. — Он посмотрел вниз. — Нам нужно поесть. Сомневаюсь, что нас ждет спокойная ночь.

— Почему, ваше высочество? — обеспокоенно спросил Уильям, последовав за Влэдиком.

— Глупо рассчитывать на то, что у организаторов такой сложной засады нет запасного плана на тот случай, если первая атака не удастся. Вряд ли нам так повезет!

— Согласен, — вздохнул Уильям, спускаясь. Он напряженно перебирал в голове различные планы обороны.

Уильям расставил людей у всех возможных входов в здание. Он убрал конюхов, которые ухаживали за лошадьми, так как понимал, что сарай — самое уязвимое место. Двое солдат стояли около кухонной двери, двое — около главной. Двери забаррикадировали крепким дубовым бревном, однако железные петли не выглядели надежными и могли остановить лишь случайного прохожего, пытавшегося открыть дверь; железо сильно проржавело, и стоило надавить посильнее, заклепки вылетели бы из деревянного косяка. Возле обоих окон на первом этаже также стояли солдаты. Сержант Мэттьюз охранял наверху дверь в комнату герцога, еще один человек находился в конце коридора, наблюдая за конюшней позади трактира.

Остальные спали под столами в общем зале, прямо в доспехах и с оружием под рукой. Во время учений Уильяму приходилось пару раз спать в доспехах, однако он так и не привык и чувствовал себя разбитым, как и в прошлый раз.

Он сел за стол, где они обедали накануне. Уильям был слишком взвинчен, чтобы думать о сне. Он потерял счет времени, снова и снова прокручивая в голове события прошедшего дня. Хотя лейтенант знал, что сделал все, что мог, его не покидало чувство, что он не до конца выполнил свой долг. Знатный вельможа дружественной нации лежал при смерти на втором этаже, погибли люди, он едва не потерял все. У капитана Треггара найдется что сказать ему.

Мысли затуманились, и он задремал сидя, но какое-то движение рядом заставило его проснуться. Это был Сиди.

— Не хотел беспокоить вас, лейтенант, — извиняющимся тоном сказал он.

— Ничего. Я должен быть наготове.

— Если они придут, то уже скоро. До рассвета осталось два часа.

Сиди был прав. Перед рассветом люди обычно теряют бдительность — многие военачальники использовали это преимущество, если могли.

Уильям посмотрел на странного человека. Полумрак комнаты прорезал свет единственной свечи.

— Могу я спросить, чем ты занимаешься?

— Я живу в маленькой деревушке рядом с Холден Хэд, возле Вдовьего пика.

— Опасные места, — заметил Уильям. Он знал этот район, хотя бывал там лишь однажды.

— Возможно, но мне подходят.

— И почему же?

— Я торговец, — пожал плечами Сиди. — Вещи, драгоценные камни, редкие минералы, иногда знания. Некоторые люди, да к тому же и гоблины с троллями снабжают меня разными нужными вещами в обмен на товары, которые я предлагаю.

— Но ты ведь не торгуешь оружием? — резко спросил Уильям.

— У меня есть другие ценные для гоблинов и троллей вещички, — сказал Сиди. — Чтобы торговать с ними, не нужно заниматься контрабандой. Уильям вздохнул.

— Прости мое недоверие, но учитывая сложившиеся обстоятельства…

— Понимаю. Я обедал с человеком, напавшим на вас. Я влез в весьма подозрительное дело.

Уильям взглянул на дверь, как будто ожидая, что кто-то вот-вот вломится.

— Они идут? — отсутствующе спросил он.

— Скоро узнаем, — ответил Сиди.

Они погрузились в тишину ожидания. Прошло несколько минут, затем один из стражников встрепенулся:

— Лейтенант!

— Что? — спросил Уильям, вскакивая и вытаскивая меч.

— Снаружи какое-то движение.

Уильям прислушался. Сначала он не услышал никаких необычных звуков, но вскоре разобрал, что кто-то крадется вокруг гостиницы, судя по всему, осматривая окна.

Внезапно снаружи послышался топот бегущих ног, и дверь с громким треском упала внутрь. Поднимать тревогу не пришлось — солдаты вылезли из-под столов, под которыми спали, уже с оружием в руках.

Четверо безоружных людей ворвались в зал первыми, использовав в качестве тарана большое бревно. Оказавшись внутри, они отшвырнули его и бросились на Уильяма, Сиди и двух стражников, давая возможность войти четырем вооруженным сообщникам.

Уильям пнул нападавшего в пах и проткнул мечом человека позади него, потом развернулся к Сиди, который угрожающе размахивал кинжалом. Его противник вытаскивал кривой меч.

Шум на верхнем этаже подсказал Уильяму, что Мэттьюз запер комнату герцога и готов встретить тех двоих, что летели сейчас вверх по лестнице.

Вооруженные люди несомненно были опаснее тех четверых, что ворвались первыми. Солдаты Уильяма быстро это поняли, хотя приближались противники весьма осторожно.

Все нападавшие были одеты в черное. Головы закрывали повязки, из-под которых виднелись только глаза. Мешковатые штаны были собраны у лодыжек и заправлены в низкие черные сапоги, а черные рубахи наглухо застегнуты у шеи и на манжетах. Оружие также было черным.

— Держитесь подальше от двери, снаружи могут быть лучники! — крикнул Уильям.

Противник Уильяма набросился на него, размахивая кривым мечом. Уильям поднял свой двуручник. Звон от удара металла о металл разнесся по всей комнате. Затем нападавший попробовал рубящий удар с другой стороны, и Уильям понял, что его оценивают. Он намеренно ослабил защиту, понимая, что за третьим испытательным выпадом последует яростный рубящий удар прямо в грудь.

Но вдруг глаза противника Уильяма расширились от боли — кончик меча юного лейтенанта вонзился ему в грудь. Во время учений Уильям понял, что большинство меченосцев считают двуручный меч исключительно рубящим оружием и забывают об опасности, таящейся на кончике клинка. Он научился ловко использовать этот прием и часто фехтовал двуручным мечом так, как другие одноручным или рапирой. Многие наставники говорили: рубящий удар ранит, а тычок — убивает.

Противник рухнул на пол, а Уильям, не успев отдышаться, погнался за двумя людьми в черном, спешившими вверх по лестнице. Наплощадке второго этажа они схватились с Мэттьюзом и двумя стражниками. Уильям ударом сзади сбил одного с ног, в то время как другой убил солдата рядом с Мэттьюзом.

Мэттьюзу удалось ранить нападавшего, однако тот, не обращая внимания на боль, толкнул сержанта на Уильяма. Они замешкались на мгновение, и человек плечом вышиб дверь в комнату герцога.

Щепки разлетелись по воздуху, как маленькие стрелы. Из следующей комнаты раздался крик.

— Принцесса! — бросил Уильям Мэттьюзу и толкнул сержанта в комнату герцога. Затем он ногой ударил в дверь Паулины. Боль пронзила ногу от ступни до бедра, но дверь поддалась и распахнулась.

Паулина сидела в углу, сжавшись и закрыв лицо руками. Деревянные ставни окна разлетелись в щепки, и еще один одетый в черное воин уже вломился в комнату. Уильям бросился вперед, держа меч двумя руками перед собой, подобно копью.

Воин в черном умер, не издав ни звука.

Уильям опустился на колени рядом с принцессой, которая смотрела на него округлившимися от ужаса глазами.

— Вы в порядке? — крикнул он, как будто пытаясь пробиться сквозь ее страх.

Она едва заметно покачала головой. Он понял это как знак, что она не ранена. Не зная, что происходит в других частях гостиницы, он смог лишь сказать:

— Не двигайтесь. Оставайтесь здесь, пока кто-нибудь за вами не придет.

Он поспешил к соседней двери и обнаружил Влэдика, Казамира и Мэттьюза стоявших над телами двух убийц. Герцог лежал в полубессознательном состоянии и смотрел на сына и племянника, как будто не понимая, кто они такие.

Не увидев непосредственной опасности, Уильям приказал:

— Сержант, за мной.

Они поспешили вниз по лестнице и обнаружили на полу тела трех стражников. Рядом лежали пятеро одетых в черное воинов. Из кухни донеслись звуки боя.

— Сержант, охраняйте лестницу, — крикнул Уильям и помчался на кухню.

На полу валялись трупы, и среди них — тела трактирщика, его жены и девушки-служанки. Двое раненых солдат зажали в углу последнего нападавшего. Он стоял спиной к стене, держа в правой руке меч, а в левой — кинжал.

— Не убивайте его! — крикнул Уильям. Поняв, что проиграл, человек поднял кинжал и одним движением перерезал себе горло.

Солдаты и Уильям ошеломленно отступили. Уильям замешкался, а потом опустился рядом с человеком на колени. Глаза убийцы закатились, и последняя искра жизни исчезла из них, как только кровь хлынула из шеи.

— Фанатики! — покачал головой один из солдат, держа меч в левой руке. Правая безвольно висела вдоль тела.

— Да, фанатики, — повторил Уильям.

— Кто это был, лейтенант? Ночные ястребы? — спросил второй солдат, прижимая руку к кровоточащей ране на боку.

— Не думаю, — покачал головой Уильям. Он догадывался, кто это, но решил ничего пока не говорить своим людям. — Давайте обезопасим это место, насколько возможно, — он встал.

Солдаты кивнули, и один попытался отдать честь, но Уильям отмахнулся:

— Пусть тебя перевяжут.

Лейтенант выглянул из двери, которая открывалась в конюшню, и увидел, что уже рассветает.

Он услышал, как в конюшне фыркают лошади, и порадовался, что не оставил там людей. Будь в самом трактире двумя-тремя солдатами меньше, они могли бы и не выжить.

Уильям вернулся в общий зал и огляделся.

— Кого-то не хватает, — обратился он к Мэттьюзу. — Где Сиди?

— Исчез во время боя, — ответил один из солдат. — С кинжалом в руках полез на одного из убийц, а когда я убил его противника, растворился во тьме, даже не поблагодарив меня.

— Принимая во внимание обстоятельства, — понимающе кивнул Уильям, — я его не виню. Возможно, он еще вернется. — Впрочем, юноша в этом сомневался. Судя по словам Сиди, тот всегда стоял на грани закона и преступления, а столь большое количество убитых наверняка привлечет к себе внимание властей. Ему это было не нужно.

— Как наши дела? — спросил Уильям у Мэттьюза.

— В живых осталось пятеро, не считая нас с вами, сэр.

— Солнце встает. Думаю, мы в безопасности до прибытия подкрепления.

— Я позабочусь о людях, сэр. Отдохните!

Уильям кивнул и встал.

— Нам всем не помешает отдых, — он принялся вытаскивать наружу тела, но остановился. — Сержант, обыщите этих убийц.

Он был почти уверен, что при них не найдется ничего, кроме мечей и кинжалов, — ни личных вещей, ни украшений, ни каких-либо других улик, могущих подсказать, кем были убийцы.

Когда Мэттьюз отправился к своим людям, Уильям подошел к первому нападавшему, опустился на колени рядом с телом и снял повязку с головы. Затем открыл мертвецу рот и увидел, что у него отрезан язык.

Уильям сел на корточки и, покачав головой, спросил себя: «Зачем кешианским убийцам нужна смерть принца Оласко?»

9 РЕШЕНИЯ

Арута нахмурился. Он стоял возле постели герцога Оласко и наблюдал, как жрец ордена Прандура осматривал герцога.

Жрец был новым человеком среди приближенных Аруты. Орден избрал его в качестве духовного советника принца. Эта должность переходила от одного главного храма города к другому, и каждый посылал советника на годовой срок. Некоторые, впрочем, предпочитали этого не делать. В этом году советником стал отец Белсон.

Стройный чернобородый жрец встал. Фиолетово-алая роба его мерцала в свете факела. Он повернулся к принцу и вздохнул:

— Инфекция и какая-то магия мешают до конца залечить рану. — Жрец взглянул на Уильяма. — Ты говоришь, что порошок, который сыпали на рану, был зеленым?

— Да, отец, — ответил Уильям.

Он появился во дворце меньше часа назад, смертельно усталый и грязный. Когда подкрепление во главе с капитаном Треггаром прибыло на рассвете в гостиницу, жрец, сопровождавший их, объявил, что герцог не поправится без усиленного лечения, и убедил капитана Треггара вернуться в Крондор как можно быстрее. Капитан решил использовать телегу, найденную за гостиницей, чтобы перевезти герцога и его семью в город, и пока повозку готовили к отправке, Уильям доложил капитану, что произошло. Треггар никак не отреагировал, лишь отдал приказы, касающиеся возвращения в Крондор.

Уильям тихо ждал, пока жрец еще раз обследует герцога.

— С помощью магии я смогу выжечь инфекцию, — сообщил отец Белсон Казамиру, стоявшему рядом, — однако это малоприятная процедура.

— А подействует? — быстро спросил молодой принц, пытаясь скрыть свое беспокойство.

— Да, но останется шрам.

— У моего отца много шрамов. Сделайте все, чтобы спасти его жизнь.

Белсон кивнул.

— Ваше высочество, мне понадобятся жаровня и чистый клинок, который я смогу накалить.

Арута приказал доставить необходимые предметы и кивнул Джеймсу. Тот махнул рукой Уильяму:

— Пойдем со мной.

Уильям вышел из опочивальни герцога вслед за сквайром.

— Хорошо сработано, Уилли, — сказал Джеймс, когда они оказались снаружи.

Уильям открыл рот от удивления:

— Хорошо? Да кто это сказал?

— Капитан Треггар, — ухмыльнулся Джеймс. — Он отметил тот факт, что тебе удалось сохранить в живых половину своего отряда и, что более важно, сохранить жизнь семье герцога.

Уильям вздохнул.

— А я думал, что после всего этого меня уволят со службы. Я не сделал ничего, за что меня можно похвалить.

— Я, конечно, еще не ветеран, — начал Джеймс, — но повидал немало войн за свою жизнь, и могу сказать, что жертв не удается избежать никогда. Просто помни, что ты — солдат и при твоей работе долгой и спокойной жизни ожидать не приходится. Теперь идем со мной.

— Куда?

— В кабинет принца.

— В таком виде? — удивился Уильям, указывая на свою грязную одежду.

— Не забывай, — улыбнулся Джеймс, — я ползал с его высочеством по канализации. В данный момент не до тонкостей этикета.

Они дошли до дверей в личные покои Аруты, и один из пажей распахнул ее. Уильям последовал за Джеймсом в приемную принца.

Принцесса Анита читала сказку сыновьям-близнецам.

— Кузен Уилли! — почти одновременно закричали Боуррик и Эрланд. Мальчишки вскочили с мест и бросились к молодому офицеру.

— Ты был в сражении! — воскликнул Эрланд. — Здорово!

Уильям хмуро посмотрел на девятилетнего мальчика.

— Ты бы не говорил так, если бы сам там оказался. Мы потеряли несколько хороших людей.

Это немного обескуражило близнецов.

— Ты кого-нибудь убил? — спросил Боуррик.

— Да, — с сожалением кивнул Уильям.

— Джеймс, — сказала Анита, вставая, — вы с Уильямом можете освежиться, пока не пришел Арута. — Она указала на кувшин с водой на столе в углу. — А я отведу этих непосед в другое место.

— Но, мама… — начал Эрланд.

Анита поднесла палец к губам, призывая к тишине.

— Дело государственной важности. Вы еще сможете надоесть Джеймсу и Уильяму за ужином. — Она взглянула на молодых людей. — Вы придете?

— Да, — кивнул Джеймс. — Если, конечно, у вашего мужа не появятся в отношении нас другие планы.

Уильям поспешил к кувшину с водой. Появился паж с чистым камзолом, и он снял свой — пыльный и покрытый кровью. Лейтенант вымыл лицо, руки и шею, не желая садиться за королевский стол в таком виде, будто он только что вернулся со скотобойни. Он вытирался, когда вошел Арута.

— Герцог будет жить, — с ходу объявил он.

Принц жестом предложил молодым людям располагаться на диване, где только что сидели его жена и дети. — Исходя из того, что произошло в течение последних двух недель, можно предположить, что Королевству угрожает не меньшая опасность, чем во время недавнего конфликта с моррелами. На улицах убивают людей, разгорелась война между преступными группировками, кто-то методично уничтожает магов в нашем городе, а другие маги пытаются отправить на тот свет гостящего у нас знатного вельможу. Наконец, банда кешианских измали орудует к северу от границы с Великим Кешем. — Арута откинулся на спинку стула. — Не помню, чтобы ситуация когда-нибудь до такой степени выходила из-под контроля.

Джеймс ничего не ответил и, когда Уильям взглянул на него, незаметно покачал головой, показывая, что сейчас не стоит перебивать принца или задавать ему вопросы.

Помолчав минуту, Арута сказал:

— Джеймс, у меня есть для тебя поручение.

— Еще одно? — улыбнулся сквайр.

— Нет, то же самое, только более четко сформулированное.

Уильям сидел неподвижно, ожидая, что его в любой момент попросят уйти. Арута заметил это.

— Полагаю, моя жена пригласила тебя поужинать с нами? — спросил он.

Уильям кивнул.

— Хорошо, потому что тебе тоже предназначается немалая роль в этом деле.

— Мне? — переспросил Уильям.

Арута подарил приемному кузену мимолетную улыбку.

— Чувствуешь себя так, как будто не сумел выполнить свой долг?

Уильям снова кивнул, на сей раз удрученно.

— Терять людей, которые находятся под твоим командованием, всегда тяжело, — похлопал его по плечу Арута. — А в первый раз почти невыносимо.

Уильям почувствовал, как к глазам подступили слезы, и заморгал. Его окатила волна облегчения.

— Спасибо, сир, — тихо произнес он. Арута выдержал паузу и продолжил:

— Все, что будет сейчас сказано, не должно выйти за пределы этой комнаты.

Оба юноши кивнули.

— Джеймс, ты уже два года вынашиваешь идею создания разведывательной организации.

Джеймс промолчал.

— Я хочу, чтобы ты прекратил думать и взялся за дело. Уильям тебе поможет.

— Я, ваше высочество?

Арута взглянул на Уильяма.

— Чем больше ты прослужишь в Крондоре, тем яснее начнешь понимать, что доверие — редкая вещь при дворе. Конечно, есть те, кто клянется в верности, но это ненадежные люди по своей натуре — они сами не знают, на какой поступок толкнет их подсознание в минуту опасности. В последние два дня ты продемонстрировал характер и доказал свою преданность. Кроме того, ты сын Пага.

Уильям немного помрачнел, хотя и попытался не выказать свои эмоции.

— Я знаю, — продолжал Арута, — что у тебя были разногласия с отцом по поводу военной службы. Мы с ним тоже обсуждали это несколько раз. Что я хочу сказать: Паг бесконечно предан семье и Королевству. Он пережил такое, что нам с тобой трудно даже представить, но он продолжает трудиться ради великой цели и общего блага. Если бы ты был человеком, недостойным доверия, я узнал бы об этом задолго до твоего прибытия в Крондор. Кроме того, никто не заподозрит одного из младших офицеров в том, что он имеет при дворе какое-то особое положение, — закончил Арута.

— А я? — спросил Джеймс.

Арута повернулся к нему.

— Официально ты и дальше будешь числиться сквайром, однако мы оба знаем, что ты регулярно превышаешь свои полномочия и пользуешься моим именем, как только понимаешь, что это может помочь.

Джеймс лишь ухмыльнулся.

— Если Локлир останется в живых, я пожалую вам титул баронетов. Впрочем, вы давно уже заслуг жили этот титул, но сейчас это привлечет к вам ненужное внимание. Меня беспокоят те люди, что следили за тобой несколько дней назад.

— Меня тоже, — закивал Джеймс. — К тому же некоторые из моих информаторов мертвы, значит, я должен подумать, где найти замену.

— Молодой констебль Минс может помочь. Тебе нужно лишь подобрать несколько — не более пяти — людей, знающих тебя в лицо и по имени. А они, в свою очередь, наберут информаторов и агентов. Потом тебе придется объехать все города Королевства и в конце концов отправиться за границу — только так можно создать настоящую сеть. Это займет годы. — Он встал, и молодые люди последовали его примеру. — Пока давай посмотрим, как ты сможешь организовать службу разведки здесь, в Крондоре, причем умудрившись остаться в живых.

— До сих пор у меня это неплохо получалось, — уверенно заявил Джеймс.

— Поэтому ты и получаешь такое задание, мой будущий герцог.

Джеймс усмехнулся, услышав старую шутку.

— Собираетесь в один прекрасный день сделать меня герцогом Крондора?

— Возможно. Если прежде не вздерну, — пряча улыбку, ответил Арута, в то время как они направлялись в обеденный зал. — Впрочем, создадим агентурную сеть, способную конкурировать с кешианской, и тогда, думаю, ты окажешься в Рилланоне. На Востоке хорошие разведчики нужны даже больше, чем здесь, — игнорируя правила этикета, Арута сам открыл дверь.

Пажи, ожидавшие в обеденном зале, поспешили выдвинуть стул принца. Уильям занял место в дальнем конце стола, рядом с Джеймсом. Он посмотрел на сквайра, пытаясь понять, как тот воспринял все услышанное, и увидел, что Джеймс уже погрузился в размышления о поставленной перед ним задаче.

— Продолжим разговор позже, — сказал Арута и переключился на жену и детей.

Маленькая принцесса Елена тихо напевала своей куколке, сидевшей рядом с тарелкой. Периодически она сообщала Джеймсу и Уильяму, что кукле не нравится ужин, в особенности из-за поведения двух мальчишек рядом с ней.

— Держу пари, — шепнул Джеймс Уильяму, — что кукла исчезнет еще до конца ужина.

— Не буду спорить, — сказал Уильям, оценивающе взглянув на Боуррика и Эрланда.

Ужин прошел в тихой и приятной обстановке. Анита задавала Уильяму вопросы, отвечая на которые он смог рассказать о недавнем походе без деталей, чтобы не испугать детей.

После ужина Арута встал и жестом пригласил молодых людей вернуться вместе с ним в кабинет. Выходя из обеденного зала, они услышали позади разъяренный визг принцессы: «Мамочка! Боуррик утащил мою куклу!»

— Я бы проиграл — ужин она пережила, — тихо проговорил Джеймс.

— Только чуть-чуть, — улыбнулся Уильям.

Они подошли к дверям кабинета, и Джеймс открыл их перед принцем. Сначала вошел Арута, за ним Уильям, которого сквайр пропустил вперед. Джеймс закрыл дверь и подошел к лейтенанту, стоявшему перед столом принца.

Арута предложил им сесть.

— Я много думал, Джеймс, и хотя в подобных этим делах ты любишь все решать сам, я хочу, чтобы ты докладывал мне о каждом агенте, которого собираешься завербовать.

— Это замедлит дело, ваше высочество, — попытался возразить Джеймс.

— Да, но не хотелось бы позже терять агентов из-за спешки вначале. Будь осмотрителен и подбирай исключительно таких людей, на которых можно положиться.

— Я уже думал об этом, ваше высочество, — заметил Джеймс. — Что, если набрать две группы агентов?

— Поясни.

— Я привлеку к делу несколько доносчиков и парочку докеров — таких же типов, как я набирал раньше, как будто для того, чтобы заменить погибших. И одновременно буду формировать сеть настоящих агентов.

— Неплохая мысль. Но ты отдаешь себе отчет, что те, кого ты завербуешь в открытую, скорее всего, погибнут вместо реальных агентов?

— Да, — вздохнул Джеймс. — Но это ведь не игра, ваше высочество. Гибнут люди, и те, кто берет королевское золото за участие в такого рода делах, должны понимать, на что идут. Я не хочу никого подставлять. К тому же, если я подберу таких доносчиков и громил, которые покажутся нашим врагам достаточно безобидными, им не придется расплачиваться за дела других.

— Мне это не нравится, — признался Арута, — но таково уж мое положение: частенько сталкиваешься с вещами, которые совсем не по душе.

Принц перевел взгляд на Уильяма, который сидел молча.

— Ты понимаешь, о чем я?

— Что вы имеете в виду, сир?

— Понимаешь, что тебе придется совершать неприятные, иногда даже отвратительные поступки во имя короны?

Уильям помолчал несколько минут, затем медленно произнес:

— Сир, за последний год я хорошо усвоил, что значит быть солдатом. Половину времени занимают тренировки, а большую часть второй половины — убийство людей. Но видеть, как товарищи, которые доверили мне свою безопасность… Думаю, я понимаю.

— Хорошо, поскольку ты — единственный младший офицер, кому я могу доверять полностью, и не из-за обычной присяги на верность короне. Твой отец никогда не просил, чтобы его приняли в семью. Ему это не было нужно. Но мой отец решил, это единственный способ отдать должное мальчику, которого он считал мертвым и который был достоин носить наше имя. Дети привязаны к тебе и зовут «кузен Уилли», и это не простая любезность: ты — кон Дуан. Если ты еще не ощутил в полной мере ответственность, которая приходит вместе с этим именем, то сейчас самый подходящий момент.

Уильям откинулся на спинку стула.

— Да, ваше высочество. Кажется, я начинаю понимать.

— Хорошо. — На лице Аруты появилась знаменитая полуулыбка… — Не сомневаюсь, что Джеймс ускорит этот процесс, если, конечно, при этом не погубит тебя.

— Что я должен делать, ваше высочество?

— Учись, слушай, служи, делай свою работу. Время от времени ты будешь оставлять службу и помогать Джеймсу, когда потребуется. Пока ты здесь, Уильям, попытайся получше узнать своих товарищей по отряду и отметь тех, кому можно дать особые поручения. Раньше дворцовая стража была лишь церемониальным отрядом. Настало время отойти от этой традиции. Однажды я объявлю, что моя личная охрана — это элитная часть отряда, но пока не время. Сделав это сейчас, я невольно помогу тем, кто устроил хаос в моем городе.

Арута сложил пальцы домиком и пошевелил ими. Это был единственный выдающий волнение жест, который Джеймс когда-либо видел у принца.

— У нас достаточно доказательств, что кто-то стремится нанести вред королевству, — после некоторого раздумья продолжил Арута. — Мы не знаем, один у нас враг или несколько. Ночные ястребы? Связаны ли они с измали? Почему они так плохо рассчитали нападение? Действуй они с большей осторожностью, ты, Уильям, возможно, не сидел бы здесь.

Уильям удрученно кивнул.

— И естественно, возникает вопрос, — продолжил Арута, — зачем убивать магов?

— Эх, были бы здесь Паг или Кулган… — мечтательно протянул Джеймс.

Арута кивнул, как будто в ответ своим мыслям.

— Паг хочет прислать мне нового придворного мага. Сначала история с Макалой и цуранийскими Всемогущими, теперь оборотни и колдуны-убийцы… — Он вздохнул. — Думаю, Паг прав. Я напишу ему, чтобы он прислал сюда эту кешианскую девушку.

— Джазару? — Глаза Уильяма расширились.

— Да, — сказал Арута.

— Но она же…

— Знаю, — перебил Арута. — Старшая племянница лорда Хазар-хана. — Он взглянул на Джеймса: — Твоего коллеги при дворе Великого Кеша.

— Вы мне льстите, — сказал Джеймс. — Мне понадобится лет десять, чтобы создать такую же хорошую агентурную сеть.

— Ты против ее приезда сюда? — спросил Арута Уильяма.

— Нет, я просто… просто… удивлен, ваше высочество.

— Почему?

Уильям на мгновение опустил глаза, затем пробормотал:

— Ну, она — кешианка и связана с самой влиятельной семьей на севере Империи. И… она совсем юная.

Арута даже усмехнулся.

— А вы с Джеймсом — древние ветераны? Уильям покраснел.

— Нет… но я всю жизнь был окружен магами — пожилыми людьми с большим опытом. Просто я…

— Что «просто»? — нетерпеливо спросил принц.

— Удивлен, что мой отец выбрал именно ее, вот и все.

— Но почему? — повторил вопрос Арута.

— В Звездной Пристани есть более опытные маги.

— Кто?

— Кто? — эхом отозвался Уильям.

— Кто, — повторил Арута, — по твоему мнению, лучше подойдет на эту роль?

— Ну… вот, например… — Лейтенант начал спешно перебирать в уме кандидатуры из жителей Звездной Пристани, кто мог бы подойти на роль советника принца Крондора. И быстро пришел к выводу, что большинство из них слишком заняты своими исследованиями, чтобы выполнять придворные обязанности с необходимым рвением, или не умеют вести себя в обществе так, чтобы гармонично влиться в ряды придворных. Прошло несколько минут. — Вообще-то, я никого не могу предложить. Корш и Ватум тоже кешианцы, и они слишком вовлечены в дела Академии, Кулган совсем состарился. Есть и другие, однако должен признать: Джазара хорошо знает придворный этикет и она превосходно владеет магией.

— Ты опасаешься предательства?

— Нет, — не колеблясь ни секунды, ответил Уильям. — Только не этого. Если она присягнет на верность короне, ваше высочество, то в случае необходимости пожертвует даже жизнью.

— Я тоже так думаю. — Арута оценивающе взглянул на Уильяма. — Ты что-то недоговариваешь, но пока оставим это. — Он повернулся к Джеймсу. — Я заведу специальный счет на твое имя, чтобы у тебя были средства для организации сети агентов. Я жду еженедельных докладов, даже если доклад будет состоять из одной фразы «на этой неделе ничего не произошло». Хотя мне такие фразы не понравятся.

Джеймс кивнул.

— Есть три вопроса, с которыми мы должны разобраться как можно скорее. Во-первых, какова связь между ночными ястребами и Кроулером? Во-вторых, в чем истинная причина всех этих якобы случайных смертей? И в-третьих, зачем убивать магов?

Арута встал. Молодые люди тут же последовали его примеру.

— Я должен навестить герцога Оласко и его семью. Кстати, добавь к нашему списку вопрос, почему на гостящего у нас лорда дружественной страны покушались так далеко от дома.

— Четыре вопроса, — подытожил Джеймс.

Не дожидаясь, пока сквайр откроет дверь, Арута распахнул ее сам.

— Завтра утром будьте при дворе, оба! — сказал он, выходя.

После того как принц ушел, Уильям повернулся к Джеймсу.

— Я выставил себя полным дураком? — спросил он.

— Нет, не полным, — улыбнулся Джеймс. — Что у тебя с этой девушкой?

— Долгая история, — сказал Уильям, уставившись в землю.

— Время есть, так что рассказывай.

— Время? Но я должен доложить о себе командиру.

— Считай, что ты уже это сделал, — сказал Джеймс. — Треггару и другим офицерам скажут, что ты у Аруты. С сегодняшнего дня, если ты со мной или с принцем, остальные офицеры гарнизона будут знать, что ты на специальном задании. Вот и все.

Уильям вздохнул.

— Когда я прибыл сюда, то надеялся, что выучусь и отбуду на какой-нибудь приграничный форпост.

Джеймс усмехнулся.

— Ты — кузен принца, пусть и сводный. Ты ведь не думал, что члену семьи кон Дуанов позволят гнить где-нибудь в Высоком Замке или Железном перевале, так?

— Просто я никогда не думал о себе как члене королевской семьи.

— Что ж, принимая во внимание, что ты жил на острове посредине огромного озера, это можно понять.

— Ну, — зевнул Уильям, — если мне не надо спешить с докладом, я бы немного поспал.

— Не сейчас, — Джеймс обнял лейтенанта за плечи. — У нас есть еще одно дельце.

— Дельце? Сейчас?

— Да, — ответил Джеймс. — Кроме того, я хочу услышать все о тебе и этой Джазаре.

Уильям не ответил. Он лишь поднял глаза к небу и воскликнул про себя: «Почему я?»

Джеймс вошел в шумный зал трактира. Уильям рассказывал ему историю об отношениях с девушкой-магом, призванной с острова.

— Так что, как видишь, это была просто мальчишеская глупость, и она по-доброму ко мне отнеслась, но мне было ужасно стыдно. Я не знаю, что ей сказать, когда она появится здесь.

— Сколько тебе было лет?

— Шестнадцать.

Джеймс оглядел гостиницу.

— Понимаю. Правда, у меня особый взгляд на такие вещи. К этому возрасту я был очень хорошо… знаком с женщинами, и в хорошем и в плохом значении этого слова. — Он указал на другой конец зала. — Вон там есть столик.

Джеймсу и Уильяму пришлось протискиваться между компаниями людей, выпивавших у столиков вдоль стен. Некоторые не пренебрегали и едой, однако большинство занимались поглощением эля и иногда — вина.

Когда они сели за столик, Уильям спросил:

— Зачем мы здесь?

— Отчасти чтобы осмотреться и, возможно, что-то увидеть. — Уильям нахмурился, не понимая, о чем говорит Джеймс. — А еще потому, что сидеть в твоей крохотной комнатушке с тем другим молодым лейтенантом…

— Гордоном, — подсказал Уильям.

— Да, Гордоном… Так вот, это не спасет тебя от очередного приступа отчаяния, когда ты начнешь вспоминать о последнем задании, с которым ты прекрасно справился, несмотря на то, что ты сам чувствуешь. И наконец, — Джеймс помахал кому-то рукой, — я обещал Талии, что приведу тебя сюда еще раз.

— Что ты… — начал было Уильям, но тут как раз к ним подошла Талия.

— Джеймс, Уильям, как приятно снова вас видеть. Что вам принести?

— Два эля, пожалуйста, — сказал Джеймс. Она повернулась и, уходя за выпивкой, через плечо слегка улыбнулась Уильяму. — Видел? — сказал Джеймс.

— Что?

— Ты ей нравишься.

Уильям смотрел, как девушка пробирается сквозь толпу посетителей.

— Думаешь?

— Знаю! — Джеймс перегнулся через стол и по-дружески потрепал Уильяма по руке. — Верь мне. Она думает, что ты — принц.

— Что? — смутился Уильям. — Ты сказал ей, что я — принц?

— Нет, чудак с каменной короной на голове! «Принц парней». Приятный молодой человек.

— А, — с облегчением вздохнул Уильям, откидываясь назад. Он взглянул на Джеймса. — Так ты действительно думаешь, что я ей нравлюсь?

Джеймс захохотал, но поспешил взять себя в руки, потому что вернулась Талия с двумя бутылками. Забирая их, Уильям на мгновение залюбовался красавицей, но тут же отвел глаза.

— Ты ведь не избегал меня, а, Уилли? — спросила она.

Уильям взглянул на девушку и увидел, что она ласково улыбается ему.

— Нет, я просто… выполнял задание принца, — улыбнулся он в ответ.

— Это хорошо, — весело сказала она, забрала монеты, которые Джеймс положил на стол, и ушла.

Уильям глотнул эля, а затем бросил взгляд на Джеймса. Прежде чем он что-то сказал, Джеймс уверенно заключил:

— Ты ей нравишься.

— О, — только и произнес Уильям, снова поднося ко рту кружку с элем.

Они несколько минут сидели в тишине, и Джеймс вроде бы отсутствующе рассматривал толпу, но Уильям вдруг заметил, что взгляд его сконцентрировался на двух людях и переходил с одного на другого, как будто сквайр пытался вспомнить их лица.

— Нам нужно идти, — сказал вдруг Джеймс. — Допивай.

— Но почему?

Джеймс залпом осушил свою кружку и встал.

— Быстрее.

Уильям сделал еще один глоток, поднялся и последовал за сквайром. Талия заметила, как они пробираются сквозь толпу, и крикнула:

— Заходите еще!

Уильям помахал ей рукой, а Джеймс потянул его за собой.

Снаружи сквайр остановился и поднял руку.

— Подожди.

— Чего?

— Пока тот парень, — Джеймс указал на человека впереди, — не повернет за угол.

Человек свернул.

— Пора. Поспешим, — сказал Джеймс.

— Мы его преследуем?

— Потрясающая догадка.

— Я хотел спросить, зачем?

— Затем, — торопливо объяснил Джеймс, — что несколько дней назад он со своими друзьями преследовал меня. И я должен выяснить, с какой целью.

Уильям ничего не ответил, но его рука невольно легла на рукоять меча.

10 РАЗОБЛАЧЕНИЕ

Джеймс заглянул за угол. Мужчина, который вышел из «Радужного попугая», скрылся за дальним углом здания. Джеймс поднял руку, призывая Уильяма подождать. Как сквайр и думал, мгновением позже человек выглянул из-за угла, чтобы проверить, следят ли за ним.

— Это ловушка, — заключил Джеймс.

— Уйдем или нападем? — спросил Уильям, доставая меч.

— Ни то ни другое, — покачал головой Джеймс. — Они знают, что нас двое, и будут готовы встретить тебя с твоим безразмерным тесаком. — Он взглянул вверх. — Умеешь лазать по крышам?

— Что? — спросил Уильям, тоже задрав голову. — Здесь?

— Где же еще? — Джеймс проследил взглядом линию крыш. — Держись поближе ко мне, — проинструктировал он Уильяма, пока они возвращались тем же путем, каким пришли, и свернули в переулок неподалеку от трактира.

— У нас мало времени, — озабоченно сказал Джеймс. — Они подождут еще две минуты, а потом поймут, что мы ускользнули из ловушки.

Сквайр наконец обнаружил то, что искал, — деревянную лестницу на верхний этаж. Он начал подниматься по ступенькам, Уильям следовал за ним. Лейтенанту казалось, что топот его тяжелых сапог разбудит тех, кто внутри, и насторожит людей, ожидающих в полуквартале отсюда. Однако Джеймса, похоже, это не беспокоило. Он добрался до двери в конце лестницы и указал наверх.

— Подсади меня, — прошептал он.

Уильям сцепил ладони и с легкостью приподнял Джеймса, так что через мгновение тот уже сидел на крыше. Джеймс развернулся, чтобы помочь Уильяму.

— Быстрее! — прошептал он.

Уильям ухватил Джеймса за руку и тоже взобрался на пологий скат. Через мгновение они, низко пригнувшись, передвигались к противоположной стороне крыши. Джеймс подполз к самому краю и, перегнувшись, посмотрел вниз. Потом поднял руку и показал четыре пальца, не отрывая взгляда от тех, кто находился внизу.

Уильям не рискнул смотреть вниз.

— Ты когда-нибудь прыгал с крыши?

— Что? С двадцатифутовой высоты?

— Ну, около того.

— Только если внизу было что-то, что могло смягчить падение.

— Там внизу, — ухмыльнулся Джеймс, — четыре «смягчителя».

Он вынул меч, сел на край крыши и начал сползать вперед до тех пор, пока мог держаться левой рукой за карниз. Сократив таким образом расстояние между своими ногами и землей почти наполовину, он завис на несколько секунд, затем оттолкнулся и приземлился прямо на плечи человека, стоявшего позади остальных. Тот рухнул на землю, то ли замертво, то ли потеряв сознание, а Джеймс откатился в сторону по жестким камням мостовой. Уильям не стал раздумывать, насколько сильно он ушибется и сколько заноз посадит, а просто прыгнул вслед за Джеймсом.

Он не цеплялся за крышу и поэтому, нисколько не замедлившись, всей тяжестью рухнул на второго стоявшего внизу человека, сломав ему хребет. На мгновение в глазах Уильяма потемнело, но рефлексы и годы тренировок взяли свое. Он автоматически откатился в сторону от трупа и принял боевую позу.

Немного придя в себя, Уильям обнаружил, что стоит, направив меч на испуганного человека, тоже с мечом наготове. Джеймс был занят четвертым бандитом, пытавшимся то ли сбежать, то ли найти удобную для боя позицию. Человек, на которого Джеймс приземлился, стонал, лежа на мостовой.

Противник Уильяма — коренастый парень с мускулами как у докера — бросился вперед. И хотя Уильям еще не собрал все силы после падения, он с легкостью отразил выпад и сделал ответный. Позволив противнику приблизиться к себе, он движением плеча толкнул его назад.

Человек был оглушен, но пришел в себя до того, как лейтенант снова приблизился. Уильям моргнул, пытаясь сфокусировать зрение, и, когда вернулась четкость, увидел, что его противник отбросил меч и поднял руки. Позади стоял Джеймс, и кончик его меча упирался мужчине в спину.

— Тихо, парень, — произнес Джеймс. — Нет смысла гибнуть вместе с остальными, правда?

Незнакомец ничего не ответил. Вместо этого он сделал небольшой шажок вперед, как будто пытаясь бежать, а затем с силой подался назад, насадив себя на меч Джеймса.

— Что… — только и выговорил Уильям.

Джеймс вытащил меч, поймал падающее тело и взглянул человеку в лицо.

— Он мертв.

— Но зачем он это сделал?

Джеймс залез убитому под тунику и вынул оттуда амулет из темного металла, на котором был выгравирован ястреб.

— Ночные ястребы, — заключил Джеймс. — Опять… — Он мрачно огляделся. — Жди здесь.

Уильям промолчал, и Джеймс скрылся в ночи. Время шло медленно. Уильям начал удивляться, куда пропал сквайр. Он держал меч наготове и ждал. Он уже решил обратиться за помощью к городской страже, но тут появился Джеймс с двумя констеблями.

— Вот, — указал он на трупы. — Я хочу, чтобы один из вас охранял эти тела, а другой нашел повозку. Их нужно доставить во дворец.

— Да, сквайр, — ответил один из констеблей и взглянул на своего товарища, тот кивнул и скрылся во тьме.

— Что теперь? — спросил Уильям.

— Обратно во дворец, пока туда не прибыла повозка.

Уильям, которого внезапно охватила усталость, смотрел, как констебль изучал мертвых убийц.

Джеймс молчал, и молодому офицеру тоже не хотелось говорить. В глубине души у него зашевелился червячок сомнения: справится ли он с поставленными перед ним задачами. Глубоко вздохнув, Уильям решил, что сделает все, что потребуется, а ждет ли его успех — решать богам.

* * *

Арута стоял в темном подвале и смотрел, как солдаты раздели и начали тщательно осматривать тела четырех убийц. Джеймс и Уильям также наблюдали, стоя неподалеку.

Каждый предмет одежды, оружие и личные вещи осматривались в надежде найти хоть какое-то указание на то, откуда они взялись. Как и ожидалось, обыск почти ничего не дал. У всех четверых висели на цепочке одинаковые амулеты с ястребом. Не считая оружия, простого кольца на пальце одного из убийц и маленького кошелька с золотом на поясе другого, ничто не указывало на происхождение этих людей.

— Дайте это мне, — сказал Арута, указывая на одну из рубах.

Солдат принес рубаху, и Арута внимательно ее осмотрел.

— Я не так хорошо разбираюсь в одежде, как моя жена, но насколько я могу судить, это — кешианское плетение.

— Ботинки! — воскликнул Джеймс.

Арута махнул рукой, и ему принесли ботинки всех мертвецов. Принц, Джеймс и Уильям изучили их и нашли клеймо сапожника.

— Не знаю такого, — признался Арута. — Но это точно не крондорское.

— Возьму перо и бумагу и срисую их, — решил Джеймс. — И завтра к полудню узнаю, кто производитель.

Арута кивнул, и Джеймс послал пажа принести все, что нужно. Паж вернулся менее чем через пять минут и сообщил:

— Сквайр, мне сказали, что они ищут вас весь вечер.

— Кто «они»? — оглянулся Арута.

— Тюремщик Моргон и его люди, сир.

Арута позволил себе легкую улыбку.

— Зачем это ты вдруг понадобился тюремщику, Джеймс? — спросил он.

— Пойду выясню, — ответил сквайр, передавая перо и бумагу Уильяму. — Постарайся зарисовать поточнее.

Джеймс оставил принца продолжать осмотр мертвецов и поспешил за пажом. Они разделились: когда мальчик направился наверх, на главный этаж дворца, Джеймс свернул и спустился вниз, в подземелье. Он подошел к дверям покоев тюремщика и постучал.

— Кто там? — раздался голос изнутри.

— Сквайр Джеймс. Вы посылали за мной?

— О, да, — дверь открылась, и из-за нее выглянул Моргон — начальник тюрьмы. Он был одет в серую фланелевую ночную рубаху. — Так долго, сквайр… Я послал этого мальчишку за вами несколько часов назад.

— Меня не было во дворце весь вечер. Чем могу вам помочь?

— Мне — ничем, — ответил тюремщик, — но тип, запертый внизу, утверждает, что ему нужно поговорить с вами. — У Моргона было узкое лицо и, несмотря на возраст, черные волосы, цвет которых не менялся по крайней мере с того времени, как Джеймс оказался во дворце. Моргон подстригал их ровной линией над ушами и лбом, и казалось, будто он постоянно носит черную шляпу с ушками. — Странно это. Он за решеткой уже почти три недели и никому не сказал ни слова. Но завтра над ним состоится суд, и вдруг он стал звать вас.

— Вы знаете его имя?

— Не спрашивал, — сказал Моргон, зевая. — А нужно было?

— Пойду посмотрю. Кто сегодня дежурит?

— Сайкс. Он вас проводит.

— Спокойной ночи, Моргон.

— Спокойной ночи, сквайр, — откликнулся тюремщик, закрывая дверь.

Джеймс поспешил по маленькому коридору, который вел к лестнице в глубокое подземелье. В подземелье было два уровня. На верхнем узкие окна в камерах пропускали свет, и через них приговоренные к смерти могли видеть виселицы на заднем дворе.

На нижнем уровне царила кромешная тьма. Здесь подземелье напоминало огромную галерею с четырьмя большими железными клетками, вертикальные прутья которых тянулись от пола до потолка. Два пересекающихся прохода отделяли клетки друг от друга. Факел, висевший у лестницы в конце одного из проходов, был тут единственным источником света. Под факелом стоял солдат. Он обернулся на звук шагов по лестнице.

— Кто здесь меня искал? — спросил Джеймс.

— Да тот, в дальней клетке. Я вас отведу. Джеймс подождал, пока солдат снял факел с держателя в стене, и последовал за ним. Они прошли мимо двух первых клеток, которые пустовали. Две дальние клетки были заполнены людьми, большинство из них спали. Несколько женщин забились в угол для взаимной защиты. Здесь содержались разбойники, пьяницы и хулиганы, натворившие достаточно для того, чтобы предстать перед судом принца. Некоторые из заключенных что-то выкрикивали, но Джеймс не обращал на них внимания.

Солдат подвел его к дальнему концу клетки, и сквайр увидел крупного человека, который стоял, схватившись за решетку руками.

— Рад тебя видеть, Джимми, — воскликнул он.

— Этан! — изумился Джеймс. — Я думал, ты давно уехал.

— И я так думал, — сказал бывший жрец храма Ишапа и бывший головорез пересмешников, — однако у богов насчет нас другие планы.

— Нас?

Грэйвз качнул головой, указывая назад.

— Со мной Кэт и Лимм.

— Когда суд?

— Завтра.

— Какое обвинение?

— Обвинения. Побег, сопротивление аресту, избиение, организация беспорядков и, наверное, еще измена.

Джеймс повернулся к стражнику.

— Отведите их в мои покои.

— Как вы сказали?

— Я сказал, выведите их отсюда и доставьте в мои покои. Поставьте возле двери людей, пока я не отправлю их обратно.

Стражник колебался.

— Видимо, ты хочешь, чтобы я побеспокоил принца с просьбой лично заверить приказ?

Стражник, как и все в гарнизоне, знал, что сквайр всегда мог получить подпись принца, так что не стал оттягивать неизбежное.

— Их приведут.

— Увидимся наверху, Этан, — уходя, сказал Джеймс.

Через некоторое время в дверь его покоев постучали. Грэйвз, Кэт и Лимм стояли перед ним со скованными руками.

— Снимите кандалы и ждите снаружи, — приказал Джеймс.

— Да, сквайр, — ответил старший стражник. После того как сняли кандалы и закрыли дверь, Джеймс указал узникам на поднос, который велел принести еще до их прихода. На нем стоял кувшин с элем, лежали сыр, хлеб и холодное мясо. Лимм тут же набросился на еду, а Грэйвз наполнил тарелку для себя и Кэт, пока она наливала в две кружки эль.

— Когда мы виделись в последний раз, ты собирался найти Кэт и отправиться в Кеш.

— Да, план был именно такой, — кивнул Грэйвз.

— Что же случилось?

— Чтобы найти Кэт, а затем устроить отплытие в Дурбин, — начал Грэйвз, — мне понадобилась почти неделя. Мы сидели тихо, в чудном местечке в бедном квартале. Ждали того дня, когда наш корабль отправится в Дурбин. Затем начались убийства, — он взглянул на Лимма, предлагая ему продолжить рассказ.

— Мы несколько раз сталкивались с Кроулером и его людьми, сквайр. Вы помните, в прошлом месяце, когда старого Донка обнаружили мертвым?

Джеймс кивнул, хотя едва мог припомнить, кто такой старый Донк и когда он умер.

— И вы, должно быть, слышали, что в доках убили несколько головорезов?

Джеймс снова кивнул, вспомнив рассказ Вальтера Блонта о бое между его отрядом и людьми Кроулера.

— Так вот, когда банда Кроулера напала на Приют, мы все разбежались. Я нашел Кэт и Грэйвза, которые скрывались, собираясь отбыть в Кеш. Затем убили ночного мастера. Его тело всплыло в заливе. Хозяин дня встретился с Миком Гиффеном, Регом Девризом и Филом Палец, и они отправились куда-то; а когда вернулись, то сообщили, что Хозяин мертв и в канализации идет война. Большинство мальчишек и все головорезы погибли. — Лимм остановился, чтобы отдышаться, а затем продолжил: — Мы с Грэйвзом и Кэт собирались отплыть в Кеш, изображая обычную семью, но нас поймали во время беспорядков в доках. Остальное вы знаете.

— По-моему, — откликнулся Джеймс, — здесь в последнее время происходит слишком много убийств.

Он рассказал то, что выяснил сам, умолчав лишь о том, что являлось важным с точки зрения безопасности Королевства.

— Убийцы-измали меня не удивляют, — заметил Грэйвз, когда Джеймс закончил. — Я заметил парочку кешианских бандитов в канализации, когда мы пробирались в доки. До того, как нас поймали и бросили в тюрьму. Как ты понимаешь, я не и пытался выяснить, что они там делали.

— И кое-кто из тех, кто убивал уличных мальчишек, были кешианцами, — вставил Лимм.

Джеймс молча размышлял, насколько можно довериться бывшим соратникам. Наконец он спросил:

— А зачем им убивать магов?

Грэйвз перестал жевать. Широко раскрыл глаза, он сглотнул и сказал:

— Может, это как-то связано с храмом Ишапа — больше ничего мне на ум не приходит. Возможно, я и отступник, но есть тайны, которые я не могу раскрыть. Это не имеет отношения к моему долгу перед храмом, но связано с моим долгом перед богами.

— А с заселением дома напротив западных ворот дворца это не связано? — поинтересовался Джеймс.

Грэйвз промолчал, но в глазах его что-то сверкнуло.

— Ладно, неважно, — махнул рукойДжеймс. — Хоть я и молод, но немало повидал жрецов и клятв слышал предостаточно. Не буду настаивать. Хотя любая информация об убийствах магов будет оценена по достоинству.

— Тобой?

— Короной, — ухмыльнулся Джеймс.

— Достаточно высоко, чтобы вызволить нас из темницы и отправить в Великий Кеш?

— Прямо этой ночью, если принцу понравится то, что он услышит.

— Тогда отведи меня к принцу, — заявил Грэйвз.

Джеймс кивнул.

— Ждите здесь, — сказал он Кэт и Лимму.

Сквайр открыл дверь и приказал солдату, стоявшему снаружи, оставаться на посту. Он отвел Грэйвза туда, где Арута и Уильям продолжали исследовать убитых «ястребов», представил его и закончил словами:

— У него могут быть кусочки нашей мозаики.

— И какие? — спросил Арута.

— А как насчет безопасного переезда? — повернулся Грэйвз к Джеймсу.

— Безопасного переезда? — Арута поднял бровь.

— Завтра утром, — начал Джеймс, — слушается его дело. Ничего серьезного, просто обычные беспорядки.

— Ты имел в виду сегодня утром? — поинтересовался Арута. — До восхода три часа. — Он повернулся к Грэйвзу: — Если ты поможешь нам, мы не обратим внимания на мелкое хулиганство.

— Больше похожее на маленький бунт, — добавил Джеймс, — но это не имеет значения.

— Вам необходимо знать, ваше высочество, — начал Грэйвз, — что когда-то я был аббатом храма Ишапа в Малак-Кроссе. Я нарушил клятву, предал своих братьев, и теперь боги должны наказать меня.

— Важность информации, которую вы собираетесь предоставить, только что выросла во много раз, аббат Грэйвз, — сказал Арута. — Мне знакомо ваше имя, и по всем правилам я должен отправить вас на суд вашего храма.

— Вот что я могу рассказать вам, — продолжил Грэйвз. — В наших землях есть темные силы, которые хотят причинить вам вред такими путями, которые вы даже не можете постигнуть, ваше высочество. Они скрываются в тени, и те, кто на них работает, даже не осознают, что служат этим силам. Скоро произойдет нечто важное. Я думаю, вы знаете, о чем я и почему я не могу говорить открытым текстом.

Принц кивнул.

— Продолжай.

— Есть силы, которым выгодно, чтобы все это пошло не так, как задумывалось. Этим темным группировкам не важен собственный успех, им нужен лишь провал храмов.

— Ты просишь меня предупредить храмовников? — спросил Арута.

— Ваше высочество, — улыбнулся Грэйвз, — о том, что я сообщил вам, хорошо известно жрецам храма Ишапа или прелатам других орденов. Я просто пытаюсь объяснить: вам может казаться, что ваши враги действуют хаотично, но это потому, что у них нет другой цели, кроме как создать вам проблемы.

— Пока я не услышал ничего нового, — заметил Арута.

— Тогда слушайте дальше. Есть организация, управляет ею человек, которого вы знаете под именем Кроулер. Он пытается сместить пересмешников в Крондоре и взять под контроль преступный мир в других городах. Его цель кажется незамысловатой: деньги и власть. Но чтобы достигнуть ее, он объединился с ночными ястребами. — Грэйвз сделал паузу, чтобы проследить за реакцией принца.

— Продолжай, — потребовал Арута.

— Союз этот неоднозначен. У ночных ястребов свои интересы и дела, в том числе работа на темные силы, о которых я говорил. Люди Кроулера уничтожают пересмешников. Ночные ястребы убивают магов.

— Что тебе известно о нападении на герцога Оласко?

— Ходят разные слухи, в том числе и в вашей тюрьме. Это дело рук либо Кроулера, либо ночных ястребов. Если виновник Кроулер, то герцог, видимо, мог помешать в осуществлении его планов. Если же замешаны ночные ястребы, значит, смерть герцога нужна темным силам.

— А маги работают на ночных ястребов? — спросил Джеймс.

— Нет, насколько я знаю. И на Кроулера тоже не работают. Воры редко доверяют тем, кто использует магические искусства, — ты хорошо это знаешь, Джимми Рука, — ответил Грэйвз.

Арута улыбнулся, услышав старое прозвище сквайра.

— А еще он знает, как задавать точные вопросы, чтобы выяснить правду. — Принц опять повернулся к Грэйвзу: — Хорошо, а если я скажу тебе, что герцога пытались убить маги и настоящей целью был не он, а кронпринц? Что ты на это ответишь?

— Значит, в дело вовлечена третья сторона, — заключил Грэйвз. — Возможно, темные силы используют дополнительных агентов, чтобы подкрепить успехи ночных ястребов и Кроулера.

Арута огорченно вздохнул.

— Проклятье! Временами я мечтаю о самом заурядном враге, которого смогу хотя бы увидеть.

— Что ж, ваше высочество, думаю, что могу предоставить вам по крайней мере одного, — заявил Грэйвз.

— Что? — изумился Арута.

Грэйвз подошел к одному из мертвецов.

— После смерти люди не всегда на себя похожи, однако вот этого типа я знаю. Его имя Дженди. Он — налетчик из Джал-Пура, человек, с которым Хозяин имел в прошлом кое-какие дела. Убийца, работорговец и грабитель. — Грэйвз взглянул на принца. — Как он здесь оказался?

— Пытался побеседовать со мной, не спросив моего согласия, — объяснил Джеймс.

Грэйвз улыбнулся.

— Это выглядело бы так: ты рассказываешь ему все, что знаешь, а он слушает тебя до тех пор, пока не решит убить.

— Итак, ты знаешь этого человека, — задумчиво произнес Арута. — На кого, по-твоему, он работал?

— Говорят, что, хотя Дженди был обычным бандитом, время от времени он работал с более опасными типами — такими, как ночные ястребы.

— Разве такое бывает? — удивился Арута. — Я думал, ночные ястребы все делают сами.

— Да, но и им нужны контакты с внешним миром. Они подкупают или запугивают людей. Кто-то ведь должен заключать сделки от их имени, когда дело касается заказных убийств.

— Я думал, что если тебе нужны услуги убийц, то ты оставляешь где-нибудь имя жертвы, а они связываются с тобой и называют цену, — сказал Джеймс.

— Так-то так, — ответил Грэйвз, — но кто-то должен забрать секретку с именем и сообщить цену. Сами они этим не занимаются.

— А есть среди ночных ястребов кешианцы? — спросил Арута.

— Это братство без национальностей, ваше высочество. Банды убийц в Королевстве считают родней кланы измали на Юге.

— Это ставит кешианских убийц на одну доску с ночными ястребами, — сказал Арута.

— Почти в буквальном смысле, — добавил Грэйвз.

— Что это значит?

— Это значит, что ночных ястребов, как кешианских, так и из Королевства, можно найти в одном местечке в неделе езды отсюда.

— Где?! — воскликнул Арута. — Продолжай, и твои преступления будут прощены, а безопасный переезд гарантирован.

— К югу от залива Шэндон лежит старый, заброшенный караванный путь. Южнее этого пути, на цепи холмов когда-то возвышалась древняя кешианская крепость. Я знаю о ней только потому, что тот человек, — он указал на труп, — однажды рассказал об этом под хмельком. Точное расположение этой крепости наверняка указано на какой-то из древних карт. Но имейте в виду, что все брустверы, стены и башни давно разрушились. Остались только подземные туннели.

— Судя по твоему описанию, это очень похоже на берлогу «ястребов» в крепости Кэйвелл, — сказал Джеймс.

— Там у них есть вода, — продолжил Грэйвз, — древний источник, и они тайно покупают еду в Крае Земли или в Шамате. Это достаточно близко от Крондора, чтобы нанести удар при первой необходимости. Если вы не знаете, что ищете, то можете проехать мимо и никогда не понять, что миновали логово убийц.

Арута повернулся к Уильяму, который весь превратился в слух.

— Отправляйся поскорее в мои покои. Возьми столько людей, сколько нужно. Я хочу, чтобы вы исследовали все древние карты, которые у нас есть, и нашли хоть какой-нибудь знак, указывающий на кешианскую крепость.

— Ты читаешь по-кешиански, парень? — спросил Грэйвз.

— Да, — кивнул Уильям.

— Тогда, — сказал Грэйвз, — ищи место под названием «Долина пропавших людей». Оттуда проведи пальцем на восток. Если эта крепость есть на карте, она может называться «Гробница отчаявшихся».

— Это место, что — было одним из военных постов? — съязвил Джеймс.

— Понятия не имею, — отозвался Грэйвз. — Так ее называл этот пьяный убийца. Говорил, что целый гарнизон пал, защищая крепость, и теперь там обитают духи солдат и кровопийцев, ну и болтал всякую другую чепуху.

— Если бы ты видел, что умеют некоторые ночные ястребы, Этан, — покачал головой Джеймс, — ты бы заговорил по-другому. Знаешь, утомляет, когда приходится снова убивать того, кого убил несколькими минутами ранее.

Грэйвз махнул рукой.

— Что ж, я говорил, что вы противостояли темным силам, ваше высочество, причем самым темным из них.

— Суд над тобой отменяется, Грэйвз, — объявил Арута, — но тебе придется погостить у нас еще некоторое время. Если твоя история окажется правдой, мы посадим тебя на корабль и отправим в Дурбин, Квег или куда ты сам пожелаешь. Джеймс, отведи его обратно в темницу.

— Слушаюсь, сир, — отсалютовал Джеймс. Он вывел Грэйвза из комнаты и поспешил его обрадовать:

— Все прошло хорошо.

— Тебе виднее, Джимми, — пожал плечами Грэйвз.

— Ну, он же не вернул тебя ишапианцам и не приказал повесить, так?

— И то правда, — улыбнулся Грэйвз.

Они вернулись в покои Джеймса, чтобы забрать Лимма и Кэт и отправиться обратно в подземелье. Не самое комфортабельное место, оно, тем не менее, было одним из самых безопасных в Крондоре. «Если вообще в Крондоре есть место, которое может теперь считаться безопасным», — подумал Джеймс.

11 ХИТРОСТЬ

В «радужном попугае» было пусто. Так рано выпивка никому не требовалась.

— Лукас! — крикнул Джеймс.

Уильям огляделся и через мгновение увидел Талию, которая вышла из кухни в общий зал.

— Уилли! — воскликнула девушка с нескрываемой радостью. — Джеймс. — Ее улыбка слегка погасла. — Отец пошел к реке, чтобы затопить отходы. Подождите — он появится с минуты на минуту.

— Спасибо, — улыбнулся Уильям.

Джеймс схватил лейтенанта за локоть, не давая ему сесть.

— Если я не ошибаюсь, Талии нужно на рынок за покупками, так ведь?

Девушка просияла:

— Да, именно так. Я пойду, как только вернется отец.

— Почему бы тебе не проводить девушку, Уильям, пока я поговорю с ее отцом — мне надо обсудить с ним кое-какие личные вопросы.

Уильям едва не споткнулся о стул, торопливо обходя Джеймса, чтобы предложить Талии руку.

— Если ты не возражаешь, — сказал он.

— Ничуть, — ответила она, изящно принимая его руку. — Я рада, что ты составишь мне компанию. — Она поглядела на Джеймса: — Вы не против остаться в одиночестве, сквайр?

— Нет, несколько минут тишины будут как раз кстати. — Талия удивленно на него посмотрела, и он поспешил объяснить: — Во дворце в последнее время все ужасно суетятся в связи с приездом высоких гостей и тому подобными вещами.

— А, да. — Ее улыбка стала шире. — Я слышала, что во дворце гостит восточный вельможа. — Она отвернулась от Джеймса и посмотрела на Уильяма: — Ты должен мне все-все рассказать.

Выглянув из-за плеча Талии, Джеймс легонько покачал головой, давая понять приятелю, что рассказывать ей ВСЕ совсем ни к чему.

— Уверен, — вслух заявил Джеймс, — что Уильям вспомнит даже, как были одеты придворные дамы с востока.

Талия с Уильямом вышли, а Джеймс присел за стол, ожидая Лукаса. Долго ждать ему не пришлось. Как и говорила девушка, через несколько минут Лукас вошел в зал через заднюю дверь.

— Талия! — крикнул он и заметил Джеймса, сидевшего в одиночестве. — Где моя девочка?

— Пошла на рынок с Уильямом. Я обещал ей не уходить отсюда до твоего возвращения.

Лукас мрачно поглядел на Джеймса.

— У тебя что-то на уме, Джимми, — сказал он. — Я слишком давно тебя знаю, чтобы не догадаться. Так в чем дело?

— Понимаешь, Лукас, я хочу задать тебе вопрос, но не могу, пока ты не поклянешься, что сохранишь наш разговор в тайне.

Лукас несколько мгновений молчал, теребя подбородок и обдумывая ответ.

— Я не могу ни в чем поклясться, пока не узнаю, в чем дело. Ты же знаешь, у меня есть обязательства.

Джеймс действительно знал. Лукас был одним из немногих процветающих хозяев гостиниц в Крондоре, кто обходился без покровительства могущественного вельможи или какой-нибудь из гильдий. За несколько лет ему удалось заключить немало полезных союзов и подружиться кое с кем из высокопоставленных придворных. Джеймса он знал по своим делам с пересмешниками, однако и здесь Лукас сумел избежать зависимости и не позволял гильдии воров себя использовать. Старик отличался на редкость упрямым характером, и все знали, что попытайся кто-то взять его под контроль, он тут же призовет на помощь другие силы. В конечном итоге, гораздо легче было сотрудничать с Лукасом, чем принуждать его к чему-либо.

Джеймс несколько раз повторил про себя то, что хотел сказать, и наконец, глубоко вздохнув, начал:

— Мы оба знаем, что пересмешники больше не являются серьезной силой и что кое-кто — а именно Кроулер — пытается прибрать к рукам преступный мир Крондора.

Лукас кивнул.

— Мы также знаем, что, судя по всему, Хозяин мертв.

— Не делай поспешных выводов, — улыбнулся Лукас. — Хозяин — хитрый малый. Возможно, он и мертв, но может быть, просто лег на дно.

— В этом случае, — сказал Джеймс, — от него не больше пользы, чем от мертвого, раз он допустил, чтобы пересмешников уничтожили.

— Может и так, а может и нет.

Джеймс ухмыльнулся.

— Тебе никто не говорил, что с тобой очень тяжело разговаривать?

— Говорили, — ответил Лукас. — Однако немногие.

— Послушай, мне нужны… надежные люди.

— Ну, — усмехнулся Лукас, — тогда начни с принца Крондорского. Не могу себе представить человека надежнее.

— Надежные люди есть по всему Крондору. Те, у кого есть возможность слушать и слышать разные вещи.

Лукас некоторое время молчал, тщательно обдумывая слова Джеймса.

— За многие годы я научился не слышать лишнего, Джимми, — проговорил он наконец. — Вот почему многим людям нравится иметь со мной дело. Среди них есть те, кто хочет переправить товар, не сталкиваясь с таможней принца или пересмешниками, а я случайно знаю караванщика, направляющегося вглубь Королевства. Есть люди, которым нужно поговорить с тем, кто хочет убить их при первой встрече, и иногда я могу свести их лицом к лицу, избежав кровопролития. Но все это пойдет прахом, если кто-нибудь решит, что я стал доносчиком.

— Мне не нужны доносчики, Лукас, — возразил Джеймс. — Таких у меня полно на каждом углу. Мне нужен тот, кому я смогу доверять. Мне требуется правдивая информация, а не слухи или ложь, изобретенная для того, чтобы заработать несколько монет. Более того, мне необходим именно свой человек, независимо от того, что он говорит другим людям, — сквайр взглянул на Лукаса. — Думаю, ты понимаешь, о чем я.

Лукас задумался, затем вздохнул:

— Прости, но я никогда не смогу быть шпионом, Джимми. Это — слишком скользкий путь, даже для таких, как я. — Он отошел за барную стойку. — Могу сказать одно: я никогда не буду работать против короны. Я был когда-то солдатом, и мои дети погибли за Королевство. Ты можешь не сомневаться в моих словах. И если я услышу что-то действительно важное, то, скажем так, я позабочусь, чтобы ты узнал об этом как можно скорее. Так пойдет?

— Пойдет, — кивнул Джеймс.

— Не желаешь эля?

— Слишком рано для выпивки, — усмехнулся Джеймс. — К тому же мне пора. Когда Уильям и Талия вернутся, скажи Уилли, чтобы он возвращался в гарнизон и доложил о себе, хорошо?

— Хм… Насчет этого парня… — начал Лукас.

— Да?

— Он ведь неплохой молодой человек?

— Отличный, — сказал Джеймс.

Лукас кивнул и, взяв тряпку, начал протирать стойку.

— Просто… как я уже говорил тебе, Талия — это все, что у меня осталось. И я хочу, чтобы у нее все было как положено, понимаешь?

— Конечно, понимаю, — улыбнулся Джеймс. — Если кто-то и может сделать все правильно, так это Уильям.

— Говоришь, его отец — герцог? — поинтересовался Лукас.

Джеймс рассмеялся и двинулся к выходу, помахав Лукасу на прощание рукой.

* * *

Уильям чувствовал, как румянец заливает щеки и голова немного кружится. Он не мог понять, влюбленность это или обычное переутомление. Он много раз беседовал с родителями о взаимоотношениях между мужчиной и женщиной, к тому же слышал много мнений на этот счет от студентов Академии в Звездной Пристани. Уильям был знаком с теоретической стороной вопроса лучше, чем большинство его сверстников, однако ему явно не хватало практики.

Талия болтала о какой-то очередной сплетне, и Уильям пытался ее слушать, однако его мысли блуждали где-то далеко. Девушки окружали его всю жизнь, но, поддерживая дружеские отношения со многими из них, влюблялся он всего один раз.

Чем упорнее пытался он выбросить из головы образ Джазары, тем ярче становился этот образ. Старше Уильяма на четыре года, она приехала в Звездную Пристань, когда ему исполнилось одиннадцать. Он вдруг понял, что это было полжизни назад.

Поначалу она, кешианка благородного происхождения, держалась несколько отстраненно, принимая его детскую влюбленность с изяществом и порой даже с удовольствием. Но за год до того, как он отправился в Крондор, все изменилось. Уильям превратился из неуклюжего мальчика в мужественного и умного молодого человека, и на какое-то время у Джазары также появился к нему интерес. Их роман был бурным, напряженным и очень болезненным для Уильяма.

Все закончилось плохо. Уильям до сих пор не понимал, что разрушило их отношения, и, пока не услышал, что девушку посылают в Крондор, был убежден, что ему никогда не узнать истинной причины, по которой она его оттолкнула. Теперь он думал о встрече с ней со смешанным чувством страха и восторга.

— Ты меня не слушаешь! — Голос Талии прервал его размышления.

— Прости, — смущенно улыбнулся он. — Я почти не спал последние две ночи. — Девушка нахмурилась. — Дела Королевства.

Тогда она понимающе улыбнулась и взяла его под руку. Они подошли к рынку.

— Что ж, наслаждайся солнечным днем и представь, что принц и его дела где-то далеко. И пообещай мне, что хорошенько выспишься, ладно?

— Если получится, — вздохнул Уильям. Он смотрел на профиль юной девушки, остановившейся, чтобы рассмотреть продукты на лотках.

Талия показала на груду больших золотисто-желтых луковиц:

— Я возьму шесть.

Пока она торговалась с продавцом, мысли Уильяма вернулись к различиям между Талией и Джазарой. Джазара была кешианкой, уроженкой пустынь и по меркам Королевства могла считаться весьма необычной девушкой. Она обладала неплохими магическими способностями и огромным потенциалом и, кроме того, была отличным бойцом. Он по личному опыту знал, что она могла проломить посохом череп так же быстро, как и сотворить заклинание. Джазара была к тому же самой образованной женщиной из всех, что он когда-либо встречал, — она говорила на дюжине языков и диалектов, знала историю своей родины и Королевства и могла рассуждать на самые разные темы: о науке, положении звезд или тайнах богов.

Талия, напротив, была девушкой яркой, открытой, полной юмора и задора. Она обернулась и, заметив, что Уильям смотрит на нее, спросила:

— Что?

Он улыбнулся в ответ.

— Просто думаю о том, что ты — самая красивая девушка из всех, что я видел.

— Льстец! — Она покраснела.

Этот комментарий неожиданно смутил лейтенанта.

— Расскажи мне, где ты выросла, — попросил он. — Ты говорила, что тебя воспитали монахини ордена…

Она улыбнулась, передавая четыре монеты продавцу и перекладывая луковицы в свою корзину для покупок.

— Меня воспитали монахини ордена Сестер Кахули.

Уильям открыл рот от удивления.

— Кахули?! — воскликнул он.

Несколько покупателей, стоявших неподалеку, обернулись, что6ы посмотреть, кто произнес имя бога мести.

Она похлопала его по руке.

— Я привыкла к такой реакции.

— Я думал, что тебя послали в аббатство более…

— Более женского ордена? — закончила она.

— Что-то вроде этого.

— Женщины тоже служат Ищущему Мести, — сказала она. — Отец решил, что если мне придется расти вне города, то пусть меня научат защищать себя. — Она протянула руку и коснулась указательным пальцем рукояти его меча. — На мой вкус, он слишком большой, однако я могла бы с ним справиться.

— Не сомневаюсь, — произнес Уильям. Орден Кахули посвятил себя поиску нарушителей закона и свершению суда над ними. Иногда монахи выступали в роли добровольных помощников местных констеблей и шерифов и, находя преступников, задерживали их или сообщали о местонахождении. Порой действовали как мстители — игнорировали местные законы и королевское правосудие, охотились за преступниками и казнили их сами. И в худших случаях они отказывались рассматривать любые доказательства невиновности их жертв. В народе ходила шутка, что главный принцип служителей Кахули формулировался так: «Убей их всех, и пусть Кахули разделит виновных и невинных». Зачастую они создавали больше проблем, чем решали.

— Я знаю, о чем ты думаешь, — улыбнулась Талия.

— И о чем же? — Уильям покраснел.

— «Убежать прямо сейчас или подождать, пока она повернется ко мне спиной?»

Молодой человек усмехнулся.

— Ничего подобного. Просто…

— Не делай мне ничего плохого, Уильям, и тебе будет нечего бояться.

Ее улыбка была такой открытой и дружелюбной, что он рассмеялся.

— Не буду. Даю слово.

— Хорошо, — сказала она, игриво ткнув его в руку. — Тогда мне не придется выслеживать тебя и причинять боль.

— Ты ведь шутишь?

Теперь уже рассмеялась Талия.

— Я училась в монастыре Кахули, но никогда не давала обета служить ему.

Поняв, что она шутит, Уильям улыбнулся.

— На мгновение я почти поверил…

Она снова взяла его под руку, и они двинулись дальше, продолжая рассматривать продукты.

— Думаю, не только на мгновение, — прошептала она.

Уильям решил пропустить это замечание мимо ушей. Теперь он не знал, что и думать. Поэтому просто наслаждался теплым, слегка волнующим чувством при взгляде на нее. Уильям любовался ее белой кожей, темными волосами, ее статью и энергией, которая, похоже, передавалась всему, к чему прикасалась девушка. Сейчас он хотел, чтобы Талия была рядом и он смог забыть обо всех неприятностях и проблемах.

— Лейтенант! — прозвучал знакомый и, пожалуй, самый неприятный для Уильяма голос.

Он повернулся и увидел, что к нему приближается капитан Треггар с двумя стражниками.

— Сэр! — отозвался Уильям, вытянувшись по стойке «смирно».

— Меня послали за вами, лейтенант, и за сквайром Джеймсом, — почти прорычал Треггар. В его взгляде сквозила неприязнь, а в голосе слышалась угроза. — Вас ждет его высочество. — Уильям понял, что только это и сдерживало капитана. Треггар злобно взглянул на Талию. — Я понимаю, что вы слишком заняты для того, чтобы выполнять свои служебные обязанности во дворце, однако его высочество желает вас видеть и поэтому отправил меня лично найти вас и сквайра.

— Хм… Я думаю, сквайр Джеймс сейчас в «Радужном попугае», — сказал Уильям.

— Нет, он здесь, — раздался голос.

Уильям повернулся и увидел Джеймса, направлявшегося к ним.

— В чем дело, капитан? — спросил он.

— Приказ, сквайр. Вы и лейтенант должны немедленно вернуться во дворец.

Уильям взглянул на Джеймса.

— Очень хорошо, — ответил тот. Лейтенант повернулся к Талии:

— Прости, но нам нужно идти.

— Я прекрасно провела с тобой время, Уильям. Надеюсь, ты скоро снова появишься.

— Обязательно, — вспыхнул от радости юноша, но тут же спохватился и добавил, взглянув на Треггара: — Как только служба позволит.

Талия развернулась и пошла дальше по рынку, кинув молодому офицеру через плечо еще одну улыбку на прощание.

— Вы готовы, сквайр? — спросил Треггар. Джеймс кивнул и направился ко дворцу. Уильям шел в шаге позади Треггара, а за ним следовали двое солдат. Между ним и капитаном нарастало напряжение, и с этим придется разобраться как можно скорее, иначе он наживет себе врага на все годы службы в армии.

* * *

Арута оглядел комнату. Капитан Треггар и двое солдат, которые были посланы найти Джеймса и Уильяма, стояли в стороне. Четверо крондорских следопытов — специальная элитная группа под командованием собственного капитана — наблюдали за принцем, который подошел к карте и указал на точку к югу от залива Шэндон.

— Здесь, — сказал он. — Если наша информация верна, они скрываются здесь.

Джеймс стоял около принца. Его взгляд пробежал по линии, начинавшейся от нацарапанной на карте надписи «Долина Пропавших Людей». Над ней располагалась древняя надпись на кешианском, которого он не понимал.

— Похоже, нам придется исследовать довольно приличную территорию, ваше высочество, — заметил сквайр.

— Они отправляются через час. — Арута указал на четверых следопытов.

— Мы сохранили карту в памяти, ваше высочество, — сказал один из них.

Арута кивнул.

— Эти люди последуют за вами через день. Ищите их… — он указал пальцем на точку в нескольких милях от места основных поисков, — здесь. Один из вас должен выходить на связь каждую ночь.

— Да, ваше высочество, — сказал командир следопытов и, отсалютовав, дал знак своим людям, что пора идти.

После того как следопыты удалились, Арута обратился к Треггару:

— Капитан, составьте план сражения. Скажите всем, что мы проводим маневры на юго-западе и северо-востоке. Затем отберите две сотни наших лучших людей, прослуживших не менее пяти лет. — Джеймс одобрительно кивнул — в гарнизоне Северного Форта, например, оказались трое ночных ястребов, притворявшихся обычными солдатами. — Сделайте так, чтобы выбор казался случайным, но вечером я поведу этих людей. Капитан Леланд отправится с остальными на северо-восток, так что придумайте правдоподобную причину разделения отрядов.

— Сир, — отдал честь капитан Треггар. — Я могу спросить?

Арута кивнул:

— Не лучше ли, чтобы рыцарь-маршал занялся этими вопросами?

— Рыцарь-маршал Гардан уходит в отставку, капитан. Завтра в полдень у нас парад и прощание с ним. С вечерним отливом он отбывает домой в Крайди.

— Так сегодня вечером будет прощальная вечеринка? — ухмыльнулся Джеймс.

— Да, — взглянул Арута на своего сквайра, — однако ты ее пропустишь.

Джеймс драматически вздохнул.

— Я чувствую себя ненужным, сир.

— Я доложу вам о положении дел перед парадом, ваше высочество, — сказал Треггар.

— Нет, — возразил Арута, — вы сделаете это сегодня до заката. Через час после захода солнца вы пятеро… — он указал на капитана, двоих солдат, Уильяма и Джеймса, — отбываете с караваном, следующим в Кеш. На развилке рядом с заливом Шэндон вы повернете на запад и найдете этот старый караванный путь. — Он указал на линию на древней карте. — Вы отправляетесь через полдня после следопытов и будете двигаться медленно. — Он снова упер палец в карту. — Вы должны добраться до этого места через три дня после следопытов. Это даст им время, чтобы обнаружить нашу добычу.

— А вы будете в полудне пути от нас, — догадался Джеймс.

— Да, — подтвердил Арута. Он оглядел комнату. — Если получите весточку, то сразу отправляйтесь туда, где следопыты найдут гнездо ночных ястребов. Оставляйте по пути следования четкие метки. Вы и следопыты должны убрать часовых и устранить все препятствия, чтобы я смог ворваться туда со своими лучшими солдатами и уничтожить этих проклятых убийц.

Джеймс молча смотрел на Аруту. Он знал, что в этот момент принц думал о принцессе, которая едва не погибла в день свадьбы, получив от убийцы стрелу в спину, а Арута не смог этому воспрепятствовать.

— Мы будем готовы, ваше высочество, — заверил Джеймс.

Он вышел из комнаты, за ним последовали остальные.

— Сквайр, почему я? — спросил капитан. — Принц никогда ранее не поручал мне таких заданий.

Джеймс пожал плечами.

— Вас послали за нами, так что вы трое уже знаете, что Уильям и я необходимы для какого-то особенного дела. То, что нас отправляют вместе, сводит к минимуму число людей, знающих об истинной цели нашей миссии. У ночных ястребов есть отвратительная привычка появляться в неожиданных местах, так что жизненно важно, чтобы как можно меньше людей были в курсе происходящего. — Что-то мелькнуло во взгляде капитана, и сквайр добавил: — И разумеется, его высочество не выбрал бы вас, если бы не считал, что вы способны справиться с поставленной задачей. По пути мы введем вас в курс дела, капитан. Но сейчас для вас главное — придумать убедительное боевое задание для гарнизона, а мне тем временем нужно кое с кем встретиться.

— Встретиться? — переспросил Уильям.

— Незаметно подкрасться к банде убийц — непростая задача, — заметил Джеймс. — И она вдвойне усложнится, если мы будем размахивать флагами, облачившись в боевые доспехи. Нам нужна маскировка, — он выглянул в окно. — Почти полдень. Если мы отбываем с закатом, то времени совсем мало.

— Я понимаю, сквайр, — кивнул капитан Треггар. — Лейтенант, вы идете со мной, — сказал он Уильяму.

— Слушаюсь, сэр, — откликнулся Уильям и последовал за командиром.

Джеймс же отправился к своему любимому выходу — воротам для прислуги, где он мог выскользнуть из дворца практически незамеченным. Перед отъездом он хотел повидать сына шерифа и троих головорезов, прятавшихся в канализации, а также купить кое-что в дорогу.

* * *

Ветер разносил пыль и песок по всему плато. Возле перегруженной повозки стояли два только что выпряженных из нее осла, неподалеку паслись верблюд и небольшое стадо коз. Группа путников, столпившихся вокруг повозки, оживленно переговаривалась. На первый взгляд, люди эти казались кочевниками или семьей, которая направлялась в отдаленную деревню, стараясь избегать пошлин и пограничной стражи на патрулируемых путях.

Уильям поплотнее закутался в дорожный плащ и натянул поглубже капюшон, чтобы защитить глаза, уши, нос и рот от песка настолько, насколько это возможно. Сквозь шум ветра он прокричал:

— Капитан, за нами следят?

— Если здесь кто-то есть, то да! — крикнул капитан Треггар в ответ.

Три дня назад они покинули лагерь рядом с южной оконечностью залива Шэндон. Принц Арута следовал за ними в двух днях пути во главе отряда из двухсот верховых солдат. Где-то неподалеку в песках страны плоскогорий кучка следопытов искала руины древней кешианской крепости.

— Ты прелестно выглядишь, дорогая, — сказал Джеймс Уильяму.

— Что?

— Я сказал, — повысил голос Джеймс, чтобы пробиться сквозь шум ветра, — что ты прелестно выглядишь, дорогая.

Уильям, самый невысокий из всей компании, был одет подобно женщине кешианского клана бенишазда. Двое других солдат, также переодетые в женщин, рассмеялись, заметив, что Уильям был выведен из себя шуточкой Джеймса. Сквайр подсмеивался над Уильямом с тех пор, как в первый день путешествия тому пришлось нарядиться в женскую одежду. Уильям сделал большую ошибку, выказав свое недовольство, в то время как более опытные солдаты молча надели женские плащи. С того времени Джеймс был беспощаден.

Уильям уже осознал тщетность жалоб. Он покачал головой и присел на корточки.

— Всего несколько дней назад я бродил по рынку рядом с красивейшей девушкой Крондора. В моем кошельке звенели золотые монеты, передо мной открывались грандиозные перспективы. А теперь у меня есть… вы, грязные ублюдки. Ну и, естественно, этот замечательный пейзаж, — он махнул рукой, указывая на убогий, бесплодный ландшафт.

— Сейчас я тебя ударю, — предупредил Треггар. — Упади и ползи прочь, когда я это сделаю.

Внезапно он выбросил руку вперед, и она столкнулась с плечом Уильяма. Уильям упал, и над ним возникла фигура Треггара.

— Думаю, они не могут нас слышать! — крикнул Треггар. — Только звук моего голоса, но не слова.

— Где они? — спросил Джеймс, продолжая спокойно сидеть на своем месте.

— На второй горной гряде к западу, сквайр. Немного севернее нашей тропы. Я заметил какое-то мельтешение. Затем это повторилось еще раз.

— Так, все знают, что должны делать, — сказал Джеймс.

Солдаты встали и сделали вид, что проверяют, хорошо ли лагерь защищен от ветра.

— Отползи, — заорал Треггар, — встань на колени, поклонись мне, а затем займись козами!

Уильям сделал, как приказал капитан. Треггар подошел к повозке, подняв одну руку как будто для того, чтобы закрыться от ветра. Он взял то, что издали казалось наполненным мехом для вина, и сделал вид, что пьет из него. Затем сел, прислонившись спиной к одному из колес и скрывшись за повозкой.

— Теперь подойди сюда и сделай вид, что молишь о прощении, и, пока будешь это делать, посмотри на ту гряду и попробуй что-нибудь разглядеть.

Уильям, сжав зубы, старательно стал изображать униженные просьбы, кланяясь и заламывая руки.

— Я ничего не вижу, капитан.

— Поклонись еще!

Уильям продолжил кланяться, а Джеймс тем временем подобрался к краю повозки и, сделав вид, что берет что-то с нее, осмотрел гряду. Мгновение спустя он уловил еле заметное движение.

— Они наблюдают, — подтвердил Джеймс.

— Можешь прекратить кланяться, лейтенант, — разрешил Треггар.

— Тогда я достану еду, — проворчал Уильям.

— Сначала ты должен предложить ее мне и сквайру, а потом остальным «женам».

Солдаты не засмеялись, так как они изучали горную гряду на западе, одновременно изображая хлопоты по хозяйству.

— Сегодня один из следопытов должен отыскать нас, и, если повезет, мы узнаем, где укрываются эти негодяи.

Всю оставшуюся часть вечера они изображали семью путников. Ветер утих через час после заката. Они разожгли костер и приготовили скромный ужин. Затем прилегли и стали ждать.

Наступило утро, но следопыт так и не появился.

12 ИМПРОВИЗАЦИЯ

Треггар встал и стряхнул песок с одежды. Восточное небо быстро светлело — приближался рассвет. Пока остальные разминали затекшие конечности, капитан махнул рукой в сторону поднимающегося солнца. Затем повернулся на север и сделал еще один непонятный жест.

— Что вы делаете? — удивился Джеймс.

— Ищу наших друзей, — ответил капитан, повернувшись на запад. — Надеюсь, это выглядит как какой-нибудь утренний ритуал. — Он закончил жестом в южную сторону. — Иди, заставь «женщин» работать.

Джеймс притворно пнул Уильяма и сказал:

— Разведи огонь и начинай готовить. Они ждут, что к тому времени, как солнце взойдет, мы отправимся в путь.

Уильям сжался на мгновение, словно в испуге, надеясь, что получилось убедительно, и поспешил подчиниться. Он бросил в костер высушенный помет, и вскоре огонь разгорелся достаточно для того, чтобы можно было готовить.

Другие «женщины» хлопотали у костра и выглядели очень занятыми, однако незаметно пытались найти любой признак того, что за ними следят. Джеймс перекусывал, сидя с тарелкой на коленях.

— Может, они и там, но я их не вижу, — сказал он.

— Они наверху, — заверил Треггар. — Один есть точно и останется там, пока они не убедятся, что мы — те, за кого себя выдаем. Если они нашли следопытов и решили, что мы с ними связаны, мы — покойники.

— Что, по-вашему, случилось со следопытами? — спросил Уильям, перегнувшись через плечо Треггара, чтобы наполнить чашу водой из меха.

— Думаю, они столкнулись с чем-то, что оказалось им не по силам, — мрачно предположил Треггар. — Сейчас они либо мертвы, либо скрываются. Или направляются обратно к принцу Аруте, избегая контакта с нами, поскольку за нами следят. — Он допил воду и встал. — Не знаю. Но я точно знаю, что нам пора в путь. — Капитан повернулся к солдатам: — Когда мы будем готовы, я хочу, чтобы вы по очереди спустились в этот овраг, чтобы справить там нужду. — Треггар огляделся, затем указал на коз, как бы раздавая указания. — Лейтенант, подойдите к козам, как будто для того, чтобы убедиться, что они в порядке. И одновременно сделайте вид, что оставляете какую-то метку или знак.

Уильям выглядел удивленным, но подчинился.

— Что нам делать дальше? — спросил Джеймс.

— Думаю, наши друзья на той горной гряде отправились домой прошлой ночью, но оставили одного своего шпиона. Наверняка, как только мы отправимся в путь, он придет сюда, чтобы проверить, действительно ли мы те, за кого себя выдаем. Я хочу, чтобы он спустился в овраг, куда наведывались ребята, или порылся в козьем дерьме в поисках какой-либо метки. А я тем временем оставлю простой знак, который следопыты принца легко обнаружат.

Джеймс кивнул и, поднявшись, начал прикреплять груз веревками.

Треггар подошел к повозке, взял флягу с водой и залил костер. Пламя погасло, зашипев, и в небо взвился белый дымок. Капитан забросал костер песком, погасив угли, и обложил кострище камнями.

Джеймс махнул в сторону коз, сделав вид, что говорит о них, и спросил:

— Это и есть знак?

— Да, — ответил Треггар. — Старинная армейская уловка. Содержание сообщения зависит от того, какая часть круга отсутствует. Если северная — «ждите здесь». Если западная — «двигайтесь быстрее». Восточная означает «возвращайтесь», а южная — «приведите помощь». Когда скроемся из виду, оставим повозку и животных, а сами заберемся на скалу на юго-западе и посмотрим, что там найдется.

— Этого я и боялся, — вздохнул Джеймс. Он взглянул на каменную кладку вокруг кострища и увидел, что отсутствует южная сторона.

— Сквайр, — сказал Треггар, — по всем отзывам вы — отчаянный парень, который не боится рисковать.

— Да, но когда я сам придумываю такие штучки, они кажутся мне менее опасными и глупыми, — хмыкнул Джеймс.

Треггар резко хохотнул и скомандовал:

— В путь!

Вскоре невидимый наблюдатель увидел, как группа бедных кешианских странников продолжила свой путь на запад.

Им потребовался почти весь день, чтобы убедиться, что за ними больше не следят. За полчаса до заката Треггар объявил привал.

— Давайте вернемся на полмили, в долину, и оставим там повозку и животных, — сказал он.

— По крайней мере, мы нашли их убежище, — сообщил вдруг Джеймс.

— С чего вы взяли, сквайр? — вытаращил глаза Треггар.

Джеймс присел и начал чертить пальцем на песке.

— Здесь… — он ткнул пальцем в песок, обозначив точку, — они обнаружили нас за час до того, как мы разбили лагерь. — Он провел линию в несколько дюймов налево и отметил другую точку. — Здесь мы разбили лагерь прошлой ночью. — Он сделал еще одну отметину. — А здесь наш невидимый друг перестал следовать за нами.

— И? — нетерпеливо проговорил капитан.

— Помните карту? — спросил Джеймс.

— Да, — кивнул Треггар.

— В полдень мы шли на север от большого плато, с которого открывается обзор на мили в любом направлении. Этот овраг, в котором вы хотите оставить животных, ведет к холмам на юге. В полумиле от пути, на котором мы находимся, он сворачивает на юго-восток и постепенно поднимается на…

— Плато! — закончил Уильям.

— И к древней крепости! — воскликнул Треггар. — Это же просто находка для вылазок! Только один путь туда и обратно.

— И прекрасное место для укрытия.

— Что будем делать? — спросил Уильям.

— Сквайр, — сказал Треггар, — может, вы сами предложите план? Думаю, из ваших уст он прозвучит убедительнее и покажется не таким опасным.

Джеймс слегка поморщился.

— Мы прошли через овраг. Если принц Арута поедет здесь и увидит знаки нашего присутствия, он может попасть в ловушку. Мы должны сделать так, чтобы этого не произошло.

— Сэр! — вмешался один из солдат.

— Да? — отозвался Треггар.

— Если этот овраг — путь к укрытию, что нам делать с повозкой и животными?

Треггар взглянул на Джеймса.

— Мы не можем оставить их там — их легко обнаружат.

— Тогда останемся мы трое? — спросил Уильям.

Джеймс кивнул.

— Один человек поведет повозку, а сзади мы привяжем верблюда. Другой будет подгонять коз.

Треггар передал этот приказ солдатам.

— Продолжайте двигаться вперед. Остановитесь через час после заката, — закончил он, — и разбейте лагерь. Ждите три дня. Если с вами никто не свяжется, возвращайтесь в Крондор, как сможете. Попытайтесь сначала добраться до форпоста на южном берегу Шэндона или до Края Земли. Сообщите о том, что мы здесь обнаружили. И затем отправляйтесь в Крондор.

Солдаты отдали честь, но мрачные лица свидетельствовали о том, что люди реально оценивают свои шансы.

Сняв тяжелый плащ и оставшись в тунике и кожаной безрукавке, Треггар стал похож на обычного наемника. На боку у него висел меч, но шлема или щита не было.

Джеймс был одет почти так же, однако у него на перевязи была прикреплена шпага. Уильям нес за спиной тяжелый полуторный меч.

Треггар огляделся:

— Лучше держаться южной стороны, ближе к скалам, на тот случай, если мы не одни.

Тени становились длиннее с каждой минутой.

— Если мы не будем поднимать за собой клубы песка, — сказал Джеймс, — нас не заметят. Я пойду вперед.

Треггар не возражал. Джеймс зашагал на восток, а капитан кинул взгляд на исчезавшую из виду повозку с двумя его солдатами.

Уильям не знал этих людей, но догадывался, о чем думает капитан: смогут ли эти ребята вернуться домой? «Сможет ли кто-нибудь из нас вернуться домой…» — промелькнуло вдруг в голове лейтенанта.

Над головами скользили летучие мыши, выискивая насекомых, каким-то образом выживших в этой засушливой земле. Джеймс присел на колени, пытаясь разглядеть в темноте, нет ли поблизости засады или ловушки. Пока все спокойно. Если кто-то и наблюдал за ними, то ничем себя не выдавал. Джеймс поднял руку и повернулся к подошедшим Уильяму и Треггару.

— Мне это не нравится, — прошептал он. — Мы идем прямо к главному входу.

— Что ты предлагаешь? — спросил Треггар.

— Вы когда-нибудь видели укрепление без запасного входа?

— Видел, но не столь масштабное. Чтобы контролировать такую большую территорию, даже в древние времена кешианцам понадобился бы гарнизон из ста, а то и двухсот-трехсот человек. В военное время эта крепость стала бы главной целью для атак. Значит, необходим путь для незаметных перемещений туда и обратно.

— Но где? — раздраженно спросил Джеймс. — С другой стороны крепости?

— Если бы крепость еще стояла, — прошептал Уильям, — то мы, может, и смогли бы найти этот проход, но ведь вся наземная часть разрушена… — Он не договорил.

— Пойдем дальше, и если нам ничего не встретится, предлагаю выйти обратно на дорогу и начать с восточной части плато.

Уильямничего не ответил. Он знал, что тогда им придется взбираться по скале. Пока они шли, он молился про себя, чтобы не пришлось этого делать. Он боялся высоты.

Они медленно двигались в ночной мгле. Вдруг чья-то мысль коснулась сознания Уильяма.

— Подождите, — прошептал он.

— Что случилось? — спросил Треггар.

— Что-то… — Уильям поднял руку и закрыл глаза. Его разум обнаружил мысли грызуна, пробиравшегося сквозь горные породы. «Подожди!» — мягко приказал ему Уильям.

Мысли крысы были достаточно сложны для понимания, но, когда их удалось расшифровать, оказались примитивны — она просто колебалась, раздумывая, не сбежать ли. Три больших существа являлись потенциальной угрозой, а рядом не было ничего интересного.

В детстве Уильям часто разговаривал с грызунами, в основном с белками и крысами. Он знал, что у них ослабленное внимание и ограниченные возможности для контакта, но зато они отлично помнят путь к своим и чужим норам.

Он спросил мысленно, нет ли поблизости норы большого существа. Крыса тут же ответила изображением большого туннеля, которое продержалось достаточно долго для того, чтобы Уильям определил его расположение. Затем крыса сбежала.

— Так что случилось? — повторил Треггар.

— Думаю, я знаю, где находится черный ход.

— Откуда? — спросил капитан.

— Вы мне не поверите, если я расскажу, — ответил Уильям. — Сюда, — он указал на стену, возле которой они присели. — Надо забраться наверх, и мы окажемся в нужном месте.

— Веди нас, — кивнул Треггар.

Уильям осмотрелся.

— Над этой скалистой стеной.

— Следуйте за мной, — посоветовал Джеймс. Его рука скользнула по скале. Найдя за что зацепиться, он подтянулся и нащупал опору для правой ноги. Очень медленно он начал продвигаться вверх.

Уильям повернулся к Треггару.

— Капитан, входит ли лазание по отвесной скале в темноте в категорию очевидно глупых и опасных поступков?

— Почти наверняка, лейтенант, — ответил Треггар.

— Просто хотел уточнить. — И Уильям потянулся вверх, за Джеймсом.

Треггар дождался, пока Уильям начнет карабкаться по стене, и молча последовал за ним.

Пока они забирались наверх, взошла средняя луна. Джеймс обнаружил в скале достаточно большой выступ, чтобы поместились все трое.

— Мы высоко? — спросил Уильям, когда к ним присоединился капитан Треггар.

— Не очень, — ответил Джеймс. — Около сотни футов.

Уильям недоверчиво покачал головой.

— Я думал, гораздо выше. — Он боролся с почти неконтролируемым желанием не сходить с этого выступа. Забраться так высоко ему удалось, только собрав волю в кулак и игнорируя леденящий страх. Борясь с собой, он нащупывал опоры и выступы, проверял их, подтягивался вверх на несколько дюймов и старался не поддаваться панике, когда камень крошился под ногами или ломался в руках.

— У меня такое же ощущение, — сказал капитан.

— Посмотрите сами. — Джеймс указал наверх. Над ними было ночное небо, освещенное луной и звездами. Стало ясно, что вершина утеса, на который они взбирались, находилась не более чем в двадцати футах выше.

Но Уильяму эти двадцать футов показались двумястами. Он взглянул вниз, в темноту, и решил, что не стоит больше этого делать: он не мог понять, как высоко продвинулся, и от этого чувствовал себя только хуже.

— Ждать нам тут нечего, — заметил Джеймс и продолжил восхождение.

— Двигайся помедленнее, — посоветовал Уильяму Треггар.

— Уж поверьте мне, я не тороплюсь, — вздохнул лейтенант и двинулся следом.

Он сосредоточенно поднимался по расселине, упершись ногами в стены. Приблизившись к вершине, Уильям заметил руку Джеймса, которую тот опустил, чтобы помочь, и позволил сквайру втащить себя наверх, затем лег на живот и подал руку Треггару. Когда все трое оказались в безопасности, Джеймс посмотрел направо, а затем налево поверх относительно плоского горного хребта.

— Теперь мы сможем идти, — тихо сказал он.

— Куда? — спросил капитан.

Уильям огляделся. Представление о расположении туннеля, которое он получил от крысы, разительно не соответствовало окружающей обстановке. Даже при свете дня было бы трудно разобраться: крысе этот туннель казался огромной пещерой, а Уильям подозревал, что это будет узкое отверстие, где одновременно поместятся от силы два человека.

— Думаю, сюда. — Лейтенант зашагал вперед. Этой ночью на небе будет две луны, средняя и маленькая, и к тому времени, как средняя достигнет зенита, маленькая догонит ее, и света будет достаточно для того, чтобы их обнаружил любой бдительный страж.

Джеймс смотрел по сторонам, а Треггар периодически оглядывался через плечо. Хребет, по которому они двигались, был холмистым и неровным, с большими каменными наростами, отполированными песком, который столетиями приносил сюда ветер. Временами приходилось осторожно обходить торчащие из утеса каменные шипы.

Примерно через час Уильям сказал:

— Если крыса знала, о чем говорит, то вход где-то под нами.

— Крыса? — удивился Треггар.

— Потом объясню, — пообещал Джеймс. — Сейчас нужно найти путь вниз.

Уильям огляделся и заметил отблеск света.

— Что это?

Джеймс взглянул в том направлении, куда указал его товарищ.

— Лунный свет отражается от чего-то.

— Как далеко, по-твоему?

— Двадцать футов, — ответил Джеймс. Годы беганья по крышам Крондора научили его довольно точно оценивать расстояния.

— И как мы попадем туда? — с сомнением спросил Треггар.

— Повиснем и спрыгнем, — ответил Джеймс.

— Даже если мы повиснем на пальцах, высота останется такой, что мы переломаем себе ноги, — заметил капитан. — Ты не знаешь, что там внизу.

— Подожди минутку, — сказал Джеймс, глядя на восходящую луну.

Когда луна наконец оказалась высоко в небе, тени исчезли.

— Да это же тропа! — воскликнул Треггар.

Под ними, рядом с дорогой, по которой они пришли, между двумя стенами камня, вился узкий проход в древнюю крепость.

— Уильям, — попросил Джеймс, — ляг и помоги мне спуститься. Потом я спрыгну и поймаю вас обоих.

Путники без особых проблем спустились в узкий коридор.

— Надеюсь, нам не придется спешно отступать, — произнес Треггар.

— Отступать? — удивленно переспросил Уильям.

— Здесь нет места для боя, лейтенант, — объяснил старый вояка.

Уильям понял, что капитан прав. Все, что мог сделать человек, даже с кинжалом в руках, в этом узком туннеле — это не подпустить противника к себе. Утесы по обеим сторонам каменной тропы уходили вверх футов на двадцать, оставляя слева и справа лишь несколько дюймов свободного пространства.

— Сюда, — сказал Уильям, оказавшись впереди. Если даже кому-то это не понравилось, для того чтобы поменяться местами, им пришлось бы перелезать друг через друга. Этого никто не предложил.

Когда обе луны оказались прямо над ними, Уильям прошептал:

— Посмотрите на стены!

Джеймс остановился и осмотрел камни.

— Свежая работа. Тут следы долота.

— Подозреваю, что это дело рук наших друзей, — проворчал Треггар.

— Значит, старый вход — это наверняка ловушка, — сделал вывод Джеймс. Он помолчал. — Лошадь не сможет здесь пройти, так что у них есть третий ход или скрытая конюшня с фуражом неподалеку.

— Скорее всего, второе, — кивнул Треггар.

Каменная тропа, по которой они шли, постепенно расширялась и закончилась тупиком. Уильям протянул руку к каменной стене.

— Ничего не трогай! — предостерег его Джеймс.

Лейтенант торопливо отдернул руку.

— Отойдите и дайте мне рассмотреть поближе, — велел сквайр.

Они подчинились. Джеймс некоторое время стоял без движения, внимательно разглядывая каменную поверхность.

— Если бы мы могли рискнуть и зажечь хотя бы небольшой огонек… — прошептал он.

— Но мы не можем, — отозвался Треггар.

— Тихо, — приказал Джеймс.

Он повернулся к правой стене, осторожно протянул к ней руку, едва коснувшись поверхности пальцами, и тут же ее отдернул. Потом повторил те же действия другой рукой, сначала легонько дотронувшись до стены слева, а потом до стены перед собой.

— Это ловушка, — бросил он через плечо.

— Откуда ты знаешь? — удивился Треггар.

— Знаю, — буркнул Джеймс.

— Что за ловушка? — спросил Уильям.

— Держу пари, что довольно неприятная, — ответил Джеймс, вставая на колени. Он осмотрел землю перед стенами и место, где они соединялись.

— Отойдите назад, — снова приказал он. Треггар и Уильям отступили на несколько шагов.

— Вы бы не спрашивали, капитан, откуда я знаю, что здесь ловушка, если бы провели полжизни, обезвреживая их. Вы бы научились их чувствовать. Эта ловушка задумана неплохо, однако у естественного образования из камня не может быть длинных швов по обеим сторонам, сверху донизу, к тому же почти одинаковых размеров. Кто-то вырезал этот камень и поставил его сюда, — Джеймс присел и слегка надавил. Вся стена покачнулась на мгновение и тут же встала на место. Он просунул пальцы под нижний край потаенной двери и поднял ее. Она шла вверх тихо и без усилий, оказалось, что она держалась на двух скрытых стержнях. Оглянувшись через плечо, Джеймс добавил: — Они вырезали эту дверь, чтобы она точно подходила к остальным камням, но полной идентичности достичь не смогли. Так, теперь постарайтесь не касаться ничего, и главное, двери, когда будете проползать под ней, — с этими словами он исчез в темноте под висящей каменной дверью.

Уильям и капитан последовали за ним. В туннеле царила тьма.

— Не двигайтесь! — прошептал Джеймс.

Прошло несколько мучительно долгих мгновений, затем тьму прорезал крошечный язычок огня, зажженного сквайром.

— Как ты это сделал? — удивился Треггар.

— Потом покажу, — усмехнулся Джеймс. Он передал Уильяму маленькую свечку. — Надо двигаться вниз.

Он осторожно привел дверь в исходное положение, развернулся и протянул руку. Уильям вернул ему свечку. Маленький огонек отлично справлялся со своей работой, давая достаточно света, чтобы они могли видеть, куда идти, но в то же время не распространяясь слишком далеко. Они смогут напасть прежде, чем их заметят.

— Теперь, — прошептал Джеймс, — мы должны быть предельно осторожны.

Он двинулся вперед. Туннель постепенно спускался, уводя их глубже под землю.

Они долго шли, не произнося ни слова, и вдруг заметили вдалеке свет. Джеймс погасил свечу и спрятал ее. Но вместо того чтобы направиться к источнику света, он свернул в замеченный им справа туннель и махнул Уильяму и Треггару, чтобы они следовали за ним. Снова оказавшись в темноте, он зажег свечку.

Они двигались по коридору. Этот проход был явно создан руками человека: камни по обеим сторонам тесно прилегали друг к другу, а под ногами было что-то вроде мощенной булыжниками мостовой.

— Думаю, — сказал Уильям, — крыса указывала именно на этот проход.

— Да какая крыса? — Треггар начинал злиться.

— Возможно, неподалеку отсюда кухня или хранилище провизии, — откликнулся Джеймс, проигнорировав вопрос.

Они вдруг услышали шорох в нескольких ярдах впереди: там кто-то двигался. Джеймс снова быстро затушил свечку. Через несколько мгновений они увидели свет, и перед ними по перекрестному туннелю молча прошли два человека. Было трудно сказать, во что они одеты, удалось заметить только, что одежда у них темного цвета.

— Что теперь? — прошептал Уильям.

— Следуем за ними, — решил Джеймс.

— Запоминайте обратную дорогу, — напомнил Треггар. — Один из нас должен добраться до принца и сообщить ему об этом туннеле.

Ни Уильям, ни Джеймс ничего не ответили.

Они осторожно подобрались к перекрестку и повернули налево, следом за мужчинами в темном.

В ста ярдах дальше по коридору слышалось чье-то бормотание. Когда трое разведчиков приблизились, они увидели спины людей, стоявших перед входом в большую, хорошо освещенную галерею.

Джеймс огляделся и указал на арку, за которой виднелись ступени, ведущие наверх. Он быстро зашагал по ним, Уильям и Треггар последовали его примеру.

Судя по всему, они оказались в круглой комнате для прислуги, которая располагалась над тем, что раньше было оружейной. Возле дальней стены валялась старая наковальня.

Стало ясно, что они обнаружили древнюю кешианскую крепость и сейчас находятся в подвалах, расположенных в скале, на которой крепость когда-то возвышалась. Бормотание голосов внизу слилось с шепотом Джеймса:

— Слуги, работавшие в оружейной, наверно спали на этом чердаке.

— Расскажи, что происходит внизу, — тихо попросил Уильям.

Джеймс осторожно заглянул через верхний край и тут же втянул голову обратно. Даже в неярком свете из нижнего зала Уильям и Треггар увидели, что сквайр побледнел.

— Глубоко вздохни, прежде чем смотреть вниз, — прошептал он лейтенанту.

Уильям выглянул и увидел по крайней мере сотню человек, одетых в черные рясы или плащи. Они наблюдали за церемонией, которая происходила прямо напротив того места, где прятались путники. Древняя оружейная превратилась теперь в храм, и коричневые пятна на стенах говорили о том, что в этом храме служат темным силам.

Четверо людей в центре — очевидно, жрецы — проводили обряд жертвоприношения. Сама жертва лежала на большом камне, и четверо людей в черных рясах крепко держали ее за руки и за ноги.

На стене за жрецами красовалась маска высотой со взрослого человека, изображавшая жуткое существо из безумного кошмара. Она напоминала по форме лошадиную голову с вытянутой, подобно лисьей, мордой. Из пасти торчали два длинных клыка. Искривленные рога, похожие на козьи, возвышались за вытянутыми ушами. В отверстиях, где должны были быть глаза, горели два языка пламени.

Главный жрец начал что-то монотонно распевать. Остальные дружно ему вторили.

— Что это за язык? — спросил Треггар.

— Звучит как кешианский, — ответил Уильям, — но с этим диалектом я не знаком.

Внезапно загремел барабан и зазвучал рог. Человек внизу прокричал имя. Джеймс почувствовал, как по спине пробежал холодок.

Пение жрецов становилось все громче. Один из них открыл большую книгу и подошел к жертве. Другой жрец принял от человека, стоявшего рядом, золотую чашу. Он приблизился к голове жертвы и опустился на колени.

Монотонное пение не прекращалось.

Жрецы увеличили темп заклинаний. Все присутствующие продолжали повторять за ними. Голоса становились все громче и сильнее, пение звучало все мощнее.

С торжественным выражением на лице верховный жрец достал черный нож и поднес его к глазам жертвы. Человек на жертвенном камне не мог двигаться, он только в ужасе расширил глаза при виде ножа. Умелым движением жрец перерезал несчастному горло, и из раны фонтаном хлынула кровь. Она текла в подставленную золотую чашу, и, стоило попасть в нее первым каплям, Джеймс почувствовал, как его пронзил обжигающий холод.

Уильям заговорил очень тихо, хотя его голос едва можно было расслышать из-за скандирования, раздававшегося снизу.

— Вы тоже почувствовали холод?

— Я — да, — признался Треггар.

— Магия, — объяснил Уильям. — И очень сильная.

Внезапно в комнате потемнело, хотя факелы в настенных рожках по-прежнему горели. Черное облако сгустилось и обрело форму позади алтаря, на котором билась в конвульсиях жертва.

— Назад! — скомандовал Уильям, когда черное облако стало еще плотнее и голоса жрецов зазвучали в унисон.

— Что это? — спросил Джеймс, отступая к дальней стене.

— Демон, — ответил Уильям. — Я почти уверен. Пригнитесь. Жрецы не заметят нас в тени, а вот демон может.

Присев, они добежали до лестницы и начали спускаться. Из «храма» донеслись крики.

— А это что? — спросил Треггар.

— Кровь нужна была для того, чтобы призвать это существо, — высказал предположение Уильям. — Теперь оно утоляет свой голод: закусывает верующими.

Закаленный в боях капитан изменился в лице.

— И они безропотно идут на смерть? — процедил он, почти не раскрыв рта.

— Фанатики, — сказал Джеймс. — Мы уже видели их раньше, капитан. Помните Мурмандрамаса?

— В самом деле, похоже, — кивнул капитан.

— Мы должны предупредить Аруту, — сказал Уильям. — У него достаточно людей, чтобы справиться с этим сборищем, но не в том случае, если им служит демон. В отряде принца нет ни магов, ни жрецов.

— Арута не первый раз сталкивается с демонами, — вспомнив атаку на принца в аббатстве Сарта, сказал Джеймс.

Крики становились все громче.

— Идем, — сказал Треггар. — Нужно возвращаться. Сейчас они заняты, но сколько это продлится?

Джеймс кивнул и пошел вперед.

Они быстро спустились по ступенькам и снова прошли по коридору, направляясь к секретному входу. На протяжении всего пути их преследовали крики умирающих людей. Несколько раз они думали, что кровавый ритуал прекратился, однако мгновение тишины снова прерывалось криками новых жертв.

Когда они добрались до темных туннелей, Джеймс опять зажег свечку.

— А человек на камне ни разу не вскрикнул, — заметил Уильям.

— Он и не стал бы, — сказал Треггар. — Это был один из наших следопытов.

Джеймс промолчал.

Они подошли к выходу. Джеймс жестом попросил спутников остановиться и передал свечку Уильяму. Затем, после долгого осмотра, приложил руку к потаенной двери и надавил, чтобы открыть ее.

Ничего не произошло.

13 УКРЫТИЕ

Джеймс толкнул дверь еще раз. И снова ничего не произошло.

— Что-то не так? — спросил Треггар.

— Она не открывается, — ответил Джеймс, пробежав пальцами по верху двери, а затем вниз по правой стене.

— Почему? — спросил Уильям.

— Если бы я знал, — процедил сквозь зубы Джеймс, — то смог бы ее открыть.

— Если вы не заметили, сквайр, — сообщил Треггар, — мы в конце длинного коридора, и нам негде спрятаться. Если вы не откроете эту дверь через минуту-другую, нам придется искать другой выход, непонятно только где.

Джеймс был сосредоточен, однако в его движениях чувствовалась торопливость.

— Хм… Не понимаю…

Он быстро перебрался к левой стороне двери и продолжил осмотр.

— Идем, — сказал он через мгновение и повел товарищей обратно по коридору.

Они свернули налево в первый же проход.

— Куда мы идем? — спросил Уильям.

— Не знаю, — ответил Джеймс, — но в такой большой крепости наверняка есть место, где мы сможем укрыться.

— Почему мы идем именно по этому коридору? — поинтересовался Треггар.

— Потому что он ведет в противоположную сторону от того места, где мы были.

Треггара вполне удовлетворил такой ответ.

Они покинули слабо освещенный коридор и вошли в совершенно темный. Джеймс снова зажег свою свечку.

— Ну как ты это делаешь? — не утерпел Уильям.

— Когда найдем укрытие, я тебе покажу, — ответил Джеймс.

Какое-то время они молча шли вперед, пару раз свернув, так как Джеймс хотел убраться от храма как можно дальше. Внезапно он остановился и поднес свечку к полу.

— Пыль. Последние несколько лет здесь почти не ходили, — сквайр выпрямился, и они отправились дальше.

Через некоторое время они добрались до комнаты, служившей когда-то кладовой. Дверной косяк сгнил, петли отвалились, а сама дверь пропала бесследно.

Джеймс вошел и поднял свечку. Мерцающий свет позволил разглядеть комнату около двадцати футов в ширину и десяти в длину. Истинные размеры скрывались под рухнувшими обломками скалы.

— Идите сюда. — Джеймс показал на самый дальний от дверного проема угол. — Маловероятно, что кто-нибудь придет сюда в ближайшее врем, но Рутия, — Джеймс упомянул богиню удачи, — особа непостоянная, и я не хочу, чтобы случайный прохожий заметил свет в заброшенной комнате.

— Она заброшена, потому что здесь небезопасно, — сообщил Треггар, взглянув на обвал из камней. — Вот тут еще какие-то палки.

Джеймс поднес свечку к развалившейся деревянной опоре.

— Сухая, как бумага, — он отбросил в сторону несколько обломков, чтобы сесть на большой камень.

— Я думал, что с возрастом дерево становится крепче, — сказал Уильям.

— Иногда, — кивнул Треггар. — Я видел старые здания, где древесина стала крепкой как сталь. — Он поднял маленький кусочек и раскрошил его между пальцев. — Но иногда она просто стареет.

— Сколько, по-твоему, сейчас времени? — поинтересовался Джеймс.

— Скоро рассвет, — отозвался Треггар.

— Держу пари, что наши друзья из храма днем спят. Все ритуалы проходят у них ночью. Я собираюсь выйти и разведать, что и как. Если мне не удастся найти другой выход, я попытаюсь сладить с той дверью. Мы не можем долго здесь оставаться.

— Попробуй найти немного воды, — сказал Уильям. — Так пить хочется!

Джеймс кивнул. Прошло несколько часов с того времени, как они оставили свои вещи и нашли новый вход в древнюю крепость.

— Постараюсь.

— Пока ты не ушел, расскажи, как ты проделываешь этот фокус со светом? — в очередной раз спросил Уильям.

Джеймс вручил ему горящую свечку.

— Смотри. — Он залез в мешочек, прикрепленный к поясу, и вынул еще одну длинную свечку. Она была похожа на толстую лучину вроде тех, какими поджигают костры и факелы. — В них втерто особое вещество. — Сквайр достал из мешочка пузырек с жидкостью и чуть-чуть капнул на лучину. Сначала ничего не произошло, затем на кончике вспыхнуло пламя. — Не так давно я купил это у уличного мага в Крондоре. Очень удобная вещь. Избавляет от необходимости добывать искру с помощью кремня и железа. Горит даже при сильном ветре.

— А я думал, — улыбнулся Уильям, — что Кулган научил тебя своему фокусу с горящими пальцами.

— Вряд ли получилось бы, — сказал Джеймс. — Хорошо бы оставить вам эти лучины, но мне свет может оказаться нужнее. Так что сидите тихо и ждите.

Джеймс встал, вышел через дверной проем и исчез во тьме.

Уильям держал горящую свечку, оставленную Джеймсом, пока капитан Треггар не сказал:

— Лучше потушите ее, лейтенант.

Уильям подчинился, и комната погрузилась во тьму.

— Если ты не возражаешь, я достану кремень, огниво и трут, просто на всякий случай.

— Не возражаю.

Уильям услышал, как капитан возится в темноте, затем Треггар проговорил:

— Вот немного дерева. Если нужно будет быстро соорудить факел, то это пригодится.

— Спасибо, капитан. Снова воцарилась тишина.

— Этот сквайр — необычный парень, не так ли? — заговорил снова Треггар.

— Да, судя по тому, что я о нем слышал, кивнул в темноте Уильям. — Я проводил с ним не так уж много времени, только когда отец брал меня с собой в Крондор. Вы служите в Крондоре много лет. Я думал, вы знаете его гораздо лучше.

— Да нет. — Треггар помолчал немного. — Он сквайр принца. Некоторые называют его за глаза «ручной сквайр». У него много особых привилегий.

— Насколько я знаю, он их заслужил.

— Похоже на правду, не так ли?

— Капитан… — начал Уильям.

— Что?

— Я лишь хотел сказать, что собираюсь добросовестно выполнять свои обязанности. То, что я отсутствовал на первой неделе, — не моя вина.

— Я так и понял. Снова тишина.

— По правде говоря, я не хотел служить в Крондоре.

— Да ну! Почему же?

— На самом деле я — не родственник принца. Просто лорд Боуррик принял моего отца в свою семью много лет назад.

— Это делает тебя членом королевского дома, парень.

— Мне так и сказали. Но я хочу честно служить, капитан, и добиться всего сам.

— Военная служба — дело непростое, — откликнулся Треггар спустя мгновение. — Множество молодых людей из знатных семей прибывают во дворец, учатся у мастера клинка, получают звания и возвращаются к своим семьям. Они появляются только по торжественным случаям, в сияющих доспехах, верхом на лошади, о которой я не могу и мечтать, и получают… — он не договорил.

— И вы чувствуете, что вас обошли вниманием?

— Можно и так сказать. Я начал как солдат. Меня призвали в начале Войны Врат. Я служил в гарнизоне Дуланика и отправился на фронт в Вабон, когда в город прибыл герцог Гай.

Когда происходили эти события, Уильям был еще ребенком, но он слышал об этом.

— В те дни твой сквайр Джеймс был мелким воришкой, а я — испуганным солдатом, державшим пику и стоявшим рядом с другими испуганными солдатами, наблюдавшими за тем, как цуранийские маньяки атакуют нас без малейшего страха в глазах.

Уильям молчал.

— Это была долгая война, и многие не пережили ее. Ко второй зиме там, в горах, я стал сержантом. А к третьей — лейтенантом, и поскольку я был в гарнизоне принца Крондорского, меня сделали рыцарем-лейтенантом. — Он снова замолчал на мгновение, потом добавил: — Я редко так много о себе рассказываю.

— Приятно слышать звук вашего голоса, капитан. Так темнота меньше угнетает.

— Я — самый старый офицер-холостяк в гарнизоне, Уильям.

Уильям заметил, как назвал его капитан. Впервые Треггар обратился к нему по имени, а не по званию.

— Должно быть, это тяжело, капитан.

— Меня не приглашают на танцы и балы, где можно познакомиться с молодыми девушками. У меня нет родственных связей со знатью. Мой отец был докером.

Внезапно Уильям понял, что капитан боится. Показывая, что под маской грубияна скрывается нечто другое, он борется со своими страхами. Уильям не знал, что ответить.

— Мой отец начинал кухонным мальчиком, — сказал он.

— Но ведь он не остался на кухне, правда? — усмехнулся Треггар.

— Правда, — улыбнулся в ответ Уильям. — Если бы у вас был выбор, что бы вы предпочли?

— Я хотел бы встретить женщину. Не обязательно знатную, просто хорошую, симпатичную. Хотел бы получить такое назначение, чтобы быть главным. Тогда не нужно будет постоянно оглядываться через плечо, чтобы убедиться, что мастер клинка, рыцарь-маршал, герцог или еще кто-нибудь не заметил, как я теряю терпение и даю подзатыльник какому-нибудь кадету. Я просто хочу хорошо делать свою работу. Даже в каком-нибудь местечке, вроде того маленького форпоста рядом с заливом Шэндон. Пятьдесят человек во главе с сержантом, охота за контрабандистами, схватки с бандитами — и домой к ужину.

— Если мы выберемся отсюда, — рассмеялся Уильям, — я с удовольствием отправлюсь с вами, чтобы просто делать свою работу. Но на прошлой неделе я выяснил, что принц ожидает от меня другого.

— Это непросто. Быть членом королевской семьи, я имею в виду.

— Так мне и сказали.

Они снова замолчали.

— Интересно, что сейчас делает Джеймс? — проговорил наконец Уильям.

* * *

Джеймс полз так тихо, как только мог. Он нашел путь, по которому можно было обогнуть скопление убийц, но понимал, что Треггару и Уильяму никогда не удалось бы пройти незамеченными — ему пришлось применить все свои навыки, чтобы его не увидели. Теперь он пытался найти другую дорогу, и ею оказалась старая сломанная канализационная труба, по крайней мере пока она не сузилась.

Сооружение было древним. Кеш забросил крепость много столетий назад, и причины затерялись в глубинах истории. Возможно, восстание на окраине империи или среди одного из народов Кешианской Конфедерации. Или борьба за власть в сердце самой империи.

В слабом свете свечи, которую он зажигал время от времени, Джеймс заметил много интересного, что хотел бы подробнее изучить, если бы позволило время. Он нашел комнату, полную древних костей, причем сваленных в беспорядке и даже не покрытых пылью, как будто их бросили туда совсем недавно. Джеймс решил, что их перенесли сюда нынешние обитатели крепости.

Он обнаружил также камни с поверхности, обработанные ветрами и солнечными лучами. Они были сложены в нескольких больших комнатах — одну он счел офицерской, а три другие — казармами. Джеймс мог предположить только, что убийцы нашли на поверхности остатки древней крепости и разобрали их, чтобы скрыть следы своего логова.

Потом он заметил впереди свет и начал двигаться с еще большей осторожностью. Он по дюйму вымерял свой путь, пока не оказался прямо в луче света. Верхний свод трубы в этом месте был выломан под большой дырой в полу. Джеймс перевернулся и осторожно сел, высунув голову в пролом.

Комната была пуста.

Поднявшись, Джеймс обнаружил, что находится в своего рода сторожевом помещении, три стены которого выходили прямо в камеры, а дверь — в очередной длинный коридор. Сквайр заглянул в ближайшую камеру через маленькое окошко в железной двери. У дальней стены сидел человек. На нем была лишь нательная повязка из белого полотна.

— Эй! — прошептал Джеймс.

Человек поднял голову и заморгал.

— Кто ты? — спросил он на языке Королевства.

— Джеймс, сквайр Крондора.

Человек с трудом поднялся и подошел к окошку. Джеймс смог наконец разглядеть его.

— Я — Эдвин из следопытов.

Джеймс кивнул.

— Я видел, как несколько часов назад они принесли в жертву твоего товарища.

— Бенито, — вздохнул следопыт. — Прошлой ночью они убили Аравана. Я следующий, если только вы не вызволите меня отсюда.

— Потерпи чуть-чуть, — попросил Джеймс. — Если я выпущу тебя сейчас, а они придут проверить, на месте ли ты, они сразу поймут, что в крепости есть кто-то чужой.

— А вас здесь много?

— Трое. Я и двое офицеров. Мы ждем принца.

— Убийцы тоже, — сообщил Эдвин. — Я не знаю, что они планируют, но достаточно хорошо понимаю их речь и разобрал, что они знают: его высочество уже в пути, и они готовят ему встречу.

— Демон, — сказал Джеймс.

— Демон? — прошептал Эдвин. — Я догадывался, что это какая-то черная магия…

— Я вернусь, — пообещал Джеймс. — Если они собираются принести тебя в жертву сегодня вечером, то у меня в запасе почти весь день, чтобы найти выход отсюда.

— Я знаю путь наружу! Меня поймали на восточной границе крепости. Они открыли старые ворота — возможно, теперь это ворота для вылазок. Всадники могут проехать через них в два ряда.

— Мы нашли другой путь — через потайную дверь, вырезанную в скале. Это рядом с древними главными воротами. Беда в том, что я не знаю, как открыть эту дверь изнутри.

— Здесь я не могу помочь вам, сквайр. Что вы собираетесь делать?

— Сначала расскажи мне о входе, который ты нашел.

— Это — подземная конюшня, где они держат своих животных, рядом с оружейной комнатой. Оттуда короткий, но широкий коридор ведет к подъемному мосту через сухой ров. Там, вдоль восточного откоса скалы, расположены хорошо замаскированные обзорные пункты, и любого, кто приблизится этим путем, заметят задолго до того, как он подъедет к воротам.

Джеймс обдумал услышанное. Общее расположение места постепенно становилось более ясным.

— Я вернусь. Когда за тобой придут?

— За час до жертвоприношения. Нас… меня кормят раз в день. Они придут через пару часов.

— Ешь. Тебе понадобятся силы. Мы исчезнем отсюда еще до того, как они поймут, что ты пропал.

— Я буду ждать вас здесь, сквайр, — с горечью пошутил следопыт.

Джеймс вышел в коридор, быстро проскочил вдоль стены до перекрестка и исчез во тьме.

Уильям и Треггар одновременно вытащили кинжалы, услышав какой-то звук. Оба сидели, погруженные в раздумья после долгого разговора, пока приближающийся шум не потревожил их.

— Спокойно, — прозвучал из темноты голос Джеймса. Мгновением позже он зажег одну из своих свечек. — У нас проблема.

— Только одна? — иронично спросил Треггар.

— Зато серьезная. Последнего из наших следопытов принесут в жертву в полночь, если мы до этого его не освободим.

— А мы можем это сделать? — спросил Уильям.

— Да.

— Тогда вызволим его, — сказал Треггар.

— Это не так просто. У нас нет ни еды, ни воды, ни лошадей, а до прибытия Аруты еще по крайней мере два дня, если он, конечно, знает, где нас искать. Я не могу сказать точно, сколько убийц прячется здесь, но думаю, что по меньшей мере три сотни, а то и больше. — Джеймс передал свечу Уильяму. — Держи.

Он начал пальцем рисовать на песке, покрывавшем пол.

— Вот где мы сейчас, — сказал он. — На восток от нас находится центр логова ночных ястребов или кто там они на самом деле. К северу есть несколько заброшенных комнат, преимущественно кладовых. Я поползал по здешней канализации…

— Но от тебя ничем не пахнет, — заметил Треггар.

— Эта часть канализации столетиями не использовалась, — объяснил Джеймс. Он обвел выделенные зоны прямоугольником. — Мы в юго-западной части старого подземелья и видели оружейную, которую они используют как храм. Казармы, похоже, стали общими комнатами, возможно потому, что там находятся подземные кухни. Севернее есть несколько пустых комнат. К востоку — конюшня и ворота для вылазок, которые используются в качестве главного входа.

— Что насчет пути, по которому мы пришли? — спросил Уильям.

— На обратном пути я его снова проверил. Это — очень узкий проход, да к тому же со скрытой ловушкой. Подозреваю, что первоначально этот механизм был установлен для того, чтобы в случае чего не позволить членам гильдии убийц неожиданно исчезнуть. Спусковой механизм спрятан за фальшивым камнем на последнем перекрестке перед дверью. Устройство довольно хитрое: если ты открываешь дверь неправильно, срабатывает ловушка.

— Какого рода? — спросил Треггар.

— Не знаю и не стал проверять, видел только проволоку и винтики, соединенные со стержнями. Они вылетают, если ты неправильно открываешь дверь. Нажмешь внизу — и у тебя проблемы.

— Ты, между прочим, не слишком ловко открывал ее, — заметил Уильям.

— Только с виду. Правильный способ всегда наименее удобный.

— Как ты узнал? — спросил Уильям.

— Старые воры доживают до старости, потому что неглупы! Сообразительные молодые воры внимательно слушают их воспоминания о том, как великолепно они разбирались с ловушками. Я был неглупым молодым вором. И много слушал. — Джеймс усмехнулся. — По обе стороны двери были не петли, а стержни, и это означало, что она открывается не так, как нормальная дверь. И я решил, что если открыть ее способом, который покажется наиболее легким, можно поплатиться жизнью.

— А главный западный вход? — спросил Треггар.

— Я не нашел прямого пути, — признался Джеймс. — Но зато, кажется, нашел путь наверх. — Он указал на щебень, засыпавший западную стену кладовой.

— Это — путь наверх? — удивился Уильям.

— Может быть, — ответил Джеймс. — Я полагаю, что главный вход ведет на плац и во двор замка вокруг цитадели. Так что стена и ворота наверняка прямо над нами. Здесь, вероятно, пролегало несколько коротких путей из оружейной, — он указал на коридор, — во двор над нами.

Треггар поднялся и осмотрел обвал. Большинство камней казались вполне подъемными. Огромные булыжники лежали внизу. Он ухватился за один и попытался его сдвинуть. Через несколько секунд ему это удалось, но лишь слегка. Он прекратил попытки.

— Я думал об этом, — сказал Джеймс. — Деревянные перекрытия очень ветхие. Сдвинешь не тот камень, и потолок упадет на нас. Другой коридор ведет в комнату, где камней еще больше, чем здесь. Это к северу отсюда. Так что, если нет другого пути наверх, то единственным выходом остается путь, которым мы пришли, или восточные ворота.

— Какой лучше?

— Путь, которым мы пришли, — самый легкий, но как только они заметят, что Эдвин-следопыт пропал, они прочешут все окрестные холмы. Если же мы возьмем лошадей из их конюшни, то у нас появится шанс уйти. И если мы доберемся до Аруты раньше, чем они… — он пожал плечами.

— А ты видел их конюшню? — спросил Треггар. — И мы знаем, как открыть ворота? Там есть лебедка и веревки? Опускная решетка? Противовесы? Через ров опускается настоящий мост или просто плоский камень?

— Я понял вас, капитан, — сказал Джеймс.

— Кроме того, — сказал Уильям, — если мы сбежим и сообщим все принцу, то нет никаких гарантий, что они все еще будут здесь, когда прибудет армия. Они же могут рассеяться и собраться где-нибудь в другом месте!

— Возможно. — Джеймс взглянул на Уильяма. — Мне нужно подумать.

Он погасил свечку, и Уильям с Треггаром услышали, как сквайр сел и прислонился спиной к стене. Более часа все трое сидели в тишине.

— У меня есть идея! — послышался наконец в темноте голос Джеймса.

Джеймс лежал без движения в проломленной канализационной трубе и слушал. Убедившись, что в сторожевой никого нет, он забрался в комнату, подошел к камере Эдвина и заглянул внутрь.

— Пора? — Эдвин поднял голову.

— Пора, — ответил Джеймс, изучая замок. Это был простой механизм, очень старый. — Джеймс мог открыть такой даже с завязанными глазами. Он достал из поясного мешочка длинную железную отмычку и сунул ее в скважину. Через мгновение послышался долгожданный щелчок. Замок открылся.

Следопыт поспешил за Джеймсом обратно в канализационную трубу.

— Они начнут поиски, как только обнаружат, что я пропал, — прошептал Эдвин, пока они ползли.

— На это я и рассчитываю, — тихо сказал Джеймс, пробираясь вперед.

Они добрались до конца трубы, и Джеймс, ухватившись за край, выпрыгнул наружу, ловко приземлившись на ноги.

— Я под тобой, — прошептал он. — Повисни на трубе и спрыгивай вниз. Тут всего три фута.

Следопыт неслышно приземлился на камни. Джеймс положил его руку себе на плечо и сказал:

— Теперь тихо, ни слова! Держи руку у меня на плече, мы пойдем в темноте.

Джеймс с облегчением обнаружил, что, несмотря на неудобное положение, Эдвин двигался вперед спокойно и уверенно. Он не мешкал и не торопился, а шел ровной походкой, почти не задерживая сквайра.

Несколько раз Джеймс останавливался и прислушивался, нет ли кого поблизости. Он был рад, что Эдвин ни разу не спросил о причине остановки.

Следопыт заговорил, только когда они добрались до Треггара и Уильяма.

— Спасибо, Джеймс, — произнес он.

Джеймс зажег очередную свечку.

— У меня осталось всего четыре штуки, так что нужно использовать их экономнее.

— Как они поймали тебя? — спросил Треггар.

— Они знают эту землю лучше, чем мы, — пожал плечами Эдвин. — Я был осторожен, но здесь есть такие места, что при желании любое передвижение бросается в глаза, если наблюдаешь. Аравана, Бенито и меня поймали с разницей в один день.

— Я думал, что принц послал на юг четырех следопытов, — сказал Треггар.

— Бруно, — улыбнулся Эдвин. — Он все еще скрывается где-то здесь.

— Можешь найти его? — спросил Джеймс.

— Могу, — кивнул Эдвин.

— Хорошо, — сказал Джеймс. — Кажется, я знаю, как нам выбраться отсюда. Но сначала украду для нас немного еды и воды. Ждите здесь, — не сказав больше ни слова, бывший воришка погасил свечку и исчез.

— Ненавижу, когда он так делает, — пробормотал Уильям.

Треггар лишь тихонько засмеялся.

* * *

Джеймс тихо стоял, прижавшись к стене. За углом была кухня, на полу спал на тюфяке повар. Сквайр и раньше чувствовал голод и жажду, но когда он приблизился к кухне, эти ощущения с новой силой пронзили его. Остальные солдаты гарнизона наверняка спали днем, однако поварская команда поднимется с минуты на минуту, чтобы приготовить завтрак.

Джеймс осторожно заглянул за угол и увидел, что повар перевернулся и захрапел. В нескольких ярдах от него спали двое мальчишек в лохмотьях. Возможно, это были рабы, купленные в Дурбине или похищенные из каравана в пустые. Джеймс заметил большой бурдюк для воды, висевший на колышке на стене возле круглого кирпичного сооружения четырех футов в высоту и такого же размера в диаметре — судя по всему, колодца, который был необходим такому большому гарнизону. Взглянув наверх, сквайр увидел над колодцем отверстие и решил, что это, наверное, старая шахта, ведущая во внутренний двор цитадели.

Джеймс сразу же внес коррективы в свой план. Шахта могла оказаться полезной. Он тихо подошел к колодцу, запрыгнул на край и, упершись рукой в стену, посмотрел вверх. В ста футах над ним виднелся крохотный кружочек света. Колодец выходил наружу, на плато!

Надстройку древнего колодца разрушили вместе с остальной надземной частью крепости, однако засыпать шахту никто не догадался.

Взглянув вниз, Джеймс увидел крюк с веревкой, которая спускалась глубоко в темноту.

Джеймс снял бурдюк, наполненный водой, а на его место повесил пустой — один из тех, что валялись рядом с колодцем. Одному из мальчишек наверняка достанется за то, что он не наполнил бурдюк, но сейчас это вряд ли имело значение.

Через день-два оба мальчика будут либо свободны, либо мертвы.

Джеймс тихо пробрался через кухню, по дороге подбирая хлеб, сыр и сушеные фрукты. Он отошел подальше по туннелю и сложил все на пол. Затем поспешно вернулся на кухню и снова встал на край колодца.

Сквайр осторожно выпрямился, подпрыгнул и, оказавшись в нависавшей сверху шахте, крепко уперся руками в стены. Удержаться было непросто, и ему пришлось приложить немало усилий, чтобы не соскользнуть вниз, в колодец. Он подтянул колени и протолкнул себя в узкий проход. Ободрав колени и локти до крови, он протискивался вверх, а вниз летели комья грязи. Повар должен быть слепым, чтобы не заметить ее вокруг колодца.

Затем Джеймс сполз вниз, насколько это было возможно, и отпустил руки.

Упал он в колодец, но успел зацепиться руками за края. Вышло, по мнению Джеймса, довольно шумно, но повар продолжал храпеть. Рывок был настолько силен, что Джеймсу показалось, будто руки вырвало из плечевых суставов, но он мужественно перенес болевой шок. Он вспомнил, что в последний раз проделывал нечто подобное в ту ночь, когда впервые встретил на крышах Крондора ночного ястреба и спас принца Аруту от арбалета убийцы. Почему-то со временем такие фокусы не стали более привычными.

Джеймс глубоко вздохнул и вылез из колодца. Стараясь не задеть пыль и песок вокруг колодца и не оставить следов, он бесшумно отпрыгнул подальше, обернулся и взглянул на учиненный им беспорядок. Те места, где он упирался руками в кирпичные стены шахты, отчетливо выделялись. Тогда он, изо всех сил дунув, поднял пыль, надеясь на то, что никто не станет пристально вглядываться вверх.

Не тратя больше ни минуты, он покинул кухню, подобрал еду и бурдюк с водой и отправился туда, где его ждали остальные. По пути он помассировал оба плеча и решил, что постарается больше не повторять подобных трюков.

Пока они ели, Джеймс рассказывал: — Случится одно из двух: либо повар заметит беспорядок вокруг колодца, либо стражники придут проверить, на месте ли ты, и забьют тревогу. Надеюсь, что произойдет первое.

— Почему? — спросил Уильям, доедая свою порцию хлеба.

— Если они сперва обнаружат пропажу Эдвина, — ответил за Джеймса Треггар, — то обыщут каждую комнату в крепости и непрекратят поиски, пока не увидят беспорядок на кухне. Если же сначала заметят беспорядок, то начнут поиски, узнают, что пленник исчез, и отправятся наверх, решив, что он скрылся через старую шахту.

— Как же мы выберемся отсюда? — спросил Эдвин.

— Мы не станем выбираться, — усмехнулся Джеймс. — Это сделаешь ты. Арута спешит сюда с отрядом из двухсот солдат. Но здесь его ждут по крайней мере три сотни. Кто-то должен предупредить принца, и у тебя больше шансов добраться до него.

— Как ты планируешь вывести его наружу? — спросил Треггар.

— Через восточные ворота, — ответил Джеймс. Он вытащил черную тунику из узла, который принес вместе с едой. — Надень это, — он достал штаны и черный плащ с капюшоном. — Еще один фанатик-измали, ищущий сбежавшего пленника.

— Что вы собираетесь делать после моего ухода? — поинтересовался Эдвин.

— Кто-то должен остаться здесь и открыть ворота принцу Аруте, — сказал Джеймс. — Нас трое, значит, и шансов, что кто-то выживет и сделает это, в три раза больше.

— Ты разве видел ворота? — усомнился Треггар.

— Через зал, когда прятался в сеновале.

— И как?

— Две большие деревянные двери, обитые железом. Открываются внутрь. Достаточно широкие для того, чтобы выезжать по двое.

— Как мы сможем удержать их открытыми? — встревожился Уильям.

— Никак, — ответил Джеймс. — Они будут закрыты, пока мы не захотим их открыть.

— Я не понимаю, — признался Треггар.

— Сколько человек вы послали бы на поиски следопыта, капитан? — спросил Джеймс.

— Всех, без кого могу обойтись. Им удалось поймать следопытов, потому что те направлялись к этому месту. Но на свободе, за пределами крепости, найти тех, кто пытается скрыться, — это совсем другое.

— Если я смогу сбежать и оторваться от преследователей хотя бы на милю, они уже никогда не найдут меня, — заверил Эдвин.

— И что теперь? — спросил Уильям.

— Ждем, — коротко ответил Джеймс.

Они ждали недолго. Буквально через час послышался шум и стало ясно, что обитатели крепости всполошились.

— Оставайтесь здесь, — бросил Джеймс и отправился на разведку.

Он вернулся через несколько минут и сообщил:

— Там как в пчелином улье. Должно быть, повар проснулся и обнаружил оставленный мною беспорядок, и они решили, что Эдвин вылез наружу. — Он повернулся к Уильяму и Треггару: — Ждите здесь. Если я не вернусь в течение часа, считайте, что я мертв, и действуйте по своему усмотрению. Идем со мной, — обратился он к Эдвину.

— Капитан! — прошептал Уильям, снова оказавшись в темноте.

— Да?

— Вас не раздражает то, что сквайр отдает вам приказы?

— Если бы ты задал такой вопрос неделю назад, — усмехнулся Треггар, — я бы ответил, что это невозможно. Но Джеймс не такой, как другие сквайры, — его голос стал тише. — Кроме того, сам принц наделил его особыми полномочиями, и я никогда об этом не забываю. А тебя раздражает?

— Иногда, — признался Уильям. — Но больше из-за того, что он чертовски самоуверен.

— Что есть, то есть, — тихо рассмеялся Треггар. Он помолчал немного. — Однако самоуверенность или хотя бы видимость ее — не так уж плоха для лидера. Всегда помни об этом. Если ты генерал или герцог и твои люди смотрят на тебя, нужно, чтобы они видели человека, уверенного в своих действиях. Это очень важно.

— Я запомню.

Они замолчали, а по крепости разнесся сигнал тревоги.

Джеймс и Эдвин двигались осторожно. Вдали затих топот бегущих людей. Джеймс исчерпал все неиспользуемые маршруты, и теперь они шли через бывшие кладовые, которыми пользовались убийцы. Между ними и конюшней у восточных ворот оставались две комнаты и проходной зал.

Эдвин сжимал короткий меч, который Джеймс нашел в одной из комнат. Он переоделся в краденый наряд и выглядел как измалийский убийца.

Движение впереди заставило Джеймса остановиться. Ему не пришлось ничего говорить следопыту, который сделал то же самое. «Хоть он и не вор, — подумал Джеймс, — но знает, как передвигаться незаметно».

К ним приближались двое людей. Джеймс подтолкнул Эдвина вперед, а сам прижался поближе к стене так, чтобы убийцы хоть сначала решили, что перед ними их товарищи.

В первую секунду уловка сработала, но когда люди подошли поближе, глаза одного из них расширились. Это послужило Эдвину знаком, и он бросился вперед.

Второй убийца уже доставал меч, когда кинжал Джеймса пронзил его грудь. Эдвин уселся на своего противника и одним движением перерезал ему горло.

— Нужно убрать тела, — сказал следопыт.

— Сюда, в эту комнату, — и Джеймс потащил одного из мертвых убийц за руки. В комнате они обнаружили пустой сундук для оружия и спрятали туда оба тела. Убедившись, что поблизости все спокойно, они поспешили в конюшню.

Когда Джеймс с Эдвином добрались туда, в конюшне еще царила суета, последние отряды всадников отправлялись на поиски. Из сорока стойл было занято около полудюжины. Два больших затона также пустовали.

— На твои поиски отправилась почти сотня всадников, — прошептал Джеймс.

— Хорошо, — также шепотом ответил Эдвин. — Большой переполох нам на руку.

В центре просторной подземной конюшни стояла группа людей, совещавшихся между собой. Все они были одеты в темные балахоны, которые скорее напоминали ритуальные одежды жрецов, чем то, что носили другие убийцы.

Наконец жрецы повернулись и направились к выходу в западной стене конюшни.

С их уходом помещение почти полностью опустело, оставались лишь двое стражников у ворот да пара людей, все еще седлавших коней. Джеймс решил, что это посыльные, которые оповестят всех отправившихся на поиски, если беглеца поймают.

Сквайр махнул в сторону всадников, подготавливавших лошадей, и они с Эдвином стали бесшумно передвигаться от стойла к стойлу, прячась в тени.

Когда они оказались рядом со стойлами, где двое ничего не подозревающих людей готовились отправиться в путь, Джеймс подал Эдвину сигнал. Следопыт сделал несколько шагов вперед, миновав первого всадника, который мельком взглянул на него и не обратил особого внимания, приняв за товарища. Он поднял голову лишь тогда, когда его глаз поймал неожиданное движение, и увидел, что вновь прибывший подошел ко второму всаднику сзади и тот начал сползать на землю.

Он еще не успел ничего понять, а Джеймс уже оказался позади него и вонзил кинжал ему в спину.

Они с Эдвином оседлали лошадей, вывели их из стойла и направились к стражникам у ворот.

Один из стражников взглянул на них и тут же заметил, что на одном из всадников не черные одежды. Он закричал, и его напарник оглянулся. Эдвин выпрыгнул из седла и сбил с ног одного из стражников. Второй выхватил кривой меч. Одновременно Джеймс метнул свой кинжал. Человек нырнул в сторону, и вместо того, чтобы нанести смертельную рану, кинжал отскочил от его плеча.

— Проклятье, — воскликнул Джеймс, соскакивая с седла и доставая меч. — Ненавижу, когда они не стоят на месте.

Эдвин сражался со своим противником и в конце концов одолел его, приставив меч к горлу, а потом резким движением вниз рассек грудную клетку стражника.

Джеймс едва не напоролся на кончик меча, чудом уклонившись от неожиданного выпада.

— Вот теперь я действительно зол! — крикнул он, сильнейшим ударом выбив меч из рук противника в сторону. Он нанес удар сбоку, пытаясь поразить стражника в шею.

Человек отступил, удивленно моргая. Он не ожидал такой стремительности. Меч Джеймса просвистел в миллиметре от его шеи.

Стражник отскочил на два шага назад и присел, держа оружие наготове. Джеймс двинулся вперед, а стоило убийце сделать выпад, он чуть отступил, уклонившись от удара. Когда противник снова отскочил назад, Джеймс начал наступать в том же темпе, что и раньше.

Трижды стражник атаковал, а Джеймс выжидал и затем отвечал. Их схватка начала напоминать странный танец. В четвертый раз, когда убийца начал выпад, сквайр внезапно сделал шаг вперед и проткнул его кончиком своего меча.

— Никогда не следуй ритму слепо, — прокомментировал Джеймс, взглянув на Эдвина. — Это может стоить жизни.

Следопыт кивнул, молча взобрался на ближайшую лошадь и, махнув Джеймсу на прощание, что было сил пришпорил ее, пустив в галоп.

Джеймс поспешно закрыл ворота, прежде чем кто-либо появился. Водружая на место два деревянных засова, он весь вспотел от напряжения. Потом затащил тела стражников в ближайшее стойло и прикрыл их сеном. То же самое проделал он с телами двух первых убийц.

Жертвуя скрытностью ради скорости, сквайр выбежал из конюшни и, миновав две комнаты, оказался в заброшенной части крепости.

Джеймс появился перед Уильямом и Треггаром, сильно запыхавшись. Присев, он зажег последнюю свечку и проговорил, едва переводя дыхание:

— Эдвин на свободе. Если все пройдет удачно, через день Арута узнает, что происходит и где мы находимся.

— Если пройдет удачно… — эхом повторил Треггар.

— Что теперь? — спросил Уильям.

Джеймс наконец отдышался.

— Вы поели? — поинтересовался он.

— Да, — кивнул Треггар. — Мы съели наши порции и оставили немного тебе. Так, на всякий случай.

— Спасибо, я поем потом, если смогу. — Сквайр взглянул на своих товарищей. — С Арутой двести человек. Если он отправится прямо сюда, то по пути может встретить тех, кто ищет Эдвина. Я убил нескольких ночных ястребов. В открытом бою они не отличаются от других людей. Их сила в созданном вокруг них ореоле опасности и неожиданности нападений. Если Арута столкнется с ними снаружи, то легко одолеет их.

— А те, кто остался здесь?

— Если он найдет это место, — сказал Джеймс, — и прибудет к восточным воротам, то увидит перед собой большую каменную стену с двумя деревянными дверьми. В стене, над дверью, есть бойницы, так что при штурме потери неизбежны. После того как ворота падут, принцу придется вести бесконечные комнатные бои.

— И он может потерпеть поражение, — закончил Треггар.

— Так что же нам делать? — снова спросил Уильям.

Треггар и Джеймс вытащили мечи.

— Мы сделаем все, чтобы ни один убийца не покинул крепость до прибытия принца, и одновременно уменьшим их численность.

Уильям взглянул на Джеймса, затем на Треггара и тоже обнажил свой меч.

14 УБИЙСТВА

Джеймс поднял руку. Он показал Треггару и Уильяму, что в следующей комнате их ждут три человека. Треггар присел и, вынув меч, двинулся вперед.

Уильям стоял позади него, держа наготове свой двуручник. Этим огромным, внушающим страх оружием было тяжело пользоваться в тесном помещении, так что они решили: Уильям должен войти в комнату последним, чтобы не мешать товарищам.

Джеймс глубоко вдохнул, вознося про себя молитву любому богу, который мог ее услышать. Выдохнув, он вступил в комнату и метнул кинжал в ближайшего противника. Товарищи умирающего замешкались, и он сделал еще шаг вперед, вынимая меч из ножен.

Треггар обогнал Джеймса и к тому моменту, когда сквайр вытащил меч, уже атаковал противников. Капитан великолепно владел мечом и не гнушался в бою никаких приемов. Использовался любой грязный трюк, который мог вывести неприятеля из строя. Капитан сымитировал высокий замах, и когда убийца поднял меч для того, чтобы отразить удар, Треггар заехал ему между ног.

Джеймс слегка поморщился, когда человек согнулся пополам, но оценил эффективность подобной тактики. Пока убийца приходил в себя, Треггар ударил его по голове рукоятью меча и, когда тот попятился, острием довершил дело.

Джеймс так же быстро разобрался со своим противником. В комнату вошел Уильям.

— Считая четверых, что ты убил в конюшне, уничтожено уже шестнадцать, — подвел итог молодой лейтенант.

— Значит, в живых осталось сто тридцать четыре или около того, — закончил Джеймс, вытаскивая свой кинжал из первой жертвы. — Пока еще все вокруг суетятся, но скоро они обнаружат трупы и начнут искать нас.

— Кто-то идет, — прошептал Треггар.

— Нет времени прятать тела, — сказал Джеймс. — Сюда! — указал он на боковой коридор.

Они пробежали через несколько комнат, явно используемых убийцами, так как на стенах в держателях были укреплены факелы. В третьей комнате они натолкнулись на одинокого человека, который крайне удивился. Однако он умер прежде, чем понял, что это враги. Треггар на ходу пронзил его мечом.

Наконец они достигли перекрестка в виде буквы «Т». Справа виднелись факелы, а слева царила темнота.

— Сюда, — Джеймс указал влево.

Они бросились в темный коридор, сначала бежали, но вскоре из-за тьмы все-таки были вынуждены перейти на шаг. Вдалеке послышались звуки погони.

— Положите руку на левую стену, — сказал Джеймс. — Впереди справа в полу большой провал. Прижмитесь к стене, когда я скажу.

— Как ты его обнаружил? — спросил Уильям.

— Случайно. — Джеймс не стал углубляться в объяснения.

Уильям все равно чуть не потерял равновесие, когда его правая нога через несколько шагов не нашла опоры. Он обрадовался предупреждению, поняв, что провал был довольно глубоким.

Троица достигла анфилады маленьких комнат.

— Я думал, здесь могли быть камеры или кладовые, только все двери куда-то исчезли, — сказал Джеймс.

— Точно, я не вижу ни одной, — удивился Треггар.

— Я тоже, — откликнулся Джеймс, — но в моей предыдущей работе ценилось умение запоминать места, через которые проходишь, даже если вокруг кромешная тьма. Держитесь за стены.

— Куда мы вообще идем? — спросил Уильям.

— Туда, где некоторое время будем в безопасности, я думаю.

— Думаешь? — переспросил Треггар.

— Место, где мы находимся, капитан, — напомнил Джеймс, — трудно назвать идеальным. Крыши нет, а заброшенная часть канализации, где можно спрятаться, слишком мала. Здесь повсюду сплошной камень и кирпич, и к тому же мы в пятидесяти футах под землей. У нас весьма ограниченный выбор мест, где можно укрыться.

Они перешли в другой коридор.

— Подойдите к правой стене и держитесь за нее, — велел Джеймс. — Следуйте за мной.

Уильям и Треггар подчинились и продолжили путь по очередному коридору.

— Однако я все-таки нашел одно местечко, — сказал сквайр.

— Какое? — спросил Уильям. — Снова какой-нибудь провал?

— Нет, — ответил Джеймс. — Мы уже пришли.

— И где мы?

— Когда я последний раз проходил здесь, у меня был факел. Прямо над нами в потолке дыра — видимо, не хватило камней. Кажется, она достаточно большая, чтобы забраться туда и скрыться на время.

— Кажется? — переспросил Уильям.

— У меня не было возможности забраться наверх и посмотреть, — сказал Джеймс. — Подсадите меня.

— В темноте? — изумился Уильям.

— У тебя есть свет? — в тон ему проговорил Джеймс.

— Нет.

— Я так и думал. Теперь подсади меня, пожалуйста.

Уильям убрал меч и нащупал в темноте плечи Джеймса.

— Руки или плечи?

— Опустись на колени, чтобы я смог забраться тебе на плечи, а когда дам команду, поднимайся.

— Как скажешь, — ответил Уильям, присаживаясь.

Джеймс встал на плечи лейтенанта, балансируя подобно акробату.

— Давай, — скомандовал он, и Уильям встал, придерживая сквайра за лодыжки. — Теперь отпускай, — Уильям почувствовал, как тяжесть исчезла с его плеч. — А теперь вытяни вверх руки, и я втащу тебя.

Уильяму пришлось подпрыгнуть три раза, чтобы Джеймс наконец поймал его и втащил наверх. За ним последовал Треггар. Когда все трое уже сидели, согнувшись, в низкой и тесной пещерке под каменным потолком, Уильям спросил:

— Что это за место?

— Не знаю, — ответил Джеймс. — Вода иногда вымывает расщелины в камнях.

— Вода должна откуда-то поступать, а я не заметил, чтобы тут было много воды, — заметил Треггар.

— Может, много лет назад уровень воды в колодце был гораздо выше. Не знаю. Но когда-то в этом потолке образовалась пустота, и вот мы здесь.

— Отсюда до поверхности, наверное, около пятидесяти футов, — предположил Уильям. — Выше тоже могут быть помещения.

— Но ты сказал, что не нашел никаких ступеней, — напомнил Треггар Джеймсу.

— Может быть, ступени скрыты под обвалом в тех двух комнатах, которые мы нашли раньше.

— И что теперь? — спросил Уильям.

— Ждем, — ответил Треггар.

Через несколько мгновений они услышали шаги. В коридоре показался свет. По проходу под ними спешили люди, держа наготове мечи и факелы. Все были одеты в черные доспехи, а последний — в черную рясу жреца.

Они прошли, и трое беглецов услышали, как обыскивают соседние помещения. Они не произнесли ни слова, пока звуки не затихли вдалеке.

— В свете этих факелов я заметил над нами несколько расшатанных камней, — заявил Джеймс.

— Ты смотрел наверх? — удивился Уильям.

— Старые привычки, — усмехнулся Джеймс. — Когда бегаешь ночью по канализации или по крышам и внезапно появляется свет, ты смотришь в сторону, чтобы не быть ослепленным.

Джеймс дотронулся до каменной кладки над ними.

— Сделано руками человека, — заключил он. — Каждый из камней площадью примерно в полтора фута.

— Как будто мы в подполье, под крышкой люка, — задумчиво произнес Треггар.

— Помоги мне толкнуть, — попросил Джеймс, пытаясь надавить на один из камней.

Треггар, присев, подошел к Джеймсу, и они уперлись в камень вместе. Мелкие камушки, песок и пыль посыпались вниз, а камень со скрипом подался вверх. Джеймс просунул руку в отверстие.

— Там явно пустота, — сказал он.

Другие камни прилегали более плотно, и сдвинуть их оказалось сложнее, однако сквайр с капитаном вытолкнули и сдвинули еще два камня, после чего появилось достаточно большое отверстие, чтобы можно было пролезть.

— Идите сюда. Не думаю, что камни прямо над пещеркой выдержат наш вес.

В воздухе пахло плесенью. Вокруг царила кромешная тьма.

— Не двигайтесь, — добавил Джеймс, — пока я не сумею немного осмотреть это место и понять, насколько оно большое.

Уильям и Треггар стояли неподвижно, а Джеймс осторожно двигался во мраке. Несмотря на его легкую поступь, они могли определить в тишине, куда примерно он направляется.

— Я нашел стену, — сказал сквайр через несколько мгновений. По голосу казалось, что он в двадцати футах от своих товарищей. Затем они услышали, как он крадется вдоль стены, вымеряя каждый шаг. — Пол кажется монолитным, за исключением места, сквозь которое мы пробрались, — задумчиво произнес он.

— Сообщи, если обнаружишь свет, — попросил Уильям. — Эта темнота так утомляет!

— Привыкай, — отозвался Джеймс. — О!

— Что? — спросил Треггар.

— Дверь. Деревянная. Закрыта. Через пару секунд сверкнула искра.

— У нас есть свет, — Джеймс поджег старый факел, который вытащил из настенного рожка, и убрал кремень и огниво. — Так, что у нас здесь…

Комната была довольно большой, футов в сорок площадью. Вдоль стен стояли пустые стойки для оружия. В середине комнаты размещались еще две стойки, на которых когда-то покоились длинные боевые копья.

— Если внизу находится оружейная… — начал Джеймс.

— То здесь они держали часть оружия, которое должно быть всегда под рукой, — закончил Треггар.

Джеймс вставил факел обратно в рожок и подошел к двери.

— Она должна вести наружу, на плац. — Он попробовал открыть дверь. Замурована. Джеймс осмотрел ее. — Давайте попробуем сделать что-нибудь с петлями.

Уильям и Треггар достали кинжалы и начали ковырять древние железные петли.

— Если бы у нас было немного масла, — пробурчал Уильям, — может, что-нибудь и получилось бы.

— Я достану его, — пообещал Джеймс.

— Где? — удивился Треггар.

— Там, — махнул рукой Джеймс, спускаясь в щель в полу.

— Ты сумасшедший, — нахмурился Треггар.

— Возможно, — пожал плечами Джеймс и исчез из виду.

Уильям и Треггар переглянулись и, присев, стали ждать.

Время текло медленно. Наконец в темноте послышался голос Джеймса:

— Дайте мне руку.

Уильям поспешно лег на пол и протянул сквайру руку. После пары промахов в темноте Джеймс уцепился за нее и взобрался наверх.

— Вот, — сказал он, передавая баночку Уильяму. — Масло.

— Я даже не догадывался, что ты уже близко, пока ты не заговорил.

— Само собой, — улыбнулся Джеймс. — Парочка надоедливых ребят пытались меня найти, а мне совсем не хотелось, чтобы они услышали, как я забираюсь сюда.

— Как там внизу? — спросил Треггар.

— Они зачищают все по второму разу. Кто-нибудь наверняка дежурит наверху у старого колодца, и так как никто до сих пор не поднялся, они скоро поймут, что мы все еще где-то здесь. Возможно, они считают, что следопыт Эдвин бродит здесь и убивает их людей. Однако рано или поздно кто-то поумнее догадается, что может существовать выход на этот уровень. Вот тогда они начнут осматривать каждый дюйм потолка.

— И в конце концов найдут нас, — сделал вывод Уильям.

— Почти наверняка, — сказал Джеймс. — Но я не очень обеспокоен тем, что нас могут поймать.

— Чем же ты обеспокоен? — спросил Треггар. Джеймс вытащил тяжелый лом, длиной в два фута.

— Масло, — сказал он и кивнул в сторону петель. Уильям капнул немного на верхнюю петлю. Джеймс продолжил: — Тем, чтобы нас не поймали до прихода Аруты. Пока мы шныряем здесь, местные обитатели слишком заняты нашей поимкой, чтобы хорошо подготовиться к прибытию принца. Если все получится, те, кто будет возвращаться с крондорскими солдатами на хвосте, упрутся в запертую дверь, а те, кто внутри, вряд ли смогут быстро ее открыть.

— Это твой план? — догадался Треггар.

— Это старый план, — усмехнулся Джеймс. — Но если эта дверь ведет туда, куда я предполагаю, то у меня есть план еще получше.

Они бесшумно вынули болты из петель. Треггар просунул лом в щель между дверью и косяком и с силой попытался вывернуть дверь. Та с характерным звуком подалась немного вперед и остановилась.

— Что бы ни мешало ей открыться, это — прочная штука, — заметил капитан.

— Можно мне? — попросил Уильям.

Треггар передал лом широкоплечему юноше. Уильям взглянул на дверь, а затем засунул лом в дверную щель немного выше своих плеч. Он с силой вывернул лом назад и вниз, и дверь подалась. Уильям напрягся и снова сделал рывок, а потом вдруг завалился на спину, выпустив рычаг из рук. Дверь выскочила из косяка и грохнулась на пол. Джеймс и Треггар отскочили назад. Облака пыли, похожие на дым, заполнили комнату, и все трое закашлялись.

— Смотрите, — воскликнул Уильям. Комната, в которую они попали, располагалась прямо под плацем старой крепости. За дверным проемом находился скат, который вел на поверхность, и наверху виднелся запертый люк. Засов для люка приводился в движение с помощью двух веревок или цепей. Железные скобы сохранились, но веревки за долгие годы превратились в труху. Джеймс осмотрел крышку люка.

— Умно, — сказал сквайр наконец. — Она закреплена на петлях здесь и там… — он указал на дальний конец, — так, что, открываясь, падает прямо на скат.

— Старый кешианский трюк, — кивнул Треггар. — Я такого никогда не видел, но предыдущий рыцарь-маршал, Дуланик, однажды рассказывал нам о битве здесь в пустыне, где они взяли укрепление. Когда они взобрались на стены, было похоже, что все защитники мертвы. Наши солдаты пробрались внутрь и разбили лагерь, а ночью кешианцы появились как будто из ниоткуда. — Он огляделся. — Дуланик предупреждал, чтобы мы всегда внимательно осматривали такие места, если окажемся в подобной ситуации.

Треггар забрался по скату вслед за Джеймсом и ощупал крышку люка.

— Наверняка поверх этого старого куска дерева положен кусок холста, покрытый грязью. Чтобы найти вход наверху, надо идти, простукивая землю, пока не услышишь отзвук пустоты.

— Добавь к этому огромное количество пыли, — пробормотал Джеймс, пробуя, насколько тяжела крышка. — Она не поддастся, пока мы не привяжем к ней пару веревок.

— Нам понадобятся лошади, чтобы сдвинуть ее с места, — заметил Треггар.

— Может, и так, — сказал Джеймс и снова осмотрел засов. — Если только мы не высвободим эти скобы.

— Я могу попробовать, — сказал Уильям, подняв лом.

Он яростно принялся за дело.

Сухое дерево легко разлеталось в щепки, и вскоре первая из двух скоб с громким хрустом отлетела прочь. Уильям повернулся ко второй скобе и быстро высвободил ее. За ней последовал сам засов, который рухнул на пол и с грохотом покатился вниз по скату. Джеймсу пришлось через него перепрыгнуть. Лейтенант упал на спину, а Треггар отскочил в сторону.

Уильям несколько мгновений лежал неподвижно, ожидая, что крышка свалится на него, однако ничего не произошло. Он откатился в сторону и немного прополз, а затем встал и ступил на поверхность ската.

— Разве эти крышки не падают вниз? — спросил он.

— Вообще-то должны, — пожал плечами Треггар.

Он стал карабкаться обратно по скату, но Джеймс предостерег его:

— Я бы не стал этого делать. Она может обвалиться в любой момент.

Треггар отмахнулся:

— Я так не думаю.

Он подошел к ближайшему углу отверстия, где косяк соприкасался с крышкой, и внимательно осмотрел это место. Затем вытащил кинжал и засунул его между крышкой и косяком, выскребая что-то. Вскоре он повернулся к своим товарищам, демонстрируя нечто коричневое.

— Грязь.

— Грязь? — удивился Уильям. — Здесь?

— В этой местности дожди бывают редко, — сказал Треггар, — но иногда они все-таки случаются. Песок покрывал этот люк много лет, затем прошел дождь, и снова наступила жара.

— Кирпич, — заявил Джеймс, взяв у Треггара комок грязи. — Люк покрыт плитой из кирпича, двух или трех дюймов в толщину.

— Но что удерживает крышку на месте? — спросил Уильям.

— Она прилипла, — объяснил Джеймс. — Присосалась. Мне приходилось много чего вытаскивать из грязи, и могу сказать, что если не справишься с прилипанием — приходится тяжко.

— Получается, мы застряли? — спросил Уильям.

— Не обязательно, — ответил Джеймс, оглядывая комнату. Он подошел к одной из больших стоек. — Помогите мне подтащить это к основанию ската. — Они помогли, и, когда стойка оказалась там, где он хотел, сквайр продолжил: — Теперь передвиньте сюда эту балку.

Вскоре балка упиралась одним концом в нижнюю часть крышки люка, а другим — в большую стойку.

— Это не остановит крышку, но хотя бы замедлит падение, и я успею выскочить.

— Что ты задумал? — спросил Треггар.

— Собираюсь вычистить эту грязь, чтобы люк открылся под тяжестью того, что лежит на нем сверху.

— Ты — сумасшедший, — сообщил сквайру Треггар.

— Ты только сейчас понял? — удивился Джеймс. Он поднялся по скату. — Отойдите. Если крышка сорвется, лучше, чтобы путь был свободен.

Сквайр работал осторожно и старательно, а Уильям следил за отверстием в полу, ожидая, что их обнаружат с минуты на минуту.

— Этого должно хватить, — произнес Джеймс через час.

— Хватить для чего? — удивленно взглянул на него Уильям.

— Для того, чтобы люк быстро открылся, когда я этого захочу, — улыбнулся Джеймс.

— Еще один план? — спросил Треггар.

— Как всегда, — ухмыльнулся Джеймс. — Кто-нибудь из вас представляет, сколько сейчас времени?

— Думаю, полночь или около того, — ответил Треггар.

— Отлично. — Джеймс сел. — Тогда подождем.

— Чего? — спросил Уильям.

— Пока люди, сторожащие колодец, устанут и им захочется спать.

Джеймс прижался к стене между двумя рядами полок, пытаясь слиться с тенью между ними. Возле колодца стоял стражник и с отсутствующим видом срезал с яблока кожуру, время от времени оглядываясь вокруг.

Джеймс обдумал имевшиеся у него варианты. Он мог попробовать метнуть кинжал, однако шансы, что это окажется для стражника смертельным, были невелики. Он мог неожиданно напасть на охранника, но подозревал, что неподалеку могут оказаться другие убийцы, которые сразу прибегут на крик.

Сквайр пробрался в кухню за несколько мгновений до того, как появился стражник, и укрылся в первом попавшемся месте. Теперь он сидел неподвижно, надеясь, что убийца не обратит внимания на форму теней на стене.

Стражник отвернулся, и Джеймс, отбросив прочь размышления, начал действовать. Он миновал один из стеллажей и обошел большую плаху для рубки мяса, стоявшую между полками и колодцем.

Человек оглянулся и увидел Джеймса, небрежно направлявшегося к нему.

— Привет, — улыбнулся Джеймс. Это было единственное слово, которое он знал на кешианском пустынном диалекте.

Человек моргнул.

— Привет… — неуверенно ответил он и задал вопрос на языке, который использовали убийцы.

У Джеймса в рукаве был спрятан кинжал, и когда человек повторил вопрос, сквайр полоснул ему по горлу.

Стражник схватился за шею и с булькающим звуком упал назад, в колодец.

Неподалеку послышались голоса, и Джеймс вскочил на край колодца. Он повторил свой недавний трюк с подпрыгиванием, со всего размаха впечатавшись плечами и коленями в стены старой каменной трубы. С его губ сорвался легкий стон, когда он понял, насколько болели его колени и плечи после того, как он проделал это недавно.

Он с трудом полз вверх, чувствуя каждый дюйм, пока не оказался у края шахты. Небо постепенно светлело. Зная, что не сможет долго оставаться в таком положении, Джеймс решил подняться на поверхность.

Он прислушался, но ничего не услышал. Осторожно выглянув, он увидел шестерых стражников. Четверо из них спали, а остальные двое о чем-то тихо переговаривались, и их внимание было приковано друг к другу, а не к шахте.

По прикидкам Джеймса, они находились примерно в десяти футах или ближе, и если он попытается вылезти, то один из двух убийц наверняка заметит его. Однако он решил рискнуть.

Сквайр повернулся к охранникам спиной и начал медленно переползать через каменный обод. Взгляни оба стражника в его направлении, в предрассветном сумраке они могли и не разобрать неясных очертаний фигуры на краю шахты. Но стоило им приглядеться — и сквайру пришел бы конец. Джеймсу оставалось лишь молить богов о том, чтобы долгие часы безуспешного наблюдения убедили стражников в том, что отсюда никто уже не вылезет.

Джеймс перевалился через край и сполз, укрывшись за кирпичной кладкой. Если судьба к ним благосклонна, то Эдвин уже нашел других следопытов или разведчиков Аруты. В таком случае принц появится здесь в течение дня, максимум через сутки. А если нет, то лучше даже не думать о том, каковы их шансы выбраться живыми.

Упершись руками о землю, он так тихо, как только мог, перевернулся, вытащил меч, глубоко вдохнул и, не обращая внимания на боль в спине и коленях, поднялся на ноги.

Лишь через мгновение двое болтавших стражников заметили его и застыли в замешательстве. Воспользовавшись этим, Джеймс бросился бежать.

Один из стражников крикнул, и остальные начали просыпаться, что-то спрашивая сонными голосами. Джеймс бежал к тому месту, где, по его мнению, находился люк, прислушиваясь к звукам под ногами. Однако крики позади перекрывали любые звуки. Вдруг сквайр почувствовал, как земля легонько подалась вниз. Он остановился, развернулся и отпрыгнул назад на несколько дюймов.

Почва под его ногами как будто прогнулась. Он отбежал еще на несколько футов и присел, как будто ожидая людей, которые гнались за ним. Преследователи начали замедлять темп, и Джеймс встревожился, догадавшись, что они пытаются его окружить.

Он развернулся и опять пустился бежать, как будто внезапно впал в панику. Позади он услышал какие-то приказы.

Внезапно послышался громкий треск. Обернувшись, Джеймс увидел, как шестеро его преследователей провалились в люк. Он как можно быстрее поспешил обратно. Имея преимущество в инициативе, Джеймс и его товарищи вдвое уступали противнику в численности.

Сквайр добежал до люка, прыгнул, развернувшись в полете, и приземлился на верхнем краю ската.

Затвердевшая грязь удержала дверцу в полуоткрытом состоянии, не позволив ей упасть. Люди скатывались вниз, падая друг на друга. Джеймс вгляделся в темноту комнаты. В тусклом свете одинокого факела он видел, что Уильям и Треггар сражаются с двумя стражниками.

Внезапно Джеймс поскользнулся, и земля ушла у него из-под ног. Он рухнул на деревянный скат — падение было весьма болезненным — и скользнул вниз, сбив с ног двоих пытавшихся подняться убийц.

Продолжая скользить вниз, Джеймс заметил, что один из врагов старается влезть на скат. Джеймс попытался ударить его мечом, но промахнулся, и человек сумел вскарабкаться позади него.

Однако Джеймс не мог уделять больше внимания этому беглецу, так как перед ним внезапно возник другой убийца и попытался проткнуть его саблей. У сквайра не было другого выхода, кроме как откинуться на скат, больно ударившись головой. Лезвие сабли рассекло воздух. Джеймс лежа сделал выпад мечом и убил противника, оказавшегося рядом.

Он сел и увидел перед собой спину облаченного в черное человека. Не мешкая ни секунды, Джеймс пронзил жреца мечом. Он чувствовал все усиливающееся головокружение от сотрясения, только что полученного при падении.

Треггар сражался с одним из убийц. У ног его лежало тело второго.

Уильям ударил мечом своего противника, одновременно оттолкнув в сторону другого. Джеймс тут же прыгнул на него и опрокинул на землю, в этот момент Уильям тоже нанес смертельный удар.

— Один убегает! — крикнул Джеймс.

— Я догоню его! — Уильям перепрыгнул через умирающего человека и бросился вверх по скату.

Добравшись до выхода, лейтенант увидел, как впереди, примерно в ста ярдах, убийца наклонился и исчез между камнями.

Уильям помчался вперед.

Джеймс и Треггар убили последнего из стражников и поспешили наверх, но успели лишь заметить, как Уильям исчез в восточном проходе.

— Давай за ним, — велел Джеймс Треггару, — и, если он убьет того человека, возьми его с собой.

— Куда?

— На поиски Аруты, — сказал Джеймс. — Первоначальный план состоял в том, чтобы вернуться в конюшню и удерживать дверь, пока Арута убьет тех, кто остался снаружи. Затем открыть дверь и дать ему прикончить остальных.

— И мы должны были удержать дверь втроем?

— Поэтому я и пытался немного уменьшить их количество, капитан.

— И что теперь?

— Пусть Арута пошлет две дюжины людей через эту комнату, — начал Джеймс. — Они пройдут по коридору и ворвутся в крепость с востока. А принц тем временем использует таран, для того чтобы сломать восточные ворота. Обитатели крепости будут слишком заняты тем, чтобы удержать эти ворота, и не заметят тех, кого вы проведете этим путем.

— А ты что собираешься делать?

— Отвлечь их, — сказал Джеймс. — Если они найдут этот путь на поверхность, мы потеряем преимущество.

Треггар как будто хотел что-то сказать, но промолчал и просто кивнул. Он развернулся и отправился следом за Уильямом.

Джеймс сделал глубокий вдох. Вечернее солнце садилось за восточные пики. Сквайр развернулся и начал спускаться обратно, в древнюю крепость.

Уильям никогда не был самым быстроногим ребенком в Звездной Пристани или кадетом в Крондоре, однако отличался выносливостью. Он знал, что именно выносливость поможет ему догнать убийцу, который был явно быстрее. К тому же убийца сделал ошибку, когда решил бежать по старому высохшему руслу к проходу на западе, по которому Уильям и его товарищи попали в крепость. Выбери он другой путь, он смог бы привлечь внимание своих соратников за восточными воротами и получить подмогу. А так у Уильяма появился шанс.

Он увидел убийцу впереди, когда русло расширилось и стало постепенно заворачивать на север. Он заметил также, что человек бежит медленнее. Вначале то ли волнение, то ли страх заставили его нестись во весь опор, но теперь он перешел на широкий шаг.

Уильям не был уверен, знает ли вообще этот человек о том, что его преследуют. За все время он ни разу не оглянулся. Сердце лейтенанта бешено билось, а глаза жгло. Он часто моргал, чтобы в них не попал пот. Дышал Уильям ровно, но чувствовал неприятную сухость в горле и боль во всем теле. Нехватка сна, воды и еды брали свое.

Выбросив из головы все, кроме мыслей о долге, он ускорил шаг и вскоре снова увидел убийцу. Уильям не имел понятия, где находится и сколько еще осталось до дороги к северу от входа в русло — несколько ярдов или миля.

Дистанция между ними сократилась вдвое. Уильям подобрался к тому, за кем так долго гнался, почти на сто ярдов, когда убийца оглянулся. То ли он почувствовал погоню, то ли просто услышал. Главное, теперь он знал, что его преследуют.

Человек ускорил шаг, и Уильям отогнал от себя мысль об усталости. Каков бы ни был план Джеймса, сквайр точно не хотел, чтобы убийцы знали, как попасть в крепость через плато.

Уильям понесся вперед, не обращая внимания на сердце, готовое выскочить из груди, и на обжигающую боль в ногах. Лейтенант подумал, что убийца тоже наверняка устал. Затем стал размышлять, зачем он все это делает. Принц должен узнать об этом месте, о том, как попасть туда, и о демоне. Уильям думал о своем долге и о тех, кого защищал: о королевской семье, о горожанах, о тех, кто служил во дворце. Еще он подумал о Талии и, вспомнив демона, который принимал участие в кровавом ритуале, поклялся, что лучше умрет, чем увидит девушку в руках подобного чудовища.

Уильям медленно приближался к убийце. Осознание того, что он уже рядом, наполнило лейтенанта энтузиазмом, и усталость ушла. Стало ясно, что убийца выбился из сил и скоро будет вынужден встретиться с преследователем лицом к лицу.

Наконец Уильям увидел дорогу, возле которой они попрощались с двумя солдатами, отправившимися в обратный путь с козами и повозкой.

Убийца замешкался у дороги, решая, куда повернуть, и это решило его судьбу. Ему пришлось принять бой.

Он так и сделал, вытащив скимитар и приготовившись. Человек этот, очевидно, ожидал, что Уильям тоже остановится, чтобы достать собственное оружие, но вместо этого лейтенант на ходу выхватил свой полуторный меч, занес его над головой и, испустив боевой клич, бросился вперед.

Убийца отпрыгнул в сторону, ошеломленный таким стремительным нападением, однако не растерялся и парировал удар Уильяма, который, скользнув по грязи, также остановился и развернулся.

Два человека присели напротив друг друга. Убийца вынул кинжал и взял его в руку так, будто собирался им сражаться, однако Уильям знал, что это оружие бесполезно против его длинного меча. Он понял, что убийца метнет кинжал при первой возможности, и был настороже. Лейтенант не сомневался, что его противник может сражаться обеими руками.

Убийца был ниже его ростом и на полусогнутых коленях, сгруппировавшись, представлял собой весьма трудную для атаки цель. Он ждал следующего шага Уильяма.

Уильям сделал шаг влево, пытаясь найти слабое место в обороне противника. В обычных обстоятельствах Уильям был так же быстр с длинным клинком, как другие с коротким, но сейчас он нуждался в отдыхе. Лейтенант знал: у него есть два-три удара, и потом его жизнь окажется в руках противника.

Уильям прыгнул вперед, на ходу повернув клинок, чтобы нанести удар по правому боку врага. Он надеялся, что заставит убийцу защищаться скимитаром, и молился, чтобы при столкновении с его мечом сабля сломалась.

Почувствовав опасность, убийца, вместо того чтобы отражать удар, отскочил назад, и Уильям, пользуясь моментом, продолжил атаку. Он резким рывком поднял меч, но не опустил его, а задержал в нескольких дюймах от руки с кинжалом.

Убийца метнул кинжал, целясь Уильяму в шею или туда, где она была бы, если бы лейтенант довершил свой удар.

Вместо того чтобы попасть в горло, кинжал отскочил от того места, где плечо переходило в шею, — над кольчугой, которую Уильям носил поверх туники, появился глубокий порез.

— Проклятье! — выругался юноша. Глаза его наполнились слезами от боли.

Но времени сокрушаться, что кинжал не попал на дюйм правее, где наверняка отскочил бы от кольчуги, не было, поскольку убийца тут же бросился в атаку.

Уильяму удалось поднять меч и блокировать удар скимитара. Но убийца толкнул его плечом в грудь, и воздух с громким звуком вышел из легких. Оба упали на землю.

Не обращая внимания на отчаянно болевшее плечо, лейтенант откатился в сторону и попытался встать на ноги. Внезапно убийца ударил его ногой в лицо. Уильям упал назад, в глазах все поплыло, и небо окрасилось в желто-красный цвет.

Изо всех сил пытаясь остаться в сознании, Уильям вдруг понял, что выпустил из рук меч. Он попытался сесть и снова получил жестокий удар по голове. В полубессознательном состоянии он едва почувствовал тяжесть, навалившуюся ему на грудь.

Уильям моргнул, с трудом пытаясь заставить свое тело и органы чувств подчиняться, взглянул наверх и увидел смерть, стоявшую над ним. Убийца уперся ногой ему в грудь и нацелил скимитар, чтобы нанести решающий удар.

За секунду в голове Уильяма пронеслись мысли о том, что нужно что-нибудь сделать — например, схватить убийцу за ногу и сбить его на землю — и что он слишком слаб для этого. Вдруг он увидел, как убийца замер с расширившимися от изумления глазами и через секунду упал.

Теперь над Уильямом стояла фигура в такой же кольчуге, как у него. Лейтенанту понадобилось несколько мгновений, чтобы понять, что это капитан Треггар.

— Ты меня слышишь? — спросил капитан, отложив меч в сторону и опустившись на колени перед лейтенантом.

— Да, — тяжело прохрипел Уильям.

— Стоять можешь?

— Не знаю, — прошептал Уильям. — Помогите мне подняться, и станет ясно.

Треггар подхватил Уильяма под мышки и помог ему встать.

— Дай-ка мне посмотреть, — сказал капитан. — Жить будешь, — произнес он, осмотрев рану молодого офицера.

— Отличная новость, — тихо проговорил Уильям. В ногах чувствовалась слабость, а голова все еще звенела.

Капитан оторвал кусок своей туники и крепко прижал его к ране. Колени Уильяма подогнулись, но Треггар помог ему удержаться на ногах.

— Не время расслабляться, лейтенант.

— Да, сэр, — с трудом ответил Уильям.

— Нам нужно найти принца, и если мне потребуется бросить тебя, то я это сделаю.

— Понимаю, сэр, — кивнул Уильям, пытаясь дышать глубоко. — Я сделаю все, что могу.

— Я знаю, Уилли, — сказал Треггар. — Идем! Будем надеяться, что найдем принца прежде, чем убийцы найдут нас.

— А где Джеймс? — Уильям огляделся.

— Вернулся обратно в крепость. Сказал, что собирается заставить их потратить больше времени на него, чем на нас.

Уильям промолчал, но подумал про себя: а обладает ли он подобной отвагой? Джеймсу очень повезет, если ему удастся выжить до того, как они найдут принца и вернутся с ним в крепость.

Ониотправились на восток, передвигаясь сначала медленно, а затем, когда Уильям стал приходить в себя, ускоряя ход.

Джеймс огляделся. Он потратил несколько минут на то, чтобы передвинуть камни, которые упали, когда они с Уильямом двигали каменную плиту над дырой в потолке. С пылью и песком он не мог ничего сделать, но все равно попытался немного разбросать их ногами.

Сделав все, что было возможно, он отправился по пути, который, по его мнению, вел туда, куда ему надо. При этом Джеймс надеялся избежать встречи со злодеями в черных одеждах, имевшими в своем распоряжении огромное количество оружия.

— Рутия, — тихо произнес он имя богини удачи. — Я знаю, что иногда злоупотреблял твоей благосклонностью, и, кроме того, я давно не посещал твой храм, но если ты еще немного поможешь мне, то клянусь — буду строго исполнять свои обеты.

Джеймс свернул за угол и вошел в большую комнату, слишком поздно поняв, что по обе стороны двери стоят люди. Он развернулся и обнаружил прямо перед лицом два направленных на него меча. В этот же момент в комнату ворвались еще полдюжины убийц.

Оглянувшись, сквайр понял, что сражаться бесполезно, бросил меч на землю и поднял руки.

— Рутия, — прошептал он, — ты могла бы быть и менее решительной в своем отказе!

Один из убийц сделал шаг вперед и ударил Джеймса по лицу. Сквайр рухнул на камни, а человек нанес ему страшный удар по ребрам.

— Эх, Рутия, — прохрипел Джеймс, извергая скудное содержимое своего желудка, — какая же ты стерва!

Человек ударил его по голове, и Джеймс потерял сознание.

15 ОТЧАЯНИЕ

Джеймс медленно приходил в себя. В клетке было темно. Свет факела в коридоре едва пробивался сквозь крохотное окошко. Он понял, что это та же камера, в которой держали Эдвина.

Сквайр лежал на куче несвежей соломы. Воздух казался еще более спертым, чем в прошлый раз, когда он тут был, но потом Джеймс сообразил, что тогда он не заходил в саму клетку.

Он сел. Тело тут же пронзила боль. Голова звенела. Джеймсу показалось, что все тело покрыто синяками.

Он глубоко вздохнул и огляделся. Ни еды, ни питья не наблюдалось, впрочем, Джеймс сомневался, что тюремщики позаботятся о том, чтобы ему было удобно. Он подозревал, что вряд ли задержится здесь достаточно долго для того, чтобы удобство стало актуальной проблемой.

Тот факт, что его оставили в живых, подсказывал ему, что случится одно из двух: либо его допросят с целью выяснить, сколько еще людей знают об этом укрытии и как скоро прибудут войска принца, либо он будет почетным гостем на следующем призывании демона.

Если первое, подумал Джеймс, то он сможет выиграть время, притворяясь, что избиение затмило его сознание и ему надо отдохнуть, пока разум снова не прояснится. Если все пойдет по плану, то ему нужно будет продержаться только до полуночи. Потом прибудет Арута со своей армией и вызволит его. Джеймс слегка тряхнул головой, пытаясь привести мысли в порядок. Он медленно встал и подошел к двери.

Выглянув в крошечное окошко, Джеймс увидел снаружи стражников, поставленных, видимо, на тот случай, если по крепости свободно передвигаются сообщники Джеймса. Поняв, что стражник заметил его пробуждение, Джеймс быстро отступил назад. Если они собираются его допрашивать, то чем дольше они ждут, тем больше шансов, что в крепости наконец-то появится принц.

Сквайр снова сел и попытался расслабиться. Камни не были холодными, но и теплыми здесь, глубоко под землей, их также нельзя было назвать. Солома скорее раздражала, чем создавала удобство, но, несмотря на это, он отключился через несколько минут.

Спустя некоторое время он проснулся от звука открывавшейся двери. Двое стражников вошли в камеру и, не говоря ни слова, взяли Джеймса под руки. Его выволокли наружу и потащили по крепости.

Стражники доставили сквайра в ту часть подземного лабиринта, которую ему не удалось исследовать. Он считал ее покоями главных жрецов — тех, кто призывал демона. Без всякого удовлетворения он отметил, что его предположения подтвердились.

Его бросили на пол к ногам человека в черных одеждах.

— Встань, чтобы я смог разглядеть тебя, — произнес жрец. Его голос был сухим, как шелест старого пергамента.

Джеймс взглянул вверх и увидел, что на него смотрит человек с лицом древнего старца. Медленно, пошатываясь, Джеймс поднялся и выпрямился, взглянув жрецу в глаза. В них была сила — темная и опасная. Лицо выглядело невероятно старым, выцветшая и покрытая пятнами кожа была как будто туго натянута прямо на череп. Остатки волос висели по обеим сторонам головы подобно лохмотьям. Старик в упор смотрел на сквайра, и Джеймс вдруг понял, что создание перед ним не дышит, за исключением тех моментов, когда нужно что-то сказать. Волосы на голове Джеймса зашевелились, когда он понял, что смотрит в глаза мертвеца, каким-то образом оживленного.

— Кто ты? — спросил старик.

Не видя смысла лгать, сквайр ответил:

— Меня зовут Джеймс.

— Ты пришел сюда шпионить в пользу Королевства?

— Более или менее, — сказал Джеймс.

— Ты и те, кто находится здесь с тобой, — они лишь верхушка айсберга, так?

— Да, я думаю, что вскоре сюда прибудут много моих соотечественников.

— Это не имеет значения, — существо улыбнулось, обнажив кривые желтые зубы, и сделало вдох. — Мы служим до смерти и после нее. Мы не боимся солдат вашего Королевства. Мы знаем, что грядет, и, благодаря нашему господину, не боимся этого. Сегодня мы сотворим последнее заклинание, и наш господин пошлет нам демона — вот тогда-то ваше Королевство будет уничтожено!

Он еще мгновение смотрел Джеймсу прямо в глаза, затем приказал стоявшим рядом стражникам:

— Отведите его в зал. Час приближается.

Джеймс не произнес ни слова. Он ожидал дюжину вопросов, возможно даже пыток. Он собирался говорить размытыми фразами, чтобы задержать убийц и выиграть время. Вместо этого его тащили в какой-то зал, чтобы перерезать горло во время демонического жертвоприношения!

Сквайра отвели в комнату рядом с бывшей оружейной и грубо сорвали с него тунику, обувь и штаны, оставив только нижнее белье. Затем двое убийц крепко схватили его под руки так, что он не мог шевельнуться.

Еще один жрец в черной рясе вошел в комнату и начал колдовать. Он принес небольшую чашу, изготовленную из человеческого черепа, вынул из нее кость, покрытую темной, вязкой жидкостью. Колдун помахал костью в воздухе, и спину Джеймса овеяло холодом, а по рукам побежали мурашки. Волосы на затылке встали дыбом. Когда жрец прикоснулся ко лбу Джеймса, его кожу как будто обожгло.

Появился третий человек в одеянии жреца, с чашей, полной вязкой белой жидкости. Он поднес чашу к лицу Джеймса и приказал:

— Пей.

Джеймс изо всех сил сжал челюсти. Он не знал, что именно ему предлагают, но подозревал, что это призвано сделать его более послушным.

Одетый в черное убийца подошел к Джеймсу справа. Он сильными руками схватил сквайра за челюсти, пытаясь разжать их. Джеймс изо всех сил стиснул зубы, надеясь пустить недругу кровь, за что был награжден сокрушительным ударом.

— Прекрасно, — удовлетворенно сказал старый жрец. — Пусть он почувствует каждое мгновение боли, каждое мгновение того, как жизнь покидает его, а душу пожирает наш господин. Только держите его крепко, иначе он может помешать ходу церемонии. Наш господин не потерпит ошибки.

Он развернулся и пошел прочь, за ним последовали остальные жрецы. Двое стражников взяли Джеймса под руки, и еще двое пристроились позади.

Хотя каждая частичка его тела болела, а вероятность того, что он останется в живых, приближалась к нулю, Джеймс внезапно понял, что не чувствует страха. Он никогда не представлял себе собственную кончину. Конечно, он понимал, что когда-нибудь умрет, как и любое живое существо. Однако никогда надолго не задумывался над этим простым фактом. Как сказал однажды его старый друг Амос Траск: «Никто не уходит из жизни живым».

Однако сейчас, несмотря на очевидно скорую смерть, Джеймс не мог смириться с ее реальностью. Какая-то часть его сознания удивлялась этому — он знал, что должен плакать и верещать, как ребенок, умоляя о пощаде.

Внезапно сквайр понял, что где-то в подсознании таилась уверенность: ему еще не время умирать. И вместо паники разум вернулся к попыткам найти выход из сложившейся ситуации.

Его притащили в оружейную. Церемония уже шла полным ходом. Около сотни убийц опустились на колени, когда вошел старый жрец. Все они что-то пели. В атмосфере отчетливо ощущалось присутствие черной магии.

По всей комнате мерцали огоньки факелов. Джеймс использовал всю свою наблюдательность, чтобы подметить детали, которые он пропустил, когда в первый раз увидел жертвоприношение. Древние мехи над наковальней были еще в рабочем состоянии, хотя и не использовались добрую сотню лет; цепи, с помощью которых поднимали и передвигали котлы с жидким металлом для изготовления оружия, заржавели, но выглядели пригодными для использования. Джеймс прикинул в уме расстояние между возвышением, двумя большими каменными столами для ремонта, наковальнями и цепями. Он понимал, что не сможет прорваться сквозь толпу, поэтому в срочном порядке подыскивал другие пути к побегу.

Убийцы стояли лицом к жертвенному алтарю, глядя на маску демона, нарисованную на стене. Двое стражников слева и справа от Джеймса продолжали удерживать его, а те двое, которые шли позади, присоединились к остальным.

Когда сквайра подняли на постамент, где стоял камень для жертвоприношений, он взглянул вниз и увидел странную фигуру, начертанную на полу, — пятиконечную звезду, на острие каждого луча которой ярко горела большая восковая свеча. Он заметил, что жрецы тщательно избегают этих точек и следят за тем, чтобы не наступить на линии пентаграммы. Он покопался в памяти — в знаках на полу было что-то пугающе знакомое.

Когда его подвели к каменному алтарю, Джеймс почувствовал, как участился пульс. Не от страха, а из-за переполнявшего его странного ощущения торопливости. Что бы он ни собирался предпринять, лучше это сделать в ближайшие мгновения, а у Джеймса все еще не было четкого плана.

Внезапно он повис на руках стражников и начал кричать:

— Нет, нет! Что угодно, только не это!

Верховный жрец на секунду обернулся, чтобы посмотреть, что случилось. Однако вид жертвы, умолявшей о пощаде, не был для него чем-то необычным, и он вернулся к своему заклинанию.

Один из жрецов открыл большую книгу и поднес ее верховному жрецу. Старик несколько мгновений молча читал ее, а затем прокричал какие-то слова на резком и незнакомом Джеймсу наречии. В комнате потемнело, как будто что-то поглощало свет факелов. В центре пентаграммы появился расплывчатый силуэт.

Джеймс знал, что, как только прольется кровь, порождение тьмы материализуется и войдет в этот мир. Он почувствовал, как двое убийц волокут его вверх по каменным ступенькам.

Сквайр глубоко вдохнул, понимая, что момент настал. Если его положат на камень и привяжут за руки и за ноги, то он неминуемо погибнет.

Джеймс изобразил конвульсии, с криком и рыданиями опустившись на колени и слегка потянув за собой державших его стражников. Затем, крепко упершись ногами, он резко выпрямился, заставив их потерять равновесие. Не обращая внимания на боль в непослушных суставах, он резко рванул руки вверх, и охранники инстинктивно его отпустили. В мгновение ока он обрел свободу.

Правой рукой Джеймс выхватил кинжал из-за пояса стоявшего справа человека и плечом толкнул его на жертвенный камень. Левой ногой он отбросил назад охранника, стоявшего по другую сторону.

Стражник потянулся к поясу и обнаружил, что ножны пусты.

— Ты не это ищешь? — спросил Джеймс и полоснул его кинжалом по шее, вскрыв артерию; хлынула кровь, заливая камень и пол. — Если вам так нужно это чудовище, так поите его собственной кровью!

— Нет! Еще не время! — закричал верховный жрец.

Как только кровь попала на алтарь, фигура в пентаграмме материализовалась. Она была более ужасной, чем показалось Джеймсу в первый раз. Ростом чудовище было примерно семи футов. Лицо напоминало лисью морду, глаза горели, а на голове возвышались закрученные козьи рога. Теперь была видна и нижняя часть тела — демон стоял на козлиных ногах.

— Нет! — снова заорал жрец.

Создание взглянуло на него. Низким и устрашающим голосом оно спросило о чем-то на том же языке, что использовали убийцы. Жрец, похоже, не знал, что ответить. Вместо этого он поднял с пола древнюю книгу и попытался что-то прочесть.

Джеймс не останавливался. Человек с перерезанным горлом извивался на камне, а второй стражник пытался восстановить равновесие. Сквайр помог ему, схватив за тунику и потянув вперед, — и толкнул ногой в грудь. Не успев прийти в себя, человек отлетел назад и врезался в верховного жреца и в того, кто держал чашу, подготовленную для крови Джеймса.

Старинная книга вылетела из рук верховного жреца, и он инстинктивно потянулся за ней с криком «Нет!».

Те, кто находился рядом с алтарем, начали подниматься на ноги, не понимая, что творится. Люди в задних рядах все еще стояли на коленях.

Пытаясь поймать книгу, верховный жрец нечаянно пересек линии пентаграммы. Демон яростно завопил. Он протянул вперед сильные когтистые лапы и схватил старика. Осознав свою ошибку, жрец в ужасе закричал, а затем, предчувствуя скорую гибель, бессвязно залепетал что-то. Демон раскрыл огромную пасть, обнажив острые зубы длиной с человеческий палец. Из пасти капала едкая, слегка дымившаяся слюна. Внезапно сомкнув челюсти, чудовище содрало кожу с черепа верховного колдуна, обрызгав всех находившихся рядом каплями крови.

Глаза всех присутствовавших в комнате были прикованы к ужасному зрелищу, и Джеймс снова воспользовался моментом. Он схватил второго жреца за плечо и за пояс и толкнул его — хозяева таверн называли этот прием «придать ускорение» — к пентаграмме.

Раненый убийца и жрец с чашей оказались внутри пентаграммы. Жрец уронил одну из свечей, и в зале воцарился хаос.

Чудовище заревело. Оно откусило голову второму жрецу, а затем оторвало руку раненому убийце. Демон отрывал и глотал куски тел, и кровь струилась по его подбородку.

Остальные свечи погасли, и вопли ужаса наполнили зал.

Некоторые члены банды убийц продолжали петь, раскачиваясь назад и вперед, в то время как остальные вскочили на ноги, ища пути к отступлению. Двое вытащили скимитары, чтобы защищаться от демона. Некоторые просто замерли в немом изумлении.

Джеймс решил, что настал отличный момент для того, чтобы скрыться. Он вспрыгнул на жертвенный камень и взглянул на демона. Демон тоже посмотрел на него, и с ужасающей ясностью сквайр понял, что теперь чудовище свободно.

Джеймс ухватился за одну из свисавших с потолка цепей, и в тот момент, когда демон попытался сцапать его, подтянул ноги к животу, а затем резко выкинул вперед, высвобождаясь из черных когтей. Бойня в одно мгновение осталась позади сквайра, и он, отпустив цепь, приземлился на старый рабочий стол рядом с коленопреклоненными убийцами, которые ошарашено глядели на него.

Затем все внимание вернулось к демону, который спустился с возвышения и приступил к своей кровавой трапезе.

Джеймс перепрыгнул на другой стол, оттуда на пол, между двумя убегавшими убийцами. Они не обратили на него внимания, ведь какой бы религиозный пыл они ни ощущали, глядя на очередную жертву, когда речь шла об их собственных жизнях, они были гораздо менее набожны.

Большинство убегавших направлялись к конюшням, но Джеймс не рискнул последовать их примеру. Он нырнул в боковой коридор и понесся обратно к комнате с дырой в потолке — туда, где он обнаружил засаду. Он очень удивился, когда понял, как быстро добрался до нее бегом по сравнению с ходьбой на ощупь в темноте.

Сквайр взглянул наверх и выругался. Было ясно, что сам он не сможет дотянуться до отверстия над головой. Вернувшись в ближайшую комнату, он нашел там сундук с оружием. Опустошив сундук, Джеймс оттащил его туда, куда ему было нужно.

Если до этого момента ему удавалось игнорировать раны, то теперь он чувствовал каждую из них. С его волос и с носа капал пот, и соль обжигала все ссадины. Натруженные и наболевшие мышцы то и дело чуть не сводило судорогой, пока он тащил тяжелый сундук.

Он поставил сундук вертикально. На короткое мгновение все в глазах поплыло, и голова закружилась. Медленно дыша, Джеймс успокоился и залез на сундук, затем схватился за края отверстия и с огромным усилием влез в него, едва не упав. Он удержался только усилием воли, понимая, что второй попытки не будет. Затем он сполз на каменный пол тайной комнаты и увидел через открытый люк ночное небо.

Снизу доносились крики и нечеловеческий рев. Джеймс понял, что оставшихся внизу ждет смерть. А потом демон начнет искать путь наружу. Шатаясь, Джеймс пошел к скату. Сделав три шага, он упал лицом в грязь и потерял сознание.

Джеймс очнулся, когда ему брызнули в лицо водой. Он приоткрыл глаза и увидел Уильяма, который поддерживал его голову, а кто-то еще поднес флягу с водой. Сквайр жадно приник к ней.

Напившись, Джеймс увидел, что вторым человеком был солдат из Крондора. В комнате зазвучало эхо шагов. Джеймс приподнялся и увидел, что люди подходят к отверстию в полу.

— Подождите! — хрипло крикнул он.

— Что такое? — спросил Уильям.

— Демон. Он там внизу, на свободе.

Уильям схватил за тунику ближайшего солдата и приказал:

— Срочное сообщение его высочеству. Сквайр Джеймс говорит, что в крепости находится демон. — Лейтенант повернулся к остальным солдатам: — Оставайтесь здесь, но не спускайтесь вниз, пока не получите приказа. Ты пойдешь со мной, — обратился он к Джеймсу. — Принц хочет услышать это от тебя лично.

Он обхватил Джеймса за талию и помог ему подняться, а затем взобраться по скату. Когда они оказались наверху, Уильям спросил:

— У тебя есть подходящее объяснение, почему тебя нашли лицом вниз в грязи, в одном нижнем белье?

— Вообще-то нет, — ответил Джеймс, вздрагивая при каждом движении.

— Сможешь ехать верхом?

— А у меня есть выбор?

— Поедешь на одной лошади со мной, — решил Уильям. Он жестом приказал подвести коня. Один из солдат выполнил приказ и придержал лошадь, пока Уильям усаживал Джеймса в седло. Затем он запрыгнул сам, позади сквайра, и взял поводья. — Держись! — крикнул он, трогаясь с места.

Джеймс застонал, но удержался в седле. Легким галопом они скакали по пересохшему руслу. На востоке уже вставало солнце.

— Где Арута? — спросил Джеймс, прислонившись к Уильяму.

— У восточных ворот! — ответил лейтенант. — Эдвин добрался до принца, и тот приказал двигаться быстрее. Мы с Треггаром нашли их, когда они сражались с бандой, и привели всех сюда.

— Надеюсь, он не ворвался в ту конюшню, — вздохнул Джеймс.

Они добрались до начала русла и повернули на восток. После весьма болезненной для Джеймса поездки они наконец оказались в лагере принца.

Впрочем, лагеря как такового не было. Принц со своими офицерами расположились на ближайшей каменной площадке, наблюдая за солдатами, рассредоточившимися перед открытыми воротами. Арута заметил Уильяма с Джеймсом, когда лейтенант подъехал и натянул поводья. Капитан Треггар сидел рядом с принцем и двумя другими офицерами за походным столом, на котором лежала карта.

— Жить будешь? — поинтересовался принц у сквайра.

Джеймс наполовину сполз, наполовину упал с лошади и мог стоять прямо, только держась за стремя.

— Не хочу, но, видимо, придется, — ответил он.

Арута жестом велел, чтобы на полуголого сквайра надели плащ. Один из солдат быстро выполнил приказ.

— Что там происходит? — обратился Арута к Джеймсу. — Мы загнали банду убийц внутрь после того, как разбили их в пяти милях отсюда. Но многие из них выскочили обратно и снова ринулись в бой. Нас даже отбросили немного назад.

— Демон, — ответил Джеймс. — Этим идиотам удалось призвать демона.

Арута кивнул и повернулся к стоявшему рядом гонцу.

— Передай лейтенанту Гордону, чтобы удерживал свою позицию. — Он снова взглянул на Джеймса. — Ну, сквайр, что ты мне расскажешь?

Джеймс вздрогнул и махнул Уильяму, чтобы тот принес ему мех с водой.

— Не так уж и много, ваше высочество. Я не эксперт в подобных вопросах, но подозреваю, что это существо не появится на поверхности до глубокой ночи. Но когда это случится, я не знаю, как вы его удержите.

Арута взглянул на распахнутые ворота конюшни.

— Мы должны войти внутрь и прикончить его там.

— Минуту… — вмешался Джеймс.

— Да, сквайр, — повернулся к нему принц.

— Простите меня, ваше высочество, но я видел эту тварь. Нам нужен тщательный план действий.

Арута позволил себе одну из нечастых улыбок.

— План? Странно слышать это от тебя, сквайр.

— Дело в том, что я видел это чудовище вблизи, ваше высочество, и вот что я скажу: оно может одним рывком оторвать человеку руку. Нам нужен либо жрец, чтобы прогнать демона обратно в его мир, либо маг, чтобы уничтожить его.

— Но у нас нет ни того, ни другого, — сказал Арута. — Однако, насколько я знаю, если только это не какая-то высшая сила, то его можно убить. Если он не боится солнечного света или холодной стали, мы найдем другие средства.

Принц повернулся к Уильяму:

— Лейтенант, вы с капитаном отправляетесь к другому входу. Возьмите с собой отряд лучников. Пригоните эту тварь к воротам до того, как сядет солнце.

Треггар и Уильям отдали честь и уехали, оставив Джеймса держащимся за стремя Аруты.

— А что, если демон не захочет прийти сюда, ваше высочество?

— Тогда мы отправимся за ним сами, — ответил принц и внимательно посмотрел на Джеймса. — Но когда я говорю «мы», это не относится к тебе, сквайр. Ты плохо выглядишь. — Он махнул одному из своих помощников. — Отведите сквайра куда-нибудь в спокойное место и проследите, чтобы он поел и выпил воды. Не думаю, что придется долго убеждать его отдохнуть.

Джеймс позволил солдату отвести себя на каменистый холм, где и устроился в тени, поедая сухой паек и запивая его чуть тепловатой водой. Столь скудный рацион означал, что повозки с провиантом остались в нескольких милях позади колонны, и это лучшая пища, которую все в отряде, включая принца, ели последнее время.

Джеймс изо всех сил боролся со сном, понимая, что должен прежде подкрепиться. Он смутно отметил, что кто-то принес ему чистую тунику и штаны. Он вспомнил, что его сапоги остались в комнате за оружейной — там, где его раздели перед жертвоприношением. Сквайр мысленно поклялся, что, когда это все кончится, заберет их оттуда.

Это была его последняя мысль перед тем, как он все-таки погрузился в сон.

Уильям и Треггар собрали своих людей.

— Лейтенант, — обратился к младшему товарищу капитан.

— Да, сэр!

— Я и еще шесть солдат отправимся вниз. Подождите немного, затем отправьте сержанта со следующей шестеркой. Через некоторое время сами ведите туда последнюю шестерку. Лучники останутся здесь.

— Есть, сэр.

— Первый отряд, — продолжал Треггар, — направится точно на восток. Я хочу, чтобы второй отряд взял курс на юг. Это простой путь, который в конце концов тоже ведет на восток. — Он повернулся к Уильяму: — Тебе досталось самое сложное, Уилли. Двигайся на север, к кузне.

— Да, сэр, — ответил Уильям.

— Те, кто встретятся с демоном, должны затаиться и ждать подхода двух оставшихся отрядов. Если необходимо, защищайтесь, но только не атакуйте, пока мы не сгруппируемся. Я хочу использовать лучников, чтобы подогнать эту тварь к отряду принца.

К основаниям двух тяжелых стоек привязали веревки и опустили их так, чтобы соскользнуть вниз или подняться обратно могли сразу два человека. Когда все было готово, Треггар вместе с первым отрядом исчез в темноте.

Уильям проводил взглядом капитана с его шестеркой, затем сержанта с другими шестью солдатами, после чего повел вниз свою группу. «Двадцать один солдат, — подсчитал Уильям, — для того, чтобы выгнать демона на солнечный свет». Он надеялся, что этого будет достаточно. Не будучи магом, он жил среди них всю жизнь и никогда не слышал о том, что с демонами можно легко справиться.

Отбросив в сторону предчувствия, лейтенант махнул последней группе солдат, чтобы они следовали за ним.

Уильям занял место во главе отряда, не позволяя никому из солдат идти первым. Он начал объяснять свое распоряжение тем, что уже бывал здесь раньше, но тут же понял, что не должен ничего объяснять — нужно просто отдавать приказы.

Они медленно продвигались сквозь анфиладу комнат, с каждым шагом все больше напоминающих скотобойню. Кровь покрывала стены, и повсюду валялись куски человеческих тел.

Уильям отметил, что черепа у оторванных голов были вскрыты и мозги съедены. Он взглянул на лица своих людей и увидел, как побледнели закаленные в боях солдаты. Уильям сглотнул, чтобы предотвратить позывы к рвоте, и едва не потерял сознание.

Шум вдалеке подсказал ему, что они приближаются к тому месту, где находится демон. Лейтенант махнул остальным, чтобы они остановились и ждали, пока он отправится на разведку. Присев, Уильям начал двигаться по коридору. Впереди, если память ему не изменяла, находилась большая казарменная комната.

Он издалека посмотрел на дверь, но не смог ничего разглядеть, поэтому очень медленно пошел вперед, останавливаясь через каждые несколько футов, чтобы оглядеться. Когда лейтенант приблизился к двери, у него появилось отвратительное чувство, что демон сидит в одном из углов, и это означало, что ему придется заглянуть в комнату, чтобы увидеть чудовище.

«Слева или справа?» — спросил он себя.

Демон избавил Уильяма от нелегкого выбора, начав перемещаться. Звук пришел с левой стороны.

Уильям изо всех сил прижался к правой стене, присев и передвигаясь так медленно, как только мог. Наконец он увидел ноги существа и догадался, что оно сидит на полу, как будто ожидая чего-то.

Но чего?

Затем он понял: чудовище ждало заката солнца. Уильям задумался, что ему делать: сразу вернуться за лучниками или заглянуть за угол, чтобы разглядеть тварь получше. Он решил, что риск оправдан.

Уильям двигался медленно, опасаясь, что глаз демона уловит его движение. Он увидел, что создание смотрит в противоположную от двери сторону, а на его теле виднеются несколько ран.

Лейтенант отступил назад. Очень медленно, контролируя каждый шаг, он отошел от комнаты. Вернувшись к своим людям, он поднес палец к губам и махнул, приказывая возвращаться назад.

Наконец они добрались до последнего перекрестка, который недавно миновали. Убедившись, что его не услышат, Уильям прошептал:

— Демон в той комнате впереди. Похоже, он все-таки ранен — видна кровь.

— Хорошо, — прошептал один из солдат.

— Отправляйся на юг, — приказал ему Уильям, — найди капитана Треггара и остальных.

Солдат убежал.

— Приведи сюда лучников, — велел Уильям другому солдату.

Тот поспешил выполнять приказ. Уильям повернулся к остальным:

— Будьте в боевой готовности, но не двигайтесь и не произносите ни слова, пока не услышите мой приказ.

Солдаты кивнули и стали молча ждать.

16 ОТКРЫТИЕ

Лучники прибыли. Шестеро стрелков выстроились за Уильямом. Через некоторое время к ним присоединился капитан Треггар со своей группой.

— Как дела, Уилли? — спросил Треггар.

Уильям обрисовал ситуацию и начертил на песке план, показав, где ждет демон. Треггар выругался.

— Потребуется немало усилий, чтобы выкурить его оттуда. Те, кто войдет в эту дверь первыми, наверняка погибнут.

— Нет, если не будут останавливаться, — возразил Уильям.

— Что ты имеешь в виду? — спросил Треггар.

— Ну, это как в игре «Заяц и собаки».

— Верно, — улыбнулся Треггар, — если демон погонится за ними, то, пожалуй, «заяц» сможет привести его к конюшне. А оттуда мы пригоним его к принцу.

— Не за ними, — заявил Уильям, начиная снимать доспехи. — За мной.

— За тобой?

— Я знаю дорогу. Только мы с вами знаем ее, капитан, и, не в обиду вам будет сказано, я бегаю немного быстрее.

— Однако вчера я тебя догнал, — заметил Треггар.

— За что я вам буду вечно благодарен, — улыбнулся Уильям, — если проживу вечность, конечно. — Лейтенант вытащил меч и передал ножны одному из солдат. Теперь на нем остались лишь туника, штаны и сапоги. Он махнул, чтобы ему подали факел. — Другого такого момента может и не быть!

Уильям припустил по коридору и, не останавливаясь, свернул в комнату, в которой находился демон. Добежав до середины комнаты, Уильям оглянулся и с ужасом обнаружил, что демон уже гонится за ним, ревя от злости.

Молодой человек еще не оправился от сражения, произошедшего накануне, и тяжелой поездки с Арутой, но сейчас его тело прислушивалось к одному инстинкту — инстинкту самосохранения.

Он бежал, не останавливаясь ни на секунду, надеясь, что интуиция не подведет и он не заблудится. По длинному каменному коридору, через пустую комнату, в другой туннель… Демон не отставал.

Лейтенант чудом избежал гибели, когда ворвался в конюшню и едва не столкнулся с наковальней. Он оттолкнулся от каменной кладки и пригнулся, проскользнув под металлической трубой. Если бы он ударился и упал, демон точно схватил бы его.

Уильям с удовлетворением отметил про себя, что чудовище не отличается ловкостью: через секунду раздался звук удара тяжелого тела о наковальню, затем последовал обиженный рев.

Лейтенант заметил солнечный свет в дальнем конце конюшни и сделал последний рывок. Расстояние было небольшим — чуть более ста футов, — но Уильяму показалось, что он преодолевал его целую вечность.

Наконец он подбежал к выходу, полуослепленный солнечным светом. На мгновение заслонив глаза, он увидел перед собой принца и группу всадников. Чудовище остановилось позади, заметив солнечные блики.

«Может, это и не особенно умная тварь, — подумал Уильям, — но и тупой ее не назовешь». Демон понял, что впереди засада, и не желал заглатывать наживку.

Уильям развернулся, направив на чудовище свой меч. Он сделал глубокий вдох и выкрикнул что-то оскорбительное в адрес монстра.

Демон яростно заревел. Однако это не было связано с тем, что он услышал от Уильяма. Шесть лучников атаковали его сзади, выпуская стрелы одну за другой. Существо развернулось, и Уильям увидел три стрелы у него в спине и одну в боку. Он заметил также множество ранок от выпавших стрел.

Демон ринулся обратно в конюшню, Уильям последовал за ним. Чудовище стояло в центральном проходе конюшни, и лучники продолжали обстреливать его. Уильям видел, что лишь несколько выстрелов попали в цель. Остальные стрелы отскочили, а некоторые даже сломались при столкновении с заколдованной шкурой.

Вдруг одна из стрел чуть не угодила в Уильяма.

— Прекратите стрелять! — закричал он. — Вы убьете кого-нибудь из своих!

Поток стрел прекратился. Уильям вытащил меч и бросился в атаку.

Он нанес сильнейший удар по спине демона, однако, когда клинок соприкоснулся с монстром, по рукам Уильяма пробежала дрожь, как будто он ударил по стволу прочнейшего древнего дуба. Демон завопил от ярости и боли и, развернувшись, попытался схватить Уильяма. Тот упал назад и едва избежал захвата.

Лейтенант перекувырнулся, поднялся на ноги и бросился бежать, не зная, преследует ли его демон или уже переключился на других солдат, находившихся в конюшне, но как только он достиг ворот, сокрушительный удар по спине сообщил ему о местонахождении противника.

Уильям упал на живот, расцарапав руки и предплечья, и тут же начал подниматься. Вопль позади него свидетельствовал, что кто-то пытается отвлечь демона, прикрывая лейтенанта. Уильям выпрямился с большим трудом и тут же увидел всадников, которые неслись на него.

Земля под ногами вибрировала, а звук копыт, который становился громче с каждой секундой, заставил Уильяма судорожно завертеть головой в поисках укрытия.

Но в сложившейся ситуации он мог сделать только одно — стоять неподвижно в надежде, что лошади его объедут.

Всадники почти одновременно остановились и соскочили с седел. Один приземлился в ярде от Уильяма. Все действовали слаженно, разделившись на пятерки, — сказывались годы службы и тренировок. Один солдат из каждой пятерки отвел лошадей, а остальные вытащили мечи и выстроились в шеренги по четыре. Они дождались, пока к ним присоединится Арута, и по его сигналу бросились в атаку.

Подняв меч, Уильям побежал вместе со всеми.

К этому моменту демон оттеснил лучников обратно в конюшню. Он обернулся, услышав позади топот множества ног. Крондорские солдаты рассредоточились и быстро сформировали кольцо вокруг чудовища, используя для обороны свои щиты.

— Атакуйте, когда он повернется к вам спиной! — крикнул Арута.

Услышав голос принца, демон развернулся к нему. Двое солдат тут же полоснули мечами ему по спине так сильно, как только могли. Монстр отмахнулся лапой, разворачиваясь, и двое других солдат нанесли еще один удар сзади.

В течение нескольких мгновений демон вращался на одном месте. Его спина была испещрена кровоточащими порезами.

И все же такая тактика не была безупречной. По крайней мере трое человек получили смертельные удары и лежали теперь в разных частях комнаты; еще двое были тяжело ранены. Демон бросался то влево, то вправо, без видимой системы, попадая по щитам и, что гораздо хуже, по доспехам или по незащищенным частям тела.

Люди выкрикивали проклятья и истекали кровью. Погибли еще несколько солдат, однако остальные продолжали сражаться.

Уильям сосредоточился и нанес демону сокрушительный удар своим двуручным мечом. Из огромной раны брызнула фонтаном черная, дымящаяся кровь. Чудовище резко развернулось, пытаясь ударить юношу. Он отразил выпад мечом. Черные когти высекли искру из клинка, тварь занесла другую лапу для удара, но вдруг завопила и опять развернулась, отвлеченная ударом с другой стороны.

Уильям отступил на шаг назад, готовясь к очередному выпаду, когда позади раздался голос:

— Как идут дела лейтенант?

Узнав принца, Уильям ответил:

— Тяжелая работа, ваше высочество. Демон истекает кровью, но умирать не спешит.

Арута подошел и встал рядом с Уильямом, держа меч наготове.

Уильям вдруг подумал, что его кузен — не просто правитель, надевающий доспехи только по торжественным случаям, но опытный и закаленный воин, который повидал больше войн, чем многие люди раза в два его старше.

Не говоря ни слова, Арута сделал шаг вперед и направил меч на демона. Под левой лапой монстра был незащищенный участок тела, и Арута нанес туда удар с такой быстротой, какую Уильям даже не мог себе представить.

Демон, казалось, застыл на мгновение, а затем затрясся и заревел еще громче. Но теперь в реве вместо ярости слышался ужас. Демон повернулся к Аруте и впился взглядом в принца, как будто тот был единственным его врагом в комнате.

В ту же минуту солдаты, которые находились позади чудовища, стали подходить ближе, нанося удары по окровавленной, разодранной в клочья спине. Однако огненные глаза демона были сосредоточены только на принце. Внезапно он нанес резкий удар лапой сверху вниз.

Арута ловко отступил назад, выбросил вперед свою шпагу, и на обратной стороне когтистой лапы демона появилась новая, сочащаяся черной кровью рана. Демон снова махнул лапой, уже назад, заставив Уильяма отскочить. Арута сделал шаг в сторону, а затем вперед, нанеся чудовищу удар по груди.

— Ваш клинок! — воскликнул Уильям. — Почему-то он причиняет демону больше вреда!

— Спроси об этом своего отца, когда будет время, — сказал Арута. — Сейчас я занят.

Принц Крондора был самым искусным фехтовальщиком из всех, что Уильям когда-либо видел. Демон не мог даже приблизиться к нему.

Уильям присоединился к остальным, нападавшим на демона с боков, пока тот пытался приблизиться к ловкому принцу.

Кровавый танец на полу конюшни продолжался, пока демон не оказался почти на солнечном свету. Он замешкался, рыча на тех, кто был справа, и Уильям отступил на шаг назад. Однако существо, слабевшее с каждой минутой, сделало еще один шаг к свету, пытаясь оказаться ближе к Аруте.

Руки и плечи Уильяма устали, но он продолжал рубить правый бок демона, который и так представлял собой сплошную рану. Мех на козлиных ногах спутался и пропитался кровью, а сами ноги чудовища тряслись все сильнее.

Казалось, что чем медлительнее становится демон, тем быстрее двигается Арута. Его клинок наносил дьявольскому порождению раны, с каждым разом приближая тварь к гибели.

Наконец демон сделал последний неуверенный шаг и упал.

Не мешкая ни секунды, Арута шагнул вперед и вонзил клинок глубоко в то место, где шея демона соединялась с плечом. Он с силой нажал на меч, погружая его почти до рукоятки, а затем резко выдернул.

Поверженное чудовище испустило последний вопль и затихло. С клинка Аруты капала дымящаяся кровь, а из раны на шее демона вырвался язычок пламени. Солдаты отступили в сторону, чтобы зеленое пламя, распространившееся во все стороны, не задело их. Воздух наполнился запахом серы и разлагающейся плоти.

Многие закашлялись, а некоторых даже вырвало. Через несколько мгновений демон исчез, оставив лишь темный контур на земле и смрад в воздухе.

Появился паж, сопровождавший принца. Арута открыл сумку, висевшую у пажа на боку, и достал из нее бинты. Он вытер свой клинок, и в том месте, где ткань коснулась крови демона, она потемнела и задымилась.

— Скажи люди, чтобы были осторожны, когда будут отчищать кровь демона, лейтенант, — будничным тоном произнес Арута.

— Да, сир! — ответил Уильям.

— Что ж, бывал я и в худших переделках, — заключил Арута и оглядел группу солдат, стоявших наготове. — Капитан Треггар, — сказал он.

— Сир! — Треггар сделал шаг вперед.

— Отличная работа, капитан. Теперь слушайте меня. У нас еще много дел. Отправьте отряд прочесать холмы и найти убийц, которым удалось скрыться в этой суматохе.

— Да, ваше высочество, — Треггар развернулся и начал отдавать приказания.

— Лейтенант, — повернулся Арута к Уильяму, — не могу отрицать твоей храбрости, но если я еще хоть раз увижу, как ты делаешь нечто столь же глупое, как твоя беготня по конюшне, то я позабочусь о том, чтобы до конца службы ты стоял в карауле у прачечной принцессы.

— Простите меня, ваше высочество, — Уильям почувствовал, что краснеет под слоем грязи и крови.

Арута слегка улыбнулся.

— Мы все совершаем ошибки. И учимся на них… если выживаем.

— Я мог бы обойтись без таких уроков, — удрученно сказал Уильям.

Арута положил ему руку на плечо.

— Не прошло и года с начала моего правления в Крондоре, когда я впервые столкнулся с демоном. И не могу сказать, что та победа подготовила меня к сегодняшнему бою. Так же, как и эта битва не подготовит тебя к следующей. — Он заговорил тише, так, чтобы только Уильям мог слышать: — Никогда нельзя быть уверенным, что готов, Уилли. Приходится действовать по ситуации. Начинается сражение, и все планы рушатся. Хороший военачальник — это тот, кто умеет импровизировать и знает, как сохранить людей в живых. — Он заговорил громче: — Вы понимаете, о чем я, лейтенант?

— Думаю, да, ваше высочество.

— Прекрасно. Теперь давай посмотрим, что там внутри.

Треггар послал всадников осмотреть близлежащие холмы, а Арута жестом приказал дюжине людей следовать за ним, чтобы обследовать крепость.

— Джеймс тоже должен быть здесь. Он знает это место лучше всех, — сказал Уильям, когда они вошли в конюшню.

— Насколько я знаю, — улыбнулся Арута, — Джеймс сейчас спит, и он честно заработал каждое мгновение отдыха.

— Да, выглядел он неважно, — кивнул Уильям.

— Как говорил старый мастер конюх в Крайди, — заметил Арута, — «загнали и оставили взмыленным».

— Алгон, сир? — усмехнулся Уильям.

Арута удивленно вскинул брови.

— Отец иногда рассказывал о своем детстве в Крайди и не раз цитировал своих учителей. Кулган, кстати, был автором самых смешных выражений.

— Это точно, — кивнул Арута. Он помнил язвительного мага, способного в один миг вогнать любого в краску.

Они вошли в старую оружейную комнату, и Уильям едва не выплеснул наружу содержимое своего желудка. Некоторых солдат вырвало при виде картины недавней бойни.

Именно здесь демон пролил больше всего крови.

— Они были убийцами с черным сердцем, — прошептал Арута, — но ни один человек не заслуживает такой смерти.

Принц не отвел взгляда, а внимательно изучал картину, как будто стараясь запомнить ее вплоть до мельчайших деталей. Почти все вокруг было залито кровью. Повсюду валялись обезображенные трупы. Запах гниющей плоти уже привлек тучи мух.

— Когда мы закончим, я хочу, чтобы это место предали огню, — тихо произнес Арута.

Уильям кивнул и повернулся к двум солдатам:

— Езжайте и привезите столько дерева, сколько сможете. В комнатах южнее есть бочки с маслом — притащите их сюда, — велел он двум другим.

Арута заметил толстую книгу, которую жрец выронил перед смертью, и велел принести ее.

Солдат выполнил приказ принца. Арута начал перелистывать страницы.

— Кто-нибудь может сказать, что означают написанные здесь темные слова?

— Позвольте мне попробовать, — предложил Уильям. Арута передал ему книгу. — Я не практикую магию, сир, но когда-то меня этому учили. Впрочем, вам это хорошо известно, — вдруг смутился он.

Юный лейтенант прочитал несколько строк и поспешно захлопнул книгу.

— Я не знаю этого языка, однако то, что здесь написано, обладает огромной силой, — сказал он. — Как только я взглянул на слова, меня пробрала дрожь. Мне кажется, лучше оставить это жрецам и, в целях безопасности, запретить кому бы то ни было читать эту книгу, пока вокруг не будут расставлены обереги.

Арута кивнул. Он передал книгу одному из солдат и сказал:

— Уложи в мою седельную сумку и встань на страже.

Солдат отдал честь и унес книгу. Глядя на Уильяма, Арута произнес:

— Все это лишний раз подтверждает мои слова о необходимости иметь придворного мага. Как ты думаешь, что сказал бы сейчас наш новый маг?

Уильям испытал множество разнообразных эмоций, обдумывая ответ. Он поборол в себе желание отпустить какую-нибудь колкость в адрес Джазары. Но когда солдаты разбрелись, осматривая место, Уильям наконец сказал:

— Я могу лишь предположить, ваше высочество, но думаю, она смогла бы объяснить, что здесь творится. Она… — он помолчал пару секунд, — прекрасно разбирается вмагическом искусстве.

— Тогда я тем более хотел бы, чтобы она оказалась сегодня здесь, — сказал Арута.

Они двинулись вперед по коридору, наблюдая за людьми, обыскивающими комнаты. Обнаружилось еще несколько книг в кожаных переплетах. Арута приказал, чтобы их также доставили в Крондор.

Наконец принц и лейтенант дошли до последней комнаты в конце коридора. Двое солдат склонились над деревянным сундуком, рядом с ним стоял еще один, пока закрытый, и, когда Арута вошел, один из солдат доложил:

— Этот сундук запечатан, ваше высочество. Наверное, лучше его не вскрывать.

— Ты прав, — согласился Арута. — Доставьте его в Крондор — пусть осмотрит эксперт.

— Зачем ждать так долго, — прозвучал позади них голос, — когда у вас есть эксперт здесь?

Они развернулись и увидели в дверях Джеймса, который стоял, прислонившись к косяку. В руках он держал пару сапог.

— Не хотел оставлять их здесь, — объяснил сквайр.

— У тебя достаточно сил, чтобы здесь находиться? — поинтересовался принц.

— Ну я же здесь, не так ли? — пожал плечами Джеймс, с трудом изображая браваду. — Вы же не думали, что мне удастся заснуть в том шуме, который поднял демон, когда вы его убивали?

Арута улыбнулся и легонько покачал головой.

— Ну и что ты можешь сказать мне об этом сундуке?

Джеймс опустился на колени и внимательно рассмотрел замок и печать. Исследовав также петли, железные полосы и боковины, он заключил:

— Доставить его в Крондор — прекрасная идея. После того как жрец подтвердит, что после снятия печати не случится ничего ужасного, я вскрою замок. Все мои инструменты во дворце, сир.

Солдат, обыскивавший открытый сундук, достал какой-то свиток.

— Сир, думаю, вы должны это прочитать.

— А что это? — спросил Арута.

— Ваше высочество, — начал солдат, — я говорю и читаю на трех кешианских наречиях, а также на языке Королевства. То, что здесь написано, близко к наречию пустынного племени, но я не все понял. Однако узнал одно слово.

Уильям скрыл любопытство, а Джеймс попытался подсмотреть через плечо принца.

— Что это, сир?

— Имя, — тихо ответил Арута. — Рэдсвил Оласко. — Он быстро развернулся. — Уильям, останься и обыщи все комнаты. Убедись в том, что все документы, которые вы найдете, будут отправлены во дворец. Джеймс, ты со мной. Мы немедленно отбываем в Крондор.

Уильям отдал приказы, и солдаты разбежались выполнять поручения.

Несмотря на спокойное поведение и размеренную походку принца, от него прямо-таки исходила волна тревоги. Это почувствовали все.

Арута и Джеймс исчезли в темноте коридора, а Уильям приступил к последнему обыску этого гнезда зла. Солдаты, которых он послал за деревом и маслом, уже вернулись, и Уильям порадовался, что перед отъездом сможет сжечь дьявольское место дотла.

Напоследок лейтенант принялся за тщательный обыск крепости — такой, какой сделал бы сам Арута.

17 ЛОЖНЫЙ ПУТЬ

Ветер раздувал штандарты. Покинув крепость, всадники мчались во весь опор и, практически загнав лошадей, добрались до ближайшего гарнизона Королевства за шесть дней вместо восьми. Арута направил отряд к небольшой крепости на берегу залива Шэндон. Лошади из последних сил скакали вперед, чувствуя, что еда и питье уже рядом.

— Похоже, — заметил Джеймс, — у нас гости.

Он медленно восстанавливался в пути, хотя это не было похоже на полноценный отдых. Раны постепенно заживали.

— Ты прав, — кивнул Арута.

Прибыв из Крондора на южный берег залива Шэндон, принц приказал, чтобы его возвращения ждал корабль. Но сейчас еще три корабля стояли на приколе в гавани.

— Это ведь корабль Амоса? — обрадовался Джеймс.

— Да, это — «Королевский леопард», — ответил Арута. — А также «Королевская змея» и «Королевская лань». Лучшая часть его эскадры.

Они въехали в крепость. Местный гарнизон уже ждал в полной готовности. Капитан приготовил прием, но у Аруты не было времени на церемониал. Он спрыгнул с лошади и подошел к крупному человеку, который стоял рядом с капитаном.

— Амос, по какому счастливому стечению обстоятельств нас встречает сам адмирал Западного флота?

Прорезанная сединой борода Амоса Траска разделилась на две части, когда он широко улыбнулся. В его глазах всегда плясала озорная искорка, и Джеймс с Арутой знали, что веселый задор не покидал бывшего пирата даже в бою. Он ответил своим громоподобным голосом:

— Я всегда проверяю этот залив, когда прибываю с юга. Выяснилось, что кешианские контрабандисты и пираты, время от времени устраивающие засаду торговцам, при плохой погоде укрываются у северного берега. Я наматывал обычные круги по этому району и вдруг заметил «Королевского сокола», — он указал на корабль, стоявший у причала, — с королевским штандартом. Я спросил себя: «Что Арута делает в этом забытом богами уголке королевства?», решил остаться и разузнать.

— Ну, — сказал Арута, — так как у тебя есть более быстроходный корабль, мы переправим наши вещи на «Леопарда».

— Уже сделано, — улыбнулся Амос.

— Когда мы сможем отбыть?

— В течение часа, — ответил Амос. — Или утром, если вы хотите отдохнуть.

— Спасибо за подготовку встречи, капитан, — сказал Арута командиру крепостного гарнизона, — однако дела государственной важности требуют моего немедленного возвращения в Крондор. — Он повернулся к Треггару. — Пусть люди и лошади отдохнут денек, а как только обоз догонит нас…

— Опять, — тихо добавил Джеймс. На обратном пути Арута перехватил собственный обоз и приказал ему развернуться.

— …садитесь на «Королевского сокола».

— Понял, ваше высочество, — сказал Треггар.

Уильям и его отряд нагнали Аруту на следующий день после отбытия из крепости. Они везли множество документов и несколько вещей, предположительно с магическими свойствами.

— Лейтенант, — сказал Арута, — возьмите с собой все, что нашли, и отправляйтесь со мной в Крондор. — Он повернулся к Амосу. — Мы отбываем немедленно.

Амос отступил в сторону, чтобы дать Аруте дорогу.

— Я ожидал такого приказа, принц, и мы снимемся с якоря, как только вы взойдете на борт.

Арута махнул рукой, и к нему подвели лошадь. Он отцепил седельную сумку, в которой находились книги и документы, найденные в логове убийц, и передал ее Уильяму, у которого была такая же сумка, наполненная свитками и книгами. Принц направился к лодке, которая ждала, чтобы доставить их к адмиральскому кораблю.

Арута, а следом Уильям, Джеймс и Амос взошли на борт. Моряки и солдаты оттолкнули лодку, и та поплыла по спокойным водам залива.

Вскоре они сели на корабль и с вечерним отливом отплыли. Арута и Джеймс заняли адмиральскую каюту; Амос устроился вместе со старшим офицером, Уильям — с младшим. К тому времени как Джеймс разобрал свои вещи, стук в дверь возвестил о прибытии адмирала. Амос присел за стол и сказал:

— Я приказал приготовить легкий ужин. — Он взглянул на Джеймса. — Джимми, мой мальчик, я и раньше видел тебя побитым и покалеченным, но сейчас ты бьешь все рекорды. Серьезная была переделка?

— Более чем, — кивнул Джеймс.

— Рад тебя видеть, и не только потому, что ты ускорил наше путешествие, — улыбнулся Арута старому другу.

Снова раздался стук в дверь, и появился Уильям.

— Ваше высочество, — поклонился он Аруте, затем повернулся к Амосу: — Адмирал.

— Я тебя знаю, — заявил Амос. — Ты — сын Пага. Сколько же мы не виделись?! Лет десять, наверное?

— Что-то вроде того, сэр. — Уильям слегка покраснел.

— Сядь, отдохни. Ужин… — Стук в дверь прервал его. — Войдите! — рявкнул адмирал. Двое моряков внесли в каюту подносы с едой и питьем. Расставив все на столе, они удалились. — Итак, — Амос сделал большой глоток вина, — что за история?

Арута рассказал обо всем, что произошло, начиная со случайных, на первый взгляд, убийств в Крондоре и заканчивая нападением на логово ночных ястребов.

— Теперь у нас есть документ на языке, который не понимаем ни я, ни Уильям, однако в нем мы смогли прочесть имя герцога Оласко.

— Позволь мне взглянуть, — попросил бывший пират, — я научился читать на нескольких пустынных наречиях, пока… плавал вдоль кешианских берегов.

Джеймс улыбнулся. Тренчард — под таким именем пиратствовал Траск — в молодости нападал на кешианские порты так же часто, как и на порты Королевства.

Амос дважды прочитал документ.

— Да… Диалект действительно один из самых непонятных, к тому же написано не слишком грамотно. В любом случае, насколько я могу судить, это — заказ на убийство. Кто-то платит… нет… кто-то приказывает убийцам убрать с дороги герцога Оласко.

— Мы считаем, — сказал Арута, — это ложный путь.

— Правда? — спросил Амос. — А конкретнее?

— Кронпринц Оласко также находится в компании герцога, и, судя по докладу офицера, ответственного за разбирательство по делу нападения на герцога, охотились именно на него.

Амос откинулся назад. Он снова прочел документ и сказал:

— Тут есть еще какие-то имена: Влэдик, Казамир и Паулина.

— Члены королевской семьи Оласко и Ролдема.

— Некто и их хочет видеть мертвыми.

Амос еще некоторое время изучал документ, затем отложил его в сторону.

— Ну, после перевода мое мнение может измениться, Арута. Пусть на него взглянет эксперт, я ведь могу ошибаться. — Он на мгновение погрузился в раздумья. — Однако в любом случае похоже, что кто-то хочет разжечь войну между Королевством и Оласко.

— Кто? — спросил Уильям.

Амос взглянул на лейтенанта и удивленно приподнял брови.

— Выясни зачем, и я отвечу тебе кто. Джеймс откинулся назад. Выглянув в большой иллюминатор на корме, он рассеянно посмотрел на взошедшую малую луну и задумался над тем, что сказал Амос.

— Зачем? — тихо проговорил он через некоторое время.

* * *

Погода была почти идеальной. На горизонте появился Крондор. Амос поднял личный штандарт адмирала Королевского флота и штандарт принца, после чего корабли, находившиеся в гавани, очистили им путь к королевским докам.

Безупречный мастер церемоний де Лейси выставил на причале официальную стражу. Там же находились и принцесса с детьми. Арута выдержал необходимую часть церемонии и уделил несколько мгновений тому, чтобы поцеловать жену и каждого ребенка. Затем извинился и сказал, что он, Джеймс и Амос должны отбыть на срочное совещание.

Анита хорошо знала своего мужа, для того чтобы понять, что дело действительно срочное, и отвела детей обратно в королевские покои. Арута приказал, чтобы лучшие переводчики, знавшие пустынные диалекты, явились к нему к тому времени, как он переоденется.

Уильям попрощался с Джеймсом и поспешил в покои холостых офицеров, где ему пришлось выслушать дюжину вопросов, пока он спешил помыться и переодеться в свежую униформу.

Гордон О'Дональд поднялся по ступенькам как раз в тот момент, когда Уильям заканчивал чистить сапоги.

— Уильям! Мой лучший друг, как дела? — воскликнул он.

— Лучший друг? — улыбнулся Уильям.

— Я так благодарен тебе за то, что Треггар отсутствовал последние несколько недель. Не могу сказать, что я оказался на небесах, однако гораздо ближе к ним, чем за всю свою жизнь.

Уильям одарил его скептическим взглядом.

— Думаю, ты неправильно судишь о капитане, Гордон. Поверь мне на слово: хорошо, если в бою именно он окажется рядом.

— Что ж, как скажешь, — отозвался Гордон, потеребив подбородок. — Однако здесь все это время было гораздо тише.

Уильям усмехнулся, а затем спросил:

— Как я выгляжу?

— Как только что вымывшийся лейтенант.

— Отлично. Мне нужно вернуться в совещательный кабинет принца.

— А я уж подумал, что ты собираешься навестить свою подружку в «Радужном попугае»!

Уильям уже спускался вниз по лестнице, но, услышав это, чуть не упал — так резко он развернулся.

— Талию?

— Я несколько раз навещал ее, пока тебя не было, — сообщил О'Дональд. — Как друг, естественно, — быстро добавил он, увидев, как помрачнел Уильям.

— Естественно, — эхом откликнулся лейтенант, мрачно улыбаясь.

— И это хорошо, — театрально вздохнув, сказал Гордон. — Эта девушка мною не интересуется. Как и другими парнями. Похоже, она влюблена в тебя, Уилли.

— Правда? — переспросил Уильям, не в силах сдержать улыбку.

О'Дональд игриво толкнул его в бок.

— Не заставляй принца ждать. Я уверен, потом ты сможешь уделить время и Талии.

Уильям так увлекся разговором с Гордоном, что опять едва не слетел с лестницы, с трудом удержавшись на ногах.

— Иди, — рассмеялся Гордон. — Нельзя заставлять принца ждать.

Уильям быстро пересек оружейную комнату и плац и оказался во дворце. К тому времени, как он прибыл, остальные уже собрались в зале для заседаний.

Уильям огляделся. Джеймс жестом пригласил его сесть рядом с ним, неподалеку от принца. Между принцем и Джеймсом находился стул рыцаря-маршала Крондора, который пока пустовал после отставки Гардана. К совету в составе капитана Гурута, шерифа Минса и капитана Айзекса, который командовал Королевской дворцовой стражей, присоединился Амос.

— Полдюжины наших переводчиков, — начал Арута, — которые владеют наиболее сложными кешианскими диалектами, изучают эти свитки. Отец Белсон из храма Прандура осматривает сундук и скоро придет, чтобы поделиться своими впечатлениями. — Он взглянул на двух капитанов и шерифа. — Для тех из вас, кого не было с нами, я обрисую ситуацию.

Несмотря на то что Джеймс служил принцу уже десять лет, он снова удивился тому, как работает мозг Аруты. Принц прекрасно знал, как донести до людей необходимую информацию без лишних приукрашиваний, но в той степени подробности, чтобы все стало ясно.

Когда Арута заканчивал свой рассказ, в комнату вошел отец Белсон.

— Ваше высочество, — начал жрец Прандура, — я использовал все свое мастерство, и, насколько я могу судить, в этой печати нет ничего сверхъестественного. Похоже, это обычная восковая печать, которая используется для того, чтобы знать, открывали сундук или нет.

Арута указал Белсону на свободный стул.

— Мы осмотрим сундук после нашей беседы. — Он обратился ко всем присутствующим: — Я хочу, чтобы охрану герцога и его семьи удвоили на все время, пока они находятся здесь.

— Сир, — капитан Айзекс явно испытывал неловкость. — Его светлость восстанавливается после ранения, и он очень разочарован, что его охраняет так много стражников. Он познакомился с несколькими леди, которые… его посещают.

Арута почувствовал смесь раздражения и веселья.

— Капитан, напомните герцогу, что его жена наверняка хочет, чтобы он был в безопасности. Желательно сказать это в пределах слышимости этих… леди, о которых вы упомянули.

Джеймс ухмыльнулся, а Уильяму пришлось постараться, чтобы сохранить серьезное выражение лица. Амос засмеялся и хлопнул по столу. Он начал что-то говорить, но Арута тут же перебил его:

— И не смей говорить, что я не умею веселиться, Амос.

Амос рассмеялся еще громче.

— Мы сровняли с землей логово ночных ястребов в этом месте, — сказал Арута капитану Гуруту и шерифу Минсу, — но вряд ли уничтожили всех.

— Напасти, — кивнул Амос, — все равно что тараканы: зажги свет — и разбегутся по щелям. Ты их не видишь, но они есть.

Джеймс снова ухмыльнулся, однако Арута выразил недовольство тем, что его прервали.

— Как я сказал, мы уничтожили не всех. Если кто-то из них доберется до города и у них есть здесь агенты, они могут снова напасть на герцога, чтобы все-таки выполнить свой долг.

Дверь открылась, и стражник впустил писца, который вошел и поклонился.

— Ваше высочество, я прочел текст, который вы сочли самым важным.

— Что ты можешь сообщить мне? — осведомился Арута.

— Адмирал Трак предположил, что автор свитка был полуграмотным, — сказал писец. — Так может показаться на первый взгляд, но, скорее всего, это — хитроумный шифр.

— Шифр?

— Не цифровой, который используют квегцы — не очень умело, должен сказать, — а набор грамотно составленных фраз, которые, я уверен, являются подстановками. Имена герцога и членов его семьи прочесть легко, однако остальная важная информация умело завуалирована фразами, которые выглядят совершенно обыденно. Позвольте мне привести пример: «Наш лорд приказал всем быть на месте ко времени зеленого завершения». «Время зеленого завершения» — это, очевидно, определенное время, о котором знают и тот, кто это писал, и тот, кому это предназначалось. Или вот еще: «Дар должен достичь названного, пока он не покинет слет воронья».

— Как это поможет нам? — спросил Арута.

— Будь у вас пленник, который знал бы значение этих сочетаний слов, и вы смогли бы заставить его сообщить их, то все было бы просто. Но гадать, что обозначает набор произвольных фраз, бессмысленно.

— Прочитай еще парочку, пожалуйста, — попросил Джеймс.

— Хм… — начал писец. — «Послание должно прийти к хозяину в самую холодную ночь зимы».

— Раньше существовала кешианская банда, — задумчиво произнес Джеймс, — которая переправляла рабов из Дурбина. Они называли себя Горестные Братья или как-то вроде этого.

— Братство Горя, — поправил Амос. — Я сталкивался с ними несколько раз в мои… пиратские дни. Свирепые ребятки. Игнорировали законы в любой стране, брали в плен свободнорожденных и продавали их в Дурбине.

— Время от времени они наведывались в Крондор, но пересмешники выдворяли их из города, как только узнавали об их присутствии, — сказал Джеймс. — Я слышал, что они использовали подобный шифр: место в нем обозначало персону, персона — время, а время — место.

— Значит, «слет воронья» может быть обозначением места, а не событием? — спросил Арута.

— Да, — ответил Джеймс. — Вряд ли это нам поможет, но я должен был об этом упомянуть.

— Это может оказаться полезным, — сказал Арута и взглянул на писца. — Вам это поможет?

— Как знать, — ответил тот. — В документах очень много подобных фраз. Может быть, мы расшифруем их, найдя одинаковые или похожие.

— Попробуй и завтра утром сообщи, что получилось. — Арута велел писцу идти и обратился к шерифу, капитану Айзексу и Гуруту: — Обыщите каждый дюйм земли, и если найдете хотя бы одного из убийц, приведите его сюда и не позволяйте ни с кем говорить.

Отдав принцу честь, все трое удалились. Арута встал, и остальные сидевшие за столом последовали его примеру.

— Давайте взглянем на сундук. Отец, — обратился принц к жрецу, — вы не могли бы присоединиться к нам на тот случай, если там есть какая-нибудь магия, требующая вашего внимания?

Жрец Прандура кивнул.

— Присоединишься к нам, Амос? — спросил принц.

— Как будто ты мог меня остановить, — усмехнулся адмирал.

Они пришли в большую кладовую, использовавшуюся королевской семьей для разных целей. Половину комнаты занимала мебель, куча старой одежды, старые игрушки и другой семейный скарб.

— Может, лучше отнести этот сундук вниз, в подземелье? — предложил Джеймс.

— Осмотри замок, сквайр, и если он покажется тебе опасным, мы так и сделаем.

Джеймс достал набор отмычек и других приспособлений, завернутых в кусок кожи. Развязав тесемку, он развернул ее и вытащил щуп. Сквайр внимательно изучил замок и через несколько мгновений заключил:

— Здесь есть ловушка, скорее всего просто иголка, наверняка отравленная.

Он достал отмычку и вставил ее в замок. Через некоторое время раздался громкий щелчок. В то же мгновение сквайр ловко вынул отмычку и перерезал иголку крохотными ножницами.

— Лучше всем отойти, — сказал он. — На всякий случай.

Джеймс снял замок и поднял крышку.

В то же мгновение в комнате потемнело, как будто туча накрыла все источники света. Из сундука подул ветер, и в воздухе появилась какая-то темная фигура.

По форме она напоминала человека, однако ей не хватало материальности — скорее, это была тень.

Она, казалось, оглядела комнату, а затем поспешила к двери.

Все присутствовавшие ошеломленно застыли на месте, наконец Джеймс крикнул:

— Остановите его!

Арута выхватил меч, то же самое сделали Уильям и Амос. Уильям был единственным, кто находился между призраком и дверью. Он попытался остановить существо, но оно прошло сквозь меч, как будто его там и не было.

— За ним! — крикнул Арута. — Что это? — спросил он Джеймса на бегу.

— Никогда не видел ничего подобного, — признался Амос.

— Я тоже, — ответил Джеймс, — но я слышал о них.

— Так что это? — повторил Арута.

— Это — теневой убийца. Магическое создание. Вот почему сундук так легко открылся: кто-то хотел, чтобы он оказался здесь.

— Тебе придется убедить меня в том, что убийцы позволили погибнуть такому количеству своих людей только для того, чтобы мы принесли сюда этот сундук, — сказал Арута, спеша за тенью, которая уже исчезла в коридоре.

— Я так и не думаю, ваше высочество. Возможно, они собирались отнести этот сундук туда, где мы могли бы его найти, — сказал Джеймс. — Там! — указал он на дальний конец коридора.

— Что? — спросил Арута.

— Движется тень.

— Я ничего не вижу, — сказал Амос.

Но Джеймс уже бежал по коридору, следом за ним — Арута. Сквайр крикнул Амосу:

— Вы можете смотреть прямо на него, адмирал, и не видеть!

Вдруг над головами принца и его товарищей пролетел огненный шар, остановился и завис в том месте, где коридор поворачивал направо. В ярком свете все тени исчезли, кроме фантома убийцы. Призрак замер, разоблаченный ослепляющим свечением.

Арута и остальные оглянулись и увидели отца Белсона, который стоял, подняв руку и направляя шар.

— Огонь Прандура выжигает правду, ваше высочество. Я не могу задержать это существо, но могу показать вам, где оно прячется.

— Следуйте за нами, отец! — крикнул принц.

— Ваше высочество, — спросил Уильям, — куда он направляется?

— Туда, где находится его светлость герцог Оласко, — ответил принц.

— Он идет в гостевое крыло дворца, — подтвердил Джеймс.

Арута поравнялся с призраком и нанес удар мечом. Клинок прошел сквозь прозрачную, похожую на человека тень, которая на миг застыла, повернула голову, как будто оглядываясь, и тут же продолжила движение.

— Вы привлекли его внимание, — пояснил Джеймс, — но, похоже, не нанесли никакого вреда.

— Я с радостью приму любое предложение, как остановить это существо, — сказал Арута.

— Продолжай рубить его, — посоветовал Амос.

Арута снова приблизился к призраку и ударил его мечом несколько раз. Тень вздрогнула, повернулась в одну сторону, потом в другую и поднялась к потолку, где стала выглядеть как нарисованный человеческий силуэт. Она помедлила мгновение, затем отправилась дальше.

Огненный шар погас, и создание исчезло в темноте.

— Там! — указал Джеймс.

— Если я сотворю еще одну огненную сферу, — сказал отец Белсон, — на большее меня может не хватить.

— У вас есть заклинания, которые способны остановить это существо, отец? — спросил Арута, торопясь за Джеймсом.

— Большинство моих заклятий, подходящих для боя, наносят огромный урон окружающему, ваше высочество.

— Я согласен на пожар во дворце, если это поможет остановить войну, отец.

— Однако это может быть впустую, — сказал жрец.

— Может, я побегу вперед и предупрежу стражников? — предложил Уильям.

— Предупредишь о чем? — сердито спросил Арута. — Их оружие его не остановит.

Джеймс бежал вперед, стараясь не выпускать теневого убийцу из виду.

— С дороги! — крикнул Амос, когда они достигли заполненного людьми коридора.

Слуги и стражники, стоявшие по углам, с удивлением наблюдали, как их монарх и несколько членов совета бегут куда-то, подняв глаза к потолку. Когда они также посмотрели наверх, то увидели лишь легкие дрожащие тени.

— По крайней мере теперь я знаю, кто и зачем убивал магов в Крондоре, — сказал Джеймс.

— Чтобы принц не смог послать за тем, кто способен остановить теневого убийцу? — спросил Уильям.

— Или проверить сундук с помощью магии, отличающейся от той, что использует святой отец, — сказал Амос.

— Что еще ты знаешь об этих существах? — спросил Арута Джеймса.

— Все, что я знаю, мне рассказал один из старых уличных магов, — ответил Джеймс, продолжая наблюдать за двигавшейся на потолке тенью. — Этот призрак — порождение заклинания. Он неразумен. Если перед ним поставили задачу, он не остановится, пока не убьет свою жертву или пока не уничтожат его самого.

— Для такой магии есть специальные контрзаклинания, — сказал жрец, — но мне они не известны, и у нас нет времени, чтобы проконсультироваться со старшими братьями в храме или попросить помощи у других орденов.

— Я могу помочь, — произнес вдруг Уильям.

— Как? — спросил Арута.

— Я не уверен… но у меня есть идея.

— Уильям, выкладывай, не смущайся! — сказал Джеймс. — Мы уже почти у гостевого крыла.

— Насколько я понимаю, призрак может убить герцога двумя путями: либо он материализуется и убивает как обычный человек — с помощью оружия, или душит, или…

— Ломает ему шею, — перебил Амос. — Мы поняли. Продолжай.

— Либо призраку придется… отравить герцога или наслать болезнь… что-то вроде того.

— Отец, — спросил Арута, — если это существо поразит герцога какой-нибудь болезнью, вы сможете помочь?

— Я смогу сохранить герцога в живых, — ответил жрец, — пока вы не приведете во дворец других лекарей.

— Что, если он материализуется? — спросил Джеймс, когда они оказались у больших дверей, ведущих в покои герцога. — Откройте двери! — крикнул он стражникам.

— Да, что тогда? — повторил Амос.

— Тогда мы его убьем, — просто ответил принц.

Уильям бежал впереди, на ходу приказывая стражникам распахнуть двери, прежде чем Джеймс упустит из виду подрагивавшую тень на потолке. Через несколько мгновений они добрались до личной комнаты герцога. Однако призрак не обратил внимания на эту дверь и продолжал двигаться по коридору. Он остановился у следующей двери.

— Откройте! — крикнул Арута.

Стражники на мгновение замешкались, прежде чем выполнить приказ, и в этот момент призрак проскользнул в узкую щель между верхом двери и косяком.

Влэдик, кронпринц Оласко, сидел на кровати. Под одеялом пряталась женщина.

— Что все это значит? — крикнул Влэдик.

Джеймс поднял глаза к потолку и оглядел комнату.

— Святой отец, пожалуйста, — настойчиво и одновременно просительно сказал он.

Жрец сотворил еще один огненный шар, и Влэдик отодвинулся назад.

— В чем дело? — снова потребовал ответа кронпринц, вставая с кровати и доставая меч.

— Там! — крикнул Джеймс, когда силуэт призрака вновь стал четким. Он притаился на стене позади Влэдика.

Уильям, увидев, куда указывал Джеймс, прыгнул вперед, схватил Влэдика за руку и оттащил в сторону.

В этот момент тень шагнула со стены на пол. На глазах у присутствующих она раздулась и словно начала обретать плоть.

Арута подошел к Влэдику.

— Прошу прощения, ваше высочество, — сказал он.

Влэдик стоял с мечом наготове, не обращая внимания на собственную наготу.

— Что это?

— Очевидно, нечто, жаждущее вашей смерти, — бросил Джеймс, присоединяясь к Аруте. Он также держал в руках меч.

Призрачная фигура полностью материализовалась и стала походить на человека, правда, без лица, волос и к тому же полностью черного.

Арута бросился вперед и нанес удар, но меч снова прошел сквозь чудовищную фигуру. Призрак бросился на принца Влэдика.

18 РАЗОБЛАЧЕНИЕ

Уильям прыгнул вперед. В тот же момент, как монстр сделал выпад, в комнату вбежали солдаты. Амос и Арута готовились атаковать. Солдаты бросились к магическому убийце, защищая своего принца. Один из них попытался сбить существо с ног щитом. Раздался звук, похожий на удар в ствол дерева. Темный воин ударил рукой. Из шеи солдата брызнул алый фонтан, и кровь залила пол комнаты.

Джеймс пытался подобраться к созданию сзади.

— Стрелки! — крикнул Арута.

Один из солдат выбежал из комнаты, чтобы позвать лучников, а двое других напали на монстра с пиками в руках. Оружие это было с виду декоративным — с позолоченными наконечниками, полированным древком и королевскими флажками, но по функциональности ничем не отличалось от боевого. Оба солдата медленно приближались к убийце, держа пики наготове.

Вот первый из солдат сделал выпад со всей силой, на которую был способен. Стальной наконечник должен был пронзить призрак, однако почему-то провалился в пустоту, не нанеся вреда. Теневой убийца поймал копье под руку и сокрушительным ударом другой руки перерубил древко, словно тонкую лучину.

— Это был многолетний дуб! — воскликнул Амос.

Уильям перетянул Влэдика через кровать, мимо молодой женщины, которая, скорчившись, забилась в угол подальше от страшного существа. Чувствуя, что добыча ускользает, призрак вскочил на кровать. Женщина закричала, сжавшись в комочек, но магический убийца не обратил на нее никакого внимания.

Арута сделал выпад и снова нанес удар, однако клинок отскочил от призрака, словно тот был окружен невидимой стальной оболочкой.

— Ваше высочество! — крикнул Джеймс. — Это бесполезно! Пожалуйста, будьте осторожнее.

Амос не стал словесно убеждать принца, а просто схватил его за плечо и резко дернул назад как раз в тот момент, когда убийца развернулся и ударил по тому месту, где секундой ранее находился принц.

— Ты лишь раздражаешь его, Арута, — сказал бывший пират.

В комнату вбежали стрелки, держа наготове луки, и, как только Уильям вытащил из комнаты принца Влэдика, начали стрелять. Но стрелы либо отскакивали от существа, либо ломались.

— Это бессмысленно! — крикнул Арута. — Отходите назад, но попытайтесь его задержать!

Солдаты выстроились так, чтобы сформировать из щитов некое подобие стены. Те, у кого в руках были пики, пристроились сзади. Щитоносцы прижались друг к другу, и щиты стали похожи на части одной большой кольчуги. Пикейщики выставили пики и соорудили стальной барьер, однако теневой убийца не обратил на это никакого внимания, двигаясь прямо на них. Солдаты напрягли все силы, но тяжелые древки копий подались назад.

Магический воин поднял руки и резко опустил их. Пика слева от него сломалась, а другая упала на каменный пол, вылетев из рук державшего ее солдата. Еще одна группа солдат спешила на помощь тем, кто противостоял монстру. Сержант взглянул на Уильяма.

— Прижмите его к стенке, — приказал Уильям. — Используйте щиты, но будьте осторожны — он невероятно силен.

— Вы слышали! — крикнул сержант. — В атаку!

Щитоносцы и пикейщики атаковали одновременно и отбросили убийцу назад. Он сопротивлялся, но не мог устоять на гладком каменном полу.

Прибыли еще люди. Они начали медленно оттеснять существо от Аруты и других. Теневой убийца почуял, что задача его усложняется, и бросился в бой с еще большим ожесточением. Размахнувшись, он нанес сокрушительный удар в лицо ближайшему солдату. Тот упал и увлек за собой еще двух человек, после чего толпа, теснившая существо, начала расступаться.

Внезапно магический воин начал быстро вращать руками, отбрасывая солдат во все стороны. Удары чудовищной силы ломали конечности, сокрушали плечи и головы, разбивали лица. Закаленные, много повидавшие на своему веку солдаты отступали с криками ужаса, словно маленькие дети. Раненые не могли сдвинуться с места и были почти задавлены другими солдатами. Те, кто были уже без сознания, стояли прямо до тех пор, пока движение толпы не позволило им упасть, после чего их едва не растоптали.

Еще больше солдат ринулись на защиту своего монарха и его августейшего гостя. Они снова оттеснили убийцу, опрокинув его, и нависли над ним, прижимая к полу. Те, кто находился внизу, стонали, с трудом выдерживая вес людей в доспехах.

Пирамида из солдат вдруг качнулась — раз, другой, третий, — как будто под ней начали колебаться камни. Затем она рассыпалась, словно неожиданно лопнувший шар.

— Сир, — раздался голос, — он исчез!

— Ничего подобного! — отозвался Джеймс.

Из-под груды тел выскользнула тень, подползла к Аруте и Блэдику, поднялась и снова материализовалась.

Арута атаковал.

Он нанес удар своим мечом, очертания которого были размыты в воздухе. Перед последней схваткой с Мурмандрамасом Макрос Черный наделил клинок принца силой ишапианского талисмана. С тех пор только демон, которого Арута убил в крепости, испытал на себе силу этой магии.

Удар Аруты, однако, вызвал у теневого убийцы только раздражение, не причинив серьезного вреда. Монстр лишь вздрогнул и ударил в ответ.

Арута отпрыгнул в сторону, а Джеймс вышел вперед и в свою очередь обрушил на магическое создание удар, в который вложил всю свою силу. Меч зазвенел, отскочив от теневого убийцы, и Джеймс почувствовал отдачу по всей руке до плеча.

— Вы можете что-нибудь сделать? — в отчаянии крикнул Джеймс отцу Белсону.

— Есть одна идея, — откликнулся тот, — но это очень опасно!

Арута понимал, что этот бой ему не выиграть. Чудо, что ему все еще удавалось держаться между призраком и принцем Влэдиком, который был пока цел и невредим.

— Вряд ли опаснее, чем теневой убийца, святой отец! — крикнул принц. — Действуйте!

Жрец отступил в сторону и начал творить заклинание на мистическом языке своего ордена. Джеймс снова напал на магического воина, хотя ему казалось, что он атакует монолитный камень.

В комнате стало светлее и жарче. Отец Белсон поднял руку. Над его головой появилось огненное кольцо, жар которого почувствовали все, стоявшие неподалеку. Языки пламени вращались все быстрее, вздымаясь с каждой секундой выше и излучая все больший жар. Жрец закончил заклинание и крикнул:

— Бегите!

Ему не пришлось повторять дважды. Люди резко развернулись и помчались из комнаты, только Арута нанес магическому воину еще один удар, пытаясь задержать его и дать время остальным уйти, затем тоже ринулся прочь.

Раненые, лежавшие на полу, отползли в сторону, оставив позади тех, кто был без сознания.

Жрец выкрикнул слово на тайном языке своего ордена, и пламя приняло человеческую форму — такую же, как у теневого убийцы. Нарастающую жару ощущали даже те, кто убегал: Аруте казалось, что он стоит спиной к кузнице.

Джеймс развернулся и увидел, что создание из пламени встало между магическим воином и Влэдиком, который в молчаливом изумлении наблюдал за происходящим.

— О, создание огня, — выкрикнул отец Белсон, — элементаль пламени, уничтожь это порождение тьмы!

Элементаль атаковал. Волна жара окатила всех, кто был неподалеку, и заставила отступить еще дальше от места схватки. Только жреца Прандура, похоже, не беспокоил палящий воздух рядом с созданием.

Теневой убийца отвлекся от своей жертвы и стал защищаться. Магические порождения молчаливо вцепились друг в друга. Единственным звуком, раздававшимся в тишине, было потрескивание пламени.

Джеймс выскочил из коридора и, промчавшись по вестибюлю, оказался в боковом проходе. Пробежав по нему, он пересек галерею, вошел в главный зал и подозвал ближайшего стражника. Указав туда, откуда он пришел, сквайр сказал:

— В конце зала лежат раненые люди. Жар их убьет. Возьми кого-нибудь в подмогу и вытащи их оттуда.

— Слушаюсь, сквайр. — Солдат махнул остальным и повел группу людей в сторону гостевых покоев.

— Я должен был подумать об этом, — удрученно признался Арута вернувшемуся Джеймсу.

— Вы заняты, — сказал Джеймс и велел одному из стражников снять плащ и отдать его принцу Влэдику. — я знаю, что сейчас жарко, однако…

— Спасибо, — слабо улыбнулся Влэдик, заворачиваясь в плащ. Он был полностью поглощен разворачивавшейся перед ним сценой.

Два магических создания сцепились, держа друг друга за руки. Они качались то в одну сторону, то в другую, подобно борцам на ринге. Как только огненный элементаль приближался к чему-либо, что могло гореть, предметы начинали тлеть и дымиться, а если порождение пламени задерживалось рядом подольше, то и вовсе загорались. Теневой убийца ударил элементаля о каменную стену, пытаясь избавиться от захвата, но хватка огненных рук не ослабла. В ответ элементаль развернулся и впечатал теневого убийцу в стену.

— Если это не закончится быстро, — сказал Арута, — они спалят дворец до основания.

Несколько гобеленов тлели, а два уже пылали огнем. Магический воин толкнул элементаля на декоративный столик, на котором стояла ваза со свежими цветами. Цветы тут же завяли, огонь охватил стол, а ваза лопнула от жара.

— Смотрите! — воскликнул Джеймс. — Что-то происходит.

В том месте, за которое элементаль схватил воина теней, начал подниматься дым, в нем виднелись масляные прожилки, становившиеся все толще и толще. Вскоре облака черного дыма достигли потолка и начали расползаться по всему залу, наполняя его копотью и зловонием.

Теневой убийца явно терпел поражение. Он рванулся сначала в одну сторону, затем в другую, но огненное создание не ослабило своей смертельной хватки.

Зал полыхал…

— Выведите всех из этого крыла дворца и пошлите за водой! — крикнул Арута стоявшим поблизости солдатам.

Требовалось срочно доставить воду и начать тушить пожар, так как тяжелые деревянные балки, которые поддерживали своды зала, уже начали тлеть и дымиться.

— Смотрите! — крикнул Джеймс. — Они уменьшаются!

Две мистические фигуры двигались в сумасшедшем танце все быстрее и быстрее, одновременно словно растворяясь в воздухе. Дымились уже оба, наполняя зал удушливым смрадом.

— Прочь отсюда! — приказал Арута. — Все в сад! Быстрее!

Рядом с гостевым крылом находился один из прекрасных дворцовых садов. Джеймс подбежал к двойным стеклянным дверям, выходившим в сад, и распахнул их. Глоток прохладного и свежего вечернего воздуха показался всем блаженством после страшного жара и зловония.

Люди вываливались из дверей позади Джеймса, кашляя и вытирая слезившиеся от дыма глаза. Замахи серы и горящего мусора заполнили коридор.

После того как прозвучала пожарная тревога, из окрестностей дворца начали доноситься голоса. Джеймс повернулся, чтобы оглядеть пожарище.

— Отец Белсон выбрался оттуда? — спросил сквайр у Амоса.

— Он шел за нами, — ответил адмирал, — но я его не вижу.

Джеймс поспешил обратно к залу и вблизи от него упал на пол, чтобы проползти под облаками дыма. Дым резал ему глаза, а зловоние наполнило нос. Потолочные стропила полыхали, и то, что творилось наверху, было похоже на огненную реку. Джеймс заморгал, чтобы сфокусировать зрение, и увидел в дальнем конце зала одинокую фигуру.

Жрец Прандура стоял, раскинув руки над головой, и продолжал творить заклинание. Джеймс едва мог разглядеть его силуэт в сине-сером тумане, наполнившем зал.

Песня жреца стала мрачной и торжественной, похожей на траурное отпевание, и это ненадолго вселило в Джеймса какое-то тоскливое чувство. Глядя наверх и опасаясь, что скоро начнут падать камни, Джеймс прокричал:

— Отец Белсон! Уходите! Огонь поглотит вас!

Внезапно языки пламени, бушевавшего в зале, задрожали, затем отступили, как будто всасываясь в стены и потолок по мановению верховных сил. Постепенно огонь и дым исчезали.

Джеймс оглянулся. Люди в саду изумленно наблюдали за угасающим пожаром. Сквайр развернулся и увидел, что огонь и дым собрались в огромный шар над головой жреца, стоявшего неподвижно. Шар быстро уменьшался, и чем меньше становился, тем ярче сиял. Наконец он достиг размеров обыкновенного детского мяча, хотя светил так же ярко, как полуденное солнце. Джеймс отвернулся, не в силах вынести такого ослепительного света, который затопил не только зал, но и сад.

Затем сияние внезапно исчезло, и зал погрузился во тьму. Джеймс поднялся на ноги и вернулся в сад, кашляя и вытирая глаза.

— Что произошло? — изумленно спросил Арута.

— Думаю, все кончено, — ответил Джеймс.

Через мгновение в дверях появился отец Белсон. Дым вился вокруг его ног и рясы, покрытой пятнами. Лицо жреца было черным от сажи, но в остальном он казался целым и невредимым.

— Вы в порядке? — спросил Джеймс.

— Последнее, чего следует бояться жрецу Прандура, — это огонь, юноша, — ответил Белсон. — Ваше высочество, но ущерб… я предупреждал… — Он пожал плечами, как будто извиняясь.

Принц Влэдик усмехнулся, закутываясь поплотнее в плащ.

— За спасение моей жизни я перестрою это крыло и возведу новый храм Прандура в Оласко, святой отец! — заявил он.

Отцу Белсону, похоже, это понравилось.

— Это было бы прекрасно… — не договорив, он упал на пол без чувств.

Джеймс первым подбежал к нему и опустился на колени, чтобы осмотреть жреца.

— Он очень ослаб, — заключил сквайр.

— Отнесите его в покои, — велел Арута, и четыре солдата унесли изможденного жреца.

Часто моргая от дыма, в саду появился писец.

— Сир! — крикнул он.

— Что такое? — спросил Арута.

— Мы… — парень закашлялся, и по лицу его побежали слезы. — Простите, ваше высочество, от дыма у меня кружится голова.

— Так в чем дело? — повторил Арута.

— Сир, мы расшифровали большинство посланий. Некоторые от агентов из Крондора и из других городов. Кое-что показалось нам срочным, и я сразу же явился сюда.

— Переходи к сути дела! — Арута начал терять терпение.

Писец вынул свиток.

— Это послание говорит о необходимости доставить во дворец запечатанный сундук с какой-то ловушкой. Я подумал, что это нужно срочно сообщить вам — вдруг вам действительно пришлют этот сундук.

Арута в изумлении покачал головой. После долгого молчания он взглянул на своих придворных и произнес только:

— Давайте поужинаем! — Затем повернулся к писцу: — Возвращайся к работе и утром, после завтрака, доложи мне, о чем говорится в остальных свитках.

Писец поклонился, продолжая кашлять, и быстро ушел, радуясь возможности убраться от дыма подальше.

— Ваше высочество, — сказал Джеймс, — не судите его слишком строго.

— Не буду, — кивнул Арута. — Он сделал все, что мог. Просто немного… не вовремя.

Уильям и Амос одновременно рассмеялись.

— Я должен вернуться к себе, если в моих комнатах не слишком дымно, — сказал принц Влэдик, — и переодеться… во что-нибудь более подходящее для ужина, ваше высочество.

Арута кивнул и махнул стражникам, чтобы те сопроводили августейшего гостя.

— Если бы мы знали… — сказал он Джеймсу.

— Мы все равно открыли бы сундук, — пожал плечами Джеймс. — Правда, тогда мынаходились бы в самом глубоком подземелье с дюжиной стражников. Вот это была бы катастрофа!

Арута покосился на него.

— Ты во всем находишь положительные стороны, сквайр. Идем ужинать. Я уверен, что моя жена хочет узнать, почему мы пытались сжечь дотла значительную часть дворца.

— Просто скажите, что хотели предоставить ей возможность разработать новый дизайн интерьера, — ухмыльнулся Джеймс. — Она будет счастлива.

Арута слегка скривился.

— Когда-нибудь, сквайр, ты встретишь подходящую женщину, и я могу лишь надеяться, что она будет снисходительна к тебе, иначе тебя ждет нелегкая семейная жизнь.

— Я запомню это, — серьезно ответил Джеймс.

— Ваше высочество, вам необходимо мое присутствие? — спросил подошедший Уильям.

Арута остановился и взглянул на молодого офицера.

— А что, есть места, где твое присутствие более важно?

— Нет, сир, — смутился Уильям, — просто…

Джеймс усмехнулся, а Арута сказал:

— Я пошутил, Уильям. Иди повидай свою молодую леди и отдохни.

— Молодую леди, сир? — ошеломленно переспросил Уильям. — Об этом уже все знают? — Он подозрительно взглянул на Джеймса.

Улыбка Джеймса стала еще шире.

— Мой сквайр подтвердит, что я всегда в курсе значительных событий, которые происходят с членами моей семьи, — усмехнулся принц. — Теперь иди.

— Да, сир, — бодро ответил Уильям, слегка покраснев.

— Утром у нас будет серьезный разговор, но сейчас всем необходим небольшой отдых.

Уильям уже собрался уходить, когда Джеймс окрикнул его:

— Уилли!

Лейтенант остановился и оглянулся.

— Что, Джеймс?

— На твоем месте я бы сначала помылся и переоделся. Ты выглядишь как трубочист.

— А, спасибо за совет. Я так и сделаю, — кивнул Уильям, только сейчас заметив, что все вокруг — значит, и он тоже — покрыты сажей.

— Не за что.

Джеймс проводил Уильяма взглядом.

— Завидую ему.

— Его увлечению? — спросил Арута.

— Да. Надеюсь, что однажды я встречу кого-то… особенного, а может быть, и нет. В любом случае, я, к сожалению, никогда не чувствовал такой… ребяческой радости при свиданиях с молодой леди.

Арута рассмеялся.

— Да, ты был циничным стариком, когда мы познакомились. Сколько тебе было, четырнадцать?

— По-моему, так, ваше высочество, — усмехнулся в ответ Джеймс. — С вашего разрешения, я удалюсь, чтобы привести себя в порядок перед ужином.

— Я тоже, — подхватил Амос. — Меня как будто сварили заживо.

Арута кивнул.

— Идите. Я закажу побольше вина и эля — устроим небольшой кутеж. — Он вдруг помрачнел. — А завтра нам придется вернуться к нашей кровавой работе.

Джеймс и Амос обменялись взглядами и удалились. Оба знали Аруту достаточно хорошо для того, чтобы не сомневаться — он обязательно найдет того, кто стоит за покушением на принца Оласко, и заставит его заплатить кровью за разрушения во дворце.

* * *

Уильям протиснулся через толпу, заполнившую обеденный зал, к барной стойке, где хлопотала Талия, помогая отцу разливать эль. Еда у Лукаса стоила дешево, и поэтому многие рабочие предпочитали поужинать тут, перед тем как отправиться домой и лечь спать.

Лейтенант остановился у края стойки, ожидая, когда девушка его заметит.

— Уилли! — радостно улыбнулась она и поспешила к нему, чтобы поцеловать в щеку. — Когда ты вернулся?

— Сегодня вечером, — ответил он, слегка покраснев. — Сначала были дела во дворце, но сейчас принц отпустил меня до утра.

— Ты ужинал?

Внезапно Уильям вспомнил, что в последний раз он ел в полдень, на борту адмиральского корабля.

— Вообще-то нет.

— Я что-нибудь для тебя приготовлю, — сказала она. — Отец, смотри, это Уилли!

Лукас поднял глаза и приветственно махнул рукой.

— Добрый вечер, парень.

— Добрый вечер, сэр, — вежливо откликнулся Уильям.

Талия исчезла в кухне, а Лукас подошел к молодому человеку.

— Да, похоже на то!

— На что, сэр?

— На то, что ты побывал в переделке.

— Это так, — не стал отрицать Уильям.

— Трудно пришлось?

— Трудновато, — ответил Уильям. — Мы потеряли несколько хороших ребят.

Лукас по-отцовски похлопал лейтенанта по руке.

— Рад, что ты вернулся, парень.

— Спасибо, сэр.

Вскоре Талия вернулась с полной тарелкой еды и большой кружкой эля.

— Я скучала по тебе, — сказала она, и ее глаза заблестели. — Я знаю, что не должна так говорить, но это правда.

Уильям смутился и опустил глаза, уставившись на кружку с элем.

— Я рад. Я… часто о тебе думал.

Она оглядела зал, чтобы проверить, не требует ли что-нибудь ее внимания. Отец махнул рукой, давая понять, что она может уделить Уильяму несколько минут.

— Итак, — произнесла она, — расскажи мне о героических поступках, которые ты совершил.

Он усмехнулся.

— Скорее это были глупости, учитывая ссадины и синяки, которые я получил.

— Ты был ранен? — встревожилась она.

— Нет, — снова улыбнулся он. — Ничего особенного — понадобилось лишь промыть и перевязать их.

— Хорошо, — сказала она, взглянув на него нарочито гневно. — Если бы ты был смертельно ранен, мне пришлось бы за тебя мстить.

— Тебе? — засмеялся он.

— Конечно, — ответила она. — Меня вырастили сестры Кахули, забыл?

Он ничего не сказал, просто улыбнулся, наслаждаясь ужином и прекрасным лицом, которое видел перед собой.

* * *

Арута не спал всю ночь. Джеймс понял это, как только вошел в его покои. Уильям, судя по его виду, тоже не спал, но Джеймс подозревал, что у него были совершенно иные причины, нежели у принца, — лейтенант не мог удержаться от широкой улыбки, и это все объясняло.

Амос, как обычно, был настороже и цеплялся за любую возможность, чтобы посмеяться.

Арута указал Джеймсу на стул.

— Надеюсь, ты уже более или менее пришел в себя?

— Достаточно для того, чтобы жизнь снова обрела смысл, сир, — ответил Джеймс, садясь.

— Хорошо, потому что несколько вещей требуют твоего немедленного внимания. — Обведя взглядом комнату, принц продолжил: — Амос, я доверял тебе свою жизнь столько раз, что уже и не сосчитать. Уильям, ты — член моей семьи. Вот почему я говорю вам это. Некоторое время назад я возложил на Джеймса ответственность за создание секретной службы.

— Давно пора! — ухмыльнулся Амос. — Он — самый пронырливый маленький ублюдок, которого я когда-либо встречал, хотя я и люблю его как сына, которого, надеюсь, у меня никогда не будет.

— Полагаю, я должен поблагодарить тебя, — сказал Джеймс, взглянув на Амоса.

— Я не против иметь сына, — пустился в размышления Амос. — Возможно, у меня даже есть где-то один или два, но я их никогда не видел. — Он взглянул на Джеймса и вдруг захохотал. — Однако если увижу, то утоплю его в то же мгновение, когда он напомнит мне тебя, Джимми.

— Если у тебя действительно будет сын, — сухо откликнулся Джеймс, — я не забуду об этом и помогу ему сбежать.

— Довольно, — перебил их Арута. Этим утром принц был официален как никогда, и Амос с Джеймсом замолчали. — Никто за пределами этой комнаты не должен об этом знать, — продолжил Арута. — Я ввожу вас в курс дела по нескольким причинам. Во-первых, если со мной что-нибудь случится, вы сообщите моему преемнику об особом статусе Джеймса. Например, если Лиам пришлет кого-нибудь в качестве регента, пока принц Рэндольф не достигнет совершеннолетия. Во-вторых, если что-нибудь случится с Джеймсом, я хочу, чтобы у его преемника было кому рассказать обо всем. — Он оглядел сидящих за столом. — Нам троим, — закончил он, повернувшись к Амосу и Уильяму.

— Преемник, — повторил Джеймс, изобразив трепет. — Надеюсь, вы имели в виду, если я уйду в отставку?

— Я имел в виду, если ты умрешь, — холодно ответил Арута. — Я хочу, чтобы к следующему году ты имел достаточно агентов, чтобы выбрать из них того, кто, по твоему мнению, сможет тебя заменить.

Амос усмехнулся.

— Не говори никому из нас, кто он. Мы придумаем способ для того, чтобы в нужное время он представился одному из нас троих. И еще, сделай так, чтобы агенты знали друг о друге как можно меньше.

— Да, ваше высочество, — кивнул Джеймс. — Я уже продумал систему, которая позволит мне иметь нескольких агентов и держать их в неведении друг о друге.

— Хорошо, — сказал Арута. — У меня тоже есть некоторые соображения по этому вопросу. Да, существует еще один человек, который знает о твоей новой должности: Джером.

Джеймс едва не застонал.

— Джером? Но почему, ваше высочество?

— Мастер де Лейси скоро уйдет в отставку, и Джером, естественно, станет его преемником на посту мастера церемоний. Тебе понадобятся деньги для решения разных вопросов, а мастер церемоний располагает достаточными средствами. Джером обеспечит тебя необходимыми суммами, с моего одобрения, разумеется.

Джеймс откинулся на спинку стула. Он был явно недоволен, но не мог не признать правильности выбора принца.

— Теперь к насущным проблемам. Писцы расшифровали письма, и теперь мы знаем, кто стоит за нападением на принца Влэдика.

— И кто же? — нетерпеливо спросил Джеймс.

— Его дядя, герцог.

— Но, сир, — удивился Уильям, — он и его сын сами едва не погибли при первой атаке.

— Возможно, в результате того, что не все пошло по задуманному плану, — сказал Арута. — Или у кого-то был еще один, отдельный приказ, потому что мы, к сожалению, также обнаружили ордер на смерть герцога Рэдсвила и Казамира.

— Эти ордера подписаны? — спросил Джеймс.

— Нет, — покачал головой Арута. — Это бы все слишком упростило, не так ли? Все эти ордера оканчиваются загадочными фразами. Возможно, когда-нибудь мы расшифруем их и узнаем, кто автор. Но пока неизвестно, кто стоит за всем этим.

— Что ты собираешься делать? — поинтересовался Амос.

— Взять герцога, его сына и дочь под стражу, якобы в целях безопасности, а затем отправить их на корабле обратно в Оласко, вместе с подробным письмом к брату герцога, скрепленным моей печатью. Единственное, в чем я заинтересован, — не допустить войны между Королевством и Оласко. Я оставлю правосудие на совести герцога. Пусть эрцгерцог сам решит, кто ему ближе: брат или сын. И пусть он выясняет, кто подписал ордер на смерть его брата и племянника. — Арута вздохнул. — Скорей бы они покинули Королевство!

— А ночные ястребы? — напомнил Джеймс. — Разве мы с ними покончили?

Арута откинулся назад. На его лице появилось скептическое выражение.

— Мы нанесли им смертельную рану, — ответил он, — однако у них по-прежнему есть здесь агенты. Я уверен, кто-то возглавляет этих жрецов и отдает им приказы.

— Да, у них есть хозяин, — кивнул Джеймс. Он рассказал Аруте о том, что слышал от жрецов, когда его собирались принести в жертву.

— Однако им могут понадобиться годы, чтобы оправиться от нашего удара, — заметил Амос.

— Хотелось бы надеяться. Наша новая секретная служба должна собирать информацию о местонахождении оставшихся ночных ястребов, а также агентов Кеша, Квега или любых других.

— Начну прямо сегодня, — пообещал Джеймс.

— Сколько, по-твоему, это займет времени? — лукаво спросил Амос. — Неделю? Две?

— Годы, Амос, годы. — Джеймс взглянул на Аруту. — Думаю, теперь вместо титула герцога Крондорского я буду подумывать о титуле герцога Рилланонского.

— Да, — усмехнулся Арута, — думаю, у тебя есть шанс, если когда-нибудь ты организуешь сеть агентов на Востоке. Только не на этой неделе, хорошо?

— Конечно, ваше высочество, — улыбнулся Джеймс.

— У нас впереди много работы, — заключил Арута, — а сейчас я должен идти. Надо разозлить герцога и испортить принцу чудесный день.

— Еще одна просьба, если можно, ваше высочество, — остановил Аруту Джеймс.

— Да?

— Не могли бы вы уговорить ее высочество устроить бал?

Арута уже собирался вставать, однако, услышав эту просьбу, снова сел.

— Зачем, сквайр? Ты никогда не скрывал, что предпочитаешь ползать по канализации, а не присутствовать на балах Аниты.

Уильям, смущенно кашлянув, признался:

— Ваше высочество, на самом деле это моя просьба. Джеймс обещал попросить от моего имени.

— Ничего не понимаю, — Арута переводил взгляд с лейтенанта на сквайра и обратно.

— Уильям хотел попросить о награде для капитана Треггара, — начал Джеймс, — и представить его молодым леди из хороших семей.

— Зачем? — спросил Арута, взглянув на Уильяма.

Лейтенант покраснел.

— Он отличный офицер, он проявил смелость и отвагу и… ну, он спас мне жизнь.

— Он заслуживает повышения, — кивнул Арута, соглашаясь.

— И еще, может быть, небольшого имения, — предложил Джеймс, — с постоянным доходом.

— И титула. Почему нет? — Амос начал хихикать.

— Придворный сквайр — этого будет достаточно, — благодушно заметил Джеймс.

— К чему вы ведете? — спросил озадаченный Арута.

— Неужели ты не понимаешь? — расхохотался Амос. — Они хотят женить Капитана!

— Женить?!

Уильям вздохнул.

— Это все младшие офицеры, сир. Они заставили меня пообещать, что я найду способ избавить их от капитана Треггара.

Амос захохотал еще громче, и Джеймс с Арутой присоединились к нему, а Уильям, испытывая неловкость, ожидал ответа.

Эпилог СТОЛКНОВЕНИЕ

Над головами кричали чайки. Королевский док был уже заполнен людьми. Джеймс и трое его спутников спешили к дальнему причалу, где стояло готовое к отплытию судно. Корабли один за другим поднимали якоря, собираясь отправиться в путь с вечерним отливом. Некоторые уже разворачивали паруса и выходили в открытое море, другие главный лоцман и его помощники выводили из гавани.

Джеймс, Грэйвз, Кэт и Лимм подошли к «Королевскому леопарду» и остановились. Амос поприветствовал сквайра принца, а двое стражников у трапа отдали ему честь.

— Адмирал Траск, позвольте представить вам моих спутников, — произнес Джеймс официальным тоном.

— Как будто я их не знаю! — ухмыльнулся Амос. Он кивнул Этану Грэйвзу и Лимму и взял Кэт за руку. — Я так понимаю, вы ожидаете пополнения в семье? — спросил он с заботливой улыбкой.

— Да, — ответила Кэт, слегка покраснев.

Джеймс улыбнулся и подмигнул Грэйвзу. Он впервые видел женщину-воровку смущенной.

— Ну, моя дорогая, я отвел каюту для вас и вашего мужа. А парень может устроиться вместе с юнгой. — Адмирал помог ей подняться по трапу.

— Прощай, Кэт, — крикнул Джеймс.

Она повернулась и помахала рукой.

— Я буду через минуту, — сказал Этан.

— Лимм, — обратился Джеймс к мальчику, — мне нужно поговорить с Этаном наедине.

— Тогда позвольте поблагодарить вас, мой добрый сквайр, — сказал юный вор. — Я в неоплатном долгу перед вами, сэр.

Джеймс едва не рассмеялся, услышав такие нелепо официальные, но искренние слова.

— Начинай новую жизнь, Лимм. Помни, что Дурбин — это не Крондор и будет очень соблазнительно вернуться на скользкий путь воровства.

— Не беспокойтесь, сэр. Вы — мой герой, и я возьму с вас пример. Если вы смог ли бросить воровство и мошенничество, то и я смогу.

— Я помогу ему удержаться на правильном пути, Джимми, — улыбнулся Грэйвз. — Теперь иди, — он дал Лимму шуточный подзатыльник, и тот бегом поднялся по трапу.

Джеймс дождался, пока мальчишка оказался на борту, а затем отвел Грэйвза в сторону и вынул из-за пояса маленький кошелек.

— Вот, возьми.

— Я не могу принять это, Джимми. Ты и так много для нас сделал.

— Вам необходимы деньги, чтобы начать свое дело. Считай, что я их тебе одолжил.

— Понимаю, — кивнул Грэйвз. — Спасибо! — Он взял кошелек с золотыми и спрятал его во внутренний карман.

— Амос сказал, что он знает в Дурбине двух людей, которым полностью доверяет. Он объяснит тебе, как с ними связаться. Один — корабельный мастер, а другой — поставщик пищевых продуктов. Оба могут передать какую-либо информацию на корабли Королевства.

— Я и так уже нарушил две клятвы, — заметил Грэйвз. — Почему ты думаешь, что я не нарушу обещание, данное тебе?

— Сам не понимаю, — пожал плечами Джеймс. — Но я знаю тебя и знаю, почему ты нарушил те клятвы. Я мог бы предупредить, что гнев принца настигнет тебя даже в Дурбине, но это бесполезно. Ты — самый бесстрашный человек из всех, кого я когда-либо знал… — он помолчал мгновение, — когда дело касается твоей собственной безопасности.

Грэйвз взглянул на палубу, где Амос переговаривался с Кэт и Лиммом.

— Ах так. — Он помрачнел, а в голосе появился холод.

— Я им не угрожаю. — Джеймс покачал головой. — Клянусь!

Грэйвзу явно стало легче.

— Я имею в виду, что… ответственность меняет нас, — сказал Джеймс. — Взгляни на меня! — ухмыльнулся он.

— Кое-что в тебе никогда не изменится, Джимми Рука. — Бывший головорез улыбнулся. — Что ты собираешься делать с Вальтером и остальными?

— Ничего, — ответил Джеймс. — Завтра я проберусь в их убежище и сообщу, что опасность миновала и они могут выбираться оттуда. Они будут думать, что работают на меня, но я знаю их как облупленных. Они с легкостью продадут меня за пару монет. — Джеймс задумался на секунду. — Кроме того, полагаю, что Хозяин скоро снова объявится и они вернутся к пересмешникам прежде, чем Приют приведут в порядок. Нет, Этан, мне нужны такие люди, как ты, а их сейчас очень мало.

— Спасибо еще раз, — протянул руку Грэйвз. — В жизни редко удается получить второй шанс, ну, а третий — это вовсе чудо.

— Ну, возможно, у Ишапа в отношении тебя есть другие планы.

— Возможно, — кивнул бывший головорез.

— Когда окажешься в Дурбине, купи небольшую таверну поблизости от гарнизона или губернаторского дворца. Пусть это будет место, где отдыхающие солдаты и мелкие чиновники смогут что-нибудь выпить и расслабиться. Держи цены на приемлемом уровне и прислушивайся к разговорам.

— Сделаю, что смогу, — пообещал Грэйвз.

— Ладно, иди, — сказал Джеймс. — У меня есть еще кое-какие дела.

Он смотрел, как Этан взошел на борт, после чего Амос приказал поднять трап и отдать швартовы. Команда бросилась выполнять его приказы, а главный лоцман дал команду экипажу своей лодки оттащить «Королевского леопарда» от пристани.

Джеймс кинул последний взгляд на своего старого друга Этана, затем развернулся и отправился в город. У него были весьма амбициозные планы — когда-нибудь у него появятся агенты при дворе Великого Кеша. А пока он радовался и тому, что заручился поддержкой Этана Грэйвза в создании сети агентов в Дурбине. Это станет первым испытанием для его системы. Грэйвз с помощью Лимма свяжется с двумя людьми, о которых рассказал Амос, а они затем будут передавать информацию на корабли Королевства, стоящие в порту Дурбина. Выйдя из доков, Джеймс увидел Джонатана Минса. Юный констебль приветственно кивнул.

— Ты нашел его? — спросил Джеймс.

— Да, сквайр. Он содержит маленький магазин в конце причала. На вывеске изображен якорь и два скрещенных весла. Он торгует свечами.

— Ты с ним говорил?

— Нет, — покачал головой Джонатан. — Я некоторое время наблюдал за магазином, потом пришел сюда.

— Хорошо, — сказал Джеймс. — Возвращайся к своим. И поблагодари отца за сообщение о том, что этот человек снова в городе.

Джонатан ушел, а Джеймс задумался, что ему делать дальше. В конце концов он решил отправиться прямо в магазин, о котором упомянул Джонатан.

Добравшись до магазина, над входом которого висела табличка с корабельным якорем и двумя скрещенными веслами, Джеймс начал судорожно соображать, что сказать. Он на мгновение замешкался, затем решительно открыл деревянную дверь, над которой зазвенел маленький колокольчик.

Человек средних лет, стоявший за прилавком, повернулся к Джеймсу. Он был крепко сложен, но не толст. В волосах уже пробивалась седина.

— Я закрываюсь, юный сэр. — Торговец нахмурился. — Ваше дело не может подождать до утра?

— Вас зовут Дональд? — спросил Джеймс.

Человек кивнул и облокотился на прилавок. Позади него на полках были разложены обычные для любой портовой лавочки товары: гвозди, инструменты, связки веревок, якоря и другие приспособления.

— Я — сквайр Джеймс, придворный принца, — представился Джеймс, сделав паузу, чтобы посмотреть на реакцию.

На лавочника его имя, похоже, не произвело впечатления.

— Я знаю королевского закупщика, парень, — сказал он наконец. — И если не он тебя послал, то говори быстрее, зачем ты пришел. А потом я смогу наконец отправиться домой и лечь в кровать.

Джеймс улыбнулся. Как он и подозревал, упоминание о принце ничуть не смутило торговца.

— На самом деле теперь я занимаюсь вопросами, касающимися закона, — сказал сквайр.

Снова никакой реакции.

— Ваше имя недавно появилось в списке.

Суставы пальцев у торговца слегка побелели от напряжения, но ни один мускул на его лице не дрогнул.

— В каком списке? — спросил он равнодушно, вперив в Джеймса взгляд своих светло-голубых глаз.

— В списке людей, убитых в городе в последнее время.

— Убийства? Я о них слышал. Ну, как видите, я жив и здоров. Не знаю, каким образом мое имя могло попасть в подобный список.

— Где вы были последние пять недель?

Человек заставил себя улыбнуться.

— Навещал семью на побережье. Я сообщил об этом нескольким людям. Странно, что никто не сказал констеблям, что я уехал на месяц.

— Меня это тоже удивляет, — сказал Джеймс. — А кому конкретно вы сообщили о своем отъезде?

Торговец пожал плечами.

— Паре ребят в местной таверне. Я упомянул об этом и в разговоре с королевским закупщиком. И еще в ночь перед отправлением я говорил со своим соседом, Марком-мореплавателем.

Джеймс кивнул. Он был уверен, что мореплаватель был оповещен обо всем в последнюю минуту и что вряд ли удастся найти других людей, о которых упомянул торговец.

— Что ж, — пожал он плечами, — когда вы исчезли во время волны убийств, нетрудно было предположить, что вы тоже мертвы.

— Да, наверное, — согласился торговец. — Убийства прекратились?

— По большей части — да, — ответил Джеймс. — Правда, в канализации до сих пор время от времени проливается кровь — ну, воры и прочий сброд, сами понимаете.

— Не место для честных людей, — согласился Дональд. — А как наверху?

— Все так же, как и было прежде, чем начались убийства, — ответил Джеймс.

— Приятно это слышать, — сказал лавочник. — Если у вас больше нет вопросов, сквайр, я пойду домой.

Джеймс кивнул.

— Уверен, мы с вами еще встретимся, — сказал он.

Торговец проводил Джеймса до двери, и, пока она закрывалась, сквайр повернулся, чтобы последний раз взглянуть на лицо лавочника. Джеймс был почти на сто процентов уверен, что только что разговаривал с Хозяином.

Пересмешники вернутся, и столкновения с Кроулером и его людьми продолжатся, но теперь, когда ночным ястребам нанесли почти смертельную рану, беспорядки в Крондоре прекратятся хотя бы на время.

Джеймс шел и размышлял. Арута научил его одной важной вещи: хаосом нередко можно воспользоваться в своих целях, и пока Хозяин будет перестраивать свою криминальную империю, Джеймс сможет внедрить в нее одного-двух агентов. Он хорошо знал структуру гильдии воров и был уверен, что сможет подготовить подходящего кандидата, чтобы тот прошел испытание. Проблема заключалась лишь в том, чтобы найти подходящего кандидата.

«Об этом будем беспокоиться позже», — подумал бывший вор. Пока у него много других неотложных дел. К тому же Арута приказал ему вернуться во дворец, после того как он проводит Этана и остальных.

К неотложным делам относилась и необходимость раздобыть хоть какую-то информацию о Кроулере. Джеймс уже почти не сомневался, что Кроулер управляет своими людьми не из Крондора, а из другого места — например, из Квега, или Кеша, или Вольных городов. Кеш занимал первое место в списке Джеймса, так как на Кроулера работало очень много кешианцев.

Также нужно было выяснить, что связывало Кроулера и ночных ястребов. Джеймс разделял мнение Аруты, что ночные ястребы преследовали исключительно собственные цели. Их сборище в пустыне больше напоминало небольшую армию, чем крохотную банду умелых убийц.

И еще магия. Кто стоял за этим? Джеймс не имел понятия.

Он дошел до дворцового дока. Стражники, стоявшие у ворот, отдали ему честь. Столько тайн и разных проблем! «Но я жив, молод и умен», — без ложной скромности сказал себе Джеймс. Это может занять годы, однако в конце концов он узнает, кто стоит за всеми испытаниями, выпавшими на долю Королевства.

* * *

Существо было когда-то живым человеком — магом, обладавшим огромной силой. Теперь оно сидело на троне, вырезанном из камня, в темной глубине пещер. Вдали скорее ощущался, нежели слышался шум прибоя, так как тайный храм располагался у моря, намного ниже уровня воды. Стены пещер постоянно были мокрыми, а воздух — очень влажным.

Перед троном возвышалась огромная, вырезанная из камня рука, державшая гигантскую черную грушу. Кроме этого, перед троном стоял маг, облаченный в ничем не примечательную одежду простого горожанина. Существо, сидевшее на троне, повернулось к магу. Но человек с похожим на ястребиный клюв носом не испытывал ни малейшего страха перед нежитью — «личем» или «существом, похожим на человека», на древнем языке. Слуги лича были такими же злобными существами — ожившие скелеты, Стражи Смерти. Но и их маг нисколько не боялся.

— Ты провалился, — сказал лич магу. Его голос был сухим и трескучим.

Сиди покачал головой.

— Нет, это ночные ястребы провалились. Мы преуспели! Люди умирают, принц Крондора ищет виновных и пытается обнаружить систему там, где ее нет.

— Но создаем ли мы достаточно хаоса?

— А бывает ли его вообще достаточно? — пожал плечами тощий маг. — К тому же, если мы перегнем палку, ишапианцы могут изменить свои планы. Мне понадобилось двадцать лет, чтобы добиться этого, и я не хотел бы, чтобы все в мгновение ока изменилось и мне пришлось ждать еще двадцать лет. У богов достаточно жизней, чтобы ждать, а у нас — нет.

По пещере разнесся резкий, хриплый звук — существо на троне рассмеялось. Кожа на его лице была туго натянута на череп, а руки представляли собой просто кости, с которых свисали обрывки кожи. Продолжая смеяться, лич ткнул указательным пальцем в сторону мага:

— У тебя, может, и нет нескольких жизней, а у меня есть.

Сиди наклонился вперед.

— Не гордись особенно своей жалкой некромантией, Саван, — сказал он. — Она не спасла жизнь твоему брату, когда ручной шпион Аруты скормил его демону.

— Я думал, что, получив под свое начало ночных ястребов, Неман сможет сосредоточиться. Он не был готов к тому, чтобы призвать демона. Он сошел с ума.

— Вы все становитесь немного безумными после того, как возвращаетесь с того света. Похоже, это неизбежно, — пожал плечами Сиди. — Вот почему я запер тебя здесь на несколько лет, когда ты вернулся с того света, помнишь? — Он примирительно махнул рукой. — Безумию можно найти применение. Иногда оно даже очень полезно.

Лич усмехнулся, и Сиди удивленно распахнул глаза:

— Что?

— Ты так же безумен, как и я, — сказал маг-нежить.

Сиди усмехнулся.

— Возможно, но мне все равно, — он склонил голову, как будто прислушиваясь. — Он здесь.

— Кто? — спросил лич.

— Тот, кто найдет для нас то, что мы искали последние двадцать лет, Саван. Я не хочу, чтобы он входил в эту комнату. Он еще не готов видеть тех, кому должен поклясться в верности, — тебя и твоих слуг. Возможно, позже, после того, как я наделю его даром и он начнет действовать. Мне пора.

— Пусть он служит нам! — крикнул мертвый маг вслед уходящему Сиди.

— Скоро так и будет.

Сиди прошел по туннелю, который вел к выходу на поверхность. Пират, которого они называли «Медведь», скоро пристанет к берегу, проплыв на маленькой лодке через многочисленные обломки, дрейфующие в воде недалеко от скалистого выступа, известного как Вдовий пик. Сиди встретит его на берегу под секретным входом в храм Черной Груши. В конце концов, подумал Сиди, если Медведь выполнит миссию и докажет свою полезность, он войдет в храм и принесет клятву верности.

Однако пока пусть думает, что просто выполняет некое поручение. Именно так много лет считали ночные ястребы, пока не осознали, что служат интересам чего-то большего, чем их мелкие семьи и кланы. К тому времени, как Медведь узнает правду, будет уже слишком поздно.

Приблизившись к секретному входу, Сиди сунул руку в карман рясы и достал амулет из отполированной бронзы. Тяжелую цепь, на которой он висел, покрывало чернение, которое невозможно было отчистить никакими средствами. Амулет представлял собой голову демона с лицом лисицы — символ, использовавшийся теми, кто служил Безымянному, — и употреблялся, чтобы обеспечить связь с миром демонов.

«Столько еще нужно сделать, а слуги такие бестолковые!» — подумал Сиди, открывая потайную дверь, спрятанную среди камней. Когда-нибудь он найдет того, на кого можно положиться. В глубине души он понимал, что недостаток надежных слуг — это цена, которую приходится платить за секреты: никто из работавших на Сиди не знал его истинной цели и, что более важно, где источник темных сил мага. Пока дверь скользила, открываясь, Сиди снова подумал, что хотел бы однажды посвятить кого-то во все тайны — того, кто не будет просто глупым заложником воли мага. Он отбросил эти мысли и шагнул наружу.

Западный ветер брызнул в лицо морской пеной. Сиди поднял руку, чтобы прикрыть глаза от заходившего солнца, окрасившего горизонт в темно-красный цвет. Корабль — бывшая военная квегская галера, захваченная во время нападения, — стоял на якоре неподалеку от берега, и его темный силуэт резко выделялся на фоне заката.

Лодка скользила между мачтами судов, которые в плохую погоду наткнулись на скалы и затонули, дав этому кусочку земли его имя. Мало кто приплывал к Вдовьему пику намеренно, этот скалистый район вряд ли показался бы кому-нибудь привлекательным, но приближавшийся на лодке пират был хорошо знаком с этими местами, поскольку не раз уже использовал их для засады и нападения на мирные суда.

Лодка вошла в прибрежную полосу и быстро продвигалась к берегу, подгоняемая большими волнами. Сиди снова взглянул на амулет. Алые глаза демона с лисьей мордой начали светиться. Сиди потратил много лет на то, чтобы создать артефакт, который он собирался передать пирату. Он защитит Медведя от магии жрецов и от физического вреда. Пират станет неуязвим, когда наденет его. Кроме того, амулет позволит Сиди проникать в его сны, заставляя беспрекословно служить хозяину.

Несмотря на поражение в пустыне и неудачную попытку избавиться от главаря пересмешников в Крондоре, Сиди внутренне ликовал. Скоро он станет обладателем самого мощного артефакта этого мира и тогда начнет по-настоящему работать от имени истинного Господина.

Когда рослый пират выбрался из лодки и опустился перед Сиди на колени, маг почувствовал, как тепло победы начинает согревать его.

Раймонд Фэйст «Слеза богов Крондора»

Пролог НАПАДЕНИЕ

Погода ухудшалась. Сгущались темные тучи, вспыхнула молния, вспоров мрак ночи подобно ножу. Впередсмотрящему, несущему вахту на самой высокой мачте корабля «Рассвет Ишапа», показалось, что он уловил какое-то движение вдали. Он прищурился и вгляделся в темноту, прикрыв рукой глаза, слезившиеся от морской соли и дьявольски холодного ветра. Матрос моргнул несколько раз, пытаясь прояснить зрение, но больше не видел во тьме ничего необычного.

Ночь и надвигающаяся буря побудили его остаться на своем посту, хотя шанс, что капитан собьется с курса, был невелик. «Вряд ли это возможно», — думал вахтенный. Их капитан был опытным моряком и к тому же как никто другой умел избегать опасностей. Матросу, как и всем, известно было, насколько труден для прохождения этот участок. Однако перевозимый груз был бесценен для храма, и, учитывая слухи об участившихся пиратских нападениях у квегского берега, капитан предпочел идти вдоль мыса у Вдовьего пика — скалистой территории, которую обычно старались обходить. Экипаж «Рассвета Ишапа» состоял из бывалых моряков, которые беспрекословно выполняли все приказы капитана, так как знал, что, если корабль потерпит крушение у Вдовьего пика, не уцелеет никто. Конечно, моряки боялись за свою жизнь, однако этих людей отобрали не только из-за их опытности — все они были преданы храму, и каждый хорошо понимал, что груз должен быть доставлен во что бы то ни стало.

В трюме под палубой восемь монахов крондорского храма Ишапа стояли вокруг самого святого артефакта — Слезы Богов. Драгоценный камень огромных размеров, длиной с руку крупного человека и в два раза ее толще, излучал таинственный свет. Новая Слеза появлялась на свет раз в десять лет в тайном монастыре, скрытом в укромной долине в горах под названием Серые Башни. Когда камень был освящен, хорошо вооруженный караван перевозил его в ближайший порт Вольных городов. Оттуда Слезу отправляли на корабле в Крондор, далее, в сопровождении вооруженных монахов, жрецов и слуг, — в Саладор и, наконец, на другом корабле доставляли в главный храм в Рилланоне, чтобы заменить предыдущую Слезу, энергия которой иссякла.

Истинная природа и предназначение священного камня были известны только верховным жрецам храма, и матрос на верхушке мачты не проявлял ненужного любопытства. Он верил в могущество богов и знал, что служит благородной цели. К тому же ему платили достаточно для того, чтобы он не задавал лишних вопросов, а просто делал свою работу.

Однако после двух недель борьбы со злыми ветрами и бурным морем даже самых набожных людей на борту стали раздражать и тревожить сине-белый свет, шедший снизу каждую ночь, и монотонное пение монахов. Несвойственная этому сезону сила ветров и неожиданные штормы навеяли некоторым членам команды мысли о волшебстве и черной магии. Вахтенный помолился про себя Килиан, богине природы и покровительнице моряков (и заодно Эортису, который, как утверждали некоторые, был истинным богом морей), прося, чтобы к рассвету корабль уже достиг места назначения — Крондора. Камень и сопровождающие его жрецы тут же покинут город и отправятся на восток, а моряк останется в Крондоре, с семьей — заработанные деньги позволят ему задержаться дома подольше.

Подумав о жене и детях, впередсмотрящий улыбнулся. Его дочь была уже достаточно взрослой для того, чтобы помогать матери на кухне и ухаживать за новорожденным братиком; к тому же жена моряка ждала третьего ребенка. Как и сотни раз до этого, матрос поклялся, что найдет другую работу, ближе к дому, и будет больше времени проводить с семьей.

Едва заметное движение в стороне береговой линии вывело его из раздумий. Свет с корабля очертил огромные штормовые волны. Впередсмотрящий хорошо чувствовал ритм моря и уловил, как этот ритм только что был нарушен. Он вгляделся в темноту, пытаясь понять, не слишком ли близко они подошли к скалам.

* * *

— Что это за синее свечение на том корабле? Не нравится оно мне, капитан, — заметил Кнут.

Человек, к которому он обращался, взглянул на него сверху вниз. При его росте в шесть футов восемь дюймов не только коротышка-лоцман, но и все находящиеся рядом казались карликами. Черная кожаная кираса не могла скрыть мощных мускулов на руках. К кирасе он прикрепил пару наплечников с шипами — трофеи, снятые с тела одного из известных квегских гладиаторов. На коже виднелись следы боев, шрамы от старых ран накладывались один на другой. Самым приметным был длинный шрам, который пересекал лицо от лба до челюсти прямо через правый, молочно-белый глаз капитана. Однако левый глаз, казалось, горел злым красным огнем, и не приходилось сомневаться, что этот глаз ничего не упускает.

Не считая шипов, доспехи капитана были простыми, но удобными, хорошо промасленными и начищенными, хотя кое-где все же проглядывали заплаты. На шее у него висел амулет из бронзы, почерневший от времени и пронизанный древней темной магией. Красный камень в центре амулета слабо мерцал.

— Побеспокойся о том, чтобы мы не напоролись на камни, лоцман. Только для этого я сохранил тебе жизнь, — сказал Медведь и, повернувшись к корме, негромко скомандовал: — Начали!

Моряк на корме крикнул тому, кто был внизу: «Вперед!». Надсмотрщик поднял руку и опустил ладонь на стоявший у него между колен барабан.

С первым стуком барабана рабы, прикованные к своим скамьям, подняли весла, а со вторым одновременно их опустили. Прогуливаясь между скамеек, главный надсмотрщик повторил то, что невольникам было уже хорошо известно:

— Тихо, голубчики! Я убью первого из вас, кто издаст звук громче шепота!

Корабль — квегская патрульная галера, захваченная год назад, — медленно двинулась вперед, постепенно набирая скорость. Находившийся на носу Кнут присел, вглядываясь в воду. Он расположил корабль так, чтобы тот шел прямо к цели, но впереди поджидал еще один поворот — несложный, если правильно рассчитать курс, но тем не менее опасный. Внезапно Кнут повернулся и скомандовал:

— Лево руля!

Медведь тут же отдал приказ, и рулевой повернул корабль. Мгновением позже Кнут скомандовал: «Прямо руля», и галера выровнялась и опять поплыла вперед, рассекая воду.

На мгновение Кнут задержал взгляд на Медведе, затем снова стал смотреть на корабль, который они собирались взять на абордаж. Пират от рождения, портовая крыса из Наталя, Кнут прошел путь от простого моряка до одного из лучших лоцманов Горького моря. Он знал каждый камень, каждую мель, каждый риф, каждое течение между Илитом и Крондором, западнее до пролива Тьмы и вдоль побережья Вольных городов. Именно благодаря этим знаниям он дожил до сорока лет, в то время как более храбрые, сильные и умные люди погибли. И вот теперь он осознавал, что еще никогда в жизни так не боялся.

Кнут чувствовал, что Медведь стоит у него за спиной. В прошлом ему уже случалось работать на огромного пирата. Однажды они захватили квегские корабли, возвращавшиеся из похода вдоль кешианского побережья. В другой раз вместе с Медведем грабили суда Королевства под прикрытием каперского свидетельства губернатора Дурбина.

В течение последних четырех лет у Кнута образовалась собственная банда — «мусорщики», которые фальшивым светом заманивали корабли на скалы Вдовьего пика и после неизбежно следовавшего крушения обыскивали обломки. Хорошее знание подводных скал в этом районе — вот что снова привело его на службу Медведю. Странный торговец по имени Сиди, почти каждый год посещавший Вдовий пик, поручил Кнуту найти человека, который не отказывается от опасных заданий и способен на убийство. Кнут искал Медведя целый год и наконец передал ему сообщение, что есть работа, связанная с большим риском, но при этом хорошо оплачиваемая. Медведь не стал отказываться и прибыл на встречу с Сиди. Кнут решил, что либо возьмет плату за то, что свел этих двоих, либо получит половину оплаты Медведя в обмен на использование его людей и корабля. Однако с того момента, как Кнут привел Медведя на встречу с Сиди на побережье у Вдовьего пика, все изменилось. Вместо того чтобы работать на себя, Кнут стал лоцманом на галере Медведя, а собственное судно Кнута — юркий каботажный кораблик — было отправлено на дно, чтобы стали ясны условия договора с Медведем: если Кнут и его люди присоединятся к нему, то их ждет богатство. Если нет — смерть.

Кнут взглянул на странный синий свет, плясавший на воде вокруг ишапианского корабля, к которому они приближались. Сердце маленького человека билось с такой силой, будто хотело выскочить наружу. Он вцепился в деревянный леер и ощутил настолько острое желание закричать, что, не удержавшись, проорал бессмысленный приказ о корректировке курса.

Кнут не сомневался, что сегодня ночью умрет. С тех пор как Медведь захватил его команду, это стало лишь делом времени. Человек, которого Кнут знал по походам вдоль кешианского берега, всегда был негодяем, но теперь что-то повлияло на Медведя, сделав его душу еще чернее, чем прежде. Ему не были знакомы муки совести, но раньше он всегда ставил дело на первое место и не желал тратить время на бессмысленные убийства и разрушения. Теперь же Медведь наслаждался этим. Двое матросов Кнута умерли медленной и мучительной смертью, наказанные за незначительное неповиновение. Медведь пристально наблюдал за тем, как они умирали. В тот момент камень в его амулете ярко светился, а единственный здоровый глаз, казалось, горел таким же светом.

С самого начала Медведь дал ясно понять одно: цель этой миссии — отобрать у жрецов Ишапа священную реликвию и каждый, кто попытается этому помешать, умрет. Однако он пообещал, что команда сможет забрать себе остальные ишапианские сокровища.

Услышав это, Кнут начал составлять план.

Он настоял на нескольких тренировочных вылазках, утверждая, что течения и скалы в этих местах могут ввести в заблуждение и при свете дня, а ночью неподготовленных вообще ожидают тысячи бедствий. Медведь неохотно, но согласился. Произошло то, на что и рассчитывал Кнут: люди пирата постепенно привыкли подчиняться приказам лоцмана в тех случаях, когда Медведь передавал ему командование кораблем. Банда Медведя состояла из головорезов, вышибал и убийц, включая одного людоеда, и все они не отличались сообразительностью.

План Кнута был дерзок и опасен, и для его осуществления требовалась не просто удача, а нечто большее. Он оглянулся и увидел, что Медведь застывшим взглядом уставился на синее сияние вокруг ишапианского корабля. Все, что смог себе позволить Кнут в этот момент, — это быстрый взгляд в сторону своих людей, после чего он тут же повернулся обратно к ишапианскому судну. Прикинув на глаз расстояние и скорость движения, он крикнул Медведю:

— Лево руля! Полный ход!

— Полный ход! — эхом повторил Медведь. — Катапульты, целься! — добавил он зычным голосом.

Тут и там появились языки пламени — это зажгли факелы и тут же окунули их в меха с квегским горючим маслом. Факелы вспыхнули еще ярче.

— Готовы, капитан! — крикнул стрелок катапульты.

Над водой разнесся низкий голос Медведя:

— Огонь!

* * *

Впередсмотрящий прищурился: он был уверен, что заметил что-то в стороне берега. Внезапно появился огонек. Затем второй. Через мгновение моряк с ужасом понял, что навстречу кораблю несутся два огненных шара.

Один из оранжево-красных шаров, шипя и потрескивая, пролетел всего в несколькихярдах от смотрящего. Он почувствовал обжигающий жар.

— Нападение! — закричал матрос изо всех сил. Он знал, что вахтенный не мог не заметить огненные шары, однако поднять тревогу было его обязанностью.

Второй шар угодил в трап, ведущий снизу на носовую палубу. Пламя вмиг охватило стоявшего там несчастного жреца Ишапа. Умирая, он вопил от боли.

Моряк знал, что если их берут на абордаж, то находиться на мачте — не лучшая идея. Он спустился на палубу, и в этот момент в небе появился еще один огненный шар, летящий по направлению к носовой палубе.

Как только ноги впередсмотрящего коснулись палубы, другой моряк, кричавший: «Квегские пираты!», сунул ему в руки меч и круглый щит.

Глухой стук барабана разносился над водой. Ночь внезапно наполнилась шумом и криками.

Из тьмы на гребне высокой волны медленно появился корабль. Двое моряков смогли разглядеть на носу галеры огромный зазубренный таран. Воткнутые в корпус жертвы шипы тарана могли удерживать захваченный корабль, пока рабы на галере не получат приказ грести назад. Двинувшись назад, галера проделала бы большую пробоину в борту «Рассвета Ишапа» и тот быстро пошел бы ко дну.

Внезапно впередсмотрящий понял, что может никогда не увидеть свою жену и детей, и быстро прошептал молитву всем богам, чтобы те позаботились о его семье. Затем он присоединился к сражающимся: если бы моряки сумели задержать разбойников у планшира, пока жрецы не поднимутся на палубу, появился бы шанс справиться с нападавшими с помощью магии служителей Ишапа.

Корабль вдруг резко качнулся, послышался треск ломающегося дерева, вновь закричали люди. Матрос и его товарищи упали на палубу.

Смотрящий откатился в сторону от быстро распространявшегося огня и увидел, как две руки схватились за корабельный планшир. Он поднялся на ноги в тот момент, когда на палубу «Рассвета Ишапа» спрыгнул темнокожий пират. За ним тут же последовали другие.

Первый пират держал в руках тяжелый кривой меч и ухмылялся словно одержимый. Смотрящий бросился к нему с мечом наизготовку. Смазанные маслом волосы пирата мерцали в языках пламени, а в глазах отражался оранжевый огонь пожара, придавая ему демоническое обличье. Пират зловеще улыбнулся, и смотрящий застыл на месте, заметив острые клыки. Перед ним был скашаканский каннибал.

Глаза моряка расширились, когда он увидел фигуру, возникшую позади пирата.

Это стало последним из увиденного им. Первый пират взмахнул мечом и пронзил парализованного ужасом беднягу.

— Медведь… — прохрипел моряк перед смертью.

* * *

Медведь оглядел палубу, потирая руки. Когда он заговорил, его голос, казалось, грохотал откуда-то из подземелья:

— Вы знаете, что нужно мне; все остальное ваше!

Кнут спрыгнул на палубу и встал рядом с Медведем.

— Корабль сильно поврежден, так что времени у вас немного! — крикнул он команде.

Как Кнут и надеялся, люди Медведя бросились убивать ишапианских моряков, а он в этот момент подал сигнал кучке людей из своей верной команды, и те поспешили к люкам и грузовым сетям.

На палубу, услышав сигнал тревоги, поднялся ишапианский монах. Пираты тут же окружили его. За монахом следовали и другие братья. Некоторое время обе стороны стояли без движения, как бы оценивая друг друга.

Медведь сделал шаг вперед и обратился к первому монаху:

— Эй ты! Принеси мне Слезу, и я позволю вам всем умереть быстро.

Жрец поднял руки и начертил в воздухе странный знак, одновременно произнося заклинание. Остальные монахи позади него приняли боевые стойки.

Заряд белой энергии почти достиг Медведя, но вдруг бесследно исчез буквально в нескольких дюймах от него. В этот момент нос корабля накренился.

— Ваша магия — ничто для меня! — презрительно усмехнулся Медведь.

С удивительной для человека его размеров ловкостью он выхватил меч. Жрец еще не пришел в себя от потрясения, убедившись, что его магия оказалась бессильна, и теперь он беспомощно стоял, не пытаясь спастись. Меч Медведя вошел в его тело, как нож в масло. Пираты радостно завопили и бросились на остальных монахов.

Уступавшие пиратам в численности безоружные монахи были, тем не менее, мастерами рукопашного боя. И хотя они не смогли выстоять против алебард, мечей, ножей и арбалетов, им удалось на какое-то время задержать пиратов. К тому момент, когда Медведь добрался до трапа, ведущего на нижнюю палубу, полубак уже погружался в воду.

Как крыса, протискивающаяся сквозь канализационные решетки, Кнут проскользнул мимо Медведя и чуть ли не скатился вниз по трапу. Медведь двинулся следом, а за ним — и все остальные.

— У нас нет времени! — крикнул Кнут, оглядывая каюты экипажа. Он заметил множество бесполезных для него предметов культа и посчитал, что монахи обитали именно в этой части корабля. Потом он услышал, как вода хлынула в дыру под носовым баком. Он разбирался в кораблях — в конце концов переборка между полубаком и главной грузовой каютой не выдержит, и тогда «Рассвет Ишапа» пойдет ко дну, как огромный камень.

В одной из кают его внимание привлек маленький деревянный сундук в углу, и Кнут направился прямо к нему. Медведь тем временем устремился к двери, ведущей в каюту капитана. Передвигаться по скользким доскам становилось все сложнее, так как корабль раскачивался. Пираты то и дело падали и яростно ругались.

Кнут открыл сундук и разинул рот: заполучи он такое количество драгоценных камней, и можно было бы купаться в роскоши до конца жизни. Несколько разбойников тут же бросились к сокровищам, как мотыльки, летящие на огонь. Кнут махнул двоим пиратам, стоявшим рядом:

— Если хотите получить свою долю, то поднимитесь на палубу, помогите открыть люк и опустите грузовую сеть!

Пираты поначалу замялись, взглянули в сторону Медведя, пытавшегося вскрыть дверь в капитанскую каюту, но все же выполнили приказ Кнута. Он знал, что они обнаружат возле люка двух его людей и волей-неволей примутся помогать им. Если его план сработает, то вскоре все начнут играть по его правилам, не подозревая об этом.

Кнут открыл люк в середине палубы и увидел трап, ведущий еще ниже, в грузовой трюм. Но в тот момент, когда он шагнул на первую из ступенек, корабль стал быстро наполняться водой. Кнут понял, что «Рассвет Ишапа» скоро пойдет ко дну. Ему и его людям лучше поторопиться.

Медведь изо всех сил наваливался на дверь, которая, очевидно, была заперта каким-то магическим образом, так как не подавалась его сокрушительному напору. А Кнут все же решился спуститься в трюм и убедился, что сокровищ тут достаточно, чтобы каждый член экипажа зажил как король. Тот странный человек по имени Сиди, который сообщил Медведю об этом корабле, действительно упомянул, что вместе с магическим предметом, который Медведь должен ему доставить, на корабле будут перевозить и десятилетние сборы храмов с Дальнего берега и из Вольных городов.

Кнут жалел о том, что познакомился с Сиди. Когда он впервые встретил этого так называемого торговца, то и не подозревал, что тот имеет отношение к магии. Теперь он знал, что Сиди не так прост, как кажется. Торговец дал Медведю волшебный амулет, который тот не снимал с тех пор ни днем ни ночью. Кнут всегда старался держаться подальше от магии, храмов, волшебников и ведьм. Они приводили его в ужас. Но на его памяти ни от кого так сильно не разило магией, как от Сиди, и этот «аромат» был ему очень неприятен.

Грузовой люк открылся.

— Кнут! — раздался голос сверху.

— Опускай! — скомандовал лоцман. Грузовая сеть опустилась, и Кнут быстро ее отвязал.

— Давайте сюда! — крикнул он, расстелив большую сеть на досках. — И поживее, мы уже погружаемся!

Четверо моряков соскользнули вниз по веревкам и стали двигать тяжелые грузовые сундуки к центру сетки.

— Займитесь сначала маленькими! — указывал Кнут. — Там драгоценности. Они ценнее золота.

Пиратами двигали два мотива: желание разбогатеть и страх перед Медведем. Весь экипаж, включая Кнута, заметил, что Медведь с каждым днем становится все злее. Даже его собственные люди боялись теперь обратить на себя его внимание.

Сейчас массивный капитан бился в дверь с нечеловеческой силой и наконец, выломав ее, издал звериный рык. Несколько пиратов, расправившись с командой корабля, спустили веревки с верхней палубы и вопросительно посмотрели на рулевого.

— Капитан сказал, что если он получит проклятый камень, который охраняли жрецы, то все остальное — наше. И вы позволите этому богатству утонуть?

Они покачали головами и, хотя на их лицах и отразилось сомнение, принялись за дело, работая парами и затаскивая большие сундуки и ящики в сети. Они спешили, и вскоре большая часть сокровищ была подготовлена к подъему.

— Тащите! — приказал Кнут людям наверху. Пираты, грузившие сокровища, ухватили кто сколько мог из оставшихся сундуков поменьше и кинулись к переднему трапу. Корабль дал крен и все быстрее раскачивался из стороны в сторону.

— Скажи им, чтобы шли задним ходом! — крикнул Кнут. Он проворно вскарабкался по трапу на нижнюю палубу, бережно прижимая к себе маленький деревянный сундук, словно мать — новорожденного ребенка. Оглянувшись, он увидел яркий свет, льющийся из двери капитанской каюты и вытаращил глаза: в проеме, освещенный сиянием, стоял Медведь, сражаясь с водой, как будто это был какой-то противник.

— Вылезай! — заорал Кнут. — Утонешь! — Не то чтобы он огорчился, если бы это случилось, просто хотел выглядеть верным и преданным лоцманом на тот случай, если к Медведю вдруг вернется разум и он спасется.

Кнут поспешил к следующему трапу и выбрался на верхнюю палубу.

— Быстрее! — крикнул он, взглянув на тех, кто скользил по палубе, пытаясь подобраться поближе к лодке.

Галера начала двигаться назад, и вода быстро заполняла ишапианский корабль. Кнут понимал, что если бы он не отдал приказ отход, нос галеры тоже погрузился бы в воду под весом тонущего судна.

Лодка покачивалась на воде в нескольких ярдах от него.

— О боги, пора мне завязывать с этим делом, — прошептал коротышка-лоцман.

Он взглянул вверх и увидел, как грузовой кран опустил сетку, нагруженную ящиками с сокровищами, на палубу галеры. Быстро помолившись всем богам, которых мог вспомнить, Кнут спрыгнул с тонувшего корабля, крепко прижимая к себе сундучок.

Вес тянул его под воду, однако, собрав все силы, он вынырнул на поверхность. По воде разносились крики. Гребя свободной рукой, Кнут быстро добрался до лодки. Сильные руки тут же подхватили его и втащили через борт.

— Корабль тонет! — кричали люди, бросаясь с палубы в море.

— Бросайте все! — завопил человек, державший в руках что-то наподобие мешка с золотыми монетами. Он рухнул в воду, но через минуту его голова появилась над поверхностью. С огромным трудом он закинул мешок в лодку Кнута.

— Нет! Не-е-е-ет! — раздался вопль Медведя из глубины шедшего ко дну корабля, в то время как Кнут помогал пирату взобраться на лодку.

— Похоже, у хозяина проблемы, — заметил промокший пират.

— Греби, — приказал ему Кнут. — Его проблемы нас больше не касаются.

— Собираешься бросить его? — спросил Кнута один из его людей.

— Мне интересно, поможет ли ему этот проклятый амулет выжить на дне моря.

Один из пиратов ухмыльнулся. Как и его товарищи, он подчинялся Медведю не столько из преданности, сколько из страха.

— Если амулет поможет, то потом он убьет тебя, Кнут.

— Сначала пусть найдет, — хитро улыбаясь, откликнулся лоцман. — Я трижды плавал с этим помешанным на насилии безумцем, хотя даже два раза — это уже слишком. Мы были рабами слишком долго. Теперь наша очередь пожить в свое удовольствие!

Пираты продолжали грести.

— Если он выживет, — задумчиво проговорил один из головорезов Медведя, — то наберет себе новую команду. Почему бы мне не перерезать тебе горло и не завоевать таким образом его расположение?

— Потому, что ты такой же жадный до денег, как и я. Если убьешь меня, то никогда не выведешь галеру в целости из этих скал. Кроме того, даже если Медведь выживет, ему нас не найти, — заявил Кнут. — Мы будем далеко отсюда.

Они добрались до галеры и быстро поднялись на борт. Одновременно корабля достигли другие лодки и несколько пиратов, добиравшихся вплавь. Судно заскрипело, когда лодки стали поднимать на борт. Люди взбирались по веревкам, в то время как другие опускали сетки, чтобы поднять трофеи с ишапианского корабля. Команда работала с невиданной энергией — людей подстегивали предстоящий дележ сокровищ и страх перед возможным появлением Медведя. Наконец весь груз был укреплен на центральной палубе, и Кнут скомандовал:

— Поднять якорь!

— Куда мы плывем? — спросил один из пиратов, доставивших Кнута на галеру.

— К берегу. Там, неподалеку от побережья, нас ждут мои люди. Они помогут все это сгрузить, а потом мы отплывем подальше в море и затопим эту галеру.

— Зачем? — спросил другой пират. Все команда столпилась вокруг Кнута.

— Зачем? — эхом отозвался Кнут. — Я скажу тебе зачем, идиот. Корабль, который мы взяли на абордаж, был собственностью храма Ишапа. Через несколько дней все Королевство будет искать того, кто это сделал. У Медведя есть талисман для защиты от жрецов, а у нас — нет. Мы сегодня же вечером поделим добычу и разбежимся кто куда!

— Звучит неплохо, — хмыкнул один из моряков.

— Тогда на весла! Рабы еле дышат, а я хочу, чтобы мы пошли каждый своей дорогой еще до рассвета! — крикнул Кнут.

И тут сквозь бурю прорвался рев Медведя:

— Он мой! Он был у меня в руках!

Все повернулись к тонущему кораблю и увидели Медведя, стоявшего у фальшборта. Он медленно взобрался на него, погрозил кулаком удалявшейся галере и прыгнул в воду.

Вид плывущего к ним предводителя подействовал на пиратов, как шпора на лошадь, и они с удвоенной энергией принялись за дело. Внизу зазвучал барабан, обезумевшие от страха пираты сняли с рабов оковы и отогнали их в сторону. Кнут кинул быстрый взгляд туда, где только что стоял Медведь, освещаемый вспышками молнии. Кнут мог поклясться, что в тот момент глаз страшного человека горел красным.

Кнут передернул плечами, словно прогоняя прочь мысли о Медведе. Этот бандит был ужасен в гневе и невероятно силен, но даже он не сможет ворваться в город принца и найти там Кнута.

Лоцман улыбнулся, представив, какие лица будут у ждущих на берегу людей, когда они обнаружат, что встречали корабль с огромным количеством сокровищ и мертвым экипажем. Отравленные вино и эль были приготовлены внизу, и Кнут собирался угостить ими команду за несколько минут до причаливания. К тому времени, как добычу перегрузят с корабля на повозки, пираты и рабы будут мертвы. Он жалел, что его людей ожидает такая же участь, но не мог избежать этого неприятного последствия. Кроме того, это означало, что ему и его партнерам с повозками достанется больше.

Кнут всю жизнь ждал такой возможности и намеревался использовать ее полностью, даже если для этого надо было стать безжалостным. Он знал, что ни один из окружающих его людей не пошевелил бы и пальцем, если бы их теперешнему вожаку угрожала опасность, и поэтому не чувствовал, что чем-то им обязан. Это пересмешники берегли воровскую честь и следили за тем, чтобы соблюдались правила. А на корабле Медведя можно было выжить только благодаря силе или хитрости.

Кнут отдал приказ, и корабль развернулся против волн, встав на более безопасный курс, чтобы уйти от скал Вдовьего пика. Вскоре галера успешно преодолела все подводные камни, и гребцы снизили темп. Низенький лоцман перешел на корму и взглянул на море. На мгновение ему показалось, что в воде виднеется голова пловца, который в быстром темпе нагоняет корабль.

Кнут напряг зрение, вглядываясь в темноту, но больше не увидел ничего, даже отдаленно напоминавшего человека. Он потер глаза и покачал головой: нагнал же на него страху этот Медведь! Как здорово будет в конце концов выбраться из подчинения такому человеку и стать богатым.

Задумавшись о будущем, Кнут снова ухмыльнулся. Он проворачивал подобные дела и раньше. Он заплатит перевозчикам или убьет их, если понадобится, и к тому времен, как достигнет Крондора, каждая серебряная монета, каждая золотая цепь, каждый драгоценный камень будут принадлежать ему.

— Куда мы плывем? — спросил один из пиратов.

— «Капитан», — сказал Кнут.

— Что?

— «Куда мы плывем, капитан», — холодно повторил Кнут.

Пират пожал плечами, как будто это не имело для него значения.

— Так куда мы плывем, капитан? Где именно на берегу твои люди?

Кнут усмехнулся. Он знал, что этот человек — как и любой другой член команды — с радостью позволит ему поиграть в командира, пока не решит перерезать ему горло, если это обогатит его.

— Мы встречаемся с ними севернее Рыбного города, за пределами Крондора.

— Понятно… капитан! — спохватившись, быстро добавил пират.

* * *

Команда гребла всю ночь, и когда до рассвета оставалось меньше двух часов, Кнут вызвал к себе одного из тех моряков, которым он доверял.

— Как обстановка?

— Люди Медведя нервничают. Но у них не хватит ума, чтобы что-то замышлять и рисковать тем, что уже имеют. Пусть себе трясутся от страха! Нельзя перейти дорогу человеку вроде Медведя и спать после этого спокойно.

Кнут кивнул.

— Если все в порядке, то открывайте вино и эль. Они внизу.

— Есть, капитан! — Моряк расплылся в улыбке. — Отпразднуем, значит? Это поможет расслабиться.

Кнут лишь ухмыльнулся в ответ.

Через несколько минут снизу начали доноситься звуки пиршества. До этого на протяжении многих часов Кнута окружала зловещая тишина, нарушаемая лишь скрипом весел и скрежетом снастей. Теперь голоса становились все громче и слышались все отчетливей. Кто-то шутил, кто-то изумлялся, видя, как сдвигают в круг скамейки для гребцов и расставляют на них кружки.

Один из пиратов на палубе вопросительно взглянул на Кнута.

— Проследи, чтобы те, кто наверху, сошли вниз и пропустили по одной, — велел ему новоиспеченный капитан. — Я пока возьму руль на себя.

Пират кивнул, затем закричал товарищам наверху, а Кнут тем временем направился на нос корабля.

— Иди выпей, — сказал он рулевому. — Я встану к рулю.

— Собираетесь посадить нас на мель, капитан?

— Мы подойдем к берегу с приливом, — объяснил Кнут. — Из-за сокровищ галера тяжелая, как женщина на сносях. Когда мы разгрузим ее и начнется отлив, он отнесет корабль от берега, и мы сможем избавиться от него.

Рулевой кивнул, соглашаясь. Он был хорошо знаком с местностью вокруг Рыбного города — мели там были вполне подходящими для планов Кнута.

Кнут выбрал медленно действующий яд. Встав к штурвалу, он прикинул, что к тому времени, когда они пристанут к берегу, несколько пиратов уже отойдут в мир иной. Если все пойдет по плану, то те, кто еще будет жив, сочтут своих товарищей мертвецки пьяными. Если же все сложится еще удачнее, то перевозчикам, которых он нанял за пределами Крондора, не придется никого убивать. В конце концов, они были наемными извозчиками, а не головорезами.

Кнут нанизывал одну ложь на другую. Извозчики думали, что он работает на главаря крондорских пересмешников, гильдии воров. Кнут понимал, что без этой лжи он не сможет их контролировать, когда они увидят драгоценности, которые он собирался провезти в город. Если бы извозчики не верили, что за Кнутом стоит могущественная и зловещая сила, то к утру он был бы уже мертв, как и вся остальная команда.

Плеск волн за бортом стал звучать по-иному, и теперь Кнут ясно слышал, как буруны накатывают на мель. Ему не нужно было даже смотреть за борт, чтобы понять, где они находятся.

Один из пиратов, пошатываясь, поднялся по трапу на палубу.

— Капитан, что это за эль? — заговорил он, но его речь была неразборчива. — Ребята теряют…

Кнут, ничего не ответив, лишь улыбнулся молодому моряку, парню лет восемнадцати. Тот подался вперед и упал. Снизу донеслись приглушенные, невнятные крики, и вскоре воцарилась тишина.

Скрип весел затих. Пришла пора реализовывать самую опасную часть плана. Кнут бросил румпель, кинулся к линю и забрался наверх. В одиночку он поднял и укрепил один маленький парус, чтобы галера не встала боком к волнам и не села на мель.

Потом он вернулся к штурвалу. Внезапно тяжелая рука опустилась ему на плечо и развернула его. Кнут увидел перед собой заостренные зубы, оскалившиеся в звериной ухмылке, и пару темных глаз, изучавших его.

— Скашакан не пьет эля, маленький человек.

Кнут застыл. Его рука скользнула к поясному кинжалу, и он замер, выжидая, что каннибал будет делать дальше. Тот стоял неподвижно.

— Не пьет эля, — повторил он.

— Я отдам тебе половину золота, — прошептал Кнут.

— Нет, я возьму все, — ответил людоед, доставая большой нож, — а потом съем тебя.

Кнут отпрыгнул назад и выхватил свой кинжал. Он знал, что ему не сравниться с матерым убийцей, однако был готов сразиться за свою жизнь и за самое большое богатство, которое когда-либо видел. Он ждал, умоляя богов дать ему еще немного времени.

— Скашакан не пьет эля, — снова произнес каннибал.

Кнут увидел, что ноги бандита задрожали, когда тот попытался сделать шаг вперед. Внезапно людоед оказался на коленях, его глаза закатились, и он упал лицом вниз. Кнут осторожно опустился рядом с ним на колени. Он убрал кинжал, нагнулся к людоеду поближе, принюхался и с облегчением встал.

— Ты не пьешь эля, сукин сын, но ты пьешь бренди.

Рассмеявшись, Кнут взялся за руль, и корабль понесся вперед на буруны. Лоцман направил галеру на длинную плоскую мель, и вскоре судно зарылось носом в песок. Кнут увидел на утесе три большие повозки. Шестеро человек, сидевших на берегу, вскочили на ноги, как только корабль приблизился. Кнут приказал, чтобы телеги не ставили рядом с водой, потому что после загрузки их колеса увязли бы в песке. Теперь возницам придется переносить все золото в повозки, карабкаясь по склону. Это будет тяжелая работа.

Корабль еще не успел остановиться, а Кнут уже выкрикивал указания. Шестеро извозчиков поспешили вперед, а он достал нож, решив удостовериться, что внизу нет никого, кто бы выжил, получив слишком малую дозу яда. Затем он собирался доставить сокровища в Крондор.

Там находился единственный человек в мире, которому Кнут доверял, и этот человек поможет ему припрятать сокровища. Затем Кнут отпразднует успех, напьется, влезет в драку, и его кинут в тюрьму. И пусть тогда Медведь приходит за ним, подумал коротышка, даже если он выжил каким-то чудом. Пусть это безумное животное попробует разыскать его в недрах самой строгой городской тюрьмы, окруженной стражниками. Он никогда не сможет найти Кнута, а если попытается, то городская стража схватит его или, скорее всего, убьет на месте. Разведав о судьбе Медведя, Кнут сможет поторговаться за свою жизнь. Ведь он единственный, кто знает, где затонул ишапианский корабль. Он мог бы привести в это место людей принца и представителей гильдии искателей затонувших кораблей, чей маг поднял бы со дна «Рассвет Ишапа», чтобы они смогли найти ту самую штуку, за которой охотился Медведь. Затем он, Кнут, станет сводным человеком, а Медведь будет либо гнить в темнице, либо висеть на виселице, а то и вообще покоиться на морском дне. И пусть все думают, что остальная часть ишапианских сокровищ пошла ко дну вместе с пиратским кораблем в миле от берега.

Кнут поздравил себя со столь мастерски продуманным планом и приступил к работе, увидев, что извозчики уже забираются на борт для разгрузки «сокровища Хозяина».

На рассвете в нескольких милях от места, где высадился Кнут, из волн выбралась одинокая фигура. К массивному телу прилипла изодранная и набухшая от многочасового пребывания в воде одежда. Осмотрев единственным здоровым глазом скалы, человек понял, где вышел на берег, и издал звериный вопль ярости.

— Кнут! — крича он в небо. — Клянусь Темным, я найду тебя и насажу твою печень на палку. Но сначала ты скажешь мне, где находится Слеза Богов!

Понимая, что сначала ему нужно найти оружие и новую пару сапог, Медведь двинулся на север, прямо к секретному храму у Вдовьего пика, в деревне Холден Хэд. Там он найдет людей, которые согласятся работать на него, и потом отправится на поиски Кнута и остальных. Каждый предавший его член команды умрет страшной смертью. Медведь снова в ярости завопил. Когда затихло эхо среди открытых ветрам камней, он расправил плечи и отправился в путь.

1 ПРИБЫТИЕ

Стояла глубокая ночь.

Джеймс так торопился, пересекая внутренний двор крондорского дворца, что вновь почувствовал ноющую боль во всем теле — напоминание о недавней стычке с ночными ястребами, которые захватили его в плен. Хотя в основном он уже оправился, но все еще нуждался в спокойном сне. Однако, как только он заснул, в дверь постучал паж и сообщил, что к городу приближается запоздавший караван из Кеша. Джеймс тут же встал и оделся, несмотря на то что каждая частичка его тела настоятельно требовала, чтобы он вернулся в постель и погрузился в сладкий сон.

Проклиная про себя необходимость встречать прибывающую чародейку, Джеймс подошел к воротам дворца, возле которых стояли двое стражников.

— Добрый вечер, джентльмены. Все в порядке?

— Тихо, как в могиле, сквайр, — отозвался старший стражник, ветеран по имени Крюсон. — Что привело вас сюда в этот поздний час? — Он махнул второму стражнику, чтобы тот открыл перед Джеймсом ворота.

— Новая волшебница принца прибыла из Звездной Пристани, — ответил Джеймс, зевая, — и мне предоставлена сомнительная честь встретить ее у Северных ворот.

Юный стражник улыбнулся с шутливым сочувствием:

— Как вам повезло, сквайр! — Он распахнул ворота, пропуская Джеймса.

— Я бы лучше поспал, но долг зовет, — криво улыбнулся в ответ Джеймс. — Всего вам хорошего, джентльмены.

За воротами Джеймс ускорил шаг, так как знал, что сразу после прибытия караван быстро расформируется. Он не беспокоился за безопасность волшебницы, так как понимал, что охрану каравана сразу же сменит городская стража, но тревожился из-за того, что может быть нарушен официальный протокол, если он не успеет встретить вновь прибывшую. Пусть она и была лишь дальней родственницей посла Великого Кеша при западном дворе, она все равно занимала высокое положение, а отношения между Королевством Островов и Великим Кешем нельзя было назвать спокойными. Год, когда на границе случалось лишь два-три столкновения, считался удачным.

Джеймс решил срезать путь от дворца до Северных ворот и пошел через район складов позади купеческого квартала. Он отлично знал город и не боялся заблудиться, однако, когда повернул за угол и из тени появились две фигуры, мысленно обозвал себя идиотом. Эта окольная дорога, особенно ночью, вряд ли привлекла бы мирных горожан, спешащих по каким-либо делам. И эти двое совсем не походили на законопослушных жителей.

Один из них был вооружен большой дубиной и длинным ножом, рука второго сжимала рукоять меча, укрепленного на поясе. Одеты оба были весьма небогато: полотняные штаны да простая рубаха у одного и красная кожаная жилетка на голое тело у другого. Лишь сапоги выглядели крепкими и тяжелыми. Джеймс моментально сообразил, что это обычные уличные грабители. Работали они наверняка сами по себе, а не на пересмешников — местную гильдию воров.

Сквайр отбросил пустые сожаления по поводу выбранного пути, поскольку ситуацию было уже не изменить.

— Эх, — со вздохом произнес первый грабитель. — Куда катится этот город?!

Второй кивнул, медленно обходя Джеймса сбоку, на случай если тот попытается сбежать.

— Да, плохи дела. Приличные джентльмены бродят по улицам после полуночи. О чем только они думают?

Бандит в красном жилете похлопал своей дубиной Джеймса по плечу.

— Ему наверняка тяжело самому тащить свой кошелек, вот он и надеется, что такие ребята, как мы, помогут его облегчить.

Джеймс медленно выдохнул.

— На самом деле, — спокойно сказал он, — я думаю о глупости тех людей, которые не видят опасность, даже столкнувшись с ней нос к носу.

Он вытащил шпагу и направил кончик в пространство между двумя бандитами, чтобы иметь возможность отразить атаку любого из них.

— Единственная опасность здесь — это пытаться перейти нам дорогу, — сказал второй разбойник, доставая меч и делая выпад в сторону Джеймса.

— У меня просто нет на это времени, — вздохнул Джеймс, с легкостью парировав выпад и нанося ответный удар. Владелец меча с трудом ушел в сторону, едва не оказавшись насаженным на шпагу подобно рождественскому поросенку.

Грабитель в красном жилете вытащил поясной нож и взмахнул дубиной, однако Джеймс отскочил в сторону и пнул его правой ногой так, что тот врезался в своего напарника.

— У вас все еще есть шанс убраться прочь, друзья.

Бандит в жилете удержался на ногах, хрюкнул и снова бросился на Джеймса, размахивая дубиной и держа наготове нож. Джеймс видел, что он в ярости — теперь эти люди хотели не только ограбить его, но и убить. Не обращая внимания на дубину, сквайр двинулся прямо на противника и нанес удар по кисти его левой руки. Тот выронил нож, который, упав, звякнул о камни.

Обладатель красного жилета завопил от боли, а его сообщник бросился на Джеймса, размахивая мечом. Джеймс ловко отпрыгнул на два шага назад, и когда бандит попытался размахнуться, чтобы отрубить ему голову, сквайр нагнулся, используя трюк, которому научился у принца: левой рукой коснулся земли, чтобы удержать равновесие, а правую выбросил вперед. Меч нападавшего, не нанеся никакого вреда, просвистел в воздухе над головой Джеймса, а его обладатель с ходу налетел на кончик шпаги сквайра. Глаза бандита расширились, он застыл, посмотрел вниз, не веря, что поражен, и медленно опустился на колени. Резким движением Джеймс вытащил шпагу из его тела, и грабитель упал на мостовую.

Второй разбойник едва не застал Джеймса врасплох, выскочив из-за плеча своего падавшего друга, и сквайр с трудом ушел от удара, который, попади он в цель, наверняка размозжил бы ему голову. Он принял удар на левое плечо, которое и так еще болело после побоев ночных ястребов. Удар рукоятью ножа не повредил кожу, даже туника осталась целой, но дыхание сквайра сбилось от неожиданно острой боли.

Подготовка Джеймса и выработанные в боях рефлексы наконец взяли свое, и он тут же развернулся к нападавшему и в доли секунды оказался у него за спиной. Еще через мгновение бандит валялся на земле. Джеймс даже не стал проверять, в каком именно месте он перерезал горло разбойнику в красном жилете.

Сквайр вытер шпагу о рубаху первого бандита и убрал ее в ножны. Поглаживая пульсирующее болью левое плечо, он покачал головой и прошептал, пытаясь отдышаться:

— Идиоты.

Продолжив путь, он не переставал удивляться, сколько же глупости может быть в людях. На каждого умного, одаренного человека вроде принца Аруты приходилось сто, если не больше, глупцов.

В силу жизненного опыта Джеймс лучше, чем остальные придворные принца, понимал мелочность и узость интересов большинства горожан. И теперь, удаляясь от двух мертвых бандитов, сквайр пытался уверить себя, что в большинстве своем крондорцы все же совсем не плохие люди, просто им, как и вообще практически всем, присущи такие мелкие недостатки, как вороватость, жадность и хитрость.

Он встречал кое-кого и похуже, начав свой жизненный путь в сообществе воров, готовых ради наживы на все, включая убийство. К счастью, в последнее время он оказался близок к людям иного сорта — тем, кто готов пожертвовать всем, даже собственной жизнью, ради общего блага.

Он очень хотел походить на таких людей — быть благородным по значительности поступков и чистоте взглядов, а не по рождению. Бывший воришка Джимми Рука мечтал о том, чтобы в будущем его вспоминали как великого защитника Королевства.

Ирония судьбы заключалась в том, что, учитывая сложившиеся обстоятельства, вероятность того, что это когда-либо произойдет, стала еще меньше. Сейчас Джеймсу поручили сформировать команду шпионов — специальную службу, которая будет действовать по указанию короны. Сквайр сомневался, что принц Арута отметит его заслуги, оповестив об этом придворных.

«Однако, — напомнил себе Джеймс, сворачивая за угол и машинально вглядываясь в темноту, — главное — дело, а не награда».

Небольшая разминка с двумя бандитами напомнила ему, что он еще не полностью восстановился после того, что перенес в пустыне от рук ночных ястребов, банды фанатичных убийц. Вернувшись в Крондор, он уже через несколько дней был на ногах и вовсю занимался необходимыми делами, однако и по прошествии трех недель не чувствовал себя вполне здоровым. А теперь снова пострадавшие плечи по крайней мере еще пару дней не дадут ему покоя, это точно.

— Боюсь, я уже не такой проворный, как раньше, — пробормотал Джеймс, вздохнув.

Сквайр прошел по аллее, и, повернув за угол, очутился на улице, ведущей к Северным воротам. Вскоре он миновал двери нового приюта, недавно открытого орденом Дэйлы — богини, которую называли также защитницей слабых. На вывеске был изображен желтый щит со знаком ордена. Принцесса Анита помогла ордену получить здание для приюта и следила, чтобы там ни в чем не было нужды. Джеймс подумал о том, какой могла бы стать его жизнь, если бы он пришел в подобное место после смерти матери, вместо того чтобы присоединиться к гильдии воров.

Сквайр увидел вдали двоих стражников, беседовавших с одинокой молодой женщиной. Он оставил свои размышления и ускорил шаг.

Подойдя поближе, он присмотрелся к новоприбывшей. Джеймс ожидал увидеть благородную особу из Кеша в шелках и драгоценностях, в сопровождении огромного количества слуг и стражников. Вместо этого его взору предстала хрупкая девушка в одежде, более подходящей для путешествий, чем для дворцовых церемоний. Она была смуглой — не такой смуглой, как уроженцы Великого Кеша, расположенного далеко на юге, однако с кожей гораздо более темной, чем у жителей Крондора. Ее черные, связанные в хвост волосы мерцали во мраке ночи, отражая дрожащий огонь факелов. Когда она повернулась к Джеймсу, он увидел в слабом свете, что глаза волшебницы также были темными, почти черными. Ее поза и взгляд излучали энергию, которой Джеймс всегда восхищался, особенно если она подкреплялась умом. В этом случае насчет ума у него не было сомнений, иначе мастер Паг никогда не порекомендовал бы свою воспитанницу на пост советника Аруты по магии.

В руках девушка держала тяжелый посох, то ли из тиса, то ли из дуба, окованный железом с обоих концов. Такое оружие выбирали многие путешественники, особенно те, кто не умел управляться с мечом или луком. Джеймс знал по собственному опыту, что посох не стоит недооценивать. Им можно было обезоружить, сбить с ног и покалечить любого противника, кроме, пожалуй, облаченного в тяжелые доспехи. И похоже, эта девушка умела обращаться со своим оружием.

Приближаясь, Джеймс сформулировал свои первые впечатления о новом придворном маге: эффектная женщина, не красавица в общепринятом смысле, но необычная и очень симпатичная. Теперь Джеймс понимал, почему расстроился Уильям, узнав о ее прибытии. Если, как подозревал Джеймс, она была первой любовью лейтенанта, молодой офицер еще долго не сможет ее забыть. К тому же, принимая во внимание недавно вспыхнувшее увлечение Уильяма Талией, дочерью хозяина местной таверны, Джеймс предполагал, что скоро личная жизнь Уилли станет очень занятной. Он не желал Уильяму неприятностей, но знал, что подобная ситуация, без сомнения, весьма любопытна для стороннего наблюдателя. Улыбаясь своим мыслям, Джеймс подошел к ожидавшей его группе людей.

Один из стражников, беседовавших с молодой женщиной, заметил Джеймса.

— Рад вас видеть, сквайр, — поприветствовал он. — Мы ждали вас.

— Джентльмены, — кивнул Джеймс, — спасибо, что позаботились о нашей гостье.

— Мы чувствовали себя неловко, то есть… — вмешался второй стражник. — Она ведь высокородная особа… И ей пришлось ждать, но у нас попросту не хватает людей, чтобы проводить ее во дворец, — он указал на стражников у дальнего конца ворот.

Джеймс понимал дилемму, стоявшую перед стражниками. Если бы кто-то из них покинул пост без разрешения, то капитан стражи устроил бы им разнос, независимо от важности причины.

— Не беспокойтесь, вы сделали все, как нужно, — сквайр повернулся к молодой женщине и поклонился. — Прошу прощения, миледи, за то, что заставил вас ждать. Я — сквайр Джеймс из Крондора.

Чародейка улыбнулась, и внезапно Джеймс изменил свое прежнее мнение. Она была очень красива, но необычной для женщин Западных земель Королевства красотой.

— Это я должна извиниться за столь позднее прибытие, — отозвалась волшебница, — просто наш караван задержался. Я — Джазара, в недавнем прошлом из Звездной Пристани.

— Рад познакомиться, Джазара, — сказал Джеймс, оглядываясь. — Где же ваша свита?

— Во владениях моего отца на краю пустыни Джал-Пур. В Звездной Пристани у меня не было слуг, и здесь они мне не нужны. Я считаю, что использование слуг ослабляет волю. С тех пор как я занялась магическим искусством, я всегда путешествую в одиночестве.

Джеймс не разделял ее точку зрения. Он считал возможность иметь слуг одной из самых ценных привилегий. Всегда можно послать кого-то с поручением или разузнать, как идут дела, — Джеймс находил это полезным. Сквайру вдруг стало неудобно, что он не сообразил вызвать взвод солдат для сопровождения его и Джазары во дворец. Ее положение этого требовало, однако он ведь думал, что она привезет собственных стражников. С другой стороны, раз она об этом не упомянула, то и он не станет.

— Понимаю, — сказал Джеймс. — Если хотите, мы можем оставить ваш багаж стражникам, и я договорюсь, чтобы к утру его доставили во дворец.

— Прекрасно. Мы идем?

В этот раз Джеймс решил избегать коротких путей и держаться широких улиц. Потребуется чуть больше времени, чтобы добраться до дворца, но такой путь безопаснее. Сквайр догадывался, что помимо умения пользоваться посохом как оружием у Джазары в запасе есть несколько магических штучек, однако риск международного конфликта не стоил нескольких сэкономленных минут.

Джеймс решил действовать прямо.

— Что ваш двоюродный дедушка думает об этом назначении? — спросил он.

Джазара улыбнулась:

— Не знаю, но думаю, он не одобряет этого. Поскольку он постоянно недоволен с тех пор, как я решила учиться в Звездной Пристани, вместо того чтобы выйти замуж за «подходящего юного лорда». Боюсь, я уже тогда настроила его против себя.

— Я несколько раз встречался с вашим дедом, — улыбнулся Джеймс, — и думаю, он относится к тем людям, с которыми лучше поддерживать хорошие отношения.

— Для всего мира он — могущественный лорд Хазар-хан, — улыбка едва коснулась губ Джазары, — человек, которого боятся те, кто ставит собственные интересы выше интересов Империи. А для меня он — дядя Рахман. В детстве я называла его «Рака», потому что не могла правильно выговорить имя. Он почти ни в чем не может мне отказать. Как-то хотел выдать меня замуж за младшего принца имперского дома, дальнего родственника императрицы, а я стала угрожать ему, что сбегу, если он пошлет меня на юг, и он сразу передумал.

Джеймс усмехнулся. Они свернули за угол и по широкому бульвару направились к дворцу.

* * *

Прошло всего несколько минут, а Джеймс поймал себя на мысли, что наслаждается общением с молодой кешианкой. Она была наблюдательной, остроумной и сообразительной. Ее шутки были веселыми и тонкими, однако лишенными едкости, столь распространенной среди придворных принца.

Джеймс слишком увлекся разговором и внезапно понял, что несколько улиц назад они автоматически свернули за угол и теперь находятся в том районе города, которого он старался избегать.

— Что-то не так? — спросила Джазара.

Джеймс повернулся к ней и улыбнулся, но улыбка была едва видна в слабом свете фонаря, висевшего над дверью какого-то трактира.

— Вы очень наблюдательны, миледи.

— Это часть моей работы, сэр, — игриво ответила она, но в голосе появились тревожные нотки. — Что случилось?

— Я только что понял, что мы сбились с пути и забрели в ту часть города, в которой в этот час лучше не появляться.

— Это опасно?

Джеймс заметил, что волшебница перехватила посох поудобнее.

— Скорее всего нет, однако в Крондоре никогда нельзя сказать наверняка. Лучше быть начеку. До дворца отсюда — всего несколько минут ходу.

Не говоря больше ни слова, оба ускорили шаг и поспешили вперед, вглядываясь в сумрак.

Они снова свернули и оказались в квартале, где находился дворец. Вдруг слева от Джеймса раздался какой-то звук. Он повернул голову и тут же понял, что это была ловушка — кто-то бросил камень в эту сторону.

Джеймс обернулся к Джазаре и заметил, что из темноты метнулась маленькая фигурка. Джазара повернулась в ту же сторону, но замешкалась.

Нападавший в мгновение ока приблизился к волшебнице. Сверкнуло лезвие, и они увидели ребенка, который убегал по улице, сжимая кошелек Джазары.

Джеймс приготовился к нападению, поэтому ему понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что юный уличный воришка просто ограбил Джазару.

— Эй! Стой! Вернись! — закричал сквайр вслед убегавшему ребенку.

— Нужно остановить его, — встревожено сказала Джазара. — Кроме нескольких монет там есть предметы, которые могут оказаться смертельно опасными для ребенка.

Джеймс больше не медлил ни секунды.

Он, как и все горожане, хорошо знал город и через несколько мгновений резко остановился.

— Что такое? — спросила Джазара.

— Если я не ошибаюсь, он должен был только что свернуть в тупик.

Они свернули в тот же проулок, куда забежал воришка, но не обнаружили никаких следов.

— Он скрылся! — воскликнула Джазара.

— Не совсем, — усмехнулся Джеймс. Сквайр подошел к тому, что на первый взгляд казалось грудой тяжелых ящиков, заглянул за них и приподнял прикрепленный сзади кусок ткани. Затем стремительным движением, на случай если воришка вздумает защищаться с помощью кинжала, Джеймс схватил худенькую ручонку.

— Пусти меня! — тоненьким голосом закричала девчушка, на вид лет десяти. Она была одета в лохмотья. Девочка бросила кинжал и кошелек Джазары на мостовую.

Джеймс знал, что это уловка, рассчитанная на то, что он нагнется за кошельком и отпустит руку, поэтому продолжал крепко держать маленькую воровку.

— Если хочешь стать хорошим вором, научись отличать, кого можнограбить, а кого — нет.

Джеймс развернулся так, чтобы преградить ей путь в случае, если она попытается сбежать, немного ослабил хватку и встал на колени, чтобы его глаза оказались на одном уровне с глазами девочки.

— Как тебя зовут, малышка? — спросил он. Почувствовав, что эти люди не причинят ей вреда, девочка немного успокоилась.

— Нита, — ответила она с легким вызовом. — Мама назвала меня так в честь Ниты, жены принца Руты.

Джеймс не смог сдержать улыбку. Он знал, принцесса Анита была бы польщена, услышав это.

— Я — сквайр Джеймс, а это — леди Джазара, придворный маг.

Девочку не особенно заинтересовал тот факт, что перед ней такие высокие особы.

— Вы посадите меня в тюрьму?

— Джеймс, — встревожено спросила Джазара, — вы ведь не собираетесь бросить ребенка в темницу?

— По закону я должен это сделать, — отозвался Джеймс с наигранной серьезностью. — Именно там место опасному преступнику, охотящемуся на людей по ночам!

Глаза девочки слегка расширились, но она не дрогнула. Джеймс смягчил тон:

— Нет, дитя. Мы не посадим тебя в тюрьму. Если хочешь, мы можем отвести тебя в одно место, которое называется «Знак желтого щита». Там заботятся о таких детях, как ты.

Реакция последовала незамедлительно.

— Нет, нет! Вы такие же, как все. Вы такие же, как плохие люди! — Она ударила Джеймса по лицу свободной рукой и попыталась вырваться.

Джеймс удержал ее руку.

— Тихо! Спокойно! Прекрати бить меня хоть на минуту!

Девочка перестала драться, но продолжала попытки вырваться. Джеймс медленно отпустил ее и поднял руки, показывая, что не собирается удерживать ее снова.

— Слушай, Нита, если хочешь остаться здесь — ладно. Мы не причиним тебе вреда, — мягко сказал он.

— О ком ты говорила, Нита? — спросила Джазара. — Кто эти плохие люди?

Девочка взглянула на волшебницу.

— Они сказали, что они — «Желтый щит» и что все хорошие дети идут с ними, но они меня обижали! — Глаза малышки наполнились слезами, но голос не сорвался.

— Как они тебя обижали? — спросил Джеймс. Нита взглянула на сквайра.

— Они отвели меня в большой дом и заперли в клетке, как и всех остальных детей, — ответила она. — Потом заставили меня красить ткани для Юсуфа. А если я и другие дети отказывались, они нас били. А непослушных детей они забрали, и мы их больше никогда не видели, а еще там были крысы и какие-то извивавшиеся червяки в нашей еде и…

— Ужасно! — воскликнула Джазара. — Мы должны разобраться с этим Юсуфом, но сначала позаботимся о Ните.

— Что ж, полагаю, мы можем взять ее с собой во дворец, — начал Джеймс, поворачиваясь к Джазаре.

Это был тот шанс, которого девочка ждала. Как только Джеймс отвернулся, она бросилась прочь.

Джеймс стоял и смотрел ей вслед, пока она не свернула за угол. При желании он мог бы догнать ее, но решил этого не делать. Джазара вопросительно взглянула на него.

— Я же сказал ей, — начал сквайр, — что она может остаться с нами, если хочет.

— Но вы собираетесь что-то предпринять, да? — спросила Джазара.

Джеймс поднял кошелек, отряхнул его и передал волшебнице.

— Конечно. Я вырос на этих улицах. Так что это не только моя обязанность, это мой личный долг.

Джазара внезапно развернулась и пошла в сторону, противоположную дворцу.

— Куда вы направились? — воскликнул Джеймс, догнав девушку.

— Думаю, этот Юсуф живет не во дворце, поэтому нам нужно попасть в бедную часть города.

— Неплохая идея, — кивнул сквайр. — В районе Ароматной улицы есть красильщик по имени Юсуф. Это в квартале бедняков, там, где бойни, кожевни и другие «благоухающе» мастерские. Но почему именно сейчас?

— А чего нам ждать? — спросила Джазара, с вызовом посмотрев на Джеймса.

— Думаю, нечего, — усмехнулся Джеймс.

* * *

Джеймс продолжал бросать взгляды по сторонам, вглядываясь в каждую тень, в то время как Джазара смотрела вперед, как будто сосредоточившись на какой-то цели.

— Ожидаете неприятностей? — спросила чародейка, когда они оказались в бедных районах Крондора.

— Каждую минуту, — ответил Джеймс, вглядываясь в улицу, мимо которой они проходили.

Усилившееся зловоние подсказало им, что они были у цели — в той части квартала бедняков, где находились мастерские, производство в которых отличалось особенно резким запахом.

— Где, по-вашему, живет этот Юсуф?

— Ткачи и красильщики обитают в конце этой улицы, а также на двух соседних, — ответил Джеймс и повернулся к Джазаре. — Вы, конечно, понимаете, что его мастерская ночью закрыта?

— Что даст нам возможность незаметно все осмотреть, правильно? — улыбнулась Джазара.

— Мне нравится ход ваших мыслей, — рассмеялся Джеймс в ответ.

По пути им несколько раз встречались спешившие по своим делам прохожие. Город никогда полностью не погружался в сон. Встречные кидали на парочку оценивающие взгляды, то ли как на возможную угрозу, то ли как на вероятных жертв.

Они подошли к перекрестку и посмотрели по сторонам. Слева все было тихо, а справа, к удивлению Джеймса, в нескольких местах работа явно шла полным ходом.

— Судя по тому, что они работают всю ночь, ремесло красильщиков приносит большой доход.

— Или они не платят за рабочую силу, — заметила Джазара, когда они проходили мимо одной из мастерских. Дверь была приоткрыта, и, заглянув внутрь, они не увидели ничего подозрительного: красильщик и другие — похоже, члены его семьи — упаковывали тяжелые рулоны ткани. Скорее всего, это был срочный заказ, который следовало доставить портным на рассвете.

Джеймс и Джазара шли по слабоосвещенной улице, пока не достигли большого двухэтажного здания, перед которым стоял высокий человек с мечом на поясе. Он равнодушно взглянул на подошедших к нему.

— Чья это мастерская? — спросил сквайр.

— Почтенного Юсуфа бен Али, известного торговца тканями.

— Он внутри? — спросила Джазара.

— Нет. Если это все, то прошу меня извинить. — И поскольку стражник явно не собирался уходить, стало ясно, что он ждет, пока Джеймс и Джазара отправятся своей дорогой.

— Не могу поверить, — заговорил Джеймс, — что в этот поздний час твой хозяин находится в другом месте, а ты стоишь здесь просто так и сторожишь пустую мастерскую, — он подошел к стражнику поближе. — Я — сквайр принца Аруты.

— А я, — добавила Джазара, — новый придворный маг.

Услышав это, стражник быстро взглянул на нее, после чего кивнул:

— Мой хозяин действительно внутри. Он готовит срочный заказ, который должен отправить завтра с караваном, и не хочет, чтобы его беспокоил кто-либо, кроме самых важных посетителей. Я узнаю, считает ли он вас достаточно важными. — Он повернулся к ним спиной. — Следуйте за мной, я провожу вас в кабинет хозяина. Только ничего не трогайте.

Они вошли в здание и оказались в ярко освещенном демонстрационном зале, где повсюду были разложены великолепного качества ткани, раскрашенные в самые невероятные цвета. Со стойки свисал рулон темно-красного искрящегося шелка. Вокруг были разложены ярко-желтые и синие льняные полотна, хлопок всех оттенков и другие материи. Дверь в конце зала была закрыта, а вдоль левой стены тянулась вверх узкая лестница, которая вела к другой двери. Большая люстра с дюжиной свечей свисала с потолка.

За демонстрационным залом просматривалась мастерская, где стояли большие чаны с краской, а на специальных сушильных стойках лежали свежевыкрашенные ткани. Двое детей, не старше десяти лет, пытались отодвинуть одну стойку, чтобы освободить место для другой, которую толкала другая пара ребятишек. Одежда на малолетних работниках была грязной и изорванной, и дети явно дрожали от холода и напряжения. Джазара заметила маленькую девочку, лет семи от роду, которая, зевая и сонно тараща глаза, тащила явно тяжелый рулон ткани. За детьми наблюдали двое стражников.

— Ждите здесь. Я позову хозяина, — сказал стражник, который привел их.

— Не слишком ли поздно для детей? — спросил Джеймс.

— Они чересчур ленивы, — отозвался стражник. — Заказ должен быть готов к полудню завтрашнего дня. Если бы они закончили работу до заката, то уже спали бы. Им это известно. И не разговаривайте с ними — это только замедлит работу. Я пойду за хозяином.

Он быстро прошел через зал, исчез за задней дверью и через несколько минут вернулся не один. Его спутник явно был торговцем, хотя и имел при себе кривой меч, которым пользовались жители пустыни, — скимитар. По одежде хозяин мастерской ничем не отличался бы от прочих горожан, если бы не черный тюрбан на голове — обычный головной убор жителей пустыни. Черная борода и смуглая кожа делали этого человека еще больше похожим на земляков Джазары. Что и подтвердилось, когда, подойдя к ним, купец сказал:

— Мир вам.

Это было традиционным приветствием людей из Джал-Пура.

— И вам мир, — ответила Джазара.

— Добро пожаловать в мою мастерскую, друзья. Меня зовут Юсуф бен Али. Чем могу служить?

— Слышали мы, как вы здесь работаете, — сказал Джеймс, взглянув на выбивающихся из сил детей. — Твоя мастерская закрывается.

Если хозяин и удивился, услышав это заявление, то виду не подал, а лишь улыбнулся.

— Слышали? И что конкретно вы слышали?

— Нам рассказали, — ответила Джазара, — об условиях работы здесь и о том, как вы обращаетесь с детьми.

— Дайте угадаю, — кивнул Юсуф, — вам об этом рассказала маленькая девочка, лет десяти? Или на сей раз это был маленький мальчик?

— Что вы имеете в виду? — вздернул брови Джеймс.

— Мой дорогой сэр, все это — ложь. Мои конкуренты платят детям, чтобы те жаловались стражникам и влиятельным горожанам. Вызвав сострадание историями об «ужасах мастерской Юсуфа», эти маленькие негодяи исчезают. Потом мою лавку закрывают на несколько дней, в течение которых чиновники принца проводят расследование, а мои конкуренты в это время получают хорошие денежки.

— Но мы и сами все видели, — возразила Джазара.

Бен Али оглядел оборванных детей и покачал головой.

— Моя дорогая землячка, возможно, я не могу обеспечить детей всем, чем хотел бы, но сердце у меня не каменное. У них есть крыша над головой, горячая еда и одежда. Возможно, они лишены тех излишеств, к которым вы наверняка привыкли, но, как учат мудрецы, бедность — пища для праведных людей, в то время как роскошь может стать медленным ядом. — Он кивнул в сторону детей. — Сегодня мы работаем допоздна. Так нередко бывает в моем деле. Однако могу вас заверить, что большинство ночей дети спокойно спят. Когда этот заказ будет готов, они отправятся в кровати и завтра смогут спать сколько угодно; потом у них будет еще один день на отдых и игры. Что вы еще от меня хотите? Чтобы я отправил их обратно на улицу?

Дети, работавшие для того, чтобы подержать свои семьи, были обычным явлением для Королевства. Но в этой мастерской попахивало рабством, и Джеймс сомневался, что хозяин — тот, за кого себя выдает.

— А что у вас наверху? — спросил он, указывая на ступеньки.

— Второй этаж сейчас ремонтируется — мы улучшаем планировку. Сегодня там нечего смотреть, но ремонт закончится, у нас станет просторнее, и у детей будут комнаты получше.

Не дав Джеймсу открыть рта, Джазара попросила:

— Могу я на минуту остаться наедине с этим человеком?

— Зачем? — удивился сквайр.

— Пожалуйста.

Джеймс перевел взгляд с Джазары на Юсуфа.

— Я буду снаружи, — сказал он.

Сквайр вышел, и Джазара, понизив голос, спросила:

— Ты работаешь на моего двоюродного деда?

— Да, родственница Хазар-хана, это так, — кивнул Юсуф. — Ты правильно поступила, отослав своего юного друга прочь. Присутствие королевского вельможи — ненужное осложнение. Он знает о положении твоего дедушки?

Джазара улыбнулась:

— Как правителя Джал-Пура или как главы кешианской разведки на севере?

— О последнем, конечно.

— Возможно, подозревает. Но речь не об этом. Проблема в твоей мастерской. Это правда — то, что сказала девочка?

— Имперская казна не в состоянии в достаточной степени финансировать мою деятельность, — ответил Юсуф, — а я должен выполнить свою задачу. Эта лавка приносит доход потому, что я использую бесплатный труд. — Он заметил ее неодобрительный взгляд. — Я ожидал, что внучатая племянница Хазар-хана ставит практичность выше, чем глупую мораль. В конце концов, обман — это основа нашего дела. То, что я здесь делаю, помогает мне выполнить мою миссию.

— Значит, девочка сказала правду. Мой двоюродный дед знает об этом?

— Я не считаю нужным посвящать его в тонкости операции. Главное, что он ценит результаты. А теперь, когда ты здесь, они станут еще лучше!

— Что ты имеешь в виду?

— Всем известно о твоем разрыве с семьей и отъезде в Звездную Пристань для обучения магии. Только могущество твоего дедушки оградило тебя от тех людей при имперском дворе, которые считали тебя потенциальной угрозой. Сейчас время повзрослеть и выполнить свой долг. Ты — дитя Империи, гражданка Великого Кеша. Ты должна быть верна своей родине.

— Но я также верна этому двору и принцу. Я — придворный маг, первая женщина, назначенная на эту должность.

Юсуф внимательно посмотрел на девушку.

— Иногда кровные узы важнее словесных обязательств.

— Я не шпионка!

— Но могла бы ею стать, — настаивал бен Али. — Работай на меня; передавай мне секретные сведения из крондорского дворца, и пусть твоя семья гордится тобой! — Он помрачнел. — Или опозорь свою страну и свою семью. Двоюродный дедушка не сможет тебя защитить, если ты принесешь клятву верности Аруте. — Он на мгновение замолчал. — Это трудный выбор, но тебе придется его сделать. И что бы ты ни выбрала, это навсегда изменит твою жизнь.

Джазара долго молчала, будто размышляя над тем, что сказал торговец.

— Твои слова суровы, Юсуф, — наконец заговорила она, — однако твои действия показали мне, чему я должна быть верна.

— Так ты будешь помогать мне?

— Да. Я прославлю учение и идеалы моей нации.

— Прекрасно! А сейчас тебе лучше уйти, пока твой провожатый ничего не заподозрил. Возвращайся, когда освоишься при дворе принца, и мы начнем действовать.

Она кивнула и направилась к двери. Когда она проходила мимо работавших детей, один из мальчиков взглянул на нее. В его затуманенных от недосыпа глазах Джазара уловила испуг. Подойдя к двери, она быстро оглянулась и увидела улыбавшегося шпиона и троих стражников рядом с ним.

Джеймс ждал в конце аллеи.

— Итак? — спросил он.

— Юсуф — шпион моего деда.

Джеймс с трудом смог скрыть удивление.

— Даже и не знаю, что более удивительно: то, что он шпион, или то, что вы мне это сообщаете.

— Покинув двор отца и отправившись в Звездную Пристань, я уже нарушила верность Великому Кешу. То, что делает мой двоюродный дед, — во благо Империи. — Она кивнула в сторону входа в лавку Юсуфа: — А этот человек хочет набить карманы золотом за счет страданий детей. Служба Империи — лишь предлог, я в этом уверена. Даже если бы я служила Кешу, то не стала бы помогать этому негодяю! — Она сжала посох так, что костяшки пальцев побелели.

Хотя Джеймс был знаком с придворной волшебницей всего несколько часов, он не сомневался, что она способна быть серьезным противником. И не важно, кому верна Джазара, — если она решила, то заставит Юсуфа ответить за преступления.

— Что вы предлагаете? — спросил он.

— Здесь всего лишь трое охранников. Вы, надеюсь, хорошо владеете шпагой?

— Но… — начал Джеймс.

— А я хорошо владею магией, — перебила Джазара. — Пошли.

Пока они возвращались к лавке, Джеймс чувствовал, как шевелятся волоски на руках — верный знак того, что где-то рядом сосредоточивается магическая энергия. Он не любил это ощущение, даже когда знал, что магия на его стороне.

— Я отвлеку их, — сказала Джазара. — Попытайся захватить Юсуфа живым.

— Четверо на одного, и ты хочешь, чтобы я еще кого-то оставил в живых? — прошептал Джеймс, вынимая шпагу. — Чудесно!

Оба не заметили сами, как перешли на «ты», отказавшись от ненужной в такой напряженный момент официальности.

Джазара вошла в мастерскую первой, и Юсуф, повернувшись в ее сторону, успел сказать лишь:

— Что…

Чародейка направила на него свой посох. Воздух наполнился громким звенящим звуком, а с конца посоха слетел шар синей энергии и, угодив в торговца, заставил того скорчиться от боли.

Джеймс бросился вперед мимо волшебницы, быстро оглянувшись по сторонам. Детей в комнате уже не было. Трое вооруженных стражников замешкались на мгновение, а затем ринулись в бой. Джеймс уже собирался нанести удар стражнику справа, когда магический шар отскочил от Юсуфа и попал в этого стражника, позволив сквайру быстро переключиться на двух оставшихся.

Джеймс раньше уже сражался с несколькими противниками одновременно и знал, что это дает даже определенное преимущество. Если они не практиковались в ведении совместной схватки, то обязательно начнут мешать друг другу.

Он сделал выпад и проткнул стражника посередине. Затем, резко вытащив шпагу, прыгнул вправо, и, как он и ожидал, его противник слева столкнулся с падающим товарищем.

Внезапно рядом с головой сквайра просвистел меч Юсуфа. Кешианец уже пришел в себя после удара магического заряда, выпущенного в него Джазарой, и теперь воинственно размахивал своим скимитаром.

— Прекрасно, — прошептал Джеймс. — Похоже, этот шпион — опытный фехтовальщик.

Двое оставшихся в живых стражников тоже поднялись на ноги и теперь представляли для Джеймса опасность, однако настоящая угроза исходила от Юсуфа.

— Джазара! Подержи этих двоих подальше от меня, пожалуйста.

Девушка сосредоточилась, и еще один заряд энергии пронесся через комнату. На сей раз это была красная молния, с треском ударившая в пол между Джеймсом и двумя стражниками. Те поспешно отпрыгнули назад, так как из пола повалил дым.

Но у Джеймса не было времени оценить мастерство волшебницы. Юсуф оказался достойным противником. Сквайр понял, что у него почти нет шансов оставить кешианского шпиона в живых. И если придется выбирать, решил он, то предпочтительнее выжить самому, а не погибнуть, пытаясь сохранить жизнь Юсуфу.

Сквайр использовал каждый прием, который знал, весь известный ему набор смертельных комбинаций и маневров. Дважды он был близок к тому, чтобы поразить кешианца, но и Юсуф, в свою очередь, дважды едва не прикончил его.

Джеймс развернулся, и в поле его зрения оказались Джазара и двое стражников. Один из них отвлекся от волшебницы и спешил на помощь своему хозяину, а второй приближался к Джазаре, которая держала наготове окованный железом посох.

Больше Джеймс не мешкал. Он сделал вид, что пытается нанести удар по правой руке Юсуфа, и когда кешианец попытался его отразить, сквайр крутанулся вправо, уходя от шпиона. Прежде чем Юсуф смог отреагировать, Джеймс оказался прямо у его незащищенного левого бока. Все, что торговец смог предпринять, чтобы избежать смертельного удара, — это упасть. В результате стражник, который сделал выпад, пытаясь обезглавить сквайра, оказался прямо перед сквайром.

Джеймс пригнулся и, сделав выпад, пронзил противника насквозь. Затем он прыгнул вправо, прекрасно понимая, что Юсуф попытается достать его. Джеймс упал на пол и откатился в сторону, услышав, как скимитар просвистел над ним в воздухе. Как сквайр и ожидал, Юсуф замедлил движение, боясь споткнуться о труп своего стражника, и это позволило Джеймсу подняться на ноги.

Боковым зрением он увидел, что Джазара и последний из стражников сошлись в схватке. Она умело вращала посохом, принимая удары меча на закаленный дуб и делая ответные. Один хороший удар по голове — и все будет кончено; это знали и Джеймс, и противник Джазары.

Юсуф продвигался вправо, опустив острие меча. Джеймс заметил справа рулоны тканей и прилавки для показа и начал контратаку. Торговец-шпион пытался заставить противника развернуться спиной к возможным препятствиям, чтобы сквайр споткнулся.

Джеймс понимал, что теперь схватка будет идти до первой ошибки. Он участвовал в подобных боях и раньше и знал, что самые опасные враги сейчас — это страх и усталость. Лицо Юсуфа исказилось от напряжения: наверняка кешианцу тоже пришла в голову эта мысль.

Джеймс остановился, словно обдумывая, в какую сторону двигаться, и приглашая Юсуфа напасть первым. Тот стоял, выжидая. Оба противника тяжело дышали.

Джеймс поборол в себе желание взглянуть в сторону Джазары, понимая, что тогда откроется для атаки. Мужчины застыли, готовые в любой момент броситься в бой, но каждый ждал, пока противник сделает первый шаг.

Затем Джеймса осенило. Он намеренно посмотрел влево, на Джазару, и увидел, как она блокировала удар стражника и, застав того врасплох, нанесла ему наконечником посоха колющий удар прямо в солнечное сплетение. Сквайр услышал, как из легких противника Джазары с шумом вышел воздух, но увидеть этого уже не мог, потому что именно в этот момент, не глядя, развернулся влево.

Как Джеймс и ожидал, Юсуф сделал выпад, решив, что сквайр отвлекся. Атака Юсуфа была предсказуемой комбинацией из нескольких ударов. Выпад в область сердца, который Джеймс должен был блокировать, а после него — перекрученный удар в низ живота.

Но Джеймса уже не было там, куда пришелся удар. Вместо того чтобы парировать выпады, он резко повернулся влево и снова оказался у правой руки Юсуфа. Не отходя назад, Джеймс сблизился с кешианцем. Юсуф замешкался лишь на мгновение, понимая, что слишком разошелся и что ему необходимо вернуться к защитной стойке. Но Джеймсу этого было достаточно.

Шпага сквайра мелькнула в воздухе и поразила Юсуфа в шею. Издав отвратительный булькающий звук, шпион застыл на мгновение, после чего его глаза закатились, колени подкосились и он рухнул на пол.

Джеймс убрал шпагу и повернулся к Джазаре, которая в этот момент проломила череп последнему стражнику.

Человек упал, а Джазара сделала шаг назад и осмотрелась, пытаясь понять, не угрожает ли им кто-то еще. Увидев, что в живых остались только они с Джеймсом, волшебница оперлась на посох и попыталась отдышаться.

— Ты в порядке? — подходя к ней, спросил Джеймс.

— Да, в полном, — кивнула она.

Джеймс оглядел комнату. Повсюду валялись размотанные рулоны ткани, замаранной кровью.

— Какой кавардак! — вздохнул сквайр.

2 ПЛАНЫ

Джеймс убрал шпагу в ножны.

— Куда делись дети?

Джазара покрутила головой, затем взглянула на лестницу.

— Я посмотрю там, наверху. А ты проверь, нет ли их в той комнате. — Она указала на дверь в дальней стене мастерской.

Джеймс кивнул, невольно улыбнувшись. Он решил, что нет смысла спорить о том, кто здесь главный, и лучше подчиняться ее приказам. В конце концов, она была урожденной принцессой. Но, подходя к двери, он задумался: кто выше по рангу — придворный маг или сквайр?

Он открыл дверь, держа шпагу наготове на тот случай, если в комнате укрылся Кто-то из противников, и вошел в небольшой кабинет, освещенный двумя лампами. В центре стоял письменный стол, а у дальней стены — большой сундук. Засов на нем был отодвинут, однако Джеймс знал, что не стоит доверять тому, что видишь, и лучше быть начеку. Сначала он просмотрел бумаги, разбросанные по письменному столу. Часть из них — в основном заказы на ткани — были на знакомом ему кешианском языке. Несколько бумаг на языке Королевства также относились к торговым документам. Затем он обнаружил еще два документа на языке, которого не знал. Он принялся обследовать сундук на предмет ловушек, когда в дверях появилась Джазара.

— Этот мерзавец держал детей в клетках, — процедила она сквозь зубы.

Джеймс развернулся и увидел в дверях, позади чародейки, десяток детишек от пяти до десяти лет. Они были грязны и одеты в лохмотья. Джеймс вздохнул. Нищие дети в Крондоре не вызывали удивления. Он сам жил на улице до того, как стал вором. Однако унижение и эксплуатация детей были для Королевства чем-то из ряда вон выходящим.

— Что с ними делать?

— Помнишь то место, о котором ты говорил?

— «Знак желтого щита»? Это приют, основанный принцессой и орденом Дэйлы.

Один из мальчиков попятился назад, услышав это название, и Джеймс вспомнил реакцию Ниты.

— Эй, малыш, чего ты испугался? — крикнул он.

Мальчик молча покачал головой, на лице его был написан страх.

Джазара положила руку ему на плечо.

— Все хорошо. Тебя никто не обидит. Чего ты боишься?

— Эти люди говорили, что они из «Желтого щита» и что если мы пойдем с ними, то нас накормят, — объяснила девочка, стоявшая позади мальчика.

Джеймс вышел из кабинета и вернулся к тому месту, где в луже крови лежал один из головорезов.

— Отправляйся на улицу, — сказал сквайр, подозвав самого старшего мальчика, — и найди командира городских стражников. Он должен быть через две улицы отсюда. Скажи ему, что сквайр Джеймс попросил срочно прислать людей. Запомнил?

Мальчик кивнул и убежал, оставив дверь открытой.

— Если он не отправился в какое-нибудь убежище неподалеку, то вернется через несколько минут, — тихо заметил Джеймс, глядя ему вслед.

Джазара с удивлением наблюдала, как Джеймс перевернул мертвого кешианца и вытащил его кошель.

— Что ты ищешь? — спросила она. Джеймс встал и протянул ей кольцо.

— Вот что.

Она повертела находку в руках. Это было обычное железное колечко с изображенным на нем маленьким желтым щитом.

— Те, кто служит ордену Дэйлы, носят такие же кольца. Я подозреваю, что эти мерзавцы показывали кольцо детям и обещали отвести их в приют, а потом притаскивали сюда.

Джазара взглянула на ребятишек, и некоторые из них кивнули.

— Это объясняет, почему Нита ни за что не хотела туда идти.

Джеймс вернулся в кабинет и снова взглянул на сундук. Он немного подумал, а затем решительно открыл его. Из сложенных внутри документов он вытащил несколько бумаг и, бегло просмотрев, спросил:

— Джазара, ты сможешь их прочитать? Похоже, они на том кешианском наречии, которым я не владею.

Джазара взяла несколько листов.

— Я понимаю, что здесь написано. Это пустынный диалект, на котором говорят в районе Дурбина, а не в Кеше.

Джеймс кивнул. Он владел лишь официальным языком кешианского двора. Глаза Джазары вдруг расширились.

— Проклятый предатель! Юсуф использовал моего деда и его средства, настраивая Кеш против вашего принца, а принца — против Империи.

Джеймс был озадачен. Новость о том, что Юсуф — кешианский агент, его не удивила. Но вот то, что кешианец вдобавок предал своего хозяина, действительно поразило сквайра.

— Зачем?

Джазара оставила в руках один лист.

— Чтобы услужить кому-то, кого зовут Кроулер.

Джеймс выразительно закатил глаза, но ничего не сказал. Этот Кроулер не давал покоя ни принцу, ни пересмешникам уже многие месяцы, но с тех пор, как Джеймс впервые услышал его имя, он еще ни на йоту не приблизился к тому, чтобы понять, кто этот человек на самом деле.

— Что там еще написано? — спросил он, надеясь на какую-нибудь зацепку.

Джазара дочитала документ, затем пробежалась глазами по следующему.

— Этот Кроулер очень богат, он щедро наградил Юсуфа за предательство. Здесь есть упоминания о выплатах золотом и других вознаграждениях.

Она быстро просмотрела еще несколько документов и вдруг сильно побледнела, вглядываясь в один из них.

— Не может быть… — прошептала чародейка.

— Что такое? — встревожился Джеймс.

— Это приказ убить меня, если я не соглашусь работать с Юсуфом. И здесь подпись и печать моего двоюродного деда.

Она дрожащей рукой протянула документ Джеймсу.

— Нет, — сказал он, внимательно изучив бумагу.

— Что «нет»? — тихо спросила Джазара.

— Ты права — этого не может быть. Он ненастоящий. Это подделка.

— Откуда ты знаешь? — засомневалась она. — Я знаю почерк деда и видела печать много раз. И это его рука и его перстень.

— Посмотри внимательно, документ написан безупречно, — терпеливо начал объяснять Джеймс. — Но я сомневаюсь, что даже такой человек, как твой дед, может приказать убить свою любимую племянницу и остаться абсолютно спокойным. У писавшего не было ни малейшей дрожи в руке. Буквы совершенны. Я не понимаю слов, однако вижу почерк и могу сказать, что это очень умелая поделка. Но даже если бы написание отражало то волнение, о котором я говорил, есть еще два подтверждения тому, что это фальшивка.

— Какие же? — с надеждой спросила Джазара.

— Хазар-хан не так глуп, чтобы собственноручно подписать распоряжение об убийстве благородной кешианской особы, тем более члена своей семьи. К тому же на протяжении многих лет мы видели множество документов, на которых была печать твоего деда, и я могу сказать, что в этом оттиске есть небольшая неточность. — Он показал на печать на документе. — Смотри сюда. Вот здесь, где длинный луч звезды касается края, должен быть отпечаток маленькой трещинки на кольце. На этой печати его нет. Это не кольцо твоего деда.

— Тогда зачем это сделано? — все еще не понимала Джазара.

В этот момент в мастерскую вошли несколько городских стражников.

— Затем, — ответил Джеймс, направляясь к двери, — что если новый придворный маг в Крондоре погибнет и имперский двор начнет искать виновного, то кто подойдет на эту роль лучше, чем глава кешианской разведки? Возможно, кто-то во дворце императрицы хочет сместить твоего деда и поставить на это место своего человека.

— Кроулер? — спросила Джазара.

Джеймс кивнул на ходу.

— Значит, это очень влиятельный человек, — со вздохом продолжила чародейка. — Угрожая моему деду, он сильно рискует. Только человек, имеющий мощную поддержку в Кеше, осмелится на такое.

Джеймс подошел к стражникам, один из которых держал за руку мальчишку-гонца.

— Этот мальчик пришел к нам, — сообщил стражник, — и мы сразу же поспешили сюда, сквайр. Чем помочь?

— Нужно убрать несколько тел — они там, внутри, — ответил Джеймс, — все остальное у меня под контролем. — Он взглянул на детей, столпившихся неподалеку, как будто они готовились в случае опасности броситься в разные стороны. — И еще. Позаботьтесь о детях, пока они не разбежались.

— Куда их отвести?

— В приют «Знак желтого щита», под опекой принцессы. Он расположен возле Морских ворот. Я слышал, что там достаточно кроватей и горячей еды.

Услышав это, несколько ребятишек попятились. Джазара присела и протянула к ним руки, пытаясь успокоить.

— Они не похожи на тех людей, которые вас обижали, — ласково сказала она. — Там вы действительно найдете ночлег и горячий ужин.

Понимая, что в ином случае их ждет холодная мостовая вместо постели и пустой желудок, дети кивнули. Стражник осмотрелся.

— Итак, милорд, если вы в состоянии добраться до дворца без охраны, мы уведем ребятню. Идемте, дети, — сказал он, пытаясь смягчить тон.

Дети ушли с двумя стражниками, а двое оставшихся вошли внутрь.

— К утру мы уберем тела. Что насчет здания? — спросил один из них.

— Думаю, его разграбят через пять минут после вашего ухода, — ответил Джеймс, — поэтому я собираюсь задержаться тут ненадолго, осмотреть все и забрать то, что может быть важно для принца. Когда мы уйдем, избавьтесь от тел и позвольте желающим брать все, что они хотят. Если у предыдущего владельца есть наследники, то я с удовольствием выслушаю их претензии во дворце.

Джазара с Джеймсом снова углубились в поиски в кабинете красильщика. Чародейка продолжила изучение документов из сундука, а Джеймс внимательно осмотрел все места, в которых могли быть устроены тайники. Через час сквайр объявил:

— Не думаю, что можно найти еще что-то интересное.

Джазара внимательно читала бумаги, найденные в кабинете Юсуфа.

— Здесь достаточно информации для того, чтобы мой дедушка мог потребовать провести полное расследование, — сказала она. — Попытка дискредитировать его, обвинив в моей смерти… привела бы к гражданской войне на севере Империи, так как племена, обитающие в пустыне, сочли бы это обвинение сфабрикованным.

— Но императрица и ее совет в Кеше могли в это поверить.

Джазара кивнула.

— Кем бы ни был этот Кроулер, ему, похоже, выгоден конфликт между нашими народами. Кому это может быть нужно?

— О, список был бы длинным, — усмехнулся Джеймс. — Когда-нибудь я тебе расскажу. А сейчас нам пора во дворец. У тебя осталось совсем немного времени, чтобы вздремнуть, переодеться, поесть и затем предстать перед принцем Арутой.

Джазара в последний раз оглядела комнату, как будто пытаясь обнаружить что-то еще или запомнить детали, затем, не говоря ни слова, подняла посох и решительно направилась к двери.

Джеймс замешкался на мгновение, но потом нагнал ее.

— Ты пошлешь весточку своему деду? — спросил он.

— Конечно. Возможно, этот Кроулер — кешианец, а то, что происходит здесь, в Крондоре, — лишь одно из звеньев цепи. Ясно одно — дедушка в большой опасности.

— Теперь эта проблема касается и принца, — заметил Джеймс.

— О! — Джазара уставилась на сквайра. — Думаешь, он не захочет предупредить моего деда?

— Не в том дело. — Джеймс легонько коснулся ее плеча. — Просто теперь это…

— Политическая проблема, — закончила она.

— Что-то вроде.

Тем временем они повернули за угол.

— Не думаю, — продолжал Джеймс, — что возникнут проблемы с тем, чтобы сообщить об этом открытии твоему двоюродному деду, однако Арута может попросить тебя не разглашать некоторые факты. Например, то, как ты получила эту информацию.

Джазара слегка улыбнулась.

— Или то, что нам известно о Юсуфе, — что он будто бы работал на Великий Кеш?

— Ну да, — ухмыльнулся Джеймс.

Некоторое время они шли молча. Потом Джазара добавила:

— Наверное, лучше просто сказать, что, расследуя дело о нелегальной работорговле, мы случайно раскрыли заговор, имевший целью убить меня и обвинить в этом моего двоюродного деда, чтобы сместить его с поста правителя Джал-Пура.

— Ты просто читаешь мои мысли.

— Не удивляйся, мой друг, — засмеялась Джазара. — Политика — вторая натура для кешианских дворян, не рожденных от истинной крови.

— Я слышал этот термин пару раз, — нахмурился Джеймс, — однако, признаюсь, не понимаю, что он означает.

Они вышли на улицу, ведущую прямо к дворцу.

— Тогда тебе нужно посетить Кеш и двор императрицы, — ответила Джазара. — Я могу многое рассказать тебе о Кеше, но это бессмысленно, пока ты не увидишь всего собственными глазами. Например, кешианцев истинной крови, тех, чьи предки первыми охотились на львов на равнинах вокруг Оверн-Дипа. Словами их не описать.

В ее словах вдруг прозвучала то ли ирония, то ли горечь, и Джеймс решил не продолжать этот разговор. Они пересекли Купеческий квартал и подошли к дворцовым воротам. Джазара обратила внимание на большое здание напротив, возле которого виднелся одинокий стражник.

— Владение ишапианцев?

Джеймс внимательно посмотрел на крепкого человека, неподвижно стоявшего на посту. На его поясе висел смертоносный боевой молот.

— Да, но я не представляю, что там внутри.

Джазара хитро улыбнулась и лукаво подмигнула Джеймсу:

— Неужели в Крондоре может происходить что-то, о чем ты не знаешь?

Джеймс улыбнулся в ответ.

— Я хотел сказать, что я не представляю, что внутри… пока.

При их приближении стражники у дворцовых ворот вытянулись по команде «смирно».

— Добро пожаловать, сквайр, — сказал старший стражник. — Вы все-таки нашли нашего нового мага?

Джеймс кивнул.

— Джентльмены, разрешите представить вам Джазару, придворного мага Крондора.

Услышав это, один из стражников уставился на Джазару.

— О боги! — внезапно воскликнул он.

— Ты хотел что-то сказать? — спросил Джеймс.

— Прошу простить меня, — покраснел молодой охранник, — но… кешианка? При дворе нашего принца?

— Не тревожьтесь, — сказал Джеймс, переводя взгляд с одного стражника на другого. — Я принимал присягу и клялся в верности Аруте. Ваш принц — мой лорд, и, как и вы, я отдам за него жизнь.

Старший стражник посмотрел на погорячившегося солдата, и его взгляд говорил о том, что провинившегося ждет серьезный разговор.

— Прошу нас простить, миледи, — обратился он к волшебнице. — Для нас большая честь видеть вас в Крондоре.

— Благодарю вас, сэр, — ответила Джазара и прошла в ворота.

Джеймс последовал за ней, и, когда ворота за ними закрылись, мягко сказал:

— Ты должна их простить. Для них естественно настороженное отношение к инородцам.

— Ты хотел сказать, к кешианцам? Ладно, забудь об этом. Мы бы так же подозрительно отнеслись к магу из Крондора при дворе императрицы, благословенно будь ее имя. Когда мастер Паг предложил мне эту должность, он очень четко объяснил, что мое назначение — это не политический шаг.

Джеймс улыбнулся. При дворе ничто не могло быть вне политики, однако ему пришлась по душе некоторая наивность Джазары. Он бросил взгляд на молодую женщину и понял, что она нравится ему все больше. Самым галантным тоном он произнес:

— Женщина вашей красоты и ума определенно не вызовет недоверия. Лично я уже чувствую к вам глубочайшее доверие.

Она улыбнулась и, оглядев его скептически, ответила:

— Ваш комплимент принят, сквайр, однако не рассчитывайте на многое. Уверена, что ваш принц огорчится, если мне придется превратить вас в лягушку.

— Он не будет и вполовину так расстроен, как я, — рассмеялся Джеймс. — Прости мне мою дерзость, Джазара, и добро пожаловать в Крондор.

Они остановились у главного входа в замок, где их ожидал паж.

— Этот мальчик проводит тебя в покои и позаботится обо всем необходимом. — Джеймс взглянул на небо. — До рассвета два часа. Я должен явиться к принцу через час после того, как он позавтракает с семьей. Я пришлю кого-нибудь за тобой и представлю тебя при дворе.

— Спасибо, сквайр.

Джазара развернулась и поднялась по дворцовым ступеням к дверям. Джеймс посмотрел ей вслед, еще раз убедившись, что даже походная одежда не портила ее прекрасной фигуры. Направившись в собственные покои, он пробормотал себе под нос:

— У Уильяма отличный вкус.

Но к тому времени, как он подошел к калитке, за которой начиналась тропинка, ведущая к входу для слуг, он уже размышлял не об экзотических красавицах из отдаленных земель, а о более насущных и неприятных проблемах: например, о том, кто такой Кроулер и почему он так усердно пытается втянуть Королевство в войну.

Арута, принц Крондора и правитель Западных земель, второй по могуществу человек в Королевстве Островов, посмотрел на своего сквайра.

— Ну, и что ты о ней думаешь? — спросил он.

— Даже если бы герцог Паг за нее не поручился, я поверил бы ей и принял бы ее клятву верности как самую искреннюю.

Арута откинулся на спинку кресла. Он сидел за рабочим столом, где обычно занимался повседневными делами, связанными с управлением Западными землями. Он привык проводить здесь несколько минут перед утренним приемом придворных, где командовал уже де Лейси, мастер церемоний.

— Должно быть, ты устал, — сказал Арута после нескольких секунд размышления. — Если бы у меня появились даже малейшие сомнения в ее верности, Джазары здесь не было бы. Я хотел узнать, что ты думаешь о ней как о личности?

— У нас было… приключение прошлой ночью, — вздохнул Джеймс.

Принц указал на документы, лежавшие перед ним на столе.

— Оно связано с мертвым красильщиком-кешианцем, который, как оказалось, работал на Хазар-хана?

— Да, сир, — кивнул Джеймс. — Она… неподражаема. Хотя я и соприкасался с магией множество раз на протяжении последних десяти лет, но все равно мало о ней знаю. Однако Джазара… не знаю, подойдет ли слово «могущественная»… но точно — она мастерски владеет магией. Когда возникла необходимость, она действовала не мешкая. Кроме того, она, кажется, способна нанести значительный вред, если потребуется.

— Что еще?

Джеймс подумал.

— Она умудряется проанализировать ситуацию, как говорится, «на ходу». Я не могу представить себе, чтобы она действовала необдуманно и безрассудно.

Арута жестом попросил Джеймса продолжать.

— Логично предположить, что Джазара очень образованна. Несмотря на акцент, она свободно владеет нашим языком. Она читает на большем количестве языков, чем я, и, будучи благородного происхождения, наверняка разбирается в протокольных вопросах, церемониях и тому подобном.

— Все, что ты сказал, соответствует рекомендациям, что были в письме Пага. — Арута указал на другой свиток, лежавший на столе. — Но у тебя нюх на вещи, которые может не заметить даже такой могущественный чародей, как Паг.

— Тогда, ваше высочество, осмелюсь подтвердить: Джазара — именно такой советник по магии, который вам нужен.

— Хорошо. — Арута поднялся. — Тогда я хочу немедленно с ней познакомиться.

Джеймс поспешил открыть дверь перед принцем. Не будучи больше старшим сквайром двора Крондора, он оставался личным сквайром Аруты и обычно прислуживал ему, когда не отлучался, выполняя поручения принца.

За дверью принца ожидал Брион, недавно назначенный старшим сквайром. Брион был сыном барона Ястребиного оврага, находившегося в восточных горах герцогства Вабон. Высокий, стройный блондин был трудягой, к тому же очень сообразительным, и, как никто другой, подходил для утомительной работы в должности старшего сквайра — работы, которую сам Джеймс никогда не любил. Мастер церемоний де Лейси и его ученик Джером радовались новому назначению, поскольку раньше им приходилось выполнять некоторые обязанности Джеймса, когда тот уезжал по поручению принца. Джеймс наблюдал, как Брион последовал за Арутой, оставив бывшего старшего сквайра с остальными сквайрами ожидать распоряжений на день. Когда Арута сел, Брион кивнул Джерому, который подошел к большим дверям, чтобы открыть их и впустить придворных. С достоинством, которое Джеймс до сих пор находил впечатляющим, старый мастер церемоний встал посередине — так, чтобы входящие прежде всего увидели бы его, де Лейси.

— Проходите и внимайте! — объявил все еще мощным голосом мастер церемоний. — Принц Крондора на троне и готов выслушать просителей.

Он развернулся и зашагал к возвышению, на котором располагался трон, в то время как пажи провожали придворных на предназначенные для них места. Большинство из присутствовавших часто бывали при дворе и точно знали, где должны стоять, однако некоторые новички нуждались в помощи мальчика, который объяснил бы им тихонько правила придворногоэтикета. А Брайан де Лейси был ярым сторонником выполнения всяких правил.

Джеймс увидел, как вошли и заняли свои постоянные места несколько офицеров и вельмож из свиты Аруты. За ними последовали просители, которые смогли убедить кого-то из придворных, что им необходимо лично поговорить с принцем. Первой шла Джазара, которая вскоре должна была превратиться из новоприбывшей в официального члена двора. Джеймс был поражен. Волшебница сменила пыльную походную одежду на традиционное одеяние своего народа. С головы до пят ее покрывал темно-синий шелк, который, по мнению Джеймса, ей очень шел. На ней было гораздо меньше драгоценностей, чем носили женщины ее положения, однако она надела украшения высочайшего качества — брошь, с помощью которой закрепила на плече вуаль (на родине волшебницы женщины прикрывали этой вуалью нижнюю часть лица в присутствии незнакомцев), и крупный браслет из золота, украшенный изумрудами. Бывший вор невольно улыбнулся, представив, сколько денег можно получить, если продать все это какому-нибудь мелкому торговцу в Крондоре.

— Ваше высочество, — объявил мастер де Лейси, — двор собрался.

Легким кивком головы Арута дал сигнал к началу.

Джеймс огляделся по сторонам, чтобы проверить, нет ли поблизости Уильяма. У младшего офицера гвардейцев принца не было повода здесь находиться, однако, принимая во внимание историю с Джазарой, Джеймс решил, что Уильям может появиться.

— Ваше высочество, — снова заговорил де Лейси, — позвольте представить вам леди Джазару, которая прибыла в Крондор из Звездной Пристани по рекомендации герцога Пага.

Арута кивнул волшебнице, приглашая подойти поближе. Джазара приблизилась к нему уверенной, легкой походкой человека, рожденного при дворе. Джеймс много раз видел, как самые смелые и уверенные в себе просители терялись под пристальным взглядом принца, однако Джазара спокойно дошла до нужного места и изящно поклонилась.

— Добро пожаловать в Крондор, Джазара, — сказал Арута. — Герцог Паг рекомендовал тебя. Желаешь ли ты служить нам?

— Всем сердцем и душой, ваше высочество, — ответила девушка.

Де Лейси подошел, встал между Джазарой и принцем и начал церемонию принесения присяги. К радости Джеймса, она была короткой и четкой. За годы службы короне ему частенько приходилось вооружаться терпением, участвуя в более сложных и продолжительных ритуалах.

— …и я клянусь своей жизнью и честью, ваше высочество, — закончила Джазара.

После этого к ней подошел отец Белсон, жрец ордена Прандура и советник принца по храмовой политике, и торжественно провозгласил:

— Прандур, Очищающий Огнем, Лорд Пламени, освящает эту клятву верности, да послужит она для защиты и помощи в трудные времена. Пусть все знают, что эта женщина, Джазара из дома Хазар-хана, теперь верная и преданная слуга принца Аруты.

Белсон проводил Джазару до места, назначенного ей при дворцовых церемониях. Оно располагалось рядом с его собственным, чтобы они были поблизости на тот случай, если Аруте понадобится совет в вопросах, касающихся магии или веры. Джеймс взглянул на оставшихся просителей и понял, что — слава богам! — этим утром прием будет коротким. Просителей было всего двое, а большинство придворных, похоже, торопились куда-то по своим делам. Арута, к радости всех, кроме де Лейси, предпочитал действия церемониям. Всеми торжественными приемами, ежемесячными балами и другими официальными праздниками занималась его жена.

Джазара поймала взгляд Джеймса и слегка ему улыбнулась, а он улыбнулся в ответ. Уже не в первый раз Джеймс подумал, могло ли быть в этом нечто большее, чем простое выражение дружелюбия, и тут же мысленно одернул себя. Взгляд Джеймса на женщин немного отличался от взгляда среднестатистического жителя Королевства, его ровесника: он любил женщин и умел с ними ладить, хотя иногда они его удивляли. Однако хотя он и наслаждался близостью с женщиной, как любой мужчина, при этом он старался избегать сложных отношений. А отношения с одним из советников принца будут не намного легче, чем с членом его семьи, поэтому он постарался отогнать от себя неподобающие мысли. С легким вздохом сожаления он сказал себе, что все дело в ее иноземном происхождении.

Когда прием закончился и все разошлись, Арута встал с трона и подошел к Джазаре.

— Вы уже устроились?

— Да, ваше высочество, — ответила волшебница. — Мой багаж доставили во дворец утром, и с ним все в порядке.

— Покои вас устраивают?

— Да, ваше высочество, — улыбнулась она. — Мастер Кулган немного напугал меня своими описаниями, но думаю, он подшутил надо мной, потому что они оказались более просторными, чем я думала.

— У Кулгана весьма своеобразное чувство юмора. — Легкая улыбка коснулась губ Аруты. — Сквайр Джеймс покажет вам Крондор, и, если вам что-нибудь понадобится, обращайтесь к нему.

— Благодарю вас, ваше высочество.

— Как известно вашему высочеству, прошлой ночью у нас уже была своеобразная экскурсия, — усмехнулся Джеймс.

— Утром я видел документы, — кивнул Арута. — И прежде чем вы продолжите прогулку по городу, прошу вас обоих в мой кабинет.

Брион поспешно распахнул дверь, и Арута пригласил Джеймса и Джазару войти.

— Сквайр Брион, — сказал Арута прежде, чем закрыть за собой дверь кабинета, — узнайте, какие поручения для сквайров есть у мастера де Лейси этим утром.

— Слушаю, сир, — поклонился Брион и ушел.

Арута сел.

— Джазара, скажу без обиняков: если бы я хоть на мгновение усомнился в вашей верности, то вы бы здесь не стояли.

— Понимаю, ваше высочество, — кивнула она.

— Джеймс, пожалуйста, как можно быстрее перескажи нашему новому магу все, что мы на данный момент знаем о Кроулере. Я понимаю, что тебе придется открыть часть своей личной истории, поскольку начать следует с конфликта Кроулера с пересмешниками — это важно для понимания мотивов его поступков. Будь откровенен. У меня сложилось впечатление, что нашу юную леди нелегко шокировать.

Джазара улыбнулась, но Арута оставался серьезным.

— Кроулер приложил руку ко многим беспорядкам, творившимся в последний год или около того. Он косвенно замешан в ситуации, которая представляла нешуточную угрозу независимости Королевства, и является виновником того, что наши отношения с соседями на востоке обострились. Чем сложнее его найти, тем сильнее я беспокоюсь. — Принц взглянул на Джеймса. — Ничего не забудь. И не возвращайся во дворец, если только я не пошлю за тобой специально, до тех пор пока не почувствуешь, что Джазара увидела все, что надо.

— Я ничего не забуду, ваше высочество, — пообещал Джеймс, кланяясь.

Джазара тоже поклонилась и вышла вслед за сквайром из кабинета принца в боковой коридор.

— Куда сначала, миледи? — спросил Джеймс.

— В мои покои, — ответила Джазара. — Я не собираюсь бродить по Крондору в этом одеянии. К тому же без посоха я вообще чувствую себя не вполне одетой.

— Ладно, пойдем в твои покои, — улыбнулся Джеймс.

— Я еще не видела Уильяма, — заметила Джазара, пока они шли по дворцу. — Он что, меня избегает?

Джеймс взглянул на нее. «Хм, действительно придется быть откровенным», — подумал он.

— Уверен, что дело не в этом, — ответил сквайр. — Он не только член королевской семьи, но еще и младший офицер. У него много обязанностей. И если мы не наткнемся на него во время нашей прогулки, то я знаю, где можно найти его вечером.

— Хорошо, — сказала Джазара. — Нам нужно поговорить, и чем раньше, тем лучше.

Джеймс заметил, что она больше не улыбалась.

3 КЛЯТВА

Часовой отсалютовал.

Джеймс поприветствовал его в ответ, а Джазара уже была поглощена осмотром Крондора. Она снова переоделась в дорожное платье и держала в руках окованный железом посох, а волосы стянула в хвост. Джеймсу показался занятным контраст между ее изысканно-элегантным обликом утром при дворе и теперешним подчеркнуто деловым видом. Две совершенно разные женщины…

Они отправились в путь еще до полудня, первым делом посетив лавки и торговые ряды в той части города, которая называлась Богатым кварталом. На прилавках здесь выставлялись очень дорогие и очень красивые вещи для солидных и состоятельных людей. Джазара задержалась в нескольких магазинах, чем вызвала неодобрение Джеймса, так как он не видел смысла в разглядывании товаров, которые не собирался приобретать. Ему уже приходилось несколько раз сопровождать принцессу Аниту в походах за покупками, во время которых он не только охранял принцессу, но и следил за ее дочерью, Еленой. Это была единственная ситуация, когда он не наслаждался обществом Аниты.

Джеймс провел Джазару и по так называемому Купеческому кварталу, где находились лавки торговцев и мастеровых старшин. В центре этого района располагалась кофейня. Они зашли туда ненадолго, чтобы выпить по чашечке кешианского кофе, который, по словам Джазары, оказался не хуже того, что она пробовала дома. Это заявление вызвало улыбку у официанта Тимоти Баррета, младшего сына владельца кофейни. В этой кофейне часто назначали встречи деловые люди, чтобы обсудить разные вопросы и подписать документы на грузы, прибывающие с караванами или на грузовых судах.

Покинув Купеческий квартал, Джеймс и Джазара обошли один за другим рабочие районы. Солнце уже зашло, и то и дело им встречались отряды патрульных.

— Наверное, — сказал Джеймс, — нам лучше вернуться во дворец.

— Но мы еще не видели большую часть города, так?

— Да, — согласился сквайр, — просто я не уверен, что тебе стоит появляться там после наступления темноты.

— Квартал бедноты?

— Да, а еще доки и Рыбный город. Там даже днем опасно.

— Думаю, я уже доказала, что могу постоять за себя.

— Безусловно. Но я считаю, что всегда лучше свести возможные неприятности к минимуму. Они и сами нас найдут.

— Ладно, тогда продолжим завтра, — засмеялась волшебница. — А что насчет Уильяма? Ты говорил, что он, скорее всего, будет вечером свободен?

— Давай срежем путь здесь, — Джеймс указал на боковую улочку. — Уильям наверняка сейчас в «Радужном попугае».

— Это солдатская таверна?

— Не совсем, хотя многие завсегдатаи заведения Лукаса — его старые друзья, участвовавшие вместе с ним в Войне Врат. Просто Уильяму нравится это место.

— Девушка? — Джазара покосилась на Джеймса.

Джеймс покраснел и решил, что лучше не лукавить.

— Да. Уильям встречается с Талией, дочерью Лукаса, уже несколько недель.

— Это хорошо, — сказала Джазара. — Я боялась, что он все еще…

— Любит тебя? — закончил Джеймс, так как она внезапно замолчала.

— Что я ему еще нравлюсь — так будет правильнее, — не глядя на Джеймса, поправила его Джазара. — Я совершила ошибку, и…

— Послушай, это, конечно, не мое дело, — прервал ее Джеймс. — И если ты не хочешь об этом говорить, то не нужно.

— Нет, я хочу, чтобы ты кое-что узнал. — Она остановилась. — Потому что ты его друг. Так ведь?

— Да, это так, — согласился Джеймс. Когда Уильям прибыл в Крондор, Джеймс стал для него чем-то вроде наставника.

— А я хотела бы, чтобы мы тоже стали друзьями.

— И я этого хочу, — кивнул Джеймс.

— Так вот… Ты, наверное, знаешь, что Уильям ходил за мной по пятам с тех пор, как стал интересоваться женщинами. Я была на несколько лет старше и воспринимала его как надоедливого щенка, не более того. — Она замолчала и устремила взгляд куда-то вдаль, как будто погрузившись в тяжелые для себя воспоминания. Джеймс терпеливо ждал, не перебивая. — У меня начался роман с человеком, который был старше меня, — одним из моих учителей. Не самый благоразумный поступок. Он был кешианцем, я тоже, и он разделял мои взгляды на магию и ее применение. Мы быстро сошлись, но наша связь была очень… странной. Моя семья никогда не одобрила бы наши отношения, но вместо того, чтобы запретить мне встречаться с этим человеком, двоюродный дедушка потребовал от моего возлюбленного, чтобы он отказался от меня. — Джазара медленно пошла вперед, приводя мысли в порядок. Джеймс последовал за ней. — И он оставил меня и покинул Звездную Пристань, вернувшись в Империю.

— И получил за это какое-то вознаграждение, я уверен.

— Не без этого. Возможно, он просто не захотел ссорить меня с отцом или испугался, ведь у моего деда длинные руки.

— И? — спросил Джеймс, ожидая продолжения.

— Мне очень помог Уильям. Я была обижена, напугана, а он был рядом. — Она взглянула на Джеймса. — Милый молодой человек, благородный, добрый, сильный и страстный, а я чувствовала себя покинутой. Без него я бы… — Она вздохнула, не договорив.

— И что же? — пожал плечами Джеймс.

— Через некоторое время я поняла, что наши отношения тоже не имеют перспективы. Уильям — сын герцога, его ждет другая судьба, а я просто… использовала его.

Джеймс подавил в себе желание заметить, что это не самый неприятный способ быть использованным.

— Ну, он хотел… — вместо этого пробормотал сквайр. — Я имею в виду…

— Да, но я старше и должна была подумать о последствиях. Поэтому я разорвала нашу связь. Боюсь, таким образом я повлияла на его решение покинуть Звездную Пристань и отправиться в Крондор.

Они свернули на другую улицу и направились к таверне, на вывеске которой был изображен попугай с перьями всех цветов радуги.

— Ну, я уже, как мне кажется, достаточно знаю Уилли и думаю, тебе не стоит переживать по этому поводу, — сказал Джеймс. — Он сам мне сказал, что все равно всю жизнь хотел стать солдатом.

Джазара собиралась ответить, но не успела произнести ни слова, как вдруг Джеймс выхватил шпагу и бросился вперед с криком:

— Будь осторожна!

Чародейка перехватила посох поудобнее и устремилась за сквайром. Она увидела, что дверь в таверну приоткрыта, а перед ней лежит мертвый солдат. Изнутри помещения доносились звуки схватки.

Джеймс распахнул дверь ударом ноги и прыгнул внутрь. Джазара вбежала за ним с посохом наготове. Им открылась ужасная картина. На полу валялись двое убитых — судя по оружию и одежде, наемники. Среди обломков мебели виднелись бездыханные тела посетителей бара, а около камина лежала молодая женщина, и вокруг ее головы растекалась лужа крови.

В углу с мечом наизготовку стоял Уильям кон Дуан, приемный кузен королевского дома Крондора и лейтенант личной стражи принца. К нему приближались трое противников.

— Джеймс! — крикнул он, заметив друзей. — Джазара! Помогите! Талия ранена!

Один из нападавших развернулся, чтобы атаковать сквайра. Двое других напали на Уильяма, которому было очень сложно отражать удары огромным мечом. Если на поле боя полуторный меч становился смертельным оружием, то в замкнутом пространстве толку от него практически не было никакого.

Джазара подняла руку, и всю ее фигуру окружил ореол бордового цвета. Она направила заклинание на одного из противников Уильяма, но заряд энергии, не нанеся вреда, ушел в пол у ног предполагаемой жертвы.

— Проклятье! — прошептала волшебница. Она высоко подняла посох и с силой опустила его на голову одного из нападавших.

Бандит то ли почувствовал, то ли боковым зрением уловил ее движение и ушел в сторону. Резко развернувшись, чтобы оказаться лицом к лицу с новым противником, он взмахнул мечом, пытаясь достать Джазару. Уходя от удара, волшебница кинулась на пол.

Однако это позволило Уильяму сосредоточиться на втором бандите и быстро с ним покончить. Джеймс также разобрался со своим противником, а затем рукоятью меча ударил по голове человека, с которым сражалась Джазара. Тот не был оглушен, но отвлекся, чтобы взглянуть на ударившего его, и тут Джазара снова взмахнула посохом. Хруст костей безошибочно возвестил о том, что бандиту пришел конец.

— Что здесь случилось? — спросил Джеймс, оглядывая комнату.

Уильям бросил меч и, опустившись на колени перед Талией, приподнял ее голову. Лицо девушки было бледным, и стало ясно, что жизненные силы покидают ее с каждой секундой.

— О, Уильям… — прошептала она, — помоги мне.

Уильям посмотрел на нее с отчаянием, затем перевел взгляд на Джеймса, который покачал головой, демонстрируя свою беспомощность. Тогда Уильям обратился к Джазаре:

— Ты одна из лучших учениц моего отца. Ты можешь ей помочь?

Джазара опустилась на колени рядом с лейтенантом.

— Мне жаль, Уильям, — прошептала она. — Рана слишком тяжелая. Даже если послать за жрецом… боюсь, уже слишком поздно.

Джеймс присел на корточки рядом с девушкой.

— Талия, кто это сделал?

Талия взглянула на Джеймса.

— Они пришли за отцом. Я не знаю, кто они. Их главарь похож скорее на медведя, чем на человека. — Она закашлялась, и на губах ее выступила кровь. — Они сделали мне больно, Уильям, очень больно.

По щекам Уильяма катились слезы.

— О, Талия, прости меня…

Внезапно показалось, что девушке стало легче. Но Джеймс уже видел, что это происходит с теми, кто вот-вот умрет. На мгновение их взгляд прояснялся и боль как будто отступала, однако Джеймс знал, что именно в эти мгновения умирающий стоял у порога зала Лимс-Крагмы и отчетливо видел оба мира.

— Не беспокойся, Уильям, — прошептала Талия. — Клянусь Кахули, я буду отомщена!

Затем ее голова безжизненно свесилась набок.

— Талия, нет! — Уильям зарыдал. На мгновение он прижал девушку к груди, затем аккуратно опустил на пол и закрыл ей глаза.

— Они должны заплатить за это, Джеймс, — с трудом выговорил он, вставая. — Я найду их.

Джеймс взглянул на вход в таверну. Нападавшие искали Лукаса, отца Талии, и старик, скорее всего, скрылся именно этим путем.

— Подожди, Уильям. Принц оторвет мне голову, если узнает, что я отпустил тебя одного. Ты отомстишь, и мы тебе поможем. Но сначала расскажи, что произошло.

Уильям замялся на мгновение, затем кивнул:

— Хорошо. Мартин и я закончили дежурство и отправились сюда, чтобы пропустить по стаканчику. Мы подошли к таверне и увидели, как они выбегают отсюда. Их главарем был какой-то необычайно огромный человек. Мартин попытался их остановить, и они напали на нас, не говоря ни слова. Если бы вы не появились, я бы лежал сейчас рядом с Мартином, — он указал на мертвого солдата неподалеку.

Джеймс осмотрел место схватки. Все, кто имел несчастье находиться в таверне, были мертвы. В углу на полу лежала другая официантка, Сюзен де Беннет. Ее рыжие волосы разметались вокруг головы, которую отрубили одним точным ударом. Голубые глаза застыли в изумлении. Другие посетители также были изрублены на куски.

— Зачем? — недоумевал Джеймс. — Зачем вламываться и убивать всех подряд? — Он взглянул на Уильяма. — Этот, огромный, погнался за Лукасом?

— Нет. Через запасной вход ворвались еще несколько человек. И как только эти пятеро убийц втолкнули меня в таверну, великан и остальные скрылись.

— Как ты думаешь, куда они отправились? — спросил Джеймс.

Прежде чем Уильям успел ответить, ночь прорезал оглушающий звук взрыва, и здание задрожало. Джеймс выскочил за дверь, Уильям и Джазара устремились за ним. Сквайр взглянул на запад и увидел зеленое сияние и множество летящих камней. Как только грохот взрыва утих, на землю обрушился каменный дождь. Джеймс и его товарищи поспешно укрылись под карнизами крыш.

— Слышите?! — воскликнул Уильям, когда камнепад закончился.

Издалека донеслись крики людей и звон оружия. Они поспешили к тому месту, откуда доносился шум, и вскоре, свернув за угол, оказались на улице, которая вела к городской тюрьме. Тут раздался еще один взрыв, и все трое упали на землю. Темноту снова рассек столб зеленого пламени.

— Все в укрытие! — крикнул Джеймс.

Друзья снова прижались к стенам зданий, чтобы падавшие камни не задели их.

— Что это? — крикнул Уильям. — Квегский огонь?

— Я никогда не видел зеленого квегского огня, — покачал головой Джеймс.

— Кажется, я знаю, что это, — сказала Джазара.

— Не поделишься с нами? — спросил Джеймс.

— Нет, — покачала головой девушка. — Не сейчас.

Когда стук падавших камней утих, они выскочили из укрытия и бегом направились к тюрьме. Добежав до перекрестка, они свернули направо и через несколько минут оказались у другого перекрестка, откуда открывалась ужасающая картина разрушения. В здании тюрьмы, в том месте, где раньше была деревянная дверь, зияла огромная дыра. Внутри виднелись языки пламени, наружу валил дым. Неподалеку за перевернутой повозкой укрывались два стражника и капитан Гаррут, начальник городской стражи. Пригнувшись, Джеймс, Уильям и Джазара добрались до повозки, стараясь держаться под ее прикрытием, а из пробоины в стене тюрьмы постоянно летели стрелы.

Оглянувшись, капитан Гаррут жестом велел им не вставать. Он кивнул молодым людям, потом бросил быстрый взгляд на Джазару и, не дожидаясь, пока его ей представят, сообщил:

— Как видите, у нас здесь некоторые проблемы.

— Что произошло? — спросил Джеймс.

— Проклятые бандиты! Они взорвали заднюю стену тюрьмы и уничтожили половину моего отряда.

— Кто они? — насторожился Уильям.

— Я знаю не больше твоего. Главарь — огромный, лысый, с черной бородой и костяным амулетом на шее. Он размахивал ужасным мечом.

— Это он, Джеймс, — сказал Уильям.

— Кто «ОН»? — удивился капитан.

В это время очередная стрела воткнулась в повозку.

— Тот, — Джеймс взглянул на Уильяма, — кто убил Талию, официантку из «Радужного попугая».

Гаррут медленно выдохнул.

— Дочка Лукаса? Она милая… была… милой девушкой. — Он посмотрел на Уильяма. — Мои соболезнования, Уилли.

— Я вырву его сердце, капитан, — с холодной яростью в голосе произнес Уильям. — Клянусь, что сделаю это.

— Что ж, — сказал Гаррут, — сейчас у тебя есть шанс, парень. Они не дают нам выйти, но может быть, Кто-то из вас попробует отойти назад тем же путем, каким вы пришли, и обогнуть тюрьму с другой стороны.

— А где шериф? — спросил Джеймс.

Гаррут мотнул головой в сторону горящего здания.

— Там, я думаю. Я как раз собирался встретиться с ним, когда все полетело к чертям.

Джеймс покачал головой. Он не испытывал особенно теплых чувств по отношению к шерифу Уилфреду Минсу, однако тот был честным и верным слугой принца, а его сын Джонатан — одним из агентов Джеймса. Сквайр решил выяснить потом, жив ли младший Минс.

— Если шериф и его люди были внутри, когда эти ублюдки взорвали тюрьму, мы не дождемся помощи из дворца еще десять — пятнадцать минут, — сказал Джеймс.

— Да, — подтвердил Гаррут, — и это дает им время осуществить любой, даже самый кровавый план, который созреет в их мозгах. Никто раньше не пытался вломиться в тюрьму, значит, им там что-то очень нужно.

— Нет, — покачал головой Джеймс, — скорее, там кто-то, кто им очень нужен.

— Думаешь, Лукас пошел в тюрьму? — спросил Уильям.

— Может, и так, — ответил Джеймс. — Мы не узнаем, пока не проникнем внутрь.

— Лучше бы девушке остаться здесь, пока не прибудет дворцовая стража, — заметил Гаррут.

— Ценю вашу заботу обо мне, — сухо ответила Джазара, — но я могу за себя постоять.

— Как пожелаете, — пожал плечами капитан.

Они низко пригнулись и вернулись тем же путем, которым пришли, к большому перекрестку, выбравшись из зоны обстрела целыми и невредимыми. Затем все трое выпрямились в полный рост и бросились бежать.

Они быстро добрались до задней стены тюрьмы, в которой зияла еще одна дыра.

— Второй взрыв? — спросил Уильям.

— Первый, — ответила Джазара. — Сначала они взорвали эту стену, чтобы застать врасплох людей, которые здесь спали или ели. — Она указала на стол и перевернутые койки. — Затем, когда те, кто находился в противоположной части тюрьмы, бросились сюда, чтобы помочь своим товарищам, они устроили взрыв с другой стороны и сразу напали на тех, кто был внутри.

— Вряд ли мы теперь найдем здесь какие-либо подсказки, — заметил Джеймс.

Он пригнулся пониже и бросился в дыру, которая вела в комнату стражников, ожидая, что в любой момент может стать мишенью для стрел. Но ничего не случилось, а внутри он обнаружил лишь двоих мародеров. Один упал замертво, даже не успев достать меч, а второй попытался напасть на Джеймса, но Уильям тут же его прикончил. Джеймс поднял руку, призывая к тишине.

Со стороны входа доносились свист стрел и ругань, однако в комнате стражей было тихо. Джеймс махнул Уильяму, чтобы тот встал слева от двери в переднюю комнату, а Джазаре указал на место в нескольких футах позади себя. Затем он подкрался к приоткрытой двери и заглянул в комнату. Полдюжины людей — четверо с луками и двое с арбалетами — растянулись цепью напротив дыры в стене и без устали обстреливали все, что двигалось снаружи. Было ясно, что они просто удерживали Гаррута и его людей, чтобы кто-то внутри мог завершить свое дело.

Джеймс взглянул на Уильяма и Джазару, а затем на отверстие в полу, за которым скрывался ход в подземные камеры. Он знал, что лестница в передней комнате вела наверх, в кабинет и покои шерифа. Куда пошел великан? Наверх или вниз? Джеймс решил, что ему в любом случае понадобится Гаррут со стражниками, чтобы справиться с бандой и ее главарем.

Джеймс поднял вверх три пальца, но Джазара решительно покачала головой. Она ткнула себя пальцем в грудь, показывая, что хочет действовать первой. Сквайр взглянул на Уильяма. Тот пожал плечами, и тогда Джеймс кивнул.

Джазара шагнула вперед, высоко подняв над головой правую руку. Посох она держала в левой. Волоски на руках Джеймса снова зашевелились: вблизи концентрировалась магия. Золотой свет с легким шипящим звуком окутал женщину и собрался в шар на ее ладони. Чародейка метнула его, как большой мяч, и он влетел в комнату, приземлившись между двумя лучниками. Те мгновенно выронили оружие и забились в диких судорогах. Магия задела еще двух бандитов по сторонам, но они удержали оружие в руках и быстро пришли в себя. К счастью для Уильяма, человек, на которого он напал, только что выстрелил из арбалета и теперь пытался его перезарядить.

Второй арбалетчик развернулся и выстрелил, попав в стену над головой Джеймса. Внезапно положение изменилось. Бросив луки, которые стали бесполезными в ближнем бою, лучники схватились за кинжалы. Но Джеймс покончил с одним из бандитов прежде, чем второй вытащил свой кинжал из-за пояса. А большой меч Уильяма выглядел достаточно угрожающим для того, чтобы один из наемников бросил арбалет и выскочил наружу сквозь дыру в стене.

Увидев пытающегося скрыться человека, капитан Гаррут и его люди бросились вперед и настигли его через мгновение. Оставшиеся внутри бандиты встали на колени и подняли руки, показывая, что сдаются.

Гаррут жестом приказал двум своим стражникам охранять арестованных.

— Их больше, чем шестеро, — сказал он Джеймсу. — Я со своими людьми прочешу подвал, а вы трое проверьте верхний этаж.

— Кто там обычно находится? — спросил Джеймс, кивнув в знак согласия.

— Там парни дремлют, перед тем как заступить на ночное дежурство, и еще писец по имени Деннисон… — Он взглянул на обезображенные тела. — Сомневаюсь, что кто-нибудь из них остался в живых. — Гаррут потеребил бороду. — Налет организован безупречно. Они точно знали, когда напасть. Наших ребят было мало, и они практически не имели возможности защищаться, к тому же подкрепление не могло добраться сюда быстро. — Он направился к ступеням, ведущим вниз, и двое стражников последовали за ним.

Джеймс махнул Уильяму и Джазаре, все трое подошли к лестнице, ведущей на второй этаж… и тут же невольно присели, так как наверху раздался еще один взрыв.

Когда дым над ступеньками рассеялся и пыль осела, капитан Гаррут закричал:

— Он направляется к Северным воротам!

Джеймс не мешкал.

— За мной! — крикнул он и выскочил наружу сквозь пробоину в стене.

Оглядывая заполненную людьми улицу, Джеймс заметил голову и плечи огромного человека, возвышавшегося над прохожими словно башня. Человек пробирался сквозь толпу зевак, собравшихся посмотреть, что случилось в тюрьме. Джеймс, Уильям и Джазара устремились за гигантом.

На ходу Джеймс оглянулся и увидел, что люди Гаррута ввязались в бой с полудюжиной наемников.

— На помощь рассчитывать не приходится! — крикнул сквайр Уильяму и Джазаре.

Люди, которых растолкал великан, не успели прийти в себя, как их снова разметали по сторонам — на этот раз Джеймс со своими товарищами.

— С дороги! Именем принца! — кричал сквайр.

Его трудно было расслышать в шуме толпы, и поэтому вскоре Джеймс позволил более сильному и коренастому Уильяму бежать впереди. Люди сами разбегались в стороны, заметив мундир офицера дворцовой стражи и услышав оглушительный голос Уильяма:

— Именем принца, с дороги!

Однако время было потеряно. Великан скрылся из виду. Когда они добрались до перекрестка с улицей, которая вела к Северным воротам, они услышали еще один взрыв, за которым последовали крики и вопли.

Свернув за угол, они увидели огромное двухэтажное здание, из нижних окон которого валил дым, языки пламени лизали стену.

— Боги, — воскликнул Джеймс, — они подожгли приют!

Четыре женщины и мужчина выводили через главную дверь испуганных детей. Многие не переставая кашляли из-за густого дыма. Джеймс побежал к двери.

Мужчина развернулся, увидел мундир Уильяма и крикнул:

— Кто-то поджег приют! Они кинули бомбу в окно. — Он дрожащей рукой указал на окно. — Пламя тут же занялось, мы с трудом смогли выбраться.

— Всех детей вывели? — встревожилась Джазара.

Словно в ответ с верхнего этажа послышались крики.

— Я пытался пробраться наверх, — с трудом проговорил мужчина, пытаясь откашляться, — но огонь у лестницы слишком сильный.

— Сколько детей осталось наверху? — быстро спросил Уильям.

— Трое, — ответила одна из женщин, вытирая слезы. — Я позвала их на ужин, но они не спешили спускаться…

— Я попытаюсь помочь, — быстро сказала Джазара.

— Как? — спросил Джеймс.

— Я могу сотворить заклинание, которое защитит тебя от жара, если ты не коснешься самого пламени. Однако его действие длится недолго.

— Тогда не медлите, — воскликнул мужчина. — Долго они не продержатся.

Уильям начал было снимать доспехи, но Джеймс остановил его:

— Не надо, я проворнее, чем ты, к тому же у меня нет доспехов. — Он передал Уильяму оружие. — Готов!

— Заклинание защитит тебя от жара, — объясняла Джазара, — но постарайся не вдыхать дым слишком глубоко, иначе он убьет тебя так же быстро, как огонь. — Она выхватила носовой платок у одной из стоявших рядом женщин и передала его Джеймсу. — Прижми его ко рту и носу.

Затем волшебница закрыла глаза и положила правую ладонь на руку Джеймса, а левую — на его лоб. Она быстро пробормотала что-то, затем сказала:

— Готово. Теперь поторопись. Помни, заклинание действует недолго.

— Я ничего не чувствую, — удивился Джеймс.

— Я все сделала, — нахмурилась Джазара.

— Я обычно ощущаю магию…

— Иди, — подтолкнула она сквайра к двери. — Времени мало!

— Но…

— Вперед! — повторила волшебница и с силой толкнула его.

Джеймс решительно шагнул за порог и сразу же инстинктивно пригнулся при виде языков пламени, но к своему удивлению, не почувствовал жара.

Глаза сразу начали слезиться из-за дыма, и он яростно заморгал, чтобы зрение прояснилось. Сквайр пожалел о том, что не взял с собой вместо платка мокрое полотенце. Он быстро добрался до лестницы, огибая полыхавшие столы и гобелены на стенах, и взлетел вверх по ступенькам. Ему не пришлось разыскивать детей, он сразу услышал три слабых голоска, перемежавшихся кашлем.

— Оставайтесь на месте! Я иду за вами! — крикнул им Джеймс.

Он поспешил к дальнему концу комнаты, откуда доносились крики. Похоже, это была общая спальня. Постельное белье пылало, языки пламени лизали стену, однако сквайр пробрался к детям.

Два мальчика и девочка жались в углу, испуганные до такой степени, что не могли пошевелиться. Джеймс понял, что бесполезно пытаться провести их сквозь огонь так, чтобы они не пострадали. Старшему мальчику было лет семь-восемь, а младшему и девочке — около четырех.

Сквайр опустился возле них на колени.

— Идите ко мне, — сказал он.

Дети встали, после чего Джеймс взял под мышки двоих малышей, а старшему велел:

— Залезай ко мне на спину!

Мальчик так и сделал, обхватив Джеймса за шею. Сквайр едва не задохнулся.

— Не так сильно! — попросил он, опуская руку мальчика пониже, на уровень груди. — Вот так.

Джеймс поднялся и поспешил обратно к лестнице. Он быстро спустился по ступенькам и увидел, что огонь внизу разбушевался, закрыв проход.

— Проклятье! — прошептал он.

У сквайра не оставалось иного выхода, кроме как бежать сквозь пламя. Он прыгнул так далеко, как только мог, и после этого понял, о чем предупреждала его Джазара. Жар сам по себе был незаметен, однако как только огонь коснулся его кожи, он почувствовал это в полной мере.

— Ох! — простонал Джеймс, приземлившись на относительно безопасный участок деревянного пола. Со всех сторон горели и дымились доски. Крыша скрипела и трещала, и это подсказало сквайру, что балки слабели с каждой секундой. Если он не двинется с места немедленно, потолок рухнет на него и детей. Дети кашляли, а у Джеймса глаза слезились так, что он почти ничего не видел сквозь клубы дыма. Он сделал глубокий вдох, закашлялся и крикнул из последних сил:

— Уильям! Джазара!

— Сюда! — донесся голос Уильяма откуда-то слева.

Джеймс не мешкал. Он прыгнул вперед, стараясь не касаться пламени, и наконец вылетел из дверей с детьми под мышками и на спине, успев обжечь руки и ноги. Дети плакали от страха и боли, но были живы. Сквайр, кашляя, упал на мостовую.

Женщины бросились к обожженным и напуганным ребятишкам, а Джазара опустилась на колени и осмотрела ожоги Джеймса.

— Ничего серьезного, — с облегчением заключила она.

Джеймс взглянул на нее слезящимися глазами.

— Тебе легко говорить. Жжет, как огонь!

Джазара вынула из своей поясной сумки маленькую баночку.

— Это снимет боль, пока мы не доставим тебя к целителю или жрецу, — сказала она и смазала бальзамом ожоги. Боль, как и было обещано, исчезла.

— Что это? — спросил Джеймс.

— Бальзам из пустынного растения. У нас люди используют его для заживления ожогов и порезов.

Джеймс встал и взглянул в направлении ворот.

— Он скрылся?

— Думаю, да. Посмотри, — указал Уильям на противоположную сторону улицы, где городская стража отводила зевак в сторону, чтобы не мешали тушить пожар. Было ясно, что приют обречен, однако остальную часть квартала еще можно было спасти.

— Здесь стражники, которые должны стоять у ворот, так что, подозреваю, убийца без труда покинул город, — сказал Уильям упавшим голосом.

— Что за изверг способен был поджечь детский приют, чтобы отвлечь внимание?! — воскликнула Джазара.

— Тот же, кто ворвался на закате в тюрьму. — Джеймс снова закашлялся. — Давайте вернемся и попробуем выяснить, за кем он охотился, — с этими словами сквайр развернулся и пошел обратно к тюрьме.

Из дворца прибыли солдаты, чтобы помочь городским стражникам. Джеймс узнал, что шериф Уилфред Минс и все его люди, за исключением шестерых, погибли. Сын шерифа, Джонатан, стоял в главной комнате, осматривая разрушения. Джеймс недавно предложил молодому человеку поработать на него в формировавшейся разведывательной службе.

— Прими мои соболезнования, — сквайр положил руку Джонатану на плечо. — Мы с твоим отцом никогда не были друзьями, но я всегда уважал его как честного человека, верного и преданного своему делу.

Джонатан смог только кивнуть в ответ. Ему понадобилось несколько секунд, чтобы взять себя в руки и произнести:

— Спасибо.

Джеймс кивнул.

— Пока вы все переходите под командование капитана Гаррута. Принцу потребуется время, чтобы назначить нового шерифа.

— Я хотел бы сходить домой, если можно, — попросил Джонатан. — Я должен сообщить матери.

— Конечно иди, — кивнул Джеймс.

Несмотря на юный возраст, Джонатан был весьма разумным молодым человеком, но Джеймс сомневался, что Арута назначит его шерифом. К тому же это могло помешать планам Джеймса. Но сквайр решил пока не думать об этом и пошел искать Гаррута.

Капитан раздавал указания рабочим и стражникам, которые начинали понемногу приводить тюрьму в порядок.

— Не поймали? — спросил он, увидев Джеймса.

— Этот негодяй поджег приют, чтобы удрать в суматохе, — сказал Джеймс, демонстрируя ожоги на руке.

— Каков подлец, — покачал головой Гаррут и указал на лестницу, которая вела в подземные камеры. — Вы должны посмотреть, что там творится. Не хотел бы я оказаться в черном списке этого бандита.

Джеймс вместе с остальными спустился вниз, туда, где обычно содержались пьяные дебоширы, воришки и другие нарушители закона в ожидании суда или перевода в тюремные рабочие отряды.

Большой подвал был поделен решетками и дверьми на восемь камер — две больших общих и шесть поменьше — для особо опасных преступников. Сейчас здесь царила совершенно непривычная суматоха. Один из стражников подошел к Джеймсу.

— Плохи дела, сквайр. В живых остался один человек — вон там, в дальней клетке.

Джеймс не мог поверить своим глазам. Стражники вытаскивали тела из одной из двух общих камер. Сквайр отчетливо представил себе, что произошло. Убийца спустился вниз — возможно, в сопровождении своих людей, возможно, один — и сразу открыл большую камеру. Дверь валялась на полу, и Джеймс поразился той силе, которой должен был обладать человек, сорвавший ее с петель.

В камере лежали три бездыханных тела, четвертого из убитых как раз вытащили наружу. Как понял Джеймс, первых трех отправили на тот свет одним ударом клинка, а четвертого буквально разорвали на куски. У одного из лежащих на полу левая рука была оторвана от плеча, правая нога размозжена и сломана в нескольких местах, а левая изрублена ниже колена. В глазах покойника застыло выражение ужаса. Стены камеры были залиты кровью.

Джеймс украдкой взглянул на Джазару — волшебница смотрела на труп с непроницаемым выражением на лице. Уильям был бледен, хотя видел мертвецов не в первый раз.

— Кто способен на такое? — с болью в голосе спросил молодой лейтенант.

— Тот, кто способен убивать беззащитных официанток и поджигать детские приюты, — ответила Джазара.

— Я знаю этого человека. — Джеймс опустился на колени рядом с трупом. — Его звали Кнут. Он пиратствовал около побережья, выше по течению реки, а время от времени наведывался в Крондор, чтобы сбыть награбленное. Смышленый негодяй, но, очевидно, недостаточно.

— Что ты имеешь в виду? — не понял Уильям.

— У меня есть кое-какие соображения, но я оставлю их при себе, пока не получу больше информации, — сказал Джеймс. Он взглянул на товарищей и усмехнулся. — Не хочу глупо выглядеть, вдруг я ошибаюсь.

Он встал, повернулся к стражнику и спросил, указав на камеру, в которой находился единственный выживший человек:

— Что он говорит?

— Из него много не вытянешь, — пожал плечами стражник. — Полагаю, это местный пьяница и, скорее всего, он напуган до безумия.

Джеймс жестом предложил своим спутникам следовать за ним. Он подошел к пьянице, который стоял, держась за прутья решетки, как будто боялся упасть. Его седые волосы были всклокочены, а лицо — мертвенно-бледным и одутловатым от беспробудного пьянства. Он стоял, зажмурившись, и, еле ворочая языком, шептал:

— Боги, боги, боги! Спокойно, спокойно, надо сохранять спокойствие. Они скоро придут. Они скоро придут, придут в любой момент…

— Скоуви? — обратился к нему Джеймс.

Человек вытаращил глаза и вдруг напрягся, как будто готовясь отпрыгнуть в сторону.

— Джимми! — воскликнул он, увидев Джеймса. — Да благословит тебя Дэйла! Ты пришел спасти меня!

— Погоди, старик, — оборвал его Джеймс. — Ты видел, что здесь произошло?

— Да, да, я видел! — быстро забормотал Скоуви. — Лучше бы я отправился к Лимс-Крагме, прежде чем увидел, что сделали с этим беднягой!

— Ты про Кнута?

Скоуви энергично закивал:

— Да, это был Кнут. Пират из земель за Вдовьим пиком. Он все бахвалился, говорил, что его ни в коем случае не повесят. Еще сказал, что сам принц подпишет его помилование, когда узнает, какой секрет он хранит!

— Что за секрет? — насторожился Джеймс.

— Разрази меня гром, если бы я знал, Джимми. Кнут не сказал. Думаю, это сокровища. Наверное, Кнут их спрятал… и вот чем это закончилось.

— Расскажи, что случилось сегодня, — вмешалась Джазара.

— А вы выпустите меня отсюда? — спросил Скоуви, взглянув на Джеймса.

— Если мне понравится то, что я услышу, — кивнул сквайр.

— Ну, — начал Скоуви, — сначала наверху начался такой грохот, как будто сами боги сотрясали здание. Два раза грохнуло. Я сидел, так от удара подлетел и ка-ак бахнулся головой о потолок! Даже протрезвел. А потом сюда спустился этот… Огромный, с бородой, на одном глазу шрам, другой горит как у зверя. Кнут назвал его «Медведь».

— Что потом? — в нетерпении спросил Уильям.

— Ну, Кнут чуть не обмочился и клялся всеми богами, что не предавал Медведя. Тот, казалось, ему поверил. Он подошел и вырвал дверь клетки, потом спокойненько вытащил длинный кинжал и убил тех троих, что были здесь кроме Кнута. Затем велел Кнуту следовать за ним. Кнут шагнул вперед, и тут Медведь схватил его за горло и поднял над землей. Кнут визжал и брыкался, как свинья, которую несут на бойню, а Медведь продолжал спрашивать Кнута, где находится «ОН». «Где ты его спрятал? — спрашивал он. — Что ты с ним сделал?»

— А потом? — поторопила его Джазара.

— Кнут все вопил, что ничего не сделал… Тогда Медведь начал резать его на куски и остановился, только когда услышал сверху звуки боя. Тогда он заревел, как зверь, и буквально растерзал на кусочки то, что осталось от Кнута. — Скоуви понизил голос: — Думаю, что я выжил лишь потому, что этому Медведю не хватило времени. Он сумасшедший, Джимми. С ним было… что-то не то. Я видел силачей, но не таких, как он. Я видел безумцев, но этот — самый безумный. — Губы старика задрожали. — Вы выпустите меня?

— Отпустите его, — приказал Джеймс стражнику.

— Спасибо, Джимми. Я этого не забуду, — тихо проговорил Скоуви, когда стражник достал ключ и открыл камеру.

— Посмотрим.

Заключенный поспешил вверх по ступенькам, а Джеймс повернулся к своим товарищам.

— Какие есть идеи?

— Этот Кнут предал Медведя? — предположила Джазара.

Джеймс кивнул.

— Что бы он ни искал, — высказал догадкуУильям, — видимо, это что-то очень ему нужное, раз он пошел на такие разрушения и убийства.

Джеймс вздохнул.

— Я тоже так думаю. — Он повернулся к лестнице, ведущей наверх. — Давайте проверим, не выяснил ли Гаррут что-нибудь еще. Но одно я уже знаю наверняка.

— Что? — в один голос спросили Уильям и Джазара.

— Аруте все это очень не понравится.

4 СЕКРЕТЫ

По лестнице спустился стражник.

— Капитан, кое-кто остался в живых. Это Деннисон.

Джеймс взглянул на Гаррута, и тот кивнул, соглашаясь, что сквайру стоит все выяснить. Джеймс дал знак Уильяму и Джазаре, чтобы поднялись на второй этаж вместе с ним.

Наверху царил еще больший разгром, чем на первом этаже. Через дверь в дальнем конце коридора виднелась еще одна дыра в стене. Очевидно, этим путем и сбежал человек по прозвищу Медведь.

На табурете сидел тюремный писец Деннисон, прикладывая к голове мокрую холодную тряпку.

— Хвала Дэйле, — начал он, подняв глаза, — защитнице слабых и набожных. Кто знает, что бы они со мной сделали, если бы вы не появились.

— Что здесь произошло? — спросил Уильям, осматривая комнату.

— Меня сбило с ног первым взрывом, и я почти потерял сознание после второго. На меня упал вот этот табурет, на котором я сейчас сижу, и угодил прямо по голове. — Он потер большую шишку на лбу. — Кровь потекла, поэтому, когда они пришли, я притворился мертвым. Они убили всех стражников в казарме. — Он указал на дверь, которая вела в самую большую комнату второго этажа. — Кто-то отдавал приказы громким, властным голосом, но я боялся открыть глаза и не могу сказать вам, как он выглядел. Однако я украдкой сумел разглядеть одного из его людей.

— Ты узнал его?

— Кажется. Я видел его раньше. По слухам, он помощник боцмана у Угрюмого Майкла, пирата.

Джеймс недобро прищурился. За свою жизнь он встречал немало лжецов, и этот человек определенно был не самым умелым.

— Угрюмый Майкл? Откуда такому законопослушному слуге короны, как ты, знать этого человека?

Писец заморгал.

— А… ну, я время от времени выпиваю и иногда оказываюсь в разных тавернах… в доках. — Он заговорил быстрее. — Хотя я могу ошибаться. Все так быстро происходило, и я видел его мельком. Возможно, это был кто-то другой… — Он замолк и оглядел комнату. Писец явно чувствовал себя неуютно.

Джеймс взглянул на Джазару и Уильяма. Уильям сдвинулся в сторону лестницы, а Джазара заняла позицию между писцом и дырой в дальней стене.

— Если они расправились со всеми остальными, почему тебя оставили в живых? — сурово вопросил Джеймс.

Краска отхлынула от лица Деннисона, и он пролепетал:

— Я уже сказал, сэр… я притворился мертвым.

— Странно, что они не проверили, — холодно заметила Джазара.

Джеймс кивнул Уильяму, а затем шагнул вперед и сгреб писца за грудки.

— Очень странно, — начал он, — что в этой тюрьме убили всех, кроме тебя и еще одного пьяницы внизу.

— А пьяница выжил только потому, что был в другой камере, — заметил Уильям.

Джеймс толкнул писца, и тот ударился спиной о стену.

— Бандиты точно знали, когда нанести удар по тюрьме. Кому известно, когда сменяется стража?

— Шерифу! И его людям! — побелев как мел, пролепетал писец.

— И тебе! — сказал Уильям, подойдя к Деннисону вплотную. — Из-за этих наемников погибла девушка, которую я любил! Думаю, ты знаешь больше, чем говоришь, и лучше бы ты был пооткровеннее с нами, если не хочешь, чтобы я пролил твою кровь.

Дрожа от страха, писец поднял руку и умоляюще посмотрел на Уильяма, Джеймса и Джазару.

— Клянусь, я ничего не знаю!

Уильям вынул свой кинжал и уколол им Деннисона в шею. Из пореза тут же выступила кровь.

— Ты лжешь! Молись!

— Нет, подождите! — завопил писец. — Я скажу. Все скажу. Только не убивайте меня!

Джеймс слегка отстранил Уильяма.

— Ты знал этого человека, Медведя? — спокойно спросил он.

Деннисон обреченно кивнул.

— У нас с ним были кое-какие дела. Он изредка отстегивал мне несколько монет в обмен на информацию о тюрьме и стражниках, к тому же при случае я мог смягчить парочку наказаний, если сюда попадали его люди. Я просто отпускал их, и этого никто не замечал. Я не знаю, что Медведь не поделил с этим пиратом Кнутом, однако, когда тот попал сюда, Медведь был в бешенстве.

— Что за секрет, хранимый пиратом, мог толкнуть Медведя на убийство?

Писец горько усмехнулся:

— Медведю не нужен повод для убийства, сквайр. Он убивает когда хочет. Поэтому я и не мог отказать ему все эти годы. Он бы прикончил меня, не моргнув единственным здоровым глазом. Я не знаю, зачем он искал Кнута. Я выяснил, что у Кнута была комната в «Кусачей собаке», но не успел сообщить об этом Медведю, да и не смог бы, потому что его люди ворвались сюда и убивали всех без разбора.

— Ты и теперь этого не сделаешь, — пробормотал Уильям, развернул кинжал и ударил писца рукояткой по затылку.

Деннисон упал.

— Я попрошу капитана доставить этого типа во дворец и держать его под строгой охраной, — сказал Уильям.

— Пусть не дают ему ни с кем говорить, — кивнул Джеймс.

Уильям поднял обмякшего писца, закинул его на плечо и спустился по лестнице.

— Да… загадка, — покачала головой Джазара.

— Каким бы секретом ни обладал Кнут, — размышлял вслух Джеймс, — Медведь так хочет заполучить эти сведения, что готов стать самым разыскиваемым человеком в Западных землях. Насколько я знаю Аруту, уже завтра за голову этого мерзавца назначат награду не меньше чем десять тысяч золотых соверенов. И любой наемник трижды подумает, что выбрать: служить Медведю или сдать его страже.

— Что нам теперь делать?

Джеймс огляделся и кивнул в сторону стола, за которым только что сидел писец.

— Сначала я напишу записку Аруте. Затем мы просмотрим все бумаги на тот случай, если наш друг оставил что-нибудь полезное. А потом, думаю, стоит заняться прояснением двух загадок.

— Первая: тайна Кнута. — Джазара подняла один палец.

— Вторая: Лукас, отец Талии. — Джеймс поднял два пальца. Некоторое время он пребывал в задумчивости. — И я не удивлюсь, если, найдя одно, мы приблизимся к другому.

* * *

«Кусачая собака» была одной из обычных захудалых крондорских таверн.

— Не самая любимая из моих пивных, — покачал головой Джеймс.

Уильям усмехнулся:

— Насколько я знаю, ты раньше посещал и более сомнительные местечки.

Джеймс ухмыльнулся в ответ и распахнул входную дверь.

— Хуже этого нет. Будьте начеку, мы здесь нежеланные гости.

Он вошел. Уильям и Джазара последовали за ним. Им сразу стало ясно, что имел в виду Джеймс. Взгляды посетителей немедленно обратились на Уильяма или, скорее, на его мундир офицера дворцовой стражи. Пятна крови и ожоги на руках тоже привлекли внимание.

В дальнем конце вытянутого общего зала у барной стойки стояли несколько человек, судя по одежде и босым ногам моряки.

Еще три человека — по всей видимости, рабочие, — устроившиеся у камина, тоже смотрели на вновь прибывших.

Рядом с дверьми двое вооруженных людей прервали свою беседу, заметив Уильяма.

На несколько минут в таверне воцарилась тишина, затем послышалось перешептывание посетителей. Джеймс высмотрел хозяина таверны и подошел к длинной барной стойке.

— Что, ко всем чертям, вам здесь нужно? — «любезно» осведомился хозяин.

Джеймс улыбнулся. Уильям хорошо знал эту улыбку. Обычно она не предвещала ничего приятного.

— Выпивки мне и моим друзьям!

Темные волосы хозяина таверны торчали на голове, как пук соломы, — создавалось впечатление, что расческа прикасалась к ним по меньшей мере год назад. Его подбородок был покрыт щетиной, а обвисшие щеки и круги под глазами говорили о том, что он слишком часто пробовал собственный эль.

Хозяин поставил на барную стойку три полные кружки и проревел:

— Шесть медяков. Пейте и убирайтесь вон; мы здесь не любим дворовых кукол.

— Очаровательно, — прошептала Джазара, хлебнув эля. Он был водянистым и горьким, так что она тут же поставила кружку на стойку.

— Это тебя называют «Везунчик Пит»? — спросил Джеймс.

Опухшее лицо расплылось в улыбке.

— Да, Везунчик Пит! Это потому меня так прозвали, что мне уж очень везет с женщинами! Да, умею я с ними ладить… — Он подмигнул Джазаре. — Зайди ко мне позже, крошка, и я покажу тебе свою деревянную ногу.

Он положил руку поверх руки волшебницы. Джазара улыбнулась, склонилась к нему и прошептала, убирая свою руку:

— У тебя их станет две, если мы не найдем то, что ищем.

Пит ухмыльнулся и хихикнул, что сделало его еще менее привлекательным.

— С огоньком, да? Это мне нравится.

— Мы слышали, что у тебя снимает комнату человек по имени Кнут, — сказал Уильям.

— Кнут? — Пит вздернул голову. — Ты сказал: Кнут? Знаешь, я плохо слышу, к тому же память уж не та, что прежде. — Он приложил руку к уху, якобы прислушиваясь.

Джеймс огляделся и увидел, что остальные посетители таверны молчаливо наблюдают за беседой. Он много раз бывал в местах, подобных «Кусачей собаке», и знал, что, начни они угрожать Питу, на них тут же нападут. Сквайр достал из поясного кошеля две золотые монеты и положил их на стойку.

Лицо Пита прояснилось.

— О чудо, мой слух улучшился! — Он понизил голос: — Да, я знаю старика Кнута. Мелкий пиратишка, но умел проворачивать дела с выгодой для себя. Пока его не поймали проклятые стражники. — Он взглянул на Уильяма: — Без обид, ладно?

— Пока да, — ответил Уильям. — Говорил ли Кнут в последние дни о чем-нибудь необычном?

Пит не удостоил его ответом. Подождав немного, Джеймс положил на стойку еще одну монету, однако Пит снова не произнес ни слова. На столе появилась четвертая монета.

— Ха! — заговорил наконец Пит, сгребая золотые. — Да кто его знает, ведь он так много пил! Могу только сказать, что никогда раньше не видел его таким нервным. Но главное, мне показалось, что, когда стражники схватили его, он прямо расслабился. Как будто хотел, чтобы его поймали. Он начал заварушку прямо за дверью, во как. — Пит указал на вход. — Другой на его месте рванул бы отсюда, чтобы избежать тюрьмы, ну вы понимаете, о чем я. — Джеймс кивнул. — А Кнут начал заварушку и крутился рядом, пока не появился стражник. Кнут бросил в него кружку с выпивкой и пнул по ноге, в общем, вел себя странно. Кнут вообще-то парень с головой, однако на этот раз она как будто не варила, мне так показалось.

— Мы можем осмотреть его комнату? — спросил Джеймс.

Пит изобразил негодование:

— Да вы с ума сошли! Я не могу позволить кому ни попадя шарить в вещах моих гостей.

— Твой гость мертв, изрезан на кусочки, — с этими словами Джеймс положил на стойку еще две монеты.

— Ну, в таком случае, — Пит ловко смахнул монеты, — думаю, он не станет возражать. Идите. Вот ключ. — Он положил ключ на стойку. — Подниметесь по лестнице, первая дверь налево. Осмотрите комнату, только поживее, и не беспокойте остальных гостей. И сразу же принесите ключ обратно, иначе я пошлю моих друзей проведать вас!

Джеймс, Уильям и Джазара поднялись по ступенькам и оказались в небольшом коридоре с четырьмя дверями — двумя в противоположном конце, одной справа и одной слева. Сквайр повернулся к левой двери и вставил ключ в замочную скважину.

Едва повернув ключ, Джеймс услышал какой-то звук. Он отступил назад, неуловимым движением вынул из ножен меч и ногой резко распахнул дверь. В комнате какой-то высокий человек рылся в сундуке, стоявшем на неубранной кровати. Когда дверь с громким хлопком открылась, он развернулся и моментально вытащил длинный кинжал.

— Брось оружие! — крикнул ему Джеймс. Человек перехватил кинжал за лезвие, размахнулся и метнул его в Джеймса.

— Ложись! — крикнул сквайр и бросился на пол. Кинжал просвистел в воздухе в нескольких дюймах над ним.

Тут же послышался звук бьющегося стекла — это человек выпрыгнул в окно, выходившее на задний двор гостиницы. Уильям перескочил через Джеймса и оказался у окна прежде, чем сквайр смог встать.

— Проклятье! — воскликнул молодой офицер, выглянув наружу.

— Что такое? — спросил Джеймс, подойдя к нему.

Уильям отступил на шаг, указав вниз, и Джеймс выглянул из окна. Человек лежал на мостовой, его голова была неестественно вывернута. Стало ясно, что он сломал шею.

— Обследуй здесь все, — велел Джеймс Уильяму, — а мы осмотрим нашего приятеля внизу.

Джеймс и Джазара быстро спустились по лестнице и направились прямо к Везунчику Питу, который тут же спросил:

— Эй, где мой ключ?

— Уильям принесет его, — сказал Джеймс и указал на дверь рядом с барной стойкой. — Она ведет на задний двор?

— Да, а что?

— У тебя на заднем дворе лежит труп, — ответил Джеймс, выходя.

— Такое часто бывает, парень, — ухмыльнулся Пит, поставив локти на стойку.

Джеймс подошел к телу и опустился возле него на колени. В руке мертвеца был зажат маленький мешочек. Джеймс разжал пальцы покойника, забрал мешочек и заглянул в него. Внутри находился обычный ключ.

— От чего он, по-твоему? — спросила Джазара.

— Я не уверен, но что-то в этом ключе кажется мне знакомым.

Появился Уильям.

— Там не было ничего ценного. Только одежда.

— Вот в чем дело, — сказал Джеймс, демонстрируя ключ.

Уильям осмотрел его.

— Подойдем к свету, — предложил он.

Они подошли к черному входу, над которым горела тусклая лампа. Уильям, взяв у Джеймса ключ, показал на метку, стоявшую на нем.

— Видишь этот символ?

Джеймс взял ключ и осмотрел его более пристально.

— Это же ключ Лукаса! От двери его прохода в канализацию!

— Видимо, убийца искал именно это, — предположила Джазара. — Что это значит?

Джеймс задумчиво потер подбородок.

— У Лукаса был тайный вход в подземелье, через кладовую позади бара. За пользование этим ключом он взимал с людей плату.

— Значит, Кнут использовал лазейку Лукаса, чтобы попасть в канализацию, — сказал Уильям.

— Да, — кивнул Джеймс. — Возможно, там он пытался спрятать сокровища, награбленные во время последнего похода. Те, о которых он говорил пьянице Скоуви и которые могли бы купить ему прощение Аруты.

— Думаешь, он украл ключ у Лукаса? — спросила Джазара.

— Нет, похоже, они оба замешаны в этом деле. Убийца Кнута желал знать, где «оно». Держу пари, что «оно» — это сокровище.

— Лукас, видимо, укрылся в подземелье, когда напал Медведь, — заметил Уильям. — Но почему же он потом не связался с тобой или с принцем?

— Наверное, не смог, — предположила Джазара.

Джеймс покачал головой:

— Лукас — единственный человек не из пересмешников, который знает подземные ходы так же хорошо, как и я. У него наверняка есть на примете несколько мест, где можно укрыться. — Чем больше Джеймс размышлял об этом, тем мрачнее становился его голос. — Он должен знать, что за человек этот Медведь. И еще он знает, что, если стал заниматься пиратским промыслом, пусть даже просто скупкой краденого, Арута вряд ли возьмет его под свою защиту. Лукас всю жизнь балансировал на грани между беззаконием и честной торговлей и, похоже, на этот раз перешел-таки эту грань.

— А расплачиваться пришлось его дочери, — с горечью заметил Уильям.

Джеймс положил руку Уильяму на плечо.

— Лукасу придется жить с этим всю оставшуюся жизнь.

— И она продлится недолго, если Медведь найдет его, — сказала Джазара. — Наша задача — побыстрее найти Лукаса.

— Молитесь, чтобы мы успели сделать это раньше, чем до Лукаса доберется Медведь, — согласился Джеймс.

— Откуда начнем? — спросил Уильям.

Джеймс усмехнулся и ткнул пальцем вниз.

— С канализации.

* * *

Стены таверны «Радужный попугай» были до сих пор залиты кровью, однако тела уже убрали. Перед дверью стоял стражник.

— Саймон! — воскликнул Уильям, узнав солдата. — Как дела?

— Здесь все тихо, лейтенант. Тела собраны, их отнесли в храм Лимс-Крагмы, чтобы по правилам проводить в последний путь.

— Где остальные стражники? — спросил Джеймс.

— Ну, здесь еще Джек — он у черного хода, — и все, сквайр. Сержант Тагарт приказал остальным парням доставить тела в храм. Думаю, сержант считает, что никто не станет грабить разгромленную таверну. Нас скоро сменят, и мы отправимся с остальными.

— Отправитесь куда?

— В подземелье, конечно. А вы что, сквайр, еще не в курсе?

— Не в курсе чего? — удивился Джеймс.

— Несколько часов назад из тюрьмы выпустили одного типа. Кто-то поставил ему эля за то, чтобы он рассказал, почему на тюрьму напали.

— Скоуви, — вздрогнул Джеймс.

— Наверное, он и есть, — кивнул солдат. — В любом случае, теперь ходят слухи, что в канализации спрятано пиратское сокровище. Горы драгоценностей и золота. Говорят, пират по имени Медведь напал на тюрьму, потому что там находился Кто-то, кто знал, где находится это богатство.

— И подземелье сейчас кишит охотниками за сокровищами, — вздохнул Уильям.

— Так точно, лейтенант, — подтвердил Саймон. — Я слышал от одного из городских стражников, который проходил здесь несколько минут назад, что недавно из большого люка рядом с Пятью Точками вылезли несколько бандитов. Они хромали и истекали кровью. Говорят также, что пересмешники пытаются выгнать всех из канализации, чтобы самим найти сокровища.

— Да, — удрученно констатировал Джеймс, — вряд ли что-то могло осложнить нам поиски Лукаса сильнее.

— Ну, говорят еще, что в канализации завелся монстр.

— Ты ведь шутишь? — поднял брови Джеймс.

— Клянусь честью, сквайр, — ответил солдат. — Два дня назад в заливе нашли тело, изжеванное словно мышь, попавшая в лапы коту. И еще рассказывают, что один парень в «Кусачей собаке» слышал от другого, что недавно на банду контрабандистов напало нечто огромное, как бык, но с длинными лапами и большими зубами.

— И ты хочешь, чтобы мы отправились вниз? — спросила Джазара.

— Не хочу, — ответил сквайр, — но у нас нет выбора. — Если мы хотим поймать Медведя, то должны найти Лукаса раньше его. И кажется, я догадываюсь, где он может скрываться.

— Даже если Медведь не найдет Лукаса, — добавил Уильям, — а тот был в сговоре с Кнутом и сейчас сидит на сокровищах, то любой, кто найдет его раньше нас, скорее всего, убьет.

— Хватит терять время. — Джеймс повернулся к Саймону: — Когда придет смена, скажи сержанту, что мы отправились в подземелье охотиться за убийцей. Я хочу, чтобы принцу незамедлительно передали нашу просьбу послать в канализацию небольшой отряд, который поможет нам убрать с дороги охотников за наживой.

— Слушаюсь, — отсалютовал Саймон. — И еще одно… — добавил солдат, когда Джеймс уже собрался уходить.

— Что?

— Недавно прошел слух… — Саймон оглянулся, словно хотел убедиться, что никто не подслушивает. — Что кучка пьяных парней из Рыбного города вылезла из канализации рядом с Пятью Точками. Они тащили несколько своих товарищей и были порядком потрепаны.

— Пересмешники? — спросил Джеймс, размышляя над возможностью столкновения между рыбаками и гильдией воров.

— Нет, сквайр, не пересмешники. — Солдат понизил голос: — Говорят, что это тот самый монстр, о котором я вам и рассказываю. Они добрались до храма Дэйлы и отдали жрецам все медяки, чтобы те помогли их истекающим кровью друзьям.

— Опять монстр? — На лице Уильяма было написано сомнение. — Прекрати пересказывать глупости.

— Я говорю о том, что слышал, лейтенант, — пожал плечами Саймон. — Это некто похожий на человека, но в полтора раза больше. Один из рыбаков сказал, что он просто появился в туннеле рядом с ними и начал ломать конечности и откусывать пальцы.

— Прекрасно, — вздохнул Джеймс, — просто прекрасно.

Качая головой, он повел своих товарищей в кладовку и там подошел к стене, которая от пола до потолка была забита полками с едой, посудой и бутылками с вином. Сквайр достал ключ, найденный в комнате Кнута, и отодвинул в сторону мешок с сушеными бобами. За ним находилась большая замочная скважина, как раз подходящая для такого ключа.

Он вставил ключ и повернул его. Послышался негромкий скрежет, затем щелчок, после чего Джеймс взялся за полки и толкнул их вправо. Они легко скользнули в сторону, открыв проход высотой в половину человеческого роста и ведущие вниз ступеньки.

— Придется пригнуться, — сказал Джеймс. — Уильям, найди нам какой-нибудь фонарь.

Уильям вернулся в общий зал таверны и через мгновение появился снова, на этот раз с лампой.

— Мы можем войти в подземелье десятком способов, — сказал Джеймс, — однако проще пойти путем Лукаса.

Он взял у Уильяма лампу и повел друзей вниз, во тьму.

* * *

— Осторожно, ступени заканчиваются, — прошептал Джеймс и прыгнул на пол канализационного туннеля. Он повернулся и подал руку Джазаре. Она легко оперлась на нее и, упершись посохом в землю, спрыгнула вниз.

— Какое зловоние! — воскликнул Уильям, когда что-то захлюпало под его ногами. Он попытался очистить сапог о камни, возвышавшиеся над дюймовым слоем жидкой грязи.

— На всякий случай скажу, что я не это имел в виду, когда говорил о прогулке по городу, — обратился Джеймс к Джазаре. — Однако долг зовет.

— Ты действительно думаешь, что твой друг Лукас скрылся здесь?

Джеймс уставился в темноту.

— Он знает эти подземелья почти так же хорошо, как пересмешники, — сказал он через мгновение. Сквайр смотрел на стены и пол, словно пытаясь понять, с чего начать. — Во время Войны Врат Лукас сотрудничал и с пересмешниками, и с контрабандистами Тревора Халла. Причем ему удалось наладить с пересмешниками действительно хорошие отношения, так что они ему не мешали. Мало кто может этим похвастаться. Это именно то место, куда он направился бы в случае неприятностей.

— Нам нужно обыскать много мест, — вмешался Уильям, — так что давайте начнем. Куда пойдем?

— Сюда, вниз по течению, — указал Джеймс.

— Почему? — спросила Джазара.

— Есть несколько старых убежищ, устроенных контрабандистами и известных Лукасу. Немногие, даже из пересмешников, знают, где они находятся. Держу пари, что Лукас укрылся в одном из таких тайников.

— А ты знаешь, где они? — спросил Уильям.

Джеймс пожал плечами:

— С тех пор прошло много лет, но я вроде помню общее направление.

Уильям напряженно выдохнул:

— Вроде?

— По мне, это лучше, чем «не знаю», — засмеялась Джазара.

Они шли по канализации, и их шаги заглушались всплесками и бульканьем воды. Очень часто Джеймс поднимал руку, призывая друзей остановиться и прислушаться.

После осторожного получасового передвижения они достигли большого туннеля. Впереди доносился шум падающей вниз воды.

— Там, впереди — центр канализационной системы. В него упираются несколько больших туннелей, а сам он выходит в южную оконечность залива. Оттуда мы пойдем по туннелю, который ведет к старой пристани контрабандистов. Течение там достаточно сильное для того, чтобы вынести лодку, поэтому пристань контрабандистов на противоположном конце, у восточной городской стены.

— Ее сейчас кто-нибудь использует? — спросил Уильям.

— Кроме Лукаса? Не знаю. Немногие живы из тех, кто был здесь тогда… Может быть, пересмешники обнаружили эти склады.

Они вошли в просторный туннель, и звук падающей воды усилился.

— Осторожнее, — предупредил Джеймс.

Вскоре они вышли на большую круглую площадку, от которой, как спицы от центра колеса, отходили шесть туннелей. Наверху тянулись маленькие трубы, по которым грязная вода сливалась в круглое отверстие и грохотала где-то внизу. Путники осторожно прошли друг за другом по узенькой дорожке у стены, так как камни вокруг глубокой дыры были покрыты вонючей слизью.

— Куда они ведут? — спросил Уильям, когда они вошли в один из больших туннелей.

— Каждый — в свою часть города, — объяснил Джеймс. Он помолчал и указал на один из коридоров напротив. — Вон тот ведет обратно во дворец. Думаю, Кто-то из принцев много лет назад задумал сделать канализацию более эффективной. Там, — указал он наверх, во тьму, — старая цистерна, из которой каждую ночь должна была сливаться вода, чтобы помочь вымыванию нечистот из канализации. Не знаю, работало ли это когда-нибудь так, как задумывалось… — Он пошел дальше. — Я не знаю никого, кто помнил бы, что это сооружение использовали. Большинство торговцев, начиная собственное дело, просто прорывали отдельные стоки в канализацию. У королевских инженеров есть карты, но в большинстве своем устаревшие и, значит, бесполезные. — Казалось, что он говорит сам с собой. — Пора уже обновить эти карты и обязать людей сообщать короне обо всех изменениях, которые они делают.

Они вошли в третий большой туннель.

— Будьте очень осторожны, — предупредил Джеймс. — Мы входим на территорию пересмешников.

Через некоторое время проход закончился небольшой круглой площадкой, слева и справа от которой отходили еще два туннеля, образовывая тем самым пересечение в форме буквы «У». На перекрестке стоял старик с длинной палкой в руках и ворошил ею проплывающий по сточному желобу мусор.

Уильям начал медленно вынимать меч, однако Джеймс удержал его руку:

— Этого высокочтимого джентльмена зовут Джек Крысиный Хвост.

— Высокочтимого? — вздернула брови Джазара.

— Он ищет ценные вещи среди всякого хлама. Вы бы удивились, если бы знали, что можно здесь найти.

Джеймс медленно подошел к человеку и сказал:

— Добрый день, Джек. Старик повернулся к нему.

— Джимми, сколько лет, сколько зим!

При ближайшем рассмотрении стало ясно, что Джек вовсе не так стар, как показалось сначала. Просто род занятий наложил отпечаток на этого сутулого и тощего человека со спутанными и грязными волосами, скошенным подбородком и пронзительно острым взглядом темных глаз.

— Вижу, ты нынче часовой, — сказал Джеймс с едва заметной улыбкой.

Джек прекратил рыться палкой в мусоре.

— А ты еще не забыл ремесло, сынок.

— Какие новости?

— Убийство да компания осатанелых охотников за сокровищами. Многие из наших уже отправились в храмы на лечение. Решили закрыть дорогу воров.

— Полагаю, это значит, что я должен развернуться и пойти обратно, — заметил Джимми.

— Боюсь, что так, сынок. — Джек указал на два других туннеля. — Головорезы ждут. Тебе не стоит идти вперед. Это территория пересмешников. Большие «КРЫСЫ» внизу съедят тебя на ужин и не подавятся.

— Меня не пропустят даже по старой памяти?

— Нет, малыш Джимми. С тебя сняли смертельную метку, однако ты больше не член «братства ловкачей», а когда дорога воров закрыта, проходить могут только пересмешники.

— Может, есть другой путь? — шепотом спросил Уильям.

— Слишком длинный, — ответил Джеймс. — Попробуем договориться с теми, кто преградит нам дорогу впереди.

— А если не получится?

— Тогда будем сражаться, — отрезал Джеймс и снова повернулся к Джеку. — Мы ищем Лукаса. Ты ничего не слышал о нем?

— Знаю, что он прячется где-то там, внизу, но проводить вас не могу.

— А как насчет Медведя? — спросил Уильям. — О нем что-нибудь слышно?

— Это самый настоящий ублюдок! — воскликнул Джек. — Он был здесь несколько дней назад и что-то искал. Убил нескольких мальчишек. Мы поставили на него смертельную метку.

— Корона тоже, — сказал Джеймс.

— Однако это не делает пересмешников и принца друзьями, сынок, — усмехнулся Джек.

— Кто здесь главный? — спросил Джеймс.

— Боцман Мэйс.

Джеймс покачал головой. Боцман Мэйс был моряком Королевского флота, которого выгнали со службы за воровство. Он присоединился к пересмешникам, чтобы полностью реализовать свой воровской талант. Этот грубый и вспыльчивый человек невзлюбил Джимми с тех пор, как тот еще мальчишкой попал к пересмешникам. Мэйс был одним из немногих друзей Веселого Джека — головореза, которого Джеймс убил, спасая жизнь принца.

— Драка будет жестокой, — сказал Джеймс товарищам.

— Не будет, парень, — возразил Джек Крысиный Хвост, — если ты пустишь в дело свою легендарную интуицию. Всегда можно сыграть на чем-то, сынок.

— Например? — спросила Джазара.

— Идите к Мэйсу и, когда он начнет вам угрожать, спросите, кто поедает его ребят. Увидите, как он остолбенеет.

— Спасибо, Джек, — сказал Джеймс и махнул своим товарищам, чтобы они двигались вперед.

Все трое свернули в туннель слева, и в этот миг Джек пронзительно свистнул:

— Что это? — вздрогнул Уильям.

— Это Джек выгораживает себя, — объяснил Джеймс. — Если он не поднимет тревогу, пересмешники заподозрят его в сотрудничестве с нами.

Через некоторое время они дошли до места, где туннель расширялся. Внезапно путников с двух сторон обступили непонятно откуда возникшие люди, человек шесть и все вооружены. Крупный седобородый мужчина сделал шаг вперед. Свет факела осветил его.

Спустя мгновение он улыбнулся, но его улыбка не была дружелюбной. Покрытые щетиной щеки свисали по бокам огромной по человеческим меркам головы. Глазки напоминали поросячьи. Нос «Картошкой» идеально дополнял уродливый облик.

— Ну, Джимми Рука, — сказал великан, похлопывая по левой ладони дубинкой, которую он держал в правой. — Хочешь почувствовать боль, дружок?

— Нет, я хотел поговорить с тобой, Мэйс.

— Я всегда считал, что ты слишком много говоришь, даже когда ты был среди нас, маленький ублюдок. Взять его, ребята! — заорал он и нацелил свою огромную дубину на голову Джеймса.

5 МОНСТРЫ

Джеймс пригнулся. Огромная дубина рассекла воздух над его головой.

— Мэйс! Подожди! — крикнул сквайр. — Нам нужно поговорить!

Посох Джазары был уже наготове, Уильям также перехватил меч поудобнее, но они выжидали, пока приближавшиеся воры не нанесут удар первыми.

— Вот как я поговорю с тобой! — ревел Мэйс, снова пытаясь достать ловкого бывшего вора.

— Кто тут поедает твоих головорезов, а? — крикнул Джеймс, увернувшись от третьего удара.

Боцман замер, забыв про поднятую для удара дубину.

— Что ты знаешь об этом, парень?

— Ну, кое-что слышал, — уклончиво ответил Джеймс, по-прежнему соблюдая дистанцию.

На лице Мэйса отражалось явное беспокойство, и Джеймс понял, что случилось что-то действительно страшное, — за все время, что Джеймс знал боцмана Мэйса, тот никогда не показывал страха или сомнений. Мэйс опустил дубину и поднял свободную руку, дав остальным ворам сигнал, чтобы остановились.

— Ну ладно, — сказал Мэйс. — Что ты слышал?

— Что Кто-то или что-то хватает ваших людей и потом оставляет их… — Джеймс блефовал. Он не знал подробностей, но догадался, что то, о чем говорил Джек Крысиный Хвост, было связано с рассказом Саймона о «монстрах». Совет старого Джека поднять эту тему пришелся весьма кстати.

— Обезображенными, — подсказал один из воров.

— Да, обезображенными, — повторил Джеймс.

— Это отвратительно, — сказал другой вор. — Представляешь, сквайр, их словно обглодали, как собака кость.

Остальные закивали.

— Где? — спросил Джеймс.

— В этом-то и дело, — ответил Мэйс. — То в одном месте, то в другом — никакой последовательности. Никогда не знаешь, где это случится в следующий раз.

— И давно такое творится? — спросил Джеймс.

— Примерно с неделю, — ответил Мэйс.

— Ты пропускаешь нас, Мэйс, — предложил Джеймс, — а я выясняю, кто убивает твоих людей, и разбираюсь с этим ублюдком.

— Как?! Даже самые сильные из моих парней не смогли справиться с этим… чем бы оно ни было.

Джазара подняла руку, и в ней появился светящийся шар.

— Чтоб я ослеп! — воскликнул один из воров. — Проклятая колдунья!

— Придворная волшебница принца, — поправил Джеймс.

Мэйс махнул дубинкой в сторону Джазары.

— Ты знаешь, что пересмешники не имеют дел с магией! — крикнул он. — Пусть ты и сквайр принца, но тебе известен закон пересмешников!

Джазара сжала кулак, и свет исчез.

— Попробуй хоть раз посмотреть на вещи по-иному.

— Еще, — заявил Уильям, — я мог бы вызвать сюда несколько отрядов регулярной армии принца. Пара сотен вооруженных людей легко справится с этим монстром, не так ли?

Мысль о солдатах, вторгающихся на дорогу воров, была очевидно более устрашающей, чем мысль о магии, и спустя мгновение Мэйс сказал:

— Хорошо, вы можете пройти. Но если хоть один из моих парней погибнет, то ты — сквайр принца или нет — снова получишь смертельный приговор. Даю слово.

— Я запомню твое предупреждение, — театрально поклонился Джеймс. — Теперь мы можем идти?

Мэйс махнул рукой, пропуская их.

— Будь осторожен, Джимми Рука. В туннелях встречаются те, кто не является членом гильдии.

— Понял. Каков пароль?

— Долговязый парень, — ответил Мэйс.

Трое путников отправились дальше. Отойдя достаточно далеко, чтобы воры не могли их услышать, Джазара спросила:

— Я понимаю, почему многие люди боятся магии, но почему пересмешники испытывают к ней отвращение?

— Потому, — ответил Джеймс, — что воры используют ложь и увертки. Ты когда-нибудь слышала, чтобы вор украл что-то у мага?

— Только в сказках, — рассмеялась Джазара.

— О том и речь. Если бы Арута захотел, он мог бы на время избавить город от воров с помощью твоей или чьей-либо еще магии.

Джазара всмотрелась в темноту туннеля.

— Думаю, они переоценивают наши возможности. Я могу создать проблемы для небольшого числа противников в ограниченном пространстве, но как только я уйду, они, скорее всего, вернутся, как крысы.

— Почти наверняка, — усмехнулся Джеймс, — однако никто не говорил, что страх должен основываться на реальности.

Джазара взглянула на Джеймса.

— Сквайр, я наслышана о ваших достижениях в столь юном возрасте, но обнаружить, что вы к тому же еще и глубоко мыслящий человек, — это просто удивительно!

Теперь настал черед Уильяма усмехаться. А Джеймс некоторое время молчал, очевидно размышляя, комплимент это или ехидный укол.

Дважды они останавливались, чтобы спрятаться и пропустить группы вооруженных людей. После того как мимо прошла вторая банда, Джеймс заметил:

— Эти, похоже, побывали в изрядной переделке.

— Двое из них не дойдут, если товарищи их не понесут, — кивнул Уильям, снова зажигая лампу.

— Куда пойдем теперь? — спросила Джазара.

— Туда, откуда они пришли, — ответил Джеймс.

Троица продолжила свой путь в глубь канализации.

Звук текущей воды подсказал, что поблизости еще один большой водосток.

— Это — настоящий речной водовод, — сказал Джеймс. — Его построил давным-давно один из принцев. Мне говорили, что изначально он был на поверхности… возможно, его спроектировали как небольшой судоходный канал.

Уильям опустился на колени и осмотрел каменную кладку.

— Похожа на старинную, — сказал он, встал и огляделся. — Посмотрите туда, — показал он на ближайшую стену. — Она не похожа на обычную стену туннеля. Скорее напоминает какое-то укрепление. — Лейтенант обратил их внимание на размер камней и способ, которым они были уложены.

— Нет уступов ни для рук, ни для ног, — согласился Джеймс.

— Как она оказалась так глубоко под землей? — спросила Джазара.

— Люди строят здания, — ответил Джеймс, — и соединяют их дорогами. По крайней мере дюжина туннелей напоминают старые дороги, которые в течение многих лет постепенно уходили под землю, а центральный водослив, который мы прошли раньше, почти наверняка несколько столетий назад был резервуаром.

— Потрясающе, — сказала волшебница. — Как давно это было, на твой взгляд?

— Крондору четыреста лет, — сказал Джеймс. — Плюс-минус неделя.

— Молодой город по кешианским меркам, — усмехнулась Джазара.

Джеймс снова пожал плечами.

— Сюда, — показал он.

Они свернули за угол и оказались в коридоре, который шел параллельно основному водостоку. Что-то мелькнуло тенью в глубине туннеля и тут же исчезло.

— Что это было? — спросил Уильям, вытаскивая меч.

— Что-то огромное, — ответила Джазара. — Больше человека раза в полтора.

— Осторожно, друзья мои, — сказал Джеймс, так же вынимая меч.

Они медленно продвигались по проходу, пока не достигли пересечения туннелей, где и исчезла фигура. Направо вел длинный туннель, а налево — маленький проход обратно к центру канала.

— Если это чудовище передвигается по воде, — сказал Уильям, — то понятно, почему его трудно выследить.

— И как оно так быстро перемещается из одного места в другое, — заметил Джеймс. — Сюда, — сказал он, указывая налево.

Он шли осторожно и через дюжину шагов заметили вдалеке слабое зеленоватое мерцание.

— У меня шевелятся волосы, — прошептала Джазара. — Значит, рядом магия.

— Спасибо за предупреждение, — хмыкнул Джеймс.

Джазара достала что-то из поясного кошелька. — Когда подам сигнал, падайте на землю и прикройте глаза.

— Понял, — отозвался Уильям, а Джеймс просто кивнул.

Они приблизились к освещенному месту и увидели в каменной стене открытую дверь. Подойдя к дверному проему, они остановились.

Джеймс попытался осмыслить увиденное. Повсюду были разбросаны человеческие кости, а также кости помельче — крыс и еще каких-то зверьков. В центре на круглой подстилке из лохмотьев и соломы лежали несколько больших продолговатых кожаных предметов длиной с человеческую руку. Они мерцали странным зеленым светом.

— О боги! — охнула Джазара.

Внезапно Джеймс понял, что перед ними. В казавшихся бесформенными кожаных мешках обрисовывались фигуры.

— Это детеныши! — в ужасе вскрикнула волшебница. Она зажмурилась и начала творить заклинание, но тут же открыла глаза. — Здесь очень темная магия! Мы должны уничтожить это место. Берегите глаза!

Джеймс и Уильям повернулись спиной к двери, и Джазара тут же метнула предмет, который достала из поясного кошелька. Белый свет окутал все вокруг, и дохнуло жаром.

Внезапная вспышка высветила стоящее в дальнем конце коридора бесформенное, горбатое существо шести или семи футов ростом. Голова была огромной, лицо напоминало злую карикатуру на человеческое, выдававшиеся вперед челюсти приоткрылись, обнажив зубы размером с человеческий палец. Маленькие черные глазки расширились при вспышке яркого света. Руки существа свисали до пола, а вместо кистей были большие мозолистые плавники, на которые оно опиралось.

Спустя секунду монстр заревел и ринулся на незваных гостей.

Джеймс и Уильям были наготове. Джазара моментально развернулась.

Тварь почти достигла их, когда Джеймс ловким движением левой руки метнул кинжал, попав монстру точно в грудь. Тот на мгновение остановился и заревел от боли.

Отблески огня, бушевавшего позади них, осветили рваные раны на теле существа. Джеймс надеялся, что схватки с другими группами, бродившими по подземелью, ослабили монстра. Раны его кровоточили, а значит, догадался сквайр, он смертен.

Меч Уильяма просвистел над головой Джеймса, и сквайр слегка отклонился в сторону, чтобы чудовище налетело на клинок. Однако монстр, вместо того чтобы насадить себя на меч, махнул своим костяным ластом, и Джеймс только чудом не лишился головы. Ласт с характерным звуком ударил по камням; сквайр догадался, что на нем наверняка имелась старая костная мозоль или нарост, который с легкостью разрезал бы плоть.

Джазара произнесла заклинание и подняла руку. Над головой монстра появилась красная точка, и внезапно он взвыл от боли, поднял ласты вверх, чтобы прикрыть голову, и тем самым открылся для Уильяма.

Длинный полуторный меч тут же устремился вперед. Уильям был невысок, но крепок и мускулист, он вонзил клинок и налег на него всем своим весом. Меч вошел глубоко, и монстр завыл.

Джеймс бросился вперед мимо Уильяма и воткнул шпагу чудовищу в горло. Спустя мгновение мертвый монстр лежал на камнях.

— Что это? — спросил Уильям, тяжело дыша.

— Что-то неестественное, — в ужасе покачала головой Джазара.

— Его кто-то создал? — предположил Джеймс, медленно обходя труп.

Джазара опустилась на колени и прикоснулась к ласту, после чего провела рукой по массивной брови над смотрящими в никуда глазами. Наконец она встала, и Джеймс с изумлением заметил, что она плачет.

— Это был ребенок.

— Ребенок?! — едва не поперхнулся Уильям.

Джазара встала и пошла по туннелю.

— Мне нужно уйти отсюда, — сказала она срывающимся голосом.

Джеймс и Уильям поторопились за ней.

— Подожди! — крикнул сквайр.

Дойдя до пересечения туннелей, Джазара остановилась. Прежде чем Джеймс или Уильям произнесли хоть слово, она развернулась и сказала:

— Бывает магия настолько злая, что это невозможно себе представить! В магии Малого Пути есть такое направление, которое на старом языке называется «Аркен Витрус». В переводе это означает «тайна жизни». Когда оно используется с добрыми намерениями, то помогает найти причины людских болезней и смертей, а также лекарства от уродств и болезней. Когда оно применяется для черных целей, с его помощью удается создавать подобных тварей.

— Из детей? — спросил Уильям. Джазара кивнула.

— Малышей крадут или выкупают через несколько часов после рождения и заключают в те кожаные «яйца», где темное искусство изменяет и уродует их.

— Выходит, этот монстр был первым из выводка? — спросил Джеймс, качая головой.

— Бедный ребенок не был монстром, — произнесла Джазара. — Кто-то сделал его таким. — Она взглянула на Джеймса. — В Крондоре кто-то занимается темной магией. Кому-то выгодно устроить великий хаос в городе принца.

Джеймс закрыл глаза.

— Как будто не хватало одного Медведя, — вздохнул он. — Ладно, давайте решать проблемы по порядку. Сначала найдем Джека Крысиный Хвост, затем Мэйса и потом — Лукаса.

Они развернулись и отправились обратно тем же путем, которым пришли.

* * *

По дороге Джазара заметила:

— Это создание пробыло здесь недолго.

Джеймс задумался.

— Мэйс говорил, что неприятности начались неделю назад или около того.

— Возможно, — задумчиво произнес Уильям, — некто создал эту тварь для того, чтобы посмотреть, как работает подобная магия, а потом решил создать еще.

— Думаю, ты прав, — согласилась Джазара. — И получается, что эта магия очень сильна — она изменяет человека, причем очень быстро — за неделю или даже за несколько дней.

— Значит, это создание действительно было ребенком, — сказал Джеймс. — Во всех смыслах этого слова.

— Да, несчастным ребенком, — с горечью сказала Джазара. — Именно подобные ужасы настраивают людейпротив тех, кто практикует магическое искусство. Вот почему магов ненавидят и избегают. Я должна сообщить мастеру Пагу о том, что в Крондоре находится могущественный темный маг.

— Я бы оставил это на усмотрение принца, — возразил Джеймс. — Арута предпочитает действовать открыто. Если он почувствует, что нужно уведомить Звездную Пристань, он это сделает.

— Конечно, — согласилась Джазара. — Я просто посоветую его высочеству послать весть мастеру Пагу.

Они продолжили свой путь в тишине, время от времени останавливаясь, когда слышали шаги других обитателей канализации. В конце концов они добрались до того места, где ранее встретились с Мэйсом и его бандой.

— Они ушли? — спросил Уильям.

— Они где-то рядом, поверь мне, — ответил Джеймс, не останавливаясь.

Дойдя до большого канала, они увидели Джека Крысиный Хвост, по-прежнему ковырявшегося в отбросах. Когда они приблизились, он поднял глаза.

— Вы живы? Видимо, это значит, что мы должны наградить тебя, сквайр.

Джеймс ничего не сказал, лишь посмотрел на Джека вопросительно.

— Например, мы оставим тебя в живых, несмотря на то что ты нарушил данную пересмешникам клятву и вошел в канализацию без нашего разрешения. Тебе будет достаточно такой награды, сквайр?

Вместо ответа Джеймс произнес только одно слово:

— Лукас.

Джек прекратил копаться в плывущих обломках.

— Мы следили за Лукасом. Он — наш старый… деловой партнер, однако недавно выяснилось, что он проворачивает делишки, которыми по праву должны заниматься мы. Однажды ночью три лодки с не очень-то хорошими с виду парнями вошли в главный канал из залива. В тот раз мы не смогли подобраться поближе и понять, какое из старых контрабандистских укрытий они использовали, но мы выясним это рано или поздно. Лукас отправился в свою таверну. Вчера он появился у нас и предложил уступить свою таверну в обмен на разрешение пройти. Заманчивое предложение, и мы ответили: «Проходи». Он тут же исчез. Да, Лукас действительно хорошо знает канализацию, поскольку парень, которого мы послали проследить за ним, потерял старого пройдоху еще до того, как они добрались до места высадки контрабандистов. Однако мы решили найти Лукаса в любом случае, потому что ребята наверху слышали о каких-то пиратах и сокровищах. А Лукас, похоже, знает, где эти сокровища спрятаны, потому и расстался так легко со своей таверной. И мы решили послать за ним парочку головорезов, но появился этот монстр, и к тому же по туннелям шастают все эти охотники за чужими богатствами…

— Где он сейчас?

— Мы знаем наверняка, где он прячется, сквайр, однако ты же помнишь, как это бывает у пересмешников. Всегда все перепрятывают. Но, конечно, за определенную плату можно найти что угодно.

— Мы убили монстра, — напомнил Уильям.

— И за это вы получаете свободный проход — и больше ничего, — ответствовал Джек.

— Какова твоя цена? — спросил Джеймс.

— Услуга от тебя и твоих новых друзей… о которой мы сообщим позднее.

— Что?! — воскликнул Уильям.

— Какая? — насторожился Джеймс.

— Мы попросим о ней не скоро, — сказал Джек, — а может быть, вообще никогда, однако нам кажется, что скоро нас всех ждут проблемы. Серьезные неприятности. Этот монстр — лишь начало. И нам нужны все союзники, которых мы можем заполучить.

— Ты знаешь, — начал Джеймс, — что я не могу нарушить клятву, данную принцу, и сделать для вас что-то незаконное.

— Об этом мы не попросим, — отозвался Джек. — Однако нам всем нужны друзья, так ведь, Джимми Рука?

Джеймс задумался.

— Хорошо, Джек Крысиный Хвост, — проговорил он наконец. — Даю тебе клятву.

— Мы уверены, что Лукас где-то рядом с тем подвалом, где старый Тревор Халл прятал принцессу, когда ты был еще мальчишкой. Сохранилось несколько подземелий разрушенных зданий, в которые все еще можно попасть. Они достаточно большие для того, чтобы спрятать что угодно, и расположены недалеко от воды, чтобы легче было переправлять сокровища.

— Я знаю эту часть канализации, — кивнул Джеймс. — Мы выберемся из подземелья к восходу солнца.

— Постарайтесь. И будьте осторожны. Мы не можем контролировать каждого кровожадного пса, шатающегося здесь.

Джеймс махнул Джазаре и Уильяму, чтобы те следовали за ним, и все трое направились к центральному туннелю.

* * *

Они двигались тихо и медленно. Периодически до них откуда-то издалека доносились людские голоса.

Наконец Джеймс и его товарищи добрались до пересечения главного канала с другим большим водоводом. Притаившись в темноте и задув лампу, путники прислушались.

Шесть человек, все в черном, что-то очень тихо обсуждали. Глубокий вздох Джазары подсказал Джеймсу, что она их узнала. Джеймс и Уильям тоже догадались, кто это: измали. Около дюжины этих кешианских убийц встретились им в заброшенной крепости ночных ястребов, которую принц Арута уничтожил несколько месяцев назад.

Джеймс не питал особых иллюзии. Только если Джазара сотворит заклинание, способное вывести из строя двух или трех из них хотя бы на несколько минут, тогда у него и Уильяма появится шанс. В открытом бою, да еще если не будет фактора неожиданности, только чудо поможет им троим выжить.

Джеймс повернулся к Джазаре и тронул ее за плечо, указывая на шестерых людей, после чего зашептал ей прямо в ухо:

— Можешь что-нибудь сделать?

— Я попробую их ослепить, — шепотом ответила Джазара. — Когда я скажу, крепко зажмурьтесь.

Она повторила это на ухо Уильяму, затем выпрямилась и едва слышно начала творить заклинание. Однако что-то — то ли произнесенное слишком громко слово, то ли шорох одежды, то ли скрип обуви — привлекло внимание одного из убийц. Он развернулся и уставился в темноту, потом что-то сказал одному из товарищей. Все остальные тут же прервали разговор и, посмотрев туда, куда он указывал, медленно вынули оружие.

— Пора! — прошептал Джеймс.

— Закройте глаза! — скомандовала Джазара. Золотой свет отделился от ее руки и взорвался жаркой вспышкой, ослепив и опалив шестерых убийц.

— Вперед! — крикнула волшебница. Джеймс ринулся в бой, Уильям отстал от него лишь на шаг. Джазара зажгла лампу, и туннель наполнился ярким светом. Сквайр ударил первого противника рукоятью меча, столкнув его в канал.

— Попытайся взять хоть одного живым! — крикнул он Уильяму.

Лейтенант ударил одного человека и едва не напоролся на меч второго, который уже принял защитную стойку, ориентируясь на звуки схватки.

— Для начала я попытаюсь сам остаться в живых, Джеймс, — сказал он, обходя ослепленного измали так, чтобы удобнее было пронзить его длинным мечом.

Джазара встала рядом с Уильямом и ударила одного из убийц железным наконечником посоха по лицу. Человек рухнул на пол.

Джеймс увидел, что к двум измали понемногу возвращается зрение и они готовятся к атаке. И хотя Джеймс по опыту знал, что несколько противников, как правило, только мешают друг другу, эти двое, похоже, привыкли драться в паре.

— Мне бы не помешала помощь, — крикнул сквайр Джазаре.

Как только он заговорил, убийцы одновременно перешли в наступление, и только обостренная интуиция спасла Джеймса. Первый измали сделал выпад, нацелив искривленный меч сквайру в живот. За этим выпадом тут же последовал выпад второго убийцы, его клинок просвистел в воздухе именно в том месте, где оказался бы Джеймс, если бы ответил на предыдущую атаку, как ожидалось.

Но сквайр шпагой отбил вправо первый выпад и вместо того, чтобы немного отступить, двинулся вперед, заставляя первого убийцу невольно переместиться влево. Левой рукой Джеймс схватил измали за локоть и толкнул его изо всех сил. Убийцу развернуло, и он рухнул в канал.

В результате второй измали оказался в одиночестве против Джазары, державшей посох наготове, и Джеймса.

Уильям, сражаясь со своим противником, крикнул им:

— Я загнал этого в угол!

Измали — противник Джазары сказал что-то на языке, незнакомом Джеймсу, затем поднес левую руку ко рту и упал на камни. Убийца, с которым сражался Уильям, сделал то же самое и с громким всплеском рухнул в воду.

— Проклятье! — Джеймс подхватил падающего убийцу, не дав ему приземлиться на камни. Но как он и ожидал, измали был уже мертв.

Джазара взглянула на человека, которого Джеймс столкнул в канал.

— Он плавает в воде лицом вниз, — сообщила она.

— Что произошло? — спросил Уильям.

— Ночные ястребы. Они добровольно расстаются с жизнью. Фанатики. — Сквайр повернулся к Джазаре: — Ты поняла, что он сказал?

— Думаю, он приказал своим соратникам умереть, однако я не поняла, что это за язык. Говорят, что у измали свой язык, который может выучить только член их клана.

— Что-то подобное мы слышали в заброшенной крепости в пустыне, когда они призывали демона.

— Демона? — насторожилась Джазара.

— Я расскажу тебе об этом позже, во дворце, — пообещал Джеймс. — Но теперь ясно, в отрядах ночных ястребов есть и кешианцы.

— А значит, они представляют такую же угрозу для Империи, как и для Королевства.

Джеймс задумчиво посмотрел на молодую женщину.

— Думаю, не помешает отправить сообщение твоему двоюродному деду.

— Возможно, — согласилась Джазара, опираясь на посох. — Однако, как ты заметил раньше, пусть решает принц.

Джеймс кивнул.

— Давайте осмотрим тела.

Они обыскали четверых убийц, которые не упали в канал, но не обнаружили ничего, кроме амулетов ночных ястребов на шеях.

— Я думал, что мы прикончили их в пустыне, — грустно произнес Уильям.

— Мы нанесли им значительный ущерб и уничтожили одно из гнезд, но есть и другие. — Джеймс встал и спрятал амулет. — Я отдам это принцу. Но ему это не понравится.

— Что они делали здесь, внизу? — спросила Джазара.

— Наверное, искали сокровище, — предположил Уильям.

— Если они хотят возродить свою маленькую грязную империю, им требуется золото, — согласился Джеймс и огляделся. — Думаю, мы пришли вовремя.

Он подошел к стене, из которой торчали два железных кольца, и повернул левое. Через мгновение раздался глухой рокот, и камни отодвинулись в сторону.

— Лукас! — крикнул сквайр. — Это Джеймс! Я пришел от принца, чтобы помочь тебе.

Из глубины темного туннеля донесся голос:

— Джимми! Слава богам, это ты! Они повсюду меня искали и хотели убить.

Джеймс жестом попросил Джазару взять лампу, и все трое вошли в потайной ход. Лукас стоял в десяти футах от входа, держа наготове арбалет. Но, узнав идущих юношей, сразу опустил его и расслабился.

— Головорезы этого помешанного, Медведя, охотятся за мной целый день.

— Не только они, — сказал Уильям. — Еще охотники за сокровищами, убийцы и воры.

— Проклятье! — в сердцах воскликнул Лукас. — Кнут сказал, что его люди надежны и будут молчать, но похоже, этот дурак сам не смог удержать язык за зубами.

— Что нужно Медведю? — спросил Джеймс.

— Разрази меня гром, если я знаю, — ответил Лукас. Старик сидел на бочке с водой. — Я собирался помочь Кнуту сбыть сокровища, награбленные во время его последнего похода. Думаю, Кнут обвел Медведя вокруг пальца. Этот Медведь со своими людьми ворвался в мою таверну и начал убивать всех подряд. Я еле выбрался оттуда живым, а Талии и остальным велел бежать через кухню. Джеймс с Уильямом переглянулись.

— Лукас, — тихо сказал сквайр, — Талия мертва. Медведь поймал ее и попытался выпытать, где ты прячешься.

Внутри у Лукаса как будто что-то оборвалось. Лицо его посерело, а глаза наполнились слезами.

— Талия? — горестно воскликнул он и, опустив голову, несколько минут молчал. — Я потерял на войне сыновей, — наконец с трудом выговорил он, — но никогда не думал, что и Талия… — Он вздохнул, затем снова умолк на несколько минут. — Эта сделка с Кнутом обеспечила бы мне безбедную старость. Талии не пришлось бы больше работать в баре. Она получила бы достойное приданое для ее достойного жениха. — Он взглянул на Уильяма.

В глазах Уильяма тоже стояли слезы.

— Ты знаешь, Лукас, как я к ней относился. Клянусь, я найду Медведя и отомщу за Талию.

Лукас грустно кивнул.

— Все эти жуткие события, убийства… Теперь это не имеет смысла. Я должен вернуть сокровище Кнуту.

— Так ты еще не слышал о Кнуте? — спросил Джеймс.

— Я слышал, что стражники схватили его предыдущей ночью. Он в тюрьме.

— Уже нет, — сказал Уильям. — Медведь вломился в тюрьму и порезал Кнута на куски.

— О боги! Он спятил! — воскликнул Лукас.

— Мы справимся с Медведем, — пообещал Уильям.

— Спасибо, Уильям, — сказал Лукас, — но будь осторожен. Талии больше нет, а тебе еще жить да жить, и я предпочел бы, чтобы ты не спешил расставаться с жизнью. Этот Медведь чертовски опасен, и на его стороне магия.

— Какая магия? — спросила Джазара.

— Темная, миледи. Кнут был в ужасе, когда стал свидетелем магии Медведя. Вот почему он с ним расстался. — Лукас покачал головой. — Хотите посмотреть, за чем охотились эти мерзавцы?

Он встал и подвел их к крепкой деревянной двери, после чего откинул засов и открыл ее. Джазара с лампой в руке сделала шаг вперед, и Джеймс даже присвистнул от того, что открылось его взгляду.

Маленькая комната была завалена сокровищами. Мешки и сундуки с золотыми монетами, драгоценности и золотые статуэтки. Лукас вошел в комнату и открыл один из сундуков. Джазара подошла и, нагнувшись, достала из него лежащую сверху статуэтку.

— Ишапианская, — тихо сказала волшебница. — Это святыня их церкви, Символ Ишапа.

Глаза Джеймса расширились.

— Они напали на ишапианское судно! Для пирата не может быть цели опаснее!

— Да, безрассудный поступок, — покачал головой Лукас. — Медведь хотел найти на этом корабле что-то особенное. А Кнут был уверен: того, что тот искал, не было среди награбленного.

— Откуда он это знал? — спросила Джазара.

— Кнут сказал, что Медведь впал в ярость, когда корабль пошел ко дну, несмотря на то что они успели взять все это. — Лукас махнул рукой в сторону сокровищ. — Это одна из причин, по которой Кнут не стал спасать Медведя. Испугался, что Медведь обвинит его в заранее подстроенном крушении.

— Обоснованный страх, если вспомнить, что Медведь в конце концов с ним сделал, — заметила Джазара.

На лице Уильяма читалось недоумение.

— Ну и как это поможет нам? Мы так и не выяснили точно, кого преследуем и что он ищет.

Лукас открыл другой сундук, отличавшийся от остальных. Сделанный из темного, явно древнего дерева, он был покрыт пятнами, и петли на нем проржавели, словно крышку не открывали очень давно. Лукас вынул свиток и передал его Джеймсу. Затем вытащил и отдал Джазаре помятую книгу в кожаном переплете.

— Здесь записи о всех кораблях, которые команда Кнута пустила ко дну за долгие годы, включая последний налет вместе с Медведем.

Джеймс взглянул на карту.

— Она подскажет нам, где напали на ишапианское судно.

— Да уж, этот маленький негодяй Кнут был весьма дотошным, — признал Лукас.

— Но здесь не сказано, что искал Медведь, — заметила Джазара.

— Может, мы выманим его, если распространим слух, будто знаем, за чем он охотится? — предложил Уильям.

— Может быть, — сказал Джеймс, — но все по порядку. Сначала я должен отправиться во дворец и доложить принцу. — Он повернулся к Лукасу: — Ты оставайся здесь с Уильямом. Я пришлю сюда Джонатана Минса и еще несколько человек, чтобы они забрали золото.

— Что ты собираешься с ним сделать? — спросил Лукас.

— Вернуть ишапианцам, — улыбнулся сквайр. — Мы не знаем, что нужно Медведю, но готов поспорить на весь их годовой доход, им это хорошо известно.

Плечи Лукаса слегка опустились, однако он кивнул.

Джазара и Уильям вышли вслед за Джеймсом из комнаты и вернулись в туннели канализации. Подойдя к ближайшему выходу, они услышали, как за ними закрылась дверь старого укрытия контрабандистов.

6 ИНТРИГИ

Арута ждал, пока паж уйдет. Когда мальчик покинул личный кабинет принца, правитель Западных земель Королевства Островов взглянул на Джеймса.

— Похоже, дело гораздо серьезнее, чем мы ожидали, так?

Джеймс кивнул.

— Да, это не просто охота за сокровищами, награбленными пиратами, ваше высочество.

Взгляд темных глаз принца задержался на молодой женщине. Арута одарил волшебницу полуулыбкой.

— В нашем городе вам оказали весьма необычный прием, не так ли, миледи?

— Учитывая нашу новейшую историю, ваше высочество, — вмешался Джеймс, — этот прием может показаться не таким уж необычным.

Джазара улыбнулась дружеской шутке двух мужчин.

— Ваше высочество, я получила от герцога Пага четкие инструкции: отправляйся в Крондор и помогай, чем только сможешь, в вопросах магии. Я здесь на службе и, значит, должна применять даже самые агрессивные магические приемы, если это потребуется для защиты ваших земель.

Арута откинулся назад и, сложив пальцы домиком, размял руки. С первого дня знакомства Джеймс знал, что означает этот жест: принц нервничает.

— У нас есть две темы для обсуждения, — начал Арута через мгновение, — и обе могут потребовать применения, как ты их называешь, «самых агрессивных приемов» твоего искусства.

— Монстр, — подсказал Джеймс.

Джазара кивнула.

— Ваше высочество, присутствие этого ребенка-чудовища и мощной темной магии, необходимой для его создания, говорит о том, что здесь замешаны очень могущественные силы.

— Конечно, — согласился принц. — Зачем, по-твоему, творить такое страшное зло прямо в городе? Ведь шанс быть обнаруженным, даже в самых заброшенных уголках канализации, очень велик.

— Если главная цель — посеять хаос в вашем городе, — сказала Джазара, — то это имеет смысл. Другие причины за пределами моего понимания. Итак, допустим, целью было посеять хаос. Тогда результат стоил риска раннего обнаружения. — Джазара замялась, затем продолжила: — Существо, созданное из младенца с помощью темной магии, без сомнения, становилось бы все сильнее. За несколько дней оно убило и покалечило более дюжины вооруженных людей. Когда мы сражались с ним, оно уже ослабло. Более того, по любым меркам это был еще ребенок, детеныш. Однако через несколько недель он стал бы гораздо сильнее. А целый выводок таких существ, свободно разгуливающих по городу…

— Жуткая картина! — Арута даже вздрогнул. — Но надо признать, твои аргументы весьма убедительны. — Он слегка наклонился вперед. — Со времени прибытия к нам моррельского дезертира Гората мы постоянно сталкиваемся с множеством необъяснимых явлений, однако смысл их один: кто-то хочет погрузить Крондор в хаос.

— Кроулер, — быстро проговорил Джеймс.

— Согласен, — кивнул Арута.

— А кто такой этот Кроулер, сир? — спросила Джазара.

Арута взглянул на Джеймса.

— Мы не знаем, — сказал тот. — Если бы знали, его бы уже давно повесили. Впервые он объявился год назад как главарь банды, которая встала на пути пересмешников. Однако одновременно он, как оказалось, работал в доках, вмешиваясь в торговлю. Потом мы выяснили, что у него обширные связи с ночными ястребами. В общем, шустрый парень.

— И похоже, — добавил Арута, — гораздо опаснее, чем мы думали раньше. Думаю, именно он приложил руку к нападению на герцога Оласко и его семью.

— Этот человек вращается во многих кругах, — согласился Джеймс.

— И теперь это происшествие с ишапианцами. — Арута указал на статуэтку, которую Джазара принесла во дворец. — Я послал весточку верховному жрецу храма, здесь в Крондоре, и полагаю, ответ не заставит себя ждать.

— Это как-то связано с большим домом напротив дворца, ваше высочество? — спросил Джеймс.

Арута слегка улыбнулся.

— От тебя ничто не укроется, не так ли?

Джеймс улыбнулся в ответ и шутливо поклонился.

— Да, — сказал Арута, — связано, однако я дождусь верховного жреца или его представителя и только потом поделюсь с вами этой информацией. Отдохните пока, но будьте готовы по первому же сигналу вернуться. Полагаю, ишапианцы вскоре прибудут.

Арута оказался прав. Джазара и Джеймс не прошли и половины пути к своим покоям, когда паж перехватил их, сообщив, что принц требует их немедленного присутствия в тронном зале.

Они вернулись и увидели верховного жреца храма Ишапа вместе с двумя другими жрецами и вооруженным монахом, выступающим в роли охранника.

Верховный жрец был пожилым человеком с коротко подстриженными снежно-белыми волосами. Темные, коротко стриженные волосы у сопровождавших его жрецов также не были ничем прикрыты. В отличие от служителей других орденов, ишапианцы предпочитали строгий стиль. Жрецы были в отороченных коричневым кантом белых рясах, а монах — в доспехах. Под мышкой он держал шлем, на поясе у него висел большой боевой молот.

Принц Арута сидел на троне. В зале присутствовали только двое официальных придворных — герцог Гардан и его писец, — и Джеймс понял, что Арута собирается вести этот разговор с позиции главы государства.

Ишапианцы долгое время считались самым таинственным из религиозных орденов Мидкемии. В отличие от других, они не стремились привлечь как можно больше последователей. Джеймс уже встречал их ранее, в старом аббатстве Сарта, и знал, что на самом деле ишапианцы — нечто большее, чем все думают. Они обладали каким-то превосходством над другими орденами; остальные храмы избегали конфликтов с ними.

— Ваше высочество, — начал верховный жрец, — я прибыл, как только получил ваше послание.

— Спасибо, — сказа принц. Он махнул Гардану, и писец старого герцога, достав статуэтку, передал ее верховному жрецу.

— Где вы взяли это, ваше высочество? — спросил жрец, и в его голосе послышались нотки удивления и беспокойства.

Арута подал сигнал Джеймсу.

— Это было найдено вчера в куче награбленных пиратами сокровищ, — объяснил тот.

— Сокровищ? — переспросил верховный жрец.

— Мы оба знаем, святой отец, — начал Арута, — что должно произойти в этом году. Мне нужен ответ: это предмет с корабля, который должен прибыть в Крондор в этом месяце?

— Некоторые вещи, — заметил верховный жрец, — не стоит обсуждать при всех, ваше высочество.

Арута кивнул Гардану, и герцог отослал писца. Верховный жрец взглянул на Джазару и Джеймса.

— Сквайр — мой личный агент, а Джазара — советник по магическим вопросам, — объяснил Арута. — Герцогу я доверяю полностью. Можете говорить спокойно.

Верховный жрец внезапно слегка сгорбился, как будто ощутил на плечах непосильную ношу.

— «Рассвет Ишапа» должен был прибыть в Крондор неделю назад, ваше высочество. Мы уже отправили корабли на поиск, чтобы проверить весь путь до Вольных городов. Возможно, плавание отменили или… — Он взглянул на Джеймса. — Нападение пиратов? Это возможно?

— По всей видимости, да, — ответил Джеймс. — Некий безумец по имени Медведь, судя по всему, с помощью темных сил захватил ваш корабль. Стражники доставили уцелевшую часть сокровищ во дворец, чтобы вернуть ее вам, отец.

Огонек надежды мелькнул в глазах верховного жреца.

— Скажите… там был большой ящик…

— По словам его первого помощника, — перебил Джеймс, — то, что хотел заполучить Медведь, пошло ко дну вместе с кораблем. Что стало причиной серьезных разногласий между ними. Медведь голыми руками разорвал этого человека на части, пытаясь разузнать расположение затонувшего корабля.

Лицо монаха оставалось безучастным, но верховный жрец и двое его собратьев, казалось, вот-вот упадут в обморок.

— Тогда все пропало, — прошептал верховный жрец.

Арута наклонился вперед.

— На корабле была Слеза Богов?

— Да, — ответил жрец, — и все богатства, собранные за последние десять лет в храмах от Дальнего берега до Вольных городов. Однако золото и драгоценности, — он помахал статуэткой, — не имеют значения без Слезы.

Джеймс поймал взгляд Аруты.

— Когда я взошел на этот трон, — вспомнил принц, — мне что-то говорили о важности этой Слезы, однако вы хранили ее секрет даже от короны. Почему этот камень так важен?

— То, что я скажу вам, ваше высочество, — торжественно произнес верховный жрец, — известно лишь вашему брату, королю Рилланона, и нескольким членам нашего ордена. Вы должны поклясться, что наша тайна не выйдет за пределы этой комнаты.

Арута взглянул на Гардана, который кивнул, затем на Джеймса и Джазару. Они подтвердили свое согласие.

— Мы клянемся, — сказал Арута.

— Один раз в десять лет в тайном месте севернее отрогов Серой Башни рождается драгоценный камень. Его происхождение нам неизвестно; даже в самых древних рукописях не сказано, когда наш орден открыл существование Слезы Богов. Но мы знаем, что вся сила богов приходит к людям через этот камень. Без него мы станем глухими к словам богов, а они не услышат наших молитв.

Джазара не смогла сдержаться.

— Вы потеряете контакт с богами! — вырвалось у нее.

— Мы боимся, что это не все, — сказал верховный жрец. — Мы полагаем, что без Слезы постепенно исчезнет любая магия. Поскольку люди способны практиковать магические искусства только с благословения богов, то без него мы очень быстро станем обычными людьми. Скоро сияющий синий свет Слезы, которая сейчас хранится в нашем главном храме в Рилланоне, погаснет, и, если новая Слеза не окажется там до того, как это произойдет, мы потеряем связь с небесами.

— Но ведь через десять лет появится другая Слеза, — заметил Джеймс.

— Да, но представьте себе десять лет во тьме! Десять лет, в течение которых нельзя будет исцелять. Десять лет — и ни одного ответа на молитвы. Десять лет без надежды!

— Мрачная картина, отец, — кивнул Джеймс. — Что мы можем сделать?

— Мы знаем, где затонул корабль, — сообщил Арута.

— Знаете? — переспросил верховный жрец, и в его глазах мелькнул огонек надежды.

— Очень приблизительно, — уклончиво ответил Джеймс. — У нас есть карта, и если корабль сразу пошел ко дну, то мы сможем его найти.

— Мы владеем магическим искусством, которое может многое, сир, — сказал верховный жрец. — Однако наделить человека способностью дышать под водой — это за пределами наших возможностей. Есть другой путь? — Он взглянул на Джазару.

Арута оценил всю сложность вопроса: храмы были настроены по отношению к магии, которую не могли контролировать, враждебнее, чем другие государственные институты. Джазара вызвала бы подозрения и в лучшие, спокойные времена. А уж теперь…

— Джазара, можете что-нибудь предложить? — спросил принц.

Она покачала головой:

— К сожалению, нет, ваше высочество. Я знаю несколько магов в Звездной Пристани, способных на такие фокусы, однако немногие из них могли бы подойти. Для такой задачи вам нужен умелый ныряльщик и надежный источник света.

— Не получится, — сказал Джеймс.

— Что? — поднял бровь Арута.

— Ваше высочество, — ухмыльнулся сквайр, — я всю жизнь жил рядом с морем и слышал, что говорят моряки. Как только ты опускаешься на определенную глубину, вода начинает давить с такой силой, что выдержать это практически невозможно, даже если применить заклинание для задержки дыхания. Нет, должен быть другой путь.

— Так скажи нам, какой?! — воскликнул верховный жрец.

— Гильдия морских мародеров, — уверенно сказал Джеймс. — Искать затонувшие корабли — это их работа. Они способны поднять корабль со дна, а в некоторых случаях даже залатать дыры и доставить его в порт для ремонта. Я много раз видел, как это делается.

— Но тогда придется рассказать им о Слезе. — Верховный жрец покачал головой. — Мы не можем этого сделать.

— Нет, отец, — возразил Джеймс. — Достаточно поручить им поднять корабль. Затем на него взойдет тот, кому доверяет корона, найдет камень и доставит сюда, в Крондор.

Верховный жрец указал на монаха-охранника.

— Этим человеком будет брат Солон. На Слезу наложены тайные защитные печати, так что даже если Медведь доберется до нее, то вряд ли сможет заполучить. А брат Солон снимет печати и вернет Слезу.

— Сир… — Джеймс посмотрел на Аруту. — Если этот человек, Медведь, не знает точного местонахождения Слезы, то, полагаю, он выследит ишапианскую экспедицию к месту затопления, дождется, пока камень извлекут, и затем нападет.

— У нас найдутся средства, чтобы отстоять Слезу Богов, — сказал верховный жрец.

— Не думайте, что я сомневаюсь в вас, отец, однако, судя по тому, что Лукас слышал от Кнута, у Медведя есть какая-то защита от вашей магии. Иначе он просто не смог бы захватить корабль.

— Похоже, это амулет, который обладает силой, позволяющей его обладателю противостоять жреческой магии, — добавила Джазара.

Верховный жрец выглядел озадаченным. Арута взглянул на Джеймса.

— Ты советуешь действовать тайно?

— Да, сир, — ответил Джеймс. — Мы должны найти способ отвлечь внимание Медведя на то время, пока поднимем корабль и извлечем Слезу. Если мы возвратимся в Крондор прежде, чем он поймет, что его отвлекли… — сквайр пожал плечами, — у нас будет шанс.

— Ваше высочество, — вмешался верховный жрец, — я бы предпочел, чтобы большой вооруженный отряд…

Принц тут же поднял руку.

— Я понимаю, что Слеза Богов — это забота храма Ишапа, однако мою тюрьму разрушили, приют, созданный моей женой, сожгли, моих стражников убили. И теперь забота короны — сделать так, чтобы подобное не повторилось. Если Медведь и его наемники, как нам доложили, способны противостоять вашей магии, то для того, чтобы вернуть Слезу, потребуются вооруженные силы. Сколько монахов, способных сражаться, вы сможете собрать за день?

— Только трех, ваше высочество. — Верховный жрец выглядел несколько озадаченным. — Большинство наших братьев-воинов охраняли Слезу Богов на «Рассвете Ишапа».

— Отец, — подытожил Джеймс, — учитывая, сколько человек погибло здесь, в Крондоре, я бы настоятельно советовал достать Слезу и отправить ее с надежным сопровождением в Рилланон, прежде чем Медведь поймет, что на морском дне ее больше нет.

— Я согласен с этим планом, — кивнул Арута. — Что касается способа отвлечь Медведя… Прикажи, чтобы следопыты немедленно отправлялись на его поиски. Пусть Уильям соберет отряд гвардейцев и следует за ними. Судя по твоему докладу у Уильяма есть веские причины найти и загнать Медведя в угол. Возможно, он и способен противостоять, но я уверен, что две дюжины мечей будут для него весомым аргументом. И передай Уильяму, что мы приговариваем Медведя к смерти, так что если он настигнет этого бандита, то может делать с ним все, что сочтет нужным. Думаю, это «отвлечет» негодяя в достаточной мере.

— А Слеза? — спросил Джеймс.

— Вы с Джазарой отправляйтесь в гильдию морских мародеров и соберите достаточно людей для того, чтобы поднять корабль. Уходите из города тихо, по два-три человека, и договоритесь встретиться в одной из деревень по пути в Сарт. А затем быстро скачите к…

— Вдовьему пику, — закончил Джеймс.

— К Вдовьему пику, — кивнул Арута, — и достаньте Слезу.

— Сколько людей нам взять? — поклонившись, спросил Джеймс.

— Я хочу, чтобы ты, Джазара, брат Солон и все, кого вы соберете в гильдии, отправились в путь завтра на рассвете. На следующий день я пошлю патруль в… — он взглянул на Гардана. — Какой населенный пункт ближе всего к Вдовьему пику?

— Холден Хэд, — не глядя на карту, ответил Гардан. — Он расположен на утесе прямо над мысом. Это убежище для мусорщиков, которые подбирают обломки кораблей, но вообще это сонная и тихая деревня.

— Слишком близко, сир, — заметил Джеймс. — Если Медведь оставил своих людей неподалеку от места кораблекрушения, то они почти наверняка отсиживаются в Холден Хэде. Наше прибытие вызовет шум, даже если мы покинем деревню через день-другой. А неожиданное появление королевского патруля всполошит людей Медведя.

— Какая деревня следующая к югу? — спросил Арута.

— Миллер Рест, — сказал герцог.

— Тогда нужно расположить отряд там. Как только достанете Слезу, Джеймс, немедленно отправляйтесь на юг в Миллер Рест, а оттуда патруль сопроводит вас в Крондор. Если возникнут осложнения, с которыми вы сами не сможете справиться, то пошлите кого-нибудь в Миллер Рест, и патруль придет вам на помощь. Все ясно?

— Да, сир, — снова поклонился Джеймс.

— Святой отец, — обратился Арута к верховному жрецу, — идите и отдайте необходимые распоряжения. Скажите своим людям, чтобы они встретились с Джеймсом через два часа после рассвета за городскими воротами, на первом перекрестке. Джеймс, ты отбери людей из гильдии морских мародеров и с половиной из них отправляйся в путь на рассвете.

Вторая половина во главе с Джазарой последует за тобой через час. Вы должны смешаться с толпой, когда будете покидать город. — Принц взглянул на Джеймса. — Я должен просить тебя соблюдать осторожность?

— Осторожность — моя вторая натура, ваше высочество, — лукаво улыбнулся Джеймс.

Арута погрозил ему пальцем.

— Мы через многое прошли вместе, Джеймс, однако эта миссия ничуть не легче, чем предыдущие. На тебя возложена большая ответственность, наша судьба в твоих руках.

— Я понимаю, ваше высочество, — уже серьезно ответил Джеймс.

— Уверен, — обратился Арута к Джазаре, — что при необходимости вы напомните нашему юному любителю приключений о важности стоящей перед ним задачи.

— Непременно, ваше высочество. — Волшебница также поклонилась.

— Тогда идите, и пусть боги будут к вам милостивы.

Выйдя из тронного зала, Джеймс задержал Джазару, поджидая появления герцога Гардана.

— Ваша светлость… — обратился к нему Джеймс.

— Да, сквайр? — живо повернулся герцог. Его смуглая кожа была покрыта глубокими морщинами, однако глаза по-прежнему оставались ясными и живыми.

— Могу я попросить вас сообщить офицеру на складе, что мы спустимся к нему, чтобы получить все необходимое для путешествия?

— А что, есть проблемы?

Джеймс застенчиво улыбнулся:

— Его доверие ко мне несколько пошатнулось в последнее время, так как я слишком часто использовал имя принца…

— Без его ведома, — закончил Гардан и улыбнулся в ответ. — Ладно, я сейчас же распоряжусь.

— Когда же вы наконец сможете уйти на отдых? — спросил Джеймс. — Я думал, что ваш отъезд — это уже решенный вопрос.

— Собирался уехать в Крайди через месяц, но теперь и не знаю, — наигранно вздохнул герцог. — Наверное, когда ты прекратишь создавать принцу проблемы.

— Тогда, — ответил Джеймс с озорной улыбкой, — вы пробудете здесь еще лет десять.

— Надеюсь, что нет, — улыбнулся в ответ герцог, — но я останусь по крайней мере до тех пор, пока ты не вернешься. Пока мы не решим эту проблему, никто не сможет спать спокойно. А теперь отправляйтесь по своим делам.

— Что теперь? — спросила Джазара, после того как герцог ушел.

— К Морским воротам и в гильдию мародеров.

* * *

В разгар утра у Морских ворот было шумно. Дюжины телег и повозок, перевозивших товары из гавани в город, медленно двигались по улице к рынку и дальше. Вернувшиеся из дальних плаваний моряки спешили сойти с корабля и найти подходящую таверну и женщину. В небе с криками кружили морские птицы в поисках отбросов и рассыпавшихся при погрузке съестных припасов, что составляло основную часть их рациона.

Джазара зевнула на ходу.

— Я так устала, что, кажется, сплю с открытыми глазами.

— Скоро привыкнешь, — улыбнулся Джеймс. — На службе у Аруты я научился спать при малейшей возможности. Мой личный рекорд — четыре дня без сна. Естественно, у меня это получилось с помощью магического зелья, и, когда его действие закончилось, я неделю не мог прийти в себя…

Джазара кивнула:

— Такими вещами надо пользоваться осторожно.

— Мы поняли это по дороге домой, — сказал Джеймс, тоже зевнув. — Но что бы нас ни ожидало, судьба, по крайней мере, подарит нам одну ночь здорового сна до отъезда.

— Хорошо бы.

Они подошли к ничем не примечательному двухэтажному зданию в стороне от Морских ворот — штабу гильдии морских мародеров. На улице рядом со зданием стояла повозка, окруженная группой людей. Двое залезли на повозку, а двое других двинулись навстречу сквайру и волшебнице, таща с собой большой сундук.

Джеймс встал у них на пути и легонько ткнул одного из мародеров в плечо.

— Прочь с дороги! — проворчал человек, даже не подняв головы, чтобы посмотреть, кто стоит перед ним.

Джеймс слишком устал, чтобы отвечать на хамство.

— Именем принца, — произнес он.

Человек быстро оглядел его.

— Послушай, если ты здесь по поводу мастера гильдии, то я только что рассказал все, что знал, капитану городской стражи.

Джеймс крепко взял человека за плечо — мародер тут же поднял свой большой кулак, но, прежде чем он смог нанести удар, кинжал Джеймса оказался у его горла.

— Сделай одолжение, — прошептал сквайр с угрозой в голосе, — удели мне немного времени и повтори то, что ты рассказал капитану Гарруту о мастере вашей гильдии.

Опустив руку, человек отступил на шаг назад.

— Не нужно быть слишком сообразительным, чтобы догадаться, что его убили.

Один из гильдейских, наблюдавших за беседой, крикнул:

— Да это Кендарик сделал! Нам не сравниться с ним в жадности.

Тот, с которым говорил Джеймс, махнул в сторону входа в здание.

— Если вы хотите подробностей, лучше поговорите с Джоратом. Он сейчас за главного.

Джеймс убрал кинжал и жестом предложил Джазаре следовать за ним. Они вошли в большой зал. Несколько человек что-то живо обсуждали в углу, рядом с ними стоял юноша, похожий на ученика. Он прикреплял бирки к разным предметам мебели и записывал что-то в толстую книгу. Джеймс подошел к нему.

— Мы ищем Джората.

Молодой человек не прекратил своего занятия и молча указал пером через плечо на дверь, ведущую в комнату позади.

Джеймс и Джазара вошли в комнату, где перед большим столом стоял человек средних лет, с темными волосами и короткой, аккуратно подстриженной бородкой. Он был одет в однотонный синий балахон, точь-в-точь как у какого-нибудь мага или жреца. Он оторвался от документа, который изучал, и вопросительно посмотрел на вошедших.

— Я из дворца, — сообщил Джеймс.

— А… наверное, вы пришли, чтобы рассказать о том, насколько продвинулись в расследовании, поскольку я уже ответил на все ваши вопросы. — В его тоне звучало высокомерие.

Джеймс прищурился на мгновение, но справился с раздражением.

— Мы — не стражники. Нам нужно поднять корабль.

— Боюсь, вам не повезло. Гильдия закрыта. Видимо, вы не слышали — мастера гильдии убили.

— Как это произошло? — спросил Джеймс.

— Никто точно не знает. Похоже, мастер сопротивлялся. Его нашли мертвым в комнате, а вещи были раскиданы вокруг. Он отчаянно сражался, но, видимо, сердце не выдержало.

— Почему закрывается гильдия? — продолжал расспрашивать Джеймс.

— Мастер гильдии и подмастерье Кендарик были единственными членами нашей гильдии, которые мог ли возглавить миссию по подъему большого корабля.

— Ладно, тогда нам нужно срочно поговорить с подмастерьем.

— Боюсь, это невозможно. Кендарик — основной подозреваемый в убийстве мастера, и, похоже, он в бегах. Без него и без мастера мы вне игры. — Джорат тихо вздохнул. — Что, возможно, не так уж и плохо, учитывая обстоятельства.

— Что вы имеете в виду? — удивился Джеймс.

Джорат отложил бумаги, которые изучал.

— Откровенно говоря, наша гильдия уже несколько лет еле выживает. Гильдии других городов, например Дурбина и Илита, используют все новые приемы, и теперь они выигрывают все контракты. А у нас — одни убытки.

Джеймс долго молчал.

— Откуда вы знаете, что именно Кендарик убил мастера? — спросил он наконец.

Джорат взял другой свиток и взглянул на него.

— Они часто спорили, иногда дело доходило почти до драки. Абигайль — женщина, которая убирает здание штаба, слышала, как в ночь убийства Кендарик и мастер ссорились.

— Но это не доказательство, — заметила Джазара.

— Верно, но к тому моменту, когда нашли тело, Кендарик исчез. Скорее всего потому, что он замешан в убийстве.

Джазара хотела что-то сказать, однако Джеймс чуть заметно покачал головой.

— Можно осмотреть комнаты мастера и Кендарика? — спросил он у Джората.

— Если хотите, — пожал плечами Джорат. — Стражники уже были наверху, но если вы думаете, что можете чем-то помочь, то пожалуйста. — Он кивнул в сторону лестницы, ведущей наверх, и вернулся к своим бумагам.

Джазара молчала, поднимаясь по ступенькам, и лишь когда они остались одни, спросила:

— И что?

— О чем вы?

— Что вы не хотели, чтобы я сказала Джорату?

— То, о чем вы думали, — ответил Джеймс, направляясь к одной из трех закрытых дверей.

— А о чем я думала? — не унималась Джазара.

— Этот Кендарик тоже может быть мертв, — сказал Джеймс, подходя к двери. — И есть кто-то, кто не хочет, чтобы подняли корабль, лежащий на дне у Вдовьего пика. — Он внимательно посмотрел на дверь. — Кто-то взломал замок.

Сквайр наклонил голову, прислушиваясь, и жестом попросил тишины, затем поднял руку.

— Внутри кто-то есть, — прошептал он.

Джазара встала за Джеймсом, он сделал шаг назад, после чего резко ударил ногой в дверь. Замок слетел, и она распахнулась.

Старая женщина, находившаяся внутри, отшатнулась и испуганно вскрикнула.

— О небеса! — сердито воскликнула она. — Вы что, хотите свести старуху в могилу?

— Простите, — смущенно улыбнулся Джеймс. — Я услышал, что внутри кто-то есть, и заметил, что замок взломан… — Он пожал плечами.

— Когда я не смогла разбудить хозяина, — объяснила старушка, — то позвала двух учеников, и они бревном высадили дверь. Он лежал на полу. — Она всхлипнула и утерла слезу тыльной стороной ладони.

— Что вы еще можете рассказать? — спросил Джеймс. — Мы здесь по поручению принца.

— Хозяин был замечательным человеком, а вот сердце у него было слабое. Чтобы облегчить грудные боли, я делала ему боярышниковый чай. То, что он часто спорил с подмастерьем, не принесло ему пользы.

— Что за человек этот Кендарик? — поинтересовалась Джазара.

— Нищий мальчишка с улицы — у него не было ни семьи, ни друзей. Мастер гильдии даже заплатил за него вступительный взнос. Однако хозяин знал, что парень очень способный и это будет преступлением — отказать ему из-за бедности. И мастер был прав — паренек со временем стал первым среди подмастерьев. Он мог бы стать преемником мастера, если бы только не… — Ее голос сорвался, а глаза снова наполнились слезами.

— Вы сказали, он был способным? —подсказала Джазара.

— О да, Кендарик постоянно придумывал какие-то новые способы работы. Он трудился над заклинанием, которое позволило бы любому члену гильдии поднять корабль в одиночку. Он думал, что гильдию с этим новым заклинанием ждет процветание, а мастер хотел сохранить старые традиции, и они часто спорили из-за этого. Но мастер часто повторял, что спорит с Кендариком, чтобы научить его держать удар и отточить ум, тогда он станет достойным главой гильдии после ухода прежнего мастера. Вот что странно…

— Странно? — непонимающе посмотрела на него Джазара.

— Ну, я думаю, странно, что Кендарик убил мастера. Могу поклясться, что, несмотря на все разногласия, Кендарик его искренне любил.

— Похоже, все убеждены, — начала размышлять вслух Джазара, — что убийца — Кендарик, но ведь это лишь предположение.

— Да, — вздохнула старая женщина. — Однако я слышала, как в ночь убийства Кендарик и мастер ссорились. И в этот раз они кричали друг на друга очень громко. На следующее утро я принесла мастеру завтрак и нашла его мертвым. Как я уже сказала, пришлось звать двух учеников, чтобы открыть дверь. Я думаю, Кендарик ударил его, и сердце мастера отказало, а подмастерье выпрыгнул в окно. Я сказала то же самое стражникам. А они сказали, что я очень умная, раз догадалась об этом.

Джеймс едва удержался от того, чтобы не закатить демонстративно глаза.

— Мы осмотрим здесь все, если вы не возражаете, — просто сказал он.

Они быстро поняли, что стражники уже унесли из комнаты все более или менее важное.

— А что в двух других комнатах? — поинтересовалась Джазара.

— Это комнаты подмастерьев, — сказала Абигайль.

— В какой жил Кендарик? — спросил Джеймс.

— В следующей, — показала женщина. Джеймс вышел в коридор и открыл соседнюю дверь. И тут же кинулся на пол, едва избежав столкновения с огненным шаром, который пролетел мимо него в дверной проем. Он услышал, что Джазара позади него тоже поспешно растянулась на полу. У сквайра не было времени проверить, удалось ли ей избежать огня, потому что маг, метнувший шар, отступил назад и стоявший за ним воин в черном бросился на Джеймса.

Измали поднял меч и обрушил его на голову сквайра.

7 КОНСПИРАЦИЯ

Джеймс откатился вправо. Меч измали обрушился на то место, где секунду назад находилась голова Джеймса, и убийца тут же с невероятной скоростью поднял оружие для повторного удара.

У Джеймса не было времени, чтобы вытащить свой меч, поэтому он, не вставая, изо всех сил пнул противника по ноге. Тут же раздался звук ломающейся коленной чашечки, и одетый в черное убийца приглушенно застонал. Измали покачнулся, но не упал.

Воспользовавшись заминкой, Джеймс снова перекатился в сторону и быстро поднялся на ноги, одновременно выхватив меч.

Джазара сотворила заклинание, но сверкающий шар алой энергии ушел в сторону и угодил в пол рядом с вражеским магом. Несмотря на то что заряд его не задел, маг явно встревожился, столкнувшись с другим волшебником. Он развернулся и выскочил через окно на улицу.

Джазара сосредоточилась на убийце, к которому приближался Джеймс. Она подняла посох, направив железный наконечник на измали и приготовившись нанести удар в случае, если Джеймсу придется отступить. Сквайр взмахнул мечом, заставив противника сделать шаг назад и потревожить раненую ногу.

Однако измали был опытным фехтовальщиком и перенес свой вес на другую ногу, решив не рисковать поврежденным коленом и чудом избежав клинка Джеймса. Убийца тут же сделал ответный выпад, едва не снеся сквайру голову.

Джеймс отступил на шаг, Джазара ударила посохом, и измали пришлось попятиться в глубь комнаты. Однако он поступил мудро, заняв позицию сразу за дверным проходом, и теперь Джазара и Джеймс были вынуждены атаковать по очереди. Не отрывая взгляда от убийцы, Джеймс сказал:

— Джазара! Спустись вниз и посмотри, не оставил ли наш друг волшебник каких-нибудь следов. А я займусь этой кровожадной свиньей.

Джазара послушно развернулась и поспешила вниз, откуда уже доносились вопросительные крики тех, кто услышал шум драки.

Джеймс оценил ситуацию. Ни он, ни убийца не шагнет первым в дверной проем, который ограничивает возможности для маневра. Чтобы отразить удар, который тут же последует, нужно было сделать шаг в сторону. Противники оказались в одинаковом положении.

Джеймс отступил назад, опустив кончик меча, как бы приглашая противника атаковать.

Измали стоял наготове и воинственно вращал мечом, отказываясь принять приглашение.

— Скоро прибудет подкрепление, — начал Джеймс. — Сомневаюсь, что с разбитой коленной чашечкой ты решишься прыгнуть в окно. — Он взглянул на поврежденную ногу врага. — Я восхищаюсь твоей выносливостью. Большинство людей уже лежали бы на полу, корчась от боли.

Убийца едва заметно, не более чем на пару дюймов, приблизился к Джеймсу.

— За последние годы я встречал многих из вас, ночных ястребов, — продолжал Джеймс. — Первый, которого я убил, покушался на жизнь принца, много лет назад. Я был тогда мальчишкой. Но сбросил его с крыши.

Еще на дюйм ближе…

Кончик меча Джеймса коснулся пола. Сквайр глубоко вздохнул, как будто расслабившись.

— Но ничто не сравнится со сборищем там, в пустыне. Сомневаюсь, что ты слышал об этом, так как наверняка торчал здесь. Ведь если бы ты был там тогда, то сейчас не стоял бы тут, а кости твои валялись в общей могиле.

И еще на дюйм.

— Но я никак не могу понять, почему ваше братство позволяет какой-то кучке религиозных фанатиков управлять собой. Пока это привело лишь к уничтожению большинства членов вашего клана. Не может же Кроулер обладать такой властью над ночными ястребами, правда?

Убийца напрягся.

Джеймс сделал паузу и немного перенес свой вес на меч, словно опираясь на него.

— Все же забавно обнаружить тебя здесь. Я полагал, что оставил последнего из ночных ястребов гнить на солнце в ожидании стервятников.

Измали еще сильнее напрягся: крики снаружи возвестили о прибытии городской стражи. Затем убийца поднял меч и ринулся на Джеймса. Но как только клинок измали стал подниматься, Джеймс тоже пришел в движение.

Как сквайр и надеялся, его болтовня настолько разозлила ястреба, что он не заметил, как Джеймс слегка переместился к двери. Кончик меча измали ударился о верхнюю перекладину и отскочил. В то же мгновение Джеймс бросился вниз, резко направив меч вверх. Ослабленное колено измали подвело его, он споткнулся и почти упал на меч Джеймса.

Джеймс вложил в удар всю силу. Меч пронзил убийцу, и тот обмяк. Сквайр поднялся и выдернул меч. Измали рухнул на землю.

Джазара вместе с двумя городскими стражниками появилась в коридоре мгновением позже.

— Маг скрылся, — сообщила кешианка. — Эти стражники были у ворот, и я позвала их на помощь.

— Но похоже, помощь вам не нужна, сквайр, — заметил один из стражников, глядя на мертвого убийцу.

Джеймс опустился на колени и осмотрел тело.

— А это что у нас здесь?! — воскликнул он, доставая маленький свиток из туники измали. — Обычно они ничего не носят с собой. — Он взглянул на бумагу и передал Джазаре. — Ты можешь это прочитать?

Она внимательно изучила свиток.

— Да, это пустынный диалект. На таком же была написана записка Юсуфу. «Верни свиток, устрани свидетеля в переулке, затем вернись к собаке». Здесь нет ни подписи, ни печати.

— Свидетель в переулке? — переспросил старший стражник. — Это наверняка старый Том — бездомный моряк.

— У него есть несколько ящиков в переулке за этим зданием, он называет их домом, — добавил другой стражник.

— Давайте-ка разузнаем, что искали эти парни, — решил Джеймс.

Оставив одного из стражников на лестничной площадке, сквайр вошел в комнату, позвав с собой Джазару.

Они огляделись и не заметили ничего необычного. Джеймс пожал плечами.

— Я был слишком занят для того, чтобы запомнить, где стояли эти головорезы, когда мы открыли дверь.

— Перед этим столом, — показала Джазара.

Джеймс осмотрел стол, который на первый взгляд казался обычным.

— Как ты думаешь, что означает «вернись к собаке»? — спросила Джазара.

Сквайр продолжил осмотр.

— Возможно, это какое-то условное обозначение человека или места.

Внезапно что-то привлекло его внимание. Он выдвинул один из ящиков и опытным глазом изучил его глубину.

— Тут что-то есть, или меня зовут не Джимми Рука!

Он опустился на колени и просунул руку под ящик. Раздался щелчок, открылась крохотная дверца, за которой обнаружился маленький мешочек из красного бархата. Сквайр вынул его и взвесил в руке.

— Тяжелый. Похоже на камень. — Он аккуратно развязал шелковый шнурок, стягивавший мешочек, и перевернул его, вытряхивая содержимое в другую руку.

В его ладони лежал зеленовато-белый камень, вырезанный в форме морской раковины.

— Раковина Эортиса! — воскликнула Джазара.

— Что это? — спросил Джеймс. — Я встречал несколько последователей этого бога, когда бывал в Силдене, но я мало что знаю об их верованиях.

— Я видела один такой артефакт в Звездной Пристани. — Джазара поднесла руку к камню и, закрыв глаза, быстро прошептала заклинание. Когда она открыла глаза, в них читалось удивление. — Он настоящий! Это древний и очень редкий предмет, использующий магию воды. Нужно знать кого-то из мастеров Звездной Пристани или верховного жреца храма Эортиса, чтобы хоть раз даже увидеть такой. А чтобы им обладать… это, наверное, часть тайны гильдии морских мародеров.

— Но почему он не принадлежал мастеру гильдии? — начал размышлять вслух Джеймс. — Может, это доказательство того, что Кендарик действительно повинен в смерти мастера, или тот просто отдал камень своему любимому ученику на хранение?

— И зачем ночные ястребы искали его? — задумчиво произнесла Джазара.

— Можно ли использовать его для того, чтобы поднять корабль? — спросил Джеймс.

— Нет, но с его помощью можно вызвать благоприятную для подъема погоду, если знаешь нужные заклинания.

— Думаешь, они искали именно это?

— Вряд ли, раз он не пригоден для поднятия корабля, — пожала плечами Джазара.

— В таком случае продолжим наше обследование. — Джеймс осмотрел другую сторону стола и, просунув руку внутрь и вверх, обнаружил еще один фальшивый ящик. — Хитро, — сказал он, доставая какую-то коробочку, — но недостаточно.

Коробка была почти в фут шириной, полфута глубиной, около трех дюймов толщиной. Замка не было видно, а крышку украшала мозаика из камней. Джеймс поступил просто: откинул крышку. Она легко открылась, но коробочка была пуста.

— Ничего, — констатировал очевидное сквайр.

— Нет, — возразила Джазара, — в ней что-то есть. Закрой и открой снова.

Джеймс так и сделал, но ничего не изменилось.

— Это Скафианская мозаика. Особый замок, — объяснила Джазара.

— Для чего он? Коробка пуста. А боковые стенки слишком тонкие для того, чтобы скрывать еще какие-то секретные полости.

— Это колдовство. Заклинание, которое скрывает то, что находится внутри.

— Ты можешь его снять?

— Попробую. — Джазара взяла ящичек, закрыла крышку и поставила его на стол.

Она осмотрела мозаику, затем прикоснулась пальцем к одному из кусочков. Зеленый цвет поменялся на красный, затем на синий. На мгновение Джеймсу показалось, что он увидел какое-то расплывчатое изображение на поверхности кусочка. Джазара быстро повторила жест, дотронувшись до соседнего элемента мозаики, который тоже поменял цвет. И снова на нем появился другой рисунок.

Волшебница ловко двигала кусочки, и они скользили туда, куда она указывала. Джеймс восхищенно наблюдал — обезвреживать ловушки было его профессиональным навыком в бытность вором, однако он никогда не встречал ничего подобного. Через некоторое время его глаза расширились от удивления, так как он заметил, что на кусочках появляется прежний рисунок, стоило Джазаре помедлить с их перемещением. И чем ближе она была к концу мозаики, тем быстрее они менялись.

Теперь пальцы волшебницы просто летали, стремительно двигая камешки, пока наконец на крышке не появилось изображение корабля. Послышался тихий щелчок, и крышка сама откинулась.

Ящичек больше не был пустым. Внутри лежал пергамент. Джеймс быстро достал его.

— Я не могу это прочитать, — сказал он, взглянув на свиток.

Джазара взяла пергамент и углубилась в чтение.

— Думаю, это и есть то заклинание, которое они используют для того, чтобы поднимать корабли.

— Как оно работает?

Джазара просмотрела свиток более внимательно.

— Невероятно, — прошептала она наконец. — С этим свитком и еще несколькими магическими предметами член гильдии может в одиночку поднять корабль на волшебном тумане.

— И что в этом удивительного?

— Гильдии, подобные морским мародерам, обычно практикуют ограниченную магию и владеют несколькими несложными заклинаниями, которые передаются из поколения в поколение. Как правило, для того чтобы их сотворить, требуется несколько членов гильдии. Кто бы это ни написал, он знал о магии гораздо больше, чем остальные. — Она сделала паузу. — Держу пари, этот Кендарик и не осознавал, что он маг Малого Пути.

— Тогда для гильдии это заклинание подобно целому состоянию.

— Несомненно, — кивнула Джазара. — Любой маг Малого Пути со склонностью к магии воды сможет в конце концов его использовать. Но подозреваю, что Кендарик — единственный, кто способен сделать все по правилам.

— Тогда мы должны найти его. Спрячь это, — Джеймс указал на свиток, затем развернулся и вышел из комнаты. Джазара убрала пергамент в секретное отделение кошеля, висевшего у нее на поясе, и через мгновение последовала за Джеймсом.

Взглянув на мертвого ночного ястреба, Джеймс велел стражнику:

— Присмотрите за этим трупом, и, если он зашевелится, сразу сообщите мне. — Он повернулся к Джазаре: — Давай осмотрим переулок.

— Если он зашевелится? — изумленно спросила Джазара, когда они спустились по ступенькам.

— Раньше у ночных ястребов была отвратительная привычка оживать, — уныло улыбнулся Джеймс.

Выйдя из здания, они обошли его. За домом извивался зигзагами длинный, темный проулок. Хотя время было еще раннее, мрак этого места порождал дюжины теней, в которых мог прятаться кто угодно. Джеймс инстинктивно вытащил шпагу. Джазара тоже сжала посох и приготовилась к неожиданностям.

Они шли по переулку до тех пор, пока не добрались до места под открытым окном, через которое выпрыгнул маг.

— Он, должно быть, приземлился здесь, — указал Джеймс, — после чего побежал… — сквайр посмотрел в обоих направлениях —…туда. — Он показал в сторону, с которой они только что пришли. — Я почти уверен, что другой путь ведет в тупик.

— Если он добрался до улицы и смешался с толпой, то выглядел как обычный горожанин, спешащий по своим делам.

Джеймс кивнул.

— Вот почему я люблю города и ненавижу быть в одиночестве на пустынном месте. В городе столько мест, где можно спрятаться!

Они пошли дальше.

— Думаю, что многие из моих соотечественников не согласились бы с этим, — сказала Джазара, вглядевшись в темноту. — Они находят, что спрятаться в пустыне гораздо легче.

— Как ты, наверное, заметила, я не житель пустыни, — усмехнулся Джеймс.

Они подошли к нагромождению ящиков, и Джеймс отпихнул один из них в сторону. Зловоние, которое исходило из образовавшегося отверстия, заставило Джазару отступить. Внутри они увидели грязное одеяло, остатки подгнившей пищи и несколько личных вещей — шерстяную шапку, сломанную расческу и грязную тунику.

— Никого нет дома. — Джеймс огляделся по сторонам. — Старый Том, похоже, стоит на паперти или промышляет своим воровским ремеслом. До наступления темноты мы никого здесь не найдем.

— Мне трудно поверить, что люди могут жить в таких условиях.

— Нужно просто привыкнуть. Фокус в том, что вонючий мусор используется для того, чтобы стражники держались подальше. Идем!

— Куда?

— Обратно во дворец. Немного отдохнем, а после заката вернемся и поговорим с Томом. Думаю, он что-то видел, поэтому некто пытается заставить его замолчать. Если мы узнаем кто, тогда, возможно, поймем наконец, что происходит.

— Я уверена, кто-то пытается помешать поднять корабль.

— Это так, — согласился Джеймс. — И пока Уильям гоняется за Медведем по равнинам, кто-то другой организует убийства мастера гильдии и нищих.

— Кроулер? — спросила Джазара.

— Наверняка, — кивнул Джеймс. — Ладно, идем во дворец и отдохнем.

Они поскорее вышли из темноты на освещенную дневным светом людную улицу.

* * *

Уильям приказал патрулю остановиться, когда заметил скачущего к ним одинокого всадника. Они покинули город меньше часа назад и шли по меткам, оставленным Королевскими следопытами. Всадник осадил коня и отдал честь. Это был Марик, один из следопытов.

— Что вы обнаружили? — спросил Уильям.

— Полдюжины людей покинули город через Северные ворота и пешком отправились на северо-восток. Они не особенно прятались. Один из них был громадным — возможно, это тот, кого называют Медведь. Его следы — самые широкие и глубокие. Для вышедших из города были приготовлены лошади за полями, и они поскакали по этой дороге. Джексон следует за ними. Он оставит метки.

Уильям дал знак своим людям, чтобы продолжали путь. Марик пристроился позади лейтенанта. Следопыты были легендарными людьми, потомками лесников и следопытов первых принцев Крондора. Они знали окружающие равнины, как мать знает черты лица своего ребенка, однако весьма неохотно выполняли приказы чужих офицеров. Их капитана, который являлся только по приказанию принца, редко видели во дворце, и они не смешивались с регулярными войсками. Однако Королевские следопыты были одними из лучших на Западе, и ни один солдат Западных армий не сомневался в их мастерстве. Помолчав немного, Уильям спросил:

— Что еще?

— Что вы имеете в виду, лейтенант? — ответил вопросом на вопрос следопыт.

— Вы что-то недоговариваете?

Следопыт взглянул на юного лейтенанта, слегка улыбнулся и кивнул.

— Они не пытаются скрыться и не боятся, что их обнаружат. Они спешат по другой причине.

— Им нужно добраться куда-то как можно быстрее, — заметил Уильям.

— Или встретиться с кем-то, — предположил Марик.

— Засада? — спросил Уильям.

— Возможно, — ответил следопыт. — Если им вдруг вздумается не идти по дороге, а повернуть… — он пожал плечами.

— Джексон предупредит нас.

— Если будет жив, — сказал Марик лишенным эмоций голосом.

Они продолжили путь в тишине.

* * *

Если днем переулок был мрачным, то ночью он стал непроглядно темным, как чернила. Джеймс зажег лампу, которую взял во дворце.

Проспав все утро и часть дня, Джеймс и Джазара пообедали с принцем и его семьей. Это был первый обед Джазары с королевским семейством — одна из привилегий ее нового положения, — и она с удовольствием пообщалась с принцессой Анитой, принцессой Еленой и принцами-близнецами Боурриком и Эрландом. Джеймс рассказал принцу о том, что им удалось узнать, и Арута одобрил идею поиска пропавшего Кендарика.

Переодевшись в свое практичное походное одеяние, Джазара шла по темной аллее на шаг позади Джеймса. Когда они подошли к ящикам, Джеймс жестом призвал Джазару сохранять тишину, и чародейка коснулась его плеча в знак того, что поняла.

Они подошли к ящикам и услышали крик:

— Нет! Нет! Старый Том ничего не говорил!

— Том, я не причиню тебе вреда, — крикнул Джеймс в ответ. Он направил лампу на ящики, и свет озарил старого, одетого в лохмотья человека, который прятался внутри. Его нос был красным и бесформенным от множественных переломов в юности и тяжелого пьянства в более зрелые годы. Передние зубы у Тома отсутствовали, а оставшиеся волосы больше походили на снежно-белый пушок, окружавший голову наподобие нимба.

Воспаленные, слезящиеся голубые глаза уставились на Джеймса и Джазару.

— Вы здесь не для того, чтобы навредить старому Тому? — спросил старик.

— Нет, — сказал Джеймс, опустившись на колени и поставив лампу так, чтобы его лицо было освещено. — Я не причиню тебе вреда. Просто хочу задать несколько вопросов…

— А, человек принца? — догадался старый нищий. — Судьба милостива ко мне. Я думал, что убийцы пришли прикончить старого Тома.

— Зачем им нужно убивать тебя? — вступила в разговор Джазара, подойдя к Джеймсу.

Том взглянул на девушку с некоторым испугом, но все же ответил:

— Думаю, потому что я был здесь ночью, когда они вломились в здание гильдии.

— Когда это случилось? — спросил Джеймс.

— В ту ночь, когда умер мастер гильдии. Двое людей в черных плащах забрались по стене и влезли в его комнату, да.

— Ночные ястребы, — кивнул Джеймс. — Они собирались вернуться сюда, Том, однако мы добрались до них прежде, чем они — до тебя.

— Ты хороший парень. Спасибо тебе.

— Не за что, — улыбнулся Джеймс. — Ты видел еще что-нибудь?

— Ну, прежде чем забраться внутрь, черные плащи разговаривали с кем-то на улице.

— Ты видел с кем? — быстро спросила Джазара.

— Старый Том не разглядел лица. Видел только, что они были одеты в цвета гильдии.

— А никаких ожерелий у них ты не заметил? — поинтересовался Джеймс.

— А, да, была эта цветная штука, которую некоторые из них носят на шее.

— Мог это быть Кендарик? — спросила Джазара.

— Тот парнишка, что все время спорил с мастером гильдии? Я видел его вечером перед убийством, да, видел. В тот вечер он ушел из гильдии рано и не возвращался.

— А не мог Кендарик разговаривать с ночными ястребами? — продолжал допытываться Джеймс.

— Мог. А может, и нет. Хотя на нем не было знаков гильдии, когда он уходил.

Джеймс задумался.

— Еще только два человека носили отличительные знаки гильдии — мастер и Джорат. Сейчас двери их штаба уже закрыты, но завтра мы вернемся и проведаем подмастерье Джората.

Джеймс вытащил из кошеля две золотые монеты и передал их старому Тому:

— Купи себе хорошей еды и теплое одеяло.

— Спасибо, сынок, — сказал старик. — Том благодарит тебя.

Джеймс и Джазара оставили нищего в его ящиках и вернулись на городские улицы.

* * *

Утром сквайр принца и волшебница снова пришли к зданию гильдии морских мародеров, но на сей раз там было гораздо безлюднее и тише, чем накануне. Они обнаружили Джората в главном кабинете, где он просматривал документы. Подмастерье не слишком дружелюбно взглянул на них.

— Снова вы?

— У нас есть еще несколько вопросов, мастер, — сказал Джеймс.

— Слушаю вас.

— Мы кое-что выяснили, но для полной ясности необходимо найти подмастерье Кендарика. Что вы можете о нем рассказать?

— Он был главным подмастерьем гильдии, единственным человеком выше меня по положению. Есть еще двое, но сейчас они в отъезде. Кендарик был человеком необычайного таланта и мог бы стать следующим мастером гильдии. К сожалению, он к тому же был жадным и высокомерным, возможно из-за полукешианского происхождения.

Ни один мускул не дрогнул на лице Джазары, однако Джеймс заметил, что костяшки ее пальцев побелели, так крепко она сжала свой посох.

— Вы действительно думаете, что происхождение имеет значение? — спокойно спросил он.

— Без сомнения! — отрезал Джорат. — Кендарик всегда был выскочкой, но с тех пор, как расторгнули его помолвку с девушкой из Королевства, он затаил зло и на нас. А разве можно винить ее родителей в том, что они не захотели брака с кешианцем?!

— Меня оскорбляет ваше явно предвзятое отношение к кешианцам, подмастерье, — не выдержала Джазара.

Джорат легонько наклонил голову.

— Леди, я не фанатик, но как образованный человек могу сказать, что кешианцы, особенно полукровки, не в состоянии контролировать свои эмоции.

Джазара подалась вперед.

— Как вновь назначенный придворный маг Крондора и правнучка Абдура Рахмана Хазар-хана, посла Великого Кеша при дворе принца, я уверяю вас, что вы глубоко заблуждаетесь, — с холодной улыбкой сказала она. — Если бы я не могла контролировать свои эмоции, вы бы уже превратились в скользкого червяка.

Кровь отхлынула от лица Джората.

— Простите меня, миледи, — залепетал он. — Я не знал…

— Расскажи нам о женщине, с которой был связан Кендарик, — попросил Джеймс, с трудом сдерживая улыбку.

Джорат явно обрадовался возможности сменить тему.

— Хозяйка местного магазинчика. Я не помню ее имени.

Джеймс строго взглянул на подмастерье.

— Спасибо. Если у нас появятся еще вопросы, мы вернемся.

Они покинул кабинет, и Джеймс, посмотрев вверх, кивнул Джазаре, чтобы та сохраняла тишину. Они осторожно поднялись по лестнице. Там Джеймс указал на дверь в комнату Джората.

— Что ты собираешься делать? — спросила Джазара.

— Наш друг чересчур спокоен. Он что-то скрывает.

— Согласна. Учитывая, что его мир, можно сказать, перевернулся, странно, что он выглядит чуть ли не… умиротворенным.

Джеймс ловко вскрыл дверной замок, и они вошли в комнату. В ней было чисто и прибрано, все лежало на своих местах.

— А наш приятель подмастерье — аккуратный парень, не так ли? — заметил Джеймс.

— Точно.

Джеймс подошел к столу, в то время как Джазара принялась изучать содержимое сундука, стоявшего у кровати. В столе Джеймс нашел какие-то документы и бухгалтерскую книгу. Он вынул их и начал просматривать, но тут Джазара воскликнула:

— Смотри!

Джеймс оглянулся. Волшебница держала в руках такую же бухгалтерскую книгу, как и Джеймс.

— Она была спрятана под одеждой. Джеймс взял вторую книгу и положил ее рядом с первой. Через мгновение он сказал:

— Что ж, все ясно. Наш друг Джорат присваивал себе деньги гильдии. А после смерти мастера никто не станет проверять записи.

— И если бы ему удалось найти свиток Кендарика с заклинанием, то он смог бы возобновить деятельность гильдии и возглавить ее, — добавила Джазара.

Джеймс кивнул. Он продолжил чтение, откладывая в сторону свиток за свитком, затем остановился.

— Взгляни, что я нашел, — прошептал он и передал бумагу Джазаре.

Она прочитала вслух:

— «Член гильдии! Ты принял правильное решение, придя к нам со своими планами. Мы получили золото, которое ты обещал. Покажи бармену это письмо, и увидишь, что он очень сговорчив. Мои люди, которые будут ждать тебя у собаки, разберутся с окончательными деталями и выплатами. Орин».

— У собаки… — задумчиво произнес Джеймс.

— Место?

Джеймс отложил остальные свитки в сторону.

— Да, «Кусачая собака».

— Ну да, конечно, — кивнула Джазара. — Хозяин бара. Везунчик Пит.

— Похоже, что-то вырисовывается, — обрадовался Джеймс. — Думаю, надо поговорить с подмастерьем Джоратом еще раз. — Он завернул книги и свиток в тунику, которую вынул из сундука.

Они поспешили вниз по ступенькам и снова вошли в кабинет, где работал Джорат.

— Опять? — сказал тот, поднимая глаза.

— Ты знаешь, кто убил мастера гильдии, — уверенно заявил Джеймс.

Джорат медленно поднялся и сложил документы, лежавшие на столе, в аккуратную стопку.

— Потрясающе. Я ожидал от слуг принца большего ума.

— Мы знаем, — сказала Джазара, — что вы имели дела с ночными ястребами.

Джората, казалось, нисколько не смутило это обвинение.

— Даже если бы у меня была склонность к контактам с криминальным миром, то с кем я встречаюсь за пределами гильдии — это исключительно мое дело, пока вы не сможете доказать, что я совершил какое-либо преступление. К тому же вся моя жизнь связана с гильдией. Зачем мне лишаться этого, убивая мастера?

Джеймс вынул бухгалтерские книги и записку.

— Чтобы не обнаружилось, что ты — растратчик, — сказал он.

— К тому же, — добавила Джазара, — убрав старшего подмастерья с дороги, ты мог бы присвоить новое заклинание Кендарика.

— Если бы нашел, — продолжил Джеймс. — Очевидно, для достижения обеих целей тебе понадобились ночные ястребы.

— Интересная теория, — сказал Джорат, медленно отступая. — Хорошо продуманная. Скажите, если бы вы не помешали, мне бы это удалось?

Прежде чем Джеймс или Джазара успели ответить, подмастерье вытащил что-то из рукава своей мантии и бросил в воздух. Вспыхнул невыносимый свет, и Джеймс понял, что ослеплен. Инстинкт заставил его тут же сделать шаг назад — он не сомневался, что на него наверняка нападут, пока он не может видеть.

Сквайр почувствовал, как меч просвистел рядом, и яростно заморгал, доставая собственную шпагу. Он снова шагнул назад и без промедления сделал выпад, намереваясь этим движением остановить Джората или, если повезет, поразить его.

Джеймс услышал, как подмастерье отступает, и понял, что ему почти удалось достать его. Сквайру приходилось сражаться в темноте много раз, и он закрыл глаза, зная, что темнота отвлекает меньше, чем расплывчатые тени и огоньки, пляшущие перед глазами.

Он почувствовал, что Джазара отошла от него, подчиняясь собственным защитным инстинктам, удерживающим ее подальше от опасности. Джеймс сделал быстрый выпад по дуге сверху и почувствовал, как по руке пробежала дрожь, — это меч Джората парировал его удар.

Не мешкая, Джеймс сделал еще один выпад, двигаясь вперед, вместо того чтобы отступить. Сквайр надеялся, что подмастерье не слишком умелый фехтовальщик, так как иначе он наверняка уже ранил бы Джеймса.

Молодой человек бросился вперед и свободной левой рукой схватил Джората за кисть правой руки, вывернув ее. Раздался вопль. Джеймс резко направил шпагу кверху и с удовлетворением почувствовал, как рукоять с характерным звуком врезалась в подбородок подмастерья.

Джорат рухнул на пол, а Джеймс в это время, моргая, пытался избавиться от слез. Зрение медленно возвращалось к нему, и он увидел, что подмастерье лежит на полу без сознания. Джазара также отчаянно моргала, пытаясь сфокусировать зрение.

— Все нормально, — сказал Джеймс. — Он готов.

— Что с ним будет? — спросила Джазара.

— Арута наверняка его повесит, но сначала допросит.

— Думаешь, он замешан в поисках Слезы?

Джеймс медленно покачал головой. Один из учеников гильдии появился в дверях и, увидев поверженного Джората, вздрогнул.

— Беги за городской стражей, парень! — крикнул Джеймс.

Подросток поспешил прочь.

— Я думаю, — начал Джеймс, взглянув на Джазару, — что ночные ястребы и Кроулер просто использовали его. — Понимая, что знает еще очень мало, сквайр покачал головой. — Или кто-то другой, кто стоит за этим безумием. — Он вздохнул. — Я думаю, ночные ястребы и их наниматель хотели удостовериться, что никто, кроме них, не поднимет корабль. Сдается мне, в Илите кто-то собирает команду из местной гильдии, чтобы направиться к Вдовьему пику. — Сквайр указал на поясной кошель Джазары, где лежал свиток Кендарика. — Этот свиток упростил бы задачу ночных ястребов. Они бы пообещали Джорату все, что он захочет, подняли бы с его помощью корабль, а потом убили его. — Взглянув на лежащего на полу человека, Джеймс с отвращением покачал головой. — В любом случае, он мертвец. Ничего не поделаешь.

— Так что теперь? — спросила Джазара.

— Посетим Везунчика Пита и посмотрим, не сможем ли мы выявить новое гнездо ночных ястребов и уничтожить его. Затем нужно найти Кендарика. Думаю, теперь можно с точностью сказать, что он вне подозрений.

— А как мы его найдем?

— Сначала найдем женщину, с которой он был связан. Возможно, она подскажет нам, с чего начать поиски.

— Джорат сказал, что не помнит ее имени.

— Он, может быть, и не помнит, — улыбнулся Джеймс, — но держу пари, кое-кто здесь не забыл. Старая Абигайль, например. Такие слухи вряд ли прошли мимо нее.

— Пойду и расспрошу ее, — сказала Джазара.

Джеймс кивнул.

— А я подожду городскую стражу. Джазара вернулась через несколько минут. Почти одновременно появился ученик с двумя стражниками. Джеймс приказал им отнести Джората во дворец и объяснил, что следовало передать герцогу Гардану. Стражники отдали честь и унесли подмастерье, который по-прежнему был без сознания.

— Вы узнали имя? — спросил Джеймс, когда они ушли.

— Ее зовут Моррейн, — сообщила Джазара. — Она держит магазин под названием «Золотой Гримуар».

— А, знаю, — кивнул Джеймс. — Тебе понравится это место: аптечная лавка, где, по слухам, продаются всякие магические снадобья. Это в более приятной части города. — Он огляделся. — Думаю, здесь мы закончили.

— Куда сначала? — спросила Джазара, когда они направились к двери.

— Во дворец. Прихватим с собой полдюжины лучших фехтовальщиков герцога. Затем обратно в «Кусачую собаку».

— Готовишься к неприятностям? — высказала догадку Джазара.

— Всегда готов, — усмехнулся Джеймс.

8 КЕНДАРИК

Джеймс подал сигнал. Подходя к «Кусачей собаке», сквайр и Джазара внимательно оглядывали окрестности. Шесть королевских стражников ждали у ближайшего к входу в таверну перекрестка, почти неразличимые в темноте опустившейся на город ночи. Кроме того, молодой констебль Джонатан Минс стоял через дорогу. Он был сыном погибшего шерифа Уилфреда Минса и, несмотря на отсутствие конкретного приказа принца, выполнял работу отца. Джеймс также нанял его в качестве одного из первых секретных агентов будущей разведывательной службы Королевства. Молодой Минс должен был подождать пятнадцать минут и затем зайти в таверну. Или подать сигнал при первых признаках опасности, и тогда солдаты ворвутся внутрь.

Джеймс и Джазара хотели вытянуть кое-какую информацию из Везунчика Пита, не прибегая к угрозам. Но если в таверне скрываются ночные ястребы, то нелишним будет иметь под рукой штурмовой отряд.

Джеймс открыл дверь. Внутри уже начинали собираться вечерние завсегдатаи; проститутки и докеры, направлявшиеся домой после трудового дня, столпились у столов, потягивая эль и перебрасываясь шутками.

Оглядевшись, Джеймс понял, что они привлекли внимание рабочего, стоявшего у двери. Опрятная одежда Джеймса и Джазары явно вызвала у него подозрение.

— Кто это у нас здесь? — громко воскликнул он.

Его товарищ развернулся.

— Это же придворный лизоблюд и его кешианская зверушка!

— Осторожнее, друг мой, — спокойно произнесла Джазара, даже не взглянув в сторону обидчика. — У этой зверушки есть когти.

Человек, к которому она обращалась, удивленно заморгал, а его друг расхохотался.

— Хватит, — резко оборвал его смех Джеймс. — Проблемы нам ни к чему.

Он взял Джазару под локоть и проводил к барной стойке в задней части зала, где хозяин наполнял кружки и передавал их мальчику-официанту, разносившему их посетителям.

Когда они подошли, Везунчик Пит поднял глаза:

— Чего вы еще хотите?

— Немного информации, Пит, — ответил Джеймс.

Мальчик взял кружки и поспешил прочь, а Пит протер стойку не слишком чистой с виду тряпкой.

— Как всегда, не бесплатно.

— Ты слышал о проблемах в гильдии морских мародеров?

— Может быть, — пожал плечами Пит. Джеймс катнул к нему монетку по грубой доске барной стойки.

— Да, я слышал кое-что.

Джеймс запустил еще одну монетку, но Пит продолжал молчать. Спустя мгновение Джеймс отправил к нему третью монетку, после чего Пит наконец сказал:

— Похоже, что какому-то подмастерью не терпелось занять место мастера, вот он и решил помочь тому отправиться в залы Лимс-Крагмы. Кажется, этого хитреца зовут Кендарик.

— Это мы уже слышали, — сказал Джеймс. — Не знаешь, где мы могли бы найти этого Кендарика?

— Бесплатный ответ: нет.

Джеймс подумал, не врет ли Пит, но решил, что вряд ли, поскольку тот был очень охоч до денег. Если он и врал, то лишь для того, чтобы выманить побольше золота. Джеймс взглянул на Джазару, и она кивнула, показывая, что тоже считает такой ход разговора бессмысленным.

Джеймс понизил голос:

— Мне пригодилась бы информация о некоторого рода «специальных услугах». — Он катнул еще одну монетку через стойку.

— Что за «специальные услуги»? — спросил Пит, подобрав золотой.

— Услуги… крепких парней. Пит пожал плечами:

— Головорезов-то в Крондоре полно, и в доках, и на рынке… — Он прищурился. — Ты и сам это знаешь, не так ли?

Джеймс подвинул к Питу еще одну монетку. — А я слышал, что именно в твоем заведении можно встретиться с особыми ночными птичками. Пит не прикоснулся к монете.

— Зачем тебе нужен разговор с этими «птичками»?

— Мы хотим предложить им хорошо оплачиваемую работу.

Пит помолчал мгновение, после чего взял монетку.

— Ты не робкого десятка, парень, но достаточно ли у тебя денег для того, чтобы нанять их?

Джеймс кивнул.

— Больше золота, чем ты когда-либо видел, если у тебя есть то, что мне нужно. — Он положил на стойку еще одну монету и сверху еще четыре так, чтобы получилась аккуратная стопочка.

Пит сгреб золотые.

— Это только аванс, сквайр, — улыбнулся он, обнажая гнилые зубы. — Парень, ты пришел по адресу. Обойди стойку. В задней комнате отдыхают несколько джентльменов, с которыми тебе нужно поговорить. — Он бросил Джеймсу ключ и указал на дверь позади стойки: — Те понадобится это, приятель.

Джеймс поймал ключ и отправился к указанной двери. Он открыл ее и оглянулся на Джазару, которая была настороже и готова к любым неприятностям. Джеймс прикинул время и понял, что осталось около десяти минут до того момента, как Джонатан Минс войдет в таверну. Указания Джеймса были предельно просты: если Джонатан не увидит их с Джазарой, он тут же должен дать своему отряду сигнал к штурму.

Войдя в дверь позади барной стойки, Джеймс и Джазара оказались в коридоре и увидели еще три двери. Дверь слева вела в кладовую. Джеймс бросил на нее мимолетный взгляд. Через приоткрытую дверь справа виднелась бедно обставленная спальня, заваленная одеждой и остатками пищи.

— Наверное, это комната Пита, — прошептал Джеймс. Он оглянулся и посмотрел на ту дверь, через которую они вошли. — Ты сможешь сотворить с этой дверью что-нибудь впечатляющее, что-нибудь громкое, чтобы поторопить молодого Минса со стражниками?

Джазара кивнула, слегка улыбнувшись.

— Да, смогу, если мне не помешают.

— Хорошо, — сказал Джеймс, открывая последнюю дверь.

Они вошли в маленькую комнату. За небольшим столом сидели двое мужчин. Ближайший к Джеймсу был бородатым, с темными волосами и черными глазами. Второй был гладко выбрит и светловолос. Оба были одеты в черные туники, штаны и массивные наручи, и у каждого на поясе висел меч.

Оба взглянули на Джеймса.

— Пит сказал, что мы найдем здесь кого-нибудь, кто поможет нам решить одну проблему, — объяснил он цель своего прихода.

Оба человека слегка поерзали, как будто поудобнее устроились на стульях, но Джеймс знал, что они приняли позу, которая позволит им в случае опасности быстро вскочить и вытащить мечи.

— Чего вы хотите? — спросил второй человек.

Джеймс вынул письмо, которое нашел в комнате Джората.

— Мы знаем о ваших связях с гильдией морских мародеров. За небольшую плату мы согласны хранить это в тайне.

Люди в черном переглянулись.

— Если вы решили наполнить свои карманы золотом за наш счет, то мы должны предупредить вас, что вы имеете дело с гильдией смерти, — заговорил светловолосый. — Те, кто пытаются нас шантажировать, обычно долго не живут. Но вы, похоже, хотите договориться о сделке другого рода?

Джеймс улыбнулся.

— Именно об этом я и думал. У меня есть идея… — Внезапно прыгнув вперед, Джеймс перевернул стол на светловолосого человека и пинком выбил стул из-под его бородатого товарища. — Джазара, скорее!

Джазара развернулась и, направив свой посох на дверь, произнесла несколько слов. Заряд белой энергии отделился от посоха, пронесся по коридору и с оглушительным грохотом снес дверь с петель.

Джеймс уже держал меч наготове.

— Это уж точно заставит их поторопиться, — ухмыльнулся он.

Бородатый незнакомец пятился назад, подальше от меча Джеймса, пытаясь достать свое оружие. Светловолосый человек использовал перевернутый стол как барьер и сумел, отойдя на несколько шагов к стене, вытащить меч.

Джеймсу пришлось отпрыгнуть назад, чтобы избежать выпада блондина, целившегося ему в левый бок. Джазара, в свою очередь, с силой ударила посохом по кисти светловолосого. Тот вскрикнул от боли и выронил меч. Когда он попытался другой рукой достать кинжал, волшебница ткнула окованным железом концом посоха ему в грудь. Ночной ястреб упал на пол.

Джеймс услышал шум, доносившийся со стороны входа в таверну, и понял, что Джонатан Минс уже в общем зале. Если поблизости нет других ночных ястребов, то докеры и рабочие не осмелятся напасть на вооруженных стражников.

Джеймс взмахнул мечом, ранив в руку бородача, все еще пытавшегося достать свой меч. Убийца тут же отдернул руку от рукояти, а сквайр приставил кончик меча к его горлу.

— Не советую тебе двигаться, если хочешь дышать.

Джазара повернулась к двери, на тот случай, если в комнату первыми ворвутся враги.

Бородач шевельнулся, и Джеймс стал все сильнее нажимать мечом на кожу, пока тот не вскрикнул. Тогда сквайр кончиком клинка ловко подцепил цепочку с амулетом, висевшую на шее поверженного, и аккуратно снял.

Как только меч сквайра приподнялся, чернобородый предпринял еще одну отчаянную попытку выхватить собственный меч. Не отрывая глаз от амулета, Джеймс ударил его левой ногой в подбородок, и человек повалился на пол, закатив глаза.

Как раз в этот момент Джонатан Минс ворвался в дверь в конце коридора. За ним следовали два солдата дворцовой стражи принца. Они тащили под руки Везунчика Пита, и его деревянная нога комично стучала по полу.

— Большинство парней сбежало отсюда, как только Джазара сорвала дверь с петель. — Минс улыбнулся девушке: — Ведь это сделали вы, а не какой-то другой маг, миледи?

Волшебница кивнула и улыбнулась в ответ.

— Остальные смылись, когда увидели нас. Вот этот, — Джонатан указал на Пита, — и еще парочка ребят попытались вступить с нами в схватку, однако мы урезонили их через пару минут. — Он взглянул на два бездыханных тела на полу. — Что у нас здесь? Джеймс развернул меч и поймал амулет, соскользнувший с лезвия.

— Ложные ночные ястребы. Часть этой банды спустилась в подземелье несколько месяцев назад, если я не ошибаюсь, чтобы скомпрометировать настоящую гильдию смерти.

— Откуда ты знаешь, что они не настоящие? — спросила Джазара.

— У них нет колец с ядом, и они не пытались убить себя, —объяснил Джеймс. — Ночные ястребы сделают все, чтобы не сдаться живыми. — Он спрятал меч в ножны.

— Зачем же им притворяться ястребами? — спросил Джонатан.

— Это мы выясним в ходе допроса. Отправь эту парочку в дворцовое подземелье для дознания. Теперь, когда старой городской тюрьмы больше нет, это можно сделать только во дворце или в тюрьме в доках.

— Тогда во дворце, сквайр, — кивнул Минс, после чего позвал стражников, чтобы те унесли ночных ястребов, валявшихся без сознания.

Джеймс повернулся к Везунчику Питу:

— Что ж, теперь самое время поговорить.

Пит попытался улыбнуться, однако на его лице ясно читалась паника.

— Сквайр, я ничего не знаю, правда. Я просто сдавал несколько комнат и подвал этим парням.

— Подвал? — Джеймс угрожающе прищурился.

— Да. Через секретную дверь и вниз по ступенькам, — указал Пит на люк в полу.

— Проклятье, — буркнул Джеймс, снова вытаскивая меч. — Оставь одного человека здесь, с Питом, — приказал он Минсу, — и следуй за мной.

Сквайр открыл тайный люк и пролез в него, не оборачиваясь, чтобы проверить, отправился ли кто-нибудь следом. Он бегом спустился по каменным ступенькам, которые вели к площадке, располагавшейся на полпути вниз, а затем еще быстрее сбежал ниже, в подвал.

— Джеймс! — крикнула сверху Джазара. — Здесь что-то не так!

— Я тоже чувствую, — откликнулся он.

В воздухе слышалось потрескивание, что говорило о концентрирующейся неподалеку магии. Опыт Джеймса подсказывал, что ничего хорошего ждать не приходится. Сквайр подошел к двери внизу, и волоски у него на руках и затылке встали дыбом. Дождавшись подхода Джазары, Минса и еще одного стражника, Джеймс скомандовал:

— Приготовьтесь!

Он распахнул дверь ударом ноги и обнаружил, что находится в небольшом помещении, сооруженном под таверной. В центре комнаты стояли три человека, двое из которых были одеты так же, как и те, что встретились им наверху, — в черные туники, и вооружены мечами. Третий человек был в мантии. Джеймс узнал в нем мага, которого они видели в гильдии морских мародеров.

Но взгляд Джеймса привлекло какое-то едва уловимое движение, и внезапно у сквайра перехватило дыхание. Внутри сложной фигуры, нарисованной на полу белым веществом, постепенно проявлялась какая-то фигура.

— Демон! — крикнул Джеймс.

Существо принимало осязаемую форму, материализуясь от головы к туловищу. Голову причудливой формы венчали два закрученных рога, которые торчали из бровей. Горящие красным глаза задержались на незнакомцах, и существо взревело как бык и стало поводить массивными плечами, как будто пытаясь прорваться к Джеймсу и его товарищам.

— Задержите их! — закричал маг. — Мы почти закончили!

Одетые в черное люди выхватили мечи и бросились к Джеймсу, загораживая демона. Джазара попыталась сотворить заклинание, однако ей пришлось прерваться, чтобы отразить нападение одного из убийц.

Джеймс занялся вторым из нападавших. В это время в комнату ворвались Джонатан Минс и стражник.

— Боги! — воскликнул Минс. — Что это за тварь?

— Убейте мага! — крикнул им Джеймс.

Стражник не медлил. Не рискуя приблизиться к кругу с демоном, который уже почти окончательно обрел плоть, солдат достал из-за пояса кинжал и метнул его в мага.

Клинок поразил волшебника в сердце, отбросив его назад как раз в тот момент, когда демон окончательно материализовался. Он заревел и попытался броситься в атаку, однако линии на полу, похоже, являлись магическим барьером и не позволили ему дотянуться до Джеймса и остальных.

Сквайр увидел, что Минс бросился на помощь Джазаре, и сконцентрировался на своем противнике. Это был опытный фехтовальщик, к тому же за его спиной виднелся разъяренный демон. Убийца тоже опасался демона, находившегося позади, и быстро оглянулся, прежде чем сосредоточиться на Джеймсе. Сквайр попытался взять инициативу в свои руки, однако противник предвидел это.

Джеймс сдвинулся в сторону, крикнув:

— Джазара! Можешь что-нибудь сделать с этой тварью?

Джазара пыталась отойти от второго противника, чтобы позволить Джонатану Минсу или стражнику вступить с ним в схватку, однако комната была слишком маленькой для свободных передвижений.

— Сейчас я занята, Джеймс, — ответила она.

— Дорогу! — крикнул Минс.

Джазара мгновенно перехватила посох вертикально и развернулась. Минс тут же пронесся мимо нее, налетев на убийцу, которому пришлось отступить.

— Я почти ничего не знаю об этих существах! — призналась Джазара, взглянув на демона.

Джеймс отразил атаку и попытался подтолкнуть противника поближе к демону.

— А я, к сожалению, превращаюсь в специалиста, — сказал сквайр. — Это уже третий демон в моей жизни.

— Я только знаю, — крикнула Джазара, — что нельзя переступать линии диаграммы. И главное — не стереть их!

— Спасибо, — ответил Джеймс и сделал выпад, надеясь поразить убийцу в ногу. — Я запомню, — добавил он, отступая.

Увидев, что ее спутники и противники завязли в своих поединках, Джазара остановилась, чтобы перевести дыхание. Она закрыла глаза, вспоминая заклинание, и, когда оно прочно закрепилось в ее сознании, начала медленно творить его. Когда волшебница закончила, с ее протянутой руки сорвался ярко-красный энергетический шар, поразив в лицо убийцу, атаковавшего Джеймса. Человек закричал, выронил меч, начал судорожно тереть глаза и попятился.

Он слишком поздно понял, что пересек границу магического круга. Попытался убежать, но чудовище уже схватило его. Поймав убийцу, гигантский демон подбросил его, как ребенка, в воздух. Человек ударился о грязный каменный потолок, а когда стал падать вниз, демон дернул головой и насадил его на свои бычьи рога. Убийца вскрикнул и безжизненно обмяк.

Проигнорировав трагическую сцену, Джеймс переключил свое внимание на второго противника. Он нанес удар через плечо Минса и попал убийце в горло. Раздался булькающий звук, человек выронил меч, его глаза широко раскрылись, а изо рта и носа пошла кровь. Он схватился левой рукой за горло, как будто пытаясь закрыть рану, затем повалился на пол и испустил дух.

Джеймс развернулся к демону, который закончил разрывать на куски тело, нанизанное на его рога. Ошметки плоти были разбросаны по комнате. Покончив со своим отвратительным занятием, монстр заревел в ярости, снова обратив внимание на Джеймса и его товарищей.

— Что будем делать? — Джонатана Минса слегка трясло, так как он понял теперь природу существа, с которым они столкнулись.

— Он не может оттуда вырваться, — сказала Джазара, — пока его не выпустит тот, кто призвал. Однако он может оставаться там очень долго — до тех пор, пока мы не изгоним или не убьем его.

— Этих тварей очень трудно убить, — сообщил Джеймс. — Я знаю.

Джазара повернулась к стражнику:

— Отправляйся во дворец, найди отца Белсона и скажи, что нам нужно изгнать демона.

— Давайте выйдем отсюда, — предложил Джеймс, — и подождем прибытия святого отца.

* * *

Время тянулось невыносимо медленно. В ожидании советника принца Аруты по религиозным вопросам Джеймс стоял за дверью, наблюдая, как демон бесится и кидает в его сторону взгляды, полные ненависти. Несколько раз монстр пытался броситься на сквайра, но все время натыкался на невидимый барьер.

— Что тут у вас за история с демоном? — наконец прозвучал сверху голос.

Джеймс обернулся и увидел подошедшего отца Белсона. Чернобородый церковник так спешил, что не надел даже свою обычную ало-фиолетовую рясу. Вместо этого он был в шерстяной ночной рубашке, поверх которой накинул плащ.

— Этот идиот, — начал было Белсон, с возмущением указывая на стражника, — не дал мне даже возможности одеться… — Вдруг он через плечо Джеймса увидел демона. — О боги!

— Я уйду с дороги и позволю вам приступить к работе, — сказал Джеймс.

— К работе? — ответил отец Белсон, озадаченно качая головой. — Какой?

— К изгнанию демона. Для этого мы вас и позвали.

— Изгнанию демона? Но я не могу этого сделать. — В голосе жреца Прандура слышался ужас.

Джеймс моргнул, как сова, внезапно оказавшаяся на ярком свету.

— Не можете?

— Демоны — порождения низших реальностей, и поэтому часто потребляют энергию огня. Мое служение владыке Пламени не позволяет мне применять такие заклинания, которые могли бы повредить этому существу. — Глядя на демона, жрец тихо продолжил: — Максимум, что я могу сделать, — это разозлить его, а в худшем случае — даже сделать сильнее.

— А как насчет изгнания нечистой силы? — спросила Джазара.

— Этим мой храм не занимается, — ответил жрец, взглянув на кешианскую волшебницу. — Вам лучше найти кого-то по могущественнее — жреца Санг Белоснежной или ишапианца.

Джеймс вздохнул и повернулся к стражнику, который привел отца Белсона:

— Поспеши в храм Ишапа и сообщи верховному жрецу, что нам нужна помощь в изгнании демона. И побыстрее. Действуй от имени принца.

Стражник отсалютовал и поспешно удалился.

— Простите, что пришлось разбудить вас, — сказал Джеймс отцу Белсону.

— О, напротив, я даже рад. Ни за что бы не хотел пропустить такое, — ответил жрец, не отрывая глаз от демона.

— Хорошо, — сказал Джеймс. — Тогда присмотрите за этой тварью, просто на всякий случай, пока я поговорю с нашим арестантом.

Джеймс вернулся в комнату наверху. Пит сидел на стуле, рядом с ним стоял стражник.

— Итак, — начал Джеймс, — вернемся к тому моменту, когда нас так неучтиво прервали…

Пит был близок к панике.

— Говорю вам, сквайр, я ничего не знаю. Эти парни снабжали меня золотом, а я просто закрывал глаза, когда они использовали подвал и проход в подземелье. Ну, вы понимаете, о чем я.

Джеймс кивнул. Он очень хорошо все понимал.

— Отведи его во дворец, — приказал он стражнику. — Брось в подземелье, и посмотрим, что еще он вспомнит, отдохнув там.

Стражник грубо схватил Пита под руку.

— Пошли, малявка.

Бывший моряк крякнул от такого обращения, однако побрел со стражником, не сопротивляясь.

Они ждали ишапианцев почти час. Наконец прибыл седовласый жрец, явно высокого ранга, в сопровождении двух вооруженных монахов. Как только Джеймс ознакомил их с ситуацией, они согласились, что позвать их — это мудрое решение.

Не мешкая, они спустились в подвал, и ишапианский жрец сказал отцу Белсону:

— Можешь идти, слуга Прандура.

Белсон кивнул:

— Как пожелаете.

— Вы покидаете нас? — спросил Джеймс, когда тот проходил мимо.

— Я знаю, когда моя помощь не требуется, — ответил жрец, криво улыбнувшись.

Джеймс удивился. За время пребывания при дворе Аруты он научился хорошо разбираться в политике Королевства, но взаимоотношения между храмами составляли отдельную область внутренней политики, в которую сквайру не было нужды вникать.

Жрец Ишапа повернулся к Джеймсу.

— Как он появился? — спросил он.

— Вон тот человек, — Джеймс указал на мертвого мага, лежавшего на полу у стены, — призвал это чудовище.

Жрец оглядел комнату, после чего заметил:

— Если бы он остался жив, то было бы проще изгнать демона в тот мир, откуда он пришел.

— При условии, что он не успел бы сначала приказать демону напасть на нас, — сухо заметила Джазара.

Жрец взглянул на волшебницу, но ничего не ответил.

— Пусть так, — сказал он, повернувшись к Джеймсу. — Начнем.

Двое монахов встали по бокам от ишапианского жреца и начали монотонно петь. Через несколько мгновений Джеймс почувствовал потрескивание в воздухе и услышал, как голос жреца зазвучал громче, чем остальные. Язык был ему чем-то знаком, однако смысла слов сквайр не понимал.

Демон беспомощно смотрел из-за невидимого барьера, возведенного символами, начертанными на полу. Время от времени его бычьи черты искажались и он вызывающе ревел, но внезапно все закончилось. Джеймс изумленно моргнул, когда существо исчезло в одно мгновение и единственным свидетельством его недавнего присутствия стал легкий порыв ветра и негромкий звук, похожий на захлопнувшуюся неподалеку дверь.

Жрец повернулся к Джеймсу:

— Храм рад помочь короне, однако следует поскорее вернуться к той важнейшей задаче, которая стоит перед вами, сквайр.

— Мы собирались отбыть сегодня утром, но все оказалось сложнее, чем я предполагал. Мы отправимся в путь, как только сможем.

Жрец спокойно кивнул.

— Брат Солон будет ждать вас у ворот завтра на рассвете. — Он развернулся и покинул комнату, монахи последовали за ним.

Джеймс вздохнул:

— Аруте не понравится, если мы задержимся.

— Прежде чем отправляться в путь, мы должны решить еще одну задачу, — напомнила Джазара.

— Найти Кендарика, — кивнул Джеймс. — Кажется, я знаю, с чего начать.

* * *

«Золотой Гримуар» был скромной, но хорошо обставленной лавкой. Он представлял собой что-то вроде аптеки, однако Джазара сразу же определила, что содержимое множества коробочек и баночек, стоявших на полках, использовалось и в магических целях. Заспанная молодая женщина впустила их только после того, как Джеймс несколько раз повторил, что они пришли по воле принца.

Джеймс посмотрел на женщину. «Должно быть, это Моррейн, — подумал сквайр, — та девушка, с которой был помолвлен Кендарик». Она была стройной, с худощавым лицом, довольно привлекательной. А если бы выспалась и приоделась, то выглядела бы еще лучше.

Сквайр показал ей раковину.

— Можете сказать нам, что это?

Моррейн удивленно приподняла брови.

— Положите это сюда, пожалуйста. — Она указала на зеленую ткань на прилавке, освещенную настольной лампой. Джеймс так и сделал, и Моррейн недолго, но пристально рассматривала предмет. — Это раковина Эортиса, я уверена. Она обладает могущественными магическими свойствами. Уцелели лишь несколько таких артефактов. Это бесценный предмет для морского капитана и для любого человека, который путешествует через океан. — Она взглянула на Джеймса. — Где вы это взяли?

Джеймс восхитился способностью женщины сохранять спокойствие. Из нее получился бы отличный игрок, подумал он.

— Уверен, что вы знаете, где мы нашли это, Моррейн, — сказал сквайр.

Моррейн несколько мгновений смотрела Джеймсу в глаза, затем опустила взгляд. Она как будто не удивилась, услышав свое имя.

— Кендарик. Мы были помолвлены некоторое время, однако моя семья не позволила нам пожениться. Я подарила ему эту раковину — самое дорогое из всего, что имела. — Тон ее вдруг сменился и стал почти вызывающим: — Я не видела его уже очень давно!

Джеймс улыбнулся:

— Не трудитесь что-нибудь выдумывать. У вас это плохо получается. Кендарик невиновен, и у нас есть доказательства. Мастера убили по заказу подмастерья Джората, который хотел скрыть растрату средств гильдии.

Женщина ничего не сказала, лишь переводила взгляд с одного лица на другое.

— Можете нам верить, — сказала Джазара. — Я — Джазара, придворный маг принца, а это — Джеймс, его личный сквайр. Кендарик нужен нам для важного государственного дела.

— Пойдемте, — тихо сказала Моррейн. Она взяла лампу с прилавка и подвела их к дальней стене, где на полках стояло несколько книг.

Джазара взглянула на переплеты и увидела, что большинство из томов содержали лекарственные рецепты, но было и несколько магических.

— Я вернусь сюда, когда будет время, — прошептала она.

Моррейн вытащила один большой том, и полка отъехала в сторону, открыв лестницу, ведущую наверх.

— На чердаке секретная комната, — объяснила Моррейн.

В маленькой комнатке наверху едва помещались стол и кровать. На кровати сидел облаченный в зеленую тунику молодой человек с усами и бородкой, а в левом ухе у него поблескивало золотое кольцо.

— Кто эти люди? — испуганно спросил он у Моррейн, увидев Джеймса и Джазару.

— Они от принца, — ответила Моррейн.

— Я не виноват! — вскрикнул Кендарик.

— Успокойся, — сказал Джеймс. — У нас есть доказательства, что убийство мастера гильдии — дело рук Джората.

— А люди в черном? — воскликнул подмастерье гильдии морских мародеров. — Они пытались меня убить! Я едва сбежал от них.

Джазара уловила легкий кешианский акцент, характерный для жителя одного из северных городов.

— С ними тоже уже разобрались, — сказала она.

— Прекрасно! Я могу вернуться в гильдию. Спасибо за эти новости.

Джазара подняла вверх руки.

— Минутку, мастер, — сказала она. — Нам нужны твои услуги.

— Конечно, — с готовностью откликнулся Кендарик, — но, может, это подождет день-другой? У меня сейчас столько дел! Если Джорат виновен в убийстве, то мне нужно позаботиться об учениках. Пока я восстановлю порядок в гильдии…

— К сожалению, — прервал его Джеймс, — нам нужна твоя помощь прямо сейчас. Точнее, твоя помощь нужна принцу. К тому же, если бы мы им не помешали, ночные ястребы нашли бы тебя первыми. Так что ты нам кое-чем обязан.

— Но я же не просил вас о помощи?! Мне нужно вернуться в гильдию! Нужно платить по счетам!

— Кендарик! — резко сказала Моррейн.

— Да, Моррейн? — ответил он кротко.

— Ты неблагодарен и груб с людьми, которые спасли тебе жизнь.

— Но последствия, Моррейн…

— Мы что-нибудь придумаем. Нам всегда это удавалось. — Она повернулась к Джеймсу: — Он поможет вам, сквайр. Он хороший человек, однако иногда собственные амбиции сбивают его с пути.

— Моррейн!

— Прости, дорогой, но это так. Вот почему мне приходится сдерживать тебя.

— Вы хотите ослушаться родителей? — спросила Джазара.

— Мы поженимся, как только Кендарик выполнит задачу, которую вы ему поручите, и вернется, — вздернув подбородок и храбро улыбнувшись, ответила Моррейн.

— Хорошо, — вздохнул подмастерье.

— Пожалуйста, приглядите за ним. Иногда он пытается прыгнуть выше головы.

— Конечно, мы позаботимся о нем, — улыбнулась Джазара.

— Спасибо вам за то, что восстановили его доброе имя.

Они спустились обратно в лавку. Джеймс и Джазара вышли на улицу и подождали, пока Кендарик распрощается с Моррейн. Наконец подмастерье подошел к ним, и Джазара улыбнулась ему:

— Ты должен быть счастлив оттого, что тебя любит такая девушка!

— Это еще большее счастье, чем вы можете себе представить, — отозвался Кендарик. — Я с содроганием вспоминаю, каким негодяем был до встречи с Моррейн. Ее доброта спасла мне жизнь, а ее любовь исцелила мою душу.

Джеймс взглянул на усыпанное звездами небо.

— До рассвета три часа. У нас достаточно времени для того, чтобы вернуться во дворец, доложить обо всем принцу, а потом встретиться с братом Солоном у ворот. Кстати, ты умеешь ездить верхом? — спросил сквайр у Кендарика, пока они шли к дворец.

— Боюсь, что плохо, — ответил подмастерье.

— К тому времени, как мы достигнем места назначения, — рассмеялся Джеймс, — ты станешь отличным наездником.

9 ОТВЛЕКАЮЩИЙ МАНЕВР

Уильям терпеливо ждал. Его лошадь беспокойно топталась на месте, то и дело пытаясь снова отправиться в путь. Уильяму приходилось крепко сжимать ногами бока животного и держать поводья натянутыми.

Днем похолодало, и к вечеру при дыхании изо рта стал вырываться пар. Патруль остановился на лесной опушке, достаточно большой, чтобы разбить там лагерь. Не было слышно характерных для стоянок болтовни и шепота. Все знали, что враг близко.

Наступил вечер, и тьма в лесу делалась все непрогляднее. Люди нервничали, предчувствуя приближение боя. С мечами и луками наготове, солдаты настороженно оглядывались по сторонам, стараясь обнаружить признаки опасности.

Впереди на дороге появились две фигуры. По мере приближения их очертания становились более отчетливыми. Марик и Джексон ехали медленно, и внезапно Уильям расслабился. Если бы враг был близко, они наверняка возвращались бы галопом.

Не ожидая доклада, Уильям развернул лошадь и сказал своим людям:

— Останемся здесь.

Патрульный сержант, ветеран по имени Хартаг, кивнул:

— Я расставлю часовых, лейтенант.

Пока он раздавал приказы, подъехали следопыты.

— Мы потеряли их, — признался Марик.

— Что?! — воскликнул Уильям и выругался.

Джексон, второй следопыт, постарше Марика, с седыми волосами, ниспадавшими на плечи, кивнул:

— Они внезапно свернули среди холмов, и мы потеряли след. Утром найдем, но сейчас, в темноте, это невозможно.

Уильям едва смог скрыть досаду.

— Значит, им известно, что мы их преследуем.

— Они чувствуют, что кто-то идет следом, — сказал Марик. — Однако вряд ли знают, сколько нас и кто мы.

— Далеко они?

— Два, может быть, три часа. Но если они будут сегодня двигаться дольше, чем мы, то нам понадобится полдня, чтобы найти след.

Уильям кивнул.

— Поешьте и ложитесь спать. Я хочу, чтобы вы выехали, как только станет достаточно светло, чтобы снова найти следы.

Следопыты кивнули и спешились.

Уильям проехал несколько ярдов вдоль дороги, словно пытаясь разглядеть что-то вдали. Его конь устал и проголодался, и, воспользовавшись своим умением мысленно общаться с животными, Уильям послал ему сообщение: «Скоро отдых".

Лейтенант спрыгнул с коня и потрепал его по морде. Уильям знал, что коню это нравится. Он посмотрел на темневшие леса и подумал о том, что где-то там прячется Медведь. Наконец он развернул лошадь и отправился назад, на опушку. Его люди уже разожгли костры и раскатывали спальные мешки.

Уильям отвел своего коня к походному стойлу, снял седло и поводья, привязал животное к жерди и дал мешок овса. Мысленно он обратился ко всем лошадям: «Скоро вы пощиплете травки». Несколько лошадей фыркнули, и в голове Уильяма возникло изображение, которое он истолковал как сарказм, подобный человеческому. "Мы уже это слышали», — словно говорили они.

Уильям улыбнулся. Мгновением позже он осознал, что это была его первая улыбка с тех пор, как погибла Талия. Он взглянул на небо и тихо сказал подруге: «Скоро я отомщу за тебя». Вернувшись к кострам, Уильям приметил свободное местечко, развернул спальный мешок и улегся. В голове у него крутилась одна мысль: как там Джеймс и остальные справляются со своей задачей.

* * *

Джеймс вел свою лошадь. Они спешились, чтобы дать животным отдохнуть, но продолжали двигаться вперед. Пока путешествие из Крондора проходило без приключений, и Джеймс надеялся, что так будет и дальше. Они должны были добраться до деревни Миллер Рест через день, а до Холден Хэда — днем позже.

Джеймс и его спутники выскользнули из города с маленьким караваном, смешавшись со стражниками и торговцами. На развилке они выбрали путь, который вел к безлюдной и полузаброшенной дороге, идущей на север. Они шли неделю, стараясь оставаться незамеченными, и Джеймс молился, чтобы к ночи они успели добраться до маленького постоялого двора.

Постоялый двор находился там, где, согласно плану, они должны были встретиться с одним из местных агентов принца Аруты. Джеймс надеялся внедрить этого человека в сеть, которую он создавал. В настоящее время агент, работавший под именем Алан, был просто одним из младших служащих двора и управлял несколькими личными владениями принца на севере герцогства. Неофициально он собирал сведения и слухи и часто снабжал принца важной информацией.

Кендарик и брат Солон молчали всю дорогу. Джеймс счел ишапианского монаха неразговорчивым по натуре человеком, который редко вдавался в подробности, предпочитая односложные ответы на вопросы. Сквайр попытался несколько раз втянуть его в беседу, просто для того, чтобы развеять тоску, и еще из любопытства. У Солона был странный легкий акцент, вроде бы знакомый Джеймсу, однако по немногочисленным произнесенным им словам Джеймсу не удалось определить, какой именно.

Кендарик молчал, потому что пребывал в угрюмом настроении. Он заявил, что способен поднять корабль с помощью свитка, который Джазара нашла в его комнате, однако долго возражал против путешествия верхом. Он был неопытным наездником и первые несколько дней с трудом переносил неудобства верховой езды. Но вскоре уже сидел в седле даже с некоторой грацией, и его жалобы по поводу болей в ногах и спине почти прекратились.

Джазара была самым разговорчивым из спутников Джеймса, хотя даже она иногда впадала в задумчивое молчание и лишь изредка прерывала его вопросами об их местонахождении. Земли севернее Крондора казались ей удивительными; густые, прохладные леса были в новинку для рожденной в пустыне кешианской девушки. Джеймс продолжал восторгаться ее интеллектом и любознательностью. Джазара не просто нравилась ему лично. Он решил, что она будет очень полезна при дворе Аруты. И хотя Джеймс не испытывал к девушке каких-то серьезных чувств, он понимал, что могло привлечь к ней Уильяма, когда тот жил в Звездной Пристани, и вообще поразить любого человека.

Внезапно брат Солон сказа:

— Сдается мне, на дороге впереди нас что-то ждет.

Беспокойство заставило его произнести самое длинное предложение с тех пор, как они с Джеймсом встретились.

Монах проглатывал букву «р» и слегка пришепетывал. Джеймс остановился и оглянулся.

— Теперь я узнаю эту речь! — воскликнул он. — Я провел достаточно времени с гномами, чтобы различать их акцент! — Посмотрев вверх, через голову Солона, и прикинув рост человека, он продолжил: — Проклятье, ты — самый высокий из всех гномов, что я встречал!

— А ты — самый глупый парень на службе у принца, если думаешь, что я гном, — ответил монах. — Я вырос на ферме рядом с Дорджином, и мне было не с кем играть, кроме ребят-гномов. Поэтому я так и говорю. И не уходи больше от вопроса, — нахмурился он. — Ты понял, что я сказал о дороге впереди?

— Тебя беспокоят несколько кустов и широкое открытое пространство? — поинтересовался Кендарик.

— Он прав, — покачал головой Джеймс. — Среди деревьев впереди кто-то прячется.

— И неплохо делает это, — добавил Солон.

— Может быть, стоит развернуться и отправиться назад? — спросила Джазара.

Монах передал поводья свой лошади Кендарику.

— Не думаю, миледи, — ответил он. — Я не буду прятаться, как трус! — Он повысил голос: — Вы, скрывшиеся и теперь обнаруженные моей верой, — встаньте и познайте могущество Ишапа или бегите, как трусливые собаки!

Через несколько мгновений из укрытия появилась группа людей. Они были одеты в какие-то лохмотья и имели при себе весьма комичный набор оружия. Двое лучников остались позади, а еще два человека встали по бокам. Маленькая банда вышла на дорогу и остановилась в нескольких футах от Солона.

Вожак, нескладный мужчина среднего роста с невообразимо длинным носом, сделал шаг вперед. Джеймс никогда в жизни не видел никого до такой степени похожего на индюка! Он почти ожидал, что человек вот-вот начнет кулдыкать.

Вместо этого вожак улыбнулся, обнажив сгнившие черные зубы.

— Прошу меня простить, господа, — начал он с неуклюжим полупоклоном, — однако если вы хотите в безопасности добраться до места назначения, то вам лучше не обделить нас небольшим количеством серебряных монет. Это очень опасная местность.

Солон потряс перед ним кулаком:

— Ты осмелишься ограбить жреца?

Вожак оглянулся и посмотрел на своих товарищей, которые выглядели растерянными. Он снова повернулся к Солону:

— Извините, сэр. Нам не нужны проблемы с богами. Вы освобождаетесь от наших поборов и можете спокойно следовать своим путем. Но они должны заплатить. — Он указал на остальных путников.

— Они находятся под моим покровительством!

Разбойник посмотрел снизу вверх на возвышавшегося над ним монаха и снова оглянулся на своих товарищей. Пытаясь придать голосу больше решительности, он заявил:

— На них нет святых одеяний. Они не находятся ни под чьим покровительством, кроме своего собственного.

Солон подступил к нему:

— Если ты хочешь испытать гнев моего бога, то у тебя должна быть очень веская причина!

— Давай просто убьем их и покончим с этим, — предложил Джеймс.

— Не стоит прибегать к кровопролитию, если его можно избежать, — сказал Солон.

После чего, с удивительной для человека его размеров стремительностью, он выбросил вперед могучий кулак, попав вожаку банды точно в подбородок. Тот буквально оторвался от земли и отлетел назад. Товарищи попытались его поймать, но не успели, и он упал. Солон взглянул на них из-под своего золотистого шлема:

— Кто-нибудь еще из вас, тупоголовых кретинов, хочет получить с нас серебро?

Разбойники переглянулись и исчезли в кустах. Двое из них утащили с собой главаря.

Когда дорога снова опустела, Солон вернулся к своему коню. — Я так и думал, — сказал он.

Джеймс и Джазара, обменявшись взглядами, засмеялись.

— В путь! — скомандовал Джеймс, вскочив на лошадь.

Остальные последовали за ним, и вскоре группа снова двигалась вперед сквозь сумрачный лес.

* * *

Ночь уже опустилась на землю, когда за изгибом дороги они заметили свет. Джеймс жестом призвал к осторожности, и все перешли на медленный шаг.

Приблизившись, они поняли, что добрались до постоялого двора, выстроенного на небольшом пустыре рядом с дорогой. Небольшое двухэтажное здание привлекало взор теплым светом изнутри, дымком, поднимавшимся из трубы, и вывеской, на которой был изображен человек с походным мешком и посохом.

— Должно быть, это и есть «Странник», — обрадовался Джеймс.

— Здесь нас должен ждать агент принца? — спросил Кендарик. — Ну, этот человек, Алан?

Джеймс кивнул.

— Пока мы не вошли, — обратился сквайр к Кендарику, — скажу тебе вот что: не распространяйся о том, кто мы и куда держим путь. У Медведя тоже могут быть здесь агенты.

— Послушай, — буркнул Кендарик, — меня не интересуют эти интриги. Мне просто нужны кровать и горячий ужин. Я что, слишком многого прошу?

Джеймс взглянул на подмастерье.

— К сожалению, — ответил он сухо, — иногда это действительно можно назвать «слишком многим».

Они спешились, и Джеймс подозвал конюха.

Из стойла позади гостиницы тут же прибежал слуга, сквайр потратил несколько минут на то, чтобы объяснить, какой уход требуется за животными, а потом махнул остальным, зовя их за собой.

Джеймс открыл дверь, и они вошли в опрятный, заполненный людьми общий зал. В камине потрескивал веселый огонек, путешественники и местные жители оживленно беседовали за едой и питьем.

Сквайр провел своих товарищей через зал к барной стойке. Коренастый человек за стойкой поднял глаза и, приветливо улыбнувшись, сказал:

— Леди и джентльмены, я — Добрый Ройос, хозяин. Чем могу быть полезен?

— Для начала — эля усталым путникам.

— Конечно! — Ловкими, отточенными движениями хозяин наполнил элем и водрузил на стойку четыре большие оловянные кружки. — Куда направляетесь? — поинтересовался он.

— На север, — ответил Джеймс. — Что там сейчас творится?

— Ну, в последнее время все относительно тихо, кроме того, что недавно у нас останавливалась жена фермера Тота. Она направлялась в Крондор и выглядела расстроенной.

— И почему, как ты думаешь?

Ройос пожал плечами:

— Не могу сказать. У них с мужем ферма в десяти милях отсюда, на этой стороне Холден Хэда. Они всегда останавливаются здесь по пути в город и обратно, иногда ночуют в свой повозке на заднем дворе. Приятные люди.

— Ты что-то сказал о Холден Хэде, — перебил его Кендарик. — Мы держим путь туда. Это далеко?

— Кендарик… — Джазара закатила глаза.

— Холден Хэд? — переспросил Ройос. — Нет, в двух днях езды отсюда. Не хочу пугать вас, однако ходят слухи, что Холден Хэд проклят ведьмами.

— Кого ты подразумеваешь под «ведьмами»? — спросила Джазара.

— Не поймите меня неправильно, — поспешил объяснить Ройос. — Я не суеверен, но корабли тонули у Вдовьего пика еще в ту пору, когда люди только начали там плавать. Кто-то говорит, что это проклятие, однако я уверен, что это обычные рифы и мели да еще переменчивые течения.

— Говоришь, многие корабли идут там ко дну? — спросил брат Солон.

— Уже сотни лет. Некоторые тонут оттого, что капитаны не знают о рифах и течениях, другие становятся жертвами пиратов. Есть пираты, которые знают береговую линию как свои пять пальцев. Они загоняют корабли на мель и затем берут их на абордаж.

— Похоже, ты знаешь, о чем говоришь, — заметил Джеймс.

— Я не всегда владел постоялым двором… — усмехнулся Ройос.

— Не буду спрашивать, кем ты был раньше, — кивнул Джеймс.

— И правильно, — согласился Ройос.

— Так что такое происходит в Холден Хэде, — продолжал расспросы Солон, — что вызывает суеверные страхи?

Ройос усмехнулся.

— Ну, некоторые говорят, что там обитают призраки всех мертвых моряков. — Он покачал головой. — Скорее всего, это просто туман, который держится недалеко от берега.

— И это все? — спросил Солон.

Ройос нахмурился и заговорил серьезным тоном:

— На самом деле недавно я слышал рассказы о том, что там пропали несколько человек, что начался падеж скота и тому подобное. — Хозяин гостиницы снова повеселел. — И все равно — со скотом всегда проблемы, так ведь, да и люди время от времени пропадают.

— Еще мы ищем парня по имени Алан, — сказал Кендарик.

— Алан здесь, вон там, в углу, — показал Ройос. — Он частенько останавливается у нас. — Он подался вперед и понизил голос: — Думаю, он выполняет какие-то поручения короны, хотя и не распространяется об этом. — Ройос снова откинулся назад. — Зато он прекрасный слушатель. Никогда не видел, чтобы он отказывался выслушать какую-нибудь историю или сказку.

Джеймс наградил Кендарика мрачным взглядом, затем повернулся и прошел сквозь толпу в противоположный угол. За небольшим столом сидел человек, исподтишка оглядывавший комнату.

— Алан? — спросил Джеймс.

— Простите, я вас знаю?

— Не думаю. Мы из «Цитадели».

Услышав пароль, Алан жестом предложил Джеймсу подойти поближе.

— Рад это слышать. «Дядя Артур» сообщил, что ты скоро появишься.

Джеймс сел на единственный свободный стул, стоявший у стола, а Кендарик с Джазарой пристроились за ним. Солон оглядел комнату, чтобы удостовериться, что их не подслушивают.

— Что известно о походе Уильяма?

— У него все хорошо. Он с друзьями охотится в горах. Я слышал, что они нашли следы Медведя.

— А какие новости в Холден Хэде? — спросил Джеймс, понизив голос.

— Я не был там некоторое время. Похоже, этот город кем-то проклят. Я слышал о хворающих людях, больных животных и пропавших детях, также бродят слухи о голосящих в ночи порождениях тьмы. Не знаю, правда это или нет, однако на дороге я встретил многих тамошних жителей, спешивших подальше от родных мест. Они говорили, что это дело рук ведьмы.

— Ненавижу это слово! — сказала Джазара. — Что ты имеешь в виду?

Алан поднял глаза и взглянул на Джазару, и хотя он никогда раньше ее не видел, но догадался, что она новый маг принца.

— Прошу меня простить, миледи, — сказал он. — У Вдовьего пика живет старая женщина, к которой жители деревни Холден Хэд обращаются со своими болезнями. Они всегда хорошо к ней относились, особенно когда болели, однако в свете последних странных событий они стали называть ее ведьмой.

— Надеюсь, мы сможем как-то помочь, когда доберемся до Холден Хэда, — сказала Джазара.

— Куда ты теперь направляешься? — спросил Джеймс.

— Спешу в гарнизон Сарта. Мне сообщили, что к востоку отсюда гоблины распоясались и совершают набеги. Вроде бы где-то неподалеку их лагерь.

— Они могут стать для нас препятствием на пути в Холден Хэд? — поинтересовался Джеймс.

— Не думаю, но все же лучше не путешествовать ночью. Я слышал только о том, что они нападают на фермы и крадут животных. — Он оглядел заполненную людьми комнату. — Мне нужно идти. Дальше по дороге стоит лагерем патрульный отряд. Я должен присоединиться к ним, чтобы с рассветом отправиться на юг. — Алан встал. — И еще. Патруль, посланный помочь вам, еще не достиг Миллер Реста. Они могут появиться там одновременно с вами или чуть позже. Постарайтесь не нарываться на неприятности в Холден Хэде, пока не убедитесь, что патруль на месте.

Джеймс поблагодарил Алана, и агент ушел.

— А поесть чего-нибудь можно? — жалобно спросил Кендарик.

— И получить несколько комнат, — кивнул Джеймс.

Он встал и подошел к барной стойке, чтобы договориться обо всем с Добрым Ройосом.

* * *

Патрульный отряд остановился у небольшой опушки рядом с ручьем. На одном из деревьев была сделана специальная засечка, означавшая «ждите здесь».

Уильям почувствовал, как внутри все напряглось. Засечка говорила, что они приблизились к тому, за кем следили. Лейтенант ждал прибытия следопытов, и время для него тянулось очень медленно. Уильям размышлял о том, каковы его шансы. Он преследовал Медведя уже неделю, следопыты несколько раз теряли след и находили его снова лишь через несколько часов. Пару раз Медведь встречался с другими людьми. Следопыты пришли к выводу, что он набирал наемников. Дважды несколько всадников отделялись от основного отряда, выполняя разного рода поручения. Трижды они натыкались на свидетельства присутствия гоблинов, и Уильям даже послал одного из солдат обратно в Крондор, чтобы сообщить о возможных набегах на герцогство. Уильяму оставалось только надеяться, что это не банда грабителей, а просто одно из племен гоблинов, которые кочуют в поисках более подходящих для охоты земель. Он хотел сосредоточиться на Медведе, а не на группе нарушителей порядка, ворующих коров и детей. Но он знал, что если встретит гоблинов-налетчиков, то будет обязан прогнать их обратно в горы, и это может закончиться тем, что они окончательно потеряют след Медведя. Однако, несмотря на горячее желание отомстить за смерть Талии, Уильям не мог позволить, чтобы ребенок стал жертвой одного из изуверских ритуалов гоблинов. Наконец на опушке появился один из следопытов. Это был Джексон, он вел под уздцы свою лошадь.

— Мы обнаружили банду наемников, лейтенант.

— Люди Медведя?

— Марик так считает, но самого Медведя мы не видели. Судя по описанию, его трудно не заметить. Они расположились на небольшой опушке в миле отсюда. Лучше будет, если половина нашего отряда обойдет их и мы ударим с двух сторон.

Уильям обдумал план. Ему не очень нравилась идея разделить отряд, однако он понимал, что, если нападет на наемников только с одной стороны, они могут сбежать в леса. Ему была нужна информация, а не трупы. Наконец он кивнул.

— Как долго нам идти?

— Будем на месте через час.

Уильям взглянул на вечернее небо. Они атакуют наемников, когда стемнеет.

— Хорошо. Будьте готовы на закате. Не нападайте, пока не услышите, что мы рядом, а потом атакуйте всеми силами.

— Лейтенант…

— Да, Джексон?

— Я узнал эту компанию. Это Серый Коготь из Ландрета.

— Ландрет? — переспросил Уильям. — Вейлмены.

— Сильные парни, — кивнул Джексон. — Я слышал, что недавно они дрались в долине Грез с кешианскими разбойниками из-за какой-то добычи. Иногда они появляются в Крондоре, чтобы потратить золото, но обычно не заходят так далеко на север.

Уильям задумался над словами следопыта.

— Наверное, они были в Крондоре одновременно с Медведем, и его человек передал им приказ отправляться на север.

— Похоже на то, — согласился Джексон.

— Значит, от его собственной команды мало что осталось.

— Справедливое предположение, — снова согласился Джексон. — Однако эти ребята не произнесут ни слова, пока их не начнут как следует пытать. Я наслышан об их упрямстве.

— Все равно не думаю, чтобы они были безоговорочно верны этому монстру. Если мы сможем захватить… — Он перебил сам себя: — Какая там местность? Лучше двигаться пешими или на лошадях?

— Думаю, пешими, лейтенант. Отправляться туда на лошадях — значит создавать слишком много шума, а если мы подберемся поближе и нападем неожиданно, преимущество будет на нашей стороне.

— Тогда пешком, — кивнул Уильям и обратился к подошедшему Хартагу: — Возьми половину людей и отправляйся с Джексоном. Привяжите лошадей и подберитесь к лагерю с другой стороны так близко, как только сможете. Поставь лучников сбоку, и пусть просигнализируют, когда будут готовы. Они обеспечат прикрытие и не позволят бандитам скрыться. Если у вас возникнут сложности, то подманите их к деревьям, а затем рассредоточьтесь и дайте лучникам разобраться с ними: ждите, и как только услышите, что мы атакуем, не мешкайте ни минуты. Но помните: я хочу, чтобы хотя бы один из них был взят живым. — Он вновь повернулся к Джексону: — Теперь иди скажи Марику, чтобы встретил меня на дороге, а потом проводи вторую группу на место.

Следопыт, кивнув, вскочил на лошадь. Через несколько мгновений сержант собрал отряд и поделил его пополам. Хартаг с одной половиной отправился на встречу со следопытами. Уильям подождал, пока они ускачут подальше по дороге, после чего повел свой отряд.

Передвигаясь в сумраке леса, Уильям чувствовал, что его нетерпение растет. Скоро он узнает, где прячется Медведь, и встретится с ним лицом к лицу.

Люди ждали сигнала. Уильям изучил вражеский лагерь и был вынужден признать, что его противники — опытные профессионалы. Их было около тридцати, и хотя они спали на земле, но все равно выбрали самое удобное место на опушке, на небольшом холмике, с которого открывался обзор во всех направлениях. Хорошей новостью было то, что они не озаботились возведением каких-либо укреплений. Даже простой земляной уступ стал бы для людей Уильяма помехой. Но, похоже, наемники спешили, разбивая лагерь перед наступлением темноты, и, наверное, собирались сняться с места с первыми лучами солнца. Но они наверняка поставили бдительных часовых.

Уильям дождался, пока солнце не скрылось за дальними холмами. Все вокруг окрасилось в темно-серые и черные тона. Лейтенант уже продумал план и отдал приказ своим лучникам. Пятеро из двенадцати солдат укрылись позади.

Уильям махнул мечом и вышел на опушку, за ним спокойно следовали семь воинов. Он прошел совсем немного, и из темноты его окликнули:

— Кто идет?

— Эй, в лагере! — крикнул Уильям, продолжая идти. — Я ищу людей Серого Когтя.

— Ты их нашел, — прозвучал ответ. — Ни шагу дальше!

Уильям остановился.

— Я принес весточку от Медведя.

Слово «Медведь» было сигналом для лучников. Прежде чем часовой успел ответить, в воздухе просвистели пять стрел.

— Вперед! — крикнул Уильям.

Лучники отлично прицелились, и пока наемники сообразили, что окружены, пятеро из них были уже мертвы.С противоположной стороны опушки тоже засвистели стрелы, и Уильям понял, что лучники сержанта Хартага уже на месте.

Солдаты принца ворвались на опушку с обеих сторон. Наемники Серого Когтя схватились за оружие, чтобы отразить нападение. Уильям бросился на ближайшего часового, который поднял щит, пытаясь отразить удар большого меча лейтенанта. Уильям, описав полукруг, обрушил меч на щит, который отлетел в сторону. Бандита развернуло так, что он не смог ответно атаковать Уильяма. Пока часовой готовился к удару, Уильям резко взмахнул мечом, ранив противника в ногу и лишив возможности передвигаться. Бандит закричал и упал на землю. Уильям отпихнул его ногой в сторону. Наемник не умер, но бой для него был закончен. Уильяму нужны были пленники. Он хотел знать, где найти Медведя.

У людей Уильяма было преимущество благодаря неожиданности атаки, однако они столкнулись с закаленными и опытными бойцами. Схватка была жестокой, и лишь тот факт, что полдюжины наемников погибли сразу, позволил солдатам завладеть инициативой. Убив третьего бандита, лейтенант огляделся, ожидая увидеть, как люди Серого Когтя сдаются в плен, однако с удивлением обнаружил, что они продолжают сражаться, несмотря на то что теперь на одного наемника приходилось двое солдат принца.

— Оставьте хотя бы одного в живых! — крикнул Уильям, хотя и помнил, что где-то на краю опушки лежит обездвиженный им наемник. Он повернулся, чтобы посмотреть, как дела у его людей. Лучники убрали луки и, вытащив мечи, бросились в ближний бой. Наемники сопротивлялись так яростно, что уже вывели из строя нескольких солдат Уильяма.

— Не убивайте его! — крикнул Уильям двум воинам, наступавшим на отчаянно сопротивляющегося наемника.

Солдаты не обратили внимания на призыв Уильяма, и лейтенант выругался, увидев, как погиб еще один возможный пленник. Он стремительно скользнул за спину одного из оставшихся в живых наемников и ударил его по шлему плоской стороной лезвия. Бандит застыл на месте, а один из королевских солдат, прыгнув вперед, перехватил его руку с мечом. Второй подступил поближе и свалил человека ударом рукояти меча в челюсть.

Наконец все было кончено.

— Сержант! — крикнул Уильям, оглядевшись.

— Сэр! — поспешил к нему Хартаг.

— Каковы потери?

— Шестеро, сэр. Трое мертвы, двоим тоже недолго осталось, и еще один может выжить, если его быстро доставить к лекарю. Еще несколько ранены, но раны не серьезные.

— Проклятье, — прошептал Уильям. У него оставалось восемнадцать человек, и не все из них были боеспособны. — Что насчет наемников?

— Тысяча чертей, сэр, — они не хотели сдаваться! Дрались до смерти. Я никогда не встречал таких наемников. Обычно им хватает ума вовремя остановиться.

— Сколько выжило?

— Двое, — ответил Хартаг. — У одного хлещет кровь из раны на ноге, он долго не протянет. — Уильям кивнул, поняв, что речь идет о том, которого он обездвижил. — А другой — тот, которого вы ударили по голове. Он скоро придет в себя.

Наемник действительно очнулся через несколько минут, и Уильям тут же вцепился в него.

— Кто ты? Один из людей Медведя?

— Теперь нет. Я Шейн Мак-Кинзи. Сейчас… — Он огляделся. — Раньше служил у Серого Когтя. С нами связался человек Медведя, мы согласились на него поработать. Мы встретились с Медведем, и он сказал нам, что нужно делать.

— Почему вы бились до смерти? — спросил Хартаг.

— Таков был приказ, — наемник потер затылок. — Похоже, наш капитан, — он махнул рукой в сторону бездыханного тела, которое тащили в сторону сложенного наспех погребального костра, — узнал, что Медведь обладает магическими способностями. Он сказал, что Медведь выследит любого предателя и сожрет его душу. — Шейн моргнул, словно пытаясь прояснить зрение. — Мне и раньше доставалось по голове, но так — никогда. — Он покачал головой. — Так вот, капитан сказал, что быстрая смерть и дорога к Лимс-Крагме лучше, чем если какое-то исчадие ада высосет из тебя кровь и отберет душу.

— Почему вы стали лагерем здесь?

— Нам велели поджидать и убивать каждого, кто последует за Медведем. Мы первый раз работали на него. И похоже, в последний.

— А где сейчас Медведь?

— Не знаю. Мы должны были заночевать здесь и убить тех, кто попытается пройти этой дорогой, а в новолуние Малой Луны встретиться с ним у перевала Двух Клыков.

— Ты лжешь, — заявил Хартаг.

— Может, и так, но вы все равно убьете меня, чтобы я не предупредил Медведя… так к чему мне быть честным?

— Учитывая, что мы все равно убьем тебя, — сказал Уильям, — ты должен раскаяться и помочь нам найти человека, который стоит за всем этим.

— Я был наемником еще тогда, — взглянул Шейн на Уильяма, — когда ты меч в руках не держал. Я не боюсь смерти, но вижу, что ты не решишься на хладнокровное убийство.

Уильям указал на то место, где его люди складывали тела убитых наемников.

— Взгляни на своих товарищей и скажи мне еще раз, что я не решусь. Тем не менее ты можешь остаться в живых, если будешь откровенен. Ты ведь раньше никогда не работал на Медведя, так?

— Что из того?

— Тогда зачем тебе разделять с Медведем наказание? Расскажи нам все, что знаешь, и мои люди проводят тебя в Крондор. Оттуда ты сможешь уплыть на корабле куда захочешь.

Наемник почесал затылок, обдумывая варианты.

— Да, товарищей у меня не осталось… Ладно, договорились. Я соврал насчет убийства всех, кто следовал по этой дороге. Нам нужно было показать, что на нас легко напасть — проклятье, это действительно оказалось слишком легко! — немного подраться, а потом бежать со всех ног. Медведь готовит для вас ловушку на перевале Двух Клыков. Мы должны были завести вас туда. Если поспешите, то застанете его там.

— Спасибо. Ты сделал правильный выбор. — Уильям подозвал ближайшего солдата: — Ты и Блейк — доставьте мистера Мак-Кинзи обратно в Крондор вместе с остальными тяжелоранеными.

— Есть, сэр! — ответил солдат.

— Уилли, ты думаешь, что на этот раз он сказал правду? — тихо спросил Хартаг.

— Да. У него нет причин врать, к тому же лучший вариант для него — это оказаться как можно дальше от Медведя. — Глаза Уильяма загорелись. — Этот ублюдок у нас в руках. Подготовь людей к походу. Мы будем скакать всю ночь и всю следующую, если потребуется, и окажемся у перевала Двух Клыков раньше Медведя.

Хартаг отсалютовал и поспешил передать приказ.

10 ГОБЛИНЫ

Джеймс проснулся. Что-то было не так. Он вскочил на ноги и ударил по спинке кровати Кендарика.

— Что такое? — сонно промычал подмастерье.

— Запах дыма. Я его чувствую.

Джеймс бросился к соседней комнате, где спали монах и Джазара, и начал стучать в дверь. Разъедавший глаза дым уже заполнил коридор.

— Вставайте! — закричал сквайр. — Пожар! Несколько дверей вдоль коридора открылись — постояльцы решили посмотреть, что происходит. Джеймс прокричал еще раз, после чего схватил меч и походную сумку. Джазара и Солон появились мгновением позже и поспешили следом за Джеймсом и остальными вниз по лестнице.

В общем зале стало ясно, что пожар начался у наружной двери, так как стена около выхода была охвачена пламенем.

— В кухню! — крикнул Джеймс.

Он кинулся к двери позади бара и, распахнув ее, увидел, что Добрый Ройос и молодая женщина наполняют кувшины водой.

— Сохраняйте спокойствие! — крикнул хозяин. Джеймс сгреб его за грудки.

— Не теряйте зря время. Вы никогда не потушите такой пожар кувшинами воды. Выбирайтесь отсюда, пока можете!

Добрый Ройос на мгновение замешкался, потом кивнул. Он вытолкнул девушку из кухни на задний двор вместе с гостями, которые спасались через черный ход.

Крики, донесшиеся до них, свидетельствовали о том, что происходит нечто более серьезное, чем простой пожар.

Сквайр и Солон с оружием наготове выскочили на задний двор и увидели банду гоблинов, которые пытались отвязать лошадей, находившихся в стойле под навесом.

Джеймс быстро сосчитал — их было двенадцать. Гоблины были пониже ростом, чем люди, и немного поуже в плечах. Выпуклые лбы венчались очень густыми черными бровями. Черные зрачки желтых глаз отражали свет огня. Джеймс сталкивался с гоблинами и раньше и сразу понял, что сейчас перед ним банда опытных налетчиков. У трех гоблинов был на голове племенной хохолок, означавший, что это либо вожди, либо жрецы. Все были вооружены круглыми щитами и мечами, и Джеймс возблагодарил богов за то, что среди них, кажется, не было лучников.

Из здания постоялого двора появились еще трое вооруженных людей, и Джеймс насчитал, включая самого себя и Солона, одиннадцать бойцов. Зная, что Джазара способна за себя постоять, сквайр крикнул Ройосу:

— Спрячь девушку позади нас!

Гоблины бросились в атаку, и Джазара тут же швырнула в центр нападавших огненный шар. Пламя мгновенно поглотило трех существ, еще трое получили сильные ожоги.

Оставшиеся шесть гоблинов с боевыми кличами неслись вперед, яростно размахивая оружием. Краем глаза Джеймс заметил, как Солон, ловко управляя своим тяжелым боевым молотом, размозжил голову одному из бандитов.

«Минус один, осталось всего пятеро», — подумал Джеймс.

Сквайр заметил Кендарика, неуклюже орудовавшего коротким мечом, и понял, что подмастерье не в состоянии защитить себя. Джеймс отскочил в сторону и толкнул приближавшегося к нему гоблина так, что тот растянулся на земле. Сквайр тут же прыгнул вправо и точным ударом рассек голову гоблину, угрожавшему Кендарику.

Подмастерье уставился на Джеймса выпученными от страха глазами.

— Спрячься за Ройосом! — крикнул сквайр.

Но Кендарик, похоже, остолбенел от испуга и не мог сдвинуться с места. Джеймсу едва удалось избежать удара сзади. Он почувствовал, что кто-то приближается, и буквально в последнюю секунду нырнул влево. Уйди он вправо — стал бы короче на голову.

Джеймс развернулся и увидел, что на него надвигается один из обожженных гоблинов: вся правая половина существа дымилась, глаз распух и не открывался. Джеймс немедленно переместился влево, атакуя гоблина с той стороны, с которой тот не мог его видеть.

Джазара сотворила новое заклинание, и иссушающий красный луч поразил в лицо одного из гоблинов, приближавшихся к Кендарику. Существо завопило, выронило меч и схватилось за глаза. Остальные замерли в испуге.

Кендарик использовал и замешательство и скрылся, оставив гоблина открытым для атаки. Брат Солон и один из постояльцев тут же появились на месте Кендарика и напали одновременно. Гоблин, увидев приближающийся молот Солона, нырнул в сторону. В этот момент второй человек попытался достать его мечом. Двое атакующих помешали друг другу, и гоблину удалось убежать.

Внезапно все оставшиеся в живых гоблины пустились в бегство. Джеймс огляделся, пытаясь оценить ущерб.

Постоялый двор был охвачен огнем, и Ройос вместе с молодой женщиной с ужасом наблюдали за пожаром, держась за руки. Рядом с лошадьми стоял мальчик-конюх, со страхом озираясь.

Полдюжины гоблинов лежали на земле.

Джеймс покачал головой.

— Что могло привести гоблинов так близко к побережью? — начал он размышлять вслух.

Брат Солон подошел и встал рядом с Джеймсом.

— Они, конечно, тупые существа, но не настолько, чтобы пытаться украсть лошадей, не разбив поблизости лагеря.

К ним подошла молодая женщина.

— Жена фермера Тота останавливалась у нас, сэр, — сказала она. — Она направлялась в Крондор, чтобы попросить солдат спасти ее новорожденную девочку.

— Мария! — воскликнул Ройос. — Ты не должна была этого слышать!

— Отец, — ответила девушка, — ты не сможешь оградить меня от всех неприятностей в мире. — Она повернулась и посмотрела на горящее здание. — Разве мой дом не разрушили у меня на глазах?

Хозяин гостиницы обнял ее за плечи.

— Я постоянно забываю, что ты взрослеешь, дочка. Остальные постояльцы: двое мужчин с мечами и еще один с большим охотничьим ножом, а также две женщины — собрались вокруг них.

— Благодарю вас за то, что прогнали гоблинов, — сказал Ройос.

— Жаль, что мы не смогли сделать больше, — ответил Джеймс.

— Вы спасли жизни, — сказал Ройос. — Постоялый двор можно перестроить. Посетители — вот что главное. — Он поцеловал Марию в макушку. — Как и дочери.

Ройос и Мария вернулись к гостинице, чтобы присоединиться к тем, кто пытался затушить угасающее пламя.

— Думаю, они ждут, когда мы выйдем, чтобы расправиться с нами, — предположил Солон.

Джеймс потеребил ухо.

— Но зачем этот бессмысленный налет? Они же должны понимать, что вскоре патруль прочешет все холмы, разыскивая их…

— Может, затем, чтобы увести патруль подальше отсюда? — предположила Джазара.

Джеймс взглянул на волшебницу и жестом предложил отойти в сторону. Когда они оказались на таком расстоянии от других, что их нельзя было расслышать, он спросил:

— Медведь?

— Возможно. Ему было бы на руку, если бы рядом с Вдовьим пиком и Холден Хэдом не оказалось солдат, когда он попытается завладеть Слезой Богов.

— Если бы мы знали, каким образом он хочет завладеть Слезой, то могли бы догадаться, где он прячется, — заметил Джеймс.

— Если бы я была Медведем и не смогла бы заполучить заклинание Кендарика, то дождалась бы его появления и захватила его.

— Можно также подождать, пока мы выполним всю работу, а затем на суше просто отнять у нас Слезу.

— В любом случае, я бы позволила Кендарику добраться до Вдовьего пика, — подытожила Джазара.

— Мне не хочется ждать, — сказал Джеймс, — но лучше не предпринимать никаких попыток, пока в Миллер Рест не подойдет подкрепление. — Он взглянул туда, где ждали остальные. — Брат Солон! — позвал сквайр. — Похоже, ты много знаешь о гоблинах. Думаешь, у них поблизости большой лагерь?

Монах немного подумал, затем ответил:

— Трудно сказать. Эти глупые существа думают иначе, чем мы. Возможно, у них три таких банды. Одна остается в лагере, а две другие разбойничают. В этой банде было несколько вождей и жрецов, а это довольно необычно.

— Но зачем они разбойничают? — спросил Кендарик, который оправился от испуга и следил за ходом разговора.

— А вот это просто, — сказал Солон. — Они украли ребенка. — Он взглянул на небо с ущербной Малой Луной. — Через два дня, во время новолуния, они принесут крошку в жертву. Так что это не просто бандиты, занимающиеся грабежом. Это прислужники, старающиеся ублажить призрака. Их предки велели им спустя к морю, пролить людскую кровь, захватить рабов и лошадей и потом вернуться. Это очень серьезное дело.

— Мы должны что-то предпринять, — воскликнула Джазара. — Если они собираются убить дитя через два дня, солдаты еще не прибудут сюда, чтобы помешать им.

— Мне страшно думать, что младенец погибнет таким образом, — сказал Джеймс, — однако у нас есть более неотложные дела.

Джазара схватила Джеймса за руку.

— Ты позволишь, чтобы ребенка зарезали, как животное? — зло прошипела она.

Джеймс закатил глаза и покачал головой:

— Мне не удастся тебя переубедить, так?

— Нет. Я займусь этим делом одна, если придется.

Джеймс выдернул руку.

— У тебя есть обязательства.

— А ты говорил, что это могло быть организовано для того, чтобы рассредоточить наших солдат. Нам в любом случае придется ждать здесь, Джеймс, раз ты решил не идти в Холден Хэд, пока не прибудет патруль. Если мы сможем спасти ребенка и вернуть его семье, то потеряем всего пару дней, и когда солдаты прибудут сюда, то смогут без задержки отправиться в Миллер Рест.

Смиренно вздохнув, Джеймс махнул Кендарику и Солону, приглашая подойти.

— Солон, могут эти гоблины работать на Медведя?

— Не думаю, — ответил монах. — Хотя он может влиять на них. Немного оружия в дар или магии в помощь, информация о местах, где лучше грабить, несколько бочек вина или эля — и скоро они решат, что разбой в этих местах — это их собственная замечательная идея.

— Этот Медведь, что, повсюду? — удивился Кендарик.

— Нет, — ответил Джеймс, — не думаю. Вряд ли Медведь стоит за этим. Мне кажется, он занят другим.

— Но чем? — спросила Джазара.

— Я расскажу тебе по пути. — Сквайр взглянул на небо. — До рассвета несколько часов, а мы должны подготовиться к дороге.

— И куда мы направляемся? — спросил Кендарик.

— Охотиться на гоблинов, — криво улыбнулся Джеймс.

* * *

Кендарик снова начал ворчать:

— Это не умно!

Джеймс, не обращая на него внимания, повернулся к Солону:

— Они не пытаются замести следы? Монах-воин ехал впереди, по следу гоблинов.

— Нет, им досталось, и они спешат к своим целителям, я думаю.

Джеймс указал вперед. Вдали возвышались холмы, а за ними — Каластийская гряда.

— Думаешь, они прячутся в скалах?

— Я почти уверен в этом, — ответил монах. — Они найдут себе удобную позицию, возможно в закрытом каньоне или на небольшом лугу, но в любом случае их будет крайне сложно выкурить оттуда.

— И мы собираемся «выкуривать их» вчетвером? — возмущенно спросил Кендарик.

— Нет. — Джеймс начал терять терпение. — Мы не будем этого делать. Мы присмотрим за лошадями, а ты уничтожишь их лагерь.

— Я?! — От изумления Кендарик даже остановил коня.

Джазара не сдержалась и рассмеялась. Даже молчаливый Солон хмыкнул. Джеймс покачал головой:

— Расслабься. У меня есть план.

Он отвернулся от Кендарика, который теперь плелся в хвосте.

Джазара наклонилась к сквайру:

— У тебя есть план?

— Нет, — прошептал Джеймс в ответ, — но будет к тому времени, как мы доберемся до места и я пойму, что к чему. Но возможно, он пока помолчит.

Джазара улыбнулась и кивнула. Они продолжили свой путь.

* * *

Наконец Солон дал сигнал остановиться.

— Я не следопыт, но нужно быть слепым, чтобы не заметить вот это. — Он спрыгнул с лошади и указал на дорогу, где в грязи виднелись глубокие отпечатки следов.

— Похоже, он торопился, — заметил монах.

— Кто он? — спросил Кендарик.

— Учитывая, — рассудительно начал Солон, — что никто из нас не владеет даром ясновидения, можно лишь предполагать, однако я подозреваю, что перед нами следы фермера, который пошел вызволять из беды свою малышку.

— Верное предположение, — заключил Джеймс, указывая вперед. Вдали они увидели очертания одинокой фигуры на склоне холма. До этого извилистая дорога скрывала человека от взглядов, но теперь они могли ясно видеть, как решительно он взбирается на холм.

— Нам лучше догнать его, пока он не погубил себя.

Солон оседлал лошадь, и они, пустившись галопом, быстро нагнали фермера. Обернувшись, он наградил их подозрительным взглядом и при этом держал у груди серп как оружие, готовясь нанести удар или отразить вражеский.

— Остановись. — Джеймс поднял правую руку. — Мы здесь по поручению принца.

— Наконец-то! Я уже начал думать, что помощь никогда не придет. Как моя жена?

— Похоже, ты нас с кем-то путаешь, — сказал Джеймс.

— Что? — переспросил фермер. — Это не Бекки прислала вас сюда из Крондора? Я думал, вы пришли спасти мою дочь!

— Успокойся, фермер Тот, — сказал Солон. — Теперь ты под покровительством Ишапа. Мы знаем, что твоего ребенка похитили. Пожалуйста, расскажи нам подробнее, что случилось с твоей дочерью.

Человек немного расслабился.

— Неделю назад я отправился со своим другом Лэйном на охоту. Мы были в предгорьях к востоку отсюда, когда ночью услышали звуки флейт и барабанов. Мы тут же решили посмотреть, что это, и в каньоне неподалеку наткнулись на банду гоблинов. У них был маленький мальчик, и они… о боги!.. они разрубили его надвое. Принесли его в жертву! Я закричал… не удержался, и они бросились на нас. Нам удалось скрыться, однако позавчера они пришли на мою ферму. Мы с Лэйном пытались защищаться, но их было слишком много. Они ворвались в дом и забрали мою дочь. Лэйн — следопыт, и он пошел за гоблинами, а я послал жену, Бекки, в Крондор за помощью, после чего отправился следом за Лэйном. И теперь вот встретил вас.

— Куда пошел Лэйн? — спросил Джеймс.

— Обратно в каньон, я почти уверен. Он оставил для меня метки, чтобы я мог следовать за ним. Я собирался дождаться солдат… но не мог вынести мысли о том, что они принесут мою девочку в жертву.

— Она в безопасности до следующего новолуния, — объяснил Солон.

— Когда мы видели, как убили мальчика, было новолуние Средней Луны, — кивнул Тот. Затем он побледнел. — Завтра ночью новолуние Малой Луны!

— Нужно действовать быстро, — сказала Джазара.

— Это все дело рук этой ведьмы, — в отчаянии воскликнул Тот.

— Ведьмы? — переспросила Джазара.

— Ходят слухи, что в Холден Хэде промышляют колдовством. Эта проклятая ведьма наверняка украла мою дочь для своей грязной ворожбы.

Джазара сердито прищурилась:

— Ты видел «ведьму», когда гоблины убили мальчика?

— Нет, но…

— Сейчас это не имеет значения, — вмешался Солон. — Если мы хотим помочь, нужно действовать без промедления.

— Умоляю вас! — сказал Тот. — Помогите мне найти дочку.

Солон осмотрелся.

— Разбей лагерь здесь, добрый фермер. Мы должны нанести удар сегодня ночью, иначе девочку не спасти.

— Отправляемся в путь, — кивнул Джеймс.

Они поскакали по дороге, а фермер начал озираться в поисках укромного места для ожидания. Джеймс оглянулся и увидел лицо Тота. Было ясно, что они его последняя надежда.

* * *

— Похоже, у этого Лэйна неприятности, — сказал Джеймс. Впереди на дороге лежали кучей тела нескольких мертвых гоблинов. А за ними — еще два трупа гоблинов поперек человеческого тела.

— Он заставил ублюдков заплатить, — печально произнес Солон.

— Но какой ценой! — воскликнул Кендарик. — Он мертв!

— Успокойся, — сказала Джазара.

— Она меня еще успокаивает, — пробормотал Кендарик, качая головой.

— Мне показалось, что он только что шевельнулся. — Джеймс спрыгнул с лошади и поспешил к месту схватки. Он убрал тела двух гоблинов и осмотрел человека.

— Принесите воды! — велел сквайр.

Джазара поспешно принесла бурдюк с водой. Джеймс немного приподнял голову Лэйна, волшебница побрызгала ему на лицо, и он очнулся.

— Гоблины… — прохрипел Лэйн, моргая. — Они забрали дочь моего друга. Я нашел их лагерь… но их было слишком много.

— Не беспокойся, мы разберемся с ними, — пообещала Джазара.

— Они близко, в небольшом каньоне к северу отсюда. Пожалуйста, не дайте им убить малышку. Джеймс собирался задать ему вопрос, однако глаза Лэйна уже закатились. Сквайр нагнулся поближе к губам лежащего и через минуту тихо произнес:

— Он умер.

— Его смерть не будет напрасной, — сказал Солон. — Мы свершим правосудие!

Джеймс осторожно опустил голову погибшего на камни и встал.

— Через два часа стемнеет. — Он посмотрел вверх. — Давайте попробуем найти этот каньон. — Он махнул Солону и Кендарику, чтобы те спешились. — Мы отведем лошадей к входу в каньон и оставим там. Когда вернемся, то похороним Лэйна как подобает.

Они добрались до входа в каньон меньше чем через час. Из скалы вытекал небольшой ручей, пересекая тропу, прежде чем устремиться вниз по склону.

— Напои лошадей и не давай им разбрестись, — велел Джеймс Кендарику. — Мы вернемся, как только сможем.

— Вы оставляете меня здесь одного? — встревожился подмастерье.

— Ну, если ты хочешь отправиться в лагерь гоблинов…

— Нет! Что ж, ладно, одного так одного…

— Знаешь, — словно размышляя вслух, произнес Джеймс, — в настоящий момент твоя жизнь важнее, чем моя или Джазары. — Он подумал минутку. — Солон, ты тоже останься. Если мы не вернемся, отправляйся в Миллер Рест за патрулем. Затем идите в Холден Хэд, поднимите корабль и извлеките Слезу.

Солон хотел было возразить, однако, подумав мгновение, понял мудрость такого плана.

— Хорошо, я буду ждать.

Джеймс и Джазара подошли к склону каньона. Осторожно пройдя по узкой тропе, которая вела вниз, они подошли к повороту, изгибавшемуся влево. Джеймс заглянул за угол. Затем повернулся к Джазаре и, показав ей два пальца, прошептал:

— Двое стражников.

Она кивнула. Сквайр оглянулся на край каньона и указал на место немного позади Джазары.

Проследив за его взглядом, она увидела небольшой выступ, за который можно было взяться, и понимающе кивнула. Закинув посох за спину, волшебница проворно взобралась на выступ. Джеймс последовал за ней. Он прошептал ей на ухо:

— Я собираюсь подняться повыше и посмотреть, что там. Если есть путь мимо стражников, я найду его. Если нет, то попробуем с другой стороны.

— А если и с другой стороны нет пути? — спросила она шепотом.

— Тогда придется убить стражников и действовать быстро, пока нас не заметили.

На лице Джазары отчетливо отразилось все, что она думает по этому поводу.

— Пожалуйста, найди другой путь, — попросила она.

Джеймс пополз по краю каньона, прижимаясь к скалам для того, чтобы его не заметили на фоне все еще ясного неба. Он миновал изгиб и взглянул вниз, чтобы убедиться, не открылся ли он для стражника на противоположной стороне каньона, однако, к его облегчению, гоблина нигде не было видно.

Джеймс медленно продвигался вперед. Поднявшись выше, он смог глянуть вниз, в каньон. Сквайр увидел дюжину палаток, окружающих одну огромную, в которой могло поместиться не менее десятка воинов. Он присел на землю на мгновение и проанализировал увиденное. Палатки были явно сделаны руками людей. В своих деревнях гоблины сооружали хижины из палок и веток, а когда охотились и добывали пропитание, то ночевали в пещерах или под навесами из веток.

Затем Джеймс увидел человека. Среди банды гоблинов был человек-дезертир! Он ожидал, что человек будет одет в черное, как ночные ястребы, и даже испытал небольшое разочарование, когда тот подошел к огню и оказался обычным наемником. Джеймс задумался: наемники и гоблины… Похоже, что к набегам гоблинов причастен Медведь. Или тот, кто стоит за ним…

Однако Джеймс решил поразмышлять над всем этим в другой раз. Сейчас надо сосредоточиться на спасении ребенка.

Наемник толкнул гоблина, который, ворча, отошел в сторону, чтобы человек мог вынуть нож и отрезать кусок от четверти быка, жарившегося на костре. Человек ловко насадил мясо на кинжал, оторвал кусок и отвернулся от круга гоблинов у огня. Джеймс видел, как он жевал говядину.

Затем сквайр услышал плач ребенка. Поняв, что девочка еще жива, он испытал облегчение и одновременно настоятельную потребность действовать немедленно. Взгляд Джеймса раз за разом пробегал по лагерю. Старые воровские навыки помогли наметить путь вдоль края каньона, который привел бы его к большой палатке, где и находился ребенок.

Джеймс еще раз взглянул вниз на лагерь. Несколько гоблинов залечивали раны, полученные, очевидно, во время своего неудачного набега на постоялый двор прошлой ночью. «Как пробраться внутрь, а потом еще и выбраться оттуда незамеченным?» — напряженно думал Джеймс.

Он посмотрел на небо и понял, что до восхода убывающей Малой Луны осталось примерно три часа. Средняя Луна была в полной четверти и находилась высоко в небе. Когда Малая Луна взойдет, она сядет. Большая Луна тоже была убывающей и вставала через час после Малой.

Джеймс произвел подсчет. У него был примерно час относительной темноты, за который нужно было успеть проникнуть в лагерь, выкрасть ребенка и вернуться туда, где ждали Солон и Кендарик. Хотя перспектива пройти мимо стражников лишних три раза его не радовала, он знал, что должен вернуться к Джазаре и обсудить план с ней: ему могла понадобиться помощь волшебницы.

Осторожно пройдя по краю каньона обратно и миновав изгиб, он добрался до места, где оставил Джазару. Сквайр тихо произнес ее имя и услышал снизу ответ:

— Сюда.

Он спрыгнул вниз.

— Что ты обнаружил?

— Девочка жива, и, думаю, мне удастся добраться до нее. Но можешь ли ты как-нибудь успокоить ее? Меня наверняка обнаружат, если она закричит.

— Я попробую. Сколько у нас времени?

— Я должен вернуться к палатке в течение часа.

— Тогда придется поторопиться. Мне нужен небольшой огонь, а все мои вещи остались на лошади.

Джеймс махнул, чтобы она следовала за ним.

— Тихо, — предупредил он.

Они добрались до того места, где ждали Кендарик и Солон. Кендарик тут же начал задавать вопросы, однако Джеймс отмахнулся от него.

— Девочка жива, и я вытащу ее оттуда, но сейчас мне нужен огонь.

Солон не медлил и сразу начал собирать ветки и прутья для костра. Джазара сняла свой мешок с лошади и села на землю, держа его перед собой. Она быстро вынула несколько пузырьков, маленькую медную миску и пару перчаток из тонкой кожи.

— Сложно заставить ребенка выпить что-то неизвестное, — объясняла она во время работы, — испугавшись, она может закричать. Но я приготовлю зелье, которое погрузит ее в глубокий сон на несколько часов, как только она его вдохнет. Немного зелья на тряпочку, подержать несколько мгновений около рта и носа — этого хватит. Однако будь осторожен и не вдохни его пары сам, даже издалека. Тебя оно, может быть, и не усыпит, но замедлит реакцию и помешает благополучно вернуться.

— Убьет — вот что она имеет в виду, — проворчал Кендарик.

— Парень, — вмешался Солон, — тебе никто не говорил, что иногда ты такой же надоедливый, как прыщ на ягодице?

Джеймс хихикнул, а Джазара, кажется, ничего не слышала, так была занята смешиванием порошков из пяти выбранных баночек. Наконец она добавила несколько капель воды и, произнося заклинание, поставила миску рядом с костерком, который разжег Солон.

Вытащив из сумки пустую банку, Джазара сняла с нее крышку и ловко подняла медную миску, осторожно держа ее двумя пальцами. Затем быстро перелила содержимое в баночку и снова закрыла ее крышкой.

— Будь осторожен, — сказала она, передавая баночку Джеймсу. Затем снова порылась в своей сумке, что-то оттуда вынула и протянула ему. — Вот чистый кусок ткани. Перед тем как прикоснуться к ребенку, капни немного жидкости на ткань и подержи у лица девочки. Понадобится несколько мгновений. Она не проснется, даже если ты будешь расталкивать ее или громко кричать.

— Спасибо, — сказал Джеймс. — Если я начну громко кричать, то будет уже не важно, проснется она или нет. — Он взглянул на небо. — Мне нужно спешить. Ждите здесь, и пусть лошади будут готовы к быстрой скачке, если придется спасаться бегством. — Он подумал еще немного. — Хотя… Пусть они будут готовы к быстрой скачке в любом случае.

— Наконец хоть одно мудрое предложение, — ухмыльнулся Кендарик.

Джеймс отстегнул перевязь меча, понимая, что если окажется в ситуации, когда ему понадобится меч, то он и девочка будут перед лицом смерти, не иначе. Он проверил, плотно ли сидит в ножнах кинжал, и, спрятав баночку и кусок ткани под рубаху, развернулся и поспешил назад к каньону.

Сквайр быстро достиг того места на хребте, откуда осматривал лагерь, и на этот раз пробрался оттуда до шатра. Средняя Луна уже зашла на западе, и скоро должны были появиться Малая и Большая Луны. В центре лагеря горел небольшой костер, вокруг него на земле лежали несколько гоблинов. Храп, доносившийся из палаток, подсказал Джеймсу, что, за исключением часовых, весь лагерь спит. Джеймс быстро попросил Рутию, богиню удачи, чтобы гоблины и наемники оказались не столь сообразительны и не послали кого-нибудь в дозор на вершину склона. Сквайр расположился над самой большой палаткой и осмотрелся. Немного переждав, он начал осторожно спускаться.

Добравшись до места, он приложил ухо к стенке палатки, но не смог ничего расслышать сквозь толстое полотно. Пол палатки был закреплен так плотно, что не стоило и мечтать о том, чтобы приподнять полотно и забраться под него. Сквайр вынул кинжал.

Тихо воткнув кончик в плотную холщовую ткань, он ловким и быстрым движением взрезал ее, не создавая шума. Затем проделал дыру, достаточную для того, чтобы заглянуть внутрь. Джеймса чуть не стошнило из-за зловония, исходившего из палатки. Он знал этот запах — запах мертвых тел. Сквайр подавил рвотный рефлекс и огляделся.

Трое гоблинов спали в спальных мешках на земле, а еще один храпел на возвышении перед подобием алтаря. Джеймс оглядел помещение в поисках ребенка и увидел за алтарем какой-то предмет размером с колыбель. Проскользнув сквозь дыру в полотне, он подполз поближе.

Это в самом деле оказалась простенькая колыбель, и в ней спала малышка. Сквайр оглянулся, и по его телу пробежала дрожь. На алтаре лежали части человеческих тел, сложенные в причудливую имитацию человеческой фигуры. Верхняя часть женского туловища лежала над тазом мужчины. Слева была положена детская рука, а справа лежала рука то ли подростка, то ли маленькой женщины. Под тазом были расположены разные, не подходившие друг к другу ноги и ступни. Маленькой девочке, лежавшей в колыбели, похоже, уготовили роль головы. Джеймс не имел понятия, что это за темное волшебство, и не собирался выяснять. Его недавний опыт в крепости ночных ястребов, где он чуть не стал желанным гостем на ритуале призыва демона, привил ему стойкое отвращение к магии подобного рода.

Джеймс ловко вынул из-под рубахи баночку и кусок ткани, после чего, задержав дыхание, пролил немного жидкости на ткань. Когда она стала влажной, он поднес ее к лицу девочки. Через мгновение он положил тряпочку поверх колыбели и закрыл баночку крышкой. Убрав баночку обратно под рубаху, сквайр склонился, чтобы взять ребенка.

Удивленно хрюканье заставило Джеймса оглянуться. Позади стоял гоблин-жрец, который только что спал за алтарем. Существо смотрело на Джеймса, выпучив от изумления глаза. Джеймс схватил тряпочку, скомкал ее и кинул через алтарь, попав гоблину в лицо так, что кусок ткани закрыл нос и рот. Жрец удивленно моргнул и попытался поднять руки, однако в тот момент, как пальцы с черными когтями коснулись тряпочки, глаза гоблина закатились, и он упал на пол.

— Спасибо тебе, Джазара, — прошептал Джеймс и вытащил девочку из колыбели.

Взяв одеяло ребенка, он быстро связал его наподобие заплечного мешка и покинул ужасное место, унося девочку таким же образом, каким обычно уносил сокровища, когда в детстве грабил богатые дома. Он забрался на скалу и быстро проделал путь вокруг каньона, каждую секунду ожидая сигнала тревоги. Добравшись до места, где можно было безопасно спуститься, сквайр спрыгнул вниз и побежал.

Когда он добрался до своих друзей, лошади уже были наготове и все его спутники сидели в седлах.

— Я принес ее, — сказал Джеймс, и Джазара протянула ему руки. Джеймс передал ребенка волшебнице, после чего вскочил на свою лошадь.

Вся четверка пришпорила коней, и вскоре они уже неслись по дороге.

* * *

Часом позже они нашли фермера Тота, который сидел у костра в напряженном ожидании. Увидев их, он вскочил на ноги и побежал навстречу.

— Это она? — не удержавшись, вскричал он, увидев сверток в руках Джазары.

— Она проспит до утра, а после этого несколько часов будет немного вялой, — сказала Джазара, передавая ему младенца. — Потом все придет в норму.

— Хвала богам! Она жива и невредима. Не знаю, как вас благодарить!

Джеймс поглядел по сторонам.

— Мы доедем с тобой до фермы. Гоблины могут не обнаружить пропажу и до рассвета, однако лучше быть начеку.

— Спасибо вам! — опять воскликнул фермер. Загасив костер, он пошел с ними, указывая дорогу.

— У нас есть еще новости, печальные, — сказала Джазара. — Твой друг Лэйн мертв. Мне жаль.

— Я так и подумал, когда увидел, что его нет с вами, — признался Тот.

— Но он сразился с негодяями, — мрачно произнес Солон, после чего взглянул на Кендарика, который на этот раз проявил мудрость и промолчал. — Он был героем, вне всяких сомнений.

Фермер помолчал несколько мгновений, потом сказал:

— Мы еще не решили, какое имя дадим нашей дочери, но думаю, теперь мы назовем ее Лэйн, в память о моем друге.

— Он гордился бы этим, — откликнулся Солон. К рассвету они проехали несколько миль. Пару раз они устроили короткий привал, и иногда Джеймс или Солон давали Тоту возможность проехать на лошади, а сами несли крошку Лэйн.

Вскоре после восхода солнца девочка проснулась и начала беспокойно ворочаться.

— Она голодна, а матери нет рядом, — сказал фермер. — Ей придется подождать, пока мы не доберемся до моей фермы, там я подою козу.

— Далеко еще? — спросил Кендарик, у которого уже болела шея от необходимости оглядываться каждые несколько минут.

— Не очень, — ответил Тот. — Если все хорошо и моя жена нашла в Крондоре помощь, то возможно, она будет на ферме к нашему возвращению.

Джеймс и Джазара немного отстали от остальных.

— Ты ничего не рассказывал о том, что увидел в лагере, — заметила Джазара.

— Да, — согласился Джеймс, но кроме этого не произнес ничего.

— Тебя что-то встревожило? — спросила она.

— Да.

— Не хочешь рассказывать?

— Не хочу, — кивнул Джеймс и тут же добавил: — Нет, возможно, мне стоит поговорить с тобой об этом. Ты ведь советник принца по магическим вопросам.

Он описал увиденную им жуткую картину: алтарь и лежащие на нем части тел.

— Это черная некромантия, — объяснила Джазара. — Отвратительная магия, и это вполне объясняет появление того монстра, которого мы видели в подземельях Крондора. Кто-то создает исчадий ада для проникновения в Королевство, но с какой целью?

— Может, это совпадение? Может, гоблины сами решили вдруг заняться магией?..

Голос Джеймса становился все тише под неодобрительным взглядом волшебницы.

— Ты же сам понимаешь, что это не так, — мягко сказала она. — За этим стоит какое-то сообщество, какая-то сила, которая всем управляет.

— Кроулер? — предположил Джеймс.

Джазара пожала плечами:

— Возможно. Или кто-то другой — его соратник или тот, кто его использует. А может быть, это только совпадение и в Королевстве действуют две злые силы…

— Нет, — прошептал Джеймс. — Мой нюх на неприятности подсказывает, что здесь нет совпадений. Мы просто не можем уловить связь.

— А что, если связи нет? — задумчиво произнесла Джазара.

— Что ты имеешь в виду?

— Что, если все, что мы видели, — просто цепь отдельных преступлений, совершаемых, чтобы дестабилизировать ситуацию в Западных землях?

— И кому это выгодно? — вздернул брови Джеймс.

Джазара улыбнулась:

— У тебя есть время на то, чтобы прослушать весь список?

Джеймс покачал головой, зевая.

— Как же я устал, — признался он. — Да я сам знаю. Кеш, Квег, некоторые из Восточных королевств, к тому же полдюжины мелких вельмож, которым нестабильность нужна для того, чтобы занять значительные позиции, и так далее.

— Это политические причины, — сказала Джазара. — А есть еще кое-кто, у кого нет политических целей, но есть собственные амбиции или кое-что даже хуже.

— Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду людей, которые вступают в союз с темными силами, чтобы под прикрытием хаоса захватить власть.

— Я слышал об этом, — повернулся к ним Солон. — Знаешь, она права. Во вселенной есть силы, единственная цель которых — погрузить нас всех во тьму и отчаяние.

— Никогда не понимал смысла этого! — заявил Джеймс. — Правда, я никогда и не служил фанатично темным силам.

Джазара засмеялась, и даже Солон усмехнулся.

— Ты хотя бы достаточно мудр и признаешь существование того, что тебе трудно представить, — одобрительно сказал монах, немного подстегнув коня, чтобы поравняться с Джеймсом и волшебницей.

— Я многое могу представить, — возразил Джеймс. — И понимаю: только что сказанное тобой о силах, стремящихся сеять повсюду хаос и тьму, явно имеет отношение к нашей миссии.

— Ты прав, — согласился монах.

Дальше до фермы Тота они ехали в молчании. К забору рядом с фермой было привязано около дюжины лошадей. Во дворе столпились солдаты, и Джеймс с удивлением увидел знакомое лицо.

— Джонатан! — крикнул он. — Что привело тебя сюда?

Сын бывшего шерифа Крондора повернулся и поднял руку в знак приветствия.

— Ситуация в городе еще не прояснилась, сквайр, и его высочество решил, что мне лучше уехать на некоторое время.

Джеймс спрыгнул с коня и передал поводья ближайшему солдату. Фермер Тот и его жена нежно приветствовали друг друга. Джеймс махнул Джонатану Минсу, чтобы тот отошел вместе с ним.

— Что это значит? — спросил он.

— Капитан Гаррут пытается убедить его высочество избавиться от службы шерифа и сосредоточить всю заботу о городском порядке в руках стражи.

— И усилить таким образом свое влияние и власть, — сказал Джеймс.

— И повысить собственную значимость, — кивнул Джонатан. — Я не ищу власти, но шериф в Крондоре существовал всегда.

Джеймс покачал головой.

— Иногда… — Он медленно выдохнул. — Нет, сделать город частным владением короны никогда не было хорошей идеей. Принцы — основатели города поняли это на собственном горьком опыте. Городской суд и служба шерифа, не связанные с двором, всегда были лучшим способом решения гражданских споров и проблем мелкой преступности. — Он посмотрел на Джонатана. — Я поговорю с Арутой об этом, когда вернусь. Сомневаюсь, что он согласится на предложение Гаррута. — Он резко понизил голос и почти прошептал: — Но почему он удалил тебя из города?

Минс не отличался особым чувством юмора, однако на сей раз он улыбнулся.

— Возможно, для того, чтобы я принес от тебя весточку о том, как обстоят дела на севере.

— По-моему, слишком нецелесообразно, — заметил Джеймс, — если только у тебя нет других занятий, кроме помощи фермеру и его жене.

Джонатан кивнул, и они отошли еще дальше в сторону.

— Арута открыл мне, что ему сообщают о разных ужасах, творящихся в этих местах. Алан, его агент, доложил о таких происшествиях за последние две недели — заражение домашнего скота, монстры в лесах, исчезновение детей и тому подобно. Тебе нужно сосредоточиться на своей миссии, но быть предельно осторожным. Я должен встретиться с патрулем, направляющимся в Миллер Рест, и при необходимости оказать помощь.

— То есть Арута считает, что дюжины крондорских солдат может оказаться недостаточно?

— Видимо, так, — ответил Джонатан. — Будь начеку, когда минуешь прямую дорогу на Миллер Рест. Оттуда до Холден Хэда ты предоставлен сам себе, пока мы не получим известия, что пора вас вытащить.

— Спасибо, — сказал Джеймс. Легким кивком он показал Джонатану, что тот может вернуться к своим людям.

Оставшись ненадолго один, Джеймс призадумался и еще раз поразился масштабам попытки овладетьСлезой. Как все это связано с бессистемной на первый взгляд неразберихой — ночные ястребы, мертвые воры, монстры, безумные жрецы и все остальные, кто встретился ему со времени заговора, устроенного Макалой и другими цуранийскими магами? Джеймс знал, что все время присутствовала какая-то третья сторона. Не Кроулер, и точно не Братство Темной Тропы, и даже не те жрецы, которые взяли под контроль ночных ястребов. Кто-то другой…

Он чувствовал, что Джазара права: за всем, что произошло в последний год, стояла некая таинственна и могучая сила. И сквайр был полон решимости разоблачить эту силу и избавить Западные земли от зла.

11 ХОЛДЕН ХЭД

Путешествие продолжалось два дня. Патруль в Миллер Ресте еще не появился. Джеймсу и его товарищам не было смысла задерживаться там, поэтому они запаслись провизией в маленькой лавке рядом с мельницей и направились на север, к Холден Хэду.

К югу от деревни узенькая дорога отходила от основной на запад. Она вела сквозь прибрежные скалы к широкому песчаному пляжу. Джеймс спешился.

— Отсюда совсем недалеко до Вдовьего пика. — Он указал на участок земли, уходящий в море. — Если дворцовые карты не врут, то эта скала находится там, за поворотом.

Они напоили лошадей, затем привязали их к дереву у дороги и отправились в путь пешком.

— У нас в запасе несколько светлых часов, — сказал Джеймс, когда они пробирались по песку. — Кендарик, сколько времени потребуется, чтобы сотворить заклинание?

— Несколько минут, — ответил член гильдии морских мародеров. — Я могу поднять корабль и удерживать его над водой достаточно долго, чтобы вы взошли на него и нашли то, что вам нужно.

— Нам потребуется лодка, — заметил Солон.

— Нет, монах, — рассмеялся Кендарик. — Изюминка моего заклинания не только в том, что его может сотворить один человек, обладающий определенными способностями, но и в том, что оно делает воду вокруг корабля плотной. Вы сможете подойти к нему и забрать свою безделушку.

— Надеюсь, нам повезет, — улыбнулся Джеймс, — и мы без проблем достанем «безделушку».

Они обогнули мыс и обнаружили, что карты принца были точны: вот он, Вдовий пик — высокий скалистый выступ, далеко выдающийся в море. Погода испортилась, огромные волны то и дело накатывали на скалы. Из воды торчало несколько мачт — останки старых кораблей, которые море еще не успело поглотить. Маленький отряд двинулся к самой кромке воды.

Кендарик рассматривал залитые розовым светом заката обломки наклоненных мачт, похожие на кладбищенские кресты.

— Какой из них я должен поднять? — спросил он, нахмурившись.

— Понятия не имею, — признался Джеймс.

К ним подошел Солон.

— Это место смерти, — торжественно произнес он. — Кладбище судов и людей.

Он собирался продолжить, но Кендарик перебил монаха:

— Что за запах? Как перед бурей… такой резкий…

Джазара подошла к оконечности мыса последней.

— Это магия! — крикнула она.

Внезапно налетел ветер, порывы которого едва не сбили Джеймса и его спутников с ног. Море вокруг них помутнело, хотя неподалеку оно по-прежнему оставалось спокойным.

Неожиданный удар заставил Солона покачнуться, и он неуклюже повалился на камни. Джеймс вытащил меч, еще не видя, кого атаковать. Кендарик присел, стараясь держаться как можно ближе к земле. А Джазара подняла свой посох и крикнула:

— Пусть откроется истина!

Ярко-белый заряд энергии отделился от посоха, настолько ослепительный, что Джеймсу пришлось прикрыть глаза. Сквайр часто заморгал, пытаясь избавиться от набежавших слез.

— Смотри! — услышал он крик Джазары. Зрение наконец прояснилось, и Джеймс увидел, что впереди, над мачтами одного из кораблей висят два существа, чем-то похожие на рептилий, с длинными изогнутыми шеями и хвостами. Странные создания с силой били по воздуху огромными крыльями, напоминавшими по форме крылья летучих мышей, от их взмахов и рождался этот сбивавший с ног ветер. На головах магических тварей виднелись лишь два рубиново-красных глаза и разрез вроде рта, который открывался и закрывался, как у рыбы, выброшенной на сушу.

Джазара устояла на ногах, но ей пришлось прокричать заклинание. Теперь в ее руке появился алый заряд энергии. Она метнула его в чудовищ. Красный шар попал в существо справа, и оно раскрыло рот, словно завопив от боли. Однако они слышали только завывание ветра. Монстр слева устремился прямо к Джеймсу с товарищами. Сквайр вскочил на ноги с мечом наготове. Солон тоже поднялся и вытащил свой боевой молот.

Чудовище направилось прямо к Джазаре, и Джеймс бросился ему наперерез. Когда его меч коснулся монстра, от того полетели белые искры. В ушах снова загремел вой ветра. Монстр замешкался, и Солон, сделав шаг вперед, обрушил молот на его голову. Оглушенное ударом, существо рухнуло на камни.

Одно из крыльев коснулось земли, и в этом месте тут же вспыхнуло зеленое пламя, которое постепенно охватило летучую тварь целиком. Несколько мгновений существо корчилось на скалах, но вскоре исчезло, а затихающий ветер быстро разнес дым, оставшийся от него.

Второй летун уже оправился от заклинания Джазары и кружил в воздухе со странными криками, похожими на завывание ветра в пустом дереве.

— Смотрите! — воскликнула Джазара.

Из воздуха появилось еще одно магическое создание, сделало круг и присоединилось к первому. Ветер снова усилился, и людям с трудом удалось остаться на ногах.

Джазара сотворила еще одно заклинание — на этот раз возник длинный, тонкий луч красной энергии, который снова поразил одного из летунов в голову. Тот затрясся от боли, потерял ориентацию, перевернулся, словно пытаясь лечь на бок в воздухе, после чего начал, медленно вращаясь, опускаться в море. Как только монстр коснулся воды, вспыхнуло ярко-зеленое пламя, и все было кончено.

Джеймс огляделся и заметил подходящий камень — увесистый с виду и достаточно маленький по размеру, чтобы его можно было удержать. Он сделал шаг назад, поднял камень и метнул его изо всех сил в оставшегося летуна, который как раз издал завывающий звук, очевидно, особый зов, как подумал Джеймс. Камень попал монстру в голову, и наступила тишина.

— Джазара! — крикнул Джеймс. — У тебя в запасе осталось еще что-нибудь, чтобы справиться с этой тварью? Тогда используй это скорее, пока он не призвал на помощь еще кого-нибудь!

— Есть один фокус! — ответила Джазара.

Она подняла свой посох, и с конца его отделился огненный шар. Джеймс и Солон отвернулись, когда он пролетал между ними, и почувствовали обжигающий жар. Огненный заряд полетел к чудовищу, пламя охватило его, тут же сделалось зеленым, и монстр исчез.

Ветер сразу утих.

Кендарик медленно встал. Испуганно озираясь, словно ожидая нового нападения, он пролепетал:

— Кто это были?

— Думаю, стихийные элементали, — ответила Джазара, — хотя я их раньше не встречала. Мои наставники утверждали, что подобные существа однажды напали на Звездную Пристань.

— Я слышал эту историю от Гардана, — добавил Джеймс. — Если они касаются огня, воды или земли, то исчезают.

— Да помогут нам боги! Я буду молиться, чтобы это была наша последняя встреча с ними! — залепетал Кендарик.

— Кто-то не хочет, чтобы мы подняли этот корабль, — заметил Солон.

— Вот еще один повод поднять его прежде, чем вернется тот, кто оставил здесь таких стражей, — сказала Джазара.

— Но который именно корабль нам нужен? — спросил Кендарик.

— Ты — тупоголовый болван. Вон тот! — указал Солон на одну из мачт.

— Откуда ты знаешь? — удивился Кендарик.

Джеймс усмехнулся:

— Потому что элементали охраняли именно его!

Солон на мгновение прикрыл глаза.

— К тому же я что-то чувствую там, внизу.

— Что? — спросил Кендарик.

— То, что мы собираемся достать, — ответил монах.

— Прекрасно, — кивнул подмастерье. — Дайте мне свиток.

Джазара сняла свой дорожный мешок и открыла его. Она достала из него свиток, который нашла в комнате Кендарика. Подмастерье взял его, прочитал, затем кивнул.

— Я мог бы сделать это один, однако с твоей помощью, волшебница, нам удастся провернуть все быстрее. — Он указал на два места в заклинании: — Произнеси эти два отрывка со мной и еще вот этот. Для заклинателя твоего уровня это будет несложно.

— Я изучила твое заклинание, — рассудительно сказала Джазара, — и помогу тебе, чем смогу.

Повернувшись лицом к морю, Кендарик направил руку в сторону мачты корабля и начал произносить заклинание. Джазара присоединилась к нему в том месте, которое он указал, и их голоса наполнили воздух непонятными словами.

В том месте, куда указывал Кендарик, появилось облако тумана. Над водой оно сгустилось, и море стало мутным от магической энергии. Звенящий звук наполнил воздух, и Джеймс увидел, как верхушка мачты завибрировала.

Внезапно все прекратилось. Туман исчез, море успокоилось, и корабль замер на месте.

— Думаю, твое заклинание еще надо доработать, — покачал головой Джеймс.

— Нет, — возразила Джазара. — Дело не в его заклинании. Когда мы творили его, я чувствовала, что кто-то борется с нами. Нам помешали.

Кендарик взглянул на скалы, как будто пытаясь кого-то разглядеть.

— Она права. Я тоже это почувствовал.

Взгляд Солона тоже устремился на утесы.

— Тогда нам нужно определить источник помехи. Если мы этого не сделаем, то орден Ишапа окажется в опасности, а одна из самых важных тайн попадет в руки врага!

Кендарик взглянул на Джеймса, словно спрашивая, не преувеличивает ли монах. Джеймс ответил мрачным взглядом.

Кендарик кивнул, и Джазара повела их обратно, туда, где они оставили лошадей.

* * *

Холден Хэд оказался маленьким поселением, состоявшим из дюжины домов, которые были выстроены вокруг перекрестка дорог. Главная Королевская дорога шла с севера на юг от Миллер Реста до Вершины Квестора. Дорога с востока на запад тянулась от Вдовьего пика до ферм, рассеянных между деревней и лесистыми предгорьями.

В центре поселка путники обнаружили постоялый двор «Приют моряка». Перед входом громко спорили двое мужчин.

Один из них — судя по одежде, фермер — кричал:

— Это зашло слишком далеко! Ее нужно остановить! Нужно было, чтобы солдаты казнили ее, когда были здесь.

Другой мужчина — полноватый, средних лет, в добротной тунике и жилете — горячился:

— У тебя нет доказательств, Алтон. Мы столько всего перенесли, тебе недостаточно?!

— Продолжай в том же духе, Тодди, и скоро ты не будешь старостой. Черт, продолжай в том же духе, и скоро здесь вообще не будет поселка! Лайл сказал мне, что…

Джеймс и его спутники придержали лошадей и остановились возле спорщиков. В этот момент человек по имени Тодди перебил собеседника:

— Лайл — пьяница! Если он думает, что мы собираемся… — Тут он наконец заметил незнакомцев. — Похоже, у нас гости.

Староста расплылся в улыбке, которая должна была, очевидно, выглядеть лучезарной, но получилась несколько кривоватой.

— Добро пожаловать в Холден Хэд. Вы прибыли надолго?

— Нет, — встрял фермер, — если собираются еще пожить.

— Алтон! Лучше займись своими делами!

— Поговорим об этом позже, Тодди! — сказал Алтон. — Во имя небес, обязательно поговорим!

Фермер развернулся и быстро пошел прочь.

— Прошу прощения за его грубость, — извинился староста. — Он немного расстроен из-за случившегося.

— Он упомянул каких-то солдат?.. — заинтересованно спросила Джазара.

— Отряд крондорских солдат проходил здесь несколько дней назад; похоже, они преследовали беглеца.

— Уильям и его люди? — Джазара взглянула на Джеймса.

— Возможно, — кивнул он.

Солон спешился.

— А что у вас за проблемы? Тодди уставился в землю, затем снова поднял глаза.

— Мы… ну… У нас в последнее время были некоторые проблемы с волками. Ну, еще долгая зима, и все такое… Теперь прошу извинить меня, дела, знаете ли! Кстати, приглашаю вас присоединиться ко мне, потому что через пару часов после заката я закрою двери. И я не советовал бы вам оставаться снаружи… — Он поспешил внутрь здания и прикрыл дверь.

— Странно, — заметил Кендарик.

Путники двинулись к заднему двору, где их встретил мальчик-конюший. После того как Джеймс отдал распоряжения по уходу за лошадьми, вся компания обошла здание и вошла через главный вход.

Постоялый двор был небольшим, но довольно приятным. На первом этаже размещались кухня и общий зал, лестница у дальней стены вела на второй этаж. Слева в камине трещал огонь. Ноздри щекотал заманчивый аромат бульона, кипящего в котле. Рядом был укреплен большой вертел для мяса.

Через мгновение появился Тодди. Он принес кусок говяжьей туши и насадил его на вертел.

— Морин! — крикнул он. — Иди переворачивай мясо!

Пожилая женщина выскочила из кухни и кивнула гостям, пробегая мимо. Тодди повернулся к Джеймсу и его товарищам.

— Рад, что вы решили провести ночь здесь. Возможно, это не слишком шикарное место, но я хотел бы, чтобы вы чувствовали себя как дома. Могу предложить вам эля, если хотите.

— Хорошо бы для начала, — кивнул Кендарик.

— Вот и отлично, — сказал Тодди. — Располагайтесь поудобнее!

Он вернулся через несколько минут с четырьмя кружками, наполненными пенистым элем.

— Меня зовут Аганатос Тоддхантер. Люди зовут меня Тодди. Я хозяин постоялого двора и одновременно староста нашей маленькой деревушки. Придерживаюсь предписания принца — сужу и наказываю за мелкие преступления и разрешаю гражданские споры, — с гордостью сообщил он.

— Это большая ответственность, — сухо заметил Джеймс.

— Да нет. — Тодди выглядел несколько обескураженным. — По правде говоря, самые серьезные споры тут вроде того, что свинья одного фермера залезла на участок другого, и нужно решить, кто оплатит повреждения или у кого остается свинья, — Тодди пытался шутить.

— Не хотите выпить с нами? — предложила Джазара.

— Очень любезно с вашей стороны, что пытаетесь немного оживить эту унылую ночь, — сказал Тодди. Он подошел к барной стойке, налил себе кружку эля, вернулся к столу и встал рядом. — Премного благодарен! — Он сделал большой глоток.

— Почему же тут так уныло? — спросила Джазара.

— Ну, из-за… волков и всего остального… мы уже потеряли нескольких жителей.

Солон сурово взглянул на Тодди.

— Волки так близко к домам — это странно, — бросил он. — Обычно они держатся подальше от селений. И что, никто на них не охотится?

Тодди сделал еще один глоток.

— Пожалуйста, простите, что я упомянул об этом. Вас это не должно беспокоить. Просто отдыхайте. Но прошу вас, не выходите вечером наружу.

Джеймс внимательно посмотрел на хозяина и понял, что тот изо всех сил пытается скрыть страх.

— Эти крондорские солдаты… — решил сменить тему сквайр. — Вы можете рассказать о них еще что-нибудь?

— Они останавливались здесь на одну ночь, два дня назад.

— Не припоминаете, кто командовал отрядом? — спросила Джазара.

— Молодой офицер. По-моему, его звали Уильям. Один из его следопытов нашел след беглеца к востоку отсюда. — Хозяин допил эль. — Теперь прошу прощения, но мне нужно вернуться к работе. Когда захотите отправиться отдохнуть, скажите мне, и я покажу ваши комнаты.

Кроме них в общем зале находился лишь один человек, он сидел в одиночестве в углу и, казалось, рассматривал содержимое своей кружки.

Джеймс наклонился вперед, словно не желая, чтобы одинокий посетитель подслушал его.

— Есть у кого-нибудь идеи насчет того, что нам делать дальше? — спросил он.

— Не могу понять, почему мое заклинание не удалось, — признался Кендарик. — Оно должно было сработать, но какая-то другая сила… помешала мне. Кто-то в этих местах действует против нас.

— Возможно, — предположила Джазара, — какое-то другое заклятие, наложенное раньше, удерживает корабль под водой — до тех пор, пока Медведь или тот, кто его нанял, не будет готов сам поднять его. Если дело в этом, то твое заклинание сработает только после того, как будет снято чужое.

Джеймс помолчал несколько мгновений, затем спросил:

— То есть мы должны найти источник этой блокирующей магии и убрать его?

— Проще сказать, чем сделать, дружище, — покачал головой Солон. — Хоть я и не столь сведущ в магических искусствах, как леди Джазара, могу с точностью сказать, что это заклинание сотворено далеко не дилетантом. Кто бы ни наложил заклятие, удерживающее корабль на глубине, он не был обычным магом.

Кендарик кивнул, соглашаясь:

— Похоже, что так. Эта неизвестная сила и не позволила сработать моему заклинанию.

Джеймс вздохнул.

— А я так хотел, чтобы все шло как задумано. — Он выглядел расстроенным. — Здорово было бы вернуться завтра в Крондор и сказать: «Ваше высочество, никаких проблем. Мы добрались до Вдовьего пика, подняли корабль, достали Слезу, вышли на побережье и вернулись сюда». Чудесно, не правда ли? — Он снова вздохнул.

Все молчали.

Некоторое времени они пили эль в тишине, потом к Джеймсу и его товарищам снова подошел Тодди.

— Вы будете ужинать здесь?

Оглянувшись на пустые столы, Джеймс спросил:

— А что, можно поесть где-нибудь еще?

— Нет, — натянуто улыбнулся хозяин постоялого двора. — Просто некоторые путешественники пытаются сократить расходы, принося еду с собой.

— Мы поедим, — сказал Джеймс, кивнув в ту сторону, где женщина переворачивала вертел с говядиной.

— Мясо будет готово через час, — сообщил хозяин гостиницы.

Он уже собирался уйти, когда Джазара окликнула его:

— Пожалуйста, подождите минутку.

— Да, миледи? — Тодди остановился.

— У вас здесь что-то случилось, или я ошибаюсь? — спросила Джазара.

— Мы не могли не заметить, что поселок похож на пустыню, — добавил Солон. — Что произошло?

На лице Тодди отразилось беспокойство, однако он все же выдавил из себя улыбку и сказал:

— Ну… да… просто это такое время года… Нет урожаев, не проходят караваны с зерном… Ну, вы знаете, как это бывает в маленьких деревнях.

Джеймс взглянул на старосту в упор.

— Откровенно говоря, сэр, мы слышали об этом месте странные вещи. Насколько правдивы эти слухи?

Староста оглянулся, словно кто-то мог его подслушать.

— Ну, некоторые говорят, что у Вдовьего пика обитают души утопленников, которым древние злые силы не позволили попасть в залы Лимс-Крагмы… — Он понизил голос: — Другие утверждают, что наш поселок проклят ведьмой, однако я считаю, что все это суеверная чепуха.

— Я уже не первый раз слышу про эту ведьму, — заметила Джазара.

Джеймс несколько секунд молча смотрел на Тодди, затем решительно заявил:

— Сэр, я здесь по приказу принца. Не стоит никому говорить об этом, но у меня очень важная миссия, и местная ситуация может помешать успешно ее выполнить. Поэтому я прошу вас быть со мной предельно откровенным, или в Холден Хэде появится новый староста, как только я вернусь в Крондор. Что здесь происходит? Почему улицы пусты даже днем?

Староста выглядел ошарашенным. Наконец, решившись, он кивнул.

— Люди напуганы, сэр. Они передвигаются бегом и пытаются как можно меньше времени проводить на улицах. На ночь они запирают двери на засовы и держатся поближе к очагу. Зло подобралось к нам совсем близко.

— Какое зло? — спросил Солон.

— Ну, — продолжил Тодди, медленно выдохнув, — думаю, я должен кому-то рассказать… Нас осаждают существа, которые выходят на охоту по ночам, убивают жителей и забирают их души. Даже отец Роуленд не смог их остановить.

— Отец Роуленд? — заинтересовался Солон.

— Это святой отец, последователь Санг. Он живет здесь много лет, однако недавно он решил, что в наших бедах виновата ведьма.

При слове «ведьма» Джазара напряглась, но ничего не сказала. Тодди продолжил:

— Я ожидал подобных мыслей от фермера Алтона, но не от жреца Санг Белоснежной.

— «Ведьминского колдовства» не существует, — покачала головой Джазара. — Либо человек — целитель от природы и использует истинную магию, либо он знает целебное действие определенных растений и корешков. «Ремесло ведьм» — это глупое верование.

— Безусловно, вы правы, — кивнул Тодди. — Раньше старая женщина помогала кое-кому из горожан припарками и отварами, и все знали, что она никому не отказывает. Но вы же знаете людей: когда появляются проблемы, они начинают бояться всего, чего не могут понять. Она живет на выступе прямо над Вдовьим пиком. Если хотите, можете сами поговорить с ней. — Он почесал затылок и понизил голос до заговорщического шепота: — Я уверен, что она не замешана во всех этих ужасах, но вдруг она знает что-то, что вам поможет, раз наши неприятности могут помешать выполнить поручение принца.

— Вы сообщили о своих проблемах принцу? — спросил Джеймс.

— Только патрулю, который проходил здесь несколько дней назад, но у них была своя задача. Алан, агент принца, должен был появиться здесь на прошлой неделе, но так и не пришел. Иногда это случается, если у него есть какое-то специальное поручение. Я уже подумывал о том, чтобы послать какого-нибудь мальчугана с вестью на юг, однако ни один родитель не рискнет отправить ребенка в подобное путешествие… учитывая те ужасы, которые мы видели.

— Как все началось? — спросил Джеймс.

— Мы и сами не заметили, — ответил староста. — Все шло как обычно, но однажды… Примерно месяц назад пропали дровосек и его семья, жившие в четырех милях к востоку от деревни. Мы не знаем, когда точно это произошло, а забеспокоились, только когда дровосек не доставил в деревню дрова в обычный срок. На следующий день к его лачуге отправились шесть человек, но только двое из них вернулись.

— Что рассказали вернувшиеся? — встревожено спросил Кендарик.

— Натан и Малкольм? Малкольма, да направит его Лимс-Крагма, убили прошлой ночью… ну, то существо, которое творит все эти ужасы. Натан закрылся у себя дома и с тех пор не выходит. Мой мальчик-конюх носит ему еду каждый день.

— Можно с ним поговорить? — спросил Джеймс.

— Попробуйте. Его дом в десяти минутах ходьбы отсюда. Хотя на вашем месте, сэр, я бы подождал до утра — скорее всего, он не станет ни с кем говорить после наступления темноты. — Тодди указал на одинокого посетителя в углу. — Это Лайл, близкий друг Малкольма. — Хозяин наклонился поближе: — Однако я бы не слишком доверял его словам — выпивка иногда затуманивает его разум.

Джеймс встал, Джазара последовала его примеру. Кендарик тоже собрался подняться, но Солон своей огромной ручищей придержал его и, покачав головой, усадил на место. Затем монах поднялся и пошел следом за Джеймсом и Джазарой. Кендарик хотел уже возмутиться, но Солон лишь молча указал ему на кружку с элем, давая понять, что лучше ему продолжить прерванное занятие.

Джеймс, Джазара и Солон подошли к столу, за которым сидел человек, пытающийся разглядеть что-то на дне своей кружки.

— Заказать тебе эля? — спросил Джеймс.

Человек поднял глаза.

— От такого предложения никто не откажется, незнакомец, — ответил он.

Джеймс махнул Тодди, чтобы тот принес кружку эля. Сквайр поставил ее перед человеком, подвинул к себе стул и сел.

— Тебя зовут Лайл?

— Да, — ответил человек.

— Я так понимаю, ты друг одного из тех парней, которые пережили здесь какое-то нападение?

— Малкольм, — кивнул Лайл, — он был моим другом. Погиб прошлой ночью. — Он поднял кружку с элем и со словами «За Малкольма!» осушил ее до дна.

Джеймс махнул, чтобы принесли еще одну, и когда ее поставили перед Лайлом, тот спросил:

— Чего ты хочешь?

— Нам нужна информация, — ответил Джеймс.

— Расскажи нам о «ведьме», — добавила Джазара.

— Все думают, что она заодно с темными силами, — сказал Лайл, — но я не верю! Она — добрая старая женщина. Вы можете лично в этом убедиться. Идите по дороге к Вдовьему пику, а после поворота к побережью держитесь маленькой тропы, ведущей прямо. Вы, скорее всего, найдете старуху в хижине, если она не уйдет собирать травы. — Он глубоко вздохнул: — Нет, истинный источник зла в другом.

— В чем? — спросил Джеймс.

— В кровопийцах, — ответил Лайл, понизив голос.

Глаза Джеймса сузились, и он взглянул на Джазару, перед тем как снова обратиться к Лайлу: — Кровопийцах?

— Порождения ночи. Мертвецы, вернувшиеся к жизни.

— Вампиры! — охнула Джазара.

— Вампиры? — Джеймс непонимающе взглянул на нее.

— Существа из легенд. Создания самой ужасной некромантии, — ответила волшебница.

Вспоминая жуткие останки мертвых тел, которые собрали гоблины, а также чудовищ в подземельях Крондора, Джеймс невольно вздрогнул.

— В последнее время мы много таких встречали.

— Они пьют кровь живых для того, чтобы утолить свою дьявольскую жажду, и те, чья кровь им досталась, восстают, чтобы пополнить их ряды.

Джеймс на мгновение прикрыл глаза.

— И конечно, поскольку они уже мертвы, и очень сложно убить снова?

— Их можно уничтожить магией или огнем, — сказала Джазара. — Или порубив на куски.

— Думаю, они будут сопротивляться, — невесело усмехнулся Джеймс.

— Они пришли из лачуги дровосека! — продолжал Лайл. — Он с женой прожил там всего несколько месяцев, а потом исчез. Шесть человек пошли на поиски этих бедняг. И то, что они обнаружили у него дома, убило четверых и довело до сумасшествия Натана и беднягу Малкольма.

— Что произошло с Малкольмом? — спросил Джеймс.

— Погиб от рук этих монстров. Малкольм понимал, что, хоть им и удалось уйти от кровопийц, рано или поздно эти твари придут за ним, и он решил напасть на них первым. Простак, он думал, что сможет спрятаться и выследить их! Правда, он все-таки прикончил парочку этих ублюдков.

— Как же ему удалось уничтожить их? — заинтересованно спросил Джеймс.

— Он нашел одного в могиле, спящим в самый разгар дня. Малкольм облил его маслом, которое мы используем для очистки полей, и поджег. Вспыхнул как факел — так он сказал. Второй как раз просыпался, на закате это было, — Малкольм отрубил ему голову своим мечом, оставшимся у него со времен Войны Врат, потом бросил голову в реку, и ее унесло водой. На следующий день Малкольм вернулся к могиле, а тело уже превратилось в пыль, так он рассказывал. Однако их было слишком много. Они достали его, старого дурака, прошлой ночью.

Солон, который все это время молчал, больше не смог сдерживаться:

— Вампиры, говоришь? Ты уверен? Вампиры — это создания из легенд, ими пугают маленьких детей темными ночами.

— Я тоже считала, что это мифические существа, — согласилась Джазара.

— Нет, добрая леди, — сказал Лайл, — они реальны. Натан говорит, что они приходят за ним каждую ночь. Вот почему он заперся у себя. Он не боится смерти, но говорит, что если эти твари схватят его, то оставят себе его душу, и ему не будет места на Колесе Жизни.

— Если это правда, то такая кара страшна, — согласился Солон.

Джеймс встал.

— Похоже, Натан — единственный человек здесь, кто видел этих оживших мертвецов. Мне кажется, что нам стоит с ним поговорить.

— Поосторожнее, — предупредил Лайл. — Уже закат, и, как только солнце зайдет, Тодди запрет двери, и никакие уговоры не помогут вам попасть внутрь.

— Далеко отсюда до жилища Натана? — спросил Солон.

— Откройте дверь, и перед вами будет дорога, ведущая к его дому. Вы не пройдете мимо. Первый дом слева после двух магазинов.

— У нас еще есть время, — сказал Джеймс. — Если, конечно, мы не будем медлить.

Они позвали Кендарика и поспешили к двери. Когда они выходили, староста Тодхантер крикнул:

— Возвращайтесь до захода солнца, или проведете ночь на улице!

Выйдя из гостиницы, Кендарик заныл:

— Зачем мы это делаем? Я слышал каждое слово. Кровопийцы! Вы что, с ума сошли?

— Думаешь, — повернулся к нему Джеймс, — есть другая причина, по которой твое заклинание не сработало?

— Я понятия не имею, почему оно не сработало, — сердито отозвался Кендарик, — но вампиры! Их не бывает!

— Надеюсь, ты прав, — вздохнул Солон. — Святое предписание ясно говорит о живых мертвецах. Лимс-Крагма и Ишап отвергают их, так как они нарушают естественный порядок вещей в мире.

— Не говоря о том, что они наверняка попытаются нас убить, — добавил Джеймс.

Кендарик взглянул на заходящее солнце.

— У нас осталось около получаса, сквайр, — сказал он.

— Тогда лучше поторопиться, — заметил Джеймс.

Они дошли до жилища Натана за пять минут — его трудно было не заметить, даже если бы Лайл не сообщил им, где оно находится. Маленький домик, немногим больше хижины, был забаррикадирован: окна забиты крепкими досками, дверь наглухо закрыта, а кончики гвоздей, торчавшие наружу, говорили о том, что ее просто заколотили изнутри. В красном закатном свете дом выглядел брошенным, но Джеймс все же заметил просочившийся сквозь щели отблеск пламени, который, без сомнения, исходил от лампы или очага.

— Эй, в доме! — крикнул Кендарик, поднявшись на шаткое крыльцо. — Нам нужно поговорить с тобой!

— Уходите прочь, грязные чудовища! — послышался ответ. — Вам никогда не выманить меня из дома!

— Здравствуй, — сказал Джеймс. — Я — сквайр Джеймс из королевского двора Крондора.

— Оставьте меня, проклятые демоны. Я вижу насквозь ваши дьявольские козни.

Джеймс поглядел на Джазару и пожал плечами.

— Сэр, — начала Джазара, — я — придворный маг принца. Нам нужна информация о существах, которые не дают вам покоя. Думаю, мы сможем вам помочь!

— Ах, очень остроумно! — ответил Натан из дома. — Убирайтесь вон, высасывающие души твари!

Джеймс покачал головой в изумлении.

— Что может убедить тебя, мой друг?

— Прочь! Уходите прочь!

— Дайте мне попробовать, — сказал Солон, подходя к двери. — Именем могучего Ишапа я требую, чтобы ты впустил нас!

После долгого молчания Натан ответил:

— Здорово. Я и не думал, что вы, кровопийцы, можете свободно произносить имена богов. Я почти попался на этот плохой гномий акцент!

— Это не плохой гномий акцент, ты, ворчливый мужлан, — разъярился Солон. — Я вырос рядом с Дорджином.

— Акцент слышится более четко, когда он раздражается, ты заметила? — тихо произнес Джеймс, повернувшись к Джазаре.

— Позвольте мне попытаться еще раз, — попросила волшебница. — Натан, я маг и могу проникнуть в твой дом, если захочу, но я не стану нарушать неприкосновенность твоего жилища. Если ты не хочешь впустить нас, то хотя бы расскажи о тех злых силах, которые донимают жителей. У нас есть свои причины, чтобы прекратить все это.

— Ты почти убедил меня, монстр! — Натан захихикал, словно лишившийся рассудка. — Хотите узнать, что мне известно, чтобы легче было покончить со мной? Нет, я не куплюсь на это.

— Джеймс… — умоляюще произнес Кендарик.

Джеймс отмахнулся.

— Послушай, Натан, можешь не выходить, если не хочешь, но нам нужно найти причину тех неприятностей, которые здесь творятся. У нас есть свои причины, как сказала моя спутница, для того, чтобы положить этому конец. Если кровопийцы, как ты их называешь, действительно существуют, то они могут стать для нас помехой, и тогда мы расправимся с ними!

— Скоро у вас появится возможность сделать это! — крикнул Натан.

— Джеймс… — повторил Кендарик.

— Минутку, — снова отмахнулся от него Джеймс.

Сквайр собирался продолжить свою речь, но Кендарик вдруг схватил его за руку и резко развернул лицом к дороге, ведущей к дому.

— Похоже, что возможность у нас уже появилась.

В то время как солнце заходило за горизонт, над лесом неподалеку начали сгущаться темные тени. В полумраке можно было заметить, как они двигаются, и внезапно прямо из воздуха стали появляться фигуры, похожие на человеческие.

— Солон, Джазара, любой совет сейчас придется кстати!

Со стороны леса к ним приближалось полдюжины фигур. Они были похожи на людей, если не принимать во внимание мертвенно-бледного цвета кожи и горевших красноватым огнем глаз. У некоторых на шее виднелись открытые раны. Мертвецы брели неуклюжей походкой.

— Натан… — заговорил один из идущих впереди, — приди к нам… Мы так по тебе скучаем…

— Ты должен остаться с нами, Натан… — заговорили остальные. — Не нужно нас бояться, Натан… с нарастающим отвращением и ужасом Джеймс увидел, что одним из существ был ребенок — маленькая девочка лет семи.

— Я могу посоветовать только одно, — сказал Солон. — Уничтожить их всех!

С этими словами он занес над головой свой молот и бросился вперед.

12 ТЕМНАЯ МАГИЯ

Джеймс бросился за Солоном. — Будьте внимательны! — крикнула Джазара. — Нужно либо отрубать им головы, либо поджигать их!

Кендарик пристроился за волшебницей, держа в руках короткий меч и явно приготовившись бежать при первой же возможности. Джазара начала произносить заклинание и направила посох на группу приближающихся монстров. Полыхающий зеленый шар сорвался с наконечника и окутал четырех из них магическим огнем. Они завыли, задергались и, сделав еще несколько шагов, повалились ничком на землю.

Солон ударил рукой в перчатке по существу в обличье ребенка, и оно отлетело назад, в зеленое пламя. Крохотное создание завопило, затряслось и осталось неподвижно лежать на земле.

— Пусть Ишап принесет тебе упокоение, дитя, — крикнул монах. Он опустил свой огромный боевой молот на взрослого вампира, раскрошив тому плечо, однако монстр тянул к нему другую руку, с согнутыми, точно когти, пальцами.

Солон нанес второй удар, прямо по черепу ходячего мертвеца. Тот упал и задергался, однако, хотя полголовы у него было снесено, все еще пытался подняться.

— Отойди! — крикнула Джазара, подбежав к монаху.

Тот незамедлительно повиновался, и волшебница опустила посох. В одно мгновение вампир оказался в огне.

У Джеймса возникли проблемы с очень сильным человеком — вернее, тварью, поправил он себя. Этот высокий, широкоплечий мужчина с длинными руками в своей прошлой жизни, очевидно, был дровосеком, о котором рассказывал Лайл. Вампир попытался схватить Джеймса, сквайр отскочил в сторону, выхватывая шпагу, но вовремя сообразил, что толку от нее будет немного.

— Кендарик! — крикнул Джеймс. — Я бы не отказался от помощи!

Подмастерье стоял, прислонившись спиной к двери дома Натана, сжимая в руке меч.

— Как тебе помочь? — крикнул он в ответ.

— Моя шпага — не колун для мяса.

— А это? — Кендарик помахал своим мечом.

Джеймс нырнул под огромную руку дровосека, рассекшую воздух, и крикнул:

— Твой больше подходит для рубки, чем мой!

— Я тебе его не отдам! — крикнул Кендарик, наблюдая, как из леса появляются другие существа. — У меня свои проблемы!

Джазара внезапно оказалась рядом с Кендариком и вырвала меч у него из рук.

— Да, налицо припадок трусости, — презрительно сказала она и бросила меч Джеймсу: — Лови!

Со сверхъестественной скоростью Джеймс сделал выпад шпагой, уколов волочившее ноги существо под колено, затем прыгнул, поймал меч левой рукой и ловко поменял оружие местами, приземлившись уже со шпагой в левой руке и мечом в правой. Бывший дровосек упал на одно колено, и Джеймс, размахнувшись, нанес удар сверху вниз. Срубленная голова мертвеца покатилась по земле.

Джеймс кинул меч Кендарику, крикнув:

— Держи крепче, если не хочешь тоже остаться без головы!

Из леса появлялось все больше ужасных существ, и Джазара снова выпустила несколько зарядов своего магического пламени.

— Джеймс, — крикнула она, — я больше не могу! У меня не осталось сил!

— Нам нужно где-то укрыться! — решительно сказал брат Солон, в очередной раз обрушив молот на одного из вампиров, от чего тот отлетел на полдюжины футов назад.

Джеймс бросился к двери Натана.

— Во имя богов, впусти нас! — крикнул он.

— Нет, — донесся ответ, — это хитрая уловка! Меня не одурачишь!

— Впусти нас, или я сожгу этот дом дотла, — разозлился Джеймс. — Джазара, у тебя еще есть огонь?

— Найдется, — ответила волшебница.

— Открой дверь, или тебе станет очень жарко, — громко, но спокойно произнес Джеймс. — Так как?

После мгновения тишины они услышали скрип вынимаемых гвоздей и грохот падающих на землю досок. Наконец задвижка отъехала в сторону, и дверь приоткрылась. Человек с искаженным от испуга лицом взглянул на Джеймса и тихо произнес:

— Вы не похожи на вампиров.

— Рад, что ты наконец признал очевидное, — сквозь зубы процедил Джеймс. — Расчисти проход, а я приведу друзей. Мы сейчас вернемся. Когда все войдут внутрь, прибьем доски обратно.

Дожидаться ответа Джеймс не стал и поспешил на перехват весьма опасного с виду монстра, приближавшегося к Кендарику. Подмастерье беспомощно размахивал мечом, а вампир остановился, чтобы оценить степень опасности.

Эта пауза дала Джеймсу возможность тут же вспороть брюхо порождению ночи.

— Это не убьет его, — крикнул сквайр, — только задержит! Попытайся отрубить ему голову.

На лице Кендарика ясно отразилось все, что он думал по поводу этого предложения. Он даже отшатнулся.

— Кендарик, ты — бесполезный мешок свиного корма! — крикнул Солон, подбегая и молотом переламывая вампиру хребет.

Кендарик предложил ему свой меч.

— Сам отруби ему голову!

— Безмозглый тупица! Святой закон запрещает мне резать плоть клинком. Если я сделаю это, то буду потом год очищаться от скверны посредством священных обрядов, поста и медитации. Я не желаю тратить впустую год из-за подобной глупости! Слишком много нужно сделать.

— Ты прав, — сказала Джазара Джеймсу, — акцент становится заметнее, когда он сердится.

— Открывай дверь! — крикнул Джеймс.

В поле зрения появлялось все больше вампиров, и Джеймс не сомневался, что вскоре справиться с ними будет уже невозможно.

Кендарик забарабанил в дверь. Натан одной рукой широко распахнул ее, в другой он сжимал охотничий нож.

— Входите быстрее! — крикнул он.

Кендарик влетел в дом, остальные бросились следом. Внезапно Джеймс резко развернулся на звук шагов и, взмахнув мечом, разрубил шею существа, которое когда-то было женщиной. Она не упала, но замешкалась, что дало Джеймсу возможность развернуться и убежать.

Джазара поспешила в распахнутые двери, за ней вбежали Джеймс и Солон.

Натан захлопнул за ними дверь и задвинул защелку. Затем он поднял одну из досок и крикнул:

— Приколачивайте все обратно!

Солон поднял другую доску и своим огромным молотом загнал несколько толстых гвоздей обратно в дверной косяк.

— Дверь не выдержит, если они налягут, — заметил монах.

— Выдержит, — откликнулся Натан. — Они упорны, но ничего не соображают. Иначе прикончили бы меня еще четыре ночи назад.

Джеймс убрал шпагу и, усевшись на небольшое бревнышко рядом с камином, огляделся. Дом состоял из одной комнаты, за которой находилась кухня. Кровать, стол, сундук и бревно, на котором он сидел, составляли всю обстановку.

Хозяин был тощим человеком средних лет. Седина уже тронула его темные волосы и бороду. Он выглядел как обычный фермер; корявые пальцы и большие мозоли выдавали руки человека, работавшего всю жизнь.

— Что происходит? — спросил наконец Джеймс, медленно выдохнув.

* * *

— Итак, мы узнали, что на фермах в округе пропадают люди. В холмах есть несколько ферм и прекрасных лужаек для выпаса скота. Некоторые из тех живых мертвецов, что атаковали нас сегодня, — это души несчастных людей, которые раньше там жили. Они приходили к нам время от времени, чтобы закупить провизию или предложить свои товары. — Он покачал головой, словно сам не мог поверить в то, о чем говорил.

Джеймс и остальные слушали Натана больше часа. Рассказ временами был путаным и несвязным, однако общая картина вырисовывалась четко.

— Позвольте мне подвести итог, — сказал Джеймс. — Кто-то или что-то пришло сюда. Оно заразило ваших людей, и они стали превращаться в кровопийц. Так?

— Да, — кивнул фермер.

— Эти существа питаются кровью обычных людей, тем самым обращая в кровопийц и их, — продолжил Джеймс.

— В вампиров, — поправила Джазара. — Истории о них полны суеверий.

— Эти были вполне реальны, — сердито сказал Кендарик.

— Да, — согласился Солон. — Но Джазара права. Об этих существах ходят легенды, которые не имеют ничего общего с правдой, — просто сказки, которыми пугают непоседливых ребятишек.

— Тогда я — непоседливый ребенок, — сказал Кендарик тем же сердитым тоном, — потому что я очень сильно напуган.

— Значит, — продолжил Джеймс, — дровосек и его семья стали первыми обращенными?

— Да, — кивнул Натан. — Шестеро из нас отправились разузнать, как и что. Выжили только двое. Там нас ждали десять таких существ. Большинство были раньше жителями соседних ферм, о которых я говорил; но двое оказались совсем мне незнакомы.

— Тогда кто же был самым первым? — спросил Джеймс.

— Не знаю, — устало откликнулся Натан.

— А это важно? — спросил Кендарик.

— Да, — ответила Джазара, — поскольку, как уже сказал Джеймс, кто-то или что-то принесло сюда эту чуму.

— Этот вид магии настолько ужасен, — вздохнул Солон, — что даже не описать.

Джеймс сел на пол, прислонившись спиной к стене.

— Но для чего? Зачем понадобилось заражать именно эту деревню?

— Может, потому что здесь получилось? — предположил Кендарик.

— Что ты имеешь в виду? — Джеймс удивленно посмотрел на него.

— Им же нужно было где-то начать, — пожал плечами Кендарик. — Набрать и обратить достаточно людей, чтобы… потом кое-кого из них отправить в другие места, и… ну, это чума, как ты и сказал.

— Значит, мы должны остановить эту заразу здесь, — решительно заявил Солон.

Джеймс невольно вздрогнул, расслышав шорох шагов снаружи.

— Держитесь подальше, проклятые кровососы! — крикнул Натан.

— Идем с нами, — звали голоса. — Присоединяйся к нам.

Джазара поежилась.

— Я не так уж много знаю об этих существах — только то, что говорится в легендах. Но похоже, легенды верны только частично.

— Есть что-нибудь выпить? — спросил Джеймс у Натана.

— Только вода, — ответил фермер, указывая на большой кувшин рядом со столом.

Джеймс достал чашку и подошел к кувшину.

— Что значит «верны только частично»? — спросил он Джазару.

— Легенды о вампирах, — начала Джазара, — говорят о великих и могущественных магах, способных менять форму и объединяться с животными, такими как крысы и волки. Жалкие создания, которых мы встретили здесь, хотя и не безвредны, но справиться с ними не составило бы труда, если бы унас был отряд опытных солдат.

Джеймс помолчал, вспоминая то время в Крондоре, когда он, тогда еще мальчишка, и принц Арута столкнулись с бессмертными слугами моррельского лжепророка Мурмандрамаса.

— Опыт подсказывает мне, что существа, которых сложно убить, гораздо опаснее, чем кажется.

— К тому же, леди, вы упускаете очевидное, — встрял Натан. — Это не великие и могущественные маги. Это фермеры и рабочие.

— Значит, — продолжил Джеймс, — самый могущественный вампир, использующий магию, прячется в другом месте. И именно он стоит за всем.

— Да, — согласился Солон. — Вот что говорит учение нашего ордена о силах тьмы: кровопийцы — это старая и могущественная линия зла, которая берет начало от одного проклятого мага, который жил много веков назад в далекой и неизвестной земле. Никто не знает, правда это или нет, но в хрониках сказано, что время от времени проклятый появляется и горе тем, кто осмеливается противостоять ему.

— Почему? — спросил Кендарик.

Все посмотрели на него.

— Почему горе им?

— Нет, почему подобные создания существуют?

— Никто не знает, — ответил Солон. — Храм учит тому, что силам зла всегда выгоден хаос и что их главная задача — строить козни порядку и добру.

— Хорошо, — сказал Кендарик, — это я понимаю. Но почему здесь?

— Это очевидно, — сказал Джеймс. — Кто-то хочет помешать нам получить Слезу.

— Слезу? — вытаращил глаза Натан.

Джеймс поморщился.

— Тебе ни к чему это знать, поверь мне. Тебе достаточно понимать, что магия вокруг совсем не такая, как должна быть.

— Это правда, — подтвердила Джазара.

— Значит, все дело в ведьме, — сказал Натан. — Она — единственный человек, использующий магию в этих краях.

— Раньше она доставляла вам неприятности? — спросила Джазара.

— Нет, — ответил фермер. — Но… кто еще это может быть?

— Это мы и должны выяснить, — подытожил Джеймс. — Долго это будет продолжаться? — спросил он, прислушавшись к голосам снаружи.

— До первой зари, — сказал Натан. — Говорят, они погибают на свету.

— Кто говорит? — поднял брови Джеймс.

— Что, сэр? — моргнул Натан.

— Забудь, — сказал Джеймс, ложась на пол. — Причины многих поверий кажутся мне сомнительными. Но это мое личное мнение. Разбудите меня, когда они уйдут.

— Что мы будем потом делать? — спросила Джазара.

— Найдем мага-вампира и покончим с ним.

— Правильно, — сказал Солон. — Если нам это удастся, то остальные исчезнут сами, как говорят.

Джеймс подавил желание снова спросить «кто?» и просто сказал:

— В округе достаточно мест для того, чтобы такой тип мог скрыться.

— О, я могу сказать вам, где одно такое место, — сказал Натан.

— Где? — быстро повернулся к нему Джеймс.

— На кладбище, к югу от деревни. Там есть вскрытый склеп, в нем — что-то необычное, я уверен.

— Почему ты никому не сказал?

— Я говорил, — ответил Натан. — Но Тодди и остальные не хотят ничего слышать. Отец Роуленд что-то говорил о том, что боги защищают тех, кто похоронен как подобает, и не обращал на меня внимания.

— Странно, — заметил Солон. — Жрец Санг Белоснежной должен быть больше всех заинтересован в расследовании осквернения могил. Их орден активно борется как раз с таким видом темных сил.

— Возможно, у других это так, — сказал Натан. — Но отец Роуленд только собирает людей для молитв и призывает выступить против ведьмы. Хотя, возможно, он прав.

— Снова эта «ведьма»! — воскликнула Джазара с нескрываемым презрением. — Что сделала вам эта женщина?

— Ну, фермер Алтон утверждает, что она отравила его коров, а дочь фермера Меррика слегла с какой-то непонятной болезнью, которую ведьма наслала на нее.

— Но почему? — спросил Солон. — Если раньше эта женщина помогала вам, зачем ей вредить вам сейчас?

— Это ты мне скажи, — пожал плечами Натан. — Ты ведь жрец…

— Монах, — поправил Солон.

— …монах — ты должен знать, почему такие вещи происходят.

— А, — покачал головой Солон, — если бы это было так просто. Нет, пути зла — тайна для нас.

— Предлагаю прекратить этот теологический спор, — сказал Джеймс. — Я собираюсь немного поспать.

Прислушавшись к голосам и шелесту шагов снаружи, Кендарик вздохнул.

— Как ты можешь спать, когда вокруг творится такое?

— Привычка, — ответил Джеймс и, прикрыв глаза, уже через несколько минут уснул.

* * *

Джеймс проснулся перед восходом и, прислушавшись, убедился, что голоса снаружи смолкли. Он огляделся: Солон спал на полу, а усталая Джазара сидела, обхватив колени руками и выставив вперед посох, и наблюдала за дверью. Натан сидел рядом, а Кендарик посапывал на деревянном полу.

Джеймс повернулся и сразу почувствовал, как отразилась на нем ночь, проведенная в столь неподходящих условиях. Поднявшись, он легонько ткнул Кендарика носком ботинка. Тот вскинулся в испуге:

— Что такое?

Солон тут же проснулся, но, поняв, что кричал всего лишь Кендарик, снова откинулся назад.

— Восход?

Джеймс кивнул.

— Что будете делать? — спросил Натан.

— Найдем источник этого зла, — сказала Джазара.

— Тогда ищите ведьму у Вдовьего пика, — посоветовал Натан. — Я по-прежнему думаю, что она стоит за всем этим. Кто-то должен ее уничтожить!

— Пребывай в вере, мой друг, — сказал Солон. — Мы сокрушим ее и расправимся со злом, поразившим вас.

— Если она на самом деле источник зла, — многозначительно сказала Джазара.

— Вы что, с ума сошли? — спросил Натан. — Прошлой ночью вы ничего не сделали. Неужели вы не понимаете? Я сражался с этими тварями и раньше! Кроме двух-трех, что вы сожгли магическим огнем или обезглавили, остальные вернутся. Во тьме их нельзя уничтожить!

— Посмотрим, что можно сделать, — устало сказал Джеймс. — Но сначала нам нужно перекусить.

— Тодди откроет вам, раз солнце встало, — сказал Натан. — И, пожалуйста, попросите его послать мне еды.

— Что ты будешь делать? — спросил Кендарик.

— Снова забаррикадирую дверь. — В голосе хозяина появился оттенок страха. — Но в конце концов они все равно доберутся до меня и превратят в одного из таких же вампиров.

— Спокойно, парень, — сказал Солон. — Мы этого не допустим. С божественной помощью мы положим конец вашим неприятностям.

Джеймс и Солон отодрали доски, которыми была забита дверь, и вышли наружу. А Натан тут же начал прибивать их обратно. Кендарик посмотрел на небо.

— Что такое? — спросил Джеймс. — Дождь?

— Нет, — сказал Кендарик, — просто странно. Я выхожу в море лет двадцать, но никогда не видел такого неба.

— А что в нем странного? — удивилась Джазара. — Я ничего не вижу.

— Посмотри на восход.

Они все обернулись, и через мгновение Солон в ужасе прошептал:

— Храни нас Ишап! Что случилось с солнцем?

Солнце встало, но, хотя небо было чистым и безоблачным, солнечный свет казался тусклым, как будто еле пробивался сквозь туман.

— Магия, — сказала Джазара. Она замолчала, как будто прислушиваясь к чему-то. — В воздухе есть что-то, пьющее свет. Вчера мы этого не заметили, поскольку прибыли перед закатом. Но теперь ясно, что какие-то темные силы поглощают здесь солнечный свет.

— Кто способен на такое?

Джазара пожала плечами:

— Очень могущественное заклинание, сотворенное великим магом. Но оно должно охватывать очень большое пространство, чтобы ослабить солнечное сияние.

— Когда мы прибыли, погода показалась мне немного пасмурной, — сказал Джеймс. — Но я не заметил, были облака над скалами или нет.

— Все это неестественно, — подтвердил Кендарик. — Но для чего это нужно?

— Возможно, для того, — предположил Солон, — чтобы твари, которые бродят по ночам, могли действовать и днем?

— Не будем медлить, — сказал Джеймс. — Мы должны разыскать эту так называемую «ведьму» прямо сейчас.

Не сказав больше ни слова, Джеймс решительно зашагал в сторону Вдовьего пика.

* * *

Когда они шли по деревне, то увидели спешившего куда-то Тодди.

— Вы! — обрадовался он, заметив Джеймса и его товарищей. — Умудрились выжить ночью!

— Выживать мы действительно умеем, — улыбнулся Джеймс. — Похоже, ты куда-то торопишься?

— Дочь фермера Меррика больна, — объяснил Тодди, и его улыбка исчезла, — и он собрал у себя дома несколько человек. Мне кажется, они что-то затевают.

Джеймс взглянул на Джазару, она едва заметно кивнула. Они пошли следом за упитанным хозяином постоялого двора, который шагал настолько быстро, насколько позволял его объемистый животик.

Когда они подошли к дому фермера Меррика, то увидели полдюжины мужчин и столько же женщин, столпившихся у двери. Фермер и его жена стояли в дверном проеме.

— Мы должны что-то сделать! — послышался возмущенный голос одного из собравшихся. — Это зашло слишком далеко!

— В чем дело? — потребовал ответа Тодди, протискиваясь сквозь толпу.

— Мы собираемся разобраться с этой ведьмой, Тодди! — объявил краснолицый фермер.

— Спокойно, спокойно, — сказал староста, поднимая руки. — Давайте не будем спешить. Этот парень, — он указал на Джеймса — представитель принца, и он обо всем позаботится.

Внезапно голоса затихли, и десятки взглядов устремились на Джеймса. Тот хмуро взглянул на Тодди и сказал:

— Хорошо. Мы здесь по делу, затрагивающему интересы короны, и все, что у вас происходит, имеет значение для его высочества. Кто может рассказать мне, что случилось?

Все заговорили одновременно.

— Минутку! — Джеймс поднял руку. — Давайте по одному. — Он указал на краснолицего фермера, который агитировал остальных, когда они пришли. — Ты. Расскажи о своей беде.

— Мои коровы! — крикнул человек. Внезапно он понял, что ему больше не надо перекрикивать остальных, и понизил голос. — Мои коровы дохнут, и это все козни ведьмы. Она наслала на них проклятие.

— И еще мы теряем солнечный свет, день за днем, — крикнула женщина из толпы. — Каждое утро солнце встает все позже, а заходит все раньше. Не знаю, как объяснить, но посмотрите вокруг — что-то явно не так. Скоро у нас вообще не станет света! А вы знаете, что это означает?! — Она зарыдала.

Толпа зароптала. Джеймс поднял руку, призывая к тишине.

Фермер Меррик вышел из дверей и встал на крыльце.

— Что там ваши коровы! — в сердцах воскликнул он. — Мою дочь поразил смертельный недуг.

— Что с ней? — спросил Джеймс.

— Она проклята, — крикнула женщина со двора.

— Могу я увидеть ее? — поинтересовалась Джазара.

— Кто ты? — вопросом на вопрос ответила остающаяся в дверном проеме женщина с бледным, морщинистым лицом, очевидно жена Меррика.

— Я — личный советник принца Аруты по вопросам магии, — с достоинством сказала Джазара.

— А я — монах храма Ишапа, — добавил Солон. — Если к делу причастна темная магия, мы изгоним ее.

Женщина кивнула и жестом пригласила их зайти в маленький дом.

Внутри была всего одна комната, в стене напротив входной двери располагался очаг. Там же стояли две кровати: одна большая — очевидно, для фермера и его жены, а вторая поменьше — для дочери. На ней лежала маленькая девочка, очень бледная. Джазара опустилась на колени рядом с кроватью и приложила ладонь ко лбу ребенка.

— У нее нет лихорадки, — сказала волшебница. — Расскажите, что случилось.

— Ничего, — ответил фермер, — но она так ослабла, что не может встать с постели и приходит в сознание лишь на несколько минут, да и то не узнает нас.

— Иногда ее трясет, — добавила жена фермера.

Брат Солон присел рядом с Джазарой и осмотрел девочку.

— Что это? — он указал на амулет. — Похоже на знак Санг.

— Его дал нам отец Роуленд, — сказала женщина. — Я пошла к старой женщине у Вдовьего пика, и она дала мне оберег для исцеления ребенка. Она сказала, что великая тьма пытается забрать детей, но она постарается их защитить.

— Ларисса! — грубо оборвал ее муж. — Я запретил тебе рассказывать об этом!

— Продолжай, — сказал Джеймс женщине.

— Она пыталась защитить нашу дочь. — Ларисса посмотрела на мужа вызывающе.

— Так же, как она «защитила» сына Реми?

— Да, именно так! — женщина повернулась к Джеймсу. — Она не успела спасти сынишку Реми, однако, когда я вернулась домой и положила оберег под кровать, нашу девочку перестало трясти. Ей не стало лучше, но и ухудшение прекратилось! Потом отец Роуленд возвратился из путешествия и пришел сюда. Он молился всю прошлую ночь, и мою дочь снова начало трясти. Когда солнце встало, я могу поклясться, что он выглядел так, словно был раздражен тем, что она все еще жива! — Во взгляде женщины было отчаяние.

— Ларисса, это богохульство! — напустился на жену Меррик. — Святой отец пытался спасти ее душу. Это — вина ведьмы. Он так и сказал перед уходом.

— А что, если нет? — спросила женщина.

— Можно посмотреть на «оберег», который дала вам ведьма? — спросила Джазара.

Ларисса достала из-под кровати небольшой предмет и передала его Джазаре. Та открыла деревянную коробочку и взглянула на содержимое: травы и какие-то кристаллы. Волшебница прикрыла глаза и, помолчав немного, сказала:

— В этом предмете нет ничего вредного. Обычный оберег, который призван усилить естественную энергию ребенка, чтобы исцелить себя. — Джазара взглянула на девочку. — Однако есть еще что-то…

Она протянула руку, коснулась амулета, висевшего на шее у девочки, и тут же отдернула ее, как будто обожглась.

— Брат Солон, ты лучше меня разбираешься в божественной магии. Посмотри на этот амулет, пожалуйста.

Солон осторожно коснулся амулета. Он закрыл глаза и быстро произнес что-то, после чего резко распахнул глаза.

— Это не амулет Санг!

Предмет стал изменяться, и монах отдернул от него руку. Металл морщился и корежился, и наконец то, что казалось обычным изображением богини Санг Белоснежной, превратилось в некое подобие крохотной пасти — рта с черными губами и темными зубами. Пасть широко раскрылась, как будто желая укусить, и в этот момент девочка закашлялась. Облачко зеленого пара вышло из ее ноздрей и рта и сразу исчезло в крохотном черном отверстии. Солон схватил амулет и сорвал его с шеи находившейся без сознания девочки. Та вскрикнула, и ее крохотное тельце содрогнулось, а потом снова опустилось на кровать. Она глубоко вздохнула и после этого, похоже, задышала легче.

— Кажется, ей уже лучше, — сказала Джазара, осмотрев ребенка.

Солон поднял амулет, который теперь выглядел как коготь, удерживавший черную жемчужину.

— Готов поклясться, что именно эта вещица была причиной болезни ребенка.

— Но этот амулет дал нам отец Роуленд! — недоумевая, воскликнул Меррик.

— Похоже, что прежде, чем нестись сломя голову жечь старую женщину, — сказал Джеймс, — нам придется серьезно поговорить с этим отцом Роулендом.

С этими словами сквайр покинул маленький деревенский домик.

13 НЕВЕРНОЕ НАПРАВЛЕНИЕ

Джеймс остановился. Взглянув на небо, он повернулся к Джазаре и остальным, которые спешили догнать его, и спросил:

— Мне кажется, или действительно темнеет?

Кендарик взглянул на запад.

— Грозовые тучи не приближаются, да и облаков я не вижу.

Солон тоже посмотрел на небо.

— Нет, тебе не показалось, — сказал он через пару секунд. — Действительно становится темнее.

— Посмотрите на солнце! — воскликнула Джазара.

Все повернулись в сторону светила, и изумление первых мгновений тут же переросло в страх. Солнце тускнело, и свет его из белого превратился в тускло-желтый.

— Кожей я чувствую теплоту солнечных лучей, — воскликнула Джазара, — но свет меркнет!

— Да, — подтвердил Солон, — ты верно подметила. Как будто кто-то крадет свет прямо из воздуха!

— Что это значит? — разволновался Кендарик.

— Понятия не имею, — призналась Джазара. — Я не сталкивалась с магией, способной на такое.

— Но что, что это может означать? — не унимался Кендарик.

Джеймс подошел и встал перед испуганным мародером.

— Возьми себя в руки! Совершенно ясно, что это означает.

— И что же? — нервно спросил Кендарик.

— То, что скоро наши недавние знакомые смогут разгуливать по улицам в любое время.

Мимо Джеймса и его товарищей пробежали несколько человек, и Джеймс услышал, как Кто-то сказал:

— Отец Роуленд знает, что делать!

К ним подошел краснолицый мужчина, который подстрекал остальных у дома фермера Меррика.

— Если ты — слуга принца, как говоришь, — сказал он, — то пойдешь жечь эту старую ведьму прямо сейчас!

— А ты, собственно, кто такой? — спросил Джеймс.

— Меня зовут Алтон. После того как на общем сходе я выступил против этой женщины, она наложила проклятие на моих коров. Спроси любого из соседей. Они видели, как погибал мой скот. И это не самое плохое, что она сделала.

— Например? — нетерпеливо сказал Джеймс.

— Она забрала дровосека и его семью. Они были обычными, приятными людьми и внезапно исчезли. Вместо них появились кровопийцы. И маленький сынишка Реми: он заболел после того, как однажды выследил ведьму у Вдовьего пика. Через две недели он умер.

— Однако ваш староста не считает, что причина всех неприятностей в ней, — заметил сквайр.

— Тодди — прекрасный, добрый человек, но уж тут он сглупил.

Джеймс лишь покачал головой.

— Где отец Роуленд? — спросил он Алтона.

— Идите за нами через площадь к церкви. — Внезапно он охнул. — Смотрите! — Он указал на восток, и они увидели, что солнце уже потемнело до оранжевого цвета, как будто его заслонял густой дым.

Когда фермер указал на солнце, Джеймс заметил отблеск металла на его шее — из-под туники виднелась цепочка. В этом отблеске Джеймс уловил частичку чего-то темного.

В детстве Джеймса не случайно прозвали Джимми Рукой. С потрясающей ловкостью он протянул руку и вытащил цепочку достаточно высоко для того, чтобы из-под туники вылез кулон в виде руки, сжимающей черную жемчужину.

— Откуда у тебя это?

Глаза фермера округлились. Он отступил назад, и Джеймс отпустил цепочку.

— Я… я нашел ее.

— Где?

— А…

— Мы нашли такой же амулет на шее дочери Меррика, — сказала Джазара.

— Это обычная побрякушка, — сказал фермер Алтон.

Солон с поразительной для человека его габаритов скоростью возник перед Алтоном.

— Даже не думай о том, чтобы уйти, друг мой.

Джеймс медленно вытащил меч, чтобы произвести должное впечатление. Он не думал, что этот сердитый фермер опасен, однако время уходило, а ответов на вопросы все не было.

— Спрашиваю еще раз: откуда у тебя этот амулет?

Алтон попытался сбежать, но Солон проворно схватил его за руку.

— Думаю, тебе лучше ответить этому парню: он не любит, чтобы его дурачили.

Алтон взглянул на Джазару, стоявшую рядом с каменным выражением лица, потом на Кендарика, который тоже выглядел так, будто начал терять терпение.

— Я расскажу вам все! — вдруг залепетал фермер. — Это не моя идея! Я ведь простой фермер, я занимался своими делами… А он пришел ко мне… я поверил ему, ну так и все поверили! Он предлагал мне золото, много золота, чтобы я отравил собственных коров и обвинил в этом ведьму, и я согласился. Она — старая женщина, и в любом случае скоро умрет. Но я не знал, кто он на самом деле! Я думал, что он — обычный человек. Я не знал…

Внезапно лепет человека прервался сдавленным, булькающим звуком, оттого что цепочка на его шее вдруг начала затягиваться. Алтон попятился, его глаза вылезли из орбит, а лицо побагровело. Он схватился за шею. Колени человека подогнулись, и вскоре только Солон удерживал его в горизонтальном положении. Монах помог ему медленно опуститься на землю. Из раны на шее Алтона потекла кровь. Глаза закатились, и послышался звук лопавшихся сухожилий и ломавшихся позвонков. Мгновением позже голова фермера оторвалась от туловища и покатилась по земле. Солон отпустил фермера, и его тело рухнуло в пыль.

Джеймс взглянул на труп, затем на темневшее солнце. Он махнул остальным, чтобы те следовали за ним, и отправился к небольшому зданию на краю деревни. Подойдя поближе, Джеймс увидел, что это обычная церковь с большим открытым входом. Скамеек не было, так что прихожане стоя слушали человека в белых одеждах, который наверняка и был отцом Роулендом.

— Я снова повторяю: если мы будем ждать дальше, нас поглотит волна зла. И где, я хочу спросить, справедливость? Я скажу вам: она в силе наших рук, чистоте душ и в огне, который избавит мир от черной ведьмы!

Послышались одобрительные выкрики некоторых горожан.

— Для жреца Санг он слишком резок, — заметил Солон.

Джеймс кивнул.

— Похоже, он очень спешит избавиться от «ведьмы».

— И хочет заставить людей помогать ему, — добавила Джазара.

Тем временем голос жреца зазвучал громче:

— Некоторые говорят, что эта ведьма призвала волков, которые ходят ночью в людском обличье, кровопийц, которые пожирают души невинных людей, превращая их в себе подобных! Она призвала в наш мир порождения мрака — духов, которые пьют жизненные силы из добрых людей, вроде нас с вами. В любом случае, вина за это лежит на ней. Наступающая тьма говорит о приближающемся зле! Мы должны действовать немедленно!

Снова послышались одобрительные крики и угрозы в адрес ведьмы, но Джеймс сразу различил и страх, так как большинство выкриков звучали фальшиво и едва слышно. Он протиснулся сквозь толпу и встал перед жрецом.

— Добро пожаловать, незнакомец, — приветствовал его отец Роуленд, человек среднего роста, с темными волосами и маленькой заостренной бородкой. На шее у него висел простой оберег ордена Санг Белоснежной. На белой робе тут и там виднелись потертости и грязь, она выглядела заношенной и старой. — Вы пришли, чтобы помочь нам избавиться от наших неприятностей?

Джеймс внимательно посмотрел на него.

— Да, но я сомневаюсь, что причина неприятность в том, о чем вы говорите.

Жрец нахмурился:

— Что вы имеете в виду?

— Алтон мертв, — сказал Джеймс.

Отец Роуленд казался потрясенным.

— Фермер Алтон мертв? Вот еще одна жертва злой старухи! — обратился жрец к толпе. — Разве этого недостаточно? Разве не пора действовать?!

Толпа зашумела, но Джеймс расслышал крик Джазары:

— Джеймс, осторожно! Здесь что-то не так! Сквайр оглянулся и увидел, что некоторые из собравшихся стоят с совершенно отсутствующим выражением лица, а глаза у них — застывшие, безжизненные. Джеймс повернулся к жрецу и, с молниеносной быстротой вытянув руку, ухватил амулет, висящий у него на шее. Одним рывком он сорвал его и поднял вверх. Амулет изменился, превратившись из безобидного оберега Санг в руку, сжимавшую черную жемчужину.

— Это слуги Темного! Они должны умереть! — закричал жрец и протянул руки к горлу Джеймса. Пальцы на них стали похожи на когти.

Джеймс попытался отпрыгнуть, однако кто-то схватил его сзади, не давая двинуться.

— Помни, эти люди невиновны! — крикнула Джазара. — Они одержимы! Постарайся не причинить им вреда!

Джеймс почувствовал на горле пальцы жреца.

— Постараюсь не забыть! — прохрипел сквайр в ответ. Он ухитрился лягнуть жреца так сильно, что тот ослабил хватку, и Джеймс, пользуясь мгновением, выскользнул из его рук, опустившись на пол. В таком положении нечего было и думать о том, чтобы вытащить меч, зато удалось извлечь спрятанный в правом ботинке кинжал. Джеймс изо всех сил ткнул им в ногу святого отца.

Отец Роуленд завопил от боли и упал. Джеймс сгруппировался и прыгнул вперед изо всех сил, стараясь оказаться подальше от жреца.

Теперь он смог осмотреться. Джазара вращала посохом, не позволяя жителям деревни подойти к ней. Двое крепких фермеров оттеснили Кендарика назад и прижали к земле, в то время как третий пытался ударить его по голове. Брат Солон прорывался на помощь к подмастерью, своим молотом оглушая нападающих и отбрасывая их назад.

Джеймс перекинул кинжал из правой руки в левую и быстрым движением достал меч. Он перевернул клинок и плашмя ударил ближайшего к нему человека по шее — острое лезвие все равно оставило порез, но рана была несерьезной.

Удар заставил человека отступить на шаг и тем самым преградить ненадолго путь тем, кто находился позади него. Этого мгновения сквайру хватило. Он сделал выпад, и отец Роуленд не успел сотворить заклинание — Джеймс пронзил его насквозь.

Жрец с ужасом посмотрел вниз и вздрогнул, когда Джеймс вытащил клинок из тела. Потом глаза жреца закатились, однако он не упал, а остался стоять. Голова откинулась назад, рот открылся, и изнутри послышался незнакомый низкий голос:

— Пусть наш слуга мертв — наша сила не стала меньше. Испытай горький вкус зла и отчаяния.

Жрец рухнул на пол, и Джеймс резко развернулся, ожидая очередного нападения, однако вместо этого увидел горожан, стоящих вокруг него и недоуменно моргающих. Кто-то глядел друг на друга, кто-то уставился на Кендарика и Солона, кто-то — на Джазару. Отовсюду посыпались вопросы:

— Что произошло?

— Как мы сюда попали?

— Почему ты в крови?

Джеймс поднял руку.

— Тихо! — Голоса смолкли, и Джеймс продолжил: — Этот человек не был жрецом Санг. Он был посланцем темных сил и пытался отвлечь вас от истинного источника зла.

— Солнце! — закричала одна из женщин в толпе и указала на небо.

Джеймс повернулся. Светило померкло еще сильнее.

— Скоро наступит ночь, — сказал он, не пытаясь объяснить того, чего не понимал сам. — Отправляйтесь по домам и заприте двери. Мы выясним, в чем причина.

Жители деревни разошлись. Некоторые пострадали от посоха Джазары и боевого молота Солона, но Джеймс вздохнул с облегчением, когда убедился, что единственный труп в храме — это труп Роуленда.

Кендарик выглядел напуганным, однако сумел сохранить самообладание. Он отряхнулся и подошел к Джеймсу вместе с остальными.

— Вы слышали, что он сказал? — спросил Джеймс.

— Нет, — сердито ответил Кендарик. — Я отбивался.

— Я слышала, как он говорил, — сказала Джазара, — но не слышала что.

— Я слышал, — заявил брат Солон. — Он был агентом темных сил, в этом нет сомнений. Ох и трудно же ему было принять облик служителя богини!

— Это очень могущественные враги, — мрачно произнес Джеймс. — Я слышал этот голос раньше.

— Когда? — спросила Джазара.

— Много лет назад так говорил черный убийца, слуга Мурмандрамаса.

— Но Мурмандрамас уничтожен, — сказала Джазара и тут же взглянула на Солона и Кендарика, не зная, что еще она может при них сказать. Как придворному магу Аруты, ей было известно о том, как Арута убил моррельского лжепророка; знала она и о недавних слухах, будто он вновь появился в Сумрачном лесу.

— Да, — кивнул Джеймс, — но тот, с кем мы столкнулись, уж точно не уступает ему в силе. И значит, мы противостоим чему-то более опасному, чем мы предполагали.

— Ты сразу понял, что это опасная миссия, когда мы рассказали тебе о захвате нашего корабля. Ты же не отступишь теперь? — забеспокоился Солон.

— Нет, — сказал Джеймс, глядя на темнеющее солнце. — Особенно теперь. Я чувствую, что мир катится к пропасти, и, если мы не поспешим, он туда упадет. — Сквайр вдруг понял, что все еще сжимает меч, и убрал его. — У нас нет времени, чтобы послать за подкреплением, и мы не знаем, как долго Уильям сможет удерживать Медведя подальше отсюда. Думаю, что все решится в течение двух дней.

— И что теперь? — спросил Кендарик, обхватив себя руками, словно ему стало холодно.

Джеймс вздохнул.

— Когда наступит полная темнота, вампиры вернутся, чтобы расправиться с нами. Поэтому что бы мы ни делали, медлить нельзя. — Он взглянул на Джазару. — Одно не дает мне покоя! Почему Роуленд и Алтон так спешили избавиться от ведьмы? Похоже, они ее боялись.

— Тогда мы должны поговорить с ней, — сказала Джазара и взглянула на солнце. — И побыстрее. Думаю, что до наступления ночи у нас меньше двух часов.

Джеймс кивнул.

— Пойдем проведаем эту женщину.

* * *

Дорога к Вдовьему пику шла по холмам, через лес, который стал угрожающе темным. Меркнущее солнце сделало тени более черными, чем обычно.

— Как будто путешествуешь в сумерках, — прошептал Солон.

— Мне тоже хочется говорить тихо, — признался Джеймс.

— Возможно, благоразумно действовать скрытно, но время-то уходит, — заметила Джазара.

Они подошли к повороту, и Джеймс вдруг поднял руку.

— Впереди кто-то есть, — прошептал он.

Они прошли вперед еще немного, и вскоре Джеймс заметил в сумраке фигурку. Это был мальчик лет девяти от роду. Джеймс подошел к нему сзади, даже не скрываясь, однако внимание мальчугана было сосредоточено на небольшой хижине рядом со скалами. Когда сквайр положил руку ему на плечо, мальчик испуганно вскрикнул и чуть не упал от неожиданности.

— Не пугайся, — успокоила его Джазара. — Мы не причиним тебе вреда.

— Кто вы? — спросил мальчик. Его глаза расширились от ужаса.

— Я — Джазара, а это — сквайр Джеймс из Крондора. Это брат Солон и Кендарик. А ты кто?

Голос мальчика перестал дрожать, однако он все еще выглядел испуганным.

— А я — Аларик. Я пришел сюда, чтобы посмотреть на ведьму. Папа сказал, что скоро ее сожгут, и я хотел посмотреть, как она делает свои темные штучки, пока они до нее не добрались.

— Думаю, тебе лучше поспешить домой, пока совсем не стемнело, — покачал головой Джеймс.

— Она сейчас в хижине? — спросила Джазара.

— Я ее не видел. Иногда она бродит по берегу. Будьте осторожны, она опасна.

— Спасибо за предупреждение, — усмехнулся Джеймс. — А теперь беги домой. Твои родители уже, наверное, беспокоятся.

Мальчику не нужно было повторять дважды. Он развернулся и бегом припустил по дороге. Они подошли к хижине.

— Эй, есть тут кто-нибудь?! — крикнул Джеймс.

Ответа не последовало.

Джеймс подошел поближе и поднялся на крыльцо, прикрытое навесом. Сверху свисали тыковки, пара высушенных звериных тушек и разные травы. Осмотрев все это, Джазара сказала:

— Эта «ведьма» либо пользуется магией, либо просто целительница. Я узнаю некоторые из этих растений. Они используются для припарок и травяных чаев.

Хижина была построена на деревянной платформе, которая выдавалась на несколько футов вперед — этот выступ и был крыльцом.

— По крайней мере, — заметил Солон, — у нее сухо, когда идет дождь.

— А в этой части побережья дожди не редкость, — добавил Кендарик и поежился. — Не только темнеет, но, похоже, как раз и дождь приближается.

— Этого только и не хватало, — пробормотал Джеймс. Он отодвинул занавеску, служившую дверью. Маленькая комнатка внутри была почти пуста: из мебели здесь стояли лишь грубый стол и одинокий стул. Над огнем кипело что-то в котле.

— Не ведьма? — спросил Кендарик, взглянув на коричневатое варево. — Тогда что это?

Джеймс подошел поближе и внимательно изучил булькавшую жидкость. Затем снял с крючка ковш, висевший над камином, и опустил его в котел. Зачерпнув варева, он понюхал, а затем попробовал.

— Это суп, — сказал он, повернувшись к Кендарику. — И очень вкусный.

Он повесил ковшик на место, и тут от дверей послышался голос:

— Пришли сжечь меня?

Джеймс повернулся и увидел худую старушку, стоявшую у входа и державшую в руках охапку веток.

— Не стой как столб. Что ты на меня уставился? Ждешь, что старая женщина сама отдаст тебе дрова для своего погребального костра?

Ростом старушка была не выше ребенка, которого они только что отослали домой. Годы истончили ее кожу почти до прозрачности и выбелили волосы; однако в ее ясных глазах читался живой ум.

— Мы здесь не для того, чтобы сжечь тебя, — возразил Джеймс.

— О, все так говорят, — сказала она, протиснувшись мимо Кендарика и бросив охапку хвороста рядом с очагом.

— Ты владеешь магией? — спросила Джазара.

— Знаю пару фокусов, — пожала плечами старушка. Она присела на стул. — Но в основном я смешиваю травы для исцеления людей или предсказываю судьбу. — Ее взгляд устремился вдаль. — Иногда я вижу некоторые вещи, но это… трудно. И редко когда приятно.

— Я из крондорской гильдии морских мародеров, — представился Кендарик. — Я пытался поднять корабль, затонувший недавно около Вдовьего пика, но кто-то или что-то блокирует мою магию. Это очень могущественная сила, и я хотел бы выяснить, что это.

Старая женщина задержала на мгновение взгляд на Кендарике, затем повернулась к Джазаре.

— Ты тоже владеешь магией?

— Я — придворный маг принца Аруты, — ответила Джазара.

— А, — смущенно улыбнулась старушка. — Женщина-маг. Были времена, когда в Крондоре тебя могли казнить, если бы ты осмелилась только утверждать, что знакома с магией.

— Времена меняются, — уклончиво заметил Джеймс.

— В некотором смысле да, — согласилась старушка. — С другой стороны — нет.

— Хорошо, — решительно заявил сквайр. — Возможно, как-нибудь мы сможем продолжить нашу беседу в более приятной обстановке. А сейчас у нас есть более неотложные дела, — показал он на меркнущее солнце.

— Я заметила, — кивнула ведунья. — Поэтому и решила, что вы пришли из деревни, чтобы сжечь меня.

— Это все так называемый отец Роуленд, — сказала Джазара. — Он подстрекал жителей деревни к расправе над тобой.

— И как вы остановили его? — спросила старушка.

— Моей шпагой, — ответил Джеймс. — Он не был жрецом Санг.

— Я так и думала, — уверенно заявила она. — От него просто исходило зло. Думаю, это одна из причин, по которой он хотел избавиться от меня. Он знал, что я вижу в нем шарлатана.

— Должна быть и другая причина, — сказал Солон. — Ты вряд ли стала бы опасным врагом только потому, что чувствовала в нем зло.

— Ты прав, — кивнула старая женщина. — Дело в том, что я знаю тайну Холден Хэда и Вдовьего пика.

— А это не поможет объяснить, что здесь происходит и почему мне не удается поднять корабль? — спросил Джеймс.

— Конечно поможет, — ответила старушка.

— Как тебя зовут? — спросила Джазара.

Старая женщина усмехнулась:

— Уже давно никто не называет меня иначе, как «ведьмой» и «старухой», так что я едва могу вспомнить. — Она вздохнула. — Зовите меня Хильдой.

— Хильда, в чем же тайна, о которой ты говоришь? — спросил Джеймс.

Старушка огляделась, как будто опасаясь, что ее подслушивают.

— Под утесами, в глубокой пещере, скрыт храм зла, и он древнее самого древнего из живущих ныне людей.

— Что за храм? — изумился Солон. Его рука невольно потянулась к рукоятке боевого молота.

Хильда медленно встала и подошла к деревянному сундуку. Она откинула крышку и достала оттуда маленький тряпичный мешочек.

— Открой его, — с этими словами она передала мешочек Солону.

Монах так и сделал, и, когда он увидел, что находится внутри, его лицо исказилось от омерзения. Он вытащил из мешочка и показал остальным сделанную из какого-то металла руку, в ладони которой покоился черный шар, вырезанный из камня, похожего на обсидиан. Однако он не отражал, подобно обсидиану, свет огня.

— Я не знаю, кто построил храм Черной Жемчужины, — сказала старуха, — но это были не люди.

Солон убрал камень обратно в мешочек.

— У моего ордена есть список всех известных людям культов и верований в Королевстве, на Востоке и в Кеше. Как защитник верующих, я изучил все эти документы, но никогда не слышал об ордене Черной Жемчужины.

— Тем не менее он существует, — вздохнула Хильда и забрала мешочек у Солона. — То, что скрывается под утесами, — источник мощного зла. Именно он погубил столько кораблей, заведя их на скалы. Именно из-за него почти никто не осмеливается возделывать плодородную землю между деревней и моей хижиной. А нашедшиеся смельчаки вскоре становятся беспокойными и подозрительными, их начинают одолевать страхи, и они покидают эти места через пару сезонов. Даже охотники избегают здешних лесов.

— Как же тебе удается здесь жить? — спросил Кендарик.

— Благодаря этому, — показала старушка на мешочек. — Это талисман, и он защищает меня от зла. Я как будто стала одной из них. Вам предстоит тяжелейшее испытание, и я хотела бы, чтобы он остался у вас. — Она заглянула в глаза каждому из своих гостей, прежде чем отдать мешочек Солону, который принял дар с благодарным поклоном. — И это еще не все.

— Что еще? — спросил Джеймс.

— Вот ключ. Если вы пойдете дальше по тропе к скалам внизу, заверните в небольшой грот. Там вы увидите едва заметный узор, на уровне моих глаз. Этим ключом вы откроете в скале дверь.

— Ты видела, как это делается? — спросила Джазара.

— Да, — ответила Хильда. — Я много раз следила за теми, кто приходил сюда и спускался вниз. Один из моих фокусов — умение оставаться незамеченной. Я стояла в нескольких футах от крыльца, когда вы прошли мимо, но вы ничего не заметили, так?

— Это правда, — улыбнулась Джазара.

— Ты пыталась войти туда? — спросил Джеймс.

— Да, — призналась Хильда, — пыталась. Но не получилось.

— Почему?

— Потому что только тот, кто поклялся в верности злым силам этого храма, может войти. Я пыталась, но дверь не открылась.

— Тогда как мы сможем использовать этот ключ? — спросил Джеймс.

— Думаю, у вас есть возможность, — сказала старуха. — В деревне скрывается существо. Я не знаю, кто оно и как его имя, но оно там, это точно. Это слуга темных сил, что таятся внизу. Именно он первым обратил тех, кто стали потом кровопийцами. Я не понимаю его цели — ведь это лишь вопрос времени. Принц ведь придет в Холден Хэд со своей армией и наведет здесь порядок?

— Мы догадываемся, какова его цель, — сказал Джеймс. — Удержать нас подальше от Вдовьего пика.

— А его хозяин за это время поднимет корабль, — добавил Кендарик.

— Но как эта информация поможет нам пробраться в храм? — продолжил расспросы Джеймс.

— Найдите это чудовище, которое погубило столько людей. Убейте его и отрежьте кисть руки. Вложите в нее талисман. Дверь должна открыться.

— И где нам найти это создание?

— На кладбище есть старинный склеп, — терпеливо продолжала объяснения Хильда. — Его построила старейшая в этих местах семья Холден. Никого из них уже давно нет в живых, и за склепом никто не следит. Думаю, именно там вы найдете чудовище. А обнаружив его, найдете причину, породившую тьму. Когда вы сделаете это, пожалуйста, вернитесь, чтобы я знала, что не обрекла вас на смерть.

— Нам нужно идти, — вздохнул Джеймс. — Ведь к тому времени, как мы доберемся до кладбища, эти твари начнут пробуждаться, а я предпочел бы покончить с этим прежде, чем они нас настигнут.

Они поспешили прочь, а старая женщина вышла за порог и долго смотрела им вслед.

— Да пребудут с вами добрые боги, дети мои, — тихо сказала она и вернулась в хижину. Там Хильда добрела до своей табуретки и устроилась на ней в ожидании.

14 ВАМПИР

Небо стремительно темнело. Джеймс и его спутники подошли к восточной окраине деревни, где находился склеп, о котором говорила Хильда, уже практически в темноте.

— Ну вот, не успели до темноты… — Голос Кендарика дрожал от страха.

— Готовься к худшему, — сказал Солон. — Ведь вампиры знают, что мы идем за ними.

— Неужели у вашего ордена нет какой-нибудь молитвы, которая заставила бы подобные существа просто… исчезнуть? — недоумевал Кендарик.

— Ха! — ответил монах. — Если бы! Единственный орден, обладающий достаточным могуществом, — это тот, в котором поклоняются Лимс-Крагме.

Кендарик испуганно оглянулся.

— Я думал, что они скорее в союзе с такими чудовищами.

— Нет, парень, — сказал Солон. От волнения его акцент снова усилился. — Они поддерживают правильный порядок вещей и презирают всех, кто не повинуется воле их властительницы. Существа, с которыми мы столкнулись, вызвали бы у них еще большее отвращение, чем у нас. Поэтому наша задача — отправить этих вампиров прямиком к Лимс-Крагме: уж она — то разберется с этими тварями.

— У тебя появился шанс сделать это, — сообщил Джеймс, заметив среди надгробных камней полдюжины оживших мертвецов. Он вытащил меч и кинжал, но не остановился. — Не позволяйте им задержать вас надолго. Если Хильда права, то стоит нам найти и убить их хозяина, и они исчезнут.

— Значит, — подытожил Кендарик, — ты предлагаешь нам продираться сквозь толпу этих созданий, и при этом не задерживаться?

— Именно это он и сказал, парень, — кивнул Солон, вытащил свой молот и начал вращать им перед собой. — Разбей вампиру голову, отрежь ногу или еще что-нибудь и двигайся вперед.

Кендарик побледнел, но старался выглядеть решительным.

— Конечно. Нет проблем.

— Я управлюсь с первой группой, — объявила Джазара. Она опустила посох, и в воздухе затрещала магическая энергия. Из наконечника посоха вылетел, подобно молнии, ярко-белый пылающий шар и запрыгал по земле. Приземлившись перед одним из живых мертвецов, магический шар разделился на множество маленьких шариков, каждый из которых бил вампиров энергетическим зарядом. Те корчились и ревели от боли, а шипящее пламя поглощало их плоть и обездвиживало.

— Быстрее! — крикнул Джеймс и бросился бежать. — А вот и склеп!

В центре маленького кладбища возвышался небольшой мавзолей с заостренной крышей. Двери его были открыты. Внутри находилось полдюжины мраморных постаментов, на которых покоились гробы.

— Почему они не могут хоронить покойников по правилам, — прошипел Кендарик, — как везде в Королевстве?

— Мы неподалеку от Вабона, — сказал Джеймс. — Там все еще используют подобные захоронения.

— Но в этом случае, — заметила Джазара, опустив посох и указав им на дверь, — я согласна с Кендариком.

В красном свете вырисовались фигуры, двигавшиеся позади каменных гробов внутри склепа.

— Нам нужно пробиваться внутрь. — В голосе Джеймса слышалась решимость.

Джазара выпустила еще один магический заряд и поразила несколько вампиров. Джеймс промчался мимо них и оказался перед высоким бледным человеком, глаза которого горели красноватым светом. За ним Джеймс заметил еще одну фигуру, поменьше, которая излучала силу. Сквайр понял, что перед ним — предводитель вампиров.

— Убейте этого! — крикнул Джеймс.

Главарь вампиров засмеялся:

— Глупец, я был мертв еще до твоего рождения!

Высокий вампир сделал выпад в сторону Джеймса, протянув руку с согнутыми когтистыми пальцами. Джеймс даже не пытался отразить удар. Вместо этого он присел, уклонившись от атаки, потом резко поднялся и толкнул вампира в грудь. Существо повалилось назад, под ноги повелителю. Джеймс попытался резкопереместиться вперед и проткнуть приближавшегося вожака, однако тот отпрыгнул в сторону с поразительной скоростью. Джеймсу внезапно стало страшно. Ничто живое не могло двигаться так быстро. Предыдущие случаи столкновения со сверхъестественным всегда оказывались малоприятными для Джеймса, но его преимуществом в таких случаях была комбинация инстинктов и скорости. Сквайр хотел обездвижить вампира, отрубив ему ноги или нанеся какие-то другие повреждения, чтобы дать возможность Джазаре сжечь его магическим огнем.

Теперь он понял, что этот план не сработает.

— Назад! — крикнул Джеймс. — Придется сжечь их прямо здесь!

Солон в это время сокрушил череп одному вампиру, а Кендарику удалось нанести достаточный урон второму, чтобы удержать его подальше от себя.

Джазара умело управлялась со своим посохом, сделав подсечку двум вампирам и толкнув третьего так, что он упал на них сверху. После этого она принялась крушить черепа, хотя, как ее и предупреждали, это лишь замедляло кровопийц, не более.

Джеймс и его товарищи начали отступать. Джазара и Солон пытались расчистить сквайру путь, в то время как он пытался справиться с паникой. Бывшему вору пришлось пятиться назад от двух приближавшихся вампиров, а их владыка был наготове, так что Джеймсу вряд ли удалось бы его подловить.

Джеймс рискнул взглянуть назад, и ему едва не снесли голову. Сквайр сумел в последний момент парировать удар своей шпагой и оттеснить владыку вампиров назад.

Внезапно Солон бросился вперед, яростно вращая молотом. Он со всей силой ударил высокого вампира в грудь, и тот отлетел назад, врезавшись в своего предводителя.

Владыка вампиров упал и тут же с невероятной легкостью вскочил, откинув своего прислужника в сторону, как куклу. Высокий вампир остался лежать на каменном полу, содрогаясь в агонии.

Неожиданная атака монаха дала Джеймсу возможно отпрыгнуть назад, в дверной проем склепа.

— Закройте двери! — крикнул Джеймс. — Джазара, жги их!

Джазара опустила посох, и сгусток зеленого пламени сорвался с наконечника. Кендарик изо всех сил налег на одну створку двери, а Солон без труда закрыл вторую.

Глаза Джеймса округлились от удивления, когда он увидел, что владыка вампиров прошел сквозь магическое пламя и оно не причинило ему никакого вреда.

Двери захлопнулись, и Солон навалился на них всем телом.

— Нам нужно замуровать их! — воскликнул Джеймс.

Джазара схватила Кендарика за ворот туники и развернула к себе.

— Камни! — крикнула она.

Подмастерье едва не упал, с трудом сохранив равновесие.

Они поспешили к небольшой надгробной плите, которая торчала из могилы неподалеку, и совместными усилиями вытащили ее из земли.

— Спасибо, кто бы ты ни был, — обратилась Джазара к разоренной могиле.

Они с Кендариком быстро подтащили камень к дверям склепа.

Джеймс и Солон удерживали створки двери, на которую с нечеловеческой силой кидался изнутри предводитель вампиров. Они подперли дверь сначала одним, потом вторым камнем, после чего она перестала раскачиваться.

— Не знаю, сколько времени мы выиграли, — сказал Джеймс, пытаясь отдышаться, — но я видел, как эта тварь прошла сквозь твой огонь, Джазара, и ничуть не пострадала.

— Тогда я не знаю, что делать, — понурилась Джазара.

— Может, нужен настоящий огонь, — предположил Кендарик. — Давайте соорудим костер, подожжем охапку тряпья, облитого маслом, и бросим его туда.

— Не думаю, что это поможет, — покачала головой волшебница и задумалась. — Может быть, Хильда подскажет нам, что делать.

— Вы двое бегите к Хильде, — велел Солон, — а мы с Кендариком постараемся удержать двери.

Словно подтверждая серьезность этого заявления, изнутри донесся глухой удар, от которого двери затрещали и подались вперед.

— Быстрее! — поторопил Солон. — Может, ему и не удастся сдвинуть камни, но постепенно он просто сотрет их в щебень.

Джеймс и Джазара кивнули и не мешкая, бросились бежать обратно к Вдовьему пику.

* * *

Они добрались до хижины у склона, уже еле дыша. Хильда услышала их топот и пыхтенье и вышла на крыльцо.

— Заварушка началась, — догадалась она.

Джеймс кивнул, пытаясь отдышаться.

— Не можем убить их вожака, — сказал он, сделав глубокий вдох.

— Его трудно уничтожить, — согласилась Хильда. — Но он не бог.

— Он не горит, — добавила Джазара.

— А… — протянула старая женщина, погрузившись в размышления. — Значит, его сущность, а следовательно, и смерть — в чем-то другом.

Джеймс взглянул на Джазару, и та ответила ему недоуменным взглядом.

— Не понимаю, — сказала она Хильде.

Та пожала плечами:

— Я не специалист в этом. Некромантия — самое ужасное из магических искусств, и его лучше не касаться. — Она немного помолчала. — Однако я кое-кто слышала об этом.

— Например? — поторопил ее Джеймс.

— Говорят, что некоторые из слуг зла не живые. Ведь даже несчастные души, порабощенные владыкой вампиров, имеют нить жизнь: обрежь ее, и они исчезнут с лица земли, — объяснила Хильда. — Но некоторые из могущественных служителей зла научились избавляться от смертности.

— Как тогда их уничтожить? — спросила Джазара.

— Найдите пристанище души. Чтобы достичь подобного могущества, нужно принести огромную жертву, и, обретая одно, — она подняла одну руку, — обязательно теряешь другое, — она вытянула вторую руку. — Чтобы сделать тело бессмертным, сущность духа извлекают и оставляют где-то рядом. Зачастую она либо защищена магическими преградами, либо спрятана так, что ее трудно найти.

— У нас нет времени, — нахмурился Джеймс. — Этот главарь вампиров очень силен. Возможно, он уже выбрался из склепа и одолел Солона и Кендарика.

— А если мы потеряем Кендарика… — начала Джазара.

Джеймс мрачно кивнул.

— Но у нас не было выбора, кроме как оставить его с Солоном. А теперь нам нужно спешить.

— Где же искать? — спросила Джазара. — Может быть, его сущность спрятана в том же склепе?

— Вряд ли, — покачала головой Хильда. — Он наверняка принес ее с собой и оставил в безопасном месте сразу после прибытия.

— Где его увидели впервые? — спросил Джеймс.

— В доме дровосека, — ответила Хильда.

— Тогда нужно посмотреть там, — решил Джеймс. — Как туда добраться?

— Бегите к ферме Алтона, а оттуда по дороге на восток. Через милю вы увидите тропу, ведущую в лес, а еще через милю — дом дровосека. Будьте внимательны и осторожны. — Главный вампир наверняка оставил там своих слуг.

— Уже темно, как ночью, — заметил Джеймс, оглядевшись вокруг. — У тебя есть лампа или факелы?

— Есть факелы, — кивнула старая женщина. — Сейчас принесу. — Она вошла в хижину и появилась спустя несколько мгновений с тремя факелами: один из них горел, еще два лежали на сгибе руки. — Это все, что у меня есть.

Джеймс взял горевший факел, а Джазара — два других.

— Думаю, нам хватит, — сказал Джеймс. — Спасибо тебе, Хильда, за помощь.

— Не стоит благодарности.

— Когда все закончится, я обязательно вернусь и расскажу тебе о Звездной Пристани, — пообещала Джазара.

— С удовольствием послушаю, — отозвалась старушка.

Джеймс взглянул на Хильду.

— Прощай, — сказал он, развернулся и поспешил обратно к деревне.

Джазара последовала за ним.

Хильда дождалась, пока они скроются из виду, а потом медленно вернулась в свою хижину.

* * *

Джеймс и Джазара бежали почти всю дорогу, останавливаясь лишь тогда, когда чувствовали опасность. Промчавшись через поселок, они попали на восточную дорогу и через некоторое время свернули на указанную лесную тропу.

В лесу было темно, как будто полдень и полночь поменялись местами. Даже луна не освещала путь; их окружала зловещая и неестественная тьма.

Дневные птицы не пели, однако и криков их ночных собратьев также не было слышно. Воздух казался застывшим, как будто та магия, что затемняла солнце, поглощала и шум ветра.

Внезапно тишину нарушил жуткий вой где-то вдалеке. Тут же послышалось ответное завывание. Потом еще и еще…

— Волки! — мрачно заключил Джеймс.

— Быстрее! — крикнула Джазара, и Джеймс ускорил шаг, рискуя подвернуть ногу на узкой тропе.

Лавируя между деревьями, они в конце концов добрались до небольшого домика на поляне. Окно было озарено странным красным светом.

— Внутри кто-то есть, — предупредил Джеймс.

— Снаружи тоже. — Джазара указала рукой. Из-за хижины к ним решительно направлялись четыре вампира.

Джазара опустила посох, и в который раз от него отделился ослепительный магический заряд и поразил всех четырех. Листья на земле тут же превратились в пепел. Вампиры попытались двинуться дальше, однако, их тела лишь судорожно дергались, выйдя из-под контроля.

— Пробирайся внутрь! — крикнула Джазара. — С этими я разберусь.

Джеймс буквально пронесся мимо оживших мертвецов, двое из которых уже бились на земле, как рыбы, выброшенные на сушу. Он затормозил перед дверью и ударом ноги распахнул ее.

Внутри на табурете сидела женщина. Казалось, она качает плетеную колыбель, в которой лежит ребенок. Однако, когда она повернулась, Джеймс сразу понял, что это вампир. Оскалившись, она встала со стула и бросилась на сквайра.

Джеймс нырнул в сторону и полоснул шпагой по ногам женщины, обездвижив ее. Она упала с криком ярости, и Джеймс нанес удар по шее. Легкий клинок отскочил, наткнувшись на кость, и Джеймс пожалел, что у него в руках нет оружия потяжелее.

Он ударил женщину-вампира по протянутым рукам. Она отдернула руки, но тут же попыталась встать.

Когда она поднялась, Джеймс прыгнул вперед и толкнул ее изо всех сил. Раненая нога подвела ее, и женщина вновь упала, тогда Джеймс взмахнул факелом и поджег подол ее платья.

Мгновением позже женщина-вампир каталась по полу, пытаясь погасить пламя. А Джеймс воспользовался возможностью, чтобы осмотреться. В хижине не было ничего, кроме маленького стола, плетеной колыбели и ковша рядом с камином. Он не заметил никакого укромного местечка, сундука или сосуда, в котором мог быть спрятан такой важный предмет, как душа вампира.

Джеймс сделал шаг вперед и заглянул в колыбельку. То, что он там увидел, заставило его вздрогнуть: в колыбели лежал мертвый младенец. Тело ссохлось, кожа обтягивала хрупкие кости. Но самым жутким было красное сияние, исходившее от ребенка.

Джеймс замешкался, не желая прикасаться к трупу. Однако он быстро переборол отвращение и дотронулся до животика младенца. Его палец наткнулся на что-то твердо. Сквайр вынул кинжал, задержал дыхание и вонзил клинок в детскую плоть. В грудной клетке он обнаружил большой камень алого цвета, от которого исходило недоброе сияние.

Чтобы достать камень, Джеймсу пришлось сломать мертвому ребенку два ребра. К тому моменту, как он это сделал, в хижину вошла Джазара.

— Они все мертвы… — Она остановилась в изумлении. — Что это?

— Я не уверен, — задумчиво произнес Джеймс, — но думаю, что дитя и было вместилищем.

Джазара уставилась на красный камень.

— Тогда это, должно быть, Камень Души, — начала она размышлять вслух. Волшебница закрыла глаза и что-то проговорила. — Внутри этого камня заключена могущественная магия. И она излучает зло.

— Что нам с ним делать? — спросил Джеймс.

— Вынеси его наружу, — сказала Джазара. Снова послышался волчий вой, теперь уже ближе.

— Поспеши, — поторопила волшебница.

Они быстро вышли. Оказавшись снаружи, Джазара огляделась по сторонам.

— Туда! — указала она на мастерскую дровосека.

В углу мастерской они обнаружили небольшие меха и наковальню, с помощью которых дровосек чинил и затачивал свои инструменты. Волшебница сразу же обнаружила то, что искала.

— Положи камень на наковальню! — сказала она.

Джеймс так и сделал. Джазара взяла небольшой молот и подняла его.

— Береги глаза! — велела она, и Джеймс отвернулся.

Он услышал удар молота по камню и тут же почувствовал, как волосы у него на голове зашевелились. Заряд высвободившейся магической энергии словно ударил по нему. Джеймс почувствовал себя плохо и с трудом преодолел позывы к рвоте. Затем пришло странное ощущение горя и тщетности, которое проникло глубоко внутрь; за ним последовал прилив ярости и злости, заставивший сердце яростно стучать, а слезы — брызнуть из глаз.

Сквайр вдруг начал задыхаться и одновременно услышал, что Джазару тоже охватил приступ удушья. Открыв глаза, Джеймс увидел, что Джазара пригнулась к земле, не в силах сдержать рвоту.

Несмотря на то что Джеймс чувствовал слабость и головокружение, он заставил себя сосредоточиться, услышав совсем близко вой волков.

Внезапно чернота неба стала рушиться. Свет пронзил тьму, расчертив ее тонкими линиями на квадраты. Темнота, подобно разбитому окну, разлетелась на тысячи кусочков. Частицы черного неба падали вниз и растворялись в воздухе, не успев столкнуться с вершинами стоявших неподалеку деревьев. И вместо каждой темной частички сразу появлялся дневной свет.

Через несколько мгновений снова наступил день и его свет засиял повсюду.

Волчий вой умолк, а тишину тут же нарушило пение птиц.

— Такого я не ожидала, — удивленно покачала головой Джазара.

— Как бы там ни было, я так рад снова увидеть солнце, — откликнулся Джеймс и взглянул в сторону дневного светила. — Почти полдень, — заметил он.

— Все изменилось, — сказала волшебница. — Идем, нам нужно вернуться на кладбище и узнать, что там творится.

Они поспешили к кладбищу, обратно через весь поселок. По пути они видели, как жители выглядывают из окон и дверей, изумленные и радостные оттого, что свет вернулся. Те, кто посмелее, вы наружу и смотрели друг на друга, словно пытаясь убедиться, что вернулся нормальный порядок вещей.

К тому времени, как Джеймс и Джазара добрались до склепа, они запыхались и вспотели: возродившееся солнце сильно припекало. Солон и Кендарик все еще удерживали дверь склепа.

— Где вы были? — закричал Кендарик.

— А вы что-то сделали? — ответил вопросом на вопрос монах. — Здесь внутри творилось безумие, а потом черное небо развалилось. Это ваша работа?

— Мы нашли и разбили Камень Души, — сообщила Джазара.

— Я думал, — начал Джеймс, — их вожак… умрет или что-то вроде того, когда мы разрушим Камень.

— Я не специалист в подобных вещах, — сказала Джазара. — Хильда может знать больше. Однако я думаю, что, уничтожив Камень, мы можем найти способ уничтожить и вампира.

— А нельзя просто оставить их запертыми здесь, пока они сами не издохнут? — спросил Кендарик.

— Нет, если этот вампир — источник помех для твоего заклинания.

На лице Кендарика отразилось смирение, и он начал оттаскивать первый из надгробных камней, подпиравших дверь склепа.

— Не хотите мне помочь?

— Вообще-то не очень, — усмехнулся Джеймс, однако взялся за второй камень.

— У нас есть план? — спросил Солон.

— Мы должны отрезать руку у владыки вампиров, — напомнила Джазара.

— Мы позволим им открыть двери, — заявил Джеймс. — Они не переносят свет, наверное, это их слабое место. Не так давно я сражался с демоном, чья плоть вспыхивала и сгорала на свету. Мне почему-то кажется, что у них с этим вампиром общая природа.

— Это может быть верным для низших вампиров, — сказал Солон, оттаскивая в сторону еще один камень, — но боюсь, их предводителя свет лишь разозлит.

— Давайте попробуем выпускать их по одному и убивать, — предложил Кендарик, отбросив очередной камень и вернувшись за следующим.

Дверь начала двигаться — это вампиры изнутри налегли на нее.

— Мы не можем сжечь их, — сказала Джазара, — во всяком случае, их предводителя. Нам нужна его рука.

— Давайте, — не унимался Кендарик, — заставим его вытянуть руку; отрубим ее и удерем.

— Разбиваем головы и режем глотки, — усмехнулся Солон. — Это просто.

Джеймс отступил от дверей, которые начали открываться наружу.

— Просто. — Внезапно дверь вылетела, и перед сквайром сразу же появились два вампира. — Но это не значит — легко!

Ближайший к Джеймсу вампир оцепенел от солнечного света, и сквайр моментально снес ему голову.

Второй вампир развернулся и попытался снова войти в склеп, однако двое следовавших за ним, помешали это сделать. Солон настиг его и начал дубасить своим молотом.

Джазара тоже нанесла удар железным наконечником своего посоха, и вскоре на земле лежали, дымясь, три трупа. Джеймс заглянул в склеп. Яркое солнце мешало разглядеть, что творится внутри, по крайней мере сквайр не заметил никакого движения.

— Думаю, нам придется войти и попытаться схватить его, — прошептал Джеймс, затем повернулся к Кендарику: — Только твоим клинком можно отрубить голову этой твари. Пожалуйста, постарайся не задеть меня или Солона, когда начнешь размахивать мечом.

Кендарик побледнел, но кивнул.

Джеймс взглянул на Джазару и приподнял бровь, затем снова обратился к Кендарику:

— Если ей придется поджечь его, я хочу, чтобы ты был наготове и отрубил ему руку.

— Которую? — спросил Кендарик, смахнув рукавом пот, выступавший над верхней губой.

— Думаю, любая сойдет, — сказал Джеймс. Сквайр кивнул Солону, И они оба ворвались в склеп и двинулись в разные стороны от центрального постамента, вглядываясь в сумрак.

Сквайр и монах не сомневались, что владыка вампиров прячется за одним из трех постаментов. Приблизившись ко второму, Джеймс почувствовал опасность.

— Солон, сверху! — крикнул он.

Только предупреждение Джеймса спасло монаха: вампир прыгнул на него с потолка. С удивительной быстротой Солон развернулся и, взмахнув молотом, раздробил ребра главаря вампиров.

Предводитель кровопийц пролетел через весь склеп и ударился о противоположную стену как раз перед Джеймсом, который сделал выпад, пытаясь поразить его, пока он на полу, однако вампир вскочил с неестественной скоростью и уклонился от удара.

С потолка внезапно спрыгнул еще один вампир, и Джеймс оказался прижатым к полу. Запах гниения ударил ему в нос.

— Солон! — крикнул сквайр.

Могучий монах приблизился к трем фигурам на полу. Одного из вампиров он схватил за ворот туники и отшвырнул к двери. Попав на освещенное место, тот завопил от боли.

Кендарик шагнул вперед и, приложив все силы, отрубил вампиру голову.

— Пригнись! — крикнула Солону Джазара. Монах тут же присел. Джазара подняла посох и выпустила заряд зеленого огня. Пламя заплясало на каменном потолке, и оттуда упали еще два вампира, корчась в агонии.

Джеймс уже понял, что сражается с самым сильным врагом из тех, что он когда-либо встречал. Владыка вампиров был сверхъестественно силен. Когда он схватил Джеймса за подбородок и начал выворачивать сквайру голову, Джеймс, как ни пытался, не мог высвободиться. Мышцы шеи, казалось, вот-вот лопнут. С ужасом сквайр понял, что сейчас все будет кончено: он лишится головы.

Джеймс отчаянно дергался и вырывался, стремясь выиграть себе хотя бы мгновение свободы, однако владыка вампиров обладал силой трех человек. Внезапно позади вампира появился Солон. Он схватил кровопийцу за длинные волосы и рванул назад.

— Закрой глаза! — услышал Джеймс крик Джазары.

Джазара ударила вампира наконечником посоха прямо в губы. Предводитель кровопийц на мгновение застыл, ошеломленный такой неожиданной атакой.

Джазара произнесла короткую фразу, и от посоха отделился язычок магического белого пламени, которое моментально окутало голову вампира. Помещение заполнил запах горящей плоти.

Владыка вампиров взвыл, а Джеймс, почувствовав, что хватка его ослабла, отполз в сторону и поднялся на ноги.

Подоспевший Кендарик хорошенько прицелился и одним точным движением обезглавил существо. Тело главаря вампиров камнем рухнуло на землю.

Казалось, что подмастерье сейчас стошнит.

— Спасибо всем вам, — собравшись с силами, произнес Джеймс и посмотрел на Кендарика. — Отруби ему руку.

Кендарик помотал головой и передал свое оружие Джеймсу.

— Если не возражаешь, сделай это сам. По-моему, я больше не могу… — Глаза подмастерья закатились, и он упал в обморок.

* * *

Позже они отдыхали на постоялом дворе. Джеймс наслаждался горьковатым, освежающим элем, стараясь не обращать внимания на боль в пострадавшей спине.

— Что теперь? — спросил Кендарик, все еще смущенный тем, что упал в обморок.

— Подождем до утра, — предложил Джеймс. — Мы устали и должны отдохнуть. А потом на рассвете попробуем поднять корабль. Если не получится, значит, Хильда права, и дело не только в предводителе вампиров, но и в том, что находится в тайном храме.

— Как насчет помощи? — поинтересовался Кендарик.

— Утром я пошлю за гарнизоном в Миллер Рест. Они будут здесь в течение двух дней.

— Будем ждать? — спросил Солон.

— Нет, исследуем старый храм. Я и раньше занимался подобными вещами. Вряд ли там Кто-то есть, иначе жители деревни заметили бы что-нибудь необычное еще до того, как у них начались проблемы.

Джазара глотнула эля.

— Мне до сих пор не дают покоя две вещи, — призналась она.

— Кто за этим стоит? — догадался Джеймс.

— Да, — кивнула волшебница. — Ясно, что кто-то хочет изолировать этот район и позволить своим слугам добыть трофей. — Она огляделась, словно кто-то мог ее подслушать, и тихо закончила: — Слезу.

— А что еще беспокоит вас, леди? — спросил Солон.

— То, что я не знаю, где Уильям и крондорские стражники, — ответила Джазара.

Джеймс сразу уловил в ответе волшебницы двойной смысл. Солон и Кендарик решили, что ее интересует местонахождение Медведя, но сквайр понимал, что она беспокоится о безопасности Уильяма.

Джеймс отхлебнул эля. Он обдумал слова Джазары и понял, что эти два вопроса волнуют его не меньше.

15 ДВА КЛЫКА

Уильям наблюдал. Вдали, прямо над вершинами деревьев, он видел перевал Двух Клыков, четко вырисовывающийся на фоне восходящего солнца. Две большие скалы возвышались по сторонам дороги, как зубы огромной змеи, — отсюда и пошло название места. По сторонам Клыков простирались равнины. Взглянув на север, Уильям увидел, что границей одной из небольших равнин служит густой лес, поднимающийся вверх по взгорью. Равнина слева упиралась в уступ, возвышающийся над глубоким ущельем, по дну которого текла река.

— Ты думаешь, они уже здесь? — спросил сержант Хартаг.

— Я нутром это чувствую, — ответил Уильям. — Сегодня новолуние Малой Луны, и в это утро Серые Когти должны были привести нас на бойню.

— Мы полностью выложились, добираясь сюда, Уилли, — сказал Хартаг. — Еще один рывок просто убьет лошадей, а люди не смогут сражаться.

— Ну, по крайней мере, мы знаем, что готовы драться, а они где-то неподалеку.

— И как мы это используем? — поднял брови сержант.

— Ты же бывалый вояка, сержант. Есть какие-нибудь идеи?

Сержант помолчал, оценивая ситуацию, затем медленно заговорил:

— Они наверняка прячутся в лесу. Однако я уверен, что Медведь приказал дюжине своих людей залечь вон на той поляне слева, рядом с уступом. Склон поднимается, а затем резко опускается вниз. Наверняка там притаились лучники, которых нам не видно. Мне кажется, что его план в том, чтобы заставить нас атаковать перевал. Тогда его люди начнут отступать за вершину, мы бросимся за ними, и, когда окажемся возле Клыков, получим удар справа, а стоит нам развернуться, чтобы атаковать, их лучники достанут нас с тыла.

— Я тоже так думаю, — кивнул Уильям. — Так что если мы увидим его всадников там, на гребне, то поймем, что ты прав.

Менее чем через час двое всадников показались из леса и заняли позицию на вершине холма.

— Итак, — сказал Уильям, — похоже, мы нашли Медведя.

— Послать следопытов на разведку?

— Пусть прочешут лес до самого взгорья и дальше и сообщат о численности противника. Они должны возвратиться не позднее полудня.

Время ожидания тянулось медленно. Уильям раздавал приказы, чтобы солдаты готовились к бою. Он подозревал, что Медведь разместил в лесу больше людей, чем они предполагали, однако рассчитывал на то, что отсутствие банды Серого Когтя изменит соотношение сил в его пользу.

Следопыты — Марик и Джексон — вернулись сразу после полудня.

— В лесу рассредоточено примерно пятьдесят человек, сэр.

— На конях или пеших?

— И тех, и других. Они как будто надеются заманить нас пехотинцами, а потом, стоит нам ввязаться в бой, атаковать кавалерией.

— Не стоит играть по их правилам. — Уильям задумался. Он знал, что враг превосходит его численностью: тридцать шесть его солдат против пятидесяти или более людей Медведя. — Возьмите полдюжины человек и отправляйтесь в лес, — приказал он следопытам. — Как только услышите, что Медведь приказал покинуть лес, атакуйте с тыла. Не мешкайте и попытайтесь уничтожить как можно больше всадников. — Он указал на левую сторону перевала: — Здесь мы нанесем первый удар.

— А как мы туда доберемся? — удивился Хартаг.

— Мы тихонько подъедем к этому камню, — Уильям указал на большой валун у основания холма, — и атакуем лучников. Разберемся с ними как можно быстрее и вынудим Медведя напасть на нас. Либо он будет пешим, либо ему придется отступать и седлать лошадей. Если Джексону, Марику и остальным удастся отвлечь некоторых из его всадников, то ему придется перегруппировывать отряд на ходу. И тогда он отступит, а мы будем преследовать его, или он перейдет в наступление, и у нас появится возможность его прикончить.

— Что, если он отступит?

— Мы последуем за ним, но не будем атаковать до последнего. Как бы я ни хотел прикончить этого пса, наша миссия будет успешной, если мы удержим его подальше от его цели.

— Цели? — спросил сержант.

— Вдовьего пика у Холден Хэда.

— По моим прикидкам, сэр, — заметил сержант, — именно туда он нас и уводит.

— Что? — насторожился Уильям.

— За этим холмом, — пустился в объяснения сержант, — на запад идет дорога. Она резко сворачивает за теми пиками и ведет прямо к лесам, расположенным чуть восточнее Холден Хэда. Это в двух днях быстрой езды отсюда. Если бы мы отправились сейчас, то оказались бы там завтра к закату.

— Проклятье, — сказал Уильям. — Этой дороги нет ни на одной из карт, что я видел.

Сержант улыбнулся:

— Многое не попадает на королевские карты. Лучше всего советоваться с путешественниками или с местными жителями.

— Спасибо. Я это запомню.

— Итак, что дальше?

— Тогда мы не дадим ему уйти. — Уильям огляделся. — Внезапность — наше единственно преимущество. Они превосходят нас числом, так что, если дело примет плохой оборот, бросайтесь к реке в низине.

— К реке? — изумился Хартаг. — Уилли, ты в своем уме? Даже если нам удастся преодолеть крутой спуск, течение потопит людей быстрее, чем…

— Нет. Если почувствуешь, что положение угрожающее, бери людей и отправляйся на юг. Если его цель — Холден Хэд, он не последует за вами. Мы отступим к переправе, по которой переходили вчера, и построим плоты. Медведю придется дать лошадям отдых, и мы доберемся до Холден Хэда быстрее его.

— А… — протянул сержант. — То есть ты не предлагал прыгать с уступа?

— Ну, если выбирать между этим и перспективой погибнуть…

— Да, но это крайний вариант.

Уильям прищурился и еще раз оглядел окрестности.

— Как скоро?

— Марик и остальные уже должны быть на месте.

— Отдавай приказ. Мы группируемся и мчимся вперед, пока я не дам команду повернуть налево.

— Ясно.

Уильям дождался, пока люди построились, и занял место во главе колонны. Взглянув на сержанта Хартага, он прошептал:

— Впервые в жизни я хотел бы, чтобы рядом был капитан Треггар.

Хартаг усмехнулся. Несмотря на то что Треггар был храбрым воякой, он немало изводил всех младших офицеров гарнизона, и хотя они с Уильямом пришли к некому взаимопониманию, основанному на обоюдном уважении, общаться с ним по-прежнему было нелегко.

— Да, — согласился сержант, — хоть он и грубиян, но для такой операции подошел бы как нельзя лучше.

— Ну, его здесь все равно нет, и на плаху ложится моя голова. В путь!

Колонна двинулась вперед. Уильям почувствовал, как болезненно сжался желудок, и заставил себя дышать медленнее. Он знал, что избавится от нервозности и напряжения и обретет ясность ума, как только услышит звук натягивающейся тетивы или звон скрещенного оружия. Во время сражения правит хаос, и любые выстроенные планы разрушатся при первом столкновении с врагом. Уильям уже давно понял, что в бою его посещает озарение: он мог оценить складывающуюся ситуацию и мгновенно принять верное решение.

Несмотря на ссору с отцом из-за того, что он покинул Звездную Пристань и вступил в армию, Уильям знал, что военное дело — его истинное призвание. Лошадь под ним фыркнула, и Уильям почувствовал, что животное успокаивается. «Иногда мой единственный настоящий дар — мысленно общаться с животными — оказывается полезным», — подумал лейтенант.

Когда колонна Уильяма достигла последнего отрезка дороги перед холмом, на вершине снова появились два всадника, выступавших в качестве приманки. Они сделали вид, что проехали несколько ярдов, удивились тому, что увидели, и, быстро развернув лошадей, поскакали обратно.

— В атаку! — крикнул Уильям, подняв руку.

Однако, вместо того чтобы преследовать всадников по взгорью, солдаты повернули и понеслись по лугу. Лужайка поднималась до небольшого плоскогорья, затем резко обрывалась. Как и предполагал Уильям, в траве пряталась дюжина лучников, готовых резко подняться и засыпать стрелами спины людей лейтенанта.

Но внезапно на них налетела кавалерия, и, хотя некоторые успели выпустить стрелы, большинство оказались мертвы прежде, чем смогли сдвинуться с места. Уильям приказал своим людям построиться в линию и придержал коня.

Приказ был прост — стоять и ждать, пока не покажется враг. Как и ожидалось, реакция Медведя была такой, как предсказывал Уильям. Группа пехотинцев выбежала из леса и встала в шеренгу, приготовившись к атаке. Уильям быстро пересчитал их — восемнадцать человек. Это означало, что еще тридцать всадников остались в лесу.

— Стоять! — скомандовал Уильям.

Люди Медведя, поняв, что их не атакуют, начали выкрикивать оскорбления в адрес крондорцев.

— Оставаться на месте! — повторил Уильям. Две стороны стояли лицом к лицу на протяжении долгих, напряженных минут.

— Не открыть ли нам огонь, Уилли? — спросил Хартаг.

— Пора, — кивнул молодой офицер.

— Лучники! — крикнул Хартаг, и полдюжины крондорских лучников ощетинились оружием. — Приготовиться! Огонь! — скомандовал сержант, и стрелки выпустили облако стрел.

Шестеро людей Медведя упали. К тому времени как лучники достали и зарядили вторую партию оставшиеся двенадцать наемников развернулись и бросились бежать. Они достигли леса и скрылись между деревьями. Выпущенные стрелы поразили лишь землю.

— Луки на плечо! — отдал команду Хартаг. Выполнив приказ, лучники достали мечи и закрылись щитами.

Наступила тишина. Медведь и его люди ждали нападения крондорцев, однако Уильям решил, что сражение будет проходить на открытом месте.

— Что теперь? — спросил один из солдат.

— Посмотрим, у кого первого сдадут нервишки, — сказал Хартаг.

Уильям поудобнее устроился в седле и приготовился ждать.

* * *

Кендарик стоял на подводной скале у Вдовьего пика и смотрел на мачту корабля, на которую указал Солон.

— Следите, чтобы не появились те существа, которые пытались остановить нас в прошлый раз.

— Занимайся делом, — посоветовал Джеймс, вытаскивая меч.

Кендарик попробовал сотворить заклинание, но у него снова ничего не получилось. Он повернулся и раздраженно сказал:

— Не вышло. Что-то до сих пор блокирует его.

— Мы так и думали, — пожала плечами Джазара. — Хильда говорила, что владыка вампиров — это не главное зло.

— Времени мало, — вздохнул Солон. — Нужно найти ту пещеру.

Они вернулись на берег и, к удивлению, быстро отыскали пещеру. Она была всего лишь пятнадцати ярдов в глубину, и в нее проникал утренний свет. В глубине пещеры они обнаружили камни, сложенные причудливым образом. Джеймс нажал на один, и тот сдвинулся. Сквайр прислушался. Никаких звуков слышно не было.

— Устройство здесь не механическое, — заметил Джеймс.

— Значит, оно связано с магией, — сказала Джазара.

— И значит, я не могу открыть этот замок.

— Что дальше? — нетерпеливо спросил Кендарик.

— У нас есть рука и амулет, — напомнил Солон.

Джеймс снял с плеча сумку и достал оттуда талисман и руку вампира. Вложив амулет в мертвую ладонь, он поднес ее к узору. Сквайр перепробовал полдюжины комбинаций, но в конце концов бросил это занятие.

— Хильда ничего нам не сказала об этом, — буркнул он, убирая предметы обратно в мешок.

— Но она просила нас возвратиться, — напомнила Джазара.

— Тогда пойдем к ней и расспросим, — после минутного размышления решил Джеймс.

* * *

До вершины они дошли за полчаса. Хильда уже стояла на пороге хижины, встречая их.

— Добыли руку вампира, так? — спросила она.

— Да, — сказал Джеймс. — Откуда ты знаешь?

— Для этого не требуется магия, юноша. Если бы вы не прикончили его, то он прикончил бы вас и вы не стояли бы здесь. Заходите. — Она поманила их за собой внутрь.

— Дайте мне его руку, — попросила Хильда.

Джеймс открыл мешок и передал ей руку вампира. Ведунья сняла с крюка на стене большую сковороду и положила кисть в нее.

— Это не слишком приятно, — предупредила она, поставив сковороду на огонь.

Плоть руки быстро ссохлась, потом вокруг нее вспыхнуло синее пламя, воздух наполнился гнилостным запахом. Через несколько мгновений на сковороде остались только почерневшие кости. Хильда поставила сковороду на камни.

— Пусть немного остынет.

— Объясни нам хоть что-нибудь! С чем мы столкнулись?

Хильда помрачнела.

— Вот почему я не рассказала вам о необходимости превратить руку вампира в пепел. Вот почему я не сообщила вам о механизме замка… — Она всматривалась в их лица. — Вам предстоит встретиться с великим злом, и я должна была убедиться, что вы можете выдержать это. Ваша победа над владыкой вампиров говорит о том, что вы решительны, упорны и храбры. Однако теперь вам предстоит столкнуться с более опасным врагом. Много лет я знала о существовании храма Черной Жемчужины. С помощью моих магических умений мне удалось несколько раз украдкой заглянуть в него. Однако даже то малое, что я смогла увидеть, — невообразимое зло.

— О каком «великом зле» ты говоришь? — спросил Солон.

— С чего начать? — риторически воскликнула Хильда. — Моряки, погибшие у мыса, никогда не обретали истинного покоя. Вместо этого их души оказались порабощены темным властелином храма. Я могу чувствовать его присутствие, он словно глаз невидимого наблюдателя. Многие годы он был закрыт, но теперь вновь открылся и обозревает эти места.

Джеймс вспомнил битву при Сетаноне, когда моррельский лжепророк Мурмандрамас использовал энергию своих умиравших прислужников для подпитки, пока он пытался овладеть Камнем Жизни.

— Значит, мы можем предположить, что этот план, каким бы он ни был, — быстро добавил сквайр, боясь проговориться при Хильде о Слезе Богов, — готовился долгое время.

— Совершенно верно. — Хильда встала, подошла к сундуку и, открыв его, достала какой-то предмет. — Но глаз не знает, что за ним тоже наблюдают. — Ведунья держала в руках что-то длинное и тонкое, то ли посох, то ли палку, сделанную из замороженных кристаллов. — Однажды я рискнула воспользоваться этим, но с тех пор отложила в ожидании подходящего момента. Предупреждаю — то, что вы увидите, может оказаться неприятным.

Она взмахнула палочкой, произнесла короткое заклинание, и в воздухе перед ними возникли черные врата. Затем створки распахнулись, и взору открылась подземная пещера. На каменной стене было укреплено декоративное зеркало. И в этом зеркале возникло и стало как будто приближаться существо, вид которого заставил Джазару и Солона зашептать молитвы. Джеймс уже видел нечто подобное раньше — несколько месяцев назад под заброшенной кешианской крепостью. Тогда он столкнулся с давным-давно умершим магом или жрецом, которого оживили с помощью темного искусства. Теперь Джеймс ясно понял, что между тем случаем и происходящим сейчас существует связь.

Маг-нежить махнул костяной рукой, и в зеркале появилось изображение человека с ястребиным носом. В его глазах сверкало черное пламя. Он был лысым ото лба до макушки, а дальше длинные седые волосы спускались на плечи. Одежда его не была какой-то особенной — так одевались простые купцы и торговцы.

Джеймс и его товарищи услышали голос мага-нежити:

— Они приближаются.

— Подмастерье с ними? — спросил человек в зеркале.

— Как и было запланировано. Их принесут в жертву на рассвете. Амулет у тебя?

— Нет, — ответил человек. — Он до сих пор у моего прислужника.

— Ты обладал им, — сказал восставший из мертвых, — но могуществом его наделяет голос нашего бога. И теперь он избрал другого, подобно тому как ранее предпочел тебя мне.

На лице человека в зеркале отразилось раздражение.

— Но он недостоин этого могущества.

— В любом случае без амулета у нас ничего не получится.

— Я найду его. И когда я это сделаю…

Внезапно изображение изменилось, и теперь в воздухе появились скалы Вдовьего пика, на которых стояли кошмарные существа — порождения самых темных глубин ада. Джеймс с трудом подавил в себе желание окликнуть кое-кого из этих созданий, так как он узнал некоторых. Другие же, незнакомые ему, были еще ужаснее.

— Кто он? — прошептал сквайр.

— Маг, последователь самых могущественных и темных сил, юноша. Я не знаю его имени, но знаю его дела. Поверьте, он связан с силами, еще более пугающими, чем вы можете представить. Смотрите и запоминайте!

Человек повернулся к собравшимся существам, и глаза Джеймса расширились от ужаса, когда он понял, что на камнях лежит его собственное тело, с разорванной грудью. Рядом лежали Солон и Джазара. Кендарик, еще живой, но связанный, будто теленок, подготовленный к закланию, тщетно боролся со своими путами. С шеи человека свисал тяжелый амулет с рубиново-красным камнем внутри. В одной руке колдун держал длинный черный клинок, а в другой — большой камень цвета льда.

— Слеза! — прошептал Солон.

Одним движением маг опустился на колено и вонзил меч в грудь Кендарика, после чего просунул руку в рану и вырвал сердце подмастерья. Держа все еще бившийся орган, он облил его кровью Слезу и повернулся, чтобы показать это демонам. Цвет Слезы изменился, став кроваво-красным вместо голубого, и толпа восторженно заревела. Внезапно картина исчезла.

— Не позволяйте этим видениям захватить ваше изображение, — сказала Хильда.

— Но они же собираются убить меня! Убить нас! — Кендарик был близок к истерике.

— Они попытаются, мой мальчик, — успокоила его Хильда. — Но будущее не предопределено. А злые силы привыкли видеть то, что хотят видеть. В этом их слабость. Они не принимают в расчет возможности провала. А вы знаете, что может произойти, и, более того, знаете цену своей неудачи.

— То есть эти видения… — начала догадываться Джазара.

— Лишь предупреждение. Теперь вы знаете о своем враге и его планах больше, чем он о вас. Он знает только, что вы пытаетесь извлечь Слезу Богов с морского дна…

— Как ты узнала об этом, женщина? — Рука Солона опустилась на рукоять молота.

Хильда отмахнулась от него.

— Ты не единственный, кто знает, как устроена вселенная, ишапианец. Я родилась раньше твоей прабабки и, если боги будут благосклонны ко мне, переживу твоих правнуков. Но даже если нет, то в любом случае я служу добру собственными способами, и мне этого достаточно. Возможно, моя судьба — находиться здесь только для того, чтобы научить вас, и после того, как вы победите или потерпите поражение, мои дни будут сочтены. Я не знаю. Знаю только, что если вы проиграете, то не мне одной придет ужасный конец. Всегда помните: видения — это мощное магическое средство, однако любые видения являются лишь иллюзией, отражением возможного развития событий. Вы можете изменить свое будущее. И должны это сделать! — Она встала. — А теперь идите. Время уходит, а вам предстоит много тяжелой работы. Существо, которое вы видели, на старом языке зовется «личем». Оно живет благодаря самым темным и могущественным силам. Оно сделает все, чтобы не позволить вам поднять корабль. Ваша задача — найти и уничтожить его, положив конец чуме, которая превращает корабли в подводные кладбища, заставляет слуг тьмы бродить по ночам, а старых женщин — видеть дурные сны. Вы должны успеть до того, как появится тот, другой, потому что он еще опаснее и для него иметь этот амулет… ну, вы видели, что он замышляет.

Хильда встала и подошла к остывшей сковороде.

— Брат Солон, пожалуйста, дай талисман. Солон вытащил из-под туники мешочек и по указанию Хильды открыл его. Ведунья пересыпала внутрь пепел, оставшийся от руки вампира. Взяв мешочек, она затянула тесемку и произнесла короткое заклинание, после чего передала талисман обратно Солону.

— Теперь, — сказала она, — у вас есть ключ к храму. Используя его, нужно отпереть замок вот таким образом, — она начертила в воздухе узор, состоящий из четырех простых движений. — После этого дверь откроется.

— Покажи, пожалуйста, еще раз, — попросила Джазара.

Хильда повторила узор, и Джеймс с Джазарой кивнули.

— Ты потрясающая женщина. — Джазара взяла старушку за руку. — Кладезь мудрости. — Она огляделась вокруг. — Когда я впервые вошла сюда, то была поражена твоим знанием целебных и магических трав и растений. Теперь я понимаю, что ты можешь гораздо больше. Когда мы закончим, я вернусь и расскажу тебе о Звездной Пристани. Ты просто обязана присоединиться к этому сообществу и поделиться своей мудростью.

Старая женщина улыбнулась, однако в ее глазах мелькнуло сомнение.

— Сначала вернись, девочка моя. Потом поговорим.

Джазара кивнула и вышла из хижины следом за остальными.

Хильда долго смотрела им вслед. Когда друзья исчезли за деревьями, она вернулась к очагу, так как несмотря на пригревавшее солнце ее вдруг охватил озноб.

* * *

— В атаку! — крикнул Уильям. Его люди пришпорили лошадей и бросились на всадников, стремительно появлявшихся из леса. Прошло около часа, прежде чем Медведь потерялтерпение, и теперь Уильям чувствовал, что у него появился шанс, так как они сражались на открытом пространстве. Пусть противник превосходил их числом — Уильям знал, что его люди лучше вооружены и обучены. Когда крондорцы пересекли дорог, Уильям мысленно обратился к богам с просьбой, чтобы его лазутчики в тылу Медведя получше отвлекли врага и вынудили его разделить силы.

— Держите строй! Следите за флангами! — приказал сержант Хартаг, и крондорцы ощетинились мечами, держа щиты наготове. Поводья хлестали по шеям лошадей; всадники неслись вперед.

Перед глазами Уильяма все смешалось. Как всегда, во время боя его внимание сосредоточивалось лишь на одном — противнике, что был перед ним. К нему приблизился всадник и, привстав в стременах, высоко занес меч, чтобы резко опустить его на голову или плечи Уильяма.

Ловким движением Уильям уклонился вправо и, подняв левую руку над головой, щитом блокировал удар и одновременно ударил мечом по правой ноге всадника. Тот закричал, а Уильям уже оказался позади него.

Лейтенант не знал, удержался ли его противник в седле или свалился, и даже не повернулся, чтобы посмотреть. На него несся еще один всадник. Новый противник напал на Уильяма слева, что позволило лейтенанту легко отбить удар, но сделало контратаку коротким мечом очень трудной. На мгновение Уильям подумал, как удобен для конного боя кешианский скимитар, с его длинным, зам лезвием, или, например, сабля Восточных королевств. Ему пригодился бы более длинный и легкий клинок.

Уильям быстро отбросил эту мысль и рассчитал возможность контратаки. В последнее мгновение он, вместо того чтобы отразить удар, нырнул под него, после чего резко развернул лошадь и погнал ее за пронесшимся мимо противником. Тот как раз схватился с пешим крондорским солдатом, когда Уильям настиг его. Один удар сзади — и человек выпал из седла, тяжело опустившись на землю и оказавшись в руках солдата, которого несколько секунд назад он пытался затоптать.

Внезапно удача отвернулась от Уильяма. Его лошадь заржала, и он почувствовал, что она выбрасывает его из седла. Недолго думая, он высвободил ноги из стремян, позволив лошади скинуть его. Лейтенант выпустил из рук короткий меч и покрепче схватился за щит. Прижав подбородок к груди, он попытался перекатиться влево, используя щит как рычаг.

Поднявшись на ноги после переката, Уильям оказался прямо за человеком, с которым сражался один из его воинов. Лейтенант оглушил наемника щитом, а солдат быстро его прикончил.

Уильям прикрепил щит к поясу и вытащил свой длинный двуручный меч, наслаждаясь его тяжестью в руке и зная, что теперь сможет сражаться в полную силу. Как обычно в подобных ситуациях, окружающее теперь не существовало для него — он сосредоточился на том, чтобы остаться в живых. Однако он чувствовал ход сражения и понимал, что не все идет гладко.

Из леса появился отряд всадников Медведя. Некоторые из них были в крови и часто оглядывались назад. Восемь лазутчиков Уильяма, похоже, потрепали их, но все же перевес был на стороне Медведя.

Молодой лейтенант заколол наемника, оказавшегося перед ним, и на секунду застыл. Собрав все силы, он послал лошадям противника мысленное предупреждение: «Лев!» Он даже попытался воспроизвести рык огромных львов из северных лесов и передать запах хищника.

Лошади тут же словно сошли с ума и начали фыркать и брыкаться; некоторые скинули с себя седоков.

Уильям развернулся и начал рубиться с очередным противником. Несколькими мгновениями позже он понял, что наемники отступают.

Уильям огляделся и увидел, что часть его солдат гонится за отступавшими, а другие собрались вокруг горстки сражающихся людей Медведя. В этот момент молодой лейтенант ощутил ликование. Сражение было почти выиграно. И теперь он знал, где находится его враг. Уильям устремился вперед, чтобы сразиться с убийцей его возлюбленной, Талии, и отомстить ему.

Приблизившись, лейтенант понял, что тут замешана магия, — волоски у него на шее зашевелились. Он вспомнил детство в Звездной Пристани и внезапно осознал, что победное ликование было преждевременным.

Перед Уильямом появился крондорский солдат с окровавленным лицом.

— Уильям! — вскрикнул человек и упал на колени. — Наше оружие не берет его! — С этими словами он умер.

Тут же лейтенант увидел, как на землю упал еще один из его людей. У наемников Медведя иммунитета к оружию не было, и к тому времени, как Уильям достиг места схватки, Медведь остался один. Как настоящий загнанный зверь, он стоял и вызывающе смотрел на окруживших его шестерых крондорских солдат.

— И это вы называете атакой! — презрительно выкрикнул пират-убийца.

Холодок пробежал по спине Уильяма, когда он увидел, как один из его воинов напал на Медведя сзади и его меч отскочил, словно от невидимых доспехов. Медведь ловко перехватил свой меч и, не глядя выставив его назад, пронзил солдата. Его единственный здоровый глаз сверкал от ярости, а сам он усмехался, как будто происходящее было детской игрой.

— Итак, кто умрет следующим? — крикнул пират.

Пока Медведь держал меч сзади, один из крондорцев попытался нанести ему удар спереди, но лезвие отскочило от руки, не оставив даже царапины. Медведь даже не извлек меч из тела убитого им солдата, а просто ударил нападавшего в лицо, и тот отлетел.

— Ты — жалкое подобие воина! В моем отряде ты не продержался бы и дня!

Уильям заметил на шее Медведя амулет. Красный камень в центре горел кроваво-алым светом, и Уильям знал, что именно этот амулет давал силу его владельцу. Лейтенант тут же схватил одного из своих людей за плечо.

— Подберись к нему справа и отвлеки! — приказал он.

План Уильяма был отчаянным, однако лейтенант понимал, что это единственный шанс — он должен каким-то образом сорвать амулет с шеи Медведя.

Уильям сделал вид, что замешкался, а другой солдат бросился на Медведя. Несмотря на неуязвимость, тот все же имел рефлексы обычного человека и повернулся в сторону удара. В ту же секунду Уильям сделал выпад своим длинным мечом, пытаясь подцепить кончиком клинка цепочку, на которой висел амулет. Звенья цепи были довольно крупными, и лейтенант надеялся, что ему удастся сорвать амулет, а затем доставить себе удовольствие, убив Медведя.

Но вместо того, чтобы поддаться на трюк, Медведь отреагировал со сверхъестественной скоростью и, протянув руку, схватил длинный клинок. Дрожь пробежала по рукам Уильяма — его меч словно заклинило. С дьявольской улыбкой Медведь презрительно взглянул на Уильяма:

— Самый умный, да?

Не обращая внимания на яростные атаки солдат Уильяма, Медведь двинулся к лейтенанту, вынуждая его отступить или выпустить меч. Уильям отпустил рукоять меча, нырнул Медведю под ноги, схватил его под колени и приподнял. Собственное ускорение Медведя добавилось к броску Уильяма, и огромный пират буквально перелетел через плечо лейтенанта.

— Навалитесь на него! — скомандовал Уильям. Полдюжины солдат тут же налетели на Медведя и попытались прижать к земле.

— Сорвите амулет с его шеи! — крикнул молодой лейтенант.

Люди отчаянно схватились за цепочку, в то время как Уильям подбежал и попытался сорвать амулет. Однако обладавший невероятной силой Медведь поднялся, стряхнув с себя людей, словно отец — озорных детей. Он оттолкнул руку Уильяма и прорычал:

— Довольно!

С дьявольским блеском в глазах Медведь правой рукой сломал шею одному солдату и одновременно левой рукой раскрошил череп второму, находившемуся с другой стороны. Уильям отступил. Его глаза расширились от ужаса, когда он увидел, как Медведь хладнокровно убивает любого противника в пределах досягаемости.

— Бегите! — крикнул лейтенант двум солдатам позади убийцы.

Ему не пришлось повторять дважды — воины тут же раз вернулись и бросились бежать. Теперь Медведь оказался лицом к лицу с Уильямом. Когда он шагнул по направлению к молодому офицеру, тот сделал вид, что собирается броситься влево, но вместо этого прыгнул вправо. Однако Медведь разгадал его трюк и тоже двинулся вправо, оставшись между Уильямом и дорогой.

Внезапно молодой лейтенант понял, что у него нет выбора. Все это время Медведь просто играл с его людьми. Они справились с его наемниками, но он сам был неуязвим и подманил их достаточно близко для того, чтобы перебить голыми руками.

Уильям развернулся и побежал к уступам. Медведь замешкался на мгновение, потом пустился в погоню. Уильям не оглядывался. Он знал, что любая заминка может стоить ему жизни. А прыжок со скалы даст шанс на спасение, пусть и небольшой.

Достигнув вершины, Уильям преодолел желание замедлить бег и посмотреть вниз. Доверившись слепому случаю, он разбежался и, оттолкнувшись как можно сильнее, спрыгнул со скалы, надеясь, что попадет в самую глубокую часть реки. В ином случае он просто разобьется на камнях, упав с высоты около ста футов.

Казалось, падение длилось вечно. В ушах Уильяма еще звенели проклятия Медведя, когда он ударился о воду и погрузился во тьму.

16 ХРАМ

Джеймс помедлил. Прикрыв на мгновение глаза, он проверил себя. Узор на камне соответствовал тому, о котором говорила Хильда. Он взял покрытый пеплом артефакт и дотронулся до каждой ячейки по очереди.

Под ногами почувствовалась легкая дрожь, после чего часть стены отодвинулась назад и влево. Джеймс вытащил факел и зажег его.

Сквайр и его товарищи медленно и осторожно вошли в темный коридор. Он был выдолблен в камне и чем-то напоминал заброшенную угольную шахту.

— Подождите, — сказал Джеймс, когда они сделали несколько шагов вперед. Он внимательно смотрел на дверь, считая про себя. Менее чем через минуту дверь закрылась. Сквайр изучил около нее стену и нашел дверной механизм. Джеймс коснулся его, и дверь открылась. Он снова начал отсчет. Она закрылась примерно через такой же промежуток времени, как и в первый раз. Джеймс убрал артефакт обратно в мешочек.

— На тот случай, если в коридоре есть еще один замок, — объяснил он.

— Приятно знать, — заметил Кендарик, — что мы сможем выбраться отсюда своими силами.

— Согласен, — кивнул Солон.

Они парами двинулись по коридору. Впереди шли Джеймс и Джазара, чуть позади — Солон и Кендарик. Пройдя примерно сто ярдов, Солон остановился.

— Подождите минуту. — Он указал на стену и обратился к Джеймсу: — Поднеси сюда факел.

Джеймс выполнил его просьбу. Солон осмотрел стену.

— Это очень древний туннель, — сказал он. — Ему несколько столетий. Он был выдолблен задолго до того, как на этих берегах появилось Королевство.

— Откуда ты знаешь? — удивился Кендарик.

— Проведя детство с гномами, волей-неволей узнаешь кое-что о горном деле.

— Но эти следы не старые, — сказал Джеймс, обратив внимание на землю под ногами.

— Какие следы? — Кендарик взглянул вниз.

Джеймс указал на разбросанные неравномерно ошметки грязи и песок.

— Пыли нет, и следы свежие. — Он вгляделся в темноту впереди. — Будьте начеку.

— Можно было этого и не говорить, сквайр, — отозвался Кендарик.

Они медленно и осторожно продвигались в глубь скал под Вдовьим пиком.

* * *

Минут десять Джеймс и его спутники шли в напряженной тишине, пока не очутились перед аркой, ведущей в огромный зал. Они осторожно вошли. Свет от факела Джеймса отбрасывал зловещие тени на стены грубо высеченной в камне пещеры. Рука Солона машинально опустилась на рукоять молота, когда он заметил первый скелет. В стенах на одинаковом расстоянии друг от друга были вырезаны девять ниш. В каждой из них стоял скелет в доспехах, со щитами и оружием. На каменном полу был выдолблен сложный узор из символов, лишь частично различимый в мерцающем свете факелов.

Насколько Джеймс мог судить, зал был примерно тридцати футов в высоту, дальняя его стена образовывала полукруг. Подойдя к ней, они обнаружили барельеф.

— О боги! — воскликнул Кендарик.

На барельефе были изображены в самых разных позах существа из ночных кошмаров, зачастую рядом с приносимыми в жертву людьми. Сцены поражали своей извращенностью и жестокостью.

— Подними-ка факел повыше, парень! — сказал Солон с более сильным акцентом, чем когда-либо.

Подойдя к стене, Джеймс поднес факел поближе.

— Аккуратно! — Солон протянул руку к Джазаре: — Еще один, быстрее! — Джазара отвязала факел и передала его монаху, который запалил его от факела Джеймса. — Встань вон туда! — велел Солон Кендарику, передавая ему факел.

— Что?

— Встань, говорю, вот туда, дубовая твоя башка! — Монах указал на левую сторону.

Взяв у Джазары еще два факела, Солон поджег и их. Он передал один Джазаре и попросил ее встать справа, а сам поднял четвертый факел и сделал несколько шагов вперед. После этого выдолбленный в камне панорамный барельеф стал виден полностью.

— Во имя Святых и Героев Ишапа, — прошептал монах.

— Что такое? — спросил Джеймс.

— Посмотри на середину, парень! — Солон указал на пустое место, похожее на круглое окно, вокруг которого преклонили колени самые ужасные из изображенных созданий.

— Там пусто, — пожал плечами Джеймс.

— Нет, мой друг, ты ошибаешься. Здесь изображено то, чего ты не можешь видеть.

Солон отступил назад и прошелся вдоль стены, иногда останавливаясь, чтобы более внимательно изучить какие-то детали. Наконец он воткнул свой факел в кучу камней и махнул остальным, чтобы тоже опустили факелы.

— Что все это значит? — пролепетал Кендарик. Солон обвел своих товарищей серьезным взглядом.

— Запомните то, что я сейчас скажу. Пусть это останется в вашей памяти навечно. — Он повернулся и указал на стену: — Это рассказ об очень жестоких временах. — Монах остановился и перевел дух. — Храм учит, что после Войн Хаоса в некоторых частях мира настало время великой тьмы. Это была пора, когда силы добра и зла боролись за равновесие в мире. Места вроде этого находили и раньше — это пристанище демонов и других порождений зла, которые должны быть изгнаны или уничтожены, где бы ни повстречались. Эта стена рассказывает историю, но ее подробности не имеют значения. Единственное, что важно и что надо обязательно передать нашему храму, — сам факт существования этого места. Не важно, что случится с нами дальше, но есть две вещи, которые мы обязаны сделать. Во-первых, кто-то обязан вернуться и сообщить обо всем моему ордену, чтобы его последователи очистили это место и наложили на него вечную печать. Вы можете забыть обо всем, но обязательно запомните это «пустое окно», чтобы потом описать его верховному жрецу. Я уверен, что это работа тех, кто поклоняется Неназываемому.

— Кто это? — испуганно спросил Кендарик.

— Если судьба будет благосклонна к тебе, парень, — сказал Солон, — ты никогда этого не узнаешь. — Он огляделся. — Однако, боюсь, сейчас судьба к нам явно не благоволит.

— Ты говорил о двух вещах, — заметил Джеймс. — Вторая?

— Мы не можем допустить, чтобы Слеза Богов не вернулась домой. И дело не только в том, что ее потеря станет для нас роковой, — просто теперь я знаю, кто хочет обладать ею и зачем.

— Зачем же? — быстро спросила Джазара.

— Для того, — ответил Солон, указывая на небольшое пустое место на рисунке, — чтобы открыть врата. Если это произойдет, нас постигнут чудовищные беды и несчастья. Ничто живое — ни люди, ни гномы, ни эльфы, ни даже темные братья, гоблины или тролли — не сможет противостоять этому. Могущественнейших магов и жрецов сметет с дороги, словно сухие осенние листья. Содрогнутся даже младшие боги. — Он указал на изображения, где ужасные существа разрывали на части и пожирали людей: — Такова будет судьба выживших. Мы станем подобны скоту, выращенному для утоления их голода.

Кровь отхлынула от лица Кендарика.

— Если ты снова упадешь в обморок, я оставлю тебя здесь, — пригрозил Джеймс.

— Я в порядке, — сказал подмастерье, глубоко дыша. — Давайте просто разберемся с тем, что блокирует мою магию.

Они подошли к большим дверям слева.

— Они запечатаны, — заключил Джеймс, осмотрев их. Он показал на узор из драгоценных камней, врезанных в дверь.

— Ты можешь открыть? — спросил Кендарик.

— Попробую, — ответил Джеймс и внимательно осмотрел устройство. — Это… магический замок, я думаю. — Он вполголоса выругался. — Они самые сложные.

— Почему? — спросил Кендарик.

— Потому что механические замки просто выстреливают в тебя отравленными иголками или огненным шаром, — объяснил Джеймс. — Однажды мне пришлось работать с замком, трюк которого заключался в вылетающем длинном клинке, который мог отрезать голову, если вовремя не отпрыгнешь в сторону. Но магические замки… можно ожидать чего угодно.

Кендарик проворно отошел назад.

— Ты уверен, что стоит… копаться в нем?

— С удовольствием выслушаю другие предложения, — сердито отозвался Джеймс. Он еще раз изучил замок. — Здесь шесть камней. И шесть отверстий со слабым светом вокруг них. Что-то вроде рубина — и красное отверстие. Зеленый камень — и зеленая дырка. — Он наклонился к дверям, практически уткнувшись в замок носом. — Вокруг вершины расположены шесть крохотных зеркал. — Сквайр присел на корточки, потом коснулся небольшого белого камня посередине. Внезапно в шести углублениях вспыхнул свет. — О черт! — воскликнул Джеймс и начал быстро двигать крохотные зеркальца вокруг замка.

— Что он делает? — спросил Кендарик.

— Наверное, нужно так расположить каждый камень и зеркальце, чтобы свет проходил через камень, менял цвет и отражался в нужном отверстии, — объяснила Джазара.

Джеймс молчал, отчаянно пытаясь сделать именно это.

— И в чем проблема?

— Учитывая сосредоточенность Джеймса, подозреваю, что время на открытие может быть ограничено.

Джеймс собирался приступить к шестой комбинации зеркал и камней, но тут свет внезапно погас.

Сначала ничего не произошло. Потом позади них послышались звуки.

Обернувшись, Джеймс и Солон уже держали оружие наготове.

Во всех девяти нишах скелеты-воины поднимали оружие и щиты и спрыгивали на пол.

— Не к добру это, — прошептал Кендарик.

* * *

Уильям лежал в темноте.

Его последним воспоминанием было то, как он ударился о воду. Течение подхватило и понесло его, а потом он ушиб голову о камни.

Уильям встал и обнаружил, что он совершенно сухой. Раны на руках и теле исчезли. Он ощупал лицо и голову и выяснил, что они тоже невредимы — не было ни ссадин, ни порезов, ни даже синяков.

На мгновение он удивился и решил, что погиб и находится в одном из залов Лимс-Крагмы.

— Уильям!

Он резко развернулся и понял, что стоит посредине «Радужного попугая». Прямо перед ним Медведь держал Талию за горло и тряс, как терьер трясет пойманную крысу. Огромный пират в конце концов отбросил девушку в сторону, и она сильно ударилась о стену. А Медведь тем временем выскочил через дверь, ведущую на задний двор.

Уильям попытался подойти к девушке, но что-то удержало его на месте. «Мне все это снится», — подумал он.

Столб огня взвился вокруг Талии, и она поднялась с пола, крича от боли. Порождения этого пламени, демоны с головами животных, окружили Талию в ее огненной тюрьме.

— Уильям! — закричала она.

Внезапно он понял, что может двигаться. Неизвестно откуда на нем появились доспехи, а в руках — меч из ослепительного света. Уильям ударил одного из демонов, и тот завопил от боли.

Остальные демоны тут же развернулись и заплясали вокруг Уильяма, но он не отступил, положившись на свой меч. Однако место каждого демона, которого он уничтожал, занимал новый. Их когти скребли по щиту и доспехам. Он ощущал боль и жар, однако броня оставалась невредимой. Уильям чувствовал, что руки понемногу устают и ноги становятся ватными, однако он все равно не отступал и разил врага с каждым выпадом.

Казалось, сражение будет длиться бесконечно. Его легкие были готовы разорваться, ноги и руки отказывались повиноваться. Уильям наносил каждый следующий удар только усилием воли, отдавая себе приказы, словно непослушному слуге. Напор демонов, напротив, становился все сильнее, и их удары все чаще достигали цели.

Однако доспехи не пострадали, и на теле не было ран, хотя он чувствовал каждое прикосновение огненного клыка или когтя. Враги теснили Уильяма, и его охватывало отчаяние, однако каждый раз, когда он думал, что у него уже нет сил, в ушах звучал умоляющий голос Талии:

— Уильям! Спаси меня! Уильям, помоги мне!

Тогда он снова поднимал руку и, несмотря на чудовищную боль, наносил очередной удар.

Внезапно поток демонов иссяк — на месте сраженных больше не появлялись новые. Уильям собрался с последними силами и начал наносить удары по следующему существу, пока оно не исчезло.

С каждым побежденным демоном в душе молодого лейтенанта возрождалась надежда, и он усиливал натиск. У него как будто открылось второе дыхание, он обнаружил внутри себя невиданные силы и атаковал — снова и снова.

Внезапно последний из демонов исчез. Уильям остановился, он едва переставлял ноги. Каким-то образом он все же добрался до огненного столба, окружавшего Талию. Она стояла там, радостно ему улыбаясь.

С трудом разлепив пересохшие губы, Уильям прошептал:

— Талия?

Он протянул руку и коснулся пламени; оно тут же исчезло. Девушка, которую он любил, висела в воздухе. Ее улыбка сияла.

— Мы сделали это, Талия, — сказал Уильям мягко. — Все кончилось.

Вокруг них поднялся грохот, и зал «Радужного попугая» разбился как стекло, а осколки исчезли. Они стояли лицом к лицу в темной пустоте.

Уильям протянул руку, чтобы прикоснуться к Талии, однако, прежде чем он смог дотронуться до ее щеки, прогремел голос:

— Нет, сын кон Дуанов. Не дав злым силам поработить душу Талии, ты сделал лишь первый шаг в большом деле.

Талия смотрела на Уильяма, ее губы не шевелились, однако он отчетливо слышал в голове ее голос:

— Клянусь Кахули, я буду отмщена!

— Я — Кахули, — снова прогремел голос, — бог мести. Твоя преданность взывает ко мне, и я выполню просьбу этой умирающей женщины. Ты не будешь одинок в том, через что тебе предстоит пройти.

Талия начала таять у него на глазах. Уильям потянулся к ней, однако его рука прошла сквозь нее, как сквозь дым.

— Талия, — со слезами в голосе закричал он, — не уходи, прошу!

Глаза Талии тоже стали влажными, когда она заговорила:

— Попрощайся со мной, пожалуйста… — Ее тихий голос напоминал шелест ветерка.

В последнюю секунду перед тем, как она совсем исчезла, Уильям прошептал:

— Прощай, любовь моя.

Внезапно его тело скрутило от боли, а легкие будто загорелись. Он упал на землю и перевернулся, вода толчками стала выходить из легких. Кашляя, он почувствовал, как сильные руки помогли ему сесть.

Уильям заморгал и протер глаза. Весь мокрый, он был в доспехах, в которых схватился с Медведем, а не в той магической броне, в которой сражался с демонами.

Сфокусировав зрение, лейтенант разглядел того, кто находился перед ним. Человек с ястребиным носом и обжигающими глазами тоже смотрел на него.

— Я знаю тебя! — сказал Уильям через мгновение.

— Да, мой юный друг, — кивнул человек. Он сидел на корточках на берегу реки и разглядывал Уильяма. — Насколько я помню, ты тот молодой офицер, которого я встретил несколько недель назад. Ты тогда сопровождал какую-то важную особу из дальних земель. Меня зовут Сиди. Я увидел, как ты плывешь по реке, и, решив, что ты вряд ли решил искупаться в доспехах, пришел к выводу, что тебе требуется помощь. Похоже, я оказался прав.

— Где я? — спросил Уильям, оглядываясь.

— На берегу реки. — Сиди указал на какое-то место вниз по течению. — Там Холден Хэд, а за ним — море.

Уильям снова посмотрел вокруг. Они находились в лесной местности, и он не мог разглядеть ничего, кроме деревьев.

— Ч то ты здесь делаешь?

— Я кое-кого искал.

— Кого?

— Ужасного убийцу по прозвищу Медведь.

Уильям почувствовал, как мысли в его голове начинают приходить в порядок.

— Хорошо, что ты не нашел его. Я напал на него с тридцатью крондорскими солдатами, и он в одиночку разобрался со всеми ними.

— Амулет, — понимающе кивнул Сиди. — Вставай, поговорим по дороге, — сказал он наконец.

— Ты знаешь об амулете? — удивился Уильям.

— Я говорил тебе, когда мы встречались в последний раз, что я — торговец, интересующийся редкими и ценными вещами. Этот амулет — бесценный древний артефакт. К сожалению, он не только наделяет обладателя огромной силой, но и постепенно превращает в безумца. Такая вещь должна принадлежать могущественному и умному магу, а не такому животному, как Медведь.

— Как же он его заполучил?

Сиди искоса взглянул на Уильяма.

— Сейчас это не имеет значения. Вопрос в том, как мы собираемся его вернуть.

— Мы?

— Ты сказал, что тридцать молодых, сильных воинов не смогли противостоять Медведю. Так как я, старый одинокий человек, смогу одолеть его? — Он улыбнулся. — Но мы с тобой вместе… — Он не закончил.

— Он сказал: «Ты не будешь одинок в том, через что предстоит тебе пройти», — прошептал Уильям.

— Что?

— Меня предупредили, что ты мне поможешь. — Уильям оглядел себя, а потом взглянул на своего нового товарища: — Но у меня нет оружия…

— Амулет так же невосприимчив к оружию, как и к магии, так что любое нападение на Медведя должно быть неожиданным и скрытым. Однако у меня есть свои средства, мой юный друг. Помоги мне подобраться к нему, а я помогу тебе достать амулет. Потом ты передашь Медведя в руки правосудия, а я верну талисман его законному владельцу.

— Я не могу пообещать вам это, сэр, — сказал Уильям. — Все, что мы добудем, нужно доставить в Крондор и передать на рассмотрение принцу. Если у вас есть права на эту вещь и принц решит, что она не несет угрозы его землям, вы сможете ходатайствовать о его возвращении.

— Ну, об этом мы подумаем потом, — улыбнулся Сиди. — Наша первоочередная задача — отнять амулет у Медведя. Разберемся с ним, потом обсудим будущее талисмана. Идем, нужно спешить. Время уходит, и Медведь наверняка доберется до Холден Хэда раньше нас.

Уильям тряхнул головой, пытаясь привести мысли в порядок. Он чувствовал, что должен что-то спросить у этого человека, однако не мог точно определить что. В одном он был уверен: Медведя нужно остановить, а для того, чтобы сделать это, необходимо снять с него амулет.

* * *

Джазара опустила посох и подняла руку. Ярко-красный шар отделился от ладони и поразил ближайшего воина-скелета, осветив его, подобно лампе. Существо остановилось и затряслось.

Солон одной рукой высоко поднял молот, а второй нарисовал в воздухе какой-то знак, одновременно произнеся заклинание. Два скелета тут же остановились и развернулись, стараясь держаться от монаха как можно дальше.

Шесть фигур по-прежнему приближались.

Размахивая боевым молотом, Солон бросился вперед. Первый воин-скелет, которого он атаковал, ловко закрылся щитом, и пещера наполнилась металлическим звоном. Закипела битва.

Скелет, которого поразил шар Джазары, корчась, лежал на полу. Она переключилась на остальных. Вращая посохом, волшебница сделала выпад, но воин-скелет с молниеносной скоростью отразил его щитом и ударил своим длинным загнутым мечом. Джазара едва успела отскочить назад. Внезапно она поняла, что может оказаться в ловушке, потому что в нескольких футах позади нее находится стена, и начала понемногу передвигаться правее, чтобы обеспечить себе пространство для маневра.

Кендарик пытался действовать уверенно и решительно, но как только воин-скелет приблизился к нему и замахнулся мечом, подмастерье упал на пол и перекатился через голову. Он попал ногой по лодыжке скелета, и тот, потеряв равновесие, тоже повалился. Кендарик из всех сил пнул его сапогом, и ему показалось, что он ударил по железу, которое, правда, затрещало.

Кендарик снова перекувырнулся и, поднявшись на ноги, чуть не лишился головы. Пытаясь убежать, он столкнулся с другим скелетом и опрокинул того на землю. Подмастерье отскочил и тоже упал. На этот раз он рухнул возле самых пяток существа, которое сражалось с Солоном.

Скелет начал валиться вперед, и Солон, нанеся молотом удар сверху вниз, раскрошил ему череп.

Скелет содрогнулся и затих; затем его кости распались.

Кендарик развернулся и пополз вперед, через груду костей. Солон даже засмеялся, увидев это.

— Ты — ходячая катастрофа, притворившаяся человеком, — сказал он Кендарику, — хотя на этот раз ты доставляешь им больше неприятностей, чем мы. — Он сокрушил очередного скелета своим молотом, после чего протянул руку и, схватив Кендарика за воротник, помог подняться на ноги. — Теперь попробуй разобраться еще с одним и уцелеть. Вот этот подойдет, — подтолкнул он Кендарика и нанес удар по щиту ближайшего воина.

Джеймс сошелся с еще одним призрачным созданием и понял, что как фехтовальщик оно и в подметки не годится сквайру. Однако проблема была в другом: шпага Джеймса скользила по костям, иногда царапала их, но нанести ею серьезные повреждения не удавалось. Сквайр понимал, что рано или поздно устанет, и тогда скелет может его ранить.

Он оглянулся и увидел, что Джазара держит одного противника на достаточном расстоянии, но к ней подбирается другой.

— Джазара, сзади! — крикнул Джеймс.

Джазара резко развернулась и присела. Меч скелета просвистел в воздухе, и в этот момент волшебница ловким движением просунула посох между ног костяного воина. Существо с грохотом рухнуло на пол.

Джеймса вдруг осенило.

— Сбивайте их на пол! — крикнул он. — Подсекайте их!

Джазара перехватила посох поудобнее и ударила скелета, который напал на нее первым, по ногам, опрокинув его наземь. Джеймс притворился, что собирается ударить по верхнему уровню, затем резко опустился вниз, схватил противника за ноги, вскочил и перекинул костяного воина через себя. Сквайр резко развернулся и прыгнул, всем своим весом приземлившись на череп скелета. Ноги пронзила боль, как будто он приземлился на камни, однако хруст костей возвестил о том, что противник повержен.

Кендарик ползал, как краб, ныряя под удары и перекатываясь из стороны в сторону. Джазара последовала примеру Джеймса и посохом сокрушила череп одного из костяных воинов, пока второй пытался подняться на ноги.

Джеймс поспешил к волшебнице и ударил существо сзади по ногам, в то время как она обрушила на скелет свой посох. Джеймс оглядел подземный зал.

— Трое готовы.

— Четверо, — сказала она, когда Солон разнес череп еще одного противника.

— Давайте действовать вместе! — крикнул Джеймс.

— Как? — закричал Кендарик, нырнув под очередной страшный удар мечом и размахивая своим оружием на головой так, будто это могло помешать нападавшему. Попятившись от воина, который напирал на него, подмастерье столкнулся с другим и, тревожно пискнув, вскочил на ноги, но не удержался и упал назад, на третьего скелета, сбив его с ног прямо перед Солоном.

Джазара подсекла еще одного, предоставив Джеймсу возможность сокрушить его череп, в то время как Солон прикончил того, которого сбил Кендарик.

Вскоре все стихло. Остались только двое воинов-скелетов, которые до сих пор пытались спастись от магии Солона. Джазара добила их красным магическим пламенем, и у компании появилась возможность отдышаться.

— Боги! — воскликнул Кендарик. — Это уже слишком. Чего еще ожидать?

— Худшего, — сказал Джеймс, возвращаясь к замку и снова принимаясь за осмотр камней, зеркал и отверстий. — Наверняка будет еще хуже. А теперь немного тишины, пожалуйста.

Он надавил на центр замка, и появился свет. Сквайр тут же с ловкостью и точностью передвинул камни и зеркальца на свои места. Как только последний камень, похожий на топаз, отразил желтый свет в желтое отверстие, они услышали щелчок, за которым последовал глухой грохот, и двери распахнулись.

Перед ними открылось обширное пространство, и вскоре они почувствовали соленый морской запах. Пройдя вперед, они увидели два огромных водоема. По бокам и между ними вели узенькие дорожки.

— Нам нужно туда идти? — спросил Кендарик.

— А ты видишь другой путь, парень? — усмехнулся Солон.

Джеймс помедлил, затем сказал:

— Подождите.

Он открыл свой мешок и достал артефакт, с помощью которого они вошли в пещеру.

— Думаю, это может пригодиться.

Они пошли по центральной дорожке, но вдруг, точно на середине пути, из воды по обеим сторонам вылезли огромные щупальца. Кендарик вскрикнул от ужаса, но Джеймс поднял артефакт высоко над головой.

Щупальца изогнулись, как будто готовясь к атаке. Они даже задрожали в предвкушении, но не нападали.

— Как ты узнал? — шепотом спросила Джазара.

— Догадался, — ответил Джеймс.

Когда они оказались за пределами досягаемости щупалец, Солон оглянулся и увидел, что те скользну ли обратно в морскую воду.

— Отличная догадка, парень. Они бы раздавили нас, как жуков.

Джеймс ничего не ответил и повел их дальше во тьму.

17 ЧЕРНАЯ ЖЕМЧУЖИНА

Что это? — спросил Кендарик. — Похоже на храм, — прошептал Солон, — хотя скорее это очаг черного безумия, и если я не ошибаюсь, то здесь находятся архивы.

Они вошли в очередной просторный зал, заставленный высокими, от пола до потолка, полками с огромным количеством свитков и старинных книг в кожаных переплетах. Свет одинокого факела разрывал темноту комнаты; остальные держатели на стенах и полках были пусты.

— Если бы это книгохранилище использовалось, — заметил Джеймс, — то было бы освещено лучше. Этот факел здесь только для того, чтобы не заблудиться.

Внезапно послышался топот сапог по каменному полу. Джеймс и его спутники насторожились и быстро спрятались в темноте, за полками. Вглядевшись в щели между свитками, они увидели, как мимо прошли несколько гоблинов.

— Теперь мы знаем, — заключил Джеймс после того, как гоблины исчезли из виду, — что это не просто разбойники спустились с гор.

— Что здесь делают гоблины? — удивился Кендарик.

— Уверен, у них здесь база, — сказал Солон. — Этот храм огромный, и в нем наверняка есть жилые помещения. Там и обитают гоблины.

Джеймс помолчал мгновение, потом, пожав плечами, проговорил:

— Никак не могу понять, каким образом все недавние проблемы в Крондоре связаны с этим храмом?

— Возможно, вообще не связаны, — заметила Джазара. — Из того, что ты мне рассказал, следует, что существует связь между Кроулером, пытающимся захватить подземелья Крондора, и тем, кто охотится за Слезой, однако они могут быть лишь временными союзниками, не более.

— Интересно, смогу ли я когда-нибудь докопаться до истины? — задумчиво произнес Джеймс, вглядываясь в темноту. — Идем дальше.

Они шли медленно и осторожно, и один раз остановились, чтобы Джеймс мог сориентироваться. Он знал, что то, зачем они пришли, наверняка находится в самой глубинной части храма. Пока они ждали, Джазара пробежала глазами по корешку одной из книг и прошептала:

— Великие боги!

— Что такое? — спросил Солон.

— Это кешианский текст, — указала она на одну из книг, — очень древний. Если я правильно поняла, то это книга о самой темной и могущественной некромантии.

— Соответствует всему, что мы видели до сих пор, — сказал Джеймс.

— Я простой член гильдии морских мародеров, — сказал Кендарик. — Почему вас, жрецов и магов, так беспокоит некромантия?

— Во вселенной существует изначальный порядок, — пустился в объяснения Солон, — и есть пределы любому могуществу. По крайней мере, должны быть. Те, кто играет с сущностью жизни и презирает смерть, нарушают основы этого порядка. Или ты слишком недалек, чтобы понять, о чем я говорю?

— Я просто спросил, — заныл Кендарик и прикоснулся к обложке. — Приятный материал.

— Человеческая кожа, — сказала Джазара.

Кендарик отдернул руку, как будто обжегся.

— Идем, — сказал Джеймс, и они двинулись в глубь храма.

* * *

Время шло, а друзья все продолжали идти по каменным коридорам. Несколько раз они останавливались, и Джеймс отправлялся вперед, на разведку. Иногда до них доносились голоса людей и других существ, и им приходилось прятаться, чтобы избежать нежелательной встречи.

Примерно через час они достигли широкого коридора с гигантской статуей в дальнем конце. Подойдя к ней, они посмотрели вверх. Статуя была высотой с двухэтажный дом. Очертаниями она напоминала человека с широкими плечами и мощными руками, восседавшего на троне в расслабленной позе. Из-под полы длинной мантии виднелись искусно вырезанные ноги в сандалиях.

— Посмотрите на лицо! — воскликнул Кендарик. Лицо у статуи отсутствовало.

— Почему она лишена лица?

— Это чтобы защититься от зла, которое она символизирует, — тихо сказала Джазара.

— Кто это? — спросил Кендарик. — Какой бог?

Солон положил руку на плечо подмастерья.

— Благодари судьбу, если ты никогда этого не узнаешь.

Джеймс нетерпеливо махнул им, и они отправились дальше.

* * *

Джеймс вдруг остановился и принюхался.

— Что такое? — прошептал Кендарик.

— Ты что, не чувствуешь? — спросил Солон, шагнув вперед.

— Да, что-то чувствую, — согласился Кендарик. — Но что это?

— Гоблины, — объяснил Джеймс.

Сквайр поднял руку, призывая своих спутников замереть, а сам, пригнувшись, стал подбираться к открытой двери. Последние четыре фута он прополз на животе, а потом осторожно заглянул в комнату.

Развернувшись, он немного отодвинулся назад и рывком вскочил на ноги. Подойдя к товарищам, сквайр вытащил меч.

— Большинство из них в патруле, который мы видели. В этой комнате четверо: двое спят, а другие двое едят из горшка на полу, — сказал он тихо.

— Я могу убрать тех, которые едят, без единого звука, — предложила Джазара.

— Отлично, — одобрительно кивнул Джеймс. — Я разберусь с двумя другими.

Джазара закрыла глаза, и Джеймс почувствовал, как волоски на руках снова зашевелились, реагируя на магию. Волшебница оставалась неподвижной минуты две, потом открыла глаза.

— Я готова.

— Что ты делала? — спросил Кендарик.

— Замедленное заклинание. Оно почти готово, мне осталось произнести финальные слова. Очень хорошо, когда требуется точность. Но не очень помогает при спешке.

— А-а, — протянул подмастерье, сделав вид, что понял, хотя по его лицу было видно, что это не так.

Джеймс жестом предложил волшебнице идти вперед. Они подошли к двери, и Джазара, шагнув в комнату, произнесла последнюю фразу заклинания.

Один из гоблинов услышал ее и поднял голову. Он хотел встать, но заклинание парализовало его, и он застыл, как насекомое, увязшее в смоле. Его товарищ так и остался сидеть на корточках, с рукой, замершей на полпути ко рту.

Они оба оказались обездвижены, попав в магическую сеть, сверкавшую алмазной пылью.

Джеймс решительно направился к койкам, на которых лежали два других гоблина, и быстро перерезал им глотки. Затем он сделал то же с двумя парализованными тварями.

— Нам нужно торопиться, — сказал он своим друзьям. — Патруль наверняка вернется до конца дня.

Они поспешили в дальний конец комнаты, и Джеймс открыл дверь. За ней находилась пустая кухня; на огне стоял котел, в котором что-то булькало.

Кендарик побледнел и, чтобы не упасть, схватился за дверной косяк. Кровь отхлынула с лица Джазары. На колоде мясника покоились останки человеческого торса. В углу лежали голова, руки и ноги.

— Мать всех богов! — прошептал Солон.

Джеймс был не в силах произнести ни слова. Он жестом предложил остальным следовать за ним. Покинув кухню, они направились вниз по короткому и темному коридору. Вскоре Джеймс снова остановился.

— Чувствуешь?

— Гоблины? — спросил Кендарик.

— Пот и вонь, — подтвердила Джазара.

Они свернули в длинны скальный проход. В дальнем конце виднелся свет. Джеймс и его товарищи шли по туннелю, пытаясь разглядеть, что ждет их впереди. В какой-то момент Джеймс опять поднял руку и пошел вперед один. Подойдя к открытым дверям и заглянув вниз, он позвал остальных. В круглой комнате были устроены четыре клетки, разделенные проходами. В каждой клетке находилось около дюжины человек. Большинство из них, похоже, были моряками, однако некоторые напоминали фермеров или горожан.

Один из заключенных поднял глаза и пихнул локтем другого, заметив Джеймса и его друзей. Оба тут же вскочили и схватились за решетку.

— Хвала Дэйле, что вы пришли! — воскликнул один из них.

Джеймс оглядел клетки. Весть о их приходе разлетелась моментально, и вскоре у решеток уже теснилось огромное количество людей.

Джеймс поднял руку, призывая к тишине. Он присел на колени, изучил замки, а затем спросил:

— У кого ключ?

— Мы не знаем его имени, — ответил ближайший к двери клетки человек. — Он — предводитель гоблинов. Мы зовем его тюремщиком.

— Возможно, тот, кто был во главе патруля, который мы видели ранее, — предположил Солон.

Джеймс снял свой мешок. Порывшись в нем, он достал небольшой мешочек, в котором хранил несколько отмычек. Выбрав одну из них, он попробовал открыть замок.

— Интересно, — заметила Джазара.

— Старые привычки не умирают, — усмехнулся Джеймс, не отрывая взгляда от замка.

Вскоре последовал щелчок, и дверь открылась.

— Подождите, пока я не разберусь с остальными, — скомандовал Джеймс.

Через несколько минут все четыре клетки были открыты.

— Вы знаете дорогу наружу? — поинтересовалась Джазара.

— Да, мэм, — сказал моряк. — Тех, кто не стал еще обедом, они используют как рабочую силу и заставляют здесь убираться. Похоже, они готовятся к прибытию других гоблинов.

— Сможете добыть себе оружие?

— Неподалеку есть оружейная комната, но там гоблины, — сказал тощий человек.

— Их всего четверо, — сообщил Джеймс, — и они уже мертвы.

Люди взволнованно зашептались. Джеймс помолчал минуту, затем спросил:

— Вы можете оказать нам услугу?

— Если бы вы не пришли, они бы нас съели, — отозвался тощий человек. — Они убивали одного из нас каждый день. Конечно, мы все сделаем!

— Ждите здесь. Я оставлю двери незапертыми, но прикройте их на случай, если кто-нибудь придет сюда до того, как мы выполним нашу задачу. Если услышите звуки боя, то бегите к жилым помещениям и найдите оружие, после чего пробивайтесь наружу. Если ничего не услышите в течение, скажем, часа, то можете выходить. Согласны?

Человек огляделся и увидел, что другие закивали.

— Конечно, — сказал он.

— Хорошо, —кивнул Джеймс.

Люди вернулись в свои клетки. Двери прикрыли, и один из заключенных начал тихий отсчет, чтобы знать, когда пройдет час.

— Увидимся в Холден Хэде, — сказал Джеймс, выходя из тюремной комнаты. — Туда уже, наверное, прибыл отряд королевских солдат. Если они там, а мы не вернемся, расскажите, что видели здесь.

— Обязательно, — кивнул худой человек и посмотрел на Джеймса. — Куда вы сейчас?

— К сердцу этого черного места, — сказал Солон.

— Тогда опасайтесь предводителя, — тихо проговорил заключенный.

— Вы видели его?

— Да, — прошептал худой человек.

— На кого он похож?

— Думаю, когда-то он был человеком, но теперь… он превратился в чудовище! Он гниет и разлагается, носит изодранную рясу, которая источает ужасное зловоние. Его охраняют существа, которых я даже не могу описать. Мы видели его нечасто; он обитает на нижних уровнях, а туда попадают лишь некоторые из нас, и то редко.

— Да пребудут с вами боги, — сказал Джеймс и вновь повел своих товарищей по темному коридору вглубь пещер.

Они спустились по лестнице и оказались в лабиринте туннелей. Джеймс решил, что лучший вариант — это двигаться по главному проходу, который вел от основания лестницы, полагая, что самый короткий путь приведет их к центру храма, а другие ходы ведут в другие места. Он надеялся, что такой план себя оправдает.

Продвигаясь вперед, они набрели на отверстие в каменной стене и прошли через него. По другую сторону они обнаружили то, что можно было назвать галереей, — огромную комнату, в каждой из четырех стен которой находилось множество ниш, на сей раз со статуями вместо скелетов. Некоторые изображали людей, но большинство — нет, и Джеймс не мог узнать все расы, которые были увековечены в камне.

Фигуры, облаченные в доспехи или мантии, стояли на постаментах на одинаковом расстоянии друг от друга. Все они явно таили в себе зло.

В дальнем конце коридора обнаружилась еще одна дверь. Джеймс подергал замок, и он с щелчком открылся. Сквайр легонько толкнул дверь и заглянул в щель.

— Это здесь, — прошептал он.

Когда дверь распахнулась, перед ними открылась очередная круглая комната. Три стены были выложены человеческими черепами, а четвертую украшала огромная мозаика, изображавшая то же, что и барельеф при входе в храм. В центре рисунка, как и там, располагалось «пустое окно».

Потолок поддерживали четыре массивные колонны, украшенные резьбой в виде человеческих черепов, охваченных щупальцами. На полу были начертаны непонятные символы.

В центре зала располагался огромный алтарь, покрытый коркой засохшей крови, видимо такой древней, что она стала уже черной. Над алтарем нависала большая рука с когтями, выполненная, похоже, из серебра или платины. Рука сжимала огромную черную жемчужину, размером в две человеческие головы. Ее поверхность сверкала и переливалась всеми цветами радуги.

— Да, это действительно «здесь», — сказала Джазара и поспешила к алтарю. — Вот источник темной энергии, которая блокирует твою магию, Кендарик. Я почти уверена.

— Давайте разрушим его и продолжим путь, — предложил Солон, перехватывая поудобнее свой молот.

— Это было бы неблагоразумно, — прозвучал сухой голос.

Из темноты появился человек, одетый в изорванную рясу. Джеймс сразу же узнал привидевшегося ему не так давно мага-нежить. Джазара стремительно отреагировала, опустив посох и выстрелив в лича зарядом алой энергии.

Создание взмахнуло рукой, и шар отскочил от него, попал в стену и растаял, оставив на поверхности лишь дымящийся след.

— Глупая женщина, — прошептало существо шелестящим, похожим на ветер голосом. — Оставьте мне подмастерье, и я сохраню ваши презренные жизни. Мне нужны его умения. Окажете сопротивление — и умрете.

Кендарик спрятался за спину Солона.

— Меня?

— Нет, — сказал Джеймс.

Лич протянул в их сторону руку и скомандовал:

— Уничтожить их.

* * *

Из дверей в углах комнаты появились две гигантские фигуры. Это были воины-скелеты, выглядевшие так же, как те, с которыми Джеймс и его товарищи уже сражались, но в два раза выше ростом. К тому же у каждого было по четыре руки, и в каждой из них они держали по длинному, искривленному мечу. На их головах сверкали большие алые шлемы с золотой полосой.

— Это плохо, — прошептал Кендарик. — Очень плохо.

Солон схватил его за рукав и оттолкнул в сторону.

— Это серьезные ребята. Лучше не крутись под ногами.

Подняв над головой молот, монах бросился в бой с криком:

— Ишап, дай мне силу!

Ближайший к Солону воин-скелет промедлил мгновение, затем его мечи замелькали в чудовищном круговороте. С удивительной ловкостью монах блокировал удар за ударом, потом вдруг присел и обрушил страшный удар на левую ногу противника. Хруст наполнил комнату, когда большой палец ноги скелета разлетелся вдребезги.

Бессловесное создание, похоже, никак не отреагировало на повреждение и едва не снесло Солону голову. На руках и плечах монаха осталось несколько глубоких порезов, и он был вынужден отступить и сосредоточиться на защите.

— Помоги ему, — попросил Джеймс Джазару. — А я попробую отвлечь второго.

Джеймс бросился к воину-скелету, который двигался от дальней двери, в то время как Джазара опустила посох и поразила заклятием костяного воина, сражавшегося с Солоном. Волшебство, которое помогло в первый раз, теперь лишь на несколько мгновений погрузило скелет в облако бледно-голубого света, которое быстро исчезло. Однако Солон воспользовался этим замешательством и бросился вперед, нанеся еще один удар по той же ноге, что и раньше.

Костяной воин начал покачиваться при движении.

Джеймс напал на второго и попытался рассчитать схему, по которой двигались смертоносные клинки. Но если такая схема и была, то отследить ее было трудно, и сквайр опасался подходить слишком близко. Однако необходимо было отвлечь эту тварь — только тогда у них мог появиться шанс выжить. Если скелеты начнут действовать сообща, то одолеют их в считанные минуты.

Джеймс начал считать про себя, и, когда меч скелета в первый раз пронесся над его головой, он уловил систему. Клинок сквайра взлетел вверх, отражая первый удар, затем блокировал выпад справа, потом опустился вниз, а потом отбил удар слева. Зал наполнился звоном стальных клинков. Джеймс понимал, что сможет так блокировать выпады противника минуту-две, не больше, и старался не думать о том, что произойдет, если это порождение тьмы сменит схему атаки.

Джазара попробовала еще одно заклинание, но снова безуспешно. Тогда она прыгнула вперед, подняв посох над головой так, будто пыталась отбить удары мечом. Но в последнюю секунду правая рука волшебницы скользнула к левой, и оказалось, что она держит посох как длинную дубину. Через мгновение она обрушила сильнейший удар на ту же ногу, которую раньше повредил Солон, и с радостью услышала звук ломавшейся кости.

Только чудом Джазаре удалось уклониться от меча и отделаться глубоким порезом на плече. Из раны потекла кровь, она ушла в сторону, и тут же Солон занял ее место, снова нанося удары по той же конечности противника.

Существо сделало резкий выпад, ударив по кирасе Солона. Доспехи выдержали, однако сила удара была такова, что монах оказался на полу. Скелет быстро приближался, и стало ясно, что Солон не успеет подняться на ноги.

Кендарик с ужасом наблюдал, как скелет навис над упавшим монахом. Джазара попыталась зайти сбоку, но костяной воин отбросил ее назад одной из своих четырех рук и снова сосредоточился на Солоне.

И тут Кендарик резко оторвался от стены, у которой сидел на корточках, и прыгнул вперед, оказавшись перед Солоном. Не медля ни секунды, он яростно и беспорядочно замахал перед носом у скелета своим клинком.

— Нет! — крикнул лич. — Только не убивай его!

Существо замешкалось, и Солон откатился в сторону, поднялся на ноги и, широко размахнувшись молотом, изо всех сил опустил его на ногу противнику, окончательно раскрошив ее.

Кендарик и Солон отступили на несколько шагов, скелет попытался их преследовать, но покачнулся и рухнул на пол прямо перед монахом. Не мешкая, Кендарик протянул руку и сорвал с костяного воина шлем. Он еле успел отдернуть руку, как на череп скелета обрушился страшный, отчаянный удар монаха.

Сухой треск наполнил помещение, череп раскололся, скелет обмяк, и его кости раскатились по полу.

Джазара уже приближалась к существу, с которым сражался Джеймс.

— Мне бы не помешала помощь, — с трудом проговорил бывший вор. Он обливался потом, и руки уже болели от усталости, однако ему все еще удавалось отражать удары противника.

Солон повернулся к личу.

— У нас нет времени на то, чтобы разбираться со вторым скелетом.

Сжав в руках меч, Кендарик кивнул.

Они приблизились к магу, который, заметив это, поднял руку. Заряд белой энергии полетел в Солона, и тот едва успел уклониться в сторону. Кендарик бросился вперед и насадил мага на свой меч.

Лич презрительно посмотрел на него.

— Ты не можешь уничтожить меня, мальчишка! — Его костлявая рука вцепилась в Кендарика. — И теперь ты в моих руках.

— Солон! — в отчаянии закричал подмастерье. — Он не умер!

Джазара пыталась отвлечь второго скелета-воина, чтобы дать Джеймсу передышку.

— Он наверняка спрятал свою душу в каком-то сосуде! — крикнула она, на мгновение обернувшись.

— Но где? — спросил Солон.

— Где угодно! — ответила Джазара, дико озираясь. — В другой комнате или даже… в жемчужине!

Солон решительно двинулся к черной жемчужине, располагавшейся на алтарем.

— Нет! — закричал лич.

Солон поднял молот и ударил по жемчужине. Черная поверхность заискрилась, на ней проявились огненные линии, похожие на тонкую решетку. Монах нанес еще один удар, и жемчужину окутал черный туман. Третий удар разрушил магический камень, и он взорвался с такой силой, что ишапианца отбросило в другой конец комнаты.

Лич с ужасом смотрел на происходящее.

— Что ты сделал? — тихо спросил он.

Кендарик почувствовал, что захват рук лича ослаб, однако тот повернулся и сказал:

— Ты еще не выиграл, подмастерье.

Второй воин-скелет затрясся, его движения замедлились. Джеймс немного попятился, с трудом поднимая руки, и Джазара подержала его. Скелет сделал еще несколько неуверенных шагов, после чего тяжело рухнул наземь.

— Я еще не закончил с тобой, мой друг, — прошептал лич Кендарику.

Кендарик протянул руку и ухватился за рукоять меча, который до сих пор торчал из живота лича. Повернув его, он увидел, что лицо существа исказилось от боли.

— Зато я с тобой закончил! — зло объявил Кендарик и резко выдернул меч. Лич упал на колени, скорчившись от боли. Кендарик тут же развернулся и не медля отрубил ему голову. Кожа разорвалась как сухая бумага, а кости переломились подобно тонкому дереву. Голова лича упала на пол и откатилась в сторону.

Джеймс стоял, опираясь на плечо Джазары.

— Неплохо, — сказал он.

Солон поднялся на ноги. Его лицо было покрыто мелкими порезами от осколков жемчужины.

— Не то слово, которое бы я выбрал, парень, однако смысл ясен.

— Что теперь? — спросил Кендарик.

— Нужно тщательно осмотреть здесь все, — сказал Джеймс, — чтобы убедиться, что больше нам никто не помешает.

— Думаю, что прежде чем мы покинем это место, — сказала Джазара, — следует предать его огню.

— Да, — согласился Солон. — Зло настолько укоренилось здесь, что очищение просто необходимо. А если мы будем ждать посланников моего храма, то служители зла могут сбежать отсюда в другие места.

Они подошли к тому месту, где лежало тело лича. За альковом, откуда он появился, находилась дверь. Войдя в нее, Джеймс и его товарищи оказались в большой комнате, которая была, очевидно, личными покоями магического создания. На столах стояло множество больших и маленьких банок, а в дальнем углу находилась клетка, прикрепленная к стене.

Внутри сидело существо, напоминавшее монстра, который встретился им в подземельях Крондора. Оно посмотрело на них с болью в глазах и стало звать к себе, махая когтистой рукой. Джеймс и остальные подошли к нему, и существо заговорило.

— Пожалуйста… — прозвучал детский голос.

Глаза Джазары наполнились слезами.

— Будет ли конец этому злу? — прошептала она.

— Видимо, нет, — мрачно произнес Солон. Джеймс обошел клетку, оказавшись позади несчастного создания, когда оно снова заговорило:

— Боль… Пожалуйста…

Быстрым движением Джеймс перерезал горло ребенку, превращенному в монстра. Тот упал на пол без единого звука; на лице застыла маска страдания.

Джазара молча посмотрела на Джеймса.

— Это было милосердием, — тихо сказал Солон.

— Что теперь? — спросил Кендарик.

— Сожжем это место, — прошептал Джеймс. — Сожжем здесь все, — он подбежал к стене и свалил одну из полок с книгами и свитками. Схватив с рабочего стола небольшую жаровню, он кинул ее в груду бумаги. Пламя быстро охватило кучу на полу.

— Посмотрите! — вскрикнул Кендарик.

Они обернулись и увидели, что подмастерье держит в руках еще одну жемчужину. В отличие от первой эта была прозрачной, и внутри ее можно было увидеть изображение Холден Хэда.

— Приспособление для наблюдения, — догадалась Джазара.

Изображение сменилось, и они увидели Вдовий пик и хижину старой Хильды.

— Может, это оно блокировало мое заклинание?

— Возможно, — согласилась Джазара. — Этот предмет создает обширное магическое поле над областью наблюдения. Оно отталкивает не всю магию, но могло быть использовано для того, чтобы не дать твоему волшебству сработать, пока ты не окажешься у них в руках. Огонь за их спинами разгорался.

— Что нам с этим делать?

Джазара взяла жемчужину и бросила ее в костер.

— Огонь позаботится о ней.

— Прекрасно, — сказал Джеймс. — Нам нужно идти. Возьмите факелы и поджигайте по пути все, что горит.

— А если гоблины будут не согласны? — спросил Кендарик.

— Ну, — несмотря на раны, Солон выглядел решительно, — если освобожденные нами рабы еще не разобрались с ними, то нам придется сделать это самим, так ведь?

Джеймс кивнул.

— Идем. Нужно поднять корабль.

Они отправились в обратный путь.

18 СЛЕЗА БОГОВ

Когда они вышли из пещеры, солнце уже садилось.

— Ты можешь поднять корабль? — спросил Джеймс Кендарика.

— Сейчас? — Он покачал головой. — Я попробую, но думаю, что после всего, через что мы сегодня прошли, лучше подождать до утра.

— После всего, через что мы прошли, я не намерен ждать. Медведь уже неподалеку, и чем быстрее мы извлечем Слезу, тем счастливее я буду.

Солон кивнул. Многочисленные порезы и ранки на его теле кровоточили. По пути им встретились еще несколько слуг мертвого лича — гоблины, с которыми пришлось сражаться, и еще два скелета-воина. Кроме того, они наткнулись на следы бойни и разрушений, учиненных рабами храма Черной Жемчужины. Очевидно, спасенные ими заключенные нашли оружие в бараках и решили не проявлять милосердия к тем, кто пытался их остановить.

Джазара на скорую руку перевязала свое кровоточащее плечо.

— Боюсь, — сказала она, — что если мы наткнемся еще на кого-нибудь, то нас одолеют.

— Нас постоянно почти одолевали, — откликнулся Джеймс, — однако удача на нашей стороне.

— Удача — это результат тяжелой работы, — назидательно заметил Солон. — По крайней мере, так говорил мне отец.

— А я все равно принесу дары Рутии, когда вернусь в Крондор, — заявил Джеймс. — Даже несмотря на то, что временами она ведет себя как капризная стерва, — добавил он шепотом.

Солон засмеялся, услышав это. Они добрались до побережья рядом с кладбищем затонувших кораблей.

— Если получится, — сказал Кендарик, — то корабль поднимется и от берега до него возникнет облако плотного тумана. Он должен провисеть достаточно долго для того, чтобы мы успели пройти на корабль, достать Слезу и вернуться.

— Должен? — переспросил Джеймс. — Что значит «должен»?

— Ну, — пожал плечами Кендарик, — у меня не было возможности проверить эти заклинания. И над длительностью я еще работаю. В конце концов, волшебство будет удерживать корабль на поверхности, пока не удастся извлечь весь груз. А пока, возможно, около часа.

— «Возможно, около часа»?! — Джеймс раздраженно покачал головой. — Ну, тогда пора начинать.

Кендарик закрыл глаза и протянул руку Джазаре, которая достала из своего мешка свиток. Она передала бумагу подмастерью, и он начал читать.

Сначала море вокруг корабля успокоилось и высокие волны стали расходиться, формируя расширявшееся кольцо неподвижной глади. Затем на поверхности появился туман, и вершина мачты закачалась. Корабль начал подниматься. Первыми из-под воды появились изодранные паруса и поломанные рангоуты, потом мокрые веревки, свисавшие с нок-рей, и отсыревшие полотнища знамен на флагштоках. Через несколько минут судно было на поверхности.

К доскам прилипли морские водоросли, а крабы сбегали с палубы обратно в море. Туман вокруг корабля стал плотнее, и через несколько мгновений корабль прекратил движение.

Кендарик повернулся к Джазаре и Джеймсу. На его лице было написано искреннее изумление.

— Сработало!

— У тебя были сомнения? — спросил Солон.

— Вообще-то нет, но никогда нельзя быть полностью уверенным…

Джеймс посмотрел на Кендарика с едва сдерживаемой яростью.

— Даже не пытайся представить себе, что я сделал бы с тобой, если бы выяснил, что храмовый артефакт не имеет отношения к твоим предыдущим провалам. Если на самом деле просто «заклинание не сработало»… — Он попытался взять себя в руки. — Идем на корабль.

Кендарик ткнул туман носком сапога, а затем встал на него.

— Пружинит, — заметил он.

— Мы теряем время! — сказал Солон, также ступив на твердую белую пелену.

Остальные последовали за монахом, который спешил на корабль по магической туманной дороге.

* * *

Добравшись до судна, они обнаружили несколько свисавших с борта веревок, по которым и забрались на палубу. Джеймс и Кендарик с легкостью поднялись наверх, а вот раненым Солону и Джазаре потребовалась помощь. Оказавшись на палубе, все в первую очередь огляделись.

Все вокруг покрывала слизь, а полусгнившие трупы, придавленные балками и запутавшиеся в веревках, уже начинали наполнять воздух зловонием. Запах гниющей плоти и солоноватый морской воздух вызвали у Кендарика рвотный рефлекс, и он перегнулся через борт.

— Куда нам идти? — спросил Джеймс.

— Сюда, — Солон указал на заднюю дверь кормовой башни, ведущую на нижние палубы. Крепко держась за подсохшую веревку, они осторожно спустились вниз по скользким ступенькам узкой лестницы.

Как только они оказались внизу, Джазара зажгла факел, так как внутри корабля было темно как ночью. Мерцавший огонек немного осветил помещение, и на стенах заплясали тени. Вода убывала с нижних палуб очень медленно, так что им приходилось пробираться по колено в воде.

— Сюда, — сказал Солон, указывая на дверь в следующую каюту.

На полпути к ней Кендарик вдруг вскрикнул.

— Что такое? — спросил Джеймс, схватившись за меч.

— Что-то ударилось о мою ногу!

Джеймс облегченно вздохнул.

— Рыба. Знаешь, иногда попадается в океане.

Кендарика это не убедило.

— Здесь мог прятаться и монстр.

Джеймс покачал головой, но ничего не сказал.

Добравшись до двери, они обнаружили, что она заперта.

— Кто-то взломал замок, — сказал Джеймс, осмотрев ее, — но под напором воды он, похоже, снова закрылся, и теперь дверь замурована наглухо. Проще будет сорвать ее с петель.

Солон сшиб петли молотом, и дверь вылетела под напором воды. За ней находились два помещения, в которых обнаружилось множество тел. Солон взглянул на один из трупов, подплывший к его ногам. Плоть отслаивалась от костей, а лицо было изъедено рыбами. В глазницах трупа зияла пустота.

— Верный и преданный служитель Ишапа, — уважительно произнес Солон. Затем он заметил что-то внизу и протянул туда руку. Отцепив от пояса трупа большой молот, Солон поднял его вверх: — Боевой молот Люка Д'Орбена! Когда-то он принадлежал ишапианскому святому из Бас-Тайры. Это реликвия, которую храм бережет как сокровище. Этим молотом, как знаком верной службы, награждается лидер моего ордена. Магический талисман огромной силы и отличное оружие. — Он снова взглянул на тело. — Это брат Майкл из Саладора. — Монах с сожалением покачал головой. — Следовало ожидать, что именно он возглавит отряд, охранявший Слезу.

— Что ж, забери молот, — сказал Джеймс, — и давайте наконец найдем Слезу и уберемся с корабля, пока он снова не пошел ко дну.

— Сюда. — Солон указал на проход к кормовому трюму.

Когда они подошли к очередной двери, монах достал из-под туники крохотную цепочку, на которой висел небольшой голубой камень, мерцающий слабым светом.

— Слеза Богов уже рядом.

— Что это? — спросил Джеймс.

— Осколок прежней Слезы. Верховный жрец дал мне его, чтобы я смог определить местонахождение реликвии, если бы она исчезла с корабля.

Джеймс потянулся к дверной ручке, но Солон воскликнул:

— Подожди!

— Что на этот раз? — спросил сквайр.

— Вокруг Слезы установлена защита. Если бы Медведь или кто-то из его людей подобрался к Слезе, прежде чем корабль затонул, она бы сработала.

— И в чем же заключается эта защита? — язвительно спросил Джеймс, раздраженный тем, что узнал об этом в последнюю минуту.

— Душа дракона была однажды захвачена и заточена. Она освободится и нападет на любого, кто приблизится к Слезе, если не соблюсти необходимые ритуалы.

— И ты, конечно, собирался рассказать нам об этом рано или поздно, так? — В голосе Джеймса звучал нескрываемый сарказм.

— Пока мы не нашли Слезу, в этом не было смысла, сквайр. В общем, зверь неразумен и нападет на любого из нас, если вырвется на волю.

— Разве дракон может поместиться в грузовом трюме? — удивился Кендарик. — Они ведь очень большие!

— Это не дракон, а его дух. Призрак, если так понятнее.

— Все, что ты сообщил, ничуть не улучшило мое настроение, Солон, — сказал Джеймс. — Почему бы тебе не сказать нам что-то хорошее, для разнообразия?

— Я знаю ритуал, который позволит изгнать дракона и вернуть его в мир духов.

— Это хорошо, — пробурчал Джеймс.

— Но на это потребуется время.

— Не хорошо, — покачал головой Джеймс. — Попробую угадать: дракон будет нападать на нас, пока ты станешь пытаться изгнать его?

— Да.

— А за то время, пока мы сражаемся с драконом, а ты пытаешься изгнать его, корабль может затонуть.

— Да, — сказал Кендарик.

— День не задался с самого утра, — вздохнул Джеймс, — и становится только хуже. — Он взялся за дверную ручку. — Давайте уже покончим с этим!

Он открыл дверь, и перед ними предстала комната, в которой не было никакой мебели, кроме стола.

— Это каюта капитана, — сказал Джеймс. — Наверняка он отдал ее в распоряжение храму и спал где-то в другом месте.

— А вот и Слеза, — сказал Солон.

На столе стоял большой ящик с вырезанным на крышке изображением дракона. Он излучал таинственный синий свет, и даже Джеймс почувствовал магию, исходившую от него.

Мерцание света вокруг ящика стало для них единственным предупреждением. Внезапно в каюту ворвался ветер, сбив Кендарика с ног. В воздухе возник образ — паривший дракон, как будто сотканный из прозрачной золотой пыли.

— Держите его подальше от меня, — крикнул Солон, — иначе мне не удастся его изгнать!

Джеймс взмахнул мечом, чтобы отвлечь существо, а Джазара подняла посох, держа его над головой обеими руками, и начала читать заклинание.

Дракон переключил свое внимание на Джеймса. Его прозрачная голова дернулась вперед, и Джеймс почувствовал, как его обдало ветром. Однако он в полной мере ощутил удар по голове и даже охнул от боли, пытаясь удержать зверя подальше от Солона.

Бросив взгляд на монаха, сквайр увидел, что тот держит перед собой молот Люка Д'Орбена и, закрыв глаза и бешено шевеля губами, произносит ритуальное заклинание.

Джазара тем временем закончила свое заклинание, и в воздухе возник сгусток алой энергии. Он быстро пересек каюту и поймал дракона в ярко-рубиновую сеть. Призрачное создание забилось в ней и попыталось напасть на Джазару, однако сеть ему помешала.

— Как долго она сможет его удерживать? — спросил Джеймс.

— Не знаю, — сказала Джазара. — Я никогда не делала этого раньше.

— Как Кендарик?

— Без сознания, но жить будет.

Член гильдии сидел сгорбившись у переборки, и его подбородок покоился на груди. Он как будто спал.

— Рад это слышать, — сказал Джеймс. — Эта тварь бьет, словно мул копытом.

Голос Солона зазвучал громче. Они повернулись к нему. Очевидно, он заканчивал заклинание. Джеймс и Джазара с изумлением наблюдали, как золотой дракон увеличился в размерах и, казалось, натянул сеть до критической точки. Однако, как только прозвучали последние ритуальные слова Солона, создание уменьшилось до крохотной золотой точки, которая сверкнула перед их глазами и исчезла.

Оказавшаяся пустой сеть опустилась в воду и тоже исчезла.

— Все кончено, — объявил Солон.

— Прекрасно, — сказал Джеймс. — Давайте возьмем этот проклятый ящик и уберемся с корабля, пока еще чего-нибудь не случилось!

Солон кивнул и, подвесив на пояс второй молот, аккуратно поднял ящик со Слезой Богов. Джеймс и Джазара подхватили под мышки Кендарика. Когда они поставили подмастерье на ноги, он зашевелился и промычал:

— Что такое?

— Идем, — сказал Джеймс. — Пора домой.

— Это лучшее, что я слышал за много дней, — сказал Кендарик. Он отвел руки Джеймса и Джазары в сторону. — Я сам могу идти.

Они снова забрались наверх по скользкой лестнице. На время подъема Солону пришлось передать ящик со Слезой Джеймсу, однако на палубе он снова забрал его себе. Джеймс, Джазара и Кендарик спустили веревки на таинственный туман, и Солон, снова передав ящик с камнем Джеймсу, последовал за ними.

На землю опускалась ночь. Они поспешили к берегу.

— Проклятье, — воскликнул вдруг Джеймс, когда они подошли к скоплению скал.

— Что такое? — спросил Кендарик.

— Там… На побережье вооруженные люди.

— Сбежавшие рабы? — предположила Джазара.

— Не думаю, — откликнулся Джеймс. — Смотри!

Они увидели, как вниз с холмов спускается массивная темная человеческая фигура. От ее груди исходило красное сияние.

— Медведь! — воскликнул Джеймс.

— Туман слабеет, — сказал Солон, и сквайр тут же почувствовал, как его нога начала погружаться в белую пелену.

Они поспешно преодолели последние десять ярдов и решительно направились к побережью.

— У нас есть выбор? — задумался Джеймс.

— Нет, — сказал Солон. — Придется сражаться.

— У вас нет выбора, а мое терпение подходит к концу! — прогремел из тьмы голос Медведя. — Отдайте мне Слезу, или мы уничтожим вас.

— Зачем тебе Слеза? — спросила Джазара. Они остановились на границе между скалами и песчаным побережьем. Люди Медведя приблизились, обнажив оружие.

— Зачем?! — ответил огромный человек. — Разве монах тебе не сказал? Слеза позволяет говорить с богами, не так ли, ишапианец? А кроме Ишапа, есть и другие боги!

— Ты глупец, если не боишься могущества Ишапа! — крикнул Солон.

— У меня есть все, что нужно, чтобы позаботиться о вас, ишапианцах! — сказал Медведь, указывая на амулет. — Вы не сможете до меня даже дотронуться. — Он вытащил большой меч. — А я смогу достать вас! Теперь отдайте мне Слезу!

Внезапно в скалах над ним появилась фигура человека, который присел и прыгнул. Это Уильям кинулся на Медведя, сбив гиганта с ног.

Неожиданная атака привела в замешательство всех. Ближайший к Джеймсу наемник повернулся к Медведю, и Джеймс воспользовался этим мгновением, чтобы вонзить меч ему в спину. Человек умер, даже не успев развернуться к сквайру лицом.

Солон поставил ящик со Слезой на песок и снял с пояса молот Люка Д'Орбена, вознеся про себя молитву Ишапу. Джазара направила посох на людей Медведя, и в воздухе сверкнул магический заряд.

— Я буду защищать Слезу! — крикнул Кендарик, вытаскивая меч.

Уильям несколько минут, боролся с огромным пиратом, пытаясь сорвать амулет с его шеи, однако Медведь страшным ударом отбросил молодого лейтенанта назад.

Уильям тяжело ударился о землю, но, несмотря на боль, быстро перекатился и поднялся на ноги.

Медведь тоже вскочил.

— Храбрый поступок, мальчишка, — сказал он с дьявольской улыбкой. — За это я убью тебя быстро.

— Помоги мне! — крикнул Уильям наверх, где на уступе стоял и следил за происходящим Сиди.

— Достань амулет, парень, — пожал тот плечами, — и тогда я помогу тебе. Без него ты сам по себе. — Он выглядел разочарованным.

Отчаяние наполнило Уильяма.

— Кахули! — закричал он. — Ты обещал, что я не останусь один!

— Кахули? — расхохотался Медведь. — Ты взываешь к младшему богу?! — Он взял в руки амулет и указал туда, где находилась Слеза. — С этим амулетом я неуязвим. А когда у меня будет Слеза, я обрету силу богов. Я сам стану богом!

— Кахули! — снова прокричал Уильям, запрокинув назад голову. — Я требую мести!

Внезапно раздался громкий звенящий звук, который заставил Джеймса, Джазару и нескольких пиратов закрыть руками уши. Даже Медведь отступил на шаг. Только Уильяму, казалось, звон ничуть не повредил. Потом между ним и Медведем возник бледный, но различимый силуэт.

— Талия! — ахнул Уильям.

— Ты не один, Уильям, — улыбнулась девушка. Она шагнула к Уильяму и влилась в его тело.

Он тут же засиял магическим светом, и его доспехи начали изменяться.

Все присутствующие в изумлении следили за превращением Уильяма. Его плечи, и без того массивные, стали гораздо шире. Обычные стальные доспехи крондорского офицера окрасились темно-красным, почти черным цветом. На голове лейтенанта появился шлем, который скрыл его черты, а прорези для глаз засияли красным светом.

— Я — Кахули, — прогремел голос, который не принадлежал ни Талии, ни Уильяму. — Бог мести.

Он поднял руку, в которой появился огненный меч. С невообразимой быстротой он полоснул по руке Медведя.

Огромный пират вздрогнул и с выпученными от ужаса глазами попятился назад.

— Я истекаю кровью! Я чувствую боль!

Вытащив меч, он ударил по облаченной в красное фигуре и тут же почувствовал в руке отдачу, когда воплощение бога мести приняло удар. Уильям-Кахули сделал новый выпад, и Медведь тут же увидел глубокий кровоточащий порез на груди.

— Нет, — вопил он, отступая, — этого не может быть!

Медведь попытался нанести еще один удар, однако бог мести, заключенный в тело Уильяма, снова отразил его. И сразу после этого, не медля больше ни секунды, он вогнал свой меч по рукоять в живот Медведя.

Тот упал на колени, сжимая огненный клинок.

— Нет. — Пират-убийца так и не мог поверить в происходящее. — Ты сказал, этого не может быть. Я не могу умереть. Ты обещал мне! Обещал, что я никогда не умру! — Он упал на песок, уставившись в небо единственным глазом: — Ты говорил… я… не умру…

Фигура в красном постояла над ним несколько мгновений, затем сверкнула и превратилась обратно в Уильяма.

У молодого воина подкосились ноги. Упав на колени, он поднял голову и огляделся. Тень Талии снова появилась перед ним.

— Мы сделали это, Талия, — тихо произнес он. — С ним покончено.

Призрак молодой девушки улыбнулся ему.

— Теперь я обрету покой, Уильям. Спасибо тебе.

— Нет, Талия! Останься, прошу! — По щекам Уильяма текли слезы.

— Не могу, — прошептала Талия, исчезая. — Жизнь — для живых. У тебя впереди долгая жизнь, а я должна занять новое место на колесе судьбы. Прощай, любимый.

Прежде чем полностью исчезнуть, Талия засияла ярким светом на короткое мгновение и, протянув руку, дотронулась до щеки Уильяма. Затем растворилась в воздухе.

— Прощай, Талия, — прошептал Уильям, продолжая плакать.

Джеймс огляделся и увидел, что люди Медведя сбежали. Убрав меч, он увидел, что Солон аккуратно подобрал Слезу.

Сквайр и Джазара подошли к тому месту, где молодой воин все еще стоял на коленях.

— Все хорошо, Уильям, — сказал Джеймс. — Она отомщена.

Джазара положила руку на плечо Уильяма.

— И Слеза в безопасности, — сказала она.

— То, что он говорил о Слезе, правда? — спросил Уильям.

— Да, и даже не вся, — ответил Солон. — Слеза обладает огромным могуществом, но оно не будет использовано в злых целях. — Он крепко сжал ящик со Слезой. — Однако это лишь одно из сражений. Война еще не выиграна.

— Что делать с амулетом Медведя? — спросила Джазара.

— Это слишком могущественный предмет, чтобы оставлять его здесь, — сказал Кендарик.

Джеймс мечом поднял талисман с земли.

— Ни за что до него не дотронусь, — заявил он. — Похоже, эта штука вытаскивает на поверхность темную сторону человеческой натуры.

Подойдя к кромке воды, сквайр размахнулся и закинул амулет в море так далеко, как только смог. Во тьме они не видели, как талисман вошел в воду.

— Если судьба благосклонна к нам, — сказал Джеймс, вернувшись к товарищам, — то в Холден Хэде нас будет ожидать отряд солдат, чтобы сопроводить в Крондор.

Изможденные и израненные, они побрели по дороге в Холден Хэд.

* * *

Закат окрасил облака на востоке в розовые и золотистые тона, когда Джазара подошла к хижине Хильды. Увидав жилище старухи, она почувствовала, как ее охватило беспокойство.

Хижина оказалась пуста. Она догадалась об этом еще издалека, так как не заметила ни огня, ни света внутри, в то время как дверь была открыта. К тому же с крыльца исчезли корешки и травы.

Джазара осторожно ступила на крыльцо и вошла в хижину. Единственным, что осталось в ней, были стол и стул. Сундук и другие принадлежности отсутствовали.

На столе лежал свиток.

Джазара подняла его и прочитала:

Девочка, мое время подошло к концу. Я была здесь для того, чтобы следить за злыми силами и помочь тому, кто очистит от них эти места. Вы — храбрые и находчивые молодые люди. Будущее в ваших руках. Служите силам добра.

Хильда.

— Она ушла, — сказала Джазара Уильяму, который взошел на крыльцо следом.

— Кем она была? — спросил лейтенант, входя в хижину.

— Они называли ее ведьмой, — ответила Джазара.

— Но ты ведь не веришь в это, — не спросил, а скорее подтвердил свою догадку Уильям. Он вырос в Звездной Пристани и, как и Джазара, хорошо знал, сколько предубеждений существовало в Королевстве против женщин, практиковавших магию. — Кем она была на самом деле?

— Мудрой женщиной, — сказала Джазара, сворачивая записку и пряча ее за пояс. — Слугой добра. Теперь ее нет.

— Она не написала, куда ушла?

— Нет, — ответила волшебница и посмотрела на Уильяма: — Почему ты пошел за мной?

— Я хотел поговорить наедине. Потом, по дороге в Крондор, мы будем окружены другими людьми.

— Поговорим, пока идем обратно, — предложила Джазара.

Уильям отошел в сторону, давая ей пройти в дверь, и последовал за ней. Через несколько шагов она сказала:

— Говори. Я слушаю.

— Я чувствую себя немного странно. — Уильям глубоко вздохнул.

— Не стоит.

— Я говорил некоторые вещи…

Она остановилась и коснулась его руки.

— Мы оба говорили разные вещи. Ты был молод… мы оба были молоды. Но это… недопонимание, оно в прошлом.

— Так мы с тобой друзья?

— Конечно, — кивнула Джазара.

— Хорошо. — Уильям снова двинулся в путь. — Я потерял ту, которая была мне дорога, но не хочу теперь потерять еще и друга.

— Ты не потеряешь меня, Уильям, — мягко сказала Джазара. Она помолчала немного. — Мне очень жаль, что ты потерял Талию. Я знаю, она была для тебя особенной.

— Да. — Уильям взглянул на Джазару: — Как и ты.

— В ближайшие годы нам предстоит много времени проводить вместе, и я не хочу, чтобы между нами оставались какие-то недомолвки.

— Я тоже не хочу этого.

Остаток пути они шли молча, радуясь тому, что лед между ними начал таять.

* * *

Возвращение в Крондор прошло без происшествий. Патрульный отряд ждал их в Холден Хэде и проводил в столицу Западных земель.

Через четыре дня они проехали через город без всяких церемоний и оказались на дворцовом плацу. Конюшие занялись лошадьми, а Джеймс, Джазара, Солон, Кендарик и Уильям отправились прямо к принцу.

Верховный жрец храма Ишапа ожидал Джеймса и его товарищей вместе с Арутой.

Сквайр и Солон шли впереди. Монах держал в руках ящик со Слезой Богов. Следом за ними вошли Кендарик, Уильям и Джазара.

— Сир, — поклонился Джеймс, — с огромным удовлетворением спешу сообщить вам, что мы выполнили нашу задачу. Слеза Богов в руках у брата Солона.

Солон взглянул на верховного жреца, который шагнул вперед и открыл ящик, находившийся в руках у монаха. В нем покоился огромный кристалл бледно-голубого цвета. Он замерцал таинственным светом, и воздух наполнили тихие, словно музыка вдалеке, звуки.

— Немногие послушники нашего ордена видели Слезу Богов, ваше высочество, — сказал верховный жрец. — Но все присутствующие здесь достойны этой чести.

Некоторое время они стояли, рассматривая Слезу с трепетом и восхищением, затем верховный жрец закрыл ящик.

— На рассвете мы отбываем, чтобы доставить Слезу в главный храм в Рилланоне. Брат Солон лично проследит за этим.

— Если вы не возражаете, — сказал принц Арута, — то я прикажу отряду копейщиков следовать за вами.

Легким кивком верховный жрец дал понять, что у него нет возражений.

— Ты хорошо служишь своему богу, — обратился Арута к Солону.

— Он верный и преданный слуга, — добавил верховный жрец. — И достоин занять место брата Майкла из Саладора. Солон, мы доверяем тебе лидерство в Братстве Ишапианского Молота и хранение молота Люка Д'Орбена.

— Это большая честь для меня, святой отец, — поклонился монах.

— Ваше мужество, — обратился верховный жрец к остальным присутствующим, — и сила духа вернули нам краеугольный камень нашей веры. Храм Ишапа выражает вам свою благодарность.

— Как и двор Крондора — тебе, брат Солон, — сказал Арута и посмотрел на Уильяма. — Ты прекрасно зарекомендовал себя, лейтенант. Это честь для королевских гвардейцев — иметь в своих рядах такого офицера.

Уильям поклонился.

— Член гильдии Кендарик, — произнес Арута.

— Ваше высочество. — Кендарик шагнул вперед и поклонился.

— Ты сослужил короне большую службу. Мы перед тобой в долгу. Понимая, что со смертью вашего мастера в гильдии начался разброд, и учитывая, что это гильдия, находящаяся на попечении короны, мы хотели бы, чтобы ты восстановил ваше братство в ранге нового мастера.

— Это большая честь для меня, ваше высочество, — неуверенно произнес Кендарик, — однако гильдия бедствует. Мошенничество Джората оставило нас без гроша, многие покинули братство…

— Мы обратим на это внимание. Корона не скупится по отношению к тем, кто ей верно служит. Мы пополним вашу казну и восстановим гильдию.

— Ваше высочество, вы так щедры! — воскликнул новый мастер гильдии.

— Леди Джазара, — обратился Арута к молодой волшебнице. — Вы доказали, что я не ошибся в выборе придворного мага.

— Ваше высочество. — Она склонила голову в знак признательности.

Принц Крондора редко улыбался, но на этот раз лицо его буквально озарилось радостью.

— Джеймс, — с гордостью сказал он, — ты, как всегда, проявил себя как верный и преданный слуга короны. Тебе — моя личная благодарность. — Арута встал. — Вы все прекрасно потрудились.

— Это — наш долг и удовольствие, сир, — ответил за всех Джеймс.

— Сегодня вечером мы устраиваем празднество в вашу честь, — объявил Арута. — Отправляйтесь в свои покои и возвращайтесь вечером. Будете моими гостями.

Он вышел из тронного зала, жестом предложив Джеймсу последовать за ним.

— Ты присоединишься к нам? — спросила Джазара у Солона.

— Нет, девочка, — ответил монах из Дорджина. — Как глава братства, я должен убедиться, что Слеза Богов доставлена в Рилланон. До этого момента я не спущу с нее глаз. Так что всего вам доброго — всем вам. — Он махнул двум монахам, тихо стоявшим в углу, чтобы они подошли. Повернувшись, они почтительно поклонились верховному жрецу и следом за ним и Солоном покинули комнату.

— Что теперь? — спросил Уильям Кендарика.

— Я отправлюсь к Моррейн, — радостно сообщил тот, — и приведу ее сегодня с собой. Став мастером гильдии, я буду достаточно обеспечен в глазах ее семьи, и мы поженимся, как только сможем.

— Рада это слышать, — улыбнулась Джазара.

— Ну я пошел, — заторопился Кендарик. — Увидимся позже.

— Могу я проводить вас до ваших покоев, леди? — предложил Уильям.

— В этом нет необходимости, — улыбнулась Джазара. — Рано или поздно я должна научиться ориентироваться в этом дворце. А если заблужусь, то попрошу пажа помочь мне.

Но Уильям знал, что она найдет дорогу.

— До вечера, — сказал он.

— Уильям, — окликнула она, когда он уже собирался уходить.

— Да, Джазара?

Она шагнула вперед и нежно поцеловал а его в щеку.

— Хорошо снова быть с тобой.

Уильям несколько мгновений молча смотрел в ее темно-карие глаза.

— Да, — ответил он наконец и поцеловал ее в ответ, — это прекрасно.

Затем они разошлись по своим покоям.

* * *

Арута сел за стол.

— Полный отчет представишь мне завтра, — сказал он Джеймсу. — Похоже, тебе не помешает отдых перед вечерним празднеством.

— Ну, четыре дня в седле вряд ли можно назвать расслабляющими, однако большинство ран и ушибов уже заживают.

— Слеза в безопасности, вот что главное. Что еще ты выяснил?

— О Кроулере — ничего, — вздохнул Джеймс. — Думаю, этот человек — один из агентов некоего Сиди.

Уильям рассказал Джеймсу все, что он знал о Сиди, включая нападение на герцога Оласко и их последнюю встречу. Джеймс передал принцу рассказ Уильяма и подытожил:

— Похоже, он торговец, предатель, имеющий дело с гоблинами и теми, кто живет к северу от гор. Но занимается и легальной деятельностью. Во всяком случае, он старается произвести именно такое впечатление.

— Но ты что-то подозреваешь?

— Да, и многое. Он слишком много знал, к тому же… — Джеймс замолк. — Я заметил его на скалах над побережьем, когда Уильям сражался с этим пиратом. У меня мурашки по кожепробежали, ваше высочество. Я думаю, что он больше чем простой торговец.

— Маг или жрец?

— Возможно. Ясно, что он стремился вернуть амулет, который был на шее Медведя, и я подозреваю, что именно он и дал его пирату.

— С какими темными силами мы столкнулись? — задумчиво спросил Арута.

— Меня тоже терзает этот вопрос, ваше высочество, — откликнулся Джеймс.

Арута молча встал и подошел к окну, выходившему на плац. Солдаты тренировались, и принц увидел Уильяма, спешившего в бараки холостых офицеров.

— Уильям отлично поработал, — сказал принц.

— Когда-нибудь он станет рыцарем-маршалом Крондора, — сказал Джеймс, — если вы, конечно, отпустите Гардана на покой.

Арута повернулся к нему, и Джеймс увидел на его лице некое подобие улыбки — выражение, которое сквайр видел лишь несколько раз за все время, что служил принцу.

— Он сказал мне, что в следующий раз просто уйдет и сядет на корабль в Крайди. А потом я пошлю солдат и верну его назад.

— Что вы собираетесь делать?

— Пусть послужит еще немного, а потом я вызову Локлира и дам ему это место.

— Локлир — рыцарь-маршал?

— Ты сам говорил мне, что, пока я стою во главе армии, мне нужен управляющий. Локлир как раз подойдет на эту должность.

— Согласен, — кивнул Джеймс. — А я вот никогда не любил такие должности.

— Пусть проведет еще одну зиму с бароном Мойэтом, после чего я верну его сюда, а Гардана отправлю домой.

— На этот раз окончательно?

— Да, — засмеялся Арута. — Пусть возвращается в Крайди и рыбачит с Мартином, если ему уж так хочется.

— Мне нужно еще кое-что сделать до вечера, ваше высочество, — сказал Джеймс, вставая. — С вашего разрешения.

— Увидимся вечером, — махнул рукой Арута.

— Ваше высочество, — поклонился Джеймс и вышел из комнаты.

* * *

Арута, принц Крондора и второй по могуществу человек в Королевстве Островов, стоял у окна, погрузившись в воспоминания. С того времени, когда он, еще молодым человеком, принял командование при осаде Крайди в Войне Врат, прошло уже немало лет.

Если боги будут благосклонны к нему, то впереди еще долгая жизнь, однако он, в любом случае, чувствовал спокойствие и уверенность, зная, что судьба его земли в надежных руках таких молодых людей, как Джеймс, Джазара и Уильям. Он позволил себе роскошь насладиться еще одним мгновением покоя и радости, а затем вернулся за стол, к бумагам, которые требовали его внимания.

* * *

Джеймс торопливо шел по дворцу. Ему нужно было сообщить Джонатану Минсу и еще двум своим агентам, что он вернулся. Затем он собирался выйти в город и навестить одного информатора, следившего за любыми вестями о деятельности Кроулера и его банды. Теперь, когда вопрос со Слезой Богов был решен, Джеймс решил сосредоточиться на этом человеке, мечтающем стать королем преступного мира, и раз и навсегда выяснить, кто он такой. А затем избавить от него Крондор.

Джеймс прикинул, что нужно сделать, — если поспешить, то он даже успеет принять ванну перед вечерним праздником.

Сквайр очень устал, но решил, что выспится завтра. А сейчас он занимался тем, что считал важнее всего: служил своему принцу. И был там, где более всего хотел быть, — в Крондоре.

Эпилог ВЫЗОВ

Одинокий человек брел по темному коридору длинного туннеля, стряхивая с себя капли воды. Воздух был наполнен запахом дыма и гниения.

Сиди обнаружил, что небольшой костер, который он развел днем ранее, все еще тлеет. Он снял факел со стены, поджег его и продолжил путешествие.

Наконец он достиг комнаты, в которой лежал мертвый лич, чье тело быстро превращалось в пыль.

— Идиот! — снова крикнул он безучастному мертвецу.

Подойдя к месту позади трона, он отыскал секретный замок. Часть стены отъехала в сторону. Сиди вошел в комнату, о которой не знал даже лич, — он использовал ее исключительно для своих целей.

— Ты проиграл, — прозвучал голос, когда он вошел.

— Нет, это не так, старуха! — крикнул он в воздух и снял с себя мокрую тунику.

— Ты не нашел амулет, — в голосе звучала насмешка.

— Я найду его. Прошло всего четыре дня.

— Даже если ты найдешь его, что будешь делать? у тебя не осталось ни слуг, ни союзников.

— Говорить с воздухом очень утомительно. Покажись!

Перед ним появилась полупрозрачная, тусклая фигура, в которой, однако, можно было узнать женщину средних лет. Маг взял одеяло и завернулся в него.

— Я устал от здешнего холода и сырости и… как, кстати, ты себя называешь на этот раз?

— Хильдой.

— Итак, Хильда. Я устал от этого места. Прислужников я могу получить с помощью золота. Его у меня в избытке. Союзники — это так же просто, стоит только узнать, чего они жаждут. — Он взглянул на бледное изображение. — Знаешь, я уже несколько лет чувствовал, что ты близко, однако не думал, что следует от тебя избавиться.

— Ты не можешь этого сделать, и мы оба это знаем.

Сиди вздохнул.

— У тебя нет последователей, нет жрецов, нет ни одного человека из десяти миллионов, кто знал бы твое имя, и ты все равно упорствуешь. Не очень хорошо для богини.

Тень, которая недавно была старой женщиной в хижине, сказала:

— Это в моей природе. Пока ты служишь своему хозяину, я буду противостоять ему.

— Мой хозяин жив! — Сиди ткнул в призрак пальцем: — А тебе не хватает мужества признать, что ты мертва, и убраться прочь!

Призрачная фигура исчезла.

Сиди почувствовал сожаление. Как ни неприятна была ему эта женщина, она уже несколько столетий составляла неотъемлемую часть его жизни. Он первым за тысячи лет обнаружил амулет и уступил его магии. Многие годы он испытывал порывы, которые не мог объяснить, и слышал голоса, которых не слышал никто другой. Постепенно он набрал мощь, но долгие годы был безумен. Потом его разум обрел ясность, и он понял, кому служит — Неназываемому. Сиди и раньше использовал амулет для того, чтобы заманивать других в услужение своему хозяину — как, например, лича Савана и его брата. Это было ошибкой. Он вздохнул. Служение тьме подразумевает использование всего, что попадается на пути.

Старая женщина появилась вскоре после того, как он обрел свое могущество. Она была противником Неназываемого и не давала Сиди покоя. Но ему приходилось признать, что она была единственным человеком — если дух умершей богини можно назвать человеком, — которого он знал дольше нескольких лет. Остальные погибли тем или иным, но всегда страшным образом. Странно, но по-своему он даже любил это воплощение богини.

Сиди вздохнул. Сражение проиграно, но война продолжается, и он будет искать возможность выполнить приказ хозяина. В конце концов хозяин вернется в этот мир. Это может занять века, но у Сиди есть время. Его повелитель многое требовал от своих слуг, но и награда была высока. Сиди выглядел как человек, которому идет шестой десяток, однако на самом деле он прожил в пять раз больше.

Маг улегся на кровать.

— Нужно найти жилье поприличней, — вздохнул он.

Раймонд Фейст Дочь Империи

Глава 1. ВЛАСТИТЕЛЬНИЦА

Жрец ударил в гонг. Своды куполов храма, украшенные великолепной многоцветной резьбой, отозвались одинокой нотой, которая повторялась все тише и тише, становясь лишь воспоминанием о звуке… душою звука.

Мара стояла, коленопреклоненная, на каменных плитах пола, вытягивающих тепло из ее тела. Она вздрогнула, но не от холода, а затем слегка повела глазами влево, где точно в такой же позе стояла другая посвящаемая, повторившая движение Мары, когда та приподняла белое покрывало, подобающее послушнице ордена Лашимы — богини Внутреннего Света. Сохраняя предписанную ей неудобную позу под полотняной драпировкой, образующей над головой некое подобие шатра, Мара нетерпеливо дожидалась момента, когда можно будет наконец опустить ткань. Она совсем чуть-чуть подняла покрывало, а оно уже оттягивало ее руки, словно каменные гири! Снова прозвенел гонг. Это послужило напоминанием о вечном присутствии богини, и Мара с раскаянием осознала, что опять позволила себе отвлечься на пустяки. Теперь, как никогда, она должна быть собранной и сосредоточенной. Мысленно она попросила у богини прощения, сославшись в свое оправдание на усталость, возбуждение и непонятные предчувствия. Мара молила богиню, чтобы та помогла ей обрести внутренний мир, к которому она так страстно стремилась.

Раздался третий удар гонга, а всего их должно было прозвучать двадцать два: двадцать — в честь богов, один — в честь Света Небес и один — в честь двух девочек, ожидавших сейчас момента, когда они смогут начать служение богине мудрости Верхнего Неба. Семнадцатилетняя Мара готовилась отречься от бренного мира, так же как и стоявшая рядом девушка, которая — когда отзвучат еще девятнадцать ударов гонга — будет считаться ее сестрой, хотя они впервые встретились только две недели тому назад.

Мара размышляла о своей будущей сестре. Ора была вспыльчивой и своевольной девчонкой, чье семейство, отнюдь не родовитое, но богатое, проживало в провинции Лаш; сама же Мара происходила из древнего и могущественного рода Акома. То, что Ора получила доступ в храм, должно было показать всему свету набожность ее семьи; так приказал ее дядюшка, самозваный властитель: он любыми способами норовил втереться в какой угодно клан, лишь бы там соглашались принимать членов этого семейства. Мара готова была даже пойти против воли отца, лишь бы вступить в орден Лашимы. Когда девушки поведали друг другу свои истории, Ора сначала отнеслась к услышанному с недоверием, а потом чуть ли не возмутилась, узнав, что дочь могущественного властителя сама пожелала провести всю жизнь за стенами обители. Происхождение Мары сулило ей высокое положение в обществе, сильных союзников, множество знатных искателей ее руки и наверняка — брак с отпрыском другого именитого рода. А вот ее, Ору, принесли в жертву — так она это называла — именно для того, чтобы девушки следующих поколений в ее семье могли иметь все те блага, от которых Мара готова была отречься по собственной воле. Уже не в первый раз Мара задумалась, сможет ли Ора стать доброй сестрой ордена. А потом — и тоже не в первый раз — Мара спросила себя, достойна ли она сама нести сестринское служение.

Услышав новый удар гонга, звучный и глубокий, Мара на мгновение закрыла глаза, мысленно послав к небесам мольбу — наставить ее на праведный путь и одарить покоем души. Почему она все еще терзается сомнениями? Еще восемнадцать ударов гонга — и она навсегда лишится семьи, друзей, привычного мира. Вся ее прошлая жизнь останется позади — от первых детских забав до неизбежных тревог дочери благородного Властителя, вовлеченного в Игру Совета — нескончаемую борьбу за верховенство, которая определяла всю жизнь в мире цурани. Ора станет ее сестрой, ибо в ордене Лашимы знатность рода и его заслуги утрачивают всякое значение. Важно только служение богине, требующее целомудрия и послушания.

Снова прозвучал гонг; это был пятый удар. Мара украдкой бросила взгляд в сторону алтаря, установленного на возвышении. Перед статуей богини Лашимы в резных сводчатых нишах застыли шестеро коленопреклоненных жрецов и жриц; по случаю обряда посвящения лицо богини не было скрыто за покрывалом. Нежный свет восходящего солнца, струившийся сквозь стрельчатые окна в высоких куполах, пронзал полумрак храма, словно тонкие сияющие пальцы. Казалось, что утренняя заря ласкает богиню своим прикосновением и рядом с этим блеском меркнут окружающие статую разноцветные обрядовые свечи. «Какой доброй выглядит Владычица в розовом свете восхода», — подумала Мара. Повелительница Мудрости смотрела вниз с полуулыбкой на благородно изогнутых губах, как будто обещала любовь и защиту всем, находящимся под ее опекой и, подобно Маре, ищущим душевного мира.

Единственный жрец, не преклонявший колен, снова ударил в гонг. Солнечный луч отразился от металлической поверхности, и золотой блик пробежал по темному занавесу, перегораживавшему вход во внутренний храм. Затем, когда ослепительный блеск угас, гонг прозвонил еще раз.

Оставалось еще пятнадцать ударов. Мара прикусила губу, уверенная, что милосердная богиня ее простит: ведь она отвлеклась всего лишь на какой-то миг! Ее мысли были подобны летучим вспышкам, играющим на гранях разбитого хрусталя, мечущимся из стороны в сторону, не останавливаясь на одном месте. «Как видно, я не слишком-то удачная находка для монастырской общины, — сокрушенно признала Мара, обратив взгляд наверх, к статуе. — Умоляю тебя, Дарительница Внутреннего Света, будь со мной терпелива». Мара снова взглянула на стоявшую рядом девушку. Ора оставалась неподвижной и тихой; глаза у нее были закрыты. Мара решила взять с нее пример — в том, что касалось умения соблюдать внешнюю невозмутимость, — даже если она и не находила должного покоя у себя в сердце.

Еще раз прозвучал гонг.

Мара пыталась найти скрытый центр своего существа, свою опору: она прилагала все усилия, чтобы добиться равновесия в собственной душе. Ее старания увенчались успехом… но лишь на несколько минут. Новый удар гонга опять вернул ее к действительности. Мара чуть-чуть изменила позу, желая стряхнуть раздражение и хоть ненадолго дать отдых ноющим рукам. К тому же ей очень хотелось глубоко вздохнуть. Внутреннее спокойствие, которому учили ее храмовые сестры в течение всего срока послушничества, опять никак не давалось ей, хотя она усердно трудилась в монастыре долгие шесть месяцев, прежде чем ее сочли достойной испытания здесь, в Священном Городе, у жрецов Высокого Храма.

Снова послышался удар гонга — такой же чистый звук, как сигнал рога, который призывал в строй воинов Акомы. Как прекрасно они выглядели в доспехах, покрытых зеленым лаком, — особенно офицеры с гордыми плюмажами — в тот день, когда выступили в поход, чтобы присоединиться к войску Имперского Стратега. Мара тревожилась, пытаясь предугадать исход войны, которая шла в варварском мире: там сражались ее отец и брат. Слишком много сил семьи было отдано этой войне. В клане произошел раскол: в Высшем Совете мнения разделились, и поскольку ни одна отдельная семья не добилась ощутимого перевеса, кровавая политика тяжким бременем легла на плечи рода Акома. Семьи клана Хадама были едины только по названию, и если дальние родственники, добивающиеся милостей от семьи Минванаби, предадут Акому, в этом не будет ничего удивительного или невероятного. Если бы Мара имела право участвовать в совете отца, она настояла бы на выходе из Партии Войны, а может быть даже на союзе с Партией Синего Колеса — партией, притворявшейся, что интересуется только торговлей; на самом деле эти люди спокойно делали все, чтобы подорвать мощь Имперского Стратега.

Мара нахмурилась. Опять ее разумом овладели земные заботы. Она попросила прощения у богини, а потом отогнала мысли о мире, который оставила навсегда.

Звон гонга разнесся по храму, в снова Мара подняла глаза. На этот раз каменные черты богини, казалось, выражали мягкий упрек, словно напоминая: добродетель коренится в самом человеке. Помощь придет только к тем, кто воистину стремится к прозрению. Мара потупилась.

Эхо от гонга не успело еще замереть, когда в тишину храма ворвался другой звук — резкий и совершенно неуместный. Чьи-то сандалии ударялись твердыми подошвами о каменный пол колоннады наружного храма; раздавался неясный стук оружия и доспехов. Из-за занавеса послышался приглушенный возглас жреца-привратника:

— Остановись, воин! Сейчас нельзя входить во внутренний храм! Это запрещено!

Мара оцепенела. Знобящее предчувствие легкой дрожью пробежало по ней. Из-под шатра-покрывала она видела, что встревоженные жрецы на помосте поднялись с колен. Они обратили лица к дерзкому пришельцу, и следующий удар гонга в должный миг не прозвучал.

Верховный отец-наставник решительно двинулся к занавесу, нахмурив брови. Мара крепко зажмурилась. Если бы только она могла с такой же легкостью погрузить во тьму весь окружающий мир, никому не удалось бы ее найти. Но звук шагов прекратился, и раздался голос верховного отца-наставника:

— Что побудило тебя к такому кощунству, воин? Ты нарушил самый священный обряд!

Ответ не заставил себя ждать:

— Мы пришли за властительницей Акомы!

Властительницей Акомы… Как холодная сталь кинжала пронзает грудь, так пронзили эти слова душу Мары. Короткая услышанная фраза перевернула всю ее жизнь. Ее разум восставал, ей хотелось выкрикнуть отчаянный протест, но она заставила себя сохранять спокойствие. Никогда не опозорит она своих предков публичным выражением горя. Медленно поднявшись с колен, она ровным голосом отозвалась:

— Я здесь, Кейок.

Верховный отец-наставник направился к Маре; жрецы и жрицы, все как один, следили за ним взглядом. Вот он остановился перед ней, и священные символы, которыми было украшено его ритуальное облачение, ярко сверкнули, когда он подал знак одной из жриц; та тотчас же поспешила встать с ним рядом. Потом он взглянул Маре в глаза и прочел в них тщательно скрываемую боль.

— Дочь моя, очевидно, наша Хранительница Мудрости предназначила тебе иной путь. Ступай, и да пребудут с тобой ее любовь и милосердие, властительница Акомы.

И он слегка поклонился.

Мара поклонилась в ответ, а затем передала жрице свое полотняное покрывало. Не заметив, как завистливо вздохнула Ора, она наконец обернулась, чтобы взглянуть в лицо тому, чье появление так круто переменило ее судьбу.

На нее был устремлен взгляд усталых глаз стоявшего почти у самого занавеса Кейока, военачальника Акомы. То был закаленный в сражениях воин с прямой и горделивой осанкой, которую он не утратил за сорок лет верной и трудной службы. Сейчас весь его вид выражал готовность немедленно встать рядом с девушкой, предложить ей руку для опоры или даже загородить собой, если напряжение окажется для нее слишком сильным.

Бедный, беззаветно преданный Кейок, подумала Мара. Ему и самому нелегко далась миссия вестника горя. Она не разочарует его, не уронит чести семьи. Поставленная лицом к лицу с трагедией, она сохраняла выдержку и достоинство, приличествующие властительнице знатного рода.

Кейок поклонился своей госпоже, когда она приблизилась к нему. Позади него стоял высокий молчаливый Папевайо, лицо которого, как всегда, являло собой непроницаемую маску. Самый сильный воин в гвардий Акомы, он состоял при Кейоке одновременно и помощником, и телохранителем. Он поклонился и отвел в сторону занавес, чтобы открыть проход для Мары.

Мара слышала, как оба одновременно шагнули, чтобы встать по обе стороны от нее; при этом Папевайо занял место на один шаг позади, в точном соответствии с этикетом. Она безмолвно провела их по садовой террасе, отделяющей внутренний храм от наружного; затем они пересекли колоннаду наружного храма, и проследовали через длинный входной коридор, мимо великолепных фресок, передающих содержание различных историй о богине Лашиме. Цепляясь за любую возможность хоть как-то унять сокрушительную боль, Мара заставляла себя вспоминать каждую легенду, представленную на этих фресках: как богиня перехитрила Туракаму, Красного Бога, ради спасения жизни младенца; как она обуздала гнев императора Инчолонганбулы и не позволила ему стереть с лица земли город Мигран; как она открыла первому мудрецу тайну письма. Проходя мимо самой любимой своей фрески, Мара зажмурилась. Здесь было показано, как богиня, приняв обличье жалкой старухи, решила спор между земледельцем и его женой. Мара отвела взгляд от этих образов, ибо они принадлежали к тому миру, который ныне ее отверг.

Скоро, слишком скоро они достигли выхода. Прежде чем начать спуск по истертым мраморным ступеням, Мара на мгновение задержалась. Внизу, во дворе храма, расположился в ожидании небольшой отряд гвардейцев в ярко-зеленых доспехах Акомы. На некоторых из них виднелись повязки, наложенные, очевидно, на свежие раны, но все отсалютовали ей, как полагалось, прижав кулак к сердцу, едва она показалась на виду. Мара с трудом подавила страх: если уж в эскорт приходится назначать раненых солдат, значит, исход сражения воистину плачевен. Многие доблестные воины погибли. И из-за того, что Акома оказалась вынуждена явить миру столь очевидное свидетельство своей слабости, Щеки Мары вспыхнули от гнева. Возблагодарив богов за то, что храмовое облачение позволяет скрыть дрожь в коленях, она спустилась по лестнице. У подножия ее ожидал паланкин. Двенадцать рабов молча стояли рядом, пока властительница Акомы усаживалась. Затем Папевайо и Кейок заняли места по обе стороны от носилок. По команде Кейока рабы схватились за шесты и подняли их на плечи. Укрытая между легкими вышитыми занавесками паланкина, Мара неподвижно сидела, выпрямив спину, пока солдаты строились впереди и позади носилок.

Рабы двинулись к реке сквозь толпу, заполнявшую улицы Священного Города. Они обгоняли повозки, запряженные медлительными шестиногими нидрами, а их самих, в свою очередь, обгоняли быстроногие гонцы и юркие носильщики с тюками на плечах или на голове, подгоняемые стремлением как можно скорее отнести поклажу клиентам, которые обещали награду за быструю доставку.

Шум и суета городской жизни снова поразили Мару: в тишине храма даже потрясение от появления Кейока она прочувствовала не в полной мере. Теперь же, когда пришло ясное понимание свалившейся на нее беды, она напрягала все силы, чтобы не дать скатиться подступившим слезам. Она не хотела ничего говорить, как будто молчание было способно скрыть истину. Но девушка жила в Империи Цурануани и происходила из рода Акомы. Малодушие не изменит прошлого и уж наверняка не избавит от грядущих бедствий. Она глубоко вздохнула. Затем, отодвинув занавески, так чтобы видеть Кейока, шагающего рядом с носилками, Мара высказала вслух то, в чем уже не приходилось сомневаться:

— Их обоих нет в живых?

Кейок коротко кивнул:

— Госпожа, твои отец и брат были посланы на бессмысленный штурм против укреплений варваров. Это было убийство.

Его лицо оставалось бесстрастным, но в голосе сквозила горечь.

Паланкин дрогнул: носильщики чудом сумели избежать столкновения с тележкой, нагруженной плодами йомаха. Они свернули на улицу, ведущую к речной пристани, и только тут Мара заметила, как судорожно стиснуты ее руки. Сосредоточив всю свою волю, она приказала пальцам медленно разогнуться и расслабиться. После долгого молчания она сказала:

— Расскажи, как это произошло, Кейок.

— Когда в мире варваров растаяли снега, мы получили приказ выступить в поход и занять позицию для отражения возможной атаки варваров. — Доспехи старого воина скрипнули, когда он распрямил плечи, пытаясь сбросить гнет воспоминаний о непомерной усталости и потерях; но голос его звучал так же ровно:

— Солдаты из варварских городов Занн и Ламут уже находились на равнине: они пришли туда раньше, чем их ожидали. Мы послали гонцов с донесениями к Имперскому Стратегу: его лагерь находился в долине среди гор, которые варвары называют Серыми Башнями. Стратега в тот момент не было в лагере; на время своего отсутствия он поручил командовать войсками полководцу-наместнику, и тот отдал приказ, чтобы отряд Акомы атаковал позицию варваров. Мы…

Мара перебила его:

— Этот полководец-наместник… он из рода Минванаби, верно?

На обветренном лице Кейока промелькнуло такое выражение, словно он хотел сказать: а голова-то у тебя работает, как ни велико твое горе.

— Да, верно. Тасайо — племянник господина Джингу, властителя Минванаби, единственный сын его покойного брата. — Подтвердив таким образом догадку Мары, Кейок вернулся к прерванному повествованию:

— Варвары многократно превосходили нас числом. Наш господин понимал это — мы все понимали, — но не поступился честью. Он исполнил приказ, не задавая вопросов. Мы бросились в атаку. Полководец-наместник обещал подкрепление, чтобы усилить наш правый фланг, но его отряды так и не появились. Вместо того чтобы действовать с нами заодно, воины Минванаби стояли на своих позициях, как будто готовились к контратаке. Так приказал Тасайо. — Помолчав несколько секунд, он продолжал:

— И вот, когда нас уже теснили варвары, начавшие контратаку, из долины подошло подкрепление — часть легиона, воюющего под знаменами семей Омечкель и Чимирико. Они и понятия не имели ни о каком подлом умысле и храбро бились, чтобы вызволить нас из-под копыт варварских коней. И тогда в атаку пошли отряды Минванаби, как будто для того, чтобы сорвать контратаку. Они подоспели именно тогда, когда варвары уже отступили. Для любого, кто не присутствовал там с самого начала, все выглядело просто как неудачная стычка с неприятелем. Но воины Акомы знают, что это было предательство Минванаби.

Взглянув на Мару, застывшую с опасно прищуренными глазами и плотно сжатыми губами, Кейок снова забеспокоился, что молодая госпожа опозорит память своего отца, дав волю слезам раньше, чем допускает обычай. Но этого не произошло. Она заговорила тихо, хотя и со сдержанной яростью:

— Итак, господин из рода Минванаби улучил момент и послал моего отца на смерть, несмотря на наш союз с Партией Войны?

— Да, госпожа. Должно быть, господин Джингу, властитель Минванаби, приказал Тасайо пойти вопреки замыслам Имперского Стратега. Джингу ни перед чем не остановится. Если бы наша армия отступила с тех позиций и сдала их варварам, гнев Стратега обрушился бы на Тасайо и его ждала бы позорная смерть. Но князю Альмеко для его завоеваний нужна поддержка Минванаби, и, хотя он сердит на племянника Джингу, но держит свое возмущение при себе. Со стороны может показаться, будто ничего не потеряно. Никто не победил, но никто и не проиграл. Однако с точки зрения Игры Совета это триумф Минванаби и поражение Акомы.

Впервые в жизни Мара уловила в голосе Кейока намек на какое-то чувство. Почти с горечью он сказал:

— То, что и я, и Папевайо остались в живых… такова была воля твоего отца, госпожа. Он приказал нам держаться в стороне — вместе с этим небольшим отрядом — и возложил на нас обязанность защищать тебя, если дела пойдут… так, как они пошли. — С усилием заставив себя вернуться к обыденно-деловой мадере разговора, он добавил:

— Господин Седзу знал, что ни ему, ни твоему брату не суждено: пережить этот день.

Мара снова откинулась на подушки; комок подкатил к горлу. У нее болела голова и теснило в груди. Она сделала медленный вдох и выглянула из паланкина в другую сторону, где мерно вышагивал Папевайо с заученно-безразличным выражением лица.

— А что скажешь ты, мой отважный Вайо? Как мы ответим на это убийство, посетившее наш дом?

Папевайо задумчиво потер шрам на подбородке большим пальцем левой руки, как он обычно делал в трудную минуту.

— Как прикажешь, госпожа.

Первый сотник Акомы — или, как обычно называлась эта должность, командир авангарда — держался с виду беззаботно, но Мара чувствовала, как хотелось бы ему сейчас сжимать в руках копье и вынутый из ножен меч. Не долее мгновения позволила она себе подумать о немедленном возмездии. По одному ее слову Папевайо без колебаний напал бы на властителя Минванаби в его собственной спальне или посреди военного лагеря. И хотя воин считал бы честью для себя погибнуть при попытке покушения, Мара отбросила эту мысль. Ни Папевайо, ни кому-либо другому, носящему зеленые доспехи Акомы, не удалось бы подобраться к господину Минванаби ближе, чем на половину дневного пути. Кроме того, такую преданность следует всемерно оберегать, а не растрачивать впустую.

Теперь, когда над Кейоком не тяготело присутствие жрецов, он пристально рассматривал Мару. Его пытливый взгляд она встретила и выдержала с достоинством. Да, она понимала, что лицо у нее бледно и искажено горем, но понимала и другое: бремя ужасных вестей ее не согнуло и не раздавило. В ожидании следующего вопроса или приказания госпожи Кейок снова перевел взгляд на дорогу впереди.

Внимание, оказываемое ей мужчиной, — пусть даже старым соратником отца — заставило Мару взглянуть на себя со стороны без предвзятости и прикрас, отбросив всяческие иллюзии. Она была приятной на вид девушкой, хотя отнюдь не красавицей, особенно когда ей доводилось нахмуриться в минуты размышления или тревоги. Но улыбка могла сделать ее неотразимой — во всяком случае, так ей сказал некогда один юноша. А еще Мара была наделена неким очень привлекательным свойством — одухотворенностью, внутренней энергией; по временам она так и светилась оживлением. Она была стройна, двигалась грациозно, и не один отпрыск знатных семей, живших по соседству, засматривался на это гибкое тело. Вероятно, кто-нибудь из них сейчас окажется необходимым союзником, чтобы преградить путь приливной волне судьбы, грозящей смыть с лица земли род Акома. Сидя с полузакрытыми глазами, она думала о том, сколь устрашающая ответственность легла теперь на ее плечи. Мара понимала, что все дары женственности — красота, живость, обаяние, способность очаровывать — теперь должны быть поставлены на службу делу Акомы вместе с тем природным разумом, которым одарили ее боги. Она постаралась подавить опасения, что ее талантов недостаточно для достижения столь высокой цели… и тут перед ее внутренним взором встали лица отца и брата. Горе снова взметнулось в ней, но она сумела спрятать его в самых глубоких тайниках души. Предаваться печали придется потом.

Мара тихо проговорила:

— Нам нужно о многом потолковать, Кейок, но не здесь. — В городской сутолоке любой встречный мог оказаться врагом — шпионом, убийцей, доносчиком. Но Мара не пожелала отдаться во власть страхов — будь то воображаемые ужасы или опасности реального мира. И она добавила:

— Мы поговорим, когда будем уверены, что нас могут услышать лишь те, кто верен Акоме.

Кейок хмыкнул в знак согласия. Мара мысленно возблагодарила богов за то, что этот воин, надежный как скала, остался жив и находится рядом с ней.

Опустошенная вконец, она снова устроилась на подушках поудобнее. Чтобы все как следует обдумать, она должна подняться над собственным горем. Самый могучий из врагов ее отца, властитель Джингу Минванаби, почти преуспел в достижении цели своей жизни, а цель заключалась в уничтожении Акомы. Кровавые распри между семьями Акомы и Минванаби имели долгую историю: они стали частью жизни уже нескольких поколений. Ни одному из этих домов не удавалось одержать окончательную победу, хотя время от времени и тому и другому приходилось сражаться, дабы защитить себя. Но теперь Акома была ослаблена сверх всякой меры, а Минванаби вознеслись на вершины могущества, соперничая в силе даже с семейством самого Стратега. На службе Минванаби уже состояли вассалы, из которых первым был властитель Кеотары, по силе примерно равный отцу Мары. И поскольку звезда Минванаби поднялась на небосклоне выше, в союз с этим вельможным убийцей поспешат вступить многие.

Мара долго лежала, скрытая за колышущимися занавесками; судя по виду, она спала. Положение, в котором она оказалась, было до боли ясным. Между властителем Минванаби и его заветной целью оставалось лишь одно препятствие, и этим препятствием была она — молодая девушка, которой не хватило лишь десяти ударов гонга, чтобы стать сестрой ордена Лашимы. Достаточно было подумать об этом, чтобы во рту появлялся такой вкус, словно там полно золы. Отныне, если ей суждено прожить достаточно долго, чтобы восстановить честь семьи, она должна рассчитывать лишь на те силы, которыми в действительности располагает; должна вынашивать планы и готовить заговоры; должна вступить в Игру Совета… и найти способ сорвать замысел главы одной из Пяти Великих Семей Империи Цурануани.

***

Мара моргнула и заставила себя проснуться. Пока носилки продвигались по многолюдным улицам Кентосани, Священного Города, ей удалось урывками подремать: душа искала отдыха от роковых событий дня. Теперь носилки мягко покачивались, потому что их опустили на плавучий причал.

Мара бросила беглый взгляд сквозь занавески, но она была все еще слишком ошеломлена, чтобы находить удовольствие в созерцании оживленных толп на пристани. Когда ей впервые довелось приехать в Священный Город, ее очаровала нарядная пестрота этой толпы, где можно было на каждом шагу повстречать людей из любых уголков Империи. Даже обычные семейные барки из городов, находящихся выше или ниже по течению реки Гагаджин, приводили ее в восторг. Украшенные знаменами, они покачивались на якорях, как птицы с пышным ярким оперением среди сереньких домашних птиц, когда вокруг них собирались купеческие барки и лодки. Все, что здесь можно было видеть, слышать и обонять, столь разительно отличалось от того, к чему она привыкла в отцовских поместьях… Нет, теперь это ее поместья, поправила она себя. Подавленная всем случившимся, Мара не обращала внимания на вереницы почти нагих рабов, потных и грязных, под палящими лучами солнца перетаскивавших с берега на речные барки тюки с товарами. Сегодня она не вспыхивала румянцем при этом зрелище, хотя могла бы припомнить, какое смущение она испытала, когда впервые проходила здесь в обществе сестер Лашимы. В мужской наготе для нее не было ничего нового: ребенком она играла близ солдатских казарм, в то время как солдаты совершали омовение; и многие годы она плавала вместе с братом и друзьями в озере за лугом, где паслись нидры. Но видеть обнаженных мужчин, после того как она отвергла мир плоти… это казалось чем-то совсем иным. Сестраслужительница Лашимы приказала послушницам отвернуться, и Маре сразу же захотелось поступить наоборот. В тот день ей пришлось заставлять себя не оглядываться на худощавые мускулистые тела.

Но сегодня тела рабов ни в малой степени не интересовали ее, так же как и возгласы нищих, призывающих благословение богов на тех, кто соглашался поделиться монеткой с менее удачливыми собратьями. Маре не было дела до матросов, разгуливавших по набережной и выделявшихся среди всех прочих особенной походкой вразвалку, которая свойственна тем, кто проводит жизнь на воде, втайне презирая сухопутную публику. Не умеряя зычных голосов, они перебрасывались грубыми шутками. Все казалось менее ярким, менее оживленным и менее захватывающим — теперь, когда Мара смотрела вокруг иными Глазами: как видно, она разом повзрослела и утратила способность видеть во всем, что ее окружало, чудо и повод для благоговения. Теперь каждый предмет, залитый солнечным светом, отбрасывал темную тень. И в этих тенях могли прятаться враги.

Мара быстро покинула паланкин. Несмотря на белую хламиду послушницы ордена Лашимы, она держалась с достоинством, которого следовало ожидать от властительницы Акомы. Глядя прямо перед собой, она направилась к барке, которая должна была доставить ее в город Сулан-Ку, расположенный ниже по реке. Папевайо расчищал для нее проход, бесцеремонно расталкивая в стороны попадающихся на пути простолюдинов. Навстречу продвигались другие вооруженные отряды:

Стражники в ярких мундирах, сопровождающие своих господ с реки в город. Кейок приглядывался к ним бдительным оком, шагая по пристани рядом с Марой.

Когда офицеры подвели новую госпожу Акомы к деревянным сходням, Мара мечтала только об одном: оказаться в темном тихом уголке, где уже будет можно не сдерживать свое страдание. Но едва она ступила на палубу, как ей поспешил представиться капитан барки. Его короткая куртка красного и пурпурного цветов казалась раздражающе яркой после скромных одеяний жрецов и сестер в монастыре. Нефритовые браслеты звякнули у него на запястьях, когда он склонился в подобострастном поклоне и предложил знатной пассажирке наилучшее место из всех, которые имелись на его скромном судне, — груду подушек под центральным навесом, окруженную со всех сторон тонким занавесом. Как того требовала учтивость, Мара позволила ему раболепствовать, пока ее не усадили на подушки, но не долее: своим молчанием она дала понять угодливому капитану, что здесь его присутствие больше не требуется. Убедившись, что его болтовня не интересует слушателей, он опустил занавес, предоставив, наконец, Маре это слабое подобие уединения; Кейок и Папевайо сели напротив, тогда как стражники расположились вокруг навеса.

Провожая невидящим взглядом водовороты на поверхности реки, Мара спросила:

— Кейок, а где отцовская… где моя барка? И мои служанки?

Старый воин ответил:

— Барка семьи Акома стоит у причала в Сулан-Ку, госпожа. Я рассудил так: ночная стычка с солдатами Минванаби или их союзников будет менее вероятной, если мы наймем общественную барку. В этом случае — если враги замышляют нападение под видом бандитского налета — им придется принять в расчет, что кто-нибудь из свидетелей останется в живых; возможно, это заставит их поостеречься. А если все же по пути случится что-либо непредвиденное, служанки могут оказаться только лишней обузой. — Кейок не забывал обводить пристань настороженным взглядом. — Это судно отчалит ночью вместе с другими, так что на реке мы ни на минуту не останемся в одиночестве.

Мара кивнула, опустила веки и тихо сказала:

— Вот и прекрасно.

Сейчас она больше всего нуждалась в возможности побыть одной — роскошь, недоступная на общественной барке, — но опасения Кейока были весьма основательными.

Для того чтобы убрать со своего пути последнюю из рода Акома, властитель Джингу без сожаления пожертвовал бы ротой солдат: ведь он был уверен, что может выставить против охранников Мары достаточно бойцов, чтобы обеспечить любое численное превосходство. Однако пойти на это он мог только в том случае, если бы знал наверняка, что успех ему обеспечен, и если бы имел возможность потом разыграть перед другими вельможами Высшего Совета полнейшую неосведомленность относительно совершенного злодеяния. Каждый из участников Игры Совета без труда сообразит, кому могла понадобиться подобная резня, но формы благопристойности нарушать нельзя. Достаточно одного спасшегося пассажира, одного опознанного гвардейца Минванаби, одного случайного словца, подслушанного рабом, который орудует багром на соседней барке, — и Джингу можно считать конченым человеком. Даже косвенная причастность к подобной предательской засаде — если бы вся история выплыла наружу — означала бы для него серьезную потерю престижа в Совете, ;а это, в свою очередь, послужило бы для его «верных» союзников красноречивым сигналом, что влияние главы семейства Минванаби идет на убыль. И тогда придется опасаться друзей не меньше, чем врагов. Такова была самая суть Игры Совета. Выбранный Кейоком способ путешествия мог оказаться более действенным средством против возможной засады, чем дополнительная сотня ратников.

Послышалась громкая команда капитана: он приказал рабам отдать швартовы. Глухой удар, толчок — и вот уже судно двинулось, откачнувшись от причала и выходя на се редину медленно текущей реки. Мара легла, рассудив, что теперь это вполне приемлемо: со стороны будет казаться, что она просто отдыхает. Рабы, расставленные вдоль бортов, мерно отталкивались баграми; их худые, темные от загара тела двигались слаженно, повинуясь ритму незатейливой песни:

— Держитесь середины! — запевал рулевой.

— В берег не воткнись! — отвечали багорщики.

Все движения теперь выполнялись в такт с песней, и рулевой начал добавлять простые строчки, строго соблюдая темп:

— Я знаю бабу злую!

— В берег не воткнись!

— Не баба, а змея!

— В берег не воткнись!

— Я выпил как-то лишку!

— В берег не воткнись!

— И к ней пошел в мужья!

Глупая песня успокаивала Мару, и она дала волю мыслям. Отец долго и горячо возражал против ее намерения уйти в монастырь. Теперь, когда просить прощения было уже не у кого, она горько сожалела при воспоминании о том, как близка была к открытому неповиновению; отец сжалился только потому, что любовь к единственной дочери пересилила в нем желание выбрать ей подходящего жениха ради выгодного политического брака. Их расставание было весьма бурным. Властитель Седзу, глава рода Акомы, мог быть воистину страшен — в пылу битвы, перед лицом неприятеля; в такие минуты многие предпочли бы встретиться с гигантским хищником гарулхтом, грозой пастухов и охотников. Но он никогда не мог ни в чем отказать дочери, сколь бы неразумными ни были ее требования. Правда, с ней он никогда не чувствовал себя так легко, как с ее братом, но, сколько она себя помнит, ей он потакал во всем, и только няне по имени Накойя удавалось держать ее в узде в детские годы.

Мара закрыла глаза. Барка сулила хоть какую-то меру безопасности, и теперь появилась возможность спрятаться за темной броней сна; люди, расположившиеся за драпировками крошечного шатра, могли лишь предполагать, что она просто спасается от скуки долгого путешествия по реке. Но сон не хотел приходить: в памяти воскресал образ брата, которого она любила как собственную душу… Ланокота, с блестящими темными глазами; Ланокота, у которого всегда была наготове улыбка для маленькой, обожающей его сестры. Лано, который бегал быстрее, чем воины из отцовского отряда; который становился победителем летних состязаний в Сулан-Ку три года подряд — подвиг, с тех пор не повторенный никем. У Лано всегда находилось время для Мары; он даже показывал ей приемы борьбы, чем несказанно возмущал Накойю, считавшую такие развлечения совершенно неподобающими для девушки из знатного рода. И еще Лано не скупился на глупые шутки — обычно неприличные, — которые заставляли девочку смеяться и краснеть. Если бы она не избрала для себя созерцательную жизнь в монастыре и ей пришлось выйти замуж… Мара понимала, что ни один из возможных искателей руки не мог бы сравниться с ее братом. Ланокота, чей веселый смех никогда больше не отразится от сводов зала, как случалось во время их поздних ужинов… Даже отец, известный своей суровостью и строгостью во всех отношениях, улыбался, не в силах противостоять обаянию заразительной веселости сына. Мара почитала отца и восхищалась им, но брата она любила всем сердцем, и теперь горе накатывало на нее волна за волной.

Надо было взять себя в руки. Здесь не место предаваться скорби; оплакивать свою потерю она будет позже. Обратившись к делам насущным, Мара спросила Кейока:

— Тела отца и брата… удалось отбить?

Кейок с горечью ответил:

— Нет, госпожа. Не удалось.

Мара прикусила губу. Значит, нет даже пепла, который можно было бы развеять в священной роще. Вместо этого ей придется выбрать по одной реликвии из числа вещей, принадлежавших отцу и брату и особенно ценимых ими, и захоронить эти реликвииоколо священного натами — камня, где обитает душа рода Акома, — чтобы их души могли отыскать путь в родную землю, когда Колесо Жизни совершит свой оборот. Мара снова закрыла глаза — отчасти из-за изнеможения, отчасти же ради того, чтобы не дать воли слезам. Она безуспешно пыталась успокоиться, но воспоминания теснились в голове… утешения ждать не приходилось. Потом, по прошествии нескольких часов, покачивание барки и монотонная песня-перекличка кормчего и рабов-багорщиков стали уже чем-то привычным. Их ритм постепенно подчинял себе и душу осиротевшей девушки, и ее тело, и она мало-помалу расслабилась. Тепло летней ночи и спокойствие реки наконец сумели общими усилиями убаюкать Мару, и она погрузилась в глубокий сон.

***

Барка причалила к пристани Сулан-Ку на рассвете. Туман кольцами поднимался с поверхности реки; в лавках и мастерских, выстроившихся вдоль набережной, открывались забранные ставнями окна: город готовился к началу торгового дня. Кейок постарался выгрузить с барки паланкин Мары как можно скорее, пока улицами еще не завладела дневная суета: скоро торговые аллеи будут кишеть повозками и носильщиками, покупателями и нищими. В считанные минуты рабы были готовы. Все еще одетая в белую хламиду ордена Лашимы, несколько помятую за шесть дней путешествия, Мара с усталым вздохом взошла на свои носилки. Она откинулась на подушки с вышитым символом ее семьи — птицей шетра — и только сейчас вполне осознала, как страшило ее возвращение домой. Она даже вообразить не могла просторные помещения большого дома без оживляющего их громкого голоса Лано или циновки на полу кабинета, не усеянные свитками, которые так и оставались в беспорядке, когда отцу надоедало читать хозяйственные отчеты. Мара слабо улыбнулась, вспомнив, с каким отвращением отец относился к коммерции, хотя и был в ней весьма сведущ и опытен. Он предпочитал заниматься делами, связанными с военным искусством, состязаниями и политикой; но Мара не забыла и его слова о том, что для всего требуются деньги, а потому не стоит ими пренебрегать.

Когда носилки были подняты на плечи рабов, Мара позволила себе облегченно вздохнуть. Правда, она предпочла бы занавески паланкина из менее прозрачной ткани: было трудно выносить взгляды крестьян и мастеровых, попадавшихся на пути в этот ранний час. Сидя наверху тележек с овощами или стоя позади прилавков с разложенными товарами, они с любопытством рассматривали знатную госпожу, проплывающую мимо них в паланкине, и ее свиту. Приходилось все время помнить о необходимости сохранять подобающую осанку, и это оказалось ужасно утомительным делом. Улицы быстро заполнялись толпой, и продвигаться в толчее становилось все труднее. Мара погрузилась в размышления; со стороны она казалась собранной и внимательной ко всему вокруг, на самом же деле просто не замечала развертывающейся перед ней городской панорамы, которая обычно вызывала в ней живой интерес.

Торговцы выставляли товары на балконы, расположенные над головами покупателей, и раздвигали загораживающие их ширмы. Когда продавец и покупатель кончали торговаться, оговоренная ими плата поднималась наверх в корзинке, а затем товары в той же корзинке опускались к покупателю. Блудницы, промышлявшие Своим делом с дозволения властей, еще отсыпались после бурной ночи, и потому ширмы на каждом пятом или шестом балконе пока оставались закрытыми.

Мара чуть улыбнулась, вспомнив, как она впервые увидела прелестниц из Круга Зыбкой Жизни. По заведенному обычаю, эти женщины выставляли на балконах самих себя: в одеяниях, нарочито оставленных в дразнящем беспорядке, они обмахивались веерами, отгоняя вечную городскую духоту.

Все женщины были красивы, их лица умело раскрашены, а прически казались великолепными, как у сказочных цариц. Их легкие одеяния, сшитые из самых дорогих тканей, украшала дивная вышивка. При этом зрелище шестилетняя Мара не могла сдержать восторга. Она громко объявила — к сведению всех, кто мог ее услышать, — что, когда вырастет, обязательно станет точно такой, как эти дамы на балконах. То был единственный раз в ее жизни, когда она увидела, что отец лишился дара речи. Лано дразнил ее, припоминая этот случай, до того самого утра, когда она отбыла в храм… Теперь его игривые насмешки уже никогда не будут вгонять ее в краску.

Почти доведенная до слез, Мара отогнала воспоминания. Она пыталась отвлечься, задержать внимание на чем-то, находящемся за пределами ее носилок. Бойкие разносчики на всех углах нахваливали всевозможные товары; попрошайки приставали к прохожим с горестными повестями о собственных несчастьях; жулики предлагали желающим древние диковинки, а купцы зазывали всех полюбоваться редкими шелками. Но ничто не могло облегчить душевную боль.

Наконец рынок остался позади; процессия вышла из города. За стенами Сулан-Ку простирались возделанные поля; они тянулись до синеватых гор на горизонте. Горы Кайамака были не такими крутыми и высокими, как великий хребет Высокой Стены на севере, но долины и здесь оставались достаточно дикими, чтобы в них находили укрытие бандиты и прочие отщепенцы.

Путь к поместью Мары пролегал через болото, которое упорно сопротивлялось любым попыткам его осушить. Рой насекомых облепил носильщиков, и они принялись было роптать потихоньку, но одно только слово Кейока заставило их замолчать.

Миновав рощицу деревьев нгагги под зеленовато-голубой сенью шатра, образованного их огромными нижними ветвями, путники вступили в более холмистую местность. Им пришлось пройти по множеству ярко раскрашенных мостов, наведенных над ручьями и речками, которые то и дело пересекали любую дорогу, проложенную человеком, и питали оставшееся позади болото. Затем показались врата молитвы — арка, раскрашенная столь же пестро, как и мосты, возведенная по приказу какого-то богача в знак признательности богам за их благодеяния. Проходя под аркой, каждый путешественник мысленно возносил благодарственную молитву и получал в ответ малую толику благоволения. И когда врата молитвы скрылись за поворотом дороги, Мара все еще размышляла о том, что в грядущие дни ей понадобится вся помощь, которую боги пожелают ей ниспослать, если Акоме суждено выжить.

***

Отряд Мары свернул с большого тракта на дорогу, ведущую к месту назначения. На тайзовых полях кормились птицы шетра, поедая насекомых и гусениц. Вид у стоящих птиц был довольно забавный: они напоминали ссутулившихся старичков. Поскольку стаи шетр на полях помогали вырастить хороший урожай, присутствие этих созданий, несмотря на их глупый вид, считалось счастливой приметой. Именно поэтому изображение птицы шетра помещалось в самом центре фамильного герба рода Акома. Мара не находила ничего смешного в знакомых очертаниях шетр, с их ногами-ходулями и непрерывно движущимися заостренными ушками; сейчас ей было особенно отрадно их увидеть, ибо и птицы, и работники на полях служили верным знаком, что она наконец достигла угодий Акомы.

Носильщики ускорили шаг. О, как хотелось бы Маре, чтобы они, наоборот, пошли помедленнее или свернули в сторону и отнесли ее куда угодно, в любое другое место! Но ее прибытие уже было замечено сборщиками хвороста, которые трудились в лесах между полями и лугом, примыкавшим к главной усадьбе. Некоторые что-то выкрикивали или приветственно взмахивали руками на ходу, пригнувшись под тяжестью вязанок, удерживаемых на спине ремнем, проходящим через лоб. Приветствия были искренними и горячими, и, несмотря на печальные обстоятельства ее возвращения, эти люди вправе были ожидать от новой хозяйки чего-то большего, нежели холодное высокомерие.

Мара выпрямилась; она улыбалась слабой улыбкой и кивала головой. Вокруг простирались ее владения; когда она видела их в последний раз, она полагала, что прощается с ними навсегда. Ограды, ухоженные поли, аккуратные хижины, в которых ютились работники, — все это оставалось неизменным. Впрочем, подумала Мара, ведь она и отсутствовала-то меньше года.

Носилки теперь продвигались по дороге через пастбища нидр. В полуденном воздухе слышались заунывные звуки многоголосого мычания и резкие окрики — «хат-хат-хат!» — пастухов, которые замахивались остроконечными посохами, направляя животных к небольшим загонам, где их полагалось осматривать и освобождать от паразитов. Мара разглядывала нидр, щиплющих траву; в лучах солнца их серые шкуры казались рыжеватыми. Некоторые задирали тупые морды, ненадолго потеряв из виду приземистых упитанных телят, как правило, те быстро возвращались на своих шести коротеньких ножках под защиту матерей. Для Мары это выглядело так, как будто ее спрашивают: когда же вернется Лано и снова будет разыгрывать свои безумные фокусы на спинах злобных племенных быков? Боль утраты терзала Мару тем сильнее, чем меньшее расстояние оставалось пройти до дома. Однако она сумела придать лицу подобающее спокойно-приветливое выражение, когда носильщики свернули на широкую аллею, ведущую к сердцу усадьбы.

Впереди раскинулся большой господский дом, построенный из брусьев и тонких. Как бумага, раздвижных перегородок. Путники вошли во двор усадьбы, и у Mapы перехватило дыхание. Посреди цветов акаси не было видно ни одной собаки. Обычно они лежали тут на солнцепеке, высунув языки и виляя хвостами, в ожидании появления властителя Акомы. В его отсутствие собак всегда держали в конуре; теперь им придется привыкнуть к постоянному отсутствию хозяина. И все таки дом, опустевший и ставший обителью горя, означал возможность побыть наедине с собой. Скоро Мара сможет удалиться от всех в священную рощу и дать наконец выход скорби, которая накапливалась в сердце семь утомительных дней.

Когда носилки и свита приблизились к казарме, солдаты гарнизона выстроились в ряд вдоль дороги. Их доспехи и оружие блестели, одежда была безупречно опрятной, и все-таки среди них, если не считать Кейока и Папевайо, виднелся лишь один офицерский плюмаж. Почувствовав, как холодеет сердце, Мара взглянула на Кейока:

— Почему так мало воинов, военачальник? Где остальные?

Кейок смотрел прямо перед собой, пренебрегая и пылью, приставшей к его покрытым лаком доспехам, и потом, увлажнившим волосы под шлемом. Бесцветным голосом он ответил:

— Вернулись все, кто мог, госпожа.

Мара зажмурилась; скрыть потрясение она не сумела. Простые слова Кейока означали, что погибли почти две тысячи солдат, сражавшихся рядом с ее отцом и братом. За плечами многих из них были долгие годы верной службы, некоторые стояли на страже у ее колыбели. У большинства воинов отцы и деды воевали под знаменами Акомы.

Ошеломленная, онемевшая Мара пересчитала солдат, стоявших в строю, и мысленно прибавила их число к числу тех, кто охранял ее в пути. Получалось, что на службе у нее оставалось тридцать семь воинов — жалкая горстка, неимоверно малая часть гарнизона, которым командовал ее отец. Из двух с половиной тысяч бойцов, носивших зеленые доспехи Акомы, пять сотен охраняли разрозненные владения Акомы в дальних городах и провинциях. Три сотни были потеряны еще раньше за Звездными Вратами, — там, где шла война против варваров. И гарнизон этого дома, где прежде постоянно несли службу две тысячи солдат, теперь не насчитывал и пятидесяти бойцов! Мара горестно покачала головой. Как много женщин, кроме нее самой, сейчас оплакивали своих родных, погибших в чужом мире! Отчаянием наполнилось ее сердце, когда она осознала: силы Акомы слишком ничтожны, чтобы противостоять любому нападению, даже простому бандитскому на бегу… если в горах соберется достаточно наглая шайка! Но Мара понимала также и причину, по которой Кейок подверг поместье столь явному риску, когда увел большую часть уцелевших воинов — двадцать четыре из тридцати семи, — чтобы охранять ее в пути. Нельзя было допустить, чтобы какие-нибудь шпионы Минванаби открыли, сколь слаба сейчас Акома. Безнадежность окутала Мару плотной удушающей пеленой.

— Почему ты не сказал мне раньше, Кейок?..

Ответом ей было молчание. Но она поняла. Ее верный военачальник боялся, что такие вести могут сломить ее, если выложить их все разом. А этого следовало избежать во что бы то ни стало. Если Мару одолеет отчаяние, то жертвы, принесенные воинами ради чести рода Акома, обернутся злой насмешкой, а их смерть — бессмысленной потерей. Теперь, когда Мара оказалась столь внезапно втянутой в водоворот Игры Совета, ей потребуются весь ее разум, вся хитрость до последней крупицы, чтобы не угодить в капкан интриги, расставленный прямо у нее перед ногами. Предательству, готовому погубить ее дом, не будет конца, пока она, Мара, необученная и одинокая, не расстроит планы властителя Минванаби и его приспешников.

Рабы остановились во дворике перед домом. Мара прерывисто вздохнула. С высоко поднятой головой она вышла из паланкина и вступила под резные арки галереи, опоясывающей дом. Пока Кейок отпускал носильщиков и отдавал приказания солдатам эскорта, Мара стояла в ожидании. После того как ей отсалютовал последний солдат, она повернулась, чтобы войти в дом, и ее взгляд упал на человека, согнувшегося в поклоне. Это оказался новый хадонра

— управляющий поместьем; его лицо с раскосыми глазами было Маре незнакомо. Но рядом с ним стояла маленькая сухонькая старушка — Накойя, которая пестовала Мару с младенческих лет. Позади них ожидали хозяйку прочие слуги.

Снова на Мару обрушилось жгучее осознание рокового удара, необратимых перемен. Впервые за всю ее жизнь она не могла кинуться в объятия старой няни, чтобы обрести утешение. Теперь она властительница Акомы, и этикет предписывает ей иное: она должна ограничиться сдержанным кивком и прошествовать мимо, предоставив Накойе и хадонре последовать за ней вверх по деревянным ступеням в тенистый полумрак большого дома. Сегодня она обязана держаться и делать вид, что не замечает, как отражается ее боль в печальных глазах Накойи. Мара слегка прикусила губу, но тут же одернула себя. За эту привычку — прикусывать губу в минуты волнения — Накойя не раз устраивала ей нагоняй. Поэтому Мара просто глубоко вздохнула и вошла в родной дом, чувствуя себя бесконечно одинокой оттого, что ей уже не доведется услыхать шаги отца, поднимающегося по лестнице.

— Госпожа?.. — услышала она неуверенный голос.

Мара остановилась:

— В чем дело?

Хадонра заговорил снова:

— Добро пожаловать домой, госпожа, — добавил он, как требовал этикет. — Меня зовут Джайкен, госпожа.

— Что случилось с Сотаму? — тихо спросила Мара.

Джайкен опустил глаза:

— Он умер от горя, госпожа… последовал за своим господином в царство смерти.

Мара смогла лишь кивнуть в ответ и двинулась к своим покоям. Она не удивилась, узнав, что прежний хадонра отказался от пищи и питья после смерти властителя Седзу. Он был старым человеком, и, должно быть, ему хватило нескольких дней, чтобы уморить себя… Невольно она задумалась: кто мог назначить вместо него на должность хадонры этого Джайкена?..

Она уже повернулась в сторону одного из боковых залов, примыкавших к саду, и тут Накойя произнесла:

— Госпожа, ваши покои — по ту сторону сада.

Маре с трудом удалось еще раз кивнуть. Все ее личные вещи теперь будут перенесены в покои отца — самые просторные в доме.

На одеревеневших ногах она прошла через весь сад; такой сад располагался в центре каждого цуранского дома, где проживали знатные семьи. Резные деревянные решетки, обрамляющие галереи второго этажа, цветочные клумбы и фонтаны под деревьями в саду казались одновременно и привычными и неизбежно-странными после каменной архитектуры храмов.

Наконец Мара остановилась перед входом в отцовские апартаменты. На расписных стенных перегородках была красочно изображена сцена битвы — легендарного сражения, в котором Акома одержала победу над врагом, теперь уже давно позабытым. Хадонра раздвинул створки дверей.

Мара помедлила пару мгновений. Увидеть свои вещи в отцовской комнате оказалось для нее столь тяжким ударом, что она почти утратила самообладание, словно сама эта комната каким-то образом ее предала. И снова воспоминание обожгло душу: в последний раз она переступила этот порог в ужасный вечер, когда у них с отцом дело дошло чуть ли не до ссоры. Она — обычно такая рассудительная и послушная дочь — в тот раз показала себя не менее горячей и упорной, чем отец.

Ноги плохо повиновались Маре, когда она шагнула вперед.

Она поднялась на небольшое возвышение, уселась на подушки и жестом показала девушкам, ожидавшим приказаний, что их заботы ей сейчас не требуются. После этого вошли Кейок, Накойя и Джайкен, и каждый из них склонился перед Марой в поклоне. Папевайо остался у дверей, охраняя вход из сада.

Мара хрипло проговорила:

— Я хочу отдохнуть. Путешествие было утомительным. Оставьте меня.

Прислужницы немедленно покинули комнату, но трое из свиты явно колебались.

— В чем дело? — спросила Мара.

Ответила Накойя:

— Еще много нужно сделать. Много такого, что не может ждать, Мараанни.

Старая няня назвала ее ласковым детским именем из самых добрых чувств, но для Мары оно показалось символом всего, чего она лишилась. Она прикусила губу, когда Джайкен сказал:

— Госпожа, важные дела не продвинулись ни на шаг, с тех пор… с тех пор, как погиб твой отец. Надо принять множество решений… и как можно скорее.

Кейок согласно кивнул:

— Госпожа, твоего образования недостаточно для властвующей особы. Тебе придется научиться многому из того, чему мы учили Ланокоту.

Запоздалые сожаления о яростных упреках, которыми она обменивалась с отцом вечером накануне ее отъезда, и без того тяжким грузом лежали на сердце у Мары, и прозвучавшее сейчас имя брата обожгло ее новым воспоминанием: он больше не наследник отца. Почти как горестная мольба прозвучали ее слова:

— Только не сейчас! Не сейчас!

Накойя не смолчала:

— Дитя мое, нужно быть достойной своего имени. Ты должна…

У Мары зазвенел голос; она чувствовала, что вот-вот сорвется:

— Я сказала, не сейчас! Еще не совершен обряд погребения! Я выслушаю вас, после того как побываю в священной роще.

Могло показаться, что короткая вспышка гнева отняла у нее последние силы. Едва слышно она добавила:

— Прошу вас…

Джайкен уже готов был удалиться. Он сделал шаг назад, невольно одергивая на себе ливрею, но, взглянув на Кейока и Накойю, увидел, что те не двинулись с места. Военачальник предпринял новую попытку настоять на своем:

— Госпожа, выслушай. Наши враги скоро начнут действовать, чтобы покончить с нами. Властители Минванаби и Анасати оба считают, что род Акома повержен в прах. Возможно, еще несколько дней они не будут знать, что ты не успела принести последние обеты в храме, но нам нельзя полагаться на их неведение. Возможно, шпионы уже донесли им о твоем возвращении; а если так, то в эту самую минуту они строят планы, каким образом разделаться с нами раз и навсегда. От велений долга невозможно отмахнуться. Тебе придется справиться со множеством дел, если мы хотим, чтобы у Акомы осталась хоть какая-то надежда выжить. Теперь имя в честь вашего рода — в твоих руках.

Мара высоко вздернула подбородок — в точности так же, как делала это в детстве.

— Оставьте меня одну, — прошептала она.

Накойя шагнула к возвышению:

— Дитя мое, прислушайся к словам Кейока. Наши утраты прибавили врагам наглости, и у тебя нет времени, чтобы давать себе поблажку. Твои наставники обучали тебя тому, что требуется для жены наследника из другого знатного дома; этого недостаточно для правительницы!

Голос Мары поднялся почти до крика; кровь шумела у нее в ушах:

— Я не просила, чтобы из меня делали правительницу! — Опасно близкая к слезам, она пыталась в гневе обрести опору. — Еще неделю тому назад я должна была стать одной из сестер Лашимы… к чему стремилась всю жизнь! Если мне суждено охранять честь Акомы ради отмщения роду Минванаби, если мне понадобятся совет и обучение — все это подождет, пока я не посещу священную рощу и не воздам долг памяти убитых!

Кейок взглянул на Накойю, и та кивнула головой. Юная властительница Акомы была на пределе сил. И старая няня сказала:

— Все приготовлено, чтобы ты могла посетить рощу. Я взяла на себя смелость выбрать ритуальный меч твоего отца, чтобы призвать его дух, когда настанет срок, а для духа Ланокоты — тунику, которую надевал твой брат в день праздника возмужания.

Кейок указал туда, где на богато расшитой подушке лежали две названные реликвии.

Увидеть меч, которым опоясывался отец в дни торжеств, и одеяние, в которое был облачен брат в ознаменование памятного дня его жизни, — это было больше, чем могла вынести измученная, убитая горем девушка. Чувствуя, что ей не сдержать слез, она приказала:

— Оставьте меня!

Все трое колебались, хотя дальнейшее неповиновение властительнице могло повлечь за собой суровое наказание, а то и смертную казнь. Первым повернулся Джайкен. Не сказав более ни слова, он покинул покои госпожи. За ним последовал Кейок, но Накойя, уже направляясь к выходу, повторила:

— Дитя мое, в роще все готово.

Затем она вышла и медленно сдвинула за собой скользящие дверные створки.

Только оставшись одна, Мара перестала сдерживать слезы, хотя все еще не позволяла себе зарыдать. Она встала и подняла подушку с мечом и туникой.

К участию в погребальном обряде допускались самые близкие: только члены семьи могли войти на Поляну Созерцания, находившуюся в священной роще. В обычных обстоятельствах дело не обошлось бы без торжественной процессии: слуги и вассалы проводили бы хозяйских родичей, оставшихся в живых, до ограды перед входом. Но сейчас из боковой двери господских покоев Мара вышла одна. Она осторожно несла подушку; полы ее измятой хламиды волочились по земле.

Слепая и глухая ко всему окружающему, она, тем не менее, уверенно продвигалась к своей цели. Ее ноги знали путь, вплоть до последнего камня, вбитого в искривленный корень дерева уло около ворот. Плотная живая изгородь, стоявшая стеной вокруг рощицы, защищала ее от посторонних взглядов. Войти сюда, кроме членов семьи Акома, мог только жрец Чококана для освящения рощи или садовник, содержавший в должном порядке цветы и кустарники. Ряд кустов, выращенных перед воротами, не давал никому возможности разглядеть, что происходит внутри.

Миновав арку ворот, Мара поспешила к центру рощи. Там, посреди цветущих деревьев с причудливой формой кроны, находился крошечный священный пруд, куда впадал и откуда струился тонкий ручеек.

Легкая рябь пробегала по поверхности пруда, повторявшей оттенки зеленовато-голубого неба — там, где оно виднелось в просветах между ветвями деревьев.

У самой кромки берега лежал большой камень. Его основание уходило в землю, а всю выступающую часть сгладили природные стихии, шлифовавшие этот камень в течение веков.

Некогда на боку камня было выбито глубоко прорезанное изображение птицы шетра — геральдического символа Акомы; теперь же рисунок был едва виден. Это был семейный натами — священный камень, в котором воплощался дух Акомы. Если наступит такой черный день, когда семья Акома будет вынуждена спасаться бегством из родных мест, то долгом каждого, носящего это имя, станет забрать с собой священный камень и, если понадобится, отдать жизнь, защищая его. Ибо, если натами попадет в чужие руки, семья прекратит свое существование. Мара взглянула в дальний конец ограды. Там находились три натами, захваченные предками Мары. Камни были вкопаны в землю и притом перевернуты таким образом, чтобы вырезанные на них гербы никогда впредь не увидели света солнца. Властители Акомы, втянутые в опасную Игру Совета, в разное время стерли с лица земли три неприятельские семьи. Теперь такая участь грозила их собственному роду.

Рядом с камнем было выкопано продолговатое углубление; холмик влажной земли высился по одну сторону от него. Мара опустила в углубление подушку с отцовским мечом и туникой брата. Голыми руками она подгребла землю обратно в углубление и разровняла ее, не обращая внимания на то, как пачкается при этом ее белая хламида.

Потом она опустилась на колени, ощутив неожиданное и неуместное желание рассмеяться. С ней происходило что-то странное и тревожное. Вот она добралась, наконец, до заветного места, где можно не таясь излить горе в слезах — а глаза ее сухи, и рыдания, которые она силой удерживала в себе все эти дни, сейчас не торопятся вырваться наружу.

Она набрала полную грудь воздуха и подавила нелепый смешок. В голове беспорядочно вспыхивали разрозненные образы; она ощущала, как горячая волна заливает ее грудь, шею и щеки. Ритуал должен продолжаться, каковы бы ни были ее чувства.

Рядом с прудом была приготовлена необходимая для обряда утварь: небольшой кувшин, жаровня, над которой вился слабый дымок, крошечный кинжал и чистое белое платье. Мара подняла сосуд с земли и вынула из горлышка пробку. Она вылила в пруд ароматное масло, и на водной поверхности заиграли яркие искорки.

Мара тихо проговорила:

— Покойся с миром, отец мой. Покойся с миром, брат мой. Придите в родную землю и отдохните среди наших предков.

Она отставила сосуд в сторону и решительным движением разорвала ворот платья. Несмотря на дневной зной, она почувствовала, как холодно стало ее маленьким, внезапно обнажившимся грудям, когда легкий ветерок коснулся влажной кожи.

В строгом соответствии с традицией она еще раз рванула ткань, и на этот раз из груди исторгся тихий невнятный возглас. Обычай требовал внешних проявлений горя перед лицом предков.

Следующим резким движением она разорвала хламиду на левом плече, и неровный лоскут свесился почти до талии. Но крик, который она издала при этом… в нем звучало больше гнева, чем печали. Потом она сдернула левой рукой ткань с правого плеча — и на сей раз зарыдала в полный голос: боль вырвалась из самых потаенных уголков души.

Традиция, истоки которой уходили в незапамятные времена, наконец дала выход чувствам.

Вся мука, которую до этой минуты она держала в узде, изливалась в горестных стенаниях. Вопль, больше похожий на вой раненого животного, огласил священную рощу, и в этом вопле смешалось все: и гнев Мары, и крах ее надежд, и боль утраты.

Изнемогая от горя, чуть ли не ослепнув от слез, она опустила руку в почти погасшую жаровню. Там оставалось еще несколько непрогоревших угольков; но, не дрогнув от их жгучего прикосновения, она набрала в горсть горячей золы и растерла этой золой свои груди и не защищенный разорванным платьем живот. То было символическое действо, означавшее, что сердце Мары сгорело дотла и обратилось в золу. Снова рыдания сотрясли все тело девушки: душа жаждала освободиться от ужаса, порожденного убийством отца, брата и сотен верных воинов. Левой рукой Мара зачерпнула пригоршню влажной земли от основания натами и размазала землю по своим волосам, а потом ударила себя кулаком по голове. С землей Акомы она была едина, и в эту землю она возвратится, как возвратятся и духи убитых.

Теперь, ударяя себя кулаком по бедру, она нараспев произносила слова погребального гимна, едва различимые из-за судорожных рыданий. Стоя на коленях, она раскачивалась вперед и назад, и ее причитания сливались в непрерывный стон.

Потом она схватила миниатюрный металлический кинжал, семейную реликвию немыслимой ценности, которую в течение веков использовали только для погребального ритуала, и, вытащив клинок из чехла, полоснула лезвием по левой руке, чтобы эта новая жаркая боль хотя бы отчасти притупила ноющую боль в сердце.

Она подержала раненую руку над прудом, чтобы капли ее крови смешались с водой; этого требовали правила обряда. Еще раз рванула на себе платье, так что на теле осталось лишь несколько лоскутьев. Если не считать набедренной повязки, она была полностью обнажена; с глухим рыданием Мара отбросила ненужные клочки ткани. Юная властительница рвала на себе волосы, стремясь телесной болью смыть страдание, и в это же время непрерывно выпевала слова древнего песнопения, призывая предков в свидетели ее тяжкой утраты. Затем она рухнула на полосу свежей земли над местом погребения, прижавшись головой к семейному натами.

Теперь, когда ритуал был завершен, горе Мары было подобно воде, вытекающей из пруда, уносящей ее слезы и кровь к реке, а затем — к дальнему морю. Траурный обряд подошел к завершению и в конце концов должен был облегчить невыносимую боль, но сейчас наступила минута простого человеческого горя: слезы Мары уже не могли опозорить славное имя Акомы. Они лились неудержимо, и казалось, что им не будет конца.

Слуха Мары коснулся какой-то чуждый звук: шорох листвы, как будто кто-то пробирался среди ветвей у нее над головой. Погруженная в свои терзания, Мара не заметила темную фигуру человека, спрыгнувшего из кроны на землю рядом с ней. Прежде чем она успела открыть глаза, сильные пальцы вцепились ей в волосы и резким рывком закинули ее голову назад. Пораженная ужасом, словно молнией, Мара все же попыталась бороться, лишь краем глаза увидав позади себя человека в темной одежде, и тут же ее настиг удар в лицо. Нападавший выпустил волосы девушки, и перед ее лицом метнулся шнур — Мара инстинктивно ухватилась за него. Ее пальцы оказались в петле, которая должна была убить ее через несколько секунд, но, когда незнакомец натянул удавку, ладонь девушки помешала узлу посредине петли сдавить ее горло. Однако ни вздохнуть, ни позвать на помощь она все равно не могла. Мара попыталась откатиться в сторону, но тот, кто покушался на ее жизнь, дергал шнур и не выпускал жертву. Борцовский удар ногой, которому ее некогда научил брат, вызвал у злодея издевательский смешок, больше похожий на хрюканье. При всей ее ловкости силы были слишком неравными.

Шнур натягивался и, врезаясь в руку и шею, причинял острую боль. Мара задыхалась; легкие горели огнем. Она билась, словно рыба на крючке, ощущая, что убийца затягивает удавку. Если бы не многострадальная рука, удерживавшая шнур, Мара бы уже задохнулась. Кровь стучала в ушах. Свободной рукой она продолжала царапаться, но все попытки были тщетными. Сквозь шум в ушах, подобный грохоту прибоя, она слышала частое дыхание человека, старавшегося оторвать ее от земли. И затем, потеряв сознание от удушья, Мара погрузилась во тьму.

Глава 2. УРОКИ

Мара почувствовала на лице влагу. К ней понемногу возвращалось сознание. Вскоре она поняла, что Папевайо, бережно поддерживая ее голову, смачивает ей лицо мокрым лоскутком. Мара открыла рот с намерением что-то сказать, но горло у нее перехватило, словно его все еще сжимала удавка. Она закашлялась, а потом с усилием сглотнула слюну, надеясь преодолеть боль. Несколько раз моргнув, Мара попыталась собраться с мыслями, но она сознавала лишь то, что горло ужасно болит, а небо над головой немыслимо прекрасно и его зеленовато-голубые глубины теряются в бесконечности. Потом она шевельнула правой рукой, и боль, пронзившая ладонь, сразу заставила вспомнить все случившееся.

Почти неслышно она спросила:

— Убийца?..

Папевайо кивком указал в сторону тела, распростертого рядом с искрящимся прудом:

— Мертв.

Мара повернула голову, чтобы взглянуть туда, хотя и это движение причинило немалую боль. Тело лежало на боку, пальцы одной руки свисали в воду, окрашивая ее кровью. Убийца оказался низкорослым и худым мужчиной хрупкого на вид сложения, одетым в простую черную тунику и штаны длиной чуть ниже колена. Его капюшон был откинут в сторону, открывая глад. кое, почти мальчишеское лицо с синей татуировкой на левой щеке — стилизованным цветком камои, изображенным в виде шести волнистых концентрических колец. Обе руки до запястий были выкрашены красным. Мара содрогнулась от накатившего на нее воспоминания о том, какую муку вытерпела она от этих рук.

Папевайо помог ей подняться на ноги. Он отбросил лоскут, оторванный от изодранной хламиды, и подал госпоже белое платье, предназначавшееся для конца обряда. Мара оделась, не снисходя до того, чтобы замечать пятна, которые оставляли ее кровоточащие руки на тонкой нарядной материи. Дождавшись от Мары знака — чуть заметного кивка, — Папевайо проводил ее к выходу из священной рощи.

Мара ступала по дорожке, но этот путь, по-прежнему такой привычный, теперь уже не приносил утешения. Жестокая боль от удавки незнакомца с пугающей ясностью напоминала, что враги могут добраться до самого сердца владений Акомы. Безопасность и надежность дома ее детства отлетели навсегда. Темная живая изгородь, окружающая рощу, теперь казалась приютом убийц, а тень под ветвистым деревом уло вызывала невольный озноб. Потирая усеянную синяками и порезами правую руку, Мара приказывала себе не поддаваться паническому стремлению помчаться бегом, лишь бы оказаться как можно дальше отсюда. Напуганная, словно птица тайзовка, на которую падает тень от кружащего в поднебесье златохвостого коршуна, она все-таки сумела прошествовать через священные ворота с некоторой видимостью достоинства, приличествующего правящей властительнице из знатного рода.

Сразу за воротами их уже ожидали Накойя и Кейок в обществе старшего садовника и двух его помощников. Все хранили молчание, только Кейок спросил:

— Что там?

Папевайо ответил беспощадно кратко:

— Как ты и думал. Там ожидал убийца. Жало Камой.

Накойя протянула руки и крепко обняла Мару. В этих руках Мара находила утешение и приют с младенческих лет, но на сей раз объятия старой няни не оказали привычного действия. Голос звучал хрипло, когда она переспросила:

— Жало Камои, Кейок?

— Красные Руки общины, взявшей своим символом цветок камои, госпожа. В это братство входят наемные убийцы, не принадлежащие ни к одному клану. Фанатики, которые верят, что убить или быть убитым — значит удостоиться одобрения бога Туракаму, поскольку смерть — единственная молитва, которая достигает слуха этого бога. Принимая поручение, они клянутся убить намеченную жертву или погибнуть при покушении. — Он помолчал; тем временем садовник осенил себя жестом защиты: Красного Бога боялись. Затем Кейок заметил с горькой иронией:

— Однако многим важным господам известно, что Братство соглашается прибегнуть к своей необычной молитве только при условии щедрой оплаты заказанного убийства. — Его голос упал почти до шепота. — Зато члены братства Камои весьма точно придерживаются предписаний того, чья душа воссылает эту молитву к престолу Туракаму.

— Почему же мне ничего не говорили об этом раньше?

— Служители Камои никак не связаны с повседневными ритуалами почитания Туракаму, госпожа. И отцы не обсуждают подобных вещей с дочерьми, если те не являются наследницами. — В голосе Накойи прозвучал несомненный упрек. Однако времени для препирательств сейчас не было, и Мара сказала:

— Я начинаю понимать, что вы имели в виду, когда говорили о необходимости срочно побеседовать о многих вещах.

Полагая, что делать здесь больше нечего, Мара сделала движение, чтобы повернуться и направиться к дому. Однако старая женщина удержала ее на месте. Слишком потрясенная, чтобы задавать вопросы, Мара послушно остановилась.

От группы присутствующих отделился Папевайо; он опустился на одно колено. В тени, падающей от священных ворот, невозможно было понять, что выражает его лицо, когда он вытащил свой меч и повернул его острием к себе, протянув рукоятку Маре:

— Госпожа, я прошу дозволения удалиться, чтобы мечом положить конец моей жизни.

Несколько долгих мгновений Мара смотрела на него непонимающим взглядом:

— О чем ты просишь?

— Я совершил святотатство, госпожа, войдя в погребальную рощу Акомы.

До этого мгновения, ошеломленная нападением убийцы, Мара не вполне осознавала весь ужас поступка Папевайо. Он вошел в рощу, чтобы спасти ее, Мару, прекрасно понимая, что такое кощунственное деяние означает для него смертный приговор без всякой надежды на помилование.

Казалось, Мара не знает, что ответить, и Кейок попытался деликатно растолковать ей суть просьбы Папевайо:

— Госпожа, ты запретила Джайкену, Накойе и мне сопровождать тебя до рощи. Папевайо не был упомянут. Он спрятался близ священных ворот и, услышав звуки борьбы, послал за нами садовника, а сам вошел в рощу.

Военачальник Акомы взглянул на своего соратника с редким для него выражением теплоты и привязанности; на мгновение уголки его рта поднялись, словно он хотел похвалить друга за победу, одержанную в трудном бою. Потом и этот след улыбки исчез.

— Мы все понимали, что покушение на новую госпожу Акомы — лишь вопрос времени. Наша беда в том, что убийца выбрал именно это место. Папевайо знал цену, которую ему придется заплатить за вход в рощу.

Смысл разъяснения был очевиден: Папевайо оскорбил предков Мары, вступив в рощу, и тем самым навлек на себя смертный приговор. Но если бы он этого не сделал, то последствия были бы еще более грозными. Если бы погибла Мара — последняя из рода Акома — каждый мужчина и каждая женщина из тех, кого Папевайо считал своими друзьями, стали бы жалкими бедолагами, почти ничем не лучше рабов или изгнанников. Ни один воин не мог бы поступить иначе, чем Папевайо: его жизнь была посвящена охране чести семьи Акома. Кейок давал Маре понять, что Папевайо заслужил право умереть смертью воина, от собственного клинка, ибо он предпочел спасти жизнь своей госпоже и всем, кого любил, ценой своей собственной жизни. Но мысль о том, что преданный и стойкий воин умрет из-за ее наивного упрямства, была для Мары невыносима. И она задумчиво произнесла только одно слово:

— Нет.

Папевайо опустил голову: он понял это так, что ему отказано в праве избегнуть позорной смерти. Черные пряди волос упали ему на глаза, когда он недрогнувшей рукой слегка ударил по своему мечу и вонзил его в землю у ног госпожи. Не скрывая сожаления, садовник подал знак своим помощникам. С веревкой в руках они поспешили приблизиться к Папевайо. Один начал связывать руки осужденного за спиной, а другой перебросил конец длинной веревки через толстый сук дерева.

До Мары не сразу дошло, что совершается у нее на глазах. Но прошло несколько мгновений, и она осознала: ее слуги готовятся предать Папевайо позорнейшей смерти, повешению — казни, к которой обычно приговаривали преступников и рабов. Тряхнув головой, Мара воскликнула:

— Остановитесь!

Все замерли в неподвижности. Помощники садовника переводили взгляды то на своего начальника, то на Накойю и Кейока, то на молодую хозяйку Акомы. Им совсем не по нраву была возложенная на них обязанность, и неопределенность повелений властительницы только увеличивала тяжесть, лежащую у них на сердце.

Накойя подала голос:

— Дитя, таков закон.

Мара едва удержалась, чтобы не накричать на всех своих советчиков. Она крепко зажмурилась. Разве можно было вынести все это — напряжение последних дней, совершенный ею погребальный обряд, нападение убийцы, а теперь еще и эти торопливые приготовления к казни Папевайо… за что? За подвиг, к которому его вынудило ее безответственное поведение… Озабоченная тем, чтобы снова не разразиться слезами, Мара твердо заявила:

— Нет… Я еще не решила. — Она вгляделась в окружавшие ее бесстрастные лица и добавила:

— Всем ждать моего решения. Вайо, возьми свой меч.

Ее распоряжение было вопиющим нарушением традиций; Папевайо молча повиновался. Садовнику, беспокойно переминающемуся на месте, она приказала:

— Уберите из рощи труп убийцы. — В ней вдруг вспыхнуло злобное желание избить кого-нибудь, но пришлось подавить этот порыв. — Раздень его и повесь на дереве у дороги в назидание любым шпионам, которые могут оказаться поблизости. Потом ополосни натами и осуши пруд: они осквернены. Когда приведешь все в порядок, отправь гонца к жрецам Чококана: пусть прибудут сюда и заново освятят рощу.

Не обращая внимания на всеобщую растерянность, Мара повернулась к слугам спиной.

Первой опомнилась Накойя. Прищелкнув языком, она проводила свою юную хозяйку в прохладу и тишину дома. Папевайо и Кейок смотрели им вслед, держа при себе тревожные мысли; садовник же поспешил прочь, чтобы исполнить повеление госпожи.

Два помощника садовника, обменявшись взглядами, смотали веревку. Бедствия, обрушившиеся на Акому, судя по всему, не кончились со смертью хозяина и его сына. Срок правления Мары может оказаться поистине коротким, ибо ее враги не станут дожидаться, пока она обучится сложным хитростям Игры Совета. Однако — и с этим безмолвно согласились помощники садовника — такие дела всегда в руках богов. Когда сильные мира сего борются между собой, порождая могучие приливы и отливы власти, простым людям остается только плыть по течению. Никто не может сказать, что такая судьба жестока или несправедлива. Судьба — она и есть судьба.

***

Как только властительница Акомы достигла своих покоев, бразды правления перехватила Накойя. Она приказала служанкам, бестолково суетившимся вокруг, поудобнее устроить хозяйку. Они занялись приготовлением душистой ванны, а Мара тем временем, сидя на подушках, с отсутствующим видом теребила ткань наволочки с изящным вышитым узором, изображающим птицу шетра. Тот, кто не знал Мару, мог бы счесть ее молчаливость естественным результатом перенесенных страданий — и телесных, и духовных; но Накойя видела, каким огнем горят черные глаза девушки; провести старую няню было не так-то легко. Собранная, негодующая, решительная, Мара уже пыталась оценить далеко идущие политические последствия нападения на ее особу. С необычным для ее живого нрава терпением она молча предоставила девушкам-служанкам возможность выкупать ее и перевязать раны. На истерзанную правую руку был наложен компресс из целебных трав. Затем Маре пришлось вытерпеть энергичное растирание; этим занялись — под бдительным надзором Накойи — две пожилые женщины, которым прежде было доверено точно так же растирать властителя Седзу. Их старые пальцы оказались на удивление сильными; они уверенно находили узлы мышечного напряжения и разминали эти узлы один за другим. Позже, когда Мара уже была одета в чистое платье, она все еще чувствовала себя усталой, но заботы этих двух пожилых женщин избавили ее от ужасного душевного опустошения.

Накойя принесла горячую чоку в тонкой фарфоровой чашке. Мара сидела перед низким каменным столиком и потихоньку отхлебывала горький напиток, вздрагивая при каждом глотке: глотать было больно. Нападение в роще в такой степени застало ее врасплох, что она не успела почти ничего почувствовать, кроме короткой Вспышки панического страха. Теперь же она с изумлением обнаружила, чтоизмотана чуть ли не до полного бесчувствия. Косые лучи послеполуденного солнца, как и в пору ее детства, заливали ярким светом бумажные экраны над окнами. Издалека, с лугов, где паслись нидры, доносились звуки пастушеских свистулек, а вблизи слышался голос Джайкена, который распекал домашнего раба за неповоротливость. Мара закрыла глаза; казалось, еще немного — и она услышит скрип гусиного пера, которым пользовался отец, когда составлял черновики распоряжений, отсылаемых его подчиненным в дальние поместья; но предательство Минванаби навсегда покончило с этими воспоминаниями.

Все, кроме Накопи, удалились, и Мара помимо своей воли признала, что присутствие няни странным образом успокаивает ее. Старая служанка примостилась по другую сторону столика. Двигалась она медленно; в чертах лица явственно читались усталость и озабоченность. Тонкие украшения из морских ракушек, приколотые к уложенным вокруг головы косам, были закреплены не совсем на месте: поднять руки и воткнуть шпильку точно туда, куда нужно, с годами становилось все труднее. Будучи всего лишь служанкой, Накойя прекрасно разбиралась в тонкостях и премудростях Игры Совета. Много лет она была правой рукой супруги властителя Седзу, а после того как та умерла от родов, воспитывала их дочь. Она заменила Маре мать. Отчетливо сознавая, что старая няня ждет от нее каких-то высказываний, девушка признала:

— Я сделала много серьезных ошибок, Накойя.

Няня коротко кивнула:

— Да, дитя мое. Если бы у тебя было время приготовиться, садовник осмотрел бы рощу перед самым твоим приходом. Он мог бы обнаружить убийцу или сам был бы убит, но его исчезновение насторожило бы Кейока, который приказал бы воинам окружить рощу. Убийце пришлось бы либо покинуть свое укрытие, либо умереть от голода. Если бы убийца из Камои улизнул от садовника и затаился снаружи, твои солдаты сумели бы его найти. — Руки няни, лежавшие у нее на коленях, напряглись; тон стал суровым и жестким. — А в действительности твой враг надеялся, что ты наделаешь ошибок… как оно и вышло.

Мара мысленно согласилась, что упрек был справедлив. Провожая взглядом струйку пара, поднимающуюся из чашки чоки, она отозвалась:

— Но тот, кто послал убийцу, тоже ошибся.

— Верно, — подтвердила Накойя. — Он замыслил тройное бесчестье для Акомы, потому и пожелал убить тебя в священной роще твоей семьи, да еще и не по-честному, мечом, а задушить удавкой, чтобы ты умерла позорной смертью, словно какой-нибудь преступник или раб!

Мара перебила ее:

— А то, что я женщина…

— Ты властвующая госпожа, — отрезала Накойя. Ее лакированные браслеты звякнули, когда она древним жестом возмущения стукнула себя кулаком по колену. — С того момента как ты приняла на себя власть в этом доме, дитя, ты сравнялась с мужчиной — во всех правах и привилегиях главы семьи. Ты держишь в руках все могущество, которым обладал твой отец как властитель Акомы. И по этой причине твоя смерть от петли душителя считалась бы столь же позорной для всего вашего рода, как если бы подобной смертью умер твой отец или брат.

Мара прикусила губу, а потом, кивнув, отхлебнула еще глоток чоки.

— А третий позор?

— Этот пес из Камой наверняка намеревался украсть натами Акомы, чтобы даже имя ваше перестало существовать. Лишенные клана, утратившие честь, твои солдаты поневоле стали бы серыми воинами, изгоями, живущими в диких местностях, в пустынях. Все твои слуги кончили бы свою жизнь как чьи-нибудь рабы. — Помолчав, она с горечью добавила:

— Наш почтенный властитель Минванаби весьма самонадеян.

Мара аккуратно поставила чашку на середину столика.

— Так, по-твоему, это дело рук Джингу?

— Этот человек опьянен властью. По влиянию в Высшем Совете он сейчас уступает только Имперскому Стратегу. Случись так, что судьба уберет Альмеко с его Бело-золотого трона, это место наверняка займет кто-нибудь из Минванаби. У твоего отца, помимо Минванаби, был еще только один враг, который хотел бы погубить ваш род, — это властитель Анасати. Но он слишком умен, для того чтобы устраивать столь постыдное покушение, да еще так скверно исполненное. Если бы он надумал подослать сюда убийцу из Камой, его требования были бы весьма простыми: твоя смерть любой ценой. Тут следовало бы ожидать скорее либо отравленной стрелы, пущенной из укрытия, либо быстрого удара мечом между ребрами, после чего исполнителю оставалось бы только поскорее унести ноги и доложить, что поручение выполнено в точности и ты наверняка мертва.

Накойя решительно тряхнула головой, словно беседа позволила ей лишний раз убедиться в собственной правоте:

— Нет, господин Минванаби, возможно, и впрямь самый могущественный властитель в Совете, но он похож на разъяренного харулта: тот в лесу крушит деревья, лишь бы газена растоптать. — Она подняла растопыренные пальцы, чтобы обозначить размеры робкого зверька, названного ею. — Джингу унаследовал свое положение в государстве от могучего отца, и у него есть сильные союзники. Господин Минванаби хитер и коварен, да не умен. А господин Анасати и хитер, и умен; вот его-то и надо опасаться. — Накойя провела рукой в воздухе извилистую линию. — Он скользит и подкрадывается, как релли в болоте, беззвучно и незаметно, а потом разит без предупреждения. А сегодняшнее покушение выглядело так, будто господин Минванаби самолично вручил убийце приказ с фамильной печатью в уголке и с подробными распоряжениями насчет того, как именно следует с тобой разделаться. — Накойя призадумалась. — Раз ему известно, что ты уже здесь, значит, его шпионы не зря свой хлеб едят. Мы-то надеялись, что еще несколько дней он останется в неведении. Если он так быстро подослал убийцу из Камои… выходит, он знал, что ты не успела принести обеты Лашиме, и знал с того самого момента, когда Кейок вывел тебя из храма. — Она покачала головой, словно упрекая себя. — Мы должны были это предусмотреть.

Мара обдумывала все сказанное Накойей; чока в ее чашке медленно остывала на столике. Как никогда прежде, она остро осознавала свои новые обязанности, понимая, что отмахиваться от столь неприятных вопросов далее невозможно. Хотя темные волосы вились вокруг ее щек, как у девочки, и платье с нарядно расшитым воротом казалось слишком просторным для нее, она выпрямилась с решительностью подлинной властительницы.

— Возможно, я и кажусь господину Минванаби чем-то вроде газена, питающегося цветочками, но теперь он надоумил этого маленького зверька отрастить зубы для мяса. Пусть пришлют сюда Кейока и Папевайо.

Ее скороход-посыльный — маленький мальчик-раб, выбранный для подобных поручений именно из-за своего замечательного проворства, — немедленно сорвался с поста у дверного проема. Воины не заставили себя долго ждать: оба ожидали ее вызова. На Кейоке был парадный шлем; плюмаж из перьев, обозначающий его офицерский ранг, слегка коснулся верхней перемычки дверей, когда военачальник перешагнул через порог. За ним следовал Папевайо — с непокрытой головой, но из-за своего роста также почти задевающий эту перемычку. Он двигался с той же мужественной грацией и с той же силой, которые всего лишь несколько часов назад позволили ему одержать верх над убийцей. Ничто в его внешности не выдавало ни малейшего следа беспокойства за свою неведомую судьбу. Пораженная его гордой осанкой и более чем когда-либо бесстрастным лицом, Мара почувствовала, что вынести ему приговор, которого все от нее ожидают, выше ее сил. Когда оба воина опустились перед Марой на колени, как полагалось в такой ситуации, никто не сумел бы прочесть на ее лице то отчаяние, которого она не могла побороть. Зеленые перья на шлеме Кейока трепетали от малейшего дуновения воздуха; они были так близко от Мары, что она могла бы до них дотронуться. Она подавила дрожь и жестом приказала мужчинам сесть. Ее служанка предложила им горячей чоки, но только Кейок принял угощение. Папевайо просто покачал головой; как видно, он полагал, что владеет своим лицом лучше, чем голосом.

Мара сразу приступила к делу:

— Я была не права. Я постараюсь впредь не повторять подобных ошибок… — Она внезапно замолчала и нахмурилась. — Но это не все. В храме мне объяснили, что нетерпение иногда лишает меня способности здраво рассуждать. Кейок, нам с тобой нужно договориться о каком-нибудь условном сигнале. Мы будем прибегать к этому сигналу в тех случаях, когда моей жизни или существованию Акомы будет угрожать опасность, которой я почему-либо не осознаю. Тогда, возможно, удастся избежать повторения глупых капризов с моей стороны, вроде того, который нам сегодня так дорого обошелся.

Кейок кивнул, и хотя его иссеченное шрамами лицо оставалось непроницаемым, весь его вид выражал одобрение. После секундного размышления он провел костяшкой согнутого указательного пальца вдоль старого шрама, пересекающего его подбородок:

— Госпожа, ты сумеешь распознать этот знак, если мы будем находиться в толпе или в каком-либо общественном месте? Он может послужить тебе предупреждением?

Мара едва удержалась от улыбки: Кейок выбрал именно тот жест, который служил единственным внешним признаком волнения у Папевайо. У самого Кейока таких нервных жестов не было вообще: в минуту опасности или напряжения, или даже в бою, думала она, ее военачальник никогда не теряет контроля над собой. Если он в ее присутствии потрет шрам на подбородке, она обязательно это заметит и примет во внимание. Во всяком случае, хочется на это надеяться.

— Прекрасно. Пусть так и будет, Кейок.

Когда Мара обратилась ко второму воину, воцарилось напряженное молчание. Но она не позволила этому молчанию затянуться надолго.

— Мой доблестный Вайо, если бы не одно мое упущение, я сейчас была бы уже мертва, а все мои владения, вассалы и домочадцы остались бы без хозяйки. — Всей душой стремясь отсрочить неизбежный миг, когда ей придется огласить свое решение, она добавила:

— Если бы я только сказала, чтобы никто не следовал за мной к священной роще…

Ее фраза, так и не законченная, повисла в воздухе. Все понимали: приказы госпожи были бы исполнены неукоснительно, и Папевайо, связанный долгом повиновения, был бы вынужден остаться в доме и бросить госпожу на произвол судьбы.

Мара продолжала:

— И вот теперь один из самых преданных моих приверженцев, после стольких лет верной и безупречной службы в этом доме должен отдать свою жизнь?

— Таков закон, — заметил Кейок, ничем не выразив сожаления или возмущения. Он видел: у Мары хватит сил, чтобы выполнить свой долг, и сознание этого принесло ему некоторое облегчение. Теперь он застыл в неподвижности, и даже перья плюмажа перестали колыхаться над его непроницаемым лицом.

Мара вздохнула:

— По-моему, другого выхода нет.

— Другого выхода нет, дитя, — подтвердила Накойя. Ты должна назначить — как и когда умрет Папевайо. Ты можешь позволить ему броситься на собственный меч; этим ты воздашь ему воинские почести: смерть от клинка — славная смерть. По крайней мере, это он заслужил.

Темные глаза Мары вспыхнули. Ее душило негодование при мысли о необходимости потерять столь верного защитника; она сдвинула брови, пытаясь что-то придумать. Некоторое время длилось молчание; внезапно она объявила:

— Я с этим не согласна.

Кейок, казалось, был близок к тому, чтобы запротестовать. Однако он просто кивнул, тогда как Папевайо непроизвольно потер подбородок пальцем.

Пораженная этим знакомым жестом, Мара быстро заговорила:

— Мой приговор таков. Верный мой Папевайо, то, что ты умрешь, — это бесспорно. Но время и обстоятельства твоей смерти я назначу тогда, когда сочту нужным. До тех пор ты будешь служить мне точно так же, как служил всегда. Носи на голове черную повязку приговоренного, чтобы всем было ведомо: я осудила тебя на смерть.

Папевайо кивнул:

— Как прикажешь, госпожа.

Мара добавила:

— А если мне будет суждено умереть раньше тебя, ты можешь броситься на свой меч… или отомстить моему убийце… как сам предпочтешь.

У нее не было сомнений насчет того, какой путь он выберет. Ну, а теперь, пока она не определит время и способ казни, Папевайо останется у нее на службе.

Мара вглядывалась в лица самых преданных своих сподвижников почти со страхом: неужели они начнут оспаривать ее необычное решение? Однако долг и обычай требовали от них беспрекословного повиновения, и все трое сидели, опустив глаза. Маре оставалось лишь уповать, что законы чести ею не нарушены, и она закончила разговор:

— Теперь ступай и возвращайся к своим обязанностям.

Кейок и Папевайо сразу же встали и, поклонившись, удалились. Старческая медлительность Накойи помешала ей выполнить положенные церемонии столь же безукоризненно, но в ее мудрых глазах светилось явное одобрение:

— Ловко проделано, дочь Седзу, — шепнула она. — Ты спасла честь Вайо и сохранила верного слугу. Он будет носить черную повязку позора как знак награды.

Сказав это, старая наперсница удалилась со всей возможной для нее поспешностью, словно внезапно устыдилась собственной дерзости.

Служанке, которая нерешительно мялась у двери, пришлось дважды повторить вопрос:

— Не надо ли чего, госпожа?

До предела опустошенная душевными терзаниями и страшными событиями этого дня, властительница Акомы подняла глаза. На лице у служанки было такое тревожновыжидательное выражение, что Мара быстро стряхнула задумчивость и сообразила, что день подошел к концу. Синие тени дрожащими пятнами легли на входные перегородки, придавая изображенным на них охотничьим сценкам мрачный, угрюмый вид. Тоска по безмятежной простоте детских лет казалась невыносимой. Мара решила обойтись без формальностей вечерней трапезы. Слишком скоро наступит завтра, когда ей придется взглянуть в лицо необходимости занять место отца во главе стола. Служанке она приказала:

— Здесь очень душно. Впусти ветерок в дом, а потом можешь идти.

Служанка поспешно сдвинула большие перегородки в наружной стене, обращенной на запад. Вечернее солнце склонилось уже к самому горизонту, заливая оранжевым светом дальние топи, куда слетались на ночь птицы шетра. Именно в эту минуту неуклюжие создания взмыли ввысь, и на фоне неба возникло сказочное зрелище: бесчисленные силуэты, изящные и грациозные, играли среди облаков, горящих алым, розовым, а потом и синим цветом, как обычно бывало всегда перед наступлением ночи. Никому из людей не была известна причина этого блистательного группового танца в поднебесье, но великолепие зрелища поражало, как всегда. И хотя Мара в детстве наблюдала это диво бессчетное множество раз, у нее перехватило дыхание от его красоты. Она даже не заметила, как служанка на цыпочках выбралась из комнаты, и долго сидела, словно завороженная, пока в медленно гаснущем свете тысячи птиц описывали круги и набирали высоту, скользили и кувыркались в воздухе. Шетры слетели на землю, когда солнце скрылось за горизонтом. В серебристых сумерках они собирались в топях, сбиваясь в плотные стаи, чтобы не стать добычей ночных хищников.

В тихий послезакатный час вернулись служанки, которые принесли масло для заправки ламп и горячий травяной чай. Но к этому времени изнеможение наконец одолело Мару. Они нашли ее, уснувшую среди подушек, убаюканную знакомыми звуками: возгласами пастухов, загоняющих нидр в хлева; заунывной песней раба из кухни, приставленного месить тесто из тайзовой муки, чтобы к завтраку был испечен свежий хлеб, и перекличкой патрулей Кейока, обходящих дозором усадьбу, дабы обеспечить безопасность новой властительницы Акомы.

***

Приученная к монастырской дисциплине, Мара проснулась рано. Открыв глаза, она не сразу сообразила, где находится, но вид яркого покрывала, наброшенного поверх циновки, на которой она спала, напомнил ей, что она лежит в бывшей отцовской спальне, потому что теперь она — властвующая госпожа Акомы.

Боль во всем теле, оставшаяся после вчерашнего нападения убийцы, еще не прошла, но Мара чувствовала себя отдохнувшей. Повернувшись на бок, она нетерпеливо отбросила пряди волос, упавшие ей на глаза.

Утренняя заря освещала перегородки, обращенные на восток. Свисток пастуха, выгоняющего нидр на пастбище, врезался в дружный хор птичьих голосов. Воспоминания сразу вернули Мару к заботам дня, и она поднялась с циновки.

Служанки не услышали, что она встала, а ей хотелось еще побыть в одиночестве. Босиком она пересекла комнату и отодвинула перегородку, которая скользнула в сторону с едва слышным скрипом. Прохладный ветерок шевельнул складки просторного одеяния. Мара вдохнула аромат росы, влажной земли и цветов. Над топями поднимался туман, и за ним Неясно вырисовывался одинокий силуэт пастуха, подгонявшего неторопливо шагающих нидр.

Солдат, расхаживавший за дверью взад и вперед, в очередной раз сделал поворот и, внезапно осознав, что девушка в белом, со спутанными волосами — его всевластная госпожа, низко поклонился. Мара рассеянно кивнула в ответ, и он возобновил прерванное занятие. Девушка всматривалась в широкие просторы своего поместья, словно пытаясь запечатлеть их в душе сейчас, утром, пока они еще не наполнились шумом и суетой дневных забот. Скоро все работники займутся своими делами, и Маре оставалось всего несколько минут, чтобы охватить внимательным взглядом землю, ставшую теперь ее владением. Она призадумалась и помрачнела при мысли о том, сколь многому ей нужно научиться, чтобы управлять жизнью Акомы. До сей поры она даже не знала, какова протяженность ее поместья. Она смутно припоминала, что у их семьи есть владения и в других провинциях, но где именно и какова их ценность — не имела представления. Ее отец не любил вдаваться в подробности возделывания земли или разведения скота, и, отличаясь завидной мудростью в деле приумножения своих богатств и в заботах о благополучии зависимых от него людей, в беседах с Марой всегда переводил разговор на другие предметы — более приятные для него и более легкие для ее понимания.

Когда от дверей послышался тихий голос служанки, Мара сдвинула перегородку на прежнее место.

— Я оденусь и сразу позавтракаю, — предупредила она. — А потом поговорю в кабинете с этим новым хадонрой, Джайкеном.

Служанка поклонилась и поспешила в гардеробную, а Мара тем временем решила заняться прической. В монастыре она привыкла обходиться без служанок и сейчас, не задумываясь, потянулась за щеткой для волос.

— Госпожа, я чем-нибудь тебе не угодила? — с очевидным огорчением спросила служанка.

Мара нахмурилась, раздосадованная собственным промахом:

— Нет, мне не в чем тебя упрекнуть.

Усевшись поудобнее, Мара передала девушке щетку. Пока та трудилась над ее прической, Мара успела признаться себе, что не только стремление получить какие-то сведения о поместье побудило ее вызвать к себе Джайкена, но и желание уклониться от назиданий Накойи. По утрам у престарелой наставницы проявлялась естественная склонность к воркотне. Характер у Накойи всегда был не из легких, да к тому же ей, как видно, не терпелось высказать свои соображения по поводу ответственности, лежащей на плечах властительницы Акомы.

Мара вздохнула, и прислужница замерла в ожидании каких-либо замечаний. Поскольку Мара молчала, девушка с некоторой робостью снова принялась водить щеткой: она опасалась неудовольствия госпожи. Мара старательно обдумывала вопросы, которые надо будет задать Джайкену; однако ее не покидало предчувствие, что все равно придется смириться со сварливостью Накойи. Вспомнив, как Накойя однажды наказала ее за простую ребяческую шалость, Мара опять вздохнула, и снова служанка на время прервала работу, чтобы взглянуть, не прогневила ли она хозяйку. Затем сложная церемония сооружения прически пошла своим чередом, и Мара погрузилась в мысли о насущных делах управления поместьем.

***

Позднее Мара, одетая и обихоженная, сидела, уткнувшись локтем в груду подушек. Закусив губу от напряжения, она пыталась сосредоточиться на содержании многочисленных свитков, громоздившихся перед ней. За спиной у нее стоял, заглядывая ей через плечо, Джайкен, бронзовый от загара и нервный, как птица тайзовка. Сейчас он указывал ей на какой-то очередной свиток:

— Здесь перечислены доходы, госпожа. Как видишь, они весьма основательны.

— Вижу, Джайкен. — В это время в дверь заглянула Накойя, и Мара положила свиток к себе на колени. — Я занята, Накойя. Мы с тобой поговорим попозже, может быть, около полудня.

Старая няня покачала головой; было видно, что шпильки у нее заколоты, как всегда, криво.

— С позволения госпожи, после полудня уже час прошел.

Мара изумленно подняла брови. Ей было понятно нетерпение отца, не желавшего тратить много времени на дела, связанные с управлением обширными угодьями. Головоломок тут хватало; они были куда более серьезными, чем она предполагала. И все же, в отличие от отца, она обнаружила, что тонкости финансовых хитросплетений захватывающе увлекательны. Невольно улыбнувшись при виде озабоченной физиономии Накойи, властительница Акомы проговорила:

— Я потеряла счет времени. Но Джайкен уже почти все мне объяснил. Если хочешь, можешь обождать.

Накойя отрицательно покачала головой:

— Слишком много дел, госпожа. Пришли за мной кого-нибудь, когда освободишься. Но надолго это не откладывай. Нужно принимать решения: завтра будет слишком поздно их обдумывать.

Няня удалилась. Мара слышала, как та останови-лась, чтобы перекинуться словечком с Кейоком, который стоял на страже в коридоре. Затем, вновь обратившись к прерванному уроку коммерции, Мара потянулась за другим свитком. На этот раз она сама подвела итог; подсказка Джайкена ей не понадобилась.

— Нам, может быть, не хватает воинов, Джайкен, но хозяйство у нас сильное и даже, я бы сказала, процветающее.

— Это верно, госпожа. Сотаму оставил точные отчеты за все годы, которые он прослужил у твоего отца. Я только следую его примеру. Наши тайзовые поля три года подряд давали превосходный урожай, а в равнинных провинциях все квайетовые поля подверглись нашествию вредителей. Из-за этого подскочили цены на любое зерно — тайэу, ридж, майзу и даже на майлет. Когда возникает нехватка квайета, только ленивый хадонра везет свою тайзу на продажу в Сулан-Ку и там ее сбывает. Гораздо больше выгоды можно получить, если приложить еще немного усилий и столковаться с сообществом торговцев зерном в Равнинном Городе. — Джайкен вздохнул, почувствовав себя неловко. — Госпожа, я надеюсь, ты не усмотришь в моих словах непочтения к кому-либо из высокородных вельмож, но я знавал многих могущественных властителей, которые не желали заниматься тонкостями коммерции и в то же время не давали своим хадонрам и посредникам полномочий действовать самостоятельно. Но мы вели дела с крупными факториями и по возможности уклонялись от сделок с торговцами из Сулан-Ку. И чаще всего это позволяло нам получать более основательную прибыль.

Джайкен смолк, как видно, истратив весь запас решимости. Однако Мара не подавала ни малейших признаков недовольства, и это его подбодрило:

— А вот скотоводы… они для меня — загадка. У меня, опять-таки, и в мыслях нет кого-нибудь ненароком оскорбить, но властители из северных краев проявляют удивительную недальновидность при выборе племенных бычков. — Тщедушный хадонра осмелел окончательно и недоуменно пожал плечами. — Что и говорить, злобного упрямого быка содержать нелегко, но если он мускулист и неистово роет копытом землю, или если у него Большой… — тут Джайкен осекся и в смущении опустил глаза, — э-э… признак самца, то на ярмарке за него можно получить куда более высокую цену, чем за тучного производителя, у которого потомство будет хорошо нагуливать мясо, или за смирного .тихоню для пополнения тяглового скота. Вот и выходит, что животные, которых более знающий хозяин приказал бы кастрировать или отправить на бойню, получают первые премии, а самые лучшие остаются здесь, и потом люди удивляются, с чего это у нас такие великолепные стада. Они спрашивают: «Почему в Акоме мясо такое вкусное, если они держат столь слабых быков?» Я просто не понимаю подобных рассуждений.

Мара невольно улыбнулась — после того как она покинула храм, на ее лице впервые появилось выражение облегчения:

— Вероятно, эти благородные господа стараются приобретать животных, которые выгодно подчеркивали бы их собственную мужественность. Мне нет надобности об этом заботиться. Я не хочу допускать ошибок в подборе нашего племенного стада, поэтому ты и дальше можешь самостоятельно решать, каких животных отправить на продажу, без оглядки на то, похожи они на меня или нет.

Глаза у Джайкена полезли на лоб от изумления. Только через пару секунд он сообразил, что девушка просто шутит, и тихонько засмеялся, а Мара добавила:

— Ты хорошо поработал.

Джайкен с благодарностью улыбнулся, словно огромная ноша свалилась у него с плеч. Очевидно, он находил удовольствие в выполнении своих новых обязанностей и опасался, что молодая госпожа назначит на его место кого-нибудь другого. И его вдвойне обрадовало, что он не просто остается хадонрой, но и удостоился одобрения Мары.

Хотя умение разбираться в людях, которое Мара унаследовала от отца, только сейчас начало проявляться, она сумела понять, что имеет дело со знающим и, вероятно, одаренным человеком.

— Твое усердие и благоразумие в хозяйственных делах служат чести Акомы не меньше, чем доблесть наших солдат, — закончила она. — Теперь ты можешь уйти. Возвращайся к своим обязанностям.

Джайкен, стоявший на коленях, низко поклонился, коснувшись лбом пола, хотя от человека его положения не требовалось столь раболепной формы выражения почтения:

— Похвала госпожи согревает, словно лучи солнца.

Он поднялся и вышел; один из слуг приблизился, чтобы подобрать с пола разбросанные свитки. На смену Джайкену немедленно явилась Накойя. По пятам за ней следовали другие слуги с подносами, уставленными закусками, и Мара со вздохом подумала, что у нее в доме челяди куда больше, чем нужно, и было бы очень кстати, если бы слуг стало поменьше, а солдат побольше.

Накойя поклонилась и села, прежде чем Мара успела ее отослать. Под аккомпанемент тихого позвякивания посуды, которую расставляли перед Марой слуги, Накойя обратилась к хозяйке:

— Моя госпожа полагает, что она должна работать все утро и при этом обходиться без еды? — В ее старых темных глазах явственно читалось неодобрение. — Ты похудела, с тех пор как уехала в храм. Кое-кто из мужчин может счесть тебя костлявой.

Все еще под впечатлением разговора с Джайкеном, Мара произнесла, словно не слышала слов наставницы:

— Я начала знакомиться с состоянием дел у себя в хозяйстве. Ты прекрасно поступила, Накойя, остановив свой выбор на Джайкене. Хотя мне и жалко старого Сотаму, но новый хадонра кажется настоящим мастером своего дела.

Накойя явно смягчилась:

— Я много взяла на себя, госпожа, но в то время необходимо было действовать решительно.

— Вполне тебя одобряю.

Мара окинула взглядом подносы с едой, и аромат свежего тайзового хлеба пробудил в ней аппетит. Она взяла ломтик, нахмурилась и добавила:

— И вовсе я не костлявая. Наши трапезы в монастыре были не такими уж скудными, как ты думаешь. — Откусив кусочек, она задумчиво прожевала его, а затем обратилась к неукротимой няне:

— Ну, и что мы теперь должны делать?

Накойя поджала губы — верный признак, что она намеревается завести разговор, который не будет легким.

— Мы должны предпринять какие-то шаги, чтобы укрепить твой дом, госпожа, и как можно быстрее. Родственников по крови у тебя нет, а это многих может ввести в искушение. Даже те, у кого прежде не было причин враждовать с Акомой, могут позариться на твои владения — кто из корысти, кто из честолюбия. Какой-нибудь захудалый правитель не выступил бы ради земли и скота против твоего отца. Но против молодой, неопытной девушки… Не зря же говорится: «За каждой занавеской рука…»

— «И каждая рука сжимает нож», — закончила пословицу Мара, отложив хлеб в сторону. — Я понимаю, Накойя. Я думала, что надо послать за рекрутами-наемниками.

Накойя затрясла головой столь энергично, что небрежно заколотые шпильки чуть было не посыпались из прически.

— По нынешнему времени это трудно и опасно.

— Почему? — Мара и думать забыла про еду. — Я только что с Джайкеном подсчитывала доходы. Акома располагает более чем достаточными средствами, чтобы содержать двадцать пять сотен солдат и заплатить положенную цену их прежнему нанимателю.

Но Накойя не стала даже упоминать о том, что новый наниматель обязан уплатить прежнему нанимателю еще и за обучение каждого новобранца. Она тихо сказала:

— Слишком многие погибли, Мара-анни. Родни тоже осталось так мало, что об этом и толковать не стоит.

В пояснениях Мара не нуждалась. Согласно цуранским обычаям, в гарнизон какого-либо властителя мог вступить только родственник солдата, уже состоящего на службе в этом гарнизоне. Предполагалось, что старшие сыновья присягнут на верность тем же полководцам, каким служили их отцы; все младшие сыновья, начиная со второго, могли наниматься при желании и в другие отряды. Именно это и имела в виду Накойя, когда добавила:

— Твоему отцу и так пришлось немало потрудиться, чтобы собрать достаточно сильное войско перед вторжением в варварский мир, и большинство мужчин, способных носить оружие, были призваны уже тогда. Любой, кого бы ты сейчас ни отыскала, наверняка окажется юным и необученным. Властитель Минванаби не станет дожидаться, пока эти юнцы достаточно возмужают.

— Я и об этом уже подумала. — Мара сунула руку под письменный столик, стоявший перед ней, и вытащила оттуда резной деревянный ларец. — Утром я отправила гонца в гильдию носильщиков. Когда прибудет их посланник, мы дадим ему поручение: доставить этот ларец властителю Минванаби и передать ему в собственные руки — с неповрежденной печатью и без каких-либо словесных пояснений.

С застывшим, неумолимым лицом она протянула ларец Накойе.

Накойя отомкнула хитроумную защелку, откинула крышку и заглянула внутрь. Брови у нее поднялись. На дне лежали только два предмета: свернутый в кольцо красный шнур с темными пятнами от крови Мары и перо шетры. Захлопнув крышку, словно под ней притаился алый дхаст — самая ядовитая из всех змей, — Накойя проговорила:

— Ты открыто объявляешь войну во имя кровной мести дому Минванаби!

— Я только признала, что наши дома ведут войну уже несколько веков! — возмутилась Мара. Убийство ее отца и брата не успело отойти в прошлое достаточно далеко, чтобы она могла требовать от себя сдержанности. — Я просто оповещаю Джингу, что новое поколение семьи Акома готово дать ему отпор. — Смущенная собственной вспышкой, девушка уставилась на поднос с лакомствами. — Мать моего сердца, я действительно неопытна в Игре Совета, но я помню множество вечеров, когда отец обсуждал с Лано свои замыслы. Он всегда не только разбирал каждый задуманный им шаг, но и объяснял, почему надо поступать именно так, а не иначе. Все эти объяснения предназначались сыну, но дочь тоже слушала и запоминала!

Накойя отставила ларец и кивнула головой. Мара подняла глаза, взволнованная, но собранная.

— Наш враг, господин Минванаби, будет искать в этом послании более тонкий смысл, чем я имею в виду. Он попробует предугадать все возможные шаги, которые мы собираемся предпринять, и начнет готовиться к тому, чтобы их парировать. Вот и пусть готовится. А мы, может быть, тем временем успеем что-нибудь придумать. Это наша единственная надежда.

Помолчав, Накойя заговорила:

— Дочь моего сердца, твоя смелость достойна восхищения, но… пусть даже эта выдумка позволит тебе выиграть день или неделю, а то и больше, однако в конце концов властитель Минванаби приступит к действиям, чтобы стереть Акому с лица земли. — Голос старой няни зазвучал настойчиво. — Ты должна найти союзников, а для этого у тебя есть лишь один способ. Тебе придется выйти замуж, и чем скорей, тем лучше.

Мара вскочила столь стремительно, что стукнулась коленом о ножку стола.

— Нет!

Воцарилось напряженное молчание; откатившийся пергаментный свиток плавал в суповой миске.

Бурное возмущение госпожи не остановило Накойю:

— У тебя нет выбора, дитя. Ты — властвующая госпожа, и тебе следует подыскать для себя супруга среди младших сыновей в определенных семействах Империй. Брак с отпрыском рода Шиндзаваи, или Тукарег, или Чокопан позволил бы тебе вступить в союз с домом, способным нас защитить. — Помолчав, она добавила:

— На столь долгий срок, сколь это будет возможно. Но время порой решает исход дела.

Щеки у Мары вспыхнули:

— Я никогда не видела ни одного из юношей, которых ты назвала. Я не выйду замуж за незнакомца! Накойя тоже встала:

— Сейчас твоими устами говорит гнев, а сердце властвует над умом. Если бы ты не уезжала в храм, тебе выбрали бы мужа из числа тех, кого счел бы приемлемым твой отец… или брат, которому предстояло унаследовать Акому. Ты

— властительница Акомы, и должна поступать так же, как поступили бы они ради блага вашего дома. Я пойду, а тебе пока надо обо всем этом поразмыслить.

Няня обхватила морщинистыми пальцами коробку, которую следовало отправить через гильдию носильщиков к властителю Минванаби. Сухо поклонившись, она вышла из кабинета.

Уставившись невидящими глазами на мокрый пергамент, который медленно оседал на дно суповой миски, Мара пыталась совладать с обуревавшей ее яростью. Мысль о возможном браке порождала безымянные страхи. По спине у нее пробежал холодок, хотя день стоял на редкость знойный. Выйдя из состояния неподвижности, Мара жестом приказала слугам убрать подносы с едой. Сначала она отдохнет, а потом, оставшись одна, обдумает настойчивые советы старой няни.

***

По совету Кейока Мара провела весь день в стенах дома. Она предпочла бы сесть в паланкин и продолжить осмотр владений Акомы, но приходилось принимать во внимание малочисленность ее войска. По дорогам поместья нельзя было путешествовать без сильной охраны, а для этого понадобилось бы уменьшить число дозорных вокруг дома и усадьбы. Пришлось остаться дома, но не могла же Мара проводить время в праздности!

Она погрузилась в изучение документов, чтобы побольше узнать об имуществе семьи Акома в разных провинциях Империи. Не желая отрываться от этого занятия, Мара приказала подать ей легкую закуску. Тени удлинялись, но послеполуденный зной пока не отступал.

Просмотр документов неожиданно выявил для властительницы Акомы одну важную особенность жизни народа цурани. Отец часто говорил об этом, но только сейчас Мара поняла: честь и традиция составляли лишь две стены каждого знатного дома; двумя другими были власть и богатство. И из всех четырех стен именно две последние держали на себе крышу, не позволяя ей обрушиться. Мара сжала кулаки. Да, ее враги считают, что она сейчас: в безвыходном положении, и хотят этим воспользоваться. Но если ей как-нибудь удастся удержать их от решительных действий до тех пор, пока она соберет достаточно сил, чтобы вступить в Игру Совета, то… Она не стала додумывать эту мысль до конца. Сейчас ее главная задача — удерживать властителей Минванаби и Анасати на безопасном расстоянии. Жажда мести так и останется неутоленной, если она не сумеет обеспечить выживание своего рода.

Глубоко задумавшись, Мара не слышала, что ее окликает — и уже не в первый раз — возникшая в дверях Накойя.

— Госпожа, — повторила няня.

Мара подняла взгляд, рукой поманила к себе старую женщину и подождала, пока та, отвесив положенный поклон, опустилась перед ней на колени.

— Госпожа, я обдумала наш прошлый разговор и Прошу тебя быть ко мне снисходительной: я опять хотела бы дать тебе совет.

У Мары сузились глаза. У нее не было ни малейшего желания возвращаться к рассуждениям о замужестве, но неутихающая боль и синяки, оставленные убийцей на ее теле, напоминали: надо уметь прислушиваться к чужому мнению. Она отложила свитки в сторону и жестом дала Накойе разрешение высказаться.

— Ты — властвующая госпожа Акомы, и, значит, в браке сохранишь свое верховенство. Супруг может сидеть по правую руку от тебя, но решающее слово всегда останется за тобой в любом деле, кроме тех, которые ты сама ему передоверишь. Он…

Мара махнула рукой:

— Все это я знаю.

Старая няня уселась на циновке поудобнее.

— Прошу прощения, госпожа. Когда мы говорили раньше, я упустила из виду, что девушек из ордена Лашимы перестают волновать мирские заботы, заполняющие жизнь людей за стенами храма. Все, что происходит между юношами и девушками

— встречи с сыновьями знатных господ, поцелуи и случайные прикосновения — всего этого ты была лишена целый год, а то и дольше. Мысли о мужчинах… — Почувствовав нарастающую напряженность молчания Мары, Накойя запнулась, но все-таки заставила себя договорить. — Прости меня за несвязную старческую речь. Как ты была девственницей… так и осталась.

Мара залилась румянцем. В храмовой обители ей внушали: все, что касается плоти, нужно выбросить из головы. Однако напрасными были опасения Накойи, что девушка не способна разбираться в делах такого рода; на самом деле Маре приходилось вести трудную борьбу с собой, чтобы следовать наставлениям сестер Лашимы. Она часто ловила себя на том, что грезит с открытыми глазами, вспоминая мальчиков, с которыми играла в детстве.

Мара нервно теребила повязку, наложенную на израненную руку.

— Мать сердца моего, я действительно еще девственница. Но я понимаю, что происходит между мужчиной и женщиной.

Словно почувствовав себя задетой, она сложила колечком большой и указательный пальцы левой руки, а указательным пальцем правой проткнула это колечко. Таким движением пастухи, землепашцы и солдаты часто обозначали совокупление. Цурани не видели ничего зазорного в соединении мужчины и женщины и не стеснялись это обсуждать. Но повторять столь грубый — хотя и не считавшийся непристойным — жест совсем не подобало властительнице знатного рода.

Мудрая Накойя не позволила себя отвлечь этой нехитрой уловкой:

— Госпожа, я знаю, что тебе случалось играть вместе с братом среди солдат и пастухов. Я знаю, что ты видела, как бык покрывает корову. И многое другое.

В вынужденной тесноте цуранской жизни Мара и ее брат то и дело оказывались достаточно близко к обнимающимся парочкам, чтобы слышать вздохи страсти, а порой просто натыкались на такую парочку: рабам и слугам редко удавалось уединиться в укромном уголке с предметом своих желаний.

Она пожала плечами, словно этот разговор ее мало интересовал.

— Дитя, то, что происходит между мужчиной и женщиной, ты понимаешь вот здесь… — Няня подняла указательный палец к голове. Затем, указав себе на сердце, а потом на лоно, она добавила:

— Но ты не понимаешь здесь… и здесь. Да, я старуха, но я кое-что помню.

— И поспешила продолжить:

— Мараанни, властвующая госпожа. должна также быть и воином. Тебе необходимо управлять собственным телом. Надо уметь превозмогать боль. — Няня помолчала; было видно, что ее обступили воспоминания. — А временами страсть причиняет худшую боль, чем любая рана от меча. — Косые лучи солнца, пробивающиеся через стенные перегородки, подчеркивали твердость черт ее лица, когда она снова впилась взглядом в Мару. — Пока ты не узнаешь свое тело, пока не научишься подчинять себе все его порывы, ты останешься уязвимой. Твоя сила или твоя слабость — это сила и слабость рода Акома. Красивый мужчина, который нашептывает тебе на ушко сладкие слова, мужчина, который зажигает огонь в твоем лоне, может погубить тебя с такой же легкостью, как Жало Камои.

Щеки у Мары горели; глаза метали молнии:

— Что же ты предлагаешь?

— Властвующая госпожа должна быть свободна от сомнений, — сказала Накойя.

— После смерти твоей матери властитель Седзу позаботился о том, чтобы плотские желания не побудили его к безрассудным действиям. Если бы его обуяла страсть к девушке из неподходящей семьи, это могло бы причинить Акоме не меньший урон, чем проигранная битва. Так вот, когда ты была в храме, он привозил сюда, в этот дом, женщин из Круга Зыбкой Жизни…

— Накойя, он привозил сюда таких женщин, и они подолгу жили здесь, когда я была помладше. Я помню.

Мара нетерпеливо вздохнула и, уловив густой аромат цветов акаси, сообразила, что рабы подстригают кусты в саду у дома.

На Накойю это сладостное дуновение, по-видимому, не произвело никакого впечатления:

— Господин Седзу не всегда делал так ради себя, Мараанни. Иногда эти гостьи предназначались Ланокоте, чтобы он узнал пути мужчины и женщины и не оказался жертвой коварных планов честолюбивых дочерей и их отцов.

Мысль о брате, проводящем время в обществе таких женщин, вызвала у Мары неожиданное раздражение.

— Все это прекрасно, но я снова спрашиваю: что же ты предлагаешь?

— Я пошлю за мужчиной из Круга Зыбкой Жизни, поднаторевшим в…

— Нет! — оборвала ее Мара. — Даже слышать об этом не хочу!

Накойя невозмутимо договорила:

— …в искусстве наслаждения. Он может научить…

— Я сказала нет, Накойя!

— …всему, что следует знать, чтобы тебя не одурачили ни ласковые прикосновения, ни жаркий шепот в темноте.

Мара чувствовала: еще немного — и ее ярость выплеснется наружу.

— Я приказываю: ни слова больше!

Накойя прикусила язык. Взгляды двух женщин встретились, и в течение долгой минуты ни та ни другая не шелохнулась. Наконец старшая из них согнулась в поклоне, коснувшись лбом циновки, где до того стояла на коленях: то был знак рабской униженной мольбы:

— Позор на мою седую голову. Я огорчила госпожу.

— Уходи! Оставь меня!

Старая женщина поднялась; пока она направлялась к выходу, даже шорох ее одежд и неестественно выпрямленная спина свидетельствовали о неодобрении. Мара махнула рукой, отсылая прочь служанку, которая появилась на пороге и собиралась поинтересоваться, не нужно ли чего-нибудь госпоже.

Теперь она была в кабинете одна; ее окружали лишь многочисленные свитки — послания, составленные в самых благопристойных выражениях и начертанные каллиграфическим почерком опытных писцов. Но Мара уже понимала: на самом деле многие из этих документов были рассчитаны на то, чтобы скрыть жестокую западню интриги. Не притрагиваясь более ни к одному из свитков, она попыталась разобраться, почему предложение Накойи привело ее в такое смятение. Она не могла подобрать название тому страху, который поднялся из глубины ее души.

Марагорько плакала, стараясь не зарыдать. Лишенная поддержки брата, остро ощущая, как стягиваются вокруг нее путы заговоров, угроз и козней невидимых врагов, властительница Акомы сидела, опустив голову, и повязка на ее руке промокла от слез.

***

Издалека донесся негромкий звон колокола. Мара узнала знакомый звук: по этому сигналу рабам надлежало собраться на ужин в своих жилищах. Рабочие, которые ухаживали в саду за кустами акаси, отложили инструменты, а их хозяйка, притихшая по другую сторону от тонких бумажных перегородок, отодвинула от себя свитки. Она вытерла распухшие от слез глаза и тихо позвала служанок, чтобы те открыли и проветрили кабинет.

Затем она встала, опустошенная и измученная, но по-прежнему с высоко поднятой головой. Солнце склонялось к горизонту, тяжелое и золотое. Прислонившись к полированной раме перегородки, Мара задумалась. Должно же быть какое-то иное решение, кроме замужества! Но пока она не находила ответа. Легкий туман поднимался над дальними полями; в бирюзовом небе не было видно ни одной птицы. Листья акаси, срезанные работниками, увядали на белой каменной дорожке, и их аромат усиливал чары сонного молчания вокруг господского дома. Мара зевнула; горе и тревога отняли у нее последние силы.

Внезапно послышались крики, и Мара сразу насторожилась. На дороге, ведущей к казармам, она увидела фигуры бегущих людей. Это не к добру, сказала себе Мара.

В кабинет ворвалась девушка-служанка, а по пятам за ней следовал воин — покрытый пылью, взмокший от пота и запыхавшийся; так выглядит человек, которому пришлось долго бежать в боевых доспехах. Он почтительно склонил голову:

— Госпожа, позволь…

Мара почувствовала холодный ком у себя в груди. Началось, подумала она. Однако ее лицо, все еще хранившее следы слез, не выразило беспокойства, когда она приказала:

— Говори.

Солдат отсалютовал хозяйке традиционным ударом кулака в грудь.

— Госпожа, военачальник шлет известие: разбойники угнали скот с пастбища.

— Мой паланкин, быстро! — бросила она служанке, которая немедленно кинулась выполнять повеление. Следующий приказ был .отдан воину:

— Собери эскорт.

Он поклонился и вышел. Мара скинула легкую короткую накидку — обычный домашний наряд знатных женщин цурани — на руки одной из прислужниц; другая поспешно подала дорожное платье — одеяние более длинное и более скромного покроя. Добавив к этому тонкий шарф, чтобы скрыть незажившие отметины на шее, Мара вышла из дома.

Ее уже ожидали безмолвные носильщики паланкина; на них были лишь набедренные повязки. Четверо воинов торопливо прилаживали застежки шлемов и закрепляли оружие на ременных поясах. Солдат, принесший Маре тревожную весть, почтительно предложил ей руку и помог расположиться на подушках сиденья. Затем он подал знак носильщикам и эскорту. Паланкин дрогнул и качнулся вперед; носильщики зашагали быстро, торопясь к дальним пастбищам.

Путешествие завершилось намного раньше, чем ожидала Мара: они остановились, не дойдя нескольких миль до границ поместья. Это был настораживающий признак, поскольку бандиты никогда не осмелились бы учинить набег на внутренние поля, если бы гарнизон мог отряжать в обход достаточное количество патрулей. Резким движением Мара отдернула прозрачную занавеску:

— Что здесь произошло?

Кейок повернулся к ней, прервав разговор с двумя солдатами, осматривавшими землю в поисках следов, которые помогли бы определить численность и меру опасности бандитов. Если он и заметил следы слез на лице девушки, то, во всяком случае, вида не подал. Сам он выглядел весьма внушительно в сверкающих лаком доспехах; украшенный плюмажем шлем сейчас был подвешен на ремешке к оружейному поясу.

Жестом он показал на разрушенный участок ограды: рабы в набедренных повязках уже трудились, заделывая этот пролом.

— Разбойники, госпожа. Десять или, может быть, двенадцать-тринадцать. Они убили мальчика-подпаска, развалили ограду и угнали несколько нидр.

— Сколько именно?

Повинуясь поданному Марой знаку, военачальник помог ей выбраться из паланкина. Странно было ощущать у себя под сандалиями траву после месяцев, проведенных в тесной монастырской обители, где каменные полы откликались эхом на каждый шаг. Неожиданными показались и запахи плодородной земли, смешанные с ароматом кейловых лоз, оплетающих ограду.

Мара решительно стряхнула мгновенную рассеянность и, увидев перед собой Джайкена, обратила к нему угрюмый взгляд; точно так же мрачнел ее отец, когда в домашних делах возникали неурядицы.

Как видно, Джайкен чувствовал себя крайне неуютно. Судорожно сжимая пальцами счетную табличку, он поклонился и сообщил:

— Госпожа, ты потеряла не более трех-четырех нидр. Я смогу назвать точное число, когда мы соберем всех отбившихся от стада.

Маре пришлось повысить голос, чтобы ее могли расслышать во всем этом шуме: мычали перепуганные животные, перекрикивались пастухи, а их направляющие посохи и кнуты со свистом рассекали воздух.

— Отбившихся?.. — переспросила Мара. Раздраженный робостью Джайкена, Кейок опередил его с ответом. Голосом, более уместным на поле боя, чем на истоптанном нидрами лугу, он пояснил:

— Когда воры погнали нидр с пастбища, многие животные перепугались и бросились бежать куда попало. Это и привлекло внимание пастухов.

Он помолчал, обводя взглядом далекую стену леса. От Мары не укрылась подозрительная резкость его тона.

— Что тебя тревожит, Кейок? Уж конечно, не потеря пары нидр и не убийство одного раба?

— Нет, госпожа. — Все еще не отрывая глаз от деревьев на горизонте, старый воин покачал головой. — Я сожалею об утрате полезного имущества, но, что и говорить, это не главная моя забота.

Он подождал, пока надсмотрщик кончит выкрикивать свои команды: несколько рабов нагнулись, чтобы поднять следующий столб ограды. Только тогда Кейок поделился с Марой худшими своими опасениями:

— С тех пор как этот пес из Камой покушался на твою жизнь, мы соблюдали величайшую бдительность, госпожа. Здесь побывали не мелкие воришки. Они и налетели, и скрылись при свете дня, а это значит, что они все продумали заранее и располагали сведениями о наших патрулях.

Мара похолодела. Подчеркнуто бесстрастно она высказала предположение:

— Шпионы?..

Властитель Анасати не погнушался бы возможностью организовать фальшивый «бандитский» набег, если бы хотел испытать силу военного отряда Акомы.

Кейок провел пальцем по мечу.

— Не думаю, госпожа. Минванаби никогда не будет прибегать к таким тонкостям, а у Анасати нет ни одного поста, достаточно далеко выдвинутого к югу, чтобы столь быстро организовать нападение. Нет, тут явно побывали солдаты, не имеющие господина.

— Серые воины?

Мара нахмурилась еще сильнее, когда подумала об этих грубых, отвергнутых всеми кланами отщепенцах, которые часто собирались в банды, укрывающиеся среди гор. Сейчас, когда Акоме так катастрофически не хватает защитников, подобные разбойники под руководством умного вожака могут оказаться не менее опасными, чем воинский отряд знатных врагов.

Кейок стряхнул пыль с обшлагов и снова напряженно вгляделся в темнеющие холмы, поросшие лесом.

— С разрешения госпожи, я бы послал разведчиков. Если этот набег — дело рук серых воинов, то их единственной целью было набить свои утробы. Тогда мы сможем увидеть дым: ведь им потребуется развести костры для приготовления пищи; если же мы ничего такого не обнаружим, это будет означать, что весть о нашей слабости быстро доходит до вражеских ушей.

О возможности контратаки он не упомянул. В отличие от Накойи, он был скуп на слова и не торопился напрямую давать советы. Но именно его умолчание подсказало Маре, что открытая демонстрация силы может приблизить катастрофу. Воины Акомы слишком малочисленны даже для того, чтобы вытеснить банду воров из их логовища. Как же низко пала Акома, подумала Мара; но она молча подала знак, что признает правоту военачальника. Кейок поспешил отдать солдатам необходимые приказания. Носильщики выпрямились, готовые пуститься в дорогу: они стремились поскорее вернуться домой, где на столах их дожидались миски с остывшим ужином.

Однако властительница все еще медлила. Она понимала, что Накойя вправе порицать ее за пустую трату времени там, где ее присутствие вовсе не требуется. Но ведь старая няня была убеждена, что у Акомы есть лишь один путь к безопасности: разумный и скорый политический брак. А вот Мара так не считала. Она не могла отрешиться от мысли, что сейчас главная угроза коренится в отчаянной нехватке солдат, и ломала голову над тем, как бы пополнить их ряды. Взмахом руки она снова подозвала к себе Кейока. Он поклонился; в сумерках черты его лица были плохо различимы.

— Скоро ночь, госпожа. Если ты желаешь посоветоваться, позволь мне присоединиться к твоему эскорту: когда наступит тьма, охранять тебя будет гораздо труднее.

На душе у Мары полегчало: отрадно было лишний раз убедиться в тех самых достоинствах военачальника, которые так ценил в нем властитель Седзу. Улыбнувшись, она позволила старому воину усадить ее в паланкин и сразу же перешла к делу:

— Ты уже начал набирать пополнение?

Кейок приказал носильщикам трогаться в путь, а затем зашагал рядом с паланкином.

— Госпожа, двое из ваших солдат связались со своими родичами в дальних городах и попросили прислать к тебе на службу кого-нибудь из младших сыновей. Через пару недель я разрешу еще одному-двум сделать то же самое. Если таких попыток будет больше, во всех казармах, от Амболины до Дустари, станет известно, что Акоме не хватает защитников.

В темноте расцвели огни: рабы, чинившие ограду, зажгли фонари, чтобы продолжить работу. Но вот носилки властительницы повернули к господскому дому. Кто-то неуверенно затянул песню; потом к первому голосу присоединился второй, а за ним и еще несколько голосов. Памятуя о том, что безопасность этих людей зависит от ее благоразумия, она спросила:

— Нам придется оплачивать контракты?

Кейок застыл на месте:

— С кем? С наемниками? С обычными охранниками караванов? — За один шаг он наверстал то расстояние, на которое успели продвинуться носильщики. — Невозможно. На них нельзя будет положиться. Люди, которые не принесут перед натами Акомы клятву, скрепленную кровью… хуже чем бесполезны. Они не будут обязаны тебе своей честью. Чтобы ты могла выстоять против врагов твоего отца, тебе нужны воины, которые без колебаний выполнят любой твой приказ, даже ценой своей жизни. Покажи мне человека, который готов умереть за плату, и я приму его на службу. Нет, госпожа, наемников используют только для выполнения простых поручений: охранять склады или ходить дозором, отпугивая обычных воров. И это делается только для того, чтобы освободить настоящих воинов для несения более почетной службы.

— Значит, нам все-таки нужны наемники, — настаивала Мара, — хотя бы для того, чтобы не позволить серым воинам объедаться мясом наших нидр.

Кейок отстегнул свой шлем от пояса и потеребил плюмаж.

— Да, госпожа… когда настанут лучшие времена. Но не сейчас. Из тех наемников, чьи услуги ты оплатишь, половина, скорее всего, будет состоять из шпионов. Хотя мне и противно оставлять безнаказанными молодчиков, не имеющих хозяев, нам придется запастись терпением и медленно наращивать силы.

— И умирать, — с горечью сказала Мара. С каждой минутой она все более остро сознавала, что у нее, по-видимому, есть лишь один выход: последовать совету Накойи и вступить в брак ради выживания; но все ее существо восставало против такого решения.

Пораженный состоянием девушки, в котором он никогда прежде ее не видел, Кейок приказал носильщикам остановиться.

— Госпожа?..

— Какой срок понадобится господину Минванаби, чтобы узнать, сколь велик ущерб, причиненный нашему дому его предательством? — Мара вскинула голову; ее лицо смутным овалом белело между занавесками. — Рано или поздно один из его шпионов обнаружит, что сердце нашего дома слабо, что мои поместья лишились охраны, если не считать горсточки уцелевших воинов… А мы пока лезем вон из кожи, лишь бы поддержать иллюзию благополучия. Наши дальние владения полностью беззащитны, поскольку сторожить их — для отвода глаз — приставлены старики и необученные юнцы, щеголяющие зелеными доспехами! Мы живем, как трусишка-газен: не смеем дышать и надеемся, что харулт нас не растопчет! Но эти надежды тщетны. В любой день можно ожидать, что все наши уловки будут разгаданы. И тогда властители, жаждущие нашей гибели, нападут и ударят со всей жестокостью!

Кейок водрузил шлем на голову, а затем подчеркнуто неторопливо застегнул ремешок под подбородком.

— Твои солдаты умрут, защищая тебя, госпожа.

— Вот именно, Кейок. — Слова рвались из самого сердца Мары; она не могла унять бурю чувств, из которых главным была безнадежность. — Все они умрут. А также и ты, и Вайо, и даже старая Накойя, Потом враги, убившие моего отца и брата, отправят мою голову и натами нашей семьи к властителю Минванаби, и… и Акомы больше не будет.

Старый солдат в молчании опустил руки. Он не мог ни опровергнуть слова своей госпожи, ни предложить ей хоть какое-нибудь утешение. Он тихо приказал носильщикам идти вперед, к дому, к свету, к средоточию красоты и искусства, ко всему, что было сердцем Акомы.

Носилки качнулись, когда после неровной почвы луга рабы вступили на мощенную гравием дорожку. Устыдившись своей вспышки, Мара распустила завязки занавесок, и тонкие полотнища упали, отгородив ее от мира. Понимая, что, возможно, она плачет, Кейок выступал рядом с паланкином, глядя только перед собой. Выжить, не утратив чести, — это казалось недостижимой мечтой после гибели властителя Седзу и его сына. И все-таки ради хозяйки, чью жизнь он оберегал, старый воин не хотел поддаться уверенности, которой успели проникнуться его соратники: что немилостью богов отмечен этот дом и судьба Акомы неотвратимо близится к концу.

От этих печальных мыслей военачальника отвлек голос Мары, в котором звучала неожиданная решимость:

— Кейок, вот если я умру, а ты переживешь меня… что тогда?

Кейок указал назад, в сторону холмов, где укрылись разбойники со своей добычей.

— Если я не получу от тебя, госпожа, разрешения покончить с собой, я стану таким, как те люди. Бродяга, не имеющий хозяина, одинокий, без цели и смысла… серый воин, который не вправе носить цвета никакого дома.

Мара немного отодвинула занавеску:

— И таковы все бандиты?

— Некоторые. Другие — мелкие преступники, воры и грабители; иногда среди них попадаются и убийцы, но большинство — это солдаты, пережившие своих хозяев.

Носилки приближались к крыльцу господского дома, где томились в ожидании Накойя и несколько слуг. Мара поспешила задать новый вопрос:

— Это люди чести, Кейок?

Во взгляде, который военачальник бросил на властительницу, не было и тени упрека.

— У бездомного солдата не может быть чести, госпожа. Но прежде, до того как погибли их хозяева… Я полагаю, что серые воины были достойными людьми… И все-таки, пережить своего хозяина… это знак немилости богов.

Паланкин был уже у крыльца, и носильщики опустили его на землю. Мара раздвинула занавески шире и с помощью Кейока выбралась из паланкина.

— Военачальник, когда твои разведчики вернутся с холмов, зайди ко мне. У меня есть план, который нужно обсудить, пока весь дом спит.

— Как прикажешь, госпожа.

Кейок поклонился, прижав кулак к груди, как полагалось по этикету. Но когда слуги, высоко поднимая фонари, двинулись вперед, чтобы осветить ей путь, Мара подумала, что уловила искру одобрения на изборожденном шрамами лице старого воина.

Беседа Мары с Кейоком затянулась до глубокой ночи. Звезды искрились, как льдинки. Медно-золотой профиль луны Келевана стоял в зените, когда военачальник поднял с пола свой шлем.

— Госпожа, твой план рискованно дерзок. Но от газена никто не ожидает нападения, и потому этот план может сработать.

— Он должен сработать! — Мара выпрямилась в темноте. — Иначе наша гордость сильно пострадает. Просить о безопасности в обмен на брак — это не прибавит нам чести и только порадует тех, кто строит против нас козни. Наш дом уже не будет одним из главных участников Игры Совета, и духи моих предков не смогут обрести покой. Нет, я думаю, что по этому поводу отец сказал бы: «Безопасный путь не всегда самый лучший».

Кейок надел и закрепил шлем столь тщательно, словно готовился к сражению.

— Как пожелает моя госпожа. Но я не завидую тому, кто возьмет на себя задачу объяснить Накойе, что именно ты задумала.

Он поклонился, повернулся и зашагал к двери; отодвинув засов, он вышел в сад. Лунный свет золотил цветочные клумбы. Мара следила за удаляющимся силуэтом военачальника, и ей казалось, что плечи у него сейчас развернуты шире, чем обычно, а в легкой походке чуть меньше напряжения. Она чувствовала, что Кейок одобряет военный способ преодоления трудностей, стоящих перед Акомой, и его молчаливая поддержка принесла ей немалое облегчение. Он предпочитал попытать счастья, выполняя ее рискованный план, но не быть свидетелем того, как она в поисках защиты заключит брак с кем-либо из более могущественного рода и тем самым поставит свою семью в унизительную зависимость от семьи мужа.

Мара расцепила чуть вспотевшие пальцы, испытывая одновременно страх и воодушевление.

— Я выйду замуж на моих условиях или вообще не выйду, — пробормотала она, а потом вернулась на свои подушки. Сон пришел не сразу. Воспоминания о Лано перемежались мыслями о молодых заносчивых сыновьях из знатных семей, на одном из которых ей рано или поздно придется остановить свой выбор.

***

Утро выдалось жаркое. С юга дули сухие ветры, и влагу, оставшуюся от сезона дождей, можно было найти лишь в низинах между холмами. В такие места и перегоняли сейчас пастухи многочисленные стада нидр, поднимающих облака желтой пыли. Мара завтракала в саду внутреннего дворика, сидя под спасительной тенью деревьев и прислушиваясь к мирному журчанию воды из фонтана. Одетая в яркое платье с высоким воротом, она казалась сейчас даже моложе своих семнадцати лет, хотя глаза ее блестели подозрительно ярко, а лицо слегка осунулось после бессонной ночи. Однако ее голос, когда она приказала позвать Накойю, звучал твердо и властно.

Старая няня явилась, настроенная весьма сварливо; с ней это часто бывало по утрам. Вызов хозяйки застал Накойю в тот момент, когда она одевалась: ее волосы были в спешке заколоты на затылке, а поджатые губы красноречиво свидетельствовали о раздражении и досаде. Отвесив короткий поклон, она спросила:

— Что угодно госпоже?

Властительница Акомы жестом разрешила ей сесть. Этим разрешением Накойя не воспользовалась: колени болели, а час был слишком ранний, чтобы вести споры со своевольной девчонкой, упрямство которой могло погубить честь ее славных предков.

Мара ласково улыбнулась бывшей няне:

— Накойя, я еще раз обдумала твой совет и поняла, что это и в самом деле разумно: выйти замуж, чтобы расстроить планы наших врагов. Прошу тебя, подготовь список женихов, которых ты считаешь приемлемыми: мне понадобится твое руководство, чтобы сделать правильный выбор. Теперь ступай. Мы с тобой все обсудим… в свое время.

Накойя моргнула, удивленная столь разительной переменой в настроении госпожи. Потом глаза ее сузились. Она догадывалась, что такая сговорчивость просто маскирует какое-то другое намерение, но пуранская этика запрещала слугам задавать вопросы господам. Заподозрив неладное, но не имея возможности остаться, после того как ей было приказано уходить, Накойя была вынуждена подчиниться:

— Как прикажешь, госпожа, и пусть направляет тебя мудрость Лашимы.

Шаркая ногами и что-то бормоча себе под нос, Накойя удалилась. Мара отхлебнула глоток чоки, являя собой живой портрет образцовой властительницы, которой некуда спешить. Через пару минут она подозвала мальчика-посыльного и негромко приказала:

— Позови ко мне Кейока, Папевайо и Джайкена.

Она еще не успела допить свою чашку чоки, когда явились оба воина: Кейок в отшлифованных до блеска боевых доспехах и Папевайо, также в полном вооружении; его черная головная повязка смертника была прилажена столь же аккуратно, как оружейный пояс с привешенным к нему мечом. Догадка Накойи оказалась верной: Папевайо держался как человек, удостоенный почетной награды за доблесть. В остальном же вид у него был такой, как всегда. Многое меняется в жизни, но преданность Папевайо остается, подумала Мара.

Кивком головы она подозвала служанку с кувшинчиком чоки, и на этот раз Папевайо принял кубок с дымящимся напитком.

Кейок отхлебнул чоку, не снимая шлема — верный знак, что сейчас его мысли целиком посвящены стратегии задуманной вылазки.

— Все готово, госпожа. Вайо проверил, как распределено оружие и доспехи, а сотник Тасидо руководит тренировкой. Пока не начнется стычка, твои солдаты будут выглядеть внушительно.

— Вот и прекрасно. — Слишком взволнованная, чтобы допить свою чоку, Мара уронила руки на колени. — Теперь нам нужен только Джайкен, чтобы приготовить наживку.

В этот самый момент появился Джайкен. Он поклонился, едва переводя дух: было очевидно, что он очень спешил. Его одежду покрывала пыль, и в руке у него была та же счетная табличка, на которой он делал отметки, когда пастухи выгоняли на пастбище гурты нидр.

— Умоляю простить мне этот неподобающий вид, госпожа. По твоему приказу пастухи и рабы…

— Я знаю, Джайкен, — перебила его Мара. — Твою честь это никак не задевает, а твоя преданность делу достойна восхищения. Скажи теперь, есть у нас на складах зерно и другие товары, чтобы хватило на торговый караван?

Сбитый с толку похвалой и совершенно неожиданным поворотом беседы, Джайкен расправил плечи:

— У нас наберется шесть фургонов тайзы. невысокого качества, которую мы придержали, чтобы подкормить стельных нидр, но сейчас уже видно, что это не понадобится: последние телята были отлучены от матерей два дня назад. Еще у нас есть несколько шкур, которые можно продать шорникам. — Джайкен переступил с ноги на ногу, стараясь скрыть растерянность. — Караваи получится более чем скромным. Ни зерно, ни шкуры не принесут серьезного дохода. — Он почтительно поклонился. — Моя госпожа могла бы получить более ощутимую прибыль, если бы подождала, пока телята наберут вес; а к тому времени и урожая будет собран, Мара пренебрегла деловым советом:

— Я хочу, чтобы был приготовлен маленький караван.

— Слушаю, госпожа. — Хадонра сжимал в руках табличку с такой силой, что даже пальцы побелели. — Я составлю послание к нашему агенту в Судан-Ку…

— Нет, Джайкен. — Мара резко поднялась и подошла к фонтану. Она подставила руки под струю и смотрела, как капли воды скатываются у нее с ладони. — Я хочу, чтобы этот караван был отправлен в Холан-Ку.

Джайкен обратил изумленный взгляд на Кейока, но не увидел в суровых чертах военачальника даже тени неодобрения. Не на шутку встревоженный, он чуть ли не взмолился:

— Госпожа, я повинуюсь твоей воле, но эти товары все равно придется отправить в Сулан-Ку, оттуда вниз по реке, а уж потом погрузить на корабль в порту Джамар.

— Нет. — Мара сжала пальцы в кулак, и капли водах упали на мраморные плитки, которыми была вымощена площадка у фонтана. — Путь нашего каравана должен пролегать по суше.

Джайкен снова покосился на Кейока, но военачальник и его телохранитель стояли как столбы, глядя прямо перед собой. Пытаясь совладать с волнением, Джайкен снова воззвал к хозяйке:

— Госпожа, дорога через горы чрезвычайно опасна. В лесах полно бандитов, а у нас не хватит воинов, чтобы их оттеснить. Снабдить такой караван надежной охраной… да ведь для этого придется оставить все поместье беззащитным. Я просто обязан возразить!

Улыбнувшись совсем по-детски, Мара отошла от фонтана.

— Нет, наша оборона не настолько пострадает. Папевайо возглавит отряд специально отобранных солдат. Дюжина наших лучших бойцов — этого должно быть достаточно, чтобы держать бандитов на расстоянии. Они уже захватили наших нидр, так что еда у них есть; а караван с такой немногочисленной охраной должен навести их на мысль, что товары в фургонах никакой ценности не представляют.

Джайкен поклонился; его худое лицо оставалось неподвижным.

— Тогда мы поступили бы совсем мудро, если бы отправили караван вообще без охраны.

Продолжая спор, Джайкен рисковал, но он был готов даже навлечь на себя неудовольствие хозяйки, лишь бы заставить ее отказаться от нелепого каприза.

— Нет. Мне требуется почетный эскорт.

Джайкен был потрясен настолько, что у него исказилось лицо; впрочем, через секунду оно снова приняло обычное бесстрастное выражение. Если госпожа намеревается сама пуститься в это бессмысленное путешествие, значит, горе лишило ее рассудка.

— Иди же, Джайкен, — сказала Мара, — выполняй, что тебе приказано.

Хадонра еще раз покосился на Кейока, как будто надеялся, что требование властительницы вызовет у того протест. Но старый военачальник лишь едва заметно пожал плечами, как бы говоря: ну что тут можно поделать!

Джайкен помедлил, хотя честь запрещала ему возражать. Суровый взгляд Мары заставил его покориться. Еще вчера он удостоился похвалы властительницы Акомы за разумное ведение хозяйства, а сейчас, похоже, у нее не осталось и крупицы природного чутья, которым Лашима наделила даже нидру!

Присутствующие служанки, как им и полагалось, помалкивали; у Кейока на лице не дрогнул ни один мускул. Только Папевайо встретил взгляд молодой хозяйки. Складки около уголков его рта прорезались чуть глубже, чем обычно. На какое-то мгновение могло показаться, что он вот-вот улыбнется, но во всем остальном он оставался таким, как всегда: подтянутым и непроницаемым.

Глава 3. НОВОВВЕДЕНИЯ

Над дорогой клубились пыльные вихри. Легкий ветерок не мог справиться с угнетающей жарой, но поднятые им песчинки, попадая то в глаза, то в ноздри, заставляли нидр недовольно фыркать. На дорожном гравии скрипели деревянные колеса трех фургонов, составлявших караван Мары. Они медленно передвигались между холмами, оставив позади плоские равнины… и границы поместья Акома. Солнечный свет отражался от покрытых ярко-зеленым лаком колесных спиц, и на ровных участках казалось, что колеса кому-то подмигивают; там же, где приходилось переваливать через рытвины и объезжать камни, возникали долгие заминки. Погонщики резкими выкриками понукали нидр, а те закатывали глаза с мохнатыми ресницами и пытались упираться в надежде на то, что удастся вернуться к себе на пастбище. Рабы, которые несли паланкин Мары, сначала шли мерным уверенным шагом, но потом им тоже пришлось сбавить скорость, чтобы и на каменистой дороге оберегать госпожу от толчков и рывков. Им было неизвестно, по каким причинам их хозяйка, обычно столь благоразумная, на этот раз требовала от них изматывающей скорости. Мара сидела неподвижно. Деревья на обочинах дороги могли послужить прекрасным укрытием для кого угодно: тенистые густые заросли за толстыми стволами казались просто созданными для устройства засады. Фургоны давали ощутимое преимущество любому злоумышленнику. Самый острый слух не уловил бы шорохов в чаще на фоне мычания нидр и скрипа колес, и самый зоркий глаз оказывался бессильным из-за густой пелены пыли. Даже закаленным в сражениях воинам было не по себе.

Солнце медленно приближалось к зениту. Над оставшейся позади долиной мерцало знойное марево. Длиннохвостые чешуйчатые кетсо разбегались и прятались, когда караван громыхал, приближаясь к скалам, где они гнездились. Передний фургон, а затем и паланкин приблизились к гребню холмистой гряды. По сигналу Кейока все остановились. Носильщики опустили паланкин на землю в тени скалы, молча вознося благодарственные молитвы, но погонщики и воины под бдительным оком военачальника сохраняли положенный строй.

Впереди находилось узкое и глубокое ущелье, рассекавшее восточные склоны гор Кайамака. Дорога, которая вела вниз, не была ровной: повороты и пологие подъемы на ней чередовались с крутыми спусками; затем она становилась более гладкой и поднималась на противоположный склон ущелья. Внизу был виден родник, дававший начало небольшому горному ручейку.

Подойдя к паланкину и поклонившись Маре, Кейок протянул руку в сторону лощины на склоне ущелья, где не росли деревья, а земля была явно утоптана:

— Госпожа, следопыты, которых мы посылали в разведку после набега, обнаружили в этом месте теплую золу и остатки туш. Они проследили весь путь похитителей и нашли место стоянки, но сами бандиты успели скрыться. Несомненно, они все время кочуют с места на место.

Мара оглядела ущелье, прикрыв глаза ладонью от солнца. Она была одета в богатый наряд с узорной вышивкой на манжетах и с поясом, сплетенным из ярких перьев редких птиц. Шелковый шарф скрывал кровоподтеки на шее, а на запястьях звенели тончайшие нефритовые браслеты, отполированные мастерами из народа чо-джайнов — разумных существ, по виду напоминающих гигантских муравьев. И хотя ее одежда была легкомысленной и подходящей скорее для какой-нибудь избалованной девочки, Мара выглядела серьезной и собранной, когда спросила:

— Ты ожидаешь нападения?

— Не знаю. — Кепок снова обвел ущелье пристальным взглядом, словно надеясь различить спрятавшихся разбойников. — Но мы должны быть готовы к любому повороту судьбы. Все время нужно помнить, что враги, возможно, наблюдают за каждым нашим движением.

— Правильно, — сказала Мара. — Пусть водовоз откупорит бочонок с водой. Солдаты и носильщики могут промочить горло на ходу. А когда доберемся до родника, сделаем вид, будто останавливаемся для того, чтобы напиться. Тогда мы будем казаться более уязвимыми, чем на самом деле.

Кейок отсалютовал властительнице:

— Как прикажешь, госпожа. А я подожду здесь тех, кто идет за нами. Начальника каравана будет изображать Папевайо. — В его обычно бесстрастных глазах засветилась забота, и он тихо добавил:

— Будь осторожна, госпожа. Ты очень рискуешь.

Мара спокойно выдержала его взгляд:

— Не больше, чем рисковал отец. А я его дочь.

Ответом ей была одна из его редких и быстрых улыбок. Без суеты, без липшей торопливости он отдал необходимые распоряжения. И вот уже юркий водонос, позвякивая флягами, которыми был увешан, протискивался сквозь ряды солдат, предоставляя каждому возможность утолить жажду, причем делал это с таким проворством, которое достигалось лишь долгими годами походной жизни. Потом Папевайо по сигналу Кейока дал команду трогаться с места. Закричали погонщики, заскрипели колеса и тучи пыли поднялись над дорогой. Фургоны двинулись к перевалу, миновали его и начади утомительный спуск в ущелье. Только очень опытный разведчик сумел бы заметить, что в отряде, покинувшем место привала, стадо одним солдатом меньше, чем до остановки.

Мара держалась с безмятежной величавостью, но ее маленький расписной веер трепетал в тонких нервных пальцах. Каждый раз, когда кто-нибудь из носильщиков перехватывал поудобнее шест, чтобы можно было на ходу отхлебнуть воды из фляжки водоноса, Мара едва заметно вздрагивала.

Наконец она закрыла глаза и мысленно помолилась Лашиме, чтобы та не оставляла ее своей милостью.

Дорога за перевалом была неровной и каменистой. Людям и животным приходилось ступать крайне осторожно, все время глядя под ноги. То и дело кто-то оступался на неустойчивой глыбе; мелкие камешки выскакивали из-под сандалий и с шумом катились по склону. Рабы с трудом одолевали неудобный спуск, и Мара поймала себя на том, что невольно задерживает дыхание от напряжения. Она прикусила губу и запретила себе оглядываться назад и вообще проявлять какие бы то ни было признаки тревоги: со стороны должно было казаться, что ее караван совершает самое обыденное путешествие. Хотя Кейок не стал упоминать об этом, она знала, что следующие за ними солдаты Акомы не могли пройти той же дорогой и остаться незамеченными: им придется сделать крюк и добраться сюда под прикрытием леса. Пока они не займут позицию чуть позади передового отряда, караван Мары остается столь же беззащитным, как джайга на птичьем дворе, когда к ней приближается повар с мясницким ножом.

На дне ущелья лесная чаща казалась еще более плотной. Влажную почву устилали черные мхи, буйно разросшиеся между толстыми мохнатыми стволами пайн. Рабы-носильщики вздохнули с облегчением, войдя в прохладу леса. Но лесной воздух, насыщенный ароматами смолы и цветов, показался Маре душным и безжизненным после переменчивых ветров вершин. Или, может статься, просто ожидание опасности делает тишину такой угнетающей? Щелчок, с которым открылся ее веер, заставил нескольких воинов круто обернуться.

Камни и скалы здесь обросли лишайником, и их облеплял слой гниющей листвы. Шаги людей, стук копыт, скрип колес — все звучало глуше, чем на перевале. Этот лес не возвращал ничего.

Папевайо зорко всматривался вперед, не забывая окинуть взглядом местность по обе стороны дороги. Его рука лежала на мече, ни на миг не отрываясь от рукояти, которая была по-особому обмотана полосками кожи. Наблюдая за ним, Мара думала о своем отце, который Встретил свой смертный час, понимая, что его предали союзники. Она пыталась представить себе, что же стало с отцовским мечом — подлинным произведением искусства, с резной рукоятью и узором из драгоценных камней на ножнах. На верхнем закруглении рукояти, покрытом тонкой эмалью, было нанесено геральдическое изображение шетры; чтобы изготовить клинок по методу джессами, пришлось использовать шкуры трех сотен нидр. Каждую шкуру выскабливали так, чтобы она была не толще бумажного листа, и нарезали полосами, которые затем укладывались слоями. Искусство наложения слоев требовало величайшего мастерства и терпения — ведь даже самый крошечный пузырек воздуха, размером с кончик иглы, свел бы на нет все затраченные усилия. Но если эту работу удавалось довести до конца, то в результате получался джессамин, твердый, как металл. Мечи из джессамина по остроте уступали только легендарным стальным мечам древности. Как знать, может быть, этот меч носит теперь как трофей какой-нибудь варварский полководец… Он, конечно, должен быть человеком чести… если среди варваров бывают такие. Мара постаралась отогнать неприятные мысли. Но полумрак лесистого ущелья и гнетущая тишина могли кого угодно вогнать в уныние. Мара так стиснула руки, что это грозило сломать ее легкий деревянный веер.

— С твоего разрешения, госпожа, я хотел бы позволить людям отдохнуть и наполнить фляги, — обратился к ней Папевайо. Мара вздрогнула, кивнула и откинула со лба влажные волосы. Караван беспрепятственно добрался до родника, и массивные колеса фургонов остановились; воины заняли оборонительную позицию, а пешие рабы и некоторые из погонщиков поспешили к ним со смоченными в воде тряпицами, тайзовыми .лепешками и сушеными фруктами. Другие занялись нидрами. Носильщики, шумно вздохнув, опустили на землю паланкин и терпеливо ждали, пока настанет их черед ополоснуть лица в родниковой воде.

Обойдя строй воинов, Папевайо вернулся к паланкину и опустился на колени:

— Не угодно ли госпоже выйти из паланкина и немного пройтись?

Мара протянула ему руку, край длинного широкого рукава почти касался земли. Непривычная тяжесть спрятанного в нем кинжала оттягивала кисть. В детстве она занималась борьбой с Ланокотой, вопреки крайнему неудовольствию Накойи, но оружие никогда ее не привлекало. Кейок настоял на том, чтобы нож был при ней, но этот кинжал был рассчитан на более крупную ладонь, и, хотя его наспех попытались подогнать для Мары, держать рукоять все равно было неудобно. Внезапно растеряв немалую долю уверенности, измученная жарой, Мара приняла предложенную помощь Папевайо и выбралась из паланкина.

Почва у родника была истоптана и испещрена множеством следов людей и животных. Пока Папевайо набирал ковшом воду, его хозяйка ковыряла землю носком сандалии и прикидывала в уме, сколько же следов из числа отпечатавшихся здесь оставлено нидрами, украденными из Акомы. Однажды она случайно услышала рассказ какого-то торговца о том, как некоторые северные кланы помечают особыми зарубками копыта своих нидр, чтобы облегчить следопытам поиски угнанного скота. Но Акома прежде располагала достаточным числом надежных воинов и потому не нуждалась в таких мерах предосторожности.

Наполнив ковш водой, Папевайо предложил его Маре.

Выведенная из задумчивости, она отхлебнула глоток, потом смочила пальцы и побрызгала водой на щеки и шею. Полдень давно миновал: в лесу ничто не нарушала тишины, словно все живое погрузилось в сон — до тех пор пока не спадет жара. Вода холодила кожу, и Мара невольно вздрогнула. Если бандиты сидели в засаде и лишь ожидали удобного момента для атаки, то, пожалуй, Этот момент уже настал. Внезапная мысль заставила ее тревожно взглянуть на командира авангарда:

— Вайо, а что если серые воины обойдут нас сзади и нападут на Акому, пока мы тут путешествуем?

Воин поставил ковш на ближайший камень и выпрямился во весь рост. Застежки на его доспехах скрипнули, когда он пожал плечами и повернул руки ладонями к небу, всем своим видом показывая, что успех или неуспех любых планов зависит всецело от прихоти судьбы.

— Если бандиты нападут на твое поместье, госпожа, честь будет утрачена безвозвратно. Ибо лучшие твои воины здесь. — Он взглянул на лесную чащу; его рука по-прежнему твердо лежала на рукояти меча. — Но, по-моему, это маловероятно. Я сказал людям, чтобы они были наготове. Дневная жара спадает, но в лесу не поют листовники. Ни одного не слышно. — Внезапно у них над головой громко заухала птица. — А вот когда кричит каркан, это значит, опасность близко.

Из-за деревьев, окружающих открытую площадку, послышались громкие возгласы. Сильные руки втолкнули Мару обратно в паланкин, так что она почти упала на подушки. Быстро отдернув занавеску, она увидела, что Папевайо круто развернулся, выхватил из ножен меч и приготовился ее защищать. Его примеру немедленно последовали и остальные воины, также обнажившие мечи, чтобы отразить атаку разбойников, выскочивших из засады.

За сомкнувшимися рядами своих защитников Мара сумела увидеть группу вооруженных мужчин, бегущих к фургонам. Худые, грязные, одетые в лохмотья, эти бандиты, тем не менее, повели атаку в хорошо организованном порядке. Нападающие обладали многократным численным перевесом: это стало очевидным с первых же секунд. Ущелье огласилось криками. Напоминая себе, что ее отец и брат попадали и в худшие переделки, когда воевали в варварском мире, Мара всеми силами подавляла невольную дрожь каждый раз, когда раздавался стук скрестившихся мечей. Всю эту сумятицу звуков перекрывал голос Папевайо; его офицерский плюмаж был виден отовсюду. Он подал сигнал, и воины Акомы, закаленные в сражениях и приученные к безоговорочному повиновению, отступили.

Нападающие заколебались. Поскольку отступление никому не прибавляло чести, обычная цуранская тактика всегда была чисто наступательной. Поэтому вид фургонов, брошенных солдатами, которые оставили их почти без сопротивления, насторожил разбойников, в они несколько ослабили напор.

Солдаты эскорта живой стеной заслонили паланкин Мары. За обращенными к ней спинами ратников в зеленых доспехах ей мало что было видно, во она услышала гортанный выкрик, и топот атакующих сразу стих. У фургонов остались только безоружные погонщики в съежившийся от страха водонос. В глазах разбойников это могло означать только одно: воины получили приказ отойти от фургонов, чтобы защитить нечто более ценное.

Теперь бандиты приближались медленно и осторожно. В просветах между своими защитниками Мара увидела, что нападающие, которых было по крайней мере в пять раз больше, чем воинов Акомы, образовали широкую дугу вокруг родника.

К журчанию воды примешивались и другие звуки: поскрипывание доспехов и учащенное дыхание ратников, застывших в напряженном ожидании. Папевайо занял позицию у носилок Мары. Прошла томительная минута. Затем человек, стоявший позади вражеских рядов, выкрикнул команду; двое оборванцев выступили вперед и перерезали бечевки, связывающие края матерчатой крыши фургона. У Мары холодок пробежал по спине, когда жадные руки сдернули материю и открыли на всеобщее обозрение товары Акомы. Наступил самый трудный момент: какое-то время ее воины должны были сохранять строй, не поддаваясь ни на какие оскорбления иди провокации. Солдаты Акомы ответят ударом на удар только в том случае, если Маре будет угрожать непосредственная опасность.

Мгновенно смекнув, что можно не опасаться контратаки, бандиты с торжествующими воплями принялись вытаскивать из фургонов мешки с тайзой. Другие подтягивались поближе к эскорту Акомы, пытаясь разглядеть, что за сокровище удостоилось такой защиты.

Пока они приближались, Мара успела рассмотреть их перепачканные лица, убогую одежду и грубо сработанное, да еще и плохо подобранное оружие. В том, как они дер-жали клинки, безошибочно угадывались годы тренировки и настоящее искусство… Однако неумолимая нужда довела этих людей до такой степени отчаяния, что они готовы убивать и умирать ради фургона скверной тайзы. Команда, поданная властным голосом, положила конец ликованию вокруг фургона:

— Стоп! Подождите!

Мгновенно смолкнув, бандиты отвернулись от своей добычи, хотя некоторые так и остановились, прижимая мешки к груди.

— Давайте-ка поглядим, что еще нам послала сегодня удача, — сказал стройный бородач, который несомненно был главарем шайки.

Проложив себе дорогу сквозь толпу притихших бандитов, он дерзко зашагал в сторону паланкина. На полпути между обоими отрядами он остановился, держа меч наготове; при этом вид у него был столь самоуверенный, что Папевайо подтянулся и выпрямился.

— Спокойно, Вайо, — прошептала Мара не столько для того, чтобы удержать командира авангарда от необдуманных действий, сколько ради поддержания собственной бодрости.

Рукой, сжимающей меч, бандит сделал насмешливо-пренебрежительный жест:

— Это что же такое? Почему мужчины с мечами и в доспехах, разделяющие честь знатного дома, не сражаются?

Разбойничий вожак переступил с ноги на ногу, выдавая этим движением внутреннюю неловкость. Любой цуранский воин без колебаний бросался в атаку, даже если при этом его ждала неминуемая гибель, ибо высочайшей честью, которой могудостоиться воин, считалась смерть в бою.

Еще один шаг — и главарь оказался достаточно близко к носилкам, чтобы разглядеть в паланкине Мару. И теперь, когда его недоумение разрешилось, он весело заорал:

— Женщина!

Мара застыла на месте. Смертельно бледная, она сидела прямо, с высоко поднятой головой, с каменно-бесстрастным лицом, тогда как главарь бандитов заулыбался во весь рот. Словно не удостаивая вниманием дюжину воинов, готовых оказать ему сопротивление, он обратился к своим товарищам:

— Удачный денек, друзья! И караван, и пленница в придачу… и ни единая капля крови не пролилась во имя Красного Бога!

Любопытствующие разбойники — из тех, кто стоял поближе, — побросали мешки с тайзой и сгрудились толпой, однако их оружие было угрожающе нацелено на гвардейцев Акомы. Снова повернувшись к Маре, вожак провозгласил:

— Госпожа, я надеюсь, что твой отец или муж привязан к тебе и богат, а если и не привязан, то хотя бы богат. Ибо ты теперь наша заложница.

Мара откинула занавеску паланкина. Приняв руку Папевайо, она встала со словами:

— Возможно, ты рано обрадовался, бандит.

Ее уверенность поубавила гонору предводителю, и он, несколько обескураженный, отступил на шаг. Но в толпе его соратников воодушевление не угасло, и к ним прибавилось еще несколько отщепенцев, вышедших из лесной засады, чтобы лучше видеть происходящее.

Взглянув поверх спин своих гвардейцев в лицо стройного вожака, Мара потребовала ответа:

— Как тебя зовут?

Снова надев личину насмешливого добродушия, он оперся руками на свой меч.

— Люджан, госпожа. — Он все еще держался почтительно с особой несомненно высокого ранга. — Поскольку мне суждено на некоторое время стать хозяином для столь благородной гостьи, не могу ли я поинтересоваться, с кем имею честь беседовать?

Разбойников рассмешила шутовская учтивость их главаря. Гвардейцы из эскорта Мары оцепенели от этого оскорбления, но сама девушка сохраняла полнейшую безмятежность:

— Я Мара, властительница Акомы.

Целая вереница противоборствующих чувств отразилась на лице Люджана: удивление, насмешка, озабоченность… но в конце концов он призадумался, а потом произнес:

— Значит, у тебя нет ни мужа, ни отца, властительница Акомы. Тебе придется самой вести переговоры о собственном выкупе.

Даже когда он говорил, его глаза обегали край лесной чащи позади Папевайо и Мары, потому что ее уверенная осанка и малочисленность свиты наводили на мысль, что дело тут нечисто. Женщины-властительницы из знатных домов не подвергают себя риску без весомых причин. Что-то в его позе встревожило и прочих бандитов, а ведь их было, по примерному подсчету Мары, около полутора сотен. Их нервозность возрастала: некоторые оглядывались по сторонам, пытаясь уловить признаки опасности; другие, казалось, доведены уже до такого состояния, что были способны атаковать позицию Папевайо, не дожидаясь приказа.

Мара улыбнулась и потеребила пальцем свои браслеты, словно и не замечала, что положение, и без того опасное, в любой миг могло стать смертельно опасным.

— Мой военачальник говорил, что одной из дорожных неприятностей может стать встреча с компанией оборванцев вроде тебя, — раздраженно бросила она.

— Терпеть не могу, когда он прав! А уж теперь его ворчанию и конца не будет!

Услышав эти слова, некоторые бандиты разразились хохотом.

Папевайо ничем не выразил своего отношения к такому несправедливому отзыву о Кейоке. Он слегка расслабился, понимая, что его хозяйка пытается разрядить обстановку и избежать надвигающейся стычки.

Мара смотрела на разбойничьего предводителя с самым вызывающим видом, пытаясь в то же время разгадать его настроение. Высокомерным движением он направил меч в ее сторону:

— Как это удачно для нас сложилось, что ты не прислушалась к предостережениям своего советника. В будущем тебе следует более внимательно относиться к мудрым советам… если тебе представится такая возможность.

Несколько солдат Акомы насторожились, когда услышали этот угрожающий намек. Мара украдкой дотронулась до спины Папевайо, снова призывая его к спокойствию, а потом совсем по-детски спросила:

— А почему это у меня не будет такой возможности?

С видом насмешливого сожаления Люджан опустил меч.

— А потому, госпожа, что, если наши переговоры окажутся бесплодными, тебе вряд ли доведется когда-нибудь снова выслушивать речи твоего военачальника.

Он так и впился глазами в Мару, отыскивая в ее лице хоть какой-нибудь признак тревоги; в этом набеге все шло вкривь и .вкось.

— Что ты хочешь этим сказать?! — возмутилась Мара и даже топнула ногой, не желая обращать внимание на опасное, хотя и скрытое негодование своих воинов, порожденное угрозами главаря бандитов.

— Я имею в виду вот что. Мне пока неизвестно, какую цену ты согласна уплатить за свою свободу, но зато я прекрасно знаю, какой куш смогу за тебя отхватить на невольничьем рынке в Мигране.

Люджан на полшага подался назад, с мечом наизготовку; он видел, что гвардейцы с трудом обуздывают порыв — дать достойный ответ на очередное оскорбление. Не сомневаясь, что сражения не миновать, бандиты подняли оружие и приготовились к броску.

Сверкая глазами, Люджан осмотрелся вокруг. Обе стороны ждали только сигнала к атаке. Но ничего не происходило. И тут Люджана осенила догадка.

— Что-то затеяла, душечка? — Эти слова звучали не столько вопросом, сколько утверждением.

Наглость разбойника неожиданно позабавила Мару. Однако она видела, что дерзкие и подстрекательские замечания Люджана также имеют определенную цель. Недооценить его хитрость было бы серьезной ошибкой. «Как же можно допустить, чтобы зря пропадал такой умница!» — думала она. Стремясь выиграть время, она передернула плечиками, как избалованный ребенок.

Люджан отважно выступил вперед и, просунув руку между двумя гвардейцами, грубыми грязными пальцами ухватился за шарф Мары.

Реакция последовала незамедлительно. Люджан почувствовал, как что-то надавило на его запястье. Бросив взгляд вниз, он обнаружил, что был на волосок от того, чтобы лишиться руки — меч Папевайо остановился в последний момент. Люджан вскинул голову, и его глаза встретились с глазами командира авангарда. Бесцветным тоном Папевайо сообщил:

— Здесь — предел.

Пальцы Люджана медленно разжались и выпустили шарф. Он нервно улыбнулся, убрал руку и отступил. Теперь его лицо выражало лишь подозрение и враждебность: в обычных обстоятельствах такое прикосновение к властительнице, какое он только что себе позволил, стоило бы ему жизни.

— Тут какая-то хитрость, госпожа. В какую же игру мы играем?

Он крепко сжимал рукоять своего меча, а его дружки подались вперед, дожидаясь от вожака лишь знака, чтобы броситься на прорыв.

В этот момент Люджан заметил, что Мара и ее офицер присматриваются к скалам над площадкой-становищем, и тут его осенило:

— Ни одна правящая госпожа не отправится путешествовать с такой малочисленной охраной. Ну и дурак же я!

И тут Мара закричала:

— Кейок!

Стрела прошила воздух и вонзилась в землю между ступнями предводителя разбойников. Он застыл на месте, а затем неловко попятился на один шаг. Сверху прогремело:

— Еще на шаг ближе к моей госпоже, и ты — мертвец!

Люджан круто обернулся в ту сторону, откуда доносился голос. Указывая на него мечом, там стоял Кейок. Военачальник коротко кивнул, и лучник послал сигнальную стрелу поверх скалистой гряды. Она еще не закончила свой полет, а Кейок уже выкликал имена младших командиров:

— Ансами! Месаи!

Из леса ответили другие голоса. Разбойники поняли, что их обошли с тыла. Тревожно оглянувшись, они увидели, как блестят среди деревьев зеленые доспехи воинов, как колышутся высокие офицерские плюмажи. Не имея ни малейшего представления о численности отряда Акомы, Люджан не стал медлить. Он круто повернулся и приказал своим лихим молодцам напасть на гвардейцев, которые держали оборону вокруг паланкина Мары.

Атака оказалась короткой. Ей положила конец новая команда Кейока:

— Дакойя! Хандзаи! Вперед! Приготовиться!

Силуэты сотни шлемов возникли на фоне неба вдоль скалистых обрывов ущелья, чередуясь с силуэтами дуг длинных луков. Напряженная тишина взорвалась шумом и треском, словно несколько сотен людей выходили из леса на площадку у родника.

По знаку вожака бандиты остановились. Застигнутый врасплох, в невыгодном положении, он обводил взглядом склоны ущелья в запоздалой попытке оценить свои шансы на спасение. На виду стоял только один старший офицер; но он назвал поименно четырех сотников. Прищурившись, чтобы солнце не слепило глаза, Люджан прикидывал в уме, каково расположение его бойцов. Дело выглядело почти безнадежным.

Мара сбросила личину глупенькой девочки. Даже не взглянув на своего телохранителя и не спросив совета, она распорядилась:

— Люджан, прикажи своим людям сложить оружие.

— Ты что, госпожа, ума лишилась?.. — окруженный врагами со всех сторон, загнанный в ловушку, предводитель разбойников выпрямился и вызывающе улыбнулся. — Я отдаю должное смелости твоего замысла избавить унаследованное поместье от докучливых соседей, но даже и сейчас — я вынужден обратить на это твое внимание — твоя драгоценная особа все еще в опасности. Мы угодили в ловушку, но вместе с нами и ты можешь погибнуть. — Даже перед лицом подавляющего превосходства противника он пытался повернуть ход событий в свою пользу. — Возможно, мы могли бы прийти к некоему соглашению, — быстро предположил он. В его голосе сквозили проказливое дружелюбие и готовность блефовать, но не было ни намека на страх. — Если бы, например, ты позволила нам уйти по-хорошему…

Мара наклонила голову:

— Ты неверно судишь о нас.

В тишине было слышно, как звякнули ее нефритовые браслеты, когда, положив руку на локоть Папевайо, она заставила его слегка посторониться. Пройдя мимо него, она вышла из оцепления своих гвардейцев и теперь стояла лицом к лицу с главарем бандитов.

— Как правящая госпожа Акомы я намеренно пошла на риск, чтобы мы могли побеседовать.

Взглянув на край обрыва, Люджан вытер вспотевший лоб изодранным грязным рукавом:

— Я слушаю, госпожа.

Ее гвардейцы стояли позади нее неподвижно, как статуи. Мара встретила взгляд разбойника и твердо выдержала его:

— Прежде всего вы должны сложить оружие.

Люджан горько усмехнулся:

— Может быть, я и не очень способный полководец, госпожа, но я не идиот. Пусть даже мне сегодня придется приветствовать Красного Бога, я не сдамся сам и не позволю повесить моих товарищей из-за нескольких голов скота и пары мешков зерна.

— Хотя вы украли их из Акомы и к тому же убили мальчика-раба, я не для того затеяла столь утомительное путешествие, чтобы просто повесить всех вас, Люджан.

Слова Мары звучали вполне чистосердечно, и тем не менее разбойники не могли поверить этому странному заявлению. Они переводили глаза с внушительного отряда лучников наверху на маленькую группу воинов эскорта. Напряжение возрастало с каждым мгновением, и Люджан поторопил Мару:

— Госпожа, если у тебя есть что-то на уме, говори быстро, иначе может оказаться, что некоторые из нас погибнут, и мы с тобой будем в их числе.

Не получив никаких приказаний насей счет, Папевайо, тем не менее, преодолел расстояние, отделявшее его от Мары. Мягко, но решительно он отодвинул ее назад и вклинился между госпожой и предводителем разбойников.

Мара оставила эту фамильярность без внимания и вернулась к прерванной беседе:

— Я гарантирую вам следующее. Сдавайтесь и выслушайте мое предложение. Если вы пожелаете уйти после того, как я поговорю с тобой и твоими людьми, вы будете вольны отправляться на все четыре стороны. Пока вы не вздумаете снова устроить набег на угодья Акомы, я не стану причинять вам неприятности. Ручаюсь своим словом.

Испытывая неприятное ощущение, что лучники и сейчас держат его под прицелом, Люджан перевел взгляд на своих бойцов. Все они, все до единого, отощали от постоянного недоедания; некоторые выглядели, как ходячие скелеты. Вооружение у большинства ограничивалось скверно сработанным мечом или ножом, лишь у считанных единиц имелось какое-то подобие лат. Не могло быть и речи о том, чтобы оказать серьезное сопротивление воинам Мары, снаряжение которых было безупречно.

Предводитель всматривался в лица изгоев, которые были его товарищами в трудные времена. Почти все чуть заметным кивком дали ему понять, что подчинятся его решению.

Коротко вздохнув, он снова повернулся к Маре и протянул свой меч рукоятью вперед.

— Госпожа, я не состою на службе ни в одном из благородных домов, но тот жалкий остаток личной чести, который я называю своим, теперь в твоих руках.

С этими словами он передал меч Папевайо. Безоружный, всецело зависящий от доброй воли Мары, он с холодной усмешкой поклонился ей, а затем подал знак остальным, чтобы они последовали его примеру.

Солнце лило лучи и на блистающие зеленым лаком доспехи Акомы, и на отрепья ошеломленных бандитов. Только пение птиц и журчание воды, вытекающей из родника, слышались в тишине. Взгляды всех оборванцев были прикованы к юной девушке в роскошных одеждах. Наконец один из них шагнул вперед и бросил на землю свой нож. Так же поступил еще один, другой…

Пальцы, доселе сведенные на рукоятках, разжимались, и клинки с лязгом падали у ног воинов Акомы. Вскоре не осталось ни одного бандита с оружием.

Дождавшись, когда солдаты из ее отряда соберут мечи, Мара выступила вперед. Разбойники раздались в стороны, чтобы освободить для нее проход, с опаской глядя и на нее, и на Папевайо, следующего за нею на шаг позади с обнаженным мечом. Командир авангарда, находясь при исполнении служебных обязанностей, сохранял такой вид, что даже самый отчаянный храбрец не отважился бы его задеть. На всякий случай бандиты старались держаться подальше, даже когда грозный воин повернулся к ним спиной, чтобы поднять Мару на откидной задок ближайшего фургона.

Окинув сверху взглядом толпу безоружных разбойников, властительница Акомы спросила:

— Это все твои люди, Люджан?

Поскольку она пока еще не подала своим лучникам приказа опустить луки, он ответил честно:

— Большая часть здесь. Еще пятьдесят охраняют нашу стоянку в лесу или пытаются раздобыть пропитание поблизости от стоянки. Еще десять поставлены наблюдать за разными дорогами.

Встав на груду мешков с тайзой, Мара быстро подсчитала:

— Здесь у тебя под началом примерно полторы сотни. Сколько из них были прежде солдатами? Пусть они ответят сами.

Из всей банды, столпившейся у фургона, примерно шестьдесят человек подняли руки. Мара ободряюще улыбнулась и задала новый вопрос:

— Из каких домов?

Гордые тем, что их спрашивают, где они раньше служили, они с готовностью стали выкрикивать:

— Сайдано!..

— Олимак!..

— Раймара!..

Прозвучали и другие известные Маре имена. В большинстве своем эти семьи перестали существовать, уничтоженные князем Альмеко на пути к высокому посту Имперского Стратега, который он занял незадолго до восшествия Ичиндара на трон Империи. Когда шум стих, Люджан добавил:

— А я некогда был сотником в доме Котаи, госпожа.

Мара расправила рукава и уселась. Поразмыслив, она спросила:

— А остальные?

От толпы отделился рослый детина. В его облике, как и у прочих разбойников, были видны следы разрушительного воздействия голода, но при этом он производил впечатление все еще сильного и здорового человека. Поклонившись, он сказал:

— Госпожа, я был земледельцем в поместье Котаи к западу от Миграна. Когда мой хозяин умер, я сбежал и последовал вот за ним. — С глубоким почтением он указал на Люджана. — Он хорошо заботился о своих людях в течение нескольких лет, когда наша жизнь проходила в скитаниях и лишениях.

Мара повела рукой в сторону дальних рядов разбойников:

— А эти? Преступники?

Люджан ответил за всех:

— Люди без хозяев, госпожа. Некоторые были свободными землепашцами, но лишились своих наделов за неуплату податей. Другие совершили поступки, запрещенные законом. Многие — это серые воины. Но убийцам, ворам, людям ненадежным не приходится ждать радушного приема в моем лагере. — Он махнул рукой в сторону леса. — О, вокруг хватает убийц, не сомневайся. В последние месяцы твои патрули стали нести службу кое-как, а в лесной чаще можно найти безопасную гавань. Но в моем отряде собрались только честные разбойники… — Он невесело рассмеялся. — Если, конечно, такие бывают. — Помрачнев, Люджан пытливо вгляделся в Мару. — Ну а теперь не соизволит ли госпожа сказать нам, почему ее заботит судьба таких бедолаг, как мы?

Одарив его улыбкой, Мара подала Кейоку условный сигнал, и состояние боевой готовности отрядов Акомы было отменено. Лучники на гребне опустили луки и поднялись во весь рост из укрытия. И тогда стало очевидно: то были вообще не воины, а просто мальчики и старые работники с полей, на которых для вида нацепили какие-то отдельные части доспехов или выкрашенные в зеленый цвет рубахи. То, что казалось целой армией, сейчас обнаружило свою истинную суть: Мару защищала горсточка солдат, числом уступавшая разбойникам по меньшей мере наполовину, и несколько десятков батраков и мальчишек из Акомы.

Разбойники едва не взвыли от досады. Люджан в невольном восхищении только изумленно покачал головой:

— Госпожа, что же ты сотворила?

— Возможность, Люджан… для всех нас.

***

День подходил к концу; длинные тени ложились на траву у родника, где паслись нидры, отгоняя хвостами насекомых. Пристроившись на фургоне, Мара оглядывала шайку оборванцев, сидевших на земле у кромки леса и жадно поглощавших мясо, фрукты и тайзовые лепешки, которые раздавали им повара. Хотя трапеза была много лучше той, которой им приходилось довольствоваться в течение долгих месяцев, властительница Акомы замечала, как ими овладевает уныние. Попасть в плен, потерпев поражение в бою, для них означало только одно: их ожидала судьба рабов — таков непреложный закон жизни. Да, она поручилась честью Акомы не посягать на их свободу, она их великодушно накормила, но все это не внушало им доверия. Эта странная молодая властительница все еще ничего не сказала о том, что она задумала, и они не предвидели для себя ничего хорошего.

Мара изучала этих людей и чем дальше, тем больше замечала в них сходство с солдатами, мастеровыми и рабами из своего поместья. Но одно отличие оставалось неизменным: будь эти люди разодеты в самые аристократические наряды, она все равно распознала бы в них изгоев. Когда последние крошки были доедены, Мара уже знала, что настало время объявить им ее предложение.

Палевайо и Кейок стояли в фургоне по обе стороны от госпожи. Она решительно вздохнула и возвысила голос:

— Послушайте меня, разбойники. Я Мара, властительница Акомы. Вы украли мое добро, и потому вы у меня в долгу. Чтобы уладить это дело по законам чести, я прошу вас со вниманием отнестись к моим словам.

Сидевший в первых рядах Люджан отставил чашу с вином и ответил:

— Властительница Акомы чрезвычайно великодушна, если считает для себя возможным позаботиться о чести разбойников. Все мои товарищи польщены и благодарны.

Мара взглянула ему в лицо, пытаясь уловить в нем хоть какой-нибудь намек на насмешку, однако обнаружила совсем иное: интерес, любопытство и добродушную иронию. Она чувствовала, что ей нравится этот человек.

— Есть много причин считать вас разбойниками, так мне говорили. По всеобщему мнению, вы все отмечены злой судьбой.

Один из сидящих перед ней что-то выкрикнул в знак согласия; другие переменили позу, подавшись вперед. Удовлетворенная тем, что завладела их вниманием, Мара продолжала:

— Для некоторых из вас злая судьба наступила тогда, когда вы остались в живых после смерти хозяев, которым служили.

Человек с кожаными ремешками на запястьях воскликнул:

— И мы таким образом оказались лишенными чести!

Другой поддержал его:

— И у нас нет чести!

Мара подняла руку, призывая их к молчанию:

— Честь состоит в выполнении своего долга. Если человека посылают охранять дальние угодья, а его хозяин погибает у себя дома, так что у солдата просто нет никакой возможности его защитить — разве у этого солдата нет чести? Если воин тяжело ранен и лежит без сознания, когда смерть приходит за его господином — разве он виноват в том, что он остался жив, а его хозяин — нет? — Мара опустила руку, и ее голос зазвучал повелительно. — Все, кто были слугами, землепашцами, работниками, — поднимите руки!

Около десятка повиновались без колебаний.

Другие неуверенно зашевелились, переводя взгляды то на властительницу, то на своих товарищей, желая посмотреть, что она предложит.

— Мне нужны работники, — улыбнулась Мара. — Я позволю вам послужить мне под началом моего хадонры.

От чинного порядка и следа не осталось. Все повскакали с мест и заговорили разом. Одни что-то бормотали себе под нос, другие орали во весь голос. Такое предложение — это было что-то неслыханное в Империи. Кейок потрясал в воздухе мечом, пытаясь восстановить спокойствие, но тут осмелевший крестьянин бросился к ногам Мары:

— Когда властитель Минванаби сразил моего господина, я убежал. Но закон гласит, что я становлюсь рабом победителя!

Голос молодой госпожи явственно прозвучал над общим гвалтом:

— Закон не гласит ничего подобного!

В наступившей тишине все глаза обратились к Маре. Усталая, сердитая, но кажущаяся в своих богатых одеяниях такой красивой на взгляд этих бродяг, переживших месяцы, а то и годы безнадежности в лесной глуши, она твердо заявила:

— Традиция гласит, что работники — это военная добыча. Победитель решает, кто представляет собой ценность как свободный человек, а кого надлежит обратить в рабство. Минванаби — мои враги, и если вы — это военная добыча, то мне и надлежит решать, каким будет ваше положение. Вы свободны.

На этот раз молчание стало гнетущим. Люди беспокойно переминались с ноги на ногу, озадаченные нарушением порядка, который они привыкли считать незыблемым: в цуранском обиходе тонкости общественных отношений определяли каждый шаг. Изменить самые глубинные основы, санкционировать бесчестье — в этом таилась опасность для цивилизации, просуществовавшей уже много столетий.

Мара угадывала смятение своих слушателей. Взглянув на крестьян, чьи лица светились надеждой, а потом на самых скептических и суровых серых воинов, она решила воспользоваться уроками философии, полученными в храме Лашимы.

— Традиция нашей жизни подобна реке, которая берет начало в горах и течет всегда к морю. Никто из людей не в силах повернуть течение вспять, обратно в горы. Предпринимать такую попытку значило бы отвергать закон природы. Как и род Акома, многие из вас познали беду и злосчастье. Я — Акома, и я предлагаю вам объединиться, чтобы изменить ход традиции, в точности так, как ураганы иногда заставляют реку проложить себе новое русло.

Девушка замолчала и опустила глаза. Момент был решающим: если хоть один разбойник вздумает протестовать, она может утратить контроль над ними. Молчание казалось невыносимым. И тогда, ни слова не говоря, Папевайо спокойно снял свой шлем; теперь каждый мог увидеть у него на лбу черную повязку приговоренного.

У Люджана вырвался возглас изумления. Все были поражены: человек, осужденный на смерть, занимал почетный пост в свите знатной властительницы. Мара улыбнулась, гордая преданностью Папевайо и благодарная ему за столь красноречивый жест. Легко коснувшись плеча своего командира авангарда, она вновь обратилась к скопищу людей, живущих вне закона:

— Этот человек служит мне и гордится этим. Никто из вас не желает такой судьбы? — Крестьянину, лишившемуся крова по милости Минванаби, она сказала:

— Если властителю, который победил твоего хозяина, понадобится новый землепашец, пусть попробует прийти за тобой. — Кивком указав на Кейока и его отряд, она добавила:

— Чтобы забрать тебя, ему придется повоевать. А на земле Акомы ты будешь свободным человеком.

Крестьянин рванулся вперед с криком радости:

— Ты доверишь нам честь своего рода?

— Честь моего рода станет вашей честью, — ответила Мара, и Кейок поклонился, подтверждая тем самым свою готовность «повоевать».

Крестьянин рухнул на колени и протянул к Маре скрещенные в запястьях руки в древнем жесте присяги на верность.

— Госпожа, я твой слуга. Твоя честь — моя честь.

Этими словами он оповестил всех, что умрет, защищая Акому, с такой же готовностью, как любой из воинов Мары.

Мара церемонно кивнула, и Папевайо отошел от нее. Он проложил себе путь через толпу изгоев и приблизился к крестьянину. Согласно древнему ритуалу, он обернул ремешком запястья будущего жителя Акомы, а потом снял эти символические оковы, показывая тем самым, что человек, которого могли бы содержать как раба, объявляется свободным. Раздались возбужденные голоса; другие разбойники — числом около десятка — сгрудились вокруг. Они тоже опустились на колени, образовав кольцо вокруг Папевайо, ожидая своей очереди принять предложенную Марой честь и надежду на новую жизнь.

Кейок приказал одному из воинов собрать вместе работников, принесших клятву верности: гвардейцам Акомы надлежало отвести их в поместье, где Джайкен по своему усмотрению назначит их на домашние или полевые работы.

Оставшиеся бандиты с отчаянной надеждой наблюдали за происходящим, пока Мара не заговорила снова.

— Те, кто преступил закон… скажите, в чем состояли ваши прегрешения?

Щуплый, болезненно бледный оборванец хриплым голосом произнес:

— Я непочтительно отозвался о жреце, госпожа.

— Я утаил зерно от сборщика податей… для моих голодных детей, — покаялся другой.

Перечисление мелких провинностей продолжалось, пока Мара не признала, что Люджан ее не обманул: воров и убийц в этой шайке не жаловали. Всем приговоренным Мара сказала так:

— Вы можете и впредь жить так, как жили до сих пор, или поступайте ко мне на службу как свободные люди. Я, властительница Акомы, предлагаю вам прощение в границах моего поместья.

Хотя правом имперской амнистии не был наделен ни один властитель, Мара понимала, что никакой министр имперского правительства не станет утруждать себя вмешательством в судьбу ничтожного, почти безымянного полевого работника… особенно если он никогда и не слыхал о такой амнистии.

Широкими улыбками прощенные преступники воздали должное мудрости властительницы и поспешили к Папевайо, чтобы принести присягу. Они преклоняли колени с радостью. Могло, конечно, случиться так, что им — как и всем работникам Мары — будет грозить опасность со стороны ее врагов, но уж лучше подвергаться опасностям, состоя на службе в одном из знатнейших домов, чем влачить нынешнее убогое существование.

Приближался вечер. Взгляд Мары обежал сильно поредевшие ряды бандитов и наконец остановился на Люджане.

— Солдаты, оставшиеся без хозяев, слушайте внимательно!

Она помолчала, ожидая, пока затихнет вдали оживленный говор только что присягнувших работников, уходящих по дороге в Акому. Стараясь достучаться до сердец самых грубых и неотесанных бойцов Люджана, она продолжала:

— Я предлагаю вам такую возможность, о которой никогда не мог мечтать ни один воин за всю историю Империи: я предлагаю вам начать жизнь сначала. Кто из вас пожелает отправиться ко мне в поместье и снова приобщиться к честной жизни? Принявший такое решение преклонит колени у ворот священной рощи Акомы и принесет клятву верности перед натами нашего рода.

На площадку у родника упала тишина; казалось, никто даже вздохнуть не смеет. А потом воздух загудел от множества голосов. Кто-то выкрикивал вопросы; другие одергивали тех, кто мешал слышать ответы. Грязные руки мелькали в воздухе, и со звуками голосов смешивалось буханье ног, когда возбужденные вояки прыгали от восторга или пробивались поближе к фургону.

Папевайо прекратил галдеж, взмахнув обнаженным мечом, и Кейок, поспешно отойдя от фургона, выкрикнул команду.

Бандиты снова притихли; теперь они ждали, что скажет их вожак.

Не забывая о присутствии бдительного Папевайо, Люджан осторожно поклонился девушке, которая могла перевернуть всю его жизнь.

— Госпожа, твои слова… ошеломляют… твое великодушие… превосходит все мыслимые пределы. Но у нас нет хозяев и, стало быть, некому освободить нас от нашей прежней службы.

В его глазах мелькнуло что-то похожее на вызов. Мара заметила это и постаралась понять. Этот красивый — несмотря на грязь, покрывающую лицо, — и плутоватый разбойник держался как человек, которому что-то угрожает, и внезапно она догадалась, в чем тут дело. У этих людей просто не было никакой осмысленной цели; они жили сегодняшним днем, ни на что не надеясь. Если она сумеет заставить этих молодчиков вновь взять свою судьбу в собственные руки и принести клятву верности Акоме, ее войско получит неоценимое пополнение. Но для этого нужно добиться, чтобы они снова поверили в возможность достойной жизни.

— Сейчас вы ни у кого не состоите на службе, — мягко возразила она.

— Но мы давали клятву… — Голос Люджана упал почти до шепота. — Такое предложение… это что-то неслыханное… небывалое. Мы… Кто из нас может знать, что это совместимо с честью?

Его голос звучал чуть ли не умоляюще, как будто он от Мары хотел услышать, что правильно, а что нет. А тем временем члены его шайки ждали решения вожака.

И тут вдруг Мара почувствовала, что она всего лишь неопытная семнадцатилетняя послушница Лашимы, и беспомощно взглянула на Кейока, ища у него поддержки.

Старый воин не оплошал. Хотя нарушение традиций смущало его не меньше, чем Люджана, он нашел нужные слова:

— Солдат должен умереть, сражаясь за своего господина, иначе его ждет бесчестье, так уж повелось. Однако, как указала моя госпожа, если судьба распорядилась иначе, никто не смеет оспаривать волю богов. Если боги не хотят, чтобы вы служили Акоме, то их немилость наверняка обрушится на этот дом. Госпожа готова рискнуть — как в своих, так и в ваших интересах. Будут ли боги к нам благосклонны или не будут, мы все когда-нибудь умрем. Но смелые могут попытать счастья… — он долго молчал, прежде чем закончить речь, — и умереть как солдаты.

Люджан все еще колебался. Рассердить богов значило накликать на себя окончательную погибель. У разбойника, по крайней мере, есть надежда, что жалкое существование, на которое он обречен до конца дней своих, окажется само по себе достаточной искупительной карой за то, что он не умер вместе со своим господином, и тогда его душе будет даровано более высокое положение, когда ее вновь подхватит Колесо Жизни.

Тревога главаря передавалась и прочим бандитам: у каждого в душе шла нелегкая борьба. Но тут Папевайо потер свой шрам и задумчиво сказал:

— Меня зовут Папевайо, я командир авангарда Акомы. Я от рождения был предназначен служить этому дому; но мои отец и дед считались родней для кузенов, которые служили в отрядах Шиндзаваи, Ведевайо, Анасати…

Недолго помолчав, он назвал еще несколько имен. За спиной у Люджана послышался голос:

— В гарнизоне Ведевайо служил мой отец, и я жил в этом поместье, до того как меня взял в свой отряд властитель Сейрак. Моего отца звали Альмаки.

Папевайо кивнул и спросил:

— Это не тот ли Альмаки, который был кузеном Папендайо — моего отца?

Бандит разочарованно покачал головой:

— Нет, но я его знал. У него было прозвище «Альмаки-малый», а у моего отца — «Альмаки-большой». Но там служили и другие кузены моего отца.

Папевайо знаком приказал ему выйти из рядов и, отойдя достаточно далеко, чтобы Мара их не слышала, несколько минут они что-то тихо обсуждали. Разговор кончился тем, что бандит широко заулыбался, а командир авангарда вернулся к фургону и с поклоном обратился к хозяйке:

— Госпожа, это Торам. Его дядя был кузеном человека, женатого на сестре той женщины, которая была замужем за племянником моего отца. Он мой родич и достоин чести служить роду Акома.

Мара спрятала улыбку, прикрывшись рукавом. Вайо и явно неглупый Торам ухватились за одну из простых особенностей цуранской культуры. По традиции вторые и третьи сыновья воинов имели право наниматься на службу и в другие дома, а не только туда, где служили их отцы. Представляя этого бывалого воина по форме, принятой для молодых новобранцев, Папевайо умудрился полностью разрешить мучивший Люджана вопрос чести.

Снова напустив на себя серьезность, Мара сказала:

— Вайо, призови своего кузена к нам на службу, если он согласен.

Папевайо по-братски обнял Торама за плечи:

— Кузен, тебя призывают служить Акоме.

Со вновь обретенной гордостью Торам вздернул подбородок и решительно объявил:

— Я согласен!

Все пришло в движение. Серые воины столпились вокруг десятка солдат Акомы и начали наперебой называть имена своих родичей. Мара снова постаралась удержаться от улыбки. Любой цурани благородного происхождения, равно как и любой солдат, мог проследить свою родословную на много поколений назад, включая все ее ответвления; он обязан был хранить в памяти всех кузенов, дядюшек и тетушек, хотя знал большинство из них только по имени. Когда двое цурани встречались в первый раз, неизменно начинались подробнейшие расспросы о здоровье родственников. Таким образом каждый из двоих людей, до того не знакомых друг с другом, мог узнать историю своего собеседника и определить, кто из них занимает более высокую ступень в общественной иерархии. Почти невозможно было даже и вообразить, чтобы после достаточно долгого разговора не выявились какие-то родственные связи; это и позволило призвать на службу серых воинов, не нарушая приличий.

Папевайо помог Маре спуститься с фургона на землю. Бандиты разбились на группки вокруг различных солдат; счастливыми голосами они выкрикивали вопросы и ответы, когда удавалось наконец обнаружить родственную связь. Люджан только головой потряхивал и пожирал Мару глазами. С трудом справляясь с ураганом чувств, он проговорил:

— Госпожа, ты так искусно заставила нас угодить в твой капкан… Одной этой уловки было бы достаточно, чтобы… чтобы я служил тебе с гордостью. Но это… — он обвел взглядом толпу возбужденных, взбудораженных людей. — Это выше моего понимания.

Боясь не справиться с волнением, он на мгновение отвернулся, а когда обратил лицо к Маре, это вновь была привычно-непроницаемая цуранская маска; но глаза горели живым огнем.

— Я не знаю, правильно ли это… но я приму эту службу с радостью, и честь Акомы станет моей честью. Моя жизнь будет принадлежать тебе, госпожа. И если даже она окажется недолгой, это будет хорошая жизнь.

Люджан расправил плечи; в осанке, в выражении лица не осталось ни следа разбойничьего ухарства, и слова, которые он произнес, поразили Мару искренностью и силой:

— Я надеюсь, что судьба не пошлет мне скорой смерти, госпожа, и позволит всегда находиться рядом с тобой. Ибо, по-моему, ты вступила в Игру Совета. — Он снова чуть не утратил самообладания; в глазах заблестела предательская влага, а лицо засветилось улыбкой. — И я думаю, что Империя никогда уже не будет такой, как была.

Мара молчала. Люджан поклонился и отошел, чтобы переговорить с солдатами Акомы и найти общих родственников, пусть даже самых дальних. Затем с разрешения Кейока он послал гонца на свою стоянку, чтобы позвать к роднику остальных членов шайки. Те явились без промедления, но у них на лицах читалось явное недоверие. Впрочем, увидев властительницу, восседавшую на мешке с зерном в такой позе, как будто она устраивала прием в затененной колоннаде ее поместья, прибывшие поняли, что и впрямь происходит нечто необыкновенное. Воодушевление товарищей, которые уже дали согласие служить Акоме, развеяло последние сомнения, и они тоже принялись перечислять своих кузенов и прочих родственников, чтобы в конце концов удостоиться чести оказаться в воинском отряде знатного дома.

Близился вечер. Жара немного отпустила, поднявшийся ветерок приносил свежий аромат леса, листва шелестела в кронах деревьев. Удовлетворенная событиями дня, Мара бездумно следила за птицами, которые в погоне за насекомыми стремительно бросались из поднебесья вниз, а затем круто взмывали вверх. Когда птичья трапеза подошла к концу, они с хриплыми криками улетели к югу, и только тогда Мара почувствовала, как она сама утомлена и проголодалась.

Как будто прочитав мысли властительницы, Кейок подошел к ней со словами:

— Госпожа, мы должны немедленно трогаться в путь, если хотим засветло вернуться домой.

Мара кивнула. Сидеть на мешках с тайзой было не очень-то удобно, и сейчас она даже с удовольствием подумала о том, как было бы хорошо снова устроиться среди мягких подушек. Она провела долгие часы под взглядами оголодавших и отчаявшихся людей, и возможность укрыться в тесном паланкине внезапно показалась весьма заманчивой. Достаточно громко, чтобы ее услышали, она ответила:

— Тогда давайте отправляться, военачальник. Здесь находятся солдаты Акомы, которым, вероятно, хочется умыться, поесть горячего и отдохнуть в казармах, где их одеяла не отсыреют от тумана.

Даже у Мары на глаза набежали слезы, когда она услышала вопль неомраченной радости, вырвавшийся из глоток вчерашних бандитов. Люди, которые столь недавно собирались на нее напасть, сейчас были полны стремления защищать ее. Она мысленно возблагодарила Лашиму. Первая победа досталась ей легко, но в будущем, когда придется сражаться против военной мощи Минванаби и изощренного коварства Анасати, добиться успеха будет намного сложнее.

Забравшись наконец в паланкин, Мара облегченно вздохнула: ведь только сейчас отпала необходимость усилием воли подавлять страх и сомнение — сначала во время вооруженного противостояния, а потом во время переговоров. До самой последней секунды она не смела даже самой себе признаться, как ей было страшно. Но теперь опасность осталась позади, и она вдруг почувствовала, что готова разразиться слезами. Встряхнувшись, она постаралась снова взять себя в руки. Когда-то Лано высмеивал бурные проявления чувств Мары и дразнил ее, уверяя, что она совсем не цурани, хотя от женщин и не требовалось, чтобы они постоянно держали себя в узде, как полагалось мужчинам.

Вспомнив о добродушных насмешках брата и о том, что у отца она тоже ни разу не видела хотя бы намека на нерешительность, сомнения или страх, властительница закрыла глаза и призвала на помощь уроки, полученные в храме Лашимы. Ей показалось, что она слышит голос сестры-наставницы: «Познай самое себя, прими как данность все стороны твоей натуры, и этим откроешь путь к совершенству. Отвергнуть себя — значит отвергнуть всех».

Она еще раз глубоко вздохнула и честно признала истину: она была перепугана до смерти! И самым ужасным моментом был тот, когда она подумала, что бандиты бесчинствуют у нее в поместье, пока она тщетно ищет их среди холмов.

И снова Маре пришлось упрекнуть себя: властительницы так себя не ведут! Потом она поняла, в чем причина ее смятения. Она попросту не знала, как должны себя вести властительницы. Ее не обучали искусству управления; она была просто молодой храмовой послушницей, без всякой подготовки брошенной в водоворот жесточайшей междоусобицы.

Еще одно наставление пришло ей на память — наставление отца: «Сомнения могут подорвать способность человека к решительным действиям, а в Игре Совета заколебаться — значит погибнуть».

Не желая поддаваться слабости, Мара через небольшой просвет между занавесками поглядывала на новобранцев войска Акомы. Несмотря на грязные лохмотья, осунувшиеся лица, тощие руки и глаза как у затравленных животных, это были воины. Но теперь Мара увидела в них то, чего не замечала пару часов назад: эти люди, стоявшие вне закона, и даже хитрец Люджан были напуганы не меньше, чем она сама. Это казалось Маре странным, пока она не сообразила, что они опасаются западни. Численный перевес был на их стороне, но охрана Мары состояла из воинов, закаленных в сражениях, прекрасно вооруженных и защищенных прочны-и доспехами. Некоторые из серых воинов годами жили впроголодь. Их оружие представляло собой беспорядочный набор где-то подобранных, украденных или грубо сработанных мечей и ножей. И, глядя на этих хмурых, подавленных людей, Мара догадывалась, что их гнетет мысль, что некоторым из их злополучного братства сегодня предстоит умереть. И каждый задумывался, не окажется ли он в их числе.

Людям, шагающим по дороге, и невдомек было, что за ними наблюдает хозяйка, и владевшие ими чувства явственно читались на изможденных лицах. Среди этих чувств преобладали два: надежда и страх перед ложной надеждой. Мара откинулась на подушки, уткнувшись отсутствующим взглядом в ковры, устилающие стенки паланкина. Как же ей удалось распознать все эти тревоги по лицам новых рекрутов Акомы? Может быть, страх пробудил в ней восприимчивость, которой прежде она в себе не замечала? И тут же, словно Ланокота сидел рядом, ей послышался его шепот: «…Ты взрослеешь, сестренка».

Внезапно хлынули слезы; сдерживаться дольше у нее уже не было сил. Но теперь в слезах изливалось не горе, а ликование, подобное тому восторгу, который она испытала, когда Лано в последний раз стал победителем летних состязаний в Сулан-Ку. В тот день и Мара, и отец веселились, как крестьяне на трибунах, на время отбросив всякие мысли о своем высоком положении и о необходимости сохранять подобающий бесстрастный вид. Но теперь сила ее торжества десятикратно превышала даже ту незабываемую радость.

Она одержала верх. Она познала вкус первой победы в Игре Совета, и этот опыт открыл ей нечто новое в самой себе; он оставил в душе жажду новых и более важных побед. Впервые в жизни она поняла, почему знатные властители сражаются и умирают ради возвышения фамильной чести.

Улыбаясь сквозь слезы, она позволила своему телу расслабиться и подчиниться мерному покачиванию паланкина. Никто из тех, кто сидел напротив нее за невидимым игорным столом цуранской политики, не узнает о том ходе, который она сегодня сделала… во всяком случае, узнает не скоро. Но зато теперь гарнизон ее поместья, который из-за предательства Минванаби сократился до пятидесяти воинов, будет насчитывать не менее двух сотен. Поскольку серые воины были рассеяны в логовищах по всей Империи, она сможет воспользоваться услугами сегодняшнего пополнения, чтобы набрать новых бойцов. Если бы только ей удалось выиграть еще хотя быодну неделю после того, как она отправит властителю Минванаби коробку с пером и шнурком! Тогда, возможно, у нее наберется сотен пять — а то и больше — солдат, чтобы отразить его следующую вылазку. Мару захлестывала радость. Она познала победу! И опять в памяти прозвучали голоса. Сестра-наставница предостерегала: «Дитя мое, не позволяй себе возжаждать власти и победных торжеств, ибо бренно и то и другое». Но задорный голос Ланокоты подстрекал ее совсем к иному: «Радуйся победе, пока можешь, Мараанни. Радуйся, пока можешь».

Сон не приходил, и, неподвижно лежа на подушках, Мара улыбалась собственным мыслям. Прекрасно понимая, что ее положение почти безнадежно, она собиралась последовать совету Ланокоты. Надо наслаждаться жизнью, пока жизнь продолжается.

Поскрипывали колеса фургонов, мычали нидры; пыль, поднятая ногами пешеходов, отливала охрой и золотом. Догорела вечерняя заря, и уже в сумерках не правдоподобный караван Мары с разношерстной компанией ратников втянулся в ворота усадьбы Акома.

***

Факелы у главного входа господского дома освещали двор, где царила необычная кутерьма. Надо было принять прибывших ранее мастеровых и землепашцев, то есть накормить их всех, разместить на ночлег и определить на ту или иную работу. Этим и занимался Джайкен со своими подчиненными, отложив все прочие дела. Когда же во дворе появился караван Мары с оборванными, голодными воинами Люджана, Джайкен воздел руки к небесам и стал умолять богов, чтобы закончились поскорее труды этого невозможного дня. Он и сам успел проголодаться, да к тому же ему сильно досталось от острого язычка жены, которая возмущалась, что ей пришлось одной укладывать детей спать. Тем не менее он тут же послал на кухню приказ отварить еще один большой котел тайзы, а также нарезать холодного мяса и подать фрукты. После этого, ни на миг не прекращая кипучую деятельность, приступил к составлению списка новичков: на счетные таблички он заносил имена и делал пометки касательно того, кому нужно подобрать одежду, а кому — сандалии. Пока Кейок распределял новобранцев по ротам и сотням, Джайкен и его помощники собирали бригаду рабов, чтобы подмести полы в пустующих казарменных бараках и разложить одеяла на спальные циновки. Не дожидаясь никаких формальных приказаний, Люджан взял на себя роль офицера, по мере необходимости то подбодряя, то подгоняя кого-то, чтобы помочь в обустройстве своих молодцов.

Из дома вышла Накойя. Шпильки, заколотые впопыхах, торчали из ее прически еще более криво, чем всегда. Она решительно вклинилась в хаос снующих людей, мычащих нидр и скрипучих фургонов и прямиком направилась к паланкину Мары. Она подоспела как раз к тому моменту, когда Мара, опираясь на руку Папевайо, выбралась из паланкина на землю. Уставшая от долгого сидения, ослепленная светом факелов, она все же отметила тот момент, когда командир авангарда безмолвно передал ее на попечение Накойи. Невидимая линия, разделявшая сферы деятельности телохранителя и няньки, пролегала примерно там, где каменная дорожка от парадных дверей упиралась в подъездную дорогу.

Накойя проводила госпожу на ее половину, держась на шаг позади, как положено. Однако едва они оказались в комнате, старая няня жестом отослала служанок и плотно сдвинула дверные створки.

Мара остановилась, чтобы снять браслеты и прочие драгоценности, которые нацепила на себя перед отправлением в путь с единственной целью — выглядеть как можно более легкомысленной. Молчавшая до сих пор Накойя уже не могла больше сдерживаться и самым суровым тоном спросила:

— Как понять твое внезапное возвращение? И что это за оборванцы?

Мара небрежно бросила в ларец брошь и нефритовое ожерелье. Сегодня ей пришлось много пережить: гнетущее ожидание, опасность, опьяняющую эйфорию успеха; После всего этого командирские замашки Накойи довели напряжение Мары до последнего предела. С полнейшим самообладанием она стянула с пальцев все кольца одно за другим и со всеми подробностями изложила план, который она претворила в жизнь ради восполнения потерь гарнизона Акомы. Когда последние украшения, звякнув, упали в ларец, Накойя возвысила голос:

— Ты посмела рискнуть будущим Акомы, сделав ставку на такой непродуманный план? Девочка, да ты знаешь, чем ты рисковала? — Обернувшись, Мара увидела, что лицо у старой ворчуньи раскраснелось, а руки судорожно сжаты. — Да ведь если бы хоть один из бандитов нанес удар, твои люди погибли бы, защищая тебя! И ради чего? Ради того, чтобы какая-нибудь дюжина воинов осталась оборонять пустую раковину этого дома, когда явится Минванаби? И кто тогда загородил бы собой натами? Не Кейок и не Папевайо. Они к этому моменту были бы уже мертвы! — Ее возмущение граничило с истерикой; она дрожала всем телом. — Они могли изнасиловать тебя — все по очереди! Они могли тебя убить!

— Голос Накойи поднялся до визга:

— Вместо этой… безрассудной затеи… ты… ты должна была… ты должна была как следует поразмыслить о том… за кого тебе выйти замуж! — Накойя схватила Мару за плечи и так встряхнула хозяйку, словно та все еще оставалась несмышленым ребенком. — Если ты не прекратишь свои безумные выходки… знаешь, чем это кончится? В один прекрасный день обнаружишь: самое лучшее, на что ты можешь рассчитывать, — это сын какого-нибудь богатого торговца удобрениями, задумавшего купить имя для своей семьи… а в это время охранять твое поместье будут головорезы и воры, угоняющие нидр!..

— Довольно!

Мара оттолкнула от себя старуху и сама подивилась тому, как твердо прозвучал ее голос. Но этот короткий возглас отрезал конец обличительной тирады Накопи, как острая коса срезает траву на лугу. Старая женщина воздержалась от дальнейших протестов. Когда же она собралась снова заговорить, Мара остановила ее:

— Довольно, Накойя. — Сказав это тихим, опасно спокойным тоном, Мара подошла к няне вплотную и отчеканила:

— Я — властительница Акомы.

В этих словах уже не слышалось той сдержанной ярости, которая взметнулась в ней двумя секундами раньше. Слегка смягчившись, Мара вгляделась в лицо женщины, которая растила ее с первых дней жизни. Очень серьезно властительница произнесла:

— Мать моего сердца, из всех, кто служит мне, — ты самая любимая. — Потом глаза у нее сузились, и в них снова сверкнул гнев. — Но никогда, ни на мгновение не забывай, что ты у меня на службе. Только посмей еще раз тронуть меня так, как ты это сейчас сделала, только посмей снова обратиться ко мне с подобными словами — и я прикажу избить тебя, как раба из кухни. Ты поняла?

После секундного колебания Накойя медленно склонила голову и, с трудом сгибая натруженные ноги, опустилась на колени:

— Я умоляю госпожу простить меня.

Прошло еще мгновение, и Мара, наклонившись к няне, обняла ее за плечи:

— Самая старая, самая дорогая моему сердцу… наша судьба переменилась. Каких-нибудь несколько дней тому назад я была послушницей храма, ожидающей посвящения. Теперь я управляю здесь всем, и тобой тоже — как раньше управлял мой отец. Самая важная услуга, которую ты можешь мне оказать, — это поделиться со мной своей великой мудростью. Но в конце концов только я одна должна выбрать путь, по которому буду следовать. — Крепче обняв Накойю, Мара продолжила:

— А если ты еще сомневаешься, так вспомни: бандиты меня не захватили. Вайо и Кейок не погибли. Я все рассчитала правильно. Мои планы принесли успех, и теперь мы отыграли кое-что из потерянного раньше.

Накойя помолчала, а потом шепнула:

— Ты была права.

Мара разомкнула объятия и дважды хлопнула в ладоши. Немедленно явились две девушки, готовые позаботиться о госпоже, вернувшейся после утомительного дня. Тем временем старая няня поднялась на ноги. Все еще вздрагивая от полученной отповеди, она спросила:

— Госпожа, ты позволяешь мне удалиться?

Подняв голову, чтобы служанка могла расстегнуть ворот ее платья, Мара ответила:

— Да, почтенная, но зайди ко мне после того, как я приму ванну. Нам нужно многое обсудить. Я добросовестно обдумала твой совет. Пришло время заняться устройством моего брака.

Накойя ошарашенно взглянула на нее. После всего, что сегодня случилось, такая уступка наводила на подозрения.

— Как пожелаешь, госпожа, — сказала она и с поклоном удалилась.

Уже оказавшись в коридоре, старая женщина, кряхтя, распрямила спину.

Сейчас она испытывала огромное облегчение. Наконец-то Мара вошла в роль властвующей госпожи. И хотя бурная вспышка гнева больно обожгла душу Накойи, главным было другое: дитя, которому впредь придется хранить честь своих предков, повзрослело и уже не нуждается в опеке.

Старая нянька усмехнулась. Если кротость и не принадлежала к числу достоинств Мары, то, во всяком случае, девушка унаследовала от отца поразительную отвагу и доблесть.

***

Часом позже властительница Акомы вышла из ванны. Две служанки обернули ее блестящее тело полотенцами; две другие сдвинули на прежние места перегородки, отделяющие деревянную ванну от спальни. Как и во всех знатных цуранских домах, размеры и количество помещений определялись только расположением подвижных перегородок, которые могли служить и створками дверей, и окнами, и ширмами. Сдвинув одну из них, можно было пройти из кабинета прямо в спальню Мары, минуя центральные апартаменты.

Накойя появилась, как только Мара присела у открывшегося проема. Она жестом указала старой женщине на место рядом с собой.

— Госпожа, я принесла перечень подходящих союзников, — приступила Накойя к делу.

Мара все так же глядела вдаль. Она почти не двигалась, если не считать легких поворотов головы, которые от нее требовались, чтобы служанки могли расчесать ее длинные влажные волосы. Усмотрев в молчании хозяйки разрешение продолжать, Накойя развернула пергамент.

— Госпожа, если мы собираемся устоять против покушений Минванаби и Анасати, потребуется выбирать союзников с величайшей осторожностью. По-моему, у нас есть три возможности. Во-первых, это союз со старым уважаемым семейством, у которого хозяйство пришло в упадок. Другая возможность — выбрать для тебя супруга из семьи, недавно сумевшей добиться влияния и богатства, но желающей посредством брака приобщиться к традициям древнего рода, а заодно снискать себе почет и политических союзников. Ну а третья возможность — поискать семью, которая согласится на союз ради того, чтобы потешить собственное честолюбие и с помощью славного имени Акомы добиться большего перевеса в Игре Совета.

Накойя помолчала, ожидая ответа. Но девушка сидела все так же безмолвно, устремив взгляд в сад; чуть заметная морщинка пролегла у нее на лбу. Тем временем служанка закончила расчесывать волосы Мары, уложила их в аккуратный узел, поклонилась и исчезла.

Накойя поняла, что ответа не дождется. Снова развернув свиток, она откашлялась и приступила к объяснению:

— Я исключила из списка те семьи, у которых власти хватает, а вот с традициями плоховато. Для твоих целей больше подойдет брак с юношей из дома, который уже имеет могущественных союзников. Тут, конечно, возможны различные осложнения с союзниками Минванаби и особенно — с Анасати. Поэтому по-настоящему приемлемых для нас домов в списке совсем мало.

Взглянув на властительницу, Накойя обнаружила, что та, по-видимому, прислушивается только к вечернему хору насекомых.

Когда вошедшие слуги подрезали обгоревшие фитили ламп, Накойя увидела, что Мара хмурится, как будто решая трудную головоломку. Пытаясь привлечь внимание госпожи к результатам своих изысканий, Накойя с подчеркнуто деловым видом разгладила пергамент:

— Из всех, кого может интересовать союз с Акомой, самый многообещающий…

Мара внезапно перебила ее:

— Накойя, если я правильно поняла, Минванаби — единственная семья в Империи, располагающая столь большими собственными силами. А у какого дома самые мощные политические связи?

Накойя уронила перечень на колени:

— Анасати, конечно, тут и вопросов нет. Если бы не властитель Анасати, этот перечень был бы в пять раз длиннее.

Кивнув, Мара снова уставилась в одну точку, как будто ее взгляд был прикован к чему-то такому, что могла видеть только она:

— Я приняла решение.

Накойя подалась вперед, внезапно насторожившись: Мара даже не прикоснулась к перечню, не говоря уже о том, чтобы взглянуть на имена, которые писец нанес на пергамент под диктовку старой няни. Мара повернулась и взглянула ей в глаза:

— Я выйду замуж за сына властителя Анасати.

Глава 4. ГАМБИТЫ

Прозвенел гонг.

Отголоски этого звука донеслись до самых дальних уголков парадного зала во дворце властителя Анасати. В просторном помещении, увешанном старинными боевыми знаменами, царил смешанный аромат мебельного воска и непрекращающейся интриги. Под куполом, крытым черепицей, лежала столь густая тень, что даже при зажженных свечах это место казалось мрачным. Зал сам по себе гасил эхо. Многочисленные придворные и вассалы, собравшиеся здесь в ожидании событий, выглядели, как скопище почти неподвижных кукол.

В конце длинного, устланного коврами центрального прохода, на внушительном возвышении восседал властитель Анасати в парадных одеждах. Судя по его невозмутимому худому лицу, властитель не испытывал ни малейшего неудобства ни от тяжести громоздкого головного убора, ни от изнуряющей жары. Алые и желтые шарфы, числом не менее дюжины, затрудняли дыхание; их концы, завязанные сзади пышными бантами, вздымались за плечами, словно накрахмаленные крылья. Стоило властителю шевельнуться, как эти банты сбивались на сторону, и слугам приходилось поспешно устремляться к господину, чтобы вновь разместить банты в должном порядке. В одной руке он держал длинный резной скипетр, принадлежавший семье Анасати с незапамятных времен, — знак высокого достоинства правителя. На коленях у него покоился древний стальной фамильный меч — реликвия, уступающая по значимости только семейному натами. Этот меч передавался от отца к сыну со времен Золотого Моста и Спасения, когда народы впервые появились на Келеванен. Теперь вес меча жестоко давил на старые колени — еще одно из неудобств этикета, с которыми приходилось смиряться в ожидании прибытия этой выскочки из Акомы. В зале было жарко, как в печи: традиция требовала, чтобы все окна и двери оставались закрытыми, пока гость, явившийся с целью сватовства, не войдет в зал со всеми положенными церемониями.

Текума, властитель Анасати, слегка наклонил голову, и к нему приблизился его первый советник по имени Чимака.

— Долго еще?.. — нетерпеливым шепотом спросил властитель.

— Теперь уже совсем скоро, господин. — Верный советник нервно переступил с ноги на ногу и пустился в объяснения:

— Гонг прозвонил уже три раза: когда паланкин Мары достиг наружных ворот, когда она вступила в главное здание и сейчас — когда ее процессия проходит через ворота во внутренний двор. Четвертый удар прозвучит, когда ей позволят предстать перед тобой, господин.

Тишина раздражала властителя: он любил, чтобы звучала музыка. Однако следовало уделить внимание делам насущным.

— Ты подумал о том, о чем я просил?

— Конечно, господин. Твое слово для меня закон. Я сочинил несколько оскорбительных замечаний, которые могут пригодиться для ответа на предложение этой сучки из Акомы. — Советник облизнул губы и добавил:

— Какая самонадеянность с ее стороны — рассчитывать, что твой сын Джиро польстится на возможность занять при ней место консорта!.. Что и говорить, это было бы блестяще…

Властитель Анасати метнул на советника любопытный взгляд, слегка повернув голову в его сторону — и парадное облачение немедленно съехало на левый бок. Слуги бросились к хозяину и захлопотали вокруг, возвращая банты на место.

Чимака принялся развивать свою мысль:

— Блестяще… будь у подобного замысла хоть малейшая надежда на успех. Брак с любым из твоих сыновей позволил бы ей рассчитывать на политический союз с тобой. Тебе пришлось бы потратить немалые средства на защиту Акомы, а у этой особы были бы развязаны руки, чтобы целиком посвятить себя борьбе с властителем Минванаби.

Властитель Анаоати слегка скривил губы; как видно, лишнее упоминание грозного имени не доставляло ему удовольствия:

— Да я бы и сам на ней женился, если бы думал, что у нее есть хоть какой-то шанс переиграть этого джаггуна в Игре Совета.

Он нахмурился, произнося название дурно пахнущего пожирателя мертвечины, и вернулся к вопросу, который ставил его в тупик:

— Но в самом-то деле, на что она надеется? Должна же она понимать, что я никогда не позволю ей заполучить Джиро в консорты. Если не считать Пяти Великих Семей, род Акома — единственный, который может похвастаться большей древностью, чем род Анасати. Если Акома перестанет существовать, и по какой-либо причине с лица земли исчезнет одна из Пяти Великих…

Эта заветная мечта не в первый раз высказывалась вслух, и Чимака с легкостью закончил за господина:

— Тогда в число Пяти Великих Семей войдет и семья Анасати.

Текума кивнул:

— И настанет день, когда один из моих потомков сможет возвыситься до звания Имперского Стратега.

Он бросил взгляд налево, где на более скромном возвышении располагались в ожидании трое его сыновей.

Ближе всех к отцу сидел Халеско, наследник мантии Анасати, а рядом с ним

— Джиро, самый умный и одаренный из всех троих. Стоило только захотеть, и ему была бы предоставлена возможность выбрать себе жену среди дочерей десятка властителей; с его стороны не было бы дерзостью даже сватовство к одной из дочерей императора, а это, в свою очередь, еще больше укрепило бы политическую мощь Анасати. Третий сын, Бантокапи, неловко сутулился около Джиро, старательно выковыривая грязь из-под ногтя большого пальца.

Вглядываясь в своего хмурого младшего сына, властитель Анасати шепнул Чимаке:

— Ты не думаешь, что по какому-то капризу судьбы она выберет Банто? Что скажешь?

Тонкие брови советника поползли вверх:

— Наша разведка отмечает, что Мара весьма неглупа, хотя и неопытна. Но если она попросит, чтобы Банто стал при ней консортом… это лишь докажет, что ума у нее несколько больше, чем я предполагал, господин.

— Больше ума? В том, чтобы попросить Банто в консорты? — Не веря собственным ушам, Текума резко повернулся, отчего его банты в очередной раз сползли, и слуги снова засуетились вокруг. — Ты что, рехнулся?

Мельком взглянув на нескладного, хотя и сильного Бантокапи, советник поделился своими соображениями:

— У тебя может возникнуть искушение сказать «да», господин.

Почти не скрывая сожаления, властитель Анасати вздохнул:

— Но мне, как я полагаю, придется сказать «нет»… Верно?

Первый советник прищелкнул языком:

— Даже Банто намного усилил бы ее политическое влияние. Представь себе, господин, что могло бы случиться, если бы какой-нибудь пес из своры Минванаби случайно убил Бантокапи при попытке извести род Акомы… Вспомни, какая поднялась кутерьма, когда Минванаби подослал к ней убийцу из Камои.

Властитель Анасати кивнул:

— Да, я был бы вынужден позаботиться о том, чтобы и его семейство не избежало моей мести. Конечно, это позор, что Минванаби так оплошал с покушением на Мару, но, с другой стороны, чего еще можно было ожидать от этого трупоеда? Он хуже любого джаггуна! Соображения у него не больше, чем у бычка-нидры во время случки.

Текума пошевелился, пытаясь найти позу поудобнее; банты заколыхались, слуги набежали для восстановления симметрии. Текума застыл — во избежание дальнейших нарушений порядка, — но продолжал размышлять вслух:

— Я ничего не имел против того, чтобы сбить спесь с ее отца: Седзу вечно норовил превзойти меня везде, где только мог. Но все это не выходило за рамки правил Игры. А ввязываться в бесчинства, упиваться кровной местью… — Властитель покачал головой, и грандиозный головной убор перекосился настолько, что упал бы, если бы Чимака не успел его подхватить, — и подвергать себя всем этим неудобствам только ради того чтобы унизить его отродье… на мой взгляд, это пустая трата времени. — Обведя взглядом душный зал, он посетовал:

— О боги, музыканты здесь, наготове… и ни одной ноты ради услаждения слуха!

Озабоченный, как всегда, соблюдением ритуала до мельчайших подробностей, педантичный Чимака напомнил:

— Они и должны быть наготове, чтобы в нужный момент заиграть официальный приветственный марш, господин.

Властитель Анасати, не имея возможности дать волю раздражению, только вздохнул:

— Я так наслаждался новыми сочинениями музыкантов… А теперь целый день потерян без толку. Но почему бы им не сыграть хоть что-нибудь, пока Мара не явилась?

Чимака слегка покачал головой; капля пота скатилась с кончика его носа:

— Господин, достаточно самого ничтожного нарушения этикета, чтобы властительница Акомы смогла усмотреть в этом оскорбление, а тогда она получит некоторое преимущество в предстоящих переговорах.

Хотя по натуре Чимака был более терпелив, чем его хозяин, он тоже ломал себе голову, пытаясь понять, почему гостье и ее свите понадобилось так много времени, чтобы пересечь центральный двор. Шепотом он приказал стоявшему поблизости слуге:

— Узнай, из-за чего задержка.

Слуга поклонился, выскользнул из зала через боковую дверь и через минуту возвратился с докладом:

— Властительница Акомы сидит на носилках перед дверью, господин.

Теперь уже выведенный из себя, Чимака прошипел:

— Тогда почему же никто не позаботился ударить в гонг и впустить ее?

Слуга смущенно покосился на главный вход, по обе стороны которого застыли специально обученные открыватели дверей в церемониальных одеждах. С беспомощным жестом он шепотом дал ответ:

— Она пожаловалась на жару и приказала подать влажные благовонные полотенца и прохладительные напитки для нее самой и для ее свиты, чтобы они все могли освежиться, прежде чем войдут в зал.

Подумав о придворных властителя Анасати, которые уже больше часа изнемогают от духоты в закрытом помещении, Чимака решил, что его прежнее мнение о Маре следовало бы пересмотреть. Ее необъяснимая медлительность могла оказаться тщательно продуманным маневром, рассчитанным на то, чтобы раздразнить хозяина дома, довести его до гневной вспышки и воспользоваться этим в своих интересах.

Текума процедил:

— Прекрасно. Сколько же нужно времени, чтобы выпить чашку воды?

Слуга ответил:

— Господин, требование властительницы застало нас врасплох. Напоить водой такую многочисленную свиту…

Властитель Анасати и его первый советник переглянулись.

— Что значит — такую многочисленную? Сколько их на самом деле? — спросил Чимака.

Слуга покраснел: его образование не позволяло ему управляться с числами больше двадцати. Однако он постарался ответить как можно точнее:

— Ее сопровождают пять личных служанок и одна старая женщина рангом повыше. Я видел двух офицеров в шлемах с плюмажами…

— А это означает, что при ней не менее пятидесяти воинов. — Текума слегка наклонился к первому советнику и быстрым шепотом напомнил:

— Если я не ошибаюсь, ты меня уверял, что весь гарнизон ее поместья насчитывает меньше пятидесяти бойцов.

Чимака попытался оправдаться:

— Господин, наш шпион, состоящий среди домочадцев Минванаби, извещал нас, что сражение, в котором погибли Седзу и его сын, привело также к уничтожению основных сил Акомы.

Слуга почувствовал себя неуютно: хотя и не по своей воле, но он услышал слова, явно не предназначенные для его ушей. Однако у Чимаки были иные поводы для беспокойства. Уже более громко он спросил:

— Так неужели властительница Акомы осмелилась привести с собой весь оставшийся у нее отряд?

Явно желая оказаться где угодно, только не здесь, слуга сообщил новые подробности:

— Господин, хадонра говорит, что она привела еще больше солдат. К стыду нашему…

Слуга осекся. Он заметил, как напрягся властитель Анасати при одном лишь предположении, что недостаточная готовность к приему гостей может умалить честь его дома. Пришлось быстро найти другие слова:

— …к стыду твоих, господин, недостойных слуг, конечно… ей пришлось оставить еще сотню воинов в лагере за воротами усадьбы… потому что у нас не были приготовлены жилища для такого количества солдат.

К великому облегчению слуги, Чимака отослал его взмахом руки; тем временем у властителя Анасати изменилось настроение: если сначала он почувствовал себя уязвленным из-за пустяковой оговорки слуги, то теперь не на шутку встревожился, уразумев смысл сказанного.

— Военачальник Акомы… — тут он покрутил рукой в воздухе, пытаясь вспомнить имя. — А, да, Кейок… опытный воин и далеко не дурак. Если с Марой ею да явились сто пятьдесят воинов, то нам следует предположить, что для охраны поместья оставлено вдвое больше. Должно быть, резервный гарнизон Седзу был гораздо сильнее, чем мы предполагали. — Раздражение властителя явно нарастало; потом его глаза сузились: в душу закралось подозрение. — Наш шпион либо работает на Минванаби, либо попросту никуда не годится. Поскольку именно ты убедил меня довериться человеку, не рожденному в наших поместьях, я поручаю тебе расследовать это дело. Если нас предали, мы должны узнать это немедленно.

Жара и неудобство ожидания сами по себе могли любого вывести из себя, но Текума еще припомнил, каких трудов и расходов стоило внедрить этого шпиона в дом Минванаби. Хмуро взглянув на первого советника, он буркнул:

— Мне ясно одно: возможно, ты ввел нас в заблуждение.

Чимака откашлялся, чтобы прочистить горло. Сделав вид, что обмахивается декоративным веером, он прикрыл нижнюю половину лица, чтобы никто не мог различить его слова по движению губ:

— Господин, умоляю тебя не судить поспешно. Этот агент верно служил нам в прошлом, а сейчас занимает исключительно удобное положение. — Он раболепно поклонился. — Гораздо более вероятно, что наша распрекрасная властительница Мара нашла способ обвести вокруг пальца господина Минванаби; тогда было бы понятно, почему сведения нашего агента оказались ложными. Я отправлю туда другого агента. Он вернется либо с подтверждением моей догадки, либо с сообщением, что предателя нет в живых.

Негодование Текумы пошло на убыль. Сейчас он напоминал рассерженного коршуна, взъерошенные перья которого мало-помалу плотно укладываются вдоль тела. И в этот момент наконец-то прозвучал четвертый удар гонга. Слуги, поставленные у входа, медленно раздвинули скользящие створки, и Чимака начал приветственную речь, с которой по древнему обряду обращались к соискателю брачных уз.

— Добро пожаловать в наш дом, о ты, с кем вместе входят свет и ветер, тепло и дождь, о ты, с кем вместе входит жизнь.

Эти слова, предписанные традицией, ни в коей мере не выражали подлинных чувств Анасати к Акоме. В Игре Совета требовалось неукоснительное соблюдение всех форм приличия. Легкий ветерок шевельнул развешанные в зале знамена. Властитель Анасати вздохнул с облегчением, а Чимака продолжал:

— Войди, о ты, кто ищет союза, и выскажи нам свое желание. Мы предлагаем питье и пищу, тепло и покой.

Произнося эти слова, Чимака мысленно усмехнулся. В такой жаркий день, как сегодня, обещание еще какого-то добавочного тепла никому не могло показаться заманчивым. Да и насчет покоя… вряд ли будет спокойно на душе у Мары в присутствии властителя Анасати.

И он вгляделся в прибывших.

В мерном ритме, точно следуя ударам единственного барабана, одетые в серые туники носильщики вступили в зал со стороны, противоположной возвышению, где находился властитель. На плоских открытых носилках были уложены одна на другую подушки, и на этой кипе неподвижно восседала Мара. Музыканты грянули приветственную песнь, и пока раздражающе примитивная мелодия повторялась снова и снова, придворные разглядывали хрупкую девушку впереди богато одетой свиты — девушку, на которой была надета мантия одного из самых гордых родов Империи. Так же как и хозяин дома, она была облачена в традиционные церемониальные одежды. Высокую прическу скрепляли шпильки, украшенные перламутром и самоцветами; жесткий воротник, расшитый бисером, наглухо закрывал шею и поднимался до самого подбородка. Накрахмаленное платье с длинными широкими рукавами уложено жесткими складками; его отделку составляли большие банты зеленого цвета — геральдического цвета Акомы. Однако, несмотря на весь подобающий случаю грим и тяжелую, расшитую драгоценными камнями одежду, девушка выглядела так, словно жара ей ничуть не досаждала.

Слева от Мары, на шаг позади, выступала Накойя, одетая как подобает первой советнице при властительнице Акомы. Справа от Мары шли три офицера в блистающих новым лаком доспехах и в шлемах, увенчанных новыми плюмажами. По обе стороны от носилок Мары следовал эскорт из пятидесяти воинов в великолепной парадной форме.

Солдаты остановились, не нарушив строя, на расстоянии фута от возвышения

— зеленый всплеск посреди желтого и алого цветов дома Анасати. Один из офицеров остался с солдатами; двое других продвинулись рядом с носилками на три шага к возвышению. Здесь рабы опустили свою ношу на пол, и два правителя оказались лицом к лицу: худощавый раздраженный мужчина и миниатюрная девушка, которая боролась за свою жизнь.

Чимака закончил формальное приветствие словами:

— Дом Анасати счастлив принять долгожданную и почитаемую гостью, властительницу Акомы.

В точном соответствии с требованиями обряда Накойя ответила:

— Дом Акома приносит сердечную благодарность великодушному и гостеприимному хозяину, властителю Анасати.

Она, как и ее хозяйка, стойко выносила тяжесть громоздкого наряда и изнуряющую жару. Ее голос был чистым и твердым, словно судьба с самого рождения предназначала ей роль первой советницы, а вовсе не няни.

Теперь, когда обмен узаконенными любезностями завершился, Текума перешел к делу, ради которого и собрались здесь все присутствующие:

— Перед нами лежит твое прошение, властительница Акомы.

По толпе ожидающих придворных пробежал шепоток, ибо в словах Текумы содержалось тонко рассчитанное оскорбление: назвав прошением брачное предложение Мары, он давал понять, что по сравнению с ним ее общественный ранг ниже, а он, Текума, властен карать или миловать по своему усмотрению.

Однако девушка, сидевшая на церемониальных носилках, не смутилась. Без малейшего колебания она ответила таким тоном и такой фразой, которые обычно употреблялись при составлении перечня покупок в лавке торговца:

— Я рада, что тебе не составило труда удовлетворить наши пожелания, властитель Текума.

Властитель Анасати слегка распрямил спину. У этой девчонки есть голова на плечах, и его приветствие не повергло ее в растерянность. Однако день был утомительный и жаркий, и чем скорее удастся покончить с этим смехотворным делом, тем скорее можно будет погрузиться в прохладный пруд… и, конечно, купаться Текума будет под музыку. Он нетерпеливо шевельнул рукой, державшей скипетр.

Чимака едва заметно поклонился и с елейной улыбочкой спросил:

— Что же, в таком случае, предлагает властительница Акомы?

Если бы отец Мары был жив, он и вел бы переговоры о браке дочери или сына. Но правящей госпожой оказалась она сама, и поэтому именно ей надлежало заниматься устройством брака любого человека из семьи Акома — в том числе и собственного — начиная от найма сватов, ведущих предварительные переговоры, до официальной встречи с главой того семейства, с которым она считала нужным породниться.

Поклон Накойи был ничуть не ниже оскорбительного поклона Чимаки; она постаралась, чтобы это было очевидно для всех.

— Властительница Акомы ищет себе…

— Супруга, — перебила ее Мара.

Толпа придворных всколыхнулась, но тут же снова притихла. Все обратились в слух. До этого момента никто не сомневался, что возомнившая о себе правительница Акомы объявит о желании сделать одного из сыновей Текумы консортом: мужем, но не правителем.

— Супруга?..

Чимака поднял брови с нескрываемым любопытством. Самое интересное заключалось в том, что первая советница Мары казалась не менее ошеломленной, чем он сам, судя по изумленному взгляду, который она бросила на госпожу, прежде чем вновь укрыться за броней невозмутимости. Чимака чувствовал, что может почти точно предсказать, куда способен завести такой неожиданный поворот событий, но полной уверенности у него не было, и это угнетало более всего. Необходимые пояснения Мара дала сама:

— Я слишком молода, чтобы принять на себя столь тяжелое бремя ответственности, господин. Я должна была стать одной из сестер Лашимы, и до таинства посвящения оставалось лишь несколько секунд, когда на меня обрушилось непосильное бремя этой чести. Нельзя допустить, чтобы мое невежество стало опасным для Акомы. Полностью сознавая, что делаю, я надеюсь, что вернусь домой уже невестой одного из сыновей властителя Анасати. После свадьбы он станет властвующим правителем Акомы.

Властитель Анасати потерял дар речи. Из всех возможных предложений именно это не было предусмотрено. Сейчас эта особа заявила о своей готовности не только отказаться от могущества, но, в сущности, и передать власть над семьей Акомы в руки Анасати, который считался одним из самых давних политических противников ее отца. Среди придворных опять поднялся шумок, однако быстрого взгляда властителя Анасати оказалось достаточно, чтобы в зале снова водворилась тишина.

Овладев собой, он пытливо всматривался в лицо девушки, явившейся просить руки одного из его сыновей. Потом прозвучал его резкий голос:

— Ты собираешься передать свою честь моему дому. Могу я узнать — почему?

Все замерло; только солнечный свет, проникающий через широко открытые двери, играл на драгоценных камнях, которыми были усеяны церемониальные наряды, и рассыпался подвижными искрящимися отблесками.

Мара опустила глаза, словно пристыженная:

— Мое положение угрожающе шатко, властитель Текума. Земли Акомы все еще обширны и богаты, но я всего лишь девушка, не имеющая даже должной защиты. Если моему дому суждено утратить часть своего влияния, то по крайней мере я могу выбирать союзников. Злейшим врагом моего отца был властитель Минванаби. Это ни для кого не секрет. Сейчас он твой союзник, но времена меняются. Рано или поздно столкновение между вами неизбежно. — Ее маленькие руки, сложенные на коленях, напряглись, а голос окреп, и в нем зазвучала решимость. — Я вступлю в союз с любым, кто сумеет когда-нибудь сокрушить человека, виновного в смерти моего отца!

Первый советник властителя Анасати повернулся таким образом, чтобы никто в зале не видел его лица: считалось несомненным, что хотя бы один из охранников Мары может оказаться шпионом, умеющим читать по губам. В самое ухо властителя Текумы Чимака прошептал:

— Я не верю ни одному ее слову, господин.

Властитель Текума наклонил голову и сквозь сжатые зубы процедил:

— Я тоже. И все-таки, если эта девица примет Джиро как властителя Акомы, я приобрету пожизненного союзника, и это будет не какой-нибудь захудалый дом, а один из знатнейших в стране. Мой сын поднимется в имперской иерархии на столь высокую ступень, о какой я для него и мечтать не смел. И, кроме того, она права: рано или поздно нам придется окончательно рассчитаться с Джингу из Минванаби. А если мы уничтожим Минванаби, то мой сын станет главой одной из Пяти Великих Семей.

Чимака чуть заметно покачал головой: спорить было бесполезно. Его господин загорелся надеждой, что когда-нибудь его потомки в двух домах смогут притязать на сан Имперского Стратега.

Текума продолжал рассуждать:

— И потом, она станет всего лишь женой властвующего правителя. Политику Акомы будет определять ее супруг. Нет, Чумака, что бы ни затевала Мара, такую завидную возможность нельзя упускать. Вряд ли эта девчонка настолько умна, чтобы перехитрить нас, если Акомой будет править Джиро.

Текума взглянул на трех своих сыновей и заметил, что Джиро с интересом изучает Мару. Похоже было на то, что и девушку, и ранг он счел достойными внимания. Он юноша сообразительный и, видимо, оценит преимущества этого брака. Встретившись с отцом взглядом, он утвердительно кивнул. Правда, в выражении лица среднего сына, на вкус Текумы, слишком уж откровенно сквозила алчность. Предполагаемый жених понимал, что власть почти у него в руках, и жаждал поскорее получить ее. Текума едва не вздохнул: Джиро молод, ему еще многому предстоит научиться. Однако во всем этом присутствовала некая фальшивая нота, которая не нравилась старому вельможе. На какое-то мгновение он прельстился было мыслью отослать отсюда девицу ни с чем, оставив ее на сомнительную милость Минванаби. Честолюбие помешало ему так поступить. Блестящая перспектива для сына, получающего возможность подняться столь высоко, в сочетании с удовольствием окончательно и безусловно подчинить себе дочь старинного врага, отогнали последние остатки сомнения. Знаком приказав своему растревоженному советнику отодвинуться, властелин Анасати обратился к Маре:

— Ты рассудила мудро, дочь. — Назвав ее «дочерью», он тем самым объявил в присутствии свидетелей о своем бесповоротном решении согласиться на предложение Мары. — Так с кем же ты хотела бы сочетаться браком?

С трудом сдерживая раздражение, Накойя энергично обмахивалась веером, пытаясь таким образом скрыть гневную дрожь в руках, вызванную ужасным предательством властительницы. Мара лучезарно улыбнулась. Выражение лица у нее было такое, какое бывает у маленькой девочки, которую только чти успокоили родители, отогнав привидевшихся ей во сне злобных демонов ночи. С ее позволения двое офицеров помогли госпоже подняться с подушек: теперь, согласно традиции, она должна была показать, на кого пал ее выбор. Никакие дурные предчувствия не смущали дух Текумы из рода Анасати, когда его будущая невестка сошла с носилок. Его не насторожило и внезапное волнение первого советника, когда девушка направилась в сторону Джиро мелкими семенящими шажками… впрочем, только такими шажками и могла она передвигаться в неудобном церемониальном костюме. Драгоценные камни ее головного убора сверкали и переливались, когда она приближалась к малому возвышению, где сидели на подушках все три сына Текумы в полном парадном облачении. Халеско и Бантокапи наблюдали за своим братом Джиро, но выражение их лиц было различным: во взгляде Халеско можно было прочесть нечто вроде гордости, а весь вид Бантокапи свидетельствовал о полнейшем безразличии.

Мара завершила ритуальный поклон, которым должна была приветствовать своего избранника, и сделала еще шаг вперед. Без малейшего колебания она опустила руку на плечо младшего сына Текумы и спросила:

— Бантокапи из рода Анасати, согласен ли ты пойти со мной и стать властителем Акомы?

Чимака забормотал:

— Я так и знал! Как только она сошла с носилок, с того самого момента я знал, что это будет Банто!

Он обернулся к Накойе, которая все еще прятала лицо за веером, но ее глаза, минуту назад сверкавшие гневом, сейчас уже не выражали ничего. На Чимаку холодной волной накатила растерянность. Неужели все они умудрились так промахнуться, недооценив ум этой девушки? Он попытался взять себя в руки и перевел взгляд на своего господина.

На почетном возвышении, вознесенный над безмолвными рядами потрясенных придворных, все в той же позе сидел Текума, оцепеневший и окончательно сбитый с толку. Его третий сын, здоровяк с бычьей шеей, поднялся с подушек и, неловко приблизившись к Маре, остановился рядом с ней. По его лицу расплывалась самодовольная улыбка. Властитель Анасати требовательным жестом подозвал к себе Чимаку и прошептал ему на ухо:

— Что это значит? Почему именно Банто?..

Чимака ответил так же тихо:

— Ей нужен супруг, которым она сможет вертеть, как пожелает.

Текума мгновенно рассвирепел:

— Я должен ее остановить.

— Господин, это невозможно. Ритуал зашел уже слишком далеко. Если ты возьмешь назад уже данное согласие, тебе придется убить и властительницу, и всех ее воинов, и сделать это безотлагательно. Я должен напомнить тебе, — добавил первый советник с таким видом, словно воротник внезапно стал ему тесен; он обвел взглядом пятьдесят воинов Акомы, ближайшие из которых находились в каких-нибудь пяти шагах от него, — что твои собственные солдаты стоят за стенами этого дворца. Даже если ты выживешь после такого кровопускания — что мало вероятно — будет утрачена твоя честь.

Последнее замечание попало в цель. Текума понял: даже если он сейчас прикончит Мару, его репутации будет причинен непоправимый ущерб, его слово в Высшем Совете не будет иметь никакого веса и общепризнанное могущество дома Анасати пойдет прахом. Побагровев от злобы, он произнес свистящим шепотом:

— Если бы этот идиот Минванаби не сплоховал в прошлом месяце… сейчас этой сучки уже не было бы в живых! — В этот момент Мара взглянула на него с выражением полнейшей невинности, и ему пришлось обуздать свой гнев. — Нам надо будет обратить ее ум против нее самой… и воспользоваться всеми преимуществами этого брака. Джиро свободен, он еще сможет выбрать себе достойную жену и принести нам новых сильных союзников, а Банто… — Голос Текумы стал совсем тихим. — На него я никогда особенно не рассчитывал. А теперь он станет главой знатного дома. Возможно, эта девица и получит податливого мужа, но ведь она всего лишь неопытная девственница из ордена Лашимы. Бантокапи станет ее повелителем, правителем Акомы, но он мой сын. Ради чести Анасати он будет выполнять то, что я потребую.

Чимака провожал взглядом эту немыслимую пару. Ему понадобилось приложить немалые усилия, чтобы не выдать собственное неудовольствие, когда Бантокапи, подогнув кривые ноги, неловко пристроился рядом с Марой на носилках Акомы. Привычное туповато-скучающее выражение его лица сменилось другим, которого ни разу не видел у него никто из присутствующих. Губы Бантокапи надменно изогнулись: неведомо откуда взялось высокомерие, граничащее с кичливостью. Пробуждалось нечто такое, что долго дремало у него в душе, — пробуждалась жажда власти, минутой раньше столь красноречиво отразившаяся на лице Джиро. Но для Банто это уже было не мечтой, а осязаемой явью. И прищур его глаз, и самоуверенная улыбка недвусмысленно предупреждали: он скорее даст себя убить, чем позволит этой. власти выскользнуть из своих рук. И Текума услышал шепот первого советника:

— Надеюсь,господин, что ты окажешься прав. Властитель Анасати не обратил внимания на слова советника: необходимость терпеть все неудобства парадного одеяния отнимала у него последние силы. И пока совершались многочисленные формальности, и потом, когда ритуал обручения подошел к концу и спутники Мары покинули зал, Чимака наблюдал за бантами на спине у хозяина и видел, как подрагивают их крылья, выдавая дрожь сдерживаемой ярости Текумы. Первый советник властителя Анасати знал: если орла на время спеленать мягкой тканью, он все равно останется орлом.

Накойя с трудом превозмогала усталость. Возраст и напряжение долгого дня давали о себе знать. Утомительная дорога, жара в парадном зале и потрясение от сюрприза, который преподнесла им всем Мара, довели старую няню до предела изнеможения. Однако она была дочерью народа цурани, служила дому Акома и исполняла роль первой советницы; ее могли вынести из зала в бесчувственном состоянии, но она не опозорит свой дом, попросив разрешения удалиться.

Традиционное празднество по случаю помолвки было роскошным, как и подобало для отпрыска семьи Анасати. Однако никто не мог бы сказать с уверенностью, что именно сегодня празднуют. С самого начала увеселений Мара оставалась тихой и незаметной; ничего мало-мальски значительного она не произнесла. Ее офицеры — Кейок, Папевайо и Тасидо — строгие и собранные, как на дежурстве, не расслаблялись ни на минуту, почти ничего не ели и не пили. И за то уже спасибо, думала Накойя, что хоть ветерок поднялся. Теперь в парадном зале было просто тепло, а не так удушающе жарко, как в дневные часы.

Всеобщее внимание было приковано к столу, где сидели люди из Акомы. В доме властителя Анасати каждый гость был либо его союзником, либо состоял при его дворе, и все пытались догадаться, какие именно соображения скрываются за странным выбором Мары. Со стороны все это выглядело так, как будто Мара пожертвовала властью над собственным домом, заполучив взамен гарантии безопасности. Такой шаг не заслуживал рукоплесканий, но и усматривать в нем только урон для чести тоже не годилось. Хотя Акома на многие годы попадала в зависимость от Анасати, не следовало упускать из виду, что в будущем какой-нибудь молодой властитель Акомы сможет снова возвыситься и самостоятельно разыграть свою партию в Игре Совета, заключив новые союзы. А до тех пор имя Акомы обретало защиту, без которой попросту не могло бы сохраниться. Однако для нынешнего поколения приверженцев Акомы помолвка Мары была горестным признанием слабости этого дома. Несмотря на летнее тепло, Накойя почувствовала, что ее знобит, и натянула на плечи шаль с бахромой.

Она взглянула туда, где во главе стола сидел Текума, и решила понаблюдать за ним. Властитель Анасати также вел себя во время праздника куда более сдержанно, чем можно было ожидать от человека, который только что одержал столь неожиданную и убедительную победу над давним соперником. Хотя для Бантокапи обретение власти над Акомой представляло грандиозный успех в Игре Совета, предстоящий брак тревожил Текуму не меньше, чем Накойю, хотя и совсем по другой причине. Он вдруг понял, что не знает собственного сына.

Накойя перевела взгляд на молодую пару. Казалось, что Бантокапи — единственный участник торжества, который воистину наслаждается жизнью. Целый час он накачивался вином и с пьяным упорством повторял братьям, что он ничем не хуже их. Затем он заорал, обращаясь к сидевшему напротив него Джиро, что теперь средний сын будет обязан кланяться младшему, где бы они ни повстречались. Судя по фальшивой, замороженной улыбке Джиро, можно было предсказать заранее, что он постарается доставлять себе такое удовольствие как можно реже. К концу вечера Бантокапи, упившийся до бесчувствия вином сао за обедом и акамелевой настойкой после, мог лишь бормотать нечто невнятное, уткнувшись в тарелку.

Накойя печально покачала головой. В первый же раз, когда счастливый жених громогласно объявил о своем превосходстве над Джиро, тот одарил Мару долгим и хмурым взглядом. Задолго до конца обеда стало ясно, что она нажила себе нового врага. Еще днем была минута, когда Джиро мог вообразить, что ему достанется титул властителя Акомы, и этого краткого недоразумения оказалось достаточно, чтобы почувствовать себя преданным и обманутым. То, что причиной его досады оказались неоправдавшиеся надежды, уже не имело значения. Всю вину он возлагал на Мару. Когда Текума приказал слугам обнести гостей вином сао для произнесения ритуальной здравицы, Джиро едва коснулся губами края своего кубка. Он покинул праздник в первую же минуту, когда это можно было сделать, не оскорбив присутствующих.

Внимание Накойи снова обратилось на властителя Анасати.

Текума долго и пристально всматривался в лицо Бантокапи, а потом что-то тихо сказал Маре, которая, в свою очередь, подняла глаза на будущего супруга и кивнула в знак согласия. Бантокапи заморгал, пытаясь уследить за полетом мысли собеседников, но, очевидно, был настолько пьян, что ничего не смог понять. Текума поговорил с Чимакой, и тот подозвал двух слуг. Когда прохлада наступившего вечера позволила Накойе перевести дух, два ражих детины отнесли в постель будущего властителя Акомы. Мара дождалась подходящего момента и попросила разрешения удалиться. Текума ответил коротким кивком, и все общество поднялось в прощальном приветствии.

Музыканты, весь вечер услаждавшие слух гостей, заиграли подобающую случаю мелодию; тем временем Мара пожелала всем доброй ночи. Вслед за ней встали со своих мест и ее спутники, и тут Накойя увидела приближающегося Чимаку.

— Вы скоро отправляетесь в обратный путь? — поинтересовался он.

— Завтра. Наша госпожа желает сразу же вернуться домой, чтобы можно было начать приготовления к свадьбе и к прибытию нового властителя.

Чимака развел руки в стороны, как будто показывая, что никаких затруднений не предвидится.

— Я засажу писцов за работу на всю ночь. Документы, скрепляющие помолвку, будут готовы к вашему отбытию; останется только подписать их. — Он сделал движение, словно собираясь отойти, но вдруг сказал с несвойственной ему искренностью:

— Ради всех нас я хочу надеяться, что ваша юная властительница не сделала ошибки.

Застигнутая врасплох этой неожиданной откровенностью, Накойя все же уклонилась от прямого ответа:

— Могу лишь уповать на то, что боги сочтут возможным благословить этот союз. Чимака улыбнулся:

— Конечно, все мы на это уповаем. Ну что ж, тогда до утра?

Накойя кивнула и направилась к выходу, знаком подозвав двух охранников из отряда Акомы, еще остававшихся в зале. И пока один из слуг Анасати провожал советницу в отведенную ей комнату, она размышляла о неожиданных словах Чимаки и гадала, насколько глубоко скрыта в них правда.

***

Пыль вздымалась из-под ног марширующих воинов: кортеж Акомы медленно продвигался на соединение с остальными солдатами, ожидавшими их в лагере у моста на границе владений Анасати. Накойя держалась очень тихо, после того как вместе с Марой устроилась на подушках большого паланкина. Властительница о чем-то размышляла, но за советом не обращалась, и Накойя предпочитала не задавать вопросов. Даже возведенная в высокий ранг первой советницы, она не смела ничего предлагать, пока ее об этом не попросят; однако старая нянька могла, по крайней мере, сделать так, чтобы ее сомнения были услышаны. Образ пьяного, грубого Бантокапи, каким он себя показал минувшим вечером, маячил перед ее мысленным взором, когда она с самым кислым видом обратилась к своей подопечной:

— Надеюсь, ты сумеешь справиться с ним, госпожа.

Выведенная из глубокой задумчивости, Мара встрепенулась:

— Что?.. О, Банто… По-моему, он именно такой, какой нам нужен.

Накойя что-то пробурчала. Когда улеглось потрясение из-за того, что Мара выбрала Бантокапи, старая няня пришла к пониманию: замысел хозяйки был куда шире, чем это могло показаться. Мара не просто передавала в руки Анасати власть над своей семьей как плату за сохранение имени Акомы. С того дня, когда Мара устроила ловушку бандитам с холмов, девушка доверяла Накойе лишь то, что считала необходимым. Чуть ли не за одни сутки несведущая, неопытная храмовая послушница тогда доказала, что она уже не дитя. И пока Накойя предавалась сомнениям и даже страхам из-за упрямой наивности девушки во всем, что касается мужчин, Мара убедительно дала понять, что в Игре Совета она способна не только обороняться, но и наступать.

Накойя прикинула в уме, каковы сильные и слабые стороны игроков, их возможности и связи в свете новых обязательств, принятых на себя ее госпожой. И то, что она подметила в Бантокапи, привело старую советницу к убеждению: может быть, ее ненаглядная Мара недооценила своего суженого. Было в младшем сыне Анасати что-то опасное, чему Накойя не могла подобрать названия. Ее пугало будущее: как изменится жизнь в их налаженном доме, когда бразды правления возьмет в руки такой властитель?

От этих невеселых мыслей ее отвлек голос Мары:

— Странно, что там происходит?

Накойя раздвинула занавески. Заслонив глаза ладонью от яркого солнца, она разглядела, что солдаты Акомы стоят вдоль дороги в том месте, где был разбит лагерь. Но их никак нельзя было принять за воинов, приготовившихся к дальнему переходу: они стояли, разбившись на две группы, в угрожающих позах. Накойя тихо ответила:

— Боюсь, какие-то неприятности.

Мара приказала эскорту остановиться и разрешила Кейоку пойти и разузнать, в чем дело.

Со скоростью, казалось бы, невозможной в его возрасте, военачальник оставил свое место во главе колонны и добрался до возбужденных, озлобленных солдат у дороги. Обе группы устремились к нему; многие из них пытались говорить одновременно. Кейок приказал всем замолчать, и сразу все голоса утихли. Задав два спокойных вопроса и получив на них ответы, он обернулся назад и крикнул Маре:

— Пока нас не было, госпожа, здесь возникли кое-какие трудности. Через минуту я смогу доложить тебе обо всем.

Знойное марево поднималось над дорогой. Кейок задавал вопросы, выслушивал краткие ответы и вскоре выделил из общей толпы трех воинов. Вместе с ними он вернулся к паланкину госпожи. Даже слой грязи и пота не мог скрыть следы драки на лицах солдат.

— Это Селмон, госпожа, — сказал Кейок, указывая на человека в разодранной тунике и с кровоточащими костяшками пальцев.

— Я его знаю, — отозвалась Мара из глубокой тени паланкина. — Один из новичков. — Этим словом — «новички» — она называла всех, кто еще совсем недавно разбойничал вместе с другими серыми воинами. Сейчас она не стала дожидаться дальнейших пояснений и уверенно продолжала:

— Он исполняет обязанности командира патруля, а ты оставил его здесь за старшего, поскольку все три офицера были включены в эскорт.

Кейоку, видимо, польстило, что Маре известны такие подробности сделанных им назначений, но он не спускал глаз с солдат, стоявших рядом.

— Я полагал, что Селмон хорошо справляется со своим делом, но, может быть, я и допустил ошибку.

Мара пригляделась к двум другим солдатам. Одного из них, Дзатаки, она знала уже много лет; еще ребенком он играл вместе с Ланокотой и с нею самой. Мара вспомнила, что характер у него всегда был не из легких, и рискнула высказать вслух догадку о причинах смуты:

— Дзатаки, Селмон дал тебе приказ, а ты отказался его выполнить?

Дзатаки вздернул подбородок:

— Госпожа, этот Селмон приказал нам нести дозор в первую смену, пока он и его дружки будут отдыхать и насыщаться после долгого дневного перехода.

Мара обратилась к третьему бойцу:

— Ты… Картачалтака тоже новичок. Ты возмутился тем, что Дзатаки отказался повиноваться?

Теперь вознегодовал Картачалтака:

— Госпожа, он и другие смотрят на нас свысока и всегда, когда только могут, сваливают на нас самые неприятные обязанности.

Мара снова перевела взгляд на Селмона:

— Ты принял его сторону?

Кейок поспешил ответить сам:

— Нет, госпожа. Он просто пытался их разнять и прекратить потасовку. Он действовал правильно.

Мара поднялась с подушек. Не ожидая, пока Кейок ей поможет, она вышла из паланкина и обратила лицо к двум драчунам.

— На колени! — приказала она.

Будучи ростом едва по плечо любому из трех воинов, эта стройная девушка в светло-желтых одеждах и сандалиях держалась так, что никому и в голову не пришло бы усомниться: именно она представляла верховную власть в Акоме.

Доспехи загремели, когда оба противника в одно мгновение рухнули на колени.

— Слушайте меня! — воскликнула Мара так, чтобы ее услышали и другие солдаты. — Слушайте все!

Кейок выкрикнул команду:

— Выровнять строй!

За несколько секунд вся охрана Мары выстроилась перед ней, за спиной у двух виновников ссоры, замерших в покаянной позе.

Мара спросила у Кейока:

— Какое наказание полагается за такую провинность?

Кейок ответил без сожаления:

— Госпожа, их обоих надо повесить здесь же, на месте.

Мара вздрогнула. Она не думала, что приговор должен быть столь суровым. Но военачальник рассчитанным движением потер большим пальцем шрам на подбородке.

Жест Кейока служил предостережением: ее решение может иметь серьезные последствия. Мара перевела взгляд на Папевайо. Лицо командира авангарда было, как всегда, невозмутимым, но едва заметный кивок подтвердил, что с вердиктом Кейока он вполне согласен.

Мара почувствовала холод в груди. Она понимала, что должна действовать быстро и решительно, иначе может возникнуть непреодолимая пропасть между теми, кто годами служил ее семье, и теми, кто лишь недавно вступил в войско Акомы. Призвав на помощь все свое самообладание, Мара обратилась к солдатам, и в ее голосе звучал почти не сдерживаемый гнев:

— В этом гарнизоне никто не пользуется привилегиями! Здесь больше нет никаких «новичков». Здесь больше нет никакой «старой гвардии». Среди тех, кто носит зеленые доспехи Акомы, нет никого, кроме солдат Акомы. Каждый из вас дал клятву повиноваться и отдать жизнь на службе моему дому. — Она прошла вдоль строя, вглядываясь в глаза каждого из стоящих здесь. Потом заговорила вновь:

— Некоторых из вас я знаю с детства. Другие пришли к нам в последние недели, но все в равной мере обязаны с честью носить зеленый цвет Акомы. Я только что обещала передать это имя другому — ради того, чтобы Акома продолжала жить… и не просто .жить. Для того, чтобы Акома процветала! — Теперь ее голос возвысился почти до крика:

— Любой, кто роняет свою честь, состоя на службе Акомы, роняет честь Акомы… — следующие слова прозвучали тихо и неумолимо:

— и роняет мою честь.

Солдаты сохраняли безупречный строй, но все отвели глаза, увидев, как Мара внезапно остановилась перед двумя провинившимися бойцами. Она обратилась к Дзатаки, глядя на него сверху вниз:

— Ты получил приказ от офицера, поставленного над тобой твоим военачальником. Тебе оставалось только одно — повиноваться!

Дзатаки уткнулся лбом в дорожную пыль и замер, ни слова не сказав в свою защиту. А его госпожа, обернувшись к Картачалтаке, сказала:

— А ты ударил собрата-воина, когда он исполнял свой долг!

Тот также согнулся в земном поклоне у ног госпожи. На ее запястьях звякнули браслеты из драгоценного металла — подарок властителя Анасати будущей невестке.

Обратившись к своему военачальнику, властительница Акомы вынесла приговор:

— Эти двое предали честь Акомы. Обоих — повесить.

Кейок немедленно назначил солдат, чтобы привести приговор в исполнение. Лишь мгновенную тень страха смогла Мара уловить в глазах обреченных. Но то не был страх смерти: каждый воин принял бы смерть с радостью и без колебаний. Их страшила мысль о бесславной. смерти, о казни, уготованной рабам. Каждый знал, что означает для него утрата воинской чести: следующий оборот Колеса Жизни низведет его на более низкую ступень, и в новом рождении он окажется слугой или даже рабом. Но затем их лица вновь скрылись под маской бесстрастия, предписанной цуранскими обычаями. Только достойным поведением перед лицом самой позорной из смертей каждый из осужденных мог заслужить хотя бы малейшую надежду на милость богов, когда Колесо вновь вынесет его в мир живых.

Мара стояла рядом с носилками неподвижно, словно изваянный из камня символ самообладания; тем временем солдаты препроводили приговоренных к раскидистому дереву у дороги. С обоих были сорваны доспехи, а руки им связали за спиной. Не тратя времени на церемонию последней молитвы, исполнители казни приготовили веревки с петлями на одном конце; другой конец каждой из них перекинули через прочный сук дерева и набросили петли на шеи осужденным. Полдюжины солдат ухватились за свободные концы веревок и резко их натянули, когда был подан сигнал. Они постарались сделать это как можно быстрее, чтобы по мере сил сократить смертную муку своих товарищей.

Когда все было кончено, Мара сказала бесцветным голосом:

— Кейок, домой.

Солнечный свет внезапно показался ей невыносимо ярким. Убийство, которое совершилось по ее приказу, отняло у нее последние силы. Ясно было одно: солдаты не должны заметить в ней ни намека на слабость. Жестом подозвав одного из мальчиков-рабов, она приказала подать ей подслащенной воды с фруктовым соком. Медленно прихлебывая напиток, она пыталась вернуть себе душевное равновесие.

Кейок приказал воинам построиться: пора было трогаться в путь.

Накойя все это время помалкивала в глубине паланкина, но теперь, видя, что Мара стоит в оцепенении, окликнула ее:

— Госпожа?..

Мара вернула рабу пустую чашку:

— Иду, Накойя. Время не ждет. До свадьбы остался месяц, и нужно управиться с множеством дел.

Ничего к этому не добавив, она забралась в паланкин. Носильщики взвалили на плечи шесты носилок; Мара устроилась на подушках рядом с Накойей и снова погрузилась в тяжелую задумчивость. Кейок отдал приказ выступать, и солдаты сомкнули ряды вокруг паланкина — спереди, сзади и по обеим сторонам; судя по виду, это вновь был единый отряд.

Мару начала бить крупная дрожь. Широко открытыми невидящими глазами она уставилась в одну точку перед собой. Ни слова не говоря, Накойя обняла ее за плечи. Кортеж тронулся. Мара дрожала все сильнее, и наконец ее затрясло так, что Накойе пришлось обеими руками прижать к себе безутешную питомицу, и та молча уткнулась ей в плечо, с трудом удерживаясь, чтобы не зарыдать.

***

Когда они достигли границ ее имения, Мара задумалась о трудностях, стоявших перед ней. После казни двух солдат она за всю дорогу обменялась с Накойей и Кейоком лишь несколькими словами. Теперь-то пришло понимание: следовало с самого начала предвидеть конфликт между бывшими серыми воинами и ветеранами отцовского гарнизона.

Мысленно осыпая себя упреками за это упущение, Мара отодвинула занавеску паланкина и, подозвав военачальника, спросила:

— Кейок, почему Селмон не назначил в первую смену дозора старых и новых воинов вперемежку, а выбрал только ветеранов?

Если воина и удивил вопрос властительницы, он этого не показал:

— Госпожа, Селмон именно потому и ошибся, что не хотел вызвать недовольство старых солдат. Он думал, что, отстояв первую смену, они получат возможность отдыхать от обеда до утренней смены без перерыва и оценят такое преимущество. За этим юнцом Дзатаки и раньше водилось… Он мог вспылить из-за пустяка. И если бы здесь был любой из нас… — жестом он показал, что имел в виду самого себя, Папевайо и Тасидо, то есть трех офицеров, сопровождавших Мару во дворец Анасати, — ничего этого не случилось бы. — Он помолчал, прежде чем продолжить. — Но действовал Селмон правильно. Если бы он не вмешался, дело могло дойти до стычки между старыми и новыми, а он сумел это предотвратить, так что наказывать пришлось только двоих.

Мара кивнула:

— Когда вернемся домой, назначь Селмона командиром патруля по всем правилам. Наш гарнизон разрастается, и теперь требуется больше офицеров. — И тут Мара приняла одно из тех быстрых и непререкаемых решений, которые снискали ей уважение всех, состоящих на службе у Акомы:

— Из числа наиболее достойных воинов старой гвардии двоих тоже награди повышением. Выбери самого лучшего из старейших солдат нашего дома — может быть, Миаку — и назначь его сотником. Одного из новичков тоже произведи в офицеры. Этот мошенник Люджан был сотником, когда служил в доме Котаи. Если у тебя нет на примете кого-нибудь более подходящего, дай ему это звание.

Кейок пожал плечами: среди новичков он не мог назвать лучшего кандидата. Маре это было приятно, но виду она не подала, сказав только:

— Я хочу, чтобы как можно скорее были разрушены всякие барьеры между отдельными группами гарнизона. Ветераны и новички не должны чуждаться друг друга. Фаворитов здесь не будет.

Кейок кивнул. На его суровом лице даже промелькнул намек на улыбку, который вполне можно было принять за откровенное одобрение.

Не столько для слушателей, сколько для себя самой, Мара добавила:

— Скоро мне понадобятся люди, которые будут повиноваться без малейшего колебания. Я не могу допустить, чтобы мои планы сорвались.

Очевидно, ее одолевали многие заботы. Кейок ускорил шаг, направляясь к голове колонны. По пути он размышлял о том, что с каждым днем Мара становится все более похожей на своего отца.

***

Когда паланкин Мары проплывал мимо луговых пастбищ Акомы, она почувствовала — впервые после того, как покинула храм Лашимы, — что вера в лучшее будущее снова проснулась у нее в душе.

Она не станет ни с кем обсуждать свои замыслы, даже с Накойей или Кейоком. Намерения еще не превратились в законченный план, цели которого выходили далеко за рамки простого выживания. Честолюбивые мечты кружили голову.

Мара понимала, что впоследствии планы придется перестраивать, приноравливаясь к неожиданным приливам и отливам событий, к превратностям политических союзов, к причудам Игры Совета. Смелость и решительность зачастую оказываются важнее, чем способы и средства; ей предстоят годы обучения, прежде чем задуманное ею начнет приносить плоды.

Брак с Бантокапи был всего лишь первым шагом. С того момента как границы поместья Анасати остались позади, ей открылась надежда, и новые мечты увлекали вперед, к неизведанному.

К тому времени, когда рабы, несущие паланкин, почти достигли парадного входа в господский дом Акомы, грезам Мары пришлось потесниться под напором насущных дел. В этот предвечерний час двор был освещен значительно более ярко, чем обычно. При свете факелов Мара увидела, что около кухни собралось примерно восемьдесят человек; многие из них что-то ели из мисок. Между ними, энергично жестикулируя, расхаживал Люджан, который, как видно, обращался к ним с речью. Когда колонна Мары приблизилась к едокам, некоторые из них отставили миски и поднялись на ноги. Остальные продолжали насыщаться, хотя и выглядели несколько обеспокоенными.

Мара оглянулась на Накойю, но старая женщина спала, обессиленная жарой и убаюканная покачиванием носилок. Когда паланкин коснулся земли и Мара показалась из-за занавесок, Кейок помог ей выйти. Люджан был уже тут как тут; он почтительно поклонился и доложил, не дожидаясь вопроса:

— Госпожа, это все люди достойные… во всяком случае, в той мере, в какой я могу судить о таких вещах. Все они с радостью поступили бы к тебе на службу.

— Солдаты?..

Сразу заинтересовавшись, Кейок выпустил руку Мары.

Бывший предводитель разбойников снял шлем; в его глубоко посаженных глазах сверкнули отблески света факелов:

— К сожалению, солдат мало, военачальник. Но остальные — оружейники, птицеловы, башмачники, колесных дел мастера и другие искусные ремесленники. И еще два землепашца.

К разговору присоединилась Мара:

— Прекрасно, землепашцы мне понадобятся. Ну а все-таки, сколько же солдат?

— Тридцать три.

Люджан шагнул в сторону с грацией, более подобающей танцору, чем воину. Он помог только что проснувшейся Накойе выбраться из паланкина, но его внимание было приковано только к госпоже.

Мара проделала в уме несложные вычисления:

— С таким пополнением гарнизон Акомы насчитывает более трех сотен. Наше положение уже не безнадежно. Оно всего лишь отчаянное.

— Нам нужно гораздо больше солдат, — резко заключила Накойя.

Шаркая ногами, она направилась к дому. Ей хотелось спать, и от этого она не стала менее сварливой.

Люджан легко перебросил шлем из правой руки в левую:

— Госпожа, набрать еще больше солдат будет нелегко. Всех серых воинов, которые скрывались поблизости от границ Акомы, мы уже привели под твои знамена. Если нужно усилить гарнизон, нам придется оставить эти земли и пуститься в странствие.

— Но тебе известны, места, где следует искать рекрутов, — уверенно заявила Мара, невольно следя за руками Люджана, продолжавшими жонглировать шлемом.

С плутовской улыбкой Люджан ответил:

— Госпожа, я не страдаю от избытка скромности, это верно, но с тех пор как был уничтожен род Котаи, я побывал во всех бандитских логовищах, которые сыщутся отсюда до Амболины. Да, мне известно, где искать людей.

— Сколько же времени тебе для этого нужно?

В глазах Люджана зажегся озорной огонек:

— А сколько рекрутов ты желала бы получить, госпожа?

— Тысячу. А еще лучше — две.

— Ну что ж, госпожа, чтобы набрать тысячу, надо три-четыре месяца. — Шлем перестал перелетать из руки в руку: Люджан задумался. — Если бы я мог взять с собой несколько надежных людей, то, наверное, этот срок удалось бы сократить до шести недель. Но две тысячи…

Мара сделала нетерпеливый жест, и ее браслеты тихо зазвенели.

— У тебя в распоряжении три недели. Рекруты должны быть доставлены сюда, приведены к присяге и распределены по отрядам гарнизона в течение месяца.

Улыбка Люджана превратилась в комическую гримасу:

— Госпожа, ради тебя я вышел бы безоружным против орды громил из Тхана, но ты требуешь от меня чуда.

Вечерний сумрак скрыл румянец Мары, но в том, как она подозвала Папевайо, чувствовалось несвойственное ей воодушевление. Едва командир авангарда завершил подобающий поклон, она приказала:

— Найди для Люджана несколько хороших солдат. — Она бросила на бывшего разбойника испытующий взгляд. — Выбирай и из ветеранов, и из новичков. Может быть, время, проведенное вместе в пути, убедит их, что общего между ними больше, чем различий. — Потом добавила:

— Если ты думаешь, что кто-то из них может наделать хлопот…

Это предположение, по-видимому, не обеспокоило Люджана:

— Люди, которые могут наделать хлопот, госпожа, для меня не такая уж новинка. — Его улыбка стала шире. — Прежде чем я дорос до офицерского звания, рискну сказать, я и сам был таким.

— Рискну сказать, это очень похоже на правду, — напомнил о себе Кейок, до того неподвижно стоявший в темноте.

Бывший главарь бандитов слегка вздрогнул от неожиданности и немедленно подтянулся. А Мара уточнила свои пожелания:

— Ты должен передвигаться так быстро и забираться так далеко, Люджан, как это окажется возможным… за двенадцать дней. Собери столько надежных людей, сколько сумеешь. Потом возвращайся. Если ты не сможешь привести мне две тысячи — приведи две сотни, а если не удастся найти две сотни — пусть будет двадцать. Но сделай из них хороших воинов.

Люджан кивнул, а затем отвесил безупречный поклон по всем правилам, так что Мара не могла не улыбнуться:

— Ну, а теперь покажи мне, кого ты привел сегодня. Люджан проводил Мару и Кейока туда, где сидели плохо одетые новички. Когда к ним приблизилась властительница Акомы, все встали, а некоторые преклонили колени. Тем, кто познал трудности жизни изгоев, она казалась настоящей имперской принцессой в роскошных одеждах. Самые грубые и невежественные среди них почтительно, чуть ли не благоговейно, слушали, как Мара повторяла предложение, которое раньше сделала Люджану и его сообщникам на горной дороге. И снова произошло то же, что случилось с тех пор с тремя другими бандами: почти шестьдесят искусных работников с готовностью приняли возможность обрести кров над головой и получить у Джайкена назначение на новую работу. Хадонра сразу же представил себе, какую прибыль принесут хозяйству Акомы труды этих умельцев, и Мара с улыбкой наблюдала, как заблестели его глаза. А оружейники тоже наверняка понадобятся, если Люджан приведет новых воинов, столь необходимых для защиты Акомы.

Когда Джайкен увел работников, толпа поредела, и суета во дворе отчасти улеглась.

О тех, кто остался, Люджан отозвался так:

— Госпожа, здесь тридцать три бывалых воина. Они будут рады принести присягу перед натами Акомы.

— Ты им все объяснил?

— Рискну сказать, объяснил не хуже любого другого, госпожа… за исключением, конечно, тебя самой.

Услышав, как неодобрительно хмыкнул Кейок, Мара взглянула на бывшего разбойника, чтобы посмотреть, не насмехается ли он над ней. Но нет, насмешки не было… во всяком случае, явной. Внезапно ощутив странную притягательность этого ловкача, она поняла: в нем угадывалось то самое веселое лукавство, которым был так щедро наделен Ланокота. Сейчас Люджан просто поддразнивал ее, и Мара слегка покраснела. Этот человек не был ни ее родственником, ни равным ей по рангу властителем, и она не знала, как следовало бы отвечать на его шутки; в храме ее ничему такому не обучали. И хозяйка Акомы решительно принялась за дела. Все приведенные Люджаном воины были хорошо сложены, хотя и явно исхудали от недоедания; они казались энергичными и воодушевленными, за исключением двоих, сидевших несколько поодаль. Один из них обменялся взглядом с Люджаном.

— Ты знаешь этого человека? — спросила Мара.

Люджан засмеялся:

— Еще бы, госпожа. Это Сарик, мой кузен; он тоже служил властителю Тускаи. Прежде чем покинуть поместье Котаи, он был самым близким моим товарищем.

Желая как-нибудь подколоть Люджана в отместку за свое недавнее смущение, Мара полюбопытствовала:

— Он хороший солдат?

Люджан усмехнулся, и такая же широкая улыбка появилась на лице его кузена. Ответ прозвучал вполне уверенно:

— Госпожа, он такой же хороший солдат, как я сам.

— Вот и прекрасно, это решает проблему. — Мара отобрала шлем, который все еще болтался у него на запястье; такой шлем называли «солдатским горшком» за полное отсутствие на нем каких бы то ни было украшений. — Я собиралась попросить тебя, чтобы этот шлем ты отдал ему, а себе раздобыл бы другой, с офицерским плюмажем. Кейок получил приказ назначить тебя сотником, но раз ты отбываешь и будешь отсутствовать три недели, он может с таким же успехом назначить на эту должность твоего кузена… вместо тебя.

Все с той же улыбкой Люджан поправился:

— Тогда, пожалуй, он не «такой же хороший», а «почти такой же хороший», как я, госпожа. — Чуть более серьезно он добавил:

— С твоего разрешения, я хотел бы взять его с собой. Я не собираюсь ничего дурного сказать ни об одном из остальных воинов, но если придется поработать мечом, я предпочел бы видеть рядом с собой именно его. — Люджан вернулся к прежнему легкомысленному тону. — Кроме того, он тоже умеет управляться с компанией, состоящей исключительно из нарушителей спокойствия.

Мара уже не пыталась сохранить важный вид. В первый раз после смерти Ланокоты у нее стало по-настоящему легко на сердце, и лицо осветилось неотразимо милой улыбкой:

— Тогда тебе придется раздобыть для себя плюмаж у Кейока, сотник. — После этого она обратилась к Сарику:

— Добро пожаловать, Сарик.

Он склонил голову:

— Госпожа, твоя честь — моя честь. Если будет на то милость богов, я умру

— надеюсь, это будет не слишком скоро — смертью воина на службе у такой красавицы, как ты.

Подняв брови, Мара взглянула на обоих кузенов:

— Похоже на то, что льстивость — наследственное свойство у вас в семье, равно как и недостаток почтения к высокому рангу.

Потом она указала на другого пришельца, который сидел вместе с Сариком. На нем была скромная одежда и простые кожаные сандалии, а волосы его выглядели по меньшей мере странно. Они не были подстрижены коротко, как у солдата, не завиты в локоны, как у торговца, и не образовывали лохматую шевелюру, как у работника.

— А это кто?

Незнакомец встал; Сарик пояснил:

— Это Аракаси, госпожа. Он также состоял на службе у моего хозяина, хотя он и не солдат.

Аракаси оказался человеком среднего роста, с правильными чертами лица. Но в его осанке не было ни горделивой выправки воина, ни смиренной почтительности пахаря. Внезапно почувствовав какую-то растерянность, Мара спросила:

— Тогда почему же он не присоединился к землепашцам и ремесленникам?

Темные глаза Аракаси вспыхнули, словно его что-то позабавило, но черты лица оставались неподвижными. Потом он вдруг неузнаваемо изменился. Почти не шевельнувшись, он казался теперь совершенно другим человеком: отчужденный, хладнокровный грамотей-ученый стоял перед Марой. Тут она приметила то, что должна была бы разглядеть раньше: кожа у него оказалась совсем не такой задубелой, какая бывает у полевых рабочих. Во всяком случае, у него отсутствовали мозоли, которые остаются на руках у тех, кто изо дня в день возделывает землю, пользуется инструментами или упражняется с оружием.

— Госпожа, я не землепашец.

Что-то заставило Кейока насторожиться. Он без промедления выступил вперед и встал между своей госпожой и незнакомцем:

— Если ты не землепашец и не солдат, то кто же ты? Купец, моряк, жрец?

Словно не обратив внимания на вмешательство Кейока, Аракаси сказал:

— Госпожа, в свое время я побывал в шкуре каждого из них. В образе жреца из храма Хантукамы я однажды собирал подаяние в доме, где гостил твой отец. Мне доводилось носить личины солдата, разносчика, работорговца, сводника, водоноса, мореплавателя и даже нищего.

Этим можно кое-что объяснить, подумала Мара, но не все. Она задала вопрос иначе:

— Кому же была отдана твоя верность?

Аракаси отвесил изысканный поклон с изяществом и непринужденностью высокородного вельможи:

— Я состоял на службе у властителя Тускаи — до того, как его убили псы Минванаби. Я был у него мастером тайного знания — начальником разведки.

При всем желании Мары сохранять невозмутимость, ее глаза изумленно расширились:

— Мастером тайного знания?..

Незнакомец расправил плечи. В его улыбке не осталось веселья.

— Да, госпожа. По одной причине, которая важнее всех прочих, для тебя было бы желательно принять меня на службу: покойный властитель Тускаи потратил большую часть своего состояния на то, чтобы создать сеть осведомителей. Я был главой этой сети; наши агенты действовали во всех городах Империи и во многих знатных домах. — Голос незнакомца зазвучал тише; в нем слышалась странная смесь гордости и сомнения. — Эта сеть цела и невредима.

Внезапным движением Кейок потер большим пальцем подбородок.

Мара прочистила горло, бросила в сторону Аракаси пытливый взгляд и, осмотревшись по сторонам, сказала:

— Такие вещи лучше не обсуждать во дворе. Я еще не стряхнула дорожную пыль с одежды, и с полудня у меня не было ни минуты даже для того, чтобы немного подкрепиться. Зайди в мои покои примерно через час. А Папевайо тем временем позаботится о тебе.

Аракаси поклонился и присоединился к Папевайо, который жестом пригласил загадочного новичка последовать за ним в баню около казарм.

Оставшись в обществе Кейока и тридцати трех воинов, не имеющих хозяев, Мара пребывала в задумчивости. После недолгого молчания она тихо повторила:

— Мастер тайного знания в доме Тускаи… — Обратившись к Кейоку, она поделилась с ним воспоминанием:

— Отец всегда говорил так: властитель Тускаи знает очень много. Боги могут счесть, что он знает слишком много для простого смертного. Люди шутили, будто у него в подвале заперт маг с волшебным кристаллом, и этот маг рассказывает хозяину все, что увидит в кристалле. Как ты думаешь, может быть, все дело и заключалось именно в Аракаси?

Кейок не высказался прямиком. Он лишь предупредил:

— Будь осторожна с ним, госпожа. Человеку, который занимается шпионажем, редко требуется честность. Ты правильно сделала, что отослала его вместе с Вайо.

— Верный мой Кейок, — произнесла Мара с глубокой признательностью в голосе. В свете факелов она повела головой в сторону группы оборванцев, ожидающих его команды. — Как по-твоему, ты сумеешь принять у этой компании присягу и еще выкроить время для омовения и обеда?

— Должен суметь, — пожал плечами военачальник с редкой для него неуверенностью. — Хотя… как я дожил до старости при такой беспокойной службе — одним богам известно.

Прежде чем Мара успела ответить, он выкрикнул команду, и, как и подобало вымуштрованным солдатам, люди в отрепьях, столпившиеся во дворе, встали в строй, повинуясь властному голосу офицера.

Глава 5. ТОРГ

Вечер сменился ночью. Пламя масляных ламп освещало спальню Мары. Наружные перегородки были раздвинуты, и от легкого ветерка огонь в лампах мерцал и колебался. Властительница Акомы отослала слуг, приказав одному из них принести чоку. Оказавшись — до прихода остальных своих сподвижников — наедине с Накойей, Мара сорвала кричаще-яркие браслеты, подаренные ей властителем Анасати. Сбросив с себя грязную дорожную одежду, она ограничилась тем, что обтерла тело влажным полотенцем. А уж выкупаться в ванне как следует она сможет потом, после того как побеседует с Аракаси.

Накойя хранила молчание, но ни на минуту не отрывала взгляда от своей молодой хозяйки. Слова были не нужны. Упрек, который Мара читала в этих старых глазах, был достаточно красноречив: неопытная девочка совершила опасно-безрассудный поступок, связав себя с Бантокапи. Он мог казаться туповатым, но его знали как сильного бойца, и, будучи всего лишь двумя годами старше ее, он успел пройти хорошую школу в Игре Совета, в то время как Мара готовилась к посвящению под кровом храма Лашимы.

Когда Мара уже закуталась в тонкую накидку шафранового цвета, возвратился раб с чокой. Повинуясь жесту хозяйки, он поставил большой поднос на низкий столик и удалился. Так же безмолвно Мара дала понять Накойе, что надо подготовить чашки и салфетки.

Два ее офицера и пришелец прибыли точно через час. Мара пристально всматривалась в незнакомца, а он тем временем поклонился и уселся между Кейоком и Папевайо. Стиль поведения Аракаси был выдержан безупречно, в точном соответствии с одеждой, которая теперь красовалась на нем вместо нищенских лохмотьев. Неожиданно Мара сообразила, что его алую тунику, украшенную кисточками, она уже не раз видела прежде. Это была любимая вещь Папевайо — наряд, который он надевал только по праздничным дням и не стал бы уступать — пусть даже на время — кому попало. Человек, некогда служивший мастером тайного знания при властителе Тускаи, сумел в течение часа, который прошел после их встречи во дворе, завоевать благосклонность сурового командира авангарда. Для Мары это была убедительная рекомендация: она — как некогда и ее отец — верила чутью Папевайо.

Усмотрев в этом добрый знак, она спросила:

— Люджан рассказал о том, чем мы здесь заняты?

Аракаси кивнул:

— Он отправился искать других серых воинов, которых можно будет взять на службу. — Немного помолчав, он добавил:

— Но с каждым новым пополнением увеличивается и возможность того, что в Акому проникнут шпионы. Скоро вы уже не сможете доверять никому из тех, кто придет сюда.

— Ты и сам можешь оказаться таким лазутчиком, — перебила его Накойя.

— Почтенная матушка, я ничего не выгадаю от обмана. — Аракаси завладел кувшинчиком с чокой, непринужденно перехватив у Накойи обязанность разливать напиток. Он почтительно наполнил чашку Мары, затем Накойи, Кейока, Папевайо и уже потом свою. — Будь я чьим-либо шпионом, я бы просто поступил сюда на службу и послал своему хозяину весточку о вашем безнадежном положении. Затем пришли бы убийцы… возможно, со следующей группой наемников. И твои подозрения, матушка, тогда перестали бы интересовать кого бы то ни было, потому что тебя прикончили бы вместе с твоей госпожой. — Он поставил кувшинчик на стол. — Если бы я не видел здесь благоприятной возможности для себя и своих агентов, я бы прикинулся землепашцем, дождался темноты, ускользнул и никогда больше не потревожил бы никого из вас.

Мара согласно кивнула:

— Твою логику трудно опровергнуть. Теперь расскажи о себе то, что нам следует знать.

Чужак ответил откровенно:

— Я состоял на службе свыше двадцати лет. Все эти годы я занимался тем, что создавал и возглавлял сеть шпионов, охватывающую Империю из конца в конец. Сейчас моя сеть ни в чем не уступит никакой другой разведке в нашей стране, включая разведку Имперского Стратега. У меня даже есть лазутчики, состоящие под началом других мастеров тайного знания, а к помощи одного — так называемого «агента в спячке» — я не прибегал ни разу… так сказать, приберегал на черный день…

При этих словах Кейок подался вперед:

— А когда погибла семья, которой ты служил… этот день не был достаточно черным?

Грубость Кейока не вызвала ответной вспышки со стороны Аракаси:

— Ни один из моих агентов не мог прийти на помощь нашему господину или предотвратить его ужасную гибель. И особенно тот, кого я упоминал. Он подвизается в Имперской канцелярии, в штабе Имперского Стратега.

Даже Кейок не смог скрыть удивления.

Мастер тайного знания продолжал:

— Мой господин был человеком любознательным, но не богатым. Он постоянно стремился собрать как можно больше сведений самого разного сорта, но не умел должным образом их использовать. Возможно, мне не следовало бы так рьяно браться за дело… — Аракаси почти беззвучно поставил на стол свою чашку с чокой. — Если бы Минванаби не боялись способности моего господина предвидеть каждый их шаг, сегодня род Тускаи мог бы стать вровень с самыми могущественными семьями Империи. — Он горестно вздохнул. — Эх, стоит ли толковать о том, что «могло бы быть»… Минванаби организовали нападение просто и без затей, но с таким численным перевесом, что у воинов моего господина не оставалось ни единого шанса выстоять. С тех пор я усвоил: проку от моих лазутчиков не будет, если полученные ими знания не использовать для дела.

Кейок и думать забыл про свою чашку с чокой. Его глаза ярко блестели, когда он задал новый вопрос:

— Ну и где же сейчас твои лазутчики?

Аракаси без колебаний обратился к Маре, глядя ей прямо в лицо:

— Госпожа, я нестану раскрывать, кто они. Если это тебя оскорбляет, прошу прощения. Я и так в большом долгу перед теми, кто прежде служил моему хозяину, и не буду подвергать их новой опасности. Если ты примешь нас на службу, мы поставим такие же условия, на которые некогда согласился мой прежний господин — властитель Тускаи.

Мара поймала предостерегающий взгляд Кейока и едва заметно кивнула.

— И что же это за условия? — поинтересовалась она.

— Иметь дело с моими посыльными и связными буду только я; имена агентов и способы связи с ними останутся известны мне одному. Тебе будет сообщено лишь то, где они служат.

Кейок со стуком поставил чашку на стол:

— Эти требования неприемлемы! — резко бросил он.

— Военачальник, — возразил Аракаси, — я бы хотел, чтобы меня правильно поняли. Возможно, я служил моему хозяину не так успешно, как мне того хотелось, но я защищаю тех, кто тоже усердно трудился на него и притом рисковал ничуть не меньше, чем солдат в сражении. Шпион умирает позорной смертью, смертью в петле. Мои люди рискуют и жизнью, и честью ради хозяина, которого они не предадут. И я обязан позаботиться о том, чтобы ни при каких поворотах судьбы хозяин не мог предать их самих. — Он уловил недоумение слушателей и поспешил пояснить сказанное:

— Когда Минванаби разгромили защитников Тускаи, они устроили допрос моему господину… — Устремив на Мару взгляд темных глаз, он понизил голос. — В подробности лучше не вдаваться. Мне известно об этом только потому, что один из моих людей, которого сочли мертвым, сумел кое-что увидеть, прежде чем ему удалось бежать. Палач у Джингу знал свое дело. Под пыткой мой господин не смог ничего утаить и рассказал все, что знал… а ведь он был мужественным человеком. Посуди сама, госпожа, если тебе нужны мои услуги и услуги тех, кто работает на меня, то тебе придется довериться нам.

— А если не доверюсь?

Аракаси сумел сгладить остроту момента. Он медленно повернул руки ладонями вверх, как бы отметая саму возможность угрозы с его стороны и одновременно признавая свое поражение:

— Тогда я вернусь на холмы.

Мара взглянула на него более внимательно. Наконец-то ей удалось уловить проблеск подлинного чувства у этого человека. Снова носить цвета достойного дома для него важнее, чем он хотел бы признать. Не желая приводить его в смущение, Мара просто спросила:

— И что потом?

Аракаси пожал плечами:

— Госпожа, мне случалось надевать разные личины, чтобы скрыть свое подлинное лицо. Я могу починить повозку, играть на флейте, работать писцом и складывать большие числа. Кроме того, я талантливый нищий, если уж на то пошло. Как-нибудь перебьюсь, можешь не сомневаться.

Кейок остановил на нем испытующий взгляд:

— Я думаю, что при желании ты мог бы получить какую-нибудь приличную должность и жить безбедно. В таком случае, что же ты делал в лесах вместе с разбойниками?

Аракаси пожал плечами, как будто его спросили о чем-то несущественном:

— Я поддерживаю отношения с Сариком и другими людьми из дома Тускаи. В их интересах я часто занимался торговлей, разъезжая по разным городам, так что мои таланты оказались весьма кстати. Через этих людей я познакомился с Люджаном и его шайкой. Я только успел добраться до лагеря Сарика, и тут как раз подоспело предложение Люджана. Я и подумал: надо бы пойти да посмотреть, что за странные дела тут происходят. — Почтительно склонив голову, он добавил:

— Должен сказать одно, госпожа: я восхищен тем, как ты поворачиваешь традиции и заставляешь их служить тебе.

Мара ответила:

— Только по необходимости, Аракаси, и, заметь, я их никогда не нарушаю. — Она бросила на него быстрый взгляд. — Ты еще не рассказал, почему не распустил свою шпионскую сеть. По-моему, для всех вас было бы куда безопаснее, если бы после смерти хозяина вы просто приноровились к тем маскам, которые ты так хорошо обрисовал, и зажили каждый своей жизнью.

Аракаси улыбнулся:

— Безопаснее, несомненно. Даже те редкие встречи со связными, которые оказывались необходимыми в течение последних четырех лет, порой бывали сопряжены с немалым риском для некоторых моих людей. Но ради собственной чести мы сохраняем сеть в действии. — Помолчав, он произнес:

— Что побуждает нас действовать так, а не иначе, ты узнаешь, если решишь заключить со мной соглашение.

Кейок собрался было запротестовать, но лишь неодобрительно покачал головой; по его мнению, никому не было позволено торговаться подобным образом с властительницей Акомы.

Мара мельком взглянула на Накойю, внимательно прислушивавшуюся к беседе, затем на Папевайо, который даже кивнул разок, тем самым выразив Аракаси свое молчаливое одобрение.

Мара глубоко вздохнула:

— По-моему, в твоих требованиях есть резон, мастер. Но что произойдет с твоей сетью, если тебя постигнет неудача?

— У моих агентов существует определенный порядок взаимной проверки. Если в назначенный срок и в назначенном месте связной не обнаружит условного сигнала, это будет означать, что моя карьера закончилась. И не позднее чем через месяц сюда явится другой агент. — Аракаси взглянул Маре в глаза и спокойно договорил:

— Он представит тебе доказательство, которое невозможно подделать, и ты сможешь доверять ему так же, как мне.

Мара кивнула:

— Доверять… может быть, это самое трудное. Любой из нас может оказаться в дураках, если слишком быстро забудет об осторожности.

— Конечно.

От слабого порыва ветра, который донесся из сада, огоньки ламп заметались, и комната на мгновение наполнилась дрожащими тенями. Накойя невольно осенила себя ритуальным знамением защиты от напастей и гнева богов. Но Мара была слишком поглощена разговором, чтобы отвлекаться на суеверия:

— Если я приму твои условия, ты пойдешь ко мне на службу?

Аракаси поклонился в самой изысканной манере и ответил:

— Я не меньше, чем любой солдат, хотел бы служить в уважаемом доме, госпожа. Но есть еще кое-что, о чем я должен упомянуть. Мы сохранили свою сеть из соображений чести. После падения дома Тускаи я и те, кто со мной работал, дали клятву. Если от нас потребуют, чтобы мы эту клятву нарушили, мы не согласимся ни на какую службу.

— Так в чем же вы поклялись?

В глазах Аракаси, устремленных на Мару, горела фанатическая страсть, которую не могли скрыть ни хитрость, ни усвоенная с детства сдержанность.

— Отомстить властителю Минванаби, — ровным голосом проговорил он.

— Понимаю, — Мара откинулась на подушки, надеясь, что ее чувства не слишком явно написаны у нее на лице. — Кажется, враг у нас общий.

Аракаси кивнул:

— Так обстоят дела сегодня. Я знаю, что Акома и Минванаби — в ссоре, однако направления в политике часто меняются…

Мара остановила его движением руки:

— Между Акомой и Минванаби — кровная вражда. Аракаси ответил не сразу. Он сидел на подушках, скрестив ноги, и разглядывал стоптанный каблук своей сандалии. Его молчание было настолько выразительным, что всех, находящихся в спальне, обдало холодом. В этом человеке угадывалось бесконечное терпение, как у древесного аспида, часами поджидающего добычу, затаившись в кроне, цветом и очертаниями неотличимого от ветки. Но его бросок стремителен и точен. Когда Аракаси наконец шевельнулся, Мара заметила, что и его самообладание не безгранично: слишком силен был накал страстей, спрятанных за внешней невозмутимостью участников беседы. При всех своих талантах, при всем своем опыте мастер тайного знания испытывал такие же противоречивые чувства, какие мучили оборванных солдат и работников, которых она приняла на службу. Ведь могло случиться так, что, ухватившись обеими руками за возможность начать жизнь заново, он в самом скором времени снова останется бездомным и неприкаянным изгоем, не имеющим хозяина. Но он сказал спокойно и твердо:

— Если ты пожелаешь нас взять, я и мои люди присягнем на верность роду Акома.

Мара наклонила голову в знак согласия. Лицо Аракаси внезапно оживилось:

— Тогда, госпожа, начнем: ты можешь получить важное преимущество, если будешь действовать быстро. До прихода на холмы я провел некоторое время у друга на севере, в поместье Инродака. Так вот, среди работников этого поместья ходят слухи, что среди лесов, примыкающих к западной границе владений их хозяина, в улье чо-джайнов вылупилась новая королева.

— И об этом никого не известили? — сразу же заинтересовалась Мара.

Аракаси сделал отрицательный жест:

— Властитель Инродака — человек довольно замкнутый. Гости у него бывают редко, а сам он выезжает за пределы поместья еще реже. Но время не ждет. Скоро сборщики фруктов начнут рассказывать об этом событии на городских базарах, и тогда новости стремительно разнесутся по всей Империи. Но сейчас среди всех властителей и властительниц ты — единственная, кому известно, что новая королева чо-джайнов вскоре начнет поиски пристанища. В ее распоряжении будет по меньшей мере триста воинов… — Тут в глазах у Аракаси засветился юмор. — И если ты сумеешь заручиться ее поддержкой, то можешь быть уверена: ни один из них не окажется шпионом.

Мара встала.

— Если это так, то мы должны отправиться в путь, не дожидаясь утра.

Добиться, чтобы рой чо-джайнов обосновался в ее владениях, — это было бы даром богов. Хотя чо-джайны и не принадлежали к роду человеческому, они считались сильными и верными союзниками. Новая королева может начать создание своего улья с тремя сотнями солдат, каждый из которых без труда одолеет двух цуранских бойцов. Однако за несколько лет их число возрастет до нескольких тысяч, и, как справедливо отметил Аракаси, среди них не будет разведчиков вражеских домов. Мара обратилась к Кейоку:

— Пусть отряд расчищающих путь будет готов не позднее чем через час. Мы отправляемся на заре.

Когда военачальник удалился, она перевела взгляд на Аракаси:

— Ты будешь нас сопровождать. Папевайо подготовит слуг и позаботится обо всем, что тебе потребуется.

Жестом Мара показала, что разговор окончен. Когда ее советники поднялись, чтобы разойтись, Накойя тронула Аракаси за рукав:

— Девочка ничего не знает о чо-джайнах. Как она будет вести переговоры?

С непринужденной учтивостью, словно она была его бесценной старой тетушкой, Аракаси подхватил пожилую женщину под руку и повел к выходу.

— Встреча с новой королевой — настолько редкое событие, что никто не способен заранее подготовиться к переговорам с ней. От властительницы Акомы требуется только одно: соглашаться на любое требование королевы.

К тому времени как эта пара скрылась в коридоре, Мара уже едва могла совладать с волнением. Новости насчет чо-джайнов вытеснили из головы всякие мысли о приближающейся свадьбе. Завести рой у себя в поместье — это сулило любому властителю не только почет и усиление военной мощи. Помимо того, что они являлись превосходными воинами, чо-джайны славились как замечательные рудокопы; они умели находить глубоко под землей драгоценные металлы и самоцветы, из которых ремесленники того же роя делали украшения небывалой красоты и изящества. Эти существа чуждой природы, инсектоиды, владели также секретом производства шелка; нежный, прохладный материал чрезвычайно высоко ценился в Империи, жителям которой постоянно приходилось страдать от жары. Ради возможности держать в руках торговлю шелком некогда велись настоящие войны, пока не последовал императорский указ, в соответствии с которым ни один вельможа и ни одна гильдия не могли обладать исключительным правом на торговлю шелком. Теперь любой из правителей, которому удавалось получить шелк, продавал его на законном основании.

Изделия чо-джайнов ценились высоко, а им самим требовалось не так уж много: только зерно и кое-какие предметы, необходимые для постройки улья. По этим причинам властители были готовы убивать друг друга, лишь бы заманить рой в свои поместья. Все ульи чо-джайнов были в Империи наперечет, а новый рой во главе с королевой начинал самостоятельную жизнь не чаще, чем один раз на протяжении жизни одного поколения людей.

Если Мара не сумеет убедить новую королеву переселиться на землю Акомы, то следом за ней к чо-джайнам потянутся посланцы других семей, и это будет продолжаться до тех пор, пока королева не получит предложение, которое она сочтет удовлетворительным. И, как правильно заметил Аракаси, оставалось тайной, какие именно соображения могли повлиять на решение существа, столь чуждого человеку, как чо-джайн.

***

Люджан и его спутники отправились к холмам искать рекрутов, что осталось почти не замеченным из-за поднявшейся в доме суматохи: слуги собирали все необходимое в дорогу для путешественников, отбывающих на переговоры с новой королевой чо-джайнов.

Мара вышла из дома задолго до рассвета. Пастухи, которым предстояло гнать стада нидр на пастбища, еще не приступили к работе; над полями, блестящими от росы, расстилался легкий туман. Закутанная в темный плащ для защиты от сырости, она ждала перед скромными, ничем не украшенными носилками; компанию ей пока составлял только Джайкен. Его счетная табличка была испещрена пометками, и он держал наготове заостренную палочку, чтобы записать последние распоряжения властительницы.

Внезапно она в тревоге прикусила губу:

— Боги! От всех этих треволнений чуть не забыла!..

Джайкен поднял брови:

— Что, госпожа?

— Приглашения на свадьбу!.. — Мара с досадой покачала головой. — Накойя подскажет тебе, какие ритуальные стихи подобают этому случаю. И вообще она лучше, чем я, знает, кого я обязана пригласить, а кого можно и обойти приглашением. Непременно попроси ее от моего имени, чтобы она проследила за соблюдением всех требований, о которых я забыла.

Джайкен задавал вопросы и быстро делал краткие пометки.

— Госпожа, а как с летней распродажей скота? Животных для торгов полагается загодя регистрировать в гильдии скотоводов.

— До сих пор ты все решал правильно, — сказала Мара, чувствуя, что время на исходе. — Я полностью доверяю твоему суждению.

С отрядом отборных воинов появился Кейок; Папевайо и Аракаси уже стояли неподалеку, беседуя в ожидании приказов госпожи.

Люди собирались со спокойной уверенностью ветеранов, и вскоре последний из них занял свое место в строю. Мара отметила, что Кейок на этот раз облачился в прочные темные доспехи, удобные для путешествия по дикой местности. Его офицерский шлем украшало лишь одно короткое перо, а богато отделанный церемониальный меч он заменил на тот, которым предпочитал пользоваться в сражении.

Остановившись перед Марой, Кейок поклонился:

— Госпожа, люди готовы. Носильщики нагружены припасами, и отряд расчищающих путь уже выслан вперед. Мы готовы отправляться по первому твоему слову.

Мара отпустила Джайкена, пожелав благополучия и удачной торговли. Затем она забралась в паланкин и откинулась на подушки.

— Скажи людям, чтобы выступали, — приказала она. Когда полуголые носильщики наклонились, чтобы взвалить на плечи шесты ее носилок, Мара ощутила, как по спине у нее пробежал холодок. Это не был официальный торжественный визит к другому властителю. Это был дерзкий ход, рассчитанный на то, чтобы опередить любого другого участника Игры Совета и выхватить у него из-под носа один из важнейших козырей… Ход, сопряженный с немалым риском. Когда отряд обогнул небольшой пригорок, Мара бросила задумчивый взгляд на свое родовое поместье, оставшееся позади. Хотелось бы ей знать, вернется ли она, чтобы увидеть его снова.

***

Процессия, ведомая всезнающим Аракаси, быстро и незаметно продвигалась по глухим тропам. От Мары не укрылось, что с каждым днем в поведении солдат проявляются все новые признаки растущего напряжения. Солдаты цурани никогда не забывали о дисциплине в присутствии своих правителей. Однако если во время прежних походов она слышала около бивачных костров неторопливые разговоры, добродушное поддразнивание и шутки, то теперь люди хранили суровое молчание, нарушаемое лишь по необходимости и только шепотом. Их лица, обычно оживленные, теперь являли собой традиционную маску напускного безразличия.

На третьи сутки им пришлось переждать день в укрытии; только когда настала ночь, они двинулись дальше в темноте, на ходу пережевывая тайзовые лепешки я вяленое мясо нидры. Нельзя было задерживаться и нельзя было допустить, чтобы их обнаружили. К рассвету следующего дня они зашли далеко в глубь территории соседнего правителя и несколько раз оказывались поблизости от солдат, обходящих дозором хозяйские угодья. Кейок приказал своим людям держаться вместе и по возможности не попадаться никому на глаза. Даже второстепенный помещик мог воспользоваться случаем и напасть на нарушителей границы, если бы посчитал, что его отряды способны расправиться с Марой и пятью десятками ее охранников. Если же о молодой королеве чо-джайнов проведает еще кто-нибудь из властителей, то нападение в пути станет уже не «возможным», а неизбежным.

Усталость Мары нарастала с каждым часом, а отдохнуть не удавалось. И дело было не только в постоянной тряске и не только в дорожных страхах; Мара не могла отрешиться от тревожного ожидания предстоящих переговоров.

Присутствие роя чо-джайнов значило бы для выживания Акомы больше, чем дюжина самых изощренных интриг в Высшем Совете.

Изматывающей чередой прошли еще четыре дня. Стараясь уклоняться от встреч с патрулями, отряд передвигался по ночам; спали урывками, когда придется. Путники то преодолевали пространства брошенных пастбищ, то пробирались через поля тайзы по берегам многочисленных притоков реки Гагаджин. В таких случаях рабы замыкали шествие и распрямляли примятые побеги, чтобы скрыть следы их передвижения. На рассвете девятого дня Мара уселась, как солдат, прямо на голую землю, чтобы съесть кусок сыра и сухую лепешку. Подозвав Кейока и Аракаси, она предложила им сесть с ней рядом.

Оба отказались разделить с ней эту дорожную трапезу: точно такой же холодный паек каждый из них успел прожевать раньше. Мара изучала их лица: одно — изборожденное морщинами, жесткое, хорошо знакомое и такое же неизменное, как восход солнца на востоке; другое — неуловимое, как иллюзорная маска, обретающая те черты, которых потребуют обстоятельства. После недолгого молчания Мара сказала:

— Мы пересекли три владения, каждое из которых хорошо охраняется, и ни один патруль не поднял тревогу. Должна ли я поверить в удивительные способности моего военачальника и моего проводника, или вооруженные отряды всегда с такой легкостью вторгаются в поместья Империи?

— Вопрос по существу, госпожа, ничего не скажешь. — Аракаси посмотрел на нее с неподдельным почтением. — Кейока считают превосходным офицером, и чтобы это узнать, не требуется сеть шпионов. Его опыт и мастерство уважают во всей Империи.

Кейок ответил на комплимент легким поклоном в сторону мастера тайного знания.

— Без руководства Аракаси мы не отделались бы так легко. Его знание этих заброшенных мест поразительно. Настанет время, и Акома сумеет воздать ему по заслугам.

Мара поняла: таким косвенным способом Кейок признал, что Аракаси теперь для него свой. Лицо мастера тайного знания вмиг приняло строгое выражение, подобающее образцовому солдату. Ни дать ни взять — бывалый воин, в жизни своей не занимавшийся ничем, кроме ратных трудов.

Способность этого человека выглядеть таким, каким он хочет казаться, порой даже начинала беспокоить Мару.

— Скажи честно, — попросила она, — как ты считаешь: провести вооруженный отряд незамеченным через земли Акомы будет столь же легко?

Аракаси засмеялся. Это был неожиданный звук в лагере, откуда, казалось, навсегда ушло веселье.

— Конечно нет, госпожа. Не зря же военное искусство Кейока вызывает всеобщее восхищение. Он знает, как опасен такой порядок, когда дозорные совершают обходы через равные промежутки времени и по неизменному расписанию. Кейок осторожен и изобретателен, даже когда его отряд невелик. — Он с уважением посмотрел на военачальника и добавил:

— Особенно, когда у него мало людей. Нарушить границы Акомы трудно даже для одного человека, не говоря уже о вооруженном отряде.

Кейок уловил в этих словах некоторую неопределенность:

— Ты сказал «трудно», но не сказал «невозможно».

Аракаси склонил голову, признавая правоту военачальника:

— Верно.

Мара напомнила:

— Кажется, серые воины Люджана угнали у нас скот без особых затруднений.

Аракаси не смог скрыть улыбку:

— И это тоже правильно. Но у него было преимущество: я подсказал ему, где и когда устроить набег.

Спокойствие Кейока стало угрожающим:

— Как видно, нам надо кое-что обсудить. — Он жестом показал, что хотел бы удалиться. — С твоего разрешения, госпожа…

Такого разрешения Мара не дала; у нее оставались еще вопросы:

— А найдется ли во всей Империи хоть одно поместье, которое охраняется настолько хорошо, что ни чужестранец, ни разбойник не могут проскользнуть через него?

— Только одно, — заявил Аракаси, по-видимому, совершенно не озабоченный негодованием Кейока. — Поместье властителя Дачиндо, далеко на востоке.

Мара улыбнулась так, словно одержала маленькую победу:

— Вот теперь, Кейок, вам с Аракаси действительно надо кое-что обсудить.

Она внимательно наблюдала за тем, как двое ее спутников поднялись и зашагали в сторону, наклонив друг к другу головы и что-то спокойно обсуждая. Как бы ни был Кейок возмущен намеком на воображаемые изъяны в обороне поместья, Мара знала, что его мудрость в конце концов одержит верх. Он извлечет пользу из любых познаний, которыми поделится с ним Аракаси и которые помогут ему лучше защитить свою госпожу. Проникнувшись уверенностью, что ко дню ее свадьбы Дачиндо уже не будет единственным, чье поместье недоступно для нарушителей границ, она послала раба за гребнем для волос. В минуты, оставшиеся до конца привала, она занялась собой, продолжая тщетные попытки хотя бы расчесать спутанные пряди длинных волос без помощи служанки. ***

Днем стало жарко, но солдаты безропотно сносили тяготы пути. Окружающий ландшафт постепенно изменялся. Плоские низины с лоскутами пастбищ и тайзовых полей уступили место холмам, поросшим лесом и увенчанным скалами. Старые деревья беспорядочно разрослись, укутанные покровом цветущих лиан. Однако, по мере того как местность становилась все более труднопроходимой, настроение людей поднималось. Они шли мерным и сильным шагом, и, когда тропу осветили косые лучи солнца, путники достигли дальней границы владений Инродаки. Аракаси попросил остановиться. Пока солдаты переодевались, меняя походное облачение на лакированные парадные доспехи, он сказал:

— Нужно оставить эту тропу и перебраться на другую… вон за тем гребнем.

— Он махнул рукой в направлении просвета между деревьями, где едва заметная тропинка вела наверх, в более густой лес.

Не успев еще полностью переодеться и хотя бы распаковать украшенный плюмажем шлем, Кейок отвлекся от своего занятия:

— Я думал, что чо-джайны строят ульи на лугах или в долинах.

Аракаси смахнул выступившую на лбу испарину. Мастер тайного знания казался озабоченным; по-видимому, он считал необходимым засветло добраться до места назначения.

— Обычно это так и есть. По крайней мере, я никогда не слышал, чтобы улей располагался в какой-нибудь теснине или в лесной чаще. Как видно, им требуется открытое пространство. — Он указал куда-то вверх. — Дальше лес снова редеет. Если поднимемся выше примерно на тысячу футов, то увидим луговую долину. Туда-то мы и направляемся.

Услышав это, Мара спросила:

— Так что же, этот старый улей находится не во владениях Инродаки?

— Да, за их пределами. Но существует нечто вроде договора. — Аракаси показал на север, где простиралась дремучая чаща. — Эти земли были когда-то давно частью большого поместья. Когда погиб его владелец — теперь уже не важно, кем он был, — его владения поделили между собой победители, и среди них был Инродака. На эти края никто не позарился. Почвы не слишком плодородные; лес хотя и превосходен, но здесь трудно организовать вырубку, а два-три луга, которые могли бы пригодиться для пастбищ, недоступны: сюда и дороги-то настоящие не проложены. Тем не менее чо-джайны без всяких споров согласились признать властителя Инродаки своим сюзереном.

Показав солдатам дорогу к верхней тропе, Аракаси предупредил:

— С этого момента мы должны соблюдать величайшую осторожность и сдержанность. Солдаты чо-джайнов могут повести себя вызывающе. Ни в коем случае нельзя вступать с ними в сражение. Пока в улье находится новая королева, даже опытные воины могут быть возбуждены и очень агрессивны. Они могут предпринять ложную атаку, поэтому пусть никто не обнажает меч, иначе нас всех перебьют.

Мара посоветовалась с Кейоком, после чего распорядилась, чтобы все следовали наставлениям мастера тайного знания. Одетые в ярко-зеленые доспехи, они начали восхождение. Тропинка забирала резко вверх, петляя между осыпями и зазубренными скалами. Передвигаться в паланкине стало невозможно, но и тогда, когда Мара попыталась подниматься по тропе пешком, Кейоку приходилось помогать ей на наиболее крутых отрезках дороги. Это не были тропы-серпантины, проложенные для людей. Здешние тропинки годились только для куми, шестиногих горных коз Келевана, или для проворных чо-джайнов. Хуже всех приходилось носильщикам, которые обливались потом и ворчали под тяжестью поклажи; но даже тем, кто тащил пустые носилки, приходилось несладко.

Блики солнечного света играли на блестящих доспехах солдат. Диковинные горные птицы взлетали с деревьев при приближении путников; заросли кишели дичью. Очарованная новым и удивительным миром, Мара даже и не помышляла о том, чтобы пожаловаться на усталость.

Чуть позже полудня послышались предостерегающие крики высланных вперед дозорных. Кейок схватил Мару за руку и помог ей побыстрее подняться по тропинке. На гребне холма стоял десяток солдат чо-джайнов с копьями, которые они держали поперек торсов. Их поза выражала собранность, но явной угрозы в ней не ощущалось. Черные, строением тела напоминающие муравьев с шестью суставчатыми конечностями, все они казались Маре совершенно одинаковыми, словно отлитыми в одной форме. Раньше ей не доводилось встречаться с этими существами, и она рассматривала их в полном недоумении.

— Это опытные воины — хранители улья, — сообщил Кейок. — Они не станут нападать, если мы не дадим им повода.

Слова Кейока помогли Маре опомниться. Она стояла неподвижно, скованная таким же напряжением, как ее охрана; тем временем военачальник выступил вперед и отсалютовал, подняв согнутую в локте руку ладонью вперед:

— Честь и слава вашему рою!

Ближайший чо-джайн, на удивление внятно выговаривая цуранские слова, произнес:

— Честь и слава вашему дому, люди Акомы! С кем я говорю? Нужно известить рой о вашем прибытии.

— Я — Кейок, военачальник Акомы.

Чо-джайн повторил приветственный жест. Наблюдая за движениями чужеродного существа, Мара разглядела, из каких частей состоит его туловище. Нижняя часть, самая большая, опиралась на четыре ноги, в каждой из которых имелось по три сустава. Верхняя часть, размером поменьше, отдаленно напоминала мужской торс с двумя — почти человеческими — руками. Хитиновый панцирь защищал тело чо-джайна, и вдобавок эта естественная броня имела на предплечьях некое подобие клешни, режущая кромка которой казалась не менее острой, чем лезвие меча. Голову защищал шлем, несомненно изготовленный цуранскими мастерами. Под шлемом виднелось овальное лицо с огромными фасеточными глазами над двумя узкими отверстиями, расположенными там, где следовало бы находиться носу. Челюсти и рот были удивительно схожи с человеческими, хотя голос гигантского насекомого был монотонным и пронзительным.

— Я — Икзал'т, командир Второго отряда улья Кайт'лк.

— А ведь я тебя помню. — Кейок слегка расслабился, словно находился в обществе старого приятеля. — Ты служил в армейских частях, отражавших нашествие с Турильского нагорья.

Теперь стало ясно, почему чо-джайн знал цвета семьи Акома. Кейок жестом подозвал Мару и представил ее:

— Это наша госпожа, властительница Акомы. Она прибыла для переговоров с вашей новой королевой.

Фасеточные глаза, отливающие металлическим блеском, быстро скользнули по девушке, остановившейся рядом с Кейоком.

— Добро пожаловать, властительница. Твое прибытие своевременно. Новые воины неспокойны. Этот приплод оказался весьма многочисленным, и в улье стало тесно. Ты можешь пройти со своими людьми, и пусть боги твоего народа благословят предстоящие переговоры.

Чо-джайн проворно отодвинулся в сторону, освободив тропу для отряда цурани. Неожиданная осведомленность военачальника возбудила любопытство Мары.

— Кейок, я и не знала, что ты знаком с чо-джайнами.

— Я знаю их солдат, насколько это вообще доступно человеку. С некоторыми из них я вместе служил в войске твоего деда… много лет назад. Тогда он повел объединенные силы многих семейств на битву против Восточной Конфедерации.

Если старый воин и ощущал бремя своих лет, это было незаметно, когда он без видимых усилий поднимался по крутой тропе.

— Мне показалось, что чо-джайны приветствовали нас вполне доброжелательно.

— Госпожа, здесь, на гребне холма, были старые дисциплинированные солдаты, — напомнил ей Аракаси. — Кейок обратился к их офицеру с должной учтивостью. Но мы еще не подошли к улью, и необходимо соблюдать осторожность. Для защиты новой королевы во время переселения в новое жилище здешний рой вырастил много молодых воинов. Пока их юная владычица не окажется в безопасности внутри собственного улья, они будут драчливы и своевольны; любой пустяк может привести их в ярость.

Кейок отвел в сторону от тропы колючую ветку:

— Тебя послушать, Аракаси, так можно подумать, что ты жил среди чо-джайнов и все про них знаешь.

Мастер тайного знания уклонился от распрямившейся ветки.

— Никто из людей не может сказать, что по-настоящему знает чо-джайнов. Но мне действительно однажды пришлось в течение недели скрываться от убийц из Минванаби в улье чо-джайнов. Тогда я и узнал о них кое-что. Такая уж у меня натура: задавать как можно больше вопросов о том, чего не понимаю.

Дорога стала ровнее, и можно было бы снова забраться в паланкин, но Мара была настолько заинтригована, что продолжала идти пешком.

— В таком случае, Аракаси, расскажи мне о чо-джайнах. Какие они?

— Поведение старших чо-джайнов подчиняется строгим канонам, столь же незыблемым, как смена времен года. Молодые чо-джайны непредсказуемы. Дюжина самок, называемых «рирари», не выполняет никаких работ; они только откладывают яйца. Но яйца бесплодны. Королева проглатывает их целиком и пропускает через полость в собственном чреве, где и совершается оплодотворение. Более того…

— Более того?.. — переспросила Мара.

— Когда их государыня совокупляется с самцом-производителем, она по своему усмотрению предопределяет пол и назначение существа, которое впоследствии вылупится из каждого яйца. Некоторые яйца она оставляет неоплодотворенными. Так, по крайней мере, мне говорили.

— Неужели они могут сами решать, какими будут их детки? — изумилась Мара.

— Расскажи мне еще.

— Мужские особи чо-джайнов относятся, как правило, к одной из трех групп: производители, работники и солдаты. Работники бывают либо умные, либо сильные, смотря по тому, кто понадобится рою — искусные ремесленники или вьючная скотинка. Солдаты наделены и умом, и силой. Производители все глупые, но от них требуется только одно: спариваться с повелительницей улья.

Аракаси покосился на Мару и обнаружил, что она внимает его рассказу с живейшим интересом, равно как и несколько солдат, оказавшихся поблизости. Затем он продолжал:

— После того как их государыня поселится в монаршем чертоге, она уже никуда не перебирается. Рабочие постоянно кормят ее, в то время как она пропускает через себя яйца рирари и спаривается с самцами-производителями. Каждый из них проводит с ней по несколько часов подряд, а когда выбивается из сил, его сменяет другой. Ты все это увидишь сама, если нас представят старой королеве.

— Очаровательно, — сказала Мара. Она слегка запыхалась, поскольку тропа снова сделалась круче. — А про молодую королеву что ты можешь рассказать? -

— О самках мне мало что известно, — признался Аракаси. — Но всем детенышам мужского пола предоставлена возможность расти и играть на свободе, и в этом они очень похожи на наших детей. Разница заключается лишь в том, что юные чо-джайны, которые сегодня беспечно резвятся и шалят на лугу, завтра просыпаются с ясным сознанием: детство кончилось, и для них пришла пора служить своему рою. Только тогда, когда рождается новая королева, выводится нужное количество солдат, которые быстро взрослеют. Вот эти-то подростки-воины выделяются своим задиристым и буйным нравом, и только новая королева может потребовать от них немедленного повиновения.

Аракаси замолчал, поскольку они достигли гребня холма, и взглядам открылась широкая долина. Через арку, образованную изогнутыми сучьями двух деревьев уло, путники увидели согретый солнцем луг, который скорее напоминал тщательно ухоженный газон.

— Улей вон там, за деревьями, — сообщил Аракаси.

Кейок приказал солдатам выровнять строй. В полной боевой готовности отряд двинулся дальше, разместив властительницу в середине колонны. Но вот путники миновали рощицу деревьев уло, и сердце Мары забилось сильнее.

Сквозь частокол, образованный поднятыми копьями воинов, ей был виден дальний край луга, где возвышался огромный курган, поросший невысокими деревьями. С одной стороны кургана находился вход в его недра, обрамленный резными каменными арками. К входу вела хорошо утоптанная дорога, по которой деловито сновали сотни чо-джайнов.

Мара остановилась и приказала носильщикам подать паланкин. В лесу, на каменистой тропе, она могла позволить себе пройтись пешком и увлечься интересной беседой, но встретиться с королевой чо-джайнов следовало так, как подобает властительнице могущественного дома. Рабы снова подняли на плечи шесты носилок; Кейок и Аракаси заняли места с обеих сторон от паланкина. Один из солдат поднес к губам боевой рог и протрубил сигнал, извещающий о прибытии. Затем военачальник Акомы отдал приказ: всему отряду выйти из тени деревьев на солнечный свет.

Сначала ничего не изменилось. Работники из улья все так же спешили по своим делам. Но когда люди уже спустились к подножию холма, из-за кургана появился десяток чо-джайнов, которые с громким топотом устремились к прибывшим.

— Это воины, — определил Аракаси и напомнил Кейоку:

— Прикажи людям сохранять спокойствие: возможно, это ложная атака.

На душе у Кейока кошки скребли, когда он подал знак своим людям. Ни один воин не схватился за оружие, хотя многие, вероятно, усомнились в разумности приказа: чо-джайны неслись прямо на них бешеным галопом и приблизились уже настолько, что солдаты Акомы смогли увидеть блики солнечного света на острых, как бритва, хитиновых клешнях. В последний миг, когда столкновение уже казалось неизбежным, чо-джайны резко свернули в сторону. Издавая звуки, очень напоминающие человеческий смех, они умчались к улью. Проводив их взглядом, Мара вздохнула с облегчением:

— Человеку ни за что их не догнать. И убежать от них — тоже. Как же нам удалось их подчинить?

Аракаси вытер лоб и снисходительно улыбнулся:

— А мы их и не подчинили, госпожа. Люди занимали земли, которые не были нужны чо-джайнам, но в конце концов королевы обнаруживали, что их ульи со всех сторон окружены человеческими поселениями. В этом случае для обеих сторон было проще пойти на переговоры, чем вступать в сражение. Только самые опытные воины могут встретиться лицом к лицу с чо-джайнами на поле боя и остаться в живых. Когда они раздражены — это настоящие убийцы.

По мере того как отряд Мары продвигался к кургану, на лугу появлялось все больше чо-джайнов. Возможно, их число уже приближалось к тысяче. Некоторые несли корзины, прикрепленные ремнями к туловищу; на других можно было видеть пояса с подвешенными к ним рабочими инструментами. Столь бурная деятельность возбудила любопытство Мары, и она выглянула из-за занавесок:

— Аракаси, этот улей обычных размеров?

— Он немного крупнее, чем бывает обычно, госпожа, но не такой уж огромный.

— Сколько же чо-джайнов в нем обитает?

Аракаси уверенно ответил:

— Тысяч двадцать-двадцать пять.

Мара была ошеломлена. Здесь, в глуши, в дикой местности, перед ней находился город.

— А сколько отправится с новой королевой?

— Не знаю. Раньше я считал, что рой может разделиться, когда в улье становится слишком тесно. — Аракаси пожал плечами. — А сейчас… мне трудно понять, по каким причинам они решают, что пора произвести на свет новую королеву. Да, чо-джайны постоянно размножаются, но ведь они умеют управлять численностью роя. Может быть, старая государыня должна воспроизвести себя в каждом поколении. А может быть и так, что рождение новой королевы — дело случая. Не знаю.

Вблизи курган выглядел как симметричный холм с крутыми склонами. Дорога оказалась запружена толпой, и солдатам пришлось уплотнить строй. Трава здесь была вытоптана, и над дорогой клубилась пыль. Несколько раз к кортежу Мары приближались компании чо-джайнов явно детского возраста. Остановившись в нескольких шагах, они указывали друг другу на путников, разглядывали их и оживленно стрекотали на своем языке. Однако взрослые почти не обращали внимания на пришельцев. Свиту Мары обогнала группа работников, каждый из которых нес огромную вязанку дров. Чтобы поднять одну такую вязанку, потребовалось бы не меньше пяти человек, но для чо-джайна, по-видимому, этот груз был привычным.

Затем показался отряд молодых воинов, которые мчались навстречу кортежу. Работники бросились с дороги врассыпную, едва не выронив вязанки; их челюсти негодующе щелкали. Еще несколько мгновений — и цурани были окружены. По команде Кейока его воины остановились, и наконечники копий воткнулись в землю. То был общепринятый знак, свидетельствующий о мирных намерениях, тогда как у чо-джайнов вид был самый воинственный. Ни у одного из них не было ни оружия, ни шлема, тем не менее природная броня — хитиновый панцирь — и острые клинья-лезвия на руках делали их грозными противниками.

Аракаси остался на посту у паланкина; Кейок поспешил вперед. Военачальник едва успел достичь головы колонны, когда один из чо-джайнов бросился в атаку. Со свойственной его расе сверхъестественной способностью мгновенно переходить от невообразимо быстрого бега к полной неподвижности, он остановился в какой-то жалкой паре дюймов от Кейока, содрогаясь всем телом, словно никак не мог обуздать свой боевой порыв. Однако новых провокационных жестов от молодого чо-джайна не последовало, и Кейок воспользовался этим моментом. Поклонившись с рассчитанной учтивостью, он произнес:

— Мы из Акомы. Наша властительница желает поговорить с вашей государыней.

Молодой воин из рода чо-джайнов сохранял неподвижность. Поток работников, торопившихся по своим делам, не иссякал. В тревожном молчании солдаты Акомы ожидали хотя бы малейшего намека на угрозу их госпоже; тем временем Аракаси делился с Кейоком своими соображениями:

— Такие озорники, по-моему, вряд ли понимают нави язык. Воин, который перед тобой, еще совсем юнец. Возможно, нам придется защищаться. — Мастер тайного знания держался спокойно, но настороженно. Понизив голос, он продолжал:

— Если этот задира вздумает напасть, остальные могут поддержать его. Но если мы хоть как-то его подстрекнем, их общая атака станет неизбежной. Не нападай сам, только обороняйся от тех, кто первым полезет в драку. Тогда, может быть, кто-нибудь попытается нам помочь.

Кейок коротко кивнул. Мара заметила, что его рука легко сжала рукоять меча. Медленно, в напряжении проходили минуты. Наконец показался еще один чо-джайн, более рослый. С таким же нетерпением, как и ее свита, Мара ждала, пока вновь прибывший прокладывал себе путь сквозь толпу молодых воинов. Он поравнялся с тем, кто стоял напротив Кейока, и что-то прощелкал на своем языке. Вероятно, то был приказ. Некоторые из столпившихся юнцов опустили свои грозные руки-клешни и поспешили убраться, но большая часть осталась, включая того, кто загораживал дорогу. Потянувшись к нему, старший чо-джайн без всяких предупреждений мертвой хваткой сдавил торс младшего. В течение нескольких секунд оба пытались одолеть друг друга, урча от напряжения; их хитиновые панцири со скрежетом терлись один о другой. Молодой чо-джайн дрогнул, потерял равновесие, упал на спину и судорожно задергался, охваченный мгновенной паникой. Старший чо-джайн, поставив ногу на младшего, на секунду попридержал его на земле, а затем отступил, позволив забияке убраться подобру-поздорову. Вместе с пострадавшим озорником убрались и остальные молодые воины.

Оставшийся чо-джайн, примирительно пощелкав, отсалютовал прибывшим и перешел на язык цурани:

— Слава и честь вашему дому, люди.

Кейок ответил на приветствие цуранским салютом, и чо-джайн счел нужным дать объяснения:

— Этот юнец не привык к виду людей. Он был готов затеять сражение, в другие последовали бы его примеру, если бы я не свалил его на землю.

Тихо, но так, чтобы все слышали, Аракаси сказал:

— Чо-джайны наиболее уязвимы, когда их вот так сбивают с ног. Они удивительно подвижны, но потеря равновесия — серьезная опасность для них.

— Правильно, — согласился чо-джайн. — Когда я швырнул этого сорванца на землю и не сразу позволил подняться, он должен был понять, что я сильнее и ему против меня не устоять. Я — Ратарк'л, солдат улья Кайт'лк. — Он поклонился вполне по-человечески, а затем жестом пригласил их следовать за ним. — Ваши цвета мне незнакомы, но я понимаю, что вы не из дома Инродака. Его служители носят цвет; который мы не можем видеть. Вы, люди, называете его красным.

— Мы из Акомы, — сообщил Кейок и, указав на паланкин Мары, добавил:

— Здесь находится госпожа, властительница Акомы. Она прибыла издалека, чтобы встретиться с вашей королевой.

Чо-джайн, казалось, пришел в волнение:

— Вероятно, я недостаточно хорошо понимаю ваш язык. Мне известно, что у вас есть властители. А властительница… Тут есть какая-то тонкость?

Кейок ответил, повторив при этом жест, который у чо-джайнов выражалпочтение:

— Она нами правит.

Чо-джайн был потрясен. Его глаза засверкали, когда он с уважением, которого не проявлял раньше, повернул голову в сторону паланкина; однако разглядеть Мару за занавесками он не мог.

— Правит! Человек, мы никогда еще не видели ни одной из ваших королев! Я поспешу к нашей королеве и доложу ей о вашем прибытии.

Чо-джайн резко повернулся и ринулся к входу в улей.

Несколько удивленный бесхитростным поведением чо-джайна, Кейок повернулся к Аракаси:

— Ну, что скажешь? Как это понимать?

Аракаси пожал плечами и кивком показал, что надо все-таки продвигаться к улью.

— Я полагаю, что солдаты внутреннего гарнизона в этом улье никогда прежде не видели женщину цурани. Здесь бывают только торговцы и посланники властителя Инродаки. Вполне возможно, что на их памяти это первый случай, когда для переговоров с их владычицей явилась женщина, да не просто женщина, а властвующая Госпожа. Такое событие для них — нечто небывалое, и эта новизна может иметь для нас интересные последствия.

Кейок застыл на месте:

— Опасные?

— Вероятно нет. Хотя ничего нельзя сказать наверняка, если имеешь дело с молодыми воинами, особенно когда они так возбуждены из-за предстоящего переселения нового роя… Впрочем, я никогда не слышал, чтобы чо-джайны причинили какой-нибудь вред гостю. Сейчас, надеюсь, нам ничего не грозит.

Из паланкина послышался голос Мары:

— Не стоит толковать о риске, Кейок. Если мы не добьемся союза с новой королевой…

Кейок бросил быстрый взгляд на госпожу. Он, как и Накойя, знал, что Мара не склонна поступать по чьей-либо указке, когда вынашивает планы и принимает решения. Однако, в отличие от старой няни, он не пытался настоять на своем. Военачальник кивнул головой, и отряд снова двинулся к улью. Когда процессия достигла кургана, из арочного входа выступил почетный караул чо-джайнов. Двое из этих воинов красовались в гребенчатых шлемах с плюмажами — точь-в-точь как у офицеров цурани. Хотя никакого особого приказа не последовало, вереницы деловитых чо-джайнов, направлявшихся в улей и из улья, перетекли на боковые дорожки, ведущие к более скромным аркам по обе стороны от главного входа. Кортеж Акомы остановился перед почетным караулом. Чо-джайн, стоявший впереди, низко поклонился, согнувшись для этого в месте сочленения двух нижних частей туловища.

— Я — Лакс'л, военачальник улья Кайт'лк.

Кейок также поклонился:

— Я — Кейок, военачальник семьи Акома. Слава и честь вашему улью!

— Слава и честь вашему дому, Кейок из Акомы. Кейок жестом указал на паланкин:

— Там, внутри — Мара, правящая госпожа рода Акома. Лакс'л, сразу же преисполнившись почтения, проговорил:

— Один из наших воинов доложил, что нас посетила королева из рода людского. Это она — мать Акомы?

За Кейока ответил Аракаси:

— Она молода, но впоследствии станет матерью будущих властителей Акомы.

Все чо-джайны, стоявшие в почетном карауле, неожиданно издали пронзительный крик. Всякая деятельность около входа прекратилась. Некоторое время ник-то не двигался — ни люди, ни чо-джайны. Затем военачальник чо-джайнов низко склонился чуть ли не до земли, а в следующее мгновение то же сделали все остальные чо-джайны. Когда они распрямились и зашагали по своим делам, Лакс'л произнес:

— Мы приветствуем королеву рода людского в улье Кайт'лк. Нашу государыню известят о твоем прибытии без промедления. Мы хотели бы также сообщить ей причину твоего визита, если ты разрешишь.

— Разрешаю, — тотчас сказала Мара. Так как задержка казалась неизбежной, она позволила носильщикам опустить носилки на землю, но все же осталась под прикрытием тонких занавесок. — Передайте вашей государыне, что мы пришли с просьбой оказать нам честь и вступить с нами в переговоры о том, чтобы улей для новой королевы был построен на земле Акомы.

При этих словах чо-джайн удивленно вскинул голову:

— Быстро распространяются новости в Империи. Молодая королева появилась на свет совсем недавно, и она пока не готова к тому, чтобы выйти за пределы улья.

Мара прикусила губу. Время было на исходе: приближался назначенный день свадьбы, и к тому же в отсутствие Мары поместье оставалось весьма уязвимым. Накойя и Джайкен мудры и осмотрительны, но они бессильны помешать вражеским лазутчикам донести своим хозяевам о таинственном отъезде властительницы. Каждый день увеличивал риск нападения на гарнизон Акомы, все еще слишком малочисленный. Повинуясь безотчетному порыву, Мара быстро раздвинула занавески.

— Военачальник чо-джайнов, — провозгласила она, прежде чем Аракаси или Кейок успели присоветовать ей что-то другое, — если будущая королева не может встретиться со мной за пределами улья, то я хотела бы прийти к ней, если разрешит ваша правительница.

Аракаси и Кейок остолбенели. Предложение Мары граничило с дерзостью, и оставалось только гадать, как могут на него ответить чо-джайны. Оба воина затаили дыхание.

Однако Лакс'л выглядел скорее растерянным, чем рассерженным.

— Госпожа властительница, ни один человек на моей памяти не высказывал подобного пожелания. Прошу тебя, подожди здесь. Я узнаю. — Он быстро повернулся и помчался в улей.

Кейок медленно обернулся к Маре.

— Это был рискованный шаг, госпожа. Если хозяйке улья не понравится твоя просьба, то нашим воинам придется сражаться при соотношении сил двести против одного… в пользу противника.

— И все-таки офицер чо-джайнов не выглядел оскорбленным, — заметил Аракаси, — а просто был удивлен.

Он покачал головой; в его глазах блеснуло нечто, очень похожее на восхищение.

Однако Кейок приказал солдатам смотреть в оба и быть наготове. Все ждали, когда вернется командир чо-джайнов.

Лакс'л внезапно возник из темного пространства за входом. Он поклонился так низко, что блестящий хитиновый купол его головы едва не уткнулся в землю.

— Наша государыня польщена тем, что ты пожелала войти в самое сердце улья ради встречи с ее дочерью. Она позволяет тебе войти в сопровождении одного офицера и пяти солдат; рабочих можешь взять с собой столько, сколько тебе нужно. Входи же без промедления, властительница Акомы: наша королева ожидает возможности приветствовать тебя в своем чертоге.

Не покидая паланкина, Мара подала знак, и слегка ошеломленный Кейок назначил ей в сопровождающие Аракаси и еще четырех воинов. Остальным гвардейцам военачальник приказал пока отдыхать. Не теряя ни секунды, Мара, выбранные ею слуги и охрана последовали за Лакс'лом. Они вступили внутрь кургана, и их сразу же поглотил сумрак туннеля.

***

Первым ощущением Мары было запах влажной земли и еще какие-то запахи, пряные и острые, которые, вероятно, были свойственны только чо-джайнам. Просторный свод, под которым они проходили, был украшен причудливой резьбой и инкрустирован драгоценными металлами и самоцветами. Мара представила себе, в какой восторг пришел бы Джайкен, если бы в поместье Акома появились мастера, способные выполнять такие работы. По мере продвижения вниз по наклонному туннелю полумрак сгущался: все меньше света от входной арки проникало внутрь. Через занавески паланкина Мара почти ничего не могла разглядеть, пока ее глаза не привыкли к темноте. Военачальник чо-джайнов стремительно продвигался вперед со скоростью, присущей особям его расы. Люди шли быстрым шагом, стараясь не отставать; запыхавшиеся слуги пыхтели и отдувались, и эти звуки странным образом усиливались в Лабиринте наклонных коридоров. Прорытые в толще земли туннели были укреплены неким неизвестным составом, который, застыв, стал твердыми как камень. Такие стены не глушили звуков, и потому скрип доспехов и звон оружия приобретали какой-то сверхъестественный оттенок. Отряд продвигался все дальше в глубь кургана; туннели ветвились и изгибались, словно их прокладывали без всякого плана. В местах пересечения туннелей были расставлены необычные светильники в виде шаров, образующих освещенные островки. Мара с любопытством разглядывала шары: насколько она могла судить, внутри этих светильников не было ни масла, ни пламени. Она так глубоко задумалась над загадкой их свечения, что даже не замечала толчков, когда встречные чо-джайны случайно налетали на ее паланкин. Большинство чо-джайнов, в свою очередь, лишь на миг оборачивались, чтобы взглянуть на людей, и, не останавливаясь, продолжали путь.

Когда позади остался третий перекресток, Мара подумала, какие разные бывают чо-джайны. Могучие широкоплечие воины ростом превосходили самого высокого из цурани в полтора раза. Работники были намного ниже, коренастее и вели себя спокойнее. Но попадались и другие, более подвижные, чем работники, но не такие устрашающие, как воины. Когда Мара спросила о них Аракаси, тот ответил:

— Ремесленники, госпожа.

Спуск становился все более крутым. Перекрестки встречались чаще, и в воздухе сильнее ощущался неповторимый запах чо-джайнов.

Через некоторое время туннель стал шире, открывая вход в большую пещеру, увешанную многочисленными светящимися шарами. Раздвинув занавески, Мара с жадным любопытством оглядывалась по сторонам. С каждой минутой ее изумление росло. Прилепившись к потолку туннеля, ведущего в пещеру, маленькие — размером с пятилетнего ребенка — чо-джайны взмахивали прозрачными крылышками так быстро, что глаз не успевал различить очертания этих крылышек, воспринимая лишь размытое трепещущее облачко. Казалось, каждое из этих созданий усердно размахивает крыльями в течение одной-двух минут, а затем столько же времени отдыхает. От постоянного движения крыльев воздух гудел, создавая впечатление чуть ли не музыкального чередования ритмов. Заметив изумление Мары, Аракаси объяснил:

— Это, должно быть, рабочие самки.

— Ты, кажется, говорил, что знаешь лишь самцов, — напомнила Мара.

— Прежде я никогда не видел созданий, подобных этим, — подтвердил он, — но крылья есть только у самок.

У Лакс'ла оказался острый слух. Обернувшись к Маре и ее свите, он пояснил:

— Твой охранник прав, госпожа королева. Те, которых ты сейчас видишь, — бесплодные самки. Они почти совсем безмозглые, да им и не требуется разум: их единственное назначение — перегонять воздух через глубинные туннели и чертоги. Если бы не их усилия, здесь было бы трудно дышать. — Он поспешно провел отряд Акомы через пещеру и, обогнув очередной поворот, вступил в невысокий переход с крутым уклоном вниз. Рабы, которые несли носилки Мары, дышали с трудом. Мара подумывала о том, что надо бы сменить носильщиков, но внезапно наклонный туннель закончился, и они оказались в помещении, которое не могло быть ничем иным, кроме как монаршим чертогом.

Королева чо-джайнов была огромной, ростом не менее тридцати футов, если считать от .макушки до нижнего конца туловища. Темная, почти глянцево-черная, она лежала на сооруженном из земли возвышении. При виде ее иссохших ног Мара догадалась, что хозяйка улья никогда не сдвигается с этого места. Ее тело частично скрывали великолепные драпировки, и среди них неустанно трудились работники, которым был доверен уход за владычицей улья. Они очищали ее огромное туловище, быстро, но не суетливо делая все для ее удобства. Поверх нижней части туловища матери роя пристроился коренастый самец, с мощным, как у воина, телом, на котором сидела маленькая голова. Он ритмично покачивался; и Аракаси счел необходимым дать пояснения. Наклонившись к паланкину, мастер тайного знания сказал:

— Это самец-производитель, госпожа. Один из них постоянно находится при монаршей особе.

Перед земляным ложем королевы выстроилась дюжина самцов; некоторые были в гребенчатых шлемах, другие — без каких-либо видимых украшений. В почтительном молчании все ожидали прибытия отряда Акомы. По обеим сторонам чертога лежали ничком уменьшенные копии государыни, и каждая из них так-же была предметом неусыпных забот усердных работников. Обратив на них внимание Мары, Аракаси прошептал:

— По-моему, это рирари — «младшие королевы», которые откладывают яйца.

Лакс'л жестом попросил их обождать и бросился вперед, издавая громкие щелкающие звуки. В чертоге воцарилась тишина, хотя работники не прерывали своих занятий. Носильщики опустили паланкин на пол, и Кейок помог Маре выбраться из него. Теперь, когда ее не скрывали занавески, она почувствовала себя маленькой, почти потерявшейся в этом огромном чертоге, который был по крайней мере впятеро больше, чем парадный зал во дворце Анасати, да и размеры повелительницы улья подавляли. Лишь усилием воли Маре удавалось держаться прямо и горделиво, пока раб из числа сопровождающих накидывал ей на плечи мантию, расшитую драгоценными камнями. Она постаралась не стушеваться под пристальным взглядом чужеродной монархини. В темных фасеточных глазах не отражалось никаких чувств. Мара выдержала взгляд с показным спокойствием, но стоило рабу отойти, как у нее задрожали коленки. Затем королева заговорила таким нежным и мелодичным голосом, какого трудно было ожидать от столь громадного существа:

— Ты — королева из рода людского?

Мара слегка поклонилась, и в тусклом свете сверкнули драгоценные камни на ее рукавах.

— Я — Мара, властительница Акомы. У нас не бывает таких королев-родительниц, как у вашего народа, но я правлю своим домом так же, как ты правишь ульем.

Королева издала какой-то звук, подозрительно напоминающий человеческий смех, хотя ее хитиновые черты оставались неподвижными.

— Я и не предполагала, что люди размножаются так же, как чо-джайны, Мара из Акомы. Мне рассказывали о ваших странных способах спаривания. Я очень стара, но до сих пор слышала только о правителях-мужчинах среди людей. Как же это получилось, что ты обладаешь властью, а мужчины, которые тебя сопровождают, — нет?

Мара объяснила, что власть переходит к женщине только в том случае, когда в знатной семье не остается ни одного наследника мужского пола.

Выслушав Мару, королева сказала:

— До чего же вы, люди, не похожи на нас. Мы часто теряемся в догадках, когда пытаемся понять ваши побуждения. Однако я отвлекаюсь. Моя дочь мечтает встретиться с королевой людского рода, особенно с такой, которая отважилась спуститься под землю, оказав честь нашим обычаям.

Старая королева издала громкий пронзительный свист, и по этому сигналу вперед выступили двое чо-джайнов. Между ними находилось третье существо их породы, которое было меньше, чем все те, кого до сих пор встречали люди из Акомы.

Мара долго присматривалась, прежде чем поняла:

— Это и есть будущая государыня?

— Когда-то, давным-давно, и я была такой же. Она подрастет, и через несколько недель станет достаточно большой, чтобы править, а спустя еще несколько месяцев сможет начать размножение.

Юная королева изучала Мару и даже обошла ее вокруг, чтобы получше рассмотреть. Она двигалась с грацией, какой Мара пока не видела ни у одного из всех прочих чо-джайнов; ее отличала плавная, изящная поступь, без малейшего следа той резкости в движениях, которую Мара приметила у работников и солдат. Блестящие фасеточные глаза неотрывно следили за Марой, даже когда она что-то говорила на своем щелкающем языке. Родоначальница чо-джайнов сообщила:

— Наши дети появляются на свет, уже зная свой язык: их обучают все то время, пока они растут в личиночной ячейке. Ваш язык они должны учить после того, как вылупятся. Пройдет еще некоторое время, прежде чем моя дочь сможет с тобой разговаривать.

Под изучающим взглядом самодержавной правительницы нового роя Мара почувствовала себя столь неловко, что у нее мурашки побежали по коже, однако она держала себя в руках и ожидала, что будет дальше. Вскоре молодая королева закончила дотошный осмотр и, высказав свое мнение, умолкла. Старая королева быстро проговорила что-то в ответ, а затем перевела на язык цурани:

— Она сказала, что вы все очень чужие и страшные. Но ты кажешься ей не такой страшной, как самцы.

Мара слегка поклонилась новой королеве:

— Пожалуйста, скажи ей, что, на мой взгляд, она очень милая.

Это не было лестью. Когда молодая королева вырастет, она, возможно, примет такие же формы, как ее мать. Однако сейчас ее фигурка отличалась странным, хотя и бесспорным изяществом, и смотреть на нее было приятно. В отличие от самцов, чей хитиновый панцирь отливал синевой, она была гораздо светлее и обладала особенностью, для которой у Мары находилось только одно название — женственность.

После того как старая королева закончила перевод, ее маленькая дочка разразилась музыкальной трелью, по-видимому, выражающей удовольствие.

Мара продолжила:

— Мы пришли сюда, потому что хотим заключить с вами соглашение. Мы были бы рады, если бы улей для нового роя был выстроен в наших владениях. К переговорам нам хотелось бы приступить как можно скорее.

Ее августейшая собеседница возразила:

— Не понимаю. Переговоры уже начались.

Мара встревожилась. Завершающий этап наступил слишком неожиданно, а ведь она даже не успела посоветоваться с Аракаси. Она предприняла попытку под благовидным предлогом потянуть время:

— Я очень устала в дороге. Может быть, я могла бы посвятить день отдыху, а уж потом вернуться к деловым разговорам?

Старая королева перевела и эту просьбу, и полученный ответ:

— Моя королева-дочь говорит, что хотела бы услышать твои предложения сейчас.

Мара взглянула на Аракаси, который прошептал:

— Если ты сейчас уйдешь, она может обидеться. Тогда всякая возможность снова поговорить с ней будет потеряна раз и навсегда.

На Мару внезапно навалилась усталость. Весь последний час ее поддерживало возбуждение оттого, что они достигли улья, но сейчас вдруг показалось, что силы ей изменяют. Сказались тяготы изнурительного пути, да еще и напряжение, которого потребовала встреча с юной королевой: перед глазами стоял туман, и мысли путались. Но выбора у Мары не было. Отступать было нельзя. Мара подала знак, чтобы на пол положили подушку из паланкина. Она уселась, приняв как можно более официальную позу, и приступила к торгам:

— На каких условиях твоя дочь согласилась бы поселиться в Акоме?

Молодая королева, в свою очередь, расположилась на земле в излюбленной позе отдыхающих чо-джайнов: она подогнула четыре ноги, как бы усевшись на корточки, и выпрямила верхнюю часть туловища, скрестив при этом руки в точности, как человек. Она остановила взгляд больших глаз на Маре и заговорила. Старая королева перевела:

— Моя дочь хочет знать: в твоих владениях земля влажная или сухая?

Мара ответила без колебаний:

— Есть и та, и другая. Акома обширное и богатое поместье, и угодья там разнообразные — от заливных тайзовых полей до превосходных лесов. У нас есть и луга на холмах; они мало чем отличаются от тех, которые окружают ваш улей.

Молодая королева выслушала то, что пересказала ей мать, затем ответила, и старая королева перевела на цурани:

— Моя королева-дочь хотела бы жить поблизости от чистой воды, но только если земля там не слишком сырая. Еще ей желательно, чтобы это место располагалось вдали от леса: там, где много старых корней, трудно прокладывать верхние туннели. Первый чертог нужно выкопать быстро, так как она не хотела бы рисковать, оставаясь под открытым небом дольше, чем это необходимо.

Мара посовещалась с Кейоком:

— Мы можем предоставить ей нижнее пастбище к западу от реки. А для скота рабы расчистят новое пастбище на востоке.

Военачальник согласно кивнул, и Мара снова обратилась к старой королеве:

— Скажи своей дочери, что мы предлагаем ей невысокий холм посреди просторного луга; от холма совсем недалеко до берега реки с чистой пресной водой. Толща холма расположена гораздо выше любой из речных отмелей и потому остается сухой даже во время самых сильных дождей.

Обе самодержицы, старая и молодая, погрузились в обсуждение услышанного. В ожидании, когда они кончат посвистывать и пощелкивать, Мара прилагала все усилия, чтобы оставаться невозмутимой.

Вдруг до парадного чертога донеслись резкие свистки. Спутники Мары застыли в предчувствии опасности; старая королева немедленно прервала разговор с дочерью.

Столь грубое нарушение тишины могло быть чревато опасностью, и пальцы Кейока, до этого мгновения спокойно лежавшие на рукояти меча, напряглись. Однако Аракаси схватил военачальника за плечо и настойчивым шепотом предостерег:

— Только попробуй обнажить оружие в присутствии двух королев, и нас всех тут же прикончат.

Хозяйка улья не проявляла никаких признаков беспокойства, но все самцы, находившиеся рядом с ней, мгновенно приняли боевую стойку чо-джайнов. Чуть подавшись вперед и подняв согнутые в «локте» могучие руки-клешни, они явно нацелились своими острыми хитиновыми клиньями на Кейока. При этом их тела чуть заметно подрагивали.

Умудренному опытом военачальнику доводилось видеть чо-джайнов на войне, и он понимал: еще секунда — и они ринутся в атаку. Кейок убрал руку с меча, и воины, стоявшие перед королевой, тотчас вернулись к прежним беззаботным позам. От всевластной правительницы не последовало никаких замечаний. Аракаси перевел дух и вновь попытался подбодрить спутников:

— Если возникнет опасность, эти воины будут защищать нас так же, как свою владычицу.

Кейок счел это предположение разумным, однако на всякий случай подошел поближе к Маре.

Старая королева что-то коротко прощелкала и шевельнула «рукой». Как видно, то был приказ, по которому Лакс'л вскочил с места и выбежал из чертога.

Провожая его взглядом, Мара размышляла, наступит ли такой день, когда невообразимое проворство чо-джайнов станет для нее чем-то привычным и обыденным. Какой гонец-скороход мог бы с ним сравниться! При этом ей на память пришел детский стишок, который она слышала от Накойи и который заканчивался словами:

Первым из всех Чо-джайн принесет Свежую весть И созревший плод.

Считалось, что это бессмыслица, что-то вроде считалочки. Но теперь Мара задумалась — может быть, здесь сокрыто зерно истины?

Она не успела всесторонне обдумать эту возможность: в чертог вернулся Лакс'л. Он обменялся со своей повелительницей короткими залпами свистков и щелчков, и последовавшие за этим слова старой королевы заставили Мару начисто позабыть о каких-либо детских стишках.

— Госпожа королева Акомы, — заявила правительница чо-джайнов, — мне доложили, что властитель из рода людского направляется к улью, чтобы провести переговоры и заручиться благосклонностью моей дочери.

Глава 6. ЦЕРЕМОНИЯ

Мара оцепенела. Растерянность, разочарование и гнев — все эти чувства нахлынули одновременно. Затем их пересилил страх. Как видно, появление на свет новой королевы чо-джайнов перестало быть тайной.

Если новость разнеслась по всей округе, то, возможно, сюда уже спешат посланцы не одного семейства, и тот властитель, кто сейчас дожидается наверху, мог оказаться лишь первым из многих. Но даже если столь важное событие пока не получило широкой огласки, появление другого претендента не сулило ничего хорошего: ведь это означало бы, что властитель Инродака пригласил какого-то близкого друга, чтобы тот первым попытался получить рой новой королевы. Разумеется, он будет недоволен, обнаружив, что какие-то посторонние, тайком нарушив границы его владений, пробрались к его союзнику. Независимо от того, кому отдаст предпочтение молодая королева, Мару сейчас ожидало трудное испытание: проделать обратный путь во владениях враждебно настроенного властителя, который осведомлен о ее присутствии. Еще большая опасность таилась в том, что какой-нибудь агент Минванаби мог узнать о вылазке Мары и донести об этом хозяину. Возможно, наверху ждал сам Джингу собственной персоной, собираясь вступить в переговоры с молодой королевой.

Так или иначе, Мара постаралась скрыть свою тревогу от обеих королев. Она напомнила себе поучение монастырской матушки-наставницы: «Страх — это притаившаяся смерть, дочь моя. Он убивает постепенно».

С нарочитым спокойствием Мара взглянула на старую королеву:

— Досточтимая правительница, — произнесла она, — прими во внимание, что я намерена во что бы то ни стало добиться преданности этого нового роя. Земли Акомы обширны и плодородны. Вряд ли какой-нибудь другой властитель в Империи сумеет предложить лучшие условия, чем я.

Старая королева громко фыркнула — так смеются чо-джайны — на своем возвышении.

— Преданности? Госпожа правительница Акомы, моему народу неведомо это понятие. Рабочие, воины, рирари — все они поступают в соответствии с их природой; вне улья для них ничто не имеет значения. Королева властвует в улье единолично; только ока может решить, какие из предложенных ей условий будут лучше для роя. Наши договоры с людскими властителями сродни торговым сделкам: мы всегда служим тому, кто — по нашим понятиям — готов заплатить больше.

То, что сейчас услышала Мара, было подлинным откровением. Вот так, между делом, королева одарила ее знанием секрета, о котором и не догадывался в Империи ни один цурани. Люди свято верили, что чо-джайны не подвластны никаким человеческим слабостям. Но теперь Маре открылась правда. Непогрешимое чувство чести, которое люди приписывали чо-джайнам, на поверку оказалось чем-то вроде торгашества самого низкого пошиба. Раса купцов — вот что такое эти чо-джайны, и ничего больше. Их прославленная преданность продавалась тому, кто больше даст, а раз так, то возможно, она и перепродавалась — при условии, что чо-джайны получат более выгодное предложение. Один из оплотов государственного устройства Империи оказался гораздо более шатким, чем было принято считать, поскольку прежде никому и в голову не приходило подвергнуть испытанию преданность чо-джайнов, попытавшись вступить в переговоры с роем, обосновавшимся на землях другого правителя. Разочарование Мары не помешало ей, однако, оценить важное преимущество обретенного ею знания: пока какой-нибудь правитель в Империи не догадается об истинном положении дел, она сможет использовать это знание в своих интересах… если только останется живой в течение следующего часа.

— Кейок, — Мара откинулась на подушки и жестом подозвала военачальника, — с воинов, которые пришли с нами, нужно будет потребовать клятву молчания обо всем, что они здесь услышали. — Затем, постаравшись стереть с лица всякое выражение, она прибавила:

— И рабам нельзя оставлять ни единого шанса проговориться.

Других слов не требовалось: старый солдат прекрасно понял, что в этот момент она обрекла на смерть восемь человек. Он повернулся к Аракаси и, в свою очередь, что-то ему прошептал. Мастер тайного знания с непроницаемым видом кивнул, подтверждая, что считает приговор разумным.

Мара выпрямилась и сказала старой королеве:

— Ну что ж, будем торговаться.

Старая королева, возбужденная предстоящими торгами, вибрирующей трелью выразила удовлетворение.

— Я сообщу прибывшему властителю, что ему предстоит потягаться с другим претендентом.

После этого королева отдала приказы своим вестникам. Более смышленые и менее крупные, чем обычные работники, они принадлежали к касте ремесленников. Они умчались, и Мара, приняв терпеливый вид, приготовилась ждать. В чертог вошла новая группа вестников, очевидно участвующих в построении сигнальной цепочки для быстрого обмена мнениями: неизвестный конкурент предпочел торговаться по старинке, находясь на поверхности. Мара подумала, что это обстоятельство нужно по возможности обратить себе на пользу.

Сверху поступило первое сообщение, и старая королева, обменявшись оживленными щелчками с курьером и молодой королевой, повернула голову в сторону Мары:

— Твой соперник также владеет прекрасными луговыми землями, которые круглый год остаются сухими; они расположены недалеко от чистой проточной воды, и в них нет корней деревьев. К тому же он говорит, что там — песчаная почва, в которой легко прокладывать туннели. — Она замолчала и, переговорив с дочерью, прибавила:

— Властительница Акомы, моя личиночка хочет знать, не собираешься ли ты что-либо добавить к своему прежнему предложению, чтобы сделать его более заманчивым?

Долго ждать ответа Мары ей не пришлось:

— Будь добра, передай своей дочери: песчаную почву действительно легче копать, но зато она быстро промокает, а у проложенных в ней туннелей часто обрушиваются своды.

Явно наслаждаясь, старая королева ответила со своим странным смешком:

— Нам это известно, правительница Акомы. Мы находим забавным, что люди полагают, будто могут знать об устройстве туннелей больше, чем чо-джайны. До сих пор песчаные почвы не доставляли нам серьезных неприятностей.

Мара быстро нашлась:

— Вы — лучшие в мире землекопы, тем не менее я обещаю предоставить в ваше распоряжение рабов, которые помогут прокладывать туннели, чтобы сократить срок пребывания твоей дочери на поверхности. Пока не будут готовы ее подземные покои, я предоставлю ей для защиты от солнца мой собственный павильон. И выделю сотню моих воинов для охраны холма, где будет строиться улей. — Мара с трудом сглотнула. — Вдобавок, каждый день, который она проведет наверху, ей будут доставлять двадцать корзин с фруктами и тайзой, собранной на моих полях. Тогда ее работники смогут полностью посвятить себя строительству улья: заботы о пропитании не будут отнимать у них время.

Старая королева прощелкала перевод и выслушала ответ молодой королевы. Через минуту один из вестников поспешно устремился в туннель, ведущий наверх.

«Переговоры, похоже, могут затянуться надолго», — подумала Мара, но курьер вернулся неожиданно быстро.

После того как с новыми условиями сделки ознакомили молодую королеву, владычица здешнего улья изложила их Маре:

— Если какой-нибудь туннель обрушится, твой соперник обещает предоставить королеве и выбранным ею слугам апартаменты в господском доме, пока не будет восстановлено ее собственное жилище.

Что-то в голосе королевы заставило Мару насторожиться. Королева чо-джайнов, при всем ее превосходном знании языка цурани, была существом чуждой породы и с чуждыми потребностями. В чем-то их понятия о жизненных ценностях совпадали с человеческими; возможно, доводя до сведения каждого из участников торга очередное предложение соперника, правительница чо-джайнов держала свои предпочтения при себе и просто подстрекала обоих властителей набавлять цену. Мара поняла, что тут потребуется вся ее изворотливость.

— Какая глупость! С какой стати твоя дочь захотела бы поселиться в доме цурани? Мой павильон наверняка окажется гораздо удобнее.

Старая королева без колебаний ответила:

— Это так. Но он также говорит, что готов выделить сто фунтов нефрита и такое же количество благородного металла для ремесленников моей дочери.

Мару пробрал легкий озноб. Чтобы выполнить все перечисленные сейчас условия, требовалось целое состояние. Ее соперник там, наверху, был настроен весьма решительно, поднимая ставки так высоко и так быстро. Как ни крути, одной смекалкой ей не обойтись. И пока Мара обдумывала, какими богатствами Акома могла бы прельстить чо-джайнов, она уже представляла себе Джайкена, заламывающего руки в ужасе от предстоящих трат.

Когда Мара заговорила, ее голос звучал не совсем твердо:

— Досточтимая государыня, передай своей дочери, что дома в цуранских имениях подходят лишь для солдат и мастеровых, но не годятся для королев. Гораздо лучше туннели, которые никогда не обваливаются. Еще скажи ей, что металлы и нефрит сами по себе бесполезны, если нет инструментов для их обработки. Так что же важнее для чо-джайнов: самоцветы и металлы, которые они и сами умеют отыскивать намного лучше, чем любой из наших рудокопов… или инструменты, с помощью которых можно сделать из этих находок прекрасные и высоко ценимые изделия и в обмен на них получить у людей все, что чо-джайнам действительно необходимо? То, что предлагаю вам я, по стоимости не уступает ценностям, поименованным моим соперником, но от меня вы получите вещи, которых чо-джайны не могут изготовить для себя сами: инструменты, шкуры нидр и просмоленную древесину. — Помолчав, она выложила еще один козырь:

— А также оружие и доспехи для воинов нового улья.

— Щедрое предложение, — заметила старая королева. Ее глаза ярко блестели, когда она переводила, как будто борьба между двумя правителями людского рода доставляла ей удовольствие. Обе королевы то и дело разражались возбужденными трелями.

Напряжение и усталость давали о себе знать. Мара прикрыла глаза. Запасам Акомы угрожало полное истощение; выполнение обещания, только что данного ею, во многом зависело от тех ремесленников, которых привел Лгоджан: оружейников и мастеров, изготавливающих доспехи, чью работу еще предстояло оценить. Чего доброго, чо-джайны возмутятся, если работа окажется скверно выполнена, а возмущение легко может перерасти в ярость.

Вскоре вернулся курьер. Он быстро пострекотал с Королевой-матерью, а королева-дочь издала ряд громких трелей.

Мара со страхом ждала перевода. Конечно, вспышка оживления у будущей самодержицы чо-джайнов была вызвана новой щедрой уступкой со стороны соперника Мары.

Старая королева закончила разговор с курьером. Застыв в неподвижности, как статуя из обсидиана, она сказала:

— Госпожа правительница, властитель, находящийся наверху, сообщил нам, что он узнал цвета Акомы на доспехах солдат, ожидающих перед входом в улей. По его словам, ему известны ваши возможности, и он утверждает, что ты совершенно не способна выполнить те условия, которые только что предложила.

Под пристальным сверкающим взглядом королевы глаза Мары сузились:

— Его слова неверны. — Она замолчала., подавляя опасную вспышку гнева, и поднялась с подушки. — Этот господин пребывает в неведении.

Оставив без внимания возмущение Мары, королева обронила:

— Не понимаю.

Маре пришлось приложить немало усилий, чтобы сдержать негодование.

— Разве чо-джайнам известны все подробности жизни каждого улья — кто чем занят, какие где удачи и заботы?

Королева в недоумении всплеснула руками:

— Что бы ни случилось в одном улье, это становится известно всем королевам. — Промолчав целую минуту, она тихо потолковала с дочерью и снова обратилась к Маре:

— Конечно, у вас, людей, обычаи другие.

Мара облизнула губы. Нельзя поддаваться ни страху, ни переутомлению. Здесь, глубоко под землей, когда только шестеро ее солдат противостоят самому могучему оборонительному отряду улья, достаточно одного необдуманного жеста, чтобы потерять все.

— Я — правительница Акомы, — сказала она, тщательно выбирая слова. — В других домах Империи не найдется ни одного человека, который мог бы с полным правом судить о том, каковы мои возможности! Этот властитель наверху ведет торги нечестно, а его обвинение оскорбительно для нашего дома. — Она шагнула вперед, скрывая страх под маской высокомерия, и посмотрела прямо в лицо молодой королеве. — Правительница чо-джайнов, я торгуюсь без обмана. Я — Акома, а это значит, что для меня сдержать данное слово важнее, чем сохранить собственную жизнь.

Мара крепко стиснула руки, ожидая, пока переведут ее слова. В то время как старая государыня давала указания своим вестникам, ее дочь пристально вглядывалась в гостью из мира людей. Вызов, брошенный Марой ее неведомому противнику, ставил под сомнение его честь; за этим могло последовать кровопролитие, от которого, скорее всего, не остался бы в стороне и улей. Ее противник знал, с кем имеет дело, а она — нет, и это сильно ослабляло ее позицию.

Показался следующий вестник. Выслушав его донесение, старая королева заговорила:

— Госпожа правительница, властитель? который находится наверху, признает, что его слова были сказаны в запальчивости. Вполне вероятно, что твои оружейники достаточно искусны и многочисленны. Однако, по его утверждению, он располагает большим богатством, чем Акома, и в Империи это всем известно. Какое бы предложение молодой королеве ни сделала госпожа Мара, он сможет предложить больше, если моя дочь выберет его земли для нового улья.

Мара выпрямилась, и ее нефритовые браслеты зазвенели, нарушив тишину:

— Кто же тот человек, который похваляется, что богаче меня?

— Властитель Экамчи, — ответила королева. Это имя показалось Маре смутно знакомым, и она вопросительно взглянула на Аракаси. Мастер тайного знания покинул свое место среди свиты и поспешно прошептал:

— Ближайший друг Инродаки. Действительно богат; его состояние, по-моему, несколько больше, чем у тебя. Армия у него невелика, но, думаю, сюда он явился с эскортом, который по численности больше нашего. Насколько я помню, за этим толстяком не числятся никакие военные подвиги, и, весьма вероятно, храбростью он не отличается.

Мара кивнула. Властитель Экамчи подозрительно быстро взял назад свои слова о том, что ему якобы известно состояние Акомы. Это могло служить признаком колебаний человека, не слишком уверенного в себе.

Совет Аракаси не был выражен напрямую, но достаточно ясен. Мара тут же решила положить его в основу своей тактики:

— Чем дольше мы ждем, тем больше теряем преимущество. Думаю, мне следует набраться дерзости.

На губах мастера промелькнула улыбка. Он поклонился и вернулся на место. Придав голосу уверенность, которой она не испытывала, Мара обратилась к молодой королеве:

— Дочь королевы чо-джайнов, я заявляю, что Акому не смутит никакая цена, которую назначит этот самонадеянный бахвал наверху. Все товары, которые он предложит твоему улью, я обязуюсь предоставить тебе в том же количестве. А сверх того я обещаю, что в каждый весенний день тебе будут доставлять душистые цветы с плодовых деревьев, чтобы в заботах о своих подданных ты не забывала о радостях жизни на земле. Я закажу у наших лучших ткачей яркие драпировки, чтобы украсить твои покои. Их будут обновлять каждый сезон, чтобы они не успели тебе наскучить. И я буду навещать тебя, чтобы мы смогли обсуждать все, что происходит в Империи. И ты научишься лучше разбираться в делах и помыслах людей. А теперь я прошу тебя сделать выбор и решить, в чьих владениях ты предпочитаешь поселиться со своим новым роем.

Наступила тишина. Королева-мать начала переводить, отчетливо выделяя каждый щелчок и посвист. Мара затаила дыхание. Аракаси и Кейок, стоявшие с мрачным видом по обе стороны от нее, обменялись понимающими взглядами, готовые к любой неожиданности. Их госпожа сделала воистину дерзкое заявление, и никто из них не знал, как воспримут это столь чуждые людям существа.

Королевы совещались. Маре казалось, что каждая жилка у нее в теле напряжена, будто струны джикото, слишком туго натянутые незадачливым музыкантом. Она призвала на помощь всю свою монастырскую выучку, всю до последней крупицы, чтобы совладать с мучительным, жестоким бременем ожидания. Она вглядывалась в лица окружавших ее сподвижников и не могла избавиться от мысли о том, какая судьба постигнет Акому, если королева чо-джайнов решит не в ее пользу; но чем бы ни кончился торг, в любом случае наверху ее будут ждать враги. Если вначале она и добилась какого-то преимущества тем, что спустилась в улей, то теперь, скорее всего, это преимущество обратится в угрозу. Ее дерзость в конечном счете могла привести к гибели, так как никому не известно, существуют ли у чо-джайнов законы гостеприимства.

Наконец фасеточные глаза старой королевы обратились к человеческим существам. Мара стояла неподвижно, словно ожидая вынесения приговора.

— Королева-дочь сделала выбор. Она объявляет, что поведет свой рой в поместье Мары из рода Акома.

Лакс'л подал знак. В последний раз поспешил вестник вверх по коридору, чтобы уведомить правителя Экамчи о том, что тот потерпел поражение. Кейок и Аракаси обменялись слабыми улыбками, в то время как Мара на мгновение закрыла лицо руками, пряча торжествующий блеск в глазах. Чутье не подвело ее. Теперь Акома получит редкостное и драгоценное подспорье на много лет вперед.

Всю ее усталость смыло волной возбуждения и любопытства, и Мара спросила:

— Могу ли я узнать, почему твоя дочь в конце концов выбрала угодья Акомы

— при том, что предложенные условия были почти равноценны?

Королевы пострекотали и пощелкали, а затем старшая из них сказала:

— Ты нравишься моей дочери. Ты сказала, что она очень милая.

— Вот уж до чего большинство мужчин вовек бы не додумалось, — задумчиво пробормотал Аракаси, — так это до того, что даже королевы чо-джайнов падки на лесть.

— Ну и ну, — только и сказал Кейок.

Старая королева наклонила к Маре голову, похожую на полированный купол:

— И мы обе считаем большой любезностью с твоей стороны, что ты пожелала спуститься вниз под землю и провести переговоры напрямую, без посредников-посыльных. Ты первая из человеческого рода, избравшая такой способ действий.

Аракаси рассмеялся почти в открытую. Он сказал Кейоку:

— А все дело просто в том, что большинство правителей не переступят порога в доме другого правителя, пока их не пригласят войти. Похоже, то, что для цурани — вежливость, в глазах чо-джайнов выглядит как грубость. Военачальника это забавляло куда меньше.

— Однако положение все еще таково, что исход этой встречи могут решить лишь мечи, — напомнил он мастеру тайного знания, показывая пальцем наверх, где их ждали отнюдь не дружелюбно настроенные вооруженные люди.

Никак не откликнувшись на разговор своих приближенных, Мара подняла взгляд на старую королеву:

— Мне дали понять, что свита твоей дочери будет весьма немногочисленна.

— Это так, покровительница роя моей дочери. Я породила для нее три сотни воинов; из них две сотни — те, которые рано мужают, — будут ее сопровождать; остальные сто воинов отправятся следом, когда вырастут. Я предоставлю в ее распоряжение двух рирари, двух самцов-производителей и семьсот работников.

Мара размышляла. Присутствие чо-джайнов на земле Акомы будет способно отпугнуть почти всякого противника, так как, вероятно, никто не узнает, что воины чо-джайнов еще молоды и не приучены исполнять приказы.

— Если все пойдет своим чередом, — спросила она, — сколько понадобится времени, чтобы новый рой смог приступить к изготовлению изделий на продажу?

— Если все пойдет своим чередом, то два-три года, — был ответ.

Снова нахлынула усталость. Трудно было двигаться, трудно было даже говорить. Голова работала плохо; пришлось сделать над собой усилие, чтобы не упустить момент и использовать то, что было сказано старой королевойраньше.

— Я хотела бы попросить, чтобы ты отправила вместе с молодой королевой дополнительных солдат и работников. — Не желая обнаруживать перед чо-джайнами свое утомление, Мара твердым шагом вернулась к носилкам. Войдя в них, она знаком приказала одному из рабов отдернуть занавески: надо было сохранить возможность самой беспрепятственно наблюдать за королевами. — Об условиях мы могли бы договориться.

— Это разумно, — ответила королева. — Молодые воины раздражительны и склонны к озорству; для того чтобы быстро навести среди них порядок в новом улье, понадобятся старшие, более опытные солдаты.

Сердце у Мары так и подпрыгнуло от удовольствия: выходит, она правильно поняла суть высказываний старой королевы насчет природы чо-джайнов. Но Кейок, стоявший позади нее, был ошеломлен:

— Они торгуют своими! — шепнул он почти беззвучно.

Однако слух у королевы оказался более острым, чем можно было ожидать:

— Только рой имеет значение, военачальник. А рой — это я. Те, кого я продаю, будут служить твоей госпоже так же, как служили бы мне. Она станет для них новой государыней.

— Я только хочу, чтобы улей твоей дочери окреп как можно скорее, — сказала Мара, — и покупаю рабочих и воинов ей в подарок.

Старая королева кивнула:

— Это великодушно. Я буду иметь это в виду, когда придет время назначать цену.

Посоветовавшись со своими приближенными — это заняло у нее не более минуты, — Мара обратилась к самодержавной собеседнице; при этом она постаралась сохранить самую уверенную осанку.

— Глубокочтимая государыня, мне потребуется двадцать твоих воинов. Еще я хотела бы попросить ремесленников.

Изумленный Кейок не смолчал:

— Госпожа, я полагал, что мы пришли за воинами… это не так?

Мара приняла высокомерно-отсутствующий вид; в последнее время это с ней часто случалось. Поскольку положение Акомы несколько укрепилось, она принялась строить планы на будущее, но держала их в секрете. Тем не менее старый и преданный сподвижник заслуживал объяснения:

— Моя помолвка с сыном Анасати позволяет нам какое-то время чувствовать себя в безопасности. Эта молодая королева со временем сможет вывести больше воинов. Но я думаю, что наиболее ценное из искусств чо-джайнов не дается им от природы, а мне нужны мастера, которые делают шелк.

Королева-мать приподнялась, насколько позволяла неподвижная нижняя часть ее туловища:

— Шелкопряды обойдутся тебе дорого.

Мара слегка поклонилась, чтобы вопрос не прозвучал дерзко:

— Дорого? И какова же их цена?

Королева некоторое время размышляла. Потом объявила:

— Сто мешков тайзы за каждого работника.

— Согласна, — сказала Мара не раздумывая. — Мне нужно пять таких мастеров.

Но старая королева досадливо щелкнула: оказалось, что Мара поспешила с ответом.

— Еще ты должна собрать тысячу мечей, тысячу шлемов и тысячу щитов и все это отправить сюда, когда вернешься домой.

Мара нахмурилась, прикидывая свои возможности. Даже если на складах Акомы нет таких огромных запасов, умелое управление Джайкена обеспечило ей достаточно средств, чтобы купить недостающее.

— Согласна.

Цена была высокой, но справедливой. Если торговля шелком будет процветать, расходы многократно окупятся. Теперь Маре хотелось как можно скорее сообщить новости Джайкену и Накойе. Она поинтересовалась:

— Когда нам можно ожидать прибытия нового роя?

Королева-мать посовещалась с дочерью и ответила:

— Не раньше осени.

Мара почтительно склонила голову:

— Я отправлюсь в обратный путь на рассвете. Как только окажусь дома — прослежу, чтобы все наши обязательства были выполнены. Мои работники перегонят стадо на другое пастбище, очистят и выкосят луг. К осени все будет готово для приема твоей дочери.

Королева-мать показала знаком, что беседа закончена.

— Тогда ступай, Мара из Акомы. Пусть ваши боги пошлют тебе славу и процветание за то, что ты отнеслась с уважением к нашему роду.

С огромным облегчением Мара проговорила:

— Пусть и твоему рою сопутствуют дальнейшее благоденствие и слава.

Лакс'л выступил вперед, чтобы проводить людей на поверхность. Королева отвела от них взгляд блестящих глаз и снова погрузилась в дела улья и сложные заботы размножения.

Чувствуя легкий озноб, измотанная до предела, Мара упала на подушки. Она подала знак, и отряд тронулся в обратный путь. По дороге наверх ей хотелось то смеяться, то плакать. Семена, посеянные сейчас, когда-нибудь в будущем смогут принести обильные плоды. Производство шелка в южных областях Империи пока еще не было налажено. Шелк с севера поступал в продажу нерегулярно, да и по качеству не всегда оказывался одинаково хорошим. Мара не знала, каким образом она убедит молодую королеву сделать изготовление шелка главной специальностью ее улья, но твердо вознамерилась этого добиться. Шелк из Акомы, расположенной поблизости от основных торговых городов юга, сможет со временем занять господствующее положение на рынке.

Однако по мере продвижения к выходу по темным, насыщенным сильными запахами туннелям радостное возбуждение Мары постепенно угасало: оставалось всего лишь две недели, чтобы должным образом подготовиться к заключению брачного союза между двумя могущественными домами. Богатства Акомы, успешно приумноженные усилиями минувшей ночи, вскоре должны будут перейти в другие руки — в руки сына одного из ее злейших врагов. В уединении паланкина Мара не лукавила перед собой: из всех шагов, предпринятых ею после гибели отца и брата, самым рискованным был предстоящий брак с Бантокапи.

Еще один, последний перекресток остался позади. Сквозь тонкие занавески Мара различила арочные своды парадного входа улья; в туннель через просторный проем лились солнечные лучи. Переговоры с правительницами чо-джайнов затянулись на всю ночь. После тенистых чертогов яркий свет до боли резал глаза; к нему еще нужно было привыкнуть. Голова кружилась от слабости. Пока Кейок выстраивал отряд, готовя солдат и рабов к долгому походу домой, Мара наконец позволила себе расслабиться: она прилегла на подушки и задремала. Из блаженного забытья ее вывело лишь то, что носилки ощутимо тряхнуло и они остановились; вслед за этим послышался свист извлекаемых из ножен мечей.

Встревожившись, Мара приподнялась. Она протянула руку, чтобы отдернуть занавески, и в этот самый момент прозвучал незнакомый голос:

— Ты! Воровка! Приготовься отвечать за свои преступные деяния!

Мара рванула занавески. Кейок и воины Акомы, с обнаженными мечами, готовые защищаться, застыли в ожидании. По другую сторону от их кольца стоял седовласый властитель Инродака, раскрасневшийся, взъерошенный и взбешенный после ночи, проведенной на открытом воздухе. Мара наскоро оценила силы его свиты. Она насчитала не меньше двух сотен солдат — целую роту, но в доспехи красного цвета — геральдического цвета Инродаки — были облачены не все. Добрая половина красовалась в пурпурном и желтом — в цветах Экамчи.

Выпятив подбородок, старый властитель простирал изукрашенный фамильный меч в сторону носилок:

— Властительница Акомы! Как ты посмела нарушить границу моего поместья! Наглости у тебя куда больше, чем силы, на твою беду и к посрамлению твоего рода. Ты украла новый рой и дорого за это заплатишь!

Мара встретила обвинение с холодным презрением:

— В твоих словах мало смысла, а чести и того меньше. — Она бросила взгляд на тучного мужчину рядом с Инродакой, предположив, что он и есть властитель Экамчи. — Земли вокруг этого улья не являются чьей-либо собственностью. Если ты мне не веришь, пусть твой хадонра проверит архивы в Кентосани. И чо-джайны — не рабы людей. Они сами выбирают, с кем им заключить соглашение. Обозвать же вором того, кто заключил честную сделку, — оскорбление, за которое следует извиниться.

Оба властителя разглядывали правительницу Акомы. Возможно, она и казалась им всего лишь молоденькой девушкой, чье самолюбие было задето, но вид испытанных и решительных воинов, готовых по одному ее слову силой добиться такого извинения, заставил обоих недоброжелателей поумерить свою ярость. Однако они не собирались идти на попятный. Властитель Инродака брызгал слюной от негодования, а его компаньон потрясал пухлым кулаком. В их демонстративной грубости можно было бы усмотреть нечто весьма комическое, если бы не шеренги солдат с суровыми лицами, в полном вооружении стоящие позади них.

— Ты явилась сюда тайком, и из-за тебя мой давний союзник может потерять ко мне доверие! — Инродака ярился, но, казалось, предпочитал отводить душу в словесных баталиях, а не в вооруженной стычке. — Я обещал Экамчи, что только ему будет предоставлено право заключить сделку с королевой-дочерью, а ты, Акома, не погнушалась предательски разнюхать мои секреты!

Только сейчас Мара поняла, отчего так взбешен пожилой властитель: он подозревал, что среди его домочадцев скрывается агент Акомы. А ведь Аракаси провел несколько недель в гостях в Инродаке; если кто-либо его опознает, дело может обернуться скверно.

Мара рискнула обвести быстрым взглядом свою свиту и растерянно моргнула: мастер тайного знания исчез. Еще один взгляд, чуть более пристальный, помог ей обнаружить его среди воинов. Ничем не выделяясь в рядах таких же солдат, каким он сейчас казался, мастер сохранял боевую стойку, но его шлем был надвинут на переносицу несколько ниже, чем у остальных, а подбородок выдавался вперед и потому казался более квадратным, чем обычно. Похоже, ему не грозила опасность быть узнанным. Освободившись от этой заботы, Мара сделала попытку избежать столкновения:

— Господин, ты поступил опрометчиво, дав такое обещание, и если оно оказалось невыполненным — в этом нет моей вины. Чо-джайны ни у кого не спрашивают совета. И если уж речь зашла о том, как я «разнюхала твои секреты», так ведь ты, должно быть, знаешь стишок: «Первым из всех чо-джайн принесет свежую весть и созревший плод». Если хочешь, спроси у них сам, и тебе скажут, что в каждом улье Империи известны дела всех остальных ульев. Так что не имеет значения, покидали ли твои работники, слуги или рабы пределы Инродаки; новость о рождении молодой королевы уже повсеместно перестала быть тайной. Просто я первая начала действовать. Ты не мог этому воспрепятствовать, господин. И последнее — с каких это пор Акома приняла на себя попечение о репутации Инродаки?

Гнев властителя Инродаки усилился десятикратно. Его союзник, властитель Экамчи, выглядел так, будто хотел только одного — скорее покончить со всем этим и унести отсюда ноги. Однако честь не позволяла ему отступить, когда Инродака заявил:

— Ах вот как?! Самонадеянная девчонка! Ты не уйдешь живой из моих владений!

Мара встретила эту угрозу презрительным молчанием. Она не должна сдаваться: такое малодушие легло бы позором на могилы ее предков. Хотя от страха замирало сердце, она видела, что ее люди пребывают в полной боевой готовности и не выказывают признаков беспокойства, стоя перед превосходящими силами противника. Мара кивнула Кейоку.

Военачальник дал знак воинам Акомы поднять оружие, и почти в то же мгновение такой же приказ получили от своих офицеров солдаты Инродаки и Экамчи.

Услышав звон клинков и скрип доспехов, Мара в последний раз сделала попытку договориться:

— Мы не стремимся к ссоре, особенно потому, что не совершили ничего такого, из-за чего нужно защищаться.

В утреннем воздухе громко прозвучал ответ Инродаки:

— Без боя вы не уйдете.

Кровопролитие казалось неизбежным. Сердце у Мары ушло в пятки, но она твердо выдержала свирепый взгляд старого властителя. Торопливым шепотом она осведомилась:

— Кейок, мы можем рассчитывать на наш союз с молодой королевой?

Не спуская глаз с отряда противника, военачальник так же тихо ответил:

— Госпожа, этим роем правит старая королева, а она состоит в союзе с Инродакой. Кто знает, как поведут себя ее воины, если опасность будет угрожать союзнику ее дочери? — Крепко сжимая меч, он добавил:

— За всю долгую историю Империи вряд ли когда-либо случалось подобное столкновение.

Пока он говорил, из парадной входной арки улья выступила внушительная сотня чо-джайнов — старых опытных воинов. Их панцири и бритвенно-острые клешни заблестели на солнце, когда они вклинились между противостоящими шеренгами людей. К ним поспешили присоединиться еще несколько десятков чо-джайнов из числа находившихся на поверхности. Приблизившись на несколько шагов к двум разозленным правителям, Лакс'л провозгласил:

— Правительница Акомы и ее люди — гости нашей государыни, а властитель Инродака — ее союзник. Ник-то не должен затевать ссору на территории роя. Если оба войска покинут это поле, дело кончится миром.

Инродака возмущенно вздернул подбородок:

— Но ваш рой состоит на службе у моего дома на протяжении трех поколений!

— Состоит в союзе, — поправил Лакс'л. — Как сказала властительница Акомы, чо-джайны — не рабы людей. Уходите немедленно.

Как будто для пущей убедительности, другой отряд чо-джайнов, показавшийся из-за улья, занял позицию в тылу войска Инродаки и Экамчи. Такой же отряд разместился позади рядов Акомы.

Быстро осмотревшись, Инродака обнаружил еще две сотни приближающихся чо-джайнов с занесенными, как для атаки, боевыми клешнями. Его воинственный пыл явно пошел на убыль, да и правитель Экамчи, не желая искушать судьбу, поторопился отдать своему воинству приказ отступить. Мара заметила, что Инродаку такой поворот событий не слишком-то огорчил. С давних пор у него была репутация человека, который избегает конфликтов, и его злобные выпады, вероятно, следовало приписать не столько праведному негодованию, сколько необходимости показать, как он печется об интересах союзника.

Силы оставили властительницу Акомы. Бессонные ночи и постоянное напряжение исчерпали весь запас ее выдержки, и она позволила себе снова опуститься на подушки. Тем временем Лакс'л устремился к Кейоку:

— Военачальник, моя рота — сотня воинов — будет сопровождать вас до границы владений Инродаки.

Кейок подал знак, и мечи его солдат возвратились в ножны. Сам же он спросил:

— А ты будешь среди тех двадцати воинов, которые присоединятся к новому рою?

— Буду. — На лице Лакс'ла появилось странное выражение… может быть, то была улыбка чо-джайна. — Так как вы взяли на себя большие расходы, чтобы обеспечить безопасность ее дочери, наша государыня отдает вам лучших своих солдат. Здесь мой пост займет другой, а я стану военачальником нового улья.

— Затем, словно что-то вспомнив, он сказал:

— По-моему, властительница Акомы завоевала то, что вы, цурани, назвали бы симпатией старой королевы.

Мара, которая, казалось, и пальцем пошевелить была не в состоянии, еще нашла в себе силы выразить признательность легким поклоном и спросила:

— Как же ты можешь нас сопровождать до границы? Разве ты не должен находиться здесь, около твоей будущей государыни?

Военачальник чо-джайнов ответил отрицательным жестом:

— Молодая королева наиболее уязвима, пока растет, и в это время даже наше присутствие не сможет умерить агрессивности молодых воинов… впрочем, этого и не следует делать. Вот когда окажемся в нашем новом улье, мы обучим их всему, что необходимо знать хорошим воинам.

Отряды Инродаки и Экамчи перевалили за гребень хребта и скрылись из виду; тем временем Кейок готовил своих людей для длительного похода домой. Когда последний солдат занял свое место, Кейок вопросительно взглянул на свою хозяйку:

— Госпожа?..

Мара показала, что можно отправляться, но попросила Аракаси пойти рядом с носилками.

Аракаси приблизился; на вид он ничем не отличался от прочих солдат: такой же усталый и припорошенный дорожной пылью, но в его глазах горел победный огонь гордости за содеянное.

Мара была тронута.

Как только колонна тронулась с места, она сказала:

— Ты сделал больше, чем обещал, Аракаси. Ты не только дал драгоценный совет, но и обратил мудрость, данную тебе богами, на благо Акоме. Сколько потребуется времени, чтобы сеть твоих агентов заработала в полную силу?

Мастер тайного знания улыбнулся с искренней радостью и поклонился своей новой хозяйке.

— Примерно год, госпожа… если не возникнут непредвиденные затруднения.

— А если возникнут?

— Года два, два с половиной. — Мастер тайного знания многозначительно помолчал, затем добавил:

— Если тебе желательно, то и больше.

Мара огляделась вокруг, дабы удостовериться: ник-то из эскорта не находится достаточно близко, чтобы подслушать их беседу.

— Я хочу, чтобы ты ушел, когда мы остановимся для ночлега. Начинай поиски своих агентов. Вернись в Акому через год. Если тебе потребуется связаться со мной, то нашим паролем станут слова: «шелкопряды молодой государыни». Ты меня понял?

Аракаси едва заметно кивнул:

— Если я не вернусь вместе со всеми и не принесу клятву перед священным натами Акомы, я не обязан повиноваться приказаниям властительницы Акомы до тех пор, пока не буду готов сделать это. — Затем он добавил со значением:

— Или приказаниям властителя Акомы.

— Ты понял.

Мара закрыла глаза, чтобы справиться с сильным волнением. Боги милосердны: они послали ей человека достаточно чуткого, чтобы угадать ее намерения относительно будущего мужа.

Аракаси мягко пояснил:

— Наша клятва может прийтись не по вкусу Бантокапи, госпожа.

Мара кивнула, порадовавшись, что этот человек был ее союзником, а не врагом. Если бы Джингу из рода Минванаби смог привлечь на свою сторону прозорливца с талантами Аракаси… об этом даже подумать было страшно. Но впереди ожидали более злободневные заботы.

— Когда ты вернешься, мы посмотрим, как обстоят дела. Если все пойдет так, как я надеюсь, то мы сумеем продвинуться еще дальше в наших замыслах относительно Джингу из Минванаби.

Аракаси наклонился ближе к носилкам Мары:

— Госпожа моя, в сердце я уже присягнул на верность тебе. Молю богов, чтобы они даровали мне возможность когда-нибудь принести более торжественную клятву перед Поляной Созерцания в усадьбе Акомы. — Он быстро огляделся: вокруг сплошной зеленой стеной стоял лес. — Кажется, это место ничем не хуже любого другого, чтобы уйти. Да защитят тебя боги, властительница Акомы.

Поблагодарив его, Мара молча наблюдала, как Аракаси повернулся и вскоре скрылся за деревьями. Кейок заметил уход мастера, но, если столь внезапное исчезновение и удивило военачальника, он не стал ломать над этим голову и посвятил все свое внимание тяготам и опасностям дальнего перехода.

Пристроившись поудобнее на подушках, Мара снова и снова обдумывала последние слова Аракаси. Она тоже молилась об исполнении его желания: ведь если случится так, что он уцелеет и не принесет клятву перед священным камнем натами, то это будет означать лишь одно из двух: либо ее самой не будет в живых, либо Бантокапи утвердится в роли властителя Акомы, а она не сумеет им управлять.

В урочный час явились служанки. Сидя на подушках в спальне, которую она по привычке все еще считала отцовской, Мара открыла глаза.

— Я готова, — сказала она.

Но в глубине души она знала, что не готова к браку с третьим сыном Анасати, и никогда не будет готова. Судорожно стиснув руки, она позволила служанкам приступить к мучительному для нее ритуалу: вплетая в пряди волос ленты и нити бус, они сооружали на ее голове традиционную прическу невесты. Руки женщин двигались осторожно, но Маре все было не мило. Каждый раз, когда они закрепляли очередной локон, ей хотелось скорчиться, словно она была капризным нетерпеливым ребенком.

Как всегда, могло показаться, что Накойя читает ее мысли:

— Госпожа, сегодня взгляды каждого гостя будут прикованы к тебе, и твой облик должен служить воплощением наследственной гордости Акомы.

Мара закрыла глаза, будто отгораживаясь от всего мира. Смятение нарастало; было трудно дышать. Наследственная гордость Акомы уже завела ее в такие дебри, где она все глубже погружалась в кошмар; стоило ей справиться с одной опасностью, как тут же возникала другая. Она снова начала терзать себя сомнениями: благоразумно ли она поступила, выбрав в мужья Бантокапи? Может быть, управлять им легче, чем его уважаемым братом Джиро, но что если он окажется еще более упрямым? Если она не сумеет влиять на принимаемые им решения — планы возрождения величия Акомы навеки останутся лишь благими пожеланиями. Уже в который раз за последнее время Мара заставила себя отбросить эти бесполезные размышления: выбор сделан. Бантокапи станет властителем Акомы. Затем она подбодрила себя, мысленно добавив: на время.

— Не угодно ли госпоже повернуть голову?..

Мара подчинилась, невольно отметив при этом, как удивительно теплы руки служанки, коснувшиеся ее щеки. Ее собственные пальцы стали холодными как лед, пока она думала о Бантокапи и решала, как ей вести себя с ним. Человек, которому предстояло возложить на себя честь и бремя управления Акомой, не обладал ни мудростью, ни благородством властителя Седзу; не были присущи ему и прекрасные качества Ланокоты: великодушие, обаяние, неотразимое чувство юмора. С тех пор как Бантокапи прибыл для подготовки к бракосочетанию, у Мары было мало возможностей присмотреться к нему. Во время нескольких формальных встреч она наблюдала за ним; он неизменно производил впечатление грубого тяжелодума с низменными пристрастиями.

Мара удержала вздох и подавила невольную дрожь. Он всего лишь мужчина, напомнила она себе. Да, долгие месяцы она провела в храме и знала о мужчинах меньше, чем многие ее ровесницы. И тем не менее ей придется использовать и разум, и тело, чтобы управлять этим человеком. Ради великой Игры Совета она сможет справиться с ролью жены, не испытывая любви к мужу… не она первая, не она последняя.

Усердные служанки священнодействовали над ее прической. Суматоха и возгласы, доносившиеся из-за тонких бумажных перегородок, говорили о том, что слуги готовят к торжеству парадный зал. Где-то во дворе мычали нидры и грохотали фургоны, обвешанные флагами и развевающимися лентами. Солдаты гарнизона облачились в начищенные до блеска парадные доспехи; в ознаменование радостного события — вступления в брак госпожи — их оружие было обернуто длинными полосами белой ткани. Гости — каждый в сопровождении свиты — заполнили подъездную дорогу красочным морем разноцветных ливрей и носилок. Рабам и ремесленникам предоставили день отдыха по случаю торжества. Их пение и смех долетали туда, где сидела Мара, погруженная в уныние и тяжкие раздумья.

Служанки расправили последнюю ленту и пригладили последние пряди. Теперь, в обрамлении изысканно уложенных локонов, лицо Мары было точь-в-точь как у фарфоровой статуэтки из храма; казалось, что изящные линии бровей и ресниц только что проведены кистью вдохновенного художника.

— Дочь моего сердца, никогда еще ты не выглядела такой прекрасной, — высказалась Накойя.

Мара рассеянно улыбнулась и поднялась. Служанки сняли с нее простую белую накидку и слегка припорошили госпожу специальной пудрой, чтобы во время длительной церемонии кожа оставалась сухой. Другие готовили тяжелое вышитое платье из шелка, которое бережно хранилось для невест дома Акомы. Пока старые морщинистые руки женщин расправляли нижнее платье на ее бедрах и плоском животе, Мара, прикусив губу, думала: настанут сумерки — и руки Бантокапи будут касаться ее тела везде, где он пожелает. Она ничего не могла с собой поделать: ее кинуло в жар.

— День будет знойным, — пробормотала проницательная Накойя. — Касра, принеси госпоже стакан охлажденного вина. Ей это будет кстати: впереди еще много волнений.

— Накойя, — раздраженно выдохнула Мара, — я вполне могу обойтись без вина. — Она вынуждена была замолчать, так как в это время прислужницы затягивали шнуровку под грудью и на талии, и у нее на какой-то момент прервалось дыхание. — Кроме того, я уверена, что Банто будет пить за нас обоих.

Накойя поклонилась с подчеркнутой официальностью:

— Небольшой румянец будет тебе к лицу, госпожа. Однако пот — это не то, что нравится мужьям.

Мара предпочла не обращать внимания на воркотню Накойи. Она понимала: старая няня тревожится за свою любимицу.

По звукам оживленной деятельности снаружи Мара поняла, что челядь торопится завершить самые последние приготовления. Множество приглашенных — цвет имперской знати — соберется в парадном зале; всех надо будет рассадить в строгом соответствии с рангом. Размещение приглашенных превращалось в затяжное и трудное дело, которое начинали задолго до рассвета. Цуранские свадьбы происходили в утреннее время из-за непреложного правила: бракосочетание должно быть совершено до того, как солнце минует зенит. Считалось, что союз, заключенный после полудня, принесет несчастье новобрачным. Это обязывало гостей более низкого звания явиться в имение Акомы очень рано; кое-кто прибывал чуть ли не за четыре часа до восхода. Тех, кто первыми занимал отведенные им места, слуги должны были обносить закусками и прохладительными напитками, а чтобы эти гости не скучали в ожидании, полагалось развлекать их выступлениями музыкантов и акробатов.

Жрецам из храма Чококана предстояло заняться освящением дома. Сейчас они, должно быть, облачаются в роскошные ритуальные одеяния, тогда как жрец в красной хламиде из храма бога Туракаму, не показываясь на виду, ждет урочного часа, чтобы зарезать жертвенного теленка.

Служанки подняли мантию, на рукавах которой золотом был вышит узор, изображающий птиц шетра. Мара с облегчением повернулась спиной к одевающим ее женщинам. Пока они закрепляли банты, она была избавлена от вида Накойи, которая придирчиво проверяла каждую, самую незначительную, деталь ее одеяния. Старая няня была сама не своя с тех пор, как Мара решила передать Бантокапи власть над Акомой. Понимая, что Мара при этом вынашивала какие-то далеко идущие планы, Накойя никак не могла примириться с видом воинов Анасати, расположившихся в казармах; а уж то, что один из злейших врагов Акомы с шиком поселился в лучших гостевых покоях дома, вообще выводило ее из себя. Бантокапи с его громким голосом и простецкими манерами вызывал лишь самые мрачные предчувствия у старой служанки, которая вскоре будет вынуждена подчиняться любому его капризу. Да ведь и она сама будет в том же положении, с замиранием сердца вспомнила Мара. Она попыталась без содрогания представить этого мужлана с бычьей шеей рядом с собой в постели, но не смогла.

Повинуясь осторожному прикосновению служанки, Мара села, и на ноги ей надели церемониальные сандалии, украшенные драгоценными камнями. Другие служанки воткнули в ее прическу черепаховые гребни, усыпанные изумрудами.

Сейчас Маре казалось, что она похожа на теленка, которого умащают благовониями перед жертвоприношением; целью этого обряда было отвлечь внимание Туракаму от участников свадебной церемонии. А пока что девушка распорядилась позвать менестреля, чтобы он играл в ее покоях. Если уж она обречена выносить утомительную процедуру одевания, то музыка, по крайней мере, поможет ей самой отвлечься от мучительных раздумий.

Привели музыканта с завязанными глазами, поскольку ни один мужчина не смеет смотреть на невесту до тех пор, пока не начнется ее свадебное шествие. Он сел и заиграл тихую умиротворяющую мелодию на пятиструнном джикото.

Когда все шнурки были завязаны, пуговицы застегнуты и последний ряд жемчужин на манжетах скреплен петлями, Мара поднялась с подушек. В спальню ввели рабов с повязками на глазах, которые несли церемониальные носилки. Мара взошла в открытый паланкин, который был изготовлен исключительно для свадебных торжеств дома Акомы. Его каркас обвивали цветочные гирлянды и лозы койи, приносящей удачу; венками были украшены головы носильщиков. Когда носильщики подняли паланкин, Накойя, шагнув между ними, легко коснулась губами лба Мары:

— Ты выглядишь великолепно, госпожа, ты так же хороша, какой была твоя мать в утро ее свадьбы с властителем Седзу. Я уверена, что она гордилась бы тобой, если бы дожила до нынешнего дня. Да будешь ты так же счастлива в браке, как она, и да благословят тебя боги детьми, которые продолжат род Акомы.

Мара кивнула с отсутствующим видом. Прислужницы вышли вперед, чтобы проводить носильщиков через открытый для них проход, но тут приглашенный Марой менестрель сбился с такта и оборвал свою песнь. Девушка нахмурилась и мысленно упрекнула себя за неучтивость. Она обязана была перед уходом похвалить этого музыканта.

Как только носилки оказались в примыкающем к спальне пустом зале, Мара немедленно послала Накойю назад с приказом вручить музыканту что-нибудь на память — небольшой подарок, который польстил бы его самолюбию. Затем, крепко сцепив пальцы, чтобы не было заметно, как они дрожат, она дала себе слово быть более внимательной. Великий дом не достигнет процветания, если его хозяйка будет заниматься исключительно делами первостепенной важности. Чаще всего умение вникнуть в незначительные мелочи жизни больше привлекает сердца и позволяет найти дорогу к величию; во всяком случае, именно это властитель Седзу старался внушить своему сыну Ланокоте, когда тот, пренебрегая нуждами ремесленников поместья, затевал дополнительные тренировки гарнизона.

Марой овладело ощущение странной обособленности. Шум, доносящийся из парадных палат, из сада и с подъездной дороги, придавал нереальный вид опустевшим коридорам, которые были специально освобождены от людей для процессии с носилками невесты. Куда бы она ни взглянула — никого не было видно, хотя дом гудел от многолюдья.

Но вот безлюдными переходами они дошли до главного коридора и остановились. Здесь Мара вышла из господского дома в маленький тихий садик. Здесь она должна была провести час в полном одиночестве, посвятив этот час благочестивым размышлениям, приуготовляя себя к расставанию с девичеством и к началу новой жизни в роли женщины и жены. Гвардейцы Акомы, в парадных доспехах искусной работы, стояли на страже вокруг садика, охраняя свою госпожу и оберегая ее уединение. В отличие от носильщиков, у них на глазах не было повязок, однако поставлены они были спиной к садику.

До предела напрягая слух, они ловили каждый звук с неослабным вниманием; ни один из них не рискнул бы навлечь беду, хотя бы раз взглянув на невесту.

Мара мысленно отрешилась от предстоящей церемонии, пытаясь призвать в собственную душу блаженство покоя… хотя бы намек на то состояние безмятежности, которое она познала в храме. Мара грациозно опустилась на землю и, усаживаясь на оставленные для нее подушки, расправила платье. Купаясь в бледном золоте раннего утра, она наблюдала за игрой воды на краю фонтана. Капельки воды — каждая из них была прекрасна сама по себе — набегали и срывались вниз, с плеском падая в водоем. «Я в чем-то подобна этим капелькам, — подумала девушка. — Плоды любых моих усилий, предпринятых в течение всей жизни — минутные, бренные радости и огорчения — не сохранятся сами по себе. Но — неразличимые, неотделимые от других, они останутся каплей божественной эссенции в неистощимом кладезе славы рода Акома». Пошлет ли ей судьба счастье или страдание в браке с Бантокапи — это утратит всякое значение, когда истечет отпущенный ей срок, — лишь бы священный камень натами и дальше оставался на своем месте, лишь бы дом Акома продолжал занимать принадлежащее ему по праву высокое положение, не оттесненный в безвестность никем другим.

Посреди сада, сверкающего утренней росой, низко склонив голову, Мара горячо взывала к Лашиме. Она просила не о возвращении девичьих радостей, не о светлом покое, который нисходил на нее во время служения в храме. Она молилась о том, чтобы ей были посланы силы принять врага своего отца — принять как мужа — во имя будущего возвышения рода Акома в Игре Совета.

Глава 7. СВАДЬБА

Низко поклонившись, Накойя сказала:

— Пора, госпожа.

Мара открыла глаза. Час был ранний, и солнечные лучи еще не успели одолеть утреннюю прохладу, а Мара уже задыхалась от жары в тяжелых парадных одеяниях. Она взглянула туда, где стояла Накойя: прямо перед носилками, украшенными цветами. «О, еще хотя бы минуту!» — мысленно взмолилась Мара. Но медлить она не смела. Без посторонней помощи поднявшись на ноги, Мара вернулась на носилки и жестом дала понять, что готова. Накойя приказала выступать. Рабы сняли с глаз повязки; начиналось прохождение процессии невесты. Гвардейцы, выстроенные рядами по краю сада, все как один повернулись и отсалютовали своей госпоже, когда носильщики подняли шесты на плечи и мерным шагом начали движение к церемониальному помосту.

Босые ноги рабов беззвучно ступили на изразцовый пол парадного зала господского дома. Кейок и Папевайо, ожидавшие у входа, пропустили носилки вперед, а затем пошли за ними, строго соблюдая положенное расстояние. Слуги, толпившиеся в дверных проемах вдоль всего зала, разбрасывали на пути процессии цветы, которые должны были принести их госпоже радость и здоровье. Вдоль стен, в промежутках между дверьми, стояли воины, и в их салюте легко угадывалось нечто более глубокое и сильное, чем обычная дань преданности и почитания. Как видно, кое-кто из них пытался совладать с подступающими слезами: об этом красноречиво свидетельствовал блеск увлажнившихся глаз. Эта женщина стала для них не просто правящей госпожой; в глазах тех, кто испытал безрадостную долю серых воинов, Мара была дарительницей новой жизни, о какой они не смели и мечтать. Даже передоверив их преданность своему супругу, она навсегда сохранит за собой их любовь.

Перед закрытыми дверями церемониального зала носильщики остановились. Две девушки, посвятившие себя служению Чококану, прикололи к головному убору Мары несколько разноцветных покрывал и вложили ей в руки венок, сплетенный из лент, перьев шетры и тайзовой соломки; то был символ неразрывной связи между духом и плотью, землей и небом, а также между мужем и женой. Мара лишь едва придерживала венок, опасаясь, что от вспотевших ладоней на шелковых лентах останутся следы. Коричневые с белым перья шетры подрагивали, выдавая невольный трепет молодой невесты; тем временем к носилкам приблизились и встали вокруг Мары четыре девушки в изысканных одеяниях. Все они были дочерями властителей, союзников Акомы, подругами детства Мары. Сегодня они все, как в добрые старые времена, так и светились дружелюбием, хотя их отцы по политическим соображениям несколько отдалились от Акомы. Однако лучезарные улыбки девушек были не в силах облегчить тяжесть, угнетавшую душу, и прогнать мрачные предчувствия. Да, она явилась в парадный зал как властвующая госпожа Акомы, но выйдет отсюда как жена Бантокапи, как все прочие женщины, не облеченные наследственной властью… Теперь ее назначение будет состоять лишь в заботах о чести, удобствах и приятной жизни для мужа-господина. Когда завершится краткая церемония перед семейным камнем натами в священной роще, у нее не останется никакого ранга или титула, помимо тех, что она получит по милости супруга.

Кейок и Папевайо взялись за деревянные кольца дверей и потянули их в стороны. Расписные створки беззвучно скользнули по желобкам, открыв широкий проход. Прозвучал удар гонга. Музыканты заиграли на тростниковых свирелях и флейтах; носильщики двинулись вперед. Мара моргнула, борясь со слезами. Но голову она держала высоко, помня, что на нее устремлены глаза самых знатных вельмож Империи и их родичей. Теперь уже никто из смертных не был властен воспрепятствовать церемонии, которая соединит ее судьбу с судьбой Бантокапи из рода Анасати.

Через разноцветные покрывала Мара не видела почти ничего, кроме каких-то неясных, расплывчатых силуэтов. Деревянные стены и полы источали запах мебельного воска и смолы, смешивающийся с ароматом цветов.

Рабы донесли ее до помоста, выстроенного в виде широких ступеней. Они опустили носилки на нижнюю ступень и удалились, оставив ее у ног верховного жреца Чококана и трех его служителей. Сопровождающие девушки уселись на подушках около помоста. От жары и одуряющего запаха дыма, поднимающегося над кадильницей жреца, у Мары закружилась голова; каждый вздох давался с трудом.

Она не видела, что происходит за помостом, но знала, что по традиции Бантокапи должен был появиться в противоположном конце зала одновременно с ней, на носилках с бумажными украшениями, символизирующими оружие и доспехи. К этому моменту он уже, вероятно, сидел на одном уровне с ней по правую руку от жреца. Одежды жениха наверняка столь же изысканны и роскошны, как у нее, а его лицо скрыто за массивной маской с перьями, изготовленной специально для свадебных обрядов кем-то из далеких предков Анасати.

Верховный жрец воздел руки ладонями к небу и произнес первые строки венчального речитатива:

В начале начал не было ничего, Кроме мощи высшего разума — разума богов.

В начале начал своею мощью Боги создали тьму и свет, огонь и воздух, Землю и море И, наконец, мужчину и женщину..

В начале начал Раздельные тела мужчины и женщины Воссоздали заново Единство божественного промысла, Создавшего их самих.

И так дали они Жизнь своим детям, Дабы те прославляли Могущество богов.

И сегодня, Как в начале начал, Мы собрались, Чтобы утвердить единство божественной воли Посредством земных тел Этого молодого мужчины И этой молодой женщины.

Жрец опустил руки. Прозвенел гонт, и мальчики-певчие запели гимн, прославляющий тьму и свет творения. Когда гимн подошел к концу, зал наполнился множеством звуков: скрип сандалий, шелест шелков, шорох парчи и перьев, постукивание бус и самоцветов возвестили, что собравшиеся гости поднялись на ноги.

Жрец возобновил песнопение, а Мара тем временем боролась с сильнейшим желанием сунуть руку под все эти покрывала и почесать себе нос. Показное благочестие напыщенной церемонии напомнило ей случай из раннего детства. Тогда они с Ланокотой вернулись в Акому, побывав в гостях, на свадьбе в одном из знатных домов. Они — тогда еще совсем дети — решили поиграть в жениха и невесту. Мара уселась на борт тайзового фургона, воткнув себе в волосы как можно больше цветов акаси. Лано спрятал лицо за свадебной маской из высушенной на солнце глины и перьев, а «жреца» изображал престарелый раб, которого они уговорили завернуться по этому поводу в одеяло… От воспоминаний детства пришлось вернуться к действительности. В руках у Мары был настоящий ритуальный венок, а не ребячья самоделка, сплетенная из трав и гибкой лозы. Если бы Ланокота был жив и мог здесь присутствовать, он бы поддразнивал ее и провозглашал тосты за ее счастье. Но Мара знала, что в душе он бы оплакивал ее судьбу.

Жрец произнес еще несколько фраз, и раздался очередной удар гонга. Гости снова опустились на подушки, а храмовые служители зажгли благовонные свечи. Тяжелый аромат фимиама заполнил зал, когда верховный жрец приступил к прославлению Первой Жены. Когда он заканчивал восхваление каждой из ее добродетелей — а то были благочестие, покорность, приветливость, чистота и плодовитость, — Мара кланялась, касаясь лбом пола. А когда выпрямлялась, храмовый служитель в пурпурной хламиде снимал у нее с головы одно из покрывал: белое — как знак скрытого под ним благочестия, голубое — повиновения, розовое — приветливости; и, наконец, осталось липы. тонкое зеленое покрывало, знаменующее собой честь Акомы.

Тонкая ткань все еще щекотала кожу лица, но теперь по крайней мере Мара могла видеть, что происходит вокруг. Семья Анасати располагалась сбоку от помоста, с «жениховской» стороны, точно так же, как свита Мары — с «невестиной» стороны. Все прочие сидели перед помостом, занимая места в строгом соответствии со своим рангом. Ярче всех сверкал белый с золотом наряд Имперского Стратега, находившегося ближе всех к помосту. Рядом с ним восседала его жена в платье из алой парчи, расшитой бирюзовыми перьями. Посреди буйства красок, представлявших все цвета радуги, выделялись две фигуры в черных хламидах: двое Всемогущих из Ассамблеи Магов сопровождали Альмеко на бракосочетании сына его старого друга.

Следующим по рангу полагалось считать семейство Минванаби, но отсутствие Джингу не должно было оскорбить Анасати: кровная вражда между домами Минванаби и Акома служила достаточным оправданием. Только на собраниях имперского значения — например на коронации императора или дне рождения Имперского Стратега — встреча двух семей могла обойтись без вооруженного столкновения.

Позади свиты Стратега Мара разглядела властителей Кеда, Тонмаргу и Ксакатекас; вместе с Оаксатуканами, к числу которых относился Альмеко, и Минванаби они составляли Пять Великих Семей, самых влиятельных и знатных в Империи. В следующем ряду сидел Камаду, властитель Шиндзаваи, и его второй сын Хокану, красивое лицо которого было сейчас повернуто в профиль к Маре. Считалось, что, наряду с Акомой и Анасати, Шиндзаваи уступают по рангу только Пяти Великим Семьям.

Мара прикусила губу; листья и перышки ее венка заметно дрожали. У нее над головой монотонно гудел голос верховного жреца, описывающего теперь достоинства Первого Мужа; тем временем служители развешивали бисерные ожерелья поверх бумажных мечей на носилках Бантокапи. Мара видела, как скрывались внизу и снова появлялись красные и белые перья его свадебной маски, когда он воздавал почет каждой добродетели, по мере того как их называл жрец, — то были честь, сила, мудрость, мужество и доброта.

Снова прозвенел гонг, и жрец вместе со служителями приступили к молитве-благословению, которая закончилась гораздо скорее, чем Мара могла ожидать. И вот уже сопровождающие ее девушки поднялись и помогли Маре встать с носилок. Банто тоже встал. Затем они оба сошли с помоста и поклонились гостям; все это время жрец и служители держались посередине между женихом и невестой. И наконец небольшая процессия, состоящая из властителя Анасати (потому что он был отцом Бантокапи), Накойи (потому что она была первой советницей Мары), жреца и его служителей, проводила жениха с невестой из зала через сад ко входу в священную рощу.

Там, перед входом, служители сняли сандалии с ног Мары и Бантокапи, чтобы их ноги касались земли Акомы, когда властительница передаст наследственное право господства над этой землей своему будущему мужу.

Солнце поднялось уже достаточно высоко, чтобы его лучи высушили последнюю каплю росы на траве и прогрели камни дорожки. Это живое тепло ощущалось босыми подошвами Мары как что-то нереальное,а веселое пение птиц в кроне дерева уло отдавалось в ушах отзвуком детских грез. Но Накойя крепко держала ее за руку, и это было наяву. Жрец затянул следующую молитву, и вдруг оказалось, что она идет бок о бок с Бантокапи — увешанная драгоценностями кукла в тени величественного плюмажа его свадебной маски. Жрец отвесил поклон своему богу и, оставив храмовых служителей, властителя и советницу у входа, проследовал за молодой парой в рощу, на Поляну Созерцания.

Строго соблюдая правила обряда, Мара не смела оглянуться назад; если бы ритуал допускал такую вольность, она увидела бы слезы на глазах Накойи.

Все трое вышли из-под благодатного полога дерева уло и двинулись дальше при ясном свете дня, минуя цветущие кустарники, низкие арки-ворота и изогнутые мостики на пути к натами.

Словно скованная душевным оцепенением, Мара повторяла те же шаги, что и несколько недель назад, когда несла реликвии отца и брата к месту захоронения. Сейчас она не думала о них, чтобы не навлечь на себя неодобрение их духов: вдруг они осудят ее брачный союз с врагом, заключаемый ради продолжения рода? Она не смотрела на жениха, который шел рядом. Для него этот путь не был привычным, и он недовольно сопел, когда ему случалось неудачно поставить ногу. Черты его красно-золотой маски выражали застывшую торжественность, карикатурные глаза смотрели прямо вперед, но глаза мужчины, чье лицо скрывала эта маска, так и перебегали то в одну сторону, то в другую, жадно вбирая каждую, даже самую малую часть того, что скоро по праву будет принадлежать ему как властителю Акомы.

Тихий перезвон колокольчиков возвестил, что для молодой пары настала минута отрешенности и безмолвного размышления. Мара и ее жених поклонились божественному лику, изображенному на церемониальных воротах, и остановились под аркой у самого пруда. На травянистом берегу не осталось никаких следов вторжения убийцы, но кусты, которые были им примяты, а потом выпрямлены жрецами Чококана, затеняли древний натами семьи Акомы. По истечении отведенного срока снова послышался перезвон. Жрец выступил вперед и положил руки на плечи жениха и невесты. Он благословил обоих, окропил их водой, зачерпнутой из пруда, и замер в неподвижности, ожидая, когда прозвучат брачные обеты.

Мара заставила себя успокоиться, хотя никогда еще ей не давалось с таким трудом это упражнение для души, которому научили ее сестры Лашимы. Чеканно-твердым голосом она произнесла слова, которые лишали ее наследственных прав на титул властительницы Акомы. Она не дрогнула, когда жрец разорвал ее зеленое покрывало и сжег его в жаровне, стоявшей у края пруда. Жрец смочил палец, коснулся горячего пепла и начертал положенные символы на ладонях и ногах Бантокапи. Потом Мара опустилась на колени и, поцеловав натами, прижалась головой к земле, хранившей прах ее предков. В этом положении она и оставалась, пока Бантокапи из рода Анасати произносил слова обета: он поклялся посвятить свою жизнь, честь и бессмертный дух роду Акома. Потом он опустился на колени рядом с Марой, и она завершила ритуал, хотя собственный голос показался ей чужим и незнакомым:

— Здесь покоятся души моего брата Ланокоты, моего родного отца властителя Седзу, моей родной матери госпожи Оскиро; призываю их в свидетели моих слов. Здесь лежит прах моих дедов, Касру и Бектомакана, и их жен, Дамаки и Ченио; призываю их в свидетели моих поступков.

Она перевела дыхание и собралась с силами. Тем же ровным голосом она поименно назвала всех своих предков, доведя этот длинный перечень до родоначальника Акомы, Анчиндиро, простого солдата, который сошелся в поединке с властителем Тиро из семьи Кеда и сражался с ним пять дней, прежде чем завоевал руку его дочери и титул властителя в придачу. И таким образом он вывел свою семью в ряд властителей, по рангу уступающих лишь Пяти Великим Семьям Империи. Даже Бантокапи кивал с неподдельным уважением, ибо, при всем могуществе его отца, род Анасати не уходил корнями столь далеко в глубь веков, как Акома.

Завершив речь, Мара вынула цветок из свадебного венка и положила его перед натами как символ возвращения плоти в землю.

Снова зазвенел гонг, и после следующей молитвы Банто произнес ритуальные фразы, которые бесповоротно привязали его к имени и чести Акомы. Потом Мара передала ему обрядовый кинжал, и он сделал надрез на коже, чтобы капли крови, вытекшей из ранки, упали на землю. Теперь узы чести, более прочные, чем память самих богов, соединили его с Акомой и дали ему власть над этой землей. Жрец снял с лица Бантокапи красную с золотом свадебную маску Анасати, и младший сын врага Акомы склонился и поцеловал натами. Мара украдкой покосилась на жениха и увидела, что его губы изогнулись в высокомерной улыбке. Но потом верховный жрец из храма Чококана закрепил на плечах Бантокапи зеленую свадебную маску Акомы, и на лице будущего правителя уже ничего нельзя было прочитать.

Мара не могла потом вспомнить, как она поднялась с колен, как они трое вернулись к воротам священной рощи. Там уже поджидали служанки, чтобы омыть ей ноги и надеть новые нарядные сандалии. Она сумела пережить момент, когда властитель Анасати, в полном согласии с этикетом, поклонился хозяину дома, новому властителю Акомы; она не заплакала, когда Накойя заняла место в процессии на шаг позади Бантокапи. Ослепленная бликами солнечного света, играющего в гранях драгоценных камней на хламиде жреца, она проследовала в парадный зал, где должна была закончиться официальная часть церемонии бракосочетания.

В зале уже стояла жара. Знатные дамы обмахивались расписными веерами; музыканты, развлекавшие их с утра, время от времени обтирали инструменты, чтобы вспотевшие пальцы не оставляли на них следов. Слуги помогли невесте и жениху усесться на носилки, и носильщики подняли их на высоту помоста, где снова разместились верховный жрец и его служители. Облаченный уже в новую хламиду, расшитую драгоценными блестками из серебра, золота и меди, жрец обратился к вездесущему оку Чококана, доброго бога. Затем он скрестил руки на груди, раздался звон гонга, и на помост поднялись мальчик и девочка, каждый из которых нес клетку, сплетенную из стеблей тростника. В клетках на жердочках сидели птицы кайри, самец и самочка; их полосатые черно-белые крылышки были выкрашены в зеленый цвет Акомы.

Жрец благословил птиц; служители приняли у детей клетки. Из потайного кармана в рукаве жрец извлек церемониальный жезл и, подняв его к небесам, воззвал к своему богу, заклиная его благословить брак Бантокапи и Мары. В зале наступила тишина; веера замерли в женских руках. Все — от самого захудалого помещика до Имперского Стратега, знатнейшего из знатных, — вытянули шеи, наблюдая, как жрец своим жезлом раздвинул тростниковые стебли, из которых были сплетены стенки клеток.

Теперь птицы были свободны. Они могли улететь либо вместе, в радостном единении — и это считалось бы добрым предзнаменованием, сулящим удачный брак, — или порознь, на горе тем двоим, что сейчас сидели на носилках. Многое зависело от благосклонности Чококана.

Накойя даже зажмурилась, вцепившись старыми пальцами в амулет, который держала под подбородком. Никому не было дано увидеть, что выражает спрятанное под маской лицо Бантокапи, но его невеста невидящими глазами уставилась в пространство, как будто ритуал в роще лишил ее не только последних сил, но даже интереса к происходящему.

Еще один удар гонга — и слуги широко раздвинули бумажные перегородки в стенах залы.

— Да будет этот брак благословен на виду у небес, — провозгласил жрец.

Служители слегка встряхнули клетки, чтобы согнать птиц с жердочек. Самочка сердито заверещала и захлопала крыльями, тогда как самец взмыл в воздух, облетел весь зал по кругу над головами гостей и ринулся вниз к своей подруге. Он сделал попытку пристроиться на жердочке рядом с ней, но она встопорщила перышки и снова яростно захлопала крыльями, да еще несколько раз ударила его клювом. Самец отпрянул, потом снова подлетел, но на этот раз она взвилась под своды зала, и ее крашеные крылья замелькали в воздухе с такой скоростью, что казались зеленоватым туманным облачком. С громким щебетом она устремилась к свободе и исчезла, растворившись в сиянии солнечных лучей. Самец плотно обхватил коготками освободившуюся жердочку. Взъерошенный, он негодующе потряхивал маленькой головкой. Все замерли в молчаливом ожидании. А он почистил клювом хвостик, вспорхнул на крышку клетки и там позволил себе облегчиться. Прошла неловкая, напряженная минута; верховный жрец лишь шевельнул пальцем — в этом движении сквозило едва заметное, но бесспорное раздражение — и смущенный служитель прогнал прочь оскандалившегося самца. Все глаза следили за ним, пока он лениво очертил в воздухе несколько кругов, а потом уселся на цветочную клумбу у самого дверного проема и принялся клевать гусениц.

Перья и парчовые банты всколыхнулись, словно волна пробежала по людскому морю. Верховный жрец кашлянул, устало опустив жезл.

Наконец он взглянул на Банто, который сидел, словно окостенев, с неестественно выпрямленной спиной, и сказал:

— Восславим доброту Чококана, и да послужит нам предостережением урок, который он нам преподал. Пусть, следуя его наставлениям, эта пара обретет милость, понимание и прощение. — Он снова прокашлялся. — Из предзнаменования следует, что в браке, который заключен сегодня, потребуется дипломатия, ибо как муж и жена эти два отпрыска благородных домов должны неизменно стремиться к единству. Такова воля богов.

В зале стояла гнетущая тишина. Служители и гости ожидали, что жрец продолжит поучение. Наконец стало очевидно, что он не собирается ничего добавлять к сказанному, и раздался очередной удар гонга. Служители освободили Бантокапи от свадебной маски, и теперь он стоял лицом к лицу с Марой, которая казалась ошеломленной. Только чуть прищуренные глаза и едва заметно нахмуренный лоб показывали, что она вообще осознает происходящее.

— Обменяйтесь венками, — подсказал жрец, как будто опасался, что молодая пара может позабыть об этом.

Банто наклонил голову, и Мара надела слегка увядший венок поверх его темных волос. Когда Банто выпрямился, этот ритуальный головной убор съехал немного набок. Затем Банто придвинулся к ней, чтобы также короновать венком и ее; и тут Мара почувствовала, что от жениха слегка попахивает вином.

Она нахмурилась сильнее. В течение того часа, когда она предавалась благочестивым размышлениям, жениху полагалось, согласно обычаю, разделить глоток вина со своими холостыми друзьями; считалось, что это должно принести им удачу в делах и в выборе будущих жен. Однако было похоже на то, что Банто с приятелями опустошили не только ритуальный кувшин, но и еще два-три таких кувшина сверх того. Уязвленная столь неблагоразумным отступлением от правил, она почти не слышала слов жреца, который объявил их мужем и женой. Она даже не поняла, что ритуальная часть церемонии закончилась, и очнулась лишь тогда, когда вокруг раздались громкие голоса гостей, которые спешили поздравить новобрачных. Другие забавлялись тем, что осыпали молодую пару хитроумно сложенными разноцветными бумажными фигурками на счастье, и потребовалось несколько минут, чтобы улеглась эта пестрая метель.

У Мары хватило выдержки, чтобы сохранять на лице улыбку. Теперь настало время, когда каждому гостю полагалось представить свой свадебный дар: это могло быть произведение искусства, или декламация стихов, или музыкальное сочинение. Среди них могли оказаться весьма изощренные и дорогостоящие сюрпризы, оплаченные знатнейшими властителями Империи. Поговаривали, что Имперский Стратег доставил сюда целую театральную труппу со всеми необходимыми костюмами и декорациями. Но выступления этой труппы можно было ожидать лишь через несколько дней, поскольку, согласно обычаю, вначале шли представления, заготовленные гостями самых низких рангов.

Вытащив попавшую ему за ворот бумажную фигурку-амулет, Бантокапи избавил себя от скуки первых выступлений, сославшись на необходимость размяться и переодеться во что-нибудь более удобное. Традиция запрещала ему уводить в постель молодую жену, пока последний из гостей не представит зрителям свой дар, а тяжелый свадебный наряд Мары настолько скрывал ее лицо и фигуру, что разглядывать девушек-рабынь было куда более занимательным времяпрепровождением. Мара учтиво приняла извинения своего господина:

— Я побуду здесь, супруг мой, чтобы самые незначительные из наших гостей не остались обделенными благодарностью Акомы за их приношения.

Бантокапи презрительно фыркнул, догадываясь, что она избегает его. С ней он разберется потом, а впереди ожидался большой пир с нежной музыкой и доброй выпивкой; и еще предстоял такой момент, когда его братья впервые поклонятся ему, поскольку он теперь властитель Акомы. Широко улыбнувшись, не утруждая себя тем, чтобы поправить съехавший на ухо свадебный венок, он хлопнул в ладоши, и рабы вынесли его носилки из зала.

Мара осталась на месте, хотя большинство гостей последовали примеру Бантокапи. Солнце приближалось к зениту, и знойное марево уже мерцало над дальними пастбищами нидр. Наиболее знатные гости разошлись по отведенным им покоям и послали слуг за прохладительными напитками и за сменой одежды. А затем, словно птицы в ярком оперении, они явились вновь, чтобы подкрепиться ароматным мороженым, охлажденными плодами йомаха и вином сао в ожидании более сытного угощения, которое будет им предложено в прохладные вечерние часы.

Но более захудалые гости оставались на местах в зале, в жаркой духоте — несмотря на открытые двери, — пока нанятые ими исполнители или одаренные члены их семейств разыгрывали сцены, пели или читали стихи, тем самым воздавая дань новобрачным из Акомы. На свадьбах менее родовитых персон жених или невеста могли из любезности посмотреть несколько первых выступлений, но в знатных домах по-настоящему примечательные события вершились позднее, и чаще всего новобрачные оставляли выступления первого дня для развлечения слуг, которые в эти часы почему-либо окажутся свободными.

Однако Мара не спешила покинуть зал и успела насладиться искусством жонглера-комика, двух певцов, бродячего мага (вся магия которого заключалась просто в ловкости рук) и поэта, читавшего стихи под аккомпанемент громкого храпа своего нанимателя. Она вежливо аплодировала каждому. При желании Мара могла бы выразить особое одобрение, бросив на подмостки цветок со своих носилок; этого она не делала, но не отказывала никому в благосклонном внимании, и так продолжалось до самого антракта. Исполнители, которым предстояло выступать после перерыва, пребывали в неловком ожидании: они были уверены, что сейчас она уйдет в пиршественную палату. Однако Мара позвала не носильщиков, а служанок, и приказала подать себе поднос с легкой закуской и прохладительным питьем. Гости удивленно зашушукались.

Толстый купец из Сулан-Ку, сидевший в первом ряду, покраснел и спрятал лицо за веером своей жены. Он даже и мечтать не смел, что госпожа Акомы будет слушать, как играет на флейте его сынок. Мальчик был начисто лишен слуха, но его матушка так и лучилась гордостью. Мара осталась на помосте, прихлебывая охлажденный йомаховый сок. Когда юный флейтист раскланялся, она милостиво кивнула, после чего он умчался, освободив подмостки для следующих исполнителей. Мара приветливо улыбнулась смущенному отцу и его жене, и у нее не осталось сомнений: сколь ни утомительна такая музыка, но зато, если ей когда-либо понадобится какая-нибудь услуга от этого купца, он сделает для нее все, что в его силах.

Но вот блеснули своим искусством мимы, затем дрессировщик с учеными собаками, и птичка лиенди пропела свою несравненную песнь, и еще два поэта порадовали публику самыми последними сочиненными ими стихами — а хозяйка Акомы не проявляла никаких признаков беспокойства или нетерпения. Второго из поэтов она наградила цветком, метко брошенным прямо в его шапку. Художник, сменивший поэта на подмостках, сумел даже рассмешить ее своими комическими рисунками, где было показано, как бычки-нидры атакуют воина. Когда во время второго антракта Мара позвала горничных и приказала снять с себя тяжелое верхнее облачение, чтобы ей легче было выносить полуденную жару, это произвело ошеломляющее впечатление на всех присутствующих. Гости — из тех, кто не мог похвастаться знатностью и древностью рода, — шептались, что во всей Империи не сыщется второй такой великодушной госпожи. Выступавшие чувствовали ее непритворный интерес и вкладывали в свое исполнение больше подлинной страсти и души. Потом по приказу госпожи слуги начали разносить всем угощение, да еще и подарки в знак благодарности тем, кто внес свою лепту в череду выступлений. И тогда невольная натянутость, которая омрачала настроение собравшихся, заметно ослабела. Вино не замедлило оказать свое действие, и те, кто посмелее, рискнули заявить вслух, что госпожа исключительно благородна и достойна чести своих предков.

Несколько таких замечаний достигли слуха Мары, и она ответила на них мягкой улыбкой.

Когда начался третий антракт, она попросила служанок освободить ее от тесных витков сложного тюрбана и расчесать ей волосы. И пока свадебный венок увядал у нее на коленях, она спокойно высидела все следующее отделение концерта, и следующие… к радости всех, желавших доставить ей удовольствие своим искусством. День длился нескончаемо, и другие гости потянулись сюда поглядеть, что же так заворожило хозяйку Акомы.

На закате объявился и жених; походка у него была явно нетвердой, а голос звучал чрезмерно громко. Бантокапи взобрался на помост, взмахом руки показал, чтобы ему подали кувшин вина сао и потребовал объяснений, почему его жена так долго засиделась в зале, когда Имперский Стратег и другие гости Акомы пируют… и уж не избегает ли она его самого, глазея на вульгарных менестрелей и чиновников самого низкого пошиба?

Мара смиренно склонила голову, а потом взглянула в глаза супруга. От него несло вином и потом. Однако она нашла в себе силы улыбнуться:

— Мой господин, следующим будет выступать поэт Камихиро, и хотя его труд слишком нов, чтобы прославиться, его покровитель — властитель Теширо — пользуется репутацией человека, умеющего распознавать гениев. Почему бы нам не остаться и не поприветствовать пришествие начинающего таланта?

Банто выпрямился, скрестив руки на груди, не обращая внимания на вино, которое выплескивалось ему на манжеты из зажатой в руке бутыли. Оказавшись перед лицом самой чистосердечной невинности жены, чьи одежды не оставляли ни малейшей возможности хотя бы вообразить, что скрывается под ними, он смерил взглядом властителя Теширо и сияющего от гордости Камихиро, стоявших по обе стороны от нее, и что-то буркнул себе под нос. Отказать жене в столь ничтожной просьбе было бы поступком чрезвычайно дурного тона. Он был достаточно трезв, чтобы не скомпрометировать себя как радушного хозяина, и потому, в свою очередь поклонившись, бросил:

— Для поэзии я найду время позднее. Кое-кто из гостей затеял игру в чиро, и я побился об заклад на победителей.

Властитель Акомы покинул зал. Его молодая жена позвала слуг, чтобы снова предложить вина исполнителям. Оставшись здесь вопреки явным предпочтениям супруга, она тем самым снискала восхищение гостей низших рангов. Громче всех ее восхваляли купец и его незадачливый сын-флейтист, а также кокетливая размалеванная жена поэта Камихиро. Среди простого люда в Сулан-Ку ни для кого не составляло секрета, что она была любовницей властителя Теширо и только ее чарам следовало приписать покровительство, которое он оказывал молодому поэту.

Наступил закат, и пролетели к себе на топи бесчисленные шетры.

Потом в выступлениях был сделан перерыв до следующего дня; теперь же повара вынесли к гостям диковинные блюда, украшенные бумажными символами, приносящими — если верить приметам — счастье. Были зажжены фонари, играла музыка, а после наступления темноты акробаты жонглировали горящими булавами. Мара сидела рядом с мужем до тех пор, пока он не захлопал в ладоши, потребовав, чтобы девушки-рабыни начали танец с покрывалами. Вот тогда Мара, вконец обессиленная, удалилась в особую брачную хижину с расписными бумажными стенками; там она разделась, выкупалась в ванне и долго лежала без сна в приготовленной для нее постели.

Утро выдалось пыльное и сухое, без малейшего ветерка. Слуги трудились ночь напролет, чтобы подготовить все для дневных празднеств; на цветах акаси сверкали капли воды: их обильно полили садовники, которые сейчас резали овощи для поваров. Мара поднялась с постели и, прислушавшись к стонам своего супруга, доносившимся из-за тонкой перегородки, которая разделяла брачную хижину, справедливо рассудила, что он страдает от тяжелого похмелья. Она отправила позаботиться о нем самых хорошеньких из своих рабынь; затем приказала, чтобы ей подали чоку. Воспользовавшись прохладой раннего утра, она немного прошлась пешком по дорожкам усадьбы. Вскоре на земли Акомы начнут прибывать чо-джайны — молодая королева и ее свита. Теперь забота об укреплении гарнизона не будет терзать ее днем и ночью. Эта мысль принесла ей некоторое облегчение. С хозяйством прекрасно справится Джайкен; поместье будет надежно защищено, так что сама Мара сможет целиком посвятить себя тому, чтобы прибрать к рукам властителя, за которого она вышла замуж. Тут же некстати вспомнились впечатления минувшей ночи: визгливый женский смех и голос Банто — требовательный и раздраженный — и, наконец, его храп, который послышался перед самым восходом солнца. Нахмурив брови и стиснув зубы, Мара мысленно воззвала к Лашиме, умоляя богиню послать ей силы для предстоящих испытаний.

Она очнулась от своей сосредоточенности как раз вовремя, чтобы увидеть небольшую процессию, которую сопровождал в парадный зал слуга со стягом в руках. С минуты на минуту должны были начаться представления второго свадебного дня, и вопреки всем обычаям Мара приказала подать ей носилки. Она посмотрит все выступления от начала до конца и, хотя до вечера не предполагался показ художественной дани, подготовленной кем-либо из высокородных гостей, позаботится, чтобы ни одно более раннее выступление не осталось без вознаграждения. При таком властителе, как господин Бантокапи, доброе отношение к Акоме может быстро улетучиться, и на счету будет каждое зерно благожелательности, которое Маре удастся посеять.

***

На следующий день, ближе к закату, поднялся ветер. Тени от облаков пробегали по луговым пастбищам, и тучи на востоке предвещали дождь. И все-таки, несмотря на риск вымокнуть под дождем, гости Акомы сидели на свежем воздухе, созерцая заключительное зрелище. Имперский Стратег поразил всех, оплатив из своей личной казны выступление Имперского театра Джойян. Спектакль этого театра, в котором по традиции соблюдались условности древних времен, считался одним из излюбленных видов искусств среди знати; простолюдины предпочитали повеселиться на более понятных и изобилующих непристойностями представлениях трупп театра Сегуми, кочующих по сельской местности. Но в Имперском театре Джойян были собраны лучшие актеры страны, и некоторые из них, овладев тайнами искусства и сопутствующими навыками, впоследствии пополняли Имперскую труппу Шало-тобаку, выступавшую только перед Императором и его семьей. Спектакль, привезенный для показа в Акоме, назывался «Властитель Тедеро и сагуньян» и относился к числу десяти классических собату — древних опер «высокого стиля».

Испытывая истинное блаженство от принесенной ветром прохлады, наслаждаясь каждым моментом отсрочки неизбежного соединения с мужем на брачном ложе, Мара пыталась сосредоточиться на сценическом действе, которое близилось к финалу. Актеры были превосходны; они уверенно произносили строки стихов и не обращали внимания на ветер, который сгибал и перекашивал перья их костюмов. Конечно, печально было сознавать, что эти стихи настолько затасканы; впрочем, вкусы у хозяйки Акомы не простирались до такого жанра, как древняя опера «высокого стиля»: по правде говоря, она предпочитала театр Большого Доо; к тому же все декорации передвижной сцены были чересчур яркими даже на цуранский взгляд.

В тот момент, когда приближалась кульминация оперы и властитель Тедеро вошел в пещеру, чтобы освободить прекрасную Нешку из когтей ужасного сагуньяна, в зале появились две фигуры в черном. Само по себе присутствие Всемогущих уже придавало всему совершающемуся характер выдающегося события, но эти два мага к тому же пустили в ход свое колдовское искусство. Силой чар они добились поразительно правдоподобной иллюзии — как будто на месте традиционного бумажного чучела, внутри которого прятались певец и несколько рабочих, управляющих перемещением «лап» сагуньяна, по сцене двигалось и извергало пламя настоящее живое чудовище. Этот монстр, шириной не менее двенадцати футов в плечах, был сплошь покрыт золотой чешуей. Он явился из дверного проема, за которым виднелась часть галереи, расписанной так, чтобы это место напоминало пещеру. Из-за устрашающих клыков раздавался дивный баритон, и хотя каждый слушатель знал, что там находится только певец, никто этого певца не видел. Даже Мара была захвачена зрелищем, позабыв обо всех своих тревогах. Потом на чудовище обрушился меч героя Тедеро, и иллюзорный сагуньян поблек, обратился в туман, а затем в ничто. По традиции опера в стиле собату заканчивалась формальным поклоном исполнителей в ответ на вежливые аплодисменты слушателей, но финал этого представления вызвал подлинный шквал одобрительных возгласов и рукоплесканий, более подобающий какому-нибудь уличному балагану. Даже сам Имперский Стратег соизволил улыбнуться, что случалось весьма редко, но эта улыбка сияла отраженным светом триумфа его театральной труппы и его друзей-магов. Мара вздохнула с сожалением, когда исполнители в последний раз поклонились публике. Закрылся расшитый блестками занавес, и Мара покорилась неизбежному, услышав голос Бантокапи:

— Ну что ж, жена, — выдохнул он у нее над самым ухом, — пора и нам отправиться к себе.

Мара напряглась, но надела на лицо подобающую случаю улыбку:

— Твоя воля, муж мой.

Но он, как видно, почувствовал ее внутреннее сопротивление и засмеялся. С громким возгласом хмельного торжества он схватил ее в охапку.

Гости весело зашумели. Слишком ясно ощущая бездумную силу рук, которые ее держали, Мара пыталась урезонить свое бешено заколотившееся сердце. Она выдержит, должна выдержать ради сохранения имени Акома. Она уткнулась лицом во влажный от пота воротник своего супруга и позволила ему унести ее с помоста. Гости снова забросали их градом бумажных фигурок-амулетов, и этот град сыпался вдоль всего пути до ярко раскрашенной брачной хижины.

В конце пути стояли, как почетные стражи. Кепок и Папевайо. Бантокапи прошел мимо них, как прошел бы мимо последнего из слуг, и, перешагнув порог, оказался в серебристом полумраке, который создавал дневной свет, проникающий через стены из тонких деревянных реек и тростниковой бумаги. Ожидавшие внутри слуги — мужчина и девушка — низко поклонились хозяевам. Бантокапи поставил Мару на пол и, полуобернувшись к служанке, издал невнятный звук, который она правильно истолковала как приказ задвинуть скользящие створки входной двери. Слуга-мужчина неподвижно застыл в углу, ожидая распоряжений хозяина.

За день внутреннее устройство хижины было изменено: перегородку, разделявшую половины мужа и жены, убрали, а там, где она была, разместили широкую спальную циновку, покрытую тонкими шелковыми покрывалами. Циновка находилась ближе к восточной стене, ибо рассвет знаменует начало всего сущего. На полу, посредине брачного покоя, установили низкий, ничем не застеленный столик, вокруг которого были разложены подушки для сидения. У Мары подкашивались ноги. Она с трудом шагнула вперед и опустилась на одну из подушек. Она сидела, потупившись, когда Банто, плюхнувшись на подушку по другую сторону стола, бросил слуге:

— Пусть пошлют за жрецом Чококана.

Тот бросился выполнять повеление, а властитель Акомы уставился на Мару упорным горячим взглядом.

Жрец пришел один. В руках он держал поднос с кувшином золотистого вина, двумя хрустальными кубками и свечой в глиняном подсвечнике, украшенном драгоценными камнями. Обратившись к богам с молитвой о благословении, он поднял поднос над головой, а затем поставил на столик между мужем и женой. Безрадостным взглядом жрец окинул обоих — госпожу, которая не могла унять дрожь в руках, и молодого властителя, нетерпение которого было столь сильным, что казалось почти осязаемым. Затем, понимая, что бессилен что-либо изменить, жрец зажег свечу и произнес:

— Пусть просветит вас мудрость Чококана.

Мелом он очертил магический символ вокруг подсвечника и благословляющим жестом поднял кувшин, а затем, налив вино в оба кубка, собственноручно поставил их перед молодыми:

— Пусть блаженство, даруемое Чококаном, наполнит ваши сердца.

Он начертил мелом еще несколько символов вокруг кубков и наполовину опустевшего кувшина.

— Пейте, дети богов, и познайте друг друга, как повелевают небеса.

Поклонившись, жрец удалился из брачной хижины с почти очевидным облегчением.

Бантокапи взмахнул рукой — и слуги также поспешили за порог. Скользящие рамы бумажных дверей с тихим стуком сомкнулись, оставив нового властителя Акомы наедине с женой в домике, который содрогался от порывов крепнущего ветра.

Он перевел на Мару взгляд темных глаз:

— Наконец-то, женушка, ты моя. — Он слишком быстро поднял кубок, и вино расплескалось, размыв один из начертанных жрецом символов. — Посмотри на меня, госпожа моя. Жрец предпочел бы, чтобы мы выпили вместе.

Очередной порыв ветра ударился о тонкие перегородки, задребезжавшие от этого напора. Мара вздрогнула, но быстро овладела собой и подняла свой кубок:

— За наш брак, Бантокапи.

Она отхлебнула небольшой глоток, тогда как ее властитель выпил все свое вино до последней капли. Затем, вылив к себе в кубок все, что еще оставалось в кувшине, он прикончил также и эту порцию. Когда первые капли дождя упали на промасленную ткань, из которой была сделана крыша хижины, Бантокапи поставил на столик кубок и кувшин.

— Жена, добудь-ка мне еще вина.

Мара поставила свой кубок на столик, внутри круга меловых символов, начертанных жрецом. Загрохотал далекий гром, а ветер утих, сменившись шумным ливнем.

— Как пожелаешь, муж мой, — сказала она тихо, а потом подняла голову, чтобы позвать слугу.

Банто стремительно подался вперед. Столик качнулся, вино пролилось из кубка Мары, и зазвенело стекло. Так никого и не успев позвать, Мара не удержалась от вскрика, когда на ее лицо обрушился тяжелый кулак супруга.

Ошеломленная, она упала навзничь среди подушек. Дождь барабанил по крыше, словно кровь, что шумела у нее в ушах. Голова кружилась, боль туманила рассудок, но гордость Акомы не оставила Мару. Она с трудом дышала, когда на нее упала тень мужа.

Его фигура заслонила свет, когда он наклонился, нацелившись на Мару указующим перстом:

— Я сказал, чтобы ты. этим занялась. — Голос у него звучал хрипло и был полон ярости. — Пойми, женщина. Если я прошу тебя подать мне вина, подавать его будешь ты сама. Впредь никогда не смей перепоручать слугам это дело, или любое другое, без моего разрешения. Чего бы я ни потребовал от тебя, госпожа, ты это исполнишь сама.

Он снова уселся на подушки; его грубые черты особенно резко выделялись в слабом свете свечи.

— Ты думаешь, я глупец. — В его тоне прорывалась давно скрываемая обида.

— Вы все меня считаете болваном — братья, отец, а теперь еще и ты. Немудрено выглядеть болваном, когда вокруг обретаются такие умники, как Халеско и особенно Джиро. — Он угрюмо и язвительно хохотнул. — Но я не позволю, чтобы меня И дальше держали за болвана, вот так-то! Придется тебе привыкать к новой жизни! Я — властитель Акомы. Никогда не забывай об этом, женщина. А теперь подай мне еще вина.

Мара закрыла глаза. Усилием воли сохраняя ровный тон, она ответила:

— Сейчас, муж мой.

— Подымайся!

Банто ткнул ее носком в бок.

Преодолев желание потрогать свою распухшую покрасневшую щеку, Мара повиновалась. Опустив голову, являя собой образец супружеского послушания, она склонилась к ногам Бантокапи, но ее глаза сверкали таким огнем, который никак не мог быть порожден смирением и кротостью. Потом, еще крепче держа себя в руках, чем тогда, когда она сложила с себя прерогативы правящей госпожи Акомы, она поднялась на ноги и достала вино из сундука, стоявшего неподалеку от двери.

Бантокапи наблюдал, как она приводила в порядок стол, как поставила на место и наполнила вином его кубок. Но он был молод, он терял голову от предвкушения ближайших часов, и потому, видя, как поднимаются и опускаются груди Мары под тонкой тканью платья, не замечал ненависти, горевшей в ее взгляде. И когда в кувшине уже не осталось вина, он отшвырнул кубок в сторону и свел свои потные руки на этом сводящем с ума препятствии из тонкого шелка. Он потащил молодую жену на подушки, слишком распаленный вином и похотью, чтобы поберечь ее.

Мара вынесла прикосновение его рук к своему обнаженному телу. Она не боролась с ним и ни разу не вскрикнула. И все, что за этим последовало, приняла без слез, с той же стойкостью, какую проявили ее отец и брат на поле сражения в варварском мире Мидкемии.

Рвение Банто обернулось для нее только болью. Долгие часы она лежала потом на скомканных влажных простынях, прислушиваясь к шуму дождя и храпу мужа. Измученная, вся в синяках, она думала о своей матери и о нянюшке Накойе и задавала себе один и тот же вопрос: была ли для них первая ночь с мужчиной так же тягостна, как для нее? Потом, повернувшись на бок, спиной к врагу, которого выбрала себе в мужья, она смежила веки. Сон не приходил, но если ее гордость и пострадала, честь Акомы не была затронута.

***

В странной тишине занимался рассвет следующего дня. Гости разъехались; от имени новобрачных их провожали властитель Анасати и Накойя. Слуги раздвинули двери брачной хижины, и внутрь ворвался чистый, свежий после дождя воздух, а с ним и голоса пастухов, выгоняющих стада на дальние луговые пастбища. Мара вдохнула запах влажной земли и цветов, и в ее воображении возникло видение прекрасного сада, омытого дождем. По природе Мара была из тех, кто встает рано, но в утро после первой брачной ночи традиция не позволяла ей подняться раньше мужа. А именно теперь, больше, чем когда-либо прежде, безделье казалось особенно невыносимым: у нее оставалось слишком много времени для размышлений, и ничто не отвлекало от ноющей боли во всем теле. Она металась и злилась, а Банто тем временем спал тяжелым сном.

Взошло солнце, и в брачной хижине стало душно. Мара позвала слугу, чтобы он открыл настежь все перегородки, и когда лучи полуденного солнца упали на топорное лицо ее супруга, он застонал во сне. С каменным лицом Мара наблюдала, как он повернулся, уткнувшись носом в подушку и пробормотав короткое распоряжение: закрыть перегородки и опустить занавески. Прежде чем занавески были опущены, Мара успела отметить, что кожа у ее повелителя приобрела слег-ка зеленоватый оттенок, а на шее и запястьях выступили крупные капли пота.

Вполне осознавая, что его ожидает весьма мучительный приступ похмелья, молодая супруга ласково спросила:

— Муж мой, тебе нехорошо?

Банто застонал и послал ее за чокой. Похолодев при одном лишь воспоминании о том, что она от него вытерпела, Мара встала, принесла дымящийся напиток и вложила горячую чашку в трясущуюся руку властителя. Поскольку чока настаивалась на огне вое утро, она, вероятно, была слишком крепкой, однако Бантокапи выпил чашку до дна.

— Какая ты малышка, — поделился он с Марой своими наблюдениями, сравнивая собственную могучую руку с миниатюрной рукой жены. Голова у него раскалывалась, и, не придумав ничего лучше, он протянул руку и больно ущипнул Мару за сосок.

Она сумела удержаться от вскрика и даже не вздрогнула. Тряхнув головой, так чтобы распущенные волосы упали на плечи и прикрыли грудь, она проявила заботу:

— Нет ли у господина каких-нибудь пожеланий?

— Еще чоки, женщина. — Как видно, все-таки смущенный собственной грубостью, он следил за тем, как она наполняет его чашку. — Ох, у меня такое чувство, как будто все нидры с ближнего пастбища опорожнили желудки у меня во рту. — Он скорчил гримасу и сплюнул. — Помоги-ка мне одеться, а потом позови слуг, пусть принесут тайзовую лепешку и йомах.

— Хорошо, муж мой, — откликнулась Мара. — А потом?

Больше всего на свете ей сейчас хотелось бы оказаться вместе с Накойей в прохладном полумраке отцовского кабинета.

— Не приставай ко мне, жена. — Банто встал, потирая виски, и потянулся. — Потом ты будешь присматривать за домашними делами, но только тогда, когда мне не понадобятся твои услуги.

Мару пробирал озноб. С ужасом представляя себе ту роль, которую ей предстояло играть, она заклинала себя: надо это вынести. Однако выпивка и обжорство, на радость ей, притушили пыл молодого супруга. Он бросил пустую чашку на постель и потребовал, чтобы ему подали халат.

Мара принесла то, что требовалось, и помогла натянуть шелковые рукава на потные мясистые руки. Потом долго сидела в ожидании, наблюдая, как слуги наполняют водой ванну для властителя. Она обтирала губкой его спину, пока вода в ванне не остыла, и только тогда он позволил одеться ей самой. Хлеб и фрукты были Доставлены, но прислуживать ему за столом разрешалось только ей. Он запихивал в рот куски йомаха, и сок стекал у него по подбородку, а она смотрела на него и понять не могла, как это могло случиться, что у столь изысканного и многомудрого властителя Анасати вырос столь неотесанный сын. Но, вглядевшись повнимательнее в глаза этого грубияна, она вдруг с леденящей ясностью поняла, что и он, в свою очередь, наблюдает за ней не менее пристально… то был взгляд хищника, выслеживающего добычу. Мара ужаснулась: а ведь его упорно повторяемое заявление, что он не глупец и не болван, возможно, не было простым бахвальством. Душа у нее ушла в пятки. Будь Бантокапи всего лишь коварен, как властитель Минванаби, она нашла бы способ управиться с ним. Но если он к тому же и умен… Было от чего похолодеть.

— Ты очень умная, — высказался наконец Бантокапи, пальцем погладив ее запястье.

— Мои достоинства бледнеют рядом с достоинствами моего повелителя, — шепнула Мара и поцеловала костяшки его пальцев, чтобы переменить направление мыслей супруга.

— Ты ничего не ешь, — заметил он. — Все только думаешь о чем-то. Мне это не нравится в женщине.

Мара отрезала ломтик тайзового хлебца и подержала его в ладонях:

— Если мой господин разрешит?..

Когда она отщипнула кусочек, Бантокапи усмехнулся.

Хлеб казался безвкусным, но Мара усердно прожевала его и проглотила. Сыну властителя Анасати быстро прискучило созерцание ее мученической покорности, и он послал за музыкантами.

Мара закрыла глаза. Ей нужна была Накойя! Но, будучи всего лишь женой правящего господина, она ничего не могла поделать; ей оставалось только ждать. А он тем временем заказывал музыкантам свои излюбленные баллады или пускался в препирательства с певцом По поводу каких-то нюансов в исполнении четвертого куплета. День стоял жаркий, и при задернутых занавесках воздух в брачной хижине становился все более удушливым и тяжелым. Мара выдержала и это и подала супругу вина, когда его утомила музыка. Она причесала его и зашнуровала ему сандалии. Потом, по его требованию, танцевала перед ним, пока волосы на прилипли к влажным вискам, все это время ощущая, как горит ее лицо от синяков, оставшихся после ночных забав Бантокапи. Ей уже начало казаться, что супруг намерен весь день развлекаться в брачной хижине, но тут наконец он поднялся на ноги и громовым голосом приказал слугам, чтобы ему приготовили носилки. Время, оставшееся до вечера, он проведет в казармах, заявил он, чтобы проверить численность и выучку воинов Акомы.

Мара молилась только об одном — чтобы Лашима послала Кейоку терпение. Измученная духотой и напряжением, она вслед за мужем вышла из хижины на яркий солнечный свет. Она была так подавлена всем случившимся, что совсем забыла о поставленном у хижины почетном карауле и не позаботилась о том, чтобы как-то прикрыть кровоподтек на щеке. Только годы жесточайшей тренировки позволили Кейоку и Папевайо сохранить внешнюю невозмутимость, когда Мара появилась перед ними с этой отметиной позора. Но рука Кейока, сжимавшая древко копья, напряглась так, что побелели костяшки пальцев, а пальцы ног Папевайо, судорожно согнувшись, вдавились в подошвы сандалий. Любой мужчина, который посмел бы учинить такое с их Маройанни, любой — кроме ее законного властителя — не успел бы и шагу шагнуть и упал мертвым. Мара вступила в столь чистый и ясный день, каким только и могли сотворить его боги; но, пройдя мимо своих — бывших своих — сподвижников, она ощутила их ярость, как черную тень у себя за спиной.

Она не успела еще дойти до главного особняка, а брачная хижина уже была охвачена пламенем. По традиции этот временный приют следовало предать огню в ознаменование священного преображения женщины в жену и мужчины в мужа. Перебросив через порог в хижину ритуальный факел, Кейок молча повернулся и направился к казармам, дабы дождаться там приказаний властителя. Папевайо наблюдал, как огонь пожирает бумагу и деревянные рейки перегородок, испачканные подушки и скомканные покрывала. Хотя лицо у него оставалось каменно-неподвижным, в душе бушевал ураган. Многое горело у него на глазах за прожитые годы, но никогда еще это зрелище не приносило ему такого счастья: беснующееся пламя позволяло хотя бы на время отогнать видение — лицо Мары с расплывшимся кровоподтеком на щеке.

***

Накойи в кабинете не было. Со стесненной душой Мара внезапно вспомнила, что и здесь тоже ее брак изменил весь привычный уклад жизни. Кабинет принадлежал теперь новому хозяину — Бантокапи, властителю Акомы. Отныне в этом доме все станет иным. Джайкен, как и прежде, будет расчерчивать свои таблички во флигеле, отведенном для писцов, но она больше не сможет принимать его для обсуждения хозяйственных дел. Только теперь почувствовав, как безмерно она устала, Мара укрылась в тени дерева уло в своем заветном садике. Садиться она не стала, а лишь прислонилась к гладкому стволу дерева, приказав мальчику-посыльномусбегать за Накойей.

Ожидание показалось ей бесконечным, и журчание воды в фонтане не приносило душевного умиротворения. Когда наконец появилась запыхавшаяся Накойя, ее питомица могла лишь поднять на нее тоскливый взгляд. Вид у Мары был самый жалкий.

— Госпожа?..

Няня нерешительно шагнула вперед. Но когда она увидела кровоподтек на щеке Мары, у нее перехватило дыхание. Не говоря ни слова, старая женщина подняла руки, и в следующее мгновение вчерашняя властительница Акомы была уже лишь испуганной девочкой, плачущей у нее в объятиях.

Рыдания сотрясали худенькое тело Мары, а Накойя ласково гладила ее по плечам.

— Мараанни, дочь моего сердца, — тихо приговаривала первая советница, — я вижу, он не поберег тебя, этот властитель, которого ты взяла в мужья.

Наступило молчание, и тишину сада нарушал лишь печальный плеск фонтана. Но потом — раньше, чем ожидала Накойя, — Мара выпрямилась. На удивление твердым голосом она сказала:

— Да, властитель теперь он — этот человек, которого я взяла в мужья. Но имя Акомы переживет его. — Она вздохнула, потрогала распухшую щеку и с мольбой взглянула на старую наперсницу. — Но, мать моего сердца, пока я не буду уверена, что зачала ребенка, мне необходимо набраться сил, чтобы жить такой жизнью… хотя даже отец и брат заплакали бы, узнай они об этом.

Накойя похлопала рукой по подушкам под деревом, предлагая Маре сесть, и постаралась устроить молодую хозяйку поудобнее. Тем временем служанка принесла таз с прохладной водой и мягкие салфетки. И пока Мара лежала на подушках, Накойя обмыла ей лицо, а потом аккуратно расчесала блестящие спутанные волосы, как в те времена, когда Мара была еще совсем маленькой девочкой. Не прерывая работы, она говорила — говорила совсем тихо, на ушко своей госпоже:

— Мараанни, прошлая ночь не принесла тебе радости, это-то я понимаю. Но и ты должна понять, что твой муж совсем еще молод, он такой же задира и буян, как бычок-трехлетка. И уж если вышло так, что именно с ним свела тебя судьба, — не суди обо всех мужчинах по этому одному.

Она помолчала. Не стоило напоминать, какую ошибку допустила некогда Мара, отмахнувшись от совета старой женщины. Вместо того, чтобы набраться полезных знаний и опыта от нанятого за деньги деликатного наставника из Круга Зыбкой Жизни, юная властительница заупрямилась и поставила на своем. Дорого пришлось ей заплатить за это упрямство.

Накойя легонько прижала салфетку, смоченную в холодной воде, к синякам своей питомицы.

Мара вздохнула и открыла покрасневшие глаза.

В ее взгляде читалась болезненная неуверенность, но не сожаление. Накойя отодвинула в сторону таз и салфетки и одобрительно кивнула. Да, девочка молода и ростом невелика, а сейчас еще и телесно измучена, но в ней чувствуется непоколебимость ее отца, властителя Седзу, когда дело касается семейной чести. Она вынесет это испытание, и имя Акомы не канет в небытие.

Мара оправила свое домашнее платье и вздрогнула, когда задела тканью воспаленные соски.

— Мать моего сердца, мне неведомы повадки мужчин. Я очень нуждаюсь в совете.

Накойя ответила невеселой улыбкой. Она наклонила голову на бок, вытащила из прически все шпильки, а затем начала морщинистыми руками заново скручивать жгут из волос и укладывать его на темени. Это обычное, такое знакомое зрелище помогло Маре хоть немного расслабиться. За ночью всегда следует день, независимо от того, какие тучи скрывают лик луны. Она слушала, что тихо-тихо говорила ей Накойя:

— Дитя, Империя велика, и много сыщется в ней честолюбивых правителей с каменными, жестокими сердцами. И горе тем злополучным слугам, кому приходится много выстрадать под властью таких хозяев. Но несчастья порождают мудрость. Слуги постигли — как постигнешь и ты — великую истину: законы чести могут оказаться обоюдоострым оружием. У каждого шага — множество последствий. Не поступаясь ни преданностью, ни честью, слуга может превратить жизнь жестокого господина в ад на земле.

Мара устремила взор вверх, на крону дерева уло — темный прихотливый полог с немногими просветами, сквозь которые виднелось небо:

— Как это сумели сделать вы трое — ты, Кейок и Джайкен — в тот день, когда Папевайо спас меня от Жала Камои? — пробормотала она.

Ответ мог оказаться слишком смахивающим на измену. Накойя только поклонилась — молча, с бесстрастным лицом. Потом заговорила совсем о другом:

— Я вызову для тебя повивальную бабку, госпожа. Ей знакома мудрость веков, и она сумеет присоветовать, что тебе следует делать, если ты хочешь зачать дитя как можно скорее. Тогда супругу уже не придется тревожить твой сон ради собственной похоти, а залогом безопасности Акомы станет наследник.

Мара села прямее:

— Спасибо, Накойя.

Она похлопала нянюшку по руке и встала. Но, прежде чем она повернулась, чтобы уйти, Накойя пытливо вгляделась в глаза хозяйки. В их глубине она прочла ту же боль и некую толику страха, но увидела она также и яркую искру рождающегося замысла, которую уже научилась узнавать за последние недели. Первая советница Акомы быстро согнулась в поклоне, чтобы скрыть вал чувств, захлестывающих душу; только тогда, когда Мара, с гордо выпрямленной спиной, проследовала по дорожке к своим покоям и скрылась в доме, Накойя моргнула и горько заплакала.

***

Ветер разметал и унес пепел от сгоревшей брачной хижины. В воздухе стояла пыль: погода снова переменилась, было жарко и сухо. Дни становились длиннее; лето приближалось к середине.

Для празднества во славу Чококана было зарезано нужное количество нидр, и все, кроме рабов, облачились в лучшие свои наряды для ритуала благословения полей; жрецы сжигали бумажные картинки, символизирующие жертвоприношение ради обильного урожая. В ожидании церемонии Бантокапи оставался трезвым — главным образом потому, что по тайному распоряжению Мары слуги разбавляли водой подаваемое ему вино. Если ее и утомляло общество громогласного супруга, это никак не отражалось на ее поведении. Только самым доверенным служанкам было известно, что круги у нее под глазами скрыты с помощью искусных притираний, а одежды порой выбраны с таким расчетом, чтобы не оставлять на виду синяки.

Поучения сестер Лашимы позволяли ей укрепить свой дух. Она обретала утешение в беседах с повитухой. Наставления искушенной женщины помогали Маре сделать менее мучительными часы, которые она проводила в постели с мужем. И вот, в какой-то из этих часов, между праздником середины лета и следующим полнолунием, Келеша — богиня новобрачных — благословила ее лоно, ибо она зачала дитя. Бантокапи мало что знал о женщинах, и его неосведомленность сослужила Маре хорошую службу: он принял на веру сообщение, что они теперь не могут соединяться как муж и жена, пока дитя не родится на свет. Поворчав совсем немного, он разрешил ей переселиться в домик, который некогда принадлежал ее матери. В комнатах этого домика было тихо, а вокруг цвели сады. Громкий голос Бантокапи не доносился туда, и это тоже следовало считать благом: по утрам ее всегда мучила тошнота, и спала она не в какие-то определенные часы, а когда придется. Растирая грудь и живот Мары благовонным маслом, чтобы размягчить и сделать более эластичной кожу к тому времени, когда стан будущей матери начнет раздаваться в ширину, повитуха широко улыбнулась:

— Ты носишь под сердцем сына, госпожа, клянусь костями моей матери.

Мара не одарила ее ответной улыбкой. Не имея никакой возможности хотя бы отчасти влиять на решения Бантокапи, испытывая постоянный стыд за то, как он обращается с некоторыми слугами, хозяйка дома — как казалось всем — замкнулась в себе. Но это только казалось. Выбравшись накануне в паланкине на прогулку, чтобы подышать свежим воздухом ранней осени, она забросала Папевайо таким множеством вопросов, что он в конце концов шутливо запротестовал, заявляя, что у него уже не осталось сил для ответов. Вполне войдя в роль покорной жены, Мара старалась, чтобы ни одна мелочь, касающаяся жизни Акомы, не ускользала от ее внимания.

Устав от массажа, Мара поднялась с циновки. Служанка подала ей легкий домашний халат, который Мара и надела, запахнув на животе, который уже начал округляться. Она вздохнула и вернулась к неотвязным мыслям об отце своего ребенка и об изменениях в поместье, к которым привело его правление. Бантокапи добился почтительного к себе отношения со стороны воинов — благодаря грубой силе, выставляемой напоказ, и проявляемой время от времени сообразительности; так или иначе, с ним они были вынуждены всегда держать ухо востро. Он то и дело решал — совершенно внезапно, — что нужно сейчас провести полевые учения, или приказывал первым же солдатам, попавшимся ему на глаза, сопровождать его в город; при этом он и знать не желал, нет ли у этих солдат каких-то иных поручений на ближайшие часы и не назначены ли они нести какую-либо иную службу. В результате гарнизон почти утратил способность выполнять свой основной долг — охранять поместье. Кейок выбивался из сил, пытаясь залатать прорехи в системе обороны, постоянно возникающие по милости Бантокапи, который имел обыкновение изменять или отменять уже отданные приказы. Джайкен проводил все больше времени на дальних пастбищах. Мара успела узнать характер хадонры достаточно хороню, чтобы понять: новый властитель чем дальше, тем меньше внушает ему симпатий. Становилось очевидно, что хорошим хозяином Бантокапи не станет никогда. Как и многие отпрыски могущественных властителей, он пребывал в приятном заблуждении, что богатство — это нечто неисчерпаемое и постоянно имеющееся в распоряжении для исполнения любых его желаний.

***

Настала середина осени, и на дорогах поместья началось оживление, обычное для этого времени года. В воздухе висели тучи пыли: телят прошлогоднего приплода перегоняли сначала в большие откормочные загоны, а оттуда на бойню. Телят, родившихся весной, либо кастрировали, либо оставляли на племя и отправляли пастись уже на другие луга — на склонах холмов.

Время тянулось для Мары нескончаемо, как для ребенка, ожидающего праздника собственного совершеннолетия.

Бездействие кончилось, когда прибыли чо-джайны. Рой явился без всякого предупреждения: сегодня на отведенном им восточном лугу было пустынно и тихо, а завтра там уже вовсю шла работа. Вдоль линии ограды возвышались кучи земли. Бантокапи был уязвлен тем, что послание королевы было адресовано не ему, а Маре. Еще не успев закончить гневную тираду, он понял: эти чо-джайны явились из улья, расположенного у границы поместья Инродаки. Его быстро осенила догадка: сделка с чо-джайнами состоялась между помолвкой и свадьбой. Глаза у него сузились, и лицо приняло такое выражение, которое — Мара уже научилась это понимать — не сулило ничего хорошего.

— Ты даже еще умнее, женушка, чем предполагал мой отец. — Взглянув на живот Мары, он угрюмо усмехнулся. — Но дни торопливых и тайных путешествий для тебя миновали. Теперь я — правящий господин, и чо-джайны подчиняются мне.

Но поскольку переговоры с чо-джайнами вела Мара, королева продолжала обращаться только к ней — до тех пор, пока новый властитель не выкроит время, чтобы перезаключить с ней соглашение уже от собственного имени. Однако занятия с воинами, по-видимому, всегда оказывались делом более срочным. Если молодая жена Бантокапи проводила все больше времени в недавно вырытых чертогах королевы чо-джайнов, неторопливо попивая чоку и болтая о разных разностях, Бантокапи вряд ли это замечал: он с огромным увлечением бился об заклад на борцовских схватках в Сулан-Ку. За это Мара горячо благодарила богов: ее беседы с юной королевой чо-джайнов позволяли отвлечься от повседневной домашней рутины. Постепенно она все больше узнавала о жизни и особенностях чуждой расы. В противовес выходкам Бантокапи, те отношения, которые она сейчас скрепляла, могли немало способствовать процветанию Акомы в будущем.

Возвращаясь во владения, которые сейчас принадлежали Бантокапи, Мара все яснее сознавала, что управление поместьем доставляет ей удовольствие. Низведенная на второстепенную роль безвластной и бессловесной жены, она томилась и считала дни. Когда прольются весенние дожди, она родит ребенка, и у Акомы появится наследник. А до тех пор надо ждать, хотя ожидание давалось ей нелегко.

Мара дотронулась до своего живота, ощущая там движение новой жизни. Если это окажется мальчик, и притом здоровый мальчик — тогда у ее супруга появится причина последить за собой и поберечься, ибо в Игре Совета даже самый могучий может оказаться уязвимым. Мара принесла обеты духам отца и брата, и она не успокоится, пока не отомстит.

Глава 8. НАСЛЕДНИК

Дитя шевельнулось в утробе матери. Мара широко раскрыла глаза, но уже через пару мгновений успокоилась, отложила в сторону пергаменты, которые просматривала перед тем, и с легкой улыбкой погладила живот. Ее ребенок должен был появиться на свет уже совсем скоро. Хотя Накойя и уверяла хозяйку, что та еще недостаточно «поправилась», самой себе она казалась громоздкой, как перекормленная нидра.

Мара несколько раз передвинулась на своей циновке в тщетной попытке найти более удобное положение. Она молилась богине домашнего очага, чтобы родился мальчик: для этой цели повитуха еще до зачатия употребила все свое искусство. Так пусть же это будет сын… тогда Маре не понадобится снова добиваться внимания супруга, чтобы произвести на свет наследника Акомы. Младенец еще раз энергично толкнулся, и Мара охнула. Постоянно находившаяся при ней заботливая служанка сразу встревожилась, но Мара жестом дала ей понять, что все в порядке, и потянулась за пергаментами. Этот младенец внутри нее, казалось, не знал покоя. Впору было подумать, что он пытается проложить себе дорогу в жизнь своими крошечными ножками и кулачками. Он, подумала Мара и улыбнулась. Это и впрямь должен быть сын, раз он так сильно толкается. Он приведет ее дом к величию. Он станет властителем Акомы.

Донесшийся со двора возглас вывел Мару из задумчивости. По ее молчаливому приказу служанка быстро сдвинула перегородку, и ворвавшийся в комнату горячий ветер разметал по полу пергаменты с заметками Джайкена, позволяющими судить об успешной продаже первых изделий чо-джайнов. Однако невольный досадливый возглас Мары относился не к разлетевшимся документам — мальчик-посыльный проворно кинулся собирать их. Дело было совсем в другом.

Аккуратно подстриженную лужайку за окном пересекала группа воинов во главе с Бантокапи, вид у которого был самый победоносный. Волосы у него торчали слипшимися от пота клочьями, и туника выглядела сильно потрепанной; впрочем, этого и следовало ожидать после тягот долгой — длиной в целую неделю — охоты. И, как обычно, он собирался нанести визит в опочивальню жены после того, как почистит оружие, но до того, как примет ванну. Мара вздохнула. В отсутствие властителя ее дни текли спокойно и размеренно. А теперь в доме опять начнется кавардак.

Когда охотники приблизились, Мара подала знак, и две служанки не без труда помогли ей подняться на ноги. У самой хорошенькой из них — Мисы — даже увлажнились ладони. Мара это заметила и от души посочувствовала девушке. Присутствие нового властителя Акомы не сулило служанкам ничего хорошего: в любой момент он мог затащить какую-нибудь из них к себе в спальню. Но Мару беременность освобождала от этой неприятной повинности. С некоторым злорадством Мара напомнила себе: надо попросить Джайкена, чтобы он купил уродливых рабынь — в следующий раз, когда Бантокапи пошлет его за девушками на невольничий рынок.

Охотники вступили на мощеную дорожку. В присутствии хозяйки они подтянулись и поумерили громкость своих голосов, но впечатление было такое, что доспехи у них бряцают веселее обычного. Они явно были возбуждены, и Бантокапи разделял их воодушевление. От него пахло лесом; на рукавах виднелись пятна высохшей крови. Он взмахнул рукой, как бы желая привлечь внимание жены, а потом указал на что-то у себя за плечом, и вид у него был, как у скульптора, сбрасывающего покрывало с очередного шедевра. Рабы, следовавшие за ним, несли длинный шест, с которого свисало некое подобие пестрого тюка из оранжево-серого меха. Мара высвободилась из рук поддерживающих ее служанок, когда распознала затянутые белой пленкой глаза и оскаленную морду сарката с огромными клыками. Этот смертельно опасный ночной хищник, обитавший в сырых лесах на юго-западе поместья, наводил ужас на пастухов: нидры становились его легкой добычей, а людей саркаты не боялись. Затем Мара заметила, что из плеча зверя торчит стрела, обозначенная зелеными полосками, — стрела властителя. Судя по положению стрелы, можно было легко догадаться, что Бантокапи стоял прямо перед нападающим хищником и уложил того единственным выстрелом из лука. Такой подвиг был впечатляющим. Каковы бы ни были другие свойства натуры Бантокапи, на этот раз он продемонстрировал незаурядную смелость и искусство владения луком.

Переводя взгляд с трофея мужа на его широко улыбающееся лицо, Мара на какое-то мгновение забыла, что этот человек начисто лишен многих благородных склонностей. Он не любил поэзию, если в стихах не содержались непристойности. В музыке его привлекали только низкопробные песенки менестрелей и простонародные танцевальные мелодии; ни на спектакли театра Доо, ни на оперу у него не хватало терпения. В искусстве художников он ценил только те творения, где изображались сражения, борьба на арене или любовные парочки. Но в охоте ему не было равных, и уже не в первый раз Мара пожалела, что Текума все свое отцовское внимание уделял Халеско и Джиро и не позаботился о должном воспитании младшего сына. И при всем презрении, которое она питала к мужу, приходилось признать, что природой были заложены в него и какие-то благие задатки. Если бы в свое время кто-нибудь привил ему манеры и внушил понятия, достойные отпрыска рода Анасати, он мог бы стать значительным человеком.

Впрочем, сожаления Мары продолжались лишь до того мгновения, когда Бантокапи добрался до дома.

Чванство так и распирало его, несколько захмелевшего от вина из ягод тенло, которое он успел выпить на обратном пути. Источая запахи дыма костров, пота и съеденной за завтраком пищи, он прислонился к дверному косяку, и по поданному им знаку рабы сложили тушу сарката к ногам Мары.

— Оставьте нас, — приказал он своим гвардейцам.

Когда воины удалились, он гордо выпрямился, подбоченился и заорал:

— Ну, что скажешь, женушка? Зверюга что надо, верно?

Мара склонила голову, из вежливости скрывая дурноту. От трофея пахло столь же отвратительно, как и от охотника; жужжащие насекомые облепили глаза и влажный язык сарката, а с его шкуры сыпалась грязь на чистый пол, только что натертый воском. Чтобы как можно скорее избавиться от вида убитого животного, а заодно и от удачливого охотника, Мара прибегла к лести:

— Мой повелитель, победа над таким чудовищем — это еще одно свидетельство твоей отваги и искусства. Пастухи с южных пастбищ станут восхвалять тебя от всего сердца, Банто.

Ее супруг ответил с пьяной ухмылкой:

— Да пропади они пропадом, эти вонючие пастухи с их восхвалениями! А вот что я тебе скажу: такая голова будет смотреться… просто лучше некуда… если ее приколотить к стене над письменным столом — там, где сейчас висит это выцветшее знамя.

Мара успела сдержать невольный протест — не стоило лишний раз навлекать на себя ярость Бантокапи. Хотя знамя, о котором он говорил, считалось одной из древнейших реликвий, напоминающих о победах предков, и в течение столетий украшало кабинет властителя Акомы, Бантокапи не утруждал себя заботой о соблюдении традиций. Он изменял все по своему усмотрению, чаще всего движимый извращенно-злорадным стремлением доказать всем и каждому, что правящий господин Акомы — это он, и никто другой. На Мару накатила внезапная волна скорби… ведь только отчаяние заставило ее вступить в этот постылый брак.

— Жена! — хлестнул ее голос Бантокапи. Она очнулась от своих размышлений и смиренно поклонилась, хотя беременность мешала ей сделать это с подобающей грацией. — Я желаю, чтобы из головы сарката изготовили чучело и повесили над моим столом у меня в кабинете. Присмотри, чтобы все было исполнено как следует! А я должен пойти помыться. — Затем, словно неожиданно вспомнив о чем-то, он всмотрелся в полумрак комнаты позади Мары и уставил указующий палец на Мису:

— Эй, девушка, ты пойдешь со мной. Мне требуется кто-нибудь, чтобы помыть спину, а мой слуга прихворнул.

Миловидная служанка отошла от госпожи. Все знали, что ее услуги отнюдь не ограничатся простым намыливанием и ополаскиванием спины. Она покорно последовала за Бантокапи, который круто развернулся и зашагал прочь, оставив на пороге труп животного, убитого по меньшей мере сутки тому назад и уже источающего зловоние. Усилием воли преодолев мгновенно подступившую к горлу тошноту, Мара подозвала мальчика-посыльного, который до этого момента сидел, притаившись, в дальнем уголке: Бантокапи имел обыкновение награждать его увесистыми тычками каждый раз, когда тот просто попадался ему на пути.

— Кедо, пришли сюда двоих рабов из кухни; пусть утащат это в сарай к мяснику. Скажи чучельнику, что ему ведено подготовить голову. Когда он с этим справится, пусть доставит ее в кабинет моего супруга и установит туда, где укажет господин.

Служанке — одной из оставшихся с ней — Мара сказала:

— Джуна, сейчас же пойди в кабинет, аккуратно сложи знамя, которое висит над письменным столом, и принеси его мне. Я позабочусь, чтобы оно хранилось должным образом.

С дробным стуком сандалий умчался посыльный, и служанка поспешила следом. Мара откинула за ухо мешающую прядь волос и вернулась к своим документам. Пусть Бантокапи развлекается со служанками, пусть охотится и разыгрывает из себя воина: его увлечения занимают все время новоявленного властителя, а это и к лучшему. При полном отсутствии у Бантокапи интереса к хозяйственным делам Мара, поневоле прикованная к дому, получала возможность изучать коммерческие документы, ежедневно поступавшие в поместье. В тех пределах, которые установил Бантокапи, Мара продолжала управлять делами Акомы. И училась. День за днем она все больше узнавала о том, что воистину приводит род к величию.

Забывшись, она подумала вслух:

— Интересно, есть ли у нас новые карты?

— Госпожа?.. — отозвалась третья служанка.

Мара только уставилась немигающим взглядом на некую неразличимую точку между пергаментами и мордой сарката. В следующий раз, когда ее повелитель отправится на охоту или в Сулан-Ку — для посещения игорных домов или женщин из Круга Зыбкой Жизни, — она поищет в отцовских кабинетах карты. Однако она тут же опомнилась, напомнив себе, что кабинеты больше не принадлежат ее отцу, а отданы во владение супругу, который был для нее врагом.

***

Вино расплескалось, раздражающе-красными пятнами расплывшись по скатерти, когда отшвырнутая рукой Бантокапи фляга ударилась о столешницу и загремела среди прочей посуды. Он даже моргнул, словно получил удовольствие от такого свидетельства собственной недюжинной силы; однако его гнев не пошел на убыль:

— Женщина, перестань меня допекать!

От зычного голоса затрепетали огоньки масляных ламп. Мара спокойно сидела перед супругом, который всего лишь несколько секунд назад самозабвенно, хотя и фальшиво, подпевал двум заезжим менестрелям.

— Ты что, не видишь — я наслаждаюсь их искусством! Ты же сама вечно ко мне пристаешь — то чтобы я стихи почитал, то чтобы музыку послушал. Как же я могу ее слушать, если меня всякий раз будут отвлекать?

Мара спрятала усмешку. Причина столь неожиданной тяги ее супруга к музыкальному искусству была очевидна: дуэт состоял из пожилого менестреля и его привлекательной дочки, чьи объемистые формы, чисто символически прикрытые коротким облегающим платьем с глубоким вырезом, безусловно, должны были скрашивать впечатление от сомнительных достоинств ее пения. Однако дело прежде всего, и Мара решительно подняла свиток, который она поспешно убрала с пути расползающихся струек пролитого вина.

— Господин мой, эти решения не могут ждать…

— Они подождут, если я скажу, чтобы они подождали! — взревел Бантокапи так грозно, что служанка, явившаяся с тазиком и тряпками, дабы навести порядок на столе, засуетилась и поспешила как молено скорее закончить свою миссию. — А сейчас молчи, жена!

Мара послушно уселась рядом с ним. Повинуясь знаку, который подал Бантокапи, музыканты снова заиграли и запели, тогда как сам он, с побагровевшим лицом, усердно, но безуспешно пытался сосредоточиться на их песенке. Однако в присутствии Мары — неподвижной, безмолвной и покорной — это ему никак не удавалось, отчего он лишь еще больше раздражался. Не вытерпев и минуты, он недовольно буркнул:

— Ох, ну что там у тебя?

Музыканты сбились с ритма и неуверенно начали последний куплет. Не сказав ни слова, Мара протянула мужу свиток, и, когда при этом движении накидка на ней слегка распахнулась, он увидел, что у нее при себе имеется еще шесть таких же документов. Он бегло просмотрел первый и не скрыл возмущения:

— Это хозяйственные расходы и счета. К чему было меня беспокоить?

Он уставился на жену, не замечая, сколь неловко чувствуют себя музыканты: они не осмеливались без его разрешения сделать паузу, но и играть в такой обстановке было опасно.

— Это твое поместье, супруг мои, — бесцветным тоном пояснила Мара. — Никто не смеет истратить хотя бы цинтию из казны Акомы без твоего разрешения. Некоторые торговцы из Сулан-Ку прислали вежливые, но настоятельные просьбы об оплате.

Раздраженно почесав у себя в паху, Бантокапи сердито уставился на таблички:

— Жена! — рявкнул он. — У нас есть деньги, чтобы это оплатить?

Он оглянулся по сторонам, с неудовольствием обнаружив, что орет без всякой надобности: в кабинете стояла мертвая тишина, поскольку музыканты с грехом пополам довели свою песню до конца.

— Конечно, муж мой.

Сбавив тон, он распорядился:

— Тогда заплати что положено. — Тут он снова помрачнел. — Но ты-то с какой стати должна заниматься подобным вздором? Где Джайкен?

— Ты ему запретил обращаться к тебе с этими расчетами, супруг мой. Он исполняет твой приказ, но не допускать его к себе… от этого дело не сдвинется.

Досада Бантокапи снова быстро обратилась в гнев:

— И поэтому теперь моя жена попрекает меня, как последнего из писцов! Так что же, как только кому-нибудь потребуется мое разрешение, я должен буду все бросать и разбираться во всякой чепухе? Так ты считаешь?

— Это твое поместье, — повторила Мара.

Внутренне собравшись, она ждала: вот сейчас он предложит, чтобы всю эту «чепуху» — то есть управление хозяйством поместья — она взяла на себя и перестала докучать ему по пустякам.

Но вышло совсем по-другому. Он вздохнул с кротостью, которой она никогда прежде в нем не замечала:

— Да, верно. Как видно, я должен примириться со всеми этими неудобствами.

— Его глаза еще раз обратились к премиленькой музыкантше, а затем остановились на раздавшемся животе Мары. Контраст вдохновил властителя на быстрое решение:

— Ну вот что, жена. Сейчас ты должна заботиться об одном: не переутомляться. Иди спать. Если уж я должен заняться изучением свитков и просижу с ними допоздна, я оставлю здесь этих музыкантов. Пусть играют на своих инструментах… под музыку легче работается.

— Супруг мой, я… -Мара осеклась.

Она поняла, что ее расчеты не оправдались, когда Бантокапи вскочил на ноги. Он грубо схватил ее за плечи и тоже заставил встать с подушек. Безотчетным движением она прикрыла руками живот, защищая новую жизнь, что готовилась выйти в мир. Этот жест удержал супруга от слишком грубых действий, но не умерил его негодования:

— Жена, я тебя предупреждал! Я не дурак! Эти счета будут просмотрены, но лишь тогда, когда я сочту это уместным!

Его ярость, казалось, вспухала на глазах, словно обретая пищу в самой себе; она становилась почти осязаемой. Даже месяц словно померк в небесах, и музыканты робко отложили в сторону инструменты. Мара прикусила губу, оцепенев в железной хватке супружеских рук, как цепенеет газен перед релли. Бантокапи встряхнул Мару, чтобы она ясно почувствовала: он не станет с ней церемониться:

— Слушай, жена. Ты сейчас же пойдешь спать. И если только попробуешь пойти мне наперекор… хотя бы раз! — я отошлю тебя прочь!

Его пальцы разжались, и Мара почти упала на колени, почувствовав, как страх сжал ее сердце. Она спрятала свои чувства, склонившись в поклоне столь низком, что это скорее подобало бы девчонке-рабыне, и прижалась лбом к полу, все еще липкому от вина:

— Умоляю простить меня, супруг мой.

В словах звучала самая пылкая искренность: если Бантокапи пожелает на деле воспользоваться правами властвующего господина по отношению к непокорной жене и отошлет ее из поместья в какое-нибудь отдаленное жилище с парой служанок — она навсегда утратит всякую возможность влиять на хозяйственные дела Акомы. Прославленный род, которым так гордился ее отец, придет в упадок из-за этого грубого невежды и неизбежно попадет в вассальную зависимость от рода Анасати. Не смея обнаружить свой трепет, не смея дышать, Мара замерла в неподвижности. Она-то рассчитывала, что мужу надоест разбираться в финансовых тонкостях, совершенно ему непонятных, и что она сумеет навести его на мысль перепоручить ей всю коммерческую рутину… А вместо этого она чуть не обрекла собственный дом на катастрофу.

Бантокапи с глубочайшим неудовольствием взирал на ее согбенную спину; однако потом он вспомнил, сколь приятные находки ожидают его под платьем девушки с виеллой, и это его отвлекло. Теперь уже самый вид груды свитков вызывал у него раздражение, которому он и дал выход, слегка пнув носком в бок коленопреклоненную жену:

— Ну, жена, спать!

Мара с трудом поднялась с колен. Кажется, на этот раз грозу пронесло, но она была так зла на себя, что почти не чувствовала облегчения. В душе она не могла не признать: настойчивость, с которой она добивалась внимания Бантокапи к хозяйственным документам, отчасти объяснялась досадой на то, что и она сама, и дела Акомы в его глазах имели куда меньшее значение, чем колышущийся бюст красотки, играющей на виелле. Но она перестала за собой следить и из-за этого чуть не предала будущее Акомы в руки грубой твари, в руки врага. С этого момента ей понадобится не только неусыпная осторожность, но также и постоянная напряженность рассудка — и, конечно, изрядная доля удачи. Мара была близка к панике. Больше всего ей сейчас требовался совет Накойи, но старая наперсница давно уже отошла ко сну, а послать слугу разбудить ее Мара не смела: это могло бы выглядеть как нарушение недвусмысленного приказа властителя. Растерянная и перепуганная, Мара разгладила смятое на плечах платье и покинула кабинет с убитым видом провинившейся и раболепно-покорной жены. Однако когда за ее спиной пронзительно взвизгнули струны виеллы, а Бантокапи снова вытаращился на пышную грудь музыкантши, мысли бешеным роем закружились в голове у Мары. Она все выдержит; так или иначе, она найдет способ, как воспользоваться слабостями мужа, даже его непомерным сластолюбием. Если ей это не удастся, все будет потеряно.

***

— Жена!.. — Бантокапи почесался, хмуро уставясь на лист пергамента, лежавший на письменном столе.

— Да, Банто?..

Мара усердно трудилась над шитьем. Это требовало от нее немалого внимания

— отчасти потому, что иголка и нитка, казалось, начинают жить собственной жизнью, стоило ей взять их в руки; нитки путались и постоянно завязывались узелками. Однако главная цель Мары состояла в том, чтобы изобразить живое воплощение кротости и послушания. С того вечера, когда вышел конфуз с музыкантами и хозяйственными счетами, Бантокапи придирчиво наблюдал за ней, пытаясь углядеть хоть малейший признак неповиновения; как шептались даже рабыни в уголках, он часто давал волю своему дурному настроению. Считалось, что Мара шьет рубашонку для своего будущего младенца, хотя качество работы — при самом снисходительном суждении — можно было бы в лучшем случае назвать убогим. Наследника Акомы никто не будет обряжать в такое тряпье. Но если Бантокапи считал рукоделие подходящим занятием для своей беременной жены, она будет подыгрывать ему и сохранит хотя бы видимость энтузиазма.

Властитель Акомы подвигал коленями под столом.

— Я отвечаю отцу на его письмо. Слушай, что я написал: «Дорогой отец. Здоров ли ты? Я выиграл все борцовские поединки в солдатской бане в Сулан-Ку. Я здоров. Мара здорова». — Он взглянул на нее с редким выражением сосредоточенности. — Ты же здорова, правда? А дальше что бы мне еще написать?

С трудом сдерживая раздражение, Мара предложила:

— Может быть, стоит спросить, здоровы ли твои братья?

Не уловив сарказма, Бантокапи кивнул с явным одобрением.

— …Господин!

Крик со двора прозвучал так неожиданно, что Мара чуть не уколола себе палец. Бантокапи быстро направился к выходу. Возглас повторился, и, не ожидая слуг, Бантокапи резко сдвинул дверную створку, за которой показался солдат, покрытый пылью и потом.

— В чем дело? — коротко осведомился властитель Акомы, состояние духа которого заметно улучшилось: заботы, связанные с оружием и войной, были для него куда легче, чем возня с пером и пергаментом.

Воин торопливо поклонился, и Мара заметила, как плотно зашнурованы его сандалии. Это значило, что он прибежал издалека, специально, чтобы передать некую весть. Забыв о своей роли смиренной жены, она прислушалась.

Едва совладав с дыханием, солдат доложил:

— Сотник Люджан сообщает, что большой отряд бандитов движется по дороге из Холан-Ку. Он занимает позицию у малого родника ниже перевала, чтобы пощипать их, если они попытаются прорваться; по его мнению, они замышляют набег на Акому.

Бантокапи оживился:

— Сколько их?

С присутствием духа и рассудительностью, каких он никогда не обнаруживал перед служителями, ведающими хозяйством поместья, он жестом разрешил усталому скороходу сесть.

Мара тихо приказала служанке принести воды для гонца, который тем временем ответил:

— Очень много, господин. Может быть, около шести рот. Почти наверняка это серые воины.

Банто покачал головой:

— Так много? Они могут оказаться опасными. — Он обернулся к Маре. — Я должен сейчас отлучиться, жена. Не бойся, я вернусь.

— Да хранит Чококан твой дух, — откликнулась она ритуальной фразой и склонила голову, как подобало примерной жене властителя. Но в предстоящей стычке таилась угроза, о которой ее муж и догадаться не мог.

Бантокапи широким шагом проследовал к казармам; гонец остался сидеть у порога. Мара присмотрелась к нему из-под полуопущенных ресниц. Он был молод, но отмечен боевыми шрамами и, очевидно, не раз испытан в сражениях. Мара вспомнила его имя — Джайгай; он некогда состоял в банде Люджана, и там к нему относились с бесспорным уважением. Когда он поднял голову, чтобы напиться воды из кувшина, принесенного служанкой, глаза у него были суровы, а взгляд непроницаем. Мара почувствовала внезапную неуверенность. Как поведет себя этот человек, каково будет на душе у других бывших разбойников, когда они встретятся с людьми, которые лишь волей случая оказались их врагами, а не товарищами по несчастью? Ни один из новичков еще не встречался в сражении с врагами Акомы; то, что в первом боевом столкновении они будут вынуждены скрестить оружие с серыми воинами, могло иметь чрезвычайно опасные последствия.

Мара с тревогой наблюдала, как солдаты Акомы пробегали мимо господского дома, чтобы встать в строй. Каждый повиновался распоряжениям своего командира патруля, а те, в свою очередь, получали приказы от сотников; построением и подготовкой непосредственно руководил Кейок. Справа от него стоял Папевайо, который в качестве командира авангарда должен был принять на себя общее командование, если военачальник погибнет в битве. Мара не могла не преисполниться восхищением: солдаты Акомы действовали в точности так, как подобало воинам цурани. Бывшие бандиты ничем не отличались от ветеранов. Ее страхи отчасти улеглись. Присутствие воинов из нового улья чо-джайнов служило надежной гарантией безопасности Акомы, и для защиты поместья достаточно было оставить лишь роту сотника Тасидо. Мара невольно задумалась о том, что под знамена Акомы можно будет призвать новых рекрутов-родичей, а увеличение численности воинов позволит разделить гарнизон на два и повысить Папевайо — а возможно, и еще кого-нибудь — до ранга военачальника…

Громкие крики вывели ее из задумчивости. Размашистым шагом приближался Бантокапи; слуги, сопровождающие властителя, на ходу закрепляли последние застежки на его доспехах. Когда супруг Мары занял свое место во главе колонны, она напомнила себе, что не ей предстоит командовать войском. Это надо усвоить крепко-накрепко.

Последние солдаты встали в строй, подгоняемые окриками Бантокапи. Полностью снаряженный для битвы, с любимым мечом в ножнах, украшенных кисточками из тонких кожаных ремешков, властитель Акомы — в отличие от своего повседневного облика — выглядел настоящим воином цурани: коренастым, собранным, твердо стоящим на ногах, готовым одолевать бегом милю за милей и в то же время способным сохранить достаточно сил, чтобы дать отпор врагу. Грубый и раздражительный в мирном обиходе, Бантокапи был обучен для войны.

Он выкрикнул короткие приказы.

Через открытые двери своих покоев Мара с гордостью созерцала зрелище, развертывающееся на площади перед казармами. Но вдруг в утробе у нее толкнулось дитя, и Мара даже вздрогнула, почувствовав нешуточную силу ножки ее будущего младенца. Когда он снова притих, гарнизон Акомы тронулся в путь

— четыре сотни мужчин в блестящих на солнце зеленых доспехах. Они устремились по дороге к тому самому ущелью, где некогда Мара, расставив ловушку, сумела заманить к себе на службу Люджана и его разбойников.

Мысленно она помолилась богам, чтобы сегодня схватка у тихого родника разрешилась для Акомы так же удачно, как и та первая стычка.

Появилась Накойя. Она пришла без зова, по велению сердца, чтобы поддержать госпожу в трудную минуту. От ее старых ушей не укрылась суета во дворе, и, как это часто бывало, она сумела принести обрывки солдатских пересудов — то, чего при всем желании никак иначе не могла бы разведать молодая жена властителя. Отослав служанку за охлажденными фруктами и усадив Мару на подушки, первая советница Акомы уселась сама, и обе женщины приготовились к долгому ожиданию.

День еще только начинается, думала Мара, поглядывая на часы, сработанные искусными мастерами из улья чо-джайнов, а теперь стоявшие на столе, за которым каких-нибудь четверть часа назад ее супруг с трудом вымучивал из себя письмо родному отцу.

Мара быстро прикинула в уме: должно быть, патруль обнаружил высланных вперед разведчиков бандитов рано утром и увидел, как их основные силы минуют перевал.

Из обрывочных сведений, которые доставила Накойя, Мара попыталась сложить цельную картину пути, по которому предстояло пройти войску Акомы. Ей это удалось, и она чуть заметно улыбнулась. Разговор, в который она втянула Кейока и Аракаси по пути к улью чо-джайнов, принес свои плоды. Среди прочих соображений, которыми мастер тайного знания поделился с военачальником, он упомянул о необходимости прочесывания западных уголков поместья в предрассветные часы, ибо бандиты могли без труда просочиться в горы, ускользнув от патрулей Акомы под покровом темноты, а потом залечь в укрытии на весь день. Патруль, возглавляемый Люджаном, вышел в дозор около полуночи, и потому к рассвету его люди успели забраться достаточно высоко в горы, чтобы быстро обнаружить там присутствие злоумышленников. К тому же бывшему бандиту, хитрецу Люджану, были наперечет известны все тайные укрытия между Акомой и городом Холан-Ку.

Почувствовав внезапно накатившую усталость, Мара пососала ломтик охлажденного плода. В утреннем воздухе все еще раздавался постепенно затихающий топот ног удаляющегося отряда Акомы. Еще несколько минут — и все стихло… только едва слышно тикали часы на столе.

В полдень Накойя разлила по чашкам травяной чай и приказала подать обжаренные хлебцы с ягодным вареньем, а также каисанг — горшочек тайзы с мелко накрошенными кусочками рыбы, овощей и орехов. От души желая угодить госпоже, повариха выставила на стол любовно приготовленные блюда, но Маре кусок не лез в горло.

Осознав, что причина подавленного состояния Мары — вовсе не телесная усталость, Накойя постаралась ее подбодрить:

— Госпожа, не опасайся. Твой повелитель Бантокапи вернется невредимым.

Мара нахмурилась:

— Он обязан вернуться невредимым! — На какой-то момент из-под маски безразличия показалось живое лицо; в его чертах выражались гнев и целеустремленность. — Если он сейчас погибнет… значит, все было напрасно!

Накойя попыталась взглянуть Маре в глаза, но молодая женщина быстро отвела их в сторону. Теперь советница могла бы сказать с уверенностью: вот сейчас, в эту самую минуту, ее госпожа обдумывает некий замысел, скрытый от всех. Строить догадки не имело смысла. Годы научили Накойю терпению. Если хозяйка Акомы предпочитает вынашивать планы в одиночестве — так тому и быть. Самые опасные из планов могли привести к катастрофе, если поделиться ими преждевременно — пусть даже с теми, кого любишь и кому доверяешь. Накойя наблюдала, но не высмотрела ничего нового. Только страх по-прежнему терзал ее старое сердце. Она многое могла понять. Она сама была дочерью народа цурани. А под крышей господского дома слово властителя было законом.

***

Бантокапи жестом приказал отряду остановиться и, прищурившись, наблюдал, как приближаются два бегущих солдата Акомы. На фоне солнечного диска, уже наполовину скрывшегося за горизонтом, их фигуры казались темными силуэтами. Запыхавшиеся, покрытые дорожной пылью, усталые, но гордые, они по всей форме отсалютовали властителю, и тот, что стоял ближе, доложил:

— Господин, стоянка бандитов — в нижней лощине, позади того хребта, где ожидает сотник Люджан. Он считает, что они тронутся в путь с минуты на минуту.

Бантокапи незамедлительно обратился к Кейоку:

— Остановимся здесь. Пошли двоих солдат вызвать Люджана.

Военачальник отдал нужные распоряжения и приказал отряду отдыхать. Воины рассыпались по обочине дороги, снимая шлемы иусаживаясь где придется; однако костров не зажигали, чтобы не привлекать внимание чужаков.

Шумно вздохнув, Бантокапи также расстегнул ремешки шлема. Шлем был весьма тяжелой — хотя и необходимой в бою — частью доспехов. Отделка этого головного убора, согласно цуранской моде, должна была отображать деяния, которые совершил его хозяин в течение своей жизни. Только недавно шлем Бантокапи сподобился украшения в виде полосы из шкуры сарката в дополнение к развевающемуся хвосту из волоса дзарби. Такие трофеи выглядели чрезвычайно эффектно на параде, но, к величайшему неудовольствию молодого властителя, он обнаружил, что после дневного марш-броска каждая лишняя унция становится крайне обременительной.

Сняв шлем, он сел на землю, прислонившись спиной к гладкому валуну у дороги, и подозвал к себе офицеров.

— Кейок, о какой это лощине говорили солдаты?

Военачальник присел на корточки и острием кинжала начертил на дорожной пыли весьма приблизительный план местности.

— Она примерно вот здесь, господин. За невысоким хребтом дорога из Сулан-Ку спускается в узкое ущелье — в лощину — рядом с родником; сразу после этого начинается подъем на противоположный склон другого хребта, а потом идет спуск вот к этой тропе… примерно в шести милях отсюда.

Он сообщал точные факты, не упоминая, однако, о западне, которую устроила на этом самом месте его госпожа для Люджана и его товарищей.

— Хорошие места для засады, — пробормотал Бантокапи и почесал подбородок: ему досаждал укус какого-то зловредного насекомого.

Кейок ничего не ответил. Он терпеливо ждал… Только Мара могла бы понять, как много скрывается за этим молчанием. Его нынешний господин слегка ослабил перевязь меча и потянулся:

— Нам все равно придется ждать донесений от Люджана. Разбуди меня, когда он явится.

Бантокапи подложил руки под голову и закрыл глаза.

Старательно скрывая раздражение, Папевайо встал. Кейок последовал его примеру.

— Поставить дозорных, господин?

Бантокапи буркнул нечто, выражающее согласие, и оба офицера оставили своего властителя подремать на привале. Не прошло и часа, как возглас дозорного возвестил о прибытии в лагерь сотника Люджана.

Будить Бантокапи не пришлось: он сразу же проснулся сам и снова принялся чесаться, поскольку лицо у него зудело от новых укусов. Это занятие он не прервал и тогда, когда подошедший Люджан остановился перед ним, должным образом отсалютовав. Бывший разбойник пробежал шесть миль и, тем не менее, ничто в его облике не свидетельствовало об утомлении — разве что дышал он тяжелее, чем обычно. Кейок и Папевайо присоединились к нему, когда Бантокапи, схватив свой шлем, нахлобучил его на голову и ткнул пальцем в сторону карты, нарисованной Кейоком на пыльной тропе:

— Показывай.

Люджан присел на корточки и собственным кинжалом провел на карте несколько дополнительных черточек.

— Шесть рот по пятьдесят человек собрались в этой лощине. Они подходили с трех сторон, разными путями: вот так, так и так.

Бантокапи прервал его вопросом:

— Они не стали подниматься к более высокой долине — той, где озеро посредине?

— Нет, господин.

Казалось, что Люджана что-то тревожит, — и Бантокапи сделал нетерпеливый жест:

— Ну, что мнешься? Говори!

— Тут что-то… не так.

— Их маневры не похожи на бандитские повадки, а?

Люджан слегка улыбнулся:

— Да, они ведут себя скорее как хорошо обученные солдаты… на мой взгляд.

— Серые воины? — Бантокапи тяжело поднялся на ноги.

— Может быть, — подтвердил Кейок.

— Ха! — Тон властителя стал более язвительным. — Молодчики из Минванаби, голову даю на отсечение. Я еще до свадьбы знал о кровной вражде между Джингу и Акомой. И мой отец недавно прислал мне предупреждение, чтобы я готовился к отражению внезапного набега. — Он нахмурился. — Ручаюсь, он знал, что такая атака со дня на день должна состояться. — Бантокапи сделал многозначительную паузу, но прочими своими соображениями на сей счет делиться не стал. Он помрачнел, и в его голосе появились зловещие ноты:

— Властитель Джингу полагает, что его солдаты лучшие в Империи, а ваш господин — просто глупый бык. И сдается мне, он уже настолько обнаглел, что готов рискнуть навлечь на себя гнев моего отца. И все-таки у него не хватает то ли силенок, то ли дерзости, если он предпочитает не показывать свои истинные цвета, а? Вот мы ему и дадим понять, что по первым двум пунктам он ошибается. — Бантокапи рассмеялся лающим смехом. — И совершенно прав — по последнему пункту. — Он обернулся к Кейоку. — Сдается мне, у тебя уже и план придуман, а, военачальник?

Острием кинжала Кейок указал на карте место по эту сторону ущелья, где тропа сужалась.

— Я думаю, господин, здесь мы сможем сдержать их без особых хлопот.

Бантокапи поиграл узелками бахромы на своих ножнах:

— Лучше позволим им войти в ущелье, отправим одну роту им в тыл и устроим там хорошую западню.

В быстро тускнеющем свете Кейок вглядывался в рисунок, припоминая каждую особенность здешних мест. Затем он спокойно высказал свое мнение:

— Если мы решим скрытно провести одну роту вдоль гребня, она сможет добраться до места только к рассвету. Тогда бандитам не удастся отступить, и быстрым налетом на лощину с этой стороны можно с ними покончить.

— Прекрасно, только я думаю, мы не станем сшибаться с ними врукопашную. — Бантокапи взвешивал открывающиеся возможности. — Будем сидеть тихо-тихо, как пугливые пташки, а? Они пройдут мимо нас и глубоко втянутся в ущелье, на открытое место — и вот тут-то мы себя покажем: будем засыпать их стрелами и камнями, пока они не разбегутся.

Одобрительно кивнув, Люджан счел своим долгом заметить:

— Но они могут сделать попытку прорваться.

Бантокапи призадумался.

— Нет, — сказал он наконец, — вот смотри сюда. Мы нанесем удар точно перед тем, как они доберутся до второго хребта. Они подумают, что имеют дело с передовым патрулем Акомы, но большинство наших людей залягут у них в тылу.

— Он злорадно ухмыльнулся. — Бандиты вообразят, что основная часть гарнизона Акомы находится впереди них… что мы защищаем границы поместья. Они побегут назад тем же путем, каким добирались сюда, — и, если сумеют прорваться сквозь тучи наших стрел, угодят прямехонько на наши копья и мечи. — Помолчав, он добавил:

— Папевайо, ты отправишься с Люджаном на другой конец долины; с собой возьмешь… — он быстро что-то сосчитал — всех, кроме пятидесяти самых метких лучников. Кейок отберет двадцать лучников и разместится у перевала за гребнем так, чтобы их не было видно с дороги. — От предвкушения грядущего побоища лицо у него стало почти отталкивающим. — Кейок, когда бандиты подойдут, прикажи своим людям что есть силы выкрикивать боевые вопли, громыхать доспехами и приплясывать, чтобы в воздухе пыль столбом стояла. Пусть неприятелю кажется, что вас тут целая армия. Если любой из бандитов сунется вперед — уложите его стрелами на месте.

Итак, решение было принято. Бантокапи перекинул свой лук через плечо:

— Лучники займут позицию на гребне над бандитами — оттуда будет удобнее сеять смерть среди незваных гостей. Разумнее всего, если я сам возглавлю эту группу.

Кейок с удовлетворением кивнул, вспомнив учебные бои на площади перед казармами. Когда проводились упражнения с мечом, Бантокапи грешил некоторой неповоротливостью, но с луком в руках это был сущий дьявол.

Сейчас, с трудом сдерживая возбуждение, Бантокапи отдал Папевайо последние приказы: он желал предусмотреть все таким образом, чтобы ни один бандит не вырвался из ловушки.

Если бы тень от шлема не скрывала лица Кейока, то во взгляде обычно сурового военачальника можно было бы прочесть редкое для него чувство: восхищение. Бантокапи расчетливо готовил победу, и изменения, которые он внес в план Кейока, можно было только приветствовать. Если этот дерзкий замысел удастся осуществить, то с бандитским отрядом действительно будет покончено.

***

Распластавшись за камнем на скалистом гребне, Бантокапи подал знак лучнику, притаившемуся по другую сторону лощины. Но бравые пришельцы, стоявшие лагерем внизу, не заметили его сигнала: ранний утренний туман, подобно плотному одеялу, стлался по дну ущелья; ничего такого, что находилось далее чем ярдах в десяти, разглядеть было невозможно. Свет зари пока коснулся лишь восточных вершин, придавая им красноватый оттенок. Долгие часы должны были пройти, чтобы туман рассеялся. На стоянке пришельцев шевеление только начиналось. Кто-то присел на корточки в укромном уголке, чтобы справить нужду; другие мылись у родника или вытряхивали одеяла; несколько человек собирали сухой хворост, чтобы развести костры. Лишь трое-четверо удосужились облачиться в доспехи. Судя по всему, чужаки не позаботились даже о том, чтобы расставить дозорных. Зрелище подобной беспечности немало позабавило Бантокапи. Беззвучно рассмеявшись, он выбрал себе мишень — того, что сидел на корточках в укромном уголке, — и пустил стрелу.

Так началось сражение.

Первая жертва свалилась с глухим воплем. И в этот миг тридцать лучников Акомы, занимавших позицию вдоль гребня, разрядили свои луки. Меткими выстрелами были выведены из строя тридцать бойцов вражеского отряда, прежде чем хоть один из них сумел что-то предпринять. И только тогда на стоянке началась суматоха, как в растревоженном муравейнике. Бросив на землю бесполезные одеяла, опрокинув в костер котлы с варевом, подвергшиеся атаке люди кинулись кто куда в поисках укрытия. Злобно хихикая, Бантокапи выпустил вторую стрелу, которая угодила в пах чужаку. Тот рухнул на землю, корчась от боли; при этом он умудрился подкатиться под ноги бегущему товарищу, и тот, споткнувшись, упал. Слишком много людей скопилось на маленькой площадке, и возникшая среди них паника оказалась весьма на руку нападавшим. Прежде чем командиры сумели восстановить порядок, были повержены еще два десятка солдат. Но вот прозвучали команды, и лучникам Акомы стало труднее попадать в цель — осажденные бросились под защиту всевозможных укрытий: поваленных деревьев, крупных камней и даже неглубоких ложбинок. Однако стрелы еще настигали свои мишени.

По команде одного из офицеров пришельцы устремились к границам Акомы. Бантокапи ликовал, как дикарь. Вероятно, головорез, командовавший этим сбродом, вообразил, что повстречался с патрулем, преследующим лишь одну задачу: оттеснить его людей туда, откуда они явились — в холмы. Те бандиты, которые сумели перегруппироваться и повиновались приказу, добежали лишь до тени, отбрасываемой вторым хребтом… но вынуждены были остановиться, услышав крики и скрип доспехов. Пятеро из авангарда упали, сраженные стрелами, когда в бой вступили лучники Кейока. Передние ряды смешались и в растерянности топтались на месте. Еще дюжина их боевых товарищей, пронзенных стрелами, нашла здесь свой конец, прежде чем арьергард сообразил, что была допущена ошибка; в конце концов офицер дал приказ отступать.

Солнечные лучи окрасили розовым цветом края туманной пелены, когда те тридцать лучников на гребне, что стреляли первыми, возобновили свою смертоносную работу. Зажатые между двумя гребнями, каждый из которых сулил гибель, незваные гости, толкаясь и мешая друг другу, втянулись назад, в узкую теснину. Окрыленный Бантокапи произвел в уме примерный подсчет и пришел к выводу, что чужаки потеряли убитыми или ранеными добрую треть своего состава. Продолжая выпускать стрелу за стрелой, он уже прикидывал, что и вторую треть удастся вывести из строя, прежде чем остальные столкнутся с солдатами Акомы, засевшими у них в тылу. Однако в этом его расчеты не оправдались: вскоре обнаружилось, что иссяк запас стрел у него в колчане. Раздосадованный тем, что лишился возможности убивать, он схватил большой камень и высмотрел внизу человека, пытавшегося укрыться в расселине скалы. Он отклонился назад и метнул камень; наградой ему был донесшийся снизу стон. Распаленный жаждой битвы, он принялся искать другие подходящие камни.

Вскоре его примеру последовали прочие лучники, оставшиеся без стрел, и теперь на налетчиков сыпался град камней. На востоке вдоль тропы поднимались тучи пыли; оттуда слышались громкие выкрики: Кейок и его команда создавали видимость того, что их «армия» начинает атаку. Некоторые из бандитов, те, кто был более подвержен панике, сломя голову кинулись на запад. Бантокапи спихнул вниз свой последний камень. Взвинченный до предела предвкушением славы и победы, он выхватил меч и заорал:

— Акома!..

Воины из его роты бросились вслед за ним в неудержимую атаку — вниз по крутым склонам ущелья. Камни грохотали, осыпаясь из-под их ног. Но вот они достигли лощины; их окутал липкий туман, и схватка началась. Почти две сотни врагов — мертвых или умирающих — остались лежать на земле, а тех, что остались в живых, ждали на западе щиты, копья и мечи воинов под командованием Папевайо и Люджана.

Бантокапи спешил. Его короткие крепкие ноги не знали устали: он стремился во что бы то ни стало поспеть к месту сражения до того, как будет повержен последний вражеский боец.

На пути он столкнулся с человеком в простой тунике; взгляд у того был совершенно безумный. Вид меча и примитивного круглого щита незнакомца заставили Бантокапи вспомнить, что свой собственный щит он — в упоении от удачной стрельбы — оставил где-то среди скал. Он ругнул себя за беспечность, однако все же атаковал неприятеля, восклицая «Акома! Акома!» почти с мальчишеским восторгом.

Его противник приготовился к поединку на мечах, но Бантокапи отбил меч, занесенный для удара. Тогда чужак прикрылся щитом, предпочитая воспользоваться преимуществом в силе и в весе, но не рисковать, втягиваясь в обмен ударами с человеком, который может оказаться более искусным фехтовальщиком. Однако в какой-то момент он споткнулся; тогда Бантокапи сжал рукоять своего меча обеими руками, занес его над головой и, изо всей силы обрушив смертоносное оружие на врага, не только перерубил щит надвое, но и отсек державшую его руку. Искалеченный бандит с криком упал на землю. Властитель Акомы прикончил его еще одним ударом, выдернул меч из мертвого тела и побежал догонять лучников Акомы, которые вместе с ним спустились в лощину, а теперь успели намного опередить своего господина.

С запада доносились звуки битвы. Запыхавшийся, нетерпеливый, гордый своей силой и удалью, Бантокапи прокладывал себе путь между скалами. Туман редел; теперь он был подобен золотистому покрывалу, сквозь которое виднелись блестящие доспехи и окровавленные мечи на фоне зеленой травы и листвы. Волна спасающихся бегством разбилась о стенку изготовившихся солдат Акомы. Повинуясь команде Папевайо, они образовали привычный строй: щитоносцы впереди, копьеносцы — в одном ряду с ними через одного, а лучники — позади. Возможно, лишь каждому двадцатому удалось приблизиться к их рядам; к тому моменту, когда Бантокапи уже рассчитывал присоединиться к своему воинству, он мог лишь увидеть, как последние враги умирают на остриях длинных копий. В окружавшей их чаще внезапно наступила жуткая тишина.

Бантокапи обходил трупы с нелепо вывернутыми конечностями; он слышал стоны раненых и умирающих, но это ничуть не уменьшило его воодушевления. Он обозревал результаты бойни, которую сам же и спланировал, и старался обнаружить хоть один офицерский плюмаж.

Папевайо стоял, сложив руки на груди, и наблюдал, как делают перевязку одному из воинов.

Бантокапи плечом раздвинул столпившихся рядом солдат:

— Ну?

Лишь на мгновение отведя взгляд от раненого, Папевайо отсалютовал мечом:

— Господин, — начал он свой доклад, — они заколебались, когда увидели наши ряды. Это была их ошибка. Если бы они не остановились, а попытались довести бросок до конца, наши потери были бы куда более тяжелыми.

Лежащий на земле солдат застонал, когда повязка стянулась на его ране.

— Не так туго! — резко скомандовал Папевайо, словно позабыв о присутствии властителя.

Однако Бантокапи был слишком полон радости победы, чтобы обращать внимание на оплошность подчиненного. Опершись на обагренный кровью меч, он спросил:

— А у нас какие потери?

Папевайо поднял взгляд; на этот раз он, видимо, сосредоточился, чтобы обдумать ответ.

— Точно пока не знаю, но небольшие. Да вот и военачальник подходит.

Он быстро дал указания касательно дальнейшего ухода за раненым воином, а затем зашагал в ногу с властителем Акомы.

Присоединился к ним и Люджан, когда они встретили Кейока, густо припорошенного пылью после маневров на позициях. Офицеры обменялись сведениями, которыми располагал каждый; для этого им не понадобилось много слов. Бантокапи так и раздувался от гордости. Он шутливо ударил Кейока по плечу:

— Смотри-ка, они рванули сюда, а мы этих псов перебили, как я и говорил. Ха! — Он нахмурился, но без неудовольствия. — Пленные есть?

— По-моему, около тридцати, господин, — ответил Люджан, и его голос казался удивительно бесцветным после восторженных интонаций хозяина. — Некоторые проживут достаточно долго, чтобы успеть побыть рабами. Кто ими командовал, я сказать не могу, поскольку ни на одном не было опознавательных шлемов. — Он сделал многозначительную паузу. — А также геральдических цветов.

— Ба! — Бантокапи презрительно сплюнул. — Это псы Минванаби.

— По крайней мере, один из них был таковым. — Люджан указал на труп, лежащий футах в двадцати от них. — Этого человека я знал… — Он осекся, поймав себя на том, что едва не раскрыл тайну своего необычного появления в войске Акомы. — Знал до того, как сам пошел на службу. Он — старший брат друга моего детства, и он завербовался на службу в дом Кеотара.

— К этому любимчику Минванаби!..

Бантокапи помахал своим перепачканным мечом, словно указательным пальцем, перед носом у Люджана, как будто присутствие солдата, служившего у вассала Джингу, доказывало его правоту.

Люджан отступил, чтобы оказаться вне пределов жестикуляции властителя, и едва заметно улыбнулся:

— Он был скверным человеком. Вполне мог и разбойником стать.

Бантокапи возмутился:

— Тут не разбойничья банда полегла! Этот собачий ублюдок Джингу думает, что Акома слаба, что здесь правит женщина. Ну вот, теперь будет знать, что имеет дело с мужчиной!

Он резко развернулся и рубанул мечом воздух:

— Я пошлю скорохода в Сулан-Ку и дам ему денег, чтобы он несколько раз обошел по кругу все таверны в доках и чтобы не скупился на выпивку для всех, кто окажется поблизости! Через день Джингу станет известно, что я ему прищемил нос!

Меч Бантокапи со свистом опустился и воткнулся в землю. Несколько мгновений понаблюдав, как высыхает кровь, властитель Акомы, наконец, рассчитанным движением вогнал меч в ножны с декоративными кисточками. Отскоблить и отполировать меч можно будет позже… какой-нибудь раб этим займется. С энтузиазмом, которого отнюдь не разделяли его офицеры, Бантокапи возвестил:

— Всем этим мы займемся потом. Я весь в грязи и к тому же проголодался. Выступаем в путь немедленно!

И он зашагал по тропе, предоставив Кейоку, Папевайо и Люджану собирать воинов, заниматься их построением, устраивать носилки для раненых и выводить роты на дорогу к усадьбе. Властитель Акомы желал попасть домой до обеда, и его мало заботило, что происходит с отрядом усталых воинов. Они смогут отдохнуть, когда вернутся в казармы.

Когда солдаты бросились занимать места в строю, Папевайо взглянул на военачальника. Их глаза на мгновение встретились, и каждый понял, о чем подумал другой. Этот драчун и задира, вчерашний мальчишка, был опасен. И когда они разошлись и направились туда, куда призывали их обязанности, оба молча помолились за госпожу Мару.

Проходили часы; тени становились короче. Солнце поднялось к зениту; пастухи вернулись с лугов для дневного приема пищи; слуги и рабы выполняли свою повседневную домашнюю работу, словно никаких бедствий ждать не приходилось. Мара отдыхала, пытаясь заняться чтением, но ее голова отказывалась сосредоточиться на усовершенствованных методах управления земельными угодьями и на деловых начинаниях, предпринимаемых во всей Империи десятками крупных властителей и сотнями властителей помельче. Она думала совсем о другом. Как-то ночью, примерно месяц тому назад, она попыталась вспомнить, как расположен один из дальних наделов, принадлежащих ее семье. Тогда ей показалось, что она ясно представляет себе ту местность, но после нескольких часов раздумья Мара поняла, что картина, стоявшая перед ее мысленным взором, была чистейшей иллюзией. Эта цепочка рассуждений навела ее на новую мысль: в Игре Совета местоположение семейных владений — даже тех, которые на первый взгляд кажутся незначительными, — может оказаться более сильным козырем, чем все другие.

В жаркие послеполуденные часы мысли Мары настойчиво возвращались к новым возможностям, которые заключались в этом ее открытии. Разгорелся и потух закат; в наступившей ночной прохладе Мара села за стол, чтобы поужинать в одиночестве и тишине. Слуги казались подавленными; в отсутствие хозяина это было необычно.

Мара рано легла спать, но сон был беспокойным. Несколько раз в течение ночи она просыпалась и вскакивала, чувствуя, как колотится сердце; она напрягала слух, пытаясь уловить признаки возвращения отряда, но ни топот, ни скрип доспехов не нарушали тишину, в которой слышалось лишь стрекотание ночных насекомых. У Мары не было ни малейшего представления о том, как управляются ее муж и Кейок с неизвестными налетчиками, затаившимися в горах; оставалось утешаться лишь тем, что мир в усадьбе пока никем не потревожен. Уже перед самым рассветом она забылась глубоким, гнетущим сном.

Ее разбудили лучи солнца, упавшие на лицо: в минувшую тревожную ночь она открыла окно, а служанка, пришедшая утром, забыла его закрыть. В спальне уже было жарко. Мара поднялась с подушек и сразу почувствовала себя совсем больной. Увидев, что хозяйке плохо, служанка бросилась к ней с влажными прохладны-ми полотенцами, а потом, когда Мара снова тяжело опустилась на циновки, собралась бежать за Накойей.

— У Накойи и без того много хлопот; незачем добавлять новые, — остановила ее Мара, жестом показав на открытое окно.

Служанка поспешно задвинула раму, но тень не принесла облегчения. Мара лежала на спине, бледная, покрытая испариной. День проходил; ее раздражение нарастало; она не могла вникнуть даже в хозяйственные дела, а уж они-то всегда вызывали в ней живейший интерес. Настал полдень; отряд все еще не возвращался. Мара начала тревожиться. Неужели Бантокапи сражен мечом налетчика? Или битва все-таки выиграна? Ожидание изматывало; сомнения отнимали последние силы. Явившаяся в полдень Накойя настояла, чтобы госпожа подкрепилась; Мара, благодарная уже зато, что недомогание отступило, сумела проглотить небольшой сочный плод и несколько сладких пирожков.

Закончив трапезу, хозяйка Акомы снова прилегла, чтобы переждать послеполуденный зной. Сон бежал от нее. Ближе к вечеру звуки во дворе стали затихать:

Свободные работники расходились по своим хижинам. Рабов в этот час кормить не полагалось, и везде, где только было возможно, всякая деятельность замирала в это время дня.

Ожидание утомляло хуже самой тяжелой работы; даже повара на кухне ходили злые и хмурые. Издалека Мара слышала, как слуга распекает раба за плохо вымытую посуду. Не в силах больше лежать, Мара встала и, когда пришедшая Накойя поинтересовалась, не требуется ли госпоже чего-нибудь, Мара ответила коротко и резко. В комнате повисло молчание. Потом она отказалась от предложенных ей развлечений — музыки и поэзии; тогда Накойя сочла за благо поискать себе занятие где-нибудь в другом месте.

И только в поздний час, когда от холмов потянулись пурпурные тени, до господского дома донеслись звуки, возвещающие возвращение солдат. Задержав дыхание, Мара прислушалась. Они пели!

Слезы облегчения покатились по ее лицу: если бы верх одержали враги, то они приближались бы с боевыми кличами, готовясь перебить всех оставшихся в поместье воинов гарнизона. Если бы Бантокапи был убит или если бы Акоме пришлось отступить — отряд возвращался бы в молчании. Но нет, звенящие радостью голоса означали победу Акомы.

Мара поднялась и жестом приказала слугам открыть дверь, ведущую на плац. Усталая, но уже сбросившая с плеч гнет неизвестности, она стояла у дверей, пока на виду не показалась колонна воинов; зеленый цвет их доспехов почти скрывался под слоем дорожной пыли. Офицерские плюмажи имели довольно по-трепанный и жалкий вид, но шаг воинов был ровным и уверенным, а песня звучала сильно и бодро. Возможно, кое-кто путался в словах — многие еще просто не успели их выучить, — но одно было ясно: Акома победила. Ветераны и новички распевали с одинаковым воодушевлением: сражение связало их новыми узами единства. Сладок был успех после того горя, что посетило дом какой-нибудь год тому назад.

Бантокапи направился прямо к жене и поклонился; хотя поклон и не был глубоким, эта дань правилам приличия удивила Мару.

— Жена моя, мы вернулись с победой.

— Я счастлива, муж мой. Я так счастлива!

Его, в свою очередь, поразила сердечность ее ответа. Вглядевшись в нее внимательнее, он заметил, что вид у нее нездоровый, и приписал это тяготам беременности.

Испытывая непривычное замешательство, Бантокапи пояснил:

— Это были псы из своры Минванаби и Кеотары, вырядившиеся, как серые воины. Они вздумали пройти вдоль тропы над нашими землями. Собирались напасть на нас перед рассветом, когда все спят.

— Их было много, мой повелитель?

Бантокапи стянул с головы шлем и перебросил его в руки ожидающему слуге. Обеими руками он взъерошил влажные, слипшиеся волосы; на его лице отобразилось полнейшее удовлетворение:

— Ух, как приятно, что можно это скинуть. — Потом, вспомнив, что ему был задан вопрос, он очнулся:

— А? Много ли? — Он призадумался. — Намного больше, чем я ожидал… — Оглянувшись через плечо и высмотрев Люджана, который вместе с Кейоком занимался разведением солдат по казармам, он заорал:

— Сотник, сколько было нападающих, общим счетом?

Над бедламом, царившим во дворе, прозвучал веселый ответ:

— Триста, господин.

Мара постаралась скрыть невольный трепет.

— Три сотни… и все убиты или захвачены в плен! — с гордостью подхватил Бантокапи. Тут его, по-видимому, осенила новая мысль:

— Люджан, а у нас какие потери?

— Трое убиты, трое умирают, и еще пять тяжело ранены.

Ответ прозвучал почти с таким же воодушевлением, из чего Мара сделала вывод, что рекруты Люджана хорошо показали себя в бою.

Бантокапи радостно ухмыльнулся:

— Как тебе это нравится, женушка? Мы ждали в укрытии, расположенном выше их стоянки, потом забросали их стрелами и камнями, а потом загнали прямиком на наши мечи и копья. Твой отец — и тот не проделал бы все это лучше, а?

— Да, муж мой, ты прав. — Ответ дался ей с трудом, но это было справедливо. И на какое-то мимолетное мгновение ее обычное презрение и отвращение к супругу уступило место гордости за его деяние, совершенное ради блага Акомы.

В сопровождении солдата по имени Шенг к ним подошел Люджан. В испытаниях минувшего дня он не растерял своей беспечной галантности: сначала приветственно улыбнулся Маре, а уж потом, отвесив положенный поклон, прервал бахвальство своего властителя:

— Господин, этот человек может сообщить тебе нечто важное.

Получив разрешение говорить и отсалютовав хозяину, солдат доложил:

— Господин, один из пленных — мой родич, я хорошо его знаю. Он приходится сыном сестре жены брата моего отца. Он — не серый воин. Он поступил на службу в дом Минванаби.

Мара слегка напряглась; реакция Бантокапи была бурной и шумной:

— Ха! Я так и говорил. Тащи его сюда. На плацу образовалась некоторая суета, и вскоре дюжий стражник толкнул к ногам Бантокапи человека со связанными за спиной руками.

— Ты — из Минванаби?

Пленник не пожелал отвечать. Забыв о присутствии жены, Бантокапи ударил его ногой в голову. При всей ненависти Мары к Минванаби она вздрогнула. Сандалия с твердыми подковками снова врезалась в лицо пленника, и тот покатился по земле, оставляя за собой кровавый след.

— Ты — из Минванаби? — повторил Бантокапи вопрос.

Пленник ни в чем не признавался. Он верен своему господину, подумала Мара, борясь с приступом тошноты. Но ведь этого и следовало ожидать. Джингу не стал бы посылать слабых духом людей в столь рискованную вылазку: он мог сохранить и положение в обществе, и честь только при условии, что на него не возложат вину за предательское нападение. Однако скрыть истину было невозможно. Приблизился еще один солдат Акомы с подобной же историей; еще в нескольких серых воинах были опознаны солдаты Минванаби или его вассала из Кеотары. Бантокапи еще раз пнул ногой человека, распростертого на земле, но не добился ничего, кроме взгляда, исполненного ненависти.

В конце концов, утомившись, Бантокапи изрек:

— Этот глупец поганит землю Акомы. Повесьте его.

Стоявший поблизости Кейок, сохраняя каменную неподвижность лица, не сказал ни слова. Предав пленных солдат позорной публичной казни, Бантокапи наносил властителю Минванаби тяжелейшее оскорбление. Военнопленные либо удостаивались почетной смерти от меча, либо становились рабами. Только когда застарелая, не знающая пощады кровная месть переходила все мыслимые пределы взаимного озлобления, человек мог позволить себе такой плевок в лицо врагу. Похвалиться подобным деянием значило накликать на свою голову куда более жестокое возмездие… и в конце концов союз с Анасати уже окажется недостаточной защитой роду Акома. Мара понимала, сколь высоки ставки в этой игре. Если Джингу раздразнить до неистовства, то в следующий набег будут снаряжены не триста солдат, одетых как серые воины, а три тысячи закованных в броню легионеров, носящих оранжевый и черный цвета Минванаби; они, как стая ядовитых насекомых, слетятся на землю Акомы. Мара увидела, как Кейок потирает пальцем подбородок, и поняла, что их заботит одно и то же. Она должна попытаться переубедить мужа.

— Господин мой, — проговорила Мара, коснувшись влажного рукава Бантокапи.

— Они всего лишь солдаты, исполняющие приказ хозяина.

В глазах властителя Акомы вспыхнул холодный злобный огонь.

— Вот эти? — спокойно спросил он. — Ну что ты, жена, они же просто серые воины, бандиты и разбойники. Я ведь спросил у одного из них, не состоит ли он на службе у Минванаби, ты же сама слышала. Если бы он ответил, я оказал бы ему честь, убив собственным мечом. Но он всего лишь преступник, не заслуживающий ничего, кроме веревки, разве не так? — Тут он широко улыбнулся и крикнул своим людям на плацу:

— Выполняйте, что вам приказано.

Солдаты Акомы поспешили за веревками, и пленников погнали к деревьям на обочине Имперского тракта. Одному из мастеровых приказали соорудить надлежащую вывеску, чтобы всем и каждому стало известно о позоре казненных. К закату последний из них будет уже болтаться в петле.

Солдаты, не участвовавшие в приготовлениях к казни, разошлись по казармам. Входя в дом, Бантокапи не стал снимать сандалии, и, когда он круто обернулся, чтобы позвать слуг, от дощечек пола отлетело несколько щепок: драгоценное дерево не было рассчитано на столь энергичные движения подкованных подметок. Сделав в уме заметку, что надо будет потом приказать рабу отшлифовать полы, Мара вернулась на свои подушки. Когда прибежали слуги, супруг не дал ей разрешения удалиться, поэтому ей пришлось остаться и наблюдать, как его освобождают от доспехов.

Когда с него сняли кирасу, властитель Акомы, расправив мускулистые плечи, сказал:

— Этот властитель Минванаби — тупица. Он думает оскорбить моего отца, убив сначала меня, а потом разделаться с тобой, со слабой женщиной! Он не знал, с каким солдатом имеет дело, верно? Как удачно это вышло, что ты выбрала меня, а не Джиро. Мой братец умен, но он не воин. — В глазах Бантокапи опять загорелся зловещий огонь, в котором Мара безошибочно угадывала искру чего-то большего, чем простая хитрость. Приходилось согласиться с тем, что сказал Бантокапи в ночь после свадьбы. Ее муж не был глупцом.

Мара попыталась как можно мягче умерить его мальчишеское бахвальство:

— Это действительно большая удача для Акомы, господин мой, что сегодня ею правит воин.

Бантокапи так и распирало от спеси, и похвала жены немало этому способствовала. Он отвернулся, передавая слуге последнюю часть доспехов, но потом вгляделся в свои перепачканные пальцы и внезапно ощутил всю усталость, накопившуюся за два минувших дня.

— Я буду долго отмываться в ванне, жена моя, а потом составлю тебе компанию за вечерней трапезой. Я решил сегодня не наведываться в город. Боги не одобряют избытка гордости, и, возможно, сделано уже достаточно, чтобы взбесить Джингу. Благоразумнее будет не дразнить его еще больше.

Он шагнул к дверям, чтобы ветерок, доносящийся из сада, обсушил его влажную кожу. Мара в молчании наблюдала за ним. Силуэт его приземистого тела с кривыми ногами на фоне желтого вечернего неба производил несколько комическое впечатление, но ей было не до смеха. Когда Бантокапи удалился, Мара уставилась на грязный ворох одежды, который оставил на полу ее супруг. Мысли у нее были самые мрачные, и она не услышала, как вошла я остановилась рядом Накойя. Тихо, почти беззвучно, ее старая няня шепнула:

— Если ты собираешься убить его, госпожа, то поторопись. Он намного умнее, чем ты предполагала.

Мара лишь кивнула в ответ. Про себя она уже считала часы. Не раньше, чем родится ее дитя. Не раньше.

***

— Мара!..

Голос раскатился по всему дому. Служанки помогли жене властителя Акомы подняться с подушек. Она была уже на полпути к выходу, когда дверь открылась и вошел Бантокапи с побагровевшим от раздражения лицом.

Мара поклонилась:

— Я иду, Банто.

Он поднял мясистую руку и потряс в воздухе стопкой бумаг; каждая из них была испещрена рядами мелко написанных цифр.

— Что еще за новости? Когда я проснулся, все это громоздилось у меня на столе!

Он громко топнул ногой и сразу стал похож на разъяренного нидру-быка. Сходство усиливали его налитые кровью глаза — следствие излишеств, которым он предавался в дружеской компании минувшей ночью.

Несколько молодых солдат — вторые и третьи сыновья из семей, верных властителю Анасати, — сделали остановку на пути в Равнинный Город, чтобы нанести визит Бантокапи. Беседа с ними затянулась на много часов, ибо их дома принимали участие в пополнении гарнизонов для весенней кампании против варваров, населяющих мир за магическим коридором — Мидкемию. Наступил третий год войны; рассказы о богатствах Мидкемии побудили несколько политически нейтральных домов присоединиться к Военному Альянсу. Такие перемены резко обострили противостояние Партии Войны и консервативной Имперской Партии; Борьба за влияние в Высшем Совете день ото дня становилась все более ожесточенной. Властитель Минванаби был подлинным столпом Партии Войны, во главе которой стоял Имперский Стратег, тогда как властитель Анасати был центральной фигурой в Имперской Партии, а это положение считалось весьма престижным, поскольку его мог достигнуть лишь вельможа, связанный с Императором узами кровного родства.

Не обученный хорошим манерам, которые отличали его имперских родичей, Бантокапи швырнул бумаги жене:

— Что, по-твоему, я должен со всем этим делать?

— Супруг мой, это ежемесячные домашние расчеты, бюджет на три месяца, донесения от управляющих твоими имениями и описи тамошнего имущества… — Опустив глаза, она посмотрела, какие документы рассыпаны вокруг ее лодыжек.

— Ах да, и еще планы заказов на шкуры нидр на следующий год.

— Но я-то почему должен с этим возиться? — Ее муж в сердцах простер руки к небесам.

Бантокапи получил именно такое воспитание, какое подобало третьему сыну знатного вельможи. Предполагалось, что он станет профессиональным военным, вроде Кейока или Папевайо, или же возьмет в жены дочь какого-нибудь богатого купца, стремящегося породниться с могущественным домом. Но теперь, когда он занял Столь высокое положение, стало очевидно, что к управлению большим домом он не готов.

С большим терпением Мара постаралась собрать рассыпанные документы.

— Ты должен прочесть эти донесения. Утвердить их, отвергнуть или исправить, а потом вернуть тому служащему, который их прислал.

— А Джайкен на что у нас?

— Он сможет дать тебе разумный совет, Банто.

У Мары снова шевельнулась надежда, что ей представится возможность снять с плеч мужа какую-то часть ответственности, но он только проговорил:

— Прекрасно. После того как я поем, пусть Джайкен зайдет ко мне в кабинет.

Не добавив ни слова, он забрал у жены документы и вышел.

Мара подозвала посыльного:

— Найди Джайкена.

Хадонра явился, слегка запыхавшись и с пятнами чернил на руках. Насколько Мара могла понять, посыльный отыскал его во флигеле для писцов, в дальнем конце дома. Когда он выпрямился После поклона, Мара сообщила ему:

— Джайкен, нашему властителю требуется твой совет при рассмотрении многих хозяйственных документов. Пожалуйста, зайди к нему, после того как он выкупается и поест.

Джайкен принялся стирать с пальца чернильное пятно. Было видно, что перспектива поработать в обществе Бантокапи не вызывает у него воодушевления. Тем не менее он ответил:

— Хорошо, госпожа.

С добродушным юмором Мара наблюдала за ним.

— Наш господин — новичок в коммерции, Джайкен. Вероятно, было бы лучше всего, если бы ты разбирал каждый документ медленно и очень подробно.

Выражение лица Джайкена не изменилось, но в его глазах, казалось, зажегся свет:

— Да, госпожа.

Теперь и Мара слегка улыбнулась:

— Потрать на это столько времени, сколько будет нужно. Я думаю, ты сумеешь найти достаточно тем для обсуждения в течение всего вечера и, возможно, даже части ночи.

— Конечно, госпожа. — Энтузиазм Джайкена набирал силу. — Я прикажу, чтобы никто нас не беспокоил, пока господину Бантокапи требуется моя помощь.

Джайкен всегда отличался умением схватывать мысль на лету. Мара весьма ценила это его свойство, но сейчас ничем не выразила своих чувств:

— Правильно, Джайкен. Поскольку властитель проявляет интерес к хозяйственным делам, прихвати с собой любые документы, которые, на твой взгляд, могут понадобиться.

С плохо скрытым восторгом Джайкен отчеканил:

— Слушаюсь, госпожа!

— Это все, — подвела итог Мара.

Мановением руки отпустив хадонру, она несколько Мгновений постояла в задумчивости, стараясь припомнить, к каким бы еще делам привлечь внимание мужа. Но страх не отпускал ее ни на минуту. Она выбрала опасный путь: стоит оступиться хоть раз — и не будет ни закона, ни человека, который сможет ее защитить.

Отрешившись от всего, она закрыла глаза и, как ей показалось, долго-долго перебирала в памяти заветы сестер Лашимы.

***

Мара вздрогнула, услышав удар тяжелой руки Бантокапи по чьей-то незащищенной плоти. Завтра еще один раб будет щеголять синяком или подбитым глазом. Внутренне собравшись в ожидании неминуемого скандала, она не удивилась, когда Бантокапи, не постучав, откатил дверную створку и ворвался в комнату в полной боевой амуниции. Даже не пребывая во гневе, он редко соблюдал правила учтивости, на которую она имела право по своему рангу.

— Мара!.. — заорал он.

Его ярость готова была перелиться через край. Мара мысленно разразилась проклятием, потому что, не сняв подкованных сандалий, он во второй раз за неделю оставил щербины на полу ее покоев. К счастью, рабы, которым предстояло снова ровнять и шлифовать дощечки, не имели права роптать.

Бантокапи остановился, шумно дыша.

— Я уже сколько дней вожусь с этими «важными коммерческими делами», которые мне подсовывает Джайкен!.. Он твердит, что ими должен заниматься я сам! В первый раз за неделю я собрался помуштровать солдат, а когда устал жариться на солнцепеке, первое, что я нашел в кабинете… я нашел вот это! — Он швырнул на пол тяжелую кипу документов. — Хватит с меня! Кто корпел над всем этим до меня?

Мара скромно потупилась:

— Я, муж мой.

Бантокапи был настолько ошеломлен, что даже бесноваться перестал.

— Ты?..

— До того как я попросила тебя стать моим мужем, я была правящей госпожой, — ответила Мара самым беспечным тоном, словно речь шла о вещах совершенно незначительных. — Тогда ведение хозяйства в поместье было моей обязанностью, а сейчас стало твоей.

— Ну и ну! — Бантокапи был растерян вконец. — Но неужели я должен сам разбираться в каждой мелочи? — Он сорвал с головы шлем и кликнул слугу. Тот появился в дверях. — Принеси домашнюю тунику, — распорядился Бантокапи. — В этих доспехах я ни секунды больше не выдержу. Мара, помоги-ка мне.

Мара тяжело поднялась и подошла к супругу, стоявшему с вытянутыми руками. Стараясь прикасаться к нему как можно меньше, ибо он был весьма грязен, она расстегнула застежки, скреплявшие переднюю и заднюю пластины кирасы.

— Ты можешь, если хочешь, перепоручить кому-нибудь часть этих мелочей. Джайкен вполне способен позаботиться о каждодневных делах поместья. Я могу помочь ему советом, если ты слишком занят.

Бантокапи с помощью Мары стянул через голову лакированные пластины и облегченно вздохнул, бросив на пол тяжелую кирасу. Затем он ухватился за полы легкого гамбизона и, заворотив его кверху, также потащил с плеч. Не прерывая этого занятия, он возразил:

— Нет. Я хочу, чтобы ты посвятила себя заботам о нашем сыне.

Из-под слоев ткани и набивки голос его звучал приглушенно.

— Или о дочери, — быстро напомнила Мара, уязвленная его уверенностью, что жена может справиться с работой личной прислужницы, но не со счетными табличками. Она опустилась на колени и сняла зеленые кожаные щитки с волосатых икр своего супруга.

— Ну вот еще! Это будет мальчик. Если нет, нам придется снова приложить кой-какие усилия, верно?

С похотливой хитрецой он посмотрел на нее сверху вниз.

Ничем не выказав отвращения, Мара расшнуровала сандалии, столь же обросшие грязью, как и широкие ступни, которые они защищали.

— Как пожелает мой господин.

Бантокапи снял свою короткую тунику, оставшись в одной набедренной повязке.

— Ладно, — сказал он, почесавшись. — Я позволю Джайкену принимать решения по тем делам, какими он занимался после смерти твоего отца.

Прибыл слуга с чистой туникой, ивластитель Акомы быстро напялил ее, даже и не подумав, что следовало бы сначала принять ванну. Затем объявил свою волю:

— Джайкен знает свое дело. И если потребуется принять какое-то важное решение, пусть приходит ко мне. А теперь я собираюсь провести некоторое время в Сулан-Ку. Кое-кто из моих друзей…

Он в замешательстве замолчал, увидев, как Мара внезапно вцепилась в ткань своего домашнего халата. Все утро у нее повторялись легкие схватки, но эта была очень сильной, и она смертельно побледнела. Наконец настал ее час.

— Банто!..

И этот человек, обычно раздражительный и грубый, внезапно ощутил одновременно восторг и тревогу.

— Пора?..

— Наверно, да. — Она спокойно улыбнулась. — Прикажи послать за повитухой. ***

Впервые в жизни почувствовав беспокойство за кого-то другого, Бантокапи добросовестно пытался подбодрить Мару, похлопывая ее по руке, — не соизмеряя, однако, своих сил, так что не было бы ничего удивительного, если бы от этого «подбадривания» у нее остались синяки — до самого прибытия повитухи, вслед за которой сразу же явилась Накойя. Обе они выставили его вон с решительностью, против которой не устоял бы ни один мужчина в Империи. Бантокапи удалился как побитая собака и по пути все время оглядывался через плечо.

Весь следующий час он расхаживал по своему кабинету, ожидая рождения сына. Когда потянулся второй час, он послал за вином и чем-нибудь съестным. Вечер сменился ночью, а из комнаты роженицы не поступало никаких вестей. Нетерпеливый муж, не находя выхода своей тревоге, пил, ел и снова пил. Когда миновало время ужина, он послал за музыкантами; обнаружив, что музыка не приносит успокоения, он потребовал приготовить ванну, без чего благополучно обходился с самого полудня.

Невольно поддаваясь редкому для него чувству уважения к тому, что вершилось сейчас в покоях Мары, он решил на сей раз воздержаться от баловства с какой-нибудь девицей. Постельные утехи казались неуместными в то время, когда его жена рожала ему наследника, но нельзя же ожидать, что мужчина будет сидеть сиднем и ждать, лишенный каких бы то ни было радостей жизни! Громовым голосом он потребовал, чтобы посыльный доставил ему большой кувшин акамелевой настойки. От этого он не станет отказываться. И не отказался, даже когда слуги сдвинули ширмы и наполнили ванну горячей водой. Они терпеливо ждали с мылом и полотенцем наготове. Бантокапи сбросил одежду, похлопал себя по располневшему животу, недовольно буркнув нечто насчет необходимости побольше упражняться с мечом и луком, дабы сохранять форму, и наконец забрался в ванну. После этого он принял из рук слуги кубок с настойкой и залпом осушил его.

Слуги суетились вокруг, соблюдая предельную осторожность. Никому не хотелось схлопотать затрещину, что было бы неминуемо, если бы, например, капля мыльной пены по их недосмотру попала в открытый кубок и испортила вкус настойки.

Банто бездумно напевал какую-то мелодию, пока слуги намыливали и ополаскивали его тело, разминали и массировали тугие мышцы. Разомлев в тепле, он в конце концов задремал.

А потом пронзительный вопль прорезал воздух. Банто вскочил на ноги в ванне, опрокинул кубок с настойкой, расплескав вокруг мыльную воду и забрызгав слуг с головы до ног. С бьющимся сердцем он пытался нашарить где-нибудь поблизости оружие… сейчас он почти был готов увидеть бегущих слуг, спасающихся от врагов в надежде, что солдаты успеют отразить нападение. Но нет, все было спокойно. Он взглянул на музыкантов, ожидавших его приказа начинать исполнение, и уже открыл было рот, чтобы таковой приказ отдать… и в этот момент вопль повторился.

Тогда он понял. Мара, худенькая, похожая на девочку, давала жизнь его сыну. Снова раздался вопль, и выражалось в нем такое страдание, что за всю свою короткую жизнь Бантокапи не слышал ничего подобного. Мужчины/раненные в битве, издавали громкие, гневные возгласы; у других раненых вырывались слабые жалобные стоны. Но этот звук… То был крик смертной муки — муки человека, которого терзает сам Красный Бог.

Бантокапи потянулся за настойкой и, не обнаружив кубка, немедленно разъярился. Один из слуг поспешно поднял кубок с пола, наполнил и подал прямо в хозяйские руки. Осушив кубок, Бантокапи распорядился:

— Ступай и присмотри там, чтобы для моей жены было сделано все, что требуется.

Слуга умчался, а Бантокапи кивком подал знак другому, чтобы тот снова наполнил кубок. Проходили долгие мгновения; стоны Мары не утихали. Вернувшийся вскоре слуга доложил:

— Господин, Накойя говорит, что роды трудные.

Бантокапи кивнул и опять обратился к выпивке для собственного утешения. Ночь содрогнулась от очередного вопля, за которым последовали глухие рыдания. Не в силах более все это выносить, властитель Акомы заорал, перекрывая все прочие звуки:

— Играйте что-нибудь веселое и громкое!

Музыканты грянули марш. Бантокапи допил настойку. Музыка не заглушала криков Мары; это стало уже раздражать ее супруга. Отшвырнув кубок, он потребовал, чтобы ему подали кувшин, откуда и сделал непомерно большой глоток.

Он пил, пока его сознание не помутилось. Не видя ничего, кроме какой-то радужной пелены, он сидел в ванне, глупо ухмыляясь, пока вода не остыла. Но и тогда он не выразил никакого желания выйти из ванны, и обеспокоенные слуги поспешили подогреть еще воды.

Принесли новый кувшин с настойкой, и спустя какое-то время Бантокапи, властитель Акомы, уже утратил способность слышать музыку, не говоря уже о душераздирающих стонах жены.

Наступивший рассвет посеребрил стенные перегородки его спальни. Измученная бессонной ночью, Накойя открыла дверь и заглянула внутрь. Ее господин крепко спал, лежа в холодной воде ванны, и громко храпел. Пустой кувшин из-под настойки валялся на полу. Музыканты спали, не выпуская из рук инструментов, а слуги стояли неподвижно, как часовые на страже, и с их рук свисали скомканные полотенца. Накойя со стуком задвинула дверную створку; на ее морщинистом лице было явственно написано омерзение. Как благодарна она была судьбе, за то что властитель Седзу не дожил до этого дня и не может увидать, как Бантокапи, нынешний властитель Акомы, лежит в таком состоянии, когда его жена, вытерпев столь долгие муки, принесла ему здорового сына и наследника.

Глава 9. ЛОВУШКА

По дому разнесся нетерпеливый рык:

— Мара!..

Она вздрогнула и невольно бросила взгляд на колыбель, стоявшую рядом. Маленький Айяки сладко спал, не потревоженный отцовским выкриком. За те два месяца, что он прожил на свете, младенец привык к шумным возгласам Бантокапи и, наверное, мог бы спать даже под раскаты грома.

Мара вздохнула. Мальчик пошел в отца: с крепеньким тельцем и большой головкой, из-за которой Мара претерпела во время родов столь тяжкие муки, что уже мечтала о смерти как об избавлении. Раньше она даже представить себе не могла, что бывает подобное истощение всех сил. В свои восемнадцать лет она чувствовала себя древней старухой и никак не могла избавиться от ощущения беспредельной усталости. Первый взгляд на рожденного ею сына не принес радости. Втайне она надеялась увидеть красивого, гибкого ребенка — такого, каким, вероятно, был во младенчестве Ланокота. Вместо этого Бантокапи подарил ей круглоголового зверька с красным морщинистым личиком… ни дать ни взять, Крошечный старичок. С первого же момента, когда его легкие наполнились воздухом, он показал, что может орать не хуже родителя; и взгляд у него бывал таким же сердитым. И тем не менее, когда Айяки засыпал, Мара не находила у себя в сердце иных чувств к нему, кроме любви. Он и мой сын тоже, думала она, и у него в жилах течет кровь его деда. Задатки, которые он унаследовал от Анасати, можно будет подавить с помощью воспитания, а задатки Акомы — выпестовать и взлелеять. Он не будет таким, как его отец.

— Мара!..

Раздраженный зов Бантокапи прозвучал совсем близко, и в следующее мгновение стенная перегородка детской комнаты отъехала в сторону.

— Вот ты где, женщина! А я тебя по всему дому ищу! Бантокапи вошел в детскую, хмурый, как грозовая туча.

Мара поклонилась, чрезвычайно довольная, что получила возможность отложить в сторону рукоделие:

— Я была с нашим сыном, муж мой.

Выражение лица Бантокапи смягчилось. Он подошел к колыбели, где лежал младенец, теперь уже проявлявший признаки беспокойства. Бантокапи протянул руку к сыну, и Мара на мгновение испугалась: ей показалось, что муж сейчас начнет ерошить малышу волосы, как он любил обычно проделывать со своими собаками. Однако мясистая рука властителя лишь осторожно расправила сбившуюся простынку. Этим жестом молодой отец даже снискал мимолетную симпатию жены, но она тут же отогнала неуместное чувство. Хотя Бантокапи и носил мантию Акомы, он был сыном Анасати, давнего и весьма сильного врага Акомы. Забывать об этом Мара не смела. И скоро настанет срок перемен.

Подчеркнуто тихим шепотом — хотя в этом не было необходимости — она спросила:

— Что тебе угодно, муж мой?

— Я должен отправляться в Сулан-Ку… э-э.. по делу. — Бантокапи выпрямился и постарался всем своим видом показать, насколько его не привлекает эта вынужденная отлучка. — К вечеру я не успею возвратиться и, вероятно, завтра тоже.

Мара поклонилась, изображая полнейшую покорность судьбе; однако от нее не укрылась поспешность, с которой удалился ее супруг. Ей не требовались долгие размышления, чтобы догадаться: в Сулан-Ку нет никаких «дел», которые требовали бы присутствия Бантокапи. Последние два месяца его интерес к делам неизменно шел на убыль и, можно считать, полностью иссяк.

Управление поместьем Акомы вновь сосредоточилось в руках Джайкена, и он постоянно докладывал Маре обо всем, что имело хоть какое-то значение.

Бантокапи еще пытался разыгрывать роль полководца и постоянно совал нос в дела гарнизона, чем только мешал Кейоку. Впрочем, его вмешательство ограничилось перетасовкой воинов: кого и на какой пост назначить. Но тут уж Мара ничего не могла поделать. Пока не могла.

Она с отвращением уставилась на свое вышивание: в отсутствие Бантокапи незачем было притворяться усердной рукодельницей, и этому можно было только порадоваться. Требовалось время, чтобы обдумать будущее и выстроить планы дальнейших действий. Подозрительность Бантокапи в какой-то мере даже облегчала ее задачу. Хотя и не сразу, но все же осознав, что в коммерции Мара смыслит больше, чем он сам, Бантокапи сосредоточился на одной задаче: не допустить, чтобы его жена главенствовала в доме. Ему даже в голову не приходило, что до замужества она столь же искусно управлялась и с гарнизоном. В результате он и не задумывался о причинах некоторых странностей; он даже никого не спрашивал, например, почему Папевайо носит черную повязку осужденного. Хотя новый властитель интересовался военным ремеслом, он не считал нужным близко знакомиться со своими людьми. Их происхождение было ему безразлично, иначе он узнал бы, что большинство солдат, носящих зеленые доспехи Акомы, совсем недавно были серыми воинами. У него просто не хватило бы воображения, чтобы додуматься до такого извращения традиции. Поймав себя на этой мысли, Мара встревожилась. Даже в мыслях нельзя забывать об осторожности. Слишком часто она убеждалась: он проницателен и знает, чего хочет.

Однако тонким искусством лицемерия он не владел. Прислушиваясь к его громкому смеху, доносившемуся с площади перед казармами, пока он отбирал воинов для своего эскорта, Мара пыталась понять, зачем ему понадобилась такая нелепая отговорка, если ему взбрело в голову провести пару ночей в городе. Что могло погнать его этим знойным полднем в Сулан-Ку? Скука? Желание поплескаться в бане в веселой солдатской компании и послушать соленые байки, или поразмяться в борцовских состязаниях на арене, или попытать счастья в игре… или поразвлечься с женщиной из Круга Зыбкой Жизни?

…Бантокапи пожелал вернуться в постель жены вскоре после того, как она родила. Но теперь, когда Акома получила наследника, у Мары не было причин изображать покладистую жену. Грубые, неловкие объятия Бантокапи внушали ей отвращение, в она просто неподвижно лежала, не откликаясь на зов его вожделения. В первую ночь он, казалось, вообще не заметил ее безразличия, но во вторую ночь — рассердился. В третью ночь ей пришлось выдержать его язвительные упреки за бесчувственность, а в четвертую он ее побил, после чего переспал с одной из ее служанок. С тех пор она вообще перестала отвечать на его супружеские притязания, и в конце концов он отступился — видимо, потеряв к ней интерес.

Но теперь Бантокапи отправлялся в город вот уже в третий раз за десять дней, и Мара была заинтригована: с чего бы это? Она позвала Мису и велела ей отодвинуть перегородку; как только носилки мужа в сопровождении небольшого воинского эскорта бодро двинулись по дороге, направляясь к Имперскому тракту, она отправила посыльного за Накойей.

Старая женщина явилась не сразу, но ее поклон был исполнен почтительности:

— Чем могу услужить, госпожа?

— Что заставляет нашего властителя Банто спешить в город по такой жаре? — спросила Мара напрямик. — Какие об этом ходят сплетни среди слуг?

Накойя бросила выразительный взгляд в сторону Мисы, которая ожидала приказаний хозяйки, сидя у входной перегородки. Для Мары это послужило предупреждением: няня предпочитает дать ответ в отсутствие прислуги. Поэтому Мисе было велено подавать полуденную трапезу, и как только она вышла, Накойя вздохнула:

— Все, как ты предполагала. Твой супруг снял в городе особняк, чтобы встречаться там с женщиной.

Мара откинулась на подушки:

— Прекрасно. Мы должны делать все, чтобы он проводил в городе как можно больше времени.

Накойя так и загорелась любопытством:

— Дочь моего сердца, я знаю, утраченного не вернешь… но кроме меня, ты не знала другой матери. Не откроешь ли мне, что ты замышляешь?

Искушение поделиться с верной наперсницей было велико. Но план восстановления собственной власти в доме граничил с изменой нынешнему властителю. Хотя Накойя уже и сама разгадала намерение Мары погубить Бантокапи, план был слишком рискованным, чтобы доверять его кому бы то ни было.

— Это все, матушка, — твердо заявила Мара.

После недолгого колебания няня кивнула, поклонилась и покинула детскую. Мара невидящим взглядом уставилась на младенца, который зашевелился в колыбели, но ее мысли были далеко. То, что ее повелитель завел себе в городе женщину, могло открыть перед Марой именно такие возможности, которые были ей необходимы. Понадеявшись на милость богов, Мара начала прикидывать, как можно использовать эти новые возможности, но тут Айяки громко заплакал, и его мать сбилась с мысли. Она подняла младенца, поднесла к груди и вздрогнула, когда он крепко прикусил ее сосок.

— О-о! — удивилась она. — Ты пошел в отца, тут и сомнений нет.

Малыш начал сосать и успокоился; Миса принесла на подносе еду, и Мара нехотя поела, снова углубившись в обдумывание плана, куда более рискованного, чем могла подумать старая советница. Ставки были высокими. Одно неверное суждение — и она лишится всякой возможности вернуть себе титул властительницы Акомы; более того, если она потерпит неудачу, честь ее предков уступит место позору без малейшей надежды на искупление.

***

Мара налила в чашку чоку и снова безмятежно расположилась у стола, тогда как Джайхан, сын властителя Детсу из Камайоты, с трудом скрывал нетерпение. Даже при его придирчивом характере он не мог обнаружить ни малейшего изъяна в поведении гостеприимной молодой хозяйки. Она усадила его как можно удобнее на самых роскошных подушках, приказала принести угощение и немедленно послала к мужу скорохода с сообщением, что их неожиданно посетил старый друг, который ожидает возможности приветствовать властителя.

Джайхан сидел, любуясь пальцами на собственных руках. Его ногти отличались безупречной чистотой, а драгоценности явно были рассчитаны на то, чтобы производить впечатление, но в целом одежда гостя свидетельствовала об ограниченных средствах.

— А где же может находиться господин Бантокапи?

— Я думаю, в городе… по каким-то делам, — ответила Мара, не выказав при этом ни тени раздражения, которого можно было бы ожидать от молодой хорошенькой жены, обиженной отсутствием мужа. Понимая, что гость пристально за ней наблюдает, она небрежно помахала рукой в воздухе:

— Знаешь, Джайхан, все эти хозяйственные дела меня не касаются, хотя должна признать, он проводит вне дома очень много времени.

Глаза у Джайхана сузились; он даже позабыл о своих нефритовых кольцах. Мара спокойно прихлебывала чоку; теперь она была убеждена, что гость явился не просто так, а заслан сюда как лазутчик от Анасати. Нечего было и сомневаться, что властитель Текума желает разузнать, как живется-можется его младшему сыну, ставшему властителем Акомы. Старый политик наверняка умышленно направил сюда такого красивого посланца в надежде, что контраст с Бантокапи возымеет желательное действие: Мара растает, и язык у нее развяжется. После секундной паузы любознательный гость спросил:

— Так что же, этот негодник пренебрегает своими обязанностями?

— Нет, нет, Джайхан. — Не желая давать свекру предлог и дальше совать нос в дела Акомы, Мара поспешила опровергнуть это предположение. — Властитель Бантокапи уделяет хозяйству постоянное внимание, он вникает во все мелочи. А у себя за письменным столом он проводит долгие часы!

Глянцевый фасад молодого соглядатая дал трещину:

— Банто?.. — недоверчиво ахнул он. Впрочем, тут же смекнув, что таким образом выдает собственное мнение о достоинствах нового властителя Акомы, он поспешил закрыть открывшийся от изумления рот и добавил:

— Ну, конечно. Банто всегда отличался усердием.

Мара подавила улыбку. Они оба нагло лгали, и оба это понимали; однако гость не мог подвергнуть сомнению слова хозяйки без ущерба для чести.

Таким образом, обсуждение деловых качеств Бантокапи-правителя с успехом завершилось, и утро прошло в учтивых беседах. Мара послала за тайзовым хлебом и рыбой; трапеза несколько поумерила резвость расспросов Джайхана. Наконец из города вернулся скороход. Почти нагой — в одной лишь набедренной повязке, — запыхавшийся от долгого бега, он упал на колени перед Марой:

— Госпожа, я принес послание от властителя Акомы.

С самым радостным видом Мара спросила:

— Чего желает мой супруг?

Перед тем как явиться к госпоже, раб успел только торопливо смыть с ног дорожную пыль. Так и не отдышавшись, он доложил:

— Властитель Бантокапи говорит: он приносит самые искренние извинения за то, что его дорогой друг Джайхан не застал его в поместье. В настоящее время он не может возвратиться в Акому и хотел бы, чтобы Джайхан присоединился к нему в Сулан-Ку.

Джайхан кивнул и распорядился:

— Скажи моему слуге, чтобы приготовили носилки. Мы отправляемся в путь. — Затем он улыбнулся Маре:

— Если госпожа не возражает?..

Мара ответила столь же милой улыбкой, словно и она тоже считала само собой разумеющимся его право отдавать приказания ее скороходу. Ну как же, ведь он — мужчина, а она — просто жена властителя, и не более того. Все выглядело совсем иначе, когда она сама была правящей госпожой. Но скоро начнутся перемены, пообещала она себе. Приказав служанке унести поднос с закусками, она — воплощенная беззаботность и приветливость — проводила Джайхана до дверей дома.

Пока эскорт гостя собирался в дорогу, Мара стояла на опоясывающей дом галерее. Отпустив скорохода, она призналась себе, что испытывает глубокое облегчение. Она опасалась, что Бантокапи может вернуться. Хотя дорога от усадьбы до города у обычного пешехода занимала около двух часов, гонец со срочным посланием мог обернуться туда и обратно вдвое быстрее. Поскольку Джайхан путешествует в носилках, ему не добраться до Сулан-Ку до заката. Он, конечно, тоже любит азартные игры, так что Бантокапи вряд ли потащит друга детства на ночь глядя обратно в поместье. Карты, кости, возможность побиться об заклад на борцовских состязаниях — достаточно могучие соблазны, чтобы удержать их обоих в городе, и даже за эту небольшую милость следовало благодарить богов. Мара уже начинала ценить отсутствие мужа, но не позволяла себе слишком сильно наслаждаться обманчивой свободой; нельзя было допустить, чтобы нетерпение привело ее к краху.

Джайхан отвесил церемонный прощальный поклон:

— Я с удовольствием расскажу твоему мужу, госпожа Мара, какой радушный прием был мне здесь оказан.

Он улыбнулся ей ослепительной улыбкой, и она поняла: юноша уже подумывает, не нашел ли он в ней очередную заброшенную мужем жену, готовую к любовной интрижке.

Она проводила его в строгом соответствии с этикетом. Незачем было терять время, пресекая любовные поползновения романтически настроенных младших сыновей. Опыт телесной близости с Бантокапи утвердил Мару во мнении, что от мужчин ей ничего не нужно. И если ей когда-нибудь взбредет в голову завести себе любовника, он уж точно не будет похож на этого глупого, тщеславного красавчика, который отправляется в город, чтобы в компании Бантокапи посвятить ночь игре, выпивке и проституткам.

Когда носилки скрылись из виду, Мара услышала из детской громкий плач.

— Ох, эти мужчины, — пробормотала Мара и поспешила к сыну. Потребовалось переодеть его в сухое и сменить простынку. Слишком занятая собственными мыслями, Мара препоручила его заботам Накопи, которая еще не утратила навыков обращения с младенцами. Каждая занялась своим делом. Накойя, перепеленав малыша, затеяла ласковую игру с его крошечными пальчиками, а Мара попыталась представить себе, как воспримет Бантокапи визит Джайхана.

***

На следующий день ей представилась возможность узнать его мнение. Явившись к жене в борцовской одежде, с кожей, блестящей от масла и пота после подвигов на арене, Бантокапи распорядился:

— В следующий раз, если я буду в городе, а кто-нибудь нагрянет с визитом, не трать столько времени на отправку гонца, жена. Просто отошли гостя в мой городской дом.

Мара еще разок подкинула Айяки у себя на колене, отчего тот залился счастливым смехом, и удивленно подняла брови:

— Городской дом?..

Бантокапи ответил небрежно, словно речь шла о чем-то совершенно незначительном:

— Я перебрался в более просторное жилище в Сулан-Ку.

Он не счел нужным объяснять, зачем это ему понадобилось, но Мара и так знала, что он снял дом для свиданий со своей постоянной любовницей, женщиной по имени Теани. Насколько Мара могла припомнить, у властителя Седзу никогда не возникала надобность в городском доме. Хотя это было в порядке вещей для других вельмож, чьи поместья находились далеко от города, властитель Седзу всегда возвращался домой, чтобы провести ночь под одним кровом со своей семьей, даже если дела допоздна задерживали его в городе. Если бы Мара позволила себе быть более великодушной в своих оценках, ей пришлось бы признать, что Бантокапи во многом совсем еще мальчишка: ведь он только на два года старше ее, и к тому же склад ума у него совсем другой: никакие высокие материи его не волновали. Ей, можно сказать, повезло: она сидела рядом с братом, когда отец открывал перед ним все тонкости науки управления. А воспитанию Бантокапи никто не уделял внимания; в детстве это был одинокий мальчик, не знавший иной компании, кроме грубых солдат… Ее собственная холодность не возмущала его, но способствовала возврату к прежним привычкам: он искал и находил такие удовольствия, какие были ему доступны. И ведь Мара выбрала его сама — ей не требовался решительный и мудрый правитель вроде властителя Седзу. А теперь для осуществления ее замыслов следовало всячески способствовать проявлениям самодурства и вспыльчивости мужа, хотя этот путь был в высшей степени опасным.

Айяки издал последний оглушающий вопль и схватился за ее бусы. Делая вид, что пытается их высвободить, Мара изобразила полнейшее равнодушие к сказанному:

— На все твоя воля, господин мой.

Банто ответил одной из своих редких улыбок и наклонился, чтобы похлопать по маленькому кулачку Айяки. Мара мельком подумала о любовнице мужа Теани. Что же это за женщина, которая способна до такой степени околдовать грубое животное вроде ее повелителя?..

Выражение довольства сбежало с лица Бантокапи, когда, точно рассчитав время своего появления, перед хозяином возник Джайкен с дюжиной свитков в руках:

— Господин, благодарение богам, что ты случайно оказался дома! У меня тут документы, касающиеся наших дальних факторий, и требуется твое немедленное утверждение.

Банто возмутился:

— «Случайно»! Я должен к ночи вернуться в город!

Он быстрыми шагами вышел из детской, даже не попрощавшись с Марой, но, видимо, ее это не огорчило. Не отрываясь, она смотрела на розовое личико своего сына, который, что-то лопоча, упорно пытался засунуть в рот ее янтарную подвеску.

— Твои аппетиты могут в один прекрасный день погубить тебя, — кротко предупредила она, хотя одни лишь боги могли бы догадаться, к кому относилось это предостережение: к супругу или к отпрыску. Отобрав янтарь, Мара улыбнулась. Городская содержанка мужа Теани давала возможность вплести новый узор в ткань замыслов Мары — а эта ткань не переставала развертываться с того дня, когда серые воины присягнули на верность властительнице Акомы.

***

Оставшись одна в прохладной затененной детской, Мара сверялась с восковой табличкой, которую тайком составляла в течение последнего месяца. Никаких помех не ожидалось. Накойя вышла с Айяки на свежий воздух, а рабыня, которая меняла белье в колыбели, не умела читать.

В задумчивости Мара покусывала кончик заостренной палочки, служившей ей для письма. Каждый день, когда Бантокапи проводил время в городском доме, она посылала туда по крайней мере одного слугу, а то и Джайкена с каким-нибудь незначительным документом, нуждающимся в хозяйской подписи. Донесения этих посланцев служили ей как бы мельчайшими кусочками мозаики и, терпеливо складывая их в цельную картину, она сумела установить, что городская жизнь ее супруга подчинялась более или менее неизменному распорядку. Находясь в Сулан-Ку, Бантокапи вставал утром не позже чем через три часа после восхода солнца. Затем он отправлялся пешком на общественную тренировочную арену: там для упражнений с оружием собирались наемные охранники и воины, чьи хозяева оказывались в городе. Фехтованию Бантокапи предпочитал силовую борьбу и стрельбу из лука, но теперь он практиковался во всех трех видах боевого искусства с усердием, удивившим Джайхана. Он постепенно совершенствовал свои навыки владения мечом, но, как и прежде, находил больше удовольствия в компании простых солдат, нежели в обществе других важных господ, время от времени забредавших на арену.

В полдень он принимал ванну, переодевался и отправлялся домой; примерно в течение двух часов после этого он без особых возражений соглашался заняться любыми хозяйственными делами, с которыми к нему являлись посланцы Мары. Его любовница Теани редко поднималась с постели раньше, чем в два-три часа пополудни, но стоило ей проснуться, как у Бантокапи пропадало всякое желание разбираться в документах. Даже самый старый из побывавших там слуг с нескрываемым восхищением описывал, какие чары источала эта женщина, завлекая Бантокапи к себе на ложе. И там они проводили время до того момента, когда оставались считанные минуты, чтобы встать и одеться к обеду. Затем парочка отправлялась в театр, чтобы посмотреть комедию, или в одну из таверн, чтобы послушать менестрелей, или в игорные дома, хотя у Теани не было никаких богатств, кроме тех, что она получала в виде подарков. Она испытывала какое-то извращенное удовольствие, когда ее любовник заключал с кем-нибудь пари, и подстрекала его делать это как можно чаще. Ходил слух, что в случае его проигрыша ее глаза сверкали ярче, чем всегда.

Мара нахмурилась. Чтобы собрать все эти сведения, пришлось затратить немало усилий, а кое-кому и пострадать. Многие слуги претерпели не только хозяйскую брань, но и зуботычины, а последний гонец, доставивший властителю Бантокапи очередной документ, был жестоко избит. И все-таки в этом деле колотушки, доставшиеся мальчику-рабу, нельзя было считать слишком дорогой ценой. Все могло стать гораздо хуже, если грубияну и скандалисту, за которого она вышла замуж, будет позволено и дальше носить мантию Акомы.

В коридоре послышался сердитый плач Айяки, а затем — успокаивающий голос Накойи. Если младенец испачкал пеленки, в детской скоро начнется небольшой переполох. Айяки сопротивлялся, как молодой харулт, когда кто-нибудь пытался его перепеленать. Вздохнув, Мара спрятала восковую табличку под потертой пергаментной картой и вернулась к изучению областей Империи. На этой карте и общие очертания страны, и границы поместий несколько устарели: карту составляли, когда она была еще маленькой девочкой. Но краски не выцвели, и большинство владений наиболее могущественных властителей были обозначены вполне четко. Поскольку Бантокапи питал отвращение ко всяким словам, написанным на бумаге, он никогда бы не забеспокоился от того, что этот документ перекочевал куда-то из его кабинета. Карта могла его заинтересовать только в одном случае — если бы на ней были указаны места, пригодные для охоты.

Когда вопли Айяки раздавались уже совсем близко, Мара заметила интересную подробность. Властитель Дзалтека, хозяин небольшого соседнего поместья, ведущий успешную торговлю глиняной посудой, использовал полоску земли между его собственными угодьями и Имперским трактом, хотя, по всей видимости, эта полоска принадлежала властителю Кано, а тот, в свою очередь, жил где-то далеко на востоке, близ города Онтосет. Это почему-то показалось Маре забавным. Если другие семьи прибегают к такому нарушению прав собственности, то впоследствии надо будет это иметь в виду: мало ли каким образом подобное знание сможет пригодиться. Когда Аракаси вернется, надо будет хорошенько его порасспросить…

Эта мысль заставила ее вспомнить: осталась всего одна неделя до годовщины их свадьбы с Бантокапи. Мастер тайного знания может объявиться в любой момент.

Вошла Накойя с отчаянно вопящим Айяки на руках.

— Твой сыночек ревет не хуже гурли, — сказала старая няня, имея в виду сказочное существо, убивающее людей жуткими криками.

Мара лишь слегка кивнула. Накойя призвала на помощь рабыню, менявшую белье в колыбели: управиться с наследником Акомы в одиночку ей было не под силу. Тот голосил во все горло, так что даже лицо у него покраснело. В конце концов Мара встала, наклонилась над малышом и покачала бусами, чтобы его отвлечь. Вскоре пронзительный вопль сменился — ко всеобщей радости — заливистым смехом, и Мара вернулась к своим мыслям.

Нельзя допускать, чтобы Аракаси попал в подчинение к Бантокапи. У такого хозяина, как ее муженек, усилия всей сети агентов пойдут прахом. А еще того хуже — он предоставит эту сеть в распоряжение своего отца, и тогда в руках властителя Анасати сосредоточится чрезвычайно опасная мощь.

Необходимость действовать придала Маре смелости. Она должна безотлагательно приготовиться к прибытию Аракаси: его преданность должна принадлежать ей и никому больше. Охватив мысленным взором распорядок повседневной жизни ее супруга, Мара коротко бросила рабыне, хлопотавшей вокруг Айяки:

— Пусть позовут Джайкена.

Накойя удивленно подняла брови:

— Сюда? В детскую?

— Время не ждет.

Не тратя времени на дальнейшие разговоры, Мара забрала у рабыни влажный лоскут ткани и начала обтирать запачканную попку своего младенца.

Когда появился Джайкен, на его лице невозможно было уловить ни тени растерянности. Он низко поклонился и терпеливо ждал, пока его хозяйка закрепляла на тельце ребенка чистую набедренную повязку.

— У нас есть какие-нибудь документы, с которыми было бы желательно ознакомить нашего господина? — спросила она.

С трудом удержавшись от гримасы отвращения при упоминании властителя Акомы, Джайкен ответил:

— Госпожа, у нас всегда имеются в наличии документы, с которыми было бы желательно ознакомить хозяина дома.

Он поклонился, пряча лицо от Мары: ему было стыдно. Он чувствовал оскорбительную подоплеку своих слов: ведь они означали, что хозяин дома пренебрегает своими обязанностями.

От Мары не укрылось смятение управляющего.

Взяв Айяки на руки, она сказала:

— Тогда, я думаю, стоило бы послать писца в городской дом моего супруга… к трем часам пополудни.

Голос у нее при этом был сладким, как мед красной пчелы.

Джайкен постарался, чтобы его изумление не было слишком очевидным:

— Если ты считаешь это благоразумным, госпожа, так и будет сделано.

Мара отпустила его и увидела, что Накойя пожирает ее глазами, и в этих мудрых глазах светится мятежный блеск.

— Ты туговата на ухо, мать моего сердца, — мягко обратилась к ней хозяйка Акомы. — И в детской никогда не заходила речь о делах.

Няня быстро поклонилась, отчасти догадываясь о планах госпожи, однако представить себе намерения Мары во всей их полноте она не решалась даже в мыслях: это было слишком страшно. «И мне тоже страшно», подумала Мара и молча задалась вопросом: прислушается ли богиня мудрости к молитвам жены, которая умышленно провоцирует мужа, и без того известного своей раздражительностью и необузданным нравом?

***

Бантокапи с трудом оторвал голову от скомканных, влажных от пота подушек. Все перегородки были закрыты, но даже роспись, выполненная в алом, коричневом и желтом цветах, не могла полностью заслонить послеполуденное солнце, заливающее сад. Золотое сияние просачивалось в спальню, бросая теплый свет на сбившиеся простыни и на спящую Теани. Властитель Акомы вглядывался в округлую линию ее бедра, в полные губы, изогнутые в улыбке. Вот это женщина так женщина, подумал он. От ее наготы у него перехватывало дыхание; стройная фигурка Мары никогда не вызывала в нем такого волнения. Когда они только поженились, вожделение к жене говорило в нем довольно внятно; но теперь, отведав восторг, который даровала ему Теани, он понимал: его чувства к Маре проистекали из желания господствовать над дочерью знатного вельможи и вознаградить себя за то, что его опыт общения с женщинами был чрезвычайно скуден… до того как он стал властителем. Когда родился сын, он пытался вернуться к исполнению своего супружеского долга, но Мара при этом лежала неподвижно, как труп, а какой мужчина сохранит интерес к женщине, с которой и позабавиться нельзя?

Странные умственные увлечения Мары, ее любовь к поэзии и пристрастие к улью чо-джайнов вызывали у Бантокапи головную боль, и ничего больше. Зато с любовницей все обстояло по-другому. С молчаливым восхищением он загляделся на длинные ноги Теани. Простыня скрывала ее бедра и спину, но красновато-золотистые волосы, столь редкие в Империи, спадали с плеч ослепительной волной. К Бантокапи был обращен затылок Теани, но он хранил в воображении совершенство ее лица: полный чувственный рот, который доводил его до безумия, прямой точеный нос, высокие скулы и янтарные глаза, приковывавшие к себе восхищенные взгляды каждого встречного мужчины. Ее неотразимое обаяние заставляло Бантокапи сильнее ощущать мужское начало в самом себе, и его возбуждало даже медленное дыхание спящей возлюбленной. Он протянул руку, желая коснуться ее круглой упругой груди, и в этот момент кто-то постучал в дверь.

Ищущие пальцы Бантокапи сжались в кулак:

— Кого еще там принесло?..

От его громогласного выкрика Теани почти проснулась и приподнялась на локте.

— М-м-м? — проворковала она, тряхнув головой, чтобы отогнать сон, и река распущенных волос заструилась у нее по плечам. Теплый свет спальни омыл обнаженные груди. Бантокапи облизнул пересохшие губы.

Из-за перегородки послышался приглушенный голос слуги:

— Господин, гонец от твоего управляющего принес документы, чтобы показать их тебе.

Бантокапи уже подумал было встать, но тут на глаза ему попались торчащие соски Теани, и от благих намерений не осталось и следа. Он пробежался пальцами от груди до живота возлюбленной, и от щекотки она засмеялась. Это решило дело. Не в силах противостоять вспыхнувшей страсти, он рявкнул:

— Скажи ему, пусть придет завтра!

Слуга по ту сторону перегородки, видимо, некоторое время колебался, а потом робко проговорил:

— Господин, ты сам велел ему вернуться ровно через три дня.

Грациозно извернувшись, Теани что-то шепнула Бантокапи, а потом легонько укусила его за мочку уха, и тот немедленно заорал:

— Скажи, чтобы пришел завтра утром! Однако он тут же вспомнил, что на завтрашнее утро у него назначен борцовский поединок с сотником из Тускалоры:

— Нет, не утром, а в полдень! А теперь пошел вон!

Бантокапи подождал, пока затихли шаги удаляющегося слуги; подумал о тяжком бремени ответственности, которое вынужден влачить в силу своего высокого ранга, глубоко вздохнул и решил, что надо бы уделить часок-другой и радостям жизни. Из всех радостей жизни самая для него привлекательная находилась рядом и начала покусывать его плечо. Не то засмеявшись, не то заворчав, властитель Акомы привлек к себе наложницу.

***

Поздним утром следующего дня Бантокапи размашисто шагал по улицам Сулан-Ку, довольный собой и жизнью вообще. Он легко одолел сотника из Тускалоры и выиграл на этом изрядный заклад — тридцать центориев. Для властвующего господина такую сумму нельзя было считать очень уж значительной, но все равно приятно было слышать в кошельке звон полученных монет. В сопровождении двух молодых стражников из Акомы, разделявших его увлечение борьбой, он покинул переполненные народом главные улицы и, завернув за угол, направился к своему городскому дому. Но его воодушевление сразу померкло, когда он увидел, что на крыльце сидит Джайкен, а рядом стоят двое слуг, причем каждый из них держит большой кожаный ларец, доверху набитый пергаментами.

Бантокапи резко остановился:

— Ну, что у тебя, Джайкен, на этот раз?

Маленький хадонра поднялся на ноги и поклонился с совершеннейшим почтением, которое почему-то всегда раздражало хозяина:

— Господин, ты приказал моему посланцу явиться к тебе в полдень. Поскольку у меня были в городе другие дела, я и подумал, что сам занесу к тебе эти документы.

Бантокапи шумно вдохнул воздух сквозь стиснутые зубы и смутно припомнил, что накануне действительно сболтнул что-то подобное. Хмуро взглянув на хадонру, застывшего в смиренном ожидании, и на рабов, сгибающихся под тяжестью ларцов с документами, он махнул рукой:

— Ладно, несите это в дом.

Вскоре столы и столики, два обеденных подноса и почти каждый свободный просвет на полу были завалены кипами пергаментов. Бантокапи трудился, перебирая страницу за страницей, пока у него в глазах не зарябило от колонок цифр и от нескончаемых списков имущества. Нога у него начала дергаться, а потом и вообще онемела, хотя он и пытался массировать ее костяшками пальцев. Доведенный до белого каления, Бантокапи тяжело поднялся на ноги и заметил, что солнце уже склоняется к закату. День подходил к концу.

А Джайкен, не знающий усталости, подал ему следующий документ. Бантокапи уставился на пергамент слезящимися глазами:

— Это еще что?

— Как тут написано, господин. — Джайкен мягко указал на заголовок.

— Расчет запасов навоза нидр?.. — Бантокапи злобно отшвырнул пергамент. — Во имя всех богов на небесах, что за бред?

Джайкен не дрогнул:

— Не бред, господин. Такой подсчет необходимо выполнять каждый год. Ведь навоз — это удобрение для тайзовых полей, и если у нас его не хватает, мы должны докупить нужное количество, а если получился избыток — мы можем его продать.

Бантокапи поскреб затылок, и именно в этот момент отодвинулась стенная перегородка спальни. В проеме показалась Теани в небрежно накинутом халате, расшитом алыми птицами. Кончики ее грудей просвечивали сквозь ткань, а волосы в изысканном беспорядке ниспадали на плечо, намеренно оставленное открытым.

— Банто, ты еще долго будешь занят? Я должна одеваться для театра?

Откровенный соблазн ее улыбки заставил Джайкена покраснеть до корней волос. Теани послала ему дразнящий воздушный поцелуй, в котором было больше насмешки, чем шутливого приветствия. Бантокапи немедленно возгорелся ревнивой яростью:

— Хватит! — накинулся он на безответного хадонру. — Забирай свои списки нидрового дерьма, и таблички-доклады о заплесневевших шкурах, и сметы расходов на ремонт акведука к верхним пастбищам, и донесения об убытках из-за пожара на складе в Янкоре, и все это передай моей жене! Впредь не смей тут появляться, пока я не позову! Понятно?

Румянец сбежал с лица Джайкена, сменившись мертвенной бледностью:

— Да, господин, но…

— Никаких «но»! — Бантокапи рубанул рукой воздух. — Эти дела можно обсуждать с моей женой. Когда я тебя спрошу, ты представишь мне общую сводку того, что было сделано. А впредь, если кто-нибудь из служащих Акомы явится сюда с документами — все равно какими! — без моего вызова… я прибью его голову над дверью! Понятно?

Бережно прижав к груди пергамент с расчетами нидрового навоза, Джайкен склонился чуть ли не до земли:

— Да, господин. Все дела касательно хозяйства Акомы должны представляться на рассмотрение госпоже Маре, а доклады готовятся по твоему требованию. Без твоего приказа ни один слуга не имеет права подавать тебе документы для ознакомления.

Бантокапи моргнул, как будто был не вполне уверен, что именно к этому сводится смысл его грозной речи. Искусно играя на его замешательстве, Теани сочла момент подходящим, чтобы распахнуть свой халатик и остудить разгоряченное тело, подставив его дуновению прохладного сквознячка. Под халатом на ней ничего не было надето. Чувствуя, как кровь прихлынула к его чреслам, Бантокапи и думать забыл, что собирался уточнить значение собственных слов. Нетерпеливым жестом он отослал Джайкена и, наступая на кипы громоздящихся свитков, устремился в объятия своей подруги.

Джайкен с панической поспешностью собрал раскиданные таблички. Когда парочка удалилась в тень спальни, он расправил помятые документы, аккуратно сложил их по порядку в дорожные ларцы и лишь после этого возвратил слугам их ношу. Спустившись с парадного крыльца дома и направляясь к тому месту, где его ожидал эскорт из солдат Акомы, он услышал смех Бантокапи. Для многострадальных слуг так и осталосьнеизвестным, кто же из двоих — хозяин или хадонра — был в этот момент более счастлив.

***

Жизнь поместья понемногу вошла в спокойное русло повседневных летних забот. Служанкам уже не требовалось по утрам скрывать синяки. Подчиненные Кейока не выглядели такими задерганными, как раньше, и свист Джайкена, возвращающегося с пастбищ к своим перьям и пергаментам, снова стал сигналом, по которому можно было точно узнавать время. Прекрасно понимая, что эта тишь и благодать не более чем иллюзия, временный результат долгих отлучек ее супруга, Мара напоминала себе, что расслабляться нельзя. Сейчас дела обстояли прекрасно, но не приходилось рассчитывать, что куртизанка Теани вечно сможет удерживать Бантокапи вдали от дома. Нужно предпринять следующие шаги, и каждый из них будет опаснее предыдущего.

Направляясь к себе в спальню, Мара услышала голосок малыша Айяки. Она улыбнулась. Айяки рос не по дням, а по часам, сильный и улыбчивый. Теперь, когда он научился садиться в колыбели, он вовсю молотил плотными ножками, словно ему не терпелось начать ходить, и Мара не раз задумывалась, сможет ли старая Накойя управляться с ним, когда этот момент наступит. Надо уже сейчас подобрать для няни помощницу помоложе, решила она.

Мара вошла, в спальню — и застыла на месте. В темном уголке неподвижно сидел человек в запыленной изодранной одежде. Судя по священным символам, которыми был расшит балахон пришельца, он состоял в братстве нищенствующих монахов из ордена Сулармина, Защитника Слабых. Но как ему удалось проскользнуть мимо патрулей Кейока, через двор, полный снующих слуг, и оказаться в ее личных покоях? Мара уже набрала полную грудь воздуха, чтобы поднять тревогу. Однако монах опередил ее, сказав:

— Приветствую тебя, госпожа. У меня нет желания нарушать твой покой. Мне уйти?

При звуке знакомого голоса Мара так и ахнула:

— Аракаси!.. — Сердцебиение сразу улеглось, и она улыбнулась. — Останься, пожалуйста, и добро пожаловать домой. Твое появление, как всегда, удивило меня. Послали ли боги тебе удачу?

Мастер тайного знания потянулся, позволив себе развязать шнурки, которыми был скреплен его капюшон. Когда капюшон соскользнул к нему на колени, он улыбнулся в ответ:

— Мои странствия увенчались успехом, госпожа. Вся сеть восстановлена, и у меня набралось немало ценных сведений, чтобы сообщить их твоему супругу.

От неожиданности Мара моргнула. Ее радость мигом улетучилась:

— Моему супругу?

Видя, как она напряглась, Аракаси постарался как можно более тщательно подбирать слова:

— Да. До меня дошли слухи о твоем замужестве и о рождении сына. Если наш с тобой уговор остается в силе, я должен принести присягу верности перед священным камнем натами рода Акома. И тогда я буду обязан открыть все властителю Акомы.

Мара ожидала этого. Какие бы планы она ни строила, мысль о преданности Аракаси законному властителю порождала тяжелые предчувствия. Все ее надежды могли пойти прахом. Бантокапи способен наломать дров, кинувшись со своим бычьим неистовством в святая святых Игры Совета, но с него станется и передать мастера тайного знания в распоряжение хитреца Текумы. В этом случае ее враги из Анасати обретут такую силу, что ни одна семья не сумеет им противостоять. До сих пор она действовала так, словно этой опасности как бы и не существовало. Но теперь, когда настал час принимать решения, ставки казались устрашающе высокими.

Она быстро взглянула на часы, сработанные мастерами из улья чо-джайнов, и удостоверилась, что час еще ранний — солнце взошло только три часа тому назад. Она поспешно прикинула в уме свои возможности.

— Я думаю, тебе нужен отдых, — сказала она. — Используй время до полудня, чтобы отдохнуть и выкупаться, а после дневной трапезы я проведу необходимый обряд, чтобы ты мог присягнуть на верность натами Акомы. Потом ты должен отправиться в Сулан-Ку и представиться моему супругу и повелителю господину Бантокапи.

Аракаси сверлил ее проницательным взглядом; его пальцы снова и снова разглаживали на коленях монашеский балахон.

— Ты можешь пообедать здесь, вместе со мной, — добавила Мара с лучезарной улыбкой, которую он так хорошо помнил.

Выходит, брак никак не отразился на силе ее духа. Аракаси встал и поклонился с такой изысканностью, которая была вопиющим противоречием его убогой одежде.

— Как прикажешь, госпожа.

И бесшумной походкой он направился к бане у казарм.

События развивались после этого очень быстро. Сидя на подушках, наслаждаясь прохладой ветерка, влетающего через раздвинутые перегородки, Аракаси прихлебывал горячий чай, приготовленный из душистых трав и цветов.

Как и раньше, он восхищался остротой ума собеседницы, видя, как точно она схватывает суть принесенных им вестей. Он много успел рассказать ей о делах в Империи. Война в Туриле, которая закончилась несколько лет назад, привела к ощутимой потере престижа Имперского Стратега и его Партии Войны. Партия Синего Колеса и Партия Прогресса, объединив свои усилия, почти добились перемены курса имперской политики. Однако их конечная цель не была достигнута: открытие магического коридора в чуждый мир, Мидкемию, спутало все карты. Этот мир, населенный варварами, поражал воображение своим главным богатством — металлом. Разведчики находили повсюду металлические предметы, как видно изготовленные разумными существами, а затем выброшенные за ненадобностью, хотя каждое такое изделие, по имперским понятиям, стоило баснословно дорого: на вырученные за него деньги можно было бы весь год содержать целое поместье. Затем всякие сообщения почти перестали поступать: кампанию Имперского Стратега против этих варваров окружала строжайшая секретность. С тех пор как погибли отец и брат Мары, она утратила всякое представление о войне за Вратами. То, что происходило в варварском мире, знали в последнее время лишь те, кто примкнул к новому Военному Альянсу; им же доставались и все барыши.

Среди агентов Аракаси были и такие, которые имели доступ к секретам. Война развивалась удачно для Имперского Стратега, и даже самые убежденные сторонники Партии Синего Колеса теперь присоединились к силам вторжения в Мидкемию. Не скрывая воодушевления — он редко бывал таким, когда надевал на себя чужие личины, — Аракаси сумел дать Маре общую картину расстановки политических сил, но, как ей казалось, никакие подробности он не желал обсуждать ни с кем, кроме властителя Акомы.

Мара, со своей стороны, изображала перед ним верную и послушную жену, пока чай не был выпит до донышка; даже Аракаси, известный своим неизменным аппетитом, судя по всему, насытился. Взгляд Мары на часы можно было бы счесть в достаточной мере случайным, когда она обратилась к мастеру:

— День проходит. Может быть, отправимся к священной роще и приведем тебя к присяге, чтобы ты мог явиться к моему супругу в Сулан-Ку?

Аракаси поклонился и встал на ноги; от его взора не укрылась легкая дрожь в голосе Мары. Он прямо взглянул ей в глаза, и в их темных глубинах прочел решимость, в которой и хотел убедиться. К этой женщине он питал глубочайшее уважение со времени их похода к королеве чо-джайнов. Она завоевала его доверие, и именно поэтому он двинулся вперед, чтобы присягнуть на верность и препоручить свою честь какому-то незнакомому властителю.

Обряд был простым и коротким; единственное его отличие от обычной церемонии такого толка заключалось в том, что Аракаси принес присягу не только за себя, но и за своих агентов. Маре казалось странным, что у Акомы имеются верные сподвижники, чьи имена ей неизвестны, однако, с другой стороны, кто может отдать свою жизнь, защищая честь хозяина и хозяйки, которых они и в глаза не видели?

Без долгих предисловий Мара перешла к делам практическим.

— Аракаси, когда пойдешь представляться моему мужу… явись туда в обличье слуги. Скажи ему, что тебе нужно обсудить с ним отгрузку нидровых шкур для продажи изготовителям шатров в Джамаре. Тогда он сможет понять, что разговор с тобой не сулит опасностей. В городском доме есть слуги, которые лишь недавно состоят у нас на службе, и нашему господину приходится соблюдать осторожность. Он даст тебе распоряжения насчет твоих дальнейших действий.

Аракаси отвесил поклон и удалился. Косые тени легли на дорожку, ведущую к Имперскому тракту. Мара неподвижно сидела, прикусив губу; в ее душе боролись темные предчувствия и горячее упование. Если она правильно рассчитала время, то Аракаси потревожит своего нового хозяина именно в такой час, когда тот достигает вершины страсти в объятиях Теани. Весьма вероятно, что мастера тайного знания ожидает совсем не такой прием, на который он рассчитывает… если только ее муж не пребывает в благодушном состоянии духа, совсем ему не свойственном. Растревоженная, взволнованная, устрашенная мыслью о хрупкости опор, на которых зиждется здание ее надежд, Мара отослала поэта, приглашенного ранее для чтения своих сочинений: красота его возвышенных строф пропала бы впустую, ведь слушательница вряд ли сейчас сумела бы оценить их по достоинству.

Весь конец дня Мара провела в благочестивой отрешенности.

Медленно тянулись часы. Стада нидр перегнали в хлева с пастбищ; и пролетели шетры, возвещая наступление ночи.

Когда помощник садовника зажег фонари на внутреннем дворике у крыльца, вернулся Аракаси. Он был еще грязнее, чем утром, и было видно, что у него стерты ноги. Даже в полумраке спальни, где Мара уже собиралась отходить ко сну, на щеке мастера отчетливо виднелся большой красный рубец от удара. Мара молча подала служанкам знак удалиться, а посыльного отправила за холодными закусками, тазом и полотенцем для легкого омовения. Затем попросила мастера присесть.

Стук сандалий удаляющегося посыльного затих на галерее. Оставшись наедине с госпожой, Аракаси поклонился, как того требовал этикет.

— Госпожа, твой супруг выслушал мое шифрованное приветствие, после чего пришел в неописуемую ярость. Он ударил меня и закричал, что с любым делом, какое у меня есть, надлежит обращаться к Джайкену и к тебе.

Мара выдержала его пронизывающий взгляд с полнейшим бесстрастием, видимо ожидая продолжения. После небольшой паузы продолжение действительно последовало:

— Там присутствовала женщина, и он казался весьма… озабоченным. В любом случае твой муж — великолепный… актер. Или же он вообще ничего не разыгрывал.

Лицо Мары хранило то же невинное выражение:

— Муж перепоручил мне многие обязанности, касающиеся ведения нашего хозяйства. Что ни говори, до его прибытия сюда властвующей госпожой была я.

Аракаси был не из тех, кого легко обвести вокруг пальца.

— Когда Игра Совета входит в дом, умный слуга не играет, — ответил он поговоркой. — По сути, я должен в точности исполнять любое приказание моего господина; вот я и буду держаться такого правила, пока мне не укажут, в чем я не прав. — Тут его взгляд стал холодным. — Но я верен Акоме. Мое сердце принадлежит тебе, Мара из Акомы, потому что тебе я обязан счастьем носить цвета достойного дома. Но долг повелевает мне повиноваться моему законному властителю. Предавать его я не стану.

— Ты сказал лишь то, что честь диктует верному слуге, Аракаси. — Мара улыбнулась; предупреждение мастера тайного знания неожиданно порадовало ее.

— У тебя остались какие-либо сомнения насчет пожеланий Моего мужа?

Раб принес поднос со снедью. Аккуратно выбрав пирожок с мясом джайги, Аракаси ответил:

— По правде говоря, они бы у меня остались, если бы я не видел женщину, с которой он… разговаривал, когда я пришел.

— Что ты имеешь в виду?

Мара нетерпеливо дожидалась, пока он прожует и проглотит кусок.

— Теани. Я ее знаю. — Не меняя тона, Аракаси пояснил:

— Она — агент властителя Минванаби.

Мара похолодела.

— Об этом никому ни слова, — сказала она, помолчав.

— Понимаю, госпожа.

В беседе возникла пауза, которой Аракаси не преминул воспользоваться, чтобы приналечь на еду. Во время своих путешествий он заметно отощал, а сегодня с рассвета прошагал много лиг. Чувствуя свою вину перед ним еще и за побои, доставшиеся ему от разгневанного Бантокапи, Мара предоставила мастеру возможность поесть досыта, прежде чем потребовать от него подробных рассказов.

Когда же он наконец приступил к повествованию, ее усталость как рукой сняло. С сияющими глазами она слушала, как разворачивал он перед ней широкое полотно интриги, как обрисовывал скупыми словами дебри имперской политики или сообщал забавные короткие истории о том, что и где случилось. Вот для чего она была рождена на свет! Когда вечер опустился на землю и луна поднялась над садом, в уме у Мары начали складываться отчетливые картины и новые планы. Она прерывала рассказчика вопросами, и быстрота ее выводов порождала у Аракаси благодатное ощущение, что труды его были не напрасны. Наконец он служил хозяйке, которая умела оценить тонкости тайного дела — дела всей его жизни. С этого момента ее энтузиазм будет порождать в нем непреходящее стремление оттачивать свое искусство. Когда люди из его сети воочию убедятся, что мощь Акомы растет, они будут знать, что в этом есть и их заслуга; они будут вправе испытывать гордость, какая была им неведома на службе у властителя Тускаи.

Явились рабы, чтобы заправить лампы. Когда свет залил комнату, Мара поразилась тому, как изменилась даже осанка Аракаси. «Что за сокровище этот человек! — подумала она. — Его таланты делают честь дому Акома».

Еще долго она выспрашивала его новости и соображения, но даже его редкостная наблюдательность не уловила смятения, которое терзало хозяйку. Да, теперь у нее в руках имелись необходимые средства, дабы вступить в игру и найти способ отомстить за гибель отца и брата. Но нельзя сделать ни одного шага, нельзя воспользоваться ни одной крупицей знаний, принесенных ее собеседником, пока Акомой правит Бантокапи. Когда Аракаси наконец удалился, Мара долго еще сидела, устремив невидящий взгляд на обглоданные птичьи косточки, разбросанные на подносе. Она провела всю ночь в мрачных раздумьях и до самого рассвета не могла заснуть.

***

Наследующее утро, ближе к полудню, прибыли гости. В процессии, приближающейся к дому, Мара насчитала семь носилок. Ей были известны цвета доспехов у эскорта, но радости она отнюдь не испытала. Вздохнув, Мара послала служанку за подобающим одеянием, в котором хозяйка могла бы приветствовать гостей. День будет потерян, но ничего не поделаешь: честью и гостеприимством Акомы поступиться нельзя. Когда первые носилки достигли площадки перед домом, Мара уже была готова ко встрече их пассажира. Ее сопровождали три служанки; вышедшая из другой двери Накойя присоединилась к госпоже, когда первый гость поднялся со своих подушек.

Мара церемонно поклонилась:

— Господин Чипака, какая честь для нас!

Иссохший старец прищурил подслеповатые глаза и попытался выяснить, кто же его приветствует. Поскольку он и на ухо был туговат, слов Мары он также не расслышал. Он придвинулся к молодой девушке, оказавшейся к нему ближе других, и зычным голосом возвестил:

— Я властитель Чипака из Джандавайо, девица. Моя жена, и моя мать, и мои дочери прибыли, чтобы повидаться с твоим господином и твоей госпожой.

Мару он принял за одну из служанок. С трудом сдерживая смех, хозяйка Акомы не сочла нужным обижаться на старца. Приблизившись к нему почти вплотную, она громко представилась:

— Я Мара, жена властителя Бантокапи, господин. Чему мы обязаны честью видеть вас у себя в доме?

Но дряхлый патриарх уже посвятил все свое внимание хрупкой старушке еще более древнего вида: ей вполне могло быть лет сто или около того. Ее извлекали из паланкина столь бережно и с такими предосторожностями, как будто она была драгоценным яичком с тончайшей скорлупой. В знак почтения к ее преклонному возрасту Мара отрядила на помощь своих служанок. Никаких изъявлений благодарности со стороны гостьи не последовало. Сморщенная, с торчащим носиком-клювом, напоминавшая ощипанную птицу, она просто села на землю между двумя поддерживающими ее девушками. Тем временем из остальных носилок выгрузились другие женщины, каждая из которых являла собой близкое подобие своей бабушки… хотя и помоложе; их голоса сливались в непрерывное гудение, словно осиный рой клубился в спокойном воздухе летнего утра. Окружив свою древнюю родоначальницу, они сразу же начали болтать все одновременно. Такое вторжение в дом само по себе уже было нешуточным испытанием выдержки, однако Мара ничем не выдала своего неудовольствия.

Шаркая и прихрамывая, старец придвинулся к Маре, чем и воспользовался, с блудливой улыбкой похлопав ее пониже спины. Ее негодования он, похоже, не заметил.

— Знаешь, девочка, я никак не мог присутствовать на свадьбе твоей госпожи. Мои поместья находятся близ Янкоры, это очень далеко отсюда, а моя матушка тогда прихворнула.

Он махнул рукой в сторону сухонькой старушки, которая теперь уставилась в пространство ничего не выражающим взглядом. Тем временем ее внучки наперебой поносили неповоротливость служанок, которые обихаживали древнюю карлицу. К кружку этих кудахтающих цыпочек присоединилась женщина из последних носилок. Одетая в платье из шарсао с нарядной вышивкой, она усиленно размахивала веером. Судя по возрасту, это была супруга властителя Джандавайо.

Старец настойчиво дергал Мару за рукав:

— Мы держали путь на север, к Священному Городу, вот и оказались в ваших краях, ну, мы оставили нашу барку в Сулан-Ку и отправились навестить вашего властителя… как бишь его… Я, видишь ли, старый друг его отца. — Разговорчивый патриарх заговорщически подмигнул Маре. — Моя жена, если хочешь знать, очень крепко спит. Загляни-ка ты ко мне попозже, девочка.

Он сделал попытку погладить руку Мары, полагая, что это получится весьма соблазнительно, но его собственная рука так тряслась, что он промахнулся.

В глазах Мары вспыхнул злорадный огонек. Хотя гость был омерзительно похотлив и изо рта у него скверно пахло, она едва сдержала свой восторг:

— Ты хочешь повидаться с властителем Акомы? Тогда, господин мой, я боюсь, тебе придется вернуться в город: наш хозяин, властитель Бантокапи, пребывает сейчас в своей городской резиденции.

Старец бессмысленно заморгал, и Мара услужливо повторила свое сообщение, насей раз как можно громче.

— О-о… Ну как же, как же… Его городская резиденция…

Он опять уставился на Мару, а потом дернул головой и замахал рукой своей свите.

Увлеченные болтовней женщины не заметили, как рабы вновь собрались у носилок. Носильщики, которым был доверен паланкин старушки, решительно развернули его задом наперед и, подхватив свою крошечную подопечную, повлекли ее снова на дорожные подушки. Не внимая ее сердитым сетованиям, любящий сын закричал:

— Поехали, поехали, матушка, мы возвращаемся в город!

И девушки, и их мать визгливо запротестовали, поняв, что им снова предлагают усаживаться в паланкины. Они всячески тянули время, надеясь, что хозяйка Акомы предложит им угощение, но глухой властитель Чипака не обращал внимания на их гомон. Поскольку он выразил столь явное желание как можно скорее навестить властителя Бантокапи, Мара решила не задерживать его отбытие. Удостоверившись, что древнюю матрону и весь ее выводок благополучно рассадили по местам, она даже любезно приставила к ним мальчика-провожатого, чтобы он показал господину Чипаке кратчайший путь к городскому дому ее супруга.

Властитель Джандавайо с отсутствующим видом помахал рукой и забрался в паланкин, который разделял со своей родительницей. Одной рукой придерживая занавески, он после недолгой паузы провозгласил:

— И передай своей хозяйке, милашка, что я был чрезвычайно огорчен, не застав ее.

Мара не замедлила с ответом:

— Непременно передам, господин.

Рабы наклонились и подняли на плечи шесты носилок. Процессия уже двинулась по дороге к Имперскому тракту, когда Накойя заметила:

— Госпожа, наш повелитель Банто будет в ярости.

Мара провожала взглядом удаляющуюся свиту и быстро прикидывала в уме: если старушка плохо переносит тряску и способна путешествовать только при медленном шаге носильщиков, визитеры прибудут к Бантокапи примерно через час после его возвращения в постель Теани.

— От всей души надеюсь на это, Накойя! — выразительно ответила няне хозяйка Акомы.

Она вернулась в свои покои, где ее дожидались карты Империи и документы. Накойя в остолбенении проводила взглядом свою питомицу, гадая, по какой такой причине молодая госпожа навлекает на себя гнев этого грубого скота, который стал ее мужем.

***

Спустя три дня, не обращая внимания на присутствие Накойи и других слуг, Бантокапи без предупреждения ворвался в покои жены. При виде его грязных сандалий Мара невольно содрогнулась. Однако именно эта пара была предназначена только для ходьбы: на ней не было шипов, необходимых для занятий борьбой или фехтованием.

— Как ты посмела допустить, чтобы этот старый пень со своими клушами являлся ко мне в городской дом! — прямо с порога разразился руганью властитель Акомы. Служанки в углах комнаты сжались от страха.

Мара потупилась… то ли от раскаяния, то ли не желая показывать, как позабавила ее эта характеристика властителя Джандавайо.

— Мой супруг недоволен?

Бантокапи уселся перед ней на циновку с самым мрачным видом:

— Женщина, этот глухой тупица когда-то дружил с моим дедом! Он почти выжил из ума! Он, по-моему, так и не расстался с иллюзией, что мой родитель был другом его детства, а я — это Текума из Анасати. А его матушка и того хуже — это же почти труп, а он повсюду таскает ее за собой. Боги, да ведь ей, должно быть, уже сотня годков набежала. И все, на что она способна, это пялиться по сторонам, пускать слюни и пачкать циновки, на которых сидит! А господин Чипака все время с ней заговаривает, и вся их компания тоже — жена, дочки, даже слуги! Отвечать она и не думает, а они воображают, что она отвечает! — Похоже было, что от одного воспоминания об этом визите он распалился еще больше. — А теперь я хочу узнать, какая безмозглая служанка послала их ко мне в город? Чипака помнит только одно — что у нее груди большие!

Мара с трудом сдержала улыбку. Возможно, близорукому властителю Чипаке ее груди показались большими, потому что он чуть ли не упирался в них носом, разговаривая с ней. Заметив, как покраснела его жена, и заподозрив, что она над ним насмехается, он заорал так, что задрожали стены:

— И он щупал мою… горничную! Прямо у меня на глазах протянул руку и… ущипнул ее! — Разозлившись не на шутку, Бантокапи вскочил на ноги и потряс кулаками в воздухе:

— И они торчали у меня два дня! На два дня мне пришлось уступить собственные покои этому дураку и его жене. Моя… горничная Теани была вынуждена перебраться в ближайшую гостиницу. Старый потаскун лапал ее не переставая!

Тогда Мара села попрямее и подлила масла в огонь:

— О Банто, тебе следовало бы позволить ему позабавиться с девушкой. Ну, кто она такая? Просто служанка; а если престарелый властитель в столь преклонном возрасте еще сохранил такую способность… он мог бы хоть развлечься, и тебе не пришлось бы придумывать, чем его занять.

Бантокапи побагровел:

— Только не в моем доме! Ух, если бы я только нашел эту грудастую дуреху, которая послала Джанда-вайо ко мне в Сулан-Ку, я бы своими руками с нее шкуру содрал!

По контрасту с громогласными выкриками Бантокапи ответ Мары прозвучал особенно кротко:

— Банто, ты ведь сам сказал: если кто-нибудь явится в гости, то мы должны сразу отправить его в твой городской дом, чтобы он не терял здесь время в ожидании. Я уверена, что Джайкен передал это распоряжение всем слугам, и каждый из них поступил бы точно так же.

Бантокапи прекратил метаться по комнате и застыл, стоя на одной ноге и поджав другую, как птица шетра. Эта поза могла бы показаться смешной, если бы в ней не чувствовалось напряжение и готовность накинуться с кулаками на первого попавшегося. Однако, взяв себя в руки, он заявил:

— Что ж, я сделал ошибку. Но с этого момента никого ко мне в город не посылай, если я заранее не дам на это согласия.

Раскаты отцовского голоса в конце концов разбудили Айяки, и малыш забеспокоился. Мара сразу же перевела все свое внимание на сына, но услужливо переспросила, словно желая убедиться, правильно ли она поняла новое распоряжение:

— Никого?

Взбешенный Бантокапи снова забегал по комнате:

— Никого! Если даже притащится какой-нибудь важный господин из Высшего Совета — может подождать!

Младенец захныкал. Брови Мары слегка приподнялись:

— Но, конечно, это не относится к твоему отцу?

— Эй, кто-нибудь, унесите отсюда ребенка! — взорвался Бантокапи.

Повинуясь жесту негодующего хозяина, Миса подбежала, чтобы взять младенца из материнских рук. Бантокапи пнул ногой подушку так, что она вылетела за дверь и закачалась на поверхности декоративного пруда с рыбками. Дав таким образом выход раздражению, он вернулся к прерванному разговору:

— Отец меня за дурака держит и воображает, что я всегда буду перед ним на задних лапках плясать. Так вот, пусть сам на задних лапках до реки допляшет и там помочится! Акома ему не подчиняется, и тут он командовать не будет!..

— Бантокапи смолк; его лицо еще больше потемнело. — Нет, я не хочу, чтобы он потравил мою рыбу. Скажи ему, пусть отойдет ниже по течению, подальше от моих земель, а уж потом пусть мочится в реку!

Мара спрятала руки под складками платья:

— Но, несомненно, если Имперский Стратег…

Бантокапи не дал ей договорить:

— Если сюда прибудет Имперский Стратег собственной персоной — даже и его не смей посылать в мой городской дом!

Мара пожирала супруга глазами — не то потрясенная, не то усмотревшая в происходящем нечто забавное. С каждой минутой Бантокапи все больше входил в раж. Два дня он крепился, вынужденный терпеть общество властителя Джандавайо, но уж теперь-то не намеревался обуздывать себя.

— Даже и Альмеко может самым распрекрасным образом дождаться моего возвращения. Если он не пожелает ждать меня здесь, то может расположиться в хлеву, вдруг ему там больше понравится. А если я не вернусь в день его прибытия — ну что ж, пускай ночует в нидровом дерьме, я не возражаю… так ему и передай.

Мара прижалась лбом к полу… то был почти поклон рабыни:

— Да, господин мой.

Такая покорность обезоружила рассвирепевшего супруга, у которого просто руки чесались от неукротимого желания вышибить из кого-нибудь дух. Однако стремление покуражиться не угасло:

— И вот еще что. Все эти сообщения, которые ты мне присылаешь без всякой надобности. Я желаю положить этому конец. Я провожу в усадьбе достаточно времени, чтобы проследить за делами у себя в поместье. А эти слуги, которые таскаются в город с утра до вечера, — от них мне только лишнее беспокойство. Поняла?

Он стремительно наклонился и, схватив жену за ворот, рывком заставил ее выпрямиться. Полузадушенным голосом она ответила:

— Ты не хочешь, чтобы тебя беспокоили, и запрещаешь пересылать тебе какие бы то ни было сообщения.

— Вот именно! — гаркнул Банто прямо ей в лицо. — Когда я отдыхаю в городе, я не желаю, чтобы меня беспокоили по любой причине. Если ты опять отправишь ко мне слугу, я убью его, прежде чем он успеет передать мне твое поручение. Поняла?

Он слегка встряхнул ее.

— Да, господин мой. — Мара предпринимала слабые попытки высвободиться. Ее домашние туфли едва касались пола. — Но тут есть вот какое дело…

Бантокапи грубо оттолкнул ее назад, и она, споткнувшись, упала на подушки.

— Довольно! Слышать больше ничего не желаю!

Мара героически заставила себя подняться:

— Но, супруг мой…

Бантокапи топнул ногой, наступив при этом на подол платья Мары. Послышался треск рвущейся ткани, и Мара сжалась от страха, пытаясь руками защитить лицо. Он взревел:

— Я сказал, довольно! Ни слова больше! С делами пусть управляется Джайкен. Я возвращаюсь в город немедленно. Не беспокой меня ни по какому поводу!

Последний раз топнув ногой, он круто развернулся и покинул ее покои. Когда его шаги затихли, можно было услышать издалека плач Айяки.

Выждав ровно столько, сколько позволяли приличия, Накойя поспешила к хозяйке, хотя сама еще дрожала с перепуга. Помогая Маре подняться, она шепнула:

— Госпожа, ты ничего не сказала своему супругу о послании от его отца.

Мара потерла краснеющий кровоподтек на бедре.

— Ты же видела, Накойя. Мой супруг и повелитель не оставил мне ни единого шанса, для того чтобы сообщить об этом послании.

Накойя так и села на пятки. Кивнув с самым зловещим видом, она подтвердила:

— Да, госпожа, это так. Господин Бантокапи и впрямь не дал тебе возможности сказать хоть слово.

Мара разгладила разорванное платье, выразительно глядя на изукрашенный узорами свиток, который был доставлен в поместье утром. В этом свитке содержалось уведомление о предстоящем прибытии в Акому ее свекра и его наизнатнейшего спутника Альмеко, Имперского Стратега страны Цурануани. И тогда, позабыв о синяках — они не шли ни в какое сравнение с гнусностью полученных ею распоряжений, — она улыбнулась.

Глава 10. ИМПЕРСКИЙ СТРАТЕГ

Озабоченная, как и все домочадцы, в преддверии грядущего визита, Накойя разыскивала свою госпожу по всем коридорам, где царила суматоха последних приготовлений. Художники промывали и сушили кисти — они обновили роспись ширм и перегородок. Слуги сновали из кухонь в зал и обратно, вынося блюда и напитки, специально привезенные из других стран в угоду утонченным вкусам гостей. Накойя, беспрестанно ворча, с трудом пробиралась сквозь эти толпы. Ее старые кости ныли от толчеи в доме. Она вовремя увернулась от носильщика, тащившего огромную груду подушек, и наконец обнаружила хозяйку в господском саду. Мара сидела под сенью плодового дерева йо, а рядом сладко спал в корзинке ее маленький сын. Руки молодой матери покоились на одеяльце, на котором она вышивала сказочных животных для своего ненаглядного Айяки. Работа была далека от завершения, и Накойе не составило труда догадаться, что в долгие послеполуденные часы Мара не слишком усердно орудовала иглой. Старая нянька не впервые задавалась вопросом, что же именно затевает теперь ее госпожа. По привычке, обретенной после воцарения Бантокапи, она молча поклонилась.

— Что-нибудь новое о наших гостях? — мягко спросила Мара.

— Да, госпожа.

Накойя внимательно смотрела на нее, но не обнаружила и следа волнения на лице молодой женщины, откинувшейся на подушки. Черные волосы, тщательно расчесанные до лакового блеска, были аккуратно собраны и сколоты драгоценными украшениями. Платье из великолепной ткани было роскошным, но без нарочитой броскости. Когда она подняла на Накойю взгляд, выражение ее обсидиановых глаз угадать было невозможно. Старая нянька сухо доложила:

— Свита Анасати достигла границы владений Акомы. Наш скороход насчитал четыре паланкина, две дюжины челядинцев и две роты воинов: одна — под знаменем Анасати, вторая — Имперские Белые. Среди них — шестеро офицеров высоких рангов, для них надо выделить отдельные покои.

Мара с неожиданной торопливостью отложила в сторону незаконченную работу.

— Надеюсь, Джайкен обо всем позаботился?

Накойя неохотно кивнула:

— Он — прекрасный хадонра, госпожа. Работу свою знает, за ним даже и присмотра не требуется. Наш господин должен бы по достоинству оценить такие качества: ведь он так часто бывает поглощен своими делами в городе.

Но Мара не сочла нужным показать, что поняла горький намек. Оборвав беседу, она жестом отпустила свою преданнейшую служанку.

Затем, громко хлопнув в ладоши, призвала к себе горничную и велела поручить Айяки заботам дневной няни. Другая служанка принесла усыпанную драгоценностями пышную накидку — специальное одеяние, приличествующее церемонии приветствия знатных гостей. Мара терпеливо стояла на месте, стойко перенося процедуру облачения; ее лицо при этом напоминало застывшую маску. К тому моменту, когда она была полностью готова к встрече с Имперским Стратегом, князем Альмеко, и с Текумой, властителем Анасати, Мара казалась девочкой, наряженной в костюм величественной госпожи, и только взгляд ее был твердым как кремень.

Кейок, Джайкен и Накойя также были наготове. На Кейоке сверкали парадные латы, украшенные мелодично позвякивающими металлическими завитками. Такие доспехи были совершенно непригодны для сражений, но выглядели необычайно красиво. Обязательный для церемониала костюм дополняли шлем с плюмажем и меч в ножнах с кожаной бахромой. Его адъютант Папевайо блистал таким же великолепием. Все воины гарнизона, не стоявшие сейчас на своих постах, были собраны и выстроены для встречи почетных гостей; зеленый лак на их латах сверкал в лучах заходящего солнца. С самым горделивым видом они наблюдали, как имперские гвардейцы, пройдя между стенами заново покрашенной ограды, вступили в сад, где в честь столь важного события недавно были высажены новые цветы и кустарники. Паланкины, находившиеся в центре кортежа, уже приближались к дому, когда Мара присоединилась к группе своих приближенных.

Она и в былые годы нередко становилась свидетельницей приема важных гостей в доме, и порядок церемонии был ей знаком, но никогда прежде у нее не увлажнялись ладони от волнения при совершении всех положенных формальностей.

Гулким топотом наполнилась площадка перед парадным входом дома, когда по ней двинулась первая рота воинов. Впереди шли Имперские Белые самого Стратега, поскольку именно он был старшим по рангу среди прибывших. Кейок выступил вперед и поклонился офицеру с плюмажем на шлеме — командиру первой роты. Затем, когда Мара отошла от группы встречающих, он направил гостей-офицеров в предназначенные для них апартаменты. Во дворе остались отборные телохранители, готовые оказать любую услугу своему господину. Почувствовав, как у нее пересохло во рту, Мара отметила, что князь Альмеко оставил при себе шестерых воинов — наибольшее число стражников, на которое имел право по рангу. Яснее любых слов Стратег дал ей понять, что его визит в Акому — не дань чести этому дому, а любезность, оказанная союзнику — Текуме, властителю Анасати. Легким движением руки Мара приказала Папевайо оставаться на месте; присутствие командира авангарда в церемониальных доспехах послужит ответным уведомлением, что она не намерена проявлять слабость перед лицом столь высоких особ: Акома не потерпит, чтобы к ней относились с пренебрежением.

— Госпожа, — прошептала Накойя настолько тихо, что никто другой не смог бы разобрать ее слова, — умоляю, во имя богов наших, помни об осторожности: вызывающая смелость — опасная манера держаться для госпожи в отсутствие ее властвующего супруга.

— Буду помнить, — прошептала Мара, ничем больше не обнаружив, что она вообще услышала это предупреждение.

Затем появились другие паланкины, сверкающие отделкой из драгоценного металла. Носильщики Имперского Стратега были подпоясаны широкими кушаками с кисточками; кушаки заметно потемнели от пота и дорожной пыли. Его слуги щеголяли ливреями, расшитыми бисером; все они были одного роста и с одинаковым цветом кожи. Далее под желто-красным стягом властителя Анасати проследовал его почетный эскорт. Слуги этого вельможи также поражали роскошью одежд; ведь властитель Анасати, подобно многим своим соотечественникам, стремился затмить тех, кто выше его по рождению, бьющими в глаза свидетельствами богатства.

Приглядываясь к металлическим украшениям, сверкавшим и звеневшим при каждом движении паланкина, Мара размышляла с угрюмым злорадством: если бы носильщики поскользнулись и уронили свою ношу в реку, впечатляющее снаряжение ее свекра потянуло бы его на дно словно камень. Впрочем, лицо Мары оставалось бесстрастным все то время, пока гости заполняли площадку.

Носильщики опустили паланкины наземь и дружно отступили в сторону, в то время как личные слуги вельмож ринулись раздвигать занавески и помогать господам подняться с подушек и ступить на твердую почву.

Стоя между своими приближенными, Мара в течение некоторого времени спокойно наблюдала за происходящим: необходимо было предоставить гостям возможность выбраться из паланкина, встать на ноги, расправить одежды и придать своими фигурам должное достоинство, прежде чем приветствовать хозяйку. Так как Имперский Стратег отличался некоторой тучностью, а его одеяние включало широкие и длинные кафтаны с поясами, увешанными скопищем разнообразных боевых наград, его слугам пришлось немало повозиться. Мара успела мельком заметить, что властитель Анасати даже вытянул шею, чтобы насладиться этой досадной заминкой. Известие об отсутствии Бантокапи заставило свекра раздраженно нахмуриться; однако морщины быстро разгладились, когда он вспомнил о необходимости соблюдать этикет. Мара догадалась, что, обмахиваясь веером, Текума гневным шепотом говорил что-то по этому поводу своему первому советнику, Чимаке. Ощущение тревоги, охватившее Мару, нарастало с каждым мгновением.

— Госпожа, будь внимательна, — едва слышно шепнула ей Накойя.

Мара отвела взгляд от врага своего отца и увидела, что Калеска — первый советник Имперского Стратега — уже выступил вперед, чтобы склониться перед ней в поклоне.

Она поклонилась в ответ и произнесла:

— Добро пожаловать в Акому.

Следом за Калеской приблизился Имперский Стратег, окруженный воинами и слугами. Мара заученно произнесла традиционное приветствие:

— Все ли у вас благополучно?

Она одаряла каждого гостя пожеланиями радости и довольства. Но, обмениваясь с ними любезностями, все время ощущала замешательство князя Альмеко, также заметившего отсутствие властителя Акомы.

Мара жестом приказала слугам отворить двери господского дома. Имперский Стратег обменялся взглядами с властителем Анасати; затем, как бы разделяя беспокойство своего господина, первый советник властителя Анасати Чимака начал судорожно теребить ткань своей одежды.

Мара, снова поклонившись, отступила, освобождая гостям проход во внутренние покои. Пока они проходили мимо, она стояла с кротким видом, если не считать момента, когда властитель Текума яростным шепотом потребовал ответа, куда подевался Бантокапи. Выдержав точно рассчитанную паузу, Мара подняла руку к груди, чтобы поправить брошь, скреплявшую края мантии. При этом звяканье многочисленных нефритовых браслетов успешно заглушило его вопрос. И, поскольку Имперский Стратег тут же своим зычным голосом повелел, чтобы слуга подал прохладительные напитки, у ее свекра не осталось времени для повторения вопроса, который на этот раз привлек бы внимание окружающих. С плохо скрытым негодованием Текума проследовал в просторный зал за своим спутником. Там по указанию Мары уже играли музыканты, а слуги разносили подносы с нарезанными фруктами для освежения уставших гостей.

Войдя вместе со всеми в дом, Накойя вовлекла Калеску и Чимаку в разговор о том, сколь плачевно состояние некоторых дорог в Империи и какие трудности претерпевает от этого торговля Акомы. Мара тем временем искусно создавала впечатление, что ее основная забота — неусыпное наблюдение за слугами. Которым было поручено выполнять малейшие прихоти Стратега. Затем, проявив не меньшую изобретательность, используя непомерное тщеславие князя Альмеко, она вдохновила его на пространное повествование о происхождении каждой боевой награды, висевшей у него на поясе. А так как многие ордена были получены его предками, а новейшие — отняты у варваров во время набега на вражеские земли в Мидкемии, за Звездными Вратами, пояснения Стратега растянулись надолго.

Красноватый вечерний свет уже просачивался сквозь стенные перегородки. Текума, захмелев от первого же кубка вина, молча распалялся от ярости. Отсутствие сына явно выводило его из себя: ведь целью нынешнего визита была церемония представления внука — ритуал, по традиции совершаемый отцом ребенка, главой семьи. Текума, как и Мара, прекрасно сознавал: рассказы Стратега — не что иное, как великодушный способ выиграть время, отдалить тот момент, когда придется объяснять, почему их не встречает сам Бантокапи. Возможно, Стратег хотел избавить влиятельного союзника от неизбежного стыда, если дело дойдет до извинений перед высоким гостем. Альмеко нуждался в поддержке Имперской Партии для усиления Военного Альянса, и любое событие, вызывающее расхождение интересов Имперского Стратега и властителя Анасати, оказалось бы политически крайне нежелательным. Каждая прошедшая минута увеличивала долг Анасати перед Стратегом, проявляющим такую доброту. О том же молча думал и Чимака. Он маскировал свое раздражение неумеренным поглощением пищи, не замечая, что в течение часа слуги поставили перед ним уже третий полный поднос.

Воспоминания Имперского Стратега не иссякали до самого заката: Мара внимала, как зачарованная, не переставая осыпать рассказчика комплиментами столь льстивыми, что от них даже рыба могла бы покраснеть. Однако в должный момент благодарная слушательница хлопнула в ладони. По этому сигналу в зал вбежали слуги и раздвинули перегородки западной стены. Момент был рассчитан точно, и гости смогли насладиться несравненным зрелищем — вечерним полетом шетр, чьи чистые, звонкие голоса на время заглушили беседу. Когда же эти голоса наконец смолкли вдали, вышла новая группа слуг, чтобы препроводить гостей к пиршественному столу, где их ожидали роскошные яства. Однако теперь уже всем было очевидно, что гостеприимство Мары — это просто уловка, отчаянная попытка отвлечь внимание гостей от надвигающегося скандала.

— Где мой сын? — прошипел сквозь сжатые зубы Текума, но тут же изобразил на лице ледяную улыбку, стоило только Стратегу взглянуть в его сторону.

Мара, точно заговорщику, подмигнула свекру:

— Главное блюдо сегодня — самое любимое лакомство Бантокапи, но оно быстро портится, если долго стоит на столе. Повара трудились целый день и очень надеялись вам угодить. К мясу нидры и джайги поданы особенно редкие соусы. Самая красивая из моих горничных, Мерали, проводит вас к столу. Если вам потребуется омовение, она принесет и чашу с водой.

Взмокший от напряжения, выведенный из себя этими речами, которые он принимал за глупый ребяческий лепет, властитель Анасати все же позволил подвести себя к столу. Прищурив глаза, он заметил, что Имперский Стратег также проявляет признаки нетерпения. В этотмиг Текума даже порадовался, что Мара позаботилась пригласить жрецов для благословения трапезы и что ее музыканты играли очень хорошо, хотя и слишком громко, если строго соблюдать правила протокола.

Он едва дотронулся до блюда, представленного как любимое лакомство Бантокапи. Когда Чимака, улучив момент, поинтересовался, долго ли его господин намеревается позволять, чтобы ему морочили голову, Текума едва не подавился кусочком мяса. Тем временем Мара отложила нож и кивнула Накойе, которая, в свою очередь, подала сигнал слуге, стоявшему в дверях. Музыканты разразились какой-то немыслимой какофонией, и между столиками закружились танцовщицы, одетые лишь в небольшие лоскутки прозрачной ткани, украшенные бусами.

Хотя их выступление и оказалось весьма соблазнительным зрелищем, оно не помогло скрыть печальную истину: Бантокапи, властитель Акомы, отсутствовал в собственном доме, тогда как его отец и самый могущественный член Высшего Совета до сих пор впустую растрачивали свое драгоценное время за его столом.

Властитель Текума улучил момент, когда танцовщицы вихревым пируэтом закончили свое выступление, тяжело поднялся на ноги, в спешке едва не наступив на расшитый самоцветами подол собственного одеяния, и, перекрывая голосом последние аккорды музыки, вопросил:

— Госпожа Мара, где же твой муж Бантокапи?

Музыканты приглушили струны, и только один медлительный старичок продолжал самозабвенно выводить свое соло, но наконец и его смычок замер в неподвижности. Наступила полная тишина, и глаза всех присутствующих устремились к Маре, которая, в свою очередь, не отрывала взгляда от многочисленных лакомств на столе. Сколько времени трудились над ними ее повара! Она же, судя по всему, даже не отведала их.

Мара молчала, и Имперский Стратег со стуком положил ложку на стол. Едва заметное, подавляемое раздражение она уловила и в глазах свекра.

— Мой господин, прости нас обоих. Я все объясню, но произнести и выслушать такие слова было бы намного легче после того, как слуги обнесут гостей винами.

— Ну уж нет! — Альмеко уперся тяжелыми руками в стол. — Госпожа, все это затянулось слишком надолго. Твой обед великолепен, танцовщицы весьма искусны, но мы не допустим, чтобы в этом доме нас превращали в шутов. Немедленно пошли за своим господином, и пусть он объяснится сам.

На лице Мары не отразились никакие чувства, она лишь страшно побледнела. Накойя казалась совершенно потрясенной, а властитель Анасати ощутил, как взмокла шея у него под воротом.

— Ну же, дорогая! Пошли за моим сыном, чтобы мы смогли представить гостю внука!

В ответе Мары звучало величайшее почтение:

— Отец моего супруга, прости меня, но я не могу исполнить твою волю. Позволь слугам принести вина, и, когда наступит время, муж сам все объяснит.

Имперский Стратег перевел на нее помрачневший взор. Сначала он не придавал особого значения отсутствию Бантокапи и держал себя так, словно согласился принять участие в некоей шутке — из уважения к испытанному союзнику. Но, по мере того как день близился к концу, томительное ожидание и жара сделали свое дело: терпение его лопнуло. Теперь Текума уже не смел принять предложение невестки: это грозило серьезным уроном для семейной чести. Несмотря на разнообразные ухищрения хозяйки, всем уже было ясно: она скрывает нечто существенное. Идти у нее на поводу значило проявить слабость в присутствии самого Имперского Стратега. Будь Бантокапи просто пьян — пусть даже до потери сознания — позор оказался бы куда меньшим. Но если он не уважает отца и гостей до такой степени, что скрывает свое состояние, прячась за спиной жены, — это уже неслыханное бесчестье.

Угрожающе-спокойным голосом Текума сказал:

— Мы ждем.

Явно подавленная, но по-прежнему совершенно искренняя, Мара ответила:

— Да, отец моего супруга, так оно и есть.

Последовало напряженное молчание.

Музыканты отложили инструменты, а танцовщицы выпорхнули из зала. Когда стало до боли очевидно, что хозяйка Акомы не намерена ничего объяснять, властитель Анасати был вынужден предпринять еще одну попытку настоять на своем.

Едва сдерживаясь, чтобы не сорваться на крик, Текума потребовал ответа:

— «Так оно и есть»? Что ты имеешь в виду?

Мара выглядела совсем несчастной. Отводя глаза от свекра, она проговорила:

— Мой муж пожелал, чтобы вы дождались его.

Имперский Стратег отложил цукат, от которого отщипывал маленькие кусочки. И нелепый разговор свекра с невесткой, и винные пары возымели свое действие: даже великий полководец выглядел совсем сбитым столку.

— Бантокапи пожелал, чтобы мы дождались его? Значит, он заранее знал, что опоздает к встрече гостей? — Альмеко вздохнул, будто кто-то, наконец, снял огромную тяжесть с его плеч. — И поэтому он уведомил тебя, что опоздает, и велел развлекать нас до его возвращения. Так?

— Не совсем точно, мой господин, — ответила Мара, заливаясь робким румянцем.

Текума подался вперед:

— Каковы же тогда были его точные слова, Мара?

Она задрожала, подобно газену, пригвожденному к месту взглядом змеи.

— Его точные слова, отец моего супруга?

— Вот именно! — рявкнул Текума, хлопнув ладонями по столу с такой силой, что со звоном подскочили тарелки.

Слишком поздно уловив негодование своего господина, Чимака выпрямился и захлопал глазами, как ночная птица, пойманная при свете дня. Даже будучи под хмельком, он уже понимал: беды не миновать. Чутье ему не изменило — надо было действовать! Сделав над собой усилие, он нагнулся вперед и попытался дотянуться до рукава Текумы. Выполняя это телодвижение, он потерял равновесие и едва не упал, но все-таки успел выдохнуть:

— Господин…

Глаза Текумы не отрывались от лица невестки. Сохраняя все тот же сокрушенно-невинный вид, Мара на сей раз послушно сообщила:

— Мой супруг и господин сказал так: «Если сюда прибудет Имперский Стратег собственной персоной — даже и он может самым распрекрасным образом дождаться моего возвращения».

Чимака в ярости погрузил кулак в подушки, оставив всякую надежду обратить на себя внимание Текумы. Не имея возможности вмешаться, он только наблюдал, как бледность постепенно покрывает лицо господина. Чимака оглядел зал, где никто не смел шелохнуться, его глаза нашли Альмеко и уже не отрывались от всевластного Стратега.

Главный полководец, повелевающий всей воинской мощью Империи Цурануани, сидел с налитым кровью лицом, сохраняя каменную неподвижность. Все его благие намерения проявлять терпимость иссякли; глаза превратились в горящие угли, и его слова пронзили тишину, как остро заточенный кремневый нож:

— Что же еще сказал обо мне властитель Акомы?

Мара ответила беспомощным жестом и бросила полный отчаяния взгляд на Накойю:

— Почтенные господа, я… я не смею произнести вслух. Молю вас, дождитесь мужа и позвольте ему самому дать вам ответ.

Прямая и тонкая, как тростинка, трогательно хрупкая в своих парадных одеждах, она почти затерялась среди груды подушек, на которых восседала за столом. Ее вид взывал к жалости, но правила Игры Совета не допускали проявления подобных чувств. Когда горничная с кувшином воды поспешила к ней, чтобы отереть лоб госпожи влажным полотенцем. Имперский Стратег воззрился на Текуму из рода Анасати:

— Спроси ее, властитель, где находится твой сын. Я требую, чтобы за ним тотчас же отправили посыльного с моим приказом немедленно предстать перед нами. Если он намерен нас оскорблять, пусть говорит в моем присутствии.

Мара жестом отпустила горничную. Она держалась стойко, словно цуранский воин, когда ему объявляют смертный приговор, хотя такое мужество, очевидно, стоило ей немалых усилий.

— Мой господин Бантокапи находится в своем городском доме, в Сулан-Ку, но ни один посыльный не может туда войти: таков его приказ. Он поклялся, что убьет первого же гонца, которого отсюда пришлют. Нам запрещено его беспокоить.

Имперский Стратег с усилием поднялся из-за стола:

— Так значит властитель Акомы сейчас находится в Сулан-Ку? А мы здесь тем временем ожидаем его… «самым распрекрасным образом»? Тогда уж соблаговоли сообщить, чем же, по его мнению, мы должны теперь заниматься? Говори, госпожа, и не вздумай что-либо утаивать!

Текума тоже встал; сейчас он напоминал змею, приготовившуюся к атаке.

— Что за бессмыслица? Конечно, мой сын… Даже Банто не смог бы позволить себе такую грубость.

Имперский Стратег жестом заставил его замолчать:

— Пусть хозяйка Акомы говорит за своего мужа.

Мара поклонилась. Ее глаза казались слишком блестящими, тонкие тени нанесенного грима резко выделялись на смертельно бледном лице. Соблюдая строгие правила этикета, она сложила большие и указательные пальцы обеих рук треугольником. То был древний символ, означающий, что необходимо поступиться честью по приказу особы высшего ранга.

Все присутствующие в зале знали: то, что сейчас скажет Мара, покроет позором ее семью. Жрецы, благословившие пищу перед обедом, молча встали из-за стола и удалились. За ними последовали музыканты и слуги. Теперь в зале оставались только гости, их советники и воины из почетного караула Имперского Стратега. Папевайо стоял неподвижно, как храмовая статуя, за плечом хозяйки Акомы, а Накойя, столь же невозмутимая, ожидала рядом. И наконец Мара тихо произнесла:

— Мой язык не оскорбит чести этого дома. Бантокапи отдавал приказания в присутствии нашей первой советницы. Она ответит и за него, и за меня. — Слабым жестом Мара указала на Накойю.

Старая женщина распрямилась и поклонилась собравшимся, выражая глубочайшее почтение. Перед приемом гостей служанки помогли ей одеться, и впервые, насколько Мара могла припомнить, шпильки, удерживающие в прическе седые волосы Накойи, были вколоты прямо и аккуратно.

Но и это соображение, никак не соответствующее серьезности момента, и вообще какой бы то ни было намек на юмор исчезли, как только старая женщина заговорила:

— Высокочтимые господа, жизнью своей клянусь: все, что сказала госпожа, — чистая правда. Властитель Акомы произнес именно те слова, которые она повторила.

Выведенный из терпения бесконечными проволочками — пусть даже такими, которых требовала учтивость, — Имперский Стратег Цурануани обратил весь свой гнев на Накойю:

— Я повторяю вопрос: что еще сказал властитель Акомы?

Накойя устремила перед собой равнодушный взгляд и произнесла тихим и невыразительным голосом:

— Наш господин Бантокапи сказал: «Если Альмеко не пожелает ждать меня здесь, то может расположиться в хлеву — вдруг ему там больше понравится. А если я не вернусь в день его прибытия — ну что ж, пускай ночует в нидровом дерьме, я не возражаю».

Имперский Стратег застыл на месте, словно вырубленный из камня. От неукротимой ярости у него просто язык отнялся. Протекла долгая мучительная минута, прежде чем он обратился к Текуме:

— Твой сын выбирает скорый конец.

Свет трепетал и переливался огнями в нагрудных украшениях князя Альмеко; он не сразу овладел своим голосом, который вначале срывался от бешенства, а затем возвысился до грохочущего рыка. Подобно красноклювому ястребу, взмывающему вверх, прежде чем камнем броситься вниз на беззащитную жертву, он резко повернулся к отцу того наглеца, который оскорбил его сверх всякой меры.

— Твой юный отпрыск напрашивается на то, чтобы оставить после себя в наследство лишь пепел. Я собираюсь воззвать к чести клана. Оаксатуканы пройдут здесь и втопчут в прах перемолотые кости людей Акомы. Затем мы посыплем солью здешние земли, чтобы ничто не могло расти на них, пока жива память человеческая!

Одеревенев от ужаса, Текума уставился на стол, где остывали изысканные яства. На каждой тарелке был изображен гребень птицы шетра — родовой герб Акомы, и этот символ казался сейчас особенно жестокой издевкой. Грубые слова Бантокапи, повторенные перед всеми гостями, в одно мгновение заставили забыть все соображения политики. Теперь на карту была поставлена честь.

В неписанном кодексе цуранской цивилизации было узаконено, что честь — превыше всего.

Если Альмеко призовет свою семью Оаксатукан на битву в защиту его чести, все другие семьи клана Омекан будут обязаны принять участие в нападении. Так же поступят и члены клана Хадама, посчитав долгом чести ответить на боевой призыв Акомы. Этот клятвенный долг оказания помощи был главной причиной того, что в государстве дело редко доходило до прямого объявления войны; большинство конфликтов разрешалось в пределах Игры Совета. Как ни одно другое бедствие, открытая межклановая война ввергала в полный хаос всю Империю, а потому поддержание стабильности в государстве являлось основной обязанностью Всемогущих. Объявление межклановой войны всегда вызывало гнев Ассамблеи Магов. Текума устало прикрыл глаза. От запахов мясных блюд и соусов его мутило. Тщетно оценивал он в уме варианты дозволенных ответов, в то время как Чимака кипел от бессильного гнева, сидя возле него. Они оба знали, что выбор ответа у Текумы оставался весьма ограниченным. Альмеко был одним из нескольких властителей Империи, обладающих как властью, так и нетерпимым характером. Такое сочетание качеств могло легко подтолкнуть народ к межклановой войне. И притом традиция требовала, чтобы Текума и другие семьи клана Хосондар стояли в стороне и бесстрастно наблюдали за жестокой бойней. Его собственный сын и внук могут быть уничтожены, а он, Текума, не имел права пальцем шевельнуть для предотвращения такого исхода.

Винные соусы на блюдах внезапно показались ему символами того кровопролития, которое могло в недалеком будущем нахлынуть на дом Акома. Во имя спасения жизни сына и внука необходимо предотвратить эту войну. Стараясь не сорваться на крик, Текума спокойно предупредил:

— Господин Стратег, не забывай об Альянсе. Открытое межклановое столкновение означает конец твоим завоеваниям в варварском мире.

Он помолчал, чтобы дать этой мысли утвердиться в умах присутствующих, а затем предпринял попытку довести до ума Имперского Стратега еще одно соображение, которое могло бы обратить гнев всесильного Альмеко в другую сторону. Полководец-Наместник Стратега, возглавляющий атаки на варварские племена, был племянником властителя Минванаби, и если в Высшем Совете возникнет потребность избрать нового Имперского Стратега, Джингу из рода Минванаби поспешит сыграть на том, что армия вторжения и так уже находится под победоносным командованием его родича.

— Минванаби будет особенно доволен, если на белозолотом троне снова утвердится член его семьи, — напомнил Текума.

Лицо Альмеко все еще было багровым, но глаза уже не метали молний.

— Минванаби! — презрительно процедил он. — Чтобы поставить на место этого поедателя нечистот, я готов вынести многое. Но твоего сына, Текума, я заставлю поползать на коленях. Я прикажу ему лечь лицом в навоз и, валяясь у моих ног, молить о прощении.

Текума закрыл глаза, словно у него заболела голова. Что бы ни заставило Банто отдать столь ужасающее распоряжение, причина коренилась, скорей всего, в недомыслии, а отнюдь не в осознанном намерении навлечь разрушительные силы на себя и свою семью. Страдая от стыда и напряжения, он обернулся к Маре, которая не двинулась с места с того момента, когда князь Альмеко произнес свои угрозы ее дому.

— Мара, мне нет дела до приказов Бантокапи насчет гонцов. Пошли за своим паланкином и носильщиками и сама сообщи мужу, что отец требует его немедленного приезда сюда.

Спустилась ночь, но слуги не осмеливались войти и зажечь лампы. В сумеречной полутьме Мара изменила позу и беспомощно взглянула на свекра. Затем, словно окончательно лишившись сил, она кивнула Накойе. Старая женщина сказала:

— Мой господин Текума, хозяин Бантокапи предусмотрел в своем приказе и такую возможность.

Текума ощутил, что сердце его провалилось куда-то вниз.

— И что же он сказал?

Накойя ответила без излишнего драматизма:

— Властитель Акомы сказал, что если ты приедешь и пожелаешь повидать его, мы должны посоветовать тебе доплясать на задних лапках до реки и там помочиться, но только ниже по течению и подальше от земель Акомы, чтобы не потравить его рыбу.

Наступила абсолютная тишина; изумление, гнев и подлинное потрясение отразились на лице Текумы. Затем молчание прервалось взрывом хохота Имперского Стратега:

— Не потравить его рыбу! Ха! Вот это мне нравится! — Жестко взглянув на властителя Анасати, Альмеко произнес:

— Текума, твой сын оскорбил собственного отца. Думаю, что мое требование возмездия будет удовлетворено. У Бантокапи осталась единственная возможность искупить свою вину.

Текума коротко кивнул, благодаря судьбу за то, что наступающая тьма скрывает его печаль. Публично оскорбив родного отца, Бантокапи навсегда расстался со своей честью. Он должен сам лишить себя жизни, дабы избежать позора; в противном случае Текума обязан объявить о разрыве кровных уз и доказать, что его лояльности в отношении сына пришел конец, а для этого отцу следует уничтожить отвергнутого сына вместе со всей его семьей и приверженцами. Политическая борьба между Текумой, властителем Анасати, и Седзу, властителем Акомы, закончившаяся со смертью Седзу, могла теперь перерасти в неутихающую кровную вражду, не лучше той, что существовала между Минванаби и Акомой. Чтобы оградить честь отца от непростительных выходок сына, властитель Анасати обязан убить не только Бантокапи, но и новорожденного наследника Акомы, внука, которого он до сих пор даже не видел. Эта мысль вообще лишила его дара речи.

Понимая положение Текумы, Альмеко мягким тоном заговорил с ним в сгущающейся темноте:

— Так или иначе, сына ты потерял. Было бы лучше, если бы он выбрал честь и погиб от собственной руки. Тогда я бы простил ему нанесенные мне оскорбления и не стал искать способов отомстить его сыну. И в этом случае, Текума, я не предвижу каких-либо препятствий для сохранения нашего союза с тобой.

Больше обсуждать было нечего. Повернувшись спиной к Маре, Накойе и властителю Анасати, Имперский Стратег подал сигнал своему почетному эскорту. Шестеро одетых в белое солдат вытянулись, повернулись кругом, и в их сопровождении именитый гость вышел из огромного пиршественного зала.

Потрясенный, оцепеневший Текума не сразу овладел собой. Он уставился невидящими глазами на свою полупустую тарелку. Чимака быстро перехватил инициативу, послав гонцов в бараки, чтобы подготовить воинов к обратному пути. Рабы внесли носилки для Анасати; на стенных перегородках метались пятна света от фонарей, с которыми слуги сновали по двору. Наконец Текума проявил признаки жизни и сдвинулся с места. Челюсти его были крепко сжаты, а взгляд суров, когда он взглянул на хозяйку Акомы.

— Я отправляюсь в Сулан-Ку, супруга моего сына. И ради моего внука, которого я так и не увидел, молю богов наделить Бантокапи мужеством, соответствующим его глупости.

Он удалился с гордым видом, но на него было больно смотреть. Как только его фигура скрылась во тьме зала, внутренняя взвинченность Мары покинула ее, сменившись пронизывающим страхом. Да, она расставила хитроумную западню; как сомкнутся челюсти капкана — решат боги. Ее пробирал озноб, и, позвав слуг, она приказала зажечь светильники.

При свете ламп Накойя показалась ей древней старухой.

— Ты играешь в Игру Совета с высокими ставками, госпожа.

На этот раз она не стала укорять Мару за безрассудный риск. Бантокапи отнюдь не был любимцем обитателей Акомы, а няня разделяла понятия своего родного народа цурани в достаточной степени, чтобы радоваться, когда у врага случаются неприятности, хотя при этом ее положение могло оказаться самым плачевным.

На душе у Мары было скверно. Издерганная, похудевшая, измотанная многомесячным напряжением всех сил, она подумала о Банто, который в это самое мгновение, полупьяный и хохочущий, в сопровождении Теани направляется к местам своих, вечерних увеселений — в игорные дома. Избавиться от этих мыслей она надеялась только с помощью верного Папевайо: уже одно его присутствие неизменно утешало и ободряло ее.

— Пусть слуги уберут со стола, — распорядилась госпожа, словно парадная посуда и изысканные блюда были выставлены на стол для обычного обеда. Затем, повинуясь безотчетному порыву, она почти бегом поспешила в комнаты Айяки и убедилась, что мальчик спокойно спит на своей циновке. Сидя в полутьме подле малыша, она дивилась тому, как похож ребенок на своего отца, и, несмотря на то что Бантокапи дал ей множество поводов для ненависти, все еще не могла избавиться от глубокой, тяжелой тоски.

Мара перешла в покои Бантокапи и провела бессонную ночь в комнате, некогда принадлежавшей властителю Седзу.

На Всем, что здесь находилось, сейчас лежал отпечаток вкусов и пристрастий того, кто стал наследником прежнего владельца, женившись на его дочери.

Теперь существование Акомы зависело от чести этого человека. Ведь если Бантокапи останется верен клятве, данной им на натами Акомы, он должен предпочесть смерть от меча и тем самым спасти свой дом от гибели. Но, если у него в сердце сохранилась верность Анасати или если трусость заставит его свернуть с дороги чести, он может предпочесть войну, и тогда вместе с ним будут уничтожены Мара и ее крошечный сын. Вот тогда-то натами попадет в руки Альмеко, а имя Акома канет в позорное забвение.

Устав от бесплодных терзаний, Мара наконец отбросила в сторону сбившиеся простыни. Серый рассвет робко проникал сквозь перегородки, и хотя пастухи еще не выгоняли нидр на пастбища, до восхода уже оставалось недолго. Не дожидаясь прихода служанок, Мара встала с постели и надела дневное платье. Она подняла Айяки из плетеной колыбели, а когда малыш спросонья захныкал, ласковым шепотом успокоила его и поспешила в коридор.

Почти у самых ее ног шевельнулось что-то огромное; Мара отступила назад, теснее прижимая к себе сына, но тут же узнала рукоять меча Папевайо, обернутую старой потертой кожей. Должно быть, он провел ночь, сидя у входа в ее покои.

— Почему ты здесь, а не в казарме, вместе с Кейоком? — требовательно спросила она, пряча огромное облегчение за властностью тона.

Папевайо поклонился и объяснил:

— Кейок предложил, чтобы я занял пост у твоей двери, госпожа. По казарме поползли слухи: кое-кто слышал разговоры, которые вели между собой гвардейцы Стратега. Гнев могущественной персоны — дело нешуточное, а потому я подумал, что предложение Кейока очень разумно.

Мара собралась было рассердиться, но, вспомнив об убийце, одернула себя. Подумав еще немного, она поняла, что Кейок и Папевайо пытались предостеречь ее, не нарушая верности хозяину. Они сообразили, что взбешенный Бантокапи может вернуться домой, не дожидаясь утра. Если бы его ярость обратилась против Мары, он, чего доброго, поднял бы на нее руку, то есть совершил поступок весьма постыдный, но вполне вероятный для такого человека, как он,

— вспыльчивого, молодого и не привыкшего обуздывать свой драчливый нрав.

Воин, посмевший вмешаться в ссору между госпожой и властителем, которому поклялся в верности, мог бы разом лишиться и чести, и жизни. Но Папевайо великолепно владел мечом, а воспоминания о событиях в брачной хижине еще не изгладились из памяти, так что при малейшем выпаде против Мары властитель Бантокапи был бы мгновенно убит. И какое бы наказание ни постигло впоследствии провинившегося слугу, это уже не могло бы вырвать добычу из рук Красного Бога — бога смерти.

Мара невольно улыбнулась.

— Однажды ты уже заслужил черную повязку, Вайо. Но если ты намерен снова искушать богов и рискуешь во второй раз навлечь на себя их гнев… Я проведу весь день на Поляне Созерцания. Пришли туда моего господина, если он прибудет домой и не начнет сразу вооружать гарнизон Акомы для войны.

Палевайо поклонился, втайне довольный тем, что госпожа согласилась доверить ему свою охрану, не прибегая к прямым изъявлениям благодарности. Он перенес свой пост к арочному входу Поляны Созерцания и там встретил восход солнца.

Наступил полдень, душный и знойный. В воде священного пруда с выложенными камнем берегами отражались квадрат безоблачного неба и поникшая листва прибрежных кустарников. Айяки спал в своей корзинке под деревом возле натами Акомы, не подозревая об опасностях, грозящих его юной жизни. Но Маре не было дано, как сыну, насладиться покоем неведения. Она то сидела около Айяки, пытаясь привести свой дух в состояние просветленной отрешенности, то принималась расхаживать по поляне. Даже дисциплина, к которой ее приучили наставники в храме, не помогала отогнать назойливые мысли о Бантокапи, в чьих руках теперь находилась судьба всей Акомы. Он родился в семье Анасати, но поклялся защищать честь предков рода Акомы, которые были врагами его отца, а потому никто не мог бы сказать наверняка, какой из двух семей воистину отдана его верность. Сама Мара приложила немало усилий, чтобы он перенес всю свою привязанность на эту блудницу Теани; Кейок, Накойя и Джайкен — все они презирали властителя за излишества и недостойные выходки. Господская резиденция в Акоме была для него центром поместья, куда он имел право заявиться в любой момент, но его настоящим домом стал городской особняк в Сулан-Ку. Прикусив губу, Мара остановилась около натами, где менее двух лет назад передала отцовскую власть в чужие руки. Именно тогда она расставила изощренную западню, которую скрепляла та клятва… и еще цуранское представление о чести. Слишком хрупкое то было основание, чтобы возводить на нем здание надежд: при всех своих недостатках Бантокапи не был дураком.

Тени удлинялись, воздух начал понемногу остывать от полуденного зноя, и в кронах деревьев .зазвучали голоса певчих птиц ли. Мара сидела у священного пруда, теребя в пальцах цветок, сорванный с ближайшего куста.

Слуги, должно быть, не сомневались, что она здесь молит богов об освобождении от бесчестья, которое навлек на их дом ее муж. В действительности же она уединилась здесь, чтобы не видеть страха в их взглядах; ведь если властитель Акомы вздумает воевать, их судьбы также будут незавидны.

Некоторые могут погибнуть сражаясь, и будет считаться, что им повезло. Другие утратят честь, преданные позорной казни — повешению, а многие станут рабами. Лишь считанным единицам удастся скрыться в холмах, где обитают разбойники и серые воины. Если натами похитят, все узнают о том, что боги отвергли Акому.

Тени стали еще длиннее; цветок в руке Мары увял. Айяки проснулся. Сначала младенца забавляла новая игра: он отгонял пухлыми ручонками насекомых, собирающих пыльцу с цветов у него над головой, но потом забеспокоился. Время его дневного кормления давно прошло. Мара отбросила увядший цветок и встала.

Сорвав и очистив спелый плод с одного из йомаховых деревьев, она дала его малышу. Мальчик успокоился, как только начал жевать сладкую мякоть. И тут Мара услышала сзади шаги.

Она не обернулась. Человек не мог быть убийцей — ведь возле входа на поляну стоял на страже Папевайо. Жрецы из Чококана не могли войти, пока их не позовут; садовники не работали на поляне, когда там находились хозяйка или хозяин, и никто другой не смел сейчас здесь появиться под страхом смертной казни. Единственным живым человеком, имеющим право безнаказанно ходить по этим тропинкам в такой час, был властитель Акомы. Если он прибыл из своего городского логова, то для Мары это означало только одно: он виделся с отцом и уже знал, что публично опозорен.

Мара положила последний кусочек йомаха в открытый ротик сына. У нее дрожали руки; чтобы скрыть волнение, она притворилась, будто пытается обтереть липкие пальцы. И в этот момент Бантокапи подошел к дальнему краю священного пруда.

Он резко остановился, и в пруд полетели камешки из-под его сандалий. Отражение в воде разбилось на тысячи разбегающихся кружочков, и птицы ли, сидевшие на ветвях деревьев над головой Мары, мгновенно смолкли.

— Жена, ты совсем, как паскира… Слыхала про такую лесную змейку? Узоры на ее чешуе так красивы, что ее можно спутать с цветком, когда она неподвижна. Но бросок этой змеи быстр, как молния, а укус смертелен.

Мара медленно поднялась во весь рост. Она заставила себя обернуться, обтирая красные от фруктового сока пальцы, и посмотрела ему в лицо.

Как видно, он шел из города пешком, без паланкина, и очень быстро: его широкое лицо покрылось тонким слоем белой дорожной пыли. На нем была простая дневная туника, возможно, та самая, которую он накинул, когда удар отца в дверь поднял его с постели. Туника тоже была в пыли, скрывавшей винные пятна на вышивке одной из манжет. Мара обвела взглядом шнурки его пояса с узелками на концах, потертую кожу на рукояти меча и треугольник мускулистой груди, видневшийся через расстегнутый ворот туники.

Она видела следы бурных ласк, все еще заметные над ключицами, и плотно сжатые губы мужа. Затем Мара взглянула ему в глаза, в которых бушевал ураган подавляемых чувств — гнева, ребяческой растерянности и желания.

Не сознавая, что в его глазах она прекрасна и, как ни странно, неприкосновенна, Мара молча поклонилась. Единственные слова, которые ей хотелось бы произнести, казались сейчас неуместными.

Взгляд Бантокапи, устремленный на жену, был столь пронзительным, что выдерживать его было больно.

— Так же, как у паскиры, твой яд, жена моя, останавливает сердце. Ты играешь в Игру Совета безошибочно, с поразительной расчетливостью. Откуда тебе знать, кем я покажу себя — одним из Анасати, чью кровь унаследовал при рождении, или властителем Акомы, чью честь я поклялся оберегать?

Мара заставила себя принять более свободную позу. Но ее голос едва заметно дрожал, когда она проговорила:

— Семья Акомы с древних времен сохраняла свою честь. Ни один властитель, носивший это имя, никогда не жил под бременем позора.

Бантокапи легко перешагнул через священный пруд. Рядом с этим рослым силачом Мара казалась особенно миниатюрной и беззащитной. Нагнувшись, он схватил ее за запястья:

— Я легко моту изменить это, гордячка. Одним ударом я могу превратить честь твоих предков в пыль на ветру.

Вынужденная глядеть в его налитые гневом глаза, ощущать силу мужчины, которого не любила, Мара собрала всю свою волю, чтобы не дрогнуть. Так прошла эта чреватая угрозой минута. И тут бесконечная игра насекомых, собирающих пыльцу с цветов, вдруг вызвала громкий смех Айяки. Бантокапи взглянул вниз и заметил синяки на руках Мары. Он растерянно моргнул и отпустил ее. Мара смотрела на мужа, и ей казалось, что некая жизненная сила покидает незадачливого властителя Акомы. Затем он выпрямился, и его лицо приобрело такое выражение, какого Мара у него никогда раньше не видела.

— Возможно, я скверно обошелся с тобой в день нашей свадьбы, — произнес Бантокапи. — Возможно, я и в самом деле так глуп, как утверждаете вы все. Но ради сына я умру смертью храбрых, как подобает властителю Акомы.

Мара склонила голову. Внезапно она почувствовала, что с трудом удерживает слезы. На одно краткое мгновение перед ней словно открылся иной человек — тот, каким мог бы стать ее супруг, если бы его воспитывали с любовью и заботой, которые без остатка были отданы его старшим братьям. Властитель Анасати, возможно, мало заботился о том, чтобы развить природные задатки младшего сына, но она-то воспользовалась изъянами в его воспитании и, сыграв на них, достигла желаемого результата. Наслаждаться таким успехом не приходилось: душу терзала острая боль. Ведь именно в эту минуту она постигла жестокую истину: начатки духовного величия, которое сейчас блеснуло у него в глазах, подобно солнечному лучу, пробившемуся сквозь тучи, скоро, очень скоро станут добычей смерти.

Но миг прозрения не мог тянуться долго. Бантокапи грубо, как солдат, схватил Мару за руку и притянул к себе.

— Пойдем, жена. Прихвати с собой сына. Прежде чем зайдет солнце, вы оба увидите, чего это стоит — умереть, как подобает властителю Акомы.

Не раздумывая, Мара запротестовала:

— Сына?! Нет!.. О, господин мой, он слишком мал, чтобы понять это.

— Молчать! — Бантокапи резко потянул ее за собой.

Испуганный этим выкриком, Айяки заплакал. Не дожидаясь, пока он успокоится, властитель Акомы сказал:

— Я умираю во имя чести сына. Он должен об этом помнить. И ты тоже. — Он помолчал, и его губы искривила злобная усмешка. — Ты должна собственными глазами увидеть то, что натворила. Если ввяжешься в Игру Совета, женщина, то знай: фишки, которые ты переставляешь, состоят из плоти и крови. И если это не отобьет у тебя охоту продолжать, постарайся запомнить этот урок на всю жизнь.

Мара взяла Айяки на руки, пытаясь заботами о ребенке заглушить собственное отчаяние. Как только Бантокапи удалился из рощи, она остановилась, борясь с рыданиями, подступившими к горлу. Раньше, оплакивая гибель отца и брата, она полагала, что вполне сознает опасность своего положения. Но теперь Бантокапи дал ей понять, сколь глубоко она заблуждалась. Чувствуя себя униженной и — непонятно почему — запятнанной, она крепко прижимала к груди Айяки. Она обязана подчиниться приказу мужа. Так или иначе, нужно найти в себе силы, чтобы пережить финал — горький плод ее победы. Нельзя забывать: Минванаби не замедлит дать ход давно выношенным планам ее уничтожения — планам столь же безжалостным, как и те, с помощью которых она подготовила падение Бантокапи, стремясь обезопасить себя от предательства Анасати.

***

Солдаты Акомы неподвижно стояли рядами, образующими квадрат. Плюмажи церемониальных офицерских шлемов колыхались под легким ветерком. Внутри этого квадрата располагались Кейок, Папевайо и еще один воин, присланный из Анасати в качестве свидетеля. Между ними стоял Бантокапи в красных ритуальных одеждах, с широким поясом зеленого цвета Акомы. В руках он держал меч такого же красного цвета, заточенный столь остро, насколько это могли сделать искусные точильщики цурани.

За пределами квадрата, на небольшом холме, позволяющем видеть все происходящее, находилась Мара. Она жаждала лишь одного: чтобы все закончилось как можно быстрее. Сына она держала на руках, а он запускал маленькие кулачки в ее волосы, дергал за платье и громко радовался, глядя на воинов, облаченных в яркие парадные доспехи. Как и все события в Цурануани, даже смерть приобретала черты торжественной церемонии. Бантокапи стоял в центре квадрата неподвижно как статуя, сжимая в руках меч, который должен был положить конец его жизни, в то время как Кейок оглашал перечень наград, заслуженных нынешним властителем Акомы. Список был очень кратким: одна битва и дюжина соревнований по борьбе. Как никогда прежде, Мара сознавала, насколько же, в сущности, молод ее муж. Ведь ему едва исполнилось двадцать: он был всего двумя годами старше ее.

Подтянутый, спокойный, до мозга костей — воин, он не обнаруживал ни малейшего признака слабости в осанке, но что-то в его глазах выдавало отчаянную решимость, необходимую для того, чтобы довести до конца страшное действо. С трудом проглотив ком, стоявший в горле, Мара не без усилий оторвала пальчики сына от своего уха. Он залился радостным смехом, решив, что это мама так с ним играет.

— Ш-ш-ш, — упрекнула его Мара.

Тем временем Кейок закончил речь. Низко поклонившись, он произнес:

— Ступай с честью, властитель Акомы. Позволь своим людям вспоминать твое имя без стыда.

Как только Кейок выпрямился, все воины одновременно сняли шлемы. Ветерок откинул их влажные волосы с потных лбов; глаза воинов, не выражавшие никаких чувств, следили за тем, как меч Бантокапи поднялся над его головой.

Мара еще раз сглотнула; соленые слезы жгли глаза. Она пыталась думать о Лано, растоптанном и окровавленном под копытами лошадей варваров, но отвлечься ей не удалось: слишком реален был вид Бантокапи, стоявшего на фоне заходящего солнца с мечом, поднятым в последнем приветствии богам жизни. За исключением его грубости в постели и вспыльчивого характера, он не был мужем-тираном… Если бы Мара в свое время решила добиться, чтобы проявились и в полной мере раскрылись лучшие стороны его натуры, и отдала этому все силы, которые потратила, чтобы его погубить…

Нет, приказала она себе, здесь не должно быть места для сожалений. Она призвала на помощь принципы дисциплины, которым ее обучали в храме Лашимы, и изгнала опасные мысли. С застывшим лицом она наблюдала, как Бантокапи повернул меч и прижал кончик острия к животу.

Он не произнес ни единого слова. Но глаза его, встретившись с глазами Мары, потемнели: в них читалась горечь, странное восхищение, насмешка и торжество. Ведь он знал, что воспоминание об этих минутах останется с ней на всю жизнь.

«Прежде чем зайдет солнце, вы оба увидите, чего это стоит — умереть, как подобает властителю Акомы», — сказал он ей в священной роще.

Когда Бантокапи опустил голову, пальцы Мары непроизвольно вцепились в складки одежды Айяки. Большие руки, столь неловкие на теле женщины, но способные к борьбе и войне, сомкнулись на красной рукояти кожаного меча. Пот, выступивший на его запястьях, блеснул в лучах заходящего солнца. Затем пальцы напряглись, он сделал рывок, как в беге, и упал головой вперед. Рукоять меча вдавилась в землю. Лезвие прошло сквозь тело. Перекладина рукояти ударилась о грудную кость, и Бантокапи издал короткий и низкий стон, а затем началась агония.

Он не кричал. С губ слетел последний вздох; вместе с кровью быстро вытекала и сама жизнь. Когда судороги мышц замедлились и почти прекратились, он повернул голову. Губы, измазанные пылью и кровью, шевельнулись в попытке произнести слово, которого никто не расслышал, и мертвые глаза остановились на женщине с ребенком, стоявшей на вершине холма.

Айяки заплакал. Мара ослабила руки, слишком сильно сжимавшие его тельце, и по боли в груди поняла, что у нее прервалось дыхание. Только сейчас она с трудом заставила себя выдохнуть. Наконец-то Мара смогла закрыть глаза. Но вид распростертого на земле тела мужа неотступно стоял перед ее мысленным взором. Кейок провозгласил, что властелин Акомы умер, как повелевает честь. Мара не слышала ничего. В ушах все еще звучали слова Бантокапи:

«Если ввяжешься в Игру Совета, женщина, то знай: фишки, которые ты переставляешь, состоят из плоти и крови. И, если это не отобьет у тебя охоту продолжать, постарайся запомнить этот урок на всю жизнь»…

Поглощенная нахлынувшей на нее волной воспоминаний, Мара не заметила, как воины снова надели шлемы и поклонились умершему. Казалось, события и само время застыли в момент смерти Бантокапи. Но наконец, крепко ухватив ее за локоть узловатыми пальцами, Накойя настойчиво повела госпожу к дому. Старая нянька молчала, понимая состояние Мары, но Айяки плакал и долго не мог успокоиться.

Надев траурные одеяния, Мара отправилась не в свою спальню, как хотелось бы Накойе, а в комнату с окнами на запад, которая когда-то была кабинетом ее отца. Оттуда она любила наблюдать за полетом шетр на закате. Но красный цвет вечерней зари только напомнил ей о смертных одеждах Бантокапи и окровавленном мече, прервавшем его жизнь. Как только на землю спустились сумерки, слуги зажгли лампы и сдвинули перегородки для защиты от росы. Мара разглядывала комнату, которую в детстве считала столицей финансовой империи отца; но сейчас это святилище выглядело совсем иначе. На письменном столе громоздились документы, и все они относились к азартным играм и ставкам на скачках; большей частью они представляли собой долговые расписки, что, впрочем, не удивило Мару: удрученный вид Джайкена, не покидавший его в течение последних недель, был красноречивей всяких слов. Перегородки были расписаны по-новому. На них вместо охотничьих сценок, столь любимых прапрадедом Мары, красовались борцы и воины, а на одной — рыжеволосая женщина.

Мара прикусила губу: все это вызывало в ней гадливость. Вначале она решила восстановить прежнее убранство комнаты, каким оно было при жизни отца и Лано. Теперь же, когда с ее ног все еще не была смыта пыль казарменного плаца, а перед глазами стоял мертвый Бантокапи, она приняла иное решение. Если имени Акома суждено выжить, Мара обязана принять и те изменения, которые произошли в ней самой: ведь Игра возвышает сильного, а слабые либо погибают, либо прозябают в позорной безвестности.

Кто-то нерешительно постучал в дверь. Мара вздрогнула и, обернувшись, отозвалась:

— Войдите.

Джайкен поспешно вошел в комнату. Впервые за несколько прошедших недель он явился без документов и счетных табличек, с пустыми руками. В явном смятении он поклонился, коснувшись лбом пола у ног властительницы Акомы. Пораженная, Мара взволнованно сказала:

— Джайкен, встань, прошу тебя. Я ни в чем не могу тебя упрекнуть; за время правления моего покойного мужа ты прекрасно исполнял свои обязанности.

Но Джайкен только дрожал и склонялся все ниже, являя собой воплощенное несчастье, скорчившееся на прекрасных керамических плитках пола.

— Госпожа, умоляю простить меня.

— За что?

В надежде, что ей удастся как-то успокоить верного слугу, озадаченная Мара отступила назад и села на подушки. Когда-то они оба провели здесь немало часов, обсуждая финансовые дела поместья.

— Джайкен, пожалуйста, встань и поговорим спокойно, — еще раз попросила Мара.

Хадонра поднял голову, но не встал с колен. Он усердно старался соблюдать сдержанность, предписываемую цуранскими правилами поведения, но удалось ему только одно — изобразить раскаяние.

— Госпожа, я навлек позор на Акому. Прилагая все силы, я не смог… — Он запнулся и сглотнул слюну. — Госпожа, смилуйся надо мной, я не могу печалиться, как подобает, из-за смерти благородного властителя. Он встретил свой конец с честью и доблестью и заслужил, чтобы по нему скорбели. И все же я, по правде говоря, не чувствую ничего, кроме облегчения.

Мара опустила глаза, пристыженная искренним отчаянием Джайкена. Она подняла кисточку, оторвавшуюся от уголка одной из подушек, и откровенно призналась себе, что тоже не находит у себя в душе подлинной скорби по Бантокапи. Да, она играла по-крупному и сегодня воочию увидела плоды содеянного ею. Да, события этого дня повергли ее в ужас и попросту выбили из колеи. И совесть жгучими уколами напоминала о себе. Но таких мук раскаяния, какие терзали примерного слугу, стоявшего перед ней на коленях, Мара в своей душе не находила.

Надо было хотя бы сказать ему несколько слов утешения.

— Джайкен, все знают, что мой муж бывал к тебе несправедлив. Он не смог оценить твои достоинства и пренебрегал мудростью твоих советов. Тыпреданно служил ему, пока Бантокапи был жив. Теперь он больше не является твоим хозяином, так послушай меня: надень на запястья красные траурные повязки. Поступай так, как и все остальные, ведь надо соблюдать традиции, но доверяй своему сердцу. Если ты не сможешь скорбеть, то по крайней мере чти память Бантокапи.

Джайкен низко поклонился; было видно, что слова госпожи принесли ему огромное облегчение. Более жестокосердая госпожа могла потребовать, чтобы он лишил себя жизни, и это было ему известно. Но за многие часы, проведенные в обществе Мары, Джайкен успел подметить и другое: когда дело доходило до истолкования нравственных законов, его нынешняя хозяйка оказывалась мудрее и проницательнее, чем большинство правителей. И даже самые убежденные ее противники должны были бы восхищаться дерзостью, с которой она сумела отвести от себя угрозу со стороны Анасати.

После ухода Джайкена Мара просидела в одиночестве несколько часов. Чувства, теснившиеся у нее в груди, были куда более запутанными, чем у честного хадонры. Она наблюдала, как догорают лампы, размышляла и время от времени дремала. Ей снился Ланокота, одетый в красное, и отец, пронзенный остриями вражеских мечей. Иногда его тело меняло очертания, и он превращался в Бантокапи, а порой казалось, что это Лано лежит в пыли, а Кейок провозглашает, что он достойно принял смерть. Временами в ее сознание врывался плач Айяки, громкий и как будто нескончаемый.

Перед рассветом она проснулась в поту, дрожащая от озноба. Лампы догорели, и лунный свет, проникая сквозь перегородки, создавал серебристо-серые узоры на плитках пола. Мара лежала неподвижно, пытаясь постичь смысл единственной истины, которая сейчас имела значение. Она жалела Бантокапи, но не раскаивалась в своем выборе. Служение в стенах храма Лашимы помогло бы Маре сохранить душевный покой и чистоту детских лет. Но теперь, отведав вкус власти и испытав азарт Игры Совета, она твердо знала, что никогда не откажется от своих замыслов.

Легкий ветерок шелестел в кустах акаси, донося в комнату нежный аромат цветов и заставляя забыть запахи чернил и пергамента. Лежа с полузакрытыми глазами, откинувшись на подушки, Мара мысленно поблагодарила мужа за первый и последний прекрасный подарок: в предсмертный час на священной поляне он на мгновение позволил ей увидеть его погубленное величие. Властитель Анасати в свое время не позаботился о том, чтобы помочь росткам добра в душе сына пробиться к свету — и они заглохли. А она потворствовала его разгульной жизни во имя собственной корысти. Изменить прошлое невозможно. Но будущее лежало перед ней, подобно чистому листу пергамента. Мара могла добиться, чтобы Айяки воспитывался совсем по-иному; мужество и сила отца не должны переродиться в упрямство. Некогда она поклялась, что вытравит из души сына задатки, унаследованные им от Бантокапи, зато будет ревностно взращивать в нем все лучшие свойства семьи Акома. Теперь же ей открылось, что Айяки получил такие дары, которые нельзя отвергать.

Любовь, постоянное внимание, забота о том, чтобы ни одно из его дарований не пропало втуне, — вот что поможет ей вырастить сына достойным продолжателем рода Акома, которым будут гордиться даже Анаса-ти. И она обещала себе, что все так и будет.

Глава 11. ВОЗРОЖДЕНИЕ

Мара прислушивалась к неумолчному журчанию ручейка, вытекающего из пруда на тихой поляне священной рощи Акомы.

Набегавший порывами ветер со свистом проносился сквозь ветви деревьев, и этот звук усиливал беспокойство малыша Айяки.

Детскому разуму был недоступен смысл церемонии оплакивания; он сознавал только, что ему холодно от легкого ветерка, а вернуться к играм мама не позволяет.

Мара не испытала ни скорби, ни раскаяния, когда высыпала пепел Бантокапи в лунку под натами Акомы. Ее муж был мертв, и властитель Анасати оплакивал погибшего, хотя при жизни тот был для него всего лишь нелюбимым младшим сыном. Вероятно, Текума горевал вдвойне из-за того, что не мог покарать виновницу кончины Бантокапи: мать единственного внука Анасати, Мара могла не опасаться мщения. Однако и торжествовать по случаю одержанной победы она не смела.

Резкий ветер срывал мантию с Мары; ее бил озноб. В сердце у нее не должно быть места для сожалений. Что сделано, то сделано, и это было необходимо; если думать иначе — душевные терзания будут еще мучительнее, чем теперь. Если позволить себе сомнения — пусть даже самые смутные, — то она рискует утратить способность к решительным поступкам в будущем. В конечном счете это наверняка привело бы Акому к уничтожению: ведь Игра Совета все равно будет продолжаться. Как ни печальна эта минута, нельзя допускать, чтобы мимолетная жалость заставила ее колебаться, когда настанет срок принимать решения.

Уже дважды за короткий срок — менее чем за два года — Мара совершала обряд оплакивания. Только сейчас вместо боли, таящейся глубоко внутри, была грусть. Седзу не раз повторял, что смерть — это часть политики, но сейчас она понимала: нынешняя церемония была просто данью необходимости, чтобы оправдать убийство. И эта истина, внезапно открывшаяся во всей своей неприглядности, угнетала Мару вопреки самым убедительным доводам рассудка.

Она попыталась обрести покой в безмолвной молитве, обращенной к тени мужа. «Бантокапи, — думала она, — к какому бы бесславному состоянию ты ни привел свой дух, в конце концов умер ты достойно. На мгновение — и не важно, сколь кратким оно было, — ты стал достоин имени властителя Акомы. За это я горжусь тобой. Пусть же твое странствие в неизмеримых далях Колеса Судьбы наградит тебя лучшей участью в следующей жизни».

Мара выполнила ритуал полностью: разорвала платье, поранила руку и насыпала пепел между грудей. Айяки беспокойно жался к ней, отбросив прочь четки, которые дала ему Накойя, чтобы чем-то его занять. Мара разорвала одежду на мальчике и припорошила золой его крохотную грудку. Он поглядел, что это она делает, и недовольно скривился. Стойкий, как и его отец, Айяки не заплакал, когда Мара, строго следуя требованиям обряда, ущипнула его. Вместо этого он оттопырил нижнюю губку и воинственно нахмурился. Ритуальным кинжалом Мара уколола его в плечо, и вызванный этим вопль завершил церемонию. Она подержала ручку Айяки над прудом, так чтобы его кровь смешалась в воде с ее кровью.

И тогда хлынули слезы. Одинокая и свободная от постоянного присутствия советников и слуг, Мара самой себе призналась: в глубине ее души жил страх. Страх, что она еще не готова к следующему ходу в Игре Совета. Унижения и страдания, которые она вытерпела от Бантокапи; сомнение и муки, не отпускавшие ее, пока она готовила его падение; все опасности, которым она подвергалась после гибели отца и брата, — все могло пойти прахом. Ветры житейских случайностей и политической удачи могли разметать плоды всех ее усилий. Ненависть к Акоме никогда не утихала у Минванаби. Иногда Мара чувствовала, что теряет надежду.

Пытаясь обрести опору в простых и понятных движениях, она одела Айяки в крошечную обрядовую мантию, подготовленную для этой минуты. Затем облачилась в белое платье, успокоила плачущего сына и понесла его к выходу из рощи.

Долетевший до нее шум был первым признаком того, что прибыли посетители. Во дворе слышался лязг оружия, и взволнованные голоса слуг перекрывали шум ветра в кронах деревьях. Мара крепче обняла теплое тельце Айяки. Мучимая мрачными предчувствиями, она обогнула защитный ряд живой изгороди и почти столкнулась с закованным в доспехи Кейоком. Старый воин расположился прямо напротив входа, и по тому, что застежки на его доспехах не были закреплены, Мара поняла, что ему пришлось надевать парадную амуницию в величайшей спешке. Как видно, гости были важными персонами.

— Анасати? — тихо спросила она.

Кейок ответил коротким кивком.

— Папевайо и Накойя ждут тебя, госпожа. Около казарм сейчас под присмотром Люджана вооружаются две роты.

Мара нахмурилась. Кейок вряд ли стал бы упоминать о таких предосторожностях, если бы Текума пришел с мирными намерениями; ее опасения подтвердились, когда военачальник рассчитанным движением поднял руку и потер подбородок большим пальцем.

Мара глубоко вздохнула и быстро увернулась, когда Айяки шаловливо взмахнул кулачком.

— Да вознаградит Лашима твою предусмотрительность, Кейок, — пробормотала она, ступив за ограду, и сердце у нее забилось чаще.

Двор был битком набит придворными, воинами и слугами; все они были покрыты дорожной пылью, а их простые и удобные доспехи явно сработаны для ратных трудов — не для торжественных визитов. Среди них ярким пятном одного из цветов его герба выделялся властитель Анасати, терпеливо восседавший на носилках. По правую руку от господина стоял его советник Чимака.

При появлении Мары в сопровождении Накойи и Папевайо, следующих за нею на шаг позади, все смолкли. Воины Анасати подтянулись и выровняли строй, когда властительница Акомы склонилась в легком поклоне… однако не настолько легком, чтобы оскорбить вельможу ранга Текумы:

— Добро пожаловать, отец моего мужа.

— Приветствую тебя, дочь моя, — с горечью ответил Анасати. — Я вижу у тебя на руках сына моего сына. Нельзя ли мне взглянуть на него поближе?

Мара ощутила жгучий укол вины. Представление внука могло стать радостным событием. Но сейчас, в момент, отягченный невысказанной враждебностью, Айяки был просто передан в протянутые руки деда. Прижатый к надушенному одеянию и к острым граням украшений из драгоценных камней, мальчик ежился, но не плакал. Текума всмотрелся в маленькое личико и сказал:

— Он похож на Банто.

Мара кивнула в знак согласия.

После долгого объятия Текума в холодном молчании вернул ребенка. Мара немедленно передала его Накойе, которая обняла дитя так же ласково, как обнимала его маму после другого погребального обряда… много лет тому назад.

— Отнеси моего сына в детскую, — сказала властительница Акомы.

Когда старая няня удалилась, Мара устремила взор на мрачное лицо свекра:

— Позволь предложить тебе гостеприимство этого дома.

— Нет, дочь, — отчеканил Текума. Вся нежность, на какую он был способен, ушла вместе с Айяки. — Нога моя не переступит порога дома убийцы моего сына.

Мара едва не пошатнулась. Сделав над собой огромное усилие, она сумела бесстрастно ответить:

— Твой сын сам лишил себя жизни, мой господин, во имя требований чести.

Текума на мгновение склонил голову, отдавая долг памяти сына.

— Я знаю, Мара. Но я также знал сына. Как бы мало ни был он пригоден для роли властителя, он бы никогда не додумался до такого оскорбления Имперского Стратега и собственного отца. Только тебе мог принадлежать подобный замысел, и только ты могла его осуществить. — Что-то похожее на уважение на крат-кий миг окрасило его речь. — Я воздаю должное твоему блестящему ходу в Игре Совета, Мара из Акомы, — его голос обрел обычную суровость, — но за эту кровавую победу ты дорого заплатишь.

Мара взглянула Текуме в лицо и поняла: только скорбь и гнев заставили его сказать больше, чем он мог себе позволить при обычных обстоятельствах. Мысленно она призвала себя к осторожности, вслух же ответила:

— Господин, я только повиновалась своему мужу и господину и повторила тебе приказания, которые он отдал мне при свидетелях.

Текума отмахнулся от возражений:

— Достаточно. Не в этом дело. Мантию Акомы унаследовал мой внук, и это послужит залогом союза между нашими домами.

При этих словах из свиты Анасати выступил вперед тощий, хищного вида человек со злыми глазами.

Текума сказал:

— Это Налгара. Он будет править от моего имени до тех пор, пока Айяки не достигнет совершеннолетия.

Мара не была застигнута врасплох:

— Нет, господин мой.

Глаза Текумы сузились:

— Я не слышал сказанного тобой.

Мара понимала, что сейчас нельзя проявлять слабость; она не воспользовалась предоставленной ей возможностью уступить:

— Когда ты отправишься в обратный путь, ты прихватишь этого человека с собой.

У воинов Анасати загремели доспехи, когда их руки схватились за оружие, а рука Текумы задрожала, готовая подать сигнал к нападению.

— Женщина, ты смеешь?..

Надеясь, что Люджану хватило времени для вооружения ее собственных отрядов, Мара стояла на своем:

— Да, господин. Я на этом настаиваю.

Маска вежливости слетела с лица Текумы:

— Как управлять наследными владениями Айяки, буду решать я. Я — властитель Анасати.

— Но это земли Акомы, — прервала его Мара; ее голос звенел от гнева. — Господин Анасати, кажется, забыл, что его сын был властителем Акомы. Но Акома никогда не была, не является и впредь никогда не будет вассальным владением Анасати. Твой внук сейчас — наследник титула властителя. Как его мать я опять становлюсь правящей госпожой Акомы — до того дня, когда он достигнет совершеннолетия.

Лицо Текумы исказилось от сдерживаемой ярости:

— Женщина, не пытайся разгневать меня!

— По-видимому, мой гость уже и без того разгневан, так что слова мало что изменят.

Пытаясь выиграть время, Мара отыскивала взглядом проблески зеленого цвета позади ощетинившихся оружием гвардейцев Анасати. Но его свита сомкнулась так тесно, что не было никакой возможности разглядеть людей Люджана, даже если они уже и появились поблизости. Ей оставалось только одно: держаться выбранной тактики. И она продолжила:

— Когда Банто принял на себя власть над Акомой, он, как тебе хорошо известно, снял с себя все обязательства перед тобой, сохранив только те, которые он свободно выбрал сам. Текума, твой сын не имел права принести обет перед нотами Акомы до тех пор, пока ты не освободил его от феодальной зависимости. Покажи мне документ, любой документ, назначающий тебя опекуном Айяки в случае смерти Банто и отказывающий мне в праве наследования. Тогда я устранюсь. Но без законного основания ты не можешь притязать на титул правителя Акомы.

Лишь едва заметное подергивание губ Текумы выдало его растерянность.

Мара поспешила убедить его в своей правоте, прежде чем противостояние обернется насилием:

— Мы принадлежим к разным кланам, так что у тебя нет власти над Акомой. Ты даже не можешь требовать от нас политической преданности. Банто никогда не пытался изменить нашим союзам, так что Акома все еще относится к членам Партии Нефритового Ока, а не к Имперской. У тебя нет здесь власти, Текума.

Затем она подняла руку, словно призывая богов в свидетели, и тут, к ее великому облегчению, вперед выступили три десятка воинов Акомы с Люджаном во главе, полные решимости защищать свою госпожу. В тылу отряда Текумы собралось еще пятьдесят воинов в боевом снаряжении, готовых к немедленным действиям, если в этом возникнет необходимость. Мара завершила свою речь с иронической улыбкой:

— Итак, я опять правлю Акомой, до тех пор пока Айяки не исполнится двадцать пять лет.

Властитель Анасати собрался возразить, но вмешался его советник Чимака:

— Мой господин, она все правильно сказала. Так гласит закон.

Вынужденный сдержать гневную тираду, Текума молчал в течение долгой минуты и затем промолвил:

— В таком случае, что же будет с мальчиком, если ты умрешь?

Ровным тоном Мара ответила:

— Тогда Айяки станет правителем Акомы, не достигшим двадцати пяти, готов он к тому или нет… как это случилось со мной.

Текума сделал неуловимый жест, указывающий на то, что Мара все-таки женщина, одинокая среди своих врагов.

— Мальчик, конечно, погибнет.

Но угроза не поколебала юную властительницу, которая стояла, вызывающе выпрямившись:

— Вероятнее всего, по приказанию властителя Минванаби или кого-нибудь другого, кто стремится пройти по трупам людей Акомы ради собственного возвышения.

Текума признал поражение:

— Ну, ладно, дочь моя. Ты своего добилась. Я буду стараться сохранить тебя в живых до тех пор, пока Айяки не примет власть над Акомой. Но если ты позволишь себе хоть единый шаг, который я сочту опасным для Анасати…

— Не угрожай мне в моем доме, отец моего мужа, — предостерегающе молвила Мара, — я могу покончить с этим здесь и сейчас.

Она указала на Люджана и воинов, которые в полной готовности ожидали приказаний своей госпожи. Соотношение сил резко изменилось: Текума с парой десятков солдат оказался зажатым между двумя отрядами, каждый из которых численно превосходил его охрану.

Если бы он вздумал продолжать словесную стычку, дело могло обернуться для него совсем скверно.

Мара пристально всмотрелась в застывшие черты свекра:

— Я не желаю между нами вражды, Текума. Твои разногласия с моим отцом имели лишь политические корни. — Со вздохом более красноречивым, чем слова, она покачала головой. — И то, что сделала я, тоже было сделано ради политических целей… мы оба это знаем. И потом… — Не дав ему времени ответить, Мара продолжила:

— Если бы ты сейчас погиб… у Джингу из Минванаби не осталось бы никаких реальных соперников в Игре. Нет, я не прошу тебя быть моим союзником. Я только хочу, чтобы ты не был моим врагом.

Кулак Текумы, поднятый, чтобы подать сигнал воинам, разжался. Свекор бросил на Мару быстрый взгляд.

— Минванаби… да. Он уже считает себя достаточно могущественным, чтобы выступить против меня. — Властитель Анасати вздохнул, осознав наконец спокойную силу в осанке Мары. — Вероятно, твое участие может кое-что изменить. — Он покачал головой. — Я недооценил тебя. Может быть, и Джингу сделает ту же ошибку. — После минутного безмолвия Текума поклонился в знак прощания:

— Ну хорошо, Мара. Вот что я могу тебе пообещать: до тех пор пока Айяки жив, я не буду препятствовать тебе в твоем стремлении причинить урон Минванаби. Но я не дам таких заверений, если будут затронуты интересы Анасати. Между нами по-прежнему много разногласий. Но если уж моему внуку суждено унаследовать мантию Акомы, то ты, властительница, убедишься: я не забываю своих обещаний. Если же с ним случится какое-нибудь зло, прежде чем он вступит в права наследства, то с этого мгновения твоя жизнь будет измеряться минутами.

Текума кратко приказал своей свите построиться для выступления в обратный путь. Ветер трепал плюмажи офицеров и развевал темные волосы Мары, пока она наблюдала, как властитель Анасати и его соратники покидали двор. Первая часть ее плана успешно осуществилась. На какой-то срок ей удалось обезвредить второго по могуществу — после Минванаби — врага ее отца.

В Империи не много было таких, кто решился бы навлечь на себя гнев Текумы, нанеся обиду его внуку; к таковым относились только властители Кеда, Ксакатекас, Минванаби и, может быть, еще один или двое. Большинству придется воздержаться от этого, хотя бы только для того, чтобы не допустить чрезмерного возвышения Минванаби.

Уже одно то, что Мара была врагом Джингу, придавало ей немалый вес в глазах политиков, даже если она просто сумеет отвлечь на себя какую-то часть его сил. И, несмотря на покровительство Текумы, которым она заручилась, Мара знала, что кровная вражда не прекратится. Молодой вдове пока удалось только одно: она заставила самого непримиримого врага своей семьи действовать более осторожно. Какой-то срок можно было не опасаться неумелых предательских покушений. Конечно, следовало ожидать новых нападений; но с того дня, когда Кейок увел ее из храма, властительница Акомы в первый раз почувствовала, что выгадала время, и надо постараться использовать его наилучшим образом.

Сейчас ее ожидало множество неотложных дел, и Мара отпустила Люджана и его воинов. В сопровождении Кейока и Папевайо она вернулась в прохладу и уют своих покоев. В плане ее действий на следующий день первым значилось путешествие в Сулан-Ку. Если сообщение Аракаси было правильным, лазутчик Минванаби проживал в городской резиденции Бантокапи, и прежде всего следовало повидаться с Теани — наложницей покойного властителя Акомы.

***

Выбирая место для своего городского жилища, Бантокапи не пожелал поселиться в оживленном, людном квартале.

Боковая улочка, где находился этот дом, была опрятной и тихой, удаленной от шумных торговых путей, но от нее было легко дойти до открытой арены, где проходили состязания борцов.

Мара вышла из паланкина. Под ногами тихо шелестели увядшие листья, которые постоянно опадали в сухое время года. Сопровождаемая свитой, включавшей в свой состав Папевайо и Аракаси, она вступила в широкий подъезд, колонны которого были вырезаны в виде воинов в боевом облачении. Незнакомый служитель открыл дверь.

Он низко поклонился:

— Добро пожаловать, властительница Акомы.

Мара ответила на приветствие едва заметным движением руки и вступила через порог в тень, слегка окрашенную алым цветом от солнечного луча, который просвечивал через оконные занавески. Аромат душистых специй наполнял воздух, смешиваясь с запахом мебельного воска и женских духов. Все четверо слуг, составлявших домашнюю челядь, опустились на колени и ожидали приказаний Мары, в то время как она любовалась прекрасными коврами, искусно инкрустированными подставками для оружия, сундуками, покрытыми лаком, и ларцами с узорами из драгоценных камней. Городской дом ее супруга оказался достаточно уютным гнездышком.

Но в стиле и убранстве всего дома явно угадывался вкус, который никоим образом не мог быть вкусом ее покойного супруга. Бантокапи ни за что не установил бы при входе мраморные статуи нимф; к тому же на расписных ширмах были изображены цветы и изящные птицы, а не излюбленные им сцены битв.

Мара подождала, пока Папевайо и Аракаси встанут по обе стороны от нее. Меч, который нес первый, служил не для показа, а на втором для отвода глаз красовался офицерский плюмаж: никто не должен был догадаться об истинном роде деятельности Аракаси. Впрочем, в конечном счете Маре не потребовалась помощь мастера тайного знания, чтобы распознать женщину, которая покорила сердце ее мужа… и сделала это потому, что была шпионкой Минванаби. Хотя Теани покорно склонилась в поклоне вместе с другими служанками, ошибки быть не могло: она и только она могла быть возлюбленной Бантокапи.

Внимательно рассмотрев ее черты, Мара поняла одержимость мужа. Куртизанка была настоящей красавицей с нежной кожей и пышными волосами, пряди которых отливали солнечно-золотым и красноватым оттенками, хотя Мара подозревала, что этот эффект был достигнут за счет искусства, а не природы. Даже несмотря на то, что красавица стояла на коленях, было видно, что легкий шелк ее одежды облегает зрелую, соблазнительную фигуру с безупречно очерченной высокой грудью, тонкой талией и округлыми бедрами.

В сравнении с ней тело Мары казалось мальчишеским, и пришлось признать, что, непонятно по каким причинам, это задело властительницу Акомы. За каждую минуту, проведенную Бантокапи за пределами поместья, его жена благодарила богов, однако сейчас поразительная красота женщины, которую он предпочел, вызвала у Мары раздражение. Вспомнился звучавший в храме голос, предупреждавший: «Остерегайся тщеславия и ложной гордости». Мара чуть не засмеялась. Да, ее тщеславие было ранено и гордость уязвлена. И тем не менее судьба явила ей милость таким странным и неожиданным способом.

Эту женщину подослал сюда Джингу, властитель Минванаби, ради успеха его плана — сокрушить Акому. Но вместо этого Теани ухитрилась только свести с ума Бантокапи и тем самым ускорить осуществление замыслов Мары. Конечной же целью этих замыслов было усиление дома Акомы и уничтожение Минванаби. Мара молча смаковала этот парадокс. Теани должна вернуться к своему хозяину, уверенная в том, что ее истинная роль осталась нераскрытой. Пусть Джингу думает, что эта женщина изгнана ревнивой женой.

На всякий случай Мара жестом приказала двум воинам встать на страже возле двери. Потом, шагнув вперед от своих телохранителей, но соблюдая при этом осторожность и находясь вне досягаемости удара ножом, она спросила коленопреклоненную куртизанку:

— Как твое имя?

— Теани, госпожа. — Женщина не поднимала взгляда.

Ее смирение показалось Маре притворным:

— Посмотри на меня!

Теани подняла голову, и Мара услышала легкое движение среди своих воинов.

Золотистое, формой напоминавшее сердечко, лицо куртизанки освещали прекрасные янтарные глаза. Ее черты были совершенными и сладкими, как мед в ульях рыжих пчел. Но помимо красоты Мара увидела нечто, способное привести в смущение. Эта женщина была опасна, от нее исходила угроза, как от любого игрока в Великую Игру. Однако властительница Акомы оставила при себе свои умозаключения.

— Каковы твои обязанности?

Все еще стоя на коленях, Теани ответила:

— Я состояла горничной при твоем муже. Хозяйка Акомы снова едва не рассмеялась, услышав эту бесстыдную ложь. Назваться горничной, когда на тебе надет наряд, куда более ценный, чем любое платье самой Мары, за исключением ее церемониального облачения, — это просто насмешка над разумом.

Мара сказала кратко:

— Верится с трудом.

Глаза Теани слегка сузились, но она промолчала. Тогда Мара поняла: на краткое мгновение наложница испугалась, не распознала ли Мара в ней лазутчицу? Чтобы не давать пищи для подозрении, Мара задала затем каждому из остальных слуг тот же вопрос:

— Каковы твои обязанности?

Слуги назвались кухаркой, садовником и второй горничной; впрочем, это уже было известно Маре от Джайкена. Она приказала всем троим отправиться в поместье и там попросить хадонру, чтобы он приставил их к делу. Они быстро удалились, обрадованные тем, что избежали участия в противостоянии любовницы и жены покойного господина.

Когда в комнате остались только Мара, Теани и воины, Мара сказала:

— Я думаю, в господском доме Акомы нам не понадобятся твои услуги.

Самообладание Теани оставалось восхитительно непоколебимым:

— Я чем-либо не угодила госпоже?

Мара с трудом удержалась от улыбки:

— Нет, напротив, в последние месяцы ты избавляла меня от множества страданий, мук и сожалений. Тем не менее я со своими простыми вкусами не столь отважна, как некоторые хозяйки знатнейших домов: мои влечения не распространяются на представительниц моего пола. — Она бросила взгляд на бледные кровоподтеки над ключицей Теани. — Как видно, ты разделяла пристрастие моего мужа… к грубым развлечениям. У меня в поместье твои таланты просто не найдут применения… если только ты не думаешь, что могла бы позаботиться о развлечении моих солдат.

Теани едва заметно вздрогнула. Ей удалось не разразиться гневным шипением, и Мара была вынуждена восхититься ее выдержкой. Оскорбление было глубоким: как куртизанка или наложница Теани занимала сравнительно высокую ступень в общественной иерархии цурани. Древняя цуранская культура не признавала серьезных различий между любовницей и женой вельможи.

Умри Мара раньше мужа, любая постоянная возлюбленная Бантокапи могла бы навсегда обосноваться в господском доме Акомы. А уж если бы Теани пережила и жену, и господина, то в глазах закона сожительница властителя обладала бы определенными правами и наследственными привилегиями. Женщина из Круга Зыбкой Жизни считалась как бы умелой мастерицей в ремесле или даже в искусстве наслаждения.

Но армейская шлюха относилась к самым низам общества. Повсюду — кроме военного лагеря — женщин, следовавших за имперским войском, чурались и презирали. Честь была им не по карману. Теани только что назвали — хотя и иносказательно — шлюхой, и если бы женщины были воинами, то Маре пришлось бы сейчас бороться за свою жизнь.

Куртизанка молча смотрела на Мару. А потом, собрав всю свою выдержку и приняв самый чистосердечный вид, она прижалась лбом к полу, так что ее красновато-золотистые волосы почти касались сандалий хозяйки.

— Госпожа моя, мне кажется, что ты обо мне неверно судишь. Я хорошо играю на разных музыкальных инструментах, и еще я владею искусством массажа и увлекательной беседы. Мне известны семь способов избавления тела от болей и страданий: надавливание, поглаживание, растирание, лечение травами, окуривание, иглоукалывание и вправление суставов. Могу наизусть читать целые главы из саг, а также танцевать.

Несомненно, эта женщина действительно обладала перечисленными ею навыками, хотя Бантокапи вряд ли пользовался столь разнообразными талантами своей наложницы. Возможно, он позволял сделать себе массаж или соглашался выслушать песню, прежде чем предаться плотским утехам. Но не стоило забывать, что Теани была шпионкой и, может быть, натренированной убийцей. Теперь, после смерти Бантокапи, она могла бы воспользоваться первым же благоприятным случаем, чтобы разом избавить своего хозяина Минванаби от Мары с Айяки и навсегда покончить с родом Акома.

Страх перед кознями Джингу заставил Мару обойтись с его ставленницей неожиданно резко. Не удостоив Теани даже столь незначительной любезностью — разрешением подняться с колен, — она сказала:

— Тебе не составит труда найти себе новую работу. Столь одаренная горничная с легкостью очарует какого-нибудь знатного властителя. В течение часа сюда прибудет посредник, чтобы закрыть дом для подготовки к продаже. Забирай все подарки, которые преподнес тебе мой муж, и уходи. Здесь не останется ничего, связанного с Акомой. — С презрением окинув взглядом пышные формы Теани, она добавила:

— И, конечно, к переезду нового владельца необходимо очистить дом от всяческих отбросов.

Мара повернулась и вышла, словно с этого момента прелестница, которой было недвусмысленно предложено убираться на все четыре стороны, перестала для нее существовать.

Только наблюдательный Аракаси успел заметить, как Теани на миг сбросила личину беспредельного повиновения. Неприкрытая ненависть исказила лицо молодой женщины, его прекрасные черты теперь выражали одну лишь жестокость — мрачную, изощренную и смертоносную. Этого мгновения хватило, чтобы Аракаси понял: все оскорбления, нанесенные ей властительницей Акомы, сохранятся в памяти Теани, и она будет мстить за каждое в отдельности.

Воспользовавшись властью, которую олицетворял в глазах окружающих его офицерский плюмаж, мастер тайного знания завладел инициативой и приказал двум воинам оставаться вблизи от дома и проследить за тем, чтобы приказы властительницы были немедленно исполнены. Затем, не дожидаясь, пока Теани обуздает свою ярость настолько, чтобы запомнить его лицо, он проворно проскользнул в дверь.

Оказавшись снаружи, он поспешил встать рядом с госпожой, и Мара спросила:

— Это она?

— Да, госпожа. Теани и есть та шпионка. Прежде чем появиться в городе, она была фавориткой властителя Минванаби и постоянно делила с ним постель. Почему именно ее выбрали для шпионажа за господином Бантокапи, пока неясно, но, должно быть, она сумела убедить своего хозяина в том, что сможет позаботиться о его интересах.

Шум ветра и шорох падающей листвы заглушали их беседу. Даже здесь, на тихой пустынной улочке, Аракаси по привычке соблюдал предельную осторожность. Помогая Маре усесться на подушки, он шепнул:

— Наш агент не смог разведать, чем занималась Теани до того, как появилась у Минванаби. — Аракаси метнул многозначительный взгляд в сторону дома. — Я буду спать гораздо спокойнее, когда моим людям удастся побольше разузнать о ней, ибо, по-моему, ты только что нажила себе врага, госпожа. Ведь я заметил выражение ее глаз, когда ты ушла. В них я прочел одно: жажду убийства.

Мара откинула голову на подушки, полузакрыв глаза. Худо ли, хорошо ли — с этим делом она покончила; для последующих шагов потребуется напряжение всех сил и полнейшая собранность.

— По обязанности меня убьют или по личным причинам — риск одинаков, — заключила она.

Подняв носилки, рабы тронулись в путь. Аракаси подстроился под их мерный шаг и двигался рядом с паланкином. Папевайо также выступал рядом, но с другой стороны. Слегка повысив голос, чтобы топот ног носильщиков не мешал Маре расслышать его слова, Аракаси проговорил:

— Вот в этом ты ошибаешься, госпожа. Кое-кому может изменить решимость, если убийство выполняется во имя долга, по обязанности. Но если на месть толкает ненависть, рожденная личным оскорблением, многие собственной жизни не пощадят, лишь бы их враг погиб с ними вместе.

Мара обожгла его гневным взглядом:

— По-твоему, я сваляла дурака?

Аракаси не смутился:

— Я бы предпочел, чтобы в будущем моя госпожа взвешивала слова более тщательно.

— Постараюсь. Если бы Кейок сейчас находился здесь, он бы, вероятно, принялся усердно скрести пальцем подбородок.

— Это у Папевайо такая привычка, — возразил явно озадаченный Аракаси.

Его хозяйка рассмеялась:

— Ты все правильно подметил. Когда-нибудь я объясню тебе, что означает этот жест. А теперь вернемся домой, старший офицер. Жара быстро нарастает, а впереди еще много дел.

Аракаси четко отсалютовал. Без тени смущения взяв на себя роль сотника (хотя всем присутствующим было известно, что с мечом он управляется не слишком-то ловко), он приказал охране занять места вокруг носилок, как полагалось в походном строю, для долгого перехода: властительница Акомы возвращалась в поместье.

***

Когда ранний вечер разбросал пурпурные тени на мостовой, через северные ворота Сулан-Ку пронесли другие носилки. Оказавшись на Имперском тракте, носильщики со значками своей гильдии повернули в сторону Священного Города. Они шли медленно, словно клиентка, укрывшаяся за занавесками, наняла их для обозрения окрестностей или для прогулки на свежем воздухе. Когда после двух часов пути она приказала остановиться для отдыха, носильщики собрались на обочине дороги неподалеку от носилок. Все они были вольными людьми, членами коммерческой гильдии носильщиков. Обычно их нанимали господа, которым требовалось совершить путешествие, а собственных рабов почему-либо в распоряжении не имелось.

Получив разрешение на отдых часом раньше, чем было условлено, носильщики неторопливо поглощали легкую пищу, которую достали из сумок, подвешенных к поясам, и восхищенно перешептывались о женщине, нанявшей их для этого путешествия. Мало того, что она была потрясающе красива; она к тому же еще и щедро заплатила звонкой монетой за работу, которая (по крайней мере до сих пор) казалась им удивительно легкой.

И вдруг из общего потока идущих по дороге людей отделился торговец глиняной посудой. К длинному шесту, перекинутому через плечо торговца, были подвешены на ремнях разнообразные горшки, котелки и кувшины. Каждый его шаг приводил к тому, что горшки, раскачиваясь, ударялись друг о друга и производили немалый шум. Возле носилок он остановился — как видно, для того чтобы перевести дух. Его худое лицо с острыми чертами покраснело от быстрой ходьбы, а маленькие глаза двигались быстро и блестели, словно бусинки. Привлеченная бряканьем посуды, женщина за занавеской жестом подозвала его подойти поближе. Притворившись, что рассматривает один из горшков, она сказала:

— Рада, что ты еще не дошел до Сулан-Ку. Это бы усложнило наши дела.

Торговец отер лоб тонкой шелковой тканью.

— А что случилось?

Женщина скривила хорошенький рот и умышленно выронила из рук горшок, который с глухим стуком упал на дорогу.

— Именно то, что я и подозревала. Эта сука из Акомы не пожелала принять меня на службу в своем поместье. Очень глупо было со стороны Джингу надеяться, что она попадется в такую ловушку.

Мнимый горшечник досадливо вскрикнул и придирчиво осмотрел упавший горшок. Не обнаружив ни трещин, ни каких-либо иных изъянов, он немного повеселел.

— Властитель Минванаби в первую очередь прислушивается к своему собственному мнению.

Женщина провела пальцем с искусно раскрашенным ноготком вдоль линии изысканного орнамента, вьющегося по поверхности кувшина для ополаскивания рук.

— Я вернусь ко двору Джингу. Он, конечно, пожалеет, что сорвался его план

— заслать лазутчицу в дом Акомы, — но без меня он соскучился. — Ее губы сложились в мечтательную улыбку. — Я-то знаю, какие у меня есть средства, чтобы заставить его по мне тосковать. Ни одна из его девиц не владеет моим… искусством.

Горшечник угрюмо отозвался:

— А может, они, в отличие от тебя, Теани, не любят, когда им наставляют синяки?

— Ладно, хватит. — Куртизанка тряхнула меднокрасными волосами, и ее накидка распахнулась. Быстрый взгляд на то, что было под одеждой, заставил торговца усмехнуться при мысли о странном противоречии: как сочетается в этой женщине красота с неожиданной жестокостью! Усмешку собеседника Теани ошибочно приписала мужской похоти, и это ее позабавило. Затем она заговорила снова, как бы призывая его вернуться к делу:

— От Бантокапи господину Джингу никогда не было никакой пользы. На самом деле хозяйкой у них всегда была Мара, хотя ей хватало ума, чтобы скрывать это от своего повелителя… пока не стало слишком поздно. Итак, я возвращаюсь в дом Минванаби и обо всем, что сумею там узнать, буду уведомлять нашего подлинного господина. Так ему и доложи.

Торговец кивнул, потирая хорошо ухоженные, без намека на мозоли, пальцы о свой деревянный шест.

— Вот и прекрасно. Я таскал эти проклятые горшки с самого раннего утра — с тех пор, как сошел на берег с барки нашего господина, и весьма доволен, что скоро смогу от них избавиться.

Теани внимательно оглядела его, как будто находила нечто смешное в перенесенных им неудобствах.

— Оставь мне кувшин, — прошептала она. — Пусть носильщики думают, что у меня была причина для разговора с тобой.

Глазурь ярко сверкнула в лучах солнца, когда, отстегнув кувшин от шеста, торговец вручил его прекрасной покупательнице, иронически заметив:

— Горшком меньше — ноша легче.

— А почему ты пришел сюда сам?

Торговец поморщился: плечо, натертое шестом, зудело, а он даже не мог потянуться, чтобы почесать натруженное место.

— Не посмел никому довериться. Прошлой ночью, когда барка моего господина вышла из города, мы просто прошли несколько миль вверх по реке и бросили якорь. Он предполагал, что ты все еще находишься в городском доме, поэтому мне и пришлось так перерядиться. Никому из нас даже в голову не пришло, что госпожа Мара так проворно избавится от городских владений Банто. Ведь только вчера она покинула священную рощу.

Теани взглянула в сторону источника, где сидели сплетничавшие носильщики, и кивком головы указала на них «торговцу»:

— Думаю, будет лучше всего, если ты прикажешь, чтобы всех их прикончили. Кто-нибудь может проболтаться о нашей встрече.

Торговец внимательно оглядел восьмерых мужчин у источника.

— Это будет кровавая бойня, но рисковать не стоит. И кроме того, если на носилки нападут грабители с большой дороги, в чем сможет тебя обвинить гильдия носильщиков? Я все подстрою так, что нападение на вас состоится перед самым твоим прибытием в усадьбу Минванаби, а уж там ты кинешься в объятия Джингу, чтобы спастись от разбойников. Ну, а теперь слушай, что велел хозяин: что бы ни случилось, госпожа Мара должна остаться живой и невредимой.

Теани замерла от удивления:

— После убийства Бантокапи?

— Таков приказ нашего господина. А теперь пора кончать разговор.

С гримасой непритворного отвращения торговец перенес свой бренчащий товар на другое плечо.

Пока он удалялся, Теани сидела молча, разом утратив свое непробиваемое хладнокровие. Мара — властительница Акомы — возбудила в ней такую лютую ненависть, какой она никогда не испытывала прежде. Куртизанка не стала утруждать себя размышлениями о причинах этой ненависти. Рожденная женщиной из Круга Зыбкой Жизни, выброшенная на улицу в шестилетнем возрасте, она выжила только благодаря природному цепкому уму. Ее необычная красота быстро привлекла к ней мужское внимание, и несколько раз она едва не угодила в лапы работорговцев, хотя и не совершала преступлений, за которые людей обращают в рабов. В самых грязных уголках Империи такими тонкостями, как законность и справедливость, частенько пренебрегали… за хорошую плату. Теани рано поняла, что для некоторых мужчин честь была всего лишь предметом торговли. Она столкнулась с насилием раньше, чем познала любовь, а в двенадцать лет впервые продалась за деньги мужчине, который держал ее в своем доме в течение двух лет. Это был человек с вывихнутой душой, которому доставляло удовольствие причинять боль красивой девочке. Теани пыталась бороться с ним, пока страдания не научили ее отрешаться от ощущения телесной муки. Прошло еще какое-то время, и она убила своего мучителя, но память о перенесенных унижениях и боли навсегда осталась в ее душе — то были знакомые ощущения, которые она хорошо понимала. После того Теани пустила в ход свою красоту и ум, чтобы подняться по общественной лестнице, выбирая одного благодетеля за другим, причем каждый следующий был богаче и могущественнее предыдущего. В течение семи последних лет она служила своему теперешнему нанимателю, с которым — в отличие от всех других — никогда не делила ложе. Под маской нежной прелести, под завесой жестоких страстей он сумел разгадать неизбывную ненависть, которая руководила ее поступками. Он сумел поставить эту особенность Теани на службу своим интересам — против властителя Минванаби, в котором видел врага; и за все время ни разу не поддался соблазну установить с ней какие-то другие отношения, помимо чисто деловых. По этой причине она преданно служила ему: ведь он был единственным в своем роде среди тех, с кем сталкивала ее судьба на бурной дороге жизни.

Но привязалась она только к Бантокапи. До встречи с ним она не испытывала ни малейшего интереса ни к одному из мужчин, которых ей требовалось ублажить или погубить. Несмотря на то что властитель Акомы не только видом, но и зловонием напоминал распаленного борова в свинарнике, когда в порыве страсти набрасывался на нее, еще не остыв от своих борцовских забав, он обладал редкостным свойством — то был единственный человек, понимавший Теани. Бантокапи причинял ей боль, к чему и она стремилась, и притом одарял столь пылкой любовью, о которой она не имела представления за все двадцать восемь лет своей бурной жизни. Теани слегка содрогнулась, вспомнив о его сильных руках, терзающих ее мягкую плоть в порыве сильнейшей страсти. Она вонзала ногти ему в спину и даже научила его испытывать радость от причиняемой ею боли. Но Мара — властительница Акомы — всему этому положила конец.

Пальцы Теани, сжимающие нарядный кувшин, напряглись; в душе нарастала ярость. Бантокапи заманили в ловушку! Его погубили, умело используя усвоенное им с детстваубеждение, что честь дороже жизни. Теани не имела ни малейшего представления о чести… но вот соперничество — это чувство было весьма ей знакомо. Эта сука, его жена, невинна, как младенец, с отвращением подумала Теани. Чтобы этот холодный фасад неприступной властительницы дал трещину, хватило бы хорошей трепки — только и всего! Какое удовольствие испытала бы куртизанка, подвергая Мару всевозможным унижениям час за часом, а то и целыми днями, прежде чем предать ее в руки бога Туракаму! Теани облизнула губы, слегка вспотев от немыслимой жары. Попадись ей в руки эта гордячка Мара, уж она бы покуражилась вдоволь! И ощущение полной своей власти над беззащитной соперницей было бы слаще, чем любые мужские ласки! Но Мара выгнала ее из своего городского дома столь подлым способом, что не оставила ни единой лазейки для немедленного отмщения. Теперь ей просто некуда было податься, и оставался только один выход: снова поселиться в доме Джингу и стать его забавой. Тучный властитель Минванаби внушал ей отвращение, и выносить его заигрывания будет нелегко, но между ним и Акомой шла война не на жизнь, а на смерть. Именно их кровная вражда открывала для Теани надежду на возмездие. Мара умрет, и ее смерть будет медленной и мучительной — или просто позорной, если не представится иной возможности. То, что у настоящего нанимателя Теани совсем другое на уме, не имело никакого значения. В прошлом Теани сменила немало хозяев.

С этой мыслью она раздраженно швырнула кувшин на груду подушек и знаком велела носильщикам возвращаться к паланкину. Пока они пересекали дорогу, внимание путешественницы привлекло мощное, грубое тело одного из них, шедшего впереди. Его отличала прекрасно развитая мускулатура и походка лихого задиры, всегда готового к драке. Возбужденная мыслями о предстоящих убийствах и возмездии, Теани решила в следующий раз остановиться для отдыха на лесной поляне неподалеку от тракта. С дороги поляна не видна, и там можно будет немного поразвлечься; этот мужлан и его товарищи все равно затем будут убиты. Не воспользоваться ими для удовольствия — просто глупо. Кроме того, несколько свежих царапин и синяков на ее теле и лице помогут убедить Джингу в том, что она и в самом деле вырвалась из рук бандитов, и устранят любые сомнения по этому поводу. Легкая дрожь предвкушения пробежала по ее телу, когда носильщики подняли паланкин и зашагали в направлении Священного Города.

***

На дороге, ведущей в Сулан-Ку, горшечник внезапно остановился, как будто для того, чтобы пересчитать монеты, полученные от прекрасной госпожи за его кувшин. Из-под полей широкополой шляпы он наблюдал, как удалялись носилки, размышляя в то же время о том, что заставило эту женщину несколько помедлить, прежде чем призвать к себе носильщиков. Если такая особа, как Теани, позволила себе задуматься и помечтать среди бела дня… вряд ли эти грезы сулят что-либо приятное.

Недовольно буркнув что-то себе под нос, он перенес шест с товаром на другое плечо. Некогда именно он убедил их общего хозяина в том, что способности этой женщины отнюдь не ограничиваются пределами опочивальни, и в прошлом не менее десяти раз ее работа подтверждала справедливость такого суждения. Но в последнее время она начала проявлять признаки независимости характера, желание по-своему истолковывать данные ей приказы. Стоя в одиночестве на пыльной дороге, в шуме проходящего мимо народа, мнимый горшечник ломал себе голову: не свидетельствует ли эта заминка о том, что Теани чем дальше, тем больше отбивается от рук? Впрочем, долго размышлять об этом он не стал. Как всегда рассудительный, он напомнил себе, что, так или иначе, Теани могла доставить неприятности только господину Минванаби. Если она тайно поменяет хозяина, в лучшем случае Джингу получит не слишком надежную служанку. Кроме того, если из-за Теани возникнут какие-нибудь сложности, ее можно будет и убрать.

Шест с горшками и кувшинами все больше давил на плечо. Едва сдерживая раздражение, Чимака — первый советник властителя Анасати — повернул в направлении Сулан-Ку. То, что Теани снова окажется среди домочадцев Минванаби, весьма удачно. Хотя она и удивила всех, поселившись в городском доме Бантокапи, Чимака считал, что все обернулось наилучшим образом. Его господин, вероятно, будет иного мнения, но ведь он только что потерял сына. Сам Чимака не придавал этому событию большого значения. Бантокапи никогда его по-настоящему не интересовал. И хотя девчонка из Акомы оказалась куда более одаренной, чем ожидалось, серьезная угроза исходила только от Минванаби. В Высшем Совете постоянно происходила борьба каких-то тайных сил, и Игра набирала мощь, пока продолжалась кампания Имперского Стратега в Мидкемии. Любые ходы запутанной интриги всегда горячили кровь Чимаки. «Боги, до чего же я люблю политику», — подумал он, вышагивая по дороге. Понемногу вдохновляясь, «торговец» начал даже насвистывать под перестук своей посуды.

Вскоре после возвращения из Сулан-Ку Мара созвала своих приближенных. Ее доверенные советники собрались у нее в кабинете, когда прохладные сумерки опустились на тайзовые поля. Накойя уселась по правую руку от хозяйки; ее волосы были повязаны красным шарфом в угоду Туракаму, ибо во владениях этого бога пребывал теперь умерший хозяин. Корзины со стеблями красного тростника стояли у каждой двери в доме в знак траура, чтобы Красный Бог отвел глаза от тех, кто скорбел по умершему.

Мара была облачена в ритуальный хитон того же цвета, но в ее облике не чувствовалось печали. Она сидела прямая и гордая, пока Джайкен, Кейок, Папевайо, Люджан и Аракаси отвешивали ей положенные поклоны и рассаживались на подушках, разложенных по кругу на полу.

Когда последний из них занял свое место, властительница Акомы взглянула по очереди каждому из них в глаза и заговорила:

— Все мы знаем, что случилось в нашем доме. Нет нужды снова толковать об этом. Но прежде чем навечно похоронить память о Бантокапи, мне бы хотелось кое-что вам сказать. Все, что здесь произошло, и все, что за этим последует,

— на моей совести. За все отвечаю одна я. Пусть никто из тех, кто служит Акоме, даже и на миг не помыслит, что поступал недостойно. Если другие жители Империи станут шептаться по углам о нашем бесчестье — бремя позора должна нести только я.

Этими словами Мара покончила земные счеты своего погибшего супруга. Никто и никогда не начнет задумываться — не предали ли они своего законного властителя.

И почти сразу же Мара перешла к делам более насущным. Красный цвет траурных одежд был ей весьма к лицу, но об этом она думала меньше всего. Нахмурившись, она обратилась к Кейоку:

— Нужно ускорить набор солдат. Минванаби вынужден временно затаиться, и мы должны разумно использовать весь отпущенный нам срок, чтобы укрепить свои позиции.

Военачальник кивнул:

— Это возможно, если мы призовем каждого юношу из тех, что еще не состоят на службе, и если все они откликнутся на призыв. Властитель Минванаби и его вассал из Кеотары все еще пытаются кем-то заменить те три сотни солдат, которых они послали против нас несколько месяцев назад. Думаю, мы без особых усилий сможем добавить к отряду Акомы две сотни бойцов в течение ближайших двух месяцев… хотя все они окажутся необученными юнцами. А чтобы добрать еще три сотни, которых ты требуешь, госпожа, понадобится никак не меньше года.

Бантокапи оставил несколько крупных долгов, и Джайкен отметил, что для возмещения этих денежных потерь тоже потребуется время. К тому сроку, когда набор будет закончен, нужно накопить достаточно средств, чтобы оплатить обучение новобранцев. А тем временем благодаря союзу — пусть даже вынужденному — с властителем Анасати можно не ожидать набегов на Акому; во всяком случае, напасть в открытую не осмелится никто.

Как всегда, Накойя не упустила случая предостеречь:

— Госпожа, как только Акома соберет союзников и усилит гарнизон, тебе придется особенно опасаться предательских покушений.

Аракаси согласился:

— Госпожа, в тот день, когда истечет срок твоего траура, к тебе непременно явятся брачные посредники-сваты, которые станут хлопотать за различных искателей твоей руки. И когда несколько достойных отпрысков благородных семей явятся к тебе по приглашению, среди них почти наверняка окажутся шпионы Минванаби.

Обдумав сказанное, Мара твердо заявила:

— Значит, мы обязаны постараться, чтобы никакие шпионы не обнаружили здесь ничего такого, о чем стоило бы доносить господам.

Совет продолжался; Мара уверенно вернулась к своей прежней роли властительницы Акомы. Когда спустилась мгла и молчаливые рабы зажгли лампы, уже были приняты некоторые решения и рассмотрены последние новости. За время, прошедшее от заката до полуночи, удалось решить больше дел, чем за весь срок правления Бантокапи в бытность его властителем Акомы. В конце концов Джайкен поднялся с подушек, вздохнув с очевидным удовлетворением. И какие бы чувства — вины или облегчения — ни вызывала у остальных гибель Бантокапи, они никак не выразили этих чувств, когда встали со своих мест. Слишком много дел им предстояло переделать.

Накойя, по-старчески медлительная, начала с очевидным усилием подниматься на ноги, но тут Мара, словно по какому-то наитию, жестом остановила ее. Все прочие, бывшие уже почти у самой двери, почтительно замерли, когда Мара попросила их еще ненадолго задержаться.

С лукавой улыбкой она спросила:

— Если я по всем правилам назначу Накойю своей постоянной первой советницей, как вы к этому Отнесетесь?

Старая няня громко охнула, а лицо Кейока осветила редкая улыбка.

— Место первого советника было свободно со дня смерти Джаджорана, — напомнила Мара. Ее явно забавлял вид Накойи — обычно такой словоохотливой, — которая сейчас только открывала и закрывала рот беззвучно, как рыба.

Первым высказался Аракаси, отвесив старой женщине учтивый поклон:

— Достойная матушка, высокий пост и почет приличествуют твоим годам.

Люджан позволил себе легкомысленное замечание, но Папевайо, знавший Накойю с детства, на всю жизнь сохранил память о ее доброте. Нисколько не заботясь о том, как на это посмотрят другие, он подхватил старушку на руки и закружил вокруг себя.

— Идите и отпразднуйте это событие, — посоветовала Мара, — ибо ни один из слуг Акомы не был достоин этого назначения больше, чем она.

— Мне еще надо сначала как-то пережить такую новость, — возразила Накойя, едва переводя дух.

Папевайо опустил ее на пол так бережно, словно она была сделана из тонкого узорного стекла мастерами чо-джайнами. А когда Кейок, Аракаси, Джайкен и смеющийся Люджан окружили Накойю, чтобы обнять новую первую советницу, Мара подумала, что давно уже не видела в доме такой радости.

С безмолвной мольбой обратилась она к богине: «О Лашима, ниспошли мне мудрость, чтобы я смогла завершить начатое; ведь угроза Минванаби еще существует; лишь ненадежный союз с Анасати удерживает врагов от нападения!»

***

Установленный традицией срок траура подошел к концу, и в дом явились жрецы бога Туракаму, чтобы сжечь красный тростник, в течение трех недель простоявший в корзинах у всех дверей.

Дым от этих костров еще стлался в воздухе над полями Акомы, когда в поместье объявились первые сваты, и в течение одного дня на стол в кабинете легли целых три послания, написанные каллиграфическим почерком и скрепленные восковыми печатями. Довольная, что больше не нужно носить траурные одежды, Мара вызвала Накойю и Аракаси и приступила к изучению пергамента, лежавшего поверх других. На ее лице появилось задумчивое выражение.

— Похоже на то, что у любимой комнатной собачки нашего друга Минванаби есть холостой сын. Что нам о нем известно?

Сидевший рядом с ней Аракаси взял из рук хозяйки предложенный документ. Пергамент был надушен, и его запах перебивал аромат цветов акаси за оконными экранами.

— Барули из Кеотары. Его отец, Мекаси, уже дважды пытался женить сынка, но сватовство не имело успеха. Сейчас этот парень числится командиром патруля в отцовском гарнизоне, хотя, видимо, тактик он не блестящий. С тех пор как он стал командиром, его рота несет только караульную службу. — Мастер тайного знания похлопал рукой по пергаменту, и в глазах у него заискрилась улыбка. — Однако дураком я бы его не назвал. Он может оказаться превосходным прикрытием для другого агента Минванаби, состоящего в его свите, а то и для убийцы.

Нахмурившись, Мара забрала пергамент из рук Аракаси. Ее отказ рассмотреть предложение Барули из Кеотары означал бы публичное признание собственной слабости.

— Они намерены опозорить или уничтожить меня, — проговорила Мара, ничем не обнаружив тошнотворного чувства страха, закравшегося в сердце. — Думаю, мы сделаем вид, что схватили наживку, а потом выплюнем ее.

Еще не освоившись со своим новым положением первой советницы, Накойя не решилась высказать какие-либо предложения, но Аракаси отмалчиваться не стал:

— Это опасный путь, госпожа. Мекаси, отец Барули — игрок, и притом не слишком искусный. Он проигрался настолько, что его имение заложено на самых кабальных условиях. Его сын — весьма тщеславный молодчик. Одежда, в которой он щеголяет, любые вещи, которыми он пользуется, — ему подавай все только самое дорогое. И точно так же избалованы обе его старшие сестры и старший брат. Их мотовство — в соединении с долгами отца — почти разорило эту семейку. Минванаби оплатил их счета, но отнюдь не из человеколюбия. Присяга, данная по обычаю Тан-джин-ку, — вот что делает Мекаси из Кеотары особенно опасным.

Рука Мары, державшая пергамент, невольно сжалась. Клятва, принесенная по канонам древнего свода законов Тан-джин-ку (это старинное цуранское название следовало понимать как «на всю жизнь» или «до самой смерти»), означала, что Мекаси связал свою семью с властителями Минванаби вассальной зависимостью в самой жесткой форме, о которой никто в обществе и не вспоминал, разве что как о некоем историческом курьезе. Человек, давший такую клятву, не смел и помыслить о том, чтобы нарушить, изменить или хоть чуть-чуть облегчить условия залога. Если Мекаси из Кеота-ры дал обет повиноваться властителю Минванаби, то он собственных детей обязан убить без колебаний, если так прикажет Джингу. Участникам Игры Совета частенько доводилось предавать былых союзников; но законы Танджин-ку делали Кеотару, по сути, частью владений Минванаби. Только тогда, когда Мекаси умрет и мантию властителя унаследует его старший сын, Кеотара получит право начать переговоры об изменении условий заклада. А до тех пор ни угрозы, ни подстрекательство, ни подкуп не заставят Кеотару предать властителя Минванаби.

— В таком случае, — решительно расправив плечи, заявила Мара, — мы должны позаботиться о том, чтобы этот Барули не испытывал у нас недостатка в развлечениях, которые он сочтет достойными себя.

Аракаси с любопытством взглянул на госпожу. Пытаясь сохранять выдержку (ведь Мара явно что-то задумала), Накойя спросила:

— Как я полагаю, ты намерена выслушать этого претендента?

— Конечно. — Казалось, что мысли Мары витают где-то далеко. — Не стоит торопиться с отказом. Разве мы желаем оскорбить столь могущественную персону, как властитель Кеотары?

— Значит, у тебя уже какой-то план на уме. — Аракаси облегченно усмехнулся.

Мара ответила — теперь уже вполне серьезно:

— Нет, но он у меня будет к тому времени, когда этот любимчик Джингу явится к нам собственной персоной… Нужно только, чтобы твои агенты успели собрать все сведения о Барули и его семье, прежде чем прибудет его свита.

Восхищенный ее смелостью, Аракаси подался вперед:

— Это потребует больших расходов. Тебе придется оплатить услуги самых резвых скороходов из гильдии носильщиков, да еще связать их клятвой, чтобы никто не перехватил у них послание — ни хитростью, ни пыткой.

— Тут и спорить нечего, — подтвердила Мара, хотя Джайкен чуть ли не взвыл при мысли о грядущих расходах. — Людей, способных жизнь отдать, лишь бы сохранить доверенное им послание, можно нанять только за металл. Займись этим, не откладывая, Аракаси.

Мастер тайного знания быстро вскочил с места, явно воодушевленный. Ведь именно в расчете на такие мгновения создавалась сеть его агентов! Он был смелым игроком и знал, как добиться преимущества. А наградой ему послужит то, что Мара вела игру против союзника Минванаби. И день внезапно показался ему прекрасным!

***

Дверные створки раздвинулись: в парадном зале Акомы принимали важного гостя. Барули из Кеотары, блистающий красными доспехами с черной каймой, оказался чуть ли не красавцем. Маре, стоявшей в тяжелом торжественном облачении на возвышении в конце зала, хватило одного взгляда, чтобы понять: донесения агентов Аракаси вполне соответствовали действительности. Визитер был тщеславен, как птица крикуша. Для этого, правда, у него были немалые основания: стройный, но мускулистый (в то время как у мужчин трех основных народностей срединных областей Империи фигуры чаще всего бывали приземистыми и коренастыми), он двигался с непринужденной грацией танцора. Редкое сочетание синих глаз с почти черными волосами не могло не производить впечатления, а лицо освещала открытая улыбка. Насколько же не похож Барули на Бан-то, мелькнула у Мары мимолетная мысль; но в то же мгновение она напомнила себе, что этот красавчик без сожалений убьет женщину, к которой сейчас приближался, как только женится на ней.

Как бы прочитав ее мысли, Накойя шепнула:

— Видно, он долго крутился перед зеркалом, и даже сейчас больше любуется самим собой, чем тобой, дочка.

Мара едва удержалась от улыбки. Строго соблюдая приличествующую случаю позу и осанку, она радушно приветствовала второго сына властителя Кеотары.

Паланкин Барули сопровождали два невзрачных воина; еще шестеро находились в казарме вместе с солдатами Акомы. Мара не сомневалась, что этих людей отобрали в почетный эскорт умышленно, чтобы их неказистый вид послужил выгодным контрастом для красавца жениха.

Один из воинов выступил вперед, исполняя роль первого советника:

— Госпожа Мара, имею честь представить тебе Барули из Кеотары.

Накойя ответила, как полагалось по этикету:

— Властительница Мара приветствует столь почетного гостя, как господин Барули из Кеотары, и рада видеть его у себя в поместье.

Едва отзвучали ее слова, в проеме боковой двери зала появилась маленькая фигурка мальчика-посыльного, который нес в руке жезл, увитый белыми лентами; этот знак возвещал о прибытии важного послания. Мара притворилась чрезвычайно озабоченной: надо же было скрыть облегчение.

— Барули, — поспешно сказала она, — добро пожаловать в наш дом. Если тебе что-либо понадобится, только прикажи — слуги исполнят любое твое желание. Они позаботятся о том, чтобы тебе у нас было удобно. Но теперь прошу извинить меня: безотлагательное дело требует присутствия властительницы Акомы. Мы еще увидимся… Скорее всего, завтра.

Она поднялась на ноги грациозным движением, невольно обнаружившим стройность ее фигуры, дотоле скрытой пышностью наряда. Поклонившись на прощанье, она поспешно вышла через боковую дверь, оставив Барули из Кеотары в полнейшей растерянности. Ведь он даже не успел произнести специально заученные наизусть поэтические строки приветствия!

Как и было задумано, бразды правления переняла Накойя. Она подошла к молодому вертопраху и ласково, как мать, погладила его по руке.

Взгляд Барули стал жестким, но все еще не отрывался от двери, за которой скрылась Мара.

— Мудрая матушка, поведение твоей госпожи граничит с оскорблением. Какое же дело нельзя было отложить, пока я не произнесу свое скромное приветствие?

— Барули помолчал и дотронулся до волос, желая убедиться, что прическа не пострадала, когда он снимал шлем для поклона. — Наверняка есть еще какая-то причина, которая и заставила госпожу Мару столь резко от меня отделаться. Так .скажи мне, прошу тебя, что за этим кроется?

С самым серьезным видом Накойя повела молодого щеголя к боковой нише, где на столе были приготовлены вина и фрукты.

— Юный господин мой, подкрепи немного свои силы. А потом я поведаю тебе то, чего не говорила до сих пор ни одной живой душе: ведь я вижу, что ты не только красив, но и знаешь толк в хороших манерах. Госпожа Мара, по сути, совсем еще девочка, хотя и успела уже стать вдовой. Ее отец, брат и муж были воинами… доблестными воинами, но только таких мужчин она знала. Она устала от общества людей в доспехах. Если ты хочешь добиться ее расположения — не медли! Возвращайся сразу же в Сулан-Ку и разыщи там самых лучших портных. Пусть они сошьют тебе нарядные одеяния из тонких тканей изысканного рисунка. И, на мой взгляд, если ты завтра появишься здесь в облике, более напоминающем ученого или поэта, чем воина, то такое преображение послужит самым верным способом снискать благосклонность нашей госпожи.

Барули задумался. Быть воином — высшая цель любого мужчины из народа цурани, но у женщин каких только прихотей не бывает! Его синие глаза загорелись:

— Благодарю тебя, досточтимая матушка! Твой совет, бесспорно, имеет смысл. — Вздохнув, он принял кубок вина, предложенного Накойей. — Мне следовало бы предвидеть такую возможность. Твоя правота очевидна. Вернусь завтра, и Мара убедится, каким деликатным я могу быть. Она увидит во мне человека утонченного и благородного, который не нуждается в оружии и латах для доказательства своей мужественности. Благодарю тебя.

Накойя похлопала Барули по рукаву, но при этом нахмурилась, изображая глубокую озабоченность.

— И, по-моему, хорошо бы нанять музыкантов. Моя госпожа высоко ценит людей, которые проявляют интерес к изящным искусствам.

Барули кивнул и передал слуге пустой бокал.

— Безмерно признателен тебе, уважаемая матушка. Теперь ты поймешь, почему я не задерживаюсь. Если мне необходимо обзавестись новыми одеждами, то не позже чем через час я должен отправиться в Сулан-Ку.

— Ты — достойный искатель руки властительницы и заслуживаешь ее внимания.

Хлопнув в ладоши, Накойя приказала слугам вызвать паланкин Барули и его почетный эскорт. Последовала комическая сценка: Барули пытался выстроить воинов эскорта по росту, полагая, что в результате вид у них будет более бравый и привлекательный. Когда он наконец отбыл, Накойя почувствовала, что впервые в жизни ей изменяет привычка владеть собой. Перегнувшись пополам, она пересекла залу и подошла к двери, ведущей в личные покои Мары. И тут она неудержимо расхохоталась. Изо всех сил пытаясь унять смех, она прижимала ко рту морщинистую руку, но ничего не могла с собой поделать. Да кто же еще, кроме их властительницы, смог бы так ловко воспользоваться тщеславием Барули и на основе этой слабости выстроить целый план? Властителям Джингу из Минванаби и Мекаси из Кеотары придется теперь понять, что дела чести не всегда улаживаются только с помощью оружия!

Все еще посмеиваясь, Накойя вошла в покои Мары, где Джайкен и Аракаси уже совещались с властительницей Акомы. Веселое настроение первой советницы не укрылось от зоркого взгляда госпожи.

— Тебя, кажется, что-то позабавило? — спросила Мара.

Накойя медленно уселась на подушки; ее криво заколотые шпильки еще больше, чем обычно, сползли на одну сторону.

— Если можно одолеть врага без кровопролития и при этом немного повеселиться — что тут плохого?

Мара заметно оживилась:

— Значит, все идет как задумано, мать моего сердца?

Накойя радостно подтвердила:

— Думаю, что смогу занять Барули примерно на неделю и избавлю тебя от необходимости оскорблять властителя Кеотары. Тот замысел, который мы обсуждали, выглядит многообещающе.

Мара кивком выразила ей свое одобрение и возвратилась к прерванной беседе с Джайкеном:

— Так ты сказал, что Хокану из Шиндзаваи добивается разрешения посетить Акому?

Джайкен сверился с пергаментом, который держал в руке. Этот документ был образцом искусства писца, но никоим образом не напоминал разрисованные брачные предложения.

— Властитель Шиндзаваи извещает, что его сын будет проездом в наших местах, так как ему предстоит путешествие из их городского дома в Джамаре в главные поместья на севере. Он просит разрешения, чтобы Хокану задержался в пути и навестил тебя.

Мара вспомнила Хокану, которого впервые увидела на своей свадьбе, — чрезвычайно красивого темноволосого юношу примерно ее возраста. Она и без подсказки Накойи не забыла, что некогда в Акоме подумывали о нем как о возможном консорте, но потом Мара остановила свой выбор на Бантокапи.

Мара спросила Аракаси, каково его мнение: как видно, у главы разведки было что сказать по этому поводу.

— Возможно, интерес Хокану стоило бы поощрить. Шиндзаваи — одна из старейших и наиболее влиятельных семей в Высшем Совете. Его дед был полководцем клана Каназаваи, пока не вышел в отставку; а после него этот пост занимал Камацу. Два полководца подряд из одной семьи — свидетельство выдающейся политической ловкости. И в Игре Совета они никогда не отличались жестокостью; достигли высокого положения, пользуясь знанием и разумом, не проливая крови и не залезая в долги. Кроме того, они — единственная из главных семей, кроме Ксакатекасов, которая не заключала союзов ни с Имперским Стратегом, ни с Минванаби, ни с Анасати. Но они оказались втянуты в какой-то заговор Партии Синего Колеса.

Значит, Аракаси тоже считал, что брачный союз мог бы принести пользу Акоме. Но интерес Мары был чисто политическим:

— И что же это за заговор?

— Не знаю, — ответил Аракаси с досадой. — Мои агенты не занимают таких постов, которые позволили бы им добывать сведения из внутренних кругов Партии Синего Колеса. Но, насколько я могу судить, они собираются предпринять какие-то шаги, чтобы ограничить влияние Имперского Стратега: в совете Синего Колеса сложилось мнение, что в руках Альмеко сосредоточены слишком большие силы. Однако после вторжения Стратега в варварский мир это движение, можно сказать, сошло на нет. Даже Шиндзаваи так или иначе поддерживают Стратега. Старший сын Камацу, Касами, сейчас командует отрядом Каназаваи в Мидкемии. — Мастер тайного знания поморщился, произнося иноземное название. — Ему противостоят армии Крайди в самой западной части той провинции, которую варвары называют Королевством Островов.

Мару всегда поражало, что Аракаси не просто располагал обширными познаниями самого разного свойства, но еще и хранил в памяти мельчайшие подробности, которые человеку непосвященному могли бы показаться незначительными. Он никогда ничего не записывал. Его агентам разрешалось посылать письменные донесения только в тех случаях, когда они были зашифрованы и имели вид обычных деловых документов. А уж точность его интуитивных догадок граничила с чудом.

— Ты думаешь. Синее Колесо сменило своих союзников? — спросила Мара.

— Нет, — уверенно возразил Аракаси. — Мир Мидкемии обладает слишком большими богатствами, чтобы можно было позволить одному человеку пользоваться всеми выгодами, а Камацу — слишком искусный политик. Я ожидаю, что в критический момент Голубое Колесо откажет Военному Альянсу в поддержке, и тогда силам Имперского Стратега придется растянуться вдоль весьма протяженной линии противостояния. Если мои предсказания сбудутся, последствия могут оказаться довольно интересными.

Мара перечитала послание от властителя Шиндзаваи в свете последних новостей и с сожалением решила отклонить его просьбу. Ее планы, связанные с Барули, и расстройство в денежных делах Акомы не позволяли ей встретить Хокану с гостеприимством, которого он заслуживал. Позже, возможно, она отправит ему приглашение, чтобы сгладить разочарование, которое принесет ему ее нынешний отказ.

— Джайкен, прикажи писцам ответить вежливым посланием, уведомляющим младшего сына властителя Шиндзаваи, что в этот раз у нас не будет возможности принять его с тем радушием, какого он достоин. Смерть моего мужа привела к серьезному расстройству в делах управления поместьем, а потому покорно просим понять наше положение. Послание я подпишу собственноручно, ведь Хокану — такой человек, которого мне совсем не хотелось бы оскорбить.

Джайкен сделал пометку на своей табличке. Затем с самым пасмурным видом он заговорил о том, что беспокоило его сильнее всего:

— Надо бы еще как-то уладить дела с игорными долгами твоего супруга, госпожа.

Устав от долгого сидения, Мара встала и подошла к открытому окну в сад. Устремив глаза на нарядный цветник, она спросила:

— Сколько он проиграл?

Джайкен ответил без промедления, как будто эти цифры преследовали его во сне несколько ночей подряд:

— Семь тысяч металлических центориев, двадцать семь димий и шестьдесят пять цинтий… и четыре десятых.

Мара обернулась к нему:

— Мы можем выплатить эту сумму?

— Конечно, но для этого придется отказаться от нескольких выгодных сделок, и доходы у нас резко упадут… до следующего сезона, когда мы сможем продать новый урожай. — Как видно, вся его душа восставала против таких мрачных перспектив, но он угрюмо договорил:

— Возможно, нам понадобятся кредиты.

Но ведь мастера чо-джайны уже приступили к изготовлению нефритовых украшений, пользующихся спросом на рынке, так что Мара залезет в долг на самый короткий срок. Она решительно распорядилась:

— Расплатись со всеми сполна.

Джайкен сделал новую пометку.

— Есть еще одно дело, госпожа. Долг властителя Тускалоры.

— Долг? Какой долг?

Земли Тускалоры граничили с Акомой на юге, и, насколько было известно Маре, в течение нескольких поколений между властителями обоих поместий не было никаких деловых отношений.

Джайкен вздохнул:

— Твой супруг был неудачливым игроком, но в различных видах борьбы мало кто мог с ним сравниться. Бантокапи одолел борца из Тускалоры в четырех поединках, и господин Джиду каждый раз много проигрывал. В первом бою он поставил тридцать центориев и оплатил долг драгоценными камнями. Во второй раз он проиграл пятьсот центориев, и об этом был составлен письменный документ, однако с тех пор он так и не выполнил своего обязательства. В следующих состязаниях ставки были удвоены. Атлет из Тускалоры потерпел поражение еще два раза; тогда в Сулан-Ку целую неделю только об этом и говорили! И теперь властитель Тускалоры должен Акоме две тысячи центориев!

— Две тысячи? Такие деньги могли бы нас избавить от серьезных затруднений!

Джайкен пожал плечами:

— Да, если у него есть средства, чтобы заплатить. Я посылал два вежливых напоминания, но не получил никакого ответа. Возможно, он будет тянуть с уплатой долгов до тех пор, пока не продаст будущий урожай.

— Отправь ему требование, составленное в самых решительных выражениях, с моей личной печатью. — Мара на мгновение задумалась, а потом добавила:

— Тех, кто вообразил, будто с Акомой можно не считаться, потому что там снова правит женщина, ждет сильное разочарование. Дай понять властителю Тускалоры, что я требую ответа немедленно.

Джайкен кивнул. Мара отпустила его и, оставшись одна, попыталась разобраться, почему ее так задело сообщение о долге Тускалоры. Ее сосед с юга не был ни союзником, ни врагом. Однако он владел армией, достаточно большой, чтобы угрожать безопасности Акомы, если долг окажется предметом спора между домами. Но если она не добьется уплаты денег, причитающихся ей по праву, то по всем рынкам Империи поползут сплетни о слабости Акомы.

Мара вздохнула. Властитель Тускалоры отличался вспыльчивым, воинственным характером. Выходил из себя, когда кто-нибудь брал над ним верх; ведь поэтому Бантокапи и ввел его в столь значительные долги. Однако хотелось надеяться, что на этот раз Джиду из Тускалоры все-таки проявит себя как достаточно благоразумный сосед.

***

Мара читала пергамент, и горло ей сжимали ярость и — что греха таить — страх. Аракаси, Кейок, Папевайо и Накойя — все молча ожидали, когда она закончит чтение ответного письма от властителя Тускалоры. Она долго сидела молча, постукивая пальцами по свитку пергамента, и наконец сказала:

— Мы этого так не оставим. Кейок, как поступил бы мой отец, получив подобное послание?

Военачальник не замедлил с ответом:

— Приказал бы вооружать людей. — Он внимательно поглядел на дочь Седзу и добавил:

— Мы можем выступить по первому твоему слову, госпожа.

Мара вздохнула: не имело смысла скрывать отчаяние от четырех своих самых доверенных советников.

— Я не могу отнестись к этому оскорбительному отказу как к объявлению войны, Кейок. Если мы сейчас втянемся в междоусобицу с Тускалорой — это закончится уничтожением Акомы.

Кейок спокойно взглянул на нее:

— Мы можем принять его вызов.

Мара твердо выдержала взгляд военачальника:

— Но какой ценой? Военная мощь властителя Джиду не настолько ничтожна, чтобы мы могли войти в Тускалору и не понести при этом серьезных потерь. — Она покачала головой. — Не окажемся ли мы в том же бедственном положении, в каком остались после гибели отца и Дано? На этот раз наши враги не станут медлить и нанесут удар как можно раньше. — У нее даже голос охрип от волнения. — Все, что я сумела построить, все, что я вынесла… все это окажется напрасным.

Рубанув рукой воздух, словно желая подчеркнуть значение собственных слов, Накойя сказала:

— Тогда не предпринимай ничего, госпожа. Не настолько велика сумма, чтобы рисковать жизнью — твоей и Айяки. Разделаешься с этим ничтожеством, когда соберешь побольше сил.

Мара призадумалась.

— Нет, я должна что-то сделать. Стерпеть столь наглый отказ, присланный в ответ на наши законные требования, — это все равно что оповестить каждый дом в Империи о нашей слабости и неспособности ответить на оскорбление! Тут задета наша честь. Это нельзя оставлять безнаказанным.

Она с отвращением отбросила пергамент на боковой столик и обратилась к военачальнику:

— Кейок, пусть весь гарнизон готовится к выступлению с первыми лучами солнца. Я хочу, чтобы люди были размещены как можно ближе к границе с Тускалорой, но так, чтобы не насторожить часовых.

Кейок склонил голову:

— Местность там чрезвычайно неблагоприятна для быстрого броска. Если здесь возникнет опасность, нам понадобится двадцать минут, чтобы добраться до господского дома., Мара мрачно рассматривала цветы за окном.

— Займет ли нападение пять минут или пять часов… какая разница? К тому времени, когда вы вернетесь, я буду уже мертва. Нет! Мы должны создать себе преимущество не только силой оружия.

Обсуждение тактики продолжалось не один час и затянулось до глубокой ночи. Слуги подали ужин, но никто почти не притронулся к еде. Даже аппетит Аракаси, похоже, изменил ему на этот раз. И в конце разговора, когда Кейок и Папевайо исчерпали все свои познания в военном искусстве, Мара предложила другой план, тоже сопряженный с опасностью, но суливший надежду.

Накойя замолчала и побледнела. Папевайо сидел, поглаживая подбородок большим пальцем, а Кейок выглядел откровенно угрюмым. Но только Аракаси по-настоящему понимал, какая тяжесть лежала на душе у Мары, когда, отпуская советников, она промолвила:

— Завтра я отправлюсь в путь, чтобы встретиться с властителем Джиду. И если боги не благоволят к Акоме, то причиной нашей гибели станет не интрига Анасати, не предательство Минванаби, а просто стремление бесчестного человека уклониться от уплаты долга.

Глава 12. РИСК

Мара нахмурилась. Постаравшись скрыть беспокойство за кружевным веером, она приказала остановиться. Папевайо передал ее команду второму офицеру и полусотне солдат, составлявших ее охрану; носильщики опустили паланкин на землю.

Мара раздвинула занавески, чтобы получше разглядеть хозяина, не спешившего с изъявлениями гостеприимства. Джиду из Тускалоры оказался толстяком с лунообразным лицом, свисающими подбородками и длинными, как у женщины, ресницами. Его пухлые запястья были унизаны многочисленными нефритовыми браслетами, а обтягивающая выпирающий живот одежда расшита перламутровыми пластинками. При малейшем движении он издавал звон, подобно бродячему лудильщику; в довершение ко всему аромат духов окружал его плотным, почти осязаемым облаком.

От Джайкена Маре было известно, что единственным источником доходов Джиду служили кустарники чокала. Из редкой разновидности бобов чока изготавливались особые сласти, дорогие, но охотно раскупавшиеся на всех рынках Империи. По странному капризу природы оказалось, что земли Тускалоры как нельзя лучше подходят для выращивания именно этого вида кустарника. Если бы Джиду хватало мозгов для рачительного ведения хозяйства, он непременно стал бы богачом. Но, не желая осложнять себе жизнь повседневными заботами, он оставался всего лишь властителем среднего достатка.

Нерадивое управление имением, однако, вовсе не означало, что властитель Тускалоры был человеком бездеятельным. Неуживчивый нрав Джиду не раз становился причиной кровавых столкновений с соседями на южных границах Тускалоры. От споров с Акомой его удерживало лишь ее могущество, столь внушительное до гибели Седзу. Мара ехала к Джиду, готовая ко всевозможный неприятностям, но у нее все же сохранялась надежда, что удастся уладить дело миром. А сейчас, пока она обменивалась приветствиями с властителем Джиду, весь ее гарнизон, за исключением охранников, стоявших, вдоль границ Акомы, уже продвигался к назначенному месту неподалеку от Тускалоры. Если дело дойдет до битвы, Тасидо и Люджан одновременно атакуют владения Джиду, а Кейок с резервом будет готов к защите господского дома.

Конечно, судьба могла оказаться и не на ее стороне. Но даже и в таком случае, если воинам Мары удастся вовремя отступить, чтобы избежать слишком больших потерь, у Акомы хватит сил, чтобы защищать Айяки, пока на помощь не подоспеет из Анасати его дед. И тогда все, что было Маре дорого, окажется в руках богов… или Текумы из Анасати, потому что ее самой уже не будет в живых.

О неожиданном визите гостьи властителя Джиду предупредил скороход, которого прислал дозорный с границы, и теперь хозяин Тускалоры поклонился молодой вдове, не выходя из тенистого укрытия на крыльце. То, что почетный эскорт Мары явился перед ним в полном боевом облачении, ничуть не озаботило Джиду, и, беспечно опершись о дверной косяк, он проговорил:

— Госпожа Мара, твой приезд — неожиданная радость для меня. Чему я обязан такой честью?

Притворно-любезная улыбка мгновенно исчезла с лица Джиду, как только Мара велела своим охранникам оставаться наготове. Стало ясно, что госпожа отнюдь не собирается в обратный путь, хотя властитель Тускалоры недвусмысленно дал понять, что ей здесь не приходится рассчитывать на теплый прием: он даже не пригласил гостью в дом, чтобы она могла хотя бы слег-ка подкрепиться с дороги. Мару кинуло в холод от его оценивающих взглядов, но она заставила себя приступить к делу.

— Господин Джиду, у меня есть твоя расписка с обещанием уплатить моему покойному супругу две тысячи центориев. В последние недели мойхадонра неоднократно и, к сожалению, безуспешно связывался с твоим управляющим, чтобы уладить это дело. Тебе было отправлено еще одно напоминание, которое я подписала собственноручно; ты же взял на себя смелость ответить мне оскорблением, и вот я здесь, чтобы лично обсудить это дело.

— Не уверен, что точно понял значение твоих слов, — ответил властитель Тускалоры, демонстративно отшвырнув в сторону огрызок плода. Резким поворотом головы он приказал слуге поспешить в дом. Тут же из боковой двери вылетел скороход и помчался по направлению к строениям, в которых, несомненно, размещались солдаты.

— Сейчас поймешь точно, — отозвалась Мара со всей решительностью, на которую была способна. — Когда ты ответил, что не считаешь себя обязанным отвечать на мое послание и «будешь чрезвычайно признателен», если я прекращу «докучать тебе» своими нелепостями, тем самым, господин Джиду, ты оскорбил мою честь! — Пытаясь поставить на место распоясавшегося грубияна, она и представить себе не могла, до чего в эту минуту напоминала своего покойного отца. — Как ты посмел обращаться ко мне в таком тоне, словно имеешь дело с базарной торговкой! Я — властительница Акомы и требую должного уважения!

Властитель резко оттолкнулся от дверного косяка; его наигранная томность исчезла бесследно. Он сменил тон и, будто успокаивая капризного ребенка, произнес:

— Госпожа Мара, когда люди раз за разом бьются об заклад на состязаниях, погашение долгов обычно происходит не столь просто, как тебе могло показаться. Твой покойный муж это понимал.

Мара с треском сложила веер, уверенная, что Джиду пытается обмануть ее и потому тянет время. Как только гарнизон Тускалоры получит приказ атаковать, фальшивой снисходительности хозяина придет конец. Она подавила нахлынувшую с новой силой обиду и ответила с гордостью, достойной ее предков:

— После смерти мужа Акомой правлю я, и могу тебя заверить: если бы подобное неучтивое предложение «не докучать» получил от тебя господин Бантокапи, его меч не долго оставался бы в ножнах. И не рассчитывай, что я не сумею постоять за себя, если ты немедленно не извинишься и не оплатишь свой долг.

Властитель Джиду спокойно оглаживал свою пухлую талию, как человек, только что отвалившийся от праздничного стола. Он пристально наблюдал за гостьей, и его самоуверенность предупредила Мару о грядущей опасности намного раньше, чем послышался звон лат и оружия: отряд солдат Тускалоры быстрым шагом приближался к дому. Папевайо, стоя рядом с госпожой, резко напрягся. Оба они увидели перед собой отнюдь не расхлябанных домашних охранников: отряд состоял из прекрасно вымуштрованных воинов, закаленных в пограничных стычках. Они выстроились шеренгами по обе стороны от входа в дом: такая позиция обеспечивала им серьезное преимущество. Если завяжется бой, лучникам Акомы придется стрелять, целясь вверх, да еще и против слепящего солнца.

Приосанившись, насколько позволяло ему грузное тело, властитель Джиду произнес, видимо, заранее подготовленную тираду:

— А если я, в свою очередь, сочту твои требования оскорбительными, госпожа Мара? Что тогда? Ты пристаешь ко мне с этим долгом так назойливо, как будто заранее уверена, что я не собираюсь отдавать долги. Уже одним этим подозрением ты задеваешь честь Тускалоры.

Для солдат, стоявших у дверей, слова властителя прозвучали как боевой сигнал, и они мгновенно схватились зарукояти мечей, продемонстрировав безупречную выучку. По сигналу Папевайо гвардейцы Мары тесно сомкнулись вокруг паланкина, выставив щиты с наклоном наружу. Она чувствовала, как напряжены сейчас ее воины, ожидающие нападения, и у нее засосало под ложечкой от подступающего страха. Ощущал ли ее отец нечто подобное, когда бросился в атаку на варварское войско, заранее зная, что обречен? Стараясь сохранять хотя бы видимость спокойствия, Мара сквозь просвет между щитами охранников встретилась глазами с властителем Тускалоры и невозмутимо произнесла:

— Значит, мы оба согласны в одном: между нами возникли недоразумения, которые необходимо уладить.

Капли пота выступили на верхней губе Джиду, но глаза не выражали страха. Он щелкнул пальцами, и его солдаты, стоявшие в строю, незамедлительно приняли Боевую стойку. Папевайо едва слышно приказал своим людям держаться насмерть, и в то же время резко провел пяткой по гравию дороги. Мара услышала слабый шорох позади носилок: притаившийся там лучник, невидимый с крыльца господского дома, не пропустил сигнала Папевайо и натянул лук, стараясь производить как можно меньше шума. Страх, словно кинжал, пронзил ее сердце. Папевайо готовился к сражению, а на поле боя природное чутье никогда его не обманывало.

И все же ответ властителя Джиду чуть не вывел Мару из себя:

— Для человека, который забрался в самое сердце Тускалоры, ты разговариваешь, пожалуй, слишком смело!

Выйдя из паланкина на яркий солнечный свет, она выпрямилась и горделиво вскинула голову:

— Если честь Акомы не будет удовлетворена, ответ придется дать кровью.

Оба правителя смерили друг друга взглядами, а затем властитель Джиду постарался наметанным глазом оценить силы противника. В охране Мары насчитывалось около полусотни гвардейцев; у него же под рукой было по крайней мере в три раза больше. Кроме того, Джиду рассчитывал, что к этому моменту уже приведены в полную боевую готовность его резервные части. Они ждали только приказа от сотников, чтобы броситься к границам поместья, где, по донесениям разведчиков, были замечены солдаты в зеленых доспехах Акомы. Властитель Тускалоры столь свирепо нахмурил брови, что вся его челядь мгновенно исчезла в доме.

— Тогда прольется кровь Акомы, госпожа!

Взмахнув рукой, он подал сигнал к атаке. Мечи со скрежетом вырвались из ножен; лучники Тускалоры осыпали отряд Акомы градом стрел, как только передние шеренги их воинов ринулись вперед. Мара слышала хриплые боевые выкрики, издаваемые ее собственными охранниками. Вдруг Папевайо оттолкнул ее вниз и в сторону — туда, где стрелы сыпались не так плотно, — но уберечь госпожу не успел. Что-то сильно ударило ее в плечо. Она не смогла удержаться на ногах и рухнула прямо на подушки паланкина. Из плеча торчала стрела Тускалоры с бледно-голубым оперением. Все поплыло у Мары перед глазами, но она не позволила себе закричать.

Ей казалось, что небо кружится над головой; она услышала звон сомкнувшихся щитов своих защитников за мгновение до того, как были нанесены первые удары.

С лязгом сталкивались мечи, звенели щиты. Гравий разлетался из-под ног воинов. Превозмогая дурноту, Мара пыталась сосредоточиться на мысли: почему до сих пор не выпустил стрелу тот единственный лучник, от которого так многое зависело?

— Вайо, сигнал… — стиснув зубы, с трудом выговорила она.

Ответа не последовало. Сощурившись, Мара пыталась найти взглядом Вайо, что удалось не сразу: солнце слепило глаза, а в круговерти взлетающих мечей вообще было трудно разглядеть хоть что-нибудь. Наконец она заметила плюмаж офицерского шлема, но Папевайо не мог добраться до нее: со всех сторон на него наседали враги. Вот он прикончил одного из нападавших мощным ударом в шею, но двое других перескочили через умирающего товарища, чтобы расправиться с Вайо. Очевидно, Джиду приказал уничтожить единственного офицера Акомы, надеясь, что его гибель повергнет охранников Мары в смятение.

Боль в плече не настолько помутила сознание Мары, чтобы лишить ее способности воздать должное тактике врага. Большую часть воинов Акомы составляли новобранцы, боевой опыт которых был весьма скуден; некоторые из них впервые участвовали в битве. А сегодня их товарищами по оружию оказались такие же новички, с которыми еще вчера они не были знакомы. И сейчас, под безжалостным натиском отборных воинов Тускалоры, чуявших близость победы, даже Папевайо приходилось туго. Мара скрипнула зубами. Еще несколько минут — и враги сломят сопротивление ее охраны. А замысел, с помощью которого можно было избежать жестокой резни, до сих пор даже не начал претворяться в жизнь.

Она ухватилась за край носилок, но даже при столь незначительном усилии стрела со скрежетом царапнула по кости. Нестерпимая боль пронзила тело; Мара тихо застонала и сосредоточила всю свою волю, чтобы не потерять сознания.

Клинки звенели, и казалось, что они сшибаются у нее над головой. Один из стражников Акомы качнулся назад и упал; кровь фонтаном хлынула из-под рассеченных доспехов. Судороги пробегали по его телу, открытые глаза отражали небо. Его губы шевельнулись; как видно, то была прощальная молитва, обращенная к Чококану. Затем он затих, и рука, державшая рукоять меча, разжалась. Слезы жгли глаза Мары. Вот так же умирали отец и Лано. Но потом она представила себе крошечного Айяки, пронзенного вражеским копьем, и едва не задохнулась от ярости.

Мара высунулась из паланкина и дотянулась до рукояти меча погибшего воина. Опираясь на клинок, она смогла встать на колени. Солнце пекло голову, слезы застилали глаза. Слабость накатывала темными волнами, и все-таки Мара увидела: шальная стрела настигла ее драгоценного лучника. Он лежал, стеная от боли и прижимая руки к животу. А сигнальная стрела, которая должна была призвать Люджана и Тасидо к действию, без пользы сверкала у его ног.

Мара застонала от бессилия, а удары клинков звучали как барабанный бой в храме Туракаму. По приказу Папевайо бойцы Акомы, еще способные сражаться, сомкнули цепь, стянувшись в более узкое кольцо; они подавались назад, при необходимости перешагивая через тела павших товарищей. Обратившись к Лашиме с горячей мольбой придать ей силы, Мара потянулась дрожащими руками к луку раненого стрелка.

Лук оказался тяжелым и громоздким, а стрела не держалась во влажных от пота руках Мары, когда она попыталась установить ее в нужное для выстрела положение. Рука срывалась с тетивы, а стрела проскальзывала и перекашивалась. Наконец Маре удалось установить стрелу на тетиве, но от затраченных усилий кровь бросилась в голову, и в глазах снова потемнело.

Она не сдалась — заставила себя действовать на ощупь. Зрение то возвращалось, то вновь изменяло ей. Еще один воин рухнул рядом с паланкином, забрызгав кровью белью прозрачные занавески. Мара обхватила лук и, превозмогая слабость и боль, возобновила попытки натянуть тетиву.

Все усилия снова оказались тщетными. Невыносимая боль прорезала плечо; Мара уже не могла удержаться от стонов. Лук не поддавался.

Внезапно она ощутила чью-то поддержку. Уверенные руки легли сзади поверх плечей Мары и с силой сомкнулись на ее пальцах, вцепившихся в кожаный захват лука и стрелу. И свершилось чудо: силы их объединились, лук согнулся, замер на мгновение и выпустил стрелу.

Со свистом, который был слышен даже сквозь шум боя, сигнальная стрела взлетела высоко в небо. Властительница Акомы лишилась чувств и упала на колени воина, раненного в ногу. Она могла бы узнать в нем одного из тех несчастных, кто был обречен умереть как осужденный преступник где-нибудь в диком лесном логове, если бы не ее милосердие и прозорливость. Он осторожно положил свою хрупкую госпожу на запятнанные кровью подушки в паланкине. Полоской ткани, которую следовало бы использовать для перевязки собственной раны, он перетянул ей руку, чтобы остановить кровь, хлещущую из плеча. И все это время воины Тускалоры сжимали вокруг них кольцо в предвкушении близкой победы.

***

Властитель Джиду даже не удостоил вниманием поставленное перед ним блюдо с охлажденными фруктами. Он с явным удовольствием расположился на удобной подушке. Движением руки Джиду приказал слуге, чтобы тот обмахивал его опахалом, пока он будет наблюдать за окончанием битвы, развернувшейся во дворе усадьбы. Властитель Тускалоры испытывал приятное возбуждение, заранее смакуя грядущую победу, хотя, по его расчетам, она уже слегка запаздывала. Многие лучшие его воины истекали кровью на гравии дороги. И самый ощутимый урон его войску причинял тот черноволосый офицер, руки которого чуть ли не по локоть были обагрены кровью. Он казался непобедимым; его меч вздымался и опускался с непостижимой размеренностью. Но, сколь ни был искусен в ратном деле этот офицер из Акомы, победа должна была достаться Тускалоре! Группа охранников Мары таяла на глазах. На какую-то минуту Джиду задумался, не приказать ли воинам взять в плен этого молодца из Акомы. Ведь цена, которую можно было выручить за него на арене, покрыла бы стоимость всех потерь сегодняшней битвы. Но затем Джиду отогнал от себя эту мысль. Будет гораздо лучше, если он поскорее добьется победы. Ведь нельзя забывать о другой группе солдат Акомы на границе его владений. Они, несомненно, уже пошли в атаку после вылета той сигнальной стрелы. Но, во всяком случае, одному из его лучников удалось ранить властительницу. Вполне вероятно, что она уже испустила дух.

Господин Джиду взял с подноса кубок с освежающим питьем, сделал продолжительный глоток и вздохнул от наслаждения. Вопрос об этом проклятом долге, накопившемся из его проигрышей Банто и столь осложнившем его жизнь, решился куда удачнее, чем он смел надеяться. Как знать, вдруг теперь ему удастся захватить натами рода Акомы, чтобы закопать его гербом вниз рядом с костями предков Тускалоры. Затем господин Джиду вспомнил о Текуме — властителе Анасати, который и не подозревал о последних событиях. Смех сотрясал рыхлое тело Джиду. Захватить в плен его несмышленыша-внука, а затем выставить перед дедом свои требования! Мальчонку — в обмен на прекращение поддержки, которую Текума оказывает Военному Альянсу! Джиду расплылся в довольной улыбке. Великая Игра раздает тумаки как сильным, так и слабым. Любого союзника Имперского Стратега надо бы довести до разорения, ведь война неизбежно приводит к оттоку денег из торговли бобами чока в карманы оружейников и изготовителей доспехов.

Но все будет зависеть от этой победы, а солдаты Акомы выказывали стойкое нежелание умирать, что немало тревожило Джиду. Возможно, думал он, слишком большие силы были выделены для удара по вражеским отрядам у границы. И хотя обе стороны несли значительные потери, все равно: отряд Тускалоры и сейчас обладает более чем двукратным перевесом. Снова зеленый плюмаж офицера Акомы качнулся назад, и командир авангарда Тускалоры приказал своим воинам решительнее теснить врага. Теперь лишь горстка солдат сгрудилась вокруг паланкина Мары. Они еще размахивали мечами, но долго ли смогут продержаться эти выдохнувшиеся людишки? Конечно, теперь до победы Джиду было рукой подать.

И вдруг к дому подбежал запыхавшийся гонец. Он распростерся у ног хозяина:

— Властитель, отряды солдат Акомы проникли в твои сады и поджигают кустарники чокала!

Зарычав от ярости, Джиду приказал вызвать к себе хадонру, но худшее было еще впереди. Гонец, с трудом переведя дух, закончил:

— Три сотни воинов Акомы заняли позицию между горящим кустарником и рекой. Без воды твои работники не могут потушить огонь, а к реке им не пробиться!

Властитель Тускалоры вскочил на ноги. Теперь положение стало опасным, если не сказать безнадежным. Кустарники чокала растут чрезвычайно медленно, и даже если заложить новую плантацию, то, проживи он хоть до ста лет, ему уже не дождаться от нее урожая, достаточного для возмещения понесенных убытков. Неужели кусты сгорят?.. Да ведь в этом случае выручки от продажи урожая нынешнего года не хватит для расплаты с ростовщиками. Начнет разрушаться дом Джиду, а от богатств Тускалоры останется лишь пепел.

Жестами приказав почти бездыханному вестнику беды убраться с дороги, властитель Тускалоры крикнул:

— Вызвать дополнительные отряды из казарм! Пусть расчищают путь для работников!

Мальчик-посыльный умчался; внезапно радость от близкой победы над Акомой как-то померкла в сознания Джиду. Черный дым уже начал заволакивать ясное утреннее небо. Как видно, те, кто выбирал места для поджогов, все рассчитал загодя! Властитель Джиду едва не сбил с ног второго гонца, который, задыхаясь, доложил, что скоро и спасать будет нечего, если срочно не отогнать отряды Акомы и не открыть водоносам путь к реке.

Джиду помедлил, затем подозвал трубача:

— Труби отбой!

Мара вынудила его выбирать между двумя постыдными исходами: или поступиться честью и признать позор своего поражения, или уничтожить ее, заплатив за это разорением собственного дома.

Трубач извлек из своего инструмента несколько звуков, и командир отряда Тускалоры обернулся в сторону властителя, не скрывая удивления. Ведь до окончательной победы остается несколько мгновений, а его господин отдал приказ к отступлению! Привычка к повиновению, составлявшая одно из неотъемлемых свойств цуранского воина, одержала верх над сомнениями. И в то же мгновение его солдаты попятились, отступая от горстки окруженных стражников Акомы.

Из пятидесяти солдат, явившихся в Тускалору, менее двадцати уцелевших стояли теперь вокруг залитых кровью носилок Мары.

Джиду прокричал:

— Я прошу перемирия!

— Принеси властительнице Акомы официальные извинения, — зычным голосом отозвался офицер с зеленым плюмажем на шлеме, стоявший с мечом наготове на случай возобновления битвы. — Удовлетвори требования ее чести, господин Джиду. Тогда воины Акомы вложат мечи в ножны и помогут твоим людям спасти урожай.

Властитель Тускалоры переминался с ноги на ногу и кипел от ярости, осознав наконец, что остался в дураках. Ведь эта девчонка в паланкине сумела предусмотреть ход событий заранее! Из-за этого все случившееся приобретало характер особенно гнусной насмешки над ним, над властителем Тускалоры! Если бы, лихорадочно размышлял Джиду, если бы даже у него оставалось время послать гонцов, если бы удалось… оценить меру причиненного ущерба… если бы оставалась надежда, что его силы смогут прорваться к реке, — он и тогда рисковал бы потерять все! Но теперь оставался лишь один выход — сдаться!

— Честь победы принадлежит Акоме. Я это признаю, — возвестил властитель Джиду, хотя от стыда у него сводило челюсти, будто он наелся незрелого винограда. Его командир авангарда неохотно приказал воинам сложить оружие.

Уцелевшие солдаты Акомы разомкнули кольцо из щитов, усталые, но преисполненные гордости. Глаза Папевайо сверкали от счастья победы, но когда он обернулся к паланкину, чтобы разделить с госпожой свою радость, его покрытое потом лицо окаменело. Поспешно нагнувшись к ней, он даже забыл, что все еще держит в руке окровавленный меч. И в этот последний, ужасный момент властитель Тускалоры страстно молил судьбу о милости к себе. Ведь если госпожа Мара погибла, с Тускалорой будет покончено.

***

Мара очнулась; голова раскалывалась от боли, а плечо горело, как в огне. Один из солдат Акомы делал ей перевязку, используя для этого полоску ткани, оторванную от занавески паланкина.

— Как… — Ее голос был едва слышен.

Внезапно к ней склонилось лицо Папевайо:

— Госпожа?..

— Как все получилось? — тихо спросила она.

— Как ты и надеялась, Джиду приказал трубить отбой, когда загорелись его поля. — Он оглянулся через плечо туда, где в полной готовности, потрепанный и усталый, стоял его отряд, и продолжил:

— Опасность для нас еще не миновала, хотя, по-моему, твоя позиция сейчас сильнее. Но тебе необходимо немедленно переговорить с Джиду: кто знает, как все может обернуться?

Кивнув в знак согласия, Мара с помощью Папевайо и еще одного солдата выбралась из паланкина. Казалось, ноги совсем отказывались ей повиноваться. Опираясь на руку своего командира авангарда, она медленно продвигалась по залитому кровью гравию к шеренге оставшихся в живых солдат. В глазах все еще стоял туман, и пришлось несколько раз поморгать, чтобы зрение прояснилось. Теперь и Мара ощутила едкий запах дыма, доносящийся с горящих полей.

— Мара! — уже не сдерживаясь, завопил Джиду. — Предлагаю тебе перемирие! Прикажи своим людям отступить от моих полей, и я признаю, что был не прав, когда отказывался от своих обязательств!

Она внимательно оглядела толстяка, теряющего последние крохи самообладания, и хладнокровно решила изменить положение в пользу Акомы:

— Что ж, по-твоему, стоит тебе признаться, что был не прав, и я тут же прощу эту бойню, которую ты сам и учинил? Столько верных людей погибло, а ты возомнил, что отделаешься всего лишь уплатой старого долга?

— Мы сможем уладить наши разногласия позже, — взывал Джиду, багровея, — мои поля горят!

Она кивнула, Папевайо движением меча подал сигнал, и солдат запустил сигнальную стрелу высоко в небо. Мара пыталась говорить, но голос ей изменил. Она шепнула что-то Папевайо, и тот, в свою очередь, громко возвестил:

— Госпожа объявляет, что наши работники потушат пожар. Но воины останутся там, где стоят, и с зажженными факелами. В случае любых подозрительных действий воинов Тускалоры твои поля чокала обратятся в прах.

Глаза Джиду чуть ли не вылезали на лоб. Он все еще искал возможность переломить ход событий в свою пользу, когда оборванный, перепачканный сажей скороход вбежал во двор:

— Господин, солдаты Акомы отпугивают наших людей. Подошедшему подкреплению не удалось пробить путь к реке.

Властитель Джиду утратил всякую надежду. Он грузно опустился на подушки и потер руками пухлые колени.

— Твоя взяла, Мара. Я умею примиряться с неизбежным. Мы подчинимся всем твоим желаниям. — Он повернулся к своему командиру авангарда. — Уводи людей. ***

Властитель Тускалоры взглянул на Мару и заметил, что она пытается найти наиболее удобное положение для раненой руки. Он предложил услуги своего лекаря, но властительница Акомы не пожелала принять от него этот знак сочувствия. Она предпочла лечению полевую перевязку, придуманную Папевайо. Солдаты Акомы все еще занимали позиции на плантациях кустарника чокала, а военачальник Тускалоры подтвердил, что худшие опасения его господина весьма основательны. Воины Акомы могли снова поджечь поля, прежде чем его солдатам удастся выбить их оттуда.

Джиду исходил потом и отчаянно пытался выдать все случившееся за простое недоразумение:

— Это было соглашение между мужчинами, госпожа. Я много раз бился об заклад с твоим покойным мужем. Иногда выигрывал он, а иногда я. Мы не расплачивались всякий раз отдельно, а вели учет общей суммы. Когда я выигрывал, этот выигрыш вычитался из моего долга. Если впоследствии счет оказывался в мою пользу, то уже я, в свою очередь, не требовал уплаты, а просто пересчитывал общую долговую сумму. Так оно и шло… по обоюдному согласию… как и должно быть между мужчинами, которые доверяют друг другу.

— Все это прекрасно, господин Джиду, — перебила Мара, — но, видишь ли, я-то не играю в подобные игры. Думаю, мы просто должны договориться об уплате долга… а также о возмещении урона, причиненного моей чести. Сегодня были убиты солдаты Акомы!

— Ты требуешь невозможного! — Властитель Тускалоры воздел к небесам пухлые руки жестом неприкрытого отчаяния, вопреки всем цуранским канонам.

Мара удивленно подняла брови:

— Ты все еще предпочитаешь не признавать свой долг? — Она выразительно обвела взглядом своих защитников, столпившихся вокруг нее. Среди них был и солдат с луком, готовый запустить следующую сигнальную стрелу. Джиду задумчиво уставился на свои расшитые перламутровыми блестками сандалии.

— Ах, госпожа моя… Сожалею, что причинил тебе столько неудобств. Но угрозы никак не могут повлиять на состояние моей казны. Сейчас у меня нет возможности вернуть этот долг. Разумеется, я расплачусь с тобой в тот же момент, как только позволят обстоятельства. Это я исполню неукоснительно, ручаюсь тебе.

Мара не шевельнулась, но ее тихий голос звучал твердо и непреклонно:

— Сейчас я не склонна к терпению, господин Джиду. Итак, когда же я могу ожидать выплаты долга?

Джиду смущенно признался:

— Недавно мне выпала целая полоса неудач, госпожа Мара, и я понес большие убытки. Но могу твердо обещать, что выплачу компенсацию, как только урожай этого года поступит на рынок.

Если он поступит на рынок, с легким ехидством подумала Мара, а вслух отметила:

— Урожай чокала поспеет не раньше, чем через три месяца, господин Джиду. Неужели ты рассчитываешь, что я соглашусь три месяца сидеть и дожидаться, пока ты соизволишь отсчитать мне эти две тысячи центуриев… не говоря уже о компенсации за оскорбление, нанесенное моей чести?

— Но тебе придется пойти на эти условия! — жалобно вскричал властитель Тускалоры. В полнейшем расстройстве он оглянулся на маленького тщедушного человека, сидевшего возле него. Сиджана, хадонра поместьем в Тускалоре, нервно перебирал свитки, спешно пытаясь оценить финансовые возможности хозяина. Он возбужденно прошептал что-то на ухо господину Джиду и затих в ожидании ответа. Властитель погладил себя по животу с вновь обретенной самоуверенностью:

— Оказывается, госпожа, две тысячи центориев могут быть уплачены немедленно, да еще пятьсот центориев в возмещение твоих потерь. Но если я выплачу сразу такую крупную сумму, то мне не удастся в будущем году увеличить площадь посадок. Властитель Бантокапи понимал это: он обещал, что не будет возражать против выплаты долга в рассрочку, по пятьсот центориев в год в течение следующих четырех лет… а также на пятый год — для возмещения убытков.

Одобрительные кивки управляющего внезапно сменились отчаянными гримасами. Лицо властителя покрылось красными пятнами, когда до него дошло, что эти слова противоречат его более ранним заверениям, будто выплата долга постоянно откладывалась, и только изменялась его общая сумма. Смекнув, что Мару, конечно, не проведешь на этой маленькой, но постыдной лжи, он быстро добавил:

— Я, конечно, заплачу проценты.

После этих слов наступило тяжелое молчание, прерываемое лишь скорбными вздохами Джиду и едва слышным скрипом лат Папевайо, переступавшего с пятки на носок. Здоровой рукой Мара раскрыла веер и заговорила обманчиво-любезным, ядовитым голосом:

— Ты торгуешься, как ростовщик, в то время как погибшие солдаты Акомы лежат у твоей двери? Если мой покойный супруг оговорил порядок погашения долга — мы исполним его волю. Предъяви документ, и мы будем строго соблюдать записанные в нем условия.

Джиду от неожиданности моргнул:

— Но на те соглашение было только словесным, госпожа Мара, ведь это — договор между двумя благородными господами.

Веер в ее руке закачался быстрее:

— У тебя нет никаких доказательств? И ты еще смеешь торговаться!

Его плантации были в руках врагов, и Джиду остерегся снова затрагивать вопросы чести.

— Ручаюсь своим словом!

Мара насторожилась. Властитель Тускалоры создал такое положение, когда Маре оставалось лишь назвать его клятвопреступником, а это значило нанести оскорбление, которого не потерпит ни один правитель. Приличия требовали, чтобы властительница Акомы приняла условия соглашения, а отсюда следовало, что в течение ближайших трех месяцев она не получит вообще ничего, а затем — лишь пятую часть долга. Теперь уже она сама стояла перед выбором: согласиться на эти условия или возобновить бесполезную бойню. Веер неподвижно застыл у нее в руке:

— Но ведь оплата долга уже и сейчас запаздывает, господин Джиду, — возразила Мара. — Твой хадонра не сумел вовремя изучить спорное дело, что и завело тебя в этот тупик. Никаких новых задержек не будет, или твои поля запылают снова!

— Что же ты предлагаешь? — вялым тоном спросил Джиду.

Мара положила веер к себе на колено. Она превосходно выбрала момент, чтобы предложить Джиду встречную сделку, пока к нему не вернулась способность соображать здраво:

— Господин Джиду, тебе принадлежит узкая полоска земли между моими пастбищами — северным и южным. Посредине они разделяются руслом пересохшего ручья.

Джиду кивнул:

— Я знаю эти места.

Однажды он уже предлагал отцу Мары купить у него именно этот участок; Седзу отказался: ничего привлекательного для себя он здесь не находил. Берега высохшего ручья, каменистые, с выветрившейся почвой, были еще и слишком крутыми, чтобы затевать на них какие-либо посадки.

На лице властителя Тускалоры появилась некоторая заинтересованность:

— Тебе понадобились те земли, госпожа?

Задумчиво поигрывая веером, она ответила:

— Недавно мы передали верхний луг чо-джайнам. Теперь Джайкен считает, что было бы полезным соединить эти земли с нижними пастбищами хотя бы дощатым мостом. Тогда телята наших нидр смогут пересекать русло, не ломая ног.

Вспомнив, как она нечаянно наткнулась на пометку, сделанную рукой Седзу, в уголке весьма потрепанной карты, Мара едва удержалась от улыбки. Словно оказывая любезность соседу, она прибавила:

— Господин Джиду, я готова считать твой долг уплаченным, если получу вместо денег ту землю и все привилегии, которые с этим связаны. Кроме того, ты поклянешься, что до конца дней своих не будешь предпринимать никаких враждебных действий по отношению в Акоме..

На сморщенном лице хадонры отразилась плохо скрытая тревога, и он что-то прошептал хозяину на ухо. Властитель Тускалоры выслушал его и, елейно улыбаясь, произнес:

— Я согласен, если будет разрешен проезд наших фургонов на Имперский тракт.

Властительница Акомы, грациозно взмахнув веером, улыбнулась ему в ответ:

— Ну разумеется. Твои работники смогут перегонять свои фургоны понизу вдоль русла до Имперского тракта в любое время, когда пожелают.

— Договорились! — Лицо властителя Тускалоры изобразило живейшее удовольствие. — Даю слово! Охотно и с радостью! — Затем, пытаясь освободиться от гнетущего чувства общей натянутости, он низко поклонился. — Воздаю должное твоей мудрости и мужеству, госпожа. Теперь, когда это злополучное противостояние привело к укреплению связей между нашими домами, я могу открыто выразить свое восхищение.

Мара жестом подозвала Папевайо, который помог ей подняться.

— Я приму твою клятву. Пусть принесут ваш семейный меч.

После этих слов снова воцарилась грозовая тишина; ведь Мара на виду у всех требовала вместо обычных заверений самую священную клятву. Но плантации Тускалоры находились в руках воинов Акомы, и властитель Джиду не осмеливался протестовать. Он послал слугу за старинным мечом своих предков, одним из самых древних в Империи, выкованным из драгоценной стали и вложенным в простые деревянные ножны. Под пристальными взглядами Мары и Папевайо властитель Тускалоры взялся за рукоять меча и произнес клятву — свято исполнять свое обещание во имя предков.

Теперь наконец Мара была удовлетворена. Она подала знак своим воинам, и те помогли госпоже снова разместиться в запятнанном кровью паланкине. Уцелевшие носильщики и воины из охраны осторожно подняли носилки на плечи. Когда они уже были готовы тронуться в обратный путь, Мара обернулась к властителю Тускалоры:

— Долг уплачен сполна, Джиду. Я с удовольствием сообщу любому, кто спросит, что властелин Тускалоры — человек чести, без всяких уверток выполняющий свои обязательства. — Затем, не без ехидства, она добавила:

— И неизменно верен данному слову.

Властитель Тускалоры стойко переносил все ее ядовитые намеки. Он недооценил молодую соседку, и эта ошибка дорого ему обошлась. Но, по крайней мере, брешь, пробитая в его чести, не станет достоянием сплетников во всей Империи, и за эту скромную милость он горячо благодарил богов.

***

Когда отряд Акомы удалился на безопасное расстояние от усадьбы Тускалоры, Мара закрыла глаза и спрятала лицо в ладонях. Встревоженный Папевайо подошел поближе к носилкам.

— Ты очень рисковала, госпожа. Но победила!

Ответ Мары прозвучал приглушенно:

— Как много доблестных людей погибло!

Папевайо кивнул:

— Зато они умирали как настоящие воины, госпожа! Те, кому выпала честь служить тебе, станут прославлять тебя перед богами! — Он замолчал: ему вдруг показалось, что носилки слегка подрагивают. — Госпожа?..

Уткнувшись лицом в ладони, она заливалась горючими злыми слезами. Папевайо дал ей немного времени, чтобы выплакаться, а потом заметил:

— Если овраг будет затоплен, властителю Тускалоры нелегко будет доставлять товары на рынок.

Мара опустила руки. Слезы еще не высохли у нее на лице, и веки распухли, но в глазах уже светилось лукавое торжество:

— Если Джиду придется делать крюк вокруг оврага для выхода на Имперский тракт, его бобы чокала заплесневеют, прежде чем он доберется до Сулан-Ку. Моему почтенному соседу, властителю Тускалоры, предстоят тяжелые времена, ибо я сильно сомневаюсь, что он сумеет наскрести достаточно денег для уплаты пошлины за переход через мост, который я собираюсь построить для моих нидр.

— Когда Папевайо с любопытством взглянул на свою госпожу, она добавила:

— Ты слышал, как он поклялся, что никогда не поднимет оружие против Акомы? Ну так вот: то ли еще будет! Этот жирный пес станет моим первым вассалом, и я этого добьюсь в течение одного сезона, Вайо! Всего за один сезон!

Командир авангарда Акомы шагал рядом с носилками, вспоминая, какие дела успела совершить эта молодая женщина с тех пор, как они с Кейоком увели ее из храма Лашимы. Да, Джиду из Тускалоры придется преклонить колени перед Марой, иначе пропадет весь его урожай. Таковы были правила Игры, и его госпожа одержала победу. В этом не могло быть сомнений.

***

Ярко расписанные носилки, стоявшие во дворе поместья Акомы, подтверждали: Барули из Кеотары прибыл и ожидает властительницу. Мара постаралась сдержать раздражение. Она только что отпустила носильщиков и охрану, вернувшись домой после посещения улья чо-джайнов, молодая королева которого подарила ей удивительные бальзамы для исцеления раненого плеча. Но необходимо было наконец лично приветствовать гостя, прежде чем опять рассыпаться в извинениях за очередную «вынужденную» отлучку. Иначе она рисковала оскорбить Кеотару, а ведь вполне можно было предположить, что именно в расчете на такой ход событий властитель Минванаби и подослал в Акому смазливого сынка своего послушного вассала.

У входа в комнату Мары ее поджидала Миса, вооруженная расческой и щеткой; через руку у нее было перекинуто богато расшитое верхнее платье. От яркой пестроты этого наряда у Мары зарябило в глазах. Угадывая во всем направляющую руку вездесущей Накойи, Мара подчинилась ее воле. Слегка насупившись, она безропотно терпела, пока Миса расчесывала ее волосы, укладывала их тугим узлом и закалывала драгоценными шпильками. Парадное платье скреплялось спереди множеством тонких лент, позволявших скрыть белую повязку на плече. Вкус Накойи внушал Маре сильные спасения, но делать было нечего. Коротким кивком она отпустила Мису и проследовала в парадный зал, где ее первая советница развлекала гостя в отсутствие хозяйки.

Как только Мара появилась перед гостем, юный сын властителя Кеотары вскочил и церемонно поклонился. На нем было дорогое одеяние с пуговицами из сапфиров. Укороченные полы и рукава наряда позволяли ему показать свои руки и ноги в самом выгодном свете.

— Барули, как приятно снова повидаться с тобой!

Мара села на подушки напротив юноши, с изумлением отметив, сколь разительно изменилась его внешность. Он действительно был красив, и многие девушки знатного происхождения были бы польщены и даже растревожены, окажись они предметом внимания такого кавалера. Улыбка гостя из Кеотары почти светилась, а бесспорное обаяние делало его неотразимым. Впору было пожалеть о том, что он родился в знатной семье: такой красавец легко мог бы стать ценной находкой для Круга Зыбкой Жизни и рано отойти от дел, разбогатев за счет подарков, которыми щедро осыпали бы его богатые клиентки за оказание особых услуг.

— Госпожа, я счастлив, что снова вижу тебя. Надеюсь, твоя деловая встреча с соседом прошла успешно?

Мара кивнула, не задумываясь:

— О, там речь шла просто о небольшом долге Джиду покойному властителю Бантокапи: требовалось уточнить некоторые условия. Но теперь все уже улажено.

Искорка интереса промелькнула в глазах юноши. Напомнив себе, что Барули мог оказаться шпионом Минванаби, Мара предпочла увести беседу подальше от щекотливой темы — ее ссоры с Джиду:

— Сегодня очень жарко, и дорога меня утомила. Если хочешь составить мне компанию, я велю слуге принести в сад вино и печенье. — Ей было необходимо на время избавиться от его общества, и она ухватилась за самый простой предлог. — Я приду туда, как только переоденусь в более удобное платье.

Накойя почти незаметно кивнула, одобряя ее тактику. Юный визитер поклонился. Пока слуга провожал его в сад, первая советница Акомы поспешила на хозяйскую половину: на сей раз ее обычная ворчливость уступила место участливой тревоге:

— Ну как, чо-джайны облегчили боль?

— Да. — Мара потеребила ленты своего одеяния. — А теперь, мать моего сердца, не объяснишь ли ты, какое отношение имеет вся эта мишура к нашим замыслам касательно юного Барули?

Глаза Накойи сверкнули дьявольским огнем.

— Ах, Мараанни, тебе придется еще многое узнать о мужчинах. — Крепко ухватив за руку свою госпожу, Накойя повлекла ее за собой в личные покои Мары. — Сегодня ты должна приложить все усилия, чтобы стать настоящей покорительницей мужских сердец. Я выбрала подходящий наряд, который ты наденешь после ванны.

Переступив порог, Накойя подмигнула Маре с видом бывалой заговорщицы. За маленькой складной ширмой слышались звуки льющейся воды: слуги готовили ванну. А на спальной циновке Мары уже были аккуратно разложены немногочисленные части ее воздушного наряда. Скептическим взглядом Мара окинула одежду, выбранную для нее мудрой советницей:

— Накойя, по-моему, тут явно чего-то не хватает. Накойя улыбнулась. Она подготовила для своей хозяйки легкое домашнее платье-накидку, какие обычно носили знатные дамы, отдыхая у себя в покоях. Нагота сама по себе не вызывала порицаний в обществе цурани. Взрослые и дети обоих полов купались вместе. Наиболее удобным купальным костюмом считался маленький клочок ткани вместо набедренной повязки.

Но ни для кого не было тайной: когда дело доходит до ухаживания, человек невольно настраивается на особый лад, и в таком состоянии многие вещи приобретают для него некий скрытый смысл. Это легкое платье, несомненно, должно было воспламенить Барули сильнее, чем предложение (если бы таковое состоялось) поплавать вместе нагишом.

Накойя пробежалась морщинистыми пальцами по прозрачной ткани; ее лицо вдруг приняло озабоченное выражение:

— Чтобы моя маленькая затея удалась, у Барули должны разыграться более пылкие чувства, чем простое желание угодить отцу. Если он распалится желанием, то может решиться на такие поступки, которые в другом настроении ему бы и в голову не пришли. Ты же должна кокетничать с женихом напропалую.

Мара поморщилась:

— Кокетничать? И хихикать по каждому поводу? — Она обернулась, передавая веер одной из служанок, которая пришла забрать ее дорожную одежду.

— Во всяком случае это не повредит. — Накойя подошла к сундуку и вынула из него маленький флакон. Затем начала мурлыкать себе под нос, не обращая внимания на плеск воды в ванне. Это была старинная любовная мелодия, сохранившаяся в памяти няньки со времен далекой юности. Вскоре Мара, завернутая в мягкие полотенца, вышла из-за ширмы. Старушка отослала служанок и нанесла по капле таинственной эссенции из флакона на плечи и запястья, а также и в ложбинку между ее грудей. Затем сняла с Мары все полотенца. Взглянув на ее нагое тело, она с трудом подавила желание разразиться восторженным «кудахтаньем» — так хороша была ее госпожа!

— У тебя прекрасное, здоровое тело, Мараанни. Если бы ты побольше заботилась о грации и изяществе движений, у этого красавчика уже через минуту и мозгов бы не осталось!

Несколько растерявшись от таких речей, Мара повернулась к отражающему стеклу — дорогому подарку вождя клана в день ее свадьбы. Хотя со временем стекло потускнело, все же некий туманный образ возник перед ее взглядом. Рождение ребенка почти не оставило следов на стройной фигуре: не зря же во время беременности она постоянно пользовалась для растирания кожи специальными маслами. Ее груди слегка увеличились по сравнению с годами девичества, но живот остался столь же плоским, каким был раньше: после родов она начала заниматься тенче — древним церемониальным танцем, укрепляющим тело и помогающим сохранить стройность фигуры. Но Мара не находила ничего привлекательного в своих хрупких формах, особенно после того как увидела прелести Теани.

— Кажется, вид у меня будет самый нелепый, — поделилась она со своим отражением в стекле.

Тем не менее Мара позволила служанкам облачить ее в эту куцую накидку, украшенную всего лишь несколькими драгоценностями и бантом над правым коленом. Пышные рукава скрывали повязку на плече. Напевая все громче, Накойя встала за спиной госпожи и собрала ее волосы в узел на темени. Закрепив их шпильками из нефрита и слоновой кости, она слегка подула Маре в затылок; при этом несколько непокорных прядок выбились из прически.

— Вот так. Мужчинам нравится, когда женщина чуточку растрепана. Они тут же начинают вспоминать, какой вид бывает по утрам у их возлюбленных.

— С мутными глазами и отекшим лицом? — Мара уже почти хохотала.

— Ох уж!.. — Накойя погрозила госпоже пальцем; теперь ее лицо стало вполне серьезным. — Тебе еще предстоит узнать то, что большинство женщин знает чуть ли не с пеленок, Мараанни. Красота — это не только лицо и фигура; осанка, манера держаться — не менее важны. Если ты войдешь в сад подобно императрице — медленно, величаво, как будто любой мужчина, увидевший тебя, заведомо становится твоим рабом — Барули даже глазом не поведет в сторону дюжины смазливых плясуний, лишь бы заманить тебя в свою постель. Для властвующей госпожи такое искусство не менее важно, чем умение управлять слугами в родовом поместье. Запомни, пожалуйста: двигайся медленно. Когда сидишь или пьешь вино, постарайся быть грациозней. Стань похожей на женщину из Круга Зыбкой Жизни, когда она гордо расхаживает по балкону над улицей. Улыбайся и выслушивай Барули с таким вниманием, как будто каждое его слово кажется тебе верхом остроумия. Если же ему вздумается пошутить — ради богов, смейся, даже если шутка окажется убогой и плоской. А вот если полы твоего платья ненароком отогнутся или раздвинутся, не лишай Барули удовольствия это заметить… прежде чем приведешь себя в порядок. Нужно распалить этого сына Кеотары так, чтобы он дымился!

— Может быть, ты и права, — с отвращением отозвалась Мара. — Мне-то кажется, что сейчас я похожа на деревянную примерочную куклу в лавке. Но постараюсь вести себя, как та ловкая подружка Банто, Теани, если ты считаешь, что это пойдет нам на пользу. — Затем внезапно в ее голосе зазвенело раздражение:

— Но только, мать моего сердца, имей в виду: я ни за что не возьму этого птенца-крикушонка в свою постель!

Накойя рассмеялась, довольная метким сравнением юного Барули с крикушей; головку этой птицы венчал плюмаж из роскошных перьев. Многие благородные особы даже держали их в домах из-за необычной красоты этих созданий.

— Точно подмечено, госпожа. Он и есть птичка-крикуша, и для моего плана потребуется, чтобы он распустил для тебя свой плюмаж во всей красе.

Мара возвела очи к небу, а потом кивнула. Затем направилась к выходу своей обычной размашистой походкой, но, вовремя спохватившись, выплыла за порог, изо всех сил подражая манерам женщин из Круга Зыбкой Жизни.

Она приближалась к юному щеголю, напустив на себя самый величественно-томный вид, но щеки ее горели от смущения. Ей трудно было избавиться от мысли, что столь помпезный выход показался бы стороннему наблюдателю попросту смешным. Но Барули при появлении хозяйки дома лишь выпрямился на своих подушках, широко улыбнулся, вскочил на ноги и поклонился ей с подчеркнутым уважением, и все это время его глаза будто впитывали в себя ее облик.

Как только Мара села на подушки, он бросился было налить ей вина, но его опередил слуга (а на самом деле — переодетый Аракаси). В поведении мастера тайного знания никто не усмотрел бы и тени недоверия, но Мара знала: он не допустит, чтобы она выпила из бокала, до которого хотя бы дотронулся сын вассала Минванаби. Внезапно заметив, что Барули приумолк, Мара ослепительно улыбнулась ему, после чего застенчиво опустила глаза и притворилась, что чрезвычайно заинтересована темой разговора. Его беседа, касавшаяся самых банальных предметов, показалась ей весьма заурядной. Однако она выслушивала придворные сплетни и городские новости с таким видом, словно ничего более захватывающего никогда не слыхала, и весело смеялась при каждой его попытке блеснуть остроумием. Под присмотром Аракаси домашние рабы подносили и убирали подносы с фруктами, вымоченными в вине. Запах винных паров все сильнее ощущался в дыхании Барули; с каждой минутой его язык становился более раскованным, а смех громче разносился по саду. Пару раз он решился коснуться пальцами руки Мары, и хотя она нисколько не опьянела от выпитого вина, ее тело откликнулось на нежность юноши легким трепетом. Она спокойно раздумывала о том, что, может быть, Накойя права и любовь мужчины и женщины действительно таит в себе нечто большее, чем грубое насилие Бантокапи.

Но ее внутренние барьеры оставались поднятыми. Хотя самой Маре вся эта сцена казалась смехотворной (настолько чужда была ей роль обольстительницы), она не могла не заметить, что Барули, похоже, был на верху блаженства. Он пожирал ее взглядом. В какой-то момент их беседы, когда Мара взмахнула рукой, подавая Аракаси знак, что нужно подлить вина, ворот ее платья слегка распахнулся. Памятуя о советах Накойи, она слегка помедлила, прежде чем благонравно прикрыться. Барули, казалось, лишился дара речи; он никак не мог заставить себя отвести взгляд от нежного холмика приоткрывшейся груди. Как странно, подумала Мара, что такого красавца привлекает такая чепуха!Должно быть, у него в жизни уже было много женщин, так почему же еще одна не вызывает у него скуки? Но мудрость пришла к няне из глубины веков. Мара последовала наказу советницы и повторила опыт. Она сидела в свободной позе, подтянув колени к подбородку; не было ничего удивительного в том, что подол ее невесомого платья соскользнул с колена.

Барули изменился в лице. Смеясь, чаще прежнего поднося кубок к губам, чтобы скрыть неловкость, он не отрывал восторженного взора от обнажившегося бедра.

Накойя опять оказалась права. Но пора было завершать приятную беседу, и Мара сказала:

— Барули, я должна попросить у тебя прощения. Сегодня я встала раньше обычного… и так устала в дороге… Мне необходим отдых. Но, надеюсь, у тебя найдется время вернуться к нам через… — она состроила гримаску, как будто ей было трудно соображать, а затем улыбнулась, — скажем, через два дня.

Она поднялась с подушек, постаравшись сделать это движение как можно более грациозным и заодно позаботившись, чтобы полы ее одеяния разошлись пошире. Румянец Барули разгорался все ярче. К удовольствию Мары, очарованный гость горячо заверил ее, что вернется, когда госпоже будет угодно. Затем вздохнул, словно для него эти два дня казались мучительно долгим сроком.

Мара вышла из сада, не сомневаясь, что он провожал ее взглядом, пока она не скрылась в доме. Накойя ожидала госпожу у первой же двери; блеск ее глаз не оставлял сомнений в том, что беседа Мары с красавцем гостем прошла под наблюдением первой советницы от начала и до конца.

— А что, у всех мужчин мозги между ногами? — поинтересовалась Мара. Нахмурившись, она сопоставляла поведение Барули с суровой манерой отца и легкомысленным очарованием брата.

Накойя поспешила отвести ее подальше от тонкой перегородки.

— У большинства — да, благодаря богам. — Помедлив перед дверью, ведущей в покои Мары, она добавила:

— Госпожа, у женщин не так уж много средств, чтобы управлять собственной судьбой. Тебе выпала редкая удача — стать властительницей. Почти все женщины целиком зависят от прихоти своих господ, мужей или отцов, и самое мощное оружие, которое есть в нашем распоряжении, — то, которым ты только что воспользовалась. Опасайся мужчины, не испытывающего влечения к женщине, ведь для него ты всего лишь орудие для достижения своих целей… или враг. — С гордостью глядя на госпожу, она похлопала ее по плечу. — Но наш крикушонок, по-моему, потрясен настолько, что его отец может быть доволен. А сейчас я поспешу перехватить его во внешнем дворе, пока он не двинулся в обратный путь. Надо же надоумить дорогого гостя, какие новые шаги он должен предпринять, чтобы пленить тебя окончательно.

Мара наблюдала, как старушка энергично засеменила прочь, и попыталась догадаться, что именно Накойя собирается внушить юному кавалеру из Кеотары. Затем решила, что лучше обдумает эту тему, лежа в горячей ванне. Она только что воспользовалась нехитрыми приемами обольщения, чтобы воспламенить Барули, и достигла успеха. Но после этого чувствовала себя так, словно вывалялась в грязи.

Глава 13. ОБОЛЬЩЕНИЕ

Глаза мальчика-посыльного, сидевшего на циновке у двери, округлились, и он повернул к госпоже растерянное лицо. Мальчик был новичком на этом посту, и Мара без труда догадалась о причине его изумления: как видно, во двор с помпой вступал какой-то знатный гость. Она отпустила двух новых воинов, завербованных только сегодня утром, и когда те, поклонившись, отправились вслед за слугой, — он только что явился, чтобы проводить их в казармы, — Мара осведомилась:

— Кто там? Барули из Кеотары?

Юный посыльный коротко кивнул. Мара энергично потянулась и поднялась на ноги, сбросив с колен пергаментные свитки и счетные таблички. Вот тогда настал черед остолбенеть ей самой. Барули приближался к дому в блистающих новизной носилках, украшенных развевающимися лентами. Жемчуг и перламутр, которыми были расшиты эти ленты, переливались в лучах утреннего солнца, являя собой поистине феерическое зрелище. Гость был облачен в шелковые одежды, окаймленные по подолу затейливой вышивкой; крошечные сапфиры, обильно усеивающие головной убор, подчеркивали цвет глаз юноши. Но тщеславие Кеотары требовало большего. Мара заметила, что на сей раз носильщики были подобраны один к одному по росту и телосложению; ни изнурительный труд, ни грубое обращение не оставили никаких видимых отпечатков на их телах и осанке. Высокие и мускулистые, с умащенной, как у атлетов, кожей, они походили на юных богов, — и все это выглядело, словно ожившая картинка из детской сказки.

Помимо почетного эскорта Кеотары, носилки сопровождала целая дюжина музыкантов. Они громко и слаженно играли на своих рожках и виеллах, пока ослепительная процессия продвигалась к парадному входу.

Повинуясь приказу госпожи, слуга собрал таблички и пергаментные свитки, а Миса тем временем помогла Маре привести себя в порядок. У Накойи, судя по всему, уже были задуманы какие-то новые уловки. Три последних визита Барули кончались тем, что первая советница Акомы спроваживала юношу, нашептав при этом, что никакой мужчина не добьется расположения властительницы, если он не готов бросить к ее ногам свои богатства в доказательство снедающей его любовной лихорадки. Когда они вместе обедали в саду — а это было дважды, — Мара чувствовала себя чем-то вроде куска мяса на прилавке, выложенного для привлечения покупателей. Но всякий раз, как Мара смеялась над очередной глупой шуткой или разыгрывала удивление, выслушивая откровения о том или ином придворном вельможе, рассказчик просто таял от удовольствия. Казалось, он совершенно очарован Марой. При последней встрече она снизошла до того, что позволила Барули поцеловать ее на прощанье; однако стоило пылкому влюбленному обнять ее за плечи, как она проворно высвободилась и, невзирая на его мольбы, скользнула за порог, оставив воспламененного и растерянного гостя в саду, посеребренном пятнами лунного света. В тот раз Накойя проводила его до носилок и вернулась в полной уверенности, что неутоленное желание еще сильнее разожгло страсть молодого поклонника.

И вот теперь, позванивая крошечными бубенчиками, подвешенными к браслетам, и источая аромат благовоний, властительница Акомы набросила на себя легкое — до бесстыдства легкое — одеяние. Интересно, где только удается Накойе откапывать такие наряды, с мимолетной усмешкой подумала Мара.

Миса аккуратно уложила волосы госпожи, закрепив их шпильками с изумрудами и нефритом. И только тогда, во всем великолепии, Мара семенящей походкой вышла из дома, чтобы приветствовать воздыхателя.

Глаза Барули засветились восхищением. С непривычной для него неловкостью, неестественно выпрямив спину, он шагнул из носилок с таким видом, словно ему трудно сохранять равновесие. Маре пришлось подавить смешок: роскошное одеяние и головной убор явно были тяжелы и причиняли Барули массу неудобств. Завязки на рукавах, казалось, намертво перетянули руки, а широкий тугой пояс с цветным шитьем наверняка мешал дышать. Тем не менее Барули держался стойко, всем видом демонстрируя полное довольство жизнью. Ослепительно улыбнувшись Маре, он по ее приглашению последовал за ней в прохладный сумрак господского дома.

Усадив гостя в комнате, из которой открывался вид на сад с фонтаном, Мара послала за вином, фруктами и печеньем. Речи Барули, как всегда, наводили на нее треку, но Аракаси, занимавший свой обычный пост у подноса с вином, умело выуживал из разглагольствований гостя крупицы полезных новостей: мастер тайного знания сопоставлял кое-какие замечания Барули с тем, что уже знал раньше от своих агентов. Мара не уставала удивляться способности мастера извлекать ценнейшие сведения из самой пустой с виду болтовни. В секретных беседах, которые происходили между ними После визитов Барули, Аракаси высказал несколько интересных предположений насчет состояния дел в Высшем Совете. Если его догадки верны, то в ближайшее время Партия Синего Колеса отзовет верные ей войска из варварского мира, ни с кем не согласовывая столь важное решение. Тогда грандиозная кампания, возглавляемая Имперским Стратегом, окажется перед лицом нешуточных трудностей, и Альмеко непременно потребует дополнительных подкреплений от Анасати, Минванаби и других своих союзников. Поневоле задумаешься, не поспешит ли Джингу разделаться с Марой до того, как превратности политики заставят его посвятить свои силы и внимание более важным для Империи делам.

В потоке болтовни Барули, до сей поры казавшемся неиссякаемым, начали вдруг возникать перебои, и Мара с некоторым опозданием сообразила, что потеряла нить разговора. Чтобы как-то заполнить затянувшуюся паузу, она подбодряюще улыбнулась, даже не подозревая, какое обаяние заключено в ее улыбке. В глазах Барули сразу вспыхнул огонь, несомненно порожденный искренним порывом, и Мара позволила себе несколько секунд позабавиться вопросом: как, интересно, она чувствовала бы себя, оказавшись в его объятиях? По сравнению с отвращением, которое внушал ей Бантокапи, это, возможно, было бы нечто совсем другое…

Аракаси резко подался вперед, взмахнув рукой, чтобы прихлопнуть насекомое; при этом край его одежды зацепился за поднос с вином. Внезапное движение заставило Барули вскочить; его рука метнулась к поясу и выхватила спрятанный там кинжал. В мгновение ока пылкий воздыхатель преобразился: теперь это был воин цурани — комок напряженных мышц, ледяной взгляд. Но зато и мечтательное забытье Мары как ветром сдуло. Быть может, этот щеголь и воспитан лучше, и речи у него слаще, и сам он куда красивее, чем то грубое животное, чьей женой ей довелось побывать, но и он готов в любой момент прибегнуть к силе, он тоже стремится властвовать и подавлять. Подобно Бантокапи, он способен убить или причинить боль, повинуясь мгновенному порыву, не дав себе и секунды на размышление.

Знакомые черты, проглянувшие в облике Барули, заставили Мару рассердиться, но не на него. Ее возмутила собственная слабость. Пусть это наваждение длилось менее минуты, но как же она могла забыться настолько, чтобы пожелать для себя какой-то радости от этого… вообще от мужчины! Ну нет, таким чувствам поддаваться нельзя. Она будет бороться и победит. Сделав вид, что ее донимает жара, Мара начала усиленно обмахиваться веером, а затем раскинула полочки лифа, во всей красе явив свои груди взорам гостя. Эффект последовал незамедлительно. Воинственные инстинкты молодого прожигателя жизни мигом отошли на задний план; им овладело напряжение иного рода, и он придвинулся поближе к обольстительнице.

Мара улыбнулась; ее глаза сияли безжалостным блеском. Крохотные бубенчики на запястьях мелодично прозвенели, когда Мара словно ненароком коснулась руки юноши:

— Не знаю, что со мной, Барули, но жара меня просто убивает. Ты не хотел бы искупаться?

Юноша едва не порвал свой пышный наряд, спешно вскочив на ноги, чтобы подать Маре руку. Гостеприимная хозяйка позволила поднять себя с подушек, даже и не позаботившись привести в порядок собственное одеяние. Платье разошлось еще шире, и взгляду восхищенного зрителя на миг приоткрылись не только дразнящие очертания очаровательно-округлых, хотя и небольших, грудей, но и краешек аккуратного плоского живота. Мара улыбнулась, заметив, куда направлено внимание искателя ее руки. Вызывающе медленными движениями она заново перевязала пояс на платье, наблюдая, как на лбу Барули выступают искрящиеся капельки пота.

— Похоже, тебе тоже очень жарко, — посочувствовала она.

Юноша смотрел на Мару с неподдельным обожанием:

— Меня всегда сжигает огонь страсти, стоит мне взглянуть на тебя, госпожа.

На сей раз Мара сочла возможным поощрить дерзость поклонника.

— Подожди немного, — сказала она, призывно улыбнувшись, и вышла, чтобы отыскать Накойю.

Долго искать престарелую наперсницу не пришлось: с рукоделием на коленях она сидела по ту сторону перегородки. Стежки на незаконченной вышивке лежали вкривь и вкось, но зато Мара с удовольствием обнаружила, что от нее не требуется никаких пояснений: первая советница прекрасно знала, что именно происходило в последние минуты между гостем и хозяйкой. Поэтому Мара смогла ограничиться лишь краткими распоряжениями:

— Думаю, наш цыпленок вот-вот закукарекает. Прикажи наполнить ванну. Когда я отошлю слуг, оставь нас наедине на четверть часа. Затем впусти к нам посыльного с неотложным сообщением. И пусть Миса будет наготове… — Мара примолкла, внезапно заколебавшись. — Ты говорила, он ей нравится?

Накойя в ответ с сожалением покачала головой:

— Ах, доченька, за Мису ты не беспокойся. Она любит мужчин.

Мара кивнула и повернулась, намереваясь возвратиться к своему воздыхателю. Однако Накойя коснулась ее запястья, и под морщинистой ладонью затих перезвон бубенчиков.

— Госпожа, будь осторожна. В случае надобности стража дома сумеет тебя защитить, но ты вступаешь в опасную игру. Тебе придется очень точно рассчитать, насколько далеко ты можешь завести Барули. Если ты допустишь, чтобы от страсти он потерял голову, и не сумеешь остановить его вовремя, Вайо будет вынужден его убить за попытку изнасилования. Для Акомы это будет иметь самые печальные последствия.

Приняв во внимание скудость своего опыта общения с мужчинами, Мара предпочла проявить благоразумие:

— Тогда впусти посыльного через десять минут после того, как мы уединимся.

— Ну что ж, иди, — отпустила свою госпожу Накойя, чуть заметно подтолкнув ее к дверям.

Старая няня улыбнулась в полумраке. Хвала богам, ей не пришлось лгать: пристрастие хорошенькой Мисы к красивым мужчинам было притчей во языцех среди челяди. Отведенную ей роль она сыграет с непритворным удовольствием.

Вылив в ванну последние кувшины с холодной водой, слуги с поклонами удалились, задвинув за собой перегородку. Мара выпустила руку Барули. Под мелодичный аккомпанемент бубенчиков она, словно исполняя некий медленный танец, распустила пояс и позволила платью соскользнуть с плеч. След от раны остался скрыт под бисерным оплечьем, а шелк прошуршал по матовой коже цвета слоновой кости, обтекая талию и округлости бедер. Когда платье волной легло вокруг лодыжек, Мара переступила через него босыми ногами, освободившись наконец от всех покровов. Она взошла вверх по ступеням деревянной ванны, не позабыв, что живот надо втянуть, а подбородок — горделиво вздернуть. Уголком глаза Мара видела, как Барули лихорадочно срывает с себя богатое одеяние: разыгранная ею прелюдия, кажется, уже подвела его к той черте, за которой теряются представления о благопристойности. Когда была сброшена набедренная повязка, взглядам Мары явилось красноречивое свидетельство того, сколь сильные чувства она пробуждает в этом красавце. Ей стоило большого труда удержаться от смеха. До чего же глупо могут выглядеть мужчины, когда они так возбуждены…

Барули потянулся. Уверенный в том, что его тело достойно восхищения, он устремился к ванне и с таким удовлетворенным стоном погрузил в воду стройные бедра, словно не желал ничего иного, как освежиться. Но Мара не обманывалась. Барули грезил об этом моменте, в мучительном волнении ожидая счастья, которое принесет ему конец недели. Он призывно раскрыл объятия, однако Мара не поспешила припасть к его груди. Вместо этого, нежно улыбнувшись, она взяла в руки флакончик и кусок ароматного мыла. Звон драгоценных бубенчиков сопровождал каждое движение Мары, когда она выливала благовонное масло на поверхность воды. Вокруг атлетической фигуры Барули расплылось радужное мерцание. От удовольствия он прикрыл глаза, а позванивание бубенчиков раздавалось уже позади него, и маленькие руки принялись намыливать ему спину.

— Твои прикосновения… это такое блаженство, — прошептал Барули.

Но этому блаженству сразу пришел конец. Бубенчики в последний раз рассыпались трелью и смолкли, и вода чуть всколыхнулась. Барули открыл глаза и увидел перед собой Мару, с непринужденным наслаждением намыливающую собственное стройное тело. Он облизнул пересохшие губы; не настолько был проницателен гость из Кеотары, чтобы прочесть в прекрасных глазах холодную расчетливость. Судя по его восторженной улыбке, Мара могла убедиться, что с ролью соблазнительницы она справилась вполне успешно.

Дыхание юноши становилось почти таким же тяжелым, как у Бантокапи. Схватив другой кусок мыла, Барули вознамерился, в свою очередь, посодействовать омовению Мары, но та грациозно увернулась и по самую шею погрузилась в воду. Мыльная пена и радужные разводы масла скрыли ее наготу от жадных глаз. Барули простер к ней могучие руки, но хозяйка предпочла затеять новую игру. Загадочно улыбнувшись, она проворковала:

— Нет, подожди…

Меньше всего он ожидал, что, подобравшись к нему сбоку, Мара быстрым движением утащит его в воду с головой. Он вынырнул, смеясь и отфыркиваясь, и попытался поймать Мару, но она уже снова была у него за спиной. Надо было как-то тянуть время, но арсенал средств, которые имелись в распоряжении Мары, был весьма ограничен. Она медленно-медленно помыла ему голову; за этим последовал легкий массаж шеи и спины. Влюбленный юноша воспарял в небеса и одновременно изнемогал от нетерпения. Откинувшись назад, он ощутил прикосновение упругих сосков к своим плечам. Не в силах более дожидаться, когда же настанет его черед перейти к активным действиям, он закинул руки к себе за спину, но ее проворные пальцы уже поглаживали его ключицы, и снова он замер от этой бесхитростной ласки.

Осязая трепет его плоти, Мара могла лишь уповать на скорое явление гонца. И дело было не только в том, что у нее в запасе не оставалось никаких уловок. В ее собственном лоне нарастало странное напряжение, чего Мара никак не предвидела. Новое ощущение испугало ее, ведь знаки внимания Бантокапи никогда не вызывали у нее подобного отклика. Запах ароматного мыла наполнял воздух благоуханием цветов, а мягкий дневной свет, льющийся через цветные перегородки, превращал обыкновенную ванную комнату в тихое уютное прибежище любовников.

Однако Мара понимала, что с таким же успехом эта комната может стать ареной убийства: за перегородкой притаился Вайо с мечом наготове, а распаленный страстью мужчина рядом с ней — вассал Минванаби. Он — враг, и она не имеет права ни на секунду утратить контроль над собой.

Рука Мары неуверенно потянулась к животу Бару-ли. Он вздрогнул, лицо у него так и засияло… и в это мгновение дверная створка быстро откатилась по своему желобку, и в комнату влетел запыхавшийся гонец.

— Умоляю простить меня, госпожа, но… срочное сообщение от хадонры… дело исключительной важности…

Мара изобразила на лице крайнее разочарование и поспешила выйти из ванны. Служанки бросились к ней с полотенцами; Барули, казалось, вообще лишился дара речи. Мара выслушала мнимое сообщение и с хорошо разыгранным сожалением обернулась к юноше:

— Барули, я огорчена сверх всякой меры, но вынуждена принести глубочайшие извинения и покинуть тебя… дело не терпит отлагательств и требует моего личного участия.

Она прикусила губу; у нее уже была наготове отговорка на тот случай, если Барули поинтересуется, что же это за дело такое, но он был настолько потрясен, что сумел лишь спросить:

— Твое дело не может подождать?

— Нет… — Мара беспомощно развела руками. — Как ни обидно — нет…

С шумным всплеском Барули поднялся в ванне, собираясь запротестовать. Однако Мара с видом самой нежной заботы поспешила подойти и, положив руку к нему на плечо, усадила его обратно в ванну.

— Зачем же и тебе портить удовольствие! — забеспокоилась радушная хозяйка и немедленно подозвала одну из прислужниц. — Миса, Барули еще не выкупался как следует. Останься и позаботься о нем.

Самая привлекательная из служанок, державших полотенца, шатнула вперед и без колебаний скинула платье, а заодно и нижнее белье. Мягкие линии ее фигуры поражали совершенством, но Барули не замечал никого и ничего: он, не отрываясь, смотрел на Мару, пока та, облаченная в чистую одежду, не вышла из комнаты. Дверь за ней тихо притворилась, хотя и не слишком плотно. Сын властителя Кеотары взмахнул кулаком, подняв в ванне фонтан воды. Затем с неохотой перевел взгляд на девушку. И тут досада улетучилась, уступив место зову голодной плоти.

Мара не стала дожидаться финала, стоя за дверью. Она немного отошла по коридору; Накойя и Папевайо последовали за ней.

— Ты была права, Накойя. Я держалась как императрица, и до моего ухода он не соизволил даже заметить Мису.

Из ванной комнаты донесся легкий всплеск, а затем кокетливый девичий визг.

— Ну вот, кажется, он наконец ее заметил, — рискнул высказаться Палевайо.

Накойю такие пустяки не занимали.

— Миса только разожжет его аппетит еще больше. Теперь уж Барули будет сгорать от желания заполучить тебя, дочка. Но, должна признать, ты изучила мужчин лучше, чем я предполагала. И все-таки хорошо, что в твоем присутствии Барули держал себя в руках. Если бы Вайо пришлось убить его… — Накойя не договорила.

— Ну, не пришлось, и прекрасно. — После всего пережитого Мара чувствовала себя скверно и не хотела обсуждать этот предмет. — Сейчас я пойду и запрусь в кабинете. Дайте мне знать, когда Барули закончит свои игры с Мисой и уедет.

Мановением руки она отослала обоих приближенных. Остался лишь мальчик-посыльный; он стоял, широко расставив ноги, изо всех сил стараясь походить на сурового воина. Его попытки изображать взрослого обычно казались Маре очень забавными, но сейчас они нисколько ее не развеселили.

— Пришли ко мне в кабинет Джайкена, — коротко приказала она ему. — У меня есть кое-какие планы насчет той земли, которую мы получили от властителя Тускалоры.

Мара решительным шагом двинулась в сторону кабинета, но тут послышался заливистый детский смех, и ее раздражение растаяло без следа: Айяки пробудился после дневного сна. С нежностью улыбнувшись, Мара свернула в детскую. Интриги и большая Игра Совета могут подождать, пока она не повидается с сыном.

***

Когда Барули из Кеотары опять явился в Акому, его сопровождал десяток искусных плясунов-акробатов, один лучше другого: они вертелись волчком и совершали головокружительные прыжки под музыку целого оркестра. Новые носилки, обитые металлом, украшенные бахромой и бусами из самоцветов, были еще более роскошными, чем прежние. При виде всего этого сверкающего великолепия Мара с неудовольствием подумала, что в стиле претендента на ее руку проявляется показная пышность, столь свойственная повадкам властителя Анасати.

— Почему, интересно, церемония визита Барули с каждым разом все больше смахивает на цирк? — шепнула Мара Накойе.

Советница потерла руки:

— Я сообщила твоему юному воздыхателю, что тебе скорее придется по нраву такой мужчина, который может с достоинством явить миру свое богатство… хотя я и выразила все это не столь прямо.

Мара недоверчиво посмотрела на нее:

— Откуда тебе было знать, что он прислушается к твоим словам?

Накойя насмешливо махнула рукой в сторону юноши, который, высунувшись из паланкина, вертел головой в явной надежде отыскать взглядом предмет своего поклонения:

— А ты, дочь моя, до сих пор не уразумела? Любовь превращает в глупцов даже самых великих мужей.

Мара кивнула, поняв наконец, почему ее бывшая нянька так настаивала на том, чтобы она разыгрывала распутницу. Барули ни за что не стал бы просаживать целое состояние, всего лишь выполняя желание отца. Утром Аракаси получил донесение, что юноша довел Кеотару, дела которой и так были достаточно плачевны, почти до полного разорения. Его отцу Мекаси будет несладко, если ради спасения чести придется просить милости у Джингу.

— Этот мальчик отца по миру пустит, лишь бы забраться в твою постель, — сказала, качая головой, Накойя. — Его можно пожалеть… Так, совсем чуть-чуть. Когда ты подсунула ему вместо себя Мису, все получилось как надо: его еще больше влечет к тебе. Дурачок влюблен без памяти.

Музыканты грянули приветственный гимн, который почти заглушил рассуждения первой советницы. Блеснув россыпью финальных арпеджио виелл, вся процессия поднялась по ступеням к господскому дому и вошла в сад. Как только Барули вышел из паланкина, плясуны одновременно подпрыгнули, перекувырнулись через голову и, образовав полукруг, низко поклонились Маре.

Черные волосы юноши на этот раз были завиты в кольца; на руках у него красовались массивные резные браслеты. Когда он подошел к Маре ближе, спеси в его осанке поубавилось. Вместо легкомысленного наряда, в каких он уже привык видеть властительницу Акомы, на ней было строгое белое платье с длинными рукавами; край подола далеко заходил за колени.

Несколько растерявшись при виде такой метаморфозы, Барули сумел тем не менее с должным изяществом отвесить поклон.

— Госпожа?.. — вопрошающе взглянул он на Мару, знаком приказав своей свите отойти.

Мара также дала понять своим слугам, что им следует пока постоять в отдалении.

— Барули, я кое-что поняла, — промолвила она, потупив очи и слегка нахмурясь, словно разочарование было чересчур велико и ей не удалось этого скрыть. — Я была одинока… а ты очень красивый мужчина. Я… я поступила плохо. — Остальное она выпалила, не останавливаясь:

— Я позволила желанию взять верх над рассудком, а теперь мне ясно, что ты считаешь меня еще одной дурочкой, которая готова пополнить список твоих побед.

— Нет, нет! — перебил ее Барули, немедленно придя в волнение. — Мара, в моих глазах ты — совершенство среди женщин. — Его голос упал до благоговейного шепота. — Более того, я люблю тебя. Мне бы никогда не пришло в голову играть чувствами женщины, на которой я мечтаю жениться.

Его искренность поколебала Мару лишь на мгновение. При всей его красоте Барули всего-навсего еще один тщеславный молодой воин, не наделенный ни благоразумием, ни, тем паче, мудростью.

Барули протянул к ней руки, но Мара отступила.

— Я хотела бы верить тебе, Барули, но твои поступки противоречат твоим прекрасным речам. Всего два дня назад ты счел мою служанку вполне подходящей заменой… — Кто бы мог подумать, что лгать так легко, подумала она. — Милый мой Барули, я была готова отдаться тебе, но поняла, что ты ищешь любовных приключений. А я ничем не примечательная вдова.

В ту же секунду Барули упал перед Марой на одно колено. Он рухнул, как провинившийся слуга, и это движение было поразительно искренним. Он начал с жаром говорить о своей любви, но Мара резко отвернулась:

— Я не могу это слушать. Ты разбиваешь мне сердце.

Притворившись, что не в силах вынести боль нанесенного ей удара, «ничем не примечательная вдова» поспешно удалилась из сада.

Когда звук ее сандалий затих в доме, Барули медленно поднялся с колен. Заметив рядом Накойю, он воззвал к ней, ища поддержки:

— Почтенная матушка, как я смогу доказать ей свою любовь, если она не желает меня слушать?

Накойя сочувственно поохала, похлопала юношу по руке и повлекла его, ловко лавируя между плясунами и музыкантами, к блистающим роскошью носилкам.

— Молодые вдовушки — слабые создания, Барули. Тебе нужно запастись лаской и терпением. Думаю, подарочек-другой, посланный вместе с письмом, а еще лучше — со стихами, мог бы растопить ее сердце. Пожалуй, достаточно одного подарка в день… пока она не позовет тебя снова, — разглагольствовала Накойя, восхищен-но перебирая пальцами бахрому да его рукаве. — Сам знаешь, ты уже сумел затронуть ее сердце. Если бы тебе хватило выдержки оставить в покое служанку, Мара наверняка стала бы твоей женой.

Земля окончательно ушла из-под ног Барули.

— Но я же думал, госпожа хочет, чтобы девица скрасила мое одиночество! — Барули был уязвлен до глубины души. — Эта красотка вела себя в ванне весьма бойко, и потом… что тут особенного? Со мной уже не раз случалось, что хозяева дома присылали мне служанку для развлечения.

Накойя не отказалась от роли доброй бабушки:

— Ах, бедный мальчик, как мало ты знаешь о женском сердце! Поверь, ни одна женщина, удостоившаяся твоего внимания, не станет посылать служанок согревать твою постель. — Она покачала пальцем у него под носом. — Так что «хозяева дома», о которых ты упомянул, наверняка были мужчины… правильно я говорю? — Барули тупо уставился на мелкий гравий дорожки, вынужденный признать ее правоту. А Накойя, энергично кивнув, продолжала гнуть свою линию:

— Понимаешь, это было, можно сказать, чем-то вроде испытания… — Заметив, как сузились глаза Барули, она быстро поправилась:

— Уверяю тебя, госпожа ничего не замышляла заранее, просто так уж вышло… но если бы ты сразу оделся и отбыл восвояси — это решило бы дело: она приняла бы твое предложение. А теперь…

Барули откинул назад завитые волосы.

— Что же мне делать? — простонал он.

— Я же говорила: подарки. — Накойя сменила тон и ворчливо добавила:

— И вот еще что. Ты должен доказать, что лишь истинная любовь может утолить твою страсть. Откажись от услуг этих девиц, которых ты держишь у себя в гостиничном домике… в Сулан-Ку.

Внезапное подозрение заставило Барули оцепенеть:

— Вы наняли шпионов! Как иначе ты могла бы узнать, что в моих городских апартаментах живут две женщины из Круга Зыбкой Жизни?

Хотя об этом действительно донесли агенты Аракаси, Накойя лишь покачала головой:

— Вот видишь, моя догадка оказалась верной! А раз до этого может додуматься такая простая старая провинциалка, как я, то госпожа и подавно догадается.

Сухонькая и маленькая рядом со статным воином, Накойя проводила Барули до парадного входа, где стояли его несравненные носилки.

— Тебе пора отправляться, господин Барули. Если ты хочешь добиться награды за свою любовь, не стоит так долго разговаривать со мной на виду у всех! Госпожа заподозрит, что я навязываю тебе свои советы, а это ей не понравится. Поспеши и не скупись на доказательства своей преданности.

Сын властителя Мекаси неохотно уселся на подушки паланкина. Рабы подняли на плечи шесты аляповатых носилок, и музыканты, словно заводные игрушки, заиграли мелодию, предписанную церемониалом отбытия. Под музыку весело закружились плясуны, однако недовольный окрик хозяина положил конец представлению. Взвизгнув, смолкли виеллы, и последний горнист протрубил, заставив нидр с пастбища откликнуться протяжным мычанием. Прощальный привет от скотины… Какие правильные проводы, подумала Накойя, наблюдая, как унылый кортеж удаляется в сторону Сулан-Ку: венки из цветов на головах плясунов и рабов совсем увяли под жаркими лучами полуденного солнца. Первая советница Акомы почти пожалела юношу. Почти пожалела.

***

Дары начали поступать уже на следующий день. Первой прибыла редкостная птица, пленяющая слух волшебными руладами. Птицу сопровождало послание, написанное достаточно скверными стишками.

— Какой прекрасный почерк! Не иначе, Барули потратил несколько димий, чтобы заплатить поэту за работу, — прокомментировала Накойя, прочитав послание, когда Мара отложила его в сторону. — Такие расходы — и все впустую. Это ужасно.

Мара жестом велела слуге убрать цветную бумагу, в которую была завернута клетка с птицей. Сама птичка перепархивала с жердочки на жердочку и заливалась дивными трелями.

В эту минуту на пороге кабинета возник Аракаси. Поклонившись, он сообщил:

— Госпожа, мне удалось выяснить, кто шпион Кеотары.

Словно задумавшись, Мара приказала рабам унести птицу в другую комнату.

Только после того как птичьи трели стихли в дальнем конце коридора, она спросила:

— И кто же он?

— Один из слуг Барули поспешил отправить донесение властителю Мекаси… вероятно, для того чтобы уведомить его о безумствах сына. Но это еще не все. Очень странно ведет себя другой раб-носильщик: он также отлучался из городского дома своего хозяина. Ему зачем-то понадобилось повстречаться с торговцем овощами. Однако предметом их беседы были отнюдь не овощи. Похоже, что он и есть шпион Минванаби.

Мара покрутила пальцами кончик ленты.

— Что-нибудь было предпринято?

Аракаси понял ее с полуслова:

— С первым произошел несчастный случай. Его донесение попало в руки другого торговца овощами, который, по странному стечению обстоятельств, ненавидит Джингу. — Мастер тайного знания извлек документ из складок одежды и передал его Маре.

— От тебя все еще попахивает клубнями сеши, — кротко пожурила мастера властительница Акомы и принялась читать записку. — Что ж, твои предположения подтверждаются. Кроме того, отсюда следует, что Барули понятия не имеет о существовании второго агента среди своей челяди.

Аракаси обратил внимание госпожи на одну из строк донесения:

— Если эта сумма верна, то по милости Барули его отцу грозят серьезные финансовые неприятности. — Мастер тайного знания помедлил. — Я воспользовался советами Джайкена и убедил многих ремесленников и торговцев не отсылать счета Кеотары и попридержать их… на некоторое время. Твое мудрое правило — всегда оплачивать счета в срок — и на этот раз сослужило Акоме добрую службу.

Мара кивнула в знак признательности.

— Какую отсрочку это дает Кеотаре?

— Очень недолгую. Какому торговцу по карману долго оплачивать ухаживания Барули? Скоро они забросают хадонру Кеотары требованиями об уплате долга. Хотел бы я побывать в хозяйском кабинете Кеотары — пусть даже в образе букашки на стене, — чтобы полюбоваться сценой, которая там разыграется при получении всех этих счетов.

Мара бросила на мастера проницательный взгляд:

— Ты сказал не все, что собирался.

Аракаси удивленно поднял брови:

— Госпожа меня хорошо изучила, — подтвердил он. В его голосе отчетливо слышался вопрос.

Мара взглядом указала на ступню Аракаси, которой он легонько постукивал по ковру:

— Когда у тебя все, ты перестаешь притопывать.

На лице мастера мелькнула тень усмешки.

— Колдунья, — с восхищением произнес он, а затем вернулся к обычному деловому тону. — Новости вот какие. Партия Синего Колеса только что отозвала из Мидкемии всех своих полководцев. Но, если ты помнишь, у нас были сведения, что этого следует ожидать.

Глаза у Мары сузились:

— Тогда у нас осталось мало времени, чтобы довести до конца планы насчет этого тщеславного и глупого юнца. Отец вызовет его через несколько дней, даже если и не успеет узнать о бедственном состоянии своей казны. — Она рассеянно вертела в руках свиток, обдумывая дальнейшие шаги. — Аракаси, постарайся уследить за любыми попытками послать к Барули гонца до тех пор, пока Накойя не уговорит его поднести мне в дар этот паланкин. А когда он наконец на это решится, матушка, сразу же пригласи его навестить меня. — Взгляд Мары задержался поочередно на лицах обоих советников. — И будем надеяться, что сумеем справиться с ним до того, как отец прикажет ему убить меня.

В каждый из последующих четырех дней Барули присылал новый подарок. Слуги складывали их в углу кабинета Мары, и Накойя уже ворчала, что комната стала похожа на базарный прилавок. Груда производила впечатление: роскошные платья из тончайшего шелка, экзотические вина и фрукты, доставляемые из дальних краев за баснословные деньги, самоцветы и даже украшения из металла. И, наконец, на пятый день, считая с того момента, когда Мара отвергла провинившегося сластолюбца, прибыли злополучные носилки. Тогда Мара велела Аракаси переслать юноше второе письмо, перехваченное накануне. До властителя Кеотары все же дошли известия о расточительности сына, и негодующий Мекаси требовал, чтобы Барули немедленно возвращался домой. Разгневанный глава семьи достаточно красноречиво излагал, что именно он думает о безответственных мотах и кутилах.

Мара повеселилась бы от души, если бы не беспокойство Аракаси: он не мог понять, каким образом известия о здешних событиях достигли Кеотары без ведома его агентов. Мастер тайного знания отличался повышенной щепетильностью, и даже за мельчайший недосмотр казнил себя как за измену долгу. К тому же его настораживало присутствие в свите Барули шпиона Минванаби. Если есть два шпиона, почему бы не быть и третьему?

Но события развивались слишком быстро, чтобы заниматься скрупулезными расследованиями. Барули из Кеотары прибыл в господский дом Акомы, и Мара вновь нарядилась в одеяния, предназначенные для блаженной праздности, и навела красоту, чтобы еще сильнее вскружить голову докучливому обожателю. Представ перед ней, он склонился в низком поклоне. На этот раз при нем не было никаких музыкантов; ничто даже и не напоминало о роскошных одеждах, сверкающих драгоценностях и завитых волосах. Барули явно чувствовал себя не в своей тарелке. Густо покраснев, юноша торопливо покончил с церемонией приветствия и, не принося извинений за невежливость, выпалил:

— Властительница Мара, благодарю богов за то, что ты удостоила меня аудиенцией.

Мара перебила его, якобы не ведая, что ныне его пыл питается не одной лишь любовной страстью. — Боюсь, я неверно судила о тебе. -Она застенчиво потупилась. — Быть может, ты был искренен… — Затем, всем видом источая призыв, добавила:

— Если бы ты остался поужинать, мы могли бы побеседовать… как раньше.

На лице Барули обозначилось явное облегчение. Впереди его ждал неприятный разговор с отцом, но все оказалось бы куда проще, если бы он вновь вернул себе симпатии Мары. Вдобавок, если он сумеет заручиться ее согласием на помолвку, то ярость отца быстро пойдет на убыль. Богатство Акомы покоилось на прочном основании, и можно будет оплатить несколько долгов, не поднимая шума. Вновь обретя уверенность, что все кончится наилучшим образом, Барули спокойно ожидал, пока Мара отдавала Джайкену указания, как разместить прибывших. Сына властителя Кеотары препроводили в отведенные ему покои, а Мара тем временем вернулась в кабинет, где ее ждал Аракаси, снова принявший обличье торговца овощами.

— Когда ты собираешься уходить? — спросила Мара, убедившись, что они одни, если не считать певчей птицы, чистый голос которой звучал в тишине.

Аракаси перестал мерить шагами комнату:

— Сегодня вечером, госпожа.

Мара набросила на клетку покрывало, и ликующая песнь сменилась сонным чириканьем.

— А ты не можешь подождать день-другой?

Аракаси покачал головой:

— Самое позднее — завтра на рассвете. Если к полудню я не появлюсь в некоей гостинице в Сулан-Ку и еще кое-где до конца недели, то начнет действовать мой заместитель. Случится ужасный конфуз, если в результате у тебя окажутся два мастера тайного знания. — Он улыбнулся. — А я лишусь услуг человека, которого крайне трудно заменить. Но если дело настолько важное, то я, конечно, смогу подобрать ему другие задания, а сейчас останусь здесь.

Мара вздохнула:

— Не надо. К тому времени мы должны положить конец возне с мальчишкой из Кеотары. Я хочу, чтобы ты указал Кейоку агента Минванаби в свите Барули. И передай ему, что нынче ночью я лягу спать в покоях Накойи. — Мара замолчала, и птичка последовала ее примеру. — Как по-твоему, не стоит ли сегодня ночью поставить на пост в моих покоях Вайо и Люджана? Аракаси ответил не сразу.

— Думаешь, юный Барули не прочь нанести поздний визит в твою постель?

— Скорее этого следует ожидать от убийцы из его свиты. — Мара пожала плечами. — Барули пляшет под мою дудку, но если бы мы могли несколько подпортить ему настроение… нам это пошло бы на пользу. И если сегодня ночью кому-нибудь вздумается побродить по коридорам, то, думаю, мы просто обязаны облегчить ему доступ в мои покои.

— Как всегда, ты поражаешь меня, госпожа. — Аракаси вложил в поклон и восхищение, и иронию. — Я прослежу, чтобы твои указания дошли до Кейока.

Одно неуловимое движение — и мастер растворился в полумраке. Удалившись совершенно бесшумно, он прошел по коридору, не замеченный даже служанкой, которая пришла сказать Маре, что платье и ванна готовы, на тот случай, если госпожа желает освежиться перед обедом.

Но оставалось еще одно дело, которым надлежало заняться. Мара отправила посыльного за Накойей и уведомила советницу, что пришло время вручить Барули

— хотя и с некоторым запозданием — послания его отца.

— Не забудь передать ему, что они только что получены, — добавила она.

В глазах Накойи зажегся злорадный блеск:

— Госпожа, можно мне самой отнести письма? Уж очень хочется увидеть его лицо, когда он будет их читать.

Мара расхохоталась:

— Вот старая злыдня! Передай письма, а также мои наилучшие пожелания. И не лги чересчур замысловато: письма просто подзадержались на пути из города в Акому… что более или менее соответствует истине. — Она помолчала, пряча за усмешкой минутный страх. — Как ты думаешь, это избавит меня за обедом от его дурацких улыбок?

Но Накойя уже отправилась исполнять поручение, и ответом Маре был лишь тихий щебет певчей птицы.

***

Масляные лампы заливали золотистым светом убранство стола. Над тщательно приготовленными блюдами, расставленными вокруг высокой вазы с цветами, вились тонкие струйки ароматного пара. Подносы со свежими фруктами и зеленью соседствовали с блюдами, где поблескивала охлажденная рыба. Что и говорить, повара Акомы потрудились на славу, готовя для влюбленных романтическую трапезу, однако Барули сидел на подушках мрачнее тучи. Он бесцельно гонял по тарелке кусочки изысканной снеди, и его мысли явно витали где-то далеко. Даже глубокий вырез платья Мары не заставил его воспрянуть духом.

Наконец властительница Акомы, притворившись обескураженной, отложила в сторону салфетку.

— Что с тобой, Барули, ты просто на себя не похож. Что-нибудь случилось?

— Госпожа… — Юноша поднял синие глаза, в которых явственно читалось уныние. — Я не решаюсь… тревожить тебя своими горестями, но… — Он покраснел и в смущении опустил взгляд. — Если говорить начистоту… Я так жаждал завоевать твою любовь, что перешел границы дозволенного… и обременил мой дом слишком большими долгами. — Последовала мучительная пауза.

— Конечно, ты станешь хуже думать обо мне, и я рискую сильно упасть в твоих глазах, но сыновний долг вынуждает меня обратиться к тебе с просьбой о милости.

Неожиданно обнаружив, что терзания Барули не доставляют ей никакого удовольствия, Мара откликнулась резче, чем собиралась:

— Милости? Какой? — Сразу почувствовав, что это прозвучало почти грубо, она положила вилку и постаралась принять озабоченный вид. — Конечно, я сделаю все, что в моих силах.

Барули вздохнул; как видно, обещаниеМары его не утешило.

— Если бы ты смогла найти в своем сердце столько великодушия… мне нужна часть моих подарков… тех, что я посылал… Ты не могла бы вернуть их? — Его голос прервался, и он судорожно сглотнул. — Не все, но, может быть, самые дорогие…

Взгляд Мары был полон сочувствия:

— Думаю, мне хватит великодушия, чтобы помочь другу, Барули. Но вечер еще только начинается, а повара так старались угодить нам. Почему бы нам не забыть об этих треволнениях, иссушающих душу, и не насладиться трапезой? Утром за завтраком мы найдем выход из твоих бед..

Хотя Барули надеялся на иной ответ, он собрал остатки гордости и стойко продержался до конца ужина. Правда, на этот раз он не пытался блистать ни красноречием, ни остроумием, но Мара притворялась, что ничего такого не замечает. Когда слуги принесли десерт и вина, она позвала поэта, чтобы тот усладил их слух стихами.

В конце концов хмель сделал свое дело, и злополучный сын Кеотары отправился в постель. Раз уж этой ночью его не ждут любовные утехи, то лучше забыться мертвым сном.

***

Над пастбищами клубился туман, выстилая низины серебрящимися под луной шелковыми покрывалами. Перекликались ночные птицы, и время от времени слышались шаги проходящего патруля. Но тишину спальни властительницы нарушал совершенно иной звук. Папевайо толкнул Люджана ногой в бок.

— Что там?.. — последовал сонный вопрос.

— Наша госпожа не имеет обыкновения храпеть, — прошептал Папевайо.

— Я и не храплю, — зевнув и нахмурившись с видом оскорбленного достоинства, заявил Люджан.

— Значит, ты здорово притворяешься, будто храпишь. — Командир авангарда оперся на копье — темный силуэт на фоне перегородки, залитой лунным светом. Он подавил смешок, ибо успел привязаться к бывшему серому воину. Папевайо ценил Люджана как превосходного офицера, служившего намного лучше, чем от него могли бы ожидать. А возможно, их дружбе способствовала и веселая общительность Люджана, столь не похожая на постоянную замкнутость командира авангарда.

Внезапно Папевайо напрягся. В коридоре послышались тихие шаги. Судя по тому, что Люджан оставил при себе очередной протест, он также насторожился. Оба офицера обменялись бесшумными жестами, мгновенно достигнув согласия. Некто, не желавший быть обнаруженным, приближался со стороны наружной галереи. Папевайо заранее разложил новые циновки на всех пересечениях коридора вокруг спальни Мары. Их шорох неминуемо должен был выдать присутствие любого, кто наступит на них, войдя в коридор.

Этот звук и послужил им сигналом. Не говоря ни слова, Люджан обнажил меч и занял позицию у двери. Папевайо прислонил копье к стене со стороны сада, а затем вынул из ножен сразу и меч, и кинжал. Отблеск лунного света сверкнул на покрытых лаком доспехах, когда он улегся на место Мары, положив оружие у постели.

Потянулись томительно долгие минуты. Затем перегородка, отделяющая спальню от зала рядом с садом, бесшумно отодвинулась. Незваный гость без колебаний молнией устремился в образовавшийся просвет, уже занося кинжал для удара. Он быстро склонился над телом, которое, как он полагал, принадлежало властительнице Акомы.

Папевайо откатился направо и, мгновенно вскочив, принял боевую позу, готовый мечом и кинжалом парировать удар; клинок ударил о клинок. Люджан в это время зашел сзади убийцы, намереваясь отрезать преступнику путь к бегству.

Слабый лунный свет все же выдал его, отбросив на пол длинную тень. Клинок убийцы вспорол подушку, и пух джайги белой метелью закружился в воздухе. Он отпрянул и, обнаружив, что попал в западню, изготовился к схватке. Одеяние носильщика никого не могло бы ввести в заблуждение: он двигался с быстротой и точностью искусного воина. Он метнул кинжал в Папевайо. Командир авангарда отклонился в сторону. Мнимый носильщик беззвучно промчался мимо него, увернувшись от удара меча, который лишь полоснул его по спине. Прорвав бумажную перегородку, он кинулся прочь по садовой тропинке.

Люджан пустился в погоню, выкрикнув:

— Он в саду!

В ту же секунду коридоры загудели: на помощь спешила стража Акомы. Сдвигались перегородки, открывались проемы; в образовавшийся хаос решительным шагом вступил Кейок, выкрикивая приказы, которые выполнялись без промедления. Воины развернулись веером и начали методично прочесывать сад, копьями нанося удары в гущу кустарников.

Поднявшись на ноги, Папевайо собрался присоединиться к поискам, однако Кейок тронул его за плечо:

— Он удрал?

Командир авангарда лишь пробормотал проклятье. По долгому опыту он мог заранее предугадать, каков будет следующий вопрос военачальника, и не стал дожидаться, пока этот вопрос будет задан:

— Он прячется где-то в саду, но если ты хочешь знать, как он выглядит — тебе лучше порасспросить Люджана. Он мог разглядеть убийцу в лунном свете, а с моей стороны это была просто тень. — Папевайо помолчал, дожидаясь, пока Кейок пошлет за бывшим разбойником, а потом задумчиво добавил:

— Он среднего роста, левша. И изо рта у него сильно пахнет соленым йомахом.

Люджан дополнил описание:

— На нем туника и веревочный пояс носильщика, но подошвы его сандалий из тонкой мягкой кожи, а не из дубленой кожи нидр.

Подозвав двух солдат, оказавшихся поблизости, Кейок коротко приказал:

— Обыщите комнаты, отведенные носильщикам Кеотары. Выясните, кого нет на месте. Он и есть тот, кто нам нужен.

Минутой позже два других воина приволокли обмякшее тело, в котором Папевайо с Люджаном опознали убийцу. Ко всеобщей досаде, мнимому «носильщику» хватило времени, чтобы вонзить второй кинжал, размером поменьше, себе в живот.

Кейок плюнул на труп.

— Жаль, что он умер почетной смертью — от клинка. Вне сомнения, он получил на это разрешение своего господина, прежде чем приступил к исполнению задания. — Послав слугу к солдатам с приказом прекратить поиски убийцы, военачальник добавил:

— По крайней мере этот пес предвидел возможность неудачи.

Следовало без дальнейших проволочек донести обо всем происшедшем Маре. Кейок махнул рукой в сторону трупа:

— Уберите эту падаль. Но сохраните какую-нибудь часть, по которой можно будет его опознать. — Под конец он одобрительно кивнул Люджану и Вайо:

— Ну что ж, все сделано как следует. Используйте остаток ночи, чтобы поспать.

Когда глава воинских сил Акомы скрылся в темноте, оба офицера молча переглянулись: Кейок редко бывал щедр на похвалу. Потом Люджан ухмыльнулся, а Папевайо многозначительно кивнул. Отлично поняв друг Друга, они свернули в сторону солдатских казарм, чтобы пропустить глоток-другой за компанию, прежде чем отправиться на честно заработанный отдых.

***

Барули из Кеотары вышел к завтраку в самом гнусном настроении. Его красивое лицо опухло, а глаза покраснели, словно во сне его преследовали кошмары. И все-таки можно было сказать почти наверняка: гостя угнетало не известие об убийце, проникшем вместе с его свитой во владения Акомы, а бедственное и унизительное положение, в которое он угодил из-за собственной расточительности.

Мара не забыла, как во время вчерашнего ужина Барули совершенно потерял самообладание, и теперь ей было ясно: не настолько он искушен в лицемерии, чтобы делать вид, будто не было никакого покушения на ее жизнь.

— Друг мой, у тебя удрученный вид! Твои покои оказались недостаточно удобными? Ты плохо спал?

Барули постарался сделать свою улыбку как можно более лучезарной:

— О нет, госпожа. Отведенные мне комнаты выше всяких похвал, но… — Помрачнев, он вздохнул. — Просто у меня тяжело на душе. А насчет того дела, о котором я упоминал вчера… смею ли я рассчитывать на твое терпение и снисходительность?.. Если бы тебя не затруднило…

От былой сердечности Мары не осталось и следа:

— Все не так просто, как ты думаешь, Барули.

В воздухе витал умиротворяющий аромат свежеиспеченного тайзового хлеба. На столе остывали аппетитные яства, но Барули чувствовал, что ему кусок в горло не полезет. Он оцепенело уставился на хозяйку. Щеки его побагровели, что было уж совсем не по-цурански.

— Госпожа, — начал он, — боюсь, тебе неведомо, на какие бедствия ты меня обречешь, если ответишь отказом на мою смиренную просьбу.

Мара молча подала знак кому-то, ожидавшему за перегородкой слева от нее. В ответ скрипнули доспехи, и на виду показался Кейок, несущий окровавленную голову убийцы. Без лишних церемоний он положил ужасный трофей на плоскую тарелку перед юным отпрыском Кеотары.

— Ты знаешь этого человека, Барули, — не вопрошая, а утверждая, произнесла Мара.

Никогда прежде он не слыхал, чтобы властительница Акомы разговаривала подобным тоном. Именно ее голос, а не вид отрубленной головы, потряс Барули до глубины души. Он побледнел:

— Это был мой носильщик, госпожа. Что произошло?

На него упала тень офицера, и солнечная комната вдруг показалась ему холодной.

— Нет, Барули, не носильщик. Это убийца. — Слова Мары падали как камни, сорвавшиеся с кручи.

Юноша моргнул, бессмысленным взглядом уставившись в пространство. Затем пришло понимание. Он сгорбился, опустив голову. Прядь черных волос свесилась ему на глаза.

— Господин моего отца… — с трудом выдавил он из себя, назвав таким образом Джингу из Минванаби.

Мара даровала ему минутную передышку, предложив Кейоку сесть рядом с ней. Когда Барули собрался с силами настолько, чтобы встретиться с ней взглядом, она кивнула:

— Несомненно, этот человек был агентом Минванаби. Точно так же, как ты был агентом своего отца.

Барули хватило ума понять, что возражать бессмысленно. Растерянно-затравленное выражение исчезло с его лица.

— Я прошу о смерти, подобающей воину, Мара, — заявил он.

Мара уперлась в покрытый скатертью стол стиснутыми кулаками.

— Смерти, подобающей воину, Барули? — гневно и насмешливо переспросила она. — Воинами были мой отец и брат. Кейок — тоже воин. Я сама смотрела в лицо смерти, так что даже у меня больше оснований называть себя воином, чем у тебя.

Ощутив нечто такое, чего он никогда прежде не замечал в женщинах, юноша без привычного изящества вскочил на ноги, так что чашки на столе зазвенели.

— Я не дамся вам в руки, госпожа, и не позволю повесить себя как преступника!..

С этими словами Барули выхватил кинжал из складок туники.

Меч Кейока уже был наготове для защиты властительницы, но, когда Барули повернул кинжал острием к собственной груди, военачальник понял: сын Кеотары не помышлял о нападении.

Мара резко выпрямилась; ее приказ прозвучал как удар бича:

— Убери кинжал, Барули. — Видя, что юноша колеблется, она снизошла до объяснений:

— Никто не собирается тебя вешать. Ты глупец, но не убийца. Тебя отправят домой, чтобы ты объяснил отцу, как это вышло, что его собственный дом оказался под угрозой из-за союза с Джингу.

Посрамленный красавец молча отступил; ему нечего было возразить. Смысл слов Мары не сразу дошел до его сознания, но вывод был неоспорим: его использовали, безжалостно надругавшись над самыми сокровенными чувствами. Убийственно серьезный и, как видно, мгновенно излечившийся от нежной страсти, Барули низко поклонился.

— Воздаю тебе должное, госпожа. Ты заставила меня предать отца.

Если дать волю порывистой натуре Барули, то, скорее всего, он предпочтет восстановить свою попранную честь и бросится на собственный меч, как только покинет пределы Акомы. Мара понимала это и старалась поскорее придумать, как избежать такого исхода: его самоубийство лишь побудило бы Кеотару к еще более решительной поддержке мстительных планов Джингу Минванаби. Нет, смерть этого мальчика не входила в планы Мары.

— Барули…

— Да, госпожа? — Его удерживала на месте не столько надежда, сколько парализующее сознание катастрофы.

Мара жестом велела Барули сесть, он неловко повиновался. Запах еды вызывал у него легкую тошноту, а стыд тяжелым грузом давил на плечи.

Мара не могла подсластить горький вкус поражения; но смерть Бантокапи научила ее не злорадствовать, одержав победу.

— Барули, я не жалею о том, что сделано, — мягко сказала она. — Я лишь защищала то, что обязана защищать. Но у меня нет никакого желания причинять тебе лишние неприятности. Да, твой отец служит моему злейшему врагу, но это не более чем прихоть судьбы — твоей и моей. Давай не будем ссориться. Я верну тебе большую часть твоих великолепных даров в обмен на два обещания.

Казалось, безвыходность помогла Барули обрести былую гордость:

— Не жди, что я предам честь Кеотары.

— А я и не стала бы тебе это предлагать, — заверила его Мара. — Но если когда-нибудь ты унаследуешь — после отца и брата — титул властителя Кеотары… я прошу тебя не поддерживать традицию Тан-джин-ку. Ты согласишься покончить с вассальной зависимостью твоего дома от Минванаби?

Барули пренебрежительно махнул рукой:

— Такой момент вряд ли наступит, госпожа Мара. Шансы, прямо скажем, ничтожны.

Наследником был старший брат Барули, а отец отличался отменным здоровьем.

Словно в ответ на возражения юноши Мара указала ему на себя: разве сама она не стала властительницей, когда меньше всего этого ожидала? Кому из смертных наперед известно, что принесет ему судьба?

Стыдясь вспыхнувшей надежды, Барули спросил:

— А второе условие?

— Если ты придешь к власти, то будешь должен оказать мне одну услугу. — Мара плела свою сеть с осторожностью дипломата. — Случись так, что я умру или расстанусь с мантией правящей властительницы, ты ничем не будешь обязан моему преемнику. Но если я буду жива, а ты унаследуешь Кеотару, то один-единственный раз ты должен будешь исполнить мое желание. Это может быть просьба поддержать меня в делах торговых, или в военных, или в Игре Совета. Сделав это, ты будешь свободен от дальнейших обязательств.

Барули пустыми глазами уставился на скатерть, но напряженность его позы свидетельствовала, что мысленно он взвешивает свои возможности. Мара ждала, неподвижная, как изваяние, в блеске солнечных лучей, проникающих через перегородки. Второе условие она добавила по наитию, чтобы отвлечь мысли юноши от самоубийства, но пока он сидел, обдумывая предложение, ее собственные мысли забежали уже далеко вперед: она поняла, что ей открываются новые многообещающие пути, ведущие к успеху в Игре Совета.

Поставленный перед выбором, когда, с одной стороны, его ожидали смерть и разорение семьи, а с другой — маячила возможность оттянуть расплату за свои безумства, дав обещание, которое, быть может, никогда не придется исполнять, Барули быстро принял решение:

— Госпожа, я говорил опрометчиво. Твои требования таят в себе немало опасностей, и все же я выбираю жизнь. Если боги отдадут мне мантию властителя Кеотары, я выполню твои условия. — Он медленно встал; повадка юноши изменилась, и в его тоне мелькнула насмешка. — Но поскольку не приходится ожидать, что ни с того ни с сего я вдруг унаследую Кеотару, то получается, что ты сваляла дурака.

Жестокость того, что предстояло сейчас совершить, была Маре отвратительна, но ничего другого ей не оставалось. Она молча подала знак слуге, ожидавшему за ширмой, и тот с поклоном вложил в руку хозяйки свиток с сорванной печатью.

— Барули, это послание предназначалось тебе, но поскольку твой отец не погнушался заслать в Акому убийц под видом слуг из твоей свиты, Джайкен счел себя вправе прочесть, что здесь написано.

Свиток был перевязан лентами красного цвета — цвета Туракаму. Чувствуя, как ледяной холод сжимает сердце, Барули протянул непослушную руку. Он читал манускрипт, написанный безукоризненным почерком главного писца Кеотары и казавшийся слишком невесомым для тех тяжких вестей, которые в нем содержались. Пораженный в самое сердце новым горем, юноша задрожавшими руками скомкал пергамент. Однако он сумел как-то сохранить самообладание:

— Женщина, ты не менее опасное создание, чем скорпион кети… маленький и смертоносный…

Предлагая свои условия договора, Мара уже знала, что старший сын Мекаси убит в варварском мире — еще одна жертва завоевательной кампании Имперского Стратега. Она расставляла силки для Барули, не подозревавшего, что титул наследника уже перешел к нему. Теперь честь не позволяла отказаться от данной клятвы.

Дрожа от гнева, Барули в упор смотрел на женщину, которую когда-то имел глупость полюбить.

— Слушай, змея! Мой отец — крепкий мужчина, и у него впереди много лет жизни. Я дал клятву, но тебе не дожить до того дня, когда ты сможешь потребовать ее исполнения!

Кейок подобрался, готовый схватиться за меч, но Мара лишь промолвила с усталым сожалением:

— Не сомневайся, я доживу и напомню о твоем долге. Подумай об этом, когда станешь забирать обратно свои подарки. Оставь лишь певчую птицу. Она будет напоминать мне о юноше, любившем меня слишком сильно, чтобы сохранить благоразумие.

Ее искренность всколыхнула воспоминания, которые несли теперь лишь горечь и боль. Щеки Барули пылали лихорадочным румянцем, когда он объявил:

— Я отправляюсь сейчас же. Надеюсь, что в следующий раз — с соизволения Красного Бога — увижу не расчетливую притворщицу, а ее мертвое тело.

Он круто повернулся, не питая иллюзий: любой солдат Акомы, до которого долетели эти слова, был готов к немедленному ответу на последнее оскорбление. Однако Мара, положив руку на локоть Кейока, молча удерживала его на месте, пока юноша не скрылся за дверью. Через некоторое время послышался шум, всегда возникающий при отбытии многолюдного кортежа; вскоре он затих вдали.

Вошла Накойя с самой кислой миной на лице.

— До чего же назойливый юнец, — досадливо проворчала она, однако, заметив подавленность Мары, заговорила, не переводя дыхания, о другом. — Вот тебе и еще один урок, дитя. В делах сердечных мужчины ох как уязвимы. И чаще всего оказывается, что эти раны долго не заживают. Может, ты и выиграла эту партию в игре, но зато нажила себе смертельного врага. Опаснее всего именно те, в ком любовь переплавилась в ненависть.

Красноречивым жестом Мара показала на мертвую голову носильщика.

— Кто-то должен был заплатить за происки Минванаби. Какие бы страсти ни обуревали душу Барули, своей цели мы достигли. Он промотал достаточную часть состояния отца, чтобы нанести ощутимый ущерб казне Кеотары. К Джингу начнут приставать, чтобы он помог выпутаться верному вассалу, а нам на руку все, что причиняет беспокойство этому джаггуну.

— Дочь моего сердца, пути судьбы редко бывают столь простыми.

Накойя подошла ближе, и Мара, впервые подняв глаза, увидела свиток, зажатый в старческих руках. Ленты и печати были оранжевые с черным; Маре и в голову не могло прийти, что когда-нибудь она увидит эти цвета под крышей своего дома.

— Это только что доставили, — сообщила первая советница, передавая пергамент хозяйке.

Не в силах сдержать дрожь в руках, Мара сорвала ленты и печать. Шелест развернувшегося свитка нарушил мертвую тишину комнаты. Лицо Мары оставалось бесстрастным, словно восковая маска, пока она читала послание.

Накойя затаила дыхание; Кейоку вдруг стало трудно сохранять привычную каменно-неподвижную стойку воина. Наконец Мара подняла глаза.

— Как вы, вероятно, догадались, — сказала она двум самым старым своим сподвижникам, — властитель Минванаби приглашает меня присутствовать на официальной церемонии празднования дня рождения нашего высокочтимого Имперского Стратега.

Кровь медленно отлила от иссохших щек Накойи.

— Откажись, — вырвалось у нее. За все прошедшие поколения на землю Минванаби не ступала нога ни одного человека из семьи Акома, разве что в сопровождении солдат, вооруженных для войны. Для Мары войти в дом самого Джингу и оказаться в обществе его союзников означало подписать себе смертный приговор. — Твои предки как-нибудь простят этот позор, — запинаясь на каждом слове, закончила Накойя.

— Нет! — решительно возразила властительница Акомы. — Если я откажусь, то рискую нанести Альмеко серьезное оскорбление, а после предательства Партии Синего Колеса он может разъяриться из-за любого пустяка. — Голос изменил ей, но трудно было судить, что было тому причиной: то ли сожаление, что приходится вступать в поединок с Джингу, когда она еще к этому не готова, то ли страх за свою жизнь. Ее лицо оставалось непроницаемым, когда она объявила о своем решении:

— Акома не должна склониться перед угрозой. Я отправлюсь в цитадель врага.

Накойя издала слабый возглас протеста, а затем в отчаянии отвернулась.

Видя, как горестно поникли плечи ее наперсницы, Мара попыталась найти слова утешения:

— Мужайся, мать моего сердца. Вспомни, если Туракаму придет по мою душу, властитель Минванаби не сможет праздновать победу, если не убьет также и Айяки. Ты считаешь, он дерзнет бросить вызов соединенной мощи Акомы и Анасати, чтобы лишить жизни моего сына?

У Накойи не было ответа на этот вопрос; она лишь покачала головой. Но сердце говорило ей, что Джингу способен на все, лишь бы увидеть гибель своих старинных врагов. В истории Игры Совета творились и более черные дела — и притом по причинам куда менее весомым, чем кровная вражда.

Глава 14. РАДУШНЫЙ ПРИЕМ

Гонец умчался, и Мара, вцепившаяся судорожно сжатыми пальцами в край письменного стола, боролась с отчаянным желанием вернуть его. Слишком уж было очевидно, что депеша, которую он сейчас спешил доставить в гильдию носильщиков, таит в себе смерть для самой Мары и окончательное ниспровержение Акомы. Но она не могла избрать другой путь и отклонить приглашение, ибо это означало бы опозорить своих предков и нарушить древний кодекс чести ее дома. Постаравшись стряхнуть напряжение, Мара вызвала Накойю, чтобы сообщить: минуту назад властителю Минванаби отправлено формальное уведомление о том, что его приглашение принято.

Угрюмый вид вошедшей Накойи служил верным признаком того, что она видела, как посыльный покидал усадьбу. Ее проницательность не притупилась с годами, и она уже догадалась, что мальчик уносил в запечатанном деревянном цилиндре отнюдь не инструкции Джайкена торговым агентам Акомы.

— Тебе предстоит немало хлопот, властительница, если хочешь как следует подготовиться.

Бывшая няня держалась в точности так, как полагалось первой советнице, но изменение ее ранга не могло зачеркнуть долгие годы душевной близости. Явственно различая резкость тона наперсницы, Мара понимала, что за этой резкостью скрывается страх — и за свою хозяйку, и за всех обитателей Акомы, кто поклялся в верности этому дому. Появиться в резиденции Минванаби — это все равно что бросить вызов чудовищу, пристроившись у него между клыками.

Однако Мара не оставила советнице ни малейшей возможности пуститься в пререкания. Она приняла твердое решение: не подавать виду, что нависшая опасность повергает ее в ужас.

Если она поддастся панике, это лишь облегчит победу Минванаби; зато его вздорная натура может предоставить Маре какие-то непредвиденные преимущества.

— Займись подготовкой всего необходимого для путешествия, Накойя, и прикажи служанкам собрать мой гардероб. Папевайо должен выбрать воинов для почетного эскорта — достойных особого доверия и испытанных в деле, но не из числа тех, кто нужен Кейоку для охраны поместья в мое отсутствие. — Мара вдруг перестала расхаживать по комнате, словно натолкнувшись на неожиданное препятствие, и остановилась, отсчитывая в уме прошедшие дни. — Аракаси вернулся?

Минула неделя с того дня, когда Барули и Аракаси отбыли из Акомы: один — чтобы предстать перед разгневанным отцом, а другой — чтобы проследить за бесперебойной работой сети своих агентов. Поправив перекосившуюся шпильку, Накойя доложила:

— Еще и часа не прошло, госпожа, как он вернулся.

Мара призадумалась:

— Я с ним поговорю, как только он примет ванну и подкрепится с дороги. А пока позови Джайкена. Нужно обсудить множество дел, прежде чем мы отправимся чествовать Имперского Стратега.

Накойя поклонилась с очевидной неохотой:

— Как прикажешь, госпожа.

Она молча выпрямилась и вышла. Комната опустела, если не считать нескольких слуг, безмолвно ожидающих приказаний. Мара бездумно уставилась взглядом на расписные перегородки стен кабинета. Художник изобразил здесь охотничьи сценки, и на одной из них был мастерски передан момент, когда коршун, ринувшись с небес, настигает свою добычу — лесную птицу. Мара вздрогнула. Она чувствовала себя почти такой же беспомощной, как эта птица, и думала о том, будет ли ей суждено когда-нибудь снова давать заказы художникам.

Затем явился Джайкен, нагруженный пергаментами, счетными табличками и длинным перечнем решений, которые требовалось принять до отъезда хозяйки. Мара заставила себя отложить на время свои тревоги и сосредоточиться на коммерческих делах. Труднее всего оказалось прийти к согласию, когда очередь дошла до написанной аккуратным почерком Джайкена заметки, в которой он возражал против намерения Мары приобрести партию рабов-мидкемийцев для расчистки новых луговых пастбищ. Но сейчас у нее не было сил, чтобы настаивать на своей правоте, и потому она отложила задуманную покупку: к этому можно будет вернуться и после дня рождения Имперского Стратега. Если ей удастся вернуться живой со сборища в поместье Минванаби, она уж как-нибудь сумеет преодолеть сопротивление Джайкена. Но если кровожадные замыслы Джингу увенчаются успехом, то о сегодняшних хозяйственных начинаниях никто и не вспомнит. Айяки получит регента-деда или погибнет, а Акома будет низведена до положения одного из многих владений семьи Анасати… или стерта с лица земли. Не совладав с тревогой и раздражением, Мара потянулась за следующим листом. На этот раз — единственный раз за все время! — она испытала облегчение, когда беседа с Джайкеном подошла к концу и он покинул кабинет.

***

Приказав принести охлажденные фрукты и сок, Мара отправила посыльного за Аракаси, а одну из горничных — за последним подробным докладом мастера тайного знания о людях, состоящих на службе в резиденции Минванаби. В докладе содержались самые разнообразные сведения: от количества поварят на кухне до имен наложниц властителя и их прошлого.

Как только Аракаси вошел, Мара спросила:

— Все в порядке?

— Госпожа, у твоих агентов все благополучно. Однако мне, в общем, нечего добавить к последнему докладу: необходимые уточнения я внес в этот документ перед тем, как забраться в ванну.

Он замолчал, словно ожидая похвалы. Мара заметила, что лицо у него осунувшееся и усталое — как видно, путешествие было не из легких, — и жестом предложила ему сесть на подушки перед столиком, где уже стоял поднос с фруктами.

Когда Аракаси расположился на указанном месте, Мара сообщила ему о предстоящем праздновании дня рождения Имперского Стратега в поместье Минванаби.

— Мы не имеем права ни на один ложный шаг, — заключила она, когда мастер взял с подноса гроздь ягод сао.

Не выказывая ни малейшего волнения, Аракаси методично отрывал ягоды — одну за другой — от черешков. Покончив с этим делом, он вздохнул:

— Назначь меня в свой почетный эскорт, госпожа.

Мара не сразу нашлась, что ответить.

— Это опасно, — только и сказала она.

Она пристально вглядывалась в лицо мастера, прекрасно сознавая, что его снедает жажда мести не менее жгучая, чем у нее самой. Если ему не изменит осмотрительность, он жизни не пожалеет, чтобы расстроить планы врагов и победить.

— Опасность действительно велика, госпожа. Смертельная опасность. — Он сжал ягоду между пальцами, и сок красной струйкой потек у него по ладони. — И тем не менее, позволь мне отправиться с тобой.

Не сразу Мара сумела подавить колебания у себя в душе. Наклонив голову, она наконец дала понять, что соглашается; однако решение досталось ей нелегко. Ни он, ни она ни словом не обмолвились о том, что, стремясь спасти жизнь госпожи, Аракаси легко может лишиться собственной жизни. Хотя он и умел носить парадные доспехи с достоинством истинного воина, в искусстве владеть оружием он был совсем не силен. То, что он вызвался сопровождать Мару, могло означать лишь одно: ей придется защищаться от самых подлых, самых коварных ухищрений, на какие только способна низкая натура Минванаби.

Понимала она и другое. Если ее постигнет беда, для нее все будет кончено; но в таком случае, может быть, Аракаси захочет использовать последний оставшийся у него шанс добиться их общей заветной цели, пока Джингу находится в пределах его досягаемости. И она обязана хоть этим отплатить ему

— и за чо-джайнов, и за все, что он сделал для укрепления безопасности Акомы.

— Я собиралась взять Люджана… но, возможно, здесь он будет нужнее.

Даже Кейок в конце концов признал, хотя и неохотно, что Люджан, при всех его мошеннических повадках, показал себя как способный офицер. И если Кейоку придется защищать Айяки… Мара запретила себе эти мысли.

— Ступай к Вайо, — сказала она. — Если он доверит тебе один из офицерских плюмажей, ты можешь помочь ему отобрать людей в мою свиту.

Мара нашла в себе силы бегло улыбнуться ему, пока страх не оледенил ее лицо. Аракаси с поклоном удалился. Едва он покинул кабинет, Мара резко хлопнула в ладоши, вызывая слуг, и приказала им немедленно убрать с глаз долой поднос с остатками фруктов.

Еще не совсем стемнело, и Мара в последний раз взглянула на расписную перегородку с охотничьими сценками. Ну что ж, вот и кончилось это изматывающее ожидание: хищник ринулся из поднебесья к намеченной добыче. И хотя Минванаби горд, уверен в себе и считает себя сильнее всех, она должна теперь найти способ, как победить врага на его родной земле.

***

Кончалось лето. Высохшие дороги, над которыми висела удушающая пыль, поднятая в воздух многочисленными караванами, не сулили приятного путешествия. Весь путь до владений Минванаби — если не считать короткого перехода по суше до Сулан-Ку — Мара в сопровождении почетного эскорта из пятидесяти воинов проделала на барке. На этот раз она не обращала ни малейшего внимания на суету у пристани и в городе: совсем другим были заняты ее мысли. Расположившись вместе с Накойей на подушках под навесом, она вдруг подумала: а ведь сейчас ей совсем не кажется странным, что она управляет домом своего отца. За годы, прошедшие со времени ее пребывания в храме Лашимы, многое изменилось вокруг. Изменилась и она сама: повзрослела, набралась опыта… и теперь у нее достаточно самообладания, чтобы не выдать своего страха. Отблеск подобного горделивого чувства был заметен и на лице Кейока, когда он размещал солдат на палубе барки. Потом рулевой завел свою ходовую песню, гребцы налегли на шесты, и рябь побежала от раскрашенного носа семейной барки Акомы.

Путешествие вверх по реке заняло шесть дней. Большую часть этого срока Мара провела в благочестивой сосредоточенности. Рабы усердно отталкивались шестами, и барка продвигалась, оставляя позади акры болотистых равнин и пряно пахнущие просторы заливных тайзовых плантаций.

Накойя днем спала, а по вечерам покидала палубный шатер с занавесками из тонкой ткани и одаривала материнскими советами солдат, которым досаждали кусачие насекомые, тучами налетающие с берегов. Мара прислушивалась к разговорам, откусывая по кусочку от спелого плода; фрукты можно было покупать по пути на встречных торговых барках. Она понимала, что старая женщина не надеется вернуться живой. И действительно, каждый новый рассвет казался драгоценным подарком, после того как набежавшие облака рассыпали позолоту отражений на спокойной глади реки и небо быстро темнело, возвещая приход ночи.

Теплым ранним утром барка достигла устья одной из множества рек, впадающих в Гагаджин, и покинула широкий фарватер главной реки. Впереди показалось тихоходное купеческое судно, за которым тянулась полоса взбаламученного ила. Чтобы опередить это судно, капитану Акомы пришлось призвать на помощь все свое искусство и долго лавировать между многочисленными мелями и домами на сваях, где обитали сборщики ракушек. Затем отмели остались за кормой, а русло стало более узким и глубоким. Мара обводила взглядом невысокие прибрежные холмы и аллеи из ровно подстриженных деревьев, и вдруг она поняла: ее барка вошла в такие воды, где могли путешествовать без риска для жизни лишь самые древние из предков семьи Акома, ибо истоки кровной вражды с предшественниками Джингу уходили в столь давние времена, что никто уже не помнил, с чего эта вражда началась.

Течение стало быстрее, а река — еще более узкой. Рабам приходилось напрягать все силы, чтобы барку не снесло назад, однако все, чего они могли добиться — это заставить ее продвигаться медленно-медленно, и могло показаться, что она вообще стоит на месте. Усилием воли Мара заставила себя сохранять напускное спокойствие, когда ее судно приблизилось к ярко раскрашенным молитвенным вратам, возведенным над рекой во всю ее ширину. Это впечатляющее сооружение обозначало границу земель Минванаби.

Один из солдат, стоявший около Мары, поклонился и загорелой рукой указал на многоярусную конструкцию, венчающую молитвенные врата:

— Ты заметила, госпожа? Под всеми слоями краски, под всеми завитушками — это настоящий мост.

Мара слегка вздрогнула: голос был знаком. Она вгляделась в солдата более внимательно и едва удержалась от улыбки, в который уже раз восхитившись талантами мастера тайного знания. Аракаси сумел так затеряться среди эскорта, что она сама почти забыла о его присутствии на борту. А он продолжал:

— Говорят, что в неспокойные времена Минванаби расставляет здесь лучников с паклей и маслом и приказывает им поджигать любое судно, поднимающееся вверх по реке. Замечательный способ защиты.

— Если судно идет так же медленно, как наше, то, по-моему, никто не сможет живым добраться отсюда до озера в Минванаби. — Мара покосилась на пенящиеся буруны. — Зато удрать мы могли бы достаточно быстро.

Аракаси покачал головой:

— Взгляни вниз, госпожа.

Мара перегнулась через борт и увидела гигантский плетеный канат, натянутый между опорами ворот всего несколькими дюймами ниже невысокого киля барки, рассчитанного на плаванье по мелководью. В случае любой тревоги механизм, спрятанный внутри ворот, мог поднять канат, превратив его в непроходимый барьер для любого судна, вознамерившегося уйти вниз по течению. Аракаси уточнил:

— Это сооружение столь же гибельно для судна, ищущего спасения в бегстве, как и для атакующего флота.

— И мне следует иметь это в виду? — Мара перестала теребить бахрому платья и вежливым жестом показала, что разговор закончен. — Я благодарна за предостережение, Аракаси. Только не говори ничего Накойе, а не то она примется причитать так громко, что не даст богам поспать спокойно!

Не позволяя себе рассмеяться, мастер тайного знания проворчал:

— А ей ничего и не нужно говорить. Старой матушке всюду мерещатся вражеские ножи, даже у нее под спальной циновкой. — Понизив голос, он добавил:

— Я сам видел, как она хлопала по подушкам и одеялам, даже после того как Папевайо самолично проверил ее постель.

Мара взмахнула рукой, отсылая его: она не могла отвечать мастеру в том же шутливом тоне. Накойя была не единственной, кого преследовали ночные кошмары.

Когда соединенными усилиями гребцов удалось продвинуть барку вперед и тень «молитвенных ворот» упала на Мару, ее пробрал озноб, словно она ощутила прикосновение самого Туракаму.

Звуки, которыми сопровождался проход барки под мостом, отдавались эхом от каменных опор. Но вот и ворота остались позади, барка снова вышла на яркий солнечный свет, и у Мары захватило дух от красоты открывшейся панорамы.

В просторной долине, на противоположном берегу широкого озера раскинулась резиденция Минванаби, которая казалась видением сказочного царства. Каждое здание поражало совершенством формы и цвета. В центре возвышался каменный, невообразимо древний дворец, построенный на холме над озером. Низкие стены сбегали по склонам холма посреди садовых террас и менее величественных построек, из которых многие были высотой в два или три этажа. Какой великолепный город, подумала Мара, а ведь по сути это просто резиденция вельможи — место обитания слуг и солдат, которые — все до единого! — преданы своему хозяину. Жаль, что вся эта рукотворная сказка принадлежит ее заклятому врагу. Должно быть, ветерок с озера приносит в дом прохладу даже в самые жаркие месяцы, а небольшая флотилия плоскодонок, выкрашенных в оранжевый и черный цвета, служит для рыбной ловли, так что властителю Минванаби в любой момент могут быть поданы на обед блюда из свежей рыбы.

Гребцы отложили шесты и взялись за весла, и тут Мару осенила более трезвая мысль: эту долину, имеющую форму бутылочного горлышка, легко оборонять, но еще легче — превратить в ловушку, перекрыв все выходы. Никому не удастся ускользнуть отсюда тайком.

Как видно, о том же подумал и Папевайо, приказавший своим воинам приготовить оружие: к ним приближалось большое судно, на палубе которого виднелась группа лучников Минванаби во главе с командиром патруля. Отсалютовав, он жестом подал команду сбавить ход, и когда обе барки сблизились, спросил:

— Кто прибывает во владения Минванаби?

Ответ дал Папевайо:

— Властительница Акомы.

Офицер с барки Минванаби снова отсалютовал:

— Для властительницы Акомы путь открыт.

Он отдал своим гребцам команду «весла на воду», и патрульное судно двинулось своим путем. Аракаси усмотрел еще три такие барки:

— У них по всему озеру разбросаны отряды лучников.

Да, было очевидно: удрать из дома властителя Минванаби невозможно. Оставалось одно из двух: победа или смерть.

— Давайте поспешим к дому, Вайо, — сказала Мара. Командир авангарда передал ее распоряжение капитану, и гребцы налегли на весла.

Барка направилась к причалу. Вблизи усадьба Минванаби оказалась столь же прекрасной, какой выглядела с дальнего конца озера. Каждое здание было искусно окрашено. Преобладали чистые пастельные тона, в отличие от общепринятого господства белого цвета. Яркие вымпелы и гирлянды фонариков, свисающих с выступающих балок крыш, развевались и покачивались на ветру. Нежный перезвон бубенчиков наполнял воздух. Каждая из многочисленных дорожек, проложенных между зданиями, была окаймлена хорошо ухоженными кустарниками и цветниками.

Гребцы Акомы убрали весла, и один из них бросил канат работнику на причале, где уже стояла в ожидании компания, готовая приветствовать властительницу. Компанию возглавлял старший сын Минванаби Десио в головном уборе с оранжевыми и черными символами, свидетельствующими о его ранге наследника этого дома.

Слуги в ливреях схватились за другие канаты, когда барка с легким толчком коснулась стенки причала. Гвардейцы дома Минванаби вытянулись по стойке «смирно», и Десио шагнул вперед, чтобы встретить Мару: рабы уже переправляли ее в паланкине с барки на причал.

Наследник Минванаби принужденно кивнул, изображая поклон, граничащий с оскорблением:

— Именем моего отца приветствую тебя, властительница Акомы, на нашем празднике в честь Имперского Стратега.

Мара не снизошла даже до того, чтобы поднять тонкие занавески паланкина. Ей и так были хорошо видны черты одутловатого, рыхлого лица Десио; в его тусклых глазах не обнаруживалось сколько-нибудь заметных признаков ума. И она удостоила его точно таким же кивком, каким ограничился он сам. Несколько долгих мгновений оба молчали; но потом Десио был вынужден признать более высокий ранг Мары в общественной иерархии Империи:

— Все ли у тебя благополучно, госпожа Мара?

— У меня все благополучно, Десио. Акома рада, что ей представилась возможность почтить князя Альмеко. Передай своему отцу, что я признательна ему за этот радушный прием.

Десио высокомерно выпятил подбородок: ему казалась унизительной необходимость оказывать знаки почтения какой-то девчонке, спрятанной за занавесками паланкина. Поэтому он счел уместным просто уведомить эту выскочку:

— Приветственный банкет начнется в час пополудни. Слуги проводят тебя в твои покои.

Мара мягко улыбнулась:

— Честь Минванаби передоверена слугам? Я вспомню это, когда буду приветствовать твоего отца.

Десио покраснел. Чтобы положить конец создавшемуся неловкому положению, вперед выступил командир патруля из гарнизона Минванаби:

— Госпожа, если дашь позволение, я провожу твоих солдат в предоставленное им жилище.

— Такого позволения я не дам! — бросила Мара в лицо Десио. — Согласно традиции, мне разрешается иметь при себе пятьдесят солдат, чтобы обеспечить мою безопасность. Если твоему отцу угодно заводить новые правила, я немедленно отбываю в обратный путь, а ему предоставляю возможность объяснять Имперскому Стратегу причины моего отсутствия. Полагаю, что при таких порядках Акома будет не единственной знатной семьей, которая предпочтет вернуться домой.

— Слишком много семей съехались, чтобы воздать почести Альмеко. — Десио помолчал, скрывая злобную усмешку. — Если мы расквартируем почетный эскорт каждого властителя и каждой властительницы в казармах усадьбы, у нас тут будет уже не усадьба, а военный лагерь, ты должна это понять. Альмеко не любит, когда кругом толчея. Чтобы угодить ему, мы и приняли такое решение: все солдаты будут размещены в узком конце долины — там, где располагается наш основной гарнизон. — Десио едва заметно пожал плечами. — Исключений не будет ни для кого. Относиться будут ко всем одинаково.

Накойя не колебалась ни секунды:

— Так, значит, гарантией безопасности гостей станет честь твоего отца?

Десио наклонил голову:

— Разумеется.

Действительно, в подобных случаях, когда гости, по существу, лишались собственной охраны, они были вправе ожидать от хозяина дома весомых гарантий, а такой гарантией могла послужить только его честь. Если Джингу поручился за безопасность гостей, а кто-либо из них все же станет жертвой насилия, у властителя Минванаби останется лишь одна возможность избежать бесчестья: лишить себя жизни.

Наследник мантии Минванаби обратился к одному из слуг:

— Проводи властительницу, ее первую советницу, двух горничных и телохранителя в апартаменты, которые приготовлены для гостей из Акомы.

Затем он указал пальцем на офицера с оранжевым плюмажем на шлеме:

— Наш первый сотник Шимицу и специально назначенные воины проследят, чтобы твои солдаты были устроены со всеми удобствами в казармах основного гарнизона.

Возмущеннаяи несколько огорошенная, но не слишком удивленная тем, что Минванаби счел возможным удалить от нее верных защитников, Мара взглядом призвала Аракаси к спокойствию. Она не станет устраивать препирательства и нарушать благолепие гостеприимного дома… особенно если принять во внимание, что у многих здешних слуг под широкими рукавами нарядных ливрей виднеются шрамы, оставшиеся на память о прошлых военных кампаниях. Нет, Акома сумеет восторжествовать не с помощью силы, а исключительно благодаря хитрости и расчету… если удастся выжить.

С таким видом, как будто поневоле соглашается с навязанными ей условиями, Мара объявила, что почетным стражем она назначает Папевайо. И затем в сопровождении Накойи и самого искусного воина Акомы она без дальнейших возражений проследовала в паланкине в отведенные им покои.

Благодаря своему превосходному положению в долине главный дворец Минванаби, построенный в незапамятные времена, счастливо избежал пожаров и не подвергся разрушениям в эпоху неприятельских набегов и войн, оставившей по себе самую смутную память. За минувшие века площадка внутреннего двора, составлявшая непременную часть большинства цуранских домов, много раз изменялась, расширялась, застраивалась и дробилась. Сердце поместья разрасталось; занимая все больше места на склонах холма, и в конце концов превратилось в лабиринт коридоров, огороженных двориков и построек, связанных между собой крытыми переходами: здесь уже ничто не напоминало о былой упорядоченности старого дворца. Когда Папевайо помогал Маре выбраться из паланкина, она с неудовольствием подумала о том, что придется прибегать к помощи слуг-провожатых каждый раз, когда понадобится выйти из спальни или вернуться туда: запомнить дорогу в столь сложном переплетении дорожек и галерей с первого раза было невозможно.

Коридоры изгибались и ветвились; каждый следующий дворик казался точно таким же, как предыдущий. Дверные перегородки в большинстве комнат были сдвинуты неплотно, и из-за них доносились обрывки разговоров. По голосам Мара узнала некоторых аристократов, но большинство были ей незнакомы. Потом голоса затихли, как будто люди остались позади, и в великолепном коридоре воцарилась пугающая тишина. К тому времени, когда слуга широко раздвинул створки двери, ведущей в предназначенные Маре покои, она уже не сомневалась, что Джингу задумал убийство. По какой еще причине ему могло понадобиться поместить ее в уединенный уголок дома, почти полностью изолированный от других обитаемых мест?

Слуга поклонился, улыбнулся и сообщил, что приказаний Мары ожидают еще несколько горничных — на тот случай, если властительнице Акомы или ее первой советнице потребуется помощь, чтобы принять ванну или переодеться.

— Мне вполне достаточно собственных служанок, — резко отказалась Мара. В этом месте ей меньше всего хотелось бы видеть рядом с собой чужие лица. Как только носильщики сложили на пол ее багаж, она сразу же сдвинула дверные створки. Папевайо не нуждался в указаниях: он приступил к быстрому и основательному осмотру спален. Зато у Накойи был такой вид, словно ее вот-вот разобьет паралич. И тогда Мара сообразила: за исключением одной короткой вылазки в поместье Анасати, когда состоялась помолвка Мары с младшим сыном Текумы, старая нянюшка, вероятно, никогда не покидала поместья Акомы.

Закончив осмотр, Папевайо пришел к заключению, что комнаты вполне безопасны, и занял пост у двери. Накойя взглянула на хозяйку с некоторым облегчением:

— Если Джингу поручился за безопасность гостей, можно рассчитывать, что нынешнее торжество пройдет без особых трагедий.

Мара покачала головой:

— По-моему, тебе просто хочется в это верить, почтенная матушка. Джингу предложил свою жизнь как гарантию того, что гости не подвергнутся насилию со стороны его подданных и со стороны других гостей… и не более того. А насчет возможных «несчастных случаев» никто и слова не сказал.

И затем, не желая дожидаться, пока ее осилит страх, она приказала Накойе позаботиться о ванне и начала готовиться к банкету, где ей предстояло впервые в жизни встретиться лицом к лицу с властителем Минванаби.

***

В отличие от темного и душного парадного зала во дворце Анасати, Палата собраний у Минванаби дышала светом и простором. Прежде чем спуститься с галереи и присоединиться к толпе гостей, которая при взгляде на нее сверху напоминала стаю птиц с нарядными хохолками, Мара помедлила, поневоле залюбовавшись открывшимся видом. Сама по себе Палата, выстроенная в природной впадине на самом гребне холма, с парадным входом на одном конце и помостом на другом, поражала своими размерами. Свет проникал через прозрачные панели между балками высокого потолка, словно парящего над глубоко утопленным в толще холма полом. По краям Палаты были разбросаны небольшие смотровые галереи, позволяющие созерцать и пол внизу, и — через балконные двери — окружающие ландшафты. Каменные колонны поддерживали центральную балку; журчащий ручеек, дно которого было выложено мелкими камешками, петлял между купами цветущих декоративных деревьев и мозаичными островками, устремляясь к миниатюрному зеркальному пруду перед помостом. Как видно, кто-то из Минванаби некогда покровительствовал архитектору, чей гений не знал равных; однако времена, когда здешним хозяевам служили мастера высокого искусства, давно миновали. В толпе, заполнявшей палату, преобладали аляповатые одежды кричащих расцветок: угодливые гости брали пример с властителя и властительницы на помосте. Мару передернуло при виде платья, в котором красовалась жена Джингу: этот наряд отличался немыслимым сочетанием зеленого и оранжевого цветов.

— Всесильные боги, должно быть, пожелали благословить этот дом несметным богатством, — пробормотала Накойя. — Но в своей великой премудрости они не оставили здесь места для здравого смысла. Подумать только, какое множество насекомых попадает в палату через эти небесные люки! Я уж не говорю о грязи, пыли и дожде.

Мара ласково улыбнулась старой наперснице:

— Ты верна себе… заботишься обо всех, даже об обитателях змеиного гнезда! Пусть тебя не беспокоят их удобства: эту крышу наверняка как следует прикрывают, когда дело идет к ненастью. У жены Джингу на лице столько краски, что ей никак нельзя попасть под неожиданный дождик.

Накойя примолкла, но перед тем успела проворчать, что глаза у нее и в молодости не отличались такой зоркостью, а уж сейчас и подавно. Мара похлопала по сухонькой руке, желая подбодрить старушку, а затем начала спускаться с галереи. В платье, расшитом мелким жемчугом, с зелеными лентами, которыми были перевиты пряди ее прихотливо уложенных волос, она выглядела великолепно. От нее и Накойи не отставал Папевайо в парадных доспехах; хотя он и сопровождал свою хозяйку и ее первую советницу на светский прием, все его движения выдавали не меньшую собранность и настороженность, чем на поле боя. Многолюдные съезды цуранской знати зачастую оказывались опасней любого сражения. Непринужденные манеры и приветливость нередко скрывали борьбу амбиций; когда в Игре Совета заключались новые союзы, а прежние трещали по швам, любой из присутствующих властителей мог неожиданно оказаться врагом. Мало у кого дрогнула бы рука, если бы представилась возможность нанести удар по Акоме и в результате подняться в общественной иерархии хоть на одну ступеньку выше. И даже те, кто в обычных условиях не имел с Акомой никаких разногласий, могли, находясь на территории Минванаби, согнуться под напором господствующего ветра.

Огромное богатство, назойливо выставляемое напоказ, не породило в Маре, вкусы которой всегда отличались простотой и скромностью, ни восторга, ни подавленности. Ее же собственная одежда, тщательно продуманная заранее, лишь подтвердила то мнение о ней, которое уже сложилось у присутствующих. Большинство из них видело в ней молодую, неискушенную девочку, которая нашла защиту для своего дома в браке с отпрыском Анасати. Теперь, после смерти Бантокапи, с ней снова можно было не церемониться. Мара не намеревалась выводить их из этого заблуждения: люди даже не считали нужным держать язык за зубами, когда она проходила мимо них, и у нее было больше возможностей хотя бы по крохам собирать полезные сведения, сопоставляя обрывки разговоров, суждений и отдельных реплик. Спустившись к подножию лестницы, Мара направилась к помосту, чтобы по всей форме приветствовать властителя Минванаби. По пути она примечала, с каким выражением смотрят на нее наиболее знатные вельможи, старалась запомнить, кто с кем шушукается в небольших группах гостей. Пригодилась ей и монастырская выучка. Тем, кто с ней здоровался, она отвечала с должной учтивостью, но ее не одурманивали ни сладкие улыбки, ни теплые слова.

Джингу Минванаби следил за ее приближением с нетерпением голодного джаггуна. Мара видела, что он оборвал на полуслове беседу со своим советником, когда она поднялась по ступеням, чтобы поблагодарить его за радушный прием.

Властитель Минванаби оказался весьма тучным человеком. Было очевидно, что он уже много лет — возможно, со времен юности — не облачался в боевые доспехи, но злобой и хитростью все еще блестели его глаза. Расшитые жемчугом ленты обвивали его запястья; перламутровые украшения свисали с воротника, слегка потемневшего от прикосновения к потной шее властителя. Его приветственный поклон был несколько более небрежным, чем это подобало при встрече с правительницей ее ранга.

— Госпожа властительница Акомы, — обратился он к ней, — нам чрезвычайно приятно, что ты согласилась присоединиться к нам ради чествования Имперского Стратега.

Сейчас все взоры были прикованы к Маре: каждому гостю хотелось увидеть, как она выйдет из щекотливого положения. Однако ответ Мары в точности соответствовал приветствию: и голос звучал столь же приторно, и поклон был ничуть не более низким и почтительным:

— Мы благодарны властителю Минванаби за его любезное приглашение.

Самообладание и выдержка гостьи немедленно привели хозяина дома в раздражение. Джингу подал кому-то знак приблизиться к переднему краю помоста, а Маре сообщил:

— Тут у нас присутствует кое-кто, с кем ты, по-моему, знакома.

Его губы искривились в ухмылке алчного ожидания.

Но властительница Акомы не выразила никаких чувств при виде женщины, которая выступила вперед по зову хозяина. Аракаси предупреждал Мару, что Теани обретается где-то среди домочадцев Джингу; мало того, она не только ублажала властителя в постели, но и служила ему как лазутчица. Однако то, что бывшая любовница Бантокапи втерлась в кружок персон, наиболее приближенных к Джингу, привело Мару в некоторое замешательство. Видимо, эта женщина была гораздо умнее, чем думали многие. Во всяком случае, здесь она добилась положения признанной фаворитки; чтобы это понять, достаточно было одного взгляда на ее наряд из редкостных шелков, на украшения из драгоценных камней и цепочку-ожерелье из еще более редкого металла. Но ни драгоценности, ни телесная красота не могли вполне скрыть неприглядность ее натуры. Если бы ненависть, горевшая в прекрасных глазах, могла убивать, Мара уже обратилась бы в пепел.

Обращать внимание на Теани, занимающую такое положение, не следовало: это могли бы счесть проявлением излишней любезности и истолковать как признак слабости. Поэтому Мара адресовала свои слова исключительно властителю Минванаби:

— Моя советница и я сама только что прибыли после долгого и утомительного путешествия. Не укажет ли властитель, какие места отведены нам за столами, чтобы мы могли немного подкрепиться с дороги до начала банкета и других увеселений?

Щелчком короткого толстого пальца Джингу поправил бахрому на своем костюме. Затем он приказал подать ему прохладительное питье; между тем его рука неторопливо поглаживала плечо стоявшей рядом Теани. Супруга Джингу не соизволила заметить этот жест. Когда уже каждому стало ясно, что хозяин не собирается исполнять просьбу гостьи из Акомы, пока не удовлетворит свои собственные желания, он благосклонно кивнул слуге:

— Проводи госпожу Мару и ее слуг к столу… третьему от конца, ближайшему к выходу из кухни, чтобы их можно было обслужить побыстрее.

Его толстый живот заколыхался: Джингу открыто смеялся, наслаждаясь собственным остроумием.

Предложить знатной даме такое место значило оскорбить ее. Однако Теани этого показалось мало. Задетая за живое пренебрежением Мары, она вмешалась в беседу:

— Лучше бы ты посадил эту женщину с рабами, господин мой. Всем известно, что величие Акомы держится только на доброй воле Анасати, но даже эта добрая воля сильно поизносилась, после того как погиб сын господина Текумы.

Оскорбление было слишком сильным, чтобы оставить его без внимания. Все еще не желая обращаться прямо к Теани, Мара намеренно подхватила подготовленную для нее наживку. Уставившись холодным взглядом на толстое смеющееся лицо Джингу, Мара заметила:

— Господин Минванаби, всем известно твое… великодушие, но, несомненно, даже ты не сочтешь для себя заманчивой возможность держать в своем хозяйстве отбросы другого мужчины.

Джингу обнял Теани за плечи и привлек ее к себе:

— Ты что-то путаешь, госпожа Мара. Эту женщину не бросал ни один мужчина. Просто так получилось, что она пережила своего последнего хозяина. Я напомню тебе раз и навсегда: Теани — одна из моих подданных, здесь ее высоко ценят и почитают.

— Ах, конечно. — Мара изобразила неуловимый поклон-извинение. — Учитывая твои широко известные вкусы, она, должно быть, знает, как тебе угодить, Джингу. В самом деле, у моего покойного супруга ее услуги тоже никогда не вызывали нареканий. Но ведь и аппетиты Банто были несколько… грубоваты.

Глаза Теани метали молнии. Ее приводило в ярость именно то, что Мара как будто и не замечала ни ее оскорблений, ни ее самой. Да и властитель Минванаби уже не находил в происходящем ничего забавного: эта замухрышка, недавняя девственница из храма Лашимы, держалась с таким достоинством, словно все их попытки ее унизить и запугать не производили на нее никакого впечатления. А между тем слуга уже топтался за спиной Мары, чтобы проводить гостью из Акомы и ее немногочисленную свиту к указанному столу, и у Джингу оставалась единственная возможность выйти с честью из неловкого положения: положить конец затянувшейся сцене.

Время за праздничной трапезой текло для Мары медленно. Угощения, музыканты, танцовщицы — все было наивысшего сорта, но здесь, у выхода из кухни, приходилось терпеть жару, шум и раздражающую суету. От всего этого и более всего от запахов пищи На-койю мутило. Напряжение сказывалось и на неутомимом Папевайо: вокруг сновали незнакомые ему люди, и на каждом из подносов, которые они проносили мимо, можно было обнаружить предметы, способные послужить оружием в тренированных руках. Он не пропустил мимо ушей сказанную Марой фразу о «несчастных случаях». И хотя трудно было предположить, что властитель Минванаби попытается подстроить убийство в многолюдной палате, у всех на виду, Мару преследовало воспоминание о взгляде Теани, полном смертельной злобы. Командир авангарда Акомы не мог расслабиться ни на мгновение. Когда подошла к концу первая перемена блюд, Папевайо легко коснулся плеча своей хозяйки:

— Госпожа, я предлагаю возвратиться в твои покои до наступления темноты. Здешние коридоры и переходы для нас непривычны, и если ты будешь дожидаться, пока про нас вспомнит Минванаби, может случиться так, что слуга, которого он назначит тебе в провожатые, получит какие-нибудь новые указания.

Мара очнулась от задумчивости. Темные круги под глазами выдавали ее усталость. Она заговорила о том, что ее беспокоило:

— Нужно найти способ послать весточку в казармы, чтобы Аракаси знал, как с нами связаться при необходимости.

Папевайо угрюмо ответил:

— Мы ничего не можем предпринять, не рискуя выдать себя, госпожа. Доверься Аракаси. Его агенты могут встречаться с ним без опаски, и он сам тебя найдет, если понадобится.

Мара только кивнула. Похлопав Накойю по плечу, она встала, чтобы передать властителю Минванаби извинения за ранний отход ко сну. Головная боль, которая ее мучила, была отнюдь не вымышленной; и, поскольку прибытие Имперского Стратега ожидалось только завтра, она могла покинуть пиршественную залу без риска оскорбить чьи-то чувства. Но в любом случае она желала оставить о себе впечатление как об особе молодой, неопытной и ее слишком разбирающейся в тонкостях этикета. Если она уйдет к себе несколько раньше других, гости лишний раз убедятся в том, что имеют дело с недалекой простушкой… а она получит короткую передышку, которая, возможно, позволит ей предпринять какие-то шаги для своей защиты.

Одного из слуг, собиравших со столов тарелки, Мара послала уведомить властителя, что она уходит к себе. К тому моменту, когда эта новость достигла хозяйского возвышения, кресла, на которых она сидела со своими спутниками за трапезой, были уже пустыми. На широком лице властителя Минванаби расплылась торжествующая самодовольная улыбка. Наслаждаясь этим жалким триумфом, Джингу не заметил, что исчезла также и Теани. Фаворитка пускалась на всякие хитрости, внушая хозяину, что расправа с властительницей Акомы будет намного интересней, если еще и помучить ее перед смертью. Наконец красавице Теани надоело упрямство Джингу, и она вознамерилась прибегнуть к иным средствам, чтобы добиться желаемого. А такие средства у нее имелись.

***

Концы синего шелкового шарфа, накинутого на волосы Теани, трепетали у нее за спиной, словно относимые ветром, когда она быстрым шагом проходила по заднему коридору дворца Минванаби. Она не стала поправлять ни шарф, который соскользнул с головы на плечи, ни прядку рыжеватых волос, выбившуюся из прически. Комната первого сотника Шимицу находилась за следующим двориком; необходимость таиться от посторонних взглядов миновала. В этот час ей мог встретиться разве что раб, зажигающий масляные лампы. Проскользнув за последнюю перегородку, Теани загадочно улыбнулась. Сегодня раб придет сюда поздно: сейчас он наверняка сбивается с ног, прислуживая гостям.

В тихом дворике, залитом лунным светом, Теани остановилась и расстегнула ворот платья. Удостоверившись, что легкие ткани уже не скрывают соблазнительных очертаний ее груди, она улыбнулась. Сегодня ночью, если она с толком сыграет свою роль, эта тощая сука из Акомы умрет. Какой отрадой для слуха будут ее предсмертные крики!

Дверная перегородка, ведущая в комнату Шимицу, была приоткрыта. Там, внутри, горела лампа, и на матово-прозрачной перегородке виднелся силуэт мужчины, сидевшего на подушках с бутылью в руке. Опять он пьет, с отвращением подумала Теани, и все из-за того, что она задержалась в парадной Палате, безуспешно добиваясь согласия Джингу поручить не кому-нибудь другому, а именно ей исполнить приговор, который он вынес Маре из Акомы. И поскольку хозяин не соглашался доставить наложнице такое удовольствие, у нее оставался лишь один выход: перехитрить его.

Отбросив волосы за спину, Теани повела оголившимися плечами и направилась к открытой двери. Вошла она так тихо, что темноволосый мужчина не сразу догадался о ее присутствии. Теани воспользовалась этим моментом, чтобы присмотреться к нему.

Солдаты гарнизона Минванаби ценили своего первого сотника, признавая за ним редкое сочетание душевных качеств: нерушимая преданность дому, которому он служил, пылкость верований и неподдельная искренность. В бою он отличался постоянной готовностью к любым неожиданностям и способностью принимать быстрые и безошибочные решения, что и обеспечило ему стремительное продвижение по службе. Он казался слишком молодым для столь высокого поста; красивое лицо еще не избороздили морщины, но шрамы от заживших ран служили верными приметами его профессии. Однако для воина он был недостаточно толстокож, и, почувствовав себя задетым, мог вспылить, когда никто этого не ожидал. Впрочем, он как истый сын народа цурани умел напускать на себя непроницаемый вид, и судить о его настроении можно было лишь тогда, когда ему случалось захмелеть. Вот и сейчас для Теани не составило труда прочесть в его позе и выражении лица растерянность и раздражение, столь обычные для мужчины, которого бросила любовница. Куртизанка поздравила себя с успехом: все разыграно как по нотам. В отважном офицере она видела наивного простака, ополоумевшего от страстного влечения к ней и, как зеленый юнец, принимающего это влечение за любовь. Ей было ясно: сейчас она может вить из него веревки. Она обратит его в свое послушное орудие, как это до сих пор получалось у нее со всеми — и мужчинами и, женщинами, если ей это требовалось.

Со всеми, кроме Мары. Властительницу Акомы провести не удалось.

Стоя за спиной у Шимицу и улыбаясь самой завлекательной из своих улыбок, Теани протянула руку, чтобы коснуться его плеча.

Он мгновенно вскочил, выхватив из ножен меч, с которым не расставался ни на минуту, и повернулся, чтобы нанести разящий удар. В последнюю долю секунды он узнал свою возлюбленную, и меч застыл в воздухе, лишь краешком задев мягкий шелк платья.

— Женщина!..

Шимицу побледнел и снова покраснел, в равной мере возмущенный и тем, что Теани явилась так поздно, и тем, как она незаметно подкралась к нему. Когда же воин пришел в себя, он заметил странный блеск в ее глазах. Ее губы были слегка приоткрыты, словно меч казался ей любовником, устремившимся к ней в объятия. Она тяжело дышала, возбужденная близостью острия к ее плоти. Эти проявления извращенных страстей куртизанки несколько отрезвили Шимицу, и с самым хмурым видом он вложил меч в ножны.

— Ты, как видно, ума лишилась? Я же мог тебя убить!

Впрочем, гневная вспышка быстро сошла на нет. Запрокинув голову, Теани обратила к нему нежный взгляд и прижалась грудью к его тунике. И он наклонился к ней, как умирающий от жажды путник склоняется к прохладному роднику, и принял поцелуй, пряной приправой к которому было мимолетное дуновение смерти. Она знала, как разжечь в нем пламя. Не в силах совладать с порывом вожделения, Шимицу схватился за шнуровку ее платья:

— Ты можешь остаться со мной, любимая? Я так хочу услышать, что у Джингу много забот с гостями и тебе не придется ночью возвращаться в его постель!

Язычком коснувшись его уха, Теани уткнулась носом в шею любовника и жарким шепотом ответила:

— Сегодня Джингу не ожидает меня в своих покоях.

Это была ложь.

Почувствовав, как нарастает в нем нетерпеливый пыл, она отвела от себя его руки:

— Но и остаться с тобой я не могу.

Шимицу нахмурился:

— Почему? Ты уделяешь свои милости еще кому-нибудь?

Теани засмеялась и спустила платье с плеч, обнажив грудь. Шимицу старался сохранить суровый вид, но не мог оторвать взгляд от открывшихся ему прелестей.

— Я не люблю никого другого, мой доблестный воин. — Она подпустила в свой голос нотку сарказма — ровно столько, чтобы сомнения не вполне его покинули.

— Сегодня меня ждет дело… государственной важности. Ну, а сейчас… мы так и будем понапрасну терять отпущенное нам время, или ты…

Поцелуем он заставил ее замолчать и, издав тихий стон, она нежно ответила на бурные ласки. Впрочем, она проявила достаточно сдержанности, чтобы в нем снова заговорило подозрение:

— Тогда почему же ты не пришла раньше?

Теани медленно откинула волосы за спину.

— Какой ты недоверчивый! Разве твоего меча не достаточно, чтобы угодить женщине?

Она отстранилась, преследуя при этом двоякую цель: подразнить его и дать ему возможность получше разглядеть ее полуобнаженное тело.

Схватив возлюбленную за плечи, Шимицу притянул ее к себе. На этот раз она с готовностью подалась ему навстречу. Ее ловкие пальцы скользнули в прорезь его туники, и он застыл в блаженном предвкушении, когда ее ноготки пробежались у него между бедер.

— Ах, какой могучий меч, — проворковала она и, состроив недовольную гримаску, пожаловалась:

— Господин Минванаби меня задержал… своими утомительными инструкциями. Кажется, он хочет прикончить сучку из Акомы и выбрал меня для этой грязной работы.

Хотя в эту минуту ее руки уже поглаживали «могучий меч» любовника, Шимицу отпрянул. Теани сразу поняла, что оплошала: то ли слишком быстро обнаружила свою цель, то ли ошиблась в выборе выражений. Она немедленно наклонилась, так чтобы ее волосы щекотали кожу на его бедрах, и теперь уже не ноготками, а языком принялась ласкать его мужскую плоть.

Шимицу вздрогнул от наслаждения, но уже через мгновение его руки у нее на спине напряглись, и он задумчиво произнес:

— Это очень, очень странно, любовь моя, что властитель дал такие инструкции.

В Теани сразу пробудился интерес. Она подняла голову и сделала вид, что собирается расшнуровать его сандалии.

— О боги, неужели тебе всегда приходится ходить в сандалиях с подковками даже у себя дома?

Словно не заметив нетерпеливого жеста Шимицу, она продолжала усердно трудиться над шнуровкой, не упуская возможности касаться — как бы ненароком

— его колена своими затвердевшими сосками. Расчет оправдался: она довела его до такого состояния, что на следующий ее вопрос он ответил не подумав:

— Почему?.. О, властитель сказал мне вчера, что девчонка из Акомы умрет, но он желает сначала сломить ее дух. Надо нагнать на нее страху — он так сказал, — убивая по одному ее слуг и приближенных, и к тому моменту, когда настанет черед погибнуть ей самой, она должна остаться в полном одиночестве.

Тут Шимицу осекся и покраснел, поняв, что слишком распустил язык. Потянув красавицу за волосы, он заставил ее оторваться от сандалий, которые она так и не успела расшнуровать до конца.

— Я думаю, женщина, что ты лжешь. Ты уходишь не затем, чтобы убить Мару, а ради того, чтобы позабавиться с другим.

В глазах Теани вспыхнул огонь — отчасти потому, что грубое обращение всегда ее возбуждало, а еще оттого, что она с такой легкостью заставляла мужчин плясать под ее дудку. Она и не подумала оправдываться, а задала еще один вопрос-ловушку:

— Почему же ты решил, что я лгу?

Шимицу сжал ее запястье и резко рванул куртизанку к себе.

— Я сказал, что ты лжешь, потому что получил ясный приказ: завтра ночью я должен подстроить ложное вторжение вора и проследить за тем, чтобы Папевайо, командир авангарда Акомы, был найден мертвым на пороге спальни Мары. А если этот приказ не отменен, то с чего бы нашему господину давать тебе такое поручение — сегодня отправить девчонку в царство Туракаму?

Теани вызывающе вздернула подбородок:

— Откуда мне знать, что на уме у знатных вельмож?.. Любимый, ты уж слишком ревнив. Хочешь — давай заключим сделку, чтобы пощадить твои чувства. Сегодня я останусь с тобой, а господину Минванаби скажу, что не смогла проникнуть к ней и пустить в ход кинжал. Но ты за это должен будешь восстановить мою честь — завтра, заодно с Папевайо, убить и его хозяйку.

Охваченный любовной горячкой, Шимицу ответил тем, что порывисто прижал ее к себе, быстро освободил от легкого наряда и сбросил свои плащ и тунику. Теани понимала, что победила. Если сегодня он убедится, что она принадлежит ему и только ему, то завтра он исполнит любое ее желание. Трепет, объявший ее, он по ошибке принял за восторг страсти. Там, где дело касалось Теани, Шимицу не мог думать ни о чем, кроме любви. Ему и в голову не приходило, что опытная куртизанка просто хладнокровно и искусно разыгрывает выбранную ею роль, и все это ради единственной цели — увидеть, что Мара, властительница Акомы, лежит мертвая с кинжалом в груди.

***

После долгой и беспокойной ночи Мара проснулась. Сон не освежил ее и не прибавил сил. Ее подавленность передалась и служанкам, которые молча помогли ей одеться и вплели в волосы шелковые ленты. Накойя ворчала, как это всегда бывало по утрам. Не находя себе места и не желая дожидаться угощений, предложенных слугами из дома Минванаби, Мара поторопила Папевайо, чтобы он не слишком затягивал свой ежедневный ритуал заточки меча, а потом высказала пожелание пройтись по берегу озера, отчего ее первая советница приуныла вконец.

Не зная точной меры опасности, которой они подвергались, Мара предпочитала избегать какой бы то ни было рутины в своем поведении. Пока ей не представился случай смешаться с толпой гостей и понаблюдать, какие союзы сильны, а какие близятся к распаду, не было никакой надежды оценить подлинное могущество властителя Минванаби.

Мара глубоко дышала, пытаясь наслаждаться свежим воздухом и солнечными бликами на поверхности озера. То и дело — когда налетал ветерок — по водной глади пробегала легкая рябь. Рыбачьи лодки покачивались на якорях в ожидании людских рук, которые возьмутся за весла. Однако спокойствие озера не вносило покоя в душу. Видя, что Накойя еле передвигает ноги, Мара наконец предложила возвратиться в дом.

— Это разумно, госпожа, — одобрила Накойя такое решение, хотя выразила свое одобрение таким тоном, словно хотела сказать: да и с самого начала незачем было хозяйке прогуливаться там, где песок и тина могли испортить шелковые завязки сандалий.

Однако попрекам старой женщины не хватало запала. Забравшись в такую даль от родных краев, она чувствовала в сердце гнетущую пустоту. И когда они повернули назад и направились к дворцу Минванаби, с его садами и знаменами, Папевайо взял бывшую няню за руку, чтобы помочь и дать опору, и она не стала протестовать.

***

Праздничные увеселения начались с утра, хотя вряд ли можно было ожидать, что сановник, ради которого был задуман этот помпезный прием, прибудет раньше полудня. К тому времени, когда Мара вошла во дворец, большинство столпов имперской знати уже собрались, блистая великолепием плюмажей и драгоценностей; здесь самый воздух был насыщен флюидами разгоряченных амбиций. Игра Совета проникала во все поры цуранской жизни, но ничто так не способствовало ее накалу, как выдающиеся парадные церемонии. Гости могли прохаживаться под великолепными тентами, воздавать должное изысканным яствам, сплетничать и вспоминать о доблестных деяниях предков или — изредка

— заключать пари или торговые сделки. Но при всем этом каждый из присутствующих властителей с напряженным вниманием приглядывался к тем, кто занимал в обществе более высокое положение, чем он сам, стараясь уяснить для себя, кто перед кем заискивает, надеясь на некие милости, а кто держится особняком, помалкивает или вообще отсутствует. Мара, как и все прочие, изучала лица и геральдические цвета домов, не забывая ни на минуту, что и она, в свою очередь, также является предметом наблюдения. Властитель Текталт и его сын, приветствуя ее, ограничились едва заметным кивком. Уже одно это могло послужить весьма знаменательной приметой: здесь многие позаботятся о том, чтобы их по возможности не видели рядом с Марой… пока не упрочится положение Акомы.

Словно не усмотрев ничего необычного в этом незначительном эпизоде, Мара подвела Накойю к столу и послала одного из слуг за закусками и прохладительными напитками. Свой выбор она ограничила только теми блюдами, которые видела на тарелках у других гостей, и когда яства были поданы, все окружающие получили возможность воочию убедиться, что никакие волнения не отбили аппетит у властительницы Акомы и ее первой советницы. Видел это и Папевайо, и он наверняка улыбнулся бы своей редкой улыбкой, если бы протокол допускал такую вольность со стороны почетного стража. Мара продумала все до тонкости: явиться к трапезе и воздерживаться от пищи было бы грубой ошибкой, и только опасение, что в противном случае придется вообще пропустить завтрак, могло побудить издерганную и сердитую Накойю приналечь на еду.

Результат не замедлил сказаться: некоторые из наблюдательных гостей, втайне восхищаясь мужеством Мары, кивнули ей в знак приветствия, хотя и постарались сделать это не слишком заметно для окружающих; другие пошептались в уголках, обсуждая увиденное. Были и такие, кого дела Акомы вообще не интересовали: у них хватало собственных забот.

Мара слышала, как властитель Ксакатекас разразился грубым горловым хохотом: он сказал нечто такое, от чего третий сын семьи Линг вздрогнул и побледнел. Отпрыски и родичи семейства Хосая были столь многочисленны, что казались вездесущими: куда ни повернись, взгляд натыкался на кого-нибудь из них. Уроженка севера, супруга властителя Качатекаса, бесстыдно флиртовала с первым советником Чилапанинго, хотя он и казался жестким и неподатливым, как пересохшая шкура нидры. Было весьма вероятно, что его отнюдь не прельщали ее заигрывания, но уклониться от них под каким-нибудь благовидным предлогом у него не было ни малейшей возможности — уж слишком быстро она тараторила и слишком цепко держалась за его рукав.

Мара взглядом обводила толпу. В глазах рябило от разнообразия одежд и оттенков геральдических цветов. Мысленно она разделила гостей на две категории. К одной относились ее союзники или те, кто не обладал достаточной силой, чтобы бросить вызов Акоме; к другой — те, кто представлял собою угрозу или хотел бы свести с Акомой какие-то старые семейные счеты. Поскольку Минванаби числился среди Пяти Великих Семей Империи Цурануани, каждый знатный дом прислал сюда своего представителя или представителей. Мара легко обнаружила семейные группы домов Кеда, Тонмаргу и Оаксатукан, окруженные стайками льстецов и прихлебателей.

Властители рангом пониже держались на некотором расстоянии или искали возможности заручиться благоволением кого-либо из сильных мира сего. Склонив голову в пурпурном тюрбане к своему первому советнику, властитель Экамчи, как видно, что-то вполголоса с ним обсуждал. Среди красных плащей дома Инродаки вопиющим диссонансом выделялись ливреи двух слуг, чью принадлежность к тому или иному дому Мара не сумела определить.

Внезапная мысль заставила ее вздрогнуть: она вдруг сообразила, что нигде не было видно ни одной туники алого и желтого цветов.

Словно почувствовав замешательство хозяйки, Накойя отставила тарелку с косточками джайги.

— Что-то я не вижу властителя Анасати, — многозначительно заметила она. — Если не сами боги задержали его, дочь моя… и тебе и твоему сыну грозит серьезная опасность.

Накойя не стала растолковывать очевидное, поскольку отсутствие столь выдающегося семейства, несомненно, имело политическую подоплеку. Первая же мысль, которая приходила на ум, была неутешительной: на обещание Текумы защищать Акому ради блага Айяки не приходится рассчитывать, если здесь нет ни его самого, ни его старшего сына. Без помощи Анасати все, чем располагала Мара, были ее пятьдесят воинов, расквартированных в казармах таким образом, что она не могла с ними связаться. Теперь холодность приветствия Текталта приобретала новый смысл: оскорбление, нанесенное Имперскому Стратегу взбешенным Бантокапи, вероятно, причинила имени Анасати больший урон, чем предполагала Мара. И в той же мере возросла опасность для нее самой. Властитель Минванаби мог вообразить себя достаточно сильным, чтобы стереть Акому с лица земли, а затем выиграть войну, которая неминуемо вспыхнет, когда Текума бросит свои войска на защиту титула Айяки.

— Не следовало тебе принимать это приглашение, — прошептала Накойя.

Резким жестом Мара отмела упрек. Да, теперь под ударом оказались два дома, но ее решимость не поколебалась. Она выживет и обратит поражение в триумф, если случай пошлет ей в руки подходящее оружие. Однако тревога из-за отсутствия союзника, на которого она надеялась, несколько ослабила ее бдительность, и кое-что важное из происходившего вокруг ускользнуло от ее внимания. Так, она не придала значения позднему появлению Теани на приеме и не заметила самодовольного выражения, которое появлялось на лице куртизанки каждый раз, когда той случалось бросить взгляд в сторону властительницы Акомы. И еще Мара не успела встать из-за стола достаточно быстро, чтобы избежать общества властителя Экамчи, который, с гнусной ухмылкой на лице, появился рядом с ней.

— Добрый день, властительница Акомы. Как удивительно, что ты не привела с собой кого-нибудь из своих воинственных чо-джайнов, чтобы охранять твое здоровье.

Мара чопорно поклонилась:

— Здоровье у меня превосходное, властитель Экамчи. И мне не требуется дополнительная охрана, когда со мной Папевайо.

Гримаса перекосила лицо толстяка: ведь некогда он имел возможность познакомиться с отвагой и боевым искусством командира авангарда Акомы. Однако что-то придавало ему храбрости, и Мара без труда догадалась, что в системе существующих союзов произошли какие-то изменения и Экамчи узнал об этом раньше, чем она. Невольно подражая отцу, она предпочла перейти в наступление и встречным вопросом спровоцировать собеседника на необдуманные высказывания:

— Ты, вероятно, недавно побеседовал с Текумой из Анасати?

— Э-э! — Властитель Экамчи был захвачен врасплох, но быстро овладел собой, и у него в глазах промелькнуло торжество. — Вынужден тебя огорчить: наш хозяин, властитель Минванаби, не пригласил Текуму из Анасати на эти празднества. Он не хотел напоминать Имперскому Стратегу о недавних неприятностях… о позоре, который навлек на этого достойнейшего человека его сын, посредством брака завладевший Акомой.

— Бантокапи умер с честью, — сухо возразила Мара. — Ты позоришь себя, дурно отзываясь о мертвом.

Ее слова звучали как предупреждение и угроза для чести Экамчи, если тот немедленно не переменит предмет разговора.

Однако, перед тем как отступить, он напоследок нанес ей еще один укол:

— Так или иначе, мне известно, что Текума не мог бы прибыть сюда, даже если бы обстоятельства это позволили. Я слышал, что ему сейчас не до праздников: грабители напали на богатейший из его караванов и перебили охранников, всех до единого. Он лишился своих товаров и потерял две сотни воинов… по милости шайки гнусных разбойников.

Властитель Экамчи улыбнулся: ему — не хуже чем ей — было известно, что стоящие вне закона отщепенцы не способны устроить подобную резню. Какой-то знатный дом не побоялся выступить против Анасати, а из всех таких домов только один находился в состоянии кровной вражды с Акомой, которая умудрилась заручиться неохотной поддержкой Анасати.

— Помолись богам о здоровье своего сына, — глумливо посоветовал властитель Экамчи.

Он быстро удалился, и Мара упустила возможность ответить ему как хотелось бы. То, что столь захолустный властитель посмел ее оскорбить, поразило ее как гром с ясного неба; но это же послужило напоминанием, что в глазах врагов — даже самых ничтожных — ее смерть казалась делом решенным.

Глава 15. ВИНОВНИК ТОРЖЕСТВА

Появился Имперский Стратег.

Он вошел под торжественные звуки флейт; его расшитая золотом белая мантия сверкала под лучами солнца.

Роскошь его одеяния составляла разительный контраст с черным облачением двух фигур, выступавших слева и справа от Имперского Стратега. Увидев их, гости мгновенно смолкли. Даже властитель Минванаби испытывал не свойственную ему робость.

Когда Джингу шагнул вперед, чтобы приветствовать второго по могуществу человека Империи, его поза выражала не заносчивую развязность, а покорность и почтение. Да и трудно было ожидать другого в присутствии Всемогущих. Намерения магов были непознаваемы, а их действия неоспоримы. Они были по ту сторону закона, и единственная их цель заключалась в служении Империи.

То, что Альмеко привел двух магов на празднование дня своего рождения, вызвало некоторую растерянность у каждого из гостей: в присутствии Непостижимого, грозившего неведомой опасностью, никакой план не мог служить гарантией успеха; ни одному союзнику нельзя было вполне доверять. Никто ничего не знал наверняка; одни поговаривали, что Альмеко сумел добиться поддержки некоторых из Всемогущих; другие предполагали, что все важные решения Имперского Стратега исходят из Города чародеев.

Мара наблюдала традиционный ритуал поздравлений с удобного места в укромном уголке зала. Она даже испытала некоторое облегчение, увидев Всемогущих рядом с Альмеко, так как всеобщее внимание было отвлечено от ее персоны… по крайней мере, на какое-то время. Ее утомила необходимость выдерживать испытующие взгляды гостей, а от назойливых расспросов властителя Экамчи о причинах отсутствия Текумы ей и вовсе стало тошно. Считалось, что Всемогущим ничего не стоит пресечь самую изощренную интригу; в любой момент они могли прибегнуть к магии. Они выносили приговор и вершили кару по своему усмотрению; их слово было законом. Они могли бы уничтожить Джингу в его собственном доме, если бы сочли, что в нем таится угроза для Империи; в этом случае Десио только поклонился бы и произнес нараспев ритуальную фразу: «Воля твоя, Всемогущий».

Однако Всемогущие, как правило, держались в стороне от Игры Совета; иные цели привели сюда двух чародеев. Мара улыбнулась. Какой бы ни была причина их прихода, последствия могут оказаться двоякими. С одной стороны, у ее врага возникли новые заботы, но зато и Минванаби получил неожиданную возможность привести в исполнение свой злодейский замысел, пока внимание гостей приковано к таинственной паре.

Мара обдумывала тайный смысл происходящего, а тем временем гости уже начали собираться — каждая семья в соответствии с ее рангом, — чтобы засвидетельствовать свое уважение Имперскому Стратегу. Приближался момент, когда Маре и Накойе придется покинуть свою укромную нишу, так как Акома была одним из самых древних родов Империи, первым после Пяти Великих Семей. Две семьи — Кеда и Тонмаргу — уже стояли наготове впереди Мары. Когда же за ними устремился властитель Ксакатекас, правительница Акомы двинулась через толпу.

— Иди медленно, — предупредила она Накойю.

В отличие от остальных семей, которые шествовали большими группами, включающими сыновей, дочерей, зятьев, невесток, братьев и сестер — да еще каждому кровному родственнику разрешалось иметь почетного стража — собственная свита Мары состояла из первой советницы и Папевайо.

Многие властители и их советники даже не обращали внимания на властительницу Акомы до тех пор, пока она не проходила мимо них, так как величие и власть редко обходятся без грома фанфар.

Из обрывков разговоров, которые Мара могла услышать по пути, она успевала понять их смысл, прежде чем собеседники замечали ее приближение. В нескольких группах шептались о том, что в двух спутниках Альмеко удалось опознать тех самыхВсемогущих, по милости которых Ассамблея Магов поддерживала кампанию Имперского Стратега в варварском мире. В обществе Стратега часто видели и других магов, о которых говорили как о его любимчиках. Низко надвинутые капюшоны мешали разглядеть лица, но если эти двое — действительно Эргоран и его брат Элгахар, то кое-кто из властителей, плетущих нити заговоров, сегодня может потерпеть неудачу.

Когда семейство Ксакатекас приступило к исполнению положенных поклонов, Мара, напутствуемая Накойей, взошла на возвышение. Пока она поднималась по ступеням, у подножия лестницы уже остановились следующие за ней Камацу из рода Шиндзаваи и его сын. Но вот Ксакатекасы отошли, и Мара оказалась лицом к лицу с Альмеко и с хозяином дома, Джингу Минванаби.

Оба Всемогущих располагались по одну сторону от Альмеко; особый ранг магов ставил их вне любых церемониальных правил. Но, выпрямившись после поклона, Мара успела перехватить проницательный взгляд одного из них и распознала под черным капюшоном крючковатый нос и тонкие губы Эргорана.

Как бы помогая Маре подняться. Имперский Стратег взял ее за руку; летучая искра сарказма промелькнула в его улыбке, когда в ответ на ритуальное приветствие властительницы Акомы он милостиво склонил голову. Очевидно, Альмеко не забыл их последнюю встречу, когда она покорно повторила слова Бантокапи насчет ночлега в хлеву у нидр. Этикет не позволял ему касаться этой темы, ибо ритуальное самоубийство сняло пятно с чести Акомы. Но ничто не препятствовало Стратегу завести с Марой беседу и направить ее в такое русло, чтобы гостье пришлось несладко.

— Госпожа Мара, какая приятная неожиданность! Я чрезвычайно рад удостовериться, что ты унаследовала доблесть твоего отца, иначе ты не решилась бы сунуться в это змеиное гнездо.

Все еще держа Мару за руку и поглаживая ее с показной отеческой заботой, он обернулся к властителю Минванаби. Хозяин дома стоял, пытаясь подавить раздражение, не меньше Мары пораженный последним замечанием Альмеко. А тот не унимался:

— Джингу, ты же не собираешься омрачить кровопролитием празднование моего дня рождения, правда?

Властитель Минванаби побагровел и забормотал что-то невразумительное, но Альмеко прервал его. Вновь обратившись к Маре, Стратег посоветовал:

— Ты только не позволяй своему телохранителю слишком крепко спать у твоей двери, госпожа. Если Джингу вздумает убить тебя без соблюдения правил приличия, то я буду чрезвычайно зол на него. И он это знает. — Стратег покосился на могущественного союзника. — Не говоря уже о том, что он поручился за безопасность всех гостей, и, следовательно, ничего не выгадает от твоей погибели, раз ему придется поплатиться за это собственной жизнью.

Виновник торжества от души рассмеялся. И Мара поняла, что Великая Игра была для этого человека поистине только игрой. Если бы Джингу мог убить правительницу Акомы таким способом, который позволил бы ему полностью снять с себя ответственность за это злодеяние, то Альмеко не только не стал бы негодовать, но мысленно рукоплескал бы властителю Минванаби за искусство заметать следы. И даже если бы Джингу потерпел неудачу, для Альмеко все эти события послужили бы просто занимательным развлечением. Мару бросило в жар. Сохранять безмятежный вид становилось все труднее. И в этот момент стоявший в двух шагах от нее второй сын властителя Шиндзаваи что-то прошептал отцу. Глаза Альмеко сузились; заметив мертвенную бледность лица Мары, он с наигранным сочувствием пожал ее руку:

— Не огорчайся, птичка: Джингу может удивить нас всех примерным поведением. — С широкой ухмылкой Альмеко добавил:

— Конечно, сейчас соотношение сил не в твою пользу, но все же шансы дожить до конца празднества у тебя есть, хотя они действительно невелики.

Он не выказывал намерения отпустить Мару и явно собирался еще позабавиться на ее счет; но тут раздался вежливый голос:

— Господин Альмеко… — вступил в разговор Камацу из Шиндзаваи. Искушенный жизнью, проведенной среди дворцовых интриг, бывший полководец клана Каназаваи переменил предмет разговора с изяществом, на которое вряд ли был способен кто-либо еще из присутствующих:

— Всего лишь несколько минут тому назад госпожа Мара напомнила, что во время ее свадьбы у меня не было благоприятной возможности представить тебе моего младшего сына.

Воспользовавшись тем, что обращение Камацу отвлекло от нее внимание Альмеко, Мара сумела высвободить пальцы из захвата Стратега. Она отступила на полшага влево; такое же движение без малейшей задержки сделал и Камацу. Имперскому Стратегу оставалось только одно: примириться с мыслью, что перед ним стоит уже не Мара, а властитель Шиндзаваи. Статный юноша сопровождал отца. Камацу улыбнулся и проговорил:

— Позволь представить тебе моего второго сына, Хокану. — Альмеко нахмурился; маска благодушия едва не упала с его лица. Он повернул голову к молодому Хокану, но пренебрежительное замечание, на какие он обычно не скупился, не успело слететь с его губ. Как ни в чем не бывало, Камацу продолжил:

— Его старшего брата Касами ты, несомненно, помнишь, Альмеко: он военачальник второй армии клана Каназаваи в твоем войске.

В словах Камацу придраться было не к чему; пришлось Стратегу взять себя в руки и пробормотать что-то благосклонное.

Другие семьи уже стояли на лестнице, ожидая, пока настанет их черед приветствовать Стратега; чтобы дать им возможность подняться на возвышение, отец и сын Шиндзаваи еще на шаг продвинулись вперед. Альмеко еще раз перевел взгляд на Мару, но Камацу завершил эту часть церемонии словами:

— Мы не станем больше отнимать твое время, господин: здесь многие желают тебя приветствовать. Да озарят боги улыбкой праздник твоего дня рождения. ; Следующая семья поднялась на возвышение, и Стратегу пришлось принять очередную порцию поклонов и приветствий. Тем временем Мара успела снова взять себя в руки. Она мысленно возблагодарила богов за то, что они вернули ей разум, и, обернувшись к властителю Шиндзаваи, наклонила голову в знак искренней признательности. Камацу уже удалялся прочь от очереди гостей, но ответил ей легкие кивком.

В его манере держаться Мара уловила то, чего не видела ни в ком с того самого момента, как вступила в пределы владений Минванаби, а именно — сочувствие. Возможно, властитель Шиндзаваи не числился среди ее союзников, но ясно показал, что не является и врагом. Он многим рисковал, когда прервал злую забаву Стратега, и сделал это весьма дерзко.

Сын не сразу последовал за отцом, и Мара заметила, что за ней следят его темные глаза. Она ответила на этот взгляд чуть заметной улыбкой, но не рискнула выразить свою благодарность словами, чтобы не дать властителю Минванаби повода вообразить, будто Акома и Шиндзаваи заключили против него союз.

Накойя настойчиво тянула госпожу за рукав, пытаясь поскорее увести ее в безопасный уголок.

— Нужно уносить отсюда ноги, Мараанни, — заклинала ее первая советница, воспользовавшись минуткой, когда Папевайо расположился между своей госпожой и прочими гостями, загородив собой Мару и Накойю от посторонних взглядов. — Здесь у тебя нет ни одного союзника, а Стратег делает из Акомы посмешище. Если ты останешься — лишишься жизни, а Кейоку придется воевать, спасая Айяки. Лучше уж снести позор бегства, чем рисковать потерей натами.

Мара опустилась на вышитую подушку, борясь со слабостью:

— Сейчас нам нельзя покидать этот дом.

— Дитя мое, это необходимо! — Никогда еще старая женщина не была так близка к тому, чтобы публично выказать страх. Опустившись на пол около хозяйки, она не прекращала попыток:

— На карту поставлено будущее Акомы!

Мара ласково похлопала по руке первой советницы:

— Мать моего сердца, нам не избежать этого испытания. И дело не только в том, что у нас на руках совсем не останется сильных карт и мы не сможем стать ничем иным, кроме как мишенью для шуточек Альмеко; но я сомневаюсь, дадут ли нам уйти отсюда живыми. Если нам даже удастся как-нибудь перелететь через границы Минванаби, мы окажемся легкой добычей для ряженых «бандитов», без всякого риска для Джингу. Но здесь, где он поручился за безопасность гостей, у нас есть шанс уцелеть.

— Не рассчитывай на это, госпожа, — угрюмо вымолвила Накойя. — Если Джингу из Минванаби позволил дочери Седзу прибыть сюда, значит, он и мысли не допускает, что у нее остается хоть один шанс спастись. Для тебя это место подобно гнезду из ядовитых колючек, наполненному сотней смертельных ловушек. Даже с помощью богов ты не сможешь их избежать.

Мара выпрямилась с гневным блеском в глазах:

— Ты все еще считаешь меня девочкой, почтенная матушка. Это ошибка. Ни угрозы Джингу, ни даже глумление Имперского Стратега не заставят меня поступиться честью предков. Не знаю как — с помощью хитрости или политического расчета, — но мы ускользнем из этой западни и отпразднуем победу.

Хотя в глубине души Мару терзал такой же страх, как и Накойю, она умудрилась произнести эти слова самым уверенным тоном, и старая няня слегка успокоилась. Все это время Хокану из Шиндзаваи, стоявший в другом конце зала, любовался гордой осанкой Мары из Акомы. Его восхищала ее смелость, которой трудно было ожидать от столь молодой женщины. Если Минванаби желал ее смерти, то его заговор должен быть продуман весьма тщательно, ибо эта властительница была истинной дочерью своего отца.

***

Послеполуденные часы тянулись томительно долго. Вниманию гостей были предложены выступления музыкантов и акробатов, а также одноактный фарс в стиле Сегуми. Однако даже в присутствии Всемогущих любовь цуранской знати к изящным искусствам не могла полностью возобладать над азартом политических игр.

Недавно стало известно, что позиции имперского войска в варварском мире оказались чрезмерно растянутыми. Это ставило Стратега в весьма затруднительное положение, чем и надеялись воспользоваться в своих интересах некоторые властители.

Врата между двумя мирами — Келеваном и Мидкемией — открывались и закрывались исключительно по воле магов. И теперь, когда двое из них сидели посреди гостей, подобные духам полуночи, даже самые отважные из властителей не решались добиваться поддержки своим замыслам.

Многие не скрывали досады на то, что на празднестве, устроенном в честь дня рождения Альмеко, виновник торжества так назойливо выставляет напоказ свои связи с Всемогущими.

Когда занавес упал и актеры в последний раз поклонились публике, на деревянный помост, установленный для спектакля, шагнул Десио Минванаби. Подняв руки, он призвал всех к молчанию, и шепотки в зале прекратились. Десио опустил руки с нарядными кружевными манжетами на рукавах и возвестил:

— Разведчики Минванаби принесли весть об опасных беспорядках на реке. С севера явилась банда речных пиратов; вблизи от границы нашего поместья разграблены и сожжены две барки.

Ропот наполнил зал, затем он утих, и наследник Минванаби добавил:

— Властитель Джингу слышал требование Имперского Стратега, чтобы празднование его дня рождения не было омрачено кровопролитием. Во избежание подобной беды отец распорядился поднять цепь, расположенную ниже по течению от молитвенных ворот, и перекрыть таким образом выход из озера. Любое судно, которое попытается проникнуть к нам со стороны реки, будет уничтожено, как только окажется на виду! Если же кто-либо из гостей пожелает отбыть с празднества, не дожидаясь его окончания, то необходимо заблаговременно предупредить нас об этом, и воины караула получат приказ пропустить их.

Десио завершил речь почтительным поклоном и выразительной улыбкой, предназначенной исключительно для властительницы Акомы.

Потом его сменили на подмостках акробаты, и праздник покатился своим чередом.

Маре удалось сдержать негодование, которое вызвало у нее последнее изобретение Минванаби. Он не только сумел повернуть все таким образом, что любая попытка покинуть его поместье окажется равносильной публичному признанию в трусости, но и обзавелся превосходным оправданием на тот случай, если его гостя случайно прирежут на реке неведомые злодеи; сам же он останется совершенно чист. Без ведома Минванаби нельзя было даже послать гонца в поместье Акомы.

Мара взглянула на Папевайо, и его глаза сказали ей, что он все понял: даже Кейока невозможно ни о чем предупредить. Сейчас ставки в игре стали гораздо выше, чем мог предвидеть любой из ее советников. Если она погибнет, то, скорей всего, нападение на Айяки произойдет раньше, чем весть о ее кончине достигнет пределов Акомы.

Старый друг властителя Седзу, Патаки из Сиды, проходил мимо ее стола и вежливо поклонился. Тихим голосом, который могли услышать только Мара и Накойя, он сказал:

— Ты поступишь благоразумно, если отошлешь своего телохранителя отдохнуть.

— Это мудрый совет, господин. — Она улыбнулась, стараясь скрыть усталость. — Но я уже предлагала ему именно это, а Папевайо говорит, что ему не хочется спать.

Престарелый властитель кивнул, сознавая, как и все они, что преданность воина не будет лишней.

— Будь начеку, дочь Седзу, — сказал Патаки. — Альмеко не питает к Джингу дружеских чувств и с удовольствием полюбовался бы крахом честолюбивых замыслов Минванаби. Но сейчас ему нужна поддержка этого семейства на полях сражений в варварском мире. Поэтому Альмеко не лишит Джингу своей милости, если тот сумеет убить тебя, не опозорив свой род. — Властитель Сиды бросил мимолетный взгляд на помост, где обедали почетные гости, и задумчиво добавил:

— Ну а уж если Джингу будет уличен в нарушении клятвенного обязательства оберегать безопасность гостей, Альмеко с еще большим наслаждением посетит церемонию ритуального самоубийства властителя Минванаби. — Патаки улыбнулся, словно они обменивались шутками. — Многие из присутствующих здесь причастны к тому, что приключилось с Акомой, госпожа. Но никто не будет действовать против тебя, кроме Минванаби. По крайней мере, ты знаешь своего врага.

С внезапной сердечностью Мара отозвалась:

— По-моему, властитель Патаки, я знаю также и одного друга.

Старик рассмеялся, словно оценил остроумный каламбур:

— Сида и Акома прекрасно ладили друг с другом на протяжении многих поколений. — Он взглянул на отведенный ему стол, за которым сидели два его внука. — Время от времени твой отец и я даже поговаривали о возможном союзе.

— С этими словами он пытливо всмотрелся ей в лицо. — Хотелось бы надеяться, что в один прекрасный день мы с тобой сможем побеседовать о таких делах. Но сейчас я должен возвратиться к своей семье. Да хранят тебя боги, госпожа.

— И да хранят они Сиду, — пожелала в ответ Мара. Накойя наклонилась поближе к хозяйке и прошептала:

— Во всяком случае, один человек здесь нашелся, подобный твоему отцу.

Мара кивнула:

— И даже от него не придется ждать поддержки, когда Джингу примется за дело.

До той поры, пока не нарушены формы приличий, полагалось следовать непреложному правилу: если слабый умирает на глазах у всех, наблюдатели не должны вмешиваться или протестовать. Минванаби нанесет удар. Единственный вопрос — когда.

***

Сумерки за открытыми окнами скрадывали береговую линию, и при свете вечерней зари озеро мерцало, словно лист серебряной чеканки. Одна за другой зажигались звезды. Тем временем рабы с факелами и кувшинами с маслом совершали свой привычный обход, зажигая лампы. Вскоре должно было совсем стемнеть; с наступлением ночи опасность возрастала. Мара проследовала в пиршественную залу вместе с прочими гостями, стараясь выглядеть так же, как они, — веселой и оживленной. Если бы ей было позволено мечтать, она сейчас мечтала бы об одном — о роли воина, чтобы сражаться в доспехах и с мечом, пока смерть не отыщет ее или ее врагов… но идти через возбужденную толпу, видеть сияющие улыбки, слышать беспечный смех, и все это время нести в сердце, не показывая виду, неизбывный давящий страх — это значило бессильно дожидаться, пока достоинство не обратится в маску, под которой скрывается безумие.

Лучшие повара Империи готовили ужин для этого вечера, но Мара не чувствовала вкуса еды, которую брала с роскошных подносов, украшенных ободками из редкого металла. Она соглашалась отведать то одно, то другое, чтобы успокоить Накойю; но в голове назойливо билась одна мысль — что Папевайо сейчас борется с одолевающим его сном. Всю прошлую ночь напролет он бессменно стоял на страже у ее дверей, и хотя боги наделили его телесной силой, острым умом и волей, не приходилось надеяться, что он сможет так же бодрствовать и еще одну ночь. При первой же возможности Мара извинилась перед любезными хозяевами и попросила разрешения удалиться на покой.

Черные тени, отбрасываемые глубокими капюшонами, не позволяли понять выражение лиц Всемогущих, но их глаза следили за Марой, когда она встала из-за стола. Сидевший справа от них Альмеко широко улыбнулся, толкнув локтем под ребро властителя Минванаби. И многие глаза с презрением следили, как властительница Акомы помогала своей престарелой первой советнице подняться на ноги.

— Желаю тебе приятных сновидений, — пробормотал Десио, наследник Минванаби, когда маленькая группа направилась к выходу в коридор.

Мара была слишком утомлена, чтобы отвечать. Но мгновением позже ей пришлось пережить еще один удар по самолюбию: властитель Экамчи, не уступив ей дорогу, протиснулся в дверной проем перед ней. Папевайо заметил, как окаменели плечи госпожи. Одна лишь мысль, что этот надутый истукан может нанести ей новое оскорбление, привела воина в ярость. И, прежде чем Мара успела сказать хоть слово, прежде чем кто-либо из гостей обратил внимание на небольшую заминку в дверях, Папевайо схватил властителя Экамчи за плечи и вытолкнул в коридор, в сторону от дверного проема.

У властителя Экамчи даже дух занялся от неожиданности. Затем его пухлые щечки возмущенно заколыхались.

— Гнев богов!.. — негодующе зашипел он. — Ты, чурбан неотесанный! Думаешь, ты можешь меня тронуть, и тебе это сойдет с рук?!

Позади него загремели оружием его телохранители, но в узком коридоре они не могли обойти расплывшуюся фигуру взбешенного властителя и, следовательно, не могли добраться до Папевайо.

Командир авангарда Акомы отнесся к угрозам с подобающей невозмутимостью:

— Если ты еще хоть раз проявишь неуважение к моей госпоже, я тебя «трону» так, что тебе будет очень больно!

Пока Экамчи брызгал слюной, его телохранители пребывали в растерянности: немедленно покарать обидчика они не могли, поскольку от него их отделяла объемистая фигура хозяина; если же попытаться обогнуть это препятствие, то нападению со стороны Папевайо мог подвергнуться сам властитель, прежде чем они успеют помешать наглецу.

— Посторонись, — решительно сказала Мара господину Экамчи, который все еще загораживал ей путь. — Даже ты, Текачи из Экамчи, не посмеешь запятнать кровопролитием празднование дня рождения Имперского Стратега.

Толстый властитель побагровел еще больше.

— Для слуги, поднявшего руку на человека моего ранга, приговор известен заранее: смертная казнь, — злобно фыркнул он.

— Разумеется, — глубокомысленно подтвердила Мара.

Папевайо приподнял свой шлем, явив миру черную повязку позора.

Властитель Экамчи побледнел и придвинулся к стене, бормоча поспешные извинения. Он не мог требовать казни уже осужденного человека и не мог отдать своим стражникам приказ напасть на Папевайо: ведь этим он только угодил бы мерзавцу, даровав ему почетную смерть от клинка.

Попав впросак и за это еще больше возненавидев Мару, Экамчи с самым надменным видом направился к пиршественному столу.

— Давай поспешим, — шепнула Мара Накойе. — Коридоры для нас небезопасны.

— А по-твоему, наши покои чем-нибудь лучше капкана? — возразила старушка, но пошла побыстрей.

Как и предполагала Мара, в уединении и тишине Накойя быстро собралась с мыслями, и ее деятельный ум заработал.

Сменив праздничный наряд на более удобное домашнее одеяние и усевшись на подушки, первая советница принялась бесстрастно поучать свою госпожу, излагая ей методы выживания в неприятельском логове.

— Ты должна расставить снаружи лампы, напротив каждой из перегородок, — настойчиво внушала Накойя. — Тогда, если убийца попытается к тебе проникнуть, ты увидишь на перегородке его тень. Зато внутри надо разместить лампы между тобой и окнами: тот, кто рыщет снаружи, не должен видеть твой силуэт.

Мара кивнула, благоразумно предоставив Накойе выговориться.

Про все эти хитрости с лампами ей когда-то рассказывал Лано, и она сразу же после приезда в Минванаби подробно растолковала одной из своих служанок, каким образом нужно расположить светильники. Вскоре яркий свет уже заливал комнату, где сидели Мара с Накойей; Папевайо занял пост у входа.

Теперь, когда все возможные меры предосторожности были приняты, пора было обратиться к другим заботами некоторыми из своих тревог Мара поделилась с первой советницей:

— Накойя, что же будет с нашими пятьюдесятью воинами в казармах? Минванаби поручился за безопасность гостей, но ведь на свиту это ручательство не распространяется! Боюсь, с ними может случиться беда.

— Не думаю, — возразила старушка с уверенностью, которая могла бы показаться неожиданной после целого дня страха и назащищенности.

Мара готова была вспылить, но сдержалась:

— Да ведь подстроить их убийство — проще простого! Достаточно поднять ложную тревогу… объявить, например, что в казармах людей косит вспышка летней горячки… достаточно лишь подозрения на эту болезнь — и трупы будут сожжены. Никто не сможет доказать, как погибли наши солдаты…

Накойя коснулась запястья Мары:

— Ты напрасно мучаешь себя, Мараанни. Минванаби не станет утруждать себя такими пустяками, как расправа с твоими воинами. Госпожа моя, все/что ему требуется, — это прикончить тебя с Айяки. И тогда каждый, кто сейчас носит зеленые доспехи Акомы, станет серым воином, не имеющим хозяина и проклятым богами. По-моему, такой исход больше по вкусу Джингу.

Первая советница замолчала и взглянула на хозяйку, желая понять ее отклик на сказанное, но глаза у той были закрыты. Тогда она заговорила снова:

— Мара, послушай меня. Кругом притаились другие опасности, и каждая — словно релли, свернувшаяся в темноте. Ты должна остерегаться Теани. — Накойя выпрямилась, всем своим видом показывая, что намерена высказаться до конца.

— Я весь день наблюдала за ней, а она глаз с тебя не спускала, стоило тебе отвернуться.

Но Мара была слишком утомлена, чтобы все время держаться настороже. Опершись на локоть, она полулежала на подушках; обрывки мыслей сменяли друг друга беспорядочной чередой, и она не пыталась управлять ими. Своим мудрым многоопытным взглядом Накойя видела, что у ее госпожи уже не осталось сил. Нельзя было допустить, чтобы она заснула: если совершится нападение, она должна быть готова погасить лампу и метнуться в угол, который заранее указал ей Папевайо. Он хотел быть уверенным, что не заденет ее ненароком, когда начнет крушить все на своем пути.

— Ты меня слышишь? — резко спросила Накойя.

— Да, мать моего сердца.

Мара слышала; но если сам Имперский Стратег усматривает в бедствиях Акомы всего лишь способ позабавиться… стоило ли беспокоиться из-за какой-то Теани?

Мысли Мары были заняты другим. Каким образом могли бы отстоять честь Акомы Лано или ее отец, властитель Седзу, окажись они в таком же положении, как она? Какой совет дали бы ей те, кого погубило предательство Минванаби? Но никакие голоса ей не отвечали. Приходилось полагаться только на собственный разум. То и дело она соскальзывала на несколько минут в беспокойную дремоту. И хотя властительница Акомы сама прекрасно понимала, что спать нельзя, сейчас она больше всего напоминала худенького испуганного ребенка. И Накойя, которая вынянчила ее на своих руках и пестовала все эти годы, отступилась. Она перестала терзать госпожу разговорами, поднялась с подушек и занялась перекладыванием вещей в дорожных сундуках.

Мара уже спала глубоким сном, когда старая няня вернулась с охапкой прозрачных шарфов и шалей в руках. Все это она сложила около ночника, поставленного в изголовье спальной циновки, — то был последний оборонительный рубеж, который она успела подготовить, прежде чем изнеможение и ее свалило с ног. Чему быть, того не миновать. Две женщины, две девушки-служанки и один смертельно усталый воин не могли рассчитывать на успех, когда им противостояли все силы дома Минванаби.

Накойя надеялась только на то, что покушение состоится с минуты на минуту, пока еще у Папевайо не притупилась бдительность и он сумеет отразить удар.

Но ночь тянулась мучительно медленно, без всяких происшествий. Старая няня клевала носом и дремала, в то время как по другую сторону от перегородки боролся со сковывающей мглой утомления воин, стоявший на своем посту. Сказывалось непосильное напряжение минувших суток; любое шевеление в саду, любые случайные очертания наводили на мысль об опасностях и засадах. Но стоило Папевайо несколько раз моргнуть, как настороживший его призрак оказывался кустом или деревцем, а то и просто игрой лунного света, когда месяц то показывался из-за облаков, то вновь скрывался за ними. Иногда верный страж задремывал, но стряхивал сонную одурь и мгновенно выпрямлялся при малейшем намеке на шум. И все-таки нападение, когда оно наконец произошло, застало его врасплох.

***

Мара очнулась от забытья, не сразу осознав, где она находится и что происходит вокруг.

— Кейла?.. — пробормотала она, назвав имя девушки, которая обычно прислуживала ей дома.

И сразу вслед за этим она вскочила в испуге, услыхав страшный звук рвущейся бумаги и треск деревянных реек. Совсем недалеко от нее раздался глухой удар от падения чьих-то тел, а потом короткий вскрик боли.

Мара скатилась с подушек, по пути налетев на Накойю. Та проснулась с пронзительным воплем, и пока Мара пыталась добраться до спасительного потайного уголка, который приготовил для нее Папевайо, Накойя задержалась там, где была. Она схватила припасенные шарфы и дрожащими руками набросила их на слабо горящий ночник. Огонь расцвел как сказочный цветок, разгоняя тьму. Мара споткнулась и ушибла ногу о боковой столик, про который и думать забыла. Из темноты по другую сторону разорванной перегородки слышались наводящие ужас звуки борьбы.

Тогда закричала и Мара.

Стеная и умоляя Лашиму о покровительстве, Мара пыталась что-нибудь разглядеть сквозь огонь и дым, клубящийся вокруг лампы. Она увидела, что Накойя подняла загоревшуюся подушку и тычет этой подушкой в продырявленную перегородку, поджигая торчащие клочья бумаги.

Языки пламени взметнулись вверх и осветили двух воинов, сцепившихся на пороге в жестоком единоборстве. Папевайо сидел верхом на распростертом во весь рост незнакомце; руки каждого были сомкнуты на горле врага. Оба были примерно одинакового роста и телосложения, но мало нашлось бы равных Папевайо по ярости в битве. Сейчас бой шел не на жизнь, а на смерть, и каждый из сражающихся стремился задушить другого. Багровые лица обоих казались масками агонии. Вглядевшись более пристально, Мара ахнула: из плечевой прорези доспехов Папевайо торчала рукоятка кинжала.

Но даже раненый, он сохранял достаточно сил, чтобы продолжать борьбу. Пальцы, сжимавшие его горло, слабели и соскальзывали. Последним рывком Папевайо поднял вверх голову убийцы и стиснул ее обеими руками, так что можно было услышать треск ломающихся костей. По телу врага пробежала последняя судорога. Папевайо разжал пальцы, и труп врага с не правдоподобно вывернутой шеей упал на пол. Во внутреннем дворе задвигались смутные тени. Накойя не стала разбираться, кто там находится, но завопила во весь голос:

— Пожар! Проснитесь! Проснитесь! В доме пожар!

Мара поняла ее замысел и тоже стала звать на помощь. В такое засушливое лето любой цуранский дом мог сгореть дотла просто от небрежного обращения с одной-единственной лампой. А пламя, заполыхавшее по милости Накойи, уже подбиралось к столбам, служившим опорами для черепичной кровли. Угрозу пожара должны были воспринять все — и сами Минванаби, и слуги, и гости. Они непременно явятся сюда… хотя, может быть, слишком поздно.

Когда огонь разгорелся ярче, Мара увидела, как Папевайо, оставшийся без меча в рукопашной схватке, оглянулся через плечо и пропал из виду, устремившись к чему-то такому, что привлекло его внимание. За этим последовали звуки, от которых у Мары кровь застыла в жилах: всхлип клинка, вспарывающего плоть, и низкий короткий стон. Она сорвалась с места, окликая Папевайо, и успела лишь увидеть, как ее почетный страж неловко повернулся и тяжело рухнул на пол. Позади него в отблеске пожара ярко высветился оранжевый плюмаж офицера гвардии Минванаби. Первый сотник Шимицу выпрямился, сжимая в руке окровавленный меч, и его глаза были глазами убийцы.

Однако Мара не кинулась бежать. За окнами появились приближающиеся огни, перегородки раздвинулись, и вбежали наспех одетые люди, разбуженные воплями Накойи.

Присутствие свидетелей спасло Маре жизнь. Остановившись лицом к лицу с убийцей Папевайо, она спросила:

— Может быть, ты пожелаешь убить и меня… на глазах у всех гостей и тем самым обречь твоего господина на смерть?

Шимицу бросил осторожный взгляд в одну сторону, а потом в другую. Отовсюду бежали люди. Пламя рвалось вверх и почти достигло крыши; многоголосый хор присоединился к крикам Накойи. Тревожная весть о пожаре быстро облетела всю усадьбу, и вскоре каждый из жителей Минванаби, способный передвигаться, должен был явиться сюда с кадками и бадьями для воды.

Возможность убить Мару была упущена. Кодекс воина не позволял Шимицу, при всей его любви к Теани, поставить куртизанку выше чести. Он поклонился и вложил в ножны оскверненный меч.

— Госпожа, я только помог твоему почетному стражу покарать вора. А если он погиб, выполняя свой долг, — значит, такова воля богов. Но тебе теперь нужно спасаться от огня!

— Вора?..

Мара чуть не задохнулась от негодования. У ее ног лежал недвижный Папевайо, и из плеча у него торчала черная рукоятка кинжала. Но такой удар никак не мог бы умертвить могучего командира авангарда; зияющая рана в груди

— вот что отняло у него жизнь.

Первые взбудораженные гости появились на месте пожара, и, не обращая более внимания на Мару, Шимицу выкрикнул приказ освободить коридоры. Пламя уже лизало угловые опоры; комнату наполнял едкий белый дым от горящего лака.

Сквозь толпу гостей проталкивалась Накойя, прижимая к груди кое-какие пожитки, в то время как две хнычущие служанки волокли подальше от огня самый большой из дорожных сундуков.

— Пойдем, дитя мое. — Накойя ухватилась за рукав госпожи, пытаясь увести ее в безопасную часть дворца. Слезы и дым жгли глаза Мары, но она не поддавалась увещеваниям Накойи и, в свою очередь, жестом подзывала прибежавших слуг Минванаби, чтобы они помогли вынести вещи. Накойя разразилась редкими богохульствами, но ее госпожа отказывалась двинуться с места. Двое слуг приняли дорожный сундук от выбившихся из сил служанок. Другие помчались спасать остаток имущества Мары. Еще двое дородных работников подхватили Накойю под руки и повели подальше от сцены разыгравшейся трагедии. Шимицу схватил Мару за край накидки:

— Тебе надо уходить, госпожа. Стены скоро упадут.

Жар от пламени становился непереносимым. Рабыводоносы доставили к месту пожара первые бадьи с водой, и работа закипела. Вода шипела на горящих бревнах, но огонь еще только подбирался к тому концу комнаты, где лежал мертвый вор. Его одежда начала гореть, уничтожая все улики вероломства, которые могли бы быть впоследствии обнаружены.

Приходилось смириться с неизбежным. Но Мара упрямо заявила:

— Я не покину этого места до тех пор, пока отсюда не вынесут тело моего командира авангарда.

Шимицу кивнул и с самым невозмутимым видом взвалил на плечи труп воина, которого только что пронзил мечом. Мара проследовала по коридорам, задыхаясь от дыма, пока убийца нес тело храброго Папевайо во внутренний двор — к ночной прохладе. Навстречу торопились слуги с полными бадьями воды, чтобы не дать господскому дому сгореть до основания, но Мара молила богов совсем о другом. Пусть сгорит дом, пусть все дотла сгорит, так чтобы Джингу почувствовал хоть малую долю той утраты, какой стала для нее смерть Папевайо.

Позднее она сможет оплакать преданного друга; но сейчас посреди толпы заспанных, встревоженных гостей стоял Джингу Минванаби, и в его глазах сверкала радость победы. Шимицу опустил тело Папевайо на холодную траву и доложил хозяину:

— Господин, один из твоих слуг оказался вором. Он вздумал воспользоваться необычным многолюдьем в доме, чтобы легче было скрыться. Я обнаружил его уже мертвым: он принял смерть от руки почетного стража властительницы Акомы, но и этот доблестный воин тоже получил смертельную рану. А вот что я нашел на теле вора.

Шимипу передал Джингу ожерелье, не отличающееся особой красотой, но изготовленное из драгоценного металла.

Джингу кивнул:

— Как видно, преступник числился среди домашней челяди и забрался к нам в покои в то время, когда все мы обедали. — С дьявольской ухмылкой он взглянул в лицо Маре. — Прискорбно, что столь достойный воин был вынужден отдать свою жизнь за безделушку.

Не было ни улики, ни свидетеля, которые помогли бы опровергнуть очевидную ложь.

Оцепенение Мары как ветром сдуло. С ледяным достоинством она склонилась перед властителем Минванаби.

— Господин, это правда: мой командир авангарда Папевайо погиб как храбрец, защищая от вора сокровища твоей жены.

Приняв такой ответ Мары за капитуляцию и признание его превосходства в Игре, властитель Минванаби не поскупился на выражения сочувствия:

— Госпожа, доблесть твоего командира авангарда, вставшего на защиту интересов моего дома, не останется незамеченной. Да будет ведомо всем, что он вел себя с высочайшим мужеством.

Мара не замедлила воспользоваться открывшейся ей возможностью:

— В таком случае воздай духу Папевайо те почести, которых он заслуживает. Пусть наградой ему станет церемония прощания, достойная принесенной им жертвы.

Делая вид, что прислушивается к возгласам, доносящимся с места пожара, Джингу размышлял, не следует ли ответить Маре отказом. Однако он успел заметить усмешку Имперского Стратега, наблюдавшего всю эту сцену из окна в противоположной стороне внутреннего двора. Альмеко понимал, что Папевайо убит, и убит не каким-то жалким вором. Однако тщательно продуманные объяснения позволяли считать, что правила приличия соблюдены; такие хитросплетения всегда забавляли Стратега. С другой стороны, поскольку сама Мара не взывала к милосердию и никаким иным способом не уклонялась от жестоких приемов Великой Игры, она была вправе рассчитывать на такую компенсацию. Подчеркнуто дружеским тоном Альмеко окликнул Джингу:

— Мой гостеприимный хозяин, металлические драгоценности твоей жены стоят во много раз больше, чем один погребальный обряд. Во имя богов, Джингу, устрой этому человеку из Акомы прощальную церемонию… со всей возможной пышностью. Этот долг чести ты обязан ему уплатить. А поскольку он погиб во время празднования моего дня рождения, двадцать Имперских Белых будут стоять в почетном карауле у погребального костра.

Джингу ответил Альмеко почтительным поклоном, и никто не заметил, какое холодное раздражение мелькнуло у него в глазах. А тем временем пламя все еще вырывалось из-под крыши одного из красивейших зданий дворца.

И Джингу уступил.

— Да будет славен Папевайо, — торжественно провозгласил он. — Завтра мы почтим его дух погребальной церемонией с соблюдением всех положенных обрядов.

Мара поклонилась и отошла к Накойе и служанкам. Под ее неотрывным взглядом Шимицу поднял тело Папевайо и передал его чужим людям, которым предстояло все приготовить для похорон. Мара с трудом сдерживала слезы. Выжить без Вайо казалось невозможным. Руки, которые сейчас безжизненно волочились по влажной траве, охраняли ее колыбель; они поддерживали Мару, когда она делала свои первые шаги, и они же спасли ей жизнь в священной роще.

А то, что властителю Джингу придется раскошелиться на похороны воина из вражеского дома, казалось ничтожной «победой», лишенной смысла.

Ярко-красная туника с кисточками и вышитыми узорами уже не будет на празднествах привлекать к себе ничьи взгляды, и сейчас казалось, что эту утрату не сумеет возместить никакой успех, достигнутый в Игре Совета.

Глава 16. ПОХОРОНЫ

Били барабаны. На церемонию похорон Папевайо гости Джингу Минванаби собрались в главном зале господского дома. Впереди всех стояла Мара, властительница Акомы, закутанная — из почтения к богу смерти — в красное покрывало. Рядом с ней возвышалась внушительная фигура ее временного почетного стража, одного из Имперских Белых. Чтобы процессия пришла в движение, Мара должна была высоко поднять вверх стебель красного тростника, который она держала в руке. Этот момент наступил, но Мара застыла в неподвижности, закрыв глаза. Никакая торжественность церемонии не могла облегчить боль, оставленную в душе усталостью и горем. Люди Акомы были воинами, и Папевайо отдал жизнь, служа своей госпоже. Такая смерть считалась почетной, но это не смягчало утраты.

Барабаны забили с новой силой. Наконец Мара подняла алый стебель и, чувствуя себя одинокой более чем когда-либо, через широкий дверной проем повела процессию, чтобы отдать последние почести тени Папевайо. За Марой шли Джингу Минванаби и Имперский Стратег, далее следовали самые могущественные семьи Империи. В молчании шествовали люди, и казалось, что померк свет дня: тучи затянули небо. Мара ступала тяжело, ее ноги словно противились движению, но с каждым ударом барабана она все же делала еще один шаг. Минувшую ночь она в безопасности спала в покоях Имперского Стратега, но этот сон скорее напоминал беспамятство, порожденное огромной усталостью, и, проснувшись, она не почувствовала себя отдохнувшей.

Редкий в этих местах северный ветер принес с собой мелкий дождь и туман. Низко нависающие клочья тумана клубились над озером и казались серыми, как камни. После стольких жарких и сухих недель влажный воздух неприятно холодил тело, и Мара поежилась. Она возблагодарила богиню мудрости за то, что Накойя не настояла на участии в похоронах. По уговору с госпожой старая женщина сослалась на нездоровье из-за того, что ночью наглоталась дыма и натерпелась страху; зато сейчас она могла хотя бы на время отбросить страх и отдохнуть на спальной циновке в покоях Альмеко.

Мара вела процессию вниз по отлогому склону к озеру, благодарная уже за то, что теперь ей следует беспокоиться только за себя и ни за кого другого. Следующие за ней парами гости были раздражены и непредсказуемы, как запертые в клетку дикие звери. Никто из них не поверил в выдумку, будто бы какой-то слуга украл драгоценности у супруги властителя Минванаби. Никто не оказался настолько беспечным, чтобы не обратить внимания на такую странность: «украденное» добро оказалось в руках у Шимицу, тогда как тело вора стало добычей огня прежде, чем кто-либо успел к нему подобраться. Ни у кого не хватило дерзости высказать вслух предположение, что Джингу мог нарушить свою торжественную клятву о безопасности гостей. Однако зерна сомнения были посеяны, и отныне следовало иметь в виду, что не только Мара и ее свита могут оказаться жертвами подобного замысла. Ни один из присутствующих властителей не позволит себе расслабиться до окончания этого сборища, ибо кое-кто мог воспользоваться витавшей в воздухе неопределенностью и нанести удары своим врагам.

Зато Имперский Стратег, по-видимому, искренне забавлялся всем этим. Заговоры и поражения соперничающих кланов доставляли ему не меньше удовольствия, чем празднества в честь дня его рождения, тем более что намеченные на сегодня увеселения из-за похорон Папевайо откладывались на завтра. Пока внимание гостеприимного хозяина, властителя Минванаби, сосредоточено на Маре из Акомы, Альмеко мог быть уверен, что Джингу не готовится к переодеванию в белые с золотом одежды… по крайней мере на этой неделе.

Хотя большинство гостей в чинной процессии хранили подобающее случаю безмолвие, Альмеко нашептывал на ухо Джингу шутливые замечания. Это ставило властителя Минванаби — с точки зрения этикета — в весьма щекотливое положение. Как ему следовало держаться? Сохранять серьезность, приличествующую скорбному характеру церемонии, или уступить игривому настроению почетного гостя и улыбаться его шуткам? А ведь эти шутки, по всей вероятности, и преподносились именно для того, чтобы смутить властителя необходимостью такого выбора.

Но Маре — в отличие от Имперского Стратега — не доставляло никакого удовлетворения неудобное положение, в котором оказался Джингу. Впереди, за причалами, виднелся узкий песчаный мыс, и там возвышался погребальный костер для того, кто был командиром авангарда Акомы.

Он лежал в парадных доспехах, с мечом на груди. Руки, сложенные поверх клинка, были связаны в запястьях алым шнурком, означающим господство смерти над плотью. На некотором расстоянии от костра застыди в строю пятьдесят воинов из кортежа Акомы. Им позволили присутствовать на похоронах, чтобы почтить тень покинувшего их командира; кроме того, из их числа Маре надлежало выбрать преемника Папевайо — воина, который будет неотлучно находиться при ней как почетный страж до конца празднества в честь Имперского Стратега. Она едва не споткнулась. Мысль о том, что на месте Вайо может быть другой, причиняла невыносимую боль, но нельзя было поддаваться слабости. Следующий ее шаг был тверд, и выбор сделан. Плащ почетного стража должен надеть Аракаси: чтобы противостоять угрозе Минванаби, ей понадобятся любые сведения, которые он сможет собрать.

Мара шагнула к костру. Она опустила красный тростник, и гости расположились на ритуальной площадке, образовав круг, в котором были оставлены небольшие проходы с востока и запада. Ровные ряды воинов Акомы застыли в изголовье; меч у каждого был обращен вниз, в землю, символизируя смерть воина.

Бой барабанов прекратился, и в наступившей тишине Мара начала поминальную речь:

— Мы собрались для того, чтобы почтить память Папевайо, сына Папендайо, внука Келсаи. Пусть знают все, стоящие здесь, что звание командираавангарда Акомы он заслужил многими подвигами.

Мара передохнула и обратилась лицом к востоку, где в небольшом проходе стоял облаченный в белые одежды жрец Чококана. На нем были широкие браслеты, сплетенные из тайзовой соломки; его присутствие символизировало жизнь. Властительница Акомы поклонилась, воздавая дань почитания этому богу, а затем приступила к изложению достойных упоминания деяний Папевайо начиная с первого дня его клятвы у натами — священного камня Акомы. Во время этого перечисления жрец сбросил мантию и предстал нагим, если не считать священных символов его служения. Ритуальным танцем он выразил почтение к сильному и доблестному воину, который сейчас лежал на погребальном костре.

Перечень заслуг Папевайо был длинным. Задолго до того как этот список подошел к концу, Маре уже приходилось прилагать немалые усилия, чтобы не позволить скорби вырваться наружу. Говорить было трудно, она запиналась, но гости не проявляли ни беспокойства, ни скуки. Жизнь, смерть и завоевание славы — таковы были, согласно кодексу чести, основные слагаемые цуранского взгляда на мир. Дела и подвиги именно этого слуги Акомы производили внушительное впечатление. Соперничество, ненависть и даже кровавые междоусобицы не простирались за пределы, очерченные смертью, и все то время, пока длился ритуальный танец, властитель Минванаби и все знатные гости в молчании отдавали должное славе покойного.

Но никакая воинская доблесть не обеспечивает бессмертия. Наконец Мара дошла до ночи, когда клинок вора прервал этот блестящий жизненный путь. Жрец Чококана замер перед костром в земном поклоне, а властительница Акомы повернулась на запад, где в таком же небольшом проходе стоял жрец, облаченный в красное. Мара поклонилась посланцу Красного Бога, и жрец, посвятивший себя служению богу смерти, сбросил плащ.

На нем была маска в виде красного черепа, так как ни один смертный не должен знать лицо смерти, пока не наступит его час приветствовать Красного Бога Туракаму. Кожа жреца также была окрашена в алый цвет, а широкие браслеты сплетены из змеиной кожи. Снова властительница возвысила голос. И поскольку теперь жизнь Мары напрямую зависела от ее способности участвовать в Великой Игре, она заставила себя довести речь до конца и выполнила это с безупречным самообладанием. Звенящим голосом она описала смерть воина и с истинно цуранским пониманием законов театра и церемониала завершила этот хвалебный гимн в честь Папевайо.

Жрец бога смерти воплощал в движениях смерть воина, прославляя его смелость, славу и честь, которые сохранятся в памяти. Завершив пантомиму, он черным ножом разрезал алый шнурок, связывавший запястья Папевайо. Время плоти ушло, и следовало освободить от уз душу для ее перехода в царство смерти.

Мара проглотила комок в горле, но ее глаза оставались сухими, а взгляд твердым. От жреца Туракаму она приняла факел, который до этого горел у основания погребального костра. Молча подняла она факел к небу, вознося молитву Лашиме, богине Внутреннего Света. Теперь настало время назвать преемника Папевайо — человека, который примет на себя его обязанности, с тем чтобы душу умершего не тяготил долг перед смертными. В печали прошествовала Мара к изголовью костра и дрожащими пальцами прикрепила тростниковый стебель к шлему воина. Затем отстегнула офицерский плюмаж и обернулась к застывшим рядам солдат Акомы, замыкавшим кольцо с севера.

— Аракаси, — позвала она, и хотя это было произнесено почти шепотом, мастер тайного знания услышал свое имя.

Он вышел вперед и склонился в поклоне.

— Молю богов, чтобы мой выбор оказался мудрым, — тихо сказала Мара, передавая в его руки факел и плюмаж.

Аракаси выпрямился и пристально взглянул на нее темными загадочными глазами, а потом повернулся и громко выкрикнул имя своего товарища по оружию, Папевайо. Жрец Чококана снова вошел в круг, держа тростниковую клетку с белой птицей тирик, символом духовного возрождения. Языки пламени коснулись поленьев, уложенных под мускулистым телом Папевайо, и жрец ножом рассек тростниковые стенки клетки. Мара смотрела, и глаза ее затуманились, когда белая птица взмыла в небо и исчезла в пелене дождя.

Огонь шипел, дерево трещало и влажно чадило. Из уважения к покойному гости постояли еще некоторое время, а затем потянулись назад, к господскому дому. Мара осталась вместе со своими пятьюдесятью воинами и новым почетным стражем, ожидая, когда догорит костер и жрецы Чококана и Туракаму соберут пепел Папевайо. Пепел запечатают в урну и захоронят в Акоме, под стеной, окружающей Поляну Созерцания, — последняя из заслуженных им почестей. На время Мара осталась наедине с Аракаси, вдали от испытующих глаз гостей.

— Ты не привела с собой Накойю, — проговорил он, и его голос был едва слышен из-за треска костра. — Ты поступила мудро, госпожа.

Он точно выбрал слова, которые были нужны, чтобы вывести ее из горестного оцепенения. Мара сразу насторожилась и пытливо посмотрела на мастера тайного знания, стараясь определить, чем вызвана нота сарказма, которая послышалась в его тоне.

— Накойя осталась в доме; она больна. — Мара помолчала. Когда ответа не последовало, она добавила:

— Мы присоединимся к ней не позже чем через час. Как по-твоему, ты сможешь сделать так, чтобы мы остались в живых до вечера?

Остаток дня следовало посвятить размышлениям и воспоминаниям о Папевайо. Однако Мара понимала: как только гости покинут мыс с полыхающим погребальным костром, они снова займутся постоянными интригами Игры; а Аракаси, хотя и великий знаток своего дела, не очень-то хорошо умеет управляться с мечом. Он понял скрытый смысл сказанного и чуть заметно улыбнулся:

— Воистину мудро, госпожа.

И по его тону, в котором прозвучало облегчение, она поняла, чего он опасался. Он думал, что Мара намеревалась бежать от Минванаби сейчас, пока она была вместе со своими солдатами.

Ради успеха такого замысла Накойя согласилась бы остаться, она бы пожертвовала собой, лишь бы ввести в заблуждение Минванаби, лишь бы он не разгадал планов ее госпожи: вырваться на свободу и бежать домой. Снова Мара проглотила комок в горле, снова горе обожгло душу. Эта старая женщина без колебаний пошла бы на такую уловку, покинутая в доме врагов… гамбит, обеспечивающий продолжение рода Акомы.

— Достаточно того, что в жертву принесли Папевайо, — довольно резко сказала Мара, давая понять, что не допускала и мысли о побеге.

Мастер тайного знания коротко кивнул:

— Правильно. Тебе все равно не удалось бы остаться в живых. Минванаби окружил свои владения войсками как бы для защиты гостей. Но за вином и игрой в кости его солдаты говорят о том, что за границами этих владений стоят и другие отряды, изображая банды разбойников и грабителей, хотя их истинная цель — захватить властительницу Акомы.

Глаза Мары расширились от удивления:

— Откуда тебе это известно? Или ты позаимствовал у них оранжевую тунику и смешался с врагами?

Аракаси коротко засмеялся:

— Не совсем так, госпожа. У меня есть осведомители. — Он смотрел на свою хозяйку, изучая ее лицо, лишь слегка разрумянившееся от жара костра. Глаза, хотя и испуганные, выражали решимость. — Если мы остаемся и собираемся побороться с властителем Минванаби, то я хотел бы тебе кое-что сообщить.

В тоне Мары прозвучали нотки торжества.

— Мой верный Аракаси, я выбрала тебя, потому что верю: твоя ненависть к властителю Минванаби не уступает моей. Мы хорошо понимаем друг друга. Теперь скажи мне все, что тебе известно, если твои знания помогут мне посрамить человека, который погубил и мою семью, и воина, самого близкого моему сердцу.

Аракаси не задержался с ответом:

— В его домашнем окружении есть слабое звено: в гнезде прячется змея, о которой он не подозревает. Мне стало известно, что Теани — шпионка Анасати.

У Мары от неожиданности перехватило дыхание.

— Теани?!

Наконец до нее дошел смысл сказанного, и ей стало холодно не только от моросящего дождя. Ведь Накойя все время твердила: прекрасная куртизанка куда более опасна, чем предполагала властительница Акомы. Мара отмахивалась от предостережений советницы, и эта ошибка могла погубить все, что она стремилась осуществить. В круг приближенных властителя Минванаби затесалась женщина, которая не станет горевать, если за смерть Мары господину Джингу придется поплатиться собственной жизнью и честью.

В самом деле, Текума был бы вполне доволен таким исходом. Ведь он бы достиг сразу двух целей: отомстить самой Маре за смерть Бантокапи и избавиться от Минванаби — человека, который представлял наибольшую опасность для маленького Айяки.

Не теряя времени на самобичевание, Мара немедленно стала прикидывать в уме, каким образом можно использовать эти сведения.

— А еще что тебе известно о Теани?

— Эту новость я узнал совсем недавно. Донесение получено прошлой ночью. — Аракаси приподнял плюмаж и укрепил его на своем шлеме, для чего наклонил голову, и очень тихо произнес:

— Мне известно, что эта куртизанка одаривает своей благосклонностью одного из высших офицеров. Властитель Минванаби это подозревает, хотя доказательств у него нет. Женщин у Джингу много, но она его фаворитка. Он не может долго обходиться без… ее талантов.

Мара смотрела на погребальный костер; память вдруг вернула ее в хаос пламени и тьмы, когда не остывший еще труп Вайо лежал у ее ног во внутреннем дворе дома. Властителя Минванаби сопровождала Теани. Джингу долго разыгрывал удивление, но его наложницу явно поразило присутствие Мары. Джингу тогда перемолвился несколькими словами с Шимицу, который несомненно был палачом Вайо, а Теани смотрела на командира авангарда Минванаби с уничтожающим презрением. Но отвращение распутной женщины к бравому офицеру не могло показаться чем-то заслуживающим внимания в тот момент, когда Мара до глубины души была потрясена гибелью Папевайо. Теперь это воспоминание тем более приобретало особый смысл, потому что недовольство Теани, по-видимому, повергло Шимицу в уныние.

— Как звать любовника Теани? — спросила Мара.

Аракаси покачал головой:

— Не знаю, госпожа. Но как только мы окажемся в господском доме, я пошлю моего человека это узнать.

Пламя охватило тело Папевайо, и Мара отвернулась. Смотреть было слишком больно. Но беседа продолжалась.

— Держу пари на весь урожай нынешнего года, что это Шимицу.

Аракаси кивнул в знак согласия, а лицо выражало сочувствие и понимание, словно речь шла о доблести покойного.

— Не стану спорить, госпожа; наиболее вероятно, что это он.

Наконец загорелось и пропитанное маслом дерево под телом Папевайо, и взметнувшееся к небу пламя стало достаточно жарким для того, чтобы обратить в прах даже кости и кожаные доспехи. Когда костер остынет, останется только пепел.

— Вайо, — тихо проговорила Мара. — Ты будешь отомщен, так же как мои отец и брат.

Пока небеса изливались мелким холодным дождем, огонь уничтожал бренную оболочку того, кто при жизни был преданным другом и самым могучим воином из всех, кого она знала. Мара ждала, но уже не чувствовала холода: в голове зарождался новый замысел.

***

После похорон Мара вернулась в покои Имперского Стратега, промокшая до костей. С ее почетного стража на натертый воском деревянный пол тоже стекали капли. Они обнаружили, что Накойя уже поднялась со своей циновки. Старая женщина приказала двум служанкам прекратить возню вокруг сундуков и немедленно позаботиться о госпоже.

Властительница Акомы отмахнулась от услуг служанок и велела им вернуться к сундукам. Понимая состояние Накойи, она тем не менее считала, что не стоит спешить с переодеванием и наведением красоты. Сейчас она больше всего нуждалась в безопасности покоев Имперского Стратега.

Мара сохраняла молчание до тех пор, пока не распустила свои мокрые волосы. Затем кивнула Аракаси, который поставил урну с останками Папевайо рядом с дорожными сундуками и подошел ближе.

— Отправляйся и найди Десио, — распорядилась Мара. — Скажи ему, что нам понадобятся слуги: пусть они проводят нас и перенесут вещи в новые покои, которые властитель Минванаби счел возможным отвести для Акомы.

Аракаси поклонился. Судя по его виду, никто бы не подумал, что этот исправный солдат хоть на волос может отступить от полученных им приказаний. Удалился он молча, уверенный, что Мара и так поймет: он найдет Десио, но направится не самой короткой дорогой. Мастер тайного знания свяжется со своими людьми и, если повезет, вернется со сведениями о Теани, которые так нужны Маре.

***

К закату небо прояснилось, дождь прекратился, и гости властителя Минванаби стали проявлять признаки беспокойства; бездействие начинало угнетать. Некоторые собирались во внутренних двориках, чтобы занять время мо-джого, азартной карточной игрой; другие в это время устраивали потешные схватки между наиболее искусными борцами из своей охраны, заключая при этом пари на большие суммы. Было понятно, что из-за недавней смерти Папевайо Мара в этом не участвовала; присутствие властителей, развлекающихся кто во что горазд, и суета множества снующих слуг, среди которых так легко было затеряться, создавали Аракаси превосходные условия для сбора нужных ему сведений.

Наблюдая за ним через слегка приоткрытую раздвижную дверь в своих новых апартаментах, Мара не. могла определить, имеются ли у Аракаси лазутчики в свите каждого из наиболее влиятельных властителей, или же артистические способности этого человека таковы, что дают ему возможность вовлекать в случайную беседу даже преданных своим хозяевам людей. Но как бы он ни добывал новости, дело свое он знал, и уже к закату солнца, когда он явился со вторым докладом, его информация о Теани была поразительно подробной.

— Ты была права, властительница. Шимицу — любовник Теани. Это точно.

С подноса, предложенного Накойей, Аракаси взял тайзовую лепешку и полоски копченого мяса нидры. Мара сочла за лучшее поужинать в своих покоях и предложила мастеру тайного знания разделить с ней трапезу.

Властительница Акомы с отсутствующим видом смотрела, как Аракаси раскладывал на лепешке мясные полоски. Ловко свернув лепешку в рулет, он принялся за еду, соблюдая при этом безупречные манеры.

— Более того, — продолжал Аракаси, зная, что Мара поймет смысл сказанного. — Командир авангарда безнадежно запутался в ее сетях. Она вертит им, как хочет, несмотря на то что его природное благородство и чувство долга этому противятся.

Тут рассказчик прервал свою трапезу.

— Прошлой ночью любовники ссорились, — сказал он и усмехнулся. — Слуга, зажигавший светильники, кое-что подслушал, счел разговор интересным и постарался снимать нагар с фитилей как можно дольше. Когда было упомянуто имя их хозяина, слуга побоялся продолжать беседу с моим агентом, но чем бы ни закончилась ссора, после этого Теани вела себя как злющая ведьма. Чтобы снова завоевать ее расположение, Шимицу, скорее всего, готов на все.

— На все? — Мара кивнула Накойе, которая подала ей влажное полотенце, чтобы обтереть лицо и руки. — Тут есть над чем подумать, правда?

Пока Аракаси подкреплялся, Мара размышляла. Шимицу предательски убил Вайо; Теани, если ее принудить, может добиться от любовника признания, что он совершил это убийство по приказу своего господина. Будучи шпионкой Анасати, Теани не была по-настоящему преданной Джингу. В этом доме только она одна не пошла бы на смерть, чтобы защитить честь Минванаби. Наконец Мара приняла решение.

— Я хочу, чтобы ты отправил Теани послание. Это можно сделать секретно?

Теперь аппетит пропал и у Аракаси:

— Если бы мне было позволено догадаться, что ты задумала, госпожа, то я сказал бы: это рискованно; нет, это чрезвычайно опасно. По моему разумению, нельзя полагаться на то, что эта блудница будет отстаивать интересы своего настоящего хозяина, властителя Анасати. Раньше ей случалось предавать своих хозяев; и у меня есть подозрения, что одного из них она убила.

Мара тоже задумалась над прошлым Теани, забитой уличной проститутки, полюбившей свою профессию и обладающей извращенным честолюбием. В прошлом эта женщина предавала своих любовников и друзей и даже убивала кое-кого из тех, кто побывал в ее постели. Вначале это делалось просто для того, чтобы выжить, но затем продолжалось из алчности и жажды власти. И хотя Мара разделяла мнение Аракаси, что на преданность Теани никто полагаться не может, сейчас это не имело значения.

— Аракаси, если ты придумаешь что-либо получше, то я с радостью приму твой план.

Ее собеседник жестом показал, что такого плана у него нет, а по его глазам она поняла, что он одобряет ее намерения.

— Прекрасно, подай мне пергамент и перо и, когда стемнеет, отправь мою записку этой женщине.

Поклонившись, Аракаси выполнил распоряжение. Он восхищался смелостью замысла Мары, но острый глаз разведчика приметил также и легкую дрожь ее руки, писавшей записку. Записку, с которой начнется попытка претворения в жизнь задуманного ею возмездия вероломному властителю Минванаби.

***

Теани расхаживала по комнате из конца в конец. Она шагала стремительно, и ветерок от развевающихся одежд заставлял трепетать пламя светильников и касался щеки Шимицу.

— Напрасно ты вызвала меня в такое время, — бросил он, но тут же пожалел о сказанном и попытался оправдаться:

— Ты же знаешь, я не могу пренебрегать своими обязанностями тебе в угоду. К тому же через час мне заступать в караул.

Хладнокровная, уверенная в своих силах, Теани была так хороша, что у него перехватило дыхание. Она знала, что ее забранные лентой волосы, в которых выделялись отдельные золотистые пряди, способны свести его с ума. А контуры грудей, видневшихся под тонкой тканью, довершали дело: служебные обязанности и воинский долг скоро покажутся ему чем-то смутным и далеким.

— Тогда отправляйся в свой караул, солдат, — сказала она.

Шимицу опустил глаза; на лбу у него блестел пот. Если уйти сейчас, то его мысли все равно будут далеки от его поста у дверей господина и властитель Минванаби с таким же успехом может обойтись и совсем без стражи. Попав в ловушку между честью и горячей, нестерпимой жаждой любви, офицер произнес:

— Уж если я здесь, скажи, зачем звала меня.

Теани опустилась на пол, как будто ее внезапно покинули силы и уверенность. На своего любовника она бросила взгляд испуганной девушки и потянулась к нему, словно ища защиты; при этом ее одежда распахнулась, и его взору представилось ровно столько ее прелестей, сколько она хотела показать.

— Шимицу, мне не к кому больше обратиться. Мара хочет моей смерти.

Она выглядела такой беззащитной и ранимой, что его сердце готово было разорваться. Рука Шимииу невольно потянулась к мечу. Как всегда, ее красота оказалась сильнее, чем долг, честь и тихий голос рассудка, который подсказывал, что ее слова могут оказаться ложью.

— Откуда тебе это известно, любовь моя?

Как бы борясь с отчаянием, Теани опустила ресницы. Шимицу снял шлем и быстро положил его на столик, а затем склонился над Теани. Обняв ее за плечи, он проговорил в надушенные волосы:

— Скажи мне.

Теани вздрогнула. Она как бы растворялась в его мощи, словно одно лишь прикосновение его рук отгоняло страх.

— Мара прислала мне записку, — с трогательным усилием произнесла красавица. — Она утверждает, что ее муж завещал мне какие-то драгоценности. Чтобы не привлекать внимание нашего господина к моим былым неблагоразумным поступкам — так она пишет, — я должна явиться к ней за этими драгоценностями сегодня же ночью, когда все заснут. Но мне-то известно, что Бантокапи не оставил мне никаких подарков. В ту ночь, когда он прощался со мной в Сулан-Ку, он уже знал, что должен вернуться в Акому и умереть. И перед тем как уйти навсегда, он сделал для моего благополучия все, что мог.

Она надула губки, как обиженная девочка, и, чтобы помочь ей стряхнуть это уныние, он ласково потрепал ее по плечу:

— Тебе ничего не грозит, дорогая. Если тебе не хочется туда идти, то и не ходи. Властительница Акомы никак не может к чему-либо тебя принудить силой.

Теани прильнула к груди Шимицу и подняла голову:

— Ты ее не знаешь, — с тем же притворным испугом прошептала Теани. — Мара умна и настолько бессердечна, что сумела подстроить гибель отца собственного ребенка! Если я откажусь от такого приглашения, то сколько мне останется жить до того, как убийца прокрадется в мою комнату и всадит мне кинжал в сердце? Шимицу, каждый день и каждый час моей жизни будут полны ужаса. Только в твоих руках я чувствую себя защищенной от жестоких интриг этой женщины.

Шимицу .похолодел.

— Но чего же ты хочешь от меня?.. — Уязвимость возлюбленной пробудила в нем желание встать на ее защиту, но нападать на Мару он не имел права: ведь его господин поручился за безопасность всех гостей. А Мара была гостьей. И Шимицу предупредил:

— Даже ради тебя я не могу предать своего властителя.

Ничуть не обескураженная, Теани подсунула руку под тунику Шимицу и принялась поглаживать пальцами его бедро.

— Я никогда бы не попросила тебя, любимый, запятнать себя убийством. Но неужели ты, воин, допустишь, чтобы твоя женщина вошла беззащитной в логово опасного зверя? Если я назначу встречу после окончания твоего дежурства, ты согласишься сопровождать меня? Допустим, Мара задумала причинить мне вред, а ты меня защитишь, тогда наш господин только поблагодарит тебя: ты ведь отправишь на тот свет его заклятого врага, и притом без всякого урона для его чести. Если же мои страхи напрасны, — она пожала плечами, словно такая возможность была более чем сомнительна, — ив послании этой лицемерки есть доля правды, так не будет ничего дурного в том, что я приду не одна.

Шимицу заметно смягчился и разомлел; ласки Теани опьяняли его, как дорогое вино. Если кто-либо из домочадцев Минванаби явится на назначенное свидание с гостьей в сопровождении своего почетного стража, никто не сочтет такую форму визита предосудительной; более того, именно этот вариант наилучшим образом соответствовал требованиям этикета. А приняв на себя обязанности почетного стража, он сможет на законном основании защищать свою спутницу, если ее жизни будет угрожать опасность.

С сердца Шимицу словно камень скатился, и он пылко поцеловал возлюбленную. Страсть, которую он вложил в этот поцелуй, яснее всяких слов сказала опытной искусительнице, что ей удалось поколебать решимость доблестного воина, и теперь, под натиском бурных чувств, он подобен тростнику, сгибаемому порывами штормового ветра. Потребуй она смерти Мары… Кто бы мог предугадать, какая сила возобладает в душе Шимицу — верность долгу перед властителем или преданность женщине, которую он сейчас сжимал в объятиях?

Теани отстранила воина с той осторожностью, с какой вкладывают в ножны смертоносное оружие. Ни намека на удовлетворение не мелькнуло во взоре куртизанки; ее глаза выражали лишь покорность судьбе и мужество, когда она подняла со столика увенчанный плюмажем шлем и вручила его Шимицу.

— Выполни свой долг перед нашим властителем, любимый. А когда твое дежурство закончится, жди меня здесь, и мы пойдем повидаться с Марой из Акомы.

Шимицу водрузил шлем на голову; перед тем как закрепить застежки, он наклонился и еще раз поцеловал Теани.

— Пусть Мара только попробует поднять на тебя руку — и ей не жить! — прошептал он и, с трудом оторвавшись от пленительных уст красавицы, быстро шагнул за порог.

Когда Шимицу растворился в сумерках, Теани потерла рукой багровые отметины, оставленные его доспехами у нее на теле во время неистовых объятий. Дикая радость светилась в ее глазах; она задула лампу, чтобы ни один случайный наблюдатель не мог разделить с ней этот миг торжества. Теперь от нее требовалось только одно — подстроить все так, чтобы Мара на нее напала… или хотя бы разыграть видимость такого нападения, если не удастся вывести из себя эту гадину. Тогда, как того требует кодекс чести воина, Шимицу будет обязан нанести удар, оберегая Теани. Ну а если в игре, которую ведут знатные господа, убийство Мары все же будет сочтено позорным деянием… Какое значение будет иметь бесчестье Минванаби для куртизанки, чья преданность принадлежит Текуме из Анасати? Подлая мужеубийца будет мертва, а ради этого триумфа можно поступиться любыми другими соображениями. ***

За перилами балкона лунный свет золотил поверхность озера. Но Мара не стала выходить на балкон, чтобы полюбоваться волшебным видом. От этого ее предостерег Аракаси, как только она перешагнула порог своих новых апартаментов. Ограждение балкона, подпорки и часть настила у краев были из очень старого, даже древнего дерева, но скрепы, соединяющие доски, разительно отличались от всего прочего — они не потемнели от времени и непогоды, как обычно темнеет древесина чикана. Кто-то позаботился подготовить все для «несчастного случая». Под балконом, тремя этажами ниже, тянулась садовая дорожка, выложенная гладкими каменными плитами. Любого упавшего с балкона ждала бы верная смерть. Если бы утром ее нашли мертвой на этих плитах, ни у кого и вопросов бы никаких не возникло, столь очевидным было бы все случившееся: просто ветхие перила подломились, когда она на них оперлась.

Ночная темнота сгущалась в коридорах и апартаментах господского дома Минванаби; мало кто из гостей бодрствовал в этот поздний час. Пристроившись на подушках подле Накойи, Мара проводила беспокойные, мучительные часы. Ей отчаянно не хватало Папевайо; томила тоска по безопасным покоям собственного дома; хотелось спать, но сон был непозволительной роскошью.

Одетая в простое платье, сняв все украшения, кроме перламутровых браслетов работы чо-джайнов, она ждала развития событий.

— Эта распутница должна бы уж появиться, — тихо произнесла она.

Накойя промолчала, но Аракаси, занявший пост у двери, выразительно пожал плечами, желая напомнить хозяйке, что поступки Теани трудно предугадать; впрочем, в записке она сообщила, что придет после полуночной смены стражи. Ночь была теплой, но Мару пробирал озноб: по существу, она осталась без охраны. Хотя Аракаси и надел доспехи почетного стража, но умение обращаться с оружием ни в коей мере не относилось к числу его талантов. С другой стороны, не будь в ее распоряжении сведений, раздобытых агентами мастера, ей вообще пришлось бы действовать вслепую, без какого бы то ни было плана. Призвав на помощь монастырскую выучку, Мара замерла в ожидании. Наконец в коридоре послышались шаги.

Она улыбнулась, довольная, что тягостному бездействию пришел конец, но улыбка тут же погасла. Помимо ожидаемого позвякивания дорогих украшений, ее слух уловил скрип доспехов и оружия: Теани прихватила за компанию воина.

Накойя сонно моргнула: тугая на ухо, она не расслышала приближения гостей по коридору. Однако она выпрямилась, перехватив взгляд, который Мара бросила на дверь; поклон Аракаси послужил красноречивым предостережением. Манеры Аракаси всегда в точности соответствовали роли, которую ему приходилось играть. В свой поклон он вложил точно отмеренную долю почтения, так что советница сумела быстро сделать правильный вывод.

— Потаскуха привела с собой почетного стража, — пробормотала она, — что ж, у нее есть такие права.

Больше Накойя ничего не добавила. Поздно было предупреждать Мару, что любое действие, которое может быть истолковано как угроза Теани, по закону считалось бы нападением на обитателя дома Минванаби. В этом случае почетный страж вправе встать на защиту наложницы Джингу; более того, это является его прямым долгом.

Хотя Мара приняла царственную позу и собрала в кулак всю свою выдержку, ей не удалось подавить легкий приступ страха, когда в дверном проеме появился воин, сопровождающий Теани. Его шлем венчал оранжевый плюмаж сотника Минванаби, и Мара узнала в нем того самого офицера, который на ее глазах вкладывал в ножны окровавленный клинок, стоя над телом убитого Папевайо.

Куртизанка, закутанная в темные шелка, семенила сзади. Пряди каштановых волос были заколоты драгоценными металлическими шпильками; на запястьях поблескивали браслеты. Когда Теани подошла к дверям, Аракаси вежливо загородил дорогу ее провожатому.

— Мы оба подождем здесь… мало ли что понадобится.

Согласно общепринятым правилам этикета, ни один вооруженный воин не имел права приближаться к его госпоже, если на то не было ее соизволения. Широким жестом Аракаси показал, что для Теани вход открыт.

Мара с каменным лицом наблюдала, как Теани отвешивает ей поклон. В движениях куртизанки угадывалась грация хищника, а в глазах — коварство и уверенность в своей силе. Натренированным взглядом Мара обшарила фигуру гостьи, но умело расположенные складки шелка не открывали глазу ровно ничего подозрительного. Если Теани и принесла с собой оружие, она его хорошо спрятала.

Внезапно осознав, что куртизанка, в свою очередь, присматривается к ней самой, Мара холодно кивнула в знак приветствия.

— Нам нужно кое-что обсудить, — она указала рукой на подушки с противоположной стороны стола.

— Нам и вправду нужно о многом поговорить. — Длинным острым ноготком Теани смахнула пылинку с манжеты платья. — Но подарки твоего покойного мужа, госпожа, не имеют к этому никакого отношения. Ты позвала меня сюда совсем по другой причине, и мне эта причина известна.

— В самом деле? — Мара постаралась продлить наступившее молчание, послав Накойю подогреть котелок с чаем из лепестков ауба. У Теани хватило выдержки, чтобы сохранить безмолвие. Мара спокойно встретила исполненный ненависти взгляд. — Вряд ли тебе известно все, что я намерена сказать.

Пока Накойя ходила за чаем, офицер, пришедший с Теани, следил за каждым движением обеих женщин. Маре не пришлось ломать голову, чем объяснить его фанатичное рвение: Аракаси подтвердил ее подозрение насчет того, что Шимицу

— любовник Теани. Воин был начеку и готов к броску, словно релли, свернувшаяся в кольцо.

Накойя поставила чашки и выложила на блюдца длинные ломтики пряной коры. Когда же она начала разливать чай, Теани заговорила:

— Надеюсь, ты не думаешь, что я и впрямь выпью хотя бы один глоток за твоим столом, властительница Акомы?

Мара только улыбнулась, словно не усмотрев никакого оскорбления в обвинении, что она способна отравить гостью.

— В прежние времена ты достаточно охотно пользовалась гостеприимством Акомы. — Мара небрежно отхлебнула напиток из своей чашки и сделала первый ход. — Я вижу, ты взяла с собой сотника Шимицу в качестве почетного стража. Это весьма удачно: то, что я намерена сказать, касается и его.

Теани не ответила, но Шимицу, стоявший у порога, заметно напрягся. Рука Аракаси легко покоилась на рукояти меча, хотя он не мог бы выстоять в поединке против настоящего воина.

Мара сосредоточила все свое внимание на прекрасной куртизанке. Тихо, так тихо, чтобы воины у дверей не могли ее расслышать, она сообщила:

— Мой почетный страж Папевайо убит прошлой ночью, но сделал это отнюдь не вор. Знай же, что Шимицу — твой почетный страж — пронзил мечом его сердце, тем самым нарушив гарантии безопасности, скрепленные клятвой властителя Минванаби.

Ветерок с озера чуть притушил пламя в лампах. Теани улыбнулась в полумраке и вдруг дала Накойе знак налить ей чаю.

— Ты не представляешь угрозы для Минванаби, госпожа Мара. — Она непринужденно, словно была здесь желанным гостем, покрошила в чашку пряную кору и отпила глоток. — Папевайо не воскреснет, чтобы уличить своего убийцу.

Теани не позаботилась понизить голос, и теперь Шимицу не спускал глаз с властительницы Акомы.

По спине Мары пробежал холодок. Ради отца, ради брата — а теперь и ради Вайо она заставила себя продолжать:

— Ты права. Зато я заявляю, что вина за его смерть лежит на твоем хозяине, а орудием ему послужил твой дружок — Шимицу. И вы оба подтвердите это под присягой… иначе Джингу придется полюбоваться, как его очаровательная наложница корчится в петле.

Теани вся подобралась. Аккуратно, не расплескав чая, она поставила чашку.

— Такими словами только детей пугать. Чего ради мой господин предаст меня позорной смерти, когда я только и делаю, что угождаю ему?

Теперь уже голос Мары прозвенел на всю комнату:

— Потому что, как мне известно, ты шпионка Текумы из Анасати.

В течение нескольких мгновений на лице наложницы отражались удивление, ужас и голый расчет. И, не давая ей времени прийти в себя, Мара завершила свой гамбит в надежде на то, что боги удачи поддержат ее ложь:

— У меня есть документы, доказывающие, что ты присягнула на верность Текуме. И если ты не выполнишь моих требований, эти документы будут отосланы властителю Минванаби.

Ястребиным немигающим взглядом Аракаси вперился в лицо Шимицу. Сначала показалось, что рослый офицер ошеломлен предательством. Затем, пока Теани пыталась найти слова, чтобы опровергнуть обвинение, Шимицу встряхнулся и медленно обнажил меч.

Куртизанка чувствовала, что путы, которыми она оплела любовника, могут вот-вот порваться, и прежде всего поспешила вновь их укрепить:

— Шимицу! Мара лжет. Она возводит на меня напраслину, чтобы заставить тебя предать нашего господина.

Шимицу заколебался. Он стоял, терзаемый сомнениями; любовь и долг боролись в его душе.

— Убей ее! — подстрекала Теани любовника. — Ради меня! Убей ее, не медли!

Но ее голос звучал как-то чересчур визгливо. Шимицу расправил плечи. Страх, сожаление, дорогой ценой обретаемая решимость — все это можно было прочесть на его лице, когда он медленно покачал головой:

— Я должен обо всем доложить властителю Джингу. Пусть он рассудит.

— Нет! — Теани вскочила на ноги. — Он повесит нас обоих, глупец!

Но подобный протест лишь подтвердил вину Теани в глазах воина. Он ринулся прочь. Аракаси поспешил за ним, и из коридора донесся шум борьбы. Мастер тайного знания Акомы честно пытался преградить дорогу Шимицу: нужно было выиграть время, чтобы Мара успела получить доказательство вероломства Минванаби по отношению к Папевайо.

Теани стремительно повернулась к Маре:

— Тебе никогда не добиться от меня того, что ты хочешь, бесполая тварь! — Она выдернула из-за пояса платья нож и, вскочив с подушек, бросилась на Мару с очевидным намерением разделаться с ней.

Мара вовремя заметила надвигающуюся опасность и сумела увернуться от бешеной атаки Теани; не причинив ей вреда, нож врезался в подушки.

Пока куртизанка высвобождала свое оружие, Мара набрала полную грудь воздуха и закричала:

— Шимицу! На помощь! Во имя чести твоего господина!

Она снова успела перекатиться в сторону, и сверкающее лезвие не достигло цели, хотя и блеснуло совсем рядом с животом Мары.

Теани выкрикнула злобное проклятие и взмахнула ножом, пытаясь перерезать горло ненавистному врагу.

Мара борцовским приемом блокировала удар, но это не могло продолжаться бесконечно. Куртизанка была выше ростом и тяжелее, да к тому же неистовый гнев удесятерил ее силы.

Катаясь по полу, ускользая и уворачиваясь, отчаянно борясь за свою жизнь, Мара сумела все же из последних сил крикнуть Накойе:

— Зови на помощь! Если я умру при свидетелях, Джингу погиб, а Айяки будет спасен!

Старая няня бросилась в коридор. Теани так и взвыла от досады. Одержимая ненавистью, она опрокинула Мару навзничь, припечатав ее к мозаичному полу. Нож медленно опускался. Хватка Мары начала ослабевать, и дрожащее лезвие, снижаясь, подбиралось все ближе и ближе к ее незащищенному горлу.

Внезапно над головой куртизанки выросла тень. В лунном свете мелькнули доспехи; сильные руки обхватили Теани сзади, рванули ее кверху и оттащили от Мары.

— Должно быть, ты и в самом деле шпионка Анасати, — с горечью произнес Шимицу. — Иначе зачем бы тебе нападать на гостью и тем самым обрекать моего господина на неискупимый позор?

Теани ответила на обвинение сверкающим взглядом, а затем, извернувшись как змея, направила нож в его сердце.

Быстро отклонившись, Шимицу принял удар клинка налокотником доспехов, так что острие лишь слегка задело кисть руки, оставив на ней ничтожную царапину. Вне себя от возмущения, потрясенный предательством возлюбленной, воин отшвырнул ее со всей силой. Теани отлетела к балкону и на свою беду угодила пяткой в направляющий желобок балконной двери. Дальше за ее спиной находился балкон; его перила четким силуэтом чернели на фоне залитой лунным сиянием поверхности озера. Пытаясь сохранить равновесие, Теани замолотила руками по воздуху — и невольно натолкнулась на ограду балкона. Резные столбики, таившие погибель для любого, кто вздумал бы на них опереться, треснули и надломились. Ужас исказил лицо куртизанки; она судорожно отпрянула от перил

— и тут начали рассыпаться в щепки ветхие доски настила. Опора уходила из-под ног Теани, и в последний миг она успела осознать: труп, который утром обнаружат на гладких плитах дорожки, будет ее собственным изуродованным телом, а не телом врага.

— Нет! — разнесся над озером крик обреченной женщины. Но не стон и не рыдание последними сорвались с ее уст. Уже падая в темноту, она успела выкрикнуть:

— Проклинаю тебя!..

И затем ее тело глухо ударилось о каменные плиты.

Мара закрыла глаза. Ошеломленный, раздавленный ужасом Шимицу все еще сжимал обнаженный меч. Женщина, которую он любил, лежала внизу мертвая.

Не меньше его потрясенная всем, что произошло, Мара первой вышла из оцепенения. Подняв на воина глаза, она дрожащим голосом спросила:

— Что случилось с моим почетным стражем?

Шимицу, казалось, не услышал ее вопроса. Он с трудом оторвался от созерцания пролома в балконной ограде и повернулся к Маре, устремив на нее тяжелый взгляд:

— Госпожа, тебе придется представить доказательства, что Теани была шпионкой Анасати.

Мара откинула с лица волосы. Она даже не сочла нужным показать, что вообще обратила внимание на угрозу, прозвучавшую в голосе воина. Для этого она была слишком истерзана всем случившимся и слишком сосредоточена на том, что стало главным делом ее жизни. Возмездие за отца, брата и Папевайо могло свершиться в самом недалеком будущем. Достаточно было лишь вырвать у Шимицу признание — ведь не надеялся же сотник скрыть печальную истину, что он был вынужден убить Теани, дабы не допустить нарушения клятвы о безопасности всех гостей без исключения. Так как первой напала наложница Джингу, его можно будет обвинить в вероломстве, поскольку властитель Минванаби громогласно объявлял, что Теани занимает в его доме привилегированное положение, и добрая половина гостей имела возможность слышать эти заверения.

Шимицу решительно шагнул вперед:

— Где твое доказательство?

Мара взглянула на него: облегчение оттого, что смерть прошла мимо, сделало ее беспечной.

— Нет у меня никакого доказательства. Теани действительно состояла шпионкой Анасати, но мои заявления о письменных свидетельствах… это был просто блеф игрока.

Шимицу быстро огляделся по сторонам, и тут на Мару вновь нахлынул страх. Она вспомнила: Накойя ушла за помощью и, что бы ни приключилось в этой комнате, некому будет об этом свидетельствовать.

— Где Аракаси? — повторила она, не в силах скрыть смятение.

Шимицу приблизился еще на шаг. Перед ней снова был не убитый горем любовник, а воин, не знающий сомнений.

— Тебе больше не нужен почетный страж, властительница Акомы.

Мара отступала, путаясь ногами в подушках.

— Слушай, воин! Неужели после всего, что здесь произошло, ты осмелишься осквернить честь своего господина таким несмываемым пятном?

Ничто не дрогнуло в лице Шимицу, пока он поднимал меч.

— А кто об этом узнает? Если я заявлю, что ты убила Теани, а я покарал тебя, как того требовал мой долг… опровергнуть мои слова будет некому.

Мара ударом ноги оттолкнула подушки. Шимицу сделал еще шаг, оттесняя ее к дорожным сундукам и отрезая все пути к спасению. Бесстрастная логика его рассуждений была способна отнять всякую надежду.

Холодея при мысли, что этот безумец действительно может осуществить свой план и тем самым даст Джингу возможность выйти сухим из воды, она попыталась отвлечь Шимицу разговорами.

— Значит, ты убил Аракаси? — спросила она недоверчиво.

Ее противник с легкостью перепрыгнул через кучу подушек, разделявшую их, но удостоил Мару ответом:

— Что поделаешь, госпожа, я должен был исполнить свой долг, а он упорно пытался мне в этом помешать.

Взлетел меч, играя лунными бликами. Обессиленная, отчаявшаяся, загнанная в угол, властительница Акомы выхватила из рукава спрятанный там кинжал.

Она замахнулась, но тренированный воин шутя отвел от себя эту угрозу: ударив мечом плашмя, он выбил из руки Мары ее жалкое оружие, и бесполезный кинжал, грохоча по полу, отлетел через всю комнату к балконным дверям.

Меч поднялся снова. Мара бросилась на пол с пронзительным воплем:

— Накойя!..

Понимая, что надеяться ей уже не на что, она лишь безмолвно молила Лашиму защитить маленького Айяки и не дать прерваться роду Акома.

Увы, старая советница не отвечала. Меч Шимицу опустился, со свистом разрезав воздух. Маре удалось увернуться; правда, она больно ударилась об угол дорожного сундука, но зато меч врезался в спальную циновку. Впрочем, отступать теперь было некуда. Тяжелые сундуки сослужили своей хозяйке дурную службу. Следующий удар меча Шимицу означал для нее верную смерть.

Но внезапно над головой врага поднялся другой меч. Знакомое оружие, но держали его явно неумелые руки. Оно прочертило в воздухе совершенно немыслимую дугу, прежде чем обрушилось на шею Шимицу. Пальцы воина разжались; меч, дрогнув, выпал из ослабевших рук, не причинив никакого вреда, если не считать дыры, пробитой в кожаной обшивке сундука.

Мара вскрикнула, когда гигант с шумом повалился на пол, задев ее плюмажем шлема. Теперь она увидела мастера тайного знания. Вложив всю силу в единственный решающий удар, верный сподвижник сам с трудом устоял на ногах и сейчас пытался обрести равновесие, пользуясь славным мечом как клюкой. При этом он еще ухитрился поклониться Маре, хотя со стороны могло показаться, что он мертвецки пьян и его просто клонит из стороны в сторону.

Из раны на голове сочилась кровь, стекая по щеке и подбородку, — как видно, то был результат удара, от которого он потерял сознание в коридоре.

— Ну и вид у тебя. Просто взглянуть страшно, — переведя дух, промолвила Мара не то с ужасом, не то с облегчением.

Мастер обтер лицо, но теперь в крови была егорука.

— Льщу себя мыслью, что так оно и есть. — На лице мастера изобразилось смутное подобие усмешки.

Мара попыталась взять себя в руки: от всего случившегося у нее кружилась голова.

— Вероятно, из всех защитников Акомы ты первый, кто не умеет отличить удар лезвием меча от удара плашмя. Боюсь, к утру Шимицу будет щеголять такими же роскошными синяками, которыми он наградил тебя.

Аракаси пожал плечами, всем своим видом выражая нечто среднее между торжеством и глубоким сожалением.

— Если бы Папевайо был жив, уж он постарался бы усовершенствовать мои боевые навыки. Что ж, вместо этого его тени придется удовольствоваться гибелью Минванаби…

Он смолк, словно в произнесенных им словах можно было угадать душевную боль, которую полагалось скрывать. Подав Маре руку, мастер помог ей подняться на ноги.

В коридоре послышались голоса. Негодующие и резкие выкрики Джингу и его сына Десио выделялись на фоне общего гула и ропота. Мара привела в порядок платье, сбившееся и перекрученное во время борьбы. Наклонившись, она выдернула меч Шимицу из крышки сундука и встретила толпу вельмож и слуг с достоинством истинной дочери Акомы.

— Что здесь случилось?..

Джингу ворвался в открытую дверь и застыл, разинув рот, при виде своего поверженного сотника. Затем он метнул свирепый взгляд в сторону властительницы Акомы:

— Вместе с тобой в мой дом вошло предательство!

Вокруг толпились любопытствующие зрители, одетые как попало: сказывалась поспешность, с которой они покинули свои спальные циновки. Мара, не обращая ни на кого внимания, с церемонной учтивостью поклонилась властителю Минванаби и положила к его ногам меч Шимицу.

— Клянусь собственной жизнью и славным именем моих предков, что не я повинна в совершенном здесь предательстве. Твоя наложница Теани пыталась убить меня, а твой воин Шимицу из-за любви к ней потерял рассудок. Мой почетный страж Аракаси был вынужден вмешаться. Он едва спас мне жизнь. Так-то отвечает Минванаби за безопасность своих гостей?

Гул возмущения наполнил комнату, но громче всех загудел голос властителя Экамчи:

— Воин не умер! Вот он очнется, и тогда сможет заявить, что хозяйка Акомы

— клятвопреступница!

Джингу раздраженно призвал к молчанию. Он сверлил Мару тусклыми холодными глазками.

— Так как внизу на плитах лежит труп моей служанки Теани, я намерен выслушать, что скажет по этому поводу офицер Шимицу.

Это было тяжелейшее оскорбление: Джингу публично выразил сомнение в правдивости слов, подтвержденных клятвой. Однако Мара не подала виду, что уязвлена. Ей не добавят чести пререкания с человеком, осужденным на бесславие, а любому из присутствующих уже было ясно: если обвинение Мары подтвердится, властитель Минванаби будет изгнан из их круга. Его честь обратится в прах, а утратив честь, он утратит и всякую возможность влиять на хитросплетения Игры Совета.

— Моя первая советница, Накойя, присутствовала здесь, когда на меня напала Теани, и сможет это засвидетельствовать. — Мара призвала на помощь все навыки самообладания, усвоенные в храме Лашимы. — Твой сотник был вынужден встать на мою защиту ради спасения чести дома Минванаби. Если бы твоя наложница не упала с балкона и не разбилась насмерть, мне пришлось бы убить ее своими руками, чтобы спастись.

Кто-то у дверей пробормотал, что, может быть, Мара говорит правду. Возмущенный Десио рванулся было в ту сторону, но властная рука отца удержала его на месте. Джингу нагло улыбнулся; у него был такой вид, как у пса, стащившего мясо, но уверенного в собственной безнаказанности.

— Госпожа Мара, если у тебя нет других свидетелей, то не стоит бросаться обвинениями. Допустим, Шимицу заявит, что на Теани напала ты, а он пришел ей на выручку; допустим, ты будешь утверждать, что все обстояло наоборот — нападала Теани, а тебя защищал Аракаси — ну и что? В этом случае у нас нет ничего, кроме слова твоей первой советницы против слова моего первого сотника. По рангу они равны, и в глазах закона их утверждения одинаково весомы. Как же мы определим, кто из них лжет?

Маре нечего было ответить. Растерянная, измученная, она понимала лишь то, что у нее нет средств отстоять истину, и от этого сознания в ней разгорался гнев. Она в упор смотрела на врага, который погубил ее отца и брата; на врага, чьи предки — поколение за поколением — несли ее предкам горе и бедствия. Ее лицо было абсолютно бесстрастным, когда она промолвила:

— Ты подвесил честь рода Минванаби на очень непрочной нити, властитель Джингу. В один прекрасный день — и этого дня не придется ждать долго — она порвется.

Джингу расхохотался во все горло — так громко, что не все расслышали легкий шум, возникший у входа в комнату. Мара бросила взгляд за спину Джингу, и то, что она увидела, мгновенно наполнило ее ликованием такой неистовой силы, что оно ощущалось почти как боль. Прокладывая себе путь сквозь плотно сбившуюся толпу, к Маре приближалась Накойя, а следом за ней шествовал Альмеко в сопровождении двух одетых в черное фигур.

Имперский Стратег обвел взглядом комнату, предоставленную Маре, созерцая учиненный здесь разгром.

— Именем богов, — со смехом воскликнул он, — что отряслось? Судя по виду, в доме бушевал ураган!

В ответ Джингу криво улыбнулся:

— Покушение, господин мой, только вот насчет того, кто на кого напал, мнения расходятся. — Он театрально пожал плечами. — Боюсь, нам никогда не докопаться до истины, поскольку первая советница Акомы — из преданности, безусловно достойной восхищения, хотя она отдана не тому, кто этого заслуживает, — будет лгать, подтверждая легенду своей хозяйки. Мы располагаем только ее словом против слова Шимицу. Думаю, этим делом и заниматься не стоит — пустая трата времени.

Альмеко возмущенно вздернул брови:

— Ах вот как? А вот я не могу считать пустой тратой времени любые усилия

— если речь идет об умалении чести… пусть даже в самой ничтожной мере. И чтобы не бросать тень на твое доброе имя — не говоря уже о том, что подобное постыдное происшествие омрачило празднование моего дня рождения, — я попрошу своих спутников помочь нам. — Он повернулся к магам, одетым в черные хламиды, и обратился к ближайшему из них:

— Элгахар, вы можете пролить свет на эту тайну?

— Конечно, господин мой, — последовал спокойный ответ. Лицо Джингу посерело, а маг продолжал:

— Нам не составит труда установить, кто лжет, а кто говорит правду.

Не скрывая злорадства, Альмеко перевел взгляд с лица Мары на лицо Джингу:

— Превосходно, — негромко сказал он. — Так давайте отделим правых от виноватых.

Глава 17. ВОЗМЕЗДИЕ

Элгахар потребовал тишины. Разговоры перешли в слабое бормотание, и постепенно в комнате, откуда Теани начала свой путь к смерти, установилось полное безмолвие. Шимицу пришел в сознание и теперь сидел на полу у ног хозяина, безучастно взирая на Всемогущего.

Мара разместилась напротив, между Накойей и Аракаси. Ее почетный страж успел стереть кровь с лица, чем и ограничились его заботы о самом себе. Кое-кто из гостей послал рабов за верхним платьем, дабы прикрыть ночные одеяния, но большинство и не подумало побеспокоиться на сей счет. Сгорая от нетерпения, все с живейшим интересом ожидали демонстрации магического искусства Всемогущего.

Поверх сломанных перил балкона в комнату светила луна. Озаренный ее медными лучами. Всемогущий потребовал:

— Освободите пространство вокруг всех тех мест, где происходили события. Никто не должен стоять на пороге.

Шаркая сандалиями по вощеному полу, собравшиеся выполнили приказание Элгахара. Имперский Стратег расположился позади властителя Минванаби, и Мара заметила, как он наклонился к Джингу и что-то ему прошептал. Тот в ответ раздвинул губы, что должно было означать небрежную улыбку, но обернулось фальшивой и напряженной гримасой. Во всей Империи ни один властитель не знал в точности, насколько велика власть тех, кто входил в Ассамблею Магов; способность Всемогущего установить истину с помощью колдовских чар, судя по всему, не доставляла особенного удовольствия властителю Минванаби. Конечно, маг с легкостью мог уличить во лжи и Мару, и тогда Акоме — конец, но Джингу тревожило другое — непредсказуемый характер Теани. В этом отчасти крылась причина его влечения к ней, но ненависть куртизанки к Маре ни для кого не была секретом.

Всемогущий встал у двери. Его темные одежды слились с тенью; лишь руки и лицо белели бледными пятнами на фоне чернильной тьмы. Когда он заговорил, его голос прозвучал так, словно донесся из запредельного мира, недоступного человеческому пониманию. Этот голос заставил одинаково съежиться всех: и невинных, и виноватых, и просто непричастных зрителей.

— Мы находимся на месте, где свершилось злодеяние, — сказал Элгахар, обращаясь к собравшимся. — Сильные страсти находят отклик в ином мире — вместилище энергии, где отображается наша реальность. Силою магии я заставлю эти отклики принять зримую форму, и вы все собственными глазами увидите, что же произошло между слугами Минванаби и его гостьей, Марой из Акомы.

Он замолчал и на краткий миг застыл в абсолютной неподвижности, скрыв лицо в тени капюшона. Затем он запрокинул голову и, жестикулируя одной рукой, начал произносить монотонные заклинания — так тихо, что даже стоявшие поблизости не могли разобрать слов. Его голос оказывал на Мару странное действие, словно некая сила проникла в глубины ее существа и завладела частицей духа. Сбоку беспокойно шевельнулся Аракаси, как будто тоже ощутил могучее притяжение магии.

В центре комнаты над грудой изодранных подушек разлилось мягкое сияние. Мара изумленно наблюдала, как на том самом месте, где она сидела в ожидании Теани, возникает ее собственный образ — прозрачный и расплывчатый. Ему сопутствовал тусклый призрак, в котором все узнали фигуру Накойи.

По комнате пробежал шепот удивления. Накойя, узрев самое себя, отвернулась, сделав знак, отгоняющий зло.

Но вот речитатив Всемогущего подошел к концу. Он воздел вверх обе руки, и светящиеся фигуры задвигались в потоке лунного света.

Сцена разворачивалась с нездешней ясностью, беззвучная и эфемерная, словно отблеск света на воде. Мара увидела, что ее призрачная копия заговорила; затем в дверях возник трепет движения. Маг не шелохнулся, даже когда сквозь его тело беспрепятственно проплыло мерцающее видение Теани, как будто он был соткан из воздуха.

Ближайшие к нему зрители в тревоге отшатнулись, и многие не удержались от возгласов. Прекрасное видение повторило путь, проделанный Теани часом раньше, и приблизилось к подушкам, лежащим напротив Мары. Бесплотные двойники обеих женщин сидели и беседовали. Мара разглядывала собственный образ, поражаясь тому, насколько спокойно она держалась перед Теани. Даже теперь, когда она созерцала эту сцену со стороны, ее сердце забилось чаще, а ладони вновь увлажнились: воспоминание о минутах мучительного смятения едва не вырвало ее из оцепенения. Однако тогда ей удалось не обнаружить своих чувств перед куртизанкой, и сейчас у зрителей, наблюдавших за результатами магических трудов Всемогущего, сложилось отчетливое впечатление, что молодая женщина, сидящая лицом к лицу с особой более низкого ранга, исключительно уверена в себе. Может быть, именно поэтому наложница Джингу поддалась на ее блеф и поверила в существование документа, подтверждающего, что она шпионила в пользу Анасати.

Вслед за этим все увидели, что Теани вызывает из коридора Шимицу. Хотя призрак не издал ни звука, слова легко читались по губам, и мгновением позже появился первый сотник. О содержании их разговора нельзя было догадаться, но выражение лица Теани внезапно изменилось: оно дышало такой звериной злобой, что некоторые гости задохнулись от удивления. Шимицу неожиданно покинул сцену действия, и все увидели, что Теани вытащила нож из рукава платья. Без всякого видимого повода она сорвалась с места и напала на призрачную Мару, нанося ножом удар за ударом. Какие бы оправдания ни приводил Джингу, теперь уже не оставалось сомнений в том, что женщина, состоявшая в услужении у Минванаби, покушалась на жизнь властительницы Акомы. А это означало, что гарантии безопасности, данные властителем Минванаби, были грубо попраны.

Впервые на памяти любого из имперских властителей Джингу выказал признаки страха: он побледнел, над верхней губой выступил пот, а тем временем перед ним продолжалось воссоздание драмы, разыгравшейся часом раньше. Сотник Шимицу вернулся в комнату и после краткой ожесточенной стычки получил рану от ножа Теани. Все зачарованно наблюдали, как он отшвырнул наложницу за порог балкона; беззвучно развалилось деревянное ограждение, а потом проломились доски настила, и Теани полетела навстречу смерти, оставив в памяти каждого лишь образ призрачного лица, искаженного ненавистью, ужасом и безумным страхом. На мгновение показалось, что в битком набитой комнате остановилась жизнь и все оцепенело. Затем некоторые гости, полагая, что драма завершилась, испуганно зашушукались. Улучив момент, Мара бросила взгляд на властителя Минванаби. Сейчас у него на лице можно было прочесть многое. Как видно, он лихорадочно искал выход из бедственного положения, в котором очутился; в маленьких глазках еще светилась слабая надежда. Ход его рассуждений был ясен: пусть даже Теани и повинна в предательстве, но ведь Шимицу убил ее и тем самым восстановил честь господина. Если бы на этом все закончилось, Джингу был бы спасен. Но на лице Всемогущего нельзя было прочесть ни осуждения, немилости. Магический клубок продолжал разматываться, и вот уже первый сотник войска Минванаби, встав в центре комнаты, принял боевую позицию и начал наступление на властительницу Акомы.

Джингу напрягся, словно над ним уже занесен меч палача. Широкая спина Шимицу загораживала Мару, так что никто в комнате на имел возможности догадаться, что именно она ему сказала. Впрочем, обоими было произнесено всего лишь несколько слов; затем меч воина поднялся и быстро опустился. Видно было, как перекатывается и уворачивается Мара, загнанная в угол между сундуками. И вот уже гости, которые оказались рядом с хозяином, начали, как бы невзначай, потихоньку отодвигаться, словно позор заразен и эту заразу можно подхватить при случайном прикосновении.

Смелое вмешательство Аракаси увенчало дело, и все присутствующие один за другим устремили на властителя Минванаби осуждающие и презрительные взоры.

В давящей тишине Элгахар пробормотал несколько фраз, и мистическое бледно-голубое сияние потухло. Преодолев наконец стеснение в груди, которое не отпускало ее с самого начала магического представления, Мара глубоко вдохнула, но все еще не могла унять дрожь от пережитого страха и неизвестности. Угроза, нависшая над ней, еще не миновала.

В глазах Имперского Стратега, стоявшего рядом с властителем Минванаби, горел дьявольский восторг. Пожав плечами, так что сверкнула богатая вышивка мантии, он отчетливо проговорил:

— Ну что ж, Джингу. По-моему, достаточно очевидно, что на твою гостью было совершено покушение. Сначала девицей, затем воином. Твои слуги весьма ревностно исполняют свой долг, не так ли?

Джингу не дрогнул. Лишь ему одному были известны чувства, которые он испытал, когда перевел взгляд с Мары на залитого кровью офицера. Так тихо, что лишь немногие, стоявшие поблизости, могли его расслышать, он спросил:

— Почему?.. Шимицу, я доверял тебе, как никому другому. Что толкнуло тебя на это?

Губы Шимицу страдальчески искривились. Уже не имело значения, какое оправдание он найдет для интриг Теани: действия самого первого сотника в любом случае обрекали его господина на смерть во искупление позора.

— Эта тварь предала нас, — просто промолвил он в ответ, так и не объяснив, относилось ли это к Маре или к Теани.

— Ты сумасшедший! — вскричал Джингу в бешенстве, так что все содрогнулось в комнате. — Тупое отродье больной суки, ты убил меня! — Не промедлив и секунды, он выхватил из-под одежды кинжал и ринулся вперед. Прежде чем кто-либо успел перехватить озверевшего Джингу, он резко полоснул кинжалом по шее Шимицу. Из перерезанных артерий фонтаном хлынула кровь. Шимицу покачнулся, еще даже не поняв, что произошло. Его руки тщетно хватали воздух, но жизнь ускользала между пальцев. Наконец он осознал, что наступил смертный час, и могучие плечи бессильно поникли. Все теперь утратило значение: предательство и ложь, обманутые мечты и любовь, отданная недостойной избраннице. Воин принял простертую к нему длань бога Туракаму почти умиротворенно и нашел в себе силы прошептать:

— Благодарю тебя, мой господин, за то что ты даровал мне смерть от клинка! — Сидеть он уже не мог и упал на спину.

Напоследок Шимицу кивнул Маре, словно салютуя властительнице Акомы в знак признания ее победы. Затем глаза его потухли, а руки, что угрожали смертью, безжизненно упали. Мертвец, распростертый у ног изысканно одетых гостей, мог послужить красноречивым символом крушения Джингу. Властитель Минванаби выбыл из Игры Совета.

Альмеко нарушил молчание:

— Это ты сгоряча, Джингу. Возможно, воин мог бы рассказать еще что-нибудь. Какая жалость!

Властитель Минванаби резко повернулся. На какое-то мгновение могло показаться, что он способен напасть на Имперского Стратега, но ярость уже выдохлась, и Джингу выронил кинжал. Альмеко вздохнул. Бесформенные фигуры Всемогущих в надвинутых на лицо капюшонах вновь заняли свои места рядом со Стратегом, а тот уже сосредоточил внимание на Десио, сыне и наследнике Минванаби.

— Поскольку рассвет считается самым подходящим временем для подобных дел, я полагаю, что следующие несколько часов ты будешь занят подготовкой ритуала искупления вины для твоего отца. Я возвращаюсь в постель. Надеюсь, когда я встану, ты сумеешь так или иначе вернуть веселье на эти жалкие руины праздника… властитель Десио.

Десио утвердительно кивнул. Не в силах вымолвить ни слова, он повел отца прочь. Казалось, Джингу впал в транс. Из него словно выкачали воздух; голос, прежде уверенный и наглый, стал почти не слышен. Он целиком ушел в себя, обратившись мысленно к предстоящему испытанию. Храбростью он никогда не отличался, но тем не менее был обязан довести до конца роль цуранского властителя. Судьба предопределила ему умереть, и нужно было любым способом найти в себе силы выполнить то, чего от него ждут. Уже переступив порог вслед за отцом, Десио бросил на властительницу Акомы последний взгляд, в котором ясно читалось предостережение. Пусть другие награждают рукоплесканиями успех Мары в Игре Совета — она пока еще не победила. Она лишь передала кровавую эстафету следующему поколению. Мара вздрогнула. Ей не надо было напоминать о том, что она все еще находится в самом средоточии могущества Минванаби.

Мысль ее работала быстро, и прежде чем наследник Минванаби сумел избавиться от тягостного для него внимания общества, Мара окликнула его:

— Господин Десио, я подверглась нападению со стороны слуг Минванаби. Я требую, чтобы завтра, когда я отправлюсь домой, меня сопровождал эскорт твоих солдат. На имя твоей семьи ляжет новое пятно позора, если оскорбленного гостя атакуют те, кто состоит у тебя на службе… или, допустим, безымянные бандиты или речные пираты.

Десио, нежданно-негаданно поставленному перед тяжкой необходимостью взвалить на свои плечи обязанности правителя, не хватило ума, чтобы ответить на требование Мары учтивым отказом. Не способный думать ни о чем, кроме отцовских мучений, и снедаемый ненавистью к властительнице, ставшей причиной катастрофы, он, тем не менее, продолжал следовать правилам приличия, к которым был приучен. Вражда между Акомой и Минванаби не затухнет, но общественное мнение требовало, чтобы урон, причиненный Маре и фамильной чести, получил хотя бы видимость возмещения. Десио коротко кивнул в знак согласия и удалился, чтобы отдаться скорбным приготовлениям к ритуальному самоубийству отца.

Постепенно все оставшиеся в комнате вышли из оцепенения. Гости зашевелились, обмениваясь впечатлениями от увиденного; изрядно помятый Аракаси помог своей госпоже подняться на ноги. Альмеко и все остальные с уважением поглядывали на властительницу Акомы: ни один из присутствующих не верил в то, что властитель Минванаби ни с того ни с сего послал слуг убить Мару. И никто не сомневался, что магия Всемогущего открыла их взорам лишь заключительный акт некоего сложного замысла Мары — завершающий ход тщательно спланированной ею партии в великой Игре Совета. Властительница Акомы совершила почти невозможное: обладая несравненно меньшими силами, чем ее противник, она сумела отомстить ему за удар, который едва не стер с лица земли ее родовое имя. Теперь каждый был готов восхищаться искусством, с каким она нанесла поражение врагу в его собственном доме.

Тем не менее там, где замешаны Минванаби, необходимо удвоить меры предосторожности, чтобы предусмотреть и пресечь любые попытки предательства. Если Мара не сделает этого — значит, она так ничему и не научилась. Тихо посовещавшись с Аракаси, она шагнула вперед. Почтительно поклонившись Имперскому Стратегу, она улыбнулась той улыбкой, которая поистине превращала ее в красавицу:

— Сожалею, господин мой, что мое невольное участие в этих кровавых событиях омрачило твой праздник.

Альмеко, которого все это не столько раздражало, сколько забавляло, бросил на Мару проницательный взгляд:

— На твои плечи, госпожа Мара, я не возлагаю никакой ответственности. По всем оставшимся долгам вскоре расплатится Джингу. Однако сдается мне, что дело на том не кончится. Даже если свежеиспеченный властитель обеспечит тебе охрану для возвращения домой… между прочим, поздравляю: это был тонкий ход… все-таки тебе предстоит столкнуться с трудностями.

Мара не поддержала разговора о грозящих ей опасностях. Вместо этого она позволила себе — со всем присущим ей обаянием — выразить сочувствие тому, кто был для Цурануани голосом самого Императора:

— Господин мой, в этом дворце совершилось слишком много печальных событий, чтобы торжество могло продолжаться с тем же блеском. Как бы ни хотелось Десио должным образом почтить тебя и твоих гостей, горе помешает возобновить увеселения в твою честь. Хотя поблизости есть и другие поместья, самый быстрый и прямой путь по реке ведет в Акому. Позволь мне в качестве компенсации предложить мой скромный дом для завершения празднеств твоего дня рождения. Если ты соблаговолишь принять мое предложение, слуги и мастера Акомы не пожалеют сил, чтобы доставить тебе удовольствие.

Тайные замыслы теснились в голове Мары. Она не преминула вспомнить о талантливых, но непризванных артистах, выступавших у нее на свадьбе. Тогда она оказала им честь своим вниманием, и в память об ее милостях они без долгих сборов охотно блеснут своим искусством, а это, в свою очередь, еще более укрепит престиж Мары, создав ей репутацию правительницы, сумевшей открыть новые таланты для развлечения Имперского Стратега. А множество достойных музыкантов и художников смогут заручиться столь нужным для них покровительством и в итоге окажутся в еще большем долгу перед Марой.

Альмеко расхохотался.

— А ты сообразительна, не так ли, птичка-невеличка? — Он прищурился. — Мне стоило бы самому присмотреться к тебе. Еще ни одна женщина никогда не носила белого с золотым, но ты… — Его взгляд утратил серьезность. — Нет, мне нравится твоя дерзость. — Он возвысил голос, обращаясь к гостям, которые медлили с уходом в надежде дождаться развязки событий. — На рассвете мы отправимся в путешествие во владения Акомы.

Он едва заметно поклонился и вышел за порог в сопровождении неизменных темных фигур магов с обоих флангов. Стоило Стратегу исчезнуть, как Мара немедленно оказалась в центре всеобщего внимания. Не покидая комнаты, где она чудом избежала смерти от рук убийц, Мара вдруг перестала быть отверженной, обреченной жертвой, чей жребий — неминуемая и скорая гибель. От знатнейших лиц Империи она принимала сейчас поздравления, похвалы и выражения почтения — все те свидетельства общественного одобрения, которые воздаются победителю, доказавшему свое право на участие в Игре Совета.

Задолго до рассвета воинский эскорт Мары был вызван из казарм Минванаби; свита заняла свои места вокруг госпожи на борту ее барки. Земля и воды еще спали во мраке, когда гребцы шестами оттолкнули судно от пристани. Слишком возбужденная событиями прошедшей ночи, чтобы даже пытаться отдохнуть, Мара стояла у поручней вместе с первой советницей и мастером тайного знания. С глубокой скорбью ощущая отсутствие Папевайо, они следили, как удаляются за кормой освещенные окна господского дома Минванаби. Пережитый ужас и неожиданный триумф оставили после себя слабость во всем теле Мары и вместе с тем — душевный подъем. Но ее мысли, как всегда, уже стремились вперед. Придется обойтись без обычных приготовлений к встрече, поскольку Имперский Стратег и все остальные гости нагрянут в поместье без предупреждения. Мара поневоле усмехнулась: Джайкен наверняка примется рвать на себе волосы, когда окажется, что на его подчиненных свалилась нежданная честь устройства празднования дня рождения Альмеко.

Рабы, сменив шесты на весла, дружно ударили ими по воде, и барка мягко покачнулась. На палубе там и сям перешептывались друг с другом солдаты, но, когда над озером запылали зарей небеса, все разговоры стихли. Позади, за кормой барки, разноцветная флотилия судов гостей покидала гостеприимные пределы владений Минванаби. При наличии такого множества благородных свидетелей Маре не приходилось опасаться нападения вражеских воинов, скрывшихся под личиной бандитов; да и в любом случае Десио едва ли был способен спланировать покушение в сумятице горя и формальностей, сопровождающих обряд самоубийства отца.

Когда над долиной поднялся золотой диск солнца, Мара и остальные знатные путешественники заметили на холме, примыкающем к Поляне Созерцания поместья Минванаби, небольшую группу солдат. Они отдавали последние почести властителю Джингу, стоя в карауле, пока тот собирался с духом, перед тем как броситься на собственный меч. Когда спустя некоторое время солдаты в оранжевых доспехах выстроились в шеренги и церемониальным шагом двинулись к поместью, Мара еле слышно вознесла богам благодарственную молитву: смертельный враг, подстроивший убийство ее отца и брата, едва не лишивший жизни ее, был мертв.

С кончиной Джингу дом Минванаби терял роль второй по могуществу силы после Имперского Стратега: Десио был молод и не наделен талантами, необходимыми политику. Мало кто считал его достойным преемником отца; те же, кто плыл сейчас на юг, во владения Акомы, в большинстве своем полагали, что наследнику предстоит сильно потрудиться, чтобы удержать от развала союзы, сколоченные его отцом, не говоря уже о наращивании мощи собственного дома. Сейчас, когда его семью ожидает неминуемый упадок, этим пожелают воспользоваться многие. Все, кто заискивал и угодничал перед Минванаби только из страха перед грозным властителем, переметнутся на сторону его врагов. Пока власть не перейдет к одному из более даровитых кузенов Десио, великая семья Минванаби вряд ли сможет рассчитывать на мало-мальский успех в Игре Совета.

Мара размышляла об этом и во время путешествия по реке, и позже, когда ее носилки, пробившись по запруженным толпой улицам Сулан-Ку, вырвались на более спокойные просторы окрестностей Акомы. Теперь, когда влиянию Минванаби в Высшем Совете пришел конец, некому было противостоять Альмеко, за исключением группы единомышленников из Партии Синего Колеса и Партии Прогресса. Рассеянно поглядывая на нарядные носилки вельмож, продвигающихся по дороге вслед за ее свитой, Мара раздумывала и о том, насколько могут измениться направления политических течений после всего случившегося. В глазах у нее засветилось подобие улыбки при мысли о мудрости Накойи, которая постаралась, чтобы хоть один раз за все время празднеств рядом с Марой за пиршественными столами оказался Хокану из Шиндзаваи. Позабавило ее и другое. Именно тогда, когда ей приходится обратиться к планам собственного замужества, в Империи начинается очередной тур схватки, в которой сойдется множество участников. Игра вступит в новую фазу, но никогда она не перестанет быть Игрой Совета.

Желая поделиться своими наблюдениями с Накойей, Мара повернулась к старой няне и обнаружила, что та задремала.

В эту минуту Аракаси произнес:

— Госпожа, впереди происходит нечто странное.

Его слова разбудили Накойю, которая уже собралась поворчать, но увидев, как напряженно вглядывается вдаль ее хозяйка, оставила свои жалобы при себе. На гребне следующего холма, где проходила граница владений Акомы, стояли по обеим сторонам дороги два воина. Слева, на земле Акомы, ждал солдат в знакомой зеленой форме гарнизона Мары. На втором солдате, стоявшем напротив, на земле, принадлежащей Империи, отчетливо виднелись красно-желтые доспехи Анасати.

— Акома! Акома! — чуть ли не в унисон закричали оба воина, как только свита и паланкин Мары оказались в поле их зрения. Носилки начали сворачивать влево. Мара тревожно оглянулась назад и поняла причину: требовалось освободить дорогу, чтобы дать возможность носилкам Имперского Стратега поравняться с ее носилками.

— Ты подготовила на редкость странный прием, властительница, — прокричал Альмеко, перекрывая топот ног.

— Господин мой, я сама теряюсь в догадках, что все это значит! — ответила захваченная врасплох Мара.

Стратег подал знак Имперским Белым, и обе свиты бок о бок поднялись на холм. На некотором расстоянии стояла другая пара воинов, а в отдалении виднелась еще и третья. Последняя, четвертая, пара часовых располагалась на вершине холма перед молитвенными вратами. По мере того как каждая пара взмахом рук подавала сигнал следующей, крик «Акома!» катился впереди возвращающихся носилок.

— С разрешения господина?.. — Мара вопрошающе склонила голову перед Альмеко.

Стратег коротким кивком выразил согласие, и властительница Акомы велела носильщикам ускорить шаг. Пока ее рабы бегом обгоняли кортеж Альмеко, Мара крепко держалась за расшитые бисером поручни; воины охраны бежали рядом. Перед ними простирались знакомые поля, тихие пастбища нидр. Нидры с детенышами были на месте, но Мара ощутила, как тревога обручем сжимает ей грудь. Насколько мог видеть глаз, поля казались безлюдными: ни крестьян, ни пастухов, ни носильщиков, ни работников с тачками. Отсутствовали даже рабы. На прогретых солнцем лугах, где надлежало не покладая рук трудиться работникам Акомы, без присмотра бродил брошенный на произвол судьбы скот.

Мара крикнула первому же солдату, мимо которого они проходили:

— Что случилось? На нас напали?

Чтобы ответить, воин побежал наравне с носилками и доложил на ходу:

— Госпожа, вчера явились войска Анасати и встали лагерем у молитвенных ворот. Военачальник Кейок приказал всем солдатам гарнизона быть наготове. Вдоль дороги он расставил посты, чтобы оповестить гарнизон о твоем возвращении или предупредить о появлении солдат Минванаби.

— Дочь моя, нужно быть настороже, — еле выговорила Накойя, у которой от тряски душа едва держалась в теле.

Однако Мара не нуждалась в предостережениях. Часовому из воинства Кейока она жестом приказала присоединиться к ее свите, а затем окликнула воина Анасати, прежде стоявшего напротив солдата Акомы, бегущего теперь вровень с носилками по противоположной стороне дороги.

Любой ответ следовало считать проявлением вежливости, потому что воины Анасати не подчинялись властительнице Акомы и не были обязаны отвечать на ее вопросы. Должно быть, этот солдат получил указание помалкивать, поскольку продолжал бежать молча, упрямо глядя перед собой. Когда свита Мары одолела последний подъем, перед ними открылась долина, пестревшая яркими цветами воинских доспехов. У Мары даже дух занялся от этого зрелища.

Более тысячи воинов Анасати в полной боевой готовности стояли перед воротами поместья. По другую сторону от низкой пограничной стены выстроилось столь же многочисленное войско Акомы под предводительством Кейока. В нескольких местах сплошные зеленые ряды прерывались блестящими черными клиньями: чо-джайны были полны решимости выполнить договор, который обязывал их поддержать союзника в случае любой угрозы покою Акомы.

Стоило показаться носилкам Мары, как долина взорвалась радостными криками: солдаты Акомы с нескрываемым энтузиазмом приветствовали свою госпожу. К несказанному удивлению Мары, их воодушевление нашло отклик и у воинства Анасати. Затем случилось такое, о чем не слыхивала даже старуха Накойя. Подобного не описывали ни сказки, ни баллады, ни былины о подлинных событиях великой Игры Совета: обе армии сломали свои ряды. Побросав оружие и на ходу расстегивая шлемы, воины рванулись к носилкам властительницы и окружили ее единой радостной толпой.

Мара от изумления потеряла дар речи. Кейок с трудом проложил себе дорогу между своими подчиненными. Толпа воинов Анасати также раздалась, и ошарашенная Мара оказалась лицом к лицу с Текумой. Властитель Анасати был облачен в доспехи своих предков — ярко-красные с желтым; рядом с ним шествовал военачальник его войска в шлеме с пышным плюмажем.

Вся эта масса вооруженных людей затихла; носильщики разом остановились. Лишь хриплый звук их дыхания отчетливо выделялся в наступившей тишине.

— Приветствую тебя, госпожа, — поклонился хозяйке Кейок.

Текума также шагнул вперед, склоняясь в вежливом поклоне; на памяти многих поколений еще ни один властитель Анасати не удостаивал таким знаком уважения главу семьи Акома.

С некоторой скованностью ответив на поклон Текумы, Мара приказала Кейоку приступить к докладу.

Подойдя ближе к носилкам, ее полководец заговорил достаточно громко, чтобы его могли слышать все.

— Вчера на рассвете, госпожа, часовые предупредили меня о приближении войска. Я поднял гарнизон и вышел сам навстречу нарушителям границы…

— Мы пока еще не нарушили границ Акомы, — перебил его Текума.

— Верно, господин, — Кейок с каменным лицом принял поправку, затем перевел взгляд на Мару и продолжал:

— Ко мне обратился властитель Анасати, выразивший желание увидеть своего внука. Поскольку ты отсутствовала, я отклонил требование допустить его в поместье вместе с «почетным эскортом».

Мара с непроницаемым лицом перевела взгляд на того, кто был дедом Айяки:

— Властитель Текума, ты взял с собой в качестве «почетного эскорта» половину гарнизона?

— Всего лишь треть, госпожа Мара, — со вздохом произнес Текума. — Остальными двумя третями командуют Халеско и Джиро… — Престарелый властитель осекся, но со свойственной ему находчивостью сумел придать невольной заминке в речи самый естественный характер, расстегнув шлем и сняв его с головы. — Мне сообщили, что тебе не суждено дожить до конца торжеств в честь Имперского Стратега. — Он снова вздохнул: делать подобное признание было крайне неприятно. — Я опасался, что так оно и произойдет, и решил явиться сюда, дабы не дать в обиду внука, на тот случай, если Джингу вздумает раз и навсегда покончить с кровной враждой между Акомой и Минванаби.

Мара понимающе приподняла брови:

— Значит, когда Кейок отклонил твои заботы о внуке, ты решил остаться и посмотреть, кто появится раньше — я или армия Джингу?

— Именно так, — пальцы Текумы стиснули шлем. — Если бы на этом холме показались солдаты Минванаби, я вошел бы в поместье для защиты моего внука.

— А я бы его остановил, — ровным голосом сообщил Кейок.

Мара одарила критическим взглядом обоих — и своего военачальника, и свекра:

— В таком случае вы сделали бы за Джингу его работу. — Она с досадой тряхнула головой. — Это моя вина. Я обязана была предусмотреть, что тревога Анасати за внука может привести к войне. Ну что ж, Текума, теперь беспокоиться не о чем. Твой внук в безопасности.

Властительница Акомы помолчала, вновь переживая чудо своего избавления.

— Джингу принял смерть… от собственной руки.

— Но… — ошеломленный Текума нахлобучил шлем на седые волосы.

— Я знаю, — перебила его Мара, — ты не получал такого донесения. Как это ни печально для Анасати, твой осведомитель тоже мертв.

От этого известия глаза Текумы превратились в щелки. Ему, несомненно, было любопытно, каким образом удалось Маре проведать о Теани, но он промолчал. Сохраняя полное спокойствие, властитель Анасати выслушал остальные новости, которые Мара сочла нужным ему сообщить:

— Текума, мы направляемся сюда, чтобы завершить празднование дня рождения Имперского Стратега. Поскольку из всех властителей на торжестве отсутствовал ты один, быть может, ты пожелаешь загладить это упущение и присоединишься к нам на оставшиеся два дня? Только, прошу тебя, пойми: я вынуждена настаивать на том, чтобы ты ограничил свой почетный эскорт, как и все остальные, пятьюдесятью воинами.

Старый властитель кивнул: наконец-то можно вздохнуть с облегчением и перейти от военных приготовлений к радостям мирной жизни. Мара коротко приказала своему почетному эскорту продолжить путь к усадьбе; Текума не сводил глаз с хрупкой фигурки невестки, испытывая чувство, близкое к восхищению.

— Я рад, Мара, что нам не довелось увидеть, как солдаты Минванаби штурмуют этот холм. — Взглянув на решительного воина, шагающего по другую сторону от носилок, он добавил:

— Твой военачальник был бы вынужден быстро податься назад, а тем временем моему отряду пришлось бы собрать все силы, чтобы удерживать Джингу на расстоянии. Наше положение было бы не из легких.

Кейок молча повернулся и рукой подал сигнал Люджану, стоявшему позади передовой линии войск Акомы. Тот, в свою очередь, передал сигнал солдату, находившемуся дальше. Видя, что Мара смотрит на него с любопытством, Кейок объяснил:

— Госпожа, переданный мною сигнал означает, что сотня чо-джайнов, ожидающих в засаде, может беспрепятственно возвращаться в родной улей. Теперь, если ты сочтешь это своевременным, я прикажу солдатам отходить.

Мара поневоле улыбнулась: Текума был явно потрясен, услышав о чо-джайнах, которые встретили бы его авангард, даже если бы ему удалось прорвать оборонительные линии Акомы.

— Кейок, позаботься о почетном карауле для встречи гостей, — велела Мара. Кейок отсалютовал и двинулся исполнять приказ, а Мара обратилась к Текуме:

— Дед моего сына, после того как ты отдашь необходимые распоряжения своим войскам, возвращайся и окажи мне честь быть моим гостем. — С этими словами она приказала носильщикам нести ее к дому.

Текума задумчиво наблюдал, как удаляются носилки. Даже ненависть к Маре, постоянно тлевшая в его сердце из-за смерти Банто, на миг сменилась восхищением. Он взглянул на дорогу, по которой приближались многочисленные гости, и порадовался в душе, что заботы об их питании, размещении и развлечениях лягут не на его плечи. Маленький хадонра — как его там, Джайкен? — наверняка в столбняк впадет, когда узнает, что от него требуется.

Однако Джайкен вовсе не собирался впадать в столбняк. Он узнал о возвращении хозяйки намного раньше дозорных: слух об этом ему передал скороход из гильдии, которого отправил со срочным донесением один из торговцев. Торговец уведомлял Джайкена о бесчисленных судах знати, пришвартованных в Сулан-Ку, среди которых выделялась бело-золотая барка Имперского Стратега. У охваченного паникой Джайкена совершенно вылетело из головы, что нужно предупредить Кейока и воинов. Вместо этого он взял в оборот всех рабов и ремесленников, ранее созванных в господский дом для защиты Айяки на тот случай, если неприятельскому войску удастся пробиться к дому; всем им Джайкен раздал работу, наказав почистить фрукты на кухне и проветрить белье. Мара со своей почетной свитой прибыла в самый разгар бешеной подготовки к приему гостей.

— Так вот, значит, где все мои полевые работники! — воскликнула властительница Акомы, как только носилки опустились во дворе дома.

Теперь можно было дать волю веселью: маленький хадонра, на едином дыхании выпаливший свой доклад, не успел разоружиться, и на нем все еще красовались собранные впопыхах и где попало части доспехов, а голову вместо шлема венчал котелок, позаимствованный им у поваров. Слуги, сновавшие по двору, имели экипировку под стать начальнику; повсюду валялись мотыги, грабли и косы, которые они намеревались использовать вместо оружия. Но Мара не успела всласть посмеяться, услышав ворчливые стенания Накойи: после всех этих переездов по воде и по суше первая советница была чуть жива и мечтала лишь о славной горячей ванне.

— Ты получишь все, чего твоя душа пожелает, мать моего сердца. Мы дома.

Впервые с тех пор как Мара отправилась в Священный Город Кентосани, у нее словно тяжелый камень свалился с плеч. Лишь сама властительница Акомы знала, какой груз давил ее все это время.

***

Освободившись наконец от нелепых доспехов и подвязывая на ходу шнурки привычной ливреи, Джайкен поспешил из господского дома на лужайки, где сооружались огромные павильоны для размещения нескольких сотен властителей, их жен, чад и домочадцев, первых советников, почетных стражей и бесчисленных слуг. Во всех покоях господского дома, где надлежало поселить Альмеко с его ближайшими родственниками и Имперскими Белыми, скоро будет негде шагнуть. Для избранной части слуг найдется пристанище в солдатских казармах, остальным придется удовольствоваться бараками и хижинами рабов. Рабам, а также свободным, но невезучим челядинцам предстояло провести три ночи под открытым небом. Мара чувствовала, как согревает ей душу преданность слуг и солдат: никто не ныл и не сетовал а ведь из-за ее внезапного возвращения все в доме пошло кувырком. Даже домашние слуги готовы были встать на защиту Айяки… хотя что могли бы они поделать со своими садовыми вилами и кухонными ножами против бывалых солдат, вооруженных до зубов? Но это отнюдь не умаляло их храбрости: такое поведение не укладывалось в рамки обычной верности, на которую вправе рассчитывать господин.

Растроганная столь явным проявлением добрых чувств, Мара поспешно переоделась и вернулась во двор, поскольку на горизонте показался во всем своем великолепии кортеж всесильного Альмеко. Имперские Белые проявили чудеса четкости и слаженности действий, когда помогали своему господину выйти из носилок. Запели трубы, загремели барабаны, тем самым возвестив оначале церемонии прибытия в резиденцию властительницы Акомы.

Мара грациозно поклонилась.

— Добро пожаловать в наш дом, господин мой. Да пребудут с тобой мир, покой и отдохновение.

Имперский Стратег, первый из вельмож Цурануани, чуть заметно поклонился в ответ.

— Благодарю. Однако не сочтешь ли ты возможным впредь обходиться меньшим количеством формальностей, чем это было заведено у… нашего предыдущего хозяина? Чествование, которое растягивается на целый день, может прискучить, а я хотел бы получить возможность поговорить с тобой наедине.

Мара вежливо кивнула и взглядом попросила первую советницу оказать гостеприимство одетым в черное магам и проводить их в отведенные им покои. Плечи старухи горделиво расправились, и со свойственной ей материнской заботливостью она приняла под свое крыло двух посланцев Ассамблеи Магов так просто и сердечно, словно всю жизнь имела дело с существами столь непостижимой природы. Мара только головой покачала, дивясь жизненной силе Накойи. Затем она позволила Альмеко взять ее за руку, и вдвоем они вступили в мирную тишину сада, где Мара любила предаваться размышлениям и созерцанию.

У входа в сад встали на часах четверо воинов: двое — в зеленых доспехах гарнизона Акомы и двое — в белой форме Имперской гвардии. Задержавшись у чаши фонтана. Стратег снял шлем, смочил водой седеющие волосы, а затем взглянул в лицо властительнице Акомы; тихо, чтобы не слышали гости и слуги, он произнес:

— Должен поздравить тебя с успехом, девочка. За последние два года ты сумела показать себя в Игре и заставила с собой считаться.

Мара взмахнула ресницами, отнюдь не уверенная в том, что правильно понимает, к чему клонит Альмеко.

— Господин, я делала лишь то, к чему обязывала меня необходимость отомстить за отца и брата и защитить свой дом от убийц.

Альмеко расхохотался, вспугнув раскатами невеселого смеха стаи мелких птичек, рассевшихся на верхушках деревьев.

— И что же такое, по-твоему. Игра, госпожа, если не искусство выжить, избавившись от своих врагов? Прочие игроки вьются вокруг Высшего Совета и хорохорятся друг перед другом, негодуя по поводу каждого союза, заключенного без их участия… Ты же тем временем не просто обезвредила второго по могуществу своего противника, но, по сути, превратила его почти в союзника, а самого сильного врага — уничтожила. Если это не мастерская победа в Игре, значит, я ничего в ней не смыслю. — Он примолк, но после недолгого колебания заговорил снова. — Этот пес Джингу слишком много возомнил о себе. Вполне допускаю, что он намеревался разделаться с тремя противниками: с тобой, с властителем Анасати, а напоследок и со мной. Выходит, мы с Текумой некоторым образом в долгу перед тобой, хотя, конечно, не забота о наших интересах побуждала тебя к действию. — Несколько мгновений Имперский Стратег испытующе вглядывался в Мару. — Прежде чем мы расстанемся, хочу тебе сообщить: я бы позволил Джингу убить тебя, если бы так распорядилась судьба. Но сейчас я рад, что жива ты, а не он. Тем не менее моя благосклонность имеет очень ограниченные пределы. Доныне ни одна женщина не щеголяла в белых с золотом одеждах, но это для меня еще недостаточное основание, чтобы считать твое честолюбие менее опасным.

— Ты чересчур льстишь мне, господин. Все мое «честолюбие» сводится к одному: я хочу видеть, что мой сын растет в мире и спокойствии, — ответила Мара, несколько ошеломленная этим признанием.

Альмеко водрузил шлем на голову и мановением руки подозвал стражу.

— Право, не знаю, — Альмеко словно размышлял вслух, — кого следует опасаться больше: одержимого честолюбца или того, кто борется за жизнь? Хотелось бы надеяться, что мы станем друзьями, властительница Акомы, но чутье подсказывает мне, что ты опасна. Поэтому давай согласимся на том, что сейчас у нас нет причин ссориться.

— И я благодарю за это богов, господин, — ответила Мара, склонившись в поклоне.

Альмеко вернул ей поклон и удалился, чтобы принять ванну. Когда Мара вышла вслед за Стратегом из сада, к ней немедленно подошел Кейок.

— Вайо?.. — выговорил он.

Мара горестно качнула головой: скорбь была общей.

— Он умер как воин, Кейок.

Лицо военачальника не выражало никаких чувств, когда он произнес:

— Никто не может требовать большего.

Прекрасно понимая, что Накойя сейчас показывает себя во всем блеске в многотрудных хлопотах размещения гостей и вполне может еще какое-то время управиться без нее, Мара предложила:

— Проводи меня, Кейок, до поляны моих предков.

Военачальник умерил шаг, подстраиваясь к шагу своей хрупкой хозяйки, и молча открыл перед ней боковую калитку. Когда они отошли от господского дома и гул голосов сменился щебетаньем птиц, Мара вздохнула:

— Нам будет нужен новый командир авангарда.

— Приказывай, госпожа, — отозвался Кейок.

Но Мара решила придержать свое мнение при себе.

— Кто лучше всего подходит для этой должности?

— Мне не по нутру говорить это, — с неожиданной горячностью ответил военачальник, — но нет никого достойнее Люджана, хотя иногда он позволяет себе возмутительное нарушение приличий. Тасидо служит дольше и лучше владеет мечом… но я не встречал офицера, равного Люджану в вопросах тактики, стратегии и руководства людьми, с тех пор… — Он поколебался, но потом решительно договорил:

— Да, с тех пор как погиб твой отец, госпожа.

Мара подняла брови:

— Настолько хорош?

Кейок улыбнулся, а это случалось столь редко, что Мара от неожиданности чуть не споткнулась и остановилась на месте.

— Да, настолько хорош. Он прирожденный вожак. Именно поэтому Папевайо так быстро привязался к шельмецу. Если бы твой командир авангарда восстал из праха, он сказал бы то же самое. А случись так, что властитель Котаи остался бы в живых, Люджан, вероятно, уже сейчас был бы командиром авангарда.

От Мары не укрылся оттенок боли, прозвучавший в голосе Кейока, и она поняла, сколь много значил Папевайо для старого служаки, любившего его, как сына. Но затем возобладали навыки цуранской самодисциплины, и верный военачальник снова стал таким, каким она знала его с детства.

Мару обрадовал выбор Кейока.

— Значит, Люджана назначаем командиром авангарда, а его место займет кто-нибудь из сотников.

Они шли под деревьями, где когда-то Папевайо, преклонив колени, просил как милости позволения умереть от собственного меча. Мара знала, что скорбь о его гибели еще долго будет сжимать ее сердце. Но сейчас она размышляла о том, что могло бы случиться, если бы она не переиначила традицию, связанную с черной повязкой осужденного. Вдоль спины пробежал холодок: на какой тонкой нити висела ее жизнь!

На этот раз неожиданно резко остановился Кейок. Впереди высилась живая изгородь, преграждающая вход на поляну, и по традиции военачальник мог сопровождать Мару только до этого места. Затем Мара заметила одинокую фигуру человека, поджидающего ее перед Поляной Созерцания, священным местом успокоения ее предков. В руках он держал хорошо знакомый красно-желтый шлем, отсвечивающий медью в свете предзакатного солнца, а ножны, висевшие на боку, были пусты.

Спокойно отпустив Кейока, Мара шагнула навстречу властителю Анасати.

Текума пришел без почетной стражи. Алые и желтые доспехи рода Анасати скрипнули в тишине, когда он поклонился, приветствуя невестку.

Мара ответила на поклон, невольно отметив про себя, что с наступлением вечера птицы на деревьях смолкли.

— Я надеялся найти тебя именно здесь. На этом месте мы разговаривали с тобой в последний раз, и мне показалось, что будет лучше всего, если мы начнем сначала на той же самой земле. — Он бросил быстрый взгляд на гомонящую толпу гостей, запрудившую двор, и снующих между ними слуг. — Я опасался, что в следующий раз, когда мне доведется ступить на эту траву, я увижу одетых в оранжевое воинов, сметающих все на своем пути, а не этих весельчаков, что сейчас явились сюда пировать и чествовать тебя.

— Они явились чествовать Имперского Стратега, — поправила Мара свекра.

Текума всматривался в лицо невестки, словно увидел его впервые.

— Нет, госпожа. Конечно, они празднуют день рождения Альмеко, но на самом деле чествуют тебя. Между нами никогда не будет душевной приязни, Мара, но вас связывает Айяки. И я осмеливаюсь считать, что мы уважаем друг друга.

Мара поклонилась Текуме ниже, чем когда-либо прежде, и с полной искренностью ответила:

— Ты не ошибаешься, Текума. Я не раскаиваюсь ни в чем, жаль только, что невинным людям пришлось страдать… — Мысли Мары обратились к отцу, брату, Папевайо и даже Бантокапи, и она добавила:

— И умереть. Все, что я сделала, совершено для блага Акомы, которая в один прекрасный день перейдет к Айяки. Надеюсь, ты понимаешь меня.

— Понимаю. — Текума собрался было уходить, но вдруг тряхнул седой головой, и за маской его невозмутимости блеснула невольная улыбка. — Представь себе, понимаю. Быть может, когда Айяки достигнет совершеннолетия и примет бразды правления, я загляну в свое сердце и обнаружу, что простил тебя.

Мара только диву давалась, какой странный оборот могут принять события в Игре Совета.

— Я рада уже тому, что по крайней мере сейчас у нас нет оснований для вражды, — ответила она.

— Вот именно, сейчас, — Текума вздохнул едва ли не с сожалением. — Кто знает, что могло бы случиться, будь ты моей дочерью, а Банто — сыном властителя Седзу.

Он надел шлем с таким видом, словно не намерен больше никогда возвращаться к этому разговору. Волосы, не заправленные под шлем должным образом, нелепо торчали у него над ушами в разные стороны; вдоль шеи болталась узорная застежка шлема, но при всем том Текума отнюдь не выглядел смешным. Он сохранял достоинство вельможи, у которого остались за плечами и которого ждали впереди долгие годы власти; перед Марой стоял правитель, умудренный возрастом, опытом и знаниями, — владыка с головы до пят. И из его уст прозвучали слова:

— Ты истинная дочь Империи, Мара из Акомы.

Это была высокая честь, и, не имея представления о том, как следует отвечать в подобной ситуации, Мара лишь низко поклонилась.

Охваченная глубоким волнением, она проводила взглядом Текуму, который возвратился к ожидающей его свите. Оставшись в полном одиночестве, она вошла на Поляну Созерцания.

Казалось, тропа к натами вечна и неизменна, как само время. Опустившись на холодную землю, где до нее преклоняли колени многие и многие предки, Мара погладила пальцами высеченную на камне птицу шетра.

— Спи спокойно, отец, и ты, брат мой. От того, кто отнял вашу жизнь, остался лишь пепел. Он понес кару за пролитую кровь. Честь Акомы не запятнана, и род ваш продолжится, — тихо промолвила Мара дрогнувшим от радости голосом.

Затем хлынули непрошеные слезы: это поднялись со дна души годы страха и боли.

Высоко над головой раздалась звонкая трель — то птица шетра скликала стаю: пора было взлететь в небеса, чтобы торжественно проводить солнце. Мара плакала, не пытаясь сдержать слезы, пока свет зажженных фонарей не пробился сквозь живую изгородь и до поляны не долетели звуки начавшегося празднества. Что ж, ее усилия увенчались успехом. Впервые с того времени, как Кейок забрал из храма юную послушницу, в сердце Мары воцарился мир, и где-то на Великом Колесе тени ее отца и брата обрели покой, зная, что честь и достоинство Акомы восстановлены.

Мара поднялась с колен. Дом полон гостей, о которых нужно позаботиться… и Игра Совета должна продолжаться.

Раймонд Фейст Слуга Империи

ЧАСТЬ 1

ГЛАВА 1. НЕВОЛЬНИК

Ветер с моря затих. Вдоль частокола, окружавшего невольничий рынок, змеилась вязь песка и пыли. От удушливой жары не спасали даже переменчивые воздушные потоки; над площадью висело зловоние немытой плоти, от реки поднимались воспарения сточных вод, а прибрежная свалка смердела гнилью.

Укрывшись за пологом яркого паланкина, Мара обмахивалась веером, орошенным душистыми маслами. Можно было подумать, до нее не доносятся тошнотворные запахи рыночной площади. Властительница Акомы жестом приказала процессии остановиться. Солдаты в зеленых доспехах замерли как вкопанные, и одуревшие от жары носильщики опустили паланкин.

Один из офицеров, голову которого венчал украшенный плюмажем шлем командира авангарда, помог Маре выйти из паланкина. Ее щеки пылали румянцем, но Люджан не мог определить, что было тому причиной — то ли жара, то ли недавняя перепалка. Управляющий Джайкен все утро яростно доказывал, что госпожа напрасно задумала покупать дармоедов-невольников. Ей ничего не оставалось, как приказать ему закрыть рот.

— Люджан, — обратилась Мара к командиру авангарда, — ты пойдешь со мной, а остальные пусть ожидают здесь.

Резкость ее тона подсказала Люджану, что сейчас не до шуток, хотя их разговоры частенько выходили за строгие рамки официального протокола. Его первейшим долгом было обеспечение ее безопасности, а в толчее невольничьего рынка требовалась особая бдительность, поэтому он прикусил язык. Пристально вглядываясь в толпу, он сказал себе, что Мара, увлеченная новыми планами, вскоре забудет о стычке с Джайкеном, а до тех пор лучше ей не перечить.

Люджан понимал, что госпожа ни днем ни ночью не забывает об Игре Совета — так именовалась закулисная борьба, составлявшая основу всей политики Цурануани. Мара неизменно преследовала одну цель: упрочение рода Акома. И друзья, и недруги успели понять, что некогда неискушенная девушка уже поднаторела в этой смертельно опасной игре. Она сумела избежать ловушки, расставленной Джингу из рода Минванаби, заклятым врагом ее отца, а потом сама раскинула сети заговора, да так, что Джингу ничего другого не оставалось, кроме как уйти из жизни во избежание позора.

Хотя одержанные Марой победы не сходили с языка имперской знати, сама она не собиралась почивать на лаврах. После смерти ее отца и брата линия рода грозила оборваться. Теперь Мара устремила все свои помыслы на то, чтобы выжить и пресечь любые происки врагов. Успех не вечен; кто сложил оружие, того можно взять голыми руками.

Даже после того, как виновник гибели ее отца и брата поплатился жизнью, успокаиваться было рано: кровавая вражда между Акомой и Минванаби разгоралась с новой силой. У Мары перед глазами до сих пор стояло искаженное ненавистью лицо Десио Минванаби, обращенное к ней во время траурной церемонии. Пусть Десио не унаследовал отцовского коварства — как противник он был не менее опасен. Переполняемый скорбью и злобой, он видел в Маре своего личного врага: ведь это из-за нее его отец, достигший вершин власти, покончил с собой, да еще в разгар празднества, устроенного в его же собственном доме по случаю дня рождения Имперского Стратега. А потом Мара торжествовала победу на виду у самых родовитых и могущественных столпов Империи, ибо празднество было в спешном порядке перенесено к ней в имение.

Как только Имперский Стратег в сопровождении знатных гостей покинул Акому, Мара задумала новый план укрепления своей власти. Уединившись с Джайкеном, она поделилась с ним намерением приобрести новых рабов, чтобы расчистить от лесных зарослей приграничные северные земли. К весне, когда у скота появляется приплод, она собиралась построить загоны и стойла подле засеянных пастбищ, чтобы стельные нидры могли вдоволь пощипать свежей травы.

Занимая второй по значимости пост в гарнизоне, Люджан давно усвоил, что благополучие Акомы зависит не от выучки и преданности армии, не от выгодных торговых предприятий и расчетливых вложений капитала, а от самых обыкновенных нидр — глуповатой шестиногой скотины. Именно нидры составляли основу семейного богатства. Для укрепления своего могущества Мара намеревалась первым делом увеличить племенное поголовье.

Люджан перевел глаза на повелительницу; та подобрала подол, чтобы не выпачкать платье из нежно-зеленой, хотя и недорогой материи, искусно расшитое по низу и у обшлагов силуэтами птицы шетра — той самой, что была изображена на гербе рода Акома. Его взгляду открылись сандалии на соединенных столбиками двойных подошвах, а над ними — изящные туфельки, недосягаемые для уличной пыли. Каждый шаг Мары по деревянным ступеням отдавался глухим стуком. Невольников выставляли для обозрения у подножия многоярусного помоста, возвышавшегося над рыночной грязью вдоль всего частокола и открытого любому дуновению ветерка. Чтобы хоть как-то защитить вельможных покупателей от палящего зноя, над проходами натянули выцветший полотняный навес.

По мнению Люджана, затененные галереи с рядами деревянных скамеек таили не меньше опасностей, чем ночные закоулки. Когда его повелительница преодолела первый лестничный пролет, он легко коснулся ее плеча, но она метнула на него негодующе-вопросительный взгляд.

— Госпожа, — почтительно произнес Люджан, — если нас подстерегает враг, пусть он сперва увидит мой меч, а уж потом — твое прекрасное лицо.

Уголки ее рта едва заметно дрогнули, но улыбки не получилось.

— Льстец, — бросила она в ответ. — Однако ты прав. — Потом, немного смягчившись, добавила:

— Кстати сказать, Джайкен предрекал мне гибель не от меча высокородного правителя, а от рук варваров-невольников.

Мара собиралась приобрести недорогих пленных мидкемийцев. За настоящих рабов торговцы заламывали неимоверную цену, поэтому властительнице пришлось остановить свой выбор на варварах. Они отличались строптивостью, упрямством и полным отсутствием почтения к господам. Люджан не сводил глаз с Мары. Она едва доставала ему до плеча, но могла стереть в порошок любого, кто встанет ей поперек дороги. Ему был хорошо знаком решительный блеск этих темных глаз.

— Зато варвары смогут оценить тебя по достоинству, — не удержался он.

— Пусть только попробуют не оценить, — отчеканила Мара, — я их запорю до смерти. Что, если мы останемся к весне без новых пастбищ да еще выбросим деньги на ветер? Это будет только на руку Десио. — Она нечасто высказывала вслух свои опасения, и Люджан счел за лучшее промолчать.

Он двинулся по проходу впереди своей госпожи, положив ладонь на рукоять меча. Даже если Минванаби еще зализывали раны, у Мары хватало других врагов: завистники не простили ей стремительного возвышения. Они знали, что род Акома держится только на этой хрупкой, женщине, матери годовалого младенца. Ей всего-то двадцать лет, нашептывали им советники. Да, она проявила известную ловкость в борьбе против Джингу Минванаби, но скорее всего ей просто повезло; по молодости лет и житейской неопытности она неизбежно совершит какой-нибудь промах. Выждав случая, соперники набросятся на нее со всех сторон, словно свора хищников; от ее богатства и славы не останется и следа; священный камень натами, символ души и чести семьи, будет вкопан в землю гербом вниз кем-нибудь из них.

Аккуратно подбирая складки одежды, Мара следовала за Люджаном. По негласному правилу, нижняя галерея помоста предназначалась для простолюдинов, а господа поднимались выше. Поскольку на продажу были выставлены только мидкемийцы, торговля шла вяло. Мара обратила внимание на горстку скучающих купцов, которых, казалось, более занимали городские сплетни, нежели выгодные сделки. Верхний ярус помоста грозил оказаться и вовсе безлюдным. Цуранские властители были обеспокоены войной с внешними мирами, а также возрастающим влиянием Имперского Стратега Альмеко, который забрал небывалую власть в Совете. Продажа рабов, да еще таких строптивых, сокращалась день ото дня. Поначалу мидкемийские пленники были в диковинку и шли нарасхват, но их доставляли огромными партиями, и вскоре спрос пошел на убыль. Теперь взрослых мидкемийцев отдавали почти даром. На рынке ценились только мидкемийские женщины, да и то либо огненно-рыжие, либо экзотически-красивые. Такой товар оставался редкостью, потому что цурани, как правило, брали в плен только воинов.

Едва заметный речной ветерок тронул плюмаж на шлеме Люджана, коснулся легкого пуха, обрамлявшего душистый веер Мары, качнул ее длинные серьги, составленные из мелких камешков. На реке Гагаджин перекликались матросы, сплавлявшие грузовые баржи. Внизу, возле пыльных загонов, обнесенных частоколом, покрикивали надсмотрщики; временами раздавался щелчок кожаного хлыста — это купцы выгоняли живой товар навстречу редким покупателям. В загородке, отведенной для мидкемийцев, томилось более двух десятков пленных. К ним никто не проявлял интереса, и единственный надсмотрщик совсем приуныл. Рядом топтались двое: приказчик (видимо, у него наготове имелись тюки с одеждой) и счетовод с облупленной грифельной доской. Мара с любопытством разглядывала невольников. Все они, как на подбор, были рослыми, на голову выше самого высокого цурани. Особенно выделялся один, ярко-рыжий, который что-то говорил на своем варварском наречии. Но Люджан прервал наблюдения Мары, предостерегающе сжав ей запястье.

— Здесь кто-то есть, — шепнул он и нагнулся, делая вид, что ему в сандалию забился камешек, а сам незаметно приготовился выхватить меч.

Вглядевшись в тень поверх его мускулистого плеча, Мара заметила фигуру человека, притаившегося на скамье в самом углу. Это мог быть шпион, а то и хуже: наемный убийца. Когда на торги выставляли одних лишь мидкемийцев, нетрудно было предугадать, что верхняя галерея рыночного помоста останется почти безлюдной. Но если недруги прознали, что Мара собственной персоной собирается на невольничий рынок… Значит, в Акоме действует соглядатай, занимающий не последнее место среди домочадцев. У Мары похолодело в груди от мысли, что она может проститься с жизнью прямо сейчас и тогда ее годовалый сын Айяки останется единственным оплотом рода.

Подозрительный незнакомец шевельнулся, и луч света, упавший сквозь прореху в полотняном навесе, осветил правильные черты молодого лица и удивленную улыбку.

— Все в порядке, — тихо сказала Мара. — Я его узнала, это благородный человек.

Люджан выпрямился, бесстрастно глядя перед собой, а юноша поднялся со скамьи; каждое его движение выдавало мастерское владение боевыми искусствами. Синие кожаные сандалии и расшитая шелковая туника как нельзя более подходили к его фигуре. Волосы были подстрижены на армейский манер, а единственным украшением служила подвеска из обсидиана.

— Хокану, — произнесла Мара, и только теперь ее телохранитель успокоился.

Люджан не был свидетелем кровавой драмы, разыгравшейся во владениях Минванаби, но из разговоров в казарме знал, что Хокану и его отец господин Камацу из рода Шиндзаваи оказались среди тех немногих, кто принял сторону Акомы, — и это в то время, когда остальные властители решили, что дни Мары сочтены.

Командир авангарда почтительно отступил в сторону и наблюдал за происходящим из-под козырька шлема. Когда Мара овдовела, к ней сватались многие достойные господа, но красотой и благожелательностью ни один из них не мог сравниться со вторым сыном Камацу Шиндзаваи. От взгляда Люджана не ускользали никакие мелочи, но он держал свое мнение при себе, хотя, как и другие приближенные властительницы, отдавал предпочтение именно этому юноше. То же можно было сказать и о Маре — на ее щеках вновь вспыхнул румянец.

В отличие от своих соперников, старательно расточавших вычурные комплименты, Хокану вызывал симпатию хотя бы тем, что совершенно искренне желал Маре добра.

— Какой приятный сюрприз, госпожа! Кто бы мог подумать, что в таком неподходящем месте можно встретить столь прекрасный цветок. — Он замолчал, учтиво поклонился и с улыбкой продолжал:

— Впрочем, мы уже успели заметить, что нежный бутон окружен шипами. В Силмани только и разговоров что о твоей победе над Джингу Минванаби.

Упомянутый город находился в непосредственной близости от владений его отца.

Мара с готовностью ответила на приветствие Хокану.

— У ворот рынка я не заметила свиты, одетой в цвета Шиндзаваи. Иначе я бы распорядилась принести шербет с йомахом и охлажденный настой из трав. А может быть, ты не хочешь привлекать к себе внимание во время покупки невольников? — Не получив ответа на этот вопрос, она как ни в чем не бывало заговорила о другом:

— Как здоровье твоего отца?

Хокану вежливо склонил голову, решительно и вместе с тем бережно взял Мару за руку и усадил на скамью. В этом прикосновении не было ничего общего с грубой бесцеремонностью ее покойного мужа, с которым она прожила два года. Встретившись взглядом с отпрыском рода Шиндзаваи, Мара прочла в его глазах спокойную рассудительность, а также тень усмешки, вызванной ее необдуманным вопросом.

— Ты весьма проницательна, — с коротким смехом ответил Хокану. — Я и вправду интересуюсь мидкемийцами, но мой отец — который, кстати, пребывает в добром здравии — настоятельно просил избегать огласки. — Выражение его лица стало серьезным. — Как видишь, Мара, я говорю с тобой начистоту, точно так же, как мой отец говорил с господином Седзу. В молодости наши отцы вместе служили и доверяли друг другу.

Хотя этот обаятельный юноша не оставлял ее равнодушной, Мара постоянно следила, чтобы не сболтнуть лишнего. Ее род только-только заставил вновь себя уважать, так что она пока не могла рисковать, в открытую заявляя о своих намерениях. У слуг Шиндзаваи могли оказаться слишком длинные языки, а молодые люди, вырвавшиеся из дома, нередко отмечали долгожданную свободу обильными возлияниями. Хокану, как и его отец, производил впечатление человека доброжелательного, но Мара еще недостаточно его знала, чтобы посвящать в свои планы.

— Меня привели сюда чисто хозяйственные заботы. — Она безмятежно помахала веером. — Три года назад мы отрезали часть земель для нового улья чо-джайнов, и в результате наши нидры лишились пастбищ. Мой управляющий говорит, что рабы, занятые на корчевке леса, в сезон дождей мрут как мухи. Приходится подбирать им замену, чтобы к весне, когда народится молодняк, наше стадо не осталось без свежей травы. — Она с шутливым упреком подняла глаза на Хокану. — Признаюсь, не ожидала, что во время торгов у меня появится соперник. Я рада нашей встрече, но вовсе не желаю при покупке тягаться с добрым знакомым.

Несколько мгновений Хокану спокойно разглядывал собственные руки, улыбаясь одними уголками губ.

— Если я избавлю тебя от этих мучительных сомнений, то взамен попрошу сделать мне ответное одолжение. К примеру, пригласить в ближайшие дни на обед смиренного второго сына — твоего покорного слугу.

Неожиданно для самой себя Мара рассмеялась:

— К чему такая вкрадчивость, Хокану? Ты прекрасно знаешь, что тебе не нужно прибегать ни к каким уловкам, чтобы получить приглашение. Твое общество… всегда желанно.

Притворно-страдальческий взгляд Хокану устремился на Люджана:

— Каково мне это слышать от той, которая в прошлый раз даже не пустила меня на порог!

— Дело было совсем не так, — запротестовала Мара и тут же залилась краской, устыдившись своего порыва. Взяв себя в руки, она чинно закончила:

— Просто в тот раз ты посетил наши края в самое неподходящее время, господин Хокану.

Она нахмурилась; ей вспомнилась осведомительница, подосланная правителем Минванаби, а вслед за тем и мужественный, хотя и недалекий юноша, сложивший голову в результате интриг и амбиций, без которых не обходилась ни одна сторона жизни народа цурани.

От Хокану не укрылась тень, пробежавшая по ее лицу. Всем сердцем он тянулся к этой молодой женщине, которая еще недавно была серьезной, молчаливой девочкой, но потом, вопреки всем ожиданиям, нашла в себе силы для защиты наследственных владений.

— Уступаю тебе этих мидкемийцев, — заявил он. — Бери их за ту цену, на которую согласится торговец.

— Но я вовсе не хочу нарушать твои планы, — возразила Мара, сжимая в пальцах веер. Она не на шутку взволновалась, однако Хокану не должен был этого видеть. Чтобы отвлечь его внимание, она принялась энергично обмахиваться, словно ее тревожила только жара. — Семейство Шиндзаваи всегда проявляло дружеское расположение к роду Акома; теперь настал мой черед ответить тем же. Позволь мне уступить тебе право покупки.

Хокану внимательно посмотрел на властительницу. Она была так хороша собой, что, видимо, не в полной мере осознавала свою привлекательность. Однако ни лучистая улыбка, ни густой слой тайзовой пудры не могли скрыть ее волнения. Молодой человек сразу почувствовал: ее душу гнетет какая-то тяжесть.

Эта догадка заставила его призадуматься. В свое время Мара готовилась стать жрицей богини Лашимы, но судьба распорядилась иначе: не успев принести обет, она вынуждена была возложить на себя бремя правления имением. По всей вероятности, до свадьбы она не имела дел с мужчинами. Между тем Бантокапи из рода Анасати, ставший ее мужем и властителем Акомы, неотесанный грубиян, был сыном заклятого врага ее рода. Хокану вдруг осенило: в браке ей выпало немало горя, потому-то властительница, успевшая стать матерью, временами походила на робкую девочку. В таком случае она тем более заслуживала восхищения — мыслимо ли было заподозрить в этой хрупкой, маленькой женщине недюжинную решимость! Никто, кроме ее домочадцев, не мог и предположить, чего она натерпелась от грубияна Бантокапи. Если бы Хокану довелось угостить кого-нибудь из ее приближенных стаканчиком доброго вина, он бы, несомненно, выведал все подробности. Конечно, рассчитывать на болтливость Люджана не приходилось — одного взгляда на крепкую фигуру офицера, ни на миг не теряющего бдительности, было достаточно, чтобы отказаться от этой затеи. Словно угадав мысли Хокану, Люджан смерил его взглядом. В преданности командира авангарда можно было не сомневаться. Хокану знал, что Мара неплохо разбирается в людях, — доказательством служило хотя бы то, что она до сих пор умудрялась оставаться в живых.

Чтобы развеять неловкость и вместе с тем не задеть самолюбие Мары, Хокану сказал:

— Госпожа, я пошутил, просто мне искренне жаль, что в прошлый приезд не удалось тебя повидать. — Он сверкнул обезоруживающей улыбкой. — Акома ничем не обязана роду Шиндзаваи. Давай посмотрим на дело с практической точки зрения. Мидкемийцев чаще всего привозят — на торги в Джамар и Равнинный Город. Как раз в Джамар и лежит сейчас мой путь. Когда еще очередную партию таких невольников доставят в ваши края, вверх по реке? Неужели я заставлю тебя ждать следующей оказии, а сам повезу по жаре два десятка рабов, скованных цепью, буду ломать голову, где их разместить на ночлег в чужом городе, а потом снова стану из-за них нанимать баржу? Конечно же нет. Пастбища для твоих нидр требуют рабочих рук уже сейчас, правда ведь? Прошу тебя, рассматривай мою уступку как простой знак внимания, не более.

Мара испытала такое облегчение, что Даже перестала обмахиваться веером, едва не выдав свои чувства.

— Простой знак внимания? Ты очень выручил меня, Хокану. Когда закончишь дела в Джамаре, милости прошу погостить у меня в Акоме перед возвращением в отчий дом.

— Значит, вопрос о покупке невольников решен. — Хокану взял ее за руку. — С радостью воспользуюсь твоим гостеприимством.

Он скрепил уговор низким поклоном, а выпрямившись, поймал на себе испытующий взгляд карих глаз. Властительница Акомы пленила его воображение с самой первой встречи. По возвращении из Джамара он мог бы познакомиться с ней поближе, взвесить все возможности, проверить, отвечает ли она ему взаимностью. Однако сейчас, как подсказывало Хокану шестое чувство, его присутствие повергло Мару в замешательство. Невольничий рынок не располагал к откровенным беседам. Опасаясь, что радость встречи сменится досадой, он поднялся со скамьи.

— Стало быть, мы обо всем договорились. Чем скорее я отправлюсь в Джамар, тем скорее вернусь в здешние края. До встречи, госпожа.

У лица Мары вновь затрепетал веер. Внезапно смутившись, она испытала сожаление, смешанное с облегчением, когда Хокану собрался уходить, и церемонно кивнула:

— Буду ждать. Счастливого пути.

— И тебе желаю счастливого пути, госпожа Мара.

Младший из двух сыновей Шиндзаваи пробрался между рядами скамеек, чтобы спуститься вниз. Когда он ступил на залитую солнцем лестницу и повернулся в профиль, стало видно, что у него точеный прямой нос, высокий лоб и волевой подбородок. Не зря на родине, в провинции Шетак, по нему вздыхали многие дочери благородных семейств. Даже на взыскательный вкус Люджана этот человек был столь же хорош собой, сколь высокороден.

Из невольничьего загона послышались злобные выкрики. Мара оторвала взгляд от удаляющейся фигуры Хокану и подошла поближе к перилам, чтобы разглядеть нарушителей спокойствия. Среди нагих рабов едва ли мог прятаться лучник, поэтому Люджан не удерживал ее в полумраке под навесом, но и не спускал глаз с окрестных крыш.

К своему удивлению, Мара обнаружила, что пронзительнее всех кричит купец. Этот толстый коротышка, вырядившийся в дорогие шелка, потрясал кулаком у подбородка рыжего мидкемийца — того самого, которого Мара выделила с самого начала. Теперь его обнаженное тело отливало бронзой в лучах послеполуденного солнца. Казалось, он с трудом сдерживает смех. Мара призналась себе, что такая сцена и впрямь могла развеселить кого угодно: цурани, даже по местным понятиям, не вышел ростом, он пыжился и поднимался на цыпочки, чтобы придать себе грозный вид, а варвары возвышались над ним, словно горы.

Властительница не отрываясь рассматривала рыжего невольника. В любой момент на него мог обрушиться удар хлыста, но он стоял, сложив руки на груди, и являл собой полную невозмутимость. Он был на целую голову выше своих хозяев. На помощь купцу поспешили надсмотрщик и счетовод, а иноземец смотрел на них сверху вниз, будто принц — на возню докучливых шутов. Мара поймала себя на том, что ее взгляд прикован к мужскому телу, исхудавшему от невзгод и скудной пищи. Мысленно пристыдив себя, она заключила, что встреча с Хокану взбудоражила ее сильнее, чем следовало. Впрочем, сейчас надо было думать не о нем, а обо всех, кто находился в этом загоне, и при том не забывать, что ее привела сюда обычная бережливость.

Мара беспристрастно оценила телосложение невольника и прислушалась к перепалке. Купец орал до хрипоты. Желая припугнуть варвара, он потрясал кулаками, но никак не мог дотянуться до рыжебородого лица. Как ни удивительно, раб не выражал ни малейших признаков страха. Вместо того чтобы пасть ниц у ног господина и смиренно дожидаться наказания, он поглаживал заросший подбородок и во всеуслышание огрызался, коверкая цуранские слова и сопровождая свою речь самоуверенными жестами.

— Подумать только! — изумленно воскликнул Люджан. — С каких это пор рабам дозволено открывать рот? Если все они такие же наглецы, как этот, стоит ли удивляться, что с них дерут семь шкур, чтобы только заставить работать!

— Погоди, — остановила его Мара. — Хочу послушать, о чем у них спор.

Она пыталась разобрать ломаную речь иноземца, но тот, как назло, умолк, склонив голову набок, словно в ожидании ответа. Купец выходил из себя. Он сделал знак счетоводу и скомандовал:

— А ну, всем построиться! Живо!

Рабы нехотя выстраивались в ряд, еле-еле волоча ноги. Сверху было заметно, что они всячески стараются загородить собою двоих, затаившихся у самого частокола, за которым протекала река.

— Как по-твоему, что они затевают? — спросила Мара, повернувшись к Люджану.

Воин повел плечами, как это было принято у цурани.

— Какую-то хитрость, не иначе. Оно и понятно: у самой распоследней нидры мозгов поболее, чем у этого толстяка.

Внизу надсмотрщик с купцом лихорадочно пересчитывали невольников. Те двое, что все время держались позади остальных, тоже вышли вперед. Один из них, улучив момент, толкнул другого, тот повалился прямо на шеренгу, и счетовод сбился. Ему пришлось начать все сначала: каждый сосчитанный невольник отмечался меловым штрихом на грифельной доске. Купец обливался потом и, раздосадованный волокитой, сыпал отборной бранью.

Всякий раз, когда счетовод сверялся со своей табличкой, вероломные чужаки норовили перейти с места на место. Несколько раз щелкнул хлыст. Один из рабов, увернувшись от удара, выкрикнул какое-то короткое слово, подозрительно похожее на грязное ругательство; остальные захохотали. На тех, кто попался под руку торговцу, обрушился хлыст. От этого шеренга рабов рассыпалась и кое-как выстроилась в другом порядке. Счетовод совсем обезумел. Уже в который раз запись пришлось начинать сначала.

Купец не пытался скрыть свою ярость.

— Мы здесь все подохнем, пока ты возишься!

Он хлопнул в ладоши, и перед ним словно из-под земли вырос приказчик с корзиной грубых штанов и рубах, которые тут же стал совать в руки невольникам.

Тогда рыжий варвар разразился бранью в адрес купца. Не умея толком говорить на цурани, за время плена он основательно набрался крепких выражений от нищих, уличных мальчишек и прочего сброда. У работорговца отвисла челюсть, когда до него дошло, какие гнусные пороки приписываются его почтенной матушке. Побагровев, он занес хлыст для удара, но раб ловко увернулся. Тогда приземистый толстяк погнался за рослым невольником, но тот оказался проворнее.

Люджан рассмеялся:

— Жаль, что раба придется убить за непослушание. Такую комедию можно показывать за деньги! А ведь этот рыжий мерзавец явно доволен собой. — Тут какое-то движение в дальнем углу загона привлекло внимание Люджана. — Ага, все ясно! — воскликнул он. — Спектакль разыгран как по нотам!

Теперь и Мара заметила, что один из невольников снова забился в угол и присел на корточки. Через мгновение он уже просовывал что-то между прутьями изгороди.

— Клянусь всемогущей Лашимой, — изумилась Мара, — они воруют рубахи!

Сверху все было видно как на ладони. Рыжий великан носился по кругу. Несмотря на свой рост, он двигался словно молодой саркат — стремительный шестиногий хищник, гроза равнин. Вначале он значительно оторвался от преследователя, потом вдруг заковылял, словно стельная нидра. Подпустив торговца совсем близко, варвар увернулся и заскользил вперед, как по льду, обдав коротышку пыльным облаком. Не раз и не два он налетал на своих собратьев — на тех, кто успел получить штаны и рубахи. Эти мошенники вдруг становились неповоротливыми, падали и отползали куда-то в сторону, а рубах между тем оставалось все меньше и меньше: их передавали из рук в руки, комкали, роняли и снова поднимали. В конце концов одежка доходила до невольника, притаившегося в углу. Выждав момент, он просовывал грубое полотно в щель и только успевал ловить монеты-ракушки, которые кто-то исправно кидал в ту же щель с другой стороны. Он вытирал их о свою волосатую грудь, отправлял в рот и заглатывал.

— Не иначе как снаружи промышляют бродяги, — покачал головой Люджан. — А может, матросня оставляет без присмотра своих отпрысков. Но зачем рабу могут понадобиться монеты — ума не приложу.

— Хитрости им не занимать… и смелости тоже, — заметила Мара.

Командир авангарда пронзил ее суровым взглядом. В нарушение непреложных законов Империи, его повелительница ненароком приписала человеческие качества этим тварям, которые стояли ниже любого подзаборного отродья. Правда, Маре уже случалось попирать традиции, когда она оказывалась в безвыходном положении, но не хотела отступать от цели. Хотя сам Люджан попал к ней на службу именно при таких обстоятельствах, он не мог взять в толк, что она нашла в этой своре дикарей. Пытаясь осмыслить каприз своей госпожи, воин снова обратил взор на разыгравшуюся внизу сцену.

Надсмотрщик призвал подкрепление. Несколько дюжих охранников, вооруженных крючьями из прочной слоистой кожи — такой, какая шла на изготовление мечей, ворвались в загон и кинулись к рыжему невольнику. Рабов, вставших у них на пути, отбрасывали в сторону или пинали остроносыми сандалиями. Один варвар упал, схватившись за окровавленную ногу. Тогда остальные расступились. Рыжий раб замедлил шаги и позволил загнать себя в угол. Солдаты зацепили его крючьями и подтащили к побагровевшему, задыхающемуся от пыли хозяину, чей желтый шелковый костюм успел прийти в самый плачевный вид. Упрямца поставили на колени, а купец потребовал подать наручники и сыромятные ремни, чтобы усмирить его дикий нрав.

Однако варвар не сдавался. Словно не понимая, что его жизнь может оборваться по одному мановению руки торговца, он откинул со лба спутанные волосы и обвел взглядом своих истязателей. В схватке кто-то разодрал ему скулу. По лицу стекала кровь, исчезая в непокорной огненной бороде. На вид ему можно было дать лет под тридцать. Его задиристость не укротили даже побои. Он опять заговорил. Мара и Люджан заметили, что работорговец застыл с открытым ртом, а один из охранников, вопреки обычной цуранской сдержанности, еле успел спрятать ухмылку. Между тем надсмотрщик, вооружившийся хлыстом, со всего размаху ударил строптивого раба и пнул его ногой в спину, чтобы повалить лицом в пыль.

Мара без содрогания взирала на происходящее. В ее владениях рабов пороли даже за мелкие провинности, которые не шли ни в какое сравнение с этим возмутительным бунтарством. Но выходки рыжего иноземца, которые нарушали все общественные устои, почему-то не вызывали у нее протеста. В свое время ей довелось познакомиться с обычаями чо-джайнов; она научилась если не принимать, то хотя бы уважать их традиции и образ мыслей. Наблюдая за рабами, толпящимися в загоне, она подумала, что им тоже свойственно человеческое начало, просто они явились из другого мира, не похожего на мир Келевана. Оставаясь чужаками, они скорее всего не догадывались, какая доля уготована им в здешних краях: в Келеване вырваться из рабства можно было только через врата смерти. Раб навсегда оставался ничтожеством — без чести, без души. Его можно было кормить и держать под крышей, а можно было ненароком раздавить и больше не вспоминать, как попавшего под каблук червя.

Цуранские воины предпочитали покончить с собой, лишь бы не попасть заживо в плен к врагу. Если человек не сумел вовремя расстаться с жизнью, то это мог быть только раненый, контуженый или же безнадежный трус. Никто не мешал мидкемийцам сделать такой же выбор. Коль скоро они добровольно предпочли бесчестье, их судьба была предрешена.

Между тем рыжеволосый не покорился. Он отпрянул в сторону, избежав очередного удара, и бросился прямо под ноги торговцу. Толстяк завопил и едва не рухнул, но его спас счетовод, который обеими руками ухватился за измятыйшелк. Грифельная доска упала в пыль, и невольник с явным расчетом проехался по ней животом. Меловые пометки размазались от потеков пота и грязи. Мара, смотревшая сверху с каким-то непонятным азартом, заметила, что бельевая корзина пуста. При этом далеко не все из рабов облачились хоть в какую-то одежку: одним достались только штаны, другим только рубахи. Пусть рыжего невольника ждала порка, а то и виселица, — он добился своего.

Охранники, потрясая крючьями, сомкнулись в кольцо. От жары и усталости их терпение лопнуло: они приготовились убивать.

Что-то заставило Мару, властительницу Акомы, вскочить со скамьи.

— Прекратить! — закричала она, перегнувшись через перила.

Ее голос прозвучал так властно, что охранники растерялись. Приученные повиноваться приказу, они опустили крючья и замерли над связанным мидкемийцем. Купец суетливо расправил складки костюма, а распростертый в пыли невольник тяжело перевернулся на бок, неловко оперся на локоть и посмотрел вверх.

На его лице отразилось неподдельное изумление: спасение пришло от миниатюрной темноволосой женщины, почти девочки. Он разглядывал ее в упор, не отводя глаз. Счетовод опомнился первым: он влепил рабу пощечину, чтобы тот помнил свое место.

Мара гневно нахмурилась:

— Я сказала — прекратить! Кто ослушается, того заставлю возместить мне ущерб за порчу товара, который я желаю приобрести.

Купец вытянулся, позабыв о загубленном костюме и пытаясь пятерней зачесать назад прилипшие к потным вискам лохмы, будто это могло искупить его вину. Узнав в покупательнице хозяйку Акомы, он отвесил ей низкий поклон. После того как рыжий дьявол показал свой норов, купец и не надеялся сбыть с рук этот товар. Надо же было такому случиться, что властительница Акомы видела это безобразие собственными глазами — и все же намеревалась сделать покупку. Чудеса, да и только.

Прекрасно понимая, что толстяк не станет торговаться, Мара равнодушно поигрывала веером.

— Могу предложить тебе тридцать центориев за всю партию, — лениво процедила она. — Но если тот, самый крупный, испустит дух, то и этого не дам.

Тут даже невозмутимый Люджан поднял брови. Он заподозрил, что у госпожи наступило помрачение рассудка, но не решился вступать с ней в спор на виду у всех. Он так и не произнес ни звука. Тем временем купец велел счетоводу хоть из-под земли раздобыть воды и чистой ветоши. Тот расторопно выполнил все, что требовалось, — и тут же услышал оскорбительный приказ промыть невольнику раны.

Но не таков был рыжеволосый главарь, чтобы принимать милость от врага. Он исхитрился выбросить вперед огромную пятерню и мертвой хваткой вцепился счетоводу в руку. С верхней галереи невозможно было расслышать слов, только незадачливый врачеватель, вздрогнув как ужаленный, вдруг выронил и флягу, и ветошь.

К этому времени у торговца уже пропало всякое желание карать смутьяна и тем самым испытывать терпение Мары. Он залебезил, чтобы отвлечь ее внимание от происходящего, когда один из невольников выступил вперед и продолжил обрабатывать кровоточащие раны главаря.

— Госпожа, купчую можно выправить прямо сейчас у меня в конторе, там тебе будет удобно. Я прикажу подать фруктовый шербет, чтобы ты могла освежиться, пока писарь будет готовить бумаги. Если ты соблаговолишь проследовать…

— Это ни к чему, — оборвала его Мара. — Пришлешь писаря сюда, на галерею. Я желаю, чтобы невольники были отправлены ко мне в имение без лишних проволочек. Твое дело — подготовить купчую, а об остальном позаботятся мои солдаты. — Напоследок оглядев загон, она добавила:

— Только не надейся, что я поставлю свою подпись, пока рабам не выдадут штаны и рубахи.

— Что такое? Как же так? — в отчаянии забормотал торговец.

Счетовод был совершенно убит. Ведь на его глазах со склада принесли корзину с одеждой, которой хватило бы на три таких партии невольников, но при этом многие из рабов оставались голыми или в лучшем случае полуодетыми. Надо было бы установить, как такое могло случиться, найти виновных и вытрясти из них душу. Однако властительница проявляла нетерпение, и на этом деле пришлось поставить точку. Чтобы не искушать судьбу, торговец угрожающим жестом приказал счетоводу помалкивать. Тридцать центориев — смехотворная цена, однако он уже не чаял, как избавиться от этих бесноватых, которые только занимают место в загоне да жрут тайзу почем зря. Уж лучше немного откормить обыкновенных, смирных рабов — те, как пить дать, пойдут по пять-десять центориев за голову.

Содрогаясь от мысли, что пропавшие рубахи стоят едва ли не больше, чем эти мидкемийцы, торговец все же взял себя в руки.

— Прикажи посыльному вызвать кого-нибудь из писарей, чтобы срочно составить купчую для госпожи, — важно распорядился он.

Приказчик попытался что-то возразить, но торговец вполголоса припечатал его крепким словцом, чтобы тот ловил момент, пока у властительницы не прошла блажь.

Мара и бровью не повела. Сейчас ее занимал только рыжеволосый варвар, к которому ее подтолкнуло странное движение души. Яркие голубые глаза обжигали огнем. Даже Хокану не обладал такой магнетической силой.

Не предупредив командира авангарда, Мара резко отвернулась и заспешила вниз по лестнице. Офицер в два прыжка обогнал ее и занял прежнюю позицию впереди госпожи. Он так и не понял, чем вызван столь внезапный уход: желанием поскорее вернуться домой или какой-то другой причиной.

Однако времени для размышлений не оставалось. Люджан помог Маре зайти в паланкин и произнес:

— Джайкен будет рвать на себе волосы.

Мара подняла глаза на телохранителя, но не увидела в них привычной иронии

— только беспокойство, а может быть, и что-то иное.

Тут прибежал писарь с необходимыми бумагами. Мара поспешно приложила руку, чтобы скорее покинуть рыночную площадь.

Звуки незнакомой речи примешивались к окрикам надсмотрщиков — это рабов выталкивали из загона. Легким кивком головы Люджан приказал солдатам построить два с лишним десятка мидкемийцев в походный порядок. Задача осложнялась тем, что невольники плохо понимали цурани, да к тому же оказались донельзя своенравными. Никому из рабов, рожденных в империи Цурануани, и в голову бы не пришло требовать для себя обувь. Солдаты остолбенели от такой вызывающей наглости; не сумев добиться повиновения угрозами, они вынуждены были применить силу. С каждой минутой страсти накалялись. Солдаты считали ниже своего достоинства избивать рабов — это было уделом надсмотрщиков. Зная, что их путь пройдет по оживленным улицам, они сгорали от стыда за себя и свою госпожу.

Преувеличенно прямая осанка Мары, застывшей на подушках паланкина, свидетельствовала о том, что она тоже готова провалиться сквозь землю. Наконец носильщикам был дан знак поднимать шесты паланкина на плечи и двигаться быстрым шагом, ибо Мара хотела как можно скорее миновать улицы Сулан-Ку.

Подозвав к себе Люджана, она распорядилась выбрать для передвижения самые окраинные закоулки. Это означало, что придется идти через беднейшие кварталы, протянувшиеся вдоль реки, пробираться через лужи, помойки и потоки нечистот. Воины обнажили мечи и время от времени подталкивали ими нерасторопных рабов. Карманные воришки и даже матерые грабители ни за что не решились бы приблизиться к вооруженному эскорту, но у Мары имелись серьезные причины торопиться.

За ее передвижениями, пусть самыми незначительными, зорко следили враги. Поездка на невольничий рынок не могла остаться незамеченной: торговец со своими помощниками поспешит в местную таверну, чтобы отпраздновать сделку, и начнет судачить о причудах Мары, закупившей невольников-иноземцев. Слухи мгновенно разлетятся по всей округе. Как только в городе станет известно о приезде властительницы, недруги сразу пошлют по ее следу своих ищеек. Маре вовсе не хотелось, чтобы молва трезвонила о ее планах — расчистка новых пастбищ для нидр должна была держаться в секрете до последнего момента. Любые сведения, разнюханные шпионами, грозили ослабить позицию Акомы. Ничто не заботило Мару в такой степени, как упрочение дома своих предков.

Носильщики свернули в сторону реки. Проулок, застроенный убогими жилищами, сделался совсем узким — паланкин проходил здесь с большим трудом. Сверху нависали карнизы, балки и мансарды, затянутые грубыми шкурами. Сквозь них едва пробивался дневной свет. Поколения жителей надстраивали все новые ярусы, каждый из которых нависал над старым. Лишь изредка над головой вспыхивала узкая полоска изумрудного келеванского неба. Солдаты напряженно вглядывались в полумрак, чтобы не попасть в засаду.

Сквозь теснившиеся по бокам постройки не проникало ни малейшего дуновения ветра. В тяжелом, сыром воздухе висели запахи отбросов и плесени. Стены домов давно пошли трещинами, стропила прогнили. На улицах, однако, царило оживление. Обитатели квартала глазели на диковинную процессию, но при ее приближении ныряли в пустоту дверных проемов. Офицерский плюмаж внушал жителям благоговейный ужас. Воины из свиты властителей обычно не церемонились с теми, кто путался у них под ногами. Только стайки чумазых, горластых мальчишек решались искушать судьбу. Они показывали пальцами на пышный паланкин и ловко ускользали от солдатских клинков.

Мидкемийцы, к немалому облегчению Люджана, перестали изводить своей болтовней воинов, которым приходилось быть начеку. Теперь в воздухе явственно ощущался еще один запах, напоминающий едкий дым: процессия поравнялась с притонами, где шла торговля пагубным зельем из нектара цветков камота. Кто пристрастился к этому дурману, на того порой накатывали кошмарные видения и припадки бешенства. Воины, готовые к любой неожиданности, держали копья наперевес; Мара замерла, прижав к лицу душистый веер.

Носильщики слегка замедлили шаг, огибая угол, и один из шестов паланкина зацепился за грязный полог покривившегося косяка. Взгляду открылись несколько семей, сбившихся в кучки. Нищенские лохмотья едва прикрывали изъеденную язвами кожу. На полу посреди комнаты стоял чан тошнотворного варева, один на всех, а другой такой же чан, служивший отхожим местом, был задвинут в угол. На рваном одеяле сидела молодая мать, кормящая грудью хилого младенца; еще трое детей мал мала меньше примостились у ее ног. У всех был землистый цвет лица и болезненный, изможденный вид. Но Мара и бровью не повела: с самого детства в ней воспитывали убеждение, что боги посылают человеку ту судьбу, какую он заслужил своей прежней жизнью.

Шест вскоре высвободили. Пока носильщики разворачивались, взгляд Мары упал на приобретенных рабов, которых вели позади. Рыжеволосый великан что-то негромко сказал другому невольнику, лысеющему, широкому в плечах, который внимал каждому слову, исходившему от главаря. Их лица исказились от возмущения, а может быть, и от ужаса — властительница так и не поняла, что же вызвало у них смятение чувств, которое, по цуранским понятиям, нельзя было обнаруживать в присутствии посторонних, пусть даже этих оборванцев.

Хотя городские трущобы занимали совсем небольшой квартал, путь процессии оказался томительно долгим. Наконец впереди показалась излучина реки Гагаджин, стало светлее; вместо убогих жилищ вдоль дороги потянулись бесконечные мастерские, фабрики и товарные склады. Здесь обосновались скотобои, кожевенники, красильщики и другой ремесленный люд. Трубы изрыгали клубы удушливого черного дыма. На реке, у видавшей виды пристани, покачивались грузовые баржи и плавучие жилища. Лоточники наперебой предлагали свой товар хозяйкам и свободным от работы ремесленникам.

В этом квартале воинам Люджана пришлось прокладывать себе дорогу криками «Акома! Акома!». Кольцо вооруженных стражников еще плотнее сомкнулось вокруг паланкина властительницы. Рабов заставили сбиться в кучу; теперь они не могли даже посмотреть под ноги. В отличие от солдат, обутых в грубые сандалии, рабы, в том числе и носильщики, шли босиком, ступая прямо на острые камни, черепки и кучи нечистот.

Мара откинулась на вышитые подушки и опять закрыла лицо душистым веером. Она многое бы отдала, чтобы перенестись сейчас в свое имение, в открытые луга, вдохнуть благоухание свежих трав и полевых цветов. Но вот и дымные улицы остались позади. Их сменили кварталы побогаче, облюбованные ткачами, плотниками, гончарами, кружевницами, корзинщиками. Кое-где попадались ювелирные мастерские, которые можно было узнать по вооруженной охране у входа, а также парфюмерные лавки, куда захаживали нарумяненные женщины из Круга Зыбкой Жизни.

Солнце стояло в зените. Мару клонило в сон. Она благословляла судьбу, что выбралась наконец за пределы Сулан-Ку. Теперь можно было немного подремать, но кто-то из носильщиков, как назло, захромал. При каждом шаге Мару подбрасывало на подушках, и она сделала знак остановиться.

Люджан кивнул солдату, и тот произвел осмотр носильщиков. Действительно, один из них сильно поранил ногу, но, как повелевало его подчиненное положение и цуранское понимание чести, шел вперед, едва не теряя сознание от боли.

До имения оставалось еще более часа пути. Мидкемийцы, как назло, не умолкали; эта гнусавая, нечленораздельная трескотня могла кого угодно довести до белого каления. Их болтливость раздражала Мару едва ли не сильнее, чем вынужденное промедление.

Она подозвала Люджана:

— Прикажи рыжему варвару заменить носильщика.

Этот раб, похоже, был главным возмутителем спокойствия. У Мары, наглотавшейся трущобного зловония, немилосердно разболелась голова; нужно было во что бы то ни стало заставить рабов замолчать.

Воины немедленно вытолкнули рыжего вперед. Лысый здоровяк попытался было загородить друга, однако его отшвырнули в сторону. Он не устоял на ногах, но продолжал что-то выкрикивать; тогда рыжеволосый невольник успокоил его кивком и остановился у переднего левого шеста. Голубые глаза с интересом взирали на изящно одетую правительницу.

— Не сюда! — взорвался Люджан, вызвал вперед носильщика, стоявшего сзади, а варвара отправил на его место.

Прямо за спиной рыжего смутьяна тут же возник солдат с мечом наголо.

— Немедленно к дому, — бросила Мара, и носильщики присели, чтобы поднять паланкин.

Первые же шаги повергли ее в панику. Мидкемиец был на голову выше других; стоило ему выпрямиться, как паланкин накренился вперед. Мара начала сползать по шелковым подушкам. Если бы не стремительная реакция Люджана, который наотмашь ударил великана, чтобы тот держался вровень с остальными, правительница просто-напросто вывалилась бы из паланкина на виду у всех. Мидкемийцу пришлось сгорбиться и ссутулить плечи, отчего его кудрявая голова оказалась почти у самого полога.

— Этого еще не хватало! — возмутилась Мара.

— Представляю, как потирал бы руки Десио Минванаби, узнай он, что рабы уронили госпожу, — в первый раз улыбнулся Люджан, а потом предложил:

— Что, если одеть этих варваров как домашних слуг да отправить в подарок семейству Минванаби? Они успеют изрядно напакостить Десио, пока его первый советник прикажет их повесить.

Но Маре было не до шуток. Она поправила платье и вытащила из прически сбившиеся гребни. Все это время варвар не сводил с нее глаз. Через некоторое время он склонил голову набок, улыбнулся открытой улыбкой и заговорил на ломаном цурани.

Люджан обрушил на него поток брани:

— Пес! Презренный раб! На колени!

При этих словах один из воинов перехватил шест паланкина, а двое других скрутили невольника и бросили его в дорожную пыль. Их сильные руки пригвоздили его плечи к земле, но он все равно пытался что-то сказать, и тогда воин наступил ему на затылок.

— Как ты смеешь заговаривать с властительницей Акомы, грязный раб?! — выходил из себя Люджан.

— А что он хочет сказать? — негодование Мары почему-то сменилось любопытством.

Люджан подумал, что ослышался.

— Не все ли равно? Он — раб и должен знать свое место. Если даже у него есть зачатки разума, его дерзость бросает тень на тебя, госпожа.

Мара держала на ладони черепаховые гребни, украшенные драгоценными камнями. Такие же драгоценности унизывали ворот ее наряда.

— Так что же он говорит? Я хочу знать.

Утирая пот со лба, Люджан неохотно ответил:

— Это ничтожество предлагает заменить оставшихся носильщиков тремя своими соплеменниками, поскольку они примерно одного роста.

От неожиданности Мара разжала руку и выронила гребни.

— Так-так, — хмуро протянула она и перевела взгляд на невольника, который по-прежнему лежал лицом вниз под пятой солдата. — Отпустить его.

— Правильно ли я понял тебя, госпожа? — тихо переспросил Люджан; никогда еще он не был так близок к прямому нарушению приказа.

— Отпустить варвара, — коротко повторила Мара. — Он говорит дело. Какой прок от нашего охромевшего носильщика?

Люджан по-цурански повел плечами, признавая правоту госпожи. Говоря по совести, своим упрямством она могла дать сто очков вперед любому мидкемийцу. Возражать было бесполезно. Командир авангарда махнул рукой солдату, чтобы тот убрал ногу с рыжего невольничьего затылка. Прозвучали отрывистые приказы, и носильщики вместе с воином опустили паланкин. К шестам подтолкнули самых рослых мидкемийцев. К ним присоединился и рыжеволосый, хотя его лицо было залито кровью: когда его бросили на землю, острый камень пропорол затянувшуюся было рану у него на щеке. Ему изрядно намяли бока, однако это не научило его смирению. Процессия снова двинулась в путь, и Мара пришла в ужас. Возможно, мидкемийцы не желали ей зла, но они не имели представления о том, как нужно нести госпожу. Им не удавалось идти в ногу, поэтому паланкин нещадно трясло. Мара полулежала на подушках; ей сделалось дурно. Она отрешенно закрыла глаза. Невольники, приобретенные в Сулан-Ку, уже попортили ей немало крови. Она решила непременно дать указание Джайкену, чтобы мидкемийцев держали поближе к дому — в случае чего можно будет кликнуть воинов. Кроме того, следует приставить к ним самого опытного надсмотрщика, который живо объяснит, где их место. Иначе от этих варваров не будет толку.

Такое заурядное дело, как покупка рабов, повлекло за собой множество досадных последствий; при этом Мара не должна была забывать и о том, что ее враги не дремлют. От боли у нее раскалывалась голова, но в сознании неотступно звучал вопрос: «Если бы мне нужно было убрать с дороги Десио Минванаби, как бы я действовала?»

Глава 2. УМЫСЕЛ

Десио Минванаби восседал за низким письменным столом в кабинете покойного отца, уставившись на стопку счетов и расписок. Хотя солнце стояло в зените, у его локтя горела масляная лампа. Кабинет больше походил на мрачное логово: все перегородки и прочные ставни были наглухо задраены, хотя ветерок с близлежащего озера мог бы принести немалое облегчение. Казалось, Десио не замечает духоты. У него над головой кружил назойливый овод, явно выбирая место поудобнее на челе молодого правителя. Десио рассеянно шевельнул рукой. Возможно, он хотел отогнать коварное насекомое, но раб, обмахивающий господина опахалом и уже одуревший от духоты, на мгновение сбился с ритма, подумав, что хозяин приказывает ему остановиться.

Из неосвещенного угла рабу дали сигнал продолжать. Инкомо, первый советник дома Минванаби, терпеливо ждал, пока правитель соблаговолит вникнуть в расчетные обязательства. Десио был мрачнее тучи. Подвинув лампу еще ближе, он попытался сосредоточиться, но буквы и цифры плыли у него перед глазами. В конце концов он с досадой откинулся на подушки.

— С меня хватит!

Инкомо попытался спрятать озабоченность под маской подобострастия.

— Господин… — выдохнул он.

Но Десио резко отодвинул лампу и важно поднялся. Он никогда не отличался стройностью телосложения, а теперь даже просторный домашний халат не мог скрыть огромного обвисшего живота. Пухлая рука отерла сбегавшие по щекам ручейки пота и отвела со лба слипшиеся волосы.

Первый советник знал, почему Десио пребывает в дурном расположении духа. Виной тому была не только небывалая влажность, принесенная с юга несвоевременным тропическим ливнем. Кому-то могло показаться, что властитель Минванаби приказал задвинуть все засовы и запереть замки, чтобы просто побыть в уединении, но старика советника было не так-то легко провести: он понимал, что за этим нелепым приказом скрывается одна-единственная причина — страх. Даже у себя дома Десио пребывал в постоянном страхе. Важные цуранские господа, а тем более представители Пяти Великих Семей, никогда не признавались в своей слабости, поэтому первый советник предпочитал помалкивать.

Десио тяжелой поступью зашагал из угла в угол, постепенно закипая бешенством. Он тяжело дышал и сжимал кулаки; это было верным признаком неминуемой расправы над любым, кто попадется ему под руку. Старший сын и наследник, он с детства подражал отцу, мелочно-злобному самодуру, но со смертью Джингу эти фамильные черты расцвели пышным цветом в характере Десио. А уж после того, как овдовевшая мать удалилась в обитель святой Лашимы, он и вовсе не знал удержу. Раб с опахалом следовал по пятам за своим повелителем, всеми силами стараясь не попадаться ему на глаза.

Опасаясь, что этого раба, как и прочих, засекут до смерти, а обучение нового потребует времени, первый советник решился:

— Мой господин, смею думать, тебя взбодрит прохладительный шербет. Торговые дела не терпят отлагательства.

Десио, как заведенный, мерил шагами комнату. Его внешность выдавала многие пороки и излишества. Испещренные багровыми жилками щеки, мясистый нос, темные припухлости под воспаленными глазами, сальные волосы до плеч, давно не стриженные ногти с черными ободками — все это наводило первого советника на мысль о том, что молодой господин после ритуального самоубийства отца уподобился быку, который валяется в грязи, почесывая бока, и держит при себе дюжину самок. Казалось бы, наследник мог более достойно выразить скорбь, но старый советник знавал подобные случаи и пришел к выводу: кто впервые увидел смерть, тот нередко спешит утвердить свое право на жизнь. Итак, Десио дни и ночи напролет пьянствовал с наложницами у себя в покоях и совершенно забросил дела дома Минванаби.

После ночных игрищ девушки появлялись чуть живые, в синяках и ссадинах; им на смену тут же поставляли других. Так продолжалось до тех пор, пока новый глава рода не дал выход своей печали. За эти дни он постарел на десять лет.

Теперь Десио пытался сделать вид, будто с толком распоряжается доставшимися ему богатствами, но ежедневные возлияния не проходили бесследно. Став во главе одной из Пяти Великих Семей, он так и не осознал огромную ответственность, без которой не бывает власти. Раздираемый внутренними противоречиями, он хотел найти утешение в женских объятиях и утопить все заботы в море вина. Будь у Инкомо побольше решимости, он бы вызвал к своему хозяину целителя, жреца, знахаря — кого угодно, кто внушил бы молодому господину мысль о тех обязанностях, которые ложатся на плечи человека вместе с мантией властителя. Но достаточно было встретиться с Десио взглядом, чтобы заметить угнездившуюся в его душе ярость, — и первый советник отказался от своих безнадежных замыслов. Такую ярость мог укротить только сам Красный бог.

Инкомо сделал последнюю попытку вернуть Десио к деловым бумагам:

— Мой повелитель, осмелюсь доложить, мы упускаем драгоценное время, пока наши суда простаивают в джамарской гавани. Если направить их прямиком…

— Молчать!

Кулак Десио врезался в ширму, прорвав тонкий расписной шелк и сокрушив раму. Он пнул ногой упавшие обломки, резко развернулся и увидел перед собой раба с опахалом. В бешенстве правитель Минванаби обрушил на несчастного могучий кулак. Раб рухнул на колени; из сломанного носа и разбитой губы фонтаном брызнула кровь. Каким-то чудом он удержал опахало и даже не задел своего господина, хотя обезумел и почти ослеп от ужаса и боли. Но Десио тут же выкинул его из головы. Теперь он обернулся к советнику и заявил:

— Я не могу думать ни о чем другом, пока она ходит по земле!

Разъяснений не потребовалось: Инкомо знал, о ком идет речь. Наученный горьким опытом, он ожидал, что за этой вспышкой бешенства последует новая.

— Мой повелитель, — осторожно начал он, — если все твои богатства пойдут прахом, мы даже не сможем ей отомстить. Коль тебе сейчас недосуг принимать срочные решения, позволь это сделать хадонре.

Десио пропустил его воззвание мимо ушей. Устремив взгляд в пространство, он перешел на хриплый шепот:

— Мара из рода Акома должна умереть!

Инкомо благодарил судьбу, что в покоях темно и хозяин не видит его испуга. Он поспешил согласиться:

— Разумеется, мой господин, — но тут же добавил:

— Однако время еще не настало.

— А когда?.. — заорал Десио, да так, что от его крика Инкомо едва не оглох. Десио пнул ногой подушку и слегка понизил голос. — Когда? Мой отец — и тот не смог поймать ее в капкан. Да что там говорить: она обрекла его на бесчестье, когда по ее милости он нарушил закон неприкосновенности гостя и вынужден был покончить с собой, чтобы смыть позор кровью. — Десио все больше распалялся, перечисляя нанесенные Марой оскорбления. — Эта… бестия не просто одержала над нами верх, она нас унизила… нет, втоптала в грязь? — Он с силой придавил ногой подушку и пронзил советника колючим взглядом.

Едва опомнившийся раб содрогнулся: этот взгляд напомнил ему разъяренного Джингу Минванаби. Обливаясь кровью, он мужественно пытался охладить пыл не в меру разгорячившегося хозяина и продолжал поднимать и опускать опахало. Между тем в голосе Десио зазвучали заговорщические нотки:

— Имперский Стратег оказывает ей покровительство… Не удивлюсь, если он спит с этой потаскушкой, а мы перемазаны навозом с головы до ног! И с каждым ее вздохом увязаем все глубже!

Десио огляделся, словно присматривая новую жертву, но тут в его взоре мелькнул едва уловимый проблеск разума. Со дня смерти Джингу такое произошло впервые. Инкомо едва сдержал вздох облегчения.

— Более того, — продолжал Десио с подчеркнутой осторожностью, словно перед ним свернулась ядовитая змея, — теперь от нее исходит угроза и моей безопасности!

С этим Инкомо не мог не согласиться. Он знал, что Десио живет в постоянном страхе. Сына Джингу преследовала мысль, что Мара будет продолжать кровавую вражду с династией Минванаби. Получив титул властителя, Десио сделался следующей мишенью ее козней; его жизнь и честь висели на волоске.

От духоты и напряжения Инкомо едва стоял на ногах, и все же он попытался успокоить своего повелителя, потому что это признание, пусть даже услышанное им одним, было первым шагом к преодолению страха, а может быть, и к победе над Акомой.

— О господин, вот увидишь, девчонка рано или поздно сломает себе шею. Надо выиграть время, дождаться…

Над головой Десио снова зажужжал овод. Раб хотел его отогнать, но правитель нетерпеливым жестом приказал опустить опахало.

— Ну нет, дожидаться — это не по мне, — сверкнул глазами Десио. — Какая-то козявка забрала неслыханную власть и с каждым днем поднимается все выше. Отец был не чета мне: ему оставался один шаг до золотого трона Имперского Стратега! И что же? Его прах покоится в земле, а бывших сторонников, не предавших общее дело, можно пересчитать по пальцам одной руки. Мы оглянуться не успеем, как окажемся у ног… этой девки.

Здесь не было и тени преувеличения. Инкомо понимал, почему его господин не решается даже произнести имя своей противницы. Почти ребенком она лишилась отца и брата, оставшись с горсткой солдат и без единого союзника, но не прошло и трех лет, как ей удалось возродить и значительно приумножить былую славу Акомы. Напрасно Инкомо подыскивал слова ободрения: страхи правителя были не напрасны. Мару и впрямь следовало бояться, тем более что ее могущество достигло таких вершин, где она могла не только обезопасить себя, но и угрожать дому Минванаби.

Наконец первый советник негромко подсказал:

— Призови к себе Тасайо.

Десио заморгал глазами, и его лицо приняло глуповатое выражение, какого никто не видал у его покойного отца. Потом на него снизошло озарение. Обведя глазами комнату, он заметил, что окровавленный раб все еще держит наготове опахало, невзирая на сломанный нос и разбитую губу. Непонятно почему сжалившись, Десио отпустил беднягу. Оставшись наедине с советником, он спросил:

— Разумно ли будет отзывать моего двоюродного брата с войны? Ты же знаешь, он спит и видит, как бы напялить мою мантию. Пока у меня нет сыновей, он мой наследник. К тому же он — правая рука Имперского Стратега. Что ни говори, редкую дальновидность проявил мой отец, когда отослал его попытать удачи в войне с чужими мирами.

— Господин Джингу проявил дальновидность и тогда, когда поручил племяннику отправить на тот свет властителя Седзу и его сына Ланокоту. — Засунув руки в широкие рукава, Инкомо сделал шаг вперед. — Тасайо мог бы столь же успешно разделаться и с девчонкой. Где отец с сыном, там и дочь.

Десио вспомнил, как обстояло дело. Дождавшись отсутствия Имперского Стратега, Тасайо поставил перед властителем Седзу и его сыном невыполнимую боевую задачу. Посылая их на верную смерть, он действовал так изощренно, что сам остался незапятнанным. Он точно рассчитал все до мелочей и получил в награду богатый земельный надел в провинции Хонсони.

Почесывая щеку, Десио не спешил с ответом.

— Право, не знаю, как быть. Тасайо — страшный человек. Пострашнее, чем… эта юбка.

Инкомо отрицательно покачал головой:

— Твой сородич защитит честь Минванаби. Что же до посягательств на твою мантию — это ему не по зубам. При жизни господина Джингу тебе и впрямь нужно было остерегаться Тасайо. Только одно дело — обойти соперника-кузена, и совсем другое — замахнуться на законного властителя. — Помолчав, Инкомо убежденно добавил:

— При всех своих амбициях Тасайо не посмеет нарушить присягу. Он не пошел против твоего отца, не пойдет и против тебя, властитель Десио. — Последние слова он произнес со значением.

Десио даже не заметил, как неугомонный овод опустился ему на воротник.

— И то правда, — со вздохом согласился молодой правитель, уставившись в одну точку. — Нужно призвать Тасайо и заставить его прилюдно дать клятву верности. Тогда он будет меня защищать до последней капли крови — или навсегда обесчестит имя Минванаби.

Инкомо почтительно слушал. Хотя Десио не блистал красноречием, его иногда посещали весьма хитроумные мысли, пусть даже он не унаследовал отцовской проницательности и не мог помериться талантами с кузеном.

— Соберу-ка я всех наших верных вассалов и союзников, — решил он. — Да, надо устроить совет. — С этими словами он повернулся к старику Инкомо:

— Никто не усомнится, что я призываю родственника лишь для того, чтобы он служил поближе к дому.

Десио хлопнул в ладоши. На зов тотчас же явились двое слуг в оранжевых ливреях.

— Раздвиньте эти проклятые двери, — скомандовал он, — уберите ширмы, распахните ставни. Да пошевеливайтесь, от такой жары недолго и сдохнуть! — Словно сбросив с души тяжкий груз, он повторял:

— Во имя богов, впустите сюда свежий воздух!

Слуги засуетились, отпирая замки и засовы. Вскоре в кабинет хлынули солнечные лучи и благодатная прохлада. Овод у Десио на воротнике расправил крылышки и полетел на волю, к озеру. Водная гладь отливала серебром; на ней черными точками выделялись рыбацкие лодчонки. Десио отбросил маску самодовольства. Он приблизился к первому советнику, не отводя взгляда. Теперь в его глазах читалась обретенная уверенность; леденящий душу страх, вызванный смертью отца, отступил перед дерзким замыслом.

— Я буду держать речь, стоя у родового камня натами, посреди священной долины предков, в окружении близких. Мы покажем всему свету, что дом Минванаби уже поднимает голову. Хотя и со скрипом, — добавил он с неожиданным сарказмом.

Потом Десио кликнул управляющего, чтобы отдать распоряжения:

— Устроим грандиозное празднество. Пусть торжества будут еще пышнее, чем в ту злополучную ночь, когда погиб мой отец. Проследи, чтобы все родственники до единого получили приглашения, да не забудь тех, кто сейчас далеко от дома, кто сражается за Бездной.

— Все будет исполнено, мой повелитель. Инкомо снарядил гонца, дав ему поручения для офицеров, старших советников, слуг и рабов. Не прошло и двух минут, как писцы уже строчили копии приказов, а хранитель печати стоял наготове с расплавленным воском.

Десио взирал на эту суматоху с ледяной улыбкой. Он пару раз повторил свои распоряжения; коварные замыслы пьянили его не хуже вина. Вдруг он умолк, а потом во всеуслышание объявил:

— Приказываю отправить послание в Большой храм Туракаму. Я построю жертвенные врата, чтобы каждый путник взывал к милости Красного бога и тем самым склонял его принять сторону Минванаби. Так пусть прольется море крови, но акомской ведьме не сносить головы!

Инкомо согнулся в поклоне, чтобы скрыть беспокойство. Клятва, данная богу Туракаму, могла помочь в военное время, но в остальных случаях к ней следовало прибегать с большой осторожностью: бог смерти не щадил клятвопреступников. Случись осечка — на снисходительность небес рассчитывать не приходилось. Инкомо поплотнее запахнул халат: у него начался озноб. Оставалось успокаивать себя тем, что виной тому был свежий ветер с озера, а не предчувствие страшного суда.

***

Большой сад Акомы был залит солнцем. Яркий свет пробивался сквозь густые кроны деревьев и рисовал причудливые кружевные узоры на земле. Над головой шуршала листва, а фонтан пел нескончаемую песнь падающей воды. Однако каждому из членов Совета, находившихся в этом благодатном уголке, передалась тревога властительницы.

Мара сидела в окружении старших советников. Одетая в тончайшее свободное платье, которое украшал зеленый резной камень на нефритовой цепочке работы чо-джайнов, она казалась рассеянной, и только самые доверенные приближенные могли заметить ее озабоченность.

Внимательный взгляд госпожи поочередно останавливался на каждом из присутствующих. Они составляли костяк власти в Акоме. Хадонра Джайкен, невысокого роста, беспокойный человек, наделенный редкостной деловой хваткой, старался, как всегда, держаться незаметно. Под его умелым руководством Акома неизменно приумножала свои богатства, но он отдавал предпочтение осторожным, постепенным действиям и трезвому расчету, тогда как Мару чаще всего влекло к рискованным предприятиям. Сегодня Джайкен ерзал меньше обычного; властительница Акомы объясняла это тем, что от чо-джайнов пришло известие о начале шелкопрядного сезона. Это означало, что к зиме уже могли поступить первые рулоны ткани. Стало быть, хозяйство шло в гору. Для Джайкена это было делом первостепенной важности. Но Мара понимала: одно лишь богатство еще не дает могущества.

Об этом без устали твердила ее первая советница Накойя. Недавняя победа Мары над Минванаби серьезно обеспокоила эту умудренную жизнью старуху.

— Я согласна с Джайкеном, госпожа. Преуспевание, когда оно слишком бросается в глаза, может оказаться опасным. — Она со значением посмотрела на Мару. — Бывает, что в Игре Совета некоторые семьи добиваются стремительного возвышения. Однако прочные победы — это те, которые не слишком заметны и потому не раздражают соперников. Вне всякого сомнения, Минванаби постараются нанести ответный удар, но зачем же вызывать злобу и зависть остальных?

Мара пропустила эти слова мимо ушей.

— Мне нужно опасаться только Минванаби и никого больше. Сейчас у нас нет других врагов; надеюсь, положение не изменится. Надо готовиться к отражению удара с той стороны, откуда он не замедлит последовать. Вопрос лишь в том, когда именно и в каком месте. — В голосе Мары зазвучали неуверенные нотки. — Я ожидала скорого покушения или хотя бы разведывательной вылазки сразу после смерти Джингу.

Однако прошел уже месяц, а в доме Минванаби не было замечено никаких перемен. Осведомители донесли, что Десио погряз в пьянстве и разврате. А зоркий взгляд Джайкена отметил еще кое-что: на рынках Империи почти не стало товаров, поставляемых семейством Минванаби. Цены сразу подскочили, и другие властители сумели изрядно нагреть руки. Должно быть, это больно ударило по властолюбцам Минванаби, особенно после того, как их престижу был нанесен непоправимый ущерб.

Никаких приготовлений к войне наблюдатели не замечали. В казармах Минванаби шла рутинная муштра, а войска, сражавшиеся с варварами за Бездной, не получали приказа о возвращении домой.

Военачальник Кейок не особенно доверял сообщениям осведомителей. Поскольку дело касалось безопасности Мары, он пропадал в войсках днем и ночью: проверял состояние доспехов и оружия, наблюдал за проведением военных учений. Люджан, командир авангарда, так же остро чувствовал свою ответственность. Как и положено солдату Акомы, он всегда был подтянут и собран, замечал все, что творится вокруг, и держал ладонь на рукояти меча.

— Не нравится мне это затишье, — проговорил Кейок под шорох листвы. — Со стороны и впрямь может показаться, что во владениях Минванаби царит хаос, но не исключено, что это просто ширма, за которой скрывается подготовка к выступлению. Если даже Десио оплакивает отца, то его военачальник Ирриланди, могу поручиться, не сидит сложа руки. Мне ли не знать — мы с ним вместе выросли. Его солдаты обучены по последнему слову боевого искусства. — Сильные руки стиснули лежащий на коленях шлем. Всегда невозмутимый, Кейок повел плечами. — Я понимаю, что наша армия должна готовиться к отражению возможного удара, но разведка не принесла никаких сведений, и мы не знаем, чего ожидать. Пойми, госпожа, армия не может до бесконечности оставаться в состоянии полной боевой готовности.

Люджан согласно кивнул:

— В лесах не замечено передвижений серых воинов. Нигде не видно разбойничьих скопищ. Отсюда можно заключить, что Минванаби не готовят прикрытия для тайной атаки, как было перед покушением на властителя Бантокапи.

— Похоже, что так, — подтвердил Кейок. — Господин Бантокапи внял нашим предостережениям. — Заговорив о покойном муже Мары, он с горечью вспомнил и ее отца. — А для господина Седзу предостережение пришло слишком поздно. В тот раз не обошлось без злодея Тасайо; в изощренности и коварстве с ним может тягаться разве что ядовитый морской змей. Если нам донесут, что Тасайо приказано вернуться домой, я даже на ночь не буду снимать доспехи.

Мара кивнула Накойе, предоставляя ей слово. Старая советница, как всегда, не потрудилась поправить торчащие из волос шпильки, но ее ворчливая манера сменилась непривычной задумчивостью.

— Твой мастер тайного знания велел своим людям докладывать о важных событиях в доме Минванаби. Но он мужчина, госпожа. Что для него самое важное? Увеличение численности войска, пополнение арсеналов, передвижения офицеров, связь с союзниками. Послушай моего совета: прикажи, чтобы твой осведомитель не спускал глаз с господской спальни. Если у человека есть цель, он не валяется в постели с наложницами. Когда Десио прекратит наливаться вином и развратничать — жди нападения.

Мара не восприняла эти слова всерьез. Ее губы тронула едва заметная улыбка, придававшая лицу особую прелесть. Сама она этого не осознавала, зато верный Люджан преисполнился восхищения и даже позволил себе рискованную шутку:

— О госпожа, о первая советница, — он перевел глаза с Мары на старую Накойю, — отныне сигналом для наших воинов станет детородный орган Десио. Как только сей могучий жезл опустится, мы займем круговую оборону.

Мара вспыхнула и укоризненно посмотрела на командира авангарда:

— Люджан, ты, как всегда, зришь в корень, но позволяешь себе лишнее. — После первой брачной ночи Мара не выносила непристойностей.

Люджан поклонился:

— Госпожа, если я оскорбил твой слух… Властительница отмахнулась от его извинений — все равно на Люджана невозможно было долго сердиться — и повернулась к гонцу, согнувшемуся в поклоне сбоку от нее.

— Что у тебя, Тамму? — мягко спросила она, зная, что юноша еще не освоился в новой должности.

Не решаясь выпрямиться в присутствии столь высокого собрания, он коснулся лбом земли.

— Госпожа, у тебя в кабинете ожидает мастер тайного знания. Он передает, что получены известия из провинции Хокани, точнее, из северных поместий.

— Ну наконец-то.

У Мары вырвался вздох облегчения. Она уже поняла, что именно собирается сообщить ей Аракаси, мастер тайного знания. В провинции Хокани было только одно поместье, которое их интересовало. Но вслух она лишь произнесла:

— Мне необходимо срочно поговорить с Аракаси. Заседание Совета откладывается до вечера.

Ветер играл листьями уло, струи фонтана пели свою нескончаемую песню. Первыми встали Кейок и Люджан. Джайкен, собрав грифельные доски, испросил у правительницы разрешения наведаться к чо-джайнам.

Накойя поднялась позже всех. Ее мучила боль в суставах, и Мара с горечью отметила, как неумолимо время. Накойя служила ей верой и правдой, но всегда считала, что не достойна ранга первой советницы. Однако она с честью исполняла свои обязанности. Вот уже тридцать лет она состояла при дочерях и женах властителей; никто лучше нее не разбирался в тонкостях Игры Совета.

При взгляде на Накойю у Мары сжималось сердце. Невозможно было представить жизнь в Акоме без этой сильной, преданной натуры. Никто не мог знать, сколько ей отпущено судьбой, но у Мары по спине вдруг пробежал холодок: она поняла, что Накойя долго не протянет. Госпожа давно считала старую советницу своей родней. Только Накойя и маленький сын — больше у Мары не осталось никого из близких.

Властительница отправила посыльного передать Аракаси, что с минуты на минуту прибудет в кабинет, а сама хлопнула в ладоши и приказала слуге подать угощение. Если Аракаси не изменил своим привычкам, он поспешил к ней на прием прямо с дороги.

В кабинете стоял прохладный полумрак. Посреди ковра располагался низкий черный стол, а вокруг него лежали шелковые подушки тончайшей работы. За раздвижной стеной, затянутой расписным шелком, начиналась аллея, обрамленная живой изгородью из цветущего кустарника. Когда створки бывали разведены в стороны, открывался прекрасный вид на владения Акомы — луга, где паслись нидры, и болотистые низины, куда на закате устремлялись птицы шетра.Но сегодня плотный шелк стенных перегородок, меж которых оставили только узкую щель для доступа воздуха, не позволял насладиться окрестной красотой. Зато снаружи невозможно было рассмотреть тех, кто находился внутри. Поначалу даже Мара обманулась, подумав, что в кабинете никого нет, и вздрогнула, когда из темного угла раздался знакомый голос:

— Я сдвинул створки, госпожа, поскольку в аллее садовники подстригали живую изгородь. — Из полумрака неслышно выступила темная фигура. — Никто не подвергает сомнению честность надсмотрщика, а мидкемийцы едва ли способны шпионить, но осторожность у меня в крови. — Посетитель опустился на колени.

— Эта привычка не раз и не два спасала мне жизнь. Приветствую тебя, госпожа.

Она жестом предложила ему чувствовать себя свободно.

— С возвращением в родные края, Аракаси. Мара не отрываясь смотрела на этого загадочного человека. Он еще не успел принять ванну, только ополоснул тело и голову да переоделся в свежую тунику — на волосах поблескивали капли воды. В его душе таилась жгучая ненависть к Минванаби. Он отдал бы все на свете, лишь бы увидеть, как этот род, принадлежащий к Пяти Великим Семьям, будет стерт с лица земли.

— Странно: почему не слышно щелканья садовых ножниц? — встрепенулась Мара.

— Потому, госпожа, что рабов прогнали назад в бараки. Они донимали надсмотрщика жалобами на солнечные ожоги, пока ему не надоело махать хлыстом, вот он и решил, что проще будет перенести работы на более позднее время.

— Одно слово — мидкемийцы, — презрительно бросила Мара. С Аракаси она могла вести себя без церемоний. Поскольку день выдался невыносимо жарким, она ослабила пояс и подставила тело прохладному сквозняку. — Упрямы, как нидры в брачный сезон. Джайкен отговаривал меня их покупать; зря я его не послушалась.

Аракаси склонил голову набок:

— Джайкен рассуждает как эконом, а не как правитель.

— Именно это от него и требуется, — заметила Мара. — Однако тебе эти строптивые рабы небезынтересны.

— В данный момент — пожалуй, да. — Аракаси повернул голову в сторону коридора, откуда послышались легкие шаги, но, увидев слугу с подносом яств, вернулся к беседе. — Их обычаи разительно отличаются от наших, госпожа. Однако я уклоняюсь от главного. — Его глаза сверкнули колючим блеском. — Десио Минванаби начинает показывать зубы.

Аракаси молча выжидал, пока слуга не расставил на столе тарелки с фруктами и холодной дичью.

— Должно быть, ты голоден, — сказала Мара. — Тебе нужно поесть с дороги.

Слуга бесшумно исчез, однако ни Мара, ни ее посетитель не прикоснулись к яствам. Властительница Акомы прервала затянувшееся молчание:

— Итак, расскажи, что ты узнал про Десио.

Аракаси застыл в неподвижности. Его глаза смотрели холодно и равнодушно, но руки вопреки обыкновению сжались в кулаки.

— Молодой правитель — не такой искушенный участник Великой Игры, каким был его отец, — начал он. — Впрочем, от этого он для нас не менее опасен. Когда был жив Джингу, мои люди хорошо знали, где нужно смотреть в оба и когда держать ухо востро. Теперь все не так. Опытный противник во многом предсказуем, а вот новичок может оказаться… весьма изобретательным. — Он слегка улыбнулся и кивнул в сторону Мары, словно подтверждая справедливость своих наблюдений. — У Десио не родится ни одной мудрой мысли, но у кого мало ума, тому частенько выпадает удача.

Мастер тайного знания осторожно пригубил сок из высокого бокала. Нельзя сказать, что во владениях госпожи он опасался быть отравленным, но при любом упоминании о Минванаби его охватывали смутные подозрения. Чтобы понапрасну не тревожить госпожу, он постарался говорить без излишней серьезности:

— А уж у кого такая армия, как у Десио, тому и подавно сопутствует везенье. Сам по себе Десио слаб; его сила — в тех, кто ему служит. — Аракаси опустил бокал на стол. — Он перенял низменные страсти отца, но не унаследовал твердую волю. Если бы не бдительность военачальника Ирриланди, враги сразу слетелись бы на богатства Десио, как зубастые джаггуны на падаль. — Соединив кончики пальцев, Аракаси продолжал. — Военачальник Ирриланди самолично проверял все сторожевые посты. После смерти Джингу нашлось множество охотников испытать на прочность рубежи его владений, но мало кто ушел живым от солдат Минванаби.

— Среди нападавших были и Ксакатекасы, — напомнила Мара.

Аракаси кивнул:

— Они терпеть не могут семейство Минванаби. Мой тайный агент, внедрившийся во владения правителя Чипино, сообщает, что первый советник дома Ксакатекасов высказывался о возможности союза с Акомой. Другие члены совета пока против; они говорят, что ты уже достигла своей вершины и вскоре потеряешь почву под ногами. Что же до Чипино Ксакатекаса, он выслушивает каждого, но не спешит принимать решения.

Мара удивленно подняла брови. Ксакатекасы принадлежали к Пяти Великим Семьям. Победа над Джингу укрепила влияние Акомы; если бы советники Чипино пошли на переговоры о возможном союзе, это было бы равносильно объявлению войны дому Минванаби. Впрочем, даже Шиндзаваи, дружески расположенные к Маре, тщательно обходили вопрос о заключении альянса, до поры до времени сохраняя нейтралитет.

— Однако оставим Ксакатекаса, — продолжил Аракаси. — Десио не способен принимать самостоятельные политические решения: он обратится за поддержкой к советникам и сородичам. Власть распределится между несколькими персонами, что весьма затруднит работу моих осведомителей. Поэтому наши политические прогнозы станут менее надежными, а о ближайших планах Минванаби мы рискуем и вовсе ничего не узнать.

Мара смотрела, как по тарелке с фруктами медленно ползет муха, пробуя сок каждого плода. Вот так и Десио будет двигаться от одного властолюбца к другому, питаясь чужими соками и готовясь к уничтожению рода Акома. Муха впилась в ломтик йомаха, и вдруг откуда-то налетело с десяток таких же насекомых.

— Нам еще повезло, что Тасайо отправлен на войну с Мидкемией, — вслух подумала Мара.

Аракаси подался вперед:

— Наше везение кончилось, госпожа. Виновник гибели твоего отца и брата сегодня возвращается из-за Бездны. Через две недели Десио собирает своих родных и сторонников, чтобы привести их к присяге на верность. Но и это еще не все. Он заплатил металлом за возведение жертвенника в честь Красного бога.

Властительница Акомы замерла.

— Тасайо очень опасен.

— И столь же честолюбив, — добавил Аракаси. — Если Десио движим низменными плотскими страстями, то его двоюродного брата интересуют только война и власть. Пока Десио остается главой дома Минванаби, Тасайо будет удовлетворять свои амбиции, командуя имперскими войсками и числясь на службе у кузена — хотя втихомолку будет мечтать о том, чтобы двоюродный братец подавился костью. Не исключено, что Тасайо воспользуется имперской армией, чтобы отомстить за падение своего рода. Если он нанесет сокрушительное поражение Акоме. и ударит по другим Великим Семьям, то Десио займет в Совете место рядом с Имперским Стратегом.

Мара задумалась. Со смертью Джингу династия Минванаби потеряла славу, лишилась сторонников, утратила политическое влияние, но при этом ее гарнизоны не пошатнулись и боевое искусство армии ничуть не померкло. С другой стороны, вооруженные силы Акомы только-только поднимали голову после гибели отца и брата Мары. Однако главную ударную силу по-прежнему составляла гвардия чо-джайнов. В случае вооруженного столкновения за пределами поместья Акома не смогла бы тягаться с силами Десио.

— Надо разузнать, что они собираются делать, — сухо сказала Мара. — Пусть твои люди проникнут на это сборище Минванаби и подслушают, что советники будут нашептывать на ухо Десио.

Аракаси печально улыбнулся:

— Госпожа, ты переоцениваешь их возможности. Помни, что наш осведомитель был очень близок к Джингу. Он и по сей день занимает ту же должность, но где уверенность, что сын сохранит рядом с собой всех приближенных отца? Конечно, я готовлю ему замену на случай неудачи, но мы должны досконально изучить нрав Десио. Новому человеку потребуется не один год, чтобы войти в доверие к молодому правителю.

Мара угадала следующую мысль Аракаси:

— А от Тасайо можно ожидать чего угодно.

Мастер тайного знания кивнул.

— Поверь, госпожа, я сделаю все возможное, чтобы получить подробные донесения об этом сборище. Если молодой властитель и вправду так глуп, как нам кажется, то Тасайо будет для нас не опаснее остальных врагов. Если же у Десио вдруг появятся проблески разума и он поручит Тасайо вести против нас войну, то опасность возрастет стократ. — Он отложил едва надкушенный ломтик лепешки. — Впрочем, от домыслов прок невелик. Прикажи, чтобы на базарах твои приказчики и слуги держали ухо востро. Помни: в знании наша сила. Акома восторжествует.

Аракаси легко поднялся; властительница не стала его удерживать. Он словно растворился в воздухе, и Мара с тревогой отметила, что предложенные ему яства впервые остались почти нетронутыми. В гнетущей тишине перед ней возник образ Тасайо. Чтобы разогнать это наваждение, Мара хлопнула в ладоши и приказала вбежавшим слугам:

— Принесите сюда моего сына.

Она понимала, что у Айяки сейчас время дневного сна, но у нее возникло неодолимое желание услышать заливистый детский смех, прижать к груди теплое и упругое родное тельце.

Глава 3. ПЕРЕМЕНЫ

Айяки заворочался на подушке. После шумных игр его быстро сморил сон. Переполненная нежностью, Мара бережно отвела назад его темные кудряшки.

Хотя телосложением малыш пошел в отца, он унаследовал материнскую живость. Ему едва исполнился год, но он был непоседлив, ловок в движениях и

— к ужасу нянюшек — не по возрасту бесстрашен. Однако его улыбка трогала сердца самых суровых воинов Акомы.

— Из тебя выйдет храбрый боец, — тихо приговаривала Мара.

Пока у мальчугана был только один неприятель, против которого он был бессилен, — дневной сон. Хотя ребенок стал средоточием всех радостей в жизни Мары, такие драгоценные минуты умиротворения оставались редкими: когда Айяки бодрствовал, три няньки не могли удержать его на месте.

Поправив сыну рубашонку, Мара в задумчивости опустилась рядом с ним на подушки. Покуда Айяки станет взрослым, должны взойти многие семена, посеянные за последнее время. Когда настанет день его совершеннолетия, старые враги ее отца — Анасати — расторгнут союз, заключенный ради мальчика. Если Мара и угодила им, дав жизнь первому внуку Текумы Анасати, расположение новых родственников не обещало быть вечным; Мара ожидала, что ей предъявят счет за безвременную гибель Бантокапи. Поэтому нужно было крепить могущество Акомы, дабы переход правления от Мары к ее неоперившемуся сыну не обернулся трагедией. И первым делом требовалось убрать с дороги род Минванаби, чтобы не вести войну на два фронта, когда какой-нибудь другой грозный противник бросит вызов юному властителю.

Мара просчитывала будущее на много лет вперед. Тем временем солнце стало клониться к закату, и надсмотрщик, видимо, решил, что пора продолжить обработку живой изгороди. В аллее нередко находились невольники, приставленные к садовым работам, поэтому Мара перестала замечать щелканье ножниц. Однако сегодня эти привычные звуки сопровождались резкими окриками и свистом кожаного хлыста. Вообще говоря, этот хлыст был не более чем положенной по рангу принадлежностью костюма — надсмотрщики редко извлекали его из-за пояса, поскольку цуранские рабы не заслуживали побоев. Зато мидкемийцы приводили надсмотрщика в бешенство. Мало того, что они не проявляли ни тени почтения к облеченным властью, — они еще и не стыдились полученных ударов.

Для рабов-цурани, как и для самой Мары, мидкемийское упрямство оставалось загадкой. Воспитанные в убеждении, что только труд дает надежду на счастливый поворот Колеса Судьбы в иной жизни, цурани работали до кровавого пота. Того, кто ленился и получал побои, того, кто не чтил законного хозяина, ожидал вечный гнев богов, ибо ниже рабов стояли только животные.

Какая-то жаркая перебранка отвлекла Мару от этих размышлений. Властительница с неудовольствием отметила, что варвары, исполосованные кровавыми рубцами, до сих пор не научились себя вести, зато усвоили множество бранных слов.

— Воля богов? Да это бред сивой кобылы! — грохотал один из рабов на ломаном цурани; Мара не вполне поняла, что такое бред сивой кобылы. Между тем раб не унимался:

— Нечего городить всякую чушь. Хочешь, чтобы люди работали, так слушай, что тебе советуют, — и скажи спасибо.

Надсмотрщик совсем растерялся: прежде ему не случалось препираться с рабами. Однако с недавних пор его доводами, причем весьма постыдными, стали кожаный хлыст и грубая брань.

Но и эти средства не возымели действия. Совершенно сбитая с мысли, Мара прислушалась к шуму возни и перепалки.

— Попробуй только на меня замахнуться, недомерок, — полетишь через изгородь, прямо в кучу дерьма — вон сколько наложили ваши шестиногие твари.

— Как ты смеешь, раб?! Отпусти немедленно! — визжал надсмотрщик.

Понимая, что стычка перешла все границы разумного, Мара решила вмещаться. Что бы там ни означало странное выражение бред сивой кобылы, в нем угадывалось что-то неуважительное.

Она раздвинула створку и увидела прямо перед собой могучее плечо и жилистую руку. Рыжий мидкемиец — виновник переполоха на рынке — одной рукой сгреб за шиворот надсмотрщика и поднял его высоко над землей. Тот отчаянно барахтался в воздухе, дрыгая ногами. При виде властительницы он едва не лишился чувств и забормотал молитву богине милосердия.

А варвар как ни в чем не бывало скользнул глазами по миниатюрной женской фигурке, возникшей в дверном проеме. Его лицо выражало полное равнодушие, и только глаза сверкнули голубизной, как тот металл, из которого мидкемийцы ковали оружие у себя за Бездной.

От такой неслыханной дерзости Мару охватил гнев. Однако она не выдала своих чувств и заговорила ровным тоном:

— Если тебе дорога жизнь, раб, сейчас же отпусти его.

Теперь даже этот рыжеволосый смутьян осознал ее власть, но не спешил повиноваться. Помедлив, он ухмыльнулся и разжал кулак. Надсмотрщик неуклюже шлепнулся задом в середину самой пышной клумбы. Ухмылка наглеца окончательно вывела Мару из себя.

— Учись смирению, раб, не то тебе будет плохо!

Рыжеволосый больше не скалил зубы, но и не отводил глаз. Правда, Маре показалось, что на него куда большее впечатление произвело ее тонкое одеяние, нежели весомость угрозы.

Злость не могла затмить разум. Она почувствовала, что этот варвар смотрит на нее оценивающе, попросту раздевает взглядом. Это было уже чересчур. Она приготовилась отдать приказ о немедленной казни в назидание остальным, но что-то ее удержало. Наверное, то, что сам Аракаси проявил интерес к мидкемийцам. Они так и не научились послушанию; нужно было найти на них управу — или в скором времени казнить всех до единого, а ведь за них были заплачены деньги. Первым делом следовало преподать им наглядный урок. Повернувшись к стоявшим поодаль стражникам, Мара приказала:

— Возьмите этого раба и задайте ему хорошую порку. До смерти не забивайте, но сделайте так, чтобы ему расхотелось жить. Если же и этого ему покажется мало — прикончите.

Из ножен молниеносным движением были одновременно выхвачены два меча. Не оставляя сомнения в серьезности своих намерений, стражники увели раба прочь. Он шел с гордо поднятой головой, словно его не страшила жестокая экзекуция. Мара разозлилась еще сильнее: этот человек был не чужд высокому цуранскому пониманию чести. Впрочем, она быстро опомнилась. Какой еще «человек»? О чем она думает? Это же раб.

Как назло, именно в этот момент появился Джайкен.

— Ну, что там еще? — в раздражении крикнула Мара.

Хадонра в страхе отпрянул, и она устыдилась своей несдержанности. Жестом приказав надсмотрщику убираться с клумбы, она вернулась в кабинет и уселась на подушки рядом с мирно спящим Айяки.

Джайкен нерешительно переступил порог:

— Можно войти, госпожа?

— Входи. — Мара взяла себя в руки. — Надо выяснить, почему Эльзеки до сих пор не приучил рабов к послушанию.

Надсмотрщик, распростертый у порога, замер от стыда и ужаса. Он сам был немногим лучше раба — необученный слуга, поставленный управляться с рабами. В любую минуту его могли скинуть с этой должности. Он не решался пошевелиться, но начал горячо доказывать свою невиновность:

— Госпожа, эти варвары не понимают, что такое порядок. У них нет уала…

— Это цуранское слово означало «стержень»: так называли душу, определяющую место человека во вселенной. — Они брюзжат, отлынивают от работы, пререкаются, да еще и зубоскалят… — Доведенный до слез, он закончил торопливой скороговоркой:

— А хуже всех этот рыжий. Он ведет себя будто благородный.

У Мары расширились глаза.

— Будто благородный? — переспросила она. Эльзеки осмелился поднять голову и с мольбой воззрился на Джайкена. Тот явно был раздражен речами надсмотрщика. Не получив поддержки, Эльзеки снова ткнулся лицом в пол.

— Не казни, госпожа! Я старался изо всех сил!

Мара не захотела выслушивать его покаяния:

— Пока тебя никто не собирается казнить. Объясни, что происходит.

Исподтишка поглядев снизу вверх, Эльзеки понял, что гнев госпожи сменился любопытством.

— Эти варвары слушают только его, госпожа. Он такой же трус, как и все остальные, — не нашел в себе смелости умереть, но вроде он был у них офицером. А может, это выдумка. Варвары сплошь и рядом мешают правду с ложью

— поди разберись. От них голова идет кругом.

Мара нахмурилась. Если бы рыжеволосый действительно был трусом или не выносил боли, он не смог бы сохранять ледяное спокойствие, когда его уводили для порки.

— О чем у тебя с ним вышел спор? — потребовал ответа Джайкен.

Эльзеки растерялся:

— Так сразу и не скажешь, досточтимый господин. Варвары говорят как-то не по-людски, кто их разберет?

В это время издалека донесся свист хлыстов и душераздирающий стон: стражники приступили к исполнению приказа. Надсмотрщика прошиб пот — его могла постичь та же участь.

Мара приказала бессловесному домашнему слуге плотно задвинуть скользящие створки двери, чтобы не отвлекаться на посторонние звуки; однако она успела заметить, что. остальные варвары столпились на аллее, опустив садовые ножницы, и с нескрываемой враждебностью уставились в ее сторону. Выведенная из себя такой неприкрытой наглостью, Мара ни за что ни про что прикрикнула на слугу и тут же повернулась к надсмотрщику:

— Объясни, в чем именно проявилась гордыня этого рыжего варвара?

— Он требовал отправить одного из рабов обратно в барак.

Джайкен вопросительно посмотрел на госпожу, и та сделала ему знак продолжать допрос.

— Под каким предлогом?

— Выдумал, что здесь солнце печет намного сильнее, чем в их краях, — якобы тот лентяй получил солнечный удар.

— Что еще? — спросила Мара.

Эльзеки виновато опустил глаза:

— Еще он доказывал, что некоторым рабам в такую жару не хватает воды.

— Это все?

— Нет, госпожа. Он прибегает ко всяческим уловкам, лишь бы сорвать работы. Вот, к примеру, пятерым рабам было приказано прополоть клумбы, а он говорит: они и у себя дома ничего не смыслили в травах, а уж тут — тем более; мол, глупо требовать от них расторопности.

— А ведь его доводы не лишены смысла, госпожа, — изумился Джайкен.

Мара вздохнула:

— Похоже, я погорячилась. Ступай, Эльзеки, и скажи, что порка отменяется. Пусть стражники дадут рыжему невольнику умыться, а затем доставят его сюда, ко мне в кабинет.

Пятясь задом и беспрерывно кланяясь, надсмотрщик поспешил унести ноги. Мара встретилась взглядом с хадонрой:

— Сдается мне, Джайкен, наказание было назначено не тому, кто его заслуживает.

— Да, Эльзеки едва-едва справляется со своими обязанностями, — согласился Джайкен, отметив про себя, что госпожу почему-то огорчил его ответ.

— Придется лишить его должности, — подытожила Мара. — Рабы слишком дорого нам обходятся, чтобы доверять их дуракам. Поручаю тебе поставить в известность Эльзеки и подыскать ему замену.

— На все твоя воля, госпожа. — Джайкен с поклоном удалился.

Мара погладила румяную щечку спящего Айяки, а потом приказала горничной отнести его в детскую. Ей нужно было собраться с мыслями.

***

Прошло совсем немного времени, и двое стражников приволокли мидкемийца. С его волос и набедренной повязки стекали струйки воды. Приказ дать ему умыться был выполнен самым незатейливым способом: стражники недолго думая окунули его в поилку для скота. Нельзя сказать, что от порки и принудительного купания он сделался более покладистым, разве что любопытство в его взгляде сменилось плохо сдерживаемой злостью. Мара похолодела, заметив этот неприкрытый вызов. Ей становилось не по себе даже в тех случаях, когда Люджан пересыпал разговор двусмысленными шутками, но чтобы простолюдин посмел выказывать неуважение — это было неслыханно. Властительница на мгновение пожалела, что не надела более скромный наряд, но тут же решила, что было бы нелепо идти на поводу у беззастенчивого раба. Она ответила ему таким же презрительным взглядом.

Стражники растерялись: они боялись отпустить варвара, который не держался на ногах, и из-за этого не могли отвесить надлежащие поклоны. Старший из двух отважился заговорить:

— Госпожа, что прикажешь с ним делать? Варвару пристало опуститься перед тобой на колени.

Только когда стражник обратился к ней с этой робкой речью, она заметила, что на вощеном полу, под ногами невольника, образовались лужицы воды, окрашенной кровью.

— Пусть стоит.

Мара хлопнула в ладоши и послала слугу принести побольше полотенец. Тот мгновенно вернулся со стопкой душистых купальных простыней, низко поклонился и с запозданием сообразил, что госпожа потребовала полотенца не для себя, а для грязного варвара, которого с трудом удерживали двое стражников.

— Чего ждешь? — прикрикнула Мара. — Оботри его, не то он испортит весь пол.

— Повинуюсь, госпожа, — забормотал слуга и принялся лихорадочно промокать кровоточащую спину мидкемийца между лопатками — выше ему было не дотянуться.

Мара взвесила все обстоятельства и приняла решение.

— Оставьте нас, — приказала она стражникам.

Те отпустили варвара, откланялись и попятились сквозь раздвижную дверь.

Невольник размял затекшие руки и досадливо отстранился от слуги, а потом, взглядом испросив у Мары разрешения, вытащил из стопки несколько свежих полотенец и без посторонней помощи обтер торс и голову. Слуга в отчаянии взирал на испорченные купальные простыни, небрежно брошенные на пол.

— Отнеси полотенца прачкам, — скомандовала Мара и жестом показала рыжему невольнику, что ему разрешается взять подушку и сесть.

Его колючий взгляд по-прежнему сверлил властительницу. Маре сделалось не по себе. Этот раб с самого начала внушал ей смутную тревогу, однако причина стала ясна только теперь: она видела в нем мужчину! Но ведь рабов в Империи держали за скот. Почему же этот вызывал у нее… неуверенность? Впрочем, Мара давно научилась владеть собой, и сейчас ее лицо выражало полное равнодушие.

— Видимо, я проявила поспешность, — как ни в чем не бывало заговорила она. — По зрелом размышлении можно заключить, что наказание было не вполне справедливым.

Мидкемийца ошеломило столь откровенное признание, но он не подал виду. Его щеку прорезал шрам, оставшийся после драки на невольничьем рынке, но от этого правильные черты лица сделались еще более выразительными. Рыжая борода тоже выдавала в нем чужака, поскольку все мужчины-цурани ходили гладко выбритыми.

— Слушай меня, раб, — произнесла Мара, — я желаю узнать о твоей стране.

— У меня есть человеческое имя. — В густом голосе рыжеволосого звучала неприязнь. — Меня зовут Кевин, я родом из Занна.

Мара не сочла нужным долее скрывать раздражение.

— Возможно, когда-то ты и считался человеком, тогда у тебя было имя, но в моем мире ты — раб. У раба нет чести, боги не наделили его душой. Запомни это, Кевин из Занна. — Она выговорила его имя с убийственным сарказмом. — Ты сам выбрал такую судьбу, потеряв честь. Ведь ты мог умереть, но не сдаваться в плен живым. — После недолгого раздумья Мара спросила:

— А может быть, ты состоял на службе у более могущественного рода и тебе запретили расставаться с жизнью?

Брови Кевина поползли вверх от минутного замешательства:

— Не вполне понимаю, о чем идет речь.

Мара повторила свой вопрос так, что его понял бы и ребенок:

— Твой род принес клятву верности другому роду?

Кевин выпрямился на подушках, морщась от боли, и взъерошил влажную бороду:

— Ну разумеется, Занн хранил клятву верности королю.

Властительница понимающе кивнула:

— То есть король отказал тебе в праве броситься на меч, так?

Кевин был окончательно сбит с толку.

— Броситься на меч? Но зачем? Хоть я и третий сын в благород… в семье, но мне не требуется разрешение короля на такой нелепый поступок.

Теперь настал черед Мары выразить удивление:

— Разве у твоего народа нет чести? Если выбор оставался за тобой, почему же ты предпочел пойти в рабство?

Через силу улыбаясь, чтобы скрыть саднящую боль от ран, Кевин смотрел на миниатюрную женщину, которая по прихоти судьбы стала его хозяйкой.

— Поверь, госпожа, от меня ничего не зависело. Будь у меня выбор, я бы сейчас не злоупотреблял твоим… гостеприимством, а отправился бы домой, к родным.

Мара покачала головой. Не такого ответа она ожидала.

— По-видимому, нам трудно достичь понимания, потому что ты плохо знаешь язык цурани. Поставлю вопрос иначе: перед тем как тебя взяли в плен, неужели боги не даровали тебе ни единого мгновения, чтобы покончить с жизнью и избежать позора?

Кевин задумался, взвешивая слова.

— Вполне возможно, что у меня оставалось несколько мгновений. Но во имя чего мне было себя убивать?

— Во имя чести! — вырвалось у Мары.

С горькой усмешкой Кевин спросил:

— А для чего покойнику честь?

От такого кощунства у Мары потемнело в глазах.

— Честь — это… это все. Это смысл жизни. Ради чего еще стоит жить?

Кевин всплеснул руками.

— Как это ради чего? Ради того, чтобы наслаждаться жизнью! Чтобы веселиться с друзьями, чтобы служить достойным людям. О себе скажу и другое: ради того, чтобы сбежать отсюда и вернуться домой — вот ради чего стоит жить!

— Сбежать?!

Мара была потрясена до глубины души. Да, мидкемийцы — это не цурани, в который раз подумалось ей. Люди, живущие за Бездной, придерживались совсем иных законов. Ей на ум пришел Хокану Шиндзаваи, и Мара напомнила себе разузнать, почему старый господин Камацу интересуется мидкемийцами. Вернувшись мыслями к своему собеседнику, она подумала, что у этого Кевина из Занна могут быть неожиданные идеи, которые пригодятся в борьбе с врагами.

— Расскажи-ка мне подробнее о землях, что лежат за Бездной, — потребовала она.

Кевина пронзила боль — не только от ушибов и ран.

— У тебя противоречивый характер, — осторожно произнес он. — Сначала ты велела меня выпороть и окунуть в корыто для скота, потом пожертвовала мне самые дорогие полотенца. Теперь ты хочешь услышать мой рассказ, но не даешь даже глотка воды.

— Твои желания — или отсутствие таковых — не подлежат обсуждению, — желчно заметила Мара. — Если уж на то пошло, ты пачкаешь кровью подушки, за каждую из которых заплачено много больше, чем за тебя.

Кевин хотел что-то сказать в ответ на такую отповедь, но в это время снаружи донесся легкий шорох, словно кто-то скребся за раздвижной перегородкой.

Никому из цурани не пришло бы в голову привлекать внимание повелительницы иначе, чем легким, вежливым постукиванием. Мара насторожилась и не спешила с ответом. Но ее молчание, как видно, не смутило незваного посетителя. Деревянная створка скользнула в сторону по хорошо смазанному желобку, и в кабинет просунулась голова лысого раба, который принимал деятельное участие в мошенническом трюке с рубахами на невольничьем рынке.

— Кевин, — приглушенно окликнул он, словно не понимая, где находится. — Как ты там, братишка?

У Мары от возмущения раскрылся рот. Лысый мидкемиец одарил ее улыбкой и как ни в чем не бывало ретировался.

Несколько минут властительница не могла прийти в себя. За всю историю ее рода еще не бывало такого случая, чтобы раб бесцеремонно переступил порог господского дома, заговорил с другим рабом и в довершение всего самовольно ушел прочь! Первым ее порывом было назначить ему самое суровое наказание, но мысль о необходимости понять этих варваров взяла верх.

Мара отправила гонца разыскать вновь назначенного надсмотрщика и сказать, чтобы тот немедленно занял невольников садовыми работами. Затем ее внимание опять обратилось к Кевину.

— Расскажи, как у вас в стране слуга должен вести себя в присутствии властительницы, — потребовала она.

Варвар ответил двусмысленной усмешкой. Его глаза беззастенчиво обшаривали тело Мары, прикрытое только полупрозрачным шелком.

— Если властительница расхаживает перед слугами в таком виде, она явно напрашивается на то, чтобы ее… — Он так и не нашел нужного слова. — В нашем языке здесь употребляется очень грубое выражение. Не знаю, что чувствуют твои подданные, но судя по тому, что ты и перед ними выставляешь себя напоказ, им ничего не приходит на ум.

— А что им должно приходить на ум? — Мару начали раздражать его уклончивые речи.

— Ну, как бы это сказать… — Его рука легла на грязную набедренную повязку, а указательный палец изобразил движение вверх. — Я имею в виду то, чем занимаются мужчина и женщина, когда хотят ребенка.

Мара растерялась. Ей было трудно воспринимать этого варвара как раба, а он ничуть не смущался оттого, что видит в ней женщину. Когда она вновь заговорила, ее голос звучал негромко, но угрожающе:

— Запомни, раб: за одну такую мысль у нас полагается медленная и мучительная смерть! Самая позорная казнь — это повешение, но в особых случаях преступника подвешивают за ноги. В таком положении некоторые не умирают двое суток! А тем временем у них под головой тлеют раскаленные угли.

Видя, что Мара не на шутку разгневалась, Кевин поспешил загладить свою оплошность:

— Наверное, разница в том, что у нас не бывает такой страшной жары. — Он говорил рублеными фразами, с трудом подбирая нужные слова, а то и переходя на родной язык. — В наших краях случаются холодные дожди, потом приходит зима, выпадает снег. Чтобы согреться, наши знатные дамы вынуждены носить одежду из плотной материи и меха. Вот потому и получается, что женское тело… скрыто от глаз. Мара вся обратилась в слух.

— Снег? — недоуменно переспросила она, услышав странное сочетание звуков.

— Холодные дожди? Одежда из меха? Ты хочешь сказать, женщины надевают на себя шкуры животных? Кожу со щетиной? — От удивления она даже забыла о своем гневе.

— Ну, можно и так сказать, — подтвердил Кевин.

— Странно. — Мара по-детски задумалась, услышав о таких диковинных обычаях. — Но ведь в меховой одежде тяжело двигаться; а каково рабам ее стирать?

Кевин расхохотался:

— Меха нельзя стирать, они от этого приходят в негодность. Их выбивают, чтобы очистить от пыли, а потом развешивают на солнце для проветривания. — Видя, что Маре неприятен его смех, он продолжил свои разъяснения. — Вообще говоря, в Занне нет невольников. — По его лицу пробежала тень. — Правда, у кешианцев рабство еще не отменено, зато у нас в Королевстве закон строго-настрого запрещает иметь рабов.

Так вот чем объясняется непокорность мидкемийцев, заключила для себя Мара, а вслух спросила:

— Кто же у вас выполняет грязные работы?

— Свободные граждане, госпожа. Однако у нас есть слуги, крестьяне-арендаторы, наемные работники. Они верны своим господам. Есть также служащие, торговцы, ремесленники.

Такое беглое описание общественного устройства не могло удовлетворить любознательность Мары. Она потребовала продолжения и ловила каждое слово, пока Кевин подробно рассказывал об управлении государством. Только когда на раздвижную стену легли косые вечерние тени, госпожа почувствовала усталость. К тому времени невольник совсем охрип. По приказу Мары слуга принес холодные напитки. Утолив жажду, властительница разрешила поставить поднос перед Кевином.

Больше всего ее интересовали работы по металлу. Среди ее подданных почти никто не владел этим ремеслом, потому что в природе Келевана металлы встречались крайне редко. Мару поразило, что крестьяне-мидкемийцы имеют в собственности железо, медь и латунь; а уж когда Кевин добавил, что у некоторых есть даже золото и серебро, удивлению Мары и вовсе не было предела. Она даже забыла, что совсем недавно едва не отправила этого варвара на тот свет. Чувствуя ее интерес, Кевин стал чаще улыбаться. Его непринужденная манера поведения пробудила у Мары какой-то неведомый доселе голод. Против своей воли она разглядывала линии его тела, следила за движениями сильных, красивых рук, когда он жестами восполнял нехватку слов. Он рассказывал, как кузнецы придают форму железу, как они изготавливают прочнейшие полумесяцы, которые крепятся гвоздями к копытам боевых животных. Оживленная беседа естественным образом перешла на тему военных действий, и тогда выяснилось, что мидкемийцы так же страшатся чо-джайнов, как цурани — конных воинов-мидкемийцев.

— От тебя можно узнать много интересного, — признала наконец Мара, раскрасневшись от удовольствия, но тут их разговор был прерван приходом Накойи, которая напомнила госпоже об отложенном заседании Совета.

Оказалось, что день уже подошел к концу. Только сейчас властительница заметила вечерние тени на шелковых перегородках, увидела фруктовую кожуру и пустые кувшины на низком столике, отделявшем ее от раба. С сожалением закончив беседу, она позвала своего личного слугу и приказала:

— Поручаю тебе этого варвара: спроси, какие у него надобности. Дай ему умыться, положи мазь на раны. Подбери для него одежду и отведи в мои покои — пусть дожидается там; я хочу продолжить разговор после заседания Совета.

Раб поклонился и дал знак Кевину следовать за собой. Варвар разогнул свои длинные ноги, резко встал и поморщился от боли, но заметил, что хозяйка смотрит на него во все глаза. Лукаво улыбнувшись, он без всякой почтительности послал ей воздушный поцелуй и только после этого последовал за слугой.

Накойя прищурившись наблюдала за этой сценой. От нее не укрылось, что такая фамильярность вызывает у госпожи скорее удивление, нежели гнев. А тут еще Мара прикрыла рот ладонью, не сумев спрятать улыбку. Недовольство Накойи сменилось мрачными подозрениями.

— Госпожа, будь сдержаннее. Мудрой властительнице не пристало раскрывать сердце перед рабом.

— Ты о нем? — Мара мгновенно выпрямилась и залилась краской. — Это один из варваров. Мне было любопытно послушать рассказы про их обычаи, не более того. — Она помолчала и со вздохом добавила:

— Когда я была маленькой, Лано точно так же посылал мне воздушные поцелуи, помнишь?

Безвременно погибший старший брат не чаял в ней души.

Накойя воспитывала Мару с рождения, и воспоминание о привычках Ланокоты не тронуло душу старухи-няньки. Куда больше ее взволновало нынешнее состояние госпожи.

Мара тщательно разглаживала платье на бедрах.

— Ты же знаешь, Накойя, мужчины меня не интересуют. — Помолчав, она сжала кулаки. — Некоторые властительницы держат при себе молодых красавцев, выдавая их за носильщиков, чтобы те по первому требованию исполняли… обязанности весьма деликатного свойства. Мне такие… забавы не нужны.

Тут Мара поняла, что выдала себя с головой, как только начала оправдываться. Чтобы уйти от этого разговора, она повелительно взмахнула рукой:

— Позови слуг, пусть наведут здесь порядок. Сейчас мы продолжим заседание Совета и выслушаем Аракаси — у него есть сообщение касательно Десио Минванаби.

Накойя поклонилась и призвала слуг, однако сама не спешила уходить из кабинета и пристально наблюдала за госпожой. По лицу Мары то и дело пробегала задумчивая улыбка. Проницательной Накойе не составило труда догадаться, что причиной тому было отнюдь не предстоящее заседание, а бронзовое тело рыжеволосого варвара, который весь вечер молол языком. Мара выдала себя и этой улыбкой, и непроизвольными движениями рук, которые то сжимались в кулаки, то принимались теребить край платья. От брака с жестоким, бесчувственным мужем у нее осталась только боль и досада; эти воспоминания боролись в ее душе с ураганом желаний. Накойя в свои почтенные годы еще прекрасно помнила, как обжигает молодая страсть. Возможно, лет двадцать назад она и сама была бы не прочь пустить к себе в спальню крепкого невольника. Советница не разучилась ценить мужские достоинства; проводив взглядом Кевина, она исподволь вздохнула, предчувствуя неладное. Хоть Мара и постигла все тонкости Игры Совета, она все еще оставалась предельно неопытной в том, что касалось отношений мужчины и женщины. Она даже не допускала мысли, что здесь может таиться опасность.

Мучимая беспокойством, старая Накойя попыталась собраться с мыслями перед заседанием Совета. Если Мара решила отдаться внезапно нахлынувшему чувству, то она выбрала самое неудачное время для осуществления своих желаний.

Глава 4. КЛЯТВА

Грянули трубы. Когда застучала барабанная дробь, все приглашенные опустились на колени, коснулись лбами пола, а затем распрямились, не поднимаясь с колен и сосредоточенно глядя перед собой, как издревле повелось у цурани. Они расселись строго по ранжиру, хотя облачение не выдавало чинов

— все как один были одеты в белые туники, перетянутые оранжевыми с черным поясами. С минуты на минуту должен был появиться новый властитель Минванаби.

Тронный зал не имел себе равных во всей Империи. Кто-то из предков Минванаби расщедрился, поручив работу гениальному архитектору и вдохновенному художнику. У каждого, кто оказывался во дворце Минванаби, захватывало дух от утонченной красоты и роскоши, которые неожиданно открывались взору внутри суровых, неприступных стен.

Перед началом строительства горный склон, выбранный для возведения родового замка, был срыт примерно на две трети; самую высокую часть прорезали арки, которые смотрели в открытое небо, открывая доступ свету и воздуху. Между арками укрепили раздвижные окна, но сейчас, в ясную погоду, они были открыты, и вырубленный в скале тронный зал купался в лучах полуденного солнца. Центральная часть зала, выложенная причудливой мозаикой, тянулась не менее чем на триста шагов от единственного входа и заканчивалась помостом-возвышением, где красовался трон из резного агата. На нем-то и должен был восседать Десио во время торжественной присяги, которую готовились принести его наместники и вассалы.

Стражники в парадных доспехах замерли в строю на галерее; их черные лаковые шлемы с оранжевыми плюмажами образовали строгую двойную линию, обрамляющую зал. У входа запели фанфары, а потом все смолкло.

Тишину прорезал резкий свист. Скользнула в сторону раздвижная дверь, и в зал танцующей походкой вошел верховный жрец Красного бога — бога смерти. Костяной свисток, зажатый между его губами, напоминал о древней традиции. Плечи жреца покрывала накидка из перьев, а обнаженное тело было раскрашено черно-красными узорами. Можно было подумать, что во дворец явился окровавленный скелет, чтобы исполнить ритуальную пляску в честь своего божественного повелителя. Волосы жреца, густо смазанные жиром, были заплетены в две тугие косы, на концах которых болтались погремушки из младенческих черепов.

В сопровождении четырех послушников в кроваво-красных плащах и в масках-черепах жрец трижды обогнул помост. Появление этой процессии вызвало легкое беспокойство среди собравшихся. Многие исподтишка осеняли себя охранным знамением, зная, что встреча со служителями Красного бога Туракаму

— дурная примета. Свисток заливался пронзительной трелью; черепа щелкали в такт шагам жреца. Его движения ускорялись; послушники содрогались в конвульсиях. Этот ритуал изображал непоколебимую власть бога Туракаму, насылающего смертельные муки на тех, кто его прогневал.

По залу пронесся ропот; гости Десио не могли взять в толк, для чего на это торжественное событие приглашены служители Красного бога: нового властителя по традиции освящали жрецы бога добра Чококана или — в редких случаях — служители Джурана Справедливого. Появление жрецов бога смерти повергло в недоумение всех присутствующих.

Но вот свисток умолк, и зловещие танцоры остановились как вкопанные. Жрец бесшумно поднялся на возвышение. Из складок накидки он извлек красный кинжал и с душераздирающим воплем отхватил себе левую косу, которую тут же повесил на подлокотника трона. Детский череп со стуком ударился о резной агат. Теперь у гостей развеялись последние сомнения. Если жрец бога Туракаму отсек себе косу, это означало, что его небесному повелителю обещано великое жертвоприношение. Десио Минванаби готовился связать себя и весь свой род страшной клятвой.

Появление почетного караула из двадцати воинов во главе с военачальником Ирриланди и первым советником Инкомо было встречено гробовым молчанием. Наконец перед гостями предстал и сам новоиспеченный правитель, одетый в великолепную мантию с оранжевой опушкой и черной каймой. Его темные волосы были туго стянуты сзади. Инкомо приблизился к помосту и опустился на колени по правую руку от повелителя. Он придирчиво наблюдал за каждым шагом Десио, пока тот поднимался по ступеням к трону. Невзирая на духоту и непривычную тяжесть доспехов, скрывавшихся под мантией, наследник Джингу держался с царственной горделивостью. А ведь в детстве он не проявлял ни малейшей склонности к военному делу. За упражнения на плацу он удостаивался лишь молчаливого презрения наставников. В отрочестве его пару раз посылали с солдатами в дозор, но когда боевые командиры, с трудом подбирая деликатные выражения, посетовали на его полную непригодность к службе, для наследника — радости которого не было границ — подыскали теплое местечко при дворе отца. Десио унаследовал лишь самые худшиефамильные черты, подумал Инкомо. Под его властью нечего было и мечтать о благоденствии дома Минванаби, даже если не принимать в расчет военную угрозу со стороны Акомы.

Обводя глазами собравшихся, Инкомо задержал взгляд на заметной фигуре в первом ряду. Это был Тасайо. Ладно подогнанные военные доспехи выглядели на нем как вторая кожа. Пожалуй, в трех поколениях рода Минванаби не нашлось бы человека более дельного. Быстро утратив интерес к ритуальной церемонии, Инкомо задал себе вопрос: каково было бы служить под началом такого хитроумного правителя, как Тасайо? Однако первому советнику не приличествовало заниматься вольнодумством; он вот-вот должен был присягнуть на верность Десио.

Молодой правитель, к немалому облегчению Инкомо, ни разу не споткнулся и не оступился на подходе к трону. Любая оплошность во время старинного ритуала считалась плохой приметой, знаком недовольства богов. Когда Десио поднялся, чтобы произнести речь, у первого советника от волнения перехватило дух. Но вопреки ожиданиям, голос нового властителя Минванаби звучал громко и уверенно.

— Приветствую вас, мои соплеменники, союзники, друзья, — возгласил он. — Я вдвойне рад видеть среди вас тех, которые верно служили моему отцу и готовы точно так же служить мне.

У Инкомо вырвался вздох облегчения. На какое-то время можно было успокоиться. Его молодой подопечный продолжал свою помпезную речь, не забыв поблагодарить жрецов; по мере того как слова становились все более напыщенными, Десио даже принялся жестикулировать пухлыми руками. Раздуваясь от собственного величия, он представил собравшимся наиболее знатных гостей. Инкомо, ничем не выдавая скуки, думал о своем: чего можно в ближайшее время ожидать от властительницы Акомы?

Каким образом удалось этой девчонке обратить роковые планы Джингу против него самого? Уже в который раз Инкомо мысленно возвращался в тот злополучный день, силясь понять, что именно повернуло ход событий и привело к непоправимой беде.

Одно он знал наверняка: Минванаби излишне доверяли наемной осведомительнице-куртизанке. Она слыла непревзойденной мастерицей политической интриги, однако в решающий момент не выполнила свой долг. За это красотка поплатилась жизнью. После этого Инкомо зарекся рассчитывать на тех, кто не присягал на верность дому Минванаби. Впрочем, полагаться на присягнувших тоже надо было с оглядкой. Взять хотя бы командира авангарда Шимицу: тот, как и планировалось, ликвидировал телохранителя Мары, но на следующий день не сумел инсценировать простейший несчастный случай, который был призван уничтожить род Акома.

Когда Десио провозглашал здравицу в честь очередного знатного гостя, Инкомо для виду поворачивался в нужную сторону, но мыслями оставался далеко.

Он с содроганием вспомнил, как исказилось лицо правителя Джингу, когда маг — приближенный Имперского Стратега — разгадал предательство куртизанки и командира авангарда. Опозоренный перед всеми приглашенными, Джингу вынужден был искупить вину своей семьи единственным возможным способом. Многовековая история дома Минванаби не знала другого случая, когда властителю пришлось покончить с собой, чтобы спасти честь рода. Инкомо не раз просыпался в холодном поту, когда ему снился навязчивый сон: Джингу собирает все свое мужество и бросает на фамильный меч.

Последующие события вспоминались ему словно в тумане: обратный путь, траурная церемония, тело хозяина, закованное в сверкающие доспехи, бескровные руки, сложенные на рукояти меча. Ясно виделся лишь миг гибели: распластанный труп в луже крови, вываливающиеся кишки, пустые глаза, замутненные пеленой, словно у рыбы, выброшенной на берег. Жрец бога Туракаму сноровисто перевязал руки Джингу алым шнуром, а на лицо опустил красное покрывало. Память хранила эти подробности. Солнце великого и могучего властителя закатилось.

Какое-то движение вернуло первого советника в настоящее. С глубоким вздохом он отвесил поклон в сторону очередного вельможи. Пока Десио предавался разврату, Инкомо хладнокровно удерживал в руках бразды правления. Но внешнее спокойствие далось ему нелегко: первый советник пребывал в постоянной тревоге. Никогда еще ему не доводилось участвовать в Игре Совета, и только теперь он понял, каково день и ночь жить в леденящем страхе перед другими властителями.

От этого наваждения было одно средство — злость. Ее питало неотвязное видение: Мара, которая в сопровождении свиты переправляется через озеро. Вместе с нею удалялись и другие властители; их яркие одежды и доспехи пестрели на озерной глади, как оперенье птиц в брачный сезон. Среди этой беспорядочной флотилии выделялась внушительная, белая с золотом барка Имперского Стратега. Альмеко перенес празднество из дворца Джингу в поместье Акомы; могло ли быть более красноречивое подтверждение тому, что династия Минванаби впала в немилость?

По лицу Инкомо пробежала тень. Он окончательно стряхнул с себя задумчивость, когда на помост поднялся стройный, по-армейски коротко подстриженный молодой воин. Тасайо, покойный отец которого приходился родным братом правителю Джингу, с низким поклоном предстал перед своим законным господином. Точеный орлиный профиль, безупречная выправка и даже застарелые шрамы битв на руках придавали его внешности мужественную красоту, близкую к совершенству. Всем своим видом он изображал покорность простого солдата, и только обжигающий пристальный взгляд выдавал его сущность. Улыбнувшись двоюродному брату, он произнес слова присяги:

— Мой господин, клянусь памятью наших общих предков, клянусь священным камнем натами, который хранит дух рода Минванаби, что буду предан тебе до конца своих дней. В твоих руках и моя жизнь, и моя смерть.

Десио просиял, когда его наиболее вероятный соперник произнес клятву в полном соответствии с традицией. Инкомо еще раз пожалел, что кузены не поменялись ролями. Окажись на троне Тасайо, Акома трепетала бы от ужаса. Но судьба распорядилась иначе: сильный, умный и решительный должен был служить слабовольному. Руки Инкомо сами собой до боли сжались в кулаки.

Смутные догадки не давали ему покоя. Тасайо выпрямился и сошел вниз по ступеням, а первого советника уже будоражила новая мысль. Мара каким-то образом прознала о готовящемся покушении… нет, поправил себя Инкомо, заговор не был для нее неожиданностью, и все же странно, что она проведала, как именно и в какой момент будет нанесен удар. Едва ли ей просто повезло. Таких совпадений не бывает. Не иначе как сам безумный бог удачи нашептывал ей на ухо свои советы; разве мыслимо было без его помощи раскусить заговорщицу-куртизанку, за которой стоял сам Джингу?

Последние союзники дома Минванаби готовились заверить Десио в своем расположении. Глядя на их равнодушные лица, первый советник заключил, что проку от них будет не больше, чем от леденцов на палочке. При первой же опасности такие союзники переметнутся в другой лагерь. Что и говорить: даже Барули Кебтара отказался возобновить присягу на пожизненную верность, которая связывала его отца с правителем Джингу. Десио едва не скривился от возмущения, когда Барули ограничился заверениями в союзничестве.

В нужные моменты губы Инкомо привычно растягивались в улыбке. Глядя на сменяющих друг друга гостей, он то и дело возвращался в прошлое. Неожиданно для себя самого он нашел логичный, но жуткий в своей откровенности ответ: у Акомы есть осведомитель в стенах дома Минванаби! Утечка планов Джингу не могла произойти иначе как через предателя. У Инкомо кровь застучала в висках, когда он осознал, какие последствия влечет за собой это обстоятельство.

Игра Совета никому не давала передышки. Попытки проникнуть в чужой стан предпринимались во все времена. Сам Инкомо не чурался таких приемов: он внедрил куда следовало собственных агентов и лично разоблачил нескольких шпионов, подбиравшихся к владениям Минванаби. Но теперь и его постигла неудача: одного из лазутчиков он явно просмотрел. На Акому мог работать кто угодно: слуга, приказчик, раб, а то и воин в офицерских доспехах.

Согласно правилам, Инкомо не должен был сходить с места до завершения обряда, но сейчас он едва не ерзал от нетерпения.

Наконец вперед вышел последний вельможа. Десио пустился в нескончаемые изъявления благодарности; Инкомо с трудом сохранял невозмутимый вид. Как назло, жрецы Туракаму снова завели свои пляски, сопровождаемые пронзительным свистом. Прошло еще немало времени, пока процессия в сопровождении почетного караула не потянулась к выходу. Держась на полшага позади Десио, Инкомо вглядывался в лица сановников.

Он попытался сузить круг подозреваемых, исключив кровных родственников Минванаби, а также тех, кто состоял при дворе с самого детства, но что толку? Шпион мог скрываться под любой личиной. К тому же за последние три года во дворце появилось столько слуг, что Инкомо не мог их всех упомнить. Выгнать в одночасье всех до единого — это все равно что расписаться в собственном бессилии. Если же прибегнуть к пыткам, то недолго и спугнуть этого оборотня. Тогда-то уж точно шпион — а может, шпионка? — ускользнет между пальцев. Нет, здесь требовалась предельная осторожность.

Предзакатное солнце уже скрылось за верхушками деревьев. Для продолжения обряда процессия степенно перемещалась по вырубленному в скале коридору. Снаружи, в горной лощине, было сооружено подобие амфитеатра. В молчании заняв свои места, гости устремили взоры на расчищенную площадку, где зияли четыре ямы, выкопанные по обеим сторонам дороги. Построившиеся в шеренги солдаты и плотники охраняли массивную деревянную конструкцию из столбов и балок, подвешенных на канатах.

Инкомо сидел на почетном месте. Со стороны казалось, что он всецело поглощен происходящим. Если вступление Десио во власть осуществилось в соответствии с вековой традицией, то следующий ритуал обещал выйти далеко за рамки привычного. Кто решался воздвигнуть молитвенные врата, тот призывал к себе бога Туракаму и просил его о милости; кто хотел заручиться помощью Красного бога, тот отдавал в залог свою жизнь. Бог Туракаму не прощал ошибок.

Подле четырех крашеных столбов верховный жрец Туракаму вместе с послушниками начал новую пляску. Они вращались с бешеным неистовством, словно увлекаемые смерчем, оглашая воздух леденящими сердце криками и пронзительным свистом. Верховному жрецу с трудом давался ритуальный танец. Его голые бока раздувались, как жабры, а ручьи пота оставляли потеки на фоне устрашающей раскраски. Инкомо чуть не прыснул, заметив, как болтаются дряблые гениталии жреца. Однако первый советник тут же устрашился своего святотатственного веселья: насмешки могли прогневать Красного бога.

Поодаль, разделившись на две группы, молча ожидали работники. Рядом с ними в странном оцепенении стояли слуги и родственники. Девчушка лет семи громко плакала, цепляясь за руку матери. Инкомо решил, что ее напугало зрелище ритуальной пляски. Но в следующий миг жрец, завершив вращение, опустился на пятки перед отцом малышки. Послушники с душераздирающим воплем ринулись вперед, схватили жертву за плечи и поволокли к ближайшей яме. Под адские трели костяного свистка несчастный закрыл глаза и молча шагнул в яму, которая скрыла его с головой.

Затем то же самое проделали с другим работником, чья жена проявила позорное малодушие, закрыв лицо руками. Жрец издал звериный рык и затянул:

— О Туракаму, ты вершишь над людьми последний суд, прими же к себе эти две достойнейшие души. Они будут нести вечную службу у твоего святилища. Сжалься над их родными; когда их детям настанет черед явиться пред твои очи, будь к ним милостив, даруй им свое благословение в следующей жизни.

Инкомо слушал эти заклинания с нарастающей тревогой. В Империи человеческие жертвы приносились крайне редко и лишь с храме Красного бога. По всей видимости, эти двое работников без принуждения вызвались расстаться с жизнью, возомнив, что их дети в следующей жизни займут более высокое положение — станут воинами, а то и господами. Инкомо счел этот поступок по меньшей мере безрассудным: ведь одна из заповедей гласила, что боги и без того благоволят к тем, кто верует.

Но кто бы посмел возвысить голос против Красного бога? Первый советник окаменел; сверху ему было видно, как каждый из добровольцев сжался в комок, подтянув колени к подбородку и сложив руки для вечной молитвы. Жрецы пропели гимн своему небесному повелителю и дали знак плотникам поднять повыше первый из двух столбов, на которые предстояло опустить арку ворот. Канаты натянулись и жалобно заскрипели; под звуки заклинаний гигантский столб пополз вверх и, направляемый плотниками, оказался прямо над ямой. Все присутствующие застыли в ожидании жертвоприношения. Вперед выступил десятник; он прищурился, проверяя положение столба, и кивнул жрецу. Воздух огласился дрожащим свистом, каким надлежало призывать бога Туракаму.

Когда стихла эта зловещая трель, послушники занесли священный топор из сверкающего обсидиана и перерубили канаты. Резной столб рухнул вниз и раздавил несчастную жертву, как клопа. Из ямы брызнула кровь; плачущая девочка вырвалась от матери и бросилась к столбу, убившему ее отца.

— Отпустите его! Отпустите! — кричала она, пока солдаты оттаскивали ее от столба.

Инкомо понял, что красный жрец узрел в этом происшествии дурное предзнаменование. Чтобы умилостивить своего бога, он принял решение заменить простой обряд более изощренным. Под грохот колотушек, изготовленных из младенческих черепов, послушники натянули ритуальные маски и вытащи-ли из ямы оставшуюся в живых жертву. По-видимому, бедняга происходил из земледельцев. Его обуял дикий ужас: он готовил себя к мгновенной смерти, а оказался обреченным на нескончаемые муки.

Первый послушник приготовил каменную чашу и кинжал. По знаку жреца несчастную жертву с двух сторон схватили под руки и наклонили над чашей. Послушник занес кинжал и воззвал к Красному богу. Лезвие скользнуло по одному виску жертвы, по другому, а потом вырезало условный знак на обескровленном лбу. Земледелец содрогнулся, но не закричал. Тогда кинжал полоснул его по правому запястью и вскрыл вену.

На иссушенную землю хлынул густой кровавый дождь. Послушники торопливо подставляли чашу под тяжелые капли; свисток жреца захлебывался хриплым воем. В воздух поднялся второй столб. Черный кинжал впился в левое запястье обреченного. Теперь земледелец не смог сдержать стона. Жизнь уходила из него с каждой каплей крови; он не держался на ногах, но его уже поволокли к яме и сбросили головой вниз. Протяжно взвыл свисток, моля бога о снисхождении. Верховный жрец решил ускорить обряд, ибо по законам его веры жертве надлежало до самого конца оставаться в сознании. Однако эта поспешность оказалась роковой. Один из послушников сделал неверное движение, и деревянная махина ударилась о край ямы, обрушив вниз лавину песка и камней. Полуживой земледелец зашелся страшным криком. Столб медленно сполз в яму и раздробил ему ноги по самые бедра. По трибунам пронесся ропот.

Напрасно Десио орал на плотников, чтобы те поправили столб. Мертвенно-бледный, властитель — как был, в парадных доспехах — рухнул лицом вниз в напитавшуюся кровью пыль и стал молить Красного бога о снисхождении. Вперед вышел верховный жрец. Он потряс костяными колотушками и мрачно возвестил о недовольстве своего бога. Перекрикивая стоны искалеченной жертвы, он призвал правителя Минванаби принести клятву во искупление вины.

Плотники натянули канаты и медленно подняли столб. Предсмертные крики не смолкали. Тогда к яме бросились рабы и стали засыпать ее землей, чтобы приглушить эти душераздирающие вопли, но никто не решался прекратить агонию несчастной жертвы. Все боялись навлечь на себя проклятие бога Туракаму.

Весь в поту и в потеках грязи, Десио поднял голову.

— Всемогущий Туракаму, — затянул он, — клянусь принести тебе в жертву жизни моих главных врагов, от высокородных правителей до последних домочадцев. Приношу эту клятву во искупление своей вины и молю тебя о покровительстве дому Минванаби! — Обернувшись к верховному жрецу, он сказал:

— Если всемогущий Туракаму услышит мою смиренную мольбу, клянусь воздвигнуть в его честь еще одни врата. Их столбы оросятся кровью властительницы Акомы и ее малолетнего отпрыска. Только бы Красный бог простил мне сегодняшние прегрешения!

Десио замолчал. Жрец неподвижно высился над ним и через несколько мгновений потребовал:

— Скрепи свою клятву.

С этими словами он протянул Десио костяной свисток. Видя, что правитель колеблется, жрец злобно зашипел. Судорожно сжав реликвию, Десио произнес:

— Я, Десио, правитель Минванаби, клянусь сдержать свое слово.

— Клянусь кровью своего рода! — подсказал жрец.

Собравшиеся ахнули: жрец недвусмысленно дал понять, какую цену потребует Красный бог в случае нарушения клятвы. Десио мог навлечь кровавую месть на каждого из них, включая самых дальних родственников. Даже в случае перемирия пути к отступлению уже не будет. В самом ближайшем будущем, одна из двух знатных семей исчезнет с лица земли.

— Туракаму услышал твою клятву, — вскричал жрец.

Выхватив у Десио костяной свисток, он завертелся на месте, а потом остановился как вкопанный, указывая на недостроенные врата.

— Красному богу угодно, чтобы жертвенник сохранялся таким, как сейчас. На каждом из столбов будут вырезаны слова клятвы Минванаби. Никому не дозволено надстраивать или сносить это святилище, пока прах Акомы не будет принесен в жертву великому Туракаму! — Он метнул взгляд на Десио. — В противном случае род Минванаби сам обратится в прах!

Только теперь Десио с трудом поднялся на ноги. У него был совершенно удрученный вид, словно это не он только что произнес слова роковой клятвы. Инкомо от злости прикусил губу. Если во владениях Минванаби и вправду орудует шпион Акомы, стоит ли удивляться, что после этой церемонии во все концы поползут губительные слухи? Первый советник внимательно следил за встающими со своих мест гостями. Одни были мрачнее тучи, другие побледнели от страха, но нашлись и такие, которые уходили с гордо поднятой головой. Зная о мягкотелости Десио, многие метили на трон властителя, однако такой кровавый поворот событий мог у любого отбить охоту к власти. Инкомо решил не откладывая поговорить с господином.

У Десио подкашивались ноги; Тасайо пришлось поддерживать его под локоть. Вид властителя, облаченного в парадные доспехи, никого не мог обмануть:

Невооруженным глазом было видно, кто из двоих настоящий воин. Приближаясь к ним, Инкомо уловил обрывки разговора.

— Мой господин, забудь о дурных предзнаменованиях. От имени нашего рода ты связал себя великой клятвой. Теперь надо ее выполнять.

— Верно, — уныло кивнул Десио, — вот только ума не приложу, с чего начать. Владения Акомы охраняются чо-джайнами;. без ведома Имперского Стратега нечего и думать идти на них в открытую. К тому же война ослабит наши ряды, и другие семьи не преминут этим воспользоваться.

— На этот счет у меня есть кое-какие соображения, дорогой кузен.

Тасайо заслышал приближающиеся шаги, резко обернулся и, узнав Инкомо, сверкнул улыбкой. Первому советнику померещилась в этом какая-то фальшь.

— Досточтимый первый советник, необходимо собрать Совет. Если наш правитель сумеет сдержать клятву, род Минванаби обретет вечную славу.

У Инкомо на языке вертелась колкость: если наш правитель не сумеет сдержать клятву, то род Минванаби обретет вечный покой. Однако в голосе Тасайо прозвучала искренняя убежденность, поэтому первый советник только спросил:

— У тебя уже есть план?

— И не один, — усмехнулся Тасайо. — Но первым делом нужно выловить шпиона Акомы.

На грязном лице Десио отразилось неописуемое изумление.

— Откуда здесь взяться шпионам? — возмутился он.

Тасайо положил руку ему на локоть, а сам обратился к Инкомо:

— Без осведомителей тут не обошлось. Каким образом эта ползучая тварь смогла прознать, что наш прежний господин замышлял ее убить?

Инкомо почтительно склонил голову, отдавая должное цепкой памяти и сметливости Тасайо. После того злополучного празднества в честь Имперского Стратега, когда Мара сумела всех обвести вокруг пальца, кузен правителя сделал единственно правильный вывод.

— Господин мой, я полагаю, что ради нашего общего блага следует обсудить твои планы прямо сейчас.

Нахмурившись, он помог молодому воину довести обессиленного властителя до порога дворца.

***

Под ногами проворных слуг скрипели старинные половицы. Нужно было срочно задвинуть все перегородки и опустить шторы: поднимался неумолимый южный ветер. Над серебристой гладью озера сгустились мрачные тучи — предвестницы сезона дождей. В воздухе уже веяло свежестью, но во внутренних залах дворца Минванаби, где покойный Джингу и его многочисленные предки плели сети самых изощренных заговоров, висел неистребимый запах пыли и мебельного воска. Оконные проемы в личном кабинете властителя были сделаны совсем узкими, чтобы скрыть от посторонних глаз то, что происходило внутри.

От сырости у Инкомо заломило кости. Едва не морщась от боли, он осторожно занял место напротив возвышения с аккуратной горкой подушек. Кому-то из предков Минванаби пришло в голову, что глава семьи непременно должен находиться выше подданных, поэтому во всех старых залах и переходах дворца были сооружены такие же ступени.

За долгие годы Инкомо привык к этому неудобству, но любой новый придворный неминуемо выдавал себя с головой, спотыкаясь в самые неподходящие моменты. Терзаемый мрачными подозрениями, первый советник стал припоминать, кто из слуг и приказчиков, состоявших при покойном правителе, отличался особой неловкостью, но, как назло, сейчас никто не приходил ему на ум. Инкомо совсем сник.

Слугам потребовалось немало времени, чтобы стянуть с Десио парадное облачение. Правитель отверг приготовленную ванну, позвал двоюродного брата и появился перед первым советником в расшитом шелковом халате, распространяя вокруг себя запах пота. Дорогие златотканые подушки, служившие еще Джингу, сплющились под нешуточным весом молодого властителя. Десио пребывал в лихорадочном возбуждении. Первому советнику даже показалось, что хозяин вот-вот сляжет с простудой, — на его блеклом, как тростниковая бумага, лице выделялся только красный нос. Словно по контрасту, бронзовое от загара лицо Тасайо выражало собранность, волю и жестокость.

Десио все еще ерзал на подушках, устраиваясь поудобнее, а его сородич уперся локтями в колени и окаменел, как хищник, учуявший добычу.

Те четыре года, что Тасайо провел на войне с варварами, пошли ему на пользу, заключил Инкомо. Хотя боевые действия развивались не столь успешно, как предсказывал Имперский Стратег, зато молодой воин, не втянутый в Игру Совета, отточил свои природные способности и преуспел на ратном поприще. Он вошел в число приближенных самого Имперского Стратега Альмеко, а также добился существенных привилегий для дома Минванаби — но, увы, смерть Джингу свела их на нет.

— Мой досточтимый кузен, мой первый советник, — начал Десио, напуская на себя важный вид, чтобы скрыть беспомощность, — нужно подумать: не внедрился ли в наш лагерь шпион Акомы?

— Что тут думать? — не выдержал Инкомо, сторонник быстрых и решительных действий. — Конечно, внедрился, и скорее всего не один.

От такой дерзости у правителя отвисла челюсть. Он собрался было устроить выволочку первому советнику, который осмелился предположить, что твердыня Минванаби — это проходной двор для вражеских лазутчиков.

С трудом сдерживая презрение, Тасайо поджал губы, однако когда он заговорил, в его голосе звучала только благожелательность:

— Твой отец, Десио, был весьма искушен в Игре Совета. Если бы не измена в наших рядах, разве под силу было бы этой желторотой пигалице его перехитрить?

— А разве под силу этой, как ты выразился, желторотой пигалице раскинуть целую шпионскую сеть в нашем лагере? — вспылил Десио. — Чтоб ей тысячу лет гореть в пламени бога Туракаму! Воспитывалась в монастыре Лашимы, собиралась там запереться на всю жизнь, а как стала властительницей — откуда прыть взялась! Ведь и отец ее не отличался особой изворотливостью — не он же научил ее засылать шпионов?!

— Ну что ж, кузен, вопросы поставлены — будем искать ответы. — Тасайо разрубил рукой воздух, изображая удар меча. — Послушать тебя — так эта девчонка владеет колдовскими чарами. На самом деле все гораздо проще. Сумел же я подстроить, чтобы варвары прикончили ее отца и брата. Чисто было сработано, скажу без ложной скромности. Седзу и Ланокота испустили дух, как простые смертные: корчились в пыли, сжимая вспоротые животы. — Тасайо распалился от воспоминаний. — Может, Мара и уповает на милость безумного бога, только не слишком-то он спешил на выручку ее родичам!

Десио едва не расплылся в усмешке, но спохватился: ведь его родной отец точно так же корчился в предсмертных муках, когда бросился на собственный меч. С досады властитель ткнул кулаком в подушки.

— Допустим, в наш стан затесались шпионы. Как нам их выловить?

Инкомо набрал воздуху, чтобы изложить свой план, но Тасайо остановил его взглядом.

— Если господин позволит, я поделюсь своими мыслями.

Десио кивнул в знак согласия. Инкомо подался вперед, забыв о ломоте в суставах.

Из опасения быть подслушанным Тасайо приурочивал свои фразы к порывам ветра, сотрясающим ставни:

— От шпиона только тогда есть прок, когда его донесения сразу идут в дело. Вот этим-то мы и воспользуемся. Предлагаю тебе запланировать несколько вылазок, направленных против Акомы. Прикажи командиру авангарда организовать налет на ее караван или на отдаленное поместье. Затем, не откладывая в долгий ящик, намекни приказчику-зерноторговцу, что собираешься сбить установленные Акомой цены на тайзу на базарах Равнинного Города. — Он сделал небольшую паузу, чтобы собеседники прониклись его мыслями. Если Мара усилит охрану караванов — стало быть, ее доносчик засел у нас в казармах. Если она приостановит поставки тайзы — ищи осведомителя среди нашего торгового люда. После этого выловить шпиона не составит труда.

— Звучит заманчиво, что и говорить, — отдал ему должное Инкомо. — Я и сам подумывал о чем-то подобном, но тут возникает неувязка. Мы не настолько богаты, чтобы отдавать тайзу по бросовым ценам. И потом, мы выдадим себя с головой, когда Акома поймет, что никто не собирается нападать на ее караваны.

— Зачем же нам себя выдавать? Мы непременно нападем — чтобы потерпеть поражение.

Десио в ярости замолотил кулаками по подушкам:

— Что? Потерпеть поражение? И упасть еще ниже в глазах Совета?!

Тасайо поднял руку, демонстрируя крошечный промежуток между сведенными в кольцо пальцами:

— Поражение будет вот такое — Совсем незначительное. Только для отвода глаз. Я уже придумал, как мы используем шпиона, когда он будет пойман… разумеется, если на то будет твоя воля, мой господин.

«Ну и хитрец, — с невольным восхищением подумал Инкомо. — Повернул дело так, будто молодой властитель сам до всего додумался. Будет тебе его воля, куда он теперь денется?»

Десио и вправду легко попался на эту удочку, но не понял главного.

— Когда предатель будет у нас в руках, я самолично прослежу, чтобы перед казнью его подвергли страшнейшим пыткам во имя бога Туракаму! — Нос правителя из красного сделался пунцовым.

Тасайо и бровью не повел:

— Что греха таить, дорогой кузен, иногда нам всем хочется отвести душу. Однако казнь шпиона, даже самая кровавая, будет только на руку Акоме.

— Это как же? — Десио едва не задохнулся. — Ты, братец, совсем меня заморочил. Чего ради дом Минванаби должен сохранять жизнь презренному изменнику?

Опершись на локоть, Тасайо как ни в чем не бывало взял из вазы спелый плод йомаха и будничным, почти ласковым движением вспорол ногтем тугую кожуру вдоль бороздки.

— Вначале нужно выявить все связи этого изменника, достопочтенный повелитель. А уж мы позаботимся, чтобы Акома получала только те донесения, которые мы сами ей подсунем. — Руки воина сжали плод и с беспощадной легкостью разорвали его пополам, пролив лишь каплю багрового сока. — Шпион, сам того не ведая, будет расставлять ловушку для Акомы.

Инкомо ответил одобрительной улыбкой. Десио переводил недоуменный взгляд с двоюродного брата на первого советника и лишь чудом исхитрился поймать брошенную ему половинку йомаха. Он впился зубами в сочную мякоть, но тут до него дошел истинный смысл намеченного плана. Впервые за все время правитель мстительно расхохотался, предвкушая возрождение былого величия дома Минванаби.

— Славно, славно, — повторял он с набитым ртом. — Хвалю за сметливость, братец. Снарядим горстку солдат, пусть наделают шуму, а эта тварь будет думать, что она умнее всех!

Тасайо повертел в руках нетронутую половинку плода.

— Вот только где? Где удобнее всего совершить налет?

Поразмыслив, Инкомо рискнул предложить:

— По моему разумению, господин, нападать следует вблизи ее дома.

— Скажешь тоже! — Десио утер подбородок расшитым рукавом. — Вокруг ее имения такие заставы — там и муха не пролетит.

— Твоя правда, господин, в само имение вторгаться не следует. А вот когда Мара снарядит караван в Сулан-Ку, тут-то мы и ударим — на выходе из ее владений, по пути к речному порту. Если караван будет идти под усиленной охраной и примет бой, значит, кто-то из наших воинов продался Акоме.

Тасайо согласно кивнул, словно решающее слово оставалось за ним:

— Ты зришь в корень, первый советник. Если мне будет позволено, досточтимый кузен, я сам займусь подготовкой этого нападения. — Он сверкнул белозубой улыбкой. — Мы без труда узнаем, когда караван Акомы отправится в путь. Нужно только ненавязчиво расспросить корабельщиков из Сулан-Ку да сунуть им пару монет, чтобы держали язык за зубами.

Десио еще раз снизошел до похвалы:

— Неплохо придумано, кузен. — Он хлопнул в ладоши и приказал явившемуся на зов посыльному:

— Привести сюда писаря.

Когда за посыльным сомкнулись дверные панели, Тасайо не сдержал досаду:

— Кузен, разве можно предавать письму секретные приказы?!

— Ха! — фыркнул Десио, а потом зашелся лающим смехом. Он нагнулся вперед со своего возвышения и фамильярно ткнул Тасайо кулаком в плечо. — Ха! За дурака меня держишь, братец? Неужто мне придет в голову посвящать в такие дела слуг или рабов? Нет, я всего-навсего собираюсь отправить послание Имперскому Стратегу — попрошу его продлить твою побывку в родных краях. Он мне не откажет: Минванаби всегда были ему верными союзниками. А ты, братец, сейчас нужнее здесь, чем на войне с варварами.

Инкомо, не спускавший глаз с Тасайо, по достоинству оценил молниеносную реакцию молодого воина, который в доли секунды просчитал силу братского кулака и сознательно позволил ему достичь цели. Тасайо равно преуспел и в искусстве угождать, и в искусстве убивать.

Превозмогая боль в суставах, первый советник с холодной отчужденностью размышлял, сколь долго будет его господин терпеть подле себя человека, по всем статьям его превосходящего, но совершенно незаменимого в борьбе за возрождение попранного имени Минванаби. Рано или поздно Десио поймет, что рядом с двоюродным братом выглядит полным ничтожеством; его начнет снедать зависть, он захочет показать, кто здесь настоящий властелин. Оставалось только надеяться, что прозрение наступит не раньше того часа, когда ведьма из Акомы и ее малолетний отпрыск будут сброшены в яму и раздавлены столбами жертвенных ворот. Однако противника нельзя недооценивать. Джингу проявил излишнюю самонадеянность и поплатился жизнью, а Мара только укрепила свои позиции.

По всей видимости, о том же думал и молодой воин. Когда послание Имперскому Стратегу было написано и запечатано, Десио принялся отдавать слугам распоряжения насчет обеда, а Тасайо как бы между делом обратился к первому советнику:

— Что слышно по поводу возможного союза Мары с господином Ксакатекасом? Перед тем как меня отозвали из варварских владений, один из его офицеров рассказывал, что хозяин ищет к ней подходы.

Здесь Тасайо немного просчитался. Между офицерами враждующих домов не могло быть и намека на приятельские отношения; отсюда Инкомо заключил, что эти сведения добыты обманным путем. Первый советник не то прочистил горло, не то подавил смешок, но охотно поделился своими соображениями:

— Властитель Ксакатекаса всем внушает… если не страх, то глубокое почтение. Впрочем, его позиции в Совете сейчас незавидны. — Обнажив в улыбке ровные зубы, советник пояснил:

— Наш высокочтимый Имперский Стратег был недоволен, когда Ксакатекас не пожелал связать свои интересы с завоеваниями в варварском мире. Это вызвало различного рода политические комбинации, а когда страсти улеглись, оказалось, что Ксакатекас возглавляет всего-навсего один гарнизон на ничтожно малой заморской территории. В настоящее время силы Чипино Ксакатекаса удерживают горный перевал в Цубаре. Судя по свежим донесениям, в пустыне сейчас неспокойно, так что правитель не знает отдыха; смею предположить, ему сейчас не до поиска союзников.

Слуги поспешили начать приготовления к обеду, а Десио от нечего делать встрял в разговор. Властным жестом потребовав внимания к своей персоне, он заявил:

— Представь себе, Тасайо, я в свое время рекомендовал отцу поразмыслить именно в этом направлении.

Первый советник прекрасно помнил: участие Десио заключалось в том, что он сидел, изнывая от скуки, пока Инкомо и Джингу искали способ избавиться от Ксакатекаса.

— Ну что ж, — подытожил Тасайо, — если Ксакатекас охраняет наши заморские рубежи, можно уделить все внимание госпоже Маре.

Десио снисходительно склонил голову и откинулся на горку подушек. Полуприкрыв глаза и наслаждаясь своей ролью, он изрек:

— Мы выработали вполне разумный план. Возлагаю на тебя его исполнение, кузен.

Тасайо поклонился властителю, будто эти слова вовсе не прозвучали для него пощечиной, и как ни в чем не бывало вышел из кабинета легкой и горделивой поступью. Инкомо с сожалением подумал, что теперь настал черед заняться более прозаическими делами.

— Мой повелитель, если позволишь, я позову сюда хадонру: он должен обсудить с тобой предстоящую продажу зерна.

Все помыслы Десио уже были направлены на близкую трапезу, но холодная деловитость двоюродного брата пробудила в нем чувство ответственности. Он безропотно кивнул и набрался терпения, чтобы дождаться прихода Мургали.

Глава 5. ПРИОБЩЕНИЕ

Легкий ветерок шевелил листву. Запах цветов и свежеподстриженных кустарников наполнил покои Мары. Пока не сгустился сумрак, в комнате хватало одного светильника, да и тот горел не в полную силу. Изменчивые язычки пламени отражались в драгоценных камнях, выхватывая из темноты полированные яшмовые столешницы, златотканые узоры, эмалевые вазы. Но властительницу не трогали эти сказочные картины. Она думала о другом.

Служанка с благоухающим гребнем колдовала над непокорными волосами госпожи, облаченной в зеленое шелковое платье с узором из птиц шетра по вороту и рукавам. В приглушенном свете кожа Мары приобретала теплый, золотистый оттенок. Будь властительница более тщеславна, она бы не преминула подчеркнуть эту особенность. Однако ее юные годы прошли в монастыре богини Лашимы, где не было места женским ухищрениям. Мара нередко ловила на себе восторженные взгляды мужчин, но расценивала красоту, данную ей природой, как дополнительное оружие в своем арсенале — не более и не менее.

С непозволительной для знатной женщины прямотой она расспрашивала сидевшего напротив варвара о нравах и обычаях его народа. Кевина ничуть не смущало такое пренебрежение к светским условностям: он отвечал без стеснения и по существу. Мара заключила, что эти иноземцы неотесанны, если не сказать

— грубы. Иногда ему трудно было подобрать нужное слово для описания неведомых цурани событий и явлений, но он оказался способным учеником, и с каждым днем его речь становилась все богаче. Сейчас он пытался развеселить Мару анекдотом про холостяка, которого приятели прозвали «в каждой бочке затычка»; оставалось только объяснить, что здесь смешного.

На Кевине не было ни рубахи, ни туники. Слуги так и не смогли подобрать в кладовых одежду нужного размера. В конце концов было решено, что он обойдется набедренной повязкой. Скудость этого одеяния с лихвой восполняли драгоценные шелковые ткани и обсидиановые бусины. Однако Мару не тронули старания незадачливых костюмеров. Еще вчера развязные повадки этого раба казались ей забавными, но сегодня они вызывали только неприязнь. Властительница была настроена слушать дельные и точные ответы, а не сомнительные прибаутки.

Уставшая от дневных хлопот, Мара все же отметила, что варвар предстал перед ней опрятным и ухоженным, отчего он помолодел на добрый десяток. лет. Видимо, он был не намного старше ее самой. Тем не менее годы жестокой борьбы приучили ее к суровости, тогда как этот закаленный в войнах иноземец являл собой полную беспечность. Он светился насмешливостью и лукавством, которые казались Маре то привлекательными, то отталкивающими.

Она выбирала самые безобидные темы: народные празднества, музыкальные инструменты, ювелирные украшения, поварское искусство. Потом разговор перешел на выделку меха и работы по металлу — редкие для Келевана ремесла. Несколько раз Мара ловила на себе испытующий взгляд Кевина: он старался понять, что она замышляет.

Между тем мысли властительницы приняли иное направление. Цуранский уклад жизни неоднократно вызывал у этого иноземного раба полное недоумение, а то и неприятие. Такой взгляд мог сослужить ей хорошую службу — иногда полезно посмотреть на себя со стороны, при трезвом расчете это дает преимущество в борьбе.

Этот человек — нет, этот раб, поправила себя Мара — заслуживал пристального внимания. Его нетрудно было представить на месте самого опасного противника в Игре Совета. Сквозь шелуху легковесной болтовни проглядывали зерна недюжинного ума. По правде говоря, она еще не научилась распознавать, когда Кевин говорит всерьез, а когда просто морочит ей голову. Например, он с жаром доказывал, что его деревню, а может, город — поди знай, что такое Занн — когда-то опустошал дракон, хотя любому ребенку известно, что драконов в природе не существует: это всего-навсего сказочные чудовища.

Заметив, что невольник утомился, Мара жестом приказала служанке принести фруктовый шербет. Кевин залпом осушил бокал и удовлетворенно вздохнул. Тогда Мара задала ему вопрос о настольных играх и, вопреки своему обыкновению, слушала не перебивая.

— А ты хоть раз видела коня? — невпопад спросил Кевин, когда слуги принялись зажигать светильники. — Пожалуй, из всего, что у меня было дома, больше всего я скучаю по лошадям.

Сквозь оконные ставни просвечивал медно-золотой лик келеванской луны. У Кевина вырвался глубокий вздох. Его пальцы теребили бахрому подушки, а глаза подернулись пеленой.

— Ах, госпожа, была у меня одна кобылка, я ее сам вырастил. Каурой масти, а грива черная, что твои кудри. — Поглощенный воспоминаниями, варвар даже подался вперед. — Резвая, выносливая — чертовка, а не кобылка. А уж в бою пены ей не было. Ударом копыта могла сразить воина в полных доспехах. Сколько раз она мне жизнь спасала!.. — Он поднял глаза и внезапно осекся.

Если до сих пор Мара слушала с ленивым интересом, то теперь она словно окаменела. От одного вида лошадей у цуранских воинов стыла кровь в жилах. Никому бы не пришло в голову расхваливать этих чудищ. Под чужим солнцем, в краю варваров простились с жизнью брат и отец Мары — они погибли под конскими копытами. Возможно, рука этого самого Кевина сжимала копье, пригвоздившее одного из них к мидкемийской земле. Мару охватила такая скорбь, какой она не знала многие месяцы. Вместе с этой скорбью нахлынул застарелый страх.

— Не желаю больше слушать о лошадях, — бросила она с таким неистовством, что служанка с перепугу едва не выронила гребень.

Кевин оставил в покое бахрому подушки, ожидая объяснений, но правительница уже обрела прежнюю непроницаемость.

— Мой рассказ чем-то тебя напугал? — с непривычной мягкостью произнес мидкемиец.

Мара снова напряглась, сверкнув глазами. Цурани не так-то легко напугать, подумала она и чуть не сказала это вслух. Еще не хватало оправдываться перед рабом! Тряхнув головой, она отстранилась от служанки с гребнем.

Для цуранской девушки этот жест был хуже удара хлыстом. Бедняжка рухнула на колени, коснулась лбом пола и пулей вылетела за дверь. Но варвар ничего не заметил. Он преспокойно повторил свой вопрос, словно обращаясь к непонятливому ребенку, но удостоился только взгляда, преисполненного жгучей ярости.

По неведению Кевин усмотрел в этом одно лишь презрение. Его истерзанная душа полыхнула злостью.

— Спасибо за приятную беседу, госпожа, — издевательски протянул мидкемиец. — Пока другие гнули спину на солнцепеке, я здесь получил бесплатный урок разговорной речи. Но ты, кажется, забыла, что наши народы ведут войну. Я взят в плен, но остаюсь твоим врагом. Больше ты не вытянешь из меня ни слова: не приведи господь, я тут выболтаю лишнее и дам тебе перевес в силе. А сейчас позволь откланяться. Варвар вскочил и теперь возвышался над Марой, как глыба, но она не шелохнулась.

— Нет, не позволю. — Даже эта убийственная дерзость не поколебала самообладания правительницы. — Ты взят не «в плен». Ты взят мною в собственность.

— Ну нет! — По лицу Кевина пробежала злая усмешка. — Я военнопленный — и точка.

— Сидеть! — потребовала госпожа.

— Как же, жди! Небось не привыкла, когда тебе перечат? — Одним прыжком Кевин бросился на Мару и сдавил ей горло.

Она так растерялась, что не успела кликнуть стражу. Сильные загрубевшие руки сжимали ей шею, вдавливая в нежную кожу нефритовые бусы. Слишком поздно Мара поняла, что под маской его беспечности скрывается пучина отчаяния.

Властительница заскрежетала зубами от боли; извиваясь, она попыталась ударить варвара ногой в пах. Кевин встряхнул ее, как тряпичную куклу, потом еще и еще, не чувствуя, как ему в запястья впиваются острые ногти. Мара захрипела. Он сжал ей горло ровно настолько, чтобы не задушить, но не давалвозможности позвать на помощь. Потом мидкемиец наклонился и заглянул ей в лицо.

— Вот теперь ты по-настоящему струсила, — объявил он.

Из-за спазмов Мара не могла произнести ни звука; ее широко раскрытые глаза наполнились слезами. Однако она не дрогнула. Черные волосы благоуханной волной накрыли его руки; округлая грудь, прикрытая тонким шелком, касалась железного локтя.

— Ты зовешь меня презренным варваром, рабом, не ведающим чести, — прошипел Кевин. — Но тут ты заблуждаешься. Будь ты мужчиной, я бы свернул тебе шею. Пусть это карается смертью, зато одним врагом стало бы меньше. Однако мои земляки не воюют с женщинами. Поэтому я дарю тебе жизнь. Зови своих стражников — пусть меня изобьют или прикончат. Но в нашем народе есть поговорка: «Хоть повадки наши грубы, враг об нас сломает зубы». Вспомни эти слова, когда увидишь, как меня вздернут на суку. Тело можно изувечить, но сердце и душа останутся свободными. Я оставляю тебя в живых потому, что этого требуют мои понятия о чести. С этой минуты каждым своим вздохом ты будешь обязана милости раба. — С этими словами он встряхнул ее в последний раз. — Живи и помни мою доброту.

Обессиленная и донельзя униженная, Мара набрала полную грудь воздуха, чтобы позвать стражников. Одного ее слова было достаточно, чтобы мидкемийца стерли в порошок. Ведь он — раб, существо без души и без чести. Почему же он с таким достоинством, с нарочитой медлительностью уселся перед ней на пол и, насмешливо глядя ей прямо в глаза, невозмутимо ожидал решения своей участи? Мару охватило такое отвращение, какого она не испытывала со времени замужества. Все ее существо требовало возмездия за неслыханное оскорбление.

«Что же ты медлишь? — дразнили дерзкие голубые глаза. — Зови солдат, пусть полюбуются на твои синяки». Правительница пришла в смятение. Солдаты сразу поймут, что варвар мог задушить ее, как птенца, но пожалел. Прикажет ли она его запороть или повесить — победа останется за ним, ибо он не пошел наперекор своей чести, и поэтому его смерть будет не менее почетной, чем гибель на поле боя.

От этих мыслей Мара похолодела. Поквитаться с этим человеком, используя свою власть, — недостойно; быть вечно обязанной милости раба — немыслимо. Она оказалась в тупике, и Кевин это понял.

Ее слова прозвучали чуть более глухо, чем ей бы хотелось:

— В этом туре победа за тобой, раб. Ты поставил на кон единственное, что у тебя есть, — свое земное существование и призрачную надежду. Я оказалась перед выбором: уничтожить тебя или смириться с позором. — В голосе властительницы послышалась расчетливость. — Пусть это послужит мне уроком. Я не доставлю себе удовольствия вздернуть тебя на виселицу, хотя, клянусь, сейчас это мое самое большое желание. — Она позвала слуг. — Отвести невольника в барак. Предупредите стражников, что ему не дозволено выходить на работы вместе с остальными. — Устремив взгляд на Кевина, она добавила:

— Приведете его ко мне завтра после ужина.

Кевин согнулся в шутовском поклоне, расправил плечи и размашистым шагом вышел из комнаты.

Оставшись в одиночестве, Мара почувствовала, что ее покинули последние силы. В душе у нее бушевал ураган. Она заставила себя сделать глубокий вдох и полный выдох. Теперь можно было закрыть глаза и вызвать в сознании внутренний круг медитации — этому ее научили в монастыре. Мысленным взором она начертила рисунок-мандалу и отринула воспоминания о руках варвара, сжимавших ей горло. Злоба и страх отступили, возбуждение улеглось. Все мышцы расслабились, и Мара открыла глаза.

Теперь к ней вернулась способность хладнокровно осмысливать события. От этого чужака можно кое-чему научиться. Чужак? Да это презренный раб!.. Пришлось снова проделать то же самое упражнение. Почему ей никак не удавалось обрести внутренний покой? Она ведь не пострадала, если не считать уязвленного самолюбия. Еще на заре своей юности Мара усвоила, что излишне самолюбивого человека легче заманить в ловушку. «Наверное, дело в том, — решила она, — что я и сама не свободна от этого порока, только до сих пор не отдавала себе в этом отчета».

Тут она невольно усмехнулась. «Хоть повадки наши грубы, враг об нас сломает зубы», — вспомнилось ей. Нескладная поговорка, но достаточно красноречивая. «Уж я-то о тебя не сломаю зубы, — подумала Мара, — я съем тебя с потрохами, Кевин из Занна. Я возьму твою свободную душу голыми руками и привяжу к себе посильнее, чем твое бренное тело». Тут усмешка сменилась сдавленными всхлипываниями, по щекам покатились слезы, плечи содрогнулись от рыданий. Мара обхватила себя руками, чтобы унять озноб. Она вынуждена была в третий раз пройти по внутреннему кругу медитации. Такое приключилось с ней впервые в жизни. Пробормотав «Будь он проклят!», властительница позвала служанок и велела приготовить ванну.

***

Как и прошлым вечером, мидкемийца привели на закате. Открытые окна не спасали от жары, однако Кевин держался еще более непринужденно, чем вчера. Его пальцы все так же теребили шелковую бахрому; ни один благовоспитанный цурани не позволил бы себе подобной распущенности. Мара сочла, что он делает это непроизвольно. Но, по-видимому, до варвара все-таки дошло, что ему подарили жизнь, и он постоянно старался поймать взгляд властительницы.

Этот загадочный и по-своему красивый невольник перевернул ее привычные убеждения и заставил отказаться от некоторых «вечных» истин. У нее было достаточно времени, чтобы разобраться в своих впечатлениях и чувствах. Дважды в течение дня она с большим трудом преодолела искушение отправить мидкемийца на виселицу, но рассудок подсказывал, что она и сама не без греха. А вывод был прост: не все очевидное бесспорно.

Теперь ей не давал покоя один замысел: сыграть с чужаком в этакую домашнюю версию Большой Игры. Он сам бросил ей вызов, когда навязал свои правила. «Тем лучше, — думала Мара, — будем играть по твоим правилам, но у тебя нет шансов». Она не смогла бы объяснить, почему ей так важно победить дерзкого раба, однако это стремление было едва ли не сильнее, чем жажда победы над династией Минванаби. Властительница намеревалась полностью подчинить Кевина своей воле, чтобы он ничем не выделялся из прочей челяди.

Кевин сидел перед ней уже десять минут и терпеливо ожидал, пока она закончит просматривать счета. Наконец Мара сделала первый ход:

— Не хочешь ли выпить прохладительного шербета? Беседа будет долгой.

Мидкемиец, уже привыкший читать между строк, сразу понял, что эта фраза не означает примирения, и молча покачал головой. Выждав еще некоторое время, Мара спросила:

— Может ли раб в твоей стране обрести свободу?

Кевин скривил губы и досадливо щелкнул пальцами по бахроме. Шелковые шнурки разлетелись веером.

— В Королевстве — нет, потому что в рабство продают только закоренелых преступников, осужденных к пожизненному заключению. Зато в Кеше и в Квеге раб может заслужить свободу беспорочной службой. Есть и еще один путь: сбежать от хозяина и перейти через границу. Такое случается.

Мара не спускала взгляда с его рук. Раз за разом то один палец, то другой поддевал снизу бахрому; его чувства можно было читать как раскрытую книгу. Такое неумение владеть собой отвлекало госпожу, но она старалась не отступать от намеченной темы.

— Не хочешь ли ты сказать, что за границей беглый раб может разбогатеть и жить среди свободных граждан?

— Так и есть. — Кевин расположился поудобнее и приготовился кое-что добавить, но Мара его опередила.

— Значит, будь у тебя возможность перебраться через Бездну, ты бы вернул себе прежнее положение, честь и титул?

— Только ли это, госпожа, — снисходительно улыбнулся Кевин. — Меня бы еще представили к награде за побег из вражеского плена, за готовность снова отправиться на войну, за то, что другие пленные, прослышав обо мне, окрепнут духом и тоже попытаются спастись из неволи. У меня на родине считается, что это долг каждого плененного… солдата — вырваться на свободу.

У властительницы поползли вверх брови. Услышанное опять шло вразрез с ее понятиями о чести, верности и высоких устремлениях. Похоже, раб не кривил душой. Теперь его земляки не казались ей взбалмошными или глупыми; просто они жили по другим законам. Если в их глазах непокорность выглядела доблестью, то в поведении Кевина прослеживался некий смысл. Подать пример мужества остальным — это понятно, у воинов-цурани это возведено в идеал. Но пережить позор и унижение… а потом снова выйти на поле боя… Такое просто не укладывалось в голове.

Поднеся к губам бокал освежающего напитка, Мара сделала паузу, чтобы осмыслить эти сведения. Получается, что высокородный мидкемиец, во-первых, не может поднять руку на женщину, а во-вторых, попав в плен, вовсе не покрывает себя позором. Мало этого: рабу не возбраняется жаждать свободы. Но что может быть позорнее рабства? Кто стал рабом, тот при жизни потерял душу; какие же небесные кары ожидают пленника? Кевин с самого начала держался как свободный человек; он считал себя не рабом, а военнопленным. Мара поправила складки платья, чтобы скрыть недоумение. На Келеване такие рассуждения граничили с богохульством.

Эти варвары способны расшатать устои цуранской жизни, думала Мара. Проще всего их казнить — и дело с концом. Но их крамольные мысли все равно не утаить; не ровен час, они сыграют на руку врагам. Она неловко пошутила:

— Если вы своих женщин носите на руках, значит, все важные решения принимают не правители, а их жены? Правильно я поняла?

Кевин, который следил за движениями тонких женских рук, расправлявших складки скользящего шелка, с сожалением оторвал глаза от ложбинки между ее грудей и засмеялся:

— В каком-то смысле так и есть, госпожа. Однако это происходит негласно. Влияние женщины обычно не распространяется дальше пределов спальни. — Он вздохнул, словно вспомнил что-то потаенное, и скользнул взглядом по ее обнажившейся груди и стройным щиколоткам.

Мару это насторожило. Она быстро подобрала под себя ноги и запахнула тончайшее платье. В традициях ее народа нагота не считалась зазорной, но отчего-то правительница испытала неловкость. Впрочем, смущение длилось недолго. Что бы ни мнил о себе этот чужеземец, он оставался в ее безраздельной собственности. С одинаковым хладнокровием она могла бы отправить его и в петлю, и к себе в опочивальню.

Однако эти размышления были ей неприятны. Она перевела разговор на менее щекотливую тему. Вскоре ее захватил рассказ мидкемийца о правителях тех земель, что лежали за Бездной. Как и накануне, каждое разъяснение вызывало у Мары все новые и новые вопросы. Она подсказывала Кевину нужные слова для описания обычаев Королевства Островов.

Благодаря природной сообразительности он все схватывал на лету. Мару поражала широта его знаний. Между тем сумрак сгущался, а светильник едва теплился, но она так увлеклась беседой, что даже не позвала слугу.

Кевин завершил рассказ об одном вельможе, которого он именовал бароном, и замолчал, чтобы утолить жажду. Поверх краев бокала его взгляд изучал мягкие изгибы ее тела, скрытого только воздушным шелком.

Мара даже вспыхнула от неприязни. Она раскрыла веер и принялась обмахивать лицо, будто ее беспокоила только жара. Она отдавала себе отчет, что заводит эти долгие беседы главным образом для того, чтобы отвлечься от тревожных мыслей.

Донесения Аракаси нисколько ее не успокоили. Скорее всего видимое бездействие недругов имело целью усыпить бдительность Акомы. А ведь ее армия была весьма малочисленной для таких протяженных границ; каждый стратегический ход требовал осторожности. Властительница день и ночь прикидывала, чем можно будет пожертвовать в случае крайней необходимости: то ли торговым складом, то ли отдаленными угодьями. Акома, вернувшая себе прежнюю славу, оставалась уязвимой, ведь солдат в гарнизоне не прибавилось. Если враг выступит в открытую, любой неверный шаг окажется смертельным.

Кевин высказывал странные, чуждые мысли, но они, как целительный бальзам, избавляли Мару от гнетущего страха. Она решила постоянно держать его при себе — и не только для того, чтобы приучить к повиновению. Он оказался ходячим кладезем разнообразных идей и знаний.

Была и еще одна причина. В целях безопасности Акомы рабов-мидкемийцев следовало лишить вожака. Без рыжего смутьяна, как докладывал надсмотрщик, варвары вели себя куда тише.

Мара решила хотя бы отчасти посвятить Кевина в свои дела. Пусть поймет, что его ожидает, если Десио Минванаби одержит верх над Акомой.

Когда Кевин в очередной раз задал какой-то вопрос личного свойства, Мара с нарочитой стыдливостью опустила ресницы, угадав, что такая манерность вполне согласуется с обычаями его народа:

— Мне не пристало говорить об этом вслух.

Однако в ее облике под покровом притворства промелькнула щемящая беззащитность, поразившая Кевина. Мара неожиданно предстала перед ним не высокомерной ледышкой, а одинокой женщиной, на которой держатся обширные земли и тысячный гарнизон.

Властительница не преминула воспользоваться его минутным замешательством.

— Назначаю тебя моим домашним слугой, — объявила она. — Будешь неотлучно находиться при мне: тогда ты сам найдешь ответ на свой вопрос.

Кевин остолбенел. Он, конечно же, понял, что Марой движет расчет, но не мог представить, чего именно она добивается. Однако больше всего его возмутило другое — предстоящее расставание с друзья-ми. Мара заметила, что варвар закипает яростью. Убоявшись, что он снова бросится ее душить, она поспешила вызвать стражников:

— Поселите его к слугам. Утром надо будет снять с него мерку и прилично одеть. Он приступает к обязанностям камердинера.

Мидкемиец ощетинился, когда его взяли за локоть. Стражник был на голову ниже его ростом, и Кевин нарочно зашагал к двери размашистой походкой, чтобы коротышке пришлось перейти на бег.

Появившийся в дверях Люджан сдвинул шлем на затылок:

— Госпожа, разумно ли это? Варвара на привязи не удержишь. Даже я своим скудным умом понимаю, что от него будут одни неприятности.

Мара вздернула подбородок:

— И ты туда же? Сначала Накойя прочла мне целую лекцию о коварстве демонов. Потом Аракаси заявил, что мысли варваров грязны и переменчивы, словно мутные потоки, а Кейок, которому редко изменяет здравомыслие, промолчал, что у него выражает высшую степень неодобрения.

— Ты еще забыла Джайкена, — с хитрецой подсказал Люджан.

Мара улыбнулась и едва заметно вздохнула:

— Терпеливый Джайкен — и тот побился об заклад с поваром, что мидкемийцы вскорости друг друга перережут, новые пастбища так и не будут расчищены от зарослей, а нам придется забивать телят-нидр, чтобы не разориться на зерне.

— Так недолго и по миру пойти, — продолжил за нее Люджан пронзительным голосом управляющего. Наградой ему был серебристый смех госпожи.

— Тебе палец в рот не клади. Если бы ты не умел в нужный момент меня развеселить, Люджан, я бы давно отправила тебя куда-нибудь на болота кормить мошкару. А теперь ступай. Доброй ночи.

— Приятных сновидений, госпожа.

Он осторожно задвинул за собой дверную панель, но оставил узкую щель, чтобы при малейшей опасности ворваться в покои госпожи. Мара сокрушенно покачала головой, когда Люджан занял пост в коридоре вместо того, чтобы отправиться на покой. Она могла только гадать, долго ли всеми уважаемый командир авангарда сможет нести службу как простой солдат.

Если бы об этом узнал Десио, он бы покатился со смеху.

***

Айяки вцепился в рыжую шевелюру.

— Ой-ой-ой! — притворно завопил Кевин. Он поднял руки и пощекотал малыша, восседавшего у него на плечах. Наследник Акомы огласил воздух пронзительным визгом, от которого даже у бывалых солдат, сопровождающих процессию, пробежали по коже мурашки.

Из паланкина высунулась голова Мары:

— Нельзя ли потише? Одно слово — дети.

Кевин заговорщически усмехнулся и напоследок легонько ущипнул Айяки за пухлую лодыжку. Мальчуган взвизгнул еще громче и зашелся счастливым смехом.

— Уж и поиграть нельзя! — отозвался варвар. — Выходит, если Десио плетет против тебя козни, так мы все должны ходить с кислой миной? А ведь денек-то выдался на славу!

В глубине души Мара не могла не согласиться, что визит к чо-джайнам прошел без сучка без задоринки, хотя она впервые взяла с собой Кевина и Айяки. Но один из них был слишком мал, а другой — слишком неискушен, чтобы понять: если за ней прямо в улей прислали гонца, значит, на то была очень серьезная причина, ибо добрые вести никогда не бывают срочными.

Мара со вздохом задернула полог. Недавно начался сезон дождей, и от влажной жары все тело покрывалось липкой испариной. Дорога не просыхала; по обочинам ожила зелень. Казалось, воспряла и зацвела каждая былинка, напоенная долгожданными струями. От запаха цветущих лугов у Мары разболелась голова. Видимо, сказывалось и неослабное напряжение последнего месяца. Ей так и не удалось разгадать намерения Десио. Согласно донесению, полученному от осведомителей Аракаси, правитель Минванаби отправил послание Имперскому Стратегу с просьбой продлить побывку Тасайо.

Такое безобидное на первый взгляд известие не предвещало ничего хорошего. Ведь происки этого вероломного недруга едва не обернулись крушением Акомы. Мара подозревала, что военачальник срочно вызвал ее домой потому, что Тасайо как-то обнаружил свои намерения. Он был слишком умен, изворотлив и честолюбив, чтобы оставаться в тени. Если Десио плел заговор против Акомы, лучшего сообщника, чем Тасайо, не найти.

— Итак, что мы сегодня повидали интересного? — продолжил Кевин, обращаясь к Айяки.

Они сразу потянулись друг к другу — с той самой минуты, когда мальчуган стал учить рыжего исполина шнуровать цуранские сандалии, хотя и сам в этом не очень-то преуспел. Привязанность ребенка обещала рабу защиту от гнева властительницы, которая в любой миг могла припомнить, как ее душили и трясли жилистые руки. Впрочем, наблюдая за Кевином вблизи, Мара обнаружила у себя в душе нечто похожее на расположение.

— Гадкий запах! — звонко крикнул в ответ Айяки, да так, что у его матери едва не лопнули барабанные перепонки.

— Запах глазами не увидишь; хотя должен признать, дух там стоял тяжелый, хоть нос зажимай.

— А почему? — Айяки молотил кулачками по рыжему темени варвара, требуя немедленного ответа. — Скажи, почему?

Кевин схватил ребенка за лодыжки и перекувырнул в воздухе.

— Думаю, потому, что они — насекомые, то бишь жуки.

Айяки повис вниз головой, но это не мешало ему наслаждаться игрой и болтать без умолку.

— Жуки не умеют разговаривать. Они только кусаются. Няня увидит жука — и шлеп ладошкой. — Он помолчал, барахтаясь в воздухе и размахивая руками, а потом пожаловался:

— Няня и меня шлепает.

— А ты поменьше болтай, — посоветовал Кевин. — И бери пример с чо-джайнов. Они умные и сильные. Захочешь такого прихлопнуть ладошкой — от тебя только мокрое место останется.

Айяки собрался было поспорить, но вместо этого оглушительно завизжал, потому что раб подбросил его высоко вверх и поймал на вытянутые руки под неодобрительным взглядом няньки. Процессия уже стояла у господского дома. Носильщики присели на корточки, чтобы госпожа смогла выйти из паланкина. Солдаты вытянулись во фрунт, Люджан подал властительнице руку, а в дверях уже дожидался Джайкен, согнувшийся в почтительном поклоне.

— Аракаси и Кейок ожидают у тебя в кабинете, госпожа.

Мара рассеянно кивнула: вопли Айяки мешали ей сосредоточиться. Она подозвала слугу, который нес образцы новых шелков.

— Иди за мной. — Мгновение помедлив, Мара бросила взгляд на Кевина. — И ты тоже.

Мидкемиец едва удержался от вопроса, зачем понадобилось его присутствие. С того дня, как его включили в свиту властительницы, он познакомился почти со всеми советниками, но еще не встречал мастера тайного знания. Мара всегда беседовала с ним наедине, отослав камердинера прочь с каким-нибудь пустяковым поручением. Кевин пока не знал, почему она вдруг решила изменить этому правилу, но полагал, что причина была достаточно веской, если не сказать большего. Неотлучно находясь при госпоже, он понял, что ее терзают мучительные страхи и сомнения, которые легко могли бы сломить менее стойкий дух. Кевина по-прежнему бесило, что его держат за говорящего комнатного щенка, однако он поневоле оценил железную волю хозяйки. Мара, несмотря на молодость и принадлежность к слабому полу, открылась ему как властная правительница, незаурядная личность, достойная противница.

Кевин шагнул следом за ней в темный коридор. Впереди ненавязчиво держался Люджан, занимая позицию между варваром и госпожой. Командир авангарда готовился занять свой пост перед дверью кабинета — чтобы в случае опасности защитить властительницу, а также для того, чтобы в коридоре не оказалось лишних ушей.

Хотя Аракаси самолично устроил проверку всей домашней прислуги, Мара всегда соблюдала осторожность. История знала немало примеров, когда считавшийся верным слуга не устоял перед подкупом, а правитель, пренебрегший мерами безопасности, пал жертвой предательства. Конечно, воины, связанные присягой, а также высокие советники были вне подозрений, но какой-нибудь садовник или подмастерье вполне мог оказаться слугой двух господ.

Когда дверные перегородки плотно сомкнулись за вошедшими, в кабинете сразу стало душно. Военачальник Кейок застыл на подушках, как изваяние.

Мара коротко кивнула, сбросила с плеч дорожную пелерину и до предела ослабила пояс платья. Кевин старался не смотреть на тонкий шелк, облепивший влажную кожу. Вопреки неимоверным усилиям воли, его плоть мгновенно отозвалась на оголившуюся женскую грудь. Он потихоньку одернул хламиду, чтобы присутствующие ничего не заподозрили. Как ни убеждал он себя, что правила приличий в Мидкемии и Келеване совершенно различны, он так и не сумел привыкнуть к тому, что келеванские женщины в жаркое время года раздевались на людях чуть ли не донага. Кевин так растерялся, что едва не пропустил начало беседы.

— Что ты можешь сообщить? — спросила Мара, отпустив служанку.

Кейок склонил голову:

— Минванаби напали на наш обоз с зерном — правда, налет был какой-то вялый.

Отведя со лба непослушную прядь и выдержав паузу, Мара задала следующий вопрос:

— Значит, нападение произошло именно так, как предупреждал нас Аракаси со слов своего агента?

— С точностью до мелочей, вплоть до численности отряда. Это не к добру, госпожа. Такая вылазка совершенно бессмысленна.

— А ты не находишь себе места, если в деле не сходятся концы с концами, — закончила за него Мара. — Полагаю, солдаты Минванаби не ушли безнаказанными.

— Мы их перебили, всех до одного, — подтвердил Кейок, но в его голосе не было гордости за одержанную победу. — Одной бандой будет меньше, если Десио решится пойти на нас войной. Меня беспокоит другое: нападение, можно сказать, было неподготовленным.

Воины шли на смерть, как на заклание, — они не проявили доблести.

Помрачнев, Мара прикусила губу.

— Что вы на это скажете? — обратилась она к остальным.

Из угла послышался легкий шорох. Кевин даже вздрогнул от неожиданности. Вглядевшись в полумрак, он различил поджарую фигуру со сложенными на коленях руками. До этой минуты незнакомец себя не обнаруживал; Кевин и не подозревал о его присутствии. Голос этого человека звучал совсем тихо, но производил впечатление истинной значительности.

— Госпожа, я не смогу пролить свет на это событие. У меня пока нет такого осведомителя, который был бы вхож в число советников Минванаби. Десио обсуждает государственные дела только с первым советником Инкомо, да еще со своим двоюродным братом Тасайо. Первый советник, естественно, не пьет и держит язык за зубами, а Тасайо — тот и вовсе ни с кем не общается, даже со старым воином, который с детства обучал его боевым искусствам. Это просто чудо, что наши агенты в таких условиях добывают точные сведения.

— А что ты сам об этом думаешь?

Взвешивая каждое слово, Аракаси ответил:

— Готов поручиться, что за дело взялся Тасайо. В изворотливости и коварстве ему нет равных. В руках хозяина Тасайо — что разящий меч. Но предоставленный самому себе, он непредсказуем. Сдается мне, что он нащупывает наши слабые места. Вполне вероятно, что он расчетливо послал своих воинов на смерть, чтобы выведать какие-то секреты Акомы. Думаю, это была сознательная жертва.

— Ради чего?

— Будь у нас ответ, госпожа, мы бы сейчас думали, как дать отпор, а не размышляли о туманных возможностях.

Мара на мгновение застыла.

— Аракаси, нет ли среди нас шпиона?

Кевин с любопытством изучал мастера тайного знания. Тот обладал поразительной способностью делаться незаметным, сливаясь с окружающей обстановкой.

— С того самого дня, когда я принес клятву верности перед твоим натами, госпожа, мною проводятся самые тщательные проверки. Шпион был бы незамедлительно обнаружен.

Мара досадливо махнула рукой:

— И все-таки это нападение на обоз с тайзой было не случайным. Что если враги прознали о наших намерениях? Ведь под видом зерна мы собирались переправить новые образцы шелка. Если Минванаби искали тому подтверждения — плохи наши дела. Мы рассчитывали во время ближайших торгов сразить наповал всех купцов. Если наш секрет станет известен раньше времени, мы лишимся и доходов, и всеобщего уважения.

Аракаси склонил голову в знак согласия:

— Вполне возможно, что это было простым совпадением, но я разделяю твою тревогу. Нельзя списывать этот налет на случайность. Скорее всего Тасайо хотел узнать, почему наши грузы переправляются под вооруженной охраной.

— В таком случае нужно взять их на живца, — вмешался Кевин.

— На живца? — издевательски передразнил Кейок.

Военачальник Акомы уже перестал негодовать, что варвар вечно суется со своими соображениями и отказывается понять, где его место. Почему-то ему все сходило с рук. Зато Аракаси, который впервые столкнулся с мидкемийцем лицом к лицу, был ошарашен такой бесцеремонностью.

Мастер тайного знания сощурился и устремил взгляд на камердинера, который возвышался за спиной властительницы. Аракаси был чужд предрассудков, поэтому бесславное положение и развязные манеры варвара не смогли заслонить главного.

— Что ты этим хочешь сказать? Ты ведь не предлагаешь нам отправиться на рыбную ловлю?

— Ну, как бы это выразить… надо пустить их по ложному следу. — Кевин сопровождал свои объяснения красноречивыми жестами. — Если нужно тайком переправить какой-то груз, пусть в каждой повозке с зерном будут спрятаны опечатанные свертки. Тогда враги начнут распылять свои силы, перехватывая все караваны подряд, и тем самым выдадут себя с головой; рано или поздно им это надоест и они оставят нас в покое.

Аракаси моргнул, как хищная птица. Его мысли заработали с удвоенной быстротой.

— Но ни в одной из повозок не окажется образцов шелка, — подхватил он. — Их нужно спрятать совсем в другом месте, возможно даже и не слишком глубоко, а то и вовсе оставить на виду, где и положено быть шелковым тканям.

У Кевина загорелись глаза:

— Вот именно! Можно, к примеру, зашить их в подкладку одежды.

— Здравая мысль, — отозвалась Мара при молчаливой поддержке Аракаси. — Можно даже сшить из этих тканей рубахи для караванщиков, а сверху накинуть простые дорожные плащи.

В этот миг снаружи донесся настойчивый стук. Аракаси словно растворился, а Мара громко спросила, в чем дело.

Перегородка стремительно отлетела в сторону, и в кабинет ворвалась первая советница, растрепанная и красная от злости. Кейок с облегчением опустил меч, а Накойя бросилась на колени перед госпожой и, не успев отвесить поклон, разразилась упреками:

— Госпожа моя, на кого ты похожа?! — Старая нянька в отчаянии воздела очи к небу.

Мара недоуменно оглядела свое распахнутое тонкое платье; на шее вдоль выреза темнела полоска дорожной пыли, не смытая после поспешно прерванной поездки к чо-джайнам.

— А волосы-то, волосы! — причитала Накойя. — Колтун, да и только! Тут и дюжине служанок не управиться!

С этими словами она сделала вид, будто только что заметила Кейока и Аракаси.

— Все прочь! — завопила она. — Госпоже необходимо срочно привести себя в порядок.

— Накойя! — одернула ее Мара. — По какому праву ты ворвалась на заседание Совета, да еще командуешь моими приближенными? С чего это мой внешний вид стал делом первостепенной важности?

Накойя подскочила как ужаленная.

— Во имя святой Лашимы, госпожа, как ты могла забыть?

— Забыть? — недоуменно переспросила Мара, отбросив со лба спутанную прядь. — О чем забыть?

У Накойи перехватило дух; наконец-то она замолчала. За нее вкрадчиво ответил Аракаси:

— По-видимому, матушка имеет в виду прибытие Хокану Шиндзаваи, чью процессию я обогнал по дороге из Сулан-Ку.

Первая советница Акомы пришла в себя:

— У тебя на столе уже неделю лежит письмо от этого молодого господина; ты назначила ему день и час, а сама даже не удосужилась привести себя в порядок! Какое неслыханное оскорбление!

У Мары вырвалось восклицание, несовместимое с ее высоким саном. Накойя только всплеснула руками, а Кевин понимающе ухмыльнулся.

Советница отчаянно захлопала в ладоши, призывая служанок. Те не замедлили явиться, неся с собой лохани, кувшины, стопки полотенец и вороха дорогих платьев, расшитых драгоценностями. Тогда Мара отпустила военачальника, отстранила три пары проворных рук, которые уже принялись снимать с нее одежды, и указала пальцем на сверток с образцами шелка, принесенными из улья чо-джайнов.

— Аракаси, тебе решать, как мы с этим поступим. Джайкен уточнит, когда образцы должны прибыть в Джамар. Придумай, как их понадежнее спрятать.

Мастер тайного знания слегка поклонился и унес сверток под складками хитона.

Кевин остался стоять поодаль за спиной госпожи — о нем попросту забыли. У него поплыло перед глазами при виде хрупкого, гибкого тела, стоящего под струями теплой воды. Через несколько минут Мара грациозно опустилась на дно лохани, а служанки захлопотали над ее роскошными волосами. Затаившись в своем углу, Кевин на чем свет стоит проклинал кургузую цуранскую рубаху, которая не могла скрыть его вожделения. Он потупился, как нашкодивший поваренок, сцепил руки под животом и приказал себе думать о чем-нибудь неприятном.

***

Когда властительница Акомы высвободилась наконец из рук прислужниц и поспешила к выходу, Кевин привычно пошел за ней по пятам — главным образом потому, что других приказов он не получал. Благоухающая, нарядная, сверкающая драгоценностями, Мара была слишком взволнована, чтобы обращать на него внимание. Вот уже месяц варвар состоял при ней камердинером. Сосредоточенно наморщив лоб, она летела по коридорам. Кевин, который научился распознавать ее настроение, сделал вывод, что визит этого Хокану Шиндзаваи выходит за рамки обычной вежливости. И вообще Мара предпочитала обсуждать хозяйственные дела со своим хадонрой, а не вести светскую болтовню с заезжими сановниками, которых ей полагалось у себя принимать.

Первая советница была тут как тут. Она что-то с жаром зашептала Маре на ухо, и та, замедлив шаг, с достоинством вплыла во внутренний сад, который в это время дня сулил желанную прохладу. Придерживая свою воспитанницу за руку, Накойя давала ей последние наставления:

— Будь с этим господином поласковее, дочь моего сердца, но помни: он весьма проницателен. Это тебе не ротозей Барули, который тает от нежного словечка. К тому же нашему гостю и так нанесена обида — вон сколько ты его заставила ждать.

Мара рассеянно кивнула и жестом отправила заботливую Накойю восвояси. Забыв, что Кевин так и следует за ней, она углубилась в благодатную тень.

У фонтана были разложены подушки, а рядом стоял поднос с яствами, но все оставалось нетронутым. При появлении властительницы ее гость, который успел исходить все садовые дорожки вдоль и поперек, сразу обнаружил свое присутствие. На его стройной, мускулистой фигуре ладно сидел синий шелковый кафтан, усыпанный топазами и рубинами. Кевин уже давно понял, что лица цурани никогда не выдают истинных чувств, поэтому он сразу обратил внимание на изящные, но загрубевшие от меча руки и пружинистую походку гостя. Не укрылась от него и преувеличенно горделивая осанка, которая выдавала раздражение и досаду.

Несмотря на это, голос посетителя звучал ровно и приветливо:

— Счастлив видеть тебя, госпожа Мара. Надеюсь, ты пребываешь в добром здравии?

Мара поклонилась, сверкнув драгоценностями.

— Спасибо, Хокану Шиндзаваи, на здоровье я не жалуюсь. Знаю, ты сердишься, что я тебя заставила ждать, но мне нечего сказать в свое оправдание. — Властительница держалась очень прямо, и ее лоб оказался вровень с подбородком Хокану. Чтобы заглянуть ему в глаза, ей пришлось слегка вскинуть голову, и это безыскусное движение придало ее облику особую прелесть. — Скажи, как заслужить твое прощение? — Кроткая улыбка Мары могла растрогать кого угодно. — Я просто потеряла счет времени.

На какую-то долю секунды лицо Хокану вспыхнуло возмущением, но когда до него дошло, что Мара говорит совершенно искренне, хотя запросто могла бы солгать, он от души рассмеялся:

— Мара, ты меня обезоружила! Была бы ты воином — я бы вызвал тебя на поединок. А так мне остается только напомнить, что ты теперь моя должница. В расплату я потребую, чтобы ты уделила мне побольше времени.

Мара подступила еще ближе и дружески взяла Хокану за руки.

— Надо было мне выйти к тебе навстречу непричесанной, в измятом платье — зато вовремя, — шутливо посетовала она.

Хокану не спешил отпускать ее руку. Кевину привиделась в этом хозяйская властность. Молодой посетитель прятал радость и нетерпение под маской невозмутимой вежливости, и эта манера вызвала у варвара прилив безотчетного негодования.

— В другой раз так и сделай, — пробормотал мидкемиец себе под нос.

По наблюдениям Кевина, госпожа не давала спуску мужчинам из числа подданных, а также редким посетителям. Почему же она робела в присутствии Хокану? Похоже, его общество было ей в радость; не без видимого удовольствия она позволила усадить себя на подушки, а потом с несвойственной ей мягкостью попросила Кевина подать угощения. Хокану взял с подноса пиалу винных ягод и бокал шербета, а сам с любопытством оглядел мидкемийца.

— Подумать только, тебе удалось приручить этого дикого сарката. Сразу видно — он знает свое место.

Мара поднесла к губам чашку чоки, чтобы спрятать улыбку.

— Хорошо, что это сразу видно, — невозмутимо ответила она. — Ну, а тебе удалось купить рабов для осушения болот, как наказывал твой отец?

Сверкнув взглядом, Хокану опустил глаза:

— Дело разрешилось благополучно. — Видимо, он помнил, что Мара и сама не склонна была обсуждать с ним покупку мидкемийцев, поэтому он перевел разговор на Кевина, словно тот был бессловесной скотиной. — Похоже, этот рыжий варвар вынослив, как бык. На расчистке пастбищ такой может работать за десятерых — только погоняй!

Кевин раскрыл рот, чтобы без обиняков предложить этому гордецу помериться силами, но Мара его опередила. Побледнев как мел, она зачастила:

— Раб, ты здесь больше не нужен. Пришли сюда Мису, а сам отправляйся во двор, где стоит караван господина Хокану, и разыщи Джайкена — будешь делать, что он прикажет.

Кевин скривил губы в полуулыбке, отвесил поклон — правда, не такой низкий, как подобало рабу, — и с удовлетворением отметил, что Мара ерзает как на иголках. Свысока взглянув на Хокану, он резко повернулся и вышел. Однако его уход не произвел желаемого эффекта: от наблюдательного взгляда Хокану не укрылось, что дюжего камердинера обрядили в куцую, готовую лопнуть рубаху.

Оказавшись за дверью, Кевин услышал брошенную ему вслед насмешку, которая граничила с непристойностью, тем более что предназначалась для женских ушей. Мидкемиец пришел в бешенство, но на удивление быстро отрезвел: словно впервые увидев себя со стороны, он признал, что это банальная ревность, и тихо чертыхнулся.

Кевин не мог и помыслить о том, чтобы увлечься Марой. Если он намеревался чего-то добиться от этой женщины, то, уж конечно, только хитростью, а не любовью — любовь могла привести на виселицу, но никак не на свободу.

От ночного ливня остались одни воспоминания. На дворе снова клубилась пыль. Все огороженное пространство заполонили повозки и распряженные нидры. Перекрикивались погонщики, громко фыркали быки.

Рабы сбились с ног, разнося охапки травы, похлебку из тайзы и ушаты с водой. Кевин пробирался сквозь толчею, думая о своем, и едва не зашиб Джайкена.

Невзрачный хадонра с воплем отскочил в сторону. Задрав голову, он уперся взглядом в необъятный торс мидкемийца, на котором лопалось любое цуранское одеяние, и рявкнул:

— Какого черта ты тут болтаешься?

— Гуляю, — как ни в чем не бывало ответил Кевин.

Джайкен готов был растерзать его на месте.

— Я до тебя еще доберусь! А ну, принимайся за дело! Будешь носить воду рабам-караванщикам. Да только посмей задеть кого-нибудь из господ — пожалеешь, что на свет родился!

В присутствии властительницы управляющий всегда держался тихо, как мышь. Но с мидкемийцем — пусть даже тот был на две головы выше его самого — он чувствовал свою власть. Выхватив пустой ушат из рук проходящего мимо раба, Джайкен сунул его Кевину.

— Шевелись, кому сказано! — С этими словами он растворился в дворовой суматохе.

Кевин выругался, нехотя разыскал водовоза и с полным ушатом направился к двум оборванным, черным от загара невольникам, присевшим на грузовую повозку.

— Эй, да ты никак родом из Королевства? — удивился один из них, высокий и белобрысый, с засохшими ссадинами на лице. — Как тебя зовут? Давно попал в плен?

Они познакомились. Вначале Кевин дал умыться тому рабу, что был пониже ростом и держал на перевязи замотанную ветошью правую руку; его глаза смотрели как-то холодно и безучастно. Он представился как сквайр Паг из города Крайди. Кевину это ничего не говорило; зато светловолосый раб по имени Лори показался Кевину смутно знакомым.

— Мы, случаем, раньше не встречались? — спросил он, принимая ушат от сквайра.

Лори многозначительно пожал плечами, но отвечал вполне охотно:

— Все может быть. Куда меня только не забрасывала судьба! Ведь я — странствующий менестрель. Бывал я и в Занне, мне доводилось петь даже в замке у барона! — Тут он осекся и сощурил глаза. — Святые угодники, да ведь ты баронский сын…

— Молчок, — оборвал его Кевин и огляделся по сторонам. — Если кто-нибудь прознает — мне конец. Офицерам здесь нет пощады.

У земляков был изможденный, истерзанный вид. Кевин спросил, как сложилась их судьба в Келеване. Однако невысокий раб с перевязанной рукой оказался не расположен к откровенности. Он пристально посмотрел на Кевина и произнес:

— Ты быстро смекнул, что к чему. Я сам — сквайр; если бы враги проведали, что я принадлежу к знати, меня бы прикончили в первый же день. Но я сказал, что служил герцогу, и они меня приняли за простолюдина. — Он огляделся; вокруг были только акомские рабы. — Ты, Кевин, похоже, попал в плен совсем недавно. Не забывай: хозяева-цурани могут прихлопнуть тебя как муху. Для них ты — раб, существо без души и чести. Так что будь осторожен: твоя судьба в одночасье может перемениться.

— Чтоб им пусто было, — вполголоса сказал Кевин. — Кстати, могу ли я за беспорочную службу потребовать себе наложницу?

Лори вытаращил глаза, а потом расхохотался, да так, что привлек внимание солдат Шиндзаваи. Оба мидкемийца, сидевших на повозке, тотчас изобразили полное равнодушие. Но стоило солдатам отвернуться, как разговор возобновился. Лори со вздохом заметил:

— Как я погляжу, у тебя еще не отбили охоту шутить.

На что Кевин откликнулся:

— Кто не шутит, тот скорее помрет.

— Что верно, то верно.

Второй раб взглянул на Лори со смешанным выражением укоризны и благодарности.

— Этот дуралей меня спас, а сам едва не поплатился жизнью. Молодой родич Шиндзаваи был тогда… — Он сбился и помрачнел. — Из тех, кого взяли в плен вместе со мной, не осталось в живых ни единой души. Вот так-то, Кевин. Надо приспосабливаться. У цурани есть такое понятие «уал» — это место внутри человека, где до него никто не может дотянуться. — Он коснулся рукой груди Кевина. — Вот здесь. Привыкай жить внутри себя, а заодно учись существовать рядом с ними.

Кевин согласно кивнул. Почувствовав спиной взгляд Джайкена, он подхватил ушат и не без сожаления перешел к следующей повозке, кивнув на прощание новым знакомцам. Он решил ближе к ночи улизнуть в барак и продолжить начатый разговор — слишком сильна была тоска по дому.

Но к вечеру работы прибавилось. Он уже падал с ног от усталости, когда его загнали в господский дом и впихнули в отведенную для него каморку. В коридоре стоял стражник; нечего было и думать тайком прокрасться в барак.

Он с завистью подумал, что его товарищи смогут вести разговоры с этими двумя островитянами хоть всю ночь напролет. Потом ему, конечно, передадут их рассказы — Патрик или кто-нибудь другой, — но дружескую беседу ничем не заменишь. Подсунув под голову тощую подушку, Кевин отчаянно шептал:

— Будь ты проклята, гадина! Будь ты проклята!

Глава 6. ЗАТИШЬЕ

Сезон дождей миновал. Дни стали длиннее, чаще налетали пыльные ветры, под палящим солнцем уже выгорела трава вокруг поместья Минванаби. Прежде в такую погоду правитель Десио старался без нужды не выходить из дому, но нынче то и дело изменял этому правилу. Он не мог налюбоваться двоюродным братом.

Тасайо был удостоен должности старшего советника, но ежедневно продолжал оттачивать свое воинское искусство. Вот и сегодня, как только над озером рассеялся утренний туман, он легко поднялся на вершину холма, неся на плече лук и полный колчан. Вокруг уже были расставлены соломенные чучела-мишени. Не прошло и получаса, как они ощетинились стрелами, украшенными трехцветной лентой Тасайо: черная и оранжевая полосы дома Минванаби, прорезанные красным клином в честь бога Туракаму.

Подойдя поближе, Десио наблюдал, как оруженосец вытаскивает стрелы из мишеней. Тасайо давно заметил, кто направляется в его сторону, но повернулся только тогда, когда промедление могло бы показатьсянепочтительностью.

— Доброе утро, любезный кузен, — с поклоном произнес он.

Десио долго не мог отдышаться после крутого подъема. Утирая взмокший от пота лоб, он пожирал глазами своего родича, одетого в легкие кожаные латы с драгоценными железными накладками — военным трофеем из варварского мира. Из вежливости Тасайо протянул ему свой лук:

— Не желаешь ли поупражняться в меткости?

Правитель отрицательно помахал рукой. В это время к ним подошел оруженосец, сжимая в руках пучки стрел, и опустился на колени перед хозяином. Тасайо брал каждую стрелу за древко и одну за другой вонзал острием в песчаную почву.

— Что привело тебя сюда в столь ранний час, кузен?

Десио неотрывно смотрел, как у его ног растут ровные ряды стрел, словно это воины строились перед атакой.

— Бессонница, — бросил он в ответ.

— Вот как? — Тасайо начал новый ряд, выжидая, что за этим последует.

— Разве я могу спокойно спать, пока шпион Акомы разгуливает на свободе?

Тасайо натянул тетиву и почти не целясь выпустил стрелу. Описав дугу в прохладном утреннем воздухе, она впилась в намалеванное красным сердце соломенного чучела, стоявшего в отдалении.

— Мы установили, что шпионов — трое, — сообщил воин, словно о чем-то обыденном. — К тому же область поисков сузилась. Утечка сведений происходит из казармы, из зернохранилищ и, по-видимому, из кухни.

— Когда же мы узнаем имена предателей?

Вновь натягивая тетиву, Тасайо сосредоточился, но как только стрела поразила очередную мишень, ответил с прежним хладнокровием:

— Кое-что будет известно уже сегодня, когда вернутся уцелевшие налетчики. Может, они уже дома. Впрочем, выявить предателя — это еще не все; наши планы простираются куда дальше.

— Сколько можно тянуть?! — не выдержал Десио. — Я хочу, чтобы Акому стерли в порошок!

Еще две стрелы просвистели в воздухе и попали точно в цель.

— Терпение, брат. Ты ведь хочешь покончить с Акомой раз и навсегда, верно? Значит, суетиться не стоит. Умный действует не спеша. Лучший капкан — тот, что не бросается в глаза, зато захлопывается без осечки.

Десио тяжело вздохнул и решил присесть. Сопровождавший его слуга проворно подложил хозяину подушку.

— Всем бы такую выдержку, — проворчал правитель. — Но я не привык медлить.

— Мне не всегда хватает выдержки, кузен, — возразил Тасайо. Теперь его стрелы летели одна за другой, через равные промежутки времени, и вскоре самая дальняя мишень стала походить на портновскую подушечку, утыканную булавками. — Промедление выводит меня из равновесия. Терпеть не могу ждать, как и ты, мой господин. Но еще больше я не люблю в себе другой недостаток — торопливость. Воин должен ежечасно закалять свою волю, стремясь достичь недостижимого совершенства.

Десио взмок.

— Что ж поделаешь, если боги сотворили меня нетерпеливым. Да и в ратном деле я не столь искушен, как ты.

Тасайо отослал оруженосца за стрелами, закинул лук на плечо и в упор посмотрел на двоюродного брата.

— Всему можно выучиться, Десио, — без тени насмешки произнес он.

В ответ правитель только усмехнулся:

— Стало быть, план уничтожения Акомы продуман тобою до мельчайших подробностей?

Тасайо запрокинул голову, и утренний воздух огласился боевым кличем Минванаби. Когда эхо смолкло, в его глазах мелькнул хищный огонь.

— Точно, господин. Но сперва нужно поговорить с Инкомо. Думаю, его гонцы уже принесли известия о результатах нашей засады.

— Как только вернусь домой, я его вызову. — Десио, кряхтя, поднялся на ноги. — Через час будь у меня.

Тасайо про себя отметил, что кузен пока идет у него на поводу. Прищурившись, он резко развернулся на каблуках и вскинул лук.

Оруженосец, поправлявший мишени, успел заметить это стремительное движение и как подкошенный рухнул наземь. Через какую-то долю секунды прямо над ним просвистела стрела, затем еще одна, и еще. На беднягу посыпались колючие пучки соломы, но он не смел пошевелиться до тех пор, пока у его господина не иссяк запас стрел.

— Ты играешь со своими людьми, как саркат играет с добычей, прежде чем ее сожрет, — произнес Десио, который остановился посмотреть, чем кончится эта опасная забава.

Тасайо надменно поднял бровь.

— Учу их ценить жизнь, — объяснил он. — На поле боя они должны постоянно быть начеку. Если слуга не может сохранить себе жизнь и не находится в нужный момент там, где следует, какой от него прок?

Десио выразил свое согласие одобрительной усмешкой.

Напоследок Тасайо сказал:

— Думаю, на сегодня хватит. Зачем нам выжидать целый час, мой господин? Я пойду с тобой.

Десио хлопнул двоюродного брата по плечу, и они пошли вниз по склону.

***

Первый советник дома Минванаби встретил их в личных апартаментах правителя, еще не успев просушить свои седые волосы после утренней ванны. Несмотря на почтенный возраст, он держался прямо, как клинок. Инкомо всегда рано вставал и обходил имение вместе с управляющим. После обеда он занимался бумагами, но к старости стал похож на боевого генерала. Увидев входящих братьев, он низко поклонился.

Десио был весь в поту, хотя успел выпить три кружки диковинных ледяных напитков. Скороходы без устали доставляли ко двору глыбы льда, чтобы он не отказывал себе в этой роскоши, но в летнюю жару, когда даже на северных пиках шло таяние снегов, охлаждение кушаний и напитков представляло особую трудность. В это время года молодой господин ведрами поглощал питье, но, в отличие от покойного Джингу, не останавливался даже после заката. Тайком вздохнув, Инкомо посмотрел на Тасайо, которой еще не снял латы и перчатки лучника, но не обнаруживал ни малейших признаков усталости. Распущенная шнуровка у ворота казалась единственной вольностью, которую он мог допустить. В любое время суток он оставался воплощением боевого духа.

— Тасайо наконец-то продумал окончательный план уничтожения Акомы, — начал Десио, когда первый советник уселся у подножия господского возвышения.

— Это хорошо, мой господин, — отозвался Инкомо. — Только что пришло сообщение о нашем нападении на караван с тайзой.

— Ну, что там? — Десио от нетерпения подался вперед.

— Нас постигла неудача, мой повелитель, — сообщил Инкомо без всякого выражения. — Как и ожидалось, мы понесли потери, но заплатили более высокую цену, чем собирались.

— Какую именно? — так же бесстрастно поинтересовался Тасайо.

Инкомо перевел на него взгляд темных глаз и медленно ответил:

— Убиты все до единого. Все пятьдесят воинов.

Лицо Десио исказилось досадой.

— Все пятьдесят? Вот проклятая бестия! Неужели везение всегда будет на ее стороне?

— Везение переменчиво, дорогой кузен, — ответил Тасайо. — Настоящая удача

— та, которая приходит в последнем бою. — Он повернулся к Инкомо и спросил:

— Как же врагам удалось нанести нам столь сокрушительное поражение?

— Очень просто, — объяснил Инкомо. — У них было втрое больше охранников, чем мы предполагали.

Тасайо обдумывал этот ответ, положив руки на колени.

— По нашим расчетам, они должны были знать, что мы готовим нападение. Их решительный отпор наводит на некоторые мысли. Во-первых, им нужно было любой ценой защитить эти повозки, а во-вторых… — Тут он встрепенулся. — В этом вонючем улье чо-джайнов воины плодятся как черти!

Десио не понял, какое это имеет отношение к делу.

— При чем тут ульи? Надо думать, как разоблачить шпионов!

Инкомо разгладил складки халата и терпеливо объяснил:

— Налет был задуман для того, чтобы выяснить, с какой стороны идет утечка сведений. У Мары на службе состоит весьма опытный мастер тайного знания, однако он невольно сыграл нам на руку. Мы только что получили подтверждение вины одного — а может быть, и трех — из наших подозреваемых.

Наступило молчание, которое вскоре нарушил Тасайо:

— В этом деле есть и другая сторона. В гарнизоне Акомы не хватает воинов; с чего бы им бросать такие силы против столь незначительной угрозы? Что за этим кроется? — Тасайо слегка нахмурился. — Допустим, наше нападение сорвало некий план Акомы. Допустим, мы помешали врагам осуществить какой-то выпад против нас. Их солдаты бились не на жизнь, а на смерть, но жалкая повозка с зерном не требует такого самопожертвования.

— Вот еще о чем надо поразмыслить, — вмешался Инкомо. — Наш приемщик грузов из Сулан-Ку заметил, что после этого нападения Акома удвоила охрану всех караванов. Ходят слухи, будто под каждым мешком зерна спрятаны секретные грузы. Видимо, у врагов есть какие-то тайные сокровища. — В голосе первого советника зазвучала зависть. — Вот бы и нам обзавестись толковым осведомителем из числа домочадцев Мары! Она явно что-то замышляет, но разгадка то и дело ускользает у нас из рук.

Десио потянулся к бокалу и поболтал в нем последние, быстро тающие кусочки льда.

— Кстати сказать, она посылала гонцов в Дустари. Готов биться об заклад, Чипино Ксакатекас получил предложение провести переговоры, когда вернется с границы. Если он даст согласие, Акома заручится могучей поддержкой.

Ничто не могло поколебать невозмутимость Тасайо. Он спокойно произнес:

— Не забивай себе этим голову, кузен. У меня созрел далеко идущий план, на воплощение которого потребуется года два.

— Целых два года? — Десио грохнул кружкой о стол. — Если в улье чо-джайнов, как ты говоришь, плодятся воины, то через два года нам будет вообще не подступиться к Акоме.

Тасайо не воспринял это возражение всерьез.

— Не будем мешать Маре укреплять родовые владения. Мы не станем сражаться с ней на ее земле. Прошли те дни, когда можно было сокрушить ее границы силой. — Он понизил голос и рассудительно продолжил:

— Вне всякого сомнения, мы одержим победу, но нашим силам будет нанесен такой удар, который не позволит нам противостоять остальным недругам. Будь я на месте Чипино Ксакатекаса или Андеро Кеды, я бы только порадовался открытому столкновению между Акомой и Минванаби.

Правитель Десио не терпел никаких поучений. Инкомо заметил, что хозяин сжал зубами последний кусочек льда, готовясь перехватить инициативу.

— Не пожалеть бы мне о кровавой клятве. Я надеялся, что она подхлестнет наших людей. Но Красный бог не ограничивает нас во времени. — Он возвел глаза к небу. — Посему не будем спешить. Мы не можем позволить себе жертвовать жизнями полусотни воинов за каждую повозку Акомы. Говори, брат, в чем состоит твой далеко идущий план.

Тасайо уклонился от прямого ответа.

— По-прежнему ли между Империей и пустынями Цубара хозяйничают контрабандисты? — спросил он первого советника.

Тот пожал плечами:

— А что им сделается? Кочевники всегда были падки на предметы роскоши, особенно на шелка и самоцветы. Кроме того, им требуются мечи, а где их взять в пустыне, если не у контрабандистов?

Тасайо едва заметно кивнул:

— В таком случае я предлагаю отправить гонца к развалинам Банганока, пусть предложит кочевникам оружие и побрякушки. Скупиться не будем: надо договориться, чтобы они почаще совершали набеги на рубежи.

— Тогда Ксакатекас не сможет отлучиться ни на час, — подхватил Десио. — Его приезд будет отсрочен, а союз с Марой сорвется.

— Но главный выигрыш будет в другом, мой господин. — Только сейчас Тасайо снял перчатку лучника. Он несколько раз согнул и разжал пальцы, словно готовясь взять в руки меч, и в общих чертах изложил свой замысел.

Ради успеха дела Минванаби должны были завязать дружбу с кочевыми разбойниками, чтобы те не давали передышки гарнизону Ксакатекаса. За два года подкупом и лестью следовало расположить к себе этих жителей пустыни. Тогда солдаты Минванаби смогли бы тайно влиться в их ряды и, выждав удобный случай, нанести сокрушительный удар в нужном месте границы. Высшему Совету придется — у него просто не останется выбора — созвать чрезвычайное заседание и обязать Акому прислать армию на помощь властителю Ксакатекаса.

Выслушав этот план, Инкомо просветлел лицом:

— А ведь Маре придется лично вести армию к границе, не то ее надежды на военный союз рухнут. Если же на подмогу Ксакатекасу прибудет только часть ее гарнизона, это будет расценено как вероломство.

— Выманим ее из логова, а вместе с нею — и чо-джайнов, — подхватил Десио.

— Нельзя давать ей ни минуты передышки.

— Наши действия будут более тонкими, кузен.

Опытный стратег, Тасайо понимал, что у Мары нет никакого опыта боевых действий. Единственным полевым командиром в ее гарнизоне оставался военачальник Кейок. Если приказ выступить в направлении Дустари застанет Акому врасплох, она неизбежно подставит себя под удар. Аванпосты оголятся, на службу в срочном порядке будут взяты наемники, а родовое поместье останется на попечении новоявленного офицеришки. Не лучше для нее будет и другой путь: если Кейок получит приказ защищать ее родовой натами, то Мара лишится надежного прикрытия.

— В Дустари она не дозовется ни родичей, ни союзников. Чудес, как известно, не бывает. Мы загоним ее туда, где нам удобнее будет с ней разделаться. — Тасайо помолчал, потом облизнул губы и усмехнулся. — А если повезет, то от нас вообще не потребуется никаких усилий. В пустыне легко угодить в плен к кочевникам, а то и вовсе сложить голову; малейшей ошибки со стороны Мары будет достаточно, чтобы подорвать боевой дух войска и разгневать Ксакатекаса.

— Здравые рассуждения, — поддержал его Инкомо, — но в них есть слабое звено. Там, где за дело берется Кейок, на ошибку рассчитывать не приходится.

Тасайо хлопнул перчаткой по ладони и улыбнулся во весь рот:

— Значит, от Кейока следует избавиться. Но чтобы отправить его в чертоги Туракаму, нам придется приложить некоторые усилия. К примеру, было бы удачно, если бы вызов от Совета пришел как раз в день смерти военачальника Акомы. — Тасайо сложил руки, как это делали все воины-цурани в минуту отдыха. — После устранения Кейока забота о благе Акомы ляжет на плечи какой-нибудь пешки вроде командира авангарда по имени Люджан. Остается еще навозный жук хадонра да старуха нянька, возомнившая себя первой советницей. Одного из этой троицы попробуем переманить на нашу сторону.

— Вот славно! — вырвалось у Десио.

Тасайо подвел итог:

— Насколько я понимаю, без опытных военачальников Мара не сможет выполнить свою миссию в Дустари. Кого бы она ни поставила во главе войска, любые попытки оказать помощь Ксакатекасу будут обречены на провал. Одно дело

— командовать передовой ротой, и совсем другое — планировать боевые действия.

— Славно! — повторил Десио, не скрывая восторга. Инкомо, как всегда, смотрел на вещи с практической точки зрения.

— Правителю Десио придется склонить на свою сторону многих и многих членов Совета — возможно, потребуется кого-то щедро отблагодарить, — дабы Мара вовремя получила приказ выступить в Дустари. Мы дорого заплатили, чтобы отправить туда Ксакатекаса, а удерживать его на границе еще два года будет куда как накладно. Сановники, которые раз оказали нам услугу, теперь постараются урвать побольше — они же понимают, что после смерти Джин-гу мы готовы на все. К сожалению, наши возможности не безграничны.

— Стоит ли мелочиться, когда есть возможность сокрушить Мару? — понизил голос Тасайо. — Десио принес кровавую клятву Красному богу. Если мы ее не сдержим, нам останется только один путь: убить всех женщин и детей, которые носят черно-оранжевые одежды дома Минванаби, а потом отправиться в храм Туракаму и пропороть себе животы.

Инкомо кивнул и обратил испытующий взор на Десио.

Хотя правитель горел злобой, он понимал всю ответственность своего решения.

— Не сомневаюсь, что кузен плохого не посоветует, — протянул он. — Только вот вопрос: не подведут ли нас кочевники?

Тасайо поглядел в окно, словно высматривая там ответ.

— Что нам до них? Эти, с позволения сказать, «союзники» нужны только для того, чтобы заслать в их ряды искусного воина, который возьмет на себя всю операцию. За исход дела буду отвечать я сам.

— Великолепно, брат. Недаром молва о тебе идет во все концы. Мне говорили, что тебе нет равных, а сейчас я и сам это вижу. Начинай необходимые приготовления. Спешить и вправду не стоит, нужно предусмотреть все до мелочей.

— Приготовления требуют времени, — согласился Тасайо. — Один неверный шаг

— и против нас ополчатся уже две знатные династии, набирающие силу. Сейчас наша задача — обучить воинов и тайно, небольшими партиями переправить их по реке в Иламу, а оттуда вдоль западного побережья — в Банганок. Как только Ксакатекас начнет задыхаться от непрестанных набегов, мы при первой же возможности уберем Кейока. Да, приготовления будут долгими. Если мой господин позволит, я начну действовать прямо сейчас.

На прощание Десио только махнул рукой, а Тасайо, в душе презиравший светские условности, встал и согнулся в верноподданническом поклоне. Глядя на него, Инкомо в который раз спросил себя: какие честолюбивые помыслы таятся за этой безупречной почтительностью? Дождавшись ухода воина, он склонился к правителю и прошептал что-то ему на ухо.

Десио похолодел.

— Тасайо? — переспросил он громче, чем требовалось. — Не предаст ли Тасайо своего господина? Ни за что! — Он продолжал с преувеличенной убежденностью:

— Всю жизнь кузен Тасайо служит нам примером. До того как я вступил в права наследства, он готов был перерезать мне горло за мантию властителя Минванаби, но когда я занял место отца, Тасайо сделался моим верным слугой. Это человек чести, воплощенный ум. Из всех, кто состоит у меня на службе, только он способен добыть священный натами Акомы.

Довольный своей тирадой, Десио завершил тайное совещание. Он призвал слуг и потребовал, чтобы самые хорошенькие невольницы готовились к купанию в озере.

Инкомо склонил голову, понимая, что ему предстоит стать правой рукой Тасайо, поскольку Десио больше приспособлен к тому, чтобы плодить внебрачных детишек. Если первый советник и замечал у воинственного хозяйского кузена наклонности узурпатора, он гнал от себя эти подозрения. Любой, кто отстаивал интересы Минванаби, заслуживал признательности. Но вместе с тем в голове свербела непрошеная мысль: главы Великих Семей редко доживают до преклонного возраста. Пока Десио не вступил в законный брак и не обзавелся наследником, Тасайо оставался ближайшим претендентом на трон. Первому советнику вовсе не улыбалось нажить себе врага в лице того, кто готовился надеть мантию правителя в случае безвременной кончины Десио.

Инкомо подозвал слугу:

— Ступай к Тасайо и передай, что отныне все мои скромные усилия будут способствовать его великим свершениям.

Теперь самое время было погрузиться в прохладную ванну и подставить усталое, потное тело проворным рукам смазливой прислужницы, но Инкомо не поддался этому соблазну. Чутье редко подводило старого советника. Он знал: не пройдет и получаса, как его вызовет Тасайо.

***

С корзинкой в руке Мара обходила ряды цветущих кустарников. Время от времени она указывала на благоухающую ветку, которую раб тут же срезал острым садовым ножом.

Из-за поворота навстречу ей заспешил хадонра Джайкен:

— Госпожа, сегодня в овраг между южными пастбищами пущена вода.

Мара указала рабу на очередную ветвь, усыпанную темно-синими цветами, и улыбнулась уголками губ.

— Вот и хорошо. У нас теперь есть новая река; надеюсь, к торговому сезону через нее будет перекинут мост.

На этот раз и Джайкен не смог сдержать довольную улыбку.

— Опоры уже стоят на местах; сейчас работники сооружают настил. Джиду Тускалора, верно, натер себе на пальцах мозоли — что ни день шлет нам прощения, чтобы ему было дозволено сплавлять лодки с урожаем чоки по нашей реке. Однако от твоего имени, госпожа, ему было вежливо указано, что при покупке этих земель ты дала разрешение исключительно на движение сухопутных повозок.

— Вот именно. — Принимая от раба цветущую ветку, Мара по неосторожности уколола палец острым шипом. Цуранское воспитание не позволило ей вскрикнуть от боли, но из ранки выступила кровь, а это считалось дурной приметой: случайно пролитая кровь могла раздразнить Красного бога. Джайкен поспешно достал носовой платок, и Мара прижала его к глубокой царапине, не уронив на землю ни единой капли крови.

Еще год назад властительница Акомы замышляла изрядно облегчить казну Тускалоры и подчинить его своему влиянию, однако эту затею пришлось отложить из-за событий, последовавших за смертью Джингу Минванаби. Теперь жизнь начала входить в привычную колею, но этот план уже не казался таким насущным, как прежде. К тому же приятные хлопоты, связанные с визитом Хокану, заставили госпожу на какое-то время забыть о хозяйственных делах.

Накойя объясняла такую переменчивость отсутствием мужского общества. Она не уставала повторять, что жизнь молодой женщины не полна, если в ней нет места для здоровых развлечений. Но Мара была настроена весьма скептически. Даже встречи с Хокану, к которому она питала искреннее расположение, не могли заставить ее и помыслить о том, чтобы вторично выйти замуж. В ее представлении супружеский союз оставался выигрышной фишкой в Игре Совета. Любовь и наслаждение в расчет не принимались.

— А где Кевин? — ни с того ни с сего спросил Джайкен.

Мара даже вздрогнула от неожиданности:

— Примеряет новую ливрею.

Джайкен сверкнул глазами. Он был охоч до сплетен, но редко отваживался заговаривать с госпожой о делах, выходящих за рамки его обязанностей. Иногда Мара потакала его слабости.

— Вчера Кевин выезжал с егерями на охоту и ободрал о колючки ноги, спину, а также то, что пониже спины. Я разрешила ему заказать мидкемийскую одежду. Он объяснит портным и кожевенникам, как шьются эти нелепые костюмы. Правда, ему запрещено носить яркие цвета — только серый и белый, как положено рабу. Надеюсь, он присмиреет, когда натянет… как же он называет эту вещь? Ах, да: шоссы.

— Такой вряд ли присмиреет, — усомнился Джайкен. — Прикроет ноги, так начнет изводиться от жары. — Убедившись, что рабы его не слышат, он приглушенно сказал:

— Новые образцы шелка уже в пути, госпожа. — Этого известия было достаточно, чтобы полностью захватить внимание Мары. — Они надежно спрятаны на дне твоей посольской барки. Наши приемщики грузов в Джамаре получат их на исходе этой недели, так что до начала торгов будет достаточно времени.

Мара с облегчением вздохнула. В последние дни она не находила себе места, опасаясь, что Минванаби узнают о ее вторжении на рынок шелка и успеют предупредить своих поставщиков с севера. Акома получала неплохие доходы от скотоводства и торговли оружием. Однако в последнее время стала ощущаться нехватка средств: нужно было укреплять гарнизон и обеспечивать обмундированием воинов чо-джайнов, которых бесперебойно производила на свет новая королева улья. Мара рассчитывала, что торговля шелком даст ей возможность поправить пошатнувшееся благополучие. Но промедление могло свести на нет все ее замыслы. Шелкоторговцам-северянам ничего не стоило организовать срочные поставки и сбить цены. На их стороне было очевидное преимущество: налаженная, связь с гильдиями красильщиков и ткачей. Акоме еще предстояло искать к ним подходы и платить втридорога, чтобы наемные мастеровые (своих пришлось бы обучать не один год) трудились не покладая рук и при этом держали язык за зубами. Но, правильно выбрав момент, Мара могла выручить большие деньги и в придачу нанести удар по торговым делам Минванаби и их союзников.

— Ты хорошо поработал, Джайкен.

Управляющий зарделся от удовольствия.

— Этими успехами мы обязаны Аракаси.

Мара посмотрела вдаль, поверх цветущих кустарников.

— Не будем раньше времени говорить об успехах. Подождем, пока Акома не начнет диктовать свои условия на шелковых торгах!

Джайкен склонил голову в знак согласия:

— Будем надеяться, что этот день не за горами. Оставшись одна, Мара опустила корзинку на землю и огляделась. Сад окружал восточное крыло господского дома. По рассказам властителя Седзу, это был любимый уголок ее матери. Отсюда госпожа Оскиро наблюдала, как ее супруг отбирал щенков для охотничьей своры. Но псарня давно опустела — на отцовских гончих Мара не могла смотреть без боли, а ее муж был равнодушен к псовой охоте. Кто знает: с годами он, возможно, и пристрастился бы к этой забаве, но ему был отмерен слишком короткий век.

Мара отпустила рабов, а сама помедлила, чтобы полюбоваться вечерним полетом птиц шетра. Это зрелище всегда приносило ей умиротворение, но сегодня навеяло только грусть. Она достала из корзинки благоухающую ветку кекали. Лепестки цветов, нежные и хрупкие, не выносили холода и мгновенно осыпались в жару. Они радовали глаз считанные дни в году. Зато покрытые шипами кусты были на редкость выносливы.

Золотистый отблеск заката угасал с каждой минутой. Босоногий раб зажег фонари вдоль аллеи и поспешил в барак, чтобы не пропустить свой скудный ужин.

Госпожа поймала себя на том, что ее мысли постоянно возвращаются к Хокану. Он гостил у нее несколько месяцев назад, но пробыл совсем недолго: приехал к ужину, утром позавтракал и после недолгой беседы распрощался. В то время какой-то поворот в Игре Совета требовал его незамедлительного возвращения домой. От Мары не укрылось, что Хокану мучился угрызениями совести: он должен был ехать прямиком в отцовское имение, но вместо этого сделал крюк, чтобы хоть мимолетом повидаться с ней.

Разумеется, она не подала виду, что ей льстит такое внимание. Общество желанного гостя приятно волновало ей кровь, но Мара боялась даже подумать, чем могут завершиться его ухаживания. Да, она признавалась себе, что увлечена этим благородным юношей, но после кошмарных унижений, пережитых в браке с Бантокапи, не допускала и намека на продолжение отношений с мужчинами.

Скрип гравия на садовой аллее прервал ее размышления. Обернувшись, Мара различила долговязую фигуру.

— Вот ты где! — По одному лишь непочтительному обращению — не говоря уже о чужеземном выговоре — любой узнал бы дерзкого мидкемийца. — Весь вечер тебя ищу, — продолжал Кевин. — Спросил у Накойи, да эта карга молчит как пень. А слуги от меня шарахаются; пришлось выследить Люджана после смены караула.

— Вернее сказать, он позволил себя выследить. — Маре не хотелось думать, что чужеземец перехитрил ее лучшего воина.

— Не спорю. — Кевин обогнул цветник и остановился перед ней. — Мы с ним побеседовали о приемах боя на мечах. Наша тактика отличается от здешней. В лучшую сторону, разумеется.

Подняв голову, Мара увидела, что мидкемиец с усмешкой ждет очередной отповеди, и решила ни за что не вступать с ним в перепалку.

В свете фонаря вьющиеся волосы Кевина отливали медью. В портняжной мастерской ему успели сшить белую рубаху с длинными, свободными рукавами, поверх которой была надета туго подпоясанная куртка. Мускулистые ноги от бедер до самых щиколоток теперь скрывались под плотными штанами. Простой серый цвет костюма выгодно оттенял его шевелюру, бороду и шоколадный загар. Впечатление портили только стоптанные сандалии, которые выдал ему надсмотрщик в самый первый день. Проследив за взглядом госпожи, Кевин рассмеялся:

— Сапоги еще не готовы.

Ни на кого не похожий, он отличался своеобразной варварской красотой. Мара даже забыла сделать ему выговор за непочтительное обращение. Правда, невольник пошел на уступку: он отвесил поклон, пусть и на мидкемийский манер.

— Насколько я понимаю, так у вас в Королевстве выражается почтение к даме? — спросила властительница с некоторой долей ехидства.

Кевин ответил с озорной улыбкой:

— Не совсем так. Ты позволишь?..

Мара склонила голову, но тут же вздрогнула от прикосновения к своей руке.

— Мы приветствуем даму вот так. — Кевин уверенно поднес ее пальцы к губам.

Поцелуй был совсем легким, как дуновение ветерка, но Мара, опешив, хотела сразу же отдернуть руку. Однако Кевина это не остановило. Привычная одежда и теплая ночь подтолкнули его к новому безрассудству. Он покрепче сжал узкую, нежную ладонь, оставляя госпоже возможность вырваться — правда, не без усилия.

— Иногда мы приглашаем даму на танец, — произнес он, обнял ее за талию и закружил в желтом свете фонаря.

От неожиданности Мара рассмеялась. Она даже не успела испугаться. Негромкий смех Кевина и упоительный аромат цветов вывели ее из пучины мрачных раздумий. Ощущение его силы согревало Мару. Рядом с ним она выглядела совсем маленькой, словно кукла, и с трудом поспевала за незнакомыми движениями. В какой-то миг он едва не наступил ей на ногу, но его реакция была мгновенной. Отпрянув назад, он споткнулся о цветочную корзину, оставленную на дорожке, однако и не подумал разжать объятия. Падая на спину, Кевин увлек за собой Мару и в последний момент развернул плечо, чтобы она при падении легла на него, как на подушку. Его руки скользнули по ее спине и остановились на талии.

— Ты не ушиблась? — спросил он с непривычной теплотой.

Мара не сразу нашлась что ответить. Кевин шевельнулся, протянул руку и поднял с земли цветок кекали. Потом он сжал стебель зубами, все той же рукой очистил его от колючек и вставил в разметавшиеся волосы Мары.

— У нас растут очень похожие цветы, только мы их зовем по-другому.

У Мары поплыло перед глазами. Кожа на шее, в том месте, которого коснулась рука Кевина, горела как от ожога.

— Как же они у вас называются? — негромко спросила она.

— Розы. — Кевин почувствовал, как у нее по телу пробежала дрожь. Еще крепче прижав Мару к себе, он прошептал:

— Только у них не бывает такой дивной синевы.

Его бережные прикосновения не внушали страха. Мара даже не пыталась высвободиться. Кевин застыл, ожидая хоть какого-то отклика. Но она не шелохнулась; только непокорные волосы рассыпались волной по его груди, накрыв шнуровку белой рубахи. Тогда рука Кевина поднялась выше по ее спине и скользнула вдоль ворота платья. Мара вспыхнула; ей показалось, что изнутри ее пожирает пламя.

— Госпожа? — вопросительно шепнул мидкемиец, отводя пряди волос с ее лица. — Можно, я тебе кое-что скажу? В наших краях розы преподносят женщине в знак любви.

— Любовь — это не для меня, — отозвалась Мара с неожиданной резкостью. Кевин почувствовал, как она сжалась у него в объятиях. — Благодаря мужу я узнала о любви более чем достаточно.

Кевин только вздохнул; он повернулся и, вставая, поставил Мару на ноги.

Его недюжинная сила пробудила у Мары воспоминания детства: так же бережно поднимали ее могучие руки отца, когда она была совсем маленькой. Стоило Кевину отстраниться, как его госпожу обдало холодом. Он усадил ее на каменную садовую скамью, а сам отступил, ожидая приказаний.

Мара старательно делала вид, будто ничего особенного не случилось. Это стоило огромных усилий. У нее в груди бушевал настоящий вихрь. В душе еще гнездился ужас перед жестокостью Бантокапи, а тело молило о новых и новых прикосновениях этих сильных и ласковых рук. Кевин стоял без движения. Когда молчание сделалось гнетущим, он понял, что должен сгладить эту неловкость.

— Прошу прощения, госпожа, — сказал он с поклоном, прежде чем повернуться к ней спиной.

Нагнувшись, он принялся подбирать с земли рассыпавшиеся цветы. Корзина стала вновь наполняться душистыми ветками.

— Мужчина также преподносит женщине розу в знак преклонения и восхищения. Пусть у тебя в волосах останется этот цветок; он тебе к лицу.

Мара дотронулась до кекали, который чудом уцелел у нее над виском. Несколько веток, смятых широкой спиной невольника при падении, так и осталось лежать на дорожке. Кевин протянул властительнице корзину и поежился:

— Злые же у них шипы, будь они неладны.

Повинуясь какому-то порыву, Мара дотронулась до его руки и участливо спросила:

— Ты поранился?

Кевин ответил ей лукавым взглядом:

— Нет, госпожа. Только чуть-чуть расцарапал спину, оберегая тебя.

— Дай-ка посмотреть, — заявила Мара.

Варвар уставился на нее, едва сумев скрыть изумление, а потом ответил с широкой улыбкой:

— Как будет угодно моей повелительнице.

Он развязал шнурки на манжетах, ловко сбросил рубаху и уселся верхом на скамью спиной к Маре. Кожа была исполосована глубокими царапинами; кое-где торчали впившиеся шипы. Мара пришла в смятение. Ее дрожащая рука нащупала тонкий носовой платок, принесенный Джайкеном, и осторожно приложила его к одной из кровоточащих ссадин. Кевин не шелохнулся. Его спина, вопреки ожиданиям Мары, оказалась гладкой, как атлас. Платок зацепился за колючку. Мара осторожно извлекла ее, провела пальцами вверх-вниз по лопаткам Кевина и вытащила все остальные шипы. Но и тогда ей не хотелось убирать руки. Под ее ладонью бугрились железные мускулы, и тут Мара неожиданно отпрянула — ей померещилось, что это Бантокапи сидит с нею на скамье.

Кевин мгновенно перебросил ногу через каменное сиденье и повернулся лицом к хозяйке.

— Что с тобой, госпожа?

В его голосе было столько неподдельного участия, что у Мары дрогнуло сердце. Она попыталась сдержать слезы, но оказалось, что это ей не под силу.

— Госпожа, — зашептал Кевин, — почему ты плачешь?

Он привлек ее к себе, и Мара сжалась в ожидании привычной грубости, треска разрываемой одежды, бесцеремонного ощупывания. Однако ничего подобного не случилось. Кевин сидел неподвижно и, судя по всему, не собирался применять силу; его спокойствие постепенно передалось Маре.

— Что тебя тревожит? — повторил он свой вопрос.

Мару обволакивало его тепло. Она пошевелилась и прильнула к его груди.

— Воспоминания, — чуть слышно ответила женщина.

Услышав это, Кевин с легкостью оторвал Мару от скамьи и пересадил к себе на колени. Она вспыхнула от стыда и едва не вскрикнула. Впору было звать Люджана. Но Кевин разжал объятия, нежно погладил ее по волосам, и у Мары снова хлынули слезы.

— Видно, эти воспоминания не из приятных, — выдохнул Кевин ей в ухо. — Где это слыхано, чтобы прекрасная женщина содрогалась от проявлений мужского внимания? Можно подумать, вместо поцелуев и ласк тебе доставались побои.

— Его звали Бантокапи, — всхлипнула Мара. До сих пор она изливала душу только Накойе. — Он считал, что первым делом нужно наставить женщине синяков. А его наложница Теани ему подпевала. — Помолчав, она добавила:

— Я так и не смогла привыкнуть. Наверное, это малодушие. Пусть так. Ничуть не жалею, что у меня больше нет мужа. По крайней мере, могу спокойно спать в своей постели.

Кевина поразило это признание.

— У нас в стране тот, кто бьет жену, считается отпетым негодяем.

Мара слабо улыбнулась:

— Здесь другие нравы. Женщина — если только она не властительница — не хозяйка своей судьбы. Мужчина может помыкать женой, как рабыней. Чем безропотнее жена, тем больше люди уважают мужа.

Кевин больше не пытался скрыть негодование:

— Значит, ваши господа ничем не лучше дикарей. Мужчина должен окружать женщину добротой и вниманием.

У Мары застучало в висках. Накойя много раз повторяла, что не все мужчины похожи на Бантокапи, и все же их неотъемлемое право быть тиранами заставляло Мару с опаской относиться к каждому, включая обходительного Хокану. При этом с Кевином ей было на удивление спокойно.

— Значит, для вас жены и возлюбленные — это цветы, которые нужно лелеять?

Мидкемиец кивнул, легко поглаживая ее волосы, словно это были перышки птенца.

— Покажи мне, как вы это делаете, — шепнула Мара. От его прикосновений у нее по коже то и дело пробегала сладостная дрожь, и вдобавок она явственно ощущала его желание, которое не мог спрятать даже новый наряд.

Варвар изумленно поднял брови:

— Прямо здесь?

Мара была не в силах выносить это томление.

— Прямо здесь, — эхом ответила она. — Немедленно, я приказываю. — Заметив его колебания, она добавила:

— Нас никто не потревожит. Ведь я — властительница Акомы.

Но даже теперь она не могла отделаться от тягостных предчувствий. Кевин чутко уловил ее тревогу.

— Госпожа, — мягко произнес он, — сейчас в твоей власти не только Акома.

— Он наклонился, чтобы накрыть ее рот поцелуем.

Его губы были такими же ласковыми, как любовный шепот. Настороженность Мары рассеялась как дым. Легкость его прикосновений будоражила ее и заставляла требовать большего. Но его руки сохраняли все ту же нежность. Он гладил ее грудь через воздушную ткань платья и сводил ее с ума. Мара жаждала ощутить его ладони на своем обнаженном теле; столь страстное желание нахлынуло на нее впервые в жизни.

Кевин не сразу подчинился ее порыву. При всей своей варварской дерзости он вел себя так, словно ее платью не было цены. Шелк медленно и плавно скользил вниз с ее плеч. У Мары вырвался стон нетерпения. Она потянула край его рубашки, но запуталась в незнакомой мидкемийской одежде. Когда ее пальцы наконец-то коснулись его тела, она в нерешительности замерла, не зная, что делать дальше.

Кевин сомкнул пальцы у нее на запястьях — и снова с такой великой осторожностью, будто она была сделана из тончайшего фарфора. От этой бережной трепетности ее желание переросло в муку; она и не подозревала, что перед ней может разверзнуться такая бездна чувств. Мара даже не заметила, как платье соскользнуло на землю, а губы Кевина оказались у ее груди. Перед ней открылась бесконечность.

Мидкемийская одежда таила многочисленные препятствия. Кевину пришлось приподнять Мару, чтобы освободиться от штанов. Каким-то образом они оба переместились со скамьи на траву, освещенную неярким светом фонаря и золотистым сиянием келеванской луны. В урагане желания, в облаке цветочных ароматов, увлекаемая страстью рыжего варвара, Мара открыла для себя, что значит быть женщиной.

***

Было уже совсем поздно, когда Мара, разрумянившаяся от радостного волнения, как на крыльях влетела в свои покои. Там ее уже поджидала Накойя с донесением о важной торговой сделке в Сулан-Ку. Одного взгляда на лицо госпожи ей было достаточно, чтобы напрочь забыть о содержании доставленного свитка.

— Хвала святой Лашиме! — провозгласила она, верно истолковав причину такого оживления. — Наконец-то ты познала женские радости!

Властительница рассмеялась, закружилась как девочка и рухнула на подушки. Кевин был тут как тут, растрепанный, но вполне владеющий собой. Накойя придирчиво осмотрела его с ног до головы, неодобрительно скривилась и обратилась к Маре:

— Госпожа, прикажи-ка рабу убраться за дверь.

Мара подняла глаза, и ее удивление сменилось досадой.

— Благодарю, советница, но я сама решу, как мне поступить с рабом.

Накойя уважительно поклонилась, признавая правоту властительницы, и повела разговор так, словно Кевин исчез неведомо куда.

— Дочь моего сердца, теперь ты узнала, как упоительны плотские наслаждения. Давно пора. Ты не первая знатная госпожа, которая для этого призвала раба. Так-то оно лучше, ибо раб ничего не сможет от тебя потребовать. Между тем Десио Минванаби только и ждет, где ты проявишь слабинку. Поэтому не совершай ошибок. Не путай развлечение и сердечную привязанность. А мидкемийца все-таки следует выставить за дверь: тебе нужна ясная голова. Потом подыщем двух-трех крепких молодцов ему на смену — тогда ты поймешь, что все это делается… для красоты и здоровья.

Мара поднялась на ноги и застыла.

— Твои речи неуместны. Оставь меня сию же минуту, Накойя.

Первая советница Акомы сложилась в поклоне.

— На все твоя воля, госпожа. — Испепелив взглядом Кевина, она заковыляла к двери.

Когда стук ее сандалий затих в конце коридора, Мара сделала знак невольнику.

— Подойди сюда. — Она сбросила платье и улеглась на циновку с горкой подушек, служившую ей постелью. — Покажи-ка еще раз, как у вас мужчины любят женщин.

Кевин сверкнул привычной лукавой улыбкой:

— Молись своим богам, чтоб меня не оставили силы.

Быстро скинув одежду, он растянулся рядом.

Потом Мара лежала без сна в объятиях Кевина и при слабом мерцании ночника размышляла о том, что среди множества бед ей вдруг выпала нежданная радость. Она высвободила руку, чтобы пригладить непокорные рыжие волосы своего возлюбленного, и заметила у него на плече затянувшиеся ранки от шипов кекали. У Мары нестерпимо защемило сердце; только теперь она осознала, что в любви есть привкус горечи.

Кевин встретился на ее пути рабом, а раб обречен на вечное рабство — такова непреложная истина.

Душа Мары преисполнилась печали. Глядя сквозь оконные ставни на бледный диск луны, властительница подумала, что злой рок, сгубивший ее отца и брата, скорее всего обрушится и на нее. Она принялась истово молиться Лашиме, чтобы ни одна капля крови из ссадин Кевина не оказалась пролитой на землю. Десио принес кровавую клятву. Но кому под силу предугадать изменчивый нрав бога смерти? Если Туракаму будет благоволить роду Минванаби, то Акома обратится в прах, а ее имя сотрется из людской памяти.

Глава 7. МИШЕНЬ

В предрассветных сумерках Мара пошевелилась и, открыв глаза, увидела рядом с собой Кевина. Опершись на локоть, он вглядывался в ее лицо.

— Ты прекрасна, — проговорил он.

На ее губах заиграла сонная улыбка, а голова удобно устроилась на изгибе его руки. За те несколько месяцев, что Кевин делил с нею ложе, Мара открыла в себе новые черты, о которых доселе не подозревала. Те радости, которые подарил ей рыжеволосый варвар, почти изгладили из ее памяти весь ужас недолгого замужества.

Она игриво пробежала пальцами по завиткам волос на груди Кевина. Доверительные утренние разговоры после ночи любви стали для нее такой же неотъемлемой частью жизни, как ежедневные беседы с советниками. Не всегда отдавая себе в этом отчет, Мара постоянно узнавала от него что-нибудь новое. Оказалось, Кевин вовсе не так беспечен, как считали домочадцы Акомы. Его прямота и видимая открытость были всего лишь данью мидкемийским нравам. Он тщательно избегал любых откровений о своей семье и прежней жизни. Конечно, ему было далеко до цурани, и все-таки Мара разглядела в нем глубокую и сложную натуру. Она поражалась, что такой незаурядный человек служил простым солдатом, и не могла поверить, что остальные невольники столь же щедро наделены природой.

Погруженная в свои мысли, она пропустила мимо ушей слова Кевина.

— Повтори, что ты сказал, — попросила она с виноватойулыбкой.

Кевин просто размышлял вслух:

— Твой мир полон вопиющих противоречий.

Какие-то незнакомые нотки в его речи заставили Мару насторожиться:

— Что тебя угнетает?

— Неужели мои мысли так прозрачны? — Кевин смущенно пожал плечами и помолчал, прежде чем дать ответ:

— Мне вспомнились трущобы Сулан-Ку.

— С чего бы это? — нахмурилась она. — Ведь тебе никогда не придется жить впроголодь.

— Жить впроголодь? — переспросил Кевин и в упор посмотрел на Мару. — Речь не об этом. Мне еще ни разу в жизни не доводилось видеть такого скопления страдальцев.

— Разве у вас в Королевстве нет нищих? — равнодушно возразила Мара. — Кто прогневал богов, тот обрек себя на жалкую участь в следующей жизни.

Кевин окаменел:

— При чем тут боги? Я говорю о голодающих детях, о болезнях и страданиях. Для чего же тогда существуют добрые дела и благотворительные миссии? Неужели благородные цурани от рождения настолько бесчувственны, что скупятся на пожертвования?

Мара поднялась так резко, что подушки разлетелись в разные стороны.

— Ты какой-то странный, — заметила она с беспокойством.

Ей самой не раз случалось нарушать традиции, но те поступки не имели ничего общего с богохульством. Она ни под каким видом не стала бы навлекать на себя небесную кару. Властительница знала, что не все родовитые семейства незыблемо придерживаются веры предков, однако это ничуть не поколебало ее собственной набожности. Если бы судьба не предназначила ей стать главой рода, она бы целиком посвятила себя служению Лашиме. Установленный богами порядок был для нее превыше всего. Малейшие сомнения грозили подорвать, само понятие чести — основу цуранского общественного уклада. Этот уклад придавал смысл всему сущему; он обещал награду за беспорочную службу, давал благородным право на власть, определял правила Игры Совета во избежание всеобщего кровопролития.

Одной неосторожной фразой варвар бросил вызов цуранским верованиям.

Несмотря на внешнее спокойствие, Мару охватили тревожные сомнения. Те радости, которые дарил ей мидкемиец, не могли заслонить его страшное святотатство. Хорошо еще, что эта ересь не достигла ушей Айяки: ребенок обожал Кевина и буквально смотрел ему в рот. Душу наследника Акомы надлежало оберегать от опасного безверия. Властительница приняла единственно возможное решение.

— Уходи, — коротко приказала она.

На хлопок ее ладоней в спальню вбежал старый Слуга, а за ним две горничные.

— Оденьте меня, да побыстрее, — распорядилась Мара.

Одна из горничных бросилась выбирать подходящий наряд, вторая начала расчесывать густые волосы госпожи. Слуга принялся поднимать рассыпавшиеся подушки и открывать ставни. За долгие годы службы старик привык ничему не удивляться; он и бровью не повел при, виде обнаженного Кевина, хотя тот, как назло, все время оказывался у него на пути.

Руки Мары скользнули в рукава нежно-розового шелкового халата. Обернувшись, она увидела, что Кевин, совершенно сбитый с толку, сгреб в охапку свою одежду и пытается прикрыть наготу. Лицо властительницы оставалось неподвижным, только темные глаза сделались совсем бездонными.

— Джайкен говорит, что расчистка пастбищ продвигается крайне медленно. Виной тому — твои земляки, которые без конца пререкаются и отлынивают от работы, а ведь с приходом весны поголовье нидр увеличится, — деловито начала Мара, пока у нее на затылке сооружалась затейливая прическа. — Поручаю тебе взять дело в свои руки. Надсмотрщики поступают в твое распоряжение. Лес нужно выкорчевать до появления первого приплода. С бездельников спрашивай по всей строгости. Времени осталось в обрез, до Весеннего праздника, а потом за каждый просроченный день одного из мидкемийцев — первого попавшегося — будет ждать виселица.

Кевин пришел в замешательство:

— А сегодня вечером мне приходить или…

— Тебе придется жить с работниками в лесу, — не дослушала Мара.

— В какое время мне возвращаться…

И вновь она не дала ему договорить:

— Когда ты понадобишься, за тобой придут. А теперь отправляйся.

Кевин поклонился, не скрывая удивления и досады. Все еще держа одежду в охапке, он вышел в коридор. Стражник у двери даже не повел бровью. Мидкемиец пристально всмотрелся в его непроницаемую физиономию, а потом язвительно рассмеялся:

— Вот и я говорю, братишка, ее сам черт не разберет!

На лице стражника не дрогнул ни один мускул.

Хотя вокруг Мары суетились горничные, она расслышала не только эти слова, но и звеневшую в них обиду. Закрыв глаза, она проглотила подступившие слезы. Любовь требовала окликнуть его, загладить нанесенное оскорбление, а долг не позволял прислушиваться к голосу сердца.

Слуги подали завтрак, но властительница едва притронулась к еде. Чтобы поскорее отвлечься от тягостных мыслей, она решила приняться за дело и, перейдя в кабинет, созвала заседание совета. Первым явился Кейок; он поднялся до рассвета, чтобы проверить патрули, и на его сандалиях еще блестели капли росы. Накойя по утрам чувствовала себя совсем скверно, однако она оживилась, заметив отсутствие Кевина: стало быть, ее госпожа наконец-то пришла в чувство и отослала рыжего варвара с глаз долой.

Мара словно прочла ее мысли и готова была отхлестать не в меру проницательную старуху по морщинистым щекам.

Последним пришел Джайкен — Мара уже собиралась послать гонца, чтобы поторопить замешкавшегося хадонру. Отдуваясь после быстрой ходьбы, он рассыпался в извинениях и занял свое место. Тут до Мары дошло, что причиной его опоздания стали ее собственные утренние распоряжения.

— Я призываю вас подумать, где Акома выглядит наиболее уязвимой, — начала она. — Например, Десио может сорвать наши поставки шелка и другие торговые сделки: сбить цены, подкупить гильдии оценщиков, перекрыть торговые пути, запугать купцов. Ему не составит труда потопить наши баржи, разграбить повозки, поджечь склады. Мы должны себя обезопасить.

— Не похоже, чтобы Десио был сторонником подобных действий. — Этот суховатый голос раздался от двери, ведущей в сад. Через порог серой тенью скользнул Аракаси.

От неожиданности Мара чуть не вздрогнула; Кейок опустил руку, потянувшуюся было к оружию. Мастер тайного знания с поклоном уселся среди советников. Глубокая морщина, прорезавшая его лоб, недвусмысленно свидетельствовала: ему есть что сказать. Мара кивком выразила готовность слушать, и Аракаси продолжил:

— Впрочем, молодой правитель Минванаби получил власть совсем недавно и еще не проявил себя в деле. Пока со всей очевидностью можно утверждать только одно: Десио несет огромные расходы. Все базары завалены товарами Минванаби, но при этом в казну не поступает ни цинтии. Из тех обрывочных сведений, которые получены от моего человека, можно сделать вывод, что всю прибыль расходуют на подарки, взятки и какие-то услуги.

Мара прикусила губу.

— С какой целью? — негромко спросила она. — Это обязательно надо выяснить.

Тут в разговор вступил Кейок:

— Сегодня утром мои солдаты задержали чужого пастуха, который слонялся по пастбищу вдоль границы с Тускалорой. Когда его стали допрашивать, он отказался назвать своего хозяина и предпочел смерть от меча.

Аракаси прищурился и весь обратился в слух.

— Наверное, его подослал правитель Джиду, чтобы проверить, как охраняется переправа, — предположила Накойя, скривившись при упоминании южного соседа Акомы. — В Тускалоре собрали богатый урожай чокала — хоть сегодня вези на рынок. Хадонра господина Джиду, уж на что скудоумен, и то, поди, догадался, что его повозки не пройдут через нашу переправу без дорожной подати.

Мастер тайного знания подался вперед:

— Сомневаюсь, что этого «пастуха» подослал Джиду.

— Я тебя понимаю, Аракаси, — кивнула Мара и обратилась к Кейоку:

— Нужно выставить пост у границ правителя Джиду. Разумеется, скрытно. Его собственные воины не так уж плохи, просто им невдомек, что моим врагам будет на руку, если в угодьях их господина — нашего соседа — случится пожар.

Положив ладонь на рукоять меча, Кейок задумался. Задача была не из легких. Властитель Тускалоры слыл вертопрахом, зато его солдаты прекрасно знали свое дело.

Тогда Джайкен с присущей ему осторожностью предложил:

— В урожайные годы властитель Джиду нанимает сезонных работников из Нешески. Не попробовать ли нам забросить к нему воинов под видом сборщиков чокала? Едва ли надсмотрщики знают в лицо каждого, кто гнет спину на полях.

Кейок ухватился за это предложение, хотя и с некоторыми оговорками:

— Можно сделать еще хитрее — да и для боевого духа наших воинов это будет полезнее: мы устроим маневры возле самой границы, а наши работники под шумок смешаются со сборщиками чокала. В случае опасности они с легкостью доберутся до наших патрулей и забьют тревогу.

— Решено, — твердо сказала Мара и отпустила советников, пообещав Джайкену, что изучит все счета сразу после обеда.

Опустошенная и поникшая, не похожая на себя, властительница вышла в сад. Тропинки, петляющие вдоль цветущих кустов кекали, показались ей удручающе пустынными; жара становилась невыносимой. Мара то и дело возвращалась мыслями к Кевину, вспоминая ночи, проведенные в его объятиях. У нее было такое чувство, словно она потеряла частицу самой себя. А ведь она могла под любым предлогом вернуть Кевина, хоть ненадолго — чтобы он ответил на какой-нибудь вопрос, поиграл с Айяки, подробно объяснил правила диковинной игры, которую он называл «бабки»…

Слезы заволокли ей глаза, и Мара споткнулась о камень. Это привело ее в чувство: зачем искать оправдания, ведь она — правящая госпожа Акомы! Она вольна отдавать любые приказы и не обязана в них отчитываться. Однако Мара вовремя спохватилась. Сейчас, когда ее род стоял на краю гибели, она не имела права рисковать. За малейшую ее оплошность поплатилась бы вся Акома — от кухарок до советников. Все могло пойти прахом из-за того, что властительница связалась с рабом. Напрасно она не послушалась Накойю: от Кевина и вправду исходила опасность, надо было сразу же расстаться с ним без всякого сожаления.

«Будь проклят этот варвар! — в сердцах повторяла Мара. — Что ему стоило подчиниться цуранским обычаям?» Всегда уверенная в своей правоте, она невольно произнесла вслух:

— Не знаю, как быть.

Слуга, стоявший наготове у калитки, испугался, что не расслышал приказа госпожи. Маре было бы легче, если бы она могла сорвать на нем гнев.

— Пусть няня приведет сюда моего сына. Я с ним немного погуляю.

При этих словах лицо Мары просветлело. Радостный смех Айяки всегда был ей утешением.

***

Десио грохнул кулаком по столу с такой силой, что подсвечник свалился на пол, а резные фигурки разлетелись по ковру. Первый советник Инкомо едва успел отскочить в сторону.

— Мой повелитель, — увещевал он, — наберись терпения.

— Да ведь у Мары вот-вот появится вассал! — взревел Десио. — Этот истукан Джиду Тускалора не видит дальше своего носа!

Слуга собрал с пола каменные фигурки и трясущимися от страха руками начал расставлять их на столе. Инкомо видел перед собой багровое лицо властителя и тайком вздыхал от нарастающей досады. По целым дням не видя дневного света, он неотлучно находился при хозяине и поражался его несдержанности. Однако до возвращения Тасайо все равно нельзя было предпринимать никаких шагов — оставалось терпеливо сносить выходки Десио.

— Подпалить бы все эти плантации чокала, — твердил властитель, — чтобы Джиду разорился, а мы его выручили — дали бы взаймы, тогда он был бы нам предан по гроб жизни. Уж не знаю, как этот безмозглый бык сообразил замаскировать своих осведомителей под сезонных работников. Теперь мы связаны по рукам и ногам — Совет и так на нас косо смотрит.

Инкомо не счел нужным повторять очевидное: теперь, когда все прибыли уходили на подкуп нужных людей, казна Минванаби совсем опустела. Вдобавок хозяин Тускалоры и в прежние времена считался ненадежным должником — он пьянствовал, посещал игорные дома, не пропускал ни одной женщины легкого поведения и швырял деньги на ветер, забывая о кредиторах.

Эти невеселые размышления прервал знакомый голос.

— Осведомители, действующие под видом сборщиков урожая, работают вовсе не на Джиду: их забросил Кейок, — с порога начал Тасайо. — Вот для чего армия Акомы проводит маневры на границе с Тускалорой.

— Снова Кейок! — воскликнул Десио.

— Акома бросила все силы, чтобы помочь Тускалоре сохранить урожай чокала,

— продолжил Тасайо.

— У Мары такая охрана — муха не пролетит, — пробурчал Десио, усаживаясь на подушки. — Вряд ли нам удастся подослать в Акому отравителя — мы уже потеряли лазутчика, переодетого пастухом. К тому же, если верить рассказам о доблестях Люджана, командира авангарда, мы мало что выиграем, устранив Кейока. Хорошо бы ликвидировать обоих, но Люджан охраняет покои властительницы! Если уж нанятый нами убийца проберется в самое логово, пусть сразу прикончит Мару!

— Верно, — согласился Тасайо, сбросив плащ и запоздало кланяясь кузену. — Есть кое-какие новости, мой господин. Я выявил троих предателей.

Десио проглотил язык от изумления.

— Нет слов! Это надо отметить, брат! — Отправив слугу за яствами и редким вином, властитель поудобнее устроился на своем возвышении и приготовился слушать. — Как ты собираешься их наказать?

— Они станут пешками в нашей игре: через них Акома будет получать ложные донесения, которые в конечном счете приведут к устранению Кейока, — самым обыденным тоном произнес Тасайо.

— Ага! — обрадовался Десио. Намеченный план начинал воплощаться в жизнь: военачальник Акомы будет уничтожен, и Мара сама поведет армию к границе, где Тасайо не составит труда с ней разделаться. — Жду не дождусь, когда голова акомской ведьмы покатится к моим ногам! Давайте сегодня же подбросим шпионам ложные сведения.

Инкомо досадливо фыркнул, прикрывшись ладонью, а Тасайо сделал вид, что не заметил никаких изъянов в рассуждениях главы династии.

— Досточтимый кузен, — вежливо сказал он, — соблазн использовать шпионов прямо сейчас действительно велик. Однако необходимо выждать время, чтобы точно рассчитать удар. Мы не должны обнаруживать свои намерения. Ведь на Мару работают не какие-нибудь мелкие ничтожества. Эти люди по-своему безраздельно преданы Акоме. Подобно воинам, они готовы в любой момент расстаться с жизнью. Стоит только Маре заподозрить, что мы держим их под прицелом, как она прекратит с ними всякую связь. А они скорее умрут, чем пойдут на предательство. Если у них не хватит смелости броситься на меч, мы сможем доставить себе призрачное удовольствие в виде изощренной публичной казни, но это не даст дому Минванаби ни малейшего преимущества.

— Мастер тайного знания Акомы наверняка готовит им замену, — поддержал Инкомо. — Так у нас все силы уйдут на выслеживание новых осведомителей.

Тасайо продолжал, обращаясь к Десио:

— До осени не стоит предпринимать никаких открытых шагов. Этого срока вполне достаточно, чтобы тайно перебросить воинов в Дустари и под видом кочевников изрядно насолить Маре и Ксакатекасу. Пусть Мара все лето сходит с ума от неизвестности. Пусть мучается бессонницей и вздрагивает от каждого шороха. Пусть гадает: не перекроем ли мы ей доступ к рынкам? не восстановим ли против нее возможных союзников? не ограбим ли ее склады? Ей в голову полезут самые черные мысли, и всякий раз она будет просыпаться в холодном поту. — Желтоватые глаза Тасайо вспыхнули плотоядным огоньком. — А осенью, после сбора урожая, когда у нее наступит полный упадок сил, мы нанесем удар. Кейок простится с жизнью; если повезет, то и командир авангарда Люджан отправится вслед за ним. Гарнизон Акомы будет обезглавлен. На командных постах окажутся неопытные воины. Армия, на протяжении тридцати лет воевавшая под началом одного и того же полководца, неизбежно развалится. — Весь облик Тасайо выражал убежденность. — А теперь подумай сам, кузен, что получится, если мы проявим излишнюю поспешность. Что будет, если Высший Совет призовет Акому в Дустари, пока Кейок еще жив-здоров?

Десио слушал не перебивая. В этих речах не содержалось ничего нового, однако многократное повторение всегда придавало ему уверенности. Инкомо отдавал должное молодому воину — его расчет был безупречен. Когда правитель Десио терзался неуверенностью, он мог наделать любых бед. Между тем над Минванаби довлела кровавая клятва, принесенная Красному богу. Малейшая ошибка грозила обернуться катастрофой. Уже не в первый раз Инкомо спросил себя: почему боги не поменяли местами двоюродных братьев?

Десио издал глухой смешок, а потом перестал сдерживаться и разразился восторженным хохотом:

— Кузен, у тебя блестящий ум! Просто блестящий!

— Рад служить твоей чести, господин, во имя торжества Минванаби, — скромно отозвался Тасайо.

***

С наступлением лета Акома взбудоражила южные рынки. Поставки шелка застали торговцев врасплох. На торгах Акома неизменно одерживала верх; в знатных домах по всей Империи только об этом и судачили. Джайкен едва не плясал от радости: чо-джайны были обеспечены заказами на пять лет вперед. Словно по мановению руки в Акому пришло благоденствие. Мало кто в центральной части Империи мог с ней соперничать.

Мара с улыбкой наблюдала за торжеством хадонры. Успехи не пришли сами собой, просто у нее еще не было времени оценить нынешнее положение. Буквально через час после получения известий об очередных торгах Маре доложили, что властитель Тускалоры, увязший в долговых расписках, просит Акому принять под покровительство его семью.

Старшие советники Акомы собрались вокруг Мары в парадном зале для встречи с властителем Джиду. Позади кресла Мары выстроился почетный караул. По правую руку от нее восседала Накойя, по левую — Кейок и Люджан. Торжественная церемония готовилась по всем правилам. Не оплошал и Джиду Тускалора: его тучные телеса, умащенные дорогими благовониями, ради такого случая были облачены в великолепный голубой шелк. В прежние времена Мара ликовала бы от удовлетворения при виде опасного противника, поставленного на колени, тем более что Джиду после смерти Бантокапи совершенно перестал с ней считаться. Она чуть не погибла от происков этого соседа, но злорадствовать ей не хотелось. Наверное, за прошедший год она набралась опыта, да и общение с мидкемийцем не прошло даром.

Случись такое раньше, она бы думала только о триумфальной победе Акомы. Теперь же ей было не спрятаться от взгляда припухших глаз Джиду, в которых тлела ненависть. В какой-то миг Мара даже пожалела, что не пошла другим путем: ведь можно было проявить великодушие и позволить Джиду восстановить пошатнувшуюся честь Тускалоры — он бы проникся благодарностью и добровольно встал на ее сторону. Между тем правитель Джиду, неестественно распрямив плечи, готовился отдать свой род на милость Акомы. Когда он выдавил из себя постыдные слова нижайшего почтения, Маре вспомнился негодующий вопрос Кевина: «Неужели благородные цурани от рождения настолько бесчувственны? « И все же господин Джиду не заслуживал снисхождения. В Великой Игре милосердие было привилегией самых сильных; у всех остальных оно считалось признаком трусости. Хозяин Тускалоры не умел считать деньги, однако он обладал хорошо обученной армией и отличался завидным стратегическим умом. Его верность мог перекупить кто угодно, поэтому Мара не обольщалась по поводу надежности своих южных границ. Превратившись в вассала Акомы, Джиду терял право заключать другие союзы. Честь его рода отныне была в руках Мары и ее наследников. Теперь он не мог даже броситься на меч без ее разрешения.

— Ты ступила на скользкий и опасный путь, госпожа Мара, — предостерег властитель Тускалоры: все члены его клана и приверженцы партии Желтого Змея встретили в штыки весть о том, что Акома подмяла под себя их союзника и единомышленника.

— В Великой Игре нет легких путей, — ответила Мара, и это не прозвучало простой отговоркой, ибо Аракаси постоянно предупреждал, что против ее рода то и дело замышлялись коварные злодеяния. Хотя в ее душе шевельнулось что-то похожее на жалость, сомнениям места не было. — Я готова принять твою присягу, господин Джиду.

Властитель Тускалоры склонил голову. По сигналу Мары Люджан вышел из шеренги воинов, подняв фамильный меч Акомы, выкованный — что было большой редкостью — из металла. Сверкающее лезвие коснулось шеи Джиду, который через силу произнес присягу на верность и только после этого поднялся с колен.

— О повелительница, — от этого слова у него во рту остался привкус яда, — позволь мне удалиться.

Мара медлила с ответом. В ней боролись два желания: утвердить свою власть над вассалом и в то же время облегчить его позор. Правитель Джиду побагровел, воины насторожились.

— Нет, погоди, Джиду, — наконец произнесла она. — Акоме нужны союзники, а не рабы. Не держи на меня зла; объединение сил выгодно нам обоим. — Ее голос звучал твердо, но доверительно. — Не жди пощады от моих врагов, господин Джиду. Властитель Минванаби — тот требует от своих вассалов клятвы в соответствии с Тан-джин-ку. — Этот древний обычай обозначал абсолютное повиновение; человек, связанный кодексом Тан-джин-ку, попадал в полную зависимость, граничащую с рабством. — Когда Бару ли Кеотара унаследовал отцовскую мантию, он отказался безропотно подчиняться Минванаби и в результате лишился мощной поддержки. Барули очень страдает: он хочет, чтобы его считали независимым. Заметь, Джиду, я не унижаю тебя требованием безраздельной власти над судьбами всех твоих подданных.

Правитель Джиду слегка кивнул, признавая правоту этих слов, но его не оставили чувства озлобленности и стыда. Он оказался в самом жалком положении: попал в зависимость от женщины, которую некогда замышлял убить. Однако в голосе Мары звучало нечто такое, что заставило его прислушаться к ее речам.

— Я собираюсь вести дела так, чтобы обе наши семьи от этого только выиграли, — объявила Мара. — В любом случае ты будешь, как и раньше, распоряжаться у себя в поместье. Доходы от продажи чокала останутся в казне Тускалоры. Я не настаиваю, чтобы твой род платил мне дань. Акома потребует только одного: чтобы твоя честь была поставлена на службу нашей чести. — Тут Мара решила польстить этому врагу, чтобы окончательно его обезоружить. — Честь Тускалоры для меня несомненна. В доказательство я доверю твоим войскам охрану южных рубежей и отзову все сторожевые посты и патрули Акомы с границы между нашими владениями.

Кейок слушал с непроницаемым видом, но в какой-то момент поскреб подбородок — это был тайный знак предостережения.

Мара успокоила своего военачальника подобием мимолетной улыбки и вновь обратилась к Джиду:

— Вижу, тебе трудно поверить, что между нами могут установиться добрососедские отношения. Попробую доказать, что мои намерения вполне серьезны. В знак нашего союза на подходе к твоему имению будут воздвигнуты молитвенные врата в честь бога Чококана. После этого я вручу тебе сто тысяч центориев для погашения старых долгов. Все прибыли от продажи богатого урожая чокала смогут быть использованы на благо твоих владений.

При упоминании столь баснословной суммы у Накойи глаза полезли на лоб. Такой широкий жест грозил истощить казну Акомы. Советница представила, что будет с Джайкеном, когда он получит приказ перечислить целое состояние беспутному хозяину Тускалоры.

Джиду испытующе смотрел на Мару, но не видел в ее глазах ни тени вероломства. Еще не придя в себя от замешательства, он произнес:

— Властительница Акомы поступает в высшей степени великодушно.

— Акома поступает по справедливости, — поправила его Мара. — Слабый союзник — это только обуза. Вот теперь можешь идти, и помни: в трудную минуту Акома придет тебе на выручку. Того же мы ожидаем и от тебя. — На прощание она грациозно склонила голову.

Озадаченный таким неожиданным поворотом судьбы:, Джиду Тускалора в сопровождении своей стражи, закованной в голубые доспехи, покинул парадный зал.

Мара позволила себе расслабиться. Она потерла воспаленные глаза, борясь с усталостью. Прошел не один месяц с тех пор, как она отправила Кевина на корчевку леса. С той поры ее мучила бессонница.

— Прекрасная повелительница, позволь выразить тебе мое восхищение, — почтительно начал Люджан. — Ты ловко приручила злобного пса. Господин Джиду отныне у тебя на цепи; он может скулить и тявкать, но не посмеет кусаться.

Маре стоило больших усилий мысленно вернуться к происходящему:

— По крайней мере нашим солдатам больше не придется день и ночь охранять этот злосчастный мост.

Кейок вдруг расхохотался — к великому удивлению Мары и Люджана. Этому старому солдату было несвойственно бурное проявление радости.

— Что у тебя на уме? — спросила Мара.

— Когда я услышал, что ты, госпожа, собираешься оголить нашу южную границу, мне сделалось не по себе, — объяснил военачальник. — Только потом до меня дошло, что, сняв посты с границы Тускалоры, мы высвободим немалые силы для защиты более уязвимых рубежей. А господин Джиду, в свою очередь, будет спокоен за свои северные владения и усилит оборону на других направлениях. Получается, что у нас теперь на тысячу воинов больше и мы общими усилиями обеспечим охрану расширенных владений.

Теперь даже Накойя смирилась с грядущими расходами:

— Благодаря твоей щедрости, дочь моя, войско Джиду сможет обновить амуницию, а правитель призовет к себе двоюродных братьев для усиления гарнизона.

Мару обрадовала эта поддержка.

— Именно об этом я и собиралась… скажем так, «попросить» моего нового вассала. У него хорошо обученный, но слишком малочисленный гарнизон. Когда Джиду оправится от первого удара, я обращусь к нему с другой «просьбой»: пусть его военачальник согласовывает каждое свое решение с Кейоком.

Кейок сдержанно кивнул:

— Покойный правитель Седзу мог бы гордиться дальновидностью своей дочери. А теперь, госпожа Мара, если позволишь, я вернусь к своим обязанностям.

Отпустив его, Мара заметила, что Люджан собирается что-то сказать.

— Все солдаты будут сегодня тебя славить, госпожа, — начал командир авангарда. — Впрочем, надо бы послать патруль за процессией господина Джиду

— не ровен час, он вывалится из паланкина и раскроит себе череп.

— С чего бы это? — удивилась Мара.

Люджан развел руками:

— От спиртного недолго потерять равновесие, госпожа. От Джиду несло так, словно он наливался вином с самого рассвета.

Мара подняла брови:

— Неужели ты уловил запах спиртного сквозь ароматы дорогих благовоний?

— Ничего удивительного: во время присяги я стоял прямо над господином, приставив меч к его мясистому загривку.

Мара наградила его серебристым смехом, но ее веселье было недолгим. Она отпустила почетный караул и вместе с Накойей перешла к себе в кабинет. С тех пор как она отлучила от себя рыжеволосого мидкемийца, одиночество стало для нее тягостным. Она вызывала к себе Джайкена и углублялась в деловые бумаги, или обсуждала с Накойей родственные дела клана, или играла с Айяки, который в последнее время увлекся деревянными солдатиками — их во множестве вырезали для него свободные от службы офицеры. Сидя на вощеном полу в детской, Мара наблюдала, как ее сын, воображая себя властителем Акомы, выстраивает деревянное войско и идет войной на армию Минванаби. Всякий раз Десио и Тасайо погибали позорной смертью в стенах этой светлой комнаты, а Мара, слушая заливистый детский смех, думала лишь о том, что над ее мальчуганом витает страшная угроза — клятва, принесенная врагами Красному богу.

Накойя твердила, что время лечит все раны, а Мара по-прежнему просыпалась среди ночи, тоскуя по человеку, который открыл для нее любовь и нежность. Ей не хватало его бесшабашных выходок, неожиданных мыслей, но более всего — его чуткости, которая безошибочно подсказывала, что Мара нуждается в его поддержке, хотя и не имеет права выразить это словами.

Будь проклят этот варвар, говорила себе Мара. Без него она ощущала себя слабой и беспомощной. Наверное, в чем-то Накойя была права: для рода Акома этот мидкемиец представлял не меньшую опасность, нежели коварный враг, потому что он сумел проникнуть в душу властительницы, преодолев самые надежные укрепления.

***

Неделя шла за неделей. Мара побывала у королевы чо-джайнов и получила приглашение осмотреть мастерские, в которых без устали трудились шелкопряды. Один из работников провел Мару через весь улей и поднялся с ней туда, где колдовали красильщики и ткачи. В сумрачные переходы никогда не проникал дневной свет. Маре казалось, что она попала в иной мир. Мимо стремительно проносились деловитые чо-джайны. Даже в потемках они прекрасно разбирали дорогу и ни разу не задели гостью. Шелкопряды работали в просторном помещении с низкими сводами. Маре пришлось наклонить голову, чтобы ее нефритовые гребни не задевали потолок.

Провожатый остановился и сделал знак передней конечностью:

— Прядильщики отличаются от прочих, — пояснил он.

Когда глаза Мары привыкли к темноте, она увидела, что вдоль бегущих рядов шелка кишат блестящие панцири. На передних конечностях прядильщиков имелся гребнеобразный нарост, а сбоку от него — некое подобие большого пальца. Они сноровисто перебирали тончайшие волокна, а потом пускали в ход средние конечности и молниеносно скручивали нить, которая уходила через узкую щель в соседнее помещение. Там, за перегородкой, работали красильщики. Они пропускали нить через дымящиеся котлы, потом через сушильный шкаф и опять сквозь узкий проем — в следующую мастерскую, увенчанную куполом и залитую солнечным светом. Это зрелище чем-то напоминало храм Лашимы в Кентосани. Здесь творилось чудо: разноцветные нити превращались в воздушный узорный шелк, равного которому не было во всей Империи.

Мара стояла как зачарованная. Не связанная жесткими правилами светских условностей, она превратилась в любознательного ребенка и засыпала сопровождающего вопросами. Она щупала шелковую материю, восторгаясь изысканными расцветками и тонким орнаментом. Ей на глаза попался готовый рулон ткани в сине-охристых тонах. Она невольно представила, как подошел бы такой рисунок к рыжим волосам Кевина. Чем бы ни занималась властительница Акомы, ее мысли то и дело возвращались к невольнику-мидкемийцу.

— Пора отправляться, — сказала она провожатому. — Мне еще нужно проститься с королевой.

Чо-джайны мыслили по-своему. Резкие перемены настроения считались у них делом вполне естественным.

Двигаясь по бесконечным темным лабиринтам, Мара размышляла о простом и размеренном существовании чо-джайнов. Эти создания, спрятанные под черными панцирями, жили сегодняшним днем и полностью подчинялись воле своей королевы, которая, в свою очередь, заботилась только о благополучии улья.

На этот раз, вопреки обыкновению, правительница не стала выспрашивать секреты шелкопрядов и даже не наведалась в детскую, где только что вылупившиеся чо-джайны учились делать первые шаги на шатких ножках.

На пересечении двух широких коридоров, где начинался спуск в королевские покои, ей преградил путь острейший край панциря, который в бою не уступал кованому мечу. Мара решила не рисковать и сразу остановилась, хотя и не поняла, что стряслось.

— Госпожа Акома, — протяжно заговорил офицер и присел перед Марой с такой же почтительностью, с какой подобало приветствовать королеву. Тут она увидела, что это Лакс'л, полководец улья.

Мара успокоилась и ответила на его приветствие.

— Твоей королеве от меня что-нибудь требуется? Лакс'л вытянулся и замер, как статуя. Спешащие по своим делам чо-джайны ручейками обтекали и его, и гостью.

— Моей королеве ничего от тебя не требуется. Она желает тебе доброго здоровья. Мне приказано доложить, что из твоих владений прибыл посланник со срочным донесением. Он ожидает снаружи.

Мара огорченно вздохнула. На утро у нее не было намечено никаких дел; все встречи она перенесла на вечер, чтобы предварительно обсудить с Джайкеном план продажи нидр. Наверное, произошло что-то непредвиденное, ибо Игра Совета в летние месяцы обычно затихала — правителей поглощала забота об урожае.

— Придется сейчас же возвращаться домой, — с сожалением сказала она чо-джайну. — Будь добр, передай королеве мои извинения.

Военачальник склонил голову, покрытую шлемом:

— Королева также надеется, что в твоих владениях не случилось никакого несчастья. — Он махнул провожатому; Мара не успела опомниться, как ее развернули в другую сторону и, слегка подталкивая, повели наверх.

Выйдя из улья, она зажмурилась от слепящего солнца. Неподалеку от носильщиков стояли двое офицеров. В одном из них Мара узнала Ксалчи, который недавно получил от Кейока повышение за воинскую доблесть, проявленную при защите торгового каравана. Второй был не кто иной, как Люджан, — его издалека выдавал пышный плюмаж командира авангарда. Мара встревожилась: обычно Люджан присылал с донесением кого-нибудь из младших офицеров, а то и простого скорохода. Она рассеянно отпустила провожатого и заторопилась к своим.

— Приветствую тебя, госпожа, — торопливо поклонился Люджан и отвел ее в сторону от нескончаемого потока чо-джайнов. — К тебе просится гость. Это Джиро Анасати; он прибыл проездом в Сулан-Ку и готов выполнить поручение своего отца Текумы, который не решился доверить столь щекотливое дело обыкновенному посыльному.

По лбу Мары пробежала тень.

— Возвращайся и отправь гонца в Сулан-Ку, — распорядилась она. — Я непременно приму Джиро.

Проводив госпожу до паланкина, Люджан заспешил по дороге к имению. Носильщики взялись за шесты, и процессия, возглавляемая Ксалчи, двинулась в ту же сторону.

— Прибавьте шагу, — приказала Мара сквозь полог.

Еще до ее замужества древний род Анасати враждовал с Акомой. Теперь, видя в ней виновницу гибели Бантокапи, они возненавидели ее еще сильнее. Только их общий потомок, маленький Айяки, сын Бантокапи и внук Текумы, удерживал обе семьи от вооруженного столкновения. Текуме ничего не стоило убрать Мару с дороги, чтобы объявить себя регентом Акомы до совершеннолетия Айяки.

Вести, которые нельзя было доверить простому посыльному, не предвещали ничего хорошего. Мара почувствовала предательский холодок в груди. Она всегда отдавала должное своим врагам, и отсутствие видимой угрозы не могло усыпить ее бдительность. Она настраивала себя на трудный разговор. Для встречи Джиро ей предстояло выставить пять сотен воинов да еще почетный караул из дюжины офицеров — иначе не миновать обиды.

Мара склонила голову на подушку. Даже в тонком шелковом платье она изнемогала от жары. Занятая делами, от которых могла зависеть вся ее дальнейшая жизнь, она все равно терзалась неотступными мыслями о варваре-невольнике. Сейчас он стоял — под палящим солнцем и командовал работниками, возводящими изгородь вокруг нового пастбища. Властительница досадливо поморщилась. У нее и без того было довольно неприятностей; неужели она должна ломать голову над тем, куда пристроить Кевина после окончания работ? Может, стоило попросту его продать… Но эта мысль ей претила, и Мара решила подыскать для него какую-нибудь другую работу, лишь бы отправить с глаз долой.

***

Процессия Джиро приближалась к границам Акомы, а Мара уже ожидала у входа в дом. Рядом с ней переминалась с ноги на ногу первая советница, которая чувствовала себя не в своей тарелке: по случаю прибытия гостей ей пришлось надеть пышные наряды и дорогие украшения.

Властительница огляделась по сторонам, чтобы проверить, все ли готово к приему высокого гостя. Ей бросилось в глаза отсутствие одного человека.

— Куда запропастился Джайкен? — шепотом спросила она у Накойи.

Первая советница поправила непослушную шпильку. У нее был такой недовольный вид, будто она не успела протереть глаза ото сна. Накойя терпеть не могла покойного Бантокапи, и эта неприязнь распространилась на всю его родню. Мара знала, что в присутствии высокого гостя советница не посрамит своего звания, зато потом не один день будет срывать злость на всех домочадцах.

— Хадонра сейчас на кухне: следит, чтобы для приготовления блюд использовались только самые отборные фрукты, — сухо ответила старая нянюшка.

Мара недоуменно заметила:

— Ну и придира! Повару не впервой готовить торжественный обед. Он же понимает, что дело идет о чести Акомы!

Накойя понизила голос:

— Это я приказала Джайкену не спускать глаз с кухонных работников. Гость-то наш — из рода Анасати. Не ровен час, ему на блюдо подложат какую-нибудь дрянь — понятия о чести у простолюдинов не такие, как у тебя.

Бантокапи при жизни тоже не пользовался расположением домочадцев, но Мара твердо знала, что главный повар ни за что не опозорит честь Акомы. Времени для разговоров больше не было.

Джайкен появился в самый последний момент; запыхавшись, он вклинился между Накойей и Тасидо — командиром почетного караула. Мара, прищурив глаза, следила за колонной солдат Анасати. Они держали дистанцию таким образом, чтобы можно было беспрепятственно выхватить оружие. Иного Мара и не ожидала, однако такое открытое проявление враждебности выглядело слишком вызывающим. Старого Тасидо мучили недуги — сухой кашель и ломота в суставах; в прежние времена его бы давно отправили на покой, но гарнизон Акомы понес слишком большие потери в войне с варварами, и теперь каждый офицер был на счету. Конечно, на его месте куда лучше смотрелся бы Кейок или Люджан.

В последний раз Мара виделась с Джиро четыре года назад, в день свадьбы. С настороженным любопытством она наблюдала, как молодой Анасати выходит из паланкина. Он был одет в дорогие наряды, но, как и его отец, явно страдал отсутствием хорошего вкуса. По черному шелку густо змеилась красная бахрома, на поясе переливались перламутровые и лаковые пряжки, однако волосы гостя были подстрижены по-военному коротко. Ростом он был выше покойного брата, но выглядел гораздо стройнее и легче в движениях, а лицом пошел в мать, унаследовав высокие скулы и презрительную линию губ. Его руки были не по-мужски холеными. Если бы не жесткие складки в уголках рта, его можно было бы назвать красивым.

Джиро отвесил издевательски безукоризненный поклон.

— Добро пожаловать на землю Акомы, — без особого выражения произнесла Мара. Ее приветствие было кратким в знак неодобрения того обстоятельства, что сын Анасати привел с собой намного больше воинов, чем предписывали правила вежливости. Более высокое положение позволило ей замолчать в ожидании, чтобы гость сам начал светскую беседу. Однако Джиро тоже тянул время, надеясь, что Мара нарушит правила и первой задаст вопрос о его здоровье.

Наконец он сдался:

— В добром ли ты здравии, госпожа?

Мара коротко кивнула:

— Благодарю, я в добром здравии. А ты в добром ли здравии, Джиро?

Молодой гость улыбнулся, но его глаза оставались холодными, как у змеи.

— Я также в добром здравии, как и мой отец, приславший меня к тебе. — Он как бы невзначай взялся за ножны кинжала, притороченные к поясу. — Рад видеть тебя, Мара. Ты еще больше похорошела: материнство пошло тебе на пользу. Невыносимо думать, что такая прелестная женщина так рано овдовела. Это несправедливо.

Его слова, произнесенные безупречно вежливым тоном, звучали почти оскорбительно. Стало ясно, что Джиро явился в Акому отнюдь не с целью примирения. Мара отметила, что такая манера была бы уместной при встрече верховного правителя и ничтожного вассала. Она подобрала складки платья и без лишних слов направилась к дверям; Джиро не оставалось ничего другого, как покорно следовать за ней. Если дать ему волю, сказала себе властительница, он, чего доброго, превратно истолкует ее гостеприимство. Текума наверняка поручил своему сынку вынюхивать любые мелочи, и Мара вовсе не собиралась оставлять гостя на ночлег.

В парадном зале уже были поданы кушанья и напитки. Мара уселась на возвышение, указала Накойе на место справа от себя, а Джайкену разрешила — к его несказанному облегчению — покинуть почтенное общество. Только после этого она жестом пригласила Джиро сесть напротив нее, тем самым признавая в нем равного. Поскольку гостю была оказана такая любезность, ему пришлось смириться с тем, что почетный караул во главе с Тасидо оказался у него за спиной. Ведь офицеры выстраивались на возвышении позади господского места только в тех случаях, когда в доме велись переговоры с врагами. Сейчас дело обстояло несколько иначе, и телохранители Джиро волей-неволей остались стоять у дверей. Особо доверенный слуга Мары подал Джиро чашу для омовения пальцев и мягкое полотенце, а затем почтительно осведомился, какие напитки предпочитает вельможный посетитель. Вся церемония была задумана с таким расчетом, чтобы не дать Джиро ни малейшей возможности перехватить инициативу. Властительница Акомы заговорила:

— Чтобы утешить вдову своего брата, не обязательно приводить с собою целый гарнизон; отсюда я заключаю, что отец прислал тебя сюда с важным поручением. Это так?

У Джиро напрягся каждый мускул, однако он совладал с собой и посмотрел Маре прямо в глаза. У нее замерло сердце — так он стал похож на своего покойного брата, которого пришлось принести в жертву ради возвышения Акомы. Но главное — его злой, холодный взгляд, более откровенный, чем допускали цуранские обычаи, красноречиво свидетельствовал, каким образом Джиро мог бы «утешить» невестку, будь на то его воля.

Мара похолодела. Заметив, как Накойя поджала бескровные губы, она поняла, что совершила ошибку, недооценив врага. Он клокотал ненавистью и просто выжидал удобного случая, чтобы расправиться со своей жертвой — ничуть не сомневаясь в победе.

— Не хотелось бы верить слухам о любовных пристрастиях моей госпожи, проявившихся после кончины ее благородного супруга, — отчеканил Джиро, чтобы это слышали даже слуги, стоящие у дверей. — На твой вопрос отвечу: да, это так, я действительно прервал важные торговые дела в Сулан-Ку, чтобы передать тебе сообщение от моего отца. У него есть сведения, что кое-кто из членов Совета замышляет покушение на его внука Айяки. Отец счел нужным предупредить тебя, как регентшу наследника Акомы.

— Уж больно это туманно, — вмешалась Накойя на правах почтеннойнаставницы, которая на своем веку перевидала много глупостей, творимых молодыми. — Анасати и Акома должны равно оберегать наследника Айяки. Будь милостив, объясни получше.

Джиро опустил глаза и лишь этим выдал свою досаду.

— Объясняю вам, дражайшая властительница и первая советница, что заговорщики не посвящают моего отца в свои планы. Даже его союзники не говорили с ним в открытую — видимо, им хорошо заплатили за молчание. Но у него повсюду есть глаза и уши, благодаря чему он узнал, что семейства, близкие к Минванаби, не раз собирались для тайных переговоров. Кое-кто из клана Омекан рассыпался в похвалах Десио, который твердо противостоит Акоме. Короче говоря, у тебя почти не осталось сторонников в Высшем Совете.

Мара дала знак слуге унести поднос с яствами, которые так и остались нетронутыми. Она предвидела недовольство Джайкена, который не выносил, когда лучшие припасы шли в расход, но не хотела отвлекаться на еду. Джиро без зазрения совести стрелял глазами по сторонам, рассматривая убранство зала, одежду слуг и вооружение стражников, — так полководец изучает расположение вражеских войск перед решительным броском. Не в пример своему старшему брату Халеско, который всегда шел напролом, Джиро действовал более тонко и осмотрительно, хотя всегда помнил о собственной выгоде. Мара пока не могла разобраться, говорит ли он правду или преувеличивает опасность, чтобы ее запугать.

— В общих чертах это мне известно, Джиро. — Мара решила прощупать почву.

— Не думаю, что тебя оторвали от важных дел только ради того, чтобы сообщить мне эти расплывчатые сведения. Их мог бы передать доверенный посланник.

Джиро не растерялся.

— Это сугубо семейное дело, — ответил он. — Мой отец просил подчеркнуть, что заговор, который зреет внутри Совета, основан на безошибочных расчетах и скрыт от постороннего глаза. Отправить к тебе гонца значило бы выдать себя с головой. Если нанимать посланника по особым поручениям через гильдию курьеров, то счетовод сделает об этом запись в книгах. Десио платит учетчикам всех гильдий Сулан-Ку, чтобы иметь доступ к их реестрам. Конечно, у Анасати есть личные посланники, но любое их перемещение вызывает повышенный интерес. А вот если дядюшка заехал проведать осиротевшего племянника, — со скрытой иронией заключил Джиро, — это ни у кого не вызовет подозрений.

— Да ведь дядюшка-то бросил важные дела, чтоб только проведать трехлетнего мальчонку, — с деликатной настойчивостью заметила Накойя.

Джиро даже не покраснел.

— Первая советница вдовы моего брата, по-видимому, забывает, что нам не время сводить какие-то счеты. Пусть Десио считает, что у нас есть свои маленькие тайны. — Он в упор посмотрел на Мару, и в его взгляде читалась похоть, смешанная с ненавистью.

Мара выдержала его взгляд. Покойный Бантокапи в родительском доме был последышем; на его воспитание всегда смотрели сквозь пальцы, что в конечном счете и предрешило его бесславную долю. Конечно, властительнице не делало чести, что она воспользовалась его неудовлетворенными желаниями и буйным нравом, но она по крайней мере не снимала с себя вины за его гибель.

Напряжение возрастало с каждой минутой; к тому же Мару вывели из себя намеки на ее роман с Кевином. Она решила ускорить завершение этой родственной встречи.

— Прими мою благодарность за рассказ о подкупе гильдий — я обязательно приму это к сведению, как и то, что клан Омекан заигрывает с Минванаби. Ты наилучшим образом выполнил отцовский наказ. Не смею тебя долее задерживать, ведь ты спешишь в Сулан-Ку.

Джиро с желчной улыбкой предвосхитил следующую фразу:

— Иначе ты бы непременно предложила мне остаться на обед, не так ли? — Он отрицательно покачал головой. — Беседовать с тобой — редкостное удовольствие, однако дела не ждут. Мне пора отправляться в дорогу.

— Сдается мне, кто-то собирался проведать осиротевшего племянника? — вмешалась Накойя.

Джиро изменился в лице, однако его не так-то легко было смутить. Коротко поклонившись в сторону Мары, он бросил:

— Непонятно, почему какая-то старая брюзга имеет право голоса в доме наследника Акомы.

— Да хотя бы потому, — ответила Мара, вставая, — что она умеет поставить на место любого нечестивца. Передай поклон отцу, Джиро.

Молодой вельможа никак не мог смириться с тем, что у него нет титула. Провожая его до ворот, Мара догадалась, что отчасти по этой причине он зол на весь белый свет. Гость сел в паланкин, даже не оглянувшись. Как только Мара произнесла традиционное пожелание счастливого пути, занавески паланкина резко задернулись. Носильщики подняли свою драгоценную ношу, солдаты Анасати выстроились в походный порядок, и процессия тронулась в путь. У Накойи вырвался вздох облегчения.

— Благодарение небесам, что ты не вышла замуж за этого спесивца, дочь моего сердца. От такого добра не жди.

— Он готов меня стереть в порошок, это я знаю наверняка. — Нахмурившись, Мара поспешила вернуться в благодатную прохладу дома.

— Что ж тут удивительного? — рассудила Накойя. — Ведь ты его отвергла, чтобы предпочесть младшего брата. Когда вы с Текумой договорились, что ты обручишься с Бантокапи, этого честолюбца обуяла злоба. Он по гроб жизни не простит, что ты отдала свой титул другому. Скажу тебе больше: его ненависть подогревается тем, что он спит и видит, как бы уложить тебя в постель. — Старая советница глубоко вздохнула. — Да ведь он на этом не успокоится, дочь моя, и рука у него не дрогнет, когда представится случай с тобой разделаться.

Мара поправила волосы, и у нее на руке зазвенели диковинные металлические браслеты.

— Такими уж создала их Лашима: мужская гордыня не прощает ударов!

Накойя погрозила ей скрюченным пальцем:

— У тебя из головы не идет этот рыжий варвар.

— Кевин здесь совершенно ни при чем. Скажи на милость, зачем понадобилось Джиро ехать в такую даль под надуманным предлогом — якобы предупредить о каком-то тайном сговоре?

Советница поразилась такой наивности:

— Не отмахивайся от послания Текумы, госпожа моя. Может, у него и поменьше осведомителей, чем у тебя, да они тоже не дремлют. Нашему незваному гостю страсть затуманила разум, а то бы он выразился яснее: тебе грозит нешуточная опасность.

Мару только раздосадовали эти предостережения:

— Послушай, Накойя, у меня и без того достаточно забот — не хватало еще обращать внимание на всякие домыслы. Если бы в Совете зрел заговор, Аракаси давно бы меня предостерег.

Сквозь полураздвинутые перегородки прорывались лучи солнечного света. Падая на сморщенное лицо Накойи, они делали его похожим на маску.

— Ах, госпожа, — мрачно произнесла советница, — не переоценивай возможности Аракаси и его шпионов. Они ведь простые смертные, откуда им знать, что у Десио на уме? Как подслушать тайные переговоры, что ведутся шепотом за закрытыми дверями? За всем не уследишь. К тому же их, как и прочих смертных, можно подкупить или сбить с толку.

— Накойя, зачем, понапрасну нагнетать страх? Отправляйся-ка ты на отдых.

Старуха с трудом согнула спину в поклоне и попятилась к двери. Маре не терпелось сбросить с себя тяжелые наряды и принять ванну, а потом, возможно, посмотреть выступление лицедеев, чтобы хоть как-то развеяться. Посещение улья чо-джайнов сейчас казалось делом давно минувшим. Ледяная враждебность Джиро вывела ее из себя гораздо сильнее, нежели расплывчатые предостережения Текумы. К тому же она невыносимо скучала по Кевину. Не до конца признаваясь себе в собственных намерениях, она велела позвать писца, вооруженного мелками и грифельными досками.

— Отправляйся на новые пастбища, — распорядилась госпожа, — и подробнейшим образом опиши все, что увидишь и услышишь. Особое внимание обрати на рыжего невольника — он там главный над всеми рабами. Мне важно знать каждый его шаг, каждое слово, чтобы решить, не даром ли он ест свой хлеб.

Писцу не дозволено было раскрывать рот, но на его лице отразилось изумление: не иначе как управляющий Джайкен чем-то провинился, если госпожа вынуждена сама вникать в такие мелочи. За все годы службы он никогда еще не получал подобных приказов от самой госпожи.

Глава 8. ПРИМИРЕНИЕ

На лице Тасайо блуждала улыбка. Обеспокоенный непривычным выражением его лица, правитель Минванаби не спускал глаз со своего двоюродного брата, пока тот не спеша шел через Тронный зал, вернувшись из поездки вниз по реке.

— Ну, что там? — нетерпеливо спросил Десио, подавшись вперед с постамента

— не того, на котором стояло тронное кресло, а с небольшого, всего в одну ступень, однако позволившего ему выситься над всеми приближенными.

Военачальник Ирриланди скромно стоял в стороне, готовый внимать человеку, который, по сути, оставил его не у дел.

— Началось, мой господин, — вытянувшись в струнку, сообщил Тасайо.

Десио замер в ожидании деталей. Вдохновленный примером родственника, он с недавних пор начал прилежно упражняться в боевых искусствах, научился сносно владеть оружием и уже не выглядел шутом, когда по торжественным случаям надевал доспехи. Старые слуги даже поговаривали, что молодой господин сравнялся с покойным отцом.

Это было не единственным его достижением. Он небезуспешно заявил о своих правах в качестве предводителя клана Хонсони и тем самым в открытую сделал первый шаг к обретению былого могущества дома Минванаби. Уверовав в свои силы, Десио ходил с гордо поднятой головой.

— Расскажи подробнее, — потребовал он.

Тасайо передал шлем одному из слуг, взъерошил прилипшие ко лбу волосы и принялся расстегивать краги на перчатках, не прекращая повествования.

— Мы опять получили донесение от членов клана, к которому принадлежит Мара. Они считают, что полностью истребить ее род будет нелегко, но если уж такое случится, они не станут возмущаться, дабы не навлечь на себя наш гнев.

Из боковой ниши послышался глуховатый голос Инкомо:

— А ведь Барули Кеотара говорил то же самое, мой господин. — Вопреки своему обыкновению, Десио не оборвал первого советника, и тот продолжал:

— Клан Хадама распался на мелкие группировки. Они передрались между собой и уже не могут действовать единым фронтом. Им не с руки вступать в противоборство с Хонсони, и все же осторожность нам не помешает. Нужно воспрепятствовать их объединению. Есть все основания полагать, что в решающую пору они отбросят личные амбиции и по первому зову Мары явятся ей на помощь. Тогда и нам придется поднимать весь клан Хонсони.

— Столкновения такого масштаба не обходятся без вмешательства Ассамблеи магов, — заметил Тасайо. — Это нас погубит. Стало быть, мы должны действовать с оглядкой. После того как Мара и ее отпрыск будут уничтожены, члены клана Хадама начнут цокать языками и сокрушенно кивать, но не посмеют возвысить голос. Ты согласен?

Десио поднял руку, чтобы ему не мешали размышлять.

Инкомо не мог нарадоваться, что его господин наконец-то проявляет зрелость. Не иначе как сами боги послали к нему Тасайо, чтобы тот придал неопытному властителю уверенности и здравого смысла.

Десио научился смотреть в корень.

— Определил ли ты срок, когда мы расставим свой капкан?

Ухмылка Тасайо походила на оскал молодого сарката.

— Это можно будет сделать раньше, чем я предполагал. Но позже, чем хотелось бы. Пусть шпионы Акомы донесут своей госпоже, что мы готовим нападение на ее проклятые караваны с грузом шелков.

— Разумно, — кивнул Десио. — Мы и так пострадали, когда из-за этой выскочки поднялась сумятица на шелковых торгах. Советники Мары не усомнятся, что мы собираемся вернуть себе потерянные прибыли.

— Значит, ты позволяешь распространить слухи о скором нападении «разбойников»?

Прежде Десио на радостях захлопал бы в ладоши, но теперь он сосредоточенно наморщил лоб:

— Отрядов пехоты будет недостаточно. Распусти слухи, что мы также готовим флотилию к спуску на воду. Если хадонра Акомы вздумает сплавлять грузы по реке, дай ему понять, что от разбойников все равно не уйти.

— Само собой разумеется, мой господин! — Тасайо мог больше не притворяться, что поражен дальновидностью правителя. — Кейок для отвода глаз отправит по главной дороге пустой караван и пошлет с ним надежную охрану, а сам с горсткой людей поведет небольшой маневренный обоз через земли Тускалоры.

— Там-то ты его и прихлопнешь? — сообразил Десио.

Тасайо подал знак рабу-посыльному, и в зал вошел оруженосец с тяжелым свитком пергамента в руках. Совершив ритуальные поклоны, он опустил свиток на пол, и слуги точно по команде кинулись его разворачивать.

Вынув меч, Тасайо провел острием по извилистой голубой линии, изображавшей реку Гагаджин.

— По выходе из Сулан-Ку караванщики отправятся на юг по Великому речному пути или же перегрузят товар на баржи. Мара обставит прохождение ложного каравана с большой помпой и не рискнет отправлять настоящий груз лесом в непосредственной близости от него. Вот здесь, — острие меча оставило царапину на обозначении развилки у южных границ Акомы, — Кейок свернет по горной дороге в сторону Тускалоры, переберется через болота, а оттуда — прямиком в Джамар, к южным рынкам.

Склонившись над картой, Десио полюбопытствовал:

— Ты настигнешь его в предгорьях?

Тасайо указал мечом точное место:

— Вот в этой теснине. Мы возьмем его в клещи с двух сторон. Если Красный бог будет к нам милостив, ни один из воинов Акомы не уйдет живым.

Десио подумал, шевеля пухлыми губами.

— Не исключено, что Мара оставит военачальника при себе, в усадьбе. Что, если на месте Кейока окажется Люджан, командир авангарда?

Тасайо только пожал плечами.

— Возможно, Мара кое-что смыслит в торговых делах, но она никогда не возьмет на себя смелость отдавать приказы командирам. На кого ей рассчитывать, кроме Кейока и Люджана? На полуслепого старца или на пару желторотых выскочек? Она примет единственно разумное решение: поставит проверенных офицеров на охрану караванов, а свои владения поручит заботам чо-джайнов.

Но Десио не удовлетворился такими объяснениями:

— Надо бы для верности разделаться и с Люджаном.

Его затея не вызвала у Тасайо особого интереса.

— К чему нам лишние сложности? Солдаты Мары будут начеку; даже опытный убийца вряд ли доберется до их командира.

— А что, если… — Десио поднялся с подушек и присел на корточки, чтобы лучше видеть карту. — Что, если наш юный командир авангарда примчится на помощь своему военачальнику?

Тасайо вытаращил глаза:

— Что ты имеешь в виду, господин?

Десио был несказанно рад, что ему наконец удалось хоть чем-то удивить брата.

— Мы «внезапно» разоблачим одного из шпионов Акомы, передадим его в руки палачей, чтобы те слегка попортили ему шкуру и убедили в серьезности наших намерений, а сами при нем как бы невзначай проболтаемся о расставленной ловушке. Когда Кейок уйдет подальше от усадьбы, мы позволим шпиону бежать. — Десио выпрямился во весь рост и ткнул в карту большим пальцем ноги. — Где-то здесь, к югу от Сулан-Ку, наш беглец встретится с обозом Люджана. К тому времени доблестный командир авангарда уже будет вздрагивать от каждого шороха. Услышав, что над Кейоком нависла смертельная опасность, он ринется ему на помощь. — Выдержав паузу, правитель самодовольно заключил:

— Когда придет подмога, Кейок уже будет покойником, а Люджан угодит прямо в засаду.

Тасайо поджал губы, что выражало серьезные сомнения.

— Это весьма рискованный план, мой господин. Убрать Кейока с жалкой горсткой людей будет нетрудно, но ведь Люджан приведет с собой три роты, каждая по сто с лишним воинов, готовых к бою.

Но Десио не желал слушать никакие возражения:

— Если даже Люджан окажется нам не по зубам, что из этого? Мы спокойно уберемся восвояси, кости Кейока останутся гнить в земле, а новоявленный военачальник Акомы никогда не смоет с себя такой позор. — Правитель назидательно поднял палец. — Зато если повезет, мы одним ударом прихлопнем двоих. Ради такого дела стоит пойти на риск.

— Осмелюсь заметить… — начал Тасайо.

— Действуй! — отрезал Десио, а затем, успокоившись, повторил свой приказ с горделивым достоинством:

— Действуй, брат.

Тасайо склонил голову и направился к двери; следом заспешил оруженосец, не успев даже прихватить карту. Десио подозвал к себе Инкомо:

— Сейчас у меня время занятий с телохранителем, потом я приму ванну. Пусть хадонра через час направит ко мне прислужниц. А после можно будет и пообедать.

Такие распоряжения впору было отдавать камердинеру; Десио и не подумал, что больно задел самолюбие первого советника.

Властитель Минванаби поднялся со своего возвышения. Рабы принялись взбивать примятые подушки и убирать подносы с остатками яств. Военачальник Ирриланди, покачивая оранжевым плюмажем, ненавязчиво следовал по пятам за своим повелителем.

Задержавшись в зале, где оставались только рабы и слуги, Инкомо склонился над обширной картой. Потом он поставил одну ногу на провинцию Лаш, а другую

— на границу владений Акомы.

— Если Люджан круглый дурак, тогда наш властитель просто гений, — пробормотал он себе под нос. — Но если у Люджана есть голова на плечах, тогда… — Инкомо прищурился. — Не упрямился бы наш молодой господин, слушал бы, что ему советуют…

— У нас, кажется, возникли сложности, — прозвучал у него над ухом резкий голос.

Инкомо вздрогнул от неожиданности: Тасайо подкрался тихо, как тень.

— Какие сложности, господин?

Вместо ответа Тасайо указал на карту:

— Я вернулся за этим.

С величайшей осторожностью, словно шагая по яичной скорлупе, Инкомо сошел с расстеленного пергамента. Тасайо явно был вне себя; если он и собирался дать какие-то разъяснения, понукать его было опасно.

По знаку Тасайо оруженосец опустился на колени, чтобы свернуть карту. Первый советник терпеливо ждал.

— Где нас может подстерегать неудача? — вырвалось у воина. Забрав у оруженосца свиток, он небрежно сунул его под мышку. — Решительность моего кузена делает ему честь — таким и надлежит быть предводителю клана. Однако он привык уповать на везенье, а между тем события не всегда развиваются так, как выгодно Минванаби. По опыту знаю, что нужно готовиться к худшему.

— Как я понимаю, ты опасаешься, что двойной налет может обернуться неудачей. — В этих словах содержался скрытый намек на то, что Тасайо предпочел бы смерть, нежели позорное поражение.

Тасайо метнул на советника пронзительно-беспощадный взгляд.

— Я не смогу возглавить это нападение. Меня уже ждут в Дустари, чтобы на месте подготовить операцию и предусмотреть все до мельчайших деталей. Впрочем, не зря говорится, что исход битвы решается задолго до полета первой стрелы. В любом случае Акома обречена на тяжелые потери. Наш военачальник получит от меня подробнейшие указания на любой случай. Ирриланди воспитывался вместе с Кейоком и досконально изучил его характер. Это позволит ему предугадать любой ответный ход Кейока, а точное следование моим инструкциям обеспечит нам победу.

Инкомо ощетинился от такого принижения боевых талантов Ирриланди, однако успехи молодого Тасайо, ставшего наместником Имперского Стратега, давали ему все основания для самонадеянности. Тасайо и его оруженосец, чеканя шаг, вышли из зала. Пожалуй, двоюродный брат властителя не имел себе равных среди боевых офицеров всей Империи. Когда династия Минванаби — еще в правление Джингу — возвысилась над другими, он уже прославился доблестью и изощренным умом. Впоследствии Тасайо отшлифовал свои природные таланты до совершенства, в течение четырех лет возглавляя Военный Альянс против варваров.

Инкомо оставалось только сокрушаться, что перед атакой этот блистательный воин отправится по реке в сторону Моря Крови, а оттуда к развалинам Банганока, чтобы осуществить вторую часть заговора. Что же до властителя, тот, видно, мыслями был уже среди смазливых прислужниц. Первый советник шаркающей походкой поплелся выполнять приказы господина.

***

Мара нервно расхаживала из угла в угол. Она едва удержалась, чтобы не пнуть ногой шелковую подушку, и вдруг повелела:

— Вызвать его сюда. Немедленно!

Писец, склонившийся над стопкой грифельных табличек, вскочил и ударил челом.

— На все твоя воля, госпожа.

Он даже не успел сообразить, что его — будто раба-скорохода — отправляют на самую окраину поместья, хотя он давно отвык бегать.

Дождавшись, пока шаги бедняги смолкли в конце коридора, Накойя разразилась упреками:

— Дочь моя, ты несешь тяжкое бремя, но разве можно так распускаться? Посмотри, до какого состояния ты себя довела!

Побледнев от ярости, Мара резко обернулась:

— Тебя никто не спрашивает!

Накойя нахмурилась:

— У тебя помутился рассудок от ежедневных забот. — Сузив глаза, старая советница словно силилась заглянуть своей воспитаннице в самое сердце. — А может, это от любви.

Мара все-таки не удержалась и что есть сил поддала подушку, которая плавно пролетела сквозь раздвинутые перегородки и, подняв столбик цветочной пыльцы, приземлилась где-то в кустах.

— Прекрати испытывать мое терпение! При чем тут любовь? Я злюсь на себя только потому, что отослала его прочь из страха, а малодушие в любой форме непростительно.

Накойя ухватилась за эти слова:

— Из страха? Перед рабом?

— Меня напугали его крамольные речи о Колесе Судьбы. Ведь он и моего сына мог научить этому святотатству. Между тем Кевин — моя собственность, верно? Я могла его продать, а то и казнить. — Мара удрученно вздохнула. — Вот уже несколько месяцев за ним ведется наблюдение. Он не совершил ни одного предосудительного поступка. Пастбища наконец-то расчищены. Кевин ни разу не позволил себе выпада против начальников. Более того, один его земляк, который отлынивал от работы, был повешен.

Тут Накойя смягчилась. Видя перед собой горящие глаза и пылающие щеки госпожи, она заключила, что здесь ничего не поделаешь. Девочка, сама того не осознавая, полюбила варвара. Пути назад не было. Что бы ни подсказывал здравый смысл, к ночи Кевин будет тут как тут.

Накойя страдальчески прикрыла глаза. Как некстати оказалась эта история: Аракаси только что принес известие о готовящемся нападении Минванаби. Но у кого бы повернулся язык хулить совсем еще молодую женщину, которая в трудное время нашла себе утешение? Оставалось только молиться, чтобы Маре поскорей наскучил этот раб. Пусть бы она поняла: их не связывает ничто, кроме телесной близости. Пусть бы она образумилась и обратила свой взор на более достойных поклонников. Кабы она связала себя узами брака с каким-нибудь знатным вельможей, ей бы никто не мешал развлекаться с кем угодно — властительница, крепко держащая бразды правления, могла себе такое позволить. Муженек-консорт и пикнуть бы не посмел, да только где его взять, этого консорта, — вот в чем вопрос.

История с посрамлением простодушного Барули передавалась из уст в уста и отпугнула от Акомы многих завидных женихов. Одних, даже несмотря на богатство и титул молодой вдовы, тревожила ее своенравность, другие терзались смутными подозрениями по поводу кончины Бантокапи. Но большинство просто-напросто тянуло время, чтобы посмотреть, выживет ли Мара.

Даже Хокану Шиндзаваи, не скрывающий своего отношения к Маре, не мог ждать до бесконечности, пока она одумается. Каждая ночь, проведенная с Кевином, отдаляла властительницу от подходящих кандидатов на ее руку и сердце.

Накойя театрально воздела руки и недовольно фыркнула:

— Дочь моя, если уж тебе без него невмоготу, сходи хотя бы к знахарке — возьми у нее зелье, чтобы предохранить себя от нежелательных последствий. Плотские утехи идут на пользу, но не дай бог по неосторожности зачать.

— Вон отсюда! — взорвалась Мара; она залилась краской, а потом побледнела как мел. — Я не собираюсь потакать его низменным страстям. Мне нужно его окоротить.

Накойя попятилась к двери со всем проворством, на какое были способны ее старые кости. За порогом она тяжело вздохнула. «Окоротить»! За что? Уж не за то ли, что он трудится до седьмого пота и держит себя в узде? Советница с мученическим видом поплелась к баракам и сама разыскала знахарку, чтобы взять у нее эликсир «терико». Когда Минванаби жаждут. крови Акомы, не хватало еще правительнице понести от раба!

***

День уже клонился к закату, когда обессиленный писарь вернулся из дальних угодий, ведя с собою мидкемийца. Мара успела забыть, что за Кевином был отправлен отнюдь не резвый скороход, и ее нетерпение готово было выплеснуться через край. Она давно проголодалась, но за обедом не смогла проглотить ни кусочка. По ее приказу в кабинет явился стихотворец, которого усадили на голый деревянный пол. Вот уже два часа он исправно декламировал свои поэмы, но Мара почти все пропустила мимо ушей. Всякий раз, когда в коридоре раздавались шаги, властительница махала ему рукой, требуя тишины. Как только выяснялось, что это опять пробегал по коридору кто-то из слуг, стихотворец с готовностью возобновлял чтение. Если бы не покровительство госпожи, он бы и поныне прозябал на улицах Сулан-Ку, сочиняя по заказу дешевые вирши на потребу прохожим. Невнимательность Мары его не обижала: он знал, что властительница не забудет его отблагодарить.

Наконец из коридора донесся звук энергичных шагов, а вместе с ними послышался частый топот — это низкорослый цурани пытался не отставать от долговязого варвара. Стихотворец с изящным поклоном удалился.

Мара, не дожидаясь стука в дверь, крикнула, чтобы они вошли. Еле живой писец только и смог выдохнуть:

— Госпожа… к тебе Кевин.

Правительница отпустила беднягу отдыхать и осталась наедине с рабом. Некоторое время они молчали, затем Мара сделала ему знак подойти поближе.

Кевин подчинился. Его лицо покрывал сильный загар, голубые глаза пронзительно выделялись на фоне потемневшей кожи. Отросшие волосы выгорели до золотистого цвета. Мышцы на спине и плечах налились тяжестью. Он пришел без рубахи. Летняя жара сделала свое дело: его любимые мидкемийские шоссы были обрезаны выше колен.

Приветственный поклон Кевина был оскорбительно низким и коротким.

— Зачем я тебе понадобился, властительница? — он произнес ее титул, словно ругательство.

Мара побледнела:

— Как ты смеешь говорить со мной таким тоном?

— А ты ожидала другого? — огрызнулся Кевин. — Ты швыряешь меня, как игральную кость — то туда, то сюда, ничего не объясняя, ни о чем не предупреждая. А ведь я выполнял все твои прихоти — но не потому, что ты мне нужна, а потому, что я хотел сохранить жизнь своим землякам.

От неожиданности Мара начала оправдываться:

— Но ведь я дала тебе высокую должность и поставила командовать такими же, как ты, — мидкемийцами. — Она махнула рукой в сторону исписанных грифельных досок. — Ты использовал свою власть им во благо. Как видно из этих записей, они отнюдь не ограничивались похлебкой из тайзы; им частенько перепадало и жаркое.

Кевин всплеснул руками:

— Когда ставишь людей на тяжелые работы, нужно их кормить досыта, не то они перемрут от слабости и болезней. В полях выживает не каждый: там кишат ядовитые кровососы и зловредные шестиногие твари. Любая ссадина в этом климате начинает гноиться. Тебе кажется, что мои люди отправились на пикник; а ты попробуй-ка спать на земле под открытым небом, когда в ноздри забивается пыль, а под ветхое одеяло заползают полчища слизней.

У Мары потемнели глаза.

— Будете спать там, где я прикажу. Свое недовольство можете оставить при себе.

Отросшие пряди волос мешали Кевину смотреть перед собой.

— Твои проклятые деревья выкорчеваны, изгороди почти готовы — работы осталось от силы на неделю. А между тем наши цуранские, с позволения сказать, напарники скисают и уходят на отдых, как только солнце достигает зенита.

— Ты слишком много себе позволяешь.

— Вот как? — Кевин без приглашения уселся на подушки.

Мара протянула руку, взяла одну из грифельных досок и прочла вслух:

— «Варвар сказал надсмотрщику: еще раз так сделаешь — я тебе… яйца оторву, шваль подзаборная». — Тут Мара запнулась, немного подумала и добавила:

— Не знаю точно, что такое «шваль подзаборная», но надсмотрщик расценил это как оскорбление.

— И был совершенно прав, — подтвердил Кевин.

Мара нахмурилась:

— Надсмотрщик — свободный человек, а ты — раб. Рабам непозволительно оскорблять свободных работников.

— Твой надсмотрщик — жулик. Он обирает тебя почем зря. Когда я вижу, что новая одежда, присланная для моих людей, отвозится на рынок, а деньги попадают к нему в карман, мне, естественно…

— …хочется оторвать мужское достоинство этого негодяя и засунуть ему в глотку, — продолжила за него Мара. — Примерно так сказано в записях.

У Кевина сорвалось с языка мидкемийское ругательство.

— Напрасно ты устроила за мной слежку, властительница.

Мара надменно подняла брови:

— Надсмотрщик действительно был нечист на руку и за это понес наказание. Что же касается слежки, я должна знать обо всем, что происходит в моих владениях. И вообще наблюдение за ходом работ — это не слежка. — Она хотела добавить что-то еще, но передумала. — Разговор начался не так, как я ожидала.

— Наверное, ты ожидала, что я брошусь к тебе с поцелуями? После того, как ты вышвырнула меня из усадьбы? После того, как я надрывался на корчевке леса и постройке изгороди? После того, как я спасал от смерти людей, мучимых голодом и жаждой? — У Кевина вырвалось еще одно короткое мидкемийское слово, и Мара его поняла. — Волею судеб я стал твоим рабом, но никто не превратит меня в тупую марионетку.

Теперь уже Мара всплеснула руками — почти так же, как это делал Кевин.

— Я собиралась похвалить тебя за то, что ты хорошо поставил дело. Твои методы весьма своеобразны, по нашим меркам не всегда допустимы, но ты добился заметных результатов.

— Госпожа, — сквозь зубы процедил Кевин, — ни за что не поверю, что ты позвала меня — после столь долгого молчания — лишь для того, чтобы погладить по головке.

Мара совсем смешалась. Действительно, зачем она его позвала? Разве она забыла, сколько он причинил ей неприятностей своими варварскими выходками? Даже сейчас от него веяло злостью и холодным презрением.

— Нет, я не собиралась расточать тебе похвалы. Я собиралась поговорить…

— Она беспомощно огляделась по сторонам, словно ища спасительную подсказку.

— Поговорить о постройке изгороди.

Кевин сцепил руки так, что костяшки пальцев побелели.

— Если мне поручена постройка изгороди, то не жди, что я соглашусь ставить прогнившие столбы, которые повалятся в первый же сезон дождей. А на будущий год мне придется чинить эту гниль.

— Что тебе придется делать на будущий год, решат другие. — Несмотря на все усилия, Мара никак не могла перехватить инициативу в этом разговоре. — Никто не давал тебе права хватать купца, продавшего нам гнилые столбы, и подвешивать его за ноги над рекой.

Кевин наконец-то разжал руки и ухмыльнулся:

— Неужели? А я-то думал, это моя прямая обязанность — проверять качество древесины. Привез прочные столбы — повисишь на них малость, но останешься сухим. Привез дрянь — не обессудь, если даже твоего веса эти гнилушки не выдерживают; окунись в речную муть и в другой раз подумай, прежде чем сбывать нам залежалый товар.

— Ты опозорил мое имя! — воскликнула Мара. — Купец, которого ты окунул в речную муть, оказался членом гильдии, да к тому же выходцем из уважаемого семейства. Джайкен еле уговорил его принять отступное, чтобы замять этот случай.

С ловкостью дикого зверя, которая всегда поражала Мару, Кевин вскочил с пола и зашагал из угла в угол.

— Не могу вас понять, — выкрикнул он, разрубая воздух рукой. — Ведь вы, цурани, — цивилизованные люди, образованные, дальновидные. Но ваш пресловутый кодекс чести — это какое-то помешательство. Вы поступаете себе во вред, прощая человеку обман, лень, недобросовестность только потому, что он появился на свет в благородной семье. В то же время другой человек, пусть даже стократ лучше этого, обречен на прозябание только потому, что ему не посчастливилось родиться благородным. — Он резко остановился и посмотрел Маре в глаза. — Стоит ли удивляться, что твой отец и брат сложили головы! Если бы у вас было принято руководствоваться здравым смыслом, а не рассуждениями о долге и традициях, твои близкие скорее всего остались бы живы.

В запальчивости Кевин не заметил, что властительница мертвенно побледнела.

— Не хочешь ли ты сказать, что наш народ глуп? — У нее из памяти еще не изгладились подробности смерти родных. От мысли, что они бы вернулись домой целыми и невредимыми, если бы поступились цуранским кодексом чести, у нее заныло сердце. Кевин открыл рот, но Мара не дала ему ответить. — Больше ни слова, — дрогнувшим голосом отрезала она и отвернулась, чтобы скрыть непрошеные слезы — свидетельство позорной слабости.

Но Кевин успел заметить, как блеснули ее глаза. Он опустился на колени и неловко коснулся ее плеча.

— Я не хотел тебя обидеть. Просто не смог сдержаться: мне казалось, я во всем тебе угождал, а ты без всякой причины вышвырнула меня из усадьбы. — Он перевел дыхание и виновато пожал плечами. — Кому легко признавать свою вину? В этом я такой же, как все.

— За тобой нет никакой вины, — тихо ответила Мара, не поворачивая головы.

— Просто ты меня напугал. У тебя бывают дельные мысли, а бывают и злые — они оскорбительны для богов, для всего, во что я верю. Я не хочу, чтобы твоя ересь попирала небесные законы и грозила обратить Акому в прах.

Ее плечи затряслись от рыданий, и сердце Кевина дрогнуло. Прижав ее к себе, он зашептал:

— Мара, пойми, иногда могущественные и алчные люди толкуют небесные законы к своей выгоде. Теперь я начал разбираться в ваших верованиях. Для вас Лашима — примерно то же самое, что для нас Килиан, а Килиан — это божество добра и любви. Так неужели ты думаешь, что по воле Лашимы у тебя отсохнут руки, если ты подашь милостыню бедняку?

— Не знаю. — Мару бил озноб. — Прошу тебя, не говори больше ни слова. Кейок и Люджан подняли гарнизон навстречу войску Минванаби. В такое время нельзя навлекать на Акому гнев богов.

Его руки ласково гладили Мару по спине, а потом осторожно развернули ее хрупкие плечи, чтобы она оказалась к нему лицом. Властительница почувствовала, как загрубели его ладони, а волосы впитали запах пыли и жухлой травы. Наморщив нос, Мара заметила:

— Тебе нужно принять ванну.

— Ты так думаешь? — Кевин накрыл ее губы долгим поцелуем. — Глупо в этом признаваться, но я по тебе скучал.

Мара спрятала лицо у него на груди. Забыв все предостережения Накойи, она шепнула:

— Я тоже скучала. Давай примем ванну вместе.

Кевин просиял:

— Здесь? Прямо сейчас?

Властительница Акомы хлопнула в ладоши и приказала вбежавшим слугам:

— Позовите горничных, пусть приготовят ванну. А вы тем временем сотрите с табличек все записи до единой. — Лукаво взглянув на Кевина, она закончила:

— В них содержится подстрекательство к бунту. Чего доброго, остальные рабы обнаглеют так же, как этот.

После ухода слуг она провела пальцами по небритым щекам Кевина.

— Не понимаю, что я в тебе нашла, смутьян.

Кевину еще не доводилось предаваться ласкам на людях. Он покраснел так, что даже густой загар не мог скрыть его смущения, и принялся вытаскивать гребни из прически госпожи. Когда ее прекрасные волосы каскадом рассыпались по плечам и спине, он закрылся ими вместе с нею от посторонних глаз.

— Ты настоящая властительница, до кончиков пальцев, — едва слышно произнес Кевин. От поцелуев у них обоих затуманился рассудок. Лаская изгиб ее шеи, он ощутил, как по ее телу пробежала легкая дрожь наслаждения. — Прости меня, я грубый мужлан, но я по тебе скучал… моя госпожа.

Глава 9. ЗАСАДА

Кейок сделал знак остановиться. Тяжело груженные повозки заскрипели и замерли в облаке охристой пыли, поднятой копытами нидр. Пыль оседала на ресницах, и Кейоку не сразу удалось ее смахнуть. От тяжести брони у него разболелись ноги и заныла поясница. «Стар я стал для таких походов», — промелькнуло у него в голове.

Но несмотря ни на что, он оставался воином. В его облике не отразились ни боль, ни усталость. Он окинул взглядом уходящую вверх извилистую тропу. По его расчетам, впереди должны были виднеться лишь мертвые камни, но наметанный глаз полководца уловил вдали какое-то движение и зеленоватый отблеск доспехов. На склоне, поджидая караван, маячил разведчик — это был верный признак беды.

Кейок подозвал к себе недавно назначенного сотника по имени Дакхати — невысокого человека со шрамом через весь лоб.

— Передай всем приказ: готовиться к бою.

Приказ был отдан скорее для порядка. Воины и без того стояли в боевом строю, положив руки на рукояти мечей. Они были готовы к бою с той самой минуты, когда пересекли границу Акомы. Ни обманчивое спокойствие, ни монотонный скрип колес, ни походная усталость не могли усыпить их бдительность. Эта гористая местность, давно облюбованная разбойниками, словно самой природой предназначалась для засады.

Для доставки груза шелков в Джамар были отобраны лучшие воины Акомы, ведь в случае вооруженного столкновения каждому солдату пришлось бы драться за двоих. Ни у кого не оставалось сомнений, что разведчик, маячивший на горном склоне, принес дурную весть. Разведчиков-проводников набирали из числа бывших серых воинов, некогда добывавших себе пропитание в этих краях. Они знали здешние горы и долины как свои пять пальцев и никогда не поднимали ложную тревогу.

Кейок сделал широкий жест рукой, и разведчик исчез с горного склона. Через несколько минут он бесшумно вынырнул из придорожных кустов у головы колонны, остановился подле своего командира и сдержанно кивнул Кейоку и Дакхати.

— Докладывай, Виалло, — сказал Кейок. Хотя его тело с трудом несло груз прожитых лет, память оставалась острой, как и прежде: каждого воина он знал по имени.

Разведчик озабоченно взглянул в сторону холма и заговорил:

— Мне доводилось здесь охотиться, господин. Я исходил эти места вдоль и поперек и знаю, что перед закатом через этот горный хребет должны лететь стаи птиц-коджирок. А певчие пичуги, вроде санейро и ли, в такой час никогда не молчат. — Он многозначительно посмотрел в глаза Кейоку. — Эта тишина кажется мне подозрительной.

Военачальник сдвинул шлем на затылок, подставляя потный лоб порывам ветра, но почти сразу точным, хотя и неторопливым движением принялся затягивать ремешок под подбородком. Старые воины Акомы хорошо знали этот жест.

— Думаешь, в этих деревьях прячутся другие птицы?

Виалло усмехнулся:

— Хищные птицы, господин военачальник. У них вместо перьев собачьи хвосты.

Дакхати облизал пересохшие губы.

— Так кто они: Минванаби или разбойники?

Усмешка исчезла с лица Виалло.

— Серые воины постараются обойти их стороной.

Кейок щелкнул пряжкой кожаного ремешка.

— Значит, это люди Минванаби. В каком месте они смогут нанести удар?

Виалло сосредоточенно нахмурился:

— Опытный командир заметит нас уже на следующем подъеме. — Он указал рукой на горный перевал. — На полпути к хребту, у края долины, дорога резко идет вверх, а дальше петляет среди крутых утесов.

Кейок понимающе кивнул:

— На их месте я бы и сам выбрал именно такую позицию. На обоз дождем будут сыпаться стрелы, а нам придется тащить упирающихся нидр вверх, чтобы укрыться за утесами. Наверняка в это время снизу подоспеет еще один отряд, чтобы отрезать нам путь к отступлению. — Он огляделся. — Не удивлюсь, если они уже подтягивают силы.

Где-то позади, за строем солдат, замычала нидра. Послышалась ругань погонщика, донесся топот шагов.

— Расступись! Дорогу разведчику! — выкликнул кто-то из арьергарда.

В стройных рядах образовался проход, по которому тяжело бежал воин, бледный и выбившийся из сил. Дакхати вышел вперед и вовремя успел его поддержать.

— Господин военачальник! — пробормотал воин.

Кейок с видимым спокойствием обернулся к нему:

— Говори так, чтобы я тебя понял.

— Нас настигают солдаты, — задыхался разведчик. — Сотни полторы. Корджазун узнал их офицера. Он служит у Минванаби.

— Проклятье, — вырвалось у Кейока, но он тут же положил руку на плечо разведчику и ободряюще сказал:

— Ты проявил стойкость. Скажи, эти люди идут скрытно?

Гонец отер пот со лба.

— Нет, они не таятся. Мы прикинули их численность по облаку дорожной пыли.

Кейок прищурился:

— Да, это определенно не шайка разбойников, а части регулярного, войска. Мы в ловушке.

— Если впереди засада, а сзади вооруженный отряд… — начал Дакхати.

— Они заранее знали, что мы пойдем этой дорогой, — перебил его военачальник. Из этого следовало, что Акому кто-то предал и Мара оказалась на волосок от гибели. Но если им суждено навеки остаться на поле боя, кто же предупредит ее о роковой опасности? — Повозки с шелком бросить нельзя, но и защищать их бессмысленно: в этом случае мы все отправимся в чертоги Красного бога, а шелк все равно не спасем.

Кейок, помрачнев, приготовился отдать приказ, но Виалло успел его остановить.

— Господин военачальник, — рискнул окликнуть бывший серьга воин, — кажется, есть еще одна возможность.

— Говори, только не тяни, — потребовал Кейок.

— У подножия склона есть тропа, заваленная камнепадом. Она ведет к узкому ущелью, где прежде располагались на ночлег разбойники. Повозки туда не пройдут, но тюки можно спрятать — вдруг да уцелеют? В ущелье только один вход, для его охраны понадобятся совсем небольшие силы.

Кейок посмотрел вдаль, словно там можно было разглядеть приближение врага.

— Сколько мы продержимся? Успеем ли предупредить госпожу Мару? Сможем ли призвать сюда Люджана?

Помолчав, Виалло честно ответил:

— Предупредить госпожу, вероятно, успеем. А вот дождаться подкрепления? Солдаты Минванаби, надо полагать, перекроют все подходы.

Дакхати в сердцах хлопнул себя по бедру:

— Какой позор — бросить то, что мы поклялись защищать!

Но Кейок стоял на своем:

— Повозки все равно не уберечь, ведь нам предстоит сразиться с сотнями солдат. Гораздо важнее предупредить Мару, что ее замыслы сталиизвестны врагам. Решено: мы остановимся здесь, отправим к ней гонца, а сами задержим войско Минванаби на подходах к ущелью. — «Всемогущая Лашима, не оставь нас своей милостью», — про себя взмолился старый полководец, а вслух сказал:

— Есть лучшие способы избежать позора, нежели погибнуть в бою и позволить врагу уйти с добычей. — Он быстро отдал необходимые приказы.

Солдаты, как могло бы показаться со стороны, расположились на привал. Они сняли шлемы и достали из корзин сухой паек. Среди них проворно сновал мальчик-водонос с ведром и ковшиком. Вокруг слышались шутки и смех, словно все шло как нельзя лучше. Между тем работники под прикрытием зарослей незаметно разгружали повозки. Виалло показывал, где легче сдвинуть валун, чтобы спрятать ценный груз. Вскоре третья часть тюков была надежно укрыта от людского взора, но больше места не оставалось. Караванщики равномерно распределили по повозкам все, что не поместилось под камнями, и аккуратно прикрыли тюки, чтобы отсутствие значительной части груза не бросалось в глаза. Кейок громогласно объявил, что привал окончен, солдаты построились, и повозки со скрипом двинулись в сторону долины.

Обоз спустился к подножию холма. Сквозь облако пыли Кейок увидел, что край неба уже позолотили лучи заката. Зато вершина, оставшаяся позади, была окутана бурой дымкой. Очень скоро разведчик подтвердил возникшие опасения.

— Это пыль от колонны солдат. Их офицеры решили больше не ждать, — задыхаясь от бега, проговорил он. — Похоже, они думают, что мы здесь разбили бивак.

Кейок поджал губы и помахал рукой, чтобы привлечь внимание Дакхати:

— Надо торопиться.

Каждая пройденная миля давала себя знать. Старый полководец исподволь наблюдал, как сотник отдает приказы солдатам, и невольно пожалел, что рядом нет Папевайо. Но того давно не было в живых: защищая Мару, он пал от руки наемника Минванаби. Кейок надеялся, что и его собственная жизнь будет отдана не напрасно. Он не питал тщетных иллюзий: для каждого из воинов Акомы путь в чертоги Красного бога лежал через вражеские клинки.

Укрывшись за деревьями, погонщики распрягли нидр и сгрузили тюки. Нарубив кольев, солдаты поставили повозки на бок. Получилось подобие редута, за которым помещались два десятка лучников. Эти солдаты вызвались прикрывать обоз и сражаться до последней капли крови, чтобы дать возможность остальным добраться до ущелья, о котором рассказал Виалло. Никто и словом не обмолвился о том, что бывший серый воин мог намеренно ввести их в заблуждение или же случайно перепутать дорогу.

В долине смеркалось рано; только утесы сверкали в последних лучах солнца, словно горный бог окунул пальцы в позолоту. Пыль, клубившаяся над вражеской колонной, теперь стала еще гуще.

Кейок распорядился:

— Пусть каждый солдат возьмет столько груза, сколько сможет унести. — В ответ на вопрошающий взгляд Виалло он пояснил:

— Эти тюки можно использовать для защиты от стрел или для укрепления вала. Скажи, чтоб погонщики взяли нидр под уздцы, а сам веди нас к ущелью.

В сумерках становилось все труднее нащупывать дорогу. Узкую тропу загромождали россыпи камней; ветви колючих кустарников хлестали солдат по лицу и цеплялись за доспехи. Кто не устоял на ногах, без звука поднимался и продолжал путь сквозь густые заросли.

Когда взошла луна, отряд уже добрался до узкой теснины. Здесь стволы деревьев были опутаны зловещими плетями дикой лозы, а по обе стороны тропы высились крутые утесы.

— Теперь совсем близко, — сообщил Виалло. — Отсюда до ущелья будет три полета стрелы.

Вглядевшись в полумрак, Кейок различил впереди нависающий над тропой камень и остановил колонну.

Тишину прорезал какой-то свист. Никто бы не поручился, что это обычное пернатое создание, а не более редкая птица, с мечом и в доспехах. Кейок жестом приказал двум стоявшим поблизости воинам приблизиться к нему вплотную и шепотом сказал:

— Останетесь здесь в дозоре. Один из вас доложит мне о приближении преследователей.

Солдаты опустили на землю тюки и стали навытяжку. Кейок отдал им честь в знак признания их мужества. Времени на похвалу не оставалось; впрочем, слова мало что смогли бы изменить. Приказ означал, что при виде врага один из дозорных что есть мочи бросится к полководцу с докладом, а другой погибнет, чтобы хоть немного задержать колонну Минванаби. «Мара сможет ими гордиться»,

— с горечью подумал Кейок.

Солдаты и погонщики с трудом продвигались по извилистой тропе. Кейок отозвал в сторону Виалло и спросил:

— Скажи, ты смог бы выйти отсюда живым и добраться до господской усадьбы?

Виалло по-цурански повел плечами:

— Я знаю эту местность, как никто другой, господин военачальник. Но сейчас, когда нас со всех сторон теснят Минванаби? Тут и тень не проскользнет незамеченной.

Поблизости зафыркала нидра, и все оцепенели. Потом Кейок махнул в сторону нависшего над дорогой камня и принял решение:

— Спрячься за этой глыбой и выжди, пока псы Минванаби пройдут под тобой и скроются из виду. Потом со всех ног беги в усадьбу. Доложи властительнице, где спрятаны шелка. Когда Минванаби подойдут вплотную, мы подожжем оставшиеся тюки. Пусть враги думают, что мы уничтожили всю поклажу, чтобы лишить их добычи. Но самое главное: передай госпоже Маре, что нас предали. Не иначе как среди домочадцев есть изменник. А теперь ступай.

Виалло преисполнился гордости за порученную миссию. Он только кивнул и ловко вскарабкался вверх по скале. Там ему пришлось снять шлем и съежиться, чтобы оставаться незамеченным. Глядя вниз сквозь расщелину, он негромко пожелал:

— Да хранят тебя боги, военачальник. Отправь псов Минванаби в чертоги Туракаму!

— Да поможет тебе Чококан, — отозвался Кейок.

Стоявший рядом солдат подхватил тюк шелка, оставленный Виалло, и стоически продолжил путь, ступая след в след за старым полководцем.

Луна то пряталась за каменистым уступом, то снова прорезала тьму. В лесу, где почему-то молчали певчие птицы, тихо шуршала листва да стрекотали ночные цикады. Люди приближались к ущелью бесшумно, как призраки. Руки и лица у всех были разодраны в кровь. Нидры хромали.

Кейок огляделся по сторонам. В ущелье и вправду можно было остановиться. Сбросив с плеч тюки, солдаты принялись спешно перегораживать вход валежником и камнями, укрепляя вал глиной из протекающего ручья. Погонщики забили нидр и сложили еще не остывшие туши так, чтобы за ними можно было укрыться от стрел. В ущелье стало душно от запаха навоза и свежей крови.

Кейок приказал слугам развести небольшой костер и поджарить мяса, чтобы накормить солдат и заготовить провизию впрок.

Рулоны бесценных шелков были расставлены, как частокол, в дальнем конце ущелья. Теперь они могли послужить последним прикрытием.

Обессилевший и охрипший, Кейок опустился на колени подле ручья, который питали струи едва заметного водопада. Он расстегнул ремешок шлема, плеснул на пересохшую кожу пригоршню воды и снова застегнул пряжку непослушными пальцами. Страха не было. Военачальник слишком много повидал на своем веку, чтобы бояться смерти от вражеского меча. Если у него и тряслись руки, то лишь от тяжести прожитых лет, от усталости и от тревоги за Мару. Кейок привычно проверил меч в ножнах и притороченные к поясу кинжалы. Тут он заметил, что у него за спиной стоит юный водонос, дожидаясь, когда настанет его черед подойти к ручью. Мальчугана била дрожь, но он старался держаться прямо, как настоящий воин, готовый умереть за свою госпожу.

— Воды здесь предостаточно, — ободряюще произнес Кейок. — Дай каждому напиться вволю.

Водонос через силу улыбнулся:

— Слушаюсь, господин.

Кейок поднялся и отошел от ручья. Все вокруг были заняты делом. Слуги хлопотали у огня, а опытные воины без напоминания отводили глаза от тлеющих угольев и языков пламени: в ночной темноте им необходимо было хранить остроту зрения. Военачальнику оставалось только обойти ущелье и ободрить людей, счет жизни которых шел теперь на часы и минуты.

***

Кейок прожевал кусок жаркого, но не ощутил вкуса. Стоявшему подле него кашевару он сказал:

— Когда Минванаби убьют наших солдат и прорвутся в ущелье, возьмите щиты погибших, насыпьте в них горящих головешек и подожгите шелк. Затем сами бросьтесь навстречу вражеским мечам, чтобы каждый из вас достойно встретил смерть.

— Мы сочтем это за честь, господин, — поклонился кашевар.

Военачальник подкрепился последним — все солдаты уже наспех перекусили, по очереди подходя к костру. Сотник Дакхати дождался, когда можно будет обратиться к Кейоку, и спросил:

— Какова будет наша тактика, военачальник?

Ответ был коротким:

— Выжидать. А потом драться.

***

Командир авангарда Люджан еще в бытность свою главарем разбойников привык всегда оставаться начеку. К его досаде, луна светила слишком ярко, а равнинные речные берега были со всех сторон открыты взору. Единственное преимущество заключалось в том, что и враг не смог бы подкрасться незамеченным. Под началом Люджана находились все воины, за исключением оставшихся для охраны усадьбы. Врагу понадобилось бы бросить в наступление по меньшей мере три сотни, чтобы прорвать круговую оборону. А для верной победы не хватило бы и пяти сотен. И все же Люджан не знал ни минуты покоя. Снова и снова он обходил позиции, проверял посты, убеждался, что лучники застыли на местах. Казалось бы, ничто не предвещало опасности, но от этого его беспокойство только нарастало.

Почему-то Минванаби медлили с нанесением удара. С первыми проблесками рассвета караван Люджана должен был отправиться в путь к воротам Сулан-Ку. Аракаси получил от своего человека надежные сведения о готовящемся налете. Острый стратегический ум Люджана с самого начала подсказывал, что наиболее вероятным местом для засады оставались придорожные лесные заросли, однако этот участок пути был пройден на закате дня без всяких происшествий. Значит, нападения следовало ожидать в ночные часы. В самом деле, никому бы не пришло в голову отбивать караван прямо на городских улицах.

Люджан снова оглядел дорогу. Чутье подсказывало ему, что ночная тишина обманчива. Он еще раз обошел вдоль сомкнутых в кольцо повозок и перекинулся парой слов с часовыми, которые заметно нервничали от этого непрерывного надзора. Люджан и сам понимал, что только притупляет бдительность солдат, но ничего не мог с собой поделать.

Командир авангарда протиснулся сквозь узкий проход между спинами часовых и рядами накрытых кожей повозок, за которыми тлели костры, уныло жевали жвачку нидры, по очереди дремали солдаты. В повозках громоздились мешки с тайзой; в двух-трех местах рулоны шелка были умышленно оставлены на виду. Кромки богатой ткани переливались в лунном свете.

Люджан сжал рукоять меча. Он без устали задавался одним и тем же вопросом: почему враги до сих пор себя не обнаружили? Какой смысл оттягивать атаку? После восхода солнца воинам Минванаби придется ждать, пока караван Акомы минует ворота на южной дороге в Джамар. Но ведь там не лучшее место для засады: поклажу можно в любой момент перегрузить на баржи и отправить дальше водным путем. А может, Минванаби снарядили два отряда — один для нападения на суше, а другой на реке? Видит небо, воинов у них в достатке. Но речное сражение требовало особой выучки, ведь стремительные воды реки Гагаджин…

— Командир! — шепот часового прервал его размышления.

Меч Люджана словно по волшебству вылетел из ножен.

— Взгляни! Кто-то приближается.

Люджан мысленно обругал себя за то, что мину-той раньше смотрел на костры, обходя отдыхающих солдат. Теперь ему требовалось время, чтобы вновь обрести ночную зоркость. Наконец он различил на дороге одинокую фигуру.

— Вроде пьяный, — заметил часовой.

Путник и впрямь спотыкался на каждом шагу. У него заплетались ноги, а одна рука бессильно висела вдоль туловища. Когда он приблизился, стало видно, что его рубаха разодрана в клочья, а набедренная повязка вся в крови. Блуждающий взор незнакомца без всякого выражения скользил по остановившемуся на ночлег каравану.

— Нет, он не пьян, — понял командир авангарда. — Он избит до полусмерти.

Люджан с кем-то из солдат подхватил путника. Последние лохмотья упали с его плеч, оголив истерзанный торс, покрытый страшными кровоподтеками и густой сукровицей.

— Чьих это рук дело? — спросил Люджан.

Незнакомец пошевелил губами, будто возвращаясь из небытия, и прохрипел:

— Пить…

Люджан приказал слуге подать мех с водой и бережно опустил раненого на землю. С первыми глотками внутри у несчастного словно что-то надорвалось: израненные ноги судорожно дернулись, и он потерял сознание. Сильные руки солдат удержали его в сидячем положении и плеснули ему в лицо несколько пригоршней холодной воды. Когда пыль и кровь были смыты, воины отшатнулись от тошнотворного запаха горелого мяса.

— Силы небесные, — вырвалось у одного из солдат. — Кто же это так зверствует?

Придя в себя, путник силился встать.

— Надо идти, — бормотал он, хотя всем было ясно, что он не сможет сделать и двух шагов.

Двое солдат подняли его с земли и отнесли к костру. В неверном свете пламени раны выглядели еще более устрашающими. На теле не осталось живого места. Человеческую плоть рвали, резали, жгли кислотой. Омертвелая рука представляла собой сплошное черное месиво. Палач явно был мастером, своего дела.

— Кто ты? — участливо спросил командир авангарда.

Мутный взгляд изувеченного путника остановился на лице Люджана.

— Предупредить… — едва слышно выговорил он.

— Кого? — не понял Люджан.

— Предупредить госпожу…

Опустившись рядом с ним на колени, Люджан склонился к самому его лицу.

— Кто твоя госпожа?

Несчастный на какой-то миг встрепенулся, но тут же обессиленно рухнул на руки воинам.

— Госпожа Мара.

Люджан обвел взглядом солдат:

— Кому-нибудь из вас знаком этот человек? Все промолчали. Старый воин, который знал всех слуг по имени, отрицательно покачал головой. Люджан приказал всем отойти и прошептал на ухо раненому:

— Кусты акаси…

В глазах незнакомца вспыхнул лихорадочный блеск:

— …растут у порога, — отозвался он и продолжил:

— Злые шипы…

— …и нежные гроздья, — подхватил Люджан.

— Хвала богам, я попал к своим. — Не в силах более сдерживаться, бедняга разрыдался.

Не отводя взгляда от его лица, Люджан подозвал лекаря, чтобы тот промыл раны несчастного.

— Значит, ты работаешь на мою госпожу.

Раненый с трудом кивнул:

— Меня зовут Канил, — выдавил он. — Я прислуживал за столом у Минванаби. Мне случалось… — Он впал в забытье.

С величайшей осторожностью Люджан тронул его за плечо.

— Береги силы. Говори медленно. У нас вся ночь впереди. — Увидев, что раненый совсем плох, он отрывисто бросил слугам:

— Расступитесь; ему нужен воздух. Да скажите лекарю, чтоб принес бодрящего эликсира.

Не прошло и двух минут, как лекарь уже приготовил салфетку, пропитанную резко пахнущим снадобьем, и плотно прижал ее к носу раненого. Из разбитых губ вырвался стон. Люджан встретился глазами с затравленным взглядом изувеченного слуги.

— Теперь рассказывай. Тебя разоблачили?

— Ума не приложу, как они догадались, что я агент Акомы. — Раненый поморщился: не то от боли, не то от тягостных воспоминаний. — Это все Инкомо, первый советник.

Люджан промолчал. Во всей Акоме только четверо (не считая, разумеется, мастера тайного знания) — Мара, Накойя, Кейок и сам Люджан — знали пароль, который менялся через непредсказуемые промежутки времени. Этот калека вполне мог оказаться провокатором. Развеять сомнения сумел бы только Аракаси. Если Минванаби под пытками вырвали пароль у осведомителя Акомы, то любой из их воинов добровольно пошел бы на истязания, чтобы только уничтожить Мару.

Канил нащупал руку Люджана:

— Не понимаю, как это могло случиться. Ни с того ни с сего схватили и поволокли в камеру. — Он с трудом проглотил слюну. — Меня пытали… Я потерял сознание. А пришел в себя — рядом никого. И дверь открыта. Сам не знаю, как такое случилось. Видать, они решили, что мне пришел конец. Мимо пробегали солдаты и грузились в лодки, чтобы переправиться на другой берег озера. Я выполз из камеры и прокрался на грузовую баржу. Дальше ничего не помню. Очнулся уже в Сулан-Ку. На пристани было только двое охранников, да и те маячили на дальнем конце причала. Я от них ускользнул и добрался до города.

— Командир Люджан, — вмешался лекарь, — если ты будешь продолжать допрос, он долго не протянет.

При упоминании имени командира авангарда Канил пришел в страшное волнение.

— О боги, — сдавленно прошептал он. — Значит, это обманный караван.

Люджан ничем не выдал своего потрясения; он лишь крепче сжал рукоять меча. Не обращая внимания на слова лекаря, он нагнулся поближе к изувеченному беглецу, чтобы никто не слышал вопроса:

— Зачем понадобилось мастеру тайного знания посвящать тебя в такие подробности?

— Аракаси не посвящал меня в свои дела, — ответил Канил, даже не подозревая, что его жизнь висит на волоске. — Но Минванаби все знают! Во время пыток они гоготали и бахвалились, что вызнали все тайны Акомы.

Слегка успокоившись, Люджан спросил:

— Стало быть, им известно и о настоящем караване?

— Ну конечно! Они послали три сотни воинов, чтобы отбить груз.

Люджан вскочил как ужаленный и едва удержался, чтобы не швырнуть на землю офицерский шлем.

— Почему так переменчива воля богов!

Поймав на себе недоуменные взгляды, командир авангарда махнул рукой, чтобы солдаты вместе с лекарем отошли подальше. Снова опустившись на колени, он склонился к истерзанному лицу Канила:

— Ради всего святого, скажи, где они нападут?

По телу Канила пробежала судорога, но взгляд оставался ясным.

— На горной дороге, поодаль от границ Тускалоры, там, где повозки будут выбираться из низины, чтобы подняться на западный хребет. Точнее сказать не могу.

Люджан смотрел на искаженное болью и ранами лицо, но видел перед собой горы Кайамаки, которые исходил вдоль и поперек со своей шайкой серых воинов. Он знал каждую расщелину, каждую поляну, каждый утес. Те места словно самой природой были созданы для засады. Однако три сотни воинов могли бы спрятаться только в одном убежище, находящемся в упомянутой местности. Словно размышляя вслух, Люджан спросил:

— Сколько же времени тому назад псы Минванаби вышли из Сулан-Ку?

Голова Канила бессильно свесилась набок.

— Сутки или двое. Точно не знаю. Я прятался в какой-то хижине; одним богам известно, сколько я провалялся без сознания. — Он закрыл глаза, будто с этими словами его покинула воля к жизни.

Люджан поправил окровавленное одеяло, которое солдаты подложили под голову беглецу, и не воспротивился, когда подоспевший лекарь раскрыл походный сундучок. Сейчас в уме полководца словно щелкали костяшками счеты. Завершив прикидку, он что есть мочи гаркнул:

— Подъем!

Рядом с ним будто из-под земли вырос старший сотник.

— Освободи одну из повозок и выдели охрану, чтобы к утру этот человек был доставлен к госпоже. Половина нашего отряда пойдет с обозом в Сулан-Ку, к товарным складам. Выход на рассвете.

— Слушаюсь, командир, — козырнул сотник.

— Вторая половина выступает немедленно, — закончил Люджан, не пускаясь в объяснения.

Счет времени шел на минуты. Проклятье, думал Люджан; разведчикам, конечно же, знакомо скрытое от глаз ущелье, но в пылу битвы успеют ли они рассказать об этом укрытии Кейоку? Проклятье; может, бесценный шелк уже достался врагу, а тело Кейока остывает на поле брани? Надо быть глупцом, чтобы надеяться на победу; надо быть трижды глупцом, чтобы подставить под удар еще две роты, размышлял Люджан… но так и не придумал ничего лучше.

Люджан боготворил свою госпожу: она вернула ему честь, когда возвысила ничтожного разбойника до воина. Военачальник, которого командир авангарда почитал, как родного отца, попал в сети Минванаби; а ведь Кейок приветил оборванцев из шайки Люджана, будто они родились под зелеными стягами Акомы, поддержал назначение Люджана на должность командира авангарда и всегда оставался ему наставником и другом.

Устремив взор на юг, Люджан во всеуслышание объявил:

— Мы выступаем! Если придется воровать лодки и баржи в Сулан-Ку, даже это нас не остановит! К рассвету будем у реки, а к исходу следующего дня доберемся до предгорий Кайамаки!

***

Лес словно вымер. Не слышно было ни крика ночных птиц, ни шороха листвы. Непроглядную тьму лишь изредка разгоняла выплывающая из-за гор луна.

Невзирая на холод, Кейок запретил разводить костры. Солдаты по очереди дремали на голой земле, не снимая доспехов.

Если до слуха и доносились какие-то звуки, они внушали только тревогу. Вот где-то на тропе скрипнул гравий, вот донесся приглушенный стук — это преследователи подтягивали силы.

Кейок, собранный и бесстрастный, не отходил от вала. Ему предстояло вести бой в незнакомой местности; он надеялся только на то, что Виалло не ошибся и окрестные скалы действительно слишком остры и круты, чтобы по ним можно было спуститься.

Часовые тоже ловили каждый звук. Один раз они со злорадным удовлетворением отметили, что кто-то из врагов сорвался в пропасть: все услышали сдавленный вскрик и глухой удар. На дне ущелья лежал распростертый труп, одетый в лохмотья, но более ничем не напоминающий простого разбойника; на его мече стояло клеймо лучшего оружейника провинции Шетак. Теперь развеялись последние сомнения: род этого оружейника на протяжении нескольких поколений оставался поставщиком дома Минванаби.

Кейок посмотрел на меркнущие звезды. С наступлением рассвета враги должны были пустить в дело луки. Лучники могли просто-напросто стрелять вслепую, осыпая ущелье градом стрел. А ведь отряд Акомы даже не взял с собой лекаря, да и целебных снадобий было в обрез.

Атака началась в тот час, когда восточный край келеванского неба окрасился нежно-зелеными лучами. Тишину прорезал зловещий боевой клич. На горной тропе, ведущей к ущелью, плечом к плечу помещалось не более четырех воинов. Каждого, кто пытался перебраться через оборонительный вал, поджидало острие акомского меча. Но атакующих это не останавливало: они шеренгами ступали по трупам, словно волны зловещего прилива. У вала полегло не менее дюжины солдат Минванаби, прежде чем в стане Акомы появился первый раненый. Лучники Минванаби, боясь задеть своих, стреляли поверх голов.

Упорный, но безуспешный штурм продолжался уже час. Горы трупов росли. Между тем Акома потеряла лишь с десяток воинов ранеными и двоих — убитыми. Кейок приказал слугам оказать посильную помощь пострадавшим.

В пылу битвы Дакхати услышал зычный голос полководца:

— Сменить солдат у вала!

Через несколько минут воины перестроились, и сотник доложил:

— Враги почти не продвинулись, военачальник.

Они пытались подобраться по-пластунски, оттащить убитых и сделать подкоп. Не ровен час, за дело возьмутся саперы.

— От саперов толку не будет, — покачал головой Кейок. — Хоть почва здесь песчаная, но вода проходит слишком близко к поверхности. Да тут с лопатой и не развернуться. — Военачальник сдвинул шлем на затылок, открыв взмокший лоб уходящей рассветной прохладе. В ущелье не было ни ветерка. — Опасаться нужно другого. Наши наспех сооруженные брустверы долго не продержатся. Расставь-ка копьеносцев за первой линией обороны.

Дакхати бросился выполнять приказ.

Одна из стрел, выпущенная откуда-то сверху, вонзилась в землю на расстоянии ладони от Кейока, но он не шелохнулся. Сделав знак слугам, чтобы те дали солдатам напиться, военачальник еще раз оглядел свои позиции.

Минванаби дрались с каким-то неистовым упорством. Но зачем? Если в ущелье можно хоть как-то удерживать оборону, рассуждал Кейок, оно все равно станет ловушкой. Минванаби рано или поздно сюда прорвутся, пусть даже ценою больших потерь, а вот отряд Акомы никогда не сумеет отсюда выбраться. Нападавшие могли бы просто сидеть сложа руки и выжидать, пока солдаты Акомы не перемрут от голода. Ирриланди слыл опытным тактиком и стратегом: он два десятилетия возглавлял гарнизон Минванаби. Мало этого — теперь он пользовался советами самого Тасайо. Зачем понадобилось двоим столь искушенным полководцам жертвовать сотнями воинов? Если они захватят груз шелковых тканей, для Акомы это не станет смертельным ударом, а для Минванаби — не окупит сотен человеческих жизней. Враги явно торопились, но для чего?

Не найдя ответов на свои вопросы, Кейок решил проведать раненых, которые, сняв шлемы, сгрудились у ручья. Он подумал, что следует почаще менять тех, кто сражается в первых рядах.

Вдруг из стана Минванаби донесся резкий окрик. Теряясь в догадках, Кейок поднял на ноги весь отряд. Сотник Дакхати поспешил к военачальнику, ожидая возобновления атаки. Но как ни странно, Минваваби вдруг отступили.

Дакхати перевел дыхание:

— Видно, они не хотят больше губить своих людей почем зря.

Кейок молча пожал плечами. Отступать было не в привычках Ирриланди, и уж тем более — не в привычках Тасайо.

— Возможно, — согласился он. — Однако до сего времени потери в живой силе их не останавливали.

Дакхати собирался что-то возразить, но слова застряли у него в горле: из-за гребня в ущелье летел какой-то темный предмет. Это был перетянутый веревками, побуревший сверток тряпья, который со стуком ударился об утоптанную землю и покатился под ноги слугам. Те в ужасе отпрянули, подумав, что к ним забросили гнездо ядовитых диких пчел — старинный прием, применявшийся при осадах. По знаку военачальника сотник Дакхати поднял сверток и разрубил узлы. Отвернув несколько слоев ветоши, он побледнел и выдавил:

— Это голова Виалло.

— Так я и думал.

В бесстрастном тоне Кейока не было ни отчаяния, ни ярости. Никто не мог прочесть его мысли: «Мара, тебе и Айяки грозит страшная опасность, а я бессилен помочь».

Дакхати сказал:

— Сюда приложен кусок веревки; это значит, что Виалло повесили, а уже потом обезглавили.

Кейок едва не содрогнулся от известия о такой позорной смерти.

— Виалло скорее всего прикинулся дезертиром. Не сомневаюсь, что он до конца сохранял мужество. Готов поклясться в этом хоть перед самим Красным богом.

Дакхати мрачно кивнул.

— Каковы будут дальнейшие приказы, военачальник?

Кейок ответил не сразу. Он был безмерно потрясен гибелью гонца — ведь это означало, что ущелье взято в кольцо, из которого не выберется ни одна живая душа; никто не сможет предупредить госпожу, что в ее доме орудует шпион.

— Держаться до последнего и прикончить как можно больше солдат Минванаби. А потом погибнуть, как подобает воинам Акомы.

Дакхати отсалютовал и присоединился к солдатам.

***

Атаки накатывались одна за другой. Передышка наступала только в те минуты, когда воины Минванаби перестраивали боевой порядок. Они уже перестали маскироваться под разбойников, отметил про себя Кейок. Нападавшие не скрывали своих оранжево-черных доспехов и рьяно шли на смерть: земля у вала давно превратилась в кровавое месиво.

Отряд Акомы также нес неизбежные потери. Кейок насчитал одиннадцать убитых и семь тяжело раненных. Врагов полегло примерно две сотни, но от этого Кейоку было не легче. Он обратился к слуге, ведавшему провизией:

— Сколько у нас осталось съестных припасов?

— Если выдавать минимальный паек, — с поклоном ответил провиантщик, — растянем на несколько дней.

Военачальник что-то прикинул в уме.

— Приказываю удвоить паек. Несколько дней мы не продержимся. Похоже, Минванаби ни во что не ставят жизнь своих воинов.

У входа в ущелье раздались воинственные крики. Выхватив меч из ножен, Кейок резко развернулся. Солдаты Минванаби сумели взобраться на крутой утес позади авангарда, и теперь их лучники целились прямо в головы защитников Акомы. Атакующие стали перебрасывать через вал свои щиты, чтобы перейти по ним, как по настилу, через груды мертвых тел. Первого смельчака, который отважился перемахнуть в ущелье, встретило копье, но копьеносца в тот же миг настигла стрела. Кейок закричал сотнику:

— Приготовиться к отходу!

Получив приказ, обороняющиеся сплоченными рядами отступили от вала. Двое солдат Минванаби спрыгнули вниз, но были насажены на копья, как дичь на вертел. Минванаби, не щадя жизни, пытались прорваться за оборонительный вал. Кейок подал знак двум. здоровякам-караванщикам, и те рванули канаты, привязанные к концам могучего ствола, предусмотрительно заложенного в основание вала. Стена стала оседать, накрывая авангард Минванаби. Скрежетали камни, трещала древесина. Кейок бросил вперед горстку воинов, чтобы те перекрыли входы, образовавшиеся у проломов. Между тем и слуги не теряли времени: одни оттаскивали в сторону все, что годилось для обороны, — щиты, неповрежденные мечи и кинжалы, даже заплечные мешки с провизией; другие сновали по ущелью, собирали стрелы, которые еще могли пойти в дело, и подносили их лучникам. Немало атакующих пало от своих же собственных оранжево-черных стрел.

Кейок скорбел о солдатах резерва, которые под командованием Дакхати защищали фланги, оттягивая на себя значительные силы. Он молил небо, чтобы их смерть была быстрой и почетной. Ценой своей жизни они давали возможность товарищам по оружию восстановить оборонительный рубеж. Потери Минванаби приближались к трем сотням. Солнце стояло в зените, но воины Акомы держались не менее стойко, чем в начале сражения.

Однако никто не знал, сколько еще сотен будет брошено на штурм.

Под палящим солнцем ущелье превратилось в пекло. В воздухе стоял удушливый запах крови, пота и смерти. Над трупами роились полчища мух. Звуки битвы эхом отдавались от каменных стен.

Воздев глаза к небу, Кейок помолился за своих. Затем он подозвал троих слуг, а с ними — перепуганного мальчонку-водоноса и приказал им незаметно перелезть через вал, чтобы попытаться бежать. Если воины Дакхати стойко принимали на себя основные удары врага, то еще оставалась надежда, что этой четверке удастся скрыться в зарослях и добраться до земель Акомы.

Но этому не суждено было сбыться. На глазах у Кейока все четверо были зарублены вражескими мечами. Несчастные не издали ни крика, ни стона, даже мальчик встретил смерть лицом к лицу, сжимая в руке кухонный нож.

«О Туракаму, будь благосклонен, прими эту жертву», — молил Кейок. Он знал, что ему осталось жить недолго, но принимал свой близкий конец как данность. Сжав рукоять проверенного в битвах меча, он поклялся, что враг заплатит страшную цену.

***

В бледных сумерках заката на ущелье стал опускаться туман. Изможденные солдаты сменяли друг друга у оборонительного вала. Отряд Акомы не сдавался, хотя из ста воинов, сопровождавших караван, в живых осталось менее сорока, а из полусотни слуг уцелело от силы два десятка. Над их головами нескончаемым дождем летели стрелы Минванаби. Лечь было невозможно: распростертое на земле тело становилось легкой мишенью для лучников. Кто-то пытался передохнуть, опустившись на землю и прикрывшись щитом, но для этого нужно было скорчиться, и усталые члены только сводило судорогой.

Время шло. Люди умирали. Кейок обходил позиции, чтобы оценить оставшиеся силы, и вдруг почувствовал резкий удар справа. Он едва не упал: правое бедро пронзила острейшая боль. Из ноги торчала стрела. Его подхватили под руки двое солдат, отвели к стене, где град стрел был не самым жестоким, и помогли сесть.

У старого полководца потемнело в глазах.

— Проклятье, какая боль, — тихо сказал он.

Шальная стрела, наугад выпущенная в потемках, задела кость.

— Протолкните стрелу дальше, — с трудом выговорил он, — отломите оперение и выдерните древко.

Солдаты переглянулись; Кейок прикрикнул, чтобы они не медлили. Но у них не хватило духу сказать страшную правду: вытаскивая стрелу, они неизбежно порвут артерию, а это повлечет за собой верную смерть от потери крови.

Кейок выругался. Он высвободил руку и уверенным движением отломил оперение стрелы.

— Протолкните острие! — снова потребовал он.

— Рана загноится, — неуверенно возразил солдат. — Надо бы осторожно разрезать, а потом промыть.

— На споры нет времени. — Теперь голос Кейока был не менее твердым, чем его рука. — Если эта проклятая стрела будет и дальше скрести о мою кость, я потеряю сознание и не смогу командовать отрядом.

Солдаты молчали. Кейок старался говорить спокойно:

— Рана не успеет загноиться — мы столько не продержимся. Перетяните ногу выше раны и протолкните стрелу!

Воины не могли долее противиться. У Кейока поплыло перед глазами, но через несколько минут он пришел в себя и обнаружил, что солдаты уже перевязывают его рану.

По приказу военачальника солдаты подняли его на ноги. Он наотрез отказался опереться на палку и сделал пару коротких шагов. В ране сердито стучала кровь. Но никому из воинов Акомы не пришло бы в голову оспаривать его власть. Он все еще командовал обороной. Призвав к себе способного молодого солдата по имени Сезаль, Кейок назначил его сотником. Тот преисполнился гордости, но продержался в новом звании не более часа. Его дерзкая вылазка заставила противника отойти, но ответный удар был страшен. Акома держалась из последних сил, в то время как резервы Минванаби казались неистощимыми. Кейок не стал подыскивать ему замену — при том, как мало воинов осталось в ущелье, второй командир был уже не нужен.

Приволакивая ногу, полководец приблизился к слугам и приказал увеличить паек при раздаче еды. Провизии оставалось с избытком; даже обходясь без горячего, солдаты могли поесть вдоволь. Кейок через силу жевал лепешку и ломтик вяленого мяса. Пульсирующая боль и нестерпимое жжение в правой ноге не отпускали ни на минуту. Удостоверившись, что в его сторону никто не смотрит, он выплюнул последний кусок. Когда ему подали мех с водой, он сделал несколько глотков, но так и не смог избавиться от ощущения, будто лепешка застряла у него в горле.

Кейок оценил потери Минванаби: за минувший день у вала полегло не менее трех с половиной сотен воинов из вражеского стана. С наступлением ночи их потери должны были уменьшиться: обороняющихся одолевала усталость. После захода солнца Минванаби потеряли человек пятьдесят. На каждого погибшего солдата Акомы приходилось пятеро Минванаби. Неотвратимо близился тот миг, когда враги прорвутся через вал, хлынут в ущелье и перебьют тех немногих, кто еще оставался в живых. Кейоку не в чем было упрекнуть своих воинов: их стойкость превзошла все ожидания. Он надеялся, что хотя бы некоторые из них еще увидят рассвет.

Прислонившись к отвесной скале, холодной и влажной, Кейок снял шлем и ощутил смертельную усталость. При слабом мерцании тлеющих угольев он рассмотрел свою рану: истерзанная плоть стала темно-багровой и пульсировала, как живая, захлестывая все тело чудовищной болью. Это все пустое, сказал себе старый полководец, ибо раны служат мерою зрелости воина. Жизнь — это боль, а боль — это жизнь. Далее его мысли спутались в неравной борьбе с мучениями, бессилием и старостью.

***

Кейок очнулся, когда кто-то из солдат потряс его за плечо. С трудом разомкнув слипшиеся веки, он не сразу вспомнил, что произошло, и по многолетней привычке сразу поднялся на ноги. Однако его обожгла такая страшная боль, что он задохнулся и едва не рухнул наземь. Солдат и виду не подал, что его сердце сжалось от сострадания.

— Военачальник, мы слышим, что сюда через горы движется вооруженный отряд!

Кейок сощурился и поднял глаза к узкой полоске неба. Ночь была беззвездной, тьма еще не рассеялась.

— Сколько до рассвета? — выговорил он.

— Добрых два часа, военачальник, — хмуро ответил солдат.

— Загасить огонь, — последовал приказ.

Можно было не сомневаться, что враги давно успели обложить их со всех сторон. Глубокие морщины избороздили лоб Кейока.

— Если это ударные силы Ирриланди, с чего бы им наступать впотьмах? — От боли и жара он не осознавал, что размышляет вслух.

Тут ущелье содрогнулось от удара невероятной силы, и в стене образовалась брешь. На защитников Акомы обрушилось мощное бревно вместе со шквалом камней и зловонными тушами скота. Под покровом ночной темноты Минванаби пробили вал тараном.

Кейок дал команду слугам укрыться за тюками шелка. Кто-то из солдат корчился в предсмертных судорогах, иные кричали от нестерпимых мучений. Теперь бой шел прямо в ущелье. Даже те, кто уже не мог подняться, до последнего не выпускали из рук оружия.

Полководца не оставило обычное хладнокровие. Он отметил, что солдаты Минванаби по двое пробираются сквозь узкую брешь и теснят уцелевших воинов Акомы. Кейок вытащил меч и решил не наклоняться за шлемом, чтобы не упасть. Суждено ли ему было покрыть себя посмертной славой, как и подобало офицеру Акомы, или же его ждала кончина безвестного воина — на то была только воля богов. «Да и стоит ли об этом заботиться, — подумал он, — когда Маре грозит смертельная опасность?»

— Поджечь шелк! — крикнул он слуге, ожидавшему приказа, и послушные руки поднесли к тюкам горящие факелы.

Глаза Кейока застилала пелена. Совсем рядом, спиной к нему, оказался воин Минванаби, отпрянувший от удара. Каким-то чудом Кейок сумел обрушить ему на голову свой меч. Нога его уже не слушалась, но, волею Красного бога, руки уверенно держали оружие. Похоже, он еще мог увести за собой в царство Туракаму кое-кого из черно-оранжевых.

Тяжело припадая на искалеченную ногу, Кейок заковылял на помощь своему воину, которого одолевали двое, но не успел. Вражеский клинок достиг цели. Падая, воин Акомы поймал взгляд своего командира.

— Военачальник… — отчетливо произнес он, прежде чем один из нападавших успел поставить ногу ему на лицо.

— Вот он, их военачальник! — раздался крик, и враги со всех сторон ринулись к Кейоку.

Ослепнув от боли, он упал на колени, но все еще пытался отражать удары. Наугад выбросив вперед руку с мечом, Кейок пронзил еще одного неприятеля. Силы оставляли его с каждым мгновением. Клинок Минванаби, нацеленный ему в сердце, скользнул вниз по нагрудным доспехам, вонзился в живот и тут же был выдернут для повторного удара. Хриплый стон, исторгнутый из собственных уст, показался старому полководцу чужим и далеким. Он проявил слабость перед лицом врага, но, собрав в кулак всю свою волю, приготовился встретить смерть с высоко поднятой головой и открытыми глазами. Последнее, что услышал Кейок, был донесшийся неведомо откуда боевой клич «Акома!»

Время замедлило свой бег. Кто-то выбил меч из рук солдата Минванаби, и у Кейока мелькнула догадка: это награда богов за беспорочную службу — последний удар не застанет его в живых.

— Туракаму, — шепнул он одними губами.

Земля перевернулась. Меч выпал из его рук, но Кейок этого уже не почувствовал.

Глава 10. ЗАГОВОР

Кейок услышал шум, но не разобрал слов. Каждый звук отдавался в голове барабанной дробью. Боль вернулась. Теперь, мелькнуло у него в сознании, у входа в чертоги Туракаму должна прозвучать загробная песнь погибших от его руки солдат Минванаби. Однако вместо пения до слуха старого полководца донеслись обрывки разговора:

— …Так и не приходил в сознание… — Голос был точь-в-точь как у Люджана. — …Страшный жар… бредит… тяжелые ранения…

Эту речь прервал другой голос, напомнивший о Накойе:

— Силы небесные! Мару к нему допускать нельзя, у нее сердце разорвется от жалости.

Кейоку почудилась какая-то суматоха, а потом исполненный горестного сочувствия возглас хозяйки:

— Кейок!

Хор воинов почему-то молчал. Тут к Кейоку пришла горечь осознания: только победитель достоин торжественных песнопений. Видно, Акома стерта с лица земли, если все они — и Мара, и Люджан, и Накойя — оказались вместе с ним в чертогах Туракаму.

— Госпожа, — в полубеспамятстве прошептал Кейок. — Властительница.

— Послушайте! Он что-то говорит! — воскликнул чей-то голос.

— Кейок! — снова окликнул голос Мары, и на лоб старика легли прохладные, легкие, слегка дрожащие пальцы.

Сквозь полусомкнутые веки ворвалась нестерпимо яркая вспышка света. Это вернулось сознание, а вместе с ним — все та же испепеляющая боль.

— Кейок, — повторила Мара, — мы все живы, Айяки цел и невредим. Люджан рассказал нам про битву в ущелье. Минванаби бросили против вас войско в пять сотен, но твой маленький отряд до последнего защищал груз шелка.

Глаза старого полководца застилала предсмертная дымка, но он понял: хозяйка склонилась над ним в неподдельном горе. Он лежал не в чертогах Туракаму, а в саду поместья Акомы, у входа в дом. В природе царило спокойствие. Какие-то тени передвигались, словно в тумане. Его покрытое испариной лицо то и дело утирали влажным полотенцем. Кейок судорожно вздохнул и из последних сил произнес:

— Госпожа Мара, остерегись. Правитель Десио покушается на твою жизнь.

Мара погладила его по щеке.

— Знаю, Кейок. Эту весть принес наш человек, сбежавший из камеры пыток. Потому-то Люджан со своим отрядом и бросился тебе на помощь.

— Сколько осталось в живых? — прошелестел Кейок.

— Вместе с тобой шестеро, военачальник, — ответил Люджан. — Но все тяжело ранены.

Кейок беззвучно шевелил пересохшими губами. Из сотни воинов и пяти десятков слуг лишь пятеро, не считая его самого, вырвались из капкана Минванаби.

— Не горюй об утраченном шелке, — подбодрила его Мара. — Чо-джайны изготовят новый.

Пальцы Кейока слабо сжали руку Мары.

— Шелк не утрачен, — тихо, но отчетливо произнес умирающий. — За исключением малой части.

У Люджана вырвался изумленный возглас. Слуги зашептались. Только теперь Кейок заметил среди домочадцев Джайкена.

Едва ворочая языком, он сумел объяснить, где спрятаны тюки.

Мара улыбнулась. Такая же лучистая улыбка была и у ее матери, вспомнилось Кейоку.

В глазах властительницы блеснули слезы:

— Я об этом и мечтать не могла. — Ее голос дрогнул. — Ты всегда был доблестным воином и нес свою службу с честью. А сейчас тебе нужен отдых.

Кейок не стал спрашивать, насколько тяжелы его раны. Мучительная боль говорила сама за себя.

— Теперь можно спокойно умереть, — прошептал он.

Мара не спорила. Она лишь приказала слугам отнести его в лучшую комнату.

— Зажгите в его честь свечи, позовите стихотворцев и музыкантов. Они исполнят прощальную песнь. Пусть все знают, что он геройски сражался на поле боя и отдал жизнь за Акому.

— Не плачь обо мне, госпожа, — едва слышно выговорил он. — Ибо теперь я спокоен.

Кейок так и не узнал, расслышала ли Мара его последние слова, потому что его опять поглотила тьма.

Горели ароматные свечи, нежная музыка сулила умиротворение, и только оглушительная боль терзала его своей бесконечной жестокостью.

Вдруг из коридора донесся тяжелый топот, заглушивший и звуки свирелей, и размеренный голос поэта.

— Черт побери, вы что, бросили его здесь помирать? — послышался резкий голос с непривычным выговором.

Мидкемиец, определил Кейок. Как всегда, попирает всяческие приличия.

Варвару ответил Люджан, с несвойственной ему проникновенностью:

— Он честно служил Акоме! Мы сделали для него все, что положено.

— Надо бороться за его жизнь! — Голос Кевина сорвался на крик. — Срочно приведите лекаря. От него будет больше проку, чем от всех ваших богов!

— Что за наглость! — возмутился Люджан; сразу за этими словами последовал хлопок пощечины.

— Прекратить немедленно! Не то покараю обоих! — закричала Мара, и гвалт голосов слился в оглушительную волну.

Кейок лежал неподвижно и только молил небо, чтобы эти раздоры прекратились. Ему было слышно, как Мара говорит:

— Ты ошибаешься, Кевин. Разве это милосердно — бороться за жизнь воина, который остался калекой? Наверное, тебе еще не сказали, что лекарь вынужден был отнять ему ногу.

— Ну и что из этого? — бушевал Кевин. — В военном искусстве Кейоку нет равных! По счастью, ваш чертов лекарь отрезал ему ногу, а не голову!

Разговоры умолкли, перегородка отлетела в сторону, и кто-то вихрем ворвался в комнату.

Это был не кто иной, как рыжеволосый варвар. В пламени свечей его волосы полыхали огнем, а по стене металась гигантская тень. Он бесцеремонно растолкал музыкантов и бросил уничтожающий взгляд на стихотворца.

— Пошли вон. Я хочу спросить старика, что он думает о смерти.

Кейок устремил на него негодующий взгляд и с трудом повторил вслед за Люджаном:

— Что за наглость! Будь у меня меч, я бы заколол тебя на месте!

Кевин пожал плечами и присел на край циновки.

— Если бы тебе, старик, было по силам меня заколоть, я бы здесь не сидел.

— Варвар пристально вглядывался в его черты: хотя истерзанная плоть угасала с каждой минутой, лицо оставалось властным. — Да что там говорить, клинка у тебя все равно нет, — с циничной жестокостью продолжал Кевин. — Тебе впору размахивать костылем, а не мечом. Забудь думать про меч; привыкай служить хозяйке без оружия, военачальник Кейок.

Собрав всю силу воли, старик вдохнул побольше воздуха и с достоинством ответил:

— Я до конца исполнил свой долг.

Кевин внутренне содрогнулся и на миг закрыл глаза, чтобы не выдать своих истинных чувств.

— Маре ты еще пригодишься.

Он отвел взгляд и сцепил пальцы так, что они побелели. Оказывается, его наглость была небеспредельна. Стоящий в дверях Люджан отвернулся.

— Да-да, ты ей пригодишься, — повторил Кевин, словно забыв все остальные слова. — У нее нет другого полководца с таким опытом, нет равного тебе знатока военного дела.

Старик не шелохнулся. Кевин наморщил лоб и попытался зайти с другой стороны:

— Даже оставшись без ноги, можно воспитывать себе смену и планировать военные действия.

— Даже оставшись без ноги, можно заметить, что ты слишком много себе позволяешь, варвар, — желчно перебил его Кейок; возмущение словно придало ему сил. — Кто ты такой, чтобы рассуждать о моей службе?

Покраснев до корней волос, Кевин встал и до боли сжал кулаки.

— Сейчас не время затевать перепалку. Я пришел, чтобы заставить тебя призадуматься. — Всем своим видом изображая праведное негодование, рыжеволосый великан отошел от смертного одра. В дверях он обернулся, более всего опасаясь поймать на себе взгляд Кейока. — Ты ведь тоже ее любишь, — укоризненно сказал он. — Если ты уйдешь из жизни, она лишится лучшего командира. Не обессудь, но ты, похоже, выбрал путь, что полегче. Тебя никто не увольнял со службы, старик. Если ты сегодня умрешь, это будет сродни дезертирству.

Пока Кейок собирался с силами для надлежащей отповеди, мидкемийца и след простыл. Огонек свечи показался слепяще-ярким, а боль стала невыносимой. Опять полилась тихая музыка, но мелодичные трели не находили путь к сердцу. Стихи утратили свой блеск и превратились в бессмысленный поток никчемных фраз. Кейок погрузился в сон.

***

Мара поджидала в коридоре. Никого из свиты рядом не было, и Кевин, не заметив хрупкую фигурку, чуть не сбил ее с ног. Он вытирал глаза, смахивая непрошеную влагу, и только в последний момент успел остановиться прямо, перед властительницей.

— Ты за это ответишь, — сказала она. Несмотря на ее ровный тон и непринужденную позу, Кевин понял, что Мара пришла в ярость. Теребя пальцами тонкую ткань рукавов, она продолжала:

— Я не прожила на свете столько лет, сколько Кейок командовал нашей армией. Он побывал в таких переделках, о которых страшно даже подумать. Однажды ему пришлось уйти с поля боя и оставить своего господина на верную гибель — надеюсь, даже ты понимаешь, что этот приказ поразил его в самое сердце, — чтобы забрать меня из монастыря Лашимы и тем самым спасти род Акома от уничтожения. Если мы сохранили свой священный натами, то в этом заслуга Кейока. Как ты посмел — ты, раб, варвар! — допустить хотя бы намек на его малодушие?

— Могу ответить, раз ты спросила, — сказал Кевин. — У меня язык без костей, и случается, я забываю его придержать. — Тут он улыбнулся с внезапной искренностью, которая всегда обезоруживала Мару.

Властительница вздохнула:

— У тебя просто зуд — соваться туда, где ты ничего не смыслишь. Если Кейок хочет умереть смертью воина, это его право. Наше дело — скрасить его последние часы.

Улыбка исчезла с лица Кевина.

— Вот с этим-то я и не могу смириться: ваши обычаи ни в грош не ставят человеческую жизнь. Кейок — непревзойденный тактик. Его главное достоинство

— светлая голова, а не рука, заносящая меч. Вы же уходите в сторону, присылая к нему стихоплетов и музыкантов! Как можно равнодушно ждать, пока он унесет с собой в могилу секреты военного дела, которые позарез нужны вашей армии…

— Что ты предлагаешь? — не дав ему договорить, процедила Мара сквозь побелевшие губы.

От ее колючего взгляда Кевину сделалось не по себе, однако он продолжил:

— Было бы разумно назначить Кейока советником. Если подходящей должности сейчас нет, что стоит ее создать? И уж конечно, надо без промедления созвать лучших лекарей. Он тяжело ранен в живот, но человеческая природа везде одинакова — и у вас, и у нас: люди до последней минуты хотят быть полезными.

— Подумать только, о каких материях рассуждает мой камердинер! — ядовито заметила Мара.

Мидкемиец окаменел и умолк. Их глаза встретились; Кевин явно хотел продолжить свою мысль. Мара пыталась догадаться, что у него на уме, и даже не заметила приближения слуги-скорохода.

— Госпожа, — поклонился юноша, — Накойя просит тебя срочно прийти в Тронный зал. К тебе пожаловал имперский посланник.

Лицо Мары, пылавшее гневным румянцем, побледнело.

— Немедленно разыщи Люджана и пришли его ко мне, — приказала она скороходу.

Словно забыв о существовании Кевина, властительница стремительно развернулась и заспешила по коридору, не заботясь о соблюдении приличествующей степенности. Скорохода словно ветром сдуло.

Кевину ничего не оставалось, как последовать за ней.

— Что случилось? — Он без труда настиг свою миниатюрную хозяйку и снова обратился к ней с вопросом:

— Кто такой имперский посланник?

— Тот, кто приносит дурные вести, — на ходу бросила Мара. — Если сразу после нападения Минванаби нам доставлено послание от Императора, Имперского Стратега или Высшего Совета, значит, в Игре сделан решительный ход.

В Тронном зале дольше, чем где бы то ни было, сохранялась влажная утренняя прохлада. Кевин успел заметить Накойю, которая уже ожидала на возвышении, и услышал, как под гулкими сводами отдаются эхом чеканные шаги Люджана. Однако не это привлекло внимание мидкемийца: впереди, в полумраке, он заметил тусклый блеск золота — неожиданное и тревожное зрелище для такой страны, где любой металл был огромной редкостью.

Имперский посланник восседал на богато расшитой подушке, всей своей позой выражая значительность. Это был молодой, атлетически сложенный человек в торжественном белом облачении. Сандалии с плетеными ремешками плотно облегали его запыленные ноги, красивое лицо блестело от пота. Черные волосы длиною до плеч были собраны в пучок и стянуты полосатой лентой, белой с золотом. Металлическая золотая нить, вплетенная в ткань, свидетельствовала о близости к императору.

При появлении Мары посетитель встал и поклонился. В его жестах сквозила надменность. Пусть он был всего лишь слугой, а перед ним стояла госпожа, но слово его хозяина всегда оставалось непреложным законом для всех властителей. Бело-золотая лента делала посланника неуязвимым на всей протяженности Империи: он мог появиться на поле брани в разгар жаркой битвы, и ни один солдат не посмел бы преградить ему путь. Опустившись на одно колено, посланник протянул Маре внушительный свиток с золотым обрезом, перетянутый золотыми лентами и скрепленный печатью.

Тонкие руки властительницы сорвали печать и развернули, пергамент. Пока она читала послание, Люджан занял место, где прежде стоял Кейок, а Накойя делала над собой видимые усилия, чтобы не заглядывать в свиток через плечо госпожи.

С высоты своего роста Кевин заметил, что послание содержит всего пару строк. Но почему-то Мара вникала в его суть слишком долго. Наконец она подняла глаза и заговорила с посланником:

— Благодарю. Мои слуги проводят тебя в покои, где ты сможешь подкрепиться и отдохнуть, пока я буду диктовать ответ.

Имперский посланник с достоинством удалился, стуча металлическими подковками сандалий. Стоило ему скрыться за дверью, как Мара без сил опустилась на первую попавшуюся подушку.

— Это происки Тасайо, — едва слышно произнесла она.

Накойя молча взяла у нее из рук свиток и пробежала глазами написанное.

— Сущий дьявол! — гневно воскликнула она.

— Госпожа, услада взора, скажи, что понадобилось от нас императору? — спросил Люджан.

Вместо Мары ответила Накойя:

— Нам предписано оказать военную помощь правителю Ксакатекасу, который сражается с кочевниками в Дустари. Нашей госпоже ведено явиться туда собственной персоной во главе четырех рот воинов. Отправление — через два месяца.

Люджан остолбенел.

— Да нам и трех рот не собрать, — сказал он, опомнившись. — Придется идти на поклон к чо-джайнам. — Он со значением перевел взгляд на Кевина. — А ты, разрази тебя гром, оказался прав. Кейоку сейчас никак нельзя умирать — опытные офицеры у нас наперечет.

— Десио на это и рассчитывает, — обернулась к ним Мара. — Люджан, назначаю тебя военачальником. Захвати с собой Кевина и отправляйся к Кейоку. Передай, что я хочу сделать его военным советником, но только не против его воли. — Тут ее голос едва заметно дрогнул от воспоминаний, а может, от сдерживаемых слез. — Он будет думать, что солдаты станут насмешничать над безногим офицером, но я позабочусь, чтобы его имя произносилось только с уважением. Напомните ему, что и Папевайо некогда с гордостью носил черную повязку — метку позора.

Люджан с поклоном ответил:

— Думаю, Кейок не оставит нас в такое тяжелое время, госпожа, разве что боги сломят его волю. Ведь у него такая рана, от которой не выздоравливают.

Мара на мгновение прикусила губу, а потом сказала:

— В таком случае — но опять же только с его согласия — я пошлю скороходов во все концы Империи, чтобы они отыскали кого-нибудь из жрецов бога-врачевателя Хантукамы.

— Они берут неимоверную плату, — предупредила Накойя. — Возможно, тебе даже придется выстроить храм.

Мара едва не вышла из себя:

— Так пусть Джайкен подумает, как вернуть уцелевший груз шелка и переправить его в Джамар! Если мы останемся без Кейока, нам всем придет конец. Ведь Ксакатекаса подводить нельзя.

Союза с Ксакатекасом искали многие недруги Акомы. Малейший повод для распри мог оказаться роковым.

— Но имение тоже нельзя оставлять без защиты, — напомнила Мара.

— Дустари — это для нас капкан, — горестно заключила Накойя, и все, кроме Кевина, поняли ее с полуслова. — Тасайо не дремлет. Любой твой маневр станет ему известен заранее. И тебя, и всех твоих воинов ждет участь властителя Седзу — гибель в чужом краю.

— Что ж, тем более нужно сделать все возможное, чтобы Кейок сохранил эти земли для Айяки, — подытожила Мара, и ее лицо стало мертвенно-бледным.

***

Имперский посланник отбыл, унося с собой письменное согласие Мары на все требования Высшего Совета. Сразу вслед за этим приказчики и советники принялись торопливо составлять перечень необходимого для похода. Люджан наскоро объяснил офицерам, как ведется учет армейского имущества, после чего сделал знак Кевину, и оба с тяжелым сердцем отправились к Кейоку.

Джайкен, за которым посылали гонца на пастбище, их уже не застал.

— Подготовь полную опись собственности Акомы. — Мара даже не дала запыхавшемуся хадонре разогнуть спину после поклона. — Сообщи мне точную сумму, которая имеется в нашей казне, — вплоть до последней цинтии. Прикинь, сколько мы могли бы получить взаймы. Мне нужно знать, сколько оружия изготовят наши мастера за два месяца и сколько нам было бы по средствам приобрести.

У Джайкена глаза полезли на лоб.

— Госпожа, не ты ли приказала отправить все новое оружие на продажу? Если мы не довезем товар до рынков, то каким же образом нам удастся возместить убытки от потери шелка?

Мара нахмурилась и едва сдержалась, чтобы на него не прикрикнуть.

— Джайкен, то было вчера. А сегодня перед нами стоит новая задача: снарядить четыре роты и привести их в Дустари, в помощь властителю Ксакатекаса.

Хадонра машинально произвел в уме необходимые вычисления.

— Стало быть, тебе придется нанимать воинов из числа чо-джайнов, — заключил он и нахмурил прямые брови. — Для этого надо будет распродать часть племенного поголовья нидр.

— Вот этим и займись, — подхватила Мара. — Когда подготовишь все расчеты, доложи мне, я буду в детской.

— Как прикажешь, госпожа.

Джайкен совсем приуныл. Война всегда сулила одно лишь разорение, а уж если Мару вовлекали в войну хитростью, то впору было ждать самого худшего. Ведь именно так потерпели крушение многие великие семьи прошлого. Да что там далеко ходить: у домочадцев Акомы еще не изгладилось из памяти вероломное предательство, из-за которого погиб властитель Седзу.

Мара провела с сыном целый час, но время пролетело как одна минута. Ребенку шел пятый год; его неуемный нрав приводил в отчаяние нянек. Сейчас он, лежа на животе, передвигал по полу солдатиков и оглушительно выкрикивал приказы. У Мары сжималось сердце. Она вглядывалась в родное личико, обрамленное темными кудрями, и спрашивала себя, суждено ли ей дожить до совершеннолетия Айяки. А ведь судьба могла сложиться так, что и он не дожил бы до зрелого возраста, но Мара старательно отгоняла от себя эту мысль. Властительница, слишком рано познавшая бремя власти, жаждала, чтобы ее сын мог расти спокойно, взрослеть, учиться, неспешно готовиться к принятию ответственности за семью. Она не имела права погибнуть в пустыне; она обязана была вернуться.

В ожидании Джайкена она долго молилась богу Чококану. Тем временем у ее ног Айяки самозабвенно уничтожал игрушечные войска Минванаби.

Хадонра явился с грифельными досками, покрытыми сеткой аккуратных записей.

— Госпожа, я выполнил твой приказ. Вот отчет о состоянии казны. На первой доске показано, что мы получим, если сумеем переправить на рынок остатки шелка. На двух других подсчитаны наличные средства, а также займы, которые можно получить в ближайшее время. Здесь же указаны наши вероятные обязательства по этим займам. Что касается последней доски, прошу тебя Не принимать поспешных решений. Продать племенной скот не трудно, но на восстановление поголовья уйдет не менее четырех лет.

Мара бегло просмотрела его выкладки и решительно остановилась на последней доске.

— Племенной скот — это наживное, — бросила она и приказала слугам готовить паланкин. — Сейчас я отправлюсь к королеве чо-джайнов и пробуду у нее до вечера.

— Можно мне с тобой? — Айяки вскочил, расшвыряв солдатиков, бросился к матери и схватил ее за рукав.

Мара пригладила его непокорные волосы.

— Нет, сынок. В другой раз.

Мальчуган насупился, но спорить не стал. Видно, нянюшки не зря обучали его хорошим манерам.

— Вы с Кевином можете покататься на повозке, — предложила Мара ему в утешение, но тут же вспомнила, что варвар с Люджаном еще не вернулись от Кейока. — Если, конечно, у него найдется время, — добавила она. — И если ты позволишь няне тебя умыть.

Айяки едва не расплакался. Он потер липкий от сока подбородок и пробурчал:

— Ладно, мама, так и быть. Зато когда я стану властителем, никто меня не заставит умываться!

Мара закатила глаза и осторожно высвободила руку.

— Если ты, мой мальчик, не научишься себя вести, как же ты будешь править Акомой?

В дверях появился слуга:

— Госпожа, паланкин готов.

Мара наклонилась и поцеловала сына.

***

Хотя улей чо-джайнов в трудные времена служил Маре надежной опорой, сегодня его прохладный полумрак подействовал на нее угнетающе. Властительницу впервые сопровождал не Кейок, а совершенно незнакомый ей офицер по имени Мурначи. Он шел на полшага сзади и обменивался подобающими любезностями с военачальником улья Лакс'лом. Не имея опыта совместных боевых действий с чо-джайнами, он держался весьма скованно и явно стремился поскорее вырваться на свежий воздух.

Мара уверенно двигалась по переходам. Однако на сей раз она, вопреки обыкновению, шла в покои королевы без подарка, потому что это посещение не было визитом вежливости. Один из слуг в ее свите нес грифельную доску с реестром имущества Акомы.

Властительница не знала, удастся ли ей сторговаться с королевой чо-джайнов. Они не вели подобных переговоров с того дня, когда достигли соглашения о бессрочном размещении улья во владениях Акомы. Маре было не по себе, тем более что известие об утрате шелка наверняка долетело и до этих мест. Оставалось только гадать, как примет ее королева.

Коридор, плавно расширяясь, перешел в приемную. Один из чо-джайнов, сопровождавших небольшую процессию, бросился вперед, чтобы оповестить королеву о приближении гостей. Мара не останавливаясь вошла в королевский чертог, напоминающий огромную пещеру, которую круглосуточно освещали синевато-лиловые фонари. Для властительницы Акомы уже была приготовлена горка подушек, а на низком столике дымились чашки с горячей чокой. Необъятное туловище королевы чо-джайнов ниже пояса было скрыто ширмой, за которой день и ночь шло таинство оплодотворения и бережно собирались яйца. Так обеспечивалось продолжение рода.

Для Мары все это было не в диковинку. Она совершила ритуальный поклон, приличествующий встрече двух коронованных особ, и по неуловимым признакам поняла, что королева чо-джайнов уже прознала, о чем пойдет речь.

Мара собралась с духом:

— О королева улья, разреши сообщить тебе, что на Акому обрушилась страшная напасть. Виной тому наши враги, род Минванаби. — Мара сделала вежливую паузу, ожидая, чтобы королева попросила ее продолжать.

Если не считать привычной суеты за ширмой, в пещере воцарилась безмолвная неподвижность. Королева замерла как изваяние. Мара призвала все свое мужество, чтобы закончить:

— О великая королева. Высший Императорский Совет требует, чтобы Акома привела четыре роты воинов в пустыню Дустари, где проходит граница нашей Империи. Однако я смогу отправить за море только три роты, ведь поместье нельзя оставить без охраны. Поэтому вся моя надежда на тебя: не согласишься ли ты произвести на свет дополнительную сотню воинов? Без них нам не выполнить приказ Высшего Совета.

Королева не шелохнулась. Мара затаила дыхание и краем глаза заметила, как напрягся командир авангарда.

Прошло немало времени, прежде чем королева пошевелила передней лапкой:

— А кто возьмется снарядить эту роту, госпожа Мара?

Мара немного успокоилась. Хвала небесам, ее просьба не была расценена как дерзость.

— Все расходы будут возложены на мою казну, о благородная королева, если только ты не откажешь в моей нижайшей просьбе.

Королева вздернула массивную голову и заработала челюстями:

— Я выполню твою просьбу, но только за соответствующее вознаграждение.

К немалому облегчению Мары, беседа перешла в заурядный торг. Королева заломила огромную цену, однако властительница Акомы не зря брала уроки у своего хадонры. Способная ученица, она хорошо усвоила, что почем, — где нужно безоговорочно принимать любые условия, а где можно без труда сбить цену. В результате они сошлись на том, что вознаграждение будет включать как денежную, так и товарную часть; общая его стоимость примерно на треть превышала оплату сотни обычных наемников. Впрочем, это было справедливо: чо-джайны будут безраздельно преданы Маре, к ним никогда не сможет затесаться шпион, их не переманят враги и не испугают неудачи.

Когда переговоры закончились, Мара утерла пот со лба крошечной расшитой салфеткой и незаметно вздохнула. Однако это не укрылось от зоркого взгляда королевы чо-джайнов.

— Госпожа Акома, — прогудела она, — сдается мне, ты испытываешь волнение, а то и неудобство. Видно, мы тебе чем-то не угодили?

Мара даже вздрогнула:

— Нет-нет, великая королева. Уверяю тебя, гостеприимство улья всегда согревает мне душу. — Она заколебалась, но решила, что темнить не стоит. — Должна признаться, я не имела понятия, как полагается приглашать на службу воинов из улья.

— Приглашать на службу? — удивленно переспросила королева. — Мы с тобою приятельствуем с давних пор, это правда; случись тебе попросить меня об одолжении, я бы не спешила отказывать. Правда и то, что твои частые посещения приятно разнообразят мою жизнь. Но когда возникает спрос на работников или воинов, они превращаются в обычный товар. Их можно приобрести, но не пригласить на службу.

На этот раз настал черед Мары подивиться услышанному.

— Значит, твоим соплеменникам армия нужна не для защиты?

Королева чо-джайнов ответила не сразу.

— Нас связывают различные отношения внутри Империи, поэтому мы не чужды имперской политике, иначе говоря — Большой Игре Совета. Но тысячелетия назад, когда людей не было и в помине, мы уже производили на свет воинов для того, чтобы отделять новые ульи, защищаться от хищников, добывать дичь. Посмотри, кто сейчас затевает войны: это люди, которые купили себе союзников. А чо-джайны никогда не враждуют между собой; если они и выходят на поле боя, то лишь сражаясь в стане людей.

Для Мары это прозвучало откровением. Теперь она даже не пыталась сохранять невозмутимый вид. Давно поддерживая отношения с чо-джайнами, она, оказывается, не знала о них главного. Если чо-джайны не связаны с правителями людей клятвой верности, если они остаются простыми наемниками, это открывает совершенно непредвиденные возможности… Однако в преддверии похода в Дустари нельзя было тратить время на размышления.

Мара церемонно произнесла слова прощания и с достоинством удалилась. До выступления оставалось всего два месяца!

Кевин с Джайкеном поджидали ее у дома. Выйдя из паланкина, Мара передала управляющему грифельные доски. Он тайком пробежал глазами записи и с зубовным скрежетом отправился по хозяйственным делам. Отсюда властительница сделала вывод, что торг она провела неплохо, но тем не менее казна Акомы понесла значительный урон. Больше всего ей хотелось сейчас же принять ванну, однако ее насторожило непривычное молчание Кевина.

— В чем дело, великан? Видно, случилось что-то из ряда вон выходящее, если ты забыл меня поцеловать.

— Как можно об этом забыть? — возразил Кевин и тут же исправил положение. Но поцелуй был коротким, и, похоже, варвар думал о другом. — Кейок просит разрешения с тобой поговорить.

— Так я и думала. — На ходу сбросив дорожный плащ, Мара передала его слуге. — А где Люджан?

Кевину стоило немалых усилий подстроиться к ее походке.

— Он в гарнизоне: по указанию Кейока муштрует солдат.

Услышав эту весть, Мара сразу поняла: старик готов принять назначение на пост военного советника, иначе он бы передал свой отказ через Люджана.

Щадя чувства раненого воина, Мара отпустила Кевина и одна вошла в затемненную комнату.

Глаза полководца блестели горячечным блеском.

— Госпожа… — прошептал он, как только Мара появилась в дверях.

Ей пришлось придержать его за плечо, чтобы он не вздумал подниматься и встречать ее поклоном.

— Не вставай. Тебе больно, дядюшка Кейок, давай на время забудем о церемониях. Эти раны — неоспоримое свидетельство твоей верности. — Вопреки всем правилам приличий, она опустилась на колени и крепко сжала старческую руку. — Я хочу, чтобы ты знал, как ты мне дорог.

Губы Кейока тронула тень улыбки. Он был счастлив, но сохранял сдержанность, приличествующую цуранскому офицеру.

— Госпожа, — хрипло выговорил он, — Тасайо готовит тебе смерть в пустыне Дустари.

Значит, Люджан сказал ему все как есть. У Мары подступили слезы: вот, оказывается, почему старик выбрал жизнь.

Несмотря на тяжелейшие раны, Кейок словно прочел ее мысли:

— Нет, госпожа, меня не пришлось долго упрашивать. Заверяю тебя: служить Акоме на посту военного советника — для меня большая честь. — Он помолчал, подбирая слова. — Я хотел принять смерть в бою, потому что не видел иной судьбы для старого полководца.

Но Мара хотела уяснить все до конца:

— Как же ты будешь без ноги?

— Буду брать пример с Папевайо. Ходил же он с черной повязкой, а я буду ходить с костылем. — Помедлив, он добавил:

— Кевин научит оружейников, как изготовить особую опору вместо моей ноги

— с потайными ножнами для меча.

— Вижу, его планы пришлись тебе по душе. — Теперь и Мара не сдержала улыбку. — Дядюшка Кейок, я сама схожу к оружейникам и велю подобрать для тебя самый лучший клинок. Ты передашь свою науку Люджану, и мы общими усилиями одолеем приспешников Тасайо.

Глаза Кейока наполнились горечью.

— Дочь моего сердца, нет такой науки, которая сулила бы нам спасение в безлесной пустыне. Победу может обеспечить только численность войска, но тут я бессилен чем-либо помочь.

— Пусть тебя не тревожит война в пустыне — мы с Люджаном возьмем это на себя, — тихо сказала Мара. — Твоя забота — защищать Айяки и беречь священный натами. Если мы потерпим поражение и Минванаби сметут наши границы, ты со своим отрядом возьмешь ребенка и спрячешь его у королевы чо-джайнов. Так мы сохраним род Акома.

Кейок лежал с закрытыми глазами. Он больше не мог говорить, но его рука едва ощутимо дрогнула под ладонью Мары.

— Тебе нужно отдохнуть, дядюшка Кейок, — шепнула Мара, поднялась с колен и на цыпочках пошла к выходу.

Слуге, ожидавшему за дверью, она приказала:

— Позови моего скорохода и всех свободных от службы гонцов. Отправь кого-нибудь в Сулан-Ку, чтобы нанять еще с дюжину посыльных из гильдии курьеров.

От волнения Мара не заметила круглого, одетого в балахон человечка, который источал запах лекарственных трав и держал в руках склянки со снадобьями.

— Ты хочешь разыскать жреца Хантукамы? — спросил он с профессиональной участливостью.

Мара резко обернулась на голос своего домашнего лекаря:

— Думаешь, мы сумеем обойтись своими силами? Лекарь сочувственно вздохнул:

— Госпожа Мара, сдается мне, что твой военный советник не дотянет даже до рассвета. А ведь поиски жреца могут оказаться долгими.

— Кейок будет жить, — убежденно возразила Мара. — Я найду жреца и заплачу любую цену за молитвенные врата, чтобы боги помогли исцелению.

Лекарь в задумчивости потер лоб:

— Госпожа, жрецов не так-то просто уговорить. Им никто не указ, кроме бога, которому они служат. Для них что простой земледелец, что император — все едино. Кроме того, жрецы Хантукамы у нас наперечет. Даже если ты найдешь одного из них и посулишь воздвигнуть молитвенные врата, он ни за что не бросит больного, которого уже взялся выхаживать.

— Посмотрим, — коротко ответила Мара, вдыхая запах бесполезных снадобий и обдумывая это мрачное сообщение. — Посмотрим. Позаботься, чтобы его не мучила боль, а остальное тебя не касается.

***

Подготовка к военному походу перевернула весь привычный уклад жизни. В мастерских Акомы день и ночь кипела работа, склады пополнялись припасами, к пряному аромату цветов акаси примешивался запах горячей смолы.

Этот запах проникал даже в спальню Мары.

— Возвращайся в постель, еще слишком рано, — говорил Кевин, любуясь ее силуэтом на фоне темного окна. — Коли ты решила всюду поспевать сама, тебе тем более нужен отдых.

Мара не ответила. Она напряженно вглядывалась в туман, но не видела ни рабов, которые в этот час выгоняли стада на пастбище, ни милых сердцу просторов, где веками жили ее предки. У нее перед глазами возникали бесчисленные армии Минванаби, сметающие границы Акомы.

Нужно любой ценой поставить на ноги Кейока, думала Мара. Словно не услышав зов возлюбленного, она начала молиться Лашиме о здоровье своего военного советника, к которому уже протягивал руки Красный бог Туракаму.

Потеряв надежду на возвращение госпожи, Кевин вздохнул и по-кошачьи мягко вскочил с циновки. Прошлой ночью они не могли наговориться, а потом столь же истово предавались любовным ласкам. Под конец Мара разрыдалась у него на плече.

Не обремененный цуранскими представлениями о приличиях, Кевин был далек от того, чтобы осуждать ее за такую вспышку. Он понял, что Мара просто-напросто нуждается в утешении, и потому обнял ее покрепче и гладил по голове, как ребенка, пока она не уснула.

Теперь, глядя на хрупкое, почти детское тело Мары, Кевин отдавал дань ее мужеству. На ней лежала непосильная для женщины ноша ответственности и власти. Он не знал, надолго ли у нее хватит сил.

Набросив халат — даже после трех лет жизни среди цурани он все еще немного стеснялся наготы, — Кевин подошел к Маре и обнял ее за плечи. К его удивлению, властительницу била дрожь.

— Мара, — ласково позвал он и закутал ее полой своего халата.

— Меня очень тревожит Кейок, — призналась она. — Что бы я делала без твоей заботы?

Кевин чуть было не поднял ее на руки, чтобы отнести в постель, но понял, что ей сейчас не до него. И действительно, Мара высвободилась и хлопнула в ладоши. Явившиеся по ее зову служанки принялись убирать подушки и облачать госпожу в платье, а Кевин ушел за ширму. Через несколько минут, полностью одетый, он вернулся в спальню и с удивлением обнаружил, что Мара исчезла, а поднос с завтраком остался нетронутым. Трое слуг стояли поодаль, готовые принять поручения.

— Где госпожа Мара? — спросил Кевин.

Домашняя прислуга держалась с ним запросто. Пусть его странные мидкемийские одежды украшала дорогая вышивка, он все равно оставался рабом, недостойным почтительного обращения.

— Госпожа пошла к парадному входу, — нехотя ответил старший из троих.

Кевин не двинулся с места и не стал унижаться до расспросов: он в упор смотрел на слугу с высоты своего огромного роста и в конце концов добился желаемого. Слуга процедил:

— Ей прислали донесение.

— Покорнейше благодарю, — насмешливо протянул Кевин.

Наскоро зашнуровав сандалии, он поспешил к парадному входу.

Как оказалось, к Маре прибыл связной от Аракаси. Он был весь в пыли и едва держался на ногах от усталости. Похоже, этот юноша, почти мальчик, бежал всю ночь напролет.

— Богам угодно, чтобы ты построила три храма, — услышал Кевин. — Один из них — целиком из камня. Вдобавок к этому, на твоей земле надлежит возвести молитвенные врата в честь богов-покровителей.

К богам-покровителям относились Лашима, Чококан, Хантукама и еще с полдюжины небожителей, которых Кевин так и не научился различать.

— Для облицовки молитвенных врат следует использовать коркару, — продолжал связной.

Кевин вспомнил, что на местном наречии коркарой назывались драгоценные морские раковины. Такое строительство могло опустошить любую казну. Между тем Мара не обнаружила ни удивления, ни озабоченности.

— Когда прибудет жрец-врачеватель? — деловито спросила она.

— Сегодня в полдень, госпожа, — ответил юноша. — Аракаси через своего доверенного нанял носильщиков и приплатил им за скорость.

Мара закрыла глаза:

— Молю богов, чтобы он не опоздал.

Тут она вспомнила, что связной падает с ног от усталости.

— Отдохни с дороги, — предложила властительница. — Ты честно потрудился. Все, что повелел нам Хантукама устами твоего господина, будет исполнено. Джайкен проследит, чтобы к прибытию жреца-врачевателя наши зодчие подготовили наброски храмов и молитвенных ворот.

Мара уже поняла: чтобы оплатить такое строительство, ей придется расстаться с частью приграничных земель. Но все трудности меркли в сравнении с предстоящим военным походом. А отдаленные земли так или иначе пришлось бы продавать — не оставлять же их без охраны.

Правительница даже не вспоминала о завтраке. Отдав необходимые распоряжения Джайкену и Люджану, она направилась в покои, отведенные Кейоку. Кевин остался стоять в дверях, а Мара, как и в прошлый раз, опустилась на подушку у изголовья.

— Не покидай нас, доблестный воин, — зашептала она. — Продержись до полудня. Аракаси разыскал жреца Хантукамы, тот скоро будет здесь.

Кейок не двигался. Его лицо оставалось серым, как пепел.

Теперь сомнений не было: он стоял на пороге смерти. Кевин на своем веку повидал немало раненых и мог определить, кому из них не суждено встать на ноги. С тяжелым сердцем он приблизился к Маре и присел рядом с ней.

— Дорогая, он тебя не слышит.

Мара упрямо покачала головой.

— У нас считается по-другому. Колесо Судьбы способно повернуться любой стороной, так говорят наши жрецы. Может, мои слова и не доносятся до слуха Кейока, но его дух остается чутким. Дух услышит мои речи и с помощью Хантукамы будет противостоять Красному богу.

— Остается уповать на вашу веру, — прошептал Кевин. — Не умирай, Кейок. Ты здесь нужен.

Мидкемиец не надеялся, что дух старого воина услышит его речи; он произносил их не столько для Кейока, сколько для себя.

***

Жрец-врачеватель появился как-то незаметно, застав врасплох домочадцев Акомы.

Мара с самого утра не выходила из покоев Кейока. Здесь она отвечала на вопросы советников, наотрез отказавшись от завтрака, здесь же давала указания слугам. Все это время Кевин молча сидел в стороне.

Ровно в полдень властительница встала и принялась расхаживать из угла в угол. Теперь ее мысли были заняты молитвой и самосозерцанием — этим таинствам она обучилась в монастыре Лашимы. Завершив первый круг медитации, она вдруг увидела прямо перед собой мужскую фигуру в грубой дорожной одежде, напоминавшей рубаху невольника.

По запыленной коже врачевателя сбегали струйки пота; худое, иссушенное тело казалось неземным; его руки почернели от загара, а лицо походило на сморщенный плод.

Жрец обошелся без ритуальных поклонов; не произнося ни звука, он сверлил правительницу взглядом бездонных темных глаз. Мара даже вздрогнула, но тут же опомнилась и осенила себя знамением.

— Ты — служитель бога Хантукаму?

Только теперь жрец согнулся в поклоне, но эта почесть воздавалась отнюдь не властительнице.

— Бог поверяет мне свою волю, — ответствовал он и нахмурился. — Не помешал ли я твоей молитве?

Мара жестом попросила его не тревожиться.

— Добро пожаловать, святой странник. Твое появление никак не может мне помешать.

Ни единым жестом не выдав своего нетерпения, даже не взглянув в сторону недвижного тела Кейока, она со всей любезностью предложила жрецу отдохнуть и подкрепиться с дороги.

Мгновение поразмыслив, врачеватель улыбнулся с неожиданной теплотой:

— Властительница очень добра, однако мои потребности весьма скромны.

— Да благословит тебя Хантукама, святой странник, — произнесла Мара, не в силах долее изображать радушную хозяйку, и указала на постель из циновок и подушек, где лежал раненый воин. — Вот несчастный, который нуждается в исцелении.

Без лишних слов жрец направился к умирающему.

— Мне понадобятся тазы, вода и жаровня, — сказал он, не оборачиваясь. — Мой послушник принесет лечебные травы.

У жреца на затылке был выбрит полукруг, начинающийся над ушами и опускающийся к шее, а под ним спадала длинная прядь волос, причудливо переплетенная сверху донизу.

Когда его распоряжения были исполнены, врачеватель ловким движением сбросил пыльные сандалии и тщательно вымыл руки и ноги, однако отказался от полотенца. Он положил влажную ладонь на лоб Кейока и на несколько секунд застыл. Его дыхание замедлилось и совпало со слабым дыханием раненого. Потом тонкие, коричневые от загара пальцы заскользили по щекам и шее Кейока, по простыням и бинтам, вдоль всего безжизненного тела. Дойдя до стопы на уцелевшей ноге воина, жрец помедлил, осторожно похлопал по пятке обеими руками и произнес заклинание, которое эхом отозвалось под сводами просторной комнаты.

После этого он наконец-то повернулся к Маре; его лицо разом осунулось и постарело.

— Этот воин стоит у ворот царства Туракаму; только недюжинная сила воли удерживает его от последнего шага, — скорбно произнес целитель. — Он уходит туда, откуда нет возврата. Почему вы хотите, чтобы он непременно остался жить?

Мара прислонилась к дверному косяку, чтобы не упасть, и пожалела, что рядом нет сильного плеча Кевина. Но варвару было приказано удалиться, чтобы он ненароком не прогневал жреца своим возмутительным инакомыслием. Властительница не спешила с ответом, понимая всю меру своей ответственности. Она перебрала в уме бесспорные достоинства старого полководца: его верность, незапятнанную честь, заботу о сплоченности армии. Но тут ей на память пришли слова, однажды сказанные Кевином: «Может, с виду мы с вами и похожи; только у вас, келеванцев, честь ставится выше добра, а у нас — наоборот».

Сбитая с толку этим непрошеным воспоминанием, Мара сказала совсем не то, что собиралась.

— Почему мы хотим, чтобы Кейок остался жить? — повторила она и ответила:

— Потому, что мы его любим.

От этих слов строгость жреца сменилась сперва удивлением, а потом сердечной улыбкой.

— Хороший ответ, госпожа. Любовь способна исцелять. Она сильнее чести, нужды и долга. Бог Хантукама снизойдет к твоим молитвам и даст раненому воину силы вернуться к жизни.

У Мары задрожали колени. Она не сразу сообразила, что жрец не вправе приступать к таинству в присутствии непосвященных.

В комнате умирающего остались только жрец Хантукамы и юный послушник, одетый в одну лишь набедренную повязку из грубого полотна. Жрец, нараспев произнося заклинания, установил жаровню. Стоявших за дверью стражников почему-то прошиб пот.

Из объемистой дорожной сумы появились связанные нитью пучки целебных трав. Только странствующие жрецы Хантукамы — а их во всей Империи не набралось бы и десятка — умели отыскивать эти растения, особым образом сплетать нить и запечатывать ее душистым воском. Даже послушник не был посвящен в эти тайны и не осмеливался задавать вопросы.

Жрец разложил освященные травы, потом многократно перебрал все пучки один за другим, взвешивая их на ладони и словно оценивая исцеляющую силу. Здесь были снадобья на все случаи жизни. Те, что предназначались для избавления от грудной жабы и облегчения родов, отправились обратно в саквояж; другие — от кровопотери, заразы, лихорадки и болезней желудка — были отложены в сторону для обряда исцеления. К ним добавились лекарства для заживления ран и срастания костей, для укрепления духа и восстановления сил. Склонившись над окровавленной культей, врачеватель горестно прищелкнул языком. Даже ему было не по силам нарастить новую конечность вместо отсеченной. Если бы ногу после операции сберегли в просмоленной ткани, можно было бы предпринять кое-какие попытки, хотя и без особой надежды на успех. Но теперь следовало приложить все силы для заживления раны на животе.

— Старый воин, — приговаривал жрец между заклинаниями, — возлюби себя; не стыдись немощи, исполнись гордости за свою честь.

Под движениями морщинистых рук пучки целебных снадобий словно ожили. Они ложились вдоль контуров безжизненного тела, потом образовывали причудливые линии на груди и животе раненого. Через некоторое время юноша-послушник зажег жаровню, и пучки трав, один за другим, под протяжные звуки молитвы исчезли в пламени. Пепел был развеян в воздухе над головой Кейока; целитель заклинал его дышать как можно глубже, чтобы вобрать в себя жизненную силу земли и воскрешающий дар небес.

Когда последний пучок целебных растений развеялся ароматным дымком, жрец до предела сосредоточил внутреннюю энергию, обратив себя в проводника божественной благодати. Склонившись над Кейоком, он опустил кончики пальцев на холодную старческую руку, лежащую поверх простыней.

— Старый воин, — нараспев заклинал он, — во имя лучезарного Хантукамы, забудь, что твоя рука сжимала разящий меч. Ибо руки твои принадлежат не тебе, а моему богу, творящему добро и красоту. Забудь о суетном; преисполнись любви, и силы вернутся к тебе полной мерой.

Целитель помолчал, прислушиваясь к тишине, а потом добавил, словно утешая ребенка:

— Все заживет.

Наконец его пальцы ощутили слабое, неверное тепло. Там, где они касались обескровленной кожи, возникло мягкое желтоватое свечение. Жрец удовлетворенно кивнул и накрыл ладонями изможденное лицо полководца Акомы.

— Старый воин, — продолжил он, — во имя лучезарного Хантукамы, забудь свои пять чувств: зрение, слух, обоняние, осязание, вкус. Ибо чувства твои принадлежат не тебе, а моему богу; пусть же в нихотразится благодать, которая есть жизнь. Забудь дар речи; преисполнись радости, и чувства вернутся к тебе полной мерой.

На этот раз свечение появилось не сразу. Жрец размял затекшие плечи и перенес ладони на грудь Кейока.

— Старый воин, во имя Хантукамы, забудь свои устремления. Ибо душа твоя принадлежит не тебе, а моему богу: пусть же она постигнет совершенство, которое есть цельность. Забудь свои желания; преисполнись милосердия, и твое естество возродится полной мерой.

Полностью уйдя в себя, целитель окаменел. Молодой послушник скрестил руки на груди и не мигая наблюдал за происходящим. Под ладонями жреца появилось свечение; оно быстро разгорелось, полыхнуло огнем и с легким потрескиванием пробежало по телу раненого с головы до ног.

Врачеватель убрал руки и сложил их чашей, будто боясь расплескать драгоценный эликсир.

— Кейок, — тихо окликнул он.

Воин открыл глаза, резко напряг мышцы и вскрикнул от ударившего в глаза сияния.

— Кейок, — устало, но ласково повторил жрец, — не бойся. Тебя согревает тепло Хантукамы, бога исцеления. Госпожа молила его о твоем здоровье. Если мой бог вернет тебя к жизни, как ты распорядишься этим даром?

Кейок смотрел прямо перед собой.

— Я буду вечно беречь госпожу, как отец бережет родную дочь, ибо она — дитя моего сердца; других детей у меня нет.

— Ты будешь жить, Кейок, — убежденно произнес целитель. — Поправляйся, милостью моего бога.

Он широко развел руками, и свечение угасло; только слабый огонек жаровни освещал затемненную комнату, наполненную запахом сожженных трав.

Кейок, как и прежде, неподвижно лежал на своей циновке, но его кожа едва заметно порозовела, а дыхание стало ровным, как у спящего.

Тогда жрец осторожно присел на подушку, которая еще хранила отпечатки коленей Мары.

— Приведи сюда властительницу, — приказал он послушнику. — Пусть она порадуется: ее воин обладает редкостными качествами. Скажи ей, что он возвратится к жизни.

Юноша бросился выполнять поручение. Когда он вернулся, ведя за собой Мару, жаровня уже была погашена. По комнате вился странный узор из золы и угольев, а сам врачеватель крепко спал, свернувшись прямо на полу.

— Исцеление далось нелегко, — признался послушник.

Как только слуги укрыли жреца и приготовили поднос с обедом для послушника, Мара прошла туда, где лежал Кейок, и в молчании остановилась над ним.

— Он может проспать несколько суток, — объяснил юноша, — но раны постепенно затянутся. Ему нужно обеспечить покой.

Губы Мары тронула улыбка. Ее сердце пело от радости; она воздавала хвалу странствующему целителю и его богу.

— Право, не знаю, у кого из моих воинов достанет сил удержать этого старого рубаку в постели. Открыв глаза, он первым делом потребует свой меч.

***

Дни проходили в неустанных заботах. К Джайкену то и дело наведывались приказчики; велись переговоры о продаже скота и о закупке необходимых товаров. В стойлах, где прежде держали племенных быков, теперь громоздились сундуки с новыми доспехами и оружием. Кожевенники строчили шатры для ночлега солдат в пустыне, гончары изготавливали глиняные светильники, которые не задувало ветром. В бесплодной земле Дустари не росли деревья, поэтому лесорубы спешили заготовить дрова и пережечь их в уголь.

Гарнизонный плац не пустовал ни минуты. Люджан день и ночь муштровал своих солдат и совсем еще неопытных офицеров. Он устраивал учения в полях, болотах, лесных зарослях и при этом не забывал регулярно наведываться к Кейоку, приводя с собой лучших соратников. Военный советник внимательно выслушивал его доклады, подмечал недостатки, хвалил за успехи. Готовясь к таким посещениям, Кейок изучал карты местности, разрабатывал план обороны, наставлял офицеров. Теперь уже никто не сомневался, что Тасайо подстроил вызов Акомы в Дустари с единственной целью — нанести удар по ее владениям.

Мара поспевала всюду. Если выдавалась редкая свободная минута, она неизменно проводила ее с сыном. Накойе с большим трудом удалось выбрать момент, чтобы поговорить с госпожой наедине.

Советница нашла Мару в саду и сразу отметила, что у нее под глазами пролегли темные круги.

— Письмо Хокану отправлено еще вчера, — сообщила Мара.

Старуха одобрительно кивнула:

— Вот и хорошо. Только я собиралась поговорить не об этом.

Почувствовав неладное, Мара встревожилась:

— Что случилось, матушка?

Накойя собралась с духом:

— Госпожа, пора тебе решить, кто меня заменит. Не подумай, что я обленилась. Я служу тебе верой и правдой. Однако годы не повернуть вспять: скоро меня не станет. Кто из домочадцев сможет занять мое место? Джайкен помоложе меня, но уж очень он прямодушен для первого советника. Кейок подошел бы для этой должности, да ведь мы с ним, почитай, одногодки. К тому же на него положил глаз Красный бог, а ведь жреца Хантукамы не всегда дозовешься.

Ветер шевелил листву; тихо журчал фонтан. Мара комкала в пальцах край платья.

— Понимаю, матушка. Твои речи справедливы. Я и сама об этом думала.

Накойя кивнула:

— Жизнь продолжается, дочь моего сердца. Ищи новые умы, готовь их для службы.

Обе они знали, что найти замену первой советнице будет непросто. Если нанять кого-то со стороны, то слишком велик будет риск заполучить шпиона. Аракаси, конечно, знал свое дело, но ведь и он мог ошибиться. Между тем этот вопрос становился неотложным. Маре как воздух нужны были верные люди, чтобы она могла удерживать свои позиции в Игре Совета.

— Я непременно подыщу тебе преемника, но только после похода на Дустари,

— пообещала Мара. — Если мне суждено вернуться домой и найти наш священный натами на прежнем месте, то я первым делом займусь поисками способного человека. Здесь спешить нельзя.

Накойя поклонилась:

— А теперь разреши мне уйти, госпожа.

— Разрешаю, — с улыбкой ответила Мара. — Тебе необходимо выспаться, матушка.

— Да я только-только встала! — вскипела Накойя. — Это тебе необходимо выспаться, дочь моя. Хоть на одну ночь выставь за дверь этого верзилу! С ним разве выспишься? Не ровен час, у тебя морщины появятся!

— От ласк морщин не бывает! — засмеялась Мара. — Это все старушечьи выдумки. У тебя что, других дел нет? Все бумаги разобраны?

— Дела-то есть, — вздохнула Накойя. — Вот, к примеру, скопился целый ворох посланий от твоих воздыхателей.

— Пройдохи! — вспылила властительница. — Думают сейчас жениться, а потом спровадить меня в Дустари да прибрать к рукам Акому. А скорее всего их подкупил Десио, чтобы они открыли ворота его армии. Иначе кто бы стал просить руки женщины, обреченной на смертельную опасность?

— И то правда, — быстро согласилась Накойя. Хоть ее воспитанница еще не вышла годами, да и в любовных делах мало что смыслила, в политике она отличалась завидной хваткой. Оставалось только надеяться, что и в военном искусстве она не ударит в грязь лицом. Поход на Дустари обещал стать для нее скорым и рискованным испытанием.

Глава 11. ПУСТЫНЯ

Пришло время выступать. Мара высвободилась из объятий Айяки, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не разрыдаться. Уже из окна паланкина она в последний раз посмотрела в лицо каждому из советников, не зная, суждено ли им еще встретиться по эту сторону Колеса Судьбы. Накойя хмурилась больше обычного; Джайкен не знал, куда девать руки, свободные от грифельных дощечек; Аракаси, вопреки своей неизменной бесстрастности, был черен, как туча. Только Кейок — благодарение небу! — сохранял видимое спокойствие. Оставив костыли у двери, он стоял на одной ноге, вытянувшись во весь рост. Старый воин и теперь не расставался с оружием, однако без доспехов и шлема он был не похож на себя.

— Берегите Айяки и священный натами, как зеницу ока. Да помогут нам боги-покровители, — произнесла Мара недрогнувшим голосом и сделала знак Люджану трогаться в путь. Советники и слуги смотрели на нее с гордостью.

Под ногами воинов клубилась пыль. Акома не снаряжала такого похода со времен властителя Седзу. Из всей его армии лишь четыре десятка солдат вернулись живыми. Старые слуги, которые помнили ту войну, боялись, что прошлое повторится вновь, и их опасения передавались молодым. Удаляясь от поместья, по дороге маршировали три роты в зеленых доспехах, а за ними — сотня черных чо-джайнов. Над их головами развевалось знамя с изображением птицы шетра.

От Сулан-Ку армия Акомы сплавлялась по реке. Обнаженные рабы, отталкиваясь шестами, сноровисто лавировали между грузовыми баржами, тесня к берегу плоты и лодчонки. Русло реки тянулось на юг, через провинцию Хокани, а потом вдоль владений Анасати, где с берега Акоме салютовали воины в красно-желтых доспехах. Мара решила миновать пристань без остановки: правителя Текуму лишь с большими оговорками можно было назвать союзником. Он явно не жаждал встречи, зная, какая судьба уготована властительнице Акомы.

Сплав по реке стал для Кевина настоящим открытием. Невзирая на жару, он часами не уходил с палубы, ведя разговоры со шкипером и матросами. Особый интерес у него вызывала конструкция судов, совсем не похожих на те, к которым он привык у себя на родине. Через пару дней он научился различать цвета гильдий и семей и уже не путал наемные барки с теми, что находились в частном владении.

Войско Акомы медленно, но верно продвигалось к югу. Однажды на пути встретился императорский корабль, сверкающий белизной с золотом и расцвеченный флагами. Мара находилась на зеленой фамильной барке, украшенной рострой в виде птицы шетра. Она сидела под навесом из перьев, в окружении рабов, которые обмахивали ее душистыми опахалами, отгоняя тошнотворные запахи сточных вод и речного ила. По наблюдениям Кевина, другие правители путешествовали с большей пышностью: их досуг скрашивали музыканты, стихотворцы и акробаты. А один раз он даже видел, как важного сановника развлекала целая труппа комедиантов; при этом под рукой господина стояли вазы изысканных фруктов, а в ногах нежились откормленные собачки. Эти существа, гладкие, почти голые и непомерно вытянутые в длину, как очищенные колбаски, мало напоминали домашних и охотничьих собак, привычных взору мидкемийца.

За бортом оставались тяжело груженные тайзой торговые баржи и плоскодонки сезонных рабочих. Время от времени попадались лодки бродячих музыкантов, отдаленно похожих на цыган.

— Это харденго, — объяснила впоследствии Мара, выслушав описания Кевина.

— В старинных рукописях сказано, что их далекие предки предпочитали скитаться по свету, ютясь в крытых повозках, лишь бы только не обрабатывать землю. В этом смысле они действительно схожи с теми, кого ты зовешь цыганами. Только в отличие от мидкемийских цыган, им не чуждо понятие чести. Они не воруют.

Кевин рассмеялся:

— У цыган свои нравы. По их понятиям, они не воруют; они просто… — он не сразу подобрал нужное слово, — берут взаймы.

— Берут взаймы? — удивилась Мара. — Что это значит?

Кевин, как мог, растолковал ей смысл сказанного. Ему показалось странным, что цуранские обычаи допускают обмен товарами, подарками и трофеями, но исключают добрососедскую взаимовыручку. Он решил расспросить об этом подробнее, как только представится случай.

Барки приближались к Джамару. Кевин смотрел во все глаза. Эта гавань, превосходившая размерами Сулан-Ку, служила важным торговым центром провинций Шетак и Хокани. Настало время прилива, вода стояла высоко, и Кевину было хорошо видно, что делается на широких причалах. В эту гавань стекались грузы со всей Империи. Вот и сейчас грузчики сносили по трапам сундуки, перевязанные яркими лентами, мешки с красящим порошком, древесину редких пород, тюки пряжи, плетеные циновки и другие товары, назначение которых осталось для Кевина загадкой. За разгрузкой ревностно следили специально нанятые охранники. В воздухе витали ароматы специй, благовоний и свежесмолотого чокала.

Среди яркого калейдоскопа портовой суеты Кевин с особым вниманием разглядывал представителей тех слоев цуранского общества, с которыми ему не приходилось сталкиваться в Акоме. Под сенью навесов разбитные матросы потягивали спиртное прямо из бутылок. Броско размалеванные женщины из Круга Зыбкой Жизни выставляли напоказ свои прелести. Беспризорные мальчишки клянчили деньги. Бродячие торговцы, отталкивая друг друга, старались занять место поближе к сходням, чтобы всучить матросам дешевые побрякушки.

Когда впереди показался невольничий рынок, Кевин содрогнулся. Он сразу узнал эту площадь, обнесенную частоколом. Надсмотрщики, то и дело щелкая хлыстами, по головам пересчитывали нагих рабов. Женщин-невольниц сгоняли в отдельную загородку. Им также не полагалось одежды, однако для привлечения сластолюбцев-покупателей их содержали в чистоте.

Это зрелище напомнило Кевину, что сам он — точно такой же раб, собственность Мары. Его живой интерес к происходящему сразу пошел на убыль. Завидев приближение корабля, нанятого для переброски армии за море, он не испытал ничего, кроме облегчения.

Капитан, которого разыскали по рекомендации Люджана, оказался опытным мореходом. Когда солдаты Акомы перегрузили в трюмы последние сундуки, он приказал сниматься с якоря.

Буксир с дюжиной гребцов вывел корабль из речной дельты. Перед отправлением рабы Акомы раскрасили лопасти весел и спины гребцов цветными узорами, чтобы отвести злой рок.

Корабль носил название «Коальтека». Это был трехмачтовый фрегат с массивным резным рулем, который едва поворачивали семеро рабов. На парусах красовались те же магические узоры, что и на веслах. От этого корабль делался похожим на полотняный купол бродячего цирка. Возможно, на цуранский вкус в этих аляповатых разводах и была какая-то гармония, но для Кевина она так и осталась непостижимой. При выходе в открытое море он перегнулся через палубное заграждение, чувствуя знакомый еще по Мидкемии приступ морской болезни, и подумал, что киль корабля наверняка размалеван такими же красками, дабы отпугнуть морских чудовищ.

После заката он задал этот вопрос Маре, сидя с ней в удобной каюте. Правда, она не сразу поняла, о чем идет речь, потому что Кевин не знал, как называются эти чудовища по-цурански.

— Ах, вот ты о чем! — уразумела наконец-то Мара. — Теперь понимаю. Ты имеешь в виду эгу, исполинского обитателя морских глубин, похожего на релли. Да, в Море Крови они водятся в великом множестве. Ни один корабль не выходит из гавани без копья с промасленной ветошью на острие. Ты сказал «гарпун», но это не одно и то же. Сразить эгу можно только огнем — так говорят моряки.

Кевин потер виски. За ужином он почти ничего не ел и решил пораньше лечь спать.

— Моего дикаря совсем укачало, — поддразнила его Мара, которая, судя по здоровому румянцу, чувствовала себя превосходно. — Положись на меня: я знаю верное средство от морской болезни.

С этими словами она сбросила платье и нырнула в альков, где мидкемиец, стоя на коленях, расстилал простыни и взбивал подушки. Очень скоро его одежда тоже полетела на пол.

Потом его сморил глубокий сон — долее размышлять о морских чудовищах не осталось сил.

***

Плаванье длилось неделю. Огненосные копья так и не понадобились; шквальные ветры ни разу не потревожили «Коальтеку».

— А все потому, что сейчас лето, — объяснил Кевину Люджан. — Ветры отдыхают, дожди выпадают редко. — Загорелой рукой он указал на пурпурную береговую линию. — А вот и наш конечный пункт: город Илама.

Этот порт в Дустари разительно отличался от джамарской гавани. Он стоял на каменистом берегу у подножия остроконечных скал. В местных постройках Широко использовался камень, тогда как в глубине материка дома ставились из деревянных реек и бумажных перегородок. Портовые сооружения были обнесены зубчатой стеной, над которой высились многоярусные дозорные башни. В свете маяка вырисовывалась гряда островов, уходящая на запад. Даже пахло здесь по-особому.

— Прямо у причалов находятся лабазы с пряностями, — сообщил Люджан. — В Иламе продают такие специи, каких не купишь ни в одном другом городе.

Илама также славилась ткачеством. Молитвенные коврики, изготовленные в Дустари, считались наиболее угодными богам. Помимо этого, местные жители отличались особым даром к магии — многие из них с юных лет поступали на службу в Ассамблею.

«Коальтека» еще не бросила якорь, а Кевина уже тянуло сойти на берег. По причалу сновали легкие двуколки, запряженные диковинными шестиногими животными, размером куда меньше нидры. Стаи бело-алых птиц с клекотом кружили над палубой. Чумазые ребятишки, сами похожие на береговых пичуг, искали, чем бы поживиться. Вдруг они умолкли и бросились врассыпную.

На причал входила колонна солдат в желто-пурпурных доспехах. Они сопровождали дорогой лаковый паланкин, расцвеченный флагами, на которых красовался геральдический знак: похожее на кошку животное, обвитое змееподобным монстром. Слуги почтительно расступались; матросы сгибались в поклонах.

— Что я вижу! Властитель Ксакатекаса собственной персоной! — Изумлению Мары не было предела.

По случаю прибытия в Дустари властительница надела дорогие зеленые одежды и при помощи различных притираний искусно прибавила себе с десяток лет.

— Это для тебя неожиданность? — спросил Кевин, не понимая причины ее волнения.

— Еще какая! — Мара посерьезнела. — Он должен быть там, где идет война, но решил отлучиться из своего лагеря, чтобы оказать честь Акоме. — Подозвав горничную, Мара потребовала:

— Отомкни черный дорожный сундук. Мне понадобится праздничное облачение.

Кевин вытаращил глаза:

— Еще наряднее, чем это? Да от одних драгоценностей ослепнуть можно!

Мара пробежала пальцами по жемчугам и изумрудам, которые усыпали ворот и рукава ее платья.

— При встрече с правителем любой из Пяти Великих Семей следует надевать украшения из металла, иначе меня сочтут грубиянкой. Разве я могу рисковать?

На палубе уже выстроился почетный караул. Властительница поспешила в гардеробную каюту. Кевин, одетый в серые мидкемийские шоссы и белую рубашку, затерялся в пестром сонме приближенных.

Мара вернулась очень скоро. На ней был изумрудно-зеленый наряд, с большим вкусом расшитый медными пластинками. По мнению Кевина, это одеяние шло ей еще больше, чем платье с жемчугами. Однако в ответ на комплимент Мара даже не улыбнулась.

Под бдительным взором Люджана властительница в сопровождении свиты сошла с палубы в челн, который должен был доставить ее на берег. Мидкемиец, наконец-то научившийся сдержанности, не проронил ни звука. По сосредоточенному виду и низкому поклону Мары он понял, что встречавший их человек обладает немалой властью.

Господин Ксакатекас, восседавший в паланкине, словно император на троне, привстал и поклонился. Это был человек преклонных лет, однако никто не назвал бы его стариком. Его лицо покрывал ровный загар, а проницательные карие глаза смотрели твердо. Когда он улыбнулся, в углах рта пролегли ироничные складки.

— Госпожа Мара, в добром ли ты здравии? Несмотря на грубоватый голос, его слова были не лишены приветливости. Мара, глядя на него снизу вверх, тоже ответила улыбкой.

— Ты оказал мне высокую честь, господин. Я в добром здравии. И глубоко признательна за такой прием. В добром ли здравии ты сам, господин Чипино?

— Куда уж лучше! — ответил правитель с неожиданным сарказмом.

Отбросив со лба прядь стального цвета, он рассмеялся. Кевин не понял причину такого веселья. Между тем властитель предложил Маре опереться на его руку и повел ее к паланкину, приговаривая:

— Правителю Десио — чтоб ему вместе с родичами подавиться костью — еще отзовется этот день.

Негромкий ответ Мары снова вызвал у Ксакатекаса приступ хохота. В его взгляде появилось что-то похожее на уважение. Он усадил Мару в свой паланкин, не дожидаясь, пока слуги распакуют ее дорожные носилки. Воины в пурпурно-желтых доспехах и те, что носили зеленый цвет Акомы, выстроились квадратами в шахматном порядке.

— Будь я помоложе, — прогрохотал Чипино, — юному Хокану пришлось бы потесниться.

Так-так, отметил про себя Кевин не без укола ревности, по крайней мере властитель Ксакатекаса не остался равнодушным к чарам госпожи, которая рассчитывает заключить с ним союз.

— В таком случае твоя красавица супруга приказала бы меня отравить, — не смутилась Мара. — Надеюсь, госпожа Изашани в добром здравии?

— О да, благодарю; и несказанно рада моему отсутствию — боится снова забеременеть. — Он обернулся к носильщикам:

— Здесь свернуть.

Процессия миновала узкий переулок и остановилась у большого постоялого двора. Под навесом вдоль всей стены тянулись торговые ряды с разнообразной снедью. Здесь можно было выбрать и суп, и печенье, и отвар из местных трав, называемый тэш, и самую обычную чоку. Завидев свиту, горожане поспешили убраться подобру-поздорову. Столы и лавки сразу опустели. Слуги в мгновение ока убрали объедки и подали блюда. Усадив Мару, Чипино занял господское место во главе стола, поставил локти на отскобленные добела доски и опустил подбородок на сплетенные пальцы. Он не сводил глаз с молодой женщины, которая разделалась с правителем Джингу Минванаби в его же собственном доме и на удивление быстро поднаторела в Игре Совета.

Воины Акомы и Ксакатекаса стояли плотным кольцом, и Кевин, оттесненный вместе с носильщиками, не слышал ни слова. Наблюдая за позой Мары, он заключил, что светские любезности сменились серьезной беседой. Угощение так и осталось нетронутым; вскоре подносы были сдвинуты в сторону, чтобы освободить место для пергаментных карт и грифельных дощечек, принесенных бессловесным слугой в желто-пурпурной ливрее.

Через некоторое время Мара жестом подозвала к себе Кевина.

— Слушай, что здесь будет говориться, — бросила она, и мидкемиец понял, что собственное мнение до поры до времени следует держать при себе.

Не один час прошел в обсуждении прошлогодних враждебных вылазок, за которыми последовал приказ Высшего Совета.

— С определенностью можно утверждать только одно, — подвел итог Ксакатекас. — Налетчиков из Цубара становится все больше, а их воинственность не знает удержу. Что отсюда следует?

Мара выдержала его взгляд.

— Это мы вскоре узнаем, господин Чипино. — Она покрутила в пальцах пустую пиалу и туманно добавила:

— Будь уверен, мои земли под надежной охраной.

Ксакатекас обнажил зубы в улыбке.

— Как видно, дочь властителя Седзу, мы с тобой понимаем друг друга с полуслова. Враг останется ни с чем. — Протянув руку с кубком из джамарского хрусталя, он негромко провозгласил:

— За победу.

Мара кивнула, глядя ему в глаза, и у Кевина по спине почему-то пробежал холодок.

***

К тому времени, как Мара и Чипино поднялись из-за стола, разгрузка судна была закончена. Рядом с паланкином Ксакатекаса ожидали дорожные носилки Акомы. Слуги пригнали караван вьючных животных — поджарых шестиногих зверей, которых Кевин для себя определил как нечто среднее между худосочной ламой и тощим верблюдом. У них были невообразимые уши, покрытые чешуей и извивающиеся наподобие ползучих гадов. Вся поклажа — сундуки с одеждой, походные шатры, горелки, мешки угля, бочонки с маслом, провиант и амуниция — была приторочена к подковообразным рамам, закрепленным на спинах зверья. Караван получился чрезвычайно длинным и шумным: блеяли животные, перекликались смуглые проводники в развевающихся бурнусах, погонщики в мешковатых полосатых хламидах покрикивали на скотину. Солдаты и чо-джайны построились в походный порядок. Теперь путь лежал в горы.

Кевин, шагавший рядом с домашними слугами, засмотрелся на озорного ребенка, возившегося в придорожной канаве. Вдруг сзади словно плеснули чем-то теплым. Резко обернувшись, Кевин увидел у себя на рукаве липкий плевок.

— Черт подери, — с отвращением выругался он по-мидкемийски.

Люджан сочувственно улыбнулся.

— Держись подальше от этих бестий, — запоздало предупредил он. — Это квердидры. Чуть что — плюются.

Кевин тряхнул рукой, чтобы сбросить пенящийся сгусток, от которого омерзительно воняло тухлятиной.

— Видно, им не нравится, как от тебя пахнет, — со смехом заключил военачальник.

Кевин поглядел на своего шестиногого обидчика; тот устремил на него фиалковые глаза, опушенные густыми ресницами, и брезгливо выпятил губу.

— Взаимно, — фыркнул мидкемиец.

***

На подходах к перевалу пейзаж стал совсем Другим. Лесистые заросли сменились голыми каменистыми плоскогорьями. Обрывистые утесы утопали в бескрайнем океане песка. С бледно-зеленого неба нещадно палило солнце. Казалось, под его лучами плавятся даже скалы, обливаясь красными, черными и охристыми потеками.

Зато к вечеру на горы опускался холод. Никакая одежда не спасала от колючих порывов ветра. Проводники и погонщики закрывали лица шейными платками.

Кевин и Мара с интересом разглядывали причудливые выветренные пики, подпиравшие келеванское небо. Однако их любопытство резко пошло на убыль после первого же налета, который не заставил себя долго ждать.

Где-то впереди, на крутой тропе, раздался леденящий кровь вопль. Мара высунула голову из дорожного паланкина:

— Что случилось?

Люджан, мгновенно выхватив меч, сделал ей знак задернуть полог. Однако она успела заметить на гребне приземистые, широкоплечие фигурки, с боевым кличем выскакивающие из расщелины. Некоторые из них тащили на привязи квердидр.

Люджан отдал приказ командиру авангарда и сделал круговое движение мечом. Рота воинов Акомы отделилась от колонны; следом, выступили стремительные чо-джайны, без труда обогнавшие солдат. Пока воины рассредоточивались по широкой дуге, чтобы оградить караван, чо-джайны по приказу своего командира прорвались сквозь ряды кочевников и преградили им путь к отступлению.

— Вы поступаете под командование офицеров господина Чипино, — крикнул Люджан воинам Акомы.

Тут властитель Ксакатекаса что-то сказал Маре, не выходя из паланкина, и она тронула своего военачальника за рукав:

— Господин не велит брать пленных.

Люджан передал приказ по цепочке. Кевин неотрывно наблюдал за чо-джайнами. Блестящие хитиновые панцири этих насекомообразных уверенно скользили вверх по склону; неописуемые лица, полузакрытые черными шлемами, даже отдаленно не напоминали человеческие. Передние конечности, острые, как клинки, были подняты вверх, чтобы убивать. Кочевники пришли в смятение. Они выталкивали вперед упирающихся квердидр, чтобы нарушить стройные ряды чо-джайнов. Но Лакс'л и его воины ловко обходили обезумевшую от страха скотину. Они двигались совершенно бесшумно, если не считать постукивания когтистых ног по камням. Кочевники попытались обратиться в бегство.

Расправа была недолгой. У Кевина, немало войн повидавшего на своем веку, по спине побежали мурашки. До сих пор он даже не представлял, как сражаются чо-джайны: они выпускали неприятелям кишки, нанося удар сзади. Их движения были молниеносны и точны.

— Твои чо-джайны знают свое дело, — мрачно заметил Ксакатекас. — Отныне кочевники не раз подумают, прежде чем грабить наши обозы по пути в Иламу.

Мара раскрыла веер, чтобы чем-то занять дрожащие руки. Она не любила кровопролития, но не должна была обнаруживать слабость при виде битвы.

— Зачем им понадобилось нападать на караван, идущий с такой охраной? Во имя Лашимы, они же не слепые: ведь с нами твое походное охранение и три роты воинов.

Внизу, в отдалении, воины Акомы безуспешно пытались вернуть в колонну перепуганных квердидр. Господин Чипино отрядил им в помощь своих погонщиков, лучше знакомых с повадками вьючного скота.

— Кто знает, что движет этими дикарями, — произнес он. — Можно подумать, это истовые приверженцы Красного бога.

Однако кочевники Дустари не верили в Туракаму — во всяком случае, так гласили священные книги, которые Мара читала в монастыре Лашимы. А те ответные действия, что предлагал властитель Ксакатекаса во время изучения карты военных действий, могли привести только к ненужным потерям.

Складывая веер, Мара обратилась мыслями к Айяки. Никогда еще страх за него, оставшегося дома без материнского присмотра, не был таким жутким. До сих пор она надеялась, что за морем можно будет оказать военную помощь Ксакатекасу в какой-нибудь важной операции и единым махом пресечь вражеские вылазки на границе. Теперь стало ясно, что дело обстоит куда серьезнее. Она не успевала домой даже к осеннему севу. Ее охватили мрачные предчувствия. Но высказывать свои опасения вслух было не принято.

Когда караван благополучно перестроился и тронулся в путь, Мара захотела узнать о наиболее значительных приметах здешнего края. Кевин тоже не пропускал ни слова из того, что рассказывал один из лучших разведчиков Ксакатекаса, знавший все названия горных вершин, плато и долин.

***

Для знакомства с этой неприветливой местностью времени оказалось предостаточно. Недели и месяцы от одного налета до другого тянулись томительной чередой. По вечерам Кевин приходил в походный шатер Мары, сшитый из нескольких слоев дубленой кожи, но при этом поражавший роскошью внутреннего убранства.

— Кто идет? — спрашивал часовой у входа.

— Это я, — коротко отзывался Кевин.

Часовой убирал копье, преграждавшее доступ в шатер, и Кевин, согнувшись в три погибели, нырял под низкий полог.

Внутри шатер был перегорожен на несколько комнат. Сюда не проникала пыль пустыни. С верхнего каркаса свисали шары-светильники работы чо-джайнов. Вдобавок к этому главные покои освещались факелами, укрепленными по углам. Ковры, подушки и покрывала образовывали причудливую палитру красок и оттенков.

Эти цветные квадраты могли бы навести на мысль о шахматной доске, но Кевин, как ни старался, не мог уподобить Игру Совета шахматной партии. Цуранские представления о чести казались ему слишком запутанными, чтобы разложить их на логичные, последовательные ходы. Зато тактика кочевников выглядела вполне осмысленной. Кевин наблюдал за ними уже не один месяц. Разбойничьи вылазки совершались по большей части ночью и почти всегда без шума. Видимо, враги поставили своей целью взять измором армии Ксакатекаса и Акомы, перемежая решительные нападения со зловещим бездействием. Налеты планировались с таким расчетом, чтобы держать караван в постоянной боевой готовности.

Силы Ксакатекаса были рассредоточены для охраны многочисленных мелких обозов. При поддержке Акомы властитель Чипино надеялся нагнать страху на кочевников и заставить их отойти от границы. Однако из этой затеи ничего не вышло — враждебные вылазки только участились.

Месяц за месяцем ничего не менялось. У Кевина чесался язык высказать свое мнение: эти налеты не случайны. Подтверждением тому мог бы служить его личный военный опыт. Но цурани не щадили пленных мидкемийских офицеров. Опасаясь за свою жизнь, он ни за что не признался бы в своем благородном происхождении.

Сбросив башлык и сандалии, чтобы слуги очистили их от пыли, Кевин, ступая босыми ногами по коврам, вошел в главные покои. Мара сидела рядом с Люджаном, рассматривая начерченную на песке схему боевых позиций.

— А, вот и ты, — подняла голову Мара. — Мы обсуждаем перемену стратегии.

Мидкемиец заинтересовался. Опустившись коленями на подушку подле чертежа, он внимательно изучил расположение желтых и зеленых флажков, обозначающих позиции Ксакатекаса и Акомы. Войска были сосредоточены вдоль рек, перевалов и горных теснин. Здесь враги получали возможность передвигаться без всякого шума: лишь по чистой случайности часовой мог бы заметить движущуюся тень в отблеске луны или звезд. Даже нечаянный скрип гравия заглушали порывы ветра. Кинжалы кочевников, хоть и не выкованные из металла, перерезали горло в мгновение ока.

— Мы хотим лишить их съестных припасов, — объяснила Мара. — Попросту сжечь все склады. Ты тоже можешь высказать свое мнение, ведь эти места нам всем одинаково мало знакомы.

Кевин облизнул пересохшие губы. Изучив песчаную карту, он заподозрил, что неприятелю только это и требовалось: выманить их на открытую местность.

— Госпожа, еще раз предлагаю не устраивать никаких вылазок против кочевников. На их стороне преимущество: они знают эту землю как свои пять пальцев. Пусть они подходят к нам вплотную — и встречают смерть на остриях наших копий. Тогда с нашей стороны практически не будет потерь.

— Сражаться в обороне — позорно, — одернул его Люджан. — Чем дольше госпожа будет находиться вдали от своих владений, тем большей опасности будет подвергаться Айяки. Если промедлить еще одну смену сезонов, то положение властительницы в глазах Совета и в глазах богов совсем упадет. Войско — это не стадо квердидр, которое тупо ждет, когда его перережут.

— В таком случае мое мнение никому не нужно, — с горечью сказал Кевин. — Я твердо уверен, что действия кочевников не случайны. Вы с этим не согласны…

— Да ведь это дикари! — не выдержала Мара. — Они покушаются на наши рубежи, чтобы грабить плодородные земли. С чего бы вдруг кочевники стали объединяться против хорошо вооруженной армии, готовой к их вылазкам? На что им надеяться?

Кевин не обиделся на ее резкость. Месяцы, проведенные в пустыне, не прошли для Мары бесследно. Она уже почти год не видела сына. Торговые баржи, которые ежемесячно прибывали в Иламу, доставляли послания от Джайкена, но до сих пор управляющий ни словам не обмолвился о каком-либо нападении на поместье. Оставив лучших воинов для охраны земель Акомы, Мара прибыла в пустыню с частью своего гарнизона, чтобы оказать поддержку Ксакатекасу и сразу вернуться домой. Но кампания по эту сторону Моря Крови, как назло, затягивалась; ей было не видно конца.

— Надо выяснить, где кочевники прячут запасы провизии, и сжечь все дотла,

— решительно повторила Мара. — Иначе мы до старости будем скитаться по этой злополучной пустыне, а ведь нам еще нужно поквитаться с Минванаби.

На этом военный совет закончился.

***

Разведчики собирались прочесать равнину за пять дней, но отсутствовали целый месяц. Кочевников не так-то просто было выследить среди зыбучих песков и каменных завалов. Воины цурани высматривали костры — в безлесной пустыне для обогрева и приготовления пищи использовалось масло или привозной уголь. Бросаясь туда, где поднимался дымок, они успевали застать лишь холодное кострище с обгоревшими костями, да изредка — след от шатра или черепки разбитого кувшина. Кочевники надежно прятали свои запасы.

Через три месяца бесплодных поисков Ксакатекас и Акома начали брать пленных. Их волокли на допрос в шатер Чипино. Обитатели пустыни, коренастые и коротконогие, распространяли вокруг себя невыносимый запах квердидр и прокисшего вина. Они носили нательные кожаные доспехи, почти сплошь усеянные пластинками из кости и рога. Поверх доспехов надевался песочного цвета бурнус, подпоясанный расшитым кушаком. По числу бусин и амулетов можно было судить о племени и ранге воина-кочевника. Добиться хоть каких-то признаний удавалось лишь от тех, кто происходил из самых низов. Они иногда указывали местоположение складов, однако совершенно незначительных, где хранилось лишь несколько бурдюков вина да мера полусгнившего зерна в глиняном горшке. Ради этого не стоило рисковать жизнью воинов, как сказал однажды Маре Ксакатекас во время их вечерней беседы.

В командном шатре Акомы стало тихо. Мара хлопнула в ладоши, чтобы слуги приготовили для Чипино пиалу тэша, подслащенного по его вкусу, а потом уточнила:

— Значит, ты считаешь, что мы понапрасну тратим время, прочесывая предгорья?

— Именно так, — убежденно кивнул Ксакатекас. — Кочевники хранят свои припасы посреди пустыни, там, куда не добраться горстке разведчиков, куда не ведут проторенные дороги. Не снарядить ли нам туда сотни две воинов?

Слуга подал тэт, и Мара воспользовалась минутной паузой, чтобы собраться с мыслями. Она и сама склонялась к подобному решению, да и Люджан ее поддерживал. Против был один Кевин, который без устали твердил, что кочевники только этого и добиваются. Мара не могла с ним согласиться. Зачем кочевникам заманивать ее армию в пустыню? Что они от этого выиграют?

— Странно это все, — произнес Чипино словно в ответ на ее раздумья. Он сделал глоток тэша, чтобы промочить горло, саднящее от пыли. — Изашани пишет, что к ней в Онтосет наведывался Хокану Шиндзаваи.

Мара удивленно подняла брови:

— Уж не подалась ли твоя супруга в свахи?

Ксакатекас рассмеялся:

— Она до чужих сердечных дел сама не своя. Но, похоже, на этот раз интерес проявил именно Хокану. Молодой Шиндзаваи по тебе соскучился. Уже не в первый раз справляется о твоем здоровье.

— А Изашани ведет учет? — подсказала Мара.

Чипино утвердительно кивнул, и она задала следующий вопрос:

— Что привело Хокану в Онтосет? Это далековато от его дома, не правда ли?

— Вот и моя любопытная супруга спросила о том же, — сказал Чипино. — Хокану якобы хотел прикупить специй, которые и в Джамаре продают на каждом углу.

Выходит, молодой Шиндзаваи приезжал в Онтосет с единственной целью — выяснить из первых рук, как идут дела в пустыне Дустари. Мара не знала, как к этому отнестись. Вполне возможно, что Хокану просто помогал своему отцу сделать очередной ход в Игре Совета.

В это время в палатку вошел сменившийся с поста офицер.

— Важных донесений нет, госпожа, — отчеканил он, сжимая под мышкой шлем.

— Один солдат сломал ногу на спуске, двое убиты из засады. Раненым оказывают помощь в лагере. Пять отрядов разведчиков вернулись ни с чем.

Опять бессмысленные потери, отметила про себя Мара. Ее терпение было на исходе. Кочевники играли с ними в прятки, в этом Кевин был прав, но сидеть сложа руки она не могла. Отпустив офицера, властительница поймала на себе ироничный взгляд Ксакатекаса.

— Акома выставит сотню для предстоящего броска. Ее возглавит Мигачти, мой командир авангарда. С воинами пойдет половина отряда чо-джайнов; они будут служить связными между войском и лагерем.

Властитель Чипино Ксакатекас склонил голову. Он поставил пиалу на стол, найдя место среди карт, грифельных досок и искрошенных кусков мела, и потянулся за выгоревшим на солнце шлемом.

— Да прославятся наши семьи, да сгинут наши враги, — произнес он. — Я также снаряжу сотню, да еще пришлю тебе подарок — в благодарность за то, что ты даешь чо-джайнов, которым нет равных среди людей. У нас в имении тоже стоит улей, но в нем не оказалось свободных воинов из-за беспорядков на границе: властители Зирентари покушаются на наши северные земли.

Мара не спешила признаваться, что она щедро заплатила королеве чо-джайнов за дополнительный выводок. Даже друзьям не стоило выкладывать все начистоту. В Игре Совета сегодняшние союзники могли назавтра стать злейшими врагами. Следуя правилам приличий, Мара поднялась из-за стола и поклонилась властителю, который в Империи стоял выше нее.

— Я ничем не заслужила подарка, — скромно потупилась она, хотя между собой союзники давно обходились без церемоний.

— Ошибаешься, — мягко возразил Чипино. — Прекрасная юная женщина всегда заслуживает подарка, тем более если судьба забросила ее в пустыню! — Мара вспыхнула от смущения, но Ксакатекас пришел ей на помощь:

— По настоянию Хокану моя супруга взяла на себя заботу о том, чтобы твоя красота не померкла в этой дикой стране.

Властительница Акомы с облегчением рассмеялась:

— Вы оба льстецы — что ты, что Хокану!

Чипино нахлобучил шлем, но не стал застегивать ремешок.

— Что поделаешь, если здесь нет женщин, которые готовы потакать моим пагубным страстям. Глядишь, скоро я начну приударять за квердидрами. — Он поежился. — Только уж очень они горазды плеваться. Ты-то, надеюсь, не плюешься? И на том спасибо. — Оставив шутливый тон, Ксакатекас сделал ей искренний комплимент, настолько тонкий, что его можно было принять за перемену темы. — Хокану обладает незаурядной проницательностью и тонким вкусом, иначе Изашани указала бы ему на дверь, можешь не сомневаться.

Когда посыльный доставил небольшой сверток, в нем оказался латунный браслет в виде летящей птицы шетра, украшенный крупным изумрудом. Эта восхитительная вещица была изготовлена по особому заказу; она стоила не меньше, чем половина отряда чо-джайнов. Мара опустила браслет в коробочку из темного бархата.

— Что бы это значило? — спросила она вслух, думая, что рядом никого нет.

— Чипино искренне тобой восхищается и хочет, чтобы ты об этом знала, — ответил голос Кевина.

Мара вздрогнула: все это время мидкемиец стоял у нее за спиной. По ее лицу пробежала тень:

— Властитель Ксакатекаса? У него нет причин мною восхищаться. Он возглавляет одну из Пяти Великих Семей; мало кто во всей Империи может с ним сравниться. Что он выиграет от союза с властительницей, которую одолевают Минванаби? Почему он это сделал?

Кевин только покачал головой и, присев рядом с Марой, взял ее лицо в теплые ладони:

— Да потому, что ты ему нравишься. В его поступке нет корысти, хотя, думаю, господин Чипино был бы не прочь тряхнуть стариной. Однако он не вынашивает никаких планов относительно тебя, твоих земель или дальнейших шагов в Игре Совета. Пойми, в жизни есть кое-что и помимо политики. Драгоценный браслет — это подарок человека, который по-отечески тобою гордится, потому что ты умна, добра и согрета любовью.

— Согрета любовью? — хитро улыбнулась Мара.

Под руками Кевина платье соскользнуло с ее плеч. В мягком мерцании светильника они опустились на подушки и сжали друг друга в объятиях.

***

Две сотни выступили на рассвете под пение труб. Армия Ксакатекаса переняла у кочевников обычай приветствовать новый день победным гимном.

Снова потянулись долгие месяцы ожидания. Иссушенная ветрами равнина выгорела под палящим солнцем. Мара давно сменила соломенную шляпу на самый маленький по размеру шлем, который с трудом подобрали для нее среди запасных доспехов. Поверх шлема она обматывалась легким шарфом для защиты от песка и пыли. Она научилась издалека распознавать приближение связного. Завидев на горизонте легкое облачко, Мара посылала гонца к властителю Чипино, а сама спешила вниз по склону, навстречу чо-джайну.

Ее ноги сделались мускулистыми, как у подростка, потому что ейприходилось шагать пешком там, где не проходил паланкин, и карабкаться по горным склонам. Люджан отметил, что присутствие госпожи поднимает боевой дух солдат. Мара, в отличие от многих высокородных цурани, щадила своих воинов и не требовала от них невозможного.

Донесения разведчиков не сулили выхода из тупика. Где-то был откопан небольшой запас провизии, где-то уничтожена горстка кочевников. Так прошло два месяца. Потом еще с месяц солдаты шли по ложному следу. Чо-джайны принесли весть о том, что обнаружен пересохший оазис и следы извлеченного в явной спешке клада. Разведчики пустились было в погоню, но снова безрезультатно. Двое солдат получили тяжкие увечья, провалившись в яму-ловушку. У одного из них началось заражение крови, другого доставили в лагерь на носилках — он лишился обеих ног. Испросив у Мары разрешения на почетное самоубийство, он пронзил себя мечом. Правительница едва не прокляла бога Чококана, который не уберег храброго воина.

Миновал еще один сезон. Властительница Акомы сделалась не в меру раздражительной.

— Нужно снарядить еще один отряд, — резко сказала она Кевину, смазывая волосы ароматным маслом: воду приходилось экономить.

Мидкемиец как ни в чем не бывало продолжал связывать лопнувший шнурок сандалии. Госпожа не в первый раз заводила такой разговор, но Кевин доказывал, что враги только этого и ждут. Теперь он исчерпал все доводы, кроме главного: мидкемиец никогда не ссылался на собственный опыт боевых действий. Тем не менее Мара считалась с его советами.

Хотя Акоме была присуща большая горячность, нежели ее союзнику, именно властитель Ксакатекаса в конечном счете настоял на решительных действиях. Явившись в шатер к Маре после наступления сумерек, он принес с собой запах костра и жареных орехов.

— Я получил донесение из пустыни, — начал он без обиняков. — Мои разведчики взяли в плен торговца-кочевника и, похоже, вышли на верный след. По крайней мере, теперь нам известно, в каких местах разгружались большие караваны с зерном.

Мара щелкнула пальцами, чтобы слуги подали теплый тэш.

— Мои чо-джайны сообщают то же самое, только добавляют, что песок еще хранит запах следов. — Ни для кого не было секретом, что насекомообразные существа чувствовали запах масла, которым кочевники смазывали сандалии. — Видимо, там и вправду прошли караваны; это не ловушка.

Она указала на песчаную карту, которая вот уже два года занимала всю середину комнаты. За это время подточенные пыльными ветрами скалы кое-где сровнялись с землей или сместились в сторону, словно расступаясь перед величественными просторами пустыни, уходящими за горизонт. Все эти изменения наносил на карту мудрый старик купец из Иламы, которому платили огромные деньги, чтобы возместить убытки, связанные с длительным походом. На этой карте Мара могла бы указать местоположение любого из своих солдат.

— Давай сопоставим наши сведения, — предложила она Ксакатекасу.

Их вечерние совещания у обоих вошли в привычку, однако на этот раз обсуждение затянулось далеко за полночь. В конце концов решение было принято: с первыми лучами солнца каждому из них предстояло выставить по целой роте. Оставшимся смешанным силам доверялась охрана границы; сами же правители снимались с лагеря и с сильно поредевшим караваном направлялись в пустыню, чтобы соединиться с основной армией. Вперед предполагалось отправить авангард, перед которым ставилась задача проверять свежие донесения и продолжать поиск подземных складов провизии.

— Когда мы укрепим армию двумя новыми ротами, — подытожил Чипино, — у нас в распоряжении окажется ровно тысяча воинов. Тогда можно будет подумать о наступлении.

В ту ночь Кевин долго не мог уснуть. Он прислушивался к легкому дыханию Мары, к завыванию ветра, к скрипу канатов, натягивающих шатер. Он был убежден: уводить войско из горной страны недопустимо. Да только в Империи рабы не имели права голоса. Однако он твердо знал: куда бы ни направилась Мара, он последует за ней. Слишком сильна была его любовь.

Средний шест рухнул на землю. Полотно плавно опустилось на землю. Кевин отскочил в сторону, споткнулся о свернутый ковер и едва не сбил с ног госпожу.

— Ты приказала свернуть свой шатер? — спросил он, чтобы скрыть неловкость.

Мара даже удивилась:

— А как же иначе? — Ей казалось вполне естественным, что сундуки с богатым убранством, рулоны ковров, светильники погрузят на вьючных животных и повезут дальше по зыбким пескам. — Род Акома — не какие-нибудь дикари. Мы не спим на земле, как крестьяне, разве что во время тайных передвижений. Она кивнула в сторону слуг, пакующих имущество. — А ведь у правителя Чипино шатер куда больше моего. По размеру шатра всегда можно узнать главу Великой Семьи.

У Кевина вытянулось лицо:

— Выходит, завидев два ваших шатра, кочевники должны со страху броситься врассыпную?

— Что за привычка — спрашивать об очевидном! — Мара с досадой оттолкнула руки мидкемийца, привычно проникшие под ее тонкое одеяние. — Сейчас не время, ненасытный. На нас смотрят боги.

Кевин улыбнулся и разжал объятия.

— У погонщиков не хватит скотины, чтобы навьючить все эти тюки.

Мара начала выходить из себя:

— Еще одно слово — и я прикажу навьючить тюки на тебя. Во всяком случае, по воспитанию ты вполне можешь тягаться с квердидрами.

Кевин по-фиглярски расшаркался и поспешил на помощь караванщикам, едва управлявшимся со строптивыми шестиногими тварями. Отойдя на безопасное расстояние от госпожи, он пробормотал:

— Где уж тут выйти на рассвете? Дай бог управиться к закату!

На самом деле сборы завершились к полудню. Войско под предводительством властителя Чипино и властительницы Мары выступило в путь под звуки горна, блеяние квердидр и удары хлыстов. В центре колонны плыли два паланкина, окруженные плотным кольцом охраны. Процессия больше напоминала торговый обоз, нежели армию союзников.

Несмотря на палящий зной, колонна с самого начала взяла быстрый шаг. Когда горы остались позади, под ногами, увязающими в песке, заклубилась пыль; это густое облако виднелось за многие мили. Порывы ветра далеко разносили каждый звук. На барханах не росло ни куста, ни травинки. Укрыться было негде. Перемещение войска не могло остаться незамеченным.

Изредка бесплодные пески прорезало Каменистое плоскогорье, изборожденное глубокими расщелинами. В любой из них мог прятаться враг. У кочевых племен было предостаточно времени, чтобы обдумать план действий: либо остаться на своих позициях и устроить засаду, либо ускользнуть от резни под покровом сумерек и пыли.

Кевин подумал, что в такой местности лучше не ввязываться в бой. Победу сулил только значительный перевес в живой силе. Однако никому было неведомо, сколько кочевых племен надумают объединиться против Империи.

В сандалии забивался песок. У Кевина уже начало саднить пятки. Если разбойники пустыни вооружены только кинжалами и отравленными стрелами, рассуждал он сам с собой, то им нет смысла нападать на превосходящие силы — разве что впереди у них готова какая-нибудь ловушка. Но для этого требовалась длительная, тщательно продуманная подготовка.

Мара не слушала доводов здравого смысла.

— Племена пустыни неподкупны, — говорила она, когда караван остановился на ночлег под звездным небом; воздух был еще теплым, и они с Кевином присели на расстеленный ковер, чтобы поужинать сыром и вином. — Их слишком много; каждое существует само по себе. У их вождей богатством считается только то, что можно унести на себе.

Кевин слушал молча. Он повидал достаточно пленных кочевников и составил о них собственное мнение. Эти приземистые крепыши отличались невероятной свирепостью. Они, словно песчаные змеи, так и норовили ужалить, не заботясь о последствиях. Это были дети жестокого края, где смерть ходила по пятам за каждым. Наиболее рьяные из них готовы были броситься в огонь, лишь бы не сдаваться в плен. Их вожди — Кевин это давно понял — убивали друг друга с такой же непостижимой легкостью, с какой совершали набеги на цуранские рубежи.

— Пора отходить ко сну, — сказала Мара, прервав его раздумья. — Завтра надо будет встать затемно, чтобы слуги успели сложить шатер.

Кевин отряхнул дорожную накидку от песка и пыли.

— Можно переночевать прямо здесь, — предложил он.

— Варвар! — засмеялась Мара. — Вдруг что случится — а военачальник не сможет меня разыскать.

— В этом есть известное преимущество: ведь подосланный убийца тоже не сможет тебя отыскать. — Кевин встал и помог подняться госпоже.

— Хотела бы я посмотреть на убийцу, который проскочит мимо патрулей Люджана, — фыркнула Мара.

***

Через неделю на пути стали попадаться завалы скальных обломков, и вскоре колонна втянулась в узкий каньон. Кевину это совсем не понравилось; даже Люджан высказал некоторые сомнения. Но тут прибыли взволнованные связные и принесли весть о том, что впереди обнаружен богатейший тайник со съестными припасами, а также замечено значительное скопление кочевников.

После короткого совещания Мара и Чипино решили двигаться вперед.

— Чо-джайны не увязают в песке, — объяснила Мара, когда Кевин спросил ее о причинах такого решения. — Они стремительны и беспощадны к врагу; им нипочем жара. В пустыне один чо-джайн стоит двух обычных воинов. Что им могут противопоставить эти дикари-кочевники?

У Кевина не нашлось ответа. Колонна шла до самой темноты, пока в небе не всплыла медно-золотистая келеванская луна, осветившая барханы металлическим блеском.

Мара удалилась в шатер и призвала к себе музыканта, а Кевин раз за разом обходил лагерь и пытался разобраться в своих чувствах. Он полюбил госпожу, сроднился с ней. Но стоила ли эта любовь того, чтобы ради нее рисковать собственной жизнью? Мидкемиец прислушивался к голосам воинов. Они лениво переругивались и зубоскалили, но в их речах ни разу не проскользнуло упоминание о смерти или о родных и близких, оставшихся дома.

Легкая дымка возвестила о приближении рассвета. Слуги уже приноровились быстро складывать огромный шатер. С какой-то преувеличенной поспешностью колонна снова тронулась в путь.

Извилистый каньон выходил к плоскогорью. Здесь уже поджидали полчища кочевников — никак не менее восьми сотен. Одетые в серые бурнусы, они беспорядочно толпились вокруг своих пестрых знамен. Кевину стало не по себе. Пока воины Акомы и Ксакатекаса перестраивались в боевой порядок и проверяли оружие, он потуже подпоясал дорожный плащ мидкемийского покроя и протиснулся поближе к паланкину Мары. Там уже шел военный совет. Люджан, властитель Ксакатекаса и его военачальник по имени Энведи, а также командир чо-джайнов Мокс'л приняли решение нападать. Этого требовала честь, этого же требовал долг хранителей имперских рубежей. Кевин пожалел, что цуранские обычаи не позволяют рабу браться за оружие.

— Я поведу свой отряд через долину и ударю с фронта, — грохотал бас Ксакатекаса. — Если сыны пустыни обратятся в бегство, дай команду чо-джайнам ударить с флангов и с тыла. Если же дикари проявят упорство, то Ксакатекасы принесут щедрую жертву Туракаму.

Мара кивнула:

— Будь по-твоему.

По мнению Люджана, было бы разумнее бросить вперед объединенный отряд, включающий воинов обоих домов. Однако положение правителя Чипино не позволяло обсуждать его приказы. К тому же офицеры Ксакатекаса обладали большим военным опытом, а Мара с самого начала дала понять, что стремится к союзу, а не к соперничеству.

День шел к полудню. Тени от утесов стали совсем короткими. Войско Ксакатекаса построилось для нападения. В воздухе повисла тишина. Кевин обливался потом. Впервые в жизни он пожалел, что у него нет хитинового панциря и кинжалоподобной клешни. Запели горны: это был сигнал к атаке.

Мидкемийца не оставляло предчувствие беды.

— Госпожа, — проговорил он внезапно охрипшим голосом, — госпожа, послушай меня. Я хочу сказать кое-что очень важное.

Мара не видела ничего, кроме солдат, короткими перебежками двигающихся к плоскогорью, и шумного скопища кочевников.

— Мне не до тебя, — отрезала она, даже не взглянув в сторону Кевина. — Поговорим после боя.

Глава 12. КАПКАН

Укрывшись в расщелине, Тасайо облизнул пересохшие губы:

— Славно, славно, — вполголоса пробормотал он. — Наконец-то господин Чипино сам идет к нам в руки.

У его плеча заерзал сотник:

— Прикажешь выступать, господин?

Кошачьи глаза Тасайо сузились:

— Болван, — без всякого выражения произнес он. — Выступать будем тогда, когда Ксакатекас бросит в бой все свои силы и начнет кромсать кочевников.

Сотник едва не поперхнулся:

— Но, господин, на вчерашнем совете вождей ты говорил совсем другое.

— А что было делать? Разве эти трусливые псы пошли бы на смерть добровольно?

Сотник поджал губы и промолчал. Тасайо развеселился:

— По-твоему, я поступился честью?

— Э… нет-нет, господин, как можно! — Офицер начал заикаться. Он слишком хорошо знал, чем кончаются эти приливы веселья.

— «Нет-нет, господин, как можно!» — брезгливо передразнил Тасайо. — Кочевники — варвары, у них нет понятия чести; их заверения в преданности вождям — не более чем сотрясание воздуха. Это букашки. Без них земля будет чище.

— Как скажешь, господин, — льстиво закивал сотник.

Тасайо ненавидел угодливость. Он отвернулся и стал наблюдать за схваткой. Бряцали мечи; воздух огласился воинственными криками; сухой песок обагрила кровь первых убитых.

— Не суетись, — сказал Тасайо. — Надо выждать. — Он прислонился к отвесной скале и полуприкрыл глаза, будто грохот битвы звучал для него музыкой.

Сотнику стоило немалых усилий сохранять внешнее спокойствие. У него на глазах союзников убивали, как мух. Их поредевшие ряды откатывались назад, оставляя на песке горы окровавленных тел. Солдаты Ксакатекаса, вышколенные и хорошо обученные, не знали жалости.

Сам властитель Ксакатекаса, чья фигура издали напоминала игрушечного человечка, поднял меч над головой. Это был знак военачальнику построить армию для преследования, чтобы разгромить кочевых разбойников и раз и навсегда покончить с беспорядками на границе.

Тасайо встрепенулся и прикинул на глаз расстояние. Казалось, он заранее прочертил воображаемую линию и теперь увидел, что противник ее пересек. Все тем же невыразительным тоном он сказал измученному бездействием подчиненному:

— Настал твой черед, Чактири. Давай сигнал к наступлению.

***

Люджан стоял рядом с Марой на спуске, с которого вся долина была как на ладони.

— Им конец. — Он махнул рукой в ту сторону, где еще виднелись горстки спасающихся бегством кочевников. — Сейчас Ксакатекас перестроит войско и начнет преследование. Ему даже не понадобится поддержка чо-джайнов.

Мара сидела в паланкине, поставленном на землю. Она отвела в сторону легкий полог, защищавший ее от пыли.

— Сдается мне, ты испытываешь разочарование. Люджан повел плечами:

— Что же еще может испытывать вновь назначенный военачальник, который — во время боя отсиживается в стороне? — Тут он хитро улыбнулся. — Впрочем, честь госпожи — это и моя честь. Я всегда полагаюсь на мудрость твоих решений.

— Хоть это и не правда, но красиво сказано, — улыбнулась в ответ Мара. — Обещаю по возвращении из пустыни предоставить тебе полную свободу действий. Если, конечно, нам будет куда возвращаться.

Ее слова прозвучали зловещим предзнаменованием: воздух огласился звуком горна. Далеко внизу, в долине, по обеим сторонам плоскогорья, где Ксакатекас преследовал кочевников, хлынули темные волны. Лицо Люджана окаменело, а рука сама собой легла на рукоять меча.

Мара тоже посмотрела туда, откуда донесся трубный глас. Она различила племенные знамена, а под ними — плотные ряды воинов в незнакомых доспехах, которые готовились ударить по армии Ксакатекаса с флангов. Их численность вдвое превосходила силы Чипино. И, что самое тревожное, — это были отнюдь не племена пустыни. Воины, как на подбор, отличались высоким ростом и мощным телосложением. Отсюда следовало одно: они пришли из иных краев, из недр Империи, чтобы под видом диких кочевников сокрушить Акому.

— Это Минванаби! — вскричала Мара. — Так вот что замышлял Десио! — Подняв глаза на своего военачальника, Мара постаралась не выдать страх. — Люджан, объявляй сбор. Ударим по этим самозванцам с тыла, иначе Ксакатекасу не отбиться!

Люджану не нужно было повторять дважды. Он набрал побольше воздуха, чтобы прокричать приказ, но его опередил требовательный окрик Кевина:

— Стойте!

Мара побледнела:

— Кевин! — Ее голос не сулил снисхождения. — Ты слишком много себе позволяешь. Дела союзников — это вопрос чести. — Она кивнула Люджану. — Выполняй.

Кевин бросился к Люджану и схватил его за локоть. Клинок полководца мгновенно взвился в воздух и опустился, коснувшись запястья мидкемийца. Под острием образовалась тонкая, как нить, кровавая черта.

— Не сметь! — вскричала Мара дрогнувшим голосом; такого ее приближенные еще не слышали. Переводя гневный взгляд с офицера на раба, она процедила сквозь побелевшие губы:

— Сопротивление военачальнику карается смертью.

Кевин отшатнулся. Мара его не узнала: угрюмый взгляд, стиснутые зубы, прерывистое дыхание.

— Я знаю, что говорю.

— Что ж, говори, да побыстрее, — нехотя разрешила Мара. — Каждая минута промедления обернется гибелью солдат Ксакатекаса. — Она хотела добавить, что, если это очередная варварская выходка, раб будет вздернут на виселицу.

Кевин прочистил горло.

— Госпожа, если твои воины двинутся на помощь Ксакатекасу, они все до единого попадут в капкан.

В глазах правительницы не отразилось ничего.

— Верь мне, госпожа, я не стану говорить зря! — хрипло вскричал Кевин, но взял себя в руки. — Мне знакома такая тактика. Как-то раз наши солдаты оказались в долине у городских стен. Они разбили завоевателей и пошли вперед, но их ударили с тыла. Отряд, поспешивший им на помощь, тут же угодил в засаду. Враги их просто изрубили.

Вздернув подбородок, Мара перевела взгляд на Люджана. Тот молча убрал клинок. Теперь и Кевин разжал пальцы. У него дрожали руки.

— Госпожа, заклинаю тебя, не торопись с атакой.

Мара сверлила его взглядом.

— Ты ведь был простым солдатом. Тебе ли рассуждать о тактике?

Кевин закрыл глаза, внутренне собрался и принял решение:

— В Мидкемии я служил офицером. Командовал гарнизоном отца, но попал в плен. — Мара не произнесла ни звука. Кевин понял, что ему дозволено продолжать. — Ты говорила, что Тасайо Минванаби в должности наместника Имперского Стратега сражался за Бездной. Мне доводилось встречаться с ним на поле боя. По моему глубокому убеждению, таким маневрам он научился в Мидкемии.

До них уже доносился грохот битвы. Ксакатекас нес значительные потери. Кое-кто из кочевников удирал по барханам во все лопатки.

— Не ошибусь, если скажу, что у Тасайо есть резервный отряд, который до поры до времени прячется в укрытии. Как только мы ступим на плоскогорье, нам нанесут удар с тыла. Затем противники Чипино разделятся на две части. Одна будет отвлекать его силы и удерживать их на месте, а другая пойдет в контрнаступление на твой отряд. Сперва враги разделаются с тобой, а потом прикончат и Ксакатекаса.

— Что ты предлагаешь? — спросил Люджан.

Кевин не ожидал, что военачальник захочет с ним говорить.

— Давайте пошлем на помощь Чипино лишь небольшой отряд, а остальное войско отправим назад, в долину, тем же путем, каким мы пришли сюда. После этого авангард, усиленный чо-джайнами, окружит предгорья, где засел резервный полк, и выбьет его из укрытия, навстречу нашим. У нас будет более выгодная позиция, поскольку враги окажутся внизу. Если правильно рассчитать время, лучники Акомы успеют уничтожить треть вражеских солдат, пока те доберутся до наших основных сил. Тогда мы погоним их прямо на копья Ксакатекаса.

Люджан привычным движением обтер лезвие меча, на котором оставались капли крови.

— Это бредни. Только чо-джайны могут передвигаться с такой быстротой, которая нужна для совершения подобного маневра. Но одной их роты будет явно недостаточно, чтобы прочесать предгорья.

— Попытаемся, — вмешалась Мара. — Иначе мы попадем в капкан Минванаби и навечно лишимся союза с Ксакатекасом.

— Этому не бывать, — сказал Кевин. Он посмотрел вниз — туда, где в ожидании приказа замерли, как истуканы, насекомообразные воины. С глубоким вздохом, который больше походил на смешок висельника, мидкемиец набрался духу и изложил подробности своего плана властительнице и военачальнику Акомы.

***

Тасайо едва подавил желание стукнуть кулаком по отвесному утесу.

— Будь проклята эта тварь! Почему она не вступает в бой? Ее отец и брат не были замечены в трусости. Почему же она медлит?

Воины Ксакатекаса, державшие оборону, сбились в плотное кольцо. Пока не подоспела помощь, оставалось только отражать удары и терпеть потери. Пурпурно-желтое знамя упрямо реяло над головами сражающихся. Временами оно скрывалось в облаке пыли.

— Что же она тянет? — нетерпеливо повторял Тасайо. — Ее союзник стоит на краю гибели; неужели она забыла о фамильной чести?

Те же мысли терзали и властителя Чипино. Когда прозвучал горн, настоятельно требуя подкрепления, по склону холма стал спускаться лишь небольшой отряд, построенный плотным квадратом.

— Похоже, это только половина роты, а то и меньше, — угодливо подсказал сотник.

— Сам вижу, — бросил Тасайо. Ему стало невмоготу находиться на одном месте. — Подыщи мне более удобный наблюдательный пункт. Да пришли сюда скороходов. Надо предупредить резервные части, что сражение идет не так, как мы рассчитывали.

— Слушаюсь, господин.

Сотник заспешил прочь. По сравнению с хищной мягкостью повадок Тасайо его движения казались неуклюжими. Слова господина не вызвали у него беспокойства. Что за беда, если сражение идет не так, как задумано? Тасайо, непревзойденный тактик и доблестный воин, всегда умел обращать недостатки в преимущества.

***

Люджан не без содрогания взялся рукой за гладкий панцирь командира чо-джайнов. Он хотел уточнить, не передумал ли этот членистоногий союзник взять на себя переправку обычных солдат. Хотя незадолго перед тем Мокс'л и его сородичи ответили согласием на странную просьбу Люджана посадить себе на спину по солдату, однако с течением времени им могло прийти в голову, что это нанесет удар их достоинству.

— Мокс'л, непременно скажи, если тебе это обременительно. — Военачальник Акомы облек свой вопрос в неявную форму.

Мокс'л повернул голову в черном шлеме, надвинутом на глаза.

— У меня много сил, — произнес он скрипучим голосом, лишенным всяческих интонаций. — Могу присесть пониже, чтобы тебе было удобно залезать.

— Нет-нет, — поспешил отказаться Люджан. — В этом нет нужды. — Он не хотел от чо-джайна никаких действий, которые могли бы со стороны показаться раболепными.

Оглядываясь по сторонам в поисках камня-приступки, Люджан подумал, что он сам и его воины едва ли выразили бы такую же готовность подставить кому-то шею, если бы судьба поменяла их местами с чо-джайнами. Может, Кевин в чем-то был прав: цуранские представления о чести иногда ограничивали свободу выбора.

Не без усилия взгромоздившись на скользкий панцирь, Люджан тут же выкинул из головы всякую крамолу. Так недолго было и прогневать богов, а время для этого настало самое неподходящее.

Люджан обхватил чо-джайна за шейное сочленение, занес ногу над округлым, слегка ребристым брюшком и, подтянувшись, уселся верхом. Три пары конечностей слегка спружинили. Тем временем сородичи Мокс'ла так же подставляли спины рядовым воинам. Как правило, чо-джайны ходили прямо и опускались на все конечности только в том случае, если им предстояло передвижение с большой скоростью.

— Ну, как ты, Мокс'л? — еще раз спросил Люджан.

— Благодарю за заботу, военачальник. Мне не тяжело. Только прошу тебя поберечь свои нижние конечности, чтобы не лишиться их во время бега.

Поглядев вниз, Люджан заметил, что у самых его ступней свисает острейшая клешня чо-джайна.

— Возьму на себя смелость предложить, — церемонно продолжал чо-джайн, — чтобы ты убрал колени за боковые выступы моего панциря. Кроме защиты, это даст тебе дополнительную опору.

— Ты очень добр, благодарю тебя за это предложение, — ответил Люджан, невольно подражая обитателю улья.

Спрятав колени, Люджан действительно нащупал под ногами какие-то клиновидные отростки и почувствовал себя увереннее.

— Мы готовы, военачальник, — проговорил Мокс'л. — Надо поспешить.

Среди чо-джайнов началось кишение, сразу вызвавшее в памяти улей. Однако построение прошло быстро, четко и беззвучно.

Военачальник Акомы приготовился дать сигнал к выступлению. Вдруг откуда-то со стороны раздался голос:

— Не стискивайте им бока! Рискуете свалиться на всем скаку и отбить себе одно место!

Повернувшись, Люджан увидел раба госпожи, ухмыляющегося во весь рот. Военачальник собрался было его отбрить, но потом решил, что связываться с варваром ниже его достоинства. Кевин бывал остер на язык, когда возникала обычная перебранка, но терялся, сталкиваясь с молчаливым презрением. Тут Люджан запоздало вспомнил, что мидкемийские варвары часто идут в бой верхом на каких-то огромных скаковых животных; вероятно, к этому совету стоило прислушаться.

— Твое дело — обеспечивать безопасность госпожи, — отрезал командир, махнул рукой, и чо-джайны рванулись с места.

Жара была им нипочем. Их длинные, суставчатые конечности легко приспосабливались к любому бездорожью. Наездник даже не чувствовал смены ног. У Люджана перехватило дух от головокружительной скорости. На него нахлынул неизведанный доселе восторг; забыв о воспитании, он сиял, как ребенок. Однако он чуть не поплатился за свою беспечность, когда Мокс'л домчал до края плоскогорья и заскользил вниз по крутому склону.

Солдаты Акомы мысленно прощались с жизнью. Мекс'л и его сородичи легко перемахивали через дюны и завалы камней. Время от времени из-под когтистых конечностей летели булыжники. Седоки зажмуривались и старались думать только о предстоящей битве — она страшила их куда меньше, чем эта бешеная скачка. Военачальник Акомы молился всем богам, чтобы никто из солдат не сломал себе шею.

Впереди лежала песчаная равнина. Если Мокс'л и утомился от непривычной ноши, то не показывал виду. На панцире не было капель пота, хитиновые бока не вздымались от бега. Люджан с усилием разлепил веки и огляделся. Все его соратники уцелели, хотя лица многих заливала смертельная бледность. Ободрив солдат и офицеров боевым кличем, он попытался прикинуть, какое расстояние еще предстояло преодолеть.

Позади осталось не менее трех лиг. На ровной местности чо-джайны прибавили скорость. Проворные когтистые ноги почти не поднимали пыли. Далеко впереди Люджан разглядел одинокую бегущую фигуру. Теперь, чувствуя себя увереннее, чем прежде, он смог пригнуться и сделать знак рукой перед фасеточными глазами Мокс'ла.

Тот понимающе кивнул, не сбавляя хода.

— Это враг, — сообщил он; острота его зрения превосходила человеческую. — Необходимо его уничтожить.

Люджан уже готов был дать согласие, но вдруг его осенило:

— Нет! Пусть прибежит в лагерь полумертвый от ужаса и посеет панику среди своих, а мы нагрянем за ним по пятам.

— Людей знают люди. — Это была известная пословица обитателей улья. — Поступим, как ты скажешь, во славу твоей властительницы и нашей королевы.

***

Бешеная скачка закончилась в предгорьях, где зияла череда пещер — как раз напротив того места, где накануне прошли маршем объединенные силы Акомы и Ксакатекаоа. На глазах у Люджана гонец юркнул в полумрак, и тут из укрытия стали выскакивать воины, обликом совсем не похожие на кочевников. Застигнутые врасплох, они кое-как нахлобучивали шлемы и лихорадочно закрепляли перевязи мечей.

Кавалькада Люджана приблизилась на расстояние полета стрелы. Чо-джайны резко остановились. Воины спешились со своих членистоногих союзников и без промедления заняли боевую позицию. Вопреки ожиданиям, маневр удался блестяще, словно его готовили долго и тщательно.

По-видимому, численное преимущество было на стороне врага, однако воины Акомы воспылали яростью от того, что их чуть было не заманили в ловушку. Они совершили невозможное: преодолели многие лиги верхом на чо-джайнах, и теперь их боевой дух укрепился, как никогда.

Чо-джайнам такие переживания были незнакомы. Рожденные убивать, они клином врезались в стан Минванаби. Острые как бритва клешни с легкостью пронзали щиты и отрубали руки, державшие оружие, а когтистые конечности, задние и средние, расправлялись с упавшими воинами, которые силились пронзить себя мечом.

Люджан увернулся от вражеского копья и перерезал противнику горло. Не замечая хлынувшего фонтана крови, он перешагнул через труп и схватился со следующим солдатом. Краем глаза он видел, что его соратники так же уверенно продвигаются вперед. Воины Минванаби подслеповато моргали, не успев привыкнуть к солнечному свету после мрака пещеры. Они не были готовы к бою. Акома не теряла ни минуты: военачальник хотел закрепить преимущество, пока недруги не опомнились. Взмах, выпад, удар — Люджан с настойчивостью одержимого крушил врагов направо и налево, не думая об опасности. Когда-то он был серым воином и не хотел для себя повторения этой судьбы. Он был убежден: лучше погибнуть, чем уронить честь госпожи. В пылу битвы у него мелькнула лишь мимолетная мысль о том, как идут дела у его командира авангарда на другом краю равнины. Если к Маре не подоспело вызванное вчера подкрепление, то она оставалась без всякого прикрытия, словно беззащитная жертва, со своим караулом из дюжины солдат.

***

Солнце сжигало землю. Отряду Акомы, высланному в помощь Ксакатекасу, было не под силу переломить ход битвы. Эта горстка воинов могла разве что отвлечь какие-то силы противника от обороняющегося кольца воинов Чипино. Положение союзников было бедственным. Однако у солдат Акомы имелось серьезное преимущество: они знали, что их действия составляют часть продуманного плана.

Цепкий ум Тасайо подметил эту разницу. Военачальник Минванаби не сразу понял, зачем противники идут на ненужные жертвы, удерживая стратегически незначительную позицию. Поначалу он заподозрил Мару в трусости, но вскоре склонился к мысли, что ее тактика не случайна. Тасайо еще более укрепился в своих подозрениях, когда заметил сигнальную стрелу, выпущенную из лагеря Акомы. Описав широкую дугу, стрела упала в гущу войска Ксакатекаса.

— А вдруг это послание? — встревожился сотник.

— Что же еще? — огрызнулся Тасайо.

Его замысел пошел прахом, теперь в этом не оставалось сомнения.

За краем плоскогорья поднималась пыль: там тоже разгорелся бой. Значит, резерв, сидевший в засаде, подвергся нападению.

— Живо отзывай все отряды, которые удерживают Чипино, — приказал Тасайо.

— Наш единственный шанс — захватить командный пункт Мары. Будем надеяться, ее главные силы оттянуты в другое место. Тогда мы перебьем охрану и прихлопнем эту гадину. После этого разделаться с Ксакатекасом не составит труда.

Сотник побежал трубить отход. Тасайо поправил перевязь меча. Кивком позвав за собой оруженосца, он поспешил к солдатам. Уж на этот раз, поклялся он именем Красного бога, все будет так, как задумано. Военачальник властителя Десио решил самолично возглавить нападение.

— Теперь тебе конец, пигалица! — С этими словами Тасайо еще раз проверил меч и занял место во главе полка, не дожидаясь, пока его сотники закончат построение.

***

— Все как ты предполагал, господин. Мара отправила роту к предгорьям, чтобы выманить наших из засады. При ней остался один караульный, который стоит у паланкина.

— Значит, она у нас в руках.

Тасайо преисполнился уверенности. Со спокойной душой он отделил от строя половину солдат, отозванных с поля битвы.

— Возвращайтесь в бой. Мне хватит одной сотни.

Тасайо вел свои роты по направлению к седловине, где располагался командный пункт Акомы. Он и не думал таиться. Наоборот, ему хотелось повергнуть Мару в ужас, чтобы впоследствии похвалиться перед Десио живописанием ее позора.

Солдаты начали подъем. Тасайо успел заметить, что занавески паланкина плотно задернуты; сквозь тонкую ткань виднелся лишь неясный силуэт. Прищурившись от слепящего солнечного света, Тасайо с удивлением отметил, что караульный необычайно высок ростом и вдобавок рыжеволос. На жаре этот разгильдяй даже не удосужился застегнуть ремешок шлема. Завидев надвигающийся отряд Минванаби, он вытаращил голубые глаза.

И что окончательно развеселило Тасайо — этот великан, выбранный, по всей видимости, из числа самых доблестных воинов, подергал за полог и заскулил:

— Госпожа, госпожа, враг на подходе!

Едва не захохотав, Тасайо дал сигнал к атаке. Тут караульный Акомы со зверским выражением лица вдруг занес копье, но стоило нападающим приблизиться на расстояние полета стрелы — он словно передумал: с лязгом уронил копье на камни и пустился наутек.

Вот тут Тасайо рассмеялся в голос.

— Взять гадину! — крикнул он.

Авангард, клацая сандалиями по камням, бросился вперед. Тасайо с боевым кличем подскочил к паланкину, отдернул шелковистый полог и не глядя нанес разящий удар.

Клинок вонзился в пуховую подушку, обернутую цветным шелком. Однако Тасайо успел войти в раж: он даже не сразу понял, что произошло, и нанес повторный удар. Меч точно так же пропорол вторую подушку, выпустив наружу облако пуха.

Как на грех, Тасайо сделал глубокий вдох. Кашляя и отплевываясь, он зачем-то еще раз ткнул мечом в паланкин. Но внутри оказались только подушки, накрытые женскими платьями. Видно, рыжий караульный был всего лишь рабом, поставленным сюда для отвода глаз, а паланкин служил приманкой.

Ярость не затуманила разум Тасайо. Он отчетливо представил, как Мара наблюдает за ним из укрытия и заливается смехом.

Воины Минванаби, посрамленные и одураченные, жаждали крови. Но преследовать рыжего невольника они не стали: он бы только завел их туда, где…

Тут невесть откуда на них обрушился град стрел. Одна из них угодила прямо в щеку солдату, стоявшему бок о бок с Тасайо. Ряды атакующих сбились. Только прочные доспехи спасали от мгновенной гибели.

Лишь боевой опыт Тасайо и выучка солдат предотвратили беспорядочное бегство. Войско сплотило ряды и организованно отступило под прикрытие нависающего утеса. Тем временем Тасайо пытался определить, откуда летят стрелы, чтобы поскорее спланировать ответный удар.

Его мысли прервал грохот падающих камней. Резко обернувшись, Тасайо заметил в расщелине скал офицерский плюмаж Акомы. Там же мелькнули зеленые доспехи; послышался резкий, ни с чем не сравнимый свист мечей, выхватываемых из ножен. Раздались приказы готовиться к атаке.

— Они хотят отрезать нам путь, — всполошился командир патруля.

— Вздор! — рявкнул Тасайо. Он-то понимал, что Мара не способна перебросить войска на такое расстояние, чтобы ударить и с фланга, и с тыла.

Командир патруля счел за лучшее не спорить.

— Чо-джайны, — вырвалось у Тасайо. — Видно, она держала их про запас.

Никто, кроме этих членистоногих, не мог с такой скоростью передвигаться по опасной, неровной местности; однако доносившиеся сверху голоса явно принадлежали людям. Впрочем, у Тасайо не оставалось времени на долгие раздумья. Он не имел права на ошибку: если Мара расставила ему эту ловушку, значит, у нее был способ отрезать ему путь к отступлению и прикончить как его войско, так и его самого. А это означало бы крах семьи Минванаби.

Его знали в лицо — если не Мара, то, во всяком случае, властитель Ксакатекаса. Да и как было его не знать: он занимал весьма видное место в Военном Альянсе. Значит, у него оставался один выход, пусть неприятный, зато надежный.

— Отходим, — приказал он. — Быстро, но без суеты. Зачем дарить врагам победу?

Воины повиновались. Выбегая из укрытия, они двигались зигзагом, но стрелы воинов Акомы достигали цели. У Тасайо земля горела под ногами: никогда в жизни он не отступал с поля боя. Стыд причинял ему почти физические страдания. До сих пор он привычно ненавидел Мару, как и любого другого противника, но теперь у него появились к ней личные счеты. Он сказал себе, что она дорого заплатит за его позор. До последнего вздоха, пока хватит сил, он будет преследовать Акому вместе с ее отродьем. Вокруг свистели стрелы, стонали смертельно раненные воины. Тасайо поклялся, что месть его будет страшной.

Его оруженосца тоже настигла стрела. Тасайо выругался. Он знал по опыту, что подготовка нового — дело долгое и хлопотное: сколько способных воинов погибало во время учения, пока удавалось воспитать такого, кто не уступал бы ему самому в ловкости и быстроте. За это Мара тоже должна была поплатиться кровью.

Сжигаемый ненавистью, Тасайо так и не понял, что его авангард обратила в бегство ничтожная горстка солдат и чо-джайнов, заставившая воинов Минванаби поверить, будто они окружены. На самом же деле отряд Акомы воспользовался насаженными на копья запасными шлемами да разрозненными доспехами, которые солдаты волокли на веревках по песку, чтобы поднять густое облако пыли.

Тасайо узнал об этом только тогда, когда добрался до той половины роты, которую бездумно оставил у командного пункта. Сотник во всех подробностях описал хитрость неприятеля, и хотя его лицо выражало только скорбь, Тасайо взъярился.

— Заткнуть ему рот! — приказал он командиру патруля. — Срубить плюмаж, перерезать горло. С этой минуты ты заступаешь на его должность.

Командир патруля молча поклонился и без малейших признаков жалости выхватил меч. Тасайо даже не оглянулся, когда его верный сотник рухнул замертво. Его мысли были заняты только одним. Он приказал возобновить схватку с властителем Чипино и небольшим отрядом Акомы. Если уж сегодня не удалось добраться до Мары, то нужно было по крайней мере лишить ее союзника.

Солнце уже клонилось к закату, а воины властителя Чипино все не сдавались, хотя и понесли большие потери. Тасайо сделался мрачнее тучи, когда в лагере появился еле живой от усталости гонец, который сообщил, что засада у западных отрогов разбита солдатами Акомы. Та же судьба, возможно, постигла и восточную засаду, но ничего нельзя было сказать наверняка: ни один из посланных туда разведчиков не вернулся.

— Будь прокляты чо-джайны, — выдохнул напоследок гонец. — Это все из-за них.

— Что значит «все из-за них»? — взвился Тасайо.

Однако прошло совсем немного времени, и он своими глазами увидел, как по равнине меж холмов воины Акомы мчатся на помощь Ксакатекасу. Их с умопомрачительной скоростью несли на себе чо-джайны. На краю поля боя солдаты спешились, построились и смело ринулись в битву.

Воины Минванаби, которые целый день сражались под палящим солнцем, едва держались на ногах. Силы Ксакатекаса тоже оказались на исходе, но при виде подкрепления у его солдат словно открылось второе дыхание. Теперь их было не удержать, и Тасайо вторично вынужден был дать сигнал к отступлению.

Бледный от стыда, он цедил приказы сквозь зубы. Все планы пошли прахом. Его оставили в дураках, обвели вокруг пальца — такого с ним еще не бывало.

Вкус поражения был горек. Тасайо, внутренне содрогаясь, наблюдал за отступлением изрядно поредевших рот. Теперь он осознал, что у него нет сил для ответного удара. Оставаться в пустыне он тоже не мог, зная, что кочевники никогда не простят ему предательства: они жаждали его крови.

Ночью, сидя в одиночестве под открытым небом, Тасайо предавался тягостным раздумьям. Он не слышал голосов солдат, которые перевязывали раны и точили затупившееся оружие. Он не смотрел на запад, где под ночным небом полыхали победные костры Мары и Ксакатекаса. Он твердил себе, что Мара еще пожалеет об этой победе.

***

В шатре властителя Ксакатекаса при мягком свете масляных ламп шел негромкий разговор между целителем и одним из лучших воинов, получившим тяжелое ранение. Мара поклонилась правителю Чипино, который превосходил ее по положению. Хотя заслуга в успешном проведении маневра принадлежала именно ей, она не хотела это подчеркивать. Поэтому она не стала дожидаться Ксакатекаса у себя в шатре, чтобы принять поздравления, а пришла к нему сама, ничуть не уронив при этом своего достоинства: можно было подумать, это обычный визит вежливости.

— Властитель Чипино, — произнесла она с легкой улыбкой, — ты интересовался воинами из моей охраны и в особенности солдатом, который так искусно изобразил труса, что даже хваленый кузен Десио Минванаби попался на этот крючок.

Чипино отпустил слугу, который прикладывал горячие компрессы к усталой спине и шее господина, и знаком приказал мальчику-рабу подать халат.

— Да, это так, — подтвердил Чипино, переводя взгляд на высокую фигуру, маячившую за спиной Мары. — Подойди-ка поближе.

Кевин сделал шаг вперед. Он был одет в мидкемийские шоссы и рубаху с просторными рукавами, перехваченную в талии цуранским поясом из раковин. Его смешливые глаза без тени смущения выдержали пристальный взор Чипино.

Властитель Ксакатекас был немало удивлен, узнав в нем рыжеволосого варвара, которого частенько видел рядом с Марой. Военачальник Акомы уже доложил, что план военной операции был придуман Кевином, что каждым своим вздохом все они были теперь обязаны варварской хитрости. Чипино прокашлялся. Правила вежливости, принятые в Империи, не предусматривали обращения к рабу, отличившемуся на войне, и властитель ограничился лишь милостивым наклоном головы. Затем он приказал подать Кевину подушку, которую мальчик-раб тут же извлек из спального алькова самого господина. После этого Ксакатекас приступил к щекотливой теме.

— Значит, ты раб, и поэтому тебе нетрудно было изобразить трусливое бегство, как научила тебя госпожа?

К великому изумлению Чипино, Кевин рассмеялся.

— То, что я раб, здесь ни при чем. — По келеванским понятиям, его голос звучал чересчур громко. — Это стоило сделать хотя бы ради того, чтобы увидеть, как перекосилось лицо полководца Тасайо.

Чтобы скрыть замешательство, правитель Чипиноотхлебнул из пиалы глоток тэша.

— По словам госпожи, у себя дома ты был боевым офицером. Неужели ты по доброй воле согласился на такой позор — притвориться трусом?

— Позор? — переспросил Кевин, не веря своим ушам. — Нужно было выбирать одно из двух: либо обмануть врага, либо всем нам распрощаться с жизнью. Что такое минутный позор по сравнению с вечным покоем?

— Его соотечественники дорожат жизнью больше, чем мы, — подсказала Мара.

— Они ничего не знают о Колесе Судьбы и не ведают божественной истины. Им не понять, что в следующем воплощении мы вернемся на то место, которое заслужим своей честью.

Тут вмешался Кевин:

— У вашего народа прочные традиции, но их трудно приспособить к конкретному случаю. Вы не цените шутки, как ценим их мы, жители Королевства Островов.

— Ах вот как. — Властитель Чипино решил, что этим все объясняется. — Спасаясь бегством от Тасайо, ты убеждал себя, что это шутка.

Кевину пришлось призвать на помощь все свое терпение.

— Если очень упрощать, можно, наверное, представить дело и так. — Склонив голову набок и откинув длинные рыжие пряди, он добавил:

— Труднее всего мне было не рассмеяться вслух.

Чипино погладил подбородок.

— Значит, это была шутка, — повторил он с озадаченным видом. — У вас, мидкемийцев, странный образ мыслей.

Он перевел взгляд на Мару и удостоверился, что слуги подали ей чоку. Они были приучены потакать прихотям гостей. Это окупалось сторицей. Любой противник смягчался, когда мог чувствовать себя как дома. Конечно, Мара пришла к нему не как противница, но правитель Чипино чувствовал, что он ей обязан, и не хотел оставаться в долгу.

— Госпожа Мара, если бы не храбрость твоих воинов и блестящая тактика боя, семья Ксакатекасов понесла бы еще более тяжкие потери. Мы этого никогда не забудем и готовы предложить щедрую и достойную награду.

Властительница была молода; обладая природными способностями, она еще не успела как следует закалить свой характер в Игре Совета. Сейчас это выразилось в том, что ее щеки залил пунцовый румянец.

— О властитель, солдаты Акомы делали только то, что подобает союзникам. Мы не ждем иной награды, кроме скрепления нашего союза публичной клятвой по возвращении на континент.

Мара потупилась и стала еще больше похожа на девочку. По ее челу пробежала легкая тень: правительница догадалась, что нужно попросить у Ксакатекасов чего-нибудь более существенного, чтобы не ставить их в ложное положение и в дальнейшем не рисковать их благосклонностью.

— Господин Чипино, — церемонно произнесла она, — за действия Акомы в поддержку твоего дома прошу тебя оказать мне ответную услугу: пообещай один раз проголосовать на заседании Имперского Совета так, как будет выгодно мне. Если, конечно, ты сочтешь это приемлемым.

Правитель Чипино удовлетворенно кивнул. Просьба была совершенно необременительна, а властительница не по годам скромна, если ограничилась таким пожеланием. Он немедля вызвал писца, чтобы изложить договор на пергаменте и скрепить печатью. От себя Чипино добавил:

— Я прикажу изготовить лучшие доспехи для этого варвара, чтобы в другой раз ему было сподручнее выдавать себя за караульного.

Кевин улыбнулся, оценив скупой цуранский юмор. Он знал, что ему никогда в жизни не будет дозволено носить доспехи, — они останутся у него как военный трофей.

Когда все вопросы были решены к взаимному удовольствию, Чипино хлопнул в ладоши.

— Мы пообедаем здесь, — сказал он и жестом дал понять, что приглашение относится и к мидкемийцу. — Поднимем кубки доброго вина, чтобы отпраздновать победу.

***

Мара проснулась от того, что ее тронули за плечо. Она перевернулась на другой бок и вздохнула.

— Госпожа, поскорее просыпайся, — шепнул Кевин ей на ухо.

— В чем дело? Еще рано, — сонно запротестовала она.

— Госпожа, — теребил ее варвар, — к тебе Люджан со срочным докладом.

— Что? — Мгновенно стряхнув сон, Мара села в постели и потребовала подать халат.

За тонким пологом в свете ночника, горевшего у входа, Люджан нетерпеливо мерил шагами ковер, держа под мышкой офицерский шлем. Пока Кевин в потемках нащупывал брошенные на пол шоссы, Мара уже скрылась за пологом.

— Что случилось? — Она сразу отметила волнение Люджана.

Военачальник отвесил торопливый поклон:

— Госпожа, поспеши. Думаю, тебе лучше увидеть это собственными глазами.

Любопытство сделало Мару покладистой. Она пошла за офицером, лишь на мгновение помешкав, чтобы сунуть ноги в сандалии, поданные слугой. Стоило ей остановиться, как сзади на нее налетел Кевин, босой, на ходу застегивающий пуговицы.

Однако госпожа даже не упрекнула его за неловкость. Все ее внимание было приковано к семи приземистым, коротконогим фигуркам, которые спускались по склону в непосредственной близости от лагеря. Их унылого цвета бурнусы были украшены бесчисленными нитками пестрых стеклянных бус, резными пластинками из рога и нефрита, а волосы заплетены в мелкие косички. Запястья обвивала цветная татуировка, похожая на браслеты.

— Неужели это вожди племен? — изумилась Мара.

— Вот и мне так показалось, — подтвердил Люд-жан. — Только почему при них нет охраны?

— Зови сюда правителя Чипино, — приказала Мара.

Военачальник лукаво склонил голову набок:

— Я уже взял на себя смелость это сделать.

Словно по наитию, Мара добавила:

— Прикажи часовым сложить оружие. Немедленно.

Люджан подозрительно скосился в сторону незваных гостей и повел плечами:

— Да помогут нам боги. После вчерашнего вероломства Тасайо у вождей мало оснований для миролюбия.

— Это мне только на руку, — быстро сказала Мара.

Вокруг лагеря часовые отвязывали от пояса ножны и опускали их на песок.

— Ты считаешь, вожди идут сюда с миром? — спросил хриплый со сна голос Чипино.

Властитель Ксакатекаса остановился рядом с Марой, поправляя сбившийся кушак халата.

— Надеюсь, — вполголоса ответила Мара.

— А если это не так? — не успокаивался Чипино.

— Возможно, что и не так, господин, не берусь утверждать наверняка. Поэтому Люджану было ведело разоружить только часовых. Но ведь есть еще резервные отряды, которые всегда наготове. Думаю, они сейчас подняты по тревоге под прикрытием командного шатра.

Как раз с той стороны и появился Люджан.

— На всякий случай нужно поостеречься, — с притворной застенчивостью сказал он.

Взглянув в южном направлении, полководец мгновенно сделался серьезным. Семеро посетителей, ростом чуть выше карликов, остановились у неподвижной цепочки часовых. Тот, что стоял впереди, отдал приветственный салют.

— Пропустите их, — скомандовал Чипино. — Мы готовы к переговорам.

Часовые послушно расступились, и обитатели пустыни без звука прошли в лагерь, не глядя по сторонам. Словно ведомые безошибочным чутьем, они направились прямо к Маре и Ксакатекасу.

— Приведи толмача, — тихо сказал Чипино одному из слуг Мары, а потом, взяв властительницу за руку, сделал вместе с ней ровно два шага вперед. По обычаю пустыни, оба они протянули к гостям раскрытые ладони, заверяя их в отсутствии дурных намерений.

Вождь, чей бурнус был украшен богаче, чем у прочих, снова отсалютовал. Потом, звеня бесчисленными бусинами, он поклонился в полном соответствии с правилами приличия Империи и разразился взволнованной речью.

Толмач, нанятый в Иламе, уловил только конец его тирады.

— Что он сказал? — Мара сгорала от нетерпения. Всем своим видом толмач изобразил крайнее изумление. Прежде чем ответить, он словно попробовал слова на зуб.

— Это вожди Семи Племен Дустари; их общее имя — Песчаные Ветры. Они пришли сюда для того, чтобы принести клятву кровавой мести человеку, которого вы называете Тасайо Минванаби. Но владения Минванаби лежат за великим морем, а Песчаным Ветрам не дозволяется покидать пределы Дустари, поэтому вожди Семи Великих Племен пришли просить союза с вашими племенами.

Мара и Чипино понимающе переглянулись. Мара едва заметно кивнула, предоставляя Ксакатекасу право говорить от имени обоих. Правитель Чипино заговорил, глядя прямо в жгучие глаза вождя кочевников и не делая пауз для толмача.

— Пусть знают Песчаные Ветры, — провозгласил он, — что наши племена приветствуют такой союз. Если мы придем к соглашению, племя Акома и племя Ксакатекас пообещают прислать Песчаным Ветрам меч Тасайо. — Он полагал, что вождям известен обычай Империи: меч воина можно было вырвать только из мертвых рук. — Но если Акома и Ксакатекас пойдут на этот союз, они потребуют от Песчаных Ветров слово чести, что те у себя в Дустари подпишут договор с Империей. Набегам на границу надо положить конец: только в этом случае Акома и Ксакатекас смогут бросить свои силы на борьбу против племени Минванаби. Чтобы интересы Песчаных Ветров не были ущемлены, мы установим на границе сторожевой пост, при котором вырастет вольный торговый город. — Он улыбнулся Маре и продолжил:

— Поддерживать порядок в этом городе вы будете с помощью Акомы. — Потом Чипино повернулся к остальным вождям. — Однако торговцам, которые вздумают обирать или притеснять наших новых союзников, придется иметь дело и с Ксакатекасом, и с Акомой.

Толмач сбивчиво перевел эти слова. Наступило молчание. Лица вождей оставались непроницаемыми. Потом главарь топнул ногой и сплюнул на песок. Он выкрикнул какой-то короткий клич, повернулся и зашагал прочь. Шестеро других последовали за ним.

Ошарашенный этим действом, толмач обратился к Маре и Чипино:

— Он сказал «да».

Ксакатекас недоверчиво рассмеялся:

— Таким странным способом?

В жилах толмача текла кровь жителей пустыни.

— Главный Вождь Песчаных Ветров присягнул на воде. — Из этого объяснения никто ничего не понял. — Это все равно что поклясться жизнью вождя и всего племени. Если хоть кто-то из Песчаных Ветров нарушит клятву, то и сам вождь, и его сыновья, и все их соплеменники покончат с собой. О господин, о госпожа, вы только что заключили союз, равного которому еще не знала Империя!

Осознание важности момента пришло не сразу. Когда волнение улеглось, Чипино расплылся в довольной улыбке:

— Меч Тасайо — вполне приемлемая цена, не правда ли? Эту часть договора выполнить будет нетрудно.

Кевин не сдержал радостного вопля и сгреб Мару в охапку.

— Ты теперь сможешь вернуться домой, — воскликнул он. — Айяки уже заждался!

Люджан в задумчивости почесывал подбородок. Чипино со свойственной ему суховатой иронией подвел итог:

— Наши семьи удостоятся признательности самого Императора. Властитель Десио с досады начнет грызть камни. — Затем его мысли обратились к дому. — Изашани будет рвать и метать, когда увидит, как я исхудал. Давайте-ка отправимся ко мне в шатер и хорошенько позавтракаем.

Глава 13. ПЕРЕГРУППИРОВКА

Стражник подал знак присутствующим. В зал вошел Десио Минванаби, громко стуча подошвами по каменному полу. Инкомо наблюдал, как господин идет к своему возвышению, на ходу стягивая латные рукавицы и швыряя их оруженосцу. Хотя властитель, в отличие от отца и двоюродного брата, еще не преуспел ни в искусстве заговора, ни в тонкостях стратегии, он, по крайней мере, начал вникать в дела, которых чурался в начале своего правления.

Не успел первый советник раскрыть рот, как правитель заорал:

— Это правда?

Инкомо прижал к груди свернутые в трубку пергаменты с последними донесениями и молча кивнул.

— Проклятье! — Еще не остывший от военных упражнений, властитель Минванаби дал выход накопившейся ярости: он не глядя грохнул об пол свой шлем, забыв о дорогом убранстве зала.

Оруженосец ринулся вперед, но не успел подхватить шлем, который поскакал по шлифованным камням, чудом не задев ничего ценного, и с грохотом ударился о дальнюю стену. Лаковое покрытие шлема не выдержало такого обращения.

С плохо скрываемым неодобрением оруженосец поспешил вдоль дорожки лаковых осколков, подобрал загубленный шлем и, как побитый, пес, вернулся на место рядом с хозяином.

Но гнев Десио уже переключился на первого советника.

— Барка причалила полчаса назад, а слухи уже дошли до каждого паршивого слуги, до распоследнего солдата — до всех, кроме меня!

Инкомо нерешительно протянул властителю свиток. От его внимания не укрылось, что пухлые пальцы Десио за последнее время покрылись мозолями. Да и то сказать: некогда самовлюбленный, отъевшийся, склонный к пьянству и разврату бездельник превратился во властного правителя. Разумеется, ему было еще далеко до образцового цуранского война, но все-таки он теперь хотя бы отдаленно напоминал солдата.

Прищурившись, Десио пробежал глазами первые строки донесений, а потом швырнул покрытый пылью пустыни свиток на стол.

— Тасайо в открытую признает свой провал. — Губы правителя побелели; он тяжело опустился на подушки. — А значит, и наше поражение.

Инкомо тихо надеялся, что его не призовут к ответу. После многолетнего затишья военный триумф Мары и Ксакатекаса стал для него страшным ударом. До сегодняшнего дня во всех донесениях Тасайо говорилось, что операция идет строго по плану. Весь последний сезон властитель Минванаби вместе с первым советником со дня на день ожидали известия об окончательной победе над Акомой. Горечь поражения усугублялась тем, что мастерски разработанный план контрнаступления, какого еще не знала военная история Империи Цурануани, позволил Акоме не только разбить войско Минванаби, но и заключить беспрецедентный союз с племенами пустыни.

Кулак Десио с размаху опустился на подушки.

— Милостью Туракаму, как же получилось, что Тасайо так опозорился? — Он показал пальцем на листы донесений, в беспорядке разлетевшиеся из свит-ка. — Наш приказчик сообщает из Джамарской гавани, что войска Ксакатекаса и Акомы были встречены пением фанфар! Он полагает, что Мара получит благодарность самого императора! К тому же у нее появился новый союзник. Теперь вместо двух слабых неприятелей нам придется иметь дело с могучими семьями, которые того и гляди скрепят свой союз публичной клятвой!

Втянув голову в плечи, Инкомо попытался охладить пыл господина:

— Публичная клятва могла бы стать значительным событием, только смею напомнить, мой повелитель: Чипино Ксакатекас не из тех, кто легко связывает себя обязательствами. Мара привела в пустыню подкрепление, но тем самым она всего лишь выполнила свой долг перед Империей. Возможно, поначалу властитель Чипино высоко оценил ее способности, но по зрелом размышлении…

— Надо быть последним идиотом, чтобы не оценить ее способности! — рявкнул Десио. — Откуда у женщины такой ум? Видно, удача ходит за ней по пятам и днем и ночью.

Инкомо шагнул к столу и сложил разрозненные листы в аккуратную стопку.

— Мы, конечно, узнаем, каким образом ей удалось… — первый советник чуть не сказал «нас победить», но вовремя одумался и закончил:

— избежать поражения.

После недолгого раздумья Десио вскричал:

— Мара вскоре будет здесь!

— Да, несомненно. — Инкомо сцепил на животе сухие пальцы. — Она соскучилась по ребенку и поспешит к себе в имение…

— Ты ничего не понял, — перебил его Десио. — Она вскоре будет здесь, у меня!

Инкомо удивленно поднял брови:

— Почему ты так думаешь, господин?

— Да потому, что я сам поступил бы именно так! — Десио не без усилия поднялся с подушек, и оруженосцу пришлось отскочить в сторону. — Знаешь, как говорится: «Нанеси удар, пока есть жар». Заручившись поддержкой Ксакатекса, не опасаясь более Анасати, Акома еще пышет жаром битвы. Даже если Чипино станет медлить с официальным заключением союза, на стороне этой гадины будет ее военная слава! Ей ничего не стоит протрубить Сбор Клана!

Властитель заглянул в глаза первому советнику, ища подтверждения своим словам, но тот жестом успокоил хозяина.

— Нет худа без добра, мой повелитель. — С мимолетной усмешкой он протянул ему извлеченный из стопки лист пергамента.

Лицо властителя исказила гримаса отвращения, когда он увидел вверху листа герб Барули Кеотары. Десио отмахнулся:

— Барули уже не первый год пресмыкается перед нами, прося о покровительстве. Но он вышел из доверия у моего отца, а значит, и у меня, когда после смерти своего отца отказался принести клятву вассальной верности нашему дому. Думает заручиться поддержкой Минванаби, не соглашаясь нам подчиниться! Отказать ему. — Десио хлопнулся обратно на подушки и вздохнул.

— Впрочем, сейчас не время разбрасываться доброжелателями. Чего хочет от нас этот слизняк?

— Не будет ли тебе угодно прочесть его послание? — предложил Инкомо.

Пергамент перешел к Десио. Тишину лишь однажды нарушил скрип доспехов, когда оруженосец переложил рукавицы и шлем хозяина из одной руки в другую. Тем временем властитель дочитал послание до конца и самодовольно ухмыльнулся.

— Можно ли доверять наблюдениям Барули?

Инкомо в задумчивости почесал щеку.

— Кто знает? Мне видится здесь то же, что и тебе, мой повелитель. Отдельные семейства клана Мары боятся ее стремительного возвышения. Будь она побогаче и постарше, она бы прибрала к рукам весь клан Хадама. Ведь никто сейчас не пользуется таким влиянием, как она. Только наличие группировок внутри клана мешает ей диктовать свои условия. Но в одночасье все может измениться. Те достойные властители, которые решили обратиться к Барули, недвусмысленно дают понять, что не считают себя пожизненно связанными с родом Акома.

Подавшись вперед, Десио уперся локтями в колени. Он углубился в размышления, но почувствовал, что у него пересохло в горле. Тут он дал знак оруженосцу положить доспехи на пол и подать освежающий напиток.

— Возблагодарим небо за наши маленькие удачи. Пусть уж лучше семьи клана Хадама сохраняют нейтралитет, чем образуют альянс против нас.

Инкомо заметил:

— Кажется, мой повелитель упускает из виду одно важное обстоятельство.

Набравшись опыта за время своего правления, Десио стал более терпимо относиться к советам и замечаниям.

— Какое еще обстоятельство?

— Наши люди внедрились в шпионскую сеть Мары. Почти все контакты выявлены, связные нам известны. Время от времени мы подбрасывали им безобидные сведения, чтобы они не сидели без дела. В случае необходимости мы сумеем использовать акомских псов к собственной выгоде.

Когда перед Десио был поставлен поднос с яствами и напитками, у него начисто пропал аппетит. Жестом остановив первого советника, правитель произнес:

— Я должен кое-что обдумать. Прикажи наполнить ванну — от меня разит, как от быка.

Инкомо поклонился:

— Кого из наложниц прислать к моему повелителю?

Десио поднял руку:

— Никого. Мне нужно сосредоточиться. Пришли только банщика. Никаких наложниц, никаких музыкантов. Пусть слуги приготовят большой кувшин сока с пряностями — вот и все.

Заинтригованный таким неожиданным аскетизмом, Инкомо сошел с возвышения, чтобы передать приказы слугам. Уже в дверях он остановился и, словно что-то вспомнив, обернулся к властителю:

— Не будет ли каких-нибудь распоряжений насчет Тасайо, мой господин?

Полуприкрытые глаза Десио полыхнули злобой.

— Ах да, совсем забыл про нашего великого стратега! Четыре года транжирил мои деньги в Дустари — видно, утомился. Надо подобрать ему местечко поспокойнее. У нас, помнится, есть крепость на Сторожевых островах — туда его и отправим. Пусть защищает наши западные владения от птиц и рыб.

Удалившись на безопасное расстояние от зала, Инкомо расправил плечи и зашагал быстрее. Ему оставалось только сожалеть, что Десио, набравшись решительности, не набрался ума. Тасайо действительно потерпел сокрушительное поражение, но ведь в Игре Совета возможно всякое. Если в плане Тасайо и был какой-то изъян, так только тот, что в нем не предусматривалась возможность поражения.

Отдав необходимые приказы слугам, Инкомо отправился по лабиринту коридоров в свои личные покои. Только здесь он мог дать волю чувствам. Да и как было не сокрушаться: достойнейшего члена семьи ссылали на забытый богами остров, а судьба дома Минванаби оставалась в руках этого… Инкомо замолотил кулаками по сундуку — подобные манеры были более свойственны его хозяину, нежели ему самому. В голову лезли крамольные мысли, недопустимые для верного советника.

Инкомо опустился на подушки и вызвал слугу.

— Принеси-ка письменный стол и поставь его рядом с ковриком для медитации, — сказал он, потирая виски. — А потом раздвинь перегородки, чтобы впустить сюда свежий воздух, и ступай прочь.

Оставшись наконец в одиночестве, первый советник повертел в руках лист пергамента, на котором предстояло начертать послание к Тасайо. Новое назначение нельзя было считать ничем иным, кроме как изгнанием. Крепость на Сторожевых островах в свое время построили для защиты от морских разбойников; но с пиратством в западных водах было покончено полтора века назад. Гарнизон стоял там скорее как дань цуранской традиции — чтобы не подвергать сомнению право Минванаби на владение этими замшелыми камнями.

Притом что Инкомо досадовал на своего господина, который ничтоже сумняшеся разделался с талантливым полководцем, он справедливости ради напомнил себе, что ссылка на далекий остров — это еще относительно мягкое наказание для того, кто не сумел выиграть военную кампанию. Случись такое при жизни властителя Джингу, Тасайо наверняка поплатился бы головой. Обмакнув кисточку в чернила, первый советник еще раз пожалел, что такое известие придется отправлять через третьи руки. Тасайо заслуживал большего уважения. При личной беседе можно было бы поддержать его добрым словом. Впрочем, Инкомо был слишком искушен в политике, чтобы сжигать за собой мосты. В Игре Совета удача могла перемениться в любой миг; разве ведомо человеку, что ожидает его в будущем?

***

Когда последний поворот дороги остался позади, Мара с ребяческим нетерпением высунулась из-за занавесок. Неожиданное нарушение равновесия при этом резком движении не застало врасплох вымуштрованных цуранских носильщиков, и они в стоическом безмолвии продолжали путь, не позволив носилкам накрениться. Они чувствовали, как возбуждена их госпожа.

— Ничего не изменилось… — задыхаясь от волнения, проговорила она. — Деревья, трава… все такое зеленое!

Стоял сезон дождей, и буйство зелени служило бальзамом для глаз после пейзажей бесплодной пустыни. С вершины холма глазу открывались ограды дальних пастбищ, а за ними — широкие просторы хорошо ухоженного поместья. С кустов, образующих живую изгородь, были срезаны сухие побеги и ветки, а трава вдоль этих зеленых рядов аккуратно скошена. Мара увидела на следующем холме высланного вперед дозорного, который энергично размахивал руками, и на мгновение поддалась беспокойству: не мог ли какой-нибудь хитроумный врат устроить тут засаду, чтобы ее возвращение домой обернулось катастрофой? Впрочем, доводы рассудка отогнали внезапный страх: она продвигалась в авангарде победоносной армии, и понадобились бы соединенные силы нескольких врагов, чтобы угрожать ей у границ родового гнезда Акомы.

Дозорный обратился с докладом к главе колонны. Мара нетерпеливо отбросила в сторону полы занавесок:

— Какие новости, Люджан?

Сверкнув белозубой улыбкой на загорелом лице, военачальник ответил:

— Госпожа, тебя встречают!

Мара улыбнулась. Только теперь могла она признаться — даже самой себе, — как отчаянно тосковала по дому. По пути ее встречали ревом фанфар, и властитель Ксакатекас не жалел льстивых восхвалений, но даже торжества в ее честь оказались изматывающими. С того дня, когда поступил приказ послать ее гарнизон на защиту границ, прошло три года… слишком долгий срок в жизни маленького мальчика, если все эти годы мать находилась вдали от него. Только объятия Кевина по ночам и тяготы сражений в дневные часы могли на время заглушить боль от разлуки с сыном.

Возвращающаяся армия перевалила через холм. В утренней тишине глухим громом звучал топот трех тысяч ног, ударяющихся о влажную землю. Мара вдохнула аромат свежей листвы и неизменных цветов акаси… и вдруг ее глаза расширились от изумления.

На соединении Имперского тракта и дороги, ведущей к усадьбе Акомы, высилась богато украшенная арка великолепных молитвенных ворот. Новая краска и глянцевая черепица крыши блестели в лучах солнца, а в глубокой тени, отбрасываемой воротами, выстроилась сотня воинов Акомы в парадных доспехах. Перед рядами сверкающих щитов виднелись другие фигуры, дорогие сердцу Мары: Кейок, одетый в такую же форму, как и его воины, но с расшитой перевязью советника; Джайкен, которому ничуть не прибавлял внушительности увесистый жезл — символический знак его должности; Накойя, прячущая вечную озабоченность за радостной улыбкой… а на шаг позади нее — мальчик.

У Мары стало тесно в груди. Она боролась с подступающими слезами, не желая поддаваться неподобающей слабости. Но в этот момент, которого она так страстно ожидала и который по временам начинал казаться несбыточной мечтой, самообладание едва не покинуло ее. Однако Кевин в совершенстве сыграл роль усердного слуги-телохранителя: он отвел в сторону занавеску паланкина и, протянув госпоже свободную руку, помог ей выйти и ступить наконец на родную землю.

Маре пришлось дожидаться, пока группа встречающих преодолеет расстояние, отделяющее паланкин от ворот, и приблизится к ней. Каждое мгновение этого ожидания было мучительным, словно жестокая пытка.

Мара напряженно всматривалась в верных сподвижников. Кейок успел вполне освоиться с костылем: несмотря на потерю ноги, он шагал твердо и уверенно, и в душе Мары поднялась гордость за несгибаемого старого воина. На облик Накойи время наложило более заметный отпечаток, и было видно, что каждый шаг дается ей с трудом. Мара едва сдержалась, чтобы не броситься к мудрой наперснице и не предложить ей руку для опоры, но первая советница не простила бы такого явного нарушения приличий из-за столь незначительного повода — больной поясницы. И только под конец Мара осмелилась взглянуть на мальчика, который подходил к ней решительно и целеустремленно, высоко подняв голову, выпрямив спину и выставив вперед подбородок. Он был такой высокий и ладный!

У Мары перехватило дыхание при виде доспехов, надетых на ее дитя. Миниатюрный меч висел у мальчика на боку, шлем он снял в знак приветствия. А уж осанка… ни дать ни взять — настоящий маленький воин Акомы! За эти годы ее чадо стало чуть ли не вдвое выше ростом.

Айяки завершил хорошо отрепетированный поклон, каким почтительный сын должен встречать свою мать после долгой разлуки, и его детский дискант разнесся над рядами безмолвных воинов:

— Добро пожаловать, властительница Акомы. Мы славим милость добрых богов, даровавших нам твое благополучное возвращение.

Маре изменила выдержка. Она упала на колени перед сыном, и руки мальчика порывисто обвились вокруг ее шеи.

— Я так скучал по тебе, мамочка! — шепнул он ей на ухо.

Слезы набежали на глаза властительницы, но ее голос не дрогнул, когда она ответила:

— И я тоже по тебе скучала, мой солдатик. Так скучала, что ты и не поверишь!

Стоявшая рядом с поджатыми губами Накойя лишь на несколько мгновений позволила матери и сыну это неуместное проявление чувств на глазах у всех, а затем, выразительно кашлянув, сообщила:

— Весь дом Акома ожидает возможности приветствовать свою хозяйку. Весть о твоем триумфальном возвращении так нас обрадовала, что в ознаменование победы были воздвигнуты эти молитвенные врата. Мы надеемся, госпожа, ты будешь довольна.

Подняв голову, Мара обвела взглядом великолепные резные и расписные панели, образующие облицовку арки; на каждой из них был изображен какой-нибудь из покровительствующих людям богов. Маре показалось, что Чококан, Добрый бог, с улыбкой смотрит прямо ей в глаза; Хантукама, Податель здоровья, простирает руки, благословляя ее армию, а Джуран Справедливый взирает вниз с верхнего свода арки, словно напутствует тех, кто проходит под ней. И мудрая Лашима, служению которой Мара некогда стремилась посвятить свою жизнь, согревает ее ласковым взором. Художники потрудились превосходно. Однако божественные образы недолго приковывали к себе внимание Мары. Она жадно всматривалась в знакомые лица слуг и солдат, советников и друзей, а потом обернулась назад, на Кевина, который ответил ей своей широкой варварской улыбкой.

Растворяясь в счастливом изумлении, она дала первой советнице ответ, которого та ожидала:

— Да, Накойя, я довольна, — и, еще раз крепко обняв сына, добавила:

— Так давайте же войдем в дом моих предков.

***

Настал вечер. Несмотря на усталость после долгого пути, душа Мары ликовала.

Ее родовая усадьба была украшена для всеобщего празднества. Цветные фонарики свешивались с деревьев в садах; яркие флаги обрамляли крыльцо главного входа. Во дворах, галереях и залах трепетали огни свечей. Гирлянды крошечных бубенчиков, протянутые от каждой раздвижной перегородки, вызванивали нежные мелодии в благодарность за милость богов, когда кто-либо проходил мимо.

Музыканты — и нанятые в Сулан-Ку специально для этого случая, и пребывающие под постоянным покровительством Акомы — не оставались без дела, и радостную песнь можно было слышать в самых дальних уголках усадьбы. В пляс пускались все — свободные работники, гости, советники; триумф Акомы был триумфом каждого из них. Улыбались девушки, подававшие угощения победоносным солдатам, а те рассказывали им разные истории о войне в пустыне. Строго придерживаясь цуранских обычаев, воины весьма скупо повествовали о своих собственных подвигах, но зато бурно нахваливали товарищей по оружию. Все как один превозносили дерзкую тактику, которая позволила обратить неминуемое поражение в блестящую победу. На поле боя их госпожа сотворила то же, что в Игре Совета: рискнула прибегнуть к новшествам и достигла намеченной цели.

Лицо самой Мары светилось счастьем, и Кевин с легкой улыбкой наблюдал за ней, заняв свое место подле властительницы. По правую руку от матери в позе бывалого солдата стоял Айяки, исполненный решимости не покидать этого поста до конца празднества, хотя у него уже слипались веки. В отсутствие армии он был назначен «защитником дома». При том, что настоящие воинские приказы отдавал Кейок, мальчик воспринял свое назначение всерьез и проявлял такую верность долгу, которая не раз поражала взрослых. Он неизменно являлся к каждой смене караула и ревностно наблюдал за тем, как она происходит. В этом он был подобен своему отцу. Что бы ни говорили люди о властителе Бантокапи, никто не мог упрекнуть его в пренебрежении воинским долгом или в недостатке храбрости.

Но в конце концов, утомленный волнениями дня, мальчик задремал, положив голову на материнское плечо.

Кевин, так и не научившийся смиренно дожидаться, пока к нему обратятся, взял на себя смелость спросить:

— Отнести мальчика в постель?

Мара погладила сына по щеке и покачала головой:

— Пусть остается.

Счастье сделало ее чуткой к желаниям других, и она предложила:

— Пойди повидаться со своими соотечественниками. Можешь побыть у них допоздна.

Кевин подавил улыбку, перешагнув через нагромождение роскошных подушек, и молча поклонился. Во время долгого перехода из Дустари Маре нечасто выпадала возможность насладиться уединением со своим рабом-телохранителем. В отличие от огромного командного шатра, разделенного на множество комнатушек, битком набитая купеческая галера, на которой они пересекли Море Крови и поднялись вверх по реке Гагаджин, оказалась совсем не приспособленной для интимных встреч. И, как ни хотелось Кевину навестить друзей-мидкемийцев, больше всего другого жаждал он наступления момента, когда можно будет вернуться к Маре.

Он сумел добиться ее любви, горячей и стойкой, но не в его силах было изменить основы цуранских понятий, и он выскользнул из парадной залы с деловитым проворством человека, выполняющего срочное поручение. Оказавшись за стенами дома, он поспешно пересек освещенное пространство. Положение любовника Мары никак не защитит его, если Джайкен сочтет, что он «лентяйничает» на работе.

Кевин старался держаться в тени, что оказалось намного более легкой задачей, когда кухни и казармы остались позади. В той части усадьбы, где располагались жилища слуг, светильники попадались реже, а в бараках рабов и вокруг них было почти совсем темно.

Музыка празднества теперь доносилась издалека и звучала настолько тихо, что не позволяла различить мелодию. Утоптанная земля изобиловала рытвинами; Кевин то и дело оступался и спотыкался, пока глаза не привыкли к темноте. Лишь слабый свет ущербной луны помогал продвигаться в нужном направлении, но наконец Кевин подошел к скоплению деревянных лачуг, и у него сжалось сердце. От его взгляда не ускользнуло, что жилища невольников удостоились по случаю праздника свежей побелки, но по сути остались тем же, чем были, — жалкими безрадостными конурами. Сидя на земле перед входами в эти лачуги, группы грязных оборванцев насыщались содержимым нескольких глиняных котелков. Они заглатывали свою долю снеди, руками выхватывая из котелков куски пищи, с такой жадностью, словно эта трапеза могла стать последней в их жизни.

Один из едоков заметил приближающегося Кевина и что-то шепнул остальным; разговоры немедленно смолкли. Все глаза обратились к прибывшему. Кто-то буркнул по-мидкемийски, что это уж точно не цуранский надсмотрщик: среди них не бывает таких рослых парней.

Тогда из открытого дверного проема одной из лачуг раздался громкий возглас:

— Чтоб мне провалиться на этом месте! Они тебя еще не повесили?!!

За этим послышался смех, и навстречу Кевину рванулся коренастый невольник в заплатанной серой рубахе.

Кевин рассмеялся в ответ и крепко обнял друга:

— Патрик! Я вижу, что и ты пока не угодил в петлю!

Патрик широко улыбнулся:

— Еще бы, старичок! Я же тут единственный, кто может держать в узде эту злодейскую банду. — Приглушив голос до едва слышного шепота, он добавил:

— По крайней мере недомерков мы в этом убедили.

С чувством внезапной неловкости Кевин выпустил Патрика из объятий. В течение трех лет он жил в окружении одних лишь «недомерков», и его покоробило это пренебрежительное прозвище. Он вдруг ощутил, что его отношение к цурани изменилось. Сейчас, видя перед собой изможденные лица соотечественников, он не мог отмахнуться от простой истины: его судьба оказалась уникальной. В обветренных, обожженных солнцем лицах друзей читалось угрюмое ожесточение, и хотя они были искренне рады, что сын их сюзерена вернулся из похода живым, никакие улыбки не могли скрыть, какая тяжесть угнетала их души.

Кевин обвел взглядом всю компанию, и радость совсем покинула его, когда он прикинул в уме, кого же здесь недостает.

— А где Брендон и Уильям из Ламута? — спросил он, всматриваясь в темные дверные проемы, словно в глубине лачуг могли скрываться и другие его соратники. — Маркус, Стивен и Генри… А два Тима? Брайен, Донелл и Дэн… где они, Патрик?

— Тут без тебя много чего произошло, старичок, — с беззлобным упреком отозвался Патрик. — Этот Джайкен — сущий дьявол, когда дело касается сокращения расходов, так что о поблажках, которых ты для нас добился от ее светлости, никто уже и не заикается. Теперь с нами обращаются так же, как и со всеми местными рабами.

— Но где же все остальные? — требовательно повторил Кевин свой вопрос.

С застывшим лицом Патрик ответил:

— У Брайена взбунтовался желудок. Его просто наизнанку выворачивало целую неделю, пока он не умер. Недомерки и не подумали послать за лекарем ради какого-то раба. Дональда убил бык… прошлой весной это случилось. Маркуса угробила лихорадка в первый же сезон дождей после вашего ухода на войну. Какая-то змея — недомерки называют ее «релли» — ужалила Тима Мейссонсона, и охранники прикончили его не моргнув глазом. А нам заявили, будто таким образом избавили его от медленной смерти.

— Это во всяком случае правда, — перебил его Кевин. — Яд релли убивает медленно и причиняет нестерпимые муки, а противоядия не знает никто.

Патрика это не убедило.

От него пахло грязью, нидрами, въевшимся потом, но Кевин ничего этого не замечал, прислушиваясь к словам друга.

— Похоже, кое-кто из недомерков хоть немного, да понимает по-нашему. Дэна услали куда-то на строительство: пронюхали, что он плотник. Мы уже год как его не видели. Сэм из Торена вспылил и ударил конвоира, и его тут же повесили… Это у них минутное дело. — Нервно оглянувшись, Патрик договорил:

— Ну а Тим Блоджет и остальные, про кого ты спрашивал, — те сбежали.

Кевин забыл обо всем.

— Сбежали?..

Патрик ухватил Кевина за запястье и с силой оттащил подальше от хижин, вдоль ограды, на берег узкого ручейка. Опасливо оглядываясь через плечо, он тихо продолжил рассказ:

— На западе, в долинах между холмами, есть лагеря бандитов. Недомерки называют их серыми воинами. Мы подслушали, как об этом толковали солдаты. Уильям из Ламута удрал, а потом прокрался к нам и подтвердил, что так оно и есть. С ним ушли Брендон, Тим Блоджет и Стивен, и от них время от времени приходят кой-какие сообщения; нам тоже удается послать им весточку.

В каменистом русле тихо журчал ручеек; слышалось стрекотание ночных насекомых. Кевин сел, плотно обхватив себя руками за плечи.

— Сбежали… — пробормотал он.

Патрик выбрал валун поровнее и тоже уселся.

— Охрана сейчас стала строже. Этот Кейок не дурак. Как только надсмотрщики смекнули, что парни дали деру, он сразу поменял порядок патрулирования и удвоил количество конвоиров, которые выводят нас на работу.

— Патрик пососал сорванную травинку, счел ее горькой и сплюнул. — Теперь удрать будет сложнее: после всего случившегося недомерки смотрят в оба. Раньше-то им и в голову не приходило, что раб может взять да и сбежать. — Он невесело хохотнул. — Вот странное дело: я прожил тут пять лет и до сих пор не могу взять в толк, как у них башка устроена.

Кевин пожал плечами:

— Теперь я понимаю их лучше.

Задетый этими словами, Патрик бросил:

— Ты, может, и понимаешь. Ты у нас образованный, Кевин, и из благородных, и все такое. Я бы давно увел в холмы и остальных парней, но считал, что лучше оставить это на твое усмотрение. Нам нужно твое руководство. Потому что больше одного шанса нам скорее всего не представится, и…

— Подожди! — Кевин поддал носком комок влажной земли, и тот с всплеском упал в ручей. — Удрать… Куда?

— В горы, куда же еще. — Патрик уставился в лицо командиру, но в темноте трудно было понять, что выражает лицо пожилого солдата. — Эти серые воины нас и знать не хотят, но с ними возможна какая-то торговля. Прогонять нас они не станут. Вот я и подумал: выберем подходящий момент, сорвемся с места и оборудуем в горах собственную стоянку.

— И что дальше? — Кевин покачал головой. Хотя Патрик и был простолюдином, они давно уже стали друзьями, вместе охотились и воевали; однако Патрик, показавший себя верным товарищем и стойким бойцом, был начисто лишен воображения. Во время кампании в Дустари Кевин достаточно много времени провел в обществе солдат Мары, чтобы из их разговоров понять: некоторые из них прежде побывали в шкуре серых воинов. В те времена их уделом были нищета и постоянный голод.

— Тысяча чертей, Кевин, мы будем свободными! — убежденно воскликнул Патрик, как будто этим решалось все.

— Свободными для чего? — Кевин подковырнул еще один комок глины и отправил его вслед за первым. — Ставить капканы на патрули из Акомы? Или на чо-джайнов? Прорываться с боями к магической дыре, которая находится неведомо где, в надежде вернуться в наш родной мир? Скорей всего мы просто перемрем от лихорадки и голода.

Патрик сердито возразил:

— Здесь мы — ничто, Кевин! Если мы станем загонять себя работой до смерти, кто-нибудь нас поблагодарит? Нас лучше покормят? Или дадут отдохнуть денек? Нет, к нам относятся как к скотине! Проклятье, да ведь сегодня — первый день с вашего выступления в поход, когда нас не заставили гнуть спину от зари и до зари. В горах, по крайней мере, мы сможем жить сами по себе.

Кевин пожал плечами, отказываясь от продолжения спора.

— Не знаю. В Серых Башнях ты показал себя умелым охотником, — сказал он, имея в виду горы близ Занна. — Но здесь… Вот попадется тебе в ловушку какая-то шестиногая тварь — и что? Ты ведь даже не знаешь, годится ли она в пищу! Половина здешних животных — ядовитые! Это тебе не охота в родных краях.

— Всему можно научиться! — взорвался Патрик. — Ты предпочитаешь надрываться тут до гробовой доски? — Его поразила неприятная мысль. — Или на то есть другая причина, старичок? Может, ты теперь и рассуждать стал, как недомерки?

К собственному удивлению, Кевин почувствовал себя задетым. Резко поднявшись на ноги, он отвернулся.

— Нет, я… — Он вздохнул и предпринял новую попытку образумить упрямца.

— У меня не такое мнение…

— Ну еще бы! Во-первых, у тебя работа не такая как у нас. — Патрик тоже встал. — Уж это-то я понимаю.

Кевин круто повернулся к собеседнику:

— Думаю, ты многого не понимаешь. Сознавая, что близок к опасному пределу, он с трудом подыскивал слова, чтобы объяснить другу, с какой стороны открылась ему Мара и какие чувства он к ней испытывает. Но такие слова не находились. Что бы он ни сказал, Патрик всегда будет видеть в Маре только своекорыстную рабовладелицу. Человек простых вкусов и обыденных понятий, он был не способен оценить ее своеобразный взгляд на мир. И разве мог он понять восторг, охватывающий самого Кевина, когда она смеялась шуткам возлюбленного, оставшись с ним наедине! Невозможно было выразить магическую полноту жизни, которая открывалась ему в часы их близости. Слишком усталый, чтобы передать непередаваемое, Кевин поднял руки:

— Послушай, мы еще поговорим об этом. Я… Я ничего не могу обещать, не обдумав все как следует. Но убежать мы всегда сумеем: после нашего похода в Дустари порядки не останутся такими, как прежде.

— Да в чем же они переменятся? — фыркнул Патрик. — Что, надсмотрщики начнут с нами обращаться как со своими собутыльниками просто потому, что вернулась ее светлость?

Кевин покачал головой:

— Нет конечно. Но я думаю, что смогу чего-нибудьдобиться. Должно же дело сдвинуться с места. Когда-нибудь…

— Когда-нибудь мы подохнем, — грубо отрезал Патрик. Он схватил Кевина за плечи и разве что не встряхнул его. — Не теряй голову из-за женских прелестей, парень. Я-то знаю, ты всегда гонялся то за одной смазливой мордашкой, то за другой, и при том считал, что раз у тебя кое-что наготове, то, значит, ты влюблен. Но, Кевин, для нас тут не припасено прекрасных дам.

— Патрик кивком указал на господский дом. — Пока ты нежишься на шелковых простынях, мы ворочаемся в грязи. Когда ты утром завтракаешь со своей хозяйкой — к этому времени мы уже три часа как горбатимся на полях, а когда вы садитесь ужинать, мы только возвращаемся к себе в логово. Тебя держат отдельно от нас до тех пор, пока ты не надоел этой женщине. В один прекрасный день она подберет для себя нового жеребчика; вот тогда-то ты и поймешь, почем фунт лиха.

Кевин хотел возразить, но честность требовала признать: Патрик сказал правду. Да, Мара любила своего рослого варвара, но обманывать себя не имело смысла: она без малейшего колебания прикажет его казнить, если того потребует честь ее дома. Великодушная, склонная к новшествам, добросердечная, она могла быть и безжалостной.

Кевин положил руки на мускулистые запястья друга:

— Я же не говорю, что я вообще против побега. Просто, на мой взгляд, жизнь изгоев, которые питаются тем, что удастся украсть, и засыпают на ходу где-то в лесной чаще, ненамного лучше рабства. Дай мне время. Дай мне сообразить, что я могу сделать здесь… чтобы еда у вас была получше и труд не такой непосильный. — Он помолчал, раздираемый противоречивыми чувствами: такой разлад в собственной душе застал его врасплох. — Но не допускай, чтобы кто-нибудь из парней натворил глупостей. Я использую свое влияние на хозяйку и найду другой способ вернуть нам свободу.

— Только не тяни с этим слишком долго, старичок. Если даже ты успел подружиться с недомерками… это твое дело, и я всегда буду любить тебя как брата. — Голос Патрика зазвучал холодно и напряженно. — Но попомни мои слова… я убью тебя, если ты попытаешься нас удержать. Парни приняли решение. Лучше смерть, чем жизнь в рабстве. Мы достаточно понимаем язык цурани, чтобы знать: если бы твоя госпожа потерпела поражение — там, на юге

— каждому человеку в поместье пришлось бы спасаться кто как может, и горе тому, кто замешкается! Поэтому мы и ждали вестей. Если бы хозяйка погибла, мы бы дали деру, и никто не мог бы потребовать, чтобы мы остались. Когда мы услыхали о ее победе… мы согласились, что подождем, пока ты вернешься, ведь ты же наш офицер и, вероятно, сумеешь вывести нас из поместья. — Он сурово взглянул на Кевина и, не дождавшись ответа, закончил:

— Мы здесь не останемся. С тобой или без тебя, старичок, но мы уйдем.

Кевин вздохнул:

— Понимаю. Удерживать вас я не буду. Просто… дайте мне несколько дней.

— Несколько дней… Идет.

В неловком молчании собеседники вернулись к невольничьим лачугам. Кевин задержался, чтобы поговорить с остальными мидкемийцами. Большую часть из них он успел узнать на поле боя; с другими познакомился в невольничьих загонах и трюмах на пути в Сулан-Ку. За годы, проведенные в поместье Мары, все они образовали крепко спаянную общину, и только он оказался как бы вне ее. Это было не столь очевидно в первый год, когда он работал на нидровых пастбищах, но теперь пропасть между постелью Мары и конурой раба порождала непреодолимое отчуждение.

Кевин выслушивал сплетни и жалобы на укусы насекомых, голод и разнообразные болячки. Ему нечего было добавить к таким разговорам. Возбуждение и душевный подъем от триумфального возвращения развеялись, и он не стал упоминать про чудеса, свидетелем которых был в пустыне Дустари. Вскоре рабы стали разбредаться по своим лачугам. Им предстояло подняться спозаранку, несмотря ни на какие праздники, а надсмотрщики имели обыкновение прибегать к помощи бичей, если кто-то из рабов вставал недостаточно проворно. Кевин попрощался и двинулся в обратный путь. Он шел один сквозь темноту ночи; охранники из встречных патрулей, заметив его, приветливо кивали, а слуги уступали ему дорогу, и каждый знак этих мелких привилегий уязвлял его сердце. Когда же он вошел в царство света, где слышался беззаботный смех, а девушки-служанки не упускали случая поддразнить его и приглашали потанцевать, смутная неловкость сменилась горечью. В первый раз с того дня, когда он очертя голову ринулся в водоворот любви, он задумался над тем, скоро ли будет проклинать себя за непростительную глупость.

***

Инкомо поспешно явился в господскую опочивальню. Десио лежал перед открытой перегородкой, распахнув халат, чтобы ветерок с озера освежал потное тело. У его ног громоздились десятки донесений из различных владений Минванаби, но он позволил себе сделать перерыв в делах и послушать трех поэтов, декламирующих баллады из истории Империи. Инкомо успел прослушать достаточно, чтобы узнать стихи из «Деяний Двадцати» — так называлась сага о героях былых времен, почитаемых за выдающиеся заслуги. Этих героев, которых кто-то из императоров древности нарек Слугами Империи, упоминали часто и с глубоким почтением, хотя ученые последних поколений и утверждали, что эти кумиры древности существовали лишь в легендах. Несмотря на то что влияние Тасайо побуждало Десио к поддержанию военных традиций, вкусы властителя влекли его то к разнузданным оргиям, то к борцовским состязаниям. Однако при любых занятиях он терпеть не мог, когда ему мешали. Властитель Минванаби покосился на явившегося без зова первого советника и рявкнул:

— Что там у тебя?

Инкомо поклонился:

— У нас нежданный посетитель. — Принимая во внимание присутствие заезжих поэтов, первый советник подошел поближе и наклонился к хозяйскому уху. — Джиро из Анасати ожидает у дальнего причала. Он просит разрешения пересечь озеро.

Десио заморгал от удивления:

— Джиро из Анасати? — Почувствовав в молчании Инкомо некое подобие упрека, он благоразумно понизил голос. — Какая же причина могла загнать к нам без предупреждения это отродье Текумы?

Шептаться было не в его привычках, и мановением руки он отослал поэтов, зная, что казначей заплатит им сколько следует.

Первый советник молча проводил их взглядом.

— Мне почти нечего добавить. Джиро посылает тебе приветствие. Он сожалеет, что наносит визит без соблюдения положенных формальностей, и просит уделить ему несколько минут. Гонец, прибывший от речных ворот, сообщает, что Джиро путешествует с весьма немногочисленной охраной: всего двенадцать человек.

— Двенадцать! — Раздражение Десио быстро испарилось. — Я могу захватить его прямо у причала! Если потребовать за Джиро выкуп, то Текума… — Взглянув на неподвижно стоящего Инкомо, он осекся и вздохнул. — Нет, старый хитрец не станет менять этого сына на единственного внука. Джиро все просчитал и не сунулся бы сюда очертя голову.

— Конечно, господин мой.

Инкомо посторонился, когда Десио вскочил на ноги, рывком сдвинул перегородку со стороны боковой галереи и заорал:

— Пошлите эскорт, чтобы проводить нашего гостя до главной пристани!

Властитель хлопнул в ладоши и, приказав набежавшим слугам подавать парадные одежды, распорядился доставить большой поднос с угощеньями в церемониальную палату дворца.

Инкомо выслушал распоряжения хозяина, никак не выразив своего отношения к ним. Сначала Десио решил, что в палате следует устроить обычные увеселения. В огромном каменном амфитеатре с высокой сводчатой крышей большинство гостей чувствовали себя неуютно. Во всей Империи не нашлось бы дворца, Тронный зал которого мог сравниться с этой палатой; Попытки многочисленных подражателей терпели неудачу. Секрет неповторимости палаты заключался в том, что для ее возведения была использована естественная впадина на вершине холма близ прекрасного большого озера. Имея в своем распоряжении столь впечатляющее помещение, Десио полагал, что обеспечит себе преимущество с самого начала встречи с любым визитером, если примет его именно там. Надуваясь от сознания собственной значительности, он спросил:

— Так что же могло заманить к нам Джиро?

— По совести говоря, господин мой, я подозреваю все и ничего. — Поочередно загибая тонкие пальцы, Инкомо принялся строить предположения. — Возможно, властитель Анасати дряхлеет. И его наследник Халеско послал младшего брата эмиссаром с каким-то предложением.

Слуги постучались, получили разрешение войти и явились, нагруженные шелковыми кафтанами, кушаками с отделкой из кожаных кисточек, мягкими туфлями, драгоценными украшениями и булавками. Они поклонились, сложили свою ношу на столы и помогли господину освободиться от смятого дневного халата. В этот момент Инкомо невольно обратил внимание на то, что его хозяин сильно раздобрел и бугры его мышц оплыли недавно наросшим жирком.

Просунув руки в рукава оранжево-черного кафтана с бахромой по краям, Десио высказал свои соображения:

— Странное дело. Старый Текума держит на коротком поводке всех своих домочадцев и особенно — двух сыновей. Когда я в последний раз повстречался с Халеско на состязаниях, он выглядел в точности как его родитель. А Джиро — это что-то неизвестное.

Беседа прервалась: камердинер вооружился гребнями и занялся прической господина. Когда дело дошло до омовения ног перед надеванием нарядных туфель, Инкомо улучил момент, чтобы пополнить познания хозяина более подробными сведениями, которые хороший советник должен неустанно собирать о каждой значительной персоне в Империи.

— Джиро остается в некотором роде загадочной фигурой. Чрезвычайно умен, так что нельзя допускать, чтобы он обвел нас вокруг пальца.

Десио нахмурился. Он выслушал рассказ советника о том, как Мара устроила свой брак с сыном Анасати. Тогда все, присутствовавшие на церемонии сватовства, были уверены, что она попросит себе в мужья Джиро, а оказалось, что ее избранником стал младший из трех братьев — Бантокапи.

Десио ухмыльнулся:

— Ах вот как. Она оскорбила Джиро и нажила себе лишнего врага.

Инкомо презрительно фыркнул:

— Это легко представить.

К этому моменту на обе ступни Десио были надеты мягкие туфли со сверкающими пряжками, и он придирчиво изучил отражение своих ног в металлическом зеркале несметной ценности.

— Ну ладно, а что он вообще за человек?

— Весьма спокойный, — доложил Инкомо. — Не слишком общителен, друзей у него мало. Особых пороков за ним не водится. Иногда принимает участие в азартных играх, но никогда не позволяет себе излишеств, как это случалось с его покойным братом. Время от времени — женщина, но постоянных фавориток не держит. Предпочитает говорить редко, да метко.

— Что ж, тут есть над чем подумать, — согласился Десио.

Довольный, что ему не пришлось растолковывать тонкости, первый советник продолжил свое описание характера гостя. У Джиро нет военного опыта, которым богат Халеско, но зато он обладает обширными познаниями в истории. Книги в свитках он предпочитает говорунам-поэтам с их балладами и проводит долгие часы с писцами в библиотеках.

— Прекрасно, — заключил Десио. — Я терпеть не могу читать, так что он вряд ли явился для философских бесед. Встретим незваного гостя на пристани, и если у меня не возникнет желания поболтать с этим ученым сыном Анасати, я смогу отправить его обратно, не теряя времени.

— Желает ли господин, чтобы его сопровождал почетный эскорт?

Десио поправил одну из пряжек и передал зеркало слуге, который бережно положил его в обтянутый бархатом ларец.

— Сколько, ты сказал, охранников у Джиро?

— Двенадцать.

— Тогда отправь на пристань двенадцать наших солдат. В такую жару незачем собирать большую толпу, и у меня нет желания пускать кому-то пыль в глаза.

***

Лучи полуденного солнца отвесно падали на серые доски причала и веселыми вспышками отражались от украшений на парадных мундирах почетного эскорта. Десио всматривался в приближающуюся барку Анасати. Судно не отличалось особым великолепием, как подобало бы для торжественного визита; оно было невелико по размерам, и только окраска придавала ему нарядный вид. Оно предназначалось для доставки сообщений по реке Гагаджин, хотя сегодняшнее плавание преследовало иную цель. Властитель Десио усмотрел между рядами почетного эскорта Джиро громоздкую грузовую клеть, обшитую досками.

Вид этой клети сразу пробудил в нем любопытство. Пока матросы орудовали баграми, подводя барку к причалу, Десио подал знак своему военачальнику Ирриланди, чтобы тот приказал воинам держаться наготове.

Барка Анасати толкнулась о причал. С носа и кормы спрыгнули на дощатый настил матросы, чтобы закрепить канаты. Из грузовой клети послышалось леденящее душу завывание; очевидно, там находилось какое-то злобное животное. Будучи большим любителем Имперских игр, в программу которых неизменно включались жестокие зрелища с участием людей и хищных животных, Десио с интересом вытягивал шею, пока легкое касание Инкомо не положило конец этому нарушению декорума.

Солдаты в красно-желтой форме дома Анасати построились на пирсе вокруг своего господина, облаченного в бархатную мантию, расшитую речным жемчугом. Джиро приветствовал хозяина Минванаби учтивым поклоном. Он был несколько старше, чем Десио, но значительно более уравновешен и явно склонен придерживаться общепринятых форм обращения. Без малейшего колебания он спросил:

— В добром ли ты здравии, властитель Десио?

— Здоровье у меня превосходное, Джиро из Анасати. — Прищурившись, Десио, как и полагалось, задал встречный вопрос:

— В добром ли здравии твой отец?

— Он вполне здоров, господин.

Внутри дощатой клети раздался более громкий и яростный вой; Джиро позволил себе едва заметно улыбнуться. Неукоснительно соблюдая ритуал, он продолжил формальный обмен приветствиями.

Но терпение уже покинуло Десио. С трудом преодолевая искушение спросить, что за бестия находится в клети, он выпалил:

— Я рад сообщить, что вся моя семья пребывает в добром здравии.

Избавленный таким образом от промежуточных стадий протокола, Джиро чопорно взглянул на Инкомо, явно раздосадованного, но неспособного вернуть своего повелителя в рамки этикета.

— Я сердечно благодарен, — проговорил сын Анасати. — Властитель Десио настолько добр, что согласился принять неурочного посетителя. Приношу извинения за то, что не испросил согласия заранее, но я оказался по делам в ваших краях и подумал, что мы могли бы не без пользы побеседовать.

Кто-то начал царапать обшивку клети изнутри, и рабы на барке беспокойно зашевелились. Десио переступил с ноги на ногу: настал момент, когда он должен был либо пригласить гостя в дом, чтобы подкрепиться с дороги, либо отправить его восвояси. Раздражение от необходимости церемониться с сыном врага боролось в нем с любопытством.

Воспользовавшись колебаниями Десио, Джиро перехватил инициативу.

— Прошу извинить меня, господин, я не намеревался посягать на твое гостеприимство. У меня на борту живые твари, которых раздражает качка. Нельзя ли нам побеседовать прямо здесь, на причале?

Стояла жара, и у Десио от пота чесалось лицо. Если Джиро мог обойтись без прохладительного питья, то властитель Минванаби предпочитал не подвергать себя таким лишениям. Широким жестом, обращенным к гостю и всей его свите, он подкрепил свои слова:

— Давайте войдем в дом и посидим там, где можно будет поговорить не торопясь. — Заметив озабоченный взгляд, брошенный посетителем на клеть, Десио добавил:

— Я прикажу слугам отвести животных в тенистое место, чтобы они не мучились от жары.

Поставленный перед нелегким выбором, Джиро колебался: отвергнуть или принять гостеприимство сиятельного врага было в равной мере опасно. Потеребив лакированный пояс своего панциря, он признался:

— Господин мой, ты в высшей степени великодушен, но эти бестии у меня на борту настолько злобны, что я не решаюсь оставлять их на попечение незнакомых. Я бы не хотел, чтобы в твоем доме хоть кто-нибудь от них пострадал.

Глаза у Десио загорелись.

— Тогда их тоже прихвати с собой; кажется, это может быть интересно.

Джиро поклонился. Служителю, который оставался на барке, он приказал:

— Возьми собак на привязь и выведи. И если тебе дорога честь, позаботься, чтобы никто из слуг Минванаби не подошел к ним слишком близко и не получил увечья.

Десио увидел, как побледнел служитель, услышав такое наставление. От возбуждения у властителя взмокли ладони. Пока Ирриланди выстраивал почетный эскорт для перехода во дворец, его господин не удержался и оглянулся назад. Смертельно бледный псарь надел плотные рукавицы. Затем он взял в руку пару толстых плетеных ремней и подал сигнал рабам, которые, едва преодолевая очевидный страх, стащили с клети чехол. Раздался хриплый лай, и рабы отпрянули в стороны. Тогда псарь поднес к губам костяной свисток и один раз свистнул. Из отверстия в клети немедленно высунулись две оскаленные морды с широко расставленными глазами и стоящими торчком ушами. Два пса устрашающего вида заскребли когтями по стенке клети. Рабы попятились еще дальше, а воины из дома Анасати сжали рукояти мечей.

— Хороши, — выдохнул Десио, когда псарь приблизился к клети и закрепил ремни на двух ошейниках, украшенных драгоценными камнями. Широкогрудые псы с массивными челюстями вырвались из своей темницы со стремительной грацией сильных хищников. Масть у них была необычная: рыжие и черные полосы.

Перепрыгнув с барки на причал, они уселись на досках с таким царственным видом, как будто все вокруг принадлежало им.

— Господин мой, позволь предупредить: от них лучше держаться на расстоянии, — тихо посоветовал Джиро.

Десио последовал совету, пусть даже исходившему от врага.

— Хороши, — повторил он.

Однако ему тут же пришло на ум, что янтарные, угрожающе-равнодушные глаза псов чем-то похожи на глаза его кузена Тасайо. Раздосадованный этой мыслью, он знаком приказал советнику и эскорту следовать за ним и двинулся ко входу в главную палату.

— Что же собой представляют эти собаки? — спросил властитель Минванаби, когда они уже достигли возвышения с множеством разбросанных подушек.

— Это охотники, не знающие равных. Повинуясь жесту Джиро, псарь отвел несравненных охотников в безопасный угол, где не проходили слуги и до любой из дверей было далеко. Псы сели, но были настороже; в их глазах можно было прочесть беспокойство и голод.

Только сейчас заметив неодобрительное покачивание головы Инкомо, Десио сообразил, что проявленный им откровенный интерес ставит его в невыгодное положение. Расположившись на подушках, он процедил:

— У нас тоже прекрасные гончие.

Джиро мягко заметил:

— Но не такие, как эти, господин мой. Может, потом, когда мы закончим беседу, ты захочешь, чтобы я показал тебе, что они умеют?

Десио просиял:

— И в самом деле, почему бы и нет? Однако давайте сначала перекусим.

Поспешно приблизились рабы с полными подносами яств и напитков. Сидя с горделиво выпрямленной спиной, Десио лишь усилием воли сдерживался, чтобы не оглядываться на собак, которые глухо рычали, когда кто-либо проходил мимо. Он подал знак, и Ирриланди отвел почетный эскорт Минванаби на почтительное расстояние; то же проделал сотник из охраны Джиро, и в огромную палату вошли Другие слуги с чашами и полотенцами для омовения обоих благородных собеседников.

Один из псов слегка заскулил. Не обратив на это ни малейшего внимания, Джиро обмакнул кисти рук в благоуханную воду, а затем помахал ими в воздухе, чтобы просохли пальцы.

— Твой дом производит незабываемое впечатление, господин. Когда я представляю себе, как выглядит эта палата в дни торжеств и увеселений, заполненная праздничной толпой… я глубоко сожалею, что мне не довелось присутствовать на чествовании Имперского Стратега.

Инкомо, сидевший по правую руку своего хозяина, застыл на месте. Он пристально взглянул на Десио, и по окаменевшему лицу господина понял, что тому не требуются никакие подсказки: властитель не пропустил мимо ушей упоминание о событии, во время которого госпожа Мара сумела завлечь прежнего властителя Минванаби в ловушку бесчестья и обрекла его на ритуальное самоубийство.

В огромном зале стояла мертвая тишина. Затем Десио потянулся и взял с подноса стакан фруктового сока; то, что он не отдал предпочтения более крепкому напитку, служило верным признаком его скрытого гнева. Он не даст сбить себя с толку; никакие уловки с охотничьими собаками не заставят его забыть о неизменной опасности, исходящей от дома Анасати. Десио — могущественный правитель; он сидит в своей собственной палате, и пусть молчание продлится хоть целую вечность, он не снизойдет до того, чтобы поинтересоваться, зачем пожаловал к нему этот дерзкий второй сын Анасати.

Джиро позволил молчанию затянуться достаточно долго: надо же было показать, что запугать его не удалось. С внезапным оживлением он заговорил:

— Всех радуют вести из Дустари. Теперь, когда кочевники пустыни и их союзники разгромлены, Империя будет долгие годы наслаждаться миром на южных границах.

Десио перехватил предостерегающий взгляд первого советника. Как видно, Джиро неспроста упомянул о союзниках, и это можно было трактовать двояко. Либо он догадался, что кочевники действовали по наущению Минванаби, либо Анасати получил сведения от агентов, замаскированных не хуже, чем шпионы Мары.

Один из псов заскулил, и приставленный к ним служитель возмущенным шепотом выбранил провинившегося.

Властитель Минванаби ничего не сказал.

— Если не приписывать все успехи сказочной удаче Акомы, этот триумф долго будет считаться непревзойденным, — закончил Джиро и надолго погрузился в безмолвие, доказав тем самым, что и он не прочь помолчать.

Десио лениво опустошил свой стакан. Он выслушал несколько слов, почти беззвучно сказанных его советником, а затем ответил в безупречной форме:

— Любое деяние, предпринятое для защиты Империи, достойно рукоплесканий. Или ты придерживаешься иного мнения?

Джиро холодно улыбнулся:

— Долг каждого властителя — служить Империи. Это само собой разумеется.

Наступившая пауза грозила затянуться. Спасать положение пришлось первому советнику, поднаторевшему в дипломатических переговорах.

— Мне даже трудно представить себе, как относится властитель Текума к блестящей победе госпожи Мары.

Джиро как будто только и ждал этой реплики и вежливо кивнул:

— Мы, Анасати, оказались в трудном положении. Кровное родство с наследником Мары вынуждает нас служить тем целям, которые время от времени совпадают с интересами Акомы.

— Продолжай, господин, — подбодрил его советник, быстрым взглядом дав понять своему повелителю, что пора бы проявить любезность и предложить визитеру угощение.

Десио последовал безмолвной подсказке, хотя лицо у него оставалось столь же хмурым.

Джиро принял стакан фруктового напитка, смешав для себя различные соки в таком же сочетании, какое выбрал перед тем властитель Минванаби. Он сделал глоток, отбросив со лба блестящие ухоженные волосы, и уставился взглядом в пространство.

— Разумеется, долго мириться с таким неестественным положением невозможно. — Его манера держаться неуловимо изменилась: теперь это было воплощенное чистосердечие. — Конечно, я в достаточной мере озабочен судьбой моего племянника, но позвольте мне высказаться откровенно. — Он помедлил и еще несколько раз неторопливо отхлебнул из своего стакана. — У матери маленького Айяки слишком мало друзей, чтобы оправдать выбор столь опасного пути для семьи Анасати. Поэтому я не удивлюсь, если с моим племянником приключится какая-нибудь беда. Мой отец не склонен считаться с капризами судьбы, но мы с братом придерживаемся иных взглядов.

Тут Инкомо поторопился коснуться руки хозяина: молодой властитель слишком явно проявлял интерес. Но когда речь заходила о Маре, Десио начисто забывал правила приличия.

— Если судьба уберет твоего племянника из нашего бренного мира… — начал он.

Стакан из тонкого хрусталя звякнул, когда Джиро поставил его на стол, и обе собаки заскулили, словно им передалось напряжение, царящее на помосте.

— Я должен поправить тебя, — холодно сказал сын Анасати. — Мой брат и я… мы оба почитаем отца как преданные и любящие сыновья. Пока Текума жив, его желания подлежат неукоснительному исполнению! — Его решительный тон не оставлял сомнения: Джиро не притворялся. Если его отец прикажет — он будет сражаться, защищая Мару, и даже жизнь за нее отдаст. — Но, — мягко пояснил он, — если эту женщину постигнет беда, а мальчик выживет, то мой отец не будет обязан кому-то мстить.

Десио удивленно поднял брови. Он взглянул на гостя и прочел у того в глазах почти не скрываемый гнев. Внезапная мысль поразила властителя Минванаби, и он наклонился к советнику:

— А ведь он по-настоящему ненавидит эту суку, видишь?

Инкомо коротко кивнул:

— Будь осторожен, господин мой. Рискну предположить, что этот молодчик явился сюда без ведома отца.

Пытаясь казаться равнодушным, с полным ртом сластей, Десио возразил гостю:

— Твои соображения звучат интригующе, но они невыполнимы. Мой дом дал Красному богу обет: род Акома должен прекратить свое существование.

Джиро подцепил с подноса тонкий ломтик мяса, но так и не поднес его ко рту, а лишь потеребил пальцами.

— Я слышал о твоем обете. Конечно, если Мара погибнет, а ее натами будет вдребезги разбит и закопан в землю, то маленький наследник станет властителем, у которого нет никаких средств, чтобы постоять за себя. — Ногтями он разделил многострадальный ломтик на две половинки. — Не имея ни дома, ни преданных ему воинов, Айяки сможет найти защиту только в семье отца. Возможно, от него потребуют, чтобы он поклялся в верности натами Анасати.

Так вот какой замысел привел Джиро во вражеский дом! Десио обдумывал услышанное, пытаясь распознать двуличие в плавной речи гостя. После недолго молчания он спросил:

— Мальчишка согласится присягнуть?

Джиро повернулся, сидя на подушках, и швырнул мясо собакам. Приученные исполнять команды, они не вскочили, а перехватили добычу в воздухе, лязгнув сильными челюстями.

— Айяки еще ребенок. Он должен поступать так, как ему укажут дед и оба дяди. Будучи властителем Акомы, он вправе освободить кого угодно от обязательств преданности этому дому. Кого угодно, включая самого себя. Если он склонится перед священным натами рода Анасати, это будет означать, что род Акома прекратил свое существование. Таким образом, Красный бог будет удовлетворен.

— Это смелое предположение, — вступил в разговор Инкомо, искоса взглянув на своего властителя. — Может быть, даже слишком смелое.

— Но тем не менее отрадное для души. — Десио поднялся на ноги. — Наша беседа была весьма полезна. Ну что ж, Джиро, если боги благосклонно отнесутся к уничтожению Мары и ее дома… будем надеяться — ради общего согласия, — что события обернутся именно так, как ты предсказал.

— Да, ради дружбы, — согласился Джиро, также вставая и явно собираясь откланяться. — Ибо для любого семейства — даже весьма могущественного — было бы опрометчиво рассчитывать, что оно сумеет выдержать кровавую схватку с Акомой и сохранить при этом достаточно сил для того, чтобы противостоять ярости моего отца.

У Десио побагровело лицо, и Инкомо едва успел подняться, чтобы коснуться хозяйского рукава:

— Не стоит забывать, господин мой, что без поддержки Текумы Акома окажется просто одним из многих захудалых домов. И вот что еще прими во внимание: властитель Анасати стареет, а Джиро пошел на риск, дав тебе понять, что его брат, наследник титула, отнюдь не питает к племяннику, рожденному Марой, тех нежных чувств, которыми проникся к этому мальчику Текума.

Овладев собой и изобразив на лице приветливую улыбку, Десио обратился к Джиро:

— Теперь я хотел бы напомнить тебе, что ты предлагал нам посмотреть, на что способны твои собаки.

И он двинулся к ступеням, чтобы спуститься с возвышения.

Сын Анасати ответил с почтительным поклоном:

— Как пожелаешь, властитель Десио. Чтобы ты увидел их в деле, нам понадобится широкое поле и чучело-манекен в мужской одежде.

Десио сразу оживился:

— Твои зверюги могут затравить человека?

— Сам увидишь. — Джиро щелкнул пальцами, и служитель, приставленный к гончим, не без опаски подал им команду идти рядом, когда Десио двинулся к выходу из палаты. — Они ведут свой род от янкорских пастушьих овчарок. Но эта пара натаскана для охоты на людей.

Едва оказавшись на свежем воздухе, псы заворчали и залаяли. Они натягивали поводки, и желтые глаза жадно следили за каждым человеком, проходившим мимо. Рабы и слуги испуганно отшатывались от них, а телохранители Минванаби подтянулись поближе к господину во избежание неприятных сюрпризов.

Только Десио и Джиро казались нечувствительными к угрозе, источаемой свирепыми тварями. Наконец они достигли просторной холмистой луговины, где Ирриланди обычно проводил воинские учения. Двух рабов послали в небольшой овраг с приказом притащить оттуда мишень, по которой вели пристрелку лучники, и набить старую рубаху одного из рабов квайетовой соломой, чтобы получился манекен. С блестящими глазами Десио внимал гостю, излагающему правила обращения со столь опасными бестиями.

— Видишь кожаные рукавицы и свисток у слуги? — Джиро указал на псаря, который с трудом сдерживал своих подопечных, так и рвущихся с поводков. Десио кивнул, и Джиро продолжил:

— Рукавицы вымочены в урине суки. Собак дрессировали специально для подарка таким образом, чтобы они считали этот запах принадлежностью хозяина; вот почему они пока исполняют только такие команды, которые подаются свистком. Оказавшись в руках владельца, они научатся распознавать его собственный запах… постепенно, по мере того как будет выветриваться запах рукавиц, и в конечном счете привыкнут к его голосу. А до того ими можно управлять с помощью рукавиц и свистка.

— Система, достойная восхищения, — завистливо отметил Десио.

Джиро великодушно предложил:

— Не желает ли мой гостеприимный хозяин сам натравить собак на добычу?

У Десио загорелись глаза.

— Буду польщен, Джиро.

Псарь снял рукавицы — одну за другой. Десио тут же засунул в них свои большие руки и схватился за поводки. Великолепные псы выжидательно уставились на него, а затем начали рваться, натягивая поводки. Он радостно засмеялся:

— Теперь уже скоро, красавчики мои. Очень скоро. Он окинул взглядом овраг, где, как ему показалось, слуги недостаточно проворно закрепляли рубаху на манекене. Властитель Минванаби уже дрожал мелкой дрожью, словно ему передавалось нетерпение псов.

Инкомо заметил это, и ему стало не по себе. Таким ему случалось видеть покойного властителя Джингу, когда того обуревали темные страсти. От Джиро тоже не укрылось состояние хозяина дома, и едва уловимая тень отвращения на миг промелькнула под покровом любезности.

Десио покрутил в пальцах костяной свисток.

— Эй, вы! — окликнул он рабов. — Незачем возиться с этими дурацкими мишенями. Бегите вон туда!

И он взмахнул рукой куда-то за луговину. Рабы колебались; ужас явно обозначился на их темных от загара лицах. Однако еще больше страшила их мысль о смерти в петле, которая неминуемо настигала ослушников. Уронив на землю рубаху, наполовину набитую соломой, они кинулись бежать, да так, словно за ними гнались все демоны ада.

Хищная усмешка искривила губы Десио.

С безупречной вежливостью Джиро завершил свои объяснения:

— Господин, один длинный свисток для собак означает приказ начинать охоту. Два коротких свистка отзовут их назад.

Десио позволил себе насладиться несколькими мгновениями счастливого предвкушения и еще чуть-чуть подразнить рвущихся в погоню псов, удерживая их на месте. Потом он отстегнул поводки от ошейников и поднес к губам свисток.

Псы устремились вперед — темные тени на залитой солнцем траве.

— Ату их! — напутствовал гончих Десио. — Жмите во весь дух! Взять! Взять!

Псы уже летели через луг с резвостью, которая могла показаться невероятной. Эхо от холмов вторило их злобному лаю. Они словно пожирали пространство, отделяющее их от намеченной добычи. Убегающие рабы с ужасом оглядывались через плечо, но расстояние неумолимо сокращалось.

Ветер донес до наблюдателей человеческий стон, когда пес, бежавший первым, прыгнул на спину раба, отставшего от напарника. Несчастный метнулся в сторону, но было поздно: челюсти сомкнулись у него на шее. Крики прекратились, но лишь на мгновение: второй пес обогнал первого, вцепился в колено второй жертвы, и раб с отчаянным криком повалился на землю. Луговину огласили душераздирающие вопли. Десио облизнул пересохшие губы. Словно зачарованный, он наблюдал, как мечется обреченный человек в тщетных попытках спасти свою жизнь. Эти судороги показались властителю забавными, и он от души расхохотался. Псы были смышлеными и проворными. Они набрасывались на тела агонизирующих рабов, описывали круги, выхватывали куски незащищенной плоти и так же быстро отбегали в сторону.

— От них не так-то легко спастись даже человеку, вооруженному ножом, — сообщил Джиро. — Их специально обучали искусству убивать.

Десио вздохнул:

— Великолепны, воистину великолепны.

Он наслаждался каждым моментом жестокого зрелища и досмотрел его до конца, когда замер последний крик и псы принялись терзать неподвижные останки. В неловкой тишине Десио добавил:

— Прямо как легендарные боевые собаки из древних саг.

Джиро пожал плечами:

— Возможно, они и происходят от тех боевых собак. — Он поклонился, словно счел эту тему исчерпанной. — Поскольку они доставили тебе удовольствие, властитель Минванаби, прими их от меня в подарок. Выходи с ними на охоту, и когда им случится убивать по твоему приказу, будь столь добр, вспоминай нашу сегодняшнюю беседу.

Покраснев от восторга, Десио также отвесил поклон:

— Твоя щедрость достойна удивления, Джиро. Я признателен… больше, чем можно выразить словами.

Джиро отнюдь не разделял его энтузиазма, но властитель Минванаби ничего этого не замечал; его взгляд был прикован к кровавому пиршеству псов-убийц.

— Позволь мне предложить тебе и твоей свите покои у меня в доме, — проговорил он. — Мы отобедаем вместе, и я позабочусь, чтобы любое твое желание было исполнено.

— Вынужден с сожалением отклонить твое любезное приглашение, — без запинки ответствовал Джиро. — К ужину меня ожидает управляющий отцовской факторией… ниже по реке.

— Ну что ж, тогда в другой раз…

Десио свистнул дважды. Псы немедленно оставили истерзанные трупы и остановились, глядя на своего нового хозяина. Десио еще два раза подул в свисток, и когда грозные бестии послушно заспешили к нему, он подумал о Маре и с удовольствием представил себе, как длинные белые клыки вонзаются в ее ненавистную плоть. Тут он снова громко засмеялся и, не обращая внимания на пятна, которые оставались на его одежде, одобрительно потрепал каждого из псов по квадратной морде, прежде чем продеть поводки в ошейники.

— Отменные зверюги, — провозгласил он, обращаясь к безмолвным рядам своей охраны и стоящему с застывшим лицом первому советнику. — Дар, достойный вельможи моего ранга. — Слегка сжав морду более крупного пса, он сказал:

— Тебя я назову Злодеем. А тебя, — с этими словами он погладил по носу второго, — Шельмецом.

Псы вежливо поскулили и кротко уселись у его ног. Десио поднял глаза на гостя, о котором успел почти позабыть:

— Да, Джиро, должен повторить: твоя щедрость несравненна. Я позабочусь, чтобы твой визит имел самые благотворные последствия.

Тени от холмов заметно удлинились. Десио с сожалением просвистел своим новым любимцам команду «к ноге» и весь обратный путь до пристани не мог ими налюбоваться. Клеть перегрузили с барки на причал, и четвероногих убийц заперли внутри, чтобы доставить их в псарни усадьбы Минванаби. Джиро распрощался по всей форме, взошел на борт своего судна, и матросы повели барку через темнеющую ширь озера. Близился закат.

Десио бросил зловонные рукавицы и жестом пригласил Инкомо сопровождать его в дворцовые апартаменты, сказав только одно:

— Мне нужна горячая ванна.

Первый советник с трудом удержался от брезгливой гримасы. От хозяина пахло мочой, которой были пропитаны рукавицы, на сандалиях осталась грязь от собачьих лап. Взмокший от пота, радостно возбужденный Десио так и светился восторгом, словно любовник, распаленный похотью. Инкомо не видел хозяина в таком состоянии с того дня, когда Джингу устроил себе потеху, приказав исхлестать бичами ни в чем не повинных девушек-рабынь.

— Эти собаки… необычны, — отважился высказаться первый советник.

Десио подхватил:

— Да, и не просто необычны. В них я вижу отражение самого себя. Безжалостные, неутомимые, способные разорвать в клочья любого врага. Эти собаки созданы для службы роду Минванаби!

Инкомо последовал за господином в его апартаменты, стараясь ничем не обнаружить своих истинных чувств. Десио хлопнул в ладоши и, приказав слугам готовить ванну, вернулся к занимавшим его мыслям.

— Джиро, конечно, неспроста подбивал меня нарушить клятву, принесенную Красному богу. Но мне дела нет до того, какие у него резоны: подарив мне Злодея с Шельмецом, он завоевал мое расположение!

Склонив голову, как бы в знак согласия, Инкомо произнес:

— Я уверен, что мой господин с осторожностью отнесется к опасным… э-э… подстрекательствам.

Почувствовав в речи советника оттенок неодобрения, Десио проворчал:

— Можешь идти. Вернешься в большую палату, когда будет подан обед.

Инкомо согнулся в низком поклоне и удалился из банной залы, которая вдруг наполнилась паром и толпой надушенных юных невольниц. Шаркая подошвами мягких туфель по полу коридора, он печально раздумывал об опале полководца Тасайо. Излишества, которые всегда водились за властителями Минванаби, не были чем-то новым для старого советника, но его мутило при мысли о том, что сегодняшняя кровавая забава затронула в душе Десио весьма опасную струну. С каждым днем хозяин становился все более бесстыдным и наглым, но если в будущем он станет принимать решения, руководствуясь любовью к собакам… Инкомо чувствовал, что род Минванаби ждет незавидная судьба. Злобное неистовство Джингу привело семью на грань катастрофы. Задумавшись об испытаниях, которые выпадают на долю простых смертных по прихоти богов или вздорных господ, ближайший сподвижник властителя Минванаби удалился в свои покои. Он растянулся на подушках, чтобы подремать, но и его отдых, и сновидения были безнадежно омрачены воспоминаниями о хриплом лае псов, жаждущих крови.

Глава 14. ЧЕСТВОВАНИЕ

Малыш орал во всю мочь, и Кевин, спрятавшийся между цветочными клумбами, то и дело отвечал ему своим зычным голосом. Испуская боевые кличи Акомы и по-мальчишески изображая кровожадного охотника, Айяки преследовал скрывающегося «врага». Если он уж слишком увлекался, Кевин переходил в наступление, хватал мальчика в охапку и начинал его щекотать. Тогда Айяки визжал от восторга и оглашал сад заливистым смехом.

Мара с удовольствием наблюдала за их игрой. Кевин во многом оставался для нее загадкой, несмотря на годы близости, но в одном можно было не сомневаться: он искренне привязался к ее сыну. Его общество было благотворно для Айяки. У мальчика, которому и семи лет не исполнилось, случались дни, когда он погружался в мрачную задумчивость; возможно, так на него повлияло долгое отсутствие матери. Однако его угрюмость снимало как рукой, когда рядом оказывался мидкемиец. Словно угадывая любое изменение настроения Айяки, когда к детской душе подкрадывалась случайная тревога, Кевин мгновенно отвлекал его затейливой историей или загадкой, заманивал в игру или предлагал помериться силами. За месяцы, прошедшие после возвращения Мары в Акому, Айяки стал гораздо больше походить на того веселого ребенка, каким она его помнила. Если бы даже Кевин приходился мальчику родным отцом, уже не в первый раз подумала Мара, и то он не мог бы выказывать более глубокую привязанность к Айяки.

Вздохнув, Мара отогнала неуместные мысли и вновь сосредоточилась на изучении документа, снабженного всеми положенными печатями и лентами.

Неподвижно сидя перед ней в тенистом уголке сада, Аракаси ждал, что скажет хозяйка. Наконец она спросила:

— Нам обязательно нужно там появиться?

Ответ последовал незамедлительно:

— Будет провозглашен «имперский мир», так что явной угрозы ожидать не приходится.

— Вот именно явной, — сухо прокомментировала Мара. — Это слабое утешение, когда речь идет о происках Минванаби. Нужно ли напоминать тебе, что первое покушение на мою жизнь состоялось на моей собственной Поляне Созерцания, а исполнителем был убийца из Братства Камои?

Покушение произошло до, того, как Аракаси появился в Акоме, но вся история была ему хорошо известна.

— Госпожа, — сказал он, поклонившись, — это такой случай, когда нашему другу Десио придется вести себя прилично. Ты сейчас в Совете занимаешь столь высокое положение, какого Акома никогда не занимала прежде… даже при твоем отце, говоря по правде. И агенты, которые у нас еще остались в доме Минванаби, донесли нам, что недели две назад в гостях у Десио побывал Джиро Анасати.

Мара подняла брови:

— Продолжай.

— Наши агенты не имели возможности подслушать их беседу, но, после того как Джиро отбыл восвояси, Десио целый день бесновался и шипел, что не станет плясать под дудку своих политических недругов. Из этого мы можем сделать такой вывод: Текума отправил сына в Минванаби с предупреждением, чтобы Десио не вздумал предпринимать какие-нибудь шаги против его внука.

Мара взглянула на Айяки, который с ликующими возгласами скакал вокруг «поверженного» Кевина.

— Возможно. Хотя мне трудно поверить, что Текума мог поручить подобную миссию своему второму сыну. Джиро меня ненавидит, и это ни для кого не секрет.

Аракаси пожал плечами:

— Может быть, Текума послал сына, чтобы показать серьезность своих намерений.

Запах цветов внезапно показался удушливым.

— Показать? Кому? Десио или Джиро?

Аракаси слабо улыбнулся:

— Вероятно, обоим.

— Я хотела бы узнать это наверняка, прежде чем рискну предпринять путешествие в Священный Город.

Аракаси разделял ее беспокойство, но понимал, что она уже приняла решение.

— Госпожа, по-моему, мне следовало бы находиться поблизости от тебя во время чествования Света Небес. По неустановленным причинам внезапная перемена политического курса Партии Синего Колеса многократно укрепила положение Имперского Стратега. Теперь Альмеко может диктовать Совету свою волю, и если Ичиндар нарушит традицию — а ходят слухи, что такое может случиться, — и почтит игры своим личным присутствием…

Воодушевленная тем, что оценки Аракаси совпадали с ее собственными, Мара кивнула:

— Появление императора будет воспринято как одобрение действий Альмеко и, по существу, лишит Совет всякой власти на весь срок правления нынешнего Стратега.

Хозяйка Акомы и ее мастер тайного знания обсудили различные варианты предстоящих событий. Они хорошо понимали друг друга. Многое могло случиться в Кентосани во время игр и торжеств. Те семьи, которые овладели инициативой, не станут отсиживаться по домам. Имперский Стратег может стать пожизненным диктатором, но его жизнь не будет длиться вечно. Раньше или позже, Большая Игра возобновится.

Аракаси напряженно застыл, когда внезапная тень упала ему на колени. Кевин с Айяки на закорках подошел так тихо, что собеседники не заметили его приближения.

— Госпожа, — обратился к Маре мидкемиец, — наследник твоего титула проголодался.

Мара улыбнулась; она даже обрадовалась, что можно отвлечься от невеселых пророчеств. Как бы завершая беседу, она обратилась к Аракаси:

— Поговори с Накойей и Кейоком и будь готов завтра выступить в дорогу. Ты проделаешь путь до Кентосани с теми слугами и рабами, которые отправляются вперед, чтобы подготовить наш городской дом и наши комнаты в Императорском дворце. Убедись в преданности всех, кто служит у нас в резиденции. Мы не имеем права уповать на то, что мишенью всех заговоров будет только Альмеко.

Вполне удовлетворенный полученными распоряжениями, Аракаси встал, откланялся и удалился, оставив Мару в глубокой задумчивости. Из этого состояния ее вывел вопрос Кевина:

— Мы куда-то собираемся?

Когда Мара подняла на него глаза, он не сумел истолковать выражение ее взгляда. Но она объяснила:

— Имперский Стратег объявил о проведении большого празднества в честь света Небес. На следующей неделе мы отправляемся в Священный Город.

Новость, по-видимому, не взволновала ни Кевина, ни даже Айяки. За те месяцы, что протекли после возвращения из Дустари, жизнь вошла в обычную колею. Согласившись с доводами Кевина, Мара облегчила существование мидкемийских невольников. Их стали лучше кормить, переселили в менее тесные жилища и облагодетельствовали новыми одеялами, а в работе перестали требовать от них невозможного. Все это позволило отчасти обуздать нетерпение Патрика. Но между Кевином и его соотечественниками сохранялось отчуждение, и не имело смысла притворяться, что это не так. Хотя о побеге больше никто не упоминал, стремление к свободе не угасало в душах пленников. Они не проявляли настойчивости, но понимали, что Кевин посещает их исключительно из чувства долга. И пока он разделяет ложе Мары, не приходилось рассчитывать, что он будет с ними заодно.

Айяки, сидевший на плечах у Кевина, начал брыкаться, и верный товарищ его игр притворно охнул:

— Ух ты, кто-то ужасно голоден. Поспешу-ка я доставить молодого господина на кухню, пусть он устроит набег на кладовые.

Мара засмеялась и отпустила обоих. Кевин поднял руки, ухватил Айяки за локотки и, стащив его вниз, поставил на пол, после чего дал ему хорошего пинка сзади. Будущий властитель Акомы издал еще один боевой клич и рванулся в дом. Когда Кевин бросился за ним, нимало не заботясь о благопристойности, властительница Акомы покачала головой:

— Накойя терпеть не может, когда эти двое подкрепляются на кухне.

Птицы на ветвях деревьев вернулись к своей прерванной песне. Мара отдалась на волю течения собственных мыслей. Ее начинало утомлять бремя верховенства, и недавно она призадумалась, вспомнив Хокану, который снова начал проявлять к ней интерес. Примкнув к Военному Альянсу, возглавляемому Имперским Стратегом, семейство Шиндзаваи пошло на заметное ослабление своего влияния в Совете, и в этих условиях союз Шиндзаваи — Акома становился еще более желательным. Горячие головы из Партии Прогресса поднимали достаточно много шума вокруг перемен в Совете, и странные маневры Партии Синего Колеса не могли пройти незамеченными, но Мара чувствовала, что за всем Этим кроется нечто гораздо более значительное. По крайней мере от Хокану можно было получить какие-нибудь важные сведения.

Мара вздохнула, с неудовольствием осознав, как быстро ее романтический интерес уступил место интересу политическому.

— Госпожа?.. — послышался голос Накойи, которая появилась в дверном проеме и приглядывалась к хозяйке с неизменной заботливостью. — Что-нибудь неладно?

Мара жестом предложила Накойе сесть на циновку, которую только что освободил Аракаси.

— Я… я устала, Накойя.

Медленно, преодолевая боль в суставах, Накойя опустилась на колени и взяла госпожу за руку.

— Дочка, что же так гнетет твое сердце?

Мара высвободила руку, чтобы бросить на садовую дорожку сухую хлебную корочку, оставшуюся на подносе Аракаси, и понаблюдала за мелкими пташками, которые сразу же слетелись к неожиданному угощению.

— Только что я прикидывала в уме, не следует ли мне повидаться с властителем Шиндзаваи и завести разговор насчет Хокану; консорт мог бы облегчить мою ношу. Но потом я поймала себя на том, что хочу совсем другого: хочу воспользоваться этим предлогом, чтобы разузнать побольше о делах Партии Синего Колеса. И это меня огорчает, Накойя, потому что Хокану — очень хороший человек, и он не заслуживает, чтобы его таким образом использовали.

Накойя понимающе кивнула:

— В твоем сердце нет места для романтических устремлений, дочка. На благо или на беду, но вся твоя привязанность отдана Кевину.

Мара прикусила губу. Уже несколько лет все в доме хранили молчание перед лицом очевидного: ее любовь к невольнику из варварского мира стала чем-то большим, чем потребность женщины в мужских объятиях, защищающих от одиночества.

Если Мара запрещала Накойе заговаривать о том или ином предмете, старая наперсница свято выполняла хозяйскую волю. Но раз уж Мара повзрослела настолько, что сама завела речь о причинах своей печали, Накойя высказалась без обиняков:

— Дитя мое, я предупреждала тебя… в первую же ночь, когда этот варвар пришел в твою постель. Вот так все и получилось. Сделанного не воротишь. А теперь тебе приходится пожинать то, что посеяно.

Мара вскинула голову, и от этого резкого движения птички вспорхнули и разлетелись.

— Разве я не посвятила свою жизнь защите того, что когда-нибудь станет достоянием Айяки?

Не отводя взгляда от оставшейся корочки, Накойя ответила:

— Твой отец просто светился бы от гордости, узнав, что ты одолела его врагов. Но твои дни не принадлежат тебе. Ты — это жизнь рода Акома. И каким бы сильным ни было твое желание, дочка, на первом месте у тебя должны быть дела правления, а поиски собственного счастья — на втором.

Мара кивнула, сохраняя на лице маску полнейшего бесстрастия.

— У меня бывают моменты…

Накойя вновь завладела рукой Мары.

— Моменты, о которых не жалеет никто из тех, кто любит тебя, дочка. Но настанет срок, когда тебе придется искать прочного союза — если не с Хокану из Шиндзаваи, то с сыном какого-нибудь другого благородного вельможи. Этот новый консорт должен стать отцом твоего ребенка, чтобы по-настоящему скрепить союз между вашими двумя домами. Оставаясь правящей госпожой, ты сможешь приглашать к себе в постель любого, кто тебе придется по сердцу, и никто не посмеет сказать «нет»… но только после того, как ты подаришь ребенка своему супругу. А до того, придется позаботиться, чтобы ни у кого не возникал вопрос, кто отец ребенка. На сей счет нельзя допустить и тени сомнения, ибо это дитя должно быть словно каменный мост, переброшенный через глубокую пропасть.

— Знаю, — вздохнула Мара. — Но до тех пор я буду притворяться…

Она замолчала, не закончив фразы.

Поскольку Накойя явно не собиралась уходить, Мара заставила себя побороть меланхолию:

— У тебя какие-то новости?

Бывшая нянька нахмурилась, чтобы скрыть горделивую улыбку:

— Наш гость из Кеды, посланник тамошнего властителя, уже рвет и мечет от нетерпения. Он настаивает, чтобы соглашение было заключено сегодня и ни днем позже. Тебе надо бы поесть, привести себя в порядок, а потом выйти к нему, потому что Джайкен истощил весь запас возможных отговорок. Пора тебе самой повести переговоры.

Мара ехидно улыбнулась:

— Неотложное и до крайности неприятное дело о зерновых складах. Я о нем не забыла.

Она встала сама, помогла подняться Накойе и проследовала в свои покои, где ее уже ожидали служанки с ворохом одежд, подходящих для предстоящей аудиенции.

***

Двумя часами позже, одетая и причесанная как подобает, Мара вошла в Тронный зал. Находившийся там важный чиновник пребывал в крайней степени раздражения, хотя и пытался это скрыть; как видно, два дня, потерянные в бесплодных препирательствах с хадонрой, возымели свое действие. Джайкен, в равной мере издерганный и готовый в любой момент взорваться, при ее появлении встал и возвестил:

— Властительница Акомы!

Посетитель круто обернулся и, немедленно подтянувшись, церемонно поклонился. Его многочисленные писцы и приказчики, имевшие довольно помятый вид, также вскочили — по примеру начальника — и отвесили положенные поклоны, хотя и не смогли столь же быстро стереть с собственных лиц следы раздражения и досады.

Мара дождалась, пока посланец завершит серию поклонов, предусмотренную этикетом, и лишь после этого взошла на возвышение. Все глаза обратились к ней: мерный стук костыля Кейока, следовавшего по пятам за госпожой, создавал внушительный контрапункт с поскрипыванием доспехов Люджана.

Сохраняя все внешние признаки почтения, эмиссар учтиво осведомился:

— В добром ли ты здравии, властительница Акомы?

Легчайший налет заносчивости в интонации посетителя, очевидно, должен был напомнить хозяйке дома о том, что семья Кеда, которой он служит, относится к Пяти Великим Семьям и потому превосходит Мару рангом.

Отлично уловив этот оттенок, но соблюдая осторожность, чтобы не нарушить собственную изысканную прическу, Мара лишь слегка склонила голову:

— Я вполне здорова, первый советник Хантиго. Здоров ли твой хозяин, властитель Кеды?

Ответ прозвучал несколько натянуто:

— Могу сказать лишь, что он был здоров, когда я в последний раз его видел.

В голосе господина Хантиго сквозила такая обида, что Мара с трудом сдерживала улыбку. Его хозяин, состоящий в отдаленном родстве с Шиндзаваи, был могущественным человеком. Властитель Кеды не просто стоял выше Мары в иерархии знатных родов; помимо того, он был также полководцем клана Каназаваи. У нее и в мыслях не было нанести оскорбление властителю Кеды, хотя по ее указанию Джайкен последние полтора дня только тем и занимался, что морочил голову первому советнику этого вельможи.

После того как Мара расположилась на подушках, а служанки расправили ее одеяния, так что слои ткани легли поверх ее ног в несколько рядов, подобно цветочным лепесткам, она мановением руки позволила сесть своим советникам и приезжим из Кеды и сразу же перешла к делу:

— Накойя говорит, что мы уже почти достигли взаимного понимания.

Первый советник властителя Кеды сохранил свою безупречную осанку, но тон его ответа не оставлял сомнений насчет того, что он думает на самом деле.

— При всем моем уважении к твоей высокочтимой первой советнице, госпожа Мара, должен признать, что дело еще далеко не. улажено.

Мара подняла брови:

— В самом деле? А что же тут еще нужно обсуждать?

Опытному политику потребовалось все его самообладание, чтобы сдержать раздражение.

— Нам требуется доступ к пристаням в Силмани, Сулан-Ку и Джамаре, госпожа. По-видимому, твои торговые агенты закупили так много складских помещений, что по сути все прибрежные территории в этих городах перешли в твое монопольное владение.

Воспользовавшись секундной паузой в речи Хантиго, в разговор вклинился один из его спутников, который добавил с желчным сарказмом:

— В тех краях не видно признаков бурной коммерческой деятельности Акомы, а это значит, госпожа, что дело не в твоей сверхъестественной прозорливости. Вряд ли ты заранее предвидела, что у семьи Кеда возникнет нужда в этих складах, и заблаговременно предприняла влаги, дабы чинить нам препятствия. Позволь напомнить тебе, что сезон кончается и мы вынуждены спешить, чтобы подготовиться к приему и размещению товаров на складах около пристаней. Коммерция семьи Кеда не должна страдать из-за прискорбных задержек.

Опасаясь, как бы рассерженный приказчик не сболтнул лишнего, Хантиго снова взял дело в свои руки:

— Мой господин приказал мне выяснить, каковы твои требования, и столковаться о выкупе заключенных тобой контрактов на аренду складов в трех вышеупомянутых городах. После двухдневных переговоров мы так и не смогли точно установить, какую цену ты назначаешь.

В дальнем конце зала в тени возникло какое-то движение, которое привлекло внимание Мары: это вошел — как всегда, тихо и незаметно — Аракаси. Он сразу понял, что госпожа его заметила, и подал ей знак, чтобы она не отрывалась от своего дела.

Мара в упор взглянула на посланца из Кеды:

— Хантиго, планы Акомы относительно тех хранилищ — это дело Акомы. Скажу только, что мы лишимся серьезных преимуществ на осенних ярмарках будущего года, если не сохраним за собой ныне действующие контракты.

— Госпожа моя, да позволено мне будет заметить, — возразил он, — интересы семьи Кеда не распространяются на осенние ярмарки будущего года. Речь идет только о нынешней весне: наше зерно должно быть отправлено по реке при первой же возможности. Когда твой торговый агент в Джамаре пренебрег предложениями нашего агента, мы попытались начать переговоры о краткосрочной передаче арендных прав… — Он прокашлялся и постарался, чтобы в его голосе не прозвучала нотка снисходительности: перед ним сидела не капризная девочка, а опытная участница Большой Игры. — Мы не сразу обратились к тебе, поскольку обычно властительницы не утруждают себя мелкими коммерческими заботами, но, госпожа, времени осталось так мало, что каждый день может стать решающим!

— Да, решающим… для Кеды, — уточнила Мара. Из донесений, поступающих от разведчиков Аракаси, можно было понять, что зерно весеннего урожая, собранного на полях Кеды, лежит в житницах на фермах, расположенных в верховьях реки, и управляющие ждут лишь известия, что зерно пора отправлять в портовые хранилища. К началу весенних паводков предполагалось приготовить все таким образом, чтобы можно было быстро погрузить зерно на лодки и баржи для доставки на рынки Священного Города, Сулан-Ку и Джамара. Сухие зимы в низменных областях Келевана были единственным временем года, когда река Гагаджин — главная транспортная артерия и торговый путь Империи — становилась почти несудоходной. Зимой по реке могли передвигаться легкие челны торговцев рыбой, но отмели, расположенные между Сулан-Ку и Джамаром, оказывались непреодолимым препятствием для глубоко сидящих груженых барж. И только по весне, когда начиналось таяние снегов в горах Высокой Стены, вода в реке поднималась и грузовые суда могли пуститься в путь. Мара пыталась завладеть портовыми территориями и в Кентосани, Священном Городе, но потерпела неудачу: согласно одному из имперских эдиктов, никому не дозволялось единолично распоряжаться портовыми складами по долгосрочным контрактам, поскольку это могло нанести урон интересам Империи.

И все же, невзирая на эту неувязку, Мара сумела поставить мощный барьер на пути торговых конкурентов, но сделала это, не прибегая к каким-либо явным акциям или угрозам. Уже одно то, что властитель Кеды прислал своего первого советника в чужой дом для заключения сделки, говорило о многом. Замысел, рожденный по какому-то наитию, позволил Маре нащупать слабое место у могущественного аристократа. «Зерновой тупик» мог сослужить хорошую службу.

Мара сделала следующий шаг.

— Ну хорошо, раз мои советники не дали тебе ясного ответа, позволь мне самой определить условия. — Она помолчала, словно что-то считая в уме. — Мы передадим вам все права на наши склады в Силмани без каких-либо ограничений, начиная с сегодняшнего дня и кончая днем после того, как ваш урожай будет отправлен со складов на юг. Точно так же вы получите неограниченный доступ к складам во всех южных торговых городах, где вы ведете дела, и будете пользоваться этими складами, пока не закончите продажу зерна последнего урожая этого года, но не позднее первого дня лета.

Первый советник не шевельнулся. Затаив дыхание, он ждал, какую цену назначит Мара за эту уступку.

Жаль было разочаровывать его, но пришлось:

— Со своей стороны, ваш властитель должен дать мне обещание, что при одном из голосований в Высшем Совете он отдаст свой голос в пользу того решения, на котором буду настаивать я, — безоговорочно и не задавая вопросов.

Забыв о требованиях протокола, первый советник властителя Кеды выпалил:

— Невозможно!

Мара подчеркнуто промолчала. Для Накойи это послужило сигналом, и она сурово одернула дерзкого:

— Первый советник! Ты забываешься!

Пристыженный Хантиго покраснел и постарался загладить неловкость:

— Прошу у госпожи прощения. — Затем он снова скрылся за броней хладнокровия. — Однако я был бы недостоин доверия своего господина, если бы на подобное требование дал любой другой ответ, кроме решительного «нет».

Чувствуя на себе одобрительные взгляды Аракаси и Люджана, скрывающего несвоевременную улыбку, Мара безупречно играла свою роль:

— Такова наша цена.

Чиновники и приказчики заметно приуныли. Их предводителя кинуло из жара в холод.

— Госпожа, ты требуешь слишком многого.

— Можно взять в аренду фургоны и доставить зерно на южные рынки по суше,

— шепнул возмущенный приказчик.

— Если бы даже у нас была такая возможность, — процедил сквозь зубы Хантиго, — я бы и шагу не сделал за порог господского дома! Время, которое у нас было в запасе, растрачено впустую. Допустим, мы бы сумели отправить такой караван прямо сейчас, сию минуту… и что тогда? Зерно поступит на рынок слишком поздно, и мы будем вынуждены продавать его за любую цену, какую предложат посредники! — Он в упор взглянул на Мару:

— Честь семьи Кеда не может служить разменной монетой.

А ведь Аракаси разведал, что в этом году властитель Кеды оказался в затруднительных обстоятельствах. Если гордость для него превыше всего, он может продать зерно себе в убыток и дождаться следующего года, чтобы возместить потери. При этом чутье подсказывало Маре, что загонять его в угол опасно: незачем наживать себе еще одного сильного врага. Лучезарно улыбнувшись, она сменила тон:

— Первый советник Хантиго, ты неверно понял меня. Я не имела в виду оказывать хотя бы малейшее неуважение к господину Андеро из Кеды. Позволь заверить тебя при всех этих свидетелях, что я попрошу твоего хозяина поддержать меня только в таком деле, которое жизненно важно для семьи Акома, и поданный им голос не сможет нанести урон чести семьи Кеда. Я не попрошу ни военной помощи Акоме, ни нападения на какую-либо третью сторону. И речи быть не может об акции, которая сопряжена с риском для собственности или благосостояния Кеды. Я просто стараюсь заручиться гарантиями, которые позволят мне поставить заслон против любых будущих попыток ослабить мое положение в Высшем Совете. Ты, безусловно, при-поминаешь, какие трудности выпали на долю моего дома из-за повеления Света Небес выступить с войском на защиту границы?

Хантиго отер пот со лба; признавать справедливость ее резонов ему не хотелось. Что и говорить, одна эта акция, упомянутая Марой, едва не сорвала ей выход на рынок торговли шелком, да и вообще интриги Минванаби сильно осложняли жизнь Акомы в последние три года. Но даже если бы первый советник и проникся сочувствием к властительнице, он не имел полномочий дать такое обязательство без позволения господина.

В голосе Хантиго звучало искреннее сожаление, когда он сказал:

— Даже принимая во внимание эти уточнения, я сомневаюсь, что мой господин согласится на такие условия.

То, что он прекратил ссылаться на «невозможность», само по себе было важно. Уверенная в победе, Мара сочла, что аудиенцию пора заканчивать:

— Тогда будет лучше всего, если ты поспешишь вернуться к своему хозяину и передашь ему мои условия. Мы с интересом будем ожидать его решения. Сообщи ему, что мы отправляемся на празднование в Кентосани не позже чем через неделю. Доведи до его сведения, что — здесь или в Священном Городе — я буду в его распоряжении… — тут она ослепительно улыбнулась, — чтобы выслушать его ответ.

Первый советник властителя Кеды встал и поклонился, искусно скрывая свое разочарование, после чего с достоинством покинул зал в сопровождении своего многочисленного штата.

Мара отрядила Джайкена проводить посланцев Кеды с должным почетом. Выждав пару минут, она жестом подозвала Аракаси и, когда он приблизился, спросила:

— Ну как, мы можем рассчитывать на голос Кеды в Совете?

Мастер тайного знания бросил пронзительный ястребиный взгляд в сторону двери, за которой скрылось посольство Кеды:

— Я подозреваю, что властитель может и согласиться, но тебе придется предоставить ему какие-то гарантии. Он является полководцем клана, и его положение весьма прочно. Он не сделает ничего такого, что пойдет вразрез с интересами Каназаваи — или его собственными. И в любом случае он не станет ввязываться ни в какой конфликт с Минванаби.

Люджан сделал шаг к дверям, чтобы вернуться к исполнению своих обязанностей, но остановился и заметил:

— И вот еще что. Семейство Кеда формально состоит в Партии Нефритового Ока, но многие их родственники примкнули к Партии Синего Колеса. Если господа из Кеды действительно так глубоко увязли в Игре Совета, как считается, то неужели им не все равно — будет у Десио еще один повод их ненавидеть или не будет?

Это рассуждение вызвало у Мары лишь слабую улыбку. Измотанная после всех событий и усилий дня, она выдернула из прически шпильку, царапавшую кожу.

— Мы сделали все, что могли, в пределах дозволенного. — Она повертела шпильку в руках, рассеянно наблюдая, как играет свет, отражаясь от маленькой бусинки на конце. — Не нахожу никакого удовольствия в том, чтобы дергать за хвост предводителя клана, но мне понадобится вся поддержка, которую я сумею собрать, если я хочу потеснить Минванаби в Высшем Совете. Мы не можем допустить повторения того, что случилось в Цубаре; а ведь наш дом тогда был на волосок от гибели.

Вытащив еще одну шпильку, Мара знаком приказала горничной освободить ее от головного убора. Темные вьющиеся волосы каскадом упали на спину; Так было удобнее, но гораздо более жарко.

— Итак, чем мы теперь располагаем?

После недолгого размышления Накойя ответила:

— Если все данные тебе обещания будут исполнены, ты сможешь перетянуть на свою сторону примерно треть Высшего Совета.

Взвесив соотношение сил, как он прежде делал на поле боя, Кейок добавил:

— Я готов побиться об заклад, что кое-кто нарушит свою клятву, если дела обернутся скверно.

Но в дебрях цуранской политики ничего нельзя знать наверняка; Мара постигла эту истину еще в детские годы.

Она села, подперев кулачками подбородок, и позволила горничной заплести свои волосы в удобную косу.

— Но если полководец клана Каназаваи передаст мне свой голос, то другие, которые до того колебались, могут последовать примеру более могущественного правителя.

Она ничего не сказала о своих страхах, хотя и опасалась, что зашла слишком далеко и сама толкнула полководца в лагерь своих врагов. Если он сочтет себя оскорбленным, то будет мстить, невзирая на то что Акома и Кеда принадлежат к одной и той же Партии Нефритового Ока.

Но нерешительность не приводит к величию. Когда горничная закрепила конец косы бархатным шнурком, Мара попросила подать платье полегче и попроще, а затем обратилась к своим советникам:

— Нам еще многое надо успеть, чтобы приготовиться к путешествию. — Взглянув в окно, она поняла, что до темноты осталось несколько часов. — Люджан, собери, пожалуйста, эскорт. Позаботься о надежной охране для Айяки и священного натами на случай нападения во время отсутствия. В каждый из тех складов нужно отправить по несколько тюков шелка, так чтобы не дать Кеде основания для жалоб, будто мы специально монополизировали все помещения из желания им навредить. А я должна еще до темноты потолковать с королевой чо-джайнов.

***

Словно патруль, пересекающий границу неприятельских владений, кортеж Акомы вошел в Священный Город. От высоких складов, выстроившихся вдоль берега реки, до величественных проспектов между садами, Кентосани был украшен словно невеста перед свадьбой. Свежевыкрашенные стены, цветочные гирлянды и яркие флаги превращали каждую улицу в настоящий праздник для глаз. Город, хранивший следы вкусов и стилей, сменявших друг друга на протяжении столетий, не знал себе равных во всей Империи. Многоэтажные каменные здания соседствовали с разноцветными ажурными пагодами; фонарные столбы с хитроумно использованной древесиной и керамикой поднимались над цветниками бульваров, окаймляющих проспекты. Всюду, куда ни обращал взгляд Кевин, его поражал невероятный контраст красоты и уродства. Запах благовонных курений из храмов смешивался с всепроникающими миазмами сточных вод. Отвратительные нищие, имеющие правительственную лицензию на занятие попрошайничеством, сидели чинными рядами, выставив напоказ открытые язвы и культи от утраченных конечностей. Немало их стояло, опираясь на костыли и привалившись обнаженными спинами к фрескам стен, расписанных прославленными художниками. Грязные уличные мальчишки, сбивающиеся в шайки, орали, кривлялись и вытягивали шеи, стараясь хоть одним глазком взглянуть на знатную даму, а бдительные охранники Мары отгоняли их, пользуясь щитами и древками пик. Городские матроны с корзинами на коромыслах отпускали язвительные замечания и тыкали пальцем в сторону рослого рыжего раба-варвара, который словно башня возвышался над остальной свитой.

Группы беседующих купцов, пробегающие курьеры, процессии жрецов в сутанах с капюшонами и с поясами, увешанными реликвиями; бойкие домашние посыльные и городские стражники в белых мундирах — все это пестрое многолюдье создавало атмосферу бьющего через край процветания. Однако Кевин замечал и другое: настороженные взгляды мужчин, которые жались в темных уголках, стараясь не привлекать к себе внимания. Были то шпионы, доносчики или собиратели слухов, по сходной цене продающие новости любому прохожему, — оставалось только гадать. Опытные дозорные Акомы вглядывались в каждый дверной проем и в каждую аллею по пути следования кортежа; Люджан держал своих воинов в готовности ответить мгновенной атакой на малейший признак какой-либо угрозы. Объявленный «имперский мир» сулил наказание любому, кто его нарушит, но беспечным не давал никаких гарантий.

Однако при этом проход через торговый квартал давал возможность наблюдать красочное и захватывающее зрелище, к которому остался равнодушным лишь один человек из всей свиты Акомы — Кейок. Вынужденный передвигаться на носилках, он восседал на них с застывшим лицом, неподвижный, как каменное изваяние.

Кортеж Мары вступил на храмовую площадь — гигантский квадрат, где размещались двадцать огромных зданий. Здесь воздавались почести цуранским богам и жили многочисленные жрецы и монахи, посвятившие себя служению небесным владыкам.

Арки ворот, облицованные перламутром, и глянцевые плитки кровельной черепицы ярко блестели на солнце, образуя причудливо-неповторимые сочетания с мрамором, малахитом и ониксом величественных колонн в окружении горшочков с благовонными куреньями и алтарей, на которых громоздились горы пожертвований, принесенных в дар божествам.

Кевину было трудно соблюдать спокойствие. Он разрывался между желанием полюбоваться великолепием древней и чуждой культуры и необходимостью глядеть под ноги, поскольку мостовая оказалась предательски неровной.

Городской дом Мары находился в тихом квартале имперских резиденций. Тень цветущих деревьев защищала его от палящего солнца. Над фасадом, выложенным великолепными изразцами, возносилась многоярусная крыша, каждый пролет которой украшало резное изображение птицы шетра. Широкие полукруглые порталы скрывались под сплошным ковром из пурпурных лоз на шпалерах, вырезанных из тысяч гигантских морских раковин.

Подобно многим семьям Империи, Акома владела домом близ центра Кентосани, неподалеку от дворца императора. От одного наезда в Священный Город до другого могли проходить годы, но величественные резиденции, построенные несколько столетий назад, всегда содержались в порядке на тот случай, если господам понадобится прожить здесь несколько недель. За каждой семьей, глава которой входил в Высший Совет, были закреплены апартаменты в Имперском дворце, но большинство правителей, желая обеспечить себе удобства и развлечения по собственному вкусу, предпочитали свободу и простор собственного жилища.

У входа в городской дом Акомы ожидал Джайкен в компании с ливрейным слугой. Когда процессия Мары остановилась перед воротами, хадонра поклонился и доложил:

— Госпожа, все готово к твоему прибытию.

Он взмахнул рукой, и ворота широко распахнулись.

Носильщики внесли госпожу в сад резиденции, и только тогда, когда Джайкен со своим помощником последовали за ними, Кевин с изумлением сообразил, что человек в ливрее — не кто иной, как Аракаси. Улучив минуту, когда свита вступила под тень живого пурпурного полога и мерная поступь солдат из почетного эскорта заглушила менее громкие звуки, мастер тайного знания склонился к носилкам.

Он обменялся с Марой несколькими словами. Один лишь Кевин находился достаточно близко, чтобы обратить на это внимание.

Когда вся процессия оказалась внутри стен резиденции, ворота были закрыты и заперты на засов.

Кевин подал Маре руку и, помогая ей подняться с подушек, заметил, что она с трудом заставляет себя сохранять показное спокойствие.

— Какая у нас беда? — спросил он. — Аракаси принес плохие новости?

Мара метнула на него предостерегающий взгляд.

— Не здесь, — тихо проговорила она, делая вид, что рассматривает крошечный декоративный садик, и сразу обратилась к управляющему:

— В доме как будто порядок, Джайкен.

Кевину не пришлось долго гадать о причинах скрытности хозяйки. Из замешательства его вывел Аракаси, чуть заметным кивком указав на выступающие галереи дома, расположенного напротив, по другую сторону улицы. Там, в тени, могли скрываться соглядатаи, и мидкемиец вспомнил, что в этом мире следует опасаться зорких шпионов, обученных искусству читать по губам.

Заняв подобающее место — на шаг позади госпожи, — он проследовал за ней в дом.

В зале пахло мебельным воском и пряностями. Везде, куда ни падал взгляд Кевина, он видел образчики старинной обстановки, любовно отполированные поколениями слуг. Резиденция в Кентосани была более старой, чем городской дом в Сулан-Ку. Большинство стенных панелей со стороны улицы были затянуты узорным шелком; противоположная стена открывалась во внутренний двор, затененный кронами вековых деревьев. Винтовые лесенки вели через высокие потолки на второй этаж; резьба на их перилах изображала мифических животных. Первый этаж был возведен из камня, а стены трех верхних этажей состояли из деревянных рам, затянутых тканью. Кевин оглядывался по сторонам с неподдельным изумлением: ничего подобного он не видел ни по ту, ни по эту сторону космического коридора. Хотя по сравнению с господским домом в усадьбе Акомы здешняя резиденция могла показаться маленькой, однако размерами она не уступала любому постоялому двору в его родном Королевстве. Благодаря тщательно продуманным формам массивных балок и опор помещения резиденции казались просторными и полными воздуха.

Многочисленные горшки с цветами теснились на балконах, выходящих во внутренний сад с фонтаном и крошечными водоемами, где резвились пестрые рыбки. Двое рабов отскребали мох с дорожек, выложенных каменными плитками, и сердитый садовник размахивал перед ними граблями.

Ни к кому определенному не обращаясь, Кевин пробормотал:

— Человек может к этому привыкнуть.

Толчок сзади вернул его к действительности. Обернувшись, он увидел у себя за спиной сердитую Накойю, которая еще не успела опустить свою прогулочную клюку.

— Твоя госпожа намерена принять ванну, варвар.

С некоторым запозданием Кевин обнаружил, что первый этаж внезапно опустел, а слуги помчались вверх по лестнице. Аракаси среди них, по-видимому, не было.

Получив еще один толчок клюкой, на этот раз по более чувствительному месту, Кевин ответил:

— Все в порядке, почтенная матушка. Я иду.

И с дерзкой улыбкой он поспешил туда, где требовалось его присутствие.

Мара была уже в своих личных покоях; несколько незнакомых девушек хлопотали, освобождая ее от одежд. Двое слуг наливали горячую воду из глиняных кувшинов в деревянную ванну. Когда Мара, уже полностью раздетая, встала на ноги, одна из служанок собрала волосы госпожи в узел и закрепила его на макушке; тем временем Кевин шагнул вперед и попробовал, не слишком ли горяча вода в ванне. И не слишком ли холодна.

Он кивнул, и слуги удалились. Мара отпустила горничных, а сама поднялась по небольшой приставной лесенке и грациозно шагнула в ванну. Она погрузилась в умиротворяющее тепло и закрыла глаза, а Кевин начал намыливать ей щеки.

Тихо-тихо она сказала:

— Как это чудесно…

Но он видел, что тревога и озабоченность не покинули ее.

— Так что же сказал Аракаси? — спросил Кевин, мягко массируя лицо возлюбленной и смывая с него дорожную грязь. Он положил руки ей на плечи, когда она наклонилась, чтобы ополоснуть лицо от пены.

Мара вздохнула и сдула капельки с собственного носа:

— На сегодня назначено собрание клана, а решение об этом было принято вчера. Кто-то позаботился так все подгадать, чтобы я не получила уведомление. Вот увидишь, сегодня, на ночь глядя, явится с извинениями гонец, «только что вернувшийся из Акомы», и пустится в объяснения, как все неудачно сложилось.

Кевин возобновил прерванный ритуал омовения, массируя шею и затылок Мары, но не дождался никаких проявлений удовольствия. Он догадывался, что сейчас она вспоминает давний визит Джиро из Анасати. В тот раз ее хитроумный деверь пожаловал с предостережением: многие правители из клана Хадама встревожены внезапным возвышением Акомы. Победный договор с Цубаром мог лишь разжечь тлеющие очаги зависти. И вот теперь, перед самым отправлением Мары со свитой в Священный Город, агенты Аракаси сообщили, что ее молодой родственник нанес визит властителю Десио.

Исчезновение важного послания могло быть связано с обоими событиями. Политические хитросплетения Келевана никогда не прерывались и были смертельно опасными. Не желая слишком долго сосредоточиваться на тонкостях цуранских интриг, Кевин нажатием руки заставил Мару наклониться вперед и начал намыливать ей спину, приговаривая:

— Госпожа моя, пропавшие депеши и соперничество кланов… могут и подождать до конца купания. Или, может быть, ты хочешь предстать перед своими родичами такой, какая ты сейчас, — покрытой дорожной пылью?

На этот раз ему все-таки удалось ее рассмешить.

— Ах, мошенник! Уж конечно я не грязнее тебя, ты-то всю дорогу пешком протопал!

Кевин шутливо провел по своему лицу пальцем и внимательно изучил его:

— Хмм… Да, пожалуй, цвет у меня сейчас потемнее, чем при выходе из Акомы.

Мара изловчилась отщипнуть кусочек от мягкого бруска мыла и прилепить его на нос любовника:

— Тогда тебе тоже следовало бы помыться.

Кевин огляделся по сторонам и с притворным сожалением сообщил: . — Что-то я не вижу поблизости слуг, которые потерли бы мне спину, госпожа.

Мара схватила мокрую губку и припечатала ее к лицу Кевина:

— Полезай сюда, глупый.

Широко улыбаясь, Кевин выронил мыло, сбросил одежду и забрался в ванну. Он пристроился позади Мары и подтянул ее поближе к себе; его пальцы пустились в странствие по ее телу. Вздрогнув под этой немудреной лаской, она прошептала:

— Я-то думала, что ты собираешься смыть дорожную пыль…

Его руки скользнули под водой глубже.

— А кто сказал, что купание должно быть неприятным?

Не покидая кольца его рук, она повернулась, потянулась к нему и поцеловала своего ненаглядного варвара. И очень скоро тревоги о клановых распрях были позабыты, когда она растворилась в блаженстве, которое дарила ей любовь.

***

Взмахом руки Мара приказала носильщикам остановиться перед входом в Палату Совета. Охрана окружила ее плотным строем, и старая служанка внесла последние исправления в парадное облачение и прическу госпожи. В авангарде процессии ожидали Люджан и пятеро воинов; Кевин стоял позади открытых носилок Мары, и из-за ее высокого, украшенного драгоценными камнями головного убора он не мог рассмотреть зал, куда им предстояло войти. Однако даже вестибюль, где они находились, являл собой зрелище, достойное внимания. Такого великолепия Кевин еще не видел. Здание Высшего Совета было в Кентосани одним из самых впечатляющих. Оно занимало чуть ли не больше места, чем вся усадьба Акомы; его высокие коридоры были подобны ущельям в горах. Каждую арку и каждый дверной проем обрамляли резные барельефы с изображением фантастических существ, которые, согласно древним поверьям, обладали способностью отгонять зло. Мозаичные полы и потолки поражали совершенством орнамента; фрески на стенах воспроизводили разнообразные эпизоды цуранской истории. На многих из них были изображены воины, носящие цвета семьей Ксакатекас и Минванаби; кое-где Кевин узнавал среди участников тех давних событий и отряды в зеленых доспехах Акомы. Лишь недавно научившийся ценить великие традиции Империи, Кевин испытывал странное чувство причастности к чужому миру.

Этот город-дворец, с собственными входами и залами собраний, независимыми от Палаты как таковой, охранялся ротами солдат, набранными из гарнизонов всех властителей, входящих в Высший Совет. Вдоль коридоров были расставлены вооруженные воины в доспехах, отличающихся сотнями сочетаний геральдических цветов. Все они были приведены к присяге, обязывающей их поддерживать мир, не примыкая ни к одной из враждующих сторон, в случае если какие-нибудь словесные споры перерастут в стычку; однако каждый властитель прекрасно сознавал, что рассчитывать на неукоснительное соблюдение этой присяги было бы рискованно, ибо в системе цуранских ценностей преданность дому стояла неизмеримо выше такого абстрактного понятия, как честная игра.

Кевин потерял счет кокардам и цветам задолго до того, как кортеж Акомы втянулся в вестибюль. Когда он стоял лицом к лицу с воинами-цурани на поле боя в своей стране, неприятельские армии казались совершенно однородными. Однако сейчас в этом вестибюле он насчитал десятки незнакомых по расцветке доспехов, представляющих семьи одного лишь клана Хадама.

Из-за двери послышался голос, возвестивший:

— Властительница Акомы!

Вслед за этим загремели два огромных барабана. Люджан жестом подал своим людям команду выступать церемониальным шагом, в ногу. Когда носильщики Мары двинулись вперед, Кевин успел увидеть барабанщиков.

Они стояли по обе стороны от широкой входной арки, одетые в некое подобие древних звериных шкур. В руках у них мелькали молоточки из резной кости, а сами барабаны были изготовлены из раскрашенной кожи, натянутой на спинные панцири гигантских черепах, обращенные выпуклостью друг к другу. Опорой им служили треножники в виде ящеров, ощетинившихся шипами.

Положение невольника из варварского мира порой имело свои преимущества: никого не удивляло, что Кевин вертит головой и таращит глаза. Если раньше его поразили коридоры и переходы, то зрелище зала собраний его попросту ошеломило: круглый купол, венчающий Палату, опоясывающие ее верхние галереи со скамьями из полированного дерева и расположенные ниже галереи-колоннады с креслами, не уступающими тронам. Эти галереи напомнили Кевину трибуны стадиона в Вабоне, где во время городских ежегодных ярмарок проводились праздничные состязания и где были отмечены линии старта и финиша лошадиных бегов. Места, отведенные самой незначительной семье в Империи, ничуть не уступали по великолепию баронской ложе. Самые широкие галереи находились на нижних уровнях, ближайших к центральному помосту, и многие ложи были ограждены невысокими драпировками с нарисованными или вышитыми династическими символами — чтобы шпионы, находящиеся позади или по бокам, не могли по движениям губ разобрать, что там говорится. Благодаря широким, как прогулочная дорожка, проходам между ложами, исполнители поручений и гонцы могли без помех добираться туда, куда их посылают господа. Огромные размеры помещения были порождены необходимостью: Кевина потрясло многолюдье. В нижних ярусах толпились властители в полном боевом облачении. Яркие цвета доспехов, головные уборы с колышущимися перьями и блеском драгоценных каменьев — все это создавало подлинный праздник для глаз.

Кевин заставил себя закрыть разинутый рот. И это было всего лишь собранием клана!

Мара когда-то пыталась объяснить ему суть внутриклановых отношений; из долгого и маловразумительного разговора Кевин вынес лишь смутное представление о том, как определяется принадлежность всех этих важных господ к какому-то клану. Насколько он мог понять, где-то во мгле веков, на заре истории их предки были кузенами. Связанные по рукам и ногам обычаями, которые представляли собою клубок противоречий, они цеплялись за такую системувзаимоотношений, которая, на взгляд мидкемийца, безнадежно устарела, и если в древние времена она еще имела какой-то смысл, то сейчас свелась просто к церемониальной формальности. Однако когда Кевин поделился своим заключением с Марой, она стала убеждать его, что преданность клану — не фантом. Перед лицом серьезной опасности отдельные семейные группы объединяются, готовые погибнуть в кровопролитных битвах, защищая свой труднообъяснимый клановый кодекс.

Именно настоятельная потребность в таких междусемейных связях породила Большую Игру, ибо, если уж задета честь клана, ни одна семья не посмеет пренебречь узами кровного родства.

***

После того как они миновали вестибюль, Кевин смог наконец окинуть взглядом всю палату и почувствовал себя в этом грандиозном сооружении чуть ли не карликом. Затем его внимание привлек человек в свободно ниспадающих одеждах и в массивном головном уборе с плюмажем из желтых и зеленых перьев. Этот вельможа, занимающий место на помосте чуть выше кольца кресел центрального яруса, кивком подал знак носильщикам Мары, чтобы те поставили на пол ее носилки. Ее эскорт отступил, чтобы занять позицию выше и позади концентрического круга кресел на самом нижнем ярусе. Мара щелкнула пальцами, тем самым давая Кевину понять, что она желает сойти с носилок. Властительница оперлась на его руку, и, повинуясь указаниям госпожи, мидкемиец провел ее вниз по пологой лестнице, к креслу с резными изображениями птицы шетра под зеленым балдахином. Под этим балдахином хватило бы места для всех советников и офицеров Мары, если бы ей понадобилось собрать их вокруг себя. Сопровождаемый приглушенными шепотками, Кевин шел, смиренно опустив глаза, как подобало рабу: здесь ему следовало соблюдать принятые. нормы поведения, сколь ни отвратительны были они на его взгляд. Тем не менее он успел прикинуть в уме, что на ярусах-галереях могли бы разместиться добрых пять тысяч человек, а на полу внизу — еще не менее десяти тысяч.

Когда Кевин помог властительнице Акомы усесться в покрытое зеленым лаком кресло, он заметил, что ее место находится сравнительно близко от помоста. Теперь он уже знал, что и время появления в палате, и место, закрепленное за каждым властителем, служат условным знаком ранга, равно как покрой и ткань платья.

Судя по всему, человек, сидящий дальше всех от помоста, относился к числу бедных деревенских родственников; о том же говорил и его наряд — явно потертый и выцветший.

Но уж зато человек на помосте выглядел сущим павлином с горделиво распущенным хвостом! Исполнив предписанный рабу земной поклон рядом с креслом госпожи, Кевин не удержался от искушения исподтишка присмотреться к «павлину».

— Властитель Чековары, — сердечно приветствовала того Мара, — в добром ли ты здравии?

Кевину было знакомо это имя: так звали полководца клана. «Павлин» ответил милостивым кивком (каким образом ему удалось при этом не свалиться носом вперед под тяжестью драгоценностей и перьев — одно это уже следовало считать чудом). Несмотря на некоторый излишек щегольства у этого человека, его широкое лицо было мужественным и загорелым почти до черноты… почти как у туземцев Великого Кеша, южной империи в Мидкемии.

Поднявшись на ноги после земного поклона, Кевин тихо пробормотал:

— Если у вас двоих предки и состояли когда-то в родстве, то, надо полагать, это было много поколений назад.

Неизвестно, чего было больше во взгляде, которым одарила его Мара, — досады или лукавства.

Полководец улыбнулся, показав ряд белых ровных зубов:

— Я вполне здоров, властительница Мара. Мы рады видеть на этом собрании прославленную правящую госпожу и надеемся, что и ты также не жалуешься на здоровье.

Подтвердив в свою очередь, что со здоровьем у нее все благополучно, Мара удостоила нескольких других правителей холодным наклоном головы. Кевин, занявший место позади кресла госпожи, незаметно вглядывался в их лица, пытаясь уловить признаки неудовольствия; однако если кому-нибудь и не пришлось по вкусу своевременное появление Мары, на застывших лицах нельзя было узреть ничего, кроме цуранского бесстрастия. Почти семьдесят семей прислали своих представителей на это собрание; возможно, кто-то из них — один или несколько — позаботился о том, чтобы до Мары не дошло посланное ей приглашение. Еще раз подивившись масштабам Цурануани, Кевин напомнил себе, что клан Хадама считался в Империи не слишком значительным, независимо от того, какую славу и честь стяжала Акома. Сколько же могущественных домов должен насчитывать великий клан? По грубому подсчету Кевина, на собрании этого «малого» клана в палате присутствовали — если считать властителей, их советников, слуг и рабов — около пяти сотен человек; да еще в наружных залах ожидали своих господ примерно столько же солдат. Как же выглядит эта палата, когда на Совет собирается вся мощь Империи?

Нимало не подавленная, не в пример Кевину, величием обстановки, Мара сказала:

— Я очень рада, что получила возможность посоветоваться с нашими кузенами: с тех пор как ко мне перешла мантия Акомы, это первое собрание клана.

Улыбка властителя Чековары стала еще шире.

— Со дня безвременной кончины твоего отца, госпожа Мара, ты стяжала славу и почет для династии Акома. Ты наполняешь гордостью наши сердца.

Услышав эти слова, многочисленные властители выразили свое согласие, дружно затопав ногами, что следовало понимать как аплодисменты. Другие разразились приветственными возгласами и поздравлениями: «Да, это так!», «Великая честь!» и «Огромный успех!»

Кевин потянулся, чтобы снять с плеч Мары верхнюю мантию из легкого шелка с вышитыми на ней геральдическими узорами, и шепнул:

— Этот щеголь распинается, как бродячий шарлатан.

Мара нахмурилась и с неудовольствием прошипела:

— Мне неизвестно, что такое «шарлатан», но это звучит как оскорбление. Теперь ступай и постой с людьми Люджана, пока ты мне не понадобишься.

Перекинув мантию через локоть, Кевин поднялся по лестнице, присоединился к воинам из почетного эскорта Акомы и продолжил свои наблюдения. Властитель Чековары открыл собрание вступительной речью, которая сводилась к перечислению предстоящих бракосочетаний, помолвок и рождений, а также к оглашению более длинного перечня — перечня смертей. Из числа погибших мало кто умер от старости или недуга; чаще всего повторялась фраза: «С честью погиб в сражении». Кевина поразило совершенство слышимости в палате: если говорящие не понижали голос умышленно, каждое сказанное слово было различимо на самых верхних галереях. Кевин прислушивался к тому, как нарастал и замирал звучный голос полководца, когда тот выражал скорбь по скончавшимся братьям по клану. Наконец Кевин шепнул Люджану:

— Эта крикуша на помосте столь же чистосердечна, как релли.

У военачальника Акомы не дрогнул ни один мускул, но смешинки вокруг глаз прорезались глубже; как видно, ему все-таки пришлось приложить усилия, чтобы не рассмеяться.

Смирившись с тем, что от солдат Акомы проку не дождешься, Кевин переместился поближе к носильщикам. Цуранские рабы были не намного лучшими собеседниками, но по крайней мере было заметно, что они не пропускали мимо ушей его высказывания, даже если и выглядели при этом смущенными. Ну что ж, думал Кевин, лучше хоть какой-то зримый отклик, чем каменная непроницаемость воинов. Проходили минуты; Кевин наблюдал, как снуют вокруг многочисленные слуги и приверженцы властителей из клана Хадама. Вскоре он подметил в поведении этих людей странную закономерность. Те, кто торопливо пересекал огромную палату, казалось, совершенно не обращали внимания на многочисленные картины, украшавшие стены, за исключением одной, где был изображен человек совершенно невразумительного вида. Эту фреску — столь же древнюю, как и все прочие, — недавно подновили свежей краской. Сделано это было по очевидной причине: каждый, кто проходил мимо, безотчетным жестом протягивал руку и касался росписи. Кевин слегка подтолкнул стоявшего рядом раба:

— Почему они это проделывают?

— Что проделывают? — спросил раб испуганным шепотом, словно ожидая неминуемой кары за то, что посмел открыть рот.

— Трогают вон ту картину, где здоровяк изображен.

— Это один из властителей древности. Он был Слугой Империи. А трогают его на счастье.

Раб замолчал, как будто этим заявлением все объяснялось. Кевин собрался было задать следующий вопрос, но предостерегающий взгляд Люджана заставил его отказаться от этого намерения и вернуться к наблюдениям.

Насколько он мог судить, никто и не подумал заводить какую-нибудь серьезную политическую дискуссию. Как только подошли к концу семейные объявления, по всем ярусам заспешили слуги с угощениями на подносах. Время от времени то один, то другой правитель поднимался со своего кресла и заговаривал с Чековарой или другими членами клана. Многие столпились вокруг Мары, и все держались вполне доброжелательно, а то и дружелюбно. Кевин ожидал, что последует второй призыв к порядку или какое-то деловое сообщение, но ничего подобного он не дождался. Когда послеполуденные лучи, проникающие в палату через прозрачный купол, начали тускнеть, возвещая приближение сумерек, властитель Чековары поднял церемониальный жезл и ударил им по помосту.

— Собрание клана Хадама закончено! — провозгласил он, и один за другим, согласно рангу каждого, наименее знатные правители потянулись к выходу, предварительно отвесив полководцу прощальный поклон.

— На мой взгляд, это просто бессмысленная толкучка и ничего больше, — так отозвался Кевин на состоявшееся действо.

Один из солдат Мары метнул в его сторону быстрый взгляд, красноречиво призывающий к молчанию. Кевин ответил своей обычной дерзкой усмешкой и невольно вздрогнул: солдатом оказался Аракаси, чья безупречная выправка делала его неотличимым от прочих воинов, так что вплоть до этого момента Кевин не подозревал об его присутствии. Более чем когда-либо снедаемый любопытством — для чего здесь понадобился мастер тайного знания, — Кевин переминался с ноги на ногу, пока Мара не подала ему знак снова набросить на нее мантию.

***

Кевин следовал за носилками Мары; ее кортеж продвигался по улицам. Фонарщики только что закончили свой вечерний обход, и имперский квартал Кентосани светился мягким золотистым сиянием на фоне темнеющего неба. Когда почетный эскорт построился для перехода к городскому дому Мары, Аракаси поравнялся с Кевином и зашагал рядом с ним. Достаточно сообразительный, чтобы не произносить вслух имени мастера, мидкемиец просто спросил:

— Там было достигнуто что-нибудь важное?

— Много, — отозвался Аракаси.

Не удовлетворенный столь кратким ответом, Кевин пожелал уточнений:

— Например?

Они спускались по широкому входному пандусу, ярко освещенному рядами факелов с обеих сторон. Внизу их встречал еще один более многочисленный отряд воинов: требовалось усилить охрану госпожи для перехода по городским улицам. Обогнув несколько углов и миновав ворота имперского квартала, процессия двинулась вдоль по бульвару, и только тогда Аракаси тихо поведал:

— Люди из клана госпожи Мары ясно дали понять, что она может рассчитывать на ощутимую поддержку… при условии, что ее союзникам не придется рисковать благополучием своих домов. Если враги Акомы станут чинить неприятности нашей госпоже и понадобится помощь родичей, то ей придется воззвать к чести клана, а к чему приведет такой призыв — только богам ведомо.

Мидкемиец оторопело воззрился на Мастера.

— Честь клана… — повторил Аракаси, заметив недоумение раба. — Эх ты, варвар. — В этом замечании не было ни насмешки, ни упрека. — Чтобы вовлечь в войну того или иного правителя из ее клана, госпожа Мара должна убедить каждого властителя — от самого высокопоставленного до самого захудалого, — что вызов, брошенный ее дому, оскорбителен не только для Акомы, но и для всего клана.

Кевин вдохнул насыщенный благовониями воздух; они проходили через храмовую площадь, и пришлось ненадолго прервать беседу: весь кортеж Мары был вынужден податься в сторону, чтобы пропустить караван с данью. На толстых прочных шестах рабы несли огромные дорожные сундуки, перехваченные кожаными ремнями. В таких сундуках обычно переносили металл, добытый грабежом в варварском мире. После доставки этих сокровищ в казну главный министр двора распределял небольшую долю добычи между храмами. Когда конвой, состоящий из имперских воинов в белой с золотом форме, удалился на достаточное расстояние, Кевин вернулся к интересующему его вопросу:

— Ну и что?

Аракаси похлопал по своему мечу.

— Воззвания к клану — дело нелегкое, когда он политически так раздроблен, как клан Хадама. Каждая нападающая семья пытается создать у всех впечатление, что ее действия направлены против конкретного врага, но не против всего клана. Для умиротворения родичей в ход часто идут дорогие подарки. — После паузы Аракаси добавил:

— Властитель Десио оказался весьма щедр.

Кевин понимающе усмехнулся:

— То есть они рассуждают так: «Пока не будешь убеждена в своей победе, нас не приглашай, а не то, чего доброго, Минванаби перестанут посылать нам подарочки. Но если ты знаешь наверняка, что разобьешь их в пух и прах, — вот тогда мы будем счастливы примкнуть к тебе, так чтобы не опоздать к дележу добычи».

На памяти Кевина это был первый случай, когда мастер тайного знания открыто улыбнулся, а потом даже позволил себе тихо рассмеяться.

— Мне и в голову не пришло бы выразить эту мысль такими словами, — признался Аракаси. — Но по сути они говорили ей именно это.

— Проклятье! — Кевин в изумлении покачал головой. — А я-то ничего не заметил, хотя все время глазел по сторонам.

— Теперь ты понимаешь, почему я держу его поблизости, — послышался голос Мары. — У него взгляд… свежий.

Аракаси снова принял обличье примерного солдата, но смех еще светился у него в глазах:

— Это так, госпожа.

— Не знаю, смогу ли я когда-нибудь понять вас, — сказал Кевин. Он отклонился, чтобы не наткнуться на птицу джайгу, которая искала спасения от ножа поваренка. Теперь они вошли в жилой квартал, где фонари попадались гораздо реже. — Я стоял и усердно наблюдал за всем, что творится вокруг, и единственный спор, в котором участники хоть сколько-нибудь разгорячились, касался земельной реформы!

— В Совете, — терпеливо сообщил Аракаси, — то, что сказано, отнюдь не считается главным. Куда важнее другое: кто не подходил к креслу какого-нибудь правителя, кто от кого держался поодаль, кто с кем часто появлялся у всех на виду… Уже одно то, что властитель Чековары не покинул своего возвышения, дабы лично поздравить Мару с заключением пограничного договора, — чрезвычайно красноречивая примета. Отсюда следует, что клан не последует ее примеру. А вся эта суета вокруг кресла властителя Мамоготы доказывает, что внутри клана существуют две группировки, которые поддерживают этого правителя в его неладах с нашей госпожой. Никто и не подумает всерьез уделить внимание всякому вздору вроде наделения крестьян землей. Партия Прогресса не имеет никакого влияния вне клана Хунзан, а властитель Туламекла из этого клана — близкий друг Мамоготы. Об этом и шла речь, пока не началось собрание.

— Так что ж, ты предполагаешь, что перехват депеши — дело рук властителя Мамо-как-там-его? — догадался Кевин.

— Мы надеемся, что это так, — ответил Арака-си. — Мамогота, по крайней мере, не состоит в Военном Альянсе. Он, может быть, и принимал «подарки» от Десио, но в приспешниках у Минванаби не состоит.

Кевин снова покачал головой.

— У вас, у здешних, мозги перекручены, как нитки на вязальных спицах… да нет, это все пустяки, — отмахнулся он, когда Аракаси спросил, что такое вязальные спицы. — Просто прими к сведению, что я успею состариться и выжить из ума задолго до того, как научусь понимать вашу культуру.

До самого возвращения в городской дом ни раб, ни мастер не произнесли больше ни слова. В очаровательном внутреннем саду Кевин помог госпоже выбраться из носилок. Его не отпускали сомнения; он продолжал размышлять, удастся ли ему когда-нибудь понять людей, среди которых он живет и чью судьбу разделяет. Когда Мара, улыбнувшись, задержала его руку в своей, он взглянул в ее темные глаза и почувствовал, что готов забыть обо всем. Цуранская жизнь порой ставила его в тупик, но эта женщина приобщала его к тайне и чуду.

Глава 15. ХАОС

Фасады всех домов на широких улицах, ведущих к арене, были украшены знаменами. Горожане бросали на мостовую цветы; этим они свидетельствовали перед богами, что не питают зависти к людям, занимающим более высокое положение. Однако не все знатные дома в равной мере пользовались благосклонностью толпы, и в зависимости от того, чья процессия следовала к арене, хор приветствий то нарастал, то ощутимо ослабевал. Носилки Мары и ее свита были встречены громкими аплодисментами. Снова облаченный в ливрею слуги и шагающий рядом с Кевином позади носилок Аракаси заметил:

— Похоже, что в этом месяце Акома в милости у толпы, госпожа. Победа в Цубаре сделала тебя героиней простонародья.

Шум достиг такой силы, что в нем потонул ответ Мары.

Вдоль длинного нарядного бульвара, пересекающего имперский квартал, толпились люди всех племен и сословий Цурануани. Здесь можно было увидеть и знатных щеголей в шелках и драгоценных уборах, и ремесленников в суконных робах без всяких украшений, и нищих в самых невообразимых лохмотьях. Игры, устраиваемые Имперским Стратегом в честь Света Небес, заставили богатых торговцев извлечь из заветных шкатулок самые лучшие драгоценности и украсить ими дочерей на выданье в надежде привлечь взоры благородных женихов.

Солнечные лучи отражались от орнаментов из редкого металла, от лакированных гребней, нефритовых диадем и вееров с самоцветами.

Солдаты Мары не без труда прокладывали себе дорогу сквозь это сверкающее и галдящее людское скопище; не легче приходилось и сотням воинов из других домов и их господам, восседающим на носилках. Некоторые властители предпочитали путешествовать в паланкинах, поражающих яркой расцветкой или усеянных блестками из переливающихся раковин; в других помещались целые семьи, и тогда их несли на плечах два десятка рабов. Насколько мог видеть глаз, праздничная толпа являла собою бурлящий стоцветный водоворот; только рабы выделялись на этом фоне своими тускло-серыми длинными рубахами.

Кевин озирался по сторонам, словно слепец, которому только что даровали зрение. За свитой воинов в красных с пурпуром доспехах, между шестами, поддерживающими навесы над бесчисленными носилками, он видел нечто вроде стены, увешанной лентами и знаменами, и решил, что эта стена возвышается в конце бульвара. Однако когда процессия Акомы продвинулась вперед, изумлению мидкемийца не было пределов. То, что он принял за стену или барьер, оказалось лишь частью Большого Имперского стадиона.

Амфитеатр был огромен — куда более огромен, чем Кевин мог вообразить. Носилки, солдаты, простолюдины валом валили вверх по широкой лестнице, через просторную площадку, а затем по второй лестнице, также заканчивающейся площадкой, с которой, в свою очередь, открывался вход на стадион. Когда носилки Мары начали подъем, Кевин метнул быстрый взгляд налево и направо и отметил про себя, что только со стороны имперского квартала устроено еще по меньшей мере десять входов на стадион.

Даже здесь солдаты Мары были вынуждены прилагать усилия, чтобы расчистить путь для прохода. В цуранском обществе каждый был готов вывернуться наизнанку, лишь бы попасть на игры в честь императора или хотя бы выстроиться в линию и полюбоваться присутствием других, которым повезло больше. Только выдающиеся события — наподобие нынешнего — давали им возможность приблизиться к средоточию мощи Империи, и сельские жители толпами стекались в город, чтобы всласть потолкаться, поглазеть по сторонам и потыкать пальцами.

Несмотря на общее праздничное настроение, воины оставались начеку. В толпе шныряли люди неизвестного ранга и чина. Многих можно было узнать по значкам и кокардам гильдий; другие оказывались гонцами, торговцами или собирателями слухов; в толпе наверняка сновали агенты, шпионы или воры; убийцы могли явиться в любом обличье. Всякое государственное празднество, где смешивались различные кланы и политические партии, становилось как бы продолжением Игры Совета.

Позади самой высокой лестницы вздымалась каменная арка шириною в двести футов. Кевин пытался рассчитать размер арены за аркой, но с этой задачей не справился. Ряды кресел под открытым небом должны были вмещать не менее ста тысяч зрителей; ни один амфитеатр в Королевстве не Мог сравниться со здешним.

На первой террасе Люджан возгласил:

— Акома!

Публика рангом пониже поспешила расступиться, освобождая проход для свиты Мары. Когда воины поднимались по второй лестнице, Кевин обратил внимание на удивленные взгляды и возгласы людей, стоявших по обе стороны от прохода. У него даже уши покраснели, когда до него дошло, что именно он вызывает такой интерес у зевак, для которых были в диковинку и его рост, и варварский облик.

Наверху второй террасы Люджан провел свой отряд через толпу и расчистил пространство рядом со свитами других вельмож. Носильщики опустили свою ношу, и Кевин помог Маре подняться с подушек. Люджан, сотник по имени Кенджи, а также два гвардейца и Аракаси заняли места по обе стороны от властительницы и ее раба-телохранителя. Остальные гвардейцы Акомы и носильщики удалились; им надлежало ждать на улице у подножия лестницы.

Люджан свернул влево от арочного входа. Не менее сотни рядов кресел располагалось выше того яруса, по которому шествовала Мара со своими приближенными; еще пятьдесят рядов сбегали вниз, к полю арены. Еще левее находились две оцепленные стражей площадки. На одной из них возвышалась крытая ложа с отделкой из золотого и белого лака. Другая ложа, лишенная всяких украшений, сразу же приковывала взгляд по контрасту. Все, кто присутствовал в ней, были облачены в черные хламиды.

Аракаси заметил, с каким интересом Кевин смотрит в ту сторону, и тихо пояснил:

— Это Всемогущие.

— Ты имеешь в виду магов? — осторожно спросил Кевин. Люди в черном сидели молча или обменивались быстрыми фразами. Некоторые приглядывались к песчаной арене внизу, ожидая начала состязаний. — Внешность у них самая заурядная.

— Внешность бывает обманчива, — возразил Аракаси.

По команде Люджана он помог другим воинам плечами растолкать плотный сгусток ротозеев.

— Почему здесь толкутся все эти люди? — не выдержала Мара. — Простая публика обычно не забирается на наш ярус.

Соблюдая все меры предосторожности, чтобы его не подслушали, Аракаси ответил:

— Они надеются хоть одним глазком увидеть варварского Всемогущего. Сплетники уверяют, что он появится в ложе.

— Как это может быть — варварский Всемогущий? — перебил его Кевин.

Аракаси отодвинул в сторону матрону с цветочной корзиной, пытавшуюся продать Маре ветку с яркими бутонами.

— Всемогущие не подчиняются законам, и никто не может подвергать сомнению их поступки. Если уж человек принят в их круг и его сочли достойным носить черную хламиду, он — член Ассамблеи. Его прежний ранг утрачивает всякое значение. Он — только Всемогущий, связанный клятвой действовать во имя сохранности Империи, и само его слово обретает силу закона.

Аракаси бросил в сторону Кевина многозначительный взгляд, и тот воздержался от дальнейших расспросов. Кругом теснились чужие люди. Случайно оброненное слово или неподобающее поведение могли навлечь беду.

Ряды вокруг арены не были заполнены и на треть, когда Мара добралась до ложи, которая была для нее предназначена. Точно так же, как в Палате Совета, занимаемое место определялось рангом в имперской иерархии. По оценке Кевина, около сотни семейств были ближе к императорской ложе, чем Акома, но зато тысячи — дальше.

По обе стороны от Мары разместились Люджан, молодой сотник и солдаты; Кевин и Аракаси встали позади кресла госпожи, готовые исполнить любое ее поручение. Кевин присматривался к геральдическим цветам семей, усаживающихся поблизости, и пытался разобраться в закономерностях цуранской политики.

За ложей магов, справа от возвышения Имперского Стратега, виднелась ложа, цвета которой — черный с оранжевым — свидетельствовали, что она принадлежит семье Минванаби. На более высоких ярусах занимали места семьи не столь значительные, хотя все они были связаны с властителем Десио либо принадлежностью к тому же клану, либо вассальной зависимостью.

По соседству выделялись желтый и пурпурный цвета Ксакатекасов; победный договор с Цубаром выдвинул вперед властителя Чипино, и теперь он был вторым по могуществу в Высшем Совете. Ярусом ниже Мары находилась ложа властителя Чековары — на одном уровне с ложей Имперского Стратега, но в таком же удалении от него, как ложа Акомы.

Рев труб, донесшийся с арены, возвестил о начале состязаний. Со всех сторон просторного поля широко распахнулись деревянные двери, и в безупречном строю на поле вступили многочисленные юноши в доспехах различных цветов. По мере своего продвижения они разбились на пары и отсалютовали пустой императорской ложе на помосте. По второму сигналу распорядителя игр, сидевшего в специальной нише у ворот, они выхватили мечи из ножен и начали сражаться.

Кевин быстро определил, что поединки велись только до первой крови; побежденный снимал шлем в знак признания победы соперника. Затем тот, кто одержал верх, выбирал себе партнера из числа победителей в других парах и снова вступал в бой.

Люджан объяснил Кевину:

— Это молодые офицеры из разных домов. Большинство из них — кузены или младшие сыновья вельмож, жаждущие показать свою удаль и завоевать почетную ленту. — Взглядом он обвел стадион. — Их поединки мало кого интересуют, кроме их самих и их родичей. Однако победа в таком состязании позволяет офицеру подняться во мнении своего хозяина.

На арене отсутствовали цвета Минванаби, Ксакатекасов и других трех Великих Семей, равно как и зеленый цвет Акомы: считалось, что этим домам, совсем недавно вновь покрывшим себя славой, не было надобности утруждать себя участием в столь тривиальных выступлениях. Кевин сначала наблюдал за поединками опытным взглядом воина, но быстро утратил интерес к тому, что происходило на поле. Он видел цуранских воинов в деле, когда они были настроены куда более решительно, чем эти мальчишки, развлекающиеся потешными стычками на арене.

По ту сторону стадиона дальние родственники и слуги перебирались в ложи, куда вскоре должны были прибыть наиглавнейшие властители.

Состязание молодых аристократов закончилось, и арену покинула последняя пара — побежденный с опущенным в знак поражения мечом и победитель, гордыми кивками отвечающий на редкие приветственные возгласы немногих заинтересованных зрителей.

Вверх от арены поднимался прогретый солнцем воздух, а высокие стены амфитеатра не пропускали к местам на ярусах ни малейшей струйки ветерка.

Смотреть на арену Кевину надоело. Он снова задумался о том, какие резоны заставили Мару посетить эти игры и терпеть все сопутствующие неудобства. Он наклонился, чтобы спросить, не хочется ли ей какого-либо прохладительного питья. Она подчеркнуто не замечала его с того самого момента, когда они оказались на виду у всей публики, и это было данью необходимости; но сейчас, когда она покачала головой, отказываясь от его заботы, Кевин заметил, что его возлюбленная явно чувствует себя не в своей тарелке. Этикет запрещал ему осведомляться о ее добром здравии. Когда Мара напускала на себя цуранское безразличие, между ними возникала какая-то преграда, хотя он постепенно научился понимать движения ее души не хуже, чем свои.

Могло показаться, что его невысказанные мысли растревожили властительницу Акомы, и, обратившись к Аракаси, она сказала:

— Я бы с удовольствием выпила холодного фруктового сока.

Мастер тайного знания с поклоном удалился, и Кевин подавил невольную вспышку боли. Лишь с некоторым запозданием он сообразил, что его хозяйка вряд ли стала бы посылать Аракаси просто за питьем. По пути к торговцу соками мастер, несомненно, повидается со своими осведомителями и кое-что разузнает о делах во вражеских станах…

Отослав Аракаси, Мара не сразу вернулась к созерцанию событий на арене, но мгновение помедлила, чтобы перехватить взгляд Кевина. И один этот взгляд лучше всяких слов сказал ему: она счастлива, что он здесь.

Мара с самым беспечным видом наклонила голову к Люджану:

— Ты заметил? Большинство знатных господ сегодня не торопятся на стадион.

Захваченный врасплох таким началом беседы, столь неожиданным в общественном месте, военачальник Акомы ответил без обычной шутливости:

— Да, госпожа, и это совсем не свойственно таким праздникам.

Не успел он договорить, как до них донеслись раскаты хохота с нижних рядов кресел: открылись другие двери, и на арену выбежали какие-то низкорослые создания. Брови у Кевина поползли на лоб от изумления, когда на поле засуетились группы насекомоподобных существ, возбужденно размахивающих передними конечностями и щелкающих челюстями. С противоположного конца поля навстречу им устремился отряд воинов-карликов с забавно размалеванными лицами; не менее комично выглядели и их пародийные доспехи. Потрясая ярко раскрашенными деревянными мечами, они построились в редкую цепь и бросились в атаку, издавая боевые Кличи.

Звучание их на удивление сильных голосов было еще слишком свежо в памяти Кевина, и он не удержался от тихого восклицания:

— Кочевники из Дустари!

Мара кивком позволила Люджану добавить:

— И, по-моему, многие из них были среди наших пленных.

У Кевина просто в голове не укладывалось, что люди такой гордой расы вынуждены участвовать в столь унизительной комедии. Но еще больше удивило его, что на посмешище выставлены чо-джайны: ведь они считались союзниками!

— За чо-джайнов не беспокойся, — поправил Люджан недоумевающего Кевина. — Это чу-джи-лайны из лесов севернее Силмани. Они размером поменьше, и разума у них нет. В сущности, они вполне безобидны.

Карлики и инсектоиды столкнулись, производя великий шум от ударов щитов о хитиновые панцири. Кевин очень скоро удостоверился, что стычка будет безрезультатной: тупые деревянные мечи не могли пронзить хитиновую броню инсектоидов, а столь же тупые клешни на передних конечностях и маленькие челюсти оказывались бессильными причинить карликам хоть какой-то вред.

Этот фарс продолжался на потеху толпе, пока внезапное ощущение некоего могучего присутствия не заставило все головы повернуться. Глаза Кевина обратились туда же, куда устремились все прочие взгляды — ко входу, ближайшему к императорской ложе. Там прокладывал себе путь к ложе Всемогущих некто в черной хламиде.

— Миламбер… — выдохнул Люджан.

Кевин прищурился, чтобы получше рассмотреть своего земляка.

— Он из Королевства?

Люджан пожал плечами:

— Если верить слухам, то да. У него борода, как у рабов, и этого достаточно, чтобы его сочли варваром.

Невысокий (по меркам Королевства) и ничем на вид не примечательный человек занял место между двумя магами, один из которых был весьма тучен, а другой худощав. Пораженный неясными воспоминаниями, Кевин промолвил:

— В нем есть что-то знакомое…

Мара повернулась к Кевину:

— Он — с твоей родины?

— Я хотел бы подойти к нему поближе и посмотреть… госпожа.

Но Мара запретила ему отлучаться, ибо понимала, что он будет привлекать слишком много внимания, если начнет бродить в толпе сам по себе.

Как и все служители Мары, причастные к ее повседневной жизни, сотник Кенджи знал, какие отношения связывают властительницу Акомы с этим варваром; однако в том, как они непринужденно держались друг с другом, что-то покоробило молодого офицера, и он сказал:

— Госпожа, нужно напомнить твоему рабу, что, каково бы ни было прошлое Всемогущего, сейчас он служит Империи.

Кевин почувствовал резкость его тона, как раньше резкость тона Мары, и хотя понимал, что она вынуждена так держаться на виду у публики, совладать с обидой было трудно.

— Ну что ж, мне в общем-то не о чем говорить с предателем, — бросил он.

Быстрый взгляд Мары заставил Кевина прикусить язык: если бы любой прохожий случайно услышал дерзкие речи раба, дело могло обернуться скверно.

Внезапно и бесшумно объявившийся Аракаси с поклоном подал хозяйке большую чашу с холодным питьем. Едва слышно он доложил:

— Шиндзаваи блистают своим отсутствием. — Он быстро огляделся по сторонам и был вполне удовлетворен: внимание толпы было все так же поглощено таинственным Всемогущим из дальнего мира. Тогда он продолжил:

— Госпожа, готовится что-то небывалое. Я настаиваю на предельной осторожности.

Склонившись к чаше с напитком, чтобы спрятать лицо от посторонних взглядов и не выдать свое волнение, Мара напряженным шепотом произнесла лишь одно слово:

— Минванаби?..

Аракаси едва заметно покачал головой:

— Не думаю. Десио все еще никак не может выбраться из носилок: он уже изрядно набрался вина. Я думаю, он не стал бы напиваться, если бы собирался сейчас воплотить в жизнь какой-нибудь гнусный замысел.

Мастер тайного знания по привычке еще раз оглянулся, проверяя, не прислушивается ли к их разговору кто-нибудь из толпы. Шум битвы между карликами и инсектоидами нарастал все больше и больше. Воспользовавшись этим благоприятным обстоятельством и маскируя характер разговора раболепными ужимками, Аракаси поделился с госпожой своими соображениями:

— Но затевается что-то важное, и я предполагаю, что это как-то связано с возвращением Партии Синего Колеса в Военный Альянс. Слишком многие речи, которые я слышал, отдают фальшью. Слишком много противоречий, которые почему-то ни у кого не вызывают вопросов. И Ассамблея представлена сегодня большим количеством Всемогущих, чем может увидеть иной человек за всю свою жизнь. Если кто-либо намеревается подкопаться под Имперского Стратега…

— Здесь?! — Мара чуть не подпрыгнула от неожиданности. — Невозможно!

Однако мастера не смутил ее скептицизм.

— На вершине триумфа он может оказаться наиболее уязвимым. — После долгой паузы Аракаси заговорил снова:

— С того дня как я появился на свет, госпожа, девять раз случалось так, что я предпринимал те или иные действия, руководствуясь не более чем неким смутным чувством… и каждый раз это спасало мне жизнь. Умоляю тебя, будь готова покинуть это место при первом признаке опасности. Многие невинные жертвы могут попасть в ловушку, устроенную для захвата Альмеко. Другие могут погибнуть просто потому, что их враги быстро сообразят, как воспользоваться преимуществами момента. Я хочу обратить твое внимание на то, что отсутствуют не только Шиндзаваи.

Ему не требовалось называть имена: пустые ложи выглядели достаточно красноречиво. Большинство господ из Партии Синего Колеса не прислали на игры никого из своих семейств; многие из Партии Мира явились сами, но оставили дома жен и детей, а почти все властители клана Каназаваи были облачены в доспехи вместо парадных одежд. Если все эти отклонения от традиционного порядка являли собою разрозненные следствия одной и той же причины, то следовало согласиться, что серьезная угроза может стать для многих вполне реальной. В стратегически важных местах на ярусах и у входов были размещены отряды воинов в белых доспехах; их многочисленность бросалась в глаза. Такое количество имперских гвардейцев совсем не требовалось, чтобы навести порядок, если какое-нибудь неблагоприятное событие на арене подтолкнет возбужденную толпу перейти от праздничного ликования к разнузданному буйству. Помимо императорской ложи под охрану были взяты и многие другие.

Мара коснулась запястья Аракаси в знак согласия: она приняла его предостережение близко к сердцу. Вполне могло оказаться, что Минванаби расставили вокруг ложи Акомы своих агентов, ожидающих любого повода, чтобы нанести удар. Люджан немедленно обшарил взглядом всех, кто толпился в непосредственной близости к ложе, пытаясь определить, сколько среди них солдат и каково их расположение. Для него не имело значения, почему могут возникнуть беспорядки — по злому умыслу или случайно. Если враг скончается от ран, полученных в пьяной драке, — кого тут винить? От судьбы не уйдешь! Таким может быть ход мыслей у многих благородных господ, которые окажутся неподалеку, если только в разгар беспорядков им подвернется подходящий случай.

Аракаси прервал свои рассуждения на полуслове: знатные зрители устремились в свои ложи — верный признак скорого прибытия Имперской партии. В ложу, которая примыкала к помосту с белой драпировкой, вошел толстый господин в церемониальном черно-оранжевом одеянии; его сопровождала кучка воинов и слуг. Он шествовал уверенной походкой, которая ясно свидетельствовала, что под слоем жира скрываются сильные мускулы.

— Минванаби, — проговорил Аракаси с несвойственным ему выражением лютой ненависти.

Кевин с жадным интересом воззрился на тучного молодого мужчину, раскрасневшегося от жары, — смертельного врага его возлюбленной.

Долго предаваться наблюдениям не пришлось. Трубы и барабаны возвестили о приближении Имперской партии. Все разговоры на стадионе разом оборвались. Стражники выбежали на поле и прогнали долой карликов и инсектоидов. На опустевшей арене появились работники в набедренных повязках; граблями и скребками они разровняли песок, чтобы приготовить поле для предстоящих состязаний.

Снова взревели трубы — уже ближе, — и показались первые ряды императорской гвардии. Воины в белых доспехах несли инструменты, звучащие как фанфары. Изготовленные из рогов какого-то огромного животного, они изгибались вокруг плеч гвардейцев и заканчивались у них над головами широким раструбом в форме колокола. Далее следовал ряд барабанщиков, размеренно отбивающих ритм. Этот военный оркестр занял позицию впереди императорской ложи, и сразу показался почетный эскорт Имперского Стратега, состоящий из двух десятков гвардейцев. Непременную часть их экипировки составлял шлем, покрытый белым лаком и обозначающий их принадлежность к элитному отряду, известному под названием Имперских Белых.

Солнечный свет дробился, отражаясь от золотых эмблем и орнаментов, к неподдельному восхищению простолюдинов, разместившихся на самых верхних ярусах. Металлические украшения, которые пошли на отделку доспехов каждого воина, по цуранским понятиям стоили целого состояния: таких денег хватило бы на оплату расходов Акомы за целый год.

Гвардейцы встали на предназначенное им место, и толпа смолкла. В напряженной тишине раздался голос главного глашатая, достаточно громкий, чтобы его услышали на самых дальних ярусах:

— Альмеко, Имперский Стратег!

В толпе никто не остался равнодушным. Все вскочили на ноги, выкрикивая приветствия могущественнейшему воину Империи.

Прихлебывая холодный напиток и сохраняя полнейшее спокойствие, Мара наблюдала за появившимся Стратегом. Широкие золотые полосы окаймляли ворот и плечевые прорези нагрудной пластины его кирасы; золотые узоры украшали и шлем, увенчанный алым плюмажем. От Альмеко не отставали ни на шаг два мага в черных хламидах; именно этих магов в народе обычно называли «любимчиками Стратега». Кевин слышал рассказы о том, как некогда один из этих Всемогущих с помощью волшебных чар доказал правоту Мары, обвинившей Минванаби в предательстве, и в результате этого спасительного для Мары вмешательства предшественник Десио был вынужден совершить ритуальное самоубийство, чтобы не обесславить свою семью.

Голос глашатая загремел снова:

— Ичиндар! Девяносто Первый император!

Овация перешла в оглушающий рев, и взорам подданных явился юный Свет Небес в золотых доспехах. Тут даже Мара отбросила привычную сдержанность: она выкрикивала приветствия, как какая-нибудь прачка или цветочница. Ее лицо светилось восторгом и благоговением: этого человека боготворила вся нация, хотя ни один из его венценосных предшественников никогда не появлялся перед широкой публикой.

Издалека трудно было судить о выражении монаршего лица, но его осанка была прямой и уверенной. Красновато-каштановые волосы спускались из-под блестящего шлема и ровными завитками ложились на плечи.

Позади императора шествовала колонна жрецов — по одному из двадцати главных храмов. Когда Свет Небес достиг места рядом с Имперским Стратегом, ликующий гвалт толпы перешел все мыслимые пределы.

Чтобы Люджан расслышал вопрос Кевина на фоне этого грохота, мидкемийцу пришлось напрячь голос:

— Что это их всех так разобрало?

Поскольку всякие понятия о приличном поведении были напрочь забыты, Люджан без стеснения прокричал в ответ:

— Свет Небес — наш духовный хранитель; своими молитвами и безгрешным житием он ходатайствует за нас перед богами. Он — это Цурануани!

Пока все вокруг распалялись от восторга, что именно им довелось присутствовать при первом в истории явлении Света Небес народу, Аракаси — один среди тысяч — не разделял общего неистовства. Он проделывал те же движения, которыми окружающие выражали свой экстаз, но Кевин видел: мастер непрерывно окидывал взглядом толпу, высматривая малейший намек на опасность для госпожи. Сейчас, под прикрытием дикого разгула страстей, пришедшего на смену цуранской невозмутимости, любому злоумышленнику представлялась прекрасная возможность незаметно подобраться к врагу. Кевин придвинулся к Маре поближе, готовый ринуться на ее защиту, как только в этом возникнет нужда.

Волны буйной радости катились по ярусам стадиона и явно не собирались идти на убыль. Наконец император сел в свое кресло, а Имперский Стратег поднял вытянутые руки. Потребовалось несколько минут, чтобы его призыв к спокойствию возымел действие. Когда толпа неохотно подчинилась и затихла, Альмеко возвестил:

— Боги улыбаются Империи Цурануани! Я приношу весть о великой победе над варварами дальнего мира! Мы сокрушили самую могучую из их армий, и наши воины празднуют успех! Скоро все земли, которые называются Королевством, будут повергнуты к стопам Света Небес.

Имперский Стратегнизко поклонился императору, и толпа одобрительно загудела.

Кевин стоял, словно пригвожденный к месту; у него похолодело в груди. Однако, сколь ни был потрясен услышанным мидкемиец, он почувствовал, что Аракаси сверлит его пристальным взглядом, и ответил на безмолвный вопрос:

— Ваш Имперский Стратег имеет в виду, что разгромлены силы Брукала и Боуррика… Армии Запада. — Отчаянно пытаясь обуздать гнев, который мог сулить лишь опасность для его жизни, Кевин не скрыл от мастера свою боль. — Моему родному дому грозит опасность, и теперь для войск Цурануани открыта прямая дорога к Занну!

Аракаси первым отвел взгляд, и Кевин вспомнил: до того как мастер тайного знания присягнул на верность Акоме, он потерял, и дом, и хозяина по вине Минванаби. Потом Мара украдкой вложила в руку Кевина свою руку. В их беглом рукопожатии были и понимание, и поддержка, но все еще разрывалась на части душа Кевина, ставшая ареной битвы между преданностью, любовью и отвращением к собственному бессилию что-то предпринять. Судьба оторвала его от семьи и забросила в далекий мир. Он избрал для себя жизнь и любовь, а не жалкое существование пленника; но цена этого выбора только сейчас становилась очевидной. Кто же он — Кевин из Занна или Кевин из Акомы?

Стоя перед императорской ложей, Альмеко снова воздел руки. Когда шум улегся, он выкрикнул:

— К вящей славе Цурануани и в знак нашей преданности Свету Небес, мы посвящаем эти игры чествованию императора!

Снова раздался оглушительный рев толпы, от которого становилось больно и ушам и сердцу. Каким-то образом Кевину удалось все это вытерпеть. Хотя Люджан с Аракаси и смотрели сквозь пальцы на нарушение правил приличия, любые цуранские воины, охраняющие соседние ложи, могли без промедления прикончить мидкемийца, а уж потом разбираться, правильно ли они поступили, заподозрив его в дерзости по отношению к властительнице столь высокого ранга, как Мара.

В каком-то оцепенении Кевин наблюдал, как открылись двери в дальнем конце арены.

Ковыляя на нетвердых ногах, на залитый светом песок вышли около сотни мужчин в набедренных повязках. Возраст у них был самый разный, и отнюдь не каждый из них мог похвалиться крепким здоровьем. У всех были щиты и мечи, но опытному взгляду сразу становилось ясно, что для некоторых управляться с оружием — дело привычное; однако таких насчитывалось немного. Остальные выглядели растерянными и не вполне понимали, что им делать с мечами, которые они держали в руках.

— Эти в бойцы не годятся, — саркастически заметил Кевин. Вопреки самым лучшим своим намерениям, он не смог удержаться от колкости.

Аракаси объяснил:

— Это благотворительное представление. Все они приговорены к смерти. Они будут сражаться, и того единственного, кто в конце концов останется в живых, отпустят на свободу.

Протрубили трубы, и началась резня. Когда Кевин — еще до пленения — воевал в отряде своего отца, он много раз видел, как убивают людей в бою. Но действо, которое разворачивалось здесь, не было ни сражением, ни даже дикарским состязанием Между заведомо неравными противниками. Для того, что происходило на песчаной арене в Кентосани, существовало только одно название: бойня. Горстка хорошо тренированных молодчиков вела себя на поле точь-в-точь как коты среди мышей в амбаре, без разбора убивая всех, кто попадется на пути. Наконец на поле остался с десяток таких искусников. Когда они начали сражаться между собой, это уже больше походило на поединки равных.

Кевину тошно было смотреть на арену, и он перевел взгляд на зрителей, но это не принесло облегчения. Создавалось впечатление, что цурани наслаждаются не спортом, а видом крови. Они получали массу удовольствия от зрелища каждой мучительной агонии, да еще занимались сравнением подробностей — как именно умирал очередной смертник. Заключались пари по самым разным поводам: как долго будут продолжаться конвульсии человека со вспоротым животом и сколько раз он успеет вскрикнуть, перед тем как испустит дух. Никого не интересовало искусство той горстки бойцов, которые еще держались на ногах.

Кевин чувствовал, что сейчас его вывернет наизнанку, и лишь усилием воли сохранял контроль над собой, пока мерзкая забава не подошла к концу. Человек с мечом и кинжалом нанес противнику завершающий удар ниже щита. Хваленый цуранский император безучастно наблюдал за событиями на арене, а Имперский Стратег переговаривался с одним из своих советников, как будто кровавая резня была повседневным явлением.

Ярость, вспыхнувшая в сердце Кевина из-за этого бессмысленного надругательства над человеческой жизнью, заставила его взглянуть в сторону ложи магов. Он хотел понять, каким образом Всемогущий, некогда бывший жителем Королевства, может мириться с такими зверствами. Даже издалека было видно, что Миламбер стоит, словно окаменев; но тут его толстый сосед прервал беседу с окружающими и, как могло показаться, воззрился на ложу Акомы.

Внезапно поддавшись испугу, Кевин отвел взгляд. Неужели маг способен читать мысли? Не подумав, он уже собрался спросить об этом Мару, но вовремя удержался. Властительница Акомы наблюдала за кровопусканием на арене с истинно цуранским безразличием, но ее неестественно распрямленные плечи могли послужить убедительным свидетельством, что и ей не по себе. Мара умела отличить бой от бойни.

Победитель с самым чванливым видом расхаживал посреди распростертых тел, потрясая окровавленным мечом. Кевин снова покосился в сторону главных лож, и на этот раз сумел отчетливо разглядеть на лице Миламбера выражение нескрываемого отвращения: даже глаза мага сверкали недобрым огнем. Негодование Миламбера заметил не один Кевин. Господа в соседних ложах перешептывались, поглядывая на мага, и некоторые из них слегка приуныли.

От взора Аракаси ничего не могло укрыться, и он прошептал Кевину:

— Все это не к добру. Всемогущий могут поступать как им вздумается, и даже Свет Небес не рискует оспаривать их волю. Если этот твой бывший земляк разделяет твое отвращение к убийству, может случиться большой переполох.

Победитель кончил свою похвальбу и удалился с арены. Появившиеся рабы уволокли трупы, а грабельщики разровняли пропитанный кровью песок. Трубы возвестили начало следующего зрелища. Кевин уже мечтал только об одном — о глотке воды, чтобы смочить пересохшие губы.

На стадионе появился отряд мужчин в набедренных повязках; они были выше ростом и более светловолосы, чем большинство цурани. Кевин сразу распознал в них своих собратьев из родного мира. Их плечи блестели от масла; они принесли с собой множество разнообразных веревок, крючьев, сетей, пик и длинных ножей. Праздничная обстановка не ввела их в заблуждение, и толпы нарядных зрителей удостоились лишь их нескольких беглых взглядов. Собранные и настороженные, они понимали, что с любой стороны им может грозить неведомая опасность. Кевину было хорошо знакомо это чувство гнетущей неопределенности: недаром же приходилось ему стоять на посту в ночные часы или обходить дозором пространство ничьей земли, каждый миг ожидая нападения неприятеля.

Но этим людям не пришлось дожидаться долго. В дальнем конце арены распахнулись створки больших ворот, и взорам зрителей предстало порождение ночных кошмаров.

Это чудище, казалось, состоит целиком из клыков и смертоносных челюстей; размерами не уступая слону, оно двигалось на своих шести лапах по-кошачьи быстро. Тут уж и Мара, не удержавшись, закричала:

— Харулт!

Самый ужасный из хищников Келевана, внезапно выпущенный из темного подвала на яркий свет, моргнул и разразился хриплым ревом. Чешуя, как броня, защищала его шею и туловище. Он несколько раз повел головой туда-сюда, принюхиваясь в поисках добычи. Толпа замерла в ожидании. Но вот зверь учуял присутствие маленьких — по сравнению с ним — людишек на жестоком пространстве арены и, воинственно пригнув голову, рванулся вперед с непостижимой быстротой.

Воины разбежались по сторонам, но не в безрассудной панике, а в отчаянной попытке привести хищника в замешательство. Зверь не издал ни звука, но, придя в ярость, сосредоточил свое внимание на одном из воинов. Бросок, блеснувшие зубы — и мгновенная остановка там, где только что стоял человек. Теперь это были останки, раздавленные чудовищной лапой, и харулт сожрал их — вместе с песком и оружием — в два глотка.

Кевин не мог отвести взгляд от арены: скорбь, гнев, сострадание леденили душу. Пока харулт разделывался с первой жертвой, остальные воины перегруппировались за спиной у зверя и развернули приготовленные сети. Монстр нацелился и снова бросился в атаку. Люди стояли неподвижно до последнего мгновения; но потом, раздавшись в стороны, набросили на харулта свои охотничьи снасти. Крючья впились в густую шерсть, и чудовище запуталось в сетях.

С восхищением и страхом Кевин наблюдал, как устремился на врага воин с пикой. Его оружие было несомненно добротным, но чешуя у хищника оказалась слишком прочной. Воин вложил в удар всю свою силу, но ее хватило лишь на то, чтобы пробить чешую, и рана, причиненная наконечником пики, раздражала харулта не сильнее, чем укус насекомого; его жизненно важные органы остались невредимыми. Людям стало ясно, что повторять подобную попытку бессмысленно: она не достигнет цели. Двое из них быстро посовещались и бросились назад, где извивался на песке хвост чудовища. У Кевина даже дух захватило, когда, вопреки всем резонам, его земляки рванулись к харулту, вознамерившись взобраться по хвосту к нему на спину и пустить в ход длинные ножи, чтобы поразить зверя в позвоночник.

Кевин чувствовал, как слезы подступают у него к глазам. Мужество двух смельчаков произвело впечатление даже на Люджана.

— Такую отвагу не часто встретишь, — сказал он.

В ответе Кевина звучала гордость, смешанная с горечью:

— Мои земляки умеют смотреть смерти в лицо.

Харулт почувствовал укол в спину. Он напрягся, сделал рывок — и скинул с себя сети, которые отлетели, закручиваясь, словно лопнувшая струна. Хвост хлестнул по песку с такой силой, что один из удальцов не удержался, пролетел по воздуху и ударился о землю, слишком ошеломленный, чтобы попытаться убежать. Следующий удар хвоста рассек его пополам. Оставшийся в живых изо всех сил цеплялся за чешую зверя. Спрыгнуть вниз означало быть растоптанным; оставаться на хребте хищника было чистейшим безрассудством.

Харулт разъярился не на шутку. Он вертелся на месте, щелкал челюстями, молотил лапами, но его удары каждый раз приходились на несколько дюймов от цели, потому что мидкемиец продолжал взбираться все выше и выше.

Гул одобрения прокатился по ярусам стадиона. Человек неуклонно продвигался вперед, хотя его швыряло и подбрасывало, как обезьяну на ветке, колеблемой ураганом. Он достиг сустава над задними ногами и по самую рукоять всадил клинок в спину гигантского монстра.

Обе задние ноги резко подогнулись; человеку удалось удержаться лишь ценой огромных усилий. Зверь содрогался и корчился от боли и лютой злобы; он крутил шеей, пытаясь укусить своего мучителя, но для этого его массивному телу не хватало гибкости.

Человек с трудом выдернул свое оружие из пробитой кости и шкуры. Харулт ревел и дергался, и бесполезные конечности взрывали в песке глубокие борозды. Человек держался крепко и дюйм за дюймом приближался к следующему сочленению хребта. Он снова вонзил нож между позвонками и наконец перерубил хребет. Средняя пара лап тут же обмякла.

Люди на земле поспешили ослепить и отвлечь парализованного монстра, чтобы дать своему товарищу возможность благополучно спрыгнуть на песок, после чего отступили от поверженного хищника и дождались, когда его судороги замедлились и в конце концов прекратились совсем.

Толпа восторженно вопила, и Люджан не скрывал восхищения. Словно забыв на мгновение, что обращается к рабу, он сказал:

— До сих пор ни одного харулта не удавалось прикончить со столь малыми потерями. Обычно гибнет по крайней мере в пять раз больше воинов. Твои соотечественники снискали себе высокую честь.

Кевин уже не сдерживал слез. Хотя все эти люди были ему не знакомы, он сердцем чувствовал свою близость к каждому из них. Он понимал, что они не испытывали ни малейшего удовольствия или гордости от своего подвига: то, в чем цурани видят дело чести, для его земляков было просто делом выживания.

По их щекам тоже струились слезы. Усталые от изнеможения, одинокие в чуждом мире и сознающие, что им, возможно, никогда больше не доведется вновь увидеть свой дом, мидкемийцы покинули арену, на которую погонщики вывели несколько упряжек нидр, чтобы вытащить тушу харулта; грабельщики и рабы со скребками позаботились о том, чтобы никакие следы на песке не напоминали о кровавой драме.

Внезапно сообразив, что он привлек к себе внимание Мары, Кевин постарался взять себя в руки и принять более уместный вид. Хотя правящей госпоже и не подобало выказывать даже намек на сочувствие кому бы то ни было, она передала свою пустую чашу мастеру тайного знания и едва различимым шепотом осведомилась:

— Можно ли считать, что мы отбыли здесь сколько положено и теперь можем уйти?

Аракаси метнул на Кевина предостерегающий взгляд: никто не должен был и мысли допустить такой, что властительница не находит удовольствия в жестоких кровопролитных игрищах.

— Я бы многое отдал, чтобы иметь возможность сказать «да», госпожа, но если ты покинешь свою ложу раньше, чем начнут сниматься с мест твои враги…

Мара ответила легчайшим кивком и обратила лицо к арене. И уже одно то, что она вынуждена все это терпеть только для вида, привело Кевина в. гнев. Забыв обо всех правилах приличия, он прошептал:

— Никогда мне не понять ваши игры…

Его протест потонул в громовых звуках труб. Работники, наводившие порядок на песчаном поле, умчались. Распахнулась еще одна дверь, и на арену вытолкнули десяток воинов в причудливом боевом облачении. Их запястья защищали широкие кожаные браслеты с шипами; над тюрбанами колыхались разноцветные плюмажи. Они прошли к центру арены с таким видом, как будто для них вообще не существовало публики на трибунах, ради развлечения которой они и были сюда доставлены.

Они остановились в спокойных и уверенных позах, не выпуская из рук щитов и мечей.

Кевину доводилось слышать рассказы о гордых обитателях дальневосточных гор. Они были единственными, кто сумел нанести поражение могучей Империи, но были вынуждены заключить навязанное им перемирие за несколько лет до вторжения Цурануани в Мидкемию.

Снова зазвучали трубы, и глашатай объявил:

— Поскольку эти солдаты из Турильской Конфедерации нарушили мирный договор с Империей, нападая на солдат императора, они отвергнуты собственным народом, объявлены вне закона и подлежат смертной казни. Они будут сражаться против пленников из мира Мидкемии. Бой кончится, когда на арене останется только один, способный держаться на ногах.

Трубы возвестили начало схватки. Распахнулись двери в конце арены, и тут уж не смолчал Люджан:

— О чем, интересно, думал главный распорядитель игр? Люди из Турила не станут сражаться друг против друга, если перебьют всех мидкемийцев. Да они скорей испустят дух, проклиная императора, чем поднимут меч на соплеменника!

— Госпожа, — перебил Аракаси военачальника Акомы, — будь наготове. Возможно, нам придется уходить очень быстро. Если бой обернется для зрителей разочарованием, толпа может озвереть…

Поскольку зрители простого звания, согласно цуранским обычаям, заполняли места на более высоких ярусах, нежели благородные господа, в случаях вспышки насилия имперским аристократам приходилось туго, поскольку они были вынуждены пробиваться к выходу через скопище разбушевавшейся черни.

Кевину это показалось странным, но мастер тайного знания развеял его недоумение:

— Иногда эти игры пробуждают в простонародье жажду крови. В прежние времена бывали беспорядки, и кое-кто из знати не сумел спастись.

Кевин недолго размышлял о бесконечных противоречиях в натуре этого народа.

Из открытых ворот, расположенных напротив помоста Имперского Стратега, на поле вступили десять мидкемийцев. Металлические доспехи, столь привычные для них на родине, считались в Империи слишком дорогим имуществом, чтобы выпустить в них бойцов на арену игр. Вместо доброй кольчуги и металлических шлемов и щитов их тела покрывали ярко раскрашенные подделки и материалов, привычных для цурани. На одном из щитов была изображена волчья голова из герба Ламута, на другом — геральдический конь Занна.

Кевин прикусил губу, чтобы нечаянным возгласом не выдать свою муку. Он не мог помочь людям своего народа! Сделай он хоть одно неосторожное движение — и его тут же убьют, и его смерть не только никому не принесет никакой пользы, но еще и обесславит его возлюбленную! Но никакие доводы рассудка не могли притушить ярость и боль в душе. Кевин зажмурил глаза и опустил голову. Имперские Игры оказались гнусной варварской затеей, и он не хотел смотреть, как достойные люди погибают ради извращенной тяги к зрелищам.

Но вместо ожидаемых звуков боя он услышал удивленный ропот толпы. Кевин рискнул бросить взгляд на поле. Воины Турила и Мидкемии не сражались между собой. Они разговаривали! Свист и улюлюканье понеслись с верхних рядов стадиона: противники стояли лицом друг к другу, и позы у них при этом были вовсе не враждебные. Потом один воин из Турила указал пальцем на толпу. Его слов никто не мог расслышать, но лицо… на нем читалось ледяное презрение!

Один из мидкемийцев шагнул вперед, и ближайший к нему турильский воин встал в оборонительную позицию, но окрик сотоварища заставил его отступить на шаг. Мидкемиец снял свой кожаный шлем и обвел взглядом арену, а затем, всем своим видом выражая глубочайшее, пренебрежение, бросил на песок и кирасу, и меч. Глухой удар от падения последовавшего за ними щита был ясно слышен в мертвом безмолвии стадиона. Теперь уже безоружный, воин что-то сказал тем, кто стоял рядом, и сложил руки на груди.

Это послужило сигналом для остальных. Щиты, шлемы, мечи падали на арену, и наконец два отряда разоружившихся солдат Турила и Мидкемии остановились лицом друг к другу.

На верхних ярусах снова раздались свистки и возмущенные вопли, но господа из более высоких классов все еще находили в происходящем забаву и не усматривали в странном поведении гладиаторов ничего оскорбительного или опасного для себя.

Но Аракаси слегка похлопал Кевина по руке.

— Возьми это, — шепнул он.

В руку варвара скользнул нож. Кевин едва не порезался от изумления, прежде чем его пальцы сомкнулись на рукояти. Под страхом смертной казни рабу запрещалось иметь при себе оружие, а свободный человек, вооруживший раба, навлекал на себя несмываемый позор. То, что мастер не убоялся последствий, могло иметь только одно объяснение: дела принимали смертельно опасный оборот. Аракаси тихо уведомил Мару:

— Госпожа, я схожу за твоим эскортом и носильщиками. Пусть принесут паланкин как можно ближе ко входу на трибуны… Потом я поспешу в городской дом Акомы, чтобы собрать остальных солдат. Выходи отсюда и встречай нас на улицах, как сумеешь. У меня… то самое ощущение, о котором я говорил раньше. Я опасаюсь худшего.

Мара даже виду не подала, что услышала сказанное, но Люджан положил руку на эфес меча, а Кенджи и двое других воинов насторожились и подтянулись. Аракаси исчез, как всегда, спокойно и не привлекая к себе ничьего внимания.

В имперской ложе Стратег, красный от ярости, вскочил на ноги и под аккомпанемент нового шквала возмущенных свистков и истошных воплей громогласно потребовал:

— Пусть начинают бой!

Воины на арене не шелохнулись. Чтобы положить конец этому вызывающему неповиновению, на арену выбежали ражие надсмотрщики в кожаных доспехах. Они размотали свои кнуты и начали хлестать воинов.

Толпа нетерпеливо заорала. Свист и непристойная брань сливались в устрашающий гул, и даже высокородные господа начали выражать негодование: им не нравилось смотреть на то, как избивают неподвижных людей.

Внезапно один из турильских воинов резко толкнул надсмотрщика, сбил его с ног и схватил волочившийся кнут. Смельчак набросил кнут на шею врага и начал его душить. Другие надсмотрщики набросились на ослушника, но тот, даже упав на песок под их ударами, не утратил решимости. Он закручивал кнут на горле противника все туже и туже, пока душа его жертвы не рассталась с телом.

В следующее мгновение, прежде чем кто-либо успел хоть что-то предпринять, солдаты Турила схватили оружие, которое прежде побросали на песок, и ринулись в атаку. К ним присоединились мидкемийцы, и скоро все надсмотрщики были перебиты, а их кнуты, разрубленные на куски и промокшие от их собственной крови, валялись на песке.

Рев толпы на верхних ярусах не сулил никому ничего хорошего. Кевин взглянул в сторону ложи магов, стараясь понять, могут ли они вмешаться в ход событий, однако у них, похоже, начинались какие-то свои неприятности. Бородач, именуемый Миламбером, стоял с непреклонным видом и не внимал настойчивым просьбам соседей, которые уговаривали его вернуться к своему креслу. В его глазах полыхала такая ярость, что она угадывалась даже издалека, и Кевину стало страшно.

Он оглянулся на Мару, но Люджан едва заметным жестом дал ему понять, что им пока не следует покидать ложу. Мастеру тайного знания требовалось время, чтобы добраться до носилок и эскорта и направить их к наружной лестнице. Оказаться на улице без охраны было бы слишком рискованно.

Внезапно один из черноризцев, что держались рядом с Имперским Стратегом, поднялся на ноги и рукой описал в воздухе дугу. У Кевина озноб пробежал по спине, и волосы на затылке встали дыбом. Магия! И для того, чтобы явить всем ее силу, понадобилось всего лишь мановение руки! Ошеломленный мидкемиец видел, как непокорные гладиаторы рухнули на колени, а потом бессильно повалились на песок.

Над их беспомощно простертыми телами эхом разнесся приказ Стратега:

— Теперь ступайте, свяжите их, сколотите помост и повесьте их у всех на глазах!

Толпа замерла, и это напоминало затишье перед бурей; Люджан тихо скомандовал:

— Готовьтесь!

Кенджи и воины, не покидая своих мест, слегка подались вперед. Кевин положил руку на плечо Мары и ощутил ее невольный трепет, хотя она и сидела с таким видом, словно происходящее вокруг не имеет к ней никакого отношения. Ему до боли хотелось успокоить и утешить ее, но напряжение на стадионе продолжало угрожающе нарастать.

Молодые офицеры, занимающие первый ряд кресел, встретили приказ Стратега негодующими возгласами. Они громко требовали, чтобы пленникам была предоставлена возможность умереть как подобает воинам. Многие успели побывать патрульными командирами на передовых позициях во время войн с Турилом и Мидкемией. Кем бы ни были эти пленники, сейчас неподвижно лежащие на песке, — врагами или чужаками, — они доказали свою доблесть в сражениях; повесить их, словно рабов, не имеющих души, было бы позором для всей Империи.

Но и Всемогущие не пребывали в бездействии. Миламбер, насколько можно было судить, с горячностью что-то доказывал другому магу, который безуспешно пытался его утихомирить. Наконец Миламбер оттолкнул миротворца и вышел из ложи; толстый маг встал с очевидным намерением остановить его, но было уже слишком поздно. Всемогущий, который прежде был мидкемийцем, уже одолел половину лестницы, ведущей из ложи магов в ложу Стратега.

На арене царил хаос. Прибежали плотники с инструментами и досками; воины в белых доспехах из гвардии Альмеко сопровождали надсмотрщиков, которые должны были собрать и связать воинов, лишенных магической силой возможности двигаться.

Каким-то безымянным чутьем Кевин угадал миг близящейся опасности. Казалось, что огромная толпа в амфитеатре тоже подверглась действию магических чар. Крики и свист затихли, и в наступившей тишине все глаза обратились к фигуре в черной хламиде рядом с ложей Имперского Стратега.

Миламбер поднял руку. Воздух прорезали языки голубого пламени, яркостью не уступающие солнечному свету, и зазмеившаяся молния ударила посреди отряда гвардейцев Стратега. Людей разбросало во все стороны, словно листья, сорванные ураганом. Земля ушла из-под ног у плотников, а доски и инструменты, принесенные для возведения виселицы, разлетелись, как солома. Зрителей благородного звания, сидевших на нижних ярусах, незримая волна вдавила в спинки их кресел, и даже на верхних ярусах ощущался порыв неведомого ветра. Миламбер взмахнул рукой, и его голос прорезал тишину, наступившую после удара молнии:

— Довольно!

Внезапно проявив недюжинную резвость, толстый маг устремился к императорской ложе; за ним по пятам поспешал его худощавый спутник. Двое Всемогущих обменялись короткими фразами со Светом Небес, который встал со своего кресла. И в следующий миг без всякого предупреждения оба мага и император исчезли.

Слишком потрясенный, чтобы разбираться в собственных чувствах, Кевин схватил Мару за руку:

— Правильно. Ждать больше нечего. — Он бесцеремонно поднял ее с кресла. — Если его величество находит приличным удалиться, то и мы тоже отправляемся.

Люджан не возражал, но вытащил меч из ножен и перепрыгнул через спинку своей скамьи. По его команде Кенджи с обоими воинами образовали арьергард, тогда как военачальник Акомы выдвинулся вперед, чтобы идти вровень с Кевином и Марой. С целеустремленностью, которая граничила с почти неприличной спешкой, их маленький отряд следовал по узкому проходу между ложами. Внимание большинства других зрителей было приковано к Миламберу, и многие недовольно ворчали, когда проходящая мимо группа Акомы на миг заслоняла бородатого мага от их взоров.

Напряжение достигло предела, когда послышался рык разгневанного Стратега:

— Кто посмел?!

Ответ Миламбера прозвучал столь же громоподобно:

— Я посмел! Этого не должно быть, и этого не будет!..

Тому, что он произнес потом, воины Акомы не смогли уделить должного внимания, ибо их насторожил другой звук: кто-то бегом приближался к ним сзади. Кевин, находившийся в этот момент на соединении прохода и лестницы, ведущей к верхним уровням, быстро обернулся. Он увидел двух незнакомых солдат в лиловых доспехах, явно пытающихся догнать эскорт Мары.

Воины, составлявшие его арьергард, остановились и обнажили мечи. Теперь из защитников госпожи рядом с ней оставался только Кенджи, и Кевин окликнул шагающего военачальника:

— Люджан!

Тот обернулся, мигом сообразил, откуда исходит угроза, и с первого взгляда опознал цвет доспехов бегущих солдат:

— Саджайо! Вассалы Минванаби.

Двум солдатам, собиравшимся преградить путь бегущим, он, не останавливаясь, приказал:

— От госпожи не отставать! Продолжайте прикрывать ее с тыла! — Кевину он объяснил свои намерения:

— Мы можем их схватить. Но прежде всего нужно доставить Мару в безопасное место.

Тем временем суматоха на трибунах не утихала. Имперский Стратег заорал магу в лицо:

— По какому праву ты позволяешь себе подобные выходки?

Ярость, прозвучавшая в ответе Всемогущего, казалось, заставила содрогнуться даже воздух:

— По моему праву совершать то, что я считаю нужным!

Нечувствительный ни к чему, кроме ощущения надвигающейся катастрофы, Кевин, изо всей силы тянул Мару вперед. Она с легкостью преодолевала каменные ступени, хотя ее нарядные сандалии на высоких каблуках были явно не приспособлены для поспешной ретирады. Побелевшими губами она прошептала:

— Все рушится. Впереди — хаос.

В поперечные проходы уже устремились другие зрители, и в образовавшейся толчее гвардейцам Саджайо стало куда труднее нагонять отряд Акомы. Они остановились и быстро посовещались, после чего один из них бросился назад, а второй с удвоенным рвением продолжил преследование.

Теперь лестницу, ведущую к выходу, запрудила плотная толпа: аристократические семейства в сопровождении воинов спешили покинуть амфитеатр, над которым нависала невидимая, но ощутимая угроза.

Кевин заметил, что один из воинов Саджайо убежал — как видно, за подкреплением, — и коротким возгласом предупредил об этом Люджана, но тот не оглянулся.

— Только самый безмозглый тупица сейчас полезет в драку. Ты что, не слышал?

Перепалка в императорской ложе закончилась выкриком:

— Мои слова — закон! Ступайте!

Мара в страхе вздрогнула и споткнулась, зацепившись каблуком за выбоину ступени. Перехватив ее сзади, Кевин не дал ей упасть.

Уголком глаза он видел, что Миламбер жестом приказывает имперским стражникам освободить пленников, которые до сих пор валялись на песке безжизненными куклами.

Имперский Стратег дал выход безудержной ярости:

— Ты преступаешь закон! Никто не может освободить раба!

Гнев Миламбера не уступал бешенству Стратега:

— Я могу! Я — над законом!

Кевин ощутил прилив безумной надежды. К этому моменту он уже поднялся до верха последнего пролета лестницы. До арки, ведущей на улицу, оставалось не более десятка шагов.

— Это правда? — шепотом спросил он у Мары. — Миламбер может освободить раба?

— Он может все. Он один из Всемогущих.

На трибунах началась всеобщая паника: над всеми прочими чувствами возобладало ощущение неминуемой катастрофы. Зрители сорвались с мест и кинулись к выходу. Но было уже слишком поздно.

Один из «карманных Всемогущих» Стратега поднялся с очевидным намерением помешать Миламберу. Чувствуя за спиной дыхание толпы, одержимой звериным страхом, Кевин подталкивал Мару к воротам.

Люджан поднял меч, чтобы ослабить напор толпы; его воины громко выкрикивали:

— Акома!

Но не всех бегущих толкал к воротам страх перед злыми чарами. Сзади послышались громкие возгласы: пятеро воинов в лиловых доспехах явно норовили затеять стычку с Кенджи и двумя солдатами. Сотник не колебался. Он круто развернулся и с криком «Акома!» атаковал преследователей, так что они даже не успели напасть на него по-настоящему. Оба его воина незамедлительно последовали его примеру.

Кевин и Мара бежали вперед; теперь для их защиты оставался только Люджан.

Воины Саджайо и Акомы сошлись на площадке между пролетами лестницы. Лязг их оружия не привлек ничьего внимания в нарастающем гвалте, в котором смешивались вопли перепуганных зрителей и выкрики охранников и солдат, спешивших на защиту своих хозяев. Другая часть публики буйно веселилась и чуть ли не визжала от восторга — такое удовольствие этим бравым молодцам доставляло зрелище перепалки между Миламбером и магом из свиты Стратега.

И тут раздались крики боли и ужаса.

Кевин рискнул оглянуться. Над площадкой рядом с ложей магов, переливаясь и шипя, набухал сгусток неведомой энергии. Миламбер исчез; на том месте, где он только что находился, разгоралось грозное сияние. Струи золотистого и голубого блеска свивались в ослепительный смерч. В сверхъестественной сумятице теней и света особенно резко выделялись черты то одного, то другого лица, и теперь уже на каждом из них явственно читалось лишь одно всепоглощающее желание: убраться отсюда как можно дальше. Люди толкались, теснили друг друга, пропихивались, напирали на передних и спотыкались в слепом стремлении поскорее добраться до верха лестницы. Схватка, начатая солдатами Саджайо, была просто смята многотысячной толпой, которую уже никто не властен был образумить.

Кевин крепко схватил Мару за руку:

— Бежим!

Пока еще они были впереди людского скопища, но, понимая, что неудержимая лава вот-вот настигнет их и захлестнет, он решительно бросился вниз по лестнице вместе с Марой и Люджаном, чьи повторяющиеся выкрики «Акома!» терялись в жутком многоголосье бегущих позади.

Лестница казалась бесконечной. Мара то и дело спотыкалась и оступалась в своих неудобных сандалиях. Уже не думая о приличиях, Кевин нагнулся и поднял госпожу на руки:

— Скинь туфли!

Мара что-то сказала, но слов он не расслышал из-за накатывающего шума.

— Наплевать на изумруды! Скинь сейчас же! — скомандовал Кевин.

Лавировать на лестнице с Марой на руках стало гораздо труднее. Как ни старался он бежать с прежней скоростью, они отставали от Люджана, и теперь уже спина Кевина принимала на себя град ударов, пинков и толчков сзади.

Мара сбросила сандалии.

В отчаянном стремлении уберечь возлюбленную от опасностей, подстерегающих ее со всех сторон, Кевин поставил Мару на ноги и, словно тисками сжав ее руку, потащил вниз.

Слева от них упал один из бегущих и тут же был растоптан, не успев даже вскрикнуть. Какой-то простолюдин, ополоумевший от ужаса, шарахнулся в сторону, наткнулся на Кевина и сдуру вообразил, что может устроить себе живой заслон, пробившись между варваром и властительницей. Их сцепленные руки показались ему досадным препятствием, и в полнейшем помрачении рассудка он попытался разорвать мертвую хватку Кевина.

Свободной рукой мидкемиец выхватил нож, полученный от Аракаси. Запястье Мары выскользнуло из его руки, и теперь он сжимал лишь концы ее пальцев. Бросив взгляд через плечо незнакомца, не оставляющего попыток протаранить себе проход между ними, Кевин успел уловить в глазах Мары выражение ужаса… и, не раздумывая, всадил нож в спину врага поневоле.

Резким рывком он подтянул Мару к себе, и в этот момент вблизи послышался возглас: «Акома!»

Кевин огляделся поверх голов толпы и благословил свой мидкемийский рост: он сразу увидел двух солдат в зеленых доспехах, прокладывающих себе путь против людского потока.

— Сюда! — закричал он. — Сюда! — Он взмахнул рукой, совсем позабыв, что в этой руке он все еще сжимает окровавленный клинок. — Мара со мной!

Воины повернули к ним, безошибочно держа курс на хорошо различимый маяк: рыжую голову Кевина.

Внезапно рядом с ним возник Люджан.

— Убери это с глаз долой! — прошипел он, указав на нож и загородив собой варвара во избежание беды.

Кевин спрятал нож, а потом наддал ходу, держа на руках трепещущую Мару, вопреки ее отважным попыткам идти дальше на своих двоих.

— Нет! — отрезал он. — Ты такая маленькая, да еще и босая. Позволь мне донести тебя.

Ступени уходили из-под ног. Спотыкаясь, едва не падая, но неизменно умудряясь сохранять равновесие, Кевин наконец достиг площадки между внешними ярусами. Тут до него дошло, что Люджан не случайно вывел их именно сюда: у стены стадиона показались носилки Мары, заключенные внутри плотного клина воинов, — над хаосом толпы горделиво реяли зеленые стяги Акомы.

Грянул гром. За ним последовал столь сильный порыв ветра, что многие из бегущих повалились на землю, словно получив удар увесистой дубиной.

Кевин пригнулся вперед и налетел на Люджана; тот не сумел сохранить равновесие, и оба упали на колени. В ушах у Кевина зазвенело, когда он, перекинув Мару через плечо, поднялся на ноги, не обращая внимания на содранное в кровь колено, и очертя голову кинулся к носилкам.

Упавшие было люди скоро пришли в себя, и паническое бегство возобновилось. Напором спрессованной толпы Кевина прижало к Люджану; ребра воинских доспехов больно врезались в бок и руку раба.

Кевин неудержимо продвигался вперед со своей драгоценной ношей и вдруг снова чуть не упал, споткнувшись о какое-то препятствие, которое могло показаться ворохом тряпья.

Только ворох был теплым: еще один бедняга, растоптанный толпой.

А ведь на месте этой жертвы могла оказаться Мара, если бы он позволил себе потерять ее посреди хаоса.

Чувствуя, что от одной этой мысли его может вывернуть наизнанку, Кевин вцепился в шелк ее платья с такой силой, что у него побелели костяшки пальцев.

Но тут над ареной взметнулся фонтан искр, рассыпающихся в облаках. Толпа взвыла; бегущие останавливались как вкопанные, задрав головы к небесам.

Кевин и Люджан использовали передышку, чтобы добраться до стены, где вокруг них сомкнулась цепь воинов в зеленых доспехах, огородив островок спокойствия и уверенности посреди взбаламученной стихии.

Когда мидкемиец опустил дрожащую Мару на землю, над всеобщим хаосом разнеслись слова:

— Вы, живущие так же, как жили в течение столетий! Древность традиций — не оправдание для жестокости! Вы все стоите перед судом и все признаны виновными!

Это был голос мага. Голос Миламбера. Кевина захлестнула невольная гордость: человек из Королевства осмелился потребовать сострадания от тех, кому неведомо это чувство.

Гомон толпы зазвучал по-иному. В одних пробуждалось любопытство, другие решили, что им брошено оскорбление, третьи вообразили, что намечается новая забава. Кое-кто уже останавливался и пытался протолкнуться обратно, и таких становилось все больше и больше.

— Только остолопам придет в голову тут задерживаться! — воскликнул Люджан. — Госпожу надо доставить домой!

Кевин протянул руку, чтобы поддержать Мару, увидел кровь на собственной ладони и только тут вспомнил про нож. Он собрался отдать оружие, но Люджан решительно покачал головой:

— Я не видел у тебя этой штуки, и глаза мои слепы, пока ты используешь ее для защиты госпожи.

Солдаты образовали плотный кордон вокруг Мары, Кевина и полудюжины несчастных носильщиков, по привычке занявших свои места у шестов носилок.

Тогда над стадионом зарокотал и отдался гулким эхом непостижимо громкий голос мага:

— Вы, кто находит удовольствие в смерти и бесчестии других! Сейчас мы увидим, как вы взглянете в лицо гибели!

Кевин заорал:

— К дьяволу носилки! Бежим!

Все еще неспособная унять дрожь, Мара совладала с собственным дыханием и согласилась:

— Да, надо бежать!

По приказу Люджана громоздкие носилки были оставлены на земле. Охранники перестроились на ходу, и отряд устремился прочь из опасного места.

Со стороны арены налетел шквал леденящего ветра. Кевин даже подивился ощущению, почти забытому за годы плена: ощущению холода. В природе Келевана не существовало ветров, которые могли бы породить столь неприятное чувство: как будто к коже прижимаются куски льда.

И сразу же загремел голос Миламбера:

— Познайте трепет и отчаяние, ибо я — это Мощь!

Поднялся новый вал причитаний; тем временем отряд Акомы начал спуск по нижнему пролету лестницы.

Шквал достиг ураганной силы, когда Миламбер возгласил:

— Ветер!

Новый шквал дохнул смрадом могилы, заставив содрогнуться даже Кевина и самых стойких воинов. Они ускорили спуск, хотя каждый вздох отдавался болью в груди. Лицо Мары было мертвенно-бледным, но она не отставала от свиты.

Трудности пути множились. От мерзкого запаха многие поддались морской болезни. Люджан приказал держать шаг: тем, кто останавливался, грозила опасность быть раздавленными толпой.

Даже каменная мостовая заходила ходуном, когда раздался низкий стон — терзающий уши звук, который не могло бы исторгнуть ни одно существо Келевана или Мидкемии. Воины прибавили ходу; Кевин схватил Мару за запястье, чтобы помочь ей пройти последние ступени спуска. Внезапно дневной свет померк: тени зловеще сгустились, воздух потемнел, и солнце исчезло из виду. Облака собрались над стадионом и стянулись в чудовищный вихрь.

Кевин не сомневался, что все это дело рук Миламбера. Он попытался смехом отогнать страх:

— Ну забавник! Нашел чем повеселить почтенную публику!

Мара, которая едва дыша поспевала за Кевином, удивленно взглянула на него, и он сообразил, что произнес последнюю фразу на языке Королевства. Пришлось повторить сказанное на цурани, и Мара нашла в себе силы улыбнуться.

У основания лестницы они задержались: Люджан выждал, пока подтянулись отставшие. Они встали в строй, усилив защитный квадрат вокруг госпожи. Те, кто находился на внешних границах квадрата, взялись за руки, образовав единую цепь.

Отряд уже вступил на городскую улицу, когда над толпой раскатился все заглушающий голос мага:

— Дождь!

Кевин приметил, что этот выкрик несколько приглушен расстоянием, и порадовался, что они успели отдалиться от колдовского разрушительного вихря, который по воле Миламбера обрушился на осужденную магом толпу. Разверзлись небеса, и ледяные капли прорезали воздух. В мгновение ока все было покрыто водяной пеленой. Исчез последний проблеск света.

Прищурившись, чтобы защитить глаза от разъярившейся стихии, Кевин побежал, не выпуская запястья Мары, ко всем бедам которой добавился еще и мокрый подол парадного одеяния, прилипающий к ногам и затрудняющий каждый шаг. Шум ливня, бьющего в мостовую, смешивался с бряцанием доспехов и топотом бегущих ног. Однако горестные крики толпы уже казались глуше.

— Не останавливайся! — подбодрил Кевин Мару.

Еще несколько шагов — и дождь начал заметно ослабевать.

Отряд Акомы достиг улицы, примыкающей к стадиону, когда — уже издалека — донесся голос Миламбера:

— Огонь!

Над чашей стадиона взмыл всеобщий вопль ужаса. Мара с опаской оглянулась, страшась за несчастных, оставшихся в этой западне. Кевин повернулся, чтобы поторопить ее, и за редеющей завесой дождя ему открылась картина, исполненная пугающе-чуждой красоты. Языки пламени играли в облаках, все еще окропляющих землю ледяной влагой. Вспышки молний вспарывали небо. Горящее жало оцарапало щеку Кевина: теперь на землю падал дождь из чистейшего огня.

Мара закричала. Пламя распускалось феерическими цветами в шелковых переплетениях ее головного убора, и влага, скопившаяся там, не могла этому помешать. Солдаты на бегу пытались сбить пламя рукавицами, и воздух наполнился удушливым запахом обгорелой нидровой кожи и лака. Падающие языки пламени рассыпались искрами по мостовой.

— Смотрите! — воскликнул Люджан, указывая на площадь впереди. Там, на расстоянии сотни ярдов от их отряда, за текучим месивом воды и огня, безмятежно сияло солнце.

Кевин чуть ли не волочил Мару: эта сотня ярдов далась им тяжелее многих миль. Наконец они, целые и невредимые, вырвались под спасительный свет солнечных лучей. Повинуясь суровым приказам Люджана, солдаты замедлили шаг, чтобы перевести дух. Запыхавшиеся бойцы могли сплоховать в сражении, а улицы представляли собой бурлящую массу перепуганных горожан и настороженных воинов, готовых в любую минуту броситься на защиту своих господ. Кевин воспользовался передышкой, чтобы взглянуть назад. Безумство стихий над ареной не прекратилось. Огненные вспышки разлетались зловещими зигзагами; крики умирающих и искалеченных смешивались в общий непереносимый вой.

Тотут, то там на улицах дергались и корчились в агонии объятые огнем люди, больше похожие на какие-то жуткие пугала. Те, кому удалось выйти живым из пламени, устремлялись на поиски безопасного места и наталкивались на ремесленников и рабов, оставивших свои занятия, чтобы поглазеть на невиданное зрелище. Многие от страха валились ничком на мостовую; другие осеняли себя знамением защиты от гнева богов, но большинство просто стояло как истуканы в безмолвном оцепенении.

По знаку Люджана Кевин мягко потянул Мару вперед:

— У тебя ноги болят? Надо бы двигаться дальше: мы еще слишком близко от места событий.

Бледная от изнеможения, Мара едва выговорила:

— Заботы об обуви могут подождать. Домой!

Люджан выслал вперед одного из солдат, чтобы тот привел подкрепление. Искусный военачальник умело выбирал маршрут следования, придерживаясь тихих улочек. Он обошел стороной храмовый квартал, где жрецы и прихожане суетились вокруг алтарей с приношениями богам. Скороходы спешили по неизвестным поручениям, а нищие слонялись в кварталах, куда в обычное время не смели соваться. Ежеминутно ожидая нападения, солдаты держались вместе; Кевин сжимал нож, полученный от Аракаси.

Никакой засады на пути не оказалось, но в земле под ногами зарождался странный гул.

Гул разросся в низкое грохотанье, и на Кевина накатил страх.

— Землетрясение! — закричал он. — Быстро туда, на то крыльцо!

Люджан и воины резко свернули в указанном направлении. Они бесцеремонно смели с пути троих выпивох, пристроившихся на добротном каменном крыльце одной из таверн.

Воины расступились, образовав проход для Мары, и она нетвердой походкой проследовала в укрытие под выступом кровли. Кевин собрался протолкнуться поближе к ней, но, зажатый со всех сторон гвардейцами в доспехах, вдруг почувствовал, что земля уходит у него из-под ног. От резкого толчка многие воины повалились на колени, другие рухнули ничком; носильщики боязливо заскулили, прикрыв руками головы. Отчаянные крики людей, застигнутых землетрясением, доносились и с улицы, и из самой таверны, где растрескались потолочные балки и на посетителей посыпались куски штукатурки вперемешку с обломками дерева. Глиняные кружки подпрыгивали и перекатывались на столах, а потом со звоном разбивались на полу.

Черепичные плитки, куски стропил и карнизов, срываясь с крыш близлежащих домов, падали на мостовую. Рушились балконы, рвались стенные перегородки, и один за другим падали на мостовую обливающиеся кровью люди.

Подняв тучу пыли, царапающей горло, осела одна из каменных стен по соседству. Землетрясение набирало силу. Улица вспучивалась и сворачивалась по всей длине; воздух наполнился треском разлетающихся в щепки бревен и рассыпающейся каменной кладки. Кевин пытался преодолеть неистовство обезумевшей земли, чтобы добраться до Мары, но двое солдат уже прикрыли госпожу своими телами.

Снова и снова содрогалась земля, словно в спазмах боли. Из-за просторов имперского квартала, со стороны арены, слышался шум осыпающихся камней, подобный грохоту горной лавины; с ним смешивались вопли десятков тысяч гибнущих и обезумевших от страха людей.

Затем земля разом успокоилась. На город снизошла тишина, и солнечные лучи пробились сквозь поднятые в воздух облака пыли. Улицы лежали в развалинах, среди которых корчились стонущие раненые и неподвижно лежали тела тех, кто уже замолк навеки.

Кевин заставил себя встать. Щека у него горела, покрытая волдырями от ожогов; глаза слезились от попавшего в них песка. Когда солдаты вокруг него тоже почувствовали твердую почву у себя под ногами, он помог подняться Маре.

Глядя на ее перепачканное землей лицо, на клочья обгоревшего шелка, свисающие со скомканного головного убора, и мокрую одежду, облепившую тело, Кевин едва сдерживался, чтобы не поцеловать ее. Вместо этого он лишь стряхнул песок с прядки волос, упавшей ей на ухо, отчего засверкали искры на изумрудных серьгах, а потом, вздохнув, сказал:

— Нам повезло. Представляешь, что творилось внутри стадиона?

Мара еще не оправилась от потрясения и уже не пыталась притворяться равнодушной, но в ее тоне слышалась мрачная ирония, когда она отозвалась:

— Мы можем только надеяться, что почтенный властитель Минванаби подзадержался на играх достаточно долго.

И потом, как будто ее душу пронзила внезапная боль от зрелища погубленной красоты вокруг, она круто обернулась к Люджану:

— В нашу резиденцию. Сейчас же.

Люджан построил отряд, и они продолжили путь по разрушенным улицам Кентосани.

***

Аракаси вернулся позднее, одетый в грязную, насквозь прожженную ливрею. Поскольку резиденция Акомы находилась на достаточном удалении от арены и от карающей десницы Миламбера, дому был причинен самый незначительный ущерб. К этому моменту десять воинов уже стояли на страже у ворот; другие заняли посты во дворе. Мастер тайного знания продвигался по-кошачьи осторожно и бесшумно. Лишь увидев на галерее Люджана, он позволил себе слегка расслабиться.

— Благодарение богам, ты здесь, — хрипло выговорил военачальник.

Без промедления Аракаси был проведен наверх, к госпоже.

Приняв освежающую ванну и переодевшись в чистое, она сидела на подушках, все еще бледная после дневных злоключений. Из-под полы свободного халата виднелась расцарапанная коленка, но беспокойство, омрачавшее лицо властительницы, рассеялось при виде мастера.

— Аракаси! Рада тебя видеть. Какие новости?

Склоненный до этого в поклоне, он распрямился.

— Прошу извинить меня, госпожа, — пробормотал он, подняв и прижав к кровоточащей щеке лоскут ткани.

Мара подала знак горничной, которая поспешила за целебными мазями и чашей для омовения. Мастер попытался уклониться от ее забот:

— Царапина, госпожа. Не стоит придавать ей значения. Какой-то голодранец вздумал воспользоваться суматохой и ограбить меня. Он мертв.

— Ограбить? Ливрейного слугу? — усомнилась Мара.

Отговорка была шита белыми нитками. Куда более вероятно, что он серьезно рисковал, однако, посчитавшись с его желаниями, она воздержалась от вопросов, которые могли бы его смутить.

Когда отряд Мары добрался до дверей городского дома, они обнаружили, что мастер отсутствует, так же как и большинство солдат. Как оказалось, он оставил немногочисленный гарнизон под началом Джайкена, а сам снова направился к арене, но не смог туда пробиться из-за безумного сумбура стихий, учиненного Миламбером. Два отряда Акомы разминулись в пути.

Горничная вернулась с целой корзиной снадобий, и Аракаси нехотя предоставил ей возможность заняться его щекой.

Та приступила к делу, и Мара спросила:

— Что с остальными солдатами?

— Вернулись со мной, — доложил Аракаси с оттенком раздражения в голосе. Он метнул мрачный взгляд на целительницу, а затем закончил свое сообщение:

— Но когда из окон стала падать посуда, одному воину свалился на голову глиняный кувшин, и, поверишь ли, от этого ушиба он того и гляди умрет.

Мара заметила, как быстро проступает кровь сквозь приложенную к его щеке салфетку.

— Это не просто царапина. Как видно, порез глубокий, до кости. — Она не удержалась от нового вопроса:

— Что в городе?

Увернувшись от руки горничной, Аракаси стремительным движением выхватил из корзины чистую салфетку и прижал к щеке.

— Госпоже незачем утруждать себя, обращая внимание на болячки слуги.

Мара подняла брови:

— А слуге незачем утруждать себя, рискуя — ради помощи госпоже — предстать перед имперским судом за передачу клинка рабу? Нет, — она подняла руку, видя, что Аракаси собрался возражать, — не отвечай. Люджан клянется, что ничего такого не видел. В кладовой обнаружили нож, запачканный кровью, но повара уверяют, что этот нож они всегда используют, когда надо зарезать джайгу.

Аракаси издал короткий смешок:

— Джайгу? Как удачно!

— В высшей степени. А теперь ответь на мой вопрос, — потребовала Мара.

— В городе царит хаос. Повсюду пожары, много раненых. Кентосани выглядит так, как будто его опустошило неприятельское войско — особенно в кварталах, примыкающих к арене. Имперский Стратег бесславно отступил: этот маг Миламбер его жестоко унизил. Зрелище было слишком многолюдным и привело к непомерному количеству неоправданных смертей. Готов биться об заклад, что Альмеко закончит свою жалкую жизнь в течение дня.

— Свет Небес?

Как ни была Мара взволнована последними новостями, она не забывала и о практических надобностях. Поэтому она отослала горничную с приказом принести на подносе ужин.

Аракаси успокоил хозяйку:

— Свет Небес в безопасности. Но Имперские Белые отозваны из всех помещений внутри дворца, за исключением семейных апартаментов, где они могут защищать самого императора и его детей. Стражники Совета остаются на посту, но они не станут ничего предпринимать, если не получат прямых указаний от Имперского Стратега. Следует предполагать что к наступлению темноты возобладает преданность, и каждый отряд возвратится к своему хозяину. Те правила, которые нам известны, не соблюдаются — и это в такое время, когда Совет ослаблен, а Стратег опозорен. — Аракаси пожал плечами. — Кроме закона силы, других законов нет.

Мара почувствовала озноб; ей показалось, что в комнате разом сгустилась тьма. Хлопнув в ладоши, она приказала слугам зажечь лампы, а потом распорядилась:

— Об этом надо уведомить Люджана. Как думаешь, нам следует ждать нападения?

Аракаси вздохнул:

— Кто может знать? Город во власти безумия. И все-таки если бы я взял на себя смелость строить догадки, то рискнул бы предположить, что на эту ночь мы можем считать себя в безопасности. Если властитель Минванаби уцелел во время катастрофы на Играх, то он, вероятнее всего, отсиживается у себя дома, так же как и мы: занимается подсчетом своих потерь и ожидает сообщения, что здравый смысл снова вернулся на улицы.

Вошел слуга с подносом, а за ним следом — Люджан. Мара жестом предложила военачальнику сесть; каждому была подана чока. Она сидела, откинувшись, и прихлебывала горячий бодрящий напиток; тем временем Люджан запугивал мастера ужасными бедами, которые тот на себя накличет, если не отнесется к своей ране с должной серьезностью. В конечном счете заставив Аракаси принять помощь Люджана, Мара улучила момент, когда военачальник приступил к перевязке, и заговорила о том, что ее волновало:

— Если Альмеко покончит с собой, то вскоре последует приглашение на Совет.

Довольный переменой темы, Аракаси принялся за холодный пирог с мясом.

— Ну а как же. Нужен новый Стратег.

Люджан бросил в корзину бинты, оставшиеся от перевязки, и высказал свое мнение:

— Любого, кто примет участие в выборах, ожидают серьезные опасности. Среди властителей нет такого, который мог бы стать общепризнанным преемником Альмеко.

Мара не стала скрывать от собеседников, что не эта — достаточно очевидная

— опасность страшила ее больше всего:

— Если от решения Совета зависит, кому быть преемником Альмеко, Акома обязана приложить все силы, чтобы повлиять на исход выборов. Претендовать на титул Имперского Стратега могут лишь пятеро властителей, и один из них — Десио Минванаби. Нельзя допустить, чтобы его притязания увенчались успехом.

— Ты не раз заключала сделки на определенных условиях, — напомнил Аракаси, — и получила возможность распоряжаться обещанными тебе голосами. Но когда весь привычный порядок перевернулся с ног на голову, можешь ли ты полагаться на своих должников?

Теперь стало особенно заметно, как сильно устала Мара.

— Нет худшей опасности, чем Десио, облаченный в белое с золотым.

Люджан провел пальцем по рукояти своего меча:

— Это может случиться?

— При нормальном ходе вещей — нет. Но теперь… — Мастер тайного знания пожал плечами, — Разве сегодня утром кто-нибудь из нас мог предполагать, что владычество Альмеко бесславно закончится еще до следующего рассвета?

Ночь за окном внезапно показалась черной, как никогда. Борясь с подступающими слезами, Мара больше всего тосковала сейчас по рукам Кевина, неизменно приносящим ей утешение, но он помогал солдатам заделывать оставшиеся после землетрясения проломы в стене. Миламбер сокрушил не только камни и головы в своей схватке с Имперским Стратегом. Его деяние опрокинуло всю имперскую иерархию, и пыль, поднятая при этом, будет оседать на землю еще много дней.

— Мы должны быть готовы к любым неожиданностям, — твердо заключила Мара.

— Аракаси, когда сможешь, тебе придется снова отправиться в город. Прислушивайся к любым пересудам. Хозяева Империи поменяют курс, и если не рассчитать путь заблаговременно, нас могут ненароком растоптать.

За этим последовала тягостная бессонная ночь. В течение нескольких столетий древний дом в Кентосани не подвергался нападениям; его стены оставались крепкими и прочными, но воины Люджана переставляли мебель, вытаскивали из хранилищ старые оборонительные ставни и как умели укрепляли ворота и двери при свете фонарей, которые держали рабы.

Со стороны внутреннего города доносились звуки стычек, и время от времени на улице слышался топот пробегающих людей. Из тех, кто укрылся за надежными стенами, никто не рискнул открыть ворота, чтобы узнать, были ли то воры, удирающие от погони, или убийцы, посланные прирезать врагов.

Через три часа после наступления темноты вернулся сотник Кенджи, раненный в плечо; иссеченные доспехи свидетельствовали, что ему пришлось мечом прокладывать себе путь. Мару он нашел на кухне, занятую оживленным разговором с Джайкеном. Речь шла о съестных припасах, и оба то и дело заглядывали в счетные таблички; судя по их виду, можно было подумать, что Мара готовится выдержать осаду.

Кенджи поклонился, и это движение привлекло внимание Мары. Она позвала слугу, чтобы он принес чоку, и усадила сотника на мясную колоду; из кладовой вновь была доставлена корзина с лечебными зельями.

— Этих людей из Саджайо отнесла толпа, — приступил Кенджи к докладу.

Он потянулся к застежке своей кирасы, и его лицо исказила гримаса боли, которую он, впрочем, тут же постарался согнать.

— Оставь это, — сказала Мара. — Давай я позову раба, он тебе поможет.

Но Кенджи был полон решимости выполнить свой долг до конца и не пожелал дожидаться, пока кто-то о нем позаботится. Хотя каждое движение причиняло ему мучительную боль, он расстегнул первую застежку, потом вторую и с усилием продолжил доклад:

— Двое солдат, которые были со мной, мертвы. Один погиб, сражаясь; второй нашел свою смерть в огне, который падал с неба. Толпа уволокла меня далеко, так что я не сразу нашел дорогу к дому, и мне пришлось пробиваться с боем. В храмовом квартале народу скопилось столько, что пройти там оказалось невозможно. Я попытался сделать крюк и пробраться вдоль набережной, но там натолкнулся на завалы: доки и склады разрушены землетрясением.

Появился раб, вызванный Марой, и помог сотнику освободиться от доспехов. Рана кровоточила, и стали видны зловещие темные пятна, проступившие на шелковом стеганом чехле, надетом под лаковые доспехи.

— Там были большие беспорядки, госпожа… — Кенджи шумно вздохнул, когда была снята нагрудная пластина кирасы. Говорил он с трудом. — Всякая портовая голытьба и рыбаки бросились громить баржи, стоящие у причалов, и портовые лавки.

Мара тревожно покосилась на Джайкена, который еще раньше заметил алое зарево пожаров и предсказал — совершенно справедливо, — что все это нанесет ощутимый урон торговле.

— Некоторые склады были взломаны и разграблены. Другие толпы кинулись в имперский квартал — требовать от Стратега пищи и убежища.

Мара жестом призвала его к молчанию:

— Ты с честью исполнил свой долг. Теперь отдыхай, и пусть люди займутся твоими ранами.

Но изрядно помятый сотник нашел в себе силы встать и поклониться по всем правилам. Когда раб принес теплую воду, чтобы увлажнить присохший к коже стеганый чехол, Кенджи снова уселся на колоду и перенес неприятную процедуру, погрузившись в тяжелую летаргию изнеможения.

Мара присела рядом и взяла офицера за руку. Она оставалась с ним, пока не было сделано все возможное для исцеления его ран, и прислушивалась к звукам отдаленных потасовок, смешанным со скрипом и царапаньем мела о таблички в руках Джайкена. На скамьях и столах были разложены припасы в достаточном количестве, чтобы продержаться несколько дней. Тридцать воинов вполне справятся, если понадобится оборонять ворота от разгулявшейся толпы, но нечего было и рассчитывать, что они смогут противостоять натиску настоящего военного отряда.

Уже перед самым рассветом, когда Кенджи был уложен в постель и заснул, Мара посоветовалась с Люджаном, и один из офицеров был послан за подкреплением в ближайший гарнизон Акомы.

Через стенные перегородки проникали звуки ударов и воплей, такие несовместимые с журчанием фонтанов. В небе вспыхивали отблески пожаров, и на улицах ни один человек не мог считать себя в безопасности.

Выпустив из ворот своего посланца, Люджан сказал с плохо скрытым беспокойством:

— Давайте помолимся богам, чтобы у наших врагов дела шли сейчас не лучше, чем у нас.

— И в самом деле, — тихо согласилась Мара. — Давайте помолимся.

ЧАСТЬ 2

Глава 1. ПЕРЕСЕЛЕНИЕ

Запела труба. После двух дней, проведенных за запертыми воротами, когда солдаты Акомы стояли лагерем в саду, во дворе и даже на нижней галерее дома, пение трубы могло показаться приятным разнообразием. Мара отбросила свиток с письменами, которые она так и не удосужилась прочесть, и была уже на ногах, когда дежурные воины успели лишь наполовину вытащить мечи из ножен.

Потом возобладал здравый смысл. Атака — если уж она случится — начнется без фанфар, внезапно, да и не станут враги нападать при свете дня. Трубный глас мог означать лишь одно — вызов на запоздалое собрание Совета или другое имперское объявление. Благодарная уже за то, что ожиданию пришел конец, Мара приготовилась спуститься на крыльцо.

За прошедшие дни от Аракаси не поступало никаких вестей. Маре приходилось довольствоваться рассказами уличных собирателей слухов, которые делились своими познаниями с затворниками, бросавшими им монеты через ограду. Полученные таким образом сведения были чрезвычайно скудными и ненадежными, если принять во внимание чудовищность происходящего. Прошлым вечером по улицам пронеслась, подобно урагану, весть, что Имперский Стратег принял смерть от собственной руки. Можно было услышать странные толки о том, что Ассамблея осудила на изгнание Миламбера, лишив его высокого ранга. Менее надежные источники уверяли, что маг из варварского мира вообще уничтожил Ассамблею. В возможности такого варианта Мара сильно сомневалась; она при всем желании не могла вообразить те силы, которые неминуемо должны были столкнуться при подобном противоборстве.

Как всегда не дожидаясь, пока его спросят, Кевин сухо заметил, что он не хотел бы оказаться на месте человека, которого пошлют уведомить варварского мага об изменении его статуса.

Мара спустилась по парадной лестнице, каждая ступенька которой, загроможденная шлемами и налокотниками отдыхающих воинов, сейчас больше напоминала полку в оружейной кладовой. Мечи были сложены в углах, а копья прислонены к балюстраде — там, где лестница делала поворот. Теперь, после прихода резервных отрядов, численность гарнизона Акомы увеличилась от исходных тридцати до сотни воинов; офицеров разместили в покоях для гостей.

Звук трубы разбудил спящих, и семьдесят пять защитников резиденции были полностью вооружены. Готовые к немедленным действиям, солдаты построились, образовав для своей госпожи проход к двери. По пути Мара с некоторым удивлением отметила, что Кевина не было в углу среди игроков в кости.

Воины, толпившиеся во внешнем дворике перед крыльцом, выстроились в три ряда вдоль узкой дорожки, когда Мара жестом приказала Люджану отпереть ворота.

По другую сторону ворот находились четверо Имперских Белых и глашатай, одетый в ослепительно белую короткую тунику. Символы его ранга сверкали в лучах солнца, так же как и золотой обруч на голове и жезл с блистающей каймой.

— Властительница Мара Акома! — торжественно произнес он.

Мара вышла из-за спины Люджана и, остановившись на шаг впереди него, приветствовала посланца легким поклоном.

Глашатай поклонился в ответ и приступил к делу:

— Я приношу сообщение от Света Небес. Ичиндар, девяносто первый император, предлагает тебе вернуться к себе домой не спеша, когда тебе будет удобно. Отправляйся с миром, ибо его тень простирается во всю ширь земли и его руки ограждают тебя. Любой, кто воспрепятствует твоему прохождению, будет считаться врагом Империи. Такова воля императора.

Воины позади Мары оставались в неподвижности, готовые выслушать продолжение. Однако, ко всеобщему изумлению, глашатай даже не упомянул о вызове на Совет. Не ожидая ответа, не добавив ни слова, он подал знак своему эскорту и двинулся по переулку к следующему дому.

Мара, нахмурившись, стояла на залитой солнцем дорожке, пока офицеры закрывали ворота и запирали их на засовы. За время, миновавшее после бегства с арены, она заметно похудела. На бледном лице выделялись темные круги под глазами, оставленные постоянной тревогой. Но визит глашатая окатил ее ледяной волной самых мрачных предчувствий. Если Имперский Стратег умер, заслужив немилость монарха, а властителей вместе с семьями высылают по домам, не пригласив их на Совет, отсюда следует единственно возможный неоспоримый вывод: в Большую Игру вступил император.

— Нам нужен Аракаси, — сказала Мара, собравшись с мыслями. Она взглянула на своего военачальника. — Если императорская гвардия стоит на страже мира, то мы, конечно, можем послать гонца?

— Прекрасная госпожа, твое пожелание будет исполнено, — ответил Люджан почти забытым тоном добродушного подшучивания. — Безопасны улицы или нет — любой солдат или слуга из всех, кто присутствует в этом доме, с радостью пробежит босиком по толченому камню, если ты попросишь.

— Не попрошу, — с мрачным юмором возразила Мара, взглянув на собственные ступни, все еще обернутые мягкой тканью после бегства по улицам. — Я на себе испытала это удовольствие. Джайкену уже отдан приказ: все мои рабы получат новые сандалии.

По мнению Люджана, тут не обошлось без влияния мидкемийца, хотя вслух военачальник ничего по этому поводу не сказал. Среди всех правителей он не знавал никого, подобного его хозяйке — с ее неожиданными идеями, непреклонным упорством и странными всплесками сострадания.

Уже повернувшись к дому, чтобы заняться отправкой гонца за Аракаси, она помедлила и бросила через плечо:

— Пусть никто не рассчитывает, что Акома подожмет хвост и побежит домой.

Люджан поклонился, постаравшись спрятать усмешку.

***

Посылать гонца не понадобилось. Пока Мара прикидывала, каким образом лучше доставить депешу в один из условных тайников, мастер тайного знания объявился собственной персоной в обличье торговца овощами. Для Мары первым признаком его возвращения послужил громкий галдеж на кухне, в котором выделялись непривычно визгливые возгласы Джайкена.

— О боги, ты, того и гляди, его на куски разрубишь! Это же мясницкий нож!

— послышался веселый баритон Кевина, и эхо от его хохота раскатилось по широкой лестнице.

Опасаясь, что разгневанный хадонра, чего доброго, в наказание за дерзость отправит ее возлюбленного чистить отхожее место, Мара сочла необходимым вмешаться и поспешила вниз.

В кухне она застала впечатляющую сцену.

Аракаси стоял, прислонившись к колесу ручной тележки с гнилыми овощами, которые какой-то скопидом приберег на корм скоту.

— На рынке совсем нет свежих, — терпеливо убеждал Аракаси Джайкена. Удостоверившись, что утихомирить побагровевшего управляющего ему не удалось, он добавил с оттенком надежды:

— В бедном квартале эти дыньки можно было бы сбыть за хорошую цену.

Опасаясь, что она сейчас рассмеется в голос, Мара обнаружила свое присутствие:

— Аракаси, ты мне нужен. Джайкен, попроси Люджана дать тебе солдат в сопровождение и ступай поищи для повара какое-нибудь съедобное мясо. Если не найдешь, эти «дыньки» будут пахнуть не столь отвратительно.

Аракаси оторвался от своего насеста, поклонился и оставил тележку вместе с ее содержимым.

— Удачной охоты, — пробормотал он, проходя мимо Джайкена, но пристальный взгляд Мары удержал его от дальнейших насмешек.

— Кажется, сегодня ты в отменном настроении, — заметила она.

— Потому что все прочие носы повесили, — встрял Кевин. — Он даже веселится из духа противоречия.

Вместе с мастером он проследовал за госпожой через буфетную в сад — туда, где были расположены по кругу каменные скамьи.

Мара любила это место с его цветущими деревьями и мелодичным трио фонтанов. Однако тон у нее был самым деловитым, когда она приступила к делу:

— Это точно, что Альмеко мертв? Аракаси сбросил фартук, остро пахнущий плодовой гнилью.

— Имперский Стратег исполнил обряд искупления перед всеми своими приверженцами и друзьями, включая двух магов. Его тело покоится в Имперском дворце.

— Ты слышал, что вызова на Совет не было? — спросила Мара. Было очевидно, что ответа она ждет с нетерпением.

Напускное легкомыслие Аракаси исчезло без следа.

— Слышал. Некоторые властители уже возроптали, и голос Десио звучит громче всех.

Мара закрыла глаза и вдохнула сладкий аромат цветов. Как быстро разворачиваются события! Ради благополучия ее дома она должна действовать, но как? Все известные законы нарушены.

— Кто же будет править?

— Император, — выпалил Кевин, и все глаза обратились на него.

Мара вздохнула, пытаясь совладать со вспышкой нетерпения.

— Ты не понимаешь. Император правит как духовный вождь. Повседневными делами Цурануани ведает Имперская канцелярия; Высший Совет руководит жизнью нации. Туда сходятся все нити цуранской политики, и среди властителей страны Имперский Стратег — на первом месте.

Кевин ткнул большим пальцем через плечо куда-то в сторону дворца:

— Помнится, кто-то уверял, что Свет Небес никогда не показывается публике, однако же на играх он появился. Этот император уже отступил от обычаев предков. Возможно, стремление властвовать у Ичиндара сильнее, чем вы думаете.

Аракаси потер подбородок:

— Если дело не в нем, то, может быть, тут замешаны Всемогущие. В тот день их было необычайно много.

— Догадки есть у всех, — перебила его Мара. — А нам требуются точные сведения. Кто уцелел при катастрофе на играх, подмечены ли какие-либо подозрительные происшествия впоследствии?

— Раненых намного больше, чем погибших, — сообщил Аракаси. — Я составлю для тебя перечень, прежде чем уйду. Но пока я призываю к осторожности, несмотря на Имперский мир. Многие улицы еще завалены обломками. Жрецы Двадцати Орденов открыли свои храмы, чтобы приютить бездомных, но из-за разрушений в порту подорвана торговля, и в городе плохо с едой. Вокруг полно голодных, отчаявшихся людей, которые не менее опасны, чем убийцы. Сегодня с утра начат ремонт причалов, но пока не возобновится работа рынков, гулять по улицам будет опасно.

Мара с грустью указала на свои забинтованные ноги:

— Я все равно не смогу выходить из дома, пока не получу новых носилок.

Аракаси поднялся со скамьи, потянулся и несколько раз согнул и разогнул пальцы с такой силой, что затрещали суставы. Мара пригляделась к нему повнимательнее.

— Ты давно не спал? — спросила она.

— В эти дни я вообще не спал. Слишком много дел. — С едва заметной гримасой он поднял сброшенный фартук. — С твоего разрешения, госпожа, я должен возвратить хозяевам ту позаимствованную тележку и повидаться с твоими стражниками и хадонрой. Рынки пока закрыты, но у меня действительно есть кое-какие идеи насчет того, где Джайкен может купить овощей. — Он натянул мятый грязный фартук поверх собственной невзрачной рубахи, завязал тесемки, взъерошил волосы — и вот уже перед Марой и Кевином стоял растрепанный, косоглазый, задубелый на всех ветрах крестьянин, который добавил к сказанному ранее:

— Только, по правде говоря, дороговато те овощи обойдутся.

— Тогда Джайкен с тобой не столкуется. Не зарывайся, — попросила Мара.

Аракаси поклонился и шагнул под арку, которая вела в дом. Из полумрака послышался его голос:

— Ты остаешься в Кентосани? — И почти сразу же мастер сам ответил на свой вопрос:

— Я думаю, остаешься. — И он скрылся из вида.

В зеленоватом свете, проникающем сквозь кроны деревьев, Кевин всматривался в свою госпожу.

— Ты не спешишь домой к Айяки?

Он спрашивал не без задней мысли: ему было необходимо поговорить с Патриком и поделиться с земляками новостями, которые тяжелым грузом лежали у него на сердце со дня игр: Боуррик и Брукал разгромлены и Королевство открыто для вторжения.

На мгновение лицо Мары омрачилось.

— Мне нельзя отправляться домой, когда совершаются такие перемены. Я должна быть поблизости от средоточия власти, независимо от того, в чьих руках она окажется. Я не позволю, чтобы жизнь или смерть Акомы зависели от решений других людей. Если над нами нависнет опасность, я стану защищать Айяки до последнего моего вздоха… но я буду действовать.

Ее пальцы судорожно вцепились в выступы резьбы на каменной скамье. Кевин бережно взял руки любимой и сжал в своих горячих ладонях.

— Ты очень испугана, — сказал он.

Она кивнула, что для нее было равносильно серьезному признанию:

— Меня не страшат козни Минванаби или другого враждебно настроенного властителя. Но в Империи существуют две силы, перед которыми я вынуждена безоговорочно склониться, и сейчас в игру вступила одна из них… или даже обе.

Кевину не нужно было растолковывать, что она имела в виду императора и магов. Когда взгляд Мары потемнел и словно обратился внутрь, мидкемиец понял, что ее терзает страх за сына.

***

Прошли еще три дня, наполненные топотом марширующих по улицам солдат и скрипом тележек, увозящих обломки крушения и тела погибших. Мара ждала и получала сообщения от Аракаси, посылаемые в странной форме и в самые неподходящие ночные часы. Кевин лаконично заметил, что мастер тайного знания завел себе привычку отравлять им радость любовного соединения, но правда заключалась в том, что вынужденное бездействие и скука отравляли эту радость куда больше.

Предсказание Кевина, что император перехватит бразды правления страной, оказалось отчасти верным, но среди политиков вершилась не одна игра, и Аракаси бросил все свои ресурсы на то, чтобы установить, чья же рука какую ниточку тянет.

Когда прошло время и члены Совета накопили достаточно наблюдений, стало очевидно, что вмешательство Ичиндара не было следствием минутного каприза. Он тщательно обдумал свои планы и держал наготове людей, способных в любой момент заняться делами, обычно поручаемыми приказчикам или агентам властителей. Картина стала более отчетливой, когда Аракаси начал выяснять, какие партии оказывали Ичиндару поддержку. В самом центре заговора стояли члены Партии Синего Колеса; почти все они отсутствовали на Имперских Играх и избежали губительного хаоса, поразившего участников этих развлечений. Даже старинные семьи, образующие Имперскую партию и по праву ссылающиеся на узы кровного родства с императором, оказались не у дел при этом новом порядке.

После объявления Имперского мира город начал залечивать раны. Улицы и площади были очищены от завалов. Дни и ночи напролет в небо поднимались струи дыма от костров, куда свозили для сожжения тела погибших. Рассказы о повещенных мародерах и спекулянтах черного рынка быстро положили конец деятельности этих любителей поживиться на чужой беде. На реке были оборудованы якорные стоянки, поспешно построены суда для доставки грузов на берег, а на старых сваях возведены новые причалы. Лавки начали постепенно наполняться товарами. Среди еще не убранных камней пробирались слуги с коромыслами и ручными тележками.

По истечении десяти дней после бедствия на Играх Мара получила сообщение из Сулан-Ку. Там отмечался небольшой наплыв беженцев, и на пристанях возникали стычки из-за уцелевшего имущества, но интересы Акомы не пострадали. Накойя доводила до сведения госпожи, что, если не считать шумных вспышек гнева у Айяки, в поместье Акома все спокойно. Первая советница жаловалась только на Кейока, которого с трудом удалось уговорить, чтобы он не послал в Кентосани на помощь госпоже половину всего гарнизона. О том, что Мара цела и невредима, писала Накойя, они узнали от агентов Аракаси.

Мара опустила исписанный пергамент. Слезы затуманили глаза, когда она подумала о беззаветной преданности тех, кто любил ее. Она почувствовала, как отчаянно тоскует по сыну, и поклялась, что будет проводить с ним больше времени, как только представится такая возможность.

С галереи донесся звук торопливых шагов. Мара услышала, как стражники встали на караул; вслед за этим появился Аракаси — мрачный, с запавшими глазами. С вопиющим нарушением протокола он ворвался в ее личные покои и бросился ничком на пол:

— Госпожа, умоляю простить, что являюсь в такой спешке.

Захваченная врасплох в момент слабости, Мара закрыла глаза руками. События раскручивались так быстро, что ей казалось, будто они происходят с кем-то другим.

— Сядь, — приказала Мара. — Что нового?

Аракаси поднялся и огляделся:

— Где Кевин? Он должен услышать это, поскольку ты наверняка захочешь узнать его мнение.

Мара махнула рукой, и ее посыльный кинулся на кухню, куда мидкемиец незадолго перед тем отправился за горячей чокой. Раб-варвар уже поднимался по лестнице; он вошел почти немедленно.

— Из-за чего сыр-бор загорелся? — спросил он, устанавливая на столик поднос с кувшинчиком чоки и чашками. — Твой скороход чуть с ног меня не сбил.

Чтобы наполнить первую чашку, Кевин наклонился, стоя спиной к Маре; он не заметил Аракаси, который, по своему обыкновению, выбрал для себя самый укромный уголок.

— Во-первых, варвары… — начал мастер тайного знания.

Кевин повернулся столь круто, что задребезжали тонкие фарфоровые чашки.

— Это ты!.. — Он кисло улыбнулся. — Что там насчет варваров?

Аракаси прокашлялся.

— Люди из другого мира предприняли совершенно неожиданное и мощное контрнаступление. Наши армии в Мидкемии разбиты и отброшены назад, к той долине, где мы управляем Вратами Бездны. Мы только что потерпели самое сокрушительное поражение за всю войну!

Щадя чувства Аракаси, Кевин подавил радостный смех.

— Что еще? — принимая от Кевина чашку чоки, поторопила Мара взволнованного мастера.

Она понимала, что сказано далеко не все.

— Во-вторых, — продолжил Аракаси, — император согласился встретиться с королем варваров, чтобы обсудить условия мира!

— Что?! — Мара выронила чашку, и дымящаяся чока растеклась по полу. — Мира?..

Кевин замер на месте.

Аракаси быстро заговорил:

— Сегодня утром получено сообщение от моего агента во дворце. Перед последним наступлением Имперского Стратега два эмиссара Партии Синего Колеса проскользнули через Бездну с небольшими отборными отрядами. Это были Касами из Шиндзаваи и раб-варвар; они покинули лагерь и добрались с мирными предложениями к варварскому королю.

— Так вот почему твой дружок из Шиндзаваи не был на Играх! — вмешался Кевин. — Он не знал, кем окажется — героем или преступником, объявленным вне закона.

Мара сдвинула с колен намокшую ткань платья, но не позвала горничных навести порядок.

— Касами… Это брат Хокану. — Ее глаза сузились. — Но Партия Синего Колеса никогда не предпринимала ничего столь дерзкого, не заручившись…

— Не заручившись монаршим одобрением, — подхватил ее мысль Аракаси. — В этом и заключается самая суть. Если Ичиндар отправил туда какое-то посольство, значит, он еще раньше принял решение начать мирные переговоры.

Мара побледнела:

— Так вот почему Свет Небес готовился взять правление на себя! — Она медленно повернулась к Кевину. — Возлюбленный мой, кажется, твое суждение о нашем императоре было более верным, чем мы могли предположить. Ичиндар вступил в Большую Игру, и никто даже не заметил этого! — Она недоверчиво покачала головой. — Это идет вопреки всем традициям!

Кевин взял с подноса салфетку и опустился на колени, чтобы пресечь дальнейшее растекание чоки.

— Кто бы говорил. Я, кажется, припоминаю, как ты перевернула парочку традиций… до неузнаваемости.

— Но император… — запротестовала Мара. Ее благоговение было столь очевидным, что каждому стало бы ясно: в ее глазах Свет Небес — это почти бог.

— Он человек, — сказал Кевин, выпрямившись и зажав в руке тряпку, с которой капала чока. — И он молод. Молодые часто совершают неожиданные и безрассудные поступки. Но неужели он полагает, будто ваши чванливые властители по первому его слову упакуют вещички и отправятся по домам выращивать редиску? Не настолько же он наивен!

Аракаси сказал:

— Госпожа, я не знаю, что такое «редиска», но боюсь, что Кевин прав.

— Тут чувствуется еще чья-то рука, — настойчиво заявила Мара. Она взглянула на свою перепачканную чокой мантию и нетерпеливо сбросила ее. Тонкая ткань приземлилась там, где закончились труды Кевина, но Мара не поинтересовалась, удалось ли уберечь от пятен несколько шелковых подушек. — Если бы Альмеко не попал в ловушку, подстроенную Миламбером, то как разворачивались бы дальнейшие события?

Если вопрос и был риторическим, найти на него ответ не составляло труда. Даже Кевин мог бы предсказать, что Партия Синего Колеса еще раз переменила бы свой политический курс и вышла из Военного Альянса. Тогда у Альмеко остался бы лишь один сторонник, способный оказать ощутимую поддержку, — Минванаби. Но, имея с флангов Акому и Ксакатекасов, которые постарались бы доставлять ему как можно больше неприятностей, Десио не сумел бы прислать на помощь Альмеко серьезное подкрепление. Альмеко и его партия оказались бы в безвыходном тупике после тринадцати лет почти самодержавной власти.

Энергично отжав над подносом салфетку, которой он вытирал пролитую чоку, Кевин провозгласил:

— Тогда императору осталось бы лишь прибыть в Высший Совет и огласить там свои мирные предложения, а у Стратега не хватило бы силенок, чтобы ему воспрепятствовать. Очень ловко сработано. — Кевин восхищенно свистнул. — Ваш Ичиндар — весьма толковый юноша.

Аракаси что-то прикидывал в уме.

— Не думаю, что наш император — даже при таком повороте событий — пошел бы на открытое противостояние со Стратегом… если бы не имел в запасе силы, к которой мог воззвать.

Глаза Кевина широко раскрылись:

— Маги!

Мара кивнула:

— У Альмеко были свои «любимчики», и чтобы их обезвредить, Ичиндару понадобились бы союзники. — Обернувшись к Аракаси, она распорядилась:

— Ступай, поговори со своими агентами. Выясни, если сумеешь, кто из Всемогущих мог быть вовлечен в эту игру. Поинтересуйся, нет ли у кого-нибудь из них особо тесных связей с любым членом Синего Колеса, особенно с домом Шиндзаваи. Похоже на то, что именно они заправляют всем происходящим.

Когда мастер тайного знания откланялся и удалился, Мара прищурилась, словно вглядывалась куда-то в даль с головокружительной высоты.

— Близятся великие перемены, я это чувствую, — сказала она. — Но очень трудно овладеть инициативой, когда плаваешь в луже чоки.

— Смотря какой инициативой, — возразил Кевин и кольцом сильных рук загородил ее от опасностей жестокого мира.

***

Громы и молнии Миламбера не привели ни к каким разительным переменам. Когда вода в реке начала прибывать и наладилось судоходство, Мара получила от властителя Кеды сообщение, что ее условия аренды складов приняты. Разрушение ряда портовых сооружений в Кентосани не оставило ему других возможностей, а первая партия зерна, доставленная на рынок во время паводка, награждалась особым призом. Властитель Андеро уступил ей голос дома Кеда при минимуме гарантий: поскольку вызов на собрание Высшего Совета так и не состоялся, такое обещание имело сомнительную ценность.

Однако Мара послала гонца с подтверждением заключенной сделки. Любое обещание было лучше, чем вообще никакого обязательства, а из сообщений, доставляемых мастером тайного знания, стало известно, что властители, не озабоченные извлечением торговой выгоды из преимуществ момента, были крайне недовольны политикой императора. Мир, говорили они, это акт малодушия, а боги не жалуют слабых народов.

Затем новости потекли плотным потоком. Мара провела в совещании с Аракаси еще одно утро, тогда как Кевин дремал в саду под сенью дерева. Поэтому он лишь позже, когда поступило официальное уведомление, узнал, что Свет Небес отправился в Равнинный Город с намерением пересечь Бездну и провести переговоры о мире с монархом Королевства Островов — королем по имени Лиам.

При упоминании этого мидкемийского имени Кевин вскочил:

— Лиам!

— Король Лиам, — повторила Мара, похлопав по пергаменту, доставленному имперским посланцем. — Так это здесь написано рукою личного писца императора.

— Но ведь Лиам — сын лорда Боуррика, — вспомнил Кевин. — Если он сейчас король, это может означать лишь одно: король Родрик, принц Эрланд Крондорский и сам Боуррик — все они мертвы.

— Что ты знаешь про короля Лиама? — спросила Мара, выбрав одно из сидений рядом с ним.

— Я не очень хорошо его знаю, — признался Кевин. — В детстве мы как-то играли вместе. Я помню только, что это был рослый и смешливый белобрысый мальчишка. С лордом Боурриком я однажды встречался на военном совете.

Он замолчал, настигнутый вихрем воспоминаний о родине. Потом любопытство пересилило, и он попросил разрешения прочесть полученный документ. Уразумев смысл послания, Кевин с кривой усмешкой отметил, что император, очевидно, не представляет себе путешествия без половины знатных персон империи. Согласно приказу, в почетный эскорт Света Небес должны входить предводители пяти Великих Кланов и старшие сыновья половины других властителей.

— Заложники… — Мидкемиец предпочитал называть вещи своими именами. — Властители вряд ли нарушат эдикт и затеют туткровопролитие, пока их наследники пребывают в полевом войске императора. — Внезапно арена политики померкла перед мысленным взором Кевина. Закрыв глаза, он попытался вызвать в воображении образ юноши с каштановыми волосами, одетого в сверкающие доспехи и сидящего за столом напротив другого юноши — Лиама, сына Боуррика… и, как удар в сердце, его пронзила мысль о том, сколько же времени прошло. В его отсутствие продолжалась война и гибли люди. Он даже не знал, живы ли его отец и братья, и далеко не каждый день даже вспоминал о них.

И сейчас, сидя в прекрасном саду посреди чужих цветов, рядом с женщиной из страны, нравы которой часто казались невообразимо жестокими, Кевин, третий сын барона Занна, глубоко вздохнул, пытаясь определить: кто же такой он сам?

— Но зачем Ичиндару туда отправляться собственной персоной? — размышляла Мара, не подозревая о сумятице чувств своего возлюбленного. — Такой риск для нашего Света Небес!

— А что ж, по-твоему, наш король должен сам явиться сюда? После того как ваша солдатня опустошала его владения в течение девяти лет? «Забудьте, ваше величество, что мы жгли ваши города. Просто шагните через эти Врата в наш мир!» — так, что ли? Ну уж нет! Вспомни, этот король был боевым офицером в армии своего отца почти с самого начала войны. Он знает, с кем имеет дело. Доверие будет весьма редким товаром в Королевстве, пока ваши господа не заслужат его.

Мара не могла не признать его правоту.

— Из твоих слов можно сделать вывод, что мы скорей достойны недоверия.

Такое хладнокровие больно уязвило Кевина главным образом потому, что он ожидал возражений. Он засмеялся холодным и горьким смехом:

— Я люблю тебя больше жизни, Мара из Акомы, но я тут один такой. Тысячи моих земляков встречаются с людьми Келевана лишь на поле боя и видят в них только врагов, которые вторглись на нашу родину ради кровавого захвата. Все это не сулит легкого мира.

Мара нахмурилась:

— Ты хочешь сказать, что от Ичиндара потребуют возврата земель, завоеванных Имперским Стратегом?

Кевин снова рассмеялся:

— Эх вы, цурани… Вы верите, что все мыслят так же, как вы. Разумеется, король потребует, чтобы вы убрались. Вы захватчики. Вы чужаки. Вам нечего делать на мидкемийской стороне Коридора.

Не скрывая желчной иронии, Кевин взглянул Маре в лицо. У нее в глазах он прочел тревогу и даже боль, но сильнее всего в ней говорила забота о нем. Вот такая она была. Она не разделяла его понятий о жестокости; она никогда не могла догадаться, чего ему стоило просить об уступках, которые создавали для Патрика и его сотоварищей-невольников лишь самые необходимые условия для мало-мальски сносного существования. Душа Кевина разрывалась между безмерной любовью и врожденным чувством справедливости. Не в силах больше выносить эти терзания, он стремительно поднялся и ушел.

Одно из неудобств дома в Кентосани заключалось в том, что здесь не было множества двориков, где можно было бы затеряться. Мара нашла Кевина уже через несколько минут. Он сидел, ссутулившись, на их спальной циновке и бросал маленькие камешки в рыбный прудок, отделявший наружную перегородку от стены, которая была общей с соседним зданием. Подойдя к Кевину сзади, она опустилась на колени и крепко обвила руками его стан. Щекой она прижалась к его спине и спросила:

— Что ты увидел в рыбном пруду, любимый?

Ответ был суровым и честным:

— Я вижу годы притворства. Я позволил себе раствориться в твоей любви и за это благодарен судьбе, но когда я слышу о наступлении мира…

— Ты вспоминаешь войну, — подхватила она, надеясь, что он не станет отмалчиваться.

Мара чувствовала горечь за едва уловимой дрожью ярости, которая им владела, когда он подтвердил:

— Да, вспоминаю. Я помню моих земляков и друзей, пытающихся защитить свои дома от армий, о которых мы ничего не знали, от воинов, которых привели в наш мир непонятные для нас цели и побуждения. Воинов, которые не предлагали провести переговоры, а просто приходили и убивали наших крестьян, разоряли деревни и захватывали города. — Слова рвались из сердца Кевина, и его уже было не остановить. — Я помню, как сражался с вашими людьми, Мара. Я не. думал о них как о врагах, достойных уважения. В каждом из них я видел гнусного убийцу. Я ненавидел их всеми фибрами своей души! — Она не отстранилась, и он попытался успокоиться. — А потом так получилось, что я узнал тебя и узнал твой народ. Я… я не могу сказать, что какие-то ваши обычаи стали казаться мне более приятными. Но по крайней мере я что-то понял в цурани. У вас есть честь, хотя это совсем непохоже на наше чувство справедливости. У нас тоже есть честь, но я думаю, что вы это не вполне сознаете. И между нами обнаруживается еще что-то общее, как у всех людей. Я люблю Айяки, как любил бы собственного сына. Но нам довелось много выстрадать: тебе — от рук моих соплеменников, а мне — от твоих.

Мара постаралась облегчить его боль ласковым прикосновением:

— И все-таки я не стала бы ничего изменять.

Кевин повернулся в кольце ее рук и взглянул в глаза, где сверкали слезы — бесспорная слабость, с точки зрения ее народа. Он тут же почувствовал себя пристыженным.

— Ты вернула бы к жизни отца и брата, если бы могла?

Мара покачала головой:

— Теперь — нет. И это сознание для меня горше всего, любимый. Если бы я это сделала, я бы избежала былых страданий, но тогда судьба не подарила бы мне ни Айяки, ни нашу с тобой любовь.

Она умолчала еще об одном, более темном соображении: она никогда не стала бы властительницей и никогда не испытала бы головокружительного упоения собственной силой, которое она познала в Игре Совета. У Кевина сдавило горло

— так поразила его откровенность, с которой Мара открыла ему свое сердце. Он тесно прижал ее к себе, и рубаха у него на плече промокла от ее слез. Взволнованный, в смятении всех чувств, он сказал:

— Но при всей моей любви к тебе, Мара из Акомы…

Он отстранил ее от себя, но она не отводила взгляда от его лица — и читала на этом лице жестокую правду, которую он уже был не в силах скрывать.

Страх и непереносимая боль овладели душой Мары — как в тот день, когда ей нежданно-негаданно пришлось стать властительницей Акомы.

— Скажи мне, — резко потребовала она. — Скажи мне все сейчас же.

Каждое слово Кевина давалось ему с мучительным трудом:

— Ах, госпожа моя, я люблю тебя… и буду любить до самой смерти. Но с рабством я никогда не смирюсь. Даже ради тебя.

Мара не смела взглянуть на него. В эти мгновения она впервые поняла всю глубину его страдания. Отчаянно вцепившись в него, она спросила:

— Если бы боги так пожелали… ты бы меня оставил?

Руки Кевина, обнимающие ее плечи, напряглись. Он держал ее так, словно она была единственным средством избавления от смертельной боли… и все-таки он признался в том, чего больше не мог отрицать:

— Будь я свободным человеком, я хотел бы остаться с тобой навсегда. Но будучи рабом… я воспользуюсь любой возможностью вернуться домой.

Мара была уже не в силах сдержать прорывающиеся рыдания:

— Но ты никогда не сможешь стать свободным… здесь.

— Я знаю. Знаю.

Он отвел с ее щеки влажную прядь волос и тоже утратил власть над собой. Слезы покатились и по его щекам. Все, что таилось на дне души у каждого, вырвалось наружу, и теперь уже не оставалось иллюзий: хотя они и любили друг друга так нежно и пламенно, ничто не могло исцелить эту открытую рану, широкую как океан и глубокую как пропасть между двумя мирами.

***

События в Священном Городе разворачивались вокруг предстоящей мирной конференции. До отъезда императора оставалось всего несколько дней, и властители Цурануани оживленно обменивались мнениями о том, на какие условия мира можно будет соглашаться; однако даже с помощью агентов Аракаси не удавалось раздобыть хоть какие-то определенные сведения на сей счет. Мара проводила долгие часы в обществе своих писцов, рассылая союзникам депеши с деликатным подтверждением ранее заключенных соглашений. Время от времени она устраивала небольшие приемы для других властителей, чьи резиденции располагались ближе к внутреннему городу и больше пострадали от разрушений.

Наряду с мелкими неувязками и неудобствами жизнь отравляли и более значительные трудности. Изготовление новых носилок вместо утраченных потребовало гораздо больше времени, чем можно было ожидать. Все до единого плотники в Кентосани были заняты заменой или укреплением разрушенных опорных колонн, оконных рам и дверных проемов; даже на короткий срок не удавалось оторвать от этих работ ни одного подмастерья, не говоря уж о мастерах. Джайкен не сумел столковаться ни с кем. Императорским указом действие всех частных контрактов приостанавливалось до завершения ремонта портовых складов. Мара покорилась необходимости, изображая радушную хозяйку перед гостями, которых хотела повидать, пока наконец об ее затруднениях не проведал властитель Чипино Ксакатекас и не прислал ей в подарок запасные носилки.

Они были выкрашены в цвета Ксакатекасов — пурпурный и желтый — и хорошо отшлифованы, так как многочисленные дочери Изашани пользовались ими для путешествий по лавкам и базарам. Пошарив по подвалам дома, Джайкен раздобыл нужную краску, но нанять маляра тоже оказалось неразрешимой задачей. В конце концов дело было поручено рабу-посыльному по имени Тамму, который уже слишком вырос для исполнения обязанностей мальчика на побегушках и был переведен на более высокую должность официального гонца. Но три последующих дня юный Тамму поневоле сидел без дела, потому что руки у него по локоть были вымазаны зеленой краской.

Зато по крайней мере носилки выглядели вполне терпимо. Мара нанесла несколько визитов и все, что сумела там разузнать, сопоставила с результатами изысканий Аракаси. На поверхностный взгляд, властители империи Цурануани изъявили готовность поддержать императора, вознамерившегося вмешаться в дела правления; они послали своих старших сыновей для службы в имперской делегации и не нарушали мира. Однако под прикрытием показной уступчивости каждый властитель вел свою игру: укреплял собственную позицию, подсчитывал врагов и заключал договоры. Потерпев неудачу в своем стремлении созвать Совет, правители всех Великих Семей строили тайные, выгодные для себя планы.

Особое внимание Мара уделяла тому, что предпринимали Минванаби. Тасайо оставался в ссылке, на дальних западных островах. Но Десио сумел пристроить другого своего кузена Джешурадо на должность полководца-наместника в армию бывшего Имперского Стратега и таким образом обеспечил себе присутствие союзника в ставке императора. Сам Десио был предводителем клана — одним из тех пяти, которым надлежало присутствовать на переговорах в Мидкемии наряду с главами семей Кеда, Ксакатекас и Тонмаргу.

Но клан Омекан не назвал пока имени своего предводителя: им еще предстояло решить, кто займет это место, опустевшее после гибели Альмеко. Вначале казалось очевидным, что выбор падет на его старшего племянника Деканто; однако неожиданно сильную поддержку от многих членов клана получил Аксантукар — другой племянник покойного. Поскольку наиболее сильные группировки оказались в тупике, а немалое число других не хотели высказываться ни за одного из этих двух, обоим — Деканто и Аксантукару — пришлось уступить спорную привилегию Пимаке, третьему племяннику, чтобы он исполнял обязанности предводителя клана Омекан в почетном эскорте императора.

Проводимое Марой дознание о роли Всемогущих во всем происходящем не дало мало-мальски ясного ответа. Но Аракаси нащупал связь между Ассамблеей и Партией Синего Колеса.

Мара наблюдала, как падает серебряными струйками вода из фонтанов у нее в саду, когда мастер завел речь об этом предмете:

— Оказывается, Всемогущий по имени Фумита был младшим братом властителя Камацу из Шиндзаваи и приходится родным отцом господину Хокану.

Мара была поражена. В ком бы ни обнаруживался талант чародея. Ассамблея забирала такого человека в обучение и порывала всякие связи с его семейством. Родственники воспитывали его детей как своих; о настоящих родителях полагалось «забыть».

— Стало быть, Хокану — приемный сын Камацу, а по крови — племянник.

Хокану было десять лет, когда его мать удалилась от людей, посвятив себя служению в храме богини Индири после расставания с супругом. С тех пор Хокану не знал другой семьи, кроме Камацу и Касами.

— Ты не знаешь, Фумита когда-нибудь навещает сына? — спросила Мара.

Аракаси пожал плечами:

— Дом Камацу хорошо охраняется. Кто знает?..

Понимая, что для сохранения Акомы самым благоразумным было бы поддерживать интерес Хокану к ее персоне, Мара в то же время не могла воспротивиться искушению — выудить у Хокану все возможные сведения, на тот случай если в отношениях Фумиты с Ассамблеей может отыскаться слабое звено: вдруг он не сумел полностью отрешиться от забот своей семьи и располагает достаточным влиянием, чтобы обеспечить помощь магов дому Шиндзаваи и всему клану Каназаваи?

Но любая мысль о Хокану неизбежно натыкалась на колючую ограду боли, потому что напоминала о фатальной обреченности любви Мары к Кевину.

Мара вздохнула. Если она позволит себе отвлекаться на личные горести, то следующий ход в Игре Совета может погубить Акому.

Свет Небес должен отплыть вниз по реке через четыре дня. Если ему будет сопутствовать успех и он добьется мира с Королевством Островов, это будет потерей в равной мере для всех домов. Но если император потерпит неудачу, то непременно последует вызов на Совет для избрания нового Имперского Стратега. В противном случае Ичиндар, девяносто первый император Цурануани, столкнется с открытым бунтом в Совете. Случаи цареубийства уже бывали в Империи, хотя и в давние времена.

После недолгого размышления Мара хлопнула в ладоши, подзывая посыльного:

— Скажи Джайкену, что мы сегодня же перебираемся отсюда в наши покои — в наши дворцовые покои.

— Как прикажешь, госпожа. — Мальчик-раб поклонился и во весь дух помчался исполнять поручение.

Джайкен воспринял приказ с великой радостью: это значило, что закончились беспросветные дни, заполненные лишь подсчетом убытков. Кевину нашлась работа: выносить дорожные сундуки из дома туда, где дожидались повозки, запряженные нидрами. На ступенях и площадках лестниц громоздились клети с джайгами, стопки документов и шкатулки госпожи, наполненные монетами из морских раковин — цинтиями и димиями. Гарнизон сильно поредел. Полови-, на роты была расквартирована в городских общественных казармах. Пятидесяти солдатам из тех, что еще оставались, предстояло охранять госпожу во время ее путешествия через город, и двадцать из них должны были затем возвратиться, чтобы охранять резиденцию.

Не принимая участия во всей этой суете, Мара сидела в саду с пером в руке: она писала послание Кейоку и Накойе. Чтобы помешать посторонним совать нос в ее дела, властительница поручила Люджану передать ее послание самому быстроногому из доверенных гонцов гильдии.

— Добавь к депеше устное сообщение, — велела она. — Я хочу, чтобы основные силы нашей армии были готовы выступить в поход по первому слову и расположились настолько близко к Кентосани, насколько Кейок сочтет благоразумным. Никакой поворот событий не должен застать нас врасплох.

Одетый в простые доспехи, которые он предпочитал для боя, Люджан принял запечатанную депешу.

— Мы готовимся к войне, госпожа?

— Всегда, — подтвердила она.

Люджан поклонился и без лишних слов отбыл. Мара отложила перо и потерла онемевшие пальцы. Она сделала глубокий вдох, на несколько мгновений задержала воздух в груди, а затем медленно выдохнула, как ее учили в монастыре. Кевин заставил ее иными глазами посмотреть на обычаи цурани; она поняла, что приверженность традициям зачастую служила прикрытием жадности и амбиций, а честь использовалась для оправдания ненависти и кровопролития. Возможно, юный император стремится изменить жизнь своего народа, но Большая Игра не прекратится по декрету монарха. Что бы ни чувствовала Мара, как бы она ни уставала, на какие бы горести ни обрекала себя — борьба будет продолжаться.

Кевин считал Палату Совета впечатляющей, но комплекс Имперского дворца, расположенный за Палатой, был еще более грандиозным. Свита Мары следовала через порталы, достаточно широкие, чтобы в них могли пройти в ряд три фургона. Позади них с шумом закрывались массивные двери — такие массивные, что управляться с ними приходилось не менее чем десятку рабов. Солнечные лучи не проникали в сухой, синевато-пурпурный полумрак, создаваемый светящимися шарами работы чо-джайнов. Эти шары спускались на веревках с высоченных потолков. Бесконечным казался коридор с полом, вымощенным истертыми каменными плитами, и галереями в два яруса с обеих сторон. Вдоль галерей рядами тянулись ярко окрашенные двери, каждая из которых вела в апартаменты, отведенные для той или иной семьи, имеющей право на представительство в Высшем Совете. Помещения, расположенные ближе всего к наружным стенам, принадлежали господам самого низкого ранга.

— Вперед! — скомандовал почетному эскорту сотник Кенджи.

Кевин шагал в середине колонны рядом с носилками госпожи. Если не считать отряда Акомы, коридор был почти пустым, и только слуги в дворцовых ливреях время от времени попадались на пути.

— Которая тут дверь в комнаты Акомы? — спросил Кевин ближайшего к нему раба-носильщика.

Цурани бросил на Кевина осуждающий взгляд за его неугомонный язык, но все же сообщил:

— Наши помещения выходят не в первый коридор, а в седьмой.

Этот странный ответ Кевин понял минутой позже, когда эскорт обогнул угол и впереди показалась гигантская развилка, от которой расходилось несколько коридоров.

— Боги, ну и просторы тут! — вырвалось у мидкемийца.

Потом он взглянул вверх и обнаружил, что в этой части здания имеются четыре яруса галерей, к которым можно подняться по широким каменным лестницам с площадками на поворотах зигзага. И при всем великолепии этого места оно казалось безлюдным.

Потом он отметил, в чем состояло отличие от Палаты Совета: здесь в проходах не стояли на посту смешанные группы часовых.

— Здесь так тихо.

Мара высунулась из-за занавесок паланкина.

— Сейчас все на пристани, провожают императора со свитой и желают им доброго пути. Вот почему мы так спешили сюда — другого такого случая, чтобы прибыть не у всех на глазах, нам не представится. Я не хотела именно сейчас повстречаться с имперской гвардией.

Им не понадобилось подниматься по ступеням. Апартаменты Акомы находились на первом ярусе поблизости от небольшого поворота коридора; отличительным признаком этих апартаментов служила покрытая зеленым лаком дверь с изображением птицы шетра. Коридор простирался в обоих направлениях от изгиба на сотню ярдов; на каждом конце виднелись новые развилки. Теперь Кевин уже понял, что апартаменты образовывали полукружья вокруг центрального купола над палатой Высшего Совета.

С резиденцией Мары соседствовали два солидных обиталища. Напротив находились помещения семьи Вашота; их зеленая с голубым дверь сейчас была надежно заперта. Входы в апартаменты за поворотом коридора блистали более великолепным убранством — от сводчатых арок, скрытых за шелковыми драпировками высотою в шестьдесят футов, до застеленных коврами лестниц и ваз со свежими цветами. Это были дворцовые апартаменты Пяти Великих Семей; выше располагались более скромные отделения для вассалов и гостей. Одинаково выглядели лишь казарменные помещения: каждый властитель имел право держать при себе в Имперском дворце охрану численностью до двадцати человек.

Однако Мара привела во дворец всех своих тридцать воинов. Конечно, это следовало считать вопиющим нарушением правил, но патрули в коридорах отсутствовали, а она понимала, что в столь беспокойные времена другие властители поступят точно так же или приведут еще больше воинов, если сумеют.

Кенджи тихо постучал, и зеленая дверь отворилась. Внутри два гвардейца встретили Мару поклоном и отступили в стороны, открывая проход для ее свиты.

Когда рабы опустили носилки на пол в небольшой прихожей, к хозяйке обратился Джайкен:

— Комнаты безопасны, госпожа.

Люджан, стоявший рядом, кивнул, подтверждая слова хадонры.

Затем, когда через дверь протиснулись из коридора остальные воины, прихожая оказалась забита битком, и Кевин с трудом сумел помочь госпоже выйти из паланкина.

По сравнению с городской резиденцией Акомы ее дворцовые апартаменты выглядели весьма непритязательно. На деревянных полах имелись лишь старые ковры и подушки; кое-где стояли глиняные масляные лампы.

Очень скоро Кевин сообразил: более тяжелые предметы обстановки были сдвинуты, чтобы загородить все окна и двери. Анфиладу образовывали три комнаты; Из них средняя открывалась в маленький сад-террасу. Но сегодня присущая цурани любовь к свежему ветерку в доме и к открытым дверям была принесена в жертву соображениям безопасности. Несколько перегородок приколотили колышками к месту и основательно забаррикадировали тяжелой деревянной мебелью.

— Ожидаем нападения? — спросил Кевин, не обращаясь ни к кому определенному.

— Всегда, — ответила Мара. — Кроме нас могут сыскаться и другие семьи, которые додумались, что сейчас самое удачное время переселиться сюда, не привлекая к себе лишнего внимания. Имперские Белые всегда будут находиться на своих постах в покоях императорской семьи, но пока Совет не назначит своих стражников, здесь будет, можно считать, ничья земля. Мы путешествуем по всем этим переходам и развилкам на свой страх и риск.

Когда носильщики приступили к очередной задаче — перетаскиванию дорожных сундуков Мары к наружным стенным перегородкам и установке их рядами один на другой, — явился взмокший от пота Аракаси. Кроме набедренной повязки, на нем были только сандалии, какие носят гонцы-скороходы, а волосы схвачены на затылке лентой, слишком грязной, чтобы можно было определить ее цвет.

Мара сбросила свою дорожную накидку и вопросительно взглянула на пришедшего:

— Ты выглядишь как купеческий вестник.

Глаза Аракаси лукаво блеснули:

— Гонец из знатного дома того и жди угодит в засаду.

Мара засмеялась, но, увидев непонимающее лицо Кевина, вывела его из недоумения:

— Купеческие вестники часто напяливают одежду геральдических цветов какого-нибудь знатного дома, потому что это отпугивает уличных мальчишек и те не решаются швырять в них камнями. Но теперь гонец, который по праву носит эти цвета, подвергается большей опасности: он становится заманчивой поживой для тех, кому нужны сведения. Поскольку пытка страшнее синяка от камня, роли переменились. — Закончив объяснение, она вновь обратилась к Арака-си:

— Что нового?

— В темных закоулках — странные группы мужчин, которые прячут доспехи под плащами и обходятся без символов принадлежности к каким-либо домам. Имперские Белые обходят их стороной.

— Убийцы? — предположила Мара.

В полной неподвижности и не отводя взгляда от мастера, она дожидалась его ответа, пока слуга подбирал упавшую накидку.

Аракаси пожал плечами:

— Может быть и так. А может быть, это армия какого-нибудь властителя просачивается в город. Кроме того, они могут оказаться агентами императора, которые негласно разосланы по городу поглядеть, не нарушает ли кто-нибудь указа об Имперском мире. Некто, занимающий весьма высокое положение, допустил, чтобы кое-какие сведения просочились за пределы дворца и породили бурные толки.

Мара опустилась на ближайшую подушку и знаком дала всем прочим разрешение удалиться.

Но Аракаси не воспользовался этим разрешением:

— Я хотел бы добавить еще кое-что. Некоторые из требований мидкемийского короля к нашему императору… производят странное впечатление.

Кевин насторожился:

— Что ты имеешь в виду?

— Возмещение. Лиам настаивает на выплате примерно сотни миллионов цинтий в возмещение ущерба, причиненного его народу.

Мара резко выпрямилась:

— Немыслимо!

Кевин произвел в уме несложные подсчеты и пришел к выводу, что мидкемийский монарх проявил подлинное великодушие. В пересчете на деньги Королевства Лиам требовал сумму около трехсот тысяч золотых соверенов, что едва могло покрыть расходы на содержание Западных Армий в полевых условиях в течение девяти лет.

— Ему следовало бы потребовать вдвое больше.

— Дело не в сумме, а в самом принципе возмещения ущерба, — огорченно возразила Мара. — Ичиндар не может пойти на такую выплату без ущерба для чести. Это опозорило бы Цурануани перед богами!

— Именно поэтому Свет Небес ответил отказом, — сообщил Аракаси. — Но зато он преподнес «в дар» молодому королю редчайшие драгоценные камни, которые стоят приблизительно сто миллионов цинтий.

Воздавая должное находчивости императора, Мара улыбнулась:

— Даже Высший Совет не может отказать ему в праве сделать подарок другому монарху.

— И еще одно достойно упоминания. — Аракаси многозначительно взглянул на Кевина. — Лиам хочет, чтобы состоялся обмен военнопленными.

Раб из мира варваров и его госпожа в одно и то же мгновение обратили друг к другу странные, красноречивые взгляды. А потом, снова обратясь к Аракаси, Мара спросила:

— Я понимаю, чего он хочет, но согласится ли Ичиндар?

— Кто может это сказать? — еще раз пожал плечами Аракаси. — Передать рабов Королю Островов — дело нехитрое. Лиам может делать с ними, что ему заблагорассудится. Куда более сложный вопрос — что будет делать император с нашими возвращающимися военнопленными?

Молчание затянулось. Не подлежало сомнению, что в Цурануани таким людям никогда не удастся вновь обрести честь и свободу.

Внезапно ощутив ужасную усталость, Мара принялась разглядывать собственные ноги. Синяки, оставшиеся после бегства с арены, были уже не видны, но каждое упоминание о рабстве и свободе бередило душевные раны.

— Что слышно о Минванаби?

Ответ последовал без промедления:

— Там готовят для войны больше трех тысяч солдат.

Мара встревоженно вскинула глаза:

— Они направляются к Священному Городу?

— Нет. Просто готовятся, не выступая за пределы поместья Минванаби.

Глаза у Мары сузились.

— Почему?

Но ответил ей не Аракаси, а Люджан, задержавшийся у дверей после того, как назначил воинов на посты у каждой двери и каждого окна.

— У Десио есть основания опасаться Имперского мира, госпожа. Если ты отступишься от распрей с Минванаби, то отвергнешь лишь обязательства, связанные с кровной местью. Найдутся такие, которые усмотрят в этом урон для чести Акомы, но кто посмеет осудить тебя за повиновение Свету Небес? Если император заставит враждующие дома сохранять мир, то Десио не сумеет исполнить то, в чем поклялся на крови перед богом Туракаму. Он должен уничтожить нас, не дожидаясь, пока мощь императора чрезмерно возрастет… в противном случае он оскорбит бога смерти.

Кевин взял на себя смелость послать слугу за холодным питьем для госпожи. Он чувствовал, как трудно ей сохранять самообладание.

— Неужели Десио осмелится напасть на императора? — спросила она.

Аракаси покачал головой:

— В открытую — нет. Но если у Высшего Совета отыщется причина для объединения против воли императора, то у Десио под рукой окажется самая многочисленная армия в пределах досягаемости от Кентосани. Такое стечение обстоятельств может оказаться весьма опасным.

Мара прикусила губу. Сейчас, когда клан Омекан расколот на два лагеря — сторонников Деканто и Аксантукара, — опасность совершенно очевидна: Десио может стать новым Имперским Стратегом, если достаточно много партий в Высшем Совете решат прибегнуть к силе, чтобы воспротивиться императорскому указу.

Кевин добавил еще одно малоприятное соображение к тем, которые уже были высказаны:

— Три тысячи мечей Минванаби за стенами Высшего Совета могут послужить убедительным аргументом, даже если он и не располагает явным большинством голосов.

Истерзанная не только усталостью, Мара мрачно взглянула на стакан с напитком, доставленным слугой. Впору было подумать, что ей подали смертельный яд. Потом она постаралась взять себя в руки.

— Переговоры в Мидкемии состоятся не раньше чем через три дня. Пока Ичиндару и Лиаму не удастся достичь согласия, все это только домыслы. А теперь, когда мы находимся в безопасности Имперского дворца, давайте насладимся этим спокойным временем.

Аракаси поклонился глубже чем обычно и бесшумно удалился. Мара сидела, уставившись в одну точку, словно провожала мастера невидящим взглядом, и возвратилась к действительности только тогда, когда Кевин пристроился рядом и обнял ее. Опасаясь, что голос выдаст ее смятение, Мара все-таки докончила свою мысль:

— Я боюсь, что на плечи такого молодого монарха ляжет слишком тяжелое бремя, и хотя боги могут оказать покровительство Свету Небес, они точно так же могут и отвернуться от него.

Кевин поцеловал ее в макушку. Он не питал иллюзий. Оба понимали: самое большое, на что они могут надеяться, — это на то, что Аракаси сумеет послать им последнее предупреждение за час до того, как враг нанесет удар.

***

В течение трех дней казалось, что вся Империя затаила дыхание. За пределами дворца Священный Город с усилиями, но неуклонно возвращался к нормальной жизни. Плотники заканчивали ремонт последнего разрушенного причала; каменщики постепенно оттаскивали от арены обвалившиеся куски стен для укрепления ворот в Имперском дворце. Рыбаки вставали затемно, чтобы забросить сети в реку, а земледельцы доставляли остатки урожаев прошлого сезона на тяжелогруженых повозках или переправляли их по реке на баржах. Запахи цветов и благовоний из храмов пересиливали смрад от сжигаемых трупов; торговцы, раскинувшие лотки прямо под открытым небом, зазывали прохожих, громко нахваливая свои товары.

Но даже последний голодранец, неизмеримо далеко отстоящий от средоточия власти и могущества, ощущал во всех этих слышимых и зримых приметах человеческой деятельности нечто эфемерное и преходящее. Слухи и пересуды разносились, не признавая границ между сословиями. Император Цурануани пребывал в мире варваров, и лишь Искайзу, бог плутовства и случайности, поддерживал равновесие. Не только мир между двумя народами, но и устойчивость древней нации — все зависело от того, насколько сумеют понять друг друга два молодых правителя из столь чуждых миров.

Не имея возможности найти утешение в саду, среди фонтанов, Мара проводила часы в маленькой срединной комнате апартаментов Акомы. При неизменном присутствии солдат, теснившихся в обеих примыкающих комнатах, и часовых у всех дверей и окон она изучала записи и послания, а также поддерживала осторожные связи с другими властителями. Аракаси являлся чуть ли не ежечасно в самых различных обличьях — продавца птиц, гонца и даже нищенствующего монаха. Он неустанно трудился в промежутках между короткими минутами, когда ему удавалось вздремнуть, и использовал любую возможность раздобыть хотя бы крошечный лоскуток, знания, которое могло впоследствии пригодиться.

В соседнем помещении Люджан проводил со своими воинами тренировочные поединки на мечах. Ожидание могло измотать и вывести из себя кого угодно, и прежде всего солдат, у которых не было никакого дела, кроме бесконечного многочасового стояния на посту. Еще несколько отрядов Акомы пробрались в город; благодаря тщательно продуманным планам, в которых первое место отводилось тележке торговца коврами, удалось провести еще больше воинов на дворцовую территорию. Теперь гарнизон Мары в ее покоях составляли пятьдесят два бойца, и Джайкен начинал ворчать. Его поварята не «могли почистить котлы, не споткнувшись о чьи-то ножны, да и воинам Люджана приходилось спать вчетвером на одном коврике. При этом он намеревался привести сюда еще новое пополнение. Впрочем, особенно рассчитывать на увеличение численности охраны не приходилось ни Акоме, ни Другим властителям, поскольку имперские стражники заметили чрезмерный наплыв солдат в дворцовых пределах и теперь внимательно проверяли все прибывающие тележки и всех входящих слуг, дабы ограничить количество участников возможных столкновений.

Из внешнего коридора донесся звук торопливых шагов. Со своего места за столом в средней комнате Мара услышала, как к лязгу, звону и топоту поединка между Люджаном и его напарником примешался стук беговых сандалий, и обернула сразу помертвевшее лицо к Кевину:

— Что-то случилось.

Мидкемиец не стал спрашивать, откуда ей это известно или чем именно эти быстрые шаги отличаются от шагов десятка других скороходов, пробегающих ежечасно мимо апартаментов Акомы. Он лишь поклонился воину, которого перед тем сманил перекинуться в кости, и пересек комнату, чтобы сесть рядом с госпожой.

— Что нужно делать? — тихо осведомился он.

Мара уткнулась взглядом в пергамент, что лежал поверх письменной доски, пристроенной у нее на коленях. Чернильница стояла рядом, но перо в руке у Мары оставалось сухим, а лист пергамента чистым, если не считать имени Хокану из Шиндзаваи, начертанного аккуратными буквами в верхнем углу.

— Ничего, — ответила она. — Ничего не надо делать. Только ждать.

Она отложила перо и, чтобы чем-то занять руки, подняла с доски печать Акомы.

Мара не сказала и Кевин не напомнил ей, что Аракаси сильно запаздывал. Он обещал забежать утром, но косые лучи солнца, пробивающиеся через забаррикадированные стенные перегородки, с несомненностью свидетельствовали: полдень уже миновал.

Протекли долгие минуты. Время от времени мимо апартаментов Мары пробегали новые гонцы; из какого-то близлежащего помещения доносились возбужденные, хотя и негромкие голоса. Тонкие перегородки не заглушали звук речей, но слов было не разобрать.

Когда Мара притворилась, что пытается снова сосредоточиться на выборе слов для отложенного письма, Кевин коснулся ее плеча и выскользнул на кухню, чтобы приготовить горячую чоку.

Вернувшись, он обнаружил, что его госпожа мало преуспела в своих намерениях, хотя и обмакнула перо в чернильницу. Аракаси не вернулся. Когда Кевин поставил поднос поверх пергамента, Мара не возмутилась. Она приняла от него наполненную чашку, но так и не притронулась к напитку; чока остыла на подносе. Потом нервы у нее стали сдавать. Она вздрагивала при каждом звуке. Снова раздались и затихли вдали чьи-то шаги. Казалось, что все теперь передвигаются только бегом.

— Ты не думаешь, что кто-то решил устроить состязания по бегу и принимает ставки, чтобы скоротать время? — предположил Кевин в неловкой попытке рассмешить властительницу.

В дверях показался Люджан, взмокший от пота после упражнений и все еще сжимающий обнаженный меч.

— Бегуны на состязаниях не носят боевых сандалий с шипами, — сухо отметил он. Затем взглянул на Мару, без кровинки в лице сидевшую неподвижно, как статуэтка в фарфоровой лавке. — Госпожа, по твоему слову я могу выйти и отыскать собирателя слухов.

— Нет, — отрезала она. — Ты слишком ценен, чтобы рисковать.

Потом она нахмурилась, прикидывая, не следует ли ей уменьшить гарнизон на пару солдат и послать их на разведку? Аракаси опаздывал уже больше чем на три часа, и цепляться за ложную надежду значило обречь себя на еще больший риск.

Послышалось тихое царапанье по перегородке. Люджан круто обернулся, нацелив меч в сторону баррикады, и все находившиеся в комнате солдаты Акомы изготовились к атаке.

Но за царапаньем раздался шепот, который заставил Мару радостно воскликнуть:

— Благодарение богам!

Проворно, и со всеми необходимыми мерами предосторожности воины отвалили деревянную столешницу, подпертую тремя тяжелыми сундуками, и со скрипом отодвинули перегородку. Вошел Аракаси — темный силуэт на светлом фоне дня. На мгновение в закрытые со всех сторон покои ворвался свежий воздух, напоенный нежным ароматом цветов. Но Кенджи сразу же вернул перегородку на место и закрепил ее с помощью специальных колышков, после чего из сундуков и столешницы снова была воздвигнута баррикада.

В наступившем полумраке Аракаси пятью уверенными шагами приблизился к хозяйке и простерся на полу перед ней:

— Госпожа, прости мою задержку.

При звуке его голоса, в котором явственно слышались горечь и сдержанный гнев, недолгая вспышка радости Мары быстро улетучилась.

— Что-то неладно?

— Все неладно, — без обиняков бросил мастер тайного знания. — По дворцу гуляют самые нелепые слухи. В варварском мире случилась беда.

Пальцы у Мары напряглись так сильно, что она едва не сломала перо и поспешила его отбросить. Ей как-то удалось совладать с дрожью в голосе.

— Император?..

— Он в безопасности, но больше почти ничего не известно. — В сухом, скрипучем тоне Аракаси угадывалась клокочущая ярость. — Варвары повели себя бесчестно. Они распевали песнь мира, а сами замышляли убийство. Во время переговоров, несмотря на обязательство соблюдать перемирие, они внезапно атаковали императора и едва не убили его.

Мара, потрясенная, не произнесла ни звука. Кевин был настолько ошеломлен, что едва удержался от богохульства.

— Что?!

Аракаси присел на пятки; его лицо ничего не выражало, когда он привел подробности:

— Во время переговоров большой отряд тех, кого вы называете карликами и эльфами, сосредоточился поблизости, и когда Свет Небес оказался в самом уязвимом положении, они напали.

Кевин покачал головой:

— Не могу в это поверить.

Глаза Аракаси сузились:

— Но это правда. Свет Небес остался жив только благодаря доблести его офицеров и предводителей из Пяти Семей. Двое солдат вынесли его на себе через Бездну: он был без сознания! И затем стряслась чудовищная беда. Проход через Бездну закрылся, и открыть его не смогли. Четыре тысячи солдат цурани оказались в ловушке — в мире Мидкемии.

Растерянность Мары уступила место сосредоточенному вниманию. Набрав полную грудь воздуха, она спросила:

— Минванаби?

— Мертв, — доложил Аракаси.. — Он был среди тех, кто погиб в первые минуты. Его кузен Джешурадо умер рядом с ним.

— Предводители других кланов?

— Пропали. Мертвые или живые, никто сказать не может, но магического коридора через Бездну более не существует. Все, кто прежде составлял почетный эскорт Имперского Стратега, остались в западне — в мире варваров.

Мара с трудом осознавала масштаб катастрофы.

— Ксакатекас?

— Пропал. Властителя Чипино в последний раз видели, когда он сражался со всадником Королевства.

— А… все? — прошептала Мара.

— Вернулась малая горстка, — сказал Аракаси с нескрываемой болью. — Военачальник императора убит. Властитель Кеды истекал кровью на земле, властителя Тонмаргу нигде не было видно. Ничего не известно также о Пимаке из Оаксатукана. Касами из Шиндзаваи… именно он заставил императора покинуть Мидкемию, но сам он не переходил через Бездну. — Аракаси с усилием перевел дух. — Гонец, прибывший в город, ничего больше не знает, госпожа. Даже участники событий сейчас вряд ли могут поделиться чем-либо, кроме собственных догадок насчет тех, кто остался там. Потери слишком велики, и потрясение слишком сильно. После того как император оправится и примет командование на себя, мы сможем получить более ясное представление обо всем, что случилось.

Минуту помолчав, Мара резко поднялась на ноги:

— Аракаси, ты должен снова выйти и составить точный перечень — кто жив и кто потерян. Как можно скорее.

Она была права: сведения требовались срочно.

Империя разом лишилась самых могущественных властителей и наследников многих влиятельных домов. Следовало ожидать последствий, и притом весьма ощутимых: семьи в трауре, гарнизоны обескровлены, а молодые, неподготовленные вторые сыновья и дочери брошены, как в омут, в тяготы правления. Империю еще долго будет потрясать череда бедствий, порожденных катастрофой в Мидкемии. Мара понимала, что амбиции очень скоро обратят неразбериху в кровавую, опустошительную борьбу за власть. А каково это — нежданно-негаданно получить право повелевать, а заодно и ответственность, — Маре было известно не понаслышке. Если разведать, кому выпало на долю такое испытание и в каких семьях продолжают править опытные властители, то это знание сможет оказаться важнейшим преимуществом в грядущие беспокойные дни.

Аракаси поклонился и без промедления направился к выходу.

Мара сбросила домашнюю накидку и послала за горничной, чтобы та принесла парадное одеяние. Кевин поспешил к госпоже, чтобы помочь ей раздеться, тем временем она уже давала указания Люджану:

— Люджан, готовь почетный эскорт. Мы сейчас же отправляемся в Палату Совета.

Стоя с полными руками шпилек (горничная приступила к укладыванию волос властительницы), Кевин спросил:

— И я с вами?

Мара покачала головой, после чего свела на нет все плоды трудов горничной, потянувшись вперед и подарив Кевину короткий поцелуй.

— Человеку из твоего народа сегодня не стоит рассчитывать на чье-либо дружелюбие в Совете. Ради твоей безопасности, Кевин, прошу тебя, не показывайся на виду.

Кевин не стал спорить. Ему было стыдно за своих земляков. Но спустя недолгое время, когда тридцать гвардейцев Акомы четким шагом, в ногу, промаршировали по коридору до развилки и скрылись за поворотом, он с ужасом подумал, как же он сможет пережить часы ожидания. Ведь властительница Акомы отправлялась не просто на Совет — она шла туда, где ее ждал грозный, ничем не обузданный хаос, где самые сильные будут принимать самые крутые меры, чтобы захватить власть.

Смерть Десио отнюдь не означала, что у Мары стало одним врагом меньше. Скорее наоборот: у нее появился более могущественный и искушенный в политике враг. Главой дома Минванаби стал Тасайо.

Глава 2. СЕРЫЙ СОВЕТ

Зал постепенно наполнялся. Когда Мара со своими воинами появилась в Палате Совета, оказалось, что многие властители уже опередили ее, хотя формального вызова на Совет никто так и не получил. Примерно четверть мест была занята; с каждой минутой число прибывших увеличивалось. Отсутствие гвардейцев Совета никого не отпугнуло: в эскорте каждого правителя насчитывалось от десятка до полусотни вооруженных бойцов. Никакой имперский глашатай невозвестил о Маре из Акомы, когда она вошла через широкий портал и спустилась по лестнице. Это неофициальное собрание начиналось без лишней помпезности и без церемоний; главы домов входили в том порядке, в каком прибывали. Все заботы о ранге были отброшены.

Никто не взял на себя роль доверенного оратора. Несколько властителей беседовали поблизости от возвышения, на котором обычно восседал Имперский Стратег или, в его отсутствие, назначенный Первый оратор Совета. Сейчас, после того как Альмеко покончил с собой, а все предводители кланов либо погибли, либо пропали без вести, ни одна семья не могла сослаться на явно выраженное превосходство. Но было очевидно, что рано или поздно какой-нибудь правитель попытается захватить власть или, во всяком случае, помешать возвышению соперника. Те властители, которые уже находились в Палате, образовали плотно сбитые группы, тяготея в основном к обществу своих политических единомышленников. Они встречали всех новоприбывших подозрительными взглядами и держали наготове охрану: никто не хотел оказаться первым, обнажившим меч, но каждый был не прочь стать вторым. Мара быстро огляделась в поисках знакомых геральдических цветов дружеских семей. Цвета Анасати — красный с желтым — резко выделялись среди кучки престарелых вельмож, совещавшихся в проходе между сиденьями нижнего яруса и помостом. Мара узнала своего бывшего свекра и поспешила к нему, взяв для охраны Люджана с двумя воинами.

Текума Анасати обернулся и, заметив приближающуюся Мару, слегка поклонился. Он был одет в доспехи, но волосы, спускающиеся из-под шлема, теперь были почти совсем седыми. Его лицо, и всегда бывшее худым, сейчас превратилось в пергаментную маску, на которой выделялись угрюмые темные глаза.

В знак признания его старшинства Мара низко поклонилась и обратилась к нему с традиционным вопросом:

— В добром ли ты здравии, дед моего сына?

Глядя чуть ли не сквозь нее, Текума процедил:

— Я здоров, мать моего внука. — Его губы сжались в тонкую линию, когда он окинул взглядом группки говорунов в зале. — Хотелось бы, чтобы и Империя могла похвалиться здоровьем.

— А… Император? — Мара замерла в ожидании ответа.

— Свет Небес, судя по всем донесениям, лежит и набирается сил в своем командном шатре на равнине близ ворот Бездны. — Голос Текумы зазвучал более сурово. — Когда к Ичиндару вернулось сознание и он пришел в себя, он уведомил своих офицеров, что хотел бы вернуться в Королевство Островов, чтобы предпринять новое вторжение. Однако наше стремление покарать варваров за их предательство может встретить серьезные препятствия. Всемогущие способны манипулировать Вратами, но, как видно, не всегда и не во всем. Удастся ли им восстановить проход в Мидкемию — весьма сомнительно. — Властитель Анасати снова оглядел правителей, собравшихся под куполом Палаты вопреки воле императора. Столь же жестким тоном он заключил:

— А тем временем Игра продолжается.

Мара еще не получила ответов и на половину своих вопросов.

— Кто будет говорить от имени Ионани?

Уверенный в своем могуществе, Текума ответил:

— Пока клан Ионани не соберется для назначения своего нового предводителя, оратором от клана буду я. — Он решительным жестом указал в другой конец Палаты. — Госпожа, там собирается клан Хадама. Предлагаю тебе поспешить туда, чтобы твое присутствие не осталось незамеченным.

— Господин Текума…

Престарелый властитель не дал ей договорить:

— Мара, у меня в доме беда, поэтому прости мою резкость. Среди тех, кто остался за Бездной, был и Халеско. Судя по донесениям, он пал, пронзенный копьем. В тот день я потерял второго сына. У меня нет времени для женщины, которая уже отняла у меня одного.

У Мары комок подкатил к горлу. Она поклонилась еще ниже:

— Прими мои извинения, Текума. Я проявила бестактность, не подумав об этом.

Властитель — Анасати слегка покачал головой:

— Многие из нас сейчас в горе, Мара. Братья, сыновья и отцы попались в ловушку по ту сторону Бездны. Эта потеря — удар и по нашей чести, и по нашим сердцам. А теперь, с твоего разрешения…

Не ожидая ответа, он повернулся спиной к своей бывшей невестке и возобновил беседу, прерванную ее появлением.

Оказавшись вне круга его собеседников и сопровождаемая враждебными взглядами членов партии Желтого Цветка, она не стала задерживаться и двинулась туда, где сгрудились вожди клана Хадама. При приближении Мары некоторые из них приветствовали ее почтительными поклонами; другие ограничились небрежными кивками. Один или два (не считая пожилого паралитика, сидевшего на носилках) вообще не удостоили Мару никаким приветствием. Прежде всего она спросила:

— Какие потери мы понесли?

Властитель Сутанты, высокий человек в синей мантии со светло-голубой каймой, слегка поклонился:

— Властитель Чековары и его сорок воинов сейчас находятся на пути сюда от Равнинного Города. Властитель Кодзиншах с двумя вассалами остался при императоре. Потери клана Хадама невелики, поскольку отряды малых кланов не стояли в передних рядах нашего войска, когда случилось подлое нападение. Большинство наших правителей вернется в Кентосани в течение недели.

— Кто созвал этот Совет? — спросила Мара.

Жесткие черты лица властителя Сутанты не выражали никаких чувств.

— А от кого получила вызов ты сама?

Столь же не склонная к откровенности, как и он, Мара скупо сообщила:

— Я просто пришла, и все.

Широким жестом властитель Сутанты обвел все более наполняющийся зал:

— Никто из присутствующих не скажет ни слова против воли Света Небес. — Он впился пронзительным взглядом в Мару. — Но они также не станут отсиживаться по домам, когда их первенцы-сыновья предательски убиты.

Мара кивнула и мысленно договорила то, что не было произнесено вслух. Дерзновенное вступление Ичиндара в борьбу за власть было вежливо принято обществом. Но в Большой Игре маской любезности часто прикрывалось убийство. Высший Совет Цурануани желал быть услышанным и намеревался этого добиться. Сегодня здесь не будет проведено совещание по всей форме: слишком многие отсутствуют. Никто пальцем не шевельнет, пока не выяснит, кто из врагов и кто из союзников остался в живых. День сегодняшний отводится для подсчета и оценки собственных сил и сил противников; день завтрашний — для Игры, когда каждый использует любое преимущество, любую зацепку, чтобы потеснить соперника. И хотя этот Совет собрался без соблюдения каких бы то ни было формальностей, но тем не менее он представлял собой еще один тур Большой Игры. Подобно тому как серый воин ничуть не меньше способен убивать, чем верный присяге служака из знатного дома, этот «серый совет» таил такую же смертельную опасность, как и любой Совет, проводимый с ведома и по утверждению Света Небес.

Мара улучила момент, чтобы обдумать положение. Перспективы Акомы выглядели неутешительно. Число врагов у Минванаби почти не уменьшилось, зато этот дом получил нового властителя — опытного, одаренного и безжалостного. Соотношение сил было неблагоприятным и для властителя Ксакатекаса. Будучи предводителем клана Ксакала, властитель Чипино, по-видимому, стоял в первых рядах императорского войска; его старшему сыну Десайло надлежало представлять семью Ксакатекас. Оба они, вероятнее всего, погибли за Бездной, а здесь осталась госпожа Изашани с детьми, из которых самый старший был еще слишком юным и необученным, чтобы стать главой рода. Таким образом, могущество семьи, которая считалась самым сильным из союзников Мары, оказалось угрожающе подорванным. Да и полагаться целиком на узы кровного родства с Текумой — в том, что касалось защиты Айяки, — было страшновато.

Вокруг нее, подобно джаггунам, фыркающим над трупами, не зная, с которого начать свой кровавый пир, правящие властители Цурануани собирались в клановые стаи, время от времени покидая родичей, чтобы потолковать с союзниками или единомышленниками.

Господа из Акомы традиционно примыкали к небольшой Партии Нефритового Ока, но эти связи почти оборвались после смерти властителя Седзу. Мара не участвовала в политических делах партии, будучи целиком поглощена защитой собственного дома от полного уничтожения. Но теперь, когда вся Империя перевернулась вверх дном, нельзя было пренебрегать никакими связями, даже самыми незначительными.

Пройдя мимо властителя Инродаки и толстого второго сына Экамчи, которые о чем-то шепотом совещались с кузеном властителя Кеотары и провожали Мару холодными взглядами, она завела беседу с двумя другими правителями из Партии Нефритового Ока, начав ее — как начинались сегодня почти все разговоры — с выяснения перечня утрат. Казалось, что все погибшие и оставшиеся за Бездной незримо присутствуют в Палате. Однако жизнь в Цурануани не остановилась. Члены Высшего Совета присматривались и прислушивались друг к другу, пытаясь угадать подлинные замыслы за фасадом показной вежливости, и неустанно готовили новые ходы в Большой Игре.

***

Молния прорезала небо серебряной вспышкой над огромным дворцом Минванаби. Сидя на подушках с переносной письменной доской на коленях, с пером в руке и стоящей рядом чернильницей, только что заправленной свежими чернилами, Инкомо просматривал громоздящиеся перед ним документы; на шум дождя он не обращал внимания. Он никогда не был скородумом, а теперь мысли вообще путались от потрясения и невозможности поверить в случившееся. Впрочем, в гибели Десио сомневаться не приходилось. Трое свидетелей утверждали, что это произошло у них на глазах: Десио упал, и стрелы торчали у него из шеи и груди. К этому мгновению его кузен Джешурадо уже был мертв. Никто из друзей или вассалов не оказался достаточно близко, чтобы вытащить тело властителя из хаоса сражения, а потом магический проход закрылся, наглухо отрезав Келеван от Мидкемии.

Инкомо прижал к вискам ладони и вдохнул глоток влажного воздуха. Десио Минванаби обрел покой среди своих предков, если действительно дух человеческий может пересечь неведомую пропасть между мирами. Поспешно вызванный жрец произнес предписанные ритуалом слова в священной роще семьи Минванаби; гонцы-вестники были разосланы во все края Империи. Оставалось только ждать прибытия нового властителя, обретающегося на сторожевой заставе одного из западных островов.

В этот момент скрипнула, открываясь, створка двери за спиной у первого советника. Теплый воздух ворвался в комнату, растрепав листы документа и плеснув через дверь на пол крупные капли дождя.

— Я же приказал, чтобы меня не беспокоили, — недовольно бросил Инкомо.

Язвительно-сухо прозвучали слова:

— Тогда уж прости, первый советник, что помешал тебе. Но время проходит, а дел впереди много.

Инкомо вскочил, как ужаленный, и круто обернулся. Он увидел, как воин, освещенный сзади белой вспышкой молнии, шагнул через дверной проем. Вода стекала с боевых доспехов; слипшиеся перья плюмажа выглядели самым плачевным образом. Легкой походкой, почти беззвучно пришелец приблизился к единственной лампе, горевшей в комнате, вступил в круг света и снял шлем. Темные круги лежали у него под глазами цвета меда; мокрые волосы прилипли к шее.

Инкомо выронил перо и поклонился в пояс:

— Тасайо!

— На сей раз я прощаю фамильярность, первый советник. В первый и последний раз.

Инкомо отбросил письменную доску, едва не опрокинув чернильницу, после чего поспешил поклониться новому хозяину по всем правилам — земным поклоном, уткнувшись лбом в пол.

— Господин мой!

Только ветер заполнял комнату неумолчным шумом, пока Тасайо осматривал комнату. Он не давал Инкомо разрешения подняться с колен, но изучал изображения птиц, нарисованные на стенах, изношенную спальную циновку, и уже после всего — распростершегося на полу престарелого советника.

— Да. Тасайо. Властитель Минванаби.

Получив наконец дозволение распрямиться, Инкомо не сдержал изумления:

— Но как же ты…

В тоне нового хозяина сквозила легкая насмешка, когда он нетерпеливо перебил:

— Инкомо! По-твоему, в этом доме только у тебя имеются агенты? Покойному кузену была отдана моя верность, но не мое уважение. Я никогда не позволил бы себе опозорить имя Минванаби, но в моем положении только дурак оставил бы кузена Десио без присмотра. — Тасайо отвел со лба мокрые волосы и поправил оружейный пояс. — С того момента как я ступил на этот проклятый остров, я держал наготове лодку с гребцами и припасами, чтобы можно было в любой момент выйти в море. Когда бы ни пришел вызов, днем или ночью, мне оставалось лишь отдать швартовы. Как только моему кузену пришел конец, один из верных мне людей отправил сообщение на Сторожевые острова. — Тасайо пожал плечами. В свете лампы блеснули капельки воды, упавшие с его одежды. — На лодке я добрался до Нара и захватил первый же попавшийся корабль. Когда Высший Совет будет избирать нового Имперского Стратега?

Невольно следя за ручейками дождевой воды, которые угрожали его спальной циновке, Инкомо постарался собраться с мыслями:

— Сообщение получено только сегодня утром. Свет Небес призывает Высший Совет на собрание, которое состоится через три дня.

Вкрадчиво-мягко Тасайо полюбопытствовал:

— Ты позволил бы мне пропустить это собрание, Инкомо?

Мокрые подушки внезапно утратили всякий интерес в глазах первого советника.

— Господин мой! — Инкомо снова ударился лбом об пол. — Кончина Десио случилась столь внезапно! Самый резвый наш гонец отправлен в дорогу час тому назад, и ему приказано взять самую быструю лодку. Я смиренно признаю: мною сделано лишь то, что было в моих силах. Не осуди старого слугу за ограниченность его возможностей: мне никогда не сравниться с моим господином в прозорливости и мудрости…

Тасайо невесело засмеялся:

— Я не люблю бессмысленную лесть, первый советник, равно как и фальшивое смирение. Вставай и запомни это.

Оглушительный громовой раскат потряс дом, и его затихающие отголоски прокатились над ночной темнотой озера. Воспользовавшись усвоенной за годы боевой службы привычкой соразмерять свой голос с любыми шумами, Тасайо объявил:

— Для тебя приказы такие, первый советник. Отошли телохранителей Десио и его наложниц. При мне находятся мои собственные слуги, и они помогут мне облачиться в траурные одежды. Этой ночью я буду спать в офицерских казармах. Передай моему управляющему, чтобы он выбросил из господских покоев все, что принадлежало Десио. Я хочу, чтобы комнаты были пустыми. К рассвету мои походные сундуки и личные вещи должны быть установлены на места, а одежда, постель и прочее добро прежнего властителя — сожжены. — Глаза у Тасайо сузились. — Скажи старшему псарю, чтобы он перерезал глотки собакам-убийцам… они все равно не станут слушаться нового хозяина. Когда начнет светать, собери всех домочадцев на учебном плацу. Новый властитель Минванаби принял бразды правления, и все должны понять, что нерадивым я не дам спуску.

— Как прикажешь, господин.

Инкомо приготовился к бессонной ночи. Он разогнул усталые колени и собрался встать, но оказалось, что хозяин еще не закончил.

Властитель Минванаби уставился на своего первого советника тусклым холодным взглядом:

— От тебя не требуется, чтобы ты мне поддакивал, как привык поступать с моим кузеном. Я стану выслушивать любое твое мнение, даже если оно не совпадает с моим. Ты можешь предлагать все, что сочтешь нужным, — до того момента, когда я начну отдавать приказания. Тогда ты будешь молча повиноваться. Завтра мы вместе просмотрим счета и вызовем почетный эскорт. К полудню я хочу быть под навесом моей парадной барки, на пути вниз по реке — к Кентосани. Присмотри, чтобы все было готово к путешествию; проверь каждую мелочь. Как только прибуду в Священный Город, я намерен взяться за дело.

— Какое дело, господин? — спросил Инкомо, преисполненный искреннего почтения.

Тасайо наконец улыбнулся:

— Какое дело? Стать Имперским Стратегом, это же очевидно! Разве кто-нибудь подходит для этой должности лучше меня?

Инкомо почувствовал, что волосы у него на загривке встают дыбом. Наконец-то, после многих лет бесплодных мечтаний, он будет служить настоящему властителю — умному, решительному и честолюбивому.

От грома снова содрогнулся дом, и дождь хлестнул струями по стенам. Освещенный колеблющимся светом лампы, новый хозяин Минванаби, горделиво выпрямившись, закончил свою мысль:

— А когда я облачусь в белое с золотом, мы уничтожим Акому.

Инкомо снова склонился до земли. Когда он встал, комната была пуста, и сквозняк из темного дверного проема служил единственным следом, оставшимся от визита хозяина. Первый советник задумался о странностях жизни: самое заветное его желание, в котором он никогда не посмел бы признаться, судьба и боги исполнили по собственной доброй воле: властителем Минванаби стал Тасайо. С неожиданно горькой иронией Инкомо спросил себя: почему же этот дар заставил его почувствовать себя измотанным и старым?

***

Струи ливня ручейками обтекали символы счастья, закрепленные на гребнях крыши Имперской Палаты, и по резным водостокам сбегали вниз, в лужи во дворе. Внутри здания шум дождя звучал приглушенно; пламя ламп — тех, которые слуги позаботились зажечь, — колебалось от сквозняков, проносившихся вдоль коридоров-ущелий словно тяжкие вздохи. Люджан и пять вооруженных воинов быстрым шагом проследовали через тускло освещенные развилки в апартаменты Акомы для доклада.

Мара встретила своего военачальника в средней комнате, где она держала совет с Аракаси. Кевин стоял за ее плечом у стены, приведенный вынужденным бездействием в самое едко-саркастическое настроение. Его мучила головная боль: тошно было слушать, как воины точат мечи, и вдыхать запах лака, используемого для защиты доспехов из слоистой кожи.

Исполнив положенный поклон перед Марой, Люджан немедленно приступил к делу.

— Госпожа, — начал он, — мы должны доложить тебе о том, что в апартаментах, ранее пустовавших, замечено прибытие солдат из Саджайо, Тондоры и Хинейсы.

Мара нахмурилась:

— Псы Минванаби. Что-нибудь слышно о самом псаре?

— Нет. Пока еще нет.

Люджан отстегнул свой шлем и пальцами взъерошил влажные волосы.

Аракаси оторвался от груды записок, полученных утром от его осведомителей из разных дворцовых служб, и перевел угрюмый взгляд на военачальника Акомы:

— Через три дня Свет Небес вернется во дворец.

Привалившись плечом к стенке, сложив руки на груди, Кевин подал голос:

— Как видно, он приятно проводит время и никуда не спешит.

— В дороге приходится соблюдать множество обрядов и церемоний, — перебила Мара, почти не скрывая раздражения. — Тот, кто путешествует в компании двадцати жрецов, тысячи телохранителей и пяти тысяч солдат, поневоле передвигается медленно.

Кевин пожал плечами. Теснота в душных покоях, напряжение и неизвестность угнетали всех. В течение двух дней Мара проводила по пятнадцать часов подряд в Палате Совета. По вечерам она возвращалась к себе такая усталая, что ее с трудом удавалось уговорить хоть немного поесть. Она выглядела обессиленной и исхудавшей, и несмотря на всю заботливость Кевина, те немногие часы, которые ей удавалось выкроить для сна, были тревожными и не приносили облегчения. Ночи были скверными, но дни еще хуже. Любое бездействие прожигало Кевину душу, но даже скука имела свои пределы. Дежурство на кухне доводило его почти до открытого бунта, и хотя он редко давал волю языку, ему не хватало фатализма, который позволял цуранским воинам вытерпеть ожидание, казавшееся бесконечным.

Вздохнув, Мара подвела итог.

— Пока что я переговорила с семнадцатью властителями и только четырех склонила к согласию. — Она покачала головой. — Плохой результат. Никто не хочет принимать на себя никаких обязательств, хотя многие делают вид, что рады бы пойти навстречу. Слишком многие группировки вступили в борьбу за место Имперского Стратега, и тот, кто окажет открытую поддержку какому-то одному кандидату, сразу же навлечет на себя злобу всех его соперников.

Аракаси развернул записку, пахнущую рыбой:

— Мой агент с пристани сообщает о прибытии Даджало из Кеды.

При упоминании этого имени Мара встрепенулась:

— Он разместился в своем городском доме или в Имперском дворце?

— Терпение, госпожа. — Аракаси порылся в ворохе записок и извлек из них три, а потом бегло просмотрел шифрованные письмена еще на одной, которая источала интригующий аромат благовоний. — В городском доме, — объявил наконец мастер. — Во всяком случае, на эту ночь.

Мара хлопнула в ладоши, вызывая писца:

— Отправь депешу властителю Даджало из Кеды. Прежде всего принеси наши соболезнования в связи с кончиной его отца, а также вырази уверенность, что он погиб смертью храбрых, как доблестный воин. Потом доведи до его сведения, что в распоряжении Акомы имеется документ с личной печатью властителя Андеро, обязывающий главу дома Кеда присоединить однажды свой голос к голосу Акомы по нашему усмотрению. Даджало, в качестве нового правителя Кеды, обязан исполнить это условие.

— Госпожа, — вклинился Аракаси в ее диктовку, — не слишком ли это… резко?

Мара пробежала пальцами по своим густым волосам, концы которых еще завивались локонами, храня следы дневной прически.

— Может быть, я переняла какие-то привычки у этого варвара, которого постоянно держу при себе. — Она помолчала, прислушиваясь к отдаленному раскату грома. — Но не сомневайся… очень скоро среди нас окажется Тасайо Минванаби, и голос Кеды может мне понадобиться немедленно.

Раздался тихий стук. В дверном проеме появился часовой, который с поклоном доложил:

— Госпожа, наши разведчики сообщают, что по внешним галереям дворца передвигаются вооруженные люди.

Мара взглянула на Люджана, который водрузил шлем на спутанные волосы и вышел, на ходу закрепляя застежки. Молния полыхнула серебряным светом за наружными перегородками, которые виднелись теперь только сквозь узкие щели между баррикадами: к этому часу их успели укрепить прочными досками. Кевин чувствовал себя как зверь, лишенный даже возможности метаться по клетке; Мара и Аракаси делали вид, что читают донесения. Скрип пера писца заполнял весь промежуток времени до возвращения военачальника.

После торопливого поклона он сообщил:

— Наши дозорные высмотрели два отряда, каждый численностью от двадцати до сорока солдат. Они стараются держаться в тени и направляются якобы в другую секцию дворца.

— Из какого дома? — спросила Мара, почти страшась услышать ответ.

— Из никакого, прекрасная госпожа. — Это служило сомнительным утешением.

— На них черные доспехи, без символов и без кокард.

Мара подняла глаза:

— Значит, это начало.

Люджан передал спокойные приказы воинам в передней комнате. Последнюю перегородку, которая была сдвинута, чтобы в апартаменты проникал свежий воздух, закрыли и закрепили деревянными колышками. Стол был перевернут набок и придвинут к наружной двери, а затем также закреплен массивным брусом. Теперь влага, принесенная ливнем, превратилась в удушающую пелену, повисшую в воздухе. Аракаси, казалось, ничего этого не замечал: он спокойно сидел на месте, углубившись в свои записки и пометки.

Но Кевина прошиб пот; он бесновался и кипятился; его праздные руки требовали клинка. Но часы тянулись и тянулись к полуночи. Звуки, проникая через стены, казались обманчиво приглушенными. Было слышно, как кто-то шлепает по лужам. Иногда доносился стук сандалий — с лестниц или из коридоров; порой к этим звукам примешивались резкие возгласы. Дождь утих, и насекомые в саду у Мары завели свою скрипучую ночную песнь.

Поскольку никто не изъявлял намерения уделить внимание повседневным человеческим надобностям, Кевин в конце концов опустился на колени рядом с Марой и отобрал у нее пергамент, который она уже целый час не выпускала из рук, так и не прочитав ни одного слова.

— Ты, должно быть, проголодалась, — напомнил он ей.

Мара прислонилась к нему головой.

— Не очень-то. Но мне нужно что-нибудь съесть, если я собираюсь завтра в Совете держаться на ногах.

Кевин поднялся, готовый к неизбежному столкновению воль, которое происходило каждый раз, когда он наведывался на кухню. Джайкен считал своей законной добычей каждого раба, у которого руки не заняты делом. Сегодня, как видно, он был настроен по-боевому, ибо целая бригада поварят уже усердно чистила котлы и тарелки. Он требовал, чтобы каждый ковш, чашка или миска были почищены с песком и протерты ветошью, словно в звоне посуды содержались некие чары, способные отогнать подкрадывающееся зло.

Джайкен увидел Кевина в дверях, и его озабоченное лицо просияло:

— Госпожа хочет поесть?

Кевин кивнул, и в ту же минуту в руках у него оказался поднос с теплым хлебом, сыром и фруктами. Несколько разочарованный столь легкой победой, он проглотил тщательно приготовленную колкость и вернулся к госпоже. Он поставил перед ней поднос и сам присел с ней рядом; уступая его настояниям, Мара некоторое время добросовестно старалась что-нибудь проглотить. Кончилось тем, что с ужином расправился Аракаси. Кевин заставил Мару лечь поспать, а у каждой двери и у каждого окна неподвижно, как статуи, стояли воины, готовые к отражению нападения, которое так и не произошло.

***

Наступило утро. Мара поднялась с подушек и потребовала, чтобы ей принесли умыться и прислали горничных. Под гримом не были видны тени, оставленные на лице неотвязной тревогой, а три слоя парадного одеяния скрадывали худобу властительницы. В последнюю минуту, уже готовая к выходу, она обернулась и в упор взглянула на Кевина.

Удрученный перспективой еще одного томительного дня, он с упреком смотрел на нее своими голубыми глазами.

Опасаясь, главным образом, того, что нападение на апартаменты Акомы состоится в ее отсутствие, Мара поддалась сердечному порыву и сжалилась:

— Пойдем со мной. Держись рядом и молчи, пока я не разрешу тебе говорить.

Мгновенно сорвавшись с места, Кевин присоединился к ее свите. Люджан приказал охране построиться, и через несколько минут отряд Акомы вступил в Палату Совета.

Косые солнечные лучи пробивались сквозь прозрачный купол, высвечивая пожелтевшие фрески над галереями. Верхние ряды сидений уже были заполнены, а нижние еще пустовали. Хаос уже достаточно улегся, чтобы, как выразился Кевин, цуранская знать вспомнила о столь тонких предметах, как старшинство и ранг.

Мидкемиец сопровождал Мару вниз по лестнице; позади них держались Люджан и еще два воина. Остальные гвардейцы из ее охраны остались на развилке, как будто этот Совет ничем не отличался от любого другого.

Но когда они проходили мимо одного из пустых кресел, Мара прижала пальцы к губам, чтобы не позволить себе вскрикнуть.

— Беда? — прошептал Кевин, позабыв про свое обещание помалкивать.

Мара чуть заметно кивнула. С самым несчастным видом она прошептала:

— Властитель Патаки из Сиды погиб.

— Кто? — переспросил Кевин.

— Человек, который однажды проявил ко мне доброту, когда все шарахались от меня, как от прокаженной. Кроме того, он был нашим возможным сильным союзником. Вчера он был здесь, но сегодня его место пустует.

— Откуда ты знаешь, что он не просто засиделся за завтраком? — пробурчал Кевин.

Мара устроилась в кресле, кивком приказала своему рабу встать позади нее, справа, и быстрым взглядом окинула зал.

— Только убийца мог бы удержать Патаки вне этой палаты. Кроме него, отсутствуют еще трое властителей, которых я предпочла бы здесь видеть.

— Твои друзья? — Кевин очень старался приглушить собственный голос.

— Нет. Враги Минванаби, — ответила Мара.

Она с треском развернула веер и что-то негромко сказала Люджану, который расставил по обе стороны от нее воинов, а сам занял место, ближайшее к проходу.

Теперь начала заполняться самая нижняя галерея. Кевин приглядывался к великим властителям Империи, разодетым пестро, как павлины, когда те во всю ширь разворачивают свой несравненный хвост. Некоторые восседали на креслах с самым царственным видом, удостаивая лишь несколькими словами просителей или искателей союза. Другие сбивались в кучки или переходили с места на место, обмениваясь секретами; эти больше напоминали бабочек, порхающих вокруг цветов. Игра Совета сводилась в основном не столько к открытой битве за более высокое место в иерархии, сколько к едва уловимой, бесконечной череде встреч, столкновений, уклонений и общественных махинаций.

— Ничего не понимаю, — признался Кевин после долгих минут наблюдения. — По их поведению никак не скажешь, что у кого-то убит друг или приятель, — а ведь ты говоришь, что таких четверо.

— Смерть — это часть Игры, — ответила Мара.

Утро еще не кончилось, когда Кевин наконец понял смысл ее слов. В неподобающем интересе к чужому поражению таился намек на бесчестье, поскольку в любом убийстве кто-нибудь да виноват. В отсутствие доказательств цурани признавали только «несчастный случай». Какой-нибудь властитель мог не только безнаказанно убивать, но и снискать себе этим уважение соперников, если при этом сохранялась видимость благолепия.

Неторопливой походкой к Маре приблизился господин средних лет; она поднялась с места и поклонилась, приветствуя его. Завязалась светская беседа, в ходе которой были произнесены несколько слов о торговых делах. Кевин остался наедине со своими мыслями. Страшнее всего в жизни показались ему эти спокойные будничные рассуждения в такой день, когда по дворцу разгуливают (или во всяком случае разгуливали минувшей ночью) убийцы.

По залу прокатился шелест голосов, когда на нижней галерее появился молодой вельможа, сопровождаемый шестью стражниками в алых с серым доспехах. Он занял одно из наиболее почетных мест напротив центрального возвышения. Множество голов повернулось к нему, когда он знаком подозвал своего советника, обменялся с ним несколькими фразами и тот без малейшей заминки поспешил вверх по ступеням туда, где Мара все еще беседовала с пожилым аристократом.

Приближающаяся волна шепотков подсказала Кевину, что происходит нечто значительное.

Советник отвесил Маре поклон.

— Госпожа властительница Акомы, мой господин желает уведомить тебя, что дом Кеда готов исполнить любое обязательство, принятое от его имени.

Мара слегка наклонила голову, и советник удалился. Эта короткая сценка произвела глубокое впечатление на человека, чья беседа с Марой оказалась столь ненадолго прерванной. Вся его повадка разом изменилась, и если раньше он держался с Марой несколько свысока, то теперь его манеры стали попросту раболепными. Более того, не прошло и минуты, как несколько других властителей рангом помельче спустились со своих галерей, чтобы перемолвиться словечком с властительницей Акомы.

Кевин не уставал дивиться поворотам подводных течений цуранской политики. Мара чем дальше, тем ощутимее становилась центром внимания. Теперь, когда вожди Пяти Великих Семей сгинули в чуждом мире, наиболее крупные кланы оказались втянутыми каждый в свои собственные междоусобицы. Для менее значительных семей внутри этих кланов, а также для более мелких кланов внутри Совета это открывало кое-какие возможности: поторговаться, дать обещание и заручиться поддержкой. Если соперничество могучих выливалось в армейские вылазки одного властителя против другого, то более слабые дома оказывались вынуждены либо держаться вместе, либо искать мощных покровителей. Заключались соглашения, устанавливались перемирия, оговаривались уступки, сделанные по доброй воле или под давлением силы; имущество переходило из рук в руки под видом залогов или подарков.

Когда дело шло уже к полудню, Кевин сообразил, что Маре до сих пор ни разу не понадобилось покинуть свое кресло: заинтересованные стороны сами искали ее общества, что не ускользнуло от внимания и других группировок. Инродака и Экамчи часто поглядывали на пустующее место Минванаби; господа из клана Ионани, улыбаясь, отпускали какие-то замечания в разговоре с Текумой Анасати; впрочем, сам он сохранял каменно-неподвижное лицо.

Перед самым полуднем явился отряд солдат, доспехи которых являли собой сочетание пурпурного и желтого цветов. В сопровождении этого эскорта стройный юноша с привлекательным, хотя и угрюмым лицом прошествовал к креслу, принадлежащему семье Ксакатекас. Наследник властителя Чипино занял свое место в Совете с тем же холодным самообладанием, какое было свойственно его отцу. Увидев новоприбывших, Мара захлопнула веер и на мгновение прижала его ко лбу. Кевин чувствовал ее горе, но сейчас не мог ей помочь. Ему оставалось лишь неподвижно стоять за креслом госпожи и наблюдать за происходящим; но и он с болью душевной подумал о том, до чего же этот мальчик Ксакатекас похож на своего погибшего отца.

Трое властителей вежливо дожидались, пока Мара обратит на них внимание. Она взяла себя в руки и развлекала их забавными историями все то время, которое потребовалось властителям клана Ксакала, чтобы представиться наследнику их прежнего предводителя.

Наконец наступило временное затишье. Мара поманила за собой Люджана и спустилась по пологой лестнице, чтобы оказаться перед главой семьи Ксакатекас. Вблизи Хоппара выглядел точной копией отца, хотя его глаза и волосы отличались более светлым оттенком, а изящество сложения явно было унаследовано от матери Изашани. Но осанкой и манерой держаться он безусловно пошел в Чипино. Он поднялся на ноги, церемонно поклонился и спросил:

— В добром ли ты здравии, Мара из Акомы?

Кровь бросилась в лицо Мары. Задав вопрос о ее здоровье прежде, чем она смогла что-то сказать, Хоппара признал перед всеми, что Мара занимает в обществе более высокое положение, чем он сам! По крови он принадлежал к одной из Пяти Великих Семей, и потому его приветствие следовало воспринимать просто как дань учтивости, но получилось так, что этот мимолетный жест возымел самые ошеломляющие последствия. Еще не собравшись с духом, чтобы найти должную форму для ответа, Мара уже приметила некоторую суматоху на галереях. Господа, находившиеся поблизости от властителя Ксакатекаса, взирали на нее чуть ли не с благоговейным восторгом, тогда как другие, разместившиеся по другую сторону от помоста, созерцали это с самыми кислыми минами.

В ответе Мары звучала искренняя теплота:

— Я здорова, властитель Ксакатекаса. Горе твоей семьи — это горе Акомы. Твой отец умножил славу своего дома и клана, и более того — всей Империи. Он отважно защищал границы Цурануани и оказал Акоме честь, разрешив нам видеть в нем своего союзника. Если бы ты причислял мой дом к друзьям семьи Ксакатекас, я относилась бы к этому как к почетной привилегии.

Хоппара умудрился приветливо улыбнуться, хотя при всем желании не смог стереть с лица следы горя:

— Госпожа, я сочту за честь, если ты согласишься сегодня отобедать со мной.

Мара церемонно поклонилась, давая понять, что она принимает приглашение. Обратный путь к своему креслу оказался для Мары неожиданно долгим, поскольку ее то и дело задерживала волна очередных льстецов, и пока первый советник из дома Ксакатекасов не явился, чтобы проводить ее к столу, у нее не было ни секунды свободной.

***

Апартаменты семьи Ксакатекас в Имперском дворце размерами превышали покои Акомы по крайней мере вдвое. Ковры и старинные редкости поражали великолепием; мебель черного лака составляла изысканный контраст с оттенками бледно-лилового, пурпурного и кремового цветов. Певчие птицы в подвесных клетках наполняли комнату пением и трепетанием ярких крылышек. Сразу почувствовав во всем этом тонкий вкус госпожи Изашани и ее любовь к удобству, Мара с облегчением расположилась на мягких высоких подушках. Слуги были здесь вымуштрованы властителем Чипино, и один из них состоял на службе во времена кампании в Дустари. Уже знакомый с привычками Мары, он подал для ополаскивания рук чашу с водой, куда были подмешаны именно те благовония, которые она предпочитала. После омовения Мара грустно задумалась о старом властителе; тем временем Кевин нашел себе место на полу, у нее за плечом.

Хоппара сбросил свою тяжелую мантию, слегка взъерошил рукой плотно уложенные волосы и уселся напротив Мары за низеньким столом, который был сервирован редкими яствами. Он вздохнул, поддернул кверху рукава, обнажив сильные загорелые руки, и предоставил их в распоряжение своего личного раба-телохранителя, который также ожидал распоряжений, пристроившись у локтя хозяина.

Когда раб закончил омовение господских рук, молодой властитель, не таясь, перевел взгляд на бородатого варвара, который, словно тень, сопровождал Мару.

Кевин столь же пристально уставился на молодого аристократа. Хоппара поднял брови:

— Это и есть твой варвар-любовник?

В таком любопытстве не было ничего оскорбительного. Хоппара обладал прямотой отца и проницательностью матери. Юноша просто задал вопрос о том, что его заинтересовало; он и не думал высмеивать ее личный выбор.

Мара кивнула в ответ, и Хоппара улыбнулся обезоруживающей улыбкой — так улыбалась Изашани.

— Мой отец рассказывал мне о нем… если, конечно, это тот же самый…

— Это Кевин, — сдержанно пояснила Мара.

Хоппара удовлетворенно кивнул:

— Да. Раб, имеющий полный набор доспехов цветов Акомы. — Он вздохнул, почти не скрывая печали. — Отец вспоминал, как этот Кевин оказывался — и не один раз — более чем просто полезным в сражениях посреди пустыни.

Мара бегло улыбнулась, показывая, что приняла его шутку:

— Да-да, он раз-другой сумел выручить нас… дельным советом.

Собеседники примолкли, и в комнате слышалось только мелодичное пение птичек ли.

— Отец редко бывал щедр на похвалы, — признал Хоппара. Он уставился невидящим взглядом на свой столовый нож, словно перед ним не еда лежала на тарелке, а пробегали обрывки воспоминаний. — Немалую долю военных успехов, свидетелем которых он был в пустыне, он приписывал блестящим исходным идеям. По его словам, ни один цуранский воин не додумался бы до того, чтобы приказать своим солдатам сесть верхом на спины чо-джайнов. Эта тактика произвела на отца глубокое впечатление. — Снова улыбнувшись, молодой Ксакатекас добавил:

— Равно как и ты сама, госпожа.

Кевин внезапно ощутил укол ревности, ибо он заметил, как покраснела Мара, получив такой комплимент.

— Здесь жарко? — неожиданно спросил Хоппара, как будто румянец на щеках властительницы был вызван не его вниманием, а совсем другой причиной.

Взмахом руки он приказал слуге раздвинуть перегородки, и в комнату хлынули потоки воздуха и света. Садик за спиной был засажен лиловыми цветами, над которыми раскинули кроны плодовые деревца. Потом, словно уловив в некоторой скованности позы Люджана намек на то, что в доме Ксакатекасов гостье может угрожать какая-то опасность, Хоппара поспешил развеять возможные опасения:

— К этим апартаментам примыкают казармы почетной охраны императора. В любое время здесь находятся восемьдесят Имперских Белых. — От этих успокоительных слов Люджан не расслабился, и Хоппара добродушно сообщил:

— Моей матери совсем не нравится такое соседство. Она говорила, что никогда не будет ходить в домашнем халате по этому саду или купаться здесь, поскольку не желает подвергать риску императорскую семью. По ее уверениям, убийцы могут их всех там перебить, пока эти Имперские Белые будут пялиться на нее через стены, с копьями наготове… только не с теми копьями, которые нужны.

Мара улыбнулась. Красота госпожи Изашани была легендарной — многократные роды в течение долгих лет никак не изменили ее, разве что прибавили зрелой пышности статной фигуре. А уж ее прямой и острый язычок служил предметом истинного восхищения всего цуранского общества, привыкшего к уклончивой вежливости.

— Как здоровье твоей матери? — спросила Мара.

Хоппара вздохнул:

— Можно считать, что неплохо. Конечно, смерть моего отца и старшего брата оказалась для нее тяжелым ударом. Но скажи, ты знала, — добавил он, не желая терять нить их предшествующего разговора, — что мой родитель подумывал о том, чтобы породниться с тобой? Он предполагал, что ты сможешь в один прекрасный день выйти замуж за одного из его младших сыновей, если тебе удастся уцелеть вопреки всем попыткам Десио уничтожить Акому.

При этой новости глаза у Мары широко раскрылись: ходили такие сплетни, что в деле ее замужества Изашани была безоговорочной сторонницей Хокану.

— Я польщена…

— Но ты ничего не ешь, — заметил Хоппара. Он поднял со стола нож и отрезал кусочек мяса, вымоченного в вине. — Пожалуйста, подкрепись. Знаешь, все комнатные собачки моих сестриц ужасно перекормлены. Если наши поварята подкинут им еще больше объедков, бедные создания кончат тем, что их по ошибке примут за подушки и раздавят!

Хоппара задумчиво жевал мясное лакомство, и могло показаться, что он пытается истолковать выражение лица Мары. Потом он, видимо, пришел к некоему невысказанному решению, и его манеры разом изменились: беспечную шутливость сменила серьезность, и он без обиняков перешел к делу:

— Мой отец полагал, что ты станешь одной из самых опасных женщин в истории Империи. Будучи человеком, который весьма обдуманно выбирал себе врагов, он, очевидно, хотел иметь тебя в числе своих друзей.

Мара могла только поклониться в ответ. Она отхлебнула глоток сока и ждала продолжения; тем временем птички ли заливались самыми мелодичными трелями.

Убежденный теперь, что Мара не растает от восхвалений, Хоппара отломил корочку хлеба, обмакнул ее в соус и высказал такое предположение:

— Ты, конечно, понимаешь, что многие из нас погибнут, прежде чем новый Имперский Стратег приступит к исполнению своих обязанностей.

Мара легким жестом выразила согласие. На белое с золотом претендовали слишком многие соискатели, и все союзы трещали по швам. Даже последний тупица мог смекнуть, что соперничество будет кровопролитным.

— Мне было приказано отыскать тебя и без утайки изложить суть дела. — Хоппара подал знак слуге, и тот, поклонившись, начал убирать клетки с птицами. В комнате стало тише, и тогда молодой властитель продолжил:

— Дом Ксакатекас намерен пережить предстоящее испытание, не пожертвовав слишком большой долей престижа, завоеванного моим отцом за всюего жизнь. Поэтому мы стремимся выбрать наиболее выгодную позицию. Мне поручено предложить тебе негласный союз и пообещать любую помощь, которую способны оказать Ксакатекасы, в той мере как…

Подняв палец, Мара остановила его:

— Минуточку, господин мой. Приказано? Поручено? Кто же мог тобой командовать?

Юноша приуныл, но сознался:

— Она так и знала, что ты об этом спросишь. Моя мать, разумеется.

Кевин засмеялся, а Мара переспросила:

— Твоя мать?

Ничуть не смущенный, Хоппара раскрыл карты:

— Мне исполнится двадцать пять только через три года, госпожа Мара. Я властитель Ксакатекаса, но пока еще не…

— Но пока еще не правящий властитель, — докончила за него Мара.

Хоппара вздохнул:

— Вот именно. Моя мать останется правящей госпожой, пока мне не исполнится двадцать пять лет… если я сумею дожить до того дня.

— Тогда почему же здесь не присутствует сама госпожа Изашани? — не сдержался неугомонный Кевин.

Хоппара вопросительно взглянул на Мару, и та пояснила:

— Он часто забывает свое место.

— И очевидно, он никогда не встречался с матушкой, — предположил Хоппара, преодолев недолгую неловкость. — Изашани может выглядеть безобидной, как птичка ли, но стойкостью она поспорит с любым солдатом, а свои решения взвешивает не хуже торговца шелком. У нее шестеро сыновей и четыре дочери. Если она лишится меня, то, конечно, будет оплакивать потерю, в этом можно не сомневаться, но мое место займет Кайдани, а после него — Мидзу, потом Эламу и так далее. Помимо нас имеется также потомство от отцовских наложниц: там что-то около восемнадцати сыновей, не считая тех, что еще не вышли из младенческого возраста.

Тут уж покраснел сам Хоппара, вспомнив, какие штормы сотрясали их дом, когда властитель Чипино вернулся из похода в пустыню с шестью новыми наложницами, причем все они были беременны.

— Да, род Ксакатекас довольно трудно извести под корень, — подвел итог Кевин.

Хоппара вздохнул, признавая справедливость этого заключения.

— Слишком много детишек и кузенов с сотнями побочных отпрысков, и ничто не мешает матушке объявить любого из них своим наследником, если только это понадобится. Она может спокойно оставаться в нашем поместье, там ей ничто не грозит, а сюда она отправляет меня, чтобы вести дела в Совете. — Он махнул рукой в сторону Палаты. — Большинство наших соперников не осведомлены о том, что я пока еще не правящий властитель. И у них не будет повода что-то заподозрить, поскольку я наделен всеми необходимыми полномочиями, чтобы вести переговоры от лица дома Ксакатекасов… в известных пределах. Мара быстро поняла смысл услышанного:

— Следовательно, нам точно известен факт, о котором мало кто догадается: ты прибыл на Совет не для того, чтобы заявить притязания на место Имперского Стратега.

— Даже если бы отец был жив, он был бы в лучшем случае третьим среди тех, кто претендует на белое с золотом, — сказал Хоппара.

— А кто первые двое?

Наконец-то, после долгого перерыва, у Мары пробудился аппетит.

Хоппара пожал плечами:

— Могу только повторить рассуждения моей матери. Наибольшей мощью обладает Минванаби, но при голосовании он не наберет очевидного большинства. Если бы Оаксатуканы прекратили свою внутреннюю грызню, тогда клан Омекан мог бы добиться желаемого. Они все еще обладают огромным влиянием. Каназаваи сейчас не в фаворе из-за крушения мирных планов, так что даже Тонмаргу пока имеют лучшие перспективы, чем Кеда. — Снова пожав плечами, он договорил:

— Логичнее всего предположить победу Минванаби. Тасайо не просто способный полководец. Его поддержат многие из тех, кто не желал иметь дело с Десио.

Мясо вдруг утратило аромат. Мара отодвинула свою тарелку:

— Вот теперь мы подошли к главному. Что ты предлагаешь помимо союза?

Хоппара также отложил столовый нож.

— При всем нашем хваленом могуществе Ксакатекасам сейчас приходится нелегко. Мы лишились двух советников, которые состояли в свите отца, и нам не хватает надежного руководства. Я получил указание следовать твоему примеру, если только тебе не изменит разум. В противном случае я обязан поддержать Тасайо.

Кевина прорвало:

— И вы поддержите этого убийцу? После всех его предательских фокусов в Цубаре?

Мара подняла руку, призывая его к спокойствию:

— Это логично. Если белое с золотом достанется Минванаби, то Ксакатекасы могут в ближайшее время не опасаться нападений со стороны остальных четырех Великих Семей.

— Мы выиграли бы время для укрепления нашей обороны, пока Тасайо будет занят уничтожением Акомы. — Хоппара произнес это самым будничным тоном. — Впрочем, — поспешил он добавить, — это вариант на крайний случай. И хотя сейчас для семьи Ксакатекас самым безопасным был бы такой исход, при котором Империя окажется под диктатом Стратега из Минванаби… — Его голос прервался: как видно, нарисованная им картина внушала ему самому глубокое отвращение.

Кевин не утаил своего замешательства:

— Будь я проклят, если я понимаю такую логику!

Хоппара поднял брови.

— Я бы подумал… — начал он, но потом спросил Мару:

— Ты не объясняла?

Словно солнечные лучи вдруг утратили свое тепло, Мара вздохнула:

— Только корни наших нынешних раздоров: смерть отца и брата.

Из соседней комнаты донеслось приглушенное чириканье птицы ли.

— Закрой, пожалуйста, клетку, — отослал Хоппара слугу, а затем взглянул на гостью. — Ты разрешишь?..

Мара кивнула, и он, встревоженный, повернулся к Кевину:

— Эти Минванаби…. со странностями. Хотя и не подобает осуждать людей из другой благородной семьи, если в обществе они ведут себя вполне достойно, в природе Минванаби есть нечто такое, что делает их… более чем просто опасными.

— Любой могущественный дом опасен, — возразил Кевин. — И, на мой взгляд, Игра Совета — это просто предательство и вероломство, которые совершаются по установленным правилам.

Если откровенность раба и покоробила Хоппару, он сумел хорошо скрыть недовольство и терпеливо попытался изложить все более доходчиво.

— Ваше присутствие здесь в большей мере объясняется способностью госпожи Мары стать для кого-то опасной, чем ее неподражаемым обаянием. — Он слегка поклонился гостье. — Но Минванаби не просто опасны. Они…

Мара перебила его:

— Они безумны.

Хоппара поднял руку:

— Это грубо. Тебя можно понять, но все-таки это грубо. — Для Кевина он добавил:

— Вернее будет сказать, что всем Минванаби свойственны такие вкусы и пристрастия, которые большинство считает нездоровыми.

Кевин усмехнулся:

— Ты имеешь в виду, что они с вывертом?

Хоппара повторил:

— С вывертом? — Потом он засмеялся. — Мне нравится такое определение. Да, они действительно с вывертом.

— Минванаби наслаждаются болью. — Взгляд Мары уткнулся в одну точку, словно перед ней встало видение куда менее приятное, чем светло-лиловая гостиная госпожи Изашани. — Иногда своей собственной, и всегда — болью других людей. Они убивают ради удовольствия, медленно. Прежние властители Минванаби охотились с собаками на людей, как на диких животных, и держали пленников специально для этой цели. Они пытали заключенных в темнице и нанимали поэтов, чтобы те воспевали в хвалебных одах агонию их жертв. А другие… другие приходят в возбуждение от вида и запаха крови.

Жестом показав слугам, что пора убрать тарелки и подать вино, Хоппара добавил к сказанному Марой:

— Некоторые Минванаби скрывают это лучше, чем другие, но им всем присущ один и тот же «выверт» — извращенный интерес к страданию. Рано или поздно эта особенность проявляет себя. Пороки Джингу были общеизвестны. Несколько его наложниц оказались убитыми в постели, и, если верить слухам, его первая жена была задушена во время соития с ним. У Десио страсть к насилию не принимала столь чудовищных форм, но даже уличные нищие знают, что он избивал своих молоденьких рабынь. Ты никогда не задумывалась, — этот вопрос был обращен к Маре, — почему при всех богатствах и могуществе, которыми владеет Минванаби, благородные властители не слишком торопятся посылать им брачные предложения для устройства замужества своих дочерей? — Вопрос остался без ответа, но это его не обескуражило. — Тасайо более осторожен. Я служил вместе с ним в воюющей армии и видел, что он насилует захваченных пленниц как грубый солдат. А еще у него было обыкновение во время обхода лагеря являться в шатры целителей и задерживаться там отнюдь не для того, чтобы принести утешение своим раненым воинам, а ради того, чтобы упиваться зрелищем их мучений. — Слуга принес и разлил вино по кубкам. Хоппара поспешил закончить:

— Тасайо не тот человек, которого я хотел бы видеть на троне Имперского Стратега.

— Он с очень большим вывертом, — заметил Кевин.

— И очень опасен, — заключил Хоппара. Он поднял кубок и осушил его до дна, после того как Мара отхлебнула глоток из своего. — Вот почему я должен либо исподтишка препятствовать попыткам Тасайо облечься в белое с золотом, либо открыто поддержать его и тем завоевать его благосклонность.

Мара поставила кубок на стол и, опустив ресницы, обдумывала возможные решения.

— Итак, ты просишь, чтобы я придумала для тебя способ поддержать еще какого-то претендента, который не станет с тобой ссориться из-за твоего негласного союза с Акомой, так, чтобы не навлечь при этом гнев Минванаби на семью Ксакатекас?

Хоппара кивнул с явным облегчением:

— Это был бы наиболее предпочтительный вариант.

Мара поднялась из-за стола; когда молодой Ксакатекас тоже собрался встать на ноги, она жестом показала ему, чтобы он оставался на месте:

— Твой отец никогда не разводил со мной церемоний в частных беседах, и я хотела бы сохранить этот обычай. — Пока Люджан выстраивал ее охрану у наружной двери, Мара сказала лишь то, что могла. — После того как я все хорошенько обдумаю вместе со своими советниками, я сообщу тебе о принятом решении, властитель Хоппара. Но ты должен понять: чтобы я смогла спасти тебя и защитить твой дом, мне потребуется от тебя помощь иного рода.

Юноша молча кивнул.

Коротко поклонившись, Мара направилась к двери.

Кевин задержался, окинув взглядом прелестный сад. Стена и казармы императорской стражи располагались на расстоянии не менее пятидесяти ярдов от перегородки. Весь тот час, что продолжалась беседа, военачальник Акомы не позволил себе расслабиться ни на миг.

— Прислушайся к доброму совету, — сказал Кевин властителю Ксакатекаса. — Расставь на посты двойную охрану и начинай превращать эти апартаменты в крепость. Трое или четверо властителей уже убиты у себя в постелях, и если у Имперских Белых нет крыльев, они нипочем не смогут перемахнуть через ту заднюю стену достаточно быстро, чтобы прийти тебе на выручку.

Он не успел еще догнать Мару и ее эскорт у дверей, когда их гостеприимный хозяин вызвал своего военачальника. Покидая апартаменты семьи Ксакатекас, Мара услышала за спиной твердый и резкий голос Хоппары, звучавший словно эхо приказов Чипино:

— Если здесь нечем воспользоваться, кроме пурпурных подушек и птичьих клеток, — это не мое дело! Просто закройте и закрепите эти дурацкие окна и забаррикадируйте все перегородки. Советы рыжего варвара некогда спасли жизнь моего отца в Цубаре, и я намерен серьезно отнестись к его предостережению!

Слуга, растерявшийся при этой вспышке, поспешил закрыть дверь, и Мара улыбнулась своему рабу-мидкемийцу:

— Хоппара очень славный юноша. Надеюсь, он доживет до того дня, когда сможет облачиться в мантию правителя своего дома.

— Я надеюсь, что все мы доживем, — хмуро откликнулся Кевин, когда товарищеский толчок Люджана послал его на положенное место в строю. — От этих игр вокруг избрания нового Стратега у меня уже живот болит.

Глава 3. ОКРОВАВЛЕННЫЕ МЕЧИ

Совет завершился. Близился вечер; для возвращения в апартаменты Мары был выбран не тот путь, каким они добирались до Палаты. Хотя собрание само по себе закончилось вполне спокойно, в воздухе чувствовалось напряжение, заставлявшее даже наиболее сильных властителей соблюдать осторожность. Текума Анасати не возражал против предложения Мары объединить отряды обоих домов на пути к занимаемым ими покоям. При том, что клан Ионани неожиданно оказался на виду — хотел он того или, нет: молодой властитель Тонмаргу рассматривался как один из претендентов на бело-золотой трон, и поддержка, которую Текума мог оказать ставленнику этого клана, приобретала жизненно важное значение. Для любого, кто хотел посеять замешательство в клане Ионани, самым верным средством добиться цели было бы убийство Текумы.

Когда Текума и его воины свернули по коридору в сторону окрашенной в красный цвет двери, он не кивнул на прощание и вообще держался так, словно никакой Мары и близко не бывало: вражеским соглядатаям не следовало ни видеть, ни предполагать, что между Анасати и Акомой существуют хоть мало-мальски теплые отношения.

Времена были для всех беспокойными.

Измотанная до изнеможения Мара наконец достигла своих покоев. После просторной, полной воздуха гостиной Ксакатекасов и огромной Палаты Совета ее собственное временное пристанище казалось душным и тесным. Мара устало опустилась на подушки в средней комнате, и к ней сразу приблизился Джайкен с запиской, которую оставил Аракаси.

Мара сломала печать, прочла сообщение и, нахмурившись, распорядилась:

— Скажи Люджану, пусть не снимает доспехов.

После этого она послала слугу за перьями и письменной доской.

Смирившись с неизбежным и пристроившись в привычном уголке, Кевин наблюдал, как его хозяйка поспешно написала два коротких послания и вручила их своему военачальнику со словами:

— Этим властителям надо объяснить, что мы не располагаем более подробными сведениями. Если они не уверены, что могут защищаться самостоятельно, пусть сразу же присоединяются к нам.

— В чем дело? — спросил Кевин, напрягая голос, чтобы быть услышанным на фоне громыхания доспехов: Люджан отобрал себе отряд из числа воинов, свободных от дежурства, и теперь они торопливо облачались для выхода.

Мара передала слуге перепачканное перо и вздохнула:

— Один из агентов Аракаси подслушал разговоры между членами какой-то банды, прячущейся в саду дворца. Кто-то из этих неизвестных не поостерегся и назвал вслух имена, да еще упомянул, что их послали для нападения на апартаменты двух властителей, которых угораздило оказаться врагами Инродаки. К любому, кто стоит поперек дороги этой клике, нам следует относиться как к возможному союзнику. Поэтому я сочла, что надо предупредить этих двоих. — Она задумчиво потерла подбородок. — Я подозреваю, что Инродака и его приятели будут поддерживать Тасайо.

В комнату вошла единственная горничная, находившаяся в резиденции. Повинуясь кивку госпожи, она принялась извлекать шпильки из замысловатой многоэтажной прически Мары и сняла ожерелья из резного нефрита и янтаря. Мара терпеливо выносила эту процедуру, прикрыв глаза.

— Хорошо бы нас самих кто-нибудь предупредил, чего именно нам следует опасаться, — заметила она.

Из кармана, который отнюдь не был предусмотрен в покрое рубахи цуранского раба, Кевин вытащил нечто весьма похожее на мясницкий нож. Повернув его лезвием к лампе и убедившись в отсутствии изъянов, строптивый раб произнес:

— Мы готовы. А уж когда они пожалуют — какое это имеет значение?

Мара открыла глаза:

— На кухне стащил? Иметь оружие — это смерть для тебя!

— Иметь свое мнение — это тоже смерть для раба, однако же ты меня пока не повесила. — Кевин взглянул на нее в упор:

— Если на нас сегодня нападут, я не собираюсь стоять в стороне и наблюдать, как тебя убивают, только из почтения к твоей уверенности, что смирным поведением я могу заслужить лучшую участь в следующем рождении. Я намерен перерезать несколько глоток. — Сейчас он не шутил.

Мара чувствовала себя слишком усталой, чтобы ввязываться в спор. Джайкен наверняка знал о пропаже ножа, однако не счел нужным доложить о хищении. Значит, разговоры на эту тему будут встречены пожиманием плеч и пустыми взглядами, если она сама не задаст прямой вопрос. Между хадонрой и рабом из Мидкемии сложились весьма необычные отношения. Почти по любому поводу у них возникали бесконечные препирательства, но в тех немногих делах, в которых их мнения сходились, они держались заодно, словно их связывала клятва на крови. ***

Незадолго до полуночи в наружную дверь постучали.

— Кто идет? — спросил часовой.

— Дзанваи!

Высвободившись из объятий Кевина и стряхнув дремоту, Мара повелительно распорядилась:

— Откройте дверь!

Она хлопнула в ладоши, подзывая служанку, и приказала подать верхнее платье, а Кевину жестом напомнила, чтобы он принял более подобающую позу. Тем временем воины подняли тяжелый брус и оттащили столешницу, исполнявшую роль крепостной решетки. Дверь открылась в темный коридор, не освещенный ни одной лампой, и на пороге появился старый властитель, лицо которого было в крови — по всей видимости, от удара в голову. Его поддерживал один стражник, также раненный, — который то и дело оглядывался через плечо, словно опасаясь преследования. Люджан поторопил обоих пройти в комнаты, а сам помог воинам запереть и забаррикадировать дверь. Мара приказала вытащить спальную циновку из комнаты, служившей в качестве офицерской казармы. Слуги освободили раненого воина от необходимости поддерживать хозяина и помогли престарелому властителю поудобнее устроиться на подушках.

Сотник Кенджи, явившийся с целым мешком целебных снадобий, промыл и перевязал рану на голове старца, а один из воинов Мары помог солдату снять доспехи. Полученные им порезы также не остались без внимания: те, которые были поглубже, были смазаны бальзамом и туго перевязаны. Ничего опасного для жизни у обоих пострадавших не обнаружилось. Мара послала слугу за вином, а затем спросила, что же случилось.

Все еще бледный от пережитого потрясения и боли, старый властитель устремил на хозяйку слезящиеся глаза:

— Злой рок, госпожа. Я засиделся за ужином с моим кузеном Деканто из Омекана; разговор шел о моей поддержке его притязаний на белое с золотом. Когда я уже готовился отправляться восвояси, в его апартаменты вдруг ворвалось множество солдат в черных доспехах без каких-либо отличительных признаков. Целью их нападения был властитель Деканто… а я просто оказался у них на пути. Когда мы покинули место боя, Деканто еще сражался.

Слуга принес поднос с наполненными кубками. Мара дождалась, пока ее гости взяли по кубку, а потом деликатно поинтересовалась:

— Кто же послал таких солдат?

Старый властитель отведал вина, слабой улыбкой дав понять, что оценил его превосходный вкус, а Потом не удержался от гримасы: боль от раны напоминала о себе при малейшем движении.

— Боюсь, это может оказаться любой из шестерых других его кузенов. Омекан

— большой клан, а Альмеко не оставил ясных указаний относительно его будущего наследника из числа племянников Оаксатуканов. Деканто казался очевидным преемником…

— Но кому-то это не казалось очевидным, — вставила Мара.

Властитель Дзанваи пустился в рассуждения:

— Деканто — первый сын старшей сестры Альмеко. Аксантукар старше годами, ибо он родился раньше, но его мать была младшей сестрой, отсюда и вся путаница. Альмеко — будь проклята его черная душа — воображал, что он бессмертен. Жена, шесть наложниц — и ни одного сына или дочери.

Подумав и выпив глоток вина, Мара предложила:

— Я буду рада, если ты останешься у меня, господин. Если же ты предпочитаешь собственные покои, я пошлю стражника, чтобы он тебя проводил.

Старик склонил голову:

— Госпожа, я у тебя в долгу. Если можно, я останусь. Вокруг творятся убийства. Мой почетный эскорт состоял из пяти воинов. Мы унесли ноги по меньшей мере от шести подозрительных компаний… Боюсь, что четверо из моих воинов сейчас мертвы или умирают. Нам попадались и другие вооруженные банды, но, благодарение богам, они не обратили внимания ни на последнего оставшегося при мне воина, ни на меня.

Без шума и суеты Люджан удвоил стражу у дверей. Затем он прислонился к дверной раме между комнатами и по привычке покосился на лезвие своего клинка, прежде чем спросить:

— Они все одеты в такие же черные доспехи, как и те, кто напал на вас?

— Я не заметил, — признался старик.

Раненый воин оказался более наблюдательным. Немного приободрившись от выпитого вина, он прохрипел:

— Нет. Некоторые действительно были похожи на тех. Другие — в форме Минванаби — черной с оранжевым… Властитель Тасайо, должно быть, прибыл в Кентосани. А еще нам попадались… ну, эти… из Братства Камои.

Мара чуть не сплюнула от омерзения:

— Убийцы! Здесь, в Имперском дворце?

Над сверкающим безупречным клинком Люджана встретились взгляды военачальника и его госпожи. Она помнила, а он знал, что некогда Мара едва не погибла от рук фанатика из ордена наемных убийц, засланного в ее дом властителем Джингу из Минванаби.

Воин бесстрастно продолжал:

— Да, госпожа, это были убийцы из братства. Черные рубахи и головные повязки, руки выкрашены в красный цвет, мечи привязаны за спиной. Они приблизились неслышно, посмотрели на наши цвета, чтобы определить, из какого мы дома, и так же неслышно скрылись за углом. Сегодня не мы были их намеченной жертвой.

Кевин поднялся с места и, присоединившись к Люджану у дверного проема, тихо спросил:

— Что такое «братство»?

Люджан провел большим пальцем по своему клинку, и хотя никаких новых зазубрин он не обнаружил, лицо у него оставалось крайне хмурым.

— Братства, — сухим бесцветным голосом сообщил он, — это общины, что-то вроде семей, только они не входят ни в один клан и честь их нимало не заботит. Каждая такая община не обязана преданностью никому и ничему; они подчиняются только обехану, великому магистру, и своему разбойничьему кодексу крови. Выражаясь вежливо, это преступники, не уважающие традиций. — Меч блеснул в свете лампы, когда военачальник повернул его другой стороной.

— Некоторые из общин, например Братство Камои, сделали из своего грязного ремесла некое подобие извращенной религии. Они верят, что души их жертв — это и есть настоящие молитвы во славу Туракаму. По их понятиям, убийство — это святое деяние. — Люджан вложил меч в ножны, и в его тоне послышалась нотка невольного восхищения:

— Они чрезвычайно опасные враги. Многие из них тренируются с детства и убивают весьма умело. Их называют «Жало Камои».

— Я знаю, кто желает моей смерти, — сказала Мара, забыв, что сжимает в руке поднятый кубок. — У Тасайо достаточно силы, чтобы угрожать мне напрямую. Но кто же смеет нанимать убийц из братства для нападений во дворце?

Властитель Дзанваи устало пожал плечами:

— Времена наступили тревожные. Страсти накалились настолько, что многим может показаться соблазнительной возможность раз и навсегда покончить с соперником, а покушения братства всегда организуются так, что выявить нанимателя никому не удается.

— Брат может убить брата, не опасаясь обвинения в нарушении семейной преданности. — Мара поставила кубок и сцепила руки, желая унять дрожь в пальцах. — Мне уже почти хочется открытой войны.

Ее слова были встречены горьким смехом.

— Мертвый — он и есть мертвый, — сказал властитель Дзанваи. — А любая схватка на поле боя закончится победой Минванаби. — Он тоже поставил свой кубок. — По моему суждению, вероятнее всего, что убийц из братства нанял Тасайо просто потому, что вид его войск, откровенно выставленных напоказ, может напугать возможных союзников. И напутать так сильно, что они переметнутся на сторону какого-нибудь его конкурента. Кроме того, ходят слухи, что Минванаби и раньше не гнушались услугами братств. — Мара знала наверняка, что это не просто слухи, а чистая правда; однако она предпочла об этом умолчать. — Интересно другое: кто посылает солдат, не носящих цвета какого-либо дома, разгуливать по дворцу?

С великой печалью и не сразу Мара признала истину. В ее распоряжении были только догадки и никаких определенных сведений. Она позвала слуг и велела освободить одну из гостевых комнат, занятых воинами, для властителя Дзанваи.

— Отдыхай получше, — сказал он Маре, когда солдат Акомы помог ему подняться на затекшие ноги. — Будем надеяться, что все мы доживем до утра.

***

В течение всей ночи дворец то и дело оглашался выкриками, топотом бегущих ног и изредка — стуком мечей где-то вдали. Никто не спал, разве что урывками. Мара лежала долгие часы в объятиях Кевина, время от времени впадая в тягостное забытье, перемежающееся кровавыми кошмарами. Солдаты сменяли друг друга на постах, готовые к отражению любой атаки на покои их госпожи.

За час до рассвета послышался стук в Дверь. Воины выхватили мечи.

— Кто идет? — прозвучал окрик Люджана.

Отозвался тихий голос. Голос Аракаси. Мара вмиг отказалась от безуспешных попыток заснуть. Мановением руки она отослала горничную, которая подбежала, чтобы помочь госпоже одеться. Дверь снова отворили и впустили мастера тайного знания. Его волосы слиплись от запекшейся крови, и одну руку он бережно поддерживал другой; бросалась в глаза огромная багровая опухоль над запястьем.

Люджану хватило одного взгляда на эти зловещие признаки.

— Понадобятся услуги костоправа, — коротко бросил он и помог мастеру добраться до спальной циновки, где до того коротал ночь властитель Дзанваи.

— Никаких костоправов, — буркнул Аракаси, откинувшись на подушки. — Вокруг лютует хаос. Чтобы послать гонца за костоправом, придется дать ему для охраны половину роты, иначе он напорется на нож, прежде чем добежит до ближайшей развилки. — Мастер тайного знания многозначительно взглянул на Люджана. — Так что для нас вполне сойдут твои навыки походного врачевания.

Мара хлопнула в ладоши, подзывая горничную:

— Найди Джайкена. Скажи, чтобы принес чего-нибудь горячительного, да покрепче.

Аракаси протестующим жестом поднял здоровую руку:

— Никакого горячительного. Я должен многое рассказать, а меня так двинули по темечку, что голова и без того кружится. Если еще и выпить чего-то крепкого, то совсем одурею.

— Так что же случилось? — спросила Мара.

— Случилось сражение между неизвестными воинами в черных доспехах и десятком убийц из Братства Камои.

Аракаси замолчал, когда Люджан приступил к осмотру раны у него на голове. Отстегнув свои налокотники, военачальник начал удалять засохшие струпья на голове мастера с помощью лоскутков ткани и воды, которую принесла в тазике горничная.

Когда рана стала доступна для обозрения, Люджан тихо приказал девушке:

— Принеси лампу.

Она повиновалась, и Мара выжидала, пока Люджан водил лампу перед лицом Аракаси туда-сюда, наблюдая, как тот провожает взглядом блуждающий огонек.

— Как-нибудь выживешь, — обнадежил Люджан мастера. — Но шрам может зарасти седыми волосами.

У Аракаси вырвалось проклятие. Человеку его профессии меньше всего хотелось бы обзавестись запоминающейся «особой приметой».

Затем Люджан занялся пострадавшей рукой.

— Госпожа, — сказал он мягко, — тебе, может быть, лучше перейти в соседнюю комнату, но оставь мне Кевина и одного из воинов… такого, который побеждает в состязаниях по борьбе.

Аракаси невнятно запротестовал, а потом настоятельно потребовал:

— Только Кевина.

***

Когда Маре разрешили вернуться, мастер тайного знания выглядел намного бледнее, чем раньше. По его лицу ручьями стекал пот, но он даже ни разу не охнул, пока Люджан вправлял ему вывихнутую руку. Вернувшись в свой излюбленный угол, Кевин отозвался обо всем этом так:

— Твой мастер тайного знания несгибаем, как старая кожаная сандалия.

Мара терпеливо ждала, пока ее военачальник закреплял в лубке руку Аракаси и накладывал все необходимые повязки. Когда мастера снова уложили на подушки, Мара послала слугу за вином и обратилась к Аракаси:

— Не разговаривай, пока не будешь готов.

Аракаси фыркнул:

— Я достаточно готов, чтобы вокруг меня не устраивали суматоху. — Он благодарно кивнул Люджану, когда тот собрался его оставить, и перевел на госпожу взгляд темных глаз. Теперь он снова был собран и деловит. — По меньшей мере еще три властителя убиты или ранены. Несколько других выбрались из дворца и сбежали в свои городские дома или вернулись в поместья. Список у меня составлен. — Он неловко шевельнулся и достал из складок рубахи листок бумаги.

Вернулся слуга с вином. Несколько раз сославшись на необходимость сохранять трезвую голову, Аракаси все-таки принял стакан. Он понемногу глотал напиток, а властительница тем временем просматривала его торопливые заметки, и краска — хотя бы отчасти — возвращалась на ее лицо.

— Все, кто погиб, были сторонниками Тасайо и властителя Кеды, — отметила Мара. — Ты считаешь, что убийц нанимали ставленники кланов Ионани или Омекана?

Аракаси глубоко вздохнул и отставил стакан.

— Может быть и нет. Аксантукар из Оаксатукана тоже подвергся нападению.

Мара выслушала это без удивления: у Аксантукара были сильные соперники внутри его собственного клана.

— Как он себя чувствует?

— Вполне прилично. — Мастер тайного знания закрыл глаза и попытался расслабиться. Откинув голову и прислонившись затылком к стене, он добавил:

— Все нападавшие погибли, вот что странно. Они были из братства.

Но Аксантукар всегда был сильным бойцом; не зря же он некогда предводительствовал в варварском мире армиями Келевана. Мара присмотрелась к мастеру:

— Ты сказал не все, что знаешь.

— К сожалению, ты опять угадала, госпожа. — Аракаси открыл глаза; их мрачное выражение поразило Мару. — Делегация властителей явилась в дворцовые казармы с требованиями к коменданту императорского гарнизона. Они настаивали на том, чтобы три роты Имперских Белых охраняли Палату Совета. Комендант отказал: поскольку Свет Небес официально не созывал собрания Совета, гарнизон не несет никакой ответственности за охрану помещений Палаты. Обязанности, возложенные на коменданта, состоят в защите императорской семьи, и он не снимет с постов ни одного солдата, если император не даст других распоряжений.

Усилием воли подавив вспышку раздражения, Мара спросила:

— Когда вернется Свет Небес?

— Судя по донесениям, завтра около полудня.

Мара вздохнула:

— Тогда у нас не остается выбора. Нужно просто ждать. Как только Свет Небес вступит во дворец, порядок будет восстановлен.

Кевин поднял брови:

— Только благодаря его присутствию?

Аракаси сухо поправил:

— Благодаря присутствию пяти тысяч солдат, которые придут вместе с ним. — Он продолжал прерванное донесение. — Знатные вельможи, составлявшие делегацию, твердо стояли на своем. Кроме того, собравшиеся поздно ночью главные жрецы Двадцати Орденов объявили, что предательство в Мидкемии явилось знамением гнева богов. Цуранская традиция — так гласит их вердикт — была нарушена, и Свет Небес уклонился от предначертанного ему пути, перейдя от попечении духовных к мирским заботам. Если бы Ичиндар сохранил за собой поддержку жрецов, он еще мог бы диктовать свою волю, но при нынешней расстановке сил ему, вероятно, придется уступить и дать согласие на собрание Совета.

— А это значит, что все должно решиться до полудня, — заключила Мара.

Основания для такого вывода были вполне очевидными. С того времени, когда император приложил руку к Большой Игре, случилось уже достаточно бедствий. Властители из Высшего Совета показали, что не сойдут с места, пока не добьются своего. При возвращении Ичиндара во дворец его должен приветствовать новый Имперский Стратег.

— Сегодня ночью, — спокойно предрек Аракаси, — это здание станет ареной сражения.

Кевин зевнул:

— А мы до этого успеем хоть сколько-нибудь поспать?

— Только утром, — разрешила Мара. — После полудня мы должны быть на Совете. От нынешних встреч во многом зависит, кому суждено пережить предстоящую ночь. А завтра те, кто останется в живых, назначат нового Имперского Стратега страны Цурануани.

Когда Аракаси собрался оторваться от своих подушек, Мара жестом остановила его.

— Нет, — сказала она твердо. — Ты останешься здесь и будешь набираться сил для дневных дел.

Мастер только взглянул на нее, но Мара заговорила так уверенно, как будто он вслух задал ей вопрос.

— Нет, — повторила она. — Это приказ. Только глупец может воображать, что Минванаби не заявят о своем присутствии. Ты сделал достаточно и даже более чем достаточно. Да и Кевин верно сказал ночью. Грозит ли что-нибудь Акоме или не грозит, я не покину Совет. Мы уже приготовились как могли к отражению атаки. Если наши усилия окажутся недостаточными — ну что ж: Айяки дома и под защитой.

Аракаси склонил забинтованную голову. Усталость его, как видно, была непомерной, ибо в следующий раз, когда Кевин взглянул на него, мастер лежал, расслабленно раскинувшись на циновке, и крепко спал.

***

В Палате Совета воздух был насыщен тревогой. Помимо Мары, многие правители явились в сопровождении стражи куда более многочисленной, чем дозволенный традицией почетный эскорт. Проходы между рядами и развилками были забиты вооруженными воинами, и зал больше напоминал казарменный плац перед выступлением войска в поход, чем чертог мудрых рассуждений. Каждый властитель держал своих солдат при себе; они рассаживались на полу у его ног или выстраивались вдоль ограждений между лестницами. Любой желающий перейти с места на место был вынужден с трудом и муками прокладывать путь, то и дело перешагивая через какого-нибудь воина, который мог лишь виновато склонять голову и бормотать извинения за причиненное неудобство.

Когда Мара протискивалась между свитами двух соперничающих группировок, Кевин процедил сквозь зубы:

— Если хоть один идиот вытащит здесь меч из ножен, сотни успеют умереть, прежде чем кто-нибудь догадается спросить, а в чем, собственно, дело.

Мара кивнула, а потом тихо сказала:

— Взгляни туда.

На нижней галерее наконец было занято кресло напротив помоста. Вокруг кресла плотным клином стояли воины в оранжевом с черным, а среди них, облаченный в боевые доспехи, мало чем отличающиеся от офицерской формы, восседал Тасайо из Минванаби. Если раньше Кевин был разочарован обыденным обликом покойного властителя Десио, этого никак нельзя было сказать о впечатлении, производимом его кузеном. Тасайо сидел в свободной, почти скучающей позе, но даже издалека невозможно было не почувствовать его молчаливого присутствия. Он напомнил Кевину тигра; лучшего сравнения мидкемиец не мог подобрать. Беглым взглядом Тасайо обвел Палату. Его глаза встретились с глазами Кевина лишь на мгновение, и все-таки властитель узнал раба. Лицо под ободком шлема осталось бесстрастным, но каждый из двух мужчин понял, что другой его заприметил.

Кевин отвел глаза секундой позже. Он наклонился к госпоже:

— Тигр знает, что мы поблизости от его логова.

Мара добралась до своего кресла, уселась и сделала вид, словно ее сейчас занимает лишь одна задача — должным образом расправить складки парадной мантии. Только теперь она переспросила:

— Тигр?..

— Вроде вашего сарката, только четвероногий, вдвое крупнее и намного опаснее.

Кевин занял свою обычную позицию за креслом госпожи, стиснутый со всех сторон воинами, которые в обычных условиях ожидали бы их на площадке верхнего яруса.

Мара внимательно осмотрела Палату, которая казалась более темной, чем всегда, и, как ни странно, более гулкой. В разных местах виднелись пустые места; но те властители, которые сегодня присутствовали, явно предпочитали блеск доспехов и оружия сверканию Драгоценностей и переливам шелков. По мере того как интриги приобретали все более запутанный характер, беседа становилась уклончивой и многозначительной; об истинном смысле каждого услышанного слова приходилось только догадываться. Даже взгляды, которыми обменивались правители, были тщательно продуманы и имели свою подоплеку. Каждое пустующее место следовало понимать так, что его хозяин либо мертв, либо решил убраться отсюда подобру-поздорову. Зато оставшиеся были настроены решительно, а порой даже и воинственно.

Скороход Совета доставил Маре послание. Она сломала печать, взглянула на оттиски двух печатей внутри и жестом велела мальчику-скороходу подождать, пока она читает. В сопровождении десятка воинов появился властитель Дзанваи. Судя по виду, он оправился после испытаний минувшей ночи. Кратчайший проход к его месту был битком набит воинами, что вынуждало его изобретать какой-нибудь обходной путь. Выбрав такой маршрут, который проходил поблизости от Мары, он одарил властительницу Акомы улыбкой и легким наклоном головы.

Она ответила ему таким же безмолвным приветствием, затем набросала ответ на только что полученное послание и отправила скорохода на другую галерею. Люджану она сообщила:

— Мы обзавелись еще двумя голосами благодаря сведениям, полученным Аракаси.

Утро тянулось медленно. Мара побеседовала с дюжиной властителей относительно предметов, казавшихся вполне безобидными. Хотя Кевин и пытался уловить в этих разговорах потаенный смысл, он так и не смог понять, что же это было: обмен замаскированными угрозами или предложениями взаимной помощи. Но он все чаще ловил себя на том, что невольно поглядывает на нижнюю галерею, где властители, один за другим, подходили засвидетельствовать свое почтение Тасайо. При этом Кевин заметил, что говорят, главным образом, визитеры, тогда как Тасайо почти все время хранил молчание. Когда он кому-либо отвечал, его высказывания оказывались краткими и решительными, насколько можно было судить по вспышке белых зубов. Воины, сидевшие у его обутых в сандалии ног, сохраняли каменную неподвижность.

— Тасайо нагоняет страх даже на своих, — шепнул Кевин Люджану, улучив подходящий момент.

— Еще бы, — ответил тот столь же тихо. — Он же первостатейный убийца и постоянно оттачивает свое мастерство, чтобы не потерять форму.

Холодок пробежал по спине у Кевина, когда он еще раз взглянул на фигуру в оранжево-черном кресле. Там сидел самый безжалостный игрок из всех участников жестокой Игры Совета.

***

Мара вернулась к себе в покои, чтобы поесть и посоветоваться с соратниками. Аракаси, с рукой в лубке, завладел письменной доской Мары. Вокруг него образовалось беспорядочное скопище бумаг и перьев; он с головой ушел в работу и не стал ее прерывать, когда Мара попросила слуг принести подносы с легкими закусками. Кевин заметил, что мастер успел тем временем написать еще три послания. Прижимая пострадавшей рукой стопку пергаментных листов, здоровой рукой он выводил ровные строчки аккуратным почерком левши.

— Ты же не левша, — уличил его мидкемиец. У него был взгляд опытного фехтовальщика, и умение примечать, какой рукой обычно орудует человек, было привито ему с младых ногтей. — Готов об заклад побиться!

Аракаси даже головы не повернул.

— Сегодня я левша, — со скупой иронией отозвался он.

Кевин решил взглянуть, сильно ли пострадало при этом каллиграфическое искусство Аракаси, и проникся к мастеру еще большим уважением, обнаружив, сколь артистически тот изменяет почерк. Одна из составленных им записок выглядела так, как будто была написана сильной мужской рукой; другая казалась начертанной изящным женским почерком, а третья могла навести на мысль, что ее автор вообще не силен в грамоте и лишь с большим трудом сумел нацарапать это сообщение.

— Тебе никогда не случалось запутаться настолько, чтобы забыть, кто ты на самом деле? — ехидно поддел его Кевин.

Аракаси оставил вопрос без внимания и продолжал — все так же одной рукой

— складывать и запечатывать письма. К этому времени Мара уже выскользнула из верхнего платья. Она не стала просить, чтобы Аракаси подвинулся, а просто присела на спальную циновку, которую он освободил.

— И кто же собирается все это доставлять? — сварливо спросила она.

Мастер тайного знания поклонился без особого изящества.

— Кенджи однажды уже вызвался помочь, — сказал он мягко. — Это ответы на донесения. Утром люди хорошо постарались. — Заметив, что Мара вот-вот осерчает по-настоящему, Аракаси укоризненно поднял брови:

— Ты же запретила мне выходить, вот я и не выходил.

— Это я вижу, — отрезала Мара. — Мне бы следовало догадаться, что ты можешь притвориться спящим с таким же успехом, с каким меняешь свои обличья.

— Уж очень хорошо вино подействовало, — возразил Аракаси, нимало не задетый. Он взглянул на бумаги, разбросанные вокруг. — Ты не желаешь узнать, что я разведал?

— Тасайо, — уверенно заявила Мара. — Он здесь.

— Не только это. — Напускное легкомыслие Аракаси улетучилось бесследно. — Большинство столкновений, которые произошли до сих пор, были просто тактической разминкой. К ночи все переменится. Целые секции дворца подготовлены для размещения крупных воинских отрядов и многочисленных убийц. Некоторые прежние стычки были затеяны просто ради захвата помещений, из которых можно будет посылать воинов в атаку.

Мара молча взглянула на Люджана, и тот доложил:

— Госпожа, наши солдаты находятся еще на расстоянии двух дней пути форсированным маршем до Кентосани. Для твоей защиты нам приходится рассчитывать только на те силы, которые уже здесь.

После этих слов наступило неловкое молчание, прерванное появлением слуги с бренчащими подносами. Мара вздохнула:

— Аракаси?..

Мастер тайного знания чутьем угадал суть вопроса.

— Разведка не потребуется. Тасайо сейчас занят одним: добивается поддержки своих притязаний на пост Стратега. Он ожидает, что ты бросишь голоса сторонников Акомы на помощь сильнейшему из его соперников. Даже если он переоценивает твою храбрость и ты попытаешься припрятать враждебность под маской нейтралитета, он все равно будет предпринимать шаги, чтобы тебя уничтожить. Твоя смерть означала бы для него двойной выигрыш: исполнение семейного обета Красному богу и растерянность среди твоих союзников. Твоя популярность возрастает день ото дня. Если он сможет расправиться с тобой, это послужит для многих предостережением, а заодно и лишнимдоказательством того, что у Тасайо достаточно сил для победы над любым соперником, который останется в живых после выяснения отношений внутри клана Омекан.

К этому моменту Мара уже собралась с мыслями:

— У меня есть один план. На кого еще можно ожидать ночного нападения?

Аракаси не понадобилось заглядывать ни в какие записи.

— Хоппара Ксакатекас и Илиандо Бонтура, по-видимому, занимают первые места в списке вероятных жертв.

— Илиандо Бонтура? Но он принадлежит к числу лучших друзей властителя Текумы и считается одним из столпов клана Ионани. — Мара заметила, что слуга с подносами нерешительно мнется на месте, и знаком предложила ему заниматься своим делом. — Почему правитель из этого клана может оказаться намеченной мишенью?

— А это такое внятное предостережение господину Тонмаргу и другим господам из клана Ионани, чтобы они не вставали поперек пути у Тасайо или у Омеканов, — объяснил Аракаси.

Кевин предположил:

— По-моему, для этого было бы вполне достаточно дипломатической ноты.

— Убийство властителя Илиандо и есть дипломатическая нота по-цурански, — сухо пошутил Люджан.

Не оставляя сподвижникам времени для новых шуток, Мара обратилась к Аракаси:

— Твои связные не могли бы кое-что передать тем правителям, которые, по твоему разумению, занимают верхние строчки в списке Минванаби? Я хотела бы сегодня встретиться с ними в Совете поближе к вечеру.

Аракаси потянулся за пером. Он обмакнул заостренный кончик в чернила, вытащил чистый лист пергамента из стопки, прижатой у него под лубком, и спросил:

— Ты одолжишь мне для этой цели Кенджи и двух воинов? — Он продолжал строчить, почти не глядя на письмена, которые выводила его рука. — От них потребуется только добраться до города и передать записки одному сапожнику в будочке на пристани. Дальнейшей доставкой займутся другие люди.

Мара прикрыла глаза, словно у нее разболелась голова.

— Можешь взять хоть половину роты, если нужно. — Следующие ее слова были уже обращены к Кевину. — Посмотри, что тут приготовил для нас Джайкен. Мы должны скоро вернуться в Совет.

Пока мидкемиец обследовал содержимое подносов, Люджан вышел, чтобы проверить состояние гарнизона.

— Позаботьтесь, чтобы люди получили возможность отдохнуть, — предупреждал он командиров патрулей. — Ночью нам предстоит сражаться.

Вернувшись с тарелкой и стаканом сока, Кевин обнаружил, что Мара неподвижно сидит на циновке, нахмурив брови и устремив пытливый взгляд в какую-то неведомую даль.

— Ты нездорова?

Мара наконец его заметила, и он поставил еду около ее колен.

— Просто устала. — Она посмотрела на еду без всякого интереса. — И встревожена.

Кевин издал преувеличенно шумный вздох:

— Боги, как я рад это слышать!

Мара улыбнулась:

— Это почему же?

— Потому что меня пугает бесчувственность. — Он воткнул двухзубую цуранскую вилку в кусок холодного мяса джайги, словно пронзая копьем врага.

— Так приятно узнать, что под прикрытием всего этого задубелого цуранского стоицизма ты остаешься живым человеком. Когда приходится идти на риск, тревога — это самое естественное чувство.

Из соседней комнаты донесся скрежет, ставший за эти дни привычным: воины точили мечи из слоистой кожи.

— Когда я слышу этот звук, меня так и тянет расшибить себе голову о стенку, — признался Кевин. Он взглянул на Аракаси, который трудился над своими записками, не выражая ни малейшего раздражения. — Тебе никогда не хотелось швырнуть что-нибудь этакое?

Мастер тайного знания, не меняя позы, поднял глаза.

— Нож, — отозвался он с ледяной решимостью. — Швырнуть нож в черное сердце Тасайо Минванаби.

Человек в поношенной одежде, безоружный и раненый, сидел в битком набитой комнате и писал записки. Но в этот миг Кевин не мог бы сказать, кто более опасен: Тасайо Минванаби или многоликий оборванец, состоящий у Мары на службе в должности мастера тайного знания.

***

Воины сохраняли полную боевую готовность. Апартаменты Акомы превратились в укрепленный лагерь — особенно после того как к гарнизону защитников присоединились четырнадцать солдат в пурпурно-желтых доспехах дома Ксакатекас.

Властитель Хоппара почти сразу признал разумность предложения, с которым обратилась к нему Мара вскоре после возвращения в Палату. Малочисленность его охраны не позволяла организовать оборону просторных фамильных апартаментов, а прятаться за завесой фальшивого нейтралитета теперь не имело смысла, раз уж Тасайо все равно замышлял нападение.

Некоторые воины из гарнизона Ксакатекаса успели повоевать в Дустари, и военачальник Люджан был им известен. Они отыскивали бывших товарищей по оружию и заводили новые знакомства в отряде Мары, и так прошли первые часы наступившего вечера.

Мара сидела в центральной комнате своей дворцовой резиденции, за баррикадами из мебели, внутри кольца, образованного воинами и немногочисленными оставшимися подушками и спальными циновками. У нее были серьезные основания для беспокойства.

— К этому времени они уже должны были вернуться, — высказалась она.

Хоппара покрутил пальцем в своем стакане с вином, дабы размешать специи и кусочки фруктов, добавленные в напиток по его вкусу.

— Властитель Илиандо всегда относился к логике с некоторым подозрением, — заметил он.

Дело было в том, что Мара предприняла последнюю попытку убедить Илиандо из Бонтуры внять голосу рассудка и с крайней неохотой уважила просьбу Аракаси — отрядить для этой цели Кенджи с пятью солдатами.

И вот наконец, когда сгустились сумерки и стало почти совсем темно, по коридорам разнеслись первые отзвуки отдаленной стычки: крики, топот и удары оружия. И теперь Мару терзали опасения, что ее посланники слишком надолго задержались и могут явиться, когда будет уже слишком поздно.

Потом послышался условный стук в дверь — сигнал, которого Мара ждала с таким нетерпением. Не теряя ни секунды, люди Люджана раздвинули барьеры и опустили тяжелый брус. Дверь открылась, и в прихожую быстро вступил Кенджи, а следом за ним — военачальник Бонтуры в шлеме с лиловыми и белыми перьями.

— Благодарение богам, — пробормотала Мара, увидев в прихожей дородного властителя Илиандо в окружении его воинов. Последними втиснулись в прихожую воины Акомы, а с ними — Аракаси, запыхавшийся от бега. Его лицо, затененное шлемом с кокардой командира патруля, было белым, словно пергамент. Едва он шагнул через порог, дверь была тотчас же закрыта.

Покинув внутренний круг защиты, Мара подошли к нему.

— Ты не должен был бегать, — упрекнула она мастера, понимая, что мертвенный цвет его лица порожден невыносимой болью.

Аракаси поклонился:

— Госпожа, это было необходимо.

Рука в лубке была аккуратно спрятана под коротким офицерским плащом; никто не мог бы даже заподозрить, что воин, стоявший сейчас перед ней, не способен постоять за себя. Когда Мара начала его отчитывать, мастер быстро перебил ее:

— Властитель Илиандо долго упрямился, пока мы в конце концов не обрисовали ему подробнейшую картину: из кого состоит его отряд и какие позиции занимает, а заодно указали четыре уязвимых места в его обороне, которыми могут воспользоваться нападающие. — Он понизил голос до шепота. — Для него решающим доводом оказалась его собственная слабость, а вовсе не наша уверенность, что он избран для острастки клану Ионани и властителю Тонмаргу.

Аракаси бросил взгляд на входную дверь, где воины водворяли на место брус и заграждения; там же, в прихожей, властитель Бонтуры и его военачальник обсуждали с Люджаном и Хоппарой планы общей обороны.

— Мы, конечно, обернулись не слишком быстро, — признал мастер, блеснув глазами. — Когда я покидал апартаменты властителя Бонтуры, туда уже ломились из коридора, и сундуки, которые я приткнул к дверям, вряд ли надолго задержат нападающих. Когда они обнаружат, что комнаты пусты, они догадаются явиться сюда. — Мара слегка нахмурилась, и он поспешил вывести ее из недоумения:

— Я удрал с другой стороны, через сады.

Она не решилась спросить, как же ему, в его-то состоянии, удавалось перелезать через стены; только одышка, с которой он никак не мог совладать, позволяла судить, каких трудов ему это стоило — бегом догонять эскорт властителя Илиандо.

Призвав на помощь свою обычную твердость, Мара обратилась к Аракаси.

— Снимай доспехи, — распорядилась она тоном, не терпящим возражений. — Подыщи себе какую-нибудь неказистую ливрею и спрячься в буфетной с поварятами. Это приказ, — бросила она, заметив, что Аракаси собрался возражать. — После того как все это будет кончено, и если я останусь в живых, твои услуги понадобятся мне больше, чем когда-либо раньше.

Мастер тайного знания поклонился. Но прежде чем исчезнуть за дверью кухни, он использовал свою кокарду командира патруля, чтобы дать указание паре воинов в доспехах Бонтуры и Акомы:

— Уведите господина Илиандо и госпожу Мару обратно в укрепленную комнату, и убедите их, чтобы они там и оставались. Нападения можно ожидать в любой момент.

Спустя несколько минут задрожали наружные оконные рамы: послышался стук топоров. Воины в комнатах, обращенных в сторону сада, мгновенно вскочили, готовые к бою; но и на забаррикадированную входную дверь обрушился оглушительный удар.

— Таран! — воскликнул военачальник Акомы.

Его солдаты бросились к двери и навалились на баррикаду, но особых надежд на то, что эти усилия принесут какие-либо плоды, питать не приходилось. Прогремел второй удар. Полетели щепки; пробив дверь и нагромождение мебели, таран вломился внутрь. Те, кто управлял им, бросились на пол лицом, и следующие за ними воины с мечами ворвались в прихожую, перепрыгнув через их спины.

Нападающие, устремившиеся в пролом, были одеты в черное. Темная ткань скрывала и их лица. Люджан успел заметить выкрашенную в красный цвет ладонь вожака, повелительным жестом посылавшего вперед своих подручных, и понял, что имеет дело с наемными убийцами из Братства Камои. С грозным, неестественным лязгом сшиблись клинки. Делая выпады и отбивая удары, военачальник Мары ощутил, что некоторые из его противников орудовали металлическими мечами, которые в Империи были великой редкостью. Такое оружие ценилось превыше всего; его берегли как реликвию, и обычно никому даже в голову не приходило рисковать им в бою, несмотря на то что оно легко рассекало кожаные цуранские доспехи.

Один из воинов Бонтуры упал, пронзенный мечом через нагрудную пластину кирасы. Люджан сменил тактику, используя налокотники, чтобы отклонять летящее на него острие меча. Он выкрикнул предостережение своим воинам, и двое убийц упали, продвинувшись в глубину комнаты не более чем на шесть футов. Обычные мечи не выдерживали многократных ударов. Металл выбивал осколки из лезвий, оставляя зазубрины и разрушая склейку слоев. Шестеро гвардейцев Акомы упали, и остальные люди Люджана подались назад, стремясь опередить убийц на пути к двери, ведущей во внутренние покои. Теперь сражение разворачивалось в промежутке между двумя дверными проемами: оставшиеся воины Акомы, объединившись с отрядами Бонтуры и Ксакатекаса, сбились в плотный заслон вокруг всех трех властителей, которые укрывались за стеной из поваленной мебели.

Кевин стоял рядом с госпожой, пристально наблюдая за наружными окнами в самой дальней внутренней комнате. Под ударами топоров рамы прогибались и тряслись, от подоконников отваливалась штукатурка. Чтобы укрепить рамы, воины пользовались любыми предметами, которые попадались под руку и могли сгодиться для этой цели. В ход шли рейки, вырванные из направляющих желобков в полу, полки, дорожные ларцы. Однако все это ненадолго задерживало нападающих, а между тем через несколько минут после первой атаки к убийцам из еретического братства присоединились воины в черных доспехах, хлынувшие в комнаты неудержимым потоком.

Кевин быстро взвесил шансы и принял решение. Мебельная баррикада не сможет выдержать штурм с трех сторон. Он сказал Маре:

— Госпожа, поскорее перейди в тот угол.

Властитель Бонтуры, разинув рот от изумления, наблюдал, как она встала и перешла на указанное ей место.

— Ты слушаешься варвара-раба?..

Хоппара проявил больше деликатности:

— Его слова не лишены смысла, господин Илиандо. Если мы останемся здесь, то очень скоро будем окружены.

Он присоединился к Маре, а потом не отводил долгого спокойного взгляда от Илиандо, пока бой не переместился ближе. За мгновение до того, как в заднюю комнату ворвалась новая волна нападающих, тучный пожилой властитель решился последовать за Хоппарой.

Оба властителя обнажили мечи и заняли позицию перед Марой. Кевин остался здесь же, но на добрый шаг впереди, так чтобы сохранить способность маневрировать, если в том возникнет необходимость.

Сражение в передней комнате набирало силу; невозможно было хотя бы приблизительно определить, сколько атакующих ворвалось в апартаменты через протараненную дверь. Защитники из внутренней комнаты спешили в двух направлениях: одни — чтобы отразить фронтальную атаку, другие — чтобы преградить путь врагам, лезущим в оконный пролом. Внезапно удары топора по второму окну прекратились.

Кевин прислушался. Сквозь шум схватки он расслышал слабое царапанье по стене позади него.

— Боги! Кто-то нашел путь в спальню!

Поколебавшись, он бросился к перегородке, которая вела во внутренний коридор апартаментов. Единственная зажженная лампа порождала вокруг зыбкие кружева света и теней.

Кевин шагнул в коридор. Его босые ноги ощущали колебания, пробегающие по деревянному полу, когда падали воины или топор вгрызался в раму. Он прижался к стене около двери спальни и застыл в ожидании, сжимая рукоятку ножа, спрятанного под рубахой.

С ним поравнялся солдат в черных доспехах. Кевин стремительно развернулся. Он двинул врага коленом в пах, а потом всадил нож в шею прямо под застежкой шлема. Кровь хлынула горячей стру„й ему на руки, когда он с силой отшвырнул содрогающееся в агонии тело навстречу другому чужаку, следовавшему за первым. Оба воина упали, загремев доспехами.

Но атакующие прибывали, еще и еще. Кевин крикнул:

— Люджан! Здесь, сзади!

Понимая, что помощи можно и не дождаться, мидкемиец пригнулся, подняв нож, чтобы встретить верзилу в черных доспехах, который перепрыгнул через упавшую пару. Неверный свет лампы сверкнул, отразившись от поднятого меча, слишком длинного и, по-видимому, слишком твердого, чтобы ему можно было противопоставить короткий нож, позаимствованный на кухне. Кевин попятился обратно в комнату. Черный воин сделал выпад.

Кевин подпрыгнул и разве что не перекувырнулся назад. Меч задел подол его рубахи. Потеряв равновесие, уверенный, что следующий удар окажется роковым, Кевин замолотил руками в воздухе, пытаясь угодить ножом в запястье противника над щитком рукояти меча.

Но нож только царапнул по коже и отскочил от налокотника. Кевин с проклятием выдохнул воздух, готовясь принять разящий удар, но в этот миг показавшийся из-за угла властитель Ксакатекаса всадил меч в спину врага. Черный воин обмяк, колени у него подогнулись, глаза выкатились из орбит, и он рухнул на пол.

В глубине коридора появился еще один убийца в черном.

— Господин! Берегитесь! — закричал Кевин.

Хоппара резко развернулся и едва успел выставить меч. Вражеский клинок не достал его, но заскрежетал краем по краю в отчаянном силовом противоборстве и прочертил глубокую борозду в кирасе молодого вельможи. Хоппара сморщился от боли. Резким поворотом руки он высвободил свой меч, извернулся и нанес ответный удар сбоку по голове убийцы. Наемники из Братства не надевали доспехов и не защищали голову шлемами; оглушенный фанатик зашатался и упал навзничь.

Через открытую прихожую ворвались новые солдаты в черном. Властитель Бонтура бросился в свалку. И Мара осталась в углу одна, открытая для любого нападения. Кевин пригнулся, нырнул под круговерть взлетающих мечей и напоролся на локоть воина в черных доспехах. Рука мидкемийца, сжимавшая нож, была липкой от крови, как и сам этот нож. Но враг, корчась, свалился на пол между Кевином и его госпожой.

Затем два топора проломили деревянную решетку, и обломки ставней позади Кевина посыпались внутрь; в воздух поднялась пыль от стенной штукатурки. Тяжелые панели отлетали и падали; кулаки окрашенных в красное рук упорно крушили последние преграды. Оказавшись по эту сторону окна, убийцы в черном, подняв мечи, устремились в атаку. Кевин ухватил их предводителя за запястье. Меч готов был обрушиться на голову мидкемийцу, но тот увернулся и мощным рывком дернул врага за руку. Оба утратили равновесие и не устояли на ногах. Но теперь, когда они, сцепившись, катались по полу, короткий нож Кевина давал ему преимущество. Он нанес удар, прежде чем враг успел развернуть свое более громоздкое оружие.

Кевин попробовал выдернуть нож, глубоко вонзившийся в грудь трупа, но это ему не удалось. Тогда он отказался от дальнейших попыток и схватил меч, выпавший из рук убитого врага.

Откатившись и по-кошачьи быстро вскочив на ноги, Кевин занес меч. Его клинок ударился о клинок нового недруга, и вместо ожидаемого глухого стука послышался резкий звон. Кевин громко рассмеялся. В его руке был меч из металла. Как это случилось — только богам известно, но в этом мире, где нет металлических руд, ему досталось оружие, с которым он умел обращаться.

Кевин взмахнул мечом; ему понадобились считанные мгновения, чтобы приноровиться к весу и форме обретенного оружия — с длинным, слегка изогнутым клинком тонкой работы. Управляться с ним оказалось на диво легко.

Первый же противник, с которым столкнулся Кевин, в растерянности отшатнулся назад при виде раба-иномирянина, знающего толк в фехтовании. Затем глаза за черной маской прищурились. Убийца совладал с изумлением и снова кинулся в бой; быстрые удары и точные выпады подсказали Кевину, что он имеет дело с бойцом, вооруженным не хуже, чем он сам, и притом более искусным.

В этот момент рядом появился воин в зеленых доспехах, и теперь убийце пришлось сражаться против двоих. Плечом к плечу раб и воин теснили посланца Братства, однако его рука с мечом не знала устали. Раз за разом он отбивал удары, угрожавшие его жизни. Воин Акомы оступился и на полшага отклонился в сторону. И тут же его незащищенную шею петлей захлестнул шнур с грузом на конце, брошенный через проломленное окно. Выронив меч, он схватился за шею, неестественно выгнулся и рухнул на пол. И сразу же убийца с арканом в руках ринулся в общую сечу.

Наперерез ему бросился другой воин из Акомы и еще один в доспехах дома Бонтура. Снова оказавшись один на один с более сильным противником, Кевин понемногу отступал в сторону. Ему повезло: каблук убийцы завяз в подушке, отлетевшей от чьей-то ноги; он поскользнулся, и Кевин сразил его ударом в разрез кирасы.

Мидкемиец выдернул свой клинок и, оглянувшись, обнаружил, что под натиском черного воина властитель Бонтуры оказался прижатым к стене: отступать было некуда. Каким-то чудом он сумел парировать последний удар, но не приходилось надеяться, что такая удача выпадет снова. На помощь подоспел Кевин; мощным ударом сзади он вышиб дух из воина в черных доспехах. Металл рассек кожаную кирасу с таким звуком, какой издает надрезанная дыня. Враг умирал в луже крови. Не задерживаясь более, Кевин метнулся в тот угол, где была Мара, и встал перед ней с мечом на изготовку. К тому времени Хоппара уже прочно утвердился на позиции у окна: пропитанный кровью ком черного тряпья, лежащий поперек подоконника и загромождающий пролом, был, очевидно, последним из убийц, вознамерившихся пробраться в апартаменты этим путем.

Тяжело дыша, истекая потом, Кевин осмотрелся по сторонам, стараясь понять, что происходит. Группы черных воинов и наемников из Братства Камои снова и снова предпринимали попытки сломить сопротивление осажденных. Один из убийц, выбравшись из общей кутерьмы, высмотрел Мару, и его рука стремительно метнулась к суме, подвешенной к поясу. Кевин всей кожей почувствовал, что сейчас последует бросок ножа.

В тот самый миг, когда убийца замахнулся, мидкемиец сгреб в ладонь платье Мары и упал на пол, подмяв ее под себя. Нож, пролетевший мимо цели, с глухим стуком ударился в стену, выбив из нее зерна рассыпавшейся штукатурки. Кевину показалось, что его дернули за край одежды. Он увидел пригвожденную к стене складку своей рубахи, а потом почувствовал, что его левая рука неловко вывернута вверх.

Мара лежала под ним, задыхаясь под тяжестью его тела. Убийца счел момент подходящим, рванулся вперед, занося меч, но Кевин успел извернуться: ткань с треском разорвалась, и он всадил свой клинок в живот наемнику. Тот сложился пополам, упал на колени и наконец повалился головой вперед. Меч вылетел у него из руки, прогрохотал по полу и воткнулся в нижнюю доску стены. Кевин высвободил последний лоскуток своей рубахи, а затем выдернул застрявший в древесине, но все еще вибрирующий клинок. Едва он встал на ноги, как другой убийца плечом вломился в окно и спрыгнул в комнату. Кевин обезглавил его одним ударом, когда тот не успел еще приземлиться. Труп тяжело повалился на пол, а голова покатилась в угол. Она остановилась лишь тогда, когда на нее наткнулся здоровяк в черных доспехах, вбежавший в заднюю дверь. Кевин стремительно развернулся, чтобы преградить ему путь. Ражий детина колебался не более мгновения, а потом нацелил свое оружие на Кевина. Мидкемиец приготовился отразить удар меча, но воин избрал другую тактику, не желая снизойти до поединка на мечах с рабом. Он стремительно, с яростью разозленного быка-нидры, бросил весь свой немалый вес вперед, рассчитывая сбить обнаглевшего раба с ног и измолотить его до смерти. Кевин понял это, когда было уже слишком поздно. Он не успел уклониться, и противник, налетевший на него всей бронированной тушей, двинул его под ребра и протолкнул в полумрак коридора, однако и там было тесно от сгрудившихся в драке бойцов. Битва не на жизнь, а на смерть кипела между прорывающимися наемниками Братства и самыми стойкими солдатами Люджана. Кевин сделал попытку откатиться влево, и тут на него рухнул сверху воин в тяжелых доспехах. Полураздавленный врагом, судорожно сжимающим рукоять меча, Кевин, однако, ощутил какие-то повторяющиеся рывки у себя под боком и понял, что умудрился упасть на лежащий плашмя меч противника. Положение у Кевина оказалось самое незавидное: он не мог ни высвободиться, ни пустить в дело свой клинок: и меч, и рука были придавлены к стене. Но его неприятель, также не сумевший вновь завладеть собственным оружием, поневоле выпустил рукоять меча и принялся весьма неловко наносить удары по ничем не защищенному лицу раба. Кевин попытался схватить врага за горло, но его усилия не привели ни к чему, если не считать содранного в кровь локтя.

Однако шанс у Кевина был, и он не упустил его. Собрав все силы, все так же сцепившись с врагом, он перекатился по полу, так что здоровяк оказался внизу. Остальное совершилось быстро. Меч был в руке Кевина, а бывший владелец этого меча лежал с перерезанным горлом.

Оставив на месте труп и не задерживаясь в коридоре, Кевин поспешил в главную комнату и быстро осмотрелся, отыскивая Мару. Хоппара сражался с воином в черных доспехах у мебельной баррикады. Убийца из Камои теснил выбивающегося из сил властителя Бонтуры. Кевин мимоходом рубанул наемника в бок и двинулся дальше, но Мары нигде не было видно. Предоставив властителю Илиандо прикончить убийцу, Кевин торопливо проследовал в коридор, соединяющий дальние комнаты с садом. Две комнаты оказались пустыми. В третьей корчился в агонии воин в черных доспехах; навеки остановившийся взгляд его соратника, лежавшего на циновке, был устремлен в пространство.

Кевин бросился в последнюю комнату. Мара была там — с ножом в руке, она прижималась спиной к стене; ее платье было покрыто пятнами свежей крови. К ней приближались двое воинов в черных доспехах, не оставляя ей никакой лазейки для спасения. У одного из нападавших кровь струилась из раны на руке; как видно, Мара уже научила их относиться к ней с почтением.

Со звериным рыком Кевин ворвался в комнату. Первый воин умер, не успев даже повернуться. Второй попятился на полшага — и грузно осел на пол: Мара вонзила кинжал в промежуток между его шлемом и кирасой.

Кевин повернулся влево, а потом вправо, высматривая, нет ли здесь еще врагов. В его грудь уткнулось что-то теплое… Мара. Она не плакала, а просто припала к нему, трепеща от пережитого страха и изнеможения. Он крепко обнял ее свободной рукой; но его меч все еще был поднят и готов к бою.

Однако звуки сражения, доносившиеся из коридора, затихли. Скрежет и лязг мечей завершились глухим стуком падения, и снизошла тишина, звеняще-странная после шума хаоса и смерти. Кевин перевел дух. Он опустил меч, с которого капала кровь, пальцами, столь же липкими как меч, погладил Мару по волосам и только тогда ощутил боль порезов и ран, которых не замечал в пылу боя.

Через несколько мгновений из наружных комнат послышался голос:

— Госпожа!

Мара облизнула сухие губы, с трудом сглотнула и заставила себя отозваться:

— Я здесь, Люджан.

Едва показавшись в дверях, военачальник Акомы остановился как вкопанный.

— Госпожа!.. — Его облегчение казалось осязаемым. — Ты ранена?

Только сейчас Мара обратила внимание на свое залитое кровью платье. В крови были у нее не только пальцы, до сих пор сжимавшие рукоять кинжала, но даже щеки. С омерзением отбросив клинок, Мара обтерла руки об одежду и ответила:

— Я невредима. На меня кто-то упал. Это кровь мертвеца. — Вспомнив, что она все еще льнет к рабу, как ребенок к няньке, Мара выпрямилась, отстранилась и повторила:

— Со мной все в порядке.

От густого зловония смерти Кевина мутило, и он шагнул к — окну. От рамы осталась лишь гора щепок, а по ту сторону маленького сада в кирпичной стене зиял огромный пролом.

— Они вошли из соседних апартаментов, — угрюмо сказал Кевин. — Вот почему так много их просочилось с тыла.

Люджан протянул Маре один из мечей для осмотра:

— У некоторых убийц были стальные клинки.

— Боги! — воскликнула она. — Это же династический меч! — Она присмотрелась повнимательнее и нахмурилась. — Но рукоять у него совсем простая. И никаких знаков принадлежности к дому или клану. — Обратившись к военачальнику, она распорядилась:

— Пусть твои люди обследуют трупы. Посмотрим, не найдутся ли еще такие клинки.

— Какое это имеет значение?

Кевин оттолкнулся от разрушенного подоконника и протянул руку Маре, чтобы она могла опереться: было видно, что ее еще колотит дрожь. Он бережно провел ее между телами павших в коридор и далее, на свежий воздух.

Кевину ответил Люджан, шедший на шаг впереди:

— В Империи мало настоящих стальных мечей. Одним таким мечом владеет каждая семья, ведущая свое происхождение от зари нашей истории… во всяком случае, принято считать, что владеет. Доступ к династическому мечу имеет только глава семьи, правящий властитель. Это бесценное сокровище, и среди семейных реликвий оно стоит на втором месте после натами.

Мара добавила от себя:

— Существует меч семьи Акома, который некогда принадлежал моему отцу и который я сохраняю для Айяки. Это редкое оружие из стали.

Они добрались до места, где коридор соединялся с залитой кровью центральной комнатой. Воины Акомы уже трудились, расчищая пол от трупов. У одной из стен были сложены пять стальных мечей; шестой был у Кевина.

— Эти мечи найдены среди мертвых убийц, военачальник, — доложил один из воинов.

Люджан с благоговением взглянул на клинки:

— Откуда они могли взяться?

— От Минванаби? — ответил Кевин вопросом на вопрос.

Из передней комнаты появились властители Ксакатекаса и Бонтуры; одежды у обоих были не только заляпаны кровью, как у Мары, но вообще приведены в полнейшую негодность. Привлеченные блеском ста-ли, они тоже обследовали оружие.

Кевин обтер свой клинок полой рубахи.

— А этот — новый, — сказал он спокойно. — На нем еще видны слабые следы, оставленные точильным камнем. — В последний раз осмотрев меч, он добавил:

— Но отметок оружейника на нем нет.

Все уставились на раба. Илиандо надулся, набрав полную грудь воздуха, и уже собирался возмутиться, но его гневную вспышку опередило любопытство Хоппары:

— Да какой же оружейник сумеет изготовить такой меч?

Кевин пожал плечами:

— Среди моего народа это искусство — совсем не редкость. По-моему, из дюжины хороших кузнецов любой способен сделать точную копию этого клинка.

Не желая, чтобы молодой властитель выставил его в неблагоприятном свете как человека невоспитанного, Илиандо поднял клинок и чопорно заявил:

— Клинок острый, но форма у него не столь изысканная, как у мечей, изготовленных нашими предками. Возможно, существуют копии, сделанные из менее ценных металлов.

— Но где человек может раздобыть такое богатство? — спросил Хоппара.

— В моем мире, — предположил Кевин.

Властители обменялись взглядами; старшего из них, казалось, ошеломили независимые повадки раба. Однако никто не стал перебивать Кевина, когда он заговорил:

— После сражения ваши воины подбирают мечи и доспехи как военную добычу. Кто-то накапливает достаточное количество железа, отыскивает хорошего кузнеца и показывает ему один из ваших древних клинков. — Он изобразил стремительный выпад. — Показывает и говорит ему: сделай мне такой же. Этот клинок мало чем отличается от тех, которые в ходу у горцев племени хадати у меня на родине. Кузнец из Вабона вполне способен выковать такой же, и легко может оказаться, что оружейник, взятый в плен, сейчас работает у кого-нибудь из ваших властителей.

— Минванаби!.. — с ненавистью выплюнула Мара это имя. — Все металлы, захваченные за Бездной, считаются военными трофеями и собственностью Империи. Часть отсылается в храмы в качестве пожертвований, другая часть — в Имперскую сокровищницу, а остальное идет на содержание армии в Мидкемии. Но все это находится в ведении Имперского Стратега, а если тот отсутствует — его наместника. Тасайо занимал пост наместника в течение пяти лет. Для человека не слишком щепетильного этого времени вполне достаточно, чтобы переадресовать потоки контрабанды в поместье его кузена. — Поразмыслив, Мара добавила:

— Или в свое собственное поместье… для личных надобностей.

По выражению лица Илиандо было видно, что ему крайне неприятно признавать такую возможность.

— Если каждого убийцу снарядить стальным мечом, то цена одной такой атаки окажется баснословной, — с сомнением пробурчал он.

— Для рейда в Имперский дворец? — перебил Хоппара. — Готов держать пари, что понадобилось бы в пять раз больше мечей. — Он обвел взглядом пол, усеянный пятнами крови. — Никакой гарантии успеха, и притом предполагается, что все до одного погибнут. Нет, как ни крути, а выходит, что именно Тасайо нанял людей Камои.

— Ну хорошо, — сказал Кевин, пнув ногой шлем убитого черного воина, — а кто же послал эту компанию?

Хоппара устало опустился на оставшийся чистым уголок спальной циновки. Он уставился взглядом на свой меч, лезвие которого было в сплошных зазубринах, а острие разлохматилось из-за разрушенной склейки слоев.

— Кем бы он ни был, он нас, можно сказать, выручил. Оба отряда — убийцы из Камои и эти воины — мешали друг другу, потому что путались под ногами. Сомневаюсь, что мы смогли бы выстоять, если бы против нас были только убийцы.

Мара пересекла комнату и села рядом с юношей.

— Доблестные воины выиграли для нас этот день, господин Хоппара, — сказала она. — И твой дом вправе гордиться тобой.

Властитель Бонтуры многозначительно покосился на Кевина, который все еще держал один из металлических клинков:

— Боги усмотрят в этом святотатство. Раб…

Люджан не дал ему договорить:

— Я ничего не видел.

Грузный властитель повернулся к Маре, возмущенный грубостью военачальника. Однако она заверила его с самым добродушным видом:

— Я не видела ничего неблагопристойного, властитель Илиандо.

Илиандо напыжился, готовясь дать достойный ответ, но тут дипломатическое искусство проявил Хоппара:

— Насколько я понимаю, ты имеешь в виду меч, который спас тебе жизнь?

Властитель Бонтуры покраснел. Он прокашлялся, метнул на Кевина неприязненный взгляд и принужденно пожал плечами.

— Я тоже ничего не видел, — нехотя согласился он, ибо здесь, в покоях Акомы, после того как гвардейцы Акомы отдали жизнь, защищая его, оспаривать слова госпожи и ее гостя значило бы нанести урон чести Мары.

Кевин усмехнулся. Он передал окровавленный клинок Люджану, который принял трофей с каменно-бесстрастным лицом. Мара поспешила ослабить напряжение трудного момента:

— Досточтимые властители, будет справедливо, если каждый из вас возьмет себе по два таких меча в качестве военной добычи. Другими я собираюсь наградить достойнейших из солдат в знак признания их заслуг.

Властители склонили головы: ее дар был весьма великодушным жестом. Хоппара улыбнулся:

— Твоя щедрость не знает равных, госпожа Мара. Властитель Бонтуры кивнул в знак согласия, и по блеску, вспыхнувшему в его глазах, когда он прикинул цену доставшегося ему сокровища, Мара поняла, что алчность возобладала: прегрешение Кевина сойдет ему с рук.

— Давайте очистим пол от требухи, не заслуживающей почестей, — обратилась она к Люджану.

Воины, оставшиеся в живых, приступили к работе. Были собраны ножны, и мечи вложены в них; трупы подверглись дотошному обследованию в поисках хоть одной улики, которая помогла бы установить, кто организовал нападение. Улик не нашлось; общинам убийц платили именно за полнейшую анонимность. Их отличительными признаками служили только выкрашенные в красное ладони и синяя татуировка — цветок камои. У воинов в черных доспехах не было вообще никаких примет. Когда Люджан удостоверился, что искать дальше не имеет смысла, солдаты свалили тела в кучу у ограды сада, а затем он разбил их на бригады и приказал заново забаррикадировать окна и двери с помощью любых имеющихся средств и позаботиться о своих раненых.

Солдат поднес Маре чашу с водой и салфетки.

Мара обтерла лицо и руки, с гадливостью отметив, какое кровавое месиво оставалось в воде каждый раз, когда приходилось споласкивать салфетку.

— Утром мне понадобятся услуги горничной. — Она подняла глаза на солдата.

— Ты исправно служишь, Джендли. Но привести меня в приличный вид — так, чтобы я могла показаться в Совете, — для этого потребуется нечто большее, чем усердие доблестных воинов.

Властитель Хоппара засмеялся. Ему казалось удивительным, что женщина, столь хрупкая на вид, находит в себе силы думать о чем-то, кроме ошеломляющего ужаса минувшего часа.

— Я начинаю понимать, почему отец так тобой восхищался, — начал он и тут же осекся, настигнутый странным ощущением, от которого всех присутствующих пробрал озноб.

Кевин круто обернулся; его пустые руки безотчетно искали меч, которого он снова был лишен. Взглянув на Люджана, он увидел, что военачальник тоже озирается, пытаясь обнаружить источник этого безымянного страха.

Затем послышался слабый шипящий звук, словно пар вырывался из кухонного котелка. Все глаза обратились к тому месту на полу, где разгоралось пятнышко зеленого света. Самые мужественные из воинов инстинктивно съежились и подались назад; у тех, кто был вооружен, руки потянулись к мечам.

Свечение усиливалось и наконец разгорелось сильнее, чем пламя единственной лампы. У всех глаза слезились от этого яркого блеска, и некая невидимая сила заставила встать дыбом даже волоски на руках воинов.

— Магия! — прошипел властитель Бонтуры. Казалось, что белки его расширенных глаз, отражающие непостижимое сияние, сами угрожающе светятся злобным зеленым светом.

Пятно становилось все ярче и вспучивалось, а потом растянулось волнистой полосой, которая крутилась и извивалась в воздухе. Никто не мог шевельнуться: свет действовал гипнотически. Затем загадочная полоса преобразилась в ужасающее видение. Проявились мерцающие глаза, клиновидная голова и сужающийся хвост, судорожно дергающийся на полу.

Едва слышно Хоппара прошептал:

— Релли!

Кевин знал ядовитых змей Келевана с таким названием, но эта была размером больше самой большой из виденных им речных гадюк. Гнусная тварь длиной в целых два фута искрилась мертвенным зеленым светом, который придавал любому предмету в комнате угнетающе-зловещий вид. Призрачная змея проскользнула по полу вперед на несколько дюймов, слегка подняв голову; ее раздвоенный язык высовывался из бронированных челюстей, словно пробуя воздух на вкус.

Кевин взглянул на Люджана, который сжимал сильными пальцами рукоять меча: даже этот искусный фехтовальщик не мог вытащить оружие из ножен и был вынужден беспомощно ожидать нападения.

Все еще сидя на циновке, Мара шепотом скомандовала:

— Никому не двигаться!

Сразу вслед за этим — словно звук ее голоса возымел какое-то действие — воздух задрожал от низкого гула. Голова змеи развернулась к властительнице Акомы.

Из глаз вырвались два зеленых луча — и уперлись в тело солдата, так и стоявшего на коленях около умывальной чаши перед Марой с мокрой салфеткой в руке.

Магическое видение стало клониться на один бок. Голова повернулась в сторону Мары, а хвост резко свернулся в кольцо. Голова поднялась и отклонилась назад.

Люджан кивнул Кевину, и тот медленно, бесшумно отступил назад, освободив место, чтобы военачальник мог размахнуться. Молниеносное движение запястья — и клинок, вылетев из ножен, устремился вниз, к шее невиданной твари.

И все-таки ни одно движение человека не могло застать врасплох, это порождение колдовства. Змееподобное создание поднялось во всю свою длину, а потом нанесло ослепительно быстрый удар.

Меч Люджана рассек воздух, и Мара в ужасе вскрикнула. Воин, стоявший сбоку от нее, рванулся вперед, чтобы заслонить ее своим телом, и вода из чаши разлилась по полу; светящаяся тварь промахнулась. Стреловидные клыки с легкостью прокусили доспехи воина, и остроконечная голова исчезла в его теле, словно жидкость, всасываемая в дыру. Зловещее сияние втянулось туда же.

На несколько мгновений комната погрузилась в темноту.

Потом воин закричал. Его руки сжимались и дергались в агонии, а в глазах замерцал зеленый свет. Свечение становилось все более ярким, оно лилось уже через кожу зеленым потоком, набирающим силу, и скоро стало невыносимым для глаз. Комната наполнилась ослепительным светом — для тени не осталось места. Потом тело воина начало сморщиваться и съеживаться. Белки глаз выкатились, а зубы засверкали изумрудами в деснах, которые дымились и чернели.

Хоппара и Илиандо отпрянули в безмолвном ужасе; Мара сидела, оцепенев, словно чары приковали ее к месту. Только Кевин, движимый любовью, нашел в себе волю к действию. Он шагнул вбок, перегнулся над содрогающимся вопящим комом плоти и, схватив Мару за плечи, не то перенес, не то протащил ее за пределы досягаемости агонизирующего воина, издающего пронзительные крики. А потом заслонил Мару своим телом.

Но к этому моменту и Люджан обрел привычную быстроту действий. Точный удар меча прекратил душераздирающие вопли. Из трупа повалил дым; зеленое свечение замелькало и погасло. Комнату заполнил обычный унылый полумрак; только мерцающее пламя лампы мешало воцарению полной темноты.

Не скрывая дрожи, властитель Бонтуры сотворил знамение защиты от злых сил.

— Кто-то из магов желает твоей смерти, госпожа Мара. Эта нечисть искала тебя по звуку голоса!

Кевин вытер вспотевшие руки полой рубахи, забыв, что его одежда уже давно промокла. Он покачал головой:

— Не думаю.

Возражение вызвало новый прилив досады у властителя Илиандо, но Мара, ничуть не чувствуя себя уязвленной, поднялась с пола:

— Почему?

Мидкемиец спокойно ответил:

— Если бы твоей смерти хотел кто-то из Черных Хламид, ты уже была бы мертва, и никакие наши усилия не могли бы тебя спасти. Достаточно было бы забросить сюда один из тех светящихся шаров, которые мы видели на Играх, и все было бы кончено. Но если этот кто-то хотел запугать тебя насмерть… так сказать, ради предупреждения, то, надо признать, эта гнусная кобра выполнила заказанный фокус наилучшим образом.

— Кобра? — переспросила Мара. Потом села, обхватив руками колени. — О, ты имеешь в виду релли. Может быть, ты прав.

— Тут возможно и другое объяснение, — включился в обсуждение и Хоппара. — Маги низших рангов и жрецы способны применять магию, но, в отличие от членов Ассамблеи, они могут польститься на подкуп.

— Кто?.. — Кевин старался унять дрожь в голосе. — Кто настолько богат, чтобы оплатить такие представления?

Хоппара взглянул на труп воина, убитого колдовством, на его лицо, застывшее в последней судороге боли.

— Если некто способен потратить достояние нации, чтобы нанять банду убийц из Камои, почему бы ему не расщедриться заодно на оплату услуг жрецов из знаменитого храма или на подкуп захудалого мага?

— Ты обвиняешь Минванаби? — спросил Илиандо, все еще вцепившись пальцами мясистых рук в собственные рукава.

— Возможно. Или тех умников, которые послали нам солдат в черном. — Хоппара вскочил на ноги, словно не в силах был усидеть на месте. Облаченный в доспехи, окровавленный, осунувшийся от всего пережитого, он казался точным подобием Чипино. — Мы сможем узнать это завтра, если выживем и вернемся на Совет.

Никто не сказал ни слова.

Глава 4. ИМПЕРСКИЙ СТРАТЕГ

Им пришлось выдержать еще четыре штурма.

В течение ночи солдаты Акомы и ее союзников отбивали атаки черных воинов. Братство Камои больше не напоминало о себе, но солдаты в доспехах волнами накатывались на временное жилище Мары.

Последняя из этих волн заставила защитников отступить в маленькую спальню, не имевшую наружной двери. Они отбрасывали назад врагов, предпринимавших очередной набег от главной двери, и других, которые наседали со стороны проломленного окна. Кевин не покидал занятой им позиции — впереди Мары; он сражался как одержимый. К началу третьей атаки уже почти не осталось воинов, не получивших ранений. Самые заядлые поборники цуранских традиций слишком устали, чтобы обращать внимание на этого рыжегогорластого варвара, который не выпускал из рук ни меча, ни щита даже в минуты передышки, между очередными атаками. Его клинок работал в бою не менее успешно, чем клинки лучших воинов Акомы, и пусть боги решают судьбу раба, который отказывается знать свое место. Ночь была на исходе, солдаты гибли, и нельзя было отвергать ни одной руки, еще способной держать оружие.

После четвертой атаки Кевин едва мог двигаться. Руки болели от усталости; колени дрожали, и унять эту дрожь было невозможно. Когда последний черный воин рухнул на пол, сраженный его мечом, ноги Кевина подогнулись, и он сам свалился рядом: нервное возбуждение, которое удерживало его на ногах в течение всей ночи, разом иссякло.

Мара принесла ему чашку с водой, и он рассмеялся: его позабавила перемена их ролей. Он жадно приник к чашке, а она тем временем отошла, чтобы помочь тем, кто еще был способен пить. Кевин осмотрелся. Пол, подушки, стены, каждая щель в комнате — все было залито красным, и исковерканные тела, застывшие в самых нелепых позах, громоздились повсюду. Комната, некогда бывшая уютной и приятной на вид, теперь выглядела как склеп в бредовом ночном кошмаре. Из тридцати солдат Акомы и двух десятков гвардейцев Ксакатекаса и Бонтуры, прошлой ночью объединивших свои силы, на ногах держались десять бойцов Акомы, пятеро — Ксакатекаса и трое — Бонтуры. Остальные — убитые или тяжело раненные — лежали среди множества трупов, одетых в черное, и ни у кого уже не осталось сил, чтобы выбросить эти трупы.

— Мы их штук сто положили, не иначе, — угрюмо сказал Кевин.

— Может быть, и больше, — послышался рядом голос Аракаси, по необходимости вызванного из буфетной.

Перевязь, поддерживающая его руку, была забрызгана красным, а кинжал в левой руке словно намертво приклеен к пальцам из-за засохшей крови.

— Рука не болит? — спросил Кевин.

Аракаси покосился на руку в лубке и кивнул:

— Конечно болит. — Он бросил взгляд на дверь. — Утро уже почти наступило. Если они собираются еще разок попытать счастья, их следует ждать очень скоро.

Кевин с трудом поднялся на ноги. Он выронил бы меч, если бы не опасение, что при этом поранит собственные колени. Смертельно усталый, все еще не сумевший преодолеть дрожь от пережитого напряжения, он нетвердой походкой дошагал до того места, где Мара, опустившись на колени, пыталась оказать помощь раненому военачальнику Хоппары. Когда приблизился Кевин, она подняла глаза. В свете единственной лампы, которая еще горела, она казалась болезненно-худенькой, а ее глаза — слишком большими на бледном лице. Пальцы у нее были содраны в кровь.

— Ты… не ранена? — спросил Кевин.

Она покачала головой и попыталась встать.

— Так много… потерь, — сказала она наконец.

Каким-то образом Кевину удалось совладать с желанием протянуть руку и поднять ее на ноги.

— Не позволяй никому услышать тебя, любимая. Они под барабанный бой изгонят тебя из Совета за нецуранский образ мыслей.

Мара была слишком обессилена, чтобы изобразить хотя бы подобие улыбки.

— Здесь для тебя небезопасно, — добавил он. — Мы пришлем кого-нибудь из слуг, чтобы он позаботился об офицере Хоппары.

— Слишком поздно, — ответила она, уткнувшись лбом в грудь возлюбленного.

Кевин взглянул вниз и увидел, что военачальник Ксакатекаса уже не дышит. От спокойной силы и уверенности прирожденного вожака, которые удерживали людей в тяжелых переходах сквозь обжигающие пески Цубара, теперь осталось лишь воспоминание.

— Боги!.. — с сожалением воскликнул Кевин. — Он был великий воин!

Кевин проводил свою госпожу обратно в маленькую комнату, которая оказалась наиболее подходящей для обороны. Там Люджан с двумя воинами и всей оставшейся домашней прислугой пытались убрать валяющиеся на полу трупы. Верных солдат, павших в битве, уносили в другую комнату в ожидании подходящего времени для почетного сожжения; трупы в черных доспехах не удостаивались подобного обращения: их пинали ногами, выпихивали или перекатывали в сторону наружной перегородки, а затем сбрасывали в сад.

Мара прильнула к Кевину со словами:

— По-моему, зловоние этой комнаты будет преследовать меня вечно.

Кевин неловко погладил ее по волосам:

— Смрад поля боя нелегко забыть.

Со стороны входной двери донесся грохот.

— Лашима! Они не унимаются!.. — выкрикнул Хоппара.

На этот раз у него в голосе прозвучало отчаяние. Властитель Илиандо сгорбился, опершись на свой меч и хрипло дыша. Люджан знаком приказал двум солдатам занять позицию близ госпожи. Затем военачальник Акомы рванулся на галерею; Кевин бросился за ним. В их отряде уже не оставалось достаточного количества боеспособных защитников, чтобы он мог позволить себе неотлучно находиться при Маре. Едва его объял сумрак галереи, послышался бархатно-мягкий голос:

— Не беспокойся за нее. Просто сражайся так, как ты способен, Кевин из Занна.

Варвар успел лишь кивнуть через плечо затаившемуся в темноте Аракаси: двое черных воинов уже прорывались через баррикаду, торопливо возведенную в прихожей солдатами Ксакатекаса; других пока еще задерживала груда обломков, наваленных в соседнем дверном проеме.

Думать не было времени; теперь все решали доли мгновения. Первый же удар металлического клинка Кевина отсек нападающему руку, но место упавшего тотчас занял другой. Натиск атаки не ослабевал. Удар сплеча, шаг назад, снова удар… сказывалась давняя боевая выучка Кевина. Он ощущал, что рядом Люджан и еще. кто-то, монотонно выкрикивающий проклятия. Но потом воины у боковой двери пробились через ненадежный барьер, и защитникам пришлось совсем туго. Кто-то упал под ноги Кевину, и он споткнулся, но его тут же подхватили и помогли устоять липкие от крови руки одного из воинов Бонтуры. Только коротким кивком он поблагодарил за выручку: еще один противник готовился вышибить из него дух. Совсем некстати мелькнула нелепая мысль: где же кто-то сумел раздобыть такое множество черных доспехов? Или этот кто-то просто выкрасил черным лаком доспехи своего гарнизона, чтобы натравить на Акому подобную армию?

Атакующие ворвались в первую комнату, когда силы сопротивления защитников заметно истощились. Сказывалось огромное численное превосходство. Люджан и последние его солдаты поневоле пятились назад, еще назад… И все-таки они не были разбиты. Им не изменило цуранское упорство, и, отступая, они заставляли противника дорого расплачиваться за каждую завоеванную пядь.

Кевин уложил очередного черного воина. Позади него властитель Ксакатекаса, сам едва держась на ногах, помог властителю Бонтуры перебраться во вторую спальню. Пожилой правитель с трудом ловил ртом воздух и припадал на одну ногу. Кевин почувствовал, что близок к отчаянию. Но стоило ему представить себе жуткое видение — меч, пронзающий сердце Мары, — и вновь вспыхнувшая ярость придала ему сил. Он развернулся, занес меч и атаковал неприятеля. Этот неистовый рывок подарил двум властителям достаточно времени, чтобы успеть отступить. Еще пара живых тел между Марой и смертью, подумал Кевин с безжалостной практичностью. Он почти рассмеялся, вспомнив напутствие Аракаси. Его меч взлетал и обрушивался, отражал удары и устремлялся вперед. Теперь и ярость выдохлась, осталась лишь боль изнеможения. В какой-то момент, не рассчитав силы размаха, он ударился плечом о дверную раму, и эта секундная неловкость дорого ему обошлась: вражеский меч проехался лезвием по его ребрам. Своим металлическим клинком Кевин отбросил назад хрупкое слоистое орудие, а затем всадил острие прямо в изумленное лицо, видневшееся из-под шлема; однако, споткнувшись о тело, приземлился на одно колено по ту сторону двери.

Кевин не сумел подняться достаточно быстро. За ним рванулся черный воин, готовый поразить варвара ударом в незащищенную спину. Боль обожгла кожу, но Люджан подоспел вовремя: он безошибочно парировал выпад. Кевин стремительно развернулся и изо всех сил пырнул врага в живот. Сложившись пополам, тот испустил дух.

За ним стоял Аракаси, сжимая меч в левой руке… как мальчик, грозно потрясающий дубинкой.

— Сильно досталось?

Кевин с трудом вдохнул воздух.

— Все дьявольски болит, но я это как-нибудь переживу. — В жемчужно-сером свете, который начал просачиваться через разломанные перегородки, он увидел на террасе скопище черных воинов, изготовившихся к атаке, и едва не расхохотался безумным смехом. — Кажется, я сказал «переживу»?

Позади уже слышались звуки боя: глухие удары и лязг мечей давали знать, что Люджан снова вынужден обороняться от врагов, пробравшихся через пролом в стене соседних апартаментов.

— Охраняйте эту дверь! — буркнул Кевин и ринулся туда, где находилась Мара.

Госпожу защищали два солдата, но положение у них было безнадежным: на них наседали с полдюжины черных воинов.

— Ублюдки!.. — прохрипел Кевин и, не теряя ни секунды, бросил свое тело живым тараном на тех, что были позади. Проехав от толчка по полу, задние налетели на передних, и весь этот ком человеческих тел грохнулся на пол. Кевин скользил и перекатывался на липком полу, заставляя онемевшие мускулы совершить еще одно усилие… и еще одно, а потом поднялся во весь рост и, шатаясь, сделал шаг вперед. Из шести противников в живых остались трое. Ударом сбоку Кевин подрубил у ближайшего коленные сухожилия, а другого полоснул по шее, но всей его силы хватило лишь на то, чтобы ранить. Когда двое солдат Акомы перешли в наступление, чтобы прикончить последнего, Мара вскрикнула:

— Кевин! Сзади!..

Кевин круто развернулся, успев краем глаза заметить, что человек с перерубленными сухожилиями еще сжимает в руке нож. Пришлось оставить это на произвол судьбы, потому что чей-то меч, с пением рассекая воздух, опускался на голову раба. Он резко уклонился вправо, споткнулся о вытянутую ногу мертвеца и тяжело упал поверх трупа. Меч чужака прочертил длинную линию вдоль левой руки Кевина — от локтя до плеча. Взвыв от боли и злости, Кевин извернулся, и его клинок вонзился в живот врага точно над чреслами. Стряхнув кровь, заливающую глаза, Кевин бросил взгляд вокруг. Один из солдат Акомы прыжком приблизился к нему, ударив ногой по щиту умирающего, и тот снова задергался на полу в узком проходе, преграждая путь другим своим соратникам.

Кевин едва перевел дух:

— Силы небесные! Когда же им будет конец?

Он услышал ужасный ревущий звук, невыносимый для слуха. Труба, — безрадостно сообразил он. Спина у него горела, и левая рука бессильно повисла вдоль тела. Влага капала с пальцев. Однако он выпрямился и потащился следом за одним из солдат к входной двери. Второй солдат остался на посту перед Марой. Кевин сумел улыбнуться ей на прощание, хотя улыбка вышла кривая.

Когда Кевин добрался до прихожей, ему стало ясно: конец близок. Ни Люджана, ни Аракаси, ни Илиандо с Хоппарой не было в пределах видимости, но из второй спальни доносились звуки борьбы. Без помощи извне защитникам Акомы не устоять — слишком мало их осталось.

Достигнув последней двери, Кевин увидел, как двое солдат в черных доспехах вылезли из дыры в стене и помчались к саду. Это зрелище показалось ему забавным, но вместо смеха вырвался всхлип. И снова раздался трубный звук, еще громче.

И внезапно в оскверненном жилище наступила тишина, нарушаемая лишь стоном раненого воина и — неизвестно откуда доносящимся — хриплым дыханием властителя Бонтуры. Из-за двери показался Люджан. Шлема на нем не было, и по лицу стекала кровь из раны на голове. Он улыбнулся Кевину с каким-то глуповатым видом и остановился, будучи уже не в силах шевельнуть ни ногой, ни рукой.

— Император! Он здесь! Это трубы дворцового гарнизона. Вернулись Имперские Белые!

Кевин упал, где стоял, и только стенка, о которую он ударился плечом, помешала ему растянуться на полу. Люджан опустился рядом с ним. Из раны на виске обильно текла кровь; его доспехи были изрублены на куски. Кевин отлепил пальцы от меча, на ощупь отыскал истерзанную подушку и с помощью ее клочков остановил кровотечение у военачальника. Тем временем к ним присоединились Хоппара и Илиандо, тяжело опирающийся на руку молодого властителя. Но Кевин не видел никого, кроме Мары. Столь же усталая, как и все остальные, она опустилась рядом с ним на колени и спросила:

— Император?..

Люджан не успел еще овладеть своим голосом для ответа, когда в прихожую торжественно вступили два воина в белых доспехах. Один из них требовательно вопросил:

— Кто занимает эти апартаменты?

Мара заставила себя выпрямиться. Растрепанная, в красной от крови одежде, она приняла надменную осанку, подобающую властительнице ее ранга.

— Я, Мара из Акомы! Это мои апартаменты. Властители Хоппара из Ксакатекаса и Илиандо из Бонтуры — мои гости.

Если имперский воин и усмотрел что-нибудь странное в словах, выбранных хозяйкой жилища, он не выразил никаких сомнений.

— Госпожа властительница, — обратился он к ней самым официальным тоном, хотя брови его заметно поднялись при виде следов жестокой резни. Затем он счел нужным уделить внимание и обоим «гостям». — Господа властители. Свет Небес приказывает правящим главам семей прибыть на собрание Высшего Совета сегодня в полдень.

— Я прибуду, — ответствовала Мара.

Не сказав ни слова больше, Имперские Белые исполнили поворот кругом и удалились. Кевин снова привалился спиной к стене. Слезы безмерного изнеможения скатывались у него по лицу.

— Я мог бы спать месяц за месяцем!

Мара коснулась его лица едва ли не с сожалением.

— Спать некогда. — Обратившись к Люджану, она сразу же принялась распоряжаться:

— Найди, где прячется Джайкен, и пошли его в наш городской дом за чистой одеждой. И пусть приведет сюда горничных и слуг. Тут надо все как следует отчистить, а я должна быть при полном параде к полудню.

Кевин закрыл глаза, наслаждаясь благословенными мгновениями мира. Насколько он устал — это не имело значения. Маре предстоял изнурительный день. Куда пойдет она — туда пойдет и он, потому что таково веление любви.

Заставив себя подняться на ноги, он открыл глаза и жестом подозвал столь же обессилевшего воина Акомы:

— Пошли. Давай-ка начнем удобрять сад.

Прижимая к голове обрывки подушки, Люджан подал солдату знак, чтобы тот составил Кевину компанию. Кевин подхватил первый попавшийся труп за руки, а его напарник — за ноги. Когда солдат и раб, пошатываясь и оступаясь, поволокли к перегородке свою ношу, Кевин посетовал:

— Какая жалость, что этих убийц из Камои не было побольше. По крайней мере, тогда нам не пришлось бы перетаскивать столько доспехов.

Люджан только головой покачал, но его слабая улыбка показала, что он сумел оценить странный взгляд на жизнь неугомонного Кевина.

***

Приготовления потребовали немалых трудов и времени, но наконец из комнаты, освобожденной от трупов и обломков, явилась преображенная Мара. Ее волосы были промыты до блеска, зачесаны назад и уложены под головным убором, усыпанным драгоценными камнями. Парадное одеяние, доставленное из городской резиденции Акомы, ниспадало до мягких туфелек, не запятнанных кровью. Ее почетный эскорт пришлось обрядить в мундиры, позаимствованные у воинов домашнего гарнизона, и офицерский плюмаж Люджана гордо покачивался на его шлеме, еще не совсем просохший, но во всяком случае старательно выполосканный после сражения.

На подходе к Палате Мара оглядела свое воинство и сочла, что его вид не умаляет чести Акомы, хотя под широкими браслетами-наручами и под развевающимися плащами скрывались струпья и бинты, а в походке гвардейцев можно было заметить некоторую скованность.

На перекрестках и в коридорах стояли на страже Имперские Белые, и перед главным входом Мару и ее свиту остановил отряд из десяти воинов.

— Госпожа, — объявил их командир, — Свет Небес разрешает тебе войти в сопровождении лишь одного солдата, чтобы новое кровопролитие не осквернило его дворец.

Императорскому указу следовало подчиниться. После секундного размышления Мара обратилась к Люджану:

— Возвращайся в наши апартаменты и жди моих распоряжений.

Затем она жестом приказала Аракаси приблизиться, и он вышел из рядов эскорта. Лубок на его правой руке был хорошо скрыт от посторонних глаз, и хотя бойцом его можно было считать лишь с большой натяжкой, Мара не хотела лишаться его советов. А если даже какой-нибудь властитель окажется достаточно опрометчивым, чтобы прибегнуть к насилию в присутствии императора, то после событий минувшей ночи можно было не сомневаться: Кевин сумеет управляться с мечом, который сейчас находился в ножнах Аракаси.

Однако стоило Маре мановением руки подозвать к себе своего телохранителя, как стражник напомнил:

— Только одного солдата, госпожа.

Мара смерила его презрительным взглядом:

— С каких это пор рубаху раба стали принимать за воинские доспехи? — Она прищурилась и надменно добавила:

— Я не стану обременять заслуженного воина обязанностями мальчика на побегушках. Когда придет пора послать за эскортом, мне потребуется раб, чтобы передать мои приказы.

Стражник заколебался, и Мара проплыла мимо, не дожидаясь, пока он соберется с мыслями и запротестует. Кевин заставил себя последовать за ней, не оглядываясь, чтобы его недостаточно приниженные повадки не заставили караульных усомниться, правильно ли они поступили, разрешив ему пройти.

По сравнению со вчерашним днем Палата казалась весьма малолюдной, а присутствующие правители — значительно присмиревшими. По пути к своему месту Мара отвечала на редкие приветствия и внимательно осматривала зал, отмечая прежде всего, какие кресла пустуют.

— Отсутствуют по меньшей мере пятеро правителей из Омекана, — шепнула она мастеру тайного знания.

В то мгновение, когда она опустилась в кресло, вокруг возникло некое шевеление. Десяток солдат из разных концов зала приблизились к Маре, подали ей записки и с поклонами удалились, не ожидая ответа. Она быстро пробежала их глазами и передала в руки Аракаси, который спрятал записки к себе в тунику, даже не взглянув на них.

— Мы выиграли, — изумленно сказала она.

Она указала на ту часть зала, которая оставалась пустой в продолжение всей прошлой недели. А сейчас вновь прибывшие вельможи в изысканных нарядах занимали свои места; их сопровождали воины, которых, казалось, не затронула никакая битва. — Партия Синего Колеса — с нами.

Аракаси кивнул:

— Властитель Камацу из Шиндзаваи собирается поторговаться с другими и выяснить, на какую поддержку он может рассчитывать от властителя Кеды. Вместе с господином Дзанваи он способен не только удерживать свою партию от соблазна покинуть Палату в течение первых десяти минут, но и добиться более значительных результатов.

Мара присматривалась к тем, о ком шла речь, отыскивая взглядом знакомое лицо Хокану. В синих доспехах был лишь один офицер — военачальник, если судить по плюмажу его шлема. Очевидно, наследнику поместья Шиндзаваи больше не разрешалось появляться там, где его жизнь может оказаться под угрозой. Мара почувствовала разочарование.

Все разговоры стихли, когда последними вошли два властителя самого высокого ранга. Аксантукар, ныне властитель Оаксатукана, достиг своего кресла почти одновременно с Тасайо. Оба шествовали с самым высокомерным видом, словно были единственными людьми во всей Палате. Друг друга они не удостоили ни единым взглядом.

Как только оба кандидата уселись в кресла, некоторые из властителей покинули свои места и направились кто к Тасайо, а кто к Аксантукару, словно намереваясь побеседовать с кем-то из них. Однако каждый удовольствовался короткой остановкой, достаточной лишь для беглого обмена приветствиями, и вернулся к своему креслу.

— Это что же они делают? — полюбопытствовал Кевин.

— Голосуют, — ответил Аракаси. — Такая прогулка — свидетельство предпочтения, которое каждый властитель отдает именно этому претенденту на пост Имперского Стратега. А те, кто пока не принял решения, — он обвел Палату широким жестом, — наблюдают и пытаются сделать свой выбор.

Кевин опустил глаза и увидел, что Мара внимательно присматривается к течению Игры Совета.

— Когда же ты пойдешь к Оаксатукану? — спросил он.

— Не сейчас, — отмахнулась Мара, напряженно изучая череду вельмож, поддерживающих того или другого из двух основных соперников.

А затем, без всяких видимых резонов, Мара внезапно встала с места и спустилась по ступеням. Она двинулась по нижнему ярусу, словно направляясь к Тасайо. Палата замерла в ожидании. Все глаза следили за стройной женщиной, которая теперь приближалась по ступеням к креслу Минванаби. Потом она повернулась и в три коротких шага достигла места Хоппары Ксакатекаса. После весьма короткой беседы с ним она вернулась к себе.

Кевин был совсем сбит с толку:

— А это как же понимать? Неужели паренек может занять пост Стратега?

Ответ Аракаси прозвучал не слишком вразумительно:

— Это политика.

Еще несколько правителей снялись с мест, чтобы поговорить с Хоппарой, и вскоре стало ясно, что другие претенденты уже не объявятся. Кевин быстро проделал в уме несложные подсчеты и сообщил результат:

— Силы у них примерно равные. Четверть за Минванаби, четверть за Оаксатукана, четверть за Ксакатекаса, а еще одна четверть — те, кто пока не принял решения.

Долгая минута прошла в молчании и неподвижности. Властители сидели при всех своих регалиях и оглядывались по сторонам; некоторые переговаривались со своими советниками или слугами. Потом переходы по Палате возобновились, хотя и не столь многочисленные, как раньше. То один, то другой правитель вставал с кресла и отправлялся к кому-либо из трех претендентов, дабы заявить о своей поддержке.

В какой-то момент Кевин не удержался от тихого восклицания:

— Подожди-ка! Этот господин в тюрбане с перьями… Он же раньше разговаривал с Минванаби, а сейчас — с Оаксатуканом!

Мара кивнула:

— Весы могут качаться туда-сюда.

День тянулся медленно. Час уходил за часом, а в Высшем Совете все еще вершился странный обычай, который должен был определить верховенство одного из правящих властителей в Империи Цурануани.

Дважды Мара покидала свое место, чтобы поговорить с властителем Хоппарой, демонстрируя незыблемую готовность голосовать за юношу.

Близился вечер. И вдруг, словно повинуясь некоему невидимому сигналу, Мара кивнула. В следующий момент они оба — Мара и молодой Ксакатекас — поднялись с кресел, проследовали каждый своим путем и одновременно остановились перед Аксантукаром. Послышался приглушенный шум голосов, и внезапно еще десятка два правителей, последовав их примеру, подошли к ставленнику клана Омекан.

Тогда Мара вернулась к своему креслу и, усевшись, бросила:

— Вот так-то.

Кевин видел, что ее глаза устремлены на Тасайо. Властитель Минванаби ответил ей взглядом, исполненным такой лютой злобы, что у Кевина мороз пробежал по спине. Сразу же острой болью напомнили о себе все раны и ушибы, полученные ночью; даже прикосновение одежды казалось мучительным.

Пока Кевин гадал, сколь долго еще сможет продолжаться Совет, не принимая никаких решений, настроение в Палате резко изменилось: выжидательную тишину сменило напряженное предвкушение.

Тасайо встал. В огромном зале все замолкли и застыли в неподвижности. Голосом, казавшимся слишком громким в наступившей тишине, властитель Минванаби возвестил:

— Надлежит послать Свету Небес сообщение, что один из нас готов облачиться в белое с золотом, что он будет первым среди нас и порукой сохранения Империи. Пусть все услышат его имя — Аксантукар из Оаксатукана.

Поднявшийся шум заполнил все пространство Палаты до самой высокой арки купола, хотя, как подметил Кевин, больше половины властителей встретили это сообщение без всякого воодушевления.

— Почему Минванаби сдался? — спросил он у Аракаси.

Мара ответила самолично:

— Он потерпел поражение. Традиция требует, чтобы сообщение Свету Небес исходило от того властителя, который по числу сторонников окажется ближе всех к победителю.

— Сомнительная привилегия, — улыбнулся Кевин.

Властительница Акомы медленно наклонила голову.

— Воистину сомнительная. — Словно почувствовав, что напряжение, порожденное ожиданием и неизвестностью, отнимает у ее возлюбленного последние силы, она подбодрила его:

— Наберись терпения. По традиции мы должны дождаться, пока Свет Небес известит Совет, что утверждает это назначение.

Кевин крепился как мог. Да, сегодня утром властителей призвали на Совет, и избрание нового Стратега состоялось. Но действительно ли Ичиндар такой раб традиций, каким его считала Мара? В этом Кевин не был убежден; однако он предпочел промолчать.

Не прошло и получаса, как явился вестник в белой с золотом ливрее, сопровождаемый отрядом Имперских Белых, которые несли мантию из снежно-белых перьев с золотой каймой по краям. Они поклонились креслу семьи Омекан и подали мантию Аксантукару.

Пока мантию возлагали на плечи новому Имперскому Стратегу, Кевин внимательно наблюдал за победителем. При том что Альмеко, его дядя, был широкогрудым мужчиной с бычьей шеей, Аксантукар выглядел как стройный худощавый поэт или учитель с тонкой фигурой и аскетическим лицом. Но торжество, горевшее в его глазах, выдавало неутолимую жажду власти, равнявшую его с Тасайо.

— Он, кажется, весьма доволен, — едва слышно заметил Кевин.

— Еще бы, — согласился Аракаси. — Должно быть, он потратил изрядную долю своего наследства, чтобы прикончить полдюжины властителей.

— По-твоему, воины в черном были от него?

— Почти вне сомнения.

В разговор вмешалась Мара:

— Но зачем ему было посылать солдат против кос? Мы-то поддержали бы любого соперника Тасайо.

— Чтобы предотвратить заключение непредвиденных союзов. И еще чтобы потом возложить вину за общую резню на Минванаби. — Вопреки обыкновению Аракаси позволил себе толику откровенности: возможно, причиной было удовлетворение от поражения врага. — Он победитель, а Минванаби — нет. Братство Камои почти наверняка работало на Минванаби. Разумно будет предположить, что другие солдаты были посланы кем-то из клана Омекан.

В Совете вновь воцарился порядок. Были произнесены все подобающие случаю речи, не ознаменовавшиеся никакими значительными событиями. Когда речи подошли к концу, Мара приказала Кевину сходить за Люджаном и воинами:

— Сегодня же возвращаемся в городской дом. Мидкемиец поклонился ей, как мог бы поклониться настоящий раб, и медленно вышел из огромной Палаты, в которой еще оставались нарядные, загадочные правящие властители. В который раз уже он подумал, что цурани — самая странная раса с самыми странными обычаями из всех, с какими может встретиться человек на своем веку.

***

В Кентосани вернулось спокойствие. Какое-то время Мара и ее домочадцы отдыхали, залечивая раны и приспосабливаясь к переменам в политике, связанным с восшествием Аксантукара на трон Имперского Стратега. В городском доме то и дело устраивались праздничные вечера для развлечения нескольких влиятельных высокородных, чьи интересы теперь совпадали с интересами властительницы Акомы. Кевин казался более хмурым, чем обычно, но Маре, еще не оправившейся после всего пережитого и поглощенной своими светскими обязанностями, редко выпадала возможность перебороть его мрачное настроение.

На третье утро после избрания Стратега, когда Мара просматривала послания от властителей, пока еще остающихся в городе, ее отыскал Аракаси. Одетый в чистую ливрею и довольный уже тем, что может не таясь расхаживать с забинтованной рукой, подвешенной на перевязи, он низко поклонился хозяйке:

— Госпожа, свита Минванаби грузится на барки. Тасайо отбывает к себе в поместье.

Мара встала, от радости позабыв про перья и бумаги.

— Значит, и мы можем, не опасаясь, вернуться домой.

Аракаси снова поклонился, на этот раз еще ниже:

— Госпожа, я хочу попросить у тебя прощения. Столь быстрое укрепление могущества властителя Аксантукара застало меня врасплох, и я не сумел предугадать, что он станет преемником своего дяди.

— Ты судишь себя слишком строго, — возразила она. По ее лицу пробежала тень; она беспокойно прошлась по комнате и остановилась у окна. Улица была усеяна облетевшими лепестками отцветающих деревьев. Слуги толкали тележки с овощами; гонцы быстро пробегали мимо. День казался ярким и обыденным, как пробуждение после страшного сна. — Кто из нас мог ожидать такого шквала убийств, который разразился в ту ночь? — Мара помолчала. — Твоя работа спасла жизнь властителям… в том числе и мне. Рискну сказать, что никто не сделал больше, а результат — огромный престиж Акомы.

Аракаси склонил голову:

— Моя госпожа великодушна.

— Я просто благодарна, — уточнила Мара. — А теперь мы будем собираться в дорогу.

Вскоре после полудня гарнизон Акомы, блистая образцовой выправкой, выступил в путь из городского дома. В середине процессии, надежно охраняемые, передвигались носилки Мары, дорожные сундуки и повозка с ранеными. У причалов уже ожидали барки, готовые принять госпожу со свитой для путешествия вниз по реке. Пристроившись на подушках под балдахином, Мара наблюдала за будничной суетой на пристани. Кевину, неотлучно находившемуся при ней, она сказала:

— Как тут все спокойно. Можно подумать, что на минувшей неделе ничего особенного не случилось.

Кевин тоже приглядывался к портовым плотникам, рыбакам и грузчикам, а также к случайно затесавшимся среди них нищему и уличному мальчишке, нарушавшим ровный ритм упорядоченной работы.

— Простые люди не суются в дела знати… разве что им выпадает такая незадача — оказаться на пути у великих мира сего. Тогда бедняги погибают. А если нет — их жизнь и труд продолжаются, и каждый день похож на другой.

Обеспокоенная ноткой горечи в его тоне, Мара вгляделась попристальнее в любимое лицо. Ветер ерошил его красновато-рыжие волосы и бороду, к которой она за все эти годы так и не смогла привыкнуть. Он опирался на поручень, но плечи держал неестественно прямо — это давали о себе знать раны, полученные в сражении. Она хотела спросить, о чем он сейчас думает, но в этот момент с берега послышалась короткая команда, и матрос отвязал причальные канаты.

Гребцы-багорщики затянули свою песню, и судно, скользнув от набережной, повернулось носом вниз по течению и двинулось в путь по реке Гагаджин. Предвечерний ветерок играл флажками, закрепленными над балдахином, и на сердце у Мары понемногу полегчало. Тасайо потерпел поражение, а она, целая и невредимая, была на пути к дому.

— Знаешь что, — сказала она Кевину, — давай просто посидим и выпьем чего-нибудь прохладительного.

Барки пересекли южную границу Кентосани, и вдоль берегов потянулись зеленые возделываемые земли. Запах речных тростников смешивался с густым ароматом весенней почвы и пряным дыханием деревьев нгатти.

Храмовые башни остались позади; Мара погрузилась в блаженную полудремоту, положив голову на колени Кевина.

Ее вывел из этого состояния возглас с берега:

— Акома!

С носа передовой барки отозвался Люджан; слуги сразу же начали указывать друг другу на скопление шатров у берега. Там раскинулся военный лагерь внушительных размеров, и на самом высоком шесте развевалось зеленое знамя с эмблемой Акомы — изображением птицы шетра. По сигналу Мары кормчий взял курс на песчаную косу, и к тому времени, когда барка достигла отмели, тысяча солдат Акомы уже ждала возможности приветствовать свою хозяйку. Мару удивила их многочисленность, и у нее перехватило горло от волнения. Десять лет тому назад, когда к ней перешла мантия правящей госпожи, зеленые доспехи Акомы носили всего лишь тридцать семь воинов…

Когда Кевин помог хозяйке выбраться из паланкина на твердую землю, ей отсалютовали и поклонились три сотника:

— Добро пожаловать, властительница Мара!

Воины были искренне обрадованы тем, что видят госпожу. Трое офицеров выровняли строй и провели Мару вдоль рядов до тенистого навеса командного шатра.

Там ожидал Кейок; он опирался на костыль, но голову держал высоко. Он сумел церемонно поклониться и произнес:

— Госпожа, наши сердца наполняются радостью, когда мы видим тебя.

Борясь с подступающими слезами, Мара ответила:

— И мое сердце поет, когда я вижу тебя, милый мой боевой товарищ.

Кейок поклонился, растаяв от такого доброго обращения, и посторонился, чтобы она могла войти и удобно устроиться для отдыха среди подушек, разложенных на толстых коврах. Кевин опустился рядом с ней на колени. Здоровой рукой он растер ей спину, ощущая, что напряжение, накопившееся в дороге, покидает его любимую, уступая место благодатной расслабленности.

Стоя у входа, Кейок видел, как разливается по лицу госпожи выражение спокойствия и умиротворенности. Но, так же как при властителе Седзу, он зорко примечал все, что делалось вокруг. И когда к шатру приблизился Люджан в сопровождении Аракаси, сотника Кенджи и немногих воинов, уцелевших после ночи окровавленных мечей и способных передвигаться на собственных ногах, Кейок, улыбнувшись собственным мыслям, поднял руку, преграждая им путь.

— Военачальник, — сказал прежний обладатель этого звания, — если мне дозволено высказать свое мнение… Бывают такие случаи, когда дела могут и подождать. Вернись к госпоже поутру.

Люджан доверился опыту Кейока и позвал других, Чтобы пустить по кругу кувшины с квайетовым пивом.

А внутри прохладного шатра Кевин вопросительно взглянул на старого воина, который ободряюще кивнул, а затем освободил завязки, удерживающие входной занавес. Полотнища занавеса упали и сомкнулись. Оказавшись теперь снаружи шатра, Кейок стоял под открытым небом, освещенный яркими солнечными лучами. Его резкие черты оставались бесстрастными, но в глазах светилась гордость за возлюбленного женщины, дороже которой для него не было никого на свете.

От гонца, которого раньше прислал Аракаси, Кейок уже знал, сколь многим Акома обязана Кевину, его неустрашимости и искусству владения мечом. Сейчас, когда никто не мог видеть Кейока, его суровое лицо потеплело. Ну и дела, размышлял он, да разве мог он хотя бы вообразить, что доживет до такого дня, когда будет благодарить судьбу за наглое бесстрашие этого рыжего варвара?

***

Вечерние тени застилали мраком большой зал дворца Минванаби в тот час, когда вернулся Тасайо. На нем все еще были доспехи, в которых он проделал путь вверх по реке; единственной уступкой формальностям был шелковый офицерский плащ, наброшенный на плечи.

Пройдя через широкий главный вход, он удостоверился, что зал набит битком. Для встречи хозяина здесь собрались не только его домочадцы, но и все до единого родственники (включая самых дальних) и вассалы. Тасайо прошествовал между их притихшими рядами, словно в зале никого не было, кроме его самого. Лишь поднявшись на возвышение, он остановился, повернулся и соизволил заметить присутствие всех прочих.

Инкомо выступил вперед со словами приветствия:

— Возвращение нашего господина наполняет радостью сердца всех Минванаби.

Тасайо ответил коротким кивком. Как всегда, не склонный попусту тратить слова, властитель Минванаби обратил на своего советника холодный взгляд:

— Жрецы готовы?

— Как ты повелел, господин, — доложил Инкомо. Взгляд, которым Тасайо обвел зал, мог показаться беглым, но от него не ускользнуло ни одно новшество в убранстве огромного чертога — ни черно-оранжевые подушки, украшающие помост, ни ковер, сшитый из шкур саркатов, ни резной столик из костей харулта. Удовлетворенный тем, что от времен правления Десио здесь ничего не осталось, Тасайо вынул из ножен древний стальной меч династии Минванаби, положил его к себе на колени и застыл в неподвижности.

Последовала тяжелая пауза, и с некоторым опозданием Инкомо сообразил, что именно от него ожидаются какие-то действия и хозяин не намерен ничего ему подсказывать. В отличие от Десио, который считал необходимым лично управлять самыми ничтожными делами, Тасайо просто рассчитывал на неукоснительное исполнение своих приказов. Первый советник дома Минванаби жестом подал знак к началу церемонии.

К помосту приблизились двое жрецов: один — в красном плаще и в маске смерти на лице — из храма Туракаму, и второй — в белых одеждах с длинными рукавами — из храма Джурана Справедливого. Каждый произнес нараспев благословение от бога, которому служил. За этим не последовало никаких жертвоприношений и никаких впечатляющих ритуалов, до которых таким охотником был Десио.

Жрец Джурана зажег свечу в знак верности и постоянства и оставил ее гореть в подставке, сплетенной из стеблей тростника, что должно было символизировать бренность человеческого существования пред лицом его бога. Жрец бога смерти не исполнял танцев и не свистел в свисток. Он также не просил своего бога о благоволении. Вместо всего этого он твердыми шагами поднялся по ступеням к помосту и холодным тоном возвестил, что обещанное жертвоприношение до сих пор остается невыполненным.

— Клятва, принесенная на крови от имени дома Минванаби, — сухо напомнил он, — гласит: семья Акома погибнет во имя бога Туракаму, порукой чему должны стать жизни членов семьи Минванаби. Кто возложит на себя мантию правителя, тот обязан принять на себя также и эту обязанность.

Тасайо ответил кратко:

— Я признаю наш долг перед Красным богом. Моя рука на этом мече — подтверждение сказанному.

Красный жрец прочертил в воздухе ритуальный знак:

— Так пусть же Туракаму потворствует твоим усилиям… или пошлет смерть тебе и твоим наследникам, если ты потерпишь неудачу.

Он повернулся и покинул помост; когда он проходил мимо свечи Справедливого бога, ее огонек качнулся и погас.

Новый властитель Минванаби молча сидел с бесстрастным лицом, пока члены его семьи и вассалы по очереди выступали вперед, кланялись и клялись в верности. Когда последний из вассалов засвидетельствовал свою преданность, Тасайо поднялся и приказал сотнику, стоявшему на посту у одной из боковых дверей:

— Впусти моих наложниц.

Вошли две молодые женщины в богатых нарядах. Одна, светловолосая, отличалась высоким ростом, стройной гибкой фигурой и широко расставленными зелеными глазами; умело положенные — хотя и в самых малых количествах — краски лишь слегка подчеркивали тонкие черты ее лица. Другая была смуглянкой с округлыми формами, которых не скрывало платье из тонкого алого кружева. Боги наделили обеих красотой, приковывающей мужские взгляды. Выступали они короткими плавными шажками; такой походке с детства обучают тех, чье призвание — доставлять наслаждение. Обе поклонились; при этом короткие свободные одежды позволили каждой в самом выгодном свете показать стройные ноги и полную грудь. Хотя такие женщины выбирались из числа самых привлекательных красавиц Империи, обе они занимали в доме весьма незначительное положение — не выше смиреннейшего из слуг. В зале стало тихо: всем было любопытно узнать, чего желает их господин от своих наложниц.

Перед хозяйским возвышением обе женщины упали на колени и коснулись лбом пола.

— Смотрите на меня, — распорядился Тасайо.

Испуганные, но привыкшие к повиновению, они подняли на него глаза:

— На все твоя воля, господин мой, — с заученно мягкими интонациями ответила каждая.

Новый властитель Минванаби взирал на них бесстрастными глазами.

— Инкарна, — обратился он к смуглой наложнице, — твои дети где-нибудь поблизости?

Инкарна кивнула, но краска сбежала с ее щек. Она подарила своему господину двух внебрачных детей, но продвижение их отца в общественной иерархии могло оказаться для этих детей не к добру. Нередко случалось так, что какой-нибудь человек, став правящим властителем, убивал своих незаконных отпрысков во избежание любых притязаний на наследственные права.

— Приведи их, — последовал новый приказ.

В миндалевидных глазах Инкарны сверкнуло что-то похожее на слезы. Однако она быстро поднялась с колен и вышла из зала. Тасайо перевел взгляд на светловолосую женщину, все еще стоявшую на коленях перед помостом.

— Санджана, ты уведомила моего первого советника, что ждешь ребенка. Это так?

Сложив руки ладонями перед грудью, Санджана замерла, но предательская игра света на драгоценных бусинках, которыми было расшито платье наложницы, не позволяла скрыть объявший ее трепет.

— Да, господин, — слегка охрипшим голосом ответила она.

Тасайо молчал. Его лицо и поза не изменились и тогда, когда в зал вернулась Инкарна, тянувшая за руку маленького мальчика. У него были такие же волосы, как у Тасайо — цвета осенней листвы. Лицом он походил на мать. Сейчас ему, как видно, передалась ее тревога, но он не плакал, хотя и упирался. Второй рукой Инкарна прижимала к груди свое младшее дитя — девочку, слишком маленькую, чтобы пройти такое расстояние собственными ножками. Она с удовольствием позволяла себя нести и, засунув в рот пальчики, оглядывалась вокруг янтарными глазами.

Со своего места на возвышении Тасайо окинул детей придирчивым взглядом, как мог бы рассматривать товары в поисках каких-либо изъянов. Затем, как бы между прочим, сделал знак рукой военачальнику Ирриланди. Указав на Санджану, он сказал:

— Пусть эту женщину выведут отсюда. Она умрет в моем присутствии.

Санджана прижала ладонь ко рту. Ее великолепные глаза нефритового цвета наполнились слезами ужаса. У нее не было сил подняться на ноги; она так и простояла на коленях, дрожа всем телом, пока двое приблизившихся воинов не схватили ее за руки. Ее попытки подавить недостойные рыдания имели мало успеха, и отзвуки этих рыданий слышались в тишине, когда воины не то уводили, не то уволакивали ее из зала.

Инкарна стояла перед помостом, прижимая к себе детей, и от страха на лице у нее выступил пот. Глядя на нее без нежности или сострадания, Тасайо возвес-тил:

— Я беру эту женщину в жены и нарекаю этих детей… как их зовут?

Инкарна моргнула и едва сумела прошептать:

— Дасари и Илани, господин мой.

— Дасари — мой наследник. — Слова Тасайо были отчетливо слышны в самых дальних уголках зала. — Илани — моя старшая дочь.

Тишина взорвалась гулом голосов, и все поклонились молодой властительнице Минванаби. А Тасайо тем временем уже отдавал Инкомо новые распоряжения:

— Пошли слугприготовить подобающие покои для властительницы Минванаби и ее детей. — Затем он обратился к Инкарне:

— Жена, отправляйся к себе в покои и жди там, пока я тебя позову. Завтра сюда пришлют наставников для обучения детей. Им следует объяснить, каковы их обязанности по отношению к роду Минванаби. Настанет день, когда Дасари будет править этим домом.

Бывшая наложница поклонилась; в ее движениях еще чувствовалась скованность от пережитого ужаса. Она не испытала никакой радости от внезапного возвышения и лишь поспешила покинуть зал вместе с детьми, проложив себе путь мимо сотен глазеющих на нее незнакомцев.

У Тасайо нашлись слова и для гостей-родичей и вассалов:

— Церемония бракосочетания состоится завтра. Приглашаю всех вас принять участие в праздновании.

Длинное лицо Инкомо вытянулось еще больше и застыло: ни в коем случае нельзя было обнаруживать панику. Свадебную церемонию полагалось планировать весьма тщательно, чтобы обеспечить самые благоприятные предзнаменования. Время исполнения каждого обряда, выбор угощений, возведение ритуальной брачной хижины — для всего этого требовалось благословение жрецов и скрупулезное соблюдение традиций. Малейшее отклонение от древних канонов, допущенное по недосмотру, могло навлечь беду на молодую пару и на ее потомков; поэтому среди важных господ было не принято заключать брачный союз второпях.

Однако Тасайо предпочел обойтись без проволочек, ограничившись кратким приказанием:

— Устрой все как подобает, первый советник.

Его обнаженный меч, который он не выпускал из рук все это время, блеснул сталью клинка, когда он повернулся и жестом подал знак Инкомо следовать за ним, после чего, не добавив ни слова, направился к боковой двери.

Приближаясь к выходу, он не замедлил шаг, уверенный, что два солдата, стоящие на посту по обе стороны от двери, вовремя откроют ее створки перед своим властителем.

Два других солдата, ожидавшие по ту сторону двери, приняли церемониальную стойку, когда Тасайо вышел из дома в сад. Между ними стояла Санджана, истерзанная страхом. За последние минуты она успела выдернуть из прически все шпильки, и длинные светлые волосы волнами заструились по спине; на солнце их золотистый оттенок был особенно заметен. Глаза у нее были потуплены, но при появлении господина она подняла на него умоляющий взгляд. Даже смертельно напуганная, лишенная какой бы то ни было защиты, она сумела прибегнуть к единственному преимуществу, которым обладала. Санджана приоткрыла алые губы и придала своему гибкому телу такое положение, что любой мужчина сумел бы с первого взгляда определить, что она собой представляет:

Изысканную безделушку, единственное назначение которой — наслаждение.

Тасайо не остался равнодушным к чарам красавицы. Его глаза загорелись, когда он обвел медленным взглядом все изгибы ее фигуры и вдохнул аромат сладострастного обещания, которое источала ее призывная поза. Он облизнул губы, наклонился и одарил ее властным и долгим поцелуем, не позабыв при этом приласкать и высокую грудь. А потом отступил на шаг назад и сказал:

— Ты хорошо послужила мне в постели.

Когда в глазах Санджаны засветилась надежда, он широко улыбнулся ей, смакуя остроту момента, и решительно распорядился:

— Убейте ее. Сейчас же.

Лицо женщины побелело, но ей не оставили возможности взмолиться о пощаде. Один из воинов схватил ее за запястья и резко рванул вверх, так чтобы глаза Санджаны оказались вровень с глазами Тасайо; другой выхватил меч и глубоко всадил клинок ей под ребра.

Она издала лишь слабый тоненький вскрик, а потом из горла у нее хлынула кровь, и судорога свела ноги. Солдат удерживал ее на весу, пока короткая агония не подошла к концу.

— Уберите ее, — сказал Тасайо.

Он часто и неровно дышал. Глаза у него были широко открыты, а на щеках полыхал темный румянец. Потом он глубоко вздохнул, как бы желая успокоиться, и обратился к Инкомо:

— Я хочу принять ванну. Пришли мне для услуг двух молодых красивых рабынь; желательно, чтобы они были нетронутыми.

Чувствуя легкую дурноту, Инкомо поклонился:

— Как пожелает господин.

Он собрался немедленно приступить к исполнению приказа, но Тасайо остановил его:

— Это еще не все мои распоряжения.

Он двинулся по садовой дорожке, сделав Инкомо знак следовать за ним. Когда он заговорил снова, его губы едва заметно изогнулись в отдаленном подобии улыбки:

— Мне тут пришли в голову кое-какие мысли касательно шпионов из Акомы. Пора извлечь пользу из наших познаний. Пойдем, я объясню тебе твою задачу, а уж потом приступим к омовению.

Инкомо постарался изгнать из памяти облик умирающей куртизанки: требовалось сосредоточиться на повелениях господина. Тасайо был не из тех, кто спускает подчиненным их промахи. Отдав приказы, он рассчитывает, что они будут выполнены в точном соответствии с его намерениями и что повторять их не придется. Однако первого советника оторопь взяла, когда он увидел, каким воодушевлением блестят глаза хозяина. Руки у Инкомо дрожали, и с этим он ничего не мог поделать, однако постарался, чтобы хотя бы голос не выдал его смятения.

— Может быть, — осторожно предложил он, — мой господин предпочел бы обсудить эти деловые планы после того, как отдохнет в ванне?

Тасайо остановился. Он в упор взглянул на первого советника, и его улыбка стала еще шире.

— Ты хорошо служил моей семье, — сказал он самым бархатным тоном, на какой был способен. — Я последую твоему совету. — И он снова зашагал по дорожке, бросив напоследок:

— Считай себя свободным, пока я не позову.

Старый советник остался на месте; сердце у него колотилось так, словно ему пришлось бегом преодолеть немалый путь. Колени дрожали. С необъяснимой уверенностью он сознавал: Тасайо догадался об его слабости, но никак этого не обнаружил.

Как видно, хозяин понимал: муки, которые причинит старику его собственное воображение, окажутся более жестокими, чем грубые забавы в ванне, которым собирался предаться с молодыми невольницами властитель Минванаби. Еще недостаточно оправившись от потрясения, Инкомо был вынужден признать истину: вопреки его самым потаенным надеждам Тасайо унаследовал фамильные черты — предрасположенность к пороку и склонность к мучительству.

***

Властитель Минванаби отдыхал у себя в ванне; слуга окатывал его плечи горячей водой. Пока первый советник выполнял подобающий поклон, Тасайо наблюдал за ним, лениво полуприкрыв глаза. Однако Инкомо не обманулся. Поза господина могла казаться расслабленной, но руки, вцепившиеся в борт ванны, свидетельствовали об ином.

— Я пришел по требованию моего господина.

Инкомо выпрямился. Ноздри у него расширились: он учуял в воздухе пряный и сладкий запах, происхождение которого стало очевидным уже в следующую секунду. Тасайо потянулся через борт и достал с бокового столика длинную трубку с татишей. Зажав чубук трубки между губами, он глубоко затянулся. Первый советник дома Минванаби сумел скрыть свое изумление. Сок из кустарника под названием татин вызывал у человека необычайный прилив сил и ощущение восторга. Рабы на полях часто жевали татиновые орехи, чтобы скрасить тяготы своей повседневной жизни; но в шелковистых тычинках, собираемых в пору цветения, содержался гораздо более сильнодействующий наркотик. Вдыхание дыма приводило сначала к обострению всех чувств, а затем к искажению любого восприятия; если же на этом не остановиться, то курильщик погружался в оцепенение, достигая вершин экстаза. Первый советник сразу же подумал о том, как может повлиять тяга к подобному зелью на человека, которому нравится причинять боль другим; однако Инкомо тут же одернул себя. Не его это дело — осуждать привычки хозяина.

— Инкомо, — произнес Тасайо на удивление отчетливо. — Я решил, что нам следует всерьез заняться исполнением планов уничтожения Акомы.

— Как прикажет господин, — согласился Инкомо. Пальцы Тасайо пробежались по краю ванны.

— После того как мы этого добьемся, я разделаюсь с этим хвастливым ничтожеством Аксантукаром. — Внезапно его глаза широко распахнулись. Он уставился на первого советника, и было видно, что каждой клеточкой его тела сейчас владеет нескрываемый гнев. — Если бы этот шут — мой кузен Десио — исполнил свой долг и покончил с Марой, сегодня я носил бы белое с золотом.

Инкомо ограничился коротким кивком, поскольку счел за благо не напоминать своему господину, что план разгрома Акомы разработал сам Тасайо, а не Десио.

Тасайо жестом отослал слугу-банщика.

Оставшись наедине с советником, окутанный поднимающимися струйками пара, он снова приложился к трубке, а затем объявил:

— Я хочу повысить в должности одного из тех двоих шпионов Акомы.

— Господин?..

Тасайо подтянулся к краю ванны и оперся подбородком на борт:

— Нужно повторять?

— Нет, господин мой, — торопливо заверил его Инкомо, уловив искру зловещего огня в глазах властителя. — Просто я не вполне уверен, что правильно понял тебя.

— Я хочу, чтобы один из шпионов Акомы всегда находился у меня под рукой.

— Тасайо созерцал поднимающуюся ленточку дыма с таким вниманием, словно находил в ней разгадку неких тайн. — Я буду постоянно наблюдать за этим слугой. Пусть он поверит, что ему представилась возможность подслушивать наиважнейшие беседы. Мы оба — ты и я — должны следить за тем, чтобы он не усль1шал ничего недостоверного. Нет-нет, никакого обмана. Но мы также будем помнить, что каждое наше слово достигнет и ушей Мары. А настоящие, глубинные планы мы станем обсуждать, только когда будем одни. Пустячками, о которых пойдет речь в присутствии шпиона, мы пожертвуем… таков будет наш гамбит. Я хочу, чтобы за этим слугой неусыпно наблюдали и следили за каждым его шагом, пока не удастся проникнуть внутрь сети агентов, которых содержит Акома.

Инкомо поклонился:

— Будут ли еще какие-либо указания, господин мой?

Тасайо поднес трубку ко рту и набрал полную грудь ароматного дурмана.

— Нет. Я устал. Буду спать. Завтра на заре отправлюсь на охоту. Потом пообедаю с тобой и другими советниками. В полдень я женюсь, и до вечера будем праздновать бракосочетание. Разошли гонцов по соседним городкам за искусниками, способными показать себя перед гостями: нужно позаботиться о развлечениях. — Считая, что все необходимое сказано, Тасайо не стал тратить время на мелочи. — А теперь ступай.

Вернувшись в собственные покои, первый советник пришел к заключению, что сейчас самое время приняться за сочинение предсмертной молитвы. Предусмотрительный человек приступает к этой задаче, когда старость начинает его тяготить… если он хочет, чтобы его последнее воззвание к богам было прочитано кем-то, кто его переживет. Просить богов, чтобы они сокрушили Мару, было неосмотрительно; но называть в качестве мишени для божественного гнева нового Имперского Стратега, который только что взошел на бело-золотой трон по трупам пяти других кандидатов, — это было бы равносильно самоубийству.

Сняв служебное одеяние, Инкомо не стал предаваться бесплодным иллюзиям. Он и мысли не допускал, что планы Тасайо — всего лишь порождения одурманенного сознания, которые рассеются вместе с дымом татиши: глаза под тяжелыми веками были угрожающе ясными. Вздыхая от боли в онемевших суставах, старый советник опустился на колени перед своим письменным столиком. Прежде чем главой этого дома стал Тасайо, Инкомо служил троим властителям Минванаби, и хотя те трое не внушали ему восхищения, они были господами, которым он клялся служить душой и телом и, если потребуется, отдать за них жизнь. Еще раз глубоко вздохнув, он взял со столика перо и начал писать.

***

Празднество было весьма скромным, но все участники, судя по виду, веселились на славу. Угощения были обильными, вина хватало с избытком. Властитель Минванаби восседал на помосте в парадном чертоге дворца своих предков, с головы до пят — воплощенный идеал воина цурани. Если он и не проявлял слишком большой заботливости по отношению к супруге, то во всяком случае был безупречно любезен и соблюдал все формы приличия. Вместо воздушных нарядов куртизанки Инкарна была облачена в платье из роскошного черного шелка, расшитое оранжевыми нитями вдоль края рукавов, вокруг ворота и по подолу; весь перед платья был усеян бесценными жемчужинами тех же цветов.

У ног отца смирно сидели двое детей: мальчик — повыше и поближе к властителю, чем девочка. Время от времени Тасайо обращался к Дасари, чтобы растолковать ему какую-нибудь мелочь. С того момента как малыш был объявлен наследником титула, Тасайо преисполнился решимости воспитать его так, как подобает правителю. Одежда мальчика представляла собой точную копию отцовской, вплоть до вышитого на рукаве узора, изображающего контуры рассерженного сарката. Маленькая Илани выглядела вполне ублаготворенной: она сидела у ног отца и жевала сладкие фрукты, пока фокусники развлекали общество своими трюками.

За спиной властителя Минванаби стоял слуга — тот самый, который только что был повышен в должности и выполнял теперь обязанности хозяйского камердинера. Хотя он и был самым незначительным из четырех молодцов, которым полагалось находиться при особе господина во время пира, именно он прислушивался к застольной беседе чуть более внимательно, чем остальные.

Сигнал к окончанию празднества подал Тасайо, который поднялся с кресла и пожелал гостям доброй ночи. Жестом предложив первому советнику составить ему компанию, властитель Минванаби двинулся к своим личным покоям. Инкомо тихо приказал слуге последовать за ними и разместиться у дверей хозяйского кабинета, на случай если Тасайо что-нибудь потребуется. Слуга исправно исполнял все, что ему было ведено, своим рвением маскируя жадный интерес, с которым он ловил и запоминал каждое слово разговора между властителем и его первым советником.

***

Крона старого дерева уло отбрасывала густую тень на натами Акомы. Мара низко поклонилась священному камню, который представлял собою овеществленный символ чести Акомы. Она произнесла несколько ритуальных фраз и положила перед камнем букет из семи видов цветов, каждый из которых посвящался одному из добрых богов. В этот день, первый день лета, она изъявляла горячую признательность богам за благополучие всего и всех, состоящих под ее защитой. После завершения короткого обряда она минуту помедлила. Священная Поляна Созерцания давала ей ощущение ни с чем не сравнимого покоя, ибо сюда имели доступ лишь немногие: старший садовник, приглашенный жрец или же те, кто по крови принадлежал к семье Акома. Здесь она могла найти подлинное уединение.

Мара обводила взглядом красивый поблескивающий пруд, извилистый ручеек и изящные очертания искусно подстриженных кустов. Внезапно души коснулась тревога. Порою она вспоминала — и вспоминала слишком ясно — убийцу, который некогда на этом самом месте чуть не задушил ее. Воспоминание часто заставало ее врасплох, как озноб в жаркий день.

От благодатного покоя не осталось и следа. Теперь уже желая поскорее покинуть тесные пределы священной рощи, Мара встала, прошла через уютный садик, миновала арку внешних ворот и, как всегда, обнаружила там ожидающего слугу.

Он поклонился, едва хозяйка показалась на виду.

— Госпожа, — раздался голос, который она немедленно узнала, — твой мастер тайного знания вернулся с новостями.

Четыре недели протекли после возвращения Мары с Совета, закончившегося избранием нового Имперского Стратега. Мастер тайного знания находился в долгой отлучке: он собирал сведения, а сейчас самой лучшей наградой для него был ее неподдельный восторг от того, что он снова в Акоме.

— Вставай, Аракаси, — сказала Мара. — Я выслушаю твой доклад у себя в кабинете.

Расположившись на подушках, с неизменной легкой закуской на подносе, поставленном у его локтя, Аракаси молча сидел в ожидании начала деловой беседы. Его рука покоилась на перевязи из шнура, перехваченного весьма замысловатыми узлами; такие узлы были в большом ходу у матросов.

— Ты был на лодке, — отметила Мара. — Или просто в компании моряков.

— Ничего подобного, — возразил Аракаси. — Но именно такое впечатление я хотел произвести на последнюю особу, которой платил за сведения. Матросские сплетни редко оказываются надежными, — добавил он в заключение.

Как ни любопытно было Маре узнать, что же это за особа такая, она не стала задавать вопросы. Она понятия не имела ни о том, как работает шпионская сеть Аракаси, ни о том, из кого она состоит; таково было одно из условий некогда заключенного с ним соглашения, когда мастер поклялся в верности ее дому. Мара всегда следила, чтобы Аракаси получал все необходимое для его агентов, но она была связана клятвой, запрещающей расспрашивать об их именах. Шпион, состоящий на службе в семейном доме, не просто рискует жизнью: его ждет повешение, позорная казнь, если он будет разоблачен, предан или продан на сторону. Если дом Мары не устоит против врага, ни она сама и никто из ее сподвижников не смогут выдать истину. Сеть сохранится и станет служить Айяки. И в самом худшем случае, если даже натами Акомы будет вкопан в землю вершиной вниз, так что резной символ шетры никогда впредь не увидит солнечного света, отважные приверженцы, которые служат ей как шпионы, смогут умереть достойной смертью от клинка, не опозорив себя в глазах богов. Аракаси сообщив:

— Возможно, кое в чем нам выпала удача. Один из наших агентов в доме Минванаби повышен в должности: он теперь состоит при Тасайо как камердинер.

Глаза у Мары вспыхнули от удовольствия.

— Какая чудесная новость! — Сразу же заметив по лицу Аракаси, что он не разделяет ее воодушевления, она захотела узнать причину:

— Ты что-то подозреваешь?

— Слишком уж это ко времени. — Когда Аракаси бывал встревожен, голос у него звучал особенно мягко. — Мы знаем, что один агент был разоблачен, и обстоятельства его побега граничили с чудом. Двух других пока никто не потревожил, и их донесения чаще всего оказывались точными… но что-то во всем этом отдает фальшью.

Мара ненадолго задумалась, а потом предложила:

— Начинай готовить еще одного агента для внедрения в дом Минванаби.

Несколько мгновений Аракаси был, по-видимому, поглощен тем, что поправлял выбившийся из ряда узелок на шнурке.

— Госпожа, прошло слишком мало времени после провала нашего агента и после вступления нового властителя в права наследства. Минванаби будут весьма дотошно копаться в прошлом любого желающего поступить к ним на службу, особенно с тех пор как Аксантукар занял трон Стратега. Посылать сейчас чужака в поместье Минванаби слишком рискованно.

Только последний болван не признал бы правоту мастера. Мара же могла лишь досадливо махнуть рукой: было обидно до слез, что у нее нет надежного и прямого способа получения сведений именно из того единственного дома, который представлял для нее самую большую угрозу. Тасайо был слишком опасен, чтобы его можно было оставлять без присмотра.

— Я должна это обдумать, — сказала она мастеру.

Аракаси склонил голову.

— На все твоя воля, госпожа. — Его следующее сообщение было еще менее отрадным:

— Текума из Анасати болен.

— Тяжело? — Мара озабоченно выпрямилась.

Несмотря на нелады между их домами, возникшие во время правления ее отца и еще более усилившиеся из-за гибели ее мужа, она уважала старого сановника. И безопасность Айяки во многом зависела от негласного союза между Акомой и Анасати. Внезапно на Мару накатило острое чувство собственной вины. Ведь понимала же она, что искушает судьбу, так и не подобрав себе подходящего супруга. Один наследник — слишком тонкая нить, чтобы можно было на ней подвесить продолжение линии Акома.

Голос Аракаси вывел ее из задумчивости.

— По всей вероятности, прямая опасность Текуме не угрожает, но болезнь не проходит, а он старый человек. Изрядную долю своих прежних сил он утратил со смертью старшего сына Халеско в Мидкемии. При том, что наследником сейчас оказался Джиро… Мне кажется, властитель Анасати устал от Игры Совета и, может быть, от жизни тоже.

Мара вздохнула в глубоком унынии. Остальная часть донесений Аракаси состояла из интригующих, но незначительных деталей, из которых некоторые могли заинтересовать Джайкена. Однако тревога Мары лишала всякой прелести игру ума, которой она всегда так наслаждалась в обществе мастера тайного знания, и потому он получил разрешение откланяться сразу после окончания доклада. Оставшись одна в кабинете, она позвала слугу, чтобы тот подал ей письменную доску, и написала Текуме послание с пожеланиями скорейшего выздоровления. Поставив на пергаменте печать, она велела мальчику-посыльному вызвать гонца, чтобы отправить письмо в Анасати.

Солнце уже стояло низко, клонясь к закату. Жара ослабевала, и Мара в одиночестве прогуливалась по садовым дорожкам, прислушиваясь к журчанию воды в ручье и птичьей суете в кронах деревьев. Тот раунд игры, который привел к власти нового Имперского Стратега, оказался чрезвычайно жестоким и кровопролитным. Придется усваивать новые варианты стратегии и строить новые планы. Хотя победители и побежденные сейчас засели в своих поместьях, подсчитывая собственные приобретения и убытки, строить козни и те и другие могли без передышки.

Тасайо был гораздо опаснее, чем Десио, но судьба поставила его в более тяжелые условия. Поражение в Цубаре сильно подорвало его ресурсы, да еще он нажил себе непредвиденного — и, вероятно, смертельного — врага в лице нового Стратега. В течение некоторого времени Тасайо будет вынужден действовать чрезвычайно осторожно, чтобы не распылять силы и не позволить возможным врагам нащупать у него уязвимое место.

Многие из старой гвардии ушли из жизни, и на политической арене появились новые силы. Несмотря на сомнительную роль, которую сыграла Партия Синего Колеса в катастрофе за Бездной, эта партия — члены клана Каназаваи и семья Шиндзаваи прежде всего — на удивление всем вышла из последних передряг почти невредимой. Они по-прежнему почитали императора и день ото дня приобретали все большее влияние.

Мара прикидывала в уме, каковы возможности того или иного предстоящего поворота в политике. Взрыв смеха и громкие возгласы, раздавшиеся в доме, дали ей знать, что Кевин и Айяки вернулись домой из своей вылазки. На северных озерах водилась пернатая дичь, и недавно перелетные птицы возвратились на свои гнездовья. Кевин согласился проводить мальчика на озера поохотиться и поупражняться в искусстве обращения с луком. Мара не надеялась на успех этого предприятия: уж слишком мал был Айяки для таких забав.

Однако вопреки всем ожиданиям ее сын со своим взрослым компаньоном ворвались в сад с отличным охотничьим трофеем — парой убитых крупных птиц. Айяки завопил:

— Мама! Смотри! Я их подстрелил!

Кевин улыбнулся малолетнему охотнику, и Мару захлестнула волна любви и гордости. Ее ненаглядный варвар еще не вполне избавился от приступов черной тоски, которые начались у него после получения известий о сорванных мирных переговорах. Он не заводил об этом речей, но Мара знала, как его угнетает рабское состояние, независимо от того, сколь глубокой оставалась его привязанность к ней самой и к Айяки.

Но тревоги взрослых не должны были отравить мальчику минуты воодушевления: ведь он впервые имел право похвастаться делом, достойным настоящего мужчины! Мара сделала вид, что поражена этим подвигом:

— Ты? Да неужели сам подстрелил?

Кевин улыбнулся:

— Он и вправду их подстрелил. Он просто прирожденный лучник. Он убил обеих… как там по-вашему называются эти синие гусыни?

Айяки наморщил нос:

— И никакие не гусыни. Глупое какое слово! Я же тебе говорил: это джоджаны.

Он засмеялся: споры насчет названий разных вещей стали для них неиссякаемым источником веселья.

На Мару вдруг повеяло холодным ветром из прошлого. Отец Айяки был сущим демоном, когда в руках у него оказывался лук. Она не смогла скрыть оттенок горечи, когда сказала:

— По правде говоря, этот дар Айяки получил по наследству.

Кевин нахмурился; Мара редко заговаривала о Бантокапи из Анасати, брак с которым был для нее одним из ходов в Игре Совета.

Мидкемиец сразу же начал изобретать способы, как бы отвлечь ее от горьких дум.

— Мы не могли бы выкроить время, чтобы пройтись вдоль пастбища? Телята уже достаточно подросли, чтобы с ними можно было играть, и я побился об заклад с Айяки, что он их нипочем не обгонит.

Мара раздумывала не дольше пары секунд:

— Да это самое мое большое желание — провести какое-то время с вами обоими и посмотреть, как резвятся телята.

Айяки поднял лук над головой и восторженно завопил, когда Мара, хлопнув в ладоши, приказала явившейся на зов служанке принести прогулочные туфли. Он так и светился счастьем.

— Хватит кричать, охотник, — сказала Мара сыну. — Забирай своих джоджан, отнеси их повару, а потом пойдем поглядим, что быстрее: две ноги или шесть?

Мальчик вприпрыжку помчался по дорожке; пара болтающихся птиц нелепо стукалась об его коленки. Когда он скрылся из виду, Кевин привлек к себе Мару и поцеловал ее:

— Ты чем-то огорчена?

Неприятно пораженная тем, что он с такой легкостью читает в ее душе, Мара ограничилась одной новостью:

— Дед моего Айяки болен. Это меня тревожит.

Кевин пригладил прядь, выбившуюся у нее из прически.

— Болен? Его недуг грозит чем-нибудь серьезным?

— Кажется, нет.

Однако лицо у нее оставалось хмурым. У Кевина больно сжалось сердце. Забота о безопасности ее наследника лежала на поверхности; но под ней скрывалось зыбкое болото накопившихся горестей, которых оба они не хотели касаться. Он знал: в один прекрасный день она должна будет выйти замуж, но этот день пока еще не наступил.

— Отложи тревоги хотя бы на сегодня, — мягко сказал он. — Ты заслужила право провести несколько часов так, как захочешь сама, а твоему мальчику недолго удастся наслаждаться беззаботным детством, если его мама не сможет выкроить время, чтобы поиграть с ним.

Мара слабо улыбнулась.

— Мне еще надо нагулять аппетит, — призналась она. — Иначе большой кусок джоджаны, добытый с таким трудом, пойдет на корм джайгам вместе с прочими объедками.

Глава 5. БЕСПОКОЙСТВО

Сквозь раздвинутые створки двери Мара следила за приближением молодого посыльного, который возвращался с далекого Имперского тракта. Красная повязка на голове юноши говорила о принадлежности к гильдии курьеров. Хотя гильдии не обладали таким могуществом, как знатные семьи, они все же пользовались достаточным влиянием, чтобы обеспечить своим членам беспрепятственное передвижение по всей Империи.

Когда посыльный приблизился к воротам господского дома, его приветствовал опирающийся на костыль Кейок.

— Известия для властительницы Акомы! — провозгласил скороход.

Военный советник принял у него запечатанный свиток, а взамен вручил круглую резную раковину с символом Акомы — знак того, что послание благополучно доставлено по назначению.

Юноша поклонился и, с благодарностью отказавшись от угощения, отправился в обратный путь. Если он и сбавил шаг, со стороны это было почти незаметно.

Мару охватило дурное предчувствие: посыльные из Красной гильдии редко приносили добрые вести. Едва дождавшись, пока военный советник переступит через порог, она протянула руку за свитком.

Ее опасения были не напрасны — пергамент скрепляла печать рода Анасати. Властительница еще не успела разрезать ленту и прочесть письмо, но уже все поняла. Случилось самое страшное: умер Текума.

Во взгляде Кейока сквозило беспокойство.

— Неужто старый властитель скончался?

— Этого следовало ожидать. — Мара со вздохом отложила короткое послание.

— Надо посоветоваться с Накойей.

Мара приказала слуге собрать разложенные на столе счета и расписки, подтверждавшие значительные успехи в торговле шелком, а сама вместе с военным советником отправилась в другое крыло дома, где по соседству с детской помещалась комната Накойи. Несмотря на свое нынешнее высокое положение, старая советница наотрез отказалась переезжать в подобающие ее сану покои.

Стоило Маре взяться за расписную перегородку, как из комнаты донесся сварливый окрик:

— Вон отсюда! Тебя еще тут не хватало!

Мара вопросительно посмотрела на военного советника, но тот лишь покачал головой. Ему было бы легче выдержать схватку с врагом, чем испытать на себе крутой нрав старухи.

Когда дверная створка скользнула в сторону, Мара даже отпрянула: из-под груды перин и подушек снова раздался гневный вопль.

— Ах, это ты, госпожа, — через мгновение опомнилась Накойя. — Прости меня, старую: я-то подумала, что это помощники лекаря пришли пичкать меня зельями. — Она вытерла платком покрасневший нос и добавила:

— Да еще ходят тут всякие доброхоты со своими соболезнованиями.

Советница зашлась в жестоком приступе кашля. Ее седые космы разметались по подушке, воспаленные глаза слезились, скрюченные пальцы судорожно сжимали край одеяла. Однако при виде Кейока она не на шутку возмутилась:

— Госпожа! Если женщине нездоровится, мыслимое ли дело — впускать к ней мужчину, да еще без предупреждения! — Побагровев от гнева, первая советница все же не стала прятать лицо, а напустилась на Кейока:

— А ты, старый греховодник! Куда тебя несет? Бесстыжие твои глаза!

Мара опустилась на колени у ее ложа. Всегда стойкая и несгибаемая, Накойя сейчас казалась совсем маленькой, тщедушной и слабой.

— Матушка, — госпожа погладила ее морщинистую руку, — я потревожила тебя только потому, что мне срочно нужен совет.

От этих слов Накойя тут же забыла обиду.

— Что случилось, дочь моя? — Советница села и сразу закашлялась.

— Мы получили известие о смерти Текумы Анасати. Полгода он был прикован к постели, и вот болезнь взяла над ним верх.

У Накойи вырвался глубокий вздох. Она углубилась в себя, словно предаваясь потаенным раздумьям или воспоминаниям.

— Жаль его. Не смог больше бороться за свою жизнь. Это был храбрый воин и достойный противник.

Щуплое тело Накойи содрогнулось от приступа кашля. Она хотела добавить что-то еще, но Мара ее опередила:

— Как ты считаешь, не стоит ли мне поискать подходы к Джиро?

Накойя сжала пальцы.

— Что тебе сказать, дочь моя?.. Он с давних пор таит на тебя злобу, ведь ты в свое время предпочла ему младшего брата; но с другой стороны, это не такой одержимый, как Тасайо. Теперь, когда на его плечи легло бремя власти, он, возможно, и прислушается к голосу здравого смысла.

Вдруг из-за порога раздался голос Кевина:

— В человеческой натуре место есть для всякой дури. Это надо бы помнить.

Накойя метнула в его сторону испепеляющий взгляд. Как ни была она раздосадована тем, что старый Кейок увидел ее в столь жалком виде, стерпеть присутствие молодого мидкемийца оказалось еще труднее. Однако она не могла дать волю гневу. Этот дерзкий раб, не признающий цуранских обычаев и так некстати заполонивший сердце госпожи, отличался острым умом и неплохо разбирался в людях.

Советница нехотя согласилась:

— У твоего раба… бывают разумные мысли, дочь моя. Пока Джиро не проявит добрую волю, не стоит ему особенно доверять. Анасати испокон веков с нами враждовали, правда никогда не нападали из-за угла. Тут необходима осмотрительность.

— Как же мне поступить? — Мара вконец растерялась.

— Пошли ему письмо с соболезнованиями, — подсказал Кевин.

Госпожа и первая советница обернулись к нему в молчаливом недоумении.

— Письмо с соболезнованиями, — повторил Кевин и запоздало сообразил, что у цурани такого нет и в помине. — У нас принято писать родственникам покойного, что мы разделяем их утрату и скорбим вместе с ними.

— Странный обычай, — заметил Кейок, — однако он не противоречит понятиям чести.

Накойя просветлела лицом. Задержав взгляд на Кевине, она с трудом перевела дух и высказала свое суждение:

— Умно, очень даже умно. Такое письмо позволит наладить отношения с Джиро и вместе с тем ни к чему нас не обяжет.

— Можно и так сказать. — Кевина удивило, что простая мысль о сочувствии причудливо искажается в цуранском сознании, становясь оружием в Игре Совета.

Мара тоже приняла его идею:

— Напишу-ка я ему прямо сейчас.

Однако она не двинулась с места. Ее ладонь по-прежнему накрывала узловатые пальцы Накойи, а взгляд блуждал по оконному переплету.

— Что тебя гложет? — спросила старая советница; в душе она по-прежнему оставалась заботливой нянькой, и чутье никогда ее не обманывало. — Ты давным-давно вышла из того возраста, когда нужно стесняться, дочь моя. Говори начистоту!

Мара почувствовала жжение в глазах. Ей было непросто приступить к неотложному делу.

— Надо подыскать… среди домочадцев… толкового человека, чтобы обучить…

Советница все поняла.

— Ты хочешь сказать, мне пора готовить себе замену, — сказала она с жестокой прямотой.

Мара не запротестовала. Накойя стала для нее второй матерью; казалось, она всегда будет рядом. Хотя они вскользь уже касались этой темы, властительница сколько могла откладывала серьезный разговор. Но бремя власти настоятельно требовало принять окончательное решение.

Впрочем, Накойя и тут хранила трезвую рассудительность.

— Я стала совсем плоха, дочь моего сердца. Все кости ломит. Служить в полную силу уже не могу. Но чтобы спокойно умереть, мне нужно увидеть рядом с тобой надежного человека.

— Красный бог тебя к себе не возьмет, — вставил Кевин. — Побоится!

— Не смей богохульствовать! — прикрикнула советница, но не сдержала улыбку.

Напрасно она убеждала себя, что варвар — это пустое место. Такому красавцу многое прощалось, да и его преданность госпоже могла тронуть кого угодно.

Мара решилась:

— Кейок вполне подошел бы…

Но бывалый воин перебил ее с неожиданной теплотой:

— Да ведь мы с Накойей почти что ровесники, Мара. — Имя госпожи прозвучало в его устах без малейшего намека на фамильярность. — Меня давным-давно взял на службу твой отец. Когда я потерял ногу, моя жизнь не окончилась, а, наоборот, приобрела новый смысл — только благодаря тебе. Но я ни за что не стану злоупотреблять твоим расположением. — В его голосе зазвучала привычная твердость. — Благодарю за честь, но мне не по плечу мантия первого советника. Тебе нужен сильный, здравомыслящий помощник, который на долгие годы останется рядом. А наш век уже прожит.

Мара застыла, не отпуская руку Накойи. Кевин собирался сказать свое слово, но Кейок мягким жестом его остановил.

— Когда военачальник муштрует молодых офицеров, он не должен делать никаких скидок. Согласись, госпожа, от советника требуется нечто большее, чем слепое повиновение: ему надлежит знать все нужды Акомы и разбираться в хитростях Игры Совета. У меня, как и у Накойи, нет своих детей. Так неужели ты откажешь нам в праве воспитать себе преемников? В этом мы найдем утешение своей старости.

Мара перевела взгляд с Кейока на первую советницу. Старики заговорщически переглянулись, и Мара заподозрила, что вопрос уже не раз обсуждался без ее участия.

— Ох ты, хитрая солдатская душа! У тебя уже кто-то есть на примете?

— Да, не без этого, — согласился Кейок. — Есть один воин; он мастерски владеет мечом, но для ратного дела не годится. Слишком много думает.

— Все ясно: служит укором остальным да к тому же несдержан на язык, — вслух заключил Кевин. — Я его знаю?

Кейок не счел нужным отвечать; он смотрел только на Мару.

— Этот воин служит тебе верой и правдой, хотя и вдали от усадьбы. Его двоюродный брат…

— Это Сарик! — воскликнула Мара. — Кузен Люджана! Он и впрямь остер на язык; ты его отослал куда-то на край света, потому что двое таких вместе…

— Она осеклась и заулыбалась. — Говори: это Сарик?

Кейок прочистил горло.

— Сообразительности ему не занимать.

— Я больше скажу, госпожа, — не удержалась Накойя. — Он умен, как дьявол. А какая память! Не забывает ни единого имени, разговоры помнит слово в слово. Прямо-таки Люджан и Аракаси в одном лице!

От мимолетного знакомства с Сариком у Мары осталось вполне благоприятное впечатление. Молодой воин умел расположить к себе собеседника, выделялся хорошими манерами и несомненным так-том. Все эти качества были незаменимыми для будущего советника.

— Похоже, вы за меня уже все решили. Что ж, полагаюсь на вашу мудрость. — Не дав им сказать ни слова, Мара подняла руку и тем самым положила конец обсуждению. — Передайте Сарику приказ явиться в усадьбу и без проволочек займитесь его обучением. — Тут она вспомнила о послании из Анасати. — Надо срочно написать Джиро. Ты мне поможешь? — обратилась она к Кевину.

Мидкемиец устрашающе выкатил глаза:

— Ни за что! Лучше я поймаю за хвост болотную змею!

С этими словами он последовал за госпожой. Кейок задержался, чтобы пожелать Накойе скорейшего выздоровления, но в ответ получил лишь новую отповедь.

***

Чимака, первый советник правителя Джиро Анасати, дочитал письмо до конца и свернул пергамент, сверкнув перстнями из полированных раковин.

Джиро, который вполне освоился в роли властителя, некоторое время смотрел куда-то в пространство, поигрывая холеными пальцами, а потом спросил с видимым равнодушием:

— Что ты на это скажешь?

— Как это ни странно, господин, но, похоже, написано без задней мысли. — Чимака старался говорить кратко. — Твой отец и властительница Мара отнюдь не были единомышленниками, однако всегда уважали друг друга.

Руки Джиро замерли на шелковой подушке.

— У отца было одно счастливое качество: он неизменно видел события в желаемом свете. Почему-то он считал Мару очень умной и по этой причине ее высоко ценил. Тебе, должно быть, это хорошо известно: ведь ты и сам добился нынешнего положения благодаря тому же свойству моего отца. — Советник поклонился, хотя слова хозяина прозвучали весьма сомнительной похвалой. Джиро в задумчивости теребил узорчатый пояс. — Мара хочет втереться к нам в доверие. Зачем?

Чимака ответил, тщательно взвешивая каждое слово:

— Рассуждая беспристрастно, мой господин, нужно прежде всего отметить: Мара дает понять, что между вашими семьями нет серьезных причин для вражды. Она готовит почву для взаимовыгодных переговоров.

Джиро даже подскочил, забыв о напускном безразличии:

— Как это нет серьезных причин для вражды? Разве гибель моего брата — не серьезная причина?

Покрывшись холодным потом, Чимака с величайшей осторожностью опустил свиток на стол. Уж он-то должен был знать, что не гибель Бантокапи породила застарелую ненависть. Братья не ладили между собой с самого детства: Бантокапи, более сильный, жестоко третировал Джиро. Вдобавок Мара выбрала себе в мужья именно Бантокапи — этого Джиро не мог ей простить, хотя властительница Акомы руководствовалась в своем выборе недостатками, а не достоинствами. Она отвергла более умного из братьев, отдав предпочтение недалекому Бантокапи, чтобы вертеть мужем в угоду собственным амбициям. Но разве это имело хоть какое-то значение для того, кто с детства страдал от превосходства родного брата? Пусть Бантокапи уже не было в живых, пусть Джиро стал наследником имени Анасати — раны детства все еще кровоточили. Джиро вечно оказывался вторым: по общественному положению — после старшего брата Халеско, а по телесной силе — после нескладного драчуна Бантокапи.

Чимака не осмелился спорить. В отличие от покойного отца молодой правитель думал только о самоутверждении и забывал о хитросплетениях Игры Совета.

— О, разумеется, мой господин, эта трагедия никогда не изгладится из нашей памяти. Прости меня за неосторожные слова: я имел в виду букву закона, а не родственные узы. Твой брат, надев мантию властителя Акомы, тем самым утратил принадлежность к роду Анасати. Строго говоря, его смерть не нанесла ущерба престижу твоего рода: получилось, что Мара подстроила гибель главы своего собственного дома. Еще раз прошу прощения за нечаянную дерзость.

Джиро ничего не оставалось, как проглотить раздражение. Первый советник снова вышел сухим из воды. Подчас его изворотливость переходила все границы. Что из того, что его должность требовала именно такого склада ума? Однако досада молодого правителя лишь на короткое мгновение вырвалась наружу:

— Ты по-своему хитер, Чимака. Но сдается мне, что ты больше озабочен удовлетворением собственного тщеславия, нежели возвышением дома Анасати.

Этот упрек граничил с обвинением в предательстве. Чимака даже забеспокоился.

— Все мои помыслы направлены только на возвышение дома Анасати, хозяин. — Дойдя до опасной черты, он счел за лучшее переменить тему. — Будем ли мы писать ответ Маре, мой повелитель?

Джиро небрежно кивнул:

— Сообрази что-нибудь сам… Пусть имеет в виду, что я скорее задеру ей юбку и спалю усадьбу, чем соглашусь… Нет, этого не пиши. — Властитель вовремя спохватился, хотя и не без отвращения. Всем тонкостям политической игры он предпочел бы неприкрытое выражение своих уязвленных чувств. — Впрочем, поблагодари Мару за соболезнования. А Потом добавь, что из уважения к памяти отца я возьму на себя сохранение его обязательств. Пока жив мой племянник, я не стану враждовать с Акомой. — Немного поразмыслив, Джиро продолжил со злобной усмешкой:

— Однако дай ей понять: для меня, в отличие от отца, жизнь Айяки не представляет особой ценности. Если моему племяннику будет грозить опасность, он не найдет защиты у воинов Анасати.

— Я подберу подобающие слова, мой господин, — с поклоном заверил Чимака.

Отпустив советника, Джиро поспешил вернуться в библиотеку. Среди богатого собрания свитков он чувствовал себя увереннее, чем в политических лабиринтах.

Между тем первый советник дома Анасати удалился к себе в клетушку. За колченогим столом уже сидел счетовод, корпевший над грифельными дощечками. На другом столе, придвинутом вплотную к спальной циновке, лежали бумаги, рассортированные по трем стопкам: расписки, текущие счета и срочные донесения.

Внимание Чимаки привлекло верхнее письмо в последней стопке. Он дважды пробежал глазами скупые строки и удовлетворенно хохотнул.

— Ага! Наконец-то тайное стало явным! — Повернувшись к счетоводу (который, несмотря намолодость, успел стать доверенным помощником первого советника благодаря своему усердию), Чимака пояснил:

— Мару из Акомы словно хранит сама судьба. Теперь мы знаем, в чем причина такого везения.

Счетовод близоруко сощурился:

— И в чем же, господин?

Чимака опустился на любимую подушку, протертую почти до дыр.

— Мой человек в Сулан-Ку заметил, как приказчик, состоящий на службе у Минванаби, тайком сунул записку одному из слуг Акомы. Какой отсюда вывод?

Счетовод тупо моргал глазами. Сложные расчеты давались ему легче, чем простые рассуждения.

— Неужели шпион?

— И скорее всего не один. — Оказавшись в своей стихии, Чимака назидательно поднял палец. — Стало быть, не мне одному удалось внедрить соглядатая в дом Минванаби.

Воспоминание было не из приятных, поскольку опытная куртизанка, подосланная к Джингу, в конечном счете испортила все дело. Она сыграла роковую роль в судьбе властителя Джингу, — впрочем, первого советника это не смутило. В отличие от своего хозяина, который люто ненавидел Мару, Чимака рассматривал Игру Совета как обычную забаву, разве что более хитроумную и менее предсказуемую, чем любая другая. К примеру, в настоящее время следовало остерегаться Минванаби. Ведь во всей Империи не было человека опаснее, чем Тасайо, который был наделен не только властью, но и дьявольским умом.

Взяв кисточку и чистый пергамент, Чимака приступил к делу. Он выводил каллиграфические строчки не хуже писца: «Нам противостоит незаурядный игрок, точнее — двое, ибо наш повелитель горит желанием. расправиться и с Марой из Акомы, и с Тасайо из Минванаби. Будем действовать по обстоятельствам. Я прикажу своему человеку в Сулан-Ку не спускать глаз с этого приказчика, чтобы выследить, через кого Мара получает донесения. — Немного подумав, он продолжил:

— Наш молодой хозяин повелел разыграть партию на троих. Приложим к этому все свои старания. Чем труднее игра, тем дороже победа».

Тут он заговорил вслух, обращаясь не то к себе самому, не то к своему осведомителю Каваи:

— Видят боги, семья Анасати завоевала прочное положение в Империи отнюдь не потому, что Текума отличался какими-то особыми талантами. Если бы Джиро по примеру отца предоставил мне свободу действий… — Эта мысль так и осталась незаконченной.

Счетовод благоразумно промолчал. До его ушей и прежде доносились такие тирады, но он не вникал в их суть. В его скромном положении следовало знать свое место и держать язык за зубами. Да это и к лучшему: временами ему казалось, будто первый советник нелестно отзывается о властителе. Молодой помощник всегда говорил себе, что ему это просто послышалось. И впрямь, разве мог бы вероломный человек возвыситься до такого ранга?

Закончив послание, Чимака сказал:

— Теперь можно написать и госпоже Маре. Пусть до поры до времени живет спокойно, не рассчитывая, однако, на нашу дружбу. — С мечтательным вздохом он вполголоса произнес:

— Вот бы с кем поработать, а?

И снова помощник счел за лучшее отмолчаться.

***

Строй воинов в синих доспехах замер у входа в господский дом. Кевин издалека смотрел, как солдаты Шиндзаваи салютуют его госпоже. Их офицер легко взлетел по ступеням и с неотразимым изяществом поклонился властительнице.

— Ты удостоила нас большой чести, госпожа Мара.

Кевин с неудовольствием отметил приветливую улыбку Мары и радушие в ее голосе.

— Хокану, здесь тебе всегда рады.

Варвар совсем помрачнел. Между тем Мара начала представлять гостю своих приближенных. Рядом с Люджаном стоял новичок.

— Это Сарик, — указала на него госпожа. Сарик был смуглее своего двоюродного брата и намного шире в плечах, но когда он особым образом склонил голову и поприветствовал прибывших, они с Люджаном оказались похожи как две капли воды.

В большой мрачности от жары, от приезда гостей и от размолвки с Марой Кевин томился от безделья. Госпожа уединилась с Хокану, а воины Акомы по приказу Люджана сопровождали роту Шиндзаваи в отведенные для отдыха казармы.

Об этом визите стало известно за неделю. Мара не говорила Кевину ничего определенного, но, по слухам, молодой Шиндзаваи собирался сделать ей предложение, чтобы скрепить политический альянс узами брака.

Кевин в сердцах сломал ветку кустарника, оборвал бутоны белых цветов и швырнул их под ноги. Сейчас он как никогда досадовал, что не может взять меч и до изнеможения заниматься военными упражнениями. Он спас Маре жизнь, он отличился в бою той кровавой ночью, но в его положении ничто не изменилось. Ему бы не доверили и кухонного ножа. Не один год он жил бок о бок с Марой и ее советниками, но цуранский склад ума ставил традиции превыше чувства, логики и здравого смысла.

Все-таки Патрика, который одержим мыслью о побеге, можно понять, сказал себе Кевин. Он давно не виделся со своими земляками. Ему стало стыдно: ведь он даже не знал, на каких работах те сейчас заняты. Он с неприязнью подумал, что придется узнавать об этом у надсмотрщика.

Не выпуская из рук голую ветку, Кевин покинул благодатную тень господского сада и оказался на краю открытого луга. Даже сюда доносился серебристый смех Мары. Кевину хотелось зажать уши. Этот смех преследовал его и тогда, когда он шагал к пастбищу, обнесенному поставленной им и его друзьями изгородью.

Здесь он нашел Патрика и остальных мидкемийцев, почерневших от загара. Стоя на коленях, они выпалывали сорняки, забивавшие сочную кормовую траву.

Кевин отбросил прут, перемахнул через изгородь и побежал к своим. Патрик, не поднимая головы, обматывал вокруг ладони грубые стебли и рывком выдергивал их с корнем. Не взглянув на Кевина, он сказал:

— Я так и знал, что мы сегодня сподобимся тебя повидать.

Опустившись рядом с ним на колени, Кевин тоже взялся за колючий стебель и дружелюбно спросил:

— Как ты догадался?

— Не хватайся за сорняки — руки порежешь, — предостерег Патрик. — А догадаться было нетрудно. Ты о нас вспоминаешь только после ссоры с дамой сердца.

— Почему ты решил, что у нас вышла ссора? — без улыбки спросил Кевин.

— Да потому, братишка, что иначе ты бы сюда не пришел. — Патрик смахнул пот со лба. — И кроме того, твоя дама сердца сейчас любезничает с воздыхателем — кто ж этого не знает?

С другой стороны пастбища раздался окрик. Патрик ссутулился.

— Надсмотрщик нам спуску не дает, братишка. — Не поднимаясь с колен, он переместился немного в сторону. — Ты заметил, что здесь сорняки не такие, как у нас в Мидкемии?

Кевин не без усилия вытащил из земли цепкий стебель и рассмотрел широкие листья с лиловыми прожилками, окаймленные оранжевой полосой:

— Здесь все не такое, как у нас.

— Не скажи, — возразил Патрик. — Вон те травы точь-в-точь как в наших краях. — Он поднял глаза на Кевина. — Не правда ли, братишка, это странно: так много похожего — и совсем другой мир?

Кевин все-таки порезал руку.

— У меня это в голове не укладывается. А люди…

— Да, в них и есть главная загадка, — перебил его Патрик. — Цурани то кровожадны, как хищники, то безобидны, словно малые дети. Ни дать ни взять — гоблины.

Кевин вытер кровь о штаны и потянулся за следующим сорняком.

— Оставь, сдерешь кожу с ладоней. Ты у нас существо нежное, — поддразнил Патрик и, понизив голос, заговорил о главном:

— Мы готовимся уже год, Кевин. Но парни не хотят брать тебя с собой.

Рубаха Кевина давно промокла от пота. Он глубоко вздохнул.

— Вы все еще не оставляете надежды на побег?

Патрик поднял голову:

— Я солдат, братишка. Не знаю, что лучше: умереть или до скончания века копошиться в грязи, но в любом случае я буду драться.

Распустив шнуровку у ворота рубахи, Кевин язвительно переспросил:

— Драться? С кем же, позволь узнать?

— С любым, кто пустится за нами в погоню. — Патрик с остервенением выдернул сорняк. — С каждым, кто попытается нас остановить.

Кевин стянул рубаху через голову и сразу почувствовал, как солнце обожгло спину.

— Я разговаривал со здешними солдатами, которые раньше ходили в серых воинах, а потом присягнули на верность Маре. В горах недолго сгинуть. Тамошний люд перебивается впроголодь.

Патрик поскреб заросший подбородок:

— Да мы и тут не жируем. Правда, с тех пор как ты за нас замолвил слово, кормить стали получше, только все равно это не банкет.

Кевин усмехнулся:

— Не банкет!.. В последний раз ты прилично поел в вабонской харчевне!

Но Патрик был не расположен шутить. Поджав губы, он отбросил в сторону грубый стебель, и листья мгновенно увяли под беспощадным цуранским солнцем.

— Я тебя понимаю, — вздохнул Кевин и снова взялся за прополку, хотя порез на ладони больно саднил. — В прошлом году в Кентосани произошло нечто необъяснимое…

Патрик сплюнул.

— Здесь каждый день происходит необъяснимое.

— Да нет же. — Кевин положил руку ему на плечо. — Не знаю, стоит ли об этом говорить… Это всего лишь предчувствие. Когда на Имперских Играх случились беспорядки…

— Если ты имеешь в виду мага-варвара, который освободил рабов, то нас это никак не касается. — Патрик передвинулся на следующую плашку.

— Ты только вдумайся. — Кевин переместился вслед за ним. — В стране, где нет даже слова «освобождение», кто-то дал рабам вольную. До нас дошли слухи, что эти люди осели в Священном Городе, кое-как зарабатывают на жизнь, но считаются свободными гражданами.

Патрик остолбенел:

— Если устроить побег и проплыть вверх по реке Гагаджин…

— Нет. — Кевин сам не ожидал, что его голос прозвучит так резко. — Участь беглецов не для нас. Я о другом. Надо повторить то, что однажды кому-то удалось.

— Да кто тебе позволит взять в руки меч? — с горечью спросил Патрик. — Ты сам вдумайся. Вот ты отличился, спас хозяйку, а когда опасность миновала, снова стал рабом.

Задетый за живое, Кевин сердито дернул за стебель и опять порезался.

— Открой глаза, — разошелся Патрик. — Здешние коротышки такие же цепкие, как эти сорняки. Им лучше смерть, чем малейшие перемены.

Кевин встал и расправил плечи.

— Но Всемогущие не подчиняются закону. Им никто не указ — ни Имперский Стратег, ни даже сам император. Возможно, с оглядкой на мага, освободившего рабов, так же поступит и кто-нибудь из властителей. А беглого раба в любом случае ждет виселица. Если для тебя это все равно что свобода, то уволь.

Патрик усмехнулся:

— Ты меня убедил. Что ж, придется повременить. Но до каких пор?

Кевин решил, что на этом можно остановиться. То, что наговорил ему Патрик, больно задело его самолюбие. Накинув рубаху на плечи, он сгреб в охапку сорняки и понес их в общую кучу возле изгороди. Мидкемийцы отворачивались, когда он проходил мимо. Но и Кевин не смотрел в их сторону. У него в ушах звенел смех Мары.

Из-за нестерпимой полуденной жары Мара и Хокану перешли из сада в дом и расположились в гостиной, которая использовалась лишь в редких случаях и до сих пор хранила печать незримого присутствия покойной жены властителя Седзу. Слуги подали легкие закуски; опахало из перьев птицы шетра, послушное рукам раба, дарило спасительный ветерок. Хокану успел сменить доспехи на легкую тунику, которая выгодно подчеркивала его прекрасное телосложение. Постоянные военные упражнения добавили его облику мужественности. Пара колец и простое ожерелье из перламутровых раковин были достойным дополнением к одежде, лишенной всякой вычурности. Пригубив вино, Хокану одобрительно кивнул:

— Редкостный напиток. Твое гостеприимство большая честь для меня, госпожа Мара.

Властительница поймала на себе его взгляд, но вместо озорной игривости, которую она привыкла видеть в глазах Кевина, во взгляде Хокану угадывалась какая-то глубинная тайна.

Мара невольно улыбнулась. У нее давно уже сложилось впечатление, что этому воину из семьи Шиндзаваи можно доверять — впечатление особенно непривычное, если принять во внимание бесконечные политические хитрости, столь осложняющие отношения с любым из вельмож ее ранга.

Тут Мара спохватилась: воззрившись на Хокану, она даже забыла откликнуться на его похвалу. Чтобы скрыть вспыхнувший румянец, ей пришлось тоже сделать глоток из кубка.

— Я рада, что вино тебе понравилось. Но должна сознаться, что выбор напитков я предоставила своему хадонре. У него безошибочный вкус.

— Тогда я польщен тем, что он подал лучшее вино из запасов Акомы, — спокойно заметил Хокану. Он снова поднял глаза, и было очевидно, что он присматривается не к прическе властительницы и не к покрою ее одежды. С прозорливостью, которая чем-то роднила его с Аракаси, он заговорил о более важном:

— Ты из тех женщин, которым послан дар ясного видения. Ты знаешь, что я разделяю твое отвращение к птицам в клетках?

Мара даже засмеялась от удивления:

— Откуда ты знаешь?..

Хокану покрутил в руках свой кубок.

— Когда ты описывала убранство гостиной госпожи Изашани в Имперском дворце, у тебя было достаточно красноречивое выражение лица. Кроме того, Джайкен как-то упомянул, что некий претендент на твою руку однажды подарил тебе птицу ли. По его словам, ты не смогла держать ее в неволе и выпустила уже через две недели.

Слово «неволя» немедленно заставило Мару вспомнить об ее тяжких заботах, связанных с Кевином. Постаравшись не выдать своих чувств, Мара сказала только:

— Ты очень наблюдателен.

— Но я сказал что-то такое, что встревожило тебя. — Хокану отставил кубок в сторону. — Мне хотелось бы знать…

Мара досадливо отмахнулась:

— Просто я припомнила рассуждение одного из варваров.

— В их обществе можно услышать чрезвычайно интересные рассуждения, — сказал Хокану, глядя ей прямо в глаза. — Рядом с ними мы иногда выглядим словно упрямые, слепые несмышленыши.

— А ты изучал их повадки? — вырвалось у Мары. Хокану, по-видимому, не увидел в ее явном интересе ничего достойного порицания: его самого этот предмет весьма занимал.

— За провалом мирных переговоров в Мидкемии кроется нечто гораздо более важное, чем думают у нас в народе. — Затем, словно не желая позволить, чтобы разговоры о политике разрушили очарование момента, наследник Шиндзаваи решительно вернул беседу в прежнее русло:

— Прости меня. Я не хотел напоминать тебе о тяжелых временах. Мой отец понимал, каково тебе пришлось той ночью в Имперском дворце. То, что ты смогла отбить все атаки и притом остаться в живых, делает честь Акоме… так он говорил. — Прежде чем Мара успела что-то возразить, он снова пытливо взглянул ей в глаза. — Для меня было бы очень важно из твоих собственных уст услышать, что же тогда произошло.

Мара заметила, как шевельнулась его рука, лежавшая на столе. С непостижимой чуткостью, которой, как видно, были наделены они оба, она поняла: Хокану томится от желания обнять ее. Властительница вздрогнула, на миг вообразив, какие ощущения она могла бы испытать от его прикосновения. Для нее он был не просто привлекателен. Он понимал ход ее мыслей и движения души; между ними не существовало ни барьеров воспитания, ни противоборства чувств, которые так осложняли ее отношения с Кевином, хотя и придавали им остроту. И если варвар противился проявлениям ее темной цуранской натуры и скрашивал юмором тяжелые мгновения жизни, то с этим человеком, сидевшим за столом напротив Мары, все было иначе: он просто понимал ее и был готов взять на себя ее защиту.

Мара снова поймала себя на том, что смотрит на собеседника во все глаза; чтобы многозначительное напряжение их встречи не разрешилось порывом страсти, требовалось тщательно обдумать ответ на его просьбу.

— Я помню множество разломанных птичьих клеток, — сказала она с деланной беспечностью. — Властитель Хоппара соединил свой отряд с моим, и те, кто штурмовал его апартаменты, не нашли в них ожидаемых жертв. Тогда они со зла разбили клетки любимцев госпожи Изашани — птичек ли — ив клочья изодрали ее знаменитые пурпурные драпировки. Те пичужки, которым посчастливилось уцелеть, разлетелись кто куда, и на следующий день птицеловы госпожи сбились с ног, гоняясь за ними.

Хокану не поддался на уловку Мары и не позволил вовлечь себя в безличную светскую беседу.

— Госпожа Мара, — сказал он тихо, но столь выразительно, что у нее мороз пробежал по коже, — возможно, я позволяю себе слишком большую дерзость, но в Империи происходят такие события, которых никто из нас не мог предвидеть еще несколько месяцев назад.

Мара поставила на стол свой кубок, опасаясь, что иначе не сумеет скрыть легкую дрожь в руках. Она знала, отлично знала, к чему он клонит, но ей трудно было разобраться в собственных всколыхнувшихся чувствах. Запинаясь, она спросила:

— Что ты имеешь в виду?

Хокану видел ее смятение; для этого ему не нужно было никаких слов. Он подался вперед, как бы подчеркивая серьезность того, что собирался сказать:

— Мой брат остался по ту сторону Бездны, и теперь считается, что мне предстоит унаследовать титул отца.

Мара кивнула, безошибочно угадывая его душевную боль от внезапной утраты Касами, с которым он вместе воспитывался и которого привык считать братом. Однако, преодолев нахлынувшую печаль, Хокану улыбнулся:

— Когда я впервые увидел тебя… признаюсь, госпожа, в тот раз я был крайне огорчен.

Столь неожиданное признание рассмешило Мару:

— Какой у тебя странный способ говорить комплименты, Хокану.

Его улыбка стала шире, и глаза загорелись от удовольствия при виде румянца, вспыхнувшего у нее на щеках.

— Мне следовало бы выразить это иначе, прекрасная госпожа. Тебе станет понятно мое огорчение, если я напомню, что впервые увидел тебя в день твоего бракосочетания.

Воспоминание заставило Мару помрачнеть.

— С этим бракосочетанием связано много огорчений, Хокану.

И снова она вздрогнула: неведомо откуда взявшаяся уверенность подсказала ей, что он и это понимает без всяких объяснений.

— Мара, — произнес он так мягко, что слово могло показаться лаской. — У каждого из нас есть долг перед предками. С раннего отрочества я уже знал, что мой жребий — способствовать расширению дружественных связей нашей династии с другими знатными семействами и что самый верный путь для этого — политически выгодный брак. И я всегда предполагал, что невесту для меня выберет отец. Но теперь…

Мара договорила за него:

— Теперь ты наследник властителя прославленного рода.

Облегчение, испытанное Хокану, было почти осязаемым.

— Приходится принимать в расчет и другие соображения.

Вспышка надежды в душе Мары смешалась с болезненным разочарованием: получалось, что она все-таки неверно истолковала его побуждения. Да, она была ему не безразлична, и вот теперь, зная, как действует на нее его присутствие, он щадил ее чувства, проявляя доброту и заботливость. Чтобы облегчить его задачу, Мара поспешила сделать ответный ход:

— Я понимаю, что политические соображения могут идти наперекор влечениям твоего сердца.

— Мара, в прежние времена я лелеял надежду, что ты, может быть, сочтешь меня приемлемым консортом для Акомы и обратишься с таким предложением к моему отцу. — Выговорив эти слова, он как будто отбросил колебания и глаза у него загорелись лукавым блеском. — Неравенство наших общественных ролей — правящая госпожа и второй сын Шиндзаваи — вынуждало меня к молчанию. Но теперь, став наследником, я могу предложить другое решение.

Улыбка Мары угасла. Он, оказывается, вовсе не намеревался вежливо уведомить ее, что его новый ранг не позволяет ему ответить согласием на ее сватовство. Наоборот, он явно собирался сделать ей предложение! Застигнутая врасплох этим открытием, поставленная перед необходимостью немедленно определить, как же быть с Кевином, она постаралась взять себя в руки и спросила:

— К чему ты клонишь?

Хокану колебался, что было ему отнюдь не свойственно. Он чувствовал ее растерянность и пытался угадать причину. Необходимо было тщательно взвешивать каждое слово. Он крепко вцепился пальцами в край стола и начал так:

— Я обращаюсь к тебе без протокольных церемоний, ибо в случае неудачи не хочу получить отказ, который станет достоянием гласности. Но если ты не отвергнешь меня, я отправлю первого советника отца с визитом к твоей первой советнице, чтобы они занялись подготовкой к нашей официальной встрече… — Он был на волосок от того, чтобы засмеяться; его сильная, прямая натура взяла верх. — Я несу околесицу. Стань моей женой, Мара. Наступит день, когда Айяки станет властителем Акомы, а твой второй сын — наш сын — сможет возложить на себя мантию Шиндзаваи. Больше всего мне хотелось бы видеть рядом с собою тебя, полноправную властительницу, и знать, что во главе двух древних домов в один прекрасный день встанут братья!

От неожиданности Мара зажмурилась. Хотя ей был доподлинно известен характер Хокану и его обаяние никогда не оставляло ее равнодушной — предложение брачного союза повергло ее в полнейшее замешательство. Она чувствовала неизбежность этого момента, но до последней минуты поддерживала в себе иллюзию, что ей не придется круто ломать собственную жизнь: ведь возвышение Хокану до ранга наследника накладывало на него новые обязанности… в том числе и обязанность подыскать для себя более завидную супругу. Мара ни в коей мере не была готова к тому, что сейчас услышала.

Даже с закрытыми глазами она ощущала его взгляд и понимала, что ему очевидна ее душевная смута. И с безошибочным так-том он пришел к ней на выручку.

— Я вижу, ты удивлена, — почти извиняющимся тоном произнес он. — Не тревожься. Позволь мне удалиться и предоставить тебе время для размышления.

— Он встал, сохраняя горделивую осанку высокородного воина и не отводя взгляда от Мары. — Госпожа, какое бы решение ты ни приняла, не опасайся задеть мои чувства. Я люблю тебя, окруженную славой и почестями, но люблю и ради тебя самой. Если ты тяготишься моим обществом, я не стану отнимать у тебя ни одной лишней минуты. Ищи свое счастье, властительница Мара. Я мужчина и найду в себе достаточно сил, чтобы жить дальше.

Когда притихшая Мара, крепко стиснув руки, подняла глаза, Хокану уже с ней не было. Она не слышала его шагов, когда он уходил. Ей пришлось дважды оглядеться по сторонам, дабы убедиться, что гостиная пуста. Дрожащей рукой она взяла свой кубок с вином и осушила его до дна, а потом уставилась на пустой бокал и нетронутые тарелки с легкими угощениями. В памяти Мары лицо Кевина всплывало и меркло, соединяясь с образом Хокану, пока она наконец не почувствовала, что готова взвыть во весь голос.

Не могло быть и речи о каком-то выборе между ними, об этом и думать не приходилось, и борьба между любовью и высшими политическими интересами разрывала ее сердце.

— Всесильные боги, как же быть?.. — прошептала Мара и лишь спустя какое-то время поняла, что она уже не одна.

Хокану лишний раз доказал, что умеет быть по-настоящему заботливым, прислав к ней советницу, которая смогла бы утешить госпожу и помогла бы ей обрести душевное равновесие.

Все еще слабая после болезни, Накойя покачала головой, давая Маре понять, что сейчас лучше помолчать.

— Знаешь что, — без церемоний обратилась к госпоже старая наперсница, — давай-ка перейдем в твои личные покои и избавим тебя от этой парадной амуниции. Когда устроишься поудобней и переведешь дух, можно будет и потолковать.

С помощью служанок Мара поднялась и пошла за Накойей, как слепой за поводырем.

— Кто-нибудь позаботился о свите Хокану? — спросила она нетвердым голосом.

— Сарик взял это на себя. Люджан займется устройством состязаний между воинами.

Накойя распахнула дверь, ведущую на хозяйскую половину, и сразу же принялась раздавать распоряжения полудюжине горничных и слуг.

— Воду для ванны, — бросила она. — И что-нибудь легкое и удобное из одежды, чтобы госпожа набросила после купания.

Пока служанки расстегивали многочисленные пряжки тяжелого парадного платья, Мара стояла, вытянув одеревеневшие руки, и только время от времени слабо протестовала:

— Это невозможно! Совсем не время для…

Накойя прищелкнула языком:

— Шиндзаваи — древняя и славная семья, но их роль в провале мирных переговоров…

Столь крутой переход к высокой политике слегка отрезвил Мару. Сбросив громоздкий наряд, она забралась в прохладную ванну; две девушки сразу же схватились за губки и начали растирать ей спину.

— Что же со мной происходит? — вырвалось у Мары. — Почему я не могу просто сказать ему «нет» и выкинуть все это из головы?

Накойя уклонилась от прямого ответа.

— Дочка, не существует верных средств, для того чтобы управлять собственным сердцем.

— Мое сердце тут ни при чем! — подозрительно бурно возмутилась Мара. — Что для меня Хокану, если не средство достижения цели?

Первая советница уселась на подушку, обхватив руками колени. Она молчала все время, пока Мара принимала ванну, которая не принесла ни удовольствия, ни облегчения. Наконец властительница вышла из воды и с хмурым видом вытерпела процедуру обтирания полотенцами.

Одна из горничных принесла длинный домашний халат, и только тогда Накойя нарушила молчание:

— Госпожа, не только на моей памяти, но и на памяти моего отца семейство Шиндзаваи неизменно пользовалось всеобщим уважением. Прежний властитель, Шатаи, отец Камацу, был полководцем клана Каназаваи в те годы, когда трон Имперского Стратега занимал властитель Кеды. Никто и никогда не слыхал, чтобы Шиндзаваи нарушили слово или предали союзника. Их честь не вызывает сомнений.

Мара все это знала. Когда горничная застегнула на ней халат, она почти с нескрываемым раздражением ответила своей бывшей няньке:

— Но сейчас их положение вызывает серьезные сомнения.

— Да, после неудавшихся переговоров и Ночи Окровавленных Мечей многие затаили злобу, — согласилась Накойя. — Большинство пострадавших семей придерживаются того мнения, что не приключилось бы никакой беды, если бы у самых истоков императорских затей не стояло Синее Колесо и в первую очередь семейство Шиндзаваи.

Но Мара совсем не нуждалась в напоминаниях: из тех, кто потерял близких, многие возлагают вину на Шиндзаваи. Связать с этой семьей свой дом посредством брачного союза означало для Мары сильно пополнить список врагов.

Нет, решила Мара, когда очевидные резоны советницы мало-помалу вернули ее из омута растерянности к способности здраво рассуждать. Суть дела заключалась совсем в другом. Хокану достаточно привлекателен, и хотя ее глубочайшую привязанность к Кевину омрачали неразрешимые противоречия, она никогда не обманывала себя фальшивой надеждой, что любовь может сделать мужа из раба. Ее терзания проистекали из иной истины: она и помыслить не могла без отвращения о том, чтобы по доброй воле передать любому властителю право управлять ее собственной жизнью. Недолгий опыт подчинения прихотям Бантокапи оставил лишь самые омерзительные воспоминания, но этим дело не ограничивалось.

Мара вздохнула и через открытый дверной проем уставилась в сад. Косые тени пересекали дорожку между рядами кустов акаси. Тучные земли, некогда принадлежавшие ее отцу, а до него — многочисленным предкам, радовали глаз Мары и теперь, спустя долгие годы после того, как она унаследовала эти угодья. С вершины своих нынешних успехов властительница обозревала прожитые годы и размышляла над открывшейся ей истиной, которая оказалась неожиданно простой. Долгая минута протекла, прежде чем она сказала Накойе:

— Благодарю тебя за совет. Теперь можешь идти. Когда старая женщина, поклонившись, удалилась, Мара вновь погрузилась в раздумье. Как много событий в ее жизни было прямым следствием преображения скромной послушницы в правящую госпожу! Многочисленные обязанности, пугающая ответственность и даже постоянно подстерегающая опасность — все это оказалось вовсе не таким уж страшным, как представлялось вначале. С тех пор она познала радость, даруемую властью, и упоение силой собственного разума, когда удавалось расстроить козни противников в Большой Игре. Она обрела свободу и возможность следовать новым идеям. Возможно ли представить, чтобы она каждый раз перепоручала принятие решений кому-то другому? Неужели она могла бы удовольствоваться развешиванием клеток с певчими птичками, неустанным обновлением убранства гостиных или устройством чужих браков, как другие знатные дамь!? Иногда женщины прибирали власть к рукам и добивались замечательных результатов. Могла бы она брать пример с Изашани Ксакатекас и находить в тайных играх за сценой такое же удовольствие, какое доступно ей сейчас, когда ей принадлежит верховная власть в Акоме?

Мара снова вздохнула.

В этот момент чья-то тень упала на перегородку, обращенную в сторону сада, и знакомый голос прогудел:

— А я знаю, о чем ты думаешь.

Подняв глаза, Мара увидела Кевина, наблюдавшего за ней с кривой усмешкой. Как и всегда, он высказал свое мнение, не дожидаясь, пока его спросят:

— Ты и так, и этак прикидываешь, на что оно будет похоже, если ты решишь малость отдохнуть, а этому молодому Шиндзаваи предоставишь заниматься делами.

От изумления Мара ахнула и засмеялась:

— Ах ты… чудище!

Кевин единым махом пристроился рядом с ней, отбросил со лба рыжие волосы, отросшие до вопиющей длины, и, склонившись к ней, на мгновение замер в неподвижности.

— Я прав?

Она поцеловала его. Обаянию Хокану еще можно было как-то противиться, но этот буян словно дурманил ей голову.

— Да, пропади ты пропадом… — шепнула она.

— Могу тебе точно сказать, на что оно будет похоже. На глупость. — Он привлек ее к себе и вернул поцелуй. — Ты любишь власть.

— Я никогда не стремилась облачиться в мантию Акомы, — возразила она. Ее голос звучал настораживающе резко.

— Я знаю, — беспечно подтвердил он, не принимая ее вызов. — Но это ничего не доказывает. Тебя хлебом не корми, только дай покомандовать.

Мара снизошла до улыбки:

— Никто твоего мнения не спрашивал.

Она не стала оспаривать его утверждение. Для Кевина это послужило верным признаком, что он попал в точку. Успокоившись, она откинулась назад и прильнула к его плечу. А он упрямо продолжал гнуть свою линию.

— Твой гость — не слабак. Если уж он станет супругом, командовать будет он, и если я правильно понимаю цуранские традиции, главенствовать тебе уже никогда не придется. — Издевательски ухмыльнувшись, он спросил:

— Ну, так как? Собираешься за него замуж?

Мара возмущенно дернула его за бороду:

— Дуралей!.. — Прежде чем он успел взвыть от такой любовной ласки, она выпустила бороду из рук и едва заметно улыбнулась. — Возможно. — Увидев, как расширились его глаза, она поспешила добавить:

— Политическая обстановка неблагоприятна. И еще осталась парочка дел, которыми надо заняться вплотную.

— Например? — поинтересовался Кевин, озабоченный не на шутку.

Понимая, что за мнимой легкостью его тона скрывается неподдельное беспокойство, Мара ответила коротко и неумолимо:

— Например, расправиться с Тасайо Минванаби.

***

Трапеза была великолепна. К мясу было подано красное вино в кувшинах, и благородный напиток отливал рубиновым цветом, когда на него падали стрелы света, проникающего сквозь мельчайшие отверстия в колпачках бумажных фонариков. Для сервировки стола из буфетов извлекли самую драгоценную посуду, однако ни Мара, ни ее гость так и не смогли прикончить последний сладкий пирожок с пряной приправой. Хокану сидел на подушках в свободной позе, но его беспечность была несомненно напускной, когда он произнес:

— Конечно, я понимаю.

В тоне, которым это было сказано, невозможно было уловить ни удивления, ни упрека. Однако Мара достаточно хорошо знала своего гостя, и от нее не укрылась коротенькая пауза, которая ему понадобилась, чтобы овладеть собой, после того как он выслушал ее отказ от брака с ним — разумеется, по политическим соображениям. Для него это не стало ударом по самолюбию — во всяком случае, он не испытал такой жгучей обиды, какую некогда выказал Джиро. Но отказ Мары все-таки причинил ему настоящую боль.

Его печаль передалась и ей.

— Поверь… — добавила она отнюдь не столь бесстрастно, как намеревалась.

— Моя душа должна быть тебе открыта.

Хокану опустил глаза, словно рассматривал собственные руки, стиснувшие кубок. Маре вдруг — непонятно почему — захотелось потянуться через стол и сжать эти руки в своих ладонях. Но этого делать не следовало. Она не согласилась стать его женой, но не могла вполне скрыть сожаление.

— Я… восхищаюсь тобой сильнее, чем ты думаешь. В тебе я нахожу все, что хотела бы видеть в отце моих детей. Но мы оба правители. Наш дом должен быть военным лагерем… Где же мы будем жить? В этом поместье, в окружении солдат, не присягнувших тебе на верность? Или в поместье твоего отца, где солдаты не присягнули на верность мне? Скажи, Хокану, разве мы можем потребовать, чтобы воины, принесшие клятву верности перед святынями наших семей, безоговорочно повиновались людям из другого дома?

Он удивленно поднял брови и грустно улыбнулся:

— Мара, я предполагал, что мы поселимся в поместье моего отца и назначим кого-нибудь — по твоему выбору — регентом при Айяки, чтобы вести дела Акомы, пока твой сын не примет бразды правления. — Хокану покаянно развел руками. — Госпожа, прости мне необдуманную самонадеянность. Мне следовало предвидеть, что ты отнесешься к моему предложению не так, как любая другая женщина. — С сухой иронией он добавил:

— Меня всегда восхищал твой свободный дух. Превратить тебя в заурядную жену было бы все равно что запереть в клетке птицу ли. Теперь я это понял.

Он был красив, и его глаза завораживали, подобно глубокому священному пруду. Мара глубоко вздохнула, чтобы собраться с силами.

— Ты исходил из собственных предположений, Хокану, но в этом нет большой ошибки. — Прежде чем до нее дошло, что она снизошла до оправданий, Мара потянулась через стол и коснулась руки Хокану. — Все эти сложности было бы легко преодолеть, если бы Тасайо Минванаби не омрачал мою жизнь, как меч, нависший над головой. Если бы ты и твоя семья не были так глубоко вовлечены в планы императора, желающего силой навязать мир Высшему Совету… Если бы…

Хокану мягко накрыл ее руку своей свободной рукой. Теперь на его лице читалось новое чувство — не гнев, не боль, а скорее глубокий интерес.

— Продолжай…

— Если бы мы жили в мирной стране… — она колебалась, пытаясь подобрать слова, чтобы выразить мысль, во многом внушенную Кевином, — где закону подчиняются и дела, и слова… где политика не поощряет убийства…

Осекшись, она почувствовала, что его молчание — это отражение ее молчания. Его рука, лежавшая на ее руке, напряглась, и Маре вдруг открылось: да ведь в нем живет тот же протест против застарелых предрассудков их общей родины, который исподволь назревал в ней самой. Нить взаимного понимания, протянувшаяся между ними обоими, обеспокоила властительницу, и она постаралась целиком сосредоточиться на том, что собиралась сказать:

— Если бы мы жили в иные времена… если бы мы могли растить детей, зная, что за каждой дверью не прячется кинжал… Вот тогда, Хокану Шиндзаваи, я не уклонилась бы от великой чести стать твоей женой. Во всей Империи не найдется человека, который был бы для меня более желанен как отец моих будущих детей. — Она отвела взгляд, опасаясь, что не сумеет до конца сыграть выбранную роль. — Но до тех пор пока в Совете не наступит умиротворение — а мы знаем, что до этого еще ох как далеко, — союз между нами мог бы навлечь новые опасности на оба наши дома.

Хокану ответил не сразу. Он погладил руку Мары, прежде чем выпустить ее, и хранил молчание, пока она вновь не повернулась к нему: он хотел видеть ее лицо.

— Ты мудра не по годам, властительница Мара. Я не стану притворяться, что не испытываю разочарования. Могу лишь преклоняться перед твоей стойкостью. Твоя редкостная сила делает тебя еще более достойной любви.

Мара почувствовала, что глаза у нее увлажнились.

— Хокану, девушке из какой-то другой семьи выпадет редкостная удача.

Хокану поклонился в благодарность за комплимент:

— Такой девушке понадобится нечто большее, чем удача, чтобы завладеть моим сердцем, которое отдано тебе. Но, прежде чем я отправлюсь в путь, могу ли я по крайней мере надеяться, что ты благосклонно относишься к дружескому союзу с Шиндзаваи?

— Несомненно, — ответила она, воспрянув духом от того, что он не рассердился и сохранил учтивость. Она даже сама не сознавала, как ей не хотелось бы, чтобы неудачное сватовство настроило Хокану против нее. — Я буду ценить союз с твоим домом как почетную привилегию.

— Считай это подарком, — сказал Хокану. — Только ты достойна его.

Он сделал последний глоток из кубка, а затем без суеты и спешки приготовился откланяться.

Он уже собрался встать из-за стола, но был остановлен словами Мары:

— Если ты позволишь, я хотела бы просить тебя об одном одолжении.

Он устремил на нее испытующий взгляд, в котором не было и следа подозрения, что она может воспользоваться его слабостью — любовью к ней — в собственных интересах. Он лишь хотел понять ее побуждения. Мара безошибочно истолковала интерес Хокану, подумав о том, насколько же они близки по природе: оба знали толк в Большой Игре и обладали достаточной волей, чтобы разыграть свои ставки в полной мере.

— О чем же ты хотела просить, госпожа Мара?

Ей было нелегко приступить к этому щекотливому делу, однако она решилась:

— Насколько мне известно, в вашем доме часто бывает один из Всемогущих.

Хокану кивнул; теперь его лицо не выражало ничего.

— Да, это так.

После мучительной паузы Мара добавила:

— Для меня была бы чрезвычайно желательна возможность побеседовать с магом из Ассамблеи в неофициальной обстановке. Если бы ты смог устроить такую встречу, я считала бы себя твоей должницей.

Глаза Хокану сузились, но он не полюбопытствовал, зачем ей это нужно, а лишь ответил:

— Я посмотрю, что мне удастся сделать. Затем он быстро встал и отвесил церемонный поклон, сопроводив его несколькими учтивыми фразами. Мара тоже поднялась, огорченная тем, что настроение душевной близости улетучилось. Хокану замкнулся, и при всем желании она уже не могла читать в его сердце. Когда он вышел, она долго еще сидела при свете бумажных фонариков, безотчетно крутя в руках кубок и раздумывая не о последних словах гостя, а о том, что он слишком хорошо умеет скрывать свои чувства.

Подушки по ту сторону стола казались особенно пустыми, а наступившая ночь

— особенно темной.

Через некоторое время вошла Накойя, точно выбрав момент для своего появления. Взглянув на хозяйку, верная советница присела рядом с ней.

— Дочь моего сердца, ты выглядишь встревоженной.

Мара прильнула к старой женщине, как будто снова почувствовав себя маленькой девочкой.

— Накойя, я поступила так, как должна была поступить: я отклонила его сватовство. Но меня одолевает печаль, для которой нет причин. Я и сама не думала, что так сильно люблю Кевина, и все-таки мне жаль, что пришлось отказать Хокану.

Накойя подняла руку и ласково погладила Мару по щеке, как делала это когда-то.

— Дочка, в сердце иногда находится место не только для одного. Каждому из этих двоих мужчин отведен там свой уголок.

Мара вздохнула, черпая утешение в коротких минутах уюта и спокойствия, а потом грустно улыбнулась:

— Ты всегда предупреждала меня, что любовь — это непроходимая чаща. А я только сейчас поняла, насколько ты права и до чего же колючие шипы у зарослей в этой чаще.

***

Когда зазвенел гонг, Мара насторожилась и выскользнула из объятий Кевина. Не сразу осознав, что возлюбленную поднял из постели именно этот звук, которого он раньше никогда не слышал, Кевин сонно спросил, все еще не покидая спальной циновки:

— Что это?

Однако его голос потонул в шуме поднявшейся суматохи. Дверь, ведущая в покои Мары, широко раскрылась, и в спальню вбежали две горничных с гребнями и шпильками; за ними последовали другие, немедленно приступившие к подбору парадных одеяний. Через несколько мгновений Мару поглотил шумный вихрь бурной деятельности: хлопотливые женщины сноровисто наряжали и причесывали госпожу.

Кевин нахмурился. Грубо вырванный из упоительной прелюдии, он сообразил, что властительница не произнесла ни одного слова, которое можно было бы принять за сигнал к столь несвоевременному вторжению.

— Что происходит? — поинтересовался он. На этот раз его голос прозвучал достаточно громко, чтобы быть услышанным.

— Прибывает Всемогущий! — нетерпеливо бросила Мара, а затем, снова обратясь к горничным, распорядилась:

— Принесите железное ожерелье и нефритовую тиару.

— В такой час? Утром? — удивился Кевин, поднимаясь с циновки.

Он поднял и набросил на себя свою серую куртку. Мара вздохнула и отозвалась:

— Обычно к этому часу я уже давно на ногах.

— Ну ладно, — проворчал Кевин, как видно почувствовав себя виноватым. Он-то сделал все от него зависящее, чтобы удержать ее в постели подольше, и сперва его усилия были приняты весьма благосклонно. — Приношу извинения за причиненные неудобства.

Это было сказано самым легким тоном, но он еще не пришел в себя, после того как она столь резко его покинула. Мара предоставила горничным позаботиться об ее шпильках и закрепить широкий пояс.

— У Всемогущих нет времени на чьи-то капризы. — Казалось, она собиралась еще что-то добавить, но при втором ударе гонга ее улыбка померкла, так и не родившись. — Хватит разговоров! Всемогущий уже здесь!

Горничные с поклоном отступили назад. Их госпожа удовольствовалась простой, но изящной прической, для которой хватило четырех шпилек. Ожерелье из редкого металла и нефритовая тиара — этого было достаточно, чтобы Всемогущий знал: к его посещению она отнеслась со всей серьезностью.

Надев туфельки, она направилась к двери. Ее раб привычно двинулся следом, но властительница сразу остановила его:

— Нет. Тебе нельзя.

Кевин запротестовал, но Мара скомандовала:

— Молчи! Если этот маг усмотрит в любом твоем движении хоть малейший намек на оскорбление для своей особы, он может потребовать смерти всех живущих в этом доме, поголовно! И я буду обязана исполнить его волю, чего бы это ни стоило. Слово Всемогущего — закон. Зная это, я не желаю рисковать и требую, чтобы ты со своим несносным языком держалсяподальше!

Дальнейших возражений она не допустила и поспешила через сад в другое крыло дома. Там находилась небольшая комната в виде пятиугольника без какой бы то ни было мебели или рисунков, за исключением инкрустированного ониксом изображения птицы шетра на полу. Могло бы случиться и так, что она ни разу в жизни не воспользовалась бы этим помещением, но в жилище каждого властителя непременно имелась подобная комната, или ниша, или площадка с отчетливо вырисованным символом на полу. Чтобы перенестись во владения какой-либо семьи, любому магу в Империи требовалось лишь сосредоточить свою волю на воображаемом символе этой династии. Согласно традиции о предстоящем прибытии мага возвещал гонг, начинающий звучать по его мысленному приказу, где бы ни находился в этот момент сам Всемогущий. Второй сигнал гонга означал, что маг уже прибыл; именно это и произошло несколько минут тому назад.

Войдя в заповедную комнату, Мара застала там Накойю, Кейока и Сарика, которые уже стояли перед человеком сурового вида в черной хламиде. Едва достигнув двери, она низко поклонилась.

— Всемогущий, не осуждай меня за то, что я не успела должным образом встретить тебя. Когда ты прибыл, я была еще полуодета.

Маг склонил голову, словно давая понять, что эта оплошность не имеет значения. Он был худощав, среднего роста, и хотя хламида скрадывала очертания фигуры, что-то в его осанке казалось знакомым.

— Благодаря посредничеству того, к кому я питаю некоторую привязанность, мне стало известно, что ты желаешь со мной поговорить.

Мара сразу поняла, с кем имеет дело, стоило ей услышать этот голос — такой же глубокий и богатый интонациями, как голос Хокану. В Акому пожаловал Фумита, родной отец наследника Шиндзаваи. Как видно, Хокану принял просьбу Мары близко к сердцу, да и догадка ее оказалась верной: между этим членом Ассамблеи и семейством Шиндзаваи какая-то связь все-таки сохранилась.

Однако Мара не смела даже предаваться этим размышлениям. Она знала, что маги способны — если пожелают — читать мысли любого, находившегося в их присутствии. Она не могла забыть, какую роль сыграла магия в крушении Джингу Минванаби, и почтительно сказала:

— Всемогущий, я нуждаюсь в мудрости такого как ты ради службы Империи.

Маг кивнул:

— Тогда мы побеседуем.

Отослав советников, Мара провела визитера из комнаты на примыкающую к ней террасу с низкими каменными скамьями. Пока Фумита усаживался на сиденье, Мара улучила момент, чтобы присмотреться к нему. В его темных, почти черных волосах уже пробивалась редкая седина. На худом, четко очерченном лице выделялся орлиный нос, такой же, как у Хокану. Темные глаза поражали сходством с сыновними, с той лишь разницей, что у мага их таинственные глубины были словно спрятаны за некоей невидимой завесой.

Он спокойно сидел на каменной скамье; Мара выбрала для себя сиденье напротив. Их разделяла лишь узкая дорожка.

— Что ты хочешь обсудить? — спросил Фумита.

— Меня гнетет серьезная забота, Всемогущий, — призналась Мара. Она глубоко вздохнула и попыталась решить, с чего же ей начать. — Как и многие другие, я присутствовала на Имперских Играх.

Если в памяти мага и остались от того дня какие-то чувства, он их никак не выразил. Его пристальное внимание тревожило властительницу еще больше, чем чистосердечная прямота Хокану. Он не казался неприступным, но и не подталкивал к откровенности.

— Вот как?

— Говорят, что Всемогущий, который был… в центре разрушений… освободил бойцов, отказавшихся сражаться.

— Это правда, — подтвердил Фумита. Ограничившись кратким подтверждением, он ждал, что за этим последует.

Никакие слова не могли бы яснее дать Маре понять, что от нее требуется. Она должна очертя голову ринуться вперед, на свой страх и риск, без оглядки на возможные последствия.

— Вот в этом и состоит моя забота, — сказала Мара. — Если один из Всемогущих может освобождать рабов, то кому еще дано такое право? Императору? Имперскому Стратегу? Правящему властителю?

Некоторое время маг безмолвствовал, и Марой овладело странное чувство. Она ощущала ветерок, пробегающий по террасе, и слышала, как снуют в доме слуги. Неподалеку раб подметал дорожку, и шарканье метлы казалось неестественно громким. Все это было частью ее привычного мира, но она не могла избавиться от наваждения, как будто все эти краски и звуки отдаляются от нее, оставляя ее наедине с магом, не сводившим с нее глаз. Когда Фумита наконец заговорил, тон у него не изменился; коротко и отрывисто он сообщил:

— Властительница Акомы, твой вопрос будет поставлен перед Ассамблеей.

Не сказав больше ни слова, не дождавшись, пока Мара выстроит подобающий ответ, он вынул из кармана, привешенного к поясу, небольшой металлический предмет и привычным движением провел по его поверхности большим пальцем. Раздалось слабое жужжание, и маг исчез. Каменная скамья стояла пустая, а легкий воздушный вихрь взметнул концы шарфа Мары.

Разинув рот от изумления, ошеломленная Мара едва заметно поежилась. Она нахмурилась, как будто пространство, которое перед тем занимал маг, могло разделить с ней ее недовольство. Раньше она никогда не имела никаких дел с магами, если не считать единственного происшествия, которое закончилось погибелью властителя Минванаби. Но сейчас встреча состоялась по ее инициативе и не принесла ей удовлетворения. Пути Ассамблеи неисповедимы. Она снова вздрогнула и пожалела, что сегодня уже не сможет вернуться в постель к Кевину.

Глава 6. ХРАНИТЕЛЬ ПЕЧАТИ

Барка вошла в гавань. Сидя на подушках под балдахином и потягивая фруктовый напиток, Мара вглядывалась в игру солнечных бликов на гладкой поверхности воды. Гребцы, мерно взмахивая веслами, ловко маневрировали среди множества торговых судов, стоявших на якоре. Властительница вспомнила, как отговаривала ее Накойя от путешествия в Кентосани. Однако теперь, видя большое скопление грузовых барж и деловитую суету на причалах, Мара решила, что Аракаси был прав. Судя по оживлению, царившему на улицах и площадях, город вполне оправился от хаоса, в который его полгода назад повергли Имперские Игры.

Трудно было выбрать более подходящее время для поездки в Священный Город. Накойя догадывалась, что у госпожи есть на то особая причина; действительно, Мара искала встречи с одним из умеренных политических противников, чтобы привлечь его на свою сторону, но до поры до времени умалчивала о своих планах.

Как только барка пришвартовалась у причала, Мара, передав недопитый бокал слуге, распорядилась приготовить паланкин и выстроить почетный эскорт. С нею прибыло всего лишь двадцать пять воинов; она не собиралась задерживаться здесь надолго и не опасалась покушения. И Ассамблея магов, и сам император сурово карали за нарушение общественного порядка; ни одно убийство в пределах Имперского города не могло остаться нераскрытым, и вряд ли кто-нибудь из властителей пошел бы на риск. Не считая самых приближенных слуг и команды гребцов, Мару сопровождали только Кевин и Аракаси.

Воздух уже раскалился от жары. Почетный эскорт прокладывал среди толпы путь для господского паланкина. Кевин отбросил со лба взмокшие от пота волосы:

— Что же все-таки тебе здесь понадобилось? Мара, которая в этот день почему-то надела дорогой наряд вместо привычного дорожного платья, выглянула из-за приоткрытого полога:

— Час назад ты спрашивал то же самое у Аракаси.

— Вы с ним словно сговорились: дескать, нужно нанести визит вежливости властителю Куганхалу Джинеко. Ни за что не поверю!

Просунув между занавесками свой веер, Мара укоряюще похлопала Кевина по запястью:

— Был бы ты свободным человеком, ты бы так легко не отделался. Обвиняя меня во лжи, ты оскорбляешь честь Акомы.

Кевин поймал перья веера, словно разоружив госпожу, а затем вернул его с величайшим почтением, уморительно изобразив цуранского кавалера, обхаживающего знатную даму.

— Ах, прошу прощения, до прямого вранья дело не дошло, — хмыкнул он, а Мара закрылась веером, чтобы не рассмеяться. Но Кевин не успокоился:

— Просто ты уклонилась от прямого ответа. Итак, что у тебя на уме?

Носильщики свернули за угол и резко шарахнулись в сторону, чтобы не споткнуться о бездомную собаку, за которой, норовя отнять косточку, гналась ватага уличных мальчишек. Как всегда, Кевин погрустнел при виде их болезненной худобы, грязных струпьев и нищенских лохмотьев. Он без должного внимания выслушал объяснения Мары: властитель Куганхал — союзник, пусть даже не самый влиятельный, домов Экамчи и Инродака, а те принадлежат к небольшой группировке, которая не может простить Маре сделку с королевой улья чо-джайнов, расположенного вблизи земель семьи Инродака. Мара надеялась, что встреча с Джинеко даст ей возможность хотя бы объяснить свою позицию, а если повезет, то и вбить клин между ним и двумя другими затаившими злобу правителями.

— Падение Альмеко обернулось для дома Джинеко большими потерями, — уточнила Мара. — Их семейство увязло в долгах Омекану, а из-за краха двух Имперских Стратегов от них потребовали уплатить все сполна гораздо раньше, чем рассчитывал старый властитель Джинеко. От душевных терзаний он скончался, хотя кое-кто поговаривал, что он наложил на себя руки. Ходила и другая версия: будто ему в кушанье подсыпали яд. Так или иначе, его сын, молодой Куганхал, унаследовал мантию властителя, а вместе с ней и бремя долгов. Вот я и сочла, что теперь самое время к нему подступиться.

Кевин досадливо сжал губы. Ведь Мара не могла не помнить: Аракаси в его присутствии говорил, что Куганхала осаждают двоюродные братья, подкупленные семействами Экамчи и Инродаки и несомненно получившие наказ прикончить новоиспеченного властителя, если его действия хоть в чем-то пойдут вразрез с интересами двух влиятельных домов. Кевин тогда еще заметил, что и без того найдется немало желающих отправить юного правителя в чертоги Красного бога. Накойя тоже сказала свое слово: владения Куганхала — все равно что змеиное болото, а Мара не желает поостеречься и не слушает никаких резонов.

Когда носильщики в очередной раз завернули за угол и яркий солнечный свет ударил сквозь занавески паланкина, Кевин заметил, что госпожа не сводит с него взгляда. У него и прежде возникало чувство, что она способна читать его мысли.

— Члены семейства Джинеко догадываются, что мы постараемся расшатать их союзнические отношения, — с оттенком вкрадчивости произнесла Мара. — Экамчи стоило немалых трудов переманить на свою сторону родичей Куганхала, а Инродака взял на себя все расходы. Если Акома останется в стороне, все будут разочарованы. Но мы не замедлим появиться, чтобы дать им то, чего они ожидают, — уверения в их могуществе. Пусть Инродака и Экамчи пребывают в заблуждении, что мы их боимся. Тогда они не будут искать союза с другими моими врагами. Да поможет нам небо скрыть от них правду: Акома достаточно окрепла, чтобы не бояться их мелкой возни. А ведь они способны причинить нам массу неприятностей — пусть даже только для того, чтобы привлечь к себе внимание. Что еще хуже — они могут переметнуться на сторону Тасайо.

Кевин не сдержал смешок:

— Попросту говоря, ты хочешь погладить сорванца по головке, чтобы он не выкинул какую-нибудь пакость? Пусть думает, будто ты забыла, что он на тебя точит зубы, а то — неровен час — он их так наточит, что сжует тебя с потрохами!

— Как грубо! — поморщилась Мара. — Хотя по сути верно.

У Кевина вырвалось мидкемийское ругательство. Это уязвило Мару, да так, что она отдернула полог.

— Ты сказал что-то грязное! Как я должна тебя понимать?

Варвар пожал плечами, ответив ей пристальным взглядом.

— Если облечь это в вежливую форму, то ваша Игра Совета — все равно что питье из гнилого болота. Дело доходит до абсурда.

— Ну вот, опять ты за свое. — Мара оперлась на локоть и устремила взгляд на один из каменных храмов, возвышавшихся по обе стороны дороги.

Кевин, достаточно хорошо изучивший цуранский пантеон, без труда распознал храм Лашимы, богини мудрости. Он вспомнил, что именно здесь Мара провела не один месяц, готовясь принести обет, но гибель отца и брата нарушила ее планы.

Словно в ответ на его мысли, Мара вдруг произнесла:

— Знаешь, мне иногда не хватает этой тишины. — Тут она улыбнулась. — Но, по правде говоря, это единственное, о чем я жалею. Жрицы храма еще более связаны традициями и обычаями, чем главы семей. Не представляю, каково коротать здесь дни. — Она бросила лукавый взгляд на Кевина. — А уж тем более

— ночи.

— Это как повезет, — отозвался Кевин, бесцеремонно озирая монастырские стены. — Нет-нет да найдется какой-нибудь смельчак с веревочной лестницей. — Он наклонился и на ходу поцеловал Мару в губы. — Вот я, к примеру, чем не смельчак?

Аракаси, шагавший по другую сторону паланкина, бросил на влюбленных осуждающий взгляд.

— Из тебя никогда не выйдет примерного раба, — понизив голос до шепота, сказала Мара. — Наверное, нам придется последовать примеру Всемогущего, твоего бывшего земляка, и найти законный способ тебя освободить.

Кевин едва не споткнулся и сбился с шага.

— Так вот зачем мы вернулись в Кентосани! — осенило его. — Ты хочешь разобраться в тонкостях закона и выяснить, какие изменения внесены со времени последних Игр? — Кевин прибавил ходу и снова поравнялся с Марой. — Узнай об этом Патрик, он бы забыл о своих принципах и кинулся целовать тебе руки.

— И получил бы за это порку! Он, по-моему, никогда не моется! — Мара скривилась, а потом покачала головой. — Нет, в Кентосани меня привели другие дела. Конечно, если останется время, мы посетим Имперский архив. Но на первом месте остается властитель Джинеко.

— Какой пресной была бы жизнь без врагов! — съязвил Кевин, но на этот раз госпожа не стала поддерживать игру.

Храмы остались позади. Дорога сузилась, движение сделалось еще более оживленным, и разговор иссяк. Кевин могучим плечом разрезал толпу. Ему пришло в голову, что годы рабства вовсе не обернулись для него чередой несчастий. Многое здесь было ему чуждо; он так и не сумел привыкнуть к зрелищу жуткой нищеты. Но если бы он обрел свободу и при этом не потерял Мару, он бы, пожалуй, обосновался в этом странном мире. Жизнь научила его шире смотреть на вещи. Ему, младшему сыну в семье, возвращение в Занн не сулило будущего. А здесь, в Цурануани, жизнь была полна причудливых неожиданностей.

Целиком погруженный в эти размышления, Кевин даже не стал спорить, когда по прибытии их небольшой свиты в городской особняк Акомы домоправитель велел ему выгружать сундуки и таскать их наверх, в господские покои.

***

После полудня жара пошла на убыль. Приняв освежающую ванну, Мара готовилась к встрече с правителем Джинеко. Кевин отговорился тем, что во время церемонии не сможет удержаться от смеха. Но властительница понимала, что мидкемийцу куда интереснее побродить с домоправителем по диковинным базарам Священного Города, нежели выслушивать ее обмен чопорными приветствиями и завуалированными колкостями с каким-то недорослем, да еще оплакивающим родного отца. Мара проявила снисхождение и позволила Кевину остаться, а вместо него взяла с собой Аракаси, предусмотрительно обряженного в ливрею слуги. Джинеко были слишком мелкой сошкой, чтобы стоило засылать к ним агентов, поэтому мастер тайного знания решил самолично разведать обстановку в доме и посплетничать со слугами.

Паланкин двинулся в путь, сопровождаемый двумя десятками воинов: их число призвано было показать властителю Джинеко, что его принимают всерьез. Чтобы избежать толпы и тем самым ускорить путь, процессия обошла стороной центральные улицы.

Маре всегда нравились окраины Священного Города. Здесь тянулись ряды цветущих деревьев, а от булыжных мостовых веяло прохладой. Деревянные ворота и узорные ограды прятались под вьющейся лозой. Хотя Кентосани, как и Сулан-Ку, был речным портом, имперский указ запрещал держать в городской черте красильни, кожевенные мастерские и другие промыслы, загрязняющие воздух и землю. Поодаль от загонов, окружавших арену, и шумных базаров, подступающих вплотную к гавани, воздух всегда был напоен ароматом цветов и благовонных курений, особенно на закате, когда во всех храмах возносились вечерние молитвы.

Вот процессия ступила на одну из широких площадей. Наслаждаясь покоем, Мара не сразу заметила, что Аракаси почему-то замедлил шаг.

Она огляделась вокруг. Ей в глаза бросилась золоченая арка, опирающаяся на две отполированные до блеска колонны. Это были врата посланий; такие во множестве воздвигались по всему городу, чтобы доносить до народа слово Света Небес, обычно духовного содержания, начертанное мелом на золотом фоне. Сегодня по непонятной причине у ворот стоял караул Имперских Белых. При ближайшем рассмотрении оказалось, что за их спинами трудятся двое мастеровых; они подправляли арку, поврежденную во время прошлогодних беспорядков. Даже то малое количество позолоты, что было в их распоряжении, могло привлечь грабителей. Казалось, караул призван охранять ремесленников, но от наметанного взгляда Аракаси не укрылись трое в темных хламидах: они прикрепляли к арке свиток, распрямившийся под тяжестью имперских печатей и лент. Мара озадаченно нахмурилась. С каких это пор Всемогущие из Ассамблеи стали обременять себя такими будничными обязанностями?

— Это какой-то указ, — подумал вслух Аракаси. — С твоего позволения, госпожа, я бы хотел с ним ознакомиться.

Мара кивнула, вмиг забыв о красотах Кентосани. Имперские указы издавались крайне редко; а этот вдобавок прикрепляли к вратам сами Всемогущие. Значит, не зря ходили слухи, что нынешний император отличается от своих предшественников, которые взирали на мир с недосягаемых высот. Новый Свет Небес, Ичиндар, не только вмещался в игру, но и нарушил ее правила.

Ловко проскользнув меж двух булочников с коробами через плечо, к паланкину вернулся Аракаси.

— Госпожа, Всемогущие извещают Империю об изгнании Миламбера из Ассамблеи. Далее сказано, что рабы, освобожденные им на арене, по закону будут и впредь считаться свободными, но это не может служить прецедентом. Своим императорским указом и волею небес Ичиндар провозглашает, что все, кто носит серые одежды, навечно останутся рабами — во имя блага Империи, во имя общественного спокойствия, во имя богов.

Выражение лица Мары не изменилось, но день для нее померк; на сердце легла гнетущая тяжесть. Подав знак носильщикам продолжать путь, она задернула занавески, желая уединения. Она не знала, как расскажет об этом Кевину, который успел загореться надеждой от одной ее необдуманной фразы.

До недавнего времени госпожа не придавала особого значения его статусу. Находясь в собственности Акомы, невольник мог рассчитывать на кров, пропитание и даже какой-то престиж в силу принадлежности славному роду. Получив свободу, он бы стал ничтожеством даже в глазах последнего нищего. Любой цурани мог бы плюнуть ему в лицо, не опасаясь возмездия. При всей своей любви к мидкемийцу Мара не могла до конца понять его гордость, не имеющую ничего общего с цуранской честью. Ведь рабу в ее доме жилось куда спокойнее, чем свободному одиночке без роду без племени. Это мог бы подтвердить любой, кто бывал в джамарской гавани и видел там отщепенца-турила или отбившегося от своих коротышку-кочевника из Дустари.

Но все же приходилось признать: Кевин никогда не смирится с неволей; рано или поздно их ждет разлука. Ночь Окровавленных Мечей показала, что он воин; он заслуживал свободы и мог постоять за свою честь. С той поры Мару уже не радовала мысль, что Кевин принадлежит ей на правах собственности. Она сумела многое понять: и мидкемийские правила поведения, пусть даже несовместимые с цуранскими обычаями, и его собственное понятие порядочности.

Теперь и она прониклась убеждением, что варвар ничуть не опозорил свое имя, когда отдался живьем в руки врага, а затем скрыл фамильный титул, чтобы избежать казни.

Понимая, что все ее благие намерения перечеркнуты раз и навсегда, Мара так и не смогла избавиться от мрачных раздумий. На протяжении своего визита к Джинеко она соблюдала все требования протокола, но впоследствии не могла воспроизвести ни слова из разговора с молодым правителем и даже не запомнила, как он выглядит. Если Аракаси и заметил, что с ней творится неладное, то не подал виду. Когда процессия приблизилась к особняку Акомы, он умело помог госпоже выбраться из паланкина, словно всю жизнь только этим и занимался, а потом растворился в темноте.

Мара приказала подать легкий ужин и впервые за долгое время не позвала к себе Кевина. Едва притронувшись к кушаньям, она рассеянно глядела в окно. Из кухни доносился смех: Кевин громогласно рассказывал какую-то смешную историю про птицелова, услышанную на базаре. Он был в ударе и мог бы дать сто очков вперед любому бродячему лицедею.

Но для Мары этот смех звучал укором. Она со вздохом отодвинула тарелку и пожелала выпить вина. В памяти снова и снова всплывали вопросы, которые она задала магу Фумите — и не получила ответа. Ей вспоминалась его холодность; в какой-то момент властительница даже заподозрила, что новый указ о пожизненном рабстве спровоцирован ее расспросами.

Как знать — возможно, если бы она построила ту беседу более тонко, у Кевина еще оставалась бы надежда обрести свободу. Жестом приказав слугам убрать со стола, Мара поспешила лечь в постель, а когда в опочивальню вошел Кевин, притворилась спящей. Даже ласковые прикосновения не могли отвлечь ее от безрадостных мыслей. Она едва удержалась, чтобы не открыть ему правду. Всю ночь она лежала без сна, пытаясь подобрать нужные слова. Но время шло, а решение так и не находилось.

При слабом свете фонаря Мара вглядывалась в профиль Кевина. Шрам, оставшийся после побоища на невольничьем рынке, с годами почти разгладился. Во сне мужественное лицо дышало покоем. Устыдившись недостойной сентиментальности, Мара повернулась на другой бок и уставилась в стену, но помимо воли тут же повернулась обратно, чтобы еще раз увидеть его профиль. Закусив губу, она с трудом сдерживала рыдания.

На рассвете ей стало совсем невмоготу. Она поднялась раньше Кевина, жалкая и замерзшая. Когда он встал, Мара, уже одетая и слегка приободрившаяся после утренней ванны, скрыла свои переживания под маской деловитости.

— У меня на сегодняшнее утро намечены важные дела. — Она отвернулась, чтобы горничная успела наложить тени на ее припухшие веки. — Можешь пойти со мной, можешь отправляться на базар — решай сам.

Удивленный такой сухостью, Кевин застыл, не успев как следует потянуться. Мара спиной почувствовала его взгляд.

— Разумеется, я с тобой. А птицеловы пускай пока подождут.

Мара почувствовала, что Кевин ни за что не станет ссориться. Ей оставалось лишь проклинать себя за мягкотелость — варвар забрал над ней небывалую власть.

Кевин встал и обнял ее за плечи.

— Ты моя самая любимая птичка во всей Империи, — прошептал он. — Такая прекрасная, такая ласковая; от твоего голоска сердце переполняется радостью.

Он отступил на шаг, разглядывая Мару с шутливым восхищением. У одной из служанок вырвался неподобающий смешок. Если Кевин и заметил холодную неподвижность госпожи, он приписал это боязни испортить прическу.

Как же он сразу не понял, что на голове Мары неспроста сооружается эта вычурная прическа? Уже по одной ее высоте любой цурани мог бы безошибочно определить: женщина намерена произвести впечатление. Потребовалось множество тонких нефритовых шпилек, усеянных бриллиантами, чтобы удержать это затейливое чудо, увенчанное тиарой из легких перьев и жемчуга.

— Не иначе как мы отправляемся в Имперский дворец?

Оторвав наконец взгляд от Мары, Кевин увидел рядом с воинами неприметного Аракаси, переодетого конторщиком. Сотник, поставленный во главе эскорта, был облачен в парадные доспехи и новый плюмаж. Его копье и шлем обвивали шелковые ленты — он явно приготовился не к длительному маршу и уж тем более не к боевой схватке. Такая помпезность что-нибудь да значила.

— Мы отправляемся к одному из высших сановников, — сухо уточнила Мара.

Аракаси помог ей зайти в паланкин. Эту обязанность он выполнял безупречно, не в пример рабу, который преуспел в искусстве владения оружием, но не отличался изысканностью манер — он терялся при виде сандалий на высоких подошвах, многослойных пелерин и накидок, а также драгоценной диадемы, которая в десятки раз превосходила стоимостью любую монаршую корону в Королевстве Островов.

— Ты похожа на свадебный торт, — отметил Кевин. — Видно, этот сановник важный гусь?

Только теперь ему удалось снискать улыбку властительницы — хотя и едва заметную под густым слоем тайзовой пудры.

— Сам он считает именно так. А насколько это соответствует действительности — не играет роли, если идешь к нему с прошением.

Стараясь не помять наряд, Мара осторожно уселась на подушки.

— Задерни полог, — обратилась она к Аракаси.

Носильщики подняли шесты паланкина, и Кевин, так ничего и не поняв, пристроился сбоку. Он решил, что Мара отгородилась занавесками от любопытных глаз, да еще от дорожной пыли. Всю дорогу у него сохранялось жизнерадостное расположение духа, которое не испортили даже нудные расшаркивания перед охраной и привратниками. Он уже привык к тому, что в Империи любая мелочь обставлялась долгой, чопорной церемонией. Оказывается, в этом был определенный смысл. Ни к одному чиновнику, даже самому мелкому, не мог попасть проситель более низкого сословия. Властителей и их жен не мог застать врасплох случайный гость. Все совершалось строго в назначенный срок, в соответствии с иерархией, и для каждого случая предусматривались особые одежды, ритуалы и угощения.

Вот и хранитель Имперской печати тоже был полностью готов к приему Мары со свитой, когда его секретарь открыл дверь в приемную. После ухода предыдущего посетителя были тщательно взбиты подушки, заменены подносы с фруктами и напитками, а сам чинуша, самодовольный толстяк в мантии с тяжелым воротом и имперским нагрудным знаком, напустил на себя властный вид.

Его рот едва угадывался в складках жира, переходящих в тройной подбородок; бегающие глазки, как нетрудно было заметить, сразу оценили стоимость акомских драгоценностей. Судя по целому вороху листьев кельджира в корзине для бумаг, хранитель печати был сладкоежкой. От постоянного употребления тянучек из сока этого растения его зубы и язык окрасились в оранжевый цвет.

По причине непомерной толщины и столь же непомерного самомнения чиновник не утруждал себя низкими поклонами.

В приемной стоял запах пота и старого воска, из чего Кевин заключил, что все ставни тут закрыты наглухо. Держа в руках ларец с дорожным письменным прибором, доверенный ему Анасати, мидкемиец приготовился к томительному ожиданию. Тем временем вельможа, выслушивая традиционную приветственную речь, успел выдвинуть ящик стола и развернуть тянучку из кельджира. Даже самые обыденные движения у него превращались в священнодействие. Сунув липкий шарик за щеку, он смачно причмокнул и снизошел до ответа.

— Я в добром здравии. — Он дважды прокашлялся, причем весьма многозначительно. — А ты, госпожа Мара… — Он пососал тянучку, помедлил и договорил:

— В добром ли ты здравии?

Мара склонила голову.

Вельможа переменил позу, отчего под ним жалобно заскрипели половицы, и перегнал конфету за другую щеку.

— Что привело тебя ко мне в канцелярию, госпожа Мара?

Кевин услышал ее приглушенный голос, но не понял ни единого слова.

Зато хранитель вдруг перестал причмокивать. Он снова прокашлялся — на этот раз троекратно, забарабанил пальцами по колену и нахмурился так, что брови сошлись на переносице.

— Это… это весьма необычная просьба, госпожа Мара.

Последовало короткое пояснение, и Кевин уловил одно название: Мидкемия. Он весь обратился в слух, но разобрал лишь заключительную фразу, которую госпожа произнесла внятно и отчетливо:

— Таков уж мой каприз. — Она повела плечом, пустив в ход всю свою кокетливую женственность. — Мне это было бы приятно.

Хранитель Имперской печати заерзал на подушках, все так же хмурясь.

Мара что-то добавила.

— Я и сам знаю, что прохода через Бездну больше нет! — рявкнул вельможа и впился зубами в тянучку. — Какой тебе будет прок от моего разрешения? Все это странно. Право, очень странно. — В очередной раз прочистив горло, он повторил:

— Весьма и весьма странно.

Кевин поймал себя на том, что весь подался вперед. Однако ему, рабу, было непозволительно прислушиваться к разговору господ.

Мара снова заговорила, да так тихо, что Кевин чуть не лопнул с досады.

Хранитель в замешательстве поскреб подбородок:

— Есть ли у меня такое право?

— Это записано в законе, — быстро ответила Мара и жестом подозвала к себе Аракаси; тот остановился у нее за плечом и смиренно склонил голову. — Мой конторщик сочтет за честь дать необходимые пояснения.

Хранитель Имперской печати расправился с тянучкой и забеспокоился еще сильнее, но все же махнул рукой, чтобы Аракаси — которому было оказано не больше уважения, чем какому-нибудь презренному рабу, — зачитал нужную статью.

Мастер тайного знания извлек из складок плаща какой-то свиток, развязал ленту и проворно развернул документ, который оказался копией одной статьи из свода законов. В ней говорилось, что хранитель Имперской печати имеет право по своему усмотрению регулировать права гильдий, а также облагать налогом ограниченный перечень мелких товаров и услуг без санкции Имперского Совета.

— Ну что ж, — произнес сановник, уселся поудобнее и принялся разворачивать следующую тянучку. — То, о чем ты ходатайствуешь, бесспорно относится к категории мелких услуг, какие не рассматриваются в Совете. Однако, насколько можно судить, ни одно должностное лицо моего ранга на протяжении многих столетий не оказывало услуг личного свойства.

— Высокочтимый повелитель, — осмелился заметить Аракаси, — на протяжении этих столетий закон оставался неизменным. — Он с поклоном отступил назад и остановился рядом с Кевином, ясно показывая, что ему вот-вот потребуются письменные принадлежности для составления документа.

— О чем она просит? — едва слышно спросил его Кевин.

Аракаси только метнул на мидкемийца уничтожающий взгляд, а Мара вновь неразборчиво заговорила с чиновником. Тот еще более забеспокоился.

Кевин заключил, что хранитель Имперской печати свято блюдет букву закона. Таких крючкотворов в любой стране хоть пруд пруди; этот уже приготовился отказать Маре в ее просьбе — не потому, что она предъявляла непомерные требования, а единственно потому, что ходатайство выходило за рамки привычной рутины.

Аракаси застыл в ожидании неминуемого отказа. Кевин с напускным равнодушием уставился в пол и шепнул, чтобы его слышал только мастер тайного знания:

— Подскажи Маре: пусть даст ему на лапу.

Если что-то и выдало удивление Аракаси, так только мимолетная пауза.

— Попробую, — выдохнул он в ответ. — Видно, у вас в Мидкемии взятки — обычное дело.

Кевин утвердительно прикрыл глаза:

— Не без этого. Он как пить дать положил глаз на ее драгоценности.

Последних его слов Аракаси уже не слышал. Он шагнул вперед и, почтительно тронув Мару за локоть, быстро шепнул что-то ей на ухо, пока хранитель печати в задумчивости смаковал любимое лакомство.

Мара все схватывала на лету. Не дожидаясь, пока толстяк раскроет рот, она заговорила:

— Высокочтимый хранитель, я понимаю, что мое ходатайство потребует от тебя дополнительных усилий — разумеется, в рамках закона и твоих полномочий. Если ты любезно согласишься пойти мне навстречу, я обязуюсь возместить затраты твоего драгоценного времени. Полагаю, сотня железных центориев и три крупных изумруда хоть как-то компенсируют кропотливую работу по оформлению документа.

Хранитель Имперской печати чуть не подавился тянучкой и выпучил глаза:

— Госпожа, ты весьма великодушна.

Ему хотелось поскорее замять эту часть беседы: на самом-то деле просьба Мары была сущей безделицей. Он честно предупредил, что проход между Мидкемией и Келеваном закрыт. Но если капризной властительнице пришла в голову какая-то блажь, не мог же он обременять императора и Высший Совет рассмотрением ее ходатайства. Успокоив себя такими рассуждениями и предвидя солидный куш, сановник подозвал Аракаси.

— Решать такие дела — моя прямая обязанность. Однако я приму ваши дары… чтобы пожертвовать их какому-нибудь храму. — Тут он расплылся в улыбке. — По зрелом размышлении я пришел к выводу, что ты правильно истолковал статью закона. Подай чернила и пергамент; мы без проволочек составим договор.

Имперские документы всегда отличались многословием. Кевин переминался с ноги на ногу, маясь от духоты. Аракаси и хранитель печати занудливо, хотя и беззлобно спорили по поводу каждой фразы. Рабы приносили то разноцветный воск, то горелки, то катушки лент. Прошел не один час, прежде чем договор был составлен по всей форме и скреплен Имперской печатью. Потом пришлось ждать, пока высохнут чернила. Тем временем одного из воинов отправили в особняк Акомы за сотней монет и драгоценными камнями. В ожидании его возвращения сановник беспрестанно жевал кельджир и с полным ртом разглагольствовал об ухудшении качества крашеных перьев. Недавно он купил синий выходной камзол, который тут же рассыпался в прах.

— После беспорядков торговцы совсем потеряли совесть, — сетовал он, наблюдая, как его секретарь перевязывает свиток лентами имперских цветов. — Так и норовят всучить залежалый товар. Сегодня трещит по швам наша одежда, а завтра та же участь постигнет Империю.

— Пока на страже порядка стоит Ассамблея магов, этого можно не опасаться,

— вставил Аракаси и поспешил прибрать к рукам готовый свиток.

После этого к Кевину вернулся ларец, куда вместе с письменными принадлежностями уместился и заветный пергамент. Мара поклонилась и в сопровождении свиты направилась к дверям. Не дожидаясь ухода посетителей, хранитель печати напустился на слугу:

— Почему в коробке пусто? Или прикажешь мне самому ходить за кельджиром? Кругом бездельники! Красильщики халтурят, купцы сбывают всякую заваль, и даже мои личные слуги отлынивают от дела! Нигде нет порядка, и во всей Империи это никого не заботит, кроме меня!

После посещения Имперской канцелярии Мара не стала задерживаться в Кентосани. Тем же вечером барка Акомы отбыла в обратный путь. Как обычно бывало во время путешествий по реке, Мара не выходила из палубного шатра. Она подолгу совещалась о чем-то с Аракаси или изучала доклады, полученные от приказчиков в Священном Городе. Все остальное время властительница задумчиво смотрела на воду, не обращая внимания на встречные суда.

Кевин коротал время, перешучиваясь с гребцами или обыгрывая в кости свободных от караула воинов. Будучи рабом, он не имел права забирать себе выигрыш, что вполне устраивало остальных, которые твердили, что ему помогает нечистая сила.

Барка прибыла в Сулан-Ку без приключений. Сундуки с вещами были отправлены на хранение до погрузки на попутный караван, а госпожа пересела в паланкин. Она пообедала в лучшей придорожной таверне и возвращалась домой уже в темноте; воинам приходилось освещать путь факелами.

После короткого пребывания в Кентосани все складывалось таким образом, что Кевин ни разу не смог остаться наедине с госпожой. Поначалу он не придал этому особого значения. Властительнице и прежде случалось уходить с головой в дела Акомы. Это было даже на руку непокорному мидкемийцу. Ему иногда хотелось побыть в одиночестве или отвести душу в мужской компании. Но сейчас им овладело любопытство: ведь до сих пор он так и не узнал, с каким прошением Мара обращалась к хранителю Имперской печати. Пергаментный свиток, закреплявший за ней какие-то права, хранился под замком в ларце с документами, который Мара взяла с собой в паланкин и поставила в ногах.

Айяки с радостным воплем бросился Кевину на шею, и тот не успел проследить, куда делся заветный ларец. Но, видимо, Мара первым делом приказала унести его в надежное место, а уж потом стала отчитывать нянюшек за то, что ребенок так поздно не спит. Когда Кевин спохватился, было уже поздно. Носильщики быстро ушли к себе в барак, а Джайкен, как назло, куда-то запропастился. Мара уселась пить чоку с Накойей, чтобы узнать у нее последние новости. Понимая, что от Аракаси не добьешься ничего путного, Кевин набрался терпения и стал поджидать госпожу в спальне. Она пришла только через час, падая с ног от усталости.

Как только Кевин ее обнял, ему стало ясно: произошло что-то неладное. Улыбка Мары была вымученной, губы оставались холодными. Не успел он и слова сказать, как госпожа хлопнула в ладоши и приказала принести ванну. Потом они воспарили к вершинам страсти, и Кевин забыл обо всем на свете. Когда они спустились с небес на землю, мидкемиец почувствовал, что женщина, которую он держит в объятиях, до сих пор пребывает в странном оцепенении. Мысленно вернувшись назад, он осознал, что их любовное соединение было вопреки обыкновению торопливым и однообразным; более того, Мара отвечала на его ласки с какой-то тайной обреченностью.

Он высвободил руку и бережно отвел с ее лица прядь волос.

— Что случилось?

Мара повернулась на бок, чтобы видеть профиль Кевина, и заученно ответила:

— Дорога была слишком утомительной.

Кевин снова привлек ее к себе:

— Ты же знаешь, как я тебя люблю.

Она уткнулась ему в плечо и промолчала.

— Зачем ты от меня таишься? — мягко упрекнул он. — Признайся, за что ты дала взятку хранителю печати?

Ответ Мары прозвучал с неожиданной резкостью:

— Почему я должна тебе во всем признаваться?

— Как это почему? — Кевин даже привстал от растерянности. — Неужели я для тебя ничего не значу?

— Ты очень много для меня значишь, — вырвалось у Мары. — Ты для меня все.

— Тогда скажи, что за документ ты получила в Кентосани. Я знаю, это как-то связано с Мидкемией.

— От Аракаси ты не мог этого узнать, — заметила Мара с прежней резкостью в голосе.

— Конечно нет. Я подслушал.

Это беззастенчивое признание вызвало у нее вспышку гнева.

— Содержание документа будет известно только мне и моему мастеру тайного знания. Так я решила.

Окончательно убедившись, что у Мары есть какая-то тайна, которая может обернуться бедой для его соотечественников, Кевин проявил настойчивость:

— Ты же сказала, я для тебя кое-что значу. Ответа не было. При свете луны он заметил, как окаменело лицо Мары. Не догадываясь, что ее раздирают внутренние противоречия, Кевин потянулся к ней:

— Неужели после стольких лет близости мы перестали друг другу доверять? Мара, если ты чего-то боишься, зачем держать это в себе?

Она отпрянула. У Кевина перехватило дыхание от обиды и неожиданности.

— Чего мне бояться?

По ее ледяному тону никак нельзя было догадаться, что вопрос мидкемийца задел ее за живое. Она и вправду боялась — что Кевин забрал над ней слишком сильную власть, что из-за него она перестала разбираться в своих чувствах. Сухо, даже враждебно она произнесла то единственное, что могло воздвигнуть между ними стену:

— Ты раб. Рабу не пристало рассуждать, боюсь я или не боюсь.

Кевин взвился:

— Вот как? Просто раб, что-то вроде скотины? — Покачав головой, он сделал над собой усилие, стараясь говорить спокойно. — А я-то думал, что после похода в Дустари, после известной тебе ночи в Кентосани ты увидишь во мне нечто большее. — Кевина затрясло, но он собрал в кулак всю свою волю, чтобы, совсем по-цурански, скрыть обуревавшие его чувства. — Ради тебя, госпожа, я убивал людей. В отличие от вас мои земляки не совершают убийства почем зря.

У Мары защемило сердце. Чтобы не разрыдаться, она напустила на себя еще большую суровость, словно рядом с ней был не возлюбленный, а заклятый враг:

— Не заносись. Ты забываешь, что рабу, взявшему в руки оружие, полагается смертная казнь. А ты — раб, точно такой же, как все остальные. Чтобы получше это усвоить, ты сейчас же уйдешь из моей спальни и проведешь остаток ночи в невольничьей хижине, вместе со своими хвалеными земляками.

Кевин был так потрясен, что не сразу понял весь смысл этих слов.

— Прочь! — бросила Мара, будто вынесла окончательный приговор. — Я приказываю!

Даже охваченный яростью, Кевин сохранял выдержку. Поднявшись с постели, он взял с сундука штаны, но не торопился их надевать. Обнаженный, высокий, он горделиво расправил плечи и ответил:

— Я едва не предал своих друзей, когда стал делить ложе с их угнетательницей. Пусть они варвары и рабы, но они знают цену верности. Счастливо оставаться, — закончил он, резко повернулся и ушел, не поклонившись.

Мара долго сидела в неподвижности. Когда у нее из глаз наконец хлынули слезы, Кевин уже тихонько стучался в окно хижины, где ночевал Патрик.

— Кев? — удивленно спросил сонный голос. — Ты ли это, братишка?

Только переступив через порог, Кевин вспомнил, что в невольничьих хижинах нет светильников. Он наклонился, выбирая место, а потом осторожно сел на сырой земляной пол.

— Мать честная, — пробормотал Патрик, не вставая с убогой циновки, служившей ему и постелью, и столом, и стулом, — и впрямь ты. Принесла же тебя нелегкая среди ночи! Или забыл, что нас затемно выгоняют на поля?

В голосе земляка Кевин услышал больше, чем простой упрек. Однако он только что пережил одну ссору и решил во что бы то ни стало избежать второй:

— Что-то неладно, дружище?

Патрик тяжело вздохнул:

— Хуже некуда. Может, и правильно, что ты решил не ждать до утра. Слыхал про Джейка и Дугласа?

Кевин затаил дыхание:

— А что такое?

— Их повесили за побег! — Патрик подался вперед и горестно продолжал:

— Проезжал тут один торговец, рассказывал про императорский указ. Кабы ты был рядом, ты бы их удержал. Господи, как я только их не отговаривал! Они для виду кивали, а как настала ночь — их и след простыл. Кейок, старый пес, как почуял, что кто-нибудь из наших ударится в бега. Расставил повсюду засады, вот ребята и попались. Тут их и вздернули, еще до рассвета.

Кевина больно ужалило в ногу какое-то насекомое. Он его прихлопнул, вложив в этот удар всю свою горькую досаду. Пытаясь осмыслить услышанное, он спросил:

— Говоришь, вам рассказали про императорский указ? Это что за штука?

— Неужто не знаешь? — Патрик недоверчиво хмыкнул. — Как же так? Разгуливал по Священному Городу в компании с благородными — и все без толку?

— Сделай одолжение, объясни по-человечески. — Кевин начал терять терпение. — Я действительно ничего не знаю.

Патрик поскреб болячку на колене:

— Похоже, ты не врешь. Да и то сказать, для этих недомерков что рабы, что скотина — все одно.

— Черт тебя раздери, Патрик! Если в этом указе говорится о рабах — рассказывай, не тяни.

— Ну, слушай. — Патрик провел рукой по лысине. — Когда маг-мидкемиец — Миламбер его зовут — прямо на арене освободил рабов, ему это даром не прошло. Перво-наперво вышвырнули его из Ассамблеи магов: дескать, плохо служил Империи, потому как он здесь чужой. Теперь, того и гляди, приговорят его к виселице. Император своей рукой написал указ: мол, ни один раб больше никогда не будет отпущен на свободу. А ты-то наобещал нам с три короба, братишка. Эти бедолаги, Джейк и Дуглас, терпели сколько могли. У остальных тоже терпение на исходе. — Помолчав, он добавил:

— Знал бы ты, как ребят подкосила эта весть. Сдается мне, они и не надеялись отсюда вырваться. Просто искали смерти. Сколько лет мы все мечтали, что когда-нибудь вернемся домой. Да видно, придется до скончания века…

Он не договорил. Кевин в молчании обдумывал случившееся. Патрик тоже погрузился в раздумье и вскоре вспомнил, что Кевина привело к нему отнюдь не известие о гибели земляков.

— Ты с ней разругался, — ни с того ни с сего буркнул он.

Кевин обреченно кивнул. Теперь ссора с Марой виделась ему в ином свете. Как же он не подумал, что у его возлюбленной не бывает капризов и истерик. Ну и глупец! Ведь она так же боялась потерять его, как и он сам страшился неизбежного расставания.

— Да, вроде того, — признался он. — Но это неважно. Как бы там ни было, нельзя терять надежду.

— Вот заладил! — вспылил Патрик. — Врата-то опять непроходимы! Значит, нам не судьба вернуться на родину. Но здесь не останемся. Будем пробиваться в горы.

— Ни за что. — Кевин прихлопнул еще одного кровососа и попросил земляка потесниться. Тот нехотя освободил ему край циновки.

— Да, Бездна непроходима, это правда. — Колючая рогожа, заменявшая одеяло, саднила кожу не меньше, чем укусы насекомых. Комковатая, грязная циновка тоже не располагала к ночному отдыху. — Кевин разрывался между любовью к Маре и долгом перед земляками. Чтобы немного отвлечься, он в лицах рассказал Патрику, как Мара давала взятку хранителю Имперской печати. Патрик даже посмеялся, но не упустил главного.

— Выходит, ты так и не знаешь, что ей понадобилось, — заметил он. — Может, в этом свитке про рабов вообще ничего не сказано.

— Не исключено, — согласился Кевин. — Однако дело не в этом.

Циновка под Кевином зашевелилась — это Патрик сел, прислонясь к стене.

— А в чем же? Говори прямо, братишка, не морочь голову.

— Она подала какое-то прошение, в котором упоминается Мидкемия. — Патрик ничего не понял, и Кевин пояснил:

— По всей вероятности, хозяйка считает, что проход через Врата когда-нибудь откроется вновь.

— И поэтому мы должны спать в грязи и терпеть побои? Ты, Кевин, большой оптимист, как я погляжу. Все эти шелка и женские прелести застят тебе глаза. Коротышки правят здесь уже многие тысячелетия. У них все расписано на пятьдесят поколений вперед.

Кевин умоляюще дотронулся до его плеча:

— Патрик, поговори с нашими. Пусть не отчаиваются. Ведь я все время стараюсь придумать, как переправить их домой. Нельзя допустить, чтобы воины Акомы перевешали нас одного за другим.

Патрик промычал что-то нечленораздельное и выругался. За окном хижины уже занимался рассвет. Мимо твердой поступью прошагал патруль.

— Пора вставать, братишка, — угрюмо проговорил Патрик. — Если не поспею на завтрак, придется весь день вкалывать на пустой желудок.

— Верь мне, дружище, — вскочил Кевин. — Потерпи еще немного. Когда буду наверняка знать, что дело безнадежное, я первый тебе об этом скажу. А сейчас могу поклясться, что не собираюсь умирать рабом. Если понадобится, я сам возглавлю побег в горы, чтобы жить вне закона.

Патрик сощурился:

— Вижу, ты заговорил всерьез. — В его тоне сквозило удивление. — Да только поверят ли наши? Они будут долго вспоминать казнь Дугласа и Джейка.

— Так не дай им разделить судьбу Дугласа и Джейка, — жестко сказал Кевин и вышел за дверь.

Зная, что Джайкен не преминет загрузить его работой, Кевин отправился в обход. Утренняя роса холодила босые ноги. На пути то и дело попадались часовые Кейока, но они его не останавливали. После похода в Дустари и в особенности после ночной резни по казармам прокатился слух о боевой доблести мидкемийца. Воины Мары прониклись к нему уважением; их молчаливое признание выражалось в том, что они более не подвергали сомнению его преданность Акоме.

Если стражники, стоявшие у входа в господские покои, и слышали ночную ссору, они и бровью не повели, когда Кевин, пробравшись сквозь заросли кустарника, неторопливо зашагал по дорожке, а потом отодвинул створку двери и переступил через порог.

Жемчужный утренний свет падал на разбросанные в беспорядке шелковые подушки. Мара еще не проснулась; спутанные волосы и скомканные простыни говорили о том, что она долго металась без сна. Даже сейчас у нее на лице лежала печать тревоги. При виде ее крепко сжатых тонких пальцев и изгиба хрупкого тела Кевина захлестнула нежность. Он не мог на нее долго сердиться. Наверное, в этом и заключалась его главная слабость.

Он скинул намокшие от росы шоссы. Его кожа, зудевшая от ссадин и укусов насекомых, была холодна как лед. Он прилег, накрыв ноги краем одеяла.

Когда по телу стало разливаться благодатное тепло, он повернулся к своей любимой. Рядом с ней Кевин забывал о том, что попал в рабство; он почти не вспоминал о своем происхождении, о прошлой жизни, о невзгодах товарищей по несчастью. А ведь в другое время ему не давала покоя мысль о том, что он не имеет права внушать им надежду. Любой неверный шаг мог привести на виселицу.

Тут Мара вздрогнула и тихо застонала. Кевин привлек ее к себе и осторожно поцеловал. По-видимому, тревожный сон не принес ей облегчения: она с трудом разомкнула покрасневшие, распухшие веки. Еще окончательно не проснувшись, Мара прильнула к его плечу, но стоило ей вспомнить вчерашнюю ссору, как она напряглась от негодования.

— Я же тебя выгнала! — в сердцах бросила она.

— Только на одну ночь, — спокойно ответил мидкемиец, кивнув в сторону окна, за которым было уже почти совсем светло. — Я подождал до утра и вернулся. — Не давая ей раскрыть рта, он мягко, но стремительно прижал палец к ее губам. — Несмотря ни на что, я тебя люблю.

Мара попыталась высвободиться; она была сильнее, чем могло показаться. Боясь, что поцелуй вызовет у нее вспышку гнева, он коснулся губами ее нежного уха и прошептал:

— Патрик мне рассказал, что император издал указ насчет рабства. — Ему было неприятно, что Мара утаила от него это известие, однако сейчас было бы нелепо выяснять отношения. — Если я от тебя и уйду, то не сейчас.

— Ты на меня сердишься? — спросила она дрогнувшим голосом.

— Уже нет. — Кевин почувствовал, что Мара оттаяла. — Но если бы ты сказала мне правду, я бы не вел себя как последний дуболом.

— Дуболом? — переспросила Мара.

— Карагабуг, — перевел Кевин, припомнив, как называли тупоумных великанов в цуранских сказках.

— Ты и есть карагабуг, причем не из последних — по крайней мере, такой же огромный, — поддразнила Мара. У нее закружилась голова; примирение всколыхнуло в ней волну нежной страсти.

— Вот и славно, — отозвался Кевин. — Карагабуг нападает без предупреждения. — Он сжал ее в объятиях, поднял и опустил себе на грудь; волна шелковистых волос закрыла его лицо. Через несколько минут оба забыли, у кого из них была власть над другим.

Глава 7. ТУПИК

Пролетели месяцы. Вернулся сезон дождей. Поля зазеленели молодыми побегами, и трубный зов быков-нидр возвестил миру, что вновь пришла пора потрудиться ради продолжения рода.

Этот день, подобно множеству других, начался с совещания между Марой и Джайкеном. Перебирая испещренные цифрами грифельные дощечки, они пытались решить, какие злаки нужно сеять, чтобы потом продать урожай с наибольшей выгодой. Это мирное занятие было прервано сообщением, что к усадьбе бежит скороход гильдии курьеров.

— Бежит? — переспросила Мара, продолжая проверять записи об урожае квайта на полях недавно купленного поместья в Амболине.

— Во весь дух, госпожа, — подтвердил запыхавшийся стражник, принесший это известие.

Как видно, он и сам бежал во весь дух, лишь бы успеть предупредить властительницу.

Мара жестом предложила Джайкену самостоятельно подвести итоги. Поднявшись с места и почувствовав, что от долгого сидения колени у нее сгибаются с трудом, она осторожно пробралась между шаткими нагромождениями грифельных дощечек к выходу из комнаты.

Она поспела к двери как раз вовремя, чтобы увидеть, как коренастый курьер огибает последний поворот дороги вокруг пастбища.

Он именно мчался что было сил, а не шагал быстрой походкой и не бежал трусцой; это означало, что он выполняет поручение чрезвычайной срочности.

— Ума не приложу, какое же дело его так подгоняет? — вслух подумала Мара.

Сарик, тут же возникший у ее плеча, ответил, как обычно, вопросом:

— Беда, госпожа, иначе зачем человеку нестись сломя голову по грязи?

Властительница Акомы криво улыбнулась советнику, который, похоже, не скучал по прежней солдатской жизни в казармах. Его сухое, саркастическое остроумие было совсем непохоже на задорный юмор его кузена Люджана. Упорное стремление Сарика всегда докапываться до корней всего происходящего могло бы помешать ему в продвижении на воинской стезе, но это же качество делало его неоценимым на новом поприще. Слепое повиновение — отнюдь не добродетель для советника.

И Сарик успел показать, чего он стоит. Более шести месяцев Империя жила, присмирев под железной дланью Аксантукара. Со времени поездки Мары в Священный Город для встречи с хранителем печати Имперские Белые трижды вмешивались в дела, которые в противном случае свелись бы к заурядной пограничной склоке между властителями. Свои решительные меры Аксантукар оправдывал необходимостью поддержания порядка в Империи, но Сарик хмуро подметил, что Имперскому Стратегу удивительным образом всегда удается склонить чашу весов в пользу той стороны, которая поддерживала его при восхождении к власти. Возврат политических долгов вполне соответствовал правилам Игры Совета, но привлечение Имперских Белых для разрешения столь мелких конфликтов воспринималось как явный перебор и свидетельствовало о тяге к кровопролитию, которая не уступала кровожадности Минванаби.

Для Акомы сложившаяся расстановка сил оказалась выгодной, поскольку Тасайо был вынужден сохранять вид кроткого спокойствия. Будучи самым могущественным соперником Имперского Стратега, властитель Минванаби прекрасно понимал, как поведет себя Аксантукар, если семья Тасайо отхватит чересчур большой кусок. Человек, носивший ныне белое с золотом, правил столь же безжалостно, как его предшественник, но его действия были еще более непредсказуемыми. Даже в своей усадьбе, которая по праву считалась почти неприступной, Тасайо не чувствовал себя в полной безопасности.

Подбежавший к ступеням крыльца гонец вывел Мару из задумчивости.

— Властительница Акомы?.. — поклонился он. Его тело, прикрытое лишь набедренной повязкой и браслетами с отличительными знаками гильдии, блестело от пота.

— Да, это я. Кто тебя послал?

— Сама гильдия, госпожа. — Гонец выпрямился и откинул со взмокшего лба слипшиеся волосы. — Ради блага Империи моя гильдия обращается ко всем правящим властителям и властительницам.

Ради блага Империи… Этими словами гонец давал понять: гильдия считает дело настолько важным, что рассылает скороходов за свой счет.

— Что же случилось? — уже озабоченно спросила Мара.

Посланец, очевидно, воспринял как должное, что Мара приступила к расспросам, не предложив ему подкрепиться с дороги.

— Госпожа, Империя в опасности. Боги разгневались на нас. Возвратился маг-отступник Миламбер, некогда бывший причисленным к Всемогущим.

Мара ощутила сзади какое-то движение и поняла, что к ней присоединился Кевин.

— Значит, проход через Бездну снова открыт? — с нескрываемым волнением спросил мидкемиец.

— Твой раб понял правильно, досточтимая властительница, — ответил гонец, глядя только на Мару. — Но это не все. Имперский Стратег предпринял попытку захватить мага с помощью своих союзников в Ассамблее. Никто толком не знает, как именно развернулись события. Известно лишь, что во дворце была схватка между Имперскими Белыми и войском под началом Камацу Шиндзаваи.

Казалось, внезапно все вокруг потемнело. Мара безотчетно вцепилась в ворот собственного платья с такой силой, что у нее побелели суставы пальцев.

— Бои во дворце? — повторила Мара с напускным спокойствием. — Хокану, без сомнения, сражался плечом к плечу с отцом?

— Именно так, госпожа. — Гонец не знал, что у Мары есть и свои личные причины для тревоги, — но он словно смаковал мрачные новости, с которыми являлся в знатные дома. — И в результате всего этого Имперский Стратег был объявлен изменником и приговорен к позорной смерти.

Мара едва не ахнула: позорная смерть могла означать лишь одно — казнь через повешение. Всего две силы в Империи могли осудить на подобную смерть, по среди магов у Аксантукара имелись союзники.

— Император?..

— Да, госпожа, Свет Небес сам вынес приговор и временно приостановил действие права какого бы то ни было властителя занимать бело-золотой трон.

В последовавшей затем паузе потрясенная Мара смогла лишь попытаться привести в порядок разбегающиеся мысли. Император, осуждающий Имперского Стратега! Подобных примеров не знала многовековая история Цурануани. Даже во времена жесточайших опасностей ни один из предшественников Ичиндара не решался на такое вопиющее нарушение традиций.

— Госпожа, Высший Совет распущен и без императорского приказа собираться не будет! — торжественно заключил гонец, преисполненный сознанием важности своей миссии.

Мара, силясь не показать изумления, спросила:

— Что же еще стало известно?

Посланец скрестил руки на груди и поклонился:

— Пока больше ничего, госпожа.

— Тогда зайди на кухню и подкрепись, — предложила Мара. — Я погрешила против правил вежливости при твоем приходе, но теперь хочу пригласить тебя восстановить силы, прежде чем ты снова отправишься в путь.

— Госпожа очень добра, но я должен торопиться. С твоего позволения…

Мара жестом отпустила юношу. Как только он пустился бежать по дороге, властительница многозначительно взглянула на Сарика:

— Вызови Аракаси как можно скорее.

Она могла не объяснять Сарику, почему вдруг ей так срочно понадобился мастер тайного знания. Если сведения, принесенные гонцом, верны, то Мара стоит на пороге, может быть, самых важных событий в ее жизни. Правила Большой Игры изменились навсегда, и пока Свет Небес не примет иного решения, он останется единоличным владыкой Империи. Если, конечно, — вполне в стиле иронических замечаний Кевина подумала Мара — кто-нибудь не распорядится по иному, убив самого Ичиндара.

***

Для передачи послания мастеру пришлось воспользоваться теми окольными путями, на которых настаивал сам Аракаси. Поэтому потребовалось почти две недели, чтобы он вернулся в Акому.

Империя полнилась слухами, и вынужденное бездействие выводило Мару из себя. Вопреки ожиданиям никаких официальных сообщений, связанных с казнью Аксантукара и ее последствиями, не поступило. Как и каждый год в это время, рассветы были промозглы и унылы, а в полдень начинал моросить мелкий дождь или лило как из ведра. Интриг и всевозможных домыслов хватало с избытком, но одно оставалось бесспорным — император жив и крепко удерживает власть в Кентосани. Упорно поговаривали, что восемь его рабов умерли от различных неведомых ядов, подмешанных в пищу, и еще что трое поваров и две камеристки повешены по обвинению в изменническом заговоре. Деловая жизнь продолжалась со скрипом; все было похоже на затишье перед бурей.

К тому же угнетающая погода отбивала охоту даже двигаться. Мара проводила беспокойные часы за письменным столом, набрасывая послания различным своим союзникам. Без ответа оставались лишь письма к Джиро из Анасати, в чем, впрочем, не было ничего удивительного.

Мара со вздохом потянулась за очередным листком пергамента, отметила на грифельной доске следующее имя, а затем обмакнула кончик пера в чернила.

В душной влажной атмосфере дождливого сезона Кевина одолевала вялость. Не столь восприимчивый, как Мара, когда дело касалось чего-то неосязаемого, он часами дремал на циновке в углу кабинета, убаюканный мерным стуком капель дождя, стекающих с крыши, да тихим скрипом пера Мары. Но вот из серо-зеленого сумрака, окутавшего все вокруг после очередного ливня, возникла еще одна тень.

Мара резко выпрямилась. Ее движение разбудило Кевина; он не успел еще открыть глаза, но некогда усвоенная воинская привычка уже заставила его шарить руками по полу в поисках меча… которого он так давно был лишен.

Потом мидкемиец расслабился и, посмеиваясь над самим собой, упрекнул прибывшего:

— Эх, дружище, ну и нагнал же ты на меня страху! В комнату вступил насквозь промокший Аракаси; Полы тяжелого черного балахона липли к его коленям. Из раскисших сандалий торчали травинки, откуда следовало, что мастер прошел через пастбища.

Скрывая облегчение под маской недовольства, Мара попеняла ему:

— Долго же ты сюда добирался.

Аракаси поклонился, отчего с капюшона на пол обильно потекли водяные струйки.

— Я был далеко, госпожа, когда твой зов достиг моих ушей.

Мара хлопнула в ладоши, вызывая служанку.

— Полотенца, — приказала она. — И сухую одежду — немедленно.

Она знаком предложила Аракаси сесть и выпить чоки: кувшин стоял на подносе рядом с ней.

Аракаси налил себе дымящееся питье и устремил на хозяйку сверлящий взгляд.

— Госпожа, прошу тебя не разглашать, что я вернулся. Я проскользнул мимо стражи; пришлось изрядно потрудиться, чтобы меня не заметили.

Его слова объясняли наличие травы в сандалиях, но не причины, побудившие его избрать такой путь. Поскольку Аракаси не проявлял желания сказать больше, Маре пришлось приступить к расспросам.

Вопреки обычной невозмутимости мастера тайного знания в его движениях угадывались тревога и возбуждение, когда он вертел в руках тонкую фарфоровую чашку. Служанка принесла полотенца и сухую одежду, но он не спешил ими воспользоваться. Нахмурившись, Аракаси приступил к докладу.

— Мои осведомители… — заговорил он, так и не сняв черного балахона, с которого стекала на пол вода. — Возможно, мы что-то упустили. Не удивлюсь, если окажется, что наша сеть в опасности.

Мара подняла брови. С безошибочным чутьем она угадала, о каких событиях далекого прошлого он сейчас думает.

— Засада, устроенная Кейоку?

Аракаси кивнул.

— Полагаю, покойный властитель Десио специально позволил в свое время нашему человеку сбежать, чтобы мы попались на эту удочку, — поверили, будто остальные наши агенты в землях Минванаби остались нераскрытыми. В таком случае перевод одного из моих людей на должность камердинера Тасайо…

— Внушает подозрение? — закончила Мара повисшую в воздухе фразу и решительно переменила предмет разговора. — В этом деле поступай как сочтешь нужным. Если ты считаешь, что к нам внедрился шпион Минванаби, найди его. А сейчас я хочу узнать, что на самом деле произошло в Кентосани.

Аракаси отхлебнул чоки. Несколько мгновений он колебался, словно не хотел считать законченным обсуждение предыдущей темы. Однако он видел, что Мара теряет терпение — а это с ней случалось редко, — и повиновался:

— Случилось многое, да только мало что известно. — Аракаси так аккуратно поставил чашку, что та даже не звякнула. — Я потерял агента в стычке.

Мара не знала погибшего и теперь уже никогда не узнает… но он служил Акоме, и она с уважением склонила голову, как сделала бы при известии о смерти воина, павшего в сражении.

Аракаси пожал плечами, но в этом движении не было и следа его обычного философского спокойствия.

— Он попросту оказался не там, где нужно, когда начался бой, вот и убит шальной стрелой. Но потеря огорчительна: желающие получить должность в Имперском дворце проходят тщательный отбор, и заменить его будет трудно.

Маре было ясно, что Аракаси весьма болезненно переживает утрату агента. И, при всем желании поскорее приступить к интересовавшему ее вопросу, властительница не стала его понукать и молча ожидала, когда он сам возобновит прерванный рассказ.

Аракаси втянул сложенные на груди руки в рукава балахона и, по-видимому, овладел собой.

— Так или иначе, Миламбер, маг, хотя и изгнанный из Ассамблеи, вернулся через Бездну, — отрывисто сообщил он.

Тут подал голос Кевин, который незадолго перед этим снова прикорнул у себя в уголке; видимо, не так уж безмятежно он дремал, как могло показаться.

— А где эта Бездна?

Мара нахмурилась, но мидкемийца заставила замолчать не ее суровость, а презрительная, уничтожающая усмешка Аракаси.

— Я еще не знаю. — Мастер тайного знания подчеркнуто обращался лишь к госпоже. — Миламбера захватили в Онтосете двое магов, служивших Аксантукару. Миламбера, двоих его спутников из Мидкемии и еще одного Всемогущего заключили под стражу во дворце Стратега.

— Имперский Стратег взял в плен Всемогущего? — изумилась Мара.

— Можно сказать иначе: двое магов задержали одного из своих собратьев, — сухо уточнил Аракаси. — Об Имперском Стратеге известно мало, хотя догадок хватает с лихвой. Как полагают, Аксантукар не пожелал довольствоваться бело-золотой мантией и стал вынашивать более честолюбивые планы и даже готовил…

— Убийство императора? — перебила Мара. — Ходили толки, будто кое-кто прибег к яду.

— Добрая половина таких слухов правдива. — Аракаси побарабанил пальцами, отчего с рукавов на натертый до блеска пол закапала вода. — Во всяком случае, именно так обосновал Ичиндар свой приговор. А поскольку один из магов-любимчиков Аксантукара изменил ему и при дознании все подтвердил, то какие уж тут могут быть сомнения?

Мара ушам своим не поверила:

— Всемогущий отступился от Аксантукара?

— Мало того, — продолжал Аракаси, все более воодушевляясь. — Давно было известно, что эти двое магов — родные братья — всячески поддерживали нового Имперского Стратега, как раньше поддерживали его дядю.

Мара кивнула. Она хорошо помнила эту пару: именно они помогли доказать ее невиновность, отыскав истину в запутанном клубке взаимных обвинений, что в конечном счете и закончилось гибелью Джингу Минванаби.

— Так вот, — сообщил Аракаси, — на сей раз братья не сошлись во взглядах. И вот теперь один Всемогущий мертв, а второй предал огласке все, что втайне замышлялось против Ичиндара. Сейчас никто не делает хода в Большой Игре: каждый опасается кары. Но если говорить о нас, то, думаю, сейчас самое время быть предельно осторожными. Если Тасайо возомнит, что он самый могущественный из властителей Империи, то он может нанести удар.

Мара подняла руку, призывая его помолчать: ей нужно было обдумать услышанное.

— Нет, — сказала она после недолгой паузы, наполненной шумом дождя. — В ближайшее время он не станет нападать. Тасайо слишком умен, чтобы воображать, будто можно скрытно выступить в поход и провести армию по стране, когда из ножен вынуто такое множество мечей. Кто командует гарнизоном в Имперском дворце?

— Камацу Шиндзаваи, — ответил Аракаси. — Он выступает в качестве военачальника имперских войск, хотя носит доспехи предводителя клана Каназаваи, а не Имперских Белых.

Мара нахмурила лоб, взвешивая расстановку политических сил.

— Итак, сейчас можно предположить, что с Военным Альянсом покончено. Партия Войны развалилась тоже, так как в этой группировке доминирует лишь семья Минванаби. — Она потерла пальцем подбородок и продолжила свои рассуждения:

— Можно допустить, что Джиро Анасати отдалится и от Омекана, и от Тасайо, а также что Анасати — равно как и другие семьи клана Ионани — без колебаний вернутся в стан Имперской партии. Нет, конечно, Синее Колесо не самая мощная партия, но ее вожди сидят по правую руку Света Небес, а в нынешних обстоятельствах это очень весомое преимущество.

— Что касается Совета, — добавил Аракаси, — две попытки Минванаби созвать официальное собрание натолкнулись на решительный отказ Ичиндара. Свет Небес повторил: Высший Совет распущен до тех пор, пока он сам не сочтет нужным собрать властителей.

Мара надолго задумалась.

— Я понимаю, что за всем этим кроется нечто большее, нежели предательство, — поделилась она результатом своих размышлений. — В игру вступили еще какие-то новые силы. Покушения на Имперского Стратега и императора случались и раньше, но приостановка деятельности Высшего Совета — это нечто небывалое.

— Возможно, у нынешнего императора больше ума или честолюбия, чем у его предшественников, — предположил Кевин. — Я бы поставил на то, что он стремится к абсолютной, самодержавной власти.

Мара покачала головой:

— Такие решения — верный способ спровоцировать переворот. Если Ичиндар и впрямь хочет власти, желает подчинить себе Совет, он должен сделать его членов своими верными псами. Императорский двор может позволить себе многое, но править Империей ему не под силу. Наше государственное устройство не похоже на ваше, Кевин; ведь и ваши правящие «лорды», и их слуги — все являются подданными короля. — Она с досадой махнула рукой, признавая, что все эти тонкости до сих пор остаются ей чуждыми.

— Великая Свобода, — произнес Кевин с глубоким чувством. — Закон, ясно определяющий взаимоотношения каждого человека со своим хозяином и со своим слугой. Закон, не допускающий, чтобы кто-либо стал жертвой несправедливости.

— Политическая фикция, я уверена, — оборвала его Мара. — Как бы то ни было, я говорила совсем не о том: у нас нет системы, которая позволила бы заменить порочного властителя достойным. Если погибает властитель, то вместе с ним погибает и его поместье; если такая участь постигнет многих из нас, то придет конец и самой Империи.

Кевин откинул со лба взлохмаченные после сна волосы.

— Ты говоришь, что в Империи нет костяка… или, скажем так, каркаса, который позволил бы ей выдержать такую коренную ломку. Цуранская знать слишком развращена и избалована. Ваши аристократы не управятся даже с собственными землями, если у них не будет права хозяйничать там самовластно. А если еще кто-то попытается ограничить их произвол, они будут противиться этому всеми силами.

Мара почувствовала себя задетой:

— Не о том речь. Если Свет Небес вздумал превратить все сословие властителей в скопище каких-то приказчиков, то ему придется уяснить: отдать распоряжение — это одно, а добиться его исполнения — совсем другое!

— С тобой не поспоришь, — мрачно заявил Кевин. Откинувшись назад, он прислонился спиной к стенке и принялся беззаботно изучать собственные ногти с темными ободками грязи под ними.

Не вполне понимая, почему именно в этот момент ему заблагорассудилось показать характер, Мара вновь обратилась к Аракаси:

— По-моему, нам нужно отправиться в Кентосани.

Мастер застыл в неподвижности, сказав только одно:

— Это может оказаться небезопасным, госпожа.

— А когда было иначе? — с ядовитым сарказмом поинтересовался Кевин.

Даже не взглянув в его сторону, Мара жестом заставила его замолчать.

— Надо рискнуть. Вдруг император не станет возражать против встречи клана Хадама в залах Совета? А если к тому же в городе в это время окажутся члены Партии Нефритового Ока, и мы соберемся отобедать…

Однако светские забавы с политической подоплекой сегодня не представляли интереса для Аракаси.

— Эти планы, госпожа, лучше бы обсудить с хадонрой или с первой советницей, — перебил он хозяйку. — А мне необходимо вернуться к моим агентам и позаботиться о твоей безопасности.

Мара настолько глубоко погрузилась в собственные мысли, что не обратила внимания на странную, хотя и почти неразличимую резкость тона Аракаси.

— Ну конечно иди, раз надо, — разрешила она, не уловив в его словах никакого потаенного смысла.

— Твоя воля, властительница. — Аракаси поклонился без малейшего колебания и так же незаметно, как вошел, выскользнул за порог.

Мара, не очнувшаяся еще от глубокого раздумья, выждала достаточно долго, чтобы дать ему время уйти незамеченным, а затем, хлопнув в ладоши, подозвала посыльного и отправила его за советниками.

Дождь почти всех загнал под крышу, поэтому Накойя, Кейок и Сарик появились без промедления. Последним прибыл Люджан, принеся с собой запах масел, которыми полагалось пропитывать для сохранности слоистые доспехи. Он пришел из казарм, где занимался обучением молодых рекрутов, и его сандалии подбавили воды к лужицам, которые остались на полу от черного балахона Аракаси.

— Накойя, отправь депеши всем властителям, состоящим в Партии Нефритового Ока, — без предисловий начала Мара, — и сообщи им, что по истечении месяца мы переселимся в Священный Город… в наш городской дом, и будем рады принять каждого из них за обедом или ужином… сообразно рангу, само собой разумеется. — Почти без колебаний она добавила:

— Сообщи всем членам клана Хадама, что через шесть недель состоится собрание в Палате Совета.

Накойя замешкалась с ответом: ее внимание было сосредоточено на том, чтобы воткнуть на место выпадающую шпильку.

— Госпожа, многие из клана Хадама состояли в союзе с Аксантукаром. Несмотря на твое приглашение, вряд ли у них появится желание так скоро показаться в Кентосани.

Мара устремила на советницу суровый взгляд:

— Тогда дай им понять, и как можно яснее, что это не приглашение. Это требование.

Накойя собралась было поспорить, но, оценив выражение глаз властительницы, передумала:

— Твоя воля, госпожа.

Почти не покидая своего излюбленного уголка в кабинете, Кевин с нарастающим ощущением тревоги прислушивался к вечернему обмену мнениями. Что-то изменилось в Маре, он нутром чувствовал это, хотя и не смог бы точно определить, что именно. Одно было для него несомненно: они отдалились друг от друга, несмотря на проявленные им чудеса терпения. Он вглядывался в ее холодное отчужденное лицо, и с каждой минутой в нем усиливалось предчувствие беды. Всегда стремившийся угадать каждое движение ее души, он на сей раз даже не был уверен, хочет ли знать хотя бы часть ее замыслов. Игра переставала быть игрой — по крайней мере в его понимании. Уже достаточно хорошо знакомый с цуранским взглядом на политику, Кевин способен был учуять, когда надо ждать опасности. В этой стране, как он успел усвоить, перемены не могли происходить иначе как посредством кровопролития, и падение Имперского Стратега сулит самые гнусные последствия…

По деревянной кровле барабанил дождь. За окном стемнело, воздух остался таким же влажным и тяжелым, как раньше, однако Кевин обнаружил, что его сонливость словно ветром сдуло.

***

Гроза отгремела, и хотя облака на горизонте предрекали приближение новых ливней, день блистал великолепием. Мара стояла под палящим солнцем, выпрямив спину и сохраняя полнейшую цуранскую невозмутимость. Перед ней простирался учебный плац, где выстроился весь ее гарнизон — все до единого бойцы, носящие цвета Акомы. Отсутствовали только те, кто охранял владения Акомы в других городах, и воины, обходящие дозором границы поместья.

Справа от Мары стояла Накойя, казавшаяся совсем крошечной в тяжелом официальном наряде, и жезл, украшенный пышным пучком перьев из хвоста птицы шетра, — регалия должности первой советницы — усиливал это впечатление. Позади Мары и слева от нее расположились Кейок, Сарик и Люджан — также при полном параде. В лучах утреннего солнца ослепительно сверкали покрытые лаком доспехи, драгоценные камни и перламутровая инкрустация на офицерских жезлах.

Прищурив глаза от отблесков солнца, Кевин наблюдал за происходящим из дома, заняв удобную позицию в проеме окна большого зала, где Мара устраивала приемы. Рядом с мидкемийцем пристроился Айяки, опершись локтями на подушку. За спиной у молодого господина застыл, позабыв обо всем на свете, старый домашний раб по имени Мунтаи с горшочком воска и тряпицей для натирания пола в руках. Старик наслаждался свободной минутой, доставшейся ему благодаря церемонии на плацу — одному из редких случаев, когда он мог побездельничать, не опасаясь нагоняя.

Мара приступила к присуждению наград и чинов; затем она приняла присягу на верность у десятка молодых воинов, призванных на службу Акоме. Как только новобранцы покончили с поклонами и вернулись на свои места в строю, Мара обратилась ко всему войску:

— Пусть ныне сила Акомы сравняется с ее славой. Кенджи, Суджанда!

Названные офицеры вышли вперед; Мара взяла у Кейока два высоких зеленых плюмажа.

— Этим воинам присваивается звание командир легиона! — объявила властительница.

Воины склонили головы, и она прикрепила к шлему каждого из них знак нового ранга.

Кевин ткнул Айяки в бок:

— Что еще за командир легиона? Я уж думал, что знаю все ваши звания.

— У Тасайо Минванаби таких четверо, — несколько невпопад сообщил мальчик.

Тогда мидкемиец вопрошающе взглянул на раба, и Мунтаи, польщенный тем, что к нему обращаются за разъяснениями как к знающему человеку, махнул тряпкой в сторону выстроившейся армии:

— Такой чин вводится тогда, когда численность войска становится слишком большой для одного полководца. Они будут в подчинении у военачальника Люджана. — Менее уверенно он добавил:

— Это должно означать, что госпожа делит армию.

Не дождавшись никаких уточнений, Кевин с запозданием сообразил, что старик, должно быть, простоват. Желая получить более подробные сведения, он задал новый вопрос:

— И что из этого следует?

Ответом было цуранское пожатие плечами:

— Может статься, хозяйка желает призвать на службу больше солдат.

— И тогда мы сможем побить Тасайо, — вмешался Айяки.

Он завопил, изображая тот звук, который, по его мнению, издает умирающий человек, и заулыбался во весь рот.

Кевин снова ткнул мальчонку под ребра, и тот закатился смехом.

— Сколько же солдат должно быть в легионе? — спросил он у Мунтаи.

Старый раб опять пожал плечами:

— Много. А сколько именно — это уж как властитель пожелает.

Неопределенность ответов старика лишь подогрела любопытство Кевина.

— Ну ладно, а сколько человек подчиняются командиру патруля?

— Сколько есть в патруле, все и подчиняются, варвар. Неужели неясно?

Мунтаи изобразил настоятельное желание вернуться к натирке пола. Всем известно, что этот пришелец — любовник госпожи, но незачем с ним церемониться, если он пристает с глупыми вопросами.

Как и следовало ожидать, варвар не понял деликатного намека, что его назойливость может надоесть.

— Дай-ка я тебя по-другому спрошу. Сколько солдат обычно бывает в патруле?

Мунтаи поджал губы, явно не желая отвечать, но теперь уже Айяки рвался блеснуть своими познаниями:

— Обычно десять-двенадцать, иногда даже целых двадцать, но только не меньше восьми.

То, что ребенок способен удержать в голове столь бессмысленную систему, было еще одной аномалией этого безумного мира. Кевин поскреб затылок, пытаясь извлечь из хаоса некую закономерность.

— Ну, скажем, около десяти. А сколько командиров патруля подчиняются сотнику?

— Когда пять, а когда и десять в каждом отря-де, — отбарабанил Айяки.

— Вовсе не обязательно орать, как будто ты на поле битвы, — утихомирил мальчика Кевин и попытался произвести в уме ряд вычислений, не обращая внимания на полученные в отместку тычки в бок.

— Итак, каждый сотник может иметь под началом от сорока до двухсот человек.

Он задумчиво взглянул на залитый пылающим солнцем плац, где новоиспеченные командиры легиона и другие офицеры, получившие повышение, возвращались в строй.

— Тогда сколько же у тебя должно быть сотников, чтобы ты начал делить армию?

Айяки так развеселился, что от смеха не мог выговорить ни слова. Мунтаи успел отойти от окна, подцепив на тряпицу порцию воска. Он опустился на колени и принялся так энергично протирать половицы, как будто опасался, что из-за недостатка усердия они могли уйти из-под ног.

— Откуда мне знать, сколько воинов у нашей властительницы? Вот разве что… если судить по тому, сколько прислуги набрали на кухню в помощь поварам за последние два года… должно быть, солдат сейчас около двух тысяч. А вот сотников у нас не то двадцать, не то двадцать два. Это Кенджи говорил, я сам слышал… только, может, недослышал. А теперь дай мне поработать, а то как бы по моей спине кнут не прогулялся.

Кнут был упомянут исключительно для красного словца: Мунтаи казался неотъемлемой принадлежностью господского дома уже не один десяток лет и пользовался неизменным расположением надсмотрщика, так что худшее, что ему могло грозить в любом случае, — это суровый разнос.

По мере надобности отражая шумные наскоки Айяки, Кевин производил мысленные подсчеты. В казармах близ господского дома квартировал не весь гарнизон, а его большинство. Здесь воины находились и имели возможность видеться со своими женами и детьми лишь часть каждого месяца. По истечении пары недель одних отряжали на охрану угодий, и тогда они ночевали в хижинах вдоль границ поместья, а из Других набирался конвой для сопровождения сухопутных караванов или речных барж, доставляющих товары Акомы на рынки далеких городов. В этих условиях определить точную численность войска и впрямь было затруднительно, но цифра, названная рабом, могла оказаться близкой к истине. Итак, в распоряжении Мары имелось около двух тысяч солдат. Кевин тихонько присвистнул, воздавая должное столь внушительному достижению: ведь ему не раз доводилось слышать, как мал был ее гарнизон, когда она нежданно-негаданно унаследовала власть над Акомой, — каких-то тридцать пять воинов. Ныне же ее боевая мощь возросла так, что начинает соперничать с могущественнейшими семьями Империи.

Жаль, подумал Кевин, что в смысле обороны владения Мары расположены крайне неудачно.

Однако вслед за этой мыслью закономерно возникла другая, еще более тревожная: что, если властительница копила силы не только для обороны?

На солнце наползло облако — предвестник первого послеполуденного ливня. Церемония на учебном плацу заканчивалась: по команде Люджана квадратные фаланги воинов в зеленых доспехах одна за другой выполняли четкий поворот и маршем покидали плац. Мара в сопровождении советников двинулась к особняку. Внезапно загоревшись желанием встретить ее, Кевин предложил Айяки заскочить на кухню и обложить данью поваров: судя по доносившимся оттуда запахам, они как раз сейчас вынимали из печи свежие тайзовые лепешки. Мальчик отличался завидным аппетитом, и его не понадобилось долго уговаривать. Когда Мара вошла в свои личные покои, ее уже поджидал Кевин, успевший добраться туда кратчайшим путем через внутренние дворики. Опередив одну из служанок, он помог Маре освободиться от тяжелых одежд. Мара позволила ему раздеть ее — тихая, молчаливая и, вопреки обыкновению, нечувствительная к его прикосновению.

Самым беспечным тоном, как бы между делом, Кевин полюбопытствовал:

— Мы готовимся к войне, госпожа?

Мара невесело улыбнулась:

— Всякое может случиться. Если мои клановые сородичи проявят здравый смысл, все обойдется наилучшим образом. Но чтобы они не вздумали заартачиться… такая демонстрация силы окажется не лишней. По речным пристаням быстро разнесется слух, что армия Акомы делится на два легиона, а это значит, что ее численность заметно возросла. — Она стянула с рук целую коллекцию тяжелых нефритовых браслетов и уронила их в открытый ларец. Следом туда посыпались нефритовые же шпильки. — А вот о том, что солдат в каждой роте поубавилось, никто и знать не должен, — заметила она.

Снятое платье было передано горничным, которым надлежало его проветрить и повесить на место. Когда Мара набросила легкий домашний халат, Кевин вздохнул и спросил:

— Игра продолжается?

— Как всегда. — Мара завязала кушак, положив конец всем надеждам Кевина на несколько мгновений любовных ласк: мысли властительницы были заняты совсем другими предметами. — Император может приостановить работу Высшего Совета, но остановить Игру невозможно.

Если не считать того, что это вообще не игра, подумал про себя Кевин. Какая уж тут игра, если на сцену выходят армии. Несмотря на недавнее решение

— не впутываться в политику, — ему никак не удавалось отделаться от размышлений о том, какие же планы вынашивает на сей раз его госпожа.

***

Первые лучи утреннего солнца окрасили Имперский дворец в розовые и оранжевые тона, перемежающиеся иссиня-черными тенями. В деловой части города, протянувшейся вдоль реки, и в кварталах бедноты уже кипела жизнь, а тишину дворцов нарушали лишь шаги слуг и единственного патруля в зеленых доспехах Акомы.

Сегодня — в день, назначенный Марой для встречи клана Хадама, — она хотела оказаться в Палате Совета раньше всех. В том, что она задумала, следовало предусмотреть все до мелочей: самое малое упущение могло обернуться крахом, и тогда требования, предъявленные ею к клану, не дадут ей ничего, кроме новых врагов.

Люджан вместе с эскортом из двадцати отборных воинов проводил ее до внутреннего пояса Палаты Совета, но там, где в прежние времена их остановили бы и попросили обождать, властительница Акомы, не замедляя шага, проследовала вперед. После краткого колебания Люджан подал воинам сигнал держать строй. Вслед за хозяйкой они спустились по ступеням до нижнего яруса зала; если воины и удивились, когда властительница прошла мимо своего обычного места, то вида не подали.

Кевин, выступающийв привычной роли раба-телохранителя, сначала недоуменно приподнял бровь, а затем усмехнулся, догадавшись о намерении госпожи. Мара пересекла пустое пространство нижнего яруса и поднялась на возвышение, которое во время собраний Совета предназначалось для Имперского Стратега, а при встречах кланов — для их предводителей.

К этому часу восходящее солнце уже позолотило верхний купол Палаты. Мара уселась на резной инкрустированный трон и устроилась как можно удобнее. Рядом встал Кевин, готовый немедленно оказать любую услугу, какая ей понадобится, а воины выстроились сзади, образовав полукруг и изобразив полнейшую невозмутимость, словно в действиях госпожи не было ничего необычайного и для их совершения от нее не требовалось ни мужества, ни дерзости.

С высоты помоста Кевин оглядел ряды пустых кресел. Поскольку в зале не было никого, кроме воинов Акомы, он заговорил без стеснения:

— Госпожа, некоторые из твоих сородичей могут крепко осерчать… еще до исхода дня.

Но Мара уже облачилась в броню превосходства, составляющего, как считалось, неотъемлемую принадлежность занятого ею места, и не промолвила ни слова. С этой официальной миной она просидела чуть ли не три часа, пока не начали прибывать наименее родовитые члены клана Хадама.

Первым в Палату Совета вступил престарелый властитель Джингаи в сопровождении своих стражников. Солнце уже поднялось достаточно высоко, и его косые лучи высвечивали центральное возвышение. Любой входящий в Палату не мог не заметить на троне властительницу — в струящихся парадных одеждах, со сверкающими драгоценными украшениями. Старик изумленно уставился на нее и резко остановился. Помешкав, он с искренним удовольствием улыбнулся и направился к своему месту в глубине зала.

— Ну, этот не прочь поглазеть на представление, — прошептал Кевин.

Движением узорного веера Мара недвусмысленно дала Кевину понять, что ему лучше держать свои наблюдения при себе. Ее лицо под толстым слоем тайзовой пудры оставалось бесстрастным, как алебастровая маска. Нервное напряжение и азарт игрока были загнаны внутрь и надежно скрыты от посторонних глаз.

В течение часа прибыло еще пятеро властителей. Троим хватило единственного взгляда в сторону Мары, после чего каждый из них самым обыденным образом направился к своему месту.

Двое остальных после краткого обмена мнениями последовали их примеру. Полдень ознаменовался появлением целой делегации из полудюжины властителей, в составе которой находился и представитель одной из могущественнейших семей клана Хадама. Перешагнув порог, означенный властитель дал знак остальным, и вся группа сомкнутым строем прошла в центр зала. Теперь, когда солнце стояло в зените, его лучи падали прямо на трон, и в их сиянии Мара казалась статуей богини в алтаре храма. Перед троном предводителя властители замешкались и, сгрудившись, принялись шептаться между собой.

Немного погодя тот из них, что был в темно-синей одежде, обратился к неподвижной фигуре на троне:

— Властительница…

— Ты хочешь что-то сказать мне, властитель Палтепара? — перебила его Мара.

От подобного отпора властитель едва не лишился дара речи. Напоминая своим пышным нарядом павлина с распущенным хвостом, он выпятил грудь колесом и смерил взглядом женщину на помосте. Ответный взгляд был тверд, а воины за спиной Мары словно онемели. Но по цуранским понятиям подобная подчеркнутая невозмутимость была выразительнее любых слов.

Властитель откашлялся.

— В добром ли ты здравии, госпожа?

Это была капитуляция. Мара улыбнулась:

— О да, досточтимый властитель. А как твое здоровье?

Мужчина в синем, смирившись с поражением, спокойно возобновил переговоры со спутниками.

— Один готов, — вполголоса произнес Кевин.

— Не так, — поправила его Мара, поигрывая веером и маскируя таким образом собственное облегчение. — Шестеро готовы. Властитель, который приветствовал меня, по рангу стоит выше остальных: из них двое — его вассалы, а двое других клятвой скрепили союз с ним. Судя по тому, что они все еще разговаривают друг с другом, все поддержат его решение.

Победа была знаменательной: прибывающие властители, едва войдя в Палату, уже видели, что одна из влиятельнейших семей клана признала главенство Акомы. Не имея намерений оспаривать права Мары, они с разной степенью воодушевления приветствовали ее и расходились по местам.

И наконец в палате появился властитель Беншаи из Чековары — признанный обладатель титула предводителя клана Хадама. Он стремительно направился к своему месту; вокруг его дородного тела вздувались, подобно парусам, яркие одежды. Не прерывая разговора с одним из своих советников, являя собой живое воплощение полнейшей уверенности в собственной значимости, Беншаи был уже на полпути к нижнему ярусу, когда заметил на принадлежавшем ему месте женскую фигуру.

На мгновение он встал как вкопанный, вытаращив глаза, затем жестом заставил умолкнуть словоохотливого советника и с удивительной (для особы со столь объемистой фигурой) резвостью преодолел оставшиеся десять ступеней, чтобы встать лицом к лицу с властительницей Акомы.

Тактика Мары теперь была совершенно ясна, так что Кевин воздержался от дальнейших замечаний. Несмотря на то что входить в Палату пораньше полагалось правителям рангом помельче, Мара добилась желаемого эффекта: всякий, кто стоял на полу у подножия подмостков и вынужден был смотреть на нее снизу вверх, оказывался в заведомо невыгодном положении.

— Властительница Мара… — начал властитель Чековары.

— Я здорова, досточтимый властитель, — перехватила инициативу Мара. — Здоров ли ты сам?

Кое-кто из захудалых правителей постарался подавить смешок. Ответ Мары на незаданный вопрос создавал впечатление, будто предводитель клана признал за Марой право на более высокое, чем у него, положение в обществе.

Властитель Беншаи вскипел от возмущения и бросился отвоевывать позиции:

— Я вовсе не то…

— Вовсе не что, досточтимый властитель? — снова перебила она его. — Прости, я полагала, ты придерживался правил вежливости.

Однако человека, привыкшего распоряжаться, нельзя надолго выбить из колеи словесными выкрутасами. Придав своему голосу должную меру властности, он заявил:

— Госпожа, ты сидишь на моем месте.

Властительница Акомы ответила ему ледяным взглядом. Столь же надменным тоном она отчеканила — так, чтобы никто в зале не пропустил мимо ушей ее слова:

— Я придерживаюсь иного мнения.

Властитель Чековары выпрямился во весь рост.

— Да как ты смеешь! — рявкнул он с такой силой, что у него задребезжали металлические украшения на шее и запястьях.

— Тихо! — потребовала Мара, и собравшиеся в зале повиновались.

Их покладистость не ускользнула от внимания господина Беншаи. Поворотив короткую шею, он свирепо оглядел своих союзников, оказавшихся столь ненадежными. Лишь гордость не давала ему сникнуть.

— Пришло время поговорить начистоту, сородичи, — объявила Мара, обращаясь не только к властителю Чековары, но и ко всему собранию.

Теперь уже в просторном зале установилось гробовое молчание.

Придавая огромное значение узам крови, цурани старались без особой надобности не подвергать испытанию крепость этих уз. В повседневной жизни каждое обращение к родственным связям считалось сугубо личным, хотя и важным делом, и лишь тогда, когда под угрозой оказывались долг и честь, можно было услышать публичное воззвание ко всему клану. Словно не замечая того, что властитель Чековары все еще стоит в замешательстве у подножия возвышения, Мара продолжала речь.

— Волею судьбы вы все принадлежите к клану, издавна покрытому славой… — Чтобы поднявшийся гул одобрения не заглушил ее следующие слова, ей пришлось повысить голос:

— но не обладающему достаточной силой. — Зал снова притих. — Мой отец считался одним из самых знатных властителей в Империи. — И на этот раз ее поддержали несколько голосов. — Но когда его дочери пришлось в одиночку защищаться от могучих врагов, никому из сородичей не пришло и в голову оказать ей даже видимость поддержки.

Мара обвела взглядом притихшие галереи.

— Я не хуже вас понимаю, отчего так случилось, — сказала она. — Однако политические резоны кажутся мне недостаточным оправданием. Кроме того, — с горечью заметила она, — нас не мучает совесть. Так уж устроена жизнь в Цурануани, говорим мы себе. Если убита юная девушка, если священный натами какой-нибудь славной семьи перевернут гербом в грязь — посмеет ли кто-нибудь оспаривать всеобщее убеждение, что такова была воля богов?

Мара впивалась взглядом в каждое лицо, ища в нем признаков несогласия.

— А я утверждаю, что воля богов ни при чем! — вскричала она, прежде чем самые смелые из правителей успели запротестовать.

Ее слова раскатились по галереям, и страстная сила убеждения, вложенная в них, приковала всех к креслам.

— Я Мара из рода Акома. Я та, которая заставила считаться с собой властителя Анасати и нанесла поражение властителю Джингу Минванаби, находясь под крышей дома его предков! Я, которая превратила Акому в самую могущественную семью клана Хадама! Я утверждаю, что мы сами вершим свою судьбу и определяем свое место на Колесе Жизни! Кто рискнет возразить мне?

Зал отозвался гулом; некоторые властители заерзали на местах, почувствовав себя неуютно. То, что они услышали, отдавало богохульством.

— Госпожа, ты высказываешь опасные мысли! — выкрикнул кто-то.

— А мы и живем в опасные времена, — отпарировала Мара. — Пора мыслить смелее.

С этим согласилось все высокое собрание, хотя и не без внутреннего сопротивления. Тихий растерянный ропот сменился гвалтом оживленного обсуждения, резко прерванного властителем Чековары, который едва сдерживал свою ярость: о нем все как будто позабыли.

— Что же ты предлагаешь, властительница Мара? Чего ты добиваешься, помимо захвата моей должности? — прокричал он сквозь шум и гам.

Драгоценные камни сверкнули в солнечных лучах, льющихся через купол, когда Мара вытащила из глубин рукава свернутый в трубку документ. Тут уж Кевин с трудом справился с желанием выразить восхищение точным выбором момента.

— Покажи-ка им пряник, — прошептал он про себя. В ярком свете дня трудно было бы не распознать желтые с белым ленты, скрепляющие свиток: эти цвета свидетельствовали, что документ получен от хранителя Имперской печати. Сознавая, что к ней прикованы все взоры, Мара с надменным спокойствием оглядела собрание.

— Здесь находится заверенное государственной печатью свидетельство о даровании Акоме исключительного права на торговлю.

— Право на торговлю?.. Чем?.. С кем?.. — посыпались с галерей вопросы.

Казалось, лишь властителя Беншаи не заинтересовала неожиданная новость. Не сдвинувшись с места ни на шаг, он сердито оглядывал зал.

— Даже если бы ты получила этот свиток из рук самого Света Небес, и то я не склонился бы перед тобой, властительница.

Люджан нарочито громко хлопнул ладонью по рукояти меча, недвусмысленно предупреждая, что не допустит оскорбления своей госпожи. Войны Чековары ответили столь же красноречивыми движениями. Угроза кровопролития была так реальна, что Кевин облился под одеждой холодным потом, страстно желая заполучить в руки кинжал.

Однако Мара приступила к оглашению документа, сохраняя при этом такой вид, словно напряженная собранность ее воинов означала не более чем желание щегольнуть выправкой. В зале установилась могильная тишина.

— В моих руках ключ к богатству, досточтимые властители, — заключила она, закончив чтение. — Я владею исключительным правом торговли вышеназванными товарами с Мидкемией — правом ввоза и вывоза. Полагаю, вам понятно, каким образом повлияет на ваше благосостояние поставка больших партий любого из этих товаров, и в особенности — металлов?

Тишина в Палате стала напряженной. Кое у кого из высокородных правителей кровь медленно отливала от лица; другие шепотом переговаривались с советниками. Властитель Чековары быстрым жестом подал своим воинам команду стать вольно: изображать воинственные намерения было уже незачем. Он лучше, чем кто-либо другой, сознавал, что Мара выбила у него почву из-под ног.

Если бы она попыталась прибегнуть к силе оружия или призвала на помощь союзников, у него еще оставалась бы возможность с ней потягаться. Но теперь, когда армия Акомы ничуть не слабее — или даже сильнее — его собственной, да к тому же Мара обрела способность подорвать финансовое положение любой семьи из клана… ни один из присутствующих властителей не посмеет поддержать своего бывшего предводителя. С выражением бессильного бешенства на хмуром лице властитель Беншаи лихорадочно искал способ с честью выйти из положения. Что же касается его сподвижников — правителей клана Хадама, стоявших рядом,

— то их, по-видимому, больше занимали собственные заботы, чем затруднительное положение, в которое он попал.

— Госпожа, ты предлагаешь войти в долю? — крикнул кто-то с передней галереи.

— Не исключено, — осторожно ответила Мара. — Возможно, я захочу учредить торговые компании, в которые смогут вступить и другие — те, кто не только словом, но и делом подтвердит, что считает себя моим сородичем.

К предложению Мары многие отнеслись недоверчиво; правители зашептались с советниками, и это не прибавило им воодушевления. И властитель Чековары узрел выход.

— Мара, — сказал он тоном человека, поднаторевшего в искусстве убеждения,

— твое предложение замечательно, с какой стороны ни взгляни, однако есть один пункт, который вызывает сомнения: до сих пор нам не было представлено никаких свидетельств, что торговля с варварами в принципе возможна. И то, что сам Свет Небес предоставил тебе исключительные привилегии, дела не меняет. Кроме того, — добавил он с отеческой интонацией, как бы журя своенравную девочку, — в мире все переменчиво, не так ли?

— А теперь кнутом его, кнутом! — послышался шепот Кевина.

Мара еле удержалась от улыбки.

Она знала, что не пройдет и минуты, как благодушная уверенность в себе сослужит властителю Чековары дурную службу: в этой самодовольной позе он будет выглядеть нелепым и смешным.

— Прими во внимание, досточтимый властитель, — сказала Мара, тщательно выбирая не только слова, но и интонацию, — сегодня, покидая этот зал, я буду знать наверняка, кого могу причислять к своим друзьям, а кто решил остаться в стороне. — Она обвела зал красноречивым взглядом. — С того момента, как я стала властительницей, я десятки раз доказывала, на что способна. — Она выдержала хороню рассчитанную паузу, и приглушенный гул одобрения показал, что настроение зала переменилось в ее пользу. — Те, кто сомневается во мне,

— снова заговорила Мара, — могут выбрать иной путь и бороться с судьбой в одиночку, если они убеждены, что могут положиться на собственный разум и силы. Но каждый, кто откликнется на мой призыв к объединению клана, связав свою судьбу с моей, должен знать: Акома всегда будет рядом с ним, какие бы опасности ни ждали нас впереди. А нас ждут нешуточные опасности, уважаемые властители: Большая Игра не может кончиться по указанию Света Небес, и тому, кто лелеет подобные упования, лучше заблаговременно отойти от мирских дел и подыскать монастырь. Пусть этот недальновидный мечтатель молится там о милости богов. Ибо лишь их снисходительность позволит ему и его семье уцелеть в грядущие времена. — Голос Мары окреп, заполняя своим звучанием весь зал:

— Я предлагаю иной и лучший жребий! Перед вами стоит выбор: либо жить по-прежнему — захудалым кланом без надежд на будущее, либо вновь разжечь тот огонь, что некогда освещал путь нашим предкам. Тасайо Минванаби погибнет или погибну я. Неужели вы думаете, — она обращалась ко всем, но смотрела прямо в глаза господину Беншаи, — что в случае своей победы Тасайо не ввергнет Империю в омут гражданской войны? Найдется ли в Цурануани семья, достаточно сильная, чтобы остановить его, особенно сейчас, когда клан Омекан в опале?

Мара откинулась назад и заговорила тише, вынудив всех сидящих на галереях вытянуть шеи, дабы не пропустить ни слова.

— Но если удача будет на моей стороне, то прекратит свое существование одна из Пяти Великих Семей. И ее место должна будет занять другая семья. Большинство, должно быть, полагает, что этой чести будут добиваться Анасати или, допустим, Шиндзаваи. Но кто может знать заранее? Я утверждаю, что в число Великих Семей с таким же успехом могла бы войти и Акома. Клан, к которому принадлежит возвысившаяся семья, займет более почетное положение, а ее родичи приумножат свое могущество и… — она помахала в воздухе свитком,

— богатство.

Старый властитель Джинаи, который до этого ни разу не сдвинулся с места, поднялся на ноги и неожиданно твердо провозгласил:

— Мара! Своим предводителем я называю Мару!

Его поддержал другой властитель, и скоро к ним присоединился целый хор голосов с верхних галерей. И ошарашенный властитель Беншаи из Чековары в ужасе осознал, что большинство клана стоя приветствует Мару. Наконец, когда всеобщее возбуждение стало стихать, властительница Акомы обратилась к проигравшему:

— Передай жезл, Беншаи.

Ее требование было выполнено не сразу.

Помедлив неразумно долго, властитель Чековары неохотно протянул победительнице короткий деревянный жезл — символ сана предводителя. Когда жезл оказался в руках Мары, Беншаи неловко поклонился и отступил, остановившись у кресла, которое соседствовало с помостом и предназначалось для второго по значению лица в клане после предводителя. Последовала череда перемещений вплоть до кресла, ранее принадлежавшего Маре. Господа более низких рангов остались на своих местах.

Когда пересадки закончились, Мара взмахнула рукой, требуя внимания.

— Всех вас можно считать верными и преданными друзьями. Да будет известно отныне и впредь, что Хадама вновь стал кланом не только по названию, но и по делам своим. Ибо близится время испытаний, сородичи; близятся дни, перед которыми побледнеет Ночь Окровавленных Мечей, если мы — заблаговременно и сообща — не подготовимся к отражению этой угрозы. Властители! Я взываю к чести клана!

Ритуальные слова взорвали тишину в зале. В возгласах властителей слышались изумление и испуг: воззвание Мары влекло за собой весьма ощутимые последствия. С этой минуты все, что может случиться в дальнейшем, будет затрагивать не только честь Акомы, но и честь всего клана. Ни один властитель никогда не решился бы на такой шаг ради пустяка или из каприза, поскольку призыв обязывал каждую семью клана быть заодно с Акомой. Вздумай кто-либо из властителей втянуть кланы в конфликт, и устойчивость Империи будет подорвана. Никто здесь не нуждался в напоминаниях: Всемогущие не останутся безучастными при любом столкновении, которое чревато распадом государства. Цурани боялись Ассамблеи больше, чем монаршей немилости или даже гнева богов: слово магов почиталось как высший закон.

Но если кого-либо и испугала мысль, что Мара решила призвать к чести клана ради достижения каких-то своих личных целей, она сразу же отмела эти опасения:

— Первейший долг клана Хадама — служить Империи!

— Да! Служить Империи! — облегченно отозвался зал.

— Заверяю вас: отныне, что бы я ни предприняла, это будет сделано не для возвышения Акомы, но во имя Империи. Вы, мои доблестные и верные сородичи, связали свои судьбы с моей судьбой. Даю вам слово: в своих поступках я буду всегда руководствоваться заботой о нашем общем благе.

Как прилив сменяется отливом, так и в настроении собрания ощутимо наметился некий спад. Тяжелое бремя возложила Мара на клан Хадама, ибо произнесенные ею слова «Благо Империи» обязывали весь клан избрать путь, в конце которого маячила либо победа, либо полная и окончательная гибель.

Но Мара не стала ждать, пока слабый ропот перерастет в общий протест.

— Начиная с сегодняшнего дня, — объявила она, — никто из нас не будет состоять ни в каких партиях вне нашего клана, за исключением Синего Колеса и Нефритового Ока. — Кое-кто из правителей одобрительно закивал, тогда как другим, чьи политические интересы в большей степени влекли их к иным альянсам, требование Мары пришлось явно не по вкусу. Однако никто не выразил неудовольствия вслух. Не давая им опомниться, Мара продолжала:

— Никого из вас я не принуждаю к бесчестным действиям или забвению обязательств, но придет время, и некоторым доведется узнать, что закадычные друзья порой оказываются злейшими из врагов.

Она тяжело перевела дух, словно ожидая отпора.

— Оглянитесь вокруг, досточтимые властители. Здесь ваша семья, на которую вы можете опереться. Ныне обрели новую силу древние кровные узы. Если кто-то поднимет руку на слабейшего из моих собратьев по клану — какое бы высокое положение ни занимал обидчик, — я буду считать, что он поднял руку на меня. На протяжении многих поколений наш клан был разобщен. Этому нужно положить конец. Нападающий на моего сородича нападает на меня. Я разделила свое войско, властители, и половина моих воинов, ведомая недавно назначенным командиром легиона, готова выступить в поход по первому вашему зову.

Она подождала, пока собрание усвоит сказанное, и только тогда закончила речь:

— Когда минуют черные дни, я хотела бы снова собрать вас в этом зале и убедиться, что ни одно из наших кресел не пустует. Ибо как птица шетра приносит пищу своим птенцам и расправляет крылья, защищая их от опасности, так и я буду для вас матерью, питающей и охраняющей свою семью.

Большая часть властителей встала с мест, услышав эти слова, а самые незнатные и слабые приветствовали обещание Мары громкими возгласами. Даже самые могущественные, которых Мара потеснила, вынуждены были взглянуть на своего нового предводителя с искренним почтением. Даже властитель Чековары скрыл досаду и стоя рукоплескал женщине, отнявшей у него верховенство в клане.

Лишь зоркий глаз Кевина не упустил горечи, мелькнувшей в глазах властителя Беншаи. Хотя самому мидкемийцу было отрадно, что возлюбленная осмелилась положить внушенные им воззрения в основу государственной политики, он не мог отогнать опасений: не получится ли так, что она снова обзаведется множеством новых союзников, но при этом наживет еще одного смертельного врага?

***

Хранитель Имперской печати замер, не успев донести до рта ломтик засахаренного кельджира. Увидев, кто к нему пожаловал, он явно сник. С некоторым усилием он принял более деловую позу и расправил на животе складки кафтана.

— Властительница Акомы! Какой… приятный сюрприз!

Бросив взгляд на слугу, стоявшего с виноватым видом позади Мары, хранитель сообразил, что она попросту пренебрегла обычным церемониалом и вместе со своей свитой прошла без доклада, не дав слугам возможности предупредить хозяина о приближении важной посетительницы.

И надо же, как на грех, в руках эта липкая тянучка. Пришлось поспешно отправить ее обратно в чашу и вытереть руки о кушак: для этой цели не подходили короткие рукава легкого кафтана. Затем хранитель протянул руку гостье и предложил ей присесть.

— В добром ли ты здравии? — просипел чиновник, пристроив на подушках свою необъятную тушу.

— Благодарствую, господин хранитель, — ответствовала Мара с еле уловимым намеком на почтение.

— Говорят, ты одержала верх в своем клане. — Не тратя времени даром, хранитель снова взялся за тянучку. — Полагаю, это заслуженный триумф.

Мара склонила голову, как бы принимая комплимент.

— Чему я обязан честью видеть тебя? — выговорил хранитель, набив полный рот сладостей.

— Думаю, ты и сам знаешь, Вебара. — Обратясь к нему по имени, Мара ясно дала понять, что ожидает по отношению к себе соблюдения всех знаков почтения, подобающих ее новому рангу. Она извлекла из рукава пергаментный свиток. — Это заверенное Имперской печатью свидетельство на торговые привилегии; теперь я требую, чтобы мои права были обнародованы.

Вебара, с усилием изобразив дружелюбную улыбку, пожал плечами:

— Можешь делать все, что пожелаешь, Мара. — Так же, как и она, Вебара ограничился в обращении только именем, откуда следовало, что он претендует на признание равенства их положений. — Можно, например, обратиться к услугам гильдии курьеров, дабы они донесли известие о твоих исключительных правах на торговлю в самые дальние закоулки Империи, всем, кого это касается.

Ошеломленная Мара пыталась не выдать изумления.

— Я полагала, что подобную миссию должны в нужный момент выполнить имперские гонцы.

— Они бы и выполнили, если бы я им приказал. — Вебара смахнул с живота сладкие крошки, прилипшие к ткани кафтана. — Однако поскольку Врата через Бездну находятся вне ведения Света Небес, меня не касаются дела тех, кто ими пользуется.

Мара подавила гнев:

— Как же так? У меня исключительные права на торговлю!

Вебара тяжело вздохнул:

— Мара, позволь мне высказаться откровенно. У тебя имеются преимущественные права на торговлю с варварским миром. Насчет того, действительно ли никому, кроме тебя, не разрешено ввозить товары, поименованные в твоем свидетельстве, еще можно было бы поспорить. Однако не подлежит сомнению другое: у тебя нет монополии на использование магических переходов через Бездну, если эти врата или мосты — называй как хочешь — располагаются на чужих землях. Ни один из двух известных мостов не подвластен Имперской канцелярии.

— Так в чьих же руках находится управление мостами?

При всем старании Мара не смогла сохранить традиционную невозмутимость. Ее дерзкие притязания на пост предводителя клана вчера увенчались успехом главным образом благодаря тому, что она вовремя выложила на стол такой сильный козырь — торговые привилегии на ввоз важнейших товаров из Мидкемии.

Вебара надулся от сознания собственной значимости: подобно множеству других сановников, чья декоративная должность обеспечивает им пышное обрамление, но не власть, он любил показать, сколь многое зависит от его слова.

Не прекращая сосать тянучку, он процедил:

— Один мост находится близ города Онтосет во владениях человека по имени Нетоха, властителя Чичимеки.

Его самодовольно-небрежный вид яснее слов сказал Маре, что сговориться с этим неизвестным Нетохой может оказаться нелегко, если речь пойдет о предоставлении доступа к Вратам в торговых целях.

— А где второй мост? — сухо осведомилась Мара. Лицо Вебары расплылось в елейной улыбке.

— Второй — на севере, где-то в пределах Города чародеев. — Покончив с конфетой, он причмокнул губами и самым слащавым тоном добавил:

— Он, естественно, под контролем Ассамблеи.

Снисходительная насмешка Вебары обожгла Мару как издевка. Наглец втайне потешался над ней, осознав нелепость положения, в которое она попала. Резко поднявшись с подушек и не тратя времени на обмен прощальными любезностями, Мара вышла из комнаты.

Она не слышала смешка, раздавшегося позади. В душе у нее все кипело от гнева и досады. Хмурый вид госпожи не остался незамеченным солдатами ее эскорта, и они двинулись за ней, не дожидаясь команды. Властительнице Акомы сейчас было не до таких пустяков, как подача команд.

Угораздило же ее так просчитаться! Она щедро заплатила, чтобы получить желаемое. Она создавала видимость силы, которой на самом деле не располагала, понадеявшись на огромные преимущества торговых привилегий, но при этом допустила ошибку: исходила из предположения, что вновь открывшимися Вратами будет, как и прежде, управлять Имперская канцелярия.

Но к магам трудно подступиться: никогда не знаешь, что у них на уме, и слишком уж они могущественны; да и этот Нетоха может оказаться крепким орешком. Мара пробормотала сквозь зубы одно из излюбленных ругательств Кевина. Кем бы ни был сам господин Нетоха и с какими бы союзниками ни знался, надо немедленно задать работу мастеру тайного знания: пусть выведает все его сильные и слабые стороны. От этого зависело, сумеет ли Мара сохранить сан предводителя клана, завоеванный ею только вчера. Если замысел, столь тщательно подготовленный, сорвется из-за ее недосмотра… тогда Акому ждут серьезные опасности — и в делах войны, и в денежных делах.

Но если уж она потерпит крах, — Мара принудила себя дышать ровно и шагать так, словно ее ничто не тревожило, — об этом не должен узнать Тасайо, иначе дело кончится быстрой погибелью не только для нее самой, но и для всего клана Хадама.

***

Аракаси явился менее чем через час после возвращения Мары в городской особняк. По-прежнему снедаемая тревогой из-за нежданного препятствия, не позволяющего приступить к исполнению далеко идущих планов торговли с Мидкемией, властительница Акомы немедленно вызвала мастера тайного знания к себе, в сад внутреннего дворика. Там, среди ухоженных цветников, под журчание фонтанов, сегодня не приносившее умиротворения, Мара потребовала от Аракаси сведений о некоем Нетохе, в поместье которого, как стало ей известно, находится еще один переход, связующий Келеван с варварским миром.

Словно предвосхитив ее интерес (возможно, причину такого предвидения следовало искать в ее желании освободить Кевина), Аракаси оказался на диво хорошо осведомлен. Поклонившись с самым бесстрастным видом, он без проволочек приступил к делу:

— Магические врата не случайно расположены на земле Нетохи. Он служил у мага-отступника Миламбера, который до изгнания из Ассамблеи обитал в этом поместье. Мне удалось установить также, что этот человек работал то ли слугой, то ли хадонрой у прежнего хозяина злополучного поместья.

Аракаси ненадолго замолчал. Согласно цуранским поверьям, ни в коем случае не следовало селиться на землях, прежний владелец которых вышел из Большой Игры, потерпев поражение; равным образом считалось опасным принимать на службу кого бы то ни было из домочадцев бывшего хозяина. По всеобщему убеждению, если уж властитель и его семейство лишались милости богов, то проклятие поражало заодно все его добро, земли и прислугу. Правда, Миламбер, будучи варваром, мог и не знать о таких предубеждениях. И все-таки несчастье постигло и его.

Пожав плечами, Аракаси продолжил:

— Однако, хотя оба хозяина Нетохи пали под ударами судьбы, дела у него, похоже, пошли на лад. Какие-то отдаленные связи позволили ему заявить о родстве с Чичимекой, которому в это время срочно понадобились деньги. Было заключено соглашение. Ныне Нетоха, властитель Чичимеки, — четвертый по счету правитель, глава крошечной семьи. Он занимает хорошее положение в клане Хунзан.

Маре стоило немалого труда усидеть на месте, но она молчала, ожидая продолжения.

— Люди из клана Хунзан отличаются весьма своеобразным складом ума. Их соседи уже и удивляться перестали, что бы те ни выкинули. — Под конец доклада Аракаси приберег особую новость. — О самом Нетохе известно мало, если не считать того, что он женат на бывшей рабыне.

Брови у Мары взлетели вверх; это сообщение не могло не вызвать у нее любопытства.

Но последовавшее объяснение мастера развеяло всякую надежду на освобождение Кевина:

— Перед тем как покинуть Келеван, Миламбер освободил всех рабов в поместье Чичимеки. Это распоряжение имело силу закона, поскольку в то время статус Миламбера как члена Ассамблеи никто и не думал подвергать сомнению. Но даже оставшись без рабов, Нетоха добился процветания своих небольших владений. Он очень трудолюбив, и его считают человеком с будущим. Возможно, когда-нибудь он станет могущественным властителем.

Внимание Мары привлекла подробность, которая имела прямое отношение к ее сегодняшним делам:

— Значит, он способен заинтересоваться торговыми операциями, требующими доставки товаров через Бездну?

— Возможно, — сдержанно согласился Аракаси. — Есть еще кое-что, госпожа. Многое неясно, но одно несомненно: на ход Игры влияет нечто, выходящее далеко за рамки обычных понятий. Возвращение мага-отступника породило в обществе всплеск бурной деятельности, хотя все происходит в глубокой тайне. Вовлечены люди из самых разных сословий: высокопоставленные чиновники подолгу совещаются с учеными, взяв с них обет неразглашения; личные гонцы Света Небес снуют взад и вперед, переправляя секретные тревожные послания — и ни слова на бумаге; при этом, если верить дворцовым сплетням, каждый вестник клятвенно обязуется в случае чего совершить самоубийство, но не выдать доверенный ему секрет. Я попытаюсь докопаться до сути дела, но, раз уж тут замешана Ассамблея… — Он вновь пожал плечами, давая понять, что все усилия могут оказаться бесплодными.

Слишком озабоченная собственными, куда более злободневными делами, Мара не стала втягиваться в обсуждение таинственной суеты среди Всемогущих. Вопреки обыкновению она не стала задерживать мастера для более обстоятельной беседы и, отослав его, сразу же призвала писца. Нужно было срочно написать властителю Нетохе и магу Фумите послания с предложением выгодных условий использования моста в Мидкемию.

После того как послания Мары были передраны в гильдию курьеров для доставки адресатам, ее уже почти ничего не удерживало в Кентосани. Властительница Акомы решила поскорее вернуться домой, и для этого у нее были по меньшей мере две основательные причины: стремление уклониться от возможных встреч с остальными членами клана и внезапно накатившая тоска по Айяки. Мальчик подрастает так быстро! Он уже почти на полпути к тому, чтобы стать мужчиной, подумала Мара; вскоре нужно будет поговорить с Кейоком насчет выбора воина, которому можно поручить обучение наследника Акомы искусству владения оружием: до десятого дня рождения осталось не более полугода.

Обратный путь на барке вниз по Гагаджину прошел без приключений. Когда они пересекли границу ее владений, тревога Мары несколько улеглась: возвращение домой всегда приносило ей покой и умиротворение. И все-таки — впервые в жизни — ее мучило подспудное ощущение какой-то утраты. Она пыталась угадать, в чем тут дело, пока носильщики несли паланкин к господскому дому.

Ответ пришел, когда она ступила на каменные плиты дорожки перед крыльцом и приняла приветствия встречающих: Люджана, Кейока и Накойи. Дом вдруг показался невзрачным.

В ее глазах отцовский дом неизменно оставался домом ее детства — самым великолепным и прекрасным местом на земле. И сейчас ее пронзило мимолетное сожаление о том, что время разрушило эту иллюзию. Теперь, будучи властительницей и предводителем клана, она видела лишь ширь земель, которые трудно защищать, и жилище, уютно и со вкусом обставленное, но отнюдь не величественное на вид; к тому же в нем отсутствовали покои для важных гостей, необходимые в доме правителя ее ранга. С грустной иронией Мара подумала о том, что самый ненавистный ее враг, должно быть, сейчас наслаждается жизнью во дворце, который не только превосходит все другие особняки в Империи красотой и величием, но и защищен самой природой от любых превратностей войны.

Когда Мара — как обычно, в сопровождении Кевина — перешагнула порог, за ней немедленно последовала Накойя. Уязвленная рассеянными ответами госпожи на приветствия, старуха не слишком выбирала выражения:

— Какая муха тебя укусила? У тебя что, ум за разум зашел?

Нагоняй вывел властительницу из задумчивости. Она резко обернулась к советнице:

— Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду захват жезла предводителя! — Накойя погрозила пальцем, как делала раньше, будучи нянькой. — Почему ты ни с кем не обсудила свои намерения, прежде чем действовать?

Мара, скрестив руки на груди, не дрогнула под напором:

— Эта мысль пришла мне в голову, когда я была уже на полпути к Кентосани. Уезжая, я надеялась, что смогу уговорить клан прислушаться к моей просьбе, но на реке у меня было время подумать…

— Жаль, что ты не нашла этому времени лучшее применение! — прервала госпожу первая советница.

— Накойя! — В глазах Мары вспыхнул гнев. — Нечего отчитывать меня, как девчонку. Чем ты недовольна?

Первая советница отвесила точно выверенный поклон, означавший, что крепость не сдалась.

— Прошу прощения, властительница, — почти насмешливо проговорила она, — но, заставив клан Хадама признать твое первенство, ты изволила довести до всеобщего сведения, что отныне ты сила, с которой нужно считаться.

Захваченная врасплох, Мара попыталась отмахнуться от упреков:

— Да ничего не изменилось, кроме…

Накойя тяжело опустила узловатые руки на плечи Мары и заглянула госпоже в глаза.

— Многое изменилось. До сих пор в тебе видели сообразительную девочку, способную обойти расставленные ловушки, укрепить свой дом и защитить себя. Даже после смерти Джингу знать Империи могла приписать твой успех простому везению. Но теперь, когда ты вынудила других уступить тебе почет и власть, ты объявила всему свету, что представляешь собой угрозу! Теперь Тасайо обязан действовать. Причем действовать незамедлительно. Чем дольше он будет тянуть, тем больше его союзников и вассалов начнут сомневаться в его решимости. До сих пор он мог бы довольствоваться ожиданием удобного случая, но теперь он вынужден что-то предпринять. Ты не оставила ему выбора.

Мара похолодела. Да, последствия ее необдуманного шага будут в точности такими, как сказала Накойя.

— Ты права, — ответила она с вымученной улыбкой, а затем, встрепенувшись, добавила:

— Я поступила опрометчиво. Ну что ж, лучшее, что можно сделать, — это собрать совет, как только я подкреплюсь с дороги. Нам нужно… составить план.

Накойя сердито кивнула в знак согласия. Кевин проводил Мару в ее покои, а старуха все кипятилась — и не только из-за новых опасностей, грозящих Акоме по милости госпожи, но и потому, что та выглядела такой усталой… просто падала с ног. За долгие годы службы Накойя еще ни разу не видела дочь своего сердца настолько измотанной.

Первая советница Акомы вздохнула и покачала головой. Приближенные Мары могут встречаться и говорить, сколько их душе угодно, можно придумывать планы и выполнять их, но, по правде говоря, разве не испробованы уже все средства, способные обеспечить оборону и процветание Акомы? Ощущая тяжесть лет и боль в каждом суставе, старуха, шаркая ногами, потащилась по коридору. С тех пор, как погиб властитель Седзу и его владения перешли к дочери, Накойю ни на день не оставлял страх, что Мара, ее любимица, станет жертвой Большой Игры. Однако властительница показала себя как способный и умелый игрок. Почему же тогда сегодня этот страх сильнее, чем обычно? Может, просто старые кости бунтуют? Накойя вздрогнула, хотя день был теплый. При каждом шаге она, казалось, ощущала подошвами ног землю своей могилы.

***

Из Онтосета пришел ответ. С самым мрачным видом Мара дважды перечла послание. Сдерживая свирепое желание разорвать что-нибудь на мелкие клочки, она швырнула свиток на письменный стол. Такого она никак не ожидала: Нетоха ответил отказом на предложение Мары. А ведь она выражала готовность выплачивать ему чрезвычайно щедрое вознаграждение за пользование Вратами через Бездну, расположенными на его земле!

— Это же бессмысленно! — вслух воскликнула Мара, отчего Аракаси, пристроившийся в углу кабинета, удивленно приподнял бровь.

Переодетый садовником, мастер тайного знания рассматривал лезвие небольшого серпа из слоистой кожи, который служил для подрезки кустов кекали. Он по-прежнему настаивал, чтобы его возвращение в поместье держалось в секрете, поскольку все еще не избавился от подозрений, что в охрану Мары проникли агенты Тасайо. Пусть госпожа, занятая другими делами, не желает обсуждать этот вопрос, у Аракаси — свои заботы. Слежке за слугами и рабами поместья он уделял не меньше времени, чем делу, порученному ему хозяйкой. Только Накойя была посвящена в этот его секрет.

Аракаси проверил остроту лезвия и встал в такую позу, чтобы со стороны казалось, будто госпожа распекает слугу за нерадивость.

— Госпожа, я мало что выяснил об этом человеке, Нетохе. Он вообще очень скрытен. Должно быть, у него имеются основательные причины для отказа. Безусловно, он не сможет самостоятельно установить коммерческие связи с миром по ту сторону Бездны, поскольку ты обладаешь торговыми привилегиями. Однако указать эти причины я не в состоянии.

Мара в досаде выдернула из волос надоевшую шпильку. Послание Фумите из Ассамблеи вернулось нераспечатанным, так что этот загадочный Нетоха оставался единственной надеждой Мары — если она еще надеялась извлечь какую-то выгоду из своих торговых привилегий. Прекрасно зная, что Аракаси не любит, когда его поторапливают, она все-таки спросила:

— Ты не можешь подослать кого-нибудь потолковее к властителю Чичимеки? Надо же разузнать, какие у него есть резоны, чтобы отвергать такое выгодное предложение!

— Я могу только попытаться, госпожа. — Аракаси был не слишком обрадован этим новым поручением, однако виду не показал. — Вряд ли нам удастся выведать что-нибудь особенно важное, но можно поручить кое-кому перекинуться словечком с домашними слугами и полевыми работниками. У Нетохи в работниках состоят главным образом варвары.

— Мидкемийцы? — перебила его Мара.

Аракаси кивнул.

— Перед уходом Миламбер освободил своих земляков, и теперь их нанимает Нетоха. Судя по донесениям из Онтосета, из них получаются неплохие земледельцы. В любом случае варвары, похоже, более словоохотливы, чем наши рабы, так что добыть сведения не составит большого труда. Если, конечно, им самим известно что-либо, заслуживающее внимания.

Ощущая рядом напряженное молчание Накойи, Мара перешла к другому животрепещущему вопросу:

— Ну а как насчет Минванаби?

— Меня тревожит именно то, госпожа, что насчет Минванаби мне нечего сказать. Тасайо, как и ты, много занимается делами своего дома, но ничего выдающегося там не происходит. — Мастер тайного знания обменялся взглядами с первой советницей. — И это тогда, когда можно было ожидать чего угодно, но только не этого. Узнав о твоем избрании на пост предводителя клана… разве мог такой человек, как Тасайо, остаться в бездействии? Следовало ждать с его стороны решительного удара, а он… — Аракаси быстро огляделся и продолжал:

— Еще одно: Тасайо начал создавать простейшую шпионскую сеть, состоящую из агентов в самых разных уголках Империи. Выявить их нетрудно, поскольку Инкомо, первый советник Минванаби,взялся за дело достаточно неуклюже. Мои люди наблюдают за его агентами, и у меня есть основания для уверенности, что вскоре мы сумеем внедриться в их сеть. Таким образом, у нас появится дополнительная возможность проникнуть в дом Минванаби и присмотреться к тамошним делам. Вот когда это произойдет, я буду чувствовать себя более спокойно. Однако я избегаю лишней поспешности: торопить события — опасное дело. Все это может оказаться хитроумным трюком, для того и разыгранным, чтобы выманить нас в чистое поле.

Однако чутье подсказывало Маре, что такие уловки не в стиле Тасайо. Его натура тяготела к жестокости, а тактика — к применению военной силы. Снова погрузившись в размышления, она с отсутствующим видом подала Аракаси знак, что он может удалиться. О присутствии Накойи она вспомнила лишь тогда, когда та заговорила:

— Доченька, холод пробирает меня до костей.

Мара чуть вздрогнула.

— Что тебя тревожит, Накойя?

— Козни Минванаби. Ты слишком полагаешься на шпионов Аракаси. Возможно, они занимают хорошие должности, но они же не вездесущи. Ведь их нет рядом с Тасайо, когда он справляет нужду или занимается любовью с женой. А тебе следует помнить, что это человек, который вынашивает планы убийства всегда, в любую минуту жизни.

Мара понимала, что это так и есть. Агенты Аракаси пока не обнаружили ничего, что явно угрожало бы ее семье; однако их донесения все равно наводили тревогу. Тасайо правил своим домом как капризный и коварный деспот.

Даже своим приближенным он умел отравить жизнь и сделать ее невыносимой; но между Минванаби и Акомой полыхала кровная вражда, и Мара знала: нет в Империи такого человека, чью кровь Тасайо прольет с большим удовольствием, чем кровь властительницы Акомы и ее десятилетнего сына Айяки.

Глава 8. ВЫЛАЗКА

Прошел год. У Мары хватало причин для беспокойства: и постоянные трудности в торговле, и настораживающее бездействие Тасайо. В тревожном ожидании наступил и закончился сезон дождей. Телят нового приплода отделили от матерей, и маленькие бычки уже резвились на ближнем пастбище. Когда они достаточно подрастали, пастухи выбирали, кого из них кастрировать, а кого оставить на племя. Были засеяны поля и собран урожай; подозрительное спокойствие пока ничем не нарушалось. Дни пролетали, не принося Маре разрешения ее сомнений. Были рассмотрены тысячи предположений о том, с какой стороны следует ожидать нападения и какую форму оно может принять; обсуждены и отвергнуты тысячи способов ответных действий, но ни одна из угроз Минванаби не претворилась в жизнь. Обдумывались всевозможные ходы в Игре Совета, однако Свет Небес так и не отменил свой указ против Высшего Совета и не проявлял ни малейшей склонности к уступкам.

В ранний утренний час, когда еще не наступила жара, Мара сидела у себя в кабинете, одетая в просторную короткую накидку, и изучала дощечки и пергаменты, оставленные ей Джайкеном. После досадной осечки в Кентосани дела Акомы все же шли своим чередом. Стада постепенно восполняли урон, причиненный походом в Дустари; торговля шелком наконец оживилась. Возведение Мары в ранг предводителя клана не повлекло за собой никаких неприятных последствий. Хотя Накойя при каждом удобном случае ворчала, что ее хозяйка совсем ничего не предпринимает для устройства своего будущего брака, Мара не поддавалась. Тасайо укрепил свое могущество, став властителем Минванаби, а при этом условии вряд ли кто-либо окажется столь неосмотрителен, чтобы пойти на союз с Марой, пока не будут сведены счеты Акомы с Минванаби.

Мара вздохнула и отбросила упавшую прядь волос. Не обладая еще достаточной силой, чтобы первой начать переговоры, она совершенствовалась в тактике выжидания.

Легкий стук прервал течение ее мыслей.

Мара подала знак слуге, который топтался за дверью; он приблизился и с поклоном доложил:

— Госпожа, в приемной тебя ожидает курьер из гильдии.

— Пусть войдет, — разрешила Мара.

Дорожная пыль покрывала курьера, одетого в выцветшую тунику; эмблемы, нашитые на рукавах, свидетельствовали о принадлежности к отделению гильдии в Пеше. Ни с одной семьей в этом городе Мара не вела никаких дел; новость могла оказаться интересной.

— Можешь сесть, — позволила Мара, когда гонец завершил приветственный поклон.

Он не принес документов; следовательно, Маре предстояло выслушать устное сообщение. Гарантией сохранения тайны в таких случаях служила принесенная им клятва молчания. Жестом Мара приказала слуге принести сок йомаха на тот случай, если у вестника с дороги пересохло в горле.

Когда освежающий напиток был доставлен, он поклонился и с удовольствием отпил большой глоток.

— Властитель Ксалтепо из дома Хангу шлет приветствие дому Акомы. — Курьер замолчал, чтобы сделать еще один глоток; эта пауза, выдержанная не без умысла, давала властительнице возможность вспомнить, что ей известно о доме властителя Ксалтепо, его клане и политических связях.

Любезность курьера оказалась как нельзя более кстати: Маре действительно потребовалось время. У Акомы никогда не было ничего общего с властителями Хангу из клана Нимбони — клана настолько захудалого, что он постоянно примыкал к другим, более крупным кланам. С кем из них они состояли в союзе сейчас, Мара не помнила. Вероятно, это знает Арака-си. Он также мог бы сказать точно, возобновил ли Ксалтепо свое участие в партии Желтого Цветка после распада Военного Альянса. Минванаби не были связаны с этой партией, но в прежние времена у них от случая к случаю возникали общие интересы… до восшествия Альмеко на пост Имперского Стратега. При его преемнике Аксантукаре многие прежние союзы распались. Партия Желтого Цветка каким-то образом держалась на поверхности; вполне вероятно, что они ищут способов переметнуться под покровительство клана Каназаваи и явление гонца в Акому — один из их первых шагов в этом направлении.

Мара вздохнула при мысли о непредсказуемости политических судеб. Без сети агентов Аракаси она бы запуталась в этом лабиринте, полагаясь лишь на догадки, и не смогла бы уверенно руководить своим кланом.

Посланец допил напиток и почтительно дожидался, пока ему разрешат продолжать. По знаку Мары он заговорил вновь:

— Властитель Хангу обращается к тебе с официальным предложением о заключении союза с его домом. Если ты сочтешь, что Акома заинтересована в таком союзе, то властитель Ксалтепо просит тебя о встрече для обсуждения подробностей.

Раб унес опустевшую чашу из-под сока. Маре хватило нескольких секунд, чтобы облечь в слова свое решение:

— Я польщена предложением властителя Хангу. Ответ пришлю с одним из моих собственных курьеров.

Это была уклончивая любезность, в которой не было ничего необычного, так как властитель, живущий вблизи Сулан-Ку, мог быть незнаком с гильдией другого города. Из соображений безопасности Мара собиралась воспользоваться услугами уже проверенной гильдии. Но если бы она отослала курьера, не выразив благодарности, это было бы воспринято как знак недоверия или даже как умышленное оскорбление. Властительница отправила своего посыльного за Сариком. Теперь, вполне освоившись в роли второго советника, он не оплошает: проводит курьера в дальние покои и позаботится о нем, занимая банальностями, пока не спадет жара и его можно будет отпустить, соблюдая приличия.

Интерес Мары к финансовым отчетам временно потускнел. На протяжении всего утра она обдумывала неожиданное предложение Хангу, теряясь в догадках, что могло ему понадобиться от Акомы. Не исключено, что властитель Ксалтепо искренне желал союза: Мара значительно поднялась в общественной иерархии, заняв пост предводителя своего клана, и надо было приготовиться к тому, что предложение Ксалтепо станет лишь первым из многих.

Однако нельзя было упускать из виду и другое объяснение. Все могло оказаться куда более опасным, если он служил марионеткой для кого-то другого

— для заведомого врага, который использовал его, чтобы замаскировать еще один заговор против Акомы. Она дождалась ухода курьера, и только потом послала Аракаси наводить справки.

После ужина Мара созвала совет во внутреннем саду, примыкающем к ее апартаментам. Единственный вход в сад надежно охранялся.

Расположившись на подушках под деревом рядом с фонтаном, Мара с сожалением подумала о том, как много внимания ей приходится уделять мерам безопасности. С минутной завистью она снова вспомнила поместье Тасайо: о защите его прекрасного дворца как будто позаботилась сама природа. Высокие крутые холмы, глубокое ущелье-западня и озеро с узкой горловиной превращали усадьбу в неприступную крепость. В отличие от других аристократов, владения которых находились в низинной местности, Минванаби не нуждался в постоянной охране всех границ обширного поместья. Ему достаточно было поставить дозорных в смотровых вышках на вершинах холмов и наладить патрульную службу в ключевых пунктах на внешних границах имения. Акоме требовалось пять полностью укомплектованных рот, не менее чем по сотне воинов в каждой, чтобы обеспечить надежную оборону главного поместья. Даже сейчас, после десяти лет упорных трудов, эта цель еще не была достигнута, несмотря на богатство, старательно накопленное за эти годы, тогда как Минванаби с лихвой хватало двух сотен солдат для охраны поместья, размерами превосходившего Акому в два раза. Меньшие затраты на содержание домашнего гарнизона давали Тасайо средства для политической игры, которых так недоставало Маре, несмотря на ее стремительно расширяющуюся финансовую империю.

Мара оглядела круг своих советников, более многочисленный, чем прежде. В нем прибавились молодые лица; по сравнению с ними у ветеранов следы прожитых лет казались особенно заметными. Накойя с каждым месяцем становилась все более морщинистой и сгорбленной. Кейок — при всем желании соблюдать хотя бы видимость формы — не мог сидеть прямо. Сейчас его здоровая нога была перекинута поверх культи, а костыль старательно убран с глаз долой. Мара до сих пор так и не смогла полностью привыкнуть к тому, что видит его в повседневной одежде, а не в доспехах.

На официальные заседания совета слуги не допускались, но Кевин в качестве раба-телохранителя пристраивался рядом с Марой или позади нее, украдкой играя ее распущенными волосами. Присутствовали здесь и Джайкен с испачканными мелом руками, и молодой Сарик, нетерпеливый и зоркий, и обманчиво беспечный Люджан. Мастер тайного знания еще не вернулся из доков Сулан-Ку, куда он отправился для встречи со связным из Пеша. Поскольку слово Аракаси могло оказаться решающим, Мара начала совет до его прибытия, чтобы не терять времени и выслушать других своих советников.

Первой высказалась Накойя:

— Госпожа Мара, ты ничего не знаешь об этих выскочках Хангу. Они не из старых семей и никогда не разделяли твоих политических интересов. Я боюсь, как бы они не оказались перчаткой на руке врага.

За последнее время первая советница стала гораздо более опасливой, чем прежде, и обычно ее суждение так или иначе сводилось к необходимости соблюдать осторожность. Властительница Акомы не знала, чему приписать эту метаморфозу: то ли возвышению самой Мары до должности предводителя клана, то ли нарастающему с годами страху старой женщины перед Тасайо. Стремясь как можно точнее оценить соотношение риска и выгоды, Мара все чаще полагалась на мнение Сарика.

Хотя солдату, превратившемуся в советника, едва перевалило за тридцать, он был сметлив, хитер и притом часто язвителен в своих оценках; могло показаться, что его открытый, веселый нрав противоречит укоренившемуся в глубинах души колкому цинизму. Тем не менее его высказывания неизменно отличались здравомыслием и проницательностью.

— Накойя рассуждает логично, — начал Сарик, смело глядя на Мару. — Но я хотел бы добавить, что мы слишком мало знаем о властителе Хангу. Если у него честные намерения, мы нанесли бы ему незаслуженное оскорбление, отказавшись его выслушать. Даже если бы мы могли позволить себе отнестись с пренебрежением к этому незначительному дому, мы же не хотим, чтобы про нас пошла такая слава, будто к Акоме и подступиться нельзя с предложениями о переговорах. Никто не мешает нам вежливо отказаться от союза с Хангу, после того как мы выслушаем его доводы, — и никто не будет в обиде. — Сарик слегка вздернул голову и, как обычно, закончил речь вопросом:

— Но вправе ли мы отказать ему, не узнав, какие у него могут быть намерения?

— Звучит убедительно, — признала Мара. — Кейок? Военный советник поднял руку, чтобы поправить шлем, и, не найдя его, закончил тем, что пригладил поредевшие волосы.

— Я должен досконально изучить любые предложения, которые ты получишь при подготовке к этому совещанию. Властитель может нанять убийц или устроить засаду. Где именно он захочет встретиться с тобой и на каких условиях — будет говорить о многом.

Мара приметила, что в необходимости переговоров бывший военачальник не сомневался.

Пошарив у себя в памяти, Люджан сумел сообщить сведения, которые раздобыл еще в бытность свою серым воином:

— Считается, что семья Хангу не принадлежит к могущественным домам Пеша. Родственник жены одного из моих младших офицеров служил у Ксалтепо командиром патруля. О властителе Хангу говорили как о человеке, который редко посвящает кого-либо в свои намерения, разве что в случаях обоюдной выгоды. Начало роду Хангу действительно положено недавно, однако выдвижение этой семьи стало возможным благодаря их успешным торговым сделкам на юге.

Картину дополнил Джайкен:

— Источник благосостояния семьи Хангу — чокала. Было время, они еле-еле концы с концами сводили, и гильдии на них безжалостно наживались. Отцу нынешнего властителя Ксалтепо надоело терпеть этот грабеж. Став главой семьи, он завел у себя собственную мельницу, чтобы молоть бобы, и прибыль от чокала снова вложил в это предприятие. Его сын продолжал расширять дело, и теперь владельцы поместья Хангу занимают если не господствующее, то во всяком случае весьма прочное положение на южных рынках. Они гордятся процветающим производством и перерабатывают урожаи других земледельцев. Возможно, правитель Ксалтепо хочет договориться, чтобы наш вассал из Тускалоры доставлял бобы в его сушильни.

— В Пеш? — Мара выпрямилась, прервав ухаживания Кевина. — В такую даль? При перевозке на баржах бобы могут заплесневеть или отсыреть, а для организации сухопутного каравана требуются большие расходы. Ради чего властитель Джиду станет так осложнять себе жизнь?

— Ради прибыли, — предположил Джайкен со своим неподражаемым лаконизмом.

— Почва и климат в той оконечности полуострова не слишком благоприятны для чокала. Однако Хангу умудряется даже из низкосортных тамошних бобов извлекать высокий годовой доход. Те, кто кормится продажей чокала, стараются перемолоть собранные ими бобы поблизости от дома, чтобы избавиться от шелухи и таким образом уменьшить вес груза при перевозке. Но бобы лучше сохраняются в неочищенном виде, и мельницы Хангу позволяют хозяевам получать высокие доходы от переработки чокала в любое время года, даже в такие месяцы, которые сейчас считаются мертвым сезоном. И они активно вытесняют возможного конкурента с местного рынка. Такой подход к делу со временем может обеспечить их товарам доступ в центральную часть Империи.

— Тогда почему бы им не обратиться прямо к властителю Джиду? — спросила Мара.

Джайкен виновато развел руками:

— Госпожа, ты предоставила властителю Тускалоры права на управление его собственными финансами, но в городах, среди купцов и посредников, тебя считают его сюзереном. Они не могут представить себе, чтобы какой-нибудь правитель оказался таким щедрым, как ты. Поэтому на рынках говорят, что всем заправляешь ты.

— Джиду мог бы запротестовать, — возразила Мара.

Тут уж подала голос Накойя:

— Госпожа, он не осмелится. При его-то мужской спеси легко ли такому забияке лишний раз вспоминать, что его одолела женщина? Если он начнет возмущаться, то станет мишенью новых уличных сплетен. Как раз этого правитель Джиду предпочел бы избежать.

Обсуждение продолжалось долго; Кевин слушал с живым интересом. Его молчание было не только данью этикету. Оно свидетельствовало о том, сколь глубоко он был захвачен тонкостями цуранской политики. В последнее время, если ему случалось высказать свое мнение, в его словах звучало уже не простодушное недоумение профана, а желание понять ранее чуждый для него строй мыслей собеседников.

Мара обдумывала услышанное и в то же время старалась отогнать назойливые и неуместные мысли о том, как сильно она будет скучать по своему варвару, когда не сможет больше уклоняться от выполнения своего долга и выберет себе подходящего мужа. Но сейчас при всех своих тревогах и опасениях она наслаждалась каждой минутой, которую могла провести в окружении людей, оберегающих ее, — как наслаждалась привычным ласковым теплом этой летней ночи.

Неяркий свет фонаря не затмевал огня воодушевления, горевшего в глазах Сарика, но милосердно сглаживал следы невзгод на лицах Кейока и Накойи и скрывал усталость в позе Джайкена.

Не было дня, чтобы хадонра не посетил самое отдаленное поле в поместье. После Дустари он каждое утро наведывался в город, отправляясь в путь еще затемно и возвращаясь задолго до полудня. Он предпринимал это утомительное путешествие для того, чтобы получить от своих приказчиков самые свежие новости о скачках цен и о других изменениях в рыночной обстановке. Благодаря его усердию лишь немногие выгодные сделки ускользнули от Акомы. Однако Маре хотелось бы, чтобы трудные времена наконец остались позади и чтобы успех торговых операций не доставался ценой такого изматывающего напряжения всех сил Джайкена.

Джайкен многому научил госпожу. И он, и остальные ее советники избавили Акому от крупных напастей, в которые по неопытности могла бы угодить Мара в первые дни своего правления. Мысленно она поблагодарила Лашиму за то, что мирскими наставниками бывшей послушницы оказались добрые и мудрые люди. Она даже подумать боялась, что из-за превратностей кровной вражды с Минванаби или из-за клановых неурядиц может потерять кого-то из присутствующих здесь.

Наконец разговор подошел к концу. Задумчиво нахмурив брови, Мара подвела итоги:

— Похоже, мне придется послать депешу к властителю Ксалтепо, назначив встречу в таком месте, которое мы сочтем наиболее безопасным. Джайкен, ты сможешь договориться о том, чтобы арендовать зал собраний какой-нибудь гильдии в Сулан-Ку?

Прежде чем управляющий успел открыть рот для ответа, послышался холодный голос:

— Госпожа, при всем моем почтении к тебе должен заметить, что общественное место — не самый лучший выбор.

Аракаси, на этот раз облаченный в просторную жреческую хламиду с капюшоном, проскользнул в сад незаметно, словно тень. Губы Кейока сжались в жесткую линию. Досадуя на самого себя за то, что прозевал момент, когда часовые у входа окликнули новоприбывшего и пропустили его в дом, старый солдат не желал признать, что его слух утрачивает былую остроту.

Аракаси поклонился, дождался разрешения Мары продолжать и приступил к докладу:

— Я должен сразу предупредить, что Минванаби извещен об этом предложении властителя Ксалтепо. Мои агенты утверждают, что Тасайо намерен во что бы то ни стало выяснить, где именно состоится встреча между госпожой и Хангу. Если арендовать зал гильдий — боюсь, там могут оказаться шпионы. И если сегодня у неприятельских партий нет лазеек для подслушивания, то можете быть уверены, что такие возможности появятся к тому дню, на который будет назначена встреча. Тасайо не жалеет усилий, когда хочет чего-то добиться.

Мастер тайного знания осекся, как будто собственные слова резали ему слух.

— Мой агент был весьма взволнован, хотя обычно это ему не свойственно. Тасайо готов на многое, лишь бы побольше разузнать об этой встрече.

Пальцы Мары вцепились в манжеты рукавов.

— Отсюда я делаю вывод, что интересы Хангу идут вразрез с интересами наших врагов.

— Это довод в пользу того, что Хангу действительно стремится к союзу, — согласился Аракаси, хотя что-то явно продолжало его беспокоить. — Но слишком много вопросов остается без ответа. Стремление Хангу размахнуться пошире в деле переработки бобов на первый взгляд представляется убедительной причиной, однако это всего лишь предположение. Ходят также неопределенные слухи, что клан Хонсони начал переговоры с Нимбони. — Вид мастера выдавал волнение. — Здесь налицо ряд обстоятельств, которые слишком очевидны. Поневоле заподозришь, что дело тут нечисто.

— Тебя это тревожит?

— Да, госпожа. Что-то в его… — Он покачал головой. — Может быть, меня насторожило именно то, что я без труда получил слишком много сведений. — Он пожал плечами. — За домом Хангу мы не устанавливали постоянного наблюдения, и не будет ничего удивительного, если окажется, что какие-то их дела ускользнули от моего внимания. Я настаиваю на крайней осторожности. Выбери для встречи хорошо охраняемое место — здесь, в твоих владениях, или где-то поблизости, где мы будем иметь преимущество.

Мара обдумала этот совет.

— Твои слова мудры, как всегда. Осторожность необходима во всем. Мы не должны упустить ни одной благоприятной возможности, которая сулит нам преимущество, пусть даже самое незначительное. Я встречусь с властителем Ксалтепо не в зале гильдии, а в том горном ущелье, где когда-то укрывалась шайка Люджана. Это место не принадлежит Акоме, но нам хорошо известно, как использовать его особенности с выгодой для себя… если возникнут какие-либо затруднения.

После спешного похода в город Аракаси выглядел уставшим и был покрыт пылью. Мара отправила его подкрепиться; остальные советники разошлись, переговариваясь между собой. За пределами сада каждый из них будет хранить молчание обо всем, что касается властителя Ксалтепо.

Остался сидеть только Кевин. Его руки скользнули на талию Мары, и он прижался щекой к ее волосам.

— Как ты посмотришь на то, чтобы устроить что-то вроде малого совета… для нас двоих?

Мара повернула лицо, ожидая поцелуя. Когда его губы прижались к ее губам, Мара приготовилась на всю ночь позабыть о своих тревогах.

— Госпожа, — ворвался резкий, как удар хлыста, голос Накойи, появление которой за дверью в этот момент никого не могло обрадовать. — Прекрати дурачиться и прислушайся к предостережению.

Мара высвободилась из объятий Кевина. Ее глаза сверкали, волосы слегка спутались; она не скрывала нетерпения:

— Говори, матушка, но не злоупотребляй моей снисходительностью.

В последнее время первая советница норовила воспользоваться каждым удобным случаем, чтобы лишний раз указать хозяйке, сколь нежелательно здесь присутствие Кевина. Хотя Мара понимала, что старая няня проявляет такую настойчивость из самых лучших побуждений, но понимала она и другое: с человеком, которого она любила, ей оставалось провести совсем немного времени, и она не хотела лишать себя ни одной из этих последних минут.

Однако на этот раз первая советница не стала ей выговаривать за неподходящий выбор партнера для постели, а лишь скрестила на груди морщинистые руки с выражением твердой решимости.

— Ты чересчур уж полагаешься на этих шпионов Аракаси.

Глаза Мары потемнели.

— Они никогда меня не подводили.

— Они никогда не имели дела напрямую с Тасайо. — Накойя погрозила сухоньким пальцем. — Вспомни караваны с шелком! Десио выявил одного из агентов Аракаси, и это нам дорого обошлось. Тасайо не будет таким бестолковым. Он не станет уповать на то, что в его доме не осталось соглядатаев. Однако, в отличие от Десио, Тасайо не поддастся мгновенной вспышке ярости, когда обнаружит, что служба безопасности сплоховала. Предателя он и пальцем не тронет и даже будет оберегать этого человека, выжидая момента, чтобы его использовать.

С нескрываемым раздражением Мара спросила:

— Так что же, ты предлагаешь нам арендовать общественный зал гильдии? Доверить свою охрану людям, не принадлежащим ни к одному клану?

Накойя придержала рукава халата, которые взметнул налетевший ветер.

— Ничего подобного. Я только прошу тебя остерегаться. Аракаси великий знаток своего дела. Он лучший из всех мастеров тайного знания, которых я знавала за годы службы этому дому. И все же его бывший хозяин из Тускаи потерпел поражение, несмотря на всех его шпионов. Помни это. Осведомители могут быть полезны, но нельзя считать, что они непогрешимы. Любой инструмент может сломаться или превратиться в оружие.

Мара застыла, остро чувствуя, как подбирается к сердцу пронизывающий холод.

— Почтенная матушка, твои предостережения выслушаны. Я благодарна за совет.

Накойя понимала, что дальнейшие назидания ни к чему хорошему не приведут. С видом крайнего неодобрения она поклонилась, а затем повернулась и, прихрамывая, вышла из сада.

— Знаешь, эта старая ворчунья права, — ласково прошептал Кевин.

Мара резко повернулась к нему:

— И ты туда же! Неужели непременно нужно отравлять каждый вечер предупреждениями и опасениями?

Она встряхнула темными волосами, не зная, как отделаться от глубокой душевной муки, не имеющей названия. Как видно, Кевин почувствовал ее терзания, хотя и не мог знать их причину. Он никак не ответил на вырвавшийся у нее гневный окрик, а просто сгреб ее в охапку и привлек к своей груди.

Поцелуями он снял с ее души гнет безмерного напряжения, и здесь, на подушках, в мерцающем свете раскачиваемого ветром фонаря, заставил властительницу Акомы забыть о врагах, которые покушались на ее жизнь и готовились полностью уничтожить ее семью.

***

Прошло три недели. Иссушающий зной согнал с пастбищ последнюю зелень, которая еще оставалась после сезона дождей.

Выйдя из дома в предрассветную мглу, Мара направилась к ожидающим ее носилкам; их окружала охрана — тридцать отборных воинов. Сегодня ими командовал Кенджи — ему было необходимо набираться походного опыта. Отправляясь на переговоры с властителем Хангу, Мара намеревалась оказаться в горах до наступления полуденной жары и по предложению Аракаси взяла малочисленный эскорт — ради скорости передвижения и из соображений секретности. Военный советник настоял на том, чтобы присутствовать при ее отбытии: Накойе было уже не по силам подниматься в столь ранний час.

Однако, когда Мара появилась во дворе, советника перед домом не было. Кевин следовал за ней на шаг позади, как положено, но он не был бы самим собой, если бы утруждал себя заботой о приличиях.

— Старый чудак, должно быть, проспал, — весело сказал варвар. — Надо бы мне воспользоваться случаем и вернуться за ним — поквитаться за то время, когда он будил меня пинками… даже сандалий походных при этом не жалел.

— Слышу, слышу, — прозвучал голос, хорошо натренированный во время строевых учений.

Кейок появился из рядов телохранителей Мары. Он остановился, чтобы дать четкие указания Кенджи и сделать выговор кому-то за небрежную позу; затем с явной неохотой отошел от солдат и, бросив уничтожающий взгляд на Кевина, с важностью остановился перед носилками Мары.

— Госпожа… — Он поклонился, тщательно удерживая равновесие, после чего снова оперся на костыль и, понизив голос, чтобы солдаты не могли его услышать, поделился напоследок с хозяйкой своим беспокойством:

— Дочь моего сердца, меня тревожит эта вылазка. То, что властитель Ксалтепо прислал с курьером устное сообщение, а не письменное, с фамильной печатью, выглядит подозрительно.

Мара нахмурилась.

— Это небольшая семья без обширных связей. Если бы я отказалась от союза, а тот пергамент с их личной печатью попал в руки Тасайо — как ты думаешь, что сталось бы с ними? Господа Минванаби стерли с лица земли не одну семью по причинам куда менее важным. — Мара прикусила губу. — Нет. Думаю, Арака-си прав, и Тасайо в конечном счете понимает: многое из того, что мы делали, основано на финансовой выгоде. Поэтому сейчас он должен воспрепятствовать дальнейшему росту могущества Акомы.

Кейок поднял руку, как будто собирался почесать подбородок, а затем передумал. Вместо этого он взял Мару за руку и осторожно усадил в носилки.

— Да пребудет с тобой милость богов, госпожа. Кейок отступил, и Мара махнула рукой носильщикам, чтобы они подняли носилки. Затем Кенджи дал команду выступать, и маленький отряд двинулся в путь. Не успел Кевин тронуться с места, чтобы занять свое место рядом с носилками, как Кейок поймал его за локоть и удержал все еще сильной и твердой рукой.

— Береги ее, — сказал он с такой настойчивостью в голосе, какой Кевин никогда прежде у него не слышал. — Не допусти, чтобы с ней случилось что-нибудь дурное, иначе я пну тебя чем-нибудь потяжелее, чем мои походные сандалии.

Кевин беззаботно ухмыльнулся:

— Кейок, дружище, если с Марой случится беда, то тебе придется удовольствоваться пинками по моему трупу, потому что к этому времени я уже буду мертв.

Военный советник кивнул, соглашаясь, что Кевин сказал правду. Он отпустил раба и быстро отвернулся; тем временем эскорт и носильщики уже растворились в дымке тумана. Кевин поспешил вдогонку, то и дело оглядываясь через плечо. Мидкемиец уже не был здесь таким чужаком, каким был когда-то, и сейчас он мог бы поклясться, что у старого, опытного солдата тяжкий груз лежал на душе.

К тому времени как восходящее солнце разогнало туман в долинах, Мара и ее почетный эскорт углубились в лес, покрывавший подножия Кайамакских гор. Прежде чем началось дневное движение караванов и заспешили в обоих направлениях ранние гонцы, процессия Акомы свернула с главной дороги на узкую тропу, которая забиралась все дальше в чащу. Дневной свет с трудом проникал сквозь здешние дебри; задержавшийся туман и шум капель, падающих с мокрых деревьев, усиливали гнетущее впечатление, которое и без того производил на путников этот лес. К тому же, несмотря на ранний час, под деревьями было душно и жарко.

Командир отряда Кенджи остановил свою маленькую колонну для короткого привала и позволил смениться носильщикам Мары. Эскорт был слишком мал, чтобы включить в него еще и мальчика-водоноса, и рабам приходилось носить кувшины от придорожного источника. Им помогал Кевин, которому больно было смотреть, как они выбиваются из сил. Мара не была тяжелым грузом для переноски, но сегодня она очень спешила, и носильщики, с которых пот стекал ручьями, дышали с трудом.

С кувшином в руке Кевин встал на колени у края тихого болотистого озерца. Заглядевшись на необычный оранжевый мох, которым поросли берега озерца, и на рыбьи стайки, мелькающие в тростниковых зарослях на мелководье, он лишь краем уха уловил обрывок разговора между Кенджи и Марой.

Оказалось, что разведчик, которому было поручено продвигаться на некотором расстоянии позади отряда и наблюдать за тропой — на тот случай, если кто-либо идет за ними следом, — запоздал с донесением.

— Придется задержаться и подождать его, — принял решение офицер. — Если он не появится в течение ближайших минут, я предлагаю послать другого воина разузнать, в чем дело, а всем остальным пока укрыться за теми деревьями.

Ухмыльнувшись про себя, Кевин нагнулся, чтобы наполнить кувшин. Разведчик, о котором шла речь, — сметливый и изобретательный весельчак по имени Джурату — любил поразвлечься. Минувшей ночью он допоздна играл в карты с приятелями. Если казарменные байки о количестве вина, которое он влил себе в глотку, хотя бы наполовину справедливы, то, вероятно, окажется, что он просто идет гораздо медленнее, чем ожидалось, поскольку с похмелья еле ноги передвигает.

Один из солдат так и сказал Кенджи, а затем добавил, что сюда время от времени наведываются серые воины и Джурату, возможно, задержался, чтобы понаблюдать за их действиями. Другой сухо предположил, что Джурату, может статься, торгуется с этими отщепенцами за бурдюк вина. Кевин тихонько засмеялся: если бы не присутствие самой властительницы, подобная выходка несомненно была в духе Джурату. Подумав о серых воинах и нескольких своих сотоварищах-мидкемийцах, которые сбежали и теперь укрывались в этих лесах, Кевин, поднявшись, вгляделся в заросли деревьев.

Туман рассеивался. Лучи солнечного света пронизывали шатер ветвей. Если бы Кевин хоть отчасти не был готов к тому, чтобы увидеть признаки человеческого присутствия, он прозевал бы тот момент, когда там, в листве, быстро мелькнуло и сразу пропало чье-то лицо. Тонкий крючковатый нос явно не принадлежал Джурату, да и шлем был совсем не такой.

Руки Кевина напряглись и дрогнули; вода пролилась из наклонившегося кувшина. Нельзя было ни крикнуть, ни даже побежать: ведь тогда затаившийся наблюдатель понял бы, что его заметили. Превозмогая дрожь в коленях, Кевин повернулся спиной к источнику. Подражая шаркающей походке ко всему безразличного раба, он отправился назад, к каравану Мары.

Каждый шаг требовал напряжения всех душевных сил. У Кевина зудела кожа между лопатками, словно в любой момент он ожидал страшного удара стрелы.

Дюжина шагов, которые отделяли его от Кенджи и носилок Мары, казалось, отняли вечность. Кевин заставлял себя двигаться как ни в чем не бывало, в то время как мысли лихорадочно метались у него в голове. А тут еще, как назло, занавески в носилках с треском раздвинулись, и Мара уже собралась высунуться наружу, чтобы обратиться к Кенджи.

Страх, будто молния, ударил по нервам Кевина. Вцепившись намертво в кувшин с водой, он мысленно внушал женщине: «Отклонись назад! Спрячься в полумраке носилок!»

Но Мара не спряталась. Она распахнула занавески еще шире и, подняв взгляд на Кенджи, уже открыла рот, чтобы заговорить.

Чутьем угадав, как близка опасность, Кевин больше не стал медлить. Он неловко споткнулся о камень и выплеснул содержимое кувшина на властительницу и ее офицера. Более того, он оказался настолько неуклюж, что растянулся во весь рост, ввалившись плечами и грудью внутрь паланкина.

От неожиданности и возмущения у его госпожи вырвался крик, который прозвучал глухо под тяжестью литого торса Кевина, когда он опрокинул ее на спину, глубоко вдавив в подушки и загородив собою, как живым щитом. Заодно он умудрился также перевернуть паланкин набок, превратив носилки в бруствер.

Его рывок отнюдь не был преждевременным. Едва Кевин выпутался из шелковых занавесок, на отряд посыпались вражеские стрелы.

Просвистев в воздухе, они вонзались в землю и ударялись о доспехи с зловеще-однообразным звуком, напоминающим об ударах карающих дланей. Кенджи упал первым, успев выкрикнуть последний приказ. Стрелы непрерывно барабанили по доскам пола перевернутого паланкина: теперь пол стоял перед Марой как стена или как баррикада.

— Это засада, — прохрипел Кевин ей в ухо, тогда как она отбивалась кулаками, стараясь вырваться из его объятий. — Не шевелись.

Стрела насквозь пропорола подушку и пропахала канавку в земле. Увидев это, Мара присмирела. Потрясенная внезапностью нападения, она прислушивалась к крикам оставшихся в живых воинов, которые, исполняя приказ умирающего офицера, бросились сверху на носилки, чтобы прикрыть Мару своими телами.

Положение было отчаянным. Стрелы сыпались градом. От досок в основании паланкина летели щепки. Кевин попробовал выглянуть наружу и тут же почувствовал, будто кто-то острыми граблями прошелся наискосок по его плечу. Он разразился коротким проклятием, быстро нырнул назад и рывком содрал с себя рубаху раба.

Двое воинов, которые находились ближе всех к Маре, умирали. Стрелы настигли их, когда они бросились на защиту хозяйки. Но теперь холодный свист стрел сменился лязгом мечей: те, кто напал на них, выскочили из леса и завязали бой с немногочисленными воинами Акомы, которые еще оставались на ногах.

— Быстро, — бросил Кевин рабам-носильщикам, оцепеневшим от страха, и протянул им свою рубаху. — Заверните в это госпожу. Яркая одежда делает ее слишком заметной мишенью.

Один из носильщиков ответил ему нерешительным взглядом.

— Делай, как я говорю! — прикрикнул Кевин. — Ее честь обратится в прах, если она умрет.

Еще одна группа воинов, скрывавшихся в лесу, бросилась в атаку. Те немногие из людей Мары, которые уцелели, окружили носилки редким кольцом. Их было слишком мало — жалкая преграда на пути лавины врагов. От дальнейших уговоров Кевину пришлось отказаться: чужак с мечом, отделившись от толпы сражающихся, собирался напасть на него сзади. Кевин подхватил с земли клинок, который, по-видимому, выпал из рук кого-то из погибших воинов Акомы, обернул собственное запястье сорванной занавеской и, круто развернувшись, приготовился убивать, пока сам не будет убит.

***

Дома, во владениях Акомы, Айяки, сердито насупившись, исподлобья смотрел на Накойю. Лицо у него горело сердитым румянцем и кулаки были крепко сжаты: Накойя с двумя рабами и нянькой — все вместе — готовились к вспышке гнева, какой обычно не приходится ожидать от девятилетнего мальчика.

— Не стану я это надевать! — крикнул Айяки. — Оно оранжевое, а этот цвет носят Минванаби.

Накойя посмотрела на одежду, которая вызвала у наследника Акомы столь резкий протест: шелковый кафтанчик застегивался на черепаховые пуговицы, которые можно было — при наличии воображения — назвать оранжевыми. Действительной причиной этого спора было то, что Айяки предпочитал вовсе не носить никакой одежды в разгар лета, в жаркие и душные дневные часы. Взрослые пытались убедить его, что наследнику столь знатного рода не пристало носиться по коридорам нагишом, как дети рабов; но все эти увещевания он просто пропускал мимо ушей.

Однако за спиной Накойи был многолетний опыт обращения со своевольными детьми Акомы. Она схватила Айяки за напрягшиеся плечи и хорошенько встряхнула его:

— Молодой воин, ты будешь носить ту одежду, которую тебе дают, и вести себя как положено властителю, которым ты станешь, когда вырастешь. Если будешь и дальше упрямиться — проведешь утро за чисткой грязной посуды вместе с поварятами.

У Айяки расширились глаза.

— Ты не посмеешь! Я не слуга и не раб!

— Тогда не веди себя как они и оденься как подобает благородному господину.

Схватив Айяки за запястье, Накойя решительно потащила его через спальню к слуге, который ждал с кафтаном наготове. Несмотря на недуг, из-за которого ее пальцы опухли и с трудом сгибались, у нее все еще была железная хватка.

Айяки перестал упираться и просунул стиснутый кулачок в подставленный рукав. Затем он остановился, нахмурившись и растирая запястье, на коже которого остался багровый след от пальцев советницы.

— Теперь другую руку, — сердито бросила Накойя. — И больше никаких глупых штучек!

Айяки неожиданно воспрянул духом и с усмешкой повторил:

— Больше никаких глупых штучек.

Затем без возражений он предоставил слуге возможность надеть рукав на вторую руку, и вскоре ненавистный кафтан водворился на его плечах. Тогда Айяки с победоносной улыбкой поднял руку к верхней черепаховой пуговице и в мгновение ока оторвал ее.

— Кафтан мне подходит, — вызывающе заявил он. — Но носить оранжевое я не буду!

— Дьяволенок! — так и ахнула Накойя. От негодования она шлепнула его по щеке, что заставило мальчишку разразиться возмущенным воплем.

Он заорал так громко, что слуги вздрогнули. Стражники в коридоре невольно отвлеклись и не услышали, как мягко приземлился на пол некто в черном, метнувшийся через окно в комнату.

Внезапно слуга, стоявший ближе всех, покачнулся и упал с ножом в спине, не успев даже вскрикнуть, а в следующий момент второй слуга свалился с перерезанным горлом.

Накойя почувствовала глухой удар падения тела на деревянный пол. Постоянное ожидание опасности, с которым она жила долгие годы, не подвело ее и на этот раз. Она наклонилась, схватила наследника Акомы, который все еще продолжал реветь, и изо всех сил толкнула его в угол. Он покатился и застрял Между спальной циновкой и подушками, разбросанными в обычном утреннем беспорядке.

Главная советница позвала стражу, но ее слабый старческий голос никто не услышал. Айяки в это время вопил, ослепленный яростью, и безуспешно пытался выпутаться из постельного белья. Только Накойя видела грозящую ему опасность: жизнь покидала слуг, истекающих кровью на полу детской.

При виде фигуры в черном одеянии братства убийц из уст Накойи вырвался невнятный возглас. Злодей извлек из-за пояса другой нож и пальцами левой руки сделал петлю на шнурке. Его лицо было скрыто колпаком из тонкой черной ткани, на руках натянуты перчатки. Сквозь прорези колпака было видно только, как горят фанатическим огнем глаза, устремленные на намеченную жертву — на мальчика, который был наследником Мары. Одна Накойя преграждала наемнику путь. Нож уже был занесен для броска, чтобы сразить ее.

— Нет!..

В тот самый момент, когда нож вылетел из его руки, Накойя, пригнувшись, бросилась вперед и вцепилась в левую руку убийцы. Как иначе могла бы она помешать ему пустить в дело роковой шнур, приготовленный для горла Айяки? Кинжал просвистел над головой первой советницы и вонзился в оштукатуренную стену.

Убийца выругался и сделал шаг в сторону. Но Накойя успела ухватиться за удавку. Она рвала ногтями тонкие кожаные перчатки наемника и царапала его пальцы в безумной попытке отнять шнур.

— Не бывать тому… — задыхалась она. Дозваться до охраны так и не удалось: слабый голос ей не повиновался.

Убийца не стал тратить время на борьбу. Его глаза презрительно сощурились, и, выхватив правой рукой из-за пояса еще один нож, он всадил клинок между ребрами старой женщины.

Лицо Накойи исказилось от боли, но она все еще цеплялась за шнур.

— Умри, старуха! — Убийца злобно повернул нож.

Тело Накойи свело судорогой. У нее вырвался стон смертной муки, но она еще крепче сжала шнур.

— Он не умрет… позорной смертью… — выдавила она через силу.

Крики Айяки прекратились. Он увидел нож в стене у себя над головой, а затем — кровь, растекающуюся по половицам. Один из упавших слуг еще корчился в агонии. Так и не выпустив из руки оранжевую черепаховую пуговицу, парализованный ужасом Айяки перестал реветь. Ему сразу пришло в голову, что убийца — это сам Тасайо. Как только он проникся этим убеждением, в нем пробудилась отцовская отвага.

— К бою! — заорал он. — К бою!..

В его воображении возникли видениявоинов — и он, решительно выкарабкавшись из подушек, кинулся лупить незваного гостя и для начала ударил того по бедру.

Посланец Камои не удостоил вниманием этот наскок, вознамерившись сперва добить Накойю. Он еще глубже протолкнул нож в рану.

Кровь старой няни успела насквозь пропитать черную перчатку, пока убийца выдергивал удавку из судорожно сжатых старческих рук. Но она еще боролась и, собравшись в комок, упала на Айяки, прижав его к полу.

— Будь проклят вовеки, — едва слышно прохрипела она. Ее покидали последние силы. Айяки задергался, пытаясь высвободиться. Убийца схватил мальчика и потащил его к себе.

Сквозь пелену, застилающую глаза, старая женщина увидела наконец стражников на пороге. Ворвавшись в детскую с обнаженными мечами, они устремились через комнату к убийце, выкрикивая боевые кличи. В ярких солнечных лучах их оружие сверкало нестерпимым блеском.

Убийца заторопился, желая побыстрее прикончить Айяки, который изворачивался и отбивался с яростными воплями. Накойя пыталась приподнять голову из лужи растекающейся крови. Видеть она не могла — только слышала, как стучали по полу босые ноги сопротивляющегося Айяки. У нее темнело в глазах, но она успела с удовлетворением осознать: скомканный шнур все еще оставался у нее в руках. Единственное, что ей удалось, — она вынудила убийцу пустить в дело нож… Мальчику, который умер достойной смертью от клинка, уже нечего бояться.

— Айяки… — прошептала она, а затем, с бесконечной жалостью, — Мара…

И ее поглотил мрак.

***

Сделав выпад, Кевин проткнул мечом атакующего чужака и вырвал клинок из тела врага, который с пронзительным воплем упал ему под ноги. Он перепрыгнул через раненого и схватился со следующим. Несколькими минутами раньше он подобрал вражеский щит — и это спасло ему жизнь, хотя и не избавило еще от одной раны в левое плечо и от удара наискосок по ребрам.

Мучительная боль затрудняла движения. Кровь струилась по обнаженному телу и насквозь пропитала набедренную повязку. Вражеский солдат обменялся с ним тремя ударами меча и тогда только понял, что имеет дело с рабом. Разразившись ругательством, он уклонился от продолжения боя и повернулся спиной к Кевину, который без лишних церемоний нанес ему удар сзади.

— Подыхай во имя цуранской чести! — в бешенстве воскликнул варвар. — Боги, молю вас, пусть коротышки остаются тупицами подольше!

Если они и впредь будут гнушаться скрестить с ним клинки, то у Мары появится шанс уцелеть.

Но их было слишком много. Враги, дотоле спрятанные за деревьями, накатывали волна за волной. Когда Кевин стремительно развернулся, чтобы отбросить еще одного из них, он понял: про отряд Акомы уже нельзя было сказать, что он просто «окружен». Положение стало много хуже. Круг защитников был разорван. Неприятель пробился внутрь и начал кромсать тела, которые лежали поверх носилок, прикрывавших Мару.

Мидкемиец взвыл, подобно демону смерти. Насмерть поразив вражеского солдата, он оставил клинок в обмякшем теле и подхватил с земли другой, а заодно могучим ударом ноги еще раз перевернул носилки. Деревянный каркас угрожающе накренился, что заставило нападавших отпрянуть и на какое-то время ослабить натиск. Затем носилки тяжело упали, подмяв под себя и Мару, и ее заслон из тел умирающих охранников.

Кевин перемахнул через препятствие с рыком:

— Назад, шелудивые псы!

Добавив несколько цуранских непотребных выражений, он перешел в наступление. Вид его залитого кровью почти обнаженного тела и неистовый рев поверг в смятение первые ряды неприятеля. Когда он приземлился после прыжка, его угораздило насту-ить на стрелу. Острая боль от вонзившихся в пятку четырех лезвий наконечника исторгла у него новый залп ругательств на вабонском наречии, а под конец, опять перейдя на язык цурани, Кевин пожелал:

— Пусть Туракаму сожрет ваши сердца на завтрак!..

Тогда все их мечи обратились против него.

Отразить такое множество ударов он не мог, как не мог и задуматься над тем, не пострадала ли Мара от его бесцеремонного использования носилок.

Он понимал одно: здесь ему уготована смерть, а он не желал с этим смириться.

Меч задел его голень. Он пошатнулся, упал, перекатился вбок — и клинки, просвистевшие в воздухе у него над головой, взрыли землю совсем рядом. Снова перекатившись по земле, Кевин резко поднял щит, когда в пределах досягаемости оказался замешкавшийся воин. Тот скорчился от жестокого удара щита в пах — удара, считавшегося запретным.

Наконец Кевин втиснулся под перевернутые носилки. Он нашарил пальцами упавший щит, извернулся и выставил перед собой это последнее прикрытие. Сверху посыпались удары, и каждый из них обжигал болью руки Кевина, удерживающие щит.

— Боги, когда же этому придет конец?.. — Он снова разразился потоком проклятий, но сейчас его кощунственные возгласы подозрительно напоминали рыдание.

А мечи непрерывно молотили по щиту. Они дробили и слоистую кожу, и деревянную основу; в руках Кевина оставались лишь обломки. Откуда-то издалека, возможно из леса, до него донеслись крики и шум еще одной схватки.

— Проклятие! — прохрипел он, а потом у него вырвался горький смех:

— Мало им того, что мы разбиты… им еще хочется изрубить нас в куски!

***

Сверкнул клинок, и слетевшая с плеч черноволосая голова покатилась, подскакивая, среди постельного белья. Еще три меча успели врезаться в обезглавленное тело, прежде чем оно рухнуло на скомканные простыни и задергалось в последних конвульсиях между подушками.

Забрызганный кровью убийцы, вопящий от боли и пережитого ужаса Айяки выполз из-под трупа. Из глубокой раны на шее мальчика текла кровь. Почти ничего не сознавая, он кинулся к стене, словно там мог найти спасение.

— Сходи за Кейоком! — крикнул воин, с меча которого капала кровь, другому, склонившемуся над телом Накойи. — Вдруг убийца был не один?

За перегородкой послышался стук сандалий бегущих людей. Через внутренний сад спешили вооруженные воины. Еще находясь за стенами детской, через раздвинутые перегородки они увидели растекшуюся лужу крови и трупы. Почти сразу прибыл второй сотник, который распорядился обыскать каждый куст усадьбы. Шестерым солдатам, выделенным для охраны наследника Акомы, он приказал замкнуть кольцо вокруг мальчика.

Через минуту появился Джайкен. Вся его выдержка мигом улетучилась при виде последствий разыгравшейся здесь резни. Сунув в руки ошеломленного раба, следовавшего за ним, груз своих табличек, он с несвойственной ему поспешностью пробился через комнату, заполненную вооруженными людьми. По другую сторону груды липких от крови подушек, расшибая кулаки, наследник Акомы исступленно колотил по стене и пронзительно кричал: «Минванаби! Минванаби! Минванаби!»

Собравшиеся вокруг солдаты, казалось, были бы рады ему помочь, но не решались до него дотронуться.

— Айяки, иди сюда. Все уже кончилось, — решительно сказал Джайкен.

Мальчик, скорее всего, не слышал обращенных к нему слов. И хотя сейчас, по-видимому, любое прикосновение пугало его и причиняло боль, управляющий не стал колебаться. Он оттащил раненого ребенка подальше от места трагедии и, схватив его в охапку, прижал к своим одеждам, которые пахли мелом, а не кровью.

Без промедления Джайкен начал распоряжаться.

— Его надо забрать отсюда, — сказал он ближайшему солдату. — Приведи лекаря. Мальчик ранен. — Взглянув на неподвижные тела Накойи, двух слуг и няньки, он добавил:

— И пусть кто-нибудь выяснит, осталась ли у него в живых хоть одна нянька.

***

Удары по щиту опять усилились. Кевин отдернул одну руку от края щита — и весьма своевременно. Промедли он хоть одно мгновение — как лишился бы пальца. Он смутно ощутил некое шевеление в груде тел сбоку от него: один из смертельно раненных воинов, вплотную прижатый к нему, сунул рукоять кинжала в ладонь варвара.

— Защищай госпожу, — прохрипел умирающий. — Она жива.

Кевин отбросил губительную мысль, что в таком положении она недолго сможет оставаться живой. Обнаженный и истекающий кровью, почти обезумевший в пылу битвы, он принял кинжал, выставил его за край щита и всадил в ногу ближайшего врага. Нож сразу же был потерян, так как незадачливый противник подпрыгнул с яростным воплем.

— Танцуй веселей, — пожелал ему варвар, одурманенный потерей крови и упоением битвы. В какой-то момент он заметил, что удары по щиту прекратились.

Чуть позже чьи-то руки в зеленых латных рукавицах приподняли край щита и решительно откинули в сторону его расщепленный остов. Кевин посмотрел вверх, щурясь от солнца. Голова кружилась; перед глазами все плыло и раскачивалось; он с трудом разглядел офицерский плюмаж и лицо военачальника Акомы.

На этот раз их встреча обошлась без обычных шуточек.

— Благодарение богам за то, что ты здесь, — произнес Кевин. — Мы порядком влипли.

Люджан пристально разглядывал окровавленные руки Кевина и глубокую рану на его предплечье.

— А при чем тут веселые танцы? — озадаченно повторил он последний боевой возглас Кевина.

— Потом, — пробормотал Кевин. — Потом все объясню.

Кевин неловко повернулся и выругался на двух языках от боли в боку. Его тошнило, и солнце казалось слишком ярким.

— Где госпожа? — требовательно спросил Люджан, начальственной строгостью маскируя собственную тревогу.

Кевин ошеломленно моргнул, уставившись на перевернутые носилки. Мертвые солдаты Акомы лежали сплошной кучей, словно раздавленные жуки.

— Боги всемогущие! Неужели она внизу?

Люджан отдал новый приказ, который прозвучал в ушах Кевина бессмысленным гулом. Но сразу же вслед за этим к нему протянулось множество рук, которые извлекли его избитое тело из-под обломков.

— Нет, — слабо возражал Кевин. — Я хочу знать, что с Марой… — Каждое слово требовало усилий, от каждого вздоха грудь, казалось, наполнялась огнем.

Невзирая на протесты, его вытащили и уложили на землю. Он впал в беспамятство незадолго до того, как послышались удивленные возгласы воинов, которые поднимали носилки. Разбирая сплетенные тела мертвых и раненых, они обнаружили съежившуюся, перепачканную кровью Мару. Она была без сознания, но не ранена, если не считать багрового кровоподтека на голове.

Властительницу Акомы положили на мягкий сухой мох около источника; ее голова покоилась на коленях Люджана. Их окружала сотня воинов. Когда лоскутом, смоченным в холодной воде, стали промывать шишку на лбу Мары, она очнулась.

— Кейок?.. — прошептала она, еще не успев разлепить веки.

— Нет, — тихо ответил военачальник, — Люджан, госпожа. Но именно Кейок послал меня сюда. Он подумал, что ты можешь попасть в беду.

Мара пошевелилась и сказала с легким укором:

— Он — не твой командир, а мой военный советник.

Люджан осторожно убрал волосы с лица госпожи и улыбнулся ей самой дерзкой своей улыбкой.

— Трудно избавиться от старых привычек. Когда мой старый командир говорит мне — прыгай, я прыгаю.

Мара с трудом пошевелилась. Ей казалось, что она вся избита и на ней живого места не осталось.

— Я должна была прислушаться к его словам. — Ее взгляд омрачился. — А Кевин… — встрепенулась она. — Где он?

Люджан кивком показал в сторону походного лекаря, который склонился еще над кем-то, лежащим на мху.

— Он остался жив. В одной набедренной повязке, без оружия и с полным набором геройски полученных ран. Да, вот это воин, каких мало.

— Ран? — Мара порывалась подняться, и Люджану понадобилось приложить на удивление много сил, чтобы ее удержать.

— Госпожа, успокойся. Он выживет, хотя изрядное количество шрамов ему обеспечено. Возможно, он будет прихрамывать и потребуется длительное время, чтобы левая рука смогла служить ему так же исправно, как раньше. Мышцы сильно повреждены.

— Доблестный Кевин. — Голос Мары дрогнул. — Он спас меня. А моя глупость едва не стоила ему жизни.

Военачальник снова коснулся ее почти ласковым движением.

— Жаль, что он раб, — с сочувствием сказал Люджан. — Такая отвага достойна только самых высоких почестей.

Внезапно у Мары перехватило дыхание; она уткнулась лицом в плечо Люджана, и ее заколотила дрожь. Может быть, она плакала, беззвучно и безутешно, но офицер, который посвятил служению ей всю жизнь, никогда не подал бы вида, что заметил это, и никогда бы не позволил, чтобы это заметили другие. Да и окружающие их солдаты быстро нашли чем заняться.

Властительница Акомы горевала о Кевине, чей дерзкий дух покорил ее и чьи поступки заставили ее окончательно понять непреложную истину: он не был и никогда не будет рабом.

Она с радостью освободила бы его, но в пределах Империи Цурануани это было невозможно. Чтобы воздать ему по заслугам, чтобы признать его человеческие достоинства, ей придется лишиться его навсегда. Исполнить то, что она задумала, — в этом заключалось самое трудное из всех испытаний, которым она подвергалась за всю свою жизнь.

***

Перегруппировка после засады в лесу заняла большую часть дня. Следовало уложить на самодельные носилки тела убитых воинов, чтобы доставить их домой для последующих почетных похорон. Трупы мертвых врагов были оставлены на съедение джаггунам и прочим пожирателям мертвечины. К месту назначенной, но так и не состоявшейся встречи Люджан послал разведчиков, которые вернулись и доложили, что людей Хангу нигде не видно.

Для Мары это известие оказалось серьезным ударом. Получалось, что предложение о переговорах с властителем Ксалтепо было не чем иным, как фальшивым трюком, подстроенным, скорее всего, хитроумным Минванаби. Дело оборачивалось совсем скверно, и теперь Мару тревожило нечто более опасное, чем раны Кевина.

— Тасайо не из тех, кто ограничивается одним ударом, — втолковывала она Люджану, в то время как темнота сумерек сгущалась вокруг освещенного огнем костра места стоянки воинов. — Я знаю, что нашим раненым придется несладко во время перехода, но к ночи мы обязаны вернуться домой.

Ее опасения были весьма основательными, и военачальник не стал возражать. Он отошел и, собрав солдат, умело распорядился подготовкой к выходу в обратный путь. Трое уцелевших солдат из первоначального эскорта Мары, измученные сражением и забинтованные, были поставлены на почетные места в голове походной колонны. Следом несли Кевина и двух раненых, нуждающихся в носилках, а за ними — тех, кто погиб с честью. Мара настояла на том, чтобы самой ей предоставили возможность идти пешком. Ее носильщики остались невредимыми, но им доверили доставку раненых — ведь их умение нести груз ровно, без толчков и тряски, здесь было неоценимо.

Властительница Акомы шла рядом с носилками, на которых неподвижно лежал ее раб-телохранитель. Кевину дали снадобья, притупляющие боль и дарующие милосердный глубокий сон. Она держала его за неперевязанную руку, разрываясь между мучительной скорбью и яростью.

Она не вняла предупреждениям, что Тасайо может разоблачить агентов Аракаси. Она слишком занеслась, упиваясь своим возросшим могуществом; ее тешила мысль, что теперь, когда она стала предводителем клана, не следует усматривать ничего особенного в заискиваниях правителей более низких рангов. Накойя не раз предостерегала ее. А Кейок весьма многозначительно избегал пререканий, но давал понять, что от Тасайо следует ждать ловушки… и вот теперь она столь глупо в такую ловушку угодила.

Погибли двадцать семь верных воинов из ее личной охраны. Еще двенадцать потерял Люджан, пробиваясь ей на выручку, а Кевин, возможно, навсегда останется хромым.

Цена оказалась непомерно высокой. Мара не чувствовала камней у себя под ногами и не замечала руки Люджана, который время от времени поддерживал ее под локоть, когда на пути попадались овражки или рытвины. Она едва обращала внимание на то, как уходили и возвращались патрули разведчиков, которые осматривали придорожную чащу в поисках неприятеля. Она не могла избавиться от жгучего чувства стыда за свое позорное тщеславие; снова и снова Мара пыталась себе представить, что же она сможет сказать Аракаси.

Луна зашла. Под деревьями стало совсем темно; такой же мрак наполнял душу властительницы, пока она вышагивала по дороге, без конца упрекая себя во всех грехах. Наконец они приблизились к границам Акомы, где их ожидал еще один патруль — вооруженный до зубов и с горящими факелами.

Мара была настолько измотана, что не сразу сообразила: в присутствии здесь дополнительного отряда кроется нечто необычное. В разговоре, который вели между собой командир патруля и Люджан, Мара уловила имя Айяки — и похолодела от страха.

Охваченная тревогой, она оторвалась от носилок Кевина и поспешила к военачальнику.

— Что с моим сыном?

Люджан крепко схватил ее за плечи.

— Он жив, госпожа.

Удовольствоваться столь кратким заверением Мара не могла. Даже в неверном, дрожащем на ветру свете факела лицо командира патруля во время его доклада Люджану выдавало напряжение. С ужасом осознавая, что бедствия Акомы не ограничивались разгромом в лесу, Мара требовательно спросила:

— Кто-то напал на мой дом?

Низко поклонившись, командир патруля дал ответ:

— Госпожа, был подослан убийца. — Молодой офицер, которого Кейок приучил быть кратким, излагал события в форме военного донесения. — Айяки получил незначительную рану, но больше никак не пострадал. Мертвы двое слуг и одна няня. Накойя, первая советница, погибла, защищая ребенка. Территорию усадьбы обыскали, но никаких признаков других врагов не обнаружили. Убийца, по-видимому, прокрался в дом один. Кейок усилил все пограничные патрули и послал нас, чтобы помочь твоему эскорту.

Однако Мара не слышала никаких подробностей, после того как узнала, что Айяки ранен, а Накойя, вынянчившая и выпестовавшая ее, заменившая ей мать, — умерла. У нее подгибались ноги, а потрясенный разум отказывался воспринимать услышанное.

Накойя мертва. Айяки ранен. Как отчаянно Мара нуждалась сейчас в Кевине! Если бы она могла прильнуть к нему, почувствовать силу горячих рук, обрести опору в его любви… Может быть, это помогло бы ей собраться с духом; но он лежал, забинтованный, на носилках и спал беспробудным сном от целебного снадобья.

Мара сделала неуверенный шаг вперед. Ночь дышала горестной безысходностью. Незримые опасности, казалось, притаились в темноте, и даже дорога через молитвенные врата Акомы внушала страх перед безымянной угрозой.

— Я должна пойти домой, — безучастно произнесла Мара.

— Госпожа, мы доставим тебя туда со всей поспешностью.

Люджан отдал несколько коротких приказов своему отряду, и патруль присоединился к эскорту, уже окружившему властительницу, а также раненых и погибших. Затем, не дожидаясь возвращения посланного за носилками гонца, воины двинулись к господскому дому.

Мара спешила, все еще не стряхнув с души пелены тупого оцепенения. Накойя мертва. Это не укладывалось в голове. Может быть, слезы принесли бы властительнице утешение, но ее хватало лишь на то, чтобы глядеть себе под ноги, выбирая место, куда ступить при следующем шаге. Она сознавала, что командир патруля описывает Люджану подробности налета убийцы, но в памяти у нее звучал только голос Накойи, снова и снова укоряющей ее за глупость, тщеславие и самонадеянность.

Айяки ранен.

Сердце разрывалось от горя и возмущения при мысли, что даже малые дети становятся жертвами Большой Игры. Она позволила себе кощунственную мысль: Кевин был прав, когда утверждал, что гибель людей ради чьих-то политических выгод не приводит ни к чему, кроме жестоких и бессмысленных потерь. Чувство оскорбленной фамильной чести боролось с болью. Насколько же близок был Тасайо к своей заветной цели — покончить с родословной дома Акома в течение одного дня! И если ему это не удалось — то лишь благодаря мудрости Кейока, отваге Накойи и нежеланию раба считаться с общепринятыми понятиями о пристойности!

Ее бросило в дрожь. Она вспоминала, как сыпались градом и свистели у нее над головой стрелы; она вспоминала, как Кевин закрыл ее своим телом, бесцеремонно навалившись на нее, потому что на вежливые предостережения уже не оставалось времени.

Властительница торопилась все больше и не возражала, когда Люджан, не замедляя шаг, подхватил ее на руки и прямо на ходу усадил в паланкин запасных носилок, которые были наконец доставлены из дома по его приказу.

Подоспевшие рабы-носильщики, не измученные дорогой, были способны нести паланкин гораздо быстрее. Мара подала Люджану знак, чтобы он выделил для нее эскорт и разрешил другим солдатам, сопровождающим раненых и погибших, идти дальше медленнее. Уже не владея собой от беспокойства, она крикнула рабам, чтобы последнюю четверть мили до освещенного парадного входа в господский дом они проделали бегом.

Там ее встретил угрюмый Кейок, облаченный в доспехи. Он надел свой старый шлем со срезанным плюмажем, а его меч висел на ремне сбоку. Он подготовился к самому худшему: к сообщению, что его госпожа убита в лесу.

Мара выскочила из носилок, прежде чем Люджан успел ей помочь. Она бросилась в объятия старого воина и прижалась щекой к жесткой кирасе, стараясь сдержать слезы.

Крепко опираясь на костыль, Кейок свободной рукой гладил ее волосы.

— Мараанни, — проговорил он своим низким голосом, употребив ласковое имя, с каким отец мог бы обратиться к любимой дочери, — Накойя умерла, проявив величайшую доблесть. Ее проводят в чертоги Туракаму со всеми почестями, как славного воина, послужившего для возвеличения рода Акома.

Мара подавила рыдание.

— Мой сын… — выдохнула она. — Как он? Военный советник и Люджан обменялись быстрыми взглядами поверх ее склоненной головы. Не нуждаясь в словах, военачальник мягко взял Мару за локоть и отвел на шаг от Кейока.

— Мы сейчас же пойдем к Айяки, — сказал старый советник. Он подчеркнуто не задавал вопросов по поводу ее истерзанного вида и бросающихся в глаза пятен крови на одежде. — Твой сын спит под присмотром Джайкена. Его рану внимательно осмотрели и сделали все, что требовалось, но он потерял много крови. Айяки поправится довольно скоро, но ты должна знать: он плакал неудержимо, и с этим мы никак не могли справиться. Он испытал ужасное потрясение.

Мара застыла на месте.

— Кевин… — произнесла она в сильном волнении. — Я хочу, чтобы его перенесли в мои покои и там занимались его лечением.

— Госпожа, — решительно сказал Люджан, — я уже взял на себя смелость распорядиться насчет этого.

Одной рукой обняв ее за плечи, он направил Мару в коридор, который вел к ее апартаментам. Кто-то — вероятно, Джайкен — предусмотрительно приказал зажечь все лампы до единой, чтобы хозяйке не пришлось передвигаться по дому в полутьме.

Глаза военачальника и военного советника снова встретились. Кейок знал, что отряд Мары попал в засаду, и ему не терпелось услышать подробности. Люджан кивнул ему, без слов давая понять, что расскажет о случившемся, когда рядом не будет Мары. На ее долю сегодня и без того выпало много горя, и не стоит заставлять ее пережить все это снова.

Они подошли к ее личным покоям. Перегородки были широко раздвинуты, и возле них стояла на страже дюжина вооруженных воинов. Внутри, почти затерявшись среди множества подушек, лежал наследник Акомы с белой повязкой вокруг шеи. Рядом с ним кто-то сидел, но кто именно — Мара не стала приглядываться. Она вырвалась из рук Люджана и упала на колени рядом с сыном. Нежно, стараясь не потревожить рану, она обняла его… и заплакала, потеряв всякое самообладание.

Ее офицеры отвернулись с выражением полнейшей безучастности на лицах: им не подобало быть свидетелями постыдной слабости, которой поддалась властительница. Тот, кто бодрствовал на подушках, тактично встал, собираясь удалиться.

Взглянув на него сквозь слезы, Мара узнала Джайкена.

— Останься, — сказала она дрожащим голосом. — Вы все останьтесь. Я не хочу быть здесь одна.

Еще очень долго горели лампы, пока она сидела, на руках качая сына.

***

Глубокой ночью, после того как Кевина уложили на циновку рядом с Айяки, Мара приказала потушить светильники. Она отпустила Кейока, Джайкена и Люджана для давно заслуженного отдыха и под защитой воинов, несущих посменный караул на всех подступах к дому, оставшиеся до утра часы провела в молчаливом бдении возле своих любимых. Оглядываясь мысленно назад, Мара с горечью сознавала, что собственный эгоизм едва не привел ее к гибели. Ее дерзкие притязания на пост предводителя — пусть даже увенчавшиеся успехом — теперь казались верхом недомыслия.

Мара не раздевалась для отдыха, хотя лекарь, несколько раз заходивший проведать двух своих подопечных, упрашивал ее принять сонное снадобье. Вина тяжким грузом лежала на сердце, и слишком многие мысли теснились в голове. На рассвете Мара собралась с духом, решительно поднялась с подушек и покинула комнату. Словно бездомный щенок, одна, провожаемая лишь взглядами часовых, она шла по затемненным коридорам к детской — туда, где на почетных похоронных носилках лежало тело женщины, которая вырастила и выпестовала ее.

Окровавленные одежды Накойи заменили на облачение из дорогих шелков с каймой зеленого цвета Акомы. Старые морщинистые руки мирно покоились по бокам. Мягкие кожаные перчатки скрывали страшные рубцы, оставленные шнуром убийцы. Нож, который убил ее, лежал на груди: этот символ должен был послужить для Туракаму свидетельством, что она умерла смертью воина. Никогда прежде, даже во сне, ее лицо в обрамлении серебристо-белых волос не казалось таким безмятежным. Заботы и ломота в костях, равно как и шпильки, которые никогда не держались как следует, теперь уже не могли причинить ей беспокойство. Годы ее верной службы остались позади.

Мара почувствовала, как слезы снова обожгли глаза.

— Мать моего сердца, — прошептала она, опустившись на подушки рядом с умершей. Она подняла холодную сухонькую руку и несколько мгновений безмолвствовала, а потом, совладав с собой, заговорила тихо, но твердо:

— Накойя, знай, твое имя будут почитать наравне с предками Акомы, и твой прах развеют внутри священной рощи вокруг натами. Знай, что кровь, которую ты сегодня пролила, была кровью Акомы и что ты принадлежишь семье и роду…

Здесь Мара остановилась: у нее перехватило дыхание. Она подняла голову и вгляделась куда-то в даль. Тусклый свет пробивался через стенные перегородки, но утренний туман еще скрывал окрестности.

— Мать моего сердца, — продолжила она с предательской дрожью в голосе. — Я не послушала тебя. Я была эгоистична, самонадеянна и легкомысленна. Из-за моего безрассудства боги забрали твою жизнь. Но поверь: я еще могу научиться. Твоя мудрость осталась жить у меня в сердце, и утром, когда твой прах будет препоручен богам, я клятвой скреплю обещание, которое даю тебе: я отошлю варвара Кевина, напишу договор о помолвке, отправлю его властителю Шиндзаваи и начну с ним переговоры о заключении брака с Хокану. Все это я непременно сделаю, прежде чем закончится сезон, моя мудрая наставница. И до конца моих дней я буду горевать и раскаиваться, что не захотела прислушаться к тебе, когда ты была рядом.

Мара осторожно положила безжизненную руку на носилки.

— Я еще не сказала главного, что должна была сказать, Накойя: я тебя очень любила, мать моего сердца, — с силой закончила она. — И благодарю тебя за жизнь моего сына.

Глава 9. ПРОРЫВ

Барабанный бой прекратился. В первый раз за три дня, прошедшие после окончания погребальных обрядов, на землях Акомы воцарилась тишина. Жрецы Туракаму, вызванные для совершения положенных церемоний, упаковали свои глиняные маски и гуськом удалились восвояси.

Зримым напоминанием об их пребывании в усадьбе оставались только красные полотнища, вывешенные на столбах по обе стороны от парадного крыльца. Но Маре казалось, что родной дом уже никогда не станет тем надежным убежищем, каким был прежде, в годы ее детства.

Тревога томила не только Мару. Айяки по ночам кричал во сне. Кевин, лежавший рядом и похожий на какое-то странное привидение из-за многочисленных белых повязок, делал для мальчика все, что мог: развлекал затейливыми историями, звал слуг зажечь лампы, когда мальчик, лежа в темноте, дрожал от страха, и успокаивал его, когда тот просыпался, обезумев от ночных кошмаров.

Мара часто сидела у постели сына — иногда молча, а иногда обмениваясь ничего не значащими фразами с Кевином. Она старалась не замечать двенадцати воинов, стоявших на страже около каждого окна и каждой двери. Сейчас даже в тени кустов, которыми были обсажены дорожки у нее в саду, Маре чудилась подстерегающая опасность, и она невольно озиралась по сторонам в поисках притаившихся убийц.

Дотошно обыскав всю усадьбу, разведчики Люджана шаг за шагом проследили путь наемного убийцы. Чтобы пробраться в дом незамеченным, преступнику потребовалось время. Случалось ему и проводить ночь на дереве, и долгие часы неподвижно лежать за изгородью, выжидая, пока пройдет патруль или оказавшийся поблизости слуга. Как видно, после Ночи Окровавленных Мечей Тасайо Минванаби сменил тактику. Тогда, понадеявшись на грубую силу, на подавляющее численное превосходство, он не смог добиться успеха; зато для последнего покушения, потребовавшего скрытности и терпения, был подослан лишь один человек. У Люджана было недостаточно солдат, чтобы ежедневно обшаривать каждый клочок земли, высматривая возможных злоумышленников. Часовые Акомы ни в коем случае не заслуживали упрека в нерадивости или небрежности. Просто имение было слишком обширным, а местность, где оно располагалось, — слишком открытой, чтобы обеспечить безупречную охрану.

Накойя и доблестные воины из эскорта обратились в пепел, но боль потери не отпускала Мару. Из-за какого просчета стала возможной обрушившаяся на нее напасть? Эта мысль гвоздем засела в голове властительницы Акомы. Прошла неделя, и лишь тогда она достаточно собралась с силами, чтобы призвать к себе Аракаси.

Был поздний вечер, и Мара сидела в кабинете перед подносом с почти нетронутым ужином. Маленький раб-посыльный, которого она незадолго перед тем отправила за мастером тайного знания, склонился в низком поклоне, уткнувшись лбом в натертый воском пол.

— Госпожа, — сказал он, не поднимая головы. — Твоего мастера тайного знания в усадьбе нет. Джайкен с сожалением сообщает, что мастер покинул твои владения спустя час после нападения на тебя и твоего сына. Он никому не сказал, куда направляется и когда вернется.

Мара, сидевшая на подушках под ярким светом лампы, оставалась неподвижной так долго, что мальчика кинуло в дрожь. Она уставилась на настенные фрески, выполненные по заказу ее покойного мужа Бантокапи, на которых кричаще-яркими красками были изображены жестокие батальные сцены. Она созерцала их со столь сосредоточенным выражением, словно впервые увидела. Впору было подумать, что она вообще забыла о присутствии мальчика, застывшего в земном поклоне, хотя такое невнимание ей было совсем не свойственно.

Проходили минуты, и у мальчика уже начали болеть коленки.

— Госпожа… — робко напомнил он о себе.

Мара вздрогнула и пришла в себя. Ей сразу бросилось в глаза, что луна за окном стоит высоко в небе, а фитили в масляных лампах почти догорели.

— Можешь идти, — выдохнув, разрешила она.

Мальчик с облегчением поспешил из комнаты. Мара так и просидела, не шелохнувшись, пока вошедшие слуги уносили нетронутые кушанья. Лишь взмахом руки она отослала горничных, которые полагали, что госпоже потребуются их услуги, когда она соберется отойти ко сну. Однако она не спешила укладываться в постель и продолжала вертеть в руках сухое перо. Перед ней лежал чистый лист пергамента. Проходили часы, но она ничего не писала. В саду застрекотали ночные насекомые; около полуночи произошла смена караула.

Просто немыслимо было вообразить, что Аракаси оказался предателем; однако домочадцы Мары уже начинали склоняться к этому мнению, хотя и не высказывались прямо.

Она не стала вызывать мастера через цепочку его связных, как у них было заведено: надеялась, что он вот-вот объявится сам и докажет — так, чтобы ни у кого не осталось сомнений, — свою непричастность к последнему покушению Тасайо на ее семью. Кейок не позволил себе ни одного замечания касательно отсутствия Аракаси, да и Сарик, обычно не скрывавший своего мнения, предпочитал отмалчиваться. Даже Джайкен норовил сразу улизнуть, как только заканчивал свой ежевечерний доклад о хозяйственных делах поместья.

Мара отбросила перо и помассировала пальцами виски. Тяжелее всего было смириться с мыслью, что приходится подозревать Аракаси.

Если он перешел на сторону противника, грозившая ей опасность многократно возрастала. На протяжении стольких лет он был посвящен в самые сокровенные тайны Акомы; любой замысел Мары становился ему известен во всех подробностях. И он ненавидел Минванаби с такой же силой, как она сама.

Но действительно ли ненавидел?

Мару раздирали сомнения. А если его жажда мести была чистейшим притворством? Изображать лютую ненависть к тому самому врагу, который погубил ее отца и брата, — можно ли было изобрести лучший способ втереться к ней в доверие?

Для Аракаси с его непревзойденным даром изменять обличья и повадки не составило бы ни малейшего труда сыграть такую роль.

Мара закрыла глаза, воскрешая в памяти ее беседы с Аракаси за эти годы. Этот человек не мог ее предать!.. Или все-таки мог? Она вздохнула. Сердце говорило ей, что Аракаси не мог быть агентом Минванаби. Ненависть мастера к Тасайо и всей его семье проявлялась не раз, и весьма убедительно. Ну а если мастера сумел переманить кто-то другой? Вдруг Аракаси соблазнился предложением, которое обеспечивало ему более выгодные позиции для борьбы против Минванаби? А тогда почему бы не допустить, что в качестве расплаты за эти новые возможности от мастера потребовали предать Акому?

Мара так сильно сжала кулаки, что на ладонях остались белые отметины от ногтей. Если мастер тайного знания оказался предателем, то все усилия Мары можно считать потраченными впустую. Вот когда пригодилась бы воркотня Накопи: прислушайся Мара раньше к ее советам — и многих ошибок удалось бы избежать.

Но от старой женщины теперь остался лишь пепел, прах среди праха множества предков Мары, честь которых нынешняя властительница обязана была сохранить.

Она снова изводила себя вопросом: как могло у нее возникнуть и укрепиться столь глубокое, безотчетное чувство душевного родства с человеком, который желал ей зла? Как это могло случиться?

Ночь не давала ответов.

Мара уронила руки на колени и взглянула на отброшенное ею перо. Хотя вокруг ярко горели лампы, а лучшие воины стояли на страже около ее дверей, она чувствовала себя загнанной в угол. Дрожащей рукой Мара потянулась за пером и пергаментом, соскребла с острия пера высохшие чернила и обмакнула его в чернильницу. Как того требовали правила официальной переписки, Мара начала с того, что вывела в центре верхней части листа имя Камацу, главы дома Шиндзаваи, после чего опять надолго застыла в оцепенении не в силах заставить себя продолжать. Однако и передоверить писарю столь важную миссию она не имела права.

Обещание, данное Накойе, было священным. В конце концов, снова взявшись за перо, Мара собственноручно написала составленное в подобающих выражениях брачное предложение. В нем содержалась просьба к Хокану, досточтимому сыну господина Камацу, считать недействительным ее прошлый отказ и принять ее руку, чтобы стать консортом-соправителем Акомы.

Слезы уже застилали глаза Мары, когда она дошла до последней строки, поставила подпись и приложила фамильную печать. Быстро сложив и запечатав документ, она хлопнула в ладоши, вызывая слугу, и сдавленным от волнения голосом дала указание:

— Срочно отправь эту депешу брачным посредникам в Сулан-Ку. Они должны как можно скорее доставить ее в Шиндзаваи, господину Камацу.

Слуга с поклоном принял пакет:

— Госпожа Мара, твое приказание будет выполнено, как только начнет светать.

Мара хмуро сдвинула брови:

— Я сказала — срочно! Найди посыльного и пусть немедленно отправляется в дорогу!

Слуга распростерся на полу:

— Воля твоя, госпожа.

Нетерпеливым взмахом руки Мара отослала его прочь. До рассвета было еще далеко, и слуга бросил быстрый недоуменный взгляд в сторону сада, погруженного во мрак. Властительница не заметила этого взгляда, впрочем, если бы и заметила, то не стала бы отменять приказ: если предложение о брачном союзе с Хокану не будет отправлено сию же минуту, то, возможно, оно вообще никогда не будет отправлено. У нее просто не хватит решимости.

Она боялась, что до утра успеет передумать. Пусть уж лучше курьер несколько часов потомится в темноте, дожидаясь, пока проснется посредник, — зато, по крайней мере, не будет нарушена клятва, данная перед трупом Накойи.

Комната вдруг показалась слишком душной, а запах цветов акаси — приторно-сладким. Мара резко отодвинула в сторону письменную доску. Подгоняемая непреодолимым желанием увидеть Кевина, она рывком поднялась на ноги и торопливо направилась по освещенным коридорам мимо бдительных часовых в то крыло дома, где находилась детская.

Войдя в детскую из ярко освещенного коридора и смахнув вновь подступившие слезы, Мара подождала, пока глаза привыкнут к темноте. В воздухе стоял сильный едкий запах целебных трав и эссенций. Красновато-медный свет келеванской луны, проникающий сквозь стенную перегородку, обрисовывал темные силуэты воинов, шеренгой стоявших вдоль стены с наружной стороны дома.

Но их внушительное присутствие не могло внести умиротворение в растревоженную душу Мары. Она подошла к циновке, где лежал Кевин. В темноте белыми пятнами выделялись его повязки. Судя по неловкой позе и перекрученным простыням, его сон был беспокойным. Она перевела взгляд на сына и прислушалась к его ровному дыханию. Айяки крепко спал, обхватив руками подушку. Порез у него на шее заживал быстрее, чем раны Кевина, хотя не приходилось ожидать, что в памяти мальчика скоро изгладятся следы, оставшиеся после нападения убийцы.

С облегчением удостоверившись, что по крайней мере сейчас он не мечется от очередного кошмара, Мара осторожно, чтобы не потревожить его, шагнула к циновке Кевина. Она опустилась на колени и попыталась высвободить возлюбленного из тесного клубка сбившихся простыней.

От ее прикосновения он пошевелился и открыл глаза.

— Госпожа?..

Мара заглушила его шепот, прижав к его губам свои. Кевин потянулся, и его левая рука обвила ее стан. С силой, которой трудно было ожидать от человека, получившего столь тяжелые раны, он привлек Мару к себе.

— Я скучал по тебе, — прошептал он, уткнувшись лицом в ее волосы. Его рука не утратила сноровки: несколько движений — и легкий домашний халат властительницы распахнулся.

Пытаясь скрыть печаль под видом беспечности, Мара с нарочитой строгостью заявила:

— Мой лекарь грозил ужасными последствиями, если я подойду к твоей постели, начну тебя соблазнять и ты из-за меня нарушишь его предписания. Он сказал, что твои раны еще могут открыться.

— Да пропади он пропадом со своими назиданиями, — добродушно возмутился Кевин. — Он мне не бабушка, и нечего ему меня точить. Мои раны ведут себя вполне прилично, пока он вдруг не надумает в них поковыряться.

От мидкемийца исходили надежность и тепло. Он погладил ее по груди, а потом привлек к себе:

— Ты — мое лекарство. Только ты одна.

Приступ острой тоски и вспышка желания, накатившие одновременно, заставили Мару вздрогнуть. Она переборола мучительное искушение вернуть назад брачный контракт, отправленный к Хокану, и еще сильнее прильнула к ненаглядному варвару.

— Кевин, — начала она.

Угадав по тону ее голоса, как тяжело на душе у возлюбленной, он не оставил ей возможности продолжать, а просто теснее прижал ее к себе и поцеловал. Мара обняла его за плечи, стараясь не задеть повязки. Кевин укачивал ее, как младенца: чутье подсказывало ему, что именно в такой ласке она сейчас нуждалась. Напряжение постепенно отпускало Мару, и с той же естественностью, с какой день приходит на смену утру, они перешли от нежных дружеских объятий к любовному соединению. Казалось, его пыл нисколько не ослабел, но после того как жажда близости была утолена, он почти сразу провалился в сон.

Мара вытянулась рядом с ним, глядя в темноту широко открытыми глазами. Она провела руками по своему плоскому животу и вдруг сообразила, что к этому свиданию она не подготовилась должным образом. Сюда, в детскую, ее привел безотчетный порыв, и она забыла принять эликсир из травы терико, который помогал предотвратить зачатие. Уж Накойя не упустила бы возможности сурово отчитать воспитанницу за это упущение.

Накойя всегда была благоразумной.

В пробивающемся неясном свете луны Мара всматривалась в лицо спящего Кевина и внезапно поймала себя на том, что вовсе не стремится выйти замуж за Хокану, даже если тот согласится, а Камацу разрешит. Но если уж Кевином необходимо пожертвовать, она не желает отказаться от его любви и своего счастья, не оставив никакого следа от их связи.

Возможно, с ее стороны это было глупо, даже эгоистично. Но она хотела ребенка от Кевина. Все, что она до этого совершила, было сделано ради чести семьи Акома. Ее сердце было разбито, изъедено неисчислимыми горестями правления. Но этот подарок — единственный — она должна преподнести себе самой.

— Я люблю тебя, варвар, — беззвучно прошептала Мара, — и всегда буду любить. — Она дала волю слезам, и прошло много времени, прежде чем они иссякли.

Прошла неделя, за ней другая. Лекарь разрешил Кевину ненадолго вставать с постели. Мидкемиец нашел Мару в восточном саду, где выращивались целебные травы и зелень для кухни. Одетая в одно из легких просторных платьев, в которые она обычно облачалась для часов уединения и размышлений, и — что было ей совсем не свойственно — ничем не занятая, она просто сидела посреди пыльных стеблей ароматических растений и смотрела на подъездную дорогу. Наблюдала ли она за беготней гонцов, сновавших в обе стороны (как правило, с поручениями от Джайкена), или просто задумалась — это, в общем, не имело значения.

— Ты что-то опять приуныла, — упрекнул ее Кевин, отставляя в сторону палку, которой он пользовался, чтобы не опираться всем весом на больную ногу.

Маракрутила в руках бесформенный комок измятой зелени, который прежде был тонкой веточкой с куста тиры; сейчас, лишенный своих пряных листьев, он имел самый жалкий вид. В жарком воздухе летнего полудня полоски коры, содранной с веточки, источали острый одуряющий запах. Властительница не ответила и продолжала терзать веточку.

Кевин не без труда уселся рядом с ней, вытянув перед собой забинтованную ногу. Он бережно отобрал у властительницы ее ароматную игрушку и вздохнул.

— Она была для меня как мать, и даже больше, — неожиданно сказала Мара.

— Знаю. — Ему не понадобилось спрашивать, о ком идет речь. — Тебе нужно побольше плакать. Выплачешься, дашь горю выход — глядишь, и полегчает.

Мара застыла и раздраженно бросила:

— Я уже достаточно плакала!

Кевин склонил голову набок и запустил пальцы в свою непослушную шевелюру.

— Твои земляки никогда не плачут достаточно, — возразил он. — Невыплаканные слезы остаются внутри тебя, как отрава.

Его слова возымели такое действие, на какое он вовсе не рассчитывал: Мара встала и ушла. Лубки и повязки не позволили Кевину сразу пуститься вдогонку. К тому моменту, когда он нашел палку и, опершись на нее, сумел подняться с места, Мары уже и след простыл. Он решил, что не стоит ее преследовать: она может счесть это бестактной назойливостью. Сегодня ночью, в постели, он снова предпримет попытку как-то ее утешить.

Однако забыть о трагедии, которая обрушилась на нее, было невозможно — и тем более невозможно, что чуть ли не на каждом шагу стояли на страже вооруженные до зубов солдаты. Убийце не удалось убить Айяки, но случившееся не могло пройти бесследно. Выбитая из колеи, подавленная несчастьем, Мара не могла обрести покой в стенах собственного дома.

Приволакивая ногу, Кевин выбрался из сада и решил разыскать маленького Айяки. В огороженном дворике, вдали от взглядов слуг, он показывал мальчику, как надо пользоваться ножом в бою. Хотя всем было известно, что рабам запрещено держать в руках оружие, но во владениях Акомы никто не собирался вмешиваться не в свое дело, чтобы как-то воспрепятствовать этим урокам. Как истинные цурани, они все закрывали глаза на это вопиющее нарушение правил. Кевин уже не раз доказал свою верность, а сейчас варвар додумался, что, возможно, ночные кошмары мальчика прекратятся и он перестанет кричать во сне, если овладеет несколькими приемами самозащиты.

Но сегодня, когда Кевин в обществе наследника Акомы прибыл на их тайное ристалище, спрятав под одеждой краденый кухонный нож, оказалось, что дворик на этот раз не безлюден. В тени дерева уло расположился Кейок, держа между коленями два деревянных тренировочных меча. При виде Кевина и его контрабанды глаза Кейока засветились редкой улыбкой.

— Если ты собираешься тренировать юного воина, кто-то должен при этом присутствовать и удостовериться, что урок пошел на пользу.

Кевин беззаботно ухмыльнулся:

— Хромой хромого ведет? — Он покосился на Айяки, взъерошил темные волосы мальчика и засмеялся. — Что скажешь, тигренок, насчет того, чтобы разбить в честном бою двух стариков?

Айяки выразил согласие воинственным кличем Акомы, — что вызвало у слуг, оказавшихся в пределах слышимости, желание унести ноги как можно дальше.

Этот вопль донесся и до тихого уголка сада цветов кекали: именно туда направилась Мара, покинув Кевина. Уголки ее рта дрогнули в едва различимой улыбке, которая очень скоро улетучилась. Солнце палило, высасывая жизнь и краски поляны. В ослепительном свете кусты казались серыми; и листья, и лепестки темно-синих цветов поблекли от жары. Мара расхаживала по дорожкам, теребя пальцами траурную красную бахрому на своей одежде. У нее было такое ощущение, как будто где-то здесь, совсем рядом, незримо присутствует дух Накойи. Дочь моего сердца, — слышался ей голос старой женщины, — ты безрассудна и трижды об этом пожалеешь, если будешь упорствовать в своем нелепом капризе зачать ребенка от Кевина. В любой день можно ожидать гонца от брачного посредника, и тебе станет известен ответ Камацу Шиндзаваи. Осмелишься ли ты вступить в брачный союз с отпрыском уважаемой семьи, если будешь носить под сердцем дитя,. зачатое от раба? Выбрать такой путь — значит запятнать имя Акомы несмываемым позором!

— Будет у меня ребенок или нет, я скажу Хокану правду. Обманывать его я не стану, — прервала Мара воображаемый голос.

Она разминулась с работником, который расчищал газон, сгребая в кучи засохшую траву, и бесцельно двинулась по другой тропинке. Оставшийся у нее за спиной работник отложил грабли и последовал за ней.

— Госпожа, — раздался сзади мягкий, как бархат, голос.

У Мары екнуло сердце. Кровь застыла у нее в жилах; но когда она медленно обернулась, тут уж ее бросило в жар. Работник в выгоревшей на солнце рубахе оказался не кем иным, как Аракаси… и он приближался к ней с кинжалом в руке. Она уже была готова позвать на помощь, когда он повергся ниц на посыпанную гравием дорожку и протянул кинжал рукояткой вперед.

— Госпожа, — заговорил Аракаси, — я умоляю тебя о милости: позволь мне оборвать свою жизнь с помощью этого кинжала.

Мара невольно отступила назад.

— Некоторые поговаривают, что ты меня предал, — выпалила она, не подумав. Такие слова звучали как грубое обвинение.

Казалось, Аракаси слегка вздрогнул.

— Нет, госпожа, этого быть не могло. — Он замолчал, затем добавил с бесконечной болью в голосе:

— Но из-за моего промаха случилась беда. — Он страшно исхудал. Одежда садового работника нелепо висела у него на плечах, а руки были истерты, как старый пергамент. Но его пальцы не дрожали.

Внезапно Маре отчаянно захотелось спрятаться в тень… или любым иным способом избавиться от сжигающих лучей солнца.

— А я так доверяла тебе.

Ни один мускул не дрогнул у Аракаси, но, казалось, пропали куда-то все его уловки, маски и обманные трюки. Он выглядел как всякий слуга — изнуренным, бесхитростным и беззащитным. Мара никогда прежде не замечала, какие костлявые у него запястья. Когда Аракаси заговорил, его голос выдавал такую же опустошенность, как и лицо:

— Пятеро наших шпионов, состоявших на службе в доме Минванаби, мертвы. Они были убиты по моему приказу, и наемник из Братства Камои, которому это было поручено, принес мне их головы в доказательство, что работа выполнена. Одиннадцать связных, которые передавали донесения из провинции Шетак, также расстались с жизнью. Этих людей я убил собственной рукой, госпожа. Теперь у тебя нет соглядатаев в доме твоего врага, но и у Тасайо также не остается никакой ниточки, за которую он сумел бы ухватиться. Нельзя было допускать ни малейшей возможности, чтобы хоть один человек в случае провала мог предать тебя под пытками, и поэтому нельзя было ни одного из них оставить в живых. Я снова умоляю разрешить мне самому искупить вину. Дай мне дозволение принять смерть от клинка.

Аракаси не надеялся, что она согласится на его просьбу. Он служил Акоме не по праву рождения: когда Мара рискнула принять его присягу на верность, он был всего лишь одним из серых воинов — изгоев Империи.

Мара опять сделала шаг назад и, натолкнувшись на каменную скамью, почти упала на нее. Это неожиданное движение привлекло внимание часовых, и несколько воинов подбежали посмотреть, что происходит. Офицер, который был у них за старшего, увидел слугу, распростертого у ног госпожи, и узнал в нем мастера тайного знания. По сигналу командира весь его маленький отряд бегом бросился к цветнику. Солдаты схватили Аракаси за локти, рывком поставили его на ноги и крепко связали; все это заняло у них меньше минуты, после чего командир патруля деловито спросил:

— Госпожа, как прикажешь поступить с этим человеком?

Мара не спешила отвечать. Она заметила, что воины обращались со своим пленником весьма осторожно, словно он источал яд или от него можно было ожидать опасного подвоха — даже сейчас. От пристального взгляда властительницы не укрылось ни выражение спокойной безнадежности на лице Арака-си, ни темные круги под ввалившимися глазами. За этим безрадостным фасадом уже не таились никакие секреты. Можно было подумать, что солдаты удерживают лишь пустую оболочку мастера, которую покинул его свободный и дерзкий дух. Он обреченно ожидал позорного конца — смерти в петле.

— Отпустите его, — сказала Мара самым будничным тоном.

Солдаты беспрекословно повиновались. Аракаси опустил руки и по привычке одернул рукава. Он стоял со склоненной головой в позе бесконечной покорности. Смотреть на это было больно.

Если он притворялся… нет, даже самый великий артист не смог бы так сыграть эту роль.

Воздух казался тяжелым и вязким, и все затаили дыхание.

— Аракаси, — медленно проговорила Мара, — ты исполнял свои обязанности, как считал нужным. Ты и твоя сеть добывали сведения; ты никогда не ручался за исход событий. На тебя не возлагалась обязанность принимать решения. Я твоя госпожа, и решения принимаю я. Если допущен промах, если из полученных сведений сделан неверный вывод — винить следует только меня, и никого другого. Поэтому тебе не будет позволено умертвить себя кинжалом. Но это не все. Теперь уже я сама прошу прощения за свою позорную провинность… за то, что требую от преданного соратника больше, чем в его силах. Скажи, ты согласен и впредь служить Акоме? Хочешь ли ты и дальше руководить сетью разведки и способствовать гибели властителя Минванаби?

Аракаси медленно выпрямился. С пугающей искренностью вглядываясь в глаза Мары, он, казалось, читал то, что было скрыто в ее душе.

— Ты не похожа на других властителей нашей Империи, — сказал он с вновь появившимися бархатными нотками в голосе. — Если бы я отважился выразить свое мнение, я бы сказал, что ты совсем иная. И это делает тебя опасной.

Мара первая опустила глаза.

— Может быть, ты и прав. — Она покрутила на пальцах нефритовые кольца. — Так ты останешься на службе?

— До конца дней своих, — тотчас ответил Аракаси, а потом глубоко вздохнул. — У меня есть новости… если тебе угодно их выслушать.

— Позже. А сейчас иди и подкрепись с дороги. — Когда Мара подняла глаза, мастер тайного знания уже удалялся по дорожке своей былой пружинящей походкой.

— Госпожа, как ты определила, что он невиновен? — спросил совсем еще юный командир патруля.

Мара чуть заметно пожала плечами.

— Никак. Но я смотрела на него и вспоминала, как часто он давал мне возможность убедиться, насколько он силен в своем ремесле. — Заметив, какими озадаченными взглядами обменялись солдаты, она встала перед ними и довела объяснение до конца:

— Как по-вашему, если бы такой человек желал моей смерти, неужели он не нашел бы способа добиться цели? — Будь он агентом Тасайо или чьим-то еще, с родом Акома давно уже было бы покончено. Поэтому я доверяю ему. Вот в этом у меня сомнений нет.

Серебристо-зеленые сумерки окутали сад, когда там снова появился Аракаси, чтобы, сделать свой доклад. Он поел и смыл дорожную грязь; теперь на нем была ливрея домашнего слуги, подпоясанная зеленым кушаком. Пока он выполнял предписанные этикетом поклоны, Мара успела подметить, что волосы у него аккуратно подстрижены, а сандалии зашнурованы с безупречной тщательностью.

Вокруг неслышно ходили другие слуги, зажигая первые лампы: наступал вечер.

Он выпрямился и после недолгого колебания произнес:

— Госпожа, тебе не придется раскаяться в том, что ты мне поверила. Могу лишь повторить то, что уже говорил раньше: да, я хотел бы видеть твоих врагов мертвыми, а их имена преданными забвению. С той минуты, как я принес присягу перед твоим натами, я целиком принадлежу Акоме.

Мара встретила это новое подтверждение с молчаливой признательностью. Наконец она хлопнула в ладоши и велела слуге подать поднос с нарезанными фруктами. Снова оставшись наедине со своим мастером, как это часто случалось в прежние дни, властительница начала беседу:

— Я не сомневаюсь в твоей преданности.

На лицо Аракаси легла тень: доверие госпожи досталось ему дорогой ценой.

— Это для меня важнее жизни, — убежденно сказал он, открыто взглянув ей в лицо. — Госпожа, ты — одна из тех немногих в Империи, чей взгляд на мир не ограничен рамками традиций, и единственная, кто решается бросить им вызов. И хотя когда-то я поступил к тебе на службу главным образом из-за нашей общей ненависти к Минванаби, надо признать, что теперь все изменилось. Я служу ради тебя одной.

— Почему? — Глаза Мары также вспыхнули воодушевлением, и она не пыталась это скрыть.

Небо над их головами темнело, и тени от ламп становились более резкими. Аракаси сделал нетерпеливый жест.

— Ты не боишься перемен, — объяснил он. — С такой необычайной отвагой ты можешь далеко пойти, и я не удивлюсь, если ты сумеешь привести свой дом к непреходящему величию. — Он остановился и улыбнулся с ошеломляющим чистосердечием. — Я хочу быть причастен к твоим делам, хочу способствовать твоему восхождению к вершинам власти. Власть сама по себе меня не интересует. Но то, что можно совершать с помощью власти, — для меня не безразлично, и если кто-то способен усмотреть в этом постыдное честолюбие — что ж, я готов признаться, что за мной водится такой грех. Мы стоим на пороге эпохи великих перемен, а наша Империя слишком долго оставалась в тесных рамках старых традиций. — Он вздохнул. — Я не знаю, что можно сделать, чтобы переломить нашу судьбу, но за те пятьдесят с лишним лет, что я живу на свете, я не встретил ни одного властителя, более способного изменить лицо Цурануани.

Мара неслышно перевела дыхание. В первый раз с тех пор, как она узнала этого человека, Мара поняла, что проникла сквозь броню его скрытности. Наконец-то ей открылась настоящая побудительная причина поступков самого загадочного из ее советников. Сидевший перед ней Аракаси, великий виртуоз лицедейства, сейчас отбросил всякое притворство. Его лицо горело воодушевлением, как у взволнованного мальчика. Его чувства были видны как на ладони: преклонение перед Марой, глубокое беспокойство за нее и готовность выполнить для госпожи все, что только будет в его силах.

В который раз вспомнив мудрую Накойю, постоянно напоминавшую, что разумный правитель не должен требовать от подданных невозможного, Мара улыбнулась и самым будничным тоном спросила:

— Ты, кажется, упоминал, что получил новости?

Глаза Аракаси блеснули. Он потянулся за ломтиком йомаха и приступил к повествованию.

— Стало известно, что маги усердно занимались выполнением какого-то собственного замысла. Слухи об этом настолько поразительны, что в них порой невозможно поверить.

Откинувшись на подушки и приняв более удобную позу, Мара знаком предложила ему продолжать.

— Тут есть над чем подумать, — сказал Аракаси. — Говорят, что десять Всемогущих из Ассамблеи прошли через Врата в Мидкемию вместе с тремя тысячами воинов Каназаваи. Произошло сражение, но из-за чего — об этом высказываются самые разноречивые суждения. Некоторые заявляют, что Свет Небес пожелал отомстить Королю Островов за вероломное нападение во время мирных переговоров. — Мастер тайного знания понимал, что Мара сейчас засыплет его вопросами, и поднял руку, призывая ее к терпению. — Достаточно правдоподобная причина. Другие — должностные лица, заслуживающие доверия, — утверждают, что маги пошли войной на Врага.

Мара озадаченно взглянула на него.

— На Врага, — повторил Аракаси. — Имеется в виду Враг из древних времен, еще до Золотого Моста. Когда ты была ребенком, твои учителя наверняка рассказывали тебе предания о нем.

Порывшись в памяти, она наконец вспомнила эти истории.

— Но это же просто сказки! — возразила Мара. — На самом-то деле он не существует!

Аракаси покачал головой. Он не мог сказать наверняка, так ли это, но грандиозность открытия ошеломляла.

— Так мы привыкли считать, — согласился он. — Но кто сумеет с точностью угадать, какие враги могли бросить вызов Всемогущим, особенно после того, как оказалось, что к последним событиям имеет отношение маг-отступник Миламбер? Эти мифы были сложены в незапамятные времена; они уходят корнями в такую же древность, как имена братьев-основателей Пяти Великих Семей. Как мы можем судить, где правда и где вымысел в делах такого далекого прошлого?

Мара внезапно насторожилась:

— Ты сказал, что здесь не обошлось без Каназаваи? Тогда мы сможем разузнать об этом поточнее, когда я повидаюсь с властителем Камацу. — Ее мысли немедленно приняли новое направление. — А почему бы не предположить, что вмешательство Света Небес в дела Совета как-то связано с этим походом магов?

— Вполне вероятно. — Аракаси взял с подноса очередной ломтик йомаха. — Но пока в нашем распоряжении имеются только догадки. По словам моих агентов — тех, кто имеет доступ в Имперский дворец, — похоже на то, что сейчас ведутся переговоры по поводу обмена военнопленными между Империей и Королевством Островов.

— Значит, Врата открыты! — перебила его Мара. В ее голосе послышалось непривычное волнение.

Справедливо рассудив, что вспышка интереса госпожи имеет прямое отношение к ее возлюбленному варвару, Аракаси слегка прокашлялся.

— Все это пока не стало достоянием гласности. Но, возможно, ты сумеешь наконец извлечь выгоду из своих привилегий по торговле с Мидкемией, если снова обратишься к столичным чиновникам.

Как видно, Мару совсем не вдохновила перспектива избавления от препятствий, из-за которых совсем недавно потерпели неудачу ее грандиозные планы. Аракаси деликатно воспользовался наступившей паузой, чтобы разделаться с последним ломтиком, еще остававшимся на подносе. Он вспомнил, как во времена пребывания в Кентосани между Марой и Кевином разгорелся спор насчет Бездны и прохода между мирами: речь шла о возможности освобождения варвара. Безупречное чутье Аракаси подсказало ему, что каждое обращение к этой деликатной теме чрезвычайно болезненно для госпожи.

— Я разузнаю все, что можно, на сей счет и постараюсь добыть для тебя как можно больше точных сведений.

Мара бросила на него благодарный взгляд.

— Ради Кевина… — тихо отозвалась она. — Он не заслуживает того, чтобы оставаться рабом. — Словно отгоняя злобных и назойливых призраков, властительница сменила предмет разговора. — Если Свет Небес будет продолжать свою политику оттеснения Высшего Совета от власти, нас ждут тяжелые потрясения. Минванаби объединит своих союзников и потребует восстановить пост Имперского Стратега. — Она нахмурилась и со вздохом добавила:

— Хорошо бы нам всем дожить до того дня, когда мои торговые привилегии начнут приносить плоды. — Затем ее глаза сузились. — Ты говорил, что убил шпионов прямо во дворце Тасайо. Тогда почему наш враг все еще жив?

Аракаси уперся локтями в колени. В этой позе он напоминал нахохлившегося ястреба.

— У меня не настолько длинные руки, чтобы я мог дотянуться до головы Тасайо у него в доме. Но его слуги… Это длинная и совсем особая история.

Тихой летней ночью при ярком свете фонарей и звезд он поведал ей то, что она хотела знать.

***

В конце концов слуги были обнаружены в известковой яме рядом с огородом. Эта яма иногда использовалась для захоронения… чтобы было чем удобрять почву. Сюда сбрасывали трупы опозоренных, лишенных чести людей, не удостоенных посмертных обрядов. Когда мальчик-посыльный нашел пять безголовых трупов и сообщил об этом одному из надсмотрщиков, тот сразу же понял, что о находке следует известить хозяина. В ужасе от свалившейся на его седую голову напасти он на подгибающихся ногах поспешил с докладом к Мургали.

Хадонра поместья Минванаби корпел над стопками хозяйственных книг, являя собой образец усердия. Все домочадцы успели почувствовать тяжелый нрав Тасайо, после того как закончилась неудачей его попытка устроить засаду, выманить Мару из дома и прикончить в лесу.

Мургали рассердился, что его оторвали от важных занятий, но, выслушав донесение надсмотрщика, разразился проклятиями. Пять обезглавленных мертвецов — не такое дело, от которого можно отмахнуться. Следовало доложить хозяину о находке в известковой яме.

— Ступай, — приказал он слуге. — Скажи там, чтобы тела убрали из огорода и положили в пустую спальню.

Когда надсмотрщик ушел, Мургали поднялся, чувствуя себя подавленным и усталым. Он растер распухшее запястье, надел самые мягкие комнатные туфли и, стараясь по возможности не шаркать, торопливо направился на поиски Инкомо. Первый советник был, вероятно, единственным, кто мог безнаказанно потревожить Тасайо. Когда управляющий пересекал коридор, ведущий к детской, он покачал головой: надо же, даже дети притихли, словно они чувствовали нависший над всем домом гнев отца.

Инкомо также был крайне недоволен тем, что ему помешали. Он сидел в ванне и блаженно вздыхал, в то время как юная рабыня, вчетверо моложе его, губкой намыливала ему спину.

— Вот уж это совсем некстати, — проворчал Инкомо.

Мургали согласно кивнул:

— Воистину некстати. Тела доставлены в пустую спальню. Там наш господин сможет их осмотреть.

Затем, воспользовавшись подходящим моментом, когда Инкомо поднимался из ванны, управляющий незаметно ретировался.

Слуга обтер советника сухими полотенцами, а девочка-рабыня, отложив губку, помогла старику надеть халат. Понимая, что никто, кроме него, не возьмет на себя неприятную миссию — сообщить Тасайо о загадочной находке, — Инкомо отвел душу вереницей изощренных ругательств. Он наскоро завязал узлом пояс с кистями и, стараясь обуздать собственное раздражение, отправился разыскивать своего господина и повелителя.

После того как он миновал несколько столовых, парадную палату и бесчисленные приемные, а затем личный кабинет Тасайо, комнату для писарей и тренировочный павильон, его поиски наконец увенчались успехом на поле для стрельбы из лука, простирающемся позади дальней казармы. К этому времени Инкомо тяжело пыхтел и обливался потом. Поклонившись, он заговорил очень внятно и умышленно громко, чтобы его господин, чего доброго, не принял его за одного из присутствовавших воинов.

Одетый в легчайшую шелковую тунику и плохо сочетающийся с ней настоящий боевой шлем, Тасайо быстро выпустил, одну за другой, семь стрел. Со сверхъестественной точностью они угодили в мишень — маленький кружок, нарисованный в центре щита, который держал в поднятой руке трясущийся от страха раб.

— Пять тел? — рявкнул властитель Минванаби, в тот же миг выпустив еще одну стрелу, которая на этот раз аккуратно вонзилась в пересохшую землю между ногами раба.

Раб вздрогнул и, забывшись, сделал шаг назад. Выражение лица Тасайо не изменилось. Его следующая стрела сразила несчастного: она попала точно в горловую впадину.

— Сколько раз я говорил им, чтоб не смели двигаться! — С этими словами властитель щелкнул пальцами, и к нему сразу же бросился один из слуг, чтобы принять от хозяина лук и колчан. Тасайо сорвал с руки стрелковую перчатку и обратил взгляд янтарных глаз на первого советника:

— Как я полагаю, по «телам» ты опознал исчезнувших шпионов Акомы?

С трудом сглотнув слюну, Инкомо подтвердил:

— Да, господин.

— Ты сказал, что их пять, — ухватился Тасайо за эту подробность. — Но мы знали только троих.

— Да, господин.

Тасайо стремительно развернулся и направился к выходу со стрельбища; Инкомо последовал за ним на шаг позади, как того требовал этикет.

— Я хочу осмотреть трупы сейчас же, — объявил властитель.

— Как пожелаешь, господин. — Инкомо едва поспевал за рослым хозяином.

Когда они подошли ко дворцу, ему понадобилось несколько минут, чтобы уточнить, в какой именно спальне поместили ужасную находку. При приближении хозяина вся прислуга разбегалась кто куда: никому не хотелось попадаться властителю под горячую руку. Советник был вынужден долго расспрашивать случайных встречных, чтобы наконец получить ответ.

Тасайо бросил шлем вышколенному рабу и уже начал искать, на ком бы сорвать накопившееся раздражение.

— Ты показываешь себя не в лучшем виде, — недовольно упрекнул он растерявшегося Инкомо. Впрочем, на счастье первого советника, властитель торопился взглянуть на трупы и воздержался от дальнейших замечаний.

Оказавшись перед входом в нужную комнату, Тасайо, не сбавляя шага, проследовал мимо согнувшихся в поклоне солдат, которые стояли здесь на страже, и рывком отодвинул дверную перегородку.

Из комнаты вырвался смрад разложившейся плоти. Властителя Минванаби это не остановило. Не выказав ни малейших признаков отвращения, он приблизился к подстилкам, на которых лежали пять облепленных грязью, вздувшихся трупов, и приступил к осмотру.

Инкомо предпочел задержаться по другую сторону двери. Прилагая безмолвные усилия, чтобы совладать со спазмами в желудке, он наблюдал, как хозяин неторопливо обследовал останки, не гнушаясь и пощупать их руками. Длинными опытными пальцами Тасайо пробежал вдоль углубления на шее одного из трупов — на волосок ниже той линии, по которой была отрезана голова.

— Этого задушили, — пробормотал он. — Тут поработал убийца из Братства Камои. — Он осмотрел последнее тело и в складках куртки погибшего слуги обнаружил крошечный клочок ткани с вышитой на нем эмблемой — красным цветком.

— Жало Камои, тут и сомнений нет! — гневно воскликнул он, обернувшись к Инкомо. — Да ведь я отослал им в дар столько металла, что вся эта община должна передо мной на задних лапках стоять!

Первый советник Минванаби мгновенно склонился в почтительном поклоне:

— Господин, твои дары были сказочно щедрыми.

— Этого не должно было случиться! — процедил Тасайо с холодным бешенством. — Немедленно отправь гонца. Пусть магистр Братства Камои явится сюда, и я потребую от него объяснений.

Инкомо склонился еще ниже:

— На все твоя воля, господин.

Старые колени плохо слушались первого советника, и он не смог отступить от прохода достаточно проворно, чтобы увернуться от локтя хозяина, когда тот выходил в коридор.

— Эту падаль выкиньте обратно, в известковую яму, — приказал властитель первому же рабу, который оказался поблизости, — а потом пошлите за моей женой. Пусть ей передадут, что я хочу выкупаться: мне нужно смыть с тела это зловоние!

Мысль о купании в теплой воде показалась привлекательной и престарелому Инкомо. Он уже с удовольствием предвкушал, как вернется в свою ванну и девочка-рабыня снова приступит к восхитительно-легкому растиранию губкой его спины… однако потрясения злополучного дня еще не закончились.

Сидя в ванне, Тасайо вызывал к себе для допроса многочисленных слуг, одного за другим.

Многие подтверждали, что видели убийцу из Братства, который приходил для выполнения порученного ему дела. Командир одного из патрулей признался, что позволил убийце пройти в поместье через боковые ворота, когда стоял там на посту со своими людьми.

На вопрос, почему он пропустил опасного наемника, офицер дал вполне убедительный ответ:

— Все солдаты знают, что хозяин заручился преданностью Братства Камои. Этот человек подошел к воротам совершенно не таясь; он заявил, что находится здесь согласно воле нашего господина, и в доказательство своих слов предъявил документ с печатями.

Сузив глаза и плотно сжав губы, Тасайо выслушал это объяснение, а потом сделал едва заметный жест, словно вычеркивая что-то. Как ни тяжело было на сердце у Инкомо, он был вынужден повиноваться и в свою очередь знаком приказал секретарю включить имя воина в список осужденных. Приговор надлежало привести в исполнение, прежде чем Тасайо успеет обсохнуть после купания.

Госпожа Инкарна продолжала исправно обтирать губкой спину мужа, но мертвенная бледность лица и остановившийся взгляд выдавали ее отвращение к происходящему. Напоминая своими движениями марионетку, которую дергают за веревочки, она снова и снова намыливала мускулистые плечи властителя Минванаби, пока тому не наскучило ее безжизненное усердие. Он внезапно вскочил на ноги; испуганная Инкарна от неожиданности выронила губку в воду и принялась суетливо ее ловить.

— Довольно, женщина! — Тасайо тряхнул мокрой головой, и рабы с полотенцами наготове поспешили к нему.

Курьер из гильдии не мог выбрать худшего момента для своего прибытия, равно как и слуга, робко доложивший о том, что в приемной находится посетитель, ожидающий аудиенции.

Отнюдь не намеренный спешить в приемную, Тасайо тем не менее нетерпеливо выхватил из рук камердинера тонкий шелковый халат, густо расшитый драгоценными нитями и потому ощутимо тяжелый. Накинув халат на плечи, он опоясался кушаком, отделанным пластинками из панциря черепахи, а затем надел тонкую кожаную перевязь, на которой были подвешены меч и кинжал в черных лакированных ножнах. Раб зашнуровал на нем сандалии, и достойным завершением домашнего облачения властителя стала кольчуга из костяных дисков. Такая кольчуга защищала тело не хуже обычных доспехов, но была гораздо менее громоздкой.

— Пришли курьера в мою оружейную, — приказал он посыльному. Затем, жестом приказав Инкомо следовать за ним, Тасайо широким шагом двинулся в коридор, предоставив жене распоряжаться рабами в ванной комнате, словно она была по рангу не выше какого-нибудь надсмотрщика.

Личный арсенал властителя Минванаби размещался в небольшом бункере без окон с деревянными стенами, в которые были вбиты колышки для мечей и стойки для хранения доспехов. Единственной слабостью, которую позволял себе Тасайо, с тех пор как сделался правящим господином, стала его расточительность в приобретении всевозможного оружия и доспехов. Среди его приобретений имелись смертоносные клинки без всяких украшений, предназначенные специально для использования в бою; были и другие, завораживающие взгляд великолепием отделки — драгоценными каменьями, узорами из лака или тонкой резьбой; эти служили для парадных выходов. И еще здесь хранились особые доспехи без выпуклых накладок, тонкие и прочные, которые можно было незаметно носить под одеждой.

Тасайо медленно переходил от стойки к стойке, поглаживая шлемы, кирасы и рукояти мечей; при этом он не забывал поглядывать на кончики собственных пальцев, проверяя, не осталось ли на них пыли. Рабы и слуги, которые убирали это помещение, хорошо знали, что содержать его следует в безупречном порядке: их предшественники, которые имели неосторожность вызвать неудовольствие господина, не доживали до следующей проверки.

Чувствуя себя неуютно в маленькой душной комнате, Инкомо постарался держаться подальше от источавшего жар светильника и по возможности не привлекать к себе нежелательное внимание хозяина. Он застыл в неподвижности, чему за последнее время выучился каждый из слуг Минванаби, и молча наблюдал, как властитель прохаживался от меча к мечу и от шлема к шлему, время от времени останавливаясь, чтобы поправить положение какой-нибудь застежки или накладки.

Тасайо проверял пальцем лезвие кинжала, когда вошедший курьер склонился в поклоне у двери. Властитель бросил на его знаки принадлежности к гильдии самый беглый взгляд, однако этого хватило, чтобы заметить цвета города, обозначающие Сулан-Ку. В своей обманчиво мягкой манере он спросил:

— Какое поручение ты выполняешь?

Курьер распрямил спину:

— Формальное предложение переговоров от Мары из Акомы, — начал он и тотчас умолк: стремительным движением Тасайо приставил острие меча к его горлу.

Неловко сглотнув, курьер взглянул в глаза человека, державшего оружие, и ужаснулся: эти глаза были лишены какого бы то ни было выражения. Они были абсолютно пустыми.

— Господин, — произнес он дрожащим голосом, — я всего лишь курьер из гильдии, которого нанимают, чтобы доставлять послания.

Тасайо не шевельнулся.

— И ты принес мне… послание? — Его голос также звучал нечеловечески ровно.

Инкомо осторожно кашлянул:

— Господин мой, гонца из гильдии не в чем упрекнуть, и его жизнь — под защитой закона.

— Да ну? — огрызнулся Тасайо. — Пусть говорит сам за себя!

Курьер перевел дыхание.

— Мара предлагает встретиться, — снова приступил он к делу и снова осекся, почувствовав, как дрогнул меч.

— Не смей произносить это имя под крышей моего дома! — Тасайо снова слегка надавил мечом на горло курьера и многозначительно ухмыльнулся при виде алой струйки, зазмеившейся ниже острия. — Чего ради эта трижды проклятая властительница просит о встрече? Я не желаю никаких переговоров. Мне нужна только ее смерть.

Курьер растерянно моргнул. Подозревая, что имеет дело с безумцем, который вполне способен перерезать ему глотку, он собрал все свое достоинство и отважно завершил дело, доверенное ему гильдией:

— Эта властительница просит, чтобы властитель Минванаби посетил ее поместье для проведения личных переговоров.

Тасайо медленно улыбнулся. Храбрость маленького человечка произвела на него благоприятное впечатление. Опустив меч, он начисто вытер острие полировочной тканью и вернул оружие туда, откуда взял.

Словно вспомнив о чем-то, он кинул тряпицу курьеру, жестом дав тому разрешение воспользоваться ею — стереть кровь на шее.

Посланец гильдии не рискнул отказаться. Он поднял слегка промасленный лоскут и несколько раз прижал его к царапине. Тем временем Тасайо как ни в чем не бывало возобновил свой осмотр.

Расхаживая между сокровищами своего арсенала, он обращался к Инкомо так, словно они были здесь одни.

— Ну что ж, Инкомо, похоже, я нагнал на нее страху, — сказал Тасайо. — Хотя моя затея с засадой и одновременным покушением не увенчалась полным успехом, эта сучонка, дочка Седзу, задергалась. Ей повезло, и она смогла спасти свою шкуру, но удача не вечно будет ей сопутствовать. Она знает, что ей и года жизни не осталось. — Властитель Минванаби отошел от одной стойки с доспехами к другой, снял с подставки латный воротник, как бы пробуя его на прочность. — Вероятно, эта особа хочет договориться о каких-то уступках. Не вообразила ли она, например, что сможет сохранить жизнь сыну, если принесет в жертву имя и династию Акома?

Инкомо поклонился с должным почтением:

— Господин, это рискованное предположение. Властительница, так же как и ты, понимает, что время компромиссов прошло. Она пошла на обострение кровной вражды с твоим дядей Джингу, и Десио дал обет Туракаму. Когда на карту поставлена честь ее предков, а дому Минванаби грозит гнев Красного бога… не в том она положении, чтобы рассчитывать на какие-то сделки.

Со звуком, напоминающим стук брошенных игральных костей, упали на подставку пластины латного воротника.

— Она теряет голову от отчаяния, — стоял на своем Тасайо. — Хочет со мной побеседовать, так пусть сама явится сюда. Ко мне.

В оружейной было душно. Незаметно отерев пот со лба, Инкомо отважился высказать еще одно соображение:

— Господин, я обязан тебе напомнить, что властитель Джингу недооценил эту женщину, и в этом самом доме она сумела его поставить в такое положение, что у него не осталось никакого другого выхода, кроме одного — лишить себя жизни.

Тасайо облокотился на прекрасную походную кирасу и перевел взгляд на первого советника. Рыжевато-коричневые глаза главы дома Минванаби расширились и ярко заблестели.

— Я не трус, — тихо сказал он. — А мой дядя был глупец.

Инкомо поспешил согласно кивнуть.

— Но даже храбрейшему из всех живущих не помешает осторожность.

Глаза Тасайо опасно сузились.

— Не хочешь ли сказать, что она может угрожать мне? — Он вздернул голову и сплюнул на отполированный до блеска пол. — Здесь?.. Да, она теперь слишком сильна, чтобы ее можно было победить простым набегом на усадьбу Акомы. Но не заблуждайся: я нанесу ей удар и покончу с ней; для меня это лишь вопрос времени. Воистину я с превеликим удовольствием полюбуюсь зрелищем, когда мои солдаты разграбят и сожгут ее поместье. Возможно, мне следует использовать ее предложение как предлог отправиться туда и получше изучить местность, чтобы выбрать наиболее подходящую стратегию штурма.

Когда разговор принял такой оборот, посланец гильдии почувствовал себя крайне неуютно. Хотя люди его профессии славились умением держать язык за зубами во всем, что касалось чужих секретов, сейчас он предпочел бы провалиться сквозь землю, лишь бы не быть невольным свидетелем опасной беседы между властителем и его первым советником.

Политические группировки, враждебные дому Минванаби, были бы не прочь захватить гонца и подвергнуть его пыткам, желая разузнать именно то, что он сейчас невольно подслушал. Его гильдия пользовалась всеобщим уважением, но это не делало его неприкосновенным в те часы, которые он проводил в кругу семьи и не носил отличительных знаков, свидетельствующих, что он находится при исполнении служебных обязанностей.

Инкомо снова вытер лоб. За годы его службы сменились три поколения властителей Минванаби, и он успел хорошо изучить их повадки. А потому он знал, что сейчас может выразить свое несогласие только одним способом — молчанием.

Тасайо проверил весь арсенал. Но выйти из оружейной палаты он не мог, поскольку Инкомо загораживал дверь, непоколебимый как утес на пути бурного потока, и не выражал готовности немедленно освободить проход.

— Ну, хорошо, — уступил властитель Минванаби. — Я не хочу встречаться с этой сучкой на земле ее проклятой Акомы. — Повернув голову к курьеру, он отрывисто бросил:

— Вот мой ответ. Скажи властительнице, что я готов подумать о встрече, но только на открытой местности, в моих владениях. Посмотрим, хватит ли у нее храбрости или глупости, чтобы согласиться.

Курьер с облегчением поклонился и тотчас стрелой вылетел за дверь, поскольку на этот раз Инкомо слег-ка посторонился. Прислонившись к дверному косяку, умудренный годами советник упорно всматривался в лицо Тасайо.

— Господин, если ты задумал какую-то хитрость, я бы все-таки посоветовал тебе соблюдать величайшую осмотрительность. Мара — не просто женщина, она — враг, которого надо опасаться. Она объединила клан Хадама, а с этой задачей не каждый сумел бы справиться. И даже если бы ее доставили к тебе голой и связанной, когда ты будешь находиться в окружении твоих телохранителей, я бы все равно взывал к твоей осторожности.

Тасайо ответил своему советнику таким же пристальным взглядом.

— Я осторожен, — сказал он тихо, — а осторожность требует, чтобы эта забота не превратилась для меня в навязчивую идею, как это получилось с Десио. Я намерен убить Мару. Но я обойдусь без торжественных обещаний Красному богу и не желаю из-за бессмысленных опасений лишиться сна ни на одну ночь. Я не доставлю такого удовольствия духам ее предков. Ну, а теперь отойди от двери. Мне нужно запереть оружейную, а ты распорядись, чтобы мне подали легкий ужин на садовую террасу у озера.

***

Властитель Минванаби оставался на террасе до заката и еще позже. В керамических подставках на столбах пылали огромные факелы; поверх камней был расстелен ковер. Тасайо восседал на специально принесенном деревянном помосте, крутя в руках винный кубок. Вся обстановка весьма напоминала ту, к которой он привык в бытность свою полководцем. Берег озера выглядел совсем как военный лагерь; чуть поодаль солдаты в полном вооружении отрабатывали приемы штурма цитадели, расположенной на прибрежном холме. Тихие всплески рыбы, играющей на мелководье, перемежались выкриками команд.

У ног Тасайо сидел мальчик, недавно отданный в обучение к домашним писарям. Он сжимал в пальцах заостренный брусок мела и неумелыми каракулями

— хотя и с величайшим прилежанием — записывал каждое слово властителя, когда тот отрывистым полушепотом произносил какое-либо замечание по поводу действий своих солдат.

Выводя корявые строки, мальчик не подменял своего наставника, сидевшего тут же и выполнявшего ту же работу по всей форме. Однако если бы властитель Минванаби вздумал оценить результаты его усилий, ученику грозила бы порка за любое несоответствие образцам каллиграфии.

Воины на холме в согласованном порядке двинулись в наступление, и Тасайо, который внимательно наблюдал за штурмом, не упуская ни малейшей подробности, не сразу заметил домашнего посыльного, распростершегося на камнях верхней ступени террасы. Бедняге пришлось повысить голос, чтобы привлечь к себе внимание.

— Это еще что?! — рявкнул Тасайо так неожиданно, что ученик писаря выронил и мел, и грифельную доску.

Дрожащим голосом посыльный возвестил:

— Повелитель, по твоему вызову прибыл магистр Братства Камои.

Встреча с главой ордена убийц-фанатиков не сулила ничего приятного, но откладывать ее было нельзя.

— Приведи его сюда, — приказал Тасайо.

Несмотря на важность предстоящего разговора, он не забыл бросить беглый взгляд на упавшую грифельную доску и сравнить расползающиеся строчки, выведенные на ней, с безупречными записями опытного писаря.

— Убери это, — бросил властитель мальчику, — и будь доволен, что я не приказал избить тебя этой самой доской. — Сделав знак старшему писарю остаться, Тасайо мельком оглядел солдат на холме.

Усердно кланяясь и отважно сдерживая слезы, ученик собрал свои инструменты, после чего поспешил к выходу. Выбегая, он чуть не сбил с ног домашнего слугу, который сопровождал вызванного посетителя к помосту хозяина.

Магистр ордена Камои, или обехан на древнем языке, отличался необъятной толщиной, но не имел ни единой унции жира. Его голову — выбритую наголо, если не считать растущего на макушке пучка длинных волос, — покрывала красно-белая татуировка. У него был приплюснутый нос, темная от загара кожа, а уши проколоты во многих местах. Украшениями ему служили костяные булавки и кольца, которые негромко позвякивали при ходьбе. В специальных петлях и футлярах, пришитых к кожаному поясу, размещались всевозможные орудия смерти: полдюжины кинжалов, шнур-удавка с грузом на конце, метательные крестовины, кастеты, пузырьки с ядом и длинный металлический меч. Несмотря на то что цуранская мораль признавала его промысел преступным, он требовал, чтобы каждый, кто имеет дело непосредственно с ним, при личной встрече оказывал ему все знаки почтения, которые были приняты по отношению к властителям. Его сопровождали двое убийц, одетых в черное: именно этим количеством, по требованию Тасайо, был ограничен почетный эскорт обехана.

Магистр приблизился к Тасайо и, слегка склонив голову, громко ивнятно спросил:

— В добром ли ты здравии, властитель?

Тасайо подчеркнуто помедлил с ответом, словно не сразу заметил посетителя. Затем он коротко кивнул, подтверждая тем самым, что здоровье у него в порядке. Однако властитель Минванаби не осведомился в свою очередь о здоровье магистра, что нельзя было истолковать иначе как умышленное оскорбление.

Затянувшееся молчание нарушил визитер; при этом в его голосе не было и намека на признательность за щедрые дары, полученные от грозного хозяина дома.

— Что понадобилось господину?

— Мне требуется одно: имя человека, который нанял твое братство для того, чтобы убить пятерых слуг в моем доме.

Магистр ордена убийц неосмотрительно поднял руку. Воины, выстроившиеся за помостом Минванаби, мгновенно приняли боевую стойку, словно для нападения, и обехан застыл на месте. Однако он был не из тех, кого легко запугать. Устремив невозмутимый взгляд на Тасайо, он рассчитанно-медленным движением довел до конца прерванный жест: поднял руку, чтобы почесать подбородок, затем сдержанно ответил:

— Господин Тасайо, это был твой собственный заказ.

Тасайо сорвался с подушек с такой скоростью, что на этот раз за мечи непроизвольно схватились оба спутника магистра; однако тот мановением руки призвал их к спокойствию.

— Мой?! — воскликнул Тасайо. — Я отдал такой приказ? Что за наглая ложь!

Глава преступного братства скрестил взгляды с Тасайо; его глаза сузились в мерцающем свете факелов.

— Грубо сказано, господин. — Он заколебался на мгновение, будто размышлял, стоит ли воспринимать гневный выпад как оскорбление. — Я покажу тебе документ с твоей подписью и личной печатью.

Впервые в жизни Тасайо был столь ошеломлен и растерян. Он заставил себя снова опуститься на подушки.

— С моей личной печатью? — холодно переспросил он. — Ну что ж, покажи.

Из-под складок своего облачения великан вытащил пергамент. Тасайо почти выхватил свиток из рук, окрашенных в цвет крови, и, шумно развернув документ, с хмурым видом изучил его содержание. Он покрутил свиток и так и этак, а потом со злостью крикнул рабу, чтобы тот поднес ближе один из факелов. Повернувшись спиной к обехану, властитель Минванаби поскреб ногтем чернильный оттиск печати.

— Это дыхание самого Туракаму, — пробормотал он и поднял глаза, горевшие смертоносным огнем. — Кто из слуг доставил это послание?

Господин общины убийц потеребил серьгу в ухе:

— Не слуга, мой господин. Документ был оставлен в условном месте, специально отведенном для подобных посланий, — спокойно сказал он.

— Это подделка! — прошипел Тасайо, давая волю безудержному гневу. — Я не писал ничего похожего! И ни один из моих писарей тоже!

Лицо магистра оставалось невозмутимым.

— Не писал?

— Сказано же — не писал!

Властитель Минванаби неожиданно резким движением схватился за рукоять меча, и только жест вожака снова удержал убийц, готовых к решительным действиям.

Несколько раз прошагав от одного конца помоста до другого, словно голодный хищник, мечущийся в клетке, Тасайо внезапно повернулся к обехану:

— Я заплатил металлом целое состояние за услуги твоего братства, а вовсе не за то, чтобы вы вносили хаос в жизнь моего дома, и не за то, чтобы вы сломя голову кидались выполнять приказы любого моего недруга, у которого хватит хитрости подделать документы! Какой-то глупец посмел скопировать фамильную печать Минванаби. Вот и найди его. Мне нужна его голова.

— Хорошо, властитель Тасайо. — Магистр поднес левую руку ко лбу в знак согласия. — Я распоряжусь проследить, каким образом к нам попала фальшивка; виновник будет доставлен тебе разрубленным на куски.

— Постарайся, чтобы это было исполнено. — Вытащив меч из ножен, Тасайо рассек им воздух. — Постарайся на совесть. А теперь убирайся с глаз моих, пока я не отдал тебя палачам… для тренировки.

Магистр Братства Камои, который до этого момента стоял не двигаясь с места, как каменная глыба, не остался в долгу.

— Не пытайся рассердить меня, господин Тасайо. — Он знаком приказал убийцам отступить на несколько шагов, а сам двинулся вперед и остановился лицом к лицу с правителем Минванаби, после чего сказал, понизив голос:

— Камои не вассалы, и тебе не следует об этом забывать. Я — обехан, магистр Братства Камои. Твое желание будет исполнено не потому, что ты так приказал, а потому, что в этом деле честь моей семьи пострадала не меньше, чем честь семьи Минванаби. Судьба дала нам общего врага, мой господин, но впредь никогда не угрожай мне. — Он опустил глаза вниз, и Тасайо проследил за его взглядом. Между указательным и большим пальцами руки обехан держал маленький кинжал, незаметный для всякого постороннего взгляда.

Властитель Минванаби не вздрогнул и не отступил. Он просто снова посмотрел в глаза обехана, понимая, что достаточно одного движения этого человека — и клинок сразит его, прежде чем сам он успеет выхватить свой меч. В глазах Тасайо мелькнуло что-то похожее на жестокое веселье, когда магистр заявил:

— Я получаю удовольствие от крови. Она для меня как материнское молоко. Помни это, и, может быть, мы останемся союзниками.

Тасайо отвернулся, пренебрегая опасностью, и закончил встречу словами:

— Ступай с миром, обехан из Камои.

Суставы его пальцев, сжимающих рукоять меча, побелели.

Глава общины убийц повернулся с неожиданным для его комплекции проворством; кинжал успел исчезнуть в складках его туники. Магистр удалился быстрым шагом; его спутники заняли места по обе стороны от своего вожака, как только он сошел с террасы, оставив разъяренного хозяина, который остервенело рубил мечом воздух, преследуя невидимых врагов.

Глава 10. ПРОТИВОБОРСТВО

От рева труб содрогался воздух. На плечах дюжины одинаково одетых носильщиков плыла платформа, где стояла Мара, крепко держась за деревянный поручень. Она изо всех сил старалась выглядеть спокойной и уверенной, хотя втайне была убеждена, что у нее дурацкий вид в новых, поспешно сработанных доспехах из слоистой кожи, подобающих предводителю клана Хадама. Раздражало все: непривычная жесткость наколенников и налокотников, завязки, застежки, нагрудная пластина кирасы. На том, чтобы при первом публичном появлении в роли предводителя клана она была одета в доспехи, по полной форме, настаивали Кейок и Сарик, хотя и соглашались, что во время заседаний их госпожа сможет по-прежнему носить традиционные парадные одеяния.

Уму непостижимо, как удается мужчинам сражаться и орудовать мечом, когда вся эта амуниция давит на плечи и стесняет движения. По-новому оценив мужество и выдержку воинов, марширующих в строю вслед за платформой, она вела армию клана Хадама — почти десять тысяч бойцов — к воротам Священного Города.

Кевин, расположившийся у ног Мары — как ему и полагалось по чину, — старался ничем не отличаться от смиренного раба-телохранителя. Однако ему было трудно сдержать возбуждение при виде народных толп, что теснились на заросших травой обочинах дороги. Люди выкрикивали приветствия и восторженно размахивали руками.

— Похоже, они все у твоих ног, властительница, — рассмеялся он, подняв лицо к своей госпоже и стараясь, чтобы никто, кроме нее, не расслышал его слов на фоне гомона толпы.

— От души надеюсь на это. — Мара освоилась настолько, что решилась потихоньку ответить ему. — Женщины-воины — редкость в истории Империи, зато о каждой из них сложены легенды… и их почитают почти наравне со Слугами Империи. — Ей не хотелось, чтобы это прозвучало слишком хвастливо:

Слава не должна вскружить ей голову. — Всякая толпа обожает зрелища. Люди с равным восторгом станут приветствовать и восхвалять любого, кто будет стоять на этой платформе.

— Допустим, — согласился Кевин. — Но, по-моему, они чувствуют, что Империя в опасности, и видят в тебе свою надежду.

Мара разглядывала людское скопище, заполнившее все пространство вдоль дороги, что вела к внешним воротам Священного Города. Кого здесь только не было! Почерневшие на солнце крестьяне, возчики, торговцы, цеховые мастера. Казалось, все они искренне восхищались властительницей Акомы: многие выкрикивали ее имя, махали руками или кидали под ноги процессии фигурки-амулеты, сложенные из бумаги.

Кевин видел, что восторженный прием не согнал скептического выражения с лица Мары.

— Всем известно, кто твой враг, — гнул свою линию Кевин. — И они не хуже тебя знают, что за черная душа у Тасайо. Вы, аристократы, связаны этикетом и поэтому не позволяете себе говорить друг о друге плохо, но уверяю тебя, простой народ обходится без всяких подобных тонкостей. Поставь этих людей перед выбором, и можешь не сомневаться: они отдадут предпочтение тому, кого считают более милосердным. Так чья же власть сулит народу больше милосердия

— твоя или властителя Минванаби?

Мара не позволила втянуть себя в спор. Кевин рассуждал логично и кое в чем был прав. Но, увы, поддержка простонародья никак не повлияет на исход грядущей схватки. Ясно сознавая, что в ближайшие дни ее ждет либо триумф, либо смерть, Мара попыталась отвлечься от тягостных дум. Других путей нет и быть не может. Нападение на нее и сына вынуждало сделать выбор: она должна либо предпринять какие-то шаги, либо по-прежнему придерживаться тактики выжидания… пока в один прекрасный день ее вновь не подведут воины, охранники или тайные агенты. И тогда кинжал Тасайо доберется до ее сердца.

Когда ее отец Седзу стал жертвой происков Минванаби, он предпочел умереть в бою, но не опозорить предков. Могла ли Мара выбрать иной путь? Она попыталась ускорить развитие событий, потребовав встречи с Тасайо. Если он откажется, придется выступить против него. И тем не менее без четкого плана (на случай, если понадобится защищать свой дом или честь) ее героическая поза превращалась в чистую браваду.

— Смотри-ка, что это там? — воскликнул Кевин.

Оторванная от тягостных раздумий, Мара бросила взгляд в указанном направлении, и у нее перехватило горло: к западу от Священного Города стояло лагерем целое войско. Холмы пестрели яркими шатрами и знаменами.

— Здесь тысяч пятнадцать воинов, не меньше, — доложил Кевин, быстро оценив численность войска.

Мара пригляделась к цветам знамен, и у нее отлегло от сердца.

— Это резерв клана Ксакала. Властитель Хоппара привел отряд Ксакатекасов. Другие следуют за ним. — Однако в пределах видимости находились не только союзники Мары, и она кивком указала за реку:

— Посмотри туда.

Дорога шла вдоль Гагаджина, и на другом берегу реки Кевин увидел еще одну рать: шатры плотно теснились один к другому, а земля ощетинилась древками знамен.

— О боги! На тех холмах, должно быть, тысяч пятьдесят воинов, а то и все шестьдесят! Можно подумать, что половина властителей Империи привели сюда всех мужчин, способных носить оружие!

Мара кивнула, сжав губы с мрачным ожесточением.

— Все решится здесь. Те, кто за рекой, откликнулись на призыв Тасайо: клан Хонсони, другие вассалы и союзники Минванаби. Я вижу знамена семей Тондора и Хинейса… вон там, у самого берега. Ну и, конечно, Экамчи и Инродака в конце концов тоже примкнули к Тасайо. — Она широко повела рукой.

— Бьюсь об заклад, к северу от города установили свои шатры властители Кеды и Тонмаргу с их союзниками — общим счетом тысяч сорок мечей. И я уверена, что на расстоянии дневного перехода от города ждет своего часа еще сотня тысяч воинов. Множество менее заметных семейств предпочитает держаться от греха подальше, но все-таки достаточно близко, чтобы подоспеть к дележу добычи и урвать свою долю падали, если дело у нас дойдет до драки. — Ее слова не предназначались для посторонних ушей, и она понизила голос. — Когда столько солдат изготовились к битве, сможем ли мы, даже при всем желании, избежать гражданской войны?

В громких возгласах толпы и в праздничной атмосфере веселья вдруг почудилась фальшь. Почувствовав, как вздрогнула его госпожа — грозные доспехи не защищали от страха ее сердце, — Кевин в ответ ободряюще пожал плечами.

— Мало кто из солдат жаждет убивать. Дай им волю, и они с такой же охотой напьются в компании вчерашних врагов или отведут душу небольшой дружеской потасовкой. По крайней мере в моем мире именно так все и происходит.

Однако приходилось принимать в расчет и очевидный контраст между выразительными, оживленными лицами жителей Мидкемии, какими их помнил Кевин, и маской бесстрастия, скрывающей подлинный облик даже самого убогого нищего в Келеване. В жизни ему не доводилось встречать парней, которые с такой готовностью шли бы на смерть, как эти цурани, подумал про себя Кевин. Пока люди сохраняют спокойствие и не начинают обмениваться оскорбительными замечаниями насчет чьих-нибудь матерей, все эти важные господа вполне могли бы обойтись без кровопролития. Но стоит только одному прохвосту с луженой глоткой открыть пасть…

Эту мысль не хотелось додумывать до конца, а выражать вслух — тем более. Мара и сама понимала, где таится опасность. Достаточно одного меча, извлеченного из ножен во имя чести, — и вся Империя содрогнется. Можно ли избежать этого? Став свидетелем — и участником — резни в Ночь Окровавленных Мечей, Кевин уже не затруднял себя подсчетами соотношения сил.

Авангард достиг арочных городских ворот, и толпы восторженных зевак остались позади. Дорога опустела. Навстречу процессии выступил патруль имперских войск. Мара приказала остановиться, и к ним приблизился сотник в белых доспехах, сверкающих на утреннем солнце.

— Мара Акома! — громко обратился он к ней.

Непривычная тяжесть шлема с пышным плюмажем заставляла воздерживаться от резких движений, и Мара лишь осторожно склонила голову.

— По какой причине ты привела войско клана Хадама к Священному Городу? — требовательно спросил офицер.

С высоты платформы Мара в упор посмотрела на высокомерного юношу, преисполненного уверенности в чрезвычайной важности собственной миссии. Наконец она промолвила:

— Ты позоришь Свет Небес своими скверными манерами.

Офицер пропустил ее замечание мимо ушей.

— Властительница, я отвечу за свои действия, когда Туракаму рассудит, куда в следующий раз меня перенесет Колесо Жизни. — Молодой офицер сначала окинул выразительным взглядом армии, расположившиеся лагерем на берегах реки, а затем — с подчеркнутой укоризной — воинов, выстроившихся за платформой Мары. — Соблюдение этикета — последняя из наших забот. Если пожелают боги, многие из нас достаточно скоро смогут посмотреть в лицо своей судьбе. Я исполняю данный мне приказ. — Явно чувствуя себя неуютно от того, что за его спиной лишь два десятка солдат, а на клич Мары готовы отозваться тысячи и тысячи, он резко закончил:

— Военачальник Имперских сил настаивает, чтобы мне сообщили, по какой причине ты привела в Священный Город воинские силы клана Хадама.

Мара понимала, что превратить это требование в предмет спора означало бы попросту спровоцировать бессмысленную стычку, и предпочла сделать вид, что не заметила оскорбления.

— Мы явились в интересах благополучия Империи — держать совет с равными нам по рангу и положению.

— Тогда следуй в свои апартаменты, властительница Акомы, и помни: на тебя распространяется закон Имперского мира. Тебя может сопровождать только один почетный страж из воинов Акомы, и по одному — на каждого властителя из клана Хадама, который присоединяется к тебе. Но имей в виду, что по повелению Света Небес Палата Совета закрыта, пока этот указ не будет отменен. Любого, кто попытается проникнуть во дворец без разрешения императора, сочтут предателем Империи. Итак, входи, если тебе угодно.

Молодой офицер отступил в сторону, освобождая проход для носилок госпожи в ранге предводителя клана и для ее почетного эскорта. Однако Мара не сразу двинулась в дальнейший путь. Наклонившись к Люджану, она отдала краткие распоряжения:

— Передай властителю Чековары и другим: на закате встречаемся в моем городском доме.

Военачальник коротко кивнул.

— Как насчет воинов, госпожа?

Мара в последний раз окинула взором склоны окрестных холмов, где пестрели шатры, знамена и стойки с оружием — и где теснились тысячи солдат.

— Отыщи штандарт Минванаби и разбей лагерь как можно ближе к его порядкам. Пусть Тасайо знает:

Что бы он ни делал, кинжал Акомы приставлен к его горлу.

— Будет исполнено, госпожа.

Люджан поспешил передать приказание властительницы младшим офицерам и назначить воинов в почетный эскорт.

По сигналу Мары ее свита вошла в город; следом потянулись властитель Чековары и остальные правители из клана Хадама. И пока вся эта чинная процессия продвигалась к месту своего назначения, Мара мечтала только об одном: избавиться от гнетущего чувства страха, из-за которого у нее мучительно сосало под ложечкой. Все должно решиться здесь в течение нескольких ближайших дней, а она до сих пор и понятия не имеет, как отвести роковую участь, уготованную ей обетом Минванаби — ведь согласно этому обету и властительница Акомы, и ее девятилетний наследник должны быть принесены в жертву Красному богу. Доспехи так и тянули ее к земле; приветственные крики толпы вдруг показались неприятно громкими. Остался ли в мире такой уголок, гадала Мара, где она могла бы спокойно обо всем поразмыслить?

Путь через город до дома измотал Мару. Приписав усталость душевному надлому, она отложила ранее намеченные встречи и посвятила послеполуденное время отдыху. Потом оказалось, что благодаря этому изменению в плане Аракаси успел отыскать в городе своих агентов и собрать по крупицам самые разнообразные сведения. Она обедала с мастером тайного знания и Люджаном, обсуждая в этом узком кругу самые разнообразные способы, с помощью которых было бы можно обуздать ненасытную жажду власти семьи Минванаби.

Никакими блестящими озарениями этот обед не был отмечен.

***

Клан Хадама собрался на следующее утро в тенистом внутреннем саду. Рядом с центральным фонтаном, образовав большой круг, уселись наиболее выдающиеся правители клана, а также с полдюжины их союзников.

Первым решился высказать свое мнение властитель Онтары.

— Госпожа Мара, — начал он, — немало правителей, не питающих добрых чувств к Тасайо, встанут на его сторону против Света Небес по той простой причине, что Ичиндар бросает вызов традициям. И в нашем собственном клане многие опасаются того, что вся власть в Империи окажется в руках одного человека, даже если этим человеком будет Свет Небес. Как бы высоко порой ни возносился Имперский Стратег, но все же он лишь первый среди равных.

Негромким бормотанием присутствующие выразили согласие.

Все еще ощущая странное недомогание, Мара сделала над собой усилие, пытаясь сосредоточиться. Приходилось признать справедливость скупых замечаний Кевина насчет политических маневров цуранских вождей. У этих людей любовь к своим привилегиям была гораздо сильней, чем ненависть к жестокости, убийству и насилию. Мара вглядывалась в лица родичей и союзников, с новой силой осознавая, как преобразился ее собственный образ мыслей. Он изменился настолько, что почти никто из вельмож ее ранга не способен это постичь. Чтобы достучаться до их сердец, приходилось очень тщательно подбирать слова.

— Те, кто цепляется за традиции, — либо по недомыслию, либо из страха перед переменами — глупцы. Избрать сейчас Тасайо — все равно что приютить у себя на груди ядовитую релли. Он отогреется, подкормится, но в конце концов

— убьет. Если вы позволите ему ограничить власть императора, то очень скоро обнаружите, что обрекли себя на беды куда более страшные, чем абсолютное самодержавие. Властитель Минванаби молод. Он может на десятилетия облачиться в белое с золотом. Он умен, безжалостен и — позвольте мне назвать вещи своими именами — испытывает наслаждение при виде чужой боли. Он достаточно искушен в Игре, и ему вполне по силам затеять пересмотр правил преемственности. Альмеко и Аксантукар почти добились того, чтобы должность Имперского Стратега стала наследственной. Разве Тасайо из Минванаби менее честолюбив?

Некоторые властители — из числа тех, кто намеревался поддержать ожидаемые притязания Тасайо на белое с золотом, — переглянулись. После того как клан Омекан был раздавлен позором Аксантукара, у Минванаби не осталось реальных соперников в борьбе за вожделенный пост. Властитель Ксакатекаса слишком юн, а властитель Кеды чересчур тесно связан с Партией Синего Колеса, чтобы противоречить императору. Единственным конкурентом мог бы стать властитель Тонмаргу, если бы семья Анасати поддержала его всей своей мощью; однако никто не знал наверняка, можно ли рассчитывать на Джиро и достаточно ли он надежен: его собственные позиции были не до конца ясны, зато он успел уже недвусмысленно показать, что не пойдет по стопам отца. В том, что именно Тасайо станет следующим Имперским Стратегом, были убеждены не только уличные кумушки и городские сплетники. Вопрос, пожалуй, сводился лишь к тому, достигнет ли он своей цели мирным путем или прольет реки крови.

Среди всех присутствующих лишь властитель Чековары чувствовал себя достаточно непринужденно, чтобы воздать должное сладостям на подносах с десертом.

— Мара, во всем, что ты совершила с тех пор, как стала правящей госпожой, неизменно проявлялась блистательная способность к импровизации, — сказал он, стряхивая крошки с подбородка. — Уместно ли допустить, что и для Тасайо у тебя припасен какой-то неожиданный ход?

Не зная, чем в большей мере продиктован его вопрос: обидой за то, что Мара заняла его место, или искренним желанием обрести уверенность, — Мара тщетно пыталась уловить в выражении лица господина Беншаи какой-нибудь намек на разгадку. Ответ следовало хорошо обдумать. Требуя от клана беспрекословного повиновения ее воле, она брала на себя и ответственность за выживание своих соратников. И хотя до сих пор Мара понятия не имела, как поступать дальше, она предпочла дать уклончивый ответ, не позволив своим сомнениям потрясти основания только что достигнутого единения.

— Весьма скоро, господин мой, у Тасайо останется не больше возможностей повелевать, чем у земляных червей.

Властители обменялись взглядами. Подвергнуть сомнению столь откровенное заявление означало бы затронуть честь Мары, так что возражать никто не решился. После минутного замешательства столпы клана Хадама начали подниматься с наилучшими пожеланиями своему предводителю. Все знали, что не пройдет и недели, как Тасайо вступит в город с сильным войском и потребует у императора восстановления власти Высшего Совета. Никто и понятия не имел, каким образом Мара собирается воспрепятствовать ему: чтобы бросить вызов властителю Минванаби на поле брани, ей безусловно недоставало военной мощи. Однако у нее была голова на плечах и огромная выдержка, так что даже Беншаи из Чековары не посмел поднять против нее голос, находясь в стенах ее собственного дома.

Учтиво проводив до дверей последнего властителя, Сарик вошел в сад и был немало удивлен, обнаружив, что госпожа все еще тихо сидит у фонтана. По негласному уговору подменяя Накойю в роли первой советницы, он мягко осведомился, не нуждается ли в чем-нибудь госпожа.

Мара ответила не сразу.

— Пожалуйста, пришли сюда служанку. Мне нужна ее помощь, — едва шевеля губами, попросила она наконец, повернув к нему мертвенно-бледное лицо.

Все это было так непохоже на нее!

— Не больна ли ты, госпожа?.. — заметался Сарик, чутьем угадывая, что не во всем и не всегда он способен заменить старую няню.

— Просто меня мутит. Пройдет. — Слова, казалось, давались Маре с трудом.

Однако Сарика охватил панический страх: Мара вдруг показалась до боли хрупкой. Перепугавшись, не подхватила ли она летнюю лихорадку, или, того хуже, вдруг врагу удалось подложить отраву в еду, советник Акомы еще раз поспешно шагнул к ней поближе.

Его тревога была очевидной для Мары.

— Через час я буду в порядке, — заверила она его, слабо взмахнув рукой. — Служанка поймет, что мне требуется.

Страх на лице советника уступил место жгучему интересу, который Мара оставила неудовлетворенным. В том, что она сказала, не было лжи. Просто она наконец сообразила, что утомление последних дней объяснялось не просто тяготами пути; утренняя дурнота была верным признаком беременности. Она не могла благополучно проглотить завтрак в течение первых девяти недель, когда носила под сердцем своего первенца Айяки. Внезапно ее поразила неприятная мысль: ведь Сарик достаточно долго прослужил в армии и имел возможность наблюдать, что бывает с солдатскими обозными подружками! Мара властно приказала ему удалиться, пока подозрения офицера не перешли в уверенность. Оставшись до прихода служанки в одиночестве, Мара дала выход слезам, застилавшим глаза. Все ее чувства были обострены до предела. Сейчас она позволила себе расслабиться, но очень скоро наступит время, когда ей понадобятся… ох, как же Кевин выразился?.. Стальные нервы! Да, теперь в ее душе не должно быть места мягкости. И при воспоминании о возлюбленном, который сейчас спокойно сидел у нее в покоях, ожидая ее вызова или возвращения, слезы ручьем заструились по щекам.

И вот что было важнее всего: Кевин ни в коем случае не должен узнать, что она носит его ребенка. Одно это связало бы его с ней такими прочными узами, что разорвать их было бы верхом жестокости. Его преданность маленькому Айяки показала, как много значат для него дети. Хотя Кевин никогда об этом не заговаривал, Мара видела в его глазах тоску. Она знала, что он жаждет иметь собственного сына или дочь: законы морали его родного мира не позволяли отнестись к этому предмету легкомысленно. В Келеване рождение внебрачного ребенка, прижитого от раба, не порождало никаких проблем: незаконнорожденные дети знатных вельмож зачастую достигали высокого положения в своих семьях. Но для Кевина его дитя окажется важнее собственной жизни. Нет, человек, которого она любит, должен остаться в неведении, а это значит, что дни, которые им суждено провести вместе, сочтены.

Вошедшая горничная бросилась к хозяйке:

— Чем услужить тебе, госпожа?

Мара протянула руку:

— Просто помоги подняться, чтобы мне не стало дурно, — попросила она сдавленным шепотом.

Встав на подгибающиеся ноги, властительница Акомы поняла, что беременность — всего лишь одна из причин, почему она так скверно себя чувствует. При том внутреннем напряжении, которое ей приходилось выносить, она была подобна натянутой тетиве, готовой лопнуть в любую минуту.

Когда-нибудь, подумала Мара, ребенка, который сейчас растет в ее чреве, будут считать сыном Хокану, и он станет властителем Шиндзаваи.

А то, что он — Мара уже думала о нем как о мальчике — зачат от Кевина… ну что ж, таким образом она лишь отдает долг чести варвару, который покорил ее сердце и множество раз спасал ей жизнь. Его потомки, окруженные почетом, будут жить на земле Келевана, и дух Кевина не канет в тьму забвения.

Но для начала нужно пережить ближайшие три дня. Даже могущественный Камацу не станет связывать судьбу своего наследника с родом, имеющим столь грозного врага, как Тасайо. Побледнев не только от спазмов в желудке, Мара оперлась на подставленную руку горничной. Она должна придумать план, как вырвать, казалось бы, верную победу из цепких лап Минванаби. Должна, и все тут! Иначе погибнет и ее сын, и нерожденное дитя Кевина.

***

Багровый свет закатного солнца лился через широкие стенные перегородки. Тасайо Минванаби восседал подобно монарху на горе подушек в самом большом и пышном покое своей резиденции в Священном Городе. В отличие от большинства других правителей, владевших домами в самом городе, семье Минванаби принадлежал просторный особняк на вершине холма, откуда открывался вид на самое сердце имперского квартала в городе. Пристально следя прищуренными глазами за сменой караула в белоснежных доспехах у внутренних ворот Имперского дворца, властитель едва удостоил взглядом послание, врученное ему первым советником.

— Господин, — с величайшим терпением напомнил Инкомо, — Мара со своим почетным эскортом сейчас стоит поблизости от городских ворот. Ее сопровождает также посланец Света Небес, несущий жезл герольда, а в городе объявлен Имперский мир. По твоему распоряжению она прибудет в указанное место встречи.

— Удачный выбор времени ее не спасет. — Тасайо провожал взглядом каждое движение стражников в сверкающих белоснежных доспехах. — Пусть глупый мальчишка, называющий себя императором, потешится еще пару дней, но никакое объявление Имперского мира не помешает мне уничтожить врага. — Помолчав, Тасайо добавил:

— Однако, быть может, и стоит погодить с ударом, пока мы сами не выберем время и место. Да и забавно послушать, чего хочет эта акомская сука, — хотя бы для того, чтобы узнать, чем ее доконать.

У Инкомо сердце щемило от дурных предчувствий.

— Господин, я не исполнил бы свой долг, если бы не предостерег тебя от встречи с этой женщиной. Она опаснее любого другого правителя Империи, что она и доказала многократно.

Выведенный наконец из своего созерцательного состояния, Тасайо свирепым взглядом призвал первого советника к молчанию.

— За мной армия, Инкомо.

— Но ты все предусмотрел? — настаивал первый советник, который никак не мог выкинуть из головы, что именно заботами Мары дядя Тасайо нашел свою смерть под крышей собственного дома и в окружении собственных воинов. — Если властительница Акомы желает поговорить, то — что бы она ни сказала — все будет на пользу ей и во вред тебе. Не вижу в этом никакой выгоды для Минванаби, мой господин.

Тасайо побарабанил пальцами по подушке.

— Передай суке мой ответ. Я буду соблюдать перемирие и побеседую с ней. — Заметив помрачневшее лицо Инкомо, он сузил желтые глаза. — Какой смысл тревожиться понапрасну? У Мары с ее отродьем есть крохотный шанс пройти по лезвию ножа, но когда я добьюсь белого с золотым, она будет первой из моих врагов, которых ждет могила. — Подтянутый, стремительный, беспредельно верящий в свою звезду, он поднялся на ноги. — Я могу проявить великодушие и, возможно, сохраню жизнь этим глупцам из клана Хадама, но лишь при одном условии: они станут моими вассалами после того, как я на их глазах навеки покончу с именем Акомы. — Скупо улыбнувшись, он добавил:

— Ты слишком много беспокоишься, Инкомо. Я всегда могу ответить «нет» на любое предложение Мары.

Инкомо промолчал. Его томило жуткое предчувствие: если Тасайо ответит отказом на предложение Мары, то даже это будет полностью отвечать ее желаниям. Первый советник поклонился, повернулся и отправился посылать сообщение.

***

Этот ветер в Империи называли «бутаронг», что в переводе с древнего языка народа цетачи означало «ветер из преисподней». Он дул целые дни и порой недели подряд. Его иссушающие шквалы налетали с дальних гор резкими воющими порывами. В жаркое время года такие ветры могли высушить мясо или сочный плод за считанные часы. Зимой ветер приносил стужу, по ночам заставляя людей жаться к огню и наворачивать на себя вороха одежды. Когда дует бутаронг, на собак нападает бешенство и демоны разгуливают по земле под видом людей — так сказывали в народе. Бывало, мужья с воплями убегали в ночь, и больше их никогда не видели, а женами овладевала тоска, доводящая иных до самоубийства. Множество легенд ходило о сверхъестественных существах, появлявшихся под вой бутаронга. Поговаривали, что в такие ночи Империю посещает Серый Человек — страшилище из древних мифов. Одинокому путнику при встрече с ним приходится отгадывать загадку, и того, кто даст верный ответ, ожидает награда; но если путник не найдет разгадки, то не сносить ему головы. Вот такие рассказывали истории о бутаронге, сухом резком ветре, что дул в эту ночь.

Вне городских стен, на вершине холма, стояли под яркими звездами одна напротив другой две небольшие армии. Полоскались на ветру знамена; чадили факелы, и их мечущееся пламя сумятицей света и теней играло на застывших в мрачном напряжении лицах. Перед неподвижными рядами замерли в ожидании офицеры в шлемах с плюмажами, а во главе каждой армии стоял властитель: женщина в мерцающих зеленых шелках, усыпанных изумрудами, и худощавый мужчина, напоминающий сильного хищника, в черных блестящих доспехах с черными и оранжевыми металлическими накладками.

Точно посредине между двумя отрядами стоял имперский герольд; его белая форма четко виднелась в свете ущербной луны. Зычным голосом, перекрывающим шум ветра, он провозгласил:

— Да будет всем известно, что в городе и окрестностях объявлен Имперский мир! Никому не дозволено вынуть меч ни в гневе, ни для мести. Так повелел Свет Небес! — Повернувшись к отряду Тасайо, герольд произнес ритуальным речитативом предписанные фразы:

— Эта госпожа высокого ранга и благородного происхождения заявляет, что явилась сюда для переговоров с тобой ради блага Империи. Признаешь ли ты это, господин?

Тасайо склонил голову; имперский посланец счел этот знак достаточным и обратился к Маре:

— Госпожа, этот властитель принимает твое предложение о переговорах ради блага Империи.

Исполненный по всем правилам церемонный поклон Мары подчеркнул неучтивость ее врага.

Герольд принял все как должное без лишних слов. Его положение между двумя заклятыми врагами, давшими обет кровной мести, было крайне опасно, и он это отлично понимал; имея дело с двумя столь родовитыми вельможами, можно было бы смело положиться на фамильную честь, но достаточно одной горячей головы в рядах простых воинов, и резни не миновать! Имперскому посланнику требовалась вся его выучка и твердость, чтобы спокойно обратиться ко всем, кто мог его услышать:

— В чем состоит высочайший долг?

— Служить Империи, — хором ответили присутствующие.

Герольд скрестил руки, тем самым подав сигнал, что участникам предстоящих переговоров пора приблизиться друг к другу. В этот момент со стоном, напоминающим погребальную песнь, налетел новый шквал бутаронга. Не желая усматривать в этом дурное предзнаменование, герольд завершил начальную часть церемонии:

— Госпожа моя и господин мой, я буду ждать в отдалении, дабы вы могли поговорить без помех.

Он ретировался с поспешностью почти непристойной, оставив Мару лицом к лицу с Тасайо; их разделяло расстояние не более двух шагов.

Понимая, как трудно сохранять достоинство, когда приходится перекрикивать шум ветра, Мара предоставила Тасайо начать разговор. Как и следовало ожидать, он не снизошел ни до изъявлений вежливости, ни до приветствий. Его тонкие губы чуть изогнулись, а глаза сверкнули в неверном мерцании факелов, как у сарката.

— Мара, такого поворота событий я не предвидел. — Он обвел рукой необычную сцену с застывшими в противостоянии воинами. Только знамена, хлопающие на ветру, казались сейчас живыми. — Я мог бы вытащить меч и разом покончить со всей этой затянувшейся историей.

— И навеки запятнать честь рода? — в тон ему дерзко отвечала Мара. — Вряд ли, Тасайо. — Ее голос стал суше. — Это означало бы, что ты зашел слишком далеко… — она сверлила его темными глазами, — даже для Минванаби.

Смех Тасайо прозвучал неожиданно весело на фоне тоскливого завывания бутаронга.

— Тебе придется понять одну истину. Если у человека достаточно силы, он может безнаказанно творить все, что ему заблагорассудится. — Он испытующе оглядел ее из-под полуприкрытых век. — Мы зря теряем время. Зачем ты здесь?

— Ради блага Империи, — вновь повторила Мара. — Ты привел к стенам Кентосани и свою армию, и большую часть войска своего клана. Я полагаю, что ты собираешься воевать против императора.

Тасайо выслушал это заявление с нарочито любезным интересом, но Маре казалось, что она может осязать волны ненависти, клокочущей под тонким налетом насмешливой вежливости. Она совладала с безотчетным желанием отступить от него подальше и — хотя и не без труда — сумела сохранить самообладание. Чутье подсказывало Маре: тот, кто первым отведет взгляд, сам подстрекнет противника к нападению — совсем как у собак перед дракой.

— Ты привела с собой чуть не весь клан Хадама, — возразил властитель Минванаби обманчиво ленивым тоном. — Однако я не обвиняю тебя в Подготовке предательского нападения на Свет Небес.

В ответе Мары содержалась лишь очевидная истина.

— Я не в том положении, чтобы претендовать на белое с золотом, — отчеканила она.

Как бы признавая этот косвенный комплимент, Тасайо слегка наклонил голову, но его зоркий кошачий взгляд неотступно следил за каждым движением Мары, словно выискивая уязвимые места в ее обороне.

А властительница Акомы осмелела настолько, что бросила ему в лицо:

— Перестань заноситься, Тасайо. Твое восхождение к власти не имеет никакого отношения к достоинствам и заслугам. Просто другие претенденты выбиты из игры из-за связей с Аксантукаром.

— Это уже тонкости, — отрезал Тасайо. Он не удержался от улыбки. — Как бы то ни было, в конечном счете победа за мной.

— Не совсем. — Мара немного помедлила. — Противостояние может продолжаться без конца. А это будет на руку Свету Небес, поскольку проволочка позволит ему взять Империю под свой контроль. Имперское правительство, быть может, спит, но не последним сном. Со временем все больше властителей станет искать защиту у имперского правосудия и прибегать к помощи наместников императора. Вот и получится, что власть начнет ускользать из рук Высшего Совета. И если Ичиндар прикажет властителям рангом помельче — то одному, то другому — прислать подкрепление для поддержки Имперских Белых ради упрочения его власти, ты оглянуться не успеешь, как обнаружишь, что и сухопутные дороги, и река между твоими владениями и торговыми городами перекрыты его отрядами. Воины клана Каназаваи уже служат бок о бок с Белыми. Кто на очереди? Клан Ксакала? Далек ли тот час, когда ты останешься властителем только в пределах своих собственных земель?

Узкие глаза Тасайо полыхнули безжалостным огнем.

— Все это вилами по воде писано, Мара. Стоит ли беспокоиться из-за столь отдаленных возможностей?

Тем не менее он насторожился. Мара немедленно воспользовалась этим мизерным преимуществом, чтобы вывести Тасайо из равновесия:

— Не такие уж они отдаленные, Тасайо, и тебе это хорошо известно. — Прежде чем он успел вставить слово, Мара добавила:

— А есть и другие возможности. Что, если властители Кеды и Ксакатекаса с самого начала поддержат Тонмаргу?

Тасайо так и впился глазами в Мару. За его напряженным вниманием крылось изумление. Он знал, что властитель Хоппара — союзник Мары, но упоминание о главе семьи Кеда было неожиданным.

Так как Тасайо продолжал буравить ее взглядом, Мара заговорила снова:

— У меня есть предложение. Трое других претендентов на белое с золотом могут объединиться, лишь бы сорвать твои планы. Но даже совместными усилиями они не сумеют добиться избрания своего ставленника. И вот тут-то может оказаться, что я располагаю достаточным количеством голосов в Совете, чтобы предопределить исход выборов.

Казалось, терпение Тасайо внезапно иссякло.

— Так сделай это, Мара. Отдай трон Стратега Фрасаи из Тонмаргу и отправляйся восвояси.

Мара чувствовала, как леденящий ветер словно иголочками покалывает кожу. Она играла в опасную игру и не заблуждалась: ставкой была жизнь. Но отступать она не смела: слишком много прольется невинной крови, если позволить событиям принять наихудший оборот.

— Трудность в том, — сказала Мара, тщательно выбирая слова, — что ты единственный человек, способный удержать власть… хотя мне легче было бы умереть, чем увидеть тебя в белой с золотом мантии. У властителя Тонмаргу не тот характер, чтобы хоть в чем-то пойти наперекор Свету Небес в его собственном дворце. Так что мы поставлены перед выбором: либо Имперский Стратег, который будет игрушкой в руках монарха… либо ты.

Приученный подозревать подвох в каждом услышанном слове, Тасайо спросил без обиняков:

— Если марионеточный Стратег для тебя неприемлем, а мне ты желаешь провалиться сквозь землю, то какой же выход ты предлагаешь?

— Я готова сделать для тебя то же, что могла бы предложить Фрасаи из Тонмаргу: стоит мне потребовать, и тебя поддержат достаточно властителей, чтобы ты уверенно взошел на трон Имперского Стратега.

Наступило молчание; слышалось лишь завывание ветра. Тасайо застыл в неподвижности, лишь плюмаж шлема рвался под напором воздушных потоков. Неестественно спокойное лицо казалось маской, руки окаменели на рукояти меча, но пылающие янтарные глаза не отрывались от лица Мары.

Обдумав ее слова, Тасайо процедил:

— Предположим на мгновение, что ты права. Но скажи, госпожа, мне-то какой резон вникать во все эти тонкости, если, как нам обоим известно, я могу завладеть мантией Имперского Стратега и без твоей помощи?

Ответ Мары не заставил себя долго ждать.

— А какой ценой? Неужели ты готов превратить Империю в руины, лишь бы добиться своего? Ты победишь, я не сомневаюсь, хотя мало кто открыто поддержит твои притязания из любви к дому Минванаби; зато многие встанут на твою сторону только потому, что не могут простить Ичиндару нарушение традиций и стремятся сохранить свои привилегии. Так что в конце концов после разорительной войны ты утвердишься на бело-золотом троне, женишь сына на одной из многочисленных дочерей покойного Ичиндара и сделаешь его девяносто вторым императором, носящим титул Света Небес. При новом императоре тебе не придется ожидать каких-либо трудностей с утверждением в должности. Но ты будешь править раздавленным народом. — Мара изо всех сил старалась держать себя в руках: от одной мысли о том, во что обойдется такая борьба за власть, у нее темнело в глазах. Выждав время, чтобы унять дрожь, она добавила:

— Этот конфликт опасно истощит твои силы. Хватит ли у тебя резервов — после столь грандиозных завоеваний, — чтобы защитить от набегов собственные границы? Ведь всякая мелюзга пожелает воспользоваться моментом и облепит тебя как рой прожорливых насекомых.

Тасайо впервые оторвал от Мары взгляд. Высокомерно-отчужденный и в глубине души уверенный, что нащупал самое слабое место в броне властительницы Акомы, он отвернулся и обозрел свои войска, стоявшие ровными рядами на склоне холма. Самый придирчивый осмотр необнаружил бы в них ни малейшего изъяна. Безупречно чистые доспехи, отменная выправка — да, таким войском мог бы гордиться любой полководец. Прославленное знамя Минванаби с чередующимися оранжевыми и черными квадратами тяжело хлопало на ветру. Что еще виделось Тасайо в ночной тьме, укрывающей его армию, знал только он один. Наконец он снова перевел на Мару оскорбительно дерзкий взор.

— Будем исходить из того, госпожа, что и это твое рассуждение верно. Так что же ты можешь предложить мне взамен моего согласия воздержаться от захвата силой того трофея, который, по моему мнению, уже у меня в кармане?

Мару переполнила ярость, которая коренилась отнюдь не в ее неприязни к Тасайо и не в их кровной вражде. Эту ярость питало ее страстное желание защищать и лелеять жизнь, набиравшую силу внутри нее самой.

— Я говорю с тобой ради блага Империи, Тасайо. И я тоже пришла не с пустыми руками.

По ее знаку из рядов воинов вышел безоружный слуга — переодетый Аракаси. С искусством истинного артиста изображая раболепную приниженность, мастер тайного знания поднес какой-то сверток, развернул пергаментный покров и швырнул на траву к ногам Тасайо человеческую голову, издававшую сильный запах бальзамических смол.

— Тебе должно быть знакомо это лицо, — пояснила Мара. — Взгляни на останки того, кого ты пытался использовать, чтобы поставить под удар мою шпионскую сеть.

Тасайо чуть не задохнулся от ненависти.

— Ты!.. — хрипло прорычал он. — Так это по твоему приказу в моем доме совершено убийство! Но на землях Минванаби только я властен над жизнью и смертью!

Охваченная невольной дрожью, Мара чувствовала, что угрозой пронизан сам воздух вокруг. Ветер раздувал ее одежды, выхватывал пряди из тщательно уложенной прически и холодил вспотевшую кожу. Мара догадывалась, что сейчас лишь еле слышный голос разума напоминает Тасайо о данном им обещании соблюдать перемирие, и ее врагом владеет единственное желание: стиснуть пальцы на ее горле.

Лицо Тасайо осветилось удовлетворенной улыбкой, и внезапность этого перехода показалась еще более устрашающей.

— Значит, ты признаешь, что убила собственного агента?

Маре понадобилась вся сила ее воли, чтобы сохранить хотя бы видимость спокойствия. Втайне она была напугана резкими скачками настроения Тасайо и чем дальше, тем больше проникалась сознанием, что имеет дело с человеком, которого не назовешь иначе как безумцем. Тем не менее властительница Акомы не собиралась отступать.

— И не только его одного, Тасайо, — уточнила она.

В течение долгой томительной паузы на склоне холма можно было услышать лишь скрип и хлопанье боевых знамен да посвист ветра в траве.

Наконец Тасайо прервал молчание:

— Итак, ты подделала нашу семейную печать? И заплатила Братству Камои за убийство твоих собственных шпионов в моем доме? — Его ослепительно белые зубы блеснули в жестокой усмешке. — Воистину, госпожа, твои действия столь оригинальны, что их трудно предугадать.

Он не угрожал и не позировал, что очень встревожило Мару: не стоило ни секунды сомневаться в том, что на уме у него убийство… или того хуже. Тем не менее она продолжала гнуть свою линию:

— Тебе придется принять в расчет кое-какие неудобства, которые ждут тебя, Тасайо, в будущем; а неудобства эти заключаются в том, что ты уже не сможешь брать к себе на службу людей со стороны. Среди них будут мои шпионы — это так же верно, как то, что я стою перед тобой. Может дойти до того, что ты будешь вынужден изгнать из своих владений всех купцов и посетителей и даже закрыть доступ в поместье для фургонов с товарами бродячих торговцев, лишь бы в твой дом не проник шпион Акомы. Терпению Тасайо настал конец.

— Мара! — рявкнул он. — Ты что же, действительно воображаешь, что сможешь застращать меня своими душераздирающими россказнями? О каких шпионах может идти речь? После твоей смерти все, кто ныне служит Акоме, станут рабами и серыми воинами. Скажи на милость, чего мне бояться, когда ты будешь кормить червей в земле?

Плечи Мары горестно поникли.

— Я пришла с предложением, — устало вздохнула она.

Тасайо на полшага подался вперед, и руки сотни воинов Акомы разом легли на рукояти мечей, однако властитель Минванаби, казалось, не удостоил вниманием раздавшийся при этом звук. Не правдоподобно спокойный, наделенный опасной красотой хищника, он надменно заявил:

— Мне незачем выслушивать твои предложения, Мара. — Наперед отвергнув всякую возможность согласия, он тем не менее снизошел до объяснений. — Мой предшественник принес Туракаму обет, скрепленный кровью, что вражда наших домов кончится уничтожением Акомы. Хотя я не разделяю одержимости кузена Десио и сожалею, что он дал эту клятву, но, так или иначе, именно на мне лежит обязанность ее выполнить. Я должен проследить, чтобы роду Акома пришел конец. Иное не стоит и обсуждать. Невозможно прекратить войну между нами.

Мара ощутила тревогу Аракаси, но другого выхода из тупика она не видела.

— Ты не согласился бы подумать о… приостановке?

Тасайо удивленно моргнул:

— Что ты имеешь в виду?

— Отсрочку. О прекращении вражды и речи быть не может: она закончится лишь тогда, когда одна из наших семей обратится в прах. Но временное перемирие, пока Империя вновь не обретет прочную основу для мира… Что ты на это скажешь?

— Опять благо Империи? — пробормотал Тасайо с прежней язвительностью, однако при всем своем сарказме он был заинтригован. — Продолжай.

— Я предлагаю собрать всех властителей Цурануани в Имперской Палате. Там мы предстанем перед Светом Небес и сумеем доказать ему необходимость покончить с этим противостоянием и предотвратить катастрофу, которая может повергнуть нашу страну в руины. Неужели ты желал бы управлять Империей, на восточной границе которой хозяйничают главари Турила со своими мародерами-горцами? А на северной каждую весну рыскают за цуранскими головами как за трофеями разбойничьи отряды тюнов? А возвращение пиратов на Сторожевые острова?

— Ты рисуешь поистине мрачную картину, — согласился Тасайо. — Если я соглашусь на эту встречу, ты обеспечишь мне голоса своих союзников, чтобы я мог занять трон Имперского Стратега без кровопролития?

— Если ты согласен на мирную встречу с императором, обещаю приложить все силы, какие у меня есть, и использовать все свои возможности, чтобы никто не взошел на трон Стратега раньше тебя. — Мара прерывисто вздохнула. — Клянусь тебе в том всем, что мне дорого, клянусь именем и честью моей семьи от нынешних времен до самого последнего отпрыска рода Акома!

Услышав слова этой самой священной из всех клятв, Тасайо поднял брови:

— Если хоть кто-нибудь из твоих отпрысков достоин стать залогом клятвы… на какой же срок ты хочешь перемирия?

Несмотря на вопиющее оскорбление, брошенное Маре в лицо, она не позволила себе поддаться неразумному гневу. На карту было поставлено нечто большее, чем фамильная честь и дрязги знати: неисчислимые бедствия постигнут слуг, детей, ремесленников и тысячи безымянных рабов, если правители Империи решат поразвлечься бессмысленной войной. Годы, проведенные с Кевином, приобщение к его воззрениям, которые раньше казались бредовыми, не прошли для Мары бесследно. Ее взгляд на мир стал неизмеримо шире, и теперь она сделала то, о чем не могла и помыслить до встречи с мидкемийцем, — стерпела обиду, нанесенную чести ее рода. Слова «служить Империи» стали для нее не просто фразой, а единственным мерилом поступков и главной побудительной силой.

— Подожди с решающей схваткой, пока я не вернусь домой и не устрою семейные дела. Затем пусть наша борьба возобновится без поблажек и увиливаний вплоть до рокового завершения.

Оттенок обреченности в ее голосе вызвал у Тасайо веселый смех. Не в силах сдержать желание покуражиться над слабым — а по его понятиям, Мара сейчас проявила слабость, — он ухмыльнулся:

— Пожалуй, ты поторопилась предугадать ответ, госпожа. Не стоит переоценивать мою любовь к Империи. Моя честь — это моя честь, а не честь нации. — Он оглядел Мару с головы до ног, рассчитывая еще сильнее выбить ее из колеи и полюбоваться ее затравленным видом; однако она не доставила ему этого удовольствия и с непроницаемым лицом ожидала продолжения. — Впрочем, быстрое решение вопроса о моем избрании в какой-то мере избавило бы меня от хлопот, — признал Тасайо после некоторого раздумья. Он улыбнулся, и Мара снова подумала о том, насколько хорошо умеет этот безумец прятать свой нечестивый нрав под личиной воинской невозмутимости и аристократических манер. — Я согласен. Пусть Высший Совет соберется перед лицом императора и положит конец его диктаторскому правлению. Ты возглавишь своих союзников и в нужный момент заставишь их поддержать мои притязания. Затем, когда здешние дела будут благополучно завершены, я предоставлю тебе возможность вернуться в Акому и пробыть там столько времени, сколько потребуется для приведения в порядок твоих семейных дел. В течение этого срока ты можешь не опасаться враждебных действий с моей стороны. Будь уверена, Мара, я пойду на тебя войной, но до тех пор можешь считать часы своей жизни платой за служение Империи.

Опустошенная, терзаемая чувством безмерного одиночества, Мара поклоном подтвердила обещание. Она не смела гадать о том, как отнеслись бы к этому соглашению ее отец или брат, будь они живы. Оставалось лишь надеяться, что сговор с Тасайо принесет благие плоды: поможет предотвратить войну и спасти множество жизней… а ее нерожденному младенцу будет даровано достаточно времени, чтобы он успел появиться на свет. Тогда, возможно, королева чо-джайнов согласится спрятать его у себя в улье и сохранить ему жизнь, даже если самой Маре и Айяки суждено погибнуть.

— На какой день назначим встречу? — спросил Тасайо тоном, в котором явственно звучало удовлетворение.

— На послезавтра, — ответила Мара. — Извести императора и других членов Совета, а я тем временем займусь подготовкой к голосованию… чтобы оно прошло так, как я обещала.

— Любопытно будет посмотреть, умеет ли властительница держать слово. Нарушив клятву, она не выйдет живой из города. — Закончив, Тасайо отвесил Маре слабое подобие поклона, ограничившись едва ли не легким кивком. Затем повернулся с быстротой сарката и зашагал к своим войскам.

Подавленная гнетом безысходности, Мара вернулась под защиту Люджана.

Имперский герольд, до этого мгновения безмолвно стоявший на своем посту, провозгласил:

— Переговоры окончены! Разойдитесь с миром и достоинством и знайте: боги довольны, что в этот вечер не пролилась ничья кровь.

Когда офицеры Акомы подали солдатам сигнал к отходу, первый советник Минванаби собрался с духом, чтобы обратиться к господину, но Тасайо жестом остановил его.

— Она повержена, Инкомо, — самодовольно улыбнувшись, он взглядом проводил удаляющуюся женскую фигуру. — Я встречал подобное выражение в глазах воинов, ожидавших смерти на поле боя. — Он слегка пожал плечами. — Они бились честно и не посрамили своих предков, но знали, что им суждено умереть. Так и Мара знает, что я победил.

— Господин, — взмолился Инкомо, — я не смел бы считать себя твоим преданным слугой, если бы не указал на возможные неожиданности. Сейчас решается многое и помимо вопроса о том, кто может претендовать на белое с золотом. У Ичиндара нет сыновей. И сейчас, надо полагать, многие при дворе шепчутся, что близится время возводить на престол другого члена императорской семьи. Их выбор может пасть на Джиро из Анасати; Камацу из Шиндзаваи способен доказать, что является прямым потомком одного из прежних императоров, а его сын пользуется всеобщим уважением. Кто может поручиться, что за этим предложением не кроется…

Тасайо резко оборвал рассуждения Инкомо:

— Мара знает: я победил. И делу конец.

Странно возбужденный, властитель Минванаби подал своему военачальнику сигнал разворачивать колонны солдат и возвращаться в лагерь.

Инкомо, оставшись один на один с безотрадным воем бутаронга, замешкался позади. Он понятия не имел, на какие ухищрения может пуститься Мара в попытке изменить ход грядущих событий, но знал, что спор между кровными врагами далеко не окончен. В лучшем случае Мара выиграла несколько месяцев, чтобы собраться с мыслями и сплести заговор; в худшем — у нее уже готова ловушка, которая и захлопнется за Минванаби. Резкий порыв ветра заставил Инкомо поплотнее закутаться в плащ и поспешить вдогонку за хозяином. Нащупывая в темноте путь вниз с холма, он прикидывал в уме, что было бы благоразумнее: приказать агентам раздобыть самые свежие сведения о намерениях Мары или дописать незаконченное завещание и надгробную песнь. Томимый все более острым предчувствием конца, Инкомо решил сделать и то и другое.

***

Вечер не завершился встречей на вершине холма. Мара вернулась в городской дом, не чуя ног от усталости. Сбросив верхнее платье, она откинула назад пряди волос, выхваченные из прически неутихающим ветром. Прошло довольно много времени, прежде чем Мара стряхнула оцепенение, и теперь она никак не могла уразуметь, о чем ей толкует Сарик.

В ее отсутствие их посетил гонец от императора.

— И что же он сообщил? — вяло осведомилась Мара и по огорченному выражению лица Сарика поняла, что заставляет его повторять уже сказанное.

Сарик, как всегда деликатный, терпеливо пустился в объяснения, излагая содержание последнего воззвания Ичиндара, и то, что услышала Мара, поразило ее как ножом в сердце.

Первые же слова заставили ее помертветь: цуранский император скупал всех рабов-мидкемийцев, принадлежащих подданным Империи. Слова «справедливая цена» и «императорская казна» показались отзвуком-всхлипом холодного ветра — дьявольским порождением ночных кошмаров, навеянных свирепым бутаронгом. Мара пошатнулась, словно у нее выбили почву из-под ног. Сарик заботливо поддержал ее под руку и проводил из галереи в гостиную; сама она почти не замечала ни того, где она находится, ни того, что происходит с ней самой. Подушка, на которую она опиралась, воспринималась как нечто нереальное, и даже слезы, набежавшие на глаза, казалось, принадлежали какой-то другой женщине.

Все ее существо: тело, разум, сердце — как будто превратилось в одну открытую кровоточащую рану.

— Почему? — тупо повторяла она. — Почему?

Сарик не высвобождал свою руку, потому что угадывал: Маре сейчас необходимо тепло его прикосновения. Он бы все сделал, лишь бы как-то утешить хозяйку, хотя и догадывался, что ее горю ничем не поможешь.

— Сказано, что Свет Небес пошлет земляков Кевина на родину, к мидкемийскому королю. За Равнинным Городом снова открыты магические Врата. Всех рабов-военнопленных отвезут на барках вниз по реке и переправят за Бездну.

Вздрогнув при упоминании имени возлюбленного, Мара уже не могла удержать слез, покатившихся по щекам.

— Император освобождает рабов?

— Из уважения к нашим богам можно сказать, что эта акция передается на усмотрение Лиама, монарха Королевства Островов, — спокойно уточнил Сарик.

Мара уставилась немигающим взором на свои побелевшие пальцы. Вся ее решимость обзавестись «стальными нервами» не привела ни к чему! Она чувствовала себя совершенно разбитой. Угроза со стороны Минванаби и без того истощила скудный запас ее сил, а вот теперь ей предстоит потерять Кевина. И хотя она еще раньше приняла решение найти для него путь к свободе, сейчас весь мир отступил в тень перед убийственной близостью часа расставания.

— Какой срок назначен Светом Небес для передачи рабов? — спросила Мара, изумляясь тому, что язык способен выговаривать слова.

— Завтра к полудню, госпожа, — с глубоким сочувствием ответил Сарик.

Ничто не предвещало подобного. Мара подавила рыдание. Она стыдилась столь открытого проявления чувств, и казалось, будто призрак Накойи сердитым шепотом журит ее за не подобающую властительнице откровенность. Мара искала любую соломинку, способную поддержать ее дух, ибо только мужество могло бы помочь ей пройти по развалинам счастья да еще надежды на продолжение рода Акома, которые она осмелилась лелеять в глубине души.

Лишь один луч света пробивал непроглядную тьму: Кевина минуют неизбежные бедствия, которыми чревато ее решение поддержать Тасайо в борьбе за пост Имперского Стратега. Если правдивы рассказы варваров о справедливости и Великой Свободе их распрекрасного Королевства, то король Лиам даст Кевину свободу. Ее возлюбленный будет жить в Занне, окруженный уважением; его не коснутся ужасы кровавой бойни.

Мара пыталась убедить себя, что Кевина лучше отослать для его же блага, но никакие доводы рассудка не избавляли от боли в сердце. И вдруг, как поток света, на нее снизошло прозрение. Ведь все, что сделано ею этим вечером, было сделано ради будущего ребенка Кевина. И ей самой, и Айяки — цурани по рождению — предки завещали непреложную истину: честь превыше жизни; они без колебаний предпочли бы смерть бесчестью. Но существо внутри нее наполовину принадлежало иному миру — Мидкемии, и некий внутренний голос подсказывал Маре, что следует признать за этим — пока еще не рожденным — существом право в будущем жить и строить свое счастье, руководствуясь иными мерками — теми, которых придерживался его отец. Это явилось ей как откровение; более того, властительница Акомы поняла, что и она сама вновь вышла за рамки традиционных понятий своего мира, поставив благо простого народа Империи выше чести своего имени. Когда-то она верила, что подобная позиция опозорила бы ее отца и предков и даже навлекла на нее гнев всего сонма цуранских богов.

Теперь же ей было ясно, что только такой путь дает жизни перевес над смертью.

В душе у нее горе боролось с облегчением оттого, что скоро, очень скоро закончатся годины бедствий. Не сразу придя в себя, Мара сообразила, что ее руку до сих пор сжимают пальцы Сарика, смущенно высвободилась и вытерла глаза.

— Мне понадобятся услуги горничных, — дрожащим голосом выговорила она. — Кевин не должен догадаться, что я горевала.

Сарик собрался встать и с поклоном удалиться, но оказалось, что у госпожи есть для него еще немало поручений.

— Сообщи Кейоку, что всех наших рабов из иного мира нужно немедленно отослать в Равнинный Город. Затем подбери самых сильных воинов в конвой для Кевина: они должны доставить его до того места, которое император выделил для сбора мидкемийцев. И ни слова никому, кроме Люджана, иначе слуги обо всем разболтают. — Комок подкатил к горлу Мары, и ей понадобилось время, чтобы снова обрести дыхание. — У моего возлюбленного горячий и упрямый нрав. И хотя он бредит свободой, ему может не понравиться то, каким образом она ему достанется.

Властительница смолкла, не в силах продолжать, но Сарик уже все понял. Кевин выполнял приказы только тогда, когда сам. считал это нужным, или подчиняясь грубой силе. Его знали как грозного бойца, и там, где дело касалось Мары, никто не взялся бы предсказать, как он себя поведет, если их попытаются разлучить. Для его собственной безопасности и ради сохранения жизни воинов, которым предстояло передать его под опеку императора, Кевину не стоило раньше времени узнавать об ожидающей его судьбе.

Сарик склонился перед мудростью госпожи, хотя и был искренне опечален: испытанному воину начали нравиться и странный юмор мидкемийца, и его совершенно непривычные взгляды на жизнь. Но, торопясь позвать горничных, Сарик думал о том, что такой беспросветной тоски в глазах женщины он ни разу еще не видел на своем веку.

***

Ночь стала для властительницы Акомы нескончаемой пыткой. Над коньком крыши завывал бутаронг, а она осыпала Кевина безмолвными неистовыми ласками, вкладывая в их последнее соединение всю силу отчаяния и любви, и в конце концов разразилась слезами в его объятиях. Он отвечал Маре такой нежностью, которая была способна разбить ее сердце. Его уязвляло ее нежелание поделиться с ним своими страхами, а упорное молчание порождало тревогу; тем не менее, преодолевая собственную боль, он делал все что мог, лишь бы утешить любимую.

В лихорадочном исступлении Мара льнула к Кевину, цепляясь за него. Казалось, мир вокруг нее пошел кувырком: она не могла представить себе жизнь без надежного присутствия мужчины, который заставил ее так основательно пересмотреть все, во что она верила, и открыл ей глаза на изъяны цуранского уклада. Кевин стал для нее чем-то неизмеримо большим, нежели просто любовником: он стал опорой ее решимости. Она нуждалась в его силе, чтобы преобразить Империю, открыв иные, более благородные пути для ее прославления. Власть, намеченные цели, радужные надежды на будущее, омраченные ныне клятвой, данной властителю Тасайо, — без Кевина все, казалось, утрачивало цену. Мара лежала в жарких объятиях любимого и под неутихающие стенания ветра, от которого дрожали перегородки, прислушивалась к негромкому ровному биению его сердца.

Этот варвар Кевин, вечно озадачивающий всех своими неуместными высказываниями, на этот раз сумел догадаться, что любые вопросы смогут лишь усилить смятение Мары. Эта чуткость ранила и обезоруживала, не оставляя Маре даже сомнительной возможности воспользоваться любым предлогом, чтобы распалиться гневом, отослать его прочь и тем положить конец неразделенной муке прощания. Бережная ласка его рук лишь увеличивала тяжесть, лежащую на сердце: ведь Мара знала, что это их последняя ночь. Опустошенная, истерзанная страданием, она наконец забылась беспокойным сном, уткнувшись головой в ямку на плече любимого. Кевин не сомкнул глаз.

***

За все годы близости с Марой он ни разу не видел ее в таком смятении: минутами казалось, что она теряет рассудок. Ему, откровенному в проявлении собственных чувств, и в голову не пришло, что скрытой причиной терзаний Мары могла быть любовь к нему.

***

Наступил безрадостный рассвет. Отыскав среди своих душевных руин крупицу мужества, Мара поспешила отослать Кевина до того, как началась утренняя дурнота. Она провела долгие часы, борясь со слезами, которым нельзя было дать пролиться из-под опухших век, и с позывами рвоты. Служанки трудились не покладая рук, пытаясь вернуть госпоже подобие приличного вида. Уже близился полдень, когда Мара сочла возможным показаться на людях. Выйдя из своих покоев, она обнаружила, что Сарик без лишнего шума уже построил эскорт и ожидает у двери ее появления. Ничего не подозревающий о намерениях императора, Кевин стоял на своем обычном месте у носилок. Встретив взгляд его голубых глаз, Мара едва не рухнула замертво.

Но сила духа, унаследованная от предков-воинов, и навыки самообладания, полученные в монастыре, позволили ей устоять. Она принудила себя сделать шаг, потом другой, и так, шаг за шагом, добралась наконец до носилок. Лишь по крайней необходимости она позволила Сарику помочь ей расположиться на сиденье паланкина.

— Пора в путь, — не своим голосом произнесла Мара.

Она не назвала места их назначения: об этом уже позаботился Сарик, и Люджан знал, что их ожидает впереди. Но Кевину это показалось странным, и он насторожился.

— А куда же мы сегодня направляемся? — спросил он несколько более резко, чем обычно.

Мара не осмелилась открыть рот. Чувствуя, что глаза наполняются слезами, она поспешно задернула занавески. Взмахом руки Люджан подал носильщикам команду подниматься, а почетному воинскому эскорту — выступать из ворот городского дома. Сарик не отрывал от мидкемийца взгляда, в котором сквозило нечто очень похожее на сожаление.

— Не будет ли кто-нибудь настолько любезен, чтобы объяснить мне, отчего все ведут себя так, словно мы собираемся на похороны?! — без всяких околичностей осведомился Кевин. Ответом на прямой вопрос было обычное цуранское бесстрастное молчание, поэтому он изменил тактику и попробовал рассмешить спутников.

В другое время его выходки подвергли бы тяжкому испытанию выдержку воинов Мары, но сегодня самые уморительные перлы его остроумия ни к чему не приводили. Он не добился ни от кого даже намека на улыбку и возмущенно бросил:

— Ну, боги мне свидетели, вы тут все сами как покойники!

Удостоверившись, что самые лучшие его шуточки пропадают втуне, Кевин приуныл и тоже погрузился в молчание.

Кортеж пробился сквозь уличную сутолоку Кентосани и повернул в сторону более скромного района, раскинувшегося вдоль южного берега реки. Впереди показался высокий забор из широких толстых досок. Кевин встал на дороге как вкопанный, и лишь бойцовская реакция помогла воинам, шедшим сзади, не наткнуться на него.

— Подобные местечки мне доводилось видеть и раньше, — заявил он язвительным тоном, как будто имел право обвинять. — Что нам понадобилось на невольничьем рынке, Мара?

Воины Акомы не стали дожидаться сигнала: от Кевина можно было ожидать чего угодно. Проворно и решительно они сомкнулись вокруг мидкемийца и заломили ему руки за спину.

Скрученный Кевин в ярости дернулся, опоздав на долю секунды. Воины крякнули от напряжения, но не ослабили хватки.

Из-за образовавшейся суматохи движение на улице остановилось, и к ним уже стали оборачиваться любопытные прохожие.

— Боги! — взорвался Кевин, пораженный в самое сердце вопиющим предательством. — Ты меня продаешь!

Его крик едва не разбил сердце Мары. Она отдернула занавески паланкина и взглянула в голубые глаза, горящие неистовой яростью. Язык отказывался ей повиноваться.

— Почему?!! — громко выкрикнул Кевин с таким отсутствием всякого выражения в голосе, что Мару словно ударило. — Почему ты решила так со мной поступить?

Кевину ответил Люджан; ответил нарочито грубо, ибо опасался, что его собственный голос может выдать чувства, совсем не подобающие воину, и тем более офицеру его ранга.

— Госпожа расстается с тобой не по своей воле, Кевин, а по приказу императора!

— Будь проклят Свет Небес! — возопил взбеленившийся Кевин. — Чтоб ему провалиться, вашему паскудному императору, в самую нижнюю преисподнюю Седьмого Ада!

Из окон уже высовывались головы зевак; прохожие останавливались, чтобы поглазеть на потасовку. Несколько пожилых крестьянок осенили себя знамением защиты от богохульства, а торговец с кислым лицом, стоявший на обочине, посоветовал послать за жрецом. Не желая предстать перед храмовым судилищем из-за кощунственных речей варвара, один из воинов, менее других знакомый с Кевином, протянул руку, пытаясь заткнуть тому рот.

Варвар впал в неистовство. Рывком он высвободил руку и молниеносными ударами кулака сбил с ног двоих солдат Мары, одного за другим, прежде чем кто-нибудь смог ему помешать. Воины получили приказ воздерживаться от применения оружия, но сейчас Люджану оставалось только молить богов, чтобы никто не забыл об этом запрете. Кевин дрался как одержимый, и дело дошло до того, что он сам едва не выхватил меч из ножен первого попавшегося воина. Если бы эта попытка ему удалась, сам император не мог бы спасти его от петли.

Страх, промелькнувший в глазах Мары, решил дело: с яростью харулта Люджан врезался в самую гущу схватки.

Примененный им борцовский прием достиг цели: Кевин потерял равновесие. С помощью одного из солдат, навалившегося вместе с военачальником на непокорного раба, Люджан придавил Кевина к булыжной мостовой.

В подобном положении большинство мужчин утрачивают способность к дальнейшему сопротивлению. Но мидкемиец не унимался. Охваченный яростью, заглушавшей боль от ударов, обуреваемый чувствами, которые не оставляли места благоразумию, он был готов убивать. Задыхаясь в пылу схватки, военачальник Акомы ухитрялся еще выкрикивать приказы своим солдатам:

— Станьте в кольцо!.. Загородите нас щитами и телами!.. Чтобы никто не глазел на этот скандал!

Кулак Кевина, уходивший в челюсть Люджану, содрал кожу с его щеки. Понимая, что без крутых мер не обойтись, Люджан заорал:

— Проклятие, парень, прекратишь ты валять дурака или мне придется тебя покалечить?

В ответ Кевин разразился непотребным ругательством, прохрипев под конец: »…если у тебя вообще была мать!»

Становилось очевидно, что образумить Кевина не удастся: он, безоружный, сейчас был способен кинуться в одиночку на полчища вооруженных врагов. Восхищаясь его отвагой, заботясь о его же безопасности, Люджан был вынужден сменить тактику. Он применил жестокий и коварный прием, которому обучился в горах в бытность серым воином. Любой уважающий себя цуранский воин постыдился бы заехать противнику кулаком в пах. Пораженный предательским ударом, Кевин скорчился в стонущий ком на грязной мостовой.

— Ты уж прости, братишка, — пробормотал Люджан, в точности повторяя слова и интонацию, позаимствованные у самого Кевина. — Тебя ждут свобода и почет окружающих, хочешь ты того или нет.

Военачальник встал на ноги, чувствуя себя разбитым и телесно, и душевно.

— Свяжите его и вставьте кляп, — отрывисто бросил он подчиненным. — Нам больше нельзя рисковать.

Затем, преисполненный состраданием к госпоже, которая наблюдала всю сцену из полутьмы паланкина, он с трудом изобразил на лице некое подобие цуранского бесстрастия, и по его приказу отряд снова двинулся в путь.

Встретивший их у ворот лагеря чиновник из гильдии работорговцев осведомился, что угодно властительнице Акомы.

— Этого раба… по приказу Света Небес… следует возвратить к нему на родину, — еле выдавила Мара онемевшими губами.

Связанный на совесть, зажатый между конвоирами Кевин вскинул на нее глаза. В их бездонной голубизне светились упрек и мольба, но мысль о ребенке, которого Мара носила под сердцем, придала ей силу.

— Прости, — прошептала она, не заботясь о том, что чиновник гильдии уставился на нее с ошарашенным видом. Голос изменил Маре, и она закончила одними губами:

— Любимый мой.

Все остальное, что ей хотелось сказать, осталось навеки похороненным в ее душе.

Работорговец кивнул головой:

— Он очень силен, хотя и не первой молодости. Думаю, будет справедливой цена…

Мара не дослушала:

— Не надо денег. Отошлите его домой.

Если работорговец и счел ее поведение странным, вслух он этого не высказал. Он и так поломал голову, пытаясь понять, зачем императору понадобилось покупать рабов, если он собирается сразу же отправить их в какой-то чужеземный дворец. От этого эдикта и так хватало хлопот, так что если властительница Акомы желает проявить великодушие, он не станет возражать.

— Как пожелаешь, госпожа, — сказал работорговец, склоняясь в глубоком поклоне.

Не в силах долее выносить безмерную боль, которую она читала на лице возлюбленного, Мара промолвила, взглянув ему прямо в глаза:

— Да будет жизнь твоя долгой и счастливой, сын Занна.

Она совершила невозможное — сумела собраться с духом и приказала воинам увести Кевина в лагерь для купленных императором рабов. Чиновник гильдии указывал дорогу; Мара словно сквозь сон слышала, как один из ее воинов настоятельно напоминал, что с Кевином, когда его развяжут, следует обращаться с большой осторожностью и уважением…

Высокие деревянные ворота захлопнулись, навеки отрезая ее от возлюбленного. Люджан не отходил от Мары; его лицо в тени шлема напоминало маску из камня. И, что уж совсем было непохоже на него, он не заметил, что во время уличной стычки его офицерский плюмаж сбился набок и теперь висит криво.

Мара откинулась на подушки; у нее не осталось ни слез, чтобы плакать, ни даже сил поднять руку, чтобы задернуть занавески паланкина. Она не могла стереть из памяти взгляд Кевина, которым он проводил ее, после того как она отдала приказ покинуть лагерь.

Мысль о том, что она оставила его связанным и беспомощным, будет преследовать ее вечно, до самой могилы. Мара равнодушно спросила себя, долго ли Тасайо будет ее щадить после того, как предстоящее перемирие подойдет к неизбежному концу. Сколько ночей доведется ей провести без сна, терзаясь вопросом, на который уже никогда не удастся получить ответ: согласился бы Кевин расстаться с ней добровольно, подчиняясь доводам рассудка, если бы у нее хватило мужества посоветоваться с ним заранее?

— Госпожа, — прорезался сквозь пелену страдания тихий голос Люджана, — пора двигаться домой.

В ответ Мара вяло махнула рукой. С этой болью в сердце, острой, как удар ножом, думала она, разве найдет она когда-нибудь место, где снова почувствует себя дома?

Казалось, конца не будет тоскливому дню, а затем и ночи, проведенным без Кевина. Мара металась на спальной циновке, то изнывая от горя, то проваливаясь в полный кошмаров сон. Но и во сне, и наяву она как живого видела Кевина, стоящего рядом с выражением откровенной укоризны в глазах.

Барка, увозившая его вниз по реке, сейчас уже, должно быть, далеко от Кентосани. К тому времени, когда она, Тасайо и члены Высшего Совета решат свои споры со Светом Небес, человек, которого она любит больше всех на свете, будет за пределами досягаемости, на земле далекого чужого мира.

То и дело она просыпалась — либо от того, что, протянув руку, находила пустоту там, где обычно лежал Кевин, либо от ужаса, когда во сне ей являлся Тасайо, держащий жертвенный меч над истерзанным телом ее сына. Проснувшись, Мара искала спасения в молитве. Она просила Лашиму о прозрении; ей требовалось чудо, чтобы одолеть врага, пекущегося более о власти, нежели о мире, врага, который хотел бы видеть натами ее предков вкопанным в землю вершиной вниз. Измотанная кошмарными видениями, полубольная, Мара в конце концов отказалась от надежды на отдых. До рассвета она мерила шагами свою опочивальню, а затем созвала советников.

Бутаронг не утихал, без устали стучась в стенные панели и ставни гостиной, где сидела властительница Акомы, совещаясь с военачальником и своим новым первым советником.

— В моем распоряжении всего один день для подготовки к столкновению между Ичиндаром и Минванаби, — хрипло, словно наглотавшись песка, начала Мара.

— Что же ты надумала, госпожа? — бодро осведомился Сарик.

Еле живая от усталости, Мара прикрыла распухшие глаза.

— Ничего. У меня нет никакого плана. И если вы с кузеном не нащупали какую-то возможность, которую я упустила, то к этому важному моменту нашей жизни мы подходим, не располагая ничем, кроме собственных мозгов. Я обещала Минванаби, что до него никто не займет место Имперского Стратега.

— В таком случае, — откликнулся Сарик, словно говорил о чем-то очевидном,

— остается единственный выход: трон Имперского Стратега не должен достаться никому.

Наступило продолжительное молчание, нарушаемое лишь завыванием бутаронга. Служанка принесла поднос с чокой и печеньем и неслышно удалилась. Судя по всему, никто не испытывал желания подкрепиться.

Мара обвела взглядом обращенные к ней лица, но, к немалой своей досаде, узрела лишь написанное на них сосредоточенное ожидание.

— Ну, так как же нам изловчиться, чтобы сотворить чудо? — спросила она с едва заметным раздражением.

— Госпожа, именно в подобных делах мы и уповаем на тебя, — без тени юмора ответствовал военачальник Акомы.

Мара мрачно покосилась на него:

— На сей раз вдохновение меня не посетило, Люджан.

— Тогда мы с честью умрем, убивая псов Минванаби, — с полнейшей невозмутимостью пожал плечами Люджан.

В душе Мары поднялась волна протеста.

— Кевин был… — У нее перехватило горло. Но она сумела пересилить горе и боль. — Кевин был прав. Мы раса убийц. Мы тратим жизнь на то, чтобы убивать друг друга.

Порывы бутаронга сотрясали стены; по дому гуляли знобящие сквозняки. Мара подавила дрожь, не сразу заметив, что Сарик хочет высказаться. Получив от властительницы дозволение говорить, он поспешил растолковать свое несогласие со столь суровым приговором:

— Госпожа, по-моему, все просто. Допустим, Минванаби не потерпит поражения, но ведь это не имеет значения, пока наш монарх находится у власти, верно?

Мара воззрилась на него широко открытыми глазами:

— Объясни.

— Если Свет Небес сможет укрепить свою позицию и если Высший Совет поддержит его притязания на самовластное правление… — Сарик подбирал слова, пытаясь выразить мысль, зародившуюся где-то на краю сознания.

Мара резко выпрямилась, отчего небрежно сколотые волосы волной рассыпались по спине. Не обращая внимания на служанку, кинувшуюся поправлять ей прическу, властительница Акомы сосредоточенно свела брови:

— Тогда он сможет приказать Минванаби…

Она боролась с безотчетным стремлением воспротивиться любому нарушению традиций; само понятие самовластия было чуждо для цуранского восприятия мира.

— Оставьте меня, — с неожиданной резкостью велела она советникам. — Мне нужно о многом подумать.

Сарик поднялся вслед за остальными, но оклик Мары его задержал:

— Сарик, отправь Свету Небес депешу с просьбой дать мне аудиенцию. Поклянись честью Акомы, что от этой встречи зависит безопасность Империи.

Молодой советник поборол любопытство.

— Время встречи, госпожа?

— Сегодня же, как только он сможет меня принять, но не позднее чем за час до полудня, — ответила Мара, перекрывая неуемный шум ветра. В ее голосе не было прежней резкости, разум уже сопоставлял варианты, отбрасывая те, что порождались беспочвенными надеждами; долгожданное озарение едва не опоздало.

— Если уж сбивать спесь с Минванаби, так дорога будет каждая минута.

Глава 11. РАЗВЯЗКА

Мара держала речь перед императором. Ичиндар, Свет Небес, девяносто первый представитель древней, ни разу не прерывавшейся династии владык, восседал на парадном троне в огромном аудиенц-зале, способном вместить до двадцати рот солдат. Массивное деревянное кресло старинной работы, почти сплошь покрытое золотом, украшали узоры из топазов, крупных рубинов, изумрудов и оникса. Основанием трону служило возвышение в форме ступенчатой пирамиды. Мозаичный круг на полу у основания пирамиды изображал огромный солнечный диск. Двадцать Имперских Белых стояли на ступенях с каждой стороны гигантской пирамиды. Прямо перед Марой располагались кресла, предназначенные для высших священнослужителей и советников императора, но при аудиенции присутствовали только трое: писец, ведущий записи, чтобы впоследствии довести их до сведения отсутствующих храмовых служителей, верховный жрец Джурана и верховный отец-настоятель храма Лашимы. Присутствие последнего особенно порадовало Мару: она сочла это добрым знаком, ибо именно он совершал обряд ее посвящения в орден Лашимы — обряд, прерванный прибытием Кейока, который явился, дабы препроводить в родной дом семнадцатилетнюю девочку, нежданно-негаданно ставшую властительницей Акомы.

Сейчас с Марой не было даже ее почетного стража — на официальную аудиенцию к Свету Небес воины не допускались. Она оглашала последнюю часть своего плана. Императорский писец, сидевший по правую руку от нее, торопливо запечатлевал речь властительницы для архива, пока эхо ее слов перекатывалось под сводами гулкого зала с блестящими полами из полированного мрамора. В этом необъятном чертоге, куда лился свет через огромный прозрачный купол и через широкие окна с рамами из золота и хрусталя, звук собственного голоса заставлял Мару почувствовать себя маленькой и слабой.

Закончив последнюю фразу, Мара низко поклонилась, выпрямилась и замерла в предписанной этикетом позе — скрестив руки на груди. Стоя позади низкого ограждения, за которое не разрешалось ступить ни одному просителю, она с трепетом ожидала, что скажет в ответ Свет Небес. Текли минуты, молчание затягивалось; Мара не смела даже глаз поднять из страха увидеть неодобрение на юном лице того, кто находился на вершине пирамиды.

— Многое из того, что ты предлагаешь, госпожа, основано лишь на догадках и рассуждениях, — промолвил наконец император тоном непререкаемой властности.

— Величество, это наша единственная надежда, — ответила Мара, не отрывая глаз от узоров на полу.

— Но это… неслыханно.

То, что Ичиндар подумал прежде всего о следовании традиции, а не о собственной безопасности, говорило о многом. Этот стройный юный монарх с торжественно-серьезным лицом не рвался к единоличной власти. Не был он также и чересчур робок, чтобы в трудный для себя час с ходу отвергнуть новые дерзкие идеи.

— Многое из того, что сделал ты сам, государь, также беспрецедентно, — заметила Мара, восхищаясь зрелостью и мужеством, гнездящимися в столь хрупком теле.

Ичиндар качнул длинными золотистыми перьями головного убора, выражая величавое согласие. Закутанный в сложное нагромождение одежд, он в точности следовал тягостным предписаниям этикета; бремя власти успело оставить на его лице свои отметины. Темные круги под зелеными глазами и щеки, запавшие от бессонных ночей, омрачали лицо, которое должно бы сиять беззаботностью. Блеск драгоценных камней, показная пышность обстановки не могли скрыть от Мары беспокойство духа, угнетенного тревогой. Как ни молод был Свет Небес, он не мог не понимать, что почва под ним менее надежна, чем зыбучие пески. Он не обманывал себя. Его сила коренилась в безмерном почтении, которое питал цуранский народ к особе императора, но, даже въевшееся в плоть и кровь, это чувство имело свои пределы. Среди девяноста предков Ичиндара были и такие, кто стал жертвой цареубийства, хотя это случалось чрезвычайно редко. Смерть императора сама по себе считалась доказательством того, что боги лишили Империю своего благословения. Это соображение остановило бы любого из властителей, который замыслил бы подобное злодеяние, кроме человека с безграничным честолюбием. Именно такого рода честолюбие, по убеждению Мары, снедало ее врага Тасайо. И сейчас в зале присутствовали те, кто усматривал в упразднении поста Имперского Стратега непростительное нарушение традиций, которое может послужить достаточным оправданием цареубийства.

Ясно сознавая, какую опасность навлекает она на себя, вступая на путь, все более и более уклоняющийся от привычного, Мара подняла глаза на венценосца.

— Величество, я говорю лишь о надежде. Я и сама могу обуздать разгул честолюбия Минванаби, но дорогой ценой. Тасайо придется осчастливить титулом Имперского Стратега. Тогда спор о белом с золотом решился бы бескровно и войска, стянувшиеся к Кентосани, смогли бы с миром разойтись по домам. Я готова признать, что это легкий путь. Избери его, и тебе никто не помешает забыть о Большой Игре, вернуть Высшему Совету его полномочия и отдатьсябожественному созерцанию. Но даже отрешившись от всякой личной вражды и от всех разногласии, я утверждаю, что так ты лишь оттянешь время. Минванаби на троне Имперского Стратега — это гарантия будущих распрей. — Почти не переводя дыхания, она продолжала:

— Я верю, что существует возможность уже сейчас найти иной выход, который позволит навсегда положить конец бессмысленному кровопролитию, пятнающему самую суть цуранской политики. Я верю, что честь не нуждается в бесконечной цепи убийств, совершаемых ради достижения верховенства. На нашем веку может больше не представиться другого такого случая постепенно перейти к более человечным основам правления. Смиренно заклинаю тебя подумать о смысле моих слов.

Даже с высоты трона взгляд зеленых глаз императора пронизывал Мару насквозь. Но поскольку он молчал, не высказывая своего мнения, с места поднялся жрец Джурана Справедливого. Мановение тонкой руки Ичиндара послужило знаком, что жрецу дозволено говорить.

— Мара из Акомы, тебе не приходит в голову, что твои речи могут быть не угодны небесам? Ты принадлежишь к древнему и уважаемому роду и тем не менее, похоже, решила поступиться фамильной честью. Ты кое-что пообещала Тасайо из Минванаби, но даже сейчас, в эту минуту, пытаешься нарушить священнейшую из клятв.

Гнетущий страх темным крылом коснулся сердца Мары. Она понимала, что ей может быть предъявлено обвинение в ереси, и ответные слова обратила исключительно к Свету Небес.

— Если я и отринула благословение предков, то смею сказать — это касается только меня. Я не преступила никаких законов; я ничем не оскорбила небеса. Во всем, что я сделала, во всем, что я заклинаю тебя принять во внимание, я руководствовалась благом Империи. — Переведя взгляд на жреца, она добавила:

— Даже если пострадает честь моей семьи, я готова на это ради служения Империи.

Ее заявление было встречено гробовым молчанием, затем среди горстки жрецов и советников поднялся шепоток. Жрец храма Джурана рухнул в кресло с видом глубокого потрясения.

Свет Небес устремил взгляд больших умных глаз на женщину, с гордым вызовом стоящую у подножия его трона.

После неторопливого раздумья он жестом потребовал внимания:

— Пусть никто из присутствующих не винит властительницу. Она не запятнала позором ни свой род, ни свое имя; наоборот, ее мужество и верность долгу делают честь Империи. Кто еще из тысяч властителей осмелился бы подступиться к нам с такой правдой?

Он помолчал, поднял руки и снял церемониальный венец. Сбоку вынырнул слуга и, преклонив колени, освободил императора от этой громоздкой ноши. Вместе с высокой, украшенной перьями короной Ичиндар, казалось, сбросил и протокольную скованность. Пригладив пальцами каштановые волосы, он принялся рассуждать вслух:

— Когда я впервые решился принять участие в Большой Игре, случилось это потому, что я видел: мой дядя Альмеко манипулирует Империей с единственной целью — удержаться на посту Имперского Стратега. В результате пострадали очень многие. Его жажда власти стала угрозой для нации… и для меня, — печально добавил он. — С помощью властителя Камацу и других я искал способа прекратить кровопролитие, и вот тогда передо мной встал вопрос: как мы живем? Я много думал об этом и теперь, кажется, отчасти понимаю твои побуждения.

Ичиндар встал. Жестом отстранив стражей, собравшихся следовать за ним по пятам, он спустился по ступеням с возвышения.

— Позволь мне, Мара из Акомы, доверить тебе кое-что, известное лишь горстке людей.

Император держался уверенно, но за маской прирожденного правителя Мара видела мальчика, еще очень уязвимого и юного, у которого под покровом массивных парадных одежд так же билось сердце, как и у нее самой. Сопровождаемый взглядами жрецов, Свет Небес размеренным шагом прошествовал к ограждению и, протянув монаршую десницу поверх перил, взял Мару за руку.

Поскольку подобная неожиданная фамильярность, похоже, смутила властительницу Акомы, император взглянул ей прямо в глаза.

— Сначала я пытался силой навязать всем мир, потому что считал чрезвычайно опасным для нас как для народа такое положение, когда завоевание стало нашей единственной целью. Но после возвращения Миламбера мне пришлось пересмотреть кое-какие свои воззрения. До тебя, вероятно, доходили слухи о крупном столкновении в мидкемийском мире. Знай же, мидкемийцам противостоит существо, именуемое в наших легендах Врагом.

Помня о прошлом разговоре с Аракаси, Мара не удивилась, услышав подтверждение из уст Света Небес. Она уже освежила в памяти древние саги о некоем непостижимом порождении зла, именуемом Врагом. Этот Враг разрушил родной мир ее предков, заставив их уйти в изгнание на Келеван по таинственному Золотому Мосту. Хотя среди современников Мары не было принято усматривать в этих преданиях что-то большее, чем просто миф или сказку, в спокойном внимании, с которым Мара слушала Ичиндара, не было и тени насмешки или недоверия.

— Опасность существовала с начала времен, и на самом деле она еще ужаснее, чем в сказках, — еще более взволнованно продолжал Ичиндар. — Ход моих мыслей был прост: если такая злобная сила сокрушит наших бывших врагов в Королевстве и обратит свою ненасытную ярость против нас, народ цурани должен будет объединить все силы для отражения подобной напасти. В этом моем желании Ассамблея была со мной заодно. Я счел необходимым на время прекратить деятельность Высшего Совета: нельзя допустить, чтобы интриги Большой Игры ослабили нас перед лицом столь чудовищной угрозы. По моему приказу десять Всемогущих и три тысячи воинов клана Каназаваи под предводительством Хокану из Шиндзаваи…

— Хокану побывал в чужом мире? — перебила Мара. Впрочем, она сразу осознала свою грубость и немедленно извинилась:

— Прошу прощения у государя.

Император улыбнулся:

— Вижу, этот молодой человек пользуется твоим уважением. Да, Хокану провел в Мидкемии несколько недель на войне и более долгий срок — в свите своего брата Касами… — Мгновение помедлив, Ичиндар заговорил снова:

— Мы не всегда понимаем наших прежних врагов — правителей Мидкемии. Храбрость, проявленная Касами в сражениях на службе у нового господина, вознесла его в ряды знати Королевства. Я не разбираюсь в этих титулах, но мне говорили, что лорд — так называется титул, пожалованный Касами, — отнюдь не самый захудалый.

Значит, Великая Свобода, о которой с таким восторгом рассказывал Кевин, действительно существовала! Глаза Мары заблестели от непролитых слез: правильность ее новых воззрений получила сейчас неопровержимое доказательство. Никогда уже ей не смириться с жесткими кастовыми границами собственного народа. Мужчины и женщины — это просто люди; боги никому не судили быть вечно рабом, господином или ремесленником. Как несправедливы и нелепы законы ее мира, если человек, родившись на свет, может прожить всю жизнь в строгом соответствии с законами чести, являя собой образец всех достоинств, без всякой надежды занять в обществе место по заслугам.

— К нашему стыду, — необдуманно выпалила Мара, — у наших врагов — тех самых, кого мы презрительно именуем варварами — пленный может получить свободу и стать родоначальником благородной династии, а многие не менее достойные мужи, ставшие пленниками Империи, обречены быть только рабами. Боюсь, что варвары — это мы, а не мидкемийцы.

Пораженный тем, что она высказала мысль, которая ранее обсуждалась лишь с Камацу Шиндзаваи, цуранский монарх с уважением взглянул в лицо Маре:

— Я того же мнения. Возможно, ты сумеешь по достоинству оценить новость о том, как разрешился один весьма деликатный вопрос. Все рабы, переправленные через Бездну, получат на родине свободу. В том мне поклялся их король Лиам, и хотя первые переговоры с ним о мире закончились прискорбной неудачей, ныне он известен мне как честный правитель.

Мара смогла лишь кивнуть в ответ.

— Я не склонен вновь передавать управление Империей Высшему Совету, — продолжил Ичиндар, возвращаясь к тому предмету, который привел к нему Мару. Он понизил голос, чтобы его не могли слышать ни жрецы, ни писец. — К тому же я пришел к заключению, что все может начаться сызнова.

Он выпустил руку Мары с горькой полуулыбкой, которая странным образом напомнила ей о Хоппаре. Затем, повинуясь жесту государя, слуга вновь водрузил ему на голову корону, и Ичиндар величаво взошел по ступеням на свой высоко вознесенный трон.

Облаченный, как прежде, в броню недосягаемого величия, он огласил свой официальный ответ:

— Что бы ни ожидало нас завтра, Империя изменится бесповоротно. Маги держали совет по этому поводу, но они не желают больше вмешиваться в политику, ибо угроза со стороны Врага миновала. Многие из союзов, заключенных мною ради отражения этой угрозы, утратили силу. — Он указал на пустые кресла на ступенях пирамиды. — Кое-кто пошел на попятный из-за того, что я осудил Аксантукара. — Ичиндар в последний раз окинул Мару долгим изучающим взглядом. — Думаю, у твоего плана есть достоинства, но связанный с ними риск не меньше — если не больше — тех опасностей, которых ты стремишься избежать.

Смысл этих слов был вполне очевиден: если план, предложенный Марой, не увенчается успехом, дело не ограничится гибелью нескольких властителей. Вся Империя может превратиться в залитые кровью развалины.

— Утром я сообщу тебе о принятом решении, — возвестил Ичиндар. — Тасайо уже обратился с просьбой о встрече в присутствии всех правящих властителей. Полагаю, это всего лишь завуалированное требование, чтобы я предстал перед Высшим Советом для ответа на обвинения. — Ичиндар вздохнул. Сейчас это был просто мальчик, на которого навесили слишком много драгоценных камней, сверкающего металла и редчайших шелков. — Думаю, у меня нет выбора. Придется дать бой Тасайо. — Устало улыбнувшись, он закончил аудиенцию. — В любом случае, властительница Мара, ты снискала мое искреннее уважение. Завтра жди от меня вестей, и да хранят боги тебя и имя твоих предков.

Мара низко поклонилась, восхищаясь этим юношей. С раннего детства воспитатели внушали ему неоспоримое почтение к традициям, и все-таки ему хватило ума и воображения, чтобы устремить помыслы дальше ложной славы — к истинному благу народа. Покидая зал, Мара уносила в сердце глубочайшее впечатление: император позволил ей заглянуть в свой неповторимый внутренний мир, с его всеобъемлющей мудростью, заботой о будущем и отважной готовностью к переменам. Такого императора еще не бывало на престоле Цурануани, и вряд ли подобный ему когда-либо взойдет по этим ступеням.

В передней дворца Мару ожидала ее свита — Сарик с Люджаном, Аракаси под видом слуги и почетный эскорт, представленный цветом ее воинства. Пока один из министров Ичиндара провожал отряд Акомы к выходу из императорских апартаментов, Мара пребывала в глубокой задумчивости. Лишь оказавшись за пределами дворца, она бросила мнимому слуге, который помогал ей забраться в паланкин:

— Домой, и побыстрее. У нас масса дел и угрожающе мало времени в запасе.

***

Всю ночь напролет у Мары продолжался совет: нуждаясь в ее мудрости, в городской дом властительницы Акомы потянулись господа из самых разных партий и кланов. За два часа до рассвета Мара собрала эскорт и лично отправилась повидаться с единственным из правителей, который не откликнулся на ее вызов.

— Доложите властителю Илиандо, что Мара из Акомы находится у ворот и ждет приглашения войти, — заявила она заспанному стражу, ответившему на стук Люджана в ворота дома.

Немного погодя появился недовольный властитель Бонтуры с застрявшими в волосах перьями от подушки и в парадном кафтане, никак не гармонирующем с ночными туфлями. Все еще с сердитым спросонья лицом он пригласил Мару в дом. Когда же она удобно расположилась в его гостиной, а слуг, мирно спавших у себя в постелях, растолкали, дабы они по всем правилам этикета подали положенные закуску и чоку, Илиандо без обиняков приступил к делу:

— Мара, что привело тебя ко мне в такой час столь неожиданно?

Мара жестом приказала Люджану и почетному эскорту отойти.

— Я пришла за помощью.

Илиандо остановил ее, подняв руку:

— Сочувствую тебе в твоих трудностях, но что касается выяснения отношений с Тасайо…

— Что такое?.. — резко выпрямилась Мара.

Уж не держит ли властитель Бонтуры шпионов в окружении Минванаби? Или кто-то из подчиненных Инкомо распустил язык? За исключением узкого круга самых доверенных лиц, никому не полагалось знать о сути переговоров на холме между нею и ее врагом.

— Ну, дорогая моя, уж не думала ли ты, что можно сохранить в секрете встречу с Тасайо — на вершине холма, да еще в присутствии целой армии за спиной у каждого из вас? — По выражению лица Мары можно было заключить, что она и впрямь тешила себя подобной надеждой. — Сберегу твое время. Я уже обещал поддержать Джиро Анасати, — сообщил властитель Бонтуры.

Слуга принес поднос с чокой и наполнил чашки.

— Джиро? А он-то чего рассчитывает добиться? — прищурилась Мара.

— Это уж тебе придется спросить у него самого.

Властитель Бонтуры, который перед тем усердно дул на свою чоку, пытаясь ее остудить, все-таки поторопился сделать глоток. Он обжег язык, досадливо отставил чашку и без всякой надобности предупредил гостью:

— Поосторожней с чокой.

У Мары хватило выдержки, чтобы дождаться, пока почтенный властитель объяснится сам:

— Джиро обратился ко всем членам клана Ионани с посланиями, в которых недвусмысленно давал понять, что, по его мнению, семья Анасати достигла более высокого положения, чем дом властителя Тонмаргу.

— Итак, он метит в предводители, — заключила Мара. Ей вдруг понадобилась чашка с чокой, чтобы. чем-нибудь занять руки. Нервное напряжение, невозможность расслабиться да вдобавок тяготы беременности брали с нее непосильную дань.

— Если Фрасаи из Тонмаргу спасует перед Джиро, то не миновать нам большой перестановки в рангах Великих Семей. Возможно, и запоздалой, — признал властитель Бонтуры. Он ничего не добавил, но Маре — так же как и всем — было известно, что Фрасаи всячески старается избегать любых раздоров.

Мара ошеломленно соображала, что сулит этот неожиданный поворот событий. Увы, Кевин и Накойя были правы: по прошествии долгих лет Джиро все еще таил в душе обиду из-за того, что когда-то она выбрала в мужья его младшего брата, а не его. По-видимому, ему удалось распознать единственный путь, оставшийся для нее открытым, и он предпринял все шаги, чтобы она потерпела крах. Если ей не удастся вовлечь клан Ионани в коалицию, способную перехватить большинство у Минванаби, то годы, потраченные на приобретение влияния и завоевание голосов, можно считать пропавшими зря. Наследнику Анасати достаточно сохранить нейтралитет, отказав в поддержке и Минванаби, и Акоме, — и Высший Совет окажется в тупике. Тогда начнет сбываться предсказание Мары, сделанное в разговоре с Тасайо: из-за отсутствия иной власти медленно, но верно начнет набирать силу императорское правление.

Но Маре от этого будет мало проку: стоит Тасайо уразуметь, что его восхождение на бело-золотой трон придется отложить до лучших времен, как он обратит все свое внимание на искоренение ее семьи. Понятно, что властительнице Акомы едва ли удастся дожить до того дня, когда она сможет самолично убедиться в исполнении своего пророчества. Она инстинктивно прижала руки к животу, словно хотела защитить маленький росток семени Кевина. Кем бы ни было это дитя — мальчиком или девочкой, — ему грозит опасность никогда не увидеть света дня.

Если же Джиро достанет терпения и ума уцелеть и переждать, пока бушуют страсти, то впоследствии, — как знать, вдруг он сам заявит о своих притязаниях на пост Имперского Стратега? — это окажется приемлемой основой для разумного компромисса. Сосредоточенно соображая, что к чему, Мара целиком ушла в сложный лабиринт Большой Игры.

— Госпожа, тебе нездоровится?

Вопрос властителя Илиандо оторвал ее от дум.

— Нет, нет. Просто я… устала. — Отмахнувшись от забот встревоженного хозяина, Мара напомнила:

— Ты у меня в долгу.

Властитель склонил голову, признавая справедливость ее слов.

— Мара, я не могу запятнать свою честь. — В тоне его голоса звучало сожаление. — Тебе принадлежит всего лишь мой голос в Совете, и то при условии, что мне не придется поступиться честью рода или клана. Так мы договаривались.

— А тебе и не придется ничем поступаться, — заверила его Мара. — Напротив, прошу тебя позаботиться о более широкой поддержке клана Ионани. Если ты сумеешь убедить своих сородичей выступить на стороне предводителя клана Ионани против дома Минванаби, то исполнишь обязательства передо мной без всякого ущерба для чести клана.

Илиандо пожал плечами:

— Даже тем, кто в конце концов проголосует за Тасайо, в одном туре голосования придется присоединиться к группе сторонников властителя Тонмаргу. Иначе и быть не может.

— Не надо путать мою просьбу с формальным изъявлением уважения к Фрасаи,

— перебила его Мара. Ночной мрак за стенными перегородками уже начинал редеть: близился рассвет. Время утекало как вода сквозь пальцы, и у властительницы Акомы иссякли запасы терпения. — Я прошу, чтобы как можно больше властителей клятвенно пообещали при голосовании действовать заодно со мной ради достижения общей цели: не допустить столкновения между Тасайо и вашим предводителем. На случай, если конфликт все же возникнет, я рассчитываю, что клан Ионани будет стоять на своем до тех пор, пока я не подам знак, что упорствовать дальше не имеет смысла. Все это приобретает особое значение именно потому, что, возможно, завтра в это время Джиро из Анасати сменит властителя Тонмаргу на посту предводители.

Властитель Илиандо глубоко вздохнул.

— Ты ставишь тяжкие условия. Посмотрим, что я могу сделать. Начну с властителя Укудаби. Он влиятелен, а его кузен, властитель Джади, убит дядей Тасайо, так что его семья не питает любви к Минванаби.

— Отлично. — Мара отставила недопитую чашку с чокой и встала. — С властителем Тонмаргу я повидаюсь сама. Это дело значительно глубже, чем кровная вражда между мной и Тасайо, господин Илиандо. Империя на пороге крутых перемен, и нам — тебе, мне и другим, таким же, как мы с тобой, — предстоит решать, принесут они благо или зло. Запомни одно: что бы ты обо мне ни думал, я служу Империи, — заключила Мара, уже направляясь к выходу в сопровождении хозяина дома.

Как только Мара оказалась на улице, всем пришлось почувствовать, что время не ждет. Она наскоро отдала распоряжения Люджану и, забравшись в паланкин, безропотно снесла толчки и тряску торопливого перехода по городу. В этот час улицы были бы совсем пустыми, если бы не жрецы, распевающие утренние молитвы, да торговцы-зеленщики, которые подгоняли нидр, запряженных в повозки с овощами. О том, чтобы хотя бы подремать, не могло быть и речи; Мара просто прикрыла саднящие глаза в ожидании, пока они прибудут к месту назначения: в скромную, но прекрасно оборудованную виллу в старом городе со стражниками в синих доспехах у ворот.

— Мара из Акомы! — отдернув занавески, возвестила о себе Мара, едва носильщики наклонились, чтобы поставить паланкин.

Дежурный офицер приблизился и приветствовал ее салютом.

— Чем могу служить, госпожа?

— Доложи господину, что я хочу немедленно повидаться с ним!

Отвесив безупречный поклон, офицер скрылся за воротами. Несмотря на ранний час, Камацу Шиндзаваи был уже на ногах и даже успел покончить с завтраком. Узнав о прибытии Мары, он распорядился, чтобы ее проводили в удобный кабинет, примыкающий к саду.

В этом уединенном покое, окруженном цветами и зеленью, Мара и нашла властителя Шиндзаваи, беседующего с человеком в черном одеянии мага.

Слегка замешкавшись от неожиданности, она поклонилась:

— Молю простить меня за вторжение, Всемогущий. Фигура в хламиде с капюшоном повернулась, и Мара узнала Фумиту. Загадочные черные глаза обежали гостью.

— Ты вовсе не помешала, Мара из Акомы. Перед тобой просто пара стариков, предающихся воспоминаниям о прошлом.

От его слов веяло доброжелательностью, но в ее состоянии еле сдерживаемого возбуждения даже беглый пронизывающий взгляд члена Ассамблеи вызывал тревогу.

— Я вернулась бы позже, — извинилась Мара, — но время торопит, а мне необходимо переговорить с властителем Камацу.

Предводитель клана Каназаваи широким жестом указал на груду роскошных подушек.

— Ты уже завтракала, госпожа Мара? Если нет, мои слуги могли бы позаботиться о закусках.

Мара с благодарностью опустилась на подушки, но мысль о какой-либо еде вызывала в желудке решительный протест.

— Я вполне удовольствовалась бы кусочком теша.

Когда один из слуг неслышно удалился на кухню, она оглядела комнату:

— А где же Хокану?

Престарелый глава рода Шиндзаваи понимающе улыбнулся.

— Он огорчится, узнав, что пропустил твой визит, госпожа Мара. Но как военачальник семьи и полководец-наместник властителя Кеды он обязан находиться на холмах, вместе с армией. — Он с грустью добавил:

— Как и каждый клан Империи, клан Каназаваи готовится к войне.

Потом Камацу вздохнул, предполагая, что визит Мары вызван желанием узнать, как обстоят дела с ее предложением о брачном договоре. Словно взывая к ее великодушию, он протянул руки к гостье.

— Ах, Мара, в иные, более спокойные времена ничто не доставило бы мне большей радости, чем возможность связать свой дом узами брака со столь прославленным родом, как Акома. — Он говорил честно и, объясняя, не кривил душой. — Я также не мог бы пожелать более разумной невестки. Но хотя мой старший сын и не погиб, как думали о нем ранее, его не вернешь, чтобы он принял бразды правления после меня. Королем Островов ему даровано право на собственные владения и титул, закрепляющий за ним это право. Как его отец, я уважаю желание сына жить в Мидкемии, и моим наследником становится Хокану.

Поняв, что старый вельможа с трудом подбирает слова, Мара постаралась избавить его от неловкости.

— Я пришла вовсе не из-за брачного договора. Прошу тебя, не считай себя обязанным давать мне ответ, когда нас осаждает столько других проблем.

Камацу ответил благодарной улыбкой:

— Ценю твою чуткость, госпожа Мара. Мне всегда было понятно, почему Хокану всем женщинам предпочитает тебя. На самом деле, будь выбор невесты его личным делом, он заставил бы меня отправить ответ, извещающий о нашем согласии, в тот же самый день, как получил твое предложение. Вина за задержку ответа целиком лежит на мне: уж очень ненадежна будущность нашей страны. Даже те, кто уцелеет и переживет события завтрашнего дня, вряд ли смогут в скором времени веселиться на свадьбах.

Итак, он знал о призыве Тасайо выступить против венценосца. Совершенно забыв о присутствии Всемогущего, который неподвижно сидел в углу, тихий как тень, Мара вглядывалась в человека, слывущего одним из самых уважаемых правителей в Империи. Прожитые годы пощадили его: серебряная седина на висках свидетельствовала не столько о старости, сколько об утонченности и значительности. Морщинки от смеха вокруг глаз делали взгляд добрым и приветливым. Ум Хокану был горяч как огонь, тогда как у его отца с годами выработалась спокойная и уверенная мудрость. Чутье подсказывало Маре, что ей незачем таиться.

— Выслушай меня, — пылко обратилась она к нему, — Ибо все, что я скажу, задумано ради блага Империи.

Начав с этого формального вступления, она изложила план, который со вчерашнего вечера пыталась претворить в жизнь.

***

Перед входом в ту часть дворца, которая была отведена Высшему Совету, властителя Тасайо с его черно-оранжевым почетным эскортом остановил отряд Имперских Белых. При всех парадных регалиях, предводительствуемые сотником, чей золотистый плюмаж вздымался над сверкающим шлемом подобно опахалу, они стояли поперек прохода четкими рядами, преграждая идущим путь.

Прежде чем Тасайо успел открыть рот, сотник поднял руку и провозгласил:

— Высокочтимый властитель Минванаби, тебе надлежит предстать перед Светом Небес, ожидающим твоего прихода в Палате, прежде служившей для собраний Высшего Совета.

Офицер взмахнул рукой, и воины слаженно расступились, освобождая проход.

Властитель Минванаби — во всем великолепии лучших доспехов, с наследственным фамильным мечом в ножнах на черном лакированном поясе — приказал своей гвардии двигаться за ним.

— Ичиндар достаточно натаскан, чтобы сохранять видимость власти, даже когда на деле она под вопросом, — с сухой удовлетворенной улыбкой заметил он своему первому советнику, пока они пересекали уходящие ввысь коридоры обиталища Совета.

Инкомо не ответил. В парадном облачении было жарко, от быстрой ходьбы перехватывало дыхание; он едва поспевал за господином, пытаясь по дороге загодя предусмотреть, какие могут возникнуть трудности при будущей встрече лицом к лицу с императором. Когда они приблизились к Палате Совета, Тасайо внезапно замер в дверях главного входа, так что пожилой советник от неожиданности чуть не уткнулся носом в спину хозяина. Разом очнувшись, Инкомо заглянул через его плечо, желая узнать причину остановки.

Палата уже была заполнена. Этому не приходилось удивляться, поскольку первыми занимали свои места представители наименее значительных семейств, тогда как Тасайо, возглавлявший самую могущественную ныне семью в Империи, обладал привилегией быть последним. О необычности сегодняшнего собрания свидетельствовало уже то, что даже самые высокие ярусы галерей были забиты до отказа. Любой мало-мальски видный властитель счел необходимым присутствовать на этом собрании; такое случалось лишь в заведомо критических для страны обстоятельствах. Инкомо прищурил близорукие глаза, пытаясь получше разглядеть центральный помост. В ярком потоке солнечного света, льющегося сквозь прозрачный купол, вырисовывалась фигура в ослепительно белых одеждах, видневшихся из-под золотых доспехов тончайшей работы: на верху помоста стоял Ичиндар, девяносто первый по счету император, носивший титул Света Небес. Не позволяя себе отвлечься на сверкание драгоценных камней и металла, Инкомо все-таки сумел разглядеть, что же изменилось.

И тут ему открылась причина внезапного оцепенения Тасайо: трона из золота и драгоценного белого камня, где поколение за поколением восседал Имперский Стратег, больше не было на помосте.

— Будь проклято имя ее предков, — еле слышно прошипел Тасайо. Отметив исчезновение бело-золотого трона, он обнаружил и еще один сюрприз: одетая в зеленые шелка, на ступенях, ведущих к помосту, у ног Света Небес стояла Мара.

— Досточтимый властитель Тасайо…

Обращение Ичиндара заполнило неловкую паузу, поскольку Тасайо все еще не оправился от потрясения.

Властитель Минванаби явно намеревался, войдя в зал, проследовать к возвышению и на глазах всего Высшего Совета и самого императора усесться в кресло Имперского Стратега. Мара же позаботилась о том, чтобы кресло убрали, и тем самым лишила своего врага возможности разыграть столь эффектную сцену. На Тасайо устремились взгляды всех присутствующих, упивающихся немыслимым зрелищем — видом властителя Минванаби в минуту бессильной ярости.

А Свет Небес между тем продолжал:

— Ты добивался моего присутствия на встрече с властителями Империи. Я здесь.

Способность прирожденного полководца мгновенно приноравливаться к неблагоприятным обстоятельствам помогла Тасайо взять себя в руки. Он надменно обвел взглядом зал, словно так и собирался держать речь, стоя на пороге центрального входа.

— Твое Величество, достопочтенные властители, — он бросил взгляд на Мару,

— и властительницы. — Тасайо медленно сходил по ступеням в притихший зал. — Мы явились сюда с требованием: положить конец нарушению векового образа правления Империей. — Не тратя времени на поклон, он провозгласил:

— Величество, я заявляю, что пришла пора вновь созвать Высший Совет для назначения нового Имперского Стратега.

Сверкающая фигура на возвышении оставалась неподвижной лишь до того мгновения, когда Тасайо достиг широкой площадки-перекрестка над нижним ярусом, а затем склонила голову, и прозвучал ответ Света Небес:

— Согласен.

Ошеломленный вторично за короткий срок, Тасайо замер как вкопанный. Властитель Минванаби понимал, что, продолжая спускаться по ступеням, окажется ниже императора, поэтому он предпочел остаться там, где был: глаза в глаза с Ичиндаром. Однако он пребывал в нерешительности: менее всего ожидал он услышать именно такой ответ.

— Величество, ты согласен?

Ичиндар поднял усыпанный драгоценными камнями скипетр.

— Прежде чем кончится этот день, мы должны прийти к общему согласию. Либо Высший Совет утвердит мои прошлогодние указы, либо будет восстановлен прежний порядок. — Он опустил взор на Мару. — Я в долгу перед властительницей Акомы, которая помогла мне многое понять. Ныне я сознаю, что единоличный диктат не является наилучшим способом заручиться поддержкой для осуществления перемен, от которых зависят судьбы поколений. Чтобы Империя могла выжить, самое время всем нам задуматься, ради чего мы живем. Теперь благодаря мосту через Бездну для нас открыты иные миры и цивилизации. Увы, первый же печальный опыт доказал нам, что в отношениях с обитателями иных мирозданий не стоит полагаться на старые методы захвата и войны.

Весь зал затаив дыхание слушал речь монарха. Но он еще не все поведал своим подданным.

— Наши бывшие враги не только показали себя достойными людьми, — сказал император, — они великодушно оповестили нас о превратностях своей борьбы с кошмаром древних времен, известным в нашей истории под именем Врага. — Его слова были встречены одобрительным гулом, но Ичиндар возвысил голос, перекрывая шум. — Если мы хотим вести дела с мидкемийцами и всеми другими, кто может прийти после них, нам следует изменить свои взгляды.

— Чтобы вести дела с иностранными державами, нам следует быть сильными! — вскричал Тасайо, вложив в свой призыв неподдельную страсть. — Сейчас мы краснеем от стыда лишь потому, что Альмеко не хватило отваги соединить миллионы мечей в единый меч, зажатый в одной могучей руке! — С насмешкой взглянув сначала на юного владыку, упрятанного, как в кокон, в пышный наряд, а затем на хрупкую женщину у подножия помоста, властитель Минванаби с откровенным презрением махнул рукой. — Пора действовать.

Мара, не дрогнув, выдержала его тяжелый взгляд.

— Я поклялась, Тасайо, сделать все, чтобы никто другой не занял бело-золотой трон раньше тебя. Взгляни же, его нет, этого средоточия амбиций, его убрали из Палаты. Так что я держу клятву чести: никто не займет этот трон раньше тебя, Тасайо.

По переполненным галереям пробежал шепот. Губы Тасайо искривились, от бешенства. Но не успел он открыть рот для отпора, как раздался голос из передних рядов:

— Пусть мой выбор знают все!

Все глаза повернулись к Джиро из Анасати: тот поднялся со своего места и, пройдя между рядами, остановился, словно на распутье, точно посередине между державным юношей на помосте и его противником в оранжевых доспехах, стоящим на лестнице. После краткой напряженной паузы Джиро направился в сторону властителя Минванаби и, встав рядом с ним, послал Маре торжествующе-глумливую ухмылку.

— Так мы уладим дела с нашим старым долгом, госпожа. Быть может, тень моего брата найдет покой, узнав, что мужеубийца не ушла от кары.

Мара внезапно ощутила, как на нее навалились все ночи, проведенные без сна, и боль всех разбитых надежд. Сделанного не исправишь. В который раз она недооценила жажду мести, снедающую Джиро, и сделала слишком большую ставку на его честолюбие. Однако, подобно отцу, в миг поражения она не утратила присутствия духа.

— Сейчас ты надумал поддержать Тасайо. — Язвительный голос долетал до самых высоких ярусов Палаты. — Как видно, ты вознамерился его свалить попозже? Дождешься момента, когда он порастеряет силы в борьбе со мной, и вот тогда ударишь в спину?

Если принять во внимание нынешнее могущество Минванаби, ее догадка звучала нелепо. Джиро лишь улыбнулся и взглянул на Тасайо.

— Я поддерживаю нового Имперского Стратега, поскольку в Империи необходимо восстановить порядок.

Его слова вызвали движение на ярусах: десятка два властителей присоединились к требованию Джиро вернуться к старым порядкам. Шурша одеждами, они вставали и располагались позади Тасайо, заполнив всю лестницу и даже протиснувшись в проходы между креслами ближайших рядов. Некоторые властители, отнюдь не собиравшиеся оказывать поддержку Тасайо, но волею случая затесавшиеся в плотную толпу, не решились силой пробиваться против господствующего течения и волей-неволей оказались причислены к убежденным сторонникам Минванаби; возникший человеческий сгусток выглядел весьма внушительно.

Однако Мара вопреки всем видимым резонам продолжала упорствовать:

— Властитель Ксакатекаса!

Хоппара из Ксакатекаса поднялся с кресла и, проложив себе путь к помосту, остановился рядом с Марой. Его примеру также последовали два десятка преданных сторонников из клана Ксакала с мрачной решимостью на лицах.

На сторону Мары перешел и властитель Илиандо из Бонтуры; затем к ней направились члены клана Каназаваи, окружая кольцом центральное возвышение.

Но все эти успехи были одним ударом сведены на нет, когда большая часть клана Ионани оказалась рядом с Тасайо. Немногочисленные члены клана Омекан, присутствовавшие в Палате, разделились поровну между ним и Марой.

Когда все властители, имевшиеся в наличии, обозначили свои позиции, перевес явно был на стороне властителя Минванаби. Небрежно облокотясь на перила и сохраняя выражение учтивой самоуверенности на лице, Тасайо обратил на Мару скучающий взор:

— Ну как, Мара? Ты показала все, на что способна?

Мара расправила плечи — не столь демонстративно, но с тем же горделивым сознанием своей силы.

— Властитель Джиду из Тускалоры, ты принес мне присягу вассальной верности.

Хмурый вассал, надеявшийся затеряться в тылах приверженцев Минванаби, покинул этих сплоченных единомышленников. Вынужденный то и дело извиняться, протискивая свое грузное тело сквозь толпу, он прибыл к стану союзников Мары в полном расстройстве чувств — красный как рак и с мокрым от пота лицом.

Испытанные им неудобства Мару не интересовали.

— Властитель Рандала, — громко продолжала она. — Ты клятвенно обещал мне голос в Совете. Я требую исполнения этого обещания.

Влиятельный властитель из клана Ксакала и возможный соперник молодого властителя Ксакатекаса в притязаниях на должность предводителя, светловолосый глава дома Хосаи отделился от лагеря Тасайо. Вслед за ним еще двое властителей из его клана покинули ряды бывших союзников. Затем с верхней галереи спустился мужчина в алых с коричневым доспехах.

— Да будет известно всем, что Тасайо из Минванаби использовал честное имя Хангу без моего ведома, пытаясь уничтожить Акому. Я считаю себя оскорбленным и отдаю свой голос в твое распоряжение, госпожа.

Получив нечаянное возмещение за ужас, пережитый в горном ущелье, когда на нее напали из засады, Мара шагнула на нижнюю ступень помоста и объявила:

— Никогда впредь ни один вельможа Империи не будет носить титул Имперского Стратега!

Поскольку поднявшийся шум мог заглушить слова Мары, она выразительным взглядом выделила из толпы приспешников ее кровного врага еще пятерых:

— Достопочтенные властители, все вы обязались передать мне по одному голосу, когда я этого потребую. Ныне я напоминаю о вашем долге.

Должники с явной неохотой покинули избранную позицию. По мере того как эти господа вместе со своими вассалами и союзниками мало-помалу пополняли лагерь Мары, другие не замедлили проделать телодвижения, которых, по их мнению, требовала обстановка. Соотношение сил в зале изменялось. Все большее число сторонников Тасайо покидало его окружение, вливаясь в толпу вокруг Мары.

Раздражение Тасайо было очевидным.

— Мы в тупике, Мара, как ты того и хотела. Я отдаю должное твоему уму: формально ты сумела в точности сдержать свою клятву, хотя по существу нарушила ее самым возмутительным образом. Что ж, ты выиграла от силы несколько дней, так почему бы не покончить с уловками? — сухо спросил он.

— Сегодня я не занимаюсь Большой Игрой ради личной выгоды или славы, — перебила его Мара. — Во имя блага Империи я прошу властителя Тонмаргу сказать свое слово.

Из задних рядов выдвинулся вперед второй по могуществу претендент на место Имперского Стратега, сопровождаемый двадцатью воинами почетного эскорта. Прямой и статный, несмотря на преклонный возраст, он осторожно проследовал по лестнице мимо Тасайо и подошел к Маре. Возможно, тело его одряхлело с годами, но голос звучал сильно и был слышен повсюду.

— Во имя священной крови моих предков, слушайте мой обет. Я действую ради блага Империи. — С этими словами он поднялся на возвышение и склонился перед императором. — Величество, — внятно и медленно произнес он, — исходя из самых насущных интересов моих подданных, я уступаю тебе свои полномочия.

Властитель Тонмаргу поднял жезл, служивший символом его власти предводителя клана Ионани, и вручил его Ичиндару.

Джиро в ярости рванулся вперед:

— Ты не имеешь такого права!

Властитель Фрасаи повернул убеленную сединами голову в сторону молодого человека, унаследовавшего мантию Текумы.

— Ты заблуждаешься, сын моего сородича, — с грустью ответил он. — Ичиндар нашей крови. Осмелишься ли ты утверждать, что кто-либо в нашем клане стоит выше него?

Багровый от бешенства Джиро, казалось, намеревался протестовать, но его возражения потонули в нарастающем рокоте голосов, ибо собравшиеся принялись возбужденно обсуждать случившееся. Среди этой сумятицы в зал вошли еще двое: властитель Камацу Шиндзаваи в фамильных доспехах, с жезлом предводителя клана и бок о бок с ним властитель Кеды — также из ряда признанных претендентов на титул Имперского Стратега.

Достигнув помоста, Камацу поклонился Ичиндару:

— От лица обоих заявляю: мы действуем ради блага Империи.

С огромным достоинством, но без малейшего намека на напыщенность он передал жезл предводителя клана Каназаваи в руки государя.

— Это нарушение традиции, Камацу! — вскричал Тасайо, перекрывая разрастающийся гул изумления.

Властитель Шиндзаваи укоризненно возразил:

— Мой род не уступит знатностью ни одному другому роду в Империи. Наша родословная восходит к двадцать четвертому императору; мы связаны со Светом Небес узами кровного родства. Согласно традиции предводителем может стать любой правитель, чье родословное древо имеет общие корни с нашим. — В последних его словах прозвенел вызов. — Дерзнешь ли ты оспаривать родственные притязания Ичиндара?

— Тасайо, — вмешалась в разговор Мара, — быть может, как командиру тебе нет равных на войне, но знание истории у тебя хромает. Ты никогда не задумывался, почему по традиции лишь члены пяти семей имели право претендовать на трон Имперского Стратега, первого вельможи Империи после Света Небес? — Недоумевающий Тасайо мог лишь пожать плечами. — Так вот, все эти пять первых семей, включая твою собственную, связаны наиболее близким родством с основателем Империи! — Мара презрительно оглядела своего заклятого врага. — Если бы ты удосужился поинтересоваться, тебе поведал бы об этом любой ученый-историк или хранитель имперских архивов. Первоначально Высший Совет составляли пятеро братьев — отпрысков первого императора! Все мы стебли одного корня, Тасайо, — обведя зал рукой, заключила Мара. — Если хорошенько поворошить прошлое, то выяснится, что так или иначе, но все главенствующие семьи крупных кланов состоят в родстве.

Рядом с Марой прозвучал голос властителя Ксакатекаса:

— Я действую ради блага Империи!

Он присоединился к двум вельможам, стоявшим на ступенях помоста, и, следуя их примеру, передал Ичиндару свой жезл предводителя клана Ксакала.

Сверкнув золотом доспехов, Ичиндар воздел руки, и все заметили, что он держит не три, а четыре жезла.

— Сегодня утром, Тасайо, я получил жезл клана Омекан! — выкрикнул император достаточно громко, чтобы нарастающий шум растревоженного зала не заглушил его слова. — Прими это во внимание и поостерегись: я располагаю голосами четверых претендентов на бело-золотой трон.

Прежде чем склониться перед неизбежностью, Джиро из Анасати бросил на Мару взгляд, в котором пылала неприкрытая ненависть.

— Ничего не поделать, Тасайо, так распорядилась судьба. — С этими словами второй из злейших врагов Мары покинул властителя Минванаби.

Его отступничество вызвало повальное бегство правителей клана Ионани, и вскоре вокруг Тасайо осталась лишь жалкая горстка вассалов и вконец запуганных приспешников.

Но внезапно дрогнул даже один из них. Когда он сделал шаг вниз по лестнице, желая примкнуть к тем, кто окружал возвышение, Тасайо дал волю ярости:

— Барули Кеотара! Ты позоришь имя своего отца! Он всю жизнь хранил незыблемую верность дому Минванаби, а твое малодушие пятнает его память!

Красивый и в громоздком парадном наряде, что удавалось очень немногим мужчинам, Барули небрежно крутанулся на каблуках:

— Пятнает, вот как? И это говорит человек, чья семья пыталась однажды вероломно использовать меня как орудие, чтобы погубить властительницу Мару? Да ведь ни ты, ни Десио никогда не относились ко мне, своему исправному вассалу, с таким великодушием, какого удостоила меня эта госпожа, и как раз тогда, когда я был повержен ею во прах! — Барули с презрением сплюнул в сторону Тасайо. — Я покончил с Минванаби.

— Я еще увижу поля твоих предков, засыпанные солью, а твой натами — в осколках! — вскричал Тасайо в пароксизме ярости.

Его угрозы не поколебали молодого Барули: он удалился, не оглядываясь, и, дойдя до Мары, перед всем залом поклонился ей.

— Кое-кто способен заявить, что нынче ты изменила фамильной чести, госпожа Мара. — Он улыбнулся. — Но не я. Несмотря на наши прошлые разногласия, я убежден, что ты воистину служишь Империи. Пусть с этого дня и навеки между нами установится мир.

Мара улыбнулась в ответ:

— Перед Высшим Советом я подтверждаю дружеский союз между Кеотарой иАкомой.

Глаза Тасайо метали молнии — рушились все его планы.

— Допустим, сегодня тебе удалось сыграть на руку Ичиндару, Мара, но это не конец. Я дал слово, что ты будешь в безопасности, пока не вернешься домой, но как только мои дозорные донесут, что твоя нога ступила на землю Акомы, я брошу против тебя всю мощь Минванаби. И не только. — Он резко развернулся к тем, кто остался при нем. — Я взываю к чести клана! Акома опозорила Империю и клан Хонсони! Война клану Хадама!

— Запрещаю! — немедленно откликнулся Ичиндар.

Губы Тасайо искривились от лютой злобы.

— У меня пятьдесят тысяч солдат, готовых выступить по моему приказу.

Считалось предосудительным обнажать клинки в Палате, но властитель Минванаби презрел обычай и для вящей убедительности вытащил меч. Лезвие драгоценного металлического клинка заиграло огнем. В зале поднялся гомон, но голос, не раз перекрывавший шум сражения, услышали все.

— Ичиндар! Если ты хочешь положить конец спору, давай сделаем это на поле битвы! Посмотрим, останутся ли тогда с тобой твои прихвостни! — потребовал Тасайо, уже не пытаясь сдержать ярость.

Мара похолодела. Перед ней стоял безумец: он предпочитал превратить страну в пепелище, лишь бы не допустить торжества соперника. Оцепенев от того, что ее худшие ночные кошмары сбываются наяву, Мара закрыла глаза, пряча боль: да, прихотью богов ее надежды разбиты. Из-за ее гордыни, из-за безрассудной попытки перебороть судьбу погибнет не только Акома. Она увлекла за собой в пропасть цвет аристократии Империи, и к убийственному пониманию этой истины добавлялось собственное нестерпимое горе: не настанет для Айяки пора возмужания, и дитя, зачатое от Кевина, не возвестит первым криком о своем появлении на свет.

Угнетало сознание своей ответственности: ведь если смотреть правде в глаза, только по ее вине все сложилось так плачевно. Ее народ стоял на пороге гражданской войны.

Как сквозь сон, до Мары доносился тихий голос Ичиндара: он обращался к ней, пытаясь ее подбодрить. Не в силах выговорить ни слова, она повернулась к императору, чтобы поклоном выразить признательность. Обнаружив, что юный монарх не выказывает признаков страха, Мара заставила себя заговорить:

— Акома в твоем распоряжении, государь.

И сразу же вслед за ней многие властители принялись заверять Ичиндара в своей поддержке, другие же, напротив, отодвигались от своих соседей: вот-вот воцарится кровавый хаос, и не каждый считал благоразумным обнаруживать перед всеми, на чьей он стороне. Те, кто не желал ввязываться в грядущую стычку, предусмотрительно постарались, чтобы их не причислили ни к одному из противоборствующих лагерей.

В это мгновение раздался голос, в котором звучала безграничная уверенность в праве повелевать:

— Войны не будет!

Шум в зале затих. Мара глядела во все глаза, пытаясь выяснить причину наступившей тишины. Окружавшие ее вельможи, не веря глазам своим, уставились куда-то вверх.

Появившиеся одновременно из всех входов, расположенных по кругу верхнего яруса, и из всех боковых дверей, в зал спускались десятки одетых в черное фигур. Двигаясь сверхъестественно бесшумно, Всемогущие беспрепятственно достигли нижнего яруса Палаты Совета.

Слово магов было законом; перед ним пасовала мощь любой армии. Все помнили, что натворил на стадионе всего лишь один неофит, посвященный в таинства черноризцев, и потому среди присутствующих не нашлось глупцов, желающих пойти наперекор воле Ассамблеи. Тасайо в бессильном гневе застыл на месте, ясно сознавая, что он погиб. Вся краска сбежала с его лица, когда он вложил меч в ножны.

Вокруг сторонников императора сомкнулись кольцом полсотни магов. Их предводитель приветствовал властительницу Акомы официальным кивком. Мара узнала в нем Фумиту и вздрогнула: ведь он присутствовал при ее разговоре с Камацу от начала до конца! Сейчас рядом с ним стояли двое магов: один — приземистый и очень тучный, а второй — тощий, с угловатыми чертами лица. Под их суровыми бесстрастными взглядами, исполненными непостижимой силы, на нее вдруг накатила волна панического страха: нет сомнений, они пришли за ней, чтобы покарать за непростительную дерзость.

Спора нет, властителя Тасайо обуревало бешеное честолюбие, но и сама она ничем не лучше его. Ведь именно она в слепой самонадеянности посягнула на традиционные устои своего мира. Однако маг не спешил осуждать Мару. Остановившись между ней и заклятым врагом Акомы, Фумита обратился ко всему собранию:

— Мы говорим от имени Ассамблеи и оглашаем ее решение. Мара из Акомы действовала ради блага Империи. С благородным самоотречением она подвергла опасности собственную жизнь, дабы предотвратить раздор в стране. С этого момента ее жизнь священна!

Как только Фумита умолк, слово взял его дородный собрат:

— Наши мнения во многом расходятся, но одно должно быть ясно всем: мы не допустим гражданской войны.

Последним говорил худощавый маг:

— Тасайо из Минванаби, отныне и навеки тебе запрещаются любые враждебные действия против Мары из Акомы. Такова воля Ассамблеи.

Тасайо вспыхнул, словно получив пощечину; рука вновь сжала рукоять меча. Он позволил себе возразить.

— Всемогущий, моя семья поклялась на крови Красному богу, — хриплым шепотом выдавил он.

— Запрещено! — отрезал тощий маг.

Белый как полотно Тасайо согнулся в поклоне:

— Как прикажешь, Всемогущий.

Он отстегнул меч — наследственный клинок с резной рукоятью — и, спустившись по лестнице, передал его Маре. Было видно, что каждое движение давалось властителю Минванаби с немалым трудом.

— Победителю, — сумел выговорить он, но его пальцы дрожали от еле сдерживаемой ярости.

— Все держалось на волоске. — Мара приняла трофей, но ее рукам также явно недоставало твердости.

Тасайо издал горький смешок:

— Не думаю. Ты отмечена богами, Мара. — Он оглядел зал. — Если бы ты вообще не появилась на свет, если бы не погибла твоя семья, оставив тебя наследницей, все равно могли бы произойти перемены — кто же спорит. Но это!.. — Доведенный до белого каления, властитель Минванаби указал рукой в сторону сообщества объединившихся властителей, магов и императора. — Ничего столь непоправимого не могло бы случиться! Да, я предпочитаю взглянуть в лицо Красному богу, лишь бы не видеть Большую Игру наших предков, низведенную до уровня пустой головоломки, и властителей, забывших о гордости и чести, пресмыкающихся в пыли у ног Света Небес. — Колючий взгляд топазовых глаз обежал Палату, где, как некогда грезилось Тасайо, он мог бы верховодить. — Да сжалятся боги над всеми вами и над Империей, которую вы обрекли на бесчестье.

— Молчи! — оборвал его Фумита. — Шимони из Ассамблеи проводит тебя в твои владения, властитель Минванаби.

— Подождите, умоляю! — вскричала Мара. — Десио принес обет Красному богу, поклявшись кровью всего рода Минванаби. По условиям этой клятвы ни один родич Тасайо не может остаться в живых, если Акому не принесут в жертву.

Фумита, бесчувственный как камень, взглянул в лицо властительницы Акомы.

— Глуп тот властитель, который полагает, что боги проявляют столь пристальное внимание к его врагам. Десио зарвался, давая такой зарок, так пусть же его родня и расплачивается за последствия.

— Но что будет с женой Тасайо и двумя их детьми? Они же ни в чем не виноваты! — настаивала Мара. — Неужели ради сохранения чести требуется отнять у них жизнь? — В отчаянном стремлении спасти невинных Мара повернулась к своему врагу:

— Освободи детей от верности натами Минванаби, и я приму их в свой дом. Заклинаю тебя, пощади их!

Тасайо понимал, что ее жалость непритворна и слова идут от самого сердца. Только для того, чтобы ранить ее побольнее, он с вызывающей жестокостью покачал головой.

— Пусть их гибель будет на твоей совести, Мара. — С этими словами он сорвал с пояса жезл предводителя клана Хонсони. — Властитель Саджайо, — обратился он к стоявшему поодаль здоровяку с бычьей шеей, — теперь этот пост доверен тебе.

Расставшись с жезлом, Тасайо в последний раз окинул взором чертоги власти. Более чем когда-либо изящный, и надменный, он насмешливо взглянул на Мару и императора, а затем повернулся к худощавому магу:

— Я готов, Всемогущий.

Маг вытащил из складок хламиды какое-то металлическое устройство, и зал наполнился слабым жужжанием. Он положил руку на плечо Тасайо, и оба бесследно исчезли, оставив на память о своем уходе лишь легкий хлопок воздуха, устремившегося в то пространство, которое они только что занимали.

Властитель Саджайо полюбовался жезлом, попавшим к нему в руки, после чего нехотя поплелся к возвышению.

— Величество! Не знаю, на благо Империи я действую или нет… — Он покосился на остальных властителей, которые единодушно сплотились вокруг Мары и Фумиты. — Но, как говорится, в Большой Игре боги покровительствуют победителям. Я передаю тебе полномочия предводителя клана Хонсони.

Ичиндар принял последний из пяти жезлов.

— Должность Имперского Стратега отныне упраздняется, — отчеканил он. Сейчас в его словах звучала непререкаемость обретенной власти.

Без дальнейших церемоний он разломал надвое каждый из жезлов и швырнул половинки на пол.

Затем, не дожидаясь, пока обломки скатятся по ступеням помоста, император окликнул властителя Камацу Шиндзаваи.

Отец Хокану склонился в почтительном поклоне:

— Чего желает Величество?

— Империя нуждается в тебе, — изрек Свет Небес. — Я назначаю тебя на вновь учрежденный пост имперского канцлера.

— Ради служения Империи, Величество, я с радостью принимаю этот пост, — вновь поклонился Камацу.

— Да будет Камацу Шиндзаваи моим гласом и моим слухом, — возвестил Ичиндар вельможам. — К нему несите свои требования, нужды и предложения, поскольку мы займемся преобразованием страны.

Новый имперский канцлер был отпущен, и Свет Небес произнес следующее имя:

— Фрасаи Тонмаргу!

— Величество!.. — выступил вперед старый воин.

— Нам понадобится сановник, способный ведать военными делами. Если Камацу будет моими глазами и ушами, согласен ли ты стать моей правой рукой?

— Ради служения Империи! — басовито прогудел в ответ властитель Фрасаи.

Ичиндар вкратце обрисовал его новые обязанности:

— Фрасаи Тонмаргу назначается верховным главнокомандующим. На него возлагаются обязанности, которые раньше исполнял Имперский Стратег, но теперь он будет следовать моим приказаниям. — Затем Ичиндар наклонил свой сияющий шлем в сторону того, кто стоял рядом с Марой. — Хоппара Ксакатекас назначается его заместителем.

Юный властитель весело улыбнулся Маре.

— Ради служения Империи! — во всю мочь выкрикнул он.

Мара передала ему меч Тасайо.

— Отправь его кочевникам пустыни во исполнение обета твоего отца.

Хоппара с трепетом принял из ее рук старинный клинок. Наконец император обратил свой лик к властительнице в одеждах из переливающегося изумрудного щелка:

— Мара из Акомы!

Женщина, даровавшая ему почести и бремя самодержавной власти, подняла на него глаза, скрывая волнение за непроницаемым фасадом цуранского самообладания.

— Ты предотвратила хаос и разгул безумия в стране, — произнес Ичиндар, чтобы слышали все, а потом, уже менее официальным тоном, обратился к Маре:

— Какую же награду мы можем тебе предложить?

Мара неожиданно для себя покраснела.

— Величество, по правде говоря, мне не нужно ничего, кроме возможности в мире и процветании вести дела своей семьи. Боюсь, я нанесла слишком большой урон своей чести и не имею права на какую бы то ни было награду.

— Ты пренебрегла важнейшими своими интересами, и честью в том числе, ради высшего блага, — заметил Ичиндар. — Ты напомнила нам о давно забытых истинах и о подлинном величии. В наши дни ты воскресила принцип, веками пребывавший в забвении. Поставив счастье всего народа выше интересов семьи, ты подала пример высочайшего благородства. Так неужели не существует награды, которой мы могли бы тебя почтить?

Мара раздумывала не долее секунды:

— Величество, я хотела бы попросить, чтобы мне было пожаловано право владения поместьями и землями, принадлежавшими властителю Минванаби.

Весь зал отозвался на ее слова гулом неодобрительного недоумения. Цуранская традиция предписывала и простолюдину и вельможе держаться подальше от имения поверженного рода: принято было считать, что над этим местом тяготеет проклятие богов. Множество прекрасных поместий обратилось в руины и заросло сорной травой из-за неискоренимого убеждения, что судьба властителя неразрывно связана с землей, которая ему принадлежит.

— К чему, госпожа, столь отягощенный злом подарок? — Император был в замешательстве.

— Величество, — с торжественной серьезностью ответила Мара, — сегодня мы собрались, чтобы расчистить путь для грядущих перемен. По моему разумению, для небес будет куда большим оскорблением, если мы допустим, чтобы такое великолепное жилище было заброшено и обречено на разрушение и тлен. Ты только позволь мне, и я отправлю посланца в храм Красного бога и получу ясное подтверждение того, что клятва на крови, принесенная властителем Десио, исполнена. Тогда пусть жрецы Чококана благословят и освятят эти земли

— если понадобится, то каждую пядь… И в день, когда беспокойные духи Минванаби с миром покинут те края, я поселюсь там сама. — Изо всех сил стараясь скрыть слезы облегчения, Мара спешила высказать то, что наболело:

— Слишком много погибло добрых людей, Величество. Другие стали рабами: их таланты погублены, их возможности пропадают втуне. — Мучительное воспоминание о Кевине заставило ее голос задрожать, но Мара овладела собой и продолжала:

— Я думаю о будущем и поэтому прошу позволения быть первой, кто сломает бессмысленный обычай.

Ичиндар кивком выразил согласие с ее неслыханной просьбой. В наступившей глубокой тишине — ибо каждый властитель в новом свете увидел свою землю и своих подданных — Мара бросила клич:

— Пора покончить с бесцельным расточительством. Сейчас и навсегда! Я взываю ко всем, кто боролся против меня в прошлом. Придите ко мне с миром в сердцах, и пусть сгинут старые распри. — Она взглянула на Джиро из Анасати, но не заметила ни проблеска ответного чувства. Лицо его под красно-желтым шлемом оставалось холодным и отчужденным.

Император с высоты помоста отметил безмолвный обмен взглядами, равно как и удивление на лицах многих присутствующих вельмож. Отчасти ему были близки чувства Мары, но все же он далеко не до конца понимал, что движет этой глубокой и сложной душой.

— Госпожа Мара, земли — это недостаточное вознаграждение за дар просветленной мысли, которым ты обогатила наш Совет, — сказал он, глубоко тронутый ее видением победы, которую венчают прощение и милосердие. — У тебя есть богатство и власть, влияние и престиж. Сейчас в этом зале нет никого, кто превзошел бы тебя величием или весомостью заслуг. — Он внезапно улыбнулся, позволив себе некое подобие шутки:

— Я предложил бы тебе стать моей десятой женой, если бы мог вообразить, что ты согласишься.

Лицо Мары запылало от смущения, и по залу пробежала волна приглушенных смешков. И среди всеобщего оживления император огласил последний приказ этого небывалого дня:

— Ты поступилась собственными интересами ради блага других людей. Это следует оценить и при твоей жизни, и в назидание будущим поколениям. Я хочу напомнить всем о давней поре, когда Империя была еще молода. В те времена, если некто принимал на себя особое служение, рискуя жизнью и честью, то мои предшественники возводили его в сан, дающий право на наивысшие почести повсюду, где бы он ни появился. Мара из Акомы, я присваиваю тебе древний титул — Слуга Империи.

Онемев от изумления, Мара отчаянно цеплялась за последние клочки самообладания. Слуга Империи! На памяти ее поколения никто — ни мужчина, ни женщина — не удостаивался такого высокого титула. Им были отмечены за две тысячи лет лишь десятка два людей, ставших героями легенд. Их имена твердили вслух как заклинание, приносящее удачу; их заучивали наизусть дети, знакомясь с историей своего народа. Этот ранг означал также официальное приобщение к императорской семье. От столь неожиданного взлета на самый верх общественной пирамиды у Мары все поплыло перед глазами, и несколько мгновений она позволила себе потешиться мыслью, что могла бы вместе с Айяки перебраться во дворец и всю свою оставшуюся жизнь провести там в довольстве и покое.

— Ты ошеломил меня, государь, — выдавила она наконец.

И она склонилась перед ним до земли, как смиреннейшая из слуг.

Затем властитель Хоппара Ксакатекас издал боевой клич, и весь Высший Совет разразился рукоплесканиями. Мара стояла, окруженная восторженными почитателями, чувствуя, что у нее кружится голова от сознания, что она победила. И более того — она сумела добиться, что ее семье уже никогда не будут угрожать злобные происки Минванаби.

Глава 12. ОТКРОВЕНИЯ

Хокану застыл в неподвижности. Опершись руками о подоконник, он устремил взгляд туда, где полыхал красками блистательный закат, и, казалось, целиком отдался безмолвному созерцанию.

Он стоял спиной к Маре, сидевшей на подушках в личной приемной Камацу, и она мучилась от невозможности взглянуть ему в лицо и понять, какие же чувства вызывает у него сейчас ее присутствие. Властительнице было не по себе еще и из-за трудных слов, которые ей предстояло произнести. Она вдруг обнаружила, что безотчетно теребит тонкую бахрому платья — эту привычку она переняла у Кевина, — и, спохватившись, заставила себя превозмочь тоску и печаль. Судьба предназначила ей быть властительницей Акомы, а ее возлюбленному — свободным сыном Занна.

— Госпожа, — тихо сказал Хокану, — с тех пор, как мы виделись в последний раз, многое изменилось. — В его голосе появился оттенок благоговения; ладони сильнее прижались к резной узорной раме. — Да, я наследник владений Шиндзаваи, это так, но ты… ты Слуга Империи. Что за жизнь будет у нас, если между твоим положением и моим — целая пропасть?

Мара не без труда стряхнула воспоминания о неугомонном варваре.

— Будем жить как подобает мужчине и женщине; будем жить как равные, Хокану. В нашем потомстве продолжится и твой род, и мой, и имена обеих наших семей сохранятся. Вести дела наследственных владений мы поручили достойным управляющим…

— А сами поселимся во дворце, который раньше принадлежал Минванаби? — закончил фразу Хокану, еще не вполне овладевший собой.

— Ты боишься накликать несчастье? — напрямик спросила Мара.

Хокану издал короткий смешок.

— Госпожа, в тебе воплощено все счастье, о котором я мог бы мечтать. Но… Слуга Империи… — задумчиво повторил он. Однако молодой воин не позволил себе надолго отклониться от сути беседы. — Я всегда восхищался домом Минванаби. И если ты будешь рядом со мной — значит, именно там моя мечта станет явью.

Чувствуя, что Хокану вот-вот произнесет слова официального согласия на брак с ней, поскольку властитель Шиндзаваи доверил сыну принятие решения, Мара быстро заговорила:

— Хокану, прежде чем ты скажешь еще что-то, я хотела бы открыть тебе одну тайну.

Ее серьезный тон заставил собеседника отвернуться от окна. Лучше бы он этого не делал, подумала Мара. Его прекрасные темные глаза смотрели на нее с таким вниманием, такое искреннее восхищение светилось в их ясной глубине, что у Мары защемило сердце. И все-таки она сказала то, что было необходимо сказать:

— Ты должен знать: уже месяц как я ношу под сердцем ребенка от другого мужчины — раба, к которому я питала глубочайшее уважение. Он навсегда вернулся на родину: его отправили через Бездну, и мы с ним больше никогда не увидимся. Но если я вступлю в брак, то поставлю непременным условием требование, чтобы ребенок считался законным.

На красивом лице Хокану не дрогнул ни один мускул.

— Кевин… — задумчиво произнес он. — Мне известно о твоем любовнике-варваре.

Мара напряглась, внутренне готовая к вспышке мужской ревности; пальцы с такой силой вцепились в край подушки, что впору было побеспокоиться, не оторвется ли бахрома.

Ее волнение не осталось незамеченным. Хокану пересек комнату и ласково развел сжатые пальцы Мары. Прикосновение было кратким и легким, но в нем угадывался еле заметный трепет — свидетельство чувств, которые Хокану считал себя обязанным держать в узде.

— Госпожа, я знаю тебя достаточно хорошо, чтобы понять: забеременеть по легкомыслию ты не могла. Значит, остается думать, что Кевин — человек, воистину достойный уважения. — Ее удивление зажгло у него в глазах веселый огонек. — Разве ты забыла, что я провел некоторое время в Мидкемии? — спросил он, неожиданно улыбнувшись. — Мой брат Касами позаботился о том, чтобы основательно ознакомить меня с «варварскими» понятиями честности и справедливости. Для меня не в новинку склад характера мидкемийцев, властительница Мара. — Теперь его губы искривила невеселая усмешка. — Ведь именно я привел к отцу «варварского» Всемогущего по имени Паг, потому что угадал в нем некий редкостный дар. — Видя, что названное имя явно ничего не говорило Маре, Хокану объяснил:

— Здесь он стал известен как Миламбер из Ассамблеи.

Мара не могла удержаться от смеха: вот уж воистину ирония судьбы!

— Вот так и получилось, — договорил Хокану, — что я тоже сыграл свою, пусть даже очень маленькую, роль в последующих ужасных событиях.

Властительница Акомы взглянула в лицо Хокану и прочла удивительное понимание в устремленных на нее глазах. И хотя она не могла привнести пламя страсти в какой бы то ни было союз с домом Шиндзаваи, но перед ней был мужчина, которого она могла уважать, способный разделить ее взгляд на будущее — взгляд новый и непривычный. Объединив свои силы, они могли трудиться над созданием еще более великой Империи.

Хокану опустился перед ней на колени.

— Ты способен заботиться о двух мальчиках, которым не приходишься отцом?

— спросила Мара.

— Не просто заботиться, я их буду любить! — Он улыбнулся при виде откровенного изумления своей избранницы. — Вспомни, Мара, я же приемный сын Камацу. Хотя между нами нет кровных уз, связывающих отца и сына, он научил меня ценить крепкую любящую семью. Прекрасные качества Айяки говорят сами за себя, а ребенка Кевина мы воспитаем таким, каким его хотел бы видеть, родной отец.

Мара потупилась, чтобы скрыть предательскую влагу на глазах. Руки Хокану бережно обвились вокруг ее плеч, и тогда она дала волю слезам облегчения. Разве смела она надеяться на большее, чем просто согласие принять в семью сына Кевина? Сердечный, великодушный отклик Хокану — разве это не щедрый дар небес? Маре показалось, что она слышит ворчливый голос Накойи, твердившей, что молодой Шиндзаваи — человек совсем особенный и заслуживает лучшего обращения.

— Боги рассудили мудро, Хокану, — тихо промолвила Мара, — ибо ни один мужчина, рожденный в нашем мире, не сумел бы лучше тебя понять сложности моей жизни и остаться мне другом…

— Я принимаю твое брачное предложение, властительница, Слуга Империи, — прошептал Хокану слова официального согласия. Потом он поцеловал ее, но совсем не так, как Кевин. Вопреки самым лучшим намерениям Мары ее тело отказывалось тотчас воспламениться: перемена была слишком ощутимой. Прикосновение Хокану не показалось неприятным, просто… другим.

Обостренная чуткость подсказала Хокану: Маре необходимо время, чтобы привыкнуть к нему. Он слегка отстранился, по-прежнему держа ее в крепких объятиях, и в его глазах засветилось лукавство.

— Каким образом, во имя всех добрых богов, ты можешь знать, что родится мальчик?

Последние сомнения покинули Мару, и она рассмеялась от всего сердца.

— А просто я так хочу, — ответила она, разом превращаясь из властительницы в женщину. — И все тут.

— Значит, неукротимая моя суженая, быть посему! — провозгласил Хокану, помогая ей подняться. — А сейчас нам лучше пойти к моему приемному отцу и уведомить его, что в течение некоторого срока он не сможет исполнять свои обязанности при императоре, поскольку ему придется присутствовать на нашей свадьбе.

***

Мара подала сигнал, и процессия остановилась. Жрец Туракаму повернул к ней лицо в красной маске: его поза выражала безмолвный вопрос. Он стоял во всем своем жреческом великолепии, хотя это великолепие сводилось главным образом к наличию краски на коже. Его наготу прикрывала лишь украшенная перьями и костями накидка, наброшенная поверх ожерелья из младенческих черепов. Однако, явившись при всех положенных регалиях, он не счел нужным взять с собой прислужников, необходимых для проведения того или иного обряда: он намеревался всего лишь проследить за тем, чтобы молитвенные врата были убраны из поместья Минванаби с соблюдением всех правил.

Мара вышла из носилок, чтобы переговорить с ним.

— Досточтимая госпожа, — официально приветствовал ее жрец. — Твое щедрое пожертвование храму принято благосклонно.

— Что это? — спросила Мара, указывая на разведенный вблизи от дороги костер, где горело несколько крупных бревен.

— Злосчастные врата Десио, постройка которых так и не была завершена. Храм принял решение: падение дома Минванаби служит несомненным доказательством того, что их дело не снискало одобрения Красного бога. Поэтому врата не могут считаться священными и не отмечены благословением; следовательно, их можно разрушить, не опасаясь божественного возмездия.

Он показал на пару запряженных нидрами повозок, стоящих на обочине дороги в ожидании, пока раскатают по бревнам вторые врата.

— Их отправят, куда ты укажешь, а эту землю освятят заново. — Несмотря на зловещее обличье жреца, говорил он почти обыденным и вполне дружелюбным тоном. — В твоем намерении перенести молитвенные врата на новое место есть нечто странное, Мара, но мы не усмотрели в этом ни богохульства, ни святотатства. Если вспомнить обо всем, что связано с этими вратами, то становится понятным твое желание убрать их, раз уж поместье перешло в твои руки. — Чисто по-цурански пожав плечами, он продолжил:

— Теперь, когда Высший Совет лишился значительной доли своей власти, для храмов открывается больше возможностей содействовать благополучию Империи. Ты немало способствовала такому повороту событий, и служители богов признательны тебе.

Резким взмахом руки он заставил остановиться работника с лопатой, приблизившегося к западной опоре ворот.

— Осторожнее! — предостерег жрец, а затем обратился к надсмотрщику:

— Ни в коем случае нельзя потревожить останки жертв. Проследи, чтобы вокруг их могил оставалось достаточно земли.

Надсмотрщик немедленно передал полученные указания остальным рабочим. Довольный тем, как продвигается дело, служитель Туракаму вернулся к доверительной беседе:

— Нас, слуг Красного бога, частенько не правильно понимают, госпожа. Смерть — часть жизни; рано или поздно все попадают в чертоги Туракаму. Мы не торопимся загонять туда людские души. Запомни это на будущее, если когда-нибудь тебе понадобится наш совет.

Мара почтительно склонила голову:

— Я запомню твои слова, достопочтенный жрец. — Затем она обратилась к Люджану:

— Я немного пройдусь пешком.

По пологому склону она направилась к пристани, где у причалов покачивались барки, готовые переправить их через озеро. На противоположном берегу высился освещенный солнцем огромный дом, которому предстояло вскоре с почестями принять людей из Акомы, а также их — гостей и посланников от других властителей.

— Люджан, — прошептала она, обводя взором величественную панораму озера, горы, узкую горловину вдали — там, где в озеро впадала река. — Ты когда-нибудь думал, что мы можем проиграть?

Люджан рассмеялся, а Мара вдруг ощутила порыв нежности к этому воину, больше всех напоминающему ее удальца-варвара своими добродушно-задиристыми повадками.

— Госпожа, я был бы последним вруном, если бы вздумал уверять, что мне никогда не приходила в голову мысль о поражении. Мы попадали в опасные переделки, и порой я начинал уже сомневаться, что нам удастся из них выпутаться. Но ни разу, ни на один миг, — добавил он более серьезно, — я не усомнился в тебе.

Мара порывисто пожала его руку:

— И я от всей души благодарю тебя за это, мой верный друг.

Вместе они — властительница и военачальник — подошли к причалу, где их ожидали лодочники, чтобы перевезти через озеро. Люджан, Сарик и Кейок заняли места в одной барке с Марой, а солдаты Акомы, повинуясь приказам двух командиров легиона, разместились на судах, которым предстояло следовать за баркой властительницы. Вскоре внушительная флотилия с войском Мары уже бороздила просторы озера. Мара оглянулась на Кейока, который прижимал к себе большой ларец бережно, словно хрупкую драгоценность. Там, внутри, под зеленым покрывалом, расшитым самоцветами, покоился натами Акомы. Прежде чем они отправились в путь, военный советник Мары без конца возился с древним деревянным ларцом, чтобы усовершенствовать приспособления, позволяющие управляться и со священным натами, и с костылями. Он считал оказанное ему доверие наивысшей из всех когда-либо присужденных ему наград — даже более почетной, чем воинские звания, заслуженные на полях сражений.

Барки быстро пересекли озеро. Мару томила тоска по Кевину, но удивление при виде мага, ожидавшего на причале, заставило ее отогнать горестные мысли. За спиной у мага стояли жрецы Чококана, которые должны были к этому времени завершить обряд освящения нового поместья Акомы в преддверии грядущего союза Мары с Хокану из Шиндзаваи.

Первые гости начнут прибывать уже на этой неделе. У Мары отлегло от сердца, поскольку, по ее расчетам, ребенок Кевина должен был родиться чуть раньше, чем через восемь месяцев после свадьбы. Возможно, кто-нибудь и заподозрит, что отцом ребенка не является ее законный муж, однако это достаточный срок, чтобы подозрения не перешли в уверенность.

Передняя барка достигла пристани. Выбравшись с помощью Люджана на причал, Мара поклонилась магу:

— Ты оказал нам честь, Всемогущий.

— Мое имя — Хочокена, властительница, — представился черноризец.

Мара узнала в нем более дородного из двух членов Ассамблеи, сопровождавших Фумиту в Палате Совета, и ей стало не по себе.

— Здесь возникли какие-то сложности, Всемогущий?

Маг отрицательно помахал рукой.

— Нет-нет, я задержался лишь затем, чтобы известить тебя: мой собрат препроводил сюда Тасайо и был свидетелем обряда, в ходе которого бывший властитель Минванаби приготовился к достойному завершению кровной вражды и покончил с жизнью. — К Маре уже присоединились советники, когда маг грустно добавил:

— Прошу тебя, пройдем со мной.

Вместе со своей свитой властительница Акомы проследовала за магом по широким аллеям усадьбы. Обогнув огромный дворец, они вышли на просторный плац, где выстроились безмолвными рядами более десяти тысяч человек. Пред ними стоял большой катафалк, задрапированный красным полотнищем. Подняв глаза, Мара увидела четыре тела, закутанных в саваны.

Ее глаза наполнились слезами, когда она поняла, что среди погибших были двое маленьких детей. Невзирая на самые благие намерения слуг, готовивших трупы к погребению, скрыть свежие раны было невозможно: обоим своим детям Тасайо перерезал горло. Мара пошатнулась, почувствовав дурноту при мысли о том, что на их месте мог оказаться Айяки, но Люджан успел поддержать ее под руку.

— Я сохранила бы им жизнь, — выдавила она. Маг не позволил тягостной сцене затянуться надолго. С неподдельным сочувствием взглянув на Мару, он возвестил:

— Род Минванаби прекратил свое существование, властительница Мара. Ассамблея официально засвидетельствовала это событие. Теперь моя миссия закончена, и я должен с тобой попрощаться. Живи долго и счастливо, великая властительница.

Хочокена сунул руку в карман, где носил волшебный амулет, переносящий из одного места в другое; раздалось гудение, и он исчез.

Мара в полной растерянности осталась перед целым сонмом бывших подданных Минванаби. Стоящие в первых шести рядах все до одного были одеты в рубахи рабов; далее тянулись ряды воинов, склонивших головы в знак поражения; их оружие и шлемы были сложены грудами на земле.

Вперед выступил старик, одетый как раб, но с осанкой аристократа. Он распростерся ниц перед Марой и с глубоким почтением обратился к ней:

— Великая властительница…

— Говори, — разрешила она.

— Я Инкомо, бывший первый советник властителя Минванаби. Я предоставляю себя в твое распоряжение, какую бы судьбу ты ни предназначила всем, кто служил злосчастному роду.

— Решать их судьбу — не в моей власти, — прошептала она, все еще потрясенная зрелищем убитых детей.

Инкомо поднял на нее безжизненные темные глаза.

— Властительница, мой бывший господин отправил к праотцам всех своих кровных родственников. Он отдал приказ, чтобы каждый из его родичей убил жену и детей, а затем сам бросился на меч. Господин Тасайо лично проследил за исполнением этого приказа. Некоторое время он выжидал, но час тому назад, когда ему доложили, что твоя нога ступила на землю Минванаби, он лишил жизни и супругу, и детей. Только после того как они испустили последний вздох, он сам принял смерть от своего меча. — Содрогаясь от малодушного страха, Инкомо исполнил последнюю волю господина:

— Властитель Тасайо повелел передать тебе, что он предпочитает видеть своих детей рядом с собой в чертогах смерти, чем живыми в доме Акомы.

Мара похолодела:

— Кровожадный зверь! Ведь они его плоть и кровь!..

Ее охватила слепая ярость; но она еще раз бросила взгляд на неподвижные тельца мальчика и девочки, и гнев уступил место скорби.

— Воздайте им наивысшие почести, — тихо приказала она. — Сегодня прервался великий род.

— Я твой раб, госпожа, поскольку пережил своего хозяина, — поклонился Инкомо. — Но я молю тебя о милости. Я стар и не гожусь для тяжелого труда. Даруй мне великое благо — позволь умереть с достоинством.

— Нет! — так и взвилась от возмущения Мара. — Встань! — Ее глаза метали молнии.

Инкомо оторопел: к столь явному выражению чувств он не был приучен.

Маре попросту невмоготу было видеть унижение заслуженного советника. На удивление сильно сжав его руку, она заставила старика подняться.

— Тасайо ведь не продавал тебя в рабство, верно? — Инкомо так растерялся, что утратил дар речи. А Мара тем временем бросила ему в лицо следующий вопрос:

— Или, может быть, ты стал рабом по приговору имперского суда? Ну, отвечай!..

— Нет, госпожа, но…

— Так кто же смеет называть тебя рабом? — Она не скрывала негодования, пока почти силком тащила за собой старика туда, где стоял ее собственный советник. — Твое обучение под руководством Накойи, как это ни прискорбно, прервалось слишком быстро, — обратилась она к Сарику. — Пусть этот человек станет твоим почитаемым помощником. Внимательно прислушивайся к его словам. Его зовут Инкомо, и он дает дельные советы — это знают все бывшие враги Тасайо. — Старик вытаращил глаза на новую хозяйку, которая улыбнулась ему на диво дружелюбно. Она перевела взгляд на Сарика, который с трудом сдерживал смех при виде ошарашенного старца. — Если ты лелеешь честолюбивые помыслы и хочешь преуспеть в должности первого советника, то не упускай ни единой крупицы мудрости, которой поделится с тобой этот многоопытный политик.

— Как все это понимать, господин? — спросил бывший советник Минванаби, когда Мара отвернулась от них.

— Тебе, Инкомо, предстоит узнать, что наша госпожа все делает по-своему.

— Сарик усмехнулся. — А еще ты поймешь, что у тебя началась новая жизнь.

— Но… освободить раба?

Услышав эти слова, разгневанная Мара снова круто развернулась к нему:

— Ты никогда не был рабом — и в моем доме ты им не будешь! Обращать в рабство свободных людей, когда погибает их хозяин, — это традиция, но не закон! Отныне служи мне исправно — и кончим эти препирательства.

Мара отошла, а Сарик возвел глаза к небесам в знак бесконечного преклонения перед госпожой.

— Слуга Империи! Кто осмелится перечить ей, если она вздумает перекроить еще одну традицию?

Инкомо только кивнул, не в силах выговорить ни слова. Возможность служить хозяйке, по милости небес не страдающей необузданностью нрава или безумной тягой к жестокости, казалась верхом блаженства, ниспосылаемого богами. Инкомо потряс головой, желая убедиться, что не спит, а потом поднес к лицу ладонь и в изумлении обнаружил, что у него текут слезы. Силясь вернуть себе пристойно-бесстрастный вид, он услышал шепот Сарика:

— Когда уже приготовился к смерти, новая жизнь как-то выбивает из колеи, верно я говорю?

Инкомо опять молча кивнул.

Мара тем временем уже удостоила вниманием жрецов Чококана. Священнослужители закончили положенные ритуалы над телами властителя Минванаби, его жены и детей. Когда они поднесли горящую свечу, чтобы поджечь погребальный костер, Мара бросила прощальный взгляд на чеканный профиль человека, который послал на смерть ее отца и брата, а потом едва не покончил с ней самой.

— Наш долг уплачен, — сказала она самой себе, а потом ее голос окреп, и она выкрикнула первый приказ:

— Воины Минванаби! Воздайте почести своему господину!

Солдаты, все как один, подхватили с земли шлемы и оружие. Они стояли навытяжку, салютуя бывшему господину, пока его земная оболочка в богатых доспехах не скрылась за завесой пламени.

Когда столбы дыма взметнулись к небу, вперед выступил Ирриланди, который с дозволения Мары огласил длинный перечень ратных заслуг Тасайо. Мара и ее приближенные выслушали эту речь, проявив безупречную учтивость; со своей стороны, из уважения к чувствам Мары, военачальник повергнутого Минванаби, упоминая битву, в которой сложили головы ее отец и брат, пропустил их имена. Ирриланди смолк, и Мара повернулась лицом к бывшим подданным Минванаби:

— Мне нужны те, кто были у Минванаби управляющими, советниками, слугами, приказчиками. С этого дня служите мне — свободными, как и прежде.

Некоторые из тех, что были одеты в серые рубахи, неуверенно поднялись и отошли в сторону.

— Те, кто были рабами, вы тоже служите мне в надежде, что когда-нибудь эта Империя наберется мудрости и вернет вам свободу, которую, по справедливости вообще нельзя было у вас отнимать.

Рабы не без колебаний присоединились к первой группе.

Тогда Мара обратилась к воинам:

— Доблестные воины, я Мара из Акомы. Согласно традиции вас ожидает жалкая участь бездомных изгоев, а ваших офицеров — неминуемая смерть.

Офицеры, составлявшие передний ряд — те, кто до сегодняшнего дня носил на шлеме плюмаж, — бесстрастно выслушали ее слова: ничего другого они не ждали и в предвидении смертного часа уладили свои земные дела.

Однако Мара не спешила с приказом броситься на мечи.

— Я считаю такой обычай преступным и несовместимым с честью по отношению к людям, вся вина которых заключается в том, что они остались верны своему законному властителю. Не вы выбрали в вожди человека, порочного по натуре. Осуждать на бесславную смерть достойных воинов — глупый обычай, и я не намерена его придерживаться! — Повернув голову к своему военачальнику, стоявшему рядом, она тихо спросила:

— Люджан, ты его нашел? Он здесь?

Наклонив голову, Люджан прошептал на ухо госпоже:

— По-моему, он стоит справа в первом ряду. Прошло много лет, так что можно и ошибиться, но сейчас мы это выясним. — Отойдя от Мары на несколько шагов, он выкрикнул зычным голосом боевого командира:

— Джаданайо, пятый сын Ведевайо! Ну-ка, покажись!

Названный им воин поклонился и сделал шаг вперед. Он не видел Люджана с детства и полагал, что тот не пережил гибели рода Тускаи, поэтому глаза у Джаданайо полезли на лоб от удивления.

— Люджан, старина! Ты ли это?

Люджан представил друга Маре:

— Госпожа, этот человек по имени Джаданайо — мой троюродный брат по отцу. Доблестный воин и достоин служить.

— Джаданайо, тебе предложено служить Акоме. Ты согласен? — обратилась властительница к бывшему солдату Минванаби.

— Как же… это? — запинаясь, проговорил озадаченный Джаданайо.

Люджан ухмыльнулся:

— Соглашайся, дурень! Или мне придется, по старой памяти, наподдать тебе для доходчивости?

После недолгого колебания Джаданайо набрался духу и радостно заорал:

— Да! Госпожа, я согласен служить тебе верой и правдой!

Ответив установленным жестом на его салют, Мара подозвала Кейока — настало время и ему сыграть свою роль.

— Пусть выйдет вперед Ирриланди, что был мне другом в детстве! — выкрикнул военный советник, чей голос, бывало, разносился над полями сражений.

Военачальник Минванаби не сразу распознал в блистательном обличье советника Мары старого приятеля и соперника. Окинув удивленным взглядом костыль и лицо, чеканные черты которого по-прежнему выражали энергию и гордость, он вышел из рядов своих воинов, утративших честь. Сегодня, согласно незыблемой традиции, он готовился принять смерть вместе с подчиненными ему офицерами. Ирриланди слишком долго прожил на свете, чтобы уповать на чудо, поэтому он, не веря собственным ушам, слушал, как Кейок говорил Маре:

— Госпожа, этого человека зовут Ирриланди. Он приходится братом мужу свояченицы моего кузена. Следовательно, он мой родственник, и я могу поручиться, что он достоин чести служить в войске Акомы.

Отдавая должное железной выдержке полководца, бывшего военачальником у Тасайо, Мара приветливо обратилась к нему:

— Ирриланди, я не стану убивать доблестных воинов только за то, что они честно выполняли свой долг. Тебе предлагается поступить на службу дому Акома. Ты согласен?

Старый офицер долго всматривался пытливым взглядом в лицо властительницы. Затем сдержанность, недоверие и подозрительность уступили место мальчишескому ликованию.

— От всего сердца, великодушная властительница! — воскликнул он, отдаваясь порыву безудержного восторга, и повторил:

— От всего сердца!

— Тогда собери всех своих солдат и сопоставь их родословные с родословными людей из моей свиты, — отдала ему Мара первое приказание. — По всей вероятности окажется, что большинство состоит в родстве с солдатами Акомы…или, во всяком случае, будет состоять к тому моменту, когда последний из вас принесет присягу. Служить достойны все, поэтому проследи, чтобы были соблюдены все необходимые формальности; тогда каждый сможет приступить к исполнению своих обязанностей на законном основании. Если среди вас найдутся такие — будь то офицеры или простые солдаты, — кто сочтет для себя невозможным присягнуть на верность моему дому, то я даю тебе право предоставить им выбор: броситься на меч или уйти с миром. Пусть сами решают свою судьбу.

Горстка воинов — не более одного из десяти — отделилась от рядов и удалилась, но большинство осталось на месте.

— Ну что ж, Ирриланди, — не теряя времени приступила к делу Мара, — не желаешь ли ты сейчас предстать перед священным натами Акомы и принести присягу, чтобы с полным правом приступить к выполнению твоей задачи?

Старый офицер склонился в низком благодарственном поклоне, а когда он распрямился, сияя улыбкой, строй воинов взорвался шквалом возгласов и рукоплесканий. «Акома! Акома!» — звенело в утреннем воздухе, так что Мара чуть не оглохла от криков. Долго не умолкали приветственные восклицания, и уже никто не провожал взглядом струи дыма, поднимавшегося над погребальным костром Минванаби.

Мара не стала ждать, пока шум утихнет.

— Приведите здесь все в порядок, — сказала она Сарику и Инкомо, — и подготовьте людей к присяге перед Поляной. А я займусь установкой нашего натами на земле его нового дома.

До Поляны Созерцания Мару сопровождали жрец Чококана, Доброго бога, и Кейок. У входа в священную рощу их ожидал садовник, которому был доверен уход за этим заповедным уголком усадьбы. В руках у него была лопата. Он полагал, что натами Минванаби будет перевернут основанием вверх, так что резные геральдические символы окажутся вкопанными в землю. Такая участь всегда постигала натами побежденной династии, если междоусобные войны приводили к ее полному истреблению. Этого требовал древний обычай.

Настал наконец момент, когда Кейок передал Маре драгоценную ношу — натами Акомы. Жрец и садовник проследовали за властительницей на Поляну; свита осталась у входа.

Поляна здесь была намного больше, чем в Акоме. В безупречном порядке содержались благоухающие цветники, плодовые деревья и каскады прудов, соединенных маленькими, словно игрушечными, водопадами. Мара залюбовалась всеми этими чудесами, от красоты которых перехватывало дыхание.

— Как тебя зовут? — спросила она садовника.

— Нира, светлейшая госпожа, — отвечал смиренный слуга, чуть живой от дурных предчувствий.

— Ты делаешь честь своему ремеслу, садовник. Великую честь, — тихо промолвила Мара.

Даже загар не мог скрыть, как вспыхнуло лицо слуги от неожиданной похвалы. Он низко поклонился, прижав лоб к земле, за которой так любовно ухаживал.

— Благодарю тебя, светлейшая госпожа.

Мара велела ему подняться. По тенистым дорожкам она подошла к площадке, где покоился древний камень с гербом Минванаби, остановилась и долго вглядывалась в геральдический узор, так похожий на ее собственный: если бы не полустершаяся от непогоды фамильная печать, он мог бы быть точной копией изображения на том камне, который она принесла с собой. Это живо напомнило ей, что все Великие Семьи Империи берут свое начало от одного корня. Она сделает все, что в ее силах, ради того, чтобы у них было и общее будущее, повторила про себя Мара.

Выйдя наконец из оцепенения, она сказала садовнику:

— Отодвинь натами… но сделай это почтительно и осторожно.

Нира преклонил колени, чтобы выполнить приказание, а Мара обернулась к жрецу:

— Я не стану закапывать натами Минванаби.

Ей не требовались никакие ритуальные действа, чтобы поддерживать в себе радость победы, к которой она шла так долго и мучительно. Она часто рисковала и понесла тяжелые утраты. Ознаменовать свой триумф уничтожением — пусть даже чисто ритуальным уничтожением — памяти о целой семье… одна лишь эта мысль вызывала в душе отвращение. Легко, слишком легко мог оказаться истребленным ее собственный дом.

Глубоко сознавая и силу свою, и слабости, и ответственность за наследство, которое она сможет оставить сыну и будущим своим детям, Мара склонила голову перед семейным талисманом Минванаби.

— Некогда это имя носили герои. И даже если последний властитель Минванаби оказался недостоин их величия, не подобает обрекать на забвение весь прославленный род. Натами Акомы должен находиться здесь, чтобы мне и детям можно было без опасений и суеты приобщаться к незримому миру наших предков. Но священный камень семьи Минванаби будет перенесен в другое место

— на вершину холма, так чтобы оттуда открывался вид на окрестности усадьбы. Пусть души великих людей прошлого видят, что их земли заботливо возделываются и сохраняются. И тогда они тоже будут покоиться с миром. — Снова обратившись к садовнику, она сказала:

— Нира, ты волен сам выбрать такое место. Посади живую изгородь и разбей сад с цветниками. Никто не должен заходить в этот сад, кроме тебя и тех, кто станет твоими преемниками. Пусть для предков, которые принимали участие в основании и возвеличении нашей Империи, будут доступными и солнечный свет, и прохлада ливней… и память о великой семье останется жить.

Низко поклонившись, садовник аккуратно подкопал землю вокруг древнего камня, поднял этот талисман семьи Минванаби и отнес в сторону, пока жрец Чококана произносил предписанные ритуалом слова благословения. Мара передала жрецу Доброго бога талисман своей семьи. Он поднял натами Акомы к небесам и произнес самые могущественные заклинания, призывая вечное благоволение Чококана. Потом камень вернулся к Маре, а от нее перешел к садовнику.

— Здесь сердце моего дома. Оберегай его заботливо, словно собственного ребенка, и ты станешь известен как человек, чье искусство послужило к чести двух великих домов.

Нира с почтительным поклоном принял новое поручение. Как и любой другой слуга в поместье, он приготовился к рабской доле, а вместо этого обнаружил, что его жизнь начинается заново.

Нира утрамбовал почву вокруг основания натами, и жрец освятил эту землю. Завершая обряд, слуга Чококана позвонил в крошечный металлический колокольчик и удалился вместе с садовником.

Мара осталась наедине с камнем, притяжение которого помогало душам предков в бесконечной череде перевоплощений снова и снова возвращаться туда, где жили продолжатели их рода. Не заботясь о дорогих шелках, она преклонила колени, погладила поверхность камня и обвела пальцами полустертые временем неясные линии рисунка, изображающего птицу шетра — герб Акомы.

— Отец, — тихо проговорила она, — это место должно стать нашим новым домом. Надеюсь, оно полюбится тебе.

Потом она обратилась к брату, утрата которого до сих пор оставалась незаживающей раной в ее сердце:

— Ланокота, пусть всегда будет светел и радостен твой дух.

Она подумала обо всех, кто умер во имя службы ее дому: о близких и любимых и о тех, кого едва знала.

— Доблестный Папевайо, ты отдал жизнь, чтобы спасти меня. Надеюсь, с новым поворотом Колеса Жизни ты возродишься сыном нашего рода. Накойя, мать моего сердца, взгляни: женщина, которую ты вырастила как дочь, возносит тебе хвалы.

Она подумала о возлюбленном — о Кевине, возвращенном в лоно своей семьи,

— и помолилась о том, чтобы он нашел в жизни счастье… без нее. Слезы безудержно текли по щекам: она плакала о потерях и победах, о радостях и печалях. Никогда уже Игра Совета не будет такой, какой ее застала Мара, и бесповоротное изменение правил этой игры во многом — дело ее рук. Тем не менее она понимала, что новые порядки не укоренятся в одночасье. Политические течения будут возникать и сменять друг друга. Придется трудиться не покладая рук ради сохранения мира. Осуществить задуманное ей, конечно, помогут прибыли от торговых соглашений с Мидкемией; однако предстояло еще заняться упрочением власти Ичиндара, и здесь Мару поджидали трудности, для преодоления которых от нее наверняка потребуется приложить не меньше усилий, чем для успеха любой из ее прежних кампаний, имевших целью уничтожение врагов.

И отрезвленная, и воодушевленная сознанием своей ответственности, Мара поднялась на ноги. Словно почерпнув новые силы в красоте сада, в аромате цветущих деревьев, она подошла к воротам, отмечающим вход на священную поляну. Ее встречали ближайшие соратники и тысячи коленопреклоненных воинов Минванаби с Люджаном впереди.

— Госпожа, — радостно провозгласил он, — эти воины, все до одного, готовы служить Акоме.

Мара ответила на его салют. И, словно воскрешая память о давнем дне, когда она, почти девочка, неготовая принять бремя власти, вернула надежду и честь банде бездомных отщепенцев, властительница Акомы сказала:

— Приведи их к присяге на верную службу, военачальник Люджан.

Под руководством военачальника Акомы воины дали краткую клятву, которую годы назад принес он сам, получив одним из первых в Империи это великое благо — возможность вернуться к достойной жизни.

Когда же ритуал присяги был завершен и Люджан построил войско, вставшее теперь под знамена Акомы, взгляд Мары устремился к дальним берегам озера, привлеченный каким-то движением. Сердце ее зашлось от волнения.

— Смотри! — воскликнула Мара, положив руку на плечо Кейока.

Военный советник взглянул в указанном направлении:

— Увы, глаза у меня уже не те, госпожа. Что ты там видишь?

— Там стая птиц шетра. — Голос Мары дрогнул от благоговения. — Милостью богов они прилетели гнездиться на здешних болотах.

— По-видимому, ты угодила богам своим великодушием, госпожа, — отозвался Инкомо, стоявший рядом с молодым Сариком.

— Мы можем лишь уповать на это, Инкомо. Оторвавшись от созерцания пролетающей стаи, Мара обратилась к верным сподвижникам.

— Пора идти, — сказала она. — Нужно обживать наш новый дом. Скоро прибудет мой будущий муж вместе с моим сыном и наследником.

Мара повела своих помощников — и испытанных временем, и новообретенных — к дворцу, которым восхищалась с давних пор и который отныне должен стать домом для ее семьи. Под его крышей объединятся две великие династии, посвятившие себя преобразованию Империи к лучшему. Мара из Акомы прошла мимо рядов солдат-новобранцев, которые всего лишь несколько дней тому назад были ее заклятыми врагами, видевшими свой долг в том, чтобы стереть с лица земли весь ее род. Теперь же большинство тех, кто провожал ее глазами, твердо уверовали в ее способность творить чудеса, поскольку она не только повергла в прах трех властителей из самой могущественной семьи Империи, но и простила тех, кто служил побежденным! Мало того, она обошлась с этими слугами так, словно они никогда не причиняли ей никакого вреда.

Она показала миру пример великодушия и мудрости, и в этом они видели залог своей будущей безопасности и благоденствия.

И ей был присвоен самый древний и самый почетный титул, которого когда-либо могли удостоиться сыны и дочери Цурануани: Слуга Империи.

Раймонд Фейст Хозяйка Империи

ЧАСТЬ 1

Глава 1. ТРАГЕДИЯ

Сияло утреннее солнце.

Трава у берега озера переливалась алмазными каплями росы, легкий ветерок доносил издалека мелодичный клекот вьющих гнезда птиц шетра. Сидя в паланкине, властительница Мара наслаждалась свежестью воздуха, которая вскоре должна была уступить место полуденной жаре; двухлетний сын Джастин дремал у нее на коленях. Прикрыв глаза, она блаженно вздохнула.

Пальцы Мары скользнули в ладонь мужа. Хокану улыбнулся. Этот прославленный воин был бесспорно красив, и годы спокойной жизни не наложили никакого отпечатка на его атлетический облик. Он по-хозяйски сжал ее руку — за нежностью пожатия ощущалась сила.

Прошедшие три года были счастливым временем. Впервые с детских лет Мара чувствовала, что она в безопасности, защищена от бесконечных смертоносных политических интриг Игры Совета. Враг, убивший ее отца и брата, более не мог ей угрожать: теперь от него остались лишь прах и воспоминания. Его семья погибла вместе с ним; земля его предков и великолепно обустроенное родовое поместье по императорскому указу отошли к Маре.

Бытовало суеверие, что владения погибшей семьи отмечены печатью злого рока, но в дивное утро, подобное этому, никакое горе-злосчастье, казалось, ни в чем не обнаруживало своего присутствия. Пока носилки неторопливо продвигались вдоль берега, супружеская чета в полном согласии вкушала покой мгновения.

Укрывшаяся между крутыми холмами долина, изначально принадлежавшая роду Минванаби, была не только самой природой ограждена от возможных нападений, но и так прекрасна, словно на ней почила длань богов. В озере отражались безмятежные небеса; спокойствие вод нарушалось лишь ударами быстрых весел почтовых суденышек, доставляющих депеши управляющим факториями Акомы в Священный Город. Это пели рабы. Они ритмично, в такт мелодии, отталкивались длинными шестами, приводя в движение баржи, нагруженные зерном нового урожая. Нужно было переправить его в закрома близ реки. Там оно будет храниться до весеннего паводка, который позволит глубоко сидящим судам спускаться вниз по течению.

Сухой осенний ветер колыхал пожелтевшую траву; стены особняка в лучах утреннего солнца отливали алебастром. Позади дома, в ущелье между холмами, военачальники Люджан и Зандайя муштровали объединенный отряд Акомы и Шиндзаваи. Поскольку Хокану предстояло со временем унаследовать титул отца, его брак с Марой не привел к слиянию двух семей. Воины Акомы в зеленом маршировали в ногу с солдатами Шиндзаваи в синем; черными вкраплениями в строю тут и там выделялись группы воинов из расы чо-джайнов — разумных насекомоподобных существ Келевана. Помимо земель Минванаби властительница Мара обогатилась союзом еще с двумя ульями, усилив таким образом свою армию тремя ротами воинов, специально выведенных королевами этих ульев и незаменимых в сражении.

Врага, которому достало бы глупости напасть на поместье, принадлежащее теперь Акоме, ждал неминуемый и скорый разгром. Постоянное войско Мары и Хокану, да еще укрепленное отрядами преданных вассалов и союзников, по мощи не знало равных себе во всей стране. С двумя их армиями могли бы потягаться разве что Имперские Белые, собравшие под своими знаменами рекрутов из всех родов, находящихся под властью императора. Но мало этого: титул Слуги Империи, дарованный Маре за заслуги перед Цурануани, закреплял за ней почетное право считаться членом императорской семьи. А это значило, что Имперские Белые не преминули бы выступить на ее защиту, ибо по закону чести

— высшему закону цуранской морали — оскорбление или угроза по отношению к Маре расценивались как преступление против кровного родича Света Небес.

— Сегодня утром, женушка, ты выглядишь так, словно вполне довольна жизнью. И это очень тебе идет! — шепнул Хокану на ухо Маре.

Мара откинула голову на плечо мужа, приоткрыв губы для поцелуя. Даже если в глубине души ей и недоставало той неистовой страсти, которую она познала с рыжеволосым рабом-варваром, ставшим отцом Джастина, Мара примирилась с этой потерей. Хокану сродни ей по духу, он разделяет ее интерес к политике и склонность к новшествам. Он проницателен, добр, предан Маре и проявляет такую терпимость к ее своевольному нраву, на какую мало кто из мужчин-цурани был бы способен. С ним Мара говорила на равных. В замужестве она обрела душевный покой и умиротворение.

Поцелуй Хокану согревал, как вино, но вдруг тишину разорвал пронзительный крик.

Мара высвободилась из объятий мужа; ее улыбка отразилась в темных глазах Хокану.

— Айяки, — одновременно сообразили супруги.

В следующий момент грохот копыт скачущей галопом лошади разнесся на тропе, идущей вдоль озера.

Хокану крепче сжал плечо жены, когда оба потянулись, чтобы выглянуть из паланкина и полюбоваться на фокусы старшего сына и наследника Мары.

Угольно-черный конь с развевающимися по ветру хвостом и гривой летел в просвете между деревьями. Поводья коня были украшены зелеными кисточками; расшитый жемчугом нагрудник удерживал седло, не давая ему сползти назад по длинному поджарому туловищу. Привстав в лакированных стременах, к холке коня пригнулся двенадцатилетний подросток, с шевелюрой столь же черной, как масть его скакуна.

Натянув поводья, он заставил жеребца повернуться и направил его к паланкину. Лицо мальчика, возбужденного быстрой скачкой, разгорелось; богатый, расшитый блестками короткий плащ реял за спиной подобно знамени.

— Он становится дерзким наездником, — с восхищением заметил Хокану.

— Похоже, подарок на день рождения пришелся ему по вкусу.

Сияя от удовольствия, Мара наблюдала, как мальчик управляется с норовистым созданием. Айяки был светом ее очей, его она любила больше всего в жизни.

Вороной протестующе вскидывал голову: он был горяч и рвался перейти вскачь. Еще не вполне привыкнув к виду огромных животных, доставляемых из варварского мира, Мара от страха затаила дыхание. Айяки унаследовал отцовскую необузданность, а после того, как он чудом избежал ножа убийцы, в него порой словно бес вселялся. Временами казалось, что он насмехается над смертью; пренебрегая опасностью, он как будто снова и снова доказывал самому себе, что полон жизни.

Но сегодняшний день не был отмечен подобной вспышкой отчаянного удальства, и вороного жеребца выбрали столь же за послушание, сколь и за резвость. Тяжело всхрапывая, конь уступил узде и пошел крупным шагом рядом с носильщиками паланкина, которые с трудом побороли желание отойти подальше от такого громадного зверя.

Властительница подняла глаза, чтобы бросить взгляд на сына. Айяки должен быть высоким, как оба его деда, и неукротимо храбрым, как ее первый муж… Хотя Хокану не был родным отцом Айяки, оба относились друг к другу с искренней приязнью и уважением. Таким сыном, как Айяки, гордился бы любой отец; в свои годы он уже обнаруживал незаурядный ум, который понадобится ему, когда он станет взрослым и по праву властителя Акомы вступит в Игру Совета.

— Ты, кажется, рад покрасоваться, озорник? — Хокану не упустил случая поддразнить подростка. — Наши носильщики, быть может, единственные в Империи, кому пожаловано право носить сандалии, однако если ты рассчитываешь, что мы погонимся за тобой в луга, то нам, безусловно, придется тебе отказать.

Айяки рассмеялся. Он не сводил с матери темных глаз, излучавших упоение этой прекрасной минутой.

— На самом-то деле я собирался спросить Лакс'ла, нельзя ли мне устроить гонки с кем-нибудь из чо-джайнов. Ведь интересно же узнать — способны его воины догнать кавалерию варваров или нет?

— Если дело дойдет до сражения, то да, хотя сейчас, благодарение богам, мы с Мидкемией не воюем, — ответил Хокану чуть более серьезным тоном. — Но ты уж, будь добр, последи за своими манерами и не задень ненароком достоинство военачальника Лакс'ла, когда надумаешь о чем-либо его спросить.

Ухмылка Айяки стала еще шире. Он рос рядом с этими чужеродными существами, и его вовсе не смущали их необычные нравы.

— Лакс'л еще не простил мне, что я подсунул ему плод йомаха с камнем внутри.

— Простил, — вставила Мара. — Что ни говори, у него было время привыкнуть к твоим выходкам, и этому можно только порадоваться. У чо-джайнов отношение к шуткам не такое, как у людей. — Взглянув на Хокану, она добавила:

— У меня как-то нет уверенности, что они понимают наш юмор.

Айяки скорчил рожицу. Вороной заплясал под ним, и носильщики отшатнулись в сторону от мелькающих в воздухе копыт, потревожив малыша Джастина, а тот, проснувшись, зашелся негодующим плачем.

От шума вороной прянул в сторону. Айяки твердой рукой осадил жеребца, но тот все же попятился на несколько шагов. Хокану сохранял невозмутимость, едва сдерживаясь, чтобы не рассмеяться при виде неистовой решимости мальчика подчинить коня. Джастин напомнил о себе, энергично лягнув мать в живот, и Мара, наклонившись к сыну, взяла его на руки.

В это время что-то пролетело сзади мимо уха Хокану, заставив заколыхаться занавески паланкина. Там, где мгновением раньше находилась голова Мары, в шелке появилась крохотная дырочка. Хокану рывком накрыл своим телом жену и приемного сына и оглянулся. В тени кустов у тропы шевельнулось нечто черное. Повинуясь отточенному в битвах инстинкту, Хокану уже не раздумывал.

Он вытолкнул Мару с ребенком из паланкина, заслонив их своим телом как щитом. От резкого движения паланкин перевернулся, создав для них дополнительное прикрытие. Носильщики повалились наземь.

— В кустах! — закричал Хокану.

Стражи, готовые броситься на защиту хозяйки, обнажили клинки, но, не видя, кого следует атаковать, растерянно топтались на месте.

— Да что… — раздался из-под кучи подушек и клочьев занавесей крик огорошенной Мары.

— Там, за кустами акаси! — подсказал воинам Хокану.

Конь начал бить копытом, как будто его ужалил овод. Айяки почувствовал дрожь могучего животного. Вороной нервно поводил ушами и встряхивал густой гривой, несмотря на все старания Айяки его успокоить.

— Тихо, дружище! Стоять!

Он был так поглощен укрощением коня, что пропустил мимо ушей предостерегающий возглас отчима.

Хокану выглянул из-за паланкина. Теперь стражи по его указанию бросились к зарослям кустов. Обернувшись, чтобы проверить, не грозит ли им опасность нападения с другой стороны, он увидел, что Айяки выбивается из сил, пытаясь справиться с конем, и что поведение вороного внушает тревогу. Отблеск солнца, сверкнувший на лаковой поверхности, позволил разглядеть крошечную стрелу, вонзившуюся в бок животного.

— Айяки! Прыгай на землю!

Конь яростно топнул ногой. Стрела делала свое дело — яд, вызывающий бешенство, проник в кровь. Глаза жеребца вылезали из орбит; он поднялся на дыбы и издал почти человеческий стон.

Хокану метнулся к коню и попытался схватить поводья, но молотящие воздух копыта вынудили его отшатнуться. Он сделал еще попытку, и вновь неудача — вороной увернулся. Хорошо знакомый с повадками лошадей, Хокану понял, что конь впадает в бешенство.

— Айяки! Прыгай! Прыгай сейчас же! — заорал он мальчику, сцепившему руки на шее жеребца.

— Нет! — запротестовал Айяки, которым владел не дух противоречия, а азарт укрощения. — Я могу его усмирить!

Хокану вновь рванулся к поводьям, забыв о собственной безопасности. Упорство мальчика, возможно, имело бы смысл, будь лошадь просто испугана, но Хокану однажды уже довелось наблюдать, как действует стрела, пропитанная быстродействующим ядом, и сейчас он безошибочно распознал те же симптомы. Если бы стрела попала в Мару, смерть наступила бы мгновенно. Жеребец массивнее в десять раз, поэтому жестокая агония продлится дольше. Конь заржал от муки; судорога пробежала по его крупному телу. Он яростно грыз удила, обнажив крупные желтые зубы. При следующей попытке схватить поводья Хокану вновь потерпел неудачу.

— Айяки! Яд!.. — прокричал он, перекрывая шум, производимый беснующейся лошадью.

Хокану пытался перехватить стремена, надеясь высвободить Айяки. Но в эту минуту передние ноги коня застыли, сведенные судорогой, задние ноги подкосились, и вороной грянулся наземь, придавив своим весом юного наездника.

Глухой стук падения тяжелого тела смешался с пронзительным воплем Мары. Айяки до последнего мига отказывался спрыгнуть с коня. Откинув голову назад, отклонившись вбок, он все еще держался в стременах, когда силой удара его швырнуло поперек тропы, а сверху на него рухнул бившийся в конвульсиях конь.

Айяки не издавал ни звука. Обогнув мелькающие в воздухе копыта агонизирующего животного, Хокану одним прыжком оказался рядом с мальчиком. Слишком поздно! Прижатый к земле содрогающейся громадиной, ребенок выглядел пугающе бледным; такая бледность не оставляла надежд. Его темные глаза устремились на Хокану, и свободной рукой он потянулся к руке приемного отца

— за миг до смерти.

Хокану почувствовал, как маленькие испачканные детские пальцы обмякли в его ладони.

— Нет!.. — вскричал он, словно взывая к богам.

Он продолжал сжимать руку Айяки, будто отказываясь верить в его смерть. Крики Мары звоном отдавались у него в ушах.

Воины из эскорта Мары, выбиваясь из сил и невольно задевая оцепеневшего Хокану, пытались сдвинуть мертвого коня. Туша перекатилась в сторону; поток воздуха из опавших легких, вырвавшийся через горло, породил жалобный звук, подобный стону. А отважному юному седоку даже так не было дано выразить протест против бессмысленной и безвременной смерти. Ребра торчали из его расплющенной груди подобно обломкам мечей. Широко распахнутые удивленные глаза на неестественно белом мальчишеском лице все еще были устремлены к раскинувшимся над землей невозмутимым небесам. Пальцы, протянувшиеся к руке приемного отца в надежде, что тот отгонит ужас подступающей тьмы, теперь бессильно лежали на земле. На большом пальце виднелись следы заживающего волдыря — последнее свидетельство усердных занятий с деревянным мечом. Этому мальчику уже никогда не суждено узнать ни славы, ни ужасов боя, ни сладости первого поцелуя, ни гордости мантией властителя, которая ожидала его в будущем, ни сопряженной с ней ответственности.

Непоправимость этой внезапной кончины терзала, как кровоточащая рана. Сердце Хокану разрывалось от горя и невозможности поверить в случившееся. Сознание устояло перед потрясением только благодаря воинской выучке и закалке.

— Накройте ребенка щитом, — распорядился он. — Мать не должна видеть его таким.

Но слова слишком поздно слетели с онемевших уст. Мара уже метнулась за ним. Упав на колени перед телом сына, она протянула руки, чтобы прижать Айяки к груди, поднять с пыльной земли, словно одной только силой материнской любви могла вернуть его к жизни. Но руки застыли в воздухе над окровавленными останками, и что-то сломалось у нее внутри. Следуя мгновенному побуждению, Хокану подхватил Мару и прижал к своему плечу.

— Айяки отошел в чертоги Красного бога, — тихо проговорил он.

Мара не ответила. Хокану чувствовал под своими ладонями бешеный стук ее сердца. Лишь с опозданием заметил он схватку в кустах близ дороги. Воины почетного эскорта Мары остервенело набросились на одетого в черное убийцу. Прежде чем Хокану успел собраться с мыслями и отдать приказ, чтобы того взяли живым — ибо у живого можно выпытать, кто его нанял, — убийца был мертв.

Мечи взлетали в воздух и опускались, обагрившись кровью. В мгновение ока убийца был разрублен на куски, уподобившись разделанной туше нидры на прилавке мясника.

Бросив взгляд на останки, Хокану отметил черный цвет короткой рубахи и штанов, не укрылись от него и окрашенные в красное ладони. Под сорванным с головы капюшоном, закрывавшим все лицо, за исключением глаз, обнаружилась синяя татуировка на левой щеке. Подобный знак мог принадлежать лишь члену тонга Камои — братства наемных убийц.

Хокану стоял не шевелясь. То, что солдаты прикончили злодея, не имело значения: посланцы Камои радостно шли навстречу смерти и не выдавали тайн. К тому же в их общине господствовала строжайшая секретность, и убийца скорее всего сам не имел понятия, кто же заплатил их главарю за нападение. А единственное, что стоило бы знать, — это имя человека, оплатившего услуги Братства. Та часть сознания, которая еще сохраняла способность мыслить, подсказывала, что подобное покушение не могло обойтись дешево. Этому исполнителю чьего-то заказа не приходилось рассчитывать на то, что он сам останется в живых, а услуги наемного убийцы-смертника порой обходились в целое состояние.

— Обыщите труп и проследите путь мерзавца в пределах поместья, — услышал Хокану собственный голос, которому клокотавшие внутри чувства придали непривычную для окружающих жесткость. — Посмотрите, не найдется ли каких-либо улик, которые помогут установить, кто нанял Жало Камои.

Сотник, командовавший отрядом Акомы, поклонился хозяину и отдал подчиненным четкие распоряжения.

— Поставьте стражника у тела наследника, — приказал Хокану.

Он наклонился, чтобы утешить Мару, не удивляясь ее молчанию. Она все еще не могла справиться с ужасом и поверить в смерть Айяки. Хокану не ставил Маре в упрек то, что она не сумела совладать с собой и сохранить бесстрастие, подобающее настоящим цурани. Долгие годы Айяки составлял для Мары всю ее семью — других кровных родичей не было. До его рождения жизнь властительницы Акомы успели омрачить слишком многие смерти и потери. Прижимая к груди маленькую дрожащую фигурку жены, Хокану в то же время продолжал отдавать окружающим необходимые приказы.

Но когда этот горестный долг был исполнен и, Хокану ласково попытался увести Мару в дом, это ему не удалось.

— Нет! — запротестовала она со сдерживаемой болью. — Я не оставлю его здесь одного.

— Госпожа моя, Айяки уже не помочь. Он в царстве Красного бога. Поверь, там его ждет достойный прием, потому что он, ребенок, встретил смерть с отвагой доблестного воина.

— Нет, — повторила Мара таким тоном, что Хокану понял: перечить ей бессмысленно. — Я не уйду.

И хотя спустя некоторое время Мара все же согласилась отправить домой младшего сына под охраной роты воинов, сама она все утро провела на пыльной земле под палящим солнцем, пристально вглядываясь в застывшее лицо своего первенца.

Хокану не отходил от жены. Собранный, словно на поле сражения, он взглянул в лицо худшей из бед и выстоял. Не повышая голоса, он отправил гонца с наказом прислать слуг и небольшой шелковый шатер для защиты от солнца. Мара ни разу не отвела взгляда в сторону, как будто между ней и миром опустилась завеса. Не замечая никого из хлопочущих вокруг людей, она просеивала сквозь пальцы взрытую землю, пока не прибыла дюжина лучших воинов в церемониальных доспехах, чтобы унести ее погибшего сына. Никто не возразил против предложения Хокану воздать мальчику воинские почести: Айяки погиб от вражеской стрелы, и это было столь же непреложно, как если бы яд проник в его собственную плоть. Он отказался покинуть любимого коня — такая храбрость и чувство долга в столь юном отроке заслуживали признания.

С застывшим фарфоровым лицом Мара наблюдала, как воины подняли тело мальчика и уложили его на похоронные носилки, украшенные узкими длинными лентами зеленого цвета — цвета Акомы. Среди зеленых лент выделялась одна ярко-алая: то была дань почтения Красному богу, встреча с которым ожидает всех смертных.

Утренний ветерок стих, и под тяжестью ноши воины обливались потом. Хокану помог Маре подняться на ноги, умоляя богов об одном — чтобы горе ее не сломило. Он знал, каких усилий стоило ему самому сохранять самообладание — и не только из-за скорби об Айяки. Сердце у него истекало кровью и из-за самой Мары: силу ее страдания было трудно даже вообразить.

Хокану бережно направлял шаги жены и поддерживал ее, не давая упасть, пока она шла рядом с носилками.

Следуя извивам дороги, медленное шествие продвигалось по склону холма и наконец приблизилось к особняку, который несколькими часами раньше казался светлым приютом счастья.

Как преступление против самой природы воспринималось то, что сады сохранили свое зеленое буйство и так же искрилась легкая рябь на поверхности озера… а на носилках недвижно лежал раздавленный и залитый кровью мальчик.

Воины, удостоенные чести нести похоронные носилки, остановились перед парадным входом, которым пользовались лишь для наиболее важных церемоний и обрядов. В тени массивного портала собрались самые преданные слуги семьи. Один за другим они склонялись перед носилками, отдавая дань уважения юному Айяки. Их возглавлял Кейок, военный советник, убеленный сединами. Костыль, помогавший ему передвигаться, был старательно спрятан в складках церемониальной мантии. Как ни болела у него душа за Мару, он произнес предписанные ритуалом слова сожаления, ничем не выдав своих подлинных чувств: его лицо было похоже на маску, вырезанную из старого дерева. За ним ожидал своей очереди Люджан — военачальник Акомы; без следа обычной плутовской ухмылки на губах, он с трудом удерживал слезы. Даже ему, воину до мозга костей, едва хватало сил сохранять самообладание. Он учил мальчика, лежащего на носилках, управляться с мечом и не далее как сегодня утром похвалил за прекрасно усвоенный урок.

Люджан коснулся руки Мары, когда она поравнялась с ним:

— Госпожа, в свои двенадцать лет Айяки уже был образцовым воином.

Хозяйка лишь кивнула в ответ и, повинуясь твердой руке мужа, передвинулась к своему хадонре — управляющему поместьем, который стоял следующим в ряду. Маленький и робкий на вид, как мышка, Джайкен выглядел безутешным. Совсем недавно ему удалось пробудить у непоседы Айяки интерес к тонкостям управления хозяйством в поместье. Мальчик с азартом постигал правила игры с ракушками-фишками, изображающими товары, которые Акома поставляла на рынки Империи. Но теперь эти игры никогда уже не нарушат тишину закутка в буфетной, где Джайкен имел обыкновение завтракать. Запинаясь, он произнес официальную формулу сочувствия госпоже. Искренние карие глаза, казалось, отражали ее боль. Миновав Джайкена, Мара с мужем приблизились к молодому советнику Сарику и его помощнику Инкомо. Оба они позже других заняли свое место в домашней иерархии, но Айяки успел завоевать их привязанность так же, как и сердца ветеранов. Их соболезнование шло из глубины души, однако у Мары не было сил отвечать.

Когда, поднявшись по лестнице, властительница Акомы вошла в дом, ноги у нее подкосились, но рука Хокану, поддерживавшая ее под локоть, не дала ей упасть.

Неожиданный переход к темноте зала заставил Хокану вздрогнуть. Неприступный дворец перестал казаться надежным убежищем. Великолепная роспись стенных перегородок, исполненная по заказу новых хозяев, не радовала глаз. В душу Хокану закралось сомнение: вдруг гибель юного Айяки была знамением недовольства богов из-за того, что Мара завладела (с соизволения Света Небес) имуществом павших врагов? Властители Минванаби, некогда проходившие под сводами этих залов, дали обет кровной мести Акоме. Вопреки традиции, Мара не похоронила их натами — священный камень-талисман, который скреплял с Колесом Судьбы души умерших, пока на эту реликвию падал солнечный свет. Неужели задержавшиеся тени поверженных врагов могли навлечь беду на Мару и на ее детей?

Тревожась за безопасность маленького Джастина и втайне укоряя себя за то, что поддался суевериям, Хокану сосредоточил все внимание на жене. До сего дня смерть и потери всегда укрепляли мужество Мары, побуждая к действию; но сейчас она выглядела вконец опустошенной. Передвигая ноги, словно кукла под действием магических заклинаний, она проводила носилки с телом мальчика до главного зала, а затем села рядом и оставалась неподвижной, пока слуги и служанки обмывали истерзанную плоть ее первенца, обряжали его в шелка и драгоценности, подобающие наследнику великого рода. Хокану бродил поблизости, мучимый сознанием своей бесполезности. Он приказал принести еду, но его любимая не стала есть. Он велел лекарю приготовить снотворное, ожидая

— и даже надеясь, — что в ответ последует гневная вспышка.

Но Мара, вяло покачав головой, оттолкнула чашку.

По мере того как солнце пересекало небосклон, тени на полу удлинялись; косые лучи, проникавшие сквозь окна в потолке, также свидетельствовали о приближении вечера.

Когда посланный Джайкеном писарь в третий раз осторожно постучал в парадную дверь, Хокану наконец принял командование на себя и велел отыскать Сарика или Инкомо, чтобы составить список знатных семейств, которые следовало уведомить о случившейся трагедии. Выло совершенно ясно, что Мара не в состоянии самолично принимать решения и распоряжаться. За долгие часы она вышла из неподвижности всего лишь раз — когда взяла в руку холодные, окостеневшие пальчики сына.

Под вечер прибыл Люджан, покрытый пылью и с такими усталыми глазами, каких никто не видал у него в самых трудных походах. Поклонившись госпоже и ее консорту, он ожидал позволения заговорить.

Померкший взгляд Мары остался прикованным к сыну. Хокану протянул руку и коснулся ее плеча.

— Любовь моя, у твоего военачальника есть новости.

Властительница Акомы встряхнулась, словно возвратилась из непостижимо далеких краев.

— Мой сын мертв, — едва слышно выговорила она. — Милосердные боги, это мне надлежало быть на его месте.

Чувствуя, как разрывается от сострадания его собственное сердце, Хокану ласково поправил выбившуюся прядь волос жены.

— Если бы боги были действительно милосердны, не было бы никакого покушения.

Он увидел, что властительница вновь погрузилась в оцепенение, и поднял взгляд на офицера.

Глаза обоих воинов встретились. Раньше им доводилось видеть Мару во власти гнева, боли или даже смертельного страха за свою жизнь. Но на любые напасти она отвечала действием, быстрым и неожиданным для всех. А нынешняя апатия, столь ей несвойственная, заставляла любивших Мару опасаться, что вместе с сыном она может утратить и какую-то часть силы духа.

Стремясь принять на себя как можно большую долю груза забот, обрушившихся на Акому, Хокаиу обратился к полководцу:

— Люджан, скажи мне, что обнаружили твои люди? Будь на месте военачальника Акомы более ревностный поборник протокола, он, по всей вероятности, отказался бы отвечать: при всей своей родовитости и знатности Хокану не был полноправным хозяином Акомы. Но все люди из дома Шиндзаваи, проживающие здесь и несущие службу, были связаны клятвой верности союзу с Акомой, а от Мары сейчас не приходилось ожидать решений. Люджан издал едва заметный вздох облегчения: наследник Шиндзаваи обладал значительной военной мощью и сейчас это было особенно ценно. Доклад военачальника был точным и кратким:

— Мой господин, обыск трупа не дал ничего. К поискам присоединились наши лучшие следопыты и в лощине, где, очевидно, ночевал убийца, обнаружили вот это.

Он протянул круглую пластинку из раковины, окрашенной в ярко-алый и желтый цвета. На пластинке был вырезан треугольный геральдический символ династии Анасати. Хокану с брезгливым видом взял находку в руки. Такую пластинку-бирку обычно вручал гонцу правящий властитель в знак того, что гонец выполнял некое важное поручение. Подобная вещица вовсе не подходила для того, чтобы враг доверил ее убийце; впрочем, властитель Анасати не делал тайны из своей ненависти к Маре. Джиро был могуществен и открыто союзничал с семьями, желавшими отмены императорских нововведений в политике. Действовать он предпочитал скорее головой, чем мечом, и хотя был слишком умен, чтобы питать склонность к грубым, жестоким выходкам, его злонамеренности стоило опасаться. Однажды Маре случилось больно задеть его мужское самолюбие: ее первым мужем был младший брат Джиро, и нынешний властитель Анасати до сих пор не простил ей, что не на нем самом она тогда остановила свой выбор. И не только не простил, но пользовался каждым удобным случаем, чтобы подчеркнуть свою враждебность.

Тем не менее нельзя было усмотреть в найденной бирке один из ходов Большой Игры, уж слишком вызывающим и топорным выглядел бы такой ход. Да и в Братстве Камои состоят не такие простаки, чтобы позволить себе подобную глупость: прихватить с собой улику против своего нанимателя. История тонга уходила в глубокую древность, и его дела были окутаны непроницаемой тайной. Заплативший Братству за убийство мог быть уверен, что ему гарантировано соблюдение величайшей осторожности. Вероятно, роль, отведенная бирке, в том и заключалась, чтобы свалить вину на Анасати.

Хокану поднял на Люджана озабоченный взгляд:

— Ты думаешь, к этому нападению и в самом деле приложил руку властитель Анасати?

В его словах явно сквозило сомнение. Да и Люджану находка столь красноречивой улики, очевидно, внушала кое-какие подозрения, и он уже набрал полную грудь воздуха, собираясь ответить.

Но прозвучавшее имя властителя Анасати пробило заслон летаргии, в которую была погружена Мара.

— Это дело рук Джиро?! — Она резко отвернулась от тела Айяки и увидела красно-желтую бирку в руке Хокану. Устрашающая гримаса ярости исказила ее лицо. — Так пусть же все Анасати обратятся в пыль на ветру! Их натами будет утоплен в нечистотах, а их души поглотит тьма. Они не дождутся от меня такого милосердия, какое я выказала по отношению к реликвиям Минванаби!

Руки Мары сжались в кулаки. Невидящим взглядом она уставилась в пространство между мужем и военачальником, словно там мог возникнуть во плоти заклятый враг, вызванный силой ее ненависти.

— Но даже этим не смыть кровь моего сына! Даже этим.

— Возможно, властитель Джиро и не причастен к преступлению, — осторожно попытался Люджан воззвать к ее здравому смыслу, но горе лишило его голос привычной твердости. — Ведь убийца целился в тебя, а не в Айяки. В конце концов, мальчик — племянник властителя Анасати. Нанять Жало Камои мог любой из врагов императора.

Но Мара, казалось, не слышала.

— Джиро ответит. Мой сын будет отомщен.

— Ты возлагаешь вину на Джиро? — повторил Хокану свой вопрос, обращенный к военачальнику.

То, что молодой наследник Анасати, даже получив мантию и власть отца, не сумел преодолеть старую обиду, говорило об упрямстве и какой-то ребяческой кичливости. Зрелый ум не стал бы лелеять бессмысленное озлобление, но властитель Анасати вполне мог поддаться искушению показать всему миру, чьей рукой подписан приговор Маре.

Однако поверить в такое объяснение было бы крайне опрометчиво. С тех пор как Мара стала Слугой Империи, ее слава и могущество безмерно возросли. Хваленая мудрость Джиро действительно могла порой изменять ему, когда дело касалось Мары, но наверняка не в такой мере, чтобы навлекать на себя гнев императора.

Люджан перевел на Хокану темные глаза:

— Этот кусочек раковины — единственная зацепка, которая у нас есть, но чересчур уж она очевидна… Как тут не подумать: а вдруг это уловка? Вдруг на то и был расчет — подсунуть нам столь убедительную улику, набросить тень на Анасати и тем самым отвести подозрение от кого-то другого? — За его ровным тоном скрывалась клокочущая ярость. А что я думаю… какое это имеет значение? — угрюмо закончил он.

Честь требовала, чтобы он выполнял волю госпожи точнои безоговорочно. Если бы Мара велела ему собрать гарнизон Акомы и броситься в сражение без малейшей надежды, что хоть кто-нибудь из них уцелеет, он не колебался бы ни минуты.

***

Сумерки заволокли потолочные окна огромной палаты. Неслышно ступая, вошли слуги и зажгли светильники, установленные вокруг похоронного помоста. Благовонный дымок наполнял ароматом воздух. Игра теплых световых бликов скрадывала запредельную бледность лица Айяки. Мара несла у смертного одра сына одинокий караул. Она глядела в овальное личико сына, обрамленное угольно-черными волосами, которые впервые на ее памяти оставались причесанными дольше часа.

Все будущее Мары заключалось в нем до того самого момента, когда его раздавил рухнувший на землю конь. Айяки был ее надеждой, усладой сердца, более того — ему предназначалось стать хранителем душ предков и продолжателем рода Акома.

Его погубило ее благодушие.

Побелевшими пальцами Мара впилась в колено. Нельзя было ни на час, ни на миг убаюкивать себя мыслью, что враги могут оставить ее в покое. Чувство вины будет тяготить ее всю жизнь. Как же тягостна теперь любая мысль о завтрашнем дне! Рядом стоял поднос с едва тронутой едой: даже самые лакомые куски утратили привычный вкус. Заботливость Хокану не приносила облегчения; Мара хорошо знала мужа, и, когда он пытался утешить ее, она улавливала в его словах отзвук собственной боли и гнева, а это лишь сильнее растравляло рану.

Только сын, казалось, не упрекал ее за преступное легкомыслие. Айяки пребывал за пределами чувств, недосягаемый ни для печали, ни для радости.

Мара подавила приступ тоски. Как хотела бы она, чтобы стрела поразила ее, чтобы во тьму, венчающую все устремления и порывы, сошла она, а не сын! И то, что у нее осталось другое дитя, не притупляло отчаяния Мары. Хотя Айяки и был старшим из двух сыновей, жизнь успела подарить ему не больше радостей, чем младшему, Джастину. Его отцом был первый муж Мары, Бантокапи, чей род враждовал с Акомой; тот брачный союз принес Маре много страданий и ни минуты счастья. Политические соображения вынуждали ее ловчить и расставлять капканы, но теперь, на ее умудренный опытом взгляд, все это выглядело ничем не лучше убийства. В Айяки она надеялась обрести искупление своей вины перед Бантокапи, которого она сама расчетливо довела до самоубийства. Хотя, с точки зрения большинства участников Игры Совета, властительница Акомы одержала убедительную победу, в душе она всегда считала смерть Бантокапи своим поражением. А то, что именно из-за пренебрежения семьи Анасати он оказался подходящим орудием, которым Мара сумела воспользоваться в своих интересах, дела не меняло. Айяки давал ей возможность изо дня в день воздавать почести тени первого мужа. Она решила про себя, что сын достигнет величия, в котором было отказано Бантокапи.

Но с этой надеждой теперь покончено. Властитель Джиро Анасати был братом Бантокапи; и, хотя покончить с Марой на сей раз ему не удалось, гибель племянника развязывала руки мстительному дядюшке. Теперь ничто не мешало ему вновь разжечь костер междоусобицы, едва тлевший во времена правления его отца.

Айяки воспитывали лучшие наставники; его охраняла бдительность всех воинов Мары, но за привилегии своего положения он заплатил дорогой ценой. В девять лет он едва не расстался с жизнью под ножом убийцы. Две няньки и старая советница, любимица всего дома, были убиты у него на глазах; память о пережитом то и дело возвращалась в ночных кошмарах мальчика. Мара подавила желание погладить руку сына: это не могло его утешить. Плоть была холодна; никогда больше не распахнутся доверчиво и радостно его глаза.

Маре уже не приходилось сдерживать слезы. Гнев на несправедливость судьбы заглушал печаль. Злые демоны, растоптавшие добрые задатки в душе Бантокапи и заставлявшие его находить удовольствие в жестокости, наделили его сына склонностью к меланхолии и мрачным раздумьям. Лишь в последние три года, после свадьбы Мары и Хокану, в натуре мальчика возобладала более светлая, солнечная сторона.

Айяки любил повторять, что крепость, ранее принадлежавшую властителям Минванаби, никто и никогда не осаждал: ведь здешние оборонительные сооружения неуязвимы для врага. Предметом особой гордости для наследника Акомы было и то, что его мать носит звание Слуги Империи. По его глубокому убеждению, этот титул сулил покровительство богов и удачу, достаточную, чтобы отвести беду.

И вот теперь Мара проклинала себя за то, что позволила себе поддаться его детской слепой вере. В прошлом она не раз обращала себе на пользу традиции и предрассудки. Она была тщеславной дурой, если не понимала, что с таким же успехом к подобным методам могут прибегнуть и другие — против нее самой.

Но казалось вопиющей несправедливостью то, что за ее ошибки должен расплачиваться ребенок, а не она.

Снять злые чары, омрачавшие жизнь Айяки, помог малыш Джастин, его единоутробный брат — сын раба-варвара, которого она до сих пор любила. Стоило Маре на миг закрыть глаза, и в памяти всплывало лицо Кевина, на котором почти всегда играла улыбка от какой-то забавной шутки; под солнцем Келевана его рыжие волосы и борода отливали медью. Чувства, связывавшие властительницу Акомы с неугомонным варваром, не имели ничего общего с тем гармоничным единством, что возникло между нею и Хокану. Кевин был задиристым и бесшабашным, а иной раз и безрассудным. Он не стал бы прятать от нее свое горе, а дал бы выход своим чувствам, разразившись вспышкой протеста. И может быть, в этом страстном проявлении жизни Мара почерпнула бы мужество взглянуть в лицо совершившемуся злодейству. Маленький Джастин унаследовал беспечный характер отца. Он был смешлив, падок на шалости и уже обнаруживал бойкий язычок. Как в былые дни его отец, Джастин обладал счастливой способностью отрывать Айяки от мрачных размышлений. Да и как можно было находиться рядом и оставаться безучастным, когда такой озорник носится вокруг на толстеньких ножках, а потом вдруг споткнется и растянется, да еще при этом заливается смехом или корчит уморительные рожицы?

Но Айяки уже никто никогда не рассмешит.

Мара вздрогнула, запоздало ощутив рядом чье-то присутствие. Это был Хокану, вошедший в зал тем сверхъестественно бесшумным шагом, который перенял от лесников в варварском мире.

Поняв, что жена заметила его, Хокану взял холодную руку Мары и задержал ее между своими горячими ладонями.

— Госпожа моя, уже миновала полночь. Тебе стоило бы хоть немного отдохнуть.

Чуть отвернувшись от носилок, Мара перевела глаза на Хокану, и полный участия взгляд мужа заставил ее разрыдаться. Красивое лицо Хокану потемнело, и он прижал Мару к своей груди. Он был силен, худощав и подтянут, как и его отец. Даже если Хокану и не возбуждал в ней той неукротимой страсти, с какой ее влекло к Кевину, они понимали друг друга без слов. Он стал для Мары настоящим мужем, каким никогда не был отец Айяки, и сейчас, когда горе камня на камне не оставило от ее самообладания, только близость Хокану удерживала ее от безумия. В этом объятии, которым он пытался утешить ее, угадывалась решимость мужчины, способного командовать на поле брани. Он, как и Мара, предпочитал мирную жизнь, но, если требовалось взяться за меч, в нем просыпалась храбрость тигров, обитавших по ту сторону Бездны.

Теперь — увы, поздно — эта воинская доблесть понадобится для защиты Акомы.

Слезы струились по щекам Мары. Ее чувство вины обрело имя, и носителя этого имени она заставит горько пожалеть о содеянном. Ее сына убил Джиро из Анасати, и за это она навеки сотрет его род из памяти потомков.

Словно ощутив зловещий ход мыслей Мары, Хокану ласково встряхнул жену:

— Требуется твое присутствие, любимая. Джастин проплакал весь ужин и без конца допытывался, что случилось с мамой. Кейок то и дело является за распоряжениями, а Люджану хотелось бы знать, сколько рот следует отозвать из гарнизонов твоих поместий под Сулан-Ку.

В своей неподражаемой иносказательной манере Хокану дал понять, что не оспаривает неизбежность войны. Это приносило облегчение. Если бы он вздумал вслух усомниться в виновности Джиро или попробовал убедить жену, что один красно-желтый кружок из раковины — недостаточное основание для сокрушительного возмездия, то гнев Мары обрушился бы на него самого. Сейчас для нее не существовало тонкостей, и, значит, кто не с ней, тот против нее. Акоме нанесен удар, и честь требовала действий.

Но вид убитого сына лишал Мару воли; любое действие знаменовало жизнь, а здесь торжествовала смерть.

— Госпожа! — напомнил о себе Хокану. — Будущность Акомы требует твоих решений. Ибо ныне Акома — это ты.

Брови Мары хмуро сдвинулись. В словах мужа звучала правда. Вступая в брак, они договорились, что юный Джастин станет наследником рода Шиндзаваи после Хокану. Внезапно Маре отчаянно захотелось, чтобы этого обещания не существовало. Никогда не согласилась бы она на подобное условие, если бы приняла во внимание, что ведь и Айяки тоже смертен.

Круг снова замкнулся. Она проявила неосмотрительность. Если бы не ее благодушное самоупоение, наследник Акомы не был бы выставлен для прощания в кольце погребальных светильников, а носился по двору, как любой другой мальчик, или упражнялся в боевых искусствах, или мчался, обгоняя ветер, по холмам на своем вороном скакуне.

Перед внутренним взором Мары опять возникло изогнутое дугой туловище вздыбившегося коня и жуткое мелькание копыт в воздухе, когда тот рухнул…

— Госпожа… — настойчиво повторил Хокану. Он ласково разжал пальцы жены, пытаясь снять напряжение. — Все уже позади. Мы обязаны думать о живых. — Он смахнул слезинки у нее со щек, но из-под ресниц катились новые. — Мара, боги были к нам немилостивы. Но не кончилась моя любовь к тебе, и все твои домочадцы свято верят в тебя, в твердость твоего духа. Ты для них словно огонь в ночи. Айяки не зря прожил свою короткую жизнь. Он был храбрым, сильным и верным долгу и оставался таким до последнего вздоха. Так же должны поступать и мы, иначе стрела, поразившая лошадь, окажется причиной множества новых бедствий.

Мара закрыла глаза и попыталась отрешиться от сладковатого запаха дыма масляных ламп. Она не нуждалась в напоминаниях, что тысячи жизней зависят от нее — правящей госпожи Акомы. А сегодня она поняла, что не заслуживает их доверия, и доказательством этой истины стала смерть ее сына. С сегодняшнего дня она уже не может смотреть на себя как на регентшу при подрастающем сыне. Казалось, у нее не осталось сердца, и все-таки она должна готовиться к большой войне и свершить возмездие, дабы поддержать честь семьи. А потом она обязана произвести на свет другого наследника.

Надежды, будущее, светлые планы и мечты, ради которых она стольким пожертвовала, развеялись как дым. Она чувствовала себя истерзанной и отупевшей.

— Мой господин и супруг, — хрипло выдавила из себя Мара, — пойди к моим советникам, и пусть они сделают так, как ты велишь. Я не способна принимать решения, а Акома должна подготовиться к войне.

Хокану с состраданием взглянул на жену. Его всегда восхищала сила ее духа, и было больно видеть, что горе одержало верх над ее великолепным бесстрашием. Он крепче прижал Мару к себе, понимая глубину ее муки.

— Госпожа, — тихо прошептал он, — я сниму с твоих плеч любую ношу, которую смогу принять на себя. Если ты пойдешь войной против Джиро из Анасати, я встану по правую руку от твоего командующего. Но рано или поздно ты должна будешь надеть мантию главы семьи Акома — это твой долг. Так пусть же потеря Айяки не станет концом всему. Пусть она побудит тебя к продолжению рода.

Не в силах вымолвить ни слова, не рассуждая, Мара уткнулась лицом в плечо мужа, и долго-долго слезы беззвучно капали на ярко-синий шелк его одежды.

Глава 2. ВРАЖДА

Джиро хмурился.

Несмотря на легкую одежду без всяких украшений и прохладу, которая еще сохранялась в этот утренний час под кровлей галереи, окружавшей внутренний дворик, лоб Джиро усеивали блестящие бисеринки пота. Позабыв про стоящий рядом поднос с наполовину съеденным завтраком, властитель нервно теребил пальцами край расшитой подушки, на которой восседал. Его глаза не отрывались от игральной доски, разложенной у коленей. Он рассматривал положение каждой фигуры, пытаясь предугадать возможный результат того или иного хода. Не правильный выбор мог привести в западню, хотя на первый взгляд ничто не предвещало беды: при игре с таким противником существовал большой риск, что гибельные последствия проявятся не сразу, а несколькими ходами позже.

Ученые утверждали, что игра в шех обостряет интуицию мужчины в военных и политических делах, но Джиро, властитель Анасати, находил в игре ума больше наслаждения, чем в любом телесном состязании. Хитросплетения игры завораживали его сами по себе.

В умении играть Джиро не по годам рано превзошел и отца, и других своих учителей. Когда он был еще мальчишкой, старший брат, Халеско, и младший, Бантокапи, зачастую чуть ли не с кулаками набрасывались на него, разозленные той вызывающей легкостью, с какой он их обыгрывал. Джиро искал соперников постарше, вступая в борьбу даже с мидкемийскими купцами, все чаще посещавшими Империю в поисках рынков сбыта для своих товаров. Они называли игру по-другому — шахматами, но правила были одинаковыми. Оказалось, что среди них мало кто способен соперничать с Джиро.

Единственный человек, которого ему никогда не удавалось победить, сидел сейчас напротив него, с отсутствующим видом проглядывая кипу документов, разложенных аккуратными стопками вокруг его колен. Чимака, первый советник дома Анасати еще со времен правления отца Джиро, был тощим, как хлыст узколицым человеком с острым подбородком и черными непроницаемыми глазами. Время от времени он отрывался от своего занятия, чтобы беглым взглядом оценить позицию и ответить на ход господина. Рассеянная манера, в которой первый советник наносил Джиро привычное поражение, вызывала у властителя не раздражение, а скорее гордость, что столь светлый ум служит Анасати.

Иногда казалось, что дар Чимаки предвидеть сложные повороты политики граничит с чудом. Даже Текума, отец Джиро, своими успехами в Игре Совета чаще всего бывал обязан мудрости именно этого приближенного. Когда Мара в начале своего восхождения к величию унизила Анасати, Чимака подсказал, каким образом можно использовать в интересах семьи вражду, разгоревшуюся между Акомой и Минванаби. Джиро прикусил губу, не зная, на что решиться: из возможных ходов два сулили небольшое тактическое преимущество, а третий казался многообещающим для развития далеко идущих стратегических планов. Покуда он раздумывал, мысли его вернулись к Большой Игре. Уничтожение рода Минванаби могло бы обернуться поводом для торжества — ведь эта семья соперничала с Анасати; но Джиро не мог примириться с тем, что столь впечатляющая победа была одержана женщиной, которую он возненавидел с той минуты, когда Мара назвала имя своего будущего мужа, выбрав в супруги не самого Джиро, а его младшего брата Бантокапи.

Он не желал принять во внимание, что, заставив пережить такой удар по самолюбию, судьба тем самым избавила его от куда более скверной участи: если бы Мара выбрала его, то ему и предстояло бы пасть жертвой козней властительницы Акомы. При всей своей любви к научному образу мыслей оставшийся в живых сын Текумы Анасати в этом вопросе был неподвластен логике. Он без конца растравлял свою злобу: сука погубила младшего из братьев Анасати, погубила хладнокровно и расчетливо, что, безусловно, являлось поводом для кровной мести. При этом не имело значения, что собственная семья презирала Бантокапи, что, приняв титул властителя Акомы, он порвал всяческую связь с Анасати. Ненависть Джиро была глубокой и жгучей: он предпочитал упрямо отворачиваться даже от того, что и титул свой он унаследовал именно благодаря пренебрежению Мары. Со временем юношеская жажда возмездия переросла в мрачную одержимость опасного и хитрого врага.

Сверкающим взглядом уставившись на игровое поле, Джиро, однако, не поднимал руку, чтобы двинуть фигуру. Чимака, роясь в бумагах, заметил это.

— Опять думаешь о Маре? — Он вопросительно изогнул брови.

Джиро состроил недовольную гримасу.

— А ведь я тебя предупреждал, — продолжал Чимака надтреснутым бесцветным голосом. — Кто без конца растравляет собственную злость, тот рискует нарушить душевное равновесие… и проиграть партию.

Не снизойдя до ответа, властитель Анасати ограничился тем, что выбрал более дерзкий из двух незатейливых ходов.

— Ах вот как!.. — Чимака так и просиял (что было явной бестактностью по отношению к вельможному партнеру) и немедленно двинул вперед фигуру, именуемую «жрецом».

Обескураженный властитель Анасати призадумался: почему так поступил его первый советник? Какая хитрость стоит за этим ходом? Увлеченный разгадыванием замысла Чимаки, Джиро не сразу заметил гонца, торопливо вошедшего в комнату.

Прибывший склонился в поклоне перед господином. Как только вялое мановение руки позволило ему подняться на ноги, гонец немедленно передал Чимаке запечатанный пакет.

— С твоего позволения, господин?.. — пробормотал Чимака.

— Это ведь шифрованное послание, верно? — спросил Джиро, не желая, чтобы его отрывали от обдумывания следующего хода.

Чимака откашлялся, что Джиро принял за подтверждение.

— Я так и предполагал, — заявил хозяин. — Ну что ж, распечатай почту. И пусть хоть на этот раз полученные известия отвлекут твое внимание от игры.

Чимака ответил коротким смешком:

— Чем пакостнее окажутся новости, тем более точной будет моя игра.

Он наблюдал за колебаниями Джиро с чувством собственного превосходства, опасно граничившим с презрением. Затем он перевернул пакет и вскрыл его, воспользовавшись длинным ногтем большого пальца, специально отращиваемым для этой цели.

Беглый просмотр бумаг заставил его высоко поднять брови.

— В высшей степени неожиданно.

В голосе первого советника звучало небывалое для него изумление. Рука властителя Анасати замерла в воздухе, и он, заинтригованный, отвел взгляд от фигур на доске:

— В чем дело?

Чимака служил уже двум поколениям правителей, и только очень редкие события могли застать его врасплох. Он задумчиво взглянул на хозяина:

— Прошу прощения, господин. Я говорил вот об этом. — Он вытащил из пакета один лист. В этот момент он углядел краешком глаза, к какой фигуре направилась рука Джиро, и немедленно предостерег:

— От тебя ждут именно этого хода, господин.

Джиро отдернул руку, не зная, сердиться ему или смеяться.

— Ждут, значит, — пробормотал он, откидываясь на подушки, чтобы привести в порядок мысли. Новая поза давала возможность увидеть игровую доску как бы со стороны и по-иному оценить скрытые перспективы; этот фокус он еще в детстве перенял от отца.

Чимака похлопал по собственной морщинистой щеке документом, вызвавшим заминку в игре, и загадочно улыбнулся. В делах житейских он бы указал, в чем состоит ошибка, но уж при игре в шех он не стонет раздавать советы. Он подождет, пока Джиро в полной мере испытает последствия своих ходов.

— Именно этого, — пробормотал он, сделав пером пометку на пергаменте.

Джиро, сбитый с толку, снова проверил позицию, но при всем старании не сумел обнаружить никакого подвоха.

— Ты блефуешь! — возмутился он и решительно передвинул намеченную фигуру.

Чимака едва заметно поморщился:

— Мне нет надобности блефовать. — Он вывел вперед другую фигуру. — Вот теперь твой «стратег» под ударом.

Джиро увидел расставленную первым советником ловушку — ее изящество хоть кого могло взбесить. Властитель стоял перед выбором: либо уступить центр доски и перейти к навязанной ему оборонительной тактике, либо потерять «стратега» — самую сильную фигуру на доске, — сохранив весьма ограниченные возможности для атаки. Джиро колебался, перебирая в уме различные варианты продолжения. Но сколько бы комбинаций он ни изобретал, пути к победе так и не нашлось. Оставалась единственная надежда — свести игру к пату.

Он переставил с клетки на клетку уцелевшего «жреца».

Чимака уже опять целиком погрузился в чтение. Тем не менее, как только властитель сделал ход, советник бросил беглый взгляд на доску, взял «жреца» «солдатом» и вопреки всякой логике позволил своему хозяину вызволить «стратега» из окружения.

Столь неожиданное великодушие партнера заставило Джиро насторожиться. Он попытался просчитать развитие событий как можно дальше вперед. Увы, прозрение пришло слишком поздно: он с досадой понял, что его умело подвели к тому самому ходу, которого ждал первый советник. Желанный пат уплывал из-под носа, поражение становилось просто делом времени. Продолжать игру не имело смысла; иной раз казалось, что Чимака недосягаем для человеческих ошибок.

Разочарованно вздыхая, властитель Анасати признал поражение, повалив набок фигуру «императора».

— Победа за тобой, Чимака.

Джиро потер глаза: от долгого напряжения болела голова.

Чимака бросил на господина пронизывающий взгляд:

— Твоя игра неуклонно улучшается, властитель Джиро.

Комплимент проливал бальзам на раны, нанесенные самолюбию; однако поражение оставалось поражением.

— Я часто гадаю, Чимака, как тебе удается столь блистательно играть, когда голова твоя занята совсем другими делами.

Первый советник перегнул документ и сложил его несколько раз.

— Шех — это всего лишь отражение одной из сторон высокого разума, господин. — Взглядом из-под тяжелых век он приковывал к себе внимание хозяина. — Моя сила не в стратегических приемах, а в знании противника. Я наблюдаю за тобой всю твою жизнь, господин. Уже после третьего хода я мог почувствовать, в каком направлении работает твоя мысль, а твой шестой ход позволил мне отбросить четыре пятых из всего числа возможных вариантов.

Ошарашенный Джиро бессильно уронил руки на колени:

— Но как?..

— Все очень просто, господин. Жизнью большинства людей управляют некие общие законы. Можно с уверенностью рассчитывать, что линия твоего поведения не выйдет за пределы, определяемые твоим собственным характером. — Чимака засунул свиток в необъятный карман просторного кафтана. — Ты отлично выспался, хорошо позавтракал, твой дух пребывал в покое. Ты сумел сосредоточиться на игре, но тебя не снедала… жажда победы. Когда ты сделал третий ход, мне стало понятно, что твоя игра будет проста, без… дерзновения и риска. — Безраздельно завладев вниманием Джиро, он подвел итог:

— Секрет в том, чтобы подобрать ключи к мыслям противника. Пойми движущие им побуждения, изучи его страсти, и тебе не придется ждать его хода, чтобы узнать, как он поступит. Ты будешь знать его следующий ход заранее.

В ответ Джиро невесело улыбнулся:

— Надеюсь, Чимака, когда-нибудь к нам наведается мастер, который посрамит тебя.

— Мне часто утирали нос, господин, — ухмыльнулся первый советник. — Очень часто. Но ты этого никогда не видел. — Он с удовлетворением скользнул взглядом по разбросанным фигурам. — Играй с теми, кто не знает тебя так же хорошо, как я, и победа — за тобой. По правде говоря, твоему стратегическому дару можно позавидовать. В шех, господин, я играю не лучше тебя. — Первый советник извлек из почты следующий документ и завершил свои рассуждения:

— Но я значительно пристальней изучаю тебя, чем ты когда-либо изучал меня.

Джиро покоробило, что кто-то, пусть даже столь преданный слуга, как Чимака, столь зорко присматривается к нему, но он тут же одернул себя: иметь такого человека в услужении — это дар богов. Чимака соединял в одном лице советника, наперсника и дипломата. Чем глубже его знание господина, тем лучше он будет служить семье Анасати. Ненавидеть его за выдающуюся остроту ума было бы глупостью, недосмотром хозяина, слишком тщеславного, чтобы допустить мысль о собственном несовершенстве. Джиро выбранил себя за эгоистичные, недостойные подозрения и решил сменить предмет разговора.

— Чем ты так увлечен сегодня? — поинтересовался он.

Порывшись в почте, Чимака извлек еще несколько донесений и, оттолкнув в сторону доску, разложил бумаги на освободившемся месте.

— Я старался распутать ниточку, которая могла бы открыть нам доступ внутрь шпионской сети Акомы, как ты того желал, и внимательнейшим образом сопоставлял сведения о связях людей из Акомы. Только что прибыли новые известия, которым я пытаюсь найти место в своей схеме.

Чимака принялся энергично перетасовывать кипы бумаг и настолько углубился в это занятие, что и сам не заметил, как его речь перешла в невнятное бормотание. Наконец он вновь собрался с мыслями и признался:

— Я еще не вполне уверен… — Он перебросил лист из одной кучи в другую.

— Извини за беспорядок, господин, но так нагляднее прорисовываются взаимосвязи. Слишком часто человек поддается искушению выстроить события в линеечку, в жестком порядке, а ведь на самом деле жизнь весьма… хаотична. Он погладил подбородок большим и указательным пальцами. — Я то и дело возвращаюсь к мысли, что надо бы обзавестись столом, набранным из брусков или из веток: я мог бы размещать пометки на различной высоте, чтобы сильнее бросались в глаза внутренние связи…

Долгий опыт научил Джиро относиться к причудам своего первого советника без раздражения. Во время работы Чимака мог ворчать и бубнить, но, похоже, именно в таком состоянии он добивался самых ценных результатов. Шпионская сеть Анасати, на расширение которой Джиро тратил все, что оставалось от его доходов, с каждым годом поставляла все более полезные сведения. Другие знатные семьи для подобных целей, возможно, предпочли бы воспользоваться услугами Мастера тайного знания; однако Чимака упорно выступал против постороннего вмешательства в его операции. Он желал самолично контролировать работу агентов, которых внедрял в другие дома, гильдии и торговые центры. Даже в те времена, когда во главе семьи стоял Текума, отец Джиро, Чимака время от времени покидал поместье, чтобы проследить, как выполняется то или иное его поручение.

Имея дело с Чимакой, Джиро по молодости лет порой выказывал признаки нетерпения; однако он знал, когда не стоит мешать первому советнику. Сейчас Чимака внимательно изучал донесения агентов, и властитель Анасати обратил внимание, что часть депеш относится к событиям двухгодичной давности, а некоторые сообщения представляют собой, судя по виду, просто пометки приказчика, работающего у зерноторговца и имеющего обыкновение записывать свои расчеты на полях первого попавшегося под руку документа.

— Кто-то пытался убить Мару, — не поднимая глаз ответил Чимака.

Вот это новость так новость! Джиро выпрямился, мгновенно вознегодовав: мало того, что ему не доложили немедленно, так теперь еще выясняется, что какая-то другая партия, помимо Анасати, охотится на властительницу!

— Как ты об этом узнал?

Хитрый Чимака выудил из недр кафтана сложенный вдвое документ и протянул его хозяину. Джиро схватил донесение и, развернув его, пробежал глазами первые строчки.

— Мой племянник Айяки мертв!.. — воскликнул он.

Первый советник поспешил перебить хозяина, прежде чем тот разразится возмущенной тирадой.

— Официальное сообщение не поступит до завтра, мой господин, — предупредил Чимака. — У нас есть день и ночь, чтобы хорошенько взвесить, каковы будут наши действия.

Хотя Джиро уже приготовился учинить советнику разнос за неоправданное промедление с докладом о важной новости, он тут же позабыл про свое намерение, и его мысли потекли именно в том направлении, какое косвенно указал ему Чимака. До бракосочетания Мары с Бантокапи их семьи — Анасати и Акома — были злейшими политическими врагами, и если былая вражда не разгорелась снова после ритуального самоубийства Бантокапи, то лишь потому, что узы кровного родства связывали наследника Мары с домом Анасати.

Теперь мальчик угодил в чертоги Туракаму. Весть о кончине племянника не вызвала в душе Джиро печали. Его всегда выводило из себя, что ближайшему кровному родичу мужского пола предстоит унаследовать Акому; договор, обязывающий его, Анасати, выступить в союзе с Акомой в случае необходимости защиты этого самого мальчишки, раздражал, как кость в горле.

Теперь у него наконец-то развязаны руки. Мара показала себя никудышным опекуном: мальчик убит по ее недосмотру! Анасати получили полное основание, да что основание — почетный долг добиваться справедливого воздаяния за безвременную смерть отрока.

Джиро едва не прыгал от радости, осознав, что волен наконец поквитаться с Марой за самого себя.

— Как умер мальчик? — осведомился он.

Чимака метнул на господина откровенно укоризненный взгляд:

— Если бы ты до конца прочел бумагу, что у тебя в руках, то уже знал бы это.

Властитель Джиро ощутил настоятельную потребность напомнить, кто тут хозяин:

— Почему не доложил? Твоя обязанность — давать советы, и только.

Горящие черные глаза первого советника уткнулись в документы. Он ничем не выказал обиды, которую мог бы вызвать у него выпад Джиро. Напротив, в его голосе послышалось самое елейное благодушие.

— Айяки умер из-за падения с лошади. Об этом объявлено во всеуслышание. Но наш шпион, промышляющий на задворках владений Мары, сумел разузнать и еще нечто значительно менее широко известное: конь рухнул на землю и придавил ребенка, потому что был ранен отравленной стрелой.

В памяти Джиро всплыли слова, произнесенные немногим раньше.

— Убийца из тонга, — догадался он, — метивший во властительницу Мару.

С той же пугающе-кроткой интонацией Чимака подтвердил:

— Именно об этом нас недвусмысленно извещает бумага в твоих руках.

На этот раз властитель Джиро с улыбкой склонил голову, великодушно признавая свое поражение.

— Твоя взяла, первый советник. Я усвоил урок. Но теперь перестань размахивать этой новостью как розгой: я предпочел бы выслушать твои соображения. Сын моего врага, как ни крути, — мой кровный родственник. Я разгневан.

Взгляд советника перестал пробегать по зашифрованным строчкам очередного листка: заявление господина требовалось серьезно обдумать. В лучших цуранских традициях Джиро сохранял показное бесстрастие. Раз он сказал, что разгневан, приходилось верить ему на слово. Кодекс чести гласил: слуга должен верить господину. Однако Джиро был скорее возбужден, чем возмущен, решил Чимака, и это не сулило Маре ничего хорошего. За плечами Джиро не было опыта многолетнего правления, и ему недоставало зоркости, чтобы понять, как много можно выгадать в будущем, если занять такую позицию, чтобы союз между Акомой и Анасати распался сам по себе.

Молчание задумавшегося советника действовало Джиро на нервы.

— Так кто же? — требовательно осведомился он. — Кто из врагов Мары желает ее смерти? Если у нас хватит смелости, то мы могли бы вступить с ним в союз.

Чимака откинулся назад, позволив себе испустить глубокий вздох.

— Тут возможны различные варианты. — Он не спешил называть имена. — Однако те семьи, у которых достаточно храбрости, чтобы действовать, ограничены в средствах, а у кого есть деньги — тем не хватает храбрости. Посягать на жизнь Слуги Империи… это нечто неслыханное.

Он пожевал нижнюю губу, а затем жестом приказал одному из слуг собрать документы в стопки и унести. И лишь когда это было исполнено, он сказал сгорающему от нетерпения Джиро:

— Рискну предположить, что Мара подверглась нападению со стороны Братства Камои.

Джиро презрительно усмехнулся:

— Само собой разумеется, убийца — из Камои, но кто наниматель?

Чимака поднялся на ноги:

— Никто. Что и придает соль этому делу. Думаю, Братство преследует собственные интересы.

— Чего ради? — Брови Джиро изумленно взлетели вверх. — Что выиграет тонг от смерти Мары?

У стенной перегородки, обращенной в сторону главного усадебного дома, появился посыльный. Он поклонился, но не успел открыть рот, как советник уже сообразил, с каким поручением тот был отправлен к хозяину, и возвестил:

— Господин, двор в сборе.

Поднявшись с подушек, Джиро взмахом руки отослал гонца и вместе с Чимакой двинулся по направлению к длинному парадному залу, по пути рассуждая вслух:

— Нам известно, что Тасайо Минванаби оплачивал общине Камои покушения на жизнь Мары. По-твоему, он додумался до того, чтобы заплатить им вперед за попытку отмщения, на случай если погибнет сам?

— Не исключено. — Чимака подергал себя за кончики пальцев; эта привычка водилась за ним в минуты сосредоточенности. — Местью Минванаби можно было бы объяснить, почему — на первый взгляд ни с того ни с сего — Братство нанесло удар после стольких месяцев затишья.

Уже приблизившись ко входу в зал, Джиро помедлил в полутьме коридора, чтобы спросить:

— Если люди из Камои выполняют некий обет, данный Тасайо перед его смертью… они будут предпринимать новые попытки?

Чимака пожал сутулыми плечами:

— Кто может ответить? Это ведомо лишь Обехану, главе тонга. У него одного есть доступ к записям, где поименованы и жертвы, и заказчики убийств. Если Братство дало клятву убить Мару… оно не отступит. Если же существовала договоренность лишь об однократной попытке покушения, тогда община Камои может считать, что ее обязательства выполнены. — Он всплеснул руками в горестном восхищении. — Кое-кто будет утверждать, что Благодетельной сами боги посылают удачу. Когда в игру вступает тонг Камои — это, можно сказать, гарантия успеха для любого человека, оплатившего покушение. Некоторым удавалось спастись от посланцев Братства — один, ну два раза, но госпожа Мара, насколько я знаю, сумела уцелеть после пяти покушений. Ее сын оказался не столь везучим.

Джиро двинулся дальше, звонко ступая сандалиями по плиткам пола. Ноздри у него раздувались от возбуждения; он едва заметил двух слуг, сорвавшихся со своих постов, чтобы распахнуть перед ним двери зала. Миновав их раболепно склоненные фигуры, Джиро презрительно фыркнул. Да уж, подумал он, вот от первого советника добиваться надлежащего подобострастия значило бы попусту тратить время. Джиро фыркнул еще раз:

— Что ж, очень жаль, что убийца промахнулся. Однако смерть ее сына дает нам в руки некоторые преимущества: наверняка у них в доме сейчас все пошло кувырком.

Чимака деликатно откашлялся:

— Беда может перекинуться на нас, господин.

Джиро встал как вкопанный. Скрипнув сандалиями, он развернулся лицом к советнику:

— Уж не имеешь ли ты в виду беды Акомы? Мы больше не состоим в союзе с этим семейством. Нет, они сами наплевали на наш союз, допустив, чтобы пострадал Айяки.

Чимака подошел ближе к господину, так, чтобы кучка торговых посредников, ожидавших аудиенции в дальнем конце зала, не могла подслушать.

— Говори тише, — посоветовал он. — Если Мара не найдет веских доказательств в пользу того, что из Чертогов Мертвых до Акомы дотянулась рука Тасайо, то с ее стороны будет логично возложить вину на нас. — Он язвительно пояснил сказанное:

— Когда умер Текума, ты немало потрудился, чтобы твоя враждебность к ее дому стала известна всем и каждому.

— Возможно, ты прав, — вздернул подбородок Джиро.

Чимака не стал изводить господина нравоучениями. Вновь охваченный азартом Игры, он сказал:

— Шпионская сеть Мары — лучшая из всех, которые мне известны. У меня есть одна версия: поскольку Мара приняла к себе на службу весь штат Минванаби…

Щеки Джиро вспыхнули.

— Еще один образчик ее кощунственного поведения и пренебрежения традициями!

Чимака умиротворяюще воздел руку. Бывали моменты, когда властителю Джиро изменяла ясность мышления. Потеряв в пятилетнем возрасте мать, умершую от горячки, он с детским безрассудством цеплялся за устоявшиеся обычаи, за рутину в обиходе, за традиции — словно приверженность порядку могла оградить его от превратностей судьбы. Всю жизнь он стремился спрятать свою боль за стеной логических выкладок или непоколебимой верности идеалу цуранского вельможи, для которого долг превыше всего. Чимака предпочитал не поощрять в своем господине эту склонность, которую считал скорее слабостью, ибо она зачастую сильно ограничивала возможности воплощения тех или иных политических замыслов. Чимаке порой приходилось, по правде говоря, играть с огнем. Так, например, он на свой страх и риск решился на опасный шаг: приютил более двух сотен солдат, ранее служивших в войске Минванаби. Это были озлобленные люди; только смерть могла бы положить конец их ненависти к Маре. Чимака предоставил им прибежище не для собственного удовольствия; его верность интересам хозяина не подлежала сомнению. Он тайком разместил воинов в отдаленных казарменных бараках, о существовании которых мало кто знал. Не задавая прямых вопросов, обиняком, Чимака постарался выведать мнение господина о возможности привести этих воинов к присяге на верность дому Анасати. Как и следовало ожидать, Джиро даже в мыслях не допускал ничего подобного. Издревле было принято считать, что такие люди прокляты и лишены чести; их следует сторониться, иначе на неосторожного благодетеля падет немилость богов, обрекших на гибель злосчастную семью прежних хозяев. Однако Чимака воздержался от немедленного изгнания отверженных. Он не питал надежд на перемену во взглядах господина, но у хорошего хозяина все в дело идет, и, кто знает, может быть, когда-нибудь пригодятся и эти бывшие солдаты Минванаби, раз уж глава дома Анасати никак не может отрешиться от своей бессмысленной ненависти к Маре.

Если между двумя знатными домами назревает столкновение, то стоит иметь этих воинов под рукой, считал Чимака, в преддверии того дня, когда они смогут сослужить свою службу. Мара доказала, что она умна. Она сокрушила семью куда более могущественную, чем ее собственная. Против хитрости нужно бороться хитростью, а Чимака был не из тех, кто упускает случай.

Он и впрямь видел в своем тайном резерве лишнее доказательство собственной преданности Джиро, а чего тот не знает, того и запретить нельзя.

Но воины — это еще не все. Чимака с трудом удержался от желания потереть в предвкушении худые руки. Он обзавелся и шпионами тоже. Уже несколько торговых посредников — управляющих факториями, представлявших раньше интересы Минванаби, работали ныне в пользу Анасати, а не Акомы. Перетягивая этих людей на сторону Джиро, Чимака испытывал такое же наслаждение, как и тогда, когда играл в шех, загоняя в угол «башню» или «жреца» противника. Он знал, что в конечном счете в выигрыше будет Анасати. Тогда его господину придется убедиться в мудрости некоторых решений Мары.

Итак, первый советник Анасати улыбнулся и не стал возражать: он прекрасно знал, насколько далеко может зайти, пререкаясь с Джиро. Однако, памятуя о том, что капля камень точит, он не упустил случая порассуждать вполголоса:

— Ты прав, господин, Мара действительно попрала традиции, взяв под свое крыло слуг злейшего врага. Но ведь она не просто убрала его с дороги; она многократно усилила свою мощь, завладев огромными богатствами Минванаби. Если прежде она была всего лишь одним из участников Игры Совета — пусть даже влиятельным и опасным, — то теперь, в результате своей победы, она вознеслась на такую высоту, до которой не поднимался никто из правителей за всю историю Империи. Армия Акомы — даже без союзников — насчитывает более десяти тысяч мечей; не каждый из кланов средней руки способен выставить такое войско. А клан Хадама вместе с союзниками может соперничать с Имперскими Белыми!

После недолгого раздумья Чимака добавил:

— Будь Мара честолюбива, она могла бы прибрать к рукам немалую власть в стране. Свет Небес явно не намерен противиться ее желаниям.

Задетый за живое неприятным напоминанием о стремительном возвышении властительницы Акомы, Джиро пришел в еще большее раздражение.

— Не важно. Что там у тебя за версия?

Чимака поднял вверх палец:

— Мы знаем, что Тасайо Минванаби пользовался услугами общины Камои. Мы знаем также, что Братство не оставляет попыток прикончить Мару. — Подняв теперь уже два пальца, Чимака поделился и другими соображениями:

— Эти факты могут быть взаимосвязаны, но могут и не быть. Инкомо, состоявший у Тасайо первым советником, успешно сумел раскрыть часть, а возможно, и всех шпионов Акомы, проникших в дом Минванаби. Затем последовал крах, а тайна остается: наши собственные агенты докладывали, что некто уничтожил всех шпионов Акомы на пространстве между дворцом Минванаби и Сулан-Ку. Джиро небрежно отмахнулся:

— Ну, значит, Тасайо поубивал всех агентов Мары еще в те времена, когда имел возможность их выследить.

Чимака хищно осклабился:

— А если нет? — Он распрямил третий палец. — Тут вот что интересно: тех слуг в доме Минванаби, которые оказались шпионами Мары, убивал молодчик из Камои.

Властитель заскучал пуще прежнего:

— Ну, Тасайо приказал Братству…

— Нет! — перебил его Чимака, едва не преступив границ почтительности, однако мгновенно исправил положение, сделав вид, что его возглас просто вступление к дальнейшему объяснению. — Зачем, спрашивается, Тасайо нанимать тонг для расправы с собственными слугами? Какой у него был резон раскошеливаться на наемных убийц, когда достаточно просто дать приказ стражникам из гарнизона усадьбы?

Джиро приуныл:

— Я высказался необдуманно.

Его взгляд переместился вперед, туда, где маялись в ожидании торговцы из факторий.

Чимаку переживания торговцев ничуть не трогали. В конце-то концов, кто они такие? Так, приказчики, мелюзга… ждать своего повелителя — их прямой долг.

— Все дело в том, господин, что у него не могло быть таких резонов. Однако нам никто не запрещает поразмыслить вот над каким вопросом. Допустим, я — властительница и хочу нанести оскорбление сразу и тонгу, и Тасайо; так найду ли я лучший способ достижения цели, чем нанять Братство для уничтожения моих шпионов, сделав заказ на убийство от чужого имени?

Джиро воспрянул духом. Теперь, когда подсказка Чимаки открыла ему первое звено в цепи рассуждений, он мог уже самостоятельно проследить за ходом мыслей опытного интригана:

— По-твоему, у Камои возникла весомая причина, чтобы предъявить Маре собственный кровавый счет?

Вместо ответа Чимака расплылся в улыбке. Джиро вновь тронулся с места. Звук его шагов гулко отдавался под сводамипросторного зала с плотно сдвинутыми стенными перегородками по обеим сторонам, с запыленными военными реликвиями, свисающими с потолочных балок, и внушительной коллекцией захваченных вражеских знамен. Эти творения рук человеческих напоминали о временах, когда имя Анасати было окружено ореолом боевой славы. Из поколения в поколение передавалась древняя эстафета чести: то была традиция знаменитой династии. Род Анасати вернет себе прежнее положение, поклялся себе Джиро, нет, поднимется еще выше. Ибо он позаботится о том, чтобы раздавить Мару, и его триумф прогремит по всей Империи.

Только он способен доказать, что Мара навлекла на себя немилость богов, даровав слугам поверженного врага избавление от уготованной им жалкой участи. Не прибегая к чьей бы то ни было помощи, он покарает ее за глумление над древними устоями. Умирая, она взглянет ему в глаза и тогда поймет: худшую ошибку в своей жизни она совершила в тот день, когда взяла в мужья Бантокапи.

Парадный зал дворца семьи Анасати в точности соответствовал канонам цуранского зодчества. Он не подавлял великолепием, как палата во дворце Минванаби, перешедшем во владение Акомы. Зато все здесь дышало надежностью и покоем, подобно освященным веками храмовым ритуалам. Находясь в родных стенах, Джиро блаженствовал. Ничем не отличаясь от таких же залов в сотнях других усадеб, этот зал тем не менее оставался неповторимым: в нем было средоточие мощи Анасати. По обеим сторонам центрального пролета стояли на коленях просители и вассалы Анасати. Сбоку от помоста, с высоты которого Джиро вершил дела своего двора, замер Омело, его военачальник. За ним выстроились другие офицеры и советники.

Взойдя на возвышение, Джиро уселся в церемониальной позе на своих подушках и расправил складки парадного одеяния. Прежде чем подать управляющему знак к началу дневного приема, он обратился к первому советнику:

— Выясни наверняка, действительно ли тонг преследует Мару по собственной воле. Это позволит нам лучше подготовиться к тому моменту, когда поступит официальное известие о смерти Айяки.

Чимака хлопнул в ладоши, и у его плеча возник слуга.

— Пришли двух скороходов ко мне в покои. Пусть дожидаются моего возвращения.

Поклонившись, слуга поспешил выполнить поручение, а советник в свою очередь отвесил низкий поклон господину:

— Властитель, я приступлю к делу немедленно. У меня есть новые источники, которые снабдят нас более надежными сведениями. — Заметив стальной блеск в глазах Джиро, Чимака тронул хозяина за рукав. — Мы должны проявлять сдержанность, пока не прибудет посланец от Мары с официальным известием о смерти Айяки. Стоит упомянуть об этом сейчас, и по дому поползут пересуды. Если враги получат подтверждение, что наши шпионы проникли в святая святых их дома, это не пойдет нам на пользу.

Джиро стряхнул руку Чимаки:

— Я все понимаю, но не требуй от меня благодушия! Все подданные Анасати будут скорбеть. Убит Айяки, мой племянник, и каждый из нас — кроме рабов, разумеется, — наденет красную повязку на руку в знак нашей потери. Когда с дневными делами будет покончено, подготовишь почетный эскорт для путешествия в Сулан-Ку.

Чимака проглотил досаду:

— Мы отправимся на похороны?

Джиро оскалил зубы:

— Айяки был моим племянником. Остаться дома, когда отдают последние почести его праху, означало бы расписаться в своей виновности или в трусости, а нам не в чем себя винить. Да, его мать — мой враг, и теперь я свободен от любых обязательств перед ней, и никакие союзы не помешают мне расправиться с Акомой. Все это так, но в погибшем мальчике текла кровь Анасати! Он заслуживает такого же уважения, на какое вправе рассчитывать любой внук Текумы Анасати. Мы возьмем с собой какую-нибудь семейную реликвию, чтобы возложить ее на погребальный костер. — Глаза Джиро сверкнули, и он закончил свою речь:

— Традиция требует нашего присутствия!

Оставив при себе собственное мнение по поводу этого решения, верный сподвижник поклонился в знак покорности. Игра Совета коренным образом изменилась с тех пор, когда Мара из Акомы делала в ней первые шаги; однако в глазах Чимаки это нескончаемое состязание все еще сохраняло притягательность игры с высочайшими ставками; ничто в жизни не вдохновляло его так, как причастность к запутанным клубкам цуранской политики. Целеустремленный, словно взявшая след гончая, он поднялся на ноги, охваченный возбуждением предстоящей охоты.

Он вполне сознавал, что события могут принять и неблагоприятный оборот, но даже это не мешало ему чувствовать себя почти счастливым. Покидая парадный зал, он уже бормотал что-то себе под нос, обдумывая указания, которые необходимо разослать с гонцами. Предстояло дать солидные взятки, дабы развязать языки, но если собранные по крупицам сведения подтвердят его теорию, то игра будет стоить свеч. Пока слуги раздвигали дверные створки, чтобы выпустить его, на губах Чимаки играла дьявольская улыбка.

Сколько лет уже ему не выпадало случая испытать себя в единоборстве умов с достойным противником! Поединок с властительницей Марой обещал доставить подлинное наслаждение, если уж нельзя остудить жар одержимости, снедающий властителя Джиро, и тот обречет Акому на уничтожение.

***

Мара беспокойно металась во сне. Ее горестные стенания разрывали Хокану сердце, и ему хотелось сделать хоть что-нибудь — дотронуться, приласкать, — лишь бы облегчить ее муку. Но с момента гибели Айяки Мара спала совсем мало. Даже эти немногие часы сна, полные ночных кошмаров, давали ей некую толику отдыха. Разбудить — значит заставить ее вернуться к реальности, осознанию утраты и к жестокой необходимости через силу держать себя в руках.

Вздохнув, Хокану принялся рассматривать узоры, начертанные лунным светом, льющимся в комнату через стенные перегородки. Тени в углах казались чернее обычного, и даже присутствие удвоенной стражи у каждой двери и каждого окна не могло вернуть отлетевшего ощущения покоя и мира. Наследник Шиндзаваи и муж Слуги Империи чувствовал себя сейчас безмерно одиноким. Ничего у него не было: лишь рассудок да огромная любовь к измученной женщине. Предрассветный воздух был холоден — необычное явление для провинции Зетак, хотя, возможно, объяснимое близостью дома к озеру. Хокану встал и накинул легкий халат, сброшенный ночью. Завязав пояс, он остановился, скрестив руки и глядя на спальную циновку.

Хокану бодрствовал, пока Мара металась на простынях; ее волосы в свете медленно подступающего утра казались обрывками задержавшейся ночной тьмы. Медный свет луны тускнел по мере приближения утра. Перегородки стены, примыкающей ко внутренней террасе, постепенно становились из черных жемчужно-серыми.

Хокану подавил желание пройтись, хотя бы затем, чтобы размять ноги. Ночью Мара просыпалась, всхлипывая в его объятиях и выкрикивая имя Айяки. Он крепко прижимал ее к груди, но тепло его тела не приносило Маре утешения. При этом воспоминании Хокану сжал зубы. Он не боялся взглянуть в лицо врагу на поле боя, но это всесокрушающее горе… дитя, умершее, когда только-только начинали раскрываться его дарования. Муж тут не в силах помочь

— нет на земле такого средства. Лишь время способно притупить боль.

Хокану был не из тех, кто отводит душу в проклятиях. Владеющий собой и напряженный, как туго натянутая струна, он не разрешил себе ничего, что хоть как-то могло потревожить жену. С грацией хищного зверя он бесшумно отодвинул дверь ровно настолько, чтобы можно было выйти на террасу. День слишком хорош, подумал он, устремив взгляд на бледно-зеленое небо. Лучше бы гремела буря, выл ветер, хлестал дождь и сверкали молнии — сама природа должна была ополчиться против земли в день похорон Айяки.

За холмами, в лощине у берега озера, заканчивались последние приготовления. Ступенчатой пирамидой возвышались сложенные бревна. Выполняя приказ Хокану, Джайкен не поскупился и проследил, чтобы для костра были использованы только специально закупленные бревна с ароматической древесиной. Смрад горелой плоти и волос не должен оскорблять ни мать мальчика, ни других оплакивающих его кончину. Губы Хокану сжались в ниточку. В этот скорбный день Мара не сможет остаться наедине со своим горем. Она взлетела слишком высоко, и похороны сына — дело государственное. Со всех концов Империи соберутся правители — отдать дань уважения или шире раскинуть паутину интриг. Игру Совета не прервут ни горе, ни радость, ни любые природные бедствия. Закономерность, которая привела Айяки к гибели, будет проявлять себя снова и снова, как гниль в дереве, невидимая под краской.

На горизонте показалось облако поднятой в воздух пыли. Прибывают гости, догадался Хокану. Снова бросив взгляд на жену, он убедился, что сон ее стал спокойнее. Хокану бесшумно шагнул к двери и велел мальчику-посыльному позвать служанок, чтобы те были под рукой, когда Мара проснется. После этого, не в силах больше выносить бездействие, он вышел на террасу.

Поместье начинало просыпаться. Видно было, как Джайкен чуть ли не бегом направляется из кухонного флигеля к хижинам, где жили слуги; прачки уже сновали между гостевыми спальнями, придерживая на головах корзины с чистым бельем. В полной готовности к приему высоких гостей, воины в доспехах маршировали на смену ночному дозору. Во всем чувствовалась напряженная собранность и деловитость; на этом фоне особенно резко выделялись фигуры двух мужчин, бок о бок шагающих вдоль озера, словно у них не было никакой иной цели, нежели обычная утренняя прогулка. Хокану в недоумении помедлил, пока не присмотрелся и не узнал идущих. Тогда любопытство повлекло его за пределы террасы, и он спустился по лестнице вниз. Скрытый за рядами кустов акаси, Хокану приблизился к берегу и убедился в правильности своего первого впечатления: впереди него неторопливо шли Инкомо и Ирриланди, судя по виду погруженные в глубокое раздумье. Бывший первый советник и бывший военачальник семьи Минванаби не принадлежали к породе людей, совершающих бесцельные прогулки.

Хокану бесшумно последовал за ними, заинтересованный тем, что могли бы делать в такой ранний час столь горестного дня эти двое бывших врагов Акомы, а ныне ее верных слуг.

Достигнув озера, оба — хлипкий, как стебель тростника, советник и жилистый, закаленный воин — преклонили колени на небольшом пригорке и застыли, словно погруженные в молитву. Хокану, так и не замеченный ими, пододвинулся поближе.

В небе проплывали первые розовые облачка, пламенеющие снизу от лучей солнца, еще спрятанного за грядой холмов.

Несколько минут консорт Мары и ее подданные оставались неподвижными, как на картине. Затем свет зари пробил ночную тьму, и по небосводу раскинулся веер солнечных лучей, являя взору самый торжественный миг восхода солнца в первозданной чистоте. Показался край ослепительного диска, теплом и светом омыв застывший покой уединенного уголка, и бриллиантовыми каплями засверкала роса. Тогда Ирриланди и Инкомо поклонились, коснувшись головами земли, и тихо произнесли слова, которые Хокану не удалось расслышать.

Бывшие сподвижники Тасайо завершили свой странный обряд и поднялись на ноги. По-солдатски бдительные глаза Ирриланди первыми заметили, что в окружающем ландшафте что-то изменилось. Он увидел стоящего поблизости властителя и поклонился. Захваченный врасплох Инкомо последовал его примеру.

Хокану жестом поманил обоих к дому.

— Я не мог спать, — хмуро сообщил он на ходу. — Увидел вас с террасы и вышел узнать, что вас сюда привело.

Ирриланди характерным для цурани движением пожал плечами:

— Каждый день перед восходом солнца мы возносим благодарственные молитвы.

Хокану упорно смотрел себе под ноги, шагая босиком по влажной от росы траве, однако его молчание требовало более подробных разъяснений.

Инкомо смущенно откашлялся, прежде чем ответить:

— Мы приходим сюда каждый день, чтобы встретить восход солнца и возблагодарить богов за то, что они ниспослали нам Благодетельную.

Он окинул взглядом дворец с его высокими остроконечными крышами, каменными колоннами и перемычками стен, затянутыми сегодня красными полотнищами в знак почитания Туракаму — Красного бога, который примет дух Айяки в свои владения, после того как будут исполнены надлежащие обряды. Чтобы Хокану лучше понял смысл сказанного, старый советник продолжил:

— Когда властительница добилась краха Тасайо, мы были уверены, что нас ждет смерть или рабство. А вместо этого мы получили в дар жизнь и возможность служить без урона для чести. Вот поэтому мы встречаем каждый рассвет благодарственной молитвой за продление наших дней и за Благодетельную.

Хокану кивнул: столь возвышенные чувства его не удивили. Мара, Слуга Империи, была окружена всеобщей любовью. Ее собственные работники служили ей с пылом, который граничил с благоговением. И по правде говоря, властительница будет нуждаться в такой поддержке, чтобы ее семья могла оправиться от последней потери. Правитель, не любимый подданными, мог бы ожидать, что такое бедствие внесет смятение в умы его слуг, ибо все они — от самых высокопоставленных до самого забитого раба — начнут терзаться вопросом, не отняло ли небо счастье у этого дома. Смертельные враги не упустят возможности нанести удар в самое слабое место, где смута пустит наиболее глубокие корни. А это в свою очередь даст новую пищу суевериям, поскольку ослабевший дом потерпит неудачу, которую легко будет истолковать как проявление немилости богов.

Хокану не мог побороть раздражение. Слишком многие события в Империи накладывались одно на другое; вот почему и получилось, что господство закоснелых обычаев в течение столетий в конце концов привело их общество к застою и разложению. Разорвать этот порочный круг — вот цель, которой посвятили свои жизни и Хокану, и Мара, и сам император.

Безвременная кончина Айяки не просто прискорбный случай. Она может стать самым опасным препятствием на их пути, став призывом к сплочению для всех правителей, недовольных недавними переменами. Если Акома проявит малейшие признаки замешательства, то раздора не миновать; а в ядре давно формирующейся партии, объединяющей приверженцев строгого подчинения древним традициям, громче всех прозвучит голос Анасати.

Приглашенные на похороны гости приедут сюда не для того, чтобы созерцать, как прах усопшего струйкой дыма вознесется к небу. Нет, как оголодавшие псы, они будут следить друг за другом, и предметом самого пристального наблюдения станет властительница Мара.

Хокану одолевали опасения: он знал, что владычица его души слишком глубоко погрузилась в свое горе, чтобы самостоятельно справляться с лавиной дел, требующих решения.

Консорт Акомы толкнул створку расписных ворот и пошел через сад, забыв о тех, кто шел за ним следом. Он вспомнил про них лишь тогда, когда заговорил Инкомо:

— Господин, у первого советника Сарика все в полной готовности. Чтобы занять гостей, для них устроят развлечения; почетные эскорты всех правителей, за исключением знатнейших, будут размещены в казармах за озером. Погребальный костер пропитан маслами, и сделано все возможное, чтобы церемония кончилась как можно скорее.

В голосе Инкомо Хокану не услышал уверенности: разве стал бы советник останавливаться на таких подробностях, если бы и его не томила тревога? Игра пойдет своим чередом, независимо от того, сможет ли властительница Мара собраться с силами и совладать со своим горем.

— Мы полной мерой воздадим почести погибшему молодому хозяину, — вступил в разговор Ирриланди, — но я бы предложил тебе, господин, неотлучно находиться рядом с властительницей: приготовься к тому, чтобы истолковывать ее указания.

Так, вежливо и деликатно, высокопоставленные служители Акомы признали, что нынешнее состояние их госпожи не позволяет ей править собственным домом. Хокану ощутил прилив признательности к этим ветеранам, которые спокойно и стойко готовились прикрыть слабость своей госпожи. Он постарался заверить их, что дом Акомы не станет безвольной игрушкой злого рока подобно кораблю без руля.

— Я буду рядом с госпожой. Она тронута вашей преданностью, и я не погрешу против ее воли, если скажу, чтобы вы без колебаний обращались ко мне с любым затруднением.

Хозяин и слуги обменялись понимающими взглядами.

— Более тысячи воинов обратились к Туракаму с молитвой забрать их вместо юного господина, — сказал, поклонившись, Ирриланди.

Хокану с уважением склонил голову. В течение всей погребальной церемонии эти воины будут носить оружие как символ своей готовности умереть: неплохое средство, чтобы охладить пыл любого, кто вознамерился бы учинить беспорядки, употребив во зло гостеприимство Акомы.

Многолюдность церемонии была великой честью для Айяки. Самоотверженный порыв воинов также красноречиво свидетельствовал, что и в казармах понимают: гибель Айяки — важное политическое событие, по своему значению далеко выходящее за рамки семейной трагедии. Правители, которые нагрянут сегодня, будут сбиваться в стаи и нетерпеливо кружить, словно джаггуны, пожиратели мертвечины, надеясь пронюхать, чем можно поживиться на чужой беде.

Инкомо и Ирриланди с поклонами удалились.

Отпустив их, Хокану взглянул через плечо на озеро, где барки на полном ходу спешили к причалам. На древках реяли знамена, и над водами летела песня гребцов. Пройдет немного времени, и тихое поместье превратится в арену политического сражения. Хокану обратился мыслями к огромному каменному дому, что веками служил резиденцией Минванаби. Дворец был задуман как крепость, но сегодня даже врагов полагалось принять в его стенах. Жрец Чококана — Доброго бога — благословил поместье, а Мара распорядилась перенести священный натами семьи Минванаби на отведенную для него поляну, чтобы сохранилась память о некогда великой династии. Однако, несмотря на все принятые меры и заверения жрецов, что деяния Слуги Империи угодны богам, Хокану не мог избавиться от ощущения страха: казалось, что из сумрачных пространств под многоярусными крышами дворца на все происходящее пялятся духи врагов, которые беззвучно хохочут над горем Мары.

На миг Хокану пожалел, что не воспрепятствовал тогда дерзкому решению Мары и не последовал старому обычаю победителя: пусть бы этот дворец разрушили до основания, перетащили по камешку к озеру и утопили на дне; предали огню леса и поля, а цветущую землю засеяли солью. По древним верованиям, злополучная земля не должна родить ничего, чтобы навеки прервалась цепь бедствий. Несмотря на красоту этих мест и почти полную неприступность владений, Хокану мучило леденящее предчувствие, что не видать им с Марой счастья, пока они живут под крышей дома Минванаби.

Но сейчас, когда уже начали прибывать важные гости, время не позволяло предаваться мрачным размышлениям. Консорт Акомы расправил плечи, готовый к грядущим суровым испытаниям. Какие бы муки ни разрывали душу Мары, она должна проявить себя как истинная цурани. Одно дело гибель ее отца и брата — они были воинами; куда горше потерять собственного ребенка. Это было самое страшное из того, что могло выпасть на долю женщины, которую Хокану любил больше жизни. Ради нее он сегодня должен быть сильным — оградить от публичного позора, ибо, оставаясь наследником Шиндзаваи, он считал честь Акомы своей честью.

Исполненный решимости, он вернулся на террасу у опочивальни властительницы. Перегородки еще не были раздвинуты; по этому признаку Хокану понял, что слуги дали Маре спокойно отдохнуть, и вошел внутрь, беззвучно откатив дверную перегородку по желобку в полу. Не говоря ни слова, он просто позволил ласковому лучу света упасть на щеку жены.

Мара шевельнулась. Ее руки подтянули к подбородку перекрученные простыни, и глаза распахнулись. Она судорожно вдохнула воздух и рывком села. Ее взгляд в ужасе метался по комнате, пока Хокану, опустившись на колени, не схватил ее в объятия.

Мара выглядела так, словно совсем не спала.

— Пора?..

Ожидавшие снаружи слуги, услышав голос хозяйки, поспешили войти.

— Скоро день, — ответил Хокану, поглаживая плечо жены.

Он бережно помог своей любимой подняться на ноги. Поддерживая ее, он жестом указал слугам, чтобы они приступили к своим обязанностям. Пока служанки готовили для госпожи ванну и платье, она молча стояла вперив в пространство ничего не выражающий взгляд. Ни единым вздохом Хокану не выразил, какой болью отзывается в нем эта убийственная безучастность жены, но боль перерастала в гнев. Если Джиро Анасати в ответе за мучения Мары, то он тысячу раз пожалеет о своем вероломстве. Уж об этом-то наследник Шиндзаваи позаботится.

Восхищенный взгляд одной из горничных Мары напомнил Хокану, что он сам еще не одет, и мысли о мести на время отошли на задний план. Он хлопнул в ладоши, призывая своих слуг, и молча выдержал их возню, пока они облачали его в церемониальные одежды для похорон Айяки.

Огромное скопление людей живым ковром покрыло холмы вокруг господского особняка Акомы. Пестрели геральдические цвета тысячи домов. Каждый гость дополнил свой наряд чем-то красным — кушаком, шарфом или лентами — в знак почитания Красного бога, который приходится братом Сиби — самой Смерти. Алый цвет символизировал также кровь мальчика, которую сердце уже не гонит по жилам, облекая душу живой плотью. Шесть тысяч воинов колоннами выстроились по краям лощины, где стояли похоронные носилки. Впереди стояли воины Акомы в отполированных зеленых доспехах, посвятившие жизнь Красному богу; за ними, в синем, — воины Хокану Шиндзаваи, а дальше — в белом с золотой каймой — Имперские Белые, посланные Ичиндаром, дабы выразить соболезнование императора. Следующим был Камацу Шиндзаваи, отец Хокану, за ним расположились семьи клана Хадама — все, кого связывали с умершим мальчиком кровные узы. А дальше огромной бесформенной толпой стояли семьи, явившиеся засвидетельствовать уважение Маре либо поразвлечься следующим раундом Большой Игры.

Воины со склоненными головами замерли как статуи, придерживая сверху поставленные на землю щиты. Перед каждым поперек пустых ножен лежал меч, острием направленный на похоронные носилки.

Домочадцы разместились позади солдат, на склонах холмов, образующих лощину; они благоразумно держались поодаль от намеченного пути следования процессии, ибо сказать последнее «прости» сыну Мары явилась вся знать Империи.

Завыли трубы, возвещая начало церемонии. Стоя в тени наружного портика, где перед шествием собрались советники и офицеры Акомы, Мара пыталась превозмочь слабость. Она ощущала прикосновение руки Хокану, поддерживающего ее за локоть, но смысл происходящего не доходил до ее сознания. Глаза, полускрытые красным траурным покрывалом, не отрывались от носилок с неподвижным телом сына, закованным в роскошные доспехи; белые ладони сжимали меч из редкостного металла. Сломанную при падении руку заботливо заправили в латную рукавицу, а раздавленную грудь прикрыли кирасой и щитом, украшенным гербом Акомы: птица шетра на фоне золотого листа.

С виду Айяки казался уснувшим воином: вот прозвучит сигнал, он встанет и пойдет в бой — юный, благородный и прекрасный.

Мара ощутила, как у нее перехватило горло. Ни одно из пережитых ею бедствий — ни захоронение реликвий отца и брата на поляне созерцания в родной усадьбе, ни годы жизни с жестоким мужем, ни потеря первого мужчины, с которым она познала любовную страсть, ни смерть горячо любимой няни, заменившей ей мать, — ничто нельзя было сравнить с беспредельным ужасом этой минуты.

Даже теперь Мара не могла поверить, что в мире нет сил, способных вернуть к жизни ее первенца. Ребенок, чье рождение сделало ее жизнь терпимой, несмотря на несчастное замужество. Дитя, чей беззаботный смех спасал от отчаяния, когда на нее пошли войной враги, могущество которых намного превосходило имеющиеся в ее распоряжении средства для защиты. В любви к Айяки она почерпнула мужество, не позволившее отступить. Из упрямства и неистового желания видеть, как он растет, продолжая род Акома, Мара совершила невозможное.

А сегодня все рассыпается в прах. В этот треклятый день мальчик, которому следовало бы пережить свою мать, превратится в столб дыма, щекочущий ноздри богов.

Маленький Джастин, стоявший на шаг позади Мары, раскапризничался: он требовал, чтобы его взяли на руки. Умильным голоском няня принялась упрашивать его, чтобы он стоял смирно и не шумел, но ее уговоры не имели успеха. Мать казалась глухой к жалобам мальчика, замкнувшись в мрачном раздумье. Свита готовилась к началу шествия, и Мара двигалась как кукла, повинуясь легкому нажиму руки Хокану.

Застучали барабаны, наполнив воздух раскатами оглушительной дроби. Одетый в красное храмовый служитель вложил в бесчувственные руки властительницы стебель красного тростника: ей полагалось поднять этот стебель над головой и тем самым подать сигнал к началу церемонии. Пальцы Хокану стиснули кисти жены, иначе она просто выронила бы священный символ в столь торжественный момент.

Процессия двинулась. Хокану, обвив твердой рукой стан жены, вел ее медленным шагом. Сам он сменил синие доспехи дома Шиндзаваи на зеленые доспехи и офицерский шлем Акомы: то была одна из почестей, воздаваемых погибшему. Мара смутно сознавала, что и его сердце разрывается от скорби; и даже издалека на нее веяло печалью остальных. Мальчика оплакивали все — управляющий, что так часто пенял Айяки за чернила, разлитые в комнате писарей; няни и наставники, то и дело ходившие в синяках после вспышек его беспричинного гнева; советники, порою мечтавшие как следует вздуть юного наследника, не видя иного способа вбить правильные понятия в непутевую мальчишескую голову. От буйного нрава Айяки доставалось и слугам обоего пола, и даже рабам.

Но все они были для Мары будто тени, а слова утешения звучали просто как шум в ушах. Ничто из сказанного или сделанного, казалось, не прорывало покрова одиночества, окутавшего властительницу Акомы.

Мара ощущала заботливую поддержку мужа, ведущего ее вниз по пологим ступеням лестницы. Здесь ожидали первые официальные лица: посланцы Ичиндара в ослепительно белом с золотом. Мара склонила голову, отвечая на поклон высочайшей делегации; но ее уста за покрывалом не разомкнулись; подобающие случаю слова вместо нее пробормотал Хокану.

Дальше ее путь лежал мимо властителя Хоппары Ксакатекаса — ее верного союзника с давних пор; сегодня она повела себя с ним как с незнакомцем, и только Хокану расслышал вежливое изъявление понимания со стороны молодого правителя. Стоящая рядом с ним вдовствующая госпожа Ксакатекас, элегантная как всегда, бросила на Слугу Империи взгляд, в котором светилось нечто неизмеримо большее, нежели простое сочувствие.

Когда Хокану отдавал ей поклон, госпожа Изашани задержала его за руку.

— Не отпускай от себя свою госпожу, — предостерегла она, сохраняя такой вид, чтобы со стороны все выглядело как простое выражение сочувствия. — Ее душа еще не оправилась от удара. Очень может быть, что еще несколько дней она не будет осознавать значения своих поступков. А здесь присутствуют недруги, которые начнут ради собственной выгоды подстрекать ее к необдуманным шагам.

С угрюмой любезностью Хокану поблагодарил мать властителя Хоппары за предупреждение.

Эти нюансы прошли мимо внимания Мары, равно как и искусство, с каким Хокану отразил завуалированные оскорбления клана Омекан. Направляемая безмолвными указаниями мужа, она совершала поклоны, не обращая внимания на волну шепотков, поднимающуюся позади: мол, властителю Фрасаи Тонмаргу она выказала большее почтение, чем было необходимо, и к тому же, по наблюдениям властителя Инродаки, движениям Мары недостает обычной живости и грации.

Но для самой Мары сейчас в целом мире существовало лишь одно: маленькая хрупкая фигурка на погребальных носилках, отданная во власть последнего сна.

Медленные тяжелые шаги вторили приглушенному стуку барабанов. Солнце стояло в зените, когда процессия змеей влилась в лощину, где ждал погребальный костер. Хокану пробормотал слова уважения последнему — по очереди и по рангу — из всех властителей, удостоенных личного обращения. Между носилками и костром оставалась в ожидании лишь одна, последняя, группа посетителей, облаченных в черные хламиды без всяких украшений.

В порыве благоговейного трепета Хокану крепче стиснул руку Мары. Если Мара и осознала, что перед нею пятеро Всемогущих — маги из Ассамблеи, — то виду не подала. Присутствие магов, стоящих выше любого закона, было событием чрезвычайным, но даже то, что Ассамблея сочла нужным послать на похороны своих представителей, оставило Мару равнодушной. Хокану пришлось в одиночку гадать, что бы это значило, и объяснения могли оказаться самыми разнообразными: в последнее время черноризцы, похоже, проявляют необычно острый интерес к политическим завихрениям. Мара поклонилась Всемогущим, но это приветствие ничем не отличалось от того, каким она одарила бы любого мелкопоместного правителя; при этом она пропустила мимо ушей сочувственную, хотя и короткую, речь мага по имени Хочокена, с которым ее свела судьба в день ритуального самоубийства Тасайо. Не затронула ее и та неловкость, что всегда возникала, когда Хокану встречался лицом к лицу со своим настоящим отцом, как не смутил ледяной взгляд рыжеволосого мага, стоявшего за спиной неразговорчивого Шимони. Речи магов — ни доброжелательные, ни враждебные — не могли пробить броню ее апатии: чьей бы жизни ни угрожало их могущество, ни одна не могла значить для Мары больше, чем та единственная, на которую уже пал роковой выбор Туракаму и Игры Совета.

Мара вступила в ритуальный круг, где стояли носилки. Тусклым взглядом провожала она каждое движение своего военачальника, когда тот поднял безжизненное тело ее мальчика и осторожно положил его на поленья, которым суждено было стать последним ложем Айяки. Поправив меч, щит и шлем, он отступил назад, строгий и сдержанный, как никогда.

Мара ощутила едва заметное пожатие руки Хокану и послушно шагнула вперед; барабаны взорвались громом и тут же стихли. Она положила тростник на тело Айяки, но традиционный надгробный возглас прозвучал из уст Хокану:

— Мы собрались, чтобы почтить память Айяки, сына Бантокапи, внука Текумы и Седзу!

Как коротко, пронеслось в голове у Мары; лицо ее слегка нахмурилось. А где же список славных подвигов, свершенных ее первенцем?

Повисла неловкая тишина. Наконец, прочитав мольбу в отчаянном взгляде Хокану, к Маре подошел Люджан и повернул ее лицом к востоку.

В круг вошел жрец Чококана, облаченный в белые одежды, символизирующие жизнь. Сбросив мантию и оставшись нагим, как младенец в момент появления на свет, он начал пляску, славящую детство.

Мару не интересовали его ужимки. Ничто не избавляло ее от сознания вины: причина несчастья — в ее преступной недальновидности. Когда жрец пал на землю перед носилками, она по указке повернулась лицом к западу, сохраняя все то же отсутствующее выражение лица. Воздух рассек свист приверженцев Туракаму, ибо к пляске приступил жрец Красного бога, дабы обеспечить безопасный переход Айяки в царство мертвых. Прежде ему никогда не приходилось изображать животное варварского мира, его представления о том, как двигается лошадь, могли бы вызвать смех, если бы его танец не кончался падением, погубившим столь многообещающую юность.

Глаза Мары оставались сухими. Ей казалось, что сердце у нее окаменело и не способно ожить вновь. Она не склонила головы в молитве, когда жрецы вышли вперед и разрезали красную ленту, связывавшую руки Айяки, освобождая его дух для возрождения. Она не проливала слез и не просила милости богов, когда выпустили на волю белую птицу тирик — символ обновления в следующей жизни.

Жрец Туракаму монотонным речитативом произнес ритуальные фразы прощания: окончив жизнь земную, каждый человек предстанет перед моим богом. Бог смерти

— милостивый владыка, ибо он избавляет от страданий и боли. Он судит тех, кто приходит к нему, и воздает по заслугам.

Жрец широко повел рукой, тряхнул головой, скрытой под маской в виде черепа, и закончил:

— Он понимает живых и знает о горе и мучениях. — Красный жезл указал на мальчика в доспехах на вершине погребального костра. — Айяки из Акомы был хорошим сыном, твердо следуя той стезей, какую желали бы для него родители. Мы можем лишь признать, что Туракаму счел его достойным и призвал к себе, с тем чтобы его могли вернуть нам снова, быть может для жребия еще более высокого.

Мара стиснула зубы, сдерживая рыдания. Какая сыщется молитва, чтобы ее слова не пробуждали ярость? О каком более высоком жребии для Айяки в новом воплощении может идти речь, если ему была уготована судьба наследника Акомы,

— разве что родиться сыном самого Света Небес? Мара вздрогнула от сдерживаемого гнева, и Хокану крепче прижал ее к себе. Он что-то прошептал, но Мара не услышала, ибо воины уже вынули факелы из подставок, кольцом окружавших костер, и подожгли благовонное дерево. Сердце Мары сдавило холодным обручем. Она смотрела на красно-желтые языки пламени, облизывающие дерево и тянущиеся вверх, но ее мысли были заняты другим.

Когда жрец Джурана Справедливого приблизился к властительнице, чтобы благословить ее, она готова была обрушить на него град проклятий и потребовать объяснений, что это за справедливость такая царит в мире, если дети умирают на глазах у матерей. Ее удержало лишь вмешательство Хокану, который незаметно встряхнул жену.

Пламя с треском устремлялось ввысь, и вот уже ревущий огненный смерч охватил всю. пирамиду. Загоревшееся дерево скрыло от глаз мальчишеское тело, которое корчилось и обугливалось в жарких объятиях огня, но Мара впитывала это зрелище каждой клеточкой своего существа, объятого ужасом. Внутренним взором она видела все, что происходило в средоточии свечения, нестерпимо яркого для глаз; матери мерещились вопли мальчика, хотя она и понимала, что это лишь обман истерзанного воображения.

— Айяки, — прошептала она.

Хокану прижал Мару к себе достаточно сильно, чтобы заставить ее вспомнить о необходимости соблюдения благопристойности: предполагалось, что первейшая обязанность Слуги Империи во дни печали — спрятать свое горе от посторонних под застывшей маской полнейшего бесстрастия. Однако для сохранения этой маски требовались такие титанические усилия, что Мару начала бить дрожь.

Долгие мгновения треск огня смешивался с голосами жрецов, на все лады распевающих молитвы. Мара пыталась совладать со своим дыханием, отбрасывая от себя чудовищную реальность: ведь это ее мертвое дитя исчезает, превращаясь в клубы дыма. Если бы совершалось погребение не столь знатной персоны, то сейчас, согласно ритуалу, гостям надлежало бы удалиться, оставив самых близких наедине с их горем. Но великим мира сего этикет не дает снисхождения. Маре не было дано ни минуты передышки. Открытая взорам многотысячной толпы, она оставалась на месте все то время, пока служители Туракаму подливали в огонь освященное масло. От погребального костра расходились волны жара. Даже если бы Мара и проливала слезы, то они сразу высыхали бы на щеках. Над колышущимися завесами пламени кольцами вздымался густой черный дым, подавая небесам знак, что землю покинул дух — носитель высоких достоинств.

Жар костра усугублялся палящими лучами солнца. Мара почувствовала головокружение, и Хокану постарался повернуться так, чтобы по возможности укрыть ее в своей тени. Он не осмеливался слишком часто посматривать на жену, опасаясь выдать ее слабость, а время тянулось мучительно медленно. Прошел почти час, прежде чем пламя сникло, затем потянулись новые молитвы и песнопения; тем временем золу разровняли так, чтобы она быстрей остыла. Мара уже едва держалась на ногах, когда жрец Туракаму наконец провозгласил:

— Тела больше нет. Душа вознеслась. Тот, кто был Айяки из Акомы, теперь здесь, — он коснулся рукой сердца, — здесь, — он коснулся лба, — и в чертогах Туракаму.

Служители не убоялись дымящихся, раскаленных докрасна углей, добираясь к середине прогоревшего костра. Один из них при помощи квадрата из толстой кожи извлек покореженное лезвие меча Айяки и быстро передал сверток собрату, стоявшему наготове, чтобы остудить клинок влажными лоскутьями. Поднявшийся пар смешался с дымом. Расписной лопаткой жрец Туракаму наполнил подготовленную урну: Мара с помертвевшими глазами снесла и это. Отныне этот прах — скорее останки дерева, чем мальчика — будет символизировать захоронение тела Айяки на поляне предков. Цурани верили: истинная душа уносится в чертоги Красного бога, но малая толика сущности человека — его тень — остается вместе с тенями предков внутри камня натами, главной реликвии рода. Таким образом душа ребенка возродится в новом воплощении, но то, что делало его частью Акомы, останется оберегать семью.

К Маре подошли двое служителей. Один протянул клинок, к которому Мара лишь притронулась, после чего изуродованное огнем лезвие перешло в руки Хокану. Другой служитель передал Маре урну. Она дрожащими руками приняла прах сына, но ее взгляд остался прикованным к обугленному, разворошенному пепелищу в центре круга.

Хокану легонько дотронулся до руки жены, и они повернулись, словно были единым существом. Барабанный бой стих; процессия вновь пришла в движение и, развернувшись в обратном направлении, направилась к поляне созерцания — священному уголку Акомы. Ничто из этого пути не запечатлелось в сознании Мары, кроме ощущения каменного холода урны в руках, хотя и согретой внизу еще теплым пеплом. Властительница механически переставляла ноги, едва ли поняв, каким образом она оказалась у резных привратных столбов, обозначающих вход на поляну.

Здесь слуги и Хокану остановились. Из тех, в ком не текла кровь Акомы, лишь одному человеку, помимо жрецов, дозволялось шагнуть под арку ворот и пройти по вымощенной камнем тропе, ведущей в глубь поляны. Этим единственным был садовник, посвятивший уходу за ней свою жизнь. Сюда не имел доступа — под страхом смерти — даже муж Мары. Присутствие постороннего нанесло бы оскорбление теням предков Акомы и надолго нарушило гармонию внутреннего мира натами.

Мара высвободилась из объятий Хокану. Она не слышала перешептываний вельмож, которые наблюдали — кто с сочувствием, а кто и с хищным любопытством, — как она удаляется, скрываясь из виду за живой изгородью. Когда-то раньше, в старом семейном поместье, ей уже приходилось исполнять этот тяжкий долг — приобщать тени близких к натами Акомы.

Размер сада сбил ее с толку. Прижав урну к груди, Мара в растерянности замешкалась, не понимая, куда идти. Это не было знакомой с детства поляной, куда она, совсем маленькая девочка, приходила, чтобы поговорить с тенью матери; здесь не пролегала та тропа, где она чудом избежала смерти от рук Жала Камои — в тот день, когда оплакивала отца и брата. А это место казалось чужим привольно раскинувшимся огромным парком, где, извиваясь, струили воды несколько потоков. Сердце внезапно замерло: не отвергнет ли ее мальчика этот сад, что столько веков давал приют теням Минванаби?

Снова в памяти всплыло падение коня, черного, как зло, растаптывающее невинную жизнь. Чувствуя, что теряет сознание, она жадно втянула в грудь воздух. Мара выбрала тропу наугад, смутно припоминая, что все они ведут к одному и тому же месту, где на берегу большого пруда лежит древний камень — натами ее рода.

— Я ведь не зарыла ваш натами глубоко в землю под натами Акомы, — громко бросила она в настороженный воздух; но более слабый внутренний голос напомнил, что не стоит поддаваться безумию, которое исторгло у нее эти слова. Вся жизнь безумна, решила Мара, иначе сейчас ей не понадобилось бы совершать здесь никчемные телодвижения над прахом своего юного наследника. Некогда по ее настоянию натами Минванаби был помещен в отдалении от дворца и окружен заботливым уходом: ей не хотелось лишать земного убежища тени прославленных предков Минванаби. Но сейчас это из ряда вон выходящее великодушие выглядело полнейшей глупостью.

У нее не хватало сил рассмеяться.

Из-за кислого привкуса во рту Мара скривила губы. От волос несло запахом благовонного масла и жирного дыма. Когда она опустилась на колени на прогретую солнцем землю, ее чуть не вывернуло наизнанку. Рядом с натами была выкопана ямка: с одного края ямки возвышался холмик влажной почвы. Мара положила в ямку обгорелый меч, бывший самым ценным достоянием сына, а затем присыпала его пеплом из урны. Голыми руками она сгребла землю обратно в углубление и примяла ее.

Около пруда для Мары было оставлено белое платье. На шелковых складках лежал флакон, а рядом — по обычаю — жаровня и кинжал. Мара взяла флакон, вынула пробку и вылила в воду благоухающее масло. В радужных переливах, заигравших на поверхности воды, ей являлась не великолепная игра красок, а лицо сына с широко разверстым ртом, мучительно пытающегося сделать последний вздох.

— Отдыхай, сынок. Войди в землю твоего дома и почивай вместе с нашими предками.

Прозвучавшие слова не принесли облегчения. Казалось, что-то еще недосказано. И она просто прошептала его имя:

— Айяки… Дитя мое…

Она рванула платье на груди, но в отличие от прошлого раза, когда Мара совершала погребальный обряд в честь отца и брата, это резкое движение не помогло снять оцепенение с души и не разрешилось потоком слез. Глаза остались сухими до рези.

Мара сунула руку в почти потухшую жаровню. Несколько горячих углей обожгли руку, но и боль не помогла собрать мысли. Горе засело внутри тупой болью. Мара растерла золой кожу на груди и ниже — до обнаженного живота, как бы признавая, что и сердце у нее тоже превратилось в пепел. Она и впрямь ощущала свою плоть как прогоревшие поленья погребального костра. Мара медленно подняла передаваемый из поколения в поколение кинжал из металла, что исстари хранили наточенным для этой церемонии. В третий раз за свою жизнь она вынула клинок из ножен и сделала надрез на левом запястье, во мраке отчаяния почти не почувствовав жгучей боли.

Она протянула руку над прудом так, чтобы капли крови из ранки, падая, смешивались с водой, как то предписывал обычай. Некоторое время Мара сидела неподвижно, пока кровь не перестала сочиться из ранки. Разрез уже наполовину засох, когда Мара стала рассеянно стягивать платье, но расстегнуть его до конца не хватало ни ожесточения, ни воли. В конце концов онастащила его через голову. Платье свалилось на землю; один рукав, попав в пруд, пропитался водой и маслом.

Привычным движением выдернув из волос шпильки, Мара распустила по плечам черные кудри. Можно было ожидать, что гнев и ярость, горе и тоска найдут выход в судорожном исступлении матери, оплакивающей сына, полагалось бы вцепиться в волосы, выдирая их целыми прядями. Но ничего подобного не происходило. Чувства едва теплились в Маре, словно искры, гаснущие от недостатка воздуха. Сейчас всем ее существом владела одна мысль: дети не должны умирать. Вкладывать всю силу страсти в их оплакивание… разве это не шаг к признанию обыденности таких потерь? Мара апатично покрутила несколько прядей.

Затем она села на пятки и оглядела поляну. Какая безупречная красота! И лишь она одна среди живых может оценить ее. Айяки не суждено совершить погребальный обряд над прахом матери. И когда эта правда открылась Маре во всей своей непоправимости — тогда из глаз хлынули горючие слезы, и Мара ощутила, как теряют твердость невидимые тиски, до сих пор сжимавшие душу.

Она плакала навзрыд, изливая горе в слезах.

Но если прежде после взрыва чувств наступала ясность, теперь Мара обнаружила, что еще глубже погрузилась в хаос. Она закрывала глаза, и в мозгу начинала бушевать круговерть образов. Сначала бегущий Айяки, потом Кевин, раб-варвар, научивший ее любви, — Кевин, который раз за разом рисковал жизнью ради чуждого для него понятия чести Акомы. Она видела Бантокапи, пронзенного мечом; его огромные сжатые кулаки судорожно подергивались, пока жизнь покидала тело. Вновь она призналась себе, что смерть первого мужа будет вечным пятном на ее совести. Мелькали лица: то отца, то брата, то Накойи — самоотверженной няни и наставницы.

Все они заставили ее страдать. Возвращение Кевина в его мир стало для нее не менее мучительной потерей, чем сама смерть. Из всех остальных ее близких никто не умер естественной смертью — все пали жертвами извращенной политики и жестоких козней Большой Игры.

Ее не покидала леденящая душу уверенность, что Айяки не станет последним ребенком, погибшим ради удовлетворения мелкого тщеславия властителей.

Это откровение молнией обожгло душу: Айяки — не последняя жертва. Взвыв в истерике от нахлынувшей тоски, Мара бросилась головой вперед в пруд.

Холодная вода приняла в себя ее слезы. Вода затекла в ноздри, и дыхание пресеклось, положив конец рыданиям. Жажда жизни одержала верх, и, задыхаясь от кашля и отплевываясь, Мара отползла назад, на сухую землю. Судорожно втянув воздух, она бессознательно потянулась за платьем, белизну которого осквернили грязь и вылитое в пруд масло.

Она видела словно со стороны, как напяливает ткань на мокрую кожу, будто дух, вселяющийся в чужое, незнакомое тело. Волосы так и остались висеть космами за воротником. Затем тело, чувствующее себя ходячей тюрьмой, собралось с силами и потащилось к выходу с поляны под обстрел тысяч глаз — и враждебных, и дружелюбных.

Она не была готова к этой встрече. В идиотской улыбке одного правителя, в плотоядном любопытстве другого Мара находила подтверждение открывшейся ей истины: гибель Айяки будет повторяться вновь и вновь и другие матери вслед за ней будут изрыгать бесплодную хулу на несправедливость Большой Игры. Мара потупила взгляд — она не хотела, чтобы кто-нибудь мог сейчас заглянуть в ее глаза. Одна сандалия потерялась по дороге; босую ногу коркой покрыла грязь и пыль. Мара замешкалась, размышляя, пойти искать потерянную сандалию или зашвырнуть в кусты и вторую.

Впрочем, какая разница, нашептывал ей внутренний голос. Мара разглядывала босую ногу с безжизненной отрешенностью. Миновав ряды живой изгороди, она не подняла глаз, хотя муж поспешил навстречу, чтобы занять свое место рядом с ней. Напрасно он утешал ее. Мара не желала нарушать душевное уединение, где она укрылась от мира, и затруднять себя, вникая в смысл его слов.

Хокану ласково встряхнул ее, заставляя поднять глаза.

Перед Марой стоял вельможа в красных доспехах, худощавый, щеголеватый, с отличной выправкой и надменно вздернутым подбородком. Мара вперила в него полубезумный взор. Незнакомец прищурился и что-то произнес. Рука с находившимся в ней предметом совершила движение, и на Мару повеяло язвительной насмешкой, которая пропитывала весь его облик.

Взгляд Мары обрел прежнюю остроту. Глаза выхватили эмблему на шлеме молодого человека, и ее пронзила дрожь.

— Анасати! — вскричала она.

Возглас прозвучал отрывисто и резко, как щелчок от удара кнута.

Властитель Джиро сухо улыбнулся:

— Вижу, властительница соблаговолила узнать меня.

Мара напряглась, медленно наливаясь гневом. Она молчала. Пальцы Хокану незаметно сжали ее запястье — предостережение, оставленное Марой без внимания. В ушах у нее стоял гул, словно шипела, готовясь к нападению, тысяча разъяренных саркатов или бурные воды вздувшейся после грозы реки с грохотом ворочали шершавые камни.

Джиро поднял вверх предмет, который держал в руке: небольшую игрушку-головоломку, искусно вырезанную в виде переплетенных колец.

— Тень моего племянника заслуживает памятного дара от Анасати, — сказал он, склоняя голову в официальном поклоне.

— Памятного дара! — повторила Мара свистящим страдальческим шепотом. Вся душа ее взбунтовалась: на огненное ложе отправил ее первенца «подарок» от Анасати.

Она не помнила, как качнулась вперед, как вывернула запястье, рывком высвободившись из железной хватки Хокану. Вопль ярости поразил слух собравшихся, как звон обнаженного меча из металла; руки взлетели, как когтистые лапы.

Джиро отшатнулся, от испуга и удивления выронив игрушку. А Мара уже вцепилась в него, добираясь до горла между застежками доспехов.

Ближайшие к ним властители не удержались от восклицаний, когда маленькая женщина, грязная и мокрая, в приступе лютой ярости, с голыми руками бросилась на бывшего деверя.

Реакция Хокану была по-солдатски быстрой: он попытался оттащить Мару от Джиро, прежде чем прольется кровь.

Но непоправимое уже случилось.

Джиро обвел сверкающим взором ошарашенных наблюдателей.

— Призываю всех в свидетели! — вскричал он с негодованием, в котором звучало плохо скрытое ликование.

Теперь у него есть столь долгожданная законная возможность приступить к осуществлению самой заветной мечты: повергнуть Мару к своим ногам, унизить и растоптать.

— Акома нанесла Анасати оскорбление. Пусть все присутствующие знают, что союза между нашими семьями больше не существует. Я заявляю о своем праве смыть позор с имени Анасати, и он должен быть смыт кровью!

Глава 3. ВОЙНА

От Хокану требовались решительные действия.

Воины почетной стражи плотным кольцом сомкнулись вокруг Мары, дабы никто не увидел, как их госпожа, не помня себя от ярости, молотит мужа кулаками по груди. Хокану срочно подозвал Сарика и Инкомо.

Советникам хватило одного взгляда на обезумевшую от горя госпожу, чтобы убедиться: душевные терзания сломили ее. Мара не различала лиц и была явно не способна принести публичные извинения властителю Джиро. Именно из-за него и нашло на Мару это умопомрачение. Даже если бы рассудок вернулся к ней до отъезда гостей, время для попыток примирения было упущено, и не имело смысла добиваться встречи сторон, считающих себя оскорбленными. Могло получиться еще хуже. Оба советника — старый и молодой — понимали, что размер бедствий, порожденных непозволительной вспышкой Мары, с каждой минутой нарастает и теперь уже слишком поздно что-либо исправлять.

Хокану корил себя за то, что без должного внимания отнесся к предостережению Изашани, но время не позволяло предаваться раскаянию: требовались быстрые решения.

— Сарик, — распорядился он, — подготовь и огласи обращение. Никакой лжи; но дай понять, что властительница занемогла. С минуты на минуту можно ожидать, что Джиро потребует ответа за нанесенное ему оскорбление, и нам необходимо заранее выработать тактику, которая позволит как-то смягчить его обвинения и поскорее выпроводить официальных гостей.

Первый советник поклонился и двинулся прочь, по пути подбирая в уме слова формального обращения.

Не дожидаясь, пока его попросят, вперед вышел Люджан.

Не удостаивая вниманием взбудораженных властителей, теснившихся вокруг его воинов, чтобы поглазеть на сраженную горем Мару, он не отвернулся от нее в минуту позора. Сняв наручи, меч и поясной кинжал, военачальник пришел на помощь Хокану, которому стоило немалого труда удерживать мечущуюся, вырывающуюся жену. Бережно, чтобы не наставить госпоже синяков, Люджан принял заботу о ней на себя. Хокану, облегченно вздохнув, обратился к Инкомо:

— Поспеши в особняк, собери служанок Мары и отыщи лекаря, способного приготовить сонное снадобье. Потом присмотрись к гостям. Может понадобиться помощь всех союзников, которые у нас остались: мы на волосок от вооруженного столкновения.

— Властитель Хоппара и отряд Ксакатекасов к вашим услугам, — раздался чуть хрипловатый женский голос.

Плотные ряды почетной стражи расступились, пропуская властительницу Изашани, одетую в изысканный наряд пурпурных и желтых тонов. Только колдовским воздействием ее красоты и уверенной осанки, граничащим с чудом, можно было объяснить, как вышло, что воины освободили ей проход.

— А я могу побыть с Марой, — предложила она. Безошибочно угадав искреннее сочувствие гостьи, Хокану кивнул.

— Да простят нам боги мое недомыслие, — пробормотал он, как бы извиняясь.

— Твоей семье принадлежит наша вечная благодарность.

С этими словами он препоручил свою госпожу женской мудрости вдовы Ксакатекас.

— Она не лишилась рассудка, — поспешила утешить его властительница Изашани; ее прекрасная рука умиротворяющим прикосновением легла поверх руки Мары. — Сон и покой восстановят ее силы, а время залечит душевную рану. Наберись терпения. — Не хуже Хокану понимая, что сейчас ему придется ринуться в омут политических интриг, она сообщила:

— Я поручила двум моим советникам как-нибудь заговорить зубы господам из Омекана и Инродаки. Хоппара стал во главе моего почетного эскорта; он сумеет расставить воинов таким образом, чтобы причинить как можно больше неудобств другим любителям поживиться на чужой беде.

Значит, двоих врагов можно пока выкинуть из головы. Хокану только кивнул в ответ. У Мары были верные друзья, готовые поддержать ее в возможном столкновении с политическими противниками Акомы. Мару любили многие. Сердце Хокану щемило оттого, что нельзя остаться рядом с женой, когда она так истерзана горем. Он заставил себя отвести взгляд от небольшого кортежа, назначенного для сопровождения его исстрадавшейся супруги под оберегающую сень дома. Считаться с велениями сердца в такие минуты мог бы только глупец. Нужно собрать волю в кулак, как перед смертельной битвой: здесь слишком много врагов, явившихся на церемонию прощания с Айяки именно затем, чтобы извлечь выгоду при первой же подвернувшейся возможности. Теперь уже ничем не загладить оскорбления, нанесенного Марой Джиро. Грядет кровопролитие — его не миновать; но какой же недоумок решится напасть, находясь в самом сердце Акомы, когда здесь собралась чуть ли не вся ее рать, чтобы воздать почести Айяки? Лишь очутившись за пределами Акомы, враги Мары начнут свое черное дело.

Сейчас Хокану ломал голову над тем, как выиграть время. Стоит ему ошибиться — и Акоме конец. Мало того, угар бессмысленной войны не обойдет стороной и дом Шиндзаваи: и армия, и казна понесут невосполнимые потери. Одним махом может быть сметено все, чего они достигли за последние три года, отстаивая самодержавную власть императора.

Необходимо созвать совет и подумать, что можно сделать для уменьшения размеров бедствия. Во что бы то ни стало надо привлечь на свою сторону, улестить или припугнуть тех правителей, которые не состояли в союзе ни с Марой, ни с Джиро; а те, кто открыто проявлял недовольство политикой властительницы, пусть дважды подумают, прежде чем бросить вызов Слуге Империи.

— Люджан, — позвал Хокану военачальника, зычным голосом перекрывая нарастающий шум, — вооружи гарнизон, во главе отрядов поставь самых хладнокровных офицеров. Пусть твои патрули поддерживают мир любой ценой и никому не позволяют втянуть себя в схватку.

Высокий зеленый плюмаж офицерского шлема качнулся, подавая Хокану знак, что его поняли. Улучив минутку, Хокану возблагодарил богов за то, что при выборе приближенных Мара руководствовалась прежде всего их умом и сообразительностью. Трезвые головы были сейчас единственной надеждой Акомы.

Подавленный всем случившимся, Хокану велел почетному эскорту отправляться в особняк. Не будь Мара Марой, окажись она более покорной женой (каковыми становились почти все знатные дамы Империи, воспитанные в духе цуранских традиций), у нее ни за что не хватило бы сил выдержать от начала до конца весь ритуал официальных похорон сына. Как полновластная правительница и как Слуга Империи, она была слишком на виду и притом лишена даже права на простую человеческую слабость, какую простили бы менее именитой матери.

Маре, очутившейся в самом пекле имперских интриг, поневоле пришлось играть навязанную роль, которая и сделала ее уязвимой.

***

Часом позже Мара лежала на циновке, одурманенная снадобьем, которое предписал ей жрец Хантукаму: он появился, словно по волшебству, именно в ту минуту, когда нужда в его искусстве была особенно острой. Изашани взяла в свои руки управление домом, а вездесущий Джайкен трудился за троих, пресекая кривотолки среди слуг.

На плечи Хокану легло тяжелое бремя: в одиночку принимать решения от имени Акомы. Он выслушивал донесения слуг и вассалов, делал записи, с которыми Мара могла бы ознакомиться, когда придет в себя и вновь обретет способность заниматься делами. Он примечал, кто из гостей встал на ее сторону, а кто выказал себя врагом. У большинства хватало достоинства, чтобы не опускаться до злословия; возможно, впрочем, что они просто были слишком ошеломлены. Все предполагали, что день пройдет в спокойных размышлениях, а затем Слуга Империи пригласит гостей на официальную вечернюю трапезу. Теперь об этом не могло быть и речи, и они уже готовились отправляться по домам, возмущенные непростительной выходкой женщины, которая занимала самое высокое место в Империи, лишь ступенькой ниже императорского трона. Немало представителей знатных семейств наведались в особняк, якобы с целью засвидетельствовать свое почтение; на самом же деле их обуревало заурядное любопытство: надо же было поглядеть, как держится в столь тяжелую минуту эта гордячка Акома, и уловить хоть малейший признак того, что и ее хваленая стойкость может дать трещину. Впрочем, их надежды не оправдались: Мару им повидать не удалось, а от Хокану все они (за исключением властителя Кеда) удостоились лишь самых общих слов формальной благодарности. Властитель Хоппара и родичи Мары из клана Хадама выполняли тонкую работу: расхаживая в толпе отбывающих гостей, они всячески пытались сгладить гнетущее впечатление, оставшееся от всего случившегося. После беседы с кем-нибудь из миротворцев многие уже склонялись к тому, чтобы сменить гнев на милость и более снисходительно отнестись к убитой горем матери, не сумевшей удержать себя в руках.

Властитель Анасати, так же, как и все, не допущенный во внутренние апартаменты дворца, оставался непримирим. Он упорно стоял на своем: нанесенное ему оскорбление непоправимо. Постыдная сцена, когда Джиро был остановлен у дверей Мары и бесславно отступил назад, разыгралась в присутствии целой своры приспешников, толпившихся у него за спиной. Каждый почувствовал себя лично задетым, и их сплотило общее негодование. Теперь даже тех, кто прежде относился к Маре дружелюбно, трудно будет уговорить, чтобы они не придавали значения двери, захлопнувшейся у них перед носом… а уж о врагах и говорить не приходится. По цуранским понятиям, прощение было просто менее позорным проявлением слабости, чем капитуляция. В мгновение ока властительница толкнула политических противников в стан смертельных врагов.

Джиро вовсе и не добивался публичных извинений; зато он постарался собрать вокруг себя правителей, наиболее откровенно выражающих недовольство усилением власти императора. По общему мнению Сарика и Инкомо, властитель Анасати умышленно возводил препоны на пути к примирению, делая все, чтобы как можно больше опозорить Акому. Громкие сетования Джиро достигали ушей каждого, кто находился поблизости: он, дескать, приехал на похороны племянника, полагаясь на традиционное перемирие, обязательное для всех участников подобных церемоний… и какого же обращения он здесь удостоился? Хозяйка дома набросилась на него с кулаками, бросила ему в лицо мерзкие обвинения и публично унизила! Любой правитель — даже если он питал к Маре сострадание и понимал причины ее безрассудного порыва — не мог отрицать очевидного: смертельное оскорбление действительно имело место, но никаких попыток искупления вины не последовало. О том, что после пережитых потрясений Мара еще слишком слаба, чтобы принести надлежащие извинения, догадывались многие, однако им не удалось утихомирить Джиро: он не желал слышать никаких доводов.

В Палате собраний дворца Акомы становилось душно; перегородки были плотно сдвинуты, образуя непроницаемый заслон для любопытных взглядов. У дверей стояли на страже покрытые шрамами ветераны прошлых войн. Они не были облачены в сверкающие лаком парадные доспехи, но их походное снаряжение прошло проверку в былых сражениях.

Сидя на одном из небольших возвышений, Хокану в отсутствие Мары спокойно опрашивал ее верных сподвижников: он хотел выслушать их мнения касательно событий прошедшего дня.

Строго говоря, они не были обязаны повиноваться консорту, поскольку присягали на верность не ему, а лишь самой Маре. То, что они молчаливо признали его право командовать, красноречиво свидетельствовало: они всецело полагаются на его решения и полностью доверяют ему действовать так, как он сочтет нужным, в интересах госпожи. Тронутый их преданностью до глубины души, Хокану вместе с тем встревожился, поскольку это означало, что все очень хорошо осознают, насколько опасно положение. Только бы не оплошать, мысленно взмолился Хокану.

В угрюмой тишине он выслушал доклады командира легиона Ирриланди и военного советника Кейока о численности гарнизона; военачальник Люджан в это время занимался подготовкой армии Акомы к сражению.

— Даже если Джиро понимает, что его ждет разгром, у него нет выбора: честь требует, чтобы он кровью смыл публичное оскорбление. — Старый Кейок, словно для пущей выразительности, стукнул костылем по полу. — Вряд ли он удовольствуется поединком между бойцами, выставленными с обеих сторон. Дело может обернуться совсем скверно, если обвинения Мары услышали не только те, кто стоял поблизости; тогда ее намек на то, что Джиро нанял тонг для убийства Айяки, может быть воспринято как оскорбление всему клану Ионани, а это означает только одно — неминуемый призыв к клану.

После такого заявления в палате установилось гробовое молчание, отчего стали слышны даже шаги слуг, снующих поодаль в огромном зале. Раздавались и более громкие звуки: офицеры из разных домов созывали хозяйские семьи к фамильным паланкинам — господа спешили как можно скорее покинуть владения Акомы. Сидевшие на возвышении обернулись, прислушиваясь к этим возгласам, и обменялись понимающими взглядами: война кланов разорвет Империю в клочья.

Не желая поддаваться столь мрачным размышлениям, заговорил Сарик:

— Но кто же способен всерьез поверить в такую возможность? Ни один тонг не разглашает имен своих нанимателей, а нам в руки почему-то попадает улика, которая недвусмысленно указывает на причастность Анасати к гибели Айяки. Братство Камои не совершает подобных промахов, так что поневоле задумаешься. Я склонен подозревать, что нас умышленно наводят на ложный след.

— След руки Джиро в этом преступлении слишком очевиден, — согласился Инкомо, многозначительно покачивая скрюченным пальцем. — Будь убийцы столь неосмотрительны, не видать бы им богатых клиентов. А община Камои потому и превзошла своим могуществом все другие тонги, что ни один из ее секретов никогда не был раскрыт. — Он обвел взглядом лица сидевших вокруг стола. После… ах да, после пяти неудавшихся покушений на Мару эти закоренелые злодеи ни с того ни с сего позволяют кому-то из своих «обронить» перед смертью предмет, изобличающий Анасати? Маловероятно. Отнюдь не убедительно.

Глаза Хокану сверкнули недобрым блеском.

— Нужно вернуть Аракаси.

Аракаси обладал многими талантами, и его способность разбираться в клубке политических интриг и личных притязаний бесчисленных правителей Империи иной раз граничила с чудом.

— Необходимо выяснить, куда ведет этот след, бросающий тень на Джиро, ибо за всем этим скрывается истинный убийца мальчика. — Хокану вздохнул. — А пока что все наши предположения так предположениями и остаются. После смерти Тасайо Минванаби кто же осмелится предпринимать какие-то шаги, чтобы отнять жизнь у Слуги Империи?

Сарик хмуро поскреб подбородок.

— Господин, тебя ослепляет любовь к жене, — не без сочувствия сказал он.

— Простой народ, возможно, видит в ней своего кумира, но в иных сердцах ее быстрое восхождение к вершинам власти порождает зависть. Многие были бы не прочь поспособствовать скорейшему переселению Благодетельной в чертоги Туракаму — хотя бы из-за того, что она идет наперекор традициям. И еще из-за того, что ей присвоен ранг, о каком никто из прежних Имперских Стратегов и мечтать не смел. Другим нестерпимо видеть, какие знаки благоволения оказывает Ичиндар нашей госпоже, вот им и мерещится, будто это умаляет престиж их дома или мешает воплощению их собственных честолюбивых замыслов. Они-то с радостью предприняли бы любые шаги, чтобы сбросить Мару с пьедестала… если бы осмелились.

С трудом сдерживая нетерпение, Хокану повторил вопрос:

— Так все-таки кто же осмелится?

— Из всех нас это может знать разве что Аракаси. — Сарик взглянул на Инкомо и, тщательно подбирая слова, чтобы ненароком не обидеть старика, задал другой вопрос, беспокоивший его самого:

— Скажи, вправе ли мы утверждать наверняка, что не десница твоего прежнего хозяина дотянулась к нам из царства мертвых и нанесла удар возмездия?

Услышав эти слова, Кейок впился в Инкомо буравящим взглядом. Бывший первый советник властителя Минванаби, а ныне второй советник властительницы Акомы на мгновение опешил, но не дрогнул и, прочистив горло, ответил:

— Если такое намерение и существовало, я не был в него посвящен. Но Тасайо был человеком скрытным и опасным. Он очень часто обдумывал и выполнял свои планы без моего ведома. В тех случаях, когда любой другой правитель на его месте воспользовался бы моими услугами, Тасайо сплошь и рядом отстранял меня от участия в своих делах. Однажды моего прежнего господина посетил сам Обехан из тонга Камои. В тот раз у меня сложилось впечатление, что этот визит имел какое-то отношение к убийству шпионов Акомы, состоявших на службе у Минванаби. — На худом лице Инкомо отразилось неприкрытое отвращение, — как видно, воспоминание было не из приятных. — Судя по всему, сначала они обменивались угрозами, а потом заключили некую сделку. Но никто не расслышал ни слова из их разговора. Могу утверждать лишь одно: за всю свою жизнь я не видал властителя Минванаби в такой ярости, как в тот раз. Он просто бесновался у всех на виду. Господину Тасайо многое можно поставить в вину, но владеть собой он умел. Чего-чего, а хладнокровия ему хватало с избытком.

Из всего услышанного Сарик сделал неутешительный вывод:

— Если бывший первый советник Минванаби не может с уверенностью утверждать, что Тасайо оставил какие-то распоряжения о возмездии — на тот случай, если сам погибнет, — то, по-моему, не стоит тратить время на догадки. Более существенно другое: по складу характера Тасайо был не из тех людей, которые вообще допускают возможность неудачи. Как тактик он не имел себе равных. Он до самого конца полагался на то, что сумеет разгромить госпожу в открытом бою. Так с какой стати мы будем предполагать, что он избрал окольный путь и оплатил убийство Мары, если и мысли не допускал, что она его переживет? Нужно повнимательнее присмотреться к врагам Джиро. Мара относится к тем немногим правителям, у кого достаточно сильное войско, чтобы самостоятельно одолеть армию Анасати. А если вспомнить, что Маре обеспечена поддержка императора, то каждый сообразит: раздор между Акомой и Анасати чреват бедой для Джиро.

— Однако властитель Анасати, похоже, так и рвется воспользоваться случаем, который ему услужливо подсовывает судьба и наш злой жребий, — возразил Хокану. — Он откровенно напрашивается на военное разрешение спора, но это еще не снимает с него подозрений в причастности к гибели Айяки. Пока жена не восстановит силы, принимать решения придется мне. Передай гарнизону приказ готовиться к походу. Войны не миновать; нельзя допустить, чтобы нас захватили врасплох.

Кейок обошелся без традиционных фраз, предписанных этикетом: только перед властительницей ему полагалось соблюдать формальности. Старый воин лишь молча склонил голову, и этим было все сказано: он безоговорочно поддержит Хокану. Сарик — более молодой и менее скованный традициями — поклонился почти так же, как поклонился бы любой советник своему законному сюзерену:

— Я подготовлю официальное объявление войны дому Анасати. Когда придет ответ от Джиро, мы выступим в поход.

Кейок бросил взгляд на Ирриланди, который кивком одобрил грядущее развитие событий. В Империи нападения чаще всего совершались без всяких уведомлений, из засады или внезапным набегом; при этом никто публично не признавал свою ответственность за кровопролитие. Но официальная битва между семьями являла собой церемониальное действо, освященное временем. В назначенный час сходились на поле боя две армии, одной из которых предстояло уйти с победой. Не было места ни просьбам о пощаде, ни снисхождению; если же случались (крайне редко) исключения из этого правила, то и они были оговорены до мельчайших подробностей жестким кодексом поведения. В истории сохранилась память о битвах, не утихавших много дней подряд; порою в сражении погибали обе семьи.

Хокану снова заговорил:

— Я считаю нужным оповестить клан Хадама.

Сарик поднял брови; и без того глубоко встревоженный, он пытался понять, что скрывается за этим предложением.

— Ты подстрекаешь Анасати, чтобы он воззвал к клану?

Хокану вздохнул:

— Почему-то я чувствую…

Прежде чем консорт успел высказать свою мысль, Кейок понял, что он имел в виду, и поспешил поддержать его. Вопреки своему обыкновению, военный советник перебил говорящего:

— Джиро не воин. Полководцем у него Омело. Он достаточно хорош на своем месте в роли боевого командира, но как крупный стратег звезд с неба не хватает. Для Джиро призыв к клану — самое верное средство, чтобы сохранить в целости и сохранности усадьбу и войско. И мы тут ни при чем: раз такой поворот событий все равно предрешен, значит, нельзя считать, что кто-то кого-то «подстрекает».

— К тому же, — добавил Инкомо, — властитель Джиро в душе — ученый. Ему претит грубость вооруженных столкновений. Он ищет повод выступить против Мары, которую возненавидел еще в юности, но ему больше по вкусу коварные уловки и искусно расставленные капканы. Он мастер игры в шех — помните об этом. Он будет добиваться гибели Мары обходными маневрами, а не с помощью грубой силы. Если мы первыми объявим клановую войну, то остается надежда, что клан Ионани не даст завлечь себя в могилу ради интересов Анасати. В открытом бою против Джиро преимущество на нашей стороне, и преимущество значительное. Если члены клана принимают его навязчивые идеи настолько близко к сердцу, что готовы начать войну, приняв оскорбление его чести на свой счет… ну что ж, тогда клан Хадама ответит на вызов.

Доводы советников не прибавили Хокану ни надежд, ни воодушевления. Чем бы ни ответил клан Ионани на призыв своего знатного родича — согласием или отказом, — властителю Джиро уже удалось кое-чего добиться: он сумел собрать под своими знаменами разрозненные группировки, по тем или другим причинам заинтересованные в низвержении Мары. И уж конечно, не один Хокану угадывал, что дело не сводится к личной обиде, нанесенной дому Анасати. Пусть упразднен Высший Совет, но дух соперничества, составлявший основу его существования, продолжал жить тайной напряженной жизнью, под каким бы предлогом ни довелось собраться знати Империи. Судя по тому, что маги прислали пятерых своих собратьев на похороны Айяки, их стремление вмешиваться в события, разворачивающиеся на арене интриги, далеко не исчерпало себя с тех пор, как Ичиндар перехватил у Совета бразды правления Империей.

— Возможно, нам хватит сил и союзников, чтобы сокрушить Анасати, но какой ценой? — подвел наконец итог Хокану. — В конечном счете мы уже не можем ничего изменить. Остается лишь уповать на то, что в короткой кровопролитной схватке на поле боя наши противники понесут серьезные потери. Это отобьет у некоторых охоту воевать дальше и расколет ряды сторонников старого порядка, прежде чем они сумеют объединиться и создать новую политическую партию.

— Господин Хокану, — вмешался Сарик, видя нескрываемую печаль на лице консорта Акомы, — из всех возможных путей ты выбрал самый лучший. Не сомневайся: госпожа приняла бы именно такое решение, будь она способна присутствовать на нашем совете. Теперь пойди к ней; ей нужно, чтобы ты был рядом. Я накажу писарям изготовить документы и распоряжусь, чтобы гонцы доставили их в поместье властителя Джиро.

Покидая зал, Хокану выглядел угнетенным, хотя заявление советников о безоговорочной поддержке и принесло ему некоторое облегчение. Он шагал по-солдатски целеустремленно и быстро, но его руки непроизвольно сжимались в кулаки и снова разжимались, выдавая душевную боль.

Поднявшись со своих мест, вслед за господином вышли и все сановники Акомы, кроме Сарика. Оставшись один в душных потемках, он с силой ударил кулаком в ладонь, с которой давно уже исчезли мозоли: немало воды утекло с того дня, когда он был назначен советником Акомы и навсегда оставил ратную службу. У него болела душа и за друзей, поныне обитающих в казармах, и за женщину, которой он был призван служить и которой всецело посвятил свою преданность. Если Акоме удастся достаточно быстро притушить вспышку вражды, это может означать только одно: боги сотворили чудо. После роспуска Высшего Совета слишком многие недовольные правители оказались не у дел. Мирная жизнь предоставила им обширные возможности, чтобы копить на досуге злобу. Старые политические партии распались. Новый образ правления, установленный Ичиндаром, лишал их существование всякого смысла.

В Империи было тихо, но далеко не спокойно: внутреннее брожение, в течение трех лет не находившее выхода, дозрело до возобновления гражданской войны.

Сарик любил свою госпожу и восхищался тем, с каким блеском она добилась перемен в общественном устройстве Цурануани. Однако сейчас он сожалел о том, что отменена должность Имперского Стратега, а Высший Совет лишен власти: в прежние времена, по крайней мере, можно было, рассматривая любое событие, опираться на сотни примеров, накопленных за многовековую историю Большой Игры. Теперь же законы претерпели насильственное изменение, хотя знать Империи придерживалась старых методов.

«Что-то я ударился в высокие материи», — решил Сарик, недовольно поморщившись. Он вышел из опустевшей палаты, направляясь к покоям, которые выбрал для себя, когда Мара перенесла свою резиденцию в бывшее поместье Минванаби. По пути он послал скорохода за писарем и, когда тот прибыл с чернильницей и перьями в большой сумке, коротко распорядился:

— Подготовь указание для управляющих нашими факториями и агентов. Если Аракаси объявится где-нибудь в пределах Империи, пусть ему сообщат, что он должен немедленно вернуться домой.

Писарь без разговоров уселся на пол, пристроил на коленях деревянную доску для письма и, быстро заскользив пером по пергаменту, принялся строчить первый документ.

— Используй шифр номер семь. Добавь еще следующее, — закончил Сарик, меря шагами пол: от возбуждения он не мог усидеть на месте. — Наша госпожа в смертельной опасности.

***

Раздался перезвон колокольчиков, и порыв потревоженного воздуха взметнул шелковые драпировки главного зала собраний в Городе Магов. Заколебались тени, отбрасываемые трепещущим пламенем масляных светильников, и в центре зала, где плитки пола составляли загадочный узор, появился маг. Он проворно отступил в сторону, и тут же следом за ним один за другим возникли двое его собратьев. Затем еще и еще, пока скамьи вдоль стен зала не заполнились множеством облаченных в черное фигур. Гигантские двери, висящие на кожаных петлях, со скрипом распахнулись, приглашая войти тех, кто решил не прибегать к чародейству для доставки собственных тел на собрание Всемогущих.

Чародеи расходились по своим местам быстро и без суеты.

Сошлись Всемогущие со всех концов Города Магов — скопления зданий и крытых террас, башен и галерей, — занимавшего целый остров. Расположенный посреди огромного озера у подножия Высокой Стены — горного хребта на севере Империи, — Город Магов без помощи чар был недосягаем. Черноризцы перенеслись в город также из отдаленных провинций, откликнувшись на призыв, посланный нынешним утром. Собранные вместе в количестве, достаточном для принятия решений, маги представляли собой самую грозную силу в Империи, поскольку стояли выше закона. Никто, даже император, не дерзал оспаривать их верховенство.

Сбор магов занял считанные минуты. Ходику, сухопарый крючконосый человек средних лет — из тех, кто предпочитал проводить большую часть времени в кабинете, — прошел к яркой мозаичной площадке, где полагалось находиться распорядителю. По огромному залу разнесся его голос:

— Нас всех созвали сюда, чтобы я мог держать речь во имя блага Империи.

Обычное приветствие было встречено молчанием, поскольку все дела, требующие созыва Ассамблеи Всемогущих, имели прямое отношение к делам Империи.

— Сегодня была сломана Красная Печать внутреннего святилища в храме Джастура!

На это объявление зал откликнулся тревожным шумом, ибо арочные двери, ведущие к центральному алтарю в храме бога войны, распахивались для народа только по случаю официально объявленной войны между родами или кланами. Ходику поднял руки, дабы восстановить порядок:

— Мара из Акомы, будучи главой своего дома и полководцем клана Хадама, объявила войну властителю Джиро из Анасати!

В разных местах зала раздались изумленные возгласы. Молодые маги, осведомленные обо всех важных событиях в Империи, не составляли большинства. Эти неофиты вошли в состав Ассамблеи во время потрясений, вызванных злобной силой, известной под именем Враг. Угроза всеобщего уничтожения, нависшая над двумя мирами — Келеваном и Мидкемией, находящейся по ту сторону Бездны, — побудила тогда магов помочь императору Ичиндару взять всю власть над Империей в свои руки, чтобы внутренние распри не ослабили страну в преддверии более тяжких испытаний. Вероятно, магам-новичкам казалась заманчивой возможность применить свое чародейское искусство для решения судеб людей и целых народов. Но старейшины Ассамблеи, в сосредоточенном уединении поглощенные поиском собственных путей к высшему знанию, относились к вмешательству в цуранскую политику как к некой грязной работе — хлопотливой и неблагодарной, которой приходится заниматься только в случае крайней необходимости.

Существовала также совсем уж малочисленная группа — ее возглавляли Хочокена и Шимони, некогда хорошо знакомые с Миламбером, магом из мира варваров, — для которой недавние отступления от традиционной формы правления были интересны по более глубоким причинам. Соприкосновение с мидкемийским взглядом на мир позволило им увидеть жизнь отечества в ином свете, а поскольку властительница Мара была ныне главной опорой императора, известия о войне приобретали особую важность.

Хочокена, поднаторевший в распутывании узелков цуранской политики, поднял к лицу пухлую руку и прикрыл темные глаза, словно призывал себя к терпению.

— Как ты и предсказывал, — шепнул он худощавому Шимони, — беда пришла в самый неподходящий момент.

Шимони, всегда скупой на слова, не ответил; с ястребиной зоркостью он наблюдал за несколькими менее хладнокровными магами, которые поднялись с мест, тем самым заявляя о своем желании высказаться. Остановив взгляд на молодом черноризце по имени Сивин, Ходику направил на него указующий перст. Тот, на кого пал выбор, вышел на середину; остальные снова сели.

Едва ли год прошел с того дня, когда он, пройдя положенные испытания, получил право называться магом. Сивин был быстр на ногу, говорлив и склонен к запальчивости. Такие обычно спешат изложить свое мнение, в то время как другие, более искушенные, предпочитают не сразу оглашать собственные суждения, а сначала послушать, что на уме у менее опытных членов Ассамблеи. Сивин заговорил вдвое громче, чем требовалось в таком зале, как этот:

— Многие верят, что Джиро причастен к смерти сына Благодетельной.

Вот уж не новость! Уголки губ Шимони опустились в неприязненной гримасе, а Хочокена пробормотал себе под нос — но так, чтобы его услышала половина зала:

— Он что, опять подслушивал в гостиной у Изашани, набираясь светских сплетен?

Шимони и на этот раз промолчал; как и многие пожилые чародеи, он считал верхом непристойности использовать магию ради интереса к делам отдельных аристократов.

Замечание Хочокены и суровые взгляды части старейшин смутили Сивина. Он осекся и, не находя слов для продолжения речи, смог лишь повторить:

— Многие в это верят…

Вниманием распорядителя попытались завладеть и другие маги. Ходику сделал знак, и грузный, неуклюжий, косноязычный неофит пустился в пространные рассуждения, не имевшие ни малейшего касательства к делу; тем временем бывалые маги тихо переговаривались между собой, пропуская мимо ушей почти всю его речь.

Маг по имени Телоро, сидевший через два ряда позади Хочокены и Шимони, подался вперед:

— Хочо, если начистоту, чем мы тут занимаемся?

— Судьбой Империи, Телоро. Судьбой Империи, — вздохнул дородный маг.

Сначала Телоро почувствовал себя задетым такой расплывчатостью ответа, но затем насторожился: хотя безмятежная поза Хочокены и не выдавала тревоги, в голосе его звучала подлинная озабоченность.

Внимание обоих — и Шимони, и Хочокены — привлекла к себе группа оживленно шушукающихся магов на противоположной стороне зала. Когда выступавший сел, широкоплечий черноризец из этой компании поднялся на ноги, и Хочокена пробормотал:

— Ну теперь поглядим, как будет разыгран этот раунд.

Ходику подал знак, и маг по имени Мотеха занял место оратора. Его каштановые волосы были подстрижены в ровный кружок выше ушей; такая прическа, именуемая «головой воина», для черноризца выглядела странной и несколько вызывающей. Впрочем, Мотеха по любым меркам выделялся на общем фоне. Он водил дружбу с двумя братьями, рьяно поддерживавшими прежнего Имперского Стратега, но, когда Эргоран умер, а Элгахар отправился служить в Мидкемию, Мотеха потратил немало усилий, чтобы внушить окружающим, будто с этими двумя ничто и никогда его не связывало.

Начало речи Мотехи заставило Шимони с Хочокеной насторожиться.

— Есть ли предел честолюбию властительницы Мары? Она втягивает правителей в кладовую войну из-за оскорбления, которое она же сама, будучи властительницей Акомы, нанесла властителю Анасати!

Хочокена кивнул, словно в подтверждение собственной догадки:

— Так-так, Мотеха примкнул к союзникам Анасати. Странно. Он не сам до этого додумался. Интересно, кто его надоумил?

Шимони жестом остановил его:

— Не отвлекай меня болтовней. Я хочу послушать.

Мотеха повел в воздухе рукой, словно призывая собратьев к возражениям; при этом сверкнули многочисленные кольца, которыми были унизаны его пальцы. Однако он был не настолько великодушным, чтобы и впрямь предоставить кому-либо возможность вставить слово. Не промедлив ни секунды, он провозгласил:

— Ответ очевиден — нет! Благодетельная не удовольствовалась тем, что попрала обычай, объединив свою армию с армией бывшего врага.

— Что мы сочли блестящей находкой, — напомнил Хочокена, и на сей раз достаточно громко для того, чтобы заставить Мотеху запнуться. Телоро и Шимони спрятали ухмылки. Толстяк был мастер смущать собратьев, когда полагал, что не мешало бы сбить с них спесь. Видя, что Мотеха готов отказаться от заготовленной заранее речи, Хочокена учтиво добавил:

— Прости, я не хотел перебивать тебя. Прошу, продолжай.

Мотеха, однако, уже был выбит из колеи.

— Она уничтожит Анасати… — только и проговорил он.

Со своего места поднялся Фумита — один из наиболее почитаемых членов Ассамблеи.

— Извини за вмешательство, Мотеха, — сказал он, дождавшись разрешающего кивка распорядителя, — но поражение Анасати вовсе не бесспорно и даже не очень вероятно. Если опираться на документально засвидетельствованные, непредвзятые оценки сил, имеющихся в распоряжении обеих сторон, то именно Джиро должен в качестве контрмеры избрать призыв к клану. В одиночку Анасати не соперник для властительницы Мары, но, поднимая клан Хадама, она рисковала многим. В политическом смысле Мара уже начала за это расплачиваться. Она потеряет могучих союзников — по крайней мере двое будут вынуждены принять сторону Джиро в силу кровного родства, — и, хотя богатство и мощь Акомы внушают трепет, силы обоих кланов в сущности равны.

Хочокена откровенно ухмыльнулся. Плохо замаскированная попытка Мотехи настроить Ассамблею в пользу Анасати потерпела теперь полный провал. Но Фумита не спешил сесть на место.

— Есть еще один предмет, который требует нашего внимания, — спокойно заключил он.

Мотеха вздернул подбородок и с крайней неохотой освободил ораторское место. Поскольку никто из Великих не изъявил желания сменить его, Ходику просто махнул рукой Фумите, чтобы тотпродолжал:

— Теперь, когда интересы чести, надо полагать, соблюдены, пора подумать о другом. Не расшатает ли эта стычка кланов внутренние устои Империи настолько, что им будет грозить разрушение?

Ассамблея отозвалась неясным гулом, но никто не спешил высовываться со своим мнением. Спору нет, Ионани и Хадама — крупные кланы, но ни один из них не мог собрать вокруг себя достаточно сторонников, чтобы роковым образом повлиять на порядок в Империи. Хочокена понимал, что его соратник Фумита просто тянет время. За его маневрами скрывалась тревога о напастях более грозных, нежели оскорбленная честь какой-то одной семьи. Уже можно было предугадать худшее: свара между Анасати и Акомой подстрекнет противников Ичиндара к более решительным действиям. История с Джиро уже послужила сплочению дотоле разрозненных недовольных, и они соединились в партию традиционалистов, которая могла оказать серьезное сопротивление нынешним преобразованиям государственных основ. Их возмущение еще не достигло той степени, когда оно находит выход в кровопролитии, но если бы Высший Совет сохранил свои полномочия и если бы сейчас предстояло избрать Имперского Стратега — у Джиро, несомненно, хватило бы сторонников, чтобы этот вожделенный пост достался именно ему. Его поддержали бы и те маги, которые порицали нововведения Ичиндара. То, что он сосредоточил в своих руках не только духовную, но и мирскую власть, они осуждали как недостойную уловку; по их мнению, следовало вернуться к порядкам, существовавшим до встречи с Врагом, а деятельность императора снова ограничить рамками его традиционной роли. Хочокена, возглавлявший горстку сторонников перемен, не слишком вникал в суть речи Фумитьг, предпочитая проследить, к кому потянется Мотеха.

Своему единомышленнику он шепнул:

— Ах вот кто тут ратует за интересы Джиро.

Едва заметным наклоном головы он указал на собеседника Мотехи — человека атлетического сложения, едва перешагнувшего границу между юностью и зрелостью. В его наружности примечательным был разве что огненный цвет волос, видневшихся из-под черного капюшона. У него были густые брови, угрюмое выражение лица и повадки человека, снедаемого постоянным внутренним беспокойством.

— Тапек, — узнал рыжеволосого атлета Шимони. — Тот самый, который сжег дом, упражняясь в магии. Проявил свое дарование уже в раннем детстве, но ему понадобилось много времени, чтобы научиться сдерживать себя.

Хочокена призадумался:

— Он не из друзей Джиро. Что ему за прибыль во всем этом — вот вопрос.

Шимони еле заметно пожал плечами:

— Таких, как он, прямо-таки тянет к беде: ни дать ни взять — щепка, которую засасывает водоворот.

Тем временем дебаты в центре зала продолжались. Голос Фумиты не выражал никаких чувств: не хватало еще, чтобы кто-нибудь упрекнул его в предвзятости суждений из-за родственных связей с семьей Хокану и Мары. Свою речь он завершил безрадостным пророчеством:

— Я полагаю, что мы окажемся перед лицом как внутренних, так и внешних опасностей, если кланы Ионани и Хадама истребят друг друга. — Желая подчеркнуть значение сказанного, он предостерегающе поднял палец. — Не приходится сомневаться: тот род, который выстоит в борьбе, придет к победе настолько ослабленным, что на него немедленно нападут другие недоброжелатели. — Подняв на сей раз уже два пальца, он тем же ровным тоном договорил:

— И сможет ли кто-либо отрицать, что недруги за пределами Империи непременно воспользуются удобным случаем, чтобы извлечь выгоду из наших внутренних неурядиц, и нанесут удар?

— Пора и мне подбросить дровишек в огонь! — проворчал, вставая, Хочокена.

Словно повинуясь некоему тайному сигналу, Фумита уселся на свое место так проворно, что никто не успел подняться и опередить Хочокену: распорядитель жестом пригласил тучного мага на ораторскую площадку.

Хочокена откашлялся, прочищая горло.

— Мой ученый собрат блестяще изложил суть дела, — начал он. — Но риторика не должна туманить наш взор.

Это высокопарное вступление заставило Шимони чуть заметно усмехнуться. Его толстый соратник расхаживал взад и вперед, ловя взгляды магов, сидящих в первых рядах: нужно было привлечь их внимание, ибо то, что он собирался сказать, касалось всех.

— Я бы хотел особо отметить, что прежде, как известно, подобные стычки еще не означали конца света! — Он кивнул ради пущей выразительности. — И мы не располагаем никакими сведениями, которые позволили бы нам думать, что наши соседи замышляют недоброе. Вдоль наших восточных границ люди из Турила развели такую бойкую торговлю, что им просто нет никакого смысла начинать войну, если мы сами не подадим им повода. Возможно, характер у них не из приятных, но барыши для них привлекательнее, нежели кровопускание. По крайней мере, все выглядит именно так, с тех пор как Военный Альянс расстался с намерением покорить их силой оружия.

По рядам прокатилась волна неодобрительного шепота: попытка присоединить горный Турил в качестве новой провинции кончилась для Империи позорным провалом, а напоминать о поражении считалось дурным тоном. Однако Хочокена без колебаний использовал этот аргумент, чтобы выбить почву из-под ног противников. Он только заговорил громче, чтобы, невзирая на поднявшийся шум, его услышали все:

— Кочевники из пустыни Цубара заключили скрепленный клятвой мирный договор с Ксакатекасом и Акомой, выступившими от лица Империи, и с конфликтом в Дустари покончено.

То, что спокойствие на южных рубежах Цурануани достигнуто отчасти благодаря заслугам властительницы Мары, не ускользнуло от внимания Ассамблеи. Круглое лицо Хочокены расплылось в улыбке: гомон стих и в зале установилась почтительная тишина.

— Как ни крути, в Империи до того спокойно, что даже скучно становится. — Словно меняя маску, он посуровел, согнав улыбку с лица, и погрозил собранию пальцем. — Нужно ли напоминать уважаемым собратьям, что Слуга Империи считается членом императорской семьи? Обычай странный, я понимаю, но такова традиция. — Он указал рукой в сторону Мотехи, который каких-нибудь полчаса тому назад позволил себе нападки на Мару. — Допустим, мы будем настолько опрометчивы, что предпримем какие-либо шаги в интересах Анасати, и что тогда? Вполне вероятно, что император сочтет наш поступок ударом против своей семьи. Но я перейду к самой сути дела. Нам с Элгахаром довелось лично присутствовать при казни последнего Имперского Стратега. При его повешении… — Он сделал эффектную паузу и постучал себя по виску. — Посмотрим, не смогу ли я припомнить, что именно сказал Свет Небес о маге, который оказался участником тайных интриг Совета. Ах да, вот его точные слова: «Если когда-нибудь обнаружится, что еще хоть один из Черных Риз замешан в заговоре против моей семьи, то древний декрет, ставящий магов выше закона, будет отменен. Даже если я буду вынужден бросить всю военную мощь Империи против вашей магической силы — пусть даже при этом самой Империи придет конец, — я не позволю вновь посягнуть на власть императора. Понятно? »

Хочокена обвел Ассамблею грозным взглядом:

— Могу вас заверить: Ичиндар говорил искренне. Он не из тех, кто бросает слова на ветер. Наши прежние государи, возможно, довольствовались тем, что делили время между священными церемониями в храмах и зачатием наследников, которых впоследствии производили на свет их жены и наложницы. — Его голос окреп. — Но Ичиндар не таков! Он правитель, а не идол в жреческом облачении!

Понизив голос настолько, чтобы все присутствующие были вынуждены напрячь слух и ловить каждое его слово, Хочокена подытожил:

— Те из нас, кто присутствовал на похоронах сына Благодетельной, прекрасно понимают, что причина срыва Мары — неизбывное горе. Теперь ей придется расхлебывать последствия своего проступка. С той секунды, когда она бросилась на Джиро, их столкновение неизбежно. Поскольку наш долг — охрана Империи, я сильно сомневаюсь, вправе ли мы совершать любые действия, в результате которых, — голос мага громом раскатился по залу, — нам придется сойтись на поле битвы с имперскими войсками… и все из-за оскорбления, нанесенного частному лицу! Конечно, мы победим, но после победы нам для охраны останется очень маленькая империя, — — уже спокойно и рассудительно договорил Хочокена. — Это все, что я хотел сказать. — И он сел на место.

Молчание длилось недолго. Секунда — и Тапек вскочил на ноги. Ходику кивнул, и Тапек устремился к центру зала. Полы его хламиды развевались на ходу.

Бледный от волнения молодой маг обвел взглядом зал, замерший в безмолвном раздумье.

— Достаточно мы наслушались о властительнице Маре! Должен заметить, что пострадавшей стороной является Джиро Анасати. Он-то не нарушал перемирия. — Тапек воздел руки. — Заклинаю всех вас для разнообразия рассмотреть прямые доказательства вместо слов!

Широким взмахом он очертил в воздухе невидимую раму, произнес заклинание, и в пространстве перед ним заиграл свет. Радужные переливы обрели четкие формы: перед взглядами чародеев возник образ комнаты, заполненной книгами и свитками. По комнате в изысканно-простом одеянии расхаживал властитель Джиро в редком для него состоянии возбуждения. В углу на подушках примостился Чимака; его лицо сохраняло абсолютную бесстрастность.

— Как смеет властительница Мара угрожать мне! — оскорбленно воскликнул Джиро. — К смерти ее сына мы не имеем никакого отношения. Это же ни с чем не сообразно: хоть на минуту допустить, будто наш род способен опуститься до такой низости, как убийство мальчика, в жилах которого течет кровь Анасати! Улика, найденная на убийце, специально подброшена, чтобы опорочить нас, и из-за этой фальшивки нас втягивают в войну кланов!

Чимака полюбовался на собственные пальцы, унизанные резными кольцами из раковин коркара, которые он так и не удосужился снять после похорон.

— Клан Ионани сумеет должным образом ответить на оскорбление, — сказал он, пытаясь угомонить хозяина. — Нам не придется идти в сражение без поддержки.

— Война!.. — Джиро резко развернулся. На его лице читалось неприкрытое отвращение. — Мара призвала своих родичей к оружию просто из малодушия! Она надеется одолеть нас, не запачкав рук, — задавить подавляющим численным перевесом. Что ж, мы должны пораскинуть мозгами и преподать ей урок. Клан Ионани поддержит нас — все к лучшему. Но я никогда ей не прощу, что мы были вынуждены пойти на это. Если после жестокой схватки наша семья не будет истреблена полностью, властительнице придется накрепко усвоить: Акома нажила себе врага, которого следует бояться!

Чимака облизнул губы:

— На политической арене многое изменилось. Конечно, мы могли бы обратить себе на пользу некоторые особенности новой расстановки сил.

Джиро гневно уставился на первого советника:

— Для начала — будь проклята эта сука, нам нужно позаботиться о том, как уберечь собственные шкуры в предстоящей бойне!

Хлопнув в ладоши, Тапек рассеял чары, и видение исчезло. Он отбросил со лба огненную челку и окинул собрание глумливым взглядом, потешаясь над старцами, окаменевшими от возмущения столь бесцеремонным вторжением в частную жизнь вельможи.

— Ты нарушаешь традицию! — раздался дребезжащий старческий голос из задних рядов. — Кто мы — старые сплетницы, сующие всюду свой нос? Чем мы лучше их, если готовы использовать магию для подглядывания и подслушивания? Так начнем подглядывать в дамских будуарах!

Возмущение разделили несколько седоголовых магов, которые в знак протеста покинули зал.

Тапек не задержался с ответом:

— Ах вот как, я нарушаю традицию? А как обошлась с традициями властительница Мара? Так вот — она дерзнула все перевернуть. Должны ли мы пребывать в бездействии, ожидая, пока она развалит Империю? Какие увещевания остановят ее? Разве этим недостойным выпадом против правителя Анасати она не доказала, что не способна держать себя в руках?

Последнее подстрекательское замечание, как видно, встревожило даже Шимони.

— Она потеряла ребенка, умершего страшной смертью! — перебил он Тапека. — Мара — женщина и, как любой человек, неизбежно совершает ошибки.

Тапек простер руки вверх:

— Правильно замечено, брат, но меня не заботят изъяны в воспитании Мары. Она поднялась на ошеломляющую высоту — по любым человеческим меркам. Ее влияние стало слишком сильным, величие — чересчур бьющим в глаза. Будучи предводителем и полководцем клана Хадама, возглавляя самый могущественный дом в Империи, она возвышается над всеми правителями. Как Слуга Империи она обладает опасной притягательностью для простонародья. Я полностью согласен со сказанным: да, Мара неизбежно совершает ошибки именно потому, что она всего лишь человек! И никому из правителей — ни мужчине, ни женщине — не должно быть дозволено собирать в своих руках такую непомерную мощь. Говорю вам, мы должны обуздать ее, пока не поздно!

Ходику погладил подбородок: дискуссия приобретала опасный уклон. Не желая еще больше накалять страсти, он обратился к Хочокене:

— У меня вопрос к ученому собрату. Хочо, по твоему мнению, что нам следует делать?

Откинувшись назад и прилагая все силы к тому, чтобы сохранять равнодушный вид, Хочокена небрежно переспросил:

— Что делать?.. — и тут же сам дал ответ:

— Ну, я полагаю, это очевидно. Ничего! Пусть эти драчливые партии воюют между собой. А когда их задетая честь удовлетворится пролитой кровью, собрать осколки будет делом несложным.

Снова зазвучали голоса — то тут, то там маги вскакивали с мест, желая быть услышанными.

— Ты ведь не собираешься этим ограничиться, Хочо? — шумно вздохнул Шимони.

Толстяк уткнулся подбородком в ладони, отчего щеки собрались в морщины.

— Разумеется, нет, — прошептал он. — Но надо же было кому-то окоротить этого нахального молодчика.

Неподвластный законам государства, каждый Великий волен был поступать так, как считал нужным. Любой из них мог по собственному усмотрению вмешаться в борьбу против Мары, если полагал, что так будет лучше для Империи. Однако в делах государственной важности требовалось, чтобы сами маги избрали и узаконили для себя единый образ действий; в таких случаях решение принималось большинством голосов и ни один член Ассамблеи не мог пойти наперекор общей воле. Сегодня не приходилось надеяться, что согласие будет достигнуто быстро, и потому Хочокена избрал новую тактику: пусть уж собратья по магическому искусству вдоволь наговорятся, обсуждая по всей форме предложенную политику невмешательства, а он тем временем попытается исподволь склонить большинство Ассамблеи к благоразумию и терпимости.

С видом полнейшей покорности судьбе толстяк разгладил хламиду на животе:

— Ну-с, дадим этим горячим головам накричаться до хрипоты, а сами пока попробуем добраться до сути дела. Когда они выдохнутся, мы подкинем им единственный разумный выход из положения и потребуем голосования. Пусть они тешатся иллюзией, что первыми нашли приемлемое решение. Пусть Тапек и Мотеха считают, что это они ведут Ассамблею к единодушию, — так будет безопасней. Иначе они начнут орудовать самостоятельно и, чего доброго, натворят бед.

Шимони угрюмо покосился на дородного соседа:

— Почему, интересно, тебе непременно нужно устраивать нескончаемые словопрения, чтобы найти выход из любой неурядицы?

— А у тебя есть идея получше? — колко отпарировал Хочокена.

— Нет, — буркнул Шимони.

Не желая утомлять себя дальнейшими разговорами, он снова уделил внимание площадке в центре зала, где обосновался один из множества желающих поговорить.

***

Утреннее солнце припекало большой штабной шатер. Внутри стоял тяжелый запах густого масла, которым при выделке пропитывали кожу, чтобы она стала непромокаемой, и жира, используемого для смазки ремней и доспехов. В смеси ароматов отсутствовал лишь запах масла для светильников, поскольку властительница не видела надобности в дополнительном освещении. Облаченная в великолепные доспехи и шлем, увенчанный плюмажем клана Хадама, Мара восседала на нарядных шелковых подушках. Входные полотнища шатра были откинуты, и падающий снаружи утренний свет очерчивал ее строгий профиль. Позади нее стоял Хокану. Положив руку в латной рукавице на плечо жены, он обозревал войска, ровными рядами выстроенные в широкой долине у подножия холма.

Всю луговину, насколько мог охватить взор, заполняли застывшие в ожидании воины. Их было такое множество, что шлемы и копья не поддавались счету. Все замерло, лишь ветер шевелил перья офицерских плюмажей — не только зеленого цвета Акомы, но, казалось, и всех цветов радуги. Однако затишье было обманчивым. Каждый боец в доспехах клана Хадама был готов в любую секунду исполнить приказ своего полководца, как только прозвучит призыв чести.

В своих парадных доспехах Мара казалась изваянием из нефрита с бесстрастной маской вместо лица, как и полагалось цуранскому полководцу; но осанка госпожи порождала у окружавших ее советников странное ощущение хрупкости этого незыблемого фасада — как будто жесткая оболочка внешнего безразличия была последней препоной, сдерживающей бушевавшие внутри чувства. В ее присутствии все разговаривали и двигались осторожно, словно случайный жест или неверно произнесенное слово могли пробить брешь в ее самообладании и безрассудная ярость, однажды уже выплеснувшаяся на властителя Джиро, вновь вырвется на волю, сметая все преграды.

Сейчас, имея под командованием огромную, готовую к наступлению армию, Мара походила на надвигающуюся грозовую тучу, — не угадаешь, когда засверкают молнии. Официальное объявление войны означало конец хитростям и двоедушию, коварству и недомолвкам… просто ударить в чистом поле по врагу, чье имя оглашено на церемонии в храме Джастура.

Напротив войск клана Хадама реяли знамена клана Ионани. Подобно Маре, властитель Джиро с полководцем своего клана сидел на вершине противоположного холма. Преисполненные гордости, как и подобало при их знатном происхождении, они и не помышляли прощать властительнице Маре попрание чести. За плотно сомкнутыми рядами воинов Ионани над штабным шатром развевался древний ало-желтый боевой стяг рода Анасати; рядом расположился черно-зеленый шатер властителя Тонмаргу, полководца клана Ионани. Порядок размещения цветов символизировал вековой завет: на оскорбление, нанесенное дому Анасати, ответит весь клан, не жалея ни своих, ни чужих жизней.

Настоящему цурани смерть не страшна — жить в позоре, прослыть трусом хуже смерти.

Глаза Мары зорко примечали каждую подробность, руки были неподвижны. Недоступны были ее мысли, замкнутые в холодном мире, куда никто — даже Хокану — не мог проникнуть. Она, всегда отвергавшая войну и убийство, ныне, казалось, рвалась навстречу разгулу насилия. Пусть кровопролитие не вернет ей сына, но, быть может, в пылу и угаре боя она хотя бы избавится от неотвязных мыслей. Боль и горе отпустят ее только тогда, когда Джиро из Анасати обратится в прах.

Она была подобна туго натянутой струне, и Хокану понимал, что нет сейчас таких слов, которые могли бы принести ей облегчение. Он просто оставался рядом, спокойный и надежный, умеряя — там, где можно, — резкость ее решений.

Наступит день, Мара очнется и смирится со своим горем. Но пока время не начнет залечивать ее раны, его дело — быть ей нерушимой опорой.

С истинно цуранской невозмутимостью Хокану следил взглядом за тем, что происходило в отдалении: группа воинов, отделившаяся от рядов клана Хадама, приблизилась к стану Ионани. Их возглавлял Люджан в сверкающих на солнце доспехах; верх офицерского плюмажа горел на свету изумрудным огнем. Бок о бок с ним шагали подчиненные ему старшие офицеры — Ирриланди и Кенджи, а сзади, согласно рангу, — военачальники других родов клана Хадама. Шествие замыкал писарь, обязанный слово в слово занести в специальную книгу обмен речами, когда, Согласно традиции, в центре поля, избранного для битвы, встретятся командующие обеих сторон. В ходе переговоров надлежало установить границы боевых действий, время начала битвы и возможность, если таковая существует, предложения и принятия пощады. Впрочем, о последнем Мара и слышать не желала.

Ее ничуть не волновала судьба семей, входящих в клан Ионани. Пусть побеждают или гибнут вместе с Джиро — не ей же одной испытывать на своей шкуре жестокости Игры Совета.

— Никакой пощады, — отчеканила Мара, когда Кейок, ее военный советник, затронул этот вопрос.

Теперь все точки расставлены, ставки сделаны. Никто не может оспорить слово Мары — слово предводителя клана. Хокану обвел взглядом круг придворных Мары — чтобы самому укрепиться духом и заодно узнать настроение присутствующих. Кейок, облаченный в доспехи, явно чувствовал себя куда более уверенно, чем в одеянии советника, предписанном ему по должности. Сарик, сражавшийся до своего возвышения в армии Акомы, также был одет в доспехи. В преддверии боя он чувствовал бы себя голым, если бы его спину прикрывали только тонкие шелка.

Старый Инкомо остался верен привычной одежде. Он — лучше управлявшийся с пером, чем со столовым ножом, — стоял засунув руки за пояс; его морщинистое лицо застыло от напряжения. Хотя на своем веку он успел навидаться всякого, Инкомо не приобрел навыка к насилию. Призыв Мары к клану был не из тех поступков, какие совершают люди в здравом уме, и, поскольку до сей поры она была живым воплощением доброты и рассудительности, ее нынешняя ожесточенная решимость исполнить цуранский ритуал возмездия повергала его в ужас. Но годы пребывания на посту советника Минванаби научили его сдерживать свои чувства.

Только от воли богов зависела сегодня судьба Акомы и ее сородичей из клана Хадама, равно как и судьба их подданных — всех до единого.

Зазвучали фанфары, взмыл над лощиной рев изогнутых рогов. Барабаны выбивали дробь, пока парламентеры Ионани и Хадама, повернув каждый в свою сторону, шли обратно к войскам. Затем темп музыки ускорился; Люджан занял свое место в середине передних рядов, Ирриланди и Кенджи — на правом и левом флангах; другие офицеры возглавили войска домов клана. На утреннем солнце сверкнули щиты и копья, и волна ярких отблесков пробежала по всему простору луговины, когда тысячи воинов выхватили мечи из ножен.

Геральдические знамена хлопали при порывах ветра, и на крестовинах развевались красные вымпелы во славу Туракаму, бога смерти, чье благословение испрашивалось для предстоящего кровопролития. Жрец Красного бога ступил на узкую полосу земли, разделявшую враждебные армии, и запел молитву. Слова молитвы подхватили воины, и разом вознесшийся к небесам звук тысяч голосов ударил по ушам, словно гром в преддверии катастрофы. Около жреца стояла закутанная в черное жрица богини Сиби, кто есть сама Смерть. Присутствие жрицы, состоявшей на службе у старшей сестры Туракаму, подтверждало, что нынче многим суждено принять смерть. Жрец закончил заклинание и подбросил в воздух пригоршню красных перьев. Он поклонился до земли, затем приветствовал жрицу богини смерти. Но вот священнослужители удалились, и тогда на смену размеренному — хотя и могучему — речитативу пришел оглушительный хаос воплей и брани. Враги принялись поносить друг друга через разделяющее их пространство. Бросались непростительные оскорбления — так подтверждалась готовность биться до конца, готовность победить или умереть, как того требовала честь. Эти яростные выкрики были необходимы каждому, чтобы подбодрить себя и лишний раз увериться, что ни один воин не поддастся позорной трусости. Цуранский кодекс чести был неумолим: право на жизнь добывается победой, иначе бесчестие потянется из этой жизни в следующую, обрекая малодушных на жалкое существование.

Мара бесстрастно наблюдала за происходящим: сердце у нее словно оделось в броню. Сегодня другим матерям предстоит узнать, каково это — рыдать над телами убитых сыновей. Она почти не заметила, что ладонь Хокану, взволнованного ожиданием боя, легла на наплечник ее доспехов.

Наследник Шиндзаваи имел право остаться в стороне, ибо не был связан кровным родством ни с Хадама, ни с Ионани. Тем не менее, будучи мужем Слуги Империи, он считал для себя невозможным уклониться от участия в битве. Сейчас, в предвкушении боя, когда возбуждение воинов достигло предела, заставляя кровь быстрее струиться в жилах, темная сторона его натуры взяла верх. Хокану любил Айяки как собственного сына, и потеря мальчика не давала ему покоя, взывая к отмщению. Пусть разум твердит, что семья Анасати не причастна к убийству, но жажда смятенной души оставалась неутоленной. Кровь за кровь — и какая разница, виновен Джиро или нет!

Посланный Люджаном гонец подбежал к штабному шатру и поклонился до земли.

— Госпожа полководец клана Хадама! — заговорил он после знака властительницы. — Военачальники клана Ионани дали согласие. Битва начнется, когда круг солнца поднимется над горизонтом на высоту шести диаметров.

Мара окинула небосвод оценивающим взглядом:

— Значит, до сигнала к атаке остается меньше получаса.

Коротким кивком она подтвердила договоренность. И все же ожидание затягивалось дольше, чем хотелось бы… Айяки не получил даже такой отсрочки.

Томительно тянулись минуты. Воины продолжали до хрипоты выкрикивать оскорбления. Солнце медленно ползло вверх, наполняя воздух дневным жаром. Нервы у всех были напряжены так, что пролетевшая муха могла бы взорвать сгустившуюся мглу вынужденного ожидания.

Хокану горел нетерпением: он был готов выхватить меч и напоить клинок кровью. Наконец солнце достигло условленной высоты. Офицеры в штабном шатре не обменялись ни жестом, ни словом. Кейок лишь коротко вздохнул, когда Мара подняла руку. Люджан, находившийся в строю своих войск, занес обнаженный меч, и фанфары протрубили сигнал к бою. Без промедления обнажил меч и Хокану. Бой мог сложиться так, что он и не встретится один на один с врагом, поскольку его место — рядом с властительницей. Даже если клан Хадама будет разгромлен, воины Ионани не смогут пробиться сквозь гвардию Мары, окружающую штабной шатер; однако и он, и Сарик были наготове.

Звуки фанфар, казалось, длятся бесконечно. Замер в неподвижности военачальник Акомы; его высоко поднятый меч сверкал на солнце. В той же позе застыл стоявший напротив Люджана командующий войсками Ионани. Когда мечи обоих офицеров опустятся, лавина орущих солдат бросится в атаку через узкую полосу поля, и эхо от окрестных холмов будет вторить лязгу мечей и боевым кличам.

Хокану на одном дыхании пробормотал молитву за Люджана. Гибель доблестного военачальника Акомы была почти неминуема: ни одному воину из первых пяти рядов не приходилось рассчитывать, что он уцелеет, ибо слишком сильным бывал в подобных случаях натиск сражающихся с обеих сторон. Две огромные армии сойдутся, перемалывая все на своем пути, как зубы гигантских челюстей, и лишь воинам арьергарда доведется узнать, на чью сторону склонится победа.

Время отсрочки кончилось. Воины вознесли богам последние безмолвные молитвы о победе, славе и жизни. Затем меч Люджана дрогнул и молниеносно опустился. Воины подались вперед; на древках, поднятых знаменосцами с земли, взметнулись стяги, и тут с ясного неба грянул гром.

Тугая волна воздуха ударила Мару и Хокану прямо в лицо. Подушки разлетелись в стороны. Хокану покачнулся и упал на колени; рукой, свободной от оружия, он обнял Мару, укрывая ее. Шатер затрещал и заходил ходуном под напором ветра. Шелковые одежды Инкомо надулись как паруса, и его отбросило назад. Сарик подхватил натолкнувшегося на него Кейока, но тот едва снова не потерял равновесия, получив удар костылем по ногам. Оба советника, пытаясь устоять, вцепились друг в друга. Внутри шатра все стояло вверх дном: столы перевернулись, карты с планами сражения взлетели в воздух и вместе с занавесками, отделявшими личный уголок Мары, а теперь сорванными ветром, упали на спальную циновку властительницы.

По полю разгуливали пыльные смерчи, оставляя за собой невообразимый хаос. С треском ломались вырванные из рук знаменосцев флаги. Над передними рядами обеих армий поднялся крик, поскольку воины, не устояв под напором ветра, повалились на траву. Их мечи вонзились не в живую плоть, а в землю. Разбросанные смерчем, воины арьергарда беспорядочно тыкались друг в друга, и в конце концов на поле не осталось никого, кто был бы способен пойти в наступление и завязать бой.

В проходе между войсками возникло несколько фигур в черном. Складки их одежд не колыхались, ниспадая пугающе неподвижно. Затем, словно по команде, странные вихри улеглись. Воины разлепили запорошенные пылью глаза, и ярость сменилась благоговейным ужасом: увидев Всемогущих, они поняли, что маги намерены вмешаться в ход предстоящей битвы. И хотя оружие по-прежнему оставалось у них в руках и жажда крови все так же толкала их вперед, никто не встал, никто и движения не сделал в сторону магов, которые стояли точно посредине между противниками. Поверженные воины лежали ничком, вжав лица в траву. Ничей приказ не смог бы сдвинуть с места ни одного из них, поскольку никто не посмел бы коснуться Великого: виновному грозила жесточайшая кара, почти как за святотатство.

Мара враждебно смотрела на дела рук Всемогущих, оказавшихся помехой для ее мести. Скрипнув ремнями доспехов, она поднялась на ноги; руки были сжаты в кулаки, кровь прилила к щекам.

— Нет, — сказала она тихо.

Прядь распустившихся волос выбилась у нее из-под шлема, плюмаж трепетал, словно тростник на ветру. Мгновением позже рядом с откинутым пологом шатра возник еще один Великий. Казалось, его одеяние скроено из ночной тьмы, и, хотя он был юношески строен, ничего юного не светилось в его взоре. Глаза блистали огнем, особенно ярким по контрасту со смуглой кожей и темными волосами.

— Властительница Мара, выслушай нашу волю. — Его голос оказался на удивление глубок. — Ассамблея запрещает эту войну!

Мара побледнела. Ее трясло от ярости — срывался ее замысел! Она и представить себе не могла, что Ассамблея вздумает отнять у нее возможность мщения. Перед вердиктом магов она была столь же беспомощна, каким оказался и ее бывший враг, Тасайо Минванаби, поскольку запрещение отомстить по всей форме за смерть Айяки означало для Акомы потерю чести. Отступление без боя запятнает ее куда больше, нежели любой позор, выпавший на долю Анасати. Ее сын останется неотомщенным, властителю Джиро присудят победу. Он, доказавший готовность в бою отстаивать свою честь, заслужит почет и уважение за храбрость. А властительница Акомы, оказавшись в положении обвинителя, который не сумел подкрепить свои притязания силой оружия, утратит огромную долю того почитания, которым была окружена до сих пор.

— Ты обрекаешь меня на бесчестье. Всемогущий, — выговорила наконец Мара.

С надменной невозмутимостью маг пропустил ее слова мимо ушей.

— Мне нет дела ни до твоей чести, ни до ее отсутствия, Благодетельная. Ассамблея поступает так, как считает нужным, и всегда — ради блага Империи. Кровавая резня между кланами Хадама и Ионани ослабит Империю и сделает ее уязвимой для нападения извне. Итак, тебе объявлено: ничьим войскам — ни Акомы, ни Анасати, ни их сородичей, ни союзников — не дозволяется вступать в бой для разрешения этого или любого иного конфликта. Тебе запрещается воевать против властителя Джиро.

Усилием воли Мара сохранила молчание. Однажды ей уже довелось видеть, как варвар-черноризец Миламбер заставил разверзнуться небеса над Имперской ареной. Силы, которые в тот день были выпущены на волю, несли смерть, сотрясая землю и исторгая огненный дождь из облаков. А Мара не настолько обезумела от горя, чтобы лишиться рассудка и памяти: верховная власть в Империи принадлежала магам.

Молодой посланец Ассамблеи, имя которого не было известно властительнице, в высокомерном молчании наблюдал, как она с усилием сглотнула. Щеки у нее горели, и Хокану, стоя у плеча жены, мог ощутить, что ее сотрясает дрожь от загнанной внутрь ярости. Однако она была цурани и знала: решения Великих требуют беспрекословного повиновения.

— Твоя воля, Великий, — сухо кивнула Мара. Она склонилась до земли, но даже эта согбенная поза не могла скрыть ее негодования.

— Приказ — отходить, — обернулась она к советникам.

Решение магов не оставляло ей выбора.

Пусть она правящая властительница самой могущественной семьи в стране и возведена в ранг Слуги Империи — даже ей не остается ничего другого, как склониться перед неизбежным.

Хокану передал приближенным приказ Мары. Сарик заставил себя стряхнуть оцепенение и поспешил расшевелить гонцов-сигнальщиков, до этого мгновения так и лежавших распростертыми на земле. Кейок подготовил бело-зеленые сигнальные флажки, и гонцы, словно радуясь возможности унести ноги подальше от мрачной фигуры в черном, помчались от шатра к холму.

Люджан, стоявший в гуще коленопреклоненных воинов, принял сигнал. Сложив ладони рупором у рта, он, а вслед за ним и другие полководцы клана Хадама выкрикнули приказ отходить. По полю словно волна прокатилась: солдаты, составлявшие единое воинство, подобрали свои мечи и копья, медленно поднялись на ноги и, вновь разбившись на отдельные отряды, двинулись назад к холмам, где располагались шатры их господ, по пути выравнивая ряды и оставляя за собой вытоптанный луг.

Армии, изготовившиеся к бою, откатывались одна от другой под бдительным присмотром магов, стоящих между вражескими порядками. Затем, сочтя свою миссию выполненной, черноризцы один за другим исчезли с поля, переместившись на холм близ командного шатра клана Ионани.

Снедаемая горечью, Мара почти не замечала ни мага, все еще стоящего перед ней, ни Хокану, распоряжавшегося отправкой отрядов клана Хадама в обратный путь, в их усадебные гарнизоны. Итак, война окончена, но ни одна цель не достигнута. Честь требовала удовлетворения. Если даже Мара бросится на фамильный меч Акомы — разве это послужит справедливым воздаянием за смерть Айяки? Властительница Акомы опозорена перед целым светом — такое забывается не скоро. Уж Джиро воспользуется ее унижением, чтобы сплотить врагов против ее семьи. Потрясение вернуло ее к осознанию своей ответственности — за свою ошибку должна расплачиваться только она сама. Чтобы рассчитаться за смерть и оскорбления, вставшие между ней и Анасати, придется прибегнуть к интригам — иного пути нет. Настало время для Игры Совета, с ее заговорами и тайными убийствами, совершаемыми за традиционной завесой цуранской благопристойности.

На подходе к шатру поднялась какая-то суматоха, послышались возбужденные голоса; громче всех звучал голос Кейока:

— С крайнего левого фланга две роты идут в атаку!

От ужаса всякие мысли о ненависти и мести улетучились из головы Мары. Она поспешила к выходу и не поверила собственным глазам: отряд, занимавший место на самом краю воинства Хадама, вопреки приказу пошел в наступление!

Маг, следовавший за Марой по пятам, издал какое-то злобное шипение, и из пустого пространства возникло еще несколько его собратьев. Их появление привело Мару в панику. Если она немедленно не предпримет каких-нибудь шагов, чтобы отвести беду, маги могут возложить именно на нее вину за неуважение к воле Ассамблеи, проявленное кем-то из ее союзников. И тогда из-за гнева магов следующий миг может стать последним и для ее дома, и для всех, кто верен Акоме.

— Кто командует на левом фланге? — в отчаянии воскликнула она.

— Это резерв, госпожа. Под командой властителя Петачи, — доложил подоспевший Ирриланди.

Сдерживая ярость, Мара прикусила губу. Петачи унаследовал сан властителя совсем недавно. Почти мальчишка, он получил право командовать собственным отрядом только благодаря своему рангу, а отнюдь не в силу боевого опыта или умения воевать. Цуранский обычай предоставлял ему привилегию занять место в передних рядах. Понимая это, Люджан отвел отряду юноши место флангового резерва, который вступит в дело лишь тогда, когда исход боя будет уже решен. А теперь то ли его юность, то ли горячая кровь накликали беду.

Кейок окинул левый фланг наметанным взглядом бывалого полководца:

— Самонадеянный мальчишка! Вздумал атаковать, воспользовавшись беспорядком в рядах Анасати! Он что, не видит Всемогущих?! Как он смеет пренебрегать их присутствием?

— Либо он спятил, — Хокану указал на гонцов, добравшихся даже до самых дальних позиций, — либо не понимает язык сигналов.

Сарик немедленно отправил новых гонцов; тем временем несколько более опытных командиров уже пробивали себе путь — через встречный поток отступающего войска — к движущимся знаменам властителя Петачи.

С нарастающим ужасом Мара наблюдала за тем, что происходит на дальнем краю поля.

Целых две роты воинов в доспехах оранжевого и синего цветов разворачивались для атаки на правый фланг Анасати; воины в красном и желтом, уже начавшие отступление, снова перестроились и, оказавшись лицом к неприятелю, готовились отразить удар. Ветер доносил крики их командира, призывавшего солдат сохранять хладнокровие. Как видно, это были опытные и закаленные бойцы, но, возможно, их благоразумие проистекало из страха перед магами. Покорные приказу Всемогущего, они не спешили поддаться на провокацию Петачи.

Мускулистые руки Кейока, вцепившиеся в костыли, побелели.

— У этого сотника Анасати есть голова на плечах. Он не нарушил приказа магов, но если воины Петачи не одумаются, им придется идти в атаку вверх по склону, так что у парней из Анасати есть время выждать, и, возможно, столкновения удастся избежать.

Его слова предназначались для ушей магов, которые сбились вместе, образовав взволнованный кружок. Они хмуро наблюдали, как отряды властителя Петачи очертя голову поднимались по склону долины, занятому лагерем Ионани.

Один из черноризцев проронил несколько слов. Дважды послышался резкий хлопок воздуха, и двое других чародеев исчезли.

Слуги Мары с перепугу бросились на землю, да и среди ветеранов не один побелел как мел. У Люджана был вид человека, преодолевающего приступ морской болезни, и лишь Кейок выглядел так, словно его вытесали из камня.

Пара черноризцев возникла на поле перед нападающими. Оба мага разом вскинули вверх руки. Из кончиков пальцев вырвались зеленые лучи, и путь бегущим воинам преградила стена нестерпимо яркого пламени.

Непостижимое свечение слепило глаза, и Маре пришлось долго смаргивать слезы с глаз, прежде чем к ней вернулась способность четко различать предметы. Она через силу всмотрелась в дальний край долины, и у нее перехватило дыхание.

На первый взгляд не произошло ничего страшного. Воины властителя Петачи уже не бежали к боевым порядкам врага. Они застыли на месте; солнечный свет отражался от их глянцевых доспехов, и покачивались на ветру плюмажи. Однако при более внмательном рассмотрении взору являлась устрашающая суть этой обманчиво-спокойной картины. Руки, все еще сжимавшие оружие, содрогались: их живая плоть медленно вздувалась пузырями. Невообразимо мучительная беззвучная агония исказила лица. Чернела обугливающаяся кожа. Ветер закручивал спирали дыма, разнося смрад горелого тела. Из разваливающейся на куски плоти сочилась кровь, которая сразу же вскипала, обращаясь в пар.

У Мары тошнота подкатила к горлу. Она покачнулась назад; Хокану, сам потрясенный не меньше ее, подхватил жену. Даже видавший виды Кейок не сумел сохранить привычную невозмутимость.

С поля не доносилось ни единого стона. Зловещие чары не позволяли жертвам шевельнуться даже тогда, когда их лопнувшие глаза вытекали из пустых глазниц. Толстыми красными ломтями языки непристойно свешивались изо ртов, не способных даже на сдавленный хрип. Задымились волосы, расплавились ногти

— и все же жизнь еще не покинула воинов: обомлевшие зрители ясно различали, какие судороги сотрясают то, что еще оставалось от тел.

Сарик перевел дух:

— Боги, боги, они уже достаточно наказаны!

Маг, первым появившийся в шатре Мары, обернулся к советнику:

— Достаточно ли они наказаны и пора ли отпустить их души к Туракаму — решать нам.

— Твоя воля, Великий! — Сарик покаянно распростерся на земле, уткнувшись лбом в грязь. — Смилуйся, Всемогущий. Умоляю простить мою невольную дерзость.

Не удостоив Сарика ответом и храня ледяное молчание, маг взирал на мучения воинов Петачи. Наконец люди начали валиться наземь: один, потом другой — и так до конца, пока обе роты ослушников не полегли на траву почерневшими скелетами в сверкающих оранжевых с синим доспехах. Перед ними валялось знамя тех же цветов; ветер трепал его кисточки.

Наконец молодой маг отошел от собратьев и обратился к Маре:

— Наш закон не делает исключений, Благодетельная. Пусть твои люди помнят: от любого, кто оказывает нам неповиновение, остается пустое место. Ты поняла?

— Твоя воля, Великий, — хрипло прошептала властительница, подавив дурноту.

От группы магов отделился еще один, из-под капюшона которого торчали буйные рыжие пряди.

— Я пока еще не удовлетворен. — Он оглядел офицеров Мары.

Все были на ногах, за исключением Сарика. Ни в ком из них не ощущалось благоговейного трепета; возможно, именно эта вызвало неудовольствие посланника Ассамблеи.

— Так кто же посмел бросить нам вызов? — спросил он у собратьев, намеренно не замечая Мару.

— Юный властитель Петачи, — последовал крат-кий сухой ответ.

— Он действовал на свой страх и риск, не получив ни позволения, ни одобрения своего полководца, — послышался из кружка магов третий голос, прозвучавший более мирно.

Рыжеволосый маг покосился на Мару колючим зорким взглядом, прежде чем возразить:

— Его позор пятнает не только его.

Тот чародей, который уже показал свою готовность выступить в роли миротворца, не уступал:

— Тапек, я ведь сказал: властительница Мара не причастна к дерзкой выходке наказанного юнца.

Тапек в ответ пожал плечами, словно ему досаждала назойливая муха:

— Как полководец своего клана, властительница Мара отвечает за поведение всех отрядов, состоящих под ее командованием.

Мара вскинула голову. Ее леденила страшная мысль: эти Черные Ризы могут приговорить ее к смерти с таким же равнодушием, какое они выказали, вынося приговор Тасайо Минванаби: ведь в конечном счете именно их вердикт заставил его покончить с собой. Офицеры Мары помертвели от гнетущего предчувствия. В лице Кейока не дрогнулоничто, лишь в глазах появился такой холод, какого никому не доводилось у него видеть.

Хокану невольно дернулся вперед, но Люджан железной хваткой стиснул его локоть.

Все до одного затаили дыхание. Если маги потребуют уничтожения Мары, ее не спасет ничто — ни меч, ни мольба, ни сила любви. Преданность тысяч слуг и воинов, которые с радостью пошли бы на смерть ради сохранения жизни госпожи, ни на волос не склонит чашу весов ее судьбы.

В то время как рыжеволосый Тапек сверлил властительницу безжалостным змеиным взглядом, маг помоложе полюбопытствовал:

— Властитель Петачи еще жив?

Не промедлив ни мгновения, Люджан послал в поле скорохода. Текли минуты: посланцу требовалось время, чтобы получить точные сведения на месте страшных событий. Наконец сигнальный флаг пришел в движение — он опускался и взлетал по строго установленным правилам.

— Все нападавшие мертвы, — переводил Люджан. — Властитель Петачи сам возглавлял отряд. От него, как и от всех его воинов, остались лишь пепел и кости.

— Достойная кара святотатцу, — сухо кивнул один из магов.

— Так тому и быть, — поддержал его другой. Вообразив, что худшее позади, Мара перевела дух, но тут Тапек резко шагнул в ее сторону. Густые брови мага сердито топорщились, глаза источали холод морских пучин, и, когда он заговорил, в его голосе звенела угроза.

— Мара из Акомы! — провозгласил он. — Династия Петачи прекратила свое существование. Проследи за тем, чтобы до наступления ночи никого из этого рода не осталось в живых. Усадебный дом, бараки и поля — предать огню. Когда урожай погибнет, слуги Акомы должны засыпать землю солью, чтобы впредь ничто не произрастало на ней. Всех воинов, присягавших семейному натами Петачи, — повесить. Пусть их останки сгниют на ветру, и не вздумай предлагать им убежище, как это бывало с воинами других поверженных семейств. Все свободные слуги Петачи с этой минуты — рабы императора. Все имущество Петачи переходит к храмам. Натами рода Петачи надлежит раздробить молотами и обломки зарыть, дабы вовек они не знали жара солнца, — так будет прервана нить, связующая духов семьи Петачи с Колесом Судьбы. Отныне и вовеки — этой семьи больше не существует. Да будет ведомо всем: оказывать неповиновение Ассамблее не позволено никому. Никому!

У Мары подкашивались ноги, и только ценой отчаянных усилий она удержалась на ногах, чтобы произнести ритуальную формулу покорности:

— Твоя воля, Великий.

Только после этого она опустилась на колени и коснулась лбом земли, так что перья высокого плюмажа, подобающего ей как полководцу клана Хадама, окунулись в пыль.

Молодой маг слегка кивнул, тем самым подтвердив, что принял во внимание ее смирение, а затем извлек из складок хламиды круглый металлический предмет. Большим пальцем он нажал на подвижный выступ. Воющий звук прорезал тишину, и маг исчез. Послышался внятный хлопок: потревоженный воздух рванулся в образовавшуюся пустоту.

Маг, именуемый Тапеком, мешкал, разглядывая женщину, скорчившуюся в пыли у его ног. Его губы кривились от удовольствия: он откровенно наслаждался ее унижением.

— Смотри, чтобы все в твоем клане хорошенько усвоили этот урок, Благодетельная. Любого, кто дерзнет восстать против воли Ассамблеи, ждет та же участь, что постигла Петачи.

Он в свою очередь вытащил круглый прибор и мгновение спустя также пропал из виду. Его примеру последовали остальные черноризцы, оставив на вершине холма лишь потрясенную свиту Мары. Снизу, со стороны долины, доносились выкрики: офицеры подавали команды солдатам, которые не могли прийти в себя после всего случившегося. Воины пятились вверх по склонам холмов, но было заметно, что одни торопились отойти подальше от места трагедии, другие же не решались повернуться спиной к вражескому войску. Сарик поднялся на ноги, Люджан помог встать Маре: доспехи сильно затрудняли ее движения.

— Скорей отправь еще гонцов, — охрипшим голосом велела она Люджану. — Нельзя терять ни минуты: нужно распустить клан, иначе жди новой беды.

С трудом выговаривая слова, так и не избавившись от мучительной дурноты, она подозвала Сарика:

— И, да помилуют нас боги, распорядись, чтобы был исполнен наш ужасный долг: уничтожение дома Петачи.

Сарик только кивнул в ответ: слова застревали в горле. Он умел читать в душах, и стоило ему вспомнить темное неистовство страстей, обуревавших Тапека, как его бросало в холод. Маре выпало на долю самое тяжкое из всех мыслимых наказаний: исполнение жестокого приговора, вынесенного достойной семье, и все из-за простой мальчишеской горячности. Только потому, что госпоже вздумалось воззвать к клану, юный властитель умер в мучительной агонии; еще до наступления ночи навсегда закроются глаза его молодой жены, и младенца сына, и кузенов, и всех родственников, носящих имя Петачи. То, что именно ей предписано стать орудием этой бесчеловечной казни, мучило Мару даже сильнее, чем тоска по Айяки. Впервые — с того мгновения, когда огромный вороной конь придавил к земле ее сына, — в глазах властительницы блеснула искра проснувшегося сочувствия к кому-то другому, помимо нее самой.

Это не укрылось от Сарика, который скрепя сердце отправился выполнять страшную миссию, возложенную Великими на Акому. Поддерживая Мару на обратном пути к шатру, Хокану также заметил перемену. Огонь, насланный магами, прижег раны ее души. Теперь ее рассудком управляло не навязчивое желание отомстить Джиро, а опаляющий гнев.

Мара вновь обрела самое себя. Хокану испытывал смешанное чувство горечи и облегчения: он скорбел о гибели Петачи, но любимая им женщина опять становилась самым опасным игроком Игры Совета из всех, кого когда-либо знала Империя.

Мановением руки Мара отослала слуг, суетливо устранявших оставленный в шатре беспорядок. Когда последний из них оказался на достаточном расстоянии, она велела Ирриланди опустить входной полог и позаботиться о том, чтобы предстоящий разговор остался в тайне.

Кейок вошел, когда упало последнее полотнище. Взяв на себя обязанности слуги, он зажег светильники. Мара безостановочно мерила шагами шатер. Чуть ли не дрожа от внутреннего напряжения, она оглядела своих придворных, выстроившихся перед ней полукругом.

— Они посмели… — начала она обманчиво ровным тоном.

Кейок насторожился. Он бросил вопрошающий взгляд на Хокану, но тот, как и все, безмолвствовал.

— Что ж, пусть получат урок.

Ирриланди, который пока еще не научился угадывать ход мыслей Мары, отсалютовал ей традиционным ударом кулака по собственной груди и отважился спросить:

— Госпожа, ты ведь, конечно, не магов имеешь в виду?

В свете ламп, делавшем еще гуще тени вдоль стен высокого шатра, Мара казалась совсем маленькой. Проходили минуты; наступившую тишину нарушали лишь приглушенные расстоянием крики офицеров, все еще собиравших войска. В Маре чувствовалось напряжение натянутой тетивы лука, когда она оповестила сподвижников:

— Мои верные друзья, мы должны совершить то, чего еще никогда не случалось за все время существования Империи. Нужно найти способ обойти приказ Великих.

Ирриланди поперхнулся. Даже у Кейока, не раз смотревшего в лицо смерти, похоже, земля ушла из-под ног. Но Мара непреклонно продолжала:

— У нас нет выбора. Я посрамила имя Акомы перед Джиро Анасати. Нам запрещена любая попытка смыть это пятно военным путем; я не брошусь на собственный меч. Это тупик, который не укладывается в наши традиции. Властитель Анасати должен умереть, потому что такова моя воля, но я не стану опускаться до такой низости, чтобы нанимать убийц. Джиро уже воспользовался моим проступком, объединив врагов Акомы. Он сколотил из недовольных правителей сплоченную партию традиционалистов, так что под угрозой не только продолжение рода Акомы, но и само правление Ичиндара. Мой наследник мертв, поэтому ритуальное самоубийство не спасет честь Акомы, и, значит, это не выход. Если требуется спасти все, ради чего я жила… мы посвятим годы поискам нужного плана и его исполнению. Мой замысел должен увенчаться смертью Джиро — если не на поле боя, то в мирные дни — вопреки воле Ассамблеи магов.

Глава 4. НАПАСТИ

Внизу послышался какой-то звук.

Лежа на самом верху груды упакованных в тюки тканей, Аракаси уловил то, что могло быть скрипом шагов на дощатом полу. Он замер в тревоге, обнаружив, что был не один в темном складе. Справившись с участившимся дыханием, он заставил себя расслабиться, чтобы из-за долгого пребывания в неудобной позе судорога не свела мышцы. Издалека было трудно углядеть Мастера среди товаров, а его одежду можно было принять за смятый кусок ткани, свешивающийся из развязавшегося тюка, но вблизи эта иллюзия вряд ли сохранилась бы: грубую ткань просторной туники никто не спутал бы с превосходными шелками и полотном. Когда он заподозрил наличие «хвоста» и попытался отделаться от преследователей, спрятавшись в этом строении, ему и в голову не могло прийти, что он загонит себя в ловушку. Аракаси закрыл глаза, чтобы обострить другие чувства. Воздух был затхлым из-за рассыпанного зерна и ароматов экзотических пряностей, которые просачивались из бочек; к ним примешивались запахи заплесневелой кожи от дверных петель и смолы, которую использовали для пропитки досок.

Проходили минуты. Со стороны пристани сквозь стены доносился приглушенный шум: лай дворняги, хриплый голос матроса, переругивающегося с женщиной из Круга Зыбкой Жизни, и беспрерывное громыхание тяжело нагруженных повозок, которые волокли с речных причалов нидры. Пока Аракаси прислушивался к звукам снаружи, стараясь выделить каждый в отдельности, день угасал. С криками промчалась от реки ватага уличных мальчишек; торговая суета постепенно затихала. Перекликались фонарщики, приступившие к своей работе, но ничего настораживающего слух он не улавливал. Прошло уже так много времени, что любой другой человек, окажись он на месте Аракаси, решил бы, что встревоживший его скрип, который он принял было за шаги, ему наверняка почудился. Однако Аракаси упорно сохранял неподвижность: рисковать было нельзя. Когда идет состязание в хитрости, терпение порой решает его исход.

В конце концов его выдержка была вознаграждена, когда раздался тихий шорох: то ли пола плаща задела бочонок, то ли рукав зацепился за опорную балку. Сомнение исчезло, уступив место неприятной уверенности: кто-то еще находится внутри склада.

Аракаси беззвучно взмолился Чококану, Доброму богу, чтобы тот позволил ему выпутаться из опасной переделки. Человек, затаившийся в мрачном помещении склада, явился сюда явно не с добрыми намерениями. Этот неизвестный вряд ли может оказаться слугой-лежебокой, который забрался сюда, чтобы тайком вздремнуть во время дневной жары, и до того заспался, что пропустил время ужина. Аракаси никогда не верил в случайное стечение обстоятельств. Приняв в рассуждение и поздний час, и очевидное нежелание незнакомца обнаружить себя, Мастер был вынужден сделать вывод, что охотились именно за ним.

Обливаясь потом в спертом воздухе, Аракаси перебрал в памяти каждый свой шаг до той минуты, как оказался в этом месте. После полудня он наведался в Онтосете к торговцу тканями — управляющему факторией малозначительного дома. Все знали его как исправного приказчика своих хозяев, но никто не догадывался, что он был также одним из многочисленных агентов Аракаси, имевшего обыкновение время от времени наносить своим подчиненным неожиданные визиты. При этом Мастер преследовал двоякую цель: во-первых, удостовериться, что все они остаются верными своей хозяйке — властительнице Акомы, а во-вторых — оградить сеть от проникновения вражеских лазутчиков. Разведывательная сеть, которую он создал, когда служил правителю Тускаи, сильно разрослась с тех пор, как перешла под покровительство Акомы. Малейшее упущение с его стороны могло обернуться бедой не только для сети, созданной ценой многолетних трудов, но и для самой госпожи.

Сегодняшний визит к торговцу шелком был подготовлен весьма тщательно — было продумано все до мелочей. Намереваясь сыграть роль состоятельного торговца из Янкоры, он запасся вполне солидными документами и рекомендациями. Весть о вмешательстве Ассамблеи в распри между Акомой и Анасати достигла этого южного города на несколько дней позже. Новости медленно распространялись по провинциям, когда спадала вода в реках и на смену глубоководным торговым баржам приходили сухопутные караваны. А между тем Мастер сознавал, что госпожа Мара захочет получить от него доклад о самых последних событиях как можно быстрее: следовало принять меры предосторожности против вероятных происков со стороны Анасати или других недоброжелателей, осмелевших из-за запретов Ассамблеи. Поэтому Аракаси сократил до предела срок своего визита к торговцу и ограничился лишь кратким обменом необходимыми сообщениями. На обратном пути он заподозрил, что за ним следят.

Кем бы ни был преследователь, дело свое он знал. Трижды пытался Аракаси избавиться от «хвоста» в толчее бедняцкого квартала. Только благодаря своей неусыпной осторожности он успел заметить мгновенно промелькнувшее лицо, испачканную смолой руку и дважды — край яркого кушака. Такое повторение признаков никак не могло быть случайным в беспорядочной уличной сутолоке на склоне дня.

Мастер предположил, что по его следу шли четверо превосходно вымуштрованная команда, состоявшая, несомненно, из агентов другой шпионской сети. Никакие матросы или слуги не могли бы действовать так согласованно, как эта четверка в простонародных одеждах. Аракаси выругался про себя. Он попался именно в такую ловушку, которую сам порою расставлял вражеским осведомителям.

Запасной план не должен сорваться. Аракаси быстро пересек оживленный центральный рынок, купив мимоходом новую тунику, и поспешно прошел через постоялый двор, забитый гуляками; этот маневр привел к тому, что торговец из Янкоры исчез, а появился курьер, деловито исполняющий какое-то поручение своего хозяина. Умение Мастера менять манеру поведения, походку и даже очертания фигуры неоднократно помогало ему одурачить противника.

Казалось, прицепившийся к нему «хвост» отвязался, когда Аракаси поплелся назад к жилищу своего агента и протиснулся в потайную дверь. Там он переоделся в коричневую робу надсмотрщика на городских работах и нашел укромный уголок внутри склада позади лавки. Пристроившись поверх тюков с тканями, он намеревался поспать до утра.

Теперь он проклинал себя за глупость. Когда преследователи потеряли его из виду, они просто обязаны были отрядить кого-нибудь обратно, к этому складу, — на всякий случай, чтобы перехватить его, если он вдруг вернется. Менее самоуверенный человек мог бы предвидеть подобный ход, и только по милости богов Мастеру тайного знания Акомы посчастливилось: он проник внутрь и спрятался до того, как вражеский агент прокрался сюда и затаился в засаде. Аракаси чувствовал, как сбегают за воротник струйки пота. Он столкнулся с опасным противником: ведь тот сумел пробраться в помещение почти незаметно, и Мастера заставил насторожиться скорей инстинкт, чем какой-то определенный признак чужого присутствия.

В кромешной тьме склада было трудно определить местонахождение вражеского лазутчика. Медленно и осторожно передвинув руку, Аракаси достал из-за пояса маленький кинжал. Крайне неловкий в обращении с мечом, ножами он владел с несравненным искусством. Имей он четкое представление, где находится мишень, это изматывающее ожидание давно бы закончилось. Однако, если бы ему было обещано выполнение только одного желания, он просил бы богов, ведающих мошенничеством и удачей, не об оружии, не о средствах защиты, а о том, чтобы оказаться как можно дальше отсюда — на обратном. пути к Маре. Аракаси не был воином и не питал иллюзий на сей счет. Он убивал и прежде, но, защищаясь, предпочитал полагаться больше на силу своего разума, позволявшую ему использовать тактику внезапности и первым наносить удар. Однако сейчас он действительно был загнан в угол.

Из дальнего угла склада послышался слабый шум. Аракаси задержал дыхание, когда скрипнула плохо пригнанная доска: ее отодвинули, чтобы еще один незнакомец сумел пробраться внутрь.

Мастер тайного знания осторожно перевел дыхание. Если до сих пор он еще мог лелеять надежду, что уничтожит врага одним ударом, то теперь с этой надеждой пришлось распрощаться. Врагов стало двое. Ярко вспыхнул свет: с переносного фонаря сняли заслонку. Аракаси прищурился, не желая терять остроту зрения при резком переходе от темноты к свету. Его положение, и без того сложное, становилось критическим. Пока он имел дело лишь с одним агентом, ему удавалось остаться незамеченным. Однако новоприбывший — тот, который появился с задней стороны склада, — неминуемо обнаружил бы Аракаси, пройдя мимо с фонарем в руках.

Выбирать было не из чего — и Аракаси попытался на ощупь найти зазор между штабелями тюков, где он лежал, и стеной. Такие промежутки полагалось оставлять при укладке тканей, которым требовалось пространство для доступа воздуха, иначе товар мог заплесневеть. Как видно, здешний хозяин отличался некоторой скаредностью: щель, которую нащупал Мастер тайного знания, оказалась очень узкой. Подгоняемый сознанием очевидной опасности, он засунул туда руку до плеча и постарался, по мере возможности, бесшумно отодвинуть тюк от стены, чтобы расширить этот промежуток. Разумеется, он рисковал: в любую минуту мог обрушиться весь штабель. Однако, если бы он бездействовал, его, так или иначе, непременно обнаружили бы. Мало-помалу, ценой непрерывных усилий, распластавшись спиной по стене, Аракаси протискивался в расширяющийся просвет. Занозы от неоструганных досок впивались в голые колени. Дело подвигалось поневоле медленно, но какая-нибудь доля секунды могла решить все: фонарь не оставался на месте.

Неизвестный с фонарем приближался к тому месту, где скрывался Аракаси, и тени метались в пролетах между балками. Тюки скрывали Мастера лишь на половину его роста, но его пока выручало то, что он находился достаточно высоко над полом и потому оставался за пределами конуса света от фонаря. Стоило ему промедлить еще хоть секунду — и его перемещение неминуемо привлекло бы внимание. Исправить ошибку он уже не смог бы.

Только звук шагов противника заглушил легкий шорох, когда Аракаси последним усилием протолкнул себя вниз и затаился в укрытии.

По другую сторону тюков раздались тихие голоса.

— Ты вот на это погляди! — обратился к напарнику один из преследователей, как бы подводя итог проверке и меняя тему разговора. — Дорогая ткань, а тюки навалены как попало. Ни дать ни взять, мешки с соломой. Кто-то заслужил хорошую порку за такую…

Его размышления вслух были прерваны шепотом первого соглядатая:

— Посвети-ка сюда.

Аракаси не отважился приподняться и выглянуть.

Свет от фонаря медленно переместился.

— Что, есть какой-то след?

— Никакого. — В голосе первого преследователя угадывалось явное раздражение. — Хотя тут сейчас что-то шуршало… да ну, скорей всего это просто мышь скреблась. Здесь вокруг амбары с зерном.

Удовольствовавшись этим, вновь прибывший поднял фонарь:

— Ладно. Все равно он где-то поблизости. Раб лавочника уверял, что он вернулся и забрался в укрытие. Наши парни наблюдают за домом. Хорошо бы им застукать его до утра. Не позавидуешь тому бедняге, которому придется доложить нашему хозяину, что этот тип сбежал.

— А ты слышал, что про него болтают? Его вроде бы раньше видели в другой одежде. По крайней мере он успел побывать курьером и даже надсмотрщиком. — Затем соглядатай весело добавил:

— И уж в любом случае он не из здешних краев.

— Слишком много болтаешь, — оборвал его тот, кто нес фонарь. — Да еще помнишь вещи, которые должен забыть. Если хочешь сохранить свою шкуру, самое лучшее — оставлять такие сведения при себе. Знаешь, как говорится, «У людей есть глотки, а у кинжалов — острые края».

Совет был воспринят с тяжелым вздохом.

— И долго еще нам тут торчать?

— До рассвета, если раньше не придет команда уходить. Нельзя, чтобы нас тут схватили: повесят, чего доброго, как обыкновенных воров.

Неразборчивое ворчание завершило беседу.

Смирившись с необходимостью, Аракаси приготовился к длительному ожиданию. К утру он едва сможет разогнуться и вдобавок все тело будет в занозах, но если бы его схватили — о последствиях лучше было не думать. Неосторожная болтовня преследователей подтвердила самое худшее из подозрений Аракаси: за ним охотилась другая шпионская сеть. Кто бы ни командовал этой парочкой, которая его выслеживала, и на чьей бы службе они ни состояли, их начальник работал на кого-то чрезвычайно хитроумного. Ведь этот «кто-то» сумел создать шпионскую организацию, до сих пор ускользавшую от внимания Аракаси. От этих мыслей Мастеру стало еще более неуютно. Получалось, что его уберегли случай и интуиция, тогда как принятые заранее сложные меры предосторожности едва не привели к провалу. Скорчившись в неудобной позе в душных потемках, он заново обдумывал положение, в котором очутился.

Отряд, посланный захватить его, состоял из людей опытных, но не настолько искушенных в своем ремесле, чтобы воздержаться от праздного разговора. Отсюда следовал простой вывод: желая пробить брешь в чужой агентурной сети, их неведомый хозяин отправил отряд для поимки человека, которого, по-видимому, посчитал незначительным звеном этой сети. Врагам еще нужно время, чтобы выведать, кто он такой и насколько высокое положение занимает, или узнать имя той, кому он служит. Вполне вероятно, что он встретился с самым опасным противником из всех, с кем когда-либо имел дело. У госпожи Мары где-то был враг, чье коварство представляло угрозу большую, чем те опасности, с которыми ей приходилось сталкиваться прежде. Если Аракаси не выберется живым из Онтосета, если не сумеет доставить домой сообщение — следующий удар может застать госпожу врасплох. При этой мысли у него прервалось дыхание, отозвавшись болью в груди, и лишь усилием воли Мастер тайного знания совладал с собой.

В созданной им системе безопасности существовал изъян, о чем он до сей поры не имел ни малейшего представления. Это свидетельствовало о сложном плане, хорошо продуманном во вражеском лагере.

Скорее всего врагу удалось раскрыть второе лицо его агента. Не имело смысла гадать, как именно это случилось, но, похоже, наблюдение за торговой деятельностью на пристанях Онтосета велось достаточно тщательно, чтобы выявить чужаков среди постоянных торговцев. Те, кто организовал засаду, были настолько сметливы, что их не сбила с толку двукратная смена личины Аракаси, сначала принявшего образ курьера, а потом надсмотрщика. Уже одно это не предвещало ничего хорошего.

Аракаси прикинул в уме, во что обойдется этот провал. Агента придется заменить. Некий раб скончается по причинам, которые должны показаться естественными. Лавку необходимо закрыть, что является прискорбной необходимостью, так как, выполняя двойную роль в его сети, она в то же самое время была одним из немногих прибыльных предприятий Акомы, которые использовались агентурой. Лавка полностью окупала себя и, сверх того, обеспечивала денежными средствами остальных агентов.

Сквозь щели в стене просачивался тусклый свет. Близился рассвет, но преследователи не проявляли признаков активности, хотя наверняка продолжали караулить, на тот случай если человек, которого они разыскивали, все-таки появится.

Медленно тянулись минуты. Снаружи посветлело. Мимо громыхали телеги и фургоны: уличные торговцы торопились до наступления сильной жары доставить товары с пристани на городской рынок. Сквозь нестройные звуки заунывного пения команды гребцов на барке пробивалась брань женщины, распекающей пьяного мужа. Затем совсем рядом послышались какие-то возгласы; настойчиво повторяясь, они перекрывали шум просыпающегося города. Аракаси не разбирал слов, которые звучали приглушенно за тюками с полотном, однако двое других, находившихся внутри склада, тотчас задвигались. Их шаги замерли в дальнем конце помещения, и раздался скрип отодвигаемой доски.

Скорее всего они убрались окончательно, как и намеревались, но, окажись они поумнее, могли и схитрить напоследок. Один из соучастников мог на время задержаться, чтобы посмотреть, не обнаружит ли себя их подопечный, поверив, что опасность миновала.

Аракаси оставался неподвижным, хотя ноги сводило судорогой. Он помедлил минуту-другую, напрягая слух, чтобы уловить признаки чьего-то присутствия.

Снаружи за двойной дверью послышались голоса, и грохот мудреного замка, которым был заперт склад, предупредил о скором появлении людей. Аракаси извернулся, чтобы высвободиться, и обнаружил, что его плечи прочно застряли, руки прижаты к бокам, а ноги соскользнули слишком низко, чтобы получить точку опоры. Он был в ловушке.

Им овладело отчаяние. Если его поймают здесь и схватят как вора, то об этом непременно услышит шпион, который его выслеживал. Затем некоему продажному городскому чиновнику будет преподнесен подарок, а сам Аракаси оглянуться не успеет, как окажется во власти врага, — и возможность вернуться к Маре будет потеряна.

Аракаси надавил локтями на тюки… тщетно. Щель, в которой он был зажат, расширилась, но это привело к тому, что он провалился еще глубже. Вдобавок от дощатой стены в его запястья и предплечья впились новые болезненные занозы. Мысленно проклиная все на свете, он подтягивался и снова соскальзывал, теряя надежду выбраться незаметно.

Двери склада с треском распахнулись. Мастеру тайного знания теперь оставалось лишь молиться, чтобы ему помог случай. В это время надсмотрщик заорал:

— Берите все подряд от той стенки!

Солнечный свет и воздух, пахнущий речной тиной, хлынули в помещение; где-то у самого входа мычала нидра и слышался скрип упряжи. Аракаси решил, что снаружи стоят фургоны для погрузки, и взвесил свои возможности. Сейчас он не смел привлекать к себе внимание: за пределами склада его мог поджидать какой-нибудь агент из вражеской сети. Судьба не пощадила бы Мастера во второй раз, если бы его выследили снова. Затем все рассуждения Аракаси утратили смысл, поскольку в помещение склада устремилась бригада рабочих, и тюк, прижимавший его к стене, неожиданно сдвинулся.

— Эй, — раздался чей-то возглас. — Поосторожней там: рулон наверху развязался.

— Развязался рулон?! — рявкнул надсмотрщик. — Кто из вас, собаки, порвал упаковку во время укладки тюков и не доложил об этом?

В шумной неразберихе последовавших возражений осталось незамеченным движение Аракаси, который согнул и разогнул в суставах онемевшие руки, готовясь к тому, что его неминуемо обнаружат.

Ничего не случилось. Рабочие продолжали оправдываться перед надсмотрщиком. Аракаси воспользовался этой благоприятной возможностью, чтобы подтянуться повыше. Отталкиваясь, он задел рулон, который сдвинулся, зашатался и свалился на пол.

Надсмотрщик с досады завопил:

— Растяпа! Они тяжелее, чем кажутся на вид! Возьми себе кого-нибудь в помощь, а уж потом сталкивай их сверху!

Все это навело Аракаси на мысль, что его агент — хозяин склада, — должно быть, сознавал, в какую ловушку может угодить Мастер, и подготовил для него возможный путь к отступлению. Этот шанс следовало использовать во что бы то ни стало. Он немедленно распростерся в униженной позе и, уткнувшись лицом в груду тканей, пробормотал жалкие извинения.

— Ладно, пошевеливайся! — закричал надсмотрщик. — Если уж ты такой косорукий, это еще не повод, чтобы отлынивать от работы. А ну живо отправляйся фургоны грузить!

Аракаси кивнул, спрыгнул с груды тюков и приземлился на пол, но не устоял на ногах: одеревеневшие мышцы не повиновались. Сказывались часы вынужденного бездействия. Однако он успел подобраться и привалился к упавшему тюку, а затем потянулся, словно желая проверить, насколько серьезны полученные им ушибы. Когда он выпрямился, один из рабочих бросил на него хмурый взгляд:

— Ну что? Руки-ноги целы?

Аракаси энергично кивнул; рассыпавшиеся от этого движения волосы скрыли черты его лица, как он того и хотел.

— Тогда берись за тот край и пошли, — сказал ему рабочий. — В этом конце мы почти закончили.

Аракаси сделал, как ему было ведено, и ухватился за край упавшего тюка. На пару с рабочим он присоединился к бригаде, занимающейся погрузкой. С опущенной головой, с занятыми грузом руками, он прибегнул ко всем известным ему приемам, чтобы изменить свою внешность. Пот ручьями струился по его лицу. Испачканными пылью и грязью руками Аракаси растер влажные от пота щеки, чтобы создать иллюзию более темной кожи. При этом он размазал грязное пятно таким образом, чтобы подбородок на вид казался гораздо короче, чем был на самом деле. Затем он угрюмо насупился, так что брови нависли над глазами, и выдвинул вперед нижнюю челюсть. Теперь для постороннего взгляда он должен был казаться не более чем придурковатым рабочим. Когда Аракаси приподнял свой конец тюка и уставился прямо перед собой, ничто не позволило бы заподозрить в нем недавнего беглеца.

Каждый переход от склада к фургону давался с трудом и был болезненным испытанием для души и тела.

К тому времени, когда погрузка закончилась. Мастер уже распознал одного из соглядатаев, который держался в тени лавки на противоположной стороне улицы. Если бы не чересчур цепкий взгляд, этого человека можно было бы принять за нищего, одурманенного татишей. Аракаси подавил дрожь. Враг все еще шел по его следу.

Рабочие забирались в фургоны, готовые к отправке. Мастер тайного знания как ни в чем не бывало последовал их примеру. Очутившись внутри фургона, он пихнул локтем в бок мужчину рядом с собой.

— Ну как, твоя маленькая кузина получила платье, которое ей приглянулось?

— громко спросил он. — То самое, с цветочным узором на кайме?

Щелкнули кнуты, раздался крик погонщика. Нидры натянули постромки, и нагруженные фургоны тяжело сдвинулись с места. Рабочий, к которому обратился Аракаси, бросил на него взгляд, полный неподдельного удивления:

— Чего?..

Аракаси громко засмеялся, словно услышал от дюжего соседа что-то забавное:

— Ты же знаешь. Малышка Вурбека. Ну та, которая приносит завтраки бригаде Симето в доки.

— Про Симето я слышал, а никакого Вурбека не знаю, — буркнул здоровяк.

Аракаси, словно в замешательстве, хлопнул себя по лбу:

— Ты разве не его приятель Джидо? Еще один рабочий, закашлявшись от пыли и сплюнув, сказал:

— Никогда не слышал о таком.

Фургоны достигли угла в конце переулка и закачались, преодолевая поворот. Мальчишки перегородили дорогу, и главный погонщик осыпал их бранью, а надсмотрщик угрожающе размахивал кулаком. Озорники ответили непристойными жестами, после чего разлетелись, как стая испуганных птиц. Вслед за ни-ми промчались два облезлых пса. Аракаси осмелился оглянуться на дом торговца. Тот, кто притворялся полоумным бродягой, все еще усердно пускал слюни, продолжая следить за дверями склада, которые слуга уже запирал на замок.

Похоже, на этот раз врага удалось перехитрить.

Аракаси пробормотал извинения человеку, которого побеспокоил, и опустил голову на скрещенные руки. Тряские фургоны катились по неровно вымощенной дороге, усеянной отбросами, которыми были переполнены сточные канавы около пристани; однако ни тряс-ка, ни зловоние не могли заглушить невольное чувство облегчения, хотя Аракаси и напоминал себе, что радоваться рано. Он не избавился от угрозы и не может чувствовать себя в безопасности, пока не окажется далеко от Онтосета. Его мысли обратились к будущему. Тот, кто устроил ловушку у дома торговца шелком, наверняка сообразит, что человек, ускользнувший из нее, обнаружил слежку и догадался о существовании еще одной действующей организации. Нетрудно было предсказать, что враг предпримет новые шаги, чтобы помешать поискам, которые начнет в свою очередь Аракаси.

Конечно, можно так заморочить противника, что у того голова кругом пойдет. Для этого понадобится петлять, подбрасывать ложные следы и заманивать преследователей в расставленные ловушки. Однако при этом будет полностью потеряно ответвление шпионской сети Акомы, действовавшее в здешних краях. Теперь всякую связь с агентами из Онтосета придется прекратить. Мало того, понадобится безотлагательно наладить работу еще в двух направлениях: во-первых, проверить, не сумел ли враг нащупать слабые места в других ответвлениях сети, а во-вторых, тщательно обдумав все случившееся, составить и привести в исполнение план, что заставит врага обнаружить себя.

Препятствия были почти непреодолимы. Аракаси умел распутывать сложные головоломки, однако эта, возможно, таила смертельную опасность, словно погребенный в песке меч, чье лезвие может вонзиться в ногу любому, кто на него наступит. Он размышлял, пока фургоны не остановились около причалов. Вместе с другими рабочими он спрыгнул на пристань и, как все, принялся за дело. Он вытаскивал тюки из фургонов, укладывал их в подготовленные сетки и налегал на рычаг подъемного механизма, с помощью которого наполненные сетки переправлялись на палубу баржи, стоящей на якоре недалеко от причала. Солнце поднялось выше, становилось жарко. При первой же возможности Мастер ускользнул под тем предлогом, что ему нужно напиться, и растворился в квартале бедняков.

Он должен выбраться из Онтосета самостоятельно. Если он обратится к кому-либо из своих связных, то рискует быть обнаруженным снова или — что еще хуже — вывести преследователей на новую цепочку, ранее им неизвестную, а это позволит врагам еще больше узнать о его тайной деятельности.

Кое-кто из жителей Онтосета промышлял тем, что укрывал беглецов за плату, но для Аракаси такой план был неприемлем. Вполне вероятно, что среди них затесался какой-нибудь неприятельский агент и желание неизвестного чужака поскорее исчезнуть совершенно закономерно связали бы с инцидентом на складе.

Аракаси хотелось залезть в ванну и лежать в ней, пока не выйдут занозы, все еще сидящие у него под кожей, но этого-то он и не мог себе позволить. Через городские ворота ему легче всего пройти в серой рубахе раба или в лохмотьях нищего. Оказавшись вне городских стен, он должен будет затаиться где-нибудь поблизости и не трогаться с места до тех пор, пока не убедится, что полностью оторвался от преследователей. Только тогда он вернется к обличью курьера и постарается наверстать потерянное время.

Аракаси вздохнул. Его беспокоило, что странствие может затянуться на неопределенный срок. Мастеру не давали покоя тревожные мысли о неизвестном противнике, который одним ходом едва не вывел его из игры. Несмотря не вердикт магов, запретивших клановую войну между Марой и Джиро, его госпоже (а ее он боготворил) грозила опасность. Сейчас, когда ловцы удачи и враги объединились в союзы, направленные против Мары, она особенно нуждалась в самых точных донесениях разведки, чтобы оградить себя от еще более изощренных ходов в смертоносных интригах Великой Игры.

***

Портной выпустил из рук шелковую кайму длинного кафтана, позволив ей упасть почти до пола. Зажав в зубах острые, вырезанные из кости булавки, он отступил назад, любуясь плодами собственных трудов. Церемониальный наряд, заказанный властителем Анасати, безупречно сидел на фигуре вельможи.

Джиро переносил дотошный осмотр ремесленника со сдержанным презрением. Он стоял с бесстрастным видом, слегка отведя руки от боков, чтобы случайно не уколоться булавками, скреплявшими манжеты. Он был настолько неподвижен, что даже блестки, которыми был расшит кафтан спереди (эти блестки образовывали узор, изображающий коршунов), не переливались на свету.

— Господин, — прошепелявил портной сквозь булавки, зажатые в зубах, — ты выглядишь ослепительно. Ни одна знатная девица на выданье не устоит перед тобой, если увидит тебя в этом великолепном наряде!

Джиро поджал губы. Он был не из числа простаков, падких на лесть.

Его забота о собственной внешности почти достигала того неосязаемого предела, за которым ее по ошибке могли принять за признак суетности и тщеславия. Но в действительности он просто очень хорошо понимал, сколь сильно зависит от одежды впечатление, производимое человеком.

Он может показаться глупым, надутым или развязным, если появится в обществе, облачившись в неподобающий наряд. Так как фехтование и тяготы сражений были ему не по вкусу, Джиро использовал любые другие средства, чтобы подчеркнуть свою мужественность. Состязание умов должно принести победу более убедительную, чем какой-то вульгарный триумф на поле битвы.

Джиро с трудом удержался от резкой отповеди портному в ответ на его дурацкий комплимент, но тот был всего лишь ремесленником, наемным работником, едва ли заслуживающим внимания и уж тем более — вельможного гнева. Слова портного не значили ровным счетом ничего и лишь случайно вызвали у Джиро раздражение, всколыхнув в памяти давнюю обиду. Не оценив ни его манер, ни вкуса, его некогда отвергла властительница Мара. Ему предпочли неуклюжего невежу — Бантокапи. Даже мимолетное воспоминание об этом приводило Джиро в ярость, которую приходилось скрывать. Тогда ему ничем не помогли и годы напряженного учения. Акома попросту пренебрегла всеми его способностями вкупе со старательно отшлифованным обаянием. Над ним восторжествовал его неотесанный, смехотворно нелепый брат! Забыть непростительную самодовольную улыбку Банто оказалось невозможно. Джиро все еще чувствовал острую боль, вспоминая пережитое унижение. Он непроизвольно сжал кулаки и вдруг почувствовал, что у него пропало желание и дальше стоять истуканом.

— Мне не подходит этот кафтан, — бросил он с раздражением. — Он мне не нравится. Сшей другой, а этот разорви на тряпки.

Портной побледнел. Он выпустил булавки изо рта и упал на паркетный пол, прижавшись лбом к половице.

— Мой господин! Конечно, как тебе будет угодно.

Смиренно умоляю простить мне недостаток вкуса и недомыслие.

Джиро ничего не ответил. Тщательно причесанной головой он дал знак слуге, чтобы тот снял с него кафтан и бросил на пол.

— Я надену синий с красным, шелковый. Сейчас же принеси его.

Приказ был выполнен с суетливой поспешностью. Властитель Анасати редко наказывал своих рабов и слуг, но с первого же дня своего правления сумел внушить всем и каждому, что отныне не потерпит ни малейшего неповиновения.

Прибывший с докладом первый советник Чимака обратил внимание на панически-угодливое поведение слуг, но это его нисколько не встревожило. Самый мудрый среди приверженцев Анасати, Чимака лучше других знал своего повелителя. Хозяину отнюдь не доставляли удовольствия преувеличенно подобострастные знаки почтения. Джиро вырос и возмужал, будучи вторым сыном; он привык ценить спокойствие и достоинство: ему претил избыток раболепства. Однако с тех пор, как он нежданно-негаданно унаследовал мантию правителя, Джиро стал болезненно чувствителен к тому, как ведут себя с ним его подчиненные и всякая мелкая сошка. Если ему казалось, что кто-нибудь из них не выказывал почтения, на какое вправе рассчитывать властитель Анасати, то провинившемуся приходилось горько пожалеть об этом.

Слуге, который не сумел без запинки произнести хозяйский титул, или рабу, замешкавшемуся с поклоном, нечего было рассчитывать на то, что промах сойдет им с рук. Наряду с роскошной одеждой и сдержанностью манер, традиционная цуранская приверженность кастовым законам являлась неотъемлемой частью требований, предъявляемых к цуранским аристократам. Чуждаясь грубой прозы военного быта, Джиро снискал себе репутацию человека, способного служить образцом светских манер.

Будто не замечая наряда из тончайшего шелка, который, словно мусор, валялся у него под ногами, властитель наклонил голову, отвечая на поклон Чимаки:

— Какое дело привело тебя в этот час, первый советник? Разве ты забыл, что я намеревался после обеда встретиться для беседы с учеными из Миграна?

Чимака склонил голову набок, сверля хозяина загадочным взглядом:

— Я полагаю, господин, что ученые могут подождать, пока мы совершим короткую прогулку.

Властитель Джиро рассердился, хотя не показал виду. Он позволил слугам завязать кушак на его кафтане, после чего ответил:

— Неужели то, что ты собираешься сказать, настолько важно?

Как было хорошо известно всем присутствующим, предвечерние часы Джиро, как правило, отводил для делового приема, во время которого выслушивал доклады своих приказчиков и торговых посредников, а также обсуждал с ними хозяйственные планы. Если его встреча с учеными мужами будет отложена, ее придется перенести на утро, на час, обычно посвящавшийся чтению.

Первый советник Анасати сухо улыбнулся:

— Это касается властительницы Мары из Акомы и имеет отношение к той странности, о которой я упоминал раньше в связи со злополучным Тускаи.

У Джиро пробудился интерес.

— Между ними есть какая-то связь?

Молчание Чимаки в присутствии слуг само по себе служило ответом.

Властитель Джиро, теперь уже по-настоящему взволнованный, хлопнул в ладоши, подзывая посыльного.

— Найди управляющего и скажи ему, чтобы он позаботился о развлечениях для наших гостей. Нужно сказать им, что меня задержали дела и я хочу встретиться с ними завтра утром. Чтобы умерить их недовольство из-за перемены в планах, следует объявить, что я подумываю о возможности учреждения патроната для тех, чьи достоинства в искусстве полемики произведут на меня впечатление.

Посыльный поклонился до земли и бросился выполнять поручение. Чимака облизнул губы в предвкушении ожидаемой беседы и вместе с хозяином вышел в сад.

Джиро уселся на каменную скамью в тени, около пруда. Со скучающим видом опустив пальцы в воду, он сосредоточил внимание на Чимаке.

— Новости хорошие или плохие?

Как обычно, ответ первого советника прозвучал неопределенно:

— Трудно сказать. — Прежде чем хозяин смог выразить недовольство, Чимака порылся в кафтане и выудил из глубокого кармана связку документов. — Вероятно, их можно истолковать и так и этак, господин. Непродолжительное наблюдение, какое я установил на всякий случай, выявило некое лицо, занимающее высокое положение в шпионской сети Акомы…

Он замолчал, мысленно устремившись в неведомую даль смутных предположений.

— И что дальше? — поторопил его Джиро, нерасположенный предаваться умозрительным рассуждениям, в которых он был не слишком силен.

Чимака откашлялся, прежде чем ответить:

— Он от нас ускользнул.

Джиро выглядел раздосадованным.

— Каким образом это может быть хорошей новостью?

Чимака пожал плечами:

— Нам известно, что он — весьма важная персона: в итоге парализована всякая деятельность его агентов в Онтосете. Удалось раскрыть истинное лицо торгового посредника дома Хабатука. Он действительно торговый посредник… только хозяин у него другой. Как бы в раздумье, он произнес:

— Дело поставлено на широкую ногу, и нетрудно предположить, что товары, поступающие на рынок от этого посредника, принадлежат Акоме, а не Хабатуке.

— Советник заглянул в один из документов и свернул его. — Мы знаем, что Хабатука не пользуется покровительством Акомы; эта семья принадлежит к клану Омекан и состоит из заядлых традиционалистов; вполне вероятно, что они нам когда-нибудь пригодятся. Они даже не подозревают, что этот человек не является их преданным слугой, и в таком случае следует признать, что в доме Хабатука нет порядка.

Постукав по подбородку кончиком ухоженного пальца, Джиро пожелал узнать:

— Устранение этого агента… имеет какое-то значение?

Чимака ответил:

— Да, господин. Потеря этого агента затруднит деятельность Акомы на востоке. Я склонен считать, что почти вся информация, поступающая из тех провинций, проходила через Онтосет.

Джиро холодно улыбнулся:

— Ну хорошо, мы им досадили. Но теперь они тоже знают, что наши агенты ведут за ними наблюдение.

Чимака возразил:

— Это было неизбежно, господин. Меня удивляет другое: почему они не узнали о нас раньше. Работа их шпионской сети поставлена прекрасно. Просто чудо, что все то время, пока мы вели наблюдение, они нас не обнаружили.

Заметив в глазах первого советника вспыхнувший огонек, Джиро спросил:

— Что еще?

— Как я уже упомянул, это дело связано с давно погибшим властителем Тускаи и уходит корнями в те времена, когда ты еще не родился. Как раз перед тем, как Джингу Минванаби уничтожил дом Тускаи, я выявил одного из главных агентов покойного властителя. Им оказался торговец зерном в Джамаре. Когда натами дома Тускаи сровняли с землей, я предположил, что этот человек не стал отказываться от привычной роли независимого торговца и тем самым сохранил свое положение в обществе. Он не был открыто связан с домом Тускаи, а следовательно, не имел никаких обязательств, которые вынудили бы его принять статус отверженного.

Джиро поморщился: в подобной уловке он усматривал возмутительный, корыстный обман. Если хозяин умирал, считалось, что на его слугах лежит проклятие богов, его воины становились рабами или серыми воинами. Во всяком случае, так было раньше, пока властительница Мара не нарушила этот обычай с таким вызывающим, пренебрежением.

Чимака, захваченный воспоминаниями, не обратил внимания на брезгливую гримасу хозяина.

— Сейчас появился повод подозревать, что я тогда ошибся в своем предположении. Во всяком случае, до последнего времени это не имело значения. — После короткой паузы он продолжал:

— Среди тех, кто неоднократно появлялся в Онтосете и вскорости покидал его, были два человека, работавшие ранее у того самого торговца зерном в Джамаре. Они-то и навели меня на мысль. Так как никто, кроме властительницы Мары, не брал серых воинов к себе на службу, мы можем сделать вывод: Мастер тайного знания и его агенты, прежде служившие Тускаи, впоследствии присягнули Акоме.

— Итак, мы установили эту связь, — сказал Джиро. — А есть у нас возможность внедриться в их сеть?

— Видишь ли, господин, одурачить торговца зерном и внедрить нашего собственного агента в их компанию — дело само по себе нехитрое. — Чимака нахмурился. — Но именно такого шага будет ожидать от нас начальник разведки Акомы. Он очень умен. Очень.

Резким жестом Джиро прервал эти разглагольствования, и Чимака перешел к делу:

— По крайней мере, мы изрядно насолили Акоме: ведь им по нашей милости пришлось закрыть главное отделение своей организации на востоке. И, что значительно лучше, мы теперь знаем, что агент в Джамаре снова действует; этот человек рано или поздно должен явиться к своему начальнику для доклада, и тогда мы возобновим преследование. На этот раз я не допущу, чтобы выполнением задания занимались олухи, которые испортят дело, как это было в Онтосете. Если мы наберемся терпения, то со временем непременно получим зацепку, которая выведет к начальнику разведки Акомы.

Джиро не выказал никакого воодушевления:

— Все наши усилия могут пойти прахом, раз противнику известно, что его секретный агент раскрыт.

— Разумеется, господин. — Чимака облизнул губы. — Однако преимущество пока на нашей стороне. Мы знаем, что служивший у Тускаи Мастер тайного знания теперь работает на властительницу Мару. Еще до того, как Тускаи был уничтожен, я пытался найти подходы для внедрения в эту сеть. Можно возобновить наблюдение за агентами, которые, как я подозреваю, раньше служили у Тускаи. Если агенты остались на прежних местах, значит, моя догадка верна и они работают на Акому. Я хочу расставить новые ловушки и поручу это дело людям, которых лично проинструктирую. Мне потребуются наши лучшие силы против этого виртуоза разведки. Именно так. — У хитроумного советника вид был прямо-таки торжествующий. — На первого агента нас вывел случай, но еще немного — и некто весьма высокопоставленный попался бы в нашу ловушку.

Чимака помахал документом, чтобы остудить раскрасневшееся лицо:

— Мы сейчас ведем наблюдение за этим домом, и я уверен, что за нашими наблюдателями тоже следят. Поэтому у меня назначены другие наблюдающие, которые выследят тех, кто следит за нами… — Он тряхнул головой. — Мой противник хитер сверх меры. Он…

— Твой противник? — прервал его Джиро.

Чимака тут же остановился на полуслове и почтительно склонил голову:

— Подручный врага моего господина. Тот, кого я должен обезвредить, если тебе так угодно. Позволь, господин, старому человеку это жалкое тщеславие. Вышеупомянутый слуга Акомы, который мешает моей работе, — очень умный и подозрительный человек. — Он снова обратился к своим бумагам. — Мы возьмем под наблюдение другого связного, в Джамаре. Тогда сможем выследить следующего…

— Избавь меня от утомительных подробностей, — перебил Джиро. — Но, помнится, тебе было ведено заниматься теми, кто пытался опорочить дом Анасати, подбросив фальшивую улику рядом с убийцей моего племянника. Или я ошибаюсь?

— Конечно, господин, ты не ошибся! — живо откликнулся Чимака. — Но ведь эти два события связаны между собой! Разве я не говорил об этом раньше?

Джиро, не привыкший сидеть без подушек, сменил позу:

— Если и говорил, то в столь туманных выражениях, что понять твои намеки было под силу разве что голове с такими же перевернутыми мозгами, как у тебя.

Первый советник Анасати истолковал полученный ответ как комплимент.

— Хозяин, твоя снисходительность не знает границ. — Чимака погладил документ, словно редкую драгоценность. — У меня наконец-то есть доказательство. Те одиннадцать агентов Акомы, передававшие по цепочке сведения из провинции Зетак и загадочным образом убитые в течение одного месяца, имели самое непосредственное отношение к пяти другим, которые служили в доме Тасайо Минванаби и также были убиты.

Джиро принял непроницаемый вид, скрывая за ним нарастающее раздражение. Прежде чем он успел заговорить, Чимака поспешил продолжить:

— Прежде они были агентами Тускаи, все до единого. В этом случае становится ясно, почему их убили: по-видимому, Минванаби сумел выявить одно из звеньев цепочки и в Акоме было принято решение уничтожить ее полностью во избежание худших последствий. В доме Тасайо состоял на службе один из наших агентов. Хотя его и отпустили на все четыре стороны, когда Мара получила земли Минванаби, он все еще нам верен. У меня есть его письменные показания. Убийства в усадебном доме Тасайо были совершены Жалом Камои.

Джиро проявил некоторый интерес:

— Так что ж, по-твоему, человек Мары обманом втянул в это дело фанатиков из Братства, так, чтобы они, сами того не зная, поработали в интересах Акомы?

Чимака не смог скрыть самодовольство:

— Да. Я полагаю, что ее не в меру хитроумный разведчик допустил ошибку, подделав печать Тасайо. Мы знаем, что Обехан разговаривал с властителем Минванаби. Судя по донесениям, оба пребывали в гневе и, если бы эта беседа происходила с глазу на глаз, смерть настигла бы Тасайо много раньше, чем это случилось в действительности из-за козней Мары. Если уничтожение собственных агентов, попавших под подозрение, действительно организовала Акома и при этом заставила тонг стать невольным орудием для выполнения ее замыслов — просто чтобы снять с себя ответственность за убийство, — тогда Братство вправе считать себя смертельно оскорбленным и будет мстить.

Сощурив глаза, Джиро переваривал услышанное.

— Но зачем было вовлекать Камои в то, что кажется обычной чисткой? Если подручный Мары так хитер, как ты его превозносишь, вряд ли он мог так оплошать.

— Должно быть, это стало актом отчаяния, — признал Чимака. — Тасайо завел у себя такие порядки, которые затрудняли задачу внедрения агентов. Что касается нашего соглядатая, мы подослали его туда раньше, чем Тасайо сделался властителем, — еще в те времена, когда Имперский Стратег возглавлял армию вторжения в Мидкемию, а Тасайо служил у него полководцем-наместником.

Видя, что Джиро снова выказывает признаки нетерпения, Чимака вздохнул. Как бы он хотел, чтобы его хозяин научился думать и действовать с большей осмотрительностью, однако Джиро вечно не хватало выдержки.

— В доме Минванаби у Мары не оставалось агентов, не раскрытых разведкой Тасайо. Следовательно, эти смерти — дело рук кого-то со стороны и давние связи Братства с Тасайо послужили весьма удобным прикрытием.

— Все это только твои догадки, — бросил Джиро.

Чимака пожал плечами:

— На его месте я поступил бы именно так. Во главе разведки Акомы стоит настоящий мастер своего дела. Мы сумели выявить его агентов и следили за деятельностью этого ответвления в течение десяти лет, но за все это время так и не выявили контактов между отделением на севере, отделением в Джамаре и цепочкой связных, передающих сообщения через Зетак. На сей раз мы продвинулись вперед довольно далеко, господин, но приходится признать: своим достижением мы в большей степени обязаны удаче, чем моим талантам.

Было похоже, что тема, столь увлекательная для первого советника, не интересовала Джиро, и он предпочел перейти к предмету, более чувствительно задевающему честь Анасати.

— У тебя есть доказательство, что в этой истории убийцы действуют не по найму, а ради утоления жажды мести самого Братства, — резко оборвал он рассуждения верного сподвижника. — К тому же они подбросили ложную улику, свидетельствующую о нашей причастности к убийству Айяки, тем самым запятнав честь моих предков. Необходимо смыть это оскорбление! И немедленно.

Чимака зажмурился; от одной этой мысли он похолодел.

— Нет, нет, мой досточтимый хозяин. Прости меня за самонадеянность, но прислушайся к смиренному совету преданного слуги: поступи иначе!

— С какой стати мы должны позволять этим собакам из Камои позорить дом Анасати? — Джиро высокомерно выпрямился на скамейке. — Желательно, чтобы твои доводы оказались достаточно убедительны!

— Видишь ли, господин, чтобы убить властительницу Акомы, ничего лучшего и придумать нельзя! Где ты сыщешь врага более опасного для Акомы, чем целая община убийц? Они отравят ее жизнь постоянными покушениями, не оставляя никакой надежды на спасение. В конце концов они достигнут цели. Мара должна будет умереть — этого требует честь тонга. Они делают за нас нашу работу, а мы тем временем можем уделять больше внимания сплочению партии традиционалистов. — Чимака наставительно покачал пальцем. — Сейчас, когда маги запретили обеим сторонам прибегать к военным действиям, Мара будет искать другие средства, чтобы привести тебя к гибели. У нее много союзников и широкие возможности. Получив титул Слуги Империи, она приобрела популярность и могущество, а также благосклонность императора. Ее нельзя недооценивать. Вдобавок ко всем перечисленным преимуществам она обладает талантами выдающегося правителя.

Джиро немедленно возмутился:

— Ты поешь ей хвалы в моем присутствии?

Хотя его тон оставался ровным, Чимака не питал иллюзий: хозяин чувствовал себя оскорбленным. Он ответил шепотом, чтобы ни садовник, ни проходящий мимо воин из патруля не смогли его услышать:

— Я никогда не испытывал особой любви к твоему брату Банто. Так что лично для меня его смерть не имела большого значения. — Лицо Джиро наливалось гневом, но слова Чимаки разили, словно кинжал. — И ты тоже никогда не любил его, мой господин Джиро. — Утонченный вельможа промолчал: оба знали, что это правда. — Но ты не замечаешь очевидного: то, что Мара вышла замуж не за тебя, а за Банто, спасло твою жизнь… мой господин. — Не слишком усердствуя в верноподданнических заверениях, советник не упустил случая преподать хозяину еще один урок. — Возможно, тебе нравится тешить себя открытым проявлением ненависти к Слуге Империи. Памятуя об этом, я приложу все старания, чтобы ее уничтожить. Но действовать я собираюсь хладнокровно. Позволить гневу возобладать над здравым смыслом будет не просто глупостью, а сущим самоубийством, если дело касается Мары. Попроси того, кто вызывает тени умерших в храме Туракаму, добиться отклика от Джингу, Десио и Тасайо из рода Минванаби. Их духи подтвердят мои слова.

Джиро проследил взглядом за стайкой оранжевых рыбок, игравших посреди пруда, отчего на его поверхности возникала легкая рябь. После затянувшейся паузы он со вздохом сказал:

— Ты прав. Я действительно никогда не питал теплых чувств к Банто: когда мы были детьми, он вечно меня задирал. — Его рука сжалась в кулак и резко опустилась в воду пруда, распугав рыбок. — Да, мой гнев, может быть, ничем не оправдан, но все равно он меня сжигает! — Джиро снова перевел взгляд на Чимаку, и его глаза сузились. — Однако я — властитель Анасати и не обязан заботиться об оправданиях. Моему дому причинен ущерб, и оскорбление не останется безнаказанным!

Чимака поклонился с самым почтительным видом:

— Я позабочусь, господин, о том, чтобы Мара не ушла от возмездия, но не потому, что ненавижу ее, а потому, что такова твоя воля. Я навеки твой преданный слуга. Теперь мы знаем, кто возглавляет разведку Акомы…

— Ты знаешь этого человека?! — в изумлении воскликнул Джиро. — Ты ни разу даже не упомянул о том, что тебе известна подлинная личность Мастера тайного знания, служившего у Тускаи!

Умоляющим жестом воззвав к терпению хозяина, Чимака пояснил:

— Не по имени и не в лицо, да будет проклят этот пронырливый демон. Если я и встречался с ним когда-нибудь, то без моего ведома, но стиль его работы распознаю безошибочно. Это все равно что подпись писаря на документе…

— …которая тоже не всегда служит неоспоримым доказательством, — ехидно ввернул Джиро.

— Получить неоспоримое доказательство будет трудно, если я правильно угадал, кто он такой. Если Мара взяла на службу этого бывшего начальника разведки, то боги еще могут нам улыбнуться. Пусть он будет каким угодно виртуозом своего дела, но я-то знаю ему цену и знаю, чего от него можно ожидать. Моя осведомленность о прошлой деятельности правителя Тускаи в Джамаре должна помочь нам внедриться в шпионскую сеть Акомы. Вполне вероятно, что через год-другой мы найдем подходы непосредственно к интересующему нас человеку и тогда получим возможность использовать всю разведку Мары в интересах дома Анасати. Будем маскировать свои намерения отвлекающими маневрами, создавая трудности для торговли Акомы и исподволь разрушая ее связи с союзниками. Ну а тем временем тонг Камои тоже не станет дремать, добиваясь гибели Мары.

— Возможно, нам удастся слегка подстегнуть их ретивость, — с надеждой в голосе высказался Джиро.

От одного этого предположения у Чимаки по коже побежали мурашки. Прежде чем заговорить, он поклонился, что делал исключительно в тех случаях, когда бывал не на шутку встревожен.

— Мой господин, нам даже пытаться не стоит. Убийцы из Камои не любят, когда кто-нибудь вмешивается в их затеи. Для Анасати лучшая тактика — держаться как можно дальше от их делишек.

Джиро неохотно уступил, и приободрившийся советник продолжал:

— В братстве Камои не принято действовать сгоряча. Дела, за которые они принимаются по собственной инициативе, вершатся неторопливо и хладнокровно. Между Камои и Мидкемией были отмечены какие-то торговые связи; тогда я не понимал, кому и зачем это понадобилось, но теперь готов предположить, что здесь имеется дальний прицел — стремление навредить Акоме. Хорошо известно, что властительница питает слабость к варварским идеям.

— Это так, — согласился Джиро.

Его раздражение улетучилось, уступив место глубокой задумчивости. Молча наблюдал властитель Анасати за резвящимися рыбками. Воистину, думал он, никто из цуранских вельмож не мог бы похвалиться, что у него состоит в услужении советник, способный сравниться с Чимакой в искусстве связывать воедино разрозненные крупицы знаний.

Воспользовавшись благоприятной переменой в настроении хозяина, Чимака сказал:

— Дом Анасати сумеет перенести ничтожный урон для престижа, причиненный подложной уликой. Поверить в столь грубо сработанную фальшивку могли разве что глупцы и малые дети; но те, кто поумней, примут во внимание, что Братство умеет хранить секреты и заказчиков не выдает. Те, кто имеет власть в стране, никогда не попадутся на столь вульгарный крючок и не поверят в то, что ты опорочил свое имя связью с бандой наемных убийц. Анасати — старинный род, и его репутация безупречна. Господин мой, в ответ на жалкую попытку очернить тебя выкажи лишь надменное пренебрежение. Эти ничтожества не заслуживают внимания великого властителя. Пусть любой правитель, который осмелится предположить обратное, выступит вперед и попробует поделиться своими соображениями вслух — вот тогда ты возвысишь голос, и твоя правота восторжествует. — Эту пламенную речь Чимака закончил цитатой из пьесы, которая особенно нравилась Джиро:

— Домам ничтожным и умам ничтожным сопутствуют ничтожные дела.

Властитель Анасати кивнул:

— Ты прав. Временами гнев ослепляет меня.

В ответ на комплимент Чимака поклонился:

— Господин, позволь мне удалиться. Я уже начал обдумывать, какие ловушки можно будет расставить для Мастера тайного знания из Акомы. Мы на время прикинемся простачками, которые по уши увязли в расследовании происшествия в Онтосете, и при этом не будем особенно таиться. Тем самым мы сумеем отвлечь бдительное око неприятеля от другого нашего занятия — секретных розысков в Джамаре, которые в конечном счете позволят накинуть петлю на горло властительницы Акомы.

Джиро улыбнулся:

— Превосходная мысль, Чимака.

Взмахом руки он отпустил советника; тот снова поклонился и поспешил прочь, что-то бормоча себе под нос. В его голове уже роились бесчисленные планы. Властитель остался около пруда. Он размышлял над советом Чимаки и чувствовал приятное удовлетворение. Когда Ассамблея магов запретила войну между его домом и домом Мары, он втайне возликовал.

Поскольку властительница лишилась возможности прибегнуть к силе оружия, она утратила преимущество, каким обладала благодаря численному перевесу ее войска. А это значило, что их ставки сравнялись.

— Разум… — прошептал властитель Анасати и взбаламутил воду в пруду, отчего заметались пугливые рыбешки. — Не меч, а коварство отнимет жизнь Благодетельной. Умирая, она поймет, что жестоко ошиблась, оказав предпочтение не мне, а моему братцу. Я лучше, чем он, и, когда после смерти я встречусь в чертогах Красного бога с Бантокапи, он будет знать, что я отомстил за него и заодно растер в прах его драгоценную Акому!

***

Аракаси опаздывал. Его затянувшееся отсутствие было дурным знаком, и среди старших советников Мары нарастала тревога. Напряжение достигло такой степени, что военачальник Люджан с некоторым страхом ожидал начала вечернего совещания. Он торопился в свое жилище, чтобы надеть украшенный плюмажем шлем, который снимал в неслужебное время. Его походка была целеустремленной и пружинистой — такой, какая вырабатывается только у искусного фехтовальщика. Погруженный в невеселые мысли, он лишь механическим кивком отвечал на приветствия часовых, мимо которых проходил.

В залах и коридорах усадебного дома Акомы вооруженных солдат теперь было не меньше, чем слуг. После убийства Айяки пришлось ради усиления охраны пойти на такие меры, что уединение стало для всех почти недосягаемой роскошью. Особенно это бросалось в глаза ночью, когда в помещениях для писарей и гостевых флигелях размещались для сна внушительные отряды воинов. Детская Джастина представляла собой военный лагерь; Люджан подумал, что мальчик едва ли может играть деревянными солдатиками у себя в комнате, где не стихает стук настоящих боевых сандалий.

Поскольку Джастин оставался единственным — кроме самой Мары, — в ком текла кровь Акомы, его безопасности придавалось особое значение. Лишенные возможности опереться на достоверные сведения, почерпнутые из регулярных докладов Аракаси, патрули, совершающие обход, зачастую бывали вынуждены действовать вслепую. В каждой промелькнувшей тени им мерещился враг, и не раз случалось им выхватить мечи, услышав звук шагов какого-нибудь раба, украдкой пробирающегося на свидание с возлюбленной. Люджан вздохнул и внезапно замер, насторожившись: ему послышалось нечто похожее на свист меча, выскользнувшего из ножен.

— Эй, там! — раздался крик часового. — Стой!

Люджан тотчас бросился бегом за угол коридора. На виду показался воин с обнаженным мечом, принявший боевую стойку и явно приготовившийся к нападению. Он стоял перед неосвещенной частью коридора, где, казалось бы, не было ничего необычного. Сзади донеслось легкое постукивание и характерное шарканье человека, торопливо передвигающегося с костылем: значит, и Кейок, военный советник Мары, счел нужным посмотреть, что тут происходит. Он слишком долго был боевым командиром, чтобы оставить без внимания оклик часового, и тоже устремился сюда, чтобы выяснить, кто проник в коридоры внутренних апартаментов дворца.

Только бы это не оказался еще один убийца, молился на бегу Люджан. Напрягая зрение, он вглядывался в темноту, отметив, что лампа, которая должна была освещать этот коридор в ночные часы, не горит. Недобрый знак, подумал он мрачно; совещание, внезапно сорванное из-за этого вторжения, теперь уже казалось меньшим злом. Да, конечно, без сведений, полученных от Аракаси, пришлось бы изрядно поломать голову в попытках объяснить торговые затруднения или непрерывную чехарду образующихся и распадающихся союзов при дворе Ичиндара. Однако нападение нового убийцы, сумевшего миновать сторожевые посты и оказаться в самом сердце Акомы, означало бы, что дело приняло слишком опасный поворот, вообще не оставляющий времени для размышлений. Хотя прошли уже месяцы, Джастина все еще мучили ночные кошмары: его преследовало видение черного жеребца, падающего на землю.

Около воина с мечом Люджан с разбегу остановился столь круто, что деревянные подошвы сандалий заскрежетали на каменном полу.

— Кто там? — требовательно спросил он.

С другой стороны от воина встал старый Кейок и грозным голосом повторил вопрос.

Воин даже глазом не повел в сторону кого-либо из вопрошавших, но лишь слегка качнул мечом в направлении щели между двумя потолочными балками. Здесь слишком много уголков, где может притаиться злоумышленник, подумал Люджан, взглянув туда, куда указал часовой. Там, в тени, стоял какой-то человек, замерший в смиренной позе. Руки его были простерты вперед в знак покорности, но лицо подозрительно испачкано, словно он заранее воспользовался копотью от лампы, чтобы с ее помощью скрыть предательскую бледность своей кожи.

Молниеносным движением Люджан выхватил меч. Кейок поднял костыль, нащупал защелку и нажал ее. Из основания костыля немедленно выдвинулось тонкое лезвие. При этом старому воину удалось сохранить равновесие без видимых усилий, хотя он и был лишен одной ноги.

Три обнаженных клинка были готовы встретить злоумышленника, и Люджан резко приказал:

— Выходи. Держи руки поднятыми, если не хочешь, чтобы тебя проткнули насквозь.

— Я предпочел бы, чтобы к моему возвращению домой отнеслись с несколько большим радушием и не обращались со мной как с тушей на скотобойне, — ответил хриплый голос.

— Аракаси! — выдохнул Кейок, салютуя ему своим оружием. Его худое лицо осветилось редкой улыбкой.

— Боги! — воскликнул Люджан.

Свободной рукой он коснулся плеча часового, давая тому понять, что можно опустить меч. Военачальника Акомы пробрал озноб, когда он осознал, что Мастер тайного знания чуть было не погиб от рук домашней стражи. Но потом на смену мучительному напряжению пришло благодатное облегчение, и он радостно рассмеялся:

— Ну наконец-то! Сколько лет мы с Кейоком бились над созданием такой системы патрулей, чтобы встреча со стражей для любого пришельца оказалась неожиданной. Как же это случилось, дружище, что на сей раз ты не сумел пройти мимо них незамеченным?

— Дорога домой была трудной, — признался Аракаси. — И не только потому, что в этой усадьбе больше стражи, чем прислуги. Да у вас тут трех шагов не сделаешь, не натолкнувшись на какого-нибудь молодца в доспехах!

Кейок убрал на место потайной клинок и снова оперся на костыль. Затем он пригладил рукой седые волосы. В бытность его боевым командиром ему не приходилось это делать, ибо в те времена он носил воинский шлем не снимая.

— С минуты на минуту должен начаться совет у властительницы Мары, — сообщил он. — Она нуждается в твоих сведениях.

Аракаси не ответил, лишь выступил вперед из-за опорных столбов, до этого времени скрывавших его от глаз. Он был одет как уличный нищий, нечесаные волосы слиплись от грязи, а кожа вымазана чем-то наподобие сажи. От него исходил сильный запах печного дыма.

— Ты выглядишь так, будто тебя только что вытащили из дымохода, — заметил Люджан, сделав знак стражнику, чтобы тот возобновил прерванный обход. — Или как будто ночевал в горящем лесу не меньше недели.

— Не так уж далеко от истины, — пробормотал Аракаси, сердито отводя взгляд в сторону.

Кейок не любил кого-либо дожидаться; теперь он мог позволить себе нетерпеливость, которую сдерживал в течение тех лет, когда командовал войсками. Тяжело ступая, он отправился вперед, в Палату собраний. Словно почувствовав облегчение с уходом старика, Аракаси нагнулся, поднял край своего балахона и поскреб нагноившуюся царапину.

Люджан погладил рукой подбородок и деликатно предложил:

— Ты можешь вначале пойти ко мне домой. Мой слуга приучен наполнять ванну быстро — оглянуться не успеешь.

Последовало недолгое молчание.

Наконец Аракаси вздохнул.

— Занозы, — признался он.

Этого короткого слова было достаточно, чтобы Люджан догадался об остальном:

— Они гноятся. Значит, давние. Ты провел на ходу слишком много времени и не позволил себе сделать достаточно долгий привал, чтобы их извлечь.

Снова наступило молчание, которое подтверждало предположение Люджана. Они знали друг друга еще до падения дома Тускаи, а потом вместе делили участь серых воинов.

— Не упрямься, — настаивал военачальник. — Если ты в таком виде усядешься на подушки в Палате, слугам потом придется эти подушки сжечь. От тебя несет как от харденго, который потерял свою тележку.

Аракаси скривился: никому не могло польстить сравнение с бродячим торговцем, отбившимся от семьи и промышляющим продажей дешевых сластей и случайными заработками сомнительного сорта.

— Сможешь раздобыть мне металлическую иглу? — попробовал поторговаться Аракаси.

Люджан рассмеялся:

— Случайно смогу. Тут одна девушка-швея мне глазки строит. Но ты будешь у меня в долгу. Если я попрошу ее одолжить мне такое сокровище, она не упустит случая потребовать вознаграждения.

Аракаси не удивился. Почти любая из молоденьких служанок, работающих в усадьбе, охотно пожертвовала бы своим положением в новом воплощении — при следующем обороте Колеса Судьбы, — если бы взамен ей подарили надежду на поцелуи Люджана.

— Ну что ж, я с таким же успехом могу воспользоваться одним из своих кинжалов.

Его явное безразличие заставило Люджана насторожиться:

— Ты пришел с недобрыми вестями.

Теперь Аракаси, стоя перед военачальником Акомы, был весь на виду. Свет от лампы в дальнем конце коридора выхватил его резко выступающие скулы и тени под ввалившимися глазами.

— Пожалуй, я приму твое предложение насчет ванны, — глухо отозвался он.

Прекрасно видя, что его друг не спал и не ел самое малое неделю, Люджан не стал вслух делиться своими наблюдениями, а просто пообещал:

— Я добуду тебе иглу. — Щадя уязвленную гордость Мастера, он поспешил вернуться к тону показного легкомыслия:

— Хотя, по правде сказать, она тебе и не нужна вовсе, если твои ножички при тебе. Я вот сомневаюсь, понимал ли мой часовой, когда угрожал тебе мечом, что ты мог бы его убить и разрубить на куски, прежде чем он успеет сделать выпад.

— Вообще-то мог бы, — согласился Аракаси, — но, боюсь, сегодня я несколько не в форме.

Начальник разведки шагнул вперед. Только сейчас стало заметно, что он еле держится на ногах. Встревоженный не на шутку, Люджан едва не охнул, но быстрый неодобрительный взгляд Мастера удержал его от дальнейшего изъявления чувств. Затем Аракаси сухо предупредил:

— Дело твоей чести — проследить, чтобы я не заснул у тебя в ванне.

— Не заснул или не утонул? — снова позволил себе пошутить Люджан, крепкой рукой помогая Мастеру сохранить равновесие. — С чем пришел, старина? Выкладывай!

Но никаких объяснений от Аракаси военачальник не добился, пока не было закончено омовение в ванне, не был надет шлем и совет не собрался в полном составе.

Залитый желтым светом от расставленных по кругу ламп, Кейок уже расположился на подушках, скрестив жилистые руки на костыле, лежащем поперек его колен. На кухню сообщили о возвращении Аракаси, и слуги поспешили доставить подносы, нагруженные закусками. Хокану восседал по правую руку от Мары — место, которое обычно занимал первый советник; Сарик и Инкомо сидели напротив, погруженные в тихую беседу. За огромной стопкой счетных табличек сгорбился Джайкен, обхватив руками колени. По обе стороны от него, словно бастионы, громоздились два ларя, набитые свитками.

Быстро обежав взглядом собравшихся, Аракаси — как всегда немногословный — не стал отвлекаться на мелочи.

— Насколько я могу судить, — предположил он, — торговля в последнее время шла не очень успешно.

Джайкен почувствовал себя задетым и пустился в объяснения, так что никто уже не мог вставить ни слова, и обтрепанный вид Аракаси не стал предметом обсуждения.

— Наша репутация ничуть не пострадала, — горячо оправдывался маленький управляющий. — Но на рынках несколько сделок почему-то прошли совсем не так, как было задумано. Мара лишилась союзников среди тех купцов, у которых есть общие интересы также и с Анасати. — С нескрываемым облегчением он закончил:

— Аукционы шелка не пострадали.

— Однако, — подал голос Инкомо, не дожидаясь, пока его спросят, — традиционалисты продолжают укреплять свое влияние. Имперским Белым Ичиндара неоднократно приходилось проливать кровь, чтобы пресечь мятежи в Кентосани.

— Продовольственные рынки около пристани, — лаконично подтвердил Аракаси.

— Я слышал. Наш император сделал бы куда больше для прекращения беспорядков, если бы сумел произвести на свет наследника мужского пола.

Все взгляды обратились к властительнице: советники ожидали от нее возможных вопросов.

Еще больше похудевшая со дня похорон Айяки, она тем не менее выглядела безупречно собранной. На ее лице не было никаких средств для наведения красоты. Когда она заговорила, ее взгляд был строгим и проницательным, а руки спокойно лежали на коленях.

— Аракаси обнаружил, что над нами нависла новая угроза. — Только голос выдавал ее душевное напряжение, скрытое за фасадом цуранской сдержанности. — Я прошу вас всех: любую помощь, какая потребуется, оказывайте ему, не задавая вопросов.

Люджан метнул в сторону Аракаси возмущенный взгляд.

— Теперь-то я вижу, что ты уже успел запачкать ее подушки, — хмуро проворчал он с обидой в голосе.

Кейок казался несколько смущенным. Их досада была легко объяснимой. Получалось, что бдительному часовому удалось перехватить Мастера в коридоре лишь после того, как Аракаси, никем не замеченный, беспрепятственно проник к госпоже и уже успел с ней побеседовать. Сознавая некоторую неловкость положения, двое других советников предпочли, как того требовал этикет, не уделять внимания случившемуся конфузу; они просто склонили головы в знак повиновения желаниям госпожи. Только Джайкен проявлял признаки беспокойства: он безошибочно предугадывал, что приказ Мары причинит казне Акомы ощутимый урон.

Содержание разветвленной шпионской сети обходилось дорого, что являлось причиной постоянных мучений управляющего. Он приходил в ужас от этих расходов, казавшихся ему непомерными.

Свежий ветер проникал через открытые окна в Палату собраний, выдолбленную в склоне холма, на котором располагался усадебный дом-дворец Акомы. Несмотря на яркий свет горящих ламп, самые дальние углы палаты были погружены в темноту. Шары-светильники работы чо-джайнов стояли на своих подставках незажженными, и низкий помост, который использовали для неофициальных совещаний, оставался единственным освещенным островком. Слуги, присутствовавшие здесь по обязанности, ждали распоряжений поодаль — на таком расстоянии, чтобы их можно было позвать, когда потребуется, но вне пределов слышимости происходящего обсуждения.

Мара объявила:

— Все, что будет сказано сейчас, должно остаться в нашем узком кругу. — Затем она обратилась к Аракаси:

— Сколько времени тебе нужно потратить, чтобы справиться с этой новой опасностью?

Мастер развел руками, при этом на одном из запястий обнаружился пожелтевший кровоподтек:

— Госпожа, я могу только предполагать. Чутье подсказывает мне, что организация, с которой я столкнулся, пустила корни к востоку от нас, вероятно в Онтосете. Между Онтосетом, Джамаром и Равнинным Городом у нас нет постоянных связей, а за прикрытие для курьеров в тех местах отвечал один из торговых посредников. Если бы какой-нибудь недоброжелатель раскрыл нашу деятельность на западе, он не усмотрел бы в связях с востоком ничего, кроме случайного совпадения. Однако я не знаю, в какой именно части нашей сети возникла слабина. Следы могут привести совсем в другое место.

Мара прикусила губу, а потом потребовала:

— Объясни.

— Прежде чем вернуться в Сулан-Ку, я предпринял некую поверхностную проверку. — Не менее хладнокровный, чем бывал Кейок перед битвой. Мастер изложил свои соображения:

— Наши торговые интересы на севере и западе, по-видимому, надежно защищены. Но на юге и на востоке я был вынужден, хотя и с сожалением, свернуть деятельность тех ячеек сети, которые я недавно организовал ради ее укрепления. Возможно, некий неведомый противник по чистой случайности наткнулся на какое-то свидетельство нашей деятельности и установил слежку за людьми, которые внушали ему подозрение; но, может быть, все было по-другому. Не могу сказать. Но результат налицо. Он обнаружил часть нашей агентурной сети, присмотрелся к методам нашей работы и учредил специальный отряд, чтобы следить за нами. Этот «некто» расставил наблюдателей там, где есть вероятность расставить ловушку для кого-то занимающего достаточно высокое положение в нашей разведке и через него получить доступ к секретам Акомы. Поэтому я делаю вывод, что у нашего врага должна быть собственная сеть, которая необходима, чтобы извлечь выгоду из подобной возможности.

Хокану спросил:

— Почему ты так в этом уверен?

Аракаси ответил без обиняков:

— Потому что именно так поступил бы я сам. — Он одернул на себе балахон, чтобы скрыть следы от заноз на щиколотках. Меня едва не схватили, а это задача не из простых. — В его словах, произнесенных самым обыденным тоном, не было и тени тщеславия или самодовольства. Он поднял палец и продолжил:

— Меня беспокоит то, что в нашей разведке появилось слабое звено. — Подняв второй палец, Аракаси добавил:

— А утешает то, что я смог сбежать. Если бы те, кто меня преследовал, каким-либо образом догадались, кого они загнали в угол, они пошли бы на самые крайние меры, лишь бы довести дело до конца. Они понимали бы, что упустить начальника чужой разведки — оплошность, которую им не простят, и никакие отговорки не будут приняты во внимание. Следовательно, они скорее всего рассчитывали поймать курьера или контролера. Наиболее вероятно, что моя должность осталась для них неизвестной.

Мара выпрямилась, внезапно приняв решение:

— В таком случае, по-видимому, самое правильное — отстранить тебя от участия в этом деле.

Аракаси от удивления едва не подскочил на месте:

— Госпожа?..

Не желая, чтобы Аракаси усмотрел в ее решении сомнение в его профессиональных талантах, Мара попыталась смягчить свой вердикт:

— Ты очень нужен для другой миссии, которой необходимо заняться. — Взмахом руки она отпустила Джайкена, сказав:

— Я думаю, что торговые заботы могут подождать.

Покорно поклонившись, управляющий щелкнул пальцами, подзывая своих помощников, чтобы они помогли собрать дощечки и свитки. Всем остальным слугам Мара также приказала покинуть палату. Когда огромные двустворчатые двери были плотно закрыты и Мара осталась в кругу своих ближних советников, она обратилась к Мастеру тайного знания:

— Я хочу тебе кое-что поручить.

Аракаси высказался откровенно:

— Госпожа, существующая опасность велика. Меня не покидает тревожная мысль, что человек, возглавляющий разведку в доме твоего врага, может оказаться самым опасным противником из всех живущих на земле.

Мара ничем не выдала своих мыслей — только кивнула, чтобы он продолжал.

— До этого столкновения я самонадеянно полагал, что действительно являюсь мастером своего ремесла. — Впервые с начала обсуждения Аракаси вынужден был сделать паузу, чтобы подобрать слова. — Провал, из-за которого возникла брешь в системе нашей безопасности, произошел совсем не в результате чей-либо небрежности. Мои люди в Онтосете вели себя крайне осмотрительно. По этой причине я опасаюсь, что наш новоявленный враг, возможно, сумел превзойти меня.

— Тогда вопрос решен, — объявила Мара. — Ты передашь это трудное дело другому, кому доверяешь. Таким образом, если даже наш неопознанный противник окажется достойным похвал, которые ты ему расточаешь, и умудрится вывести из строя твоего заместителя, наша потеря будет тяжелой, но не столь невосполнимой.

Аракаси склонился, в неловком поклоне:

— Госпожа…

Тоном, не допускающим возражений, Мара повторила:

— У меня есть для тебя другое задание.

Аракаси немедленно замолчал: цуранский обычай не позволял слуге оспаривать или подвергать сомнению волю правителя, которому он присягал; к тому же было очевидно, что властительница не откажется от своих намерений. Упрямая неподатливость, появившаяся в ней после утраты первенца, давала о себе знать, и настаивать не имело смысла. Даже Хокану промолчал, оставив без возражений решение, принятое женой. Осталась невысказанной неприятная правда: в огромной агентурной сети Аракаси не было больше никого достаточно опытного и хитроумного, чтобы противостоять угрозе такого масштаба. Мастер тайного знания не мог ослушаться госпожу, хотя смертельно боялся за ее безопасность. Единственное, что ему оставалось, — это прибегнуть к окольным путям: в точности придерживаться ее указаний, но в то же время предпринимать шаги, которые сочтет необходимыми, маскируя их рутинной работой. Для начала придется устроить так, чтобы человек, которому будет поручено докопаться до корней этой новой организации, мог регулярно докладывать ему о состоянии розысков. Хотя Мастер и был встревожен легкостью, с какой госпожа Мара отмахнулась от этой страшной угрозы, он слишком уважал ее, чтобы по крайней мере не выслушать доводы властительницы, прежде чем ее осуждать.

— В чем же состоит это другое задание, госпожа?

Его почтительная готовность смягчила резкость Мары.

— Я бы хотела, чтобы ты разузнал все, что возможно, относительно Ассамблеи магов.

С тех пор как Аракаси поступил на службу к Маре, впервые его, казалось, поразила ее смелость. Его глаза расширились, а голос упал до шепота:

— Всемогущих?..

Мара кивнула Сарику, так как затронутая тема была предметом его тщательного изучения.

Не поднимаясь со своего места на дальней стороне круга, он начал так:

— В течение последних лет произошло несколько событий, которые заставили меня задуматься о побудительных мотивах черноризцев. По традиции мы считали само собой разумеющимся, что ими движет забота о благе нашей Империи. Но не предстанут ли многие факты совсем в другом свете, если в действительности это не так? — От парадоксального юмора, которым всегда отличались высказывания Сарика, не осталось и следа, когда он продолжил речь. — Вот самый важный вопрос: что, если мудрость Ассамблеи служит в первую очередь их собственным корыстным интересам? Они прикрываются высокими словами о необходимости поддержания спокойствия и равновесия между народами; но тогда с чего бы им опасаться такого развития событий, при котором Акома сокрушит Анасати во имя справедливой мести? — Первый советник Акомы подался вперед, опираясь локтями на скрещенные колени. — Эти маги отнюдь не глупцы. Трудно поверить, будто они не понимают, что ввергают Империю в хаос междоусобиц, если позволяют властителю, виновному в вероломном убийстве, остаться безнаказанным. Неотомщенная смерть — вопиющее нарушение законов чести. Прежде, во времена Высшего Совета, многиепроблемы решались посредством закулисных политических интриг и бесконечных взаимных уступок между партиями. Теперь же Великая Игра не пронизывает своими токами всю нашу жизнь, и каждая семья оказывается покинутой на волю случая, а суждено ли ей уцелеть — зависит от доброй воли и обещаний других правителей.

Обратившись к Мастеру, Мара пояснила:

— В течение года не менее десятка семей исчезнут с лица земли только потому, что мне запрещено продолжать борьбу против тех, кто хотел бы вернуть времена правления Имперского Стратега. На политической арене я бессильна что-либо предпринять: у меня связаны руки. Мой клан не может поднять меч против традиционалистов, которые теперь используют Джиро, выдвигая его на передний край. Если я не могу с ними воевать, то у меня больше нет возможности выполнить свое обещание и защитить те дома, которые зависят от союза с Акомой.

Она на секунду закрыла глаза, как будто собиралась с силами.

Аракаси взглянул на госпожу с глубочайшим уважением. Она сумела совладать с горем утраты в достаточной мере, чтобы вновь обрести способность мыслить здраво. В глубине души Мара понимала: улика против Джиро была слишком уж явной, чтобы ее можно было принимать всерьез. Однако приходилось платить дорогой ценой за потерю самообладания на похоронах: поддавшись вспышке неукротимой ненависти, она опозорила родовое имя, а виноват Джиро или нет… вопрос оставался спорным. Если допустить, что он невиновен, то ей было необходимо публично признать свою ошибку. Она не могла с честью выпутаться из этого положения, если не хотела, чтобы возник еще более неприятный вопрос. Верила ли она тому, что ее враг не запятнал себя кровью Айяки, или просто отступила, отказавшись от возмездия? Не отомстить за убийство означало бы безвозвратно потерять честь.

Как бы Мара ни сожалела о своем постыдном срыве и о поспешности, с которой она тогда объявила Джиро виновным, — пути назад уже не было. Ей оставалось только одно: вести себя так, будто она все время верила в предательство Анасати. Поступить иначе было не в обычае цурани, и в этом усмотрели бы слабость, которой не замедлили бы воспользоваться враги.

Словно стараясь избавиться от гнетущих воспоминаний, Мара продолжила:

— Через два года многие из тех, кого мы привыкли считать союзниками, будут мертвы или покрыты позором, а другие — еще более многочисленные, пока еще сохраняющие нейтралитет — могут примкнуть к лагерю традиционалистов. Имперская партия, даже растеряв сторонников, будет держаться по мере сил, однако в таких условиях, когда мы выведены из игры, возрастает прискорбная вероятность того, что новый Имперский Стратег восстановит Совет. Если этот злополучный день настанет, то, возможно, белая с золотом мантия достанется властителю Джиро Анасати.

Аракаси потер щеку согнутым пальцем, напряженно размышляя:

— Итак, ты полагаешь, что Ассамблея может ввязаться в политические игры, преследуя собственные цели. Это правда, что черноризцы всегда ревностно оберегали свою обособленность. Я не знаю ни одного человека, который проник бы в их город и рассказал о том, что увидел. Госпожа Мара, сунуть нос в эту цитадель будет опасным и очень трудным делом — если не абсолютно невыполнимым. У них есть особые заклинания, которые никому не позволяют проникнуть в их среду. Я слышал рассказы… Хотя вряд ли я был первым разведчиком, который пытался к ним внедриться. Ни один из тех, кто когда-либо встал поперек дороги Всемогущим или просто затаил в душе обман, не умер своей смертью.

Мара стиснула кулаки:

— Мы должны найти способ, который позволит нам узнать их истинные побуждения. Более того, необходимо отыскать средство, чтобы прекратить их вмешательство, или на крайний случай получить четкое представление, ради каких целей они чинят нам препятствия. Мы должны понять, насколько далеко можем пойти в своих действиях, чтобы при этом не обозлить их еще больше. Может быть, со временем появится возможность вступить с ними в переговоры.

Смирившись с неизбежностью, Аракаси склонил голову, мысленно уже прикидывая, как подступиться к столь грандиозной задаче. Он никогда не рассчитывал дожить до старости; решение запутанных и даже опасных головоломок служило ему источником ни с чем не сравнимого восторга. Однако новое поручение госпожи, как можно было догадаться, сулило весьма скорый конец.

— Воля твоя, госпожа. Я немедленно начну перестраивать работу наших агентов на северо-западе.

Надежда на переговоры была заведомо эфемерной, и Аракаси отверг ее с самого начала. Для успешного торга нужно иметь в запасе либо силу, чтобы приказать, либо соблазнительную приманку, чтобы подкупить. Мара могла опереться на сильную армию и народную любовь, но, с другой стороны. Мастеру довелось собственными глазами увидать, что такое могущество одного-единственного мага, когда Миламбер сорвал Имперские Игры. Тысячи воинов властительницы Мары вместе с воинами всех ее друзей и союзников были ничем в сравнении с колдовскими силами, которыми располагала Ассамблея. Но у кого в целом мире нашлось бы что-то такое, что могло бы прельстить Всемогущего и чего он не получил бы по первому своему слову?

Чувствуя, как стынет кровь в жилах от подобных рассуждений, Аракаси подумал об одном способе принуждения: о шантаже. Если бы, например, оказалось, что Ассамблея не бескорыстно оказывает поддержку тому или иному правителю, то кое-кто из ее столпов, во избежание огласки, может пойти на компромисс, дабы заручиться молчанием Мары… Сама эта мысль казалась чистейшей нелепостью. Всемогущие стояли выше любого закона. Скорее всего, как рассудил Аракаси, даже если бы неслыханная удача помогла ему раскрыть подобную тайну, черноризцы без труда обеспечили бы себе вечное молчание Мары. Вечное молчание.

Аракаси чувствовал, что Сарик, Люджан и Кейок это понимали. Их глаза не отрывались от него, в то время как он, поднявшись с подушек, совершал прощальный поклон. На этот раз Мара рисковала слишком многим, и они все опасались последствий. Аракаси, с присущим ему хладнокровием, повернулся к выходу. Если он и проклинал жестокую судьбу, ничто в его поведении не позволяло это заметить. Ему надлежало забыть про недавно обнаруженную опасность, угрожающую Маре. Более того, приходилось отказаться от любых попыток предпринять ответные шаги. Целые ответвления его огромной сети должны будут прекратить всякую деятельность и перейти в состояние «спячки» до тех пор, пока он не разрешит загадку, к которой никто из людей прежде не отваживался подступиться. Эта тайна ожидала разгадки за берегами безымянного водоема, известного только как озеро, окружающее остров Города Магов.

Глава 5. ИНТРИГИ

Минуло два года.

Попытки убить властительницу Акомы больше не возобновлялись, и, хотя никто не утратил бдительности, ощущение непосредственной опасности успело притупиться.

Спокойствие, царившее в господском доме, когда предутренний свет проник в спальню, было даром небес, который следовало особенно ценить. Недавние неудачи в торговле и трения между политическими партиями ложились дополнительным бременем на казну Акомы.

Однако сейчас бодрствовали только дозорные и еще ожидалось прибытие курьеров с утренней почтой. От озера донесся крик береговой птицы. Хокану теснее прижал к себе обожаемую супругу и внезапно замер, ощутив легкую полноту ее живота. И сразу стало понятно, почему в последнее время по утрам она избегала общества не только самых доверенных советников, но и его самого. Вывод был очевиден — и его охватила безудержная радость. Хокану улыбнулся, уткнувшись лицом в душистые волны ее волос.

— Повивальные бабки уже сказали тебе, кто будет новым наследником Акомы — сын или дочь?

Мара вывернулась из его рук, и ее глаза расширились от возмущения.

— Я не говорила тебе, что беременна! Кто из служанок выдал мой секрет?

Хокану ничего не ответил, но его улыбка стала шире.

Схватив его за руки, кольцом обвивающие ее стан, властительница сама дала ответ на свой вопрос:

— Понятно. Все мои служанки помалкивали, а вот мне до сих пор ничего не удается утаить от тебя, муж.

Но это было не совсем так. При всей их взаимной привязанности существовали в душе жены такие глубины, куда даже Хокану не было доступа, особенно после смерти ее первенца, когда горе, словно тень, обволокло Мару.

Вот и сейчас, когда она радостным шепотом уведомила его, что скоро он станет отцом — отцом своего кровного, а не усыновленного ребенка, — Хокану уловил в ее голосе едва различимый оттенок горечи. Мару что-то тревожило, и ее беспокойство на этот раз не было связано ни с утратой Айяки, ни с вмешательством Ассамблеи, наложившей запрет на любые ее попытки отомстить Джиро. Вместе с тем он чувствовал: сейчас неподходящий момент, чтобы затевать расспросы.

— Я люблю тебя, моя владычица, — прошептал он. — Ты будешь окружена заботой, и тебе придется к этому привыкнуть, потому что я собираюсь самым бессовестным образом баловать тебя день за днем, пока не настанет время родить. — Он повернул ее лицом к себе и поцеловал. — А потом, возможно, окажется, что я слишком вошел во вкус, и мне будет трудно отказаться от этой привычки.

Мара устроилась поудобней в объятиях мужа; ее пальцы медленно скользили по его груди.

— Ты самый лучший муж в Империи, любимый, — намного лучше, чем я заслуживаю.

Утверждение было спорным, но Хокану промолчал. Он знал, что ее любовь к нему глубока и непритворна; знал, что она дарит ему такую меру ласки и удовлетворения, на какую способна не каждая женщина, и все-таки в глубине души он чувствовал, что в ее отношении к нему не хватало чего-то важного. Властительница никогда не лгала мужу; ему и в голову не пришло бы упрекнуть ее в холодности. Тем не менее бывали моменты, когда ее мысли витали где-то в другом месте, куда ему никак не удавалось проникнуть. Ей чего-то недоставало, и чутье подсказывало ему: дать Маре то, в чем она нуждалась, не в его силах. Он не пытался достигнуть невозможного, но, полагаясь на силу прожитых вместе лет, возводил несокрушимую цитадель согласия и понимания. Он хотел, чтобы она была счастлива, и это ему удавалось, пока стрела не сразила коня, убившего ее сына.

Мара отодвинулась от Хокану; взгляд ее темных глаз, казалось, был прикован к цветам в саду за отодвинутой перегородкой. Ветер раскачивал цветущие ветки ее любимых кекали, и их аромат волнами набегал в спальню. Издалека было слышно, как пекарь бранил мальчишку-раба за нерасторопность; на пристани нагружали почтовую барку, и звуки, далеко разносившиеся над спокойной гладью воды и достигавшие спальни, казались непривычно резкими в тишине туманного утра.

Хокану задержал в руке пальцы Мары и погладил их. Ласка осталась безответной, и он понял, что мысли жены не связаны с обычными коммерческими делами.

— У тебя снова Ассамблея на уме? — спросил он.

Прекрасно сознавая, что это не так, он все-таки не оставлял надежду окольными путями вызвать ее на откровенность.

Мара крепко сжала его руку:

— У сестры твоего отца двое мальчиков, и у тебя есть троюродный брат, у которого пятеро детей, и трое из них — мальчики.

Не зная, что последует за этим вступлением, но начиная улавливать ход рассуждений жены, Хокану кивнул и облек в слова ее следующую мысль:

— Если бы что-то случилось с Джастином до того, как у тебя родится ребенок, мой отец мог бы выбирать среди нескольких кузенов и родственников, чтобы решить, кто из них унаследует после меня мантию Шиндзаваи. Но тебе не стоит беспокоиться, любимая: я твердо намерен оставаться живым и стоять на страже твоей безопасности.

Мара нахмурилась, обеспокоенная больше, чем он предположил вначале.

— Нет. На этот счет у меня нет сомнений. Но я не могу допустить, чтобы имя Акомы растворилось в имени Шиндзаваи.

Хокану привлек Мару ближе к себе, осознав наконец истинную причину ее беспокойства.

— Теперь я понимаю, чего ты боишься. До тех пор пока не родится наш ребенок, ты остаешься единственной носительницей имени Акомы.

Мара кивнула. Даже в этом легком движении угадывалась вся мера страха, который она пыталась побороть и который скрывала на протяжении двух последних лет. И кто посмел бы ее в этом упрекнуть после всего, что она выстрадала с единственной целью — не дать прерваться династии предков, — и после того, как погиб ее сын!

— В отличие от твоего отца у меня не осталось родственников и нет возможности выбирать. — Она перевела дыхание и выпалила напрямик то, что ее мучило:

— Я хочу, чтобы Джастин принес клятву на натами Акомы.

— Мара! — воскликнул пораженный Хокану. — Что сделано, то сделано! Мальчику почти пять лет, и он уже дал клятву Шиндзаваи!

У нее был такой вид, словно он нанес ей рану. Глаза казались слишком большими на исхудалом лице, и слишком резко обозначились скулы: разом сказались и затаенное горе, и утреннее недомогание.

— Освободи его.

Только в присутствии врагов доводилось ему раньше наблюдать выражение непреклонной решимости, застывшее сейчас на лице Мары; но, видят боги, он-то не был ей врагом. Справившись с первым потрясением, Хокану придвинулся и снова притянул ее к себе. Мара дрожала как в лихорадке. Внимательно и терпеливо он обдумывал неожиданное требование жены. Он пытался встать на ее место, увидеть вещи ее глазами и в то же время найти какую-то общую опору, чтобы можно было здраво все обсудить. Хокану был глубоко убежден: если освободить Джастина от одной присяги и привести к другой — никакой пользы это не принесет, и прежде всего — самому мальчику. Ведь он уже не младенец-несмышленыш: он успел понять значение имени, которое носит.

Смерть старшего брата и без того явилась тяжелым испытанием для Джастина, нельзя было делать из него пешку в политической игре. Как бы сильно Хокану ни любил Мару, он сознавал, что вряд ли согласится возложить на плечи невинного ребенка такую опасную ношу, как вражда Джиро.

Духовная близость между властительницей и ее консортом позволяла каждому из них угадывать мысли другого. Вот и сейчас Мара ответила на невысказанные возражения Хокану:

— Мальчика, который способен ходить, говорить и отличать чужаков от своих, убить гораздо труднее, чем младенца в колыбели. В качестве наследника Шиндзаваи наш новорожденный ребенок будет в большей безопасности. Наши враги прекрасно понимают, что одна смерть не сможет положить конец твоему дому и всей династии Шиндзаваи.

Хокану не оспаривал справедливость рассуждений Мары, но не мог пойти ей навстречу по одной простой причине: он успел всем сердцем привязаться к Джастину, а уж его отец, Камацу, души не чаял в малыше. Мыслимое ли это дело

— взять ребенка, уже достаточно большого, чтобы радоваться жизни, и швырнуть его в безбрежное море смертельных опасностей? Или придется рисковать жизнью новорожденного младенца?

— Если я умру, — чуть слышно проговорила Мара, — не будет ничего. Не будет ребенка. Не будет Акомы. Мои предки лишатся своих мест на Колесе Судьбы, и не останется никого, кто отстоял бы честь Акомы перед лицом богов.

Она не добавила, хотя могла бы, что все сделанное ею самой пошло бы прахом.

Ее муж приподнялся с подушек и, притянув Мару к себе, провел рукой по ее темным волосам.

— Госпожа, я подумаю над тем, что ты сказала. Резким движением Мара высвободилась из его объятий. Разгневанная, исполненная решимости и прекрасная, она выпрямилась и взглянула ему прямо в лицо:

— Не надо думать. Ты должен решить. Освободи Джастина от его обетов, потому что впредь Акома не должна ни на один день оставаться без наследника, который придет мне на смену.

Мара была на грани истерики. Хокану знал и другой источник ее смятения — тот, о котором она до сих пор умалчивала.

— Любимая, мне понятны твои тревоги. Долгое отсутствие Аракаси — скверный признак, вот тебе и кажется, что тебя загнали в угол, — сказал он ободряющим тоном.

Мара слегка сбавила тон:

— Да. Возможно, я слишком много от него потребовала или недооценила меру опасности, когда поручила ему разведать секреты Ассамблеи. — Минутная неуверенность в себе позволила ей признаться:

— Я погорячилась и не смогла удержаться от вспышки раздражения. На самом-то деле все гораздо лучше, чем можно было ожидать. Да и с происками традиционалистов, когда они зашевелились, мы справились без особых затруднений.

Выслушав ее, Хокану, однако, не поддался заблуждению. Он не верил, что возникший между ними спор Мара считает улаженным. Хотя в торговле и не замечалось крупных неурядиц, это затишье, возможно, служило предвестником каких-то будущих потрясений. Цуранских правителей отличала приверженность к кружным, окольным путям. За тысячи лет своей истории общество привыкло рукоплескать вельможе, умеющему строить далеко идущие планы и неуклонно, терпеливо претворять их в жизнь, чтобы спустя годы одержать блистательную победу. Почти наверняка можно было предположить, что властитель Джиро ждал удобного случая, накапливая силы для удара. В отличие от Минванаби он сводил счеты со своими врагами не на полях сражений. Вердикт Ассамблеи был на руку Анасати, поскольку предоставлял Джиро неограниченное время для обдумывания и воплощения плана интриги против Акомы, а именно к этому занятию он питал особенную склонность.

Ни Мара, ни Хокану не стали касаться столь щекотливого предмета.

Какое-то время оба молчали; тишину опочивальни нарушали только звуки пробуждающегося поместья. Свет, проникающий через перегородки, превратился из серого в золотисто-розовый, и на фоне неумолчного птичьего пения слышались команды офицеров, приступивших к смене караулов: прежде, до смерти Айяки, патрули не проходили так близко к господскому дому.

Осталось невысказанным и опасное предположение: ложная улика, подброшенная убийцами, на самом деле могла быть пущена в дело именно для того, чтобы бросить тень на дом Анасати. Джиро и закоренелые традиционалисты ждали смерти Мары, и каждый, кто захотел бы доискаться до причин гибели Айяки, должен был сразу вспомнить о нескрываемой вражде Джиро к Акоме — такое объяснение напрашивалось само собой. Однако преступление могло быть делом рук какой-нибудь неизвестной третьей стороны, если кому-то понадобилось окончательно разбить союз между Акомой и Анасати — союз, залогом которого была именно жизнь Айяки. Покушение было предпринято против Мары; если бы она умерла, как было задумано, то власть над Акомой унаследовал бы ее сын, а Хокану стал регентом, но его положение при этом оказалось бы весьма шатким. Ради сохранения независимости их дома — а именно к этому всегда стремилась его жена — ему пришлось бы вступить в противоборство с домом Анасати, чтобы пресечь попытки Джиро завладеть Акомой на основании кровных уз, связывающих его с мальчиком.

Если же убийство Айяки заказал не Джиро, тогда все, что случилось после, могло играть на руку еще кому-то, — возможно, тому самому властителю, чья разведка едва не погубила всю отлаженную сеть Аракаси.

— Я считаю, — сказал Хокану спокойно, но твердо, — что нам не стоит торопиться с решением, пока не придут известия от Аракаси или от кого-нибудь из его агентов. Если он сумел добиться успеха и узнать хоть что-нибудь о замыслах Всемогущих, то мы скоро об этом услышим. А пока для нас лучшая новость — это отсутствие новостей.

Бледная и напряженная, Мара кивнула. Ее знобило. Так или иначе, надо было приготовиться к тому, что из-за тягот беременности ей с каждым днем будет все труднее вести серьезные разговоры. Она безвольно откинулась на руки мужа. Хокану тотчас щелкнул пальцами, вызывая служанок. Безграничная преданность жене заставляла его быть рядом с ней в часы ее утреннего недомогания. Иногда она пыталась протестовать и напоминала своему консорту, что у него наверняка есть дела и поважнее, но он только улыбался в ответ.

***

Пробили часы. Мара откинула влажные волосы со лба и вздохнула. На мгновение она прикрыла глаза, чтобы дать им отдохнуть после утомительного просмотра донесений от управляющих факториями в Сулан-Ку. Однако ее отдых продолжался не дольше нескольких секунд.

Вошла служанка с подносом и начала расставлять кушанья для легкого завтрака на маленьком переносном столике рядом с письменным столом, заваленным документами, с которыми еще предстояло поработать.

Как только госпожа обратила взгляд в ее сторону, служанка склонилась в почтительном поклоне, коснувшись лбом пола, совсем как рабыня. Мара заметила, что на девушке была одежда с синей каймой — отсюда следовало, что девушка состоит на службе у дома Шиндзаваи.

— Госпожа, хозяин послал меня принести тебе завтрак. Он говорит, что ты слишком тоненькая и, если не будешь уделять время еде, ребеночек не сможет расти как следует.

Мара прижала руку к раздавшейся талии. Судя по всем признакам, младенец — повитухи предрекали, что родится мальчик, — рос просто великолепно. А если сама она выглядела изможденной, то, пожалуй, причину следовало искать в нетерпении и раздражительности, а вовсе не в недоедании. Мара изводилась от томительного ожидания — когда же она наконец разрешится от бремени и будет улажен спор о наследнике. Она даже сама не сознавала, до какой степени привыкла полагаться на постоянную поддержку Хокану, пока не случилась эта злосчастная размолвка. Ее желание назначить Джастина наследником Акомы потребовало высокой платы, и она не могла дождаться, когда же дитя появится на свет. Тогда, как ей казалось, отойдет в прошлое все, что сейчас омрачало их отношения с Хокану.

Однако месяцы ожидания тянулись бесконечно. Задумавшись, Мара смотрела в окно, где лозы акаси были в полном цвету и рабы занимались их обрезкой, чтобы разросшиеся плети не мешали проходу по дорожке. Густой аромат акаси напомнил Маре другой кабинет, в ее старом поместье, и один день из прошлого, когда рыжеволосый варвар, раб, открыл ей глаза на несовершенство ее родного мира. Сейчас Хокану был единственным человеком в Империи, который, казалось бы, разделял ее мечты и воззрения, но в последнее время с ним было трудно говорить: снова и снова возникал спор о наследниках, и любая беседа заходила в тупик.

Служанка бесшумно выскользнула из комнаты. Мара без всякого воодушевления взглянула на поднос с фруктами, хлебом и сыром. Однако она заставила себя наполнить тарелку и поесть, хотя почти не ощущала вкуса пищи. По прошлому опыту Мара знала, что Хокану может зайти и проверить, как она управляется с завтраком. Будет очень трудно вынести его безмолвный упрек, если он увидит, что еда так и осталась нетронутой.

В донесении, которым она столь увлеченно занималась, содержались куда более серьезные сведения, чем казалось на первый взгляд. Сгорел один из прибрежных складов, где хранился большой запас нидровых шкур, оставшихся от весенней продажи. В этом сезоне установились необычно низкие цены на шкуры, и Джайкен предпочел их не продавать. Было решено отправить шкуры поставщику сандалий, а до того — подержать на складе.

Мара нахмурилась и отставила тарелку. Во всей Империи лишь она одна завела у себя обыкновение выдавать сандалии рабам-носильщикам и полевым работникам. Это ни для кого не являлось секретом, и столь странный каприз властительницы до сих пор порождал в обществе неодобрительные пересуды. Титулованные господа из стана традиционалистов долго потешались, утверждая, что рабы у нее скоро станут щеголять в мантиях. Один особенно придирчивый престарелый жрец из храма Чококана, Доброго бога, направил Маре резкое послание, в котором предупреждал ее, что чрезмерная доброта в обращении с рабами противоречит божественной воле. Сделаешь их существование слишком легким — предостерегал жрец, — и тогда тяготы земной жизни нельзя будет признать достаточно суровой карой за провинности в прошлых рождениях. Возможно, на следующем обороте Колеса Судьбы они вернутся в образе мышей или других низших тварей, чтобы возместить недостаток страданий в теперешней жизни. Уберечь ноги рабов от ушибов и болячек — значит причинить несомненный вред их бессмертным душам.

Мара послала брюзгливому жрецу ответное письмо с успокоительными банальностями и продолжала исправно снабжать своих рабов сандалиями.

Зато последний доклад, подписанный ее торговым агентом и заверенный стертой печатью, заставил ее всерьез задуматься. Враждебная партия впервые предприняла столь явную попытку обратить ее мягкосердечие во вред дому Акомы. Она была уверена, что этим дело не ограничится. По баракам поползут неизвестно кем пущенные слухи; пойдут шепотки, что она сама втайне организовала поджог, желая сэкономить на стоимости лишних сандалий. Обладание обувью, помимо удобства, придавало положению рабов Акомы особую значительность в глазах их собратьев из других домов и поэтому являлось привилегией, которой они особенно дорожили. Хотя ни один цуранский раб никогда не помышлял о бунте (ведь неповиновение хозяину или хозяйке неугодно богам), все же сама мысль о возможной отмене ежегодной выдачи сандалий могла вызвать раздражение. Никто не станет выражать его открыто, но такое недовольство могло повлечь за собой небрежность в работе на полях или недостаток усердия при выполнении поручений. Время от времени будут возникать заторы в делах, и невозможно будет докопаться, по каким причинам что-то не получилось. Удар по благосостоянию Акомы был бы нанесен незаметно, но с ощутимыми последствиями. Пожар на складе мог оказаться частью коварного заговора, поскольку попытки властительницы восполнить запасы кожи в Акоме непременно привлекли бы внимание особ более влиятельных, чем один старый фанатик. Если в определенных кругах будет замечена ее уязвимость, то храмы, ранее дружески расположенные к Маре, того и жди, внезапно займут нейтральную позицию, весьма близкую к враждебной.

Она не могла допустить, чтобы осложнились ее отношения со жреческим сословием, особенно теперь, когда враги императора объединились с ее личными врагами ради общей цели — уничтожить Акому.

Так и не удостоив должным вниманием поднос с завтраком, она взялась за перо и бумагу и написала управляющему факторией в Сулан-Ку распоряжение приобрести новые шкуры и доставить их башмачнику. Затем отправила посыльного за Джайкеном, которому в свою очередь было приказано предостеречь слуг и надсмотрщиков, чтобы они были готовы к появлению злокозненных слухов и пресекали их самым решительным образом. Пусть никто из рабов не сомневается: без обуви их не оставят.

Когда с этим делом было покончено, оказалось, что фрукты успели осесть в лужице из сока, а сыр, нагревшийся во влажном полуденном воздухе, размяк и растекся на блюде. Мара взяла из стопки следующий документ и погрузилась в его изучение. В нем содержался отчет о торговой сделке, которая была задумана, чтобы доставить неприятности дому Анасати. Услышав шаги за перегородкой, она сказала, не поднимая глаз:

— Поднос можно убрать.

Полагая, что это явился слуга, который бесшумно, с привычной сноровкой унесет остатки еды, Мара не обратила внимания на вошедшего и не стала отрываться от предмета, занимавшего ее мысли. Несмотря на множество ограбленных караванов Анасати и его же сожженных полей с посевами квайета, Мара не чувствовала удовлетворения; не имело значения, сколько тюков с рулонами тканей, принадлежавших ее недругу, не нашли дорогу на рынок и сколько кораблей отправлено не по назначению, — это не облегчало душевную боль. Она просматривала пергаментные листы, отыскивая в написанных строчках какой-нибудь способ покрепче насолить врагу, чтобы он в полной мере ощутил разящую силу ее ненависти.

— Госпожа моя, — послышался у нее над ухом голос Хокану, — повара будут просить твоего разрешения клинком прервать свою постылую жизнь, когда увидят, сколь мало внимания ты уделила завтраку. Они так старались тебе угодить, когда его готовили!

Его рука протянулась над плечом Мары и вынула документ у нее из пальцев; потом он осторожно помассировал шею жены, затекшую от долгого сидения в одной позе, и, наконец, поцеловал в макушку. Смущенная тем, что приняла мужа за слугу, Мара покраснела и уныло перевела взгляд на нетронутую снедь:

— Прости меня. Я так задумалась, что совсем забыла про еду.

Она со вздохом обернулась к мужу и вернула ему поцелуй.

— Что на этот раз? Снова плесень в мешках с тайзой? — спросил он; в его глазах загорелись смешливые искорки.

Мара потерла ноющие виски:

— Нет. Шкуры для поставщика сандалий. Придется закупить новую партию.

Хокану кивнул, соглашаясь. Он был из тех немногих, кто не станет доказывать, что сандалии для рабов — это просто лишний расход.

Подумав — уже в который раз — о том, как ей повезло с мужем, Мара героически потянулась к подносу. Муж перехватил ее руку с решимостью, не допускающей возражений.

— Это все уже несъедобно. Мы пошлем слуг за свежей снедью, а я останусь и разделю с тобой завтрак. В последнее время мы слишком мало бываем вместе.

Он обошел вокруг ее подушки с тем изяществом, которое обычно отличает опытного фехтовальщика. Хокану был одет в просторный шелковый кафтан, перехваченный поясом из соединенных между собой раковин; пояс скрепляла пряжка, инкрустированная бирюзой. Судя по влажным волосам, он недавно вышел из ванны, которую обычно принимал после занятий на плацу со своими офицерами.

— Ты-то, может быть, и не проголодалась, но я готов съесть харулта. Люджан и Кемутали решили проверить, не сделало ли меня отцовство слишком благодушным и беспечным.

Мара чуть заметно улыбнулась.

— Ну и как? Теперь они оба ставят примочки на синяки? — спросила она с шутливым злорадством. Хокану уныло признался:

— По правде говоря, синяков и мне немало досталось.

— Значит, ты все-таки благодушен и беспечен? — не отставала Мара.

— Ну уж нет, — засмеялся Хокану. — В этом доме приходится держать ухо востро. Джастин дважды устраивал мне засады на пути в ванну и еще раз, когда я выходил. — Затем, опасаясь, как бы разговор о сыне не принял опасного направления, он поспешил поинтересоваться, какая забота проложила морщинку между нахмуренными бровями жены. — Или, может быть, ты тоже хотела бы испытать мое благодушие?

Мара даже засмеялась от неожиданности:

— Нет. Мне-то известно, как чутко ты спишь, дорогой мой. Если ты позволишь себе беспечность, я это сразу же пойму. И знаешь, когда это будет?

— В ту ночь, когда ты перестанешь вскакивать и отшвыривать подушки с покрывалами при малейшем намеке на необычный шум.

Довольный тем, что Мара хотя бы немного развеселилась, Хокану хлопнул в ладоши, подзывая слугу, и велел убрать поднос с раскисшей на жаре едой, а взамен принести из кухни свежие закуски. Эти нехитрые распоряжения заняли совсем немного времени, но, снова повернувшись к Маре и встретив ее отсутствующий взгляд, Хокану понял, что она снова погрузилась в свои нескончаемые раздумья. Ему уже были знакомы эти признаки: руки Мары, до того свободно лежавшие у нее на коленях, напряглись и пальцы она всегда именно так переплетала, когда думала о задаче, которую сама же поставила перед Мастером тайного знания.

Догадка Хокану не замедлила подтвердиться, когда Мара сказала:

— Интересно, как там дела у Аракаси? Удалось ему хоть немного приблизиться к цели — проникнуть в Город Магов?

— Об этом мы поговорим не раньше, чем ты поешь, — сказал Хокану с притворной угрозой. — Если ты и дальше будешь морить себя голодом, от тебя ничего не останется — только большущий живот.

— Еще бы не большущий! Там же твой сын, будущий наследник! — парировала Мара в том же тоне добродушного поддразнивания.

И, на этот раз уклонившись от обсуждения щекотливой темы наследования титулов, Хокану предпочел сделать все, чтобы не нарушить хрупкое спокойствие и дать жене возможность насладиться фруктами, свежеиспеченным хлебом и легкими закусками, за которыми он послал. Но если хорошенько разобраться, подумал он про себя, то, вероятно, даже Аракаси с его попытками проникнуть в святая святых Ассамблеи магов и то был менее опасным предметом разговора.

***

Аракаси в этот момент сидел в шумной придорожной таверне на севере провинции Нешка. На нем была полосатая роба вольного погонщика, в должной мере пропахшая нидрами; его правый глаз, казалось, заметно косит. Только что он сделал вид, что отхлебнул обжигающе-крепкого пойла, которое, как было всем известно, варили тюны из растущих в тундре клубней, и передал бутыль караванщику. С ним он провел последние часы, безуспешно пытаясь напоить его допьяна.

Лысый и плотно сбитый караванщик — иначе говоря, хозяин наемной артели погонщиков — выделялся громоподобным смехом и прискорбной привычкой хлопать собутыльников по спине. Видно, по этой причине места на табуретах по обе стороны от него оставались пустыми, подумалось Аракаси, грудь которого уже вся была в синяках: из-за «дружеских» хлопков соседа он все время ударялся о край стола. Конечно, для выуживания сведений можно было с самого начала выбрать и не столь разудалого собеседника, но другие караванщики предпочитали собираться за столом каждый со своей артелью, а ему был нужен тот, кто держался обособленно. Потребовалось бы слишком много времени, чтобы втереться в доверие к крепко спаянной группе и отделить от компании кого-то одного. Терпения у него хватало. Порой приходилось месяцами вживаться в общество нужных ему людей, чтобы добыть полезные для Мары крупицы знаний. Однако здесь, в позабытой богами северной таверне, куда посетители чаще всего захаживают не поодиночке, а сплоченными компаниями — артелями, кто-нибудь из них, чего доброго, запомнит незнакомца, расспрашивавшего о таких вещах, какие местному погонщику уже полагалось бы знать.

— Брр!.. — шумно фыркнул караванщик. Не знаю, за каким дьяволом люди такую мочу лакают. — Он приподнял бутыль похожей на окорок рукой, с подозрением щурясь на ее содержимое. — Что на нюх, что на вкус — отрава, да и только! Запросто может язык отсохнуть. — Он завершил свою обличительную речь, сделав еще один огромный глоток.

Предчувствуя очередной приятельский шлепок, Аракаси едва успел упереться ладонями в столешницу. Удар пришелся между лопатками; стол зашатался, задребезжала дешевая глиняная посуда.

— Эй! — закричал из-за стойки хозяин таверны. — Нечего здесь буянить!

Караванщик рыгнул.

— Бестолочь, — сообщил он доверительным шепотом, с трудом ворочая языком.

— Кабы нам вздумалось тут побузить, мы бы столами стенки разнесли так, чтобы этой вонючей крыше и держаться было не на чем! И то невелика была бы потеря. За паутиной потолка не видно, а в циновках клопов больше, чем соломы!

Поглядев на тяжелое бревно, служившее опорой для стола, Аракаси согласился, что оно вполне сгодится для тарана.

— Да уж, бревно что надо. Таким, поди, и ворота Города Магов разнести не штука, — проворчал он, подведя разговор к нужной теме.

— Ха! — Ражий здоровяк с размаху опустил бутыль на стол, так что доски затрещали. — Дурень тот будет, кто попытается. Слыхал про мальчишку, который спрятался в фургоне в прошлом месяце? Ну так вот, скажу я тебе, слуги этих самых магов перерыли все товары и, заметь, парнишку не нашли. Ну, значит, катится телега через арки ворот по ту сторону моста, и тут из одной арки вылетает вниз этакий столб из света и утыкается аккурат в тот тюк с шерстью, где малец затаился. Никто и ахнуть не успел, как вся шерсть, что в тюке была, выгорела начисто! — Караванщик захохотал и грохнул кулаком по столу, из-за чего подпрыгнула посуда. — Семь чертей!.. Ну так вот. Кругом бегают слуги магов, грозят, вопят что-то насчет смерти и разрушения. Ну а паренек взвыл так громко, что в Дустари было слышно: это уж мы потом узнали. А тогда он как выскочил из фургона да как пустился наутек обратно к лесу, словно ему задницу подпалили! Забился в угольный сарай, там его и нашли; и вот хочешь верь, хочешь не верь, а только никаких следов на нем не было, ну ровным счетом никаких, вот только кричал он несколько дней не переставая. — Рассказчик поднес палец к виску и многозначительно подмигнул:

— Они ему мозги набекрень свернули, смекаешь? Люди думают, с ним огненные демоны расправились или что-то вроде того.

Пока Аракаси осмысливал услышанное, караванщик снова отхлебнул из бутыли. Вытерев губы волосатой рукой, он внимательно пригляделся к Мастеру и угрожающе понизил голос:

— А насчет того, чтобы через ворота на остров вломиться, так ты эти шуточки брось. С Ассамблеей шутки плохи. Накличешь беду — и все останемся без работы. А мне, например, вовсе не хочется умереть рабом.

— Да ведь у того мальца, про которого ты рассказывал, никто свободу не отнимал, — заметил Аракаси.

— Как знать, — мрачно возразил разговорившийся собутыльник и сделал еще глоток. — Как знать. Ночью он из-за кошмаров спать не может, а днем бродит повсюду совсем смурной, как будто и не живой вовсе. Так и не оклемался до сих пор. — От страха здоровяк заговорил совсем тихо:

— Толкуют, будто у магов есть способы узнать, что на уме у тех, кто пытается попасть на остров. Тот постреленок просто из озорства туда сунулся, вот они и оставили его в живых. Но уж если кто задумал как-то им навредить — это я сколько раз слыхал, — тот быстренько окажется на дне озера. — Перейдя на шепот, он продолжил:

— Дно озера покрыто трупами. Там, внизу, слишком холодно, чтобы они раздулись и всплыли на поверхность. Поэтому покойники так и остаются внизу, на дне. — Подкрепив кивком свое утверждение, караванщик закончил обыденным тоном:

— Маги не хотят, чтобы им мешали.

— Ну, стало быть, выпьем за то, чтобы им не мешали. — С этими словами Аракаси забрал бутыль и, скрывая досаду, притворился, что отхлебнул солидный глоток. Трудно было подавить приступ раздражения. Мало сказать, что Мара дала ему дьявольски трудное поручение. Выяснялось, что оно попросту невыполнимо. Караваны доходили лишь до ворот у въезда на мост. Здесь погонщики передавали поводья слугам из островного города, и каждый груз подвергался дотошному осмотру, прежде чем товары отправлялись дальше. Но даже и мост не доходил до самого острова: он заканчивался причалом, где доставленные товары перегружали в лодки и проверяли во второй раз. После этого лодочники переправляли их на остров.

Это был уже третий человек, который рассказывал Мастеру о судьбе, ожидающей незваных посетителей: в Город Магов не проник никто, а те, которые пытались, либо чудодейственным образом оказывались в подводной могиле, либо сходили с ума.

Вывод был настолько безрадостным, что Аракаси на этот раз и в самом деле отхлебнул из бутылки, чтобы хоть немного взбодриться. Затем он передал то, что осталось, в могучие руки караванщика и беспрепятственно удалился по направлению к отхожему месту.

***

В полумраке зловонной уборной постоялого двора Аракаси внимательно изучил грубые дощатые стены, на которых погонщики и возницы из проходящих караванов оставили множество написанных и нацарапанных инициалов, иронических замечаний о качестве местного пива и имен красоток из Круга Зыбкой Жизни, с которыми они развлекались в южных борделях.

Среди этих надписей Мастер обнаружил искомый знак: неумело нарисованный белым мелом стоящий человечек. Рядом с коленями человечка была проведена линия, которая могла бы показаться случайной, словно у рисовальщика просто дрогнула рука. Однако при виде этого незатейливого рисунка Аракаси закрыл усталые глаза и облегченно вздохнул.

Его агент, служивший мальчиком на побегушках у угольщика, находился поблизости, и это было хорошей новостью. После того как Мастер едва не угодил в лапы вражеской разведки на складе шелка, прошло уже два с половиной года, и все это время работа сети Акомы в тех краях была полностью приостановлена. Более того, туда даже не захаживали его связные. Но вот недавно красильщик, живший напротив склада, повысил в должности старшего из своих подмастерьев. Сын одного торговца, желавший занять освободившееся место, мог бы стать агентом Акомы. Таким образом, для Аракаси открывалась возможность заняться восстановлением агентурной сети; однако в этом деле спешка была недопустима. Владельцу склада придется еще некоторое время ограничиваться только проведением коммерческих операций, как подобает добропорядочному управляющему факторией, а здешних агентов и курьеров нужно будет переправить для работы в других провинциях, подальше от этих краев. Зато новый агент, поселившись в доме красильщика, получил бы великолепный наблюдательный пост, чтобы установить, ведется ли до сих пор слежка за складом шелка и за домом его владельца.

Подумав, что не стоит задерживаться здесь слишком долго, Аракаси ополоснул руки и вышел через скрипучую деревянную дверь. Внезапно его осенила неприятная мысль: а что, если столь кстати подвернувшееся место в красильной мастерской освободилось совсем не случайно? Разве он сам, оказавшись на месте своего хитроумного противника, не пытался бы поставить там собственного агента? Не лучше ли держать склад под наблюдением из дома на противоположной стороне улицы, чем расставлять по углам бродяг и нищих, в которых издалека можно распознать шпионов?

Мастера пробрал озноб. Мысленно разразившись проклятием, он резко повернул назад. С невнятным бормотанием, словно хватившись какой-то потери, он проскочил мимо молодого возчика, который шел через двор к уборной, и захлопнул за собой дверь у того перед носом.

— Хвала богам, вот оно, здесь… — пробурчал он, будто у него камень с души свалился. Одной рукой он открутил с обшлага своего рукава перламутровую пуговицу, а другой стер голову у нарисованной мелом фигурки и ногтем нацарапал рядом с ней неприличный знак.

После этого Аракаси поспешил выйти и лицом к лицу столкнулся с негодующим юнцом, которому столь бесцеремонно перебежал дорожку. Как бы в оправдание он тряхнул рукой с зажатой в ней блестящей пуговицей:

— Амулет на счастье от моей зазнобы. Она убьет меня, если я его потеряю.

Парень скорчил сочувственную гримасу и со всех ног бросился к двери: вероятно, он не рассчитал свои силы и перебрал местного пива. Аракаси подождал, пока хлопнувшая дверь полностью закроется, и после этого незаметно скользнул в лес у дороги. Если повезет, то слуга угольщика окажется здесь в течение ближайшей недели. Он увидит изменения в нарисованной мелом фигурке, и появление непристойного знака послужит сигналом того, что устройство агента наместо подмастерья красильщика отменяется. Бесшумно пробираясь через лесные заросли под серым — не по сезону — небом, Аракаси размышлял о том, что, пожалуй, для дела было бы полезнее проследить за юношей, которого в конце концов возьмут в ученики. Если он не виновен в двуличии, это не принесет вреда; а если он, как подсказывало Мастеру чутье, двойной агент, то, возможно, выведет на своего хозяина…

***

Спустя некоторое время Аракаси лежал на животе в промокшем кустарнике, с непривычки вздрагивая от холода северных широт. Мелкий дождь и ветер с озера, словно сговорившись, довершали его невзгоды. Он провел здесь уже не один час: тому было несколько различных причин. Отсюда, с холмистого полуострова, заросшего лесом, удобно было наблюдать одновременно и за воротами на мосту, и за лодочной пристанью, где послушные только магам слуги грузили прибывающие товары в легкие лодки и переправляли их в город. Он уже давно пришел к заключению, что попытка скрытно проникнуть туда с помощью торговых фургонов была заведомо обреченным предприятием. Рассказ караванщика только подтвердил подозрение Мастера, что привозимые товары подвергаются досмотру магическими средствами именно с целью поиска нарушителей. Поэтому сейчас он думал о способе незаметно проникнуть в город, минуя всевидящую арку на подступах к мосту.

Остров находился слишком далеко, чтобы до него можно было добраться вплавь. С того места, где прятался Аракаси, строения на острове различались с трудом и выглядели как скопление остроконечных башен. Одна из них была настолько выше остальных, что ее вершина терялась в облаках. Через корабельную подзорную трубу, которую он некогда приобрел в лавке на морском побережье, Аракаси сумел разглядеть дома с круто вздымающимися стенами и паутину арочных переходов между ними. Берег озера был тесно застроен каменными зданиями с окнами и воротами причудливых очертаний и необычными арочными дверьми. Там не было ничего напоминающего крепостные стены и, насколько мог судить Аракаси, не было часовых. Впрочем, это еще не означало, что маги обходятся без каких-либо тайных средств защиты. Единственный способ очутиться в городе казался очевидным: постараться ночью переправиться на лодке, а затем перелезть садовую ограду или найти какую-нибудь щель, через которую можно будет протиснуться внутрь.

Аракаси вздохнул. Дело требовало воровских навыков; кроме того, была нужна лодка, а поблизости не имелось ни рыбацких поселений, ни другого жилья. Значит, возникала необходимость в фургоне для тайной доставки лодки, что было непростой задачей, поскольку в прибывающих караванах все люди хорошо знали друг друга. И наконец, следовало заручиться помощью ловкача, владеющего искусством тайком подбираться к запретной цели, а среди людей, живущих честным трудом, такой вряд ли отыщется. Ни одна из этих задач не позволяла надеяться на легкое или быстрое решение. Маре придется долго дожидаться сведений, которые — если уж быть честным до конца — скорее всего просто невозможно получить.

Но Аракаси всегда был человеком дела. Поднявшись из сырой расщелины, где лежал, Мастер углубился в лес. Он растер затекшую шею, стряхнул капли с одежды и отправился назад, на постоялый двор. Привычка размышлять на ходу зачастую помогала ему отыскать решение самых запутанных задач. При этом он не принуждал себя во что бы то ни стало немедленно найти способ преодолеть трудности, ставившие под угрозу выполнение его нынешней миссии. Вместо этого Аракаси продолжал неотступно думать о другой проблеме, которая поначалу не казалась существенной, но постепенно вызывала все более сильную подспудную тревогу.

Все попытки Аракаси внедрить новых агентов в дом Анасати ни к чему не приводили. В этом поместье у него оставался лишь один действующий сподвижник, который был уже в преклонных годах и некогда состоял доверенным лицом при отце нынешнего властителя, а Джиро таких недолюбливал. Слугу разжаловали, назначив на незначительную должность, и добытые им сведения только с натяжкой можно было считать более ценными, чем уличные слухи. Чтобы заменить этого агента, Аракаси изобретал самые разнообразные планы, но ни один из них не удалось довести до конца, и только сейчас Мастеру пришло в голову, что за этой чередой неудач кроется нечто большее, чем простое невезение.

Конечно же, все выглядело вполне безобидно, и казалось, что каждая из семи попыток сорвалась просто из-за досадной случайности или неудачно выбранного момента: то Джиро не в духе, то управляющий факторией слишком раздражен, чтобы оказать любезность старому Другу, и уж совсем недавно — болезнь желудка, которая помешала надежному слуге порекомендовать новичка на службу.

Внезапно Аракаси остановился, забыв о дожде, который тем временем припустил не на шутку. Не чувствуя ни холода, ни сырости, ни сбегающих за воротник дождевых капель, он застыл в неожиданном прозрении.

Каким же дураком он был, не заподозрив этого раньше! Он-то должен был сообразить, что подобная вереница неприятностей, на первый взгляд никак не связанных между собой, не могла быть случайным совпадением. Что, если его попыткам внедриться в дом Анасати воспрепятствовал ум более изворотливый, чем его собственный?

Продрогнув до костей, Аракаси двинулся дальше. Он уже давно восхищался первым советником неприятеля, Чимакой, политическому чутью которого дом Анасати был во многом обязан своим процветанием еще с тех пор, когда был жив отец Джиро. Теперь Аракаси задумался, не был ли Чимака тем самым неизвестным противником, чьи умело нанесенные удары ему приходилось парировать. Эту мысль следовало додумать до конца. Возможно ли, что засада на складе с шелком была делом рук Анасати? Главный разведчик Акомы не мог не оценить изящества такой версии. Да и с точки зрения здравого смысла более вероятным казалось существование одного умного врага, чем двух разных, но в равной мере одаренных противников.

В глубоком волнении Аракаси ускорил шаг. Нужно было согреться и обсохнуть, а затем найти удобный уголок, где бы он смог все спокойно обдумать. Напрашивался вывод, что Аракаси столкнулся с противником, ни в чем не уступающим ему самому, поскольку тот не только воспрепятствовал осуществлению планов Аракаси, но и сумел придать этому видимость случайности. Самым мучительным было сознание, что таланты такого человека поставлены на службу злейшему врагу Мары.

Заслать шпиона в Город Магов или самому пробраться туда оказывалось делом невыполнимым. Но само это задание становилось не столь уж важным по сравнению с угрозой, которую представлял советник властителя Джиро для шпионской сети Мары. У Аракаси не было иллюзий: на кон в Игре Совета поставлено больше чем выживание одной из двух враждующих семей. Мара была видной фигурой при дворе императора, и ее падение могло повлечь за собой гражданскую войну.

Глава 6. ГАМБИТЫ

Чимака хмурился.

С нарастающим раздражением он просматривал донесения и заметки, приготовленные им для предстоящего приема. Новости были не из приятных. Досада заставила его забыться до такой степени, что он даже поднял руку и принялся грызть ноготь — совершенно недопустимый жест для воспитанного человека. Он был так близок к тому, чтобы изобличить Мастера тайного знания, управлявшего разведывательной сетью, которая некогда работала на правителя Тускаи! Любой мог бы догадаться, что агенты в Онтосете прекратят всякую деятельность после бездарной охоты за ними у складов шелка. Но вот в чем невозможно было усмотреть никакого смысла, так это в том, что другая разведывательная ячейка, орудовавшая в Джамаре и казавшаяся совершенно независимой от первой, точно так же перестала подавать какие бы то ни было признаки жизни, хотя прошло уже почти три года.

Правители, которых не отпугивали сложности и расходы, связанные с организацией и содержанием собственных шпионских сетей, обычно увлекались этим делом сверх всякой меры. Никакой вельможа, привыкший регулярно извлекать выгоду из сведений, добытых тайными путями, не станет внезапно отказываться от столь важного преимущества просто потому, что попался один из его курьеров. И уж меньше всего можно было этого ожидать от госпожи Мары: ее тактика бывала дерзкой или осторожной, в зависимости от обстоятельств, но она никогда не поддавалась бессмысленным страхам. Смерть сына не могла коренным образом изменить самую суть ее натуры. Она не откажется по доброй воле ни от одного из средств, имеющихся в ее распоряжении, и какая-то незначительная неудача не заставит ее отступиться от задуманного плана.

Чимака слишком сильно прикусил кончик пальца и вздрогнул от боли. Обтерев кровоточащий палец полой кафтана, он выровнял стопки документов и разложил их в надлежащем порядке. Его не покидала тяжелая озабоченность. В любую минуту Джиро мог потребовать прямых ответов на весьма щекотливые вопросы. Первому советнику дома Анасати было отвратительно признаться самому себе, что он близок к отчаянию. У него не оставалось иного выхода, и поневоле приходилось принять во внимание возможность, ранее казавшуюся немыслимой: на этот раз ему попался противник более сильный, чем он сам. А между тем одна лишь мысль, что в Империи может найтись человек, способный его переиграть, была невыносимой для Чимаки.

И все-таки отбрасывать такое объяснение было нельзя. Чутьем он угадывал: шпионская сеть не распалась, она просто затаилась, словно погрузившись в спячку, или переместилась в какую-то иную местность. Но куда? И почему? Неведение лишало Чимаку сна. Черные круги и мешки под глазами придавали ему необычно изможденный вид.

Слабый скрип раздвигаемых стенных перегородок вывел Чимаку из угрюмой задумчивости. Слуги готовили парадный зал для торжественного приема. Омело выстроил возле помоста почетную стражу властителя, а управляющий расставлял в зале торговых посредников, приказчиков и секретарей. С минуты на минуту ожидалось прибытие союзников или других визитеров, желающих заручиться благосклонностью Джиро. Их следовало разместить в соответствии с рангом каждого. Последним должен был войти Джиро, дабы выслушать просителей, обменяться светскими сплетнями и — как бы между прочим — обговорить новые деловые предприятия.

Скатав бумаги, которые он держал в руке, Чимака засунул их в свою суму. Бормоча что-то себе под нос, он проследовал к возвышению, желая удостовериться, что его любимые подушки разложены именно так, как он привык. Перечень гостей Джиро был впечатляюще длинным, и прием мог затянуться допоздна. Будучи человеком худым и костлявым, Чимака придавал особенное значение удобству и мягкости сиденья, тем более когда на этом сиденье приходилось проводить долгие часы. В телесной боли он усматривал досадную помеху, отвлекающую от важных мыслей, а уж теперь, когда он вынужден считаться с существованием этого неизвестного Мастера тайного знания, который сумел так ловко от него ускользнуть, нельзя упустить ни одной мелочи.

Большой зал медленно наполнялся. Слуги сновали на кухню и обратно, разнося угощения и расставляя то тут, то там рабов с опахалами. День выдался жаркий, и Джиро, верный своему обыкновению, заботился о том, чтобы гости как можно меньше терпели неудобства и не страдали от зноя. По мере возможности угождая визитерам, он лишь скрашивал им долгое ожидание; однако они чувствовали себя настолько польщенными такой обходительностью, что потом, во время деловых переговоров с ним, шли на уступки куда более значительные, чем намеревались раньше.

Властитель Джиро вошел, не обставляя этот момент никакими особенными эффектами. Его личный писарь выкликнул имя хозяина; только два стражника следовали с обеих сторон от господина, держась на полшага позади него. Сегодня на нем была одежда простого покроя, хотя и сшитая из тончайшего шелка. И манера держать себя, и наряд были тщательно продуманы — все вместе производило впечатление богатства, не нуждающегося в показной вычурности. В этом можно было усмотреть свидетельство твердости и мужественности или же мальчишеской непосредственности… в зависимости от того, что он считал для себя более выгодным. По достоинству оценив эту умышленную двойственность, Чимака подумал: если бы Джиро не был выбран богами на роль властителя Анасати, из него вышел бы превосходный агент-разведчик.

Однако эти легкомысленные соображения тут же развеялись, стоило молодому хозяину подняться на помост и занять место на подушках. Воины встали по обе стороны и, как полагалось, провозгласили:

— Прием начинается!

Затем церемониймейстер объявил имя первого из числа жаждущих быть услышанными властителем Джиро, а тот воспользовался образовавшейся паузой, чтобы обратиться к Чимаке и шепотом осведомиться:

— Чему я сегодня должен уделить особое внимание, мой первый советник?

Чимака провел по подбородку костяшками согнутых пальцев:

— Если мы хотим покончить с поддержкой, которую Ксакатекасы оказывают Акоме, нам понадобятся союзники. Точнее говоря, нам понадобятся их деньги. Пожалуй, стоит рассмотреть предложение властителя Матавы о доставке нашего зерна к южным портам… на определенных условиях. — Он извлек соответствующую заметку из множества документов, которыми была набита его сума, и быстро пробежал ее глазами. — Этот правитель желает подыскать достойного мужа для своей дочери. Может быть, ему подойдет тот внебрачный племянник твоего кузена? Он молод и не лишен привлекательности. Брачный союз с девушкой из благородного семейства даст новое направление его честолюбивым помыслам, а заодно увеличит число наших союзников. — Чимака понизил голос, поскольку приглашенные уже приближались к помосту. — Если верить слухам, властитель Матавы ведет торговлю с мидкемийцами из Ламута.

Джиро покосился на советника:

— Слухам? Или изысканиям кого-то из твоих соглядатаев?

Прочистив горло, Чимака ответил нарочито двусмысленно:

— Я должен напомнить моему господину, что многие члены коммерческих компаний Ламута — цурани по рождению и они могут предоставить нам такие же преимущества, какими пользуется Акома в силу своих монопольных привилегий. — Тут он перешел на совсем уж сдавленный шепот:

— Спору нет, когда Мара урвала свой куш от милостей Хранителя Печати, ее расчет был верен. Однако она закрепила за собой право на ввоз и вывоз только тех товаров, которые сулили очевидную выгоду. Ей ведь приходилось руководствоваться лишь самыми общими соображениями, а в таких условиях невозможно предусмотреть каждую мелочь. Осталось не меньше полудюжины товаров, которые могут принести нам огромные барыши. Мара, конечно, располагает средствами, чтобы воспрепятствовать попыткам Анасати наладить доставку грузов из Мидкемии, но она не сможет помешать обитателям Ламута переправлять через Бездну товары, адресованные властителю Матавы.

Джиро улыбнулся:

— Насколько горячо стремление властителя Матавы заполучить преимущественные права на перевозки? И насколько уродлива его дочь?

Чимака осклабился:

— Его дочка пошла в матушку, которая похожа на собаку… довольно противную на вид. У нее имеются также две сестрицы, годами помоложе. У них у всех кривые зубы, но получить в приданое титул может только старшая. Их родителю потребуются немалые деньги, если он хочет мало-мальски прилично их всех пристроить. А это значит, что Матаве действительно позарез нужно добиться желаемой сделки.

Когда посланец самой незначительной из представленных в зале семей приблизился к помосту и склонился в низком почтительном поклоне, Джиро закончил беседу с Чимакой, шепнув:

— По-видимому, твой совет не лишен смысла. Я поведу дело так, чтобы осчастливить властителя Матавы.

Хозяин дома любезно обратил лицо к первому просителю, намереваясь выслушать его, но в эту минуту в дальней части зала возникло некое замешательство, и половина голов повернулась в ту сторону.

Возмутителем спокойствия оказался багроволицый здоровяк в пурпурном кафтане, который только что ворвался в зал, оттолкнув с дороги рабов, приставленных к дверям. Опасаясь хозяйского гнева за то, что не смогли удержать незваного гостя, они повалились ничком на пол в покаянных позах. Не обращая ни малейшего внимания на многочисленных домашних слуг, кинувшихся за ним следом и заклинающих его не нарушать чинный порядок приема, новоприбывший ринулся к помосту столь стремительно, что закачались боевые знамена, подвешенные к потолочным балкам зала. Только достигнув помоста, он остановился перед Джиро и, нимало не заботясь о приличиях, заорал:

— Ты хоть имеешь представление, что она учудила?

Проситель, которого он отодвинул, заметно ощетинился. Джиро и сам был растерян, но сумел это скрыть, бросив быстрый взгляд в сторону Чимаки. Прикрыв рот ладонью, тот назвал имя наглеца столь тихо, что никто, кроме хозяина, не мог бы его расслышать.

Требовалось с честью выйти из неловкого положения, и Джиро самым холодным тоном произнес:

— Добро пожаловать, властитель Доуван. Ты выглядишь… несколько взволнованным.

Массивная голова на толстой шее неучтивого посетителя подалась вперед; всем своим обликом он напоминал быка-нидру, который собирается проломить рогами стену ограды. Даже и не пытаясь совладать с кипящей в нем яростью, он всплеснул руками:

— Взволнованным?! Господин мой, я погиб!

Среди присутствующих поднялся гул неодобрения: мало того, что пришелец столь возмутительно нарушил этикет, он еще и заставлял их всех ждать дольше положенного!

Джиро возвысил голос:

— Господин Доуван, прошу тебя присесть, чтобы ты не перегрелся от жары и собственного пыла.

По сигналу господина слуги бросились за прохладительными напитками для раскипятившегося гостя.

Задача, вставшая перед Джиро, была не из легких. Если он позволит себе выказать предпочтение невеже Доувану, это обидит многочисленных гостей и придется как-то обуздывать их недовольство. Кроме того, требовалось быстро оценить, нельзя ли извлечь какое-либо неожиданное преимущество из перерыва в плавном течении приема. Доуван, правитель Тускобара, был одним из случайных деловых партнеров и ненадежным союзником. Хотя он до сих пор так и не сообщил достаточно внятно, что привело его — ни раньше, ни позже, а именно сейчас — во дворец Анасати, это отступление от правил само по себе не было очень уж значительным. Далеко идущие последствия непредусмотренного вторжения могли оказаться весьма серьезными. С мнением правителя Тускобара считался сам властитель Кеда, чья поддержка стала бы неоценимой для Анасати при любом осложнении отношений с Акомой. Джиро мгновенно сообразил, что такой союз мог бы сыграть решающую роль в будущем, когда увенчается успехом заговор ревнителей традиций, целью которого было восстановление прерогатив Высшего Совета.

Перекрывая поднявшийся в зале ропот, Джиро возвестил:

— Да будет ведомо всем, кто ищет помощи у Анасати: в моем доме принято внимательно выслушивать испытанных друзей и поддерживать их в трудную минуту. Так ответь, властитель Тускобара, что же с тобой приключилось?

Тучный властитель отхлебнул холодный сок из поданного ему стакана и попытался овладеть собой:

— Весь мой флот потоплен! А на эти суда был погружен урожай нынешнего года, до последнего зернышка!

Глаза Джиро изумленно расширились.

— Потоплен? Но каким образом?

— Эта ведьма напустила на мои суда какие-то злые чары!

Тут уж у Джиро глаза полезли на лоб.

— Ведьма?..

Доуван отставил сок в сторону, отдав предпочтение подоспевшему вину. Утолив жажду, он вытер рот и лишь потом нашел в себе достаточно сил для объяснения:

— Мара из Акомы, кто же еще? Каждому известно: раз уж она сподобилась титула Слуги Империи, так ей во всем везет и боги всегда на ее стороне. Она меня разорила, послав моему капитану подложный приказ — везти урожай этого года в Дустари… вместо зернового рынка в Лепале! — Правитель Доуван чуть не плакал от злости и отчаяния. — Но мало этого! Когда до Джамара оставалась неделя пути, налетел шторм, и все корабли затонули!.. А ведь в это время года там обычно не бывает штормов… Я погиб!

Он попытался залить горе следующим героическим глотком вина и решительно заявил:

— Клянусь моими предками, Джиро: никогда впредь я не упущу случая поддержать твои попытки покончить со зловредным влиянием этой женщины!

Джиро подпер кулаком подбородок. После минуты глубокого раздумья он дал ответ:

— Я благодарю тебя за то, что ты понимаешь опасность, заключенную в отступлениях госпожи Мары от традиций. Но если бы даже ты ничего этого не сказал, я все равно счел бы необходимым помочь старинному другу нашей семьи.

— Он сразу обернулся к Чимаке:

— Прикажи управляющему, чтобы он открыл кредит властителю Тускобара. — Снова обратившись к Доувану, он добавил:

— Можешь позаимствовать столько, сколько тебе нужно. Не спеши с уплатой, пока не поправишь свои дела. Кредит тебе открывается на таких условиях, какие ты сам сочтешь справедливыми.

Доуван оцепенел. Позабыв о вине, он с подозрением уставился на Джиро:

— А проценты?..

С видом человека, для которого оказание щедрой помощи нуждающимся в ней было самым обыденным делом, Джиро широким жестом отмел всякие сомнения:

— Никаких процентов! Я не стану наживаться на бедствиях друга. — Рассчитанно-спокойным тоном властитель Анасати добавил:

— Особенно если эти напасти — дело рук моего врага.

Доуван встал и отвесил чуть ли не раболепный поклон:

— Джиро! Я призываю в свидетели всех, кто здесь присутствует! Такое благородство… такое великодушие… Твои предки взирают на тебя с гордостью! — Он снова поклонился, с некоторым запозданием осознав, что уже слишком долго испытывает терпение других просителей. И прошу прощения за то, что помешал этому достойному собранию.

Джиро встал. Подав Чимаке знак, чтобы тот следовал за ним, хозяин дома лично проводил облагодетельствованного им правителя к одной из боковых дверей и там дружески распрощался с ним, шепнув напоследок:

— Все это вздор. Тут нечего прощать. А теперь отправляйся в одну из моих купален, прими ванну и подкрепись. Оставайся до ужина или переночуй здесь, если предпочтешь вернуться домой завтра.

Польщенный и слегка одуревший Доуван удалился в сопровождении раба, получившего от господина приказание позаботиться о госте.

Когда Джиро направился обратно к помосту, в совершенстве разыгрывая роль великодушного вельможи, Чимака тихо проговорил:

— В этом есть что-то странное, господин, тебе не кажется? С чего вдруг Маре понадобилось вредить такому чурбану, как этот Доуван? Совершенно бессмысленная выдумка!

Джиро взглянул на советника, от души забавляясь:

— А она и не думала ему вредить. Я сам подстроил всю эту историю с подложной депешей. Это я послал капитану приказ-фальшивку.

Чимака низко склонился, беззвучно засмеявшись. Тихо, так чтобы его не услышал никто из просителей, он признался:

— Я преклоняюсь перед тобой, господин. Ты выказываешь незаурядное искусство не только тогда, когда играешь в шех, но и делая ходы в Игре Совета. Но как ты ухитрился свалить всю вину на Мару?

Джиро самодовольно усмехнулся:

— Наш управляющий распустил слухи… по моему приказу. И Доувану, и еще кое-кому то и дело доносили об оскорблениях и неприятностях, которые чинила нам Мара за последние годы. Я просто перенял ее методы и предоставил Доувану самому делать выводы. — Решительной поступью возвращаясь к помосту, Джиро дополнил картину:

— Ах да, я ведь позаботился, чтобы Доуван услышал, будто в этом сезоне зерно с полей Акомы отправляется для продажи на рынки Лепалы.

Чимака даже раскраснелся от очевидного удовольствия:

— Превосходно, господин. Весьма умно придумано. Если бы мне первому пришла в голову подобная мысль, я гордился бы собой.

Поднимаясь на помост, оба — и правитель, и его советник — думали об одном: каждый считал, что ему повезло с соратником, ибо на пару они работали чрезвычайно успешно. Когда будет восстановлен Высший Совет, а тайну шпионской сети Мары удастся раскрыть, у этой особы появятся причины для беспокойства, ибо даже неслыханное везение Слуги Империи не спасет Акому от гибели.

***

Мара беспокойно расхаживала по комнате. Недели холодности между ней и ее мужем разделяли их, словно стена. Она не могла понять, почему Хокану так упорно противится ее желанию освободить Джастина от обязательств перед домом Шиндзаваи, чтобы он мог стать наследником Акомы. Хокану был искренне привязан к мальчику, словно тот был его родным сыном. Смерть Айяки еще больше укрепила в нем отцовский инстинкт защиты ребенка, но в сердце Мары ничто не могло унять боль потери.

Она ненадолго прекратила свое хождение, остановившись у перегородки, обращенной к ее личному саду. О, хоть бы один час провести со старой Накойей, чьей мудрости ей так недостает, горестно думала она. Накойя всегда умела распознать самую суть любых затруднений. Даже когда Мара отвергала полученный совет или отваживалась на риск, неприемлемый с точки зрения старой наперсницы, Накойя сохраняла ясность взгляда и глубину постижения истины. А в делах сердечных ее проницательность и вообще не знала себе равных. Мара вздохнула. Именно Накойя заметила зародившееся и крепнущее влечение госпожи к рабу-варвару Кевину — задолго до того, как сама Мара признала, что для нее еще существует возможность любви. Как она сейчас нуждалась в совете Накойи!

Толчок под сердцем прервал грустные размышления властительницы. Она ахнула, прижала руку к округлившемуся животу и улыбнулась. Ее дитя, еще не появившееся на свет, заявляло о себе с силой тигренка… а про тигра — могучего зверя из варварского мира — ей рассказывал Кевин. Конечно, Хокану будет смотреть на вещи по-другому, когда родится его собственный первенец. Гордость отцовства смягчит его непреклонность, он перестанет упрямиться и согласится с требованием Мары, чтобы Джастин был провозглашен наследником Акомы. Ее муж и сам поймет, что наследником титула властителя Шиндзаваи должен стать их общий ребенок.

Мара прислонилась к раме стенной перегородки, предвкушая, какое это будет счастье, когда все это произойдет. Она родила двух сыновей: одного — от человека, который внушал ей отвращение, и другого — от возлюбленного, заполонившего ее сердце. Оба ее мальчика внесли в жизнь Мары нечто совершенно неожиданное. Когда ей только предстояло произвести на свет Айяки, она относилась к этому как к делу чести, которое она обязана исполнить ради продолжения династии Акома. Но когда он родился, эти умозрительные чувства уступили место радостному осознанию действительности: она полюбила младенца, которому дала жизнь и которому было суждено унаследовать величие Акомы. Его детский смех наполнял ее восторгом, и с тех пор семейная честь не казалась ей чем-то отдаленным и бесплотным.

Мара с нетерпением ожидала момента, когда Хокану сам испытает могущество этой магии. Рождение общего сына сблизит их и положит конец холодному состязанию характеров. Между ними снова воцарится мир, и дети обеих семей — Акомы и Шиндзаваи — когда-нибудь достигнут величия.

Хотя Мара никогда не пылала страстью к человеку, которого любила и почитала как мужа, она привыкла находить опору в его близости. Он понимал ее, и это приносило отраду; его мудрость служила защитой, избавляя от страхов и тревог; без его нежности ей было бы трудно жить. Ей не хватало его, когда он бывал в отлучке. Его любовь стала краеугольным камнем ее счастья, и только сейчас, когда она вынуждена обходиться без его поддержки, стало ясно, насколько он ей необходим. И хотя Хокану все время находился поблизости, духовно он отдалялся от жены, и эта отчужденность нарастала с каждым часом. Раньше она и вообразить не могла, какую боль может причинить такой разлад.

Не одно, так другое напоминало о неблагополучии. На рассвете, когда она просыпалась, ладонь Хокану не касалась ее щеки ласковым мимолетным движением. Во время приемов он не посылал ей едва уловимую улыбку, когда усматривал в происходящем что-то забавное. В послеполуденные часы супруги не коротали время вместе, как у них было раньше заведено, за подносом с кувшинчиком чоки, занимаясь каждый своими делами: он — просмотром донесений военных советников, а она — изучением коммерческих сводок, ежедневно подаваемых Джайкеном. Между мужем и женой воздвигался невидимый барьер молчания и напряженности. Хокану ни словом не касался этого предмета, однако он стал больше времени уделять военным учениям, так что часы общего досуга становились все более редкими. И хотя супруги не обменивались упреками, не возникало ничего даже отдаленно похожего на горячий спор, — все происходящее между ними было отравлено их несогласием насчет того, чьим наследником станет Джастин.

Оставалось надеяться только на то, что это отчуждение кончится, когда появится на свет их общий сын.

Если не считать Накойю, то из всех людей, которых она знала, только Хокану был способен безошибочно улавливать ход ее мыслей. Между ними не должно быть недоразумений!

Последовал очередной толчок изнутри, и Мара засмеялась.

— Уж скоро, маленький мой, — шепнула она своему младенцу.

Слуга, неотлучно находившийся при ней, встрепенулся при звуке ее голоса:

— Госпожа?..

Мара с трудом отошла на шаг от стены.

— Мне ничего не нужно… кроме этого ребенка… кажется, ему так же не терпится взглянуть на белый свет, как и мне не терпится взглянуть на него самого.

Слуга встревожился:

— Я должен послать за…

Мара подняла руку:

— Нет, еще не пора. Повитуха и лекарь говорят, что придется ждать еще не меньше месяца. — Она нахмурилась. — Но я опасаюсь, как бы он не родился раньше времени.

Со стороны внутреннего коридора послышался слабый стук в дверь. Мара расправила сбившиеся складки домашнего халата и кивком подала слуге знак, чтобы он открыл дверь. Еще не переступив порог, ее управляющий, Джайкен, отвесил низкий поклон:

— Госпожа, тут один торговец просит разрешения предложить тебе свои товары.

В подобных случаях, как правило, Джайкен сам занимался с купцами, и то, что на этот раз он решил побеспокоить Мару, было несколько странно. Он достаточно долго вел хозяйство Акомы и почти всегда принимал именно такое решение, которое соответствовало желанию Мары, даже если сам он предпочел бы другое. С пробудившимся интересом властительница спросила:

— А ты как на это смотришь?

В ситуациях, выходящих за рамки повседневного обихода, Джайкен часто терял солидную долю уверенности в себе и сейчас осторожно ответил, тщательно выбирая слова:

— По-моему, госпожа, тебе стоит принять этого человека.

Неожиданный визит позволял отвлечься от грустных мыслей, и Мара с радостью ухватилась за эту возможность. Хлопнув в ладоши, она вызвала горничную и приказала принести наряд, более подобающий беседе с посторонним посетителем. Облачившись в просторное платье с длинными рукавами, Мара жестом дала понять управляющему, что готова следовать за ним.

Купец ожидал в тенистом зале с колоннами в том флигеле дворца, где размещались писари. Из светлых хозяйских покоев Мара и Джайкен прошли туда, минуя высокие мрачные коридоры, кое-где переходящие в туннели, проложенные в толще холма. Судя по быстрой, неровной походке спутника, Мара могла с уверенностью заключить, что ее верный управляющий весьма взволнован, и полюбопытствовала:

— У этого торговца есть на продажу что-нибудь особенное?

— Возможно. — Быстрый взгляд управляющего также свидетельствовал о его растерянности. — Я думаю, тебе надо самой посмотреть, что он предлагает.

Годы его безупречной службы приучили Мару доверять чутью Джайкена. Поскольку в ответ на прямой вопрос он не пустился немедленно в подробное описание предлагаемых товаров, госпожа сочла целесообразным его поторопить:

— Так что же именно?

Джайкен застыл на месте.

— Я… — После недолгого колебания он с виноватым видом поклонился и выпалил:

— Я не знаю, как мне следует с ним держаться, госпожа.

Мара чувствовала, что любой вопрос повергнет его в еще большее смятение. Поэтому она просто двинулась дальше по коридору.

Через несколько секунд она получила разъяснение:

— Потому что он… он раньше был цурани.

Сообщение сразу заинтересовало Мару.

— Он из Ламута?

Этим городом правил брат Хокану, и в составе торговых делегаций из Королевства чаще всего находился кто-либо из бывших цуранских солдат, служивший переводчиком.

Джайкен с облегчением кивнул:

— Цурани, который предпочитает порядки Королевства.

Смущение управляющего можно было понять: хотя Мара и отваживалась нарушать традиции и принимала присягу на верность у тех, кто лишился господина, одна лишь мысль о том, что кто-то может по доброй воле предпочесть жизнь в далеком, неведомом мире, была слишком чуждой даже для самой Мары. И то, что одним из таких «перебежчиков» был Касами, брат Хокану, дела не меняло. Если торговое представительство возглавлял бывший цурани, ведение переговоров оказывалось делом более щекотливым, чем обычно.

Длинный внутренний коридор наконец вывел их к южному портику усадебного дома. От портика отходила усыпанная гравием дорожка, где под сенью старых деревьев ожидала свита странствующего купца: небольшая группа носильщиков и десять телохранителей-стражников. У Мары широко открылись глаза. Сначала она не заметила, что стража была более многочисленной, чем обычно: первое, что бросилось ей в глаза, — они такие рослые! При более внимательном рассмотрении стало ясно, что все они мидкемийцы. Это само по себе было достаточно редким явлением, чтобы часовые у входа с подозрением поглядывали на пришельцев. До слуха Мары доносились обрывки разговоров на чужом языке, и звук этой речи — такой знакомый звук! — заставил Мару замереть. На нее нахлынули воспоминания о Кевине из Занна, и только очевидное нетерпение Джайкена вернуло госпожу к ее нынешним обязанностям. Мгновенно овладев собой, она поспешила в служебный флигель, где в одном из залов ее ожидал визитер.

Этот человек расположился, как и полагалось, у подножия помоста, где обычно сидела Мара, принимая посетителей, явившихся по делам. По обе стороны от него размещались мешки и дорожные ларцы с образцами товаров; руки купца свободно лежали у него на коленях. Его облачение было сшито из переливающегося шелка, наверняка сработанного в иных краях: об этом свидетельствовал и непривычный блеск, и краски рисунка, невиданного в империи Цурануани.

Прищурившись, Мара наблюдала за купцом, пока приближалась к своему месту. В конце концов она решила, что наряд незнакомца производит впечатление яркое, броское, но не вызывающе-пестрое. Хотя этот человек и называл себя купцом, одет он был не хуже любого цуранского аристократа высшего ранга. Однако считать его знатным господином не приходилось: вместо символа, обозначающего принадлежность к той или иной династии и обычно вышитого на плече или на шарфе, наряд чужеземца украшал варварский символ города Ламута

— изображение существа, похожего на собаку и именуемого волком. Этот человек высокомерен, успела подумать Мара, пока Джайкен помогал хозяйке взойти по невысокой лесенке к месту на подушках.

Однако манеры чужака были безупречны. Когда госпожа удобно устроилась на подушках, он склонился так низко, что его лоб коснулся циновки, на которой он до этого стоял на коленях.

В таком положении он оставался достаточно долго, выразив тем самым глубокое почтение; тем временем Джайкен представил его властительнице:

— Госпожа, это Джанайо из города Ламут. Изящным движением Джанайо выпрямился и улыбнулся:

— Честь и почет твоему дому, Благодетельная. В добром ли ты здравии, госпожа Мара?

Мара склонила голову:

— Я здорова, Джанайо из… Ламута.

В глаза ей бросилась одна особенность. На этом человеке были надеты золотые украшения! Согласно императорскому указу, все ювелирные украшения и изделия из металлов изымались и заносились в особый реестр при прохождении их владельца через Врата из Мидкемии. Торговцы-варвары часто давали волю негодованию, когда привратники на стыке миров конфисковывали у них сапоги, выдавая взамен простые сандалии для путешествий в пределах Империи; однако изъятые вещи всегда возвращались хозяевам при переходе через Врата в обратном направлении. Имперские казначеи получили весьма суровый урок, когда первая группа гостей из Мидкемии вернулась домой без сапог, а вся хозяйственная жизнь провинции Лаш перевернулась с ног на голову из-за железных гвоздей, вытащенных из подошв и перечеканенных в монеты-цинтии.

Торговец указал пальцем на цепь, висевшую у него на шее.

— Я поручился, что не оставлю это здесь, госпожа Мара, — сказал он, заметив ее изумление.

Это напомнило ей о его цуранском происхождении, поскольку, имея дело с варварами, не приходилось надеяться, что хоть один из них преодолеет искушение и сдержит данное слово. Мидкемийцы не верили в Колесо Судьбы, а потому честь не обязывала их опасаться утраты благосклонности богов.

Мара оставалась внешне спокойной. Этому человеку не откажешь в смелости! Может быть, там, за Бездной, такая вещица и считается вполне скромным украшением для богатого человека, но в Келеване ее цена равна годовому доходу правителя среднего достатка, что прекрасно известно ее гостю. Как видно, он выставлял напоказ подобное сокровище не по легкомыслию, а с определенным умыслом. Мара набралась терпения, но, конечно же, ей хотелось понять, какую сделку он намерен предложить и на какую выгоду при этом рассчитывает.

Когда Мара сочла, что выдержала уже достаточно долгую паузу и пора поставить посетителя на место, она спросила:

— Итак, чем я могу быть тебе полезна?

От него не укрылась подробность: вопрос, заданный на языке цурани, представлял собой точный перевод с языка островного Королевства. Тем самым Мара без лишних слов давала понять, что ей уже доводилось вести дела с мидкемийскими купцами. Его ответная речь прозвучала в неукоснительном соответствии с этикетом цурани:

— Я скромный посредник в торговле отборными пряностями и лакомствами, госпожа. Благодаря тому, как сложилась моя жизнь, — тут он сделал широкий жест, — я приобрел важное преимущество: мне известно, какие продукты, получаемые на моей новой родине, могут принести хорошую прибыль при продаже в Империи.

Мара кивнула в знак понимания, и Джанайо заискивающим тоном предложил:

— Но, может быть, мне не следует отнимать разговорами твое драгоценное время и я должен испросить у тебя позволения, чтобы мои товары говорили сами за себя?

Слегка заинтригованная, Мара спросила:

— Что же ты предлагаешь?

Джанайо указал на ларцы и мешки, сложенные возле его локтя:

— Здесь у меня образцы. Поскольку приближается тот час, когда многие жители Империи откладывают свои труды, чтобы позволить себе чашку чоки, ты, возможно, пожелаешь отведать что-нибудь более экзотическое?

Мара подавила вздох: визитер невольно напомнил ей, что этот час Хокану всегда проводил вместе с ней… в лучшие времена. Но сейчас она устала, ей требовалось хоть немного поспать, потому что по ночам она часто просыпалась, когда ребенок внутри нее начинал толкаться ножкой.

— Для этого у нас мало времени, — сообщила она.

— Не сомневайся, — быстро проговорил Джанайо, поклонившись, — я тебя не слишком задержу. Ты будешь вознаграждена и удовольствием, и выгодой, могу тебя заверить.

Джайкен склонился к уху госпожи.

— Позволь мне послать за отведывателем пищи, госпожа, — порекомендовал он.

Мара пристально взглянула на управляющего. Он тоже был заинтересован, но явно располагал еще какими-то сведениями об этом таинственном торговце из-за Бездны. Вынув из-за пояса веер, она раскрыла его, поднесла к лицу, как бы желая отогнать жару, и за этим колеблющимся прикрытием шепнула:

— Что мне следует знать об этом человеке?

Джайкен выглядел встревоженным.

— Есть подозрение, — столь же тихо ответил он. — Я кое-что слышал от одного приказчика, который относится к нам по-дружески. Этот Джанайо вступал также в переговоры с властителем Матавы…

— …который является твердым сторонником традиционалистов и Джиро. — Мара покачала веер. — По-твоему, мидкемиец надеется, что наше политическое соперничество позволит ему втянуть нас обоих в азартный торг?

Управляющий задумчиво поджал губы:

— Этого я сказать не могу, хотя ничего невероятного тут нет. Если у него припасены редкие и дорогие товары, то победитель в торге за концессию может получить солидную прибыль.

Это соображение подогрело интерес Мары к возможной сделке. Нельзя допускать, чтобы вызванная беременностью усталость помешала ей воспользоваться любым преимуществом перед шайкой Анасати. Она хлопнула в ладоши, подзывая посыльного, и отправила его на кухню, чтобы привести раба-повара, в обязанности которого входило пробовать каждое подаваемое на стол блюдо. Она также вызвала Сарика и Люджана, поскольку их мнение могло понадобиться при последующем обсуждении.

Джанайо встретил ее распоряжения с подобострастным одобрением:

— Весьма мудро, госпожа Мара. Хотя, смею заверить, намерения у меня самые честные.

Мара сложила руки на животе и воздержалась от дальнейших разговоров. Никакие меры предосторожности не могли считаться излишними: приближался срок, когда она родит ребенка от Хокану. Она просто ждала, никак не откликаясь на попытки Джанайо завязать беседу, пока не явился ее советник.

По удивленному виду вошедшего Сарика было ясно: он сразу распознал в посетителе жителя Мидкемии, щеголяющего цуранскими манерами. Одного взгляда на первого советника Акомы хватило, чтобы Джанайо мгновенно выпрямил спину, оставив свою вольную позу. Как будто некий инстинкт предупредил его, что с проницательностью Сарика следует очень и очень считаться; поэтому он сухо растолковал Маре суть своих гарантий:

— Тебе надо иметь в виду, великая властительница, что угощения, которые я сюда доставил, слишком непривычны для обитателей Келевана. Могу смело утверждать, что в здешних краях не найдется ни одного человека, достаточно знакомого с их вкусом, чтобы уловить наличие в них какой-то примеси. Ради твоего спокойствия я предлагаю разделить с тобой каждую чашку, из которой ты пожелаешь отведать.

Низолотая цепь, ни витиеватое красноречие не произвели никакого впечатления на Сарика. Он пристально наблюдал за торговцем, который разыграл перед зрителями целое представление, откинув назад рукава своего кафтана и показав таким образом, что на руках у него нет ни браслетов, ни колец, ни вообще чего-либо подозрительного.

— Если ты прикажешь слугам доставить сюда горячую воду, три котелка и чашки, я добавлю необходимые ингредиенты. Тогда ты сможешь выбрать, из какой чашки должен пить я, а из какой — ты. — Улыбнувшись прямо в каменно застывшее лицо Сарика, он добавил:

— Если тебе будет так угодно, госпожа, я готов рискнуть с тобой наравне.

Несмотря на сдержанность первого советника, любопытство в Маре пересилило.

— Так чем же ты собираешься осчастливить нашу Империю?

— Превосходными напитками, госпожа. Чудесным набором вкусных и ароматных угощений, которые никого не оставят равнодушным. Если это мое предприятие увенчается успехом и окажется прибыльным — а я уверяю тебя, что так и будет,

— тогда я доставлю в Империю также набор экзотических вин и сортов зля из лучших погребов Королевства Островов.

Мара пыталась разобраться в собственных впечатлениях. Неудивительно, что он остался в Мидкемии. Перед последним сражением Войны Врат он, может быть, служил солдатом в войске какого-либо правителя, но он прирожденный купец. Она покосилась на военачальника Акомы, успевшего к этому времени войти и занять свое место позади нее. Если бы судьба забросила Люджана в мир по ту сторону Бездны — с его-то бойким языком и живым умом, — то, может быть, сейчас он сидел бы здесь, нахваливая свои необыкновенные товары.

Эта мысль неожиданно успокоила Мару. Однако они была не из тех, кто легко проникается доверием к незнакомцам: к тому же и Сарик не произнес ни слова в пользу предложений Джанайо. Мара сочла необходимым прощупать связи торговца с ее врагами из Анасати:

— А о чем ты договорился с властителем Матавы?

Джанайо сверкнул открытой улыбкой не хуже коренного мидкемийца:

— Ты слышала о наших с ним беседах, но можешь мне поверить, здесь нет никакого секрета. Мои товары — это предметы роскоши, они требуют к себе особого подхода: нужны искусные негоцианты, чтобы выставить их в должное время и на должных рынках. Я был бы скверным купцом, если бы поленился сопоставить все возможные варианты. Властитель Матавы посылал через Врата многих посредников, пытаясь установить торговые связи.

На лице у Мары не осталось и намека на улыбку, когда она прикинула, что кроется за этими словами. Джайкен шепнул что-то Сарику, а тот кивнул и легко коснулся ее руки:

— Госпожа, нам известно, что эти господа из Матавы стремятся перейти тебе дорогу в торговых делах. Они не могут нарушать императорский указ, предоставляющий тебе исключительные права на торговлю определенными товарами, но надеются потягаться с тобой, перехватывая от наших посредников любые другие товары, не входящие в твой список. Они могут вполне законно добиться таких же привилегий по ту сторону Бездны. Донесения Аракаси позволяют предполагать, что средства на все эти козни поставляются из кармана Джиро.

Испытывая немалое отвращение при мысли о том, что политика пронизывает даже самые безобидные начинания, Мара наклонила голову в сторону Джанайо:

— Тебе принесут все, что ты назвал.

Слуги с готовностью исполнили приказ госпожи, и в приемный зал были немедленно доставлены подносы с несколькими котелками и фарфоровыми чашками. За слугами поспешал раб с большим кувшином горячей воды, от которой поднимались струйки пара.

Джанайо торжественно извлек из своей поклажи несколько коробочек и флаконов.

— Для начала, — провозгласил он, — кое-что терпкое и пикантное. — Он налил воду в один из котелков и погрузил туда маленький мешочек. — Это листья кустарника, произрастающего на юге Королевства, госпожа. Их сушка и перевозка обходятся дорого, да к тому же им грозит опасность заплесневеть, поэтому только очень богатые люди могут позволить себе купить небольшую партию для доставки в северные провинции. По этой причине напиток, который я приготовил, не получил особенно широкого распространения в Ламуте, где я обосновался. Если ты его отведаешь, то, полагаю, согласишься со мной: так сложилось про-сто потому, что жителям Ламута не представилось возможности в полной мере оценить прелесть этого напитка. — Он поднял крышку котелка, понюхал поднимавшийся из него пар и блаженно зажмурился. — Я верю, что он придется по вкусу самым придирчивым цуранским господам, и надеюсь, что ты разделишь мое мнение.

С этими словами он разлил жидкость по чашкам — экзотический пряный аромат пронизал воздух в зале. Когда все три чашки были наполнены, он кивнул слуге Мары; тот поднял поднос и приблизился к помосту, чтобы госпожа распорядилась, кому из какой чашки пить. Жестом она указала на ту, из которой сам же слуга с подносом и должен был выпить. Затем он передал ей одну из двух, оставшихся на подносе, а последнюю вернул торговцу.

Джанайо поднял чашку, предупредив хозяйку:

— Прихлебывай осторожно, госпожа, иначе рискуешь обжечь язык.

Непривычный аромат показался Маре восхитительным. Она отхлебнула из чашки. Первый глоток оставил впечатление чего-то резкого и странного, но ароматного и бодрящего. Подумав несколько мгновений, она высказалась:

— Полагаю, немного меду могло бы смягчить горечь. Торговец улыбнулся:

— Ты опережаешь мои мысли. Благодетельная. Я только что собирался сообщить, что в Мидкемии мы часто используем также белый сахар: его получают из растения, называемого свеклой. Некоторые предпочитают добавлять молоко, а другие — сок кислого плода, похожего на келеванский кетунди.

Мара отхлебнула еще и почувствовала, что на этот раз питье показалось ей вкуснее.

— Как это у вас называется?

Визитер улыбнулся:

— Чай, госпожа.

Мара засмеялась:

— Многие напитки называются «чаем», Джанайо из Ламута. Но из какой травы вы его готовите?

Ответом было чисто цуранское пожимание плечами:

— Это и есть название травы, а точнее — листьев кустарника. Когда в Ламуте кто-то произносит слово «чай», он имеет в виду именно это, а вовсе не разболтанную в горячей воде смесь каких попало трав, которую пьют цурани. Однако настоящий чай бывает разных сортов: терпкий, мягкий, сладкий и горький. Для разных случаев выбирают разные сорта.

Теперь уже очарованная новым напитком, Мара кивнула:

— Хорошо, а еще что у тебя есть?

Джанайо выбрал другой котелок из тех, что были принесены по приказу Мары, и приготовил другой напиток:

— Это питье совсем иного рода.

Чашка с темной жидкостью, распространяющей неповторимое благоухание, была немедленно представлена на суд Мары. На этот раз в роли отведывателя выступил Джайкен: его возбуждение возобладало над обычной осторожностью. Мара еле дождалась, пока управляющий снимет пробу, только после этого она сделала глоток из своей чашки. Напиток оказался горьким, но пикантным.

— Как это называется? По вкусу немного напоминает чоку.

Напиток явно понравился Маре, и Джанайо с удовлетворением поклонился:

— Это кофе, госпожа. Так же как и чай, кофе имеет многочисленных родственников. Тот сорт, который ты сейчас пьешь, выращивается на склонах холмов близ Вабона. Вкусный, крепкий… но легким напитком его не назовешь.

— Он хлопнул в ладоши, и один из его слуг подал ему другую корзиночку, размером поменьше, перевязанную яркими праздничными лентами. — Позволь мне преподнести тебе подарок. Здесь дюжина образцов, которые ты сможешь попробовать на досуге. Каждый снабжен ярлычком с подробным описанием типа зерен, из которых сделан порошок, и указаниями, как готовить напиток.

Мара отставила недопитую чашку. Хотя проба напитков и отвлекала ее от горестных мыслей о семейном разладе, день приближался к концу, и засиживаться здесь дольше не стоило. Ей не хотелось пропускать час, который по заведенному обычаю она проводила с сыном, пока он ужинал. Джастину недавно исполнилось пять лет; он еще был слишком мал, чтобы понимать причины опозданий взрослых.

Почувствовав ее нетерпение, Джанайо поднял руку, чтобы привлечь к себе внимание:

— Осталось испробовать самый поразительный напиток. — Он опасался, что властительница сейчас поднимется и уйдет, и поэтому торопливо обратился к одному из слуг Акомы:

— Нельзя ли принести немного молока?

Такое самовольное нарушение этикета могло бы вызвать недовольство хозяйки, если бы всем уже давно не была известна развязность мидкемийцев. Мара превозмогла усталость и жестом дала слуге разрешение исполнить то, о чем его просили. Тем временем Сарик наклонился к самому ее уху и тихо посоветовал:

— Не упускай из виду мелочей. Этот человек — цурани по рождению. А между тем он ведет себя по-мидкемийски дерзко. Можно подумать, что он делает это специально, как будто знает о твоей прежней привязанности к одному из них. Мне не нравится, как легко он играет эту роль, госпожа. Прошу тебя, будь осмотрительна.

Мара прикрыла лицо веером. Ее советник был прав, напоминая об осторожности.

— Этот Джанайо пьет из одного котелка со мной. Конечно же, не будет никакого вреда, если мы попробуем еще один образец. А после этого аудиенция будет закончена.

Сарик едва заметно кивнул, но бросил Джайкену выразительный взгляд. Когда слуга вернулся с маленьким кувшином молока, Джайкен объявил о своем желании также получить чашку на пробу.

— Ах, конечно! — радостно подхватил Джанайо. — Ты опытный и знающий человек и хочешь узнать до тонкости все, что касается торговых сделок, которые может заключить ваш дом.

Пока советники Мары удивленно переглядывались, торговец смешал в следующем котелке равные количества молока и горячей воды. Его цепь сверкнула, когда он потянулся к своей корзине, не переставая говорить:

— Иногда можно использовать молоко без воды — это придает напитку особенно богатый букет.

Его приготовления были завершены с еще большей помпой, чем все предыдущие. Он снова передал поднос с полными чашками слуге, жестом предложив Маре выбирать первой. Отклонив эту любезность, она подождала, пока свои чашки взяли Джайкен и работведыватель. Запах нового угощения был чарующим. Маленький управляющий позабыл свои волнения и сделал глоток, но тут же вздрогнул и отпрянул с подавленным вскриком: он обжег себе язык.

Торговец проявил достаточно такта, чтобы не рассмеяться.

— Прими мои извинения, госпожа. Мне следовало предупредить: этот напиток подают очень горячим.

Джайкен уже обрел свой обычный апломб.

— Госпожа, — сказал он возбужденно, — этот редкостный напиток невероятно хорош на вкус.

И управляющий, и властительница взглянули на раба, снимавшего пробу. Более осторожный, чем Джайкен, он не обжег язык и теперь потягивал содержимое своей чашки с таким очевидным наслаждением, что Мара приказала передать ей поднос.

Когда она выбрала одну из двух оставшихся чашек, Джанайо сказал:

— Если кофе напоминает тебе чоку, то это чудо может показаться похожим на чока-лану, которую в Империи варят для детей. Но я возьму на себя смелость смиренно утверждать, что от чока-ланы до шоколада так же далеко, как от моего скромного положения до твоего величия.

Мара глотнула напиток и закрыла глаза, ощутив дивный вкус и аромат. Уже не пытаясь скрыть удивление и удовольствие, она блаженно вздохнула.

Усмехнувшись, Джанайо принял с подноса последнюю чашку и выпил ее чуть ли не залпом.

— Это шоколад, госпожа.

На Мару снова накатили воспоминания о Кевине, который не раз и не два признавался, как он скучает по сластям из шоколада, украшавшим праздники у него на родине. Вот теперь только она поняла, что он имел в виду.

Сморгнув набежавшие слезы с увлажнившихся глаз, Мара согласилась:

— Замечательное лакомство.

Джанайо отставил свою чашку и поклонился:

— Я ходатайствую о даровании мне исключительных прав на ввоз этих товаров, госпожа.

Мара покачала головой с откровенным сожалением:

— Не в моей власти даровать такое разрешение, Джанайо из Ламута. Мой патент от имперского правительства ограничен перечнем определенных товаров.

Явно разочарованный, торговец развел руками:

— Тогда речь может пойти о торговом соглашении. Если распределение монопольных прав от тебя не зависит, то по крайней мере позволь мне надеяться на посредничество самого могущественного торгового дома в Империи.

Мара отпила еще несколько глотков восхитительной жидкости и наконец снова вспомнила об осторожности:

— А как же насчет Матавы?

Джанайо смущенно кашлянул:

— Их предложения были оскорбительны… нет, хуже того — унизительны, и к тому же у них нет опытных приказчиков, подобных тем, которые состоят у тебя на службе. Кроме того, для ведения деловых переговоров им нужны переводчики, а это большое неудобство для тех, кто, подобно мне, подвизается на рынке предметов роскоши. Я хотел бы перекрыть любой путь, чреватый недоразумениями и открывающий посторонним возможность на этом наживаться.

Допив до конца остатки несравненного напитка, Мара подтвердила:

— Торговое соглашение… да, это я могу. В ее следующих словах звучало сожаление. — Не в моих силах помешать другим ввозить в Империю эти напитки, но если кто-либо попытается перебежать мне дорожку в этом деле… полагаю, в Ламуте найдется толковый торговец, который отобьет у них охоту ущемлять мои интересы.

Поручив Джайкену договориться об окончательных условиях соглашения, она собралась покинуть приемный зал.

Торговец поклонился, коснувшись лбом пола:

— Госпожа, твоя мудрость не зря вошла в легенду.

Мара поднялась на ноги:

— Я приму твой комплимент, когда мы оба разбогатеем благодаря ввозу шоколада в Империю. Но теперь меня ждут другие дела. Джайкен составит документы, подтверждающие сотрудничество, о котором ты просишь.

Слуги поспешили собрать использованные чашки; Джайкен, нахмурив брови, сосредоточился на выборе точных условий достигнутого соглашения.

В сопровождении Люджана и Сарика Мара вышла за дверь.

Оказавшись в полумраке внутреннего коридора, Сарик перевел сумрачный взгляд на свою повелительницу:

— Ты серьезно рисковала, госпожа. Любой торговец из Мидкемии, рожденный в Цурануани, мог некогда быть связанным клятвой верности дому Минванаби.

Настроение у Мары было скверным, — может быть, сказалась усталость, да и подремать днем не удалось. Она резко возразила:

— Вы все видели: он пил наравне с нами. — Потом властительница несколько смягчилась. — И от этих редкостных напитков я себя великолепно чувствую.

Сарик поклонился, всем своим видом выказывая неодобрение.

Мара направилась к детской, откуда даже до этого коридора доносились возмущенные вопли Джастина. Вздох Мары перешел в смех:

— Я опаздываю, а у слуг и руки опустились. — Она прижала ладонь к своему раздавшемуся животу. — Я-то жду не дождусь, когда родится этот человечек… но, когда у нас будет двое таких крикунов, никому в доме и минуты покоя не будет. — Она улыбнулась совсем по-детски. — Пока что меня все так балуют, так обо мне заботятся… боюсь, об этих славных денечках я еще пожалею, когда мне снова придется вставать и садиться без помощи двух бравых молодцов.

Люджан лукаво усмехнулся, такое же выражение мелькнуло и на лице у Сарика, когда тот произнес:

— Ну, во всяком случае Хокану сделает все, что в его силах, чтобы ты не ходила налегке подолгу.

Мара засмеялась, но оттенок горечи не ускользнул от внимания ее советников:

— Он-то, конечно, сделает, но только если мы сумеем договориться, чтобы Джастин стал наследником Акомы.

Над склоненной головой госпожи Сарик послал кузену комическую гримасу и шевельнул губами:

— Ох упряма!

***

Поздней ночью к одному из пустующих складов в Сулан-Ку вернулся торговец, называвший себя Джанайо из Ламута, со своей свитой из наемных мидкемийских охранников. Фитили уличных фонарей в богатых кварталах еще не догорели до конца, но здесь, среди разбросанных близ речного берега строений, только заходящая луна посылала на землю скудные лучи. Улицы лежали во тьме, которую еще усиливал туман с реки Гагаджин. В прежние времена подонки городского общества, ничего не опасаясь, охотились здесь на простофиль, рискующих путешествовать вдоль реки без охраны; но теперь императорские патрули отогнали городских отщепенцев и бродяг на самые дальние пустыри, поросшие кустарником. Единственной живностью на открытых местах оставались беспородные псы-дворняги, добывающие пищу среди рыночных отбросов.

Хотя, по меркам Цурануани, все вокруг было спокойно, для мидкемийских ушей местечко было далеко не из приятных. Даже находясь внутри склада, они слышали визгливую брань, доносящуюся из притона Зыбкой Жизни, где его содержательница осыпала ругательствами клиента, который грубо обошелся с одной из ее девиц. Собаки заливались лаем, и кудахтали потревоженные джайги. Где-то поблизости плакал ребенок. Наемники, составляющие свиту Джанайо, неловко переминались с ноги на ногу, чувствуя себя неуютно: запахи разлагающихся на отмелях водорослей не придавали мидкемийцам бодрости. Им было невдомек, зачем их привели в этот пустой полусгнивший сарай.

Не вполне было ясно и то, ради чего им заплатили за переход через Бездну. Наниматель подробно беседовал с каждым и при этом требовал, чтобы они ни под каким видом не говорили ничего на языке цурани. Но после сражения у Сетанона дела в Королевстве шли со скрипом, и получить работу было нелегко; для мужчин, не слишком привязанных к дому, предложенные деньги казались сущим подарком.

Носильщики составили на пол свою поклажу и ждали приказаний; тем временем стражники сохраняли строй позади Джанайо. Внезапно в воздухе бесшумно зазмеились шелковые бечевки с грузиками на концах, запущенные с потолочных балок сарая. Каждая настигла одного из охранников, плотно захлестнув петлей горло неосторожного солдата-варвара.

За удавками последовали метнувшие их убийцы в черном, спрыгнувшие со своих невидимых насестов. Расчет был точен: тяжесть и скорость их летящих вниз тел заставили дернуться вверх петлю на втором конце каждой бечевки и оторвали от пола ноги беспомощных жертв. Шеи четырех солдат переломились сразу же, но другие повисли, хрипя и содрогаясь в агонии удушья.

Носильщики с ужасом наблюдали, как умирают стражники. Оцепенев на месте, они и не подумали звать на помощь. Впрочем, бояться им осталось недолго. Еще двое убийц в черном, выдвинувшись из тени, прошли сквозь их безоружную группу, как проносится ветер сквозь заросли тростника. Менее чем через минуту десять носильщиков Джанайо уже лежали мертвыми, и кровь из их перерезанных глоток растекалась по деревянному полу. Убийцы, которые удерживали вооруженных охранников в подвешенном состоянии, выпустили из рук бечевки, и бездыханные мидкемийцы повалились на пол обмякшими грудами.

Джанайо стянул с себя богатое одеяние и швырнул его куда-то между трупами. Один из убийц поклонился ему и подал небольшую торбу, из которой Джанайо вынул темную тунику и накинул ее себе на плечи. Из кармана он быстро извлек маленькую склянку и нанес ее содержимое — сладко пахнущую текучую мазь — себе на руки. Жир растворил слой маскировочной краски; будь здесь побольше света, глазам наблюдателя предстали бы красные ладони и вытатуированное изображение цветка Камои.

Из того угла, где мрак был особенно непроглядным, послышался низкий голос:

— Дело сделано?

Человек, который не был торговцем и который для удобства называл себя именем Джанайо, склонил голову:

— Как ты приказал, досточтимый магистр.

Из укрытия выступил дородный человек, чья поступь была удивительно легкой для столь мощного тела.

Каждый его шаг сопровождался пощелкиванием и позвякиванием, поскольку украшения из кости, болтающиеся на кожаных ремешках, ударялись об орудия смерти, прикрепленные к поясу. Его одежда была утыкана остроконечными накладками, вырезанными из черепов жертв; сандалии скреплялись ремешками из пропитанной особым составом человеческой кожи. Он не бросил ни одного взгляда на трупы, усеявшие пол, хотя и избегал наступать в кровавые лужи. Обе-хан, Великий магистр тонга Камои, кивнул; качнулся и спадающий по спине пучок волос, растущих на темени, — остальная же часть головы была чисто выбрита.

— Хорошо. — Он поднял мускулистую руку и вынул из нагрудного кармана туники небольшой флакон. — Ты уверен, что она пила?

— Так же уверен, как и в том, что я сам тоже пил, господин. — Мнимый торговец еще раз низко поклонился. — Я подмешал отраву в шоколад, потому что из всех напитков это самый неотразимый. Ее управляющему повезло: он обжег язык. Но властительница выпила все, до последней капли. Она проглотила медленно действующий яд в таком количестве, что хватило бы на трех мужчин.

Закончив донесение, убийца облизнул пересохшие губы. Превозмогая тревогу, чувствуя, как холодный пот покрывает его тело, он не терял самообладания и ждал, что последует.

Обехан улыбнулся:

— Ты хорошо все исполнил.

Он вручил исполнителю флакон, зеленый цвет которого служил символом жизни. Человек, который называл себя Джанайо из Ламута, дрожащими руками принял флакон, усмотрев в этом отсрочку смертного приговора. Он разломал восковую пробку и выпил горькое снадобье, после чего и сам улыбнулся в ответ.

Через секунду его лицо исказилось. Острая боль пронзила его живот, словно кинжалом; страх накатил темной волной, и он невольно взглянул на опустошенный флакон. Потом его пальцы разжались. Флакон с фальшивым эликсиром жизни упал, и колени самозванного торговца подогнулись. С коротким стоном он упал на пол, сложившись пополам.

— Почему?..

Его голос звучал словно карканье вороны: спазмы смертной муки уже не оставляли сил для слов. Обехан ответил тихо и ласково:

— Потому что она видела твое лицо, Коулос, и ее советники тоже видели. И еще потому, что этого требуют нужды Камои. Ты умираешь с честью, служа общине. Туракаму радушно примет тебя в своих чертогах, примет как дорогого гостя, и ты вернешься на Колесо Судьбы в более высоком воплощении.

Обманщик, сам ставший жертвой предательства, силился удержаться от конвульсий. Обехан хладнокровно сообщил:

— Боль пройдет быстро. Жизнь уже покидает тебя.

Умирающий с трудом устремил молящий взгляд на лицо магистра. Задыхаясь, он выдавил из себя:

— Но… отец…

Обехан опустился на колени и положил выкрашенную красным ладонь на лоб своего сына.

— Ты приумножаешь славу своей семьи, Коулос. Ты делаешь мне честь.

Плоть со взмокшей от смертного пота кожей содрогнулась один раз, потом второй и наконец обмякла в неподвижности. Когда прекратилась последняя судорога, Обехан поднялся на ноги и вздохнул:

— Кроме того, у меня есть и другие сыновья.

Глава тонга Камои подал сигнал, и его приспешники собрались вокруг него. Повинуясь следующему приказу магистра, они быстро, в полном молчании выскользнули из склада, оставив мертвых лежать как лежали. Оказавшись в одиночестве на арене совершившейся бойни, Обехан — невидимый для глаз ни одного из смертных — достал из своей туники маленький клочок пергамента и подбросил его к ногам убитого сына. Золотая цепь привлечет внимание уборщиков мусора; тела будут найдены и обысканы любителями поживы; на бумагу обратят внимание при последующем дознании. Когда глава преступной общины повернулся на пятках, чтобы направиться к выходу, клочок пергамента с красно-желтым оттиском печати дома Анасати слетел на половицы, все еще липкие от недавно пролитой крови.

***

Первый приступ боли захватил Мару перед самым рассветом. Согнувшись в три погибели, она постаралась подавить вскрик. Хокану мгновенно стряхнул сон. Его заботливые руки сразу же коснулись жены.

— Что с тобой?

Боль отпустила. Мара приподнялась, опершись на локоть, и выждала несколько секунд. Ничего ужасного не произошло.

— Спазм какой-то, только и всего. Извини, что потревожила тебя.

В предрассветном полумраке Хокану внимательно присмотрелся к ее лицу. Он бережно отвел от лица спутанные волосы Мары. Улыбка, которой она так давно не видела, снова подняла кверху уголки его губ.

— Малыш?..

Мара засмеялась от радости и облегчения:

— Думаю, да. Он, наверное, вздумал брыкаться, когда я спала. Очень бойкий.

Хокану нежно провел ладонью по щеке, шее и плечу Мары, а потом нахмурился:

— Такое ощущение, что тебя знобит. Она пожала плечами:

— Да, немножко.

Его беспокойство усилилось.

— Но утро такое теплое! — Он снова притронулся к ее виску. — И на лбу у тебя испарина.

— Пустяки, — быстро возразила Мара. — Скоро все пройдет.

Она закрыла глаза, с неудовольствием подумав, что причиной ее недомогания могут оказаться чужеземные напитки, которые она с таким увлечением пробовала накануне.

Хокану почувствовал ее колебания:

— Позволь, я позову к тебе лекаря.

Приход домашнего целителя именно сейчас показался Маре совсем неуместным: не хотелось нарушать первые минуты сердечной близости с Хокану, которой она так долго была лишена.

— У меня уже были дети, муж мой. — Сказав это, она тут же постаралась смягчить невольную резкость тона. Я здорова.

Тем не менее завтракала она без всякого аппетита. Чувствуя на себе испытующий взгляд Хокану, она поддерживала легкую беседу и старалась не придавать значения жгучему покалыванию, которое время от времени пробегало по ноге. Она уверяла себя, что нога просто затекла от долгого сидения. Раб, служивший отведывателем, выглядел вполне здоровым, когда выносил подносы во время завтрака.

Наконец явился со своими табличками Джайкен, и Мара с головой зарылась в просмотр торговых донесений, благодарная уже за то, что ее предрассветный спазм как будто отогнал отчуждение Хокану. Он дважды заглянул к ней — в первый раз, когда надевал доспехи для воинских учений, а второй — перед тем, как принять ванну.

Через три часа боль разыгралась уже всерьез. Засуетились лекари, пытаясь хоть как-то унять мучения госпожи, когда ее, задыхающуюся, уложили в постель. Оставив на столе недописанное письмо отцу, Хокану поспешил к жене. Не отходя от нее ни на миг, он держал ее за руку. Он сохранял безупречное самообладание, чтобы его страх не усилил ее страданий. Однако ни травяные снадобья, ни массаж не приносили облегчения. Спазмы сотрясали тело Мары, взмокшее от обильного пота.

Старший лекарь, прижимавший руки к животу Мары, с озабоченным видом кивнул своему помощнику.

— Пора? — спросил Хокану.

Ответом ему был еще один кивок; лекарь продолжал свои хлопоты, а помощник вихрем помчался из комнаты, чтобы срочно отправить посыльного за повитухой.

— Но почему же так рано? — настаивал Хокану. — Ты уверен, что ничего не упущено?

Во взгляде лекаря мелькнуло раздражение.

— Всякое случается, господин консорт. А теперь сделай милость, оставь свою супругу и пришли сюда ее горничных. Они лучше тебя знают, в чем она сейчас нуждается. Если тебе трудно оставаться в бездействии или ты хочешь как-то отвлечься, то можешь попросить поваров нагреть воды.

Хокану не последовал совету лекаря. Он наклонился, поцеловал Мару в щеку и прошептал ей на ухо:

— Моя отважная повелительница, богам должно быть известно, как ты мне дорога. Они сохранят тебя в безопасности и сделают легкими твои роды, а если нет — небеса ответят мне за свой недосмотр. Моя мать всегда говорила, что дети, в чьих жилах течет кровь Шиндзаваи, очень спешат появиться на свет. И кажется, это наше с тобой дитя не хочет отставать от своих родичей.

Мара успела ответить ему нежным пожатием руки, прежде чем его оттащили от постели слуги, которые, повинуясь краткому приказу лекаря, попросту вытолкнули консорта Акомы из его собственных покоев.

Хокану не отводил взгляда от жены до последнего мгновения, пока не сдвинулись дверные створки. Оставшись в коридоре, он было подумал, не послать ли за вином. Впрочем, он тут же отказался от этого намерения, потому что припомнил: как-то раз Мара рассказала ему, что ее постылый первый муж напился до бесчувствия по случаю рождения Айяки. Накойе тогда пришлось приложить немало усилий, чтобы заставить его протрезветь и выслушать радостную весть.

Хокану не мог допустить, чтобы запах вина из его рта хотя бы на секунду вызвал у Мары тяжелые воспоминания, когда он сможет подойти к ее постели. Неспособный думать ни о чем, кроме того, что сейчас происходит с его обожаемой женой, он безостановочно мерил шагами коридор. Он невольно прислушивался к каждому звуку, доносившемуся из-за дверей спальни, пытаясь истолковать его значение. Торопливые шаги ничего не могли ему поведать. Но когда наступала тишина, тревога нарастала еще больше. Он внутренне кипел оттого, что таинство родов не оставляло ему никакой возможности вмешаться и помочь. Потом его губы искривились в полуулыбке: ему пришло в голову, что эта отвратительная, сводящая с ума мука незнания сродни тому чувству, которое испытывает жена, когда ее мужа посылают в сражение.

Его одинокие метания были прерваны приходом Люджана, Сарика, Инкомо и Кейока, которые собрались на утренний совет в главной палате и были встревожены отсутствием властительницы. Старому Инкомо хватило одного взгляда на растерянное лицо Хокану, чтобы понять: у слуг просто не было времени, чтобы уведомить советников о происходящем.

— Что с госпожой? — спросил он.

Хокану ответил:

— Говорят, что младенец вот-вот родится.

Лицо Кейока застыло в защитной маске бесстрастия, а Люджан покачал головой:

— Рано.

— Такие вещи случаются, — поспешил сообщить Инкомо. — Дети не рождаются в точно рассчитанное время. Мой старший сын родился восьмимесячным. Он рос здоровым и сильным и сейчас как будто не обижен здоровьем.

Но Сарик оставался безмолвным. Он не вмешивался в разговор со своими обычными саркастическими замечаниями, чтобы хоть немного приободрить остальных, которые места себе не находили от тревоги. Он внимательно смотрел на Хокану темными глазами и не произносил ни слова, хотя его мысли то и дело возвращались к торговцу, который носил золотые украшения, словно в этом не было ничего особенного.

Проходили часы. Все дела были заброшены. Советники Мары, с молчаливого согласия Хокану, держались вместе, расположившись в уютной комнате, где властительница иногда предавалась благочестивым размышлениям. Время от времени Кейок или Люджан отправляли слугу с каким-либо приказом воинам гарнизона или же от Джайкена к Сарику приходили сообщения, требующие совета. Когда дневной зной достиг полной силы и слуги по приказу Хокану принесли еду для полуденной трапезы, никто, казалось, не испытывал желания подкрепиться. Новости о состоянии Мары не становились более утешительными, и, когда стало ясно, что дело идет к вечеру, даже Инкомо утратил возможность поддерживать разговор ничего не значащими фразами.

Больше невозможно было отрицать: роды Мары оказались весьма трудными. Иногда из ее комнаты доносились низкие стоны и вскрики, но чаще сподвижники Мары слышали лишь тишину. Вечером вошли слуги и зажгли лампы. Появился Джайкен с вечными следами мела на руках и виновато признал, что у него уже не осталось свитков, с которыми еще можно поработать.

В этот миг крик Мары, как клинок, прорезал воздух. Хокану вздрогнул, круто повернулся и устремился вдоль по коридору. Вход в комнату его жены был приоткрыт, иначе он проломил бы стену. При ярком свете ламп были отчетливо видны две повитухи, с трудом удерживающие Мару, которая билась в конвульсиях. Ее руки и плечи, всегда отличавшиеся изысканной белизной, сейчас заливала горячечная краснота.

Хокану похолодел от страха. Он видел лекаря, стоящего на коленях в изножье спальной циновки; его руки были в крови. Подняв голову, чтобы потребовать салфеток, смоченных в холодной воде, он увидел, кто стоит у дверей.

— Господин, тебе нельзя здесь находиться!

— Я буду здесь и ни в каком другом месте, — отрезал Хокану таким тоном, каким отдавал приказы. — Объясни, что было упущено. Немедленно!

— Я…

После секундного колебания лекарь отказался от попыток что-либо объяснить: тело его госпожи изогнулось дугой и этот спазм был слишком похож на агонию.

Хокану рванулся к постели жены. Он плечом оттолкнул в сторону повитуху, схватил дергающуюся руку Мары и склонился к ее лицу:

— Я здесь. Успокойся. Все будет хорошо, жизнью своей тебе ручаюсь.

Она умудрилась кивнуть между двумя судорогами. Ее черты были искажены болью, щеки и лоб приобрели мертвенно-пепельный оттенок и были влажными от испарины. Хокану не отводил взгляда от ее глаз: он всей душой стремился внушить ей уверенность и в то же время сознавал, что больше ничем не может ей помочь. Приходилось полагаться на то, что лекарь и повитухи знают свое дело… а между тем его возлюбленная супруга истекала кровью, которой были пропитаны простыни, разбросанные вокруг ее бедер. Хокану видел, но еще не позволял себе осознать присутствие чего-то, что всхлипывающие служанки не успели прикрыть: крошечную синеватую неподвижную фигурку около ног Мары. Если когда-то это и было младенцем в материнской утробе, то теперь от него остался лишь жалкий комок безжизненной человеческой плоти.

В сердце Хокану вспыхнул гнев: итак, когда случилась беда, никто не отважился сообщить ему, что его сын, его и Мары, родился мертвым.

Спазм миновал. Мара обмякла в руках мужа, и он нежно прижал ее к себе. Она была настолько измучена, что просто лежала с закрытыми глазами; ее дыхание было слабым и беззвучным. Сделав над собой усилие, словно потребовалось проглотить горячий уголь, Хокану устремил на лекаря взгляд, не сулящий ничего доброго:

— Что с моей женой?

Слуга покачал головой и шепотом ответил:

— Отправь самого резвого из своих скороходов в Сулан-Ку, господин. Постарайся найти кого-нибудь из жрецов Хантукаму, ибо… — от горя он с трудом выдавливал из себя слова, — я больше ничего не могу сделать. Твоя жена умирает.

Глава 7. ПОДОЗРЕВАЕМЫЙ

Скороход свернул в сторону.

Не слишком озабоченный тем, что едва не столкнулся с встречным гонцом, Аракаси тем не менее сразу остановился посреди дороги. Солнце стояло высоко над головой: только что миновал полдень, и в этот час лишь дело, не терпящее отлагательств, могло вынудить посланца из Акомы мчаться с такой скоростью. Аракаси нахмурился, припомнив мрачное выражение лица курьера. Не привыкший к проволочкам, Мастер тайного знания круто развернулся и бегом двинулся в обратную сторону, по направлению к Сулан-Ку. Он был скор на ногу, а одет как посыльный какого-нибудь торговца средней руки. Ему потребовалось несколько минут, чтобы догнать скорохода, но тот не остановился, услышав настоятельный вопрос.

— Да, я несу послания из усадьбы Акома, — ответил он на бегу. — Но их содержание не твое дело.

Борясь с жарой, пылью и неровностями дороги, Аракаси прилагал немалые усилия, чтобы держаться наравне с человеком, который не желал, чтобы его задерживали. Однако Мастер успел рассмотреть глазки-щелочки, приплюснутый нос и широкие скулы бегуна. Порывшись в памяти, он припомнил и имя.

— Хайбаксачи! — произнес он после недолгой паузы. — Будучи верным слугой госпожи Мары, могу утверждать, что это именно мое дело — знать, какая надобность заставляет тебя сломя голову мчаться в Сулан-Ку в такую жару. Наша госпожа не станет требовать, чтобы ее гонцы рисковали заполучить солнечный удар из-за какого-то пустяка. Отсюда следует, что в Акоме что-то неблагополучно.

Скороход удивленно обернулся. Он узнал в прилипчивом незнакомце одного из старших советников Мары и слегка умерил прыть, перейдя на легкий бег трусцой.

— Это ты! — воскликнул он. — Как я мог распознать тебя в такой одежонке? Разве это не цвета торговой компании из Кешаи?

— Пусть это тебя не беспокоит, — нетерпеливо бросил Аракаси и сорвал с головы повязку, которая ввела слугу в заблуждение. — Скажи мне, что стряслось.

— С хозяйкой плохо, — выдохнул гонец. — У нее случился выкидыш. Мальчик родился мертвым. — Казалось, он собирается с силами, чтобы поведать остальное. — У нее кровотечение, очень опасное. Меня послали отыскать жреца Хантукаму.

— О, богиня милосердия! — почти выкрикнул Аракаси. Он повернулся и снова бросился бежать к усадебному дворцу Акомы. Головная повязка, которая завершала его маскарад, развевалась, забытая, у него в кулаке.

Если самый быстрый скороход послан за жрецом Хантукаму, это могло означать только одно: Мара умирает.

***

Ветер шевелил занавески; бесшумно ступали многочисленные слуги. Хокану, сидевший около постели Мары с окаменевшим лицом, уже в который раз подумал, что ему было бы легче броситься в битву с тысячей врагов, чем полагаться на надежду, молитву и бестолковых лекарей. Он не мог думать о своем мертворожденном ребенке, об этом посиневшем тельце, изуродованном смертью. Младенец погиб, ушел в чертоги Туракаму, даже не успев ни разу вздохнуть. Мара была жива, хотя жизнь в ней едва теплилась.

Ее лицо было белым, словно фарфор; повязки и холодные компрессы, с помощью которых повитухи пытались остановить кровотечение, казалось, не приносят никакой пользы. На войне Хокану случалось видеть гибель воинов, но смертельные раны, полученные ими в бою, тогда тревожили его меньше, чем это предательски расползающееся пятно, каждый раз появляющееся заново после того, как служанки перестилали постель Мары. В молчаливом отчаянии он кусал себе губы, не замечая ни солнечных лучей, ни ежедневных сигналов горна с почтовой барки, которая приносила известия из Кентосани.

— Мара, — тихо шептал Хокану, — прости мое упрямое сердце.

Не будучи слишком богобоязненным, он сохранял веру в «уал», внутренний дух, который услышит и воспримет то, что недоступно смертным ушам и сознающему разуму. Он говорил так, словно Мара пребывала в сознании и могла его слышать.

— Ты последняя из рода Акома, госпожа, и все потому, что я не соглашался провозгласить Джастина твоим наследником. И теперь я горько раскаиваюсь в том, что себялюбие и гордыня помешали мне признать опасность, нависшую над именем Акома. — Хокану помолчал, пытаясь овладеть своим голосом. — При всей моей любви к тебе я не мог поверить в существование врага, который посмеет нанести тебе удар, когда я стою на страже, охраняя тебя. Я не принял в расчет даже природу — опасности родов.

Ресницы Мары не шевелились. Ее рот не дрогнул в подобии улыбки, разгладилась даже морщинка между бровями. Хокану перебирал пальцами ее темные распущенные волосы, разметавшиеся на шелковых подушках, и боролся с подступающими слезами.

— Может быть, я говорю все не так, — добавил он, и на этот раз голос все-таки выдал его волнение. — Живи, моя сильная, прекрасная госпожа. Живи, приведи нового наследника к присяге на верность Акоме над священным натами твоей династии. Услышь меня, возлюбленная моя супруга. В этот момент я освобождаю сына Кевина, мальчика по имени Джастин, от всех обязательств перед домом Шиндзаваи. Он твой, он должен возвеличить могущество и славу Акомы. Живи, моя госпожа, и вместе мы произведем на свет других сыновей во имя будущего обоих наших домов.

Глаза Мары не открылись при этою признании ее победы. Все такая же обмякшая под покрывалом, она не изменила положения, когда ее муж склонил голову и наконец потерял самообладание настолько, что перестал сдерживать слезы. Не вздрогнула она и тогда, когда некто вошел в комнату почти неслышными шагами и мягкий голос произнес:

— Но надо помнить, что она обзавелась врагом, который способен хладнокровно поразить насмерть и ее, и дитя в утробе матери.

От неожиданности Хокану взвился как пружина, готовый дать отпор любому, но сразу узнал Аракаси, только что прибывшего на почтовой барке. Глаза вошедшего были непроницаемы, как оникс.

— О чем ты толкуешь? — резко спросил Хокану. Он не обошел вниманием ни пыль и пот, покрывавшие Мастера, ни его тяжелое дыхание, ни грязно-серую головную повязку, до сих пор сжатую в дрожащей руке. — За всем этим кроется еще что-то, кроме злосчастного выкидыша?

Казалось, что Мастер собирается с силами для ответа. Затем без всяких недомолвок сообщил:

— Джайкен уведомил меня сразу, как только я прибыл. Отведыватель не проснулся после дневного сна. Лекарь осмотрел его и говорит, что тот, видимо, в предсмертном беспамятстве.

На какое-то мгновение Хокану мог показаться сделанным из стекла: столь очевидна была его полнейшая уязвимость. Потом его скулы напряглись. Он заговорил, и голос у него был тверд, как варварская сталь:

— Ты предполагаешь, что мою жену отравили? Теперь дара речи лишился Аракаси. Вид беспомощно лежащей Мары так потряс его, что он сумел лишь безмолвно кивнуть.

У Хокану побелело лицо, но он был собран, подтянут и способен действовать.

— Вчера здесь был торговец пряностями, — шепотом сказал он. — Предлагал Маре заключить с ним соглашение на поставку экзотических напитков из особых трав и других растений, которые разводят в Мидкемии.

У Аракаси снова прорезался голос:

— Мара их пробовала?

Хокану утвердительно кивнул, и оба в одно и то же мгновение сорвались с места и бросились к дверям, едва не сбив при этом с ног повитуху, которая спешила сменить Маре компрессы.

— Именно об этом и я подумал, — подхватил Аракаси, отшатнувшись в сторону, чтобы не налететь на сидевшего в коридоре раба-посыльного. — Есть хоть какая-нибудь надежда, что посуда с остатками вчерашней пробы еще не вымыта?

Усадебный дом был огромен; ради угождения меняющимся вкусам хозяев новые покои возводились вплотную к прежним, а старые перестраивались в течение столетий. Пока Хокану полным ходом мчался через лабиринт служебных помещений, сводчатых переходов и коротких пролетов каменных лестниц, он невольно задавался вопросом: откуда Аракаси может знать кратчайший путь на кухню, хотя редко бывает в усадьбе? И тем не менее Мастер бежал, ни разу не получив от консорта Мары ни единого указания.

Когда оба пересекали площадку, откуда расходились под углом пять коридоров, Аракаси безошибочно выбрал верное направление. Хокану был настолько удивлен, что даже на некоторое время забыл свой страх.

Аракаси ответил на вопрос, не заданный вслух.

— Карты, — выдохнул он, не умеряя шаг. — Ты забыл, что этот дворец некогда был жилищем злейшего врага Мары. Плох тот Мастер тайного знания, который не разузнал все о доме такого могущественного противника. Нужно было объяснять агентам, у каких дверей лучше подслушивать, не говоря уж о том случае, когда потребовалось дать точные указания убийце из тонга, чтобы он смог убить пятерых…

Поток воспоминаний Аракаси внезапно прервался: что-то заставило его задуматься.

— В чем дело? — насторожился Хокану. — О чем ты подумал? Я же понимаю, что дело касается Мары.

Аракаси с сомнением покачал головой:

— Просто подозрение. Когда получу основательные подтверждения, тогда скажу тебе больше.

Доверяя суждению Мастера, Хокану предпочел не настаивать на ответе. Он лишь прибавил ходу и достиг кухни, на полшага опередив спутника.

Кухонная челядь в это время была занята приготовлением ужина для полевых работников. Появление хозяина было для них настолько неожиданным и необычным, что они, едва завидев его в дверях, немедленно простерлись ничком на полу.

— Что прикажешь, господин? — глухо выкрикнул главный повар, не отрывая лба от плиток пола.

— Тарелки, чашки… — несвязно потребовал Хокану, задыхающийся от долгой пробежки по коридорам. — Любую посуду, которая использовалась, когда здесь был чужеземный торговец пряностями. Выставьте все на столы: лекарь придет и осмотрит.

У главного повара побелела шея.

— Господин, — забормотал он, — я не в силах исполнить твой приказ. Вчерашние чашки и тарелки все до одной вымыты и расставлены по местам, как всегда.

Аракаси и Хокану обменялись взглядами, в которых сквозило отчаяние. Любые остатки, не годящиеся на корм джайгам, сжигались, чтобы не заводились насекомые.

Не осталось никакого следа, чтобы установить, какой именно яд мог подмешать в напиток вчерашний торговец. А если не найти ответ на этот вопрос, то нет и надежды подобрать противоядие.

Чутьем угадывая, что Хокану сейчас способен на какую-нибудь дикую и бесполезную выходку, Аракаси крепко схватил его за плечи.

— Слушай меня! — произнес он таким тоном, что распростертые на полу слуги вздрогнули. — Да, она умирает и младенец мертв, но еще не все потеряно.

Хокану молчал, но тело его было напряженным, как натянутая тетива.

Мастер продолжал уже более мягко:

— Они использовали медленно действующий яд…

— Они хотели заставить ее страдать! — с мукой в голосе воскликнул Хокану.

— Ее убийцы хотели, чтобы мы все это видели и не могли ничем ей помочь!

Аракаси позволил себе неслыханную дерзость. Он не только посмел положить руки на плечи вельможи, не только отважился вступить в пререкания, которые могли довести того до яростной вспышки, — он еще и как следует встряхнул хозяина.

— Да, и еще раз да! — закричал он в свой черед. — И именно эта жестокость может стать спасительной для ее жизни!

Наконец он овладел вниманием Хокану, хотя и навлек на себя нешуточный гнев испытанного воина. Прекрасно понимая, какой опасности себя подвергает, Аракаси продолжал гнуть свою линию:

— Никакой жрец Хантукаму не поспеет вовремя. Ближайший…

Хокану перебил Мастера:

— Кровотечение отнимет у нее жизнь задолго до того, как яд довершит свое черное дело.

— Как мне ни жаль ее — нет! — с жестокой грубостью возразил Аракаси. — По дороге к усадьбе я говорил с повитухой. Она послала в храм Лашимы за лепестками златоцвета. Из них можно сделать отвар, который останавливает кровотечение. А мне остается очень мало времени, чтобы выследить торговца пряностями.

К Хокану вернулась способность рассуждать, но он не смягчился.

— Этого торговца сопровождали носильщики из варварского мира.

Аракаси кивнул:

— И к тому же его одежда так и бросалась в глаза. Все это золото должно было привлекать внимание.

Хокану удивился:

— Откуда ты знаешь? Ты повстречал его на дороге?

— Нет. — Аракаси с хитрецой улыбнулся и отпустил консорта. — Я слышал пересуды среди слуг.

— Да есть ли хоть какая-то мелочь, которая может ускользнуть от твоего внимания? — изумился Хокану.

— К моему вечному сожалению, таких «мелочей» бывает слишком много.

Аракаси в растерянности окинул взглядом пол, и только в этот момент оба сообразили, что вся кухонная прислуга так и лежит до сих пор на полу.

— Во имя всех богов-покровителей! — воскликнул Хокану. — Эй, вы все, сделайте милость, поднимайтесь и займитесь своими делами! Недуги госпожи не ваша вина.

Слуги послушно встали и вернулись к прерванным хлопотам, но зато теперь на колени перед Хокану бросился сам Аракаси:

— Господин, я прошу твоего формального разрешения покинуть усадьбу, чтобы выследить чужеземного торговца и раздобыть противоядие для госпожи Мары.

Хокану ответил коротким командирским кивком:

— Отправляйся и не трать времени на поклоны, Аракаси.

Мастер тайного знания мигом вскочил и бросился к выходу. Только оказавшись достаточно далеко от кухонных дверей, в полутемном переходе, он перевел дух, на несколько минут позволив себе сбросить броню самообладания и привести в порядок кое-какие соображения, которыми он не поделился с Хокану.

Продавец пряностей и в самом деле внушал подозрения, особенно если учесть его спутников-варваров и вызывающе яркие драгоценности. Все это не могло быть делом случая. Человек, рожденный в Келеване, никогда не станет облачаться в наряд с металлическими украшениями, когда собирается в путь по оживленному тракту. Аракаси уже понимал, что пройти по следу незнакомца будет легко, ибо тот, несомненно, желал, чтобы его выследили. Мастеру оставалось лишь разведать, чего добивался господин этого торговца, посылавший его в Акому, но вполне могло оказаться, что поиски противоядия на том не кончатся, а лишь начнутся.

Миновав колоннаду между Палатой собраний и лестницами, ведущими к жилищам слуг, Аракаси перешел на бег. Он уже почти не сомневался, что найдет не продавца с мидкемийскими стражниками, а лишь их трупы.

Аракаси поднялся на чердак над кладовыми и, забравшись в маленькую каморку, открыл один из сундуков. Кожаные петли скрипнули, когда он откинул крышку на тонкую оштукатуренную стенку. Пошарив внутри сундука. Мастер вытащил оттуда рясу цвета спелого квайета, какие носили странствующие жрецы Алихамы, не слишком широко почитаемой богини путешественников. Ткань рясы была покрыта застарелыми жирными пятнами и дорожной пылью. Мастер быстро накинул это одеяние себе на голые плечи, после чего закрепил его крючками и петлями из шнурков. Затем надел потрескавшиеся сандалии, пурпурный полосатый кушак и громоздкий головной убор с капюшоном и бахромой. И наконец, выбрал глиняное кадило, увешанное глиняными же бубенчиками и деревянными трещотками.

Теперь Аракаси выглядел в точности как жрец Алихамы; однако, будучи начальником разведки, он добавил семь метательных ножей из драгоценного металла, каждый из которых был искусно уравновешен и наточен. Пять из них он спрятал от посторонних взглядов под широким поясом, а два остальных — между подошвами сандалий из нидровой кожи, под рядами ложных швов.

Покончив с этим делом, он вышел из своей маленькой мансарды и зашагал торопливой, хотя и несколько неуверенной походкой, все время озираясь по сторонам, особенно при спуске с лестниц: каждый мог увидеть, что один глаз престарелого жреца закрыт бельмом.

Преображение было столь полным, что Хокану, поджидавший Мастера у ворот усадьбы, едва его не упустил. Но яркий кушак привлек внимание наследника Шиндзаваи: совсем недавно он сам был на кухне и в тот момент никакого жреца там не угощали, иначе он бы это заметил.

— Стой! — окликнул он переодетого «жреца».

Мастер тайного знания, не обернувшись, продолжал торопливой шаркающей походкой спускаться к пристани в надежде успеть на следующую барку в Кентосани.

В высоких сапогах и облегающих штанах-шоссах, какие обычно надевали мидкемийцы для верховой езды, бежать было неудобно, и Хокану не сразу догнал Аракаси. Когда же он приблизился на расстояние вытянутой руки и схватил того за плечо, его поразило, с какой невероятной скоростью развернулся к нему Мастер.

Рука Аракаси, метнувшаяся было к поясу, опустилась. Он обратил к хозяину глаза, один из которых был неузнаваемо изменен искусственным бельмом, и бархатисто-мягким тоном заметил:

— Ты меня испугал.

— Вижу. — С непривычным для него смущением Хокану жестом указал на рясу жреца. — Барка на реке и пеший путник на дороге передвигаются слишком медленно. Я отправляюсь с тобой, и мы оба поедем верхом.

Мастер застыл от неожиданности:

— Твое место — рядом с госпожой.

— Это я и сам знаю. — Хокану был на пределе терпения; сам того не замечая, он без конца поворачивал рукой кнутовище, заткнутое за пояс. — Но чем я могу здесь помочь? Сидеть и смотреть, как ее по-кидает жизнь? Нет. Я еду. — Он не напомнил вслух о том, что было на уме у обоих: что Аракаси — слуга Акомы и обязан подчиняться только Маре.

— Я снизойду до просьбы, — с болью в голосе сказал Хокану. — Прошу тебя, позволь мне пойти с тобой. Ради нашей госпожи, позволь мне быть полезным.

Аракаси смерил его пытливым взглядом, в котором не было и намека на сострадание, а затем отвел глаза.

— Я вижу, каково тебе будет натолкнуться на отказ, — сказал он спокойно.

— Но лошади не годятся для этой вылазки. Если хочешь, можешь сопровождать меня под видом моего послушника.

На этот раз твердость проявил Хокану:

— За пределами этого поместья много ли найдется людей, которые прежде видели лошадь — существо из-за Бездны? Думаешь, хоть кто-нибудь взглянет на всадников? К тому времени как они перестанут пялиться на животных, мы уже скроемся в облаке пыли!

— Прекрасно, — согласился Аракаси, хотя его и беспокоила несовместимость между его личиной и способом передвижения, который предпочел Хокану.

Конечно, достаточно одного умного встречного на дороге, который запомнит лицо странного одноглазого священника, вопреки всем обычаям странствующего на иноземном животном, чтобы все труды Мастера пошли прахом. Но тут он вспомнил, чем грозит Маре любое промедление, и понял: она ему дороже собственной жизни. Если ее не станет, прахом пойдет все — и надежды на будущее, и замыслы создания обновленной Империи, сильной и справедливой.

Повинуясь мгновенному побуждению, он сказал:

— Будь по-твоему, господин. Но ты привяжешь меня к седлу, и я поеду впереди, как будто пленник.

Хокану, который уже рванулся было к конюшням, удивленно оглянулся через плечо:

— Что?.. Так тебя унизить! Никогда не соглашусь!

— Согласишься, раз надо.

Аракаси, все с тем же фальшивым бельмом на глазу, побежал за хозяином.

— Придется согласиться, — настаивал он. — Впоследствии мне еще понадобится эта одежда, — стало быть, необходимо как-то оправдать наше совместное путешествие. Допустим, я — священнослужитель, оказавшийся настолько бесчестным, что отважился на воровство. Меня схватили твои слуги и теперь конвоируют меня обратно, в Кентосани, для передачи в руки храмового правосудия.

— Звучит убедительно. — Хокану нетерпеливым жестом остановил слугу, который собрался открывать ворота, и для скорости просто перемахнул через ограду. — Но достаточно твоего слова. Я не желаю видеть тебя связанным.

— Придется увидеть. — Повторный отказ Аракаси звучал столь же непререкаемо, но сопровождался слабой улыбкой. — Если, конечно, ты не хочешь останавливаться по шесть раз на протяжении каждой лиги, чтобы вытащить меня из дорожной пыли. Господин, за свою долгую службу я успел примерить на себя все обличья, какие только бывают в Империи, и многие из них были позаимствованы у чужеземцев. Но можешь мне поверить: ездить верхом я не пробовал никогда. От одной мысли об этом у меня поджилки трясутся.

Они добрались до двора, где по приказу Хокану стоял наемный конюх из Мидкемии, держа в поводу двух оседланных лошадей, серую и чалую. Хотя обе они были куда менее норовистыми, чем вороной, некогда принадлежавший Айяки, Хокану видел, что Аракаси поглядывает на них с явной опаской.

— Ты только притворяешься, что трусишь, — упрекнул Хокану Мастера; однако его тон был полон такой теплоты, которая начисто лишала слова обидного смысла. — У тебя в жилах вместо крови — ледяная вода, и если бы ты был половчее в обращении с мечом, то мог бы стать выдающимся полководцем.

— Раздобудь моток веревки, господин Хокану, — кратко попросил Аракаси. — Я собираюсь научить тебя завязывать узлы, как это делают моряки. И ради нашего общего дела буду надеяться, что ты завяжешь их крепко.

***

Загрохотав подковами, лошади сорвались в галоп; в вечернем воздухе охристыми облаками клубилась пыль. В размеренном движении по имперскому тракту сразу же возникла сумятица. Нидры, запряженные в грузовые повозки, фыркали и от испуга жались к обочине. Погонщики сердито бранились, но их гортанные выкрики быстро сменялись возгласами благоговейного ужаса, когда мимо проносились невиданные четвероногие звери из варварского мира. Гонцы отпрыгивали в стороны, а в торговых караванах нарушался упорядоченный строй; возницы и приказчики, как и скромные землепашцы, разинув рты, провожали взглядами всадников.

— Ты никогда не выводил этих бестий за пределы поместья, — предположил Аракаси сдавленным голосом.

Привязанный за запястья к передней луке седла, а за лодыжки — к подпруге жеребца, он терпел мучительные неудобства, пытаясь сохранить осанку и видимость достоинства. Полы жреческой рясы трепыхались, как флаг, а качающееся кадило упрямо билось о ноги Мастера.

— Попытайся расслабиться, — посоветовал Хокану, желая как-то облегчить участь спутника. Сам он сидел в седле с видимой небрежностью; его темные волосы свободно развевались на ветру; поводья он крепко держал в руках. Он не производил впечатления человека, которому досаждают царапины и потертости в самых неупоминаемых местах. Если бы не беспокойство за жену, он мог бы позабавиться зрелищем суматохи, которую вызвало его появление на тракте.

— Откуда ты знаешь, что нужно начинать поиски именно в Кентосани? — спросил Хокану, направив лошадей в придорожный лесок, чтобы дать им передышку.

Мастер тайного знания вздохнул, оттолкнул кадило от усеянной синяками лодыжки и покосился на хозяина весьма красноречивым взглядом. Но в его голосе не слышалось никакого неудовольствия, когда он ответил:

— Священный Город — это единственное место в Империи, где уже поселились мидкемийцы, а приезжие из Турила и даже кочевники песчаных пустынь расхаживают в одеждах своих народностей. Я предполагаю, что наш торговец пряностями хотел вызвать подозрения, а потом замести следы, так чтобы мы его нашли, но не слишком скоро. Ибо, по-моему, он работал на какого-то хозяина, который дал ему инструкции насчет нашей госпожи, и этот хозяин, этот враг, не хочет уводить торговца от преследователей в безопасное место.

Мастер не стал упоминать о второй, более существенной догадке. Лучше не высказывать вслух свои предположения, пока они не подтвердятся.

Два человека ехали в молчании, под пологом широких крон деревьев уло. С ветвей вспархивали птицы, испуганные видом и запахом необычных существ. Лошади помахивали хвостами, отгоняя мух.

Сколь ни свободно держался Хокану в седле, на душе у него было скверно. За каждым поворотом дороги, под тенью каждого дерева ему мерещилась опасность. Его одолевали воспоминания: бледное лицо Мары на фоне подушек, ее пугающе неподвижные руки, лежащие поверх одеяла. И хотя Хокану часто укорял себя за то, что поддается бесплодной тревоге, над своими мыслями он был не властен. Он мог лишь погонять лошадей, чтобы Аракаси сумел быстрее исполнить свою миссию, и это сознание бередило душу Хокану, хотя внешне он являл собой образец воинской невозмутимости. Мастер был виртуозом разведки, присутствие спутника наверняка было для него обузой. И все-таки консорт Акомы понимал: если бы он остался дома, вид беспомощно лежащей Мары мог довести его до безумия. Он бы построил солдат и выступил в поход против Джиро, и будь проклят этот указ Ассамблеи! Он гневно нахмурился. Даже сейчас ему приходилось сдерживаться, чтобы не взмахнуть поводьями и не начать нахлестывать лошадей — дать выход внутренней ярости и сознанию вины… Ради этого он был готов загнать своих скакунов насмерть.

— Я рад, что ты со мной, — неожиданно признался Аракаси.

Хокану вырвался из плена тяжких раздумий и увидел, что к нему прикован загадочный взгляд Мастера. После нескольких секунд, наполненных шорохом ветра в ветвях, последовало объяснение.

— Когда мы вместе, — признался Аракаси, — я не могу позволить себе ни малейшей беспечности. — Поглощенный собственными невеселыми мыслями, Аракаси созерцал свои связанные руки. Он пошевелил пальцами, проверяя надежность узлов. — В моей жизни Мара занимает особое место. Такого чувства, как к ней, я никогда не испытывал по отношению к моему прежнему хозяину, даже когда весь его род был уничтожен врагами.

Хокану удивился:

— Я и не знал, что раньше ты служил в другом доме.

Словно осознав, что доверил спутнику важную тайну, Аракаси пожал плечами:

— Я начал создавать свою сеть, находясь на службе у властителя Тускаи.

— Ах вот как. — Хокану кивнул. Эта случайная обмолвка объясняла многое. — Значит, ты поступил на службу Акоме одновременно с Люджаном и другими серыми воинами?

Теперь уже кивнул Аракаси, подтверждая правильность догадки. Казалось, он пришел к некоему решению.

— Ты разделяешь ее мечты, — уверенно высказался он.

Хокану вздрогнул от неожиданности. Проницательность Мастера могла хоть кого смутить, однако он ответил:

— Я действительно хочу видеть Империю свободной от несправедливости, узаконенных убийств и рабства, если это то, что ты имеешь в виду.

Лошади медленно брели вдоль дороги. Показался очередной караван, в котором вид приближающихся лошадей породил неизбежную кутерьму. Возницы и погонщики громко перекликались и тыкали пальцами в сторону невиданных существ. Спокойный голос Аракаси с легкостью прорезался сквозь поднявшийся гвалт:

— Ее жизнь дороже обеих наших жизней. Если ты идешь вместе со мной, господин, то должен знать: я рискну твоей жизнью, как и своей, без колебаний.

Понимая, что Мастер говорит от сердца и при этом чувствует себя неловко из-за ненароком раскрытого секрета, Хокану никак не отозвался на предупреждение, а просто сказал:

— Пора опять припустить побыстрее.

Он ударил пятками по бокам своего жеребца и послал обоих скакунов в легкий галоп.

***

В дальних пригородах Кентосани, обиталищах бедноты, стоял смрад отбросов и нечистот. Аракаси и Хокану оставили лошадей в загоне постоялого двора, хозяин которого кланялся и заикался, уверяя, что недостоин чести присматривать за столь редкими животными. Когда пара приезжих удалилась, на лице хозяина был явственно написан страх, но из-за переполоха, поднявшегося среди его работников, на уход Мастера и консорта никто не обратил внимания. К ограде загона высыпали все постояльцы — и господа, и слуги; они с жадным любопытством глазели на мидкемийских лошадей, пока скотники, привыкшие обращаться с медлительными нидрами, пытались приспособиться к повадкам куда более резвых тварей.

По иронии судьбы, роли переменились: теперь Мастер тайного знания изображал главного, а Хокану, одетый лишь в набедренную повязку, разыгрывал из себя кающегося грешника, который сопровождает священнослужителя в качестве смиренного прислужника. Предполагалось, что он совершает это паломничество, дабы умилостивить божество, которое он якобы оскорбил.

Вынужденный передвигаться пешком, вместо того чтобы восседать на носилках, и впервые в жизни не окруженный почетным эскортом, Хокану не мог не заметить, сколь многое изменилось с тех пор, как император перехватил абсолютную власть у Высшего Совета. Знатные господа и дамы больше не путешествовали под защитой вооруженных до зубов воинов, потому что Имперские Белые патрулировали улицы, поддерживая порядок. Было очевидно, что главные городские магистрали стали теперь, в общем, безопасными несмотря на оживленное движение (тележки торговцев, храмовые процессии, торопливые гонцы). Однако дело обстояло совсем по-другому в более темных и узких улочках бедных кварталов, где жили рабочие и нищие, или на пустырях за прибрежными складами: сюда не стоило соваться никому — ни мужчине, ни женщине — без надежной охраны.

И все-таки Аракаси уверенно продвигался по этим задворкам — он успел изучить их задолго до того, как Ичиндар ликвидировал должность Имперского Стратега. Он шел извилистым путем, под замшелыми от сырости арками, между скособоченными бараками, а однажды даже через зловонный подземный туннель.

Они ненадолго затаились, когда мимо пронеслась толпа уличных мальчишек, с воплями преследующих бродячую собаку. Чуть отдышавшись, Хокану поинтересовался:

— Почему ты так петляешь?

— Привычка, — сообщил Аракаси.

Дымящееся кадило качалось у его колена, но распространяющееся из священного сосуда благоухание почти не спасало от густого гнусного запаха ближайшей харчевни. Они проходили мимо окна, и была видна морщинистая старуха, сидящая за столом и костяным ножом срезающая кожуру с плода йомаха.

— Тот постоялый двор, где мы оставили лошадей, — это вполне добропорядочное место, — заверил Мастер спутника, — но собиратели слухов сходятся именно сюда, чтобы раздобыть новости. Я не хотел, чтобы за нами кто-нибудь увязался, а между тем, когда мы вошли в город, у нас на хвосте повис один из слуг Экамчи. Он видел лошадей у главных ворот и понял, что мы относимся к числу домочадцев Шиндзаваи или Акомы.

— Мы от него избавились?

Аракаси слабо улыбнулся, мимоходом сотворив благословляющий жест над головой какого-то нищего. Как видно, боги покарали помешательством этого беднягу с бессмысленным взглядом, издающего невнятное бормотание. Покрутив шнурок, на котором было подвешено кадило, и окутав себя пеленой ароматного дыма, Мастер ответил:

— Да, избавились. Надо полагать, ему не захотелось пачкать сандалии в мусорной яме, которую мы недавно пересекли. Он пошел в обход и на пару секунд потерял нас из виду…

— А мы юркнули в тот подземный канал» — закончил Хокану, тихонько засмеявшись.

Они миновали фасад ткацкой мастерской, все окна которой были наглухо закрыты ставнями, и остановились у пекарни. Здесь Аракаси купил лепешку и поверх тонкого слоя масла намазал на нее варенье из ягод сао. Булочник обслуживал другого покупателя и подозвал ученика, который и провел мнимого священнослужителя и его прислужника в увешанную драпировками заднюю комнату. Спустя несколько минут появился булочник собственной персоной. Он цепким взглядом обежал обоих посетителей и наконец обратился к Аракаси:

— Я не узнал тебя в этом наряде.

Начальник разведки слизнул варенье с пальцев и сказал:

— Мне нужны сведения, и притом срочно. Продавец пряностей в яркой одежде с металлическими украшениями. У него носильщики — из варваров. Сумеешь его найти?

Булочник отер пот с подбородка:

— Если ты можешь подождать до заката, когда мы выбрасываем остатки теста для нищих ребятишек, то к этому времени я сумею дать тебе ответ.

Аракаси нетерпеливо качнул головой:

— Слишком поздно. Я хочу воспользоваться услугами твоего посыльного.

Неуловимое движение руки — ив пальцах у него оказался кулек, свернутый из листка пергамента. Вероятно, Мастер все время прятал этот листок в рукаве, подумал Хокану, хотя и без особой уверенности.

— Отошли это башмачнику на углу Гончарной улицы и Красильного переулка. Владельца зовут Чимайчи. Пусть гонец скажет, что твои пироги подгорели.

Булочник выглядел несколько ошарашенным.

— Исполняй! — прошипел Аракаси таким напряженным шепотом, что у Хокану волосы чуть не встали дыбом.

Булочник поднял мясистые руки ладонями вверх — знак повиновения — и позвал ученика. Мальчишка умчался с пергаментом, и до самого его возвращения Аракаси расхаживал туда-сюда, словно саркат в клетке.

Башмачник Чимайчи оказался худым как жердь человеком, среди предков которого явно имелись жители пустыни: под рубахой мастерового на нем виднелась потертая перевязь с кожаной бахромой, к кисточкам которой были привешены многочисленные талисманы. Длинные прямые волосы, спадая на глаза, не могли скрыть их живого, быстрого взгляда. Шрамы на руках, возможно, и были оставлены случайно сорвавшимся ножом во время работы, но, подумал Хокану, судя по их количеству и расположению, более вероятно, что это — следы пыток и тут некогда постарался опытный палач. Вошедший проскользнул через входной полог, еще моргая после резкого перехода от солнечного света к полутьме комнаты; в одной руке он сжимал кулек с таким же точно узором из варенья, каким Аракаси разрисовал лепешку.

— Ты, недоумок, — процедил башмачник, обращаясь к священнослужителю. — Ты понимаешь, что рискуешь моим прикрытием? Посылаешь такой сигнал неотложной надобности, да еще вызываешь меня сюда. Мастер тебя в порошок сотрет за такую неосторожность!

— Мастер ничего подобного не сделает, — сухо возразил Аракаси.

Башмачник так и подпрыгнул:

— Это ты сам! Боги, я и не узнал тебя в этих храмовых лохмотьях. — Его брови сошлись над переносицей. — Что требуется?

— Требуется некий продавец пряностей с золотой цепью. Носильщики у него — мидкемийцы.

Лицо Чимайчи прояснилось.

— Мертв, — сообщил он равнодушно. — И его носильщики тоже. Внутри зернового склада в Квайетовом переулке… если можно полагаться на рассказы грабителя, который пытался обменять звенья цепи на цинтии у менялы на рынке. Но если уж у такого прохвоста вообще оказалось золото, то скорей всего он не сочинил эту историю.

— Имперский патруль уже знает об этих трупах? — прервал башмачника Аракаси.

— Наверное, нет. — Чимайчи отложил в сторону свой кулек и обтер перемазанные вареньем пальцы о передник. Глубоко посаженные быстрые глаза уставились на Мастера. — Ты когда-нибудь слыхал, чтобы меняла сообщал о таких делах по доброй воле? В нынешние времена налоги на металлы составляют солидный куш, а Свету Небес нужно укреплять свою армию, чтобы не давать спуску твердолобым традиционалистам.

Аракаси остановил этот поток слов, подняв руку:

— Каждая секунда на счету, Чимайчи. Мы с моим спутником отправимся на тот зерновой склад. Нужно обследовать трупы. Твоя задача — устроить основательный кавардак, чтобы у имперских патрулей хлопот был полон рот, пока ты не увидишь, что мы вышли из здания.

Чимайчи откинул назад темные волосы и усмехнулся. Блеснули удивительно белые передние зубы с острыми концами, какие были свойственны кочевникам из глубинных просторов пустыни.

— О Кебурчи, бог Хаоса, — воззвал он в очевидном восторге. — Давно у нас не бывало доброй заварушки. Жизнь уже начинала казаться скучной.

Когда он закончил свою речь, оказалось, что комната пуста. Он удивленно выбранился, но потом его лицо приняло сосредоточенное выражение. Ему предстояло обдумать, каким образом превратить обычный мирный день торгового квартала в неудержимый хаос.

***

Упали сумерки, еще более сгустив полумрак склада. Хокану рядом с Аракаси пригнулся к полу, держа в руке горящий фитиль. Снаружи, с прилегающих улиц, доносились звуки шумного погрома, среди которых выделялись звон бьющейся посуды, вопли и брань.

— Винные лавки, — пробормотал Хокану. — В ближайшие минуты мы окажемся в приятной компании. — Фитиль из скрученной ткани догорел настолько, что пришлось перехватить его за другое место: огонек уже подбирался к пальцам. — У этого сарая двери не очень-то крепкие.

Аракаси кивнул; его лицо скрывалось в тени капюшона. Пальцы Мастера быстро ощупали труп.

— Задушен, — тихо сообщил он. — Все убиты.

Он проскользнул дальше, туда, где сквозь щели в стене просачивались полосы яркого света — то ли от фонарей, то ли от факелов. Собранность и сосредоточенность не покидали Мастера ни на секунду.

Хокану вздрогнул, когда подобравшийся огонек обжег ему пальцы. Он снова передвинул место захвата и зажег последний клочок полотна, который сумел оторвать от своей набедренной повязки, и без того уже весьма уменьшившейся в размерах. К тому моменту, когда он поднял глаза, Аракаси уже обыскивал труп торговца пряностями.

Ни золотой цепи, ни одежды из тонкого шелка, как и следовало ожидать, на трупе не оказалось: их, очевидно, стащил грабитель, о котором упоминал Чимайчи. Света от фитиля было достаточно, чтобы понять: этот человек умер не от удавки и не от клинка. Скрюченные руки, белые круги на сухих невидящих глазах, открытый рот и сплошь искусанный язык были достаточно красноречивы. Почерневшая кровь запеклась и на половицах, и на бороде торговца, до сих пор сохранившей аромат тонких благовоний.

— Ты что-то нашел? — спросил Хокану, почувствовав напряженность в молчании Аракаси.

Мастер тайного знания поднял голову. Глаза у него блестели.

— Много, — подтвердил он, повернув руку покойника так, что на виду показалась татуировка. — Наш подозреваемый — из тонга. И если он выступал в роли человека проживающего за Бездной, значит, все это было продумано весьма тщательно.

— Все это не в духе Джиро, — подвел итог Хокану.

— Конечно. — Аракаси снова присел на корточки, словно не слыша топота ног по дорожке на подходе к складу. — Но ведь кто-то желает, чтобы мы усмотрели в случившемся именно происки Джиро.

Совсем рядом с сараем разразился бранью какой-то моряк, ему ответил другой сквернослов, но сразу вслед за этим раздался сигнал трубы имперской стражи.

Находка пергаментного обрывка с печатью Анасати не заставила Хокану уверовать в виновность Джиро: уж очень было похоже, что эта улика подброшена намеренно. Сын Текумы, направляемый советами столь хитроумного дьявола, как Чимака, никогда не снизошел бы до такого явного злодейства.

— Если не он, то кто же? — в отчаянии вопросил Хокану, чувствуя, как утекают с каждой минутой последние капли надежды увидеть Мару живой. — Разве эту общину когда-нибудь нанимают для чего-то большего, чем убийство? Я считал, что они гарантируют анонимность, когда заключают контракт.

Превозмогая естественное отвращение, Аракаси при-ступил к изучению туники, в которую был обряжен торговец.

— Я подозреваю, что среди всех этих слов главное — «контракт». И потом, даже самый богатый из воинственных традиционалистов вряд ли станет швырять нищим золотые цепи с единственной целью — знать наверняка, что мы пошли по этому следу.

Его руки задержались, вздрогнули и поднялись, сжимая какой-то маленький предмет. Аракаси ахнул, и в этом коротком звуке угадывалось торжество.

Хокану заметил отблеск на зеленом стекле. В этот момент он тоже позабыл о зловонии трупа, подтянулся поближе и поднес горящий фитиль к новой находке Мастера.

Это оказался маленький флакон. Темная липкая жидкость покрывала изнутри его стенки. Пробка отсутствовала.

— Яд? — спросил Хокану.

Аракаси покачал головой:

— Внутри действительно был яд. — Он протянул склянку Хокану, чтобы тот понюхал. Запах отдавал смолой и жгучей горечью. — Но стекло-то зеленое. Аптекари обычно приберегают посуду такого цвета для противоядий. — Он взглянул на лицо продавца пряностей, застывшее в ужасной гримасе. — Эх ты, жалкий ублюдок. Ты-то воображал, что принимаешь из рук господина собственную жизнь.

Мастер тайного знания стряхнул минутную задумчивость и взглянул на Хокану:

— Вот почему отведыватель Мары ничего не заподозрил. Этот торговец выпил тот же яд, что и она, прекрасно зная, что его отрава действует медленно, и был уверен, что успеет принять противоядие.

Рука Хокану вздрогнула, и огонек фитиля заколебался. Шум голосов на улице нарастал, слышались удары мечей.

— Уходим, — решительно заявил Аракаси.

Хокану почувствовал, как твердые пальцы сжали его запястье, вынуждая подняться на ноги.

— Мара… — прошептал он в порыве невыносимой боли. — Мара…

Аракаси подтолкнул его вперед.

— Нет, — резко сказал Мастер. — Теперь у нас есть надежда.

Хокану перевел на него помертвевшие глаза:

— Что?! Но торговец пряностями мертв. Как же ты можешь утверждать, что у нас есть надежда?

— Теперь мы знаем, что противоядие существует, — с очевидным удовлетворением объяснил Аракаси. — На донышке флакона с ядом изображена метка. — Он потянул за собой ошеломленного Хокану к плохо закрепленной доске в стене, обращенной к пристани: через это отверстие они и проникли на склад.

— Я знаю аптекаря, который пользуется этой меткой. В былые времена я покупал у него кое-какие сведения.

Мастер нагнулся и вынырнул во влажный, насыщенный резкими запахами сумрак дорожки, протоптанной вдоль переулочка рыбных торговцев.

И тогда он закончил:

— Теперь нам остается только унести ноги подальше от этого тарарама, который учинил ради нашего удобства Чимайчи, найти аптекаря и допросить его.

Глава 8. ДОПРОС

Хокану бежал во всю прыть.

В бедламе, господствовавшем на улицах, Аракаси проносился словно тень, различимая только благодаря развевающейся рясе священнослужителя. При всей своей воинской закалке, Хокану не был приучен бегать босиком. После того как он сбил пальцы ног о выступающие камешки на дороге, мощенной гравием, несколько раз поскользнулся и однажды наступил на осколок глиняного кувшина, он с радостью воспользовался бы самыми плохо подогнанными сандалиями — пусть даже это грозило впоследствии волдырями. Но если Аракаси и понимал, какие трудности приходится преодолевать господину, он не замедлил гонку.

Хокану скорей согласился бы умереть, чем стал бы жаловаться. На карту была поставлена жизнь Мары, и воображение неустанно рисовало ему жуткие картины. Вдруг помощь придет к ней слишком поздно? Вдруг этот ужасный медленный яд успеет поразить ее настолько, что исцеление окажется уже невозможным?

«Не думай, — приказывал он себе. — Просто беги, и все тут».

Они миновали лоток гончара, владелец которого метался туда-сюда в одной ночной рубахе, потрясая кулаком и взывая к прохожим. Аракаси потянул спутника вправо.

— Воины, — чуть слышно шепнул он. — Если не свернем, натолкнемся прямехонько на них.

— Имперские стражники?

Хокану без возражений сменил направление, при этом он не сдержал гримасы отвращения, когда его ступня угодила в нечто похожее на кучку гнилых луковиц.

— Не знаю, — ответил Аракаси. — В этом освещении не мудрено и ошибиться, а я вижу только плюмажи шлемов. — Он глубоко вздохнул. — Мы не станем задерживаться, чтобы их рассматривать.

Он подался левее, в переулок еще более узкий и зловонный, чем предыдущий. Звуки беспорядков постепенно затихали, уступая место осторожной возне мышей, шаркающим шагам хромого фонарщика, возвращающегося с работы, и скрипу тележки уличного торговца фруктами, которую тянула костлявая нидра.

Аракаси откинул капюшон и прошел в ветхие ворота.

— Нам сюда, — сказал он. — Береги голову: арка очень низкая.

Пригнувшись, прошел под аркой и Хокану. За воротами их взглядам открылся заросший сорняками тесный дворик, похожий на запущенный сад целебных трав. В центре располагался небольшой рыбный пруд, также забитый водорослями и камышом; Хокану поспешил хоть слегка помыть руки. Вода оказалась мутной и попахивала мочой. Он с омерзением подумал, что еще неизвестно, кто имеет привычку справлять здесь нужду — люди или собаки.

— Раньше здесь был бассейн, — прошептал Аракаси, словно в ответ на невысказанную мысль Хокану. — Судя по запаху, Корбарх сливает сюда воду, оставшуюся после мытья.

Хокану сморщил нос:

— Что это за имя такое — Корбарх?

— Турильское, — сообщил Мастер. — Но этот приятель не уроженец гор. Я бы сказал, что по крови он скорее ближе к кочевникам пустыни. Но не поддавайся обману. Он весьма сообразителен и языков знает не меньше, чем я.

— А сколько же знаешь ты? — не удержался Хокану от вопроса.

Но Аракаси уже поднял руку, чтобы постучать по широкой доске, служившей Корбарху дверью.

Дверь резко приоткрылась, заставив Хокану вздрогнуть.

— Кто там? — послышался хриплый голос.

Аракаси произнес что-то на гортанном наречии кочевников пустыни. Тот, к кому он обращался, сделал попытку снова затворить дверь, но прочное дерево загудело, натолкнувшись на кадило, которое Мастер успел просунуть в щель.

— А ну впусти нас повидаться с твоим хозяином, безмозглый карлик, а не то от тебя одно мокрое место останется!

Это было произнесено уже на грубом цуранском диалекте, распространенном среди воров и нищих. Такого тона Хокану никогда у него не слышал, и сейчас у Шиндзаваи-младшего по спине пробежал холодок.

Карлик ответил хриплым невнятным ругательством.

— Плохо твое дело, — заключил Аракаси и быстрым шагом пригласил своего мнимого прислужника помочь ему штурмовать дверь.

Обезумевший от беспокойства за жену, Хокану с готовностью последовал приглашению. Он ударил плечом по двери с такой силой, что сбил карлика с ног; кожаные петли не выдержали и лопнули. Аракаси и Хокану не стали медлить и сквозь освободившийся проход рванулись внутрь. Они оказались в вестибюле, вымощенном глиняной плиткой; узорный карниз свидетельствовал о том, что этот дом знавал и лучшие времена. На смеси разных языков карлик причитал, что у него пальцы, наверное, переломаны, а голове досталось от упавшего бруса, который не удержался в скобах и от удара разлетелся в щепки.

— А он все равно был гнилой, — заметил Хокану, стряхивая щепки с плеча. — Он разве что крысу мог бы остановить.

Прикосновение Аракаси заставило Хокану взглянуть в другом направлении. Когда в вестибюле появился огромный чужеземец с бугрящимися мускулами, одетый в нарядный халат с вышитым узором в виде птиц, у высокородного Шиндзаваи глаза расширились от изумления.

— Ты, кажется, что-то сказал насчет крови кочевников пустыни? — вполголоса поинтересовался он.

Аракаси пропустил мимо ушей ироническое замечание спутника; он бросил карлику несколько слов на языке кочевников, после чего жалкое создание прекратило скулить, вскочило на ноги, как перепуганный зверек, и поспешило убраться вон через дверцу в боковой стене.

— Боги всесильные! — воскликнул гигант, чей цветастый халат более подошел бы для изнеженной женщины. — Ты же вовсе не жрец!

— Рад, что ты это видишь, — отозвался Мастер тайного знания. — Это избавляет нас от лишних предисловий.

Он сделал такое движение, словно собирался откинуть капюшон; при этом его рукава соскользнули к плечам и стали видны кожаные полосы, крест-накрест охватывающие руки. Ножны, прикрепленные к ним, были пусты, а в руках Аракаси яркими бликами сверкнули ножи.

Хокану ахнул от неожиданности: Мастер тайного знания, состоящий на службе у Мары, имел в своем распоряжении оружие из драгоценного металла! Однако долго удивляться не было времени: Корбарх заревел, как бык:

— Да! Ты убийца моего подмастерья!

Аракаси облизнул пересохшие губы:

— Память тебя не подводит, и это хорошо. — Он сжимал ножи так крепко, словно они были изваяны вместе с ним самим. — Тогда, может быть, память подскажет тебе, что я могу пронзить твое сердце, прежде чем ты успеешь подумать… не говоря уже о том, чтобы убежать. — Затем он полуобернулся к Хокану:

— Размотай мой ремень и свяжи его. Запястья и лодыжки.

Гигант набрал полную грудь воздуха, собираясь запротестовать, но тут же отказался от этого намерения, заметив, как дрогнула рука Аракаси. Хокану поспешил исполнить распоряжение, проявляя при этом величайшую осторожность, чтобы не оказаться между Мастером и хозяином дома. Он развязал жреческий пояс, несколько раз обернутый вокруг туловища Аракаси, — такой пояс, сплетенный из полосок нидровой кожи, прочностью превосходил любой канат. Связывая Корбарха по рукам и ногам, он туго затягивал узлы: страх за Мару отнял у него всякое сострадание, которое можно было испытывать к пленнику.

Под потолком проходила огромная деревянная балка с крюками из рога, в былые времена служившими для подвески ламповых светильников, как принято в богатых домах. Сейчас с крюков свисала лишь паутина, но, в отличие от кожаных петель, используемых для этой же цели в жилищах попроще, они никогда не гнили и не разрушались со временем.

Хокану проследил за взглядом Аракаси и едва не улыбнулся, угадав намерения Мастера:

— Хочешь подвесить его за запястья?

Аракаси кивнул, и гигант заверещал на языке, которого Хокану не мог распознать. Мастер ответил такой же гортанной речью, но потом вернулся к языку цурани из уважения к Хокану:

— Никто не придет тебе на помощь, Корбарх. Твоя жена и этот неотесанный телохранитель, которого ты к ней приставил, отрезаны от дома. В городе бунт, и Имперские Белые повсеместно наводят порядок. Они перегораживают улицы, где твоя жена собиралась делать покупки. Если у нее есть голова на плечах, она проведет ночь в гостинице, а домой вернется утром. Твой слуга Мекеш сейчас прячется под пивной бочкой в дальнем сарае. Он видел, как погиб твой прежний подмастерье, и, пока я здесь, он и носа не высунет, чтобы вызвать для тебя подмогу. Так что я буду спрашивать, а ты отвечай: какое противоядие должно было находиться во флаконе, который покажет тебе мой спутник?

Хокану незамедлительно продемонстрировал зеленый флакон, обнаруженный у мертвого торговца пряностями.

При виде этой улики Корбарх побелел, хотя и без того был бледен из-за вывернутых вверх рук.

— Не знаю я ничего про это. Ничего.

Брови у Аракаси поднялись.

— Ничего? — В его мягком голосе сквозило сожаление. — Ах, Корбарх, ты меня разочаровал.

Затем лицо Мастера затвердело, и нож с устрашающей быстротой вылетел из его руки.

Описав в воздухе дугу, стальной клинок впился в опорную балку. По пути лезвие скользнуло вдоль щеки Корбарха, заодно срезав прядь засаленных волос.

Сменив тон, Аракаси сказал:

— На этом флаконе имеются три шифрованных слова, начертанные так, как принято у кочевников. Написано твоей рукой, я ведь знаю твой почерк. Теперь говори. — Пленник вздернул подбородок с явным намерением возобновить протесты, ноАракаси его опередил:

— Мой компаньон — воин. Его жена сейчас умирает от твоего дьявольского снадобья. Может, тебе желательно, чтобы он обрисовал более изощренные способы получения сведений от захваченных вражеских лазутчиков?

— Пусть что хочет обрисовывает, — мрачно проговорил Корбарх, устрашенный, но не растерявший упорства. — Ничего я говорить не буду.

Темные глаза Аракаси на мгновение обратились к Хокану. Его полуулыбка оставалась безжалостно холодной.

— Во имя твоей супруги, расскажи этому упрямцу, как вы заставляете пленных говорить.

Поняв намерение Мастера, Хокану прислонился плечом к стене с видом человека, которому некуда спешить, и принялся описывать методы пыток. Его изложение представляло собой чудовищную мешанину из сохранившихся в памяти слухов, старых донесений, найденных в доме Минванаби перед прибытием Мары, и армейских побасенок, которыми солдаты постарше пугали молодых рекрутов. Кое-что, по правде говоря, он и сам придумал на ходу. Поскольку Корбарх оказался человеком с небогатым воображением, Хокану позволил себе подольше задержаться на описании особенно жутких подробностей. Тут уже Корбарха стало кидать из холода в жар. Руки, стянутые путами, напряглись — не в попытке спастись, но под действием безумного, отчаянного страха. Сочтя момент подходящим, Хокану обратился к Аракаси:

— С какого способа начнем, как считаешь? С раскаленных игл или с рычагов и веревок?

Аракаси задумчиво поскреб подбородок, а потом улыбнулся, да так, что Хокану едва сдержал дрожь.

— Э-э… — протянул он, вперив ледяной взгляд в глаза алхимику. — Ну как, хочешь знать, с чего мы начнем?

— Нет! — хрипло выдавил из себя Корбарх. — Нет! Я скажу тебе то, что ты хочешь узнать.

— Мы ждем, — поддал жару Хокану. — По-моему, тот карниз от занавеса в соседней комнате прекрасно послужит как рычаг. И мне известно, где тут поблизости можно наловить насекомых, которые вгрызаются в плоть…

— Погодите! Нет! — вскричал Корбарх.

— Тогда, — рассудительно предложил Аракаси, — ты скажешь нам рецепт противоядия, которому надлежало быть в этом флаконе.

Корбарх судорожно кивнул и торопливо заговорил:

— Листья сенмали, вымоченные в соленой воде в течение двух часов. Подсласти микстуру хорошей порцией меда красных пчел, чтобы твою госпожу не стошнило от соленых листьев. Маленький глоток. Минутку подожди. Еще глоток. Опять подожди. Потом пусть выпьет столько, сколько сможет. Чем больше проглотит, тем скорее исцелится. Потом, когда глаза станут ясными и жар спадет, — маленькая чашка микстуры каждые двенадцать часов в течение трех дней. Вот и все противоядие.

Аракаси круто развернулся к Хокану.

— Иди, — коротко сказал он. — Возьми лошадей и поспеши домой. Листья сенмали есть в запасе у каждого лекаря, а сейчас для Мары самое важное — время.

Хокану с тяжелым сердцем взглянул на Корбарха, рыдающего теперь в истерическом пароксизме облегчения.

— Я должен выяснить, с кем он связан, — настойчиво отчеканил Аракаси, но сразу понял, что обращается к пустому месту: Хокану уже вырвался из дома через взломанную дверь.

Сквозь пролом вливался ночной воздух. Слышалось пьяное пение: это горланили два приятеля, нетвердой походкой пробирающиеся домой. Кто-то швырнул из окна на их головы кувшин с водой, и какая-то бездомная собака испуганно залаяла, когда кувшин разбился со звоном и всплеском.

Аракаси не шевелился.

Все еще связанный, Корбарх не выдержал молчания:

— Т-т-ты с-с-собираешься м-меня от-т-пустить? — Он несколько приободрился. — Я же сказал тебе рецепт противоядия.

Глаза Аракаси блеснули, как у хищника.

— Но ты еще не сказал, кто купил яд, оказавшийся во флаконе, предназначенном для противоядия.

Корбарх содрогнулся:

— Если я скажу его имя — мне конец! Бесшумной походкой Аракаси приблизился к пленнику и выдернул нож из балки — бесценный клинок сверкнул в полутьме вестибюля. Мастер тайного знания провел пальцем вдоль лезвия, как бы проверяя его остроту.

— Твоя жизнь уже не предмет торга. Остается лишь определить, какой смертью ты умрешь.

— Нет! — захныкал Корбарх. — Нет! Я больше ничего не могу сказать! Даже если ты меня повесишь и боги сбросят мой труп с Колеса Жизни за бесчестье!

— Я тебя действительно повешу, — быстро подхватил Аракаси, — если ты не скажешь — вот в этом можешь быть уверен. Но до того, как веревка сделает свое дело, человек может натерпеться больших неприятностей, если сначала на нем порезвится клинок. Перед тобой стоит выбор, Корбарх, но не между честью и бесчестьем, а между быстрым милосердным концом и долгой мучительной агонией. Ты знаешь снадобья, которые даруют блаженную смерть. — Коснувшись острием ножа жирной складки на руке пленника, он добавил:

— И точно так же ты знаешь, какие зелья у тебя на полках заставляют человека корчиться в мучениях, прежде чем настанет смерть… Зелья, которые усиливают боль, не давая укрыться в спасительном беспамятстве, и заставляют чувствовать, что время тянется бесконечно долго.

Корбарх обвис на связанных запястьях, с широко открытыми от ужаса глазами.

Аракаси слегка вдавил острие в кожу беспомощного гиганта.

— Времени у меня хватает, — задумчиво сообщил он, — но я не собираюсь тратить ни минуты на то, чтобы слушать молчание.

— Моя жена… — начал в отчаянии продавец ядов.

Мастер тайного знания перебил его:

— Если твоя жена вернется домой, а ты к тому времени еще не выложишь, что мне требуется, она составит тебе компанию. Твой телохранитель умрет раньше, чем успеет ступить на крыльцо, а ты будешь наблюдать, как я применяю на ней свои методы. Я накачаю ее такими зельями, чтобы она не потеряла сознания, а потом разрежу на куски! — Когда алхимик разрыдался от этой новой угрозы, Аракаси спросил:

— От твоего карлика-подмастерья чего можно ожидать? Он сумеет устроить приличные похороны вам обоим — тебе и жене? Или же попросту обчистит твой дом? Он стащит все, что можно продать, ты и сам знаешь. — Мастер выразительным взглядом оглянулся вокруг. — Принимая в рассуждение место, где ты живешь, и особенности твоих клиентов, вряд ли кто-нибудь поторопится доложить городской страже, что вы убиты. Возможно, ни один жрец не произнесет даже самой короткой молитвы в память о вас.

Корбарх прохрипел нечто неразборчивое, и Аракаси прекратил поток своих угроз. Он шагнул вперед, сгреб в кулак край халата своего пленника и резким рывком оторвал полосу ткани — не шелковой, но тонкой и прочной. Затем Аракаси ловко свернул эту полосу так, чтобы получился кляп. Пока у Корбарха еще оставалась возможность говорить, он взмолился:

— Если ты заткнешь мне рот, перед тем как начнешь свои зверские пытки, как же я смогу тебе ответить?

Аракаси не стал задерживаться и втолкнул кляп между зубами торговца ядами, который не оставлял бесплодных попыток хоть как-то извернуться и воспротивиться. Затем Мастер скрепил концы полосы прочными узлами, которым позавидовал бы любой моряк.

— Меня можно во многом упрекнуть, но во всяком случае я не дурак, — отозвался он самым бархатным своим голосом.

Аракаси оставил связанного в вестибюле, а сам быстро взбежал вверх по лестнице. Он вернулся с несколькими флаконами и начал по очереди поднимать их к лицу Корбарха, сопровождая показ объяснениями, которые считал нужными.

— Корень таи-джи, чтобы обострить чувствительность и усилить боль, — начал он. — Порошок из коры земляного джанайба: не дает человеку заснуть неделю-другую. Листья синкойи — замедляют течение времени. Ты очень скоро убедишься, что я знаю все эти средства не хуже любого лекаря. И обращаться с ножами меня обучил хороший знаток этого дела. У тебя не будет возможности вопить, когда начнется агония, и если ты хотел уберечь себя от боли и заговорить первым, то имей в виду: этот шанс ты уже упустил.

С мягкостью, вызывающей трепет, Мастер тайного знания распахнул халат Корбарха. Он обнажил заросший волосами обширный живот любителя вина сао, отвернулся и ненадолго скрылся в соседнем помещении.

Корбарх бился, словно пойманная на крючок рыба, пока не обессилел окончательно.

Вернулся Аракаси, неся масляную лампу, при свете которой обычно работал за письменным столом наемный помощник, и корзинку с рукодельем — имущество приходящей служанки.

Эти предметы Мастер расположил на маленьком столике, который он поставил слева от себя. Потом достал из-за пояса нож и придирчиво осмотрел лезвие.

Продавец ядов застонал, когда Аракаси сказал:

— Для начала я обойдусь без твоих снадобий. А ты можешь пока подумать, каково это будет, когда я все-таки ими воспользуюсь. — Он шагнул вперед и точно рассчитанным движением срезал слой кожи с живота своей жертвы от пупка вниз, по направлению к чреслам. На плитки пола закапала кровь, и Корбарх приглушенно вскрикнул. Его руки и ноги дрожали и дергались.

— Веди себя смирно, — предупредил Аракаси. — Терпеть не могу, когда мешают работать.

Впрочем, невзирая на конвульсии связанного пленника, бесстрастный мучитель сделал еще один легкий надрез и, отделив треугольный клочок кожи, отбросил его в сторону. Затем аккуратно снял кусочек от слоя жира, так чтобы обнажился мускул. Все это было проделано так тщательно, словно на месте Аракаси был старательный ученик в лекарской школе, усердно препарирующий лягушку по заданию наставника.

— Теперь будешь говорить? — тоном легкой, беседы спросил Аракаси.

Корбарх отрицательно мотнул головой. Пот стекал с него ручьями, смешиваясь с кровью; волосы на животе и в бороде слиплись. Он стонал, несмотря на кляп, но в его глазах все еще не угас протест.

Аракаси вздохнул:

— Ну что ж. Хотя я должен тебя предупредить: боль пока только начинается.

Его рука шевельнулась, и разрезанные ножом мускулы живота разошлись. Мастер сдвинул рассеченные вены и закрепил их ниткой. Потом его клинок продвинулся еще глубже, и кровь потекла быстрее.

Пол под ногами несчастного стал липким, как на бойне; воздух наполнился отвратительными запахами. Корбарх утратил способность справляться со своим мочевым пузырем, и мерзкая жидкость смешалась с уже натекшей лужей.

— Ну, — процедил Аракаси, глядя прямо в глаза торговцу ядами, — у тебя есть что-нибудь полезное, что ты мог бы мне сообщить? Нет? Тогда, боюсь, мне придется заняться твоими нервами.

Нож вонзился в живую ткань, отделил оболочку нерва и очень легко поскреб по ней.

Корбарх скорчился, не способный даже взвыть. Его глаза закатились, а зубы вдавились в кляп. Потом он потерял сознание от боли.

Спустя несколько минут его голова дернулась назад: резкий запах наполнил его ноздри. Не успел он моргнуть, как сильные руки влили между его губами гнусно пахнущую жидкость и зажали ему ноздри, вынуждая проглотить то, что было во рту. Боль перешла уже в слепящую муку, и разум приобрел невыносимую ясность.

— Вот теперь ты заговоришь, — предположил Аракаси. — Иначе я буду продолжать до утра. — Он вытер свой липкий нож, засунул его за пояс и потянулся, чтобы развязать узлы, мешающие Корбарху говорить. — В противном случае, когда придет твоя жена, я займусь ею, и мы посмотрим, может быть, она что-нибудь знает.

— Демон! — выдохнул Корбарх. — Дьявол! Чтоб тебе сгнить и телом и духом! Чтоб ты родился грибом поганым, когда настанет твой черед вернуться к новой жизни!

Аракаси, пустым взглядом сверля пространство перед собой, потянулся к ране и ущипнул ее край.

Корбарх издал душераздирающий вопль.

— Имя! — твердо потребовал Мастер тайного знания.

И слова сорвались с губ Корбарха. Нужное имя было произнесено.

— Илакули, — повторил Аракаси. — Собиратель слухов, которого можно отыскать на улице Печальных Сновидений.

Продавец ядов кивнул с самым жалким видом и начал всхлипывать:

— Я думаю, он из тонга Камои.

— Ты думаешь, — вздохнул Аракаси, словно поправляя ошибку ребенка. — Я знаю, что это так и есть.

— Что же будет с моей женой?

— Община Камои может ее разыскать. Это риск, о котором ты знал, когда согласился продавать им отраву. Но когда она вернется, я уже буду далеко, так что с моей стороны ей ничего не грозит.

Аракаси быстро придвинулся и перерезал Корбарху горло.

Он отпрыгнул назад, когда хлынула кровь, и его жертва задергалась — в последний раз в своей жизни. Аракаси немедленно загасил фитиль масляной лампы. Милосердный мрак наполнил вестибюль и спрятал от глаз картину жестокого убийства.

Теперь в спазмах содрогались руки Аракаси, но он продолжал свое дело и во тьме. Он запахнул на убитом халат и завязал кушак, чтобы страшные свидетельства разыгравшейся здесь трагедии не сразу бросились в глаза молодой жене, когда она вернется домой. Мастер тайного знания перерезал путы на мертвом и положил труп на пол, придав ему позу спокойного отдыха. Но нечего было и думать о том, чтобы скрыть кровь, пятнающую все вокруг. Когда Аракаси искал лампу, он имел возможность удостовериться, что в хозяйстве Корбарха имеется вода для омовения рук. Он, как сумел, обтер пальцы о стенную драпировку; кроме молитвенного коврика, здесь не нашлось бы другого предмета, который мог послужить полотенцем. И только потом, оказавшись в спальне Корбарха, Аракаси смог наконец сбросить броню жестокости и равнодушия. Он долго стоял на коленях, вцепившись в неопорожненный ночной горшок, и его выворачивало наизнанку. А потом, не желая снова проходить через вестибюль, он покинул дом через окно.

Улицы казались почти безлюдными: бунт уже давно был усмирен. Немногочисленные прохожие торопились добраться домой; в темных проулках прятались более сомнительные личности. У дрожащего священнослужителя в перепачканной рясе вряд ли имелось при себе что-либо ценное, и для грабителей он не мог представлять интерес; поэтому Мастера никто не тронул. Ночной ветер, дующий в лицо, помог ему овладеть собой. Короткая остановка у декоративного пруда при входе в дом, где, вероятно, помещался бордель, позволила получше вымыть руки. Под ногтями еще оставались полоски запекшейся крови, но сейчас Аракаси не мог заставить себя воспользоваться ножом, чтобы отскрести и эти следы. Перед мысленным взором теснились страшные картины того, что происходило в минувшие часы в доме торговца ядами. Аракаси встряхнул головой и, чтобы отогнать неотвязные кошмары, попытался осмыслить сведения, которые достались ему такой дорогой ценой.

Он слышал об этом Илакули, и в городе был человек, который знал, где тот обретается. Аракаси прибавил шагу и растворился в ночи.

***

Хокану мчался бегом, ведя в поводу двух взмыленных лошадей. Страх за жизнь Мары удерживал его на ногах, хотя телесная усталость давно уже пересекла грань полнейшего изнеможения. Его одежда все еще состояла лишь из набедренной повязки кающегося паломника: забирая вещи на постоялом дворе, он задержался только для того, чтобы надеть и зашнуровать сандалии. Все остальное он просто запихал в седельные сумки чалого жеребца, не задумываясь о том, что консорт Акомы сейчас выглядит как нищий — полуголый, покрытый грязью и потом.

Единственным, о чем он мог думать, был рецепт противоядия — последняя надежда на исцеление его жены.

В предрассветной мгле туман, застилающий низины, придавал деревьям и дорожным вехам призрачный вид. Молитвенные врата, посвященные Чококану, появились из матовой белизны, словно зыбкое видение из краев, где властвовал Туракаму, бог смерти. Хокану устремился в проход под их высокими арками, почти не замечая ни раскрашенных священных фигур в нишах, ни зажженного светильника, оставленного проходившим здесь жрецом во исполнение давнего обета. Для Хокану эти ворота сейчас означали только одно: скоро он будет у цели. Границы поместья проходили по следующей гряде холмов, через ущелье, охраняемое патрулями Акомы. Там должен постоянно дежурить скороход, а также доверенный офицер и еще один человек, обученный ремеслу походного лекаря. Если боги пошлют хоть немного удачи, то в его запасах найдутся травы для противоядия, а уж без меда красных пчел не обходилась кухня ни одного из правителей.

Превозмогая боль во всех суставах, задыхаясь от изнеможения, Хокану надеялся, что Добрый бог простит ему поспешность, заставившую его обойтись без предписанной обычаем молитвы при проходе через ворота. Ему не хватало дыхания, чтобы произнести вслух хотя бы слово. К тому же он понимал: если он остановится, то попросту свалится на землю и потеряет сознание. Из последних сил преодолевая усталость, Хокану ринулся через ворота в перламутровый туман, клубящийся за ними.

Лошади почуяли засаду раньше, чем их хозяин.

Крупный чалый жеребец вдруг остановился, тревожно фыркая, а кобыла испуганно дернулась в сторону. Хокану задохнулся от неожиданности. И в тот же момент в каком-то дюйме от него пролетела стрела, пущенная из придорожных зарослей. Не причинив никакого вреда, она упала на обочину.

Хокану мгновенно саданул жеребца локтем, посылая его в безумный пируэт; кобыла тоже закрутилась на месте. Чалый тоненько заржал и начал брыкаться. Хокану выхватил меч из ножен, притороченных к седлу. Под прикрытием растревоженных лошадей он рванулся обратно, под арку молитвенных ворот Чококана.

Хокану не посмел предполагать, что в засаде прячется только один стрелок. Он вознес Доброму богу краткую молитву: пусть лошади окажутся в новинку для врагов, засевших в чаще, ибо именно эти животные из варварского мира давали ему единственный шанс остаться в живых.

До сих пор связанные между собой поводьями, лошади метались перед аркой: воинственно настроенный жеребец был готов кусать и лягать кого угодно, а впавшая в панику кобыла крутилась, вставала на дыбы и пятилась в попытке как-нибудь освободиться. Расчет Хокану основывался на том, что ни один убийца, рожденный в мире Келевана, не посмеет штурмовать ворота, рискуя нарваться на эти топающие по земле и молотящие по воздуху копыта, — значит, прямой атаки можно не опасаться. У врагов оставалась одна возможность: зайти сбоку и подобраться к нему с другой стороны ворот, и благодарение Чококану, что один из прежних правителей Минванаби не пожалел средств на строительство этого сооружения. Массивные ворота были возведены из камня и толстых бревен и снабжены могучими опорами. Было продумано все до мелочей: изысканная прихотливая резьба, шпили и башенки с редкой позолотой, а также множество внутренних сводов, ниш и уголков для молитвы. Шестеро лучников, спрятанных внутри, вполне могли сильно осложнить продвижение по дороге даже большому отряду. Вероятно, именно эти практические соображения подвигли древнего властителя на столь богоугодное деяние.

Хокану мог лишь с благодарностью оценить результаты этого показного благочестия — теперь, когда он оставил щит, образованный двумя перепуганными животными, и по каменным завиткам резьбы взобрался наверх, а потом осторожно продвинулся вдоль балки, проложенной ниже стропил, и оттуда сумел попасть в одну из ниш, устроенных позади расписного образа, символизирующего счастье. Не без труда уместившись в неглубокой тени, Хокану попытался выровнять дыхание.

Минута казалась вечностью. Когда дурман изнеможения понемногу отступил, Хокану заметил, что пространство над ним, скрытое за расписным лицом, пусто. Тыльная сторона изображения была устроена как амбразура — с отверстиями на месте глаз божественного лика: из этого укрытия дозорный мог спокойно следить за любым входящим и выходящим через ворота.

Если бы не одышка, мучившая консорта Акомы, и не смертельная опасность, угрожавшая ему, он мог бы рассмеяться вслух. В пределах великой Империи даже благочестие становилось козырем в Игре Совета: очевидно, в былые времена господа Минванаби размещали здесь наблюдателей, чтобы предупреждать о путниках, прибывающих в поместье, а заодно присматривать за всем, что делается на дороге. Но сейчас перед Хокану стояли более насущные задачи, и он немедленно воспользовался обретенным преимуществом. Он ухватился за опорную балку, поддерживающую лицо-маску, подтянулся вверх, ко входу в потайную нишу, втиснулся туда и выглянул наружу через глазные отверстия.

Лошади все еще крутились на месте, безнадежно запутавшись в поводьях. Внезапно они разом повернулись в одну сторону, уставившись куда-то в ночь и насторожив уши. Предупрежденный их поведением, Хокану уловил движение среди теней за молитвенными вратами. Оттуда выдвигались одетые в черное фигуры, явно вознамерившиеся пойти в обход. У троих, идущих впереди, имелись луки, в арьергарде следовали еще двое. К великому облегчению того, за кем они охотились, все они обшаривали взглядом углубления и выступы ворот только на нижнем уровне сооружения.

Кобыла заметила людей раньше, чем жеребец. Она мотнула головой с такой силой, что повод разорвался, и, почувствовав свободу, бешеным галопом поскакала по дороге: инстинкт вел ее к дому и к стойлу. Лучники в черном поспешно раздались в стороны с ее пути, а затем восстановили прежний строй. Менее пугливый жеребец еще немного понаблюдал за ними, а потом встряхнул гривой, потер зудящую ссадину на шее об руку одной из каменных статуй и, легкой трусцой отбежав на небольшое расстояние, решил пощипать травку на обочине.

В тесной сырой каморке внутри молитвенных ворот вдруг стало тихо. Хокану приуныл. Его изголодавшиеся по воздуху легкие давали о себе знать прерывистым хрипом; когда же воин пытался задержать дыхание, начинала кружиться голова. Поставленный перед неприятным выбором, Хокану принял решение: пусть лучше его обнаружат, пока он способен сражаться, но нельзя допускать, чтобы он потерял сознание и враги воспользовались его беспомощностью.

Пятеро атакующих сразу услышали его. Они напряглись, как собаки, почуявшие дичь, и повернулись в сторону его укрытия. Двое сорвали луки с плеч и начали взбираться на арку, тогда как трое других заняли оборонительные позиции.

Хокану развернул меч и стремительным движением сверху вниз метнул его, словно дротик. Угодив в горло более коренастого из двух нападавших, клинок прошел через его грудь так далеко, что пронзил сердце. Не успев даже крикнуть, убийца упал на землю. Глухой удар от его падения заставил чалого вздрогнуть и взглянуть наверх. Краем глаза Хокану приметил, что жеребец беспокойно топчется около одной из опор ворот; почти не рассуждая, наследник Шиндзаваи спрыгнул вниз и снова нырнул в укрытие: три стрелы просвистели в полете по направлению к его тайнику.

Одна впилась в доску; две других, выбив несколько щепок из уха рисованного божества, слегка отклонились и застряли в бревнах позади фасада. Хокану выхватил нож, спрятанный под набедренной повязкой. Он снова скрылся в углублении стены — настолько, насколько мог туда вместиться — и левой рукой потянулся, чтобы вырвать из древесины одну из застрявших там стрел.

Показалась темная фигура, почти неразличимая среди балок, проходящих во внутреннем пространстве молитвенных ворот. Хокану швырнул нож, и второй противник, также раненный в шею, повалился на землю с жутким звуком, напоминающим бульканье. Тот, что шел следом, был не настолько глуп, чтобы повторять тот же маневр. Он пригнулся, снимая лук с плеча. Хокану видел, как блестит в темноте наконечник стрелы. По спине у него пробежал холодок. Он занес руку, сжимавшую древко добытой стрелы, и приготовился броситься в атаку.

Снизу раздался грубый голос:

— Не спеши. Никуда он от нас не денется. Оридзу заберется по другой статуе и обстреляет его сверху.

С отвратительным чувством собственной уязвимости Хокану осознал, что его прикрытие способно защитить только от обстрела снизу. Однако, с другой стороны, позиция позади огромного изображения бога обеспечивала великолепное тактическое преимущество. Если он попытается спрятаться от того, кто полезет наверх, то окажется беззащитным против стрел, летящих снизу. Но приходилось принимать во внимание и более страшный, более жестокий исход: вместе с ним погибнет и секрет противоядия, которое могло бы спасти Мару. Аракаси и в голову не придет усомниться, что рецепт будет соблюден до мелочей.

Хокану мысленно осыпал себя проклятиями, припомнив, в какой спешке он покидал Кентосани. Что за непростительная глупость — пожалеть несколько лишних минут, которые понадобились бы для сбора эскорта! Даже если бы ему не хватило времени вызвать солдат из отцовского гарнизона или городского дома Мары, он мог, на худой конец, воспользоваться услугами наемных охранников. Любой вооруженный отряд смог бы управиться с засадой.

Но этой возможностью он пренебрег, потому что пеший эскорт намного увеличил бы время пребывания в пути, а для Хокану превыше всего была скорость. Верхом он должен был домчаться до дома несравненно быстрее. Эти могучие создания с легкостью обгоняли самых резвых скороходов, и Хокану предпочел рискнуть своей жизнью, а не жизнью жены.

И вот теперь Мара будет расплачиваться за его глупость. Последняя из династии Акома, она умрет, так и не узнав, как близко было спасение.

Когда тихие звуки возвестили о приближении неприятеля, Хокану снова едва не разразился ругательствами вслух. По статуям карабкался не один из оставшихся в живых убийц. Их было двое! Его могут обстрелять с любой стороны, и если принять во внимание изощренную хитрость, отличавшую правителей Минванаби во всех поколениях, то нечего удивляться, если кто-то из них устроил амбразуры также и позади других изваяний молитвенных ворот. Нападающие могут его подстрелить, прежде чем он хотя бы их увидит.

Загнанный в угол, дрожащий от изнеможения и ярости, Хокану крепче обхватил стрелу — единственное оружие, которым еще мог воспользоваться. Он собрался первым нанести удар: если ему суждено сейчас погибнуть, то по крайней мере одного из врагов он прихватит с собой в чертоги Туракаму.

Когда он напрягся, чтобы двинуться навстречу опасности, раздался свист выпущенной стрелы. Хокану пригнулся, но было уже поздно. Стрела пронзила его бедро и вошла в кость.

От жгучей муки и неукротимого гнева сознание Хокану неожиданно приобрело сверхъестественную ясность. Резким движением он выдернул древко стрелы из раны; острая боль заставила его невольно скорчиться, и, может быть, это его спасло: следующая стрела расщепила доску в том самом месте, где только что была его грудь.

Стоя на одном колене, не в силах сдержать слезы боли, Хокану окровавленными пальцами шарил по стене в поисках точки опоры, которая помогла бы подняться на ноги. Раненая нога ему не повиновалась, а другую, похоже, свела судорога.

Каким-то чудом его кисть сомкнулась на гладком закругленном торце доски, образующем некое подобие рукоятки. Собрав последние силы, он подтянул вверх свое истерзанное тело… и вскрикнул, когда рукоятка со скрипом повернулась и подалась вниз.

Она не была закреплена, в панике подумал Хокану, почти не расслышав удара новой стрелы, которая угодила в доску рядом с его собственным ухом. Ошеломленный, он почувствовал, что скользит вниз, и не сразу сообразил, что с места сдвинулся целый кусок стены.

Вот оно что! — догадался Хокану и громко засмеялся от непонятного торжества. Этот старый властитель Минванаби — теперь уже не важно, как звучало его имя, — устроил особый люк, чтобы его шпионы могли при необходимости унести ноги; а он, Хокану, случайно обнаружил секретный механизм, с помощью которого этот люк приводится в действие. Потайная дверца открылась наружу, избавляя его от мрака и перекрестного огня вражеских стрел.

Когда дверь широко распахнулась, его ноги беспомощно соскользнули с балки, и он повис в воздухе на рычаге замкового механизма. Для здорового воина не составило бы труда спрыгнуть вниз — какой-нибудь десяток футов отделял его от земли. Но с наконечником стрелы, застрявшим в бедре, прыжок грозил смертью или потерей сознания. Хокану отбросил бесполезную стрелу, которую до сих пор сжимал в руке, и принялся изгибаться, выкручиваться и снова скрести пальцами по дереву, но ему так и не удалось найти опору для второй руки. Рана болела так, что впору было лишиться рассудка.

Позади ниши, которую только что занимал сам Хокану, появился лучник в черном. Точно рассчитанными движениями рук, одетых в охотничьи перчатки, он установил стрелу и начал натягивать тетиву.

Затаив дыхание, Хокану взглянул вниз и обнаружил, что неприятели, которые раньше располагались на обочине, подобрались поближе, образовав кольцо. Единственной причиной, удерживавшей их от лобового штурма, был жеребец, спокойно щиплющий травку; поводья волочились за ним по земле. Настроение у скакуна было вполне миролюбивое, но убийцы, совсем недавно оказавшиеся свидетелями приступа раздражения у обезумевших мидкемийских тварей, опасались повторения чего-то подобного. А между тем чалый, увидев приближающихся людей, мелким шагом двинулся от них подальше и остановился точно под ногами хозяина.

— Да благословит тебя Чококан, — почти с рыданием вырвалось у Хокану. И, разжав руки, он неловко плюхнулся в седло. На какое-то мгновение ему показалось, что этой минуты он не переживет. Даже боль в бедре на время отступила, когда всю силу удара при падении принял на себя ничем не защищенный предмет его мужской гордости.

Ошеломленный жеребец всхрапнул, помотал головой и потихоньку заковылял прочь.

— А ну наддай, ты, корм собачий! — завопил Хокану столько же для того, чтобы дать выход своей боли, сколько для подбодрения скакуна. Всадник пригнулся вперед, обеими руками вцепившись в конскую гриву. Хотя седло успело съехать на сторону и раненая нога Хокану безжизненно свешивалась вниз, он начал неистово колотить по брюху жеребца пяткой ноги, еще способной действовать, и наконец чалый рванулся вперед, все больше ускоряя бег.

Лучники начали стрелять. Раненный в шею, плечо и круп, жеребец взбрыкивал и вставал на дыбы, но все же удача улыбнулась Хокану: он сумел воспользоваться моментами, когда его подбрасывало вверх, и выровнял сбрую чалого, управляясь только здоровой ногой.

Стремительным галопом конь помчался к дому.

Хокану с трудом удерживался в седле. От боли кружилась голова — боль оглушала. Его пальцы с побелевшими суставами намертво вцепились в гриву; из раны в бедре сочилась кровь. Удерживать равновесие в седле он был неспособен. Ему бы ни за что не выдержать этой скачки, думал он, стиснув зубы, если бы не страх потерять сознание и все погубить.

И все-таки случилось неизбежное: то и дело соскальзывая с седла, он почувствовал, что раненая нога волочится по дорожной пыли. Теперь он мог цепляться только одним коленом. Чалый начал чаще сбиваться с шага и шарахаться из стороны в сторону. Один такой прыжок, второй, третий… Хокану еще держался. Но потом пальцы его рук разжались. Его тело дугой изогнулось в воздухе…

И тут же было бесцеремонно подхвачено руками в латных рукавицах.

— Проклятие!

Хокану рванулся и задел ногой землю. Невыносимая боль исторгла у него прерывистый крик. Воздух почернел, потом сверкнул ослепительной белизной, и Хокану услышал громкие голоса.

Один из этих голосов принадлежал Люджану.

— Убийцы, — выдохнул Хокану. — Гонятся за мной.

— Они уже мертвы, господин, — сухо сообщил военачальник Мары. — Поменьше двигайся: ты потеряешь много крови.

Хокану с трудом открыл глаза. Казалось, что небо над ним плывет, необычно зеленое и очистившееся от тумана. Солнце золотыми лучами освещало лица воинов из его собственного патруля.

— Мы увидели, что кобыла примчалась без всадника, до смерти напуганная, — доложил кто-то. — Вот и подумали, что на дороге случилась неприятность. Аракаси был с тобой?

— Нет, — выдохнул Хокану. — Кентосани. Выслушайте…

Преодолевая боль и дурноту, он сумел точно повторить рецепт противоядия, в котором заключалась единственная надежда на спасение Мары.

С уверенной деловитостью бывалого полководца Люджан приказал самому быстроногому из воинов снять доспехи, домчаться до лекаря и передать слово в слово указания, только что услышанные от Хокану. Когда посланец исчез и воины начали поспешно, хотя и без суеты, готовить эскорт, Хокану все еще упрямо цеплялся за ускользающее сознание.

Группа солдат была отправлена за носилками, чтобы доставить раненого консорта госпожи в усадебный дом. У Хокану то и дело мутилось зрение; в другие минуты оно приобретало необычную остроту. Он услышал звук разрываемой ткани и ощутил, как воздух холодит кожу, когда Люджан обнажил его рану.

— Господин, — обратился к нему военачальник, — нужно очень быстро вырезать и извлечь наконечник стрелы, если мы не хотим, чтобы рана начала гноиться.

Хокану собрался с силами для ответа.

— Никто не посмеет дотронуться до этого наконечника, — хрипло выдохнул он, — пока меня не доставят в комнату госпожи и я собственными глазами не удостоверюсь, что противоядие помогло.

— На все твоя воля, господин.

Военачальник Акомы поднялся на ноги, резкий и целеустремленный.

— Сотник! — позвал он одного из офицеров. — Возьми четырех солдат, соорудите легкие носилки! Господина Хокану нужно доставить к госпоже как можно скорее!

Глава 9. ЧУДО

Небо потемнело.

Бесшумно ступая, вошли слуги, чтобы закрыть перегородки и зажечь лампы в спальне у Мары. Они закончили свою работу и молча поклонились госпоже, которая неподвижно лежала на подушках. Ее лицо покрывала восковая бледность. Потом слуги удалились, оставив Хокану на его бессменном посту, в тишине, которая разрывала душу.

С того времени, когда его супруге дали противоядие, прошло семь часов, но никакие признаки улучшения не появлялись. Ее веки ни разу не вздрогнули, дыхание не ускорилось и не замедлилось. Когда за стенами сгустились сумерки и подкралась тьма, оставив мужа и жену в круге слабого света от лампы, Хокану почувствовал, как в сердце вползает сомнение. Что если Корбарх ввел их в заблуждение, дав ложный рецепт противоядия? Что если засада у молитвенных ворот задержала его возвращение домой как раз настолько, что эти минуты стали роковыми и снадобье пришло к Маре слишком поздно? Что если боги ополчились против них и все, что он и Мара совершили в жизни, пойдет прахом по предначертанному велению судьбы?

Боль от раны и мучительное беспокойство за Мару доводили Хокану до исступления. Отчаянно желая действовать, делать хоть что-нибудь там, где больше ничего нельзя было сделать, он потянулся и взял Мару за руку. Показалось ли ему это, или ее рука действительно стала чуть-чуть теплее? Или осязание начало обманывать его?.. Ведь в его собственном теле уже нарастал лихорадочный жар: наконечник стрелы, застрявший в бедре, так и не был извлечен и рана начала гноиться. Сомнения роились в голове, и от этого все становилось еще хуже. Чтобы вырваться из круга бесплодного самоистязания, он заговорил.

— Мара, — начал он. Пустота комнаты только подчеркивала его одиночество.

— Мара…

Он пытался что-то сказать, но тщетно. Все слова уже были произнесены — бесконечные просьбы о прощении, признания в любви. То, что зигзаги убогой политики ставили под удар женщину столь полную жизни, лишь ярче высвечивало основной изъян цуранского общества — изъян, искоренению которого Мара посвятила и себя, и весь свой род. Хокану прикрыл глаза, чтобы не дать пролиться слезам, сам толком не понимая, в чем причина его слабости: в глубокой и раздирающей душу жалости к жене или в разрушительном действии раны.

Сколь долго он сидел в неподвижности, пытаясь побороть чувства, которые полагалось прятать в тайниках души, — этого Хокану не знал. Но стояла уже глубокая ночь, когда он поднял голову, услышав стук в дверь.

— Войдите, — отозвался он.

У него закружилась голова, и он приписал это тому, что два дня ничего не ел.

Вошел Люджан, облаченный в доспехи, и коротко поклонился. В столь поздний час он обычно не был занят службой, но сегодня имел при себе простой меч без всякой отделки, который предпочитал для боя. Покрытый пылью, издавая запах пота, он выпрямился, устремил на хозяина пронзительный взгляд, и губы его сжались в прямую линию: он ждал разрешения говорить.

Хокану безразлично шевельнул рукой.

— Господин?..

Вопрос был задан тоном, совсем не свойственным бравому военачальнику. Хокану застыл, уверенный, что за этим последуют деликатные расспросы насчет его собственного здоровья. Он крепче сжал руку Мары и сухо осведомился:

— Ты хочешь мне о чем-то доложить?

Люджан вздернул подбородок:

— Я взял на себя смелость послать отряд разведчиков во главе с командиром легиона Ирриланди.

Бывший военачальник армий Минванаби, Ирриланди распоряжался патрулями в холмах вокруг поместья больше лет, чем Люджан прожил на свете.

Хокану кивком разрешил офицеру продолжать.

Люджан отрапортовал:

— Патруль обнаружил небольшой отряд, вооруженный для набега. Была стычка. Большинство врагов мертвы, но двоих удалось взять живьем. Один оказался говорливым. Выяснилось, что пятеро лучников, поджидавших тебя в засаде, всего лишь передовая разведывательная группа. Им было приказано ознакомиться с дорогой и выбрать место для более мощной засады. Но они не ожидали, что ты будешь путешествовать верхом и так быстро. Твое появление застало их врасплох, и им пришлось срочно менять тактику. Их сообщники к этому времени еще не добрались до молитвенных ворот; похоже на то, что только благосклонность богов спасла твою жизнь.

От боли, которую причиняла рана, мысли путались, но Хокану все-таки спросил:

— Ты выяснил, кто послал этих паршивых псов?

Люджан ответил не сразу: очевидно, он колебался. Его глаза не отрывались от лица хозяина, и в них явственно читалась тревога.

— Джиро, — сказал он наконец, словно преодолев какую-то преграду. — Доказательства неопровержимы. За всем этим стоит властитель Анасати.

Хокану встряхнул головой, чтобы отогнать дурман, застилающий сознание:

— Тогда ему не жить.

— Нет. Супруг мой, нам нельзя даже высказывать вслух подобные мысли, — раздался слабый голос. — Как мы можем пойти против вердикта Ассамблеи магов?

И Люджан, и Хокану разом обернулись к подушкам.

На них смотрели широко открытые, ясные глаза Мары. Ее пальцы в руке мужа дрогнули и напряглись.

— Как мы можем убить Джиро, если Великие объявили запрет на нашу кровную вражду?

— Благодарение Доброму богу! — воскликнул Хокану. Он склонился к исхудавшему лицу жены и поцеловал ее в щеку, хотя и этого движения хватило, чтобы у него снова закружилась голова. — Любимая, как ты себя чувствуешь?

— Я чувствую досаду, — призналась Мара. — Мне следовало сообразить, что не стоит пробовать тот шоколад. Уж очень хотелось оставить за собой торговую монополию… вот и поплатилась за свою жадность.

Хокану погладил ее по руке:

— Теперь отдохни. Мы счастливы, что ты с нами. Мара нахмурилась, сдвинув брови:

— А маленький? Что с нашим сыном?..

Ужас, отразившийся на лице Хокану, сказал ей все, что ей нужно было знать.

— Два сына… — прошептала она, закрыв глаза. — Два сына мертвы, и мы не смеем пролить ни капли крови ради возмездия!

Эти немногие слова, казалось, исчерпали ее силы, ибо она снова погрузилась в сон, хотя пятна гневного румянца еще оставались у нее на щеках.

Сразу же набежали многочисленные слуги. Лекарь, явившийся с полным коробом целебных снадобий, велел им проветрить постель госпожи и прикрутить фитили в лампах. Люджан не стал ожидать ничьих распоряжений. Он просто шагнул вперед, сильными руками сгреб хозяина в охапку и поднял того с циновки.

— Военачальник! — раздраженно запротестовал Шиндзаваи. — Я способен ходить самостоятельно. Можешь считать себя свободным.

Ответом ему была самая обезоруживающая усмешка Люджана.

— Я слуга моей властительницы, господин Хокану. Сегодня никто из Шиндзаваи мне не указ. Если бы ты был одним из моих воинов, я бы не позволил тебе и шагу ступить с такой раной. И, по правде говоря, еще больше я опасаюсь гнева госпожи. Я сейчас же доставлю тебя к хирургу, чтобы он извлек наконечник стрелы. Если ты умрешь из-за козней Джиро, пока Мара спит, ей от этого легче не станет.

Его тон был почти, дерзким, но в глазах жила горячая благодарность человеку, сумевшему спасти женщину, важнее которой не было ничего в жизни у них обоих.

***

Хирург отложил в сторону окровавленные инструменты и встретился взглядом с Люджаном. В свете ламп было видно, как блестят струйки пота у него на сосредоточенном и усталом лице.

— Нет, света вполне достаточно, — хрипло ответил он на невысказанный вопрос. — Вполне достаточно, чтобы я мог работать.

— Значит, дела плохи, — шепотом отозвался Люджан.

Его руки мертвой хваткой удерживали в неподвижности бедра Хокану, чтобы тот не мог, непроизвольно дернувшись, помешать хирургу. Одурманенный настойкой наркотических трав, чтобы притупить боль, Хокану не вполне сознавал, где он находится и что с ним происходит, а потому не приходилось рассчитывать, что сила воли и чувство чести помогут ему самому сохранять неподвижность. Однако, как бы ни было затуманено сознание человека, его дух должен оставаться бодрствующим. Если надо будет готовиться к худшему, «уал» Хокану — его внутреннее «я» — не должен об этом услышать, пока к нему не вернется ясность мысли, а вместе с ней и самообладание.

Однако, как видно, голос Люджана не был достаточно тихим, а может быть, раненый не желал поддаваться бесчувствию и позволять, чтобы его щадили. Хокану слабо шевельнул рукой:

— Если что-либо неладно, я хочу услышать об этом сейчас.

Лекарь обтер руки о фартук. Потом обтер лоб, хотя в помещении было отнюдь не жарко. Он перевел беспокойный взгляд на Люджана и, когда тот кивнул, снова обратился к консорту Мары:

— Господин, наконечник стрелы извлечен. Но он сидел глубоко в кости, и твои попытки двигаться и даже бегать привели к тяжелым последствиям. Сухожилия и связки разорваны, и некоторые приведены в такое состояние, что не в моих силах сшить их заново.

Он не добавил, что рана оказалась глубокой и грозила опасным воспалением. Он мог прибегнуть к припаркам, но никаких других средств в его распоряжении не имелось.

— Ты хочешь сказать, что я не смогу ходить? — резким командирским голосом осведомился Хокану.

Лекарь вздохнул:

— Ходить сможешь, господин, но уже никогда не поведешь отряд в атаку. Ты будешь хромать, и тебе будет трудно сохранять равновесие. В сражении любой опытныйпротивник заметит твою хромоту и убьет тебя без особого труда. Господин, тебе не суждено когда-нибудь снова облачиться в доспехи. — Он сочувственно покачал седой головой. — Сожалею, господин. Я сделал все, что было в моих силах.

Хокану повернул голову лицом к стене, тихий как никогда. Даже руки он не сжал в кулаки: ярость и боль спрятаны от посторонних глаз. Но Люджан, сам испытанный воин, прекрасно понимал, что творится сейчас на душе у хозяина: ведь тот оставался наследником своего отца и военачальником дома Шиндзаваи. Стать калекой означало для него непоправимую беду. Люджан ощущал у себя под руками легчайшее подрагивание мышц. Сердце у него болело за хозяина, но он не смел выразить сочувствие, опасаясь, что рухнет стена самообладания, сохраняемого лишь ценой отчаянных усилий.

Однако человек, которого Мара избрала себе в мужья, еще раз показал, что скроен из прочного материала.

— Продолжай свою работу, целитель, — сказал он. — Зашей то, что можешь зашить, и, во имя всех богов, не давай мне больше никакого лечебного вина. Когда проснется госпожа, голова у меня должна быть ясной — я не желаю раскиснуть из-за хмельного пойла и поддаться жалости к себе.

— Тогда придвинем лампу, — буркнул хирург. — Я постараюсь управиться как можно скорее.

— Почтенный лекарь, в этом деле я мог бы тебе помочь, — послышался от двери тихий голос.

Хирург от неожиданности застыл на месте, его рука, протянутая к подносу с инструментами, остановилась на полпути. Люджан едва не выпустил ногу Хокану, которую удерживал на месте, и рявкнул, не глядя:

— Я же предупредил стражников, чтобы хозяина не беспокоили. Ни под каким видом!

Он полу обернулся, приготовившись задать жару нерадивому солдату, и вовремя сдержался.

Худощавый морщинистый человек в грубой коричневой хламиде, стоявший на краю освещенного круга, был не слугой и не воином, а жрецом Хантукаму, бога врачевания. Люджан уже видел его однажды — в тот день, когда была спасена жизнь Кейока, получившего в бою бессчетные раны. Именно тогда Кейоку пришлось отнять ногу, и смерть от заражения крови казалась неизбежной.

Люджан понял, кто перед ним, как только увидел выбритый полукруг на затылке пришельца и сложно заплетенную косу, спускающуюся по спине. Сознавая, насколько трудно было заручиться помощью такого священнослужителя, Люджан склонился в униженном поклоне, словно последний из поварят, — надо было испросить прощение за легкомысленный окрик:

— Не прогневайся, добрый священнослужитель, за мою грубость. Во имя нашей госпожи, да будет благословен твой приход в Акому. Да не допустят боги, чтобы тень моего постыдного поведения легла прискорбным пятном на честь этого дома.

Бесшумно ступая босыми ногами, жрец шагнул вперед. На его загорелом лице не было и следа оскорбления, но лишь глубочайшее сочувствие. Он легко коснулся плеча воина:

— Когда оба — и хозяин и хозяйка — находятся между жизнью и смертью, ты был бы плохим стражем, если бы не старался оберегать их покой.

Не отрывая лба от пола, Люджан проговорил:

— Добрый священнослужитель, если ты пришел помочь… мои чувства — ничто по сравнению с нуждами хозяина и госпожи.

На этот раз жрец нахмурился. Его рука напряглась и с удивительной силой рывком подняла Люджана из раболепной позы.

— Напротив, — резко бросил он. — Веления души и чувства всех людей равно важны в глазах моего бога. Твоя невольная оплошность прощена, достойный воин. А теперь иди. Предоставь мне заняться своим делом с раненым господином и позаботься, чтобы стража у дверей исправно несла свою службу.

Люджан отсалютовал жрецу, ударив рукой по груди, и удалился, как ему было ведено. Хирург отвесил короткий полупоклон и вознамерился последовать за военачальником, но жрец жестом удержал его:

— Мой ученик еще совсем мальчик, да к тому же он слишком устал в пути, и вряд ли у него найдутся силы, чтобы оказать должную помощь. Он спит, и если я должен приступить к служению моему богу, то мне потребуется твое содействие.

Жрец поставил на пол дорожную суму, взял Хокану за руку и, глядя прямо ему в глаза, спросил:

— Сын моего бога, как ты себя чувствуешь? Хокану склонил голову: он не был способен на какие-то другие проявления любезности.

— Я чувствую себя достаточно хорошо. Благословенно имя твоего бога и безгранична милость Чококана, если они привели тебя в этот дом. — Он с трудом вдохнул воздух. — Если мне позволено будет высказаться, я осмелился бы попросить, чтобы ты сначала проведал властительницу. Твое искусство сейчас необходимо ей больше, чем мне!

Жрец поджал губы:

— Нет. Я сказал: нет! — Он поднял руку, заранее отметая протест Хокану. — Решения принимаю я. Я уже посетил Слугу Империи. Я проделал долгий путь в Акому ради нее, ибо своим щедрым приношением и заботой о своих людях она снискала признательность среди приверженцев моего бога. Но она идет на поправку и без вмешательства Хантукаму. Ты принес противоядие вовремя.

Хокану закрыл глаза; облегчение было столь сильным, что казалось осязаемым.

— Я благодарен богам за то, что ей суждено выздороветь.

— Да, она выздоровеет. — Жрец помолчал, его лицо внезапно омрачилось. — Но ты, как ее консорт, должен знать: в будущем она сумеет выносить еще только одного ребенка, и это все, чем могут ее одарить целительные силы моего бога. Действие яда не проходит бесследно.

Глаза Хокану широко раскрылись, полыхнув черным пламенем в свете ламп. Воинское самообладание не изменило ему, как ни тяжел был этот новый удар. Итак, его повелительница не сможет произвести на свет многочисленных отпрысков, о которых так мечтала, надеясь обезопасить от любых превратностей продолжение обеих династий — и Акомы, и Шиндзаваи.

— Тогда будь что будет, добрый священнослужитель.

Молчание заполнило комнату. Хирург неподвижно стоял, уважая чувства хозяина. Шипение масляной лампы смешивалось с шелестом ветра за стеной и с отдаленными шагами воина после смены караула. Лето миновало, и всякая земноводная живность не оглашала берега озера деловитым хором, только насекомые пели свою нескончаемую песнь в мягком тепле ночи.

В тишине этого позднего часа снова прозвучал голос жреца Хантукаму:

— Господин Хокану, это еще не все.

Консорт Мары уставился на стройного худощавого жреца, пытаясь преодолеть стоящий перед глазами туман; наконец ему удалось немного приподняться на локтях.

— Чего же еще ты можешь от меня потребовать такого, чего я уже не отдал?

Жрец Хантукаму вздохнул и слегка улыбнулся:

— Речь идет о том, что ты отдаешь даже слишком щедро, сын моего бога. Твоя любовь и преданность властительнице поглощают все, что ты имеешь, и все, что составляет тебя самого. Ради нее наследник Шиндзаваи рисковал потерей ноги, ради нее же он готов пожертвовать своей жизнью, лишь бы ее жизнь была спасена. Послушай, что я скажу, ибо сейчас сам Хантукаму говорит моими устами. И я говорю тебе: это слишком.

На этот раз щеки Хокану вспыхнули от гнева.

— Где была бы моя честь, если бы я кинулся спасать себя, а уж потом — Мару?

Бережным, но твердым нажимом жрец заставил Хокану снова лечь на подушки.

— Она не нуждается в том, чтобы ты ее спасал, — сказал он с грубоватой непререкаемостью. — Она Слуга Империи и властительница Акомы. Она достаточно сильна, чтобы постоять за себя. Ты ей необходим как сподвижник и единомышленник, стоящий рядом, а не как щит, выставленный вперед.

Хокану перевел дух, собираясь возражать, но жрец остановил его сверлящим взглядом и продолжил:

— В глазах Империи, в глазах моего бога ты значишь не меньше, чем она. Чтобы государство сохранилось, чтобы для всех настали лучшие времена, обещанные Светом Небес, — для этого ты, наследник Шиндзаваи, столь же необходим, как она. Ты главный игрок в обновленной Игре Совета и должен сам это понимать.

Слишком обессиленный, чтобы спорить, Хокану расслабился на подушках.

— Ты говоришь так, словно знаешь будущее, — устало сказал он. — Что же ты видишь такое, чего не видим мы?

Но жрец не ответил. Он сделал шаг в сторону от плеча Хокану и положил руки на его бедро, с обеих сторон от раны. Мягко и уверенно он обратился к хирургу:

— Открой мою суму, почтенный лекарь. Если мы хотим, чтобы этот человек не хромал, когда поднимется с постели, то впереди нас ждет работа на всю ночь… и нужно очень постараться, чтобы снискать благословение моего бога.

***

О засаде у молитвенных ворот и о выздоровлении Мары Аракаси узнал, находясь на палубе баржи, направлявшейся вниз по реке из Кентосани. Вестник, принесший эти новости, появился перед самым рассветом, во время остановки для приема груза свежих фруктов. Он поднялся на борт вместе с рабами, которые тащили корзины с плодами йомаха, и незаметно ускользнул, затесавшись в плотную беспорядочную толпу палубных пассажиров, заплативших по одной цинтии каждый за возможность совершить путешествие в столь неудобных условиях. На барже теснились три семьи бродячих сборщиков фруктов, двое чесоточных нищих, изгнанных из Кентосани за то, что промышляли своим ремеслом без имперской лицензии, и скороход из гильдии гонцов с распухшей лодыжкой: он держал путь к югу, чтобы попросить пристанища у своего дяди на время, которое потребуется для исцеления.

Аракаси пристроился между двумя прикрепленными к палубе бочками; темный капюшон скрывал его лицо. Он был столь же грязен, как нищие, и столь же подозрителен на вид, как уличный вор; немудрено, что женщины из батрацких семейств, оберегая своих многочисленных детишек, старались отодвинуться от него подальше. Поэтому новому пассажиру удалось втиснуться в небольшой просвет рядом с Аракаси и шепотом сообщить ему новости из Акомы.

Мастер тайного знания сидел привалившись головой к бочке: казалось, что он спит. Под ногтями у него виднелись темные ободки, незажившая царапина украшала подбородок; судя по запаху, он не мылся по меньшей мере неделю. Но слух у него оставался острым. Ему понадобилось не более минуты, чтобы обдумать услышанное, после чего он заворчал, словно во сне, боком привалился к бочке и почти неуловимым шепотом выдохнул:

— Я не сойду с баржи у причала. Скажи тамошнему связному, чтобы он засвидетельствовал мое почтение хозяину и госпоже. Если я понадоблюсь, пусть мне перешлют по цепочке вызов от ювелира, который держит мастерскую рядом с лавкой чучельника в Сулан-Ку. Ты опознаешь это место по черепу харулта на указательном столбе.

Гонец коснулся запястья Мастера в знак того, что все понял. Затем он презрительно фыркнул, как бы выражая недовольство неприятным соседством, передвинулся к ближайшему пассажиру и принялся проповедовать, восхваляя мало кому известное сообщество жрецов Лулонди, бога земледельцев.

— Отстань, паразит, — огрызнулся потревоженный попутчик. — Я терпеть не могу овощи, и от мух житья нет на этой барже, так еще и ты тут будешь зудеть над ухом!

Гонец поклонился, но при этом нечаянно задел локтем колено батрачки. Она разразилась бранью и наградила его хорошим пинком в голень.

Свара привлекла внимание капитана:

— Эй, вы там! А ну-ка потише, или я всех за борт повыкидываю!

Батрачка громко запротестовала:

— Этот прохвост тут ко всем пристает, а ты с него хоть монету взял?

Капитан насупился, пробился сквозь толпу и уставился на распростершегося пассажира, поскольку именно в его сторону был устремлен мозолистый палец батрачки.

— Ты! Пес шелудивый, червивая вонючка! Есть у тебя цинтия, чтобы заплатить за место?

Человек, к которому он обращался, жалобно забормотал:

— Прошу тебя, ради благословения Лулонди, позволь мне остаться.

Капитан почернел как туча и щелкнул пальцами:

— Вот я сейчас покажу тебе благословение Лулонди!

По его сигналу два отдыхавших гребца поднялись с мест. Мускулистые, как борцы, демонстрирующие на арене силу своих рук, они подошли к хозяину и поклонились ему.

— Скиньте его за борт, — распорядился возмущенный капитан. — Да не очень-то с ним церемоньтесь. Ишь чего вздумал — прокатиться по реке бесплатно!

На лицах гребцов появились одинаковые довольные ухмылки. Они схватили свою жертву за запястья, рывком подняли с палубы и швырнули за борт.

С громким всплеском незадачливый проповедник упал в мутную воду, и волны от его падения едва не затопили привязанную к барже плоскодонку торговца фруктами. Рабы оттолкнули его веслами — зрителям на потеху: и команда баржи, и палубные пассажиры, и зеваки, собравшиеся на берегу, — все весело смеялись, наблюдая, как этот бедняга судорожными движениями высвобождается из складок намокшего плаща и плывет на сушу.

— Вот тебе и благословение Лулонди, — буркнул капитан. Он круто развернулся и двинулся прочь, вновь погруженный в свои капитанские заботы. По дороге он перешагнул через мирно похрапывающего Аракаси, не обратив на того ни малейшего внимания.

***

Спустя два дня Мастер тайного знания сошел на берег в Сулан-Ку и благополучно покинул окрестности пристани. Улицы казались почти безлюдными: лавки были закрыты на послеполуденный отдых, а те немногие человеческие существа, которые не попрятались по домам от зноя, либо спали в тени оконных навесов и балконов, либо рылись в канавах среди отбросов в надежде отыскать что-нибудь съедобное, хлебную корку, например.

Аракаси направлялся в Дом Семи Звезд — бордель, обслуживающий богатых аристократов с извращенными вкусами. Там, под аркой заднего фасада, украшенной изображениями целующихся херувимов, он заявил о своем присутствии условным стуком в дверь. Створка отворилась, и непомерно толстая женщина, увешанная бусами и ожерельями из раковин коркара, втянула его в дом.

— О боги, — прогудела она низким, почти мужским, голосом, — почему это каждый раз, когда ты появляешься, от тебя разит, как из сточной канавы? У нас наверху клиенты, которым это может не понравиться.

Аракаси усмехнулся:

— Ну-ну, Бубара, не морочь мне голову басенками, что ты израсходовала весь запас воды для купания — с лепестками кекали — в столь ранний час.

Мадам фыркнула:

— Почти израсходовала. Девочки и мальчики должны приятно пахнуть.

Она просунула мясистую руку сквозь щель в драпировках, и оттуда немедленно появился обнаженный глухонемой мальчик с кожей цвета бобов чокала. Он низко поклонился хозяйке, а та жестом указала ему на Аракаси и кивнула.

Малыш взглянул на грязного посетителя, присмотрелся повнимательнее… и его лицо расплылось в широкой улыбке от радости узнавания. Не обращая внимания на запах, он ухватился за руку с темными ободками грязи под ногтями и повел Мастера тайного знания за собой.

Аракаси взъерошил мальчику волосы, извлек из какого-то потайного кармана конфету-тянучку, изготовленную чо-джайнами, и вручил ее своему малолетнему проводнику. Тот издал тихий восторженный стон и несколько раз прижал кулачки ко лбу в знак горячей благодарности.

Немного поразмыслив, Аракаси добавил две монетки из ракушек.

— Хорошо бы кто-нибудь купил тебе хоть какую-то одежонку, — проворчал он и проворно удержал мальчика за локоть, видя, что тот собирается кинуться к его ногам.

Потом Аракаси снова потрепал провожатого по голове и жестом отослал его, поскольку бывал здесь много раз и знал, куда идти.

Он миновал коридор, нажал на известный ему выступ резьбы, служивший ключом для отпирания потайной дверцы, и поднялся по узкой темной лестнице в укромную каморку под крышей; тем временем позади него глухонемой мальчик любовался бесценными подарками и ползал по чудесным коврам, не замечая, как бежит время.

В тесной каморке, где стояла невыносимая жара от раскаленной солнцем кровли, Аракаси подбирал себе облачение из разнообразных сундуков и ларцов, содержащих всевозможную одежду — от сверкающих, расшитых блестками мантий до крестьянских рубах. Он остановился на оранжево-пурпурной ливрее и паре запыленных сандалий с дыркой в левом носке. Затем он свернул в ком свою нестираную одежду, засунул этот ком в другой сундук, содержимое которого выглядело как нищенские отрепья, и, оставив себе лишь грязную набедренную повязку, спустился по той же лестнице, чтобы воспользоваться ванной хозяйки. ***

Часом позже он уже ползал на коленях по полу одной из контор гильдии ростовщиков. На этот раз орудиями его труда служили щетка-скребок и ведро. Дневной отдых закончился, служащие контор вновь приступили к работе, и никто не выражал неудовольствия оттого, что какой-то уборщик слишком долго провозился, отмывая плитки вокруг стола чиновника, рядом с проходом. Торговцы норовили пнуть его ногой, чтобы он не загораживал им дорогу, особенно если они шли объясняться по поводу просроченных долгов или если добиваться кредита их вынуждала нежданная беда: то ли бандиты напали на караван и захватили товары, приготовленные на продажу, то ли целая партия шелка отсырела в дождливый сезон и стала непригодна для использования.

Спорщики горячились, дневной зной еще подбавлял жару; никому и дела не было до того, что там бормочет слуга, отскребающий грязь с плиток.

Никому, если не считать чиновника, который, склонив голову на бок, переписывал из документа в документ ряды чисел.

— … остатки в собачьем дерьме, — бурчал Аракаси. — Должен быть закон, запрещающий любимым собачкам знатных дам гадить на улицах. — Он засопел, с проклятием отозвался о своей ноющей спине и точно таким же монотонным голосом продолжал:

— Оскорбляет мое обоняние, конечно, но ты не заметил случайно, не уничтожил ли красный мальчик какие-нибудь записи, пахнущие кровью? Что-то мне надоело воду ведром таскать.

Чиновник отер пот со лба, взял табличку с угла стола и сделал на ней пометку. Потом всунул ее в другую стопку, измазанную меловыми разводами, и брыкнул ногой, двинув уборщика носком по ребрам:

— Эй, ты! Почисти вот эти.

Аракаси согнулся в поклоне, прижав нос к влажным плиткам:

— Слушаюсь, господин, слушаюсь.

Он взял стопку, потянулся за тряпкой и приступил к исполнению полученного распоряжения. Его монотонное бормотание не прекратилось и тогда, когда он добрался до испачканной таблички с записью, хотя ему пришлось приложить немало усилий, чтобы сдержать дрожь в руках при виде зашифрованных сумм и дат. Три легких движения руки — и на табличке не осталось никаких знаков: все сведения перекочевали в память. Самозванный уборщик сохранил безмятежно-тупой вид, но сердце у него забилось вдвое быстрей.

Ибо в его шпионской сети кодовым именем «красный мальчик» называли Джиро Анасати, а чиновник, занимающий столь выгодное положение, был агентом, с большим трудом пристроенным на это место.

Зашифрованные числа обозначали крупные суммы в металле, взятые в долг первым советником дома Анасати. Эти деньги явно не были предназначены для торговых целей: теми обычно распоряжался управляющий, и чаще всего их оборот совершался посредством записок к торговцам, производившим регулярные выплаты. Одна из сумм была позаимствована в точности перед тем, как Аракаси угодил в ловушку на складе шелка, едва не обернувшуюся для него катастрофой. Не связаны ли между собой эти события? И два других займа, совершенные совсем недавно, могли оказаться средством для расплаты с Братством Камои — грязные деньги для заказного убийства.

Аракаси протер до блеска последнюю табличку и возвратил ее на стол чиновника. Он снова принялся за очистку пола и досадливо выбранился, когда чиновник бросил обрывок тайзовой бумаги в корзину для мусора и промахнулся. Скомканный клочок приземлился на плитку, уже отмытую Мастером. Тот поднял бумажку, подобострастно поклонился и отправил ее в корзину. Однако другой свернутый обрывок бумаги, до того находившийся внутри первого, остался у него в ладони и исчез в складке набедренной повязки.

Мастер терпеливо сносил тычки и пинки от торговцев, прокладывая себе путь через проход, пока не достиг наконец тихой гавани в дальнем углу.

Перед самым закрытием конторы, когда голоса зазвучали особенно громко, а перепалки достигли наивысшего предела, у стола, за которым сидел агент Аракаси, появился пышно разодетый купец. Окинув присутственную палату быстрым взором, он удостоверился, что каждый занят своим делом, и приступил к расспросам.

Чиновник, явно взволнованный, выронил мел. Аракаси обмакнул свою щетку-скребок в ведро и перебрался на другой участок пола, но его склоненная голова неизменно занимала такое положение, чтобы ему были видны все подробности переговоров между купцом и чиновником.

Беседа продолжалась несколько минут. Счетные фишки из раковин перекочевывали из рук в руки незаметно для любого из присутствующих, кто в это время стоял; но для слуги, пригнувшегося к полу, все было как на ладони. Купец время от времени оглядывался по сторонам; его живые глаза блестели воодушевлением.

Аракаси, по-прежнему что-то бормоча, напряженно вопрошал свою память. «Где я видел этого человека раньше? — думал он. — Где? « Ответ не заставил себя долго ждать. Мастер тайного знания умел выделять суть из множества мелких деталей.

Его даже кинуло в дрожь от возбуждения, когда он понял, что человек, одетый как франтоватый купец, на самом деле не кто иной, как Чимака, первый советник в доме Анасати.

— О, милость Чококана, — пробубнил он. — Этому проклятому полу конца не видно.

Он перетащил ведро в сторону, наполовину перегородив дверной проем, который вел в отхожее место. Не прошло и минуты, как он был вознагражден еще одним ударом под ребра, когда чиновник, спешивший по естественной надобности, наткнулся на эту преграду.

— Бестолочь проклятая!.. — Он наклонился, дабы еще разок стукнуть дуралея-уборщика, и между громкими ругательствами быстро и почти беззвучно проговорил:

— Купец хотел узнать, не интересовался ли кто-нибудь делами Анасати. Я сказал ему, что несколько юрких и подозрительных личностей предлагали мне взятки за эти сведения… пусть побеспокоится.

Аракаси бегло усмехнулся и прижал лицо к полу, как положено рабу, желающему принести извинения:

— Не гневайся, господин, умоляю тебя. Прости мою неловкость, окажи милость.

— Не собираюсь тебя прощать! — заорал чиновник. — Убирайся на улицу и отскребай крыльцо! Да присмотри, чтобы никакие уличные ублюдки не смели мочиться на колонны со стороны переулка, пока ты будешь там возиться.

Аракаси поклонился, пошаркал ногами и, пятясь задом, поспешно выбрался за дверь. Однако, хотя он и отрядил самую толковую ватагу из своих уличных мальчишек проследить путь купца, Чимака как сквозь землю провалился.

К закату Мастер был вынужден признать, что имеет дело с весьма умным противником, и это его встревожило. Мороз пробирал по коже при мысли о человеке, подвизающемся во вражеском лагере и не уступающем ему самому в искусстве уходить от преследования. Мало того что Джиро дал обет уничтожить Мару — этот вельможа был самым опасным членом партии традиционалистов, стремящихся низвергнуть самого императора. Возможно, другие откровеннее выражали свое недовольство, но у Аракаси не было сомнений в том, что Джиро предпочитал более коварную тактику, предоставляя этим «другим» возможность высказывать вслух то, чего желал он сам. Любые достижения в деле управления страной, любые благотворные перемены словно падали в стоячее болото, и не было никаких гарантий, что все не повернется вспять.

Когда настал вечер, Аракаси поспешил вернуться по темнеющим улицам в Дом Семи Звезд. Он должен зайти туда, снова переменить обличье и как можно скорее возвратиться к госпоже. Хотя поиски ниточки, ведущей его в гнездилище общины Камои, пока оказались безрезультатными, он получил другие, весьма тревожные новости, о которых следовало немедленно доложить, — новости о политических делах в Империи. Еще более неприятным было случайное открытие: Чимака, первый советник при Джиро Анасати, каким-то образом обнаружил, что необходимо заметать следы своих денежных операций.

Кого же из его агентов сумели выявить враги?

Глава 10. ПЕРЕДЫШКА

Мара не могла успокоиться.

Ее здоровье, подорванное действием ядовитого зелья, восстанавливалось слишком медленно — так она считала. Уже два месяца прошло, а она все еще была слишком слаба, чтобы отправиться в путешествие. Она хмуро разглядывала полосы солнечного света, падавшего на ковер в ее кабинете, и не могла справиться с досадой. Она должна быть в Священном Городе, чтобы присутствовать на собрании имперских советников — такие собрания устраивались дважды в год. На этот раз речь наверняка пойдет о том, что здоровье Фрасаи Тонмаргу, Верховного Главнокомандующего Империи, сильно пошатнулось. В уголках шептались, что он заметно дряхлеет. Слухи были безосновательны, но даже в лучшие годы властителя Тонмаргу, в бытность его предводителем клана, он держал бразды правления не слишком твердой рукой, пытаясь угодить различным партиям. Это тревожило Мару. В таких условиях, когда власть Фрасаи слабеет, а Имперский Канцлер — им был Камацу, отец Хокану — вынужден отражать бесконечные наскоки традиционалистов, угрожающие не только его собственному благополучию, но и благополучию его единомышленников, осеннее собрание Совета легко может стать ареной сражения.

Кровавые события тех дней, когда Игрой Совета заправлял Имперский Стратег, были еще слишком свежи в памяти.

Мара стукнула кулаком по письменному столу, невольно выдав накипающее раздражение, и поднялась на ноги, чтобы немного размяться. Из-за слабости она была вынуждена ходить опираясь на трость, и это бесило ее еще больше. Слуги, которые неотлучно находились при ней, и даже мальчик-скороход, сидевший у дверей, отвернулись, чтобы не видеть выражение лица госпожи, откровенно свидетельствующее о ее чувствах.

Но сегодня она была слишком взвинчена, чтобы тратить силы на сохранение внешней невозмутимости. Варвар Кевин, окажись он сейчас поблизости, не упустил бы случая подразнить ее за это.

Воспоминание отозвалось в душе Мары острой болью. А ведь она думала, что эта рана давно зарубцевалась.

— Ох, проклятый насмешник, — процедила она сквозь зубы и энергично стукнула об пол тростью.

Со стороны двери донесся мягкий голос:

— Империя не развалится на куски только оттого, что ее прославленная Слуга недостаточно окрепла для появления в Совете.

Одетый в боевую тунику, пропотевшую насквозь после воинских учений, в кабинет вошел Хокану. Следы хромоты в его походке почти исчезли. Когда Мара в гневе обернулась к нему, он схватил ее за руки. Силы у нее не было никакой, ужасная худоба бросалась в глаза, и ему надо было соблюдать величайшую осторожность, чтобы не оставить синяков на ее запястьях. Но он стоял на своем и отступать не собирался:

— Госпожа моя, властитель Хоппара сумеет взять дело в свои руки и прекрасно с ним справится. И с Советом тоже не случится ничего страшного из-за твоего отсутствия.

Она метнула на него возмущенный взгляд и, несколько мгновений помедлив, потребовала:

— Перестань обращаться со мной так, будто я сделана из стекла. И ты, и я

— мы оба знаем, что традиционалисты не откажутся от своих зловредных замыслов и не упустят возможность использовать собрание Совета для самых грязных интриг. Они там будут заключать сделки, выторговывать для себя какие-то преимущества, договариваться об условиях… и многие из тех, кто в иных обстоятельствах стал бы действовать с опаской, теперь обнаглеют именно из-за моего отсутствия!

Хокану улыбнулся, выпустил руку жены и, пригладив выбившуюся из ее прически прядь волос, закрепил ее нефритовой шпилькой там, где, по его мнению, она должна была находиться. Снова, уже в который раз, его пронзила боль от жалости к Маре, волосы которой лишились своего неповторимого блеска, а кожа — гладкости перламутра. За недели, проведенные на одре болезни, Мара утратила и свойственную ей прежде гибкость танцовщицы. Она выглядела изможденной, и даже Люджану не удавалось выманить ее для отдыха на воздух.

— Имперскую политику побоку, пичужка: я взял на себя смелость созвать твоих горничных. Тебе придется кое-кого принять.

— Ох, всеблагие боги! Парадный наряд? — Гнев Мары быстро переплавился в досаду. — Я же задохнусь! Чей же родитель, интересно, на этот раз явился, чтобы коснуться подола моего платья в надежде, что ему улыбнется счастье и он найдет приличных мужей для пятерых своих дочерей-дурнушек?

Хокану рассмеялся, обхватил ее обеими руками за талию и высоко поднял.

— Какие мы сегодня ехидные. А ты знаешь, что один купец подъезжал к Джайкену с предложением — продать твои поношенные платья, и предлагал за них солидную сумму в металле. Он хотел разрезать обноски на ленты и продавать как сувениры.

Мара оцепенела от оскорбления:

— Джайкен мне об этом ничего не сказал!

— И правильно сделал, — начал Хокану и тут же охнул: женщина, которую он обнимал, похожая на бестелесный призрак, основательно двинула его локтем под дых. Он переменил ее положение — так чтобы она не могла нечаянно удариться о рукоять его меча — и отважно продолжил свою речь:

— Он понимал, что ты прикажешь прогнать беднягу из поместья плетьми, и счел это не вполне уместным с точки зрения законов гостеприимства.

Когда ее консорт шагнул в коридор, Мара выпалила словечко, которое наверняка запятнало бы ее возвышенный образ в глазах благоговеющих простолюдинов. Затем она ткнула мужа в плечо:

— Так кто же этот посетитель, которого вы с Джайкеном сочли настолько безопасным для меня, что даже разрешаете мне его принять?

Лицо Хокану осветила широкая усмешка.

— Тебе захочется навести красоту. Это госпожа Изашани Ксакатекас.

— Здесь?! — Мара чуть не взвизгнула от испуга. Она непроизвольно подняла руки и начала приглаживать волосы.

После злополучного выкидыша это был первый раз, когда она проявила хоть какую-то заботу о своей внешности, и Хокану мысленно поблагодарил красавицу с острым язычком, ожидавшую сейчас в лучшей из гостиных Мары. Может быть, после этого визита властительница Акомы прислушается к доводам рассудка и перестанет тратить силы, необходимые для ее выздоровления, на изматывающие страхи и тревоги. По суждению жреца-врачевателя, противоядие застало Мару у самых ворот, ведущих в чертог Красного бога, и потребуются три месяца отдыха и покоя, чтобы она окрепла телесно, однако для полного восстановления сил должен пройти еще такой же срок. Но можно ли было рассчитывать на «отдых и покой» после всего, что случилось с Марой? После того, как она потеряла своего первенца Айяки, разрешилась от бремени мертвым младенцем и чуть сама не погибла мучительной смертью от медленного яда… Хокану опасался, что пройдет гораздо больше времени, прежде чем его жена снова станет самой собой.

Выразительное движение Мары напомнило Хокану, что позаботиться о приличиях перед выходом к гостям нужно не только ей, но и ему самому. Если он не прогреется как следует в горячей ванне, и притом как можно скорее, он просто обрастет твердой коркой. Любимая супруга прекрасно поняла значение его гримасы.

— Не слишком задерживайся в ванне, дорогой. Если уж Изашани здесь, вокруг нее сразу образуется облако полунамеков и интриг — облако не менее плотное, чем от ее благовоний. Чтобы вытрясти из нее важные сведения, нужно присутствие красивого мужского лица. И поскольку я не мужчина и не отношусь к числу ее любимцев, придется постараться тебе как консорту Акомы.

Не настолько Хокану устал от упражнений на плацу и не настолько был глух к оттенкам интонации, чтобы не почувствовать затаенный страх в голосе жены.

— Что тебя беспокоит, повелительница? В обычное время ты была бы в восторге, узнав о визите госпожи Изашани.

Мара подняла на него темные глаза.

— Великая Игра… — пробормотала она. — Слишком часто она оборачивается кровопролитием, и снова ходят слухи о заговоре против императора.

Лицо Хокану окаменело.

— Я приду. Но только после того, как приму ванну, и после того, как вы, женщины, обменяетесь приветствиями и последними новостями.

Возможно, причиной визита вдовствующей госпожи Ксакатекас действительно были опасные политические замыслы, думал Хокану, но будь он проклят, если упустит возможность поставить на службу Маре проницательность и острый ум этой выдающейся дамы.

***

В обрамлении роскошного наряда, осыпанная изумрудами и нефритом, Мара выглядела как потерянный зверек. Она вошла в гостиную мелкими робкими шажками вовсе не ради того, чтобы щегольнуть изысканными манерами, а просто из-за слабости. По той же причине оказался неглубоким и коротким поклон, которым она приветствовала ожидающую ее женщину в пурпурно-желтых одеждах. Продолжительный поклон неминуемо привел бы к тому, что она не удержалась бы на ногах и упала на колени, а упрямая гордость не позволяла прибегнуть к помощи слуги, который мог ее поддержать.

Госпожа Изашани поднялась со своих подушек в ореоле струящихся шелков и ароматов. Ее яркие карие глаза казались особенно красивыми из-за необычного разреза — они были чуть раскосыми. В волосах цвета осенней листвы пробивалась серебряная седина; к тайзовой пудре, которую она использовала, чтобы придать еще больше прелести своим высоким скулам, явно были подмешаны сверкающие крупинки из земляной ракушки. Они искрились крошечными вспышками, создавая волшебный контраст с молочно-белым и розовым оттенками гладкой кожи, словно силою магических чар сохранившей блеск юности. Красоту вдовствующей госпожи Ксакатекас прославляли, ее ума побаивались, и все сходились на том, что ей вообще нет равных в искусстве вить веревки из окружающих. И вот теперь эта великолепная аристократка поспешила вперед и поддержала Мару под локоток.

— Милая, ты еще не поправилась, это же очевидно. — Мягкие переливы ее голоса напоминали звучание драгоценных старинных инструментов, передаваемых музыкантами из рук в руки на протяжении многих поколений. — И между друзьями нет места формальностям.

С благодарностью приняв неожиданную помощь, Мара расположилась на мягких подушках. Ее собственный голос мог скорей напомнить о скрипе песка по стеклу, когда она произнесла традиционные слова приветствия:

— Добро пожаловать в мой дом, госпожа. В добром ли ты здравии?

Изашани склонила голову с лукавой улыбкой, от которой на щеках у нее появились ямочки.

— Я благодарна Слуге Империи за незаслуженную любезность, — ответила она.

В ее тоне слышалось искреннее удовольствие оттого, что Мара своим обращением как бы поменяла их местами в общественной иерархии. Будучи старше Мары годами и богаче опытом, Изашани тем не менее являлась всего лишь бывшей Правящей госпожой, а Мара носила титул Слуги Империи.

— Я-то вполне здорова, — заявила Изашани, — а вот ты выглядишь как квайетовое зернышко, слишком долго пролежавшее на солнце. Дорогая моя, ты, похоже, решила вообще отказаться от пищи?

Мару не удивила такая откровенность ее высказываний, но эта прямота частенько выбивала почву из-под ног многих недругов дома Ксакатекас, у которых и без того ум заходил за разум от неотразимого обаяния этой женщины.

Мара оторвала взгляд от блестящего шелка, богато расшитого по краям золотой нитью, и так же быстро отвела глаза от подноса со сластями и нарезанными фруктами, которые были раньше доставлены слугами, чтобы гостья могла подкрепиться с дороги.

— Ты, конечно, посетила нас не затем, чтобы выслушивать мои жалобы на слабое здоровье.

Еда действительно утратила для Мары всякую привлекательность. После отравления желудок стал капризным и ненадежным.

Ответ гостьи оказался колючим, как удар фехтовальщика:

— Я, конечно, посетила тебя не затем, чтобы наблюдать, как ты дуешься, и потакать тебе в этом.

Мара едва не вздрогнула. Такое высказывание, услышанное от кого-либо другого, следовало бы расценить как оскорбление, но в глазах Изашани светилось непритворное сочувствие. Мара вздохнула, и груз, камнем лежавший на сердце со дня рокового выкидыша, стал чуть-чуть полегче.

— Извини. Я не предполагала, что мое настроение выражается столь явно.

— Извинением от меня не отделаешься. — Изашани протянула безупречно ухоженную руку, выбрала тарелку и положила на нее порцию фруктов. — Ешь, а не то я позову твоих горничных и заставлю их сейчас же тебя связать и уложить в постель.

А ведь заставит, подумала Мара, и вероломные служанки, вероятно, послушаются гостью, даже не задумавшись, насколько это согласуется с желанием самой хозяйки. Изашани использовала свою власть как могущественный полководец: окружающие неизменно плясали под ее дудку и только потом начинали гадать, почему получилось так, а не иначе. Поскольку Мара чувствовала себя слишком слабой, чтобы пускаться в споры, она начала откусывать по маленькому кусочку от ломтика йомаха. Она, между прочим, тоже может задавать прямые вопросы:

— Так что же привело тебя в Акому?

Изашани бросила на нее испытующий взгляд. Словно уверившись, что, в отличие от сил телесных, духовная стойкость Мары не подорвана, гостья налила себе в чашку чоки из кувшинчика, стоявшего на подносе, и сообщила:

— Властитель Джиро Анасати начал нащупывать почву для переговоров со старшим из незаконных сыновей моего покойного мужа. — В ее голосе как будто зазвенела сталь из варварского мира.

Нахмурившись, Мара отложила недоеденную половинку ломтика.

— Венасети? — тоном спокойного вопроса произнесла она.

Грациозным наклоном головы Изашани подтвердила, что имя незаконного отпрыска угадано верно, и одновременно воздала должное прозорливости хозяйки. Удивительно было то, что Мара вообще знала это имя, поскольку покойный властитель Чипино, часто менявший наложниц и куртизанок, успел обзавестись чрезвычайно многочисленным потомством. Хотя все его побочные отпрыски на равных правах получили прекрасное воспитание в доме Ксакатекасов, их темпераменты и характеры отличались исключительным разнообразием. Старый правитель ценил в своих подругах и красоту, и ум, и, хотя ни одна из женщин, ставших матерями его сыновей и дочерей, не смогла отнять у Изашани ее привилегированное положение властительницы и супруги, для некоторых поражение оказалось более мучительным, чем для других, и они сумели заронить эту горечь в души своих детей. Нынешний наследник, Хоппара, в делах семейных придерживался мудрой политики своей вдовствующей матушки: строго соблюдать некую очередность наследования среди множества кузенов и незаконных единокровных братьев.

— Нам еще чрезвычайно повезло, — с искоркой в глазах добавила Изашани, — что Венасети сохраняет преданность своему роду. Джиро ушел ни с чем.

Озабоченность Мары не рассеялась, да и в Изашани она угадывала внутреннее напряжение. После должности Верховного Главнокомандующего, которая принадлежала сейчас властителю Фрасаи, следующий по важности пост при дворе императора занимал властитель Хоппара Ксакатекас. То, что он был слишком молод для такого высокого сана, делало его уязвимым: его разумные советы и умение схватывать все на лету встречали сопротивление подозрительной натуры Фрасаи — тот колебался, становился несговорчивым и упускал возможность вовремя расстроить планы традиционалистов, стремящихся воспрепятствовать грядущим переменам и восстановить упраздненный сан Имперского Стратега.

Устранение властителя Хоппары означало бы потерю главного оборонительного бастиона с весьма опасными последствиями. В выражении лица Изашани таилось предостережение.

Мара высказала догадку вслух:

— Ваш дом тоже пережил покушение?

Лицо Изашани осталось неподвижным, как у фарфоровой куклы.

— И не одно.

Мара закрыла глаза. Она почувствовала себя безмерно слабой под гнетом внезапно навалившейся усталости. Сейчас ее томило желание отказаться от самой трудной борьбы, ограничить поле своих надежд и усилий, посвятить себя делу выживания Акомы перед лицом опасностей, сжимающихся вокруг нее, словно кольцо обнаженных мечей. И все-таки она была Слуга Империи, а не та неопытная девочка, видевшая свое призвание в служении Лашиме, но вместо этого нежданно-негаданно оказавшаяся главой осажденного дома. Враги императора были также и врагами Акомы, ибо с течением времени она стала подобна опорной колонне, принимающей на себя тяжесть огромной крыши. Чтобы покончить с властью императора, Джиро и его союзники должны, были сначала лишить его этой опоры — поддержки Акомы.

За этой мыслью сразу же пришла другая: уж слишком большой успех сопутствовал Братству Камои в покушениях на жизнь ее друзей и союзников, не говоря уж о членах семьи. И пока во главе дома Анасати стоит Джиро, он будет нанимать убийц снова и снова; преступная община становилась опасностью, которой нельзя пренебрегать. Мара никогда не смогла бы забыть ужас, испытанный ею, когда ее едва не задушили, или муки преждевременных родов, вызванных действием яда. О погибшем Айяки она не перестанет горевать до конца дней своих.

Погруженная в мрачные мысли, Мара обнаружила присутствие Хокану в гостиной, только услышав слова приветствия, с которыми обратилась к нему гостья.

Открыв глаза, она увидела своего мужа, склонившегося над рукой госпожи Ксакатекас. Он держался застенчиво, как мальчик, хотя это было совсем не к лицу человеку, повелевавшему армиями от имени императора и занимавшему в обществе такое положение, что Мара оказалась предметом зависти множества высокородных девиц на выданье. Однако Изашани владела искусством смущать покой мужчин с такой легкостью, что в обществе поговаривали, будто она на самом деле ведьма и привораживает поклонников с помощью колдовских чар. Хокану был одним из ее любимцев, и ее мягкая лесть, приправленная добродушным подшучиванием, сразу помогла ему овладеть собой. Всем было известно, что мужчины, не пользующиеся расположением Изашани, в ее присутствии часами помалкивают, словно язык проглотив.

Все еще слегка ослепленный обаянием гостьи, Хокану уселся около жены и, взяв ее за руку, сказал:

— Мы тоже устали играть в мо-джо-го против Камои. — Он имел в виду карточную игру с высокими ставками. — И, по правде говоря, какое это было бы облегчение для всех нас, если бы у Ичиндара родился сын. Стоит появиться на свет мальчику-наследнику, и у ревнителей традиций сразу поубавится пыла.

Темные глаза Изашани загорелись веселым блеском.

— Последние несколько лет оказалисьчрезвычайно неблагоприятными для занимающихся сватовством. Родовитые юноши обзаводились наложницами, а о женах и слышать не хотели: все поголовно надеялись добиться руки какой-нибудь из дочерей императора. Настроение на светских приемах стало — хуже некуда. А чего еще можно было ждать при таком скопище незамужних девиц, которые фыркают друг на дружку, как детеныши сарката?

От этой темы разговор плавно перешел к торговой войне между кланами Омекан и Канадзаваи — войне, из-за которой у отца Хокану возникли серьезные трудности с продажей смолы. Последствия оказались весьма ощутимыми. Сократилось производство слоистой кожи, а это сразу ударило по тем, кто изготовлял доспехи и оружие; гильдия оружейников была близка к тому, чтобы взбунтоваться, а судовладельцы и грузчики в Джамаре несли убытки, поскольку товары задерживались в пути и попадали к причалам совсем не тогда, когда их ожидали. На складах Акомы плесневели шкуры нидр, тогда как на складах Анасати ничто не залеживалось; отсюда легко можно было догадаться, что к неполадкам у Шиндзаваи приложили руку союзники Джиро. И не имело смысла напоминать негоциантам из Омекана, что их собственная разобщенность некогда позволила императору овладеть всей полнотой абсолютной власти.

За неторопливым разговором собеседники и не заметили, что наступил вечер. Когда усталость Мары стала очевидной и она, принеся положенные извинения, перешла к себе в спальню, Изашани тоже удалилась в отведенные ей покои. Утром, уже сидя в паланкине на террасе у входа, когда носильщики заняли свои места, она подняла глаза на Хокану и отпустила последнее замечание:

— Знаешь, молодой хозяин, тебе надо бы как следует позаботиться, чтобы твоя жена принимала пищу. Не то пойдут гулять слухи, что ты моришь ее голодом и намереваешься таким образом свести раньше времени в могилу, а все потому, что надеешься присоединиться к кружку соискателей, которые увиваются за старшей дочерью Ичиндара.

Брови Хокану поднялись, словно его кольнули мечом.

— Госпожа, это угроза?

Изашани ответила с приторно-ядовитой улыбкой:

— Можешь не сомневаться. Мой покойный супруг был привязан к Маре, и я не хочу, чтобы его тень явилась меня преследовать. Кроме того, Хоппара, вероятно, сочтет необходимым вызвать тебя на поединок чести, если увидит, в какой печали пребывает твоя жена. После ее героических подвигов в Ночь Окровавленных Мечей он сравнивает с ней всех молодых женщин, и никто не выдерживает сравнения.

— Еще бы. — Голос Хокану зазвучал серьезно. — Но во всей Империи не сыщется человек, которого благополучие Мары заботило бы больше, чем меня. А твой визит помог ей гораздо больше, чем ты можешь вообразить.

***

Посещение госпожи Изашани, по крайней мере, помогло уже тем, что Мара снова начала уделять внимание своей внешности. Она доверилась искусству горничных, и, если поначалу отрадными изменениями в собственном облике она была обязана исключительно гриму, Хокану хватало деликатности, чтобы не дразнить ее такими замечаниями. Она по-прежнему посвящала долгие часы изучению хозяйственных донесений, но хотя бы делала над собой усилия, чтобы побольше есть; после того как она завела обыкновение проводить время на озере, в покое и в неторопливых размышлениях на борту маленькой лодки, ее бледность вскоре исчезла.

— Очень трудно терзаться тревогами, когда кругом вода, спокойная как небо, — сказала она однажды вечером, ступив на берег и оказавшись в объятиях встречавшего ее Хокану.

Предзакатное солнце золотило не только поверхность озера, но и весь ландшафт. Для Хокану была невыносимой мысль, что придется сейчас разрушить очарование минуты, но выбора у него не было. Очень скоро Мара все узнает, и если он не хочет вызвать бурю возмущения, то не посмеет скрыть от жены последние новости.

— Вернулся Аракаси.

— Так скоро?

Мара подняла голову и поцеловала мужа с рассеянным видом человека, мысли которого блуждают где-то далеко.

— Должно быть, он услышал о покушении на властителя Хоппару, прежде чем я отправила ему вызов.

Сказав это, властительница заторопилась, чтобы повстречаться со своим начальником разведки. Сопровождаемая мужем, она вошла во дворец и проследовала по коридорам, уже наполнявшимся вечерними тенями, мимо слуг, зажигавших масляные лампы. Со стороны одной из террас донеслись приглушенные расстоянием радостные возгласы Джастина.

— С чего это малыш так разбушевался? — спросила Мара.

Хокану обнял ее одной рукой за плечи:

— У него новая игра. Твой военный советник заключает с ним пари: утверждает, что не даст захватить себя врасплох и не попадется в засаду. Так что Джастин теперь прячется за мебелью, а слуги вообще избегают заходить в дальние коридоры: боятся ненароком угодить в засаду.

— А Кейок? — Мара обогнула последний угол и прошла из конца в конец еще одного коридора, вымощенного старой, стершейся мозаикой. — Он попадался?

Хокану засмеялся:

— Много раз. Слух у него уже не тот, что был раньше, а костыль делает его легкой добычей.

Мара покачала головой:

— Вот именно. Старый служака получил достаточно шрамов на службе Акоме, и нельзя допускать, чтобы в преклонном возрасте он терпел наскоки мальчишки.

Но Хокану знал, что Кейок нисколько не возражает против синяков, полученных от таких забав, потому что любит Джастина так, как любил бы внука, если бы тот у него был.

Супружеская пара подошла к дверям кабинета властительницы. Хокану снял руку с плеча жены и вопросительно взглянул на нее. Слуги не успели еще добраться до этих покоев, и здесь пока не были зажжены лампы. Лицо Мары оставалось непроницаемым, но спустя несколько мгновений она сказала:

— Останься со мной. Новости госпожи Изашани все еще меня тревожат, и твой совет может оказаться очень полезным.

В ее голосе Хокану уловил беспокойство. Он спросил:

— Хочешь, я пошлю за Сариком и Инкомо?

— Нет, — решительно заявила Мара. — Они вряд ли одобрят то, что я задумала, а я не вижу необходимости выслушивать их возражения.

Хокану пробрал озноб, несмотря на тепло летнего вечера, голоса слуг, переговаривающихся где-то рядом, и запахи ужина, доносящиеся из кухни. Он протянул руку и одним пальцем поднял подбородок Мары.

— И что же ты такое задумала, моя дорогая властительница? — спросил он самым беспечным тоном, хотя от мрачного предчувствия у него перехватило дыхание.

После недолгой паузы Мары ответила:

— Община Камои слишком долго служит для нас источником бедствий. По их вине я потеряла первенца и еще не родившегося младенца. Я не допущу, чтобы госпоже Изашани пришлось пережить подобные потери. Я в долгу перед покойным властителем Чипино и хотя бы поэтому обязана помочь его семье.

Хокану вздохнул:

— Корень зла не в самих убийцах из Камои, а в том враге, который их нанимает.

Мара коротко кивнула:

— Я знаю. Именно поэтому я собираюсь попросить Аракаси, чтобы он проник в их главное логово и выкрал секретные записи. Если я узнаю имя нанимателя, то смогу изобличить его перед всеми.

— Вероятно, это имя — Анасати, — заметил Хокану.

— Одно из имен, — зловеще процедила Мара. — Я хочу узнать и другие, чтобы родители больше не оплакивали юных наследников, ставших жертвами смертоносной политики. А теперь пойдем и поручим Аракаси выполнить эту трудную задачу.

Хокану оставалось лишь кивнуть в знак согласия. К Мастеру тайного знания он испытывал уважение, близкое к благоговению после того дня, когда они вместе пустились на поиски противоядия. Однако поручить человеку — пусть даже обладающему таким даром лицедейства и перевоплощения — проникнуть в самое сердце тонга Камои означало требовать невозможного. Но у Хокану не было убедительных доводов, чтобы заставить жену понять: она посылает Мастера на смерть именно тогда, когда больше всего нуждается в его услугах.

***

Аракаси покинул кабинет властительницы в тяжелом раздумье. Беседа была столь долгой, что он охрип. Всеобъемлющий и точный доклад, с которым он сюда явился, был результатом многих месяцев упорного труда в самых разных краях Империи. Мастер не давал покоя своим агентам, заставляя их добывать ответы на интересующие его вопросы, хотя прекрасно понимал, какую опасность представляет Чимака, первый советник правителя Джиро. Двое агентов при этом лишились своего прикрытия и, попав в безвыходное положение, предпочли броситься на собственные клинки, чтобы избежать допросов и истязаний. Пытка могла бы исторгнуть у них невольные признания, а предать госпожу им запрещала честь. И хотя разведчикам Аракаси удалось общими усилиями обнаружить кое-какие перемены в составе союзов, заключенных ранее противниками императора, и выявить несколько традиционалистских заговоров, Мастер так и не сумел ни на волос приблизиться к решению главной задачи — узнать имя нанимателя, который посылал убийц из Камои против Акомы.

Стали известны новости и более тревожные, чем последнее неудавшееся покушение на властителя Хоппару. Как оказалось, были и другие посягательства на жизнь членов семьи Ксакатекас. Планы злоумышленников сумела сорвать одна из агентов Аракаси в этом доме. Дважды случалось так, что она, затесавшись среди поваров, «по неловкости» роняла на пол тарелки с пищей, вызвавшей у нее подозрение.

Это сообщение заставило Мару вздрогнуть. Она побледнела, потом покраснела; Аракаси никогда прежде не видел ее в таком гневе. Ее слова все еще звучали в памяти Мастера, и, кроме гнева, в них угадывалось горе, никогда не отпускавшее ее со дня гибели Айяки:

— Аракаси, — сказала она, — я прошу тебя найти способ выкрасть секретные записи тонга. Нужно положить конец атакам на нас, а теперь еще и на союзников императора. Если за покушениями стоит не только Анасати, но и кто-то еще, я хочу знать, на каком я свете.

Выслушав приказ, Аракаси по-солдатски отсалютовал хозяйке ударом кулака по собственной груди. После многомесячных бесплодных усилий проникнуть в архивы Анасати и после трех неудачных попыток внедрить новых агентов в усадьбу Джиро он испытал нечто похожее на облегчение, получив задание пробраться в логово тонга. Аракаси с досадой признавал, что Чимака — самый умный противник из всех, с кем он имел дело. Но даже столь блистательный виртуоз политической игры, как первый советник в доме Анасати, не станет ожидать, что кто-то решится на такой безрассудно-смелый ход — бросить вызов всей общине убийц. И пока Чимака не знает главного разведчика Акомы по имени, он понемногу выстраивает свое понимание методов Аракаси — понимание, которое позволяет ему предугадывать поведение противника. Тщательно отмеренная доза неожиданностей может на некоторое время увести Чимаку по ложному следу, особенно если ему останутся неизвестными истинные причины наблюдаемых событий.

Тихий, как тень, погруженный в собственные мысли, Аракаси свернул за угол, по привычке придерживаясь переходов потемнее. Узкий коридор пересекал самую старинную часть усадебного дворца. Полы были проложены на двух разных уровнях — наследство какого-то забытого властителя, уверенного в том, что он всегда должен стоять выше своих слуг. Кроме того, ему — а может быть, кому-нибудь из его жен — была свойственна любовь ко всяческим безделушкам и украшениям. В стенах имелись ниши-углубления для статуй и других произведений искусства. Вид этих ниш всегда наводил Аракаси на невеселые мысли: он не мог не думать, что некоторые из них достаточно просторны, чтобы в них нашел укрытие убийца.

Поэтому он не был захвачен совсем уж врасплох, когда позади него раздался оглушительный вопль и кто-то совершил атлетический прыжок с явным намерением наброситься на него сзади.

Он круто обернулся и через мгновение уже крепко держал в руках брыкающегося шестилетнего мальчика, рассерженного из-за того, что его внезапная атака не удалась.

Мастер подул на золотисто-рыжую кудряшку, прилипшую к губам ребенка, и поинтересовался:

— Я сегодня так похож на Кейока, что ты решил со мной повоевать?

Юный Джастин захихикал, извернулся и умудрился поднять игрушечный меч, вырезанный из дерева и украшенный лаковой инкрустацией.

— Кейока я сегодня уже два раза убил, — похвастался он.

Брови Аракаси поднялись. Он ухватил мальчика поудобнее, удивленный тем, что удерживать бойкого вояку удается только ценой ощутимых усилий. Вот уж воистину сын своего отца: и держится нахально, и ноги длинные, как у антилопы корани, с которой никто не может сравниться по скорости бега.

— А Кейок сколько раз тебя сегодня убил, постреленок?

Присмиревший Джастин сознался:

— Четыре.

Он добавил грубое ругательство на языке варваров, — вероятнее всего, он перенял это выражение от какого-нибудь солдата, который водил дружбу с Кевином во время кампании в Дустари. Аракаси мысленно отметил, что слух у мальчика такой же острый, как и ум, если он так наловчился подслушивать разговоры старших.

— У меня такое впечатление, что тебе давно пора спать, — укоризненно произнес Мастер. — Твои няньки знают, что ты разгуливаешь по дому? — И он потихоньку двинулся в направлении детских комнат.

Джастин тряхнул копной рыжих волос:

— Няньки не знают, где я. — Он гордо улыбнулся, но потом его оживление улетучилось: он почуял неладное. — А ты им не скажешь? Мне за это влетит, это точно.

В темных глазах Аракаси блеснул огонек.

— Не скажу, но с одним условием, — со всей серьезностью ответил он. — В обмен на мое молчание ты мне кое-что пообещаешь.

Джастин принял торжественный вид. Подражая солдатам, которые подтверждали свое обязательство уплатить долг (в случае проигрыша) при игре в кости, он поднял руку и коснулся лба сжатым кулачком:

— Я держу слово.

Аракаси спрятал улыбку:

— Очень хорошо, досточтимый молодой хозяин. Ты не издашь ни звука, когда я потихоньку от всех доставлю тебя к спальне, и будешь лежать на своей циновке не шелохнувшись, с закрытыми глазами, пока не проснешься, и это будет утром, а не ночью.

Джастин взвыл от такого вероломства. До чего же похож на отца, думал Аракаси, пока тащил протестующего малыша в детскую. Кевин тоже никогда не считался ни с обычаями, ни с правилами пристойности. Он бывал честен, когда это могло смутить окружающих, и лгал, если находил это полезным. Он был сущим бесом, если судить о нем просто как об одном из слуг в хорошо налаженном цуранском хозяйстве, но жизнь, несомненно, стала менее забавной после того, как Кевина отправили через магические Врата обратно в Мидкемию. Даже Джайкен, который частенько служил мишенью для шуточек Кевина, порой высказывал сожаление о его отсутствии.

В точности соблюдая уговор, Джастин прекратил протесты на пороге своей комнаты: не стоило привлекать к себе внимание и раздражать нянек. Он держал свое слово воина до того момента, когда Аракаси бесшумно уложил его в постель, но глаза он не закрыл. Вместо этого он буравил стоящего рядом Аракаси негодующим взглядом, пока его наконец не одолела усталость и он не заснул глубоким и здоровым сном набегавшегося за день мальчика.

Мастер тайного знания не сомневался, что Джастин снова улизнул бы из детской, невзирая на данное им торжественное обещание, если бы Аракаси не подкрепил это твердое «слово воина» своим присутствием. Всеми повадками мальчик напоминал скорее мидкемийца, чем жителя Цурануани; мать и приемный отец поощряли развитие в нем этих качеств.

Сейчас трудно было предугадать, каким образом заявит о себе нецуранский характер Джастина, когда он повзрослеет, — послужит ли благому делу или приведет к тому, что имя и натами Акомы останутся незащищенными от враждебных выходок Джиро и его союзников. Аракаси вздохнул, проскользнул в просвет между панелями стенной перегородки и двинулся в путь по саду, залитому лунным светом. Добравшись до помещений, которые служили ему жилищем в тех редких случаях, когда он задерживался в поместье на несколько дней, Аракаси скинул с себя свою самую последнюю маску — личину бродячего коробейника, торгующего дешевыми украшениями. Он выкупался в прохладной воде, не желая тратить время на ожидание, пока слуги натаскают горячей; смывая въевшуюся дорожную грязь, он уже прикидывал, как подступиться к своей новой миссии.

Письменные свидетельства о контрактах, заключенных гонгом Камои или другой общиной того же толка, находились во владении самого Обехана. Только доверенный преемник (обычно им становился один из сыновей) мог знать, в каком тайнике содержатся эти свитки, — на тот случай, если Обехана постигнет внезапная кончина. Для того чтобы установить местонахождение опасных документов, Аракаси придется оказаться достаточно близко к вожаку Братства Красного Цветка — самой могущественной общины в Империи.

Аракаси смывал краску с волос энергичными движениями, позволявшими ему дать выход накопившимся тяжелым чувствам. Пробраться в самое сердце Братства будет куда труднее, чем уцелеть во всех прошлых вылазках.

Аракаси ничего не сказал Маре об опасностях этого предприятия. Ему достаточно было взглянуть на угасшее, изможденное лицо Мары, чтобы понять: нельзя добавлять ей тревог, иначе ее выздоровление затянется на еще более долгий срок.

Аракаси откинулся на спину, не замечая, что последнее тепло успело улетучиться из воды. Он размышлял о своей встрече с Джастином. Беспокойство Мары за сына — единственного оставшегося в живых — будет только нарастать: Аракаси это понимал. На нем лежала часть ответственности за то, чтобы мальчик вырос и достиг совершеннолетия; сейчас это означало, что он обязан найти средства обезвредить самого опасного вооруженного злодея в Империи — Обехана, главаря общины Камои.

Любой здравомыслящий человек счел бы задачу невыполнимой, но это ни в малейшей степени не смущало Аракаси. Беспокоило другое: впервые за всю его долгую и богатую приключениями жизнь у него не было ни малейшей зацепки, которая хотя бы подсказала ему, с чего начать. Место, где обретался глава Братства, держалось в строжайшем секрете. Агенты, которые получали плату за посредничество, не были столь легкой добычей, какой оказался аптекарь в Кентосани. Им полагалось совершить самоубийство — как они и поступали много раз в истории, — прежде чем их заставят выдать следующее звено в цепочке связных. Они были преданы своему смертоносному культу точно так же, как агенты Аракаси были преданы Маре. Так и не отогнав тревожных дум, Аракаси вышел из ванны и насухо обтерся полотенцем, после чего облачился в простую длинную рубаху. Почти половину ночи он провел отыскивая у себя в памяти события и лица, которые помогли бы ему раздобыть путеводную нить.

За пару часов до рассвета он встал, несколько раз потянулся и мысленно собрал воедино все обстоятельства, которые могут послужить ему на пользу.

Не замеченный патрулями, он покинул усадьбу. Однажды Хокану пошутил, заявив, что какой-нибудь стражник может случайно убить главного разведчика Мары, если тот будет тайком бродить по ночам вокруг дома. На это Аракаси ответил, что такого стражника необходимо будет повысить в должности, раз он сумел избавить Мару от негодного слуги.

Рассвет застал Аракаси на дальнем берегу озера: Мастер шел ровным шагом, обдумывая дальнейшие действия. Он строил и пересматривал планы, отбрасывал их, но не отчаивался, а лишь все более проникался сознанием важности стоящей перед ним цели. К восходу солнца он уже был на реке, затерявшись среди других путешественников, ожидающих прибытия почтовой барки, — еще один безымянный пассажир, который держит путь в Священный Город.

Глава 11. УТРАТА

Проходили месяцы.

Румянец наконец вернулся на щеки Мары. Наступила весна, в должный срок отелились нидры, и кобылы, доставленные из варварского мира, произвели на свет здоровых жеребят. С разрешения Люджана Хокану получил в свое распоряжение несколько десятков солдат, обучил их ездить верхом, а потом начал тренировать в искусстве сражаться в конном строю.

Пыль, поднятая в воздух при таких маневрах, долго еще висела над полями в сухом горячем воздухе, и на исходе дня берег озера оглашался смехом и шутливыми возгласами свободных от службы солдат, наблюдающих, как немногие избранные купают своих мидкемийских страшилищ или стирают пот с их лоснящихся боков. Иногда, когда игры становились довольно грубыми, мокрыми оказывались не только наездники и лошади.

С той самой террасы, которая некогда служила во время учений командным пунктом для Тасайо Минванаби, за тренировками нарождающейся кавалерии наблюдала Мара. Вместе с нею находились горничные и маленький сын; все чаще компанию ей составлял и муж — в кожаных штанах для верховой езды, при мече и арапнике.

В один из таких дней, когда солнце уже склонялось к западу, Мара увидела, как старый седой ветеран многих походов потянулся к своей лошади и поцеловал ее в нос. Это зрелище настолько позабавило властительницу, что впервые за долгие недели окружающие увидели на ее лице беззаботную улыбку.

— Смотри-ка, — сказала она мужу, — солдаты, очевидно, начинают привыкать к лошадям. Уже многие возлюбленные наших воинов жаловались, что их избранники проводят больше времени в конюшнях, чем в своих законных постелях.

Хокану усмехнулся и обнял ее гибкий стан:

— Ты тоже сетуешь на это, женщина?

Мара полуобернулась в его объятиях и перехватила взгляд Джастина, который уставился на нее своими невинными, широко открытыми глазами. Всем своим видом он так напоминал отца, что Мара не сразу справилась с охватившим ее волнением; но тут он пальцами изобразил грубый знак, который наверняка узнал не от приставленных к нему воспитателей.

— А ты сегодня ночью собираешься сделать ребеночка, — сказал он, гордый своим умозаключением и ничуть не обескураженный оплеухой, которую тут же получил от ближайшей к нему няньки.

— Что за дерзость! Так разговаривать с матерью! Не знаю, где ты набрался таких штучек с пальцами, но, если это повторится, не миновать тебе порки!

Покраснев до корней волос, нянька поклонилась хозяевам и потащила протестующего Джастина в детскую, чтобы уложить его спать.

— Да ведь солнце еще вон как высоко стоит! — негодовал провинившийся малыш. — Как же я смогу спать, если вокруг все видно?

Парочка исчезла за поворотом лестницы, которая вела вниз с холма; но прежде, чем они скрылись из виду, шевелюра Джастина полыхнула огнем в лучах низкого солнца.

— Всеблагие боги, он растет не по дням, а по часам, — с нежностью сказал Хокану. — Скоро надо будет подобрать ему наставника для занятий с оружием. Как видно, уроков счета и письма недостаточно, чтобы помешать ему подглядывать за слугами.

— Он не подглядывал, — возразила Мара. — При случае он не упускает возможности улизнуть куда-нибудь в казармы или в бараки рабов. И очень внимательно слушает, когда мужчины бахвалятся своими победами над особами из Круга Зыбкой Жизни или над девушками-служанками. Он — сын своего отца, когда речь идет о том, чтобы поглазеть на женщин, и сегодня утром он сказал моей горничной Кейше нечто такое, что она покраснела, как юная девушка, хотя таковой отнюдь не является.

Она склонила голову набок и из-под опущенных ресниц вгляделась в мужа:

— Он грубый и неотесанный мальчик, которого придется женить пораньше, а не то, чего доброго, он наплодит бастардов Акомы по всей стране, и все отцы молоденьких девушек станут гоняться за ним с мечом… ну если и не все, то уж половина — это точно.

Хокану тихонько засмеялся:

— Из всех забот, которые он может тебе причинить, эта беспокоит меня меньше всех прочих.

Глаза у Мары расширились.

— Да ведь ему семь лет только что исполнилось!

— В таком случае это для него самое подходящее время, чтобы обзавестись маленьким братцем, — сказал Хокану. — Появится второй дьяволенок, за которым ему надо будет присматривать… глядишь, и сам он станет бедокурить поменьше.

— Ты тоже грубый и неотесанный мальчик, — мстительно поддела его Мара и, с коротким смешком выскользнув из объятий мужа, побежала вниз по склону холма. Поплотнее запахнуть свой легкий халатик она позабыла.

Хокану справился с изумлением и последовал за женой. От нахлынувшего восторга кровь бросилась ему в лицо. Слишком долго он не видел свою госпожу в таком игривом настроении — со злосчастного дня отравления. Он бежал неторопливо, уверенный, что именно этого она сейчас желает, и не пытался перейти на более широкий, размашистый шаг атлета, чтобы догнать Мару. Он поравнялся с ней только в узкой лощине у берега озера.

Лето было в полном разгаре. Среди сухих трав еще виднелась зелень. Кусачие насекомые, отравлявшие жизнь в начале лета, куда-то попрятались, а хор цикад не умолкал. Воздух был напоен теплом.

Хокану порывисто обнял жену, и оба упали на землю — растрепанные, почти не дыша, отбросив всякую церемонность и чопорность.

— Мой господин и консорт, — сказала Мара, — кажется, у нас осталась одна проблема: нехватка наследников.

Его пальцы уже распускали оставшиеся шнурки ее халата.

— После наступления темноты патрули Люджана обходят дозором берег, — напомнил он.

Она ответила сияющей улыбкой:

— Тогда тем более нам нельзя терять время.

— Ни в коем случае, — радостно подтвердил Хокану.

После этого обоим было уже не до разговоров.

***

Долгожданный наследник мантии Шиндзаваи, судя по всему, был зачат той ночью — либо на берегу, под открытым небом, либо позже, посреди душистых подушек, после кубка вина сао, который супруги осушили вместе в своих покоях. Шесть недель спустя у Мары уже не оставалось сомнений. Она знала признаки беременности, и, хотя, просыпаясь, она чувствовала себя скверно, Хокану слышал по утрам ее пение. Но в его улыбке таился привкус горечи. Ему было известно то, чего не знала она: дитя, которое она носит сейчас под сердцем, будет у нее последним, и все целители-жрецы Хантукаму не властны это изменить.

До того дня, когда он случайно услышал спор между поварятами с кухни и побочным сыном одного из приказчиков, ему и в голову не приходило, что младенец может оказаться женского пола. Он предоставил событиям идти своим чередом и не обращал внимания на пари, которые заключались в казармах насчет предполагаемого пола будущего ребенка.

Хокану даже мысли такой не допускал, что боги пошлют ему дочь, а не сына: ведь этому ребенку — последнему, которого Маре суждено выносить — предстояло унаследовать имя и состояние семьи Шиндзаваи.

Состояние радостной беззаботности, в которой началась эта беременность, быстро уступило место строжайшей бдительности. После попытки отравления, после покушений на союзников Акомы беспечности не было места. Люджан утроил число патрулей и самолично проверял наиболее опасные посты в ущельях. Молитвенные врата над рекой — там, где она вытекала из озера, — ни на минуту не оставались без наблюдателей в башнях; в состоянии полной боевой готовности постоянно находилась рота вооруженных воинов. Однако пришла осень, на рынки были отправлены гурты нидр, и коммерческие дела шли бесперебойно, без каких бы то ни было заминок. Бандиты не нападали на караваны с шелком, что само по себе было необычным и настораживало. Джайкен просиживал долгие часы над грудами счетных табличек, но, казалось, его не радовала даже большая прибыль от продажи квайета.

— Природа часто выглядит особенно прекрасной перед самыми разрушительными бурями, — угрюмо ворчал он в ответ на жалобы Мары, которая уверяла, будто у нее шея болит из-за его непоседливости, поскольку ей постоянно приходится вертеть головой, а иначе за ним не уследишь.

— Уж слишком все гладко идет, — в который раз повторил управляющий, с размаху усевшись на подушки перед письменным столом госпожи. — Как же тут не тревожиться? Не верю я, что все это время Джиро благонравно сидит уткнувшись носом в старые свитки.

Однако кое-что было известно от агентов Аракаси. Джиро не сидел сложа руки: он нанял механиков и плотников для сооружения странных устройств на площади, которая при жизни его отца использовалась как плац для воинских учений. Было вполне вероятно, что эти устройства предназначались для осады крепостей и для подкопов. В оборот был пущен ловко состряпанный слух, будто старый Фрасаи Тонмаргу по наущению властителя Хоппары Ксакатекаса растратил деньги из имперской казны. До сих пор многочисленные работники трудились, заделывая трещины в стенах Кентосани и во внутренней цитадели императорской резиденции — следы разрушительного землетрясения, устроенного магом-отступником Миламбером во время Имперских игр несколько лет назад.

Когда потянулись скучные осенние дни и уже приближался сезон дождей, Мара почувствовала, что ее одолевает беспокойство. Она ловила себя на том, что, как и Джайкен, без конца расхаживает из угла в угол и ничего не может с собой поделать. Единственную передышку она получила, когда Джастину исполнилось восемь лет и Хокану подарил ему первый в его жизни настоящий меч, а не игрушечное детское оружие. Мальчик принял искусно сработанный маленький клинок с должной серьезностью и устоял против искушения немедленно кинуться с этим мечом на воображаемого врага, сокрушая все на своем пути. Однако уже на следующее утро все уроки пристойного поведения, полученные от Кейока, оказались напрочь забытыми. Это стало ясно, когда он, грозно потрясая обнаженным клинком, сбежал по склону холма на поляну, где его ожидал наставник.

Мара наблюдала за сыном с веранды, мучительно сожалея, что не может находиться сейчас рядом с ними обоими. Однако лекари не позволяли ей надолго вставать с подушек, а муж, который обычно бывал снисходителен к вспышкам ее упрямства, не соглашался ни на какие поблажки. Нельзя было рисковать будущим наследником. Зато все, о чем бы Мара ни попросила, доставлялось ей немедленно, чтобы сгладить неудобства от всевозможных запретов.

Прибывали подарки от других важных господ: от одних — роскошные, от других — самые скромные знаки внимания. От Джиро была получена дорогая, но чудовищно уродливая ваза. С каким-то изощренным злорадством Мара приказала отдать вазу слугам, чтобы они могли использовать ее для выноса из дома ночных нечистот.

Но из всех даров самыми желанными для Мары были книги, доставляемые в больших ларцах, от которых пахло пылью и плесенью. Их присылала Изашани, предпочитая такое подношение более привычным лаковым шкатулкам или экзотическим певчим птицам. Читая записочки, приложенные к подаркам, Мара весело смеялась. За броским гримом Изашани, за ее милыми женскими шуточками скрывались проницательный ум и сильная воля. А тем временем от ее сына Хоппары приходили традиционные, но ошеломляюще экстравагантные букеты цветов.

Окруженная расписными вазами, Мара вдыхала аромат срезанных цветов кекали и пыталась не думать о Кевине-варваре, который впервые открыл ей в сумерках сада, что значит быть женщиной… Давно это было. Сейчас, нахмурившись, она изучала трактат об оружии и военных кампаниях. Она еще больше нахмурилась, когда подумала, что, быть может, в премудрости этого трактата вникал и Джиро Анасати. Тут ее мысли сбились. Сообщения от Аракаси поступали нерегулярно — с тех пор как она возложила на него задачу добыть секретные документы тонга Камои. Она не видела его уже несколько месяцев; ей не хватало его быстрого ума и безошибочного истолкования старых и новых слухов. Закрыв книгу, она попыталась представить себе, где он сейчас находится. Сидит, возможно, где-нибудь в захолустном постоялом дворе, приняв обличье погонщика нидр или моряка. А может быть, подкрепляется за одним столом с бродячим торговцем.

Она запретила себе даже в мыслях допускать, что он, может быть, уже мертв.

***

На самом же деле Аракаси в этот момент лежал на боку среди смятых и перепутанных шелковых простыней и легким прикосновением искусных пальцев поглаживал бедро девушки в самом расцвете молодости и красоты. Его не слишком беспокоило то, что, согласно условиям контракта-обязательства, она является собственностью другого мужчины, равно как и то, что он рисковал собственной жизнью ради обольщения этой девушки. Если даже какой-нибудь слуга или стражник, озабоченный защитой добродетели рабыни-наложницы, рассчитывает застать ее среди бела дня с любовником, то уж наверняка спальня отсутствующего хозяина окажется последним местом, где он вздумает ее искать.

Сама красавица успела достаточно соскучиться от жизни взаперти, чтобы обрадоваться приключению; к тому же она, по молодости лет, не ожидала от жизни никаких особенных подвохов. Ее нынешний владелец, старый и тучный, не мог похвастаться мужскими доблестями. С Аракаси все было иначе. Она, постигшая все тонкости науки угождения мужчинам в постели и занимавшаяся этим с шести лет, чувствовала себя выдохшейся и пресыщенной. Преуспеет ли он в своих стараниях возбудить ее — вот и все, что ее сейчас интересовало.

Для главного разведчика Акомы ставки в игре, которую он вел, были намного выше.

В полутемной комнате с закрытыми перегородками воздух казался тяжелым из-за дымка курильниц с благовониями и аромата духов. Простыни источали запах трав, которые считались верным средством для возбуждения сладострастных желаний. Аракаси, изучивший немало книг по медицине, знал, что это поверье ложно; впрочем, престарелый хозяин был достаточно богат и мог не беспокоиться насчет того, не попусту ли потрачены его деньги. Эта мешанина приторных ароматов чрезвычайно досаждала Аракаси, больше всего он сейчас жалел о том, что нельзя раздвинуть перегородки. Ему казалось даже, что он с большей легкостью претерпел бы запах заношенной набедренной повязки и фартука, которые надевал в тех случаях, когда не хотел, чтобы почтенные попутчики или случайные встречные слишком пристально вглядывались ему в лицо. По крайней мере, запах гнилых овощей отгонял бы сон, тогда как сейчас, в густых облаках ароматов, от Аракаси требовались титанические усилия, чтобы не заснуть.

Девушка шевельнулась, и шелковое покрывало с тихим шелестом соскользнуло с ее тела. В послеполуденном свете, сочащемся сквозь стенные перегородки, взору открылись великолепные очертания ее фигуры и разметавшиеся на подушке локоны медового оттенка. Раскосые зеленые глаза были устремлены на Ара-каси.

— Я не говорила, что у меня есть сестра.

Это был ответ на фразу, прозвучавшую пару минут тому назад.

Бархатно-мягким голосом Аракаси произнес:

— Я узнал от купца, который продал твой контракт.

Она словно одеревенела; блаженная расслабленность, в которой она пребывала последние десять минут, отлетела без следа.

— Это были неблагоразумные слова.

Речь шла отнюдь не об оскорблении: по сути, ее положение было лишь ненамного лучше, чем у какой-нибудь дорогой куртизанки. Кто купил ее сестру

— вот в чем состояло опасное знание, и посредник, через которого совершалась сделка, вряд ли был настолько глуп или неосторожен, чтобы так распускать язык. Аракаси отвел в сторону золотисто-медовый локон и погладил девушку по затылку:

— Я вообще неблагоразумный человек, Камлио.

Ее глаза расширились, и губы сложились в лукавую улыбку.

— Это верно. — Потом на лице у нее появилось задумчивое выражение. — Ты странный человек. — Она сделала недовольную гримаску. — Иногда мне кажется, что ты из знатных господ и только притворяешься бедным торговцем. — Она испытующе взглянула ему в лицо. — Глаза у тебя старше, чем весь твой облик.

— Не дождавшись ответа, она сменила тон. — Ты что-то не очень разговорчив! — Она кокетливо облизнула губы. — И совсем не забавен. Ну ладно. Позабавь меня. Я — чужая игрушка. Ради чего я должна стать твоей игрушкой и рисковать своим благополучием?

Когда Аракаси уже вдохнул воздух, собираясь отвечать, Камлио прижала к его губам палец с ноготком, украшенным золотыми блестками:

— Только не говори, что ты выкупишь мою свободу ради любви. Это будет банальностью.

Аракаси поцеловал кончики розовых пальцев, а потом ласково отвел ее руку. В выражении его лица был ясно виден оттенок оскорбленного достоинства.

— Это не будет банальностью. Это будет правдой.

Мара не ограничивала его в расходах, и вряд ли она поскупится, когда на кон поставлено так много: ведь речь идет о возможности проникнуть в тайное обиталище главаря убийц, всегда считавшееся недоступным.

Девушка, лежавшая в его объятиях, не сочла нужным скрыть недоверие. Для того чтобы просто перекупить у нынешнего владельца контракт сроком на семь лет, потребовалось бы выложить кругленькую сумму — примерно столько, сколько стоит приличный городской дом. Но чтобы освободить наложницу, покупатель был обязан возместить все расходы хозяину дома наслаждений, некогда оплатившему ее воспитание и обучение, а эти расходы составляли уже стоимость небольшого поместья. Ее контракты будут продаваться и перепродаваться, пока она не выдохнется настолько, что ни один мужчина не польстится на ее прелести.

— Ты не настолько богат, — презрительно бросила она. — А если даже у хозяина, на которого ты работаешь, денег джайги не клюют, то все равно я рискую жизнью, когда решаюсь побеседовать с тобой.

Аракаси наклонил голову и поцеловал ее в шею. Ее напряженность не заставила его крепче прижать ее к себе: он оставлял ей возможность в любой момент отстраниться, если бы она пожелала, и эту деликатность она не могла не оценить. По отношению к ней почти все мужчины вели себя так, словно у нее и быть не могло ни своих желаний, ни своих чувств. А этот был редким исключением. И руки его казались весьма умелыми. Она услышала нотку искренности в его голосе, когда он сказал:

— Но я работаю не на хозяина.

Его тон открыл ей то, что не было выражено словами. Ну что ж, если это не хозяин, а хозяйка… вряд ли ее заинтересует судьба дорогой куртизанки. Возможно, гость не кривил душой, когда предлагал свободу, вот только денег ему неоткуда было взять.

Руки Аракаси вернулись на утраченные позиции, и Камлио вздрогнула. Мало того, что он отличался от других, приходилось признать его одаренность. Она улеглась поудобнее, притулившись бочком к Мастеру.

В коридоре, отделенном от хозяйской спальни лишь тонкой стенной перегородкой, то и дело раздавались шаги слуг, проходящих мимо; но Аракаси словно не слышал этих звуков. Его прикосновения к золотистой коже красавицы пробуждали в ней невольный отклик, и она потянулась к нему. Ей редко доводилось испытывать наслаждение: ведь она была вещью, которую покупали и продавали ради того, чтобы ублажать других. Если бы стало известно, чем она тут занимается, ей грозили бы побои; но ее гостя ждала бесславная смерть в петле. Как видно, он обладал либо исключительной храбростью, либо беспечностью, граничащей с безумием. Она чувствовала ровное биение его сердца.

— Эта хозяйка… — томно проворковала Камлио. — Она так много значит для тебя?

— Как раз сейчас я о ней не думал, — заявил Аракаси, но убедительными были не слова, а нежность, с которой его губы встретились с ее губами, — нежность, которая была сродни поклонению. Поцелуй отогнал все сомнения, а немного погодя и все мысли.

Красновато-золотистое марево вспыхнувшей страсти затуманило взор куртизанки. С трудом переводя дух, покрытая легкой испариной любовного неистовства, Камлио наконец забыла об осторожности и, порывисто прильнув к худощавому смельчаку, почувствовала, как накатила на нее волна блаженства. Она смеялась и плакала и в какой-то момент между минутами игры и опустошенности шепотом поведала, где находится ее сестра, проданная в дальний город Онтосет.

Несмотря на таинственность, окружавшую ее посетителя, прекрасной Камлио и в голову не приходило, что он может оказаться просто непревзойденным актером-притворщиком. Однако, когда она, отдышавшись после бурного слияния тел, повернулась в его сторону, поневоле пришлось заподозрить неладное: окно было открыто, а он сам исчез, равно как и его одежда.

Изумленная и разгневанная, она уже открыла рот, чтобы позвать стражу: вот пусть его схватят, и наплевать ей на его искусные руки и лживые обещания. Но когда она уже набрала полную грудь воздуха, послышался звук отпираемой задвижки на входной перегородке.

Должно быть, Аракаси услышал тяжелую поступь ее престарелого хозяина, который раньше обычного закончил свое совещание с управляющим. Седой, сутулый, с трясущимися руками, он вошел в спальню, приволакивая ногу. Его бесцветные глаза моргнули при виде смятых и перекрученных покрывал; сухими холодными руками он погладил свою наложницу, все еще разгоряченную после любовной игры. Почувствовав влажность ее кожи, он встревожился:

— Дорогая моя, ты не больна?

— Дурные сны, — мрачно пояснила она. Однако она умела даже скверное настроение обращать себе на пользу. — Хотела просто подремать, а получила кошмары. Это, наверное, из-за жары.

Испытывая благодарное облегчение оттого, что ее ловкий черноволосый любовник сумел незаметно скрыться, Камлио вздохнула и обратила всевозможные ухищрения своего искусства на престарелого хозяина: угодить ему бывало порой весьма трудно.

По другую сторону окна, скрытый от взоров завесой из вьющихся растений и стеной неухоженных кустов акаси. Мастер внимательно прислушивался к звукам, доносившимся из спальни. Испытывая смешанное чувство облегчения и не свойственного ему гнева, он бесшумно облачился в свою одежду. Он солгал только в одном: мысли о Маре никогда не оставляли его. С того дня, когда он присягнул на верность Акоме, Мара стала основой всей его жизни.

Но эта девушка, в немалой степени испорченная, приученная не замечать презрения, окружающего шлюху из Круга Зыбкой Жизни, затронула его душу. Его чувство к ней было искренним, и это само по себе вызвало тревогу. Аракаси постарался отогнать воспоминания о длинных блестящих волосах Камлио и о ее прозрачных, как изумруд, зеленых глазах. До того как он сможет освободить ее, он должен выполнить порученное ему дело. Ибо сведения, которыми она его обогатила в наивном убеждении, что просто открыла один из семейных секретов, заключали в себе нечто более важное; возможное место пребывания гарема Обехана — вожака убийц. Тонкая нить связи с сестрой, которую Камлио сумела сохранить для обмена редкими и малозначительными сообщениями, таила в себе гораздо более грозную опасность, чем она предполагала.

Аракаси потребовались месяцы, чтобы проследить истокислухов о девушке необычайной красоты — сестре другой девушки, купленной неким торговцем, который, по предположениям Аракаси, был агентом Братства. К нынешнему дню этот торговец успел расстаться с жизнью, что было неминуемым — хотя и побочным — следствием раскрытия Мастером его секрета. Однако сам факт приобретения столь дорогой куртизанки служил для Аракаси почти бесспорным свидетельством, что она, должно быть, принадлежит Обехану или одному из его ближайших сподвижников.

И то, что ее отослали в Онтосет, придавало всему особый смысл. Для посланцев преступной общины было безопасней обустроить свое логово подальше от того места, где они встречались с нужными им людьми, — скромного капища за стенами храма Туракаму. Аракаси и сам пользовался услугами многих агентов, предполагавших, что его основная база находится в Джамаре или Янкоре, поскольку оттуда отправлялись все получаемые ими послания.

Аракаси не поддался искушению немедленно двинуться в Онтосет и провел драгоценные недели в Кентосани, выискивая сестру той девушки. Еще несколько недель Мастер присматривался к Камлио, прежде чем дал ей знать о своем существовании. Обдуманно уклоняясь от прямых ответов на ее вопросы и ограничиваясь туманными ссылками на какие-то превратности судьбы, он внушил ей представление о себе как об отпрыске знатного рода, опустившемся до низов общества в результате любовного приключения.

Поскольку он раз за разом рисковал навлечь на себя позорную смерть в петле только ради того, чтобы увидеть ее, Камлио наконец смилостивилась и согласилась принять его в своей постели.

Не будь ее, Аракаси мог бы провести в поисках всю жизнь, так и не обнаружив зацепку, которая направила бы его в нужную сторону. Пока Мастер сидел, неподвижный как камень, ожидая наступления сумерек и удобного случая, чтобы унести ноги, он размышлял, сколь многим обязан девушке, специально обученной одному ремеслу — служить игрушкой в постели. Он понимал, что должен оставить эту девушку и никогда больше с ней не встречаться, но что-то в нем сопротивлялось доводам рассудка. Теперь новый страх холодил сердце: что если он упросит Мару вмешаться и выкупить контракт Камлио, а та, оказавшись свободной, просто высмеет и его самого, и его искреннюю заботу о ней?

Представить такой поворот событий было для него очень просто: он сам воспитывался женщинами Круга Зыбкой Жизни, и ему было хорошо известно, что такое презрение куртизанки. Он сидел неподвижно, как изваяние, за стеной разросшихся кустов, не имея возможности отогнать назойливых насекомых и страдая от судорог в онемевших мускулах.

Он вздохнул и закрыл глаза, но заткнуть уши не мог и потому был вынужден слушать все звуки, доносящиеся из спальни: Камлио пришлось долго стараться, чтобы удовлетворить похоть дряхлого старца, не способного взять на себя хотя бы часть необходимых усилий. Мучительное для Аракаси ожидание казалось бесконечным. Только уверившись, что старый хозяин заснул, Мастер бесшумно удалился, унося с собой яркие, живые воспоминания и тревожное сознание того, что Камлио завладела частичкой его сердца. Питать к ней какие-то чувства было чистейшим безрассудством: любые привязанности к кому-либо вне Акомы делали его уязвимым. А если так случится, то уязвимой окажется и властительница Мара.

***

Гонец отвесил положенный поклон, но заговорил не сразу. Он еще не успел отдышаться после бега по холмам, примыкающим к границе поместья; можно было подумать, что он просто пытается совладать со своим дыханием, если бы не напряженно стиснутые руки и не печаль в темных глазах, устремленных на Хокану.

Наследник Шиндзаваи был не из тех, кто боится взглянуть в лицо беде. В военных походах он твердо усвоил, что препятствия необходимо выявлять сразу и преодолевать их, иначе враги сумеют нащупать слабое место и обратят его себе на пользу.

— Плохие новости? — быстро спросил он. — Рассказывай.

Все такой же безмолвный, посланец с коротким поклоном извлек свиток из дорожного футляра — трубки из костяных полосок, скрепленных шнурками между собой. Как только Хокану увидел красную полосу, окаймляющую документ, он понял: получена весть о смерти, и, еще не сломав печать, уже догадался, что имя, начертанное на свитке, — это имя его отца.

Горе обрушилось на него, словно камень на голову. Его отец мертв. Человек, который понимал его, как никто другой. Человек, который усыновил Хокану, когда его кровного отца приняли в Ассамблею магов, и воспитал его с такой любовью, какая не всякому родному сыну выпадает на долю.

Больше никогда не будет неторопливых полуночных бесед за кубком с квайетовым пивом; не будет и утренних шуток насчет прискорбного похмелья. Не будет ни ученых дискуссий, ни строгих выговоров, ни разделенного ликования после одержанных побед. Внук, который скоро появится на свет, не увидит лица своего деда.

Борясь с внезапно подступившими слезами, Хокану механическим движением отпустил гонца. Словно по волшебству, появился Джайкен, который без лишней суеты позаботился о том, чтобы вестнику горя дали подкрепиться с дороги, и вручил ему костяную бирку — свидетельство исполненного поручения. Покончив с необходимыми хлопотами, управляющий вернулся к мужу своей госпожи и притих в ожидании.

Хокану так и сидел, не изменив позы, сжимая в кулаке смятый свиток с красной каймой.

— Дурные вести?.. — участливо предположил Джайкен.

— Мой отец… — сдавленным голосом проговорил Хокану. — Умер во сне, без мучений, естественной смертью. — Он на мгновение прикрыл глаза, снова открыл их и добавил:

— Тем не менее наши враги злорадствуют.

Джайкен потеребил кисточки на своем кушаке. Он встречался с Камацу Шиндзаваи и хорошо знал его управляющего. То, что он мог бы сказать в утешение, не укладывалось в рамки этикета и не отличалось особой изысканностью. И все-таки он произнес:

— Он человек, о котором будут скорбеть его слуги, господин. Его все любили.

Хокану поднял потемневшие глаза:

— Да, ты прав. — Он вздохнул. — Ни люди, ни животные не могли пожаловаться на его дурное обращение. Он, как и Мара, был способен видеть дальше границ, установленных традициями, и судить обо всем по справедливости. Я стал таким, как есть, только благодаря ему.

Джайкен почтительно промолчал.

За окном послышались шаги проходящего патруля.

Выждав некоторое время, управляющий деликатно намекнул:

— Мара сейчас в мастерской, вместе с игрушечником.

Новый глава династии Шиндзаваи кивнул и с тяжелым сердцем отправился к жене. Ребенок, которого она носила, сейчас приобретал особенное значение. Хотя у Хокану имелось множество кузенов и даже двое-трое незаконных племянников, никто из них не обладал широтой взглядов и ясностью мысли Камацу, бывшего правой рукой императора Ичиндара.

***

Воздух в мастерской казался амальгамой из пыли, тепла от черепичной крыши и запахов древесной стружки, разнообразных смол и клея. По углам громоздились полки, на которых можно было обнаружить лоскутки тканей, корзины с перьями и великое множество столярных инструментов, разложенных в строжайшем порядке. Среди них имелся бесценный металлический нож, доставленный из варварского мира; эта покупка снискала Маре неугасающее восхищение и верную службу Оркато, игрушечных дел мастера, которого все называли просто «игрушечник» и видели в нем гениального умельца, притворщика, пропойцу и любителя непристойных шуток. Мара спускала ему и грубость, и непочтение к ее полу (порой он забывался настолько, что разговаривал с ней запросто, как с парнем-приятелем), и даже исходивший от него запах застарелого пота и семян текни, которыми он приправлял свою пищу. Когда вошел Хокану, властительница и ремесленник стояли наклонившись над каким-то новым деревянным сооружением, вокруг которого располагалась армия раскрашенных игрушечных солдатиков.

— Ну вот, — сказал Оркато своим надтреснутым старческим голосом, в котором звучал, однако, детский энтузиазм. — Если ты потянешь за этот шнурок, госпожа, и отпустишь этот рычаг, вот тогда-то мы и узнаем, зря или не зря потратили время.

Его глаза радостно блестели, и притворный сарказм никого не мог обмануть; растрепанная, разгоряченная, забывшая о тяготах беременности Мара издала восторженный клич, совершенно не подобающий ее сану, и дернула за шнурок с кисточкой на конце.

Деревянное сооружение немедленно откликнулось: щелкнуло, ухнуло и выбросило из себя шнурок, колышек и прут. Хокану решил было, что видит перед собой игрушечный вариант боевой машины, предназначенной для забрасывания камней через стены осажденной крепости; однако он ошибся. На самом деле метательное плечо самодельной катапульты начало разворачиваться по дуге, посылая заложенные в него снаряды в сторону стройных рядов «неприятеля». Игрушечные солдаты падали и подскакивали в пыльном воздухе, а камешки с сухим стуком отскакивали от стен. Хокану инстинктивно увернулся, чтобы его не задели отлетающие рикошетом «камни», и вздрогнул, услышав ликующий вопль Мары.

Оркато-игрушечник захихикал от удовольствия и извлек фляжку из кармана под кожаным фартуком:

— Как насчет тоста во славу богов озорства и шалости?

Он предложил властительнице глотнуть из фляжки и замер, увидев Хокану.

— Смотрите-ка, что мы сделали, господин! — объявил он с мальчишеским воодушевлением. — Нашли способ, как насыпать соли на хвост властителю Джиро: он-то все бредит осадными машинами, а мы придумали машину, чтобы потрепать его собственные отряды!

Он замолчал, сделал солидный глоток, снова захихикал и предложил липкую фляжку хозяину. Мара первая заметила застывшее лицо Хокану.

— Что случилось? — с тревогой спросила она. С трудом маневрируя между рассыпавшимися солдатиками, она направилась к мужу. Видя, как угасает радость на ее лице, Хокану не мог выговорить ни слова.

— Всеблагие боги, — ахнула Мара, подойдя к нему и неловко пытаясь обнять.

— Несчастье с твоим отцом?

Она привлекла его к себе. Он ощущал ее трепет и знал, что горе жены непритворно. Его отец пользовался всеобщей любовью.

Хокану словно со стороны слышал свой неживой голос:

— Он умер естественной смертью. Без мучений. В своей постели.

«Игрушечник» протянул ему фляжку; Хокану принял ее и глотнул, не замечая вкуса содержимого. Однако этот глоток сделал свое дело: новый властитель Шиндзаваи совладал с собственным голосом и обрел способность собрать разбежавшиеся мысли.

— Будут торжественные похороны. Я должен там находиться.

Слишком хорошо он понимал, насколько уязвимыми в его отсутствие окажутся беременная жена и наследник, которым они не имели права рисковать. Предвидя ее вопрос, он покачал головой:

— Нет. Ты не отправишься со мной. Но я не допущу, чтобы ты осталась без защиты от наших врагов.

Она была готова запротестовать, но он опередил ее:

— Нет. Камацу все понял бы, любимая. Он действовал бы так же, как вынужден действовать я, — он убедил бы тебя собраться в дорогу и навестить свою приемную семью, которой ты слишком явно пренебрегала в последнее время. Отправляйся в Кентосани и воздай дань уважения императору Ичиндару. В лице моего отца он потерял стойкого защитника. Все сочтут вполне уместным, что ты побудешь во дворце и постараешься смягчить его горе.

Она прильнула к нему, и в этом движении он угадал и понимание, и благородство. Она не станет с ним пререкаться, но по тому, как она спрятала лицо, уткнувшись ему в плечо, он понимал, что она плачет о нем. И еще о том, что уродство политической жизни заставляет их разлучиться, хотя в час тяжелой утраты ее место — рядом с ним.

— Госпожа моя, — нежно сказал он и спрятал лицо в ее растрепавшихся волосах.

У него за спиной, осторожно ступая по полу, усеянному павшими сподвижниками Джиро, бесшумно покинул мастерскую старый игрушечник.

Глава 12. ПРЕДОСТЕРЕЖЕНИЕ

Крики толпы не утихали.

Солдаты Акомы, составляющие почетный эскорт госпожи, с трудом сохраняли строй под безжалостным напором спрессованных тел. Из сотен глоток вырывались возгласы, выражающие преклонение и восторг перед властительницей, удостоенной титула Слуга Империи. Сотни, если не тысячи, рук тянулись, чтобы коснуться хотя бы занавесок ее паланкина. Существовало поверье, что прикосновение, к носителю этого титула может принести удачу. Поскольку сама властительница находилась за пределами досягаемости, солдатам пришлось убедиться, что люди из простонародья готовы удовольствоваться прикосновением к ее наряду, а если и это запрещено, то, на худой конец, к занавескам. Всем был памятен случай, когда — еще до того, как император присвоил Маре столь высокое звание — она опрометчиво отправилась по делам в сопровождении небольшого эскорта, который сочла подобающим для такой вылазки. В тот раз переход по городским улицам закончился изрядным конфузом: когда она прибыла к месту назначения, ее платье и мантия, равно как и занавески, имели самый плачевный вид. Офицеры Акомы надолго усвоили этот урок.

С тех пор Мара никогда не отваживалась появиться на публике с эскортом численностью менее пятидесяти воинов. По мнению Люджана, даже этого количества было недостаточно. Простые люди так горячо любили Слугу Империи, что готовы были примириться с отдавленными пальцами ног, синяками и даже с ударом древка копья, лишь бы пробиться поближе к своему кумиру. Хуже всего было то, что они даже не обижались на грубость солдат, пытающихся их удержать. Они по доброй воле нарывались на серьезные увечья, когда рвались к паланкину, радостно выкрикивая имя властительницы.

Закутанная в простую мантию, скрытая от взглядов плотными занавесками, из-за которых в паланкине стояла знойная духота, Мара с закрытыми глазами лежала на подушках, прижимая руки к своему раздавшемуся животу. Она почти не ощущала запаха храмовых благовоний, которые пронизывали весь воздух в Священном Городе, навевая так много воспоминаний. Аромат цветущих деревьев вообще не проникал в паланкин, даже расслышать мелодичные призывы уличных торговцев было невозможно. Сейчас Мара ощущала только колыхание многолюдной толпы и слышала гортанные приветственные вопли. С грустью вспоминала она годы своей юности, когда, будучи безвестной послушницей монастыря Лашимы, босиком проходила по этим самым улицам. Она пыталась отгонять мысли о другом безвозвратно ушедшем времени, когда высокий рыжеволосый варвар вышагивал рядом с паланкином, услаждая ее слух нахальными замечаниями, а ее глаза — своей улыбкой.

В удушливой темноте за драпировками, выкрашенными в красный цвет в знак почтения к богу смерти и скорби по скончавшемуся отцу ее мужа, Мара думала о Хокану, который отправился один в свое родовое поместье, чтобы присутствовать на церемонии похорон. Ему предстояло встретиться лицом к лицу с врагами и их интригами; он должен был определить, кто из друзей отца останется другом и ему самому — теперь, когда он принял на свои плечи мантию династии Шиндзаваи. Поскольку он пока не имеет наследника, его примутся осаждать купцы, торгующие контрактами куртизанок; кокетством и лестью его станут завлекать младшие дочери разномастных властителей, желающие повысить свой общественный статус, произведя на свет внебрачного сына могущественного вельможи.

Конечно, она не могла не сожалеть о том, что мужу пришлось отбыть в такой спешке. Но срок ее родов должен был наступить очень скоро, а кончина вельможи, столь высоко стоявшего в имперской структуре власти, требовала безотлагательного принятия важных решений: речь шла о защите чего-то большего, чем благополучие семьи Шиндзаваи. Со смертью Камацу освобождался один из важнейших постов в императорском Совете, и политические махинации вокруг этого поста не прекратятся, пока связанная с ним власть не перейдет в другие руки.

Не только соображения личной безопасности Мары требовали ее появления в кругу семьи императора. Но хотя она понимала, что Имперские Белые, несущие службу во дворце, будут со всем усердием охранять ее малолетнего сына Джастина наравне со всеми членами монаршей семьи, тревога не отпускала Мару.

Ибо со времени упразднения поста Имперского Стратега дворец стал средоточием всех интриг. У Аракаси там были агенты: они сумеют уследить за неприятельскими заговорами. Но дворцовый уклад жизни потребует от Мары подчинения многочисленным ограничениям и церемониям; к тому же она лишится одного из своих любимых занятий — день за днем разбираться в постоянно возникающих проблемах коммерции и находить для них решения. Спору нет, в хозяйственных делах на Джайкена вполне можно было положиться, но это не утешало. Впрочем, все ожидаемые горести имели одну общую подоплеку: она не хотела рожать в чужом жилище, на чужой постели, в отсутствие любящего защитника — Хокану. Если дитя родится до того, как Маре можно будет вернуться в Акому, срок ее пребывания в Кентосани поневоле придется продлить

— до тех пор, пока новорожденный не окрепнет достаточно, чтобы вынести тяготы путешествия.

Пальцы Мары, лежащие поверх влажного платья, напряглись, словно она хотела утихомирить младенца, как раз в этот момент вздумавшего напомнить о себе. Властительницу мучили неотвязные опасения, суть которых она не смогла бы выразить точными словами. В одном она не сомневалась: силы, несущие зло им всем — Акоме, Шиндзаваи и императору, — не станут дремать в ожидании, пока подрастут законные наследники этих трех семей.

Носилки плавно и мягко опустились на дорогу. Занавески раздвинулись, впустив лучи солнечного света, отраженные от гладких мраморных стен дворца. Глубоко погрузившись в собственные мысли, Мара только сейчас заметила, что гомон толпы теперь звучал издалека: простолюдины все еще выкрикивали ее имя и взывали к ней, но они находились уже с другой стороны деревянной позолоченной арки ворот, ведущих в имперский квартал города.

— Госпожа?.. — услышала она голос Сарика.

Первый советник Акомы протянул руку, чтобы помочь Маре выбраться из паланкина. Инкомо не было с ними в этом путешествии: он сопровождал Хокану, потому что мог помочь хозяину разобраться в кознях гостей, которые соберутся на похороны в поместье Шиндзаваи.

Хотя Сарику не было еще и сорока лет, он многому научился с тех пор, как оставил ряды воинов и занял пост советника. Мара долго колебалась, прежде чем по всем правилам назначить его на эту должность, и какое-то время подумывала, не лучше ли будет предпочесть ему Инкомо — ведь тот подвизался в роли первого советника еще при Минванаби. Но в конце концов она доверилась мудрому совету Накойи, ее бывшей первой советницы, которая высоко оценивала гибкий и цепкий ум Сарика. Жизнь показала, что это был правильный выбор.

Мара подняла на него взгляд, и он ответил открытой улыбкой.

— О чем задумалась, госпожа? — полюбопытствовал он, помогая ей подняться на ноги. Озорной блеск в глазах не позволял усмотреть в вопросе святую невинность простачка. Понимая, что госпожа видит его насквозь, он тихонько рассмеялся. Как и его кузен Люджан, он часто позволял себе отступления от этикета, граничащие с дерзостью.

Окинув многозначительным взглядом хорошо сшитый, но во всех других отношениях скромный дорожный плащ советника, она сухо ответствовала:

— Я задумалась о том, что нам придется как следует поработать над твоими представлениями о пристойной одежде для торжественных случаев.

— Со дня вступления в должность, госпожа, я был слишком занят, чтобы уделять время портным. Но я сейчас же позабочусь о пристойной одежде для торжественных случаев. — Потом он усмехнулся:

— Только вот я сомневаюсь, придутся ли мне впору церемониальные регалии старенькой бабули.

Что верно, то верно, подумала Мара, нет у него ни худеньких плеч Накойи, ни ее маленькой седой головы. Вслух же она произнесла с притворной суровостью:

— Ты у нас краснобай известный, когда начинаешь молоть языком про свои обязанности, а вот, насколько я вижу, ты уже проворонил моего наследника, который был доверен твоему попечению.

— Джастина?..

Удивленно подняв брови, Сарик полуобернулся. Мальчика действительно не было рядом с ним, хотя двумя секундами раньше он был тут как тут. Сарик подавил желание выругаться и сохранил каменное выражение лица. Зная непоседливость своего подопечного, он обязан был предусмотреть, что тот может выкинуть подобный фокус. Достаточно было вспомнить, какую бурю возмущения устроил Джастин, когда его вынудили пересесть в паланкин и отказаться от излюбленного способа передвижения — на широких плечах Люджана, во главе процессии. Сорванец не желал считаться с тем, что на улицах, запруженных толпой, он мог оказаться заманчивой мишенью для убийц, нанятых врагами.

Быстрый взгляд по сторонам сразу обнаружил на этой террасе с мраморными дорожками, купами причудливо подстриженных деревьев и беседками, оплетенными плющом, несколько ворот, через которые мог улизнуть мальчик, пожелавший спрятаться.

— Ну что ж, — нарочито спокойно сказала Мара, — вряд ли он рискует быть убитым во дворце, в окружении двух тысяч Имперских Белых.

Ей не было необходимости добавлять, что он наверняка рискует увязнуть по шею во множестве других неприятностей. К тому же перед лицом императора, собственной персоной встречающего Мару на крыльце, она не могла послать солдат на поиски сына, прежде чем будут выполнены необходимые формальности.

Она разгладила свой шарф, вздернула подбородок и шагнула вперед, готовая исполнить церемониальный поклон — дань почтения Свету Небес.

Ичиндар сам протянул ей руку, помогая подняться из неловкой позы. Мара улыбнулась и всмотрелась в его лицо, на котором виднелись ранние морщины — отпечаток нелегких забот. Хотя он и был сейчас в расцвете лет, Ичиндара утомляла тяжесть мантии, равно как и бремя ответственности. С тех пор, как они виделись в последний раз, плечи у него ссутулились и глаза на осунувшемся лице, казалось, стали больше, потому что похудело лицо. Воином он никогда не был и полагался на то, что покрой и роскошь одеяний придадут его фигуре величие, подобающее сану. Сегодня он утопал в алмазном сверкании мантии, расшитой узорами из драгоценного серебра. Прямые пряди волос свисали из-под массивного головного убора с золотым плюмажем; оплечье, кайма рукавов и широкий пояс тоже сияли золотом.

В его глазах светились тепло и симпатия, когда он в свою очередь окинул Мару взглядом и ответил на ее поклон надлежащим приветствием.

Затем, покончив с формальностями, он отпустил ее запястье и снял громоздкий головной убор. Один из слуг немедленно подбежал, поклонился до земли и молча принял эту тяжелую тиару. Ичиндар, девяносто первый император Цурануани, пригладил свои каштановые волосы и улыбнулся:

— Я без тебя скучал, госпожа. Мы долго были лишены твоего общества.

Его голос звучал вполне искренне, хотя ни для кого не было секретом, что в обществе мужчин он чувствует себя спокойнее. Необходимость обзавестись наследником вынуждала его проводить ночи с бесконечной вереницей жен и наложниц, которых выбирали принимая во внимание их красоту и предполагаемые способности к деторождению, но отнюдь не ум.

Однако он сам нарек Мару Слугой Империи, ибо ее самоотверженные и мудрые деяния приумножили его могущество и упрочили положение монарха на золотом троне. Она помогла Ичиндару упразднить пост Имперского Стратега и тем самым уберегла Империю от развала и ужасов гражданской войны, в которую страна была бы неминуемо втянута из-за соперничества правителей, желающих занять этот завидный пост. И хотя с тех пор политический курс страны не раз менял направление и число сторонников традиционалистской партии с каждым днем возрастало, Ичиндар считал Мару могущественным союзником и, более того, другом. Ее прибытие доставило ему редкую радость. Он пристально всмотрелся в лицо сподвижницы, заметил, какие взгляды она бросает украдкой на ворота и калитки, и засмеялся:

— Твой сын минуту тому назад удрал вместе с моей старшей дочерью Джехильей. Сейчас они во фруктовом саду и, вероятнее всего, залезли на дерево и лакомятся зелеными плодами йомаха. Может быть, отправимся туда и схватим их за липкие руки, пока они оба не схлопотали себе несварение желудка?

У Мары отлегло от сердца.

— Несварение желудка — это наименьшая неприятность, которую они могут схлопотать, — призналась она. — Поблизости, вероятно, имеются караульные посты, и, насколько я знаю своего удальца, часовые сейчас подвергаются бессовестному обстрелу.

Мара еще не успела освободиться от своей многочисленной свиты и багажа, а свита императора не успела еще перестроиться, чтобы окружить гостью, как безмятежность залитой солнцем террасы нарушил пронзительный и яростный мальчишеский вопль. Мара и Ичиндар, как один, стремительно повернулись к арке, ведущей влево, и устремились туда, откуда послышался крик.

Двинувшись быстрым шагом по дорожке между рядами кустарника и клумбами с редкостными цветами, они достигли входа во фруктовый сад как раз к тому моменту, когда оттуда донесся всплеск.

Джастин стоял на мраморной кромке декоративного рыбного пруда, упершись руками в бока и надувшись, как взъерошенный петушок. У его ног в воде сидела девочка, тщетно пытавшаяся подняться на ноги: мешало тяжелое нагромождение насквозь промокших бело-золотых одежд. Ее белокурые волосы облепили голову, а дорогой грим растекся по гневному лицу немыслимыми разводами.

Мара напустила на себя самый суровый вид, изображая материнскую строгость, а император с трудом удержался от смеха. Но прежде, чем кто-либо из них успел вмешаться и предотвратить явно назревающую рукопашную схватку, на арену ворвалось третье действующее лицо — женщина в таком же роскошном наряде, как у девочки, но к тому же еще пропитанном ароматами экзотических благовоний. Она тоже была белокурой и обладала яркой красотой, которую не мог скрыть даже ужас, исказивший ее лицо. Она отчаянно заламывала руки, но явно не могла придумать, в какой еще форме должно выразиться родительское участие.

— О-о! — кричала она. — О-о! Жалкий мальчишка, что ты сделал с моей куколкой?!

Джастин обратил к ней раскрасневшееся лицо и, перекрывая стенания Джехильи, произнес внятно и с полным сознанием своей правоты:

— Она мне в глаз заехала, эта твоя куколка.

— О! — завизжала женщина. — Она не могла так поступить! Моя куколка!

Тут уж вперед выступила Мара. Она схватила Джастина за руку и оттащила от края пруда:

— Значит, ты ей подставил подножку, верно?

В ответ она получила дерзкую улыбку и вспышку синих глаз на загорелом лице. Конец улыбке положила увесистая оплеуха, и, хотя было видно, что багровый синяк действительно собирается расплыться у него под глазом, Мара не дала сыну поблажки:

— Подай принцессе руку, помоги ей выбраться из пруда и попроси прощения.

Когда мальчик открыл рот, собираясь протестовать, она как следует встряхнула его:

— Выполняй, что тебе сказано, и не тяни с этим делом. Ты причинил ущерб чести Акомы и должен его возместить.

Оскорбленная Джехилья самостоятельно встала на ноги и, все еще горя возмущением, приготовилась принимать извинения.

— О моя драгоценная, выйди сейчас же из воды, — причитала женщина, чье сходство с Джехильей не оставляло сомнений: это госпожа Тамара, Первая жена императора и мать девочки. — Ты можешь заболеть, если сейчас же не переоденешься в сухое!

Джехилья нахмурилась и залилась румянцем. Она воззрилась на протянутую руку Джастина так, словно то была ядовитая змея; тем временем император всея Цурануани и Свет Небес беспомощно созерцал все это, хотя и забавлялся происходящим. Ему легче было справляться с враждующими аристократами, чем улаживать раздоры между собственной дочерью и озорником из династии, по закону принятой в императорское семейство.

Мара оценила ситуацию и поняла, что надо выводить детей из тупика.

— Подай ему руку, принцесса, — ласково, но твердо сказала она. — Это будет самое правильное. Ведь ты уязвила его гордость тем, что ударила его. Ударить мужчину — это недостойно, потому что он не станет давать сдачи женщине. Если Джастин сделал тебе подножку, то ведь ты первая заслужила того, чтобы вот так искупаться. И знаешь, я сказала бы, что вам обоим надо извлечь урок из сегодняшнего недоразумения. Веди себя как взрослая дама, а не то, боюсь, вашим нянькам придется выдрать вас обоих как детей… ведь вы же действительно дети.

— О-о! Мою ненаглядную никто не посмеет выдрать! — взвыла мать старшей дочери императора. — Если кто-нибудь только попробует, я упаду в обморок!

При этих словах Ичиндар покосился на властительницу Акомы. В его глазах светился юмор, когда он произнес:

— Изобилие тонко чувствующих женщин делает мою жизнь достойной сострадания. Они, того и гляди, упадут в обморок, так что детей нельзя и пальцем тронуть!

Мара засмеялась:

— Можешь драть детей, когда они того заслуживают, и пусть дамы обмирают, сколько им заблагорассудится. Может быть, это закалит их характер и придаст им твердости.

Дама побледнела, осерчав уже не меньше своей дочери:

— О-о-о! Наш Свет Небес не посмеет заводить такие порядки! Он благороден и деликатен, и все жены его боготворят!

У Ичиндара от отвращения скривился рот. Он, несомненно, был бы рад оказаться сейчас где угодно, лишь бы подальше от столь трогательной семейной идиллии. При женщинах он терялся, Мара знала это, и ей было горько видеть его таким задерганным. К тому же она догадывалась, каково приходится человеку, вынужденному исполнять супружеский долг с двенадцати лет, причем каждый месяц с тех пор в монаршую постель присылали новую жену или наложницу. Мара поняла, что ей снова придется на несколько ближайших минут взять бразды правления в свои руки.

Джастин кончил свои извинения перед Джехильей. В его словах не звучала ни угрюмость, ни затаенная злоба: он прощал столь же легко, как и его отец-варвар. Когда он выпрямился после поклона, Мара сжала ледяные пальчики девочки и твердой рукой направила ее к испуганной и негодующей матери.

— Джехилья, — сказала властительница Акомы, — отведи госпожу Тамару в дом и поручи ее заботам какой-нибудь толковой камеристки. Потом переоденься и приходи ко мне в сад. Я тебе покажу — когда-то этому научил меня мой брат, — что нужно делать, если какой-нибудь нахальный мальчишка вздумает дать тебе подножку.

Ярость Джехильи мигом сменилась восторженным изумлением:

— Ой, Благодетельная, ты знаешь приемы борьбы?

Мара засмеялась:

— Я тебя поучу, а если Джастин согласен не сталкивать тебя в пруд, то и он поможет.

Наследник мантии Акомы разразился ликующим воплем, и Джехилья, столь же быстро позабыв о требованиях благопристойности, издала воинственный клич. Потом она круто развернулась в вихре влажных волос и повлекла растерянную, сердитую мать из сада; пораженный Ичиндар молча провожал их взглядом.

Он повернулся к Маре с видом заговорщика:

— Я должен вызывать тебя сюда почаще, чтобы ты наводила порядок в моем гареме.

Улыбка Мары сразу угасла.

— О праведные боги, только не это! Ты разве ничего не знаешь о женщинах? Самый верный способ посеять смуту среди женщин — это поставить над ними существо того же пола. Очень скоро я бы обнаружила, что стою перед угрозой неизбежного злобного бунта, государь. А в твоих отношениях с собственным гаремом я усматриваю только одну проблему — численное превосходство твоих красавиц: пятьсот тридцать семь к одному! Любой офицер подтвердит, что при таком соотношении сил трудно рассчитывать на удачный ход кампании.

Император Цурануани засмеялся:

— Справедливо сказано. Я самый затюканный муж во всей империи. Если бы все эти дамы не были столь хороши собой, то мне, возможно, хватило бы духу кое-кого из них поколотить.

Мара фыркнула:

— Если верить моему военачальнику, который в свободное от службы время не знает отбоя от девушек, то чем смазливее личико, тем больше чувствуешь потребность отлупить красотку.

— Похоже на то, — признал Ичиндар с некоторым оттенком грусти в голосе. — Если бы я знал их лучше… как знать, может быть, тогда они вызывали бы во мне больше интереса. Остаются только те, кто сумел родить мне ребенка, — ты, должно быть, это помнишь. Из пяти сотен… неважно, сколько их было, жен и наложниц… только с семью мне довелось поговорить больше чем по четыре-пять раз за все время.

Он был явно встревожен, и это не укрылось от Мары. Дворцовые стены не защищали от уличных сплетен: даже до Света Небес доходили шепотки о том, что он не наделен достаточной мужской силой, раз не сумел стать отцом хотя бы одного мальчика. Хотя он состоял в супружестве почти двадцать лет, родились у него только семеро детей, и все — девочки. Старшая из них была всего на два года старше Джастина.

Ичиндар жестом пригласил гостью в прохладу внутренних покоев.

— Тебя ждет угощение, госпожа Мара. В твоем положении тяжело оставаться на ногах при таком солнцепеке.

***

В воздухе висела плотная пелена дыма от погребальных костров и светильников. Пряный запах пепла терзал обоняние Хокану, который стоял, опираясь на перила галереи, и обводил взглядом многочисленных гостей, собравшихся во дворе. После роскошных садов в усадьбе Акомы и в императорской резиденции сад в усадьбе Шиндзаваи казался крошечным. Гости бродили по узким дорожкам, тихо переговариваясь между собой и подкрепляясь легкими закусками, которые им предлагали слуги, размещенные на каждом повороте. В знак признания высокого ранга и славы Камацу почтить его память явились многие, кого не связывали с ним ни клановые, ни семейные узы.

Из-за жары церемония прощания с усопшим была короткой; тело патриарха хранилось только до прибытия наследника. Многие из гостей нагрянули в усадьбу, не дожидаясь его; другие — лучше воспитанные или менее любопытные — сочли свое присутствие уместным только после того, как Хокану доберется до родового гнезда.

Косые лучи предзакатного солнца пробивались сквозь дымные струйки, еще вьющиеся над костром. Перечисление славных деяний Камацу потребовало немало времени и затянулось надолго после полудня. Пепел оставался еще слишком горячим, чтобы его можно было собрать в погребальную урну, которую Хокану предстояло отнести на священную Поляну Созерцания — место, где хранилась главная семейная святыня, камень натами. Воздух благоухал лимоном, гвоздичным маслом и миндалем, ароматы которых должны были пересилить смрад смерти, и другими, более редкими запахами эссенций, входивших в состав женских духов и помады для волос, модной среди щеголей. Время от времени ветер разгонял дым, и тогда над всеми этими благовониями воцарялся запах цветочных букетов, стоящих в глиняных кувшинах на галереях. Чувствовался также терпкий запах краски, понадобившейся для подготовки алых траурных драпировок. Иногда можно было различить и дуновение с кухни: оттуда пахло жареным мясом, свежим хлебом и сладкими лепешками. У кухонной челяди работы было по горло.

Хокану, облаченный в красное, предавался вынужденному безделью, стоя с полузакрытыми глазами; его вполне можно было принять за человека грезящего наяву, если бы не побелевшие руки, которые с силой вцепились в балюстраду. Внизу, в толпе, беседы крутились вокруг политики. Преобладали две темы: кто из претендентов на руку десятилетней принцессы Джехильи будет избран ей в мужья и кого из знатных властителей Свет Небес назначит на должность, освободившуюся после смерти Камацу.

Гнусные пожиратели мертвечины, с презрением думал Хокану. Могли бы и подождать, пока остынет прах старика.

Рассохшаяся половица скрипнула позади него под чьими-то шагами. Хокану напрягся в ожидании, что сейчас еще один из слуг обратится к нему со словами

— «господин мой, властитель». Однако титул не был произнесен. Застигнутый внезапным опасением, Хокану полуобернулся, безотчетно сжав рукоять фамильного металлического меча. Этим мечом он несколькими часами раньше перерезал красные шнуры, стягивавшие запястья отца, как того требовал обряд, чтобы освободить дух, отлетающий в чертоги Туракаму.

Но он увидел не убийцу. Его ожидал человек среднего роста, одетый в черную хламиду без каких-либо отличительных признаков. С виноватым видом Хокану убрал руку с меча:

— Прости меня. Всемогущий. Я не слышал гонга, известившего о твоем присутствии.

— Я прибыл другим способом, — сказал маг знакомым глубоким голосом.

Он откинул капюшон, и солнце осветило его лицо — изборожденное морщинами и печальное. Очертаниями щек и лба он разительно напоминал Хокану, а глаза вообще могли бы показаться неотличимыми, если бы не тайна, живущая в их глубине. Маг по имени Фумита приблизился к балюстраде галереи и обнял Хокану, выразив сочувствие этим формальным приветствием.

По крови он был отцом Хокану, но, согласно кодексу Ассамблеи, кровные узы считались несуществующими.

В облике мага чувствовалась усталость, и Хокану тревожно шепнул:

— Тебе не следовало здесь появляться.

Воину трудно было обуздать напор противоборствующих чувств. Его отец поздно проявил свои способности чародея — случай редкий, но не неслыханный. Будучи уже зрелым мужчиной, он оставил жену и сына, чтобы облачиться в черную хламиду. Детские воспоминания Хокану о Фумите были немногочисленными, но яркими: шершавость щеки в тот вечер, когда мальчик обвивал руками отцовскую шею, запах пота, когда отец снимал доспехи, вернувшись с воинских учений. Фумита, младший брат властителя Шиндзаваи, должен был впоследствии стать военачальником своего семейства и готовился к этому поприщу до того дня, когда маги забрали его к себе. Хокану с болью в сердце вспоминал, что с тех пор его мать ни разу не улыбнулась.

Брови у Фумиты поднялись; он преодолел собственную печаль.

— Всемогущий вправе находиться где угодно и когда угодно.

И к тому же умерший приходился ему братом. Магическая мощь разлучила их, а тайна держала вдалеке друг от друга. О жене, которая отказалась от имени и ранга, чтобы вступить в монастырь, маг не упоминал никогда. Он вглядывался в черты сына, которого не мог больше признавать сыном. Ветер относил назад шелковый плащ, — казалось, он цепляется за одеревеневшие плечи мага.

Он безмолвствовал.

Хокану, чья чуткость порой граничила с даром колдовства, заговорил о другом:

— Если я собираюсь продолжать политику отца и держать сторону императора, то необходимо объявить о моих намерениях, и сделать это как можно скорей. Тогда враги, которые могут объединиться против Света Небес, будут вынуждены показаться мне, ибо я стану на их пути как щит, прикрывающий его. — Он коротко и угрюмо рассмеялся. — Как будто это имеет какое-то значение. Если же я устранюсь от борьбы за пост Имперского Канцлера и допущу, чтобы эта высокая честь была завоевана кем-то из наших противников, то следующим их ходом станет нападение на мою жену, которая сейчас вынашивает наследника нашего имени.

Из общего гомона толпы выделился чей-то хриплый смех. Один из слуг прошел мимо перегородки, обращенной в сторону галереи, он увидел молодого властителя, беседующего с магом, поклонился и молча проследовал дальше.

Обостренная восприимчивость Хокану не позволяла ему оставить без внимания ничего совершающегося вокруг. Он слышал громкий голос одного из своих кузенов по имени Девакаи, затеявшего горячий спор с кем-то из гостей; оба спорщика, как видно, не теряли времени даром и усердно прикладывались к кубкам с различными винами. Их родство с Камацу было достаточно отдаленным, и их мало заботила судьба династии.

Из глубины дома послышалось хихиканье служанки; где-то плакал младенец. Жизнь продолжалась. Судя по пытливо-сосредоточенному взгляду Фумиты, он прибыл не просто ради того, чтобы отдать дань уважения скончавшемуся брату.

Хокану собрался с духом и первым нарушил молчание:

— Я понимаю, что речь пойдет о чем-то неприятном, но… ты собираешься мне о чем-то сообщить?

Фумита выглядел обеспокоенным — это был дурной знак. Даже в молодости, до своего облачения в черную хламиду, он мастерски владел своим лицом, и это сильно помогало ему в карточных играх. Засунув большие пальцы обеих рук под пояс-шнурок, он неловко уселся на край большой цветочной вазы. Над смятыми цветами поплыли густые запахи зелени.

— Я принес тебе предостережение, консорт Слуги Империи.

Форма обращения сама по себе говорила о многом. Хокану чувствовал неодолимую потребность тоже присесть, но пятна от цветочного сока на его траурных одеждах могли быть истолкованы как проявление слабости: как будто он забылся или поддался усталости. Он остался стоять, хотя ноги болели от напряжения.

— Ассамблея беспокоится о моей жене? — предположил он.

Молчание затянулось. Голоса гостей звучали куда громче, чем раньше: разгорячившись от вина, они беседовали все более оживленно. Наконец, не глядя на Хокану, Фумита сказал, тщательно выбирая слова:

— Выслушай меня внимательно. Во-первых, Ассамблея ведет себя точно так же, как и любое другое людское сообщество, когда пытается прийти к некоторому соглашению. Они спорят, совещаются, разбиваются на партии. Никто не хочет первым накликать беду, подвергая опасности жизнь Слуги Империи.

Хокану судорожно вздохнул:

— Они знают об игрушечнике Мары.

— И о затеях Джиро, который развлекается изобретением машин. — Фумита бросил на собеседника пронизывающий взгляд. — Мало кто из магов не знает об этом. Они не высказываются напрямик лишь потому, что никак не могут договориться о каком-то едином способе действий. Но провокация — любая провокация! — заставит их объединиться. Вот этого опасайся.

Дым и запахи, казалось, сгустились настолько, что в них можно было задохнуться. Хокану выдержал взгляд Всемогущего и за бесстрастной суровостью лица прочел страдание.

— Я понял. Что еще?

— Ты должен припомнить, что маг, некогда состоявший в Ассамблее, Всемогущий из варварского мира — Миламбер, однажды учинил огромные разрушения на Имперских играх.

Хокану кивнул. Он не присутствовал на тех играх, но там были и Мара, и Люджан. Их рассказы о катастрофе производили впечатление страшного сна, о котором не мог забыть никто, видевший летящие кам-ни, скрученные бревна, низвергающийся с неба огонь и расколотые здания во время землетрясения в Кентосани.

— Никто из Всемогущих не наделен такойсилой, как Миламбер. Многие несравненно слабее его. Некоторых было бы вернее называть не чародеями, а просто учеными.

Фумита замолчал, выжидательно глядя на Хокану. Тот подхватил недосказанную мысль:

— Некоторые любят поспорить, они мелочны и, вероятно, слишком перегружены сознанием собственной важности, чтобы предпринимать решительные действия?

— Если дело дойдет до неприятностей, — медленно выговорил Фумита, — помни, что это сказал ты сам. Я ничего такого не говорил. — Он очень мягко добавил:

— В лучшем случае вы можете надеяться, что они помедлят с нанесением удара. Те, кто стремится положить конец нарушениям традиций, сейчас набирают силу. Всяческие пререкания и обсуждения лишь помогают выиграть время, но ни один из нас — из тех, кто захотел бы вам помочь — не властен остановить руку другого. — В его взгляде, устремленном на сына, читалось невысказанное чувство. — Несмотря ни на что… я не сумею вас защитить.

Хокану кивнул.

— Передай от меня последнее «прощай» моему брату Камацу, — попросил маг.

— В нем сосредоточились радость, сила и мудрость, память о нем помогает мне сохранять веру в жизнь. Правь мудро и справедливо. Он часто говорил мне, что гордится тобой.

Он вынул маленький металлический предмет и нажал на кнопку.

Низкий дребезжащий звук врезался в слитное гудение голосов, и Хокану остался один на галерее над террасой, кишащей родичами и гостями. Среди них наверняка были враги, выискивающие слабости, которые можно будет использовать, или сильные стороны, чтобы найти способы свести их на нет. Таковы были правила Игры Совета. И только новый властитель Шиндзаваи думал сейчас о том, что никогда прежде ставки не были столь высоки. На этот раз на кон поставлена сама империя Цурануани.

***

Последний ритуал, недоступный для посторонних, был завершен в преддверии сумерек, когда низкий стелющийся туман окутал Поляну Созерцания. Новый правитель не спешил покинуть священную рощу своей семьи, находя утешение и в сгущающихся тенях, и в возможности побыть одному.

Осенние деревья, отягощенные плодами, отбрасывали на землю длинные пурпурные тени. Хокану выбрал каменную скамью и сел на нее, но дневной зной еще не рассеялся. Жара угнетала. Не было ни ветерка, и дым от костра все еще плавал в воздухе. Хокану потеребил неровные края туники, которую разорвал, как того требовал церемониальный обряд прощания. Потом его руки напряглись и затвердели, когда он сжал в кулаках скомканные складки ткани. У него полная усадьба гостей, которым необходимо уделить внимание, нечего было и думать о том, чтобы урвать для себя минуту отдыха и покоя.

Но тишина Поляны Созерцания и ленивое жужжание насекомых, привлеченных опавшими с деревьев плодами, дали простор для его мыслей. Предупреждение Фумиты не было обращено только к Маре — ее консорту это было ясно. Слова мага относились и к дому Шиндзаваи, и к самому Хокану, ставшему главой этой семьи. Фразу «Я не сумею вас защитить» следовало понимать как «Я не сумею защитить тебя».

И действительно, если Хокану, возглавив дом Шиндзаваи, изберет путь военного противоборства с Анасати и выступит на стороне Мары, то у Ассамблеи магов не останется иного выхода — они должны будут действовать, потому что он — консорт Мары. Пусть он не правитель Акомы, но все равно он — наполовину Акома хотя и не по имени, но по влечению души. Он — не Слуга Империи. Он не имел такого ранга, как Мара, и был всего лишь ее щитом.

Нет, суть предостережения Фумиты относилась не к властительнице Акомы, а к самому Хокану. Ему дан совет — не испытывать терпения Ассамблеи, в которой нет единого мнения о том, как должны вести себя маги перед лицом грядущих событий, если ничего подобного этим событиям Империя раньше не знала.

Хокану бросило в холодный пот, когда он осознал, что обязан любой ценой воспрепятствовать вовлечению дома Шиндзаваи в междоусобную войну с властителем Анасати. Фамильный дар проникновения в чужие мысли помог ему угадать, о чем именно умолчал Фумита. О том, что Хокану теперь глава одного из самых могущественных домов Империи и, даже не будучи формально предводителем клана, он унаследует роль полководца клана Канадзаваи, что не замедлит сказаться на ближайшем собрании Совета. Если, войска Шиндзаваи и Акомы, в силу супружеских уз, объединятся ради общего дела, да еще поведут за собой кланы Канадзаваи и Хадама, во всей стране не найдется силы, способной им противостоять. И тогда раздробленная Ассамблея покончит со своими препирательствами, потому что в этом отчаянном положении она будет вынуждена действовать.

Этот резон ни в коем случае нельзя провозглашать в открытую, иначе обе семьи — и Акома, и Шиндзаваи — будут сровнены с землей и втоптаны в грязь, без надежды когда-нибудь снова подняться и вернуть себе доброе имя. Хокану уже имел случай видеть смерть двух сотен воинов, за которой последовало поголовное истребление уважаемого дома… и все это совершилось по мановению руки одного мага. Объединенным силам сотен магов не в силах противиться ни одна армия в Империи.

Хокану встал со скамьи. Священная роща Шиндзаваи уже не порождала иллюзию мирной гавани, и Хокану чувствовал, как его пробирает озноб. И самым пустым, самым холодным местом на поляне казалось место рядом с ним, где могла бы стоять Мара.

Глава 13. ПЕРЕРОЖДЕНИЕ

Аракаси выжидал.

Сверху ему был виден стражник, который шел по дорожке, не производя ни малейшего шума: на ногах у него были чулки с войлочной подошвой, специально предназначенной, чтобы подкрадываться исподтишка. Его одежду составляли короткие черные штаны и рубаха, обычные для убийц из общины Камои; голову прикрывал колпак с прорезями для глаз. Через плечо у него был перекинут короткий лук, а к поясу прикреплен колчан со стрелами и целый арсенал смертоносных орудий. Миновав дерево, в кроне которого пристроился затаивший дыхание Аракаси, часовой скрылся в сумраке, словно тень смерти. Мастер тайного знания произвел в уме ряд вычислений по сложной формуле, которую вывел за долгие годы: эта формула позволяла точно отсчитывать время, так чтобы на результат расчета не влияли ни частота сердцебиения, ни дыхание и никакие другие условия, способные привести к ошибке. В свое время Аракаси подолгу упражнялся с песочными часами, и это помогло ему до совершенства отработать свою систему. Когда, по его расчетам, прошло десять секунд, он уловил взглядом некое движение в дальнем конце дорожки и испытал удовлетворение, граничащее с торжеством. Второй часовой появился именно тогда, когда ожидал Мастер.

Самое рискованное из всех предприятий, в которые он когда-либо ввязывался, начиналось удачно. У Аракаси не было иллюзий, что такое везение будет долго ему сопутствовать: он был здесь один и положение было таково, что даже благоволение небес не могло гарантировать безопасность. Аракаси неподвижно лежал на древесном суку в саду, принадлежавшем Обехану — главарю Братства Камои. Около этого дерева проходил стражник, который убил бы Мастера без колебания. Как и его предшественник, этот часовой внимательно осматривал траву, дорожки и кустарники в поисках каких-либо следов присутствия посторонних. Мастер тайного знания не оставил за собой следов, однако его пробирала испарина. Стражники проявляли сверхъестественную дотошность.

Второй стражник двинулся дальше. Аракаси выждал несколько секунд, счел момент благоприятным и бесшумно спустился с дерева на землю. Стараясь наступать только на плоские декоративные камни между цветочными клумбами, он поспешил к небольшой выемке в водосточной канаве, где раньше спрятал свое скудное имущество. Там, в стороне от маршрута дозорных, укрытый от их взглядов защитной стеной цветущих кустов, он перевел дух и позволил себе на пару секунд расслабиться.

В сотне шагов к западу, на опушке рощи, его поджидал помощник с ножом наготове — на тот случай, если Мастера обнаружат и понадобится поспешить ему на выручку. Мастер поднял ветку, очищенную от коры, и несколько раз взмахнул ею, давая понять, что дозорные проходят по определенному расписанию. Сад, в который он стремился проникнуть, охраняли восемнадцать убийц — бдительных и хорошо вымуштрованных, но, как и все люди, способных ошибаться. Маршрут обхода, по которому они следовали, был сложным и на первый взгляд казался случайным. Однако мало кто из наблюдателей обладал холодным терпением Аракаси и его математическими способностями. Его не заботило, сколько дней он провел скорчившись в грязи, беззащитный против укусов насекомых, под палящими лучами солнца и под дождем. Только одно имело значение: он разгадал систему обхода стражников и составил формулу для предсказания их появления.

Его помощник был одет в форму наемного охранника из северной провинции; так же как у Аракаси, эта одежда соответствовала его действительному положению не больше чем дюжина фальшивых личин, которые он надевал в своей жизни, а затем сбрасывал. Даже его имя — Сейбота — было вымышленным. Что побуждало его к такой скрытности, Аракаси никогда не допытывался: истинное происхождение этого агента было его личным делом, ибо он много раз сумел доказать, что достоин доверия. Из всех сподвижников Аракаси, работающих близ Онтосета, Сейбота был самым надежным. И Мастеру пришлось возложить на этого человека миссию, столь же важную для жизни их госпожи, как его собственная.

Отросшая за месяц борода скрывала лицо Аракаси. Больше всего он сейчас был похож на нищего бродягу. Однако, окажись поблизости наблюдатель, которому удалось бы заглянуть в глаза мнимому нищему, когда тот начал подавать с помощью ободранной ветки второй, более сложный, сигнал, он смог бы безошибочно понять, что перед ним находится чрезвычайно опасный человек, готовый на смерть ради исполнения задуманного дела.

Человек по имени Сейбота понял сигнал Мастера. Его память была непогрешима. Он кивнул и исчез за деревьями, ни разу не оглянувшись.

Спрятанный за тонкой стеной колючих кустов, Аракаси закрыл глаза. Он не молился. У него появилось некое подобие надежды, ибо Сейбота уносил с собой инструкции для человека, бывшего вторым по старшинству в шпионской сети Акомы. Именно ему надлежало принять на себя обязанности Аракаси, если тот не вернется живым.

Ставки были высоки, как никогда. Если через условленный срок не поступит приказ, отменяющий это распоряжение, к Маре явится новый Мастер тайного знания, которого она прежде и в глаза не видала. Будет принята во внимание каждая подробность жизни тонга, которую удалось разузнать Аракаси, и начнется выстраивание новых планов расправы с Обеханом из Камои, ради того чтобы пресечь дальнейшие попытки подлых покушений, организуемых Чимакой из дома Анасати.

Аракаси снова прикрыл глаза. Голова у него болела от напряжения, что было необычно. В его глазах жизнь всегда представляла собой бесстрастную механическую пляску, где его постоянным партнером была опасность. Но сейчас он тревожился, не задержал ли он Сейботу дольше, чем это необходимо: порядок прохождения дозорных был им разгадан два дня тому назад. Ожидание, в котором пребывал Мастер с тех пор, не было продиктовано осторожностью — на самом деле оно только увеличивало риск. Братство могло изменять свои повадки именно для того, чтобы лишить смысла исследования вроде того, какое он только что закончил. Аракаси потер виски. Непривычный к внутреннему разладу, он несколько раз глубоко вздохнул, чтобы успокоиться.

Для Аракаси главным побуждением к действию была беззаветная преданность Маре, с тех пор как благодаря Акоме исполнилось его давнее стремление — месть роду Минванаби. И сейчас его преследовала тревога за безопасность госпожи, ибо, если он погибнет, выполняя ее безумный замысел, его пост займет человек, менее одаренный талантами. После того как сорвались попытки просочиться в Город Магов, все чаще на поверхности появлялись признаки постороннего вмешательства, хотя агенты в Джамаре вновь «вышли из спячки» и приступили к активным действиям. Во всем этом чувствовалась. рука Чимаки. Бессонными ночами, наблюдая за патрулями Братства, Аракаси не мог отвязаться от мрачных мыслей. Если в сеть внедрился противник, — и кто знает, насколько глубоко? — крайне нежелательно именно сейчас передавать бразды правления из одних рук в другие. Аракаси попытался резко одернуть себя. Прежде он никогда не изводил себя пустым беспокойством: его тревожили только те обстоятельства, которые он был не властен изменить.

Для тонких чувств момент был неподходящий. Усилием воли Аракаси отогнал ошеломляюще-яркое (и тоже несвоевременное) видение — навязчивое воспоминание о собственных руках, скользящих сквозь медово-золотистые кудри куртизанки. Обо всем этом следовало забыть, и он заставил себя сосредоточиться на главном. Приближался очередной промежуток между проходом одного стражника и появлением другого. Если Аракаси собирался этой ночью приступать к действиям, то медлить было нельзя. Судя по тому, что он наблюдал в течение всех предшествующих недель, можно было не сомневаться, что высокий раскрашенный паланкин, прибывший вскоре после полудня в усадьбу, доставил сюда хозяина после долгого отсутствия.

Обехан — главарь Братства Камои — снова находился в резиденции, которая служила ему для отдыха и удовольствия.

Аракаси выполз из канавы, протиснулся между кустами и, пригнувшись, поспешил по садовой дорожке. Он бросился на землю, распластавшись в тени низкой изразцовой стены, сознавая с необычайной остротой, что пути назад нет. Между патрулями, обходящими периметр усадьбы, не будет промежутков до самого рассвета, когда невозможно будет удрать, не попавшись на глаза кому-нибудь из часовых, размещенных на деревянных балконах смотровых башен дома.

Ждать у стены пришлось около часа. Чтобы не терять времени даром, Аракаси перебрал в памяти все свои приготовления, оценив каждую удачу и каждый срыв, которые могли бы повлиять на исход дела.

Позади осталась изматывающая череда событий, начавшаяся с выслеживания сестры прекрасной куртизанки. Не составило труда найти работорговца, который занимался продажей обеих девушек, но все следы оборвались, когда сестра Камлио была передана покупателю.

Затем розыски застопорились: в Онтосете только начиналась организация новой разведывательной сети взамен прежней, разрушенной из-за провала на складе шелка. Последующие недели ушли на распутывание ложных следов, но зато привели к заключению, что девушки, отобранные для Камои, вообще не попали на невольничий рынок в Онтосете.

Аракаси вновь проделал весь путь, который привел его к Онтосету, и из случайной обмолвки пьяного погонщика узнал, что невольничьи фургоны, доставляющие особенно красивых девушек, в редких случаях сворачивали к холмистым предгорьям, расположенным к северу от города. Еще несколько недель пришлось потратить на обследование этих мест: понадобилось проверить и нанести на карту каждую пешеходную дорожку, звериную тропу и болотистую низину на обширной территории севернее Онтосета. Этим занимались Сейбота и трое других агентов, таясь в глуши, как бандиты. Чтобы прокормиться, они воровали у крестьян овощи, ловили рыбу в ручьях, а порой им вообще нечем было подкрепиться, кроме ягод и орехов. Попытка одного из них купить зерно на деревенской мельнице кончилась тем, что его убили, и этой ценой они приобрели новое знание: из случившегося следовало, что поселок состоит под негласным правлением Братства, предпочитавшего не пускать посторонних в свои владения. «Землепашец» убил агента ударом ножа в спину: Аракаси, сам умеющий виртуозно обращаться с кинжалом, тщательно исследовал выловленный из реки труп. Гибель агента явно была делом рук опытного убийцы. Аракаси лежал на чердаке мельницы ниже по течению и прислушивался к тому, о чем судачили крестьяне. Ставшие свидетелями убийства, они и не подумали обсуждать случившееся, а продолжали свои будничные дела, словно на их глазах не произошло ничего особенного.

Никто не догадался о присутствии Аракаси, никто не заметил его следов, которые он всегда старательно уничтожал, покидая то или иное место. Он снова припомнил, сколько раз устраивал проверку самому себе, считая прибывающие к городским воротам крестьянские тележки и отмечая цвет пыли, покрывающей их колеса. За ним никто не следил, в этом он убедился. Следующие недели он провел в придорожной канаве, питаясь сухарями и фруктами. Спустя несколько месяцев после убийства своего агента Аракаси выследил три тележки из той деревеньки. Вернувшись в Онтосет, он напялил на себя одежонку погонщика и каждую ночь проводил изображая завзятого пропойцу. Тележки появлялись и исчезали, пока наконец не прибыла одна из тех, которые он ожидал. Понадобилась прогулка на свежий воздух с тремя качающимися, распевающими песни компаньонами; он прислонился к той тележке, чтобы помочиться, и ножом, скрытым в рукаве, сделал зарубку на прочной коже, обматывающей обод колеса.

Еще несколько дней Сейбота, которому было поручено наблюдение, дожидался, чтобы пошел дождь. И тогда наконец след от меченого колеса привел их к тому месту, где располагался дворец удовольствий тонга Камои.

Аракаси понимал, что потрудился не зря. Никому и в голову не придет установить какую-то связь между пьяным гулякой в таверне и другим бедняком — бродячим поденщиком, который слоняется по дорогам, понуро глядя себе под ноги, в жаркий день, когда сезон сбора урожая закончен, а новый еще не наступил. И все же Мастеру было не по себе. Он преследовал человека, окруженного завесой глубочайшей тайны, чья охрана не имела себе равных во всей Империи. История знала случаи, когда некоторые властители умирали просто из-за того, что на свою беду увидели Обехана.

Единственным исключением был Тасайо Минванаби, и взятки, которые он выплачивал в металле, неискушенному человеку могли показаться досужим вымыслом, если не знать, что Тасайо изрядно поживился на контрабанде в годы военной службы за Бездной.

В ожидании удобного момента для дальнейших действий Аракаси жевал полоску вяленого мяса, хотя аппетит у него пропал напрочь. Пища требовалась просто ради того, чтобы выжить; впрочем, было вполне возможно, что это будет последняя трапеза в его жизни.

Он подъел последние крохи своих запасов, и теперь ему оставалось лишь лежать пластом на влажной почве. Снова закрыв глаза, он сосредоточил все чувства на дыхании ночи, ловя каждый новый звук и каждое дуновение воздуха, насыщенного туманом. Любое изменение должно было застать его готовым к действию. Его счет времени требовал абсолютной собранности, но почему-то сегодня мысли так и норовили разбежаться под гнетом какого-то нового, бесформенного предчувствия, источник которого он сам не мог определить.

Эта странность весьма тревожила Мастера, но разбираться в ее причинах уже не было времени, ибо настал момент, которого он ждал. Хруст гравия под подошвами сандалий на дорожке по другую сторону стены, — десять секунд, двадцать секунд, тридцать… Аракаси устремился в ночь, словно призрак.

Одним прыжком перемахнув через стену, он помчался по саду, перепрыгивая тропинки и наступая только на плитки, которыми были выложены края цветников: гравий на дорожках каждый вечер разравнивали граблями и любой след был бы неизбежно замечен утром. За деревьями замерцал огонек. Аракаси метнулся под арку декоративного мостика. В это время года вода в ручейке стояла высоко, и ее журчание заглушило всплеск. Под центральной балкой моста едва хватало места, чтобы Аракаси мог держать голову над водой. Он застыл в неподвижности, с бешено бьющимся сердцем; на его счастье, звук течения, обегающего скалу, заглушал тяжелое дыхание Мастера. На дорожке показалась группа мужчин. Четверо были одеты в черную форму убийц, белые широкие пояса свидетельствовали о высоком ранге их носителей в преступном сообществе. Еще двое продвигались по саду держась по обе стороны от важных персон, к которым они, по-видимому, были приставлены как телохранители. В той паре, которая состояла под их защитой, один был худощав, одет в шелковый халат, расшитый узорами в виде цветка камои, и все время беспокойно озирался. Но внимание Аракаси было приковано не к нему, а к его спутнику.

Этот был плотно сложен и коренаст, но в его объемистом торсе не было ни единой унции жира. Откинутый капюшон развевающейся коричневой хламиды позволял разглядеть лицо, никогда не остававшееся открытым вне дома. Человек, которого раньше можно было принять за странствующего жреца или монаха, теперь горделиво являл миру высокий хохолок на темени и длинный ниспадающий пучок волос — признак верховного ранга. Вся остальная часть головы была обрита и украшена сложной татуировкой, на какую имел право лишь один человек — Обехан.

Над головой Аракаси, скрытого в ничтожном пространстве между сводом моста и слоем мокрой тины, заскрипели доски под ногами идущих. Аракаси усмехнулся во тьме: теперь он знал, что его труды не пропали даром. Правитель Братства Камои уже сейчас находился от него на расстоянии, с которого можно было нанести смертельный удар.

Но время удара еще не наступило. Охранники, прикрывающие фланги, неукоснительно проверяли кусты с обеих сторон дорожки. Необычно высокая вода оставляла под мостом слишком малый просвет, и человек среднего роста не мог бы там спрятаться, не загородив при этом собою поток. Заурядный злоумышленник не сумел бы туда вклиниться, зацепившись локтями за боковые балки, как это сделал Мастер. Мышцы сводило от напряжения, но Аракаси не поддался боли. Сейчас в усадьбе насчитывалось двадцать четыре убийцы. Мастер напомнил себе, что ликовать пока рано. Даже случайный отблеск света на зубах может его выдать. И не имело значения точное количество убийц — восемнадцать или двадцать четыре. Он сунул голову в пасть харулта — самого опасного зверя на Келеване — и знал, чем рискует.

Главари общины Камои перешли через мост и удалились по направлению к охраняемому флигелю, намереваясь, по всей видимости, провести вечерок с удовольствием. Мастеру тайного знания предстояла еще целая ночь ожидания. За час до восхода солнца он попытается забраться в усадебный дом. Ибо, по его разумению, существовал лишь один способ проникнуть в это гнездо убийц. Но после этого, хмуро признался он самому себе, у него не останется ни одного способа унести оттуда ноги.

***

Когда ночной мрак начал наконец редеть, Аракаси дрожал от усталости. Лежа теперь наполовину в воде, он благодарил Чококана, Доброго бога, за то, что присутствие Обехана не привело к изменениям в порядке прохождения патрулей. Сейчас он должен был совершить самый отчаянный поступок своей жизни: войти в дом Обехана. Следующий патруль прошел по расписанию.

Аракаси осторожно выглянул из-под моста. Когда стражник исчез за поворотом дорожки, Мастер бесшумно выбрался из своего убежища. Обильная роса скроет капли воды, стекающей с его мокрой одежды. Приходилось обдумывать каждое движение: Мастер понимал, что должен все время держаться на равном расстоянии от двух дозорных, готовых убить каждого, кто попадется под руку. Если один из них, идущий впереди, остановится, чтобы почесаться, или второй, следующий за ним, зашагает чуть быстрее обычного, Аракаси может умереть, не успев даже узнать, что его обнаружили. Редко возникают такие ситуации, при которых требуется столь точный контроль. Делая все от него зависящее, лишь бы не нарушать тишину, стараясь касаться земли только коленями и пальцами рук и ног, он продвигался вперед. Запас его сил, и без того порастраченных за предыдущие дни, с каждой минутой иссякал.

Преодолев две сотни футов, Аракаси припал к земле. У него кружилась голова, он задыхался, но при этом заставлял себя прислушиваться, пытаясь догадаться, заметили его или нет. Однако его слух не уловил никаких сигналов тревоги. Он взглянул на небо. Предрассветная серая мгла отступала. Он знал по опыту, что самое тяжелое время для патрулей — это часы рассвета и сумерек, когда все вокруг кажется наполненным расплывчатыми тенями.

Звук шагов послышался совсем рядом. Стражник, до сих пор двигавшийся позади Аракаси, прошел мимо него на расстоянии какого-то ярда. Но внимание патрульного было направлено в сторону наружной стены, а вовсе не на землю слева от собственных подошв. И Аракаси, затаивший дыхание, остался не более чем тенью в траве позади главного дома.

Стражник остановился. Аракаси мысленно отсчитывал время, обливаясь холодным потом. Когда счет дошел до определенного числа, стражник зашагал дальше. В ту же секунду Аракаси вскочил на ноги, извлек из-под кушака шнур с грузом на конце и перебросил этот конец шнура через сук дерева, изогнутый в сторону дома между балконами, где несли караул еще несколько часовых. Открытый взглядам с трех сторон, он имел в своем распоряжении лишь несколько секунд, пока из-за угла не покажется следующий стражник. Должно быть, везение его хозяйки помогло ему на этот раз. Аракаси поспешил забраться повыше, прижимаясь к толстому стволу, чтобы его не выдал шорох потревоженных листьев. Затем он распростерся на суку и свернул свой шнур, намотав его на руку.

Его прежние наблюдения уже помогли сделать свое дело и больше от них не было толку. В этом доме никогда не бывали ни он сам, ни кто-либо из его агентов; он не располагал никакими сведениями, если не считать общего представления о планировке внутренних покоев, какое он составил, наблюдая за входящими и выходящими слугами.

Аракаси слышал голоса и понимал, что обитатели этого дома проснулись. Скоро повара и телохранители приступят к выполнению своих обязанностей, и он должен быть на месте.

Аракаси прополз по суку. Требовалось соблюдать величайшую осторожность. Это было дерево из породы таккаи: их выращивали ради сочных плодов. Слабые ветви, отягощенные плодами, имели обыкновение обламываться от всякого дополнительного веса. Скудная листва почти не скрывала Аракаси, пока он карабкался под балками караульного балкона. Судорога сводила мышцы из-за постоянного напряжения — приходилось все время следить, чтобы не производить никакого шума. Он боялся лишний раз вздохнуть, и задержанный воздух огнем обжигал грудь изнутри.

На Келеване большие дома обычно строились таким образом, чтобы между крышей и внутренним потолком оставалось свободное пространство и тепло от разогретой кровли могло уходить из-под нависающих карнизов. Этот дом вряд ли был исключением, но для большей безопасности хозяева могли добавить деревянные решетки.

Небо уже посветлело, но под стропилами еще держался густой мрак. Аракаси нырнул в темноту; дальше он двигался уже на ощупь.

Он надеялся обнаружить путь во внутренние покои дома, но, как и следовало ожидать, пространство этого лаза — между черепичной крышей наверху и оштукатуренными потолками комнат внизу — перегораживали тонкие деревянные перекладины. Аракаси извлек один из своих стальных метательных ножей. С помощью такого ножа можно было высвободить концы перекладин, закрепленных с помощью колышков, и убрать эти перекладины с дороги.

Будь у него в распоряжении обычный цуранский клинок из слоистой кожи, нечего было и думать о том, чтобы справиться с подобным препятствием.

Аракаси работал быстро. Откалывая щепочку за щепочкой, используя капли собственного пота как смазку, он добился того, что ни один из потревоженных им колышков даже не скрипнул. Мастер позволил себе лишь краткий миг, чтобы насладиться своим торжеством. Он совершил невозможное! Его скорченную позу никто не назвал бы удобной, но он был внутри здания.

Когда на наружных площадках сменились часовые, Аракаси перебрался по балкам к стропильному столбу. Здесь ему предстояло долгое ожидание: в течение дня он должен был разузнать расположение комнат внизу, скрытых от его зрения.

***

Аракаси лежал, напряженно прислушиваясь к доносившимся снизу нежным женским голосам. Теперь его успех зависел от случая — пожелает ли Обехан навестить своих женщин именно сегодня, ибо Мастер тайного знания сомневался, сможет ли он пережить еще один день, истекая потом в душном уголке под крышей.

Бесчисленные занозы от грубо обструганных балок впивались в кожу бедер и плечей: тонкая ткань одежды от них не защищала. Он терпел, по очереди сгибая и разгибая то одну, то другую затекшую руку или ногу. По мере того как солнце разогревало черепичные плитки, воздух становился все более удушливым. Аракаси провел без сна уже двое суток и теперь прилагал отчаянные усилия, чтобы преодолеть сонливость. В его нынешнем положении уступка телесным надобностям означала верную смерть. Стоит ему задремать — и он может скатиться с узкой поперечной балки и провалиться вниз сквозь тонкий потолок. С мрачным юмором он подумал и о том, каково это будет, если его храп привлечет внимание бдительных охранников. А пока он лежал в темноте со стальным кинжалом наготове, ощущая, как зудят щека и руки от неторопливо ползающих по нему насекомых; им владела опьяняющая смесь восторга и сожаления: восторга — оттого, что он так далеко продвинулся на пути к цели, а сожаления — оттого, что так много дел все еще не исполнено.

…Сквозь редкие трещины в штукатурке просачивалось оранжевое свечение: слуги зажгли лампы, а это означало, что наступил вечер. До Аракаси доносился серебристый женский смех, и среди общего щебетания то и дело был слышен голос, напоминавший Мастеру о девушке в далеком городе и о послеполуденных ча-сах, проведенных с нею среди шелковых покрывал. Аракаси раздраженно поежился, недовольный собой. Слишком часто Камлио приходила ему на ум: снова и снова память воскрешала в воображении ее роскошные густые волосы, ее молочно-белую кожу и ее поцелуи — и каждый раз его обдавало жаром любовного томления. Однако он понимал, что его томило не просто воспоминание о плотском совокуплении. Он не мог позабыть ее глубокие глаза, в которых светился ум, прячущийся порою под маской скуки или лукавства. Ее манера держаться казалась резкой и насмешливой, но то была лишь броня цинизма, за которой таилась боль. Он был уверен не только в том, что его руки и тело были ей приятны, — он не сомневался и в другом: будь у него в запасе время, он сумел бы прикоснуться к светлой стороне ее натуры, спрятанной, подобно сокровищу, в охраняемых глубинах души.

Если он останется в живых после всех превратностей этого вечера, он выкупит ее и даст ей свободу; может статься, он сумеет открыть ей более головокружительные радости свободной жизни. Если она согласится принять его… если, после целой жизни, потраченной на угождение прихотям многих хозяев, она не прониклась отвращением ко всем мужчинам…

Во тьме чердака губы Аракаси скривились в гримасе презрения к себе. Он грезит! Он грезит, как мальчишка, свихнувшийся от любви! Разве жизнь не научила его, что нельзя доверяться непредсказуемым желаниям сердца?

Мысленно разразившись проклятием, он стряхнул наваждение.

Что за подлая ирония судьбы! Возложенная на него миссия, ради исполнения которой он завязал знакомство с Камлио, сама по себе могла навлечь на нее большую беду. Он не заблуждался: ожидать, что он уйдет живым из этого дома, означало требовать от богов чуда. Обстоятельства как будто благоприятствовали задуманному им нападению на Обехана. Но даже если он сумеет нанести смертельный удар, даже если он сумеет ускользнуть от самых искусных убийц тонга… разве можно рассчитывать, что его впоследствии не настигнет мстительная ярость Тайренхана, преемника Обехана?

От усталости и напряжения Мастера пробирала дрожь. Он перехватил поудобнее рукоятку кинжала, почувствовав, что она успела стать скользкой в его вспотевшей ладони. Неотвязные мысли не давали передышки. Кто бы мог поверить, что с ним приключится подобное? Какая-то куртизанка-прелестница сумела так его увлечь, что он поставил ее благополучие выше воли Мары — госпожи, которой он присягнул на верность, чья жизнь стала для него дороже собственной? Да, Камлио это сумела. Обехан, главарь общины Камои, умрет — этого требуют интересы Мары. Но если Мастер справится с задачей и притом останется в живых, то… Он уже сознавал, что в этом случае какую-то малую, тайную частицу собственной души он обязан сохранить для самого себя. Чем бы ни была порождена его тревога за куртизанку — любовью, глупой жалостью или чем-либо иным, — отмахиваться от этого чувства не следовало. Самоуважение, заново обретенное им после гибели рода Минванаби, требовало, чтобы он научился прислушиваться к зову своих личных потребностей — потребностей человека и мужчины — и примирять их с велениями долга, ежедневно ведущими его навстречу опасности.

Тысячу раз он мог погибнуть безымянным, в обличье нищего, странствующего священнослужителя, моряка, предсказателя судьбы, торговца пряностями, зеленщика или гонца-скорохода. И тысячу раз он без колебаний шел на риск, ибо уже успел заглянуть в бездну и не боялся смерти. Но теперь, когда любая помеха была особенно нетерпимой, оказалось, что не всякое препятствие можно просто отбросить с дороги. Если уж суждено умереть, он хотел бы, чтобы его прах удостоился почестей на земле Акомы и чтоб над погребальным костром его имя вырывалось из уст прекрасной куртизанки с опухшими от слез глазами. Но получалось, что он поддался чувствам, особенно неуместным теперь, когда ни в коем случае нельзя допустить, чтобы его опознали.

Продолжение династии Акома, правительница которой в свое время предоставила ему шанс и дала средства, чтобы возродиться для чести, а возможно, и сохранение самой Империи зависело от безупречного самообладания Аракаси. Жизнь, какую он вел доселе, была настолько беспокойной, что в прошлом лишь один раз он познал волнения любви. Потом вся его привязанность сосредоточилась на Маре, приняв форму восторженной преданности женщине, вернувшей ему честь и гордость. И хотя он боготворил Мару, она не смущала его покой и не снилась ему по ночам. Аракаси поклонялся ей, как жрец поклоняется богине. Но Камлио затронула в нем иную струнку, скрытую от всех. И прежде всего от него самого, с горечью подумал он.

Женский смех затих. Аракаси напрягся: его оторвал от воспоминаний звук шагов. Кто-то ступал по полу внизу — кто-то тяжелый, обутый в кожаные сандалии с двойной подошвой. Одна из женщин издала приветственный возглас, и по изразцовому полу зашуршали босые ноги: хозяину подносили подушки и угощения, предположил Аракаси. Он едва заметно переменил позу; рука, сжимающая нож, была сухой и горячей.

Воздух вокруг его насеста внезапно показался невыносимо удушливым. Понимая, что нельзя выдать свое присутствие раньше времени, он боролся с искушением поглубже вздохнуть, выйти из неподвижности, действовать. Смешанные ароматы благовоний просачивались через щели в штукатурке и застаивались в спертом воздухе. Аракаси отчетливо различал звон тонкого хрусталя, когда прислужницы подали хозяину освежающий напиток; позднее Мастер уловил запах ароматического масла, а потом услышал шумные вздохи удовольствия, издаваемые мужчиной, которому явно доставляли удовольствие искусные руки опытных массажисток. А в это время собственное измученное тело Аракаси готово было изменить ему, поддавшись предательской судороге.

Терпение, беззвучно заклинал он себя.

Еще позже семенящие шаги возвестили об уходе девушки-кастелянши: как видно, тяжелая корзина с испачканными простынями и полотенцами замедляла ее поступь. Полузакрыв глаза, Аракаси пытался представить себе, как выглядит комната под ним и кто где в ней располагается.

Ритм музыки замедлился; певица закончила исполнение любовных песен, и ее голос соскользнул в томное мурлыканье. Хрустальный кувшин, в котором, видимо, содержалось вино сао, приправленное пряностями, прозвенел, когда его поставили на поднос из полированного камня. Аракаси предположил, судя по звуку, что кувшин уже почти пуст. Восковые свечи догорали; сквозь мельчайшие трещины в потолке проникали скудные лучики более теплого оттенка: лишь одна масляная лампа освещала теперь комнату внизу. Мастер услышал шелест упавшей тонкой ткани, и хозяин дома поднялся на ноги, при этом отчетливо скрипнули суставы у него в коленях. Он потянулся и глубоко вздохнул.

С момента его появления в гареме это был первый раз, когда глава Камои заговорил.

— Джейса, — произнес он и немного помедлил, прежде чем объявить следующие имена. В эту минуту у него в глазах наверняка горела похоть. — Аламена, Тори.

Он снова помолчал, жестоко затягивая напряженную паузу, пока другие, еще не названные женщины, разместившиеся у его ног, ожидали решения: будут ли они сегодня избраны или отброшены за ненадобностью. С какими чувствами они встретят предназначенный им поворот судьбы — с разочарованием или с радостью, — тщательно скрывалось.

Обехан снова вздохнул.

— Камини, — закончил он. — Остальные мои цветочки могут считать себя свободными.

Аракаси моргнул, чтобы согнать обжегшую глаза влагу… он считал, что это пот. Только не Камини! Боги сегодня не были милосердны. Он молил их о том, чтобы в течение ближайшего часа именно Камини находилась как можно дальше от опочивальни хозяина, ибо она была сестрой той девушки, которая завладела мечтами Аракаси.

Он яростно отогнал от себя видение прекрасной Камлио. Грезы наяву рождают беспечность, а беспечность — это смерть.

В комнате внизу задвинули одну из стенных перегородок и открыли другую; к шипению масляной лампы приметалось стрекотание ночных насекомых. Наверху, под самой крышей, не стало прохладней: черепичные плитки еще хранили дневной зной, хотя солнце уже давно село и в саду успела выпасть роса. Песня, которую исполняли музыкант с певицей, постепенно становилась все тише и тише. Аракаси стал слышать шелест шелковых простыней и приглушенное хихиканье девушки. Словно притаившийся хищник, он дожидался, чтобы удовлетворенные придыхания намеченной им жертвы сменились участившимися вздохами страсти, и еще дожидался момента, когда застонет девушка в пароксизме наслаждения… или того, что кажется подобием наслаждения. Аракаси запретил себе думать о девушке, с детских лет приученной лицемерить, изображая все признаки радости…

Аракаси мысленно пристыдил себя. Он слишком долго исходил потом и потерял много влаги, при этом человеком частенько овладевает головокружение и обманчивое ощущение легкости. Он заставил себя сосредоточиться: каждый мускул должен быть готов к действию. Нож у него в руке словно стал ее продолжением, когда Обехан, со всех сторон облепленный разгоряченными девушками и влажным шелком, открыл рот и сдавленным воплем возвестил миру о том, что переполнявшие его силы сладострастия и на этот раз нашли достойный выход.

В этот самый момент Мастер тайного знания сорвался с места, грянулся о потолок, проломив его своим весом, и вместе с осыпью обломков, щепок и пыли рухнул вниз. Глаза, привыкшие к темноте, позволили ему ясно разглядеть клубок сплетенных тел на циновке. Он выбрал из них верхнее и должным образом нацелил клинок.

В распоряжении Аракаси было не более секунды для молитвы о том, чтобы оправдались его расчеты: оружие и охрана Обехана могут оказаться вне пределов досягаемости своего хозяина только в одном случае — когда он, нагой, предается плотским утехам с женщиной.

Не промедлив ни мгновения, Аракаси бросился сверху на потное скопище, состоявшее из Обехана и его женщин, и вонзил бесценное стальное лезвие в плоть. Однако он сразу почувствовал, что нож отклонился в толще мускулов и уперся в кость. Нанести смертельный удар не удалось.

Обехан был весьма дородным, но жира в этом огромном теле не было нисколько. Его стон наслаждения перешел в крик боли и тревоги. Аракаси был отброшен от своей жертвы, словно рыба, выкинутая рыбаком из лодки. Его пятка угодила на женское бедро, и он упал. Главарь убийц был не только силен, но и проворен. Его рука метнулась к груде оружия, сложенного рядом с постелью. Три дротика успели вонзиться в шелковые покрывала, пока Аракаси только откатывался в сторону. Одна из девушек вскрикнула от боли и страха.

Масляная лампа погасла. Виелла упала и разбилась, и певица с визгом бросилась к выходу. Из коридора послышался топот ног; тем временем Аракаси рывком высвободился из перепутанных покрывал и оттолкнул девушку, вцепившуюся ногтями в его плечо. Второй кинжал скользнул в руку Мастера, словно был живым существом, способным дышать и готовым прийти на помощь. Резкое движение запястья — и брошенный клинок устремился к цели. На этот раз ошибки не было: нож вонзился в загривок Обехана.

Главарь убийц снова яростно взревел. Но нож перерезал артерию, и кровь хлынула фонтаном. Он поднял руку, чтобы остановить кровотечение, но едва не лишился напоследок и большого пальца, наткнувшегося на острый край клинка, торчащего из раны. На фоне светлого квадрата дверной перегородки Аракаси увидел, как дрожат мелкой дрожью плечи силача в отчаянном напряжении угасающей жизни. Обливаясь кровью, Обехан упал.

Аракаси изворачивался то туда, то сюда, разбрасывая по сторонам все, что попадалось под руку — и девушек, и покрывала. В очередной раз откатившись, он швырнул подушку в том направлении, откуда слышались приближающиеся шаги. От неожиданности вошедший часовой споткнулся и едва удержал равновесие, поскользнувшись на плитках пола. По ошибке приняв его за виновника переполоха, четверо подоспевших охранников круто обернулись и бросились к незадачливому собрату с самыми грозными намерениями. Его протесты послужили хорошей маскировкой для маневров Мастера, который перебрался вдоль стены в дальний конец помещения.

При свете звезд он видел происходящее достаточно отчетливо. Принимая все меры предосторожности, чтобы случайный отблеск стали не выдал преследователям его местонахождение, Аракаси вытащил из петли на поясе еще один нож. Бросок — и один из охранников рухнул на пол, схватившись за живот и завывая от боли. Производимый им шум отвлек внимание остальных, чем немедленно воспользовался Аракаси, который достал поочередно еще несколько ножей и прикончил остальных. Они умерли под нестихающие вопли гаремных женщин и стоны раненого часового, так и не поднявшегося с пола. Мертвый Обехан недвижно лежал среди покрывал.

Аракаси проскользнул через стенной проем и скрылся по ту сторону от рамы. Он не рискнул задерживаться, чтобы полюбопытствовать — не заметила ли его ухода какая-нибудь из девушек и не оказалась ли она достаточно сообразительной, чтобы пуститьпо его следу погоню. С силой, удесятеренной возбуждением и чувством опасности, он подпрыгнул и ухватился за угловую балку крыши, а потом, подтянувшись на руках, скрылся в тени под нависающим карнизом. Последний оставшийся у него нож он крепко сжимал в зубах.

Едва он успел угнездиться в этом новом укрытии, как в комнату, громко топоча, вбежали из соседнего коридора служители Камои.

— Скорей из дома! — заорал один из убийц. — Человек, который убил нашего вожака, удрал в сад!

С находчивостью, порожденной отчаянием, Аракаси схватил обломок черепицы и бросил его из-под карниза в цветник за стеной дома. Часовой, наделенный чутким слухом, ринулся в кусты, круша мечом стволы и стебли. Аракаси мог бы коснуться пальцами головы часового, когда тот стрелой проносился под ним.

Набежали еще несколько убийц.

— Где он?..

Их сподвижник на пару секунд прекратил размахивать мечом.

— Я слышал какое-то движение.

— Эй, живо! Принести факелы! — распорядился второй стражник. — Пока мы тут копаемся, убийца улепетывает!

Они рванулись веером от крыльца, прочесывая сад; чтобы помочь их поискам, подтянулись с факелами и фонарями другие обитатели особняка. Аракаси спешно спустился из-под крыши, словно движущаяся тень в темноте. Бочком пробравшись вдоль стены, через проем соседней перегородки он снова вернулся в дом, где преследователи еще не додумались его искать.

Из спальни выскочили еще несколько человек. Они встретили первого из возвращающихся охранников. Тот на бегу бросил:

— Он, наверное, перебрался через стену. Скорей посылай людей к границам имения, нужно перекрыть ему все выходы!

Судя по возгласам из гаремных покоев, там вовсю шло дознание. Новость о смерти Обехана всполошила слуг, и кое-кто из них поддался панике. Община была безжалостной и скорой на расправу, и в доме, столь сильно охраняемом, неизбежно должно было возникнуть подозрение, что у человека, убившего хозяина, был сообщник из числа здешней челяди. Чтобы наверняка избавиться от предателя в своих рядах, заправилы Камои вполне могли истребить поголовно всех обитателей дома. Более смышленым из слуг было ясно, что надо удирать, и как можно скорее. Один лишь страх удерживал этих несчастных на службе у столь опасной общины, но теперь им приходилось выбирать между неопределенным будущим и позорной смертью, — большинство предпочитало рискнуть.

Аракаси мог только надеяться, что переполох, поднявшийся среди десятков слуг, создаст благоприятные условия для выполнения задания госпожи.

Окажись на его месте другой, более здравомыслящий человек, он воспользовался бы этой кутерьмой, чтобы спастись, но Мастер помнил, что цель еще не достигнута. Ради блага Мары он должен проникнуть в кабинет Обехана и выкрасть журнал, куда заносились сведения о заключенных Братством секретных контрактах.

Над соседней опочивальней повисла тишина. Аракаси рискнул предположить, что стражники в горячке погони оставили без присмотра своего мертвого вожака. Через отверстие, которое он же раньше проломил в перегородке, Аракаси вернулся на арену недавней бойни.

Кровью было запятнано все, что находилось в пределах десяти футов от постели. Помимо туши поверженного хозяина здесь находились и две обнаженные девушки: в слабом свете звезд их тела отливали серебром. Одна из них молча уставилась на него. Бессознательными, жутко однообразными движениями она безуспешно пыталась стереть кровь с кожи. Другая корчилась посреди покрывал, издавая жалобные стоны. Настигнутая дротиком с отравленным наконечником, она не могла встать. С мрачной решимостью Аракаси вернул себе два стальных ножа, выхватив один из загривка Обехана, а второй — из живота охранника, распростертого на полу у ног хозяина.

Огибая изножье постели, Аракаси бросил беглый взгляд на раненую куртизанку — и остановился, пораженный. Волосы девушки золотились, словно струя пролитого масла под луной, а дрожащий свет фонарей, проникающий из сада, позволял разглядеть ее запрокинутое лицо. Это зрелище смертельной раной отозвалось в сердце Мастера, ибо ее черты были в точности такими же, как у ее сестры.

Они были близнецами.

Разум оказался бессилен против душевного порыва Мастера. Девушка, которой никак не удавалось своими тонкими руками выдернуть дротик, пронзивший ее грудь, была на вид неотличима от другой — той, кого он касался и кого ласкал в постели. Казалось, сердце у него разорвется от боли. Он призывал на помощь свою холодную, рассудительную натуру. Он заставлял себя вспомнить, кто он такой и зачем он здесь. Есть задача, поставленная перед ним Слугой Империи. Он обязан собраться с мыслями и найти архив Обехана.

Но самообладание изменило ему именно тогда, когда было особенно необходимо. Перед ним лежала умирающая куртизанка, и заботы о сохранении собственной жизни вдруг показались ему такими же бессмысленными, как попытки голыми руками поймать солнечный луч.

Голос здравого смысла настойчиво требовал: надо хранить верность долгу, а долг — это служение Маре; но глухой к любому зову, кроме голоса сердца, он опустился на колени рядом с истекающей кровью девушкой. Драгоценное время, опасность разоблачения — все перестало существовать. В его представлении невозможно было отделить куртизанку, заполонившую его мысли, от ее сестры-близнеца. Вопреки извечному инстинкту самосохранения, Аракаси обнял умирающую и привлек к себе. Как мать, убаюкивающая младенца, он нежно покачивал ее, безмолвно глядевшую на него широко открытыми глазами, до последнего спазма, потрясшего все ее тело, и до последнего вздоха.

У Аракаси было такое чувство, словно его только что жестоко избили. Ногти его пальцев вонзились в ладонь, и кровь сочилась из прикушенной губы. Из-за соленого привкуса во рту и смертного смрада, наполнившего его ноздри, к горлу подступила тошнота. Он почти не замечал присутствия другой девушки, которая была еще жива и что-то бормотала. Краем уха он улавливал ее лепет, но смысла слов не воспринимал. Аракаси судорожно вздохнул и заставил себя расцепить закостеневшие руки. Казалось, сердце у него окаменело, когда мертвая девушка выскользнула из его объятий. Однако, когда позади него послышался какой-то звук, сработала многолетняя выучка, и он метнул один из ножей. Слуга, намеревавшийся войти, был евнухом и состоял при гареме: он вернулся, чтобы присмотреть за своими подопечными.

Бросок Аракаси оказался почти безукоризненно точным: на шее евнуха, около затылка, нож пропорол глубокий след, но не уложил его на месте, а лишь заставил охнуть и отшатнуться, привалившись к раме дверного проема. Аракаси всегда отличался быстротой движений, но сейчас его онемевшие руки утратили долю привычной ловкости. Однако он не дал противнику возможности ни уйти, ни позвать на помощь. Борцовским приемом он двинул евнуха в живот, а потом еще нанес удар сбоку. Но раненый все еще был сверхъестественно силен. Руки Аракаси скользили в поисках удобного захвата. Наконец он изловчился воткнуть пальцы в рану, и струя крови, брызнувшей ему в лицо, не оставила сомнений: у врага разорвана артерия. Вместо кляпа пришлось использовать кулак, и в напряжении борьбы пальцы Аракаси были прокушены до кости.

Если бы охранники Обехана не рассеялись по саду в поисках убийцы, которому, по всем резонам, полагалось бы искать спасения как можно дальше от здешних мест, схватка не осталась бы незамеченной. Но то, что происходило на самом деле, казалось Мастеру чем-то нереальным. Он повис на агонизирующем человеке, вцепившись в него мертвой хваткой, а тот путался в стенных драпировках, натыкаясь на сундуки и столы. Прошло немало времени, пока евнух не истек кровью. Когда он наконец обмяк и упал на пол, Аракаси, шатаясь, выбрался из опочивальни.

Впервые оказавшись в этом доме, он не имел ни, малейшего представления о том, где именно следует искать журнал, в котором как бы воплотилось сердце общины. В журнале содержались зашифрованные сведения обо всех заключенных контрактах; шифр был известен только Обехану. Посредникам не сообщалось ничего, кроме имени жертвы, обреченной на заклание.

Записи тонга предстояло унаследовать Тайренхану, преемнику убитого главаря. Журнал не должен оставаться без охраны, и даже прежде, чем утихнет суета поисков, советник Обехана, вероятно, пошлет Тайренхана за этими записями.

Аракаси услышал далекие голоса и пронзительный вскрик. Время, отпущенное ему для пребывания в доме, теперь исчислялось несколькими минутами, а перед его мысленным взором все еще стояло воспоминание о девушке, погибшей мучительной смертью. Он резко одернул себя, заставив свое воображение переметнуться на другой предмет. Предельно сосредоточившись, он приказал себе припомнить все догадки, к которым пришел в часы ожидания под стропильной колонной. Это здание — обитель наслаждений. Здесь Обехан при желании проводил часы досуга. Журнал с секретными записями, которому всегда полагалось находиться у него под рукой, должен быть здесь, в специально отведенном для него месте — в комнате с прочнейшими стенами и дверями. Значит, эту комнату можно отличить по устройству ее дверей!

Аракаси двинулся по коридору, стараясь держаться в тени. Там, где было возможно, он гасил фонари, вздрагивая при каждом звуке, пусть даже доносившемся издалека. Он обогнул угол и едва не наткнулся на человека, стоявшего к нему спиной. Аракаси выхватил последний оставшийся у него нож, и сталь тихонько звякнула при этом движении. Человек мгновенно обернулся. Это был воин, поставленный охранять запертую дверь. Аракаси бросился вперед и перерезал сухожилие в запястье врага, прежде чем тот успел выхватить свой меч. Мастер тайного знания не почувствовал собственной боли, когда обрушил искусанные, кровоточащие пальцы на кадык часового и с грохотом припечатал его к деревянной двери.

Услышав этот шум, кто-то закричал.

Понимая, что время не терпит, Аракаси протолкнул врага через перегородку, использовав его туловище в качестве тарана. Часовой отчаянно сопротивлялся, в его широко раскрытых глазах метался панический ужас. Он не совладал с натиском Аракаси и спиной вперед ввалился во внутреннее пространство укрепленной комнаты, как ни пытался уцепиться за стену здоровой рукой.

И тогда он упал. Силки намертво обхватили его лодыжки, из стен полетели стрелы. Пол, о который он ударился при падении, провалился со скрежещущим звуком, и из отверстий, разбросанных между плитками, выдвинулись десятки заостренных твердых кольев, пронзивших содрогающиеся останки.

Аракаси не стал уделять внимание предсмертным спазмам своей жертвы. Печальная участь часового заставила Мастера призадуматься. Тщательно обследовав стену, он обнаружил между фресками небольшое углубление и понял, для чего оно предназначено: сюда полагалось вставлять запирающий штырь, не позволяющий ввести в действие механические ловушки внутри комнаты. Аракаси вставил в отверстие свой нож и кинулся вперед.

Он мог слышать топот людей, сбегающихся со всех сторон по коридорам к тому месту, где он сейчас находился. Перед ним, освещенное единственной лампой, возвышалось похожее на стол сооружение с тяжелой книгой, покоящейся на столешнице. Он перепрыгнул через труп часового: и думать, и действовать надо было быстро.

Если дверь была снабжена ловушками, то и от стола нужно ждать сюрпризов. Отсюда следовало, что вор, которому удалось живым добраться до стола, должен быть весьма сообразительным, к тому же еще и знатоком сложных механизмов. Поэтому Аракаси избрал другую тактику, не предусмотренную создателями здешних капканов: он предпочел прибегнуть к грубой силе.

Во рту возник металлический привкус паники. С трудом проглотив слюну, Аракаси схватил тяжелую керамическую подставку лампы, наклонился и что было сил ударил ею по инкрустированной панели в нижней части стола. Взглянув вверх, он обнаружил (а затем и обезвредил) паутину тонких нитей и рычажков, которые привели бы в действие ловушку, если бы книгу подняли со стола. А под ними он нашел кое-что еще.

Под механизмом ловушки лежал туго скатанный свиток. Аракаси подтянул его к себе. Пергаментная оболочка была исписана шифром и перевязана лентами с изображением цветка камои. Книга на столешнице была фальшивкой, оставленной на виду как приманка в капкане. Истинный документ о секретных контрактах общины убийц Аракаси держал в руках.

Крики тревоги зазвучали ближе. Аракаси затолкал свиток в карман рубахи и поспешил к дверям. Он выдернул свой нож из отверстия и побежал прочь от голосов, которые раздавались уже за ближайшим углом.

Он мчался сломя голову, охваченный новым страхом, что пришел к нему вместе с успехом. Сколь тщательно ни обдумывал он свои планы, сколь скрупулезно ни готовил меры своей защиты — он до сих пор не позволял себе загадывать вперед дальше того момента, когда Обехан будет убит. Но теперь ставки удвоились: оставшись без секретного свитка, Тайренхан не сможет претендовать на власть в клане. Контракты не будут выполняться, и тонг утратит честь. В сущности, Аракаси завладел священным натами смертоносной общины. Пропажа этой реликвии лишит убийц из Камои доверия заказчиков, и в конечном счете они рассеются как дым.

В коридоре, который Аракаси только что покинул, поднялся гвалт. Была обнаружена выломанная дверь; новая волна возгласов последовала, когда охранники ворвались внутрь и угодили в ловушки, снова готовые к действию, поскольку Аракаси вынул из отверстия нож, послуживший в роли запирающего штыря. Однако погоня не прекратилась: охранники, оставшиеся в живых, рассеялись по всему дому, отыскивая злоумышленника. Аракаси еле успел выскользнуть в окно, сбив преследователей со следа.

Жгучей болью заявил о себе попавший в плечо дротик убийцы. Он наверняка был отравлен, но у Аракаси не оставалось выбора: приходилось на какое-то время попросту пренебречь этой раной. Противоядия, которые он прихватил с собой на случай необходимости, лежали вместе с его прочими пожитками, спрятанными за пределами владений Обехана. Он бегом пересек сад, стремительно взобрался на дерево и перелетел через первую стену, слыша в листве у себя над головой посвист дротиков и более тяжелых стрел.

Он торопливо оглянулся в поисках пути к спасению. Его внимание привлекла кучка объятых паникой слуг. Им, как видно, тоже не терпелось покинуть пределы резиденции Камои.

Аракаси затесался между ними; одна из женщин закричала, заметив его, а один мужчина бросился на колени и начал молить о милосердии. Черная одежда Мастера ввела их в заблуждение: по ошибке его приняли за убийцу; когда Аракаси понял это, его обуяло почти истерическое веселье. Переведя дух, он завопил:

— Слуги убили Обехана! Убивайте их всех!

Услышав этот выкрик, бедняги кинулись врассыпную, а он помчался к наружной стене. Пускай ищейки тонга потрудятся, отыскивая его след в таком множестве других следов, злорадно подумал он, перемахнув через наружную стену.

Он был уже на грани телесного и душевного изнеможения, когда добрался до укромного места, которое присмотрел заранее на тот почти невероятный случай, если сумеет выполнить свою миссию. Там находились припасенные им противоядия и набор снадобий. Они должны позволить ему продержаться на ногах и сохранять ясность мысли, пока он не окажется в безопасности… или пока не умрет. За применение этих средств ему придется заплатить дорогой ценой, и понадобятся недели покоя, чтобы прийти в себя, но жизнь стоила того. Он быстро принял необходимые зелья и, сорвав с себя окровавленную одежду, спрятал ее под большим камнем. Затем он открыл еще одну склянку — от пряного запаха ее содержимого у него стали слезиться глаза. Это была эссенция из выделений слулетха — крупного болотного животного, служащих ему для отпугивания всех других зверей. Ни одна собака не пойдет по его следу, да и охотники не станут побуждать к этому своих гончих, ибо любое животное, вынужденное вдыхать столь мерзостное зловоние, после этого надолго теряет нюх.

Когда Аракаси втирал жгучую эссенцию в кожу, боль в плече напомнила ему про застрявший там дротик. Он выдернул оперенное древко и накинул на себя чистую рубаху. Чтобы унять боль в костяшках пальцев, у него не было средств, и он разразился невольным ругательством, осознав, что рука скоро опухнет и загноится.

Ему оставалось лишь надеяться, что принятое им противоядие воспрепятствует действию отравы: выбирая это средство, он воспользовался познаниями, полученными при осмотре полок у Корбарха.

Аракаси вышел в путь под покровом ночной темноты. Ноги, обутые в сандалии, твердо ступали по каменистой тропе, ведущей к безопасности. Теперь, когда он шел среди высоких трав, мокрых от росы, его обступали воспоминания — о конце Корбарха и еще об одной смерти. Воскрешая в памяти те события, он вдруг осознал, что в нем самом произошли перемены. Никогда он больше не сможет так обойтись ни с одним человеком — ни ради Мары, ни во имя долга, ни во имя чести. Это стало для него невозможным после того, как он держал в объятиях умирающую куртизанку: он видел на ее месте другую девушку. Ему открылась тайна собственного сердца. Если противоядия Корбарха не спасают от яда, попавшего в кровь Аракаси… Внезапно новое воспоминание всплыло на поверхность, и фатализм Мастера быстро улетучился. Теперь перед его мысленным взором стояла обезумевшая девушка в спальне Обехана, заливавшаяся слезами в истерическом припадке. В те минуты ее бормотание и всхлипы ускользали от его внимания, но, как видно, запечатлелись в неких тайниках памяти, и сейчас с устрашающей ясностью он вспомнил произнесенные ею тогда слова. А она сказала: «Он знает Камини!»

Камини… одна из двух сестер-близнецов, из которых одна принадлежала немощному старику, а другая умерла вместе с Обеханом.

Аракаси перешел на бег, задыхаясь и испытывая нестерпимые муки. В первый раз за всю свою жизнь он исступленно молился богам Келевана, заклиная всесильную Сиби — саму Смерть не призывать его в чертоги ее брата Туракаму. Он молился об удаче или о чуде… вероятнее всего, ему потребуется и то и другое. Ведь он, позволив себе поддаться чувствам в спальне Обехана, тем самым обрек на смерть и вторую сестру, Камлио. Он оставил помешанную в живых, исходящую слезами и лепечущую, а между тем поиски убийцы Обехана продолжались. В ночном мраке, возможно, уцелевшим охранникам не по силам будет обыскать каждую щелочку, но, когда наступит рассвет и прибудет Тайренхан, начнется более методичное дознание. Куртизанка будет допрошена.

Аракаси пришлось признать и другую горькую истину: если он попадется, его смогут заставить говорить, потому что в его жизнь вошла Камлио.

Он запретил себе бесплодные терзания. Спасение девушки, которую он полюбил, зависело только от Мары. Но и защита Мары теперь зависела от девушки, ибо ей известно, что он служит влиятельной и очень богатой хозяйке. В Империи таких правительниц было не много. Братство Камои будет нападать на Мару с удвоенным ожесточением. Если прежде эти фанатики наносили удары ради чести, то теперь они станут биться за свое выживание. Стремясь как можно скорее добежать до Камлио, Аракаси опережал убийц лишь на несколько минут. Если бы ему посчастливилось связаться с одним из своих новых сподвижников в Онтосете, он мог бы переслать в Акому драгоценный трофей, но нельзя было задерживаться ни на мгновение. Как только станет известно, что чужак, убивший Обехана, узнал Камини, община предпримет специальный розыск и пройдет по следу вдоль всего пути от их цитадели до работорговца, а от него

— к Камлио. За собой они будут оставлять новые и новые трупы. Если их агенты в Кентосани получат указания раньше, чем он сможет вызволить Камлио…

Обливаясь потом, Аракаси прибавил ходу. Позади оставались поля и сады, торные дороги и борцовские арены… Ах, если бы сейчас в его распоряжении была одна из проклятых лошадей Хокану…

Душу Аракаси постепенно наполняло странное ликование, как будто он только что ощутил полноту жизни и бытия. Его безумное нападение на Обехана увенчалось успехом, и секретные записи общины были у него в руках. Победа кружила голову. Упругость почвы под ногами, покалывание от заноз в коже, каждый вздох, от которого горело в груди, — все эти ощущения дарили нарастающий восторг. Какой-то частью сознания Мастер понимал, что так сказывается действие принятых им снадобий, но ему было очевидно и другое: эта сверхъестественная ясность восприятия порождена тем, что ему открылась истинная цена ставок, поставленных им на кон.

Торопливо прокладывая во мраке свой путь, он всесторонне обдумывал это откровение. Рожденный женщиной из Круга Зыбкой Жизни, в любви между мужчиной и женщиной он не видел ничего таинственного или загадочного. Он всегда жил своим умом, полагаясь на собственное искусство и собственные воззрения, выработанные посредством беспристрастного наблюдения за жизнью других человеческих существ. Он видел, как усложнилась жизнь Мары из-за ее любви к варвару Кевину, и его это заинтриговало. Огонь, который загорался у нее в глазах в присутствии Кевина, Аракаси приписывал извечному стремлению женщины придавать романтический ореол простым отношениям с мужчиной. Что же еще могло бы побудить ее пройти через тяготы беременности и муки родов, холодно рассуждал он.

Но теперь, когда он мчался изо всех сил, так что сердце, казалось, готово разорваться, а в горле стоял комок из-за непролитых слез, он думал о девушке с волосами цвета меда, пока еще живущей на земле, и о ее погибшей сестре. И теперь, проламываясь через мокрый от росы кустарник или вырываясь с поразительной беспечностью на освещенную луной дорогу, он видел, что был не прав. Глупо, отчаянно не прав.

Прожив полжизни, он едва не проморгал, едва не упустил из виду величие той магии, которую поэты называют любовью.

Он резко остановился и оглянулся по сторонам в поисках носилок, которые, как было условлено, должны ждать его в этом месте.

Пытаясь совладать с дыханием, он загадывал далеко вперед. Если он останется в живых, если ему удастся спасти сестру погибшей куртизанки от мести фанатиков из Камои — а ночное дознание непременно приведет их к ее порогу… чего он может ждать? Ее цинизм, рожденный разбитыми мечтами, позволит ли ей хоть когда-нибудь научить его тому, что теперь он больше всего жаждал узнать? Ему мучительно, до боли хотелось увидеть — может ли вообще быть заполнена пустота, которую он обнаружил внутри себя.

Он снова круто обернулся, и здесь, на пустынной дороге, ему открылась еще одна тяжелая истина этой грозной ночи: исполненная сегодня миссия была последней, к которой он мог приступить, не ожидая от ее исхода никаках последствий лично для себя… если не считать жизни или смерти. Ибо он безвозвратно утратил отрешенность, выделявшую его из числа сотоварищей и обеспечивавшую кристальную ясность мысли, которая делала его гением в своем ремесле.

Проснувшаяся в нем потребность уже не позволяла ему остаться тем, кем был он до сих по. Никогда не сможет он глядеть на других сквозь привычную призму бесчувственного равнодушия. Не сможет больше по своей воле, не ведая сомнений, носить чужие личины и копировать чужие повадки. Светлокудрая куртизанка навсегда лишила его той легкости, с которой он вживался в чужую шкуру.

Где-то в лесу запела ночная птица. Листва на густых нависающих ветвях заслоняла свет луны и созвездий. Оставшись в толще стелющегося тумана на безлюдной дороге, Аракаси не обнаруживал никакого признака носилок, не было даже слоя пыли, который подсказал бы, в какой стороне они могут находиться. И он выбрал направление наудачу. Былое воодушевление прошло, и теперь он не мог отогнать навязчивую мысль: интересно бы знать, отмечен ли таким же изъяном души его противник, Чимака из Анасати? Если да, то живет ли он, как Аракаси, не ведая любви? Если же нет — не окажется ли новообретенная уязвимость главного разведчика Акомы лишним козырем в руках игрока, не знающего равных в искусстве интриг — и притом непримиримого врага Мары?

Аракаси не находил ответа на свои вопросы, и даже в криках ночных птиц и в стрекотании насекомых ему чудилась насмешка над ним. Испытав за несколько минут больше страданий, чем за всю свою жизнь, измученный, устрашенный, но все-таки торжествующий Мастер тайного знания спешил вперед, на встречу со своим будущим — к самой опасной цели в своей жизни.

Глава 14. ПРОЗРЕНИЕ

Над рекой поднимался туман.

Аракаси пробирался по улицам припортового квартала в Джамаре; от усталости ныла каждая косточка. В минувшие ночи он не обнаружил никаких признаков слежки, но не решался остановиться для отдыха: убийцы наверняка шли по его следам, словно гончие. Если они и потеряли его в этом городе, среди десяти тысяч чужаков, то это значило лишь одно — они предпочли обратиться к другой своей путеводной нити, которая вела к сестре погибшей Камини. Найти Камлио — это для них дело нескольких дней.

Мара все еще пребывала в Имперском Дворце, и сейчас самой важной задачей было не потерять ни минуты из той драгоценной форы, которой он располагал. Самые быстрые коммерческие носилки с двумя дополнительными артелями носильщиков-скороходов за неделю доставили его из Онтосета в Джамар. Спать в тряских носилках он не мог, но его измученное снадобьями тело впадало в тяжелое оцепенение на несколько часов в день — когда носильщики требовали передышки.

И вот теперь, через шесть дней после убийства Обехана, он расплатился с носильщиками, измотанными долгой гонкой, у входа главного рынка Джамара и затерялся среди работников, которые устанавливали палатки торговцев и выкладывали товары на прилавки. Джамар был самым оживленным торговым портом в Империи, и кварталы, примыкающие к пристани, образовывали особый тесный мирок, живущий по своим законам: здесь морские суда встречались с речными.

Аракаси нашел мальчика-нищего, сидящего перед борделем, закрытым в этот ранний утренний час. Он показал маленькому попрошайке раковину ценою в сотню цинтий — такую сумму мальчишка не выклянчил бы у прохожих и за целый год — и спросил:

— Какой путь вверх по реке самый быстрый? Мальчик вскочил на ноги и жестами показал, что он немой и потому не может ответить. Аракаси — тоже жестом — предложил мальчику проводить его. Тот охотно двинулся через пока еще немногочисленную толпу и вывел Мастера к причалу, где были пришвартованы с полдюжины небольших судов. Указав щедрому нанимателю на дородного речника, мальчик с помощью выразительных ужимок и гримас дал понять, что Аракаси находится именно там, где желал быть. Мастер отдал ему раковину.

Процедура передачи денег из рук в руки не ускользнула от внимания речника, который до этого момента принимал неопрятного незнакомца за такого же нищего, как и его малолетний провожатый. Увидев раковину, он пересмотрел свои умозаключения и широко осклабился:

— Желаешь побыстрей отправиться вверх по реке, господин?

Аракаси подтвердил:

— Мне нужно в Кентосани. Я спешу.

На круглом лице собеседника отразилась нескрываемая гордость.

— Я владелец самого быстрого судна в городе, добрый господин. — Он указал на невысокую аккуратную барку с крошечной каютой, стоящую на якоре в некотором удалении от причала. — Я называю эту красотку «Хозяйка реки». Четыре скамьи для восьми гребцов и полный набор парусов.

Аракаси беглым взглядом окинул обводы барки и ее добротный парус. Возможно, она была и не столь хороша, как похвалялся владелец, но не имело смысла терять время на поиски лучшего судна.

— Выглядит вполне достойно, — спокойно согласился Мастер. — Гребцы на борту?

— Конечно, — заверил его капитан. — Мы ожидаем купца из Пеша, которому надо в Сулан-Ку. Он займет каюту, господин, но если ты согласен пока разместиться на палубе, то сможешь потом продолжать плавание со всеми удобствами — от Сулан-Ку до Кентосани. Обычная цена составляет пятьсот цинтий, но, поскольку ты будешь занимать каюту только на протяжении половины пути, я возьму с тебя триста.

Из потайного кармана внутри рукава Аракаси извлек слиток серебра размером в свой большой палец. Блеск металла заставил капитана широко открыть глаза: ни один судовладелец, промышляющий на реке, и мечтать не мог о таком сокровище.

— Каюту займу я, — твердо сказал Мастер. — Отплываем немедленно. Купец может договориться с кем-нибудь другим.

Перед столь весомым доводом никакие этические возражения устоять не могли. Подгоняемый мыслью о несметном богатстве, которое замаячило перед ним, капитан не стал медлить. Он быстрым шагом провел Аракаси к челноку, который покачивался на волнах у дальнего причала. Они спустились по лестнице, капитан сел за весла и принялся грести с таким усердием, словно за ним гнались десять тысяч демонов. Меньше всего ему хотелось, чтобы сейчас появился и поднял крик обманутый купец.

Аракаси поднялся на борт «Хозяйки реки»; тем временем капитан привязал челнок и освободил канат, удерживающий судно у причального буйка. Зеленый корпус был выкрашен не слишком-то ровно, но никаких подгнивших досок, равно как и других признаков небрежного ухода, Аракаси не усмотрел. Возможно, капитан и страдал некоторой прижимистостью, но барку свою он содержал в порядке.

Гребцы и рулевой получили необходимые указания, и капитан проводил Аракаси к маленькой каюте; без малейшей задержки барка развернулась против течения и начала свой путь вверх по реке.

Представляя собой нечто вроде низенькой лачужки посреди палубы, каюта могла бы вместить двоих. Внутри было темно, и к запаху лампового масла примешивался застоявшийся аромат от благовоний предыдущего пассажира. Шелковые занавески закрывали отверстия, предназначенные для проникновения свежего воздуха; подушки были потертыми, но Аракаси часто доводилось довольствоваться и гораздо худшим.

Он сказал:

— Это мне подходит. Но есть одно условие, на котором я настаиваю: никто не должен меня беспокоить. Любой, кто сунет нос в каюту, прежде чем мы дойдем до Кентосани, умрет.

Аракаси был не первым пассажиром со странностями. Хозяин барки немало народа перевозил на своем веку. Учитывая полученную им плату, он принял условие это без возражений.

Аракаси сел и закрыл дверь, а затем вытащил пакет, спрятанный под одеждой. С того момента, как он покинул владения Обехана, не было ни одного мгновения, когда журнал Братства не касался его кожи. Теперь, когда ему впервые представилась возможность просмотреть страницы документа, он приступил к изучению шифрованных записей. Но незнакомые символы расплывались перед глазами. Уронив голову на желтый пергамент, он провалился в тяжелый сон.

***

Когда к нему вернулось сознание, взгляд через отверстие в стене каюты показал, что они находятся на полпути от Священного Города. Он проспал два дня и одну ночь. Позаимствовав кое-что из корзины с фруктами (по всей вероятности, припасенной здесь для купца из Пеша), он приступил к расшифровке записей тонга. Шифр оказался довольно сложным, но не настолько, чтобы Мастер не сумел его разгадать, тем более что впереди были три дня вынужденного бездействия. Он видел, что письмена располагались четырьмя столбцами, и предположил, что каждая запись представляет собой набор сведений четырех видов: дату заключения контракта, согласованную сумму оплаты, имя намеченной жертвы и имя особы, заказавшей убийство. Рядом почти со всеми, за исключением самых последних по времени, стояли отметки о выполнении.

Аракаси стал просматривать записи в обратном порядке, переходя от более поздних к более ранним, пока не обнаружил еще одну строку без такой отметки. Он предположил, что здесь зашифрованы имена Мары из Акомы как мишени и Десио Минванаби как заказчика. В еще более давнем контракте без отметки, по-видимому, также должно было значиться имя Мары, но оплачивал то покушение не Десио, а его отец — Джингу. Сопоставление букв показало, что кодом предусмотрен сложный порядок подстановки с видоизменением ключа при каждом следующем использовании.

Час за часом проводил Аракаси за изучением записей, отбрасывая одно решение за другим. Однако по истечении полутора суток он начал распознавать общую систему изменения ключа.

К моменту прибытия в Кентосани он успел расшифровать весь журнал и несколько раз пересмотреть заново содержание этого документа. Он раздобыл у капитана перо и бумагу и приготовил для Мары ключ к секретным письменам. Записывать расшифрованные сведения Мастер не стал, на тот случай если журнал попадет в другие руки. Однако он отметил одну строку, которую обнаружил с глубоким огорчением: к ее содержанию требовалось привлечь внимание госпожи.

Барка подошла к пристани. Не дожидаясь, пока ее владелец по всем правилам пришвартует судно, Аракаси перепрыгнул с палубы на причал и растворился в толпе.

Он задержался лишь затем, чтобы приобрести подобающую одежду, и направился во дворец. У входа, где стояли на посту Имперские Белые, он претерпел мучительную пытку ожидания, пока его послание передавалось от одного слуги к другому и наконец достигло ушей Мары. Будь у него побольше хитрости или времени, он мог бы гораздо скорее проникнуть к ней, в очередной раз воспользовавшись чужой личиной. Но свиток, который он нес, был слишком важен, и он не смел подвергать себя риску быть убитым Имперскими Белыми, которые могли принять его за злоумышленника.

Когда наконец его проводили к Маре, в ее личный уединенный сад, она встретила его улыбкой, хотя на нынешней стадии беременности уже не могла подняться на ноги, чтобы приветствовать верного сподвижника.

Он поклонился и с чувством, которое противоречило его обычной сухой сдержанности, произнес:

— Госпожа, дело сделано.

Перемена в повадках Мастера не укрылась от Мары. Ее глаза расширились, и, отослав слуг, она подала Аракаси знак, чтобы он сел на скамью рядом с ней.

Аракаси повиновался и вручил своей хозяйке сверток, закутанный в несколько слоев шелка. Сняв обертку, она увидела свиток, перехваченный красными лентами и украшенный печатями в виде цветка камои.

Мара спросила:

— Тонг уничтожен?

В голосе Аракаси прозвучала небывалая усталость:

— Почти. Осталось уладить одно небольшое дело. Мара взглянула на незнакомые письмена, увидела ключ расшифровки и отложила журнал в сторону для последующего изучения.

— Аракаси, что тебя гнетет?

Мастер с трудом подбирал слова:

— Я открыл нечто… о себе самом, госпожа… во время этого путешествия.

— Он набрал полную грудь воздуха. — Я больше не могу оставаться тем человеком, которым был раньше… Нет, я уже не тот человек, которым был раньше.

Подавив искушение взглянуть ему в глаза, Мара ждала продолжения.

— Госпожа, в такие дни, когда нас поджидают самые грозные опасности — и со стороны Ассамблеи, и со стороны Джиро Анасати… я не уверен, что сумею оказаться на должной высоте, когда настанет пора противостоять этим опасностям.

Мара мягко, с сочувствием коснулась его руки:

— Аракаси, я всегда восхищалась твоей выдержкой и неизменно получала огромное удовольствие, когда ты таинственным образом появлялся в поместье — то в одном обличье, то в другом. — Кажущаяся легкость ее слов не скрывала, что все это говорится всерьез. — Но за каждым таким переодеванием стояла целая история исполненного долга, ради которого ты рисковал и терпел мучения.

Аракаси сообщил:

— Погибла одна девушка.

— Кто? — спросила Мара.

— Сестра другой девушки. — Раздираемый сомнениями, Аракаси не решался продолжать.

— Она для тебя много значит, эта другая девушка?

Аракаси поднял глаза к зеленому келеванскому небу над садом, вызывая в воображении лицо, которое являлось попеременно то в образе насмешницы-куртизанки, то умирающей, объятой страхом девочки:

— Не знаю. Я никогда не видел никого подобного ей.

Прошло несколько секунд, прежде чем Мара нарушила молчание:

— Я сказала, что восхищаюсь тобою, как никем другим из моих сподвижников.

— Она все-таки взглянула ему в глаза. — Но мне казалось, что ты вообще не нуждаешься ни в чьей привязанности.

Аракаси вздохнул:

— Говоря по правде, госпожа, я тоже считал себя свободным от каких бы то ни было привязанностей. Но теперь я не знаю, так ли это.

— У тебя такое чувство, что Мастер тайного знания, состоящий на службе у Акомы, не может позволить себе такую роскошь, как дружба?

Аракаси энергично встряхнул головой:

— Да, не может, и это ставит перед нами проблему не из легких.

— И насколько же эта проблема трудна?

Аракаси встал, словно мог обуздать собственное смятение, если будет двигаться.

— Единственный человек, который достаточно искусен, чтобы обеспечить твою безопасность, окажись он на моем месте… к несчастью, именно этот человек пытается тебя уничтожить.

Мара взглянула на него, и в глазах у нее сверкнула веселая искорка.

— Чимака из Анасати?

Аракаси кивнул:

— Я должен продолжать начатое — выявить его агентов и покончить с ними.

— А что же насчет незавершенного дела с Камои? Аракаси видел, что она жаждет услышать всю историю, и потому рассказал ей о своем путешествии на юг, завершившемся смертью Обехана. Он упомянул о том, что существование куртизанки по имени Камлио представляет опасность для Акомы:

— Пока убийцы из Камои лелеют хоть малейшую надежду вернуть журнал, они будут пытать и убивать любого, которого заподозрят в утаивании каких-либо полезных для них сведений. Только после того, как их честь будет запятнана публично, они начнут чахнуть и умирать. Этот свиток, — продолжал Аракаси свои объяснения, — единственное средство установить, кто именно заказал то или иное убийство по контракту. Как только станет известно, что журнал украден, любой человек получит возможность заявить, что он оплатил услуги Камои и ждет выполнения Братством своих обязательств, а у тамошних заправил не будет никакой возможности доказать, что он лжец. Более того, этот свиток для них все равно что священный натами для знатного рода, и его отсутствие будет истолковано так, что Туракаму больше не взирает благосклонно на их деяния. — Аракаси засунул пальцы себе за пояс и, помолчав, закончил так:

— Когда ты изучишь эти записи к полному своему удовлетворению, я уж постараюсь, чтобы каждый собиратель слухов в Священном Городе узнал о краже. Когда новость станет общеизвестной, тонг рассеется как дым.

Мара и на этот раз не позволила отвлечь себя от подспудного смысла услышанного:

— А эта куртизанка? Это она произвела в тебе… такие перемены?

Глаза Аракаси выдавали его растерянность.

— Возможно. Но возможно и другое: что она лишь знамение этих перемен. Впрочем, так или иначе, она… представляет для тебя опасность. Из соображений благоразумия нужно… заручиться ее молчанием.

Мара, пытливо присматривавшаяся к Мастеру, приняла решение.

— Ступай и спаси ее от Камои, — приказала она. — «Заручись» ее молчанием, предоставив ей защиту Акомы.

— Для этого потребуется очень много денег, госпожа. — Высказанная вслух озабоченность практической стороной проблемы почти не скрывала ни его облегчения, ни замешательства.

— Больше, чем ты просил раньше? — спросила она с комическим ужасом. В течение многих лет Аракаси был у нее самым дорогостоящим служащим, и Джайкен не раз пенял ей за то, что она позволяет Мастеру столь непомерные траты.

— Это не относится к тем расходам, которые делаются по долгу службы, — вырвалось у него: не высказанная словом мольба каким-то образом смогла прорваться через железную броню самообладания. Сейчас это был не сподвижник, знающий себе цену, а проситель. До сих пор лишь однажды Мара видела его в таком состоянии — когда он счел себя виновным в провале и просил ее разрешения умереть от собственного клинка. Она встала и крепко схватила его за руку:

— Если ты делаешь это для себя, то тем самым ты делаешь это ради Акомы. Такова моя воля. Джайкен в кабинете. Он даст тебе столько денег, сколько потребуется.

Аракаси собрался что-то сказать, но не нашел слов. Поэтому он просто поклонился и едва слышно произнес:

— Госпожа…

Она провожала его взглядом, пока он не скрылся за дверью ее дворцовых апартаментов, а потом подозвала слугу и послала его за холодным успокаивающим напитком. Когда пришла горничная, чтобы оказать госпоже необходимые услуги, Мара размышляла о последствиях своего решения. Она пошла на риск, приказав Аракаси пощадить жизнь куртизанки. Впрочем, подумала она с горечью, оставшейся после прошлых утрат, что ожидало бы в будущем каждого из них, если бы она вообще не принимала в расчет сердечных дел?

***

Сквозь купол струился солнечный свет. Словно огнем, он заливал золотой трон и отбрасывал треугольные пятна на пирамидальное возвышение. Двадцатью ступенями ниже он согревал мраморные полы и мерцал на ограждении, куда надлежало войти просителю, дабы преклонить колени перед Светом Небес, давшим согласие выслушать его. Хотя мальчики-рабы усердно работали опахалами, в тронном зале, казалось, вообще не было воздуха. Двое сановников, присутствующих здесь по обязанности, изнемогали от духоты. Младший из них, властитель Хоппара, сидел неподвижно: стояла такая жара, что даже пошевелиться не хотелось. Старший, властитель Фрасаи, откинулся на подушки, то и дело кивая головой под своим церемониальным шлемом, как будто отгоняя сон. Слышалось тихое бормотание жрецов, священнодействующих вокруг курильниц с ладаном: ароматный дымок, поднимающийся к куполу, вплетался в общую невыносимую духоту зала.

Ичиндар сидел на золотом троне, чувствуя, как пригибают его к земле слои роскошных мантий и массивная, украшенная перьями корона Империи. Для человека, не достигшего еще и сорока лет, он выглядел слишком усталым и худым. День был перегружен тяжелыми решениями, а прием все еще не завершился. Раз в неделю во дворце проводился День Прошений, когда — от восхода до заката — император был доступен для своих подданных. Он не должен был покидать свое церемониальное кресло, пока могли появиться новые просители, — до того закатного часа, когда жрецы приступят к вечерним песнопениям. В прежние времена, когда во главе Совета стоял Имперский Стратег, еженедельный День Прошений был чисто ритуальным. Нищие, жрецы низших рангов, простолюдины со своими убогими жалобами — все они собирались, чтобы воочию убедиться в мудрости правителя, почти равного богам. Ичиндар часто задремывал в своемкресле, а жрецы делали вид, что оглашают его волю, раздавая советы или повеления в меру своих понятий о божественной справедливости.

С тех пор природа Дня Прошений изменилась. Просители, желавшие быть выслушанными, зачастую оказывались знатными особами, и к тому же враждебно настроенными по отношению к Свету Небес. Их целью было ослабить или подорвать самовластие императора или разнюхать что-нибудь полезное для себя. И вот теперь Ичиндар, собранный и внимательный, восседал в кресле и вел опасную Игру Совета, сознавая, что на кон может быть поставлено его верховенство в стране. Вечерняя заря всегда застигала его близким к изнеможению, и порой он не мог даже припомнить имя той из его жен, которая была избрана, чтобы разделять с ним ложе на этой неделе.

Сегодня Ичиндар не смел шевельнуть головой из опасения, что тяжесть парадной короны свернет ему шею. Однако он нашел в себе силы обратиться к женщине, сидевшей на белой с золотом подушке у его ног:

— Госпожа, тебе не следует здесь находиться. Тебе нужно отдыхать в прохладном саду, рядом с поющими фонтанами.

Усталая настолько, что ее кожа уже казалась прозрачной, Мара состроила улыбку:

— Если ты попытаешься мною распоряжаться, я подпорчу твой образ воплощенной власти: вот возьму и не уйду.

Воротник, расшитый жемчугом, помог Ичиндару скрыть подавленный смешок.

— С тебя станется, о нестерпимо своевольная женщина! Назвав тебя Слугой Империи, я сотворил чудовище.

В этот момент Мара взглянула вниз, к подножию пирамидального возвышения, и ее улыбка исчезла. Взгляд властительницы стал твердым, как драгоценная сталь, а пальцы, сжимавшие веер, побелели.

Ичиндар проследил за направлением ее взгляда и пробормотал себе под нос нечто смахивающее на богохульство, однако в следующую секунду звучный голос императора уже разносился под сводами приемного зала:

— Властитель Джиро Анасати, знай, что мои уши сегодня служат ушами богов. Небеса услышат твое воззвание, и мы дадим ответ. Тебе разрешено говорить.

Преувеличенно отчетливое звучание слов предупреждало: император раздражен. Его газельи глаза обдавали ледяным холодом, когда после подобающего низкого поклона властитель Анасати выпрямился и занял место у ограждения. Умные, живые глаза ученого правителя Анасати сразу устремились на женщину, сидевшую перед золотым троном, у ног монарха. Джиро поклонился и ей, но, соблюдая все установленные правила вежливости, как-то умудрился сделать так, чтобы его последующее приветствие звучало издевкой:

— На имперском возвышении сегодня собралась прекрасная компания, — заметил он, обращаясь к Маре. — Добрый день, властительница Акомы, Слуга Империи.

Его губы сложились в тонкую линию, которую друг мог бы принять за улыбку. Догадка врага была бы вернее.

У Мары мороз пробежал по коже. Никогда прежде беременность не заставляла ее почувствовать себя столь беспомощной; но теперь, в присутствии хищника Джиро, она остро ощущала свою неповоротливость и тяжесть собственного тела, и это ее особенно раздражало. Однако она не утратила способности владеть собой и не дала втянуть себя в обмен колкостями.

Наступила неловкая пауза, в течение которой главы династий Акома и Анасати испепеляли друг друга взглядами. Тишину разрезал голос Ичиндара. Ни усталость, ни хилое телосложение не могли скрыть неоспоримый факт: его власть была реальной и даже в этой огромной палате его окружал ореол силы.

— Если ты явился к нам как проситель, властитель Анасати, тебе не подобает тратить наше время на светские беседы.

Прошедший хорошую придворную выучку, Джиро отмел упрек выразительным жестом, при котором сверкнули золотые кольца — единственная дань тщеславию в его простом одеянии.

— Ах, мой государь… — запротестовал он со льстивой фамильярностью, — я действительно пришел как проситель. Но должен признать: причина, которая меня сюда привела, может послужить темой многих светских бесед.

Мара с трудом сохраняла безмятежный вид. Что затевает Джиро? Его неофициальный тон сам по себе был оскорбителен для Света Небес, но одернуть его было невозможно без урона для достоинства Ичиндара. Снизойти до того, чтобы заметить развязность правителя Анасати, означало бы, что ему самому придается какое-то значение. Тот, кто сидит на троне, равный богам, не мог удостоить вниманием такую мелочь.

Целую минуту Свет Небес сохранял леденящее молчание, а Джиро так и стоял многозначительно подняв брови. Полагалось, чтобы он изложил суть предстоящего обсуждения, если хотел, чтобы оно состоялось.

Джиро склонил голову набок, как будто только сейчас вспомнил цель своего прихода. С едва заметной хитрецой он опустил одно веко, словно собираясь подмигнуть:

— Я пришел, потому что до меня доходило множество слухов о прославленной красоте твоей дочери Джехильи. Я прошу о милости, государь, чтобы ты разделил со своим народом радость, которую обретаешь в ней сам. Я прошу о чести быть ей представленным.

Мара немедленно воспылала гневом, хотя и не показала этого. Джехилья была еще совсем девочкой, ей только недавно исполнилось десять лет. Она не принадлежала к числу женщин из Круга Зыбкой Жизни, на которых имели право пялиться мужчины, не состоящие с ними в родстве! Она, бесспорно, была еще слишком молода для сватовства, не могло быть речи даже о том, чтобы ей позволили принимать визиты искателей ее руки. Коварство Джиро было изощренным и глубоким; и если уж он посмел явиться сюда и во всеуслышание огласить такую мысль, значит, от него можно было ждать чего угодно, вплоть до попытки оскорбить императора как мужчину. Не имея сыновей, Ичиндар должен был обеспечить линию престолонаследия посредством браков своих дочерей. Но до какой же наглости дошел правитель Анасати, если посмел намекать на уличные пересуды о том, что девяносто вторым носителем имперской короны будет человек, который завоюет руку Джехильи!

Однако гневные слова так и не прозвучали; Мара стиснула зубы, видя, что советникам Ичиндара кровь бросилась в лицо от негодования да и три жреца на помосте возмущены до глубины души, хотя и лишены возможности вмешаться в происходящее. Властитель Хоппара непроизвольно потянулся к тому месту у себя на поясе, где полагалось бы находиться рукояти меча, если бы в присутствии императора оружие не было запрещено. Однако сам Ичиндар застыл на месте, словно каменное изваяние. Драгоценные самоцветы у него на мантии казались оледеневшими искрами, — впору было подумать, что он запрещает себе даже дышать.

Проходила секунда за секундой, но в большом приемном зале никто не смел шевельнуться.

С беспримерной дерзостью Джиро отважился подкрепить свое «прошение», добавив самым беспечным тоном:

— Мне недавно удалось прочесть кое-что интересное. Знаешь ли ты, государь, что до твоего царствования семь императорских дочерей были представлены обществу в возрасте десяти лет или даже раньше? Если тебе угодно, я могу назвать их имена.

Мара знала, что это была вторая пощечина, нанесенная человеку, который унаследовал от предков сан, учрежденный ради увековечения их династии. В свое время родословная этой семьи подвергалась самому дотошному исследованию. Тогда принималось во внимание множество соображений по преимуществу религиозного характера — к вопросам правления они не имели никакого касательства. Ичиндар наверняка знал об этих семи девочках, даже если ему и не были известны смягчающие исторические обстоятельства, которые вынудили царствовавших тогда монархов представить обществу своих дочерей в столь раннем возрасте. А сейчас императорский сан заключал в себе нечто несравненно большее, нежели чисто религиозная традиция.

Солнце сияло, отражаясь от топазовых и мраморных плит пола; имперские стражники стояли как статуи. Наконец с холодной расчетливостью Ичиндар положил сжатые кулаки на подлокотники золотого трона. Его лицо, затвердевшее от гнева, стало похожим на лицо камеи, но, когда он снизошел до ответа, его голос был звучным и ровным.

— Властитель Анасати, — сказал он, четко выговаривая слова, — для нас было бы приятнее представить тебя нашему сыну, если бы боги одарили нас наследником. Что касается нашей дочери Джехильи, то, если властителю Анасати нравится прислушиваться к болтовне нянек, которые похваляются, будто каждый ребенок, находящийся под их опекой, отмечен несравненной красотой… тогда мы дадим соизволение одному из живописцев, пользующихся нашим покровительством, написать портрет Джехильи — этот портрет будет отправлен в поместье Анасати. Такова наша воля.

Традиционная заключительная фраза прозвенела в тишине. Ичиндар не являл собой декоративную фигуру, как его предшественник, — он был самодержцем, борющимся за сохранение своей власти. Мара откинулась на подушки, обессиленная от пережитого напряжения, — Джиро получил по заслугам. Портрет ребенка! Ичиндар нашел достойный выход из положения. Но, увы, главный предмет для беспокойства оставался. Джиро просто рискнул первым публично огласить мысль, что Джехилья откроет своему мужу путь к золотому трону. Ей не долго суждено оставаться прелестным царственным ребенком: скоро она станет ценнейшим выигрышем Великой Игры, и за обладание этим призом разгорится жестокое соперничество. Мара хорошо помнила, как она, совсем еще молоденькая послушница монастыря Лашимы, была разом вырвана из храмового благолепия и брошена в пучину кровавой имперской политики. Сейчас ее сердце разрывалось от сострадания к Джехилье.

Бразды правления выскользнут из рук Ичиндара в тот день, когда вступит в брак его старшая дочь. Если у него не родится мальчик-наследник, традиционалисты воспользуются Джехильей как мощным орудием для подрыва власти нынешнего императора, особенно если ее муж окажется высокородным влиятельным вельможей.

Стоя у ограждения на месте отведенном для просителей, Джиро скрестил на груди руки древним жестом салюта императору, а затем поклонился и, поднявшись на ноги, улыбнулся:

— Я благодарю моего государя. Портрет Джехильи в моей… гостиной будет мне воистину отрадой.

Насмешка была едва ощутимой: Джиро просто не осмелился сказать «в спальне», мстительно отметила Мара. Но то, что он опустился до столь низменного высказывания во время публичной аудиенции, свидетельствовало о его презрении к человеку, сидевшему на золотом троне. И Мара чутьем поняла: если бы ее здесь не было, то Джиро не выплеснул бы свою злобу столь явно. Насмехаясь над Ичиндаром, он намеревался задеть и ее.

— Боюсь, что сегодня мое присутствие не пошло тебе на пользу, — тихо сказала она венценосцу, когда за властителем Анасати захлопнулись тяжелые двери.

Ичиндар потянулся было, чтобы коснуться ее в знак симпатии, но вспомнил об официальной обстановке и удержался от всяких жестов.

— Ты ошибаешься, госпожа, — возразил он так же тихо. Его волосы прилипли к влажному лбу, а кулаки, лежавшие на подлокотниках, так и не разжались. — Если бы ты не присутствовала здесь, надежная, как скала, я бы уж точно не удержал себя в руках! — Только сейчас он дал выход возмущению, которое умело скрывал от врага. — Каким же бессовестным человеком надо быть, чтобы позволить себе такую низость — нанести удар, воспользовавшись любовью отца к своему ребенку!

Мара промолчала. Она знала многих таких бессовестных людей. Ее пронзило мучительное воспоминание о двух убитых детях — совсем еще маленьких мальчике и девочке, которым не было еще и пяти лет, — детях последнего из властителей Минванаби, гибель которого стала прямым результатом ее тактики. Рука Мары невольно прижалась к животу, где набирало силу нерожденное дитя. Она сама потеряла сына и еще одного младенца, зачатого ею от Хокану… младенца, которого ей не суждено было узнать. Снова и снова прислушивалась она к голосу своего сердца: нет такой цели, которая оправдала бы смерть детей. Пусть лучше она умрет и имя Акомы обратится в прах по воле злокозненных магов, но она не допустит, чтобы Джиро восстановил пост Имперского Стратега и опять настали времена бессмысленных кровавых конфликтов, к которым и сводилась Игра Совета… «во имя чести».

Теперь, когда сделаны первые шаги на пути перемен, она была полна решимости не отдавать завоеванного.

Ее глаза встретились с глазами Ичиндара, словно и он, и она в один голос выразили общую мысль. Затем двери отворились, и глашатай объявил имя следующего просителя.

До заката было еще далеко.

***

Хокану сорвал с рук пропотевшие кожаные рукавицы для верховой езды.

— Где она? — потребовал он ответа у толстяка в белой одежде, загородившего собою дверной проем.

Однако тот не двинулся с места. На его лоснящемся луноподобном лице выразилось явное неудовольствие от нарушения этикета властителем Шиндзаваи, проявившим столь неподобающую спешку. Имперский хадонра знал цену нюансам, и он управлял огромным комплексом личных дворцовых апартаментов императора с непоколебимой и хладнокровной решительностью. Моль не залетала в имперские кладовые, слуги исполняли свои обязанности с бесперебойностью хорошо смазанного часового механизма, а обеспокоенные мужья не прерывали утренний инспекционный обход командами, более уместными на поле сражения.

Плотно утвердившись на пороге вестибюля, человек-гора сложил на груди мясистые руки.

— В этот час ты не можешь здесь пройти, господин.

Хокану не позволил себе ввязаться в перебранку:

— Два дня назад мне сообщили, что у моей жены начались роды. Путь сюда от моего имения я проделал не слезая с коня. Эти два дня я не спал. Если ты будешь столь любезен, что позволишь пройти к ее апартаментам, я смогу узнать, благополучно ли разрешилась от бремени моя жена и невредим ли мой наследник.

Имперский хадонра искривил губы. Запах чудищ из варварского мира, исходивший от Хокану, оскорблял обоняние. Сколь бы могущественным ни был этот аристократ, сколь ни ценна была его поддержка для Света Небес, от него исходило зловоние лошадиного пота и он был обязан принять ванну, прежде чем появляться в дворцовых палатах.

— Тебе нельзя входить, — повторил ревностный хранитель приличий. — На сегодняшнее утро император приказал устроить представление труппы собату.

Этим названием обозначался вид старинной классической оперы, исполняемой в весьма изысканном стиле. Было известно всего лишь десять опер, сохранившихся с древних времен, и среди высшей знати присутствие на представлении собату считалось признаком тонкого вкуса. Однако управляющий счел необходимым дать пояснения, словно обращался к дремучему невежде или худородному провинциалу:

— Имперская труппа Шалотобаку использует помещения, примыкающие к этому вестибюлю, для переодевания, и, полагаю, нет надобности напоминать тебе, что никто, кроме семьи самого императора, не имеет права увидеть их даже краешком глаза.

Хокану обуздал свое раздражение. Ни спешка, ни гордость не позволяли ему ссылаться на свое происхождение и ранг, имея дело с самодовольным холопом.

— В таком случае, добрый и верный слуга, исполняй свой долг по отношению к актерам императорской труппы и укажи мне другой путь, чтобы я мог обогнуть флигель, который они используют.

Хадонра еще более решительно утвердился на пороге и задрал подбородок еще чуть-чуть повыше:

— Я не могу отойти отсюда, господин. Мой долг — наблюдать за этой дверью и следить, чтобы здесь не прошел никто, кроме кровных родичей императора.

Это замечание превысило меру терпения молодого отца. Хокану поклонился в пояс, словно воздавая должное требованиям этикета, столь неукоснительно соблюдаемым его напыщенным собеседником. А затем, не тратя времени даром, рванулся вперед. Его мускулистое плечо врезалось в жирный живот слуги.

От боли и неожиданности имперский хадонра охнул, согнулся пополам и свалился на пол, не в силах даже закричать, чтобы позвать на помощь.

Так или иначе, Хокану был уже далеко: пробившись в вестибюль, он пустился бегом. Две ночи и день, проведенные в седле, не настолько измотали его, чтобы он уже не мог управлять собственным телом. Он промчался через группу людей в ярких костюмах (некоторые из них были облачены в вызывающие наряды куртизанок, и на все без исключения лица наложены слои грима самых кричащих оттенков). Он перепрыгнул через горб сагуньяна — чудовища из древней легенды, с которым сражались герои древности; голова чучела повернулась, чтобы проводить его взглядом, тогда как невнимательная средняя часть туловища неуклюже задергалась. Актер, изображающий передние лапы, повернулся, чтобы навести порядок, однако следующее за ним «брюхо» шагнуло в противоположном направлении. Вся конструкция зашаталась, свалилась, и через секунду грозное чудовище представляло собой месиво из брыкающихся ног и приглушенных проклятий под чехлом из ткани и кожи, расшитым пластинками чешуи.

Не успев осознать, что он только что поразил дракона, Хокану пронесся дальше, сквозь стайку щебечущих девушек-певиц, всю одежду которых составляли плюмажи из перьев. Пробегая между ними, он оставлял за собой взвихренный воздух, в котором еще долго порхали перышки, вырвавшиеся из плюмажей в результате столь неожиданного вторжения. Он поднырнул под деревянный меч, подвешенный на пестрых лентах, и уклонился от карагабужа в покрытой лаком маске, который протянул коротенькие ручки, пытаясь его схватить.

Хокану разразился проклятием, но каким-то чудом умудрился не налететь на маленькое существо, попавшееся ему под ноги. Этим существом оказалась трехлетняя девочка, одна из младших дочерей императора, которая сосала собственный кулачок и широко открытыми глазами наблюдала царящую вокруг суматоху. Она заметила Хокану и, узнав в нем человека, который рассказывал ей смешные истории про чудовищ, радостно завопила, называя его по имени.

Как видно, бог удачи иногда является в человеческом облике, подумал Хокану. Он-то приготовился заплатить дорогой ценой за урон, причиненный чести имперского хадонры, не говоря уж о синяках, полученных сагуньяном. К тому времени, когда он вырвался из закулисного хаоса и добрался до коридора, ведущего к апартаментам его супруги, он был красен от смущения и от сознания, что его вид и запах никак не соответствуют роскошным дворцовым интерьерам.

На посту у резных дверей, ведущих на женскую половину, он увидел Мису, личную камеристку Мары. Не в силах сдержать беспокойство, он выпалил:

— Как она?

Служанка ответила с сияющей улыбкой:

— Ах, господин! Ты будешь гордиться. У них все в порядке, и она такая красивая!

— Ну конечно, красивая, — сказал Хокану, несколько поглупевший от мгновенного облегчения. — Я же на ней женился!

Ему и в голову не пришло подождать или расспросить Мису, чего это вдруг она начала хихикать. Устремившись в комнату, наполненную воздухом, солнечным светом и мягким журчанием фонтана в саду за стеной, он остановился как вкопанный на вощеном полу. Здесь, в присутствии жены, без которой ему жизнь была не мила, он особенно болезненно ощутил свою постыдную неумытость.

Мара, стройная и гибкая, как раньше, одетая в легкую белую накидку, сидела на вышитых подушках. Когда она подняла голову и увидела мужа, ликующая улыбка заиграла на ее устах. И в руках у нее брыкался другой человечек в белом — с темными, как у Мары, глазами и розовыми губками; поверх белой простыни это маленькое тельце было обвито лентами геральдического синего цвета семьи Шиндзаваи — плоть от плоти его, наследник, рожденный женщиной, которую он любил.

— Супруг мой, — сказала она с откровенным восторгом, — как хорошо, что ты с нами. Позволь представить тебе твою дочь и наследницу, которую я назвала Касумой в честь твоего брата.

Хокану, рванувшийся было к ней навстречу, снова замер на месте.

— Касумой… — повторил он резче, чем ему хотелось бы, но изумление сделало его неловким. — Но… это же девочка… — Он запнулся, потому что только теперь до него дошел смысл сказанного Марой. — Девочка?!

Мара кивнула, ее глаза искрились счастьем.

— Вот же она. — Мара подняла младенца, который издал звук, выражающий полное удовлетворение. — Возьми ее на руки, и пусть она знает своего отца.

Ошеломленный Хокану, не двигаясь с места, воззрился на дитя:

— Дочь…

Слова не достигали его сознания. Он мог лишь стоять, потрясенный до немоты жестокостью богов: у Мары больше не может быть детей и у него отнята надежда на рождение сына, который необходим для поддержания величия его дома.

Мара заметила его растерянность, и ее улыбка угасла. Держать на вытянутых руках малышку было трудно, и все-таки Хокану не сделал ни единого движения, чтобы принять из рук жены эту теплую живую ношу.

— Что случилось? — спросила Мара тревожно. Она еще не вполне пришла в себя после родов и была слишком слаба, чтобы держаться с должным хладнокровием. — Тебе кажется, что она безобразна? Через несколько дней лицо у нее будет не таким красным и морщинки разгладятся.

Пораженный в самое сердце несправедливостью судьбы, Хокану понимал, что Мара ждала от него проявления совсем иных чувств, но лишь беспомощно покачал головой:

— Она совсем не безобразна, любимая. Я не первый раз вижу новорожденного младенца.

В Маре начал зарождаться гнев. Сбитая с толку отчужденностью мужа, она вспыхнула:

— Тогда, господин мой, тебе не угодил именно этот младенец?

— О, боги, — охнул Хокану, только сейчас осознавший постыдную бестактность собственного поведения. — Она прелестна, Мара, но я так хотел, чтобы это был сын! Мне нужен сильный наследник!

Мара вздрогнула, как от удара, но боль быстро переплавилась в гнев. Не дожидаясь больше, чтобы Хокану взял дочь из ее рук, она снова прижала Касуму к груди и, застыв в царственной позе оскорбленного достоинства, спросила:

— Ты полагаешь, что женщина не может претендовать на мантию знатного рода и прославить имя своих предков? Ты полагаешь, что мужчина сумел бы привести Акому к большему величию? Как ты смеешь, Хокану? Как ты смеешь предполагать, что наша дочь хоть в чем-то окажется слабее меня? Она не увечная и не глупая! Она будет воспитываться под нашим руководством! Она станет живым олицетворением чести семьи Шиндзаваи, и ей совсем не обязательно быть каким-то бахвалом мальчишкой, чтобы найти свой путь к величию, которое предназначено ей судьбой!

Хокану поднял руки, словно сдаваясь, и тяжело опустился на подушку — усталый, растерянный и пристыженный. Он мечтал о том, что мог бы обрести в Айяки и Джастине: о том, чтобы стать товарищем для сына, которого будет наставлять в ратном деле и в искусстве власти и политики. Ему не хватало сердечной близости, которую он утратил, когда его старший брат остался по ту сторону Бездны, в мире варваров; он хотел стать для сына тем, чем стал для него самого отец, недавно ушедший в чертоги Туракаму. Потерянного не вернуть, но сыну он мог бы передать все лучшее, что связывало его с отцом, с братом, с обоими сыновьями Мары — и погибшим, и живым.

— Ты не понимаешь… — мягко сказал он.

— Чего не понимаю? — возмутилась Мара, опасно близкая к слезам. — Вот твоя дочь, которую я выносила у себя во чреве. Что еще тебе требуется от наследника?

— Послушай, — взмолился Хокану, — пожалуйста, Мара, не принимай мои слова так близко к сердцу. Я выразился необдуманно. Конечно же, я смогу полюбить Касуму.

Безошибочно угадав боль, спрятанную под маской гнева Мары, он умиротворяющим жестом потянулся к жене.

— Не прикасайся ко мне! — выкрикнула Мара, отпрянув. — Коснись своей дочери и скажи ей, что ты рад ее появлению на свет!

Хокану закрыл глаза. Мысленно он поносил себя последними словами за то, что его хваленая чуткость покинула его именно тогда, когда была особенно необходима. Как же он мог ворваться подобным образом в покои Мары и так непоправимо испортить радость долгожданной встречи! Он чувствовал бы себя лучше, если бы на него напал сагуньян или если бы имперский хадонра одержал над ним верх.

Он принял запеленутую малышку из одеревеневших рук Мары, прижал к себе и покачал. Его сердце оттаяло, едва он ощутил ее энергичные движения и увидал маленькие розовые губки и блестящие глаза на сморщенном красном личике. Она была прелестна и в самом деле рождена, чтобы стать его наследницей, но не в ее власти было прогнать разочарование, которое он испытал оттого, что она не родилась мальчиком.

Он знал, что у Мары больше не будет детей, и прикинул в уме, есть ли у него иные возможности обзавестись сыном. Да, он мог бы взять себе наложницу или воспользоваться услугами какой-либо куртизанки, чтобы дом Шиндзаваи получил наследника мужского пола. Но сама мысль о другой женщине в его постели заставила его содрогнуться от отвращения. Большинство правителей, не моргнув глазом, остановились бы именно на таком решении, но для Хокану этот путь был неприемлем.

Подняв глаза, он увидел, что Мара плачет.

— Жена моя, — ласково сказал он, — ты подарила мне совершенное дитя. Я не имел права проявлять такую грубость и омрачать минуты, которые могли стать одними из самых радостных в моей жизни.

Мара подавила рыдание. За те недели, которые она провела во дворце, она успела стать воистину правой рукой императора, и ей часто доводилось присутствовать на совещаниях высших сподвижников монарха. Ей открылось многое, и она знала о существовании партий, стремящихся покончить с незыблемостью золотого трона, воспрепятствовать совершающимся переменам и восстановить старый, чреватый бесконечными кровопролитиями порядок, когда средоточием мирской власти был пост Имперского Стратега. Близость открытой гражданской войны, которая могла разразиться с минуты на минуту, ощущалась Марой как нож, приставленный к горлу. Больше, чем когда-либо прежде, был необходим единый фронт, противостоящий союзу поборников традиционного метода правления.

— Касума — это часть нового порядка, — сказала Мара мужу. — Она должна понести факел после нас, а Джастин будет ей братом. Она поведет в бой армии, если этого потребует долг, точно так же как Джастин будет направлять свои усилия для поддержания мира без применения оружия, если такой способ даст возможность построить лучшее будущее.

Хокану не стал спорить:

— Я понимаю, любимая. И согласен с тобой.

Но он не мог окончательно избавиться от ощущения потери.

Мара чувстовала эту полуправду. Она напустила на себя вид холодной отчужденности, забрала у Хокану дочку и разгладила одеяльце, которым та была укрыта.

Он знал, что потеря невосполнима, потому что у Мары больше не будет детей

— так сказал жрец Хантукаму. Но она-то этого не знала и не скоро простит ему невольное прегрешение — отсутствие восторга при известии о рождении девочки, которой предстоит унаследовать мантию Шиндзаваи.

Эту тайну Хокану держал при себе, хотя и сознавал, что Мара поняла бы все мгновенно, если бы он открыл ей правду. Но, глядя на жену, он видел, как ввалились ее щеки за время пребывания в императорском дворце, — и принял решение. Небольшое отчуждение между ними пройдет само по себе, это всего лишь дело времени; но горечь от сознания, что отныне она бесплодна, может отравить Маре всю оставшуюся жизнь. Пусть у нее останется надежда, думал он, не отрывая взгляда от жены и новорожденной дочери.

— Мы все уладим, — тихо произнес он, не сознавая, что размышляет вслух. Затем, вспомнив предостережение Всемогущего по имени Фумита, он добавил:

— Благодарение богам, что у Шиндзаваи нет оснований для вражды с Джиро Анасати. Это породило бы сложности, которых никто из нас не может себе позволить.

Мара бросила на него странный взгляд, словно она вспомнила о чем-то неприятном. Хокану безошибочно истолковал значение этого взгляда.

— Что случилось, любовь моя? — спросил он.

Владевшее Марой недовольство не было позабыто, оно лишь по необходимости уступило место другим заботам.

— Плохие новости, — ответила она резко. — Аракаси выполнил свою миссию против Обехана из тонга Камои, и вот что он принес.

Кивком головы она указала на журнал, лежавший на боковом столике. Хокану наклонился, чтобы посмотреть на трофей. Письмена были начертаны жирными черными линиями и, по-видимому, составлены с использованием какого-то шифра. Хокану был уже готов спросить, где добыт журнал и какое значение он имеет, но тут он заметил на пергаменте водяной знак, который проявлялся в виде слабой выпуклости там, где на него падал солнечный свет. Очертания рисунка повторяли изображение цветка камои, и весь свиток, с его грубыми линиями, не мог быть ничем иным, кроме свода записей об оплаченных убийствах.

Чувствуя на себе упорный взгляд жены, властитель Шиндзаваи спросил:

— Что это?

Мара глубоко вздохнула:

— Любимый, мне очень жаль. У твоего отца были враги, много врагов. Он умер не от старости, не от каких-то естественных причин. Причиной его смерти стал яд, не оставляющий следов, отравленная стрела была пущена в него, когда он спал. Смерть твоего отца — дело рук убийцы из Братства, и она оплачена властителем Джиро из Анасати.

Лицо Хокану окаменело.

— Нет… — пробормотал он, не в силах поверить в услышанное и в то же время сознавая правду, заключавшуюся в словах Мары.

Он снова вспомнил, о чем предупреждал его на похоронах Фумита, но это предостережение сейчас предстало в новом свете. Как видно, маг, приходившийся ему отцом по крови, знал кое-что о вмешательстве Братства в естественный ход вещей. Хокану снова пронзила скорбь о том, что Камацу безвременно ушел из жизни, что у мудрого и проницательного человека были украдены последние дни под солнцем.

С этим было невозможно смириться! Такое оскорбление для чести! Вельможу из клана Каназаваи раньше времени отправили в чертоги Красного бога, и — с предостережением или без него, по воле Ассамблеи или вопреки ей — Джиро из Анасати должен ответить за нанесенное оскорбление. Честь семьи и честь клана взывали к мести: только смерть оскорбителя могла восстановить равновесие.

— Где Аракаси? — хрипло произнес Хокану. — Я хотел бы с ним поговорить.

Мара печально покачала головой:

— Он доставил свиток и разгадал шифр, чтобы мы могли прочесть все секретные записи. После этого он попросил на время отпустить его по делу, касающемуся его личной чести. — Мара умолчала о том, какую сумму денег он у нее попросил, равно как и о том, что речь шла о судьбе молодой женщины. — Его нападение на Обехана было весьма рискованным предприятием и потребовало от него высочайшего мужества. При этом он сумел выжить. Я удовлетворила его просьбу.

Она едва заметно нахмурилась, вспомнив мысль, пришедшую ей в голову во время разговора с Мастером: что он ни за что не попросил бы ее о таком благодеянии в столь опасный момент, если бы не отчаянное смятение его сердца.

— Он даст нам знать о себе, когда сможет, — заключила она.

Не было в Келеване никого, кто сознавал бы лучше Аракаси, какая взрывная сила заключена в содержании добытого им документа. Страницы свитка повествовали не только о смерти Камацу: там открывались условия других убийств, пока не состоявшихся, с указанием денежных выплат, сделанных правителями, желавшими гибели своим соперникам или врагам.

Убийство в любой форме считалось бесчестьем для обеих сторон: и для жертвы, и (в случае если правда выплывет наружу) для семьи, оплатившей услуги тонга. Свиток, доставленный Аракаси, был начинен опасными сведениями; их хватило бы, чтобы ввергнуть Империю в хаос кровавых междоусобиц между семьями, ослепленными жаждой мести, как сейчас был ослеплен Хокану.

Но то, что Камацу принял смерть от стрелы убийцы, было столь наглым оскорблением, что Мара не могла оставить его безнаказанным. Когда она заговорила, ее голос был тверд, как сталь из мира варваров:

— Супруг мой, у нас нет выбора. Нужно найти способ обойти вердикт Ассамблеи и низвергнуть Джиро, властителя Анасати…

— И во имя Айяки тоже, — подхватил Хокану. Никогда, никогда не забудет он эту страшную сцену — умирающий мальчик, придавленный бьющимся в агонии черным конем.

— Нет. — В ее голосе послышалось сожаление. — За гибель Айяки мы уже расплатились.

Со слезами на глазах она рассказала мужу о личной вражде Обехана к семье Акома — вражде, возникшей из-за того, что однажды Аракаси оставил его в дураках. Тогда Мастер с помощью подложного письма подстроил так, что пятеро слуг Минванаби были убиты Жалом Камои.

— Братство сочло это оскорблением для себя со стороны Акомы, — завершила она свой рассказ. — Они действовали по своей инициативе, стремясь покончить с моей династией. Поэтому они вышли далеко за рамки контракта с Тасайо Минванаби. — Ее последние слова выдавали горькое ожесточение. — Они проиграли. Обехан мертв, безоговорочно мертв, — сражен руками Аракаси.

Хокану воззрился на нее — твердую как кремень, забывшую о своих материнских чувствах перед лицом темных мыслей и жестокой политики. Касума забеспокоилась от недостатка внимания к своей особе и уже собиралась зареветь во весь голос.

— Жена моя, — промолвил он, опечаленный, разгневанный и сбитый с толку несправедливостью жизни, — давай вернемся домой.

Его сердце готово было выпрыгнуть из груди от сострадания к ней, когда к нему обратились ее глаза, блестящие от непролитых слез.

— Да. — согласилась она. — Давай вернемся домой.

Но, произнося эти слова, она думала не о прекрасной усадьбе на берегу озера, а о том поместье среди просторных пастбищ, в котором прошли ее детские годы. Внезапно в ней с необыкновенной силой вспыхнуло непреодолимое желание возвратиться к полям ее предков. Она почувствовала, как нужны ей сейчас знакомые с младенческих лет окрестности, воспоминания о любви отца; она почувствовала тоску по тому времени, когда еще не вкусила хмельного вина власти и силы. Может быть, на той земле, где родилась, она сможет унять сердечную боль и справиться со страхом за будущее обоих домов — Акомы и Шиндзаваи.

Глава 15. ЗАПРЕТЫ

Мара вздохнула.

Измученная жарой, удрученная поездкой по бывшим владениям Акомы, она скрылась от полуденного солнца в подземелье чо-джайнов. Брак с Хокану и установившееся между ними душевное единение избавили ее от необходимости искать блаженного покоя в этом убежище, где царил полумрак и витали пряные ароматы. Но в прежние годы, когда страшные опасности грозили ей со всех сторон, властительница только здесь обретала чувство безопасности.

Однако в ту пору угроза исходила от простых смертных. Положение нередко казалось безвыходным, первый брак с сыном Анасати приносил только горести, но теперь стало ясно, что все это не шло ни в какое сравнение с нынешними бедами. Телесные раны сменились душевными — ее предал тот единственный, кто понимал порывы ее сердца. Какие бы подлости ни замышлял Джиро Анасати, истинными врагами Мары теперь были маги, которые могли по своей прихоти уничтожить не только Акому, но даже всякую память о ней. А ведь Джиро в своем вероломстве прикрывался их волей.

Убийство Камацу оставило в душе Мары незаживающий рубец. Страх, в котором

— по цуранским обычаям — нельзя было признаваться, доводил ее до исступления. В стычках с врагами Маре и прежде случалось испытывать такое чувство, но оно быстро отступало, а ставки никогда не были столь высоки. Сейчас на карту было поставлено все, что она любила. Потеряв Айяки, она забыла, что такое спокойный сон.

Полумрак подземелья служил ей защитой. В молчании, однако не в одиночестве, она сбросила гнетущее напряжение. Паланкин уносил ее все дальше по знакомым коридорам улья. Носильщики старались не задеть суетливых чо-джайнов; тишину нарушали пронзительные выкрики солдат и щелканье хитиновых конечностей — это патрульные салютовали высокой гостье и ее процессии.

Мара поддалась иллюзии спокойствия, понимая, что это ненадолго. Она словно вернулась в прошлое, когда бремя обязанностей и тревог было не столь тяжело. Ослабив внутренние путы, она ощутила предательскую влагу в уголках глаз. Мара прикусила губу, но не стала смахивать слезы. Полумрак улья, лишь скудно освещаемого сине-лиловыми шарами, избавлял ее от такой необходимости. Тревоги, отчаяние, беспомощность, неспособность отомстить семейству Анасати за причиненное ей зло тяжким бременем угнетали душу. Она не могла долее сдерживаться. Смерть двоих детей и трещина в отношениях с мужем, самым верным и близким человеком, грозили сломить ее окончательно.

Те годы, когда Мара набирала уверенности в себе и училась находить выход из любого положения, казались прожитыми впустую. Даже успехи в старой как мир Игре Совета теперь выглядели ненужными, ибо приговор Ассамблеи магов одним махом перечеркнул правила, по которым можно было защитить свою честь, нанеся удар по злу. И политические ходы, и интриги свернули куда-то в сторону с вековечного пути. Прежде козырем Мары в этой игре была готовность отойти от традиций. Теперь она лишилась даже этого преимущества: каждый правитель по-своему изощрялся в поисках новых способов борьбы против старых врагов.

Традиции повернули вспять.

Даже одержав победу над гонгом Камои и выведя на чистую воду Джиро, Мара не находила покоя. Избавившись от этих напастей, она по милости Всемогущих не могла отомстить за поруганную честь своего рода.

Возвращение по реке во владения предков дало ей лишь краткую передышку. Она ловила себя на том, что рассудок отказывается искать решение.

Прикрыв глаза, Мара отдалась ритмичному покачиванию носилок. Вокруг стало теплее, пряные запахи улья сгустились. Светящиеся шары попадались уже не так часто; толпы хлопотливых работников заметно поредели. Щелканье хитиновых конечностей больше не заглушало стук людских подошв. Это означало, что процессия приближается к чертогам королевы. Однако многое здесь изменилось. Стены и сводчатые потолки, грубо вытесанные в камне, были теперь отполированы до блеска, а местами украшены резьбой и яркими драпировками. Хотя сочетания цветов и причудливые гроздья бахромы выглядели непривычно для людского взора, все это свидетельствовало о полном достатке. Если бы не эти отличия, Мара — пусть даже у нее на висках поблескивали серебристые нити — могла бы подумать, что возвращается назад, в юность. Ведь и отчий дом, где она играла еще ребенком, где вышла замуж и родила первенца, где познала жажду власти, мог показаться тем же самым, но память, как удар тупого ножа, напоминала, что пустые коридоры, где некогда звенел детский смех, теперь погрузились в тишину.

У Мары сжалось сердце. Айяки был не единственным любимым существом, которое она потеряла. Боги свидетели, как бы ей хотелось видеть рядом с собой преданную Накойю, от которой ей случалось получать то взбучку, то мудрый совет — и одно, и другое помогало предотвратить беду. По щеке Мары скатилась слеза: ей вспомнился рыжеволосый варвар, Кевин из Занна, с которым ей открылось таинство любви и искусство быть женщиной. Пусть Кевин то и дело приводил ее в ярость своим упрямством и своеволием, а Накойя подчас только чинила помехи своими придирками — ей не хватало их обоих. В отношениях Мары с Хокану установилось полное доверие, мало-помалу заменившее эти две привязанности, до недавних пор оно казалось бастионом непогрешимости. Но между ними пролегла тень, когда Хокану начал мучиться сомнениями по поводу появления на свет их дочери. Все еще не простившая мужа, Мара утерла щеки рукавами шелкового платья. Ей не было дела до того, что на манжетах могли остаться мокрые пятна. Чтобы Хокану осознал необходимость объявить Джастина наследником Акомы, понадобилось едва ли не полное прекращение ее рода. Только смерть их общего новорожденного младенца помогла его убедить!

Теперь Хокану проявлял необъяснимое упрямство, отказываясь признать за Касумой первородство дома Шиндзаваи, и между супругами вновь возникла стена. Казалось, он мечтал о сыне, и только о сыне. Но ведь ничто не мешало ей в будущем родить ему сына, с горечью размышляла Мара; ничто не мешало и Хокану, как правящему властителю, завести себе с десяток наложниц и дождаться от них потомства. Мотивы его непреклонности были до боли понятны: он отдавал должное характеру своей жены, но не допускал и мысли, что дочь может унаследовать такие же качества и стать во главе Великой Династии.

Как и прежде, в минуту отчаяния Мара решила отправиться в подземелье чо-джайнов, чтобы найти иной взгляд на вещи, который мог подсказать нужную мысль.

Легкое прикосновение вывело ее из задумчивости: Люджан кивком подал ей знак, что процессия достигла покоев королевы.

Когда носилки проплывали под сводами последней арки, мимо застывших, как изваяния, часовых, Мара сумела взять себя в руки. Оказавшись у величественного возвышения, она вышла из носилок с надлежаще торжественным видом.

Королева чо-джайнов занимала собой добрую часть покоев; нижнюю часть ее туловища поддерживал земляной постамент. Мара не забыла, какой крошечной была эта королева, когда только-только вылупилась в далеком улье. Но это хрупкое создание быстро достигло зрелости — в первый же год своего воцарения на землях Акомы. Теперь она многократно превосходила размерами всех своих подданных, даже самых крупных воинов, однако ее головка и верхняя часть туловища остались прежними. Вокруг исполинского тела сновали работники, следившие за его чистотой и заботившиеся об удобствах своей повелительницы, а она без остановки откладывала яйца, из которых вылуплялись различные касты чо-джайнов: и воины, и мастеровые, приспособленные к какому-то одному из множества ремесел. Если бы улей нажил большое богатство и сделался перенаселенным, на свет появилась бы и новая королева.

Мара отвесила легкий поклон, как было принято между равными.

— Приветствую тебя, госпожа Акома, Слуга Империи, — проговорила королева пронзительным голосом, который доносился даже до верхних галерей.

— Мир твоему улью, государыня, — отвечала Мара и, опершись на руку Люджана, проследовала к приготовленным подушкам.

Мару всегда поражало, с какой скоростью у чо-джайнов передавались вести: каким-то образом королева всегда оказывалась предупрежденной о ее приезде и, насколько можно было судить, радовалась этим посещениям. Действия чо-джайнов не измерялись человеческими мерками; жизнь с варваром из чуждого мира приучила Мару к мысли о том, что приверженность одному лишь цуранскому взгляду делает человека слепцом.

Пока Люджан выстраивал почетный караул, слуги подалисладости и мидкемийский чай — и для угощения, и для продажи чо-джайнам. Вопреки мрачным пророчествам Джайкена, Мара не утратила вкуса к этому терпкому напитку даже после того случая, когда ее отравил мидкемийский лжеторговец. Мало того, не имея привычки упускать выгодную возможность, она сумела прибрать к рукам рынок чая, кофе и шоколада.

После окончания дегустации и завершения торговых сделок королева откинула голову назад; Мара знала, что за этим последует вопрос.

— Какова цель твоего посещения, госпожа Мара? Яства могли бы доставить посыльные.

Мара замешкалась с ответом. От такой нерешительности Люджан даже насторожился: он исподволь огляделся, заподозрив неладное. Мара поняла, что ее могут обвинить в неискренности, и решила ответить начистоту, хотя и отдавала себе отчет, что рискует уронить себя в глазах королевы.

— Я пришла сюда, чтобы причаститься твоей мудрости — другой цели у меня нет.

Королева замолчала. Вокруг нее по-прежнему сновали приближенные. Воины застыли, присев на задние конечности, но Мара знала, что их реакция на любой приказ будет молниеносной. Опасаясь нарушить какую-нибудь из здешних неведомых заповедей, она подавила в себе естественное желание извиниться. Случись ей нанести обиду королеве, а потом обнаружить слабость перед лицом силы чо-джайнов, она не уйдет живьем из этих подземелий.

Словно почуяв смятение гостьи, королева промолвила:

— Многие из ваших понятий нам неведомы, госпожа Акома. Взять хотя бы то, что ты называешь мудростью. Видимо, это некая ценность, что передается незрелым умам от прежнего поколения. Пойми, я не имею в виду, что мы стоим выше вас, но наше сознание не замкнуто в узких временных границах. Сознание улья, говоря вашим языком, живет миллионы лет. Ваши воззрения выглядят скоротечными, ибо они имеют пределом одну человеческую жизнь. Но мы, чоджайны, готовы прийти на помощь, когда нашему пониманию открываются иные горизонты.

С этими словами королева сложила свои крошечные передние лапки, изобразив терпение и готовность ждать ответа.

Остановившийся взгляд Мары не отрывался от недопитой чашки. Она понимала, что у чо-джайнов воля каждой особи существует только как часть воли всего улья. В их традициях не находилось места для отдельного, личного мнения. Прошло не одно столетие, прежде чем эти инсектоиды научились воспринимать человека как самоценную и самодостаточную сущность. По убеждениям улья, любая индивидуальность таила в себе нечто непонятное и враждебное; такие понятия, как безрассудство или нарушение интересов рода, лежали за гранью понимания чо-джайнов. Кто не совершает безрассудных поступков, мысленно улыбнулась Мара, тот ничему не научится в этой жизни, — вот потому-то общее сознание улья давно утратило представления о мудрости.

Сосредоточенно нахмурив лоб, Мара предприняла еще одну попытку:

— Если меня не обманывает мой скромный опыт, твои советы, как и подсказки окружающих, говорят о том, что мой мир очень тесен. До недавних пор мне казалось, что я имею над этим миром определенную власть. — Ей незачем было рассказывать о судьбе Айяки, В самых дальних пределах было известно, что Ассамблея не осталась в стороне от распрей Акомы и Анасати; и хотя чо-джайны не вполне разбирались в тонкостях людских отношений, они цепко удерживали в памяти такие подробности.

Видимо, разум улья и подсказал королеве, что за просьбой Мары стоит не что иное, как вмешательство Ассамблеи. Хотя в поведении властительницы улья не было видно никаких признаков беспокойства, Мара впервые в жизни отметила, что королевские приближенные по какой-то причине прекратили свою бешеную суету и замерли в полной неподвижности. В зале воцарилась гробовая тишина.

Смущение Мары сменилось ужасом.

Королева давным-давно дала ей понять, что союз с чо-джайнами можно купить, как обыкновенный товар. Мара выложила немалые суммы, чтобы заручиться преданностью ульев, стоящих на ее земле. Но неужели перед властью Всемогущих не смогла устоять даже эта преданность? Неужели маги готовились покарать чо-джайнов? Если бы маг Миламбер обрушил на них свой гнев, наслав на ульи землетрясение, подобное тому что сокрушило Священный Город, то от этих подземелий не осталось бы и следа. Мара представила, как рушатся арки и своды, смешиваясь с пылью и покрываясь толщей черного грунта. Чтобы скрыть дрожь, она спрятала ладони в рукава платья и напомнила себе, что королева еще ничего не сказала впрямую о возможном разрыве союза.

Оставалось только ждать.

В гнетущей тишине обостренный слух Мары различил слабое жужжание. Это мог быть какой-то сигнал; и действительно, таким образом королева дала знать, что приняла решение.

— Мара Акома, — веско произнесла она, — ты высказала мнение, которое твои сородичи назовут мудрым. Как ты выразилась, твой мир очень тесен. Было бы неплохо пересмотреть его границы и обратить взор на другие миры, что соседствуют с твоим.

Мара закусила губу и постаралась сосредоточиться. За тщательно контролируемой сдержанностью владычицы улья чувствовалось отчуждение. Не выказывая тревоги, Мара попыталась уточнить:

— На какие же миры следует обратить взор?

Работники по-прежнему стояли неподвижно, словно окаменев.

— Перво-наперво, на наш собственный мир — Келеван, — ответствовала королева. — Ты частенько наведываешься к нам в гости, чего испокон веков не делал никто из твоих сородичей. Даже на заре истории, когда наши народы заключили договор, не отмененный и по сей день.

У Мары от удивления поднялись брови. Ни в одном свитке ей не встречалось упоминания об официально заключенном союзе. Отношения между цурани и чо-джайнами, как она привыкла считать, основывались только на традиции. Но ведь эти народы и вправду существовали с незапамятных времен; просто королева осторожно напомнила ей, что человеческая память коротка.

— Мне не доводилось слышать о таком союзе. Не будешь ли ты так добра рассказать о нем подробнее?

Исполинское туловище королевы оставалось неподвижным, как черное лаковое изваяние.

— На это наложен запрет.

От изумления Мара едва не забыла, где находится.

— Какой запрет? — невольно вырвалось у нее. — Кто его наложил?

— На это наложен запрет, — повторила королева.

Ошарашенная таким ответом, Мара задумалась. Возможно, она совершила оплошность, но за это ее еще не выдворили из королевских покоев. Хотя пальцы Люджана, сжимающие рукоять копья, заметно побелели, воины королевы по-прежнему сидели в неподвижности. Мара заключила, что над королевой довлеют какие-то внешние обстоятельства. Чо-джайны не знали религиозных верований и не поклонялись никаким высшим силам. Откуда же, если не от небесных сфер, исходил этот запрет? Был ли он данью традиции? Нет, по людским меркам, чо-джайны всегда были наемниками. Боясь сделать неверный шаг, Мара осторожно продолжила:

— А что ты можешь рассказать о чо-джайнах, моя королева? Какова история твоего народа?

Королева щелкнула передними лапками и заговорила ровно и непринужденно, словно рядом с ней не было застывших в боевой готовности солдат:

— Как и любой народ, мы ведем свое происхождение от Начала Времен, мы размножаемся и накапливаем знания. Когда-то, давным-давно, наши обычаи отличались простотой. Мы были носителями разума и искали свое место в этом богатом мире, где обитали наши собратья по разуму. Но явились люди…

— По Золотому Мосту? — перебила ее Мара, вспоминая историю собственного народа.

— Да, так гласит наша история, — ответила королева. — Чо-джайны не были свидетелями их прихода. Просто в один прекрасный день на морском берегу, подле того места, что зовется у вас Равнинным Городом, появились селения беженцев.

С трудом скрывая волнение, Мара спросила:

— Вы храните легенды о тех временах, когда еще не было Золотого Моста?

— Легенды? — королева предостерегающе погрозила лапкой. — В этом слове кроется намек на измышления. Не сочти за грубость, но нашему народу нет нужды приукрашивать историю. У нас есть память.

У Мары застучало сердце.

— Если я правильно поняла, вся ваша история хранится в памяти улья? Или вы можете мысленно возвращаться в прошлое и смотреть на мир глазами предков?

— У нас общее сознание — мы едины. — (Тут работники, словно повинуясь невидимому знаку, мгновенно вернулись к своему делу). — То, что испытал один, принадлежит всем, — разве что кому-то суждено умереть вдали от своих, где-нибудь на чужбине.

Мара почувствовала, что разговор перешел в более безопасное русло. Для нее не было тайной, что у чо-джайнов любые вести с непостижимой быстротой передаются от улья к улью. Однако ей не могло прийти в голову, что это происходит мгновенно, само по себе.

— Значит, вы способны… говорить голосами предков, которые были свидетелями далеких событий?

Королеву позабавило такое предположение.

— Мы сами были свидетелями тех событий, Мара. Говоря вашим языком, я и сама побывала в прошлом. Нет, я не переносилась туда ни телом, ни разумом, однако… мы все видели своими глазами. Что было известно моим предкам, точно так же известно и мне.

Мара жестом приказала слуге подлить ей чаю, забыв, что вода давно остыла. Люджан мысленно улыбнулся. Он тоже понял, какую небывалую выгоду можно извлечь из откровений королевы. Весь обратившись в слух, он отметил, что Мара решила изменить ход беседы.

— Как повлияло на чо-джайнов появление людей?

Не отвлекаясь на суету работников, королева ответила:

— Мы оказались первыми из многих, хотя были не столь многочисленны, как теперь. Нам противостояли другие народы: тун, нуммонгнум, ча-деш, сунн.

Из этих имен Маре было знакомо только первое. Она подавила желание удовлетворить свое любопытство. Сейчас ей требовалось только одно: обезопасить себя от магов — тогда впоследствии можно будет годами предаваться раздумьям об истории.

Между тем королева продолжала:

— Наши воины обучены искусству защиты. Чо-джайны никогда не пойдут против своих, разве что в самые голодные годы — тогда один улей будет сражаться с другим не на жизнь, а на смерть, чтобы наш род продолжили сильнейшие. Но это будет борьба без ненависти. Убивать — не в наших традициях. Однако против других народов мы нередко идем войной, ибо у них иное представление о своем месте в различных мирах. Жизни множества чо-джайнов были загублены в войнах с теми, кто стоял неизмеримо ниже нас по разуму, — с теми, кто убивал не ради защиты или пропитания. Враги захватывали земли, которые им не нужны, они шли в бой ради странной, непонятной нам доблести, которую называли честью.

Мара побледнела:

— Это цурани.

— Это люди, — печально кивнула королева. — Ты не похожа на других, госпожа Мара, но разум улья хорошо знает: ни один народ во всем Келеване не сравнится с твоими соплеменниками в бессмысленном коварстве. Ваши люди воюют без причины. По мере того как ваша Империя ширилась и крепла, мы, чо-джайны, все более стремились к добрососедству, но люди не унимались: они требовали для себя то одно, то другое. Если же мы отказывались потакать их непомерным амбициям, начиналось кровопролитие. Сколько раз мы прекращали войну, полагая, будто распрям настал конец, но нас снова начинали истреблять, причем без всякого повода. В конце концов нам пришлось сдаться.

Мара покачала остывшую чашку, глядя на расходящиеся по поверхности круги.

— Вас принудили заключить мир?

Работники окаменели, как по команде, а королева ответила ледяным тоном:

— На это наложен запрет.

У Мары от изумления расширились зрачки.

— Запрет исходит от нашего народа?

— На это наложен запрет.

Теперь Мара поняла, что чо-джайны связаны какими-то обязательствами, которые ни при каких условиях не могут нарушить.

— Кто же взял над вами такую власть? — спросила она. — Ассамблея? Император?

— На это наложен запрет, — в который раз повторила королева.

Пальцы Мары сжались с такой силой, что раздавили тонкую фарфоровую чашку.

— Прости мое любопытство. Я постараюсь найти ответ в другом месте. — Дрожа от волнения и тревожных предчувствий, Мара сделала еще одну попытку:

— Ты упомянула другие миры. Что мне было бы полезно о них знать?

В воздухе по-прежнему висело напряжение. Мара затаила дыхание. Наконец королева заговорила:

— Не нарушая данного мною слова, могу дать тебе лишь два совета. Во-первых, есть силы, которые в своих интересах пойдут против тебя, — ищи от них защиты. Будь начеку: настанет день, когда тебе придется защищать Акому от тех, кого считают неодолимыми.

У Мары перехватило дыхание. Осколки фарфора выпали из ее пальцев. В Цурануани неодолимыми считались лишь небесные силы да еще Ассамблея магов. Поскольку чо-джайны не знали религии, оставалось одно: Акоме суждено было сразиться с Всесильными!

С трудом сохраняя внешнее спокойствие, Мара слушала королеву.

— Думаю, тебе следует задуматься вот над чем, госпожа Мара: если существуют другие миры, где они находятся?

— Ты имеешь в виду Мидкемию, что лежит за Бездной?

— Путь в нее лежит сквозь врата, подвластные только магам; но где находится эта Мидкемия, в какой части Вселенной?

Мара непонимающе смотрела перед собой. Последнее слово сбило ее с толку. В переводе на цуранский оно означало «небесный свод» или «звездные просторы». Неужели королева давала ей понять, что Мидкемия находится на небе, в обители богов? Нет, это было бы немыслимо, это просто нелепо! Однако Мара не отмахивалась от убеждений, присущих другим народам. К этому ее приучили и сражения в пустыне Цубар, и яростные споры с возлюбленным — варваром по имени Кевин. Королева, с присущей чо-джайнам особой проницательностью, заметила тщательно скрываемое изумление Мары.

— Разве тебе легче было бы представить, что иные миры лежат поблизости, а до некоторых можно дойти пешком? — спросила королева.

Теперь работники опять сновали взад-вперед, унося из алькова драгоценные яйца.

Мара решила, что королева умышленно уводит разговор в сторону от запретных тем. После долгого раздумья она произнесла:

— За рубежами Империи есть немало мест, до которых вполне можно добраться, если положить на это целую жизнь.

— Вот именно, — подтвердила королева, и ее челюсти сложились в подобие улыбки. — Вполне можно добраться.

Эти слова звали к дальнейшим размышлениям, и Мара высказала догадку:

— Турил!

Но королева хранила невозмутимый вид.

— Не только. Подумай о рубежах ваших государств.

Мара всем телом подалась вперед.

— За рубежами…

Ну конечно! Позорное недомыслие, упрекнула себя Мара. Как и ее соплеменники-цурани, она считала, что все народности проживают в границах Империи, а вне этих границ существуют только заброшенные земли на юге и Турил на востоке.

— Неужели кто-то обитает на землях к востоку от Конфедерации Турила? — тихо спросила она.

Вопреки всем ожиданиям, королева быстро проговорила:

— Там обитают чадана.

— Это люди? — Мара не верила своим ушам.

— Такие же, как ты, как жители Турила.

Бросив взгляд на Люджана, Мара поняла, что он тоже поражен услышанным. Как же наивны были цурани, считая свою Империю средоточием мироздания. Они без труда могли представить, что другие миры лежат за Бездной, но не догадывались обратить свои взоры в ближние пределы — на иные континенты Келевана.

— А что находится за пределами земель чадана?

— Необозримые океанские дали, — ответила королева. — Воды их солоны, как Море Крови, это владения эгу.

Маре никогда не доводилось видеть гигантских змеев, населявших морскую пучину, но она слышала рассказы матросов об этих кровожадных тварях с огненными копьями.

— А за океанскими далями тоже есть какие-то страны?

— Их бесчисленное множество, госпожа, — произнесла королева. — Не только на востоке, но и на западе.

Изумление Люджана было столь велико, что в нарушение всяких приличий у него вырвался вопрос:

— Почему же нашему народу об этом ничего не известно?

— В самом деле, почему? — подхватила Мара, простив ему невольную дерзость.

— На это наложен запрет.

Мысли Мары смешались. Она не могла понять, на что именно наложен запрет. Едва ли на знания о других народах, живущих за рубежами Цурануани, иначе королева не сообщила бы ей даже этих скупых подробностей. Неужели эти чужестранцы обладали знаниями, которые черноризцы сочли опасными? Такие крамольные мысли даже здесь опасно было высказывать вслух. Если бы только люди и чо-джайны могли говорить в открытую!

Однако при всех недомолвках Мара понимала, что не напрасно наведалась к королеве. Пусть даже маги и вправду всесильны, зато она узнала, что за рубежами Империи лежит бескрайний мир.

Когда до Мары дошло, сколько времени она провела в подземелье, ей захотелось как можно скорее подняться наверх. Если она решится покинуть Империю, потребуется подготовить убежище, а также запасти провизию и тщательно продумать каждый шаг. Враги, в первую очередь Джиро, не должны прознать о ее передвижениях. Мара уже начала продумывать детали; ей пришло в голову, что даже в родной стране многое до сих пор оставалось для нее загадкой, к примеру жрецы, что священнодействуют в храмах, чародеи, знакомые с ворожбой, а то и простые шарлатаны, которым не довелось обучаться в Городе Магов.

— О королева, видно, сама богиня судьбы привела меня в твою обитель. Ты открыла мне глаза.

Августейшая собеседница помахала лапкой:

— Мы рады это слышать. Остается только сожалеть, что ты проделала такой долгий путь по реке — ведь мы были совсем близко.

У Мары взметнулись брови.

— Ты имеешь в виду ваш общий разум? Значит, я могла точно так же поговорить с королевой улья, что стоит на земле моего нового поместья?

— Ну конечно же.

— А если жизнь забросит меня в дальние края, смогу ли я просить твоего совета через тех чо-джайнов, которые обитают вдали от здешних мест?

— На это наложен запрет.

Мара выпрямилась, томимая неизвестностью.

— Еще один вопрос напоследок, если позволишь. Почему ты заключаешь союз со мной и моими соплеменниками, раз мы стали вашими угнетателями?

Королева слегка откинула голову:

— Нас нельзя назвать угнетенными, госпожа Акома.

— Вас связывает какой-то договор? — со вздохом спросила Мара, не рассчитывая услышать ответ.

— Даже побежденный вправе диктовать свои условия, — туманно пояснила королева.

Мара поднялась с подушек, чтобы слуги начали собирать чайные принадлежности.

— Почему ты решила мне все это рассказать, о королева?

Черные фасеточные глаза сверлили Мару, оберегая секреты чо-джайнов. Потом королева словно в задумчивости заговорила:

— Когда я еще не примкнула к общему разуму, некая молодая королева видела добрую девушку, которая похвалила ее красоту. Из всех твоих соплеменников только ты всегда хотела жить с нами в согласии. Знаю, ты не упускаешь своей выгоды, но при этом у тебя есть особый дар… кажется, люди называют его даром дружбы. Если мой народ когда-нибудь сбросит тяжкое бремя… нам понадобятся такие друзья, как ты, — наделенные умом и смелостью.

Так вот оно что! Неведомый договор лежал на чо-джайнах тяжким бременем. Мара не решилась более испытывать терпение королевы.

— Ты тоже всегда была мне добрым другом, — с поклоном произнесла она. — В моих владениях твоим подданным будут оказываться такие же почести, какие принято оказывать членам моего клана.

Королева благосклонно приняла эти заверения и проводила взглядом удаляющуюся процессию Акомы.

Верный соратник Мары, военачальник и бывший разбойник, Люджан тайком улыбался, вышагивая рядом с паланкином. Он с готовностью отдал бы жизнь за свою госпожу не только потому, что этого требовал долг, но и потому, что был к ней привязан всей душой. Перед лицом смертельной опасности она проявляла несгибаемую силу духа. На ее месте многие цуранские правители давно бросились бы на меч, лишь бы не допустить бесчестья, подобного тому на которое обрекли Мару Всемогущие. Ее недруг, покойный Тасайо Минванаби, некогда самый могущественный человек в Империи, покончил с собой. Однако Мару удерживала отнюдь не трусость, а неистребимая сила воли.

А членам Ассамблеи, думал Люджан, поражаясь собственной дерзости, лучше бы поостеречься. Хотя одним богам известно, как это хрупкое создание будет тягаться с Черными Хламидами.

***

Лучи послеполуденного солнца, пробившиеся сквозь ширмы, наискось прочертили паркетный пол. Цветущие лозы акаси напоили воздух пряным ароматом. Мара сидела в комнате родового поместья, служившей ей кабинетом. Изготовленные мастерами чо-джайнами часы мелодично пробили время. Госпожу не отпускали тени прошлого: ей пригрезился первый муж, процарапавший паркет грубыми сандалиями после охоты на сарката; потом этот образ сменил ее брат Ланокота, следом возникла крошка Касума, затем мальчуган, рисующий одному ему понятные картинки, и наконец его отец, рыжеволосый варвар.

Стянутые лентой пергаменты, сложенные в корзину подле письменного стола, ожидали отправки. Посыльный должен был отнести их в гильдию скороходов.

Мара отодвинула тяжелый нож для резки пергамента и перебрала в уме поручения, составленные ею для Джайкена, Инкомо и Кейока, которые остались в приозерной усадьбе. Им предстояло поддерживать дела в порядке во время ее отсутствия, которое грозило затянуться на неопределенный срок. Второй командир легиона — Ирриланди временно поступил в распоряжение Шиндзаваи: ему надлежало быть рядом с Хокану, пока тот укреплял свою власть, преодолевая козни недругов и нарушения союзнических обязательств. Хокану медлил с ответом императору, который предложил ему заменить отца на важном государственном посту. В письме к Маре он признался, что затягивает время, чтобы выявить скрытых врагов.

«Догонди, первый советник моего отца, — писал Хокану, — настоящее сокровище. Его отличает дьявольский ум и особый сардонический юмор. Ему ничего не стоит устранить противника, превратив его в посмешище. На днях он сказал буквально следующее: „Убей врага — сделаешь из него героя; выставь врага на осмеяние — сделаешь из него шута"“.

Губы Мары тронула легкая улыбка, которая, впрочем, тут же исчезла. Конечно, мужу приходилось нелегко, его изо дня в день преследовали своими придирками многочисленные сородичи, снедаемые завистью к его успехам, но, несмотря ни на что, он мог бы поинтересоваться здоровьем дочери. Мара изложила ему план длительного и опасного путешествия, но он даже не обеспокоился, а ведь ребенка еще было рано отрывать от кормилицы.

Она закрыла глаза и отвела со лба влажную прядь, отгоняя воспоминания об огненном дожде, который Миламбер в гневе обрушил на Имперскую арену.

Однако справедливости ради Мара напомнила себе, что Хокану не привык перекладывать на нее свои тревоги, даже если его снедало мучительное беспокойство. Если Мара считает нужным уехать из дому под видом совершения паломничества — так тому и быть, писал он. Действительно, это может обмануть врагов. Анасати скорее всего не один месяц просидят сложа руки, пока их первый советник не вызнает правду. Что же касается членов Ассамблеи — они быстро раскусят задуманный ею маневр, стоит им только догадаться об истинных причинах ее отъезда.

Если Черные Ризы решат ее остановить, все будет кончено. Напрашивался только один выход: им нельзя давать повода для подозрений. Нужно было предусмотреть все до мельчайших подробностей, а это требовало времени.

Мара невольно сжала кулаки. Тут в дверях появился мальчик, недавно назначенный ее посыльным. Ему едва исполнилось десять лет, а он уже побывал и пастухом, и домашним слугой. В новой должности он еще не освоился и мучился от необходимости носить ливрею.

Маре стало его жаль, ей проще было иметь дело с грубыми солдатами, нежели со стеснительным ребенком, — ее собственные сыновья отнюдь не отличались застенчивостью.

— Подойди-ка поближе, Кализо, — сказала Мара.

У мальчугана от ужаса расширились глаза. Боязливо сделав шаг вперед, он споткнулся о край ковра — его подвели жесткие, еще не разношенные сандалии.

Госпожа выудила из вазы сладкую пастилку, сделанную кондитерами чо-джайнов, подбросила ее в воздух — и посыльный, вмиг забыв о церемониях, ловко подпрыгнул и поймал диковинную сладость.

— Не скажешь ли, Кализо, когда в Равнинный Город повезут очередную партию шелка, приготовленную для отправки в Мидкемию?

— На следующей неделе, госпожа. — Мальчишка слегка шепелявил, к тому же рот у него был набит пастилой.

Немного помедлив, Мара дрожащими пальцами взяла перо.

— Мне нужно передать с приказчиком одно письмо, — сказала она. — Сбегай за ним, пусть придет сюда.

— Я мигом, госпожа. — Мальчуган поклонился и испарился с такой скоростью, что любому стало бы ясно: он был просто создан для этой должности.

Мара быстро запечатала свое краткое послание, адресованное в Мидкемию, в Королевство Островов, магу Миламберу. Поставив на свиток печать Акомы, она подумала, что подписала себе смертный приговор.

Вскоре Кализо вернулся с приказчиком. Услышав возложенное на него поручение, тот перепугался и задрожал. Это передалось даже малышке Касуме: она захныкала, и Мара кликнула кормилицу. Джастин побросал мелки. Худенький и гибкий, полная противоположность коренастому Айяки, он вскочил с ковра и потребовал, чтобы Кализо побежал с ним наперегонки до кухни. Мара кивком отпустила обоих; юный посыльный ничуть не смутился, и дети выскочили в коридор. Если бы здесь была Накойя, она бы устроила Маре взбучку за такое безобразие… но это было далеко в прошлом.

Оставшись одна, Мара приказала слуге раскрыть ставни, чтобы впервые за много лет полюбоваться вечерним полетом птиц шетра над владениями Акомы. Следя глазами за их замысловатым танцем на фоне золотистых облаков, Мара снова вернулась мыслями к мужу. Он не завел наложниц и больше не выражал разочарования, что Касума родилась девочкой. Однако Мара полагала, что он молчит лишь до поры, до времени. Как-то раз он обмолвился, что по возвращении Мары они вдвоем — без рабов, без слуг — отправятся в путешествие по теплым речным водам, прихватив с собой лишь поднос с легким ужином и немного вина. Хокану обещал сам сесть на весла. Но сколько же времени должно было пройти, прежде чем его план мог осуществиться?

Между тем все было готово к отъезду. Мару удерживало только последнее совещание с Аракаси.

Позднее, когда уже были зажжены светильники, к Маре явился слуга с известием о том, что какой-то бродячий стихотворец нижайше просит госпожу принять его.

— Что еще за стихотворец? — Мара подняла голову от свитка. — Не сказал ли он, что сочинил для меня стихи в стиле со-му-та?

Слуга наморщил лоб: эта премудрость выходила за пределы его понимания.

— Вот именно, госпожа, такими словами и сказал. Вам, говорит, это не все равно. — Тут слуга не на шутку перепугался, что совершил оплошность. — Надо было его прогнать. Оборванец какой-то.

Лицо Мары потеплело.

— Так-так, грязный, оборванный, да еще не один, а с женщиной?

Слуга вытаращил глаза:

— Ты его знаешь, госпожа?

— Знаю, — подтвердила Мара и отложила свиток. — Веди его сюда.

Через пару минут «поэт» и его спутница предстали перед Марой. Аракаси был облачен в накидку, словно перешитую из траченного молью одеяла и отороченную бахромой, срезанной с вытертого ковра. Женщина куталась в выцветший плащ, некогда расшитый резными пластинками из драгоценных раковин. Теперь от них остались лишь редкие обломки да жалко свисающие нити. Не раз латанные сандалии едва держались на грязных ступнях.

Мара хлопнула в ладоши, призывая слуг:

— Воду для умывания, мыло и полотенца. Да выберите из моих платьев какое-нибудь красивое и чистое. — Заглянув под капюшон наложницы, она разглядела копну блестящих волос густо-медового цвета. — Лучше всего подойдет зеленый цвет. — Отдав эти приказания, она обратилась к Аракаси:

— Что желаешь получить на ужин? У тебя, как всегда, голодный вид. — Заметив, что Мастер тайного знания набрал полную грудь воздуха, она погрозила пальцем. — Нет, нет, стихи подождут, сначала вам обоим нужно подкрепиться с дороги.

Аракаси с театральным поклоном откинул капюшон. В мерцании светильника он выглядел вконец изможденным. Мару поразил его вид. Потом наложница сбросила плащ, и, перехватив брошенный на эту девушку взгляд Аракаси, Мара все поняла.

— Как видно, ты и есть Камлио, — проговорила она. — Добро пожаловать.

Девушка хотела согнуться в глубоком поклоне, но Аракаси удержал ее, подхватив под локоть. Она слег-ка отстранилась.

Словно не заметив этого признака отчуждения, Аракаси негромко сказал:

— Госпожа заплатила за твою свободу, но не за услужливость. Договор гласит, что ты сама можешь им распоряжаться: хоть разорвать, хоть перепродать — дело твое.

Его быстрые пальцы разгладили ворот ее платья. Светлые глаза на захватывающе прекрасном лице вспыхнули досадой.

Мара едва не отшатнулась: уж очень эта девушка походила на другую, на куртизанку по имени Теани, которая некогда покушалась на ее жизнь.

— О боги, — только и прошептала она. — О милосердные боги.

Тогда заговорила Камлио, в ее низком, грудном, голосе сквозила скрытая ненависть:

— Мне хотелось бы услышать подтверждение этому от госпожи, на чьи деньги я куплена.

Мара пропустила мимо ушей ее дерзость.

— Можешь доверять Аракаси, как мне самой. Знай, Камлио, я ведь тоже обязана ему жизнью и с радостью приняла от него этот дар. Он тебя отыскал, дитя мое, это верно, только помни: это я выкупила тебя из рабства. Не думай, будто тебя доставили сюда ему в награду. Ты сама себе хозяйка, Камлио. У меня есть сын и дочь, которые благодаря тебе, хочу верить, вырастут и унаследуют мантии властителей. Моя благодарность безмерна. Ты вольна хоть сейчас уйти от Аракаси, покинуть эти владения, выбрать свой путь. Я дам тебе денег, чтобы первое время ты ни в чем не нуждалась. Можешь завести свое дело, заняться торговлей или просто жить в свое удовольствие. Если захочешь

— пустишь эти деньги на приданое, подыскав достойного жениха. Но если ты предпочтешь поступить ко мне на службу — буду только рада.

Тишину нарушало лишь слабое потрескивание светильников. Пальцы Камлио сжимали и разжимали ветхую ткань платья. Она по-прежнему стояла без улыбки, вытянувшись, как струна. Мара заставила себя выдержать ее холодный, враждебный взгляд.

— Что тебе больше по душе, Камлио?

Доброта лишь вызвала у девушки еще большую подозрительность, и она с вызовом ответила:

— О великая госпожа, Слуга Империи, мне по душе одиночество. Не надо богатых нарядов — мне милее нищенские лохмотья. Не хочу, чтобы мужчины пожирали меня глазами. Мне нужна простая циновка и отдельная комната.

— Ты это получишь, — пообещала Мара и вызвала свою горничную, Мису, чтобы та отвела девушку в спальню для гостей и помогла ей устроиться.

Дождавшись, пока Аракаси умоется с дороги, Мара жестом предложила ему сесть.

Он тихо произнес:

— Благодарю тебя, госпожа.

Мара посмотрела на него с нескрываемой жалостью:

— Неужели она так много для тебя значит?

Мастер тайного знания оперся подбородком на руки. Это означало, что он затрудняется дать четкий ответ.

— С нею я изменился. Глядя на нее, я вижу свою мать. Слушая ее голос, я вспоминаю свою сестру. Обе они были колючего нрава. — Помолчав, он добавил:

— Она считает, что я виновен в смерти ее сестры. К сожалению, в этом есть доля истины.

Дождавшись ухода слуги, который подал ужин, Мара заметила:

— Ты никогда не упоминал своих родных.

Аракаси сухо ответил:

— Здесь мало что заслуживает упоминания. Моя мать была женщиной из Круга Зыбкой Жизни. Она заразилась дурной болезнью, которая и свела ее в могилу. Сестра пошла по ее стопам. Погибла в восемнадцать лет — ее прибил разбушевавшийся клиент.

— Прости, — шепнула Мара, упрекнув себя за недогадливость. — А как вышло, что ты поступил на службу к Тускаи?

Аракаси махнул рукой:

— В бордель к матери захаживал некий воин. Мне было тогда три года; до сих пор помню его зычный голос и меч с рукоятью, усыпанной драгоценными камнями. Иногда он приносил мне сладости и ерошил волосы. Случалось, отправлял меня куда-нибудь с поручениями. Я относился к ним со всей серьезностью и лишь спустя много лет сообразил, что он просто хотел отделаться от мальчишки, который болтается под ногами во время любовных свиданий. Почему-то я считал его своим отцом.

Мара слушала, не перебивая.

— Когда умерла моя мать, этот воин как ни в чем не бывало пришел к нам и улегся в постель с одной из девушек. Дождавшись его ухода, я вылез из окна и побежал за ним в казарму. Он служил сотником в гарнизоне Тускаи, а жена его была кухаркой. Она меня подкармливала втайне от него. Жил я на улице, околачивался возле гильдий и постоялых дворов, а сам глядел во все глаза и рассказывал о своих наблюдениях управляющему властителя Тускаи. Когда я предупредил господина Тускаи о том, что Минванаби готовят на него покушение, он позволил мне принести присягу на верность.

Мара отдала должное Мастеру: он сумел подняться из самых низов. Протянув ему кубок вина, она предложила:

— Подкрепись. Тебе это необходимо.

И впрямь он выглядел слабым и исхудавшим. Однако Аракаси лишь скривил губы. Он не выносил алкоголя, который притуплял чутье.

— Госпожа, — промолвил он, и в этом слове слились решимость и мягкость, — я теперь не тот, что прежде.

— Пей! Я приказываю! — воскликнула Мара. — Ты простой смертный, у тебя есть сердце, которое может истекать кровью, пусть даже раньше ты об этом не подозревал. Да, ты уже не тот, что прежде, но перемена, которая в тебе произошла, — это пере-мена к лучшему.

— Откуда ты знаешь? — с вызовом спросил Аракаси и залпом выпил содержимое кубка.

— Мне ли не знать? — укоризненно отозвалась госпожа. — У меня был Кевин, которого я потеряла. У меня был безупречный муж, который понимал все движения моей души, но одно глупое недоразумение отдалило нас друг от друга. У меня могло быть четверо детей — теперь двое из них мертвы.

Устыдившись, Аракаси сжал пальцами кубок.

— Я надеялся, — с усилием выговорил он, — что ваш с Хокану пример откроет ей глаза на другую жизнь. Ведь сам я многому научился у вас обоих.

— Освободи ее, Аракаси, — вырвалось у Мары. — Пусть она сама учится жизни. Думай же, хитроумнейший из моих приближенных. Ты никогда прежде не любил и не стремился к этому. Камлио умеет ненавидеть, ее душа ожесточилась и при этом стала особенно ранимой. Ей нужно о ком-то заботиться — иначе почему она так яростно себя защищает?

Аракаси опустил глаза:

— Видят боги, хотел бы я, чтобы это оказалось правдой.

— Это и есть правда, — убежденно кивнула Мара.

Аракаси все вертел в пальцах пустой кубок. Мара мягко сказала:

— Твоя малышка никуда отсюда не денется. Она останется и поступит на службу. За это я ручаюсь.

— Иначе она ушла бы сразу? — догадался Аракаси. — Но почему ты так уверена?

— Она бы не стала пользоваться моим гостеприимством, — улыбнулась Мара. — Гордыня жжет ее, как огонь. Жизнь научила меня разбираться в людях. Вы с ней

— подходящая пара.

Только теперь Аракаси слегка расслабился. Он поставил кубок на поднос и положил себе на тарелку щедрую порцию хлеба, сыра и фруктов.

— Я понял, что ты хочешь сказать, госпожа. Теперь ясно, зачем ты меня позвала. Но позволь сказать о другом: в Город Магов никому нет хода. Ты только навлечешь на себя гнев Ассамблеи. Мы уже семь раз пытались туда проникнуть: четверо наших людей погибли, трое пропали без вести — наверняка их тоже нет в живых. Мы не знаем, что с ними сталось, но любая новая попытка может стоить нам жизни.

— Я так и думала, — ответила Мара, удовлетворенно наблюдая, как Аракаси с аппетитом принялся за еду. Пока он ужинал, она успела поведать ему о визите к чо-джайнам и о том, что собирается в Конфедерацию Турила.

Аракаси сухо усмехнулся:

— Вот не думал, что ты всерьез помышляешь о паломничестве.

Мара удивленно подняла брови:

— Почему бы и нет? Я весьма набожна. Разве ты не помнишь: одно время я даже собиралась стать жрицей Лашимы.

В глазах Аракаси мелькнул огонек иронии.

— Как же, помню. Это было задолго до того, как на твоем пути встретился рыжий варвар.

Мара вспыхнула:

— Да, верно. — С этими словами она невольно рассмеялась: Аракаси раскрылся перед ней с совершенно новой стороны. — Тебе нужно будет обеспечить мое прикрытие. И еще одно: поройся в имперских архивах и выясни, какие обстоятельства привели к столь необычному договору с чо-джайнами.

Вглядевшись в лицо советника, Мара заметила, что он прекратил жевать и смотрит прямо перед собой. Она мягко спросила:

— Что с тобой? Боишься оставить эту девушку?

— Не в этом дело. — Мастер тайного знания отбросил назад черные волосы. Косичка на виске, принадлежность стихотворца, была стянута на конце выцветшим лиловым шнурком. — Я больше не гожусь для должности советника. В моем сердце поселилась жалость.

— А разве раньше оно было жестоким? — спросила Мара.

Аракаси ответил ей таким взглядом, какой она видела у него только однажды

— когда он счел себя виноватым в гибели Накойи.

— Да, госпожа, конечно было. Прежде я бы равнодушно взирал на смерть Камлио от рук тонга. Вернувшись за ней, я подверг опасности тебя. Чтобы она бросила свой промысел, понадобились долгие уговоры и немалые деньги. Да к тому же это было не скрыть от посторонних глаз.

Мара обдумала это признание, глядя на свой нетронутый бокал вина.

— И все же, Аракаси, я не могу без тебя обойтись, — произнесла она после долгой паузы, стараясь не показать Аракаси, чего ей стоило такое признание.

Ведь ей предстояло поднимать Джастина и Касуму. Если с ней до сих пор не разделалась Ассамблея магов, то лишь потому, что она носила титул Слуги Империи. На время ее отсутствия детям следовало обеспечить надежную защиту.

— Аракаси, хочу поделиться с тобой тем, что пришло мне в голову после встречи с королевой чо-джайнов, — решилась Мара. — Не может ли быть такого, что наша Империя незыблемо стоит тысячи лет отнюдь не благодаря традициям? Не может ли быть такого, что люди хотели перемен, но столкнулись с каким-то запретом? Не может ли быть такого, что великая Игра Совета, наше жестокое и кровавое наследие, отнюдь не ниспослана нам богами, а выдумана кем-то здесь, среди нас?

У Аракаси дрогнула левая бровь.

— Ты только что сказала, что весьма набожна, светлейшая госпожа. Но в твоих словах мне слышится ересь.

— Так вот что пришло мне в голову, — продолжала Мара. — Наши Всемогущие не столько поддерживают в Империи мир, сколько занимаются совсем другим. Если я правильно поняла королеву. Ассамблея заинтересована в нашем угасании. Не боги противятся переменам, не традиции, не кодекс чести, а черноризцы. Недаром они встали между Акомой и Анасати. Это все потому, что я ввела слишком много перемен, потому, что ко мне прислушивается император, потому, что я, став Слугой Империи, сделалась неким талисманом для множества людей. Если мои предположения верны, то маги ждут не дождутся, чтобы я нарушила их запрет на войну с Джиро. Под этим предлогом они меня уничтожат.

Пламя светильника дрогнуло от дуновения ветра, проникшего сквозь приоткрытые перегородки. Аракаси застыл в неподвижности.

— Хокану никогда не поступится честью и не откажется от планов мщения за отца.

— Вот именно, — шепнула Мара. — Этого и нельзя от него требовать. Я считаю — и Хокану того же мнения, — что Ассамблея знала о связях Джиро с убийцами из гонга, однако предпочла не вмешиваться. Маги жаждут моей смерти и искоренения моего рода. Рано или поздно они найдут подходящий предлог, чтобы с нами расправиться.

Бездонные глаза Аракаси, черные, как обсидиан, были устремлены на пустой кубок.

— Стало быть, ты хочешь, чтобы я порылся в имперских архивах и обеспечил тебе прикрытие, пока ты будешь искать ответы на свои вопросы за пределами Империи. — Он забарабанил по полу костяшками пальцев, продолжая размышлять вслух. — Ты идешь на риск не во имя Акомы или Шинздаваи, а во имя народов, о благе которых ты радеешь, как о своем собственном.

— Значит, ты все понял. — Мара взялась за графин и наполнила кубки. — Я иду на это не столько ради имени своих предков. Я лелею надежду, что рабам когда-нибудь будет дарована свобода, что о людях, чье детство прошло так, как у тебя или у Камлио, начнут судить по их заслугам.

— Нелегкая задача. Хвала тебе, госпожа. — Аракаси восхищенно смотрел на Мару. — Когда-то я сказал, что хотел бы подняться к вершинам в твоей тени. Во мне говорила гордыня, холодная расчетливость и самоуверенность. Теперь я хотел бы только одного: чтобы у меня был теплый дом, а в нем — женщина, которую я с улыбкой стану учить таинствам радости. Но это неподходящее занятие для Мастера тайного знания.

— Что ж, — улыбнулась Мара, — когда мы одолеем Всемогущих, придется подыскать для тебя другую должность.

Аракаси подавил сдержанный смешок:

— Какую же? Разве я прошел еще не все ступени? Не знаю, что и выбрать: дороже всех почестей стало мне потрепанное платье с чужого плеча.

— Настанет срок — узнаешь, — заверила его Мара, не имея в виду ничего определенного.

Сейчас Аракаси напоминал лодку, плывущую по воле волн. Его судьба, как и судьба девушки, спящей в комнате для гостей, внушала Маре тревогу.

Предчувствуя, что настало время расставания, Аракаси сказал:

— Какая должность будет мне предложена, на ту и соглашусь. Но на этот раз попрошу тебя об ответной услуге.

— Тебе никогда и ни в чем не было отказа. Так будет и впредь.

Мастер поднял глаза на госпожу, и та впервые прочла в них волнение.

— Увези Камлио с собою в Турил. Если хоть одно слово о ее красоте слетит с уст любого торговца, тонг пустится на розыски. А к тому времени, как ты вернешься, тонг скорее всего утратит былую силу.

Лицо Мары озарилось улыбкой.

— Как раз это я и собиралась тебе предложить.

Нерушимые цуранские законы лишали куртизанок надежды на изменение их участи. Таким, как Камлио, было предначертано услаждать мужчин — иной судьбы они для себя не видели. Но знакомство с другими странами и другими обычаями могло изменить ее взгляды на жизнь.

Аракаси склонил голову в знакглубочайшей благодарности:

— Да благословят тебя боги, госпожа. — Казалось, все уже было сказано, но тут у Мастера помимо его воли вырвалось:

— Береги ее. Моя жизнь принадлежит Акоме, но сердце мое принадлежит этой девушке.

Госпожа проводила его взглядом. Ночной мотылек, который танцевал вокруг пламени светильника, совершил последний круг и, ярко вспыхнув, превратился в пепел.

— О небо, сжалься над ними, — прошептала Мара в пустоту.

ЧАСТЬ 2

Глава 1. ОТВЕТНЫЕ ХОДЫ

Партия закончилась.

Чимака со стуком опустил фигуру на доску и удовлетворенно вздохнул:

— Шах, хозяин.

«Слуги не зря болтают, — с неудовольствием подумал Джиро, — что ум первого советника все так же остер, даже в столь ранний час, задолго до завтрака». Правитель Анасати окинул взглядом кучку фигур у края доски.

— Ты сегодня как-то особенно оживлен, — отметил он. — Я бы даже сказал, оживлен, как никогда.

Чимака потер руки:

— Шпионская сеть Мары зашевелилась. Я так и знал: надо было просто потянуть время! Уж не знаю, кто на нее работает, только на сей раз этот умник совершил промашку. Он вообразил, что переиграл меня в умении выжидать, и после многолетней спячки его агенты снова принялись за дело.

Поглаживая подбородок, Джиро пытался скрыть улыбку:

— Да уж, другого такого слугу, как ты, днем с огнем не найдешь. Мало кто способен годами трудиться, руководствуясь при этом одним лишь предположением.

Взгляд первого советника потеплел от этой похвалы. Разгладив на чахлой груди шелковый утренний халат, он произнес:

— Ты удостоил меня приглашения позавтракать в твоих покоях; но, может быть, тебе будет угодно еще разок сразиться натощак в шех, мой господин?

Джиро рассмеялся.

— Ах ты, старый ловкач! Готов даже остаться без завтрака — лишь бы у меня выиграть?

— Возможно, — загадочно улыбнулся советник.

Джиро кивнул, подавая знак к началу новой партии:

— А ведь это ты неспроста! Говори, что задумал.

Расставив фигуры, Чимака жестом предложил хозяину сделать первый ход.

— Лучше спроси, что задумала Мара.

Зная, что советника лучше не торопить, Джиро двинул вперед пешку. Ответный ход Чимаки последовал незамедлительно, и Джиро даже позавидовал умению собеседника размышлять одновременно о нескольких предметах, когда тот пояснил:

— В конце нынешней недели твой главный оружейник отправится в Онтосет: ему предстоит нанять плотников и других ремесленников для строительства военных машин по тем образцам, которые ты воссоздал на основе древних текстов.

Джиро отвел взгляд от доски, явно не желая поддерживать этот разговор. Осадные орудия были его военной тайной, в которую он не собирался посвящать даже своих союзников. Зачем же было попусту трепать языком? Со скрытым раздражением он бросил:

— Мара не могла прознать о тех образцах, что спрятаны у нас в угольных сараях…

— …в лесах к северу от Онтосета, — закончил за него Чимака. — А вот поди ж ты, как-то прознала. — Чимака махнул рукой в сторону доски. — Твой ход, хозяин.

Джиро щелчком двинул вперед «жреца». Его скулы вспыхнули багровым румянцем, глаза сузились.

— Каким же образом? И почему я только сейчас об этом слышу?

— Терпение, господин — Чимака вывел вперед свою «императрицу». — Я приношу тебе новости только тогда, когда для них настает свой срок.

Джиро с трудом сдержался, чтобы не поддаться гневу. Чимака иногда бывал не в меру умен; к тому же его страсть к игре заходила слишком далеко. И все же в деле ему не было равных. Властитель Анасати усилием воли сосредоточился на игре и, напустив на себя ледяное равнодушие, ждал, что будет дальше.

— Отрадно видеть, господин, что ты в совершенстве овладел искусством терпения, — улыбнулся Чимака. — Мы не препятствовали Маре строить козни против нас и ждали, пока ее замыслы станут вполне ясными, чтобы не оставить от них камня на камне, когда придет пора действовать. Она придумала хитроумный план: подослать к нам своих людей под видом ремесленников. Оказавшись в наших тайных арсеналах, они должны были подпортить что-нибудь в устройстве машин. Госпожа Акома тешила себя надеждой, что в бою машины откажут да еще поубивают наших же воинов.

Джиро был поражен:

— Неужели Мара сама до этого додумалась?

— Ничуть не бывало; ее надоумил мастер-игрушечник.

Чимака двинул следующую фигуру, и «жрец» противника оказался под угрозой.

Властитель Анасати поджал губы. Скрытность советника граничила с непочтительностью, но Джиро не стал ему выговаривать. Он и сам знал за собой недостаток, который мешал ему даже в игре, — склонность к поспешным выводам. Хитроумие и обстоятельность Чимаки, способного годами плести паутину и расставлять ловушки, были на руку правителю. Джиро решил вывести «жреца» из-под удара и тем самым продемонстрировать свою осторожность.

— Ну и какой же ход ты теперь готовишь, первый советник?

Чимака злорадно ухмыльнулся:

— Надо перехватить инициативу у Мары и разыграть ее же гамбит. У меня имеется список всех ее лазутчиков. Можно принять их на службу и доставить во владения Анасати, а уж тут мы сумеем сделать так, чтобы они навсегда исчезли в каком-нибудь глухом уголке.

— То есть убить их? — поморщился Джиро. Накативший приступ брезгливости на какую-то минуту отвлек его внимание от игровой доски.

Тем временем Чимака двинул вперед другую пешку, создав опасность сразу для двух фигур вельможного партнера.

— Я бы хотел захватить лазутчиков без шума. — Его голос выдавал неподдельное удовольствие; в такие мгновения первый советник дома Анасати напоминал мурлыкающего кота. — Зачем же убивать? Они, несомненно, располагают полезными для нас сведениями. Прежде всего я хотел бы выведать, каким именно способом игрушечник Мары собирается вывести из строя наши осадные орудия. Он наверняка до тонкости продумал, как переиначить устройство машин: ведь все переделки должны ускользнуть от внимания тех, кто наблюдает за сооружением орудий. Впрочем, это можно считать просто праздным любопытством с моей стороны.

Все более воодушевляясь, Чимака продолжал:

— Гораздо важнее другое. Если удастся развязать язык хотя бы одному из них и узнать, как у них налажена связь с Акомой, то мы сумеем передавать через их шпионскую сеть ложные сообщения. Властительница не догадается, что ее замысел сорван, до того самого дня, когда мы выступим против Императора. Когда наши орудия начнут крушить стены императорской цитадели, она понадеется, что их мощь обратится против нас, и прикажет своим отрядам занять наиболее выгодные позиции, чтобы воспользоваться хаосом в твоем войске, — ведь она-то будет убеждена, что этот хаос неминуемо возникнет!

Заранее ликуя при мысли о предстоящем посрамлении Мары, Чимака закончил:

— На самом же деле наши новые орудия будут работать безупречно, и Акома окажется на поле с наружной стороны цитадели, тогда как мы уже успеем закрепить свои позиции внутри, под защитой крепостных стен.

Джиро пришлось пожертвовать сильной фигурой — «крепостью», после чего легким наклоном головы он выразил согласие с доводами советника:

— Поручаю тебе заняться этим делом.

Властитель не снизошел до обсуждения столь незначительной темы, как необходимость силой вырывать у пленников «полезные сведения». Он отнюдь не принадлежал к породе слабонервных чистоплюев; пытки просто не интересовали господина Анасати. Он имел обыкновение прочитывать записи допросов, и этого было вполне достаточно. А сейчас его мысли устремились в более высокие сферы.

— Что же касается Ичиндара… Мы, кажется, уже согласились: лучше подстрекнуть к цареубийству какого-нибудь оголтелого фанатика-традиционалиста. Вовсе не обязательно бросать в бой армию, чтобы убрать с пути венценосца. — Почти язвительно Джиро закончил:

— Кажется, Черные Ризы не одобряют гражданских войн.

— Конечно. Нет ничего более разрушительного для любого народа. — Чимака сделал очередной ход и обернулся, чтобы принять от своего помощника суму с только что прибывшими донесениями. — Но, как мы уже говорили раньше, даже у мертвого Императора останутся союзники. Они будут бесноваться за стенами, пытаясь протолкнуть к престолу своего ставленника. Если ты вознамеришься спасти Империю и положить конец хаосу, снова учредив должность Имперского Стратега, тебе потребуется захватить Джехилью: только это может послужить порукой твоего могущества. Даже если не принимать во внимание сопротивление Мары и Хокану, ты будешь вынужден сломить оборону цитадели, чтобы заполучить старшую дочь Императора… прежде чем это сделает кто-то другой.

Могло показаться, что все эти рассуждения Джиро пропустил мимо ушей, целиком сосредоточившись на игре. Чимака отвернулся от доски и стал просматривать полученные свитки. Выбрав один из них, он удостоверился, что бумажная оболочка не помята и не повреждена, после чего сломал печать и быстро пробежал взглядом по строчкам тайнописи. Ему не требовалось дополнительное время на расшифровку.

— Интересно… — пробормотал советник себе под нос.

Почему-то он вдруг подумал о том, в какое раздражение пришел бы его хозяин, узнав о бывших воинах Минванаби, которых Чимака прятал в далекой северной провинции.

Даже если они окажутся полезными в деле низвержения Мары, решил Чимака, хозяин устроит ему разнос. Губы престарелого интригана искривились. Насколько легче была бы служба там, где хозяин не столь ревностно оберегает свое уязвленное самолюбие! И не возводит каждый свой каприз в ранг высокой политики…

Когда Джиро наконец сделал следующий ход, Чимака легким толчком пальца передвинул свою «императрицу» на новую клетку. Он задумался над другим вопросом: отличается ли правление женщины от мужского правления? Как живется тому Мастеру тайного знания из Акомы, с которым Чимаке приходится мериться силами в ежедневном состязании умов? Позволено ли этому незримому противнику выполнять свою работу так, как он сам считает нужным, или у него руки связаны так же, как у самого Чимаки? Только исключительная одаренность главного разведчика могла удержать такую сеть в целости и сохранности после падения дома Тускаи. Поставив себе на службу воинов и слуг погибшей династии, Мара сумела убедительно доказать ошибочность общепринятого взгляда на таких людей как на безвозвратно утративших честь. И уж наверняка те молодчики, которые служили шпионами у Тускаи, еще более рьяно принялись за работу в интересах Акомы.

Но возможно, разведкой Акомы и по сей день руководит человек, некогда входивший в число советников правителя Седзу? Нет, едва ли, ибо отец Мары и в Совете, и на поле сражения действовал всегда открыто и не прибегал к окольным путям.

Первый советник Анасати погладил подбородок и краешком глаза заметил, как помрачнел хозяин, только сейчас сообразивший, что его план атаки трещит по всем швам. Чимака отложил послание и взял следующее, содержание которого заставило его вскочить и разразиться проклятиями, что случалось с ним крайне редко.

Джиро лениво поинтересовался:

— В чем дело?

— Дьявол!.. — Чимака потряс в воздухе пергаментным свитком. — Наверняка я просчитался… недооценил его…

— Это ты о ком? — Удивленный Джиро поспешил отодвинуть доску с пути своего советника, который принялся возбужденно шагать по комнате. — У нас какие-нибудь затруднения? Неожиданные препятствия?

Чимака уперся в хозяина остановившимся взглядом:

— Возможно. Обехан из тонга Камои убит. У себя в гареме!

Джиро слегка пожал плечами:

— Ну и что?

— Ну и что!.. — возмутился Чимака. Видя, что его резкий тон покоробил хозяина, он сообщил подробности:

— Господин, у этого главаря убийц была такая сильная охрана, какой мало кто еще мог бы похвастаться, и, однако, его зарезали! Мало того, его персональный убийца сумел бесследно улизнуть! Чистая работа. Весьма профессиональная.

Более внимательно вчитавшись в строки послания, он с нарастающим изумлением доложил:

— Здесь говорится, что община Камои распалась. Теперь это всего лишь люди, лишившиеся хозяина, то есть серые воины.

Отсюда следовал единственно возможный вывод.

— Значит, записи тонга утрачены? — спросил Джиро нарочито спокойным тоном. В анналах тонга содержались кое-какие сведения, губительные для чести дома Анасати, не говоря уже о последней по времени выплате огромной суммы за покушение на старого Фрасаи Тонмаргу: слишком уж часто дряхлеющий министр прислушивался к мнению Хоппары Ксакатекаса, когда ему требовался совет в распутывании политических хитросплетений. Со дня на день Хокану займет пост своего отца, но из-за союза с Марой он неизбежно будет выступать против любых действий, предпринимаемых союзниками Джиро. Чтобы положить этому конец, необходимо лишить его поддержки могущественного Фрасаи. Если избавиться от верховного главнокомандующего, то влияние Имперского Канцлера сойдет на нет. Но Джиро был заинтересован в том, чтобы убрать Фрасаи без шума: убийство родича, да к тому же предводителя собственного клана, даже по цуранским меркам считалось в высшей степени предосудительным деянием.

Все еще не справившись с ошеломлением, Чимака ответил:

— Секретные записи украдены: так, по крайней мере, утверждает собиратель слухов в Священном Городе. Я опасаюсь, не попали ли записи в руки Мары?

«Скорей всего, так оно и произошло», — подумал советник. Если бы доступ к столь важным тайнам получил кто-нибудь из союзников Джиро, то, разумеется, агентам Анасати это стало бы известно; ну а враг просто-напросто постарается использовать полученные сведения с наибольшей выгодой для себя… У властителя Анасати имеется лишь один враг, которому запрещено затевать с Анасати распри, — партия Акомы-Шиндзаваи, группирующаяся вокруг Мары. Чимака снова потер подбородок; партия в шех была напрочь позабыта. Что, если он ошибся в расчетах? Что, если Мастер тайного знания Акомы оказался лучшим игроком, чем он сам? Что, если капкан, поставленный на погибель Анасати, ждет лишь малейшей ошибки, неверного шага, чтобы захлопнуться?

— Что-то ты забеспокоился, — заметил Джиро притворно-скучающим тоном.

Чувствуя скрытое недовольство хозяина, Чимака счел нужным не задерживаться на столь опасном предмете.

— Я просто осторожен, — возразил он.

Первый советник достаточно хорошо знал самого себя и помнил, что худшие из его ночных кошмаров редко сбывались наяву. Живое воображение немало способствовало тому, что он стал виртуозом своего дела. В пылу заочной схватки с главным разведчиком Акомы он легко мог бы увлечься и утратить бдительность. Сейчас его долг — сосредоточиться, ждать и наблюдать, как терпеливый зверолов. Учеников игрушечника из Акомы следует захватить с предельной осторожностью.

Некое шестое чувство подсказало ему, что он молчит уже слишком долго и хозяину это может не понравиться. Поэтому Чимака лучезарно улыбнулся:

— Приступим к завтраку? Или вначале закончим партию, которую ты уже почти проиграл?

Джиро окинул взглядом положение фигур на доске, жестом отмел второе предложение советника и хлопнул в ладоши, вызывая слуг.

— Два поражения на пустой желудок — это уж слишком, — наставительно произнес он. Но как видно, его не оставляли мысли о мертвом Обехане. — Будь она проклята!.. — Он надеялся, что эти слова прозвучали достаточно тихо и их не расслышал первый советник. — Если бы не запрет магов, уж я бы постарался опозорить ее и заставил умолять о пощаде!

***

Садовник обтер лоб. Казалось, что в этот жаркий полуденный час он просто отдыхает, опираясь на черенок лопаты, и обводит взглядом цветники и клумбы. Не осталось ни засохших стручков, ни увядших лепестков, которые могли бы нарушить их яркую красоту. Садовник мог быть доволен плодами своих трудов: ровная почва без единого сорняка, аккуратно подстриженные кусты. Хозяин сада, отставной имперский офицер, получивший от казны этот дом с усадьбой, наведывался сюда редко. Он дорожил покоем и тишиной, предпочитая коротать дни в другом своем жилище, подальше от суеты Священного Города. Полуслепой от катаракты, он не запоминал лица садовников, трудившихся в его городской резиденции, и потому этот очаровательный садик напротив городской библиотеки служил для Мастера тайного знания идеальным местом встреч с теми, кто приносил ему сведения, добытые с помощью взятки у кого-нибудь из архивных переписчиков.

Поплевав на ладони, как заправский землекоп, Аракаси снова взялся за лопату. Руки у него загорели так, словно он всю жизнь только этой работой и занимался. Если не считать взгляда живых глаз, который он то и дело бросал через улицу, во всем остальном Мастер в совершенстве играл принятую на себя роль.

Сейчас он был еще более осторожен, чем обычно.

После встречи с Камлио он утратил изрядную долю уверенности в себе. Он даже начал сомневаться в своей способности действовать с прежней быстротой: а вдруг какие-то привязанности заставят его в решительный миг заколебаться? Он больше не мог относиться к людям — даже к врагам — просто как к пешкам на игровой доске. Если личные чувства вступят в спор с долгом, то каким может оказаться исход подобного спора? Даже подумать об этом было страшно.

С тех пор как потерпели неудачу все попытки пробраться в Город Магов, он понимал, что любые изыскания в старых трактатах о чародействе или попытки узнать нечто о запретных для непосвященных исторических эпохах могут привлечь внимание. Кроме того, Джиро питал особую страсть к библиотекам, и среди работников этих заведений добрая половина была агентами Анасати. В имперских архивах посетители появлялись редко, если не считать школяров, изучающих историю и состоящих, как правило, при том или ином храме. Любым чужаком здесь наверняка заинтересуются. С тех пор как Ичиндар поднялся к высотам абсолютной власти, его Тронный зал в День прошений стал местом горячих диспутов относительно неясных статей законов. Высший Совет уже не посылал срочных курьеров, которым поручалось пересмотреть груды пожелтевших пергаментов для уточнения спорных толкований традиции, когда возникали разногласия между властителями или гильдиями.

Аракаси стоило немалых трудов найти школяра-переписчика, которому можно было бы довериться. В конце концов пришлось призвать на помощь служителей Красного бога, которые считали себя в долгу перед властительницей Марой за ее прошлые милости.

Сменив лопату на грабли. Мастер ровнял теперь почву, но все время украдкой поглядывал через садовые ворота на резную дверь расположенного напротив здания архива. Его не покидало беспокойство. Он не смел воспользоваться услугами своих агентов, постоянно живущих во дворце, так как, по его предположению, за всеми сейчас неусыпно следят ищейки Чимаки. Судя по многим признакам, дворцовая ветвь шпионской сети Акомы раскрыта неприятелем. Поэтому Аракаси и заслал в архив безобидного школяра, чтобы сбить со следа лазутчиков Чимаки, хотя и понимал, что долго держать врага в заблуждении ему не удастся.

Все рукописи, которые требовались Мастеру, получали в свое распоряжение два жреца Туракаму и школяр-послушник, приносивший сюда запечатанные пакеты из Высокого Храма. Ночи Аракаси проводил при зажженных свечах, кропотливо разбирая выцветшие строчки. Каждое утро, на рассвете, он отправлял шифрованные послания Маре, недавно перебравшейся в старое родовое поместье Акомы; с каждым днем они все ближе подбирались к разгадке. Следовало узнать, когда произошел конфликт, завершившийся заключением секретного договора с чо-джайнами. Возможно, его можно было отнести к эпохе гражданских потрясений, имевших место восемнадцать веков назад, через два столетия после основания Империи; однако нельзя было отбросить и другой период, четырьмя столетиями позже: в рукописях не сохранилось упоминаний ни о каких войнах, но при обзоре семейных родословных обнаружилось, что тогда во многих династиях наследственные титулы перешли к двоюродным или троюродным братьям, среди которых было непомерно большое количество несовершеннолетних. Но если бы причиной таких крупных переломов в жизни династий, во всех прочих отношениях вполне благополучных, был какой-нибудь повальный мор, в манускриптах непременно было бы об этом сказано.

Сохранившиеся податные ведомости также свидетельствовали, что в те времена резко возросли суммы собранных налогов, но при том осталось незаполненным множество строк — там, где следовало находиться пометкам о том, на что были потрачены эти деньги. И вот сейчас Аракаси маялся в ожидании, пока ему доставят перечень имперских расходов, относящихся к двум «подозрительным» периодам. Если окажется, что сенешаль Императора выплачивал солидные суммы артелям художников за фрески с изображением батальных сцен или же зодчим и скульпторам за сооружение грандиозных триумфальных арок, то тут и гадать нечего: шла война. Тогда по храмовым летописям можно будет проследить, какие пожертвования на возведение молитвенных ворот присылали богатые вдовы, чтобы боги милостиво приняли души их мужей, погибших в сражении. Нахмурившись, Аракаси ссутулился над своими граблями. Если будут получены доказательства, что именно война тогда опустошала Империю, то придется покопаться в семейных архивах: в дневниках или в переписке давно погибших правителей могут отыскаться сведения о жестоком противоборстве, любые упоминания о котором, вероятно, были попросту изъяты из общедоступных хроник.

При составлении инструкций Мастеру тайного знания Мара соблюдала величайшую щепетильность, прежде всего считаясь с его опасениями и дурными предчувствиями. Иллюзий она не питала: так же как и он сам, Мара понимала, что связь с Камлио сделала его уязвимым. Но если щадить его сердце и таланты, то в любую минуту Акома встанет перед лицом более грозного и губительного замысла Ассамблеи Магов. Ибо чем дальше, тем больше крепла уверенность: Черные Ризы противятся переменам. Они допустили возвышение Ичиндара, потому что в их интересах было уничтожить Тасайо Минванаби, но рано или поздно они непременно поддержат традиционалистов; тогда они будут содействовать восстановлению власти Имперского Стратега и постараются силой низвести Ичиндара на прежнюю роль декоративной фигуры в религиозной церемонии.

Аракаси с видимым спокойствием возил граблями по земле, но в душе у него бушевала буря возмущения. Его ночные бдения над древними рукописями принесли плоды. Следы изъятия целых страниц, странные обороты речи, едва уловимые намеки… сведенные воедино, они позволили установить, как именно Всемогущие направляли Империю к застою. Не требовалось быть историком, чтобы постичь природу необъяснимых дыр в ткани цуранской истории.

Подобно тому как ткач, которому досаждают перепутавшиеся нити, терпеливо удаляет один узелок за другим, Аракаси переходил от одной загадочной фразы к другой, чтобы составить общую картину, исходя из отсутствия многих ее частей. Сердце у него билось часто, как никогда. Вовлеченный в самое рискованное предприятие своей жизни, Аракаси не мог сохранять обычную невозмутимость. Больше всего на свете он жаждал пробудить ответные чувства в душе пленившей его девушки, но долг оставался долгом: он обязан помочь своей хозяйке, готовой пойти наперекор самой могучей силе в Империи — Ассамблее магов.

Мастер отогнал мрачные мысли о будущем. Он привык ходить по краю пропасти. Поправляя кушак, стягивающий холщовую рубаху, и поглаживая спрятанный под ним пояс, к которому крепились смертоносные ножи, он обвел глазами ровные дорожки и безупречно ухоженные цветники. Что ж, подумал он с горькой усмешкой, не вечно же он будет возглавлять разведку Мары. Противоборство с магами, вероятнее всего, окончится гибелью ее дома; но если даже свершится чудо и Акома устоит, то может ведь случиться и так, что Аракаси придется оставить свой пост, а в свите Мары не найдется достаточно почетного места, которое она могла бы ему предложить. Вот тут-то и пригодятся бесчисленные навыки, которые он приобрел, выдавая себя за людей самого разного толка. Руки у него в мозолях; чтобы нажить такие мозоли, надо было немало потрудиться на своем веку. А добывание необходимых знаний часто требовало долгого и тяжелого труда, и среди искусств, которыми Мастер овладел, насчитывалось не меньше дюжины куда менее достойных, чем возделывание земли и уход за всем, что на ней растет.

К ним, несомненно, относилось и искусство убивать. Выполненная им расшифровка анналов тонга привела его на грань болезни: ему становилось тошно от бесстрастного перечисления убийств и жестокостей, творимых поколение за поколением. Мара поступила правильно, использовав его как собственный, не знающий жалости инструмент для разрушения Братства Камои. Но, признавая за ней право на беспощадность, Аракаси не мог простить себе то, что именно он послужил таким инструментом. И хотя, по цуранским понятиям, все содеянное им лишь приумножало честь Акомы, общение с Кевином-варваром внесло изрядную путаницу в мысли Мастера тайного знания. Да и то, что Мара простила самому Аракаси его простую человеческую слабость — тогда, в обжигающем зное сада кекали, — заставило его поглядеть на мир иными глазами. С той поры бастионы его отчужденности мало-помалу рушились, и вот сейчас, свободный наконец от самообмана, он словно прозрел.

Всю жизнь он тренировал себя именно затем, чтобы служить орудием против себе подобных. Кевин был прав. Чо-джайны были правы. Мара и Хокану правы в своем стремлении изменить окружающий мир, отринуть закоснелые старые порядки. Да, во всей долгой истории Империи считалось непреложной истиной: слуга всегда и во всем заодно с хозяином. Но только теперь Мастеру стала ясна ущербность такого мнения: ведь он видел неприкрытую враждебность в потускневших глазах Камлио, и ему открылось, что он виновен.

«Я не тот, каким был раньше», — сказал он госпоже после убийства Обехана. Но тогда это был всего лишь крик души, не более.

Аракаси вздохнул, пораженный невеселой мыслью. Как странно, что прежде, изображая садовника, он ни разу не улучил минуты, чтобы полюбоваться плодами рук своих. Теперь он видел ровные ряды недавно распустившихся цветов и чувствовал, что смотрит на них совсем по-новому. Ощутив непривычное стеснение в груди, Мастер подумал, что, может быть, жалкому садовнику легче обрести благодатное равновесие на Колесе Жизни; наверняка это ни с чем не сравнимая отрада — существовать в постоянной гармонии со Вселенной.

Он потер руки и вернулся к работе. Все вокруг дышало покоем, но нельзя было расслабляться ни на минуту.

День близился к концу. Лучи предзакатного солнца падали на землю через входную арку сада. На улице показался пожилой бродячий торговец, толкающий перед собой тележку. Сорванным голосом он монотонно нахваливал свой товар — пучки ароматической коры тенци, надеясь привлечь внимание женщин, возвращающихся из храмов к себе домой, в прибрежный квартал, населенный свободными работниками. Эти бедняки, стоящие лишь на одну ступеньку выше рабов, имели обыкновение зажигать тенци в своих тесных жилищах, чтобы хоть немного заглушить смрад от рыбных промыслов, расположенных по соседству.

Со стороны площади Двадцати Богов доносилось благоухание фимиама: жрецы распахнули массивные двери для богомольцев рангом повыше, собирающихся присутствовать на вечерних богослужениях, когда спадет жара на улицах, а торговцы успеют разойтись по домам. Мимо проплыли первые лакированные паланкины аристократов; навстречу им тянулись громоздкие фургоны собирателей слухов, закончивших свои дневные труды и направляющихся на ночлег в сельскую местность.

Так уж повелось, что за час до заката на улицах смешивались люди всех сословий и состояний. Сняв форменные головные повязки и значки гильдий, курьеры, насвистывая, расходились по домам: каждого из них ждали жена и ужин. Аракаси сходил за тачкой и начал собирать свой нехитрый инвентарь: мотыгу, лопату и грабли. Он не терял из виду сводчатый портик библиотеки, от души надеясь, что в уличной суете появление его агента не привлечет ничьего внимания. Мастеровые устали за день и думали, главным образом, о том, как бы поскорее добраться до стола и поесть, а занавески господских паланкинов были задернуты, чтобы простолюдины не пялились на вельможных пассажиров.

Как только юноша покажется на виду, Аракаси покинет сад, толкая тачку перед собой, а писарь пройдет мимо — достаточно близко, чтобы подложить свой отчет в тачку между инструментами. На это понадобятся какие-то доли секунды.

Аракаси услышал подозрительный звук, восприняв его сначала просто как некое содрогание воздуха, почти неразличимое из-за грохота повозки торговца по мощенной гравием улице. Инстинкт заставил его пригнуться и спрятаться за тачкой; когда же повозка прогромыхала мимо, он понял, что это: леденящий душу гул, который предшествует появлению Всемогущего.

Холодный пот выступил у Аракаси на спине. Неужели маг пришел за ним? Неужели разгадан план властительницы Мары? Лишь многолетняя тренировка помогла Мастеру сохранить фальшивую личину: загорелый садовник невозмутимо собирал свои инструменты в конце рабочего дня. Но, однако, сердце у него бешено колотилось, а руки дрожали, как у паралитика. Что такое страх, Мастер знал не понаслышке, но ни разу прежде он не охватывал Аракаси столь неодолимо. Подобному страху он не поддавался никогда… пока Камлио не пробила брешь во внутренней броне, которой он ограждал собственное сердце.

Мгновением позже перед ним возникла пара черноризцев. Зловещее гудение прекратилось, и наступила тишина, не нарушаемая даже жужжанием деловитых пчел. Уличный шум, казалось, куда-то отступил, словно мир начинался и кончался у мраморных колонн, обрамляющих садовые ворота. Отнюдь не притворными были страх и благоговение Аракаси, когда он распростерся на земле позади тачки, уткнувшись лицом в пыльные желобки, прочерченные его граблями вдоль дорожки.

Обратив на Аракаси не больше внимания, чем на какую-нибудь неодушевленную статую. Всемогущие прошли по дорожке к воротам и остановились в тени арки. Их глаза были прикованы к парадной лестнице библиотечного портика. Они стояли спиной к Аракаси, который невольно отметил, что ноги магов обуты в бархатные туфли, гораздо лучше приспособленные для хождения по мягким коврам дворцовых апартаментов, чем для улицы.

Ничтожный садовник, замерший за тачкой в раболепной позе, был, на взгляд чародеев, столь незначительной деталью пейзажа, что не имело смысла принимать в расчет его присутствие.

Одна голова в темном капюшоне склонилась к другой:

— Он должен пройти здесь с минуты на минуту. Как показало гадание, он перейдет улицу и двинется в этом направлении.

Второй маг ответил едва заметным кивком.

У Аракаси чуть-чуть отлегло от сердца, когда он понял, что Черные Ризы пришли не за ним. Все еще не совладав с дрожью в коленях, он, однако, рискнул выглянуть из-за тачки. Поверх зубьев граблей, через просвет между загадочными черными силуэтами магов, стоящих под аркой, он увидел своего посланца, который наконец вышел из библиотеки с туго набитой сумой, повешенной на ремне через плечо.

— Вот!.. — Первый маг указал пальцем на юношу, неторопливо спускающегося по ступеням. — Вот он!

Второй снова кивнул и необычно низким голосом пророкотал:

— Твоя догадка верна. У него в сумке свитки.

— А их содержание? — спросил первый.

Его спутник закрыл глаза, прижал ко лбу ладонь левой руки, а правой проделал ряд жестов, начертав в воздухе какое-то заклинание или символ. Возможно, то был некий непостижимый ритуал, придающий заклинателю силу. Мастер почувствовал, как его окатила невидимая волна волшебства: словно тысячи тончайших иголочек вонзались в кожу.

Послышался густой бас мага:

— Перечень. Требования в казну: имперские расходы на оплату произведений искусства. Триумфальные арки, памятники, мемориальные сооружения…

Несколько мгновений оба молчали; казалось, они обдумывают то, что им открылось. Затем обладатель более тихого скрипучего голоса произнес:

— Сведения об эпохе, когда были произведены эти расходы, затрагивают наши интересы. И весьма сильно.

Аракаси вцепился в свою робу, опасаясь, как бы барабанный стук его сердцебиения не оказался услышан в тишине сада.

Мимо ворот проследовал паланкин какой-то знатной дамы; его несли рабы-носильщики в шелковых головных повязках. Дождавшись, когда кортеж освободит улицу, ни о чем не подозревающий переписчик двинулся по направлению к воротам сада беспечной походкой юнца, рассчитывающего получить несколько цинтий в награду за исполненную работу. Черноризцы неслышно перешептывались, не спуская с него глаз.

— Его непременно нужно допросить, — сказал маг со скрипучим голосом. — Такой мальчишка не станет предпринимать подобные исследования по собственному почину. Нам следует задержать его и выяснить, кто его нанял или заставил собирать эти сведения.

Невнятно буркнув, второй Всемогущий выразил согласие.

Аракаси был на грани паники. Если переписчика заставят говорить, то его связь с мнимым садовником сразу же будет раскрыта. К тому же Мастер понимал: у него самого не останется ни малейшей надежды сохранить в тайне хоть что-нибудь, если его станет допрашивать маг, умеющий читать мысли. Они распознают руку Акомы — немедленно и неизбежно, и над древней династией нависнет угроза уничтожения.

Он должен действовать.

Опираясь на локоть, он едва заметно приподнялся, чтобы ослабить пояс, в гнездах которого размещались метательные ножи, подсунул руку под подол рубахи и вытащил два ножа: один для злополучного переписчика, а другой для себя. Он должен хладнокровно убить ни в чем не повинного юношу и сразу после этого перерезать себе горло. А затем ему останется только уповать на то, что Красный бог заберет его к себе, прежде чем маги сумеют привязать уал Аракаси к его телу и заставят заговорить.

Черноризцы одновременно сделали шаг и заслонили от глаз Аракаси происходящее на улице. Страх сдавил его грудь. Кинжал, зажатый в дрожащей руке и уже готовый к броску, мгновенно лишился своей грозной силы, словно был какой-нибудь безобидной щепкой. Дурнота подкатила к горлу. И все-таки еще оставалась надежда: может быть, маги не тронутся с места, а переписчик, не ведая опасности, пройдет под аркой в сад, на место условленной встречи.

— Он идет, — процедил первый маг.

Чародеи расступились, отойдя друг от друга подальше в тень, и замерли как статуи по обе стороны ворот, неотрывно наблюдая за юношей, который бойко лавировал, переходя оживленную улицу.

На пару секунд напряжение ослабло. Мимо проходил пирожник, распространяя вокруг запах корицы. Пробежали наперегонки двое мальчишек, издавая восторженные вопли; под ногами у них путался резвый щенок. Переписчик увернулся от столкновения с дородным водоносом; его перепачканные чернилами пальцы плотно придерживали клапан кожаной сумы.

Он вступил на затененную площадку перед воротами сада.

Аракаси подавил тошноту. Ему доводилось убивать, много раз. Но прежде эта необходимость никогда не действовала на него подобным образом. Сознание, что человек смертей, не имело прежде никакого значения для каменного сердца Мастера, и он не испытывал расслабляющих приступов сострадания к жертве. А сейчас его воля дрогнула. И тем не менее он занес руку, готовясь метнуть кинжал.

Солнечный луч, отразившийся от клинка, привлек внимание переписчика. И в тот же миг Всемогущие шагнули вперед, преградив ему дорогу с явным намерением перехватить юношу.

Аракаси прикусил губу. Он должен действовать! Прикинув на взгляд расстояние, он прицелился и постарался унять расстроенные чувства.

— Стой! — скомандовал маг, стоявший слева.

Парализованный ужасом, писец повиновался.

— Мы должны допросить тебя, — пробасил второй чародей.

— Твоя воля, Всемогущий, — выдавил из себя смертельно бледный, трепещущий юноша.

Вцепившись в тачку, Аракаси сумел совладать с собой. Должно быть, в глазах у него полыхал зловещий огонь убийства, когда он приподнялся на одном колене, чтобы метнуть кинжал, ибо школяр отпрянул: он видел верную смерть в блеске нацеленного на него лезвия.

Писец бросился наутек. Сумка хлопала его по бедру, когда он в отчаянии кинулся назад, в толчею людной улицы.

Обладатель густого баса застыл в изумлении. Второй в негодовании воскликнул:

— Он нас ослушался!

Черноризец, стоявший ближе к воротам, воздел руки. Подобный грому треск разорвал воздух, да так, что забренчали инструменты в тачке, а цветы полегли, словно скошенные гигантской косой. Аракаси бросился ничком на землю. Он затолкал свои лезвия под собственное распростертое тело и закрыл ладонями лицо, а тем временем удары — один за другим — сотрясали сад, сопровождаемые вспышками, подобными молниям. На улице раздавались крики, топот бегущих людей, мычание перепуганных нидр и щелканье бича возницы, пытающегося заставить их сдвинуть с места нагруженный фургон. Щенок, который раньше играл с мальчишками-попрошайками, жалобно затявкал. Не в силах подавить невольную дрожь, Аракаси сквозь пальцы присмотрелся к происходящему.

Если не считать случайных прохожих, в панике разбегающихся во все стороны, на улице все было почти как всегда в этот час: заходящее солнце окрашивало лестницу библиотеки в красноватый цвет и в воздухе плавал аромат фимиама, доносящийся из ближайшего храма. Правда, аромат этот теперь смешивался с запахом горелого мяса, а на каменной мостовой дымился бесформенный комок, даже отдаленно не напоминающий человеческое существо. Рядом валялась ничуть не поврежденная сума. Ее клапан был открыт, и последние замирающие вихри магической грозы гоняли по мостовой перекатывающиеся свитки.

— Почему этот глупец вздумал удирать? — размышлял маг с тихим голосом. — Ты напрасно поторопился испепелить его, Тапек. Теперь мы понятия не имеем, кто его нанял. На этот раз ты потешил свой нрав, но зато потерял возможность добыть ценные сведения.

Второй Всемогущий нетерпеливо отмел услышанный упрек:

— Подозреваемых может быть только двое: Акома или Анасати. Ни у кого другого нет причин нанимать человека, чтобы копаться в архивах. И совсем уж немыслимо, чтобы какой-нибудь человечишка рискнул ослушаться нас и не был тут же наказан за неповиновение.

Он отвернулся от ворот. На глаза ему попалась тачка с инструментами, и буравящий взгляд остановился на распростертой фигуре Аракаси.

Начальник разведки Акомы ощутил этот взгляд, как удар копья в спину. Он не мог остановить дрожь всего тела; он не смел шевельнуться. Затаив дыхание, он так и лежал в позе безграничного смирения.

Маг приблизился. Его обутые в бархат ступни остановились в каком-нибудь дюйме от лица мнимого садовника. Аракаси мог уловить пряный запах озона, смешанный с запахами пыли и влажных цветочных стеблей, поломанных ветром.

— Ты знал этого человека? — требовательно спросил Всемогущий.

Язык не повиновался Аракаси, и он только покачал головой.

Второй черноризец подошел поближе к собрату.

— Возможно, он лжет. Надо убедиться, — сказал он.

Аракаси почувствовал — хотя и не мог этого видеть, — как маг сотворил руками некое движение.

— Кем был тот человек? — раздался зычный голос. — Отвечай!

Заостренный клин волшебства рассек разум Аракаси. Овладевшая им необоримая сила заставила зашевелиться язык и губы.

— Он был просто писарь, — услышал Мастер собственный голос. — Имени его я не знал.

Аракаси в страхе зажмурился. Нестерпимая боль затопила душу: никогда уже ему не суждено снова увидеть Камлио, чья дерзкая улыбка и холодные глаза неотступно стояли перед его мысленным взором.

Сквозь сумятицу воспоминаний прорезался голос мага:

— У него в мозгу полнейший хаос. Он думает, что мы его убьем… а в то же время жаждет увидеть какую-то женщину. — Маг разразился хриплым смехом. — Этот дуралей мечтает о молодой красавице куртизанке, которую когда-то знал. У него и мыслей никаких нет, кроме одной: он жаждет еще хоть раз увидеть ее перед смертью.

Аракаси почувствовал, что его тело и душу уже не сковывает сила чуждой и враждебной власти. В эту же минуту второй черноризец заявил:

— Человек, сознающий свою вину, думал бы не о куртизанках, а о господине, которому служит, или о спасении собственной шкуры.

Аракаси был настолько ошеломлен, что не мог шевельнуться, и его неподвижность послужила лишним доказательством умозаключений Тапека:

— Да, это не тот, кто нам нужен. Связной, который должен был встретиться с писарем, наверняка унес ноги. А старый недоумок садовник ничего не знает.

— Теперь в словах говорящего слышалось неприкрытое раздражение. — Ты упрекнул меня справедливо. Но так или иначе, нам теперь известно, что кто-то пытается добыть запретные знания. Надо возвратиться в Ассамблею. — И грозная пара удалилась.

Аракаси по-прежнему лежал на земле. Пыль облепила его взмокшее от пота тело. Слух уловил резкий гудящий звук и хлопок воздуха, ознаменовавший отбытие Всемогущих. Но когда силы вернулись к Мастеру, уже наступили сумерки. Он поднялся на ноги, с трудом преодолевая дрожь в коленях, и долго стоял, привалившись к борту тележки.

За воротами, на улице, под наблюдением Имперских Белых рабы очищали улицу от останков переписчика. Кривобокий поденщик с ведром и щеткой смывал последние зловещие следы с мостовой.

Носильщики изящных паланкинов старательно обходили стороной роковое место. Не видно было даже уличных мальчишек-оборванцев, никогда не упускающих случая поглазеть на что-либо необычное.

Аракаси сидел на краешке тачки, прислушиваясь к гудению ночных насекомых; последние отблески заката погасли. Медный лунный свет заливал увядающие головки сломанных цветов. В том, чтобы изучать свитки, доставленные погибшим школяром, уже не было необходимости. Присутствие Всемогущих подтвердило догадки Аракаси касательно темных периодов истории. Нужно поскорее улизнуть отсюда и доложить обо всем властительнице Маре.

Еще хуже была внутренняя неуверенность, оставшаяся после допроса. Аракаси не мог дать ответ самому себе: сумел бы он довести дело до конца и метнуть нож?

Мара, беззвучно взывал Аракаси, госпожа моя, я стал ненадежным слугой в твоем деле.

Настала ночь, но ответ неприходил. Мастеру осталось лишь исполнить свой долг по мере сил: ведь все равно на службе у властительницы не нашлось бы никого, кто хотя бы отдаленно был способен сравниться с ним в этом опасном искусстве. И, зная ее, Аракаси верил, что, взгляни она сейчас ему в лицо, в глазах Мары не было бы упрека. Она понимала его душевные борения. Такой дар в правящей госпоже трогал его почти до слез. Когда Аракаси наконец твердо встал на ноги и взялся за влажные от росы ручки тележки, он задумался о том, простирается ли умение властительницы читать в душах своих подданных достаточно далеко, чтобы пробить броню ожесточения Камлио? Он едва не засмеялся вслух при этой мысли. До чего же близка была Ассамблея к тому, чтобы узнать все о намерении госпожи пойти наперекор их приговору. Задолго до того, как Камлио удалось бы вновь обрести себя, все они уже стали бы мертвецами, обугленными и дымящимися, как труп на улице за воротами сада.

Глава 2. НАМЕК

Мара сидела в тишине своих покоев, прижимая к груди маленькую дочку. Пухлые младенческие ручки запутались у нее в волосах: девчушка тянулась к резным серьгам матери. Все красное обладало для Касумы неотразимой привлекательностью, и, если уж ей удавалось ухватиться за предмет, который привлек ее внимание, она неизменно старалась засунуть его в рот. Властительница Мара спасла свое драгоценное украшение от посягательств крошечной наследницы Шиндзаваи только тем, что нашла для малютки другую забаву: пересадила дочку к себе на колено и стала подкидывать вверх. Восторженное младенческое воркование смешивалось с возгласами Джастина, доносящимися во внутренние апартаменты через тонкие перегородки. Мальчик продолжал осваивать воинское искусство под руководством Люджана, который был весьма строгим учителем и не давал подопечному никаких поблажек. Нетерпеливый, как и его отец-варвар, Джастин возмущенно доказывал наставнику, что очень глупо рубить учебным мечом деревянные столбики и ему должны разрешить нападать на что-нибудь способное двигаться. Например, на птиц джайги, которых он гонял вчера и был за это наказан. Повара, того и жди, просто разбегутся из-за проделок Джастина.

Властительница наслаждалась прелестью спокойных минут, которые не часто выпадали ей со дня разлуки с Хокану.

Касума улыбнулась ей. Мара коснулась носика дочери обдуманно замедленным движением, чтобы маленькие ручонки успели схватить ее браслеты, заставив их зазвенеть. Сегодня, просто чтобы доставить удовольствие своей крошке, она надела помимо обычных нефритовых украшений бесценные медные браслеты, некогда подаренные ей Чипино Ксакатекасом. Ликование Касумы согревало материнское сердце. «Так вот что могла бы чувствовать и моя мать», — подумалось властительнице Акомы.

Ведь совсем иным мог оказаться ее жизненный путь, если бы она не лишилась матери так рано! Осталась бы она в храме Лашимы ради служения богине, если хозяйкой Акомы стала бы госпожа Оскиро? Стала бы ее мать править своими владениями так, как это делала Изашани, с помощью тонких женских уловок? Или отчаяние заставило бы и ее прибегнуть к опасным новшествам?

Мара вздохнула. Это бесконечное хождение по кругу предположений и догадок ни к чему не приводит. Все, что она знала о матери, — портрет, заказанный властителем Седзу незадолго до безвременной кончины жены.

Со двора было слышно, как Люджан отчитывает будущего воина; затем удары меча Джастина возобновились в более размеренном ритме, и, как всегда, этот звук напомнил Маре об Айяки. Джастин был совсем не похож на ее погибшего первенца, но бывали странные мгновения, когда взгляд, поворот головы или мальчишеский смех воскрешали в памяти образ его старшего брата. Сейчас для Айяки уже остались бы позади обряды Праздника возмужания. Как много лет прошло! Теперь ему подобало бы носить боевые доспехи, а не нарядные церемониальные регалии, в которых позволяют покрасоваться малолетним отрокам. Но надо заставить себя переменить направление мыслей и отвлечься от бесплодных сожалений. Чувствуя, как пальчики Касумы теребят ее браслеты, Мара запретила себе поддаваться скорбным раздумьям о другом ребенке Хокану — младенце, убитом еще до своего рождения злодеями из тонга Камои.

Через час ей предстояло расставание с обоими ее детьми, оставшимися в живых: их отправят под надежной охраной в Кентосани. Там они будут лучше защищены от возможных опасностей, а тем временем Хокану исполнит свой долг перед семьей Шиндзаваи и сможет вернуться домой, во дворец на берегу озера.

Мара закрыла глаза. Завтра она двинется в путь, который начнется в родной усадьбе, но куда он ее приведет? Еще минуту она позволила себе побаловать маленькую дочку. Только богам ведомо, сколь долгим будет ее отсутствие. Обращаясь мыслью к прошлому, Мара с неизменной горечью думала о том, что детство Айяки было омрачено долгой разлукой с матерью; то были времена военной кампании в Дустари. А теперь, когда мальчика уже давно нет на свете, она казнит себя за то, что не была тогда рядом со своим первенцем! И она больше всего на свете не хочет, чтобы Касума росла, не имея других воспоминаний о матери, кроме расписного портрета.

Мягкая младенческая ножка стукнулась о подбородок Мары. Властительница улыбнулась, открыла глаза и вздохнула при виде кормилицы, пришедшей забрать малышку. День проходил слишком быстро. Дородная женщина поклонилась с сумрачным лицом: конечно, ей не доставляла удовольствия возможность оказаться свидетельницей расставания матери с младенцем.

— Все в порядке, — успокоила ее Мара. — Мне нужно еще упаковать кое-какие вещи, да и Касуме надо бы подремать, прежде чем ее засунут в паланкин вместе с братцем. Джастин не даст ей спать: он же всю дорогу будет отражать нападение выдуманных грабителей, а для этого ему непременно понадобится тыкать палкой в занавески.

Лицо кормилицы потеплело.

— Госпожа, твои малыши будут благополучны и счастливы. Тебе незачем тревожиться.

— Не позволяй Императору баловать их, — предупредила Мара, обнимая Касуму так крепко, что та протестующе запищала. — Он совсем не умеет обращаться с детьми и задаривает их сластями или драгоценностями, лишь бы заткнуть им рты. В один прекрасный день дело кончится тем, что кто-нибудь из этих бедняжек подавится и задохнется, если только одна из его глупышек жен не наберется смелости растолковать ему, что для детей опасно, а что нет.

— Не тревожься, — повторила кормилица. Сама-то она в глубине души полагала, что только из алчности царственные матери предпочитают не ограничивать щедрость своего венценосного супруга. Она протянула большие теплые руки и приняла Касуму от матери. Девочка раскричалась, не желая выпускать из пальчиков звенящие браслеты.

— Ш-ш-ш… Ну же, цветочек мой маленький, — ласково приговаривала кормилица. — Улыбнись матушке на прощание.

В это мгновение, когда Мара почувствовала, что опасно близка к слезам, одинокий удар гонга рассек воздух, и во дворе сразу смолкли удары учебного меча Джастина. По его протестующему воплю Мара догадалась, что Люджан сделал выпад и остановил меч-палочку на полпути. Ее глаза встретились с глазами кормилицы, которая изо всех сил пыталась скрыть обуявший ее страх.

— Ступай, — сказала Мара. — Поторопись. Все, что понадобится, купишь по дороге, но сейчас иди прямо к паланкину. Люджан приведет Джастина и соберет эскорт и носильщиков, если еще не поздно.

Кормилица отвесила поспешный поклон и, прижав к своему внушительному плечу плачущую Касуму, бросилась к выходу. Она не хуже госпожи знала: только что прозвучавший гонг возвестил о прибытии Всемогущего.

Мара стряхнула оцепенение и подавила скорбь, нахлынувшую при мысли, что она лишена даже возможности попрощаться с сыном. Рассудок говорил: если Всемогущие вознамерились начать против нее враждебные действия, то уже не имеет значения, будет ли ее мальчик дома или в пути. Однако и материнским инстинктом нельзя было пренебрегать, а он настоятельно требовал: детей нужно отправить как можно скорее и как можно дальше. Она отвела глаза от пустого дверного проема, через который удалилась кормилица с Касумой на руках, и хлопнула в ладоши, подзывая раба-скорохода:

— Вызови советников. Быстро.

Она собралась было послать также за горничной, чтобы та принесла чистое платье и гребень, но передумала.

Одних лишь браслетов у нее на запястьях было достаточно, чтобы произвести впечатление даже на императрицу. Вдобавок Мара усомнилась, хватит ли у нее самообладания, чтобы вытерпеть хотя бы одну лишнюю минуту ради приведения спутанных волос в порядок.

Прилагая все силы, чтобы не выдать волнения, Мара покинула уютный садик, примыкающий к ее покоям. Она торопливо проследовала по сумрачным коридорам, где под ее шагами поскрипывали вощеные половицы; этот звук казался странным после каменных полов, к которым она успела привыкнуть в северном дворце на берегу озера.

В каждом усадебном доме имелось помещение, где на полу был выложен особый узор; именно это место предназначалось для черноризцев, использовавших для своего прибытия магические средства. Убранство таких помещений могло быть простым или вычурным, но символ вызова был единственным для каждой семьи. Через низкий дверной проем Мара вошла в комнату, имевшую форму пятиугольника. Она заняла место рядом с мозаичным рисунком из зеленых и белых плиток, изображавшим птицу шетра — геральдический символ Акомы. В комнате уже находились Сарик и Чибариз — хадонра, назначенный Джайкеном для управления родовым поместьем Мары. Лишь коротким кивком она смогла ответить на их поклоны. Явившийся через несколько секунд Люджан тяжело дышал, его взгляд был настороженным и рука плотно сжимала рукоять меча.

Гонг прозвучал второй раз, означая миг прибытия. Порыв потревоженного воздуха взъерошил волосы Мары и качнул перья официального плюмажа Люджана. Мара стиснула зубы и заставила себя смотреть прямо перед собой.

В центре мозаичного рисунка стоял бородач в коричневой одежде без всяких украшений. Кожаный пояс с медной пряжкой, какие в ходу у варваров, перехватывал на талии хламиду, но не шелковую, а шерстяную. Он был обут в сапоги, а не в сандалии, и от жары его бледное лицо покраснело.

Сарик и Люджан заколебались, не завершив поклона. Они ожидали увидеть человека в черном. Всемогущего из Ассамблеи. Никто и слыхом не слыхивал о маге, который носил бы что-то другое вместо традиционной черной хламиды, и, уж конечно, никто из них не щеголял бородой.

Мара поклонилась по всей форме, но постаралась по возможности замедлить это движение, чтобы выиграть время для размышления. Хотя Город Магов и находился севернее Онтосета, там не бывало таких холодов, чтобы кто-либо кутался в шерстяные одежды. Только одной причиной можно было объяснить странности в одеянии ее визитера: он не был цурани по рождению. Месяц тому назад, повинуясь наплыву чувств, Мара отослала письмо через магический коридор, и, как видно, оно дошло до адресата. Перед ней стоял маг-варвар Миламбер, чья мощь, разбушевавшаяся в час его гнева, уничтожила обычай Имперских игр.

Хотя разгадка и была найдена, страх Мары не ослабевал. Верования мидкемийцев были ей мало известны. На ее глазах бесчинствовали грозные стихии, послушные воле мага, но все это кончилось его изгнанием из Ассамблеи, где он приобщался к науке чародейства. Возможно, он еще хранит верность Ассамблее, да и от его переменчивого нрава можно ждать чего угодно. Даже быстрое появление мага как отклик на ее сбивчивое, невразумительное послание давало повод для беспокойства: ведь Мара не рассчитывала на что-то большее, чем ответное письмо.

Хотя Миламбера привела сюда не какая-либо миссия, напрямую связанная с решениями Ассамблеи, не существовало никаких гарантий, что он не станет действовать в интересах своих цуранских собратьев. После его изгнания всякое случалось в отношениях между мирами, и порой он действовал заодно с магами Империи.

Мара выпрямилась, завершив свой поклон.

— Всемогущий, — начала она, делая все, чтобы ее голос звучал ровно, — ты оказываешь честь моему дому.

В темных глазах мага мелькнуло нечто похожее на скрытую усмешку.

— Я не Всемогущий, госпожа Мара. Зови меня просто Паг.

На лбу Мары прорезались морщинки.

— Я ошиблась? Разве твое имя не Миламбер?

Паг ответил с непринужденностью, столь свойственной большинству мидкемийцев:

— Так называли меня раньше. Но я предпочитаю, чтобы меня знали под именем, данным мне на родине.

— Прекрасно, Паг. — Мара представила ему первого советника и военачальника. Затем, так и не решив, как ей следует держаться, и не желая первой открывать карты, она прибегла к светской учтивости:

— Могу ли я предложить тебе подкрепиться с дороги?

Внимание Пага снова обратилось к ней; в его глазах читался неподдельный интерес. Но руки, которые когда-то отдали город во власть неодолимых сил разрушения, сейчас были мирно опущены вниз. На вопрос он ответил легким кивком.

Мара провела его по деревянной лестнице, через полутемные внутренние коридоры в парадный зал. Сарик, Люджан и здешний хадонра следовали за ними в подобающем отдалении; всеми троими владело безмерное любопытство и благоговение, граничащее с ужасом. Первому советнику Акомы не раз доводилось выслушивать за кружкой квайета рассказы кузена о разрушениях на Имперских играх. Люджан передвигался чуть ли не на кончиках пальцев, подтянутый и настороженный, понимая: случись что-нибудь — он не отважится прибегнуть к оружию против человека столь беспримерной мощи. Сарик пожирал глазами мага из варварского мира и при этом слегка морщил нос, принюхиваясь к странным запахам дыма березовых поленьев и свечного жира — запахам, которые словно въелись в одежду посетителя. По меркам цурани, Паг был человеком среднего роста; значит, у себя на родине он считался бы низкорослым. На первый взгляд в его облике не было ничего исключительного, и только глаза поражали непроницаемой глубиной и не позволяли забывать о силах, которые таились за этой заурядной внешностью.

Когда они прошли через широкие двери парадной залы, Паг промолвил:

— Как жаль, госпожа Мара, что ты сейчас пребываешь не в своей обычной резиденции. Я много слышал о палате собраний во дворце Минванаби, когда еще жил в Империи. Рассказы произвели на меня огромное впечатление. — И вполне дружелюбным тоном поведал:

— Ты знаешь, я ведь тоже обзавелся поместьем, воспользовавшись собственностью погибшей династии. Это земли, прежде принадлежавшие семье Тускаи, севернее Онтосета.

Мара взглянула на своего гостя, встретив его пытливый, буравящий взор. Может быть, этими словами он давал понять, что ему известны некоторые особенности ее свиты? Например, что ее ближайшие сподвижники — военачальник, первый советник и Мастер тайного знания — в прошлом служили у властителя Тускаи? Но что же у него на уме?

Между тем маг из мира варваров отвел глаза от ее лица и с интересом осматривал помещение, где предки Мары, хозяева Акомы, принимали важных гостей и вершили правосудие. Как в большинстве усадебных домов цуранских правителей, этот зал имел выход с двух противоположных сторон на затененную галерею. Потолки представляли собой набор сводчатых балок, крытых поверх досок черепицей; вощеный паркет во многих местах был заметно повытерт ногами обитателей за несколько веков.

— Впечатляет, — поделился маг своими наблюдениями, выразительным взглядом указывая на военные знамена, ровными рядами развешанные на потолочных балках. — Насколько я могу судить, твоя семья — одна из древнейших в Империи. Он улыбнулся и сразу словно помолодел. — Полагаю, что во втором поместье ты, как только стала его хозяйкой, заменила все убранство дома. Говорят, вкусы у покойного властителя Тасайо были отвратительны.

Его безмятежный тон светской болтовни принес Маре некоторое облегчение, и за это она была благодарна таинственному гостю.

— Так оно и есть, — откликнулась она столь же непринужденно. — Мой покойный неприятель предпочитал подушки из кожи и меха и столики, инкрустированные костями. Чуть ли не все стены были украшены мечами: их оказалось больше, чем насчитал Джайкен в арсенале Минванаби, а из шелка там были только боевые знамена и парадная амуниция. Но каким образом ты узнал так много о моих врагах, которые вдобавок уже давно мертвы?

Паг рассмеялся столь чистосердечно, что было невозможно не разделить с ним веселье.

— Хочокена. Старый сплетник по обязанности присутствовал при ритуальном самоубийстве Тасайо. Ты, может быть, помнишь, что он — человек весьма дородный. В его письмах ко мне то и дело попадались жалобы на то, что в доме Тасайо даже сесть некуда: всюду жесткие и узкие сиденья, пригодные разве лишь для солдата в боевых доспехах.

Мара улыбнулась:

— Кевин из Занна часто повторял, что самые скромные наши одежды у вас на родине сочли бы кричащими. На это можно возразить, что, когда речь идет о хорошем или дурном вкусе, многое зависит от точки зрения. — Властительница Акомы жестом предложила гостю пройти к подушкам, где подобало сидеть хозяину дома во время приемов. — Мне понадобилось много лет, чтобы это усвоить, и все-таки даже усвоенное часто забывается.

Паг подождал, пока Люджан помог госпоже сесть, и только после этого уселся сам. Будучи Всемогущим, он имел право садиться первым, но сейчас он держался с удивительной скромностью. Маре даже трудно было поверить, что этот приветливый и учтивый посетитель — тот самый человек, что, являя собой живое воплощение гордости и могущества, в одиночку сокрушил прежнего Имперского Стратега. Сарик и Люджан уселись на свои места, после того как маг удобно расположился на подушках. Управляющий поместьем, не привыкший к обществу столь важных персон, имел такой вид, будто стоит перед судом, обвиненный в государственной измене.

Без какого-либо промедления слуги внесли подносы с угощением — мясом, сыром и фруктами. Другие доставили горячую воду и разнообразные прохладительные напитки. Паг положил себе на тарелку нарезанный йомах и, прежде чем вымуштрованные придворные Мары успели предложить ему какое-либо питье, наполнил свою чашку жидкостью, которая, по его предположению, должна была оказаться чокой. Он сделал глоток, и его глаза изумленно округлились.

— Чай?!

Мара разволновалась:

— Ты хотел бы чего-нибудь другого? Мой повар очень быстро приготовит чоку. Всемогущий, если только ты пожелаешь.

Паг успокаивающим жестом поднял руку:

— Нет-нет, чай — это прекрасно. Я просто удивился, что он здесь оказался.

— Потом, слегка прищурившись, он добавил:

— Хотя, судя по всем донесениям, когда имеешь дело с властительницей Акомы, не стоит ничему удивляться.

Почувствовав внезапную неловкость — главным образом порожденную мыслью о том, что ему известны ее дела в Мидкемии, — Мара набрала в грудь воздуха и выдохнула:

— Всемогущий…

Паг не дал ей договорить:

— Прошу тебя… Когда Ассамблея предложила мне вступить в ее ряды, я отказался от этого титула. — Заметив, как удивленно поднялись брови Сарика, мидкемийский маг кивнул. — Да. Они отменили указ о моем изгнании после схватки с Врагом, который угрожал обоим нашим мирам. Кроме того, теперь я считаюсь принцем, поскольку принят в королевскую семью. Но я — Паг, чародей из Стардока, и предпочитаю этот титул любому другому. — Он подлил себе еще чаю и слегка ослабил шерстяной ворот. — Как поживает Хокану? Я не видал его со времени… — он нахмурился, вспоминая, — со времени битвы у Сетанона.

Мара вздохнула:

— Он здоров, но ему приходится улаживать нескончаемые свары между соперничающими кузенами: он недавно унаследовал отцовский титул.

Сожаление промелькнуло в глазах Пага, и он отставил чашку.

— Камацу был одним из лучших людей вашей страны. Многим будет его недоставать. В определенном смысле я признателен ему за то, что моя судьба сложилась так, а не иначе. — Потом, словно желая отделаться от неприятных дум, Паг усмехнулся. — Хокану питает такую же страсть к лошадям, которая отличает его брата?

Мара покачала головой:

— Он любит верховую езду, но далеко не так, как Касами. — Тихо и печально она договорила:

— Или Айяки.

При этом на лице у Пага выразилось неподдельное сочувствие; такая же открытая, варварская симпатия часто вызывала растерянность у тех, кто был знаком с Кевином.

— Смерть твоего сына, Мара, была настоящей трагедией. У меня самого сын примерно такого же возраста. Он так полон жизни… — Гость смолк и от смущения начал теребить рукава своей ризы. — Ты выказала такую силу духа… не очерствела, не ожесточилась.

Мара была поражена — как хорошо этот маг-варвар осведомлен о ее делах и горестях. Она метнула взгляд в сторону Сарика, который, казалось, вот-вот позволит себе какое-нибудь неуместное высказывание. Ей следовало заговорить первой, пока смелость не окончательно ее покинула.

— Паг, — приступила она к делу, хотя ей и непросто было обращаться к магу столь по-свойски, — я послала тебе то письмо в минуту отчаяния.

Паг сложил руки, засунув их в рукава, и тихо предложил:

— Вероятно, будет благоразумнее начать с самого начала.

Мара посмотрела ему в глаза. И ей показалось, что глазам этим открыты пространства более обширные, чем может охватить человеческий разум, и ведомы утраты более ужасные, чем потеря ребенка для матери. Маре как будто приоткрылся краешек тайны этого человека, который сейчас держался как говорливая тетушка, но в котором были сокрыты невообразимые силы. Властительница Акомы не могла забыть ту одинокую фигуру в черном, чья мощь разрушила Имперскую Арену — гигантское каменное сооружение, строительство которого потребовало десятилетий. Сотни людей погибли и тысячи были изувечены ошеломляющим ударом стихий только потому, что Миламбер, этот чародей, возмутился жестокостью сражения, затеваемого на потеху толпе. Несмотря на его будничный облик и приветливое обращение, он был магом высочайшего ранга. Мару пробрал озноб.

Но нельзя было упускать из виду и другое: Паг в одиночку бросил вызов традициям и был осужден на изгнание за поступки, которые Ассамблея не могла одобрить. Если Акоме требуется защита, то, может быть, именно в его руках окажется ключ к полезным знаниям.

Мара решила рискнуть всем. Она отпустила Люджана и советников и, оставшись наедине с магом, открыла ему душу. Она начала рассказ с того года, когда гибель отца и брата вынудила ее взять в свои руки бразды правления домом предков, и поведала о последовавших за этим триумфах и поражениях Акомы. Она говорила без пауз, надолго позабыв про чай и фрукты; в конце она рассказала о раздоре между ней и Анасати — раздоре, который привел к вмешательству Ассамблеи.

Паг часто прерывал ее рассказ вопросами и просил, чтобы она пояснила какую-то мысль или сообщила дополнительную подробность; в других случаях он хотел уточнить, какие мотивы стояли за тем или иным действием. Мару поражала цепкая память собеседника, ибо он то и дело требовал новых сведений о чем-то, что было мельком упомянуто более получаса тому назад. Когда она коснулась последних изысканий Аракаси, предпринятых в связи с необъяснимыми пробелами в хрониках цуранской древности, вопросы Пага стали еще более острыми.

— Почему ты захотела моей помощи в этих делах? — спросил он наконец обманчиво мягким тоном.

Мара поняла, что сейчас не нужно ничего, кроме полнейшей честности:

— Время шло, и становилось все более ясно: Ассамблея ополчилась против меня не ради сохранения мира, а для противодействия переменам в Империи. Всемогущие держали в узде народы, населяющие нашу страну, не давая им двигаться вперед, и это продолжается уже более тысячи лет, если мой Мастер тайного знания не ошибается в своих расчетах.

Мара понимала, что ее могут осудить и уничтожить за столь дерзкие обвинения, но она полностью отбросила всяческие колебания. Если она не воспользуется этой возможностью раздобыть ценные для нее знания — Акоме придет конец. Она заставила себя подобрать точные слова, в которых был выражен смысл ее жизни с тех пор, как погиб Айяки:

— Знакомство с вашим мидкемийским образом мыслей помогло мне увидеть, что освященные временем традиции, которые мы, цурани, почитаем превыше всего, становятся разрушительными и ведут к застою. Со времен Золотого Моста мы превратились в жестоких людей. Взамен человеческих достоинств мы возвели на пьедестал сложные кодексы чести и окостенелое кастовое устройство. Я хотела бы стать свидетельницей перемен, я хотела бы, чтобы безжалостная политика уступила место личной чести. Я хотела бы, чтобы наши властители стали ответственными за свои деяния, и, чтобы наши рабы обрели свободу. Но я подозреваю, что, Ассамблея пойдет даже против Света Небес, если он сделает эти перемены целью своей политики.

Взглянув на чародея, Мара обнаружила, что он сидит, уставившись глазами в пустую чашку. Лучи предзакатного солнца заливали деревянные полы; куски сыра на подносах сплавились. Часы протекли незаметно. Мара была вынуждена признать, что расспросы мидкемийского мага не только вынудили ее раскрыть больше, чем она собиралась, но и ей самой помогли более четко выразить собственные соображения, привести в порядок рассудок и точно обрисовать задачи, требующие решения. Преисполнившись к нему еще большим благоговением, чем прежде, Мара стиснула руки. В тревоге, сжигающей ее как жар лихорадки, Мара ожидала ужасного приговора — или бесценного дара, каким могла стать его помощь.

В парадном зале все замерло: только легкий ветерок шевелил военные знамена. Наконец Паг нарушил молчание:

— Сказанное тобой заставило меня вспомнить некие вещи, которые я чувствовал… нет, которые я делал. Мара тревожно призналась:

— Я не совсем поняла…

Паг улыбнулся:

— Давай для простоты скажем так: Ассамблея полна противоречий и разногласий. Со стороны сообщество магов может выглядеть как монолитная группа, которая лишь время от времени вмешивается в дела Империи, но большей частью держится особняком. — Он выразительно жестикулировал, что вообще было свойственно людям из его народа. — Такое представление весьма далеко от истины. В любой ситуации каждый Всемогущий может действовать так, как сам считает нужным. Вместе с тем в основу его обучения и воспитания было положено понятие о служении Империи.

Мара кивнула.

Их взгляды встретились; в его темных глазах читалась ирония, которую можно было бы истолковать как насмешку, не будь предмет их разговора столь серьезным.

— Однако, — продолжал он, — порою бывает так, что даже два мага не могут столковаться насчет того, какой именно способ послужить державе окажется наилучшим. Редко, но все-таки случается, что подобные разногласия порождают раздор.

Мара отважилась высказать предположение:

— Значит, некоторые из Всемогущих могут и не одобрить вмешательство в мою войну против Анасати?

— Но они оказались бы в меньшинстве, — признал Паг. Вероятно, на него нахлынули воспоминания об изгнании из Ассамблеи. — Я также уверен, что другие сочли бы твою смерть самым быстрым способом распутать этот узел. — Обдуманно подбирая каждое слово, он не подтверждал, но и не опровергал ее рассуждений о влиянии Ассамблеи на развитие Империи. По существу, он мало открыл ей нового по сравнению с тем, что сказал Фумита на похоронах Камацу.

Мара ничем не выразила разочарования, когда Паг встал с явным намерением завершить беседу. Чувствуя, что ускользает последняя надежда на помощь, готовая бороться до конца, она в отчаянии выпалила:

— Я писала тебе… потому что, может быть, ты знаешь, как я могла бы защитить себя от Ассамблеи, если в том возникнет нужда.

— Я думал об этом. — Теперь в его голосе звучал металл. Сцепив пальцы в широких рукавах, он пристально вглядывался в лицо Мары, пока она также поднималась с подушек. — Проводи меня до геральдического узора.

Мара жестом отослала слуг, которые явились, чтобы собрать подносы с едой, и двоих воинов, стоявших на страже у наружной двери и двинувшихся было за госпожой, чтобы составить ее эскорт. Чтобы покинуть Акому, Пагу вовсе не требовалось перебираться из зала в комнату прибытия: маг мог исчезнуть из любого помещения, и Маре это было известно. Она догадалась, что его просьба порождена желанием остаться с ней наедине. Когда они перешли из парадного зала в более темный внутренний коридор, Паг коснулся ее плеча и поманил ее поближе к себе.

— Почему ты так озабочена своей безопасностью, Мара Акома? — Более мягким тоном он добавил:

— Будь ты послушным, не причиняющим хлопот родителям ребенком, тебе и в голову не пришло бы бояться наказания.

В лучшие времена Мара могла бы улыбнуться в ответ на это сравнение.

— Последний агент, которого я послала в имперские архивы для исследования значительных расхождений в финансовых документах, относящихся к определенным историческим периодам, был уничтожен Ассамблеей у всех на виду.

— В знании может таиться опасность, Мара Акома, — откликнулся маг.

Он не спросил, какие годы истории Империи интересовали ее агента; не полюбопытствовал, какие сведения удалось раскопать; его молчание лишь усилило страхи Мары. Идя бок о бок рядом с гостем, она перешагнула порог комнаты прибытия. Паг повернулся и закрыл дверь. Она не увидела, какую фигуру он очертил руками в воздухе, но по коже у нее пробежал озноб, словно ее коснулось дуновение холодного ветра, и она поняла, что Паг вызвал какие-то чары. Он выпрямился; лицо его было серьезным и суровым.

— В течение нескольких минут никому, даже самым одаренным из моих былых собратьев, не удастся услышать то, что ты скажешь.

Краска сбежала с лица Мары.

— Всемогущие могут слышать, что происходит в моем парадном зале?

Паг улыбнулся, словно желая ее подбодрить:

— Вероятнее всего, большинство из них не вздумает и пытаться: это считается дурным тоном. Хотя я не могу поручиться, например, за Хочокену, если он сочтет повод достаточно важным. Он большой любитель совать нос в чужие дела. — Последнее замечание было произнесено с явной симпатией, и Мара подумала, что, должно быть, тучный чародей относился к числу друзей и сторонников Пага после катастрофы на Имперской Арене. Может быть, этот Хочокена и к Акоме относится с большим сочувствием, чем другие черноризцы.

От этих размышлений Мару оторвал следующий вопрос Пага:

— Мара, ты понимаешь, что перемены, ради которых ты трудишься, поставят всю Империю с ног на голову?

Безмерно уставшая от напряжения, Мара прислонилась к обшитой деревянными панелями стене и уставилась взглядом на символическое изображение птицы шетра, выложенное мозаичной плиткой на полу.

— Так что же, мы будем продолжать жить как жили, подчиняясь власти тех, кто убивает детей? И при нашем попустительстве рабство будет унижать и калечить достойных людей, когда их таланты и добродетели заслуживают лучшей участи? Джиро из Анасати и партия, которую он возглавляет, сумеют добиться, чтобы судьбу Империи решали мелкие свары посредственных правителей? Может быть, это звучит как ересь, но я не могу больше верить, что люди обречены влачить столь бессмысленное существование с благословения богов.

Паг сделал пренебрежительный жест:

— Тогда при чем тут Ассамблея? Найми убийцу, чтобы покончить с Джиро. Ты наверняка достаточно богата, чтобы оплатить его смерть.

Бессердечная обыденность совета вывела Мару из себя. Она забыла, что перед ней маг, забыла об его умопомрачительной мощи, забыла обо всем, кроме своей непреходящей боли:

— Боги, я не хочу больше слышать об убийцах! Я разрушила тонг Камои, потому что они слишком легко становились орудием в руках бесчестных правителей, которым надо было устраивать свои ничтожные делишки. Акома никогда не марала рук связью с убийцами! Пусть лучше мой род прервется, пусть даже наше имя сотрется из памяти потомков, но я ни за что не запятнаю себя такой мерзостью! Семь раз я была намеченной жертвой, трое моих близких отправлены тонгом в чертоги Туракаму вместо меня. Я потеряла двух сыновей и мою названую мать… это было делом их кровавых рук! — Вспомнив, к кому она обращается, властительница поспешила закончить:

— Дело не только в моей ненависти к убийцам. Смерть Джиро могла бы послужить возмещением за урон, причиненный моей чести, но Ассамблея все равно будет добиваться уничтожения моего дома. Потому что и Ичиндар, и Хокану, и я сама, как Слуга Империи, — мы все будем стремиться восстановить то, чего не хватает в нашей жизни.

— Не хватает? — переспросил Паг скрестив руки на груди.

— Внутри наших душ. Внутри Империи.

— Продолжай.

Мара испытующе взглянула Пагу в глаза:

— Ты знаешь Кевина из Занна?

Паг кивнул:

— Не очень хорошо. Впервые я встретился с ним здесь…

Мара ушам своим не поверила:

— Здесь?.. Когда? Ты никогда не посещал меня раньше. Уж конечно, я запомнила бы такое необычайное событие!

Паг взглянул на нее с невеселой усмешкой:

— В то время я занимал несколько менее почетное положение, будучи одним из рабов Хокану. Мы с Кевином обменялись парой слов, только и всего. Но однажды я встретился с ним уже после его возвращения ко двору принца Крондорского — на приеме в честь баронов из пограничных земель.

Маре показалось, что сердце сейчас выскочит у нее из груди. Сдавленным шепотом она спросила:

— Он… у него все благополучно?

Паг кивнул. Ему было вполне ясно, какой жгучий интерес скрывается под этим простым вопросом. Но он понимал и то, что гордость никогда не позволит Маре выдать свои истинные чувства, а потому ответил подробнее, чем того требовал этикет:

— Кевин снискал себе доброе имя на службе у принца Аруты. Третьим сыновьям провинциальных баронов приходится пробиваться в жизни своим умом. Насколько я мог слышать и видеть, у него действительно все благополучно. Он служит на севере Королевства, у барона Хайкасла, и, должно быть, неоднократно повышался в звании.

Потупившись, Мара так же тихо спросила:

— Он женат?

— Не знаю, к сожалению. Стардок находится далеко от столицы, и до нас доходят далеко не все новости. — Когда Мара подняла взгляд, Паг заметил:

— Хотя я не уверен, какой ответ понравился бы тебе больше — да или нет.

Мара печально улыбнулась:

— Я тоже не знаю.

В щель под дверью просочился золотистый свет: луга зажег лампы в коридоре. Словно пробудившись от сна, где остановилось течение времени, Паг коротко бросил:

— Мне пора.

Может быть, Мара и хотела бы снова задержать его, но ей пришлось отказаться от этой попытки, ибо он предупредил ее словами:

— Мне нечем помочь тебе, госпожа, — ни магией, ни мудростью. Да, я уже не состою в Ассамблее, но, когда меня принимали в это братство чародеев, я принес священные клятвы, которые и по сей день связывают мой разум — хотя и не связывают сердце. Даже при том, что силы у меня действительно немалые, трудно нарушить запреты, накрепко усвоенные в юности. Я не могу поддержать тебя в твоей борьбе, но предложил бы подумать вот над чем. Ты достаточно умна, чтобы поискать совета за пределами Империи, поскольку внутри нее ты найдешь мало союзников.

Глаза у Мары сузились, когда она поняла, что он знает о ее тайных приготовлениях к путешествию за рубежи Цурануани; но каким образом он это выведал, она не могла догадаться.

— Значит, это правда, что чо-джайны не могут мне помочь.

Лицо Пага осветилось быстрой улыбкой. Почти с мальчишеским восторгом он откликнулся на ее слова:

— Ты приблизилась к раскрытию величайшей тайны гораздо больше, чем я мог предположить. — Его лицо вновь преобразилось в неподвижную маску. — Те, что обретаются в Империи, не смогут стать твоими союзниками, даже если захотят. Да, ты должна попытать счастья по ту сторону границы.

— Где? — Мара хотела получить более точный ответ. — В Королевстве Островов?..

Она смолкла, внезапно осознав, что ее мысли приняли неверное направление. Ведь она именно сейчас говорила с самым могущественным человеком из мира, лежащего за магическими вратами.

Паг вытянул руки, так что рукава коричневой хламиды соскользнули к плечам. Как будто сменив тему, он произнес:

— Ты знаешь, что моя жена родом из Турила? Интересное место эта горная страна. Тебе стоило бы когда-нибудь там побывать. Передай от меня привет своему супругу.

Не добавив к сказанному ни слова, он поднял руки над головой и исчез. Только воздух, заполнивший пространство, которое до этого мгновения занимал чародей, слабым хлопком нарушил воцарившуюся тишину. Комната погрузилась в темноту наступающей ночи.

Мара вздохнула и открыла дверь. Ослепляюще ярким показался ей в первое мгновение свет ламп в коридоре, где ожидали хозяйку Сарик и Люджан. Она объявила:

— Ничего не изменилось. Наше паломничество начинается завтра.

Глаза Сарика так и загорелись. Бросив взгляд вокруг, дабы убедиться, что поблизости нет никого из слуг, кто мог бы его услышать, он прошептал:

— Дальше Лепалы?

Мара удержалась от ответной улыбки, стараясь не выказать чрезмерного рвения, неуместного, когда речь идет о благочестивом паломничестве; хотя она и сама была преисполнена любопытства и воодушевления при мысли о предстоящем переходе через границу и путешествии в неведомые края.

— Мы отплываем оттуда на самом быстроходном корабле. Но прежде чем двинемся на восток, нам следует посетить храмы. Если мы рассчитываем что-то выиграть от визита в Турил, надо соблюдать предельную осторожность.

Оставалось еще множество дел, которые следовало переделать до рассвета, и Люджан с Сариком получили от госпожи разрешение удалиться, чтобы присмотреть за приготовлениями к путешествию. Глядя им вслед, Мара в который раз подумала, что они удивительно похожи — походкой, жестами… только у кровных родственников можно увидеть такое сходство.

Мара вздохнула.

Без детей дом казался пустым и тихим.

Отогнав гнетущее сожаление о том, что упустила возможность проститься с ними как подобает, она направилась в сторону лестницы и прошла к себе в кабинет, куда обычно слуги приносили ей ужин.

До рассвета оставалось слишком мало времени, чтобы она успела успокоиться. Но теперь, когда решение было принято и оставалось лишь приступить к его исполнению, Мара уже стремилась как можно скорее отправиться в путь.

Она не могла, разумеется, предугадать, какая судьба ожидает ее по ту сторону границы, на землях народа, враждовавшего с Империей в течение многих лет объявленных войн и случайных стычек.

Мирный договор, подписанный давным-давно, отнюдь не гарантировал покоя: горцы из Конфедерации отличались воинственным нравом и в любой мелочи усматривали оскорбление. Однако самый могущественный маг двух миров одобрил

— хотя и косвенно — выбранное Марой направление поисков. Властительница Акомы чувствовала, что из всех посвященных в ее планы один лишь он полностью понимает, сколь высоки ставки в игре. Более того, он знал, какие чудовищные препятствия ей предстоит преодолеть.

Проходя мимо склонившихся в поклоне слуг к своим уютным покоям, она гадала, каковы, по мнению Пага, ее шансы на успех. Потом ей в голову пришла другая мысль: а ведь с ее стороны было весьма умно, что она не задала ему этот вопрос. Если бы он ответил, у нее могло бы не найтись сил, чтобы взглянуть правде в глаза.

***

Прозвучал возглас жреца, подхваченный многоголосым отзвуком под массивными сводами. Расположившиеся по кругу младшие священнослужители в красных хитонах ответили ритуальным речитативом, и звук металлического гонга возвестил об окончании утренней церемонии. В затененной нише у задней стены храма безмолвно ожидала Мара в окружении почетного эскорта; рядом находился ее первый советник. Судя по виду, Сарик был погружен в мысли, весьма далекие от богослужения. Он непроизвольно постукивал пальцами по пластинкам из раковин коркара, украшающим его пояс. Волосы у него были взъерошены: уже не раз он в нетерпении запускал всю пятерню в шевелюру. Воины Акомы держались так, словно не ощущали никакой неловкости, однако их напряженные позы свидетельствовали, что, находясь в колоннаде храма Красного бога, трудно думать о чем-либо постороннем. Большинство из них мысленно возносили молитвы божествам счастья и удачи, чтобы их окончательная встреча с богом смерти состоялась как можно позже.

И в самом деле, думала Мара, храм Туракаму вовсе не предназначен для того, чтобы посетители чувствовали себя уютно. На площадке посреди колоннады возвышался древний алтарь, где некогда приносились человеческие жертвоприношения — а если верить слухам, то приносятся и сейчас. Площадку окружали каменные уступы, стертые ногами множества богомольцев; желобки в каменных плитах вели к углублениям у ног статуй, изваянных несколько столетий тому назад и стоявших в своих нишах. Прикосновения бесчисленных рук, благоговейно касавшихся ступней статуй, отполировали до блеска их поверхности, некогда бывшие шероховатыми. Стены позади этих ниш были расписаны изображениями человеческих скелетов, демонов и полубогов — многоруких и многоногих. Они были представлены в странных позах, словно корчились в смертных муках или были вовлечены в неистовую пляску. Но при всей их пугающей нелепости они напоминали Маре другие образы, украшающие Дом Плодородия — одно из многочисленных святилищ Лашимы, куда приходили помолиться бездетные женщины, жаждущие зачать ребенка. Разница состояла в том, что фрески в храме Туракаму были лишены даже малейшего намека на чувственные, плотские желания, тогда как рисунки в святилище Лашимы порождали смутное томление, ибо сплетенные фигуры этих ужасных существ наводили на мысль не о страданиях, а о наслаждении.

Ожидая, пока настанет ее черед поговорить со жрецом, Мара подумала об одном подмеченном ею противоречии: жрецы Красного бога, один вид которых вселяет ужас, в беседах всегда настойчиво твердят, что все люди, так или иначе, встречают свой конец у ног Туракаму; что смерть — это удел, которого никому не дано избежать, и потому ее следует принимать безбоязненно и безропотно.

Кружок послушников перестроился, образовав двойную колонну, окутанную клубящимся дымком фимиама. Мара видела, как жрец, выступавший во главе процессии, задержался, чтобы обратиться к просителю, пришедшему молить о милосердии богов к его недавно скончавшемуся родичу. Запечатанный пакет перешел из рук вруки; скорее всего это было письменное обязательство осиротевшей семьи, готовой внести щедрое пожертвование храму, если их воззвание не останется безответным. На самой отдаленной от жертвенного алтаря фреске были изображены люди с блаженным выражением на лицах, склонившиеся в поклоне перед троном Красного бога, чтобы выслушать божественное решение о возрождении к новой жизни: место, уготованное им на Колесе, определялось соотношением деяний, послуживших к умалению или возвеличению их чести. Согласно цуранским верованиям молитва оставшихся в живых могла приумножить в глазах Туракаму достоинства недавно скончавшегося; но, пока бедняк пешком добирался до храма, чтобы поклониться Красному богу и возжечь дешевую поминальную свечу, богач прибывал на носилках, имея при себе кругленькие суммы на совершение отдельных храмовых обрядов.

Мара размышляла над тем, влияют ли подобные богослужения на божественную волю или же просто подстегивают рвение жрецов, не чуждых земным соблазнам: ведь служителям Туракаму требовались новые рубины для мантий и более удобная обстановка для трапезных и келий. Массивные золотые треножники — подставки для ламп вокруг алтаря наверняка стоили целого королевства. Хотя в каждом из храмов Двадцати Богов имелись дорогостоящие украшения, мало было таких храмов, которые мог бы соперничать роскошью с самым неприметным из святилищ, посвященных Туракаму.

Мару вывел из раздумья голос:

— Благодетельная, ты оказываешь нам честь.

Процессия послушников достигла задней двери и медленной вереницей вытекала из колоннады, но верховный жрец отделился от молодых собратьев и приблизился к посетителям из Акомы. Если не принимать в расчет его раскраску и украшенный перьями капюшон, он представлял собой всего лишь пожилого человека среднего телосложения с живыми яркими глазами. Вблизи было видно, что появление властительницы застало его врасплох: руки жреца нервно блуждали вверх-вниз по костяному жезлу с черепами-погремушками, которым он размахивал во время храмовых ритуалов.

— Я знал, госпожа Мара, что ты собираешься в паломничество, но предполагал, что ты посетишь главный храм в Священном Городе, а не наше скромное святилище в Сулан-Ку. Конечно, я не был готов к такой чести, как посещение столь высокой особы.

Мара слегка поклонилась верховному жрецу Красного бога:

— У меня не было намерения принимать участие в церемонии от ее начала до конца. И, по правде говоря, меня привела сюда не только набожность. Я нуждаюсь в совете.

Брови верховного жреца изумленно поднялись и исчезли под маской в виде черепа, которая скрывала его лицо во время ритуала: по окончании церемонии он сдвинул ее на макушку. Жрец не был обнажен и разрисован красной краской, как того требовали обряды, совершаемые вне освященной территории храма. Но в волосы у него были вплетены амулеты, которые выглядели как части разрубленных птиц, а уж предметы, виднеющиеся под капюшоном из алых перьев, и подавно не вызывали желания вглядеться в них более пристально. Понимая, что его ритуальное облачение не слишком располагает к задушевным разговорам, он передал жезл мальчику-послушнику и сбросил мантию; ее с почтением подхватили двое подбежавших юных помощников. Они же сняли с плеч наставника сложную древнюю перевязь с привешенными к ней символами служения Красному богу. Монотонно распевая, юноши с величайшей осторожностью отнесли эти регалии в шкафы, где им полагалось храниться под замком до следующей церемонии.

Жрец, оставшийся в простой набедренной повязке, выглядел намного моложе, чем казалось раньше.

— Пойдем, — пригласил он Мару. Побеседуем в более удобном месте. Твой почетный эскорт может либо сопровождать тебя, либо подождать твоих приказаний в саду. Там сейчас тень и прохлада, а водоносы помогут им утолить жажду.

Мара подозвала к себе Люджана и Сарика и жестом показала, что остальные могут удалиться. Воины, сохраняя строй, весьма бодро двинулись к выходу. Люди воинских профессий никогда не чувствовали себя уютно в присутствии служителей Туракаму. Бытовало поверье, что солдат, который тратит слишком много времени на выражение преданности Красному богу, рискует привлечь к себе милостивое внимание божества. А тот, кого возлюбил Туракаму, будет взят в его чертоги с поля битвы молодым.

Верховный жрец провел паломников через низенькую боковую дверцу в темноватый коридор.

— Когда на мне нет ритуального облачения. Благодетельная, меня называют отец Джадаха.

Слегка улыбнувшись, властительница откликнулась:

— И ты зови меня просто Марой, отец мой.

Ее проводили в простое помещение без каких-либо нарядных драпировок или фресок на стенах. Молитвенные циновки были обтянуты красной тканью, во славу бога; но те, что предназначались для сидения, сотканы из неокрашенной пряжи. Маре были предложены самые мягкие из имеющихся подушек, которые оказались потертыми от частого употребления, но безупречно чистыми. С помощью Люджана Мара уселась и мысленно попросила прощения у Туракаму. Ее недавние мысли были несправедливы: вне всякого сомнения, в Сулан-Ку жрецы Туракаму расходуют деньги, полученные от просителей, на украшение только тех помещений, что отводятся для самого бога.

Как только Люджан и Сарик уселись по обе стороны от своей хозяйки, верховный жрец послал за напитками и закусками. Одноглазый телохранитель с ужасным шрамом на лице позаботился о том, чтобы удалить с кожи священнослужителя ритуальную раскраску, и принес ему белую хламиду с красной каймой. После того как были доставлены подносы с чокой и маленькими хлебцами, верховный жрец обратился к посетительнице:

— Мара, какую услугу может оказать тебе храм Туракаму?

— Я сама не знаю этого точно, отец Джадаха. — Мара из вежливости взяла хлебец. Когда Сарик налил ей чоки, она попыталась объяснить свою цель:

— Я ищу знания.

Жрец ответил с жестом благословения:

— Те скудные возможности, которыми мы располагаем, — твои.

Мара не скрыла удивления: она не рассчитывала, что он так быстро пойдет ей навстречу.

— Ты очень великодушен, отец. Но я смиренно предполагаю, что ты, возможно, захочешь услышать о моих нуждах, прежде чем давать поспешные обещания.

Верховный жрец улыбнулся. Его одноглазый слуга почтительно удалился. Теперь, когда на лице жреца не было церемониального грима, Мара видела, что главный приверженец бога смерти — это приятный пожилой человек. Гибкий и хорошо сложенный, он имел красивые руки писца; в его глазах светился ум.

— Почему я должен опасаться, давая обещания, властительница Мара? Ты достаточно показала себя своим служением благу Империи. Я сильно сомневаюсь, что твои побуждения на сей раз окажутся предосудительно своекорыстными: в это трудно поверить тому, кому известно твое поведение после гибели дома Минванаби. Твои действия были не просто великодушными, они… это было нечто неслыханное. Ты не только настояла на соблюдении должных форм при разрушении молитвенных ворот, которые возвел Десио в подкрепление своего обета покончить с тобой; ты самоотверженно позаботилась, чтобы не причинить ни малейшего бесчестья храму, когда распорядилась убрать эти врата из своих владений. Мы, жрецы, в долгу перед тобой за ту роль, которую ты сыграла в избавлении нашего сословия от тирании Высшего Совета. Нам возвращена возможность оказывать подобающее влияние на весь ход повседневной жизни, и в этом также твоя немалая заслуга. — Задумчиво покачав головой, жрец положил себе очередной хлебец. — Перемены в образе правления совершаются медленно. Властители, которые противятся нашему влиянию, сумели тесно сплотиться, дабы давать нам отпор. Однако мы все-таки понемногу продвигаемся вперед.

Теперь Мара припомнила слова посланца храма Туракаму, по обязанности присутствовавшего при разборке молитвенных ворот, которые были возведены для утоления злобы Десио. В тот раз, находясь во власти бурных и противоречивых чувств, она пропустила мимо ушей замечания жреца, усмотрев в них обычную лесть. Лишь спустя годы она оценила его искренность. Встретив понимание и поддержку в таком месте, где она не особенно на них рассчитывала, Мара набралась храбрости и заявила:

— Мне необходимо как можно больше узнать о природе магии.

Верховный жрец так и застыл с чашкой в руках, но ненадолго. С таким видом, как будто в вопросе гостьи не было ничего необычного, он допил содержимое чашки. Делал он это неспешно; возможно, он старался выгадать время, чтобы подобрать нужные слова для ответа или же, как мог бы предположить язвительный Сарик, чтобы не поперхнуться от неожиданности.

Но каковы бы ни были причины медлительности жреца, он выглядел совершенно спокойно, когда поставил чашку на место.

— Что именно ты хочешь знать о магии?

Мара немедленно перешла к делу, хотя и знала, сколь опасна тема:

— Почему считается, что магические силы подвластны только Ассамблее? Я сама видела жрецов, которые владеют этим искусством.

Верховный жрец с уважением взглянул на маленькую решительную женщину, которая, по общему признанию, была второй по могуществу персоной в Империи после Света Небес. Его глаза потемнели, и с холодком, которого минуту назад и в помине не было, он промолвил:

— Запреты, наложенные Ассамблеей на твои распри с Джиро Анасати, общеизвестны, Мара. Если ты хочешь получить в свои руки оружие против черноризцев, то должна понимать, что вступаешь на гибельный путь.

Он не употребил почтительное именование «Всемогущие», и этот оттенок не ускользнул от внимания Мары. Возможно ли, что храмовые иерархи без особого восторга относятся к магам? А ведь нечто похожее промелькнуло и в беседах с чо-джайнами.

— Что заставляет тебя предполагать, будто я злоумышляю против Ассамблеи?

— спросила Мара без всяких околичностей.

Отца Джадаху, как видно, не покоробила такая прямота.

— Госпожа, служение Туракаму позволяет нам узнать многое о темных сторонах человеческой натуры. Люди, привыкшие к власти, не любят, чтобы им показывали их слабые стороны. Лишь немногие проявляют мудрость, оказавшись перед лицом перемен или обнаружив нечто новое в самих себе. Как ни печально, большинство прежде всего бросается на защиту своих позиций, уже давно утративших всякий смысл. Они боятся взглянуть правде в глаза и увидеть, что устои их безопасности обветшали, хотя такое прозрение открыло бы им дорогу к укреплению подорванного могущества и к улучшению собственной жизни. Они противятся переменам только потому, что предстоящие новшества находятся вне рамок их привычных представлений. Ты воплощаешь в себе счастье и надежду для народов, населяющих Империю. Умышленно или невольно, ты была их защитницей, потому что выступала против тирании и жестокости, когда добивалась упразднения поста Имперского Стратега. Ты не напрасно подвергла сомнению прочность тех опор, на которых веками покоилось государственное устройство Цурануани. В этом многие неизбежно должны были усмотреть вызов, в чем бы ни состояли твои подлинные цели. Ты достигла огромных высот, и те, кто видел в тебе соперника, почувствовали, что оказались в тени. Две такие силы, как Ассамблея и Слуга Империи, не могут существовать, не вступая в конфликт. Когда-то в прошлом, за тысячи лет до наших дней, Черные Ризы, возможно, заслужили свою привилегию — право не подчиняться закону. Но теперь они воспринимают свое всемогущество как неоспоримый дар свыше, как честь, оказанную им богами изначально. В тебе воплощен дух перемен, а в них — сам монолит традиций. Они должны низвергнуть тебя, чтобы сохранить свое верховенство. Такова природа цуранской жизни.

Отец Джадаха взглянул за дверные створки, слегка раздвинутые, чтобы дать проход свежему воздуху. С улицы послышались удары бича возницы, а потом — зазывный выкрик рыбака, предлагающего покупателям свой утренний улов. Эти звуки повседневной жизни, как видно, напомнили жрецу, что он еще не ответил на заданный ему вопрос. Вздохнув, он поспешил закончить свои рассуждения:

— В былые времена, Мара Акома, мы, служители богов, имели возможность влиять на ход событий и обладали большими богатствами. В былые времена мы были способны направлять наших властителей на верные пути, которые вели к исправлению нравов и развитию лучших качеств у всех людей, или, по крайней мере, использовать наше влияние, чтобы обуздать чрезмерную алчность и порочность. — Он замолчал, его губы сжались в тонкую линию. Когда он заговорил вновь, в его голосе послышалась горечь. — Я не могу предложить тебе ничего такого, что помогло бы тебе воспротивиться Ассамблее. Но у меня есть для тебя небольшой подарок… на дорогу, в дальний путь.

Мара была неприятно поражена, хотя и сумела это скрыть:

— В дальний путь?

Неужели все ее уловки были настолько прозрачны, что даже этот жрец из храма в Сулан-Ку не поверил в легенду о паломничестве?

Легкое прикосновение Сарика напомнило Маре, что не стоит выдавать свои мысли раньше времени. С застывшим лицом она безмолвно наблюдала, как жрец встал, пересек комнату и остановился у старинного деревянного ларца.

— Чтобы найти то, что ты ищешь, Мара Акома, тебе придется отправиться далеко. — Он освободил защелку ларца и откинул крышку. — Полагаю, ты уже сама это понимаешь.

Руками, которые казались неуместно изящными для человека его звания, он шарил внутри ларца, перебирая его содержимое. Сквозь облако поднявшейся пыли Мара смогла разглядеть пергаментные свитки с печатями. Жрец чихнул в рукав хламиды, деликатно заглушив неподобающий звук.

— Прошу прощения.

Затем он помахал древним трактатом, чтобы разогнать пыль, и продолжил незаконченное объяснение:

— Как утверждают уличные собиратели слухов, ты везешь с собой достаточно поклажи, чтобы снова попасть в песчаные пустыни Потерянных Земель. Любой, у кого в кармане есть лишняя цинтия, может купить у них эту новость.

Мара улыбнулась. Трудно было поверить, что жрец, руководивший утренними обрядами в честь самого страшного из богов Келевана, и любопытствующий прохожий, который покупает на улице порцию сплетен, — один и тот же человек. Она грустно сказала:

— Я надеялась внушить всем мысль, что мы везем богатые пожертвования для храмов всех Двадцати Богов, где я буду останавливаться и посещать богослужения. Хотя, если говорить откровенно, ты прав. Мое паломничество должно привести меня на борт корабля, чтобы потом мы могли спуститься по реке до Джамара.

Верховный жрец разогнул спину; нос у него был перепачкан пылью, но глаза блестели. В руках он держал древний пергамент, потемневший и потрескавшийся от времени.

— Я был бы плохим советчиком, если бы не умел видеть подлинные побуждения за вымыслами и отговорками. Мы, жрецы, обязаны читать в людских душах. — Он протянул документ Маре:

— Прочти это. Может быть, здесь ты найдешь что-нибудь полезное для себя.

Угадав по его тону, что беседа подошла к концу, Мара передала пергамент Сарику, чтобы тот положил его в свою дорожную суму. Отставив в сторону тарелку с хлебцем, Мара поднялась.

— Спасибо, отец мой, — промолвила она.

Люджан к Сарик тоже встали вслед за властительницей Акомы. Не отводя взгляда от Мары, жрец спросил:

— Ты собираешься искать ответ в Потерянных Землях, Мара?

Достаточно мудрая, чтобы понять, когда хитрить нельзя, Мара сказала:

— Нет. Из Джамара мы отправляемся в Лепалу. Сохраняя такой вид, как будто Мара не сообщила ему ничего важного и между ними просто происходит легкий обмен незначительными фразами, жрец взмахом руки согнал маленькую мошку, опустившуюся на краешек тарелки, а потом удобно сложил руки на груди, спрятав их в рукава.

— Это прекрасно, дочь моего бога. Шаманы пустыни… ненадежны. Многие из них прибегают к помощи темных сил.

Сарик не удержался от тихого восклицания. С коротким смешком жрец заметил, обращаясь к гостье:

— Твой первый советник как будто удивлен.

Мара кивком дала Сарику разрешение говорить, и он торопливо извинился:

— Прости мне кажущуюся непочтительность, отец мой, но многие склонны относить… к темным силам твоего господина…

Лицо верховного жреца сморщилось от беззвучного смеха.

— Ничего не имею против подобного заблуждения! Но смерть — это просто другая сторона тайны, заключенной в Колесе Жизни. Без ее портала, ведущего в чертоги Туракаму, где все духи находят обновление, наше нынешнее существование было бы всего лишь бессмысленным и бесцельным блужданием. — Пропустив гостей вперед, верховный жрец направился к выходу из своих покоев, в то же время продолжая говорить:

— Наша магия, как вы обычно это называете, не является какой-то неестественной силой. — Он указал пальцем на мошку, которая кружилась над тарелкой со сластями. Быстрая, почти не уловимая взглядом тень пронзила воздух — и крошечное создание свалилось на пол. — Мы бережно используем это природное свойство, чтобы облегчить страдания тех, кто близок к своему концу, но не способен самостоятельно перестать цепляться за жалкую телесную оболочку. Дух жизни силен, и иногда — непомерно силен.

— Это могло бы стать мощным оружием, — заметил Люджан слегка охрипшим голосом. Мара поняла, что он побаивается слуг Туракаму ничуть не меньше, чем любой из его воинов, хотя и хорошо это скрывает.

Жрец пожал плечами:

— Но никогда не станет, — и, не тратя лишних слов, нацелил палец в грудь Люджана. Военачальник Акомы предпринимал заметные усилия, чтобы не дрогнуть; капли пота выступили у него на лбу.

Ничего не случилось.

Даже Мара почувствовала, как участилось биение ее сердца, но тут жрец спокойно добавил:

— Для тебя еще не настало время встречи с Красным богом, военачальник. Мои силы — это силы моего бога. Я не могу своей властью послать тебя в его чертоги.

Сарик, для которого вся жизнь представляла загадку, ждущую решения, первым пересилил свои опасения:

— Но… насекомое?

— А вот для него время настало. — Голос жреца звучал почти устало.

Овладев собой, Мара поблагодарила жреца за совет и добрые пожелания. Ее и обоих советников проводил к выходу из храма одноглазый телохранитель. У подножия мраморной лестницы их уже ожидала остальная свита. Погруженная в свои мысли, властительница вошла в паланкин. Она не сразу приказала носильщикам трогаться в путь, и в эту минуту из боковой аллеи выбежал уличный мальчишка-оборванец, который, не успев вовремя свернуть, налетел прямо на Люджана.

Военачальник тихонько выбранился, сморщил нос, учуяв густой запах грязных отрепьев, но вдруг его лицо одеревенело.

Мара не стала показывать, что эта сцена ее позабавила. Под шумок, производимый другим уличным разносчиком, который торговал дешевыми шелковыми шарфами и благовониями, подходящими для женщин из Круга Зыбкой Жизни, она шепнула:

— Еще один из гонцов Аракаси?

Сарик насторожился, тогда как Люджан затолкнул записку, которую принял от мальчишки, в кармашек у себя на поясе, притворившись при этом, что просто обтирает руки.

— Паршивец! — громко крикнул он вслед убегающему вестнику. А затем спросил так тихо, чтобы его слышали только Мара и Сарик:

— Где этот чудак выискивает таких грязнуль, чтобы они выполняли его поручения?

Мара не испытывала желания открывать даже самым доверенным сподвижникам, что ее Мастер тайного знания некогда был таким же горемычным мальчишкой; а то, что он использует «грязнуль» в качестве курьеров, имело двоякий смысл: во-первых, они не привлекали внимания других шпионов, а во-вторых, не умели читать. Кроме того, Мара подозревала, что встреча с Камлио сильно изменила Аракаси. Вполне вероятно, что теперь он не жалел потратить несколько цинтий лишь затем, чтобы дать возможность этим паренькам, которым не слишком повезло в жизни, купить себе еду, вместо того чтобы красть ее. Не вдаваясь во все эти тонкости, Мара осведомилась:

— Так что, он кого-нибудь нашел?

Сарик бросил ей предостерегающий взгляд. Он понимал, что вопрос относится к какому-нибудь магу Малого пути: найти такового был послан Аракаси после неудачи, которой завершились исследования в архивах. Резким движением задернув занавески паланкина, первый советник ответил довольно фамильярно:

— Чем скорее мы доберемся до таверны, тем скорее все узнаешь.

— Мы зайдем к нему, когда стемнеет, — в свою очередь шепотом сообщила властительница, невидимая за тканью занавесок.

Сарик и Люджан обменялись взглядами, в которых восхищение смешивалось с раздражением. Их госпожа вела себя легкомысленно, как ребенок. А дело было в том, что после долгих месяцев растерянности предстоящее опасное исследование запретных сфер казалось ей захватывающим приключением. Когда носильщики подняли шесты паланкина, Сарик и военачальник Акомы двинулись вперед, шагая в ногу.

— Когда вы отправлялись в поход, в пустыню… она была такой же? — тихонько спросил кузена первый советник.

— Тогда — нет. — Люджан с улыбкой сдвинул шлем на затылок. — Но Кейок рассказывал мне про безумный бросок через страну ради заключения союза с королевой чо-джайнов, тогда она, по его словам, была еще хуже.

— Да спасут нас боги, — сказал Сарик, осеняя себя жестом защиты от неудач. Но его глаза смеялись, а шаг — как и у кузена-полководца — был упруг и энергичен.

— Твое любопытство когда-нибудь нас погубит, — пробурчал Люджан. — Моим рекрутам дьявольски повезло, что ты променял воинский меч на мантию советника.

После этого почетный эскорт и носильщики без приключений добрались до таверны, где Маре предстояло остановиться на все время пребывания в Сулан-Ку.

Глава 3. ИСЧЕЗНОВЕНИЕ

Хлопнула дверная створка.

Джемел, маг Малого пути, вздрогнул при этом звуке; его рука крепче сжала рукоять кинжала, приставленного к груди. Лишь несколько секунд оставалось в его распоряжении; на сей счет иллюзий у него не было. Жизнь не сразу покинет его тело после того, как он упадет на свой клинок. Мысль об агонии, которую ему придется претерпеть, заставила тщедушного мага заколебаться. Шевельнув влажными пальцами, он прикусил нижнюю губу. Он обязан пересилить страх! У черноризцев есть заклинания, которые могут вернуть уал в оставленную плоть. Если он не сумеет предстать перед судом Красного бога до того, как сюда явятся маги, то его ждут пытки куда более страшные, чем агония. Ибо он ослушался их, дерзко пренебрег их запретом, осмелившись вступить в откровенный разговор с властительницей Марой из Акомы. А в том, что касалось Благодетельной, воля магов была выражена предельно ясно: запрещалось говорить с ней о магии, даже если бы она явилась с щедрым подношением.

Чувствуя прикосновение кожаной сумы с металлическими цинтиями, Джемел подавил горький смешок. У него не будет возможности их потратить! А он так хотел, чтобы у него хватило времени передать их в руки уличной девушки, бывшей его подружки… но судьба лишила его радости хоть однажды быть щедрым. Он выбрал свой путь. Теперь уже слишком поздно жалеть и о сказанных словах, и о принятых решениях.

В последний раз Джемел обвел взглядом стены лачуги, служившей ему жилищем. Здесь он сотворил много чудес, чтобы позабавить детишек из богатых домов; но какой была бы его жизнь, если бы все силы не были потрачены на придумывание и изготовление игрушек! Так и не утолив жажду знаний, в которых ему было отказано, не сумев испытать, каковы пределы его способностей — ведь ему не было дозволено ни одной попытки постижения собственных сил, — Джемел испустил тяжелый вздох.

— Да хранят тебя боги, Благодетельная, — прошептал он. — И пусть проклятие Зургаули, бога невезения, во веки веков висит над Ассамблеей.

С этими словами он бросился на пол перед подушками, где недавно сидел офицер Мары.

Кинжал глубоко вонзился в сердце, и агония злополучного творца удивительных игрушек была недолгой.

***

Кровь уже почти впиталась в земляной пол и подсыхала бурыми разводами на ткани подушек. Пальцы Джемела перестали подергиваться; в его открытых неподвижных глазах отражался свет догоравших в жаровне углей. В следующий миг по комнате пронеслось дуновение воздуха, разметав пепел недавно сожженного пергамента. В вазе, стоявшей около сундука с одеждой, шевельнулись перышки птицы крикуши, и колокольчики непроданной игрушки вызвонили свою нежную песенку в тишине лачуги, а за ее стенами, в ночной темноте, все еще раздавалось завывание дворняжки.

Затем послышалось слабое гудение, и поблизости от холодеющего трупа Джемела внезапно возникли две фигуры в черном. Бросалась в глаза худоба обоих пришельцев, но один из них был стар, а другой молод.

Шимони откинул капюшон и обвел внутренность хижины цепким взглядом, а затем задумчиво засопел.

Его глубоко посаженные глаза сверкнули, когда он взглянул на своего попутчика.

— Опоздали, — сказал он.

Тапек пнул ногой тело Джемела, и тонкие губы мага презрительно изогнулись вниз.

— Всего на каких-то несколько секунд. — Он выплевывал слова, как грязную брань. — Если бы это ничтожество цеплялось за жизнь минутой дольше…

Шимони пожал плечами. Наклонив голову, он присматривался к следам на полу; не обошел он вниманием и полки, и корзины с выцветшими свитками, и обветшавшие сундуки.

— Она здесь была. — Он щелкнул пальцем по куколке в богатом головном уборе с металлическими бубенчиками. — И так или иначе, бедолага мертв. По сути, он избавил нас от беспокойства.

Густые рыжевато-коричневые брови Тапека сошлись на переносице.

— Избавил? — Перешагнув через злополучного Джемела, он встал перед спутником: ему надоело видеть, как тот беспокойно ходит по комнате. — А что сообщил ей хозяин этой конуры? Вот в чем суть! Мы знаем, что Джемел вышел из повиновения. Перед тем как броситься на кинжал, он мог выболтать что-то важное!

В лачуге наступила полная тишина, нарушаемая лишь легким потрескиванием углей. Прекратились и собачий лай, и ровный гул, постоянно доносившийся со стороны порта. Обыденные шумы Сулан-Ку на мгновение затихли, словно город затаил дыхание.

Вытянутым пальцем Шимони коснулся груди Тапека. Он не размахивал руками, не произносил заклинаний, и все-таки, словно под действием чар, младший маг посторонился, а Шимони вернулся к прерванному осмотру имущества Джемела. Проходя мимо гневливого собрата, он сказал:

— Ты хочешь выведать, о чем она Джемела спрашивала? Что ж, постарайся поискать ответ. Но по-моему, мы зря теряем время. Теперь она знает то, что знает; значит, нужно действовать, учитывая это обстоятельство.

Тапек закатал рукава и обнажил запястья. В его светлых глазах полыхал фанатический огонь.

— Нам действительно нужно действовать. Но мы располагаем важным доказательством того, что Мара нарушила наши запреты, причем доказательством такого сорта, что умники из компании Хочокены перестанут держаться за его широкий зад. Нам нужно добиться единомыслия в Ассамблее, а его партия делает все для того, чтобы этому помешать.

Шимони счел необходимым заступиться за отсутствующего друга.

— Хочо не из тех, кто упорствует понапрасну, — возразил он.

Голос старшего мага звучал невнятно, поскольку в это время он наклонился, чтобы просунуть голову в пыльный просвет между полками.

— Ну хорошо, — торопливо согласился Тапек, ибо не был глух к мягко выраженному недовольству спутника, — но какой же из этих захудалых магов не стал бы откровенничать с Марой? В простонародье ее почитают. Они дадут ей все, о чем она ни попросит, — дадут единственно затем, чтобы стяжать благосклонность богов. Если она подкупила Джемела, какое еще доказательство требуется вам с Хочокеной, чтобы приговорить ее к смерти?

Шимони выпрямился, стряхивая грязь и счищая пятна крови с рукавов.

— Джемел не такой уж дурень. Вот увидишь.

— Я увижу?

Тапек возмущенно воздел руки. Он метнул еще один яростный взгляд на престарелого собрата: так и напрашивалась мысль, что тот хочет помешать Тапеку исполнить свой долг. Но, будучи старинным другом Хочокены, Шимони всегда отличался благоразумием.

— Это ты увидишь! — пообещал Тапек.

Без промедления он начал монотонно бормотать заклинания, чтобы вызвать из небытия призрачную форму — видимость событий, разыгравшихся здесь всего лишь несколькими минутами раньше.

Казалось, холодные иглы прошили душную атмосферу лачуги, хотя сам по себе воздух оставался неподвижным. Шимони прервал обследование полок. Наклонившись, он закрыл глаза умершему, а затем прислонился спиной к стене, сложил руки на груди и приготовился наблюдать, каким результатом увенчаются усилия Тапека.

Речитатив младшего мага закончился быстро. Его напряженно поднятые руки оставались в неподвижности, как будто это помогало ему сосредоточить все силы и волю на единой цели. Позади жаровни замерцал свет, который не был порожден ни огнем светильника, ни углями. Разгораясь все ярче, он приобрел льдистый синевато-серебряный оттенок и разросся в прозрачную туманность, границы которой постепенно становились все более резкими и наконец приобрели очертания сидящего Джемела; его глаза были устремлены на дверь. Через несколько секунд вошли посетители: Мара с двумя сопровождающими. Между ними и Джемелом началась неслышная беседа. Судя по выражению лица Шимони, можно было подумать, что магическое действо, разворачивающееся по воле Тапека, интересует его не больше, чем отдаленные звуки, снова долетающие с улицы, из квартала бедняков.

Чтение по губам показало, что разговор ведется о предметах самых незначительных: Мару заботило отчуждение ее супруга, которое началось несколько месяцев тому назад, со времени рождения их дочери. Вполне невинная картинка… вот только Джемел почему-то начал (что вызвало крайнее раздражение у магов-наблюдателей) играть и забавляться с длинными полотнищами шелка. Развеваясь в воздухе, ткань слишком часто препятствовала наблюдению за движением его губ. А между тем он что-то говорил: это было ясно по тому, какая рябь пробегала по шелку от его дыхания. Но никакие чары, применяемые для воссоздания образов минувших событий, не могли воскресить звук произносимых слов. Отпечаток света, падавшего в прошлом на любую вещь в помещении, можно было вызвать в видимый мир еще много дней спустя, но память о звуке, более эфемерном, чем свет, вещи сохраняли не дольше нескольких секунд.

Тапек разразился проклятиями. Застыв в неподвижности, словно релли, готовая к броску, он следил, как Джемел встал и проводил Мару к полкам; при этом их лица оказались обращены к стене, и наблюдателям были видны только едины собеседников. А между тем, насколько было можно судить, мелкотравчатый маг продолжал со всей серьезностью инструктировать властительницу, обучая ее какому-то виду мошенничества: пассы руками в воздухе, движения, которые сами по себе ничего не означают, но зато производят впечатление на невежественную публику. Подобные уловки умаляли репутацию всего сословия магов; Тапек презирал такие трюки. Его руки задрожали от гнева, и он ядовито заметил:

— Властительница выглядит на удивление глупой, как это ни странно. Интересно, сейчас у них четвертая репетиция этого дурацкого фокуса или пятая?

К его крайнему негодованию, Шимони смеялся — не открыто, чего за ним и прежде не водилось, но в его глубоких глазах плясали веселые огоньки.

— Я тебя предупреждал, Тапек. Джемел не был идиотом. И властительница отнюдь не глупа.

Завуалированное неодобрение, сквозившее в тоне ветерана Ассамблеи, вновь разожгло гнев Тапека. Подстрекаемый злостью и досадой, он продолжал бесплодное наблюдение за призрачными фигурами. Наконец Джемел прекратил рисовать в воздухе нелепые узоры и вернулся к пергаменту, на котором что-то писал, сгорбившись как будто специально затем, чтобы заслонить написанное от посторонних глаз. Чары имели свойство воссоздавать след былых событий только в таком виде, каким они являлись взору наблюдателя, стоящего в середине комнаты, поэтому прочесть набросанные Джемелом строчки не было ни малейшей возможности. Взглянув на жаровню, Тапек увидел, что Шимони изучает пепел пергамента, сожженного, по-видимому, совсем недавно.

— Действительно, — подтвердил старший маг в ответ на невысказанную мысль Тапека, — слова были утрачены прежде, чем мы сюда прибыли Тапек счел возможным рассеять призрачное порождение его чар, когда увидел, что Мара приняла аккуратно сложенный пергамент и, распрощавшись, отбыла. Не обращая внимания ни на влажную от крови землю, ни на промокшие подушки, Тапек в бешенстве метался вокруг жаровни; каждая жилка в нем была напряжена.

— Боги, если бы я мог встать на месте той стены и заново сформировать магическое видение, я узнал бы много! Ты же сам мог видеть по их позам, что властительница и этот наш покойный приятель говорили откровенно, когда стояли лицом к полкам!

Шимони, как всегда практичный, пожал плечами:

— Мы зря теряем время.

Тапек резко обернулся к собеседнику; тот напоминал сейчас пожилого вельможу, которого раздражает медлительность неповоротливого слуги.

— Мара!.. — воскликнул Тапек. — Мы ее допросим!

Мгновенно перейдя от размышлений к действию, словно только и ждал этих слов, Шимони стремительно направился к двери, откинул входное полотнище из нидровой шкуры и вышел в переулок; только здесь он откликнулся на возглас Тапека:

— А я-то все гадал, когда же ты наконец подумаешь об этом.

Оставив труп Джемела там, где он лежал, Тапек бросился вслед за компаньоном. Его густые рыжие брови были грозно сведены. Если бы он осмелился откровенно выразить свое мнение, то обвинил бы Шимони в противодействии их миссии. Старый маг был заодно с Хочокеной, и оба они часто поступали весьма странно. Разве они оба не заступились за Миламбера после той ужасной сцены на Имперских играх? Для Тапека не имело значения, что Миламбер впоследствии оказал большую услугу Империи, предупредив Императора и Ассамблею об опасности, которую представлял Враг. Чувства Тапека к Элгахару — магу, который некогда заключил в темницу Хочокену и пытал Миламбера, — были сложными. Элгахар, вне всякого сомнения, был безумцем, но он поступал так, как считал лучшим для Империи. Однако Миламбер уничтожил его и продемонстрировал, чем грозят радикальные отступления от традиции. Тапек не сомневался, что недавние поступки Мары служат если и не доказательством, то, во всяком случае, весомым свидетельством ее намерений пойти против Ассамблеи. И это было таким оскорблением традиции, что от одной лишь мысли об этом бледнолицего мага охватывала ярость.

Задумавшись, Тапек едва не налетел на Шимони, внезапно остановившегося и имевшего такой вид, будто он просто слушает ветер.

— И как именно ты собираешься это проделать? — осведомился Шимони.

Тапек нахмурился еще больше. Для него было унизительно играть роль мелкой сошки, какого-то жалкого подручного, но, если бы он не вызвал видение предшествующей сцены в лачуге и предоставил Шимони самому исполнить эту задачу, старый зануда развел бы тягомотину на половину ночи!

Затем последовали несколько изнурительных часов, когда Тапек, измотанный непрерывными усилиями, которые ему приходилось прилагать для поддержания действенности заклинаний, вызывал призрачный образ Мары и двух ее приближенных. Эти двое — ее первый советник и другой, носивший плюмаж военачальника Акомы, — сопровождали свою госпожу в странной прогулке по улицам бедняцкого квартала. Их путь петлял и даже повторялся! Тапек кипел от возмущения. Словно одержимый демонами, он не прекращал свою колдовскую слежку. И даже был вынужден мучиться ожиданием, когда властительница застряла у торговца одеждой. Наконец деньги были выплачены и пакет в плотной обертке вручен первому советнику. Затем гулянье по улицам продолжилось. Но вот властительница возвратилась на площадь, где ее ждали слуги и эскорт. Она вошла в паланкин. К вящему своему раздражению, Тапек заметил городских стражников, совершающих обход, и понял, что уже три часа ночи! Даже толстый старый Хочокена, решил он, копался бы меньше, чем эта проклятая Слуга Империи.

Фантом Люджана замешкался и поднял руки, чтобы поправить шлем. Как видно, его не удовлетворяло расположение перьев, и он поворачивал их то так, то этак, при этом заслоняя лицо запястьем, и одновременно давал подробные инструкции сотнику, возглавлявшему почетный эскорт. Затем призрачные носильщики схватились за шесты невесомого паланкина и подняли его над землей. Кортеж поплыл по темным улочкам Сулан-Ку. По пути Люджан и первый советник зачем-то передавали один другому полученный сверток, да к тому же, насколько можно было судить по движениям губ, то и дело обменивались строчками дурацких непристойных стишков.

Шимони тихонько посмеивался, как будто его забавляли эти низменные шуточки, и тем еще больше выводил Тапека из себя. Этот старый пень, думал нетерпеливый преследователь, ведет себя так, будто его совсем не интересует погоня за носилками Мары, а ведь именно это сейчас было самым важным! Они обязаны ее настигнуть, иначе зачем же их послала Ассамблея?

Несколько раз Тапеку приходилось заставлять себя заново сосредоточиться: стоило ему хоть чуть-чуть отвлечься, и призрачное видение расплывалось. На широких бульварах и оживленных улицах к мерцающему образу кортежа Акомы примешивались сотни других образов, и картина утрачивала четкость. Чтобы на фоне всего этого хаоса выделять нужную группу, требовалась огромная духовная энергия. Только потому, что прохожие, в этот ранний предрассветный час оказавшиеся на улице, поспешно уступали дорогу Черным Ризам, Тапек мог удерживать зыбкий образ паланкина Мары в поле зрения, а властительница Акомы продолжала свой дьявольски запутанный путь. Тапек почти совсем обессилел к тому моменту, когда чары привели их к ступеням храма Туракаму. Там фигуры-фантомы слились наконец-то с их живыми прообразами, знаменуя тем самым соединение прошлого с настоящим. Рабы Мары опустили свою ношу. Взмахом рук Тапек развеял чары. Голубое свечение погасло; на виду остались пустые носилки Мары, стоящие на вымощенной камнем площадке. Тапек моргнул, чтобы согнать с глаз усталость после непрерывного многочасового напряжения. Охранники Мары и ее слуги отсутствовали; вероятнее всего, они отдыхали и подкреплялись в какой-нибудь из ближайших таверн, пока их хозяйка занималась делами внутри храма. Звезды на небе начали бледнеть перед скорым рассветом. Настроение у Тапека было самым гнусным: вдобавок ко всему прочему он сбил ноги о камни мостовой. Чуть не до смерти перепугав раба, подметавшего лестницу парадного входа в храм Красного бога, он послал беднягу за верховным жрецом. Любая дверь была открыта перед Всемогущим, но даже маги соблюдали традицию. По обычаю, никто не входил в храм без разрешения.

Шимони хранил молчание.

Хорошо еще, что ждать не пришлось долго. Верховный жрец бога смерти был еще облачен в хламиду, которую надел во время визита Мары.

— Чем я могу услужить вам. Всемогущие?

Его поклон был строго официальным, в точном соответствии с той мерой почтения, какая требовалась от священнослужителя столь высокого ранга.

Тапек обуздал собственное раздражение:

— Мы ищем властительницу Мару, чтобы задать ей несколько вопросов.

Жрец выпрямился с выражением испуга на лице:

— Сожалею, Всемогущий. Властительница действительно здесь. Но в частной жизни госпожи возникли сложности, которые тревожат ее дух. Она получила от меня совет, но не нашла утешения. По собственному желанию она удалилась во внутреннее святилище храма Туракаму. Она ушла в добровольное затворничество, Всемогущие, дабы снискать там умиротворение и душевный покой. Остается надеяться, что мой бог внушит ей бодрость и придаст сил, чтобы преодолеть житейские трудности.

Тапек взъярился настолько, что готов был рвать на себе волосы, но ограничился тем, что лишь отбросил капюшон на спину.

— И сколь долго она там пробудет? Мы подождем.

Жрец задрожал — вероятно, от страха, — но глаза у него оставались вполне спокойными, когда он ответил:

— Как это ни огорчительно, я весьма сомневаюсь, что госпожа Мара выйдет из храма сегодня или вообще в ближайшем будущем. Она оставила указания своим слугам: носильщикам предписано утром отнести паланкин в поместье близ Сулан-Ку, ибо она проведет в затворничестве некоторое время. Речь идет самое малое о неделях; но, возможно, ей понадобятся и месяцы.

— Месяцы!.. — Тапек переступил с ноги на ногу, а потом уставился на жреца злобным взглядом. Свою тираду черноризец закончил весьма язвительно:

— Мне трудно поверить, что столь своевольная женщина, как властительница Мара, станет заботиться о своем душевном состоянии в такой неподходящий час!

Призвав на помощь дарованное ему свыше достоинство, жрец неторопливо расправил на себе одежду.

— Всемогущий, смертный может позаботиться о состоянии своего духа в любое время, — мягко поправил он зарвавшегося мага, а затем сложил руки на груди, застыв в величественной позе.

Тапек рванулся было вперед, словно собирался штурмом взять лестницу и нарушить покой храмового квартала. Однако Шимони остановил его резким движением руки.

— Подумай сам, — сказал пожилой чародей, словно бичом хлестнул. — Святость храмов почитается уже тысячи лет. Зачем ломать такую проверенную временем традицию, как неприкосновенность святилища, Тапек? Рано или поздно Мара выйдет отсюда. А если даже не выйдет — наши цели будут достигнуты, разве нет?

Огненнокудрый маг скривился, будто надкусил гнилой плод.

— Ты со своими Хочокеной и Фумитой — недоумки, если пытаетесь ее защитить! — прошипел он так, чтобы его мог слышать только старший собрат. — Она опасна!

— Столь же опасна, как публичное противоборство Ассамблеи и храмов? — уточнил Шимони столь же угрожающим тоном.

Казалось, что Тапек слегка остыл:

— Ты прав. Она недостойна того, чтобы из-за нее началась открытая свара.

Шимони молча кивнул и, видимо, счел себя удовлетворенным. В воздухе возникло слабое гудение, и не успел еще жрец сообразить, что стычка окончена, как два черноризца исчезли, оставив за собой лишь утихающий ветерок и запоздалое эхо гнева Тапека.

***

Грохот лебедки на палубе торгового судна «Коальтека» прекратился, раздался глухой стук удара о дерево тяжелого каменного якоря, обмотанного кожей. Зычным голосом капитан подал следующую команду. Заскрипели канаты, поднялись реи, и парусаиз ярко-окрашенного холста наполнились ветром. Мара мерила шагами крохотную кормовую каюту, не имея возможности выйти на палубу. Как ни стремилась она на свежий воздух — особенно сейчас, когда моряки ставили паруса, — приходилось смиряться с необходимостью. За те недели, в течение которых она была лишена солнечного света и вынужденно терпела духоту тесной каморки, Мара изрядно намучилась. Она взглянула на своего военачальника, чье лицо тоже успело побледнеть за время путешествия по туннелям чо-джайнов от города Сулан-Ку до порта Калх на отдаленном полуострове.

Мара никогда не бывала в южных окраинах провинции Хонкани. Но она кое-что слышала об этих местах от Джайкена и изводилась от неутоленного любопытства. Как ей хотелось бы побывать наверху, хотя бы ночью, и увидеть воочию Равнинный Город! Здесь располагался вход в великий магический коридор, который вел в Мидкемию; именно отсюда Кевина отправили на родину. Здесь же находились огромные каменоломни, которые служили основой имперской торговли в южных областях страны.

Однако не стоило рисковать и навлекать на себя гнев Ассамблеи ради легкомысленного каприза. Изобретательность Люджана и удача позволили навести преследователей на ложный след, который обрывался на ступенях храма Туракаму в Сулан-Ку и создавал иллюзию, будто госпожа Мара пытается обрести душевный покой в уединении внутреннего святилища. Если Черные Ризы заподозрят, что их обвели вокруг пальца, если какой-нибудь уличный попрошайка опознает в ней Слугу Империи, то жизнь самой. Мары, равно как и жизнь ее близких, не будет стоить ломаной цинтии. И потому Мара решилась совершить нечто немыслимое с точки зрения цуранской аристократии: переодевшись в платье рабыни, она покинула Сулан-Ку в обществе Люджана и Сарика, которые, в свою очередь, были облачены в доспехи наемников, не имеющие отличительных знаков принадлежности к какому-либо дому. Фермеры и торговцы, оказавшиеся в тот час на улице, предполагали, что эта женщина всего лишь военная добыча двух коренастых молодцов. Длинная серая рубаха, какие носили рабыни, не вызывала у них никаких сомнений, но они, не таясь, пожирали глазами ее стройную фигуру и блестящие волосы. Кое-кто выкрикивал похабные комментарии, и Люджан отвечал в том же духе. Его нарочитая грубость служила хорошим прикрытием для неуместной брезгливости Сарика, который не сразу сумел переломить себя и начать лицедействовать, а потому норовил схватиться за рукоять меча при каждом оскорблении, нанесенном мнимой рабыне.

Сообщение, доставленное одним из агентов Аракаси, потребовало немедленных действий. Когда Мара и два ее спутника добрались до улья чо-джайнов, расположенного во владениях Акомы, к ним присоединились десять отборных воинов в доспехах без геральдических знаков, а также некий портовый грузчик, которого она раньше никогда не видела; он говорил на турильском наречии, ибо это был его родной язык. С ними была и Камлио, снова обряженная в лохмотья, что были на ней, когда Аракаси привел ее в Акому. Вид у нее был самый мрачный: ей отнюдь не улыбалась перспектива путешествия под землей в обществе инсектоидов, нагонявших на нее страх.

Путь на юг оказался тяжелым испытанием. Усталая от волнений и давящей суровости подземных коридоров, от непривычной роли жалкого бесправного существа, на которое все смотрят как на какую-то вещь, Мара рухнула на подушки в каюте, которую разделяла с Кевином во время похода в Цубар. В знакомой обстановке тоска по возлюбленному обожгла особенно сильно, словно они разлучились не далее чем вчера. Она почти пожалела о том, что много лет назад купила «Коальтеку». Как же это ей не хватило ума отбросить чувства и купить какое-нибудь другое морское судно?

Однако «Коальтека» оказалась под рукой; советоваться с Джайкеном властительница не стала. Кораблю сопутствовала удача, она чувствовала это: ее общий с властителем Ксакатекасом триумф в пустыне Дустари до сих пор служил предметом всеобщего восхищения в Империи. И теперь, когда против нее объединились грозные силы Джиро и Ассамблеи, она нуждается в любых средствах, способных ее укрепить, даже в таких, которые коренятся в суеверии.

Кевин мог бы посмеяться над ее непоследовательностью. Рассердившись на себя за то, что она блуждает мыслями в прошлом, когда под угрозу поставлено все ее будущее, Мара оторвалась от воспоминаний о своем любовнике-варваре… и тут же поймала себя на том, что тревожится за Хокану.

Муж не знал, где она, и не должен был — во имя безопасности — получить от нее ни единого, даже самого невинного слова до тех пор, пока она не заберется достаточно далеко в глубь территории Турила. Мару пронзило острое сожаление о том, как мало у нее было возможностей поговорить с ним со дня их злополучной встречи после рождения Касумы. Никогда еще он не был так ей необходим, как сейчас. Насколько легче было бы у нее на душе, если бы она могла довериться ему, найти опору в его неизменном сочувствии и умении постигать суть происходящего! Она тревожилась и за него, потому что он сейчас улаживал дела с родственниками, каждый из которых стремился возвыситься в семейной иерархии. Смерть любого сильного властителя неизбежно приводила к обострению соперничества между его родичами, претендующими на долю наследства или власти. Мара вздохнула. Она надеялась, что Хокану сможет навещать детей, оставленных в императорском дворце, если примет пост, предложенный ему Ичиндаром. Нельзя же допускать, чтобы Касума росла без отцовской любви, а Джастин — это такой подарочек, что никто из дворцовых слуг с ним не справится. Мара снова вздохнула. Если бы знать, не получится ли так, что она вернется из Турила, заручившись помощью против грозного могущества магии, лишь затем, чтобы все ее усилия пошли прахом из-за двух малышей, которые к тому времени превратятся в испорченных, избалованных бездельников!

— Ты думаешь, что все наше путешествие может оказаться пустой затеей? — раздался тихий голос.

Подняв глаза, Мара с удивлением увидела Сарика, стоявшего на пороге каюты. Она не заметила, как он подошел. Когда корабль движется, внутри него все время что-то скрипит и постукивает; возможно, именно эти шумы заглушили звук шагов советника, а простая длинная туника позволяла ему как бы растворяться в тени.

Мара слабо улыбнулась.

— Я думаю, что мы могли бы обойтись и без воркотни Камлио, — сказала она, не желая делиться своими подлинными мыслями.

Сарик ответил беглой ехидной усмешкой:

— Да уж, если послушать ее жалобы, то можно подумать, что она знатная дама, а ты — запуганная служанка.

Мара засмеялась:

— Неужели мне бывает так же трудно угодить?

Советник скромно примостился на морском сундучке.

— А ты сама чувствуешь, что тебе угодить так же трудно?

— А как же.

Внезапно осознав, что у нее на душе становится легче просто от хода корабля, идущего под всеми парусами, Мара выдернула шпильки из прически, и ее густые волосы свободно рассыпались по спине. Она обвела руками полутемную каюту с яркими подушками и занавесками из бус. Стоило судну чуть-чуть накрениться, и эти бусинки ударялись друг о друга со звуком, напоминающим о детских погремушках.

— Я устала от тесноты и от всей этой игры в прятки. — О непрерывном страхе и напряжении она не стала упоминать. Отправиться в чужую страну, не возложив на себя никаких парадных регалий, подобающих ее высокому рангу, под охраной всего лишь десяти солдат и с провожатым, которому от рождения была уготована участь пастуха в горах! Это путешествие не шло ни в какое сравнение с ее прежним походом в Дустари, когда она шла во главе целой армии, со своим командным шатром и всеми удобствами, к которым привыкла дома.

Сарик криво усмехнулся:

— По-моему, ты подумываешь о том, чтобы пойти на риск и купить в Калхе новые носилки. — Искра, промелькнувшая в его глазах, наводила на мысль, что у него было что еще сказать. Мара удержалась от комментариев, и ее советник, откинув со лба волосы, продолжил:

— Видишь ли, Люджан успел уже прогуляться по рынкам. Он нашел подержанные носилки, сплошь покрытые черным лаком, изукрашенные речными камешками и увешанные бахромой со всех сторон.

Тут рассказчик сделал многозначительную паузу.

— Продолжай, — поторопила его Мара, на время позабыв о своих горестях; именно этого и добивался хитроумный советник. — Почему же мой доблестный военачальник не купил такое чудище?

Сарик широко улыбнулся:

— У тех носильщиков, которых можно купить на невольничьем рынке, не хватит мяса на костях, чтобы они оторвали от земли эту проклятую штуковину, а если за шесты возьмутся бойцы из твоего почетного эскорта, то у них не останется свободных рук для мечей. Кроме того, по словам Люджана, если тебя засадить в этот короб вместе с подружкой Аракаси дольше чем на час, вы там передеретесь, как две цетирки.

Мара так и ахнула при сравнении с существами, похожими на кошек и известными исключительной драчливостью самок:

— Люджан сказал такое?

Сарик промолчал, и Мара заподозрила подвох.

— Люджан ничего подобного не мог сказать! — воскликнула она в негодовании. — Чего ты добиваешься своими шуточками? Хочешь поссорить меня со своим кузеном?

Сарик скрылся под маской придурковатого простофили.

— Убирайся! — приказала ему хозяйка. — Оставь меня и пришли сюда Камлио. Она, может быть, и не желает принять ванну, но я-то уж точно хочу. И это надо сделать до того, как мы окажемся в открытом море и начнется сильная качка: тогда уже нам будет не до ванн.

— Как будет угодно госпоже, — сказал Сарик, плавно поднимаясь для положенного поклона.

Когда он вышел, ничуть не пристыженный, властительница сообразила, что он добился своей цели: от ее угнетенного состояния не осталось и следа. Да, ей не довелось побывать в Равнинном Городе, не довелось разделить со спутниками радостное возбуждение, овладевающее человеком во время отплытия корабля, но она направлялась в такие земли, куда, насколько ей известно, не ступала еще нога ни одного человека из Акомы.

Позднее, выкупавшаяся в ванне и умащенная благовониями, хотя и одетая в самое простое платье, властительница стояла на носу «Коальтеки», наблюдая, как срывается пена с гребней волн и как, играя, выпрыгивают из воды радужные рыбы-джейлоры. Когда их чешуя сверкала в лучах закатного солнца, Мара смеялась от восторга, не обращая внимания на буравящие взгляды Камлио.

— Что ты здесь видишь интересного, когда кругом одна вода? — однажды спросила ее куртизанка, не скрывая отвращения, которое вызывали у нее раскинувшиеся вокруг безбрежные просторы. Казалось, она умышленно опустила обращение «госпожа», как будто специально стараясь рассердить Мару.

— Я вижу красоту, — ответила Мара, словно не замечая издевки в вопросе спутницы. — Я вижу жизнь. Надо дорожить минутами покоя, которые выпадают между битвами. Это я поняла, когда стала властительницей.

К ним подошел Люджан. Его шлем без плюмажа отливал кобальтово-синим блеском на фоне темнеющего неба. Поклонившись Маре, он доложил:

— Мы идем с хорошей скоростью, госпожа.

Мара подняла брови:

— Ты стал моряком, военачальник?

Люджан улыбнулся. В выражении его лица было меньше лукавства, чем у Сарика, но ровно столько же беспечности.

— Нет, — признался он, — но так сказал капитан.

Он снял шлем и скорчил недовольную гримасу, потому что этот головной убор был подогнан хуже, чем другой, более тонкой работы, который остался в Сулан-Ку. Расчесав пятерней волосы, он глубоко вдохнул морской воздух.

Несмотря на присутствие Камлио, которая стоя-ка с самой безразличной миной на лице, Мара вымолвила:

— Это путешествие вызывает воспоминания…

Люджан поднял глаза на верхушку фок-мачты, а потом обвел взглядом яркий размах парусов, освещенных последними лучами золотого заката:

— Мне тоже не хватает варвара, госпожа. Пусть бы он даже и провел половину путешествия склонись над тазом.

Мара не могла не рассмеяться.

— Бесчувственный солдафон! — упрекнула она шутника. — Дай срок, в один прекрасный день шторм встряхнет твой желудок посильней! Вот тогда тебе станет понятно, что морская болезнь — это не такая уж забавная штука.

— О боги, — взмолился Люджан в притворном ужасе. — Не насылайте на меня такую кару, когда мой кузен на борту. Он сварит мне суп из рыбьей чешуи, заставит меня проглотить это вместо лекарства, а потом растрезвонит всем моим любимым девушкам из Зыбкой Жизни, какое у меня было зеленое лицо.

Камлио застыла в безмолвном ожесточении, но Люджан обернулся к ней с обезоруживающей улыбкой, перед которой не могла устоять ни одна провинциальная красотка.

— Тут нет никакого оскорбления, цветик, просто все мои девушки любят свою работу. Со мной они не скупятся на ласки, а я не обращаюсь с ними как с частной собственностью. Я ведь не из тех господ, которые раньше оплачивали твои услуги. Прислушайся к голосу разума и перестань искать им подобных в каждом встречном мужчине.

У Камлио был такой вид, как будто она вот-вот начнет плеваться ядом. Потом она откинула назад свои золотистые волосы, подобрала кричаще-пестрое одеяние и, гордо выпрямившись, удалилась. Ни малейшим движением не показав, что слышит, какие замечания отпускают матросы ей вослед, она спустилась по трапу в каюту помощника капитана, которая была отдана в ее распоряжение на время плавания.

— Не говори так, — остановила Мара Люджана, почувствовав, что очередной эпитет вот-вот сорвется у него с языка. — Ты наверняка вызывал бы у нее меньшую враждебность, если бы перестал называть ее цветиком.

Люджан не принял упрека:

— Но ведь это ей очень подходит. Если бы даже она расцарапала себе лицо и у нее на всю жизнь остались шрамы, все равно при одном лишь взгляде на эти формы любого мужчину пот прошибет.

Не успел он это сказать, как густо покраснел, устыдившись своей прямоты: бравый офицер лишь сейчас вспомнил, что беседует с особой женского пола, да к тому же его госпожой.

Мара ободряющим жестом коснулась его руки:

— Меня не оскорбляет то, что ты говоришь со мной так откровенно, Люджан. Ты как будто заменил мне погибшего брата…

Люджан снова водрузил шлем на голову.

— Я знаю тебя, госпожа, как знаю собственное сердце. Но эта Камлио ставит меня в тупик. Я не знаю, что в ней нашел Аракаси.

— Самого себя, — ответила властительница. — Он видит события, которые пережил в юности, и хочет избавить ее от боли, которую некогда испытал сам.

Она смотрела куда-то вдаль, пытаясь дать себе ответ: может быть, именно в этом кроется причина, из-за которой ее так угнетает натянутость в отношениях с Хокану. Интересно, а вот Люджан сумел бы понять, почему ее муж так холодно отнесся к рождению дочери? Если бы Люджан был братом Мары, а не ее военачальником, она могла бы его спросить. Но здесь, на палубе корабля, где снуют люди, следовало сохранять подобающий вид и дистанцию.

В густеющих сумерках Мара всматривалась в лицо собеседника. За годы, прошедшие с тех пор, как она избавила его от судьбы серого воина, на этом лице прорезались новые морщины, а на висках начала серебриться седина. До этой минуты она и не замечала, что Люджан с годами все больше напоминает обликом Кейока — обветренного, жилистого, невозмутимого… Мы стареем, печально подумала Мара. И что же осталось от дней минувших и от всех наших трудов? Ее дети защищены от врагов не лучше, чем была защищена когда-то она сама, и, если бы Хокану не был столь искусным полководцем, ему, возможно, пришлось бы проливать кровь своих ближайших родственников, чтобы удержать на почтительном расстоянии свору честолюбивых кузенов.

Мара вздохнула, напомнив себе, что если бы ее брат остался в живых и унаследовал Акому, то, вероятнее всего, пост Имперского Стратега достался бы кому-нибудь из Минванаби. А тогда не могли бы произойти и те благие перемены, которые позволили Императору сосредоточить в своих руках всю власть в стране, но которые, увы, до сих пор не успели еще вполне утвердиться. Своими шутливыми поддразниваниями Люджан часто напоминал Ланокота. Но ее брат едва успел достичь порога возмужания, он лишь испытывал себя, отвечая на требования жизни. А этот человек, стоящий рядом с ней, находится в расцвете сил, он — опытный воин. Подумав вдруг, что столь достойный человек должен иметь сыновей, Мара, поддавшись безотчетному порыву, сказала:

— Знаешь, тебе надо жениться.

Люджан прислонился спиной к ограждению и усмехнулся:

— Я как раз на днях подумал, что мне пора бы завести сына или дочку.

После того, что случилось между Аракаси и Камлио, Мара приучилась к большей осторожности в суждениях, когда речь заходила о столь деликатных предметах. Ей вдруг пришло на ум, что, может быть, у него и была когда-то любовь, но он не имел права посвататься к своей избраннице. И властительница спросила напрямик:

— У тебя есть какая-то определенная женщина на примете?

Люджан засмеялся и, с нежностью взглянув на хозяйку, сообщил:

— А как же. Целая дюжина.

Прекрасно понимая, что он нарочно подбрасывает ей наживку, чтобы мало-помалу вовлечь в словесную игру-перепалку, Мара объявила свой вердикт:

— Ты всегда был мошенником! Найди себе такую женщину, чтобы она понимала твои шуточки, иначе тебе не миновать взбучек.

— Да мне от нее все равно будет доставаться, — признался военачальник. — У меня, видишь ли, такая скверная привычка завелась: даже в постели не снимаю оружие.

Это было шуткой лишь наполовину: события последних лет вынуждали воинов Мары постоянно быть начеку. Но сейчас — и это было хуже всего — ни один меч в Империи не мог ее спасти. Шутливое настроение покинуло Мару. Она смотрела вперед, словно хотела заглянуть за горизонт, и гадала: найдет ли она то, в чем так отчаянно нуждается — ради сохранения рода Акома — на том далеком, еще невидимом берегу.

***

С наблюдательного поста послышался крик дозорного:

— Впереди земля!

Мара бросилась к поручню. Ее щеки раскраснелись на утреннем ветру. Даже Камлио, которую, казалось, ничто не способно было заинтересовать, последовала за ней. Впереди, слева по курсу «Коальтеки» возникло возвышение мутно-синеватого цвета — первый признак береговой линии.

— Хонсони, — понял Люджан. — Говорят, мед красных пчел, который здесь добывают, — самый сладкий в Империи.

Лепала — главный город провинции Хонсони — славился также шелком, экзотическими красителями и роскошными тканями с причудливыми узорами.

Мара вздохнула: совсем как молоденькую девушку, ее снедало любопытство. Она мечтала о том, как хорошо было бы задержаться здесь и побродить по приморским рынкам. Ксула, Лепала и Рудидже считались сказочными городами, где здания были увенчаны остроконечными шпилями и опоясаны галереями с алыми перилами. О властителях этих краев рассказывали, что у них в прудах водятся редчайшие рыбы, а в гаремах содержатся сотни женщин. Окна в домах закрывались узорчатыми ставнями, которые предназначались как для укрытия от яркого солнца, так и для защиты от морских ветров. В садах произрастали огромные цветы, которые распускались только в сумерки и наполняли вечерний воздух пряными ароматами, пока ночная прохлада не заставляла их закрыться вновь. Улицы были вымощены камнем, который, когда его поверхность оказывалась влажной, сиял, как золото. Матросы рассказывали друг другу байки о таинственных развлечениях тамошних торговцев. Ходили слухи о напитках, обладающих удивительной силой, о гостиницах, где все помещения полны клеток с птицами, радующими глаз ярким оперением, и о трапезных, где прелестные девочки и мальчики разгоняют жару, обмахивая клиентов огромными опахалами. Однако, увы, «Коальтека» не может бросить якорь ни в одном из этих оживленных торговых портов, пока Мара со свитой не сойдет на берег залива между Хонсони и Суэто в укромной безлюдной бухте.

Законный груз «Коальтеки» будет доставлен в место назначения на обратном пути, и если даже черноризцы или шпионы Анасати усмотрят нечто подозрительное в отклонении судна от обычного курса… ну что ж, к этому времени властительница окажется уже далеко, в глубине чужой страны и, если богам будет угодно, вне пределов досягаемости…

Пятью днями позже отряд Акомы высадился на берег в местности столь мрачной, что она показалась Маре страшнее любого из ее ночных кошмаров. Площадка, куда доставили горстку «паломников», представляла собой полумесяц из синевато-серого, отшлифованного морем сланца. Бухту оживляли лишь тени пролетающих птиц. Целая стая кружилась над головами путников, когда Люджан с Марой на руках сходил на берег. Тоскливые крики крылатых созданий перекрывали завывание ветра и шум волн, разбивающихся о торчащие из воды рифы. Ветер переносил песчаную пыль через заросшие кустарником утесы, окружающие бухту. Высоко над их скалистыми гребнями виднелись — из-за удаленности также кажущиеся серовато-синими — плоские вершины предгорья, окаймленные по горизонту цепью гор, пики которых терялись в сумрачной толще туч. Горный хребет с отвесными гладкими склонами оказался неприступной крепостью для цурани, в прежние времена затевавших военные походы на Турил. Раз за разом войска Империи предпринимали попытку вторжения в эти негостеприимные края — и все кончалось тем, что их отбрасывали назад свирепые нагие дикари с боевой раскраской кожи, вооруженные лишь мечами.

Приземистый проводник с лицом морщинистым, как кожура сушеного плода, остановился перед Марой и тихо произнес:

— Госпожа, тебе следовало бы приказать своим людям не стоять на открытом месте. Здесь они. уж очень на виду.

— Мне придется объяснить им причину, — возразила Мара. — Они уважаемые воины и вряд ли захотят прятаться и таиться, как воры, — тем более здесь, где и жилья-то никакого нет, даже рыбачьих лачуг не видно.

Проводник облизнул промежуток, где у него не хватало двух передних зубов, переступил с ноги на ногу, а затем быстро поклонился:

— Госпожа, мир между Империей и Турилом очень ненадежен. Только назначенные послы и торговцы, имеющие лицензию, могут пересекать границу, и только в отведенных для этого местах. Если твоих людей заметят в пределах двух дней пути от берега, вас сочтут за шпионов.

Какие бы способы наказания шпионов ни были в ходу на землях Турила, выражение лица проводника красноречиво свидетельствовало, что ничего приятного такое будущее не сулит.

Зная, что ее собственный народ использовал пленных воинов Турила для жестоких игр на Имперской Арене, Мара больше не возражала против мер предосторожности. Она жестом подозвала Люджана поближе к себе и сказала ему на ухо:

— Военачальник, у нас возникла острая потребность в таких знаниях, которые ты приобрел в бытность свою серым воином: как сохранить наше присутствие в тайне, до тех пор пока мы не проникнем в глубь страны?

Люджан ухмыльнулся:

— Ах, госпожа, но тогда тебе станут известны последние из моих хитростей! Если ты узнаешь, как доблестные воины умеют бесшумно подкрадываться и проползать тайком… разве ты когда-нибудь доверишь им охрану своих драгоценностей?

— Тем не менее я рискну доверить им это, если наша миссия будет успешно завершена, — ответила Мара с мрачным юмором. В первый раз она ощутила привкус трудностей, ожидающих ее на этих чужих берегах.

В последующие дни Мара не раз вспоминала поход через земли Цурануани перед ее первым замужеством. В тот раз ее целью было заключение союза с королевой чо-джайнов. Теперь, как и тогда, она ночевала в жалких укрытиях на голой земле, с ничтожно малой свитой. В том путешествии она проделала часть пути пешком, когда тропа оказывалась непроходимой для носилок с пассажиром. Тогда тоже приходилось спешить и продвигаться под покровом ночи, так как путь лежал через земли враждебных властителей.

Но в Цурануани имелись густые леса, почти джунгли, в которых можно было прятаться. Низко стелющиеся туманы скрывали ее отряд на рассвете и в вечерние сумерки, а носильщики тащили мешки со съестными припасами.

На каменистой почве Турила произрастали лишь травы и редкий кустарник, который представлял собой весьма относительное укрытие. По временам приходилось перебираться со склона на склон, смиряясь с холодными ветрами на высоких перевалах; а ее тонкие сандалии промокали насквозь от хождения по болотистым низинам. Острые листья камыша оставляли на лодыжках многочисленные царапины; руки, сжимающие прочный посох, загрубели от мозолей. Однажды отряд миновал деревушку, передвигаясь по пастбищу ползком при свете луны. Собаки лаяли на них, но спящие подпаски не пробудились.

Мара привыкла ко вкусу жесткой дичи, добытой с помощью луков ее воинов. Долгие часы и мили, проведенные на ногах, оборачивались болью в мышцах, о существовании которых она до сих пор и не подозревала. Как ни странно, она наслаждалась свободой и высоким, усеянным облаками куполом небес. Но самое большое удовольствие доставляло ей наблюдение за Камлио.

Длинные волосы девушки теперь постоянно были растрепаны и спутаны: впервые в жизни никакие служанки не заботились о ее прическе. Она перестала поджимать губы и бледнеть, когда с ней заговаривал кто-нибудь из воинов. Те немногие, которые пробовали подступиться к красавице, получили отпор и оставили ее в покое. Она ходила умываться к родникам с ледяной водой, а однажды робко предложила свою помощь у костра; при этом у нее скоро обнаружился настоящий дар поварихи. Она попросила Люджана обучить ее приемам обращения с боевым ножом. Эти уроки начинались в полумраке каждый вечер, и все могли слышать, как нежные воркующие интонации Камлио сменялись визгливой бранью рыночной торговки, когда брошенный ею нож пролетал мимо цели. Однако, сделав промах, она тотчас повторяла попытку опять и опять.

Люджан, казалось, сумел преодолеть сварливый настрой девушки.

— Знаешь, — сказал он однажды, — тебе стоило бы взять несколько уроков у Аракаси. В этом деле он непревзойденный Мастер и знает, как использовать каждый мускул запястья.

Камлио развернулась с такой яростью, что военачальник поспешил перехватить ее руку: он не был уверен, что она сейчас не всадила бы этот клинок в него самого.

— Боги! — возопила Камлио, оскорбленная до глубины души. — Да от кого же мне и нужно защищаться, как не от него?

Она рванулась прочь и унеслась в темноту.

Люджан смотрел ей вслед, укоризненно прищелкивая языком:

— Женщина, с нашим Мастером тайного знания никто не совладает в схватке на ножах. — Когда она скрылась из виду, он тихо договорил:

— Чтобы защититься от него, тебе не нужны никакие средства обороны. Если тебе взбредет в голову вырезать у Аракаси сердце… я думаю, он будет стоять смирно и даже поможет тебе это сделать.

Много позже, глубокой безлунной ночью, Мару разбудили звуки рыданий. Она мягко спросила плачущую девушку:

— Ты не хочешь больше никогда видеть Аракаси, и в этом все дело?

Бывшая куртизанка ничего не сказала, но ее рыдания понемногу утихли, и она наконец заснула.

Следующее утро выдалось пасмурным и холодным. Камлио, с разрумянившимися щеками, вернулась с охапкой хвороста для костра. Глаза у нее тоже покраснели.

— Он убил мою сестру! — выпалила она, обращаясь к госпоже, словно продолжая ночной разговор.

— Он убил по моему приказу Обехана, главаря тонга Камои, — поправила ее Мара. — А твою сестру поразили дротики Обехана.

Камлио швырнула всю охапку в костер, который только что развел Люджан; к небу взвился целый сноп искр и дыма.

Пастух-проводник разразился бранью на турильском наречии:

— Безмозглая девка! Твоя дурость может стоить нам жизни!

Люджан отреагировал первым. Он сорвал плащ, который был надет поверх доспехов, и набросил его на костер, а потом метнулся к стоящему поблизости ведру с водой и выплеснул ее на плащ, прежде чем тот успел загореться. Из-под складок потекли слабые струйки пара и ощутимо пахнуло горелой квердидровой шерстью.

— Подъем! — бросил он вестовому. — Свернуть лагерь. Завтрак отменяется, выступаем в путь немедленно. Этот дым могли заметить, и ради нашей госпожи мы должны убраться отсюда как можно дальше.

Оценив благоразумие военачальника Акомы, пастух бросил на него благодарный взгляд, и через несколько минут отряд Мары был уже снова в дороге, одолевая ручьи, овраги и другие преграды, которые мог предложить им скудный ландшафт здешних мест.

***

Через четыре дня проводник счел, что необходимость в столь суровых мерах предосторожности отпала. Он получил от Мары деньги и рискнул спуститься в долину, чтобы купить съестного на рынке расположенного там селения. Имперские цинтии могли бы вызвать нежелательный интерес, но они высоко ценились, и бесхитростные местные жители не озаботились вопросом о происхождении монет и того, кто их тратит. Мара заподозрила, что она была не первой из цурани, кого проводник вел по этой дороге. Контрабанда между Империей и Турилом была делом рискованным, но прибыльным, и не приходилось удивляться, если этим промыслом занимается человек, которого считают своим по обе стороны границы.

Пастух вернулся с двумя кожаными мешками, набитыми всяческой снедью, включая вяленое мясо, и с накидкой из грубой шерстяной пряжи — взамен плаща, которым пожертвовал Люджан. Вся эта поклажа прибыла в лагерь на спине низкорослого серого животного, видом напоминавшего лошадь, но с длинными ушами и с хвостом, похожим на малярную кисть.

— Это осел, — ответил пастух-проводник на вопрос Мары. Отсутствие зубов помешало ему четко произнести слово, но Мара догадалась, что оно явно мидкемийского происхождения. Присутствие животного, которое могло быть доставлено только из стран, находящихся по другую сторону магических ворот,

— а следовательно, было переправлено через всю Империю, — неопровержимо свидетельствовало, что контрабанда — главный вид торговли в этих краях.

Проводник пояснил:

— Он не такой злобный, как квердидра, госпожа, и притом достаточно выносливый, чтобы ты могла ехать на нем верхом.

Мара удивилась:

— Верхом?.. Да он же не крупнее, чем новорожденный теленок нидры!

— Тогда иди пешком, — непочтительно буркнул пастух. — Но на вершинах ты все ноги собьешь о камни, а твои воины быстро устанут, если им придется тебя тащить.

Для Камлио он купил башмаки с прочными подметками и шнуровкой спереди да еще с меховой оторочкой. Мара разглядывала уродливую обувь с отвращением, а осла — с содроганием. Потом, вздохнув, сдалась.

— Поеду, — сказала она. — Покажи Люджану, как он должен усаживать меня в седло.

Проводник отвесил еще один из своих быстрых поклонов, которые — Мара готова была поклясться — были для него способом скрыть усмешку.

— Не поддавайся дурным предчувствиям, — подбодрил ее Люджан. — Лучше подумай, чего я натерпелся по твоей милости в тот день, посреди пустыни, когда мне пришлось взгромоздиться на чо-джайна! Во-первых, они еще более скользкие, и я с ужасом ожидал, что слечу на землю и упаду на собственный меч…

— Это Кевин придумал, а не я, — сказала Мара в свою защиту, а потом набралась смелости — и Люджан сильными руками поднял ее и усадил в седло из окрашенной кожи, закрепленное на спине осла.

Мара пыталась утешиться тем, что животное очень маленькое и земля совсем близко, не дальше ярда. Если случится упасть, то худшее, чем она рискует, это синяки — не слишком большая цена за возможность найти защиту от черноризцев. И к тому же вскоре обнаружилось, что шаг у осла ровный и легкий, а его ноги на диво уверенно ступали по камням.

Тем не менее такой способ передвижения не показался Маре чересчур удобным. Впрочем, она скрывала раздражение за обычной цуранской невозмутимостью, пока ее отряд забирался все выше и выше на неприветливые холмы. После полудня, когда она спешилась, а осла отвели на водопой, Мара призналась Люджану, что ни за что не разрешила бы ввозить в Империю ослов.

— Маленькая лошадь, ну как же! — фыркнула она, с трудом выбрав позу, чтобы вместе со всеми подкрепиться черствым хлебом и кислым сыром.

Люджан только усмехнулся:

— Говорят, они очень надежны и значительно превосходят квердидр как вьючные животные.

С этим Мара готова была согласиться, несмотря на боль в ягодицах. Она уже имела однажды удовольствие путешествовать с караваном дурно пахнущих злобных квердидр, когда пересекала горы Цубара, выступив в поход против банд, устраивавших набеги на приграничные области. Однако когда осел задрал тощий хвост, чтобы извергнуть из себя зловонную кучу, властительница воздержалась от высказываний. Пусть эти животные и впрямь превосходят драчливых шестиногих квердидр, которых туземцы используют для перевозки тяжестей, но в том, что касается их повадок, так одни стоят других.

Внезапно пастух, служивший им проводником, резко обернулся, вмиг позабыв о зажатой в руке горбушке. Прищурив глаза, чтобы защитить их от ветра, он обводил взглядом суровые, поросшие кустарником холмы, словно развертывая и читая некий свиток, в котором письменами были скалы и растения.

— За нами следят, — тихо сообщил он Люджану.

Военачальник с нарочитым спокойствием продолжал жевать свою пищу. Затем равнодушно, как будто не существует никакой непосредственной опасности, спросил:

— Нам следует вооружиться?

Пастух в испуге замотал головой:

— Нет, если вам жизнь дорога! Продолжайте вести себя как ни в чем не бывало. А если кто-нибудь приблизится — никаких угрожающих движений. И пусть они что угодно говорят или делают, желая вывести вас из себя. Смотри, чтобы никто из твоих рта не раскрывал и за меч не хватался!

Люджан в ответ изобразил такую беспечную улыбку, что уловить ее фальшь смогла только Мара.

— Возьми сыру, — предложил он пастуху.

Но аппетит у всех пропал начисто, и вскоре отряд снова построился и двинулся в путь. Но едва они успели пройти десять шагов, как раздался громкий крик. Откуда-то сверху на огромный камень, возвышающийся над узкой тропой, спрыгнул мужчина в просторной развевающейся накидке такого же тусклого зеленовато-серого, как у здешней почвы цвета, волосы у него были заплетены в косички.

Солдаты Акомы остановились, но Люджан предостерегающе поднял руку. Впрочем, они не забыли его приказ: оружие из ножен не вынимать. Все были немало удивлены: турильский горец появился словно из ниоткуда. Одетый в туземный кильт — а попросту клетчатую юбку — и двойную перевязь из скрещенных ремней, к которым были привешены два меча и несколько ножей, он заорал:

— Эй вы, цурани! Зачем вы вторглись на землю Турила? — Сильнейший акцент делал его слова почти неразборчивыми, но тон, каким они были произнесены, был весьма воинствен.

Мара ударила осла пятками в бока, чтобы преодолеть его явное нежелание сделать хотя бы шаг вперед. Однако, прежде чем он смог сделать этот шаг, юркий пастух прыжком оказался рядом с Марой и перехватил у нее уздечку.

— Воин, мое имя — Лайапа, — сказал он на языке Турила. — Я говорю от лица властительницы Акомы, которая прибыла с миссией мира.

Туземец спрыгнул с камня; при этом край его накидки отлетел назад, а кильт задрался, обнажив крепкие мускулистые ноги. Ремешки сандалий, крест-накрест обвивающие икры, были завязаны ниже колен узлом, а их концы украшены кисточками; вся оружейная сбруя время от времени лязгала, ударяясь о каменные талисманы. Вблизи можно было разглядеть, что голова у него вся выбрита, за исключением кружка на макушке, где начинались отращиваемые с детства косички, длиной доходившие до пояса и также увешанные амулетами.

Люджан прошептал хозяйке на ухо:

— Он одет не для войны, госпожа.

Мара кивнула. Она читала, что горцы Турила перед боем сбрасывают одежду, оставляя на теле лишь внушительный набор оружия, щиты и шлемы с перьями. Они гордились тем, что их мужское достоинство и во время боя не поникает от страха, и старались, чтобы врагам это стало известно.

Незнакомец с важным видом прошествовал к Маре, которая была теперь несколько впереди остальных, поскольку осел не стоял на месте, а переступал ногами в некотором беспокойстве. Мара подергала удила, усердно напоминая себе: надо держаться так, как будто ничего плохого не происходит.

Горец рявкнул что-то на своем грубом наречии и схватился за уздечку. Он шумно выдохнул воздух прямо в нос ослу, и тот неизвестно почему успокоился. Затем верзила сделал два шага и, оказавшись лицом к лицу с Марой, наклонился вперед, так что их носы почти соприкоснулись.

Лайапа торопливо воскликнул:

— Благодетельная, не шевелись. Он испытывает твою выдержку.

Мара даже дышать перестала и заставила себя не закрывать глаза. Солдаты чувствовали себя явно не в своей тарелке, и руки у них чесались от соблазна немедленно выхватить мечи, а Камлио, позабыв с перепугу о своем отвращении к мужчинам, прижалась к ближайшему воину. Однако бойцы Акомы умели соблюдать дисциплину. Воины стояли неподвижно. И когда стало ясно, что Мара не намерена опускать глаза или пятиться, горец шумно выдохнул, обдав ее запахом чеснока, и отодвинулся. Признав храбрость путешественницы достаточной, он буркнул:

— Кто говорит за тебя, женщина?

Прежде чем Лайапа успел вмешаться, Мара объявила:

— Командую здесь я.

Оскал горца никто не принял бы за улыбку. Его коричневое от загара лицо сморщилось в презрительной гримасе.

— Ты показала свою стойкость, женщина! Я это признаю, но командовать этими мужчинами?..

Ближе всех к Маре находился Люджан, и горец адресовал свой вопрос к нему:

— Ты! Я не болтаю с бабами и не отвечаю на их вопросы, но желаю знать: что привело вас на наши земли? Вы хотите повоевать?

Последние слова следовало понимать как шутку, ибо он разразился громогласным хохотом.

Мара жестом призвала Люджана к молчанию. Словно не замечая горца, стоящего рядом с холкой осла, она обернулась к пастуху-проводнику:

— Этого горца, кажется, что-то развеселило. Его забавляет само наше присутствие или же он намерен задеть нашу честь?

То ли повинуясь собственному чутью, то ли просто скованный страхом, Лайапа промолчал.

Мара нахмурилась, будучи вынуждена полагаться только на себя. Цуранские отчеты изображали людей Турила кровожадными разбойниками, скорыми на расправу и беспощадными в бою. Но Мара чувствовала, что не стоит особенно доверять мнению людей из армии вторжения. До сих пор она видела турильцев лишь однажды, когда их — пленников — послали на арену. Тогда они предпочли терпеть жестокие удары кнутов цуранских надсмотрщиков, но не стали сражаться на потеху тем, кто захватил их в плен.

Мара снова обратилась к горцу:

— Я хочу встретиться с вождем вашего племени.

Верзила казался удивленным. Возможно, такой же вид был бы у него, если бы вдруг заговорило насекомое.

— Ты хочешь встретиться с нашим вождем? — Он потер подбородок, как бы размышляя. — Какое у тебя к нему дело, чтобы беспокоить его? У него уже есть женщина, которая согревает его по ночам.

Мара сумела вовремя удержаться от резкого ответа и снова мановением руки остановила Люджана: еще миг — и он бросился бы на насмешника с мечом. Мара заставила себя внимательнее оглядеть дерзкого горца. Ему было лет двадцать пять, не больше. По цуранским законам лишь по достижении такого возраста юноша считался способным вступить в права наследства. Как юнец, еще не вполне ощутивший бремя ответственности, этот забияка куражился и важничал, стараясь выглядеть более значительным в глазах старших.

— Я не веду переговоров с мальчишками, — объявила властительница. — Проводи меня сейчас же к твоему вождю, иначе я сама отыщу его и попрошу, чтобы тебя наказали за дерзость.

Горец шагнул в сторону, изобразив шутовской испуг:

— О госпожа! Как же иначе!

Он развернулся на каблуках, отчего опять взметнулись его накидка и кильт, и сунул в рот два пальца. Его свист пронзил воздух, заставив воинов Мары вздрогнуть.

— Мечи не вынимать, — тихо напомнила Мара Люджану.

Военачальник бросил на своих людей суровый взгляд, напоминая о необходимости соблюдать спокойствие, — и в тот же миг показалась орава туземцев, тотчас окружившая отряд Акомы. Все они были вооружены до зубов — луки, копья, мечи и метательные ножи; у некоторых — наиболее высокорослых и свирепых на вид — этот арсенал дополняли еще и двойные боевые топоры. Численный перевес горцев был не менее чем три к одному, и, если бы дело дошло до стычки, ее исход не трудно было предугадать.

Горец, стоявший на тропе, взглянул на своих сотоварищей:

— Вы слышали слова женщины? Она собирается приказать нашему вождю, чтобы он велел меня отлупить за дерзость!

Это сообщение было встречено грубым хохотом и скрежетом выхваченных мечей.

Во рту у Мары пересохло. Она должна что-то предпринять, прежде чем ее солдат перебьют, а ее с Камлио захватят в плен. Понимая это, она с трудом разомкнула губы:

— Я сказала, что мы прибыли с миссией мира! Чтобы доказать это, мои люди разоружатся. — Встретив недоверчивый взгляд Люджана, она скомандовала:

— Выполняйте приказ!

Все как один гвардейцы Акомы расстегнули оружейные пояса. Мечи в ножнах со стуком упали на твердый камень дороги.

Ухмылка молодого воина стала откровенно злорадной. Он поднял руку, сдернул кожаный ремень, которым была скреплена его коса, и с резким щелчком натянул этот ремень между обеими руками.

— Свяжите их! — гаркнул он и, взглянув на Люджана, добавил:

— Вы цурани! Враги моего народа. Вот мы и посмотрим, кого прикажет побить наш вождь!

Мара закрыла глаза, когда турильские бойцы плотным кольцом окружили ее беззащитный отряд, но успела заметить, какие похотливые взгляды бросал ближайший из них на Камлио. Да и уши у нее оставались открытыми, и она слышала их высказывания, выраженные на чужом языке, но весьма красноречивые по интонации. «Да защитят нас боги, — подумала Мара, — на какую судьбу я обрекла своих людей?» Ибо, исходя из законов чести, из догматов веры, в которой они были воспитаны, все ее воины до последнего должны были пасть в сражении — а о том, чтобы сдаться, никто не смел и помыслить!

— Ты поступила правильно, великая властительница, — убежденно сказал Лайапа.

Но когда грубые руки стащили Мару с седла и засаленные кожаные ремни затянулись на ее запястьях, она не могла отогнать горькие сомнения. На ставку поставлено нечто большее, чем позор или слава Акомы, напоминала она себе, когда ее воинов за руки и за ноги привязали к общейверевке и они выдержали это в стоическом молчании.

Но когда властительницу Акомы и ее лучших воинов пинками погнали по дороге, подгоняя уколами ножей и осыпая насмешками, она не была уверена, что не предпочла бы сейчас быть мертвой.

Глава 4. ПЛЕННИЦА

Мара споткнулась и упала.

Горец, который впихнул ее в походный строй, разразился смехом, когда она ударилась коленями о неровные камни. Он схватил ее за локоть, рывком поставил на ноги и подтолкнул вперед. Она наткнулась на Сарика, который стоял как вкопанный и успел ее поддержать. Было видно, что он с трудом сдерживает ярость.

— Моей хозяйке должно быть разрешено ехать верхом на осле, — запротестовал он, понимая, что гордость не позволяет госпоже говорить. Каждое слово он выплевывал как проклятие.

— Заткнись, цуранский пес! Ослу мы найдем применение получше!

Горец, который, по-видимому, командовал бандой, подозвал одного из своих подручных и дал ему указание.

Мара высоко держала голову, стараясь не смотреть на залитое кровью лицо Люджана. Он отказался поднять руки, чтобы его связали, и, хотя драки не затевал, туземцам пришлось прибегнуть к грубой силе, чтобы завести ему руки за спину и привязать к общей веревке. Его глаза потемнели от негодования, когда он увидел, какое «лучшее применение» нашлось для их маленького вьючного животного. Камлио поразила воображение турильских варваров. Они сочли, что красота делает ее ценным трофеем, и потому посадили в седло ее, а не властительницу.

Сарик, снова вздумавший протестовать, получил удар в лицо, но при этом удостоился презрительного объяснения на ломаном цурани:

— Черноволосая скоро уже не сможет рожать. Поэтому ей и цена невелика.

Мара выдержала и этот позор: щеки у нее горели. Но когда захватчики в юбках построились и приготовились выступать в путь, она терзалась от мук неопределенности. Она понятия не имела, что могут сотворить эти турильцы с ней самой и с ее спутниками. Но, зная, как обращаются цурани с пленниками из Турила, она легко могла себе представить, что судьба вряд ли окажется приятной.

Турильцы подгоняли пленников, забираясь все глубже в гористую страну. Мара то и дело скользила и оступалась на гладких камнях: они перебирались — по колено в воде — через ручьи, стекающие с вершин. Намокшие ремешки сандалий растянулись, ноги стерлись до волдырей. Прикусив губу, она изо всех сил боролась со слезами. Когда она выдыхалась и колонна из-за этого замедляла шаг, кто-нибудь из горцев подгонял ее ударами. Вся спина была в синяках. Наверняка подобные страдания испытывал и Кевин, когда его, связанного, гнали на невольничий рынок. В свое время Мара пришла к заключению, что рабство — позор для человечества. Но тогда это было просто плодом размышлений властительницы, а сейчас она получила возможность на собственной шкуре изведать страх и мучения, которые всю жизнь гнетут несчастных невольников. И хотя ее нынешнее положение было исключительно опасным, она все-таки родилась свободной и снова — верила — обретет свободу, если останется в живых, — но каково приходится тем, для кого нет и не может быть ни малейшей надежды на освобождение? Гнев Кевина, — каждый раз, когда заходила речь о рабстве, — казался ей теперь вполне справедливым.

Камлио ехала верхом. Ее лицо было бледным, но она умудрялась сохранять маску образцового цуранского бесстрастия. Однако, когда бывшая куртизанка бросала быстрый взгляд в сторону властительницы Акомы, Мара ясно читала в этом взгляде страх и сострадание. Как видно, что-то новое начало просыпаться и в Камлио, если она тревожилась за госпожу, которая спотыкалась и с трудом передвигала ноги.

Скалы, среди которых лежал их путь, становились все круче и суровей, но турильцы гнали пленников еще дальше, на высокогорное плато. И при всех тяготах пути, невзирая на пот и изнеможение, Мара напоминала себе о высших целях, ради которых она согласилась на безоговорочную капитуляцию. Впрочем, и эти соображения казались не такими уж важными, когда горло пересыхало от жажды, а ноги дрожали от усталости. Снова она пыталась укрепить слабеющую решимость: надо любой ценой раскрыть секрет, который чо-джайны и маг Малого пути скрывали за словом «запретно». У Мары не было ни малейшего представления о том, что ее ожидает, когда ее согласится выслушать кто-то, облеченный властью. Она не знала турильского наречия, не знала даже, какой вопрос следует задать. Насколько же опрометчивой она была, когда, поднявшись на борт «Коальтеки», возомнила, что высадится на здешних берегах и будет принята врагами ее народа с распростертыми объятиями! С какой преступной самонадеянностью она вообразила, что сумеет своим красноречием и силой духа произвести на злобных горцев благоприятное впечатление и они отнесутся к ней внимательно и любезно! Соотечественники обожествляли прославленную Слугу Империи и готовы были носить ее на руках. Ей и в голову не могло прийти, что жители другой страны поведут себя иначе. А ведь уроки, которые преподал ей Кевин из Занна, должны были послужить предостережением: у разных народов повадки разные. Простят ли ей когда-нибудь боги эту глупость?

Страх мучил Мару все больше и больше, пока горцы гнали пленников, не давая передышки, через высокий перевал. Ослик брел впереди, равнодушный к человеческим заботам и покорный той участи, которую назначили ему боги, — участи вьючного животного. И моя ноша не легче, подумала Мара, снова оступившись и почувствовав боль в связанных запястьях, когда попыталась восстановить равновесие. Погруженная в горестные мысли, она не замечала, какой мукой полны глаза Сарика и Люджана. Сейчас от ее стойкости зависело нечто большее, чем судьба семьи Акома. Плен заставил ее усвоить еще один урок: никто — ни мужчина, ни женщина — не должен зависеть от прихоти другого. Однако этим сказано не все. Не только убогие жизни бедняков из простонародья цурани, но и будущее самых жалких рабов и судьбы самых могущественных вельмож зависят сейчас от нее. Перемены в Цурануани не могут наступить, пока не будет положен конец всемогуществу Ассамблеи.

Однако решимость Мары подтачивали и другие горькие мысли: Касума может оказаться ее последним ребенком, разлука с Хокану может растянуться на весь срок их жизни и ей так и не удастся убедить мужа сделать дочь наследницей титула Шиндзаваи. Среди многих истин, которые открылись ей за годы близости со своевольным и строптивым Кевином, была и такая: любить человека — это еще не значит жить с ним в мире. Одним из самых тяжких ударов судьбы стал для нее императорский указ, который заставил ее отослать возлюбленного варвара в мир за Бездной. Она боялась, что столь же внезапно наступит разлука с Хокану и все самое важное так и останется недосказанным. Если она не сумеет столковаться с этими турильцами, если они продадут ее в рабство или просто не выпустят из своих краев, тогда — если Хокану нужен сын — ребенка для него должна будет выносить другая женщина. Эта мысль терзала сильнее, чем все телесные муки.

Она не сразу поняла, что их марш замедлился. Конвоиры убавили шаг в лощине между холмами, освещенными предзакатным багрянцем. По склонам внезапно сбежали вниз несколько десятков молодых турильских воинов в развевающихся накидках. Они размахивали оружием и во все горло хохотали, смешавшись с молодчиками из той компании, что пригнала пленников. Оглядывая Камлио, вновь прибывшие многозначительно поднимали брови и с одобрением прищелкивали языком. Они ощупывали простую ткань платья Мары, обмениваясь громкими замечатьниями. Наконец властительнице надоело столь бесцеремонное обращение.

— Что они говорят? — резко спросила она, обернувшись к Лайапе, который понуро стоял рядом. Повелительный тон Мары заставил его еще больше съежиться.

— Госпожа, — как бы извиняясь, ответил пастух, — это грубые люди.

Заметив, сколь почтительно он обращается к Маре, туземцы разразились насмешливыми выкриками, и кто-то спросил на ломаном цурани:

— Этого болтуна мы теперь будем называть бабским угодником? Или как?

Смех и возгласы усилились так, что в них почти потонули и гневные вопросы Мары, и отчаянное воззвание Лайапы:

— Госпожа, не проси меня переводить.

Позади нее один из молодых воинов засунул руку себе под юбку и закатил глаза, словно бы от удовольствия. Замечания, которыми он сопровождал свою пантомиму, казались его приятелям остроумными; они хлопали друг друга по плечам и надрывали животы от смеха.

Лайапа тихо проговорил:

— Досточтимая госпожа, их слова покажутся тебе оскорбительными.

— Скажи сейчас же! — потребовала Мара; тем временем Сарик и Люджан подтянулись поближе и заняли свои обычные позиции по обе стороны от госпожи.

— Госпожа, не сочти меня непочтительным… — Будь его руки свободными, Лайапа распростерся бы на земле. Но руки были связаны, и, понимая свою беспомощность, он мог лишь повиноваться с самым несчастным видом. Ты сама приказала… Первый из них, тот, что в зеленой накидке… Так вот, он спросил нашего главного: попользовался он уже тобой или пока что нет.

Мара только кивнула, ничего не сказав.

Лайапу кинуло в жар, несмотря на прохладный воздух нагорья.

— А наш главный говорит, что он дожидается, когда мы придем в селение. Потому что ты слишком костлявая и ему потребуется много подушек и шкур. — Густо побагровев, он выпалил остальное:

— Третий, который хватается за свои скрытые места, говорит, что один из них отвечал на твои вопросы… и получается, что слушался тебя. А это может означать, что ты ведьма. Вот он и советует нашему главному не рисковать и не трогать тебя, потому как ты можешь оторвать… его мужское достояние и его же… этим самым… накормить. А другие считают, что это очень смешно.

Мара с досадой подергала ремни, которые стягивали запястья. Как могла она, связанная, ответить на подобные мерзости и сохранить при этом достоинство? Взгляд, брошенный ею на Люджана и Сарика, не обнаружил ничего утешительного. Обоих сжигал гнев, но они были столь же беспомощны, как и она. Но все равно ничто на свете не заставит ее стерпеть такое оскорбление от чужаков, никак не проявив хотя бы тени сопротивления! В ее распоряжении оставался только собственный язык, вот она им и воспользовалась, завопив что было силы. Эти наглые варвары, может быть, и не слишком хорошо понимают языка цурани, но, Туракаму свидетель, они поймут намерения пленницы по ее тону.

— Эй ты! — заорала она, дернув головой в направлении главаря горцев. — Как тебя зовут?

Длинноносый верзила, стоявший во главе колонны, застыл на месте и, не успев подумать, повернулся к Маре. Юнец, находившийся рядом с ним, перестал хвататься за свое причинное место и изумленно уставился на вожака. Он что-то произнес, и главарь ответил недоуменным жестом. Затем он обратился к Лайапе на своем языке, и все прочие рассмеялись.

Мара не стала дожидаться перевода:

— Этот чванливый дурень, у которого не больше мозгов, чем у животного, которое везет мою служанку, теперь делает вид, что не понимает меня! — В ее голосе звенела неподдельная злость. — И это после того, как он разговаривал на языке цурани, пока мы были в пути?

При столь дерзком выпаде несколько горцев повернулись к пленнице; кое-кто не скрывал удивления. «Вот так-то! — подумала Мара. — Тут присутствуют и другие, способные понимать наш язык. Надо извлечь из этого как можно больше пользы». Притворившись, что обращается исключительно к Лайапе, она потребовала:

— Передай этому тупице, который забывает слова столь же быстро, как его мамаша забыла имя его палаши, то, что я сейчас скажу. — Она подождала пару секунд, а потом в наступившем потрясенном молчании добавила:

— Скажи ему, что он испорченный, грубый мальчишка. Когда мы прибудем в его селение, я попрошу, чтобы их вождь приказал его выпороть за непростительное обращение с гостьей. Сообщи ему также, что если мне понадобится напарник для постельных дел, то я выберу для этого мужчину, а не сосунка, у которого еще молоко на губах не обсохло. И еще пусть уразумеет: если он до меня дотронется, я вволю посмеюсь, когда его прыгалка откажется встать. Он туп, как нидра, а воняет еще хуже. Он более уродлив, чем самая шелудивая из моих собак, а цена ему и того ниже, потому что собака хотя бы может охотиться, а блох на ней меньше. Скажи ему, что само его существование навлекает позор на его предков, и без того не заслуживающих почтения.

Неожиданно развеселившись, Лайапа перевел все в точности. Он не успел еще закончить первую фразу, как все турильские воины уставились на властительницу Акомы. Но когда он завершил перевод ее тирады, в лощине стояла такая мертвая тишина, что Мара струхнула. Ее сердце гулко ухало в груди. Им ничего не стоило убить ее. Любой цуранский властитель, услыхавший подобную речь от пленницы, тут же приказал бы ее задушить и выкинуть труп в помойку. Но самое худшее, что может постигнуть человека, это рабство. И предадут ли ее эти люди позорной смерти или нет — все-таки она не выкажет перед ними ничего, кроме высокомерного презрения.

Но тут обстановка резко изменилась. Всех — кроме того, кто послужил мишенью для насмешек Мары обуяло бурное веселье.

— Ишь ты, эта горластая за словцом в карман не полезет! Слыхал, чего она тут нагородила? — крикнул кто-то оскорбленному главарю. Вопрос был задан с ужасающим акцентом, но все-таки на языке цурани. Это значило, что вожак владел языком Империи достаточно хорошо и понимал, что было про него сказано, без перевода Лайапы. Некоторые из его спутников до того зашлись от смеха, что катались по земле. Воин, которого Мара осыпала такими нестерпимыми оскорблениями, внимательно присмотрелся к ней и потом, когда краска вернулась на его лицо, разок кивнул.

Когда другой турильский воин что-то выкрикнул и принялся размахивать своим луком, изображая шутовской салют, Люджан постарался подобраться еще поближе к Маре. Однако по ухмылке весельчака она безошибочно угадала, что немедленная казнь ей не грозит, и спросила:

— Что он сказал?

Лайапа пожал плечами:

— Говорит, что ты умеешь ругаться не хуже мужчины. В Туриле, госпожа, это считается чем-то вроде искусства. Я еще в раннем детстве усвоил, что они могут кого хочешь допечь.

Через некоторое время приступ веселья закончился. Молодые воины, составлявшие второй отряд, собрались вместе и, распрощавшись, ушли, чтобы вернуться к своим обязанностям; некоторые все еще покатывались со смеху. Те, кто захватил Мару, включая и багроволицего вожака, погнали своих цуранских подопечных по следующему изгибу дороги. В свете последних лучей солнца, падающих в долину, за широким лугом показалось селение, обнесенное деревянной стеной и состоящее из домов с островерхими крышами. Струйки дыма вились над каменными печными трубами, и можно было заметить копья дозорных, выполняющих вечерний обход вдоль стены. Место для селения, как видно, было некогда выбрано с умыслом: оно перекрывало другую дорогу, которая, петляя, терялась в холмах.

Горцы-воины ускорили шаг, торопясь поскорее доставить в селение захваченную добычу.

— Странно, — пробормотал Сарик, чье неиссякаемое любопытство не оставило его, даже несмотря на трудности пути и неизвестную судьбу, ожидающую их. — Такое великолепное пастбище, а трава скотом даже не тронута!

При этом замечании турильский вожак обернулся через плечо, презрительно изогнув губы. В вопиющем противоречии с прежними попытками сделать вид, что он не понимает язык цурани, воин процедил вполне внятно:

— Будь доволен, цуранский пес, что вас провела через этот луг надежная охрана. Без нас вы бы все тут пропали. Здешняя земля усеяна капканами со времен последнего набега ваших сородичей на наши горы!

Люджан удивился:

— Ты хочешь сказать, что у вашего народа сохранились оборонительные сооружения от последней войны?

Сарик тоже счел сомнительным такое объяснение:

— Но ведь боевые действия закончились больше десяти лет тому назад!

— Это все давние дела, — тихо отозвался Люджан.

За его беспечным тоном скрывалось предостережение. То, что жители Турила после давно окончившейся войны заботились о мощной охране своих поселений и содержали в порядке смертельно опасные капканы, свидетельствовало о злопамятстве, которое могло усложнить любые переговоры. Будучи солдатом, Люджан в свое время наслушался всяких историй от ветеранов злополучного вторжения в Турил. Из этих рассказов следовало, что человеку лучше умереть, чем попасть в плен и, оказавшись во власти мстительных фурий из горных племен, терпеть их жестокое обращение.

Но он скрывал свои страхи от Мары, пока их гнали мимо смертоносного пастбища и дальше, по деревянному мосту над рвом, наполненным водой горной речки. Вода сбегала со скалистых утесов и закручивалась в омутах черными вихрями, слишком быстрыми, чтобы пловец смог их одолеть. Пока Люджан пытался оценить, насколько велика возможность побега, если попытаться переплыть ров, главарь угадал его намерения.

Он повел рукой в кожаной рукавице, указывая на каменные чаши омутов:

— Здесь потонули многие цуранские воины, командир! Еще больше таких, кто сломал себе шею на камнях: пытались устроить веревочную переправу. — Он пожал плечами и снова усмехнулся. — Ваши командиры не дураки, просто очень уж упрямы. Было дело, они еще и мост вздумали навести. Набросали камней для опор вон там… — Бахрома его накидки так и заплясала, когда он взмахнул рукой в направлении пролета осевшего моста. И вон там еще. — Он указал на другую насыпь, ниже по течению. А потом, словно расслышав боевые крики воинов, раздававшиеся здесь в прошлые годы, он взглянул вверх, на неясно вырисовывающиеся очертания крепостной стены. — Они тогда подошли совсем близко.

На время забыв об усталости, Мара подала голос:

— Ты же, наверно, тогда был совсем малолеткой. Как же ты можешь это помнить?

Увлекшись яркими воспоминаниями прошлого, горец даже не заметил, что отвечает на вопрос женщины:

— Я был на стене, приносил воду отцу и его братьям. И помогал оттаскивать мертвых и раненых. — Давнишнее озлобление исказило его лицо. — Я все помню.

Тычком он взбодрил Люджана и повел отряд через мост. Неясная темная громада ворот загораживала небо, и в ее тени не были видны оборонительные сооружения на подходе к крепости. Вожак отозвался на окрик невидимого часового, а потом поспешил провести цуранских пленников через ворота. Опытным взглядом Люджан окинул толстые стены из бревен, обшитых снаружи гладкими досками, но оставленных необработанными внутри, так что на стволах сохранились кора и сучки; впору было подумать, что эти стены возводились в спешке.

— Похоже, сражение было жаркое, — заметил военачальник.

Вожак засмеялся:

— Не такое уж жаркое, цурани. Мы были высоко в горах к тому времени, когда началась третья атака и ваши солдаты захватили стену. Наши командиры тоже не дураки. Если ваши молодцы вбили себе в голову, что им позарез нужно это селение, мы позволили им сюда ворваться. Одно дело захватить какое-то место, а вот удержать его — совсем другое. — Он презрительно усмехнулся. — Мы никогда не отдадим вам эти горы, цурани. — Широким жестом он указал на вершины, разрезавшие небо над стеной. — Здесь наш родной дом. В долинах мы можем строить дома и амбары, чтобы встречаться, торговать и устраивать праздники, но наши семьи живут высоко в горах. Вот потому-то, цурани, ваши солдаты и погибали, когда мы нападали на ваши патрули и на тех, кто искал в горах пропитание. Сотни ваших людей сложили головы во время наших набегов, пока вы не устали от гор и не убрались восвояси.

Оставив ворота позади, колонна продвигалась теперь по широкой торговой улице, где партия пленников привлекла общее внимание. Женщины, занимавшиеся стиркой на камнях общественного водоема, на время бросили работу, чтобы поглазеть на столь редкое зрелище. Мальчишки в ярких пледах восторженно вопили и подбегали, чтобы посмотреть на пленников вблизи; другие же пялились на чужеземцев из безопасного положения за спинами у родительниц, которые несли от пекарей завернутые в ткань караваи хлеба. Некоторые из самых чумазых и неугомонных детишек с криком носились мимо связанных чужаков; опасаясь, что кто-нибудь из них, чего доброго, начнет швыряться камнями, Люджан быстрым кивком подал команду своим воинам, и те плотнее сгрудились вокруг госпожи, чтобы обеспечить ей хотя бы такую защиту.

Но враждебности никто не проявлял, если не считать взглядов женщин средних лет, которые наверняка потеряли сыновей или мужей в стычках с имперскими войсками. Самый большой фурор производил ослик, на котором ехала Камлио. Маленькие сорванцы подбегали к нему чуть ли не вплотную, оживленно перекрикиваясь. Горцы отгоняли их с шутовской свирепостью, но без всякого результата.

— У него только четыре ноги! — изумлялись малыши.

— Почему он не падает? — спрашивал другой. Солдат, который вел осла за повод, время от времени делал вид, что собирается схватить кого-нибудь из озорников, и отвечал на их вопросы так, что они разбегались с визгом и смехом.

Приглядевшись к окружающим, Мара поделилась своими наблюдениями с товарищами по несчастью:

— Если бы эти варвары намеревались нас убить, то, конечно, матери не позволили бы своим отпрыскам подбегать к нам так близко, а разогнали бы их по домам.

Люджан придвинулся к хозяйке:

— Да будет воля богов, чтобы ты оказалась права, госпожа моя.

Но его не покидали мрачные предчувствия. Он видел, какими алчными взглядами пожирают прекрасную Камлио проходящие мужчины. Зато у женщин, складывающих в тюки выстиранную одежду, лица были хмурыми и неприязненными, а парень, который тащил котел с водой, презрительно сплюнул в сторону всадницы. Турильцы — злобный народ, утверждали ветераны, вернувшиеся домой живыми после сражений в этих горах. Их дети черствеют и привыкают к жестокости уже на коленях матерей, которые сами были захвачены как военные трофеи или похищены во время бандитских набегов.

Когда горцы привели пленников на площадь и там остановились, стало видно, что все селение состоит из кольца зданий, примыкающих к стене; в середине кольца находился рынок с переносными лотками для торговцев и загоном для скота, разделенным на отдельные выгородки. Отряд Акомы завели в самую просторную из этих выгородок, к великой потехе зрителей, которые смеялись и перекликались, обсуждая нежданную забаву. Лайапа отказывался выполнять просьбы Сарика и переводить реплики насмешников; а сама Мара слишком устала, и ей уже было все равно, кто что говорит. Она жаждала только одного: найти клочок земли, достаточно чистой, чтобы можно было наконец сесть. Грязь у нее под ногами была липкой от испражнений животных, содержавшихся здесь раньше. Она было позавидовала Камлио, сидевшей на осле, но зависть быстро испарилась, когда властительница взглянула на молодую женщину и по мертвенной бледности ее лица поняла, что у той, вероятно, кожа стерта до крови из-за слишком долгого путешествия в седле. Горцы не разрешили ей спешиться, но привязали осла к столбу, а потом облокотились на перекладины забора и принялись с одобрением обсуждать ее распущенные золотые волосы и богатые формы.

Донельзя возмущенная столь явным отсутствием заботы хотя бы о самых насущных человеческих потребностях пленников, Мара решительно прошла мимо своих офицеров. У ворот, где толпились горцы, она обратилась к ним самым требовательным тоном:

— Что вы собираетесь делать с моими людьми? — Дрожа от гнева, порожденного прежде всего страхом, она вскинула голову, чтобы растрепанные волосы не падали на глаза. — Моим воинам нужны пища и вода и приличное место для отдыха! Хороший же прием вы оказываете чужестранцам, которые прибывают с миссией мира! Рабские путы и загон для скота! Стыд и срам вам, скопище паразитов, которые размножаются в грязи, как свиньи!

Насколько ей было известно, мидкемийское слово «свинья» относилось к животным, чьи повадки считались весьма неблаговидными.

Чужеземное слово, по-видимому, задело турильцев, которые сразу насупились, в то время как их вожак решительно шагнул вперед. Раскрасневшись не то от злости, не то от растерянности, он заорал Люджану:

— Заткни этой женщине глотку, если не хочешь, чтобы ее прикончили!

Военачальник Акомы не дрогнул. Громовым голосом, который был бы слышен и в разгаре боя, он провозгласил:

— Она моя хозяйка. Только она может мне приказывать. Если бы у тебя хватало мозгов хотя бы для того, чтобы не мочиться под себя в собственной постели, то тебе стоило бы последовать моему примеру.

При новом оскорблении главарь горцев зарычал от ярости. Он хотел было выхватить меч и броситься на пленника, но его удержал один из соплеменников. Последовал быстрый обмен мнениями на турильском наречии. Люджан мог лишь стоять с видом молчаливого, но надменного неодобрения, пока разбушевавшийся главарь не позволил себя утихомирить. Он пробормотал какую-то короткую фразу и расхохотался утробным смехом, который, однако, быстро оборвался, когда окружающие его мужчины разом подтянулись и изобразили на лицах почтительное внимание.

— Должно быть, сюда идет вождь племени, — шепнул Сарик, до этого безмолвно стоявший за плечом Мары. Она оглянулась и увидела, что их конвоиры пожирают глазами человека в длинной накидке, который спускался по деревянной лестнице самого внушительного здания из всех, примыкающих к площади. Уличных сорванцов словно ветром сдуло: ни одного не оказалось у него на пути, пока этот человек пересекал открытое пространство, а женщины, уносившие кипы выстиранной одежды, вежливо отворачивались.

Он был стар и согбен годами, но уверенная поступь выдавала привычку к трудным дорогам. На взгляд Мары, ему было около шестидесяти лет. В его косу были вплетены амулеты из раковин коркара, сработанные, несомненно, руками цуранских Мастеров. Не приходилось сомневаться, что эти украшения не что иное, как военные трофеи. Когда старейшина подошел к ней достаточно близко, Мара разглядела, что пуговицы его накидки выточены из кости; и тут ей стало совсем не по себе. Значит, солдатские россказни были правдой: эти турильцы верят, что талисман, взятый у мертвого врага или сделанный из частей его тела, придает им силы. Косточки ее пальцев с таким же успехом смогут пригодиться для наряда какого-нибудь воина.

Горец-вождь ненадолго остановился, чтобы обменяться парой слов с командиром отряда, охранявшего пленников. Он указал пальцем на златовласую куртизанку и на осла, произнес еще что-то и улыбнулся. Командир коротко отсалютовал; судя по его довольному виду, можно было заключить, что он получил разрешение на сегодня считать себя свободным и уже готов отправиться домой.

Мара выглядела вконец измученной — и телом, и духом; и Сарик, движимый сочувствием к ней, закричал, обращаясь к командиру:

— А ты не собираешься представить нас?

Тот резко остановился. Прочие конвоиры, так же как и старейшина, с живым интересом наблюдали за ним, пока он про себя решал, должен ли он отвечать на оклик пленника. Наконец он отозвался:

— Представляйтесь сами, цурани! У вашей женщины вроде бы язык достаточно хорошо привешен!

Другой конвоир злорадно сообщил:

— Нашего главного зовут Антайя, он атаман в селении Лозо. Я не зря называю вам его имя: должен же вождь племени знать, о ком идет речь, когда вы станете требовать, чтобы нашего главного высекли.

Это выступление было встречено громким хохотом, к которому присоединились и вождь, и уличные дети, и женщины у водоема. Не в силах больше сдерживать себя, Мара выступила вперед.

Обращаясь к вождю, который заливался смехом и хлопал себя по коленкам, властительница надменно произнесла:

— Я — Мара, властительница Акомы, и я прибыла в Конфедерацию Турил с миссией мира.

Веселое расположение духа мигом покинуло вождя. Изумленный, он на несколько секунд, казалось, лишился дара речи. Однако, овладев собой, он насмешливо процедил:

— Женщина, стоящая в дерьме квердидр, желает, чтобы с ней обращались как с важной персоной и посланцем мира?

Мара побелела от ярости. Люджан чувствовал, что она вот-вот сорвется и бросит в лицо вождю какое-нибудь нестерпимое оскорбление, а это может для нее плохо кончиться. В отчаянии военачальник повернулся к Сарику:

— Мы должны что-то сделать. Хотя бы только для того, чтобы отвлечь ее.

Но молодой советник уже сделал шаг вперед, словно и не слыша сказанного. Как только Мара открыла рот, собираясь говорить, Сарик заглушил ее голос своим.

— Вождь людей Турила! — выкрикнул он. — Ты глупец, если не можешь предложить властительнице Акомы ничего лучшего, чем затон для скота! Перед тобой стоит Мара, Слуга Империи, принадлежащая к монаршему семейству императора Ичиндара!

Вождь вскинул голову:

— Вот эта?..

Хотя его тон был полон презрения, выходка Сарика оказалась не вполне бесполезной. Престарелый вождь не добавил никакого унизительного замечания, но коротким жестом подал знак, чтобы Антайя вернулся к своим обязанностям. На этот раз слова вождя были отрывистыми и повелительными, и Лайапа, под нажимом Сарика, исправно переводил:

— Он говорит, что если Антайя приводит в лагерь животных, то должен за ними и присматривать: накормить их, напоить и подложить подстилку. Конечно, не очень мягкую: соломы у нас маловато, да и боги не одобряют излишеств. Девушку, которая ехала на осле, следует поместить в хижину. Такая красота встречается редко, и ее нужно сохранить для мужчины, который завоюет право потребовать ее себе в жены.

Лайапа чувствовал себя неуютно: все это время глаза Мары, казалось, готовы были просверлить его насквозь.

Однако ни тени какого-то личного неудовольствия не слышалось в ее голосе, когда она приказала:

— Договаривай до конца!

Лайапа кивнул и облизнул пересохшие губы.

— Вождь этого селения говорит, что он слышал о Слуге Империи и об ее родстве с Императором. К тому же он заявляет, что Ичиндаром управляют женщины и что он, уроженец гор, не удостоит ответом растрепу, которая посреди улицы хвалится своим знатным происхождением. Однако в силу существующего договора между Цурануани и Конфедерацией он также не властен разрешить никому из своих людей потребовать Мару себе в качестве военной добычи.

Возгласы разочарования послышались среди отряда горцев, конвоировавших властительницу. Двое-трое наиболее бесстыжих сделали непристойные жесты.

Повернувшись в сторону загона, вождь обратился к военачальнику Мары на языке цурани. Судя по тому, что в его произношении отсутствовал какой бы то ни было акцент, он сумел выучить этот язык во время прежних войн.

— Если у вас имеется в чем-либо нужда, на Антайю возлагается обязанность проследить, чтобы ваши потребности были удовлетворены. Завтра мы соберем конвой из двадцати воинов и проводим вас и ваших женщин к верховному вождю в Дарабалди. Если потребуется разбирательство, вы предстанете там перед судом Совета.

Сарик выглядел взбешенным, но прислушался к Лайапе, когда тот предостерегающе коснулся его руки:

— Первый советник, не заставляй этих людей или их вождя осерчать еще больше. Они не из тех, кто любит препираться из-за тонкостей этикета. Они прикончат нас без всяких церемоний и не будут об этом сожалеть. И в таком случае к утру мы все уже будем здесь лежать с перерезанными глотками… если не хуже. То, что нас отсылают в Дарабалди, а не распределяют между теми, кто нас захватил, — это, в сущности, очень большое одолжение.

Выразительно взглянув на навоз, присохший к сандалиям, Сарик обратился к Люджану, пальцы которого, казалось, горят огнем, лишенные возможности схватиться за меч.

— Кузен, — хмуро сказал советник, — если это следует считать большим одолжением, то смеем ли мы даже подумать о том, чем может оказаться одолжение маленькое?

Свалившиеся на них напасти, как видно, не смогли до конца сломить боевой дух неугомонных родичей. Отбросив цуранскую личину бесстрастия, военачальник Мары с подавленным смешком отозвался:

— Ну и ну, дружище, ты и в дыму собственного погребального костра будешь размышлять на философские темы, уж это-то я точно знаю!

Затем они одновременно повернулись к хозяйке: их наметанный взгляд сразу определил, какой несчастной и потерянной она себя чувствует, хотя и держит спину, как всегда, прямо, а лицо у нее сохраняет обычную надменность.

Мара наблюдала, как группа предприимчивых горцев приняла на себя заботу о Камлио и ее ослике.

— Как ты думаешь, ей не причинят вреда? — спросила она у Лайапы. От тех, кто находился к хозяйке ближе всех, не укрылось беспокойство в ее голосе.

Бывший пастух покачал головой:

— В здешнем суровом краю никогда не бывает достаточно женщин, способных рожать, а Камлио хороша собой, что делает ее ценной вдвойне. Но если какой-нибудь мужчина вздумает поторговаться за право взять ее в жены, он сначала должен получить на это разрешение вождя племени. Если такого согласия не будет, то ею можно восхищаться, но нельзя тащить в постель. Все неженатые воины знают, что тронуть ее сейчас — это значит лишиться всякой надежды стать ее мужем. Поскольку в горах многие одинокие мужчины погибают, так и не обзаведясь женой, эти буяны не станут рисковать возможностью заполучить в свой дом женщину, даже если эта возможность и невелика.

Мара спросила:

— А куртизанок в этой стране нет?

Лайапа выглядел оскорбленным.

— Очень мало, только в Дарабалди. Женщины редко выбирают такой образ жизни, да и для племени в этом не много чести. Молодые мужчины могут посещать их один-два раза в год, но это приносит слабое утешение в долгие зимние ночи.

Поверх головы низкорослого пастуха Люджан и Сарик обменялись взглядами.

— Веселенькое местечко, — пробормотал Сарик, снова окинув взглядом заваленную навозом землю, на которой, судя по всему, им было суждено коротать предстоящую ночь. Эти турильцы, промышляющие кровавыми набегами, не видели ничего особенного в том, чтобы выкрасть девушку или женщину из родного дома. У народа цурани самая забитая из жен имела право на то, чтобы ее прилюдно выслушал владелец поместья. — Вот уж действительно варварское! — подвел он итог своим наблюдениям.

Сарик вздрогнул, ощутив порыв холодного ветра, и, взглянув на свою миниатюрную госпожу, в который уже раз восхитился твердостью духа, что позволяла ей сохранять достоинство. Но она была связана и беспомощна, с ней обращались как с последней рабыней, и в душе у Сарика поднималась и искала выхода ярость.

Словно прочитав мысли советника, Мара послала ему ту неотразимую улыбку, которая внушала людям преданность и заставляла гордиться тем, что они служат именно ей.

— Я справлюсь, Сарик. Ты только не давай своему воинственному кузену лезть на рожон из-за вещей, которые не имеют значения. Потому что вот это, — тут она подняла руки, все еще стянутые ремнями из сыромятной кожи, — и это,

— она подковырнула ногой загаженную почву, — совсем не важно. Ассамблея магов устроила бы нам кое-что похуже. Пусть только мне предоставят возможность побеседовать в Дарабалди с верховным вождем Турила; все прочее не должно нас заботить.

Сумрак сгущался; в домах, окружающих площадь, загорались сальные свечи, и их оранжевый свет проникал сквозь затянутые промасленной кожей окна. Мара склонила голову и, очевидно, погрузилась в медитацию, как учили ее жрицы храма Лашимы в бесконечно далекие юные годы.

***

Согретая теплом Сарика и Люджана, придвинувшихся к ней как можно теснее, и защищенная от холодного ветра и раскисшей земли накидкой, которую она согласилась взять у своего военачальника после его настойчивых уговоров, Мара очнулась, ощутив чье-то прикосновение. Тяжелый сон оставлял ее медленно. Она пошевелилась и открыла глаза в темноту, нарушаемую только слабым светом нескольких окон, за которыми еще не погасли свечи.

— В чем дело?.. — Тело плохо повиновалось Маре; все болело от ушибов, волдырей и ссадин.

— Кто-то идет, — прошептал Сарик, и тогда она тоже увидела фонарь, который, покачиваясь, пересекал площадь.

Фигура, закутанная в плащ, явно принадлежала женщине. Она кивнула часовому, охранявшему загон, но не произнесла ни слова. Из рук в руки перешла перламутровая пластинка из раковины коркара.

Весело рассмеявшись, часовой пропустил женщину. Она вошла в загон, подняв фонарь над головой, скрытой под капюшоном. Свет фонаря заставил воинов Мары насторожиться.

— Властительница Акомы?.. — Голос был низким и хрипловатым. — Мой господин смилостивился и сказал, что ты можешь провести ночь вместе со своей служанкой в хижине для незамужних женщин.

— Ты рискнешь поверить ей? — шепнул Сарик на ухо хозяйке. — Это, может быть, задумано, чтобы отделить тебя от остальных.

— Прекрасно понимаю, — так же торопливо отозвалась Мара. А потом обратилась к незнакомке достаточно громко, чтобы быть услышанной:

— Если твои намерения честны, разрежь мои путы.

Горянка с фонарем подошла ближе, освещая себе путь между лежащими воинами Мары.

— Непременно, госпожа Мара.

Свободной рукой она достала из-под плаща кинжал.

Мара почувствовала, как вздрогнул Люджан при виде обнаженного клинка. Однако защитить хозяйку он все равно не мог: связанные руки делали его беспомощным.

Он мог лишь с тревогой наблюдать, как женщина из горной страны наклонилась и ловко перерезала ремни, стягивавшие руки властительницы.

Мара потерла онемевшие запястья, стараясь восстановить ток крови в непослушных пальцах.

— Освободи также моих офицеров и солдат! — властно потребовала она.

Женщина отступила на шаг и водворила кинжал на место — в чехол, подвешенный к поясу.

— Не могу, госпожа Мара.

— Тогда я не пойду, — ледяным тоном объявила властительница Акомы.

Женщина в плаще равнодушно пожала плечами:

— Ну что ж, оставайся здесь. Но твоей служанке плохо. Она все время дрожит.

Мару обуял гнев:

— Кто-нибудь ее обидел?

Гордость не позволила женщине говорить, но зато из темноты, скрывавшей от взгляда все, что находилось вне круга света от фонаря, послышался голос Лайапы:

— Благодетельная, ты наносишь оскорбление. Жена вождя племени пришла, чтобы облегчить твое положение. А если ты предполагаешь, что твоей прислужнице причинили вред, то тем самым оскорбляешь все племя. Ее проявление доброты искренне, и я советую тебе принять предложение.

Мара перевела дух. Конечно, отрадно, что эти варвары пекутся о своей собственной чести, — но как быть с честью самой Мары? Она покроет себя позором, если оставит своих воинов в этой навозной яме.

Сарик угадал ее колебания.

— Госпожа, — тихо произнес он, — я думаю, ты можешь ей поверить. Сражаться нам все равно не удастся: мы сами отвергли этот путь. А если уж мы оказались узниками, что нам остается, кроме как принимать последствия ранее принятого решения и по возможности обращать их в свою пользу?

Мара понимала, что советник прав. Но она была цурани и по рождению, и по воспитанию, и вся ее душа восставала против столь грубого воплощения в жизнь логически безупречных умозаключений.

Люджан легонько толкнул ее локтем:

— Госпожа, не беспокойся о воинах. Они будут спать в этом квердидровом загоне и сочтут подобный ночлег делом чести для себя, ибо оно совершается по долгу службы Акоме. А если кто-нибудь вздумает жаловаться, я позабочусь о том, чтобы его высекли как солдата, нуждающегося в закалке! Я привел в эту страну лучших моих бойцов затем, чтобы они тебя охраняли. Они все прошли нелегкий отбор: каждый был обязан доказать, что достоин войти в твой эскорт. И я полагаю, что любой из них умрет ради тебя, если это понадобится. — Он помолчал и с кривой усмешкой добавил:

— Лежать среди нечистот все-таки куда приятнее, чем въезжать на острие меча в чертоги Туракаму.

— Это верно, — согласилась Мара, слишком усталая, чтобы засмеяться в ответ на эту вымученную шутку. Женщине с фонарем она сказала:

— Хорошо, я иду.

Она с трудом поднялась на ноги. Волдыри на стертых ступнях напомнили о себе жгучей болью, и Мара едва не упала, но жена вождя, с возгласом сочувствия, протянула руку и поддержала пленницу. Мара медленно проковыляла через загон к воротам, которые часовые держали открытыми.

Один из них бросил какое-то замечание, когда обе женщины проходили через ворота. Жена вождя даже головой не повела в его сторону, но ответила какой-то презрительной фразой.

— Ох уж эти мужчины! — доверительно заметила она, с легкостью переходя на язык цурани. — Какая жалость, что мозги у них не так легки на подъем, как некоторые другие органы.

От удивления Мара даже улыбнулась, и любопытство на миг пересилило все другие чувства.

— А это правда, что ваши мужчины женятся на девушках, которых похищают из родных домов во время набегов?

Жена вождя повернула голову, и Мара успела разглядеть на ее лице морщинки, оставленные и лишениями, и смешливым нравом.

— Сущая правда, — подтвердила она. В ее тоне звучали одновременно и смех, и язвительное презрение. — Вот, например, ты. легла бы в постель с мужчиной, который не показал себя как искусный воин, гроза врагов и умелый добытчик?

Брови у Мары полезли вверх. Каждая цуранская девушка, в сущности, желала найти у своего супруга именно эти качества, хотя формы сватовства весьма отличались от турильских. Властительнице Акомы никогда и в голову не приходило, что можно взглянуть в ином свете на обычай, который она считала заведомо варварским. Но, как ни странно, слова жительницы гор имели смысл.

— Называй меня Юкатой, — добродушно предложила она. — Если я о чем и жалею, так только о том, как долго мне пришлось вдалбливать в глупую голову моего муженька, что тебе нужно позволить отдохнуть от холода!

— Как видно, мои сведения о ваших турильских обычаях чрезвычайно скудны,

— призналась Мара. — Судя по высказываниям ваших воинов да и вождя тоже, я была готова подумать, что в этой стране женщины не обладают никаким влиянием.

Юката только фыркнула, помогая Маре подняться на невысокое крыльцо дома, расположенного ближе остальных к середине площади. По виду это был длинный бревенчатый сарай с соломенной крышей. Дым из печной трубы припахивал ароматной корой; на дверном косяке были выцарапаны странные символы плодородия.

— То, что мужчины говорят о себе, и то, каковы они в действительности, — совсем не одно и то же, и в твоем возрасте тебе пора бы этознать!

Мара промолчала. Судьба подарила ей мужа, относившегося к ней как к равной, и варвара-любовника, который открыл ей, что значит быть женщиной; но она знала множество других, пребывающих в полнейшем подчинении у мужчин. Тяжелее всех приходилось таким, как Камлио, целиком зависящим от чужой воли; наиболее завидной оказывалась участь тех, кто умел вить веревки из своих «властителей», — как, например, госпожа Изашани, глава многочисленного семейства Ксакатекас. Мужчины считали ее образцом цуранской жены, и тем не менее ни один из них — ни союзник, ни враг — не мог одержать над ней верх.

Юката толчком открыла дверь, петли которой громко скрипнули. В ночь хлынул золотистый свет вместе со сладковатым дымком от коры, горящей в каменной печи. Мара следом за своей провожатой вошла внутрь.

— Сюда, — послышался приветливый женский голос, — скинь эти грязные сандалии.

Одеревеневшая спина Мары не позволила ей достаточно быстро нагнуться, но тут чьи-то руки мягким нажимом усадили ее на деревянный табурет, и девушка с каштановыми косами сняла обувь с ее ног. Мягкий тканый коврик на полу показался немыслимой роскошью для иззябших ступней. Усталая настолько, что могла бы провалиться в сон прямо там, где сидела, Мара пыталась оставаться начеку. Если для этих женщин интересна беседа с ней, она могла бы многое узнать о народе Турила. Однако, прислушиваясь к гортанному говору и видя застенчивые улыбки, которыми обменивались незамужние девушки — обитательницы дома, где ей предстояло провести ночь, — Мара поняла, как не хватает ей умения госпожи Изашани найти нужный тон в женском обществе. Более привычная к переговорам с политиками на собраниях клана или к тонкостям приема просителей, властительница Акомы потерла ушибленное колено и вознамерилась приложить все старания, чтобы извлечь как можно больше пользы из своего нынешнего положения.

Ей требовался переводчик. На первый взгляд все девушки, собранные здесь, были не старше шестнадцати лет, а это значило, что они появились на свет после войны с Империей и им не представилось случая научиться говорить на языке цурани. Мара оглядела круг юных лиц, освещенных светом лампы, и наконец высмотрела седую голову Юкаты; как она и предполагала, жена вождя уже собиралась уходить.

— Подожди, госпожа Юката, — окликнула ее Мара, назвав пожилую женщину так, как у цурани принято обращаться к особе высокого ранга. — Я еще не поблагодарила тебя за то, что ты вызволила меня из загона для скота, и не имела возможности объяснить твоим землякам, почему я здесь.

— Благодарности не обязательны, госпожа Мара, — откликнулась Юката, обернувшись. Самая юная из присутствующих девушек посторонилась, чтобы освободить проход для пожилой жены вождя, которая остановилась перед табуретом Мары. — Мы не варвары, какими нас считают цурани. Я женщина; я рожала детей и видела, как они умирают, мне легко понять, почему наши мужчины до сих пор ненавидят твоих соотечественников. А почему ты здесь, — это ты сможешь объяснить нашему верховному вождю в Дарабалди.

— Если меня согласятся выслушать, — с горечью заметила Мара. — У ваших мужчин, согласись, терпение иссякает быстро.

Юката засмеялась:

— Тебя выслушают. — Она похлопала цуранскую властительницу по руке загрубелой, но легкой ладонью. — Я знаю жену верховного вождя. Ее зовут Мирана, и мы с ней росли в одной деревне до того набега, когда нас похитили. Она упряма и достаточно речиста, чтобы сломать волю любого мужчины, даже такого чурбана, как ее муж. Она позаботится, чтобы тебя выслушали, а иначе станет высмеивать его мужские достоинства до тех пор, пока эти достоинства не усохнут от позора.

Мара слушала с нарастающим удивлением.

— Ты так спокойно говоришь о набегах, которые оторвали тебя от дома и семьи! — воскликнула она. — И ты не боишься, что ваши мужья поколотят вас за столь неуважительные отзывы?

Слова Мары породили целый вихрь вопросов и возгласов среди юных девушек. Юката перевела сказанное. Это вызвало новую волну смешков, которая улеглась, когда жена вождя заговорила снова.

— Набеги с похищением женщин — это… обычай в наших краях, госпожа Мара. Он берет начало от тех времен, когда женщин было еще меньше, чем сейчас, и положение мужчины определялось тем, в каком возрасте он сумел добыть себе жену. В наши дни похищение происходит без кровопролития. Много воплей и шума, погоня с жуткими проклятиями и угрозами… но это так, для виду. В старину набеги совершались по-другому: завязывались кровопролитные стычки и люди погибали. А теперь доблесть мужчины измеряется тем, как далеко от собственного жилища он добудет себе супругу и сколь рьяно защищают невесту ее односельчане. Этот дом для незамужних девушек находится в самом центре селения под надежной защитой наших укреплений. Но заметь, сюда приходят поселиться только те девушки, которые достигли брачного возраста и не прочь обзавестись супругом.

Мара снова обвела взглядом юные лица, гладкие и еще не отмеченные печатью прожитых лет:

— Так что же, вы все хотите, чтобы вас захватили чужаки?

За девушек ответила Юката:

— Эти малышки наблюдают за парнями, которые наведываются к нам в селение и присматривают себе невесту. — Она улыбнулась. — Если девушка считает, что юноша недостаточно привлекателен, то она будет вопить не понарошку, а всерьез, и тогда мужчины — отцы девушек на выданье — прогонят отвергнутого претендента. Но какая из девушек захочет остаться обойденной вниманием, когда сюда явятся обнаженные воины: по обычаю, они должны сбросить одежду, отправляясь в набег. Девушка, на которую никто не позарился, считается уродливой или запятнанной, и единственный способ выйти замуж, который у нее остается, — это дождаться, пока два ухажера придут за одной и той же невестой, броситься сзади на спину того из них, который потерпит поражение, и доехать до дому у него на закорках — так, чтобы он ее не сбросил!

Мара только головой покачала, услышав о столь странном обычае. Ей понадобится многое узнать, если она хочет договориться со здешними властями, чтобы они пришли ей на помощь.

Юката добавила:

— Уже поздно, а рано утром вы отправитесь в дорогу. Я предлагаю вот что: пусть девушки покажут тебе свободную спальную циновку, и постарайся отдохнуть.

— Благодарю тебя, госпожа Юката. — Мара наклонила голову с неподдельным уважением и позволила девушкам проводить ее в маленькое помещение, отделенное занавесками от общего зала и служившее спальней для здешних обитательниц. Пол был устлан шкурами. В свете масляной лампы-ночника Мара увидела Камлио. Та спала, повернувшись на бок. Испытав немалое облегчение оттого, что прекрасная куртизанка цела и невредима, Мара жестом показала турильской девушке, задержавшейся у входа, что от той больше ничего не требуется. Потом, благодарная судьбе хотя бы за эту милость, она стянула свое перепачканное платье. Оставшись только в нижней сорочке из тонкого шелка, она заползла под шкуры и протянула руку, чтобы прикрутить фитиль лампы.

— Госпожа!.. — Открытые глаза Камлио смотрели на властительницу в упор. Она и не думала спать, а просто до сих пор притворялась. — Госпожа Мара, что с нами будет?

Отказавшись от намерения погасить лампу, Мара внимательно вгляделась в лицо девушки, которая пожирала ее глазами, похожими на светлые драгоценные камни. Да, не приходилось удивляться, что Аракаси потерял голову от такой красоты! С этой кожей цвета сливок, с этими длинными солнечными волосами Камлио была способна свести с ума любого мужчину. Но при всем желании как-то ее подбодрить и успокоить Мара понимала, что лгать не имеет смысла. Если уж ее Мастер тайного знания расчувствовался от прелести этой куртизанки, то что может выкинуть турильский горец — при том что у его народа веками соблюдается обычай добывать себе жен в набегах?

— Не знаю, Камлио.

Как ни старалась властительница Акомы скрыть собственную неуверенность, ей это не удалось.

Тонкие пальцы бывшей куртизанки вцепились в мех шкуры-покрывала.

— Я не хочу оставаться среди этих людей!

Когда раньше речь заходила о ее личных желаниях, она всегда смущенно отводила глаза. Сейчас — впервые за все время — этого не произошло.

— Тогда чего бы ты хотела? — Мара не упустила случая поговорить по душам, раз уж общая беда предоставила такую возможность. — Ты слишком умна, Камлио, чтобы оставаться у меня в служанках, но слишком необразованна, чтобы претендовать на более ответственную должность. Так чем же ты хотела бы заняться?

Зеленые глаза Камлио вспыхнули.

— Я могу научиться. Другие же смогли у тебя на службе подняться до более высокого ранга, хотя и не были рождены для этого. — Она прикусила полную губу и почти сразу, словно стряхнув сковывающее ее напряжение и сломив некий внутренний барьер, решилась заговорить:

— Аракаси… Почему он так настаивал на том, чтобы выкупить меня на свободу? Почему ты исполнила его просьбу, если не собиралась оставить меня для него?

Мара на мгновение прикрыла глаза. Она слишком устала для таких разговоров! Одно неверное слово, один уклончивый ответ — и под угрозой окажется все, в чем ее Мастер видел свое счастье. Самая правильная тактика — это честность, но как найти единственно точные слова? У Мары ломило виски, и казалось, что ноет каждая клеточка тела; непослушные мускулы болели после тяжелого перехода… И властительница Акомы приняла решение. Все равно ей никогда не подняться до высот тактичности, которыми славится госпожа Изашани. Вполне достаточно будет и прямоты, позаимствованной у Кевина из Занна.

— Аракаси вспомнил свою семью: его близкие тоже были обречены на жалкое существование… и им тоже не было дано узнать, что такое любовь.

Глаза у Камлио расширились.

— Какую семью? Он говорил, что вся его семья — это ты и вся его честь — это тоже ты.

Мара поняла, как много значит такое признание.

— Может быть, я и стала его семьей и честью. Но Аракаси был рожден женщиной из круга Зыбкой Жизни, и хозяина у него не имелось. Он не знал имени своего отца, а его единственную сестру убил мерзкий сластолюбец.

Куртизанка молча обдумывала услышанное.

Наблюдая за ней и опасаясь, как бы не сказать лишнего, Мара уже не могла остановиться:

— Он хочет освободить тебя от прошлого, Камлио. Я достаточно хорошо его знаю, чтобы поручиться: он никогда не попросит тебя ни о чем, кроме того, что ты согласишься дать ему по доброй воле.

— И ты тоже так любишь своего мужа? — В вопросе слышался оттенок сомнения, как будто она не могла поверить в существование подобных отношений между мужчиной и женщиной.

— Да, и я тоже.

Мара помолчала. Больше всего ей сейчас хотелось уронить голову на циновку, закрыть глаза и забыть обо всем в спасительном бесчувствии сна.

Но Камлио хотела не этого. Беспокойно теребя край шкуры, она вдруг резко переменила предмет разговора:

— Госпожа, не оставляй меня среди этих турильцев, умоляю тебя! Если меня заставят стать женой здешнего дикаря, я так никогда и не узнаю, кто же я такая на самом деле. Мне так и не доведется понять смысл той свободы, которую ты мне подарила.

— Не бойся, Камлио, — сказала Мара, чувствуя, что проигрывает сражение против неимоверной усталости. — Если я вообще смогу покинуть эту страну, я уведу с собой и тебя, и всех моих людей.

И Камлио, словно вполне доверившись этому обещанию, протянула руку и погасила ночник. После этого Мара заснула крепким сном без сновидений в маленькой спальне, где пахло горными травами.

В преддверии утра девушки помогли властительнице Маре и ее прислужнице принять теплую ванну; за этим последовал завтрак, состоявший из свежего хлеба и квердидрового сыра. Камлио выглядела бледной, но собранной. Однако Мара уловила в ней какую-то необычную хрупкость, которую приписала скорей беспокойству, чем унынию. За стенами хижины, на площади, царило явное оживление — оттуда доносились крики и смех, но Мара не могла распознать причину этой сумятицы: через полупрозрачную промасленную кожу, которой были затянуты окна, ничего не было видно. Когда она попыталась расспросить окружающих, ответом ей были лишь непонимающие взгляды. Без Юкаты пленницам ничего больше не оставалось, кроме как продолжать трапезу, пока горцы-воины не подошли к дверям хижины и не потребовали, чтобы обе женщины-цурани вышли на улицу.

Камлио побелела. Мара ободряющим жестом коснулась ее руки, затем высоко вздернула подбородок и шагнула за порог.

У крыльца ожидала повозка с высокими бортами, сплетенными из ивовой лозы; в повозку были запряжены две квердидры и упрямый ослик. Его серая шкура была испещрена пятнами от плевков злобных шестиногих тварей, и он тщетно принимался лягаться в ответ. Квердидры моргали своими не правдоподобными ресницами и морщили губы, словно улыбаясь.

К повозке были привязаны воины Мары. Несмотря на ночь, проведенную в загоне для скота, от них не пахло навозом. И одежда их, и они сами выглядели чистыми, хотя и промокшими насквозь. Когда Люджан увидел свою хозяйку, спускающуюся с крыльца, он вспыхнул от радости; Сарик сдержал улыбку. Обрадованная видом своих воинов, Мара перевела взгляд дальше и обратила внимание на то, что турильские конвоиры, с важным видом расхаживающие вокруг, поглядывают на ее безоружную и связанную свиту едва ли не с уважением, о котором вчера не было и речи.

Хотя Мара и заподозрила, что эти перемены каким-то образом связаны с кутерьмой, шум которой она слышала, у нее не было возможности у кого-либо об этом спросить. Кругом толпились турильские воины; обеих женщин перекинули через грубый деревянный задок на дно повозки, устланное соломой. Высокие борта были сплетены так плотно, что Мара не могла ничего сквозь них разглядеть. Воины крепко зашнуровали полотнища заднего полога. Пленницы почувствовали толчок, когда возница взобрался на козлы и натянул поводья. Потом заскрипели борта и колеса: возница подбодрил упряжку ударами стрекала, и экипаж тронулся с места.

Тройка, составленная из осла и двух квердидр, тянула плохо. Повозка виляла и то и дело съезжала с колеи, а солома пахла скотом: как видно, ее взяли, не особо приглядываясь и принюхиваясь, из чьего-то хлева.

Камлио выглядела совсем больной от страха, и Мара попросила ее лечь на солому. Она предложила девушке свой плащ для защиты от холодного ветра, налетавшего с вершин.

— Я не брошу тебя, Камлио, — заверила она спутницу. — Ты не затем сюда явилась, чтобы стать женой какого-нибудь турильского невежи.

Но и сама Мара не могла спокойно сидеть на месте. Она прислонилась к борту, который был ближе к Люджану, и пожелала узнать, каким образом ее воины так промокли.

Как и раньше, турильскую охрану ни в малой степени не заботили разговоры пленников между собой. Никто не запрещал Люджану подойти вплотную к борту повозки и отвечать на вопросы госпожи.

— Мы им так и сказали: нам-то наплевать, что от нас будет нести навозом, когда мы войдем в вашу столицу… — ответил военачальник Акомы, с трудом подавляя желание рассмеяться. — Тогда они посовещались и разрешили нам под охраной дойти до реки и выкупаться. — Тут уж он не сдержался и прыснул от смеха. — Конечно, наши доспехи и одежда были грязными, поэтому мы разделись, чтобы их тоже отмыть и почистить. Это вызвало у горцев страшнейший переполох. Лайапа объяснил это тем, что они обнажаются только для сражения. Затем они начали тыкать в нас пальцами и бурно обмениваться мнениями. Потом кто-то на очень плохом цурани выкрикнул, что нас неинтересно дразнить, поскольку мы все равно не способны понимать их язвительные насмешки…

Люджан запнулся и замолчал.

Мара прижалась щекой к поскрипывающему плетеному борту.

— Продолжай.

Люджан откашлялся. Было очевидно, что его что-то очень забавляет и он изо всех сил старается сохранять видимую невозмутимость.

— На вызов ответил Сарик: он крикнул Лайапе, чтобы тот переводил все слово в слово, какими бы мерзкими или непристойными ни были эти слова. — Повозку тряхнуло на особенно крутой рытвине, и Люджан прервал свое повествование — вероятно, затем, чтобы перепрыгнуть через яму. — Ну вот, тут уж действительно пошло веселье. Эти турильцы изощрялись в предположениях, как именно мы получили свои боевые отметины на теле. Если их послушать, так лучшие воины нашей страны нанимают специально обученных женщин из круга Зыбкой Жизни, чтобы те как следует разодрали им кожу ногтями. Или, скажем, все наши сестры валяются в постели с собаками и джайгами, а мы яростно царапаемся между собой да еще соревнуемся, у кого будет самый устрашающий вид.

Люджан снова замолчал, на этот раз заметно нахмурившись. Мара вцепилась в прутья борта с такой силой, что побелели костяшки пальцев. Оскорбления, о которых упоминал Люджан, были достаточно нестерпимыми, чтобы мужчина воспылал жаждой мести. Более того, властительница сомневалась, что военачальник пересказал ей худшие из образцов злоречия. Борясь с горечью и гневом на себя за то, что по ее милости столь доблестные воины угодили в такой скверный переплет, она хрипло проговорила:

— Должно быть, выдержать все это было мучительно.

— Ну, не так уж мучительно. — В голосе Люджана зазвучала твердость стали варварского мира. — И я, и другие… мы все взяли пример с Папевайо, госпожа.

Мара прикрыла глаза, с болью вспомнив об отважном Вайо, который много раз спасал ее от верной гибели. Однажды ему пришлось ради Мары отказаться от почетной смерти на острие своего меча и — снова ради Мары — до конца дней носить черную повязку осужденного на казнь, видя в этой метке позора символ триумфа, который могли оценить лишь сама властительница и те, кто о нем знал. В конце концов он умер, спасая ее жизнь, в схватке с врагом из дома Минванаби.

На очередном ухабе повозка опять резко накренилась, и Мара вырвалась из плена воспоминаний. Она надеялась, что этих воинов — лучших, достойнейших из ее личной охраны — не ожидает такой же безвременный конец. Старый Кейок, ее военный советник, успел убедить ее, что — вопреки традиционным воззрениям цурани — на долю доблестного воина может выпасть и не менее славная кончина, чем смерть в бою на чужой земле.

— Продолжай, — снова приказала она, стараясь, чтобы не дрогнул голос.

Она не видела своего военачальника, но вполне ясно представила в воображении, как он пожал плечами.

— Госпожа, тут нечего больше рассказывать. Твои воины условились не обижаться на пустую болтовню турильцев, просто не обращать внимания на их слова. И горцев это, кажется, удивило. Они стали осыпать нас упреками и спрашивали, почему это мы не кидаемся на защиту своей чести. Ну, а Ванамани взял и крикнул в ответ, что мы — это твоя честь, госпожа. И слышим мы лишь твои слова или слова твоих врагов. Тут в разговор вмешался Сарик и добавил, что для нас турильцы не враги, а чужестранцы, и поэтому их слова для нас не имеют никакого смысла — так же, как вой ветра над скалами. — Последнее высказывание Люджан передал с лукавой ухмылкой. — И знаешь, тогда горцы перестали нас дразнить. Я думаю, на них произвела впечатление наша преданность и еще то, что мы не попались на наживку, хотя женщина, которой мы служим, сейчас нас не видит и сама находится в положении пленницы. Лайапа сказал, что во время войн многие цурани, не выдержав насмешек, бросались в бессмысленные атаки и становились легкой добычей для отрядов горцев, до того сидевших в засадах.

— Люджан, — сказала Мара голосом, дрожащим от переполнявшей ее благодарности, — все твои воины заслуживают награды за свою доблесть. Передай им эти мои слова.

Да, каждый из них проявил великую твердость, выходящую далеко за рамки служебного долга и за рамки цуранских понятий, ставящих честь превыше жизни. Каждый из них отдал свою личную честь в ее руки. Мара уткнулась взглядом в собственные ладони с красными отметинами от прутьев, за которые она цеплялась. Она молилась богам о том, чтобы они позволили ей оказаться достойной такого доверия.

Глава 5. СОВЕТ

Медленно тянулись часы.

Для Мары, запертой в тесном пространстве плетеной повозки и открытой капризам всех ветров и солнца, которое то выглядывало, то вновь скрывалось за нависшими над плато облаками, сейчас важнее всего было сохранить спокойствие. Но неопределенность положения и шумные выкрики турильских воинов, охранявших повозку, только усиливали раздражение. Чтобы убить время, она попросила Лайапу рассказать ей о землях, где пролегал их путь, однако рассказывать было, по сути, не о чем. Ни сел, ни городков, лишь несколько деревушек, прилепившихся к каменистым склонам в зарослях кустарника, до последнего листика обглоданного скотом. Вдали, за пурпурными холмами, на горизонте вырисовывались более высокие горы со скалистыми вершинами — там, где их не скрывали облака. Про Дарабалди — город, где собирался Высший Совет вождей, — Лайапа сказал только, что располагается он в предгорьях большого хребта. Тогда Мара пожелала узнать, долго ли еще добираться, но ответом на расспросы Лайапы стали лишь непристойные шуточки и грубый хохот конвоиров. Так ничего и не добившись, доведенная до белого каления Мара нашла себе другое занятие: она стала обучать Камлио успокаивающим приемам медитации, которые усвоила в бытность свою храмовой послушницей.

Только боги ведают, подумала Мара, насколько полезным может оказаться для бедной девушки искусство черпать утешение в самой себе, пока волею здешних властей не будет решена судьба пленников.

Горцы делали остановки, чтобы подкрепиться; колбаса, кислый сыр и хлеб, которые все запивали светлым пивом, на удивление хорошо способствовали восстановлению сил. Воины развлекались на привалах громкой похвальбой да порой еще и бились об заклад, если какой-нибудь паре взбредало на ум помериться силой.

Стемнело, и над землею холодным покрывалом лег туман. Ослу надоело отбрыкиваться от бегущих по пятам квердидр, хотя эти шестиногие твари по-прежнему плевались в него, выворачивая губы в подобии презрительной улыбки. Чтобы согреться, Мара притулилась поближе к Камлио и задремала.

Сверкающая россыпь звезд уже заполонила небо над головой, когда она очнулась от многоголосого лая. Это пастушеские собаки, определил Лайапа, а еще есть другая порода, охотничья; те покрупнее и посильнее. По дыму и едкому запаху хлева, гниющих потрохов и вымоченных шкур Мара поняла, что их отряд подошел к деревне или более многолюдному поселению.

— Дарабалди, — откликнулся на ее вопрос чей-то хриплый голос. Но попытка выведать, когда она сможет переговорить с Советом Вождей, натолкнулась лишь на очередную грубость со стороны охраны:

— А тебе не все ли равно, женщина? Или невтерпеж узнать, что за мужик тебя купит? Боишься, вдруг он окажется стар и у него ничего такого не осталось, что может стоять?

В ответ на эту наглую тираду Сарик рискнул воспользоваться грубым турильским словцом, которым обогатил свой лексикон утром во время купания. Ничуть не оскорбленные, горцы весело заржали и, похоже, невольно прониклись еще большим уважением к первому советнику Мары.

Повозку залил свет. Мара подняла глаза на высокую сторожевую башню, где чадили пропитанные салом факелы. Турильские воины в бурых накидках, разместившиеся на зубчатой стене, встретили подошедший отряд явно неодобрительными возгласами, более всего похожими на брань.

Антайя не остался в долгу, ответив в том же духе, а затем затараторил, сопровождая речь жестами, в том числе и весьма грубыми. Судя по очевидному удовольствию часовых и по их взглядам в ее сторону, Мара заключила, что Антайя рассказывает, как ее захватил. Сцену купания у реки явно не обошли молчанием, поскольку часовые пихали друг друга локтями в ребра и тыкали пальцами, указывая на Люджана и Сарика.

Затем отряду дали разрешение войти, и повозка дернулась вперед под резкий крик осла и пронзительные вопли квердидр.

— Как это удачно, — заметила Мара, обращаясь к Камлио, — что мы въезжаем в город с такими фанфарами: каждый будет знать, что мы здесь.

Сейчас ей еще сильнее, чем раньше, хотелось, чтобы ивовые борта повозки были пониже и позволяли хотя бы осмотреться вокруг. Однако очень скоро ей пришлось переменить мнение: дробный стук частых ударов по бортам вполне мог означать, что повозку забрасывают камнями или сухим навозом. Окрики на турильском смешались с визгом малолетних озорников, которым, видимо, досталось от старших; обстрел прекратился довольно быстро.. Поверх бортов повозки Мара видела неясные очертания двухэтажных каменных зданий с блеклыми вывесками, раскачивающимися на ветру. На балконах и оконных рамах имелись резные тотемные изображения, а крутые двускатные крыши выглядели весьма странно. Окна были закрыты ставнями да еще и заперты на засовы; зато у немногих оставшихся открытыми теснились стайки пышнотелых красоток; они весело окликали прохожих и посредством весьма выразительной пантомимы зазывали к себе гостей.

— Шлюхи, — бросила Камлио.

За кажущейся язвительностью тона Мара безошибочно угадала страх спутницы

— как бы ей самой не стать обитательницей подобного притона.

Мара прикусила губу. Она понимала, что Камлио, скорее всего, достанется сыну вождя, но вот как поступит ее Мастер тайного знания, если такое случится? Эти мысли не оставляли ее. Согласится ли Аракаси присягнуть на верность Шиндзаваи, как несомненно предложит Хокану, или, сохранив свободу, доберется до этих мест и станет обшаривать турильские города в поисках девушки, завладевшей его сердцем?

Повозка затряслась по дороге, вымощенной булыжником, и затем, накренясь, резко остановилась. Белокурый горец, демонстрируя в ухмылке щербатый рот, открыл заднюю дверцу и знаком велел Маре и Камлио вылезать. За спинами турильских стражников и зевак, столпившихся вокруг, был виден длинный дом, тыльной стороной приткнувшийся к каменной стене. Бревенчатые двери строения были распахнуты настежь, но проем закрывала шерстяная завеса с узором из квадратов и полос. Не успела Мара толком оглядеться, как турилец подтолкнул ее к входу. Вместе с ней оказались Камлио, Сарик, Люджан и Лайапа.

Переступая порог, Мара невольно подивилась, сколь мягкой оказалась ткань завесы, которой она на мгновение коснулась. Однако по пятам за ней следовали остальные, и медлить было нельзя. Она сделала шаг вперед и оказалась в помещении без окон; от дымного воздуха у нее сразу защипало в глазах.

Мрак рассеивали лишь багровые отсветы горки тлеющих углей, служивших скорее для приготовления пищи, нежели для обогрева. В этом странном жилище стоял едкий запах шерсти, мясной похлебки и людской скученности. Перед огромным очагом сидела на высоком ларе старая женщина, занятая расчесыванием квердидровой шерсти на чесалке с костяными зубьями. Старик, пристроившийся около нее на низеньком плетеном табурете, был едва заметен в слабом свете углей. Когда глаза Мары привыкли к темноте, она разглядела седые волосы, угрюмо сжатый запавший рот и длинные усы, свисающие с оплывших щек. На концах усов поблескивали цветные бусины, которые зазвенели наподобие детской погремушки, когда старец поднял голову.

Лайапа что-то быстро сообщил Сарику вполголоса, а тот в свою очередь тихо передал Маре:

— У него усы, какие и полагаются вождю, а бусины, что на них болтаются, — знаки отличия, и вполне может оказаться, что это и есть верховный вождь собственной персоной.

Мара скрыла изумление. Она ожидала узреть некую величественную персону, но отнюдь не такого неказистого старичка в простецком зеленом кильте. Он ел из грубой деревянной миски, а ложкой ему служил обломок раковины коркара. Неприятно пораженная отсутствием парадных регалий, властительница Акомы едва не упустила из виду, что в тени расположились полукругом и другие мужчины, чью беседу прервало прибытие турильца с пленниками.

Некоторое время обитатели комнаты молча рассматривали новоприбывших, забыв о трапезе, которой они предавались за миг до прихода пленников.

К вящему удивлению Мары, первой нарушила молчание старуха.

— Ты мог бы и поинтересоваться, чего они хотят, — промолвила она, прервав свое занятие.

Владелец подобающих вождю усов крутанулся на своем табурете, тыкая ложкой в сторону старухи. Подливка крупными брызгами разлетелась из миски и с шипением упала на угли.

— Заткнись, старая карга! Я не нуждаюсь в твоих подсказках!

У Мары вновь брови поползли на лоб. Неужели эти люди не имеют представления о простейших правилах приличия?

Турильский вождь тем временем резко развернулся; перестук бусинок на взлетевших вверх концах усов подчеркнул важность момента. Движением подбородка он указал на Сарика, стоявшего к нему ближе всех:

— Чего вы хотите, цурани?

Когда Сарик того желал, он мог быть великим мастером лицедейства. В обманчивом свете очага его лицо казалось каменно неподвижным; впору было подумать, что верховный вождь адресовал свой вопрос просто в воздух.

Поняв намек советника, Мара не стала молчать.

— Я пришла в твои владения в поисках истины, — бросила она в тишину.

Турильский вождь остолбенел, как будто получил пощечину. Он метнул взгляд на стоящую перед ним властительницу, затем отвел глаза. Похоже, он смотрел поверх ее головы, так что от его внимания не могли укрыться широкие ухмылки на лицах Антайи и других стражников.

— Ты тут стоишь как пень и позволяешь пленнице высовываться вперед, когда ее не спрашивают! — взревел он, словно желая устрашить врага на поле боя.

Ничуть не растерявшийся — хотя уши у него и заложило от крика, — Сарик шагнул вперед и, несмотря на связанные руки, отвесил вполне приличный поклон:

— Досточтимый вождь, Антайя позволяет это, поскольку перед тобой Мара, Властительница Акомы, Слуга Империи и член семьи Императора Цурануани.

Вождь пригладил усы и потеребил бусинки на их концах.

— Да неужели? — В наступившем безмолвии слышалось лишь постукивание деревянной посуды: все сотрапезники прекратили еду, положив ложки в миски. — Если эта женщина и впрямь Слуга Империи, то где же ее знамена? Где армия? Где знаменитый огромный шатер? — В низком баритоне вождя все более явственно слышалась издевка. — Мне доводилось видеть, как путешествует цуранская знать по чужим землям! Они, словно торговцы, тащат за собой добрую половину своего имущества. Ты лжешь, чужестранец, — вот что я скажу. Иначе почему ее, — он презрительным жестом указал на Мару, — сопровождает столь немногочисленная охрана? Что там ни говори, а ведь наши государства враждуют.

При этих словах старуха на ларе отбросила свое рукоделие; лицо ее скривилось от возмущения.

— Почему ты не спросишь ее саму? Она сказала, что ищет каких-то познаний. Должно быть, для нее это очень важно.

— Закрой пасть, старуха!

Вспыльчивый вождь ткнул рукой, в которой все еще сжимал корку хлеба, в сторону отряда Мары, упорно не желая обращаться к самой властительнице:

— Мы, знаете ли, вовсе не дикари, как о нас думают цурани.

У Мары лопнуло терпение.

— Не дикари? В самом деле? — Как ей сейчас не хватало умения говорить по-турильски! Но делать было нечего: приходилось пользоваться родным языком.

— И по-вашему, это было не самое дикое варварство — предоставить для ночлега моей почетной гвардии загон для скота? У меня на родине даже рабы не ночуют в таких мерзких условиях!

Ошарашенный вождь откашлялся, смущенный подавленными смешками Антайи и его воинов.

— Ты хочешь раздобыть здесь некие сведения… — Его глаза сузились. — Враг наш, по какому праву ты являешься сюда с требованиями?

Но прежде чем Мара успела ответить, между ней и Сариком торопливо протиснулся Лайапа.

— Властительница Мара пришла сюда не как враг! — провозгласил он. — Ее воины разоружились по ее приказу. И не раз проглатывали обиду молча, хотя горожане и стража в Лозо из кожи вон лезли, чтобы только оскорбить их посильнее.

— Он говорит чистую правду, — перебила Мара Лайапу, не желая подчиняться нелепому турильскому обычаю, согласно которому мужчине не подобает на людях вести беседу с женщиной.

Старуха на ларе улыбнулась, словно восторгаясь ее дерзостью, и Мара поспешила закрепить свой скромный успех:

— А теперь насчет сведений, которые мне нужны…

Невысказанный вопрос повис в воздухе. Так как верховный вождь, похоже, впал в сомнения, старуха пнула его в спину носком ноги:

— Она ждет, чтобы ты сказал ей, кто ты такой, дубина стоеросовая!

Верховный вождь, свирепо вращая глазами, обернулся к женщине, которая могла быть только его женой — иначе не избежать бы ей кары за подобные вольности.

— Не учи меня, женщина!.. — Старик снова повернулся к Маре, надуваясь важностью. — Да, должно быть, это важные сведения…

— Назови себя… — невозмутимо подсказала старуха.

Так и не вспомнив о зажатом в руке хлебном огрызке, вождь потряс кулаками:

— Цыц, бестолковая! Сколько раз твердить тебе, что в доме собраний ты должна держать язык за зубами! Пристанешь еще раз, и я пройдусь колючим веником по твоей жирной заднице!

Пропустив угрозу мимо ушей, женщина возобновила брошенное занятие.

Вождь напыжился, выставив на всеобщее обозрение рубаху с пятнами от подливки различной давности.

— Мое имя — Хотаба. Я верховный вождь Пяти Племен Малапайи, а в этом сезоне — верховный вождь Совета в Дарабалди. — Затем он указал на другого счастливого обладателя усов и пучка волос на макушке. — Это Бразадо — верховный вождь Четырех Племен Сувака. — Последним из сидящих за столом был назван безусый юноша рядом с Бразадо. — А это Хидока, его сын.

Взгляд Хотабы скользнул поверх плеча Мары и остановился на Сарике, словно именно этому пленнику он сообщал имена и звания.

— Мой собственный сын, Антайя…

— Мы уже познакомились, — перебив вождя, саркастически заметила Мара. На сей раз верховный вождь в ярости грохнул кулаками по коленям. Корка в руке от удара рассыпалась на крошки, которые разлетелись по сторонам. Вождь грозно насупился, и в эти секунды Мара натерпелась страху: вдруг она действительно хватила через край? Вдруг эти турильцы накажут ее за то, что она слишком непочтительно перебивает их главу?

Но тут громко прокашлялась старая женщина у очага.

Сверлящим взором уставился Хотаба на жену, но потом пожал плечами, словно признавая свое поражение.

— А эта зубастая баба, всюду сующая свой нос, — моя жена Мирана. — После недолгого раздумья он добавил:

— И не будь она такой мастерицей по части кухни и порядка в доме, я бы давным-давно позаботился, чтобы ее изрубили на корм собакам.

Антайя доложил:

— Отец, вождь в Лозо счел за наилучшее сразу переправить пленников к тебе, а не дожидаться попутного каравана торговцев.

Вождь подергал ус, брякнув бусинами.

— В охранниках-то нынче мало надобности, сынок, верно я говорю? Цурани теперь смирные стали, робкие — ни дать ни взять маленькие гачаги!

Лайапа метнул тревожный взгляд на Люджана и Сарика, но Мара и без того поняла нелестный смысл замечания Хотабы. Однако после всех унижений, которые вытерпели доблестные кузены сегодня утром у реки, оба они с полнейшим равнодушием отнеслись к тому, что их уподобили пугливым зверюшкам, таскающим из амбаров зерно.

Верховный вождь все еще ждал, не возымеет ли какого-либо действия его ехидное высказывание, когда в разговор снова вступила Мирана:

— Ты так и не спросил у властительницы Мары, что она хочет узнать.

Хотаба вскочил на ноги, озираясь с таким видом, словно готов был пойти на убийство:

— Да заткнешься ли ты, баба! Опять распускаешь язык в Совете! Мне бы следовало сварить тебя и выбросить на съедение стервятникам, а самому отправиться в набег и раздобыть себе новую жену — молодую, послушную, а главное — молчаливую!

Угрозы вождя, однако, произвели на Мирану так же мало впечатления, как и на остальных турильцев. Руки старой женщины разглаживали шерсть такими же мерными движениями, как всегда, и только легкое постукивание ступни выдавало еле сдерживаемое нетерпение. По-видимому, в спокойствии жены Хотаба усмотрел предостережение. Он перевел дух и, обратившись к Маре, процедил сквозь зубы:

— Что ты хочешь узнать, цурани?

Мара взглянула на Люджана и Сарика, бесстрастно наблюдавших за происходящим. Советник в ответ слегка пожал плечами. Вряд ли ему под силу направлять Мару в этих переговорах. По цуранским меркам, турильцев отличали грубость, вспыльчивость, склонность к бурному изъявлению чувств, которых они, возможно, даже и не испытывают, и вопиющая неотесанность. Полтора дня, проведенные в их обществе, только усилили недоумение пришельцев из Цурануани, которые не могли понять: что же считается непростительным оскорблением для жителя Турила? Словесные уколы, похоже, не задевали этих молодчиков: любую грубость они воспринимали как шутку. Пожалуй, будет безопаснее всего, если соблюдать учтивость и говорить правду, решила Мара.

— Хотаба, мне необходимо поговорить с кем-нибудь из ваших магов.

Надутые щеки вождя опали; он побледнел и, кажется, впервые заметил, что сжимает в кулаке месиво из хлебных крошек.

— Магов?..

Насколько Мара была способна истолковывать выражения лиц здешних обитателей, Хотаба был изумлен. Властительница поспешила продолжить, пока ее слушали:

— То, что мне необходимо узнать, может поведать только маг, не состоящий в Ассамблее магов Империи. Я отправилась в Конфедерацию Турила не из-за какого-нибудь каприза: мне дали понять, что здесь я могу найти ответы на свои вопросы.

На смену вспышке изумления, промелькнувшей во взгляде Хотабы, пришло любопытство. Он вовсе не рвется вникать в подробности ее забот, поняла Мара, наблюдая, как его глаза перебегают с одного ее спутника на другого. Она постаралась, не привлекая внимания, сдвинуться вбок, так чтобы загородить собою девушку, съежившуюся за спиной госпожи, но пушистые светлые волосы Камлио, развевающиеся от малейшего движения воздуха, не могли остаться незамеченными даже в темном помещении Совета. Хуже того, Антайя проследил направление отцовского взгляда и поспешил воспользоваться удачным моментом. Схватив Камлио за руку, он вытащил ее вперед, чтобы все могли ее видеть.

— Смотри-ка, отец, какой мы заполучили трофей у этих цурани.

Мара разъярилась пуще прежнего. Мало того что Камлио ни жива ни мертва, так еще эти невежи разом и думать забыли о важном разговоре, который она с таким риском завела! Однако похотливый блеск в глазах старого вождя подсказывал, что сейчас не время считать обиды. Если она ненароком заденет его мужское самолюбие, дело может обернуться еще хуже.

Восхищенный свист остальных членов Совета достаточно ясно выразил произведенное на них впечатление. Они пожирали куртизанку голодными оценивающими глазами, и даже хмурый взгляд Мираны не смог умерить воодушевление ее супруга. Хотаба не лишил себя удовольствия обвести взором зрелые округлости фигуры Камлио с видом человека, которому сейчас предстоит отведать редкое лакомство. Он облизнулся.

— Хороша, — доверительно сообщил он Антайе. — Необычайно хороша. — Кивнув сыну, он распорядился:

— Раздень ее. Посмотрим, что за сладкий плод скрыт у нее под платьем.

Мара окаменела:

— Хотаба, ты можешь сказать своему сыну, что ни меня, ни мою служанку Камлио не следует считать военной добычей. Мы не твоя собственность, турильский вождь! Тело Камлио принадлежит ей самой, а вот услуги принадлежат мне; она делает то, что я ей прикажу. А я не отправляю ее в постель с чужаками.

Хотаба вздрогнул, словно его разбудили пинком. Он в раздумье посмотрел на Мару, и его улыбка стала злобной.

— Ты не в том положении, женщина, чтобы чего-то требовать.

Мара не снизошла до того, чтобы расслышать замечание. Она застыла в позе разгневанной властительницы, словно не стояла здесь растрепанная, лишенная каких бы то ни было регалий, которые могли бы свидетельствовать о ее ранге знатной цуранской дамы; словно не были связаны, как рабы, и беспомощны ее верные сподвижники.

Ее бесстрашие произвело впечатление, хотя, может быть, и не слишком благоприятное. Улыбка Хотабы стала еще шире, и даже Мирана прервала свою работу. В душной комнате сгустилась зловещая напряженная тишина.

— Госпожа, — с нескрываемым сарказмом произнес вождь, — предлагаю тебе сделку: нужные тебе сведения в обмен на твою желтоволосую служанку. Полагаю, условия более чем справедливые. Эта женщина не имеет цены: подобная красавица — такая же редкость, как честный маг среди вашего народа. И уж конечно, сведения, ради которых ты к нам явилась, стоят того, чтобы заплатить за них телом одной служанки — ведь в твоих владениях тебе подвластны многие тысячи душ.

Маре стало дурно; она зажмурилась и стиснула зубы, чтобы не поддаться острому желанию выкрикнуть бессмысленные проклятия. Во рту пересохло. Кто она такая, чтобы променять жизнь и счастье Камлио, пусть даже ради блага собственной семьи? А ведь закон Империи давал ей такое право.

— Нет.

Это слово далось ей с трудом, но прозвучало твердо, хотя душу Мары обуревали сомнения. Боги, каким же бесчестным созданием она стала, если ставит судьбу какой-то строптивой служанки превыше блага и жизни своего дома, мужа и детей! Чего стоит одна жалкая потаскушка, когда речь идет о чести властительницы Акомы, о безопасности всех, кого она любит, об основе власти самого Ичиндара, в конце концов? В прежние времена она не задумываясь приказала бы какой-нибудь служанке или рабыне выполнить то, чего требуют эти турильцы; но сегодня, когда все зависит от одного ее слова, она не могла потребовать такой жертвы.

В наступившей напряженной тишине, когда у ошеломленных мужчин отнялись языки и Сарик тщетно пытался скрыть изумление и страх, явственно написанные на его лице, зазвучал голос Мираны.

— Я закончила чесать шерсть, — сообщила она, словно дела хозяйственные были куда важнее людских жизней и судеб. Но ее руки дрожали, когда Мирана складывала шерсть и приспособления для рукоделия в корзинку. Мара это видела. Хотаба лишь обернулся и кивнул жене. Спутница его жизни встала, укутала плечи вязаными шалями с бахромой и жестом предложила Маре следовать за ней.

Властительница Акомы колебалась: долг правителя — отвечать за своих людей, и она собиралась добиваться, чтобы ее оставили вместе со свитой. Однако Мирана, словно угадав ее мысли, едва заметно покачала головой.

— Иди, госпожа, — с поклоном прошептал Сарик,получив торопливый совет Лайапы. — Здесь свои порядки, а ты сделала все, что могла. Если упрешься на своем, как бы не испортить все дело, которое привело нас сюда. Лайапа считает, что Мирана достаточно хорошо знает своего мужа и что нужно делать так, как он велит. И по-моему, стоит прислушаться к его совету.

Напоследок Мара метнула высокомерный взгляд на Хотабу, чтобы тот хорошенько уразумел: никакие турильцы не заставят ее плясать под свою дудку и если она что-то делает, значит, у нее есть для этого собственные резоны. Затем, гордо выпрямившись, она присоединилась к Миране, направлявшейся к выходу.

Люджан дернулся было вслед за ней, но Мара жестом остановила его. Среди этих варваров ни один из них не был в безопасности, да и что может один безоружный воин против толпы горцев? Видимо, Мирана это понимала.

— Оставайся-ка здесь с моим мужем, воин, — снова заговорила она. — Наплети ему, какой ты свирепый в бою и неутомимый в постели. Я не задержу твою госпожу надолго.

Для Мары у нее нашлось другое утешение:

— Не беспокойся, твою служанку не тронут, пока это дело не будет решено.

Сжав с неожиданной в старухе силой руку Мары, Мирана подтолкнула ее за порог.

Холодным воздухом им обожгло лица, так что кровь прилила к щекам. Мирана шла быстро, увлекая Мару за собой и не давая времени передумать. Они свернули в проулок, где, судя по ароматам, пекари заканчивали свои дневные труды. Какая-то собачонка жадно заглатывала корки, которыми кормила ее девочка с косичками. При виде этой картины Мара вспомнила о собственной дочери: дорастет ли она до тех лет, когда заводят любимого зверька?

Мара споткнулась, и Мирана поддержала ее.

— Не раскисай, — сказала ока на языке цурани с сильным акцентом. — Тебе хватило сил, чтобы покинуть родные места, бросить вызов Ассамблее и явиться к нам. Так теперь уж нечего жалеть себя.

Мара подняла голову.

— Разве моя судьба для тебя что-нибудь значит? — в недоумении спросила она.

— Ничего не значит, — обыденным тоном ответила Мирана. Ее темные глаза выжидающе остановились на властительнице Акомы. — Ничего бы не значила для меня твоя судьба, будь ты похожа на тех цурани, которых мы знавали прежде. Но ты не такая. Хотаба убедился в этом, когда предложил променять служанку.

Мара еще выше вскинула голову:

— Она не моя собственность, чтобы я ею торговала, даже ради избавления моей семьи от грозящих ей опасностей. Я предоставила ей выбор, и она осталась со мной по собственной воле. Камлио не рабыня…

Мирана пожала плечами, отчего бахрома ее шали заколыхалась на холодном пронизывающем ветру.

— Верно, и по нашим законам тоже ты не вправе торговать ею. Однако на твоей родине господа распоряжаются судьбами, своих слуг, рабов и детей как им вздумается. И считают, что боги ниспослали им такое право.

— Они верят в это, — осторожно ответила Мара.

— А ты?

Вопрос Мираны хлестнул, как пастушеский кнут.

— Не знаю, во что верю я, — хмуро призналась Мара. — Пожалуй, в одно. Как Слуга Империи, я поставила интересы государства и народа превыше всего. И теперь не могу ценить свою жизнь выше любой другой жизни. Камлио со мной, потому что я поклялась одному человеку охранять ее. Тот, кто доверил мне ее безопасность, ничем не хуже меня. Существует понятие чести, суть которого — слепое повиновеиие обычаям, но существует и другое понятие чести, объемлющее… гораздо больше.

Взгляд Мираны стал пронзительно-острым.

— Ты другая. Она разговаривала скорее сама с собой, чем с Марой. — Молись богам, чтобы твоей непохожести оказалось достаточно для освобождения. Я на твоей стороне. Но никогда не забывай: турильские мужчины более искренни и великодушны, когда рядом нет женщин. У нас суровая страна, и тот, кто будет проявлять мягкость, рискует потерять жену, добытую в набеге.

— У него отобьет жену другой? — изумилась Мара.

Сморщенные губы Мираны сложились в лукавую ухмылку.

— Может, уведет другой. А то и хуже — жена сама покинет его дом и очаг и в знак презрения за слюнтяйство… набьет одеяло снегом.

— Вы так делаете? — Мара расхохоталась, забыв про свои невзгоды.

— А как же.

Заметив, что гостья озябла, Мирана стащила с себя одну из теплых шалей и накинула ее Маре на плечи; от шали пахло дымом и грубой овечьей шерстью.

— Давай зайдем в мою любимую пекарню. Там в этот час сладкие булочки прямо из печи. Я тебе расскажу, чем мы тут еще занимаемся помимо исполнения своей главной обязанности — делать вид, что принимаем всерьез кукареканье наших драчливых мужчин.

***

В отличие от дымной духоты дома Совета воздух в пекарне резко обдавал сухим жаром печей, особенно уютным во влажном климате высокогорья. Мара неловко присела на деревянный стул. В этих промозглых горах цуранские подушки вряд ли были бы уместны на каменном полу. Не привыкшая к такой мебели, Мара то и дело меняла положение туловища в попытке найти удобную позу, однако ей ничего не оставалось, кроме как покориться необходимости и провести вечер в легкой светской болтовне. Мирана, как и супруга вождя в Лозо, как видно, была не прочь потолковать о пустяках, пока городские старейшины держат совет.

— Мужчины бывают такими детьми, тебе не кажется?

Мара изобразила вежливую улыбку:

— В таком случае твой муж — очень сердитый ребенок.

Мирана рассмеялась, устраиваясь напротив за деревянным столом, на поверхности которого имелись желоба, куда хозяева пекарни, не отрываясь от болтовни с гостями, выкладывали свежие хлебы.

Мирана откинула с головы все свои многочисленные платки и шали, под которыми обнаружились седые волосы, стянутые плетеным шерстяным шнурком.

— Хотаба? — снисходительно вздохнула она. — Он пустозвон, но я его люблю. Грозится прибить меня за длинный язык уже сорок два года, чуть ли не с того самого дня, когда он перекинул меня через плечо и дал деру через перевал от моих братьев и отца. Но за всю жизнь он ни разу не поднял на меня руку. Видишь ли, Мара, у нашего народа принято бросаться страшными угрозами и жуткими оскорблениями. Похвальба у нас — род искусства, и затейливое ругательство вызовет у оскорбленного скорее восхищение, нежели негодование.

Тут она смолкла — у стола остановился юноша в вязаной шерстяной фуфайке, с подносом в руках. Перейдя на турильский, Мирана заказала горячие сладкие хлебцы и подогретый сидр. Потом, взглянув на обведенные темными кругами глаза Мары, добавила к заказу вина. Юноша принял у Мираны три деревянных кружка с просверленными дырками и кинулся выполнять заказ, ежесекундно оглядываясь назад в надежде, что жена вождя на него не смотрит и он может разглядеть заморские одежды Мары.

Пока не вернулся слуга с едой и питьем, Мирана поддерживала ни к чему не обязывающую беседу, а потом Мара сделала вид, что занялась едой. Из-за пережитых волнений она не чувствовала голода, хотя от грубого черного хлеба шел восхитительный запах, а питье вовсе не оказалось такой кислятиной, как о нем твердили ветераны турильских войн.

За окном сгустилась тьма; по улице прошла стайка щебечущих девушек под надзором юношей — слуг или, может быть, братьев, которые несли дымящиеся факелы, освещая путь. В глубине пекарни подмастерье вынимал из печи последние хлебы, а угли в топке меняли красный цвет на серый, покрываясь пленкой пепла.

Мару точило беспокойство. Вино согрело ее, но от тревоги руки оставались холодными и влажными. Она занимается пустопорожней болтовней, а где Камлио? Что с Сариком, Люджаном и солдатами? Самое ужасное — имеет ли Хокану хотя бы малейшее представление, куда она запропастилась после визита в храм Туракаму? Тогда она сумела отправиться в путешествие, сбив с толку преследователей, но теперь все это вспоминалось как во сне — такими далекими казались дела Империи отсюда, где мужчины задиристы и хвастливы, где всегда туман и облака.

— Зачем тебе понадобилось искать у нас тех, кто владеет искусством магии?

Внезапный вопрос Мираны смущал прямотой. Мара вздрогнула, едва не выронив глиняную кружку с остатками сидра. Вдруг до нее дошло, что их болтовня просто позволяла престарелой собеседнице выбрать благоприятный момент, и теперь не имело никакого смысла молчать, скрывая правду.

— С годами я поняла, что Ассамблея Магов — это петля на шее Империи и населяющих ее народов. В наших традициях много несправедливого, и я хотела бы это изменить. Между домами Акомы и Анасати существует кровная вражда. Маги запретили применять силу для решения этого давнего спора, но тяжесть гнева Ассамблеи не ложится в равной мере на обе стороны, как того требует справедливость. Свободу действий Акомы они ограничили весьма жесткими рамками, тогда как господам из Анасати многое сходит с рук. Им было дозволено подсылать убийц к союзникам Акомы. Как это ни прискорбно, убит отец моего мужа. Теперь не осталось никаких сомнений: эдикт Всемогущих, лишающий Акому права на месть, — это всего лишь уловка, маскирующая истинные цели магов. Я стремлюсь к переменам вопреки желаниям Ассамблеи, поэтому я и мои дети оказались в опасности.

— Так, значит, все твои возвышенные цели на деле сводятся к стремлению выжить?

Мара в упор взглянула на старуху, понимая, что остротой ума та не уступит властительнице Изашани.

— Можно сказать и так. Но я предпочитаю думать, что действовала бы так, даже если бы ничто не угрожало моей семье и всем, кого я люблю…

— Покинув свои владения, ты отправилась не куда-нибудь, а именно в Турил,

— перебила ее Мирана. — Почему?

Мара бессознательно крутила между пальцами почти уже пустую кружку.

— Чо-джайны иносказательно дали мне понять, что было бы разумнее всего избрать путь на восток. Маг Малого пути, затаивший зло против Ассамблеи за прошлую обиду, советовал искать разгадку именно здесь. Я нахожусь в Туриле, потому что мой род прервется, если я не получу ответа на свои вопросы. И еще потому, что слишком много страданий выпадает на людскую долю по милости политики и Игры Совета. Многие из тех, кого я любила, переселились в чертоги Красного бога. И виною тому — наша жажда власти. Несправедливость и убийства во имя чести не прекратятся, если Ассамблее будет позволено перехватить власть у Императора и восстановить пост Имперского Стратега.

Спокойно сложив руки и уткнувшись взглядом в усыпанный крошками стол, Мирана, казалось, обдумывает услышанное. Наконец она, видимо, приняла решение:

— Тебя выслушают.

Маре не осталось времени поломать голову над тем, каким образом Мирана намеревается повлиять на мнение мужчин в Совете. Не заметила она ни обмена знаками, ни поданного сигнала, однако в следующую минуту хлопнул входной полог, впустив облако морозного пара. Порывом воздуха задуло три масляные лампы из четырех, освещавших опустевшую пекарню.

Вошел старый горец в тяжелом плаще. Огонь оставшейся лампы освещал вошедшего со спины, и в багряных отсветах угасающих углей очага черты его лица едва угадывались. От множества шерстяных одежек, надетых одна поверх другой, пахло квердидрами; с ушей, едва видимых под капюшоном, свисали диски из раковин коркара — они крутились и поблескивали при каждом шаге. Что касается лица, то в тени надвинутого капюшона Маре ничего не удалось разглядеть.

— Встань, — повелительно прошептала Мирана. — Выкажи почтение, ибо с тобой будет говорить Калиани.

Незнакомое слово заставило Мару удивленно поднять брови.

— Калиани — традиционное имя, которое носят самые могущественные из посвященных в тайны, — объяснила Мирана, чтобы сгладить замешательство Мары.

Закутанная фигура приблизилась, и по тому, как искрилась и вспыхивала кайма накидки, стало ясно, что это не просто накидка, а мантия мага, расшитая по краю драгоценными серебряными блестками. Узор складывался в руны или, быть может, тотемы более сложные, чем те, что украшали дверные косяки домов. Мара поклонилась с таким же почтением, какое выказала бы Всемогущему, посетившему ее дом.

Турильский маг, никак не ответив на поклон, откинул капюшон… и Мара увидела копну серебряных волос, заплетенных, как у Мираны, в косицы и уложенных в подобие короны. Под этим сооружением из косичек оказалось сморщенное лицо древней старухи.

Женщина! У Мары перехватило дыхание.

— В вашу Ассамблею Магов допускаются женщины? — воскликнула она, забыв всякие приличия.

Старуха вскинула голову, зазвенев тяжелыми подвесками; в ее повадке появилось опасное раздражение.

— Благодарение богам, у нас тут нет ничего похожего на вашу Ассамблею, Мара из Акомы.

У входа в пекарню появились две горожанки с очевидным намерением закончить здесь свои вечерние дела. С порога разглядев закутанную колдунью, они отвесили торопливый поклон и молча попятились на улицу. Вошедший следом юноша тоже повернулся и поспешил прочь. Входной полог упал, закрывая вход, но в комнате, казалось, стало холоднее.

— Прости меня, — почти заикаясь, пробормотала Мара. — Властительница Калиани, я приношу извинения, но я и предположить не могла…

— У меня нет титула. Можешь обращаться ко мне просто — Калиани, — сменив гнев на милость, разрешила кудесница Она уселась, зашуршав одеждами, расправила длинные рукава, сложила миниатюрные высохшие руки и вдруг стала похожей на обычную печальную старую женщину.

— Я знаю, что в вашей имперской Ассамблее, — слова ее вылетали как плевки, — принято убивать всех девочек, у которых обнаружился магический дар. Моя предшественница на этом посту бежала из провинции Лаш. Она едва спасла свою жизнь, а вот три ее сестры оказались не столь удачливы.

Мара прикусила губу: она чувствовала легкую дурноту из-за перенесенных волнений и выпитого вина, которое в сочетании с изматывающей тревогой произвело не слишком благотворное действие.

— Мне рассказывал об этом маг Малого пути, который ненавидел Ассамблею. Но в душе я не могла заставить себя поверить в такую жестокость.

Светлые глаза Калиани были бездонно глубокими, когда они встретились с глазами Мары.

— Можешь поверить, ибо это правда.

Потрясенная Мара стиснула зубы, чтобы сдержать дрожь: на нее снова нахлынул страх за оставленных дома дорогих людей. От Калиани — хрупкой, по виду похожей на обыкновенную старую бабушку, закутанную от сквозняков в сотню одежек, — исходила сила, заставляющая кровь стынуть в жилах. Осознавая, что каждое ее слово будет придирчиво взвешено, Мара поспешила задать вопрос, пока ее не покинули остатки храбрости:

— Мне говорили, что Ассамблея боится вас. Почему?

— Это правда, — бросила в ответ Калиани. Она хрипло захихикала; от этого звука, более похожего на карканье, пробирал озноб. — У тебя на родине с рабами обращаются жестоко и при этом утверждают, что такова воля богов. Ваши властители соперничают друг с другом и убивают — во имя чести. Но чего они этим достигают? Славы? Нет. Благословения небес? Нет и еще раз нет. Они теряют сыновей, затевают войны, сами принимают смерть на собственных мечах — и все зря, властительница Мара. Их одурачили. Их хваленая честь — не более чем фетиш, это оковы, дробящие народную силу. Пока в Игре Совета род идет против рода. Ассамблея хозяйничает в стране. Ее власть огромна, но не беспредельна да и не так уж неодолима.

В откровенности чародейки Маре померещился проблеск надежды.

— Значит, ты могла бы мне помочь? — спросила она.

Тут морщинистое лицо старухи превратилось в непроницаемую маску.

— Помочь тебе? Это еще предстоит решить. Тебе придется проделать со мной небольшое путешествие.

Мара пришла в ужас: она боялась оставить Люджана, Сарика, а более всего Камлио в лапах диких горцев.

— Куда же мы отправимся?

— Есть вещи, которые тебе следует увидеть. Совет моих собратьев должен выслушать твои доводы, твою историю и допросить тебя. — Словно угадав причину смятения Мары, Калиани смягчила свое непреклонное требование:

— Это займет времени не больше, чем нужно двум женщинам, чтобы побеседовать. А то как бы твои воины не обеспокоились за тебя и не наделали глупостей.

— Тогда я в твоем распоряжении, — решительно сказала Мара.

Понимая, что другого случая не представится, она приняла предложение Калиани, но не ожидала, что дальнейшие события будут разворачиваться с такой быстротой. Турильская колдунья перегнулась через узкую столешницу, твердыми сухими пальцами взяла Мару за запястье и произнесла какое-то слово.

Мара услышала только первый шипящий слог. Шум в ушах, яростный как грохот штормовой волны, заглушил остальное. Пол ушел из-под ног; пропал и стул, на котором она сидела. Стены пекарни раздались в стороны и исчезли, уступив место простору завывающей серой пустоты.

Время застыло. Воздух стал холодным и разреженным. К стыду всех своих предков, Мара чуть не закричала от страха, но переход через бездну столь же внезапно закончился.

Так же бесцеремонно возвращенная на землю, Мара обнаружила, что стоит посреди площади, освещенной шарами чо-джайнов. Калиани все еще сжимала ее запястье. Рука колдуньи была тверда, тогда как собственная рука Мары дрожала, как пламя свечи на ветру. Не в пример цуранским городам, расположенным на равнинах, здешние здания, вырубленные в крутых гранитных склонах, поднимались ярусами. Открытое пространство в нижней части долины, где стояла Мара, было окружено террасами. Взгляд Мары скользил вдоль линии колонн, контрфорсов и арок, возведенных с изумительным мастерством. Опорами для деревянных или каменных галерей служили тотемные столбы в виде драконов или гигантских морских или воздушных змеев — чудовищ турильских мифов. Шпили и купола возносились в звездное небо или пронзали специально подсвеченные облака тумана. Мара замерла от восторга перед красотой, какую даже и вообразить не могла.

По улицам проходили горцы в простых кильтах и штанах. Многие молодые воины были обнажены выше пояса, несмотря на вечернюю прохладу, но попадались и такие, которые щеголяли в ярких вязаных рубахах. Женские наряды состояли из длинных юбок и просторных верхних блуз; у совсем молоденьких покрой одежды давал возможность на мгновение приоткрыть гибкую руку или округлую грудь, чтобы привлечь восхищенные взоры встречных юношей.

— Что это за город? — не удержалась от вопроса Мара, полной грудью вдыхая воздух, пронизанный благовониями.

Она глазела на окружающие чудеса как деревенский простак, впервые попавший в цирк.

— Доралес, — сообщила Калиани. — Ты, вероятно, первая из цурани, которой позволено увидеть нашу столицу. — Ее тон стал более зловещим, когда она добавила:

— С равным успехом ты можешь оказаться и последней.

От мрачного замечания Мару пробрал озноб. У нее было странное ощущение, словно она видит все это во сне. Изящные шпили, тысячи ярко освещенных окон, тотемные столбы с загадочными резными изображениями, мелькание и суета уличной жизни — все это порождало у Мары чувство ненадежности, хрупкости, как будто в любой миг ее могут бросить в хаос ночного кошмара. От изумления и растерянности властительница так и простояла бы, оцепенев, на месте, если бы Калиани не потянула ее вперед с таким же бесцеремонным нетерпением, с каким мать поторапливает непослушного ребенка.

— Не задерживайся! Тебя ожидает Круг Старейшин, и, если им придется ждать слишком долго, это не послужит тебе на пользу.

Мара даже споткнулась от неожиданности:

— Меня ожидают? Как это может быть?

Однако Калиани не стала отвечать на вопрос, который показался ей бессмысленным. Она потащила Мару сквозь толпу, привлекая всеобщее внимание. Прохожие пялились на них и тыкали пальцами в их сторону, кое-кто презрительно сплевывал. Цуранская гордость заставила властительницу Акомы пренебречь такими оскорблениями: обращать на них внимание было бы ниже ее достоинства, но у нее не оставалось ни малейшего сомнения: для этих людей она заклятый враг.

Но любопытство пересилило. Мара спросила:

— Почему люди в моей стране ничего не слыхали об этом городе?

Калиани протащила ее мимо раскрашенной повозки, влекомой двумя злобными квердидрами; ими управлял сухонький старичок в накинутом на плечо пледе, сшитом из разноцветных лоскутов. В его повозке находился странный музыкальный инструмент, и люди на улице кидали ему монетки или весело окликали его, упрашивая что-нибудь для них сыграть. Он отвечал короткими фразами и дружелюбно улыбался.

— Если бы кто-нибудь из вашей страны услышал о нем, ваша Ассамблея прикончила бы его, чтобы не болтал, — сварливо ответила Калиани. — Башни, которые ты видишь, и все эти здания, вырубленные в скалах, возведены силой магии. Если бы тебе был открыт доступ в Город Магов у тебя на родине, ты могла бы увидеть такие же диковинки. Но в Цурануани Всемогущие сохраняют чудеса, которые может творить их сила, только для самих себя.

Мара нахмурилась. Она припомнила, как не хотелось Миламберу рассказывать о той поре его жизни, когда он состоял в Ассамблее. Ей пришло в голову, что клятвы, связывающие его с Ассамблеей, должны быть устрашающе сильными, чтобы обеспечить молчание такого могущественного чародея. Она ничего не знала о характере магов, но в свое время из слов Хокану поняла, что Фумита — не алчный человек. Наделенный магической силой и окутанный тайной, но явно не из тех, кто ставит собственную выгоду выше общего блага народов Империи.

Могло показаться, что в распоряжении Калиани имелись колдовские средства для чтения мыслей Мары.

— Кто знает, почему маги у вас такие скрытные? — пожав плечами, ответила она на вопрос, не высказанный вслух. — Не все они скверные люди. Большинство

— это просто ученые, которые стремятся только к постижению тайн своего искусства. Возможно, в самом начале они создали свое братство для защиты от какой-то угрозы или для противодействия необузданной, опасной магии чародеев-отступников, не пожелавших обучаться умению владеть собой или использовавших колдовской дар во зло. Только боги могут это знать. Но если в прошлом и существовали благие намерения и убедительные доводы в пользу такого образа действий, с течением времени цуранские маги сильно подпортились. С точки зрения турильских законов не может быть никакого прощения тем, кто убил тысячи девушек, лишь бы не дать развиться их талантам.

Мара почуяла, что события могут принять неприятный для нее оборот.

— Так что же, меня будут судить за не праведные деяния всей Империи? — возмутилась она.

Взгляд Калиани заставил ее замолчать.

— Отчасти, госпожа Мара. Если ты хочешь, чтобы мы тебе помогли потягаться с Ассамблеей, тебе придется нас убедить. Если мы возьмемся за дело, это будет не ради спасения Акомы, не ради твоей личной победы и даже не затем, чтобы сделать Империю более справедливой страной. Ибо для нас честь твоих предков и даже жизнь твоих детей значат не больше, чем пыль на ветру.

Если бы старая волшебница не тянула Мару за собой, вцепившись мертвой хваткой в ее руку, властительница остановилась бы как вкопанная:

— Что же может тронуть сердца ваших людей, если не жизнь юных?

Несмотря на все усилия, Мара не смогла скрыть негодование.

Ответ Калиани прозвучал столь же безлично, как шорох морских волн, накатывающихся на песчаный берег:

— Если мы о чем-то жалеем, то лишь о потере магов, которые умерли, так и не применив свои таланты. С каждым из них связана безвозвратная утрата тех или иных познаний. И если что-то вызывает в нас отчаяние, то лишь мысль о чо-джайнах, непревзойденных Мастерах, которые в вашей стране отлучены от магии, составляющей славу их расы.

— Запретное! — Мгновенно придя в возбуждение, Мара на минуту даже забыла о страхе. — Так, значит, королева чо-джайнов имела в виду колдовскую силу, когда говорила о Запретном?

Прямого ответа Калиани не дала.

— Именно этот секрет, госпожа Мара, ты должна будешь раскрыть, если не погибнешь в споре со Всемогущими. Но тебе придется убедить Круг Старейшин Турила в том, что ты достойна нашей помощи. Мы выслушаем тебя и примем решение. Выбирай слова очень осторожно: если уж ты увидела этот город, то опасности, которым ты подвергаешься, удваиваются.

Они миновали массивную арку, за которой начинался лабиринт сводчатых коридоров, освещенных рядами ярких шаров работы чо-джайнов. У Мары дух захватывало при виде резных колонн, отполированных до невообразимого блеска; даже в императорском дворце она не видела ничего подобного. Люди, собирающиеся в приемных и на широких площадках, были облачены в одежды, расшитые бисером, и в головные уборы из перьев; встречались и слуги в простых кильтах. Про других, носивших белые хитоны, Калиани сказала, что это ученики, овладевающие тайнами магического искусства. Все встречные кланялись старой колдунье, а взгляды, которыми они провожали Мару, — она ощущала их так, словно горячие угли касались ее спины. Здесь чувствовалось присутствие колдовских сил, которые витали в воздухе и, казалось, заставляли даже эхо звучать глуше. На Мару внезапно накатила жгучая тоска: больше всего ей сейчас хотелось оказаться у себя дома, среди знакомых стен, в мире, обычаи которого она понимает.

Калиани потянула ее в более широкий коридор, который привел их в просторную гулкую приемную. Сотни канделябров заливали светом помещение, так что Маре даже глазам стало больно. По другую сторону от приемной располагался громадный зал, окруженный галереями, которые образовывали причудливую многоярусную колоннаду. Десятки фигур в хитонах группировались по краям зала. Прямые и винтовые лестницы позволяли переходить на более высокие ярусы — вплоть до шестого.

— Здесь наш архив, — объяснила Калиани. — Сюда стекаются все знания и хранятся копии всех записей, касающихся науки чародейства. В этом зале мы собираемся, когда магам Турила необходимо принять совместное решение. У нас не существует ни организации вроде вашей Ассамблеи, ни каких-либо формально признанных руководителей; только та, которая по общему согласию получает имя Калиани, наделяется правом быть распорядительницей собраний.

Вместе с престарелой провожатой Мара проходила между ограждениями нижнего яруса. Она то и дело нечаянно касалась локтями стен, инкрустированных раковинами коркара и черным деревом, которые складывались в странный узор из спиралей. Почему-то этот узор заставлял Мару чувствовать себя особенно неуютно. Опорами винтовых лестниц служили резные тотемные столбы, изображающие мифических монстров — с клювами и клыками, покрытых чешуей или диковинным оперением, с хищным змеиным разрезом глаз. Калиани поторапливала Мару, пока они пересекали пространство зала, в центре которого, на полу, был изображен круг. Казалось, что края круга обозначены золотым светом; не приходилось сомневаться, что этот эффект достигается силой неких чар. Властительница Акомы видела, что верхние ярусы теперь заполнены людьми в хитонах и все взгляды устремлены на нее; она не могла отделаться от ощущения, что ее собираются принести в жертву и ждут лишь последнего ритуала, после которого ее судьба будет решена окончательно.

— Туда, — указала Калиани на магический крут. — Заходи в круг и стой там, если у тебя достаточно смелости, чтобы предстать перед судом. Но прислушайся к предупреждению, Мара из Акомы, Слуга Империи. Для любого, кто переступит эту линию, ложь и увертки невозможны.

Мара откинула волосы за плечи.

— Я не боюсь правды, — смело заявила она.

Калиани выпустила руку властительницы.

— Да будет так, — сказала старая женщина.

В ее взгляде мелькнуло что-то похожее на жалость.

Мара бестрепетно направилась к круглой площадке. В ту секунду, когда она подняла ногу, чтобы переступить рубеж желтого света, она и впрямь не боялась правды. И все-таки через мгновение она почувствовала, что ее пронзает сила, которая полностью лишает ее собственной воли; и к тому времени, когда ее нога коснулась пола внутри магического круга, от привычной уверенности в себе не осталось и следа.

Теперь она не могла отступить, даже если бы передумала. Часть тела, которая находилась по ту сторону магической границы, оцепенела, словно примерзнув к полу. Путь назад был отрезан; пришлось перенести через границу и другую ногу, которая еще повиновалась Маре, и встать на колдовскую площадку, как ни страшно было на это решиться.

Вот когда она поняла, что значит настоящая беспомощность. Слух не воспринимал ни единого звука, а глаза не видели ничего — только какую-то мерцающую золотистую паутину. Мара не могла пошевелиться — ни сесть, ни повернуться, ни даже прижать руки к груди, чтобы унять частый стук сердца. Даже рабство показалось бы свободой по сравнению с ее нынешним состоянием: магическая сила сковывала не только тело, но и душу. И вдруг откуда-то с верхних галерей прозвучал вопрос.

Калиани повторила вопрос на языке цурани:

— Властительница Акомы, ты пришла сюда с просьбой о помощи тайных сил. Ты заявляешь, что будешь использовать эти силы для защиты и для содействия общему благу. Покажи нам, каким образом ты пришла к своим нынешним воззрениям.

Мара попробовала глубоко вздохнуть и дать ответ, но оказалось, что она не может сделать ни того, ни другого. Тело властительницы не подчинялось ее желаниям; магия не позволяла заговорить. Как она может защитить свои намерения, если чары лишают ее дара речи? В следующие мгновения она обнаружила, что даже мысли ускользают от ее контроля! Ощущение было такое, будто разум встал на дыбы, а потом закрутился как юла или карусель. Перед ее внутренним взором понеслись картины былого, и она уже больше не стояла, пригвожденная к полу, посреди дворца магов в Доралесе, в каком-то волшебном кругу. Она сидела у себя в кабинете в старом поместье Акомы, увлеченная горячим спором с Кевином-варваром.

Иллюзия его присутствия была настолько убедительной, что крошечная частичка души, которая еще сохраняла собственную волю, на мгновение поддалась пылкому желанию — найти убежище в его объятиях. Однако прояснившееся ненадолго сознание тут же помогло ей понять суть турильских чар правды: ей не позволят ответить ни на какой вопрос словами, произнесенными вслух.

Эти маги станут спрашивать, а ответы будут извлекать прямо из ее воспоминаний. Ей не дадут возможности прибегнуть к объяснениям, чтобы оправдать или иначе истолковать исход любого события. Эти маги будут наблюдать за ее действиями в прошлом — и потом вынесут свой приговор. Она и в самом деле стояла перед судом, и единственной защитой властительницы станут ее поступки, совершенные в течение всей жизни.

Мара сумела это понять за долю секунды до того, как магическая сила завладела ею полностью; да, она была в кабинете, и перед ней стоял Кевин, и она слышала, как он в ярости кричит ей в лицо: «Ты швыряешь меня, как игральную кость, — то туда, то сюда, ничего не объясняя, ни о чем не предупреждая. А ведь я выполнял все твои прихоти — но не потому, что ты мне нужна, а потому, что я хотел сохранить жизнь своим землякам».

А потом ответ самой Мары, раздраженной и растерянной: «Но ведь я дала тебе высокую должность и поставила командовать такими же, как ты, — мидкемийцами. Ты использовал свою власть им во благо. Как видно из этих записей, они отнюдь не ограничивались похлебкой из тайзы; им частенько перепадало и жаркое».

Свиток памяти разворачивался все дальше и дальше; Мара как будто заново переживала эту сцену — вплоть до завершающей вспышки страсти. А потом — последующие годы связи с Кевином, когда они шли от стычки к стычке, когда каждый день приносил горечь и сладость, радость и растерянность и трудные уроки. Вынужденная наблюдать все это по прошествии многих лет, она понимала, какой ограниченной и самонадеянной была тогда; и как это чудесно, что Кевин, раб, сумел за кажущейся черствостью угадать подлинные движения сердца хозяйки — и полюбил ее! Дни сменяли друг друга неровными скачками — в той последовательности, которую навязывали ей маги по своему выбору. Снова она испытала минуты невыразимого ужаса, когда убийцы, волна за волной, штурмовали ее городские апартаменты в Ночь Окровавленных Мечей. Снова она стояла на исхлестанной бутаронгом вершине холма и вела переговоры с Тасайо Минванаби. Она видела, как Император Ичиндар разломал жезл, знаменующий власть Имперского Стратега; и тогда же он возвел ее в ранг Слуги Империи. Снова она видела, как умирает Айяки. Великой милостью стало для нее то, что последовал новый вопрос и сцена переменилась: теперь это был знойный полдень, напоенный ароматом цветов в саду кекали, где Аракаси униженно просил госпожу о дозволении покончить с собой. Снова она проводила вечер в командном шатре властителя Чипино Ксакатекаса, когда вместе с ним была участницей кампании против кочевников пустыни в стране Цубар.

Время кружилось вихрями, поворачивало вспять, шло по своим следам; сцена накладывалась на сцену. Иногда ее отсылали в годы детства или в тихие молитвенные кельи храма Лашимы. В другие минуты ее Заставляли снова выносить грубую жестокость первого мужа. Снова она стояла лицом к лицу с его опечаленным отцом, над запеленутым внуком — теперь уже тоже мертвым.

Новый приступ щемящей тоски настиг Мару, когда ее память обратилась к Хокану, к его непостижимому дару отзывчивости и чуткости. Глядя на сменяющиеся картины глазами турильских магов, она только сейчас поняла, что его редкостное чутье было в действительности зачатком магического таланта. Если бы маги Империи заметили одаренность Хокану, он был бы сейчас не ее мужем, а членом Ассамблеи. Насколько же беднее оказалась бы ее жизнь без него! Болью отдавалось в сердце его отчуждение, которое началось с появлением на свет Касумы. Но в короткие мгновения между концом одной сцены и началом другой она клялась себе, что уладит недоразумение, так нелепо омрачившее их жизнь.

И уже под конец Мара увидела себя под крышей длинного дома Хотабы в ту минуту, когда она отказалась променять Камлио на свою свободу и поддержку жителей Турила. Испытующий луч как игла пронзил душу Мары, но обнаружил там лишь искренность и чистосердечие.

Вихрь подневольных воспоминаний чуть-чуть замедлился, и сквозь него просочились слова, сказанные неведомо кем. Они были произнесены на турильском языке, но каким-то образом их смысл дошел до сознания Мары.

Сначала послышался один голос:

— Она и в самом деле отличается от других цурани: ведь сумела же понять, что и у раба имеется честь, и признала право служанки на свободу — даже в ущерб собственной семье.

Калиани отозвалась:

— Я так и думала. Иначе не привела бы ее сюда.

Сразу же прозвучал вопрос:

— И все-таки, стоит ли нам утруждать себя заботой о благополучии цурани?

Кто-то еще высказал свое мнение:

— Предпочтительно иметь соседей, которые живут по разумным и справедливым законам, и, возможно…

Вмешался другой:

— Но часто случается так, что из самых лучших побуждений люди творят великое зло…

В разговор вступали все новые участники; их голоса сливались в ровный гул. Кто-то напомнил о риске, еще один заговорил об империй чо-джайнов.

У Мары заложило уши. Внезапно она почувствовала, что у нее подгибаются колени. Золотое кольцо света, которое удерживало ее на месте, померкло, и она испугалась, что сейчас упадет.

Ее подхватили сильные руки старой Калиани:

— Госпожа, все позади.

Слабая как младенец, Мара вдруг осознала, что обливалась слезами, когда была во власти чар, и ей стало стыдно: казалось, что этим она себя опозорила. Но надо было взять себя в руки.

— Я убедила вас? — спросила она.

— Мы будем обсуждать это в течение ночи. На рассвете тебя известят о нашем решении, — предупредила Калиани. — А сейчас я верну тебя к Миране; она позаботится, чтобы у тебя была возможность отдохнуть.

— Я предпочла бы подождать здесь, — возразила Мара, но ей не хватило воли, чтобы настаивать. Силы покинули властительницу, и для нее исчезло все, кроме тьмы, подобной ночному небу между звездами.

Глава 6. РЕШЕНИЕ

Мара проснулась.

Было темно; она вдыхала запах горящих буковых поленьев и менее приятный запах квердидровой шерсти. В слабом красном свете очага можно было различить выступающие из тени деревянные балки у нее над головой. Она лежала укрытая шерстяными одеялами, затруднявшими движения, когда ей хотелось повернуться на другой бок.

Болела голова. Память сначала возвращалась медленно, но потом на глаза попалась корзина с чесалкой, которую Мирана принесла из длинного дома, и сразу же события вчерашнего дня воскресли перед мысленным взором Мары. Теперь она вспоминала вылазку в пекарню и сказочное путешествие в Доралес в обществе Калиани. Внезапно ей стало душно под одеялами, и она резко поднялась.

— Госпожа?.. — послышался из тени неуверенный голос.

Повернувшись, Мара увидела овальное личико Камлио, испуганное и тревожное.

— Со мной все в порядке. Цветик, — тихо промолвила она, непроизвольно повторяя шутливое прозвище, данное Люджаном бывшей куртизанке.

На сей раз Камлио не вздрогнула от этого обращения. Более того, она отбросила свои одеяла и распростерлась на дощатом полу в позе раболепного уничижения.

Мара испытала не удовлетворение, а некоторую неловкость, хотя слуги и рабы всегда проделывали перед ней подобные телодвижения. Таков был цуранский обычай — выражать безграничную преданность хозяину.

Однако, после того, что пережила Мара в золотом магическом круге, эта традиция вызвала у нее лишь отвращение.

— Встань, Камлио. Прошу тебя.

Девушка оставалась в той же позе, но ее плечи содрогались под пеленой светлых волос.

— Госпожа, — несчастным голосом произнесла она, не поднимая головы, — почему ты поступила так, как будто моя судьба важнее будущего всей твоей семьи? Почему? Почему ты не продала меня этим турильцам, если такой ценой могла спасти своих детей? Я этого не стою!

Мара вздохнула, согнула усталую спину и, схватив Камлио за руки, попыталась сдвинуть красавицу с места, но безуспешно: она была еще слишком слаба после чар правды.

— Камлио, пожалуйста, поднимайся. Забота о детях для меня, конечно, важнее всего, но жизнь другого свободного человека не принадлежит мне и, значит, не может быть предметом сделки, даже если речь идет о спасении тех, кого я люблю. Ты не клялась, что моя честь станет твоей честью; у тебя нет никаких обязательств перед домом Акома.

Камлио позволила себя уговорить и села прямо. Закутанная в ночную рубаху, позаимствованную у какой-то из местных женщин и явно рассчитанную на особу более внушительных размеров, она примостилась на краешке топчана. Оглядевшись, Мара решила, что они находятся в рукодельной комнате Мираны, судя по ткацкому станку, задвинутому в угол, а также многочисленным коробам с тканями и бельевым корзинам. Она все еще пыталась совладать со своими расстроенными чувствами — после того как чары истины разбередили в ней воспоминания о самых важных минутах прожитой жизни, — когда бывшая куртизанка снова нарушила молчание.

— Аракаси… — произнесла она с печальной уверенностью. — Ты это сделала ради него?

Уставшая до изнеможения, но не утратившая способности к состраданию, Мара покачала головой:

— Я ничего такого не сделала ради Аракаси, хотя он и приносил одну жертву за другой ради моей семьи.

Камлио не казалась убежденной. Мара накинула на плечи одеяло и тоже села на краешек топчана, лицом к девушке.

— Тебе незачем считать, что ты в каком-то долгу перед моим Мастером тайного знания. — Властительница Акомы сделала энергичный жест. — Если понадобится, я буду это повторять, пока ты не состаришься и не оглохнешь… или пока ты не сообразишь, что должна мне поверить.

Обе примолкли. В очаге шипели угли; слышался посвист ветра вокруг водосточных желобов. В горных областях Турила ветры дуют непрестанно, стихая только на рассвете. Трудно было определить, который час, но стоило Маре подумать, что в Доралесе маги с Калиани все еще обсуждают, как надо с ней поступить, и страхи наваливались на нее с новой силой. Она сосредоточилась на горестях Камлио, чтобы отогнать собственное беспокойство.

— Аракаси… — повторила бывшая куртизанка, наморщив лоб. — Что он во мне нашел? Он достаточно умен, чтобы заполучить к себе в постель любую женщину.

Мара подумала, прежде чем ответить.

— Я могу только предполагать, — призналась она наконец. — Но по-моему, в тебе он видит свое спасение. Или исцеление, если тебе так больше нравится, от некоторых жизненных разочарований… несбывшихся надежд. И — это также мое предположение — в ответ он хочет дать тебе то, что не мог дать своей семье: счастье, безопасность и любовь — не купленную и не подневольную.

— А ты нашла такую любовь с Хокану, — заметила Камлио с ноткой осуждения в голосе.

Маре не хотелось, чтобы ее ответ звучал как похвальба.

— В какой-то мере — да. В Хокану я нашла почти совершенное понимание. Он стал моим другом по духу. Но в другом мужчине я нашла такую любовь, какую, по-моему, ты могла бы открыть в Аракаси. А что касается любой другой женщины, которая могла бы разделить с ним постель, мне трудно об этом судить. Честно говоря, я не знаю ни его пристрастий, ни потребностей, но он не из тех людей, которые легко раздаривают свои чувства. Аракаси скрытен и осторожен, и он ни за что не стал бы оказывать тебе такое необычайное доверие, не удостоверившись сначала, что ты этого доверия достойна.

— Можно подумать, что ты им восхищаешься, — проворчала Камлио.

— Да, восхищаюсь. — Мара помолчала; это было открытием и для нее самой. — Если человек столь выдающегося ума привык воспринимать жизнь как непрерывную стратегическую игру, то от него потребуется большая смелость, чтобы сделать какой-то шаг, продиктованный сочувствием, и признать, что и в его жизни может быть место привязанности. Раньше он всегда знал, на каком он свете. Но теперь наш Мастер подобен моряку, дрейфующему в незнакомых водах. Он должен проложить свой собственный курс, чтобы добраться до родной гавани. Для таких, как он, подобное испытание должно быть страшнее всех других. Но на моей памяти он никогда не отступал перед трудностями, даже такими, которые другому кажутся непреодолимыми. — Взглянув на секунду в глаза девушке, Мара добавила:

— Впрочем, эти слова весьма жалкая замена опыту. Лучше просто знать самого человека.

Камлио медленно переваривала услышанное. Ее изящные руки беспокойно теребили рубаху, скручивая ткань, как будто она хотела свить из нее веревку.

— Я не смогуего полюбить, — заявила она. — И никого другого, думаю, тоже. Однажды его руки подарили мне наслаждение, но постельные радости для меня — это не более чем пустое развлечение. — Ее взгляд, казалось, сейчас был устремлен к чему-то далекому и безрадостному. — Я понемногу возненавидела час заката, когда мой хозяин имел обыкновение являться ко мне.

— Она помолчала, а потом с горечью добавила:

— Было время, когда я чувствовала себя чем-то вроде дрессированной собаки. Принеси тот халат. Помассируй это место. Повернись вот так. — Снова взглянув на Мару, она сказала:

— Для такой, как я, знание тела мужчины никак не связано с любовью, госпожа. — Она опустила глаза. — Я могу признаться, что к решению завести любовника меня привел, прежде всего, соблазн опасности. Аракаси доставил мне огромное удовольствие именно потому, что ради этого он рисковал жизнью. — Ее глаза увлажнились. — Госпожа, неужели ты не видишь, какой изломанной тварью я стала? Месяцами я думала о самоубийстве, только никак не могла отделаться от мысли, что я слишком низменна, слишком бесчестна, чтобы запятнать клинок своей кровью.

Цуранская гордость, подумала Мара. Ей хотелось протянуть руку, приласкать и успокоить измученную девушку, но пришлось напомнить себе, что Камлио неприятно всякое прикосновение. Слова казались слишком слабым утешением, а ничего другого Мара предложить не могла.

— Аракаси понимает это гораздо лучше, чем тебе кажется.

Властительница выждала пару секунд, чтобы дать Камлио время понять смысл последних слов.

Девушка задумчиво кивнула:

— Это правда, он ни разу не пытался дотронуться до меня с того часа, когда выкупил мою свободу. После того как ты сказала мне, что он сын женщины из Зыбкой Жизни, я поняла, почему он так себя ведет. Но в то время я была в такой ярости из-за смерти сестры, что вообще ничего не замечала.

Мара нашла это признание ободряющим:

— Если ты не можешь его любить, стань ему другом. У него живой ум и высокое понятие о чести.

Камлио подняла глаза, в которых сверкнули с трудом удерживаемые слезы:

— Но разве он удовольствуется столь малым?

— А ты испытай его, — улыбнулась Мара. — Любовь не требует, она принимает. Чтобы это понять, мне понадобилась вся жизнь. — Понизив голос, она добавила:

— И дар богов — двое выдающихся мужчин. — Глядя прямо на Камлио, она перешла на тон заправской заговорщицы. — До сих пор я не встречала человека, который был бы способен вывести Аракаси из себя. Дружба рождается нелегко — и это могло бы приучить его к малой толике смирения.

Камлио отбросила за спину пушистые золотые волосы; в глазах у нее заиграли проказливые огоньки.

— Ты хочешь сказать, что я могла бы слегка сбить с него спесь и покуражиться над ним за его самонадеянность?

— Я думаю, вы могли бы многому научить друг друга, — так закончила Мара эту беседу. — Но это зависит еще и от того, удастся ли нам выбраться из этих гор живыми.

Короткое счастье Камлио быстро улетучилось.

— Они могут заставить тебя продать меня.

К Маре вернулась решимость.

— Нет. Я — властительница по рангу и цурани по рождению. Твоя жизнь не принадлежит мне, и я не вправе торговать тобой. Либо я добьюсь исполнения моих требований своими силами, либо приму судьбу, которую пошлют боги. Если случится так, что ты останешься в плену, помни: я разрешаю тебе либо кончить жизнь на клинке, либо спастись бегством, как сумеешь; ты свободная женщина. Даже думать забудь, что твоя кровь или твои желания хоть в чем-то менее достойны чести, чем у Люджана, или Сарика, или любого другого воина. — Внезапно почувствовав, до чего же она устала, Мара подавила зевок. — Но я не думаю, что дело дойдет до этого. Сдается мне, предложение Хотабы было сделано для проверки. Проверяли меня. Добилась ли я каких-то уступок — мы до утра не узнаем. А теперь спи, Камлио. Нам остается набраться терпения и ждать.

***

Когда начало светать и ветер утих, обе женщины — властительница и куртизанка — спали. Мара лежала, свернувшись в клубочек, в путанице черных волос; одеяла сбились; ее сновидения были тревожными. Мара сразу же подняла голову с подушки, как только Мирана притронулась к ней.

— Госпожа, вставай и одевайся поскорее, — мягко поторопила ее жена вождя.

— Калиани вернулась, чтобы объявить решение, принятое в Доралесе.

Мара отбросила одеяла и едва не задохнулась от ледяной стужи. Пока она надевала холодную одежду, Мирана снова развела огонь в очаге, так что Камлио получила возможность проснуться в более приятных условиях. Через трещины в ставнях просачивался серый свет. То ли облака, то ли туман скрывали восходящее солнце. Мара чувствовала себя так, словно у нее окостенели все суставы.

Когда она кончила причесываться, на гребне осталось несколько седых волосков. Сердце билось слишком часто из-за дурных предчувствий. Мысли мчались по кругу: дом, дети, Хокану. Сможет ли она когда-нибудь наладить отношения с Хокану? «Боги, — молилась она, — не дайте мне умереть на чужой земле. Пусть Камлио вернется домой… ради Аракаси». Ибо в откровениях девушки Мара впервые почувствовала какой-то намек на надежду для своего Мастера.

— Поторопись, — тихо, чтобы не разбудить Камлио, посоветовала Мирана. — Калиани не отличается терпением.

Мара сунула озябшие ноги в сандалии, которые истрепались от сырости и скольжения по камням на горных тропах. Один палец через дыру торчал наружу. Кто в Империи узнал бы в ней Благодетельную — без грима на лице и в одежде как у трактирной служанки? И в этом-то жалком обличье, без каких-либо признаков высокого ранга, она должна была встретиться с Калиани… Эта мысль отнимала изрядную долю смелости.

Мара безуспешно пыталась притвориться спокойной. Но у нее вспотели ладони, и руки дрожали, и уж за то спасибо, что этот противный липкий туман скрывал влагу у нее в глазах.

Воспоминания, пережитые в золотом круге, беспокоили ее больше, чем она того хотела бы. Будь здесь Кевин, он не полез бы за словом в карман. Мара чувствовала, что ей недостает его дерзкой независимости в суждениях: ведь сколько ни пытались окружающие внушить ему подобающее почтение к этикету, он оставался неисправим.

Мирана не стала ждать, пока Мара соберется с духом, и повела ее на просторную главную площадь, где уже дожидался Хотаба вместе с закутанной в широкие одежды персоной, которая внушала более глубокий благоговейный трепет, чем сам Император.

Мара переломила свою гордость и низко поклонилась.

— Я ожидаю решения Калиани, — тихо проговорила она.

Старые костлявые руки заставили ее разогнуться.

— Госпожа, стой прямо. Здесь не в ходу подобострастные поклоны.

Калиани сверлила властительницу Акомы пронзительным взглядом. Примерно такой же вид бывал у Джайкена, когда тот с помощью кусочка стекла рассматривал печати гильдий, проверяя их подлинность.

— Госпожа Мара, — сказала волшебница сухим старческим голосом, — наше решение принято. Мы окажем тебе поддержку вот каким образом: тебе будет дано разрешение совершить путешествие в сопровождении одного человека из твоей свиты — того, кого ты назначишь. Тебя проводят через высокогорные перевалы к воротам Чаккахи — города чо-джайнов, где обитают их Мастера магического искусства.

У Мары расширились глаза. «Запретное!» — поняла она. Если чо-джайны могут производить на свет своих магов, а договор с Ассамблеей запретил им заниматься магией в пределах Цурануани, то становятся понятными умолчания королевы чо-джайнов. Возбуждение властительницы нарастало.

Казалось, Калиани это почувствовала, ибо ее следующие слова прозвучали сурово и жестко:

— Госпожа Мара, ты должна знать, что дело народа цурани — это не наша забота. Турил воюет только тогда, когда отражает вторжение. Мы не считаем своим долгом беспокоиться из-за политических интриг вражеского народа. Однако чо-джайны могут взглянуть на дело иначе. Их сородичи в вашей Империи влачат жалкое существование покоренного народа. Тебе будет предоставлена возможность объяснить причины своего появления в наших краях и склонить магов чо-джайнов к союзу с тобой… если сумеешь. Но знай наперед: рой чо-джайнов будет рассматривать тебя как врага. Наши люди могут проводить тебя до границ улья, но не дальше. Мы не вправе действовать как твои заступники и говорить от твоего имени. Мы не сможем вмешаться и выручить тебя, если чо-джайны встретят тебя враждебно. Пойми меня правильно: при самых благих твоих намерениях ты можешь погибнуть.

Это шаг вперед, прикинула Мара в последовавшую долю секунды. Может быть, и неуверенный, но все-таки шаг. И ответила без колебаний:

— Выбора у меня нет. Я должна идти. С собой возьму Люджана, моего военачальника; в его отсутствие старшим в нашем отряде будет советник Сарик.

Трудно сказать, какое чувство на мгновение промелькнуло в глазах Калиани: то ли скрытое восхищение, то ли жалость.

— В смелости тебе не откажешь, — признала она и вздохнула. — Но ты не знаешь, с чем тебе придется столкнуться. Ну хорошо. Можешь быть уверена, что с твоими слугами и воинами будут обращаться радушно, как с гостями, пока не станет известна твоя судьба. Если ты возвратишься, они продолжат служить тебе. Если ты умрешь, они доставят твои останки к вам на родину. Так говорю я, Калиани.

Наклоном головы Мара подтвердила, что эти условия вполне удовлетворительны.

— Прекрасно, — подала голос Мирана, до сих пор молча стоявшая у боковой стены. — Муженек, ты так и намерен пялиться неведомо куда от расстройства, что не можешь заполучить златовласку для нашего сына, или ты все-таки собираешься сходить в загон и привести оттуда военачальника Люджана?.

— Заткнись, старая! Мирные часы рассвета священны, а ты оскверняешь саму природу, поднимая такой шум!

Он распрямил плечи и возмущенно таращился на супругу, пока неодобрительный взгляд Калиани не положил этому конец; и, торопливо шаркая ногами, он поспешил выполнить то, о чем просила жена.

Когда он скрылся из виду, Калиани поплотнее закуталась в свои многослойные одеяния, чтобы защититься от знобящего тумана, и сказала Маре:

— Вы отправитесь, как только будет собрано все необходимое для путешествия. Пойдете пешком; иначе там не пробраться. — Она помолчала, словно что-то обдумывая, а потом добавила:

— Вашим проводником будет Гиттания, одна из наших учениц. Пусть боги будут благосклонны к твоим усилиям, госпожа Мара. Ты взяла на себя нелегкую задачу, ибо чо-джайны вспыльчивы и не склонны к прощению былых обид.

Часом позже, после горячего завтрака, Мара и ее свита, состоявшая из одного человека, были готовы выступить в путь. Посмотреть на них собралась небольшая кучка шумливых детишек и праздных матрон, возглавляемая Хотабой и его советом. К Маре и Люджану присоединилась ученица Гиттания — русоволосая худенькая девушка в просторном одеянии, предписанном послушницам ее ордена: то была накидка длиною до колен с вытканными на ней ослепительно яркими красно-белыми узорами. В отличие от обычных турильских одежд, которые делались из тканей тусклых цветов и как бы сливались с окружающим ландшафтом, наряд Гиттании резким контрастом выделялся на фоне гор.

Люджан быстро отметил эту особенность.

— Вероятно, — пустился он в философию, что вообще-то не было ему свойственно, — она одевается так ярко по примеру тех птиц или ягод, которые таят в себе яд: это предупреждение о том, что ее магические силы сумеют быстро покарать любого, кто вздумает причинить ей вред.

Хотя говорил он тихо, послушница услышала его слова и возразила:

— На самом деле это не совсем так, воин. Мы, которые принесли обеты как подмастерья, носим такую одежду, чтобы нас было видно издалека. В годы ученичества мы обязаны служить любому человеку, нуждающемуся в помощи. Наши накидки — это опознавательный знак для тех, кто хочет нас найти.

От холодного промозглого тумана Мара озябла, но не утратила любознательности.

— А сколько лет, — спросила она, — вы считаетесь учениками?

— Чаще всего срок ученичества — около двадцати пяти лет. Случается, что кто-то так и не достигает звания Мастера и носит алое с белым всю жизнь. Известен только один маг, ставший Мастером после семнадцати лет обучения. Это было настоящее чудо. Его достижение никому не удалось превзойти за тысячи лет.

— У ваших мудрецов, похоже, уж очень суровые требования, — заметил Люджан.

Поскольку его профессией была война, ему даже трудно было вообразить, каким же терпением надо обладать, чтобы половину жизни провести в учениках.

Однако Гиттанию, по-видимому, такие порядки не возмущали.

— В руках Мастера — огромная сила, а с ней и огромная ответственность, — возразила она. — Годы обучения вырабатывают в нем сдержанность и терпение, а главное — скромность и умеренность; а еще они дают время для того, чтобы набраться мудрости. Когда ты ухаживаешь за больным младенцем по просьбе матери какого-нибудь пастуха в горах, ты постепенно начинаешь понимать, что заботы о маленьком человечке не менее — или даже более — важны, чем великие заботы правления и политики. — Тут девушка состроила кислую гримаску. По крайней мере, так уверяют мои наставники. А мое служение началось совсем недавно, и пока я еще не смогла постичь, каким образом сыпь у ребенка может повлиять на великие циклы Вселенной.

При всей своей усталости Мара не могла не засмеяться. Бесхитростная искренность Гиттании была приятной переменой после неожиданных скачков настроения и ожесточенной угрюмости Камлио. Хотя властительницу и мучили опасения относительно встречи с турильскими чо-джайнами, она надеялась, что предстоящий переход по горам даст время успокоиться и обдумать, как себя вести на аудиенции у королевы заморских чо-джайнов. Жизнерадостная общительность Гиттании наверняка послужит целительным бальзамом, облегчающим ожидание грядущих событий.

Калиани молча наблюдала за их беседой, пока на одну из квердидр грузили узлы со съестными припасами и бурдюки, наполненные водой.

— Чо-джайны скрытны и недоверчивы, — дала она Маре последнее напутствие.

— Раньше было по-другому. Их Мастера свободно встречались с нашими, обменивались идеями и знаниями. И скажем прямо, основы нашего обучения в искусстве магии были некогда заложены с помощью чо-джайнов. Но война, разгоревшаяся столетия назад между чо-джайнами и Цурануани, оставила в их памяти твердое убеждение, что люди, владеющие магическим даром, способны на предательство. С тех пор ульи замкнулись, и теперь чоджайны неохотно вступают с нами в какие-либо отношения, предпочитая вообще не иметь с нами никаких дел. — Она сделала несколько шагов и остановилась прямо перед Марой.

— Я не знаю, что тебя ждет. Благодетельная. Но предупреждаю в последний раз: для этих существ любой цурани — лютый враг. Они не прощают того, что случилось с ульями внутри вашей Империи, и могут возложить вину на тебя, как будто именно ты навязала им подлый договор.

Заметив, как удивлена Мара, Калиани жестко пояснила:

— Верь мне, госпожа Мара. Чо-джайны ничего не забывают, и, по их понятиям, добро не терпит присутствия угнетения или зла. Они обычно рассуждают так: здравомыслящие люди должны отменить так называемый договор, который лишает цуранских чо-джайнов права на применение магии. Каждый день, который уходит в прошлое, оставляя все как есть, следует рассматривать как заново совершенное преступление; для них оскорбление, нанесенное хоть тысячу лет назад, — это оскорбление, нанесенное сегодня. Может статься, что в ульях Турила ты найдешь не союзников против Ассамблеи, а лишь быструю смерть.

Сколь ни мало обнадеживающими были эти слова, Мара не передумала:

— Не пойти — значит признать поражение.

Кивнув Люджану и взмахом руки дав Гиттании понять, что она готова, Мара повернулась к городским воротам.

Широко открытыми глазами Камлио издалека наблюдала за отбытием госпожи. Она прониклась к Маре восхищением. Если бы властительница оглянулась назад, то могла бы увидеть, как шевелятся губы бывшей куртизанки, которая в эту минуту давала небесам обет: если она останется в живых и вернется во владения Акомы, то непременно выполнит пожелание Мары и попытается подружиться с Аракаси. Когда Мара пропала из виду и плюмаж Люджана исчез в тумане, Камлио склонила голову. Сейчас она не могла не думать о том, что страхи, переполняющие ее, не идут ни в какое сравнение с опасностями, навстречу которым Мара уходила твердой походкой, гордо выпрямившись и с высоко поднятой головой.

***

Дорога через высокогорные перевалы Турила оказалась в сущности едва проходимой звериной тропой. После дня пути поросшие травой плоскогорья сменились неприступными вздыбленными скалами, с которых даже мох был сорван ветрами. Солнце пряталось за быстро несущимися облаками; над долинами, где пролегали русла ручьев и речек, туман казался вдвое плотнее.

Хождение по камням давалось Маре с трудом; самые тяжелые отрезки дороги она преодолела лишь благодаря надежной руке Люджана. Подошвы сандалий стерлись, и у нее уже не оставалось сил, чтобы принимать участие в разговорах.

Гиттанию тяготы пути, похоже, волновали так же мало, как и квердидру, которая несла припасы и все, что нужно для ночлега. Девушка болтала почти непрерывно. Из замечаний, которые она отпускала, когда они проходили той или иной долиной, мимо маленькой деревушки или скопления пастушеских хижин, Мара узнала много нового о жизни в Туриле. Горцы отличались горячим нравом; они стояли насмерть, защищая свою независимость, но вопреки мнению, разделяемому большинством цурани, люди Турила не были воинственными или драчливыми.

— Для наших юношей сражение — это игра, — признала Гиттания во время недолгого привала, опираясь на высокий пастуший посох; Люджан догадывался, что она умеет применять этот посох и в качестве оружия, а может быть, он служит ей заодно и магическим жезлом. Впрочем, последнее предположение пришлось отбросить, когда Гиттания случайно сломала посох и без всяких церемоний купила другую палку у человека, который натаскивал сторожевых собак. Теперь она с мастерской сноровкой очищала палку от шероховатой коры, чтобы не натереть мозолей во время следующего перехода. При этом она не прекращала повествования:

— Но в набегах и вылазках они участвуют охотно: им же надо набраться опыта, чтобы впоследствии похитить невесту для себя. Некоторые бахвалы — их, правда, немного — отваживаются вторгаться в имперские земли. Многие оттуда не возвращаются. Если их схватят, а они окажут сопротивление, считается, что они нарушили договор, и их объявляют вне закона.

Ее лицо потемнело, когда она произнесла последние слова.

Мара вспомнила пленников, которых приговорили к смерти на арене для развлечения цуранских аристократов, и испытала жгучий стыд. Неужели устроителям этих жестоких игр было невдомек, что пленники, которых они посылают сражаться на потеху публике, это всего лишь мальчишки и все их преступление не более чем шалость? Побеспокоился ли хоть один имперский воин или чиновник допросить нарушителей границы, нагих и разрисованных? Как это ни прискорбно — вряд ли, подумала Мара.

Гиттания, казалось, не замечала грустной задумчивости властительницы. Она указывала посохом то на один, то на другой склон долины, поросший низким кустарником, где паслись стада квердидр, которых здесь разводили ради молока и шерсти.

— Мы, главным образом, нация торговцев и пастухов. В наших краях почва слишком бедна для земледелия, и основное занятие здешних жителей — ткачество. Конечно, краски для шерсти очень дороги — нам приходится их покупать у торговцев из вашей страны или в Цубаре.

Упрекнув сама себя за бессвязную болтовню, Гиттания предложила снова тронуться в путь и сразу же задала довольно быстрый ход. В горах день короче: каменные громады загораживают горизонт и закат наступает раньше. И вскоре они устроили стоянку для ночлега в небольшой лощине между двумя холмами, где вода переливалась через край родника, давая начало горному ручью, а невысокие, согнутые ветром деревья могли послужить хоть каким-то укрытием.

— Хорошенько завернитесь в одеяла, — настойчиво рекомендовала Гиттания, когда они вместе с Марой после ужина мыли посуду в ледяной воде. — Здесь, на вершинах, ночи холодные.

Когда настало утро, оказалось, что листья и трава покрыты серебристым узором из кристалликов льда. Мара не могла налюбоваться этим чудом и восхищалась хрупкой красотой, когда в случайном солнечном луче края травинок загорались, словно покрытые позолотой. Может быть, эта земля и не плодородна, но ей присуща своя особенная, дикая красота.

Тропа становилась все круче, и Люджану чаще и чаще приходилось помогать Маре взбираться по склону: подкованные боевые сандалии давали ему заметное преимущество. Пелена облаков была столь плотной, что казалась осязаемой. Стада квердидр попадались реже: здесь для них было слишком мало корма. Журчание и плеск горных потоков сливались в гул, заглушавший иногда даже вздохи и завывания ветра.

Дорога через перевал представляла собой каменный карниз, что лепился к крутому синевато-серому склону, отсвечивающему черным в тех местах, где из земли сочилась вода. Мара несколько раз глубоко вдохнула разреженный воздух и поделилась со спутниками новым ощущением: она уловила какой-то странный, неведомый запах, который, казалось, доносили порывы ветра.

— Это снег, — пояснила Гиттания, щеки которой разрумянились от холода, но ее улыбка по контрасту стала еще теплее. Она подтянула вниз красно-белые рукава и спрятала в них мерзнущие руки, а потом добавила:

— Если бы облака были не такими густыми, вы увидели бы лед на вершинах. Непривычное зрелище для цурани, могу поручиться.

Мара покачала головой; ей было трудно дышать и не хватало сил на разговоры. Более закаленный Люджан сообщил:

— В большом горном хребте, который мы называем Высокой Стеной, имеются ледники. Говорят, что богатые господа из северных провинций посылают скороходов в горы, чтобы набрать и принести лед для прохладительных напитков. Но сам я никогда не видел, чтобы вода затвердевала от холода.

— Это магия природы, — сказала Гиттания и, заметив плачевное состояние Мары, предложила устроить еще одну короткую остановку для отдыха.

Перевал остался позади, и дорога пошла под уклон. По эту сторону хребта местность была не столь суровой; горы заросли колючим кустарником с серебристо-серой листвой. Из объяснений Гиттании следовало, что здесь выпадает больше дождей.

— Немного погодя облака рассеются, и тогда мы сможем издалека увидеть город чо-джайнов — Чаккаху.

Стада квердидр не паслись на этих склонах: ветки, покрытые шипами, были несъедобны. Лишь несколько семей обитали здесь и сводили концы с концами, собирая растительные волокна и свивая из них веревки.

— У них тяжелый труд, — вздохнула Гиттания. — Сучильщики веревок, как правило, люди крепкие и живут долго, но эта долина расположена уж очень далеко от приморских рынков, да и дорога туда неудобная. Тележки не могут пройти по горным тропам, так что весь груз должен доставляться или на вьючном животном, или на спинах сильных мужчин.

Маре пришло в голову, что чо-джайнам было бы куда легче управляться с подобной поклажей на неровных каменистых тропах, чем любому человеку; однако она понятия не имела, как отнеслись бы чоджайны из ульев Турила к людям, которые явились бы к ним с таким предложением. Но все подобные мысли улетучились, когда за следующим поворотом дороги тропа нырнула вниз, а облака поредели и разошлись, открывая взгляду долину внизу, ковром раскинувшуюся под высоким бледно-зеленым небом Келевана.

— Ах! — воскликнула Мара, позабыв о хороших манерах. Ибо картина, явившаяся взорам ее, была чудом еще более ошеломляющим, чем волшебная красота Доралеса.

Горы расступились; колючие кустарники и голые каменные стены уступили место пышной тропической долине. Ветер доносил аромат джунглей, переплетенных лианами, экзотических цветов и плодородной земли. Пальмы возносили веерообразные кроны к небесам, а за ними, более изысканные, чем золотая филигрань лучших императорских ювелиров, поднимались ульи чо-джайнов.

— Чаккаха, — сказала Гиттания. — Это хрустальный город чо-джайнов.

Словно скрученные из стекла, стреловидные спирали вырастали из куполов, сверкающих всеми цветами радуги, как драгоценные камни на короне. Между ними были переброшены розовые, аквамариновые и аметистовые арки немыслимого изящества. По узким подвесным мостам перебегали чо-джайны, поблескивающие черными панцирями, очевидно работники; издалека их цепочки выглядели как ожерелья из обсидиановых бусинок. Мара не могла наглядеться на город, сплетенный из сверкающей воздушной паутины, но ее ждало еще более неожиданное потрясение. В воздухе над городом пролетели крылатые чо-джайны. Они были не угольно-черными, к каким привыкла Мара, а бронзовые и синие да еще с золотисто-коричневыми полосками.

— Какие они красивые! — ахнула она. — У нас в Цурануани королевы выводят только черных чо-джайнов. Единственный намек на какой-то цвет я видела у новорожденной королевы, и то она потемнела и стала как все, когда повзрослела.

Гиттания вздохнула:

— Маги чо-джайнов всегда нарядно расцвечены. У вас в Империи таких нет, потому что они там под запретом… к нашему прискорбию. Благодетельная, и на вечную вашу беду. Их сила неразлучна с мудростью.

Завороженная зрелищем Чаккахи, Мара ответила не сразу. Вдали, за стеклянными шпилями, виднелась синяя гряда гор, сверкающие вершины которых выделялись белизной на фоне неба.

— Лед! — догадался Люджан. — На тех вершинах лед! Ах, как бы я хотел, чтобы Папевайо был сейчас здесь и мог увидеть это чудо! И Кейок… Старик ни за что не поверит, что мы видели лед на горах, когда вернемся домой и расскажем…

— Если вы вернетесь домой, — поправила Гиттания с несвойственной ей резкостью. Она пожала плечами, словно извиняясь перед Марой. — Госпожа, мне нельзя идти дальше. Вам придется спуститься по тропе в долину и самостоятельно искать свой путь в Чаккаху. На дороге вам встретятся патрули. Они перехватят вас задолго до того, как вы достигнете хрустальных ворот. Да пребудут с вами боги и да помогут они вам получить аудиенцию у королевы чо-джайнов. — Будущая волшебница смолкла, явно чувствуя себя неловко, и достала из складок своей накидки некий малый предмет, продолговатый по форме и черный, как обсидиан.

— Это гемма памяти, — пояснила она. — На ней запечатлены те воспоминания, которые совет Калиани вызвал из твоей души в золотом круге истины. Она показывает, почему мы дали тебе разрешение на проход по нашим землям, и содержит наш совет ульям Чаккахи. Маги чо-джайнов сумеют ознакомиться с записью, если сочтут нужным. — Холодными от волнения пальцами она вложила магический камень в руки Мары. — Госпожа, я надеюсь, что твои воспоминания сослужат тебе добрую службу. Калиани рассказывала о некоторых из них. Они красноречиво свидетельствуют о твоей правоте. Но главная опасность заключается в том, что этих чо-джайнов трудно вовлечь в разговор. Они могут убить без предисловий.

— Спасибо тебе. — Мара приняла камень и спрятала его под одеждой. Обрадованная уже хотя бы тем, что военачальнику был возвращен меч — ибо ей отнюдь не доставляла удовольствия мысль, что придется брести безоружными во враждебный лагерь, — она распрощалась с Гиттанией, сказав напоследок:

— Прошу тебя передать от меня благодарность также и Калиани. Если боги будут к нам благосклонны и удача от нас не отвернется, мы еще увидимся.

С этими словами она кивнула Люджану и двинулась к лежащей внизу долине, где их ожидал город Чаккаха. Гиттания видела, что ни властительница, ни ее красавец военачальник не бросили взгляда назад. Это ее опечалило, потому что за три дня, проведенных вместе в пути, она успела привязаться к Благодетельной, в чьей любознательности скрывалось такое глубокое сочувствие к другим людям и чья надежда заключалась в перемене судеб всей Империи Цурануани.

***

Тропа круто спускалась к долине; иногда путь преграждали свободно лежащие валуны, через которые приходилось перебираться с осторожностью. Люджан поддерживал госпожу за локоть, и, хотя его рука была твердой и уверенной, Мара не могла отделаться от ощущения шаткости их нынешнего положения. Каждый шаг приближал встречу с неведомым.

Воспитанная в многолюдье усадьбы Акома, привыкшая к тесноте цуранских городов и к присутствию слуг, рабов и многочисленных офицеров, составляющих домашний штат любого аристократа, она не могла припомнить такой поры в своей жизни, когда была бы настолько отрезана от человеческого общества.

Ее молитвенную келью в храме Лашимы отделяла от других только толщина стены, а дома в вечерние часы, отведенные для благочестивых размышлений, одного ее слова было достаточно, чтобы в тот же миг вбежали слуги или воины, готовые выполнить любое приказание.

Здесь же было лишь дикое пространство окутанных туманом каменных склонов позади, а впереди — джунгли, населенные местными чо-джайнами, чей образ жизни имел мало общего с безопасной, скрепленной договором коммерцией, которая служила основой отношений Мары с инсектоидами в ее поместьях.

Никогда в жизни она не ощущала себя такой маленькой, а окружающий ее мир

— таким огромным. Потребовалась вся сила воли, чтобы не повернуть назад, не окликнуть Гиттанию и не попросить, чтобы та проводила их обратно, на земли Турила, который уже не казался ни чуждым, ни угрожающим: в нем обитали люди. Но позади, в турильском селении, ожидали воины ее почетного эскорта и Камлио; их судьба зависела от результатов ее усилий, а еще — судьба ее семьи, и детей, и всех обитателей трех обширных поместий, принадлежащих Шиндзаваи и Акоме. Она не может их подводить; ее долг — обеспечить им безопасное убежище, чтобы спасти от гнева магов. Мара решительно взглянула вперед и возобновила беседу:

— Люджан, скажи: когда вы были серыми воинами и не надеялись, что сможете когда-нибудь снова вернуться к жизни по законам чести… что давало вам силы это переносить?

Люджан взглянул на нее искоса, и у него в глазах она прочла, что он тоже чувствует необъятность и пустоту окружающего ландшафта и что его тоже подавляет одиночество. «Как же хорошо мы научились понимать друг друга, — подумала Мара. — Насколько же трудности жизни сплели наши усилия в единый жгут взаимной привязанности — необычной и драгоценной для обоих!» Его ответ прервал размышления властительницы:

— Госпожа, когда человек теряет все, что его начальники и товарищи считают важным; когда он ведет жизнь, которая не имеет смысла — ведь именно так ему внушали с детства, — тогда все, что ему остается, — это его мечты. Я был очень упрям. Я держался за свои мечты. И однажды утром, проснувшись, я вдруг обнаружил, что мое существование не столь безрадостно. Я осознал, что еще могу смеяться. Могу испытывать какие-то чувства. Могу найти упоение в охоте, а когда выпадет часок в постели с женщиной, щедрой на ласки, — кровь быстрее бежит по жилам и Душа поет. Может быть, человека, у которого отнята честь, ждут страдания в будущем, когда Туракаму возьмет его дух и Колесо Жизни размелет его судьбу в прах. Но… честь не добавляет радости.

Человек, который предводительствовал войском Ако-мы чуть ли не два десятка лет, неловко пожал плечами и добавил:

— Госпожа, я был вожаком воров, разбойников и всяческого сброда. Возможно, что мы не имели права на честь, которое неразрывно связано с геральдическими цветами знатных домов. Но мы не жили без веры и убеждений.

Он снова замолчал, и Мара догадывалась, что смущение мешает ему высказаться до конца. Понимая, что речь идет о чем-то очень важном для Люджана да и ею самой движет не праздное любопытство, она мягко, но настойчиво попросила:

— Расскажи мне. Ты же знаешь, я не цепляюсь за традиции ради них самих.

Военачальник коротко рассмеялся:

— В этом, госпожа моя, между нами больше общего, чем тебе известно. Но будь по-твоему. Люди, которыми я верховодил, заключили со мной договор, скрепленный клятвой. Хотя мы и вели жизнь изгоев, которых отвергли боги, от этого мы не перестали быть людьми. Мы создали для себя нечто такое, что можно было бы назвать нашим собственным домом, присягнули на верность друг другу и решили: что выпадет одному, должны разделить все. Так что видишь, Мара, когда ты явилась и призвала нас всех на честную службу, мы могли принять твое предложение только сообща и никак иначе. Когда Вайо придумал ту хитрую уловку — найти хотя бы дальнее родство, чтобы на законном основании дать нам место в гарнизоне Акомы, — мы все должны были бы уклониться от этой чести, если бы хоть один отказался.

Мара с удивлением взглянула на спутника и по непривычно робкому выражению его обветренного лица догадалась об остальном:

— Этот договор, о котором ты говоришь, существует и поныне. — Она не спрашивала; она утверждала.

Люджан прокашлялся.

— Да, существует. Но, присягнув тебе перед священным натами Акомы, мы добавили к своему лесному обету еще одно обязательство: наши желания, потребности и честь всегда будут стоять на втором месте после твоих. В составе твоей верной армии имеется наш отряд, воинов которого связывает как бы особое родство, и это единение мы не можем разделить с другими твоими солдатами, какими бы высокими достоинствами они ни обладали. Это для нас — знак почетного отличия, каким для Папевайо стала его черная повязка приговоренного.

— Замечательно.

Мара замолчала, опустив глаза, как будто выбирая место, куда бы поставить ногу при следующем шаге. Однако идти стало легче: теперь вместо острых и шатких камней под ногами была утоптанная земля; по обе стороны от дороги росли травы и кустарники, а дальше простирались джунгли. Стеклянные башни Чаккахи исчезли из виду, когда путники спустились с вершин; теперь их заслоняли плотные высокие кроны тропических деревьев. Грозящая опасность не уменьшилась; наоборот, она возросла; однако Мара сумела отвлечься от своих тревог и подумать о том, что открылось ей в рассказе Люджана. Она и раньше понимала, что он прирожденный вождь, что его глубокая преданность — редкостное сокровище; но вот теперь она узнала еще больше: даже достигнув высокого поста, он держит слово, данное бывшим отщепенцам, которых некогда возглавлял. А еще стоило отметить, подумала Мара, что человек, идущий рядом с ней, наделен не только чувством собственного достоинства, но еще и сознанием своей личной ответственности — более глубоким, чем может похвастаться большинство властителей в Империи. И все, что он сделал, все, чего добился, он совершил без фанфар и барабанного боя, без похвальбы, а до сегодняшнего дня — даже без ведома своей госпожи.

Мара взглянула на него и увидела, что на лице Люджана вновь застыла маска цуранской непроницаемости, подобающей воину, состоящему на службе в знатном доме. Она была рада, что выслушала его искреннее повествование. Оставалось лишь просить богов, чтобы они дали Люджану возможность в полной мере раскрыть свои достоинства и таланты. Если они выживут, решила Мара, надо помнить, что этот человек заслуживает более высокой награды, чем простое признание его заслуг.

Затем ее мысли были прерваны шорохом, который донесся из подлеска. В это время путники подходили к гигантским деревьям, стволы которых были столь толстыми, что даже пятеро людей, взявшись за руки, не без труда могли бы обхватить окружность такого великана. Когда глубокая тень раскидистой кроны упала на Мару и Люджана, они вдруг оказались перед группой чо-джайнов, которые возникли из ниоткуда, — безмолвных, угольно-черных и нагих, если не считать природной хитиновой брони. Передние конечности, заканчивающиеся острыми режущими клешнями, были развернуты навстречу пришельцам; Мара уже знала, что именно такой наклон клешней означает готовность к бою.

Люджан дернул Мару за руку, чтобы она остановилась. Вторым безотчетным движением, которое он едва не проделал, было толкнуть ее к себе за спину, прикрыть собой и выхватить, меч. Однако он вовремя остановил себя, тем более что они уже были окружены. Эти здешние чо-джайны не имели никаких отличительных знаков звания или ранга, подобных человеческим, которые были приняты у их соплеменников в Империи. И двигались они неестественно беззвучно.

Долю минуты двое людей-пришельцев и дозорные чо-джайны стояли неподвижно.

Мара первая вышла из оцепенения. Она отвесила глубокий поклон, которым посол мог бы приветствовать чужеземную делегацию, и объявила:

— Мы пришли с миром.

Единственным ответом было то, что все как один дозорные подняли клешни, приняв оборонительную стойку. Один из них сделал полшага вперед, но его лицевые пластины были лишены всякого выражения. Эти чо-джайны из Чаккахи даже и не пытались подражать человеческой мимике. Они могли напасть и раскромсать на куски их обоих, не дав им и с места сойти; вполне могло бы случиться, что даже острый взгляд Люджана не успел бы уловить сигнал, который положит начало бойне.

— Мы пришли с миром, — повторила она, но на этот раз ей не удалось скрыть предательскую дрожь в голосе.

Секунды неподвижности казались нестерпимо долгими. Маре показалось, что она различила тоненький писк на фоне жужжания обычных насекомых в джунглях. Похожий звук ей доводилось слышать и раньше в чертоге королевы роя, обосновавшегося у нее в поместье. Однако этот сигнал кончился прежде, чем она уверилась, что не ошибается.

Тогда заговорил тот, кто раньше выступил вперед; вероятно, по цуранским меркам его следовало считать сотником.

— Вы из Империи, человеческие создания. Для ваших сородичей мир — это всего лишь прелюдия к предательству. Поворачивайтесь и уходите — тогда останетесь живы.

Мара с трудом набрала воздух.

— Люджан, — сказала она, надеясь, что ее тон достаточно убедителен, — разоружись. Покажи, что мы не замышляем никакого вреда, отдай свой клинок тем, кого мы хотели бы называть друзьями.

Военачальник поднял руку, чтобы выполнить ее приказ, хотя она видела, что ему совсем не по нутру лишаться единственной защиты, которую он мог бы ей оказать.

Но не успел он положить ладонь на рукоять меча, как услышал щелчок: чо-джайны сменили позу и подались вперед, как бы для нападения. Их глава предупредил:

— Только тронь свой меч, человек, и вы оба умрете.

Кровь бросилась Люджану в лицо от гнева. Он вздернул подбородок и почти закричал:

— Тогда убейте нас! Но если вы это сделаете, когда я собираюсь сдаться, значит, все вы трусы! Есть у меня меч или нет его — какая разница? Первая ваша атака — верная смерть для нас!

Он взглянул на Мару, как бы испрашивая невысказанное разрешение.

Его хозяйка ответила коротким кивком.

— Разоружись, — повторила она. — Покажи, что мы друзья. Если они нападут, значит, наша миссия попросту не имела смысла, ибо властительница Акомы. Слуга Империи, не имеет дел с расой убийц.

Люджан потянулся за мечом.

Мара наблюдала, ни жива ни мертва от напряжения. Но вот его пальцы коснулись рукояти, а потом сомкнулись на ней.

Чо-джайны не шевелились. Возможно, тот тоненький писк, который иногда примешивался к жужжанию и стрекотанию насекомых, означал, что патруль таким образом связался со своей королевой и получает от нее указания; но уверенности у Мары не было. От волнения слух у нее притупился, да и стук сердца, казалось, заглушал все другие звуки.

— Я вытащу меч и положу его на землю, — твердо сказал Люджан. Каждое его движение было точно обдумано. Внешне он выглядел вполне уверенным, но Мара могла видеть, как стекают по его подбородку капли пота из-под шлема, когда он нарочито медленно вытащил из ножен меч, взялся за клинок левой рукой, не защищенной латной рукавицей, так чтобы его мирные намерения были очевидны, и положил меч на землю острием к себе.

Мара увидела, что чо-джайны, все разом, снова подались вперед. В следующий миг они нападут, невзирая на ее мирные заявления! Так громко, как только сумела, она воспроизвела звуки приветствия, которому научилась у королевы улья во владениях Акомы, — жалкая человеческая попытка повторить щелчки и потрескивания, издаваемые горлом чо-джайна.

Внезапно чо-джайны замерли в неподвижности — остановленные за миг до убийства. И все-таки, когда меч Люджана уже покоился на земле и он, безоружный, выпрямился, их позы не стали менее угрожающими.

Их командир тоже хранил молчание. Но зато налетел сильный порыв ветра, который растрепал прическу Мары и заставил Люджана прищурить слезящиеся глаза. Сквозь кроны деревьев спустился еще один чо-джайн, чье тело отличалось изящной обтекаемой формой и было испещрено великолепным узором из полос. Неземная красота этого существа казалась почти опасной, а над плотно сложенными конечностями виднелись хрустальные крылья, которые удерживали на высоте кажущееся легким тело и порождали при движении штормовой ветер.

Маг из расы чо-джайнов!

Мара уже открыла рот, чтобы что-то воскликнуть в невольном восторге, но из горла у нее не вырвалось ни единого звука. Воздух вокруг нее внезапно наполнился странным мерцанием, и очертания чо-джайнов из передового патруля расплылись в бесформенную цветовую круговерть. Земля ушла из-под ног Мары, и даже Люджана она уже не видела. Исчезли деревья, джунгли, небо; не осталось ничего, кроме хаоса вихрящегося света.

Она обрела наконец голос, но ее крик прозвучал как возглас ужаса:

— Что вы с нами делаете?

Ответ прогремел неизвестно откуда:

— Враги, которые сдаются, становятся пленниками!

И после этого все чувства Мары утонули в великой приливной волне темноты.

Глава 7. ВЫЗОВ

К Маре вернулось сознание.

Ее последние воспоминания, связанные с широким простором, пышной растительностью и патрулем чо-джайнов, никак не вязались с нынешней обстановкой — узкой шестиугольной камерой без окон. Стены камеры не имели никаких отличительных особенностей; пол был каменным, а потолок — из какой-то зеркальной субстанции, которая отражала свет единственного шара работы чо-джайнов; шар свободно висел в центре камеры без каких-либо опор или подвесок.

Мара приподнялась на локтях, потом встала на колени и обнаружила, что позади нее стоит Люджан.

— Где мы? — спросила властительница Акомы.

Военачальник, бледный от негодования, ответил:

— Не знаю. Впрочем, где именно — это сейчас не столь важно, потому что нас содержат как врагов в городе-государстве Чаккаха.

— Как врагов? — Мара приняла протянутую ей руку Люджана, чтобы он помог ей встать. Она убедилась, что его ножны пусты; этим, по крайней мере, можно было объяснить его раздражение. — Значит, нас сюда забросили силой магии?

Люджан отбросил со лба влажные от пота волосы, а потом по привычке затянул ремешок, удерживавший на месте его шлем.

— Должно быть, магия перенесла нас из лощины. И только магия может нас отсюда освободить. Если ты осмотришься, то увидишь, что дверей здесь нет.

Мара быстрым взглядом обвела комнату. Гладкую поверхность отвесных монолитных стен не нарушал ни единый контур, который мог бы свидетельствовать о наличии выхода во внешний мир. Недоумевая, откуда же берется свежий воздух в этом помещении, властительница пришла к заключению, что все это целиком и полностью дело рук чо-джайнов и их колдовского искусства.

От этой мысли ее кинуло в дрожь.

Ей предстоит иметь дело с существами, которые по природе своей не в состоянии понять чувства человека. Холодея от мрачных опасений, Мара напомнила себе, что они с Люджаном угодили во власть могущественного сообщества, живущего по неведомым законам и преследующего неведомые цели. Никогда еще перед Марой не раскрывалась так грозно пропасть между нею и этими непостижимыми созданиями, чьи «память» и «опыт» простираются на тысячелетия и чьи решения принимаются только исходя из интересов процветания и выживания всего улья. Мало того, в отличие от ульев в пределах Цурануани — тех ульев, с которыми она поддерживала добрососедские отношения, — здешним свободным «иностранным» чо-джайнам никогда не приходилось сосуществовать с родом человеческим иначе, чем на условиях, которые они выбирали сами. Здесь нечего рассчитывать даже на то несовершенное понимание, которое постепенно установилось между ней и королевой роя, обосновавшегося на земле Акомы.

Люджан почувствовал, какое отчаяние овладевает его повелительницей:

— Госпожа, для нас еще не все надежды потеряны. Мы в плену у цивилизованных существ. Во всяком случае у них не в обычае убивать пленных на месте, иначе нас прикончили бы еще на дороге.

Мара вздохнула и не стала высказывать вслух невеселую мысль: неужели они заведомо осуждены как враги, но не за их собственные проступки, а за злодеяния всех цурани, совершенные в течение столетий имперской истории? Не перечесть было случаев, когда самые прекрасные договоры предательски нарушались, и даже на веку самой Мары превратности Игры Совета заставляли сыновей убивать отцов и порождали раздоры между родичами в кланах. Да и ее собственные руки не остались такими уж чистыми.

Ведь ритуальное самоубийство ее первого мужа последовало в результате изощренных козней самой Мары. А ее предательство по отношению к Кевину — варвару, которого она любила, а потом отослала от себя против его желания, утаив, что носит под сердцем его ребенка! Прикусив губу, она боролась с подступающими слезами; и тут ее вдруг осенило, что не в обычае чо-джайнов учиться на своих ошибках, ибо все ошибки, допущенные предками, хранятся в памяти живых. Они представляют собой расу, чье прошлое не блекнет со временем. Для них прощение не становится источником вечного обновления, каким оно стало для человечества, и память о причиненном зле может длиться тысячелетия!

— Люджан!.. — Ее голос прозвучал глухо в странной камере без окон и дверей. — Чего бы это нам ни стоило, мы обязаны найти способ добиться, чтобы нас выслушали!

Военачальник резко развернулся:

— Что же прикажешь делать, госпожа? Разве лишь колотить кулаками по этим стенам?

Мара угадывала отчаяние, которое он скрывал под показной бравадой. С той минуты, когда они покинули палубу «Коальтеки», вся воинская выучка Люджана ни разу ему не пригодилась. В его подчинении не было армии. Когда первый турилец выпрыгнул из засады на дорогу, властительница запретила военачальнику ее защищать. В селении Лозо он вытерпел такие оскорбления, которые предпочел бы смыть кровью. Он был унижен, связан как раб, вся его натура бунтовала. В глубине души, оказавшись без поддержки соратников-воинов, он поневоле видел все окружающее в черном цвете.

Люджан был смел, умен и находчив, но не обладал тем жгучим интересом к неизведанному, которым отличался Аракаси. Понимая, сколь тяжелой была сейчас служба для ее верного офицера, властительница сочла необходимым утешить его как могла. Коснувшись его запястья, Мара сказала:

— Наберись терпения, Люджан. Либо близок наш конец, и тогда ждать осталось недолго, либо мы наконец у цели.

— Госпожа моя, я чувствую себя таким недостойным, — вырвалось у Люджана.

— Лучше бы тебе было взять с собой Аракаси или Сарика.

Мара попыталась шутить:

— Что? Выносить бесконечные вопросы Сарика, когда сами боги требуют молчания? Ну, а насчет Аракаси… Ты что же, предполагаешь, что он мог бы смиренно наблюдать, как уводят Камлио? Да он бросился бы безоружным на целую банду турильских бузотеров! Если бы, конечно, строптивица не разорвала его в клочья на борту «Коальтеки» еще до нашей высадки! Нет, я не думаю, что сейчас предпочла бы общество Сарика или Аракаси. На все воля богов. Я должна верить, что судьба привела тебя сюда не без причины.

Последняя фраза была произнесена весьма бодро, но за этой убежденностью пряталась глубокая неуверенность. Однако ее усилия не пропали втуне: Люджан улыбнулся мимолетной улыбкой и перестал барабанить пальцами по пустым ножнам.

— Госпожа, — предложил он с кривой усмешкой, — давай помолимся, чтобы ты оказалась права.

Потянулись утомительно долгие часы. Дневной свет не просачивался в помещение, и невозможно было определить, то ли день еще не кончился, то ли уже наступила ночь. И никакие звуки не доносились извне. Люджан мерил шагами крошечную камеру; Мара, сидя на полу, безуспешно пыталась погрузиться в медитацию. В неторопливое течение благочестивых раздумий ежеминутно вторгались горячечные вспышки отчаяния, тоска по детям и тревога за мужа. Она изводилась мыслями о том, что ей уже никогда не удастся примириться с Хокану. Ее терзали навязчивые страхи: вдруг она не сможет вернуться домой, а он возьмет другую жену, и та нарожает ему сыновей, и Касума лишится своего законного наследства! Вдруг Джастина убьют в отроческом возрасте? Ведь тогда прервется род Акома! Что, если Джиро при поддержке Ассамблеи опрокинет новый порядок Ичиндара и золотой трон Императора снова превратится в церемониальное сиденье для безвольной куклы, которую показывают народу по большим праздникам? Будет восстановлен пост Имперского Стратега и возобновится Игра Совета со всеми ее междоусобицами и кровопролитными выяснениями отношений! И наконец, чо-джайны внутри Империи никогда уже не смогут освободиться от ига несправедливого договора, обрекающего их на порабощение.

Глаза Мары широко открылись. Ей пришла в голову новая мысль, и сердце у нее забилось чаще. Может быть, здешние чо-джайны и не способны проникнуться сочувствием к цурани, заклятым врагам… но отвернутся ли они от своих собратьев, пленников Империи? Необходимо заставить их понять, что она единственный противник Ассамблеи, обладающий достаточно высоким рангом и влиянием, и потому только на нее могут уповать чо-джайны, живущие в Цурануани.

— Мы должны добиться, чтобы нас услышали! — пробормотала Мара и принялась расхаживать вдоль и поперек камеры в ногу с Люджаном.

Прошло еще несколько часов. Пленники успели проголодаться; кроме того, их мучили и другие телесные потребности, слишком долго подавляемые.

Наконец Люджан позволил себе высказаться:

— Наши тюремщики могли бы, по крайней мере, предусмотреть в этой келье отхожее место. Если они не оставят мне иного выбора, придется подпортить репутацию моих воспитателей и опорожнить пузырь прямо на пол.

Однако, прежде чем дело дошло до столь нежелательного разрешения, вспышка яркого белого света ударила по глазам властительницы и офицера. Мара несколько раз моргнула и, когда зрение восстановилось, с изумлением обнаружила, что окружавшие их стены бесследно исчезли. Она не уловила момента, когда это произошло, но, так или иначе, она уже не находилась взаперти. Уж не была ли их тюрьма ловко выстроенной иллюзией, невольно подумалось Маре. Дневной свет падал через высокий прозрачный купол, приобретая нежно-пурпурный оттенок. Они с Люджаном стояли на узорном полу, плитки которого были вырезаны из стекла или драгоценных камней и уложены с ошеломляющим искусством. По сравнению с этим чудом мозаичные картины в Тронном зале императорского дворца в Цурануани выглядели как беспомощные детские каракули. Она могла долго стоять и любоваться красотой, открывшейся взору, но двойная колонна стражи, состоящей из воинов чо-джайнов, не дала ей такой возможности. Тычком в спину ей подали знак, что нужно двигаться вперед.

Мара растерянно оглянулась в поисках Люджана. Его не было с ней! Как видно, его куда-то увели, когда она засмотрелась на узоры. От повторного тычка она едва не упала, но удержалась на ногах. Впереди колонны воинов она увидела чо-джайна с желтыми метками на хитиновом панцире. Судя по подвешенной к поясу сумке с инструментами, это был писарь, и он следовал по пятам за другим инсектоидом, ростом превосходившим всех остальных. За ним волочилось нечто такое, что Мара поначалу приняла за тончайшую мантию. Присмотревшись более внимательно, она догадалась, что это крылья, сложенные в причудливые складки; так мог бы выглядеть шлейф знатной дамы. Концы крыльев с легчайшим шелестом скользили поверх полированного пола, испуская искры света, которые плясали и умирали в воздухе. Присутствие неведомой силы, кажущееся осязаемым ощущение тысяч невидимых иголочек, покалывающих кожу, не оставили у Мары сомнений: она видела мага из расы чо-джайнов.

Благоговение сковало ее язык. Это создание было таким высоким! У него были тонкие, похожие на ходули конечности, и оно передвигалось с изяществом, которое напомнило Маре давние рассказы Кевина об эльфах, обитающих в Мидкемии. Но это чуждое существо было наделено не только красотой. Его блестящую широкую голову увенчивали усики, которые временами начинали светиться. Его передние клешни были унизаны кольцами из драгоценных металлов

— серебра, меди и железа. То, что издалека выглядело как набор отметин-завитушек на хитиновом панцире, на самом деле представляло собой куда более сложную картину, и невольно напрашивалась мысль, что этот лабиринт тончайших линий имеет определенное значение, как храмовые рунические строки или письмена, не поддающиеся человеческому пониманию. Любопытство и страх боролись в Маре; только мысль о шаткости ее нынешнего положения удерживала властительницу от вопросов. От нее зависело будущее Империи, и, подобно своим предшественникам, носившим титул Слуги Империи при прежних императорах, она чувствовала бремя лежащей на ней ответственности.

Ее препроводили по коридору к наружной двери, которая выходила на висячий мостик, переброшенный между двумя шпилями на головокружительной высоте, откуда открывался впечатляющий вид стеклянного города, окружающей его пышной растительности и горных хребтов, ограждающих долину. Мара увидела и других магов из породы чо-джайнов, пролетавших над городскими башнями, прежде чем воины конвоя вынудили ее прибавить ходу. Ей пришлось пройти по висячему мостику, не снабженному никакими перилами или ограждениями; но сама поверхность мостика была покрыта странным клейким веществом, которое обеспечивало безопасность идущих. Небольшая колоннада на дальнем конце вела в другую просторную палату с таким же куполом.

Здесь сидели, расположившись полукругом, еще несколько чо-джайнов с такими же метками, как у спутника Мары, которого она принимала за писаря. Ее удивила яркость их окраски: у себя в стране она привыкла к неизменному черному цвету хитиновых оболочек инсектоидов.

Ее привели в центр почтенного собрания, и тогда высокий маг обернулся и вперил в Мару рубиновые глаза:

— Человек-цурани, кто ты?

Мара набрала полную грудь воздуха:

— Я Мара, властительница Акомы и Слуга Империи. Я пришла к вам, чтобы попросить о…

— Человек-цурани, — прервал ее маг звучным голосом, — те, кого ты видишь перед собой, это судьи, которые уже осудили тебя и вынесли приговор. Тебя доставили сюда не затем, чтобы ты просила о чем бы то ни было, поскольку твоя судьба уже решена.

Мара застыла на месте, словно ее ударили.

— Осудили?! За какое преступление?

— Преступление заключается в самой твоей природе. Преступление в том, что ты — это ты. Поступки твоих предков — это свидетельство против тебя.

— Я должна умереть за то, что творили мои предки столетия назад?

Маг из чо-джайнов оставил вопрос без внимания.

— Прежде чем твой приговор будет оглашен и ради страны Цурануани, человеческого улья-дома, который дал тебе жизнь, согласно нашему обычаю тебе будет даровано право последней воли, чтобы твои соплеменники не были лишены той мудрости, которую ты пожелаешь им передать. Тебе отводятся часы до наступления ночи; в эти часы ты можешь говорить. Наши писцы запишут все, что ты скажешь, и их манускрипты будут переправлены к тебе на родину с помощью купцов Турила.

Мара взглянула на мага и пришла в ярость. Ей, как и Люджану, было невтерпеж: потребности тела нуждались в удовлетворении. С полным мочевым пузырем она была уже не в состоянии думать. В голове у нее не укладывалось значение короткой речи мага: получалось так, что ее здесь рассматривают просто как единичную особь из роя и что, даже если она сама исчезнет навсегда, для роя важным будет только одно: произойдет ли из-за этого приобретение или утрата каких-то сведений.

В рубиновых глазах мага не отразилось ни малейшего колебания. Никакие доводы не помогут, и спорить бесполезно — Маре это было очевидно. Ее неистовый порыв, который в конечном счете помог убедить совет Турила, здесь не даст ничего.

Она чувствовала себя задетой и униженной: эта «цивилизация» сумела повернуть дело таким образом, что все достижения Мары в Империи потеряли всякий смысл и от них было не больше толку, чем от стараний человеческого детеныша навести порядок в своей песочнице. В глазах этой расы инсектоидов сама Мара выглядела ребенком-несмышленышем — опасным, смертоносным, но тем не менее ребенком. Ну хорошо же! Раз так, она даст волю любопытству, которое ее снедает! Может быть, именно на этом пути ее посетит столь необходимое вдохновение? Разозлившись до белого каления, Мара отбросила всякую осторожность, всякую заботу о своей семье и об Империи. Она отдала себя во власть инстинктов ребенка.

— У меня нет великого наследства мудрости, — объявила она дерзко. — Вместо того чтобы передавать какие-то знания, я хочу попросить о них. На землях моей родины действует некий договор, в силу которого чо-джайны остаются покоренным народом. В моей стране запрещено говорить об этом или разглашать любые сведения о войне, которая привела к столь печальному исходу. Если память об этой великой битве и об условиях заключенного после нее мира сохраняется в городе Чаккаха — я хочу, чтобы мне рассказали об этих событиях. Я хочу узнать правду о делах прошлого, из-за которых вы меня сегодня осудили.

Среди трибунала поднялся гул голосов — жужжание и щелканье, сливающиеся в какофонию. Чо-джайны из конвоя сидели у нее за спиной в полнейшей неподвижности, как будто могли оставаться в таком положении хоть до скончания веков. Писарь, стоявший рядом с магом, судорожно дернулся, а потом слегка изменил позу, словно пребывая в нерешительности. Сам маг не шелохнулся; но наконец он поднял крылья, тонкие, как паутинка. Их складки развернулись с легким шелестом, породив едва ощутимое дуновение воздуха, и распрямились, издав резкий хлопок, который заставил всех немедленно притихнуть.

Мара уставилась на мага с таким видом, какой бывает у простака, которому показывают фокусы; однако она не преминула заметить, что крылья каким-то образом прикреплены к передним и задним конечностям и, при всем их сходстве с паутиной, размерами не уступают корабельным парусам. Суставчатые передние конечности простирались в вышину чуть ли не до крыши купола.

Маг повернулся на ногах-ходулях и, гневным взором призвав судей к молчанию, вновь обратился к Маре.

— Ты любопытна, — заметил он.

Мара поклонилась, хотя чувствовала, что ноги плохо ее держат:

— Да, Всемогущий.

Маг со злобным шипением выдохнул воздух:

— Не приписывай мне титул, которым твои сородичи награждают преступников-предателей из Ассамблеи.

— Ну тогда, значит, «господин», — поправилась Мара. — Я лишь выражаю свое смиренное почтение, ибо мне тоже пришлось пострадать от гнета Ассамблеи.

При этих словах среди присутствующих снова поднялся непонятный гомон, однако он быстро прекратился. Пристальный взгляд мага, казалось, проник сквозь кожу Мары и коснулся самого средоточия ее мыслей. Застигнутая врасплох ощущением нестерпимой боли или ожога, Мара скорчилась и издала душераздирающий вопль. Это ощущение прошло так же внезапно, оставив лишь легкую дурноту и головокружение. Властительница изо всех сил постаралась обрести равновесие и выпрямиться.

Когда она пришла в себя, маг быстро проговорил, обращаясь к трибуналу:

— Она говорит правду. Теперь его голос звучал почти музыкально; возможно, причиной тому было удивление. — Эта цурани не знает о деяниях предков! Как это может быть?

Мара собрала все жалкие клочья своего достоинства и ответила сама:

— Потому что у нас нет ни общего разума роя, ни коллективной памяти. Мы узнаем только то, что постигаем на собственном опыте, или то, чему нас учат другие, — и только в течение срока нашей жизни. В библиотеках сохраняется наша прошлая история, но это просто рукописи; они подвержены разрушительному действию времени, а их содержание часто зависит от ограничений, которые налагаются политикой или корыстью. Наша память несовершенна. У нас нет… — Она попыталась воспроизвести череду щелчков и трелей, которую использовала королева улья в Акоме, когда хотела обозначить понятие роевого сознания.

— Молчать, цурани! — Маг с шумом сложил крылья, отчего в воздухе возникли воздушные вихри и искры света, не имеющие видимого источника. — Мы не дети! У людей нет роевого разума, это нам известно. Впрочем, такое название неудачно, оно плохо передает суть нашего процесса мышления. Мы понимаем, что вы используете библиотеки и учителей для передачи мудрости вашего роя-народа из поколения в поколение.

Мара ухватилась за этот поворот разговора: в нем ей почудился оттенок нейтральности.

— Когда-то одна особа вашей расы поведала мне, что носителем роевого разума у чо-джайнов является королева. Что знает одна королева, то становится известно всем. Но я спрашиваю: что случается, если королева погибает, не оставив преемницы? Что происходит с ее работниками, и ее стражами, и со всеми жителями улья?

Маг щелкнул челюстями.

— У ее подданных нет разума, — признал он. — Если по какому-то несчастному стечению обстоятельств королева будет убита, тогда рирари, бывшие ее помощницами в деле размножения, обезглавят всех оставшихся в живых, и это будет актом милосердия, ибо, не имея разума, они все равно будут обречены бесцельно блуждать и умирать.

В его словах не слышалось чувства вины: понятие убийства у чо-джайнов и у людей оказывалось совсем различным.

— Так что же, — смело предположила Мара, — они не будут искать себе пропитание и не постараются продлить собственную жизнь?

— Они просто не смогут этим заниматься. — Маг сделал короткий жест передней конечностью; при этом движении блеснул металл. — Вне улья у них нет цели. И я не отличаюсь от них. Только королева, давшая мне жизнь, направляет меня в жизни. Я — ее глаза, ее руки, если так тебе понятнее, и ее уши. Я — ее инструмент, точно так же, как этот трибунал — ее инструмент для совершения правосудия. Часть меня наделена сознанием, и я могу действовать независимо, если это идет на пользу улью, но все, что составляет мою суть, все, что я знаю, останется с роем, когда это тело перестанет выполнять свое предназначение.

— Ну что ж, а я утверждаю, что мы, люди, не таковы, как подданные у чо-джайнов. Подобно вашей королеве, каждый из нас обладает своим умом и стремится к своим целям, у каждого есть собственные резоны для того, чтобы остаться в живых. Убейте наших правителей и властителей, и мы будем заниматься каждый своими делами. Оставьте в живых хотя бы одного ребенка или одного мужчину — и он проживет отпущенные ему дни в согласии с собственными желаниями.

Казалось, что маг потрясен этим открытием.

— Мы всегда полагали, что рой цурани безумен, но теперь понятно, почему это так, если он должен зависеть от суеты миллионов умов!

— Это и есть индивидуальность, — возразила Мара. — Сама я значу слишком мало, чтобы представлять в одном лице весь народ цурани. Но я повторяю свое требование: я хочу знать, какие действия моих предков стали причиной того, что ваш трибунал осудил меня, даже не выслушав!

Существо, похожее на писаря и стоявшее рядом с магом, воззрилось на Мару и в первый раз заговорило:

— Повествование может затянуться до ночи, а это все время, которое тебе отпущено.

— Значит, так тому и быть, — сказала Мара, черпая некоторую уверенность уже в том, что по крайней мере со здешними чо-джайнами можно вести откровенную беседу. Оставались, правда, и более неотложные надобности — потребности тела, которые до сих пор не удалось удовлетворить, и неизвестно было, сколько времени еще продлится эта пытка.

Однако чо-джайны, что ни говори, оказались не совсем уж бесчувственными. Писарь, состоявший при маге, заговорил снова:

— Твое желание будет исполнено. Кроме того, тебе будут предоставлены все удобства, которые потребуются, чтобы часы, оставшиеся до заката, не были для тебя слишком трудными.

Мара наклонила голову в знак благодарности, а затем отвесила поклон. Когда она распрямилась, маг из рода чо-джайнов уже исчез: он отбыл без звука, без каких-либо церемоний, словно растворился в воздухе. Чо-джайн, похожий на писаря, остался и принял на себя руководство целой артелью набежавших работников, присланных для того, чтобы должным образом обслужить Мару.

Позднее, освежившись и подкрепив свои силы поданными на подносе фруктами, хлебом и сыром, Мара — все так же перед судьями трибунала — откинулась на удобные подушки и обратилась в слух. Ей были предоставлены услуги оратора из чо-джайнов, задача которого состояла в том, чтобы заполнить пробелы в истории Империи изложением событий, сведения о которых были запретными в Цурануани.

Испытывая огромное облегчение после пережитых мук, Мара жестом подала оратору знак, чтобы он начинал свое повествование. К тому часу, когда косые лучи солнца, льющиеся из окон, напомнили о приближении вечера, а небо над хрустальным куполом начало темнеть, Маре уже была известна сага о великой печали, сага об ульях, сожженных ужасными, разрушительными ударами магических молний; о тысячах и тысячах чо-джайнов, безжалостно обезглавленных послушными рирари после того, как были убиты их королевы. Она знала все о зверских жестокостях, об украденных яйцах и о магах из расы чо-джайнов, подвергнутых чудовищным, но бесполезным пыткам.

В те времена чо-джайны были плохо подготовлены к реальности войны, ведущейся с помощью магических сил. Они владели иной магией — той, которая позволяла возводить чудесные постройки и украшать природу остроумными изобретениями; магией, которая приносила удачу и нужную для земледельцев погоду. В этих мирных искусствах маги-инсектоиды накопили мудрость столетий, и на панцирях старейших из них можно было увидеть выгравированные письмена, содержащие миллионы заклинаний.

Тут Мара решилась перебить рассказчика:

— Ты хочешь сказать, что метки на ваших магах — это отличительные знаки опыта?

Оратор кивнул:

— Да, госпожа, это так. С течением времени они становятся таковыми. Каждое заклинание, каждое чародейство, которым они овладевают, запечатлеваются цветными линиями на их телах, и по мере возрастания мощи мага усложняется орнамент из этих отметин.

Оратор продолжил речь, подчеркнув, что со времен Золотого Моста маги не видели надобности в чарах, предназначенных для военного насилия. Они могли раздавать благотворные обереги для защиты, но им было не под силу тягаться с воинственной магией Ассамблеи. Войны с применением магии состояли не из битв, а из массовых избиений. Договор, закабаливший всех чо-джайнов в Империи, был принят и скреплен клятвой исключительно ради того, чтобы избежать поголовного истребления.

— Условия были тяжелыми, — закончил оратор таким тоном, в котором можно было бы услышать горечь. — Внутри Цурануани в ульях чо-джайнов не разрешается вывести ни одного мага. Чо-джайнам запрещаются метки, обозначающие возраст или ранг; взрослые чо-джайны лишаются права на любые цвета, кроме черного, — точно так же, как вашим цуранским рабам дозволяется носить только серую одежду. Не допускается торговля с чо-джайнами за пределами Цурануани; обмен информацией, новостями или магическими познаниями карается особенно сурово. Мы подозреваем — и это может быть печальной правдой, — что в вашей стране королев заставили изъять из роевой памяти все упоминания и истолкования магии чо-джайнов. Если бы даже все вы, цурани, вымерли и об эдикте Ассамблеи никто уже не вспоминал, сомнительно, чтобы рожденная в Империи королева смогла отложить яйцо, из которого вылупится маг. Так и произошло, что небесные города нашего народа оказались позабыты и превратились — по милости человеческой расы — в тесные сырые подземные норы. Наши гордые собратья стали землекопами, и их искусство волшебства утеряно навсегда.

Небо потемнело, наступили сумерки. Судьи, до этого момента молча сидевшие на местах, поднялись, а оратор, повинуясь некоему неслышимому сигналу, умолк. Стражник, стоявший за спиной Мары, толчком дал ей понять, что пора встать с подушек, а писарь мага наклонил голову в ее сторону таким движением, в котором можно было угадать сожаление.

— Госпожа, время твоей последней воли истекло, и наступает срок для оглашения приговора. Если у тебя имеется какое-нибудь последнее сообщение, которое ты хочешь послать сородичам, тебе предлагается изложить его незамедлительно.

— Последнее сообщение?.. — От вина и сладких фруктов ее восприятие действительно слегка притупилось, да и оратор беседовал с ней вполне по-свойски, и это тоже придало Маре смелости. — О чем ты говоришь?

Писарь мага переступил с ноги на ногу и промолчал. Ответ Мара получила от самого рослого из чо-джайнов в трибунале:

— О твоем приговоре, госпожа Мара из Цурануани. После того как ты сообщишь свою последнюю волю, будет формально оглашен приговор, согласно которому завтра на рассвете ты будешь казнена.

— Казнена?! — Накатившая волна возмущения и страха заставила Мару распрямить плечи; в ее глазах вспыхнуло пламя. Она отбросила всякую дипломатию. — Кто же вы такие, если не варвары, — вы, осуждающие посла на смерть, даже не выслушав его? — Члены трибунала заерзали, а чо-джайн, стоявший на страже, угрожающе подался вперед, но Мара и так уже была испугана чуть ли не до потери сознания и не обратила на конвоира ни малейшего внимания. — Да ведь меня сюда послала королева из вашей расы; послала для того, чтобы повести с вами переговоры! Она лелеет надежду на избавление тех чо-джайнов, которые ведут жизнь покоренного народа внутри границ нашей Империи, и во мне она усмотрела возможность исправить прошлые ошибки человечества, породившие в мире столько зла. И вы казните меня ни за что ни про что, хотя я пытаюсь сокрушить могущество Ассамблеи и явилась сюда просить помощи в борьбе против тирании наших магов?

Судьи уставились на нее одинаковыми фасеточными глазами, ничуть не тронутые ее воззванием.

— Госпожа, — отчеканил их предводитель, — изложи свою последнюю волю, если у тебя таковая имеется.

Мара закрыла глаза. Неужели всем ее усилиям пришел конец? Неужели она была Слугой Империи, властительницей Акомы и советницей Императора только затем, чтобы умереть бесславной смертью в чужом краю? Она подавила невольный трепет и не позволила себе даже поднять руки, чтобы отереть со лба испарину. После всего услышанного о том, что натворили ее предки в борьбе с мирной цивилизацией чо-джайнов, она уже не могла опереться даже на свою честь. Но в ее голосе прозвучала странная твердость, когда она возвестила:

— Моя последняя воля такова. Возьмите этот талисман. — Она протянула судьям, не питающим к ней ничего, кроме вражды, гемму памяти, полученную от Гиттании. Собрав все силы, она заставила себя продолжать:

— Я хочу, чтобы вы взяли это свидетельство и включили его в общую память вашего роя вместе с подробностями моей «казни», так чтобы все ваши сородичи

— и ныне, и впредь — помнили: в преступной жестокости виновно не только человечество. Если моим детям и мужу — то есть семье, которая по существу представляет собой мой рой, — суждено меня потерять в отместку за договор Ассамблеи с чо-джайнами, то, по крайней мере, намерения моего сердца должны сохраниться в коллективном разуме моих убийц.

Ее слова были встречены гулом голосов. С безрассудной решимостью Мара бросила в лицо судьям:

— Вот моя последняя воля! Исполните ее или пусть проклятие богов до конца времен тяготеет над вашим народом за ту же преступную несправедливость, в которой вы обвиняете нас!

— Молчать!..

Приказ заставил содрогнуться стены палаты, и эхо от хрустального купола набрало такую силу, что впору было оглохнуть. Съежившись от громоподобного звука, Мара лишь через секунду сообразила, что окрик исходил не со стороны трибунала, а от мага, возникшего неизвестно откуда в центре зала. Его крылья были распростерты во всю длину, а метки настолько сложны и запутанны, что в глазах рябило. Он зашагал по направлению к Маре, сверля ее глазами, бирюзовый цвет которых напоминал лед на вершинах дальних гор.

Остановившись перед Марой в угрожающей позе, он потребовал:

— Дай мне твой талисман.

Мара протянула ему дар Гиттании, уверенная, что не могла бы поступить иначе, даже если бы захотела. В голосе чо-джайна таилась колдовская сила, которая подавляла в зародыше любой протест.

Маг выхватил волшебный камень, едва коснувшись при этом руки властительницы. Она приготовилась воззвать к нему о справедливости, но не успела произнести ни звука: ослепительная вспышка пламени лишила ее дара речи. Свет окутывал ее словно плотная оболочка, не позволяющая ни охнуть, ни вздохнуть; и к тому моменту, когда чувства вернулись к ней после магического беспамятства, палата под куполом, где заседали судьи, исчезла, словно ее никогда и не было. Она обнаружила, что вновь находится в шестиугольной камере без окон и дверей, как раньше, но теперь по полу были разбросаны цветные подушки и пара спальных циновок цуранского образца. На ближайшей из них скорчился Люджан, подложив руки под голову; его лицо выражало полнейшее отчаяние.

При появлении хозяйки он вскочил на ноги и по-воински отсалютовал. Осанка его была безупречна, но в глазах застыла безнадежность.

— Ты слышала, что они собираются с нами сделать? — спросил он с плохо сдерживаемой яростью.

Властительница вздохнула, слишком подавленная, чтобы вымолвить хоть слово; ей все еще не хотелось верить, что она проделала весь этот долгий путь лишь затем, чтобы в конце концов смириться со столь несправедливой судьбой.

— Они спрашивали тебя о последней воле, прежде чем прочесть приговор? — спросил Люджан.

Мара молча кивнула; но в метаниях между безнадежностью и горем она цеплялась за единственную мелочь, которая могла принести утешение: чо-джайны из Чаккахи не огласили ее приговор. Каким-то образом получилось, что талисман и неожиданное возвращение мага нарушили формальную процедуру суда.

Не желая возлагать слишком большие надежды на это незначительное отклонение от ритуала, Мара завела разговор:

— О чем ты попросил вместо последней воли?

Люджан ответил иронической улыбкой. С таким видом, как будто ничего плохого не происходит, он протянул руку и помог Маре расположиться поудобней.

— Я не просил, — сообщил он. — Я потребовал. Я воспользовался правом воина, осужденного на казнь за преступления его господина, и потребовал для себя смерти в поединке.

У Мары брови полезли на лоб. Такое развитие событий вряд ли было случайным. Право на смерть в поединке — это был цуранский обычай! С чего бы стали эти чо-джайны из Чаккахи отдавать дань уважения чужой традиции?

— И трибунал, который тебя судил, согласился исполнить это требование?

Люджан ухмыльнулся:

— По крайней мере, у меня будет возможность раскрошить чей-нибудь хитиновый панцирь, прежде чем они получат мою голову!

Мара подавила неуместный приступ истерического смеха.

— И кого же избрали чо-джайны Чаккахи на роль твоего противника?

Люджан пожал плечами:

— Какая разница? Все их воины выглядят одинаково; вероятно, их коллективный разум обеспечивает им и одинаковое мастерство. Единственное удовлетворение, которое я могу получить, состоит в том, что меня разрубят на куски в бою, прежде чем их палач получит возможность отрубить мне голову! — Он коротко хохотнул, но в этом смехе было больше горечи, чем веселья. — Если такая смерть может считаться достойной воина, то мне и не нужно другой награды, кроме этого признания и победных гимнов, которыми будет встречено мое прибытие в чертоги Туракаму.

Он замолчал, словно в глубоком раздумье.

Мара договорила за него:

— Но твои понятия о чести изменились. Теперь смерть воина кажется тебе бессмысленной по сравнению с возможностями, которые дарует жизнь.

Люджан устремил на хозяйку измученный взгляд:

— Я не могу выразить это так же точно, но, пожалуй, да. Кевин из Занна открыл мне глаза на первопричины и побуждения, которые невозможно понять, следуя цуранскому образу мыслей. Я видел, что ты осмеливаешься отрицать самые важные устои нашего мира, а это не под силу никому из мужчин-правителей, ибо они побоятся оказаться смешными в глазах более высокородных вельмож. Мы изменились, госпожа, и Империя стоит на пороге перемен. — Он медленно обвел глазами камеру. — Я не тревожусь за себя: у меня нет никого, кто будет долго меня оплакивать; все близкие мне люди скоро последуют за мной в царство смерти, если наше дело потерпит крах. — Он покачал головой. — Но меня мучит мысль об утраченной возможности… воплотить то, чему мы научились; я не хочу, чтобы наши озарения погибли вместе с нами.

Мара горячо запротестовала, чтобы спрятать собственный страх:

— Останется Хокану; останутся дети. Они продолжат начатое нами. Они как-то заново откроют то, что раньше открыли мы, и найдут такую дорогу, по которой можно будет пройти, не угодив в западню чо-джайнов. — Она глубоко вздохнула и, глядя на верного соратника, призналась:

— Как ни странно, но самое тяжкое мое горе — это горе жены и женщины. Я бесконечно сожалею, что не могу вернуться и помириться с Хокану. Прежде он всегда оставался образцом деликатности и благоразумия; должно быть, есть какая-то важная причина, объясняющая его отношение к Касуме. Может быть, я была к нему несправедлива, когда приписывала ему предубеждение, вовсе не свойственное его натуре. А теперь слишком поздно: все равно ничего уже нельзя поправить. Я должна умереть, так и не задав вопроса, который мог бы восстановить нашу душевную близость. Почему — если я могла бы потом с легкостью выносить другое дитя, мальчика, — Хокану был в таком расстройстве, когда узнал, что его перворожденным ребенком оказалась девочка?

Она с надеждой взглянула Люджану в глаза:

— Военачальник, ты человек, хорошо разбирающийся в тонкостях игры между мужчиной и женщиной; во всяком случае, в этом меня убедили кухонные сплетни. Поварята не устают рассказывать о служанках и красотках из Зыбкой Жизни, которые по тебе сохнут. — Она невесело улыбнулась. — По правде говоря, если верить этим пересудам, таких женщин тьма-тьмущая… — Помолчав, она перешла к тому, что ее волновало:

— Так что же ты скажешь, почему могло случиться, что такой мудрый муж, как Хокану, не обрадовался, узнав о рождении здоровой, без единого изъяна девочки?

Взгляд Люджана смягчился; в нем сквозило что-то очень похожее на жалость.

— Госпожа, Хокану не сказал тебе?..

— Не сказал мне… что? — резко спросила Мара. — Я была груба со своим супругом и не выбирала выражений. Я была так глубоко убеждена, что он не прав… и оттолкнула его от себя. Но теперь я жалею о своем жестокосердии. Может быть, Камлио научила меня слушать более внимательно. Чем же я лучше этих чо-джайнов, обитающих на землях Турила, если вынесла приговор своему мужу, даже не выслушав его объяснений?

Несколько мгновений Люджан молча смотрел на нее. Потом, словно приняв какое-то решение, он опустился перед ней на колени.

— Да простят мне боги, — тихо произнес он, — я не вправе нарушать секреты, существующие между властителем и его женой. Но завтра нам суждено умереть, а я всегда оставался твоим верным офицером. Госпожа Мара, я не допущу, чтобы ты ушла из жизни, не получив ответа на свой вопрос. Хокану был сражен горем, но он ни за что не открыл бы его причину, даже если бы ты вернулась и умоляла его раскрыть тайну. Но я-то знаю, какая печаль его гложет. Я был в комнате, когда целитель из храма Хан-тукамы уведомил твоего супруга о том, чего он, по своей доброте, поклялся никогда тебе не сообщать. А правда состояла вот в чем. После того как тебя отравили убийцы из тонга и из-за этого погиб твой нерожденный младенец, тебе было суждено родить еще только одного ребенка. Касума — твое последнее дитя. Хокану хранил секрет; он хотел, чтобы у тебя оставалась надежда на беременность. Дочка для него — радость, не сомневайся в этом, и неоспоримая наследница мантии Шиндзаваи. Но он знает — и это знание угнетает его, — что ты никогда не подаришь ему сына, которого так жаждет его душа.

Мара словно окаменела. Ее голос был едва слышен:

— Я бесплодна? И он это знал?

Только сейчас она поняла, какое великодушие проявил Хокану, решив сохранить в тайне пророчество целителя, и какая потребовалась сила воли, чтобы это решение исполнить. Он рос без матери; Ассамблея магов отняла у него родного отца. Весь мир Хокану заключался в мужском товариществе; он искренне привязался к дяде, который стал для него приемным отцом, и к кузену, ставшему братом. Вот где коренилась его мечта о сыне.

Но при этом его привлекало общество людей, близких ему по складу ума, родственных душ; он был придирчив в выборе тех, с кем соглашался делить труды и досуг. Другой, менее щепетильный вельможа на его месте набрал бы себе наложниц, видя в этом неотъемлемое право мужчины, дарованное ему богами; но Хокану любил в Маре ее душу. Его страстное стремление к равенству воплотилось в браке с женщиной, в которой он находил понимание самых заветных своих помыслов. Ему претило использование наложниц, общество женщин Зыбкой Жизни, купленные ласки созданий вроде Камлио.

Теперь Маре стало ясно, перед каким выбором оказался ее супруг: либо привести к себе в постель другую женщину, от которой ему не будет нужно ничего, кроме способности к деторождению, либо примириться с мыслью, что у него никогда уже не будет сына, и обойтись без уз товарищества, связывавших его раньше с приемным отцом, братом и даже Джастином, которого он вернул Маре ради продолжения рода Акома.

— Боги… — Мара чуть не плакала. Как же я могла быть такой черствой и бездушной!

В мгновение ока Люджан уже был рядом с ней; сильной рукой он обнял ее плечо, чувствуя, как нужна ей опора.

— Госпожа, — тихо сказал он ей на ухо, — ты меньше всех других женщин можешь упрекать себя в черствости и бездушии! Хокану понимает, почему ты повела себя так, а не иначе.

Люджан поддерживал ее бережно, как брат, а она тем временем уже во всех подробностях обдумывала, как все обернется, если она завтра умрет. Выводы были наполовину прискорбными и наполовину обнадеживающими: Хокану получит возможность сделать Касуму своей наследницей и право взять другую жену, чтобы произвести на свет сына, которого ему так хочется иметь.

Чтобы как-то отвлечься от собственных печалей, Мара спросила:

— А как насчет тебя, Люджан? Ведь и ты, наверно, готовишься проститься с этой жизнью не без сожалений?

С грубоватой нежностью он погладил ее пальцами по плечу:

— Я жалею об одном.

Повернув голову, Мара увидела, что он уставился взглядом на пол, словно изучая вытканные на подушках узоры. Она не стала добиваться более откровенного ответа, но он, помолчав, объяснил:

— Госпожа, жизнь иногда в забавном свете показывает нам наши собственные глупости. Я пользовался благосклонностью многих женщин, но ни разу не испытал желания жениться и удовольствоваться одной… — Люджан смотрел прямо перед собой, смущенный тем, что высказывает вслух столь потаенные мысли. Однако его речь звучала все менее скованно: сознание, что на рассвете придет конец и жизни, и мечтам, странным образом освобождало от привычной скрытности. Близость встречи с Туракаму подарила обоим великое утешение — возможность быть искренними. — И всегда я говорил себе, что причина, которая толкает меня от одной женщины к другой, — это восхищение, которое внушаешь мне ты. — Тут в его глазах засветилось подлинное обожание. — Госпожа, в тебе есть многое, что может привлечь мужчину, но твоя стойкость… по сравнению с тобой любая другая женщина кажется… если не хуже, то, во всяком случае, мельче. — Скупым жестом он выказал досаду оттого, что не в силах подобрать достаточно верные слова. — Госпожа, во время нашего путешествия в Турил я, по-моему, узнал слишком много о себе самом, чтобы надеяться на спокойствие духа.

Мара подняла брови:

— Люджан, ты всегда был образцовым воином. Не зря же Кейок преодолел свое недоверие к серым воинам и всем другим предпочел именно тебя, когда нужно было кем-то заменить его на посту военачальника. По-моему, ты сумел занять в его сердце такое место, которое раньше занимал Папевайо.

— Да, с Кейоком мы поладили. — Люджан улыбнулся, но его губы тут же затвердели. — Но за мной есть еще один должок. Все-таки я не был вполнечестен перед самим собой и обязан это признать теперь, когда наступает пора расплаты. И в нынешнюю ночь я сожалею, что не нашел женщины, с которой мог бы разделить свое сердце и дом.

Мара взглянула на склоненную голову военачальника. Понимая, что Люджан хотел бы облегчить бремя, лежащее на душе, она очень мягко спросила:

— А что же в действительности помешало тебе обзавестись семьей и растить детей?

— Я пережил своего хозяина, властителя Тускаи, — с трудом выдавил из себя Люджан. — Невозможно описать, какие бедствия выпадают на долю серого воина, ибо он живет вне людского общества. Я был молодым и сильным, умел владеть оружием. И все-таки бывали моменты, когда я был на волосок от смерти. И как смогли бы существовать ребенок или женщина, если бы они остались бездомными? Я видел, как уводили жен и детей моих товарищей-воинов; их уводили в рабство, чтобы они вечно ходили в сером и угождали хозяину, которому нет никакого дела до их страданий. — Голос Люджана упал почти до шепота. — Теперь я вижу: в глубине души я боялся, что когда-нибудь так случится с моими детьми и другой мужчина получит власть над жизнью и смертью моей жены.

Теперь Люджан смотрел хозяйке прямо в лицо. В его глазах угадывались беспокойные глубины и металл звенел в голосе, когда он высказался до конца:

— Насколько проще было восхищаться тобой издалека, госпожа, и защищать твою жизнь с готовностью отдать за нее свою, чем жить в ожидании кошмара, который до сих пор заставляет меня просыпаться в холодном поту.

Мара коснулась его судорожно сжатых рук, а потом помассировала их, пока не прошло сковывающее их оцепенение.

— Ни ты и никто из твоих нерожденных детей не останется без хозяина на всем протяжении нынешнего оборота Колеса, — сказала она тихо. — Ибо я сильно сомневаюсь, что хотя бы один из нас выйдет живым из этой тюрьмы.

Теперь улыбнулся Люджан; во всем его облике была необычная просветленность, какой Мара никогда раньше у него не видала.

— Я гордился тем, что служу тебе, властительница Мара. Но если мы переживем завтрашний рассвет, я попрошу тебя как о милости, чтобы ты приказала мне найти себе жену и жениться! Ведь очень вероятно, что при неутихающей враждебности магов такие переделки, в какую мы угодили, будут повторяться, и, уж если мне суждено погибнуть у тебя на службе, я бы предпочел не испытывать по второму разу такие же сожаления, когда буду опять готовиться к переселению в чертоги Туракаму!

Мара взглянула на него с улыбкой, свидетельствующей о глубокой привязанности:

— Люджан, зная тебя, как я знаю, я сомневаюсь, что мне придется приказывать тебе сделать то, к чему стремится твое сердце. Но мы должны прорваться за пределы завтрашнего утра. — Сложив руки на груди, словно желая защититься от холода, она напомнила:

— Мы должны поспать, храбрый Люджан. Ибо скоро наступит завтра.

Глава 8. ПОЕДИНОК

Спать было невозможно.

После того как Мара, вопреки обыкновению, раскрыла перед Люджаном самые глубокие тайники своего сердца и вызвала его на ответную откровенность, она не чувствовала потребности в дальнейших беседах. Военачальник Акомы сидел, скрестив ноги, на своей циновке; сон бежал от его глаз. Его доспехи, так же как и меч, отобрали чо-джайны, оставив ему лишь стеганую нижнюю рубаху, назначение которой состояло в том, чтобы края доспехов не натирали и не царапали кожу; в таком наряде он выглядел раздетым и уязвимым. На виду оставались многие боевые шрамы, обычно скрытые одеждой, и хотя, как всякий офицер-цурани, он привык соблюдать чистоплотность, последняя возможность принять ванну была ему предоставлена при купании в ледяной реке, под градом турильских насмешек. Его одежда стала серой от пыли, а волосы слиплись. Без внушительных доспехов, без перьев офицерского плюмажа он, казалось, стал меньше — несмотря на всю свою мускулистость. Взглянув на него, Мара подумала, что только сейчас ей приоткрылась человеческая сторона его натуры и она смогла увидеть то, чего не замечала раньше: мужественность, которой не суждено увенчаться отцовством, и столь неожиданную у испытанного воина доброту рук, привыкших к мечу. Он сидел в позе спокойной медитации, как будто судьба, ожидающая его, не имела никакого значения; солдатская дисциплина заставила его отбросить все тревоги, чтобы сберечь силы для битвы.

Сама Мара, несмотря на монастырскую выучку, была лишена и этого утешения. Но на сей раз ее душа обрела опору в ритуале: запретив себе предаваться скорби о любимых, которых она потеряла в прошлом, она отдалась во власть жгучего гнева против неумолимой судьбы, отнявшей у нее возможность защитить тех, кто еще жив. И при всех стараниях ей никак не удавалось утихомирить бешеный поток взбаламученных мыслей.

Ее возмущал позор заточения, при котором невозможно хоть как-то связаться с тюремщиками. Магическая камера, по сути, наглухо отгораживала приговоренных от всех других живых существ. С некоторым раздражением Мара задавала себе вопрос: могут ли сами боги услышать молитву человека, запертого в подобном месте? Здесь, где не было окон, куда не проникали даже звуки извне, минуты тянулись нестерпимо долго. Сама темнота показалась бы отрадной, — все-таки хоть какая-то перемена! — но светящийся шар чо-джайнов все так же неподвижно висел в воздухе, и его яркость оставалась неизменной.

Утро неизбежно должно было наступить.

И все-таки после ползучей агонии ожидания рассвет застал Мару врасплох. Неугомонный разум не соглашался смириться; мысли метались по кругу в поисках поступка, слова или решения, которые могли бы переломить враждебность здешних правителей и принести пленникам свободу. Однако от всех этих лихорадочных размышлений осталась только мучительная головная боль. Мара чувствовала себя разбитой и подавленной, когда наконец вспыхнул магический световой вихрь, знаменующий исчезновение их тюрьмы.

Двойная колонна чо-джайнов приблизилась с очевидным намерением взять узников под стражу. У Мары хватило присутствия духа, чтобы подняться на ноги и подойти туда, где уже стоял Люджан, бодрствующий и вполне собранный.

Она взяла его сухие горячие руки в свои влажные ладони. Затем взглянула ему в лицо, лишенное всякого выражения, и ровным голосом произнесла ритуальные слова:

— Воин, ты служил Акоме с высочайшей доблестью. Ты простился со своей хозяйкой, чтобы предъявить права на ту смерть, какую избрал сам. Сражайся честно. Сражайся отважно. Вступи с песней в чертоги Туракаму.

Люджан склонился в поклоне. По-видимому, этот долг почтения, исполненный военачальником, истощил терпение конвоя: стражники рывком заставили его выпрямиться. Мару тоже бесцеремонно оттащили прочь: так пастух может утянуть теленка-нидру, чтобы отогнать его на бойню. За туловищами окружавших ее чо-джайнов она потеряла из виду Люджана. Стражники не оставили ей возможности протеста, а просто повели по лабиринту переходов, опутывающему город Чаккаха.

Она шла с высоко поднятой головой, хотя гордость казалась здесь бессмысленной. На здешних чо-джайнов не производили впечатления ни честь, ни храбрость, и им не было никакого дела до человеческого достоинства. Она предполагала, что очень скоро ее будут приветствовать духи предков; но никогда она и вообразить не могла, что это произойдет вот так. Здесь и сейчас все ее цуранские заслуги — и даже высочайший титул Слуги Империи — были пустым звуком. Сейчас она отдала бы все за возможность в последний раз взглянуть на детей или оказаться в объятиях мужа.

Кевин был прав; никогда еще она не чувствовала это столь остро. Честь оказалась всего лишь возвышенным словом для обозначения пустоты, и безумием было бы считать, что этим словом можно заменить благодать сохраненной жизни. Почему только сейчас она вполне поняла, что восстановило против нее магов Ассамблеи? И если отсюда не придет поддержка, которая поможет сокрушить удушающее иго Всемогущих, тяготеющее над Цурануани, и если эти турильские чо-джайны не заключат с ней союз, где же Хокану найдет достаточно средств, чтобы покончить с тиранией магов, столь ревностно ими охраняемой?

Чо-джайны конвоя были равнодушны, словно камни. Они быстро шагали из коридора в коридор и перешли через два висячих моста, искрящихся, как стекло. Мара вглядывалась в небо, никогда еще не сиявшее такой изумрудной чистотой. Она вдыхала ароматы плодородной земли, зеленых зарослей, тропических цветов; она ощущала даже запах льда, принесенный ветром от горных вершин. Она шла, омываемая цветными потоками света, льющимися через стены и купола, и ее душа сжималась от сознания нелепости надвигающегося конца.

Скоро, очень скоро чо-джайны доставили ее в палату под прозрачным пурпурным куполом, где накануне трибунал приговорил ее к смерти. На этот раз здесь не было никого из должностных лиц, даже писарей. Однако палату заполняло ощутимое присутствие единственного мага из расы чо-джайнов. Он стоял в нише купола, а на мраморном полу у его ног яркой алой линией был очерчен идеальный круг с простыми символами, указывающими направления на восток и запад.

Маре было известно значение этой фигуры. По традиции, соблюдаемой в Цурануани с незапамятных времен, этот Круг Смерти, диаметром в двенадцать шагов, ограничивал арену назначенного поединка. Здесь будут сражаться два воина, пока один из них не расстанется с жизнью в древнем ритуале, который Люджан избрал для себя вместо позорной казни.

Мара прикусила губу, стараясь скрыть неподобающие мрачные предчувствия. Когда-то ей пришлось быть свидетельницей ритуального самоубийства ее первого мужа, но даже тогда в сердце у нее не было такого смятения, как сейчас. В те тяжкие минуты она сожалела о гибели молодого деспота, которого безразличие собственной семьи — отца и братьев — сделало беззащитным против смертоносных интриг самой Мары. Тогда действительно ей впервые открылось, что Игра Совета

— это не столько жестокий кодекс чести, сколько лицензия на безжалостное использование чужих ошибок. А сейчас и само понятие чести лишалось смысла.

Мара увидела Люджана, стоявшего между двумя чо-джайнами на противоположной стороне палаты. Она достаточно хорошо его знала, чтобы судить о состоянии души офицера по его манере держаться, и с болью обнаружила, что человек-воин, который поднимет оружие, чтобы умереть, больше не разделяет убеждений, в которых был воспитан. Он ценит почести, которые ему окажут в чертогах Туракаму, куда меньше, чем утраченную возможность жениться и завести детей.

В глазах Мары требование Люджана, чтобы ему предоставили право умереть сражаясь, было трагическим и нелепым жестом. Честь, которую он может выиграть для своей тени, в чем-то была похожа на «дурацкое золото», которое мидкемийские мошенники умудрялись всучить ничего не подозревающему торговцу. И все-таки игру следовало довести до ее бессмысленного конца.

К Люджану невозможно было относиться просто как к одному из бездомных серых воинов, которых она избавила от жалкого прозябания в горах. Мара не могла отогнать чувство собственной вины: при мысли о том, какую роль в преображении Люджана сыграла она сама, у нее захватывало дыхание. Сохранять бесстрастное лицо и надменную осанку, как полагалось вести себя на публике знатной цуранской даме, становилось все труднее.

Маг чо-джайн взмахнул передней конечностью, и на виду показался служитель, несущий оружие, отобранное ранее у Люджана, и простые доспехи без каких-либо отличительных признаков, специально изготовленные для путешествия в Турил. Не без некоторого презрения инсектоид согнулся и сложил всю эту амуницию к ногам воина.

— В нашем улье никому не известно, как используются эти защитные средства, — прогудел маг; Мара истолковала эти слова как некое подобие извинения за то, что служитель не может оказать Люджану любезность и помочь ему вооружиться.

Повинуясь безотчетному порыву, Мара сказала:

— Я помогу своему военачальнику.

Эхо гулко разнеслось по палате. Однако — в отличие от любого собрания человеческих созданий — ни один из присутствующих даже ухом не повел в сторону Мары. Только у мага слегка дернулась верхняя конечность, что, вероятно, означало разрешение подойти к Люджану. Она наклонилась и подняла с пола один из его наголенников, а потом метнула быстрый взгляд на лицо офицера. По изгибу его бровей она поняла: он удивлен ее выходкой, но втайне обрадован. Мара украдкой улыбнулась ему, а потом наклонилась, чтобы зашнуровать одну из его боевых сандалий. Она не произнесла ни слова. Он и так должен был понять по небывалому поведению властительницы, как глубоко ее уважение к нему.

Да и, по правде говоря, у нее был навык обращения с доспехами. Она много раз опоясывала мечом Хокану, а до того — своего первого мужа, Бантокапи; а еще раньше, в детские годы, она играла, дурашливо подражая взрослым, с братом, Ланокотой, когда тот носил еще деревянный тренировочный меч и занимался боевыми упражнениями с Кейоком.

Люджан кивком дал ей понять, что шнуровку она затянула правильно: достаточно плотно, чтобы можно было связать концы, но не настолько туго, чтобы стеснять движения. Последним она водрузила на место тяжелый меч из слоистой кожи, которым он не раз останавливал врагов у ее дверей. Когда наконец была закреплена последняя застежка на оружейном поясе, она выпрямилась и коснулась на прощание руки Люджана.

— Пусть боги направляют твой клинок, — тихо произнесла она ритуальное напутствие, которое мог бы сказать один воин другому, отправляющемуся на смертный бой.

Люджан коснулся ее волос и отбросил выбившуюся прядку ей за ухо. Такая вольность обращения могла бы считаться дерзостью, если бы Люджан не занял в ее сердце место погибшего брата.

— Госпожа, не печалься. Если бы мне вернули вдруг все возможности выбора, которые выпадали в юности, и предложили выбирать заново, я и сейчас во всех случаях принял бы такое же решение, как прежде. — Его губы дрогнули, словно их коснулся дух былого озорства. — Нет, пожалуй, не во всех. Раз-другой я сглупил, неосторожно побившись об заклад, ну и вот еще толстая хозяйка притона, с которой я когда-то невежливо обошелся…

Маг чо-джайн негромко постучал задней конечностью по мозаичному полу.

— Время, назначенное для поединка, наступило! — монотонно возвестил он, и один из чо-джайнов конвоя, без какого-либо дополнительного приказа, выступил вперед и приблизился к границе круга.

Он ждал, поблескивая передними конечностями-клешнями с клиньями-лезвиями на концах.

Люджан послал Маре самую безмятежную из своих гримас, потом посуровел, и его лицо приняло обычно строгое выражение, какое было свойственно ему перед всякой битвой. Без единого взгляда назад, без единого намека на сожаление, он подошел к кругу и остановился напротив чо-джайна, который был назначен его противником.

Мара чувствовала себя одинокой и беззащитной. С неприятным чувством она обнаружила, что конвоиры позади нее перестроились, расположившись таким образом, как будто приготовились преградить ей путь к отступлению или помешать любому другому отчаянному поступку, на который она вздумает решиться. У нее задрожали коленки, и ее растерянность возросла еще больше оттого, что она допустила это — пусть даже такое незначительное — проявление слабости.

Она — Акома! Она не станет уклоняться от своей судьбы и не позволит себе унижать достоинство Люджана, дергаясь на своем месте у границы круга. Но когда маг объявил, что по его сигналу оба бойца должны, перешагнув через линию, войти в круг и начать поединок, властительница с трудом подавила желание закрыть глаза, лишь бы не видеть того, что здесь произойдет: ведь от жалкой уступки, которой добился Люджан, зависела разве что его эпитафия.

***

Люджан сжал рукоять меча. Его рука была тверда. Казалось, что все тревоги отлетели прочь, и, насколько Мара могла судить, он выглядел более уверенным, чем когда-либо прежде. Предстоящая битва должна была стать для него последней, и это приносило облегчение. Здесь, на краю рокового круга вызова, не было никаких неизвестных осложнений, о которых стоило бы беспокоиться; исход боя будет одинаковым, независимо от того, победит он или потерпит поражение. Он не выйдет из круга живым. Желать, чтобы события разворачивались иначе, было бы пустой тратой сил и поубавило бы ему храбрости. Следуя кодексу цуранского воина, он до сих пор не обманул ничьих ожиданий. Он служил своей госпоже исправно и беззаветно; он никогда не показывал спину ни одному врагу. С раннего детства ему внушали, что смерть от клинка — достойная участь, высшее проявление чести, более священной в глазах богов, чем сама жизнь.

Чувствуя себя спокойным и готовым к предстоящему испытанию, Люджан в последний раз провел пальцем вдоль лезвия меча, проверяя, нет ли на нем зазубрин. Их не было.

Потом все размышления пришлось прервать: заговорил маг чо-джайнов:

— Слушайте меня, поединщики. После того как вы перешагнете красную линию, начинают действовать законы круга. Следующее пересечение линии — изнутри или снаружи, если кто-либо другой захочет вмешаться, — влечет за собой немедленную смерть. Условия поединка будут соответствовать цуранской традиции: либо приговоренный погибнет в бою внутри круга, либо — если он окажется победителем — ему будет разрешено выбрать себе палача. Я, маг города-государства Чаккаха, нахожусь здесь, дабы засвидетельствовать, что все правила будут соблюдены.

Люджан коротко отсалютовал магу. Воин из чо-джайнов не подал никакого знака повиновения, только вместо позы отдыха принял наклонную стойку, знаменующую готовность к атаке. На гладких поверхностях острых лезвий, которыми заканчивались его передние конечности, играли лучи отраженного света, а глаза сверкали так, как они никогда не сверкают у людей. Если даже жалость и печаль были частью общего разума роя, такие чувства оставались незнакомыми боевому «орудию» общества чо-джайнов. Их воин получал лишь один приказ: сражаться и убивать. В цуранских войнах Люджану случалось видеть, как роты инсектоидов превращали поле сражения в настоящую бойню, потому что

— если погода не слишком холодная — чо-джайн намного превосходит воина-человека по быстроте и точности движений. В лучшем случае, прикидывал Люджан в уме, если понадеяться на влажный воздух, заполняющий палату, можно рассчитывать, что он сумеет парировать несколько ударов, прежде чем его тело будет изрублено на куски. Его переход в чертоги Туракаму будет быстрым и почти безболезненным.

Его губы искривились в едва уловимом намеке на усмешку. Если повезет, то еще до заката солнца он будет пить квайетовое пиво в чертогах Туракаму вместе со старым другом Папевайо.

— Перешагните линию и по моему сигналу начинайте, — распорядился маг, после чего он топнул задней конечностью по полу; при этом раздался звук, похожий на удар гонга.

От кажущейся безмятежности Люджана не осталось и следа. Он впрыгнул в круг, почти не почувствовав за спиной красной горячей вспышки, которая означала, что началось действие магических сил, властвующих над ареной поединка. Боец, выставленный чо-джайнами, ворвался в круг со всей возможной скоростью, какой можно было ожидать от такого существа, и не успел Люджан сделать три полных шага, как его клинок ударился о хитин. Такой противник был вдвойне опаснее обычного, ибо у чо-джайна имелись две боевые клешни, одинаково пригодные и для нападения, и для защиты. Зато у Люджана меч был длиннее клешни неприятеля и, кроме того, он, как всякое двуногое существо, имел обыкновение сражаться стоя и в стычке с шестиногим чо-джайном мог наносить удары сверху, воспользовавшись преимуществом своего роста.

Но чо-джайн обладал превосходной естественной броней. Пробить хитиновый покров так, чтобы причинить инсектоиду хоть малейший вред, можно было только точным ударом копья с прочным наконечником или тяжелым двухручным топором. Единственным уязвимым местом у чо-джайнов были суставы, но все равно слишком часто скорость, а не тактика решала дело. Снова и снова Люджан парировал выпады. Он прочно стоял на ногах, которые легко пружинили и позволяли ему увертываться от ударов, обрушивающихся на него с двух сторон. Он отклонялся, крутился и разворачивал лезвие своего меча, пользуясь точными приемами, которые были проверены временем и оказались наиболее полезными для защиты от чо-джайнов. Клинок ударялся о хитин не понапрасну: Люджану было важно нащупать, как именно пользуется противник своими конечностями. Обычно у этих созданий все-таки существовали некоторые предпочтения: правая клешня чаще служила для защиты, а левая натренирована для атаки. Меч и лезвия клешней кружились в смертельной пляске. Люджан почувствовал, что его руки становятся липкими: начинала сказываться усталость. Он мысленно разразился проклятиями. Когда кожаные оболочки рукояти его меча пропитаются влагой, они растянутся и не будут так туго охватывать срединный стержень. Рука начнет проскальзывать, и меч перестанет ей повиноваться. А когда имеешь дело с чо-джайном, малейшая оплошность может стать решающей. Сила их ударов была такова, что при прямом столкновении клешни с наружным изгибом цуранского слоистого меча клинок мог разлететься вдребезги.

Люджан успел отбить очередной удар защитной клешни чо-джайна, которым тот вознамерился перерубить его колени. Прыжок назад спас его от такого увечья, но, приземлившись, он ощутил жжение в пятке, которое напомнило ему, как близко к охранному кругу он при этом оказался. Сделав обманный маневр, которому научил его Кевин-варвар, он вырвался из опасной близости с неприятелем и был несказанно удивлен, когда его собственный клинок, заскрежетав по хитину, подрезал край сустава ноги.

Чо-джайн зашипел и подался назад, по-видимому встревоженный. И ответный удар чо-джайна едва не стал последним для Люджана: военачальник был настолько не подготовлен к своему маленькому успеху, что на мгновение расслабился. Какое-то чутье заставило его полуобернуться — и кинжально-острое хитиновое лезвие скользнуло по плечу, срезав часть кирасы и вместе с ней — клок кожи, достаточно большой, чтобы рана заявила о себе жгучей болью. Усилие, которое потребовалось, чтобы отразить удар защитной конечности, отозвалось дрожью в каждой жилке тела.

Только головокружительный акробатический прыжок выручил Люджана, когда противник снова чуть не загнал его к алой границе круга. Он сумел увернуться от живой молотилки — атакующего чо-джайна, — остро ощущая грозящую опасность. Ему было необходимо перевести дух. Бой не оставлял Люджану ни малейшей надежды на победу. Его клинок снова столкнулся с хитиновым лезвием: он воспользовался щитком, прикрывающим запястье, чтобы отклонить оборонительную клешню в тот самый момент, когда атакующая клешня со свистом пронеслась на расстоянии волоска от его горла. Вложив все силы в стремительный бросок, воин ринулся внутрь дуги, образующей конус главной атаки чо-джайна. Он ударил по суставчатой конечности противника в той ее части, которая не была прикрыта хитиновым клином, — внутри «локтевого» сгиба. Сустав сложился, и клешня, ударившись о заднюю пластину кирасы, повисла за спиной Люджана.

Удар, однако, был достаточно силен, чтобы Люджан едва не задохнулся. Он попятился на полшага, чтобы снова пустить в дело меч, тогда как чо-джайн возмущенно пыхтел, оцепенев от изумления. Люджан проделал классический выпад, и его изогнутый меч вонзился в сустав, где средняя конечность соединяется с туловищем. Раненый чо-джайн, хромая, отступил. Его средняя нога уже не была аккуратно подогнута; она волочилась сбоку, ни на что не годная. Без меры удивленный тем, что его атака увенчалась удачей, Люджан вдруг сообразил: у этих чо-джайнов нет опыта сражений с людьми! Они вполне прилично натасканы для единоборства по древним цуранским правилам фехтования, существовавшим сотни лет назад. Но должно быть, запрет на передачу знаний через границы сделал невозможным знакомство с новшествами, принятыми после договора с цурани. После войн с Мидкемией солдаты Империи освоили усовершенствованные приемы фехтования, отчасти позаимствованные у варваров за Бездной, а обитатели ульев за пределами Цурануани никогда не встречались в бою с бойцами, которые овладели этими приемами. Воины из Чаккахи держались старой школы, и, несмотря на их превосходство в скорости, несмотря на одновременное использование двух хитиновых клиньев, человек из цурани имел преимущество: противник не мог предугадать его действия, а Люджану в прошлом приходилось воевать против чо-джайнов.

Размышления во время сражения отвлекли внимание Люджана и замедлили его движения, за что ему пришлось поплатиться: хитиновые лезвия пропороли кожу у него на бедре и на левом предплечье, позади щитка. Несмотря на свои раны, он понимал, что чо-джайн сражается уже далеко не в полную силу. Возможно, инсектоид чуть-чуть колебался, обескураженный необычностью атаки; но ведь удар любой клешни мог перерубить толстый древесный сук. Что-то мешало чо-джайну показать все, на что он способен.

Люджан уделил особое внимание работе ног, которой придавалось первостепенное значение в мидкемийской системе фехтования. Он почти шутя отбил следующий удар хитинового клина так, словно это была тренировочная дубинка, потом выполнил другой прием ухода от схватки и был вполне удовлетворен тем, что чо-джайн отступил. Подтверждалась догадка, что противнику непонятна фехтовальная тактика мидкемийской школы.

Люджан усмехнулся; его охватило возбуждение боя. Он много раз скрещивал тренировочные дубинки с Кевином-варваром и раньше других овладел чужеземным искусством. Хотя это искусство было более приспособлено для прямого меча, нежели для широкого изогнутого клинка, используемого на Келеване, тем не менее его приемы с успехом мог применять и цуранский фехтовальщик. Теперь чо-джайн оказался в невыгодном положении: он сбит с толку, и в первый раз с той минуты, когда Люджан потребовал для себя права на поединок, в нем затеплилась надежда.

Он сделал ложный выпад, рванулся вперед и почувствовал, что его следующий удар достиг цели. Усмехаясь еще шире, он наблюдал, как потекла молочно-белая жидкость, заменявшая чо-джайнам кровь. Опершись на здоровую среднюю конечность, противник двинулся в контратаку, но стойка на четырех ногах была верным знаком, что чо-джайн приготовился отступать. Люджан увидел, что настал его час: он может ударить врага мечом по незащищенной шее. И уже не имело значения, что умирающий противник поразит его в сердце. Победа останется за ним, Люджаном, ибо он первым нанес смертельный удар. Ему достанется наивысшая награда воина цурани — смерть в бою от меча врага.

И все-таки, когда его тренированное тело откликнулось на призыв славы и изготовилось совершить ту череду движений, которая закончит поединок, его разум сказал нет.

Что такое подобная смерть, если не пустое тщеславие?

Неужели за годы службы у Мары он так ничему и не научился? Сможет ли убийство этого чо-джайна, с которым у него не было никаких причин для ссоры, хоть на один шаг приблизить Слугу Империи к ее цели?

Нет, не сможет, понял он в озарении внезапно вспыхнувшего гнева. Если таким способом и можно чего-то добиться, так только одного: в совместном разуме роя чо-джайнов из города Чаккаха укрепится вражда ко всем людям цурани.

«Какова цена моей жизни и смерти? — успел подумать Люджан в долю секунды. Стать воином-победителем — нет, просто убить противника без всякой надобности — это не значит послужить на пользу хоть одному живому существу: ни Маре, ни этому рою, ни покоренному народу чо-джайнов внутри цуранских границ.

Боги, — мысленно воззвал он в тоске, — я не могу жить только по кодексу воина, но и умереть, как повелевает кодекс, тоже не могу!»

Мысли были явно еретическими, но они удержали руку Люджана, и он отдернул меч. Это движение не могло быть рассчитано точно, и оно дорого ему обошлось. Он получил еще одну рану в бедро, достаточно глубокую, чтобы нога перестала действовать.

Он подался назад, опираясь на здоровую ногу. Почувствовав, что противник слабеет, чо-джайн поднялся на дыбы. Взвившаяся в воздух клешня со свистом обрушилась вниз. Люджан парировал удар, но хитиновое лезвие успело рассечь ему лоб до кости. Кровь залила лицо, красная пелена затуманила зрение, и в эту секунду он услышал сдавленный вскрик Мары.

Он снова отпрыгнул назад на одной ноге. Чо-джайн двинулся за ним. Люджан почувствовал под пяткой горячую мозаичную плитку, и на него снизошло облегчение: он был у границы круга. Если он пересечет линию — ему конец. Да, он все равно умрет, но не понапрасну. Его смерть еще может обрести какой-то смысл. Неприятель заторопился, чтобы его прикончить, но Люджан вложил все силы в отчаянную оборону и громко выкрикнул, обращаясь к магу, чья фигура все еще возвышалась над ним:

— Я пришел сюда не за тем, чтобы убивать! Вы, чо-джайны из Чаккахи, не враги моей госпожи, властительницы Мары! — Хитиновая клешня со звоном ударилась о клинок цуранского меча; сейчас у Люджана было лишь одно отчаянное желание: чтобы его услышали. Ради этого он снова и снова парировал сыплющиеся на него удары. — Я больше не стану сражаться против существа, которое она хотела бы считать своим другом!

Он снова отбил хитиновый клин, заставив противника качнуться назад, и, воспользовавшись этой краткой — не долее половины секунды — передышкой, с отвращением швырнул на пол свой меч, а затем повернулся на здоровой ноге, подставив спину смертоносному удару.

Перед ним светилась алая линия круга. Он был благодарен судьбе, что сумел правильно выбрать позицию: чо-джайну не удастся подойти к нему спереди, не переступив через магическую границу. Значит, неприятель должен поразить Люджана ударом сзади, ударом убийцы, а не воина.

Он шумно набрал полную грудь воздуха и поднял глаза на мага.

— Убейте меня ударом в спину — меня, который мог бы стать вашим другом и союзником, и пусть считается, что ваш несправедливый приговор приведен в исполнение!

Люджан услышал свист приближающейся хитиновой клешни. Он подобрался, готовый принять последний удар. Его судьба была предрешена. Человек с мечом не мог бы мгновенно остановить свое оружие, даже если бы раздумал убивать.

Но рефлексы чо-джайна отличались от человеческих.

Лезвие остановилось и замерло, почти коснувшись шеи Люджана.

Маг подался назад; его крылья, подобные парусам, поднялись, словно в изумлении.

— Что это значит? — прогремел он. — Ты нарушаешь традицию цурани. Ты, воин, добровольно жертвуешь своей честью?

Дрожь сотрясала тело Люджана от пережитого возбуждения, но его голос звучал твердо, когда он ответил:

— Что такое традиция, если не просто привычка? — Он пожал плечами, и его раны отозвались болью на это движение. — Привычки можно переменить. И любой цурани подтвердит, что убийство союзника не приносит чести.

Кровь затекала в его левый глаз, и он плохо видел, что происходит вокруг. Он не знал, одобряет ли Мара его поведение. В следующую секунду это уже не имело значения, потому что от потери крови голова у него закружилась, раненая нога подогнулась, он лишился чувств и, загрохотав доспехами, повалился на пол. Красный круг погас в шипении редеющих искр, и в огромной палате под куполом воцарилась тишина.

***

Люджан очнулся от приступа острой боли. Он с трудом вздохнул, открыл глаза и в нескольких дюймах от своей головы увидел склонившуюся к нему голову чо-джайна. Сам он лежал на некотором подобии ложа. Какие-то остроконечные накладки стягивали края ран у него на лбу и в бедре; ощущая уколы, он понял, что врач из улья чо-джайнов накладывает швы. на его раны.

Хотя чо-джайны и славились врачебными познаниями и выполняли свою работу аккуратно и тщательно, им не слишком часто приходилось лечить больных человеческой расы. Люджан во второй раз едва сдержал гримасу боли и довольно быстро сообразил, что чо-джайнам явно не хватает умения облегчать страдания от ран. А вот у лекарей-цурани даже на поле боя имелись зелья, притупляющие боль, и самому Люджану не раз приходилось прибегать к их помощи.

Лишь через минуту он ощутил более легкое и гораздо более приятное прикосновение маленьких теплых пальцев, сжимающих его здоровую руку.

Он повернул голову:

— Мара?..

Ее улыбка была ему ответом. Он видел, что она близка к слезам — но не от печали, а от радости.

— Что случилось, госпожа?

С некоторым опозданием он осознал, что они находятся уже не под куполом судебной палаты и не между глухими стенами камеры, где были заточены, а в нарядно обставленной комнате. В окне за спиной Мары были видны небо и облака; яркий солнечный свет окружал ее сказочным ореолом. В рукопожатии властительницы чувствовалось юношеское воодушевление, хотя седая прядь в ее темных волосах стала более заметной и новые морщинки прибавились в уголках глаз из-за долгого пребывания под открытым небом. И все-таки никогда еще ее лицо не казалось таким прекрасным: зрелость запечатлела на нем глубины и тайны, какими не может быть отмечено никакое юное лицо.

— Люджан, ты завоевал для Акомы наивысшую честь, — быстро сказала она. — Своими действиями в Круге Смерти ты доказал чо-джайнам из Чаккахи, что цуранская традиция не является всеобъемлющим образом жизни, обязательным для каждого цурани, как они считали раньше. В течение веков они видели со стороны цурани только ложь и жестокость. Они поняли все, что я сказала; более того, магия помогла им узнать, что я ни в чем не покривила душой, хотя прежде на своем печальном опыте они и убедились, что все цуранские разговоры о мирных намерениях служили лишь прелюдией к новым жестокостям и предательству.

Она вздохнула с глубоким облегчением.

— Своей доблестью и необычностью поступков ты добился отсрочки смертного приговора для нас обоих. Твои действия полностью подтвердили мои слова, и это убедило судей, что мы не таковы, какими были наши предки. Маг, наблюдавший за поединком, был поражен твоим поведением, и согласился изучить гемму памяти, которую мы получили от Гиттании. На гемме запечатлены мои встречи с королевой улья в старом поместье Акомы, и ее просьба произвела впечатление на здешних чо-джайнов.

— Так что же, нас освобождают? — спросил Люджан, когда лекарь чо-джайнов сделал небольшой перерыв в своих трудах.

— Мало того. — Глаза Мары светились гордостью. — Нам открыли беспрепятственный проход через Турил до нашего корабля, и с нами направляются в Цурануани двое магов. Правители Чаккахи решили, что это нам поможет, — в надежде, что Император сумеет своей властью освободить цуранских чо-джайнов. Они приняли мое предложение посредничества; я почти убеждена, что Ичиндар не сможет сказать «нет», если ему станет известна та правда, которую нам здесь открыли.

— Боги!.. — воскликнул Люджан. — Мы получили все, о чем просили!

Он был настолько возбужден, что забыл о своих ранах и попытался шевельнуться.

Увидев это, лекарь счел нужным сообщить:

— Госпожа Мара, у этого офицера весьма опасные раны. Не нужно его волновать: он должен пребывать в покое несколько недель, если мы хотим как следует вылечить ему ногу. — Черные фасеточные глаза уставились на Люджана.

— Или достопочтенный военачальник предпочитает остаться хромым?

Люджан почувствовал могучий прилив сил и засмеялся:

— Я могу потерпеть, пока мое тело не починит само себя. Но лежать в постели неделями — на это у меня терпения не хватит!

Он повернул голову на подушке, и снова у него на душе потеплело от улыбки госпожи.

— Отдыхай спокойно, — приказала хозяйка. — Не беспокойся из-за задержки. Хокану получит послание: его передадут через турильские селения до побережья, а через море переправят торговцы. Теперь у нас есть время, Люджан. А пока твои раны заживают, я попробую уговорить хозяев здешнего улья, чтобы они показали нам свои чудеса.

Глава 9. ВОЗВРАЩЕНИЕ

Барка отошла от берега.

Мара оперлась на поручень и глубоко вдохнула теплый воздух. Знакомый аромат сырой земли, чистой озерной воды с едва ощутимой примесью запаха пота от рабов, орудующих веслами, заставил ее вздрогнуть. Домой! Менее чем через час она будет в усадьбе. Она наслаждалась солнечным теплом, ласкающим кожу.

Это была первая возможность увидеть небо и дневной свет после тайной ночной погрузки на «Коальтеку» и после недель подземного перехода через Империю по туннелям чо-джайнов. Ибо чо-джайны подтвердили догадку Мары: маги из Ассамблеи не могли вести слежку под толстым слоем земли. Это и позволило небольшому отряду, состоявшему из самой Мары, ее служанки Камлио, отборных воинов эскорта и двух магов — турильских чо-джайнов, — сохранить в тайне возвращение властительницы.

Они пошли на это, не заручившись ни разрешением, ни помощью чо-джайнов, которые здесь обитали, чтобы не дать никому ни малейшего повода обвинить магов из Чаккахи в нарушении условий древнего договора. Их присутствие тщательно скрывалось, дабы ни один из цуранских чо-джайнов не имел оснований признаться, что видел их в пути или хотя бы просто осведомлен о их существовании. Королевы цуранских ульев безоговорочно приняли требование Мары: их подданные должны были освобождать туннели на всем пути ее следования и возвращаться туда лишь после того, как она пройдет дальше. Королевы могли подозревать что угодно, но должны были иметь возможность, не погрешив против истины, отвечать, что не имели никакого представления о замысле Мары.

В результате всех этих мер предосторожности Мара оставалась почти в полном неведении о том, что же творится на белом свете. Лишь самые скудные известия она получила от работников улья чо-джайнов во время ожидания ответа от местной королевы на просьбу о проходе через туннели. Единственно важной новостью было то, что некий Всемогущий все еще вел наблюдение за входом храма Красного бога в Сулан-Ку, дабы перехватить ее, когда она прервет свое затворничество.

Это могло бы показаться забавным, если бы не свидетельствовало об опасности. Если по истечении стольких месяцев какой-то член Ассамблеи — пусть даже из самых незначительных — до сих пор считал необходимым такую слежку, то отсюда следовал бесспорный вывод: ее ближайшие шаги должны быть обдуманы и исполнены без единой ошибки. Она была совершенно уверена, что еще жива только благодаря своему особому рангу, ибо терпение некоторых членов Ассамблеи наверняка уже должно было истощиться.

Следовало без промедления связаться с сетью агентов Аракаси. Скорость перехода, которую Мара задала, стремясь добраться до глубинных областей Империи, могла измотать кого угодно. Поскольку она не хотела ни сама попадаться кому-либо на глаза, ни причинять неприятности ульям, предоставлявшим ей укрытие, у нее не было возможности разузнать, что поделывал Джиро в ее отсутствие. Она не имела представления даже о том, удалось ли ее супругу уладить дела с его заносчивыми кузенами и честолюбивыми соперниками из числа собратьев по клану, желавших опрокинуть весь порядок наследования. В последние минуты, проведенные на пристани, Мара успела только выяснить, что Хокану вернулся в их поместье у озера и что госпожа Изашани назойливо пыталась навязать ему некую наложницу, которая чем-то не угодила одному из многочисленных побочных сыновей ее покойного мужа. Хокану ответил вежливым отказом. Хотя в таких уличных сплетнях не содержалось никакой видимой угрозы, Мара попросила, чтобы заграничные маги разместились пока под охраной в одном из пустующих покоев улья, ближайшего к поместью. Она оставила с ними для услуг двух воинов, от которых потребовала соблюдения строжайшей секретности. Воинам было разрешено выходить за пропитанием только по ночам; им запрещалось рассказывать о своих обязанностях даже часовым Акомы или местным чо-джайнам. Мара дала солдатам документ, заверенный личной печатью Слуги Империи и извещающий любого, что этих двух солдат следует пропускать повсеместно, не задавая вопросов. Такие предосторожности не защищали от врагов, но избавляли от возможного неловкого вмешательства друзей или союзников.

Мара потянулась навстречу ветерку и слабо улыбнулась. Ей так много нужно сказать Хокану! Чудеса, которых она насмотрелась в Чаккахе в ожидании выздоровления Люджана, не поддавались описанию: от экзотических цветов, что выращивали садовники чо-джайнов в таких красочных сочетаниях, каких больше нигде не увидишь, до редких ликеров из меда красных пчел и других эликсиров, бывших предметом торговли с восточными соседями. Отряд Мары доставил в Акому всевозможные целебные средства, приготовленные из смол, семян и родниковых вод; лекари из города чо-джайнов называли эти средства чудодейственными. Она наблюдала, как выполняются работы с подогретым стеклом, из которого чо-джайны делали все что угодно — и вазы, и ножи, и строительные камни чистых ярких цветов.

У нее на глазах маги-ученики творили свои первые заклинания, и она видела, как проявляются орнаменты из тонких спиралей на их хитиновых покровах, до того не имевших никаких отметин. Она видела за работой самого старого из магов, чье тело чуть ли не сплошь было покрыто цветными узорами-лабиринтами. Он показал ей образы далекого прошлого и одно видение из будущего, едва различимое за мглистой дымкой вероятности: как объяснил чародей, это означало, что грядущие судьбы пока не определились. Неясная картина выглядела как струйки красок, растекающиеся в чаше с водой и при этом искрящиеся золотыми крапинками.

— Если это мое будущее, — смеясь, сказала Мара, — значит, я наверняка умру очень богатой женщиной.

Маг ничего не сказал в ответ, но в его блестящих бирюзовых глазах промелькнула печаль.

Мару переполняло радостное возбуждение. Она проводила взглядом стайку болотных птиц, пролетевших над тростниковой заводью, и вспомнила про искусственные фигурки, летавшие в Чаккахе как птицы; они были так похожи на живых, неприрученных обитателей воздуха, что те попадались на обман и начинали петь вместе с ними. Ей показали животных, которых держали из-за их удивительного свойства: у них вырастала шерсть всех цветов радуги. Магия чо-джайнов позволяла прясть из камней тонкие нити, а потом уже эти нити шли в дело для выработки дивных тканей. А еще чародеи Чаккахи знали способы, как заставить воду течь вверх, в горные селения, по витым пучкам трубок. Время от времени она лакомилась необычайными яствами, приправленными специями,которые опьяняли, как вино. В Чаккахе открывались столь заманчивые торговые возможности, что даже Джайкен поддался бы искушению и отбросил свою неизменную подозрительность. Мара мечтала о том времени, когда разрешится ее опасный спор с Ассамблеей и можно будет вернуться к более мирным занятиям. Ее тяжкие испытания еще не кончились, но в том состоянии восторга, которым была полна ее душа, хотелось верить, что удача будет на ее стороне.

Это бездумное ликование заставило ее пренебречь советом дальновидного Сарика, который рекомендовал не покидать туннели чо-джайнов, пока их кортеж не приблизится вплотную к усадьбе. Мару снедала такая тоска по дому, она так стремилась поскорее увидеть пейзажи родины и вдохнуть знакомые ароматы, что вывела свой отряд на поверхность земли поблизости от берега озера и приказала, чтобы во дворец ее доставила барка, принадлежавшая одному из торговцев Акомы.

На Мару упала тень. Оторвавшись от мечтаний, она подняла глаза. Люджан только что пересек палубу и остановился рядом с хозяйкой. Минутой раньше он закончил смотр ее почетного эскорта, и, хотя доспехи воинов не имели никаких отличительных знаков принадлежности к какому-либо дому, их лакированные поверхности сияли на солнце. Люджан успел водрузить на голову шлем с зеленым офицерским плюмажем. Он до сих пор еще прихрамывал, но стараниями врачей чо-джайнов его рана благополучно зажила. С течением времени он и хромать перестанет. А сейчас его глаза светились озорством, и Мара поняла, что он воодушевлен не меньше, чем она сама.

— Госпожа, — начал он, отсалютовав по всем правилам, — твои люди готовы к возвращению домой. — Уголки его губ лукаво поднялись. — Ты не надумала, часом, нагнать страху на дозорных у пристани? Мы так долго отсутствовали, и доспехи у нас неведомо чьи… Они как завидят нас, так, чего доброго, решат, будто все мы — это духи, вернувшиеся из царства мертвых!

Мара засмеялась:

— В некотором роде так оно и есть.

В это время по другую сторону от нее появилась еще одна фигура. Солнце играло на плаще из шелка работы чо-джайнов; маги Чаккахи выткали на этом шелке столь изысканные узоры, что любая из жен Императора могла бы лишиться аппетита от зависти. Мара увидела водопад золотых волос, и на душе у нее еще больше потеплело.

— Камлио… — ласково приветствовала она подошедшую спутницу. — Ты сегодня необыкновенно хороша.

Надо сказать, что до сего дня все участники путешествия в Турил видели девушку только в простой, неприметной одежде.

Камлио потупилась и промолчала. Однако нарастающее замешательство, порожденное упорным взглядом Люджана, в котором читалось неприкрытое любование, вынудило ее снизойти до объяснения:

— В Туриле я научилась полагаться на слово госпожи, а госпожа сказала, что меня не отдадут — ни в жены, ни в услужение — никакому мужчине, если я не выберу его сама. — Она смущенно повела плечами, и яркая бахрома ее наряда заструилась в воздухе. — А теперь, раз уж мы добрались до твоего поместья, госпожа, мне незачем прятаться под лохмотьями. — Трудно было определить, чего больше было в ее тоне: надменности или облегчения. Но в быстром взгляде Люджан уловил намек на раздражение. — Наши мужчины не похищают будущих жен во время набегов, и, если Мастер тайного знания случайно окажется на пристани, я не хотела бы, чтобы он счел меня недостаточно благодарной за то повышение в должности, которым меня удостоили.

— Ого! — засмеялся Люджан. — Ты далеко продвинулась вперед. Цветик, если упоминаешь его и при этом не шипишь и не плюешься!

Камлио откинула капюшон и одарила военачальника такой гневной гримасой, за которой вполне могла последовать оплеуха. Люджан, во всяком случае, счел опасность реальной и поднял руку в шутовском ужасе, словно пытаясь защититься от женской ярости.

Однако в дело вмешалась Мара, встав между офицером и бывшей куртизанкой:

— Ведите себя прилично! Иначе дозорные на пристани по ошибке примут вас не за духов, а за парочку буянов, которых надо бы примерно наказать. Отхожих мест, требующих чистки, в казармах наверняка достаточно, чтобы вам обоим хватило работы на неделю.

Поскольку Люджан не ответил дерзкой репликой на эту угрозу, Мара подняла брови и осмотрелась, дабы понять, в чем дело. Она обнаружила, что от недавней беспечности военачальника не осталось и следа, а лицо у него сосредоточенно-сурово, словно через миг ему предстоит броситься в бой. Его глаза были устремлены на далекую береговую линию.

— Госпожа, — сказал он глухо, — что-то неладно.

Мара проследила за его взглядом, и внезапный страх сдавил сердце. За сужающейся полоской воды виднелась пристань; далее возвышались каменные стены и островерхие кровли усадебного дворца. На первый взгляд все казалось спокойным. У причала стояла торговая барка, очень похожая на ту, которая несла к берегу Мару и ее отряд. Вовсю шла разгрузка, и на пристани громоздились тюки и ящики. Работами распоряжался бойкий приказчик с двумя дюжими рабами-подручными. Со стороны учебного плаца пробежали рекруты в облегченных доспехах; как видно, они только что закончили упражняться в борьбе. Над кухонными печными трубами спиралями поднимался дым, и садовник граблями сгребал палую листву с дорожки между цветниками.

— Что?.. — нетерпеливо спросила Мара, но ответ стал очевиден, когда она уловила солнечный блик, играющий на чем-то золотом. Странное явление привлекло ее взгляд, и она увидела имперского вестника, бегущего по дорожке от главного дворца.

Тревога Мары перешла в страх, ибо такие посланцы редко приносили хорошие новости. Легкий бриз утратил всякую прелесть, и красота зеленых холмов уже не радовала глаз.

— Капитан! — резко выкрикнула она. — К берегу, как можно скорей!

За ее приказом последовали короткие команды капитана, и взмахи весел стали вдвое чаще. Громоздкая барка устремилась вперед, разрезая тупым носом водную гладь; брызги разлетались в обе стороны широкой пеленой. Мара с трудом сдерживала нетерпение. Сейчас она расплачивалась за свой дерзкий порыв. Если бы она прислушалась к более благоразумному предложению Сарика и продолжала путь под землей до ближайшего к усадьбе выхода из улья, она могла бы уже получить донесение от гонца, посланного к ней. И вот теперь приходилось только беспомощно наблюдать и ждать, пока разыгравшееся воображение рисовало устрашающие картины всех мыслимых и немыслимых бедствий. Камлио выглядела испуганной, а Люджана прошиб холодный пот: больше всего он сейчас боялся, как бы не вышло так, что отряды, которыми он обязан командовать, будут призваны на поле сражения — а он даже не знает, во имя чего. Возможно, ему придется слишком скоро обнажить свой меч. Судя по бурной деятельности, которая тем временем началась на пристани, можно было понять: для того, чтобы его шрамы как следует зажили, времени уже не остается.

Из главного дворца донесся барабанный бой; тяжелые глухие удары означали, что гарнизон выступает в поход.

— Будет война, — так Люджан истолковал язык барабанов. — Ритм короткий, по три удара подряд. Этот код применяется при общей мобилизации: Ирриланди ни за что не стал бы поднимать такую суматоху без очень серьезной причины.

— Должно быть, Кейок тоже принимал участие в этом решении, — подумала Мара вслух. — Даже и до назначения военным советником он был не из тех офицеров, которые прибегают к крайним мерам без особой необходимости. Если принять во внимание, что у Джиро руки все еще связаны эдиктом Ассамблеи, что же могло случиться? Может быть, кто-нибудь из горячих голов воззвал к чести клана или, еще того хуже, дом Шиндзаваи подвергся нападению?

Люджан погладил рукоять меча; он был обескуражен не меньше, чем хозяйка:

— Мы не можем этого знать, госпожа, но мне никак не избавиться от подозрения… По-моему, то, что мы видим, — это начало чего-то худшего.

Мара отвернулась от поручня и обнаружила у себя за спиной Сарика. Увидев, как плотно сжаты ее губы, он предложил:

— Должен ли я хорошенько встряхнуть капитана, чтобы он заставил гребцов пошевеливаться быстрее?

С застывшим ожесточенным лицом властительница Акомы кивнула:

— Да. Выполняй.

Барка, предназначенная для перевозки грузов, с явной неохотой подчинялась приказу. Гребцы-рабы вкладывали всю силу мышц в каждый взмах весел, но, если им и удавалось хоть чуть-чуть разогнать судно, ускорение было почти неощутимо — разве что брызги теперь отлетали в большем количестве да воронки, оставляемые на месте погружения весел, стали глубже. Мара видела, что гребцы обливаются потом, но минуты шли и шли, а работа на пристани становилась все более напряженной.

Тюки и ящики, которые совсем недавно громоздились на береговой площадке в ожидании, когда их пересчитают и занесут в учетные свитки, теперь были почти не видны — их заслонял разрастающийся клин воинов. Торговую барку отвязали от причальных тумб, хотя она и наполовину не была разгружена; оставшийся на борту приказчик метался по палубе и размахивал руками в неподдельном ужасе. С криком он бросился на корму, но тут какой-то офицер в шлеме с плюмажем оттолкнул судно от причала. Если не считать двух мускулистых рабов-грузчиков, у злополучного приказчика не осталось под рукой никого, чтобы собрать команду для безопасной постановки на якорь. Его отчаянные вопли разносились над водой, но скоро гром барабанов заглушил и эти пронзительные звуки. Мару — как и воинов, собирающихся на пристани, — отнюдь не заботила судьба приказчика и барки. У прибрежных складов, выстроившихся в ряд вдоль береговой линии, открылись огромные двойные ворота, и стали видны деревянные ограждения стапелей для спуска на воду судов, хранящихся в сухих эллингах. Рабы устремились в темные жерла ворот, и из полумрака выдвинулись боевые корабли Акомы — длинные катамараны с балансирами для сохранения равновесия и с настилами во всю длину, предназначенными для размещения лучников. Другие рабы, отталкиваясь шестами, подводили корабли к погрузочной площадке, где на борт одна за другой поднимались роты воинов. Когда заканчивалась посадка на корабль, его отталкивали в озеро с опущенными балансирами; в этот момент корабль напоминал большую хищную птицу, сложившую крылья перед стремительным нырком в воду. Перед установкой балансиров в походное положение лучники занимали позиции на узком стрелковом помосте, высящемся на понтонах.

Люджан вел подсчет на пальцах. Насчитав десяток кораблей и отметив вымпелы, развевающиеся на носу и на корме каждого, он уже знал, какие части войска Акомы получили приказ выступать. Вывод, к которому он пришел, был неутешительным:

— Это полное оборонительное развертывание, госпожа. Должно быть, нападение состоялось где-то невдалеке.

Но не затем Мара пересекла море, вела переговоры с варварами и едва не лишилась жизни в Чаккахе, чтобы по возвращении увидеть крах всех своих усилий. Она отправила мужу весть о том, что находится на пути в Империю, однако посылать более подробные сообщения было слишком опасно: если бы они попали в чужие руки, враги не упустили бы случая устроить ей засаду. И когда потребность в скрытности отпала, она сама — ради собственного эгоистического удовольствия — отсрочила минуту встречи в надежде, что устроит своим близким приятный сюрприз! Но теперь уже не приходится рассчитывать на празднества в честь ее возвращения. Не позволяя себе поддаваться мрачным предчувствиям и разочарованию, она решительно повернулась к Сарику:

— Поднять штандарт Акомы, а ниже его — мой личный вымпел. Пора заявить о нашем присутствии. Властитель Шиндзаваи должен знать, что его жена возвратилась на землю Акомы!

Воины эскорта на палубе барки отозвались восторженным гулом на слова госпожи, и почти сразу же на кормовом флагштоке взвилось зеленое знамя с изображением птицы шетра. Оно еще не успело полностью развернуться на ветру, когда с берега донесся ответный возглас. Увидевший барку первым указал на нее остальным, и скоро вся пристань уже гремела голосами собранного там войска, заполняющего палубы кораблей. Радостный гвалт перешел в торжественный гимн, и Мара слышала, как повторяется снова и снова ее имя вместе с титулом, которым удостоил ее Император: Слуга Империи! Слуга Империи! Мара была так растрогана, что едва удержалась от слез: ее подданные столь бурно выражали свое ликование по случаю возвращения госпожи — а ведь они стояли на пороге беды.

Капитан барки докричался до хрипоты, подавая команды; гребцы сменили весла на шесты, судно под знаменем Акомы медленно пришвартовалось, и наконец-то Мара могла сойти на берег.

Из толпы выделилась фигура в иссеченных синих доспехах. В обрамлении шлема с плюмажем, свидетельствующим о его принадлежности властителю Шиндзаваи, Мара узнала лицо Хокану; в его чертах выражались тревога и радость, прорывавшиеся сквозь традиционную маску невозмутимости.

То, что ее муж надел видавшие виды, выцветшие на солнце латы, а не декоративные церемониальные доспехи, сберегаемые для парадных торжеств, служило верным признаком, что кровопролитие неизбежно, ибо властители не выступали в поход со своими отрядами, если не ожидалось решающее сражение. Однако после полугодового отсутствия, после месяцев мучительной отчужденности Мара не обратила особого внимания на экипировку супруга. Она не могла тратить время и на формальные приветствия, а просто сорвалась с места, где стояла, в тот самый миг, когда были перекинуты сходни. Словно девочка, она помчалась впереди своих офицеров и бросилась в объятия мужа.

Хокану тесно прижал ее к себе, как будто она не допустила никаких прегрешений против этикета.

— Да благословят боги твое возвращение, — шепнул он, губами коснувшись ее волос.

— Хокану… — выговорила в ответ Мара, прижавшись щекой к неподатливому изгибу его кирасы. — Как мне тебя недоставало! — Но тут злоба дня возобладала над счастьем воссоединения, прогнав летучую вспышку радости: только сейчас Мара заметила отсутствие детей. — Хокану! Что происходит? Где дети?

Хокану слегка отстранил ее от себя, чтобы получше разглядеть. Ему до боли хотелось задать ей самый простой вопрос — о ее здоровье. Но плохо скрытая паника, звучавшая в ее вопросах, требовала ответа. Необходимость быть кратким боролась в душе Хокану с его прирожденной деликатностью, и в конечном счете он избрал точность и прямоту:

— Джастин и Касума пока в безопасности. Они находятся в императорском дворце, но мы получили дурные вести. — Он быстро набрал в грудь воздух — и для того, чтобы совладать с собой, и для того, чтобы дать ей время приготовиться к худшему. — Любимая, Свет Небес убит.

Мара качнулась назад, словно от удара в грудь; от потрясения кровь отхлынула у нее с лица. Пока она странствовала на чужбине, воображение успело нарисовать ей множество напастей, которые могли случиться за это время; но уж чего она ожидала меньше всего — так это смерти Императора. Неизвестно, откуда взялись у нее силы, чтобы спросить:

— Как?..

Хокану горестно покачал головой:

— Сообщение пришло только что. Некто из клана Омекан вчера присутствовал на малом званом ужине у Императора. Его имя — Лойява, и на глазах тридцати свидетелей он ударил Ичиндара в шею отравленным столовым ножом. Судя по всему, флакон с ядом был спрятан в бахроме его кафтана. Жреца-врачевателя привели через считанные минуты, но было поздно. — Ровным тоном Хокану добавил:

— Яд подействовал мгновенно.

От ошеломления Мару пробрала дрожь. Такое злодейство казалось невообразимым! Неужели этот стройный мужчина с величественной осанкой, истерзанный заботами и доведенный чуть ли не до умопомрачения бесконечными скандалами его многочисленных жен, больше никогда и никому не даст аудиенции в Тронном зале?! Мару захлестнула скорбь. Впредь ей уже не придется давать ему советы в залитых светом ламп личных покоях Императора или восхищаться его тонким и немногословным остроумием. Он был непреклонным и решительным политиком. Главной побудительной причиной его действий всегда оставались заботы о народе цурани, и под их давящим бременем он часто бывал слишком беспечным по отношению к собственному здоровью. Время от времени Мара предпринимала попытки рассмешить его, и иногда боги посылали ей этот скромный успех. Ичиндар никогда не держался с ней как высший с низшей, хотя с другими своими подданными он мог быть совсем иным. При всей недосягаемой высоте его положения и всей помпезности, которой это положение требовало — чтобы в глазах народов, населяющих Империю, он всегда оставался образом бога на земле, — он оставался для Мары другом. Его утрата ошеломляла; мир без него стал беднее. Если бы он не нашел в себе достаточно отваги и мудрости, чтобы воспользоваться редчайшим стечением обстоятельств, и не пожертвовал собственным счастьем ради бремени самодержавной власти, ни один из светлых замыслов Мары, ради спасения которых она рисковала жизнью в Туриле, никогда не вышел бы за рамки праздных фантазий.

Властительница Акомы чувствовала себя так, словно внезапно постарела; она была слишком потрясена, чтобы подумать о чем-нибудь, кроме своей личной потери. Однако легкий нажим пальцев Хокану, лежащих у нее на плече, напомнил, что она должна взглянуть на вещи шире. Случившаяся трагедия неминуемо повлечет за собой тяжелейшие последствия, и, чтобы объединенный дом Акомы и Шиндзаваи устоял под напором вражеских сил, Маре придется вновь призвать на помощь свой незаурядный дар политика.

Сначала она сосредоточилась на имени, которое назвал Хокану. Оно не было ей знакомо.

— Лойява? — с отвращением спросила она. — Не знаю такого. Ты говоришь, он из клана Омекан? — Она в растерянности взглянула на мужа. Его советники, искушенные политики, должны были знать, что творится в стране, и, вероятно, уже высказали какие-то соображения. — Но какая причина могла подвигнуть кого-то из Омекана на такое преступление? Из всех знатных семей, которым было бы на руку восстановление должности Имперского Стратега, предводитель клана Омекан стоит последним в списке претендентов на белое с золотом. Шесть других домов приложат все усилия, чтобы возвести на трон своего главу и оттереть Омеканов подальше от лакомого куска…

— Сообщение пришло только что, — повторил Хокану, сам пребывая в недоумении. Жестом он приказал дежурному офицеру продолжить погрузку отрядов на корабли. Грохот боевых сандалий, ударяющихся о дощатые настилы причалов, почти заглушал его слова, когда он добавил:

— У Инкомо не было времени, чтобы досконально все обдумать.

— Но на сей раз лакомый кусок — это уже не титул Имперского Стратега, — перебил Сарик властителя Шиндзаваи, слишком взволнованный внезапным озарением, чтобы соблюдать правила этикета.

Взглянув ему в глаза, Мара прочла в них разгадку.

— Да, ты прав. Дело не в титуле Имперского Стратега. — Ее лицо залила смертельная бледность. — Теперь вожделенным призом становится трон Императора!

Рядом с Хокану остановился сутулый седовласый старец, локтями проложивший себе путь через толпу. Инкомо выглядел более взъерошенным, ссохшимся и морщинистым, чем был в памяти Мары. Свалившаяся на страну беда и его застала врасплох.

— Но у Императора не было сына-наследника, — вступил в разговор старый советник.

Сарик быстро возразил:

— Девяносто вторым императором Цурануани станет тот, кто получит руку Джехильи, старшей дочери Ичиндара! Девочка двенадцати лет от роду — наследница престола. Любой из сотни царственных кузенов, который сумеет привести войско для штурма стен императорского дворца, может предпринять попытку заполучить ее в жены.

— Джиро!.. — ахнула Мара. — Это же блестящий ход! Для чего же еще он в такой тайне изучал и строил осадные машины! Должно быть, именно таков его замысел, который он лелеял с самого начала.

Это значило, что ее дети сейчас не просто подвергаются опасности; над ними нависла смертельная угроза. Если войско Анасати ворвется в императорский дворец, то под ударом может оказаться любой ребенок, связанный узами кровного родства с покойным Императором.

Словно прочитав мысли Мары, Сарик воскликнул:

— Боги!.. Джастин!

Мара сумела совладать с паникой. Даже ее высочайший ранг сейчас работал против нее: будучи Слугой Империи, она формально признавалась членом семьи Ичиндара. По закону и по традиции ее сын считался отпрыском монаршего рода. На ее потомство распространялись все привилегии, связанные с подобным родством, но мало этого, Джастин получал право на трон в качестве племянника Императора и его ближайшего родственника мужского пола.

Джиро с удовольствием прикончил бы и Джастина, и Касуму, считая, что кровная вражда между ним и Акомой вполне оправдывает такое деяние; однако теперь, когда впереди возник заманчивый призрак трона, он будет вдвойне неумолим в своем стремлении увидеть Джаетина мертвым. Да и любой другой искатель руки Джехильи не будет склонен проявлять милосердие к сопернику. Джастин всего лишь мальчик, и «несчастный случай» со смертельным исход легко может произойти во время войны.

Мара поборола яростное желание выкрикнуть в лицо богам все известные ей проклятия за такой поворот судьбы. Осмелившись пойти против Ассамблеи, она все-таки рассчитывала на то, что эдикт магов будет удерживать Джиро на достаточном расстоянии. Однако трагическое убийство не просто бросило ее детей в мутный водоворот политики, но хуже того — они оказались в самом средоточии темных страстей!

Хокану понимал всю меру опасности; об этом красноречиво свидетельствовали его глаза, но выразить вслух общие страхи решился только Инкомо:

— Одним ударом враги могут оставить без наследников и Акому, и Шиндзаваи.

Мара спохватилась, вспомнив, что нельзя обсуждать такие важные дела на пристани, в присутствии целого войска. Она повиновалась незаметному для других жесту мужа и проследовала через плотную толпу воинов к главному дворцу. Ровным тоном она заметила:

— Я вижу, вы уже призвали к оружию весь местный гарнизон. Ради наших детей мы должны также отправить к союзникам и вассалам гонцов с приказом готовиться к войне.

Хокану поддержал ее, когда ей надо было переступить через порог; чудом было уже то, что руки у него не дрожали. Он не стал тратить время на возражения и объяснять, что всеобщий сбор наверняка вызовет ответные враждебные действия со стороны Ассамблеи, но холодно распорядился:

— Инкомо, проследи, чтобы это было исполнено. Отправь самых быстроногих наших вестников, и притом достаточно преданных, чтобы выполнить поручение, пусть даже ценой собственной жизни. — Затем он обратился к Маре:

— Пока тебя не было, я учредил цепочку вестников для связи между здешней усадьбой и поместьем Шиндзаваи. Мне помогал Аракаси, хотя он не одобрял этот замысел. Приходилось устраивать все в большой спешке, и потребовалось участие многих людей, но нужно было добиться, чтобы послания доставлялись без задержек. Мой кузен Девакаи уже доставил нам достаточно трудностей, и я не удивлюсь, если он начнет действовать в качестве союзника Джиро.

Инкомо поспешил к выходу; худые колени старого советника цеплялись за полы его церемониального наряда. Мара жестом велела Сарику и Люджану остаться: предстояло держать совет. Заметив, что Камлио, все время державшаяся позади хозяйки, выглядит совсем растерянной, Мара ей также дала понять, что она и дальше должна находиться близ властительницы.

Потом ее мысли вернулись к делам насущным, потому что Хокану сказал:

— Наши сторонники выступят в поход ускоренным маршем. На некоторое время мы сможем укрыть часть своих отрядов под знаменами союзников, но вряд ли надолго. Да будет над нами улыбка богов и да пошлют они хаос и пыль, чтобы запорошить глаза Всемогущим! Какое облегчение — знать, что настал конец этому бездействию! — Его глаза сузились. — Господин Анасати слишком долго избегал возмездия за убийство моего отца. — Потом, помедлив, он привлек к себе Мару более крепким и более долгим объятием, чем то, которым был вынужден ограничиться на людях. — Милая моя, какое ужасное возвращение домой. Ты предприняла путешествие в Турил, чтобы предотвратить ужасы войны, а по возвращении узнаешь, что Игра Совета снова вовлекает Империю в кровопролитие.

Он взглянул ей в лицо и помолчал; деликатность не позволяла ему приступить к расспросам об успехе ее миссии.

Мара угадывала смысл незаданных вопросов, и среди них вопроса о том, почему она — к его радостному изумлению — больше не ставит ему в вину разочарование при рождении Касумы. Она была на волосок от смерти, и это испытание заставило ее многое оценить по-другому. И она чуть слышным шепотом начала с того, что было важнее всего:

— Мне сообщили секрет, который я должна была бы с самого начала узнать от тебя. — Ее губы сложились в слабую печальную улыбку. — Я знаю, что больше не смогу иметь детей. Пусть это не будет препятствием к тому, чтобы ты произвел на свет сына, о котором всегда мечтал.

Брови Хокану протестующе поднялись: во-первых, из-за кажущегося безразличия, с которым она сказала это, а во-вторых, потому, что она пренебрегла более важным предметом обсуждения — ее путешествием. Однако, прежде чем он успел что-то сказать до этому поводу, Мара добавила:

— Супруг мой, мне показали чудеса. Но мы должны потолковать об этом попозже — и наедине. — Она погладила мужа по щеке, поцеловала, а потом, все еще с любовью глядя на него и не отводя глаз, спросила уже совсем иным, требовательным тоном:

— От Аракаси приходили какие-нибудь послания?

— За время твоего отсутствия — целая дюжина. Последнее сообщение поступило вчера.

Руки, обвивавшие ее талию, напряглись, словно он боялся, что неотложные заботы, завладев ее вниманием, могут их разлучить.

Обратясь к Сарику, Мара распорядилась:

— Передай по сети Аракаси, что он мне нужен здесь, и как можно скорее.

Властительница обернулась, и ей бросилось в глаза странное выражение лица стоявшей позади Камлио: на нем читались страх и решимость. Что бы она ни говорила Маре в далеких горах Турила про свои отношения с Мастером тайного знания, все эти планы и решения рассыпались в прах перед лицом реальности: скоро он будет здесь. Бывшая куртизанка встретила взгляд Мары и, бросившись к ее ногам, распростерлась на полу в позе беспредельного почитания и повиновения.

— Госпожа, я не прогневлю тебя.

— Тогда не огорчай Аракаси на этот раз, — ответила властительница. — Ибо может случиться так, что от него будут зависеть все наши жизни. Встань. — Камлио повиновалась, и Мара продолжила более мягким тоном:

— Ступай и приведи себя в порядок. Видят боги, мы перенесли тяжелое путешествие, а в ближайшие дни у нас будет мало времени для отдыха. — Когда девушка выскользнула из комнаты, Мара обратилась к Люджану:

— Помоги Ирриланди закончить развертывание войска, а когда оно выйдет к месту назначения… — Тут она осеклась и посмотрела на мужа.

Хокану ответил невеселой полуулыбкой:

— Мы собираемся на берегу реки у края поместья, исходя из предположения, что Джиро пошлет свое главное войско водным путем, вниз по течению Гагаджина. Ассамблея не может обвинить нас в нарушении эдикта, если мы проводим маневры в пределах наших границ. Отряды Шиндзаваи, под геральдическими цветами клана, направятся к Кентосани с севера, а объединенный гарнизон Тускалоры и Акомы, сформированный в твоем поместье близ Сулан-Ку, двинется по дороге, чтобы перехватывать любые отряды традиционалистов или воинские части Анасати, которые будут продвигаться сухопутным маршрутом.

Мара задумчиво обронила:

— Джиро давно готовился к этому дню.

Люджан подхватил ее мысль:

— Осадные машины? Ты думаешь, они у него спрятаны в лесах южнее Священного Города?

— Южнее или севернее, — сказал Хокану. — Аракаси сообщает, что место пребывания механиков Анасати содержится в глубочайшей тайне. В нескольких посланиях он упоминает о том, что эти машины разобраны на части и переправлены окольными путями в неизвестные хранилища. Он пишет также, что агенты, которых мы заслали к Анасати по замыслу игрушечника, отправили нам только одно донесение. Судя по этому условному знаку, мы можем предположить, что все складывается удачно и что они находятся там же, где осадные машины. Но охрана там очень сильная.

— Будь я на месте Джиро, я бы также спрятала кое-где несколько резервных отрядов, — предположила Мара. Отдав несколько коротких распоряжений Люджану, она не сразу отпустила его, сказав:

— Я хочу посоветоваться с тобой и с Ирриланди до того, как последний корабль отойдет от причала. Мы ничего не знаем насчет планов развертывания войска Джиро?

По лицу Хокану она поняла, что ответ на ее вопрос будет неутешительным и что их обоих тревожит одна и та же мысль: неужели опасения Аракаси верны и шпионская сеть Чимаки сумела обвести вокруг пальца разведку Акомы? Как иначе можно объяснить, что перевозка осадных машин осталась незамеченной?

Мара подвела итог:

— Мы можем только гадать. Значит, нужно планировать предстоящую кампанию так, чтобы быть готовыми к любым неожиданностям.

Отдав салют, военачальник Акомы поспешил к выходу, а Хокану, не отводя взгляда от жены, ласково упрекнул ее:

— Мой храбрый полководец, по-твоему, мы тут без тебя бездельничали?

Он потянул ее за собой и через арочный переход привел в просторный канцелярский зал, где были разложены подушки для собраний Совета и стоял широкий невысокий ящик, заполненный песком, — так называемый песчаный стол. Там, вылепленная из глины, находилась рельефная карта провинции Зетак, снабженная условными фигурками и фишками, обозначающими расположение воинских отрядов.

Мара взглянула на карту и нахмурилась. Ее ожесточившееся лицо выражало непреклонную решимость, когда она отметила:

— То, что я здесь вижу, — это оборонительное развертывание.

Не тратя времени на подробное изучение позиции, она задержала взгляд на Сарике — единственном своем советнике, оказавшемся под рукой, — и с мольбой в голосе воззвала к супругу:

— Мы стремились предотвратить возрождение должности всесильного Имперского Стратега, но чего же добились? То, что мы считали своей победой, сейчас может обернуться самым сокрушительным поражением: Высший Совет не существует, а если нет Высшего Совета, то некому и санкционировать законность возведения девочки Джехильи в сан Императрицы. Если не вмешается Ассамблея, Джастин попадает в дьявольскую ловушку. Именно потому, что он является законным претендентом, он станет либо бессловесной марионеткой, либо острейшим оружием, которое любой мятежник с удовольствием будет использовать как предлог, чтобы разорвать страну на части в ходе гражданской войны. Лишенные Совета, мы не можем назначить регента, при котором правительство употребит свою власть для поддержания спокойствия, до тех пор пока не будет найдено разумное решение вопроса о брачном союзе Джехильи и страна не получит законного Императора. Даже если в Имперском квартале у нас наберется достаточное количество верных союзников, мы неминуемо угодим в такую мешанину сталкивающихся интересов, предательств и убийств, что Ночь Окровавленных Мечей покажется невинной забавой вроде тренировочных стычек между отрядами неоперившихся новобранцев. И насилие будет продолжаться до тех пор, пока на поверхность не выплывет какой-то один дом, достаточно сильный, чтобы заставить других выступить в поддержку его дела.

— Какого дела, госпожа? — не выдержал Сарик. — После того как Ичиндар дерзнул захватить абсолютную власть, кто из наших честолюбивых вельмож удовлетворится восстановлением титула Имперского Стратега?

— Ты смотришь в корень, — сухо подтвердила Мара. — Законность коронации Джехильи никем не будет подтверждена. Даже если все мы встанем за нее горой, можно ли представить себе двенадцатилетнюю девочку на месте самодержавной правительницы? Да еще с этой неженкой — первой женой Ичиндара — в роли регентши? Если бы властитель Камацу был жив и по-прежнему занимал пост Имперского Канцлера, то, может быть, мы могли бы надеяться, что когда-нибудь увидим на троне женщину, которой станет нынешняя девочка. Но если я правильно истолковала некоторые твои замечания, Хокану, силы клана Каназаваи сейчас раздроблены по милости твоих политических соперников и недовольных родичей. Тебе принадлежит титул, но ты еще не располагаешь поддержкой сплоченного клана, каким он был при твоем отце. Возможно, Хоппара Ксакатекас и впредь будет для нас надежным союзником, но должность Имперского Главнокомандующего все еще занимает Фрасаи Тонмаргу. Да, он старый, дряхлеющий человек, но при всем при том по рангу он выше Хоппары и к тому же является собратом Джиро по клану, и, если разразится смута, я сомневаюсь, что он проявит твердость и независимость. Нет, новый Совет невозможно создавать сейчас, когда с минуты на минуту начнется кровопролитие. Все будет по-другому: первый же властитель, который сможет захватить дворец, заставит жрецов посадить на трон Джехилью, а потом возьмет ее в жены и объявит себя Императором.

Свой вывод Сарик, как всегда, сформулировал в виде вопроса:

— Ты уверена, что за убийством Императора, которое совершено человеком из Омекана, стоит Джиро?

Вопрос остался без ответа. Взгляд бездонных глаз Хокану, прикованный к жене, выражал нечто весьма близкое к страху. Он произнес очень тихо, но в его голосе слышались и ярость, и великая боль:

— У тебя на уме не оборона, властительница. Ты ведь не собираешься призывать наши отряды присоединиться к Имперским Белым для отпора тем армиям, которые вскорости пойдут на штурм Кентосани?

— Да, — холодно подтвердила Мара его догадку. — Конечно, не собираюсь. Если я первой доберусь до Священного Города, я намерена атаковать.

— Джастин?.. — ахнул Сарик со смешанным чувством преклонения и благоговейного ужаса. — Ты надумала возвести на трон своего сына, сделав его мужем Джехильи?

Мара резко обернулась, словно животное, загнанное в угол:

— А почему бы и нет? — Все ее тело дрожало от напряжения. — Он законный участник состязания за право получить божественный сан Императора.

Наступила гнетущая тишина. И тогда голосом, пронзающим сердце, Мара бросила в лицо собеседникам:

— Неужели вы не видите? Неужели никто из вас ничего не видит? Он же просто маленький мальчик, и это единственный путь, чтобы спасти его жизнь!

Сарик всегда отличался острым умом. Он первым просчитал вероятные последствия и предугадал даже то, чего пока не разглядела Мара, ослепленная страхом за сына. Он обратился к Хокану, который так и стоял с застывшим лицом, и, отбросив свой обычный такт, сказал без всяких околичностей:

— Она права. Пока Джастин жив, он будет источником угрозы для любой партии, которая захватит девочку и вынудит ее выйти замуж за их главаря. Независимо от того, насколько сильна будет армия этого самозваного императора, он приведет за собой к трону и своих врагов. Уж они-то не оставят без внимания ни одной статьи закона, и титул Слуги Империи, дарованный Маре, станет основанием для признания кровного родства Джастина с императорской семьей. Властители, не желающие смириться с победой соперника, ухватятся за этот предлог, объявив себя защитниками прав Джастина, хотим мы того или не хотим. А другие, может быть, охотно перебили бы всех нас, чтобы получить возможность посадить мальчика на трон как свою марионетку.

— Гражданская война… — с болью проговорила Мара. — Если Джиро или любой другой властитель завоюет корону, нами станет править не Император, не окруженный почетом Свет Небес, а просто более прославляемый Имперский Стратег. Это будет сплав худших свойств обоих титулов, тогда как мы надеялись соединить лучшие.

Хокану внезапно шагнул к жене, обнял ее за плечи и притянул к своей груди, чтобы скрыть от всех ее слезы, которые — он видел это — готовы были пролиться. А потом сказал мягко и печально:

— Госпожа, не опасайся утратить мою поддержку. Никогда не опасайся этого.

Согретая его теплом, Мара тихо спросила:

— Так ты не будешь против?..

Хокану пригладил прядь ее волос, выбившуюся из-под головного убора. На его липе стали заметнее морщины, проложенные заботами и тяжелыми раздумьями.

— Я не могу притворяться, что мне нравится этот замысел, госпожа моего сердца. Но ты права. Из Джастина получится мудрый правитель, когда он станет взрослым. А до того мы, его защитники, будем продолжать сопротивление жестокостям Игры Совета и крепить единство нашей страны. Все народы Империи должны склониться перед объединенным кланом Джастина и Джехильи… и, боги свидетели, несчастная девочка заслуживает супруга, близкого ей по возрасту и склонностям. Она действительно была бы достойна жалости, если бы стала женой такого злобного и лицемерного честолюбца, как Джиро.

Словно почувствовав, какие горькие мысли сейчас теснятся в голове его жены — и о погибшем Айяки, и об опасности, нависшей над Джастином, — и как она в эту минуту нуждается в утешении, Хокану решил, что другие дела могут обождать, и поднял любимую на руки. Нежно прижав ее к своей кирасе и покачав, как качают маленьких детей, он вынес ее из канцелярского зала. Когда Хокану свернул по коридору в сторону опочивальни, он бросил через плечо Сарику:

— Если вы привезли из Турила какие-нибудь средства, способные остановить руку Ассамблеи, помолитесь богам, чтобы эти средства сработали. Ибо, если я не ошибаюсь, очень скоро мы встретимся на поле битвы с Джиро из Анасати.

***

Оказавшись в уединении господских покоев, Мара нетерпеливо уперлась руками в грудь мужа, стараясь высвободиться из его объятий.

— Так много дел и так мало времени!

Не обращая внимания на ее сопротивление, Хокану наклонился и уложил ее на пышные подушки супружеского ложа, и только привычная быстрота движений позволила ему удержать ее за запястья, когда она попыталась вскочить на ноги.

— Госпожа, мы не захвачены врасплох. Благодаря Аракаси мы не оставались в неведении того, что происходит. Кейок более искусный стратег, чем я или ты, и Сарик не станет терять время зря; он сообщит им без промедления, что необходимо позаботиться о поддержке притязаний Джастина. — Когда Мара обожгла его яростным взглядом, он бесцеремонно встряхнул ее. — Дай себе хотя бы час отдыха! От этого никому не будет хуже. Пусть твой военачальник посоветуется с Ирриланди и Кейоком и пусть исполняет свою работу! А через час — после того как он успеет собраться с мыслями — мы можем созвать Совет и сообща выбрать самый разумный способ действий.

На Мару снова навалилась усталость.

— Что ты думаешь о северных поместьях Шиндзаваи? И не опасаешься ли подвоха со стороны твоего кузена Девакаи?

— Нет, — отрезал Хокану. — Я же унаследовал от отца такого превосходного советника, как Догонди. Отец во всем на него полагался, особенно когда сам надолго оставлял поместье — а этого часто требовала его должность Имперского Канцлера. Догонди так умен и опытен, что мало кто может с ним сравниться, а теперь, когда заработала наша цепочка гонцов, уже до завтрашнего заката он узнает о необходимости поддержать Джастина. Они с Инкомо — закадычные друзья. Доверься знаниям и опыту твоих испытанных офицеров, властительница. Я уж не говорю, что ты самым бессовестным образом переманила на свою сторону моих собственных слуг. Любой из тех, кто носит синие доспехи и ливреи Шиндзаваи, жизнь за тебя отдаст без колебаний, но только не в том случае, если ты прямо сейчас вмешаешься в их работу, отстаивая собственное мнение — поневоле поверхностное, потому что ты не знаешь всего того, что знают они.

Дрожь, еще более сильная, снова пробежала по телу Мары.

— Как же я обходилась без тебя все эти месяцы? — упавшим голосом вымолвила она. — Конечно, ты прав.

Хокану почувствовал, как ее отпустило напряжение. Когда он счел это безопасным, то выпустил ее из объятий и взмахом руки приказал горничной снять с госпожи дорожное платье. Женщина приступила к исполнению своих обязанностей, но вскоре он почувствовал, что не может противиться искушению принять участие в этом процессе. Когда было снято верхнее платье, а на нижней сорочке развязаны шнурки, он нежно провел руками по ее телу.

— Какое печальное возвращение домой, — тихо произнес он.

— Будь моя воля, все было бы по-другому, супруг мой. Мне так тебя недоставало!

Они осознавали только присутствие друг друга; горничная с тем же успехом могла быть невидимкой.

Хокану улыбнулся:

— А мне — тебя.

Он потянулся, чтобы расстегнуть застежки своей кирасы, но потом не смог сосредоточиться даже на этой простой задаче, когда нижняя сорочка Мары упала на пол. От вида его любимой супруги, пусть даже усталой и покрытой дорожной пылью, с распущенными растрепавшимися волосами, у него перехватило дыхание. Она заметила его смущение и смогла наконец улыбнуться, а потом стала расстегивать пряжки на доспехе, и это продолжалось, пока его губы не прижались к ее губам, и он крепко поцеловал ее. После этого ни он, ни она уже не заметили, как горничная, довершив начатое хозяйкой, поклонилась обоим супругам и неслышно покинула опочивальню.

Потом, когда муж и жена лежали пресыщенные любовными ласками, Хокану легко пробежался пальцами по щеке Мары. В свете, просачивающемся через экран, контрастом выделялись серебряные пряди в ее черных волосах, и было видно, как обветрилась кожа Мары под палящим солнцем южных стран. Его ласка еще длилась, когда она тревожно шевельнулась и снова пробормотала:

— Как много дел нужно переделать… а времени так мало.

Мара поднялась, опираясь на локоть; ее беспокойство теперь невозможно было скрыть.

Хокану разжал объятия, понимая, что не удержит ее. С минуты на минуту должна была начаться война, запрещенная Ассамблеей Магов, и жизнь юного Джастина зависела от исхода этой войны.

И все-таки, когда Мара поднялась с постели и хлопнула в ладоши, вызывая горничную, чтобы та помогла ей надеть боевое облачение, супруг смотрел на нее неотрывным, пронзительным взглядом, исполненным терзающей сердце болью. С этой минуты между ними все будет по-другому.

Либо Джиро усядется на золотой трон, а Мара будет уничтожена вместе со всеми ее близкими, пытаясь сделать Императором Джастина, или — что, может быть, еще хуже, — властительница Мара станет правительницей Цурануани. Но все равно выбора у Хокану не было, ибо ради его собственнойдочери он должен был собрать воедино все, что знал о войне, и положиться на легендарную удачу Слуги Империи, которая одна могла сохранить жизнь им самим и их детям. Он стремительно поднялся с циновки и одним шагом преодолел расстояние, отделявшее его от жены. Властитель Шиндзаваи сжал ее лицо обеими ладонями и бережно, с огромной любовью поцеловал.

Потом он сказал:

— Выкрои время для ванны. Я пойду вперед и проведу военный совет с Люджаном и Ирриланди.

Мара вернула поцелуй и одарила его ослепительной улыбкой.

— Никакая ванна не даст мне такого облегчения, как та, которую мы примем вместе.

Хокану позволил себе порадоваться этим словам, но, когда он надел доспехи и поспешил на военный совет, он не мог отогнать от себя мысль, что, если даже им суждено уцелеть в грядущей войне, в их жизни неизбежно произойдут большие перемены. Он не мог отогнать предчувствие, что дальнейшие события увеличат расстояние между ним и женщиной, которая была ему дороже всего на свете.

Глава 10. АССАМБЛЕЯ

Аймака улыбнулся.

Он потер ладони, как иногда делает озябший человек, хотя день был жарким. На самом деле первый советник дома Анасати пребывал в величайшем возбуждении. «Наконец-то, наконец», — пробормотал он себе под нос. Наклонившись, он выхватил из множества писем и донесений, разбросанных в кажущемся беспорядке, засаленный клочок бумаги, испещренный неразборчивыми значками, на первый взгляд не имеющими смысла.

Но эти закорючки образовывали весьма хитроумный шифр, и послание, доставленное Чимаке в столь неприглядной форме, извещало его о долгожданном повороте событий, который он сам готовил, ради которого не спал ночами, вынашивая планы, и который давно уже стал делом его жизни.

Не обращая внимания на вопросительно поднятые брови своего секретаря, Чимака поспешил к господину.

В жаркие полуденные часы Джиро не занимался делами. Он не устраивал себе сиесту и не развлекался, как это было заведено у многих властителей, сладострастными играми с куртизанками. У Джиро были аскетические вкусы. Он считал, что женская болтовня отвлекает от важных раздумий и потому досаждает. Она досаждала ему настолько сильно, что однажды, повинуясь минутной прихоти, он приказал, чтобы все его незамужние родственницы посвятили себя служению богам и удалились в различные монастыри.

Вспомнив об этом, Чимака захихикал. Девочки уже не нарожают сыновей, которые могли бы со временем стать соперниками, так что решение господина, пусть даже и скороспелое, было весьма мудрым. Джиро инстинктивно предпочитал уединение. В этот час его обычно можно было найти в ванне или же застать за чтением на прохладной тенистой галерее, соединяющей библиотеку с помещением переписчиков.

На стыке двух внутренних коридоров, где в дневные часы не горела ни одна лампа и стоял привычный запах воска и масла, используемых для натирки полов, Чимака остановился и принюхался.

— Сегодня не в ванне, — пробормотал он, ибо не мог учуять даже самого слабого следа ароматов, остающихся в воздухе после рабов-банщиков. Утонченность властителя порой доходила до мании. Джиро любил, чтобы его пища была приправлена специями, сохраняющими свежесть дыхания, а в воду для купания обязательно добавлялись его излюбленные благовония.

Воздух на галерее оставался прохладным даже в самую жаркую погоду благодаря старым, раскидистым деревьям уло, высаженным вокруг библиотеки. Джиро сидел на каменной скамье со свитком в руках; другие свитки были как попало разбросаны у его ног. При нем состоял глухонемой раб, готовый исполнить любое его пожелание. Однако пожелания Джиро были на удивление скромны. Лишь изредка ему требовался стакан прохладительного питья. Как правило, он сидел и читал, пока жара не начинала спадать; тогда он вызывал своего хадонру для обсуждения хозяйственных дел поместья. В другие дни он приглашал поэтов и слушал, как они декламируют стихи, или же прогуливался в прелестном саду, устроенном во вкусе его прабабушки; он придирчиво следил за тем, чтобы садовники сохраняли этот уголок усадьбы в первоначальном виде.

Погруженный в чтение, Джиро не сразу обратил внимание на дробный стук сандалий Чимаки. Услышав наконец этот звук, властитель поднял глаза с недовольным видом человека, которому помешали заниматься важным делом. Он сердито сдвинул брови и застыл на месте в надменно-выжидательной позе. Этот величавый вид быстро сменился выражением покорности судьбе. Из всех приближенных Джиро Чимака был самым непокладистым. Его невозможно было отослать прочь, не втянувшись в пререкания, унизительные для главы дома Анасати. Властителю Джиро почему-то претило отдавать точные приказы; в этом было что-то плебейское, а он гордился своей утонченностью — небольшая дань суетности, которую Чимака быстро научился обращать себе на пользу.

— Ну что там у тебя? — устало вздохнул Джиро, однако быстро отбросил и эту маску, когда увидел, что советник улыбается такой широкой улыбкой, которую приберегал для особо радостных новостей. Тут уж расцвел и властитель Анасати.

— Мара?! — догадался он. — Она вернулась домой и, надеюсь, обнаружила, что положение у нее незавидное?

Чимака помахал в воздухе шифрованным посланием:

— Именно так, господин, и даже более того. Я только что получил донесение от нашего шпиона, внедренного в курьерскую службу Хокану. Теперь мы располагаем самыми точными сведениями о том, как она собирается развертывать свои отряды.

Тут первый советник дома Анасати несколько помрачнел: он вспомнил, каких трудов ему стоило разгадать шифр личной переписки Хокану.

Словно почувствовав, что за этим может последовать целая лекция о мелочах, недостойных его внимания, Джиро постарался вернуть беседу к более существенным предметам:

— И что?

— И что? — Какое-то мгновение Чимака казался сбитым с толку, но быстро преодолел растерянность. — И наша уловка сработала.

Джиро нахмурился. Вечно этот Чимака воображает, что он, Джиро, будет утруждать себя — следить за ходом запутанных мыслей советника без каких-либо дополнительных пояснений.

— О какой именно уловке ты говоришь?

— Ну как же, о той, которая связана со строителями осадных машин, и о плане игрушечника. Властительница Мара считает, что сумела нас одурачить, когда подослала мнимых работников. Она не подготовлена к нападению на наши силы, которые размещены на позициях для штурма Кентосани. — Он сделал презрительный жест. — О, она заморочила голову своему супругу, уговорив его вызвать на подмогу с севера отряды Шиндзаваи. Она-то намерена напасть на наш северный фланг, поскольку надеется, что ее лазутчикам удалось скрытно переделать устройство наших баллист и первые же выстрелы этих машин посеют хаос и смерть в наших боевых порядках…

— А баллисты нас не подведут, — продолжил Джиро; на его узком лице наконец изобразилось удовольствие. — Враги будут биться головами о древние фортификационные сооружения, а наши люди к этому времени будут уже внутри крепости! — Он издал короткий лающий смешок. — Отряды Шиндзаваи явятся в Кентосани только затем, чтобы присягнуть новому Императору!

— И похоронить мальчика-наследника, — подхватил Чимака. Он снова потер руки. — Теперь о Джастине. Какой легендой будем маскировать его гибель? Объявим, что его придавило рухнувшей стеной? Или что его приняли по ошибке за слугу и передали работорговцу в качестве военной добычи? В невольничьих загонах с мальчиком могут случиться самые разные неприятности.

Джиро неодобрительно поджал губы. Ему были неприятны разговоры о насилии, которые он считал грубыми: все его детство было омрачено отвратительными выходками младшего братца, Бантокапи, который вечно задирал его, пользуясь своим преимуществом именно в грубой силе. И до сих пор он терпеть не мог рассуждений о жестоких расправах.

— Я хочу, чтобы это сделали быстро и точно, не причиняя лишней боли; вполне достаточно будет случайного дротика, — резко распорядился он. Затем его тон изменился, и он задумчиво проговорил:

— А вот Мара… Если она попадется в руки наших отрядов живой — это будет совсем другое дело.

На этот раз настала очередь Чимаки оторопеть. Будучи достаточно цурани, чтобы не гнушаться устройством пыток или казней для мужчин — если такие меры требовались для дела, — он все-таки не испытывал удовольствия при мысли о том, чтобы причинить боль Слуге Империи. Но каждый раз, когда заходила речь о властительнице Маре, Чимаку пробирал озноб, стоило ему взглянуть в глаза хозяина.

— С твоего разрешения, господин, я отошлю последние сведения о развертывании войск Акомы и Шиндзаваи твоему военачальнику Омело.

Джиро ответил вялым жестом согласия; сейчас его мысли были заняты только местью.

Едва дождавшись этого разрешения, Чимака попятился, отвешивая поклоны; его дух сразу воспрянул. Прежде чем Джиро снова взялся за свиток и погрузился в чтение, его первый советник уже быстро удалялся, взвешивая в уме возникающие комбинации и не замечая, что бормочет вслух.

— Эти бывшие воины Минванаби, которые не присягнули на верность Маре… в те времена, когда ей присвоили титул Слуги Империи… — прикидывал он и так, и этак очередную возможность. Его глаза светились дьявольским блеском. — Да. По-моему, сейчас самая пора вызвать их из того пограничного гарнизона и с их помощью усилить смятение в стане наших врагов.

Чимака прибавил ходу, громко насвистывая, — он мог себе это позволить, поскольку отошел далеко от хозяина и тот уже не мог его слышать.

— Боги, — шепнул он, на время оборвав свист, — чем была бы жизнь без политики?

***

Империя скорбела. После объявления о смерти Ичиндара с грохотом закрылись ворота Имперского квартала и на стенах взвились предписанные обычаем красные траурные знамена. По сухопутным дорогам и судоходным притокам реки Гагаджин сновали многочисленные гонцы. Гонги и колокольчики из редких металлов, имеющиеся во всех храмах каждого из Двадцати Высших Богов, прозвонили по девяносто одному разу, в честь каждого из предшественников Ичиндара на престоле Цурануани. Город был закрыт для торговли на двадцать дней траура, и все купеческие лавки и ларьки — за исключением тех, которые были необходимы для поддержания жизни горожан, — стояли с запертыми дверями, запечатанными красными лентами.

Притихли улицы внутри Кентосани; не было слышно пронзительных криков торговцев едой и водоносов; приглушенно звучали молитвенные песнопения жрецов у алтарей храмов. Беседы на улицах по традиции были запрещены, и даже нищим, имеющим лицензию на занятие попрошайничеством, приходилось прибегать к пантомиме, чтобы выклянчивать подаяние. Красный бог Туракаму заставил замолчать Глас Неба на земле, и, в то время как набальзамированное тело Ичиндара в церемониальном облачении и при всех регалиях было выставлено для всеобщего обозрения на роскошном помосте среди горящих свечей в окружении жрецов, Священный Город безмолвствовал, молчанием выражая благоговение и печаль.

На двадцать первый день полагалось перенести покойного Императора на погребальный костер, и, после того как остынет пепел, возвести на золотой трон избранного преемника, назначенного жрецами Высших и Младших Богов.

А в ожидании этого дня бурлили заговоры и армии собирались в кулак. Ассамблея не оставалась в стороне от хлопот и тревог человеческих.

За городскими воротами покачивались на якорях вдоль фарватера или теснились у причалов Силмани и Сулан-Ку торговые баржи и барки, вынужденные дожидаться окончания траура, чтобы попасть в Кентосани. Цены за аренду места в прибрежных складах взлетели до немыслимой высоты, потому что торговцы перехватывали друг у друга возможность пристроить в надежное укрытие свои скоропортящиеся или слишком дорогие товары, которые рискованно было держать на судне без надежной охраны. Менее удачливые приказчики торговались за место на частных чердаках или в погребах, а самые невезучие теряли свои товары в набегающем приливе войны.

Собирались кланы; вооружались гарнизоны отдельных властителей. Над дорогами клубилась пыль, поднятая в воздух тысячами ног. На реках становилось тесно: грузовые баржи и военные корабли образовывали целые флотилии, и казалось, что любое судно, способное передвигаться с помощью шестов или весел, занято сейчас перевозкой воинов. Туго приходилось купцам, когда все добро, предназначенное для продажи, целиком сбрасывалось за борт, чтобы освободить место для иного груза — воинских частей. Убытки подстерегали и уличных торговцев: придорожный обмен часто производился принудительно под угрозой меча или копья. Страдали земледельцы. Богатые жаловались на дороговизну, купцы — на разорительные убытки, тогда как беднейшие голодали и беспокойными толпами слонялись по улицам.

Властители, которые могли бы отрядить патрули для успокоения масс и наведения порядка, пребывали неизвестно где, рассылая своих солдат на помощь одной либо другой партии, а то и устраивая вылазки против своих личных неприятелей, чьи гарнизоны были ослаблены в результате отправки значительной их части к месту ожидаемого большого сражения. В бедных кварталах назревала угроза бунта, тогда как спекулянты жирели, взвинчивая цены.

Различные партии вооружались и объединялись между собой в огромные армии, и все-таки среди всех домов, пославших солдат к стенам Кентосани, подозрительным казалось отсутствие знамен трех знаменитых семей: зеленого знамени Акомы, синего — Шиндзаваи и красного с желтым — Анасати.

***

В Городе Магов, в заваленном свитками и книгами кабинете, где, казалось, главным предметом обстановки был пышущий жаром глиняный самовар явно иноземного происхождения, сидел Всемогущий по имени Шимони, охватив костлявыми пальцами чайную чашку. Он пристрастился к мидкемийскому напитку со всем многообразием его вкусовых оттенков, и слуги следили, чтобы жаровня, находившаяся в недрах чайного сосуда, и днем и ночью была полна тлеющих углей. Подушки, на которых он сидел, были тонкими и жесткими, в соответствии с его аскетическими склонностями. Перед ним стоял низкий трехногий столик, столешница которого была выложена смотровыми хрустальными плитками. В толще этих плиток, сменяя друг друга, возникали изображения формируемых военных лагерей.

Ненадолго появившаяся картинка позволила увидеть Мару и Хокану, беседующих с советниками, а потом ее сменила сцена, в которой бурно жестикулирующий Джиро убеждал в чем-то одного из властителей клана Омекан; губы у того были упрямо сжаты, и вся его поза выражала несогласие с вельможным собеседником.

Шимони вздохнул и возбужденно забарабанил пальцами по остывающей чашке.

Но не он, а Фумита, сидевший в тени, напротив хозяина кабинета, высказал вслух очевидную мысль:

— Они никого не одурачат, и уж во всяком случае не нас. Каждый ждет, чтобы другой сделал первый ход, — чтобы при нашем появлении можно было сказать: «Мы только защищались».

Из двух магов ни один не поделился с другим печальным, но несомненным выводом: несмотря на их личное сочувствие радикальным замыслам Мары, Ассамблея в целом была настроена против нее. Акома и Анасати заставили зазвучать горны войны. Развернули или нет Мара и Джиро свои церемониальные штандарты, объявили или не объявили формально о своих намерениях, обратились или нет к жрецу бога войны с просьбой взломать каменную печать на дверях храма Джастура — теперь уже не имело значения. Все партии, кроме самых мелких, так или иначе примкнули к Анасати или к Акоме. Ассамблея Магов неизбежно будет вынуждена действовать. Между Фумитой и Шимони повисло тягостное молчание, но тут в наступившей тишине из-за двери послышалось знакомое гудение, за которым последовал сильный удар, потом быстрая поступь, и наконец деревянная задвижка отскочила.

— Хочокена, — сказал Шимони, спрятав свои глубокие глаза за лениво полуопущенными веками. Он поставил чашку, слегка взмахнул рукой, и тогда картинки в смотровом хрустале затуманились и померкли.

Фумита поднялся на ноги.

— Хочо в спешке — это может означать только одно: в Палате набралось уже достаточно наших собратьев, чтобы можно было принимать решения, — предположил он. — Пора и нам тоже отправиться туда и составить ему компанию.

Дверь со скрипом отворилась, и в кабинет Шимони протиснулся краснолицый Хочокена, хотя с его объемистым животом это оказалось не очень просто.

— Вы бы лучше поторопились. Там, внизу, один умник только что предложил выжечь дотла половину населения провинции Зетак.

Фумита прищелкнул языком:

— И при этом не делать никакого различия между воинами-копьеносцами и крестьянскими семьями, которые готовы бежать куда глаза глядят, лишь бы не оказаться на пути марширующих армий?

— Вот именно, что никакого различия, — подтвердил Хочокена. Отдуваясь и пятясь задом, он протолкнул свое громоздкое тело через дверь снова в коридор и красноречивым жестом предложил Шимони с Фумитой следовать за ним. — И что еще хуже, возражение, которое ты только что привел, оказалось единственным доводом, чтобы отложить голосование. Иначе отыскался бы такой дурень, который вот сейчас, в этот самый миг превратил бы все, что ему на глаза попадется, в дымящиеся руины!

Он устремился вперед по коридору, даже не оглянувшись. Фумита двинулся сразу за ним, чуть ли не наступая на пятки дородного мага.

— Ну, я думаю, у нас достаточно воображения, чтобы придумать еще парочку-другую резонов и задержать их подольше.

Он бросил взгляд через плечо, чтобы взбодрить Шимони, который, казалось, не имел ни малейшего желания ни шагать побыстрее, ни произносить какие-либо слова.

— Ничего не поделаешь, молчаливый друг мой. На этот раз тебе придется витийствовать столь же долго, как и нам, ради помощи правому делу.

Глаза мага-аскета широко открылись; он казался оскорбленным.

— На витийство требуется затрачивать куда больше энергии, чем на пустую болтовню!

Когда взгляд тощего мага переместился на дородного вожака всей тройки, оскорбленным выглядел уже Хочокена. Однако не успел он придумать какой-нибудь язвительный ответ, как Фумита подтолкнул его вперед.

— Побереги свою энергию, — посоветовал он, пряча усмешку за показной торжественностью. — Если кого-нибудь из нас и посетит сейчас прилив вдохновения, так лучше бы сохранить его для Палаты Собраний. Они там, вероятно, готовы в горло друг другу вцепиться, как мидкемийские обезьяны, так не хватало нам еще самим перессориться!

Не вступая в дальнейшие пререкания, все трое поспешили по коридору в Большую Палату.

***

Дебаты, в которых спешили принять участие сторонники Мары, продолжались не один день. Много раз на протяжении всей истории Империи разногласия приводили к расколу Ассамблеи, но никогда еще споры не были столь яростными и не продолжались так долго. Шальные ветры проносились через огромный зал, служивший Палатой Собраний в Городе Магов, куда прибывали все новые и новые чародеи. На расположенных ярусами высоких галереях были заняты почти все места. В последний раз такое случилось, когда шли споры об изгнании Миламбера и упразднении должности Имперского Стратега. Отсутствовали только престарелые Всемогущие, уже впавшие в детство. Из-за многолюдья в Палате становилось душно, но, поскольку в Ассамблее не принято было заканчивать обсуждение или устраивать перерыв, пока не готово окончательное решение, прения продолжались и днем и ночью.

Свет нового утра уже просочился через высокие окна купола, посеребрил лаковые плитки пола, сделал особенно заметной усталость каждого лица и выхватил из темных рядов черноризцев единственный островок, где наблюдалось хоть какое-то движение: в середине огромной Палаты расхаживал туда и сюда тучный маг, обращаясь с речью к почтенному собранию.

Утомление избороздило морщинами и лицо Хочокена. Он взмахнул пухлой рукой и голосом, охрипшим от часов безостановочного упражнения в красноречии, провозгласил:

— И я призываю каждого из вас принять во внимание: начались великие перемены, которые нельзя остановить на середине! — Подняв вторую руку, он хлопнул в ладоши, как бы подчеркивая важность своего утверждения, и некоторые из престарелых черноризцев вздрогнули на своих сиденьях, вырванные из невольной дремоты. — Мы не можем простым мановением руки вернуть Империю к прежним обычаям! Дни всевластия Имперского Стратега отошли в прошлое!

Раздались возмущенные возгласы; многие рвались возразить оратору.

— Пока мы тут тянем время, армии маршируют! — возопил Мотеха, один из наиболее откровенных Всемогущих, не одобрявших политики покойного Ичиндара.

Тучный маг, прекратив хождение, воздел руки, призывая к тишине. По правде говоря, он был даже благодарен за короткую передышку. Горло у него было словно исцарапано песком.

— Я знаю, знаю!.. — Он подождал, пока снова установится тишина, и продолжал:

— Нам оказали открытое неповиновение; многие из вас не устают это повторять. Снова и снова. — Он обвел Палату взглядом, ощущая, как меняется настроение собравшихся, и еще раз подчеркнуто медленно произнес:

— Снова и снова.

Теперь уже самые выдержанные члены Совета ерзали на своих креслах. Спины у них онемели от долгого сидения, и они больше не желали снова успокаиваться и вежливо слушать нескончаемое словоизвержение. Хочокену перебивали выкриками, в которых слышалось уже не просто нетерпение, и многие маги повскакали с мест с самым воинственным видом. Хочокена мысленно признал, что ему придется наконец уступить другим место на ораторской площадке и понадеяться на то, что Фумита или лукавый Телоро смогут найти верную стратегию, чтобы еще больше затянуть препирательства.

— Собратья мои, мы не боги, — отчеканил Хочокена, подводя итог своего утомительного выступления. — Мы обладаем великой мощью, да, но все-таки мы просто люди. Неосторожное насильственное вмешательство с нашей стороны, чем бы оно ни было порождено — досадой или страхом перед неведомым, — лишь углубит пучину бедствий, перед лицом которых стоят сейчас народы Империи. Я призываю вас к осторожности! Какие бы бури ни бушевали вокруг, последствия наших действий будут сказываться долго. Когда же страсти наконец улягутся, не пожалеем ли мы, что разожгли такое пламя, которое даже сами не способны погасить?

Закончив речь, он медленно опустил руки и еще медленнее, шаркающей походкой направился к своему месту. Усталость, которая тяжким грузом легла на его плечи, не была притворной: он успешно занимал ораторскую площадку два с половиной дня.

Дежурный оратор-распорядитель Ассамблеи поморгал, словно не вполне пришел в себя.

— Мы благодарны Хочокене за его мудрость.

В огромной палате поднялся гвалт: десятки черноризцев требовали слова. Под куполом еще не отзвучало эхо возмущенных возгласов, когда Фумита за спиной Шимони потянулся к своему обессилевшему товарищу и шепнул ему на ухо:

— Отлично сработано, Хочо!

Шимони сухо дополнил:

— Возможно, в следующие несколько дней боги благословят нас менее словоохотливым сотрапезником, когда мы соберемся распить кувшинчик вина.

Распорядитель Ходику объявил:

— Слово предоставляется Мотехе!

Пожилой приземистый маг с крючковатым носом, двое кузенов которого были некогда известны под прозвищем Карманные маги Имперского Стратега, встал с места и быстрой поступью проследовал к ораторской площадке; полы его просторной хламиды развевались, когда он поворачивался на ходу. Его цепкие, близко посаженные глаза быстро пробежались по галереям, и, не тратя времени даром, он начал так:

— Хотя всем нам было интересно послушать, как наш собрат Хочокена подробно излагает — причем не в первый раз — историю событий, это ничего не меняет. Даже в эту самую минуту две армии только того и ждут, чтобы померяться силами. Между ними уже возникали стычки, и надо быть последним тупицей, чтобы не распознать эти мошеннические трюки с маскировкой геральдических цветов семей под прикрытием знамен союзников и клановых родичей! Мара Акома нарушила наш эдикт. Даже сейчас, пока мы тут проводим время за разговорами, ее воины маршируют по стране и вопреки запрету провоцируют начало военных действий!

— А почему ее имя упомянуто раньше, чем имя Джиро Анасати? — выкрикнул с места запальчивый Севеан.

Телоро воспользовался нечаянной паузой, чтобы подлить масла в огонь:

— Ты усматриваешь в маневрах этих армий открытое неповиновение. Я решительно настаиваю на том, чтобы мы все помнили: убит Свет Небес! Я обязан возразить, Мотеха: призыв к оружию был вынужденной мерой, ибо так сложились обстоятельства. Естественно, что властитель Хокану Шиндзаваи должен защищать императорскую семью. Мара была самым стойким приверженцем Ичиндара. Смею предположить, что Джиро строил осадные машины и нанимал механиков не для наведения порядка в Империи, а для воплощения каких-то личных амбициозных планов.

Мотеха величаво сложил руки на груди:

— Можно ли считать, что обстоятельства «вынудили» обоих — Джиро из Анасати и Мару из Акомы вместе с ее консортом — отдать своим войскам приказ выступать в поход? Ни одному из их поместий не угрожала никакая опасность! Так ли уж был неизбежен этот конфликт? Действительно ли предполагаемое «Благо Империи» вынудило Мару отдать резервному гарнизону ее родного поместья приказ чинить всевозможные препятствия отрядам Анасати и их союзников и мешать их продвижению по имперским трактам, ведущим в Сулан-Ку?

— Опомнитесь! — воскликнул Шимони. Когда он хотел, в его голосе звучала непререкаемая властность. — Откуда ты знаешь, Мотеха, что именно Мара ведет дело к столкновению? Что-то я не слышал ни о каком сражении — донесения были только об одной стычке, которая закончилась без особых потерь и привела лишь к согласованию линии раздела между позициями обеих сторон. Станем ли мы толковать о гражданской войне, когда не стряслось вообще ничего, кроме обмена ругательствами и взаимных оскорблений да еще нескольких случайных перестрелок между лучниками?

Не смолчал и Телоро:

— Я бы хотел, чтобы вы обратили внимание: отряды, занимающие позиции близ Сулан-Ку, выступают под знаменем, принадлежащим не Акоме, а властителю Джиду из Тускалоры. Да, он вассал Мары, но его поместье лежит как раз на той дороге, по которой продвигается Джиро. Властитель Тускалоры имеет законное право защищать свое поместье от вторжения.

Мотеха прищурился:

— Наш собрат Тапек побывал в наиболее опасных местах, Телоро, и наблюдал, что там происходит. Я, может быть, и не ученый-историк наподобие твоего друга Хочокены, но я, без сомнения, слышал о различиях между оборонительной позицией и построением войска, изготовившегося к нападению!

— А собранная властителем Джиро коллекция осадных машин в лесах близ Кентосани — это для обороны? — отпарировал Шимони, но его высказывание потонуло в шуме других голосов.

Распорядитель воззвал к спорщикам:

— Собратья! Дело, которым мы заняты, требует порядка!

Мотеха пожал плечами, но это движение странным образом придало ему сходство со взъерошенным петушком джайги. Грозно ткнув указательным пальцем куда-то в сторону галерей, он предостерег:

— Между воинами вассала Мары и солдатами Анасати, прячущимися под знаменем клана Ионани, уже летали стрелы. А мы так и будем сидеть, болтать и дожидаться, пока наш эдикт будет нарушен во второй раз? Тапек сообщает, что отряды нарубили деревьев, дабы устроить завалы и обеспечить лучников укрытием ненадежней.

Прочистив горло, Хочокена хрипло проговорил:

— Ну тогда Тапек мог бы приказать, чтобы они прекратили перестрелку. — Это предложение было встречено смехом и легкомысленными замечаниями. — Или наш друг Тапек воздержался от столь решительных действий потому, что шальные стрелы не питают должного почтения к величию Черной Ризы?

Услышав это, Тапек вскочил с места; его красно-рыжие волосы резко выделялись на фоне черных хламид.

— Однажды мы уже приказали Маре прекратить военные действия! — заорал он.

— Но она чересчур быстро забыла про отряд воинов, который мы уничтожили на поле боя в назидание остальным!

— Сейчас слово предоставлено Мотехе, — вмешался распорядитель. — Тебе полагается сидеть на месте, пока не получишь формального разрешения высказаться.

Опустившись на место, гневливый маг тихо обменялся мнениями с молодыми друзьями, сидевшими рядом.

Мотеха вернулся к незаконченной мысли:

— Я утверждаю, что Джиро Анасати не совершил ни одного акта агрессии. Да, его осадные машины окружают стены Кентосани, но они ведь не стреляют! И вероятно, никогда не выстрелят, если лишить Мару возможности связываться с ее помощниками внутри Имперского квартала.

— Какими помощниками? Ты считаешь, что Мара была причастна к предательству? — перебил его Шимони. — Документы подтверждают, что она не имела никакого отношения к заговору Омекана и планам цареубийства!

Ассамблея вновь взорвалась тревожным гулом. Несколько минут распорядитель Ходику не мог восстановить тишину. Однако в конце концов, хотя и неохотно, все смолкли; только Севеан еще продолжал жестикулировать и втолковывать некую мысль соседу. Однако свой голос он все-таки приглушил, и вид у него был несколько глуповатый.

Хочокена обтер ладонью вспотевший лоб:

— Похоже, все идет к тому, что мне уже не понадобится напрягать глотку для произнесения речей. — Он едва слышно засмеялся. — Наши противники и сами прекрасно справляются с задачей — запутать дело до того, что уже и концов не найдешь.

— Боюсь, что ненадолго, — зловеще предположил Шимони.

Мотеха продолжал громоздить обвинения и делал это куда более откровенно, чем любой из его предшественников на ораторской площадке.

— Я заявляю, что Мара из Акомы виновна! Ее неуважение… нет, ее презрение к традициям подтверждается надежными документами. Каким образом она сумела добиться славного титула Слуги Империи — в этом пусть разбираются другие. Но я предполагаю, что между нею и покойным Императором имелось взаимопонимание. Сын Мары, Джастин, — вот кого она задумала поднять на щит как претендента на золотой трон! И я утверждаю, что Джиро имеет право воспротивиться этому бессовестному выпячиванию амбиций Акомы!

— Вот и дождались, — мрачно сказал Фумита. — Рано или поздно речь неминуемо зашла бы о наследственных привилегиях детей Мары. Кто-то должен был втянуть мальчика в склоку.

В его голосе звучала неподдельная печаль, — может быть, в эту минуту он вспомнил о своем сыне, от которого ему пришлось отречься, когда его призвала Ассамблея, Но если ему и было что сказать — слова все равно потонули бы в поднявшемся многоголосом гвалте. Маги опять вскочили с мест, и казалось, что некоторые из них просто огнем полыхают от гнева. Пытаясь водворить порядок, распорядитель Ходику размахивал жезлом, но, когда и это не принесло желаемого результата, он предоставил слово молодому магу по имени Акани.

И то, что маститые и почитаемые черноризцы оказались обойденными в пользу юнца, вчерашнего ученика, сразу же возымело действие: в Палате немедленно наступила полнейшая тишина.

Акани без промедления воспользовался этой возможностью и звучным голосом прирожденного оратора начал речь.

— Предположение не есть доказательство, — решительно заявил он. — Мы ничего не знаем ни о каких заговорах Мары из Акомы. Мы не можем отрицать, что она потеряла своего первенца. Джастин — ее единственный наследник. Если бы она затевала какую-то интригу, чтобы возвести его на престол, то не стала бы приступать к осуществлению подобного заговора в такое время, когда сама она находится вдали от дворца. Только дура могла бы додуматься до того, чтобы оставить сына пробиваться к трону без надежных защитников из Акомы и Шиндзаваи. Джастин проживает с детьми Ичиндара в детских апартаментах монаршей семьи, а там — я должен вам напомнить — в течение двадцати дней траура действует запрет на вход и выход. За такой долгий срок любой ребенок мог расстаться с жизнью: его подстерегают тысячи опасностей! Если отряды Акомы маршируют по дорогам Империи, отсюда следует, что они делают это, дабы уберечь своего будущего господина. Собратья, мне бы хотелось, чтобы ни умозрительные рассуждения, ни уличные сплетни не могли повлиять на нас, когда мы будем принимать решения.

Шимони поднял седые кустистые брови, слушая, как молодой маг бесстрастно и рассудительно излагает свои доводы.

— Неплохо подбирает резоны. Мальчуган мыслит не хуже дворцового законника.

Хочокена захихикал:

— А он именно на этот пост и метил: готовился к такому поприщу, пока его магические способности не заставили учителей признать в нем кандидата на черную хламиду. Что ж, по-твоему, я не знал, что делаю, когда попросил Ходику дать слово именно ему, если страсти слишком накалятся? Нельзя позволять сторонникам Джиро — вроде нашего простодушного Тапека — втягивать нас в сомнительные предприятия.

И все-таки искусство Акани-законника не помогло ему надолго сохранить за собой ораторскую площадку. Раздражение накипало, и даже черноризцы, которые раньше держались нейтральной позиции, теперь настаивали на принятии решительных мер — хотя бы только для того, чтобы эта затяжная, утомительная словесная баталия подошла к концу.

Со всех сторон раздавались призывы к действию. Красноречие Акани истощилось, и, дабы не погрешить против справедливости, распорядитель Ходику был вынужден предоставить слово Тапеку.

— Ну теперь держитесь, — бесцветным голосом произнес Шимони.

Хочокена нахмурился; Фумита застыл на месте как статуя.

Тапек не стал тратить время на убеждение слушателей.

— Всем известно, собратья, что однажды Ассамблея уже выразила свою общую волю, запретив Маре нападать на Джиро. Ради Блага Империи я требую, чтобы за нарушение запрета Мара поплатилась жизнью!

Хочокена вскочил на ноги с такой резвостью, которая казалась удивительной для человека столь необъятной толщины:

— Я против.

Тапек круто развернулся на каблуках, чтобы взглянуть в лицо тучному ветерану Ассамблеи:

— Какому смертному за всю нашу долгую историю было позволено остаться в живых после того, как он нарушил наш указ?

— Я могу назвать нескольких, — бросил Хочокена в ответ, — но сомневаюсь, что это положит конец нашим затруднениям. — Голос толстяка все еще оставался сиплым: горло саднило после невообразимо долгой речи. Теперь он отказался от длинных цветистых фраз. — Давайте не будем следовать первому побуждению. Мы можем убить Мару в любую минуту, если примем такое решение. Но сейчас перед нами стоят более насущные проблемы, которые требуется рассмотреть.

— Он ведет дело к голосованию, — тревожно шепнул Фумита на ухо Шимони. — Это может привести к катастрофе.

Сердито насупившись, Шимони отозвался:

— Ну и пусть. В любом случае катастрофы не избежать.

Хочокена двинулся вниз по проходу. Похожий на клоуна — толстый, краснолицый, добродушно улыбающийся, он совсем не казался заядлым спорщиком, и веселое оживление, которым так и лучилось его лицо, порой помогало ослабить напряжение трудных переговоров, пусть даже это облегчение имело отчасти комический оттенок. Зная это, собратья по чародейству давали ему некоторые поблажки; вот и сейчас распорядитель Ходику не сделал Хочокене никаких замечаний, когда тот, добравшись до ораторской площадки, начал расхаживать по ней, ступая точно в ногу с Тапеком. Ему приходилось соразмерять свой шаг с походкой более высокого и длинноногого молодого мага, и со стороны это выглядело смешно. Жир колыхался под хламидой Хочокены; он пыхтел от усердия, надувал щеки и при этом еще помахивал пухлой рукой под носом у Тапека, энергично жестикулируя.

Когда Тапек отстранился, чтобы его подбородок не пострадал от ногтей Хочокены, старый маг вставил слово:

— Я предлагаю испытать другие средства, прежде чем мы уничтожим Слугу Империи. — Некоторые члены Ассамблеи заерзали и задергались, справедливо усмотрев в этих словах явный призыв начать все с начала, а Хочокена не упустил возможности заставить собратьев прислушаться к его доводам. — Прежде чем мы отважимся на деяние, подобного которому никогда не совершалось в истории Империи, и уничтожим носителя самого почетного титула, которого может удостоиться подданный нашей державы., — давайте порассуждаем…

— Мы уже нарассуждались досыта, — взорвался Тапек. Он остановился как вкопанный.

Хочокена продолжал ходить по площадке и — видимо, по причине собственной громоздкости и неуклюжести — натолкнулся на младшего коллегу, чуть ли не сбив того с ног. Пока Тапек восстанавливал утерянное равновесие и собирался с мыслями, Хочокена продолжил начатый монолог:

— Сначала нужно прекратить кровопролитие, а затем вызвать Мару и Джиро в Священный Город. Там можно держать их под наблюдением, а мы тем временем рассмотрим это дело в более спокойной обстановке. Может быть, проголосуем это предложение?

Распорядитель объявил:

— Оратор задает вопрос!

Тапек возмутился:

— Оратор сейчас я! Слово было предоставлено мне!

В этот миг Хочокена умудрился наступить на палец рыжего мага, защищенный лишь тонкой туфлей. От неожиданности и боли Тапек разинул рот. Он сердито воззрился на Хочокену, который всем своим весом давил на него, как будто так и надо. И пока внимание Тапека было занято этой неприятностью, Ходику как ни в чем не бывало решительно повел собрание к финалу.

— Да уж, собрание было долгое и утомительное, — шепотом обратился Хочокена к Тапеку. — Почему бы нам обоим не разойтись по своим местам и не перевести дух перед таким серьезным делом, как голосование?

Тапек чуть не взвыл сквозь стиснутые зубы. Он понимал, что сейчас слишком поздно нарушать заведенный порядок и требовать отмены формальной процедуры подачи голосов. Когда Хочокена освободил палец Тапека от веса своей непомерной туши, у оскорбленного мага уже не оставалось выбора, и пришлось ему, прихрамывая и бормоча проклятия, присоединиться к группе молодых чародеев.

Распорядитель поднял руку:

— Напоминаю возможные ответы — «да» или «нет». Вопрос: отдаем ли мы приказ о прекращении боевых действий и о вызове Мары и Джиро в Кентосани, чтобы они предстали перед нашим судом?

Каждый маг в огромной палате поднял руку. Из поднятых ладоней вырвались пучки света; синий свет обозначал согласие, белый — уклонение от голосования, а красный — возражение. Синий явно преобладал, и распорядитель объявил:

— Вопрос решен. Ассамблея делает перерыв для отдыха и восстановления сил и собирается в день, который будет назначен позднее, чтобы решить, кто будет послан сообщить о нашем вызове обеим сторонам — Маре из Акомы и Джиро из Анасати.

— Блестяще! — воскликнул Шимони, как бы не замечая гневных взглядов, которые метали в его сторону Тапек и Мотеха.

Сидевшие вокруг него маги неловко поднимались с мест, вздыхая от предвкушения обильной трапезы и долгого отдыха. Собрание оказалось чрезвычайно тягостным, и можно было не сомневаться: теперь потребуется не один день, чтобы поднакопить энтузиазма, снова созвать достаточное количество участников и назначить официального распорядителя. А в тех случаях, когда Ассамблея принимала то или иное решение большинством голосов, одиночкам вроде Тапека запрещалось действовать по своему усмотрению. Аскетически тонкие губы Шимони растянулись в подобии улыбки.

— Что касается меня, так я думаю, что буду спать не меньше недели.

— Ничего подобного, — уличил его Фумита. — Ты удобно устроишься за бутылкой вина, скрючившись над своим смотровым кристаллом, — совершенно так же, как и все мы.

Глубоко вздохнув, Хочокена сказал:

— А ведь все висело на волоске. Ассамблея была на грани того, чтобы принять самое разрушительное решение за всю свою историю. — Он огляделся вокруг, дабы удостовериться, что никто из окружающих не уделяет им нежелательного внимания, и прошептал:

— И мы отвоевали несколько дней отсрочки. Хочется надеяться, что у Мары припасен какой-нибудь умный план, до которого я не додумался, или что в Туриле она заручилась защитой, которую можно быстро ввести в действие. Если же ничего этого нет и она погибнет — нас ожидает возврат к жестокостям Игры Совета на долгие грядущие века…

Фумита выразился короче:

— Хаос.

Хочокена с усилием выпрямил спину.

— Я чувствую, что мне необходимо промочить горло чем-нибудь целебным.

В глазах Шимони сверкнула искра.

— У меня еще припрятана пара бутылок твоего любимого кешианского вина.

Брови Хочокены удивленно поднялись.

— Я и не знал, что ты ведешь дела с мидкемийскими купцами!

— А я и не веду, — фыркнул Шимони. — В Священном Городе около пристани есть одна лавчонка, где, похоже, этот товар не переводится. Мой слуга не спрашивает, каким образом владелец лавки обходится без имперской налоговой печати на каждой бутылке, да и кто станет разбираться в подобных тонкостях, если цены там вполне разумные?..

Когда трое магов прокладывали себе дорогу к выходу из огромной палаты, их беседа касалась уже только самых обыденных предметов, как будто незначительные слова и беспечно-приятельский тон могли приуменьшить размер бедствия, угрожающего самому существованию их страны.

Глава 11. СРАЖЕНИЕ

Лагерь догорал.

Над полем стлался едкий дым: смрад обгоревших шкур мешался с запахом паленой шерсти от подушек и драпировок, какими обычно бывают украшены походные шатры цуранских властителей и полководцев. Лаяли и рычали боевые псы; мальчик-посыльный стремглав мчался по полю, отыскивая целителя, чтобы позвать его к раненому сотнику. Мара моргнула, протерла слезящиеся глаза и отвернулась от солдат, которые разгребали пепел, чтобы собрать трупы и оружие. Утренняя вылазка оказалась удачной. Еще один традиционалист — союзник Джиро — расстался с жизнью у себя в командном шатре, пока его офицеры и солдаты спросонья выпутывались из своих одеял. В искусстве устраивать засады и неожиданные набеги никто не мог сравниться с Люджаном: уж он-то лучше своих противников, не испытавших на себе тяготы жизни серого воина, знал, как полезны бывают хитрые уловки и увертки. В большинстве стычек противоборствующими сторонами были второстепенные союзники и вассалы Акомы или Анасати;другие столкновения происходили между домами, имевшими старые кровные долги. И хотя приговор магов не заставил бы себя долго ждать, если бы речь шла о большом сражении на заранее назначенной равнине, мелкие схватки вроде нынешней до сих пор оставались безнаказанными.

«Такая снисходительность не может продолжаться долго», — подумала Мара, когда она устало повернулась к маленькому, ничем не украшенному шатру, раскинутому на клочке земли, обойденном горячкой боя. Те же мысли тревожили и Люджана; он сам бросался в каждую схватку почти с фанатическим пылом, как будто не мог позволить себе отдохнуть, пока не прикончит еще одного врага.

Измученная жарой, усталостью, стертыми в кровь ногами и непривычной тяжестью полного набора доспехов, Мара прошла за откидное полотнище, в тень своего личного закутка. Вместе с нею в шатер влетели пыльные вихри. Она взмахнула рукой, и служанка поспешила развязать ремешки боевых сандалий госпожи. Роскошный командный шатер Акомы, со всеми его удобствами, размерами не уступающий дворцовому павильону, остался в усадьбе, в хранилище арсенала. Вместо него для вылазок использовалась позаимствованная из кладовых простая палатка, ранее служившая укрытием для пастухов. Со времени путешествия в Турил взгляды Мары на некоторые цуранские обычаи успели измениться, но и так было ясно, что яркозеленый шатер с шелковыми знаменами, драпировками и бахромой неминуемо стал бы для магов верным свидетельством ее присутствия.

В пастушеской палатке было сухо и жарко, но она защищала от прямых солнечных лучей и хотя бы слегка приглушала зычные выкрики офицеров и стоны раненых.

— Воды, — потребовала Мара. Она поднесла к подбородку запачканную руку и расстегнула ремешок шлема.

— Светлейшая госпожа, позволь, я помогу тебе. — Камлио отогнула край занавески, которая разделяла пополам пространство палатки. Она была гораздо лучше, нежели горничная, вымуштрована, чтобы оказывать разнообразные услуги мужчинам, и прекрасно разбиралась в застежках доспехов. Властительница приняла предложенную помощь, и, когда слои лакированных пластин оплечья были сняты, Мара облегченно вздохнула.

— Да благословят тебя боги, — пробормотала она и кивнула в знак благодарности горничной, подавшей ей чашку холодной воды. Никогда больше она не будет воспринимать такие услуги как нечто само собой разумеющееся.

Камлио расстегнула еще одну пряжку и заметила, что Мара слегка вздрогнула.

— Что, госпожа? Стерла кожу?

Мара печально кивнула:

— Просто живого места не осталось. Я и понятия не имела, как быстро возникают пузыри и мозоли.

Пока Камлио освобождала госпожу от доспехов, в голове у Мары назойливо билась одна мысль: эта война началась чересчур быстро. Армии собрались, и времени не осталось даже для того, чтобы устроить встречу Кейока с магами из улья турильских чо-джайнов, не говоря уж о том, чтобы придумать и обсудить хоть один мало-мальски приемлемый план действий. Убийство Ичиндара произошло тогда, когда все необходимые слагаемые победы были у нее в руках, но сообразить, как наилучшим образом использовать эти средства, ей так и не представилось возможности.

Камлио только успела расстегнуть застежку нагрудной пластины, как за стенами палатки послышались шаги. Когда с головы Мары был снят тяжелый, богато украшенный шлем с шишечками, перьями и щитками для щек, Мара устало закрыла глаза. Она откинула назад влажные пряди, прилипшие ко лбу и шее.

— Откинь входной полог, — приказала она горничной. — Если это Люджан уже вернулся, то я опасаюсь, что новости скверные.

Горничная откинула нидровую шкуру, которой был закрыт вход в палатку; тем временем Камлио поспешила за закусками и чашками для воды. Воины находились на поле с рассвета, и какой бы офицер ни прибыл с донесением, он наверняка проголодался и хочет пить.

В обрамлении струек дыма возник силуэт. Мара моргнула, преодолевая резь в глазах, и разглядела прежде всего плюмаж своего военачальника, когда он отсалютовал, ударив себя кулаком в грудь. Должно быть, мрачные опасения были написаны у нее на лице, потому что вошедший сразу ободряюще улыбнулся; на покрытом копотью лице эта улыбка казалась еще более ослепительной.

— Госпожа, остатки отрядов Дзанваи и Саджайо бегут. Мы победили. Наша военная добыча: жалкая полоска болота, заросшего деревьями нгагги, пепел от нескольких шатров и шесть беспородных боевых собак, готовых перегрызть горло каждому, кто способен двигаться; одной из жертв оказался их собственный псарь. Если позволительно радоваться такой победе — радуйся. Рота, которая пыталась организовать отступление, была быстро обращена в беспорядочное бегство — главным образом потому, что у дежурного офицера мозгов оказалось не больше, чем у собак из дома Саджайо.

Мара взглянула на небо, казавшееся серым от дыма, и с горечью спросила:

— До каких же пор мы будем оставаться здесь в оборонительных порядках, чтобы удерживать силы Анасати на юго-западных подступах к Сулан-Ку?

Ей не давала покоя мысль о том, что у Джиро имеются в распоряжении и другие отряды, спрятанные в северных лесах. В любой день могло прийти известие, что Священный Город осажден. Войско Шиндзаваи, возглавляемое Хокану, двигалось форсированным маршем, но оно находилось пока в окрестностях Силмани, на расстоянии нескольких дней пути от Кентосани. В этих условиях у Мары не было другого выхода: приходилось полагаться на изобретательность игрушечника и на ловкость механиков, подосланных ею к Джиро. Она могла только лежать без сна каждую ночь и молиться, чтобы не сорвался ее тщательно выверенный план тайной переделки осадных орудий: когда по приказу Джиро его могучие машины начнут взламывать стены — их разрушительная мощь обратится в противоположную сторону и посеет хаос в стане Анасати.

В этой войне не могли помочь Маре и чародеи из города чо-джайнов. Их магию следовало держать в секрете до самого отчаянного момента — когда наконец начнет действовать Ассамблея, а при таком скоплении соперничающих партий вокруг Священного Города ни у кого не могло быть сомнений, что переход от разрозненных стычек к генеральному сражению — это только дело времени. Пока же главные враждующие стороны могли только стравливать между собой более мелких противников, подстраивая засады и «случайные» столкновения. Отогнать эти могучие армии было не под силу дюжине отрядов из захолустных гарнизонов, которые рыскали вокруг в поисках наиболее выигрышной позиции, с которой легче всего будет перехватывать косточки, не до конца обглоданные хищниками покрупнее.

Мара жестом предложила военачальнику войти в ее личную половину палатки.

— Сколько еще ждать? Очень скоро Джиро должен сделать какой-то шаг: он либо попытается расстроить наши ряды, либо прикажет своим западным союзникам начать осаду Священного Города. Долго ли еще мы будем топтаться на месте, не имея возможности поддержать Хокану? Если что-то идет не так…

Ее голос дрогнул. Она чувствовала, что вконец истерзана муками вынужденного ожидания: стоя во главе войска, прекрасно вооруженного и готового к бою, она не могла двинуться с места! Но если она отдаст приказ своей главной армии выступить в поход к Кентосани, то для отрядов Анасати откроется путь к реке или к торговым трактам; более того, они получат возможность ударить по этой армии с тыла. Пока силы Акомы удерживают свои нынешние позиции, господа из дома Анасати не могут атаковать или прорываться к Сулан-Ку, не накликав на себя кару Ассамблеи.

Но для нее это бездействие было пыткой, поскольку она понимала, что убийство Ичиндара — это лишь первый шаг в сложном многоэтапном заговоре. Джиро не стал бы без всякой пользы для себя тратить годы на сооружение осадных машин, выплачивать крупные взятки и обзаводиться союзниками в поместьях, примыкающих к владениям Инродаки. Главная опасность, нависшая над Джастином, грозила ему с запада; в этом Мара была уверена. Если враги прорвутся через оборонительные рубежи Имперского квартала, ее дети погибнут. Имперские Белые — хорошие воины, но теперь, когда Ичиндар мертв, кому будет адресована их преданность? Первая жена Ичиндара не способна справиться с собственной дочерью. Военачальник Императора будет защищать Имперский квартал, но в отсутствие персоны, чье право отдавать ему приказы неоспоримо, еще неизвестно, как поведут себя его солдаты и офицеры. Они будут сражаться, но будут ли держать оборону столь же беззаветно и самоотверженно, как бойцы ее собственного войска? Надо считаться с тем, что любой воин способен дрогнуть, если приказ о штурме Имперского квартала отдаст вельможа, который, может быть, станет следующим Императором. Теперь острее, чем когда бы то ни было раньше, Мара ощущала ущербность цуранского образа правления.

— Боги, — воскликнула она в полнейшем расстройстве чувств, — эта кампания была бы кровопролитной, но честной, если бы мы могли строить планы без оглядки на Ассамблею!

Люджану не надо было объяснять, что за тоска гложет сердце властительницы: он по опыту прекрасно знал, как бездействие и неопределенность изматывают души солдат, приготовившихся к бою. Его госпожа пребывала в постоянном напряжении, и это могло плохо кончиться. Стеганая рубаха, надетая у нее под доспехами, — гамбизон — наверняка сбилась в складки и стала влажной от пота. Не желая слушать ничьих советов, эта упрямица наблюдала за ходом схватки, стоя под палящим солнцем.

Постаравшись, чтобы его голос звучал не слишком резко, Люджан сказал:

— Тебе, госпожа, нужно использовать любую возможность присесть и отдохнуть. — Словно показывая ей пример, он подчеркнуто спокойно снял с головы шлем и уселся, скрестив ноги, на ближайшую подушку. — Дело может начаться в любую минуту, и невелика будет польза для твоих людей, если ты будешь шататься от усталости или потеряешь сознание, перегревшись на солнце.

— Он поскреб подбородок, не в силах полностью заглушить голос тревоги. — Хотя каждому очевидно: то, что маги не заявляют о себе, весьма подозрительно.

— Плохой признак, — согласилась Мара. — У Хокану есть такая догадка: они сочиняют объединенный ультиматум. Если кто-нибудь из нас двоих — я или Джиро

— начнет прямые военные действия с использованием собственных гарнизонов, маги объявятся сразу, можешь не сомневаться. — Горничная стащила с госпожи гамбизон, и Мара жестом приказала, чтобы ей подали сухой на смену. — Я приму ванну попозже, когда дым уляжется и не придется опасаться, что через час после ванны все вокруг опять будет в копоти и саже.

Люджан потер локоть со следами сильного ушиба, но быстро прервал это движение, когда Камлио подала ему воды. Большими глотками он осушил чашку, не отводя взгляда от командной карты, развернутой прямо на земле рядом со столом. Уголки карты были придавлены камнями, а в середине четко выделялись кольца и линии, сложенные из разноцветных фишек и изображающие отряды каждого властителя. По ходу дела картину изменяли согласно последним донесениям. Нетерпение, снедавшее госпожу, испытывал каждый воин в рядах Акомы. Чтобы головы остались ясными, чтобы не наделать опрометчивых поступков, порожденных разъедающим душу ожиданием, необходимо действие; Люджан это понимал. Даже от незначительной стычки есть прок, ибо она не позволяет вниманию притупиться, а дисциплине ослабеть. Некоторое время он присматривался к карте, а потом извлек из ножен меч, который понадобился ему как указка.

— Очевидно, что группа нейтральных властителей заняла оборонительную позицию вдоль восточной излучины Гагаджина, между развилкой севернее Большого Болота и городом Джамаром. Они, конечно, могут двинуться на запад и побеспокоить фланг Джиро, но более вероятно, что эти ловкачи вполне удовлетворятся возможностью подождать, а потом проголосовать за победителя.

Предоставив горничной заниматься своим делом — протереть влажной губкой и сухим полотенцем лицо госпожи, а потом облачить ее в чистое платье, — Мара, обратившись к Люджану, тут же принялась рассуждать вслух:

— Что у тебя на уме? Очередная зловредная выходка? Если мы устроим переполох и заставим их покрутиться как следует, то, может быть, под прикрытием этой суматохи нам удастся продвинуть в нужном направлении несколько наших рот?

Люджан усмехнулся:

— Кейок считает, что мы можем захватить пленных, отобрать у них знамена и доспехи и потихоньку отправить на север роту наших переодетых бойцов. Что и говорить, такой трюк никому чести не прибавит, но у тебя найдутся солдаты, достаточно преданные, чтобы их не смущали подобные тонкости. — В его глазах светилось искреннее восхищение как стройной фигурой Мары, так и выдержкой, с которой она переносила боль от многочисленных ссадин и потертостей. Но вопрос сводится вот к чему: какие отряды мы могли бы выделить, чтобы начать стычку и чтобы при этом наши враги не распознали подвоха?

— Пожалуй, в этом деле я мог бы быть полезен, — послышался бархатный голос.

Аракаси появился, как всегда, бесшумно, и, хотя Мара давно уже привыкла к такой его манере, она все-таки вздрогнула от неожиданности; однако ей удалось скрыть это от окружающих. Зато Камлио, застигнутая врасплох, пролила на карту воду из кувшина. Растекающиеся струйки смыли с мест несколько фишек; вода заполнила впадину, представляющую собой Кентосани, и это зрелище почему-то произвело гнетущее впечатление. Все находившиеся в палатке замерли, когда Аракаси увидел Камлио — в первый раз после ее возвращения из Турила. Его глаза на мгновение расширились, и в самой их глубине промелькнуло чувство, похожее на мольбу. Однако он быстро совладал с собой, перевел взгляд на карту и сразу приступил к делу:

— Пролитая вода прекрасно характеризует положение дел. Госпожа, ты получала мои донесения?

— Некоторые. — Мара коснулась руки Камлио, давая понять, что ей следует либо удалиться, либо присесть. — Предоставь горничной навести здесь порядок,

— добродушно проворчала она. Никогда еще Камлио не была так похожа на беззащитного перепуганного газена; и все-таки путешествие в Турил не прошло для нее бесследно. Она не надулась и не оледенела, а взяла себя в руки и села на подушку.

Аракаси быстро перевел дух, и его брови вопросительно поднялись. Но затем, посвятив все свое внимание исключительно делу, он встал на колени рядом со столом и положил руки на край карты. Мара сочла, что он не выглядит усталым; просто чем-то обеспокоен. На этот раз он не прятался ни за каким фальшивым обличьем; на нем была простая черная туника с белой каймой. С тех пор как Мара вернулась с юга, она обменивалась с Аракаси посланиями, но после убийства Ичиндара они впервые видели друг друга воочию.

— Госпожа, наши опасения подтвердились. Инродака и двое его вассалов состояли в союзе с Джиро; их заявления об нейтралитете лишь политическая уловка. Осадные орудия были спрятаны в лесах и сейчас находятся в пути к Кентосани.

— Где? — оживился Люджан.

От Аракаси не укрылась перемена в настроении военачальника.

— К юго-западу от Священного Города. — Удовлетворив любопытство Люджана, Мастер тайного знания перешел к еще более неприятным новостям:

— В деле участвуют традиционалисты из провинции Нешка — союзники Джиро. На север Инродака выслал фланговые отряды, которые наверняка будут препятствовать продвижению Хокану на юг. У властителя Шиндзаваи солидный численный перевес, и остановить его они не смогут, но он понесет потери и проиграет в скорости.

— Союзники из Нешки? — переспросила Мара. — С ними мы имеем право повоевать. — Обернувшись к Люджану, она спросила:

— Гарнизон из моего поместья у Сулан-Ку может организовать вылазку на запад и перехватить их?

Аракаси перебил ее с несвойственной ему резкостью:

— Отряды уже слишком близко от Кентосани. Ты можешь только потрепать их арьергард и, возможно, заставишь неприятеля развернуть несколько рот для отражения нашей атаки. Это несколько уменьшит силы, оставленные для осады, но не помешает им дойти до Священного Города.

— И к тому же земли твоего родного поместья останутся, по существу, полностью беззащитными, — добавил Люджан. Он нахмурился, мысленно представив себе последствия такого шага. — Твоя самая первая сделка с королевой чо-джайнов позволяет тебе рассчитывать на две роты их воинов. Они вполне способны отбросить любой отряд, высланный для грабежа или набега, но не совладают с армией Джиро, если он сосредоточит все силы Анасати на этом направлении.

— Маги запретили такой маневр, — возразила Мара, отклонившись вбок, чтобы горничная с ворохом полотенец могла подойти и ликвидировать лужи на тактической карте. — Конечно, хотелось бы сохранить мое поместье близ Сулан-Ку. — Она сцепила пальцы; решение давалось с трудом. — Наша главная забота — Кентосани. Если Джиро завоюет золотой трон, с нами будет покончено. А у нас в запасе имеются только планы игруш„чника. И если эти планы увенчаются успехом, то многие из врагов погибнут, когда в игру вступят осадные орудия. В этом случае не исключено, что все решит численность войск. Стоит ее уменьшить — и тогда, может быть, у Джиро не хватит сил, чтобы пробить стены до подхода легионов Хокану. Нет, поместьем у Сулан-Ку придется рискнуть. То неведомое, чего надо опасаться, — это образ действий Ассамблеи. Как поведут себя маги, если мы снимем охрану с наших владений близ Сулан-Ку и ввяжемся в бой с этими традиционалистами из Нешки?

— Никто этого знать не может, — признал Аракаси. Словно не замечая, что Камлио наблюдает за каждым его движением, он обратил внимание на поднос с закусками, доставленный ему горничной, когда та кончила приводить в порядок карту, и взял себе пирожок. — Но есть у меня догадка, что в этом деле властитель Анасати может перехитрить самого себя. Он сделал все, что мог, лишь бы представить дело так, как будто эти его приверженцы из Нешки действуют независимо от него, сами по себе. Если Джиро завоюет трон и Ассамблея впоследствии обвинит его в чрезмерности амбиций — на этот случай он позаботился придать себе удобную видимость непричастности. Он может отрицать наличие таких побуждений и клясться, что союз сложился под влиянием народного мнения, а притязания на императорскую корону вообще не его выдумка! Именно на него, так сказать, пал выбор традиционалистов, ибо они сочли властителя Анасати наиболее достойным преемником погибшего Императора и сами потребовали императорской короны для своего вожака. — Прежде чем откусить следующий кусок пирожка. Мастер добавил:

— Госпожа, может случиться и такое, что Ассамблея еще станет поощрять твое противодействие столь бурному возвышению Анасати, если усмотрит в тактике Акомы средство для поддержания естественного баланса сил.

— Если исходить из такого предположения, то стоит рискнуть владениями близ Сулан-Ку, — вмешался Люджан. Мечом он отодвинул промокшие фишки, освобождая эту часть карты.

Раздражение прозвучало в голосе Мары, когда она сказала:

— Мы как два дуэлянта, которым сказали, что за использование определенных приемов судья прикончит провинившегося, на не сообщили, какие именно приемы запрещены.

Аракаси отложил недоеденный пирожок и начал по-новому расставлять фишки; под его руками на карте обозначился зловещий сгусток подобранных по цвету пятен, со всех сторон окружающих Кентосани.

— Возможно, Джиро занимает более выгодную позицию для штурма Имперского квартала, но у нас войско сильнее и лучше снабжено всем необходимым.

Мара подхватила недосказанную мысль:

— Мы располагаем надежной поддержкой Хоппары Ксакатекаса, но он заперт в Кентосани. Его должность не позволяет ему в отсутствие Императора предпринимать какие бы то ни было действия, кроме организации обороны, а Изашани в Онтосете может только послать ему на помощь отряд из их гарнизона… на всякий случай. — Мара вздохнула. — Политическая обстановка складывается не в нашу пользу. Для многих возврат к старому Совету кажется более желательным, чем объединение с нами. Нет, эта война затяжной не будет. Либо мы одерживаем решительную и скорую победу, либо Джиро получит еще более широкую поддержку.

Люджан провел пальцем по лезвию меча, как будто ему досаждали зазубрины: после короткого утреннего боя меч еще не успели наточить.

— Ты боишься дезертирства и предательства? — спросил он.

— Я не боюсь, — уточнила Мара, — но, если мы будем колебаться и медлить, надо считаться и с такой возможностью. — Когда на карте снова был восстановлен порядок, Мара на мгновение прикусила губу и затем огласила свое решение:

— Необходимо любой ценой сорвать осаду. Мы должны рискнуть безопасностью владений в окрестностях Сулан-Ку. Люджан, как мы станем это выполнять?

Военачальник Акомы нахлобучил свой влажный от пота шлем.

— Можно попросить нашего друга, властителя Беншаи Чековару, чтобы он начал движение на север от твоего старого поместья и внезапно остановился на западном берегу реки. Пусть Джиро гадает, что на уме у господина Беншаи: то ли он идет для укрепления нашего тамошнего гарнизона, то ли просто задержался на пути к Священному Городу.

Злобная усмешка искривила губы Мары.

— Пусть Джиро только попробует пробиться через ряды Чековары — и его руки будут достаточно замараны в глазах Ассамблеи.

— Если Джиро двинется через реку, тот удерет, как испуганный крикушонок,

— сухо заметил Аракаси. — Судя по рассказам слуг из его дома, он даже во сне бормочет слова, которые выдают его отъявленную трусость.

Мара вздохнула:

— Если удача будет на нашей стороне, Джиро об этом не узнает.

Аракаси хмуро возразил:

— Джиро наверняка знает. Его советник Чимака имеет в усадьбе Беншаи своих осведомителей, и они следят за каждым вздохом властителя Чековары. Мои агенты собрали доказательства того, что дела клана Хадама пребывали в полнейшем расстройстве все те годы, когда Беншаи занимал пост предводителя клана. Пышность его нарядов, грозный вид его воинов — все это, как говорится, прах и суета, а на деле — пустота. Нет, он может решительным броском продвинуться к реке, но достаточно первого же предположения о возможной атаке Анасати, чтобы Беншаи Чековара обратился в бегство. Как только твои владения у Сулан-Ку останутся без охраны, это станет известно Джиро, потому что половина куртизанок, состоящих при Беншаи, — шпионки Чимаки.

Враждебность, прозвучавшая в тоне Аракаси, заставила Камлио гневно выпрямиться. Она уже набрала было в грудь воздуха, чтобы одернуть его как следует, но тут же залилась густым румянцем и растерянно потупилась.

Мара заметила это чуть раньше, чем Люджан. Она незаметно коснулась запястья военачальника, чтобы тот не спешил продолжать обсуждение военной стратегии и тактики: пусть скрытое напряжение между Мастером тайного знания и бывшей куртизанкой наберет силу и вырвется на поверхность.

Первым заговорил Аракаси; в его голосе звенела сталь варварского меча:

— Мне не нравятся привычки властителя Беншаи. — На этот раз он и не пытался скрыть отвращение. — Молодые девушки в роли шпионок — это излюбленный прием Чимаки. Мару некогда чуть не убила одна такая особа. Ее звали Теани. — Он помолчал, а потом обратился прямо к Камлио:

— Если ты хочешь знать, что я думаю по этому поводу или по любому другому, — тебе нужно спросить, только и всего. Но сделай милость, перестань смотреть на меня с таким видом, как будто я книжный свиток, или головоломка, или какой-то говорящий щенок.

Камлио вскочила на ноги, смущенная и растерянная:

— Я вовсе не так про тебя думаю!

Она дышала с трудом, как будто только что прибежала издалека. Поклонившись Маре, она уже собралась попросить разрешения удалиться, но по выражению лица властительницы поняла, что поблажки ей не будет. Она вздернула подбородок и взглянула на Аракаси широко открытыми глазами — живое воплощение беззащитности и уязвимости.

— Я не знаю, о чем тебя спрашивать. Я не знаю, что о тебе думать. Но ты пугаешь меня… до глубины души. — Ее глаза наполнились слезами. — Я боюсь и не знаю почему.

Несколько мгновений Мастер тайного знания и его избранница стояли друг против друга в мучительном замешательстве. Люджан не решался пошевелиться, но его рука слишком сильно сжимала меч.

Секунды тянулись невыносимо, и Мара поняла, что именно она должна положить конец безмолвному противоборству:

— Камлио, я знаю, почему ты боишься. Ты наконец поняла, что это значит, когда у тебя есть что терять. А теперь ступай, найди холодной воды и вымой лицо.

Словно почувствовав, что перерезаны какие-то невидимые нити, которые до сих пор опутывали ее, девушка поклонилась с благодарностью и облегчением, после чего поспешно скрылась за перегородкой палатки.

Заметив, с каким убитым видом стоит доблестный начальник разведки, Мара усмехнулась совсем по-детски.

— Ты побеждаешь, — шепнула она ему. — Недотрога позволила тебе увидеть ее чувства.

Аракаси бессильно уронил руки на колени. Окрыленный внезапной надеждой, он неуверенно спросил:

— Ты думаешь?..

Люджан разразился громким смехом и дружески хлопнул Мастера по плечу:

— Приятель, поверь моему слову. Большинство из нас успевает переболеть этой лихорадкой еще в детстве, но к тебе, похоже, молодость пришла намного позже, чем к другим. Госпожа Мара права. Ты получишь девочку прямо в упаковке, если только согласишься показать ей хоть какую-то частицу себя, которая нуждается в ее помощи.

У ошеломленного Аракаси вид был и впрямь забавный.

— Что?.. — только и мог он произнести.

— Она должна почувствовать, что нужна тебе, — подтвердила Мара.

Видя, что Аракаси никак не может взять в толк, что они имеют в виду, Люджан пояснил:

— О боги, ну что ж тут непонятного? Она же ни разу не видела, чтобы ты допустил хоть какую-то оплошность. Ты прикончил убийц из тонга и остался жив; ты занимался с ней любовью в постели ее хозяина, и если ты при этом потел, так скорее всего от страсти, а не от страха. Ты прикасался к ней так, как мало кто из мужчин сумел бы, уж за это я поручусь, а отсюда следует, что ты — единственный человек на земле, который затронул ее чувства. Вот она и испугалась: по ее-то понятиям это означает, что либо она сама сплоховала — при всей ее красоте и выучке, — либо ты оказался слишком умным, раз сумел устоять против ее чар. Ведь считается, что в ее объятиях любой мужчина теряет голову, а заодно и способность думать о чем-то, кроме своего затвердевшего органа. Вот почему она боится. Из всех ее искусств не нашлось ни одного, которое помогло бы ей, когда речь заходит о тебе. Она не может воспользоваться ни одной своей защитной маской. Ей попался мужчина, который может ее понять, но она-то, со своей стороны, не способна прочесть его чувства! Она устала от постельных радостей, а забота о мужчине лежит где-то за рамками ее опыта. Ее нужно отвести куда требуется и показать, что это такое. Но для этого необходимо избавить ее от благоговения перед тобой. Вот ты в один прекрасный день попробуй — споткнись о камень, свались ей под ноги и посмотри, не кинется ли она к тебе и не примется ли врачевать твои ободранные колени. Мара отметила:

— Для неотесанного солдафона, который морочит головы женщинам, ты можешь быть удивительно проницательным, Люджан.

Военачальник усмехнулся, а Аракаси пообещал:

— Я подумаю над этим.

— Если ты хоть однажды задумаешься, имея дело с женщиной, — ты пропал, — предостерег его Люджан. — По крайней мере, из моих знакомых никто не влюблялся по правилам логики.

— Люджан прав, — подтвердила Мара, чутьем угадывая истину. Между нею самой и Хокану существовало полное обоюдное понимание; их объединяла гармония тела и разума. Но с безрассудным, прямодушным Кевином, который пререкался с ней и иногда заставлял ее кричать от бессильного гнева, она познала страсть, которая не угасла и по прошествии многих лет. При этом воспоминании сердце у нее забилось быстрее — и лишь порыв ветра, который занес в палатку запах дыма, заставил ее вернуться к реальности.

— Отправьте посыльного за нашим военным советником, — распорядилась она.

— Мы должны подготовить планы на случай любых неожиданностей, а пока не наступит решительный час — оставаться в живых.

В палатке повисла тишина. Ветер доносил звуки военного лагеря, живущего в предчувствии большой войны или смертоносного удара Всемогущих из Ассамблеи.

***

Пронесся шквал, и звук капель, падающих с мокрых деревьев, смешивался с криками офицеров, распоряжающихся устройством лагеря. Доспехи на воинах не имели знаков принадлежности к гарнизону какого-либо властителя, и палатки, установкой которых они сейчас занимались, были грязно-коричневого цвета. На первый взгляд этот лагерь ничем не выделялся из тысяч других, выросших в жизненно важных пунктах Империи; в его расположении странным могло показаться лишь одно: он явно не предназначался для защиты дорожного перекрестка, моста, брода или важного поместья. Отряд, удаленный на многие мили от возможных полей предстоящих сражений, готовился к ночлегу в лесной чаще на расстоянии четырех дней пути до северо-западных предместий Кентосани. Все совершалось в строжайшем порядке, когда слуги и рядовые воины устанавливали растяжки палаток и вбивали колышки.

На небольшом естественном возвышении, под густыми мокрыми кронами вечнозеленых деревьев расхаживал в очевидном возбуждении Джиро Анасати; за ним по пятам следовал слуга — ростом пониже господина и более худощавый.

— Сколько еще я должен ждать? — раздраженно бросил Джиро.

Слуга забежал вперед и согнулся в поклоне. Джиро обогнул его и остановился. Слуга, успевший привыкнуть к внезапным переменам настроения вельможного хозяина, ставшим особенно частыми после выступления армии в поход, прижался лицом к влажной куче прелой листвы:

— Твой командный шатер, господин, вскорости будет готов.

Джиро круто развернулся; глаза его были гневно прищурены.

— Я не к тебе обращался!

Бедняга еще глубже вжался в мокрое месиво, как бы во искупление своей провинности; тем временем властитель Анасати перевел взгляд на подоспевшего первого советника:

— Я, кажется, спросил: сколько еще ждать?

Чимака стряхнул каплю дождя с кончика носа. Вид он имел довольный и опрятный, несмотря на промокшую одежду и дневной переход по лесному бездорожью.

— Терпение, господин. Сегодня один неверный шаг может сорвать все планы, которые мы вынашивали годами.

— Нечего ходить вокруг да около, когда я задал вопрос! — возмутился Джиро, который был не в том настроении, чтобы выносить риторику наперсника.

— Я спросил, сколько еще ждать? Мы не можем оставить на месте осадные машины, чтобы они гнили без употребления на подступах к Кентосани. Каждый новый день приносит новые опасности: властителю из Омекана, которого мы поставили во главе войска, может изменить выдержка или же он вздумает потешить собственное честолюбие. Всякое промедление только позволяет легионам Шиндзаваи добраться, до Кентосани и подоспеть на помощь к Имперским Белым! Мы не имеем права воображать, что Ассамблея не станет следить за нашими действиями. В любую минуту маги могут вмешаться и запретить штурм! Так чего же, во имя всех богов, мы дожидаемся?

Если даже эта тирада и удивила первого советника, он не обнаружил никакого особенного волнения, а просто остановился на месте, тогда как Джиро продолжил свое хаотическое хождение. Только отойдя на шесть широких шагов, властитель наконец заметил, что приспешник, от которого он потребовал ответа, уже не следует за ним, и с трудом удержался, чтобы не разразиться бранью. Как всегда, Чимака был готов к любому исходу. Чтобы получить ответ, Джиро будет вынужден либо вернуться назад и тем самым признать, что он обеспокоен, либо дать советнику команду снова занять место рядом с господином — а расстояние между ними успело увеличиться настолько, что господин будет вынужден повысить голос на удивление всем находящимся поблизости.

Джиро мог, конечно, заорать, чтобы отвести душу, но среди его войска находился отряд из Омекана, и поэтому выбора не оставалось: Джиро пришлось вернуться к Чимаке.

Однако уступка эта раздосадованному властителю далась легко. На самом деле он восхищался остротой ума первого советника. Властитель, который обнаруживает перед всеми беспокойство и вспыльчивость, не обладает чувством собственного достоинства, и тот, кто домогается императорской короны, не должен удостаивать своим вниманием раздражающие мелочи. Всегда верный своему призванию наставника, Чимака проявлял величайшую деликатность и в присутствии воинов и слуг не позволял себе даже легчайшего намека на недостаточное самообладание хозяина.

Именно эти свойства сделают Чимаку идеальным имперским советником, подумал Джиро, изогнув губы в отдаленном подобии улыбки. Слегка воспрянув духом, он взглянул на сподвижника, чья сутулость бросалась в глаза больше, чем обычно, из-за тяжести вымокшей одежды:

— С какой стати мы позволяем Акоме делать все, что ей заблагорассудится? Твоя разведка подтверждает, что Мара намерена заявить о своих притязаниях на золотой трон для Джастина.

Чимака побарабанил пальцем по щеке, словно в раздумье, но по хитрому блеску его глаз Джиро мог заключить, что советник наблюдает за ним неотрывно.

— Господин, — спустя некоторое время сообщил Чимака, — твой командный шатер установлен. Предлагаю обсудить твой последний вопрос внутри — со всеми удобствами и с глазу на глаз.

Джиро засмеялся:

— Ты ухитряешься быть более скользким, чем только что выловленная рыба, Чимака. Будь по-твоему, мы обсушимся в шатре, а слуги пока подогреют чай. Но после этого — больше никаких уверток! Боги свидетели, я получу от тебя ответ, достаточно уже ты напустил туману!

На этот раз улыбнулся Чимака:

— Господин мой, разве я подвел тебя хоть однажды? Случалось ли такое, чтобы мои действия шли вразрез с твоими желаниями?

Переменчивый характер Джиро снова обнаружил себя. Сквозь стиснутые зубы властитель процедил:

— Мара еще жива. Принеси мне ее голову, и я соглашусь, что ты меня не подвел.

Ни в малой мере не обескураженный ответом, в котором другой мог бы усмотреть неприкрытую угрозу со стороны властителя Анасати, Чимака заверил хозяина:

— По правде говоря, господин, я сейчас из сил выбиваюсь, затем чтобы вернее достичь именно этой цели.

— Ха! — Джиро зашагал через сумрачную рощу, направляясь к шатру, который выделялся своими размерами. — Не пытайся обвести меня вокруг пальца, старик. Ты из сил выбиваешься просто из чистой любви к интриге.

Чимака выжал воду из подола плаща и проследовал за хозяином в командный шатер.

— Господин, это дело тонкое, но, если бы я взваливал себе на плечи подобные заботы только ради собственного удовольствия, это было бы обыкновенным тщеславием и суетностью. Боги не любят таких изъянов у мужчины. Поэтому я тружусь ради триумфа твоего дела, господин, только и всего. Я по гроб жизни — твой верный слуга.

Неодобрительным жестом Джиро положил конец дискуссии.

Внутреннее убранство командного шатра еще не было завершено. Горел только один фонарь; копошились слуги, распаковывая подушки и драпировки. Со стороны покои Джиро могли показаться скромными, но он настаивал на том, чтобы внутри ему были обеспечены все привычные удобства, включая занавески из тонкого шелка и два сундука с книжными свитками. В последнее время он много читал о спорных толкованиях законов, о государственных должностях, об управлении Империей и о церемониях, которые должны исполнить жрецы Двадцати Богов, чтобы коронация снискала одобрение небес.

Читать в шатре было, однако, утомительно — фонари привлекали насекомых и в то же время давали недостаточно яркий свет. Властитель Анасати щелкнул пальцами, и мальчик-слуга сорвался с места, готовый исполнить любой приказ господина.

— Сними с меня доспехи. И гляди, чтобы все кожаные ремешки были промаслены: они не должны пересохнуть.

Джиро стоял неподвижно, как статуя, терпеливо ожидая, пока мальчик расстегнет первую застежку. Что касается Чимаки, то он предпочитал одеваться и раздеваться самостоятельно, хотя высокая должность давала ему право прибегать к помощи слуг. Он скинул мокрый плащ и присмотрел для себя сиденье поудобней.

Молчаливый и расторопный слуга принес ему дымящийся котелок с чаем, и в это самое мгновение резкий звук, похожий на жужжание, прорезал воздух.

— Прибывает Всемогущий!.. — воскликнул Чимака. Джиро рывком сбросил последний щиток, прикрывающий запястье, и круто обернулся, в то время как все слуги, оказавшиеся поблизости, распростерлись на полу. Когда порыв ветра качнул стенки шатра и рябь пробежала от опорных шестов по драпировкам, Чимака поставил котелок на поднос и растворился в тени дальнего уголка шатра.

Маг появился в середине одного из ковров, которые были вынуты из дорожных тюков и разостланы на полу. Его огненно-рыжие волосы высовывались из-под капюшона, и казалось, его ничуть не беспокоит то, что он наступает на шелковые подушки, направляясь к властителю Анасати. Оглянувшись по сторонам, он узрел того, кого искал: Джиро молча ожидал слов Всемогущего, и куча сброшенных доспехов лежала у его ног.

— Властитель Анасати, — обратился Тапек к хозяину шатра, — Ассамблея послала меня к тебе с приказом явиться в Священный Город. Повсеместно развернуты войсковые отряды, и ради Блага Империи Ассамблея желает выслушать объяснения, чтобы не допустить превращения позиционного противостояния в открытую войну.

Обрадованный тем, что влажные волосы скрывают испарину, выступившую у него на лбу и щеках, Джиро поднял голову и исполнил безупречно почтительный поклон.

— Твоя воля, Всемогущий. Если кто и нарушит ваш эдикт, это будет не Анасати. Но дерзну спросить: если я явлюсь в Кентосани, кто позаботится о том, чтобы Мара из Акомы и ее супруг из дома Шиндзаваи соблюдали эдикт о запрещении вооруженных столкновений?

Тапек нахмурился:

— Это не твое дело, властитель Джиро! Не бери на себя смелость задавать вопросы!

Хотя Всемогущий отнюдь не был настроен против дома Анасати, ему была противна сама мысль о том, что какой-нибудь обнаглевший властитель может произнести слова, содержащие хотя бы намек на возражение. Однако, увидев смиренно склоненную голову Джиро, Тапек смилостивился:

— Властительница Мара получила точно такой же вызов. Ей также приказано явиться в Кентосани. Так же как тебе, ей дано десять дней на то, чтобы исполнить приказ! На следующий день после окончания траурных церемоний вы оба предстанете перед Ассамблеей, чтобы изложить причины своих поступков и свои намерения.

Джиро быстро обдумал услышанное и подавил улыбку удовлетворения. Десяти дней быстрого марша вряд ли будет достаточно, чтобы Мара успела прибыть в Кентосани. Его позиция лучше; однако преимущество Анасати заключается не в местоположении его главной армии на юге, как все предполагают, а в наличии тайно оборудованного лагеря близ Священного Города, где готовится давно задуманный штурм. Маре придется покрутиться, чтобы выполнить требование Ассамблеи, тогда как у него остается некоторый запас времени, чтобы наилучшим способом использовать свои преимущества. Желая скрыть направление своих мыслей, властитель тяжело вздохнул:

— Времена настали неспокойные, Всемогущий. Передвижение по дорогам небезопасно для любого властителя, если иметь в виду, что вокруг рыскают другие честолюбивые властители со своими отрядами. Возможно, Мара для виду и соблюдает ваш запрет и не посылает легионы Акомы атаковать мои войсковые колонны, но приходится помнить про ее сторонников и приверженцев. У многих друзей покойного Императора есть причины, чтобы желать моей смерти просто потому, что я оказался вождем партии традиционалистов.

— Это верно. — Тапек сделал великодушный жест. — Тебе разрешается путешествовать в сопровождении почетного эскорта для обеспечения твоей безопасности. Когда ты достигнешь Священного Города, можешь ввести с собой под защиту его стен сто воинов. Поскольку порядок в городе пока еще поддерживают Имперские Белые, этого количества будет достаточно, чтобы не опасаться убийц.

Джиро низко поклонился:

— На все твоя воля. Всемогущий.

Он так и не разогнулся, пока раздавшееся снова жужжание не возвестило об отбытии Тапека. Когда же он распрямился, оказалось, что Чимака сидит на прежнем месте, прихлебывая чай, и в промежутках между глотками смахивает пыль с подушки, на которую ненароком ступил Всемогущий. Лицо у него было бесстрастным и непроницаемым, как будто никакой высочайший посетитель не почтил их только что своим появлением. Однако дьявольское удовлетворение все-таки окрасило слабым румянцем его худое лицо.

— Почему это ты так собой доволен? — буркнул Джиро, чуть ли не выдернув сухой кафтан из рук слуги. Властитель перешагнул через груду снятых доспехов и, удостоверившись, что его подушка чиста, уселся, скрестив ноги, напротив советника.

Чимака отставил свою чашку, потянулся за котелком и спокойно налил чаю в чашку хозяина.

— Пошли своего скорохода за наследником Омекана. — Первый советник Анасати передал чай хозяину, а потом потер руки; его глаза блестели от радостного предвкушения. — Наш план близок к исполнению, господин мой! Ассамблея, сама того не подозревая, помогает нам его осуществить!

Джиро принял чашку с такой недовольной гримасой, как будто она была наполнена скверно пахнущей микстурой.

— Опять ты увиливаешь от прямого ответа! — упрекнул он старого хитреца. Однако ему хватило благоразумия, чтобы не пренебречь советом Чимаки.

Когда мальчик-гонец отправился выполнять данное ему поручение, Джиро уставился тяжелым взглядом на верного наперсника и, сделав глоток, произнес:

— Итак, через четыре дня мы будем в Кентосани с сотней моих лучших воинов. Ну а сверх того, какие такие подарки судьбы, по-твоему, нас ожидают?

— Великие дела, господин. — Чимака поднял руку и начал по пунктам загибать пальцы. — Мы оставим этот лагерь и поспешим в Кентосани в строгом соответствии с вызовом Всемогущих. Далее, будем исходить из предположения, что и Мара повинуется приказу, — это наверняка так, потому что если она ослушается, то ее смело можно считать покойницей, этого ей Ассамблея не спустит. Так или иначе, ей останется еще несколько дней пути, когда мы уже будем в Кентосани и готовы к штурмуИмперского квартала, хотя об этом никто и не догадывается. — Чимака усмехнулся и загнул безымянный палец. — Тем временем военачальник клана Омекан исполняет приказы своего властителя и начинает осаду Священного Города, как мы и замышляли. Но тут, по милости Ассамблеи, возникают перемены к лучшему: ты, господин мой, оказываешься неповинным в этой атаке, поскольку находишься внутри стен. Если маги будут протестовать против штурма имперской резиденции, тебя это не коснется. И в конечном счете кто может требовать, чтобы ты отвечал за действия народных толп, вздумавших посадить тебя на трон? Но — увы, увы! — к великому огорчению Имперских Белых, старые стены все же оказываются недостаточно прочными. Они рушатся, и войска врываются на улицы города.

Глаза Чимаки так и сверкали. Менее возбудимый, но циничный и осторожный, Джиро поставил на поднос свою чашку.

— Наши союзники, ведомые Омеканом, захватывают Имперский квартал, — насмешливо подхватил он пророчества Чимаки. — Дети Мары становятся жертвами несчастного случая, и вот — кто бы мог подумать? — имперский траур подходит к концу, и к тому времени, когда госпожа Мара пожалует в Кентосани, на золотом престоле уже сидит новый Император, и его имя — Джиро.

Презрение, которое до сего времени едва ощутимо сквозило в плавной речи Джиро, теперь вырвалось на поверхность, превратившись в откровенное раздражение:

— Первый советник, в твоих рассуждениях есть кое-какие изъяны… и позволь мне указать на них.

Чимака почтительно наклонил голову, но его воодушевление было похоже на горку присыпанных золой углей, которые в любую минуту могут вспыхнуть костром.

— Мара!.. — сообразил он. Я ничего не сказал про акомскую гадину, которую ты так жаждешь увидеть мертвой.

— Вот именно, Мара! — подтвердил властитель, которому изрядно надоели словесные выкрутасы советника, весьма напоминающие его тактику при игре в шех. — Так что ты можешь о ней сказать?

— А она и будет мертва. — Чимака выдержал драматическую паузу, слегка отклонившись, чтобы дать возможность слуге, который трудился у него за спиной, расстелить еще один ковер на полу шатра. Затем он продолжил беседу:

— Ты думаешь. Ассамблея будет сидеть сложа руки, если отряды Акомы атакуют твою главную армию у Сулан-Ку?

На этот раз Джиро быстро смекнул, куда клонит советник:

— Всемогущие избавят меня от необходимости убивать Мару! Они убьют ее сами! — Он подался вперед, чуть не пролив чай на столик. — Но это же великолепно! Ты думаешь, мы можем подстрекнуть ее к атаке?

Чимака благодушно улыбнулся и налил себе вторую чашку чая. В полумраке шатра его зубы хищно блеснули.

— Я знаю, что это так и будет, — признался он. — На кон поставлена жизнь ее детей, а она женщина. Будь уверен, она рискнет всем, что имеет, ради сына и дочери. И если она не пошлет воинов в атаку, твои отряды на юге свернут лагерь и пойдут в обход ее позиций, чтобы двинуться к Кентосани. К этому времени ты уже будешь провозглашен Императором, но для укрепления твоей власти с первых же дней тебе потребуется поддержка всех легионов Анасати, которые будут наводить порядок на землях, окружающих Священный Город. Премудрый Мастер тайного знания, состоящий при Маре, объяснит ей все это с полнейшей уверенностью, ибо такова истина.

Ошеломленный грандиозными картинами будущего, раскрывающимися перед ним, Джиро тоже улыбнулся:

— Маги займутся уничтожением Мары, а я захвачу золотой трон. Конечно, мы можем лишиться всей армии дома Анасати, но это не станет такой уж непоправимой потерей. С Акомой будет покончено, и я удостоюсь наивысшей чести во всей Империи. Тогда под мою команду перейдут пять тысяч Имперских Белых, и все властители склонятся перед моей волей.

Открылся входной полог шатра, и Джиро поневоле вернулся с неба на землю. Как только он увидел, кто к нему пожаловал, его лицо сразу приобрело подобающую случаю невозмутимость.

Пригнувшись, чтобы не задеть головой верх входного проема, вошел молодой человек, решительным шагом направившийся к хозяину шатра. Его доспехи также не имели отличительных признаков, но курносый нос и плоские щеки позволяли безошибочно опознать в нем потомка древнего рода Омеканов.

— Ты вызывал меня, властитель Джиро? — надменно осведомился он.

Властитель Анасати поднялся на ноги:

— Да, Кадамоги. Возвращайся у. своему отцу как можно скорее и сообщи ему, что срок настал. Через пять дней мы пойдем на приступ стен Кентосани, использовав мои осадные орудия.

Кадамоги поклонился:

— Я передам ему. А потом ты, господин Анасати, сдержишь клятву, данную нам в обмен за нашу поддержку: взойдя на золотой трон, ты прежде всего восстановишь Высший Совет и позаботишься о том, чтобы глава клана Омекан получил белую с золотом мантию Имперского Стратега!

Губы Джиро искривились в гримасе почти нескрываемого недовольства.

— Я не настолько выжил из ума, чтобы так быстро забыть обещание, данное твоему отцу. — Видя, что молодой аристократ из дома Омекан весь напрягся в ожидании оскорбления, властитель Анасати умиротворяюще поднял руку. — Мы зря тратим время. Возьми мои лучшие носилки и самых быстроногих носильщиков, чтобы ты мог скорее справиться со своей миссией. Что же до меня, то мне еще необходимо посоветоваться со своим военачальником: он должен подготовить для меня почетный эскорт.

— Почетный эскорт? — удивился Кадамоги. — Зачем тебе понадобился почетный эскорт?

Джиро рассмеялся:

— Я тоже отправляюсь в путь. По приказу Ассамблеи я должен явиться в Кентосани: Всемогущие вызвали меня, чтобы получить объяснения, касающиеся развертывания моего войска!

Лицо Кадамоги прояснилось, и он облегченно хохотнул:

— Как это кстати. Весьма кстати. И наш план возрождения Высшего Совета близится к успешному завершению; похоже, это дело решенное.

Джиро важно кивнул:

— Ты прав. Осада будет недолгой, принимая во внимание поддержку изнутри. К тому же Ассамблея попридержит сторонников Благодетельной. — В его тоне промелькнуло злорадство. — Маги избавят нас от грязной работы: они сами расправятся с Марой. И будь она трижды Слугой Империи, но она умрет в полыхании магического пламени, обжаренная, как мясная туша!

Пухлые губы Кадамоги растянулись в улыбку.

— За это нам бы надо осушить по стакану вина, прежде чем я тронусь в путь, верно?

— Превосходная мысль! — Джиро хлопнул в ладони, подзывая слуг, и лишь краем глаза заметил, что подушка, на которой сидел Чимака, опустела. Да и чашка, стоявшая на столике, также исчезла; ничто не свидетельствовало о том, что пару минут назад здесь находился первый советник дома Анасати.

«Этот человек более изворотлив, чем сам бог плутовства», — подумал Джиро; затем появилось вино, и он настроился на дружеский вечер в компании с наследником клана Омекан.

***

За стенами командного шатра, под моросящим вечерним дождем, среди древесных стволов продвигалась неприметная фигура. Через руку Чимаки была переброшена накидка из промасленной шерсти: в спешке советник не позволил себе задержаться даже для того, чтобы ее надеть. Деловитой походкой направляясь к шатру, где помещались гонцы-скороходы властителя Анасати, он не переставал что-то рассчитывать на пальцах. При этом он монотонно бормотал:

— Те остатки войска Минванаби… воины, которые не стали присягать Маре… да, пора бы им теперь отработать свой хлеб, я так думаю. Конечно, осторожность прежде всего… только на тот случай, если Мара ускользнет из-под надзора Ассамблеи. Она умна. Нельзя исходить из предположения, будто мы знаем все уловки, которые приготовлены ее советниками и офицерами. Надо бы еще как следует разобраться с тем случаем, когда все думали, будто она пребывает в добровольном затворничестве, в храмовой келье. Если она действительно там обреталась, то как же ей удалось внезапно оказаться у себя в усадьбе?..

Чимака спешил. Его мысли витали далеко, но он не спотыкался о корни и не петлял между деревьями, хотя тьма стояла кромешная и местность была ему незнакома. Уверенно перешагивая через растяжки и колышки палаток, советник мысленно отшлифовывал свой запасной план.

— Да, надо приготовить для этих солдат доспехи зеленого цвета — геральдического цвета Акомы, чтобы они могли затесаться в охрану Мары… но пусть остаются в укрытии до самой последней минуты, когда властительница обратится в бегство. Вот тогда они смогут втереться в строй охраны, рассредоточиться между воинами и перебить защитников Мары. Прикинувшись верными солдатами Акомы, они получат возможность либо захватить ее в плен и передать ее в руки черноризцев, либо доставить себе удовольствие и самим убить ее в отместку за хозяина Минванаби, чей род она погубила. Да… вот это было бы дело!

Чимака добрался до огороженного участка лагеря, где находилась палатка скороходов. Когда он внезапно появился из мрака рядом с часовым, тот от неожиданности не стал раздумывать, и советник едва не получил разящий удар мечом в грудь.

— Да сохранят нас боги от наших же людей! — воскликнул он, отклонившись назад и швырнув свою свернутую накидку, чтобы защититься от клинка. — Это же я, Чимака, ты что, не видишь, слепой дурень? Ну-ка, найди мне гонца, который успел отдохнуть от последней пробежки, да поворачивайся поживей, пока я не решил доложить хозяину о твоей нерасторопности.

Солдат закивал с выражением опасливого почтения на лице, ибо всем было хорошо известно, сколь незавидна участь любого, кто вызовет неудовольствие первого советника. Он нырнул в палатку гонцов, а Чимака, не обращая внимания на мягкий теплый дождик, возобновил свое монотонное бормотание.

Глава 12. НЕПОВИНОВЕНИЕ

Паланкин тряхнуло.

Проснувшись от толчка, Мара не сразу поняла, где она находится. Потом вспомнила: она не у себя в шатре. В путь она пустилась по приказу Ассамблеи и вот уже два дня путешествовала в богато украшенном паланкине. Тридцать носильщиков тащили на себе это чудовище, периодически сменяясь для отдыха. Не останавливались даже для того, чтобы поесть; подкреплялись на ходу.

Была ночь, но она не знала, который час.

Легкий ветерок шевельнул занавески и пахнуло дождем, когда Кейок, сидевший напротив нее, потянулся вперед, высунул голову в окно и обменялся парой слов с кем-то из эскорта. Спросонья Мара еще не совсем пришла в себя, но по тону военного советника поняла: что-то произошло.

Выпрямившись на подушках, властительница спросила:

— В чем дело, Кейок?

Старик втянул голову в паланкин. Свет масляной лампы, свисавшей с потолка, выхватил из темноты его лицо, казавшееся высеченным из гранита.

— Неприятности? — предположила Мара.

Кейок ответил коротким кивком:

— Гонец от Аракаси принес дурные вести. — Затем, прекрасно понимая, что требуются пояснения, он сообщил:

— Посланник домчался до нас на спине чо-джайна.

Мара почувствовала, как ее наполняет холодный липкий страх. Сердце глухо стучало.

— Боги! Что же случилось?

Старый сподвижник был краток:

— Наконец-то стало известно, где находится Джиро. Он не с войсками Анасати, как мы предполагали. Он опережает нас: сейчас ему остается около суток ходу до Кентосани.

Мара тяжело откинулась назад: полученные известия предвещали крах всех ее надежд.

— Значит, у него есть в запасе пять дней, чтобы безнаказанно творить зло. Ведь этот недоумок, господин Фрасаи, не придумал ничего лучше, чем отослать Хоппару Ксакатекаса домой после убийства Императора.

Кейок перебил ее:

— Госпожа, это еще не все.

Первая мысль, пронзившая душу, — неужели погибли дети? Попытавшись отогнать жуткие картины, которые рисовало воображение, она заставила себя рассуждать здраво. Кейок не успел ничего добавить к сказанному, но властительница уже все домыслила сама:

— Осадные орудия Джиро? — Ее голос звучал тускло. Оба понимали и размер беды, и ее возможные последствия.

Кейок коротко кивнул:

— Атака на стены может начаться в любую минуту. Аракаси обнаружил, что наша попытка диверсии провалилась. Планы твоего игрушечника сорваны. По всей видимости, механики, которым это было поручено, уже давно схвачены и убиты. А мы получали по сети ложные донесения об успехах. Аракаси смог только сообщить, что при штурме стен Кентосани осадные орудия сработают безотказно и штурм будет проходить под знаменами геральдических цветов Омекана. Если к этому времени Джиро окажется внутри Имперского квартала, все будет выглядеть так, будто его руки чисты. А тогда последующие притязания на золотой трон получат законное основание и будут расценены как готовность восстановить мир.

Мара до боли сжала зубы.

— Он пока еще не вошел в Имперский квартал?

Лицо Кейока оставалось по-прежнему непроницаемым.

— Нет еще. Но эти новости не такие уж свежие. Многое могло измениться с тех пор, как гонец помчался на юг.

— Мы к этому не готовы! — вырвалось у Мары. — О боги, да разве у нас была возможность приготовиться?

В ее голосе звенело отчаяние. С тех самых пор как она вернулась из Турила, казалось, какая-то злая сила неумолимо обрушивала на нее нежданные напасти. Жестокая судьба бросила властительницу в кровавый омут, не дав ни минуты хотя бы для того, чтобы осмотреться. А ведь у нее были, совсем близко были средства предотвратить катастрофу. Если бы ей была дарована маленькая передышка, чтобы выбрать план и использовать те преимущества, которые давало присутствие магов Чаккахи!..

— Госпожа!.. — Кейок мягко вернул ее к реальности.

Понимая, что молчание слишком затянулось, Мара овладела собой:

— Все складывается так, что мы обречены на поражение. Но я не могу сдаться без борьбы. Если я буду бездействовать, моих детей скоро убьют, и тогда род Акома кончится вместе со мной. Я не хочу, чтобы на моих преданных слуг, оставшихся без хозяйки, пала немилость богов, а именно так все и будет, если я смиренно подчинюсь «правосудию» императора Джиро.

— Все предпочли бы погибнуть, сражаясь в войсках Акомы, но не влачить жалкое существование серых воинов, — заверил ее Кейок.

Мару била дрожь, но она сумела справиться с собой.

— Итак, обстоятельства вынуждают нас идти на крайние меры. — Она потянулась вперед, откинула занавеску паланкина и позвала:

— Люджан!

Военачальник Акомы отсалютовал ей; с плюмажа разлетелись водяные капли.

— К твоим услугам, госпожа!

— Отошли носильщиков на такое расстояние, чтобы они не слышали нашего разговора, — скомандовала Мара, — и прикажи им отдыхать. Когда они будут достаточно далеко, поставь гвардейцев в кольцо обороны вокруг паланкина. Затем мне понадобятся — помимо гонца Аракаси — чо-джайн, который его привез, Сарик, Инкомо и ты сам. Мы должны безотлагательно собрать совет и принять точные решения.

Невзирая на темноту и дождь, приказы были переданы быстро и без суеты. Немногие минуты, которые Мара провела в ожидании, она изнемогала под бременем страха и тоски. Тем временем предусмотрительный Кейок отогнул и закрепил ремешками занавески с обеих сторон, чтобы советники, вызванные госпожой, могли разместиться вокруг паланкина. Свет фонаря, падающий на подушки, высветил круг знакомых лиц. За этим кругом простирался сплошной мрак.

Мара вглядывалась в своих сподвижников. Вот Кейок, которого она знала с детства; вот Сарик, совсем молодым назначенный на должность первого советника, а рядом — Инкомо, избавленный Марой от неминуемой судьбы пленника

— смерти или рабства. Каждый из них не раз творил сущие чудеса храбрости и преданности, но сейчас настал срок потребовать большего: по сути, речь шла о том, чтобы некоторые из них — а может быть, и все — пожертвовали жизнью. Нельзя было принимать в расчет страх, обиды, сожаления; единственное, что сейчас имело значение, — это целесообразность. Поэтому она без обиняков огласила свою волю, понимая, что эти распоряжения могут оказаться последними в ее жизни. Голос властительницы звучал ровно и бесстрастно, хотя это стоило ей немалых усилий.

Прежде всего Мара обратилась к чо-джайну, который — насколько она могла судить по виду — был пожилым работником.

— Начну с самого важного: я бесконечно признательна твоей королеве за то, что она предоставила мне возможность воспользоваться твоими услугами.

Чо-джайн склонил голову:

— Мои услуги были оплачены, госпожа Мара.

— Благодарность лишь дополнение к обычной денежной оплате. Прошу тебя сообщить ей это сейчас, если у тебя есть такая возможность. — Властительница замолчала, и послышалось тоненькое жужжание — это чо-джайн передавал послание в свой улей. Когда звук прекратился, она заговорила снова:

— Скажи, почтенный работник, не нарушаю ли я каких-либо правил, задавая тебе вопросы? И могу ли попросить еще об одной услуге, но так, чтобы ты не пострадал из-за того, что не сможешь отдохнуть с дороги?

Чо-джайн снова склонил голову:

— Ночной воздух сегодня мягок, госпожа Мара. Мне не нужен отдых, если не похолодает. Скажи, что тебе нужно.

Мара испытала едва заметное облегчение: на пути стало одним маленьким препятствием меньше.

— Мне нужно, чтобы военачальник Люджан как можно скорее был доставлен на юг и присоединился там к моей армии вблизи города Сулан-Ку. От этого зависит, сохранится ли мой род.

— Я в твоем распоряжении, — произнес чо-джайн. — Охотно отвезу твоего офицера.

— Если мне суждено выжить, твоя королева будет вправе потребовать от меня вознаграждения, — сказала Мара с искренней признательностью. — И еще я хотела бы попросить, чтобы ты дал моему советнику Сарику точные указания, как добраться отсюда до ближайшего входа в улей. — Когда чо-джайн согласно кивнул, она добавила:

— Сарик, пойди вместе с ним. Выясни, где улей, отбери десять солдат из моей охраны, самых быстроногих, и еще добудь мне облегченные доспехи, чтобы я могла в темноте сойти за воина.

Сарик быстро поклонился и покинул круг. «Одним меньше», — подумала Мара; она с трудом проглотила комок в горле.

— Люджан!

Военачальник шагнул вперед. Его волосы влажными прядями прилипли к вискам; рука покоилась на эфесе меча.

Верный своему обыкновению сглаживать остроту трудных минут дерзкими или двусмысленными шутками, бравый офицер с комической гримасой уличного приставалы заверил «клиентку»:

— Госпожа, услада взора, ты только открой свое желание, а уж мы не оплошаем.

Мара подавила смешок, больше похожий на рыдание.

— Я требую невозможного, солдат. — Она заставила себя улыбнуться. — Хотя, боги свидетели, ты уже совершил такое в круге поединка в Чаккахе. — Продолжать было трудно, но Мара овладела собой:

— Военачальник, я приказываю, чтобы ты принял командование над южной армией. Если войско Анасати попытается перестроиться и двинуться на север, восток или запад — ты бросишь в бой весь наш гарнизон, но не дашь уйти отрядам властителя Джиро. Сражайся до последнего; не допусти, чтобы они соединились со своим господином в Священном Городе. Когда явятся Черные Хламиды, чтобы тебя покарать, уклоняйся от вспышки их гнева любым способом.

Она остановилась. Понадобилась вся сила ее воли, чтобы сохранить самообладание.

— Люджан, я прошу тебя, чтобы ты пожертвовал жизнями воинов Акомы, всех до единого, прежде чем разрешишь армии Джиро хотя бы на шаг приблизиться к Кентосани.

Люджан отсалютовал, ударив кулаком в грудь.

— Властительница Мара, вот моя торжественная клятва. Либо твоя армия одержит верх, либо я устрою такой ближний бой, что черноризцам придется уничтожить нас всех — и Анасати, и Акому. — Он быстро поклонился и выпрямился. — Во имя твоей чести, госпожа.

Затем он сделал шаг и его поглотила ночь. «Если Люджан останется в живых и мы снова встретимся, — пообещала себе Мара, — я так награжу его, что ему и не снилось». Однако вознести благодарственную молитву каждый из них когда-нибудь сможет лишь при одном условии: если Джастин займет золотой трон. Даже если Акома победит, Люджан может остаться без награды: ведь из тех, кто когда-либо оказал неповиновение Ассамблее, не выжил ни один. Мара подняла голову и задала вопрос, который должна была задать:

— Кейок, мой верный на все времена друг и наставник, видится ли тебе иной выход?

Воин, тяжело израненный на полях сражений, ответил твердо:

— Нет, дитя моего сердца. Отдать судьбу твоего сына в руки врага — значит отдать все. Если Джиро взойдет на золотой трон, наши жизни и честь Акомы обратятся в прах. Впрочем, может быть, до этого дело и не дойдет, потому что к тому времени нас испепелит Ассамблея? — Он улыбнулся, как улыбаются только солдаты, видевшие смерть лицом к лицу. — Если же мы умрем с честью, то войдем в историю как единственный дом, пожелавший бросить вызов Всемогущим. Тут не может быть среднего пути.

Мара смотрела прямо перед собой. Другого выхода не существовало. Отступать было некуда. Следовало отдать последний приказ, самый для нее трудный.

— Кейок, Инкомо! — Ее голос дрогнул. — Отсюда наши пути должны разойтись. Вам надлежит идти с паланкином и охраной. Держите путь на Кентосани и ведите себя так, как будто бы ничего из ряда вон выходящего не случилось. Кто-нибудь, возможно, сочтет эту миссию незначительной по сравнению с деянием, которое я поручила Люджану. Но по моему глубокому убеждению, ваша задача может оказаться самой важной из всех. О том, что меня нет в паланкине, черноризцы не должны догадаться до самого последнего мгновения. Ваши жизни драгоценны не только для меня, но и для всего рода Акома. Но властительница моего ранга не может отправиться для встречи с магами в Священный Город без наиболее уважаемых своих сподвижников. Ваше присутствие необходимо, чтобы сохранять надлежащую видимость. От этого зависит, есть ли у нас надежда спасти Касуму и Джастина.

— Мараанни, — Кейок назвал ее ласковым именем, к которому она привыкла в детстве, — оставь свои страхи. Что до меня, я — старик. Друзья моей юности, почти все, переселились в чертоги Туракаму, и, если боги будут ко мне милостивы и исполнят самое заветное мое желание, я просил бы их о том, чтобы встретить Красного бога на много лет раньше, чем ты. — Кейок замолчал, но затем, словно что-то припомнив, улыбнулся. — Госпожа, я хотел бы, чтобы ты знала вот что. Ты открыла мне истинный смысл жизни воина. Каждый может погибнуть сражаясь с врагами. Но настоящее испытание чести для мужчины — это жить. За плечами у меня долгая жизнь и немало дел, за которые не приходится стыдиться. Но понадобился пост советника, которым ты меня удостоила, чтобы я осознал подлинную суть содеянного. — Глаза Кейока подозрительно блестели, когда он обратился к властительнице с последней просьбой:

— Госпожа, с твоего разрешения, я хотел бы помочь Сарику выбрать десять воинов, которые будут сопровождать тебя в броске на Кентосани.

Не в силах произнести ни слова, Мара молча склонила голову. Кейок пошарил среди подушек в поисках своего костыля, нашел его и встал. Затем резко шагнул в темноту, прямой, как в юности, и побуждаемый той же преданностью, которая вела его в сражениях. Когда Мара наконец собралась с духом и подняла голову, он уже скрылся из виду, но его голос был слышен: старый воин требовал, чтобы ему дали меч и шлем из походного запаса оружия.

— Черт подери!.. — огрызнулся он, использовав для этого мидкемийское ругательство, когда кто-то доложил, что он должен путешествовать в паланкине с почетом и удобством. — Я пойду пешком и с оружием, и каждый, кто осмелится предложить мне иное, может скрестить со мной меч, если не боится быть побитым!

Мара хмыкнула. Только двое оставались в ее внутреннем круге: гонец Аракаси — по существу, совсем чужой — и Инкомо, которого она не успела узнать так же хорошо, как других, дольше носивших цвета Акомы. Узкоплечий, сутулый старый советник успел послужить на своем веку двум домам и уцелел при гибели рода Минванаби. Он заговорил, и его слова прозвучали необычайно сильно:

— Госпожа Мара, знай, что ты завоевала мою любовь и уважение. Сейчас мы расстаемся, и все, что я могу оставить тебе на прощание, — это мой скромный совет. Я призываю тебя, ради Блага Империи, которую мы оба чтим: не изменяй своим целям. Ты должна завладеть золотым троном раньше Джиро, и будь уверена, что в глазах всего народа правота на твоей стороне. — Он застенчиво улыбнулся. — Я, некогда верно служивший твоему заклятому врагу, на службе у тебя снискал больше чести и радости, чем в самых смелых мечтах. Исполняя приказы властителей Минванаби, я делал это из чувства долга и во имя чести их дома. Если бы Тасайо был повержен любым другим правителем, я бы умер рабом, так что я не понаслышке знаю цену твоим принципам. Перемены, ради которых ты трудишься, благотворны. Сделай Джастина Императором и правь справедливо и мудро.

Несколько смущенный тем, что позволил себе такое открытое проявление чувств, Инкомо поднялся на ноги. Он низко поклонился и, благодарно улыбнувшись, поспешил прочь — дать Сарику последний совет, хоть это, быть может, и не требовалось.

Мара опять сглотнула ком в горле. Она перевела взгляд на посланца Аракаси; гонец, казалось, так устал, что готов вот-вот заснуть сидя. Жалко было вырывать его из дремоты, но у Мары не было времени дожидаться, когда он очнется сам. Она мягко спросила:

— Если тебе это известно, скажи: моему мужу сообщили о тех новостях, которые ты принес сюда?

Гонец встрепенулся:

— Госпожа, властитель Шиндзаваи должен был получить послание раньше тебя, ведь он ближе к Кентосани.

Мару снедало желание узнать, что предпринял Хокану, когда ужасные вести достигли его ушей. Может статься, она никогда этого не узнает или узнает и будет всю жизнь сожалеть о том, что не осталась в неведении. Возможно, она уже обрекла мужа на смерть, отдав Люджану приказы, находящиеся в вопиющем противоречии с эдиктом Ассамблеи. Но так это или не так, а в глубине души Мара верила, что ее супруг ни за что не позволит Джиро добраться до святая святых Кентосани. Смерть убитого отца взывала об отмщении, к тому же под угрозой была жизнь наследницы Шиндзаваи. Хокану сделает то, чего требует честь, и прикажет своим воинам атаковать, даже если у него не будет никаких шансов на успех. Она посмотрела на измученного посланца и огласила свой последний приказ, который, как она надеялась, должен был дать ему возможность сохранить жизнь.

— Ты покинешь наше общество, — произнесла она железным голосом. Гонец мгновенно, как по тревоге, насторожился и выслушал ее распоряжения с предельным вниманием. — Отправляйся немедленно. Ты должен передать Аракаси следующие указания: скажи ему, пусть ищет свое счастье, а где — он должен знать сам. И если он вздумает возражать, скажи ему, что это мой приказ — приказ его госпожи, и честь обязывает его подчиниться.

Окончательно проснувшись, гонец кивнул. Если ему и показалось странным такое сообщение, он просто предположил, что тут не что иное, как некий мудреный шифр.

— На все твоя воля, госпожа.

Он встал и шагнул в темноту.

Оставшись одна в паланкине, Мара развязала ремешки занавесок. С тихим шелестом упал тонкий шелк, подарив ей редкую минуту уединения. В отчаянии она закрыла лицо руками. Все, чего удалось добиться в Чаккахе, теперь утратило всякий смысл. Если бы она умерла там, исход оказался бы тем же самым: жизнь ее сына будет принесена в жертву ненасытному честолюбию Джиро. В приступе острой жалости к себе она терзалась мыслью: может быть, судьба обошлась бы с ней по-другому, если бы много лет назад она не унизила Джиро, выбрав в мужья Бантокапи?

Не должна ли она усмотреть в этом запутанном, грязном клубке политических страстей кару богов за ее тщеславие? Неужели боги наказывают ее за неистовое, всепоглощающее стремление сохранить имя и честь семьи Акома? Неужели богам не угодна ее изматывающая борьба, начавшаяся с того, что она принесла в жертву жизнь первого мужа? Никого не посвящая в свой опасный замысел, она поставила ему такую ловушку, из которой у него не было иного выхода, кроме смерти. Не проклинал ли он молча имя Акомы в тот миг, когда упал на свой меч? Мару пробрал озноб. Может быть, все давно предрешено и ее дети умрут, как Айяки, — так же как он, ставшие жертвами Игры Совета?

Плечи Мары содрогались, ее душили рыдания. Все эти годы каждый ход в Большой Игре приводил к тому, что ставки становились выше и выше. И теперь только императорский трон мог бы обеспечить безопасность ее семьи. Чтобы спасти детей, она должна изменить течение самой истории и отбросить многовековые традиции. Она чувствовала себя слабой и уязвимой и все глубже погружалась в омут отчаяния. Но краткие минуты душевных метаний истекли; если она хочет выжить и обнять своих детей по эту сторону Колеса Жизни — надо действовать.

К паланкину вернулся Сарик с охапкой позаимствованных доспехов.

— Госпожа, — мягко произнес он, — придется поспешить. Ближайший улей чо-джайнов находится на расстоянии полутора дней ходу. Если мы хотим попасть в Кентосани, пока это еще имеет смысл, нельзя терять ни секунды.

Мара обратила внимание, что ее советник и сам облачился в доспехи. Наблюдательный Сарик перехватил ее удивленный взгляд.

— Когда-то я был солдатом, — объяснил он. — И могу снова стать им. Я еще не разучился владеть оружием. И тебе не кажется, что маленькая группа быстро идущих воинов привлекает меньше внимания, если среди них не затесался некто, одетый как подобает персоне высокого ранга?

Привычка Сарика выражать свои мысли в виде вопросов сделала свое дело: отвлекла Мару от задач, не имеющих решения. Вынужденная отвечать, несмотря на все свои тревоги, Мара признала, что Сарик поступил умно, приняв обличье воина:

— Да сохранят нас боги, лишний меч очень может нам пригодиться.

Переодетый советник со знанием дела застегнул пряжки на кирасе властительницы Акомы, в то время как мальчик-водонос, как всегда во время короткого привала, выполнял свой обход с ведром и ковшом, старательно делая вид, что ничего особенного не происходит.

***

Люджан соскользнул со спины чо-джайна. Он слегка пошатнулся от усталости. Однако его тут же подхватил и помог удержаться на ногах часовой, стоявший на посту перед входом в командный шатер.

— Где командир легиона Ирриланди? — прохрипел военачальник Акомы. — Я привез приказы от госпожи Мары.

Явился запыхавшийся дежурный офицер патрульной службы. Ему достаточно было одного взгляда на полководца Акомы, чтобы понять, насколько тот измучен дальней дорогой, и он поспешил усадить Люджана как можно удобнее на подушку в тени.

— Ирриланди ушел с разведывательным патрулем. Поступили донесения о перемещениях в войсках Анасати. Он пожелал сам посмотреть, что там происходит, — доложил дежурный.

— Отправь самого быстрого гонца, пусть приведет его назад! — приказал Люджан.

Слуги принесли из командного шатра холодную воду и полотенца. Люджан взял питье, затем жестом приказал, чтобы они позаботились о чо-джайне, который его привез. Когда, прополоскав рот, он освободился от пыли, забивавшей горло, голос у него окреп, и он крикнул вдогонку отошедшим слугам:

— Что бы ни понадобилось этому существу, последите, чтобы ему ни в чем отказа не было!

Слуги с поклоном удалились и захлопотали вокруг усталого чо-джайна.

Люджан похлопал себя по бедрам, желая хоть немного размять затекшие мышцы. Быстро и четко он отдавал команды, и весь лагерь мгновенно пришел в движение.

Люджан вызвал старшего по званию офицера и обрушил на него град вопросов.

Ответы офицера были краткими и точными. Внимательно прислушиваясь к его объяснениям, Люджан почувствовал, что в диспозиции войск противника как будто намечаются изменения. Вероятно, именно это и показалось подозрительным бывалому Ирриланди.

— Вот-вот, ты тоже это увидел. — Тревожным взглядом офицер следил за руками военачальника, сжимавшими рукоять меча. — Хотя одни боги знают, почему властитель Анасати издал такой приказ. Ведь его войско не может атаковать наши территории или наши части, не вызвав возмущения Черных Хламид.

Люджан внезапно поднял глаза от карты:

— Есть новости. Джиро объявил о своих правах на трон. Чтобы силой подкрепить эти притязания, ему нужна армия у стен Кентосани. Хотя, будь я проклят, понять не могу, каким образом приказы властителя Анасати столь быстро доходят сюда из северной резиденции?

Разведчик вытер пот с лица.

— На этот вопрос я могу ответить. У него есть птицы.

Люджан поднял брови:

— Что?

— Птицы, — настойчиво повторил разведчик. — Завезенные из Мидкемии. Они приучены всегда возвращаться домой, а нужное сообщение закрепляется на лапке. Они называются голуби. Наши лучники подстрелили двух, но остальные улетели.

— Сообщения были зашифрованы? — спросил Люджан и тут же сам ответил на свой вопрос:

— Ни одна из шифровок Анасати не раскрыта.

Командир разведчиков только покачал головой.

Люджан заставил себя встать, хотя каждое движение давалось с трудом.

— Пойдем со мной, — приказал он командиру разведки и добавил, обращаясь к дежурному офицеру:

— Когда появится Ирриланди, пришли его ко мне в командный шатер, к песчаной карте.

Полумрак внутри шатра не давал никакого облегчения: дождь кончился и духота стояла невыносимая. Люджан отстегнул шлем. Водой из чашки он побрызгал на волосы, и без того уже мокрые от пота. Потом, стерев соленые капли с ресниц, он облокотился на край стола с песчаной картой.

— Тут все правильно? — Он кивнул в сторону ряда цветных фишек и шелковых флажков.

— Утром уточняли по последним донесениям, — ответил разведчик.

В шатре повисло молчание. Люджан прислушивался к звукам, доносящимся извне, — там воины собирались на смотр — и в то же время рассматривал карту.

— Вот здесь, — произнес он. Его руки быстро переставляли фишки и флажки.

— Равнина Нашика. Тут мы и начнем.

Разведчик побледнел; у него перехватило дыхание.

— Мы будем атаковать властителя Джиро? Военачальник, а как же Черные Хламиды?

Люджан ни на секунду не прервал манипуляции с фишками:

— Черные Хламиды пусть делают что хотят. Но по приказу нашей госпожи мы будем атаковать. Если мы дрогнем или подведем ее, каждый солдат этой армии лишится хозяйки и его ждет участь серого воина, на котором лежит проклятие богов.

Входной полог взметнулся, впуская пыльный вихрь, и сразу за ним, широко шагая, вошел командир легиона Ирриланди. Худой и жилистый, старый воин сбросил латные рукавицы и расположился за картой напротив военачальника. Не тратя слов на приветствия, он окинул цепким взглядом расположение фигурок:

— Стало быть, атакуем! — Он был немногословен, как всегда, но в его голосе слышалось воодушевление. — Прекрасно. С первыми лучами солнца, полагаю?

Люджан поднял на заслуженного полководца суровый взгляд. Такую суровость Мара видела у него лишь однажды — в Чаккахе, когда он шагнул в круг поединка.

— Не с первыми лучами солнца, — поправил он. — Сегодня, как только стемнеет.

Ирриланди ухмыльнулся:

— Темнота не обеспечит прикрытия. Черноризцев ты не одурачишь.

— Верно, — согласился Люджан. — Но мы доставим себе удовольствие, пролив до рассвета столько крови Анасати, сколько сумеем. Пусть Всемогущие разбираются, что здесь произошло, после того как проснутся и увидят, что мы тут натворили.

Ирриланди изучал песчаную карту:

— Равнина Нашика? Хороший выбор.

— А тактика? — кратко осведомился Люджан. — Я бы хотел выслушать твое мнение до того, как мы соберем офицеров на совет.

Ирриланди не понадобилось время на размышления.

— Бьемся широким растянутым фронтом, малыми группами. У каждой группы — свое направление атаки. Людей у нас достаточно, и мы сможем рассылать гонцов сотнями, с тем чтобы приказы и донесения своевременно доставлялись по назначению. На этот раз — никаких «направлений главного удара»: вместо этого

— обманные маневры, мнимые перемены позиций. Врагам должно показаться, что их лупят со всех сторон!

Люджан не сразу уразумел суть предложения Ирриланди, но быстро понял, к чему тот клонит. Запрокинув голову, он восхищенно расхохотался:

— Ах ты, хитрый старый сын харулта! Это лучший из всех советов, который я получил за годы службы. Создадим побольше неразберихи по всему фронту и хорошенько потреплем воинство Анасати.

— Если мы собираемся заставить Ассамблею испепелить нас, давай прихватим с собой в чертоги Туракаму побольше врагов, чтобы родилась великая песнь чести. — Лицо Ирриланди сохраняло такую невозмутимость, что рядом с ним даже Кейок показался бы воодушевленным. — Будем надеяться, что наш план принесет свои плоды.

Послеполуденные часы прошли в бурной деятельности, которой руководил главным образом Ирриланди, поскольку Люджан воспользовался последней возможностью поспать. Хотя полученный приказ по существу мало отличался от смертного приговора, ни один солдат из многотысячного войска Мары не сделал попытки уклониться от предназначенной ему судьбы. Для любого цурани гибель в сражении считалась высшей из почестей, которых может удостоиться воин. Если род Акома продлится, если возрастут его престиж и мощь, это будет для любого из них вернейшим способом занять более высокое положение при следующем обороте Колеса Жизни.

«Забавно, — подумал Люджан, когда на закате, поднявшись с циновки, он торопливо подкреплялся в ожидании сражения, — что именно эти традиции и верования, которым привержены воины, Мара намерена изменить, если Джастину суждено выжить и стать следующим Светом Небес».

***

Закат окрасил небо золотом и медью, затем его сменила звездная ночь. Под покровом темноты воины Мары заняли новые позиции на краю равнины Нашика. Приказ атаковать врага был отдан без слов.

Не звучали горны, не били барабаны, и солдаты не провозглашали ни имени властительницы, ни боевых кличей. Величайшая битва в споре о престолонаследии началась без фанфар, которые обычно сопровождали войну в Цурануани.

Единственным предвестником неотвратимого столкновения, который мог бы насторожить командиров армии Анасати, был громоподобный топот тысяч ног, когда отряды Акомы двинулись на врага. Однако на сей раз армия Джиро оказалась без поддержки превосходной разведки Чимаки, и потому командиры пришли к очевидному заключению: Акома перестраивается, готовясь к атаке на рассвете.

А тем временем ночь огласилась звоном мечей и криками смертельно раненных. Битва была жестокой и беспощадной. За первый час земля вспенилась грязью и потоками крови. Люджан и Ирриланди поочередно наблюдали за ходом сражения, стоя на высоком холме, и при свете фонаря передвигали фишки на карте; тем временем прибывали и убывали гонцы с докладами и распоряжениями. Приказы выполнялись без промедления; части то продвигались вперед, то отступали, увлекая врагов на заведомо невыгодные для Анасати участки равнины. Пыльный пол под столом был усыпан разноцветными фишками, которые военачальник и командир легиона сбрасывали со стола, считая потери, которые были огромными. Каждый воин сражался словно одержимый, предпочитая смерть в бою от вражеского меча риску погибнуть в пламени колдовского огня.

Оба полководца Акомы, чередуясь, объезжали на чо-джайне поле боя, чтобы поддержать в отрядах боевой дух и отдавая приказы о присылке подкреплений туда, где это было особенно необходимо.

Взошла луна, освещая равнину медно-золотыми лучами. Там, где людей осталось слишком мало, чтобы сохранять хоть какой-то строй, битва рассыпалась на отдельные стычки между воинами, выкрикивающими имена Мары или Джиро. Цвет доспехов в темноте был неразличим, и почти невозможно было определить, где друг и где враг. Мечи потемнели от крови; требовалась вся многолетняя выучка опытного солдата, чтобы нанести верный удар. Глаз не успевал следить за игрой клинков.

Наступивший рассвет с трудом пробивался сквозь пелену тумана и пыли. Широкая равнина была усеяна телами раненых и убитых. Живые подбирали оружие павших, чтобы заменить свои сломанные клинки.

Склонившись над песчаной картой, Люджан протер глаза, слезящиеся от попавшей туда пыли.

— Они потеряли больше, чем мы, но, по-моему, число убитых у Анасати превышает наши потери в лучшем случае на триста бойцов.

Военачальнику немало досаждала рана на запястье, хотя он и не помнил, каким образом ее получил. Сделав над собой усилие, он вернулся к изучению карты. Если численность войск из-за потерь сократилась, то за последние часы тактическая обстановка стала более сложной.

Обратившись к Ирриланди, он предложил:

— Если чо-джайн согласен еще разок пробежаться, пусть отвезет тебя на западный фланг. Забери оттуда половину роты и отправь этих солдат на помощь сотнику Канадзиро. — Он указал в центр поля, где шел особенно ожесточенный бой. — На его отряды усилился натиск Анасати.

Ирриланди отсалютовал и удалился поговорить с чо-джайном; они обменялись парой слов, и инсектоид умчался с командиром легиона на спине.

Люджан устало прислонился к столу.

Где-то сейчас Мара, думал он. Удалось ли ей благополучно добраться до туннелей чо-джайнов? А если нет — не случилось ли так, что черноризцы захватили ее, а он и не знает! К этому часу Джастин, возможно, уже унаследовал мантию Акомы, а самые высокопоставленные сподвижники Мары об этом и понятия не имеют! Быть может, для них уже все кончено — а на равнине Нашика люди сражаются и гибнут ни за что.

Эти мысли, порожденные напряжением всех сил и усталостью, отравляли душу. Люджан заставил себя заняться перестановкой фишек на карте и более внимательно прислушаться к донесению очередного разведчика о ходе боя. На сей раз, по его сообщению, армия Акомы потеснила неприятеля. Пятью минутами позже отвоеванный холмик опять будет потерян, как это уже не раз бывало в течение ночи, казавшейся бесконечной.

Солнце уже взошло и поднималось все выше, когда Люджан почувствовал, что его шеи коснулось некое дуновение, и почти сразу сообразил, что жужжание, которое он слышит, вовсе не шум в ушах, порожденный безмерной усталостью и долгими часами без сна. Обернувшись, он увидел в нескольких шагах от себя троих в черных хламидах.

Младший из них, с худым скуластым лицом, решительно шагнул вперед.

— Военачальник, — торжественно провозгласил он, — я ищу твою госпожу.

Люджан согнулся в поклоне. На его лице изобразилось благоговение, смешанное со страхом.Прокашлявшись, чтобы очистить горло от пыли, он сказал чистую правду:

— Моей госпожи здесь нет.

Маг подошел ближе. Люджан обратил внимание на его ноги, обутые в мягкие домашние туфли на тонкой кожаной подошве, совсем не подходящие для хождения вне дома. От этого случайного наблюдения Люджана кинуло в дрожь. Маг ожидал немедленного и беспрекословного повиновения и полагал, что для достижения цели ему будет достаточно сделать всего лишь несколько шагов.

Люджан слышал, как неистово колотится сердце, и чувствовал, как холодный пот выступает у него на лице; однако он заставил себя призвать на помощь рассудок. Они — могущественные люди, но все-таки люди, напомнил он себе. Он облизнул сухие губы и вспомнил о смертном приговоре, который ему некогда пришлось привести в исполнение. Будучи серым воином, он должен был казнить человека за преступление против шайки товарищей по несчастью и сделал это, но до сих пор не мог забыть, как трудно оказалось нанести удар приговоренному к смерти. Люджану оставалось лишь надеяться, что даже Всемогущий может заколебаться, прежде чем отнимет чужую жизнь.

Военачальник Акомы сохранял неподвижность, хотя его мышцы предательски дрожали. В нем боролись два побуждения: мужественно встретить угрозу или поддаться слабости и убежать.

Маг постукал по полу остроконечным, загнутым вверх носком туфли.

— Нет? — резко переспросил он. — В момент ее триумфа?

Люджан опустил голову и неловко пожал плечами. Понимая, что каждая секунда, выигранная здесь, может оказаться спасительной для госпожи, он даже заставил себя говорить медленно:

— Победа еще не завоевана. Всемогущий. — Он замолчал и деликатно откашлялся. — Я не вправе просить объяснений у госпожи, Всемогущий. Ей одной дано знать, какие дела требуют ее присутствия в том или ином месте, вот она и передала в мои жалкие руки командование на время этого боя.

— Кому нужен этот дурацкий лепет, Акани! — рявкнул второй маг. Люджан увидел вторую пару ног, обутых в сапоги мидкемийского покроя. Из всей тройки этот рыжеволосый маг отличался самым высоким ростом и, по-видимому, самым нетерпеливым и вспыльчивым нравом. — Мы только зря теряем время. Нам и так известно, что Мара в своем паланкине продвигается на север, в Кентосани. С этого холма и дураку видно, что война между Акомой и Анасати в разгаре. Нам выказали открытое неповиновение, и наказание должно последовать незамедлительно!

Черноризец по имени Акани ответил более сдержанно:

— Успокойся, Тапек. Зачем принимать поспешные решения? Эти армии ведут бой, тут и сомнений быть не может, но ведь никто из нас не видел начала сра-жения, и поэтому мы не знаем, кто был нападающей стороной.

— Ах вот как, еще один спорный вопрос, — процедил Тапек сквозь зубы. — Они дерутся, а наш указ запрещает вооруженные столкновения между Акомой и Анасати!

После короткого молчания, во время которого маги обменялись буравящими взглядами, Акани вновь обратился к Люджану:

— Расскажи мне, что тут происходит.

Люджан приподнял голову от земли ровно настолько, чтобы, скосив глаза, он мог хоть что-нибудь видеть сквозь пыль, разносимую ветром.

— Это ближний бой, Всемогущий. Враг занимает, вероятно, более сильные позиции. Но у Акомы численное превосходство. Временами я думаю, что победа достанется нам, но порой впадаю в отчаяние и молюсь Красному богу.

— Этот воин считает нас болванами, — возмутился Тапек. — Он хитрит и изворачивается, как торгаш, который пытается всучить покупателю всякий хлам.

— Он пнул Люджана в плечо сапогом с деревянными накладками. — Воин, как началось это сражение? Вот о чем мы тебя спрашивали.

Люджан распростерся у ног грозного мага, упершись лбом в землю, но от своего не отступал:

— На это может ответить только моя госпожа. В этом еще нельзя было усмотреть открытого неповиновения самым могущественным людям в Империи, ибо он позволил себе истолковать вопрос Тапека в самом широком смысле: ведь Мара действительно никогда не рассказывала ему о возникновении вражды между домами Акомы и Анасати. Подобные истории относились скорее к ведомству Сарика. Продолжая изображать послушного служаку, Люджан молился, чтобы никто из магов не поставил вопрос иначе: кто первым бросил войска в атаку на равнине Нашика.

Рискнув украдкой взглянуть наверх, Люджан постарался увидеть черноризцев теми же глазами, какими привык оценивать новобранцев. Вот Акани — сдержанный и явно не дурак; он не предубежден против Мары и не жаждет причинить вред ни ей, ни армии Акомы. А вот рыжий Тапек готов рубить сплеча, не утруждая себя долгими размышлениями. Он наиболее опасен. Третий выглядит как сторонний наблюдатель, исход дела ему безразличен.

Тапек снова пнул Люджана сапогом:

— Эй, военачальник!

Понимая, что его тут же убьют, если он ответит прямо на вопрос Тапека, Люджан отбросил всяческую осторожность. Он повел себя так, словно слегка повредился в уме от перенапряжения и утратил способность соображать. Тоном безграничного благоговения он с готовностью отозвался:

— Что прикажешь, Всемогущий?

Кровь бросилась в лицо Тапека. Он уже был готов впасть в неистовство, но тут вмешался Акани. Он легко коснулся руки разгневанного собрата и, не повышая голоса, распорядился:

— Военачальник Люджан! Отзывай свои отряды и заканчивай бой.

Глаза Люджана расширились, как будто приказ ошеломил его.

— Всемогущий?..

Стряхнув руку Акани, Тапек взревел:

— Ты слышишь меня? Прикажи войскам Акомы отступить и заканчивай бой!

Люджан снова бросился ничком на землю с самым подобострастным видом. Он оставался в этой униженной позе ровно столько, чтобы дальнейшее ее сохранение не сделало его смешным. Затем елейным голосом заверил магов:

— Как прикажете. Всемогущие. Конечно, я сейчас же отдам приказ к отступлению. — Он помолчал, сосредоточенно нахмурился и спросил:

— Вы позволите мне организовать отступление таким образом, чтобы при этом как можно меньше пострадали мои воины? Если цель состоит в том, чтобы прекратить дальнейшее кровопролитие…

Акани махнул рукой:

— Нам не нужны бессмысленные потери. Организуй отступление, как считаешь нужным.

Люджан изо всех сил постарался не выдать облегчения. Не поднимаясь с колен, он выпрямил спину, поманил к себе пробегавшего мимо солдата и без задержки проговорил:

— Приказ для властителя Тускалоры. Пусть перебросит свой отряд южнее, а затем остановится, чтобы поддержать тех, кто последует за ним. — Метнув быстрый взгляд на черноризцев, он уловил едва заметный кивок Акани, злобный взгляд Тапека и затаенную настороженность третьего мага. Это заставило его поспешно добавить:

— Ты понял? Чтобы прикрыть их отступление.

Гонец был ни жив ни мертв от страха и умчался прочь, как только получил на это разрешение. Люджан тотчас же подозвал другого и выдал ему подробный и многословный ряд распоряжений, предусматривающих, в частности, два фланговых маневра и несколько обманных бросков. При этом он так выбирал выражения, что для любого непосвященного его указания должны были звучать как непонятное нагромождение словечек из солдатского жаргона.

Когда убежал и этот гонец, он вновь с поклоном повернулся к магам:

— Могу ли я предложить вам угощения, Всемогущие?

— Немного сока в такую жару не помешает, — отозвался маг, стоявший поодаль. — Эти хламиды совсем не подходят для полуденного зноя.

В то время как Тапек тщетно пытался обуздать свое нетерпение и то раздраженно постукивал носком, то переступал с ноги на ногу, Люджан хлопнул в ладоши, призывая слуг, и втянул их в долгое обсуждение важного вопроса — какое вино следует подать визитерам столь высокого ранга.

Пререкания грозили затянуться на неопределенное время, однако Тапек положил этому конец, заявив, что никаких деликатесов не требуется и его спутникам будет вполне достаточно воды с соком йомаха.

— Ну уж нет! — легкомысленно запротестовал Акани. — Я, например, уже успел подумать, что мидкемийское вино — это именно то, что нам сейчас нужно!

— Можешь оставаться и смаковать вино в компании с этим полоумным, называющим себя военачальником. — Тапек почти кричал. — У некоторых из нас есть более важные дела, и я считаю, что будет в интересах Совета, поручившего нам троим расследовать события на равнине Нашика, если кто-то из нас останется здесь наблюдать: мы должны быть уверены, что войска действительно разведены и сражение прекращено.

Акани с укоризной взглянул на более молодого мага:

— Военачальник подчинился безоговорочно и приказал своим отрядам отойти. Ты ставишь под сомнение его слово чести?

— Мне это ни к чему! — рявкнул Тапек.

В этот момент третий маг, рассеянно поглядывавший в сторону сражающихся, высказал свое мнение:

— Мне кажется, что сомнения Тапека не беспочвенны. Я не вижу никаких признаков того, что бой близится к концу.

К изумлению Люджана, Акани сделал успокаивающий жест:

— Насколько я понимаю, подобные вещи требуют времени. — Бросив острый взгляд на Люджана, он задумчиво погладил подбородок. — Ну скажем, один из вассалов прикрывает отступление других отрядов… Я правильно понял, военачальник?

Для Люджана это прозвучало как откровение. Привычный благоговейный ужас, внушаемый магами, начал мало-помалу убывать, когда он осознал: эти Всемогущие действительно всего лишь люди. У них существуют такие же распри и интриги, как у соперничающих властителей — участников Игры Совета. По всей видимости, Акани деликатно пытается помочь Маре, не проявляя открытого неуважения к решению Ассамблеи. Люджан подавил в себе ничем не объяснимую волну доверия и сказал:

— Так точно. Всемогущий! Властитель Тускалоры…

— Не утомляй нас подробностями! — перебил его Тапек. — Скажи только, неужели Мара Акома посмела возомнить, что может отдать приказ о нападении и после этого остаться безнаказанной, при том что Ассамблея категорически запретила ей воевать с Джиро Анасати?

Люджан облизнул губы с непритворным волнением:

— Не могу знать.

Острые камешки, оказавшиеся под его коленями, причиняли боль, от непривычной позы ломило спину, но худшая пытка разрывала душу, стоило ему подумать о том, что одно его неверное слово может погубить Мару. Боги свидетели, сражаться он умеет, но не может похвастаться талантами политика и дипломата, которыми так щедро наделен Сарик.

Военачальник лихорадочно искал способ утаить правду, не подвергая при этом опасности жизнь властительницы.

— Я получил приказ помешать армии традиционалистов двинуться на север, к Кентосани. Как ты сам сказал, она на пути в Священный Город, опять-таки по приказу Ассамблеи.

— Ах вот оно что! На пути! — Тапек сложил руки на груди и удовлетворенно разгладил свои рукава. — Вот теперь мы услышим правду. И какой же путь она избрала, чтобы туда добраться? И без обиняков! Под страхом смерти отвечай прямо! — С этими словами Тапек поднял палец, и в воздухе расцвело пламя, издающее слабое шипение. — Отвечай!

Люджан поднялся с колен и выпрямился во весь рост. Если ему суждено сейчас погибнуть, он должен принять это как мужчина и воин.

— На все твоя воля. Всемогущий. Моя госпожа намеревалась продвигаться вместе с охраной по окольным дорогам, где меньше риск нарваться на неприятность.

Самый спокойный из трех магов, Кероло, полюбопытствовал:

— А если бы она все-таки нарвалась на неприятность?

Люджан попытался сглотнуть слюну, но обнаружил, что горло у него пересохло, как песок пустыни. Он кашлянул, заставляя себя овладеть своим голосом, и его речь зазвучала ровно и сильно, именно так, как подобало:

— Тогда она стала бы искать убежище в ближайшем улье чо-джайнов.

Маги Кероло и Тапек обменялись тревожными взглядами и сразу же привели в действие свои приборы для быстрого перемещения. Гудение, заполнившее воздух, ненадолго заглушило звуки, доносящиеся с поля боя: постепенно затихающие крики и удары мечей. Затем ветер взметнул облако пыли и эти двое отбыли. Акани, не двинувшись с места, молча сверлил взглядом военачальника. Прошла минута. Люджан стоял навытяжку, как новобранец во время смотра перед старшим офицером.

Акани первым нарушил молчание:

— Отбросим хитрости. У твоей госпожи есть в Ассамблее если и не союзники, то, во всяком случае, доброжелатели. Но даже они не пойдут против воли всей Ассамблеи, а предпочтут остаться в стороне, если дело дойдет до открытого неповиновения. Почему Мара рассчитывает на помощь чо-джайнов?

Люджан отбросил любые попытки обойтись отговорками. С этим черноризцем на увертках долго не продержишься. И все-таки, опасаясь сболтнуть лишнее, он особенно тщательно подбирал слова:

— Она давно дружила с королевой чо-джайнов, обосновавшей свой улей в ее наследственных владениях, и оплачивала их услуги. Чаще всего эти услуги были связаны с защитой Акомы.

Акани нахмурился; он начинал понимать, что скрывается за словами военачальника.

— А за пределами ее владений чо-джайны охотно оказывают ей поддержку?

Чисто цуранским жестом Люджан развел ладони и пожал плечами.

— Этого я не могу сказать, Всемогущий! Только сама госпожа знает, какие сделки могли или не могли быть заключены.

Пристальный взгляд Акани стал пронзительно острым. Казалось, он вывернул мысли Люджана наизнанку и выставил их на обозрение, под слепящий свет. Люджан похолодел; озноб пробежал по его телу. Но почти сразу это ощущение прошло.

— Ты говоришь правду, — признал Акани. — Но будь осторожен. Ассамблея будет расследовать это дело и доберется до самого донышка. Как ни печально, но может сложиться так, что мы окажемся в разных лагерях. Так-то, военачальник Акомы.

Прощальный кивок, который можно было расценить как знак завоеванного уважения, — и Акани, в свою очередь, воспользовался перелетным устройством и исчез в вихре потревоженного воздуха.

Люджан ухватился за край стола, ноги его не держали.

«Мара, — в отчаянии подумал он, — что станет с Марой?» Хотя, по милости Ассамблеи, армии Джиро было запрещено продвигаться к Кентосани, но при этом оказался разбуженным настоящий враг.

Да, Люджану раньше доводилось видеть, как его госпожа совершала невозможное; да, он сохранял безграничную веру в ее способность к импровизации в непредвиденных обстоятельствах; но даже Слуге Империи не дано долго оказывать неповиновение Ассамблее и после этого остаться в живых.

Глава 13. ВОЗМЕЗДИЕ

Паланкин был тяжелым.

Понадобилось восемь носильщиков, чтобы нести это громоздкое сооружение из превосходной твердой древесины, инкрустированной раковинами коркара и выпуклыми шляпками гвоздей из драгоценного железа. Роскошные драпировки из плотного шелка, расшитые нарядными узорами и окаймленные бахромой с кистями, были предназначены, чтобы поражать великолепием каждого встречного; зато они порядком затрудняли доступ света и воздуха внутрь паланкина.

Властитель Джиро Анасати приказал слугам раздвинуть занавески и закрепить их кожаными шнурками: уже достаточно рассвело, чтобы можно было читать. Конечно, опущенные драпировки придавали паланкину куда более изысканный вид, но Джиро это не заботило: поблизости не было никого, с чьим мнением стоило бы считаться.

Этой лесной дорогой, ведущей на юго-восток, к городу Кентосани, обычно не пользовались ни знатные путешественники, ни торговые караваны. Лишь какой-то курьер, спешивший по служебной надобности, попался на пути кортежа. В остальном дорога была безлюдной, если не считать за людей беженцев, покидающих города в поисках лучшей жизни: продовольствия не хватало, и первыми начинали страдать от голода обитатели бедняцких кварталов. Это были оборванцы, покрытые болячками и одетые в лохмотья. Они укачивали орущих младенцев или волокли за собой детей постарше, которые, ослабев от недоедания, спотыкались и падали. Молодые мужчины несли на себе престарелых родственников. Всех подгоняла надежда, что в сельской местности им удастся добыть пропитание охотой или сбором орехов и ягод.

Они не заслуживали внимания Джиро: бедность была их уделом, потому что так пожелали боги. Солдаты авангарда расчищали дорогу для кортежа Анасати, и, если бы не плач детей, доносившийся из-за завесы поднятой пыли, этих людей можно было бы принять за скопище зыбких теней.

В то время как носильщики обливались потом из-за тягот длительного перехода, облаченный в доспехи властитель Анасати, удобно устроившись на груде подушек, разворачивал один за другим и складывал у себя на коленях пергаментные свитки. Чтобы документы не рассыпались и не соскальзывали, Джиро удерживал их, прижимая всю кипу рукоятью меча.

Первый советник Чимака, долговязый и поджарый, словно гончий пес, шел вровень с носилками, не отставая ни на шаг. Не уступая в выносливости любому воину, он не проявлял никаких признаков усталости и с готовностью давал подробнейшие ответы на вопросы, которые изредка задавал хозяин. При этом он позволял себе далеко отклоняться от темы и с утомительным многословием посвящал хозяина в тонкости имперских законов, упоминаемых в пергаментных свитках.

— Я не доверяю Шиндзаваи, — неожиданно выпалил Джиро без всякой видимой связи с предыдущим разговором. — Его брат Касами неспроста провел годы сражаясь в мире варваров; это было частью заговора партии Синего Колеса против Имперского Стратега, да и сам Хокану перенял у мидкемийцев кое-какие бесчестные и коварные повадки.

Молча устремив на хозяина внимательный взгляд, Чимака никак не пытался заполнить неуютную паузу. Этот человек, похоже, обладал способностью читать мысли, и Джиро не сомневался: советник угадал, что господину вспомнился Тасайо из рода Минванаби. Мара сумела посрамить армию этого блестящего полководца, применив небывалую тактическую уловку по совету мидкемийского раба. О том, что дома Минванаби больше не существовало, даже думать было невыносимо. Нагнетать лишние страхи не стоило.

Чимака постарался, чтобы его слова не прозвучали упреком:

— Мой господин, для твоего успеха сделано все, что было в человеческих силах. Теперь остается положиться на судьбу, удачу и волю богов. Будешь ты сидеть на золотом троне или нет — теперь зависит только от них.

Джиро откинулся на подушки. В доспехах он чувствовал себя скованно и все время ерзал в поисках более удобной позы. Не будучи суетно-тщеславным, он хорошо понимал, какое значение имеет внешний вид. Властитель гордился своим безупречным вкусом и в одежде придерживался определенного стиля, от которого не любил отступать. Сегодня Джиро предпочел бы красный шелковый кафтан дома Анасати с вышитыми на рукавах узорами в виде геральдических бутонов гаганьяна.

Но после убийства Ичиндара никто из знати не отваживался передвигаться по общественным дорогам без доспехов. Вдобавок Джиро раздражало, что Чимака был, как всегда, прав. Он выслушивал каждое донесение; он председательствовал на совещаниях военного совета. Он знал все, что сообщалось о маневрах противника.

Новости были отрадными.

Хокану Шиндзаваи, ведущему войско на Кентосани с севера, оставалось еще по меньшей мере два дневных перехода, тогда как кортеж властителя Анасати вступит в город через главные ворота уже сегодня во второй половине дня, и уж во всяком случае — не позднее захода солнца. Джиро вновь и вновь напоминал себе, сколь благоприятно для него складывается обстановка: он достигнет Священного Города прежде, чем подоспеют союзники Мары, и, следовательно, избежит столкновения с ними; когда до Кентосани доберутся солдаты Шиндзаваи, они будут измучены долгим маршем; маги помнят об оскорблении, которое нанесла им Акома, когда отряды Мары навязали бой армии Анасати на юге. Всемогущие все свое внимание сосредоточили сейчас на Маре, а Джиро, который неизменно являл собой живой пример беспрекословного повиновения посланцам Ассамблеи, остался как бы в стороне.

Руки Джиро, лежавшие поверх манускриптов, непроизвольно сжались. Хруст пересохших листов заставил его вздрогнуть. Властитель выругался с досады: ведь он мог нечаянно повредить старинные документы. Сосредоточенно нахмурившись, Джиро разглаживал сгиб на пергаментном листе с выцветшими от времени чернилами; однако и на этот раз советник, казалось, сумел прочесть сокровенные мысли вельможи.

— Ты расшифровал донесение, полученное вчера вечером по голубиной почте?

— как бы невзначай поинтересовался Чимака.

Кажущаяся небрежность тона могла обмануть кого угодно, но только не Джиро. Пытливый взгляд советника был устремлен на дорогу, словно он старался что-то различить в клубах пыли, поднятой передовым отрядом почетного эскорта властителя Анасати. Могло показаться, что верный сподвижник поглощен походным маршем, однако он продолжил, тщательно подбирая слова:

— Военачальник Мары посмел начать наступление без всякого повода. К этому часу, надо полагать. Ассамблея уже начала действовать. Подумай над этим.

Джиро скривил губы в подобии улыбки. Воображение в подробностях рисовало ему образ Мары, испепеляемой колдовскими силами. Но картины всевозможных мучений, которые могли бы выпасть на долю его заклятого врага и которые столь ярко возникали перед его мысленным взором, не приносили ему удовлетворения. Джиро хотел наяву видеть труп женщины, которая некогда с презрением отвергла его; он желал, чтобы черепа ее детей — тех самых, которых она зачала от других мужчин, — валялись у его ног раздавленные, как яичные скорлупки. Да, он может втоптать их мозги в землю, он может рассчитывать на скорый триумф. И все-таки… Неслыханное везение Слуги Империи вошло в легенду. Вместе с титулом Мара обрела благословение богов — милость, которую ни один смертный не мог просто сбросить со счетов. Сколько раз Джиро готов был поверить, что дни ее сочтены, и тем не менее снова и снова становился свидетелем ее торжества.

Его продолжал точить червь сомнения. Властитель опять, забывшись, не заметил, что его руки стиснули свиток. Хрупкий пергамент треснул, посыпались чешуйки драгоценной позолоты, прилипая к вспотевшим ладоням Джиро; только тогда он очнулся.

— Ты не будешь чувствовать себя в безопасности, пока не займешь золотой трон, — решительно подытожил Чимака. — Когда все жрецы Двадцати Главных Богов склонятся к твоим ногам и подтвердят твое право наследования, когда народные толпы падут ниц и восславят тебя, называя Светом Небес, тогда твои нервы перестанут бунтовать.

Джиро слушал, но в то же время не мог не вглядываться в лежащую впереди дорогу, которая вела в Священный Город. Ассамблея не станет чинить ему препятствия, если Мара будет мертва. Более того, черноризцам придется поддержать его притязания хотя бы ради того, чтобы остановить хаос и безвластие, терзающие страну после убийства Ичиндара. Никто не подозревал, что за этим злодеянием стоял сам Джиро. Заговор готовился в глубокой тайне, и потребовались годы, чтобы предусмотреть каждую мелочь. Поиски виновников заводили в тупик, как только становилось ясно, что дело не обошлось без клана Омекан. Даже пытки не помогли бы докопаться до истины: вождям этого клана был обещан сан Имперского Стратега, и они сослужили бы себе плохую службу, если бы выдали заговор. Мысли Джиро изменили направление. Его не слишком печалило, что армию, унаследованную им вместе с мантией Анасати, ждет неминуемое истребление, когда ей придется удерживать воинов Мары. Солдатам Анасати уготована почетная смерть: она послужит возвышению их властителя над всеми остальными аристократами Империи. Их души будут торжественно приняты в чертогах Красного бога, а врагам Джиро не останется ничего другого, как признать его верховенство.

Властитель Анасати закрыл глаза в предвкушении столь приятного будущего, и на лице у него проступил румянец. Первым, кто падет ниц перед императорским троном, будет Хоппара Ксакатекас. Этот самодовольный щенок с самого начала уцепился за юбку Мары при полном попустительстве неугомонной мамаши, которая всюду сует свой нос! Несмотря на все ее хваленое понимание мужской натуры, Изашани и не подумала растолковать дорогому отпрыску, что мужчина должен жить своим умом! Из-за этой вдовствующей интриганки и во всем послушного ей сыночка неоднократно терпели неудачу заговоры, имевшие целью сбить спесь с Акомы. А сколько раз старый Фрасаи Тонмаргу, наслушавшись бредней Хоппары, проявлял несвойственную ему твердость в отстаивании интересов Императора, даже в ущерб благополучию своих собратьев по клану Ионани!

Воспоминания о прошлых обидах вновь распалили гнев властителя Анасати: он не забывает оскорблений и не намерен их прощать. Он не оставит безнаказанными тех, кто встал ему поперек дороги.

Сурово сдвинув брови, он обдумывал, кто будет следующим в череде его врагов, обреченных на публичное унижение. Если маги, карая Акому за неповиновение, пожелают проявить великодушие и оставят Хокану в живых, тогда ему тоже придется поползать на брюхе перед подножием золотого трона.

Джиро подавил довольный смешок. Эта самодержавная верховная власть, которую прихвостни Мары ценой таких трудов вручили Ичиндару, теперь свалится ему, Анасати, прямо в руки — как наследство. Он разумно распорядится плодами своей победы, о да; он восстановит Высший Совет и должность Имперского Стратега, а затем станет главенствовать над всеми, включая храмы. Могуществом он уподобится богам, и не будет во всей Империи такой женщины, которая не склонилась бы перед его величием. Он сможет уложить в свою постель любую девушку, и ни одна не откажется принять знаки его благоволения. То, что Мара некогда отвергла его, навсегда потеряет значение, так как ее род превратится в прах. Его, Джиро, Девяносто Второго Императора, будут вспоминать как человека, который сумел одержать верх над самой Слугой Империи. Этим беспримерным деянием, равного которому не знала вся история Игры Совета, он воздвигнет себе памятник в глазах богов: чем сильнее враг, тем выше честь победы над ним.

Из леса донесся чей-то крик, прервав мечты Джиро. Он резко выпрямился. Свитки и футляры с манускриптами посыпались на пол. Недавние заботы о сохранности документов были мгновенно позабыты.

— В чем дело? — резко спросил он. Немедленного ответа властитель не получил и к тому же с неудовольствием обнаружил, что Чимаки нет на месте — сбоку от паланкина.

Этот человек позволял себе держаться с возмутительной независимостью. Джиро закипел от злости, увидев седеющую голову первого советника рядом с плюмажем шлема военачальника Омело. Досада Джиро притупилась, когда он разглядел озабоченное выражение лица офицера.

— В чем дело? — повторил он громче.

Омело подтянулся, вернув себе осанку, приличествующую полководцу. Он зашагал к носилкам; у Чимаки, который следовал за ним по пятам, ярко блестели глаза.

— Один из наших разведчиков обнаружил своего напарника, которому было поручено изучить обстановку у нас на флангах.

Недовольство Джиро усилилось.

— Этот человек увиливал от выполнения обязанностей?

На лице у Омело не дрогнул ни один мускул.

— Нет, господин. Напротив. Он умер. Убит. — Вынужденный быть кратким, он закончил:

— Стрелой в спину.

Пренебрегая правилами приличия, Чимака вклинился в разговор:

— Когда его застигла стрела, он стоял или бежал?

Прищурившись, Омело лишь на секунду повернул голову в его сторону. Приученный неукоснительно соблюдать этикет, военачальник обратился к хозяину, адресуя ему свой ответ, словно вопрос исходил от самого Джиро:

— Господин, его подстрелили на бегу. Разведчик установил это по следам. — Коротко отсалютовав ударом кулака по груди, он поклонился. — С твоего дозволения, господин… Нам следовало бы отдать приказ сомкнуть ряды. Хотя нам неведомо, какое известие спешил сообщить тебе наш убитый разведчик, несомненно одно: кто-то сразил его стрелой, чтобы заставить замолчать навеки. И на древке этой стрелы нет никаких опознавательных знаков.

— Разбойники? Или кто-то из союзников Акомы? Ты думаешь, есть опасность?

— вскипел Джиро, но в следующий миг опомнился. Любое промедление могло оказаться роковым.

Снова обретя утраченное самообладание, он знаком дал военачальнику позволение вернуться к своим обязанностям и взглянул на первого советника. Выражение лица Чимаки никогда невозможно было предсказать заранее. Сейчас старый дипломат выглядел задумчивым и заинтересованным, словно решал в уме сложную, но восхитительно хитроумную головоломку.

— Можно подумать, что ты ничуть не обеспокоен, — заметил Джиро с холодным сарказмом.

— Пусть беспокоятся глупцы. — Чимака пожал плечами. — Мудрый стремится к пониманию. Чему быть, того не миновать, и беспокойством дела не поправишь, зато у того, кто умеет предвидеть, больше шансов уцелеть.

Пока его воины поспешно перестраивались, смыкая ряды, Джиро изучал дорогу. Беженцы, раньше теснившиеся на обочинах, куда-то подевались. Это само по себе настораживало: пугливые, как птицы, они обладали способностью разлетаться, когда чуяли приближение опасности. Впереди расстилалась пустая дорога, освещенная солнечными лучами, которым удавалось пробиться сквозь завесу клубящейся пыли. Под густыми деревьями, по обе стороны от тракта, лежала непроглядная темень, и по контрасту со светлой дорогой могло показаться, что в зарослях еще хранится ночь. Дальше, после плавного изгиба, дорога шла под уклон, пересекая узкую лощину, испещренную пятнами света и тени. Слышалось ровное стрекотание насекомых, но ни один звук не выдавал присутствия невидимых двуногих созданий. Джиро приглушил голос, чтобы скрыть раздражение:

— Я не замечаю ничего угрожающего.

Но все же какое-то неясное предчувствие побудило его взяться за рукоять меча. Да и Чимака тоже не выглядел таким уж спокойным, что бы он там ни лопотал про глупцов и мудрецов.

«Вот как раз дурак и не стал бы тревожиться», — подумал Джиро, изо всех сил пытаясь взять себя в руки. Ставки неслыханно высоки. Не следует ожидать, что он займет императорский трон, не встретив сопротивления. Убрав с меча влажную руку, Джиро взялся за шнурок, подвешенный на шее, и вытащил из-под доспехов мешочек с содержащимся там пергаментом. В этом документе точно и немногословно излагались основные пункты закона, который должен был стать частью его брачного контракта с Джехильей.

Он погладил кожаный мешочек, словно это был талисман. После того как кортеж Анасати вступит в ворота Кентосани, нельзя будет совершить ни одной ошибки и самую ничтожную мелочь нельзя будет упустить. В библиотеках не осталось ни одной непрочитанной страницы, которая имела бы отношение к законам наследования. Чимака и Джиро самым тщательным образом изучили семейные хроники каждой из существующих династий, и недоставало лишь печати, поставленной первой женой Ичиндара, Тамарой, чтобы притязания Джиро на принадлежность к императорской семье получили документальное подтверждение и обрели силу закона. После этого его восхождение на трон становилось делом решенным. При наличии столь весомых аргументов никакой придворный сутяга и никакой первый советник — из тех, что состояли, при каждом властителе, — ни один законник в Империи не сможет оспорить иск Джиро. Могли найтись и другие аристократы с претензиями столь же убедительными,. как у Джиро, но никто — если уж Джастин из Акомы будет мертв — не посмеет утверждать, будто обладает хоть каким-нибудь преимуществом по сравнению с Анасати.

Раздавшийся крик заставил Джиро обратить взгляд в сторону леса; рука судорожно сжалась на рукояти меча. Никакого подозрительного шевеления он не усмотрел; но, может быть, он просто не видел того, что происходило за придорожными зарослями? Джиро скинул манускрипты с колен и напряженно уставился в сумрак чащи. В неподвижном воздухе послышался неясный гул. Воины, и без того пребывавшие в боевой готовности, слегка пригнулись, исполненные решимости встретить любую опасность.

Один из наиболее старых и заслуженных ветеранов выпрямился и отважился обратиться к Омело.

— Военачальник, — сказал он, — я знаю, что это за звук.

— И что же это такое? — спросил Омело. Повернувшись в их сторону, Джиро узнал старого служаку, который состоял в почетном эскорте Халеско, когда тот сопровождал Ичиндара в варварскую Мидкемию для мирных переговоров с королем Лиамом. Переговоры были прерваны предательским нападением; кровь тысячи старших сыновей властителей Цурануани пропитала поле сражения. Халеско погиб в первые минуты побоища. Из его почетного эскорта остался в живых лишь один воин, который сумел вместе с тремя солдатами из других домов вынести раненого Императора через магический коридор на землю Келевана. В награду за спасение Света Небес этот человек был зачислен в личную охрану Джиро. Теперь он уверенно заявил:

— Я слышал этот звук, когда сражался с варварами, господин. — Так как грохот, доносившийся со стороны леса, приближался, он повысил голос. — У врага есть лошади! Лошади! Они скачут на лошадях!

В ту же минуту лес взорвался хаосом.

Воины в синих доспехах, каждый из которых мчался верхом на четвероногом варварском чудище, развернутым строем неудержимо устремились на отряд. Омело громко выкрикивал команды. В свое время он читал донесения солдат, которые сталкивались с конницей в Мидкемии, и знал, что в таком столкновении только один тактический прием может сулить пешим воинам хоть какую-то надежду на успех. Воины, сопровождавшие властителя, составляли цвет армии Анасати. Они повиновались без колебаний и рассредоточились, чтобы не быть растоптанными; иначе солдаты, которым никогда не доводилось подвергаться конной атаке, могли бы совершить ошибку, оставшись на месте, — тогда они попросту были бы опрокинуты и смяты. Носильщики Джиро в непреодолимом страхе подались назад и продолжали понемногу пятиться, тогда как телохранители пытались по возможности расположиться живым щитом между хозяином и атакующей конницей Шиндзаваи.

Джиро был близок к панике. Отряды Шиндзаваи находились не в двух днях пути от Священного Города, они здесь! Эти их чудовища несутся с невероятной быстротой! И к тому же они такие тяжелые! Комья дерна разлетались от их копыт, и содрогалась земля. Носильщики спотыкались, их шаг утратил уверенность, но Джиро почти не замечал немилосердной тряски. Лошади приближались атакующей цепью, копья всадников сверкали в лучах солнца.

Передние ряды воинов приняли удар. При всей их храбрости и стойкости им не на что было надеяться. Одних закололи копьями, другие полегли под копытами лошадей, как колосья квайета, побитые градом. Самые проворные сумели увернуться, но тут же их настигали мечи всадников в синих доспехах. Только ветерану мидкемийских войн удалось выбраться. Он ловким приемом подрезал сзади сухожилие чудовища, и дергающаяся туша рухнула на землю. Седок успел спрыгнуть и вскочил на ноги; его ругань смешалась со стоном лошади, странно похожим на жалобный крик человека. Мечи скрестились; взметнувшаяся желтая пыль скрыла победителя схватки.

Второй шеренге повезло ненамного больше. Один солдат успел вонзить кинжал в грудь лошади, прежде чем его сбили с ног. Всадники сразили большую часть обороняющихся, но затем их копья — даже те, которые не сломались и не застряли в человеческой плоти, — стали бесполезными: они были слишком длинными, чтобы парировать удары мечей противника в ближнем бою. Джиро чувствовал, как пот струится у него по коже под доспехами. С его губ срывались проклятия. Он может умереть здесь! Какая нелепость! Погибнуть как Халеско, без толку ринувшийся в гущу сражения?! Умереть от удара мечом, словно какой-нибудь необразованный чурбан, полагающий, что такой конец прибавит ему чести! Властителю Джиро претила самая мысль о подобной смерти. Сначала он разделается с Марой!

Он отшвырнул прочь подушки и выскочил из паланкина, как загнанный в ловушку разъяренный саркат.

Омело еще оставался на ногах и продолжал выкрикивать команды. Натиск Шиндзаваи утратил первоначальную силу: лошади сворачивали в сторону, стараясь не наступать на павших, и боевой порядок следующих рядов нападающих оказался расстроенным. Но теперь всадники, словно слившиеся воедино со своими дьявольскими тварями, крутились, выписывая бешеные пируэты, и крушили мечами пеших воинов, задыхающихся от пыли. Солдаты Анасати не отступали. С героической отвагой они удерживали позиции, находясь в самом невыгодном положении: их монолитный отряд теперь был разрезан на небольшие группы врагами, которые разили их ударами сверху. Умение отражать такие удары всегда было наиболее слабым местом цуранского искусства фехтования. Погибали лучшие из лучших: они падали с рассеченными шлемами, и сухая дорога впитывала их кровь.

А всадники продолжали наступать. Они стягивались к паланкину и к сомкнутому строю личной охраны Джиро — последнему оплоту его обороны, отборным воинам. Сейчас в воинственных возгласах тех звучал вызов, но даже самые дерзкие из них понимали, что силы слишком неравны.

Омело сыпал кощунственными проклятиями. Чимака, казалось, куда-то пропал. Мечи со свистом рассекали воздух. Некоторые из них встречали парирующий удар и отклонялись от цели, но слишком многие глубоко вонзались в драгоценные красные доспехи, и еще более драгоценная красная кровь орошала землю.

Упала еще одна раненая лошадь, но воин, оказавшийся слишком близко, был сбит с ног ударом взметнувшихся копыт. Джиро подавил подступающую к горлу волну тошноты и вытащил свой меч. Он был не силен в военном искусстве, но приходилось либо сражаться, либо умереть.

Крики смертельно раненных резали ему слух. Ошеломленный и подавленный жестокой реальностью битвы, он пытался укрепить свой дух, готовясь к первой в его жизни рукопашной схватке. Только семейная гордость заставляла его держаться прямо.

Одна лошадь приблизилась к его оборонительной линии и поднялась на дыбы; она казалась черной на фоне раскаленного неба; ее копыта мелькали в воздухе. На затененном шлемом лице всадника выделялись белые зубы. Одного взгляда на плюмаж этого шлема хватило властителю Анасати, чтобы понять, кто перед ним. Всадником был Хокану.

Джиро поднял голову и увидел глаза, такие же темные, как у Камацу, и с таким же необычным разрезом. Во взгляде этих глаз не было жалости, но было знание: властитель Анасати — трусливый убийца.

В этих глазах Джиро прочел свой конец.

Отступать было некуда.

Он встретил первый удар меча, как его учили, и сумел отпарировать второй. Но тут под ноги ему попалcя умирающий воин; Джиро наступил на него и едва не упал. Горечь обожгла горло, и его покинули последние силы, а враг не собирался медлить. Лошадь Хокану надвигалась, словно демон, и меч, занесенный для удара, сверкал на солнце.

Джиро снова оступился. Нет! Он, который гордился своим разумом и тонкостью чувств, будет изрублен мечом на куски?..

Объятый непреодолимым ужасом, он повернулся и бросился бежать.

Все представления о бесчестье испарились перед этим воплощенным ужасом, который с грохотом настигал его. Джиро задыхался, каждый его мускул ныл от напряжения, но он не обращал на это внимания. Ему необходимо было добежать до леса. Разум может одержать верх над мечом, но только если он сумеет уцелеть в следующие пять минут. Он последний из сыновей в их роду. Это не позор, а всего лишь благоразумие — пытаться выжить любой ценой, потому что Мара, будь проклято ее имя, должна умереть раньше него. После этого пусть боги делают с ним все, что угодно.

Шум сражения стал глуше, но на его фоне резче выделялся тяжелый стук копыт по сухой земле, способный довести до безумия. Дыхание с хрипом вырывалось из груди Джиро, когда он достиг деревьев и вскарабкался на небольшую каменную осыпь, обретя, как ему казалось, некоторую безопасность.

Он больше не слышал за собой дыхания лошади. Она остановилась: лес ее отпугивал. Джиро прищурился, чтобы дать глазам привыкнуть к лесному полумраку после ослепительного дневного света. Тяжело дыша, он прижался к стволу дерева.

— Повернись и сражайся, — услышал он голос, прозвучавший у него за спиной на расстоянии полушага.

Джиро круто повернулся. Хокану был без лошади. Он ждал с поднятым мечом; тень скрывала лицо, и это делало его похожим на палача.

Джиро был на грани того, чтобы заскулить вслух. Его предали! Чимака допустил ошибку, непростительную ошибку, и вот к чему это привело! Панику сменила безумная ярость. Властитель Анасати поднял меч и ринулся в бой.

Хокану легко, словно играючи, отвел клинок Джиро в сторону. Он был закаленным воином и опытным фехтовальщиком.

Следующий удар клинков отозвался резкой болью в плече Джиро, не приученного к рутине боя. Он невольно ослабил хватку, и меч, вырвавшись из рук, описал в воздухе широкую дугу. Стука от его падения в кусты Джиро не услышал.

— Омело!.. — завопил он, не в силах совладать с паникой. Должен же был кто-нибудь, хотя бы один солдат из его почетного эскорта, уцелеть и услышать его зов!

Его обязаны спасти!

Он призвал на помощь разум и обратился к врагу:

— Ты обесчестишь себя, если убьешь безоружного противника.

Хокану оскалил зубы, но это не было похоже на улыбку.

— А мой отец не был безоружным? Умер в своей постели не от отравленной стрелы? Я знаю, что убийца исполнял твой заказ. — Джиро принялся бурно отрицать обвинение, но Хокану быстро положил этому конец. — У меня есть секретные записи тонга! — бросил он. Властитель Шиндзаваи казался олицетворением возмездия, когда, опустив меч, резким движением воткнул клинок острием в землю и там оставил, убрав руку с эфеса. — Ты мразь, нет — хуже, чем мразь, и не тебе напоминать мне о чести!

Он рванулся вперед.

Джиро подобрался, приготовившись к борьбе. «Для начала неплохо», — подумал он. В конце концов разум восторжествует! Он убедил благородного глупца из Шиндзаваи вступить с ним в рукопашный бой! Хотя властитель Анасати не считал себя первоклассным борцом, он сознавал, что в подобной схватке смерть настигнет его не так быстро, как в поединке на мечах. Он выиграл время, а за этот срок кто-нибудь из эскорта, возможно, сумеет пробиться и спасти его.

Пытаясь выгадать еще отсрочку, Джиро понемногу отступал. Но он был слишком медлителен, а Хокану быстр, как охотничья собака, и одержим жаждой мести. Сильные руки грубо схватили Джиро за плечи. Стремясь оторвать их от себя и освободиться, он поднял руку, нопочувствовал, что его запястье перехватили и заломили назад. Безжалостная сила выкручивала руку; о том, чтобы оказать сопротивление, не приходилось и думать.

Джиро шипел сквозь стиснутые зубы. Выступившие на глазах слезы туманили зрение. Мучительный захват усиливался с каждой секундой. Сморгнув слезы, Джиро посмотрел вверх. Над ним неясно вырисовывались очертания фигуры Хокану и ослепительно сиял шлем неприятеля, отражая пробивающиеся сквозь листву солнечные лучи. Джиро попытался заговорить. Он открывал рот, но никакие убедительные слова не приходили на ум. На протяжении всей своей сознательной жизни, проведенной в праздности и сибаритстве, ему никогда не доводилось испытывать телесные страдания, и первый же натиск боли почти лишил его рассудка.

Хокану встряхнул его, будто щенка, одной рукой. Взгляд властителя Шиндзаваи был страшен; казалось, это не человек, а демон, который не удовольствуется только кровью. Вцепившись, словно клещами, в богато украшенный шлем Джиро, он сорвал этот головной убор вместе с застежкой, едва не свернув шею незадачливому бойцу.

Джиро бросило из жара в холод. Он задохнулся, начиная понимать.

А Хокану рассмеялся, и этот смех не сулил ничего хорошего.

— Уж не решил ли ты, что я снизойду до поединка с тобой? Глупец! Я отложил меч, потому что ты не достоин чести, подобающей воину; ты, оплативший убийство моего отца, заслужил собачью смерть!

Джиро прерывисто дышал, ему не хватало воздуха. Пока он подыскивал слова, чтобы попросить пощады, Хокану не переставал его трясти. Шепотом, близким к рыданию, Джиро смог из себя выдавить только одно:

— Он был стар.

— Его любили, — отрезал Хокану. — Он был моим отцом. А твое существование оскверняет тот мир, в котором он жил.

Хокану еще раз крутанул Джиро, да так, что тот не удержался на ногах. При этом из-под красных доспехов выпал мешочек с документами. Властитель Шиндзаваи одной рукой потянулся, чтобы схватить шнурок. Джиро неуклюже дернулся, пытаясь освободиться.

— Ты же не сможешь запятнать себя моей смертью, если я такая уж презренная тварь.

— Не смогу?.. — зарычал Хокану, туго закручивая кожаный шнурок. Джиро чувствовал, как удавка врезается в шею.

Он забился, сопротивляясь из последних сил, царапаясь, ломая ногти о синие доспехи. Хокану туже затянул ремень, и Джиро уже не мог дышать. Его голова бессильно свесилась, из раскрытого рта потекла слюна, глаза выкатились из орбит. В угасающем сознании еще успела промелькнуть мысль о том, какая позорная смерть его ожидает, и он — в безумном отчаянии, с багровеющим лицом — содрогался в последних конвульсиях.

Хокану не стал предаваться размышлениям. Он набросился на Джиро с ненавистью, которая была так непомерна, что довела его до неистовства, столь же неподвластного разуму, как приливная волна. И зная, что никто уже не воскресит его убитого отца и не вернет им с Марой младенца, которого они лишились, Хокану продолжал затягивать ременной шнурок, пока лицо Джиро не приобрело темно-красный оттенок, затем сделалось пурпурным и наконец посинело. Еще долго Хокану не выпускал шнурок. Плача и дрожа, находя облегчение в возможности дать выход горю и ненависти, что накапливались годами, Хокану продолжал душить поверженного врага, пока сотник армии Шиндзаваи не обнаружил своего господина. Сотнику понадобилось применить силу, чтобы оторвать хозяина от бездыханного тела.

Овладев собой, Хокану тяжело опустился на влажную землю, покрытую палой листвой, и закрыл лицо окровавленными ладонями.

— С этим покончено, отец, — произнес он голосом, охрипшим от волнения. — И я сделал это сам, своими руками. Я удавил собаку.

Сотник в шлеме с синим плюмажем терпеливо ждал. Он давно находился на службе и хорошо знал своего хозяина. Заметив мешочек для документов, на шнурке, врезавшемся в горло Джиро, он вынул его содержимое, предполагая, что хозяин может захотеть с ним ознакомиться, когда придет в себя.

Через минуту властителя перестало трясти. Он поднялся, по-прежнему уставившись на свои руки. Он выглядел опустошенным. Затем, словно бы пятна на костяшках его пальцев были не чем иным, как приставшей к рукам грязью, а распростертый мертвец, жалкий и нелепый в своих красных доспехах, заслуживал не больше внимания, чем убитая на охоте дичь, Хокану повернулся и пошел прочь.

Сотник шагал следом. Его солдаты, разбившись на небольшие отряды, продолжали сражаться на дороге с остатками охраны Анасати. Сотник громко оповестил соратников:

— Слушайте все! Джиро Анасати мертв! Наша взяла! Шиндзаваи!

Сообщение, что Джиро пал, распространилось на месте сражения со скоростью степного пожара. Стоящий рядом с опрокинутым паланкином Чимака тоже услышал крики: «Властитель Анасати погиб! Джиро убит!»

В какой-то момент первый советник Анасати, посмотрев на рассыпанные у него под ногами свитки, подумал о другом документе, который Джиро носил у себя на груди. Что произойдет, когда этот пергамент будет обнаружен? Он вздохнул.

— Глупый мальчишка… — пробормотал Чимака. — Хватило трусости, чтобы сбежать, но не хватило ума, чтобы скрыться. — И он пожал плечами.

Омело поднялся с колен. Из раны на голове струилась кровь, заливая лицо. Судя по виду, он был снова готов убивать и казался таким же высокомерным, как всегда. Вот только в глазах у него появилось что-то чужое и мертвенное. Он взглянул на первого советника и спросил:

— Что нам остается?

Чимака рассматривал остатки разгромленного эскорта Джиро — и живых, и мертвых. Из целой сотни едва ли двадцать еще держались на ногах. Доблестные бойцы, они не отступили даже перед конницей, рассудил Чимака. Он не поддался сильному желанию присесть; оплакивать хозяина он не мог, поскольку не питал к нему подлинной привязанности и вообще никого в жизни не любил. Долг есть долг, и он тешил свою гордость тем, что всегда умел перехитрить врагов дома Анасати; но теперь всему этому пришел конец. Он бросил беглый взгляд на всадников Шиндзаваи, которые приближались несокрушимой живой стеной.

Обращаясь к военачальнику, которого знал с детства, Чимака прошипел сквозь зубы:

— Омело, друг мой, при всем моем уважении к тебе как к солдату я понимаю, что ты традиционалист. Если ты хочешь погибнуть от своего меча, я предлагаю тебе сделать это, не дожидаясь, пока нас разоружат. Но если хочешь прислушаться к моему совету, отдай уцелевшим воинам приказ сложить оружие и уповай на то, что Мара и сейчас столь же незлопамятна, какой была в прошлом.

— Стараясь не выдать, насколько ярко сияет в нем самом свет этой надежды, он добавил:

— И молись, чтобы у Мары осталась незанятой какая-нибудь должность, для которой мы могли бы пригодиться.

Омело громко скомандовал всем сложить мечи. В то время как клинки, один за другим, падали из непослушных пальцев, а ошеломленные воины Анасати провожали их горящими глазами, военачальник вглядывался в изборожденное морщинами загадочное лицо Чимаки. И, уже не прислушиваясь к тому, что происходило, когда воины Шиндзаваи по всей форме принимали капитуляцию Анасати, Омело облизнул пересохшие губы и спросил:

— А ты сам… питаешь такие надежды?

И они оба знали: он имел в виду отнюдь не прошлые свидетельства непревзойденного великодушия Мары. Властительница, от милости которой теперь зависели их жизнь и свобода, сама находилась на волосок от смерти. То, что до сих пор она сумела остаться в живых вопреки воле враждебной ей Ассамблеи, само по себе уже было чудом; однако существовала еще последняя, рвущаяся в бой когорта, состоящая из наиболее непримиримых воинов Минванаби, которых обрядили в зеленые доспехи Акомы и отправили в путь. Возможность исполнить распоряжения, которые дал им Чимака, была для них дороже собственной жизни, ибо эти распоряжения полностью совпадали с их заветными желаниями: любой ценой прикончить Мару и завершить осуществление замыслов Джиро.

Глаза у Чимаки загорелись, как у азартного игрока.

— Она — Слуга Империи. С нашей помощью она и с Ассамблеей справится.

Омело сплюнул и повернулся к собеседнику спиной.

— Ни одной женщине еще не выпадало на долю такое везение. — Он пригнул голову и напрягся, словно бык нидра перед обжигающим ударом кнута. — Но про меня ты сказал сущую правду: я действительно традиционалист. Эти новомодные штучки не для такого человека, как я. Рано или поздно мы все должны умереть, и лучше умереть свободными, а не рабами. — Посмотрев вверх, на небо, он сказал:

— Сегодня хороший день для того, чтобы встретиться с Красным богом.

Чимака не успел отвернуться достаточно быстро, и на его глазах Омело стремительным движением подался вперед и упал, сжимая в последнем объятии клинок собственного меча.

Кровь хлынула у него изо рта алым фонтаном. И пока властитель Шиндзаваи спешил к этому месту с победным криком, Чимака склонился над старым товарищем. Он приложил дрогнувшую руку к щеке Омело и выслушал последние слова, которые прошептал военачальник:

— Постарайся, чтобы мои воины были невредимы и свободны. Если же нет, передай им: я встречу их… у дверей… чертогов Туракаму.

***

Хотя небо было безоблачным, прогремел гром, и от его раскатов содрогнулись и закачались лесные деревья. И вот показались двое магов, паривших высоко в воздухе, словно посланцы древних богов. Пока они скользили над лесом, что-то высматривая, их черные хламиды трепетали и хлопали на ветру.

Рыжеволосый маг поднялся еще выше — насколько позволяло чародейское искусство. Крохотным пятнышком, похожим на кружащего ястреба, он пролетал в вышине над округой, обшаривая взглядом дорогу, которая вела в Кентосани, петляя среди холмов и ныряя в долины. Магический дар Тапека позволял ему сравняться с пернатым хищником — и по ширине охвата разворачивающихся под ним пространств, и по остроте зрения, но рассмотреть удавалось не все: мешала тень, мешали раскидистые кроны деревьев. Нетерпеливый маг хмурился; с его уст то и дело срывались проклятия. Но те, кого он ищет, были здесь, и он их найдет.

Краешком глаза он уловил какое-то движение и сразу свернул в ту сторону. Его полет был легким и свободным, как у мифического духа воздуха. Да, вот какие-то коричневые пятна, пробивающие в непрерывном движении… но это всего лишь стадо пестрых габаний — шестиногих оленей. Это не лошади.

Крайне раздраженный, он снова полетел вдоль дороги и почти сразу обнаружил нечто заслуживающее внимания: опрокинутый паланкин, покрытый красным лаком и сверкающий на солнце причудливыми завитушками из раковин коркара. Дорогая вещица, подобающая лишь очень высокопоставленному вельможе; и к тому же с занавесками геральдических цветов дома Анасати.

Тапек устремился вниз, будто коршун.

Менее подверженный охотничьему азарту, Кероло все же не забывал о цели полета. Он увидел, как устремился к земле его напарник, и поспешил присоединиться к нему.

Презрительно скривив губы, рыжеволосый маг указал на облако оседающей над дорогой пыли:

— Там. Видишь?

Кероло окинул внимательным взглядом сцену только что разыгравшейся трагедии: лошадей, все еще взмыленных после атаки; воинов в синих доспехах дома Шиндзаваи, к тому времени успевших спешиться; сбившиеся в кучку остатки почетного эскорта властителя Джиро под охраной вооруженного конвоя. Внутри круга — мертвый Омело, распростертый на клинке своего меча, а рядом с павшим офицером — Чимака, растерянный и потрясенный. Первый советник Анасати сидел низко склонившись и закрыв лицо руками: никогда еще, с самого отрочества, он не был так близок к слезам.

— Властителя нет с его людьми, — заметил Тапек ледяным тоном, не переставая обшаривать взглядом дорогу.

— Он не со своими воинами, — сказал Кероло тихо. Его слова прозвучали почти печально по сравнению с тоном Тапека. — И такой стойкий офицер, как Омело, не бросился бы на свой меч без причины.

— Ты думаешь, Джиро мертв? — спросил Тапек; его беспокойные глаза загорелись возбуждением, которое было сродни радости. Затем он застыл на месте, словно стоял на твердой земле, а не висел в воздухе. — Смотри. Под деревьями.

Кероло не был столь же быстроглаз, как Тапек, но через несколько мгновений он тоже увидел, что лежит у подножия небольшого бугорка, менее чем в десяти шагах от меча, отвесно воткнутого в землю. Сразу бросалось в глаза, что лезвие не обагрено кровью.

Не успел Кероло вздохнуть или произнести хоть слово — а он только собирался сказать, что месть сплошь и рядом приводит к обязательному кровопролитию, — как Тапек отрезал:

— Его задушили! Властитель Джиро умер позорной смертью. Нам снова бросили вызов!

Кероло пожал плечами с оттенком некоторого сожаления:

— Мы появились слишком поздно, чтобы предотвратить убийство. Однако никто не усомнится, что, согласно обычаю, господин Хокану имеет право на возмездие. Всем известно, по чьему заказу был убит его отец.

Тапек, казалось, не слушал.

— Это все подстроила Мара. Хокану всегда был у нее под каблуком. Неужели она верит, что мы оставим ее безнаказанной после этого кровопролития только потому, что ее руки кажутся чистыми?

По-видимому, его доводы не убедили Кероло.

— Это всего лишь предположение, — возразил тот. — И к тому же Ассамблее еще предстоит решить, как следует поступить с ее армией на равнине Нашика.

Брови Тапека негодующе поднялись.

— Предстоит решить?!. — взорвался он. — И думать не смей о том, чтобы заново созывать Совет! Наши словопрения и проволочки уже дорого обошлись Империи! Погибла одна из Пяти Великих Семей!

— Ну, не все так страшно. — В примирительном тоне, которым это было сказано, слышался оттенок предостережения: долготерпение Кероло не безгранично. — Остались кузины, которые ведут свою родословную от боковых ответвлений семьи Анасати: полдюжины молодых женщин, предназначенных храму, но еще не связанных обетами служения.

Тапек взвился как ужаленный:

— Что?! Вручить власть еще одной неподготовленной, необученной особе женского пола? Ты меня удивляешь! И кто же тогда унаследует мантию Анасати? Какая-нибудь несчастная дуреха, которая будет месяц за месяцем беспомощно наблюдать, как разваливается на куски могущество ее знаменитого дома? Или еще одна Мара? Двадцать лет назад перед таким же выбором стояла Акома. И сегодня мы расхлебываем его последствия!

— Ассамблея назначит преемника Анасати, когда придет время, — твердо заявил Кероло. — Мы должны отправиться в Город Магов. Сию же минуту. Нужно немедленно уведомить Ассамблею о том, что здесь произошло.

При этом глаза Тапека сузились.

— Глупец! Мы можем захватить ее сейчас, на месте преступления!

Кероло не стал делиться со спутником подозрениями насчет возможного секретного сговора с чо-джайнами. Он не стал рассказывать также о своих тайных опасениях: Мара, вероятно, уже приобрела себе союзника более могущественного, чем любой смертный Император.

— Джиро уже мертв, — тихо возразил он. — Какая сейчас польза от чрезмерной торопливости? Здесь больше некому воевать. Раз Джиро мертв, к чему нам суетиться?

Тапек почти закричал:

— Так что ж, по-твоему, это из-за какого-то Джиро я так упорно преследовал Мару? Она опасна для нас, ты, простофиля! У нее более серьезные цели, чем просто смерть противника.

Кероло не оставлял попыток водворить спокойствие:

— Я не слепой и не всегда бываю рабом протокола. Но я вынужден настаивать, брат. Да, наш эдикт все еще остается в силе. Но даже если бы Мара была столь же кровожадна, как некоторые другие вельможи из наших знакомых, нельзя сбрасывать со счетов никого из претендентов — или претенденток — на наследство Анасати. Мы должны решить, кто из них наиболее достоин стать главой дома Анасати. Право, это дело слишком много значит для нас, чтобы действовать самостоятельно. Нужно учесть пожелания наших собратьев.

— Они — идиоты или еще того хуже — соучастники! — Тапек снова кипел от злости. Он метался в воздухе, разворачивался и потрясал указующим перстом перед носом напарника. — Я не собираюсь сидеть сложа руки в такой час, когда на карту поставлена судьба мира! Я должен действовать ради Блага Империи!

Кероло поклонился с застывшим на лице выражением неодобрения, — по-видимому, эта ритуальная фраза сейчас показалась ему неуместной.

— Моя обязанность — уведомить обо всем остальных. — Он опустил руку в карман, и его прибор для дальнего переноса зажужжал, словно рассерженный шмель.

— Тупица! — прошипел Тапек в опустевшее пространство.

Он взглянул вниз. Там, внизу, под безоблачным полуденным небом отряды Анасати и Шиндзаваи завершали освященный веками парный танец победителя и побежденного.

Затем, словно все их телодвижения значили для него не больше, чем беготня потревоженных насекомых, он тоже достал свой аппарат и исчез.

Глава 14. ГИБЕЛЬ

Воздух содрогнулся.

Тапек возник на высоте пятидесяти футов, уже в другой местности, намного южнее той лесной поляны, где погиб Джиро. Чародей выглядел раздраженным. Поиски паланкина Мары обещали стать трудными: не в пример Джиро, Мара старалась замести следы. Ее военачальник косвенно подтвердил это, когда признался, что она сознательно выбирала окольные дороги.

Тапек откинул со лба выбившуюся прядь и внимательно оглядел расстилавшийся под ним ландшафт. Внизу тянулись поля квайета, успевшие сменить золотой цвет на тускло-коричневый, — как видно, земледельцам было не до уборки урожая. Пыльная дорога вилась вдоль русла пересохшего ручья, повторяя все его прихотливые изгибы. Не было заметно никакого движения, только бык нидра расхаживал по загону. Мальчик-пастух, приставленный сторожить быка, лежал под деревом, отмахиваясь от мух. У него не было причины смотреть вверх, и он упустил случай увидеть чародея, парящего прямо у него над головой.

На взгляд Тапека, раб-пастушонок заслуживал не большего внимания, чем досаждающие ему мухи. Чародей скрестил руки и забарабанил пальцами по рукавам. Если он так и будет обшаривать землю взглядом, поиск может затянуться надолго: территория, где, по всей вероятности, находилась Мара, была слишком уж обширной. Его угнетало сознание, что время не ждет. Кероло оставил недосказанным что-то важное, рыжеволосый маг был в этом уверен. Иначе с какой стати маг столь высокого ранга, как Кероло, ни с того ни с сего вдруг переполошится и помчится с докладом в Ассамблею?

Но что же замышляет Мара, если она осмелилась отдать своим отрядам приказ о начале атаки на равнине Нашика? Тапек в задумчивости облизнул губы. Эта женщина непростительно изворотлива. Даже если смерть Джиро не ее рук дело — вполне вероятно, что Хокану, не мудрствуя лукаво, самолично отомстил за убийство своего отца, — все равно нужно разыскать дерзкую властительницу хотя бы ради того, чтобы потом было меньше хлопот с ее задержанием. И пусть толстобрюхие пустозвоны вроде Хочокены попробуют не признать ее вину. Тапек не сомневался, что Ассамблее придется перейти от разговоров к карательным действиям. Иначе и быть не может, ведь по милости Благодетельной абсолютная власть магов оказалась поставленной под угрозу. Чтобы выйти на след властительницы, достаточно применить магический обряд поиска, решил Тапек. Для такого колдовства ему не обязательно висеть в воздухе, и он плавно спустился на землю. Как только его ноги коснулись земли, бычок нидры встревоженно фыркнул и, задрав хвост, сорвался с места. Подпасок вздрогнул от неожиданности и вскочил на ноги. На этот раз он увидел мага, который приземлился прямо перед ним. Испуганно вскрикнув, он в благоговейном ужасе бросился плашмя на землю.

Бык с разгону наскочил на изгородь, повернул назад и принялся описывать круги, взрывая копытами землю. Однако раб, устрашенный присутствием черноризца, боялся подняться и успокоить бычка.

И правильно, рассудил Тапек. По отношению к магам у простолюдинов не должно быть никаких чувств, кроме священного трепета. Впрочем, его не интересовали ни мальчик, ни животное. Погруженный в себя, стоя около дрожащего раба, он тихим речитативом начал произносить заклинание.

Закрыв глаза и сомкнув ладони, чтобы сконцентрировать набранную энергию, он выплеснул ее наружу. Хоботки невидимой силы потянулись от его тела, пронизывая окрестности и отыскивая то, что было ему нужно. Там, где они нащупывали дороги — пусть даже это был полузабытый проселок или дальняя колея, проложенная земледельцами для вывоза урожая с полей, — магические щупальца приобретали особую чувствительность. Они не пропускали ни развилок, ни обходных путей, добираясь до самых неприметных тропинок. Через несколько минут Тапек уже находился в центре широко раскинутой сети магических волокон. Ветвящиеся щупальца становились продолжением его самого, безмерно расширяя возможности чародея, ибо сплетенная им энергетическая паутина в конечном счете позволяла ему улавливать признаки движения. И Тапек ждал в этой паутине, словно паук. Покалывание в кончиках пальцев привлекло его внимание к какой-то возне на тенистой тропинке, где парочка слуг предавалась любовным утехам. Маг предоставил этой нити возможность скользить дальше и уделил внимание другим щупальцам. Вот прошла немногочисленная шайка серых воинов, которые подкрадывались к оставленному без присмотра стаду нидр; голод привел их на угодья, которые в обычное время были полны людей и хорошо охранялись. Подобная шайка не была единственной: из-за смуты, охватившей всю Империю, заметно обнаглели грабители. Однако Тапек не стал отвлекаться. Этим отребьем пусть занимаются другие. Выкинув из головы серых воинов, маг продолжил поиски, рассчитывая обнаружить другой отряд, более благопристойный на вид и лучше вооруженный, но передвигающийся так же скрытно. Он выявил два малочисленных эскорта, принадлежащих мелким властителям; эти воины со своими хозяевами всего лишь спешили укрыться под защитой более сильных покровителей.

Щупальца Тапека расползались по лесистым урочищам и заброшенным полям. Зловещая паутина раскинулась шире, за высохшие тайзовые плантации, где мертвые побеги торчали над растрескавшейся землей ровными шеренгами, словно ряды буро-коричневых перьев. Птицы в шумной перебранке выклевывали зерна из увядших колосьев.

Однако в этом крае для Тапека нашлось нечто более интересное, чем птичье пиршество. За пустынными полями, под защитой рощицы молодых уло, сеть Тапека уловила мимолетный неясный отблеск солнечного луча на зеленых доспехах и звук тяжелых шагов. У него дрогнули губы. Вот теперь он наконец-то обнаружил более крупный отряд, численностью не меньше сотни. Это были ее солдаты — та дичь, на которую он охотился.

Тапек мысленно сосредоточился на этом отрезке дороги, и перед его внутренним взором возникла живая, хотя и беззвучная картинка. Покрытый темным лаком паланкин с драпировками, расшитыми узорами в виде птицы шетра, быстро двигался по лесной дороге. Вокруг носильщиков, которых явно отбирали из самых быстроногих и выносливых, шагала, сверкая на солнце зелеными доспехами, почетная гвардия Мары. Они были готовы к сражению, а доспехи в равной мере годились и для битвы, и для торжественной церемонии. Среди них выделялся человек, мантия которого свидетельствовала о высоком ранге советника, а голову украшал обычный солдатский шлем. При ходьбе он опирался на костыль. Пышные ниспадающие одежды не могли полностью скрыть, что у него нет левой ноги.

Кейок, определил Тапек. Его белые зубы блеснули в улыбке. Ни один дом в Империи, кроме дома Мары, не держал на высоком посту калеку. Этот старик по-прежнему сохранял достоинство и вопреки увечью не позволял себе замедлить шаг. Зато его присутствие говорило не в пользу Мары. Престарелого бывшего военачальника, снискавшего всеобщее уважение, не стали бы подвергать риску на опасной дороге, если бы властительнице не была крайне необходима его поддержка. Маг поспешил закончить свое обследование. В свите Мары он усмотрел еще одну седую голову: то был Инкомо, старший советник, которого Мара приняла на службу после гибели дома ее врагов — Минванаби.

Инкомо никогда не принадлежал к числу любителей новшеств. Но такова была сила необыкновенной притягательности властительницы, что даже бывшие враги начинали ее поддерживать. Вспышка гнева полыхнула в душе Тапека. Она всего лишь обычная женщина, а возомнила, что может действовать без оглядки на закон, по сути посягая на права, которые были закреплены только за Ассамблеей. И именно это делало ее опасной. Она навлекла на себя проклятие. Сами боги должны чувствовать себя оскорбленными.

Тапек прикинул расстояние между ним и удаляющимся кортежем. Веки его закрытых глаз подрагивали от напряжения, пока он ликвидировал свою энергетическую паутину, сохранив единственную нить, которая связывала его с тем участком дороги, где проходил кортеж Мары. Утомленному магу не сразу удалось восстановить равновесие внутренних сил, после того как из всего переплетения энергетических щупалев осталось единственное следящее волокно, насыщенное энергией. Преодолев пьянящее чувство головокружения, он бесшумно исчез со своего наблюдательного поста рядом с нидровым загоном, оставив на месте ошеломленного раба, так и не оторвавшего лба от земли, и быка, которого некому было утихомирить.

На этот раз маг появился в нескольких милях от загона на узкой тенистой дороге в тылу колонны Мары. Его прибытие не было ознаменовано никакими грозными явлениями. И тем не менее здесь, вероятно, ожидали его появления, судя по быстроте, с которой задние ряды солдат Акомы остановились и резко повернулись к нему навстречу. Их руки сжимали рукояти мечей, словно он был не Всемогущим, а каким-нибудь заурядным разбойником.

Прошли мгновения, достаточные для того, чтобы они разглядели его темную хламиду и сообразили, с кем имеют дело. Хламиду мага никто не мог по ошибке принять за лохмотья бездомного вора с большой дороги. Несмотря на это, воины Мары не склонились в поклоне и не изменили воинственных поз. Оба советника стояли молча.

Что за дерзость! Негодованию Тапека не было предела. Какие тут еще могут быть обсуждения! Все больше раздражаясь при мысли, что Ассамблее еще придется тратить время на совещания и словопрения, Тапек чуть не шипел от злости. Свита Мары выказала откровенное неуважение к магу из Ассамблеи, встретив его не подобострастными поклонами, а угрожающими позами, как будто его можно было отпугнуть обычным боевым оружием!

Их наглости следует положить конец, решил Тапек. Его лицо приняло устрашающее выражение.

Невзирая на короткий приказ Кейока — всем оставаться на местах, — слуги и рабы, следовавшие в середине кортежа Мары, бросились врассыпную сквозь ряды охраны. Носильщики, которые держали паланкин, явно тряслись от страха, но женский голос, прозвучавший за занавесками, не позволил им окончательно впасть в панику. Повинуясь какому-то новому сигналу, они бегом устремились вперед. Носилки раскачивались и подпрыгивали, являя собой самое жалкое зрелище.

От удивления Тапек застыл на месте, словно пригвожденный. Вызывающее поведение воинов — еще куда ни шло, но чтоб такое! То, что в его присутствии слуги Мары могли осмелиться на какие-то иные телодвижения, кроме немедленных изъявлений покорности, просто в голове не укладывалось!

Затем офицер, возглавляющий почетную гвардию Мары, закричал:

— Не подходи ближе, Всемогущий!

От такого оскорбления Тапека затрясло. Из всех людей, не принадлежащих к великому сословию магов, никто не повышал на него голос с тех пор, как он был ребенком с еще нераскрытыми способностями. Подобное кощунственное пренебрежение привело в бешенство мага, привыкшего за многие годы к безоговорочному повиновению. Готовый плеваться от отвращения или исполосовать самый воздух хлыстами неистовой энергии, он воскликнул:

— Мои слова — закон, а ваша госпожа нарушила наш указ! Прочь с дороги — или все умрете!

Может быть, начальник эскорта и затрепетал, но это не прибавило ему сговорчивости.

— Тогда мы умрем, защищая свою госпожу, и войдем в чертоги Красного бога как славные воины Акомы!

Жестом он подал солдатам короткий сигнал. Отряд в зеленых доспехах слаженно, словно составлял единое целое, развернулся веером, загораживая черноризцу дорогу.

Тем временем паланкин продвигался вперед. Кейок обменялся с офицером несколькими словами. Тапек узнал Суджанру, одного из офицеров Акомы, первым получившего должность командира легиона. Офицер коротко кивнул Кейоку; ответным взмахом костыля тот сообщил о принятом решении. Затем Кейок развернулся на здоровой ноге и двинулся, прихрамывая, вслед за своей удаляющейся хозяйкой.

Все это переполнило чашу терпения Тапека.

Он поднял руки. Энергия потрескивала, сгущаясь вокруг его предплечий. Она парила над его ладонями, образуя светящуюся корону, невыносимо яркую для человеческих глаз.

Хотя воины Мары были, разумеется, ослеплены, в ответ они извлекли мечи. Тапек даже сквозь гудение стягиваемых им колдовских сил расслышал свист клинков, покидающих ножны. Неистовство затуманило его разум. Убийственную ярость он слил воедино с мощью своей магии, заключив смертоносный текучий сплав в плотный клубок. Магическая сила сконцентрировалась в его руке, переливаясь всеми цветами радуги, которые вспыхивали и переходили один в другой, пока не вливались в единый огненно-красный шар.

— Так смотрите же, к чему привело безрассудство вашей хозяйки! — громко выкрикнул Тапек, метнув шаровой сгусток энергии в строй почетной гвардии.

Пылающий световой снаряд устремился к цели, разрастаясь в полете с треском, от которого дрожала земля. Воины, находившиеся ближе всех к Тапеку, первыми приняли удар, и неотвратимая огненная смерть ворвалась в их ряды. Беспощадное пламя перескакивало от солдата к солдату, и живая плоть в тот же миг превращалась в пылающий факел. Огонь повергал жертву в мучительную агонию без надежды на спасение.

Люди кричали, хотя каждый вздох обжигал им легкие и колдовской огонь проникал в тела, пожирая их изнутри. Храбрость и стойкость воинов уже не имели значения: охваченные огнем, они падали на колени, а затем корчились на земле в безумных мучениях. Зеленые доспехи почернели и покрылись пузырями. Вынести вид этих нечеловечески страшных мучений не мог бы ни один смертный. Тем временем маг бесстрастно наблюдал плоды своей жестокости и не торопился прекращать пытку. Его взлохмаченные рыжие волосы развевались в клубах дыма, и лишь ноздри морщились от удушливого зловония горящих волос и кожи.

Шли минуты, но Тапек не снимал заклятия. Он дождался, чтобы пламя наконец погасло само, истощив поддерживавшую его субстанцию. Не было ни кости, ни сухожилия, которые бы не обгорели. Остались только одни скелеты с обугленными, дымящимися пальцами, так и не выпустившими зажатое в них почерневшее оружие. В пустых глазницах еще вспыхивали искры, как будто внутри теплилась жизнь, по-прежнему способная чувствовать и безмолвно стенать. Разверстые рты навеки застыли в крике безмерной боли.

Тапек был удовлетворен: наглецы получили хороший урок. Перед ним осталось лишь центральное ядро отряда — последняя шеренга оставшихся в живых воинов, прикрывающих с тыла удаляющийся паланкин, — а также командир легиона Суджанра и советник Инкомо. Они все, даже дряхлый советник, непоколебимо стояли перед лицом смерти, как истинные солдаты Акомы.

Тапек шагнул вперед, не веря собственным глазам. Слишком опустошенный, чтобы снова поддаться гневу или изумлению, слегка ошалевший от могущества своей магии, он постарался собраться с мыслями.

— Что это значит? Вы слепцы? Тупые чурбаны? Вы же видели, что стало с вашими товарищами! — Он жестом показал на останки тех, что еще недавно были живыми людьми, и его голос возвысился до крика, усиленного с помощью магии.

— Почему же вы еще не ползаете на брюхе, моля о пощаде?

Никто среди уцелевших в эскорте Мары не двинулся с места. Все хранили суровое молчание.

Тапек еще на шаг приблизился к охране паланкина. Те рабы, которые еще не успели сбежать, попадали ниц, устрашенные демонстрацией неистового гнева черноризца. Они лежали в придорожных канавах в десяти шагах от обочины, плача и дрожа, уткнувшись лбами в землю. Тапек не удостоил их вниманием: для него они были безликими ничтожествами, стоившими не больше, чем вытоптанная трава под ногами. Горячий пепел, разносимый ветром, обжигал ему глаза, пока он перешагивал через обугленные скелеты. Кусочки покореженных доспехов и костей хрустели под его ногами. Он подходил все ближе и ближе; свита Мары не отступала.

Далеко впереди, кренясь и дергаясь, продвигался зеленый лакированный паланкин с развевающимися, сбившимися занавесками: носильщики мчались что было сил. Кейок держался с ними вровень, несмотря на обременяющий его костыль.

Тапек, презрительно созерцавший это бессмысленное бегство, обратился к застывшим перед ним воинам:

— В конце-то концов, какое значение имеет ваша верность? Вашей госпоже все равно не удастся уйти отсюда живой.

Защитники властительницы безмолвствовали. Перья на шлеме Суджанры качнулись и задрожали, но подобная мелочь не могла удовлетворить мага: ведь это не его могущество заставило воина трепетать, а просто ветер подул. Воля офицера была непоколебима, решение — непреклонно. Инкомо держался уверенно, словно жрец на священной земле храма; в выражении его лица читалась безмятежная готовность принять любую судьбу, ниспосланную богами.

Тапек окинул пристальным взглядом каждого из стоящих перед ним воинов, которые, оказавшись свидетелями его ярости, тем не менее сумели не поддаться страху. Оставалось одно средство, которое могло пробить и разрушить броню их сплоченности и упрямства.

Подогреваемый вновь вспыхнувшим гневом, Тапек оценил расстояние между собой и тем поворотом дороги, до которого успел добраться паланкин Мары. Приметив поблизости от того места дерево, расщепленное ударом молнии, он мысленно направил туда острие своей воли, и магическая энергия перенесла его прямо к цели.

При появлении черноризца Кейок резко развернулся и, стоя между магом и паланкином, застыл в оборонительной позе. Костыль при этом служил ему опорой.

— Прикажи носильщикам остановиться! — потребовал Тапек.

— Пусть госпожа распоряжается своими рабами, как пожелает. — Кейок вытащил из-под плеча костыль, сжал его двумя руками и повернул, высвобождая потайную защелку. Гладко отполированные части деревянного посоха легко разделились с негромким, но отчетливо различимым свистящим звуком: так заявляет о себе клинок, извлекаемый из ножен.

Зычным командирским голосом, в котором не было и намека на старческое дребезжание, Кейок заявил:

— Я не сойду с этого места без приказа госпожи. Тапек уже ничему не удивлялся. Он смерил Кейока свирепым взглядом, но тот и не думал уступать. Слишком много морщин пролегло на лице Кейока и слишком многие годы оставили след на этом лице, чтобы сейчас его черты дрогнули, обнаруживая слабость. Возможно, в последнее время его глаза утратили былую зоркость, но в них горела уверенность человека, знающего себе цену. Он уже столкнулся с самым худшим из того, что могло выпасть на долю воина, — выйти из боя живым и остаться калекой, — но нашел в себе силы преодолеть унизительность такого существования и заново наполнил жизнь смыслом. Его спокойный взгляд, казалось, говорил: в смерти нет ничего таинственного — лишь последний благодатный отдых.

— Да кому ты нужен, старик, — презрительно бросил маг. Он направился к зарослям, куда в поисках укрытия поспешно ринулись носильщики, тащившие паланкин Мары.

Кейок перешел от слов к делу с поразительной быстротой. Молниеносный выпад — и неожиданно для себя маг обнаружил, что к нему устремлено острие меча, направляемого умелой рукой увечного старца.

Стремительность нападения ошеломила Тапека; он едва успел увернуться.

— Да как ты смеешь!.. — завопил он.

Несмотря на все, что произошло перед этим, Тапек даже помыслить не мог, что кто-нибудь из этих ничтожеств решится ему угрожать. Кейок не только решился, он повторил свою выходку. Его меч со свистом обрушился вниз, и в черном одеянии появилась прореха. Тапек поспешил отскочить, но его движения были куда менее ловкими, чем у одноногого воина, и он лишь с большим трудом избежал смертельного удара. Взлетевший в воздух клинок снова заставил мага отступить. Выведенный из равновесия, Тапек не мог призвать на помощь магию: для этого требовалось сосредоточиться, а ему, как назло, приходилось пригибаться, увертываться и пятиться под натиском опытного фехтовальщика.

— Стой!.. Прекрати сейчас же!.. — только и мог выкрикнуть маг, преодолевая одышку: он не имел обыкновения утомлять собственные мускулы и порядком растерялся, внезапно оказавшись в положении человека, спасающего свою жизнь.

А Кейок еще умудрился, делая следующий ложный выпад, издевательски полюбопытствовать:

— Ну что же, ты даже от меня не можешь убежать?

Вынужденный воспользоваться прибором перемещения, чтобы оказаться на безопасном расстоянии от Кейока, Тапек исчез и появился снова, но уже за пределами досягаемости старого полководца. Он тяжело дышал и сгорал от стыда за свое отступление. Чуть ли не захлебываясь от душившего его бешенства, он собрал все величие, на какое еще был способен, и выпрямился во весь рост. Из глубокого колодца исступленной ярости он призвал необходимую ему энергию. Магическая сила росла в нем, наполняя воздух потрескиванием озона. Голубые энергетические разряды скапливались вокруг Тапека, словно он находился в центре сверкающей молниями грозы, готовой разразиться над ничтожно малым клочком заброшенной земли.

Тем не менее Кейок не выказывал страха. Он опирался на клинок, вынутый из костыля; его обычно бесстрастное лицо сейчас выражало что-то очень похожее на презрение.

— Госпожа права, — заметил он. — Вы всего лишь обычные люди, ничуть не умнее и не благороднее остальных. — Видя, что его слова задели мага, и без того взбешенного, Кейок добавил:

— И к тому же ребячливые и подверженные страху.

Позади, там, где оставалась горстка почетной гвардии Акомы, послышался чей-то смешок.

Тапек зарычал в приступе безрассудной злобы. Накопленная энергия вырвалась наружу. Его рука опустилась в резком, словно рубящем, движении, и из пустоты внезапно возникла темная фигура. Призрак вздымался вверх, затем воспарил — непроглядно-темный, как глубинный мрак безлунной ночи. Лишь на секунду повиснув в воздухе, он стремительно помчался в сторону Кейока.

Старый солдат непроизвольно поднял клинок, чтобы отразить нападение. Не по годам быстрый в движениях, он вступил в поединок с тем, чему не было названия. Но на этот раз его враг оказался бесплотным, и оружие беспрепятственно прошло сквозь чернильно-черную мглу. Кейок не отклонился в сторону и не сделал попытки к отступлению, даже когда магическая сила расщепила рукоять его клинка; и в следующее мгновение это детище злых чар поразило непокорного воина прямо в грудь.

Поверженный тенью, он, качавший Мару в детстве на коленях, впал в оцепенение. Пальцы разжались, меч упал на землю, и в широко раскрытых глазах застыли предсмертная мука и ужас.

И все-таки в конечном счете воин одержал победу. Изношенное сердце не могло противостоять потрясению и боли, которые выдержал бы боец помоложе; в последние годы его душа, отслужив долгий срок земного существования, не очень-то цеплялась за тело, к которому была привязана. Кейок зашатался, голова запрокинулась к небу, словно в последнем салюте богам. Затем он тяжело упал. Его тело было таким же безжизненным, как камни под ним, а лицо обрело выражение покоя.

Гнев Тапека остался неутоленным. Он хотел, чтобы старик кричал и умолял, катаясь по земле и завывая от телесной боли; и пусть бы Мара, скорчившаяся от страха в своем паланкине, знала: ее драгоценный военный советник подыхает в муках, словно пес.

Тапек разразился проклятием. Злоба заполыхала в нем с новой силой: ему казалось, что Кейок слишком легко отделался. Лучше бы Мара погибла до того, как ее старый воин испустит дух. Пусть бы Кейок увидел, как она отправится к Туракаму прежде него, и, умирая, осознал, что труд всей его жизни оказался напрасным. Остервенелый маг устремился к паланкину, теперь уже покинутому носильщиками и сиротливо стоявшему в зарослях. По пути к носилкам Тапек начал произносить заклинания, вызывая из воздуха новые жестокие чары. Каждое слово он отчеканивал и подкреплял жестом. Колдовством он сотворил рой серебристых дисков, которые порхали, кружась, над его плечами. Их края были острее кинжалов; взрезая воздух, они порождали гул, режущий слух.

— Марш! — скомандовал Тапек.

Смертоносные диски унеслись быстрее, чем доступно взору, и ворвались в заросли. Их прикосновение пресекало жизнь. Высокие травы и молодые деревца увядали, за считанные мгновения превращаясь в сухие стебли и прутья. Не было такой силы, которая остановила бы их, или преграды, способной замедлить их полет. Как сквозь туман, они прошли сквозь оказавшийся на пути камень и разрезали драпировки паланкина. И вот оттуда донесся приглушенный женский крик. Затем в роще наступила тишина, которую не нарушало даже птичье пение.

Вся лесная живность давно исчезла, спасаясь бегством.

Остались лишь воины у Тапека за спиной. Потрясенный нападением на паланкин госпожи, командир подал сигнал к атаке.

Повернувшись к ним, Тапек презрительно расхохотался. Мечи в их руках выглядели нелепо, а они сами, с жаждой боя, написанной на их лицах, казались кучкой безмозглых идиотов. Маг увеличил силу заклинания. Он взмахивал руками, посылая один за другим вращающиеся диски в шеренги солдат, бегом приближавшихся к нему.

Люди падали. Они не кричали, так как не успевали вздохнуть. Еще секунду назад они были живы и бежали, выкрикивая боевые кличи Акомы. В следующий момент, настигнутые смертельными дисками мага, они оказывались во власти паралича. Ноги подкашивались, и они валились на сухую землю. Тапек по-прежнему был одержим яростью. Словно вознамерившись выжечь и уничтожить все вокруг, он продолжал метать колдовские снаряды. Сверкающей вспышкой, бросок за броском, они вылетали из его рук как воплощение беснующейся силы зла. Звенящий гул от кружения дисков стоял в воздухе еще долгое время, после того как пал мертвым последний из воинов Мары; среди них лежал и Инкомо в измятых шелковых одеждах, вопиюще неуместныхна этой арене поголовного уничтожения.

Сила Тапека внезапно стала иссякать.

С трудом превозмогая усталость, головокружение и рябь в глазах, вызванную зрелищем непрерывного движения вращающихся дисков, он понимал, что у него нет иного выхода: следовало остановиться и перевести дух. Радости он не испытывал. В нем все еще бурлило негодование из-за того, что какие-то простолюдины осмелились выказать ему неповиновение. Он сожалел не о том, что они погибли от его руки, а лишь о том, что они сумели вывести его из равновесия и из-за них ему пришлось убить Мару слишком быстро. Она заслуживала долгой и мучительной смерти — за все то беспокойство, которое причинила Ассамблее.

Тапек расправил хламиду на плечах, затем двинулся, обходя мертвые тела, туда, где прежде были зеленые заросли. Горстка перетрусивших рабов и слуг тихо скулила, уткнув лица в землю. Колдовское оружие заметно поубавило их количество, а те, кто уцелел, видимо, повредились в уме. Тапек величаво прошествовал мимо и протиснулся сквозь сухие остовы кустов и почерневшие сучья деревьев к площадке мертвой земли, окружавшей паланкин Акомы. Там, где он проходил, засохшие листья и хрупкие веточки крошились, превращаясь в пыль.

Лишь лак на паланкине не потускнел и не покоробился под действием магии, иссушающей все живое. Его яркий блеск казался почти неестественным в сиянии солнечных лучей. Тапек шагнул вперед и отбросил занавески, расшитые геральдическими изображениями птицы шетра.

На подушках, в безжизненной позе полулежала женщина; в ее широко раскрытых глазах застыло выражение удивления. Ее наряд бесспорно принадлежал знатной даме, но это была не Мара.

Над дорогой, ставшей местом побоища, прозвучало проклятие Тапека.

Он ничего не достиг, лишь уничтожил какую-то прислужницу, облаченную в одежды Мары. Его одурачили! Он, маг Ассамблеи, введенный в заблуждение присутствием Кейока и кучки солдат и офицеров, был убежден, что настиг властительницу. А на самом деле она может праздновать победу над ним, — как видно, Мара заранее все просчитала, сделав ставку на его горячий нрав. Идя на смерть, солдаты прекрасно сознавали, что она перехитрила Всемогущего из Ассамблеи, и этот старик тоже знал. Кейок с самого начала разыгрывал представление и, можно не сомневаться, в полной мере позабавился, прежде чем умер.

Тапек окинул рощу злобным взглядом. Если не считать жалкой горстки испуганных рабов, его магическое оружие истребило все живое. Убиты все те, кто занимал в эскорте Акомы достаточно высокое положение, чтобы знать, хотя бы приблизительно, где сейчас обретается их хозяйка, а допрашивать или пытать свихнувшихся рабов совершенно бессмысленно.

Довольно скоро Тапек обнаружил, что ругательства не приносят желаемого облегчения. Однако и смиренно стерпеть триумф Мары он тоже не мог. Вскинув вверх руку, маг сотворил у себя над головой разноцветный сверкающий вихрь. Как ребенок, играющий с волчком, он заставлял свою смертоносную игрушку крутиться все быстрее и быстрее, а затем легким взмахом кисти метнул грозную радугу в сторону рощи, и она ударила по деревьям и подлеску. Ее движение сопровождалось треском и мерцающим сиянием, которое взорвалось невиданным светом ослепительной синевы. Гудящий воздух наполнился смрадом расплавленного металла. О том, что здесь произошло, уже никто не мог бы догадаться. Там, где находились рабы, теперь не было ничего: ни костей, ни теней — лишь пустое пространство, порожденное могучим колдовским искусством.

Сияние потускнело, затем исчезло. Тапек, взмокший от пота, стоял, тяжело дыша, и обозревал поле своей деятельности. Взгляд мага скользил по сторонам. Прямо у его ног зиял дырой кратер. На его дне обнажилась, став доступной взору, твердая порода, а над ней — на многие ярды по всем направлениям — не осталось ничего, что могло бы ползать или летать. Обнаружились те из слуг Акомы, которые сумели убежать дальше других. Их больше не скрывал кустарник, и они лежали, скорчившись, настигнутые второй атакой магических сил. Их лица и кожа почернели и покрылись пузырями; на обожженных руках не было пальцев. Некоторые еще дергались, умирая в мучительной медленной агонии, которая лишила их даже возможности кричать.

— Великолепно, — прозвучал голос из воздуха. Тапек вздрогнул и, обернувшись, увидел Акани, только что прибывшего из Города Магов. Для защиты от колдовских сил он использовал специальную прозрачную броню, которая сверкала и искрилась, подобно мыльному пузырю, в лучах полуденного солнца.

Слишком уставший даже для того, чтобы совершить приветственный поклон, Тапек как-то обмяк. У него не осталось никаких сил, однако надежда на скорое подкрепление явно взбодрила его.

— Хорошо. Ты нужен. Я совсем выдохся. Найди…

Акани перебил его с неприятной резкостью:

— Я не собираюсь выполнять ни одного из твоих приказаний. Меня послали за тобой. От Кероло поступило сообщение, что ты действуешь необдуманно. — Холодным взглядом Акани осматривал опустошенную местность, подмечая подробности. — По-моему, это еще мягко сказано. Тебя обвели вокруг пальца как последнего простака, Тапек. Если какой-нибудь ребенок из-за насмешек теряет рассудок, так от него ничего другого и не ждут, но чтобы такое случилось с магом из Ассамблеи, прошедшим все ступени обучения!.. Твоя невоздержанность бросает тень на всех нас.

Лицо у Тапека потемнело.

— Не стоит надо мной смеяться, Акани. Мара весьма расчетливо подготовила свою ловушку, чтобы сбить нас со следа!

В ответ он услышал презрительное замечание:

— В этом нет необходимости. Ты сам подыгрываешь ей с исключительным рвением и весьма последовательно.

— Что? Я ей не союзник! — Тапек двинулся вперед неверной походкой, немало раздосадованный тем, что столь опрометчиво израсходовал все свои силы, ничего не оставив про запас.

Акани сбросил свою защитную оболочку, что следовало понимать и как утонченное оскорбление: таким образом он подчеркнул, что его заносчивый собрат по искусству магии сейчас способен только кипеть от злости без всякого вреда для окружающих. Разглядывая тела слуг Мары, которые корчились в последних конвульсиях, Акани сказал:

— Ты понимаешь, что если переодетая госпожа исчезла из паланкина, то ты умудрился не оставить в живых никого, кто мог бы хоть что-то рассказать.

Тапек огрызнулся:

— Тогда употреби свою силу, чтобы найти эту беглую Слугу Империи! Я полностью исчерпал свою энергию.

— Вернее, растратил впустую. Продолжать твои поиски я не собираюсь, — заявил Акани. — Ассамблея послала меня за тобой. Ты не имел полномочий на самостоятельное решение вопроса, который находится в процессе обсуждения; это позорное нарушение нашего устава, а положение у нас намного серьезнее, чем ты думаешь. Тебя предупреждали, что в этом деле требуется особая осмотрительность, однако ты позволил чувствам взять верх над разумом. Ты уничтожил сподвижников Благодетельной, которые, можно считать, были уже у нас в руках. От них мы могли бы получить важные сведения и установить, насколько глубоким и далеко идущим был ее заговор против нас.

Тапек нахмурился:

— Заговор? Против Ассамблеи? Ты хочешь сказать, что она замахнулась на нечто большее, чем простое неповиновение?

Акани вздохнул. Его молодое лицо выглядело усталым. Еще в те годы, когда он занимался изучением законов, в нем укоренилась привычка рассматривать любой вопрос со всех сторон.

— Мы сами подтолкнули ее к этому, — признал он. — Но так или иначе, очень возможно, что в намерения госпожи Мары входит расторгнуть наш договор с чо-джайнами.

— Не может быть! Она не посмеет! — вырвалось у Тапека, хотя воспоминание о возмутительном вызове, брошенном ему Кейоком, противоречило такому предположению. Для этой трижды проклятой интриганки не существовало ничего запретного. Ничего.

— Имперские властители никак не ожидали, что она уцелеет в столкновении с могущественными Минванаби, не говоря уже о том, что изведет под корень всю их династию, — холодно уточнил Акани. — Что же касается нашего сословия, то мы уже давно привыкли пользоваться в борьбе теми преимуществами, которые сопряжены с магическим даром каждого из нас и с особым положением Ассамблеи в обществе. Мы уже забыли, как защищаться от вооруженного нападения, и наше самодовольство грозит опасностью.

Затем, увидев воинственный блеск в глазах гневливого собеседника, бывший законник добавил:

— Твое участие в этом деле по указу Ассамблеи закончено. Теперь идем со мной. — Достав из складок хламиды устройство для перемещения, Акани привел его в действие и крепко сжал рукой плечо Тапека. Оба мага исчезли, подхваченные вихревыми потоками воздуха, оставив в стелющейся дымке трупы слуг Акомы.

***

Мару спасла смелость. Во время своих поисков Тапек так и не додумался отклониться в сторону от дорог, в самую глубь густого подлеска. Он не снизошел до того, чтобы вникнуть в особенности характера Мары, а на его поверхностный взгляд, она должна была вести себя точно так же, как любая другая изнеженная знатная дама. Он и вообразить не мог, какие глубокие перемены произошли в ней за время «паломничества» в Турил. Мало того что она бесстрашно углубилась в неприветливую лесную чащу, покинув паланкин и свой главный отряд, но еще и двинулась совсем не в том направлении, которое преследователям казалось единственно возможным. Она не устремилась на север, к Кентосани, а сразу повернула на юго-запад, где, как ей было известно, находился ближайший вход в туннели чо-джайнов.

Вместе со своими воинами она провела в пути без отдыха две ночи. Теперь, на исходе второго дня, властительница едва держалась на ногах. Сарик шел рядом с нею, время от времени поддерживая ее за локоть и помогая сохранять равновесие, хотя сам вряд ли был способен на большее.

Состоявший в отряде разведчик, постоянно державшийся начеку, внезапно поднял руку. Мара не сразу поняла, в чем дело, и Сарику пришлось ее остановить.

Птицы в вышине, в густых кронах деревьев уло, перестали петь.

Жестом она велела идущим сзади остановиться и спросила:

— В чем дело?

Сарик застыл, прислушиваясь. Сотник, стоявший во главе отряда, приказал воинам осмотреть верхушки деревьев.

— Мы можем попасть в засаду? — шепотом задала вопрос Мара.

Разведчик покачал головой:

— Здесь — вряд ли. Даже «ели бы разбойники вздумали обосноваться в этой части леса, они бы все умерли с голоду: им просто некого было бы грабить и негде добыть пропитание. — Он поднял голову и раньше всех расслышал шум приближающихся вооруженных людей. — По-моему, это дозор, госпожа.

— Во всяком случае, это уж точно не наши, — заключил Сарик. Он взглянул на сотника Азавари, тот кивнул, и маленький отряд, состоящий из отборных воинов, обнажил мечи. Обращаясь К разведчику, советник Акомы задал вопрос, от которого могло зависеть все:

— До входа в туннель еще далеко?

— Не меньше мили, — последовал ответ.

Слишком далеко, чтобы обессиленные люди могли преодолеть это расстояние бегом, даже если бы им не надо было беспокоиться об отражении удара с тыла.

Сарик встал впереди госпожи, обливающейся потом под позаимствованными у кого-то доспехами. Сам по себе этот дополнительный груз не был для нее чрезмерно тяжелым, но она стерла кожу до крови, поскольку не была приучена к долгим пешим переходам в боевом обмундировании. Тем не менее Мара не подавала виду, какую пытку ей приходится выносить, и, как и все, тоже потянулась к мечу, висевшему на боку.

Сарик решительно удержал ее руку, и если обычно он деликатно облекал свои советы в форму вопроса, то теперь его тон был весьма настойчивым:

— Нет. Если нас атакуют, ты должна бежать и искать убежище. Сбереги меч для себя, чтобы броситься на него в случае необходимости, если тебя схватят. Но попытка задержаться здесь была бы непростительной глупостью. — Уже более мягко он добавил:

— Госпожа, ты не получила достаточной воинской подготовки. Первый же полученный тобой удар может тебя сразить.

Мара посмотрела ему прямо в глаза:

— Если я должна буду спасаться бегством, ты последуешь за мной. Накойя не для того готовила тебя к должности советника, чтобы ты погиб в вооружен-ной стычке.

Сарик пожал плечами:

— Удар мечом может оказаться более милосердным, чем колдовство мага.

Он не питал иллюзий. Их малочисленный, быстро передвигающийся отряд мог ускользнуть от наблюдения Ассамблеи, хотя и ненадолго. Однако, чтобы остаться вне пределов досягаемости карающих магических сил, его госпоже необходимо выжить и найти убежище в туннелях чо-джайнов.

Мара заметила, что ее советник внезапно замолчал; в отличие от него она старалась не думать о Всемогущих. Если бы она позволила себе поддаться таким страхам, то должна была бы рухнуть на землю и плакать: о Люджане и Ирриланди, теперь уже, возможно, погибших вместе со всеми ее воинами; о Кейоке, Инкомо и о командире легиона Суджанре — обо всех, кого выставили как приманку рядом с ее носилками.

Где находился Хокану, знали только боги. Нестерпимо мучила мысль, что он тоже мог погибнуть ужасной смертью. Даже в мыслях не хотелось допускать предположение, что список невосполнимых потерь еще далеко не исчерпан, и если даже Джастин уцелеет и сможет претендовать на золотой трон по праву наследника, то ценой его победы станут жизни всех остальных, кто ей дорог.

Мара прикусила губу. Готовясь к предстоящему бегству, она крепилась и сдерживала невольную дрожь.

Хруст ломающихся под ногами ветвей и поступь марширующего отряда слышались все ближе и ближе.

Выследить ее сейчас не составляло труда: солдаты Акомы перестали тратить время на уничтожение примет своего пребывания в лесу, когда сочли, что отошли от дороги достаточно далеко. В таких дебрях можно было поступиться скрытностью ради скорости.

Приблизительно так рассудил поредевший совет ее офицеров, и теперь они расплачивались за эту ошибку.

Сотник Азавари взвесил свои возможности и принял решение.

— Рассыпать строй! — тихо скомандовал он. — Не подставляйтесь под их атаку сплошной цепью. Пусть это будут разрозненные схватки, один на один. Надо внести сумятицу в их ряды и удерживать их здесь как можно дольше, чтобы скрыть бегство госпожи.

Пальцы Сарика крепко сжали руку Маркс.

— Пора, — прошептал он ей на ухо, — уходим. Она пыталась сопротивляться, словно приросла к месту.

В это время разведчик из арьергарда выпрямился и радостно закричал:

— Это наши! — Он смеялся от неописуемого облегчения и указывал на мелькающие зеленые доспехи, которые то появлялись, то исчезали среди деревьев.

Солдаты, которые уже начали перестраиваться, под-тянулись назад, образуя одну плотную боевую единицу. Мечи скользнули в ножны, и в сумрачной лесной чаще засверкали улыбки.

— Десять против одного, что старина Кейок одержал победу и шлет нам подкрепление!

— Тихо! — прикрикнул сотник. — Выровняйте ряды и соблюдайте порядок.

Строгость Азавари служила напоминанием: опасность еще не миновала. Возможно, новоприбывшие принесли дурные вести.

Теперь шеренги воинов были хорошо различимы. Они продвигались по лесу уверенным шагом и не выглядели уставшими. Их доспехи были в полном порядке, хотя на доведенном до совершенства глянце имелись царапины, неизбежные при форсированном марше сквозь частый кустарник. Мара боролась с отчаянным желанием сесть и дать себе минуту отдыха, пока оба ее отряда обменяются новостями и заново построятся.

Только железная хватка Сарика помогала ей держаться на ногах, которые были стерты до крови и мучительно болели.

— Что-то не то, — шепотом сказал он. — Доспехи… Кое-какие мелочи не совпадают.

Мара остолбенела. Она, как и Сарик, постаралась получше разглядеть лица. Все солдаты были незнакомыми, и это ее встревожило.

Но Сарик, который отличался поразительно цепкой памятью на лица, первым понял, в чем дело.

— Я их знаю, — прошипел он сквозь зубы. — Раньше они служили у Минванаби.

Тридцать неизвестных в доспехах Акомы неумолимо приближались, соблюдая безупречный строй. Возглавляющий колонну офицер поднял руку в дружеском приветствии и назвал сотника Мары по имени. Неузнаваемая в своей скромной амуниции, Мара обратила к Сарику помертвевшее лицо:

— Минванаби?

Сарик еле заметно кивнул:

— Да. Это те, которые не пожелали присягнуть перед твоим натами. Вон тот черноволосый со шрамом на щеке… его ни с кем не спутаешь.

Мара припомнила тот день, когда, поддавшись мягкосердечию и жалости, отпустила этих врагов на все четыре стороны, — и вот теперь она пожинает плоды своего великодушия: за свободу они платят ей предательством. В ее распоряжении были лишь секунды, чтобы решить, какой приказ отдать своему отряду: еще пять шагов — и эти мнимые солдаты Акомы окажутся среди ее защитников…

У нее сердце разрывалось при мысли, что, возможно, эти солдаты — ее верные подданные; однако Сарик не допускал таких ошибок. Кейок и Люджан всецело полагались на его память. Она прерывисто вздохнула и быстро кивнула советнику.

Сигнал тревоги подал Сарик: она не могла этого сделать, иначе женский голос сразу выдал бы ее.

— Враги! — вскричал он. — Азавари, командуй в атаку!

Приказ сотника прогремел, когда ряженые неприятели, шагавшие в первых рядах, выхватили мечи и ринулись в бой.

Мара почувствовала себя так, как будто ее руку выдернули из сустава, — это Сарик резким движением вытащил ее из строя и толкнул к себе за спину.

— А ну беги! — Он почти кричал; даже в таком отчаянном положении он не позабыл, как бывает порою полезна вовремя подсказанная уловка. — Беги и предупреди наших! — распорядился он, словно обращался не к Маре, а к какому-нибудь солдату-новобранцу, которого посылает с донесением как курьера.

Со звоном сшиблись первые мечи; завязался ожесточенный бой. Люди шумно выдыхали воздух, сыпали проклятиями и орали боевые кличи Акомы. Они пытались сморгнуть заливающий глаза пот и, скрещивая мечи, молились, чтобы боги научили их отличать друга от неприятеля, ибо на всех были одинаковые зеленые доспехи Акомы.

Сотник Азавари подбодрил своих солдат громогласным выкриком, а затем, добравшись до Сарика, вытолкнул того из гущи боя. Годы тренировок сделали его быстрым, как саркат, и он вклинился на место советника, парируя удар вражеского меча, предназначенный Сарику.

— Охраняй курьера! — отрывисто бросил он. — Ты знаешь, где ему следует быть!

Лицо Сарика исказилось от досады. Раньше — до того как его назначили советником — он был воином, и сейчас мог бы снова послужить Маре своим мечом. Где от него будет больше пользы? Уроки старой Накойи не прошли даром; он быстро прикинул все возможные варианты. В эту минуту его госпожа, в плохо подогнанных доспехах, с трудом бежала среди деревьев, спотыкаясь о корни. Она не владела мечом. Ее нельзя было оставлять без всякой защиты или совета, и Сарик, умевший мыслить быстро и здраво, понял мудрость решения Азавари.

— Вырвите сердце у этих собак! — хрипло выкрикнул он. — Я позабочусь, чтобы наш курьер добрался до главной колонны. Мы вернемся сюда раньше, чем вы успеете всех их перебить!

С этими словами он бросился бежать, подгоняемый неукротимой яростью. Конечно, никакой головной колонны не существовало. Вся охрана Мары находилась здесь, и неприятель обладал трехкратным численным превосходством. Но неужели его госпожа прошла столь долгий путь, вынесла все опасности и испытания, которые выпали на ее долю в Туриле, и пожертвовала своими самыми любимыми слугами — ради этого? Без сомнения, к коварному нападению бывших бойцов Минванаби так или иначе причастен властитель Анасати. Но разве можно допустить, чтобы подобная военная хитрость погубила Слугу Империи? Да, она могла рискнуть всем, спасая своих детей, но Сарик понимал, что в этой гонке ставки куда более высоки, чем жизни мальчика и девочки, как бы ни были они ему дороги.

Он устремился вперед, уже не терзаясь сомнениями, но мысль о товарищах, сражающихся в неравном бою, побуждала его еще больше напрягать силы. Сзади доносились звуки боя: грохот и треск ударов мечей о доспехи, крики и натужные стоны от непомерных усилий. Самозванцы в зеленом с методическим упорством врезались в ряды воинов Мары. Оставаясь в душе воинами Минванаби, они долгие годы жили ожиданием этой атаки возмездия. Их не заботило, как погибнут они сами.

У людей Мары имелись не менее веские причины для яростного сопротивления вражескому натиску. Они били врагов и уворачивались от ударов, изо всех сил стараясь уцелеть, чтобы снова ввязаться в бой и затянуть его как можно дольше.

Их одержимость не осталась незамеченной.

Через пару минут один из атакующих вспомнил о курьере, которого отправили с неким донесением, и громким криком сообщил своему офицеру, что сотник Акомы, видно, неспроста назначил столь странный эскорт какому-то жалкому гонцу. Это казалось тем более подозрительным, что при имеющемся соотношении сил потеря любого меча у обороняющихся могла стать роковой.

— Ха! — воскликнул бывший офицер из гарнизона Минванаби. В его тоне звучало явное удовлетворение. — Вы не тыловой отряд прикрытия! И ваша госпожа вовсе не едет в паланкине под более сильной охраной впереди, верно я говорю?

Азавари ничего не ответил, лишь еще более неистово заработал мечом. Он обрушил удар клинка на шлем противника и отступил назад, когда тот повалился наземь.

— А вот проверь, — зловеще предложил он.

— Чего тут проверять? — оскалился еще один переряженный молодчик из легионов Минванаби. — Солдаты! — скомандовал он. — Выйти из боя и догнать этого курьера!

Сарик услышал этот приказ, когда пустился вдогонку за Марой. Он выругался и с силой прорвался сквозь переплетение ветвей, за которым скрылась госпожа. У него за спиной слышались громкие крики. Мнимые гвардейцы, которые бросились в погоню, теперь настигали его. Никому из Акомы не удалось освободиться, чтобы их остановить. Все верные воины уже вступили в бой.

Сарик стряхнул заливавший глаза пот.

— Беги, беги! — подгонял он Мару. Ему больно было видеть, как она спотыкается. Только железная выдержка заставляла ее все еще держаться на ногах.

Он должен выиграть время, чтобы дать ей возможность отдохнуть. Если он задержит преследователей, то, может быть, она сумеет найти какую-нибудь щель, чтобы спрятаться там, по крайней мере до тех пор, пока ее верным охранникам не удастся поубавить численность противника.

Сарик побежал. Он поравнялся с Марой, схватил ее за локоть и одним махом переправил через поваленный ствол дерева.

— Беги! — задыхаясь, проговорил он. — Не останавливайся, пока не услышишь, что шум погони стих. Тогда спрячься. Затаись до наступления ночи, а потом продолжай путь.

С трудом удержав равновесие, она приземлилась на ноги, уклонилась от очередного торчащего сука и не останавливаясь побежала дальше.

Сарик потратил последнюю минуту, провожая ее напряженным взглядом. Преследователи настигали его.

Он проворно повернулся. Три меча, несущие смерть, рассекали воздух. Он отразил тот, который был наиболее опасным, два других, на его счастье, застряли в ветвях мертвого дерева. Один из нападавших повалился назад, захлебываясь собственной кровью.

Сарик выдернул меч из груди врага и одновременно отклонился, чтобы избежать удара сбоку. Ветка стегнула его по ребрам — та самая ветка, которая спасла его минутой раньше.

Он поднял свой окровавленный клинок и отсек ее. Двое противников усилили натиск, однако Сарик, подставив меч, сдержал летящий клинок наиболее проворного врага и сразу же резким движением локтя развернул меч и послал его снизу вверх. Этот удар застал противника врасплох — еще одним недругом стало меньше.

Тяжело дыша, бывший офицер, а ныне советник Мары буркнул себе под нос:

— Не так уж и плохо. Еще не совсем разучился.

Оставшийся в живых солдат попытался выпутаться из груды валежника и обойти ее стороной — ведь его задачей было настигнуть мальчишескую фигурку, которая, как он теперь подозревал, должна была оказаться властительницей Марой. Сарик бросился наперерез. Сильный удар сзади по левому плечу советника послужил красноречивым свидетельством допущенной ошибки. Его атаковал еще один солдат. Прижатый к упавшему дереву, Сарик развернулся и лягнул нападающего, угодив ему ногой в горло. К этому времени первый преследователь успел выбраться из бурелома и, обойдя вокруг этого препятствия, со всех ног пустился вдогонку за Марой. Сарик пробормотал кощунственное ругательство. Его путь был предельно ясен. Каждое движение отзывалось мучительной болью во всем теле: давала о себе знать неимоверная усталость. Сарик, задыхаясь, мчался по лесу. Он догнал вырвавшегося вперед недруга и ударил его сзади, но не смог вложить в удар достаточно силы, чтобы пробить доспехи. Вывести преследователя из строя одним взмахом меча не удалось; Сарик был вынужден вступить в поединок, в то время как еще один враг все-таки проскользнул мимо советника и бросился следом за убегающей Марой.

Сарик сражался, но рана в плече затрудняла движение. Кровь струилась по руке и растекалась на земле у него под ногами. Сандалии скользили на влажных листьях. Он лишь с трудом мог обороняться. Казалось, что мышцы немеют. Его враг усмехался, что было скверным признаком. Вдруг кто-то окликнул его по имени.

Сарик растянул губы в безрадостной улыбке: он узнал голос. Азавари еще был жив. Пока сотник Акомы спешил на выручку к советнику, прорываясь через кольцо мстителей из гарнизона Минванаби, Сарик успел обменяться с ним быстрыми взглядами.

Каждый из них знал свою судьбу, и каждый улыбался, приветствуя неизбежность, — последнее утешение, от которого бренная плоть смертного не может отказаться.

Получив удар в бок, Сарик пошатнулся; из горла вырвался хриплый стон. Еще трое противников стояли перед сотником Акомы. Он громко выкрикивал оскорбления, как будто в пылу ярости, но Сарик понимал, что за этим стоит холодный расчет.

— Подходите, цепные псы Анасати! — Азавари пританцовывал и размахивал мечом. — Воспользуйтесь возможностью рассказать своим детям, как вы отправили Азавари, сотника из армии Слуги Империи, в чертоги Красного бога! Если доживете, чтобы иметь детей! И если они захотят признать отцами тех, кто их опозорил, присвоив себе прославленные цвета достойного дома, не имея на это никакого права! Умрите за свою наглость, вонючки из Минванаби!

Но этих воинов не удалось вывести из себя издевками и насмешками; они рассчитывали каждый свой шаг. Тот, кто находился в середине, бросился на Азавари, а двое других подались каждый в свою сторону, собираясь возобновить погоню за Марой. Азавари сделал обманное движение, и напавший на него воин промахнулся, а тот, кто бежал слева, вскрикнул, когда меч вонзился ему между ребер. Второй, бежавший справа, замедлил бег, обдумывая, как ему следует действовать дальше. Азавари не испытывал подобных колебаний и кинулся за ним, не обращая внимания на свист вражеского меча. Удар настиг сотника, но и он успел сделать выпад и сразить неприятеля.

Сарик увидел, как упал шлем с зеленым плюмажем. Он проглотил слезы ярости, сознавая, что доблестный офицер подарил Маре несколько драгоценных секунд, поскольку последнему из этой тройки преследователей пришлось прервать погоню и дважды пронзить упавшее тело Азавари, чтобы полностью быть уверенным в его гибели.

Первый советник поднял свой клинок слишком медленно и не успел парировать удар. Острая боль полоснула шею, и внезапно окружающий мир отдалился, а его краски словно потускнели. Сарик зашатался и упал. Последним, что уловили его чувства, прежде чем мрак поглотил его сознание, были пряный запах мха и еще

— затихающий шум, производимый удаляющимся отрядом на марше. Солдаты, переряженные в зеленые доспехи, покидали место кровавой победы, чтобы возобновить погоню за последней бегущей фигурой — за Марой. Сарик силился вознести молитву о спасении Благодетельной, но тщетно: дыхание уже пресеклось, и слова не могли прозвучать. Последняя его мысль — когда смерть пришла за ним — была о Накойе, которая его выучила и подготовила себе на смену. Вот раскричится упрямая карга, когда встретит его в чертогах Туракаму и узнает, что он умер как воин, несмотря на все ее старания возвести его на более высокий пост. С удовольствием предвкушая предстоящую словесную перепалку с его сварливой предшественницей на посту первого советника Акомы, Сарик почти улыбался, и эта улыбка не покинула его лица даже после того, как его дух расстался с телом.

Глава 15. ПОГОНЯ

Мара бежала.

Трава цепко хватала ее за ноги, воздух обжигал горло. Задыхаясь, она стремилась вперед. Не думая об усталости, она твердила себе одно: остановиться — значит умереть. Ее настигали враги. Она нырнула в гущу зарослей и краем глаза увидела преследователей — фигуры в зеленом.

Было что-то глумливо-зловещее в этом зрелище: воины, облаченные в ее фамильные цвета, гнались за ней, чтобы убить. Мара ринулась в заросли ползучих лиан. Но ее гнал не только страх. Зеленые доспехи всегда носили те, кто был готов отдать за нее жизнь, защитить ее любой ценой, — и вид врагов в зеленом поверг ее в бездну отчаяния.

Сколько жизней унесло объединенное коварство Минванаби и Анасати? Погибли Сарик и Азавари, двое из ее лучших молодых офицеров, которых она берегла как зеницу ока. Ее солдаты были хорошо обучены и решительны; их отбирали из числа самых надежных. Но, готовые к любым жестокостям Ассамблеи Магов, как могли они заподозрить, что им будет расставлена ловушка — примитивная, но смертельная, — когда они окажутся почти у цели?

До подземелья чо-джайнов оставалось совсем немного.

Хотя Мара отличалась завидным здоровьем, она была уже отнюдь не девочкой, которая некогда приняла мантию Акомы. В свое время она боролась и бегала наперегонки с братом, но с тех пор минуло тридцать лет. Сердце рвалось у нее из груди. Она выбилась из сил, но перевести дух не было возможности.

Преследователи не отставали. Правда, им мешали тяжелые доспехи, да к тому же до начала боя они тоже преодолели немалый путь. Некоторое время и солдаты, и Мара продвигались с одинаковой скоростью. Но вот Мара в первый раз споткнулась, и расстояние между ними стало неумолимо сокращаться. Мучительно тянулись минуты; ей казалось, что в мире не осталось иных звуков, кроме топота обутых в сандалии ног и ее собственного тяжелого дыхания.

Мару душила безнадежность. Двое врагов теперь гнались за нею по пятам, третий отставал от них на шаг, четвертый, едва передвигавший ноги, был еще на полшага позади. Она спиной чувствовала занесенный меч и была готова принять разящий удар, боль и мрак.

Умереть от меча почетно, неистово твердила себе Мара, но испытывала только черную ярость. Все то, к чему она стремилась в этой жизни, вот-вот пойдет прахом из-за бессмысленного злопамятства и заскорузлой жажды мести какого-то солдата Минванаби. Ей ничего не оставалось, кроме как гнать себя вперед. Каждый шаг мог оказаться последним. Так погибает бегущий газен, пригвожденный когтями сарката, жаждущего крови.

Местность пошла на подъем. Мара споткнулась и упала. Меч со свистом прорезал воздух там, где только что было ее туловище, и она услышала хриплое ругательство.

Мара покатилась по сухим листьям. Доспехи сковывали движения. Висящий на боку меч, который она так и не догадалась отбросить в сторону, зацепился за узловатый корень и держал ее, словно на крючке.

Подняв глаза, Мара смутно различила зелень и проблески ясного неба. На этом фоне маячило лицо врага, и она увидела его занесенный клинок. У Мары не осталось сил вскрикнуть. Она вжалась в землю в тщетной надежде на спасение.

В это мгновение подоспел воин, который бежал на шаг позади двух других. Его меч поднялся и обрушился на долю секунды быстрее, и плоть, которую он рассек, была плотью врага.

Рыдая от изнеможения, Мара не сразу поняла, что зеленые доспехи скрывали не только предателей. Для этого понадобилось, чтобы умирающий солдат бесформенным мешком рухнул прямо ей на ноги. Теперь над Марой возникло знакомое лицо с раной через всю щеку.

— Ксаному! — вскричала она. — Хвала богам!

Отпихнув в сторону труп, воин помог Маре подняться и подтолкнул ее вперед.

— Беги, госпожа, — выдохнул он; от многочисленных ран его собственная жизнь висела на волоске. — Найди чо-джайнов. Я задержу врагов.

Маре хотелось поблагодарить его за доблесть, но язык ее не слушался.

Ксаному это заметил:

— Госпожа моя, беги же! Их много, а я против них один.

Полуслепая от слез, Мара содрогнулась. Напрасно Ксаному надеялся, что у чо-джайнов властительница найдет защиту: инсектоиды не собирались воевать. Их связывал договор с Ассамблеей, и, конечно, им стало известно, что Мара пошла наперекор эдикту Всемогущих.

И все же она нашла в себе силы продолжить бегство. Иначе ее тут же изрубили бы на куски — двое солдат выскочили из зарослей и бросились к ней. Ксаному, слабеющий на глазах, все же сумел преградить им путь.

Борьба была недолгой. Потребовалось полдюжины ударов, чтобы Ксаному упал с перерезанным горлом; его последний стон был похож на орлиный клекот. Своей смертью он выиграл для хозяйки несколько драгоценных секунд, несколько ярдов пути по лесной чащобе. Мара заметила, что лес редеет; а может, ее стало подводить зрение — от смертельной усталости и дурноты.

То ли пот, то ли слезы заливали ей глаза. Ее поглотил мрак, поднявшийся черной стеной.

Она протянула руку, ища опору, но ее ногти царапнули хитиновый панцирь.

Чо-джайны! Она добралась до кургана. Вокруг сомкнулись черные тела, сдавив ее со всех сторон. Мара охнула, чувствуя себя совершенно беспомощной. Это были не воины, а работники, сплоченный отряд фуражиров, которые, по всей видимости, возвращались в улей.

Мара не могла поверить, что оказалась в безопасности. Задыхаясь, она выговорила:

— Вы… связаны обетом… эдикт… Ассамблеи… Вам нельзя… воевать!

Чо-джайны будто не слышали этих слов. Работники, не годные к военному делу, — они в любом случае не стали бы сражаться. У них не было ни оружия, ни особых приспособлений. Когда они еще плотнее сомкнули кольцо, увидев вынырнувших из чащи преследователей, Мара поняла: инсектоиды не могут драться, но могут умирать.

Старший из преследователей что-то крикнул, и они бросились в атаку. В закатном солнце сверкнули мечи; клинки сразили работника, идущего в общем строю с остальными.

Он упал без звука, подергивая конечностями и корчась от боли. Словно только сейчас осознав нависшую над ними угрозу, оставшиеся в живых чо-джайны сбились в кучу, окружив Мару. У нее не оставалось возможности ни упасть, ни пробиться сквозь их ряды, когда они с грохотом бросились вперед. Подобно обломку корабля, подхваченному течением, Мара поплыла вперед. Из-за пыли она ничего не видела. Ее оглушал лязг хитиновых спин. Земля царапала подошвы. Одна сандалия слетела и потерялась. Вдруг перед ней возник высокий вход в улей, и клубок чо-джайнов спустился в темноту.

Бывшие солдаты Минванаби, одетые в поддельные доспехи, с криками бросились за ними в туннель.

Мара уже ни о чем не думала. Увлекаемая плотным кольцом работников, ошеломленная наваждением незнакомых запахов и звуков, она и не пыталась осмыслить происходящее. Глаза мало-помалу привыкали к темноте, и она ухитрилась обернуться на шум всеобщего смятения, однако не сразу распознала скрежет клинков по незащищенным панцирям.

Телами чо-джайнов был устлан весь пол, а неприятельские воины все прибывали. Работники, окружавшие Мару, резко замедлили бег, и до ее слуха донеслось пронзительное жужжание.

В следующее мгновение прилив тьмы заслонил последние лучи заката, пробивавшиеся сквозь вход в туннель. Она понимала, что работники чо-джайны втягиваются в туннель, перегораживая его плотной стеной собственных тел, и что преследователи не смогут до нее добраться, пока мечами не проложат себе путь.

Мару охватило чувство полной опустошенности. Она не испытывала ни горечи, ни облегчения. Самым суровым наказанием была для нее мысль о том, что воины чо-джайны, невзирая на вторжение в их улей, не решаются нанести ответный удар, чтобы Ассамблея не обвинила их в нарушении договора. Ей было известно: по мере надобности чо-джайны жертвуют жизнью отдельных особей — ив первую очередь жизнью работников; и все же ее угнетало, что чья бы то ни было жизнь будет отдана ради ее спасения.

Чо-джайны свернули за угол. Теперь Мару вели в кромешной тьме. Со времен паломничества в Чаккаху она знала, что чо-джайны по природе дневные существа; поэтому в полном отсутствии освещения ей виделся некий умысел. Работники увлекали ее все дальше в улей, заманивая мстителей за Минванаби в глубь бесконечных лабиринтов, где тех ожидала страшная участь. Пути назад оттуда не было. Чо-джайнам не требовалось прибегать к убийству. Люди, оказавшиеся в лабиринте, будут плутать в подземных туннелях, пока не перемрут от голода и жажды.

— Передайте мою признательность вашей королеве, — проговорила Мара.

Работники не ответили. Возможно, по условиям договора они обязались хранить молчание, а может быть, их охватила скорбь по убитым. Мара ощущала прикосновение их тел, но теперь они ее не сдавливали, а бережно охватывали, словно гигантской ладонью. Она с запозданием сообразила, что ее бдительность усыпило беспокойство за Джастина. Эти чо-джайны отнюдь не стремились оказать ей услугу; скорее всего, они преследовали свою цель, поскольку Мара обращалась к магам чо-джайнов для того, чтобы одержать верх над Ассамблеей.

В благополучии Мары эти существа видели залог собственной свободы.

Ей пришло в голову, что работники могут быть сродни рабам, которым запрещено раскрывать рот. Но все же можно было предположить, что королева озабочена не соблюдением нейтралитета, а безопасностью Мары и старается — хоть и тайно — быть союзницей в ее деле.

Работники спешили. Они так и не размыкали рядов, подпирая Мару со всех сторон. Неужели их послали на задание, специально придуманное, чтобы помочь ей на подступах к улью? А если нет? Если они выполняли какие-то свои повседневные дела и сейчас увлекают Мару туда, где ей меньше всего хотелось бы оказаться? Так или иначе, нельзя было терять ни минуты драгоценного времени. Судьбу ее детей решали секунды.

Мара судорожно глотала воздух. Ноги не слушались. Пожелай она передвигаться самостоятельно, у нее бы ничего не вышло. Но и оставаться в таком положении, как сейчас, когда ее несут неведомо куда, она тоже не могла себе позволить.

Набравшись смелости, она могла бы попросить, чтобы ей дали возможность ехать верхом.

Однако этот дерзкий план тоже был чреват опасностью: доспехи сковывали движения и, если бы она поскользнулась, взбираясь на ходу по гладкому хитиновому панцирю, чо-джайны попросту могли бы ее затоптать.

Работники чо-джайны не имели представления о цуранском понятии достоинства. И все же Мара не могла считать их бессловесными вьючными животными. Не находя выхода из этих противоречий, она сочла за лучшее помалкивать. Ей вспомнилось выражение лица Люджана, когда в далеком прошлом, в пустыне Дустари, невольник Кевин без зазрения совести предложил, чтобы ее армия скакала верхом на чо-джайнах.

От этих воспоминаний у нее на глаза навернулись слезы. Люджан тогда смертельно побледнел, разглядывая массивное черное туловище, которое ему предстояло оседлать. Однако он решился — и выиграл великую войну. Но могла ли она идти на этот риск, не ставя перед собой столь же высокой цели?

У нее дрогнуло сердце: если не удастся объединить чо-джайнов и поднять их на восстание против угнетателей, а потом обратиться за помощью к магам Чаккахи, прячущимся в ее поместьях, — она пропала. Ее сын и дочь погибнут от руки первого же самозванца, позарившегося на золотой трон, — будь то Джиро или кто-то другой, одержимый кровавой жаждой власти.

Да и Ассамблея Магов никогда не простит ей покушения на свое могущество.

Оставалась последняя карта, последний отчаянный план, который она обдумала перед началом войны, во время последнего заседания Совета. Для его осуществления требовалось добраться до королевы этого улья и удостоиться ее внимания.

Мара собрала в кулак все свое мужество. У нее дрожал голос, но она нашла в себе силы выговорить:

— Отведите меня к королеве.

Работники молчали.

— Мне необходимо поговорить с вашей правительницей, — повторила Мара, повысив голос.

Чо-джайны, по-прежнему не произнося ни звука, резко остановились. Мара едва устояла на ногах.

— Мне нужно повидаться с вашей королевой! — Мара перешла на крик, и ее слова гулким эхом отдались в подземном лабиринте.

В одном из боковых коридоров вспыхнул свет. Мара повернулась в ту сторону и поверх выпуклых панцирей увидела приближающийся отряд воинов. Это были чо-джайны, выросшие в стране цурани: на их головах совсем как у людей красовались шлемы, а у командира над козырьком колыхался плюмаж.

У перекрестка коридоров командир остановился; глаза, подобные ониксам, уставились на растрепанную женщину в окружении работников.

— Меня зовут Такс'ка. Я выполню твое пожелание и отведу тебя к королеве этого улья.

В неимоверном облегчении Мара забыла об усталости. Работники расступились, она сделала шаг вперед — и у нее подогнулись ноги.

Командир чо-джайнов опустился на колени.

— Садись на меня верхом, — протянул он. — Нашей королеве не пристало ждать.

В других обстоятельствах Мара не стерпела бы таких слов, но сейчас проглотила дерзкое замечание. Ей стоило невероятных усилий подняться на ноги и с помощью одного из работников взобраться на середину командирского панциря. Такое седло оказалось крайне ненадежным. Вспотевшие руки Мары не смогли нащупать ни одного выступа, чтобы уцепиться при скачке; чо-джайны осуждающе молчали, нисколько не сочувствуя человеческой неловкости.

— Вперед! — решительно скомандовала Мара. — Не мешкай, доставь меня к королеве.

Движения чо-джайна, вопреки ее опасениям, позволяли удерживаться на гладкой поверхности. Мара успокоилась и подалась вперед, чтобы обхватить хитиновую шею. Неизвестно, какое расстояние нужно было преодолеть до королевской пещеры. Некоторые ульи занимали столь обширные пространства, что по ним можно было мчаться не один час. Пряный запах туннеля обвевал лицо. К Маре вернулось ровноедыхание.

Только теперь она ощутила многочисленные ссадины и повреждения, причинявшие ей изрядное беспокойство, — растяжения мышц, кровавые мозоли под доспехами. В коридорах, по которым мчались чо-джайны, не было освещения, и Маре осталось лишь одно: довериться своему необычному эскорту и держаться как можно крепче.

На ее памяти не было более странного путешествия. Непроглядную тьму ни разу не прорезал даже слабый отсвет. Содрогаясь от толчков и тряски, Мара могла только надеяться, что глаза рано или поздно привыкнут к темноте. Однако этого так и не произошло. Стиснув зубы, Мара едва сдерживалась, чтобы не закричать.

В какой-то миг Такс'ка осведомился о ее самочувствии. В довольно туманных выражениях Мара заверила его, что все в порядке, хотя сама отнюдь не была убеждена в этом. Бешеная скачка в кромешной тьме отняла у нее ощущение времени. Она то и дело зажмуривалась, но, открыв глаза, видела все ту же угрожающую черноту. От этого становилось еще страшнее.

И только беззвучные речитативы медитации в конце концов принесли ей успокоение.

Прошло немало времени, и тут вдруг она услышала свое имя. Открыв глаза, Мара заморгала от яркой вспышки: мало того что вокруг засветились голубые шары чо-джайнов — к ним добавился свет раскаленных добела масляных фонарей.

Она неловко спешилась.

Доставивший ее командир отдал честь и сказал:

— Рад служить, госпожа. Наша правительница ждет.

Впереди высилась легко узнаваемая насыпь из утрамбованной земли. Облокотившись на нее, полулежала королева чо-джайнов, чье необъятное туловище было скрыто от посторонних взоров богатыми драпировками. Если у Мары не подкосились ноги, когда она встретилась глазами с гигантской правительницей, то лишь из-за того, что тело уже ничего не чувствовало от усталости.

Королева чо-джайнов сверлила Мару глазами, блестящими, словно черные льдинки. Распрямившись после поклона, Мара не успела произнести даже привычную формулу приветствия. Хозяйка заговорила сама:

— Мы не можем тебе помочь, госпожа Мара. Своими деяниями ты восстановила против себя магов из Ассамблеи, а нам запрещено помогать тому, кого они объявили врагом.

Мара из последних сил держалась прямо. Сняв шлем, она отбросила со лба мокрые от пота волосы. Шлем, теперь уже ненужный, болтался на ремешке, свисая с ее руки. Другого выхода не оставалось: приходилось говорить столь дерзко и прямо, как она еще никогда не говорила:

— Прошу тебя, не отказывай. Ты должна мне помочь. Возможности выбора у тебя нет, ибо твой договор с Ассамблеей уже недействителен.

Наступившее молчание показалось оглушительным, как удар. Королева приподнялась с насыпи:

— Ты далека от истины, госпожа Мара.

В предчувствии смертельной опасности Мара закрыла глаза. Ее охватило безрассудное желание спастись бегством. Но в глубине подземелья об этом нечего было и помышлять. Она отдалась на милость чо-джайнов, и если не добиться от них помощи — это конец.

— Не так уж далека, как ты думаешь, — откликнулась Мара.

Королева хранила невозмутимый вид, однако не спешила снова расслабляться.

— Выскажись яснее, госпожа Мара.

Мара решила испытать судьбу.

— Договор уже нарушен, — выпалила она. — Не твоими соплеменниками, добрая королева. Мною. — Молчание оставалось непроницаемым, словно глухота. Проглотив страх, Мара продолжала:

— Это я нарушила договор, который, если здраво рассудить, был несправедливым. Я побывала в Чаккахе и там беседовала с твоими сородичами, живущими, как им велит природа, — свободными и не в подземных норах. После долгих раздумий, высокочтимая королева, я взяла на себя смелость принять решение, равно благоприятное для обоих наших народов. Я рискнула просить о союзе и привезла с собой в Империю двух магов чо-джайнов, которых отрядили вам в помощь. — Бездна молчания стала еще более зловещей. Маре казалось, что на нее тяжким грузом давит невысказанное осуждение. — Эти маги поселились в заброшенном туннеле улья близ моей усадьбы. Ассамблея не станет разбираться, причастны ли к их сокрытию твои родичи. Всех чо-джайнов объявят заговорщиками. Стало быть, договор уже нарушен — по моему разумению, ради Блага Империи. Чо-джайны не должны оставаться в стороне от этой борьбы — им нужно обрести положенную по закону свободу.

После гнетущего раздумья королева спросила:

— Ты все сказала?

— Больше мне нечего добавить, — поклонилась Мара.

Королева со свистом выдохнула воздух, пару раз качнулась взад-вперед и, блеснув глазами, всей тяжестью опустилась на свою насыпь.

— Госпожа, не жди от нас помощи.

— Что? — вырвалось у Мары, прежде чем она успела прикусить язык. Ей пришлось искупить эту оплошность еще одним низким поклоном, который уже граничил с раболепием. — Условия договора нарушены. Разве ты не воспользуешься этой возможностью, чтобы вернуть вашу свободу и восстановить справедливость?

Королева чо-джайнов выглядела опечаленной.

— Госпожа, мы не можем пойти на это. Мы дали слово. Нарушение договора — твое деяние, твое вероломство. Ты плохо знаешь наши обычаи. Нам нельзя отступать от клятвы.

Мара не ожидала такого поворота. Обмирая от ужаса, она выдавила:

— Не понимаю.

— Только люди нарушают обещания, — без тени упрека пояснила королева.

Мара не сразу сумела разобраться в услышанном.

— Насколько мне известно, твои соплеменники не забывают прошлого, — недоуменно произнесла она.

Королева с готовностью уточнила:

— Данное нами слово не нарушается. Потому-то люди на протяжении многих лет одерживали над нами верх. Любая война заканчивалась договором, который мы, по природе своей, неукоснительно соблюдали. А людям неведомы внутренние запреты. Они сплошь и рядом жертвуют честью — и не умирают. Мы наблюдаем их странные нравы, но сами не можем…

— Это равносильно смерти! — Мару поразила неожиданная догадка. — Ты хочешь сказать, что, нарушив обещание, вы не сможете дальше жить?

Королева утвердительно кивнула:

— Именно так. Мы связаны данной клятвой, она неразрывно соединяет нас с памятью улья, на которой держится наше благополучие и вся наша жизнь. Для нас обещание — что для людей стены и цепи. Нет, гораздо больше. Если мы восстанем против этих оков, на улей обрушится безумие, а за ним — смерть, ибо мы перестанем принимать пищу, размножаться и защищаться. У нас думать — значит действовать, а действовать — значит думать. В вашем языке нет слов для выражения этих неразрывных понятий.

У Мары подогнулись колени. Она осела на голую землю; только доспехи скрипнули в тишине. Никогда еще в ее голосе не звучала такая униженность:

— Но я не знала…

Королева даже не пыталась ее ободрить:

— Так говорят все люди, которые в конце концов осознают свое заблуждение. Впрочем, это ничего не меняет. Ты не приносила клятву соблюдать условия договора о Запретном. Тебе не дано нарушить то, что тебя не связывает. Нарушить древний обет могут только чо-джайны да Ассамблея.

Мара проклинала свою гордыню и суетность. Она возомнила, что отличается от других властителей; она решила, что знает все о своих друзьях чо-джайнах, и навлекла на них неслыханную жестокость.

Совет Чаккахи понадеялся на нее — и, по всей видимости, напрасно. Она содрогнулась от мысли, что со временем маги, которых она уговорила приехать в Империю, неизбежно узнают о ее роковой ошибке.

Сколько раз Ичиндар, будучи у власти, страдал от своих человеческих слабостей, когда они становились причиной несчастий для его подданных? Мара сжалась от стыда. А ведь она мечтала увидеть своего сына на золотом троне — ей казалось, это спасет ему жизнь.

Как же она оказалась близорука, если собиралась возложить бремя ответственности, непосильной даже для нее самой, на хрупкие детские плечи!

— Маги будут вам мстить, — промолвила она после длительного молчания и робко взглянула на королеву. — Что вы станете делать?

Исполинская правительница осмотрела ее с каким-то странным выражением.

— Некоторые из нас умрут, — ответила она с безыскусной прямотой, свойственной ее племени. Этот улей погибнет первым, поскольку здесь тебя укрыли и выслушали.

— А разве нельзя отсюда сбежать? — Мара надеялась услышать хоть одно слово надежды или ободрения, убедиться, что не все еще потеряно для этих существ, чью дружбу она пронесла через трудности и невзгоды.

Королева согнула переднюю конечность, столь похожую на человеческую руку,

— видимо, у чо-джайнов это было равносильно пожатию плечами.

— Я и так нахожусь в самой глубокой пещере этого улья. Меня нельзя переместить ни в какое другое место. Как только королева начинает откладывать яйца, она теряет способность двигаться. По крайней мере, здесь я продержусь до последнего. Ваши Всемогущие могут уничтожить мое тело, но разум улья сохранит мою память. Наш разум попадет под защиту другого улья; как только вылупится новая королева, разум возродится вместе с нею.

Весьма слабое утешение: остаться в памяти на веки вечные. Но она опасалась худшего: чо-джайнам, которые жили в Империи пленниками, грозило полное истребление, не оставляющее даже памяти. Как тут было не вспомнить, с каким доверием отнесся к ней Совет Чаккахи. Мара едва сдерживала рыдания. Но ей не пришлось долго сокрушаться о своей виновности и предаваться дурным предчувствиям. Королева склонила голову набок, словно прислушиваясь.

Правительница и ее подданные обменялись пронзительным отрывистым жужжанием. Потом, они умолкли как по команде. Работники и воины вышли, а королева сделала какой-то жест гостье.

— Что случилось? — спросила Мара, страшась услышать ответ.

— Прибыли Всемогущие, — сказала королева. — Тридцать посланников окружили вход в мой улей. Нас ложно обвинили в нарушении клятвы. Теперь они требуют твоей выдачи.

— Я сама выйду к ним, — решила Мара, невзирая на охвативший ее озноб. — Больше я не причиню вам никаких бед.

Королева чо-джайнов отрицательно помахала «рукой»:

— Ты здесь не пленница. Мы не нарушили ни одной клятвы. Это ты провезла через границу магов, но в договоре не сказано, что нам запрещено тебя принимать. Ты вольна уйти или остаться. Черные Хламиды вольны прийти и забрать тебя с собой. Нас это не касается.

Мару поразили такие речи, но она молчала, боясь наделать новых ошибок. Наконец, тщательно взвешивая слова, она произнесла:

— Если я предпочту не даваться им в руки, посланники Ассамблеи могут это неверно истолковать. Они заподозрят вас в соучастии и потребуют возмездия.

На королеву это не возымело никакого действия.

— Если даже ты права, их подозрения будут неоправданными.

Маре казалось, что почва уходит у нее из-под ног.

— От этих неоправданных подозрений могут пострадать твои подданные.

Королева не дрогнула:

— Да, мои подданные могут пострадать. Но это ни в коей мере не подтвердит правоту магов. Мы соблюдали все условия договора, как нам положено природой. Если же маги, как свойственно людям, сделают неверный шаг, это будет их ошибка, которая им и отзовется.

Мара не смогла полностью охватить смысл этих слов. У нее в душе зародилась искра надежды, но вместе с тем закралось сомнение: уж не собираются ли чо-джайны намеренно подтолкнуть магов к опрометчивому решению?

Она собралась с духом, чтобы задать вопрос, но в этот миг земля содрогнулась от страшного взрыва. Мара не устояла на ногах и с криком рухнула на пол. Над ней метались молнии и сполохи огня.

У королевы вырвался яростный вопль:

— Маги пошли на приступ! Они разрушили улей! Договор разорван, нас больше ничто не связывает! — Дальше она зажужжала на своем языке, отдавая приказы подданным.

Удушливый чад обжег Маре горло. Из глаз потекли слезы, кожа нестерпимо горела. «Джастин, Касума, — мысленно повторяла она, — я не сумела вас защитить…»

Последняя ослепительная вспышка сменилась непроглядной тьмой.

Мара больше не сдерживала крик. Ее мир провалился в небытие. Сила тяжести больше не вдавливала ее в земляной пол. От ожогов начался озноб.

Темнота ушла в бесконечность.

Глава 16. КЕНТОСАНИ

Мара очнулась.

Она моргнула, пытаясь собраться с мыслями, но в памяти не сохранилось ничего, кроме несвязных обрывков впечатлений. Судя по ощущениям, она полулежала на чем-то вроде подушек в помещении, где воздух был теплым, а свет — ровным и неярким. Казалось, что жгучий, мучительный кошмар колдовства и разрушения отлетел, как страшный сон при пробуждении.

— Где я? — тихо проговорила она.

— В безопасности, — отозвался незнакомый голос, звенящий и бесплотный, и Мара поняла, что совершилось чудо. В последнее мгновение спасенная от гнева Ассамблеи, она, должно быть, находится в тайном убежище магов из расы чо-джайнов. В Чаккахе они показали, что могут переносить ее с места на место силою волшебства. Видимо, это они проделали и здесь, вызволив ее из руин улья, когда черноризцы пустили в дело свою погибельную мощь. Как ни странно, мысль о катастрофе, постигшей чо-джайнов, не повергала Мару в отчаяние.

Она разглядела призрачные фигуры магов из Чаккахи, пристроившихся по обе стороны от нее. В ее отсутствие они не сидели без дела. Нора, где их прятали, теперь поражала убранством, которое сотворили они сами. И душевным миром, который теперь испытывала Мара, она тоже была обязана им.

— Вы тут уже попрактиковались в своих искусствах, кудесники?

Один из магов ответил ей успокаивающим жестом: повернул предплечья таким образом, чтобы острые клинья даже случайно не могли никому причинить вреда.

— Твоя аура была окрашена страхом и гневом, и я взял на себя смелость облегчить твою душу. Если этого не следовало делать, прости меня, но сейчас такое время, что голова должна быть ясной, верно?

Мара сглотнула комок в горле:

— Ассамблея разрушила улей. Мне очень жаль.

Второй маг шевельнулся, и его крылья при этом зашелестели.

— Необходимая жертва, — коротко и бесстрастно возразил он. — Память королевы осталась неприкосновенной, а несправедливый договор наконец-то разорван. Теперь воины чо-джайнов вправе перемещаться по дорогам Империи, и отныне они будут поддерживать твое дело. Благодетельная.

Ее дело! От этих слов Мара застыла. Она хотела обеспечить безопасность своих детей и покончить с застоем и жестокостью, омрачающими жизнь ее народа. Но ради спасения ее самой только что был принесен в жертву целый рой чо-джайнов, и теперь она обязана в полной мере исполнить обязательство, которое взяла на себя перед судом Чаккахи. Королевы ульев в Цурануани свято верили в то, что она не остановится ни перед чем и завоюет свободу для их расы.

— Да, — ответил на ее невысказанную мысль маг, находившийся слева от нее.

— Чтобы отменить бесчестный приговор Ассамблеи, будет достаточно имперской печати, заверенной храмовым свидетельством, на документе, возвращающем чо-джайнам статус полноценных подданных Империи.

Мара заставила себя собраться с мыслями.

— Для начала нужно одолеть Всемогущих, — предостерегла она собеседников. Мысль о прямом противоборстве с магами Ассамблеи приводила ее в ужас.

Весь облик обоих заморских чародеев прямо-таки дышал поразительной беспечностью, когда они склонили головы и тот, что был слева, сообщил:

— Средства для этого у нас при себе. Но время торопит.

Скорость, с которой события настигали властительницу Акомы, сама по себе усугубляла тяжесть, лежащую у нее на душе. Мара пыталась справиться с нарастающим отчаянием. Ее советники погибли. Где обретается Аракаси, знают одни только боги. Судьба Люджана до сих пор ей неизвестна. Может статься, что от армий Акомы остался лишь пепел, а муж Мары уничтожен Ассамблеей в тот самый момент, когда маги объявили ее своим врагом. Возможно, Джиро Анасати уже находится в Священном Городе и ее дети мертвы. И даже если каким-то чудом цитадель императорской резиденции еще держится и пребывает под защитой Имперских Белых, существуют еще войска Анасати и Омекана, облепившие городские стены снаружи.

Мара одернула себя. Можно бесконечно продлевать перечень возможных ударов злой судьбы, но этим делу не поможешь, а только сведешь на нет то зыбкое преимущество, которое отвоевали для нее маги из Чаккахи. Казалось, что смерть поджидает на каждом повороте — будет Мара действовать или не будет. Но уж лучше бороться и по мере возможности управлять событиями насколько хватит сил. Нет смысла гадать, живы ли еще Джастин и Касума и какая семья — Анасати или Омекан — уже, может быть, возвела на золотой трон своего главу; она обязана сделать все, что может, для спасших ее чо-джайнов.

— Мне нужно знать, что происходит, — заявила она, решительно поднявшись на ноги и заставив себя пренебречь острым приступом боли, которым отозвалось все ее тело на это движение. Обратившись к магам, она сразу приступила к делу:

— Без вашей помощи не обойтись. Как только я уясню себе расположение вражеских сил, мне будет необходимо добраться до Священного Города… быстрее ветра!

Маги Чаккахи тоже поднялись. Поклонившись, они встали по обе стороны от Мары.

— Твоя воля для нас — закон, госпожа Мара, — сказал один. — Спрашивай, что тебе хотелось бы знать. Мы воспользуемся своим искусством, чтобы исполнить твое желание.

Понимая, что впереди ее ждет только счет потерь, Мара знала и другое: выбора у нее нет.

— Мой муж, Хокану, — начала она, с трудом сдерживая дрожь в голосе. — Где он?

— Закрой глаза, — велели маги Чаккахи.

Мара повиновалась, испытывая самые мрачные предчувствия. По ней пробежала волна неведомой магической силы. За опущенными веками Мара ощутила присутствие не только темноты. С чувством, похожим на головокружение, она увидела Хокану, склонившегося над тактической картой Священного Города. Он показывал на ряды белых фишек у стен; свой шлем он держал в руке, а лицо выражало очевидную тревогу. Он выглядел так, как будто не спал две недели.

— Он жив! — воскликнула Мара, опасно близкая к слезам: облегчение было чересчур сильным. Радость и бесконечная благодарность богам едва не лишили Мару самообладания. Затем, не имея времени восторгаться совершившимся чудом, она перешла к более практическим задачам.

Маги уведомили ее, что Хокану с ротой кавалеристов успел войти в городские ворота до прибытия осаждающих войск. Роты пехотинцев Шиндзаваи еще находились на марше, передвигаясь с севера, но Мара видела, что надеяться на их помощь для снятия осады не приходится: маги из Чаккахи показали ей сцену, где черноризцы запретили воинам в синих доспехах приближаться к Священному Городу.

Мару объявили врагом, и ее союзникам запретили оказывать ей помощь. Цуранская выучка сработала: воины Хокану повиновались.

— Имперские Белые… — задумчиво проговорила Мара. — Они-то будут обороняться. Кто, помимо Хокану, может ими командовать?

Вместо ответа ей показали просторный кабинет, где происходил военный совет. Мара распознала фигуры, собравшиеся вокруг властителя Шиндзаваи, и с радостью обнаружила присутствие в этом кабинете Аракаси, тихого, как тень, и весьма хмурого. Рядом с ним был первый советник Шиндзаваи, Догонди, с непримиримо-суровым лицом; он вел горячий спор с человеком, в котором Мара с изумлением распознала Чимаку, первого советника Анасати.

— А Чимака-то что здесь делает? — вырвалось у нее непроизвольно.

Маги показали ей новые картинки: поляна в лесу, где Хокану все сильнее закручивал кожаный ремешок, в конце концов задушивший Джиро. Поблекший цвет и дрожание картины служили признаком того, что наблюдаемая сцена происходила не сейчас, а в прошлом. Мара видела, как обмяк Джиро в могучих руках Хокану. Властитель Анасати был мертв!

И все-таки, если судить по первой показанной ей сцене, Кентосани осажден неприятелем.

— Кто возглавляет осаждающих? — задала она следующий вопрос.

Предыдущее изображение померкло. Теперь взору Мары явились отряды воинов, осадные орудия и военачальник в доспехах цветов клана Омекан. Наружные стены во многих местах были разрушены, и там зияли огромные проломы. Теперь бой шел уже за обладание Имперским кварталом, и по плюмажам воинов, обороняющих стены, можно было определить, какие части сражались за резиденцию императорской семьи: Имперские Белые и воины еще одного дома. Мара с изумлением разглядела пурпурные с желтым цвета дома Ксакатекас.

— Хоппара в Кентосани?

— По настоянию его матери, госпожи Изашани, — уточнил один из магов. — Тот, кого ты называешь Хоппарой, походным броском достиг Кентосани до начала штурма и организовал Имперских Белых для обороны. В клане Омекан знают о смерти Джиро, но мечтают осуществить план Анасати в точности так, как было задумано, только в своих собственных интересах. Так что у тебя все еще имеется враг, готовый прорваться к вершинам власти по трупам твоих детей.

Мара прикусила губу. Ее собственная армия — если она избежала повальной гибели и если маги уже не запретили ей выступить в поход — будет слишком далеко на юге, чтобы ударить по войску, штурмующему Имперский квартал. Прочие ее союзники, вероятно, разбежались или отсиживаются где-то из опасения, что гнев Ассамблеи может пасть и на их головы.

Должно быть, растерянность легко читалась на лице Мары.

— Госпожа, — голос мага вывел ее из тяжелых раздумий, — ты не осталась без армии. Каждый воин из народа чо-джайнов в пределах Цурануани готов тебе служить.

— Как это может быть? — сухо спросила Мара. — Королева улья, который был принесен в жертву, уверяла, что чо-джайн вообще не способен нарушить обещание. Воины, которых ты предлагаешь для защиты моего дела, некогда уже присягнули на верность другим властителям. Ваш народ связан договорами о службе… и действие некоторых из них длится уже многие поколения.

Маги защелкали и зажужжали; Мара уже знала, что так чо-джайны смеются.

— Уже не связан, — сказал один.

— Закрой глаза, — скомандовал другой. — Позволь нам показать тебе кое-что.

Окрыленная новой надеждой, Мара исполнила команду. Она увидела сухую равнину, где сошлись в сражении отряды двух захолустных властителей. Толстый молодой человек в доспехах геральдических цветов дома Экамчи распекал одного из своих сотников.

— Да быть такого не может, чтобы они ушли с поля! — орал он, разрубая воздух мечом в опасной близости от лица своего старшего советника. — Эти чо-джайны обязаны соблюдать вассальную верность и мне, и моему отцу!

Сотник покачал головой, сохраняя традиционно невозмутимое выражение:

— А они говорят «нет», господин.

— Как это «нет»? — Лицо у сына Экамчи побагровело под шлемом. — Их порода

— это все равно что рабы! Они никогда не нарушают союзный договор!

— А вот теперь нарушают.

Отвернувшись от своего командира, сотник угрюмо наблюдал, как ряд за рядом воины чо-джайны выходят из боя и быстрым шагом покидают поле.

— Этого не может быть! — возопил сын властителя Экамчи. Он сорвался с места, побежал и преградил путь сотнику чо-джайнов, выстраивающему свою колонну. — Вы предатели! Клятвопреступники!

Офицер чо-джайнов ответил звуком щелчка, который прозвучал крайне презрительно, равно как и последующие слова:

— Три тысячи цинтий в металле и в драгоценных камнях переданы в казну твоего отца. Такова была цена, некогда выплаченная за нашу службу. Все прошлые сделки и союзы расторгнуты; все расходы возмещены.

Экамчи-младший начал было шипеть и брызгать слюной, но поневоле попятился, когда офицер чо-джайнов пригнулся, приняв угрожающую позу готовности к атаке.

Мара открыла глаза, даже не пытаясь сдержать смех.

— Вот будет сюрприз для большинства властителей, когда они узнают, что чо-джайны — это нечто большее — или, возможно, меньшее, — чем просто честные торговцы.

— Людям предстоит многое узнать о нашем народе, — деликатно согласились маги из Чаккахи. — Старые порядки утратили силу. Даже Ассамблея не сможет навязать нашему народу другой договор — вроде прежнего, закабалившего нас на тысячелетия. Тогда наша магия не была еще достаточно развита для оборонительных целей. Можешь быть уверена: в странах за рубежами Империи мы смогли избавиться от этой слабости.

Мара уловила опасный блеск в глазах магов Чаккахи. Традиции сломаны, опасность носится в воздухе, и наступает час, когда она должна использовать любые имеющиеся у нее преимущества, чтобы обеспечить мир и покой на следующие века. Она подавила внутренний трепет и приступила к делу:

— До того как Ассамблея успеет вмешаться, нужно разослать депеши и принять необходимые меры, чтобы подкрепить притязания Джастина на золотой трон. Если мы хотим успеть, нельзя терять ни секунды.

***

Мара ждала, пытаясь преодолеть глубоко засевший в душе страх. На голове у нее высилась сложнейшая прическа, для чего понадобилось зачесать волосы наверх, часть прядей свернуть в кольца, а остальные — заплести, и все это тщательно закрепить с помощью шпилек из драгоценного металла. «Золотые шпильки подумала она, усмотрев в этом некий символ своих устремлений к геральдическому золоту императорских регалий, но тут же спохватилась и упрекнула себя за самонадеянность и высокомерие, которым невольно поддалась. И сразу же она почувствовала себя так, словно стала меньше ростом, и на смену дерзкой решимости пришла неуверенность. И все-таки сейчас не было места полумерам: на кон было поставлено единство Империи и благополучие населяющих ее народов.

Перед глазами у нее стоял туман, когда она попыталась вспомнить все приказы, которые отдала в промежутке между купанием в ванне и облачением. Глубоко вздохнув, Мара обратилась к военачальнику чо-джайнов, стоявшему рядом:

— Где именно мы сейчас находимся? Мне нужно знать это точно.

Так же как его свободные собратья из Чаккахи, этот воин не рядился в роскошные доспехи офицеров человеческой расы. На его черном хитиновом панцире только начала проступать бледно-бирюзовая полоска — то ли украшение, то ли знак ранга. Мара пообещала себе при первом удобном случае разобраться в этих тонкостях, если богам будет угодно даровать ей победу. Впрочем, от этих размышлений пришлось оторваться, как только воин, указав вверх, дал ей ответ:

— Прямо над нами — приемная Тронного зала. Те особы, которые по твоему выбору должны собраться для участия в официальной церемонии коронации, уже находятся в зале. Все приготовления завершены, и те, кому надлежит об этом знать, ожидают твоего прибытия.

Мара взяла себя в руки. Жестом она отослала горничную, вызванную из дворца, чтобы завершить облачение госпожи в роскошный церемониальный наряд. Трудно было ожидать, что платье, только что извлеченное из кладовой на чердаке, будет идеально сидеть на фигуре Мары. Раньше оно принадлежало вдовствующей Императрице, женщине более рослой и статной, но по цвету оно оказалось наиболее близким к зеленому цвету Акомы из всех нарядов, какие только удалось найти; поэтому выбор пал на него. Пришлось в спешке заложить несколько складок на талии и с помощью булавок подогнуть подол. В этих слоях материи Мара казалась себе чем-то вроде подушечки для иголок. Тяжелая ткань терлась о кожу, и без того пострадавшую от соприкосновения с доспехами, а тайзовая пудра не могла полностью скрыть царапины и ссадины, которыми она обзавелась во время бегства сквозь лесную чащу.

Чувствуя, как под всеми нагромождениями драгоценных украшений в ней пробуждается озорная девчонка, Мара с видом заговорщицы проговорила:

— Когда вы выскочите из этого туннеля у всех на виду. Черные Хламиды сообразят: кое-что затевается.

Маги наклонили головы:

— Мы готовы встретиться с ними, насколько это для нас возможно.

Опасаясь, что в любую минуту может сорваться и зарыдать, Мара попросила:

— Тогда пришлите ко мне Аракаси. Я хочу посовещаться с ним, прежде чем мы сделаем завершающий ход.

Властительница до сих пор не могла привыкнуть к тому, как быстро маги превращают любое ее желание в исполненный приказ. Она не успела еще договорить последнее слово, а ее Мастер тайного знания уже был к ней доставлен, как всегда хмурый и озабоченный.

Магическая сила швырнула его лицом вниз на земляной пол, но он не стал задерживаться в этой позе, а быстро встал на ноги. В отличие от имперских горничных, ранее доставленных в туннель с помощью чар, чтобы прислуживать Маре во время облачения в парадное платье, Аракаси не лишился рассудка. Он осмотрелся вокруг, и, как только увидел чо-джайнов, лицо у него посветлело. Только потом он остановил взгляд на госпоже, почти неузнаваемой в имперском парадном одеянии.

Он бросился перед ней на колени и поклонился до земли.

— Госпожа!.. — В голосе Аракаси, обычно ровном и бесстрастном, на этот раз слышалась звенящая нотка радости. — Я счастлив видеть тебя живой и невредимой.

— Встань! — скомандовала Мара. — Джастин пока еще не коронован, а мне такие поклоны не положены. Это обычай, который я постараюсь вывести из употребления, если наши планы сбудутся.

Она всматривалась в лицо своего Мастера, которого ей так не хватало в прошлых странствиях, и, смущенный этим пристальным взглядом, он склонил голову.

— Ты одет, как уборщик мусора! — воскликнула Мара.

Мастер широко улыбнулся:

— Но насколько так удобнее шпионить за важными особами, не привлекая нежелательного внимания! — Он сморщил нос. — Хотя, конечно, я бы предпочел присутствовать на бракосочетании и коронации Джастина в одежде, не столь заляпанной засохшей глиной.

Для дальнейшего обсуждения церемониального одеяния Мастера времени уже не оставалось.

— Жрецы всех храмов собраны, — подтвердил Аракаси. — Возможно, кое у кого из них наблюдается некоторая нехватка частей ритуального облачения, поскольку вызов застал их прямо в постелях. Раз уж мы обеспечили их святейшее присутствие в большом Тронном зале, нельзя было отпускать тех, кто выражал неудовольствие. Чимака досконально изучил законы престолонаследия и установил, что права Джастина могут быть оспорены, если отсутствует хотя бы один из отцов настоятелей. Труднее всего оказалось заполучить жрицу храма Сиби. Никто — даже верховный жрец Туракаму — не выражал желания повидаться с грозными сестрами, чтобы передать приглашение.

— Ну и как же это в конце концов удалось? — спросила Мара.

— Поскольку другого выхода не было, пришлось мне самому отправиться в храм. Я прожил достаточно долго, чтобы суметь объяснить им, почему именно я сделал то, за что другие не хотели браться. Аракаси едва заметно улыбнулся при этом воспоминании. На протяжении многих веков он, вероятно, был единственным просителем, который без приглашения явился под своды храма Сиби, и уж наверняка единственным, кому было дозволено оттуда выйти. — На этот раз храмы поддерживают тебя, потому что в случае твоего поражения они еще сильнее почувствуют, что значит жить под пятой Ассамблеи. Но чувства могут и перемениться, если не будет быстро восстановлен порядок. Второй такой случай нам не представится. Всемогущие развили в городе бурную деятельность. Более десятка наблюдают за входами во дворец: они уверены, что ты попытаешься использовать общую суматоху для маскировки своего прибытия.

Мара невольно нахмурилась:

— Они вошли в город, где вот-вот разразится гражданская война, и ничего не предпринимают, чтобы прекратить осаду?

Аракаси мрачно подтвердил:

— Ровным счетом ничего. У меня такое впечатление, что они отказались от своих призывов к миру ради каких-то собственных интересов. — Он пытливо взглянул в глаза миниатюрной женщины, которая казалась полузадушенной в громоздком парадном наряде. — Не знаю, чего ты добилась там на юге, госпожа, но я бы рискнул предположить, что Черные Ризы начали тебя побаиваться.

— Не меня, — смущенно возразила Мара. — Вот их. — Она указала рукой на магов, которые стояли по обе стороны от нее, как часовые.

Аракаси вгляделся в ее чужеземных спутников, и при виде их великолепных многоцветных крыльев от изумления у него чуть глаза на лоб не полезли.

— Я и понятия не имел, что чо-джайны могут быть так прекрасны, — сказал он в благоговейном восхищении.

Маги из Чаккахи приняли человеческие восхваления без всякой неловкости, но не стали задерживаться на этом предмете. Тот, что стоял слева от Мары, обратился к ней:

— Благодетельная, пока мы здесь беседуем, опасность нарастает. По приказу Всемогущих воины-цурани врываются в туннели: надеются узнать хоть что-нибудь о том, где ты скрываешься.

— Боги!.. — Мара не удержалась от возгласа. Слишком живо вспыхнуло воспоминание о сожженном улье, откуда она спаслась только чудом. — Было кровопролитие?

— Пока нет, — ответил второй маг. — Воины повинуются приказу Ассамблеи: не затевать бой, если не встречают сопротивления. А чо-джайны не станут сражаться, пока у них есть хоть какой-то выбор. Пока что они просто покидают ульи, которые подверглись нападению, оставляя множество пустых галерей и туннелей… пусть захватчики сколько угодно рыщут там в темноте. Сейчас они стягивают свои силы на юге, вблизи твоего родного поместья. Но очень скоро размах поиска расширится. Ваши Всемогущие не дураки.

— Значит, настал час, — сказала Мара, поразив всех присутствующих неукротимой силой, с которой были сказаны эти слова. — Мы выступаем.

По ее команде маги подали сигнал. Специальная артель работников чо-джайнов выдвинулась вперед и начала рыть новый переход, ведущий вверх. На пол со стуком посыпались комья земли, а потом куски известки и глиняных плиток. Сквозь полумрак прорезался луч света, желтого и чистого, льющегося через прозрачную крышу дворцовой приемной.

Один из чо-джайнов просунул голову в отверстие. Он прожужжал какое-то короткое сообщение для находившихся позади, и маг слева от Мары сказал:

— Врагов в приемной нет. Твои муж и сын ожидают. — Затем он замолк, словно в нерешительности, но после короткой паузы договорил:

— Госпожа, мы желаем тебе счастья и удачи. Но действуй быстро. Наши чары не могут сдерживать натиск черноризцев бесконечно долго. В твоем распоряжении не так уж много времени, чтобы достичь всего желаемого, но потом наступит хаос и разрушительный всплеск вредоносных энергий. На тот случай, если ты потерпишь неудачу или если мы тебя подведем, мы хотим, чтобы ты знала: именно для этого сражения мы посланы сюда из Чаккахи. Мы не только твои защитники, Благодетельная; мы послы, прибывшие затем, чтобы помочь становлению нового порядка.

Мара взглянула вверх, на лица магов, поднявшихся перед ней. на дыбы; выражение этих лиц, столь непохожих на человеческие, вряд ли мог вполне понять хоть кто-нибудь из людей. У обоих крылья были развернуты в боевой стойке; они готовились противостоять общей мощи объединенной Ассамблеи. Их доблесть тронула Мару до слез.

— Да будет известно всем, мои добрые друзья, что, пока я живу, я не подведу вас. Мы восторжествуем или умрем вместе.

Она сразу отвернулась и обратила лицо вперед, чтобы решимость не изменила ей в роковые грядущие часы. С гордо выпрямленной спиной, величественная в причудливом парадном одеянии, расшитом золотом, Слуга Империи направилась к отверстию.

Мара с трудом прокладывала свой путь, ступая по комьям осыпавшейся земли, по осколкам штукатурки и плиток. Аракаси ненавязчиво приблизился, чтобы поддержать ее под локоть. Она благодарно улыбнулась ему: так отрадно было человеческое прикосновение после общества столь многочисленных чо-джайнов!

Наконец она вышла из туннеля, и голова у нее закружилась — от солнечного света уходящего дня, от великолепия сверкающих золотых доспехов.

У нее перехватило дыхание. Из-под золотого императорского шлема торчали пряди огненно-красных волос. Это Джастин! Это его волосы! — осознала она, и сердце глухо ухнуло у нее в груди. Облаченный в доспехи, подобающие Императору, ее сын отнюдь не выглядел ребенком. Мара встряхнула головой, напомнив себе, что наступает час его бракосочетания.

Мара пошатнулась, когда мальчик поклонился ей — все как положено, сын поклонился Матери. Впрочем, может быть, именно ей следовало бы поклониться ему до земли, как однажды она поклонилась Ичиндару?

Но потом мальчик выпрямился и издал совершенно неподобающий вопль.

— Мама! — закричал он и помчался к ней. Мара забыла про всю свою величавость и протянула руки ему навстречу. Сын бросился в раскрытые объятия

— выросший, окрепший и заметно возмужавший. Когда его руки обвились вокруг ее шеи, она сообразила, что ей теперь не нужно нагибаться, чтобы обнять его. Он раздался в плечах, и очертания его фигуры показались удивительно знакомыми. Он весь в Кевина, сообразила Мара; он вырастет таким же высоченным, как его отец. Это внезапное озарение заставило ее снова принять достойный вид.

Сын выпустил ее из объятий и взглянул на нее — глаза в глаза; в это мгновение ей показалось, что перед нею — его отец-варвар. А он произнес:

— Я готов. Благодетельная. Принцесса Джехилья ожидает.

Голос не повиновался Маре. Она потеряла двоих детей: Айяки и младенца, отравленного до появления на свет. Теперь ее единственный сын, оставшийся в живых, стоял, полный решимости и готовый отдать жизнь за ее честь. Это было больше, чем она могла выдержать.

Лицо Джастина вдруг сложилось в такую беззаботную гримасу, что Мара снова вспомнила былые дни и неотразимый юмор Кевина.

— Нам надо бы поторопиться, — сообщил он. — У Первой жены покойного Императора истерика все никак не кончится и весь грим, того и гляди, потечет.

Мара иронически поинтересовалась:

— А Джехилья? У нее тоже истерика?

Джастин по-мальчишески пожал плечами:

— Накричалась она вволю, а потом взяла и заперлась у себя в комнате. Тогда кто-то ее спросил, не желает ли она лучше выйти замуж за Омекана, с его-то пузом и седыми волосами, и она сразу позволила горничным войти.

«У девочки есть здравый смысл», — подумала Мара, заняв причитающееся ей место рядом с сыном и приготовившись войти в Тронный зал. Аракаси встал около хозяйки с другой стороны, чтобы поддержать в случае надобности, и никто, казалось, не заметил, что на нем все еще красуется роба мусорщика, когда распахнулись двери зала и фанфары возвестили о прибытии жениха.

Мара решительно шагнула вперед, чувствуя, как увлажнилась ее ладонь там, где она сжимала руку Джастина. Проходя сквозь стройные колонны жрецов Двадцати Высших Храмов, она гадала, не поразят ли ее боги насмерть за гордыню, за очевидную дерзость, с которой она посмела вообразить, что может сделать своего сына следующим Светом Небес, Девяносто Вторым Императором Цурануани. Однако представитель храма Джурана, бога справедливости, не выглядел недовольным, а верховный жрец Туракаму встретил ее едва заметной приветливой улыбкой. Отдельно от других, позади жреца Красного бога, стояли три фигуры, закутанные в черные саваны, — Сестры Сиби. Даже эти устрашающие персоны, казалось, подбодряли Мару, слегка наклонив головы. Когда Мара проходила мимо верховного жреца Джастура, бога войны, тот отсалютовал ей ударом кулака в латной рукавице по груди, и от этого салюта зазвенело драгоценное железо его панциря.

Мара сделала следующий шаг, потом еще один; постепенно к ней возвращалась уверенность. Когда она прошла дальше, жрецы высших и низших орденов начали попарно располагаться перед тронными ступенями, согласно природе представляемых ими богов. Так, жрецы Лашимы, богини мудрости, оказались вместе со жрецами Саланы, Матери Правды. Жрец Туракаму объединился с одной из Сестер Сиби, тогда как верховный жрец Джастура образовал пару с верховным жрецом Баракана, Повелителя Мечей.

Впереди, на Императорском возвышении, процессию ожидала маленькая белокурая девочка в сверкающей фате из золотой ткани; не приходилось сомневаться, что это и есть Джехилья. Горничные только что поправили ее головной убор, слегка сдвинув его назад. На лице девочки еще виднелись веснушки; как видно, она слишком много времени проводила под открытым небом, прогуливаясь в дворцовых садах. Хотя она и казалась бледной под краской и пудрой обязательного грима, однако, увидев Благодетельную, принцесса радостно улыбнулась.

— Пусть закроются двери! Церемония бракосочетания начинается! — нараспев провозгласил жрец Чококана. Доброго бога, как того требовал обряд. Стоявший справа позади него верховный жрец Томечки, Заступника Детей, начал беззвучную молитву, и, глядя на жреца, Мара вспомнила, что Томечка, младший брат Чококана, известен также как Даритель Мира. Она помолилась, чтобы сегодня именно в этой своей ипостаси он явил себя перед народом Цурануани.

Джастин в последний раз стиснул руку Мары, когда она отпустила его, чтобы он занял свое место рядом с принцессой. Сама же Мара направилась туда, где ожидал Хокану, и, когда церемония началась, ее рука скользнула в его руку.

***

В императорском дворце царила суматоха. Торопливо пробегали гонцы; слуги деловито сновали по внутренним дворам и террасам. Опершись локтем на подоконник, Шимони из Ассамблеи наблюдал за всей этой сумятицей глубокими, непроницаемыми глазами. Его лицо казалось еще более суровым, чем всегда, а сам он — еще более скупым на слова, если это вообще возможно. Он слегка повел головой, чтобы привлечь внимание к неким особенностям, отличающим сегодняшний кавардак от вчерашнего.

Его безмолвный сигнал был замечен Хочокеной, который сидел на подушках перед низким столиком с наполовину опустошенным подносом засахаренных фруктов. Толстый маг кивнул, давая понять, что и он заметил эти особенности, и тихо проговорил, так, чтобы никто, кроме Шимони, не мог его услышать:

— Происходит что-то необычное. Я насчитал пятерых жрецов, прячущих лица под капюшонами; а судя по запахам, доносящимся из кухни, там пекут пирожки, как перед большим пиром. Странное дело для осажденного города.

Как будто специально затем, чтобы подчеркнуть впечатление от его слов, большой камень, запущенный осадным орудием, пролетел по воздуху и разлетелся на множество осколков, упав в соседнем дворике. Случайно забежавшая туда собака умчалась с жалобным лаем. Хочокена, прищурившись, наблюдал за событиями сквозь трещину в стенной перегородке.

— Эти проклятые штуки начинают меня раздражать. Еще один камень в такой близости от нас — и я выйду из дома и… — Угроза так и осталась недоговоренной, поскольку внимание тучного мага привлекла компания странно одетыхаристократов, поспешно проследовавших мимо окна. — Мы ожидали наплыва властителей, вызванных для переговоров в кабинет старого Совета, но, похоже, предстоят дела поважнее.

Шимони выпрямился:

— Намного важнее. Мотеха не станет медлить с переходом к активным действиям.

Хочокена с сожалением покосился на остатки своих лакомств.

— Это я не стану медлить с переходом к активным действиям, — поправил он друга тоном легкого упрека. — По-моему, властительница уже здесь, а мы только теряем время, пытаясь ее подкараулить.

Шимони ничего не сказал, только брови поднял и сразу оторвался от окна. Не желая отставать от более рослого и стройного собрата, Хочокена поднялся с подушек и поспешил следом за ним.

Пока эта парочка шествовала своим путем, все встречные либо разбегались в страхе, либо падали ниц. И хотя дворцовые коридоры образовывали запутанный многоярусный лабиринт — ведь поверх уже имеющихся переходов постоянно добавлялись новые, — черноризцам не требовались ничьи советы, как пройти в то или иное место. Они безошибочно проследовали к двери, выкрашенной в красный цвет и усеянной лаковыми изображениями государственной печати. Не постучавшись, они вошли в кабинет Имперского Канцлера.

Даджайо из семьи Кеда стоял во всем блеске своих регалий и церемониального многослойного наряда, красного с черным; золотая кайма сверкала вокруг ворота и на манжетах. Массивный головной убор сидел идеально ровно. Канцлер был бледен, но держался спокойно. Его приближенным стоило большого труда сохранять самообладание. Секретаря, стоявшего рядом с ним, била дрожь, а к горлу подкатывала дурнота. У наружной стенной перегородки скорчился раб-посыльный, словно стараясь сделаться поменьше. Причина столь нервной обстановки была очевидна: все подушки, предназначавшиеся для приема просителей, были заняты полудюжиной Всемогущих. Мотеха расхаживал по кабинету. С крайне недовольным видом он взглянул на двух новоприбывших собратьев, но не стал прерывать допрос, который шел полным ходом:

— Какие новости о ней?

Ему не было надобности уточнять, о ком идет речь.

— Никаких, Всемогущий.

Даджайо поклонился двум только что явившимся магам и с ловкостью искусного придворного воспользовался этим удобным случаем, чтобы вытереть пот, стекающий со лба. Он выпрямился с самым официальным видом. Если он, будучи Имперским Канцлером, чувствовал себя неуютно в присутствии столь многих Всемогущих, то, во всяком случае, хорошо это скрывал.

Хочокена проследовал к огромному столу, обогнул его, поднял с пола личную подушку Канцлера и пошел с нею к амбразуре под окном, где воздух посвежее: комната была битком набита с утра, а слуги слишком напуганы, чтобы позволить себе риск войти и сдвинуть стенные перегородки.

— Ее и искать не стоит: она сама сюда явится, — проворчал он. — В эту минуту вновь собирается Высший Совет, и властительница Акомы не пожелает его пропустить. Свет не видел еще такого виртуоза Великой Игры, как Мара. Она придет.

— О да! — раздраженно бросил Мотеха. — Но раньше она умрет. В ту самую секунду, когда нам станет известно ее местонахождение..

Шимони не вполне сумел скрыть отвращение:

— Мы все когда-нибудь умрем — таков закон природы.

Имперский Канцлер спрятал неловкость за привычной маской светской учтивости.

Мотеха молча переводил взгляд с одного лица на другое. Его собратья также безмолвствовали. Сам воздух, казалось, звенел от напряжения, а причиной этого напряжения было неприятное для многих подозрение, что Мара умудрилась раскрыть некоторые из наиболее тщательно сберегаемых секретов Ассамблеи. Для любого человека, не состоящего в этом сообществе магов, проникновение в такую тайну означало смертный приговор. Даже Шимони с Хочокеной не могли отрицать, что готовность чо-джайнов приютить Мару у себя в ульях сулит Империи худшие беды: Мара могла посеять семена мятежа, чреватого разрывом договора, действовавшего в течение тысячелетий. Сколь бы убедительными ни были доводы Шимони и других, настаивавших, что Слуга Империи заслужила право быть выслушанной, прежде чем ее лишат жизни, — на сей раз их усилия будут тщетными.

Ассамблея уже проголосовала. Казнь Мары теперь была делом решенным и не подлежала обсуждению.

Мало кто взял бы на себя смелость действовать против Слуги Империи в одиночку; Тапек не побоялся — и ничего хорошего для магов из этого не получилось.

Теперь черноризцы взялись за дело сообща, но они словно блуждали в потемках, руководствуясь лишь предположением, что их привилегии под угрозой. Впереди предстояли бедствия куда более тяжелые, чем самонадеянность одного из них.

Хочокена и Шимони обменялись понимающими взглядами. Они оба, каждый по-своему, восхищались Марой.

Но сейчас она зашла слишком далеко. Тучного мага раздирали противоречивые чувства: с одной стороны, его верность Ассамблее и обеты, данные в тот день, когда он надел черную хламиду, а с другой — притягательность новых идей, в немалой степени навеянных еретическими воззрениями, которыми его увлек Миламбер-варвар.

Хочокена дорожил наследством, которое осталось у него от дружбы с Миламбером. В течение многих лет черноризец-цурани постоянно применял свой крепнущий дар волшебства для помощи простому народу. Однако в нынешних небывалых обстоятельствах, когда даже он, при всей широте своих убеждений, не мог принять твердое решение, ему требовалось побольше времени, чтобы все как следует обдумать. Хочокена хотел быть уверен в том, что сделает правильный выбор: действовать ли ему заодно с партией Мотехи ради немедленного уничтожения Мары или же откликнуться на ее призыв к реформе и всерьез задуматься о том, что считалось немыслимым, — воспрепятствовать решению Ассамблеи, принятому большинством голосов, и даже, может быть, спасти жизнь властительницы Акомы.

Внезапно Шимони резко шагнул к окну, бросив Хочокене многозначительный взгляд, и тот проглотил свой леденец значительно быстрее, чем намеревался.

— Ты тоже чувствуешь это? — отозвался он на немой вопрос друга.

— Что он «чувствует»? — не выдержал Мотеха, но тут же замолчал: он тоже учуял то, что насторожило других.

Знобящая стужа растекалась по пространству. Ни с чем нельзя было спутать это неповторимое, неописуемое ощущение покалывания, пробегающего по коже и знаменующего присутствие мощной чужой магии.

У Шимони был вид охотничьей собаки, сделавшей стойку.

— Кто-то ставит заслоны! — срывающимся голосом объявил он.

Хочокена неуклюже поднялся на ноги.

— Такие чары не создает никто из нас. — Это признание было сделано с явной неохотой, как будто он предпочел бы провозгласить что-нибудь другое.

— Чо-джайны! — взорвался Мотеха. — Она привела магов из Чаккахи!

В кабинете поднялся сущий переполох. С подушек вскочили и другие черноризцы. Их лица выражали неукротимую ярость. Имперский Канцлер был вынужден забиться за стол, только бы не попасться им под ноги, но никому не было дела до его неудобств.

— За это — смерть Маре! — гнул Мотеха свою линию. — Севеан! Немедленно вызывай подкрепление!

Даже Хочокена не стал возражать против отданной команды.

— Поспешим, — поторопил он Шимони, и, пока собравшиеся в кабинете маги распалялись все больше и больше, толстый маг и его худощавый единомышленник первыми оказались за дверью.

Коридор был пуст. Ни важных персон, ни даже слуг — никого.

— Не нравится мне это. — Слова Хочокены отозвались эхом от сводчатого потолка. — Сдается мне, что Высший Совет намерен собраться без чьего бы то ни было дозволения.

Ничего не сказав, Шимони потянулся за своим прибором для мгновенного перемещения, привел его в действие и исчез.

— Ух ты! — воскликнул в растерянности Хочокена. — Хоть бы дал знать, куда ты собираешься податься! Или, по-твоему, это тоже было бы праздной болтовней?

Откуда-то из воздуха послышался голос Шимони:

— А ты хочешь сказать, что нам есть из чего выбирать?

С неприятным ощущением, что пояс его хламиды слишком тесно затянут, Хочокена все-таки сумел под складками одежды найти карман. Он включил извлеченный оттуда прибор в ту самую минуту, когда Севеан, Мотеха и другие подняли крик в прихожей кабинета Канцлера. Перед тем как исчезнуть из коридора, Хочокена еще успел подумать: какая партия исполнит вынесенный Маре приговор? Он и Шимони, всегда действовавшие ради сохранения Ассамблеи? Или другие, с Мотехой во главе, обуреваемые жаждой мести?

— Она провела нас как последних болванов!.. — бесновался Севеан. — Хуже того!..

Остальных выкриков Хочокена не услышал, поскольку в следующий миг был уже в залитом солнцем саду, примыкающем к приемной Тронного зала.

«Еще бы не хуже, — подумал тучный маг, отдуваясь после броска из одного места в другое. — Мара привела с собой такую силу, которая может завоевать для нее абсолютную власть, и теперь Империю может разорвать на части нечто пострашнее, чем даже гражданская война».

Сад также был безлюден. Не шумела листва цветущих деревьев, высаженных вдоль стен, и на подступах к широким ступеням царила противоестественная тишина. Не пролетали птицы, не жужжали над цветами насекомые. Даже неутихающий стук падающих камней, выпущенных осадными орудиями, казался здесь далеким и слабым.

У воинов, защищающих Имперский квартал, хватало забот на стенах; конечно, они и представить себе не могли, какой ураган с минуты на минуту должен разразиться в Тронном зале.

Шимони стоял в центре квадратной каменной плиты, слегка склонив голову набок.

— Здесь, — сказал он. — Заслон начинается здесь. В жарком полуденном воздухе ничто не наводило на мысль о какой бы то ни было магии.

— Ты не можешь пробиться? — удивился Хочокена. Он прищурился, сосредоточился и постарался до предела обострить все свои чувства. Наконец он ощутил слабое мерцание, которое можно было бы принять за иллюзию, порой возникающую в потоках нагретого воздуха, с тем лишь отличием, что мерцание исчезало, если посмотреть прямо на него. Он пошарил в другом кармане, достал пестрый носовой платок и обтер пот со лба.

— Если это заслон, то скорее всего он бестелесный.

Шимони повернулся и с едкой укоризной предложил:

— А вот попробуй его проткнуть.

Хочокена собрал в единый луч свою энергию, но вдруг глаза у него расширились от изумления: в воздухе перед ним заиграла радуга. Вся его колдовская мощь, словно отброшенная небрежным мановением без каких бы то ни было усилий, растеклась по поверхности барьера, возведенного чо-джайнами. Хочокена даже рот разинул — так он был ошеломлен. Потом послышался свист шального обломка камня, запущенного со стороны осаждающих и падающего как раз на голову Хочокены. Он быстро взял себя в руки и отвел обломок от себя — так человек может отогнать муху. Но все это время его внимание было приковано к защитному куполу чо-джайнов.

— Такое прочное, надо же! Прелестно. Лихо сработано. Ну и как же это делается? Оно позволяет тебе попытаться разрушить его, а потом твою энергию прибавляет к своей… — Он не сразу подумал о том, что после договора о запретах прошел долгий срок и маги чо-джайнов успели сильно продвинуться вперед в своем искусстве. — Это не по правилам.

— Еще бы. — Шимони не стал вдаваться в тонкости, так как здесь появились и другие маги. К тем, что перебрались сюда из кабинета Канцлера, добавилось еще несколько. Их общая численность достигла уже двух десятков и с каждой минутой возрастала.

— Теперь уже не остается никаких аргументов, помимо силы, — печально заключил Шимони.

Услышав эти слова, Мотеха взвился:

— Мы должны спалить этот дворец дотла! Выжечь — до полного идиотизма! — каждый ум, который посмел даже помыслить о мятеже против нас!

— Я не согласен, — подал голос Севеан. — Разрушить эти недозволенные заслоны — да, это необходимо. Мы должны также прикончить магов из Чаккахи, нарушающих договор, и казнить властительницу Мару. Но разрушать императорский дворец — это чересчур. Над нами, может быть, и не властны земные законы, но мы все же ответственны перед богами. Вряд ли небеса благосклонно отнесутся к тому, что мы умертвим заодно с Марой и жрецов всех орденов Империи.

— В священных орденах у нее могли найтись пособники! — объявил один из недавно прибывших черноризцев.

— Разумеется, — вставил слово Шимони. — Но могло случиться, что их силой заставили служить Маре. Надо выслушать их соображения, прежде чем мы позволим себе применить к их святейшествам хоть малейшее насилие.

— Значит, речь пока идет только о заслонах, — подвел итог Хочокена. Он подергал свой чересчур тугой пояс и еще раз обтер влажный лоб. Его показная решимость не могла скрыть тревогу, затаившуюся в глазах. — Мы должны пробиться внутрь, не ставя под угрозу жизнь тех, кто находится в зале.

Маги молча собрались в тесную группу, словно стервятники, высматривающие поживу на поле битвы. Духом и телом они отрешились от всего постороннего, и, когда они сплавили воедино свои усилия, воздух, казалось, дрогнул и загудел в некоей глубинной неосязаемой вибрации. Небо потемнело, хотя осталось безоблачным. Сад, залитый тусклым зеленоватым свечением, утратил свое многоцветное великолепие и приобрел зловещий вид.

— Бей!.. — выкрикнул Мотеха.

Грянул удар овеществленной силы — яркий, словно шипящая молния, способная расколоть небеса. Он обрушился в вихре фиолетовых искр, но заслон захватил его энергию, размазал по своей выпуклой границе, а затем поглотил. Назад, к нападавшим магам, испепеляющей волной хлынул жар. Каменные фасады ближайших зданий почернели и растрескались. Деревья обгорели, и чаша декоративного фонтана в мгновение ока пересохла — бывшая в ней вода облаком пара взлетела вверх.

Оставшиеся невредимыми, защищенные собственными заслонами, маги обменялись угрюмыми взглядами. Ничего подобного они не ожидали. Снова соединив свои силы, они нанесли второй удар. Радужная игра энергий устремилась сверху на барьер чо-джайнов. Ответом была струя черного непроницаемого тумана.

Маги Ассамблеи увеличили силу атаки. Разлетались тысячи искр, грохотал гром. С неба начал падать огненный дождь, а потом раскаленные сгустки энергии.

— Продолжайте атаку! — крикнул Севеан. — Не жалейте усилий! Заслоны в конце концов должны ослабеть.

Взвыли ветры, заметались огни. Земля содрогнулась; растрескались плиты, которыми были вымощены дорожки сада, и между краями обломков открылись зияющие провалы. Защитная оболочка, делавшая Тронный зал недоступным, как будто слегка покоробилась и прогнулась внутрь.

— Ага!.. — Мотеха удвоил усилия. Молния вгрызлась в невидимую поверхность, и ветры, поднятые разбушевавшимися силами, застонали вокруг шпилей Имперского квартала, словно вырвавшиеся на свободу демоны.

Один из черноризцев, не выдержав напряжения, свалился на мостовую. Остальные стояли твердо. Теперь они были уверены: рано или поздно заслоны рухнут. Никакие магические барьеры не могли выдержать такой объединенный натиск в течение долгого времени. Когда незримый бастион прогнулся и развалился на части, а грохот заглушил даже шум, создаваемый штурмующими армиями у наружных стен, маги Ассамблеи окутали себя собственными защитными чарами. Перед их общей яростью оставалась единственная цель: пробиться в Тронный зал, теперь уже не жалея ничьих жизней, в том числе и своих.

***

Высокие сводчатые окна и застекленная крыша зала внезапно потемнели. Окутанные неожиданным сумраком, придворные и жрецы беспокойно заерзали на своих местах. Единственным оставшимся источником света оказались мерцающие огоньки ламп, зажженных в честь Двадцати Высших Богов. Жрец Чококана, который руководил церемонией монаршего бракосочетания, стоя на возвышении престола, запнулся и не сразу вспомнил, какие следующие слова он должен произнести.

Громовой удар потряс стены. Трепет обуял многих, и кое-кто из жрецов сотворил знамение защиты от недовольства богов. Но Джастин возвысил голос, перекрыв едва возникший ропот растерянности.

— Продолжай, — внятно произнес он.

Сердце Мары готово было разорваться от гордости. Мальчик станет прекрасным правителем! Но потом она прикусила губу; сначала он должен пережить церемонии бракосочетания и коронации.

Стоявшая рядом с ним принцесса Джехилья побелела от страха. Она старалась высоко держать голову, как полагается царственной особе, но больше всего ей хотелось бы съежиться под покрывалом, образующим ее фату. Рука Джастина украдкой потянулась к ней и сжала ее пальцы в отчаянной попытке утешить и поддержать.

Что ни говори, все равно они были просто детьми.

Пол заходил ходуном от следующего удара. Жрец Чококана огляделся по сторонам, словно присматривая безопасное убежище.

Мара выпрямилась. Нельзя допустить, чтобы все пошло прахом из-за одного малодушного жреца, который вот-вот потеряет голову от страха! Она подобралась, готовая вмешаться, хотя понимала, что рискует: их святейшества наверняка вознегодуют, если она и дальше будет оказывать на них давление. Кроме того, они могут неверно истолковать ее побуждения, усмотрев в ее действиях только корыстное честолюбие. Или даже еще хуже: они могут, в силу своего сана, объявить, что брак Джастина и Джехильи не угоден богам.

Времени оставалось слишком мало, и положение становилось слишком опасным, чтобы можно было позволить себе пуститься в пространные объяснения, доказывая всем, что удар по заслонам чо-джайнов нанесли смертные, которым случилось оказаться магами, и что их воля является волей богов ничуть не в большей степени, чем злодейства любого властителя, который убивает, движимый алчностью или жаждой власти.

Шум снаружи достиг оглушительной силы, когда следующий магический удар пробил брешь в заслоне. Радужные сполохи раздробленного света, проникая через прозрачную крышу, окрашивали зал в ненатуральные цвета. Беспокойство Мары еще усилилось, когда жрецы и сановники начали шаркать ногами и переходить с места на место. Старый Фрасаи Тонмаргу заметно дрожал, и было неизвестно, надолго ли у него хватит выдержки.

Помощь пришла с неожиданной стороны. Верховный жрец Красного бога проследовал в передний ряд представителей храмов, столпившихся у подножия трона.

— Брат мой, — воззвал он к растерявшемуся жрецу Чококана, — в конце концов мы все отойдем к Туракаму. Если бы мы чем-то прогневали небеса, то уже были бы мертвы. Но сейчас у меня в душе не слышен голос моего бога. Прошу тебя, продолжай.

Жрец Чококана кивнул, слизнул пот с верхней губы, набрал полную грудь воздуха и звучным голосом возобновил декламацию следующих строк ритуала.

Мара с облегчением перевела дух. Стоявший рядом верховный жрец Джурана бросил на нее понимающий взгляд:

— Мужайся, Благодетельная. У тебя есть союзники. Мара ответила коротким кивком. Да, союзники у нее есть, и она даже не всех их знает. Натиск магов может усилиться, но не все жрецы сдадутся без сопротивления. В течение столетий колебания государственной политики приучили их к осторожности. Но если они сейчас проявят слабость и не доведут до конца — с соблюдением всех требований закона — бракосочетание Джастина и его последующую коронацию, то огромная доля власти, которой пока еще обладают храмы, неизбежно перейдет в руки Ассамблеи; жрецы это понимали. Сестры Сиби стояли на месте, словно создания из царства мертвых, ничуть не обеспокоенные тем, что императорский дворец может обрушиться им на головы.

Ответ Джастина на следующий ритуальный вопрос прозвучал сильно и отчетливо, несмотря на шум очередной атаки. Гром гремел уже не переставая. Бусина из гирлянды, украшающей трон, выпала из оправы и покатилась вниз по ступеням пирамиды. В хрустале прозрачного купола зазмеились трещины, и сверкающие осколки посыпались на мраморный пол.

Никто, к счастью, не пострадал.

Мара закрыла глаза. «Держитесь, дети мои», — мысленно заклинала она жениха и невесту. Рука Хокану крепче сжала ее руку. Мара слабо улыбнулась в ответ, но улыбка стала более заметной, когда жрецу ответила Джехилья. Принцесса послушно выполнила все, что от нее требовалось, и не произнесла лишних слов; как ни хотелось ей опереться на своего новообретенного супруга, царственной осанки она не утратила.

Затем были доставлены плетеные клетки с птицами — непременные атрибуты свадебного обряда — и верховный жрец торжественно разрезал ножом их тростниковые дверцы.

Пара птиц вылетела из клеток и устремилась навстречу предложенной им свободе. «Летите, — пожелала им Мара, — летите, соединяйтесь и будьте счастливы!»

Когда Мара выходила замуж в первый раз, поведение птиц во время этого обряда было истолковано всеми как неблагоприятное. От всего сердца она желала, чтобы на сей раз все было иначе. Она сама и Хокану не подчиняли свою жизнь приметам, но здесь присутствовали пожилые жрецы, которые верили в предзнаменования и от традиций не отступали.

Птицы взвились вверх именно тогда, когда еще один громовой раскат потряс воздух. В тревоге они взлетели еще выше и вырвались из зала через пролом в куполе.

— Благодарение богам, — шепнул Хокану.

Он пожал руку Мары, желая ее успокоить: слезы у нее бежали ручьями. Сдерживать свои чувства уже не было сил. Она даже не смогла увидеть, как двое Имперских Белых в церемониальных доспехах командиров легионов выступили вперед с мантией, расшитой по краю золотом и отороченной мехом сарката, — мантией Императора всей Цурануани, которую они возложили на плечи Джастина.

Рослый мальчик, казалось, затерялся в пышном облачении. Мара протерла глаза и с болью вспомнила Ичиндара, который был таким же стройным и по-детски худощавым и которого в конце концов раздавила тяжесть сана.

Джастин держался стойко. Он взял Джехилью за руку, словно был от рождения наделен даром галантного обращения с высокородными дамами, и повел ее вверх по ступеням престола.

— Вот уж воистину сын своего отца, — гордо пробормотал Хокану.

Храмовые певчие сопровождали новобрачных; вместе с ними следовал и жрец Джурана, который нес императорскую корону на золотой подушке с узором из драгоценных камней.

Песнопение то и дело утрачивало плавность, прерывалось и почти заглушалось грохотом непрерывной магической атаки.

Удары становились все более частыми.

Одна из колонн в задней части зала треснула со звуком, похожим на удар бича. Мара вздрогнула. Она заставила себя сосредоточиться целиком на зрелище, которое разворачивалось на тронной пирамиде. Но и пренебречь признаками приближающейся опасности было невозможно: в зале становилось жарко. С деревянных ограждений у подножия престола, где просителям полагалось преклонить колени перед Светом Небес, отваливались слои лака. Каменный пол нагрелся так, что прикосновение к нему грозило ожогом, и придворные начали переступать с ноги на ногу, когда кожаные подошвы их сандалий уже не могли защитить от нарастающего жара.

— Магам чо-джайнов приходится трудно, — шепнул Хокану на ухо Маре.

Снова грянул гром; стены зала покачнулись. Решительными жестами жрецы старались успокоить своих собратьев; многие вельможи, стоявшие на тронных ступенях, выглядели испуганными, но оставались на месте.

Мара наблюдала, как жрец Лашимы, богини мудрости, выступил вперед, дабы помазать виски ее сына священным маслом. Его одеяние сбилось набок и руки дрожали, проливая священное масло на изысканную кайму мантии Джастина. Джехилья была на грани паники; ее рука, сжимавшая руку супруга, казалась белой от напряжения. Затем настал черед жреца Баракана; он вручил Джастину древний золотой императорский меч, который снова явится взорам избранного общества только на следующей коронации. Джастин высвободил руку и положил ее на священный клинок, и Мара с болью душевной увидела, как дрожат пальцы мальчика.

Она не смела и помыслить о поражении! Рассердившись сама на себя, она вскинула голову и отважилась взглянуть назад. Маги из Чаккахи стояли у дверей, но их великолепные крылья уже не были высоко подняты над толпой. Теперь ее защитники скорчились на полу, произнося встречные заклинания, которые звучали как неуместное жужжание в нарастающем грохоте ударов снаружи. Сила инсектоидов была огромна, но даже они не могли бесконечно выдерживать напор объединившихся магов Ассамблеи. И как бы ни провоцировали их неприятели на ответный удар, какие бы опасности ни угрожали крылатым чо-джайнам — их позиция была предельно ясной. Они подчинялись законам Чаккахи: ни при каких обстоятельствах не использовать магию для нападения.

Когда заслоны будут сметены, Ассамблея получит возможность обратить всю силу своего гнева на собравшихся в зале.

Странно, но Мара не испытывала страха. Слишком много жертв уже принесено. Впору было подумать, что риск перестал для нее существовать, как будто та ее часть, которую повергала в оцепенение близость мучительной смерти, постепенно выгорела с тех пор, когда обстоятельства загнали ее в Турил. Свобода от страха за себя наполняла душу несокрушимой уверенностью, и казалось, что от Мары исходит таинственная сила.

Даже Хокану смотрел на нее с оттенком зарождающегося благоговения. Почти не замечая этого, она сделала шаг назад, выйдя из переднего ряда участников церемонии и шепнув мужу:

— Поздравь за меня нашего Света Небес, когда корона наконец займет надлежащее место.

Хокану не мог скрыть удивление. Выдержка Мары ошеломляла его, хотя он привык считать, что досконально знает ее характер.

— Что ты задумала?.. — Его голос был притворно ровным; он уже понял, что маги-защитники проигрывают битву.

— Уловку, — чуть слышно ответила она. — Что нам еще остается?

Он поклонился ей:

— Благодетельная…

И потом изумленно следил за тем, как она шла к концу зала. Он не сомневался, что до последнего вздоха будет вспоминать ее такой, как сейчас, и восхищаться ее неукротимым духом.

Однако Мара не сделала ничего необычайного. Она подошла к арочным дверям зала и почтительно поклонилась каждому из магов чо-джайнов. Им приходилось отражать слишком сильный натиск, и они не могли себе позволить отвлекаться: только легким движением передней конечности они ответили на поклон властительницы. Затем она задержалась у портала и коснулась запястья каждого из имперских глашатаев, застывших по обе стороны от входа.

Она коротко переговорила с ними. Хокану, наблюдавший за этим со своего места, был заинтригован. Что она делает? Мара встретилась с ним взглядом, и ее глаза сверкнули, будто она хотела сказать: наблюдай за церемонией.

Он слегка пожал плечами и повернул лицо к трону. Земля содрогнулась. Жрецы на возвышении, монотонно тянувшие ритуальный речитатив, запнувшись, упорно продолжили ритуал. Через наглухо закрытые перегородки в зал полетели искры. Заслоны были разрушены. Следующий удар окончательно сметет все защитные устройства.

Коронация была почти завершена.

— Слава! — воскликнули жрецы. Они поклонились, и в этот миг закачался пол, словно уходя из-под ног. — Слава!..

Верховный жрец Чококана высоко поднял корону и поспешно произнес слова благословения.

Сверкнула молния. Камень выпал из купола и ударился об агатовый настил пола. Корона выскользнула из ослабевших пальцев жреца и легла — хотя и криво

— на рыжую голову Джастина.

Обряд был завершен. Наследник Акомы, дитя раба, получил священные императорские регалии Цурануани, и никакая сила, кроме силы небес, не могла низвергнуть его помазанное величество.

— Слава! — хором выкрикнули жрецы. — Славься, Джастин, Девяносто Второй Император и Свет Небес!

Их голоса смешались со всесокрушающим раскатом грома, и тогда Мара скомандовала глашатаям:

— Вперед!

Сверкая золотом церемониальных кафтанов и подгоняемые завывающими порывами ветра, глашатаи тронулись со своих постов. В тот самый момент, когда маги чо-джайнов приникли к полу, глашатаи схватились за кольца дверных створок и распахнули их настежь.

Не отступив перед надвигающейся стеной черноризцев, они исполнили ритуальный поклон с таким совершенством, словно каждый из них был зеркальным отражением другого.

— Слава новому Свету Небес! — в унисон провозгласили они. Смертельно бледные, но непоколебимые, они выпрямились, и один из них — у кого голос был более внушительным — обратился к атакующим:

— Всемогущие из Ассамблеи, слушайте меня! Сим повелением вы вызваны на Имперский Суд.

Черноризцы, образующие передовые ряды, споткнулись и застыли на месте.

— Вызваны?! — возопил ошеломленный Мотеха. Его багровое лицо покрылось обильным потом. — Кем?

Имперские глашатаи были хорошо вымуштрованы и знали, как следует держаться перед лицом заносчивых придворных. Они снова исполнили безупречные поклоны:

— Светом Небес, Всемогущий.

— Что-о-о? — Вперед рванулся Севеан; его собратья толпились у него за спиной.

Глашатаи сохраняли достоинство. С возвышения донесся голос имперского сенешаля, стоявшего рядом с верховными жрецами:

— Джастин! Девяносто Второй Император!

Брызгая слюной, Мотеха прошипел нечто неразборчивое; Севеан остолбенел. Хочокена — впервые в жизни — лишился дара речи, и даже суровый Шимони не подумал о том, чтобы решить дело с помощью магии, когда все находящиеся в зале склонились перед законным монархом.

С пола медленно поднимались две странные фигуры — обессилевшие вконец двое магов из Чаккахи. Мара стояла между ними, стараясь скрыть ликование. Глашатаи великолепно справились со своей миссией. Они выглядели столь уверенно, что казалось очевидным: защитные заслоны не уничтожены, а сняты умышленно.

— У нас не осталось сил, — едва слышно шепнул властительнице Акомы маг из Чаккахи, стоявший слева от нее.

Мара сделала умиротворяющий жест.

— Великая Игра… — тихо откликнулась она. — Теперь нам всем придется играть или погибнуть.

Глава 17. ИМПЕРАТОР

Черноризцы разинули рты.

По обе стороны от входа в Тронный зал стояли навытяжку Имперские Белые в доспехах с золотой каймой. Нигде не было видно воинов в одежде цветов Акомы или Шиндзаваи, которых маги рассчитывали здесь обнаружить.

Они ожидали застать какие-то отголоски сражения: можно было предположить, что солдаты победившей стороны продолжат охрану своего предводителя, пока побежденные не присягнут на верность новому монарху. Во всяком случае, именно так разрешались споры о престолонаследии в прошлом. Однако Благодетельная не стала прибегать к принуждению для достижения своего триумфа. Никто не вырвался из толпы, чтобы броситься к ногам черноризцев и воззвать к их милосердию, умоляя Всемогущих отменить незаконный захват власти, учиненный Марой. Более того, если на каком-то из лиц и можно было уловить признаки неудовольствия, так причиной тому оказались сами маги, а точнее, их опрометчивое вторжение. Все выглядело так, будто каждый из присутствующих состоял в заговоре с Марой, и в результате она добилась всего, чего хотела.

Загремели барабаны; в их грохоте потонул возглас Мотехи, требовавшего тишины. Он размахивал воздетыми вверх руками, но ничего этим не добился. А тут еще, к немалому раздражению его собратьев, затрубили фанфары и горны, и их оглушительный рев разнесся над городом, не слышавшим ничего подобного со дня смерти Ичиндара; этот рев заглушил даже стук камней, вылетающих из осадных орудий и ударяющихся о стены города.

Стоявший чуть позади авангарда Всемогущих, Хочокена наклонился, чтобы поделиться с Шимони своими соображениями:

— Должно быть, слуги пробрались сюда загодя, чтобы все приготовить. Это дело не на один час.

Хотя его слова не предназначались для общего сведения, первым откликнулся Севеан:

— Ты имеешь в виду, что все было основательно спланировано?

Шимони взглянул на собрата с плохо скрытым презрением:

— В отличие от всех других правителей Империи Мара из Акомы никогда ничего не достигала без основательно продуманного плана.

Фанфары смолкли. Наступила тишина.

— Вас вызывают, — напомнили имперские глашатаи, отступив, чтобы освободить проход. Между рядами вельмож и должностных лиц, находившихся в зале, образовался длинный узкий коридор. Взбешенный Мотеха поспешил вперед; прочие маги следовали за ним по пятам, с изумлением оглядываясь по сторонам. Вид персон, собравшихся в парадной части зала, производил внушительное впечатление.

У подножия престола стояли при всех регалиях верховные жрецы и жрицы Двадцати Богов Верхнего Неба и Двадцати Богов Нижнего Неба. Согласно обычаю, в таком составе они созывались только по случаю коронации или похорон Императора.

Их лица обрамляли высокие причудливые головные уборы, сверкающие лаком, драгоценными камнями и редкостными металлами. Каждого из жрецов сопровождала пара служителей, имеющих при себе всю обрядовую утварь, которая могла потребоваться их патрону. Их одеяния также были украшены драгоценными камнями, металлическими накладками или развевающимися шелковыми лентами. Только одежда Сестер Сиби отличалась простотой: их черные балахоны и капюшоны, скрывающие лица, составляли зловещий контраст с роскошью плюмажей и облачений. Жреческое сословие было представлено во всей полноте.

Тут уж и Всемогущих обуял невольный трепет.

Хочокена передвинулся поближе к Фумите и Шимони. Требовалось обсудить, с чего это жрецы вдруг решили так красноречиво засвидетельствовать поддержку, которую храмы оказывают Маре в ее интригах. При том что ни один жрец не мог бы выстоять в единоборстве с любым из магов, даже Всемогущие были обязаны выказывать почтение верховным отцам настоятелям храмов Туракаму и Джастура, а также Сестрам Сиби. Колдовское искусство сохранило Тронный зал в неприкосновенности, несмотря на мощнейшую магию Ассамблеи. В своей непочтительности к воле небес Хочокена никогда не заходил так далеко, чтобы сбрасывать со счетов благоволение богов.

Осторожность не помешает, решил он.

В воздухе пахло дымком ароматических курений. Мраморный пол был усеян пылью от потрескавшейся штукатурки и сверкающими осколками стекла от разбитых верхних окон. Эти последствия штурма не могли отвлечь внимание магов, приближающихся к императорскому трону, от других примет разыгравшихся здесь событий. От их взглядов не укрылись ни две пустые тростниковые клетки, украшенные гирляндами из белых лент, ни кучка покрывал на ковре, недавно снятых с головы невесты, как того требовал освященный веками ритуал бракосочетания в знатных домах.

Когда приунывшая делегация Всемогущих достигла ограждения, где обычно останавливались просители, имперский глашатай трижды ударил о пол бронзовым жезлом и трижды провозгласил:

— Джастин, Девяносто Второй Император!

Воины императорской почетной гвардии, блистающие золотом доспехов, преклонили колени, присягая на верность новому монарху, когда с трона поднялся мальчик в сверкающем церемониальном облачении. Собравшиеся вельможи также опустились на колени. Мальчик, как видно, не чувствовал растерянности; плечи он держал прямо, а голову высоко поднятой, несмотря на солидный вес его золотых доспехов и массивной короны, усыпанной крупными топазами. Когда маги подошли к подножию престола и остановились, Джастин протянул руку своей супруге. Джехилья поднялась на ноги и встала рядом с ним — отныне уже не принцесса, а Императрица во всем величии своего титула; об этом говорил алмазный обруч, надетый поверх ее венчального головного убора.

Мотеха побелел. Некоторые маги из тех, что явились вместе с ним, поклонились в пояс — по традиции именно так Всемогущим полагалось выражать свое почтение Свету Небес. Шимони, Фумита и Хочокена были в числе первых, кто воздал царственным новобрачным должные почести; немало нашлось и таких, которые еще только приходили в себя от ошеломления.

Наконец Мотеха обрел голос:

— Что это за маскарад?

Вперед выступил верховный жрец Джурана; его лицо выражало явное неодобрение, когда он ответил:

— Мы пришли, чтобы почтить нового Императора, Всемогущий. — Его следующие слова были подчеркнуто многозначительными:

— Что является бесспорным долгом каждого.

Севеан возмутился:

— По какому праву этот… мальчик претендует на власть в Цурануани? — Он указал пальцем на Джастина, но глаза его выискивали властительницу Мару, которая перешла к основанию тронной пирамиды и остановилась там в окружении жрецов; наряд властительницы был столь же великолепным, как у ее сына.

Она не снизошла до ответа, но позволила верховному жрецу Джурана высказаться вместо нее:

— Джастин является кровным родственником покойного Императора; его официальное принятие в семью Ичиндара состоялось — как предписывает закон, — когда его мать получила титул Слуги Империи. — С этими словами жрец почтительно поклонился Маре. — Он избранный супруг Императрицы Джехильи, прямой наследницы Ичиндара, и брачный союз заключен с разрешения госпожи Тамары, которая по традиции и закону считалась консортом-соправительницей Ичиндара. Все было исполнено в соответствии с законами человеческими и с высшим законом небес. Хотя обряд проводился с некоторой поспешностью, свадебный ритуал был полностью соблюден.

Один из самых яростных традиционалистов, властитель Сетарк из Укудаби, проник в зал следом за Всемогущими — через двойные двери, которые оставались открытыми. Он и его войско размещались внутри города, готовые прийти на помощь Джиро, если Омекан потерпит неудачу при штурме городских стен. С трудом дождавшись окончания речи жреца об основаниях притязаний Джастина, он злобно выкрикнул:

— Высший Совет никогда не ратифицирует этот выбор!

Жрецы и маги сверлили друг друга взглядами в напряженном противостоянии. Вспышка властителя Сетарка заставила каждого осознать, перед каким выбором стоит Империя: либо признать Джастина новым Светом Небес, либо прибегнуть к силе оружия. Тогда наиболее могущественные вельможи ради захвата власти столкнут страну в хаос кровопролитных битв.

Сейчас, когда войско Омекана шло приступом на стены Кентосани, всем становилось очевидно, сколь губительно было бы второе решение. И те маги, которые прислушивались к голосу рассудка — а все-таки именно они составляли большинство, — отнюдь не стремились по уши влезть в политику. Они не участвовали в захватывающей Игре Совета: они были выше ее.

Круто развернувшись, Акани поспешил выйти вперед. Только взметнувшиеся полы его хламиды нарушали всеобщую каменную неподвижность. Он занял позицию рядом с Мотехой и голосом испытанного оратора провозгласил:

— Возникает опасение, что ваш расчет на ратификацию окажется не таким уж бесспорным. В хрониках записано, что Высший Совет был распущен Девяносто Первым Императором, Светом Небес, и, несмотря на многократные петиции, не был созван снова.

Верховный жрец Чококана поклонился весьма учтиво, но его голос звучал твердо:

— Узаконенные формальности соблюдены. Порядок наследования установлен. Джастин из Акомы провозглашен Девяносто Вторым Светом Небес, и сами боги будут его судьями. Его восхождение к золотому трону — вопрос решенный, и любого, кто посмеет противиться его власти, храмы отвергнут как виновного в ереси. — Он в упор взглянул на Мотеху и договорил:

— Даже если таковым окажется Всемогущий.

Ярость Мотехи возросла еще больше.

— Да как ты смеешь!..

Тогда раздался скрипучий голос, режущий уши, как крик боли:

— Не противься нам. Всемогущий.

Робкие подобострастно пригнулись; кто посмелее — обернулись к закутанной в саван фигуре старшей из Сестер Сиби: это ее слова раздались из глубины капюшона. Никто никогда не видел ее лица; считалось, что в Сестрах воплощается сама смерть, когда они вступают в храм своей богини.

— Уж не желаешь ли ты, чтобы мы спустили с цепи своих Безумных Плясунов в вашем Городе Магов?

Многие вздрогнули при упоминании воинов, состоящих на службе у смерти. Простое прикосновение этих «плясунов» несло неминуемую гибель, когда они прыгали и крутились; а останавливались они лишь тогда, когда сами умирали от изнеможения.

Рукой, одетой в латную рукавицу, верховный жрец Джастура ударил себя по груди, защищенной металлическим панцирем:

— И не желаешь ли ты повстречаться лицом к лицу с моими жрецами-воинами? Нам мало чего приходится опасаться в вашей магии. Всемогущий, когда наш бог становится для нас щитом. Сможете ли вы выстоять против наших благословенных боевых молотов, когда мы сравняем с землей стены вашего города?

Мотеху обуревали такие же чувства, какие испытывал бы на его месте любой цурани. Опыт прожитых лет не смог вполне изгнать из его души верования, внушенные ему с детских лет. Пытаясь найти основу для согласия, он объявил:

— Мы не оспариваем законность коронации Императора Джастина.

Переломив себя, он снизошел до поклона, хотя и несколько запоздалого. Выпрямившись, он направил указательный палец в сторону властительницы, стоявшей у подножия тронной пирамиды, — женщины, чьи деяния выходили за все мыслимые рамки.

— Властительница Мара из Акомы, — начал он официальным речитативом, — ты постоянно нарушала традиции, и в конце концов смрад твоих поступков стал оскорбительным для обоняния наших предков. Ты спряталась за броней своего титула, злоупотребила народным мнением и породила смуту в рядах Ассамблеи — и все это с целью нарушить наш указ, воспрещающий тебе воевать против дома Анасати. Твои войска начали сражение на равнине Нашика, и властитель Джиро убит твоим мужем. Я объявляю тебя виновной, и, будучи членом Ассамблеи Всемогущих, я уполномочен исполнить то, что большинством Ассамблеи признано наилучшим для Империи. Мы, маги, не подчиняемся закону! Твой сын будет Императором; пусть он живет долго и правит мудро, но тебе не удастся красоваться здесь в роли регента!

— А кого ты хотел бы видеть на месте Мары? — язвительно спросил Шимони. — Омекана?

Ответа он не получил. Не встречая противодействия со стороны своих собратьев, Мотеха высоко поднял руки. Вокруг его кулаков засверкали зеленые искры, и он начал нараспев произносить заклинание на древнем языке, известном только матам.

Хочокена и Шимони вздрогнули, услышав начало заклинания. Акани поспешил сделать шаг в сторону. Фумита воскликнул:

— Нет!

Мотеха продолжал песнопение, уверенный в своей изначальной правоте.

Марапобледнела, но не заколебалась и не обратилась в бегство. Огни колдовских сил, призываемых Мотехой, пробегали мимо ее лица, отражаясь в глазах властительницы. Она спокойно произнесла какие-то слова, которых не расслышали даже стоявшие поблизости.

Губы Мотехи презрительно искривились, и в промежутке между ритуальными фразами он крикнул:

— Молитва не спасет тебя, властительница! И жрецы тоже не спасут, к каким бы силам они ни прибегли для возведения заслонов вокруг этого зала! Они не помешали нам войти, и теперь тебе могут помочь только боги… но никто, кроме них.

— Жрецы не имеют никакого отношения к заслонам! — отчеканила Мара. — Ты можешь насылать на меня свои чары, Мотеха, но прислушайся к предупреждению. Твоя магия никому не причинит вреда, и уж меньше всего она повредит мне.

Лицо Мотехи исказилось от ярости. Эта особа даже не испугана! Ее гибель будет мучительной, решил он, набрав полную грудь воздуха, чтобы выговорить фразу, которая пошлет к цели накопленные смертельные чары. Властительницу Акомы настигнет заслуженное наказание! Чары испепелят ее на месте.

Только сейчас ощутив, сколь близка опасность, Мара закрыла глаза.

— Нет! — послышался голос, в котором не было ничего человеческого. Его звучание кинуло в озноб всех присутствующих. Две фигуры, до этой минуты скрытые за группой пестро разодетых жрецов, поднялись в полный рост с обеих сторон от Мары. Их тела были испещрены многоцветными узорами; в воздухе раздался хлопок, когда они развернули вверх свои длинные — более двенадцати футов — радужные крылья. Самые роскошные наряды цуранских придворных могли показаться аляповатыми и безвкусными по сравнению с величественной красотой убранства магов чо-джайнов.

— Никто не тронет властительницу Мару! — в унисон прогремели оба существа. — Она находится под защитой магов из Чаккахи!

У Фумиты невольно вырвался возглас:

— Запретное! Дочь моя, что ты наделала?

Мотеха застыл на месте; силы, которые он призвал, таяли и рассеивались в воздухе. Заклинание так и осталось незавершенным, а необходимую для ворожбы сосредоточенность как ветром сдуло. Другие маги побледнели от страха, когда до них дошел смысл происходящего.

— Госпожу Мару не в чем упрекнуть, — возразили крылатые маги; их голоса звучали, словно две бесценные флейты. — То, что древний пакт нарушен, — это дело ваших рук, маги человеческой расы, ибо королевы чо-джайнов во всей Империи свято соблюдали условия договора, пока вы не разрушили улей. До этого магическое искусство ни разу не было использовано в интересах Мары и никакая помощь извне ей не оказывалась. Стыд вам и позор! Этот зал защищало искусство чо-джайнов. В других краях, за пределами Цурануани, наши познания далеко продвинулись вперед. В умении защищать и защищаться вы, люди, отстали от нас. Если мы сочтем необходимым, маги Чаккахи смогут оберегать госпожу Мару от ваших смертоносных чар в течение всего отпущенного ей срока земного существования.

Черноризцы заколебались. Никогда раньше ни один человек, не одаренный способностями мага, не отваживался пойти наперекор воле Ассамблеи, да еще измыслить столь коварный план — хитростью заставить самих магов нарушить договор, который их предшественники навязали чо-джайнам!

Никто из черноризцев не усомнился в способностях магов Чаккахи: чо-джайны не могли лгать. А по их утверждению, у них имелись в распоряжении средства, чтобы лишить силы самые разрушительные заклинания из арсенала Всемогущих. Каждый новичок, желающий быть принятым в Ассамблею, изучал старинные рукописи: однако многие, даже будучи удостоены права носить черную хламиду, потерпели неудачу при попытке понять значение отметин на панцирях магов из расы чо-джайнов. Их узоры становились все более сложными по мере восхождения к вершинам мастерства, а те двое, что помогали Маре, шлифовали свое искусство долгие годы и достигли невообразимого могущества.

Однако черноризцы не собирались отступать. Верховный жрец Чококана сотворил оберегающий знак, когда Севеан заорал на чо-джайнов:

— Вы здесь чужаки! Как вы смеете прибегать к своему ремеслу для защиты приговоренной к смерти!

— Подождите!..

Все взгляды обратились к Маре, когда она смело шагнула вперед, словно принимая бразды правления в том новом порядке, который она мечтала учредить. Ее шарф с золотой каймой служил свидетельством нового ранга — Регента Империи, хотя официально ее никто пока на эту должность не назначал.

— У меня есть предложение, — возвестила она.

В зале наступила тишина. Все пожирали глазами женщину, которая была Слугой Империи: все ждали, что она скажет.

***

Мара спрятала свои сомнения в самых тайных глубинах сердца. Что бы ни говорили маги из Чаккахи, но на самом деле они истощили свои силы, возводя магические заслоны вокруг Палаты. Разумеется, после долгого отдыха они снова получат возможность защищать Мару. Сказанное ими было чистой правдой, но черноризцы поняли их превратно, на что и был расчет. За прошедшие столетия чо-джайны не только достигли многого в магическом искусстве; они также научились лучше понимать своих врагов. Они весьма умело подобрали слова, и черноризцы им поверили, но сами-то они имели в виду другое: если улей-дом в Чаккахе пришлет в Кентосани подкрепление, никто из Ассамблеи Мару и пальцем тронуть не сможет.

Но теперь все, что оставалось в ее силах, — это хранить видимость уверенности и по возможности удерживать противников в состоянии растерянности. Ни в коем случае нельзя было допускать, чтобы способности магов из Чаккахи подверглись какому бы то ни было испытанию. Единственный барьер между Марой и ужасной смертью сейчас можно было возвести только из слов, блефа и политики Большой Игры. А черноризцы не были глупцами. Мара внутренне подобралась и сама ответила Севеану:

— Маги из расы чо-джайнов не «позволили себе» никаких беззаконий! Они лишь действуют в интересах правосудия. Посольство из Чаккахи прибыло с иском о возмещении ущерба, причиненного их предкам за все годы угнетения.

Мотеха затряс кулаком:

— Это — Запретное! Любой чо-джайн в Империи, который становится на сторону мятежника, — клятвопреступник! Великий Договор между расами существует уже тысячи лет!

— Тысячи лет жестокости! — перебила его Мара. Вот что такое ваше драгоценное «Запретное»! Гнусное преступление против расы, которая только в том и провинилась, что сопротивлялась хищническому завоеванию своих земель! Я совершила путешествие в Турил. Я видела, как живут чо-джайны в Чаккахе. Кто из вас, маги, может сказать то же о себе?

Мара обошлась без почтительного обращения «Всемогущие», и это не осталось без внимания окружающих. Многие властители ахнули. Имперские Белые еще больше подтянулись, а Джехилья и Джастин потихоньку пожали друг другу руки.

Жрецы сохраняли торжественную невозмутимость, и Мара продолжила:

— Я наслаждалась красотой городов, построенных с помощью магических сил, и убедилась в миролюбии великого народа чо-джайнов. Я видела то, что наша хваленая Империя похитила у чо-джайнов, и решила вернуть им украденное.

Хочокена прочистил горло:

— Властительница Мара, у тебя до сих пор оставались союзники в наших рядах. Но это… бесстыдство, — он жестом указал на магов чо-джайнов, — объединит нас всех до одного.

— Разве вы уже не объединились? — саркастически бросила Мара. — Разве уничтожение моего паланкина и смерть моих ближайших сподвижников не доказывает, что Ассамблея приняла решение казнить меня?

Тут кое-кто из Всемогущих неловко заерзал: то, что Тапек натворил сгоряча, не получило одобрения у большинства магов. Но Ассамблея была истинно цуранским порождением: если даже один из ее членов опозорил свой ранг — это ни в коем случае нельзя признавать открыто.

Мара прищурила глаза:

— Что касается «бесстыдства» — так это нелепое обвинение! В чем тут бесстыдство? — Она с благодарностью взглянула на обоих крылатых чародеев. — В том, что эти благородные создания, не таящие зла ни против кого из вас — и это несмотря на все бедствия, которые вы обрушили на их расу, — прибегают к помощи своего искусства, более могучего, чем ваше? — Яростным шепотом она бросила обвинение прямо в лицо тучному магу:

— Хочокена, как смеет упрекать кого-то в бесстыдстве сообщество, которое имеет обыкновение убивать детей, наделенных магическим даром, если эти дети

— девочки?

При раскрытии этой тайны несколько черноризцев ахнули. Мотеха вихрем развернулся и обратился к стоявшему рядом солдату.

— Убей ее! — скомандовал он. — Я приказываю!

Военачальник Имперских Белых сделал несколько шагов и остановился, загородив собою Мару; его меч наполовину был извлечен из ножен.

— Я зарублю первого человека — будь он солдат или маг, — который нападет на Слугу Империи, даже если эта попытка будет стоить мне жизни. Моя жизнь и честь посвящены защите монаршей семьи. Богами клянусь, я не нарушу свой первейший долг.

Мотеха не раскричался, но вокруг него начали растекаться волны магической силы, когда он потребовал:

— Отойди!

Имперский военачальник не дрогнув встретил властный взгляд мага:

— Не отойду, Всемогущий.

Решительным жестом он подал сигнал, и другие воины в белом сомкнули ряды вокруг тронной пирамиды. Они были облачены в церемониальные парадные доспехи, но клинки их мечей, единым движением выхваченных из ножен, были остры. Вырвавшись из плотной кучки магов, Акани остановил единственного воина, который с перепугу собрался уже исполнить приказ Мотехи:

— Нет, погоди!..

Мотеха набросился на собрата, словно на злейшего врага:

— Ты преступаешь закон!

— Я бы предпочел не превращать императорский дворец в склеп, если ты не возражаешь. — Молодой маг с сожалением взглянул на Мару:

— Благодетельная, мы попали в опасный тупик. — Он указал на толпившихся позади него Всемогущих, из которых многие жаждали расправиться с ней немедленно, на сотню Имперских Белых и на двух чо-джайнов, у которых то ли было, то ли не было достаточно сил, чтобы держать оборону. — Если мы не найдем быстрого решения, многие погибнут. — Он улыбнулся, но улыбка получилась невеселая. — Я не знаю, следует ли нам поверить на слово твоим друзьям, чо-джайнам, или все-таки устроить состязание и определить, чье магическое искусство сильнее. — Он взглянул на Мотеху. — Но, учитывая трудности, которые нам пришлось преодолеть ради того, чтобы войти в этот самый зал, я подозреваю, что результат будет весьма плачевным. — Он снова перевел взгляд на Мару, и нельзя сказать, что в этом взгляде совсем не было теплоты. — Я не сомневаюсь, что ты хочешь жить и направлять шаги своего сына на пути к возмужанию. — Он вздохнул и признал очевидное:

— В Ассамблее есть такие, которые готовы жизнь свою положить, лишь бы немедленно покарать тебя за этот мятеж. Другие предпочитают мир; они были бы рады использовать возможность расширить наши познания и научиться тому, что смогут нам предложить чо-джаины. Я призываю каждого человека, каждого мага сделать шаг назад и воздержаться от бесполезного разрушения, пока мы не рассмотрим все другие возможности.

Маг из Чаккахи, стоявший справа от Мары, свернул свои крылья; его напарник сделал то же и сказал:

— Этому, вероятно, мы можем поспособствовать. Он добавил некое заклинание на своем родном языке и помахал короткими передними конечностями. По залу пронеслось непривычное дуновение, и накал страстей у обеих противоборствующих сторон начал ослабевать.

Мотеха пытался удержать в себе клокочущий гнев.

— Эй, существо!.. — возопил он. — Прекрати свои…

Однако возглас замер у него в глотке. Против воли мага искаженные черты его лица разгладились и приобрели умиротворенное выражение.

Чародей из расы чо-джайнов мягко упрекнул его:

— Маг, твоя ярость туманит рассудок. Пусть душевное равновесие навечно станет моим тебе подарком.

Акани присматривался к великолепной вязи узоров на хитиновых панцирях, теперь прикрытых сложенными крыльями, как прозрачным покрывалом. Он ощущал, как спадает с души бремя тяжкого предчувствия неминуемой и бессмысленной бойни.

— При всем моем почтении к традициям Империи, — обратился он к собратьям-магам, — я, кажется, чувствую, что может нам открыться в этих эмиссарах из Чаккахи. Смотрите и слушайте очень внимательно. Они приносят нам нечто… редкое. Специально для Мотехи он добавил:

— Для нас их присутствие не оскорбительно. Мы будем глупцами, если станем слепо цепляться за традиции и не вникнем в чудеса, которые нам предлагаются.

Хочокена продвинулся вперед:

— Да, я тоже это чувствую. — Он вздохнул. — Я испытываю и преклонение перед чудом, и… — признание далось ему нелегко, — и стыд.

Наступившую тишину разрушила Мара:

— Может ли кто-нибудь из Всемогущих отрицать простую истину, что этот акт доброты не имеет ничего общего с ненавистью и озлоблением?

Хочокена дождался, пока успокоительная волна окатит его целиком. Он улыбнулся:

— Нет. — Потом его прагматизм снова заявил о себе. — Тем не менее все не так просто. Восхождение твоего сына на Небесный Трон, может быть, и соответствует закону. Но твои прегрешения. Благодетельная… это нечто неслыханное. Боюсь, нас ничто не склонит к прощению, властительница Мара.

Среди некоторых властителей, находившихся в зале, снова начались приглушенные разговоры, но открытого несогласия не высказывал никто. Однако Мотеха добавил:

— Позиция Ассамблеи должна быть ясной для всех. Мы не можем признать регентом Джастина правительницу, которая выказала нам открытое неповиновение. Это будет опасным примером. Мы поставлены над законом, но для этого имеются веские основания. — Он смотрел на Мару спокойно: под влиянием магии чо-джайнов весь его мстительный пыл рассеялся без следа. — Я признал коронацию Джастина, но это не освобождает властительницу Мару от ответственности за ее непослушание. Нарушив наш указ, она тем самым нарушила закон! — Его глаза встретились с глазами Мары. — Ты опозоришь свой ранг и своих предков, если спрячешься за барьером чужой магии, властительница Акомы! Ты должна отвергнуть защиту чо-джайнов и добровольно принять заслуженную тобой кару. Правосудие должно совершиться.

— Конечно, — мягко сказала Мара. Она сохраняла уверенную осанку только по привычке. У нее больше не осталось никаких средств защиты: только она одна находилась достаточно близко от магов-заступников, чтобы уловить легкую дрожь изнеможения, пробежавшую вдоль их тел. Они уже не могли бросить на чашу весов никакое новое чудо. Так тихо, что ее могли услышать лишь те, кто стоял ближе всех к ней и магам, она сказала крылатым чо-джайнам:

— Вы сделали все, что было в ваших силах. Вы добились пересмотра условий Великого Договора, что бы ни стало со мной потом.

Маг, стоявший слева, погладил ее по руке легким касанием передней конечности.

«Госпожа, — мысленно услышала она его слова, не произнесенные вслух, — среди нашего народа никогда не умрет память о тебе».

Мара заставила себя горделиво поднять голову. Обращаясь ко всем присутствующим, она сказала:

— Некогда я собиралась посвятить свою жизнь служению Лашиме в ее храме. Но судьба распорядилась иначе, и мне пришлось принять мантию Акомы. Я хочу, чтобы меня услышали. Боги доверили моему попечению нечто большее, чем дом и семью. — Ее голос набирал силу; он достигал самых дальних уголков зала. — Я позволяла себе изменять традиции, которые держали нас в оковах застоя. Я видела жестокость, несправедливость и бессмысленную гибель людей, которые могли бы прожить достойную жизнь. Поэтому я взяла на себя труд повитухи в деле возрождения, без которого мы как народ прекратим свое существование. — Она перевела дыхание, и никто не перебил ее. — Вы все знаете, каких врагов мне удалось одолеть. Это были разные люди, и ум у них был разный: у кого-то

— низкий, у кого-то — блистательный.

Она переводила взгляд с одного лица на другое и видела, что ее призыв затронул души некоторых из стоящих перед ней. Мотеха и многие другие слушали, не выражая никаких чувств.

— Во все времена наши правящие властители жаждали власти ради почестей, ради престижа, ради собственного удовольствия; мысль о том, какие страдания приходится при этом выносить их подданным, попросту не приходила им в голову. Наши благородные семьи и кланы играют в Игру Совета ради ставок, которые в конечном счете приводят к кровопролитию, не имеющему никакой другой цели! Убить меня во имя правосудия, прежде чем мой сын достигнет совершеннолетия и сможет править без помощи регента, — это значит обречь наш народ на дальнейший застой и разрушение. Империя погибнет по нашей вине. Такова цена моей смерти, Всемогущие. Такова эпитафия, которую ваше правосудие сможет начертать на могиле будущего великой страны. Такова цена, которую наш народ будет вынужден уплатить за вашу привилегию — право творить произвол без оглядки на закон!

Наступила гнетущая тишина. Каждый обдумывал сказанное Марой. Жрецы за ее спиной смешали свои ряды и перешептывались друг с другом. Гордость запрещала Маре оглядеться вокруг. На лице Хокану она уловила суровую озабоченность, но не смела даже на мгновение остановить на нем свой взгляд: если она сейчас встретится с ним глазами, то утратит самообладание и расплачется на глазах у всех.

Мара стояла неподвижно, словно статуя, как подобало Слуге Империи и дочери Акомы, и готовилась принять свою судьбу.

Всемогущих снова обуяло беспокойство: умиротворяющие чары чо-джайнов ослабевали.

— На этот раз она зашла слишком далеко, — пробормотал Шимони. — Ее не могут спасти никакие ссылки на закон именно потому, что наша Ассамблея закону не подвластна. Это нельзя истолковывать как привилегию. Это наше право!

Фумита отвернулся; Хочокена выглядел подавленным.

Севеан провозгласил:

— Ты умрешь, госпожа Мара. Когда мы уничтожим тебя, жрецы вернутся в свои храмы, где им и надлежит находиться, а политику оставят другим. — Указав на верховного жреца из храма Джастура и на Сестер Сиби, он продолжил речь:

— Или пускай они воспротивятся нам, если чувствуют, что таков их долг. Мы еще превосходим их умением и силой! Наше могущество разбило заслоны, поставленные вокруг этого зала! А теперь о тех, кто возводил эти заслоны. Отвергни помощь этих посланцев из Чаккахи, иначе они погибнут вместе с тобой. Возможно, в чужих краях чоджайны научились лгать! Я утверждаю, госпожа Мара, что ты пытаешься ввести нас в заблуждение и что у тебя нет средств для защиты.

На мгновение Мотеха растерялся. Но потом его лицо опять затвердело. Он пристально вглядывался в магов Чаккахи и видел, что они не делают никаких движений, чтобы защитить властительницу Мару. Мотеха снова поднял руки, и снова его волшебство породило зеленую змеящуюся вспышку. Он приступил к монотонному заклинанию, сосредоточив всю свою волю и все негодование против Мары. На этот раз ничто не могло остановить Мотеху и его соратников; Слугу Империи ждала верная смерть.

Жрецы заметно приуныли. Многие из них попятились, словно пытались отойти от Слуги Империи на безопасное расстояние. Боль и страдание были написаны на лице Хокану, пока его первый советник, Догонди, не встал между Хокану и Марой, загородив ее собой от его взгляда.

— Не смотри, господин, — тихо сказал он.

Сидевшая на троне Джехилья вцепилась в руку Джастина, а мальчик не отрывал от матери широко открытых глаз, в которых не осталось и тени страха.

— Всемогущие заплатят за это, — ровным голосом произнес юный Император. — Если они ее убьют, я позабочусь, чтобы им пришел конец!

Джехилья испуганно дернула его за руку:

— Ш-ш-ш! Они тебя услышат!

Но Всемогущие не обратили внимания на детей, возведенных на императорский престол. Они сплотились, словно образовав единое целое, и присоединили свои голоса к заклинанию Мотехи.

Только трое оставались в стороне, когда декламация рокового заклинания близилась к завершению: Хочокена, имевший самый жалкий вид; Шимони, чье суровое лицо исказилось от сожаления, и Фумита, который не мог полностью разорвать узы, связывающие его с семьей, и принять участие в убийстве женщины, ставшей женой его сына.

Мара стояла все так же неподвижно у подножия престола. По обе стороны от нее скорчились маги из Чаккахи со сложенными крыльями. Позади, Мары стоял верховный жрец бога Туракаму, старый и морщинистый, но не согбенный годами; церемониальные регалии придавали ему особую внушительность. Он положил худую руку на плечо Мары — как бы желая ободрить ту, которая скоро будет приветствовать его небесного господина, — в тот самый миг, когда Мотеха широко распростер руки.

Зеленый свет полыхнул ослепительным блеском, и звук, потрясший воздух, заставил многих аристократов из передних рядов в страхе броситься на пол ничком. Мара и жрец исчезли в самом средоточии беснующегося магического огня, от которого камень раскалялся докрасна и плавился. Одна из колонн свалилась, как тонкая свеча, а мраморный пол вспучился и растекся, подобно лаве.

— Пусть видят все, какова цена неповиновения Всемогущим! — выкрикнул Мотеха.

Свечение погасло. Глаза у присутствующих болели и слезились, однако они смогли разглядеть круг обугленного пола. Кроме того, все почувствовали волны жара от раскаленного камня, из-за которых воздух колыхался и мерцал. Внутри этого круга, где, казалось, только что бесчинствовали стихии, стояла властительница, целая и невредимая. Ее наряд оставался безупречно белым; ни один волосок прически не сдвинулся с места. Позы обоих магов из Чаккахи можно было истолковать как глубокий поклон, которым они воздавали почтение жрецу, а он, в свою очередь, дрожащим голосом затянул песнь благодарности своему богу.

— Что такое?.. — вскричал потрясенный Мотеха. — Она жива! Как это могло случиться?

Жрец Туракаму прервал свой гимн. Он шагнул вперед, терпеливо улыбаясь:

— Всемогущие, вы можете утверждать, что неподвластны законам, обязательным для смертных. Но вы обязаны отвечать за свои деяния перед более высоким законом — законом небес.

— Как?.. — слабо начала Мара, но тут она пошатнулась, и маги чо-джайнов поддержали ее.

Жрец Красного бога повернулся спиной к оцепеневшим магам и обратился к Слуге Империи:

— Властительница Мара, однажды ты посетила храм Туракаму в Сулан-Ку и беседовала там с отцом настоятелем. Он показал тебе свои возможности и объяснил, что наш бог сам решает, когда и чей наступает черед, и не допускает отклонений от установленного им порядка. Твоя политика обновила жизнь нашего народа. Ты никогда не впутывала храмы в свои политические интриги, но всегда оставалась почтительной дочерью нашей веры в отличие от лицемеров, которые по традиции клянутся в своем благочестии, а в действительности просто хотят заручиться поддержкой влиятельного сословия жрецов ради достижения каких-то своекорыстных целей.

— Но как… — снова попыталась Мара заговорить, когда ее потрясенный разум смог осознать невероятную истину — она еще жива.

Верховный жрец заговорил более торжественным тоном:

— Храмы тебя поддерживают, и дело тут не только в политике. Среди нас принято считать, что Красный бог, от которого зависит кончина каждого человека, должен определить, настал ли твой срок именно в это мгновение. Если бы силы небесные не поддерживали тебя, ты была бы мертва. — Он круто развернулся к рядам Всемогущих и бросил им в лицо:

— А этого не случилось!

Леденящий кровь голос старшей из Сестер Сиби произнес:

— И если младший брат нашей Темной Владычицы не призывает к себе властительницу Мару, то наша богиня отказывается отослать ее в Красные Чертоги. — Край капюшона шевельнулся, когда она оглядела всех находящихся в зале и заглянула в душу каждого хищным ищущим взором. — Здесь имеются другие, которых моя божественная хозяйка с радостью отправила бы по назначению.

Даже некоторые из магов сотворили знамения защиты от зла. Жрец Туракаму, которого эта сцена ничуть не обеспокоила, а скорее позабавила, объявил:

— Мой бог даровал Благодетельной свою божественную защиту. Ее жизнь, по воле небес, священна, и если любой смертный — будь он маг или кто-либо другой — замышляет против нее недоброе, то пусть знает, что действует на собственный страх и риск.

Мотеха из Ассамблеи стойко перенес свой провал, но его лицо сохраняло все то же непримиримое выражение.

— Не в нашей власти отнять жизнь у властительницы, — признал он. — Доказательство, полученное нами, неоспоримо. Однако ее право на регентство все еще вызывает сомнения. Властитель Джиро Анасати также заявлял притязания на золотой трон. Он, как и Мара, делал все, чтобы захватить власть любой ценой. Разве амбиции госпожи Мары не таковы же, если она собирается править от лица Джастина, пока ему не исполнится двадцать пять лет? Почему бы не назначить регентом Омекана, или Ксакатекаса, или какого-либо менее знатного властителя, который никогда не претендовал на титул Имперского Стратега… ну например, Нетоху из Корандаро?

К этому времени Мара уже оправилась от невыносимого напряжения той минуты, когда смерть почти коснулась ее. К ней вернулись твердость и решимость, и она не позволила традиционалистам воспользоваться удобным случаем, чтобы поставить на своем.

— Нет, — жестко сказала она, — не любой ценой. Я предоставлю вам выбор.

В Тронном зале снова воцарилось безмолвие. Жрецы и придворные, маги и глашатаи. Имперские Белые — все ждали разъяснения этих удивительных слов. Мара поднялась на одну ступень пирамиды. Окинув взглядом море обращенных к ней выжидающих лиц, она возвысила голос:

— Я хочу остаться здесь в качестве регента моего сына. Его правление будет надежным и устойчивым благодаря поддержке властителей, которые понимают — как в конечном счете должны понять все, — что в Империи необходимы перемены. Чо-джайны охотно помогут нам в установлении нового порядка: ведь он положит конец тому злу, которое мы причинили им на заре своей истории. Их воины сумеют остановить междоусобные стычки, в которых так расточительно теряются силы знатных семейств, и отведут уже нависшую опасность гражданской войны, ибо первым деянием Джастина как Девяносто Второго Императора будет освобождение чо-джайнов от всех ограничений, которые наложены на них людьми.

Мара ненадолго замолчала, чтобы перевести дух. Но, не дожидаясь, пока мятежные властители потребуют ее отстранения, она поспешила продолжить:

— Я предлагаю мирные перемены! В качестве старшего советника покойного Императора я приобщилась к рутине управления страной. Будучи Слугой Империи, я обращаю ваше внимание на важную особенность моего положения: из всех претендентов на регентство я одна обладаю достаточной силой и престижем — как среди аристократии, так и среди простого народа, — чтобы покончить с бунтами. Последствия любого другого решения нетрудно предугадать. Омекан уже показал свою вражду ко мне, когда осадил Кентосани. К Омекану скоро начнут присоединяться союзники покойного властителя Джиро и другие сторонники традиционалистской партии. Если этот альянс будет расширяться, нас ждет небывало ожесточенная гражданская война — война до полного уничтожения Империи, которой мы все клялись служить.

Хочокена сухо кашлянул:

— Эти доводы не новы, Благодетельная. Но в большинстве случаев кровопролитие не нуждается ни в каких резонах.

Мара не дала воли гневу; во что бы то ни стало она должна отмести обвинение — пусть даже высказанное в виде намека — в том, что ею движут те же побуждения, которыми руководствовались ее былые враги, жаждавшие власти.

— Ты сказал «кровопролитие», маг? Во имя чего? Уже не существует мантии Имперского Стратега, ради которой стоило бы воевать. Высший Совет упразднен!

При этом многие властители встрепенулись; в их душах назревал протест, но Мара опять опередила их:

— Надо покончить с нашим пристрастием к маленьким смертоубийственным сражениям. Игра Совета больше не будет оправданием войны и убийства. Наше понятие чести должно обрести новый смысл, а от тех наших традиций, которые поощряют жестокость, необходимо отказаться. Мы будем народом, живущим в согласии с законами! За любое преступление — от самого незначительного до самого тяжелого — каждый мужчина и каждая женщина должны отвечать перед имперским правосудием. В этом новом кодексе не будет исключений — даже для поступков нашего Света Небес.

Мотеха рубанул кулаком воздух:

— Но мы не подчиняемся закону!

Мара спустилась со ступеней пирамиды и остановилась лишь тогда, когда между ней и тесными рядами Всемогущих осталось только ограждение, в дни прошений отделяющее просителей от тронного возвышения. Она взглянула прямо в глаза Мотехе, а потом обвела взглядом его собратьев в черных хлами-дах, столпившихся по обе стороны от своего предводителя.

— Каждый мужчина и каждая женщина, — твердо повторила она. — Ни один правящий властитель, виновный в убийстве, не будет удостаиваться рукоплесканий, даже если соблюдены все традиционные формы «приличия». За преступные действия не избегнет законного наказания ни нищий, ни раб, ни отпрыск благородной семьи. И в полной мере это относится к вам. Всемогущие из Ассамблеи. Вам больше не будет позволено ни утаивать отвратительные секреты, ни убивать маленьких девочек и взрослых женщин, у которых обнаружатся магические способности.

Поднялся ропот: на этот раз ее обвинение прозвучало достаточно громко, и его слышали все.

— Да! — воскликнула Мара, перекрывая окрепшим голосом нарастающий гомон.

— Я говорю правду! За прошедшие годы Ассамблея совершила бессчетное количество убийств, и все по таким причинам, которые никогда не снискали бы одобрения богов!

Жрец Лашимы взмахнул жезлом; развевающиеся ленты и амулеты из раковин коркара пришли в движение, словно подчеркивая важность слов Мары.

— Слушайте, что говорит госпожа! — потребовал он. — Она не из тех, кто лжет, лишь бы выиграть свое дело. Прошлой осенью молодую женщину, которую мы собирались принять в послушницы и готовили к ритуальным испытаниям, забрали прямо с храмовой террасы. С того дня как за ней пришли Всемогущие, ее не видели ни наши жрецы, ни родичи этой женщины.

За бесстрастной цуранской маской Хокану чувствовалось отвращение. Фумита уставился взглядом в пол. Он не решался взглянуть на сына. Немалое количество придворных были потрясены известием, что их дочерей, призванных магами для служения в рядах Ассамблеи, давно уже нет в живых. Возмущенные взоры устремились в сторону Всемогущих, но Мара не хотела, чтобы сейчас нарастала волна злых чувств, и быстро заговорила о другом:

— Как обособленная община, вы должны совершенствовать искусство управлять жизнью: это обязанность властителей, возглавляющих каждую семью… — Властители испытали явное облегчение, услышав это подтверждение своих сословных прерогатив. — В пределах закона! — твердо заявила Мара. — Но члены Ассамблеи отныне не будут бесконтрольными собственниками своих привилегий! Владение колдовскими силами не останется для них средством навязывать свою волю. Любой, кто занимается магией, должен иметь лицензию на право свободно совершенствовать свое искусство. Маги Малого пути и женщины, проявившие дар волшебства, могут развивать свои способности под руководством Ассамблеи или самостоятельно, как им заблагорассудится. Те, кто предпочитает набираться познаний где-нибудь еще, могут поступать по своему желанию.

Маг из Чаккахи, стоявший ближе к Всемогущим, поднял переднюю конечность. Мягким тоном он предложил:

— Мы будем рады обучить любого, кто стремится к мудрому использованию своих талантов.

Хотя предложение и умиротворило некоторых магов, других оно встревожило. Но Мара сказала еще не все:

— В Туриле я испытала на собственной шкуре, что значит оказаться в положении пленницы; а находясь в свите Ичиндара, я принимала участие в подготовке решений государственной важности. Среди всего общества, собравшегося здесь, я одна могу со знанием дела утверждать, что защиты заслуживает каждый — будь то мужчина, женщина или ребенок. Только тогда, когда эта… — она нахмурилась, вспоминая точные слова, которые с таким воодушевлением упоминал ее возлюбленный Кевин, — Великая Свобода будет дарована нам всем, любой из нас сможет рассчитывать, что не окажется жертвой произвола. Игра Совета стала настолько опасной и кровавой, что мириться с этим уже невозможно, и я хотела бы дожить до ее конца. Подлинная честь не совместима с убийством, а подлинное могущество должно вставать на защиту слабого, которого мы в течение столетий бездумно растаптывали, если он попадался нам под ноги.

Мотеха подался вперед, привалившись грудью к ограждению, в яростной готовности к перепалке. Мара смерила его презрительным взглядом:

— Вы, Черные Ризы, не имеете права уничтожать все, что вам не по нутру. Великий дар богов — магический талант — вы получили не для того, чтобы по своему капризу отнимать человеческие жизни.

Верховный жрец Джурана ударил об пол своим полосатым ритуальным посохом:

— Благодетельная права.

Через ряды собратьев проталкивался к Мотехе еще один черноризец, только что прибывший с последним отрядом Всемогущих из Города Магов. Волосы Тапека были отброшены назад, щеки побагровели от негодования.

— Ты посягаешь на наши древние права!..

— Сила используется по усмотрению того, кто ею обладает, — бесстрастно возразила властительница, стоя на расстоянии вытянутой руки от него. — Ты должен бы понимать это лучше, чем все другие. Твои сотоварищи не сумели должным образом распорядиться своими талантами, самонадеянно присвоив право казнить и миловать, хотя решать людские судьбы властны только небеса. При том, что твою попытку казнить меня остановила… — нет, пресекла! — воля богов, сегодня я обладаю силой.

Другие маги обменялись тревожными взглядами, но никто не добавил ни слова. Их магия была посрамлена: они оказались бессильными против этой женщины, которая одержала над ними победу, а они, до сих пор не знавшие поражений, не были готовы к такому неожиданному исходу. У них не имелось в запасе ни правил, ни наставлений, которые позволили бы отступить с честью; не было никакого знамени, вокруг которого они могли бы собраться и переждать, дабы накопить силы.

Только Хочокена не сводил с Мары пронизывающего взгляда:

— Ты, кажется, упоминала о возможности выбора? Будь обстоятельства менее важными и если бы в Тронном зале не нависала столь гнетущая враждебность, Мара могла бы улыбнуться: тучный маг был отнюдь не прост.

— Да, Всемогущий, — громко подтвердила она. — В течение столетий ваша Ассамблея наслаждалась властью без ответственности. Вы, Черные Ризы, самоуправствовали «ради Блага Империи», не задумываясь о том, насколько вздорными, извращенными или разрушительными могут оказаться ваши решения. — Она не сказала вслух, что стояло за ее словами: воспоминание о двух маленьких детях, зарезанных самолично их отцом, властителем Минванаби, в результате опалы, которой подвергли его Всемогущие. Хотя Тасайо и был врагом, Мара все-таки считала убийство его наследников чудовищным и непростительным актом, который могла предотвратить сама Ассамблея, осудившая их отца. Она поспешила закончить речь:

— Поскольку сообщество наших магов выказало склонность к самодисциплине, ныне приходит расплата. Так сделайте же так, как я потребовала, и займитесь собственными делами в вашем городе, населенном страшными, угрюмыми людьми, — и да помилуют вас боги, или выберите другой путь — единственный другой путь, который позволит предотвратить грозящую нам войну. Круглое лицо Хочокены сморщилось от отвращения.

— Я догадываюсь, что это за «другой путь».

— Да неужели? — насмешливо спросила Мара. Она извлекла из-за пояса богато украшенный кинжал и направила острие к своей груди. — Боги, может быть, и решили, что мой черед умирать пока не настал. Но я готова испытать свою свободную волю как властительница Акомы. Если вы изберете этот путь, я могу сама прервать собственную жизнь — сейчас, во искупление вины — за то, что нарушила изданный вами указ. Если я это исполню, Джастин отречется от престола и вернется домой как властитель Акомы. Джехилья, его жена, будет царствовать, и ее супруг станет только консортом; он принесет обет никогда не поднимать руку ни на тебя, ни на любого другого черноризца. — Глаза Мары сузились, когда она произнесла заключительные слова; клинок в ее руке не дрогнул. — Но тогда править должны вы.

Хочокена ухмыльнулся. Шимони и Акани кивнули, тогда как Тапек казался вконец ошарашенным.

— Что ты такое говоришь, властительница? — только и мог выговорить рыжеволосый маг.

— У вас есть сила только для того, чтобы крушить, воевать или карать, — заявила Мара. — Мои союзники не станут сопротивляться. До заката солнца, если вы прикажете, я могу с честью кончить мою жизнь на клинке. — Она обвела взглядом зал, лишь ненадолго останавливая свое внимание на отдельных группах аристократов, которые жадно прислушивались, стараясь не пропустить ни одного слова, и даже сейчас продолжали надеяться, что кто-нибудь по оплошности сделает ложный шаг и тем самым даст им повод выступить против соседей. Если клинок прервет ее жизнь — Игра Совета возобновится, словно прославленная Слуга Империи никогда и не жила на свете, а мечты убитого Императора и раба-варвара так и останутся мечтами.

Настала минута, от которой могло зависеть будущее Цурануани. Жрецы мысленно взывали к богам и молились о благосклонности судьбы. Обращаясь, главным образом, к Мотехе и Тапеку, Мара повела речь дальше:

— О, вы можете, конечно, найти другого желающего покрасоваться в роли Света Небес или Имперского Стратега… на какое-то время. Люди из клана Омекан не пожалеют сил ради чести, в этом можете не сомневаться, но всему этому придет конец, как только какой-нибудь честолюбивый сосед или соперник сочтет, что пора менять порядок престолонаследия. — В полной тишине Мара, словно пророчица, втолковывала всем, что их ждет впереди:

— Но рассмотрим и другое: иллюзий больше нет. Люди теперь знают, что с Ассамблеей можно бороться. Храмы не согласятся, чтобы их снова потеснили на второстепенные роли. Можете быть уверены, что последним актом Императора Джастина будет уравнивание чо-джайнов в правах со всеми народами Империи, так что они получат возможность снова возводить свои стеклянные города под светом солнца. Не имея под рукой достаточного количества солдат-добровольцев, как вы, маги, сможете поддерживать порядок? Как вы остановите стычки и вооруженную борьбу за власть между аристократами, для которых традиции всегда служили чем-то вроде орнамента на геральдических мантиях? Игра Совета — это опасный тупик, но наши властители по большей части слишком несговорчивы или слишком корыстны, чтобы установить новый порядок. Готовы ли вы, маги, облачиться в доспехи и взяться за меч? Тапек? Севеан? Мотеха?

Растерянные лица трех названных Всемогущих производили комическое впечатление. Прежде они и в мыслях не допускали, что им придется когда-нибудь замарать руки участием в настоящем бою! Но теперь, когда обнаружилось, что уязвимые места есть и у них, они осознали: магия сама по себе уже не будет внушать прежний благоговейный трепет. Другие, столь же дерзкие, как Мара, начнут бунтовать; тогда политика и стечение обстоятельств вынудят Ассамблею принять чью-то сторону. У них не будет выбора: им поневоле придется забросить свои изыскания и целиком увязнуть в изучении механизма управления державой.

Мотеха явно приуныл. Севеан, не привлекая к себе внимания, переместился на другое место — позади Шимони. Тапек постарался скрыть замешательство за напускной бравадой:

— Мы не Совет властителей, которые собираются, чтобы торговаться по пустякам! Наше призвание выше, чем выбор наказаний для враждующих домов!

Хочокена откровенно рассмеялся.

Мара поклонилась. Но клинок оставался все так же нацеленным ей в сердце. Взгляд властительницы был тверд и суров.

— Вам придется выбирать, Всемогущие. Или управляйте Империей, или перестаньте мешать тем, кто должен этим заниматься.

При гробовом молчании коллег Хочокена устало махнул рукой:

— С этим покончено.

Тапек явно рвался в бой, но его опередил Акани:

— Я согласен. У Ассамблеи сейчас не больше охоты заниматься повседневными мелочами управления Империей, чем раньше. Боги праведные, да ведь наши дебаты растягиваются на несколько дней, когда требуется принять самое пустячное решение! — Не удержавшись от укоризненного взгляда на Шимони и Хочокену, он вздохнул, а потом с полной серьезностью поклонился Слуге Империи. — Госпожа, тебе не придется лишать себя жизни до заката. В обществе поднимется слишком громкий протест, и, вероятно, вину возложат на моих коллег. Мы стоим перед очевидным выбором: хаос или новый порядок. Ты первая смогла понять, что отнюдь не каждый из нас готов убивать без колебаний. В действительности большинство магов и мухи не обидит. Нет. Наша власть над Империей все минувшие века зиждилась на слепом повиновении. Без этого мы… бессильны.

— Бессильны?! — взвился Тапек. — Только не я!..

Фумита остановил рыжеволосого мага, крепко ухватив того за руку:

— Тапек, одна дурацкая выходка уже опозорила тебя почти непоправимо. Прислушайся к доводам рассудка! Мара действует не для себя. Она никогда ничего для себя не добивалась, можешь ты хоть это понять? Ассамблея ни за что не одобрит действия, которые ведут к гражданской войне и хаосу, и если ты рассчитываешь перетянуть большинство на свою сторону, то лучше тебе на это не надеяться. А кровопролитие, какого еще не знала история, непременно разразится, если ты и твои юнцы приятели не смиритесь с неизбежностью. Я настоятельно рекомендую тебе позаботиться о восстановлении своей репутации. А для начала появиться на стенах Кентосани и приказать атакующим войскам прекратить штурм и сложить оружие.

— Я отправлюсь вместе с Тапеком, — объявил Шимони.

Он обратил суровый, даже безжалостный взгляд на младшего собрата, а затем выхватил свой прибор для перемещений и исчез. В Империи мало кто из магов осмеливался перечить Шимони, когда тот бывал раздражен. Однако Фумита не выпускал руку Талека, пока тот не опустил глаза, признав свое поражение. Только тогда ему былопозволено последовать за Шимони.

К жрецам и властителям, сгрудившимся позади Мары, обратился Хочокена. Он пожал плечами, но умудрился вложить в это движение дружелюбие и любезность.

— У меня нет желания управлять, и я не затеваю массового убийства самых могучих жрецов Империи. — Это заявление было подчеркнуто адресовано Мотехе, который все еще пытался заручиться поддержкой других собратьев, но обнаружил, что его воинство успело рассеяться. В отсутствие Шимони Севеан потихоньку переместился поближе к Фумите. Многие другие чародеи жестами и мимикой выразили согласие с заявлением о капитуляции, сделанным толстым магом. Хочокена протянул руку и мягко вынул кинжал из пальцев Мары.

Потом он громко возвестил:

— Один незаурядный человек, маг Миламбер из Мидкемии, некогда пытался нас убедить, что рабское подчинение традициям приведет Империю к упадку. Я думаю, что он был прав. — Толстый маг одарил Мару и магов из Чаккахи улыбкой восхищения. — Ибо в противном случае чего ради боги сохранили бы эту незаурядную женщину?

Ему оставалось досказать немного, и он закончил так:

— Властительница, если Свет Небес позволит, мы сейчас удалимся и проведем формальное обсуждение, но ты уже сейчас можешь быть уверена в том, какой будет наша официальная позиция.

Он был первым из черноризцев, который выступил вперед и почтительно поклонился, дабы подчеркнуть, что мальчик, неподвижно сидящий на троне, — Девяносто Второй Свет Небес и что это уже обсуждению не подлежит.

Маги — все до единого — последовали его примеру. Большинство чувствовали себя достаточно униженными и предпочли не затевать пререканий. Впрочем, несколько черноризцев — из тех, что стояли в задних рядах, — позволили себе поворчать. Фумита бросил этим инакомыслящим суровый взгляд, да и маги из Чаккахи приметили каждого своими зоркими глазами; можно было не сомневаться, что тут скажет свое слово необычайная особенность роевого развития чо-джайнов — способность помнить вечно.

Мара чувствовала такое облегчение, что голова кружилась: самые страшные враги, с которыми она посмела вступить в открытое противоборство, капитулировали окончательно и бесповоротно. Черноризцы признали коронацию ее сына! У нее подкашивались ноги, но Хокану, чуткий как всегда, пришел к ней на помощь: встал рядом и обнял за талию. Она с благодарностью приняла супружескую поддержку.

Когда Всемогущие вереницей вышли за порог и центральный проход Тронного зала постепенно освободился, подал голос властитель Кеда, Имперский Канцлер, в сверкающей церемониальной мантии. Хотя ему и пришлось перед тем поволноваться, престарелый сановник не утратил ни величавой осанки, ни ораторских способностей. Его голос был звучным, как всегда, когда он произнес:

— Позволь мне, как Канцлеру, быть первым из твоих придворных, кто присягнет Императору Джастину.

Он опустился на колени и произнес освященную временем клятву верности. И сразу же показалось, что вся толпа стряхнула ужасное напряжение. Место, которое с минуты на минуту могло стать военным лагерем, внезапно превратилось в чертог, где люди преклоняли колени и повторяли обеты преданности мальчику, зачатому как дитя раба и из наследника Акомы ставшему Девяносто Вторым Императором Цурануани.

Когда присягнувшие поднялись с колен, Джастин начал вертеться на месте, проявляя очевидные признаки неудовольствия. Громким шепотом он воззвал к матери и к приемному отцу:

— Вы мне надавали указаний на всякие случаи жизни, но сейчас-то что мне делать?

Джехилья пришла в ужас от такой оплошности. Многие жрецы спрятали веселье за своими церемониальными масками, а Хокану стащил с головы боевой шлем и откровенно засмеялся:

— Скажи своим подданным: «Праздник начинается!»

Джастин соскочил с трона, едва не уронив тяжелый золотой коронационный шлем. Он потащил за собой свою венценосную супругу, и вид у него был весьма далеким от ритуально-благопристойного; новоиспеченный монарх скорее напоминал мальчишку, затеявшего какое-то озорство и полагающего, что взрослые его не видят.

— Праздник начинается! — заорал он во весь голос. Огромный зал дрогнул от радостных возгласов — тем более оглушительных, что осадные орудия наконец замолчали. На Имперский квартал больше не падали тяжелые каменные глыбы. И когда крики и хохот достаточно улеглись, зазвенели главные гонги в храмах Двадцати Богов, призывая население города на улицы, чтобы принять щедрые дары во имя Джастина, Девяносто Второго Императора Цурануани.

Когда Тронный зал опустел, а имперские глашатаи разошлись по городу для объявления новостей, в самой гуще суматохи среди дворцовой челяди возникла неприметная фигура Джайкена, похожего на мышонка. Внушительные объемы имперского хадонры смогли задержать нежданного помощника лишь на пару минут. После бурных препирательств этот важный дворцовый начальник несколько скис, пробормотал какие-то слова (смысл которых сводился к тому, что собственность монаршей семьи будет безвозвратно уничтожена) и поспешил удалиться в свои личные апартаменты. После этого Джайкен потолковал с главами прочих дворцовых служб, и через несколько минут вся челядь уже ходила у него по струнке.

— Мы обязаны устроить торжество для нового Императора, — безапелляционно заявил Джайкен, — даже если это загонит в могилу нас всех до единого, вплоть до поварят и мусорщиков.

Его решимость передалась другим. За несколько часов вельможи, находившиеся в Кентосани, сменили боевые доспехи на шелковые кафтаны, а музыканты и поэты потянулись в приемные городских властей, оспаривая друг у друга честь выступить перед публикой и блеснуть своими талантами. Празднование началось по всему городу, как только люди узнали, что избран новый Свет Небес и, более того, что бразды правления взяла в свои руки властительница Мара, Слуга Империи.

Глава 18. ИМПЕРСКИЙ СОВЕТ

На улицах горели фонари.

Их свет выхватывал из ночной тьмы буйство красок — это кружились в плясках горожане, облаченные в яркие шелковые одежды, а лицедеи разыгрывали веселые представления. Вместо глухого стука осадных орудий в городе раздавался звон лаковых колокольчиков, сливающийся с радостным смехом. Мара сидела у расписных оконных перегородок в богато убранных дворцовых покоях. Праздничный шум согревал ей душу, но нежная полуулыбка, тронувшая ее губы, предназначалась только одному существу — маленькой девочке, уснувшей у нее на коленях. Когда в дверях возник Хокану, он не сразу решился нарушить этот покой.

Но Мара всегда ощущала его появление. Хотя он вошел без единого звука, она подняла голову, и ее лицо озарилось счастливой улыбкой.

— Хокану!

В этом возгласе звучала и нежность любви, и боль разлуки, длившейся все это смутное время.

Властитель Шиндзаваи неслышно ступал по изразцам. Он сменил доспехи на шелковый наряд, а подбитые гвоздями боевые сандалии — на кожаные, с матерчатыми ремешками. Остановившись рядом с женой, он опустился на колени и взял Касуму за ручку. Малышка ухватила его за палец и затихла; она еще не полностью пробудилась от сна.

— Видишь, как она выросла! — шепнула Мара. Когда она отправилась в Турил, девочка была совсем крошечной. Теперь она уже начала ходить и произносила первые слова. Властительница легко погладила дочурку по голове. — У нее будет такая же морщинка меж бровей, как у тебя, — сказала она мужу. — Не иначе как она унаследовала твое упорство.

Хокану улыбнулся:

— Это качество ей пригодится.

— Несомненно, — с ответной улыбкой подтвердила Мара. — А еще ей понадобится острый язычок, чтобы давать отпор твоему кузену Девакаи! Не отправить ли нам ее на воспитание к Изашани Ксакатекас?

Как ни странно, Хокану оставил вопрос без ответа. Но Мара этого не заметила: на нее нахлынули воспоминания о строгой нянюшке Накойе, которая воспитывала ее и обучала премудростям управления.

Хокану осторожно взял дочь на руки и опустил ее на спальную циновку. Вслед за этим он обернулся к Маре, собираясь проделать с ней то же самое.

— Как видно, боевые подвиги тебя нисколько не утомили, — проговорила Мара, развязывая шнурки его кафтана. — Хвала небесам, я очень на это надеялась. Мне так тебя недоставало! По-моему, я не смогла бы вынести еще одну такую ночь — лежать без сна и теряться в догадках: жив ты или нет… и что с детьми…

Она умолкла, потому что ласки Хокану начали мало-помалу разгонять ее волнения. Где-то в городе гонг одного из храмов отбивал торжественные ритмы, а под окнами вприпрыжку пробегали парочки лицедеев. Мара пристроилась рядом с мужем, положив голову на его руку.

— Ты, наверно, побывал в императорских покоях. Как там наш Джастин?

Хокану беззвучно засмеялся, касаясь губами волос жены:

— Маленький варвар. Подошел ко мне, раскрасневшийся, насупился и спросил, полагается ли ему исполнить свой супружеский долг с Джехильей. Прямо сегодня ночью.

Мара широко улыбнулась:

— Так я и знала, что он задаст этот вопрос, не дожидаясь, пока кто-нибудь выберет время и просветит его на сей счет. Он начал подглядывать за горничными, как только научился взбираться на стул. И что же ты ответил?

— Когда отсмеялся? — уточнил Хокану. — Объяснил, что придется ему потерпеть до двадцати пяти лет — до праздника возмужания.

Игриво ткнув мужа локтем в бок, Мара фыркнула:

— Ни за что не поверю! Так и сказал?

Хокану тоже развеселился:

— Никогда еще не видел такой борьбы чувств! Облегчения и разочарования — точно поровну. Я ему сказал, что Джехилья, будучи на два года старше его, может по достижении совершеннолетия принять решение наведаться к нему в опочивальню; но ему стукнет всего двадцать три года, поэтому выбор останется за ней.

Мара расхохоталась, не в силах сдерживаться.

— Ох какая прелесть! Бедный мальчик испугался, что ему еще одиннадцать лет предстоит оставаться целомудренным мужем.

Хокану пожал плечами:

— Очень скоро он смекнет, что к чему.

— Джехилье лучше не знать о твоих беседах с Джастином. Она его истерзает.

Хокану прикоснулся губами к щеке жены.

— По крайней мере, будет ему наука: пусть думает, прежде чем столкнуть девушку в пруд.

— Тем более что она — Императрица, — усмехнулась Мара. — У нее есть полное право утянуть его с собой под воду.

— Минует год-друтой — и на смену детским играм придет сердечная привязанность. Тогда Джастин не будет так беспокоиться насчет супружеского долга. — Приподнявшись на локте, Хокану заглянул Маре в глаза. — Кстати, о супружеском долге…

Разговор прервался. Губы Хокану встретились с губами Мары, и нежные объятия переросли в огонь страсти.

Прошло немало времени. Толпы гуляк поредели, но шуму не убавилось. Властительница Акомы и правитель Шиндзаваи обессилели от любви, но не размыкали объятий.

Хокану первым нарушил молчание:

— Госпожа, поскольку Джастину суждено продолжать императорскую династию, Акома снова остается без наследника.

Мара шевельнулась в объятиях мужа и провела рукой по его мускулистому плечу, загрубевшему от походной перевязи. Она отозвалась не сразу:

— Я не ропщу. Если даже мой род прервется, то не от бесчестья. А может статься и так, что Джехилья окажется плодовитой или у Джастина родятся сыновья от другой женщины. Если у него будет много детей, один из них сможет унаследовать мою мантию без ущерба для императорского рода. — Помолчав, она добавила:

— Я могу усыновить ребенка.

Но оба они знали, что до этого дело не дойдет. По традиции, приемным детям полагалось находиться хоть в каком-то родстве с новой семьей. Однако после затяжных войн с Минванаби у Акомы не осталось кровных родственников. Конечно, можно было бы откопать какую-нибудь побочную ветвь семейного древа, но династия Акомы, много веков хранившая родовую честь, была не вправе передавать свое имя отпрыску захудалого рода.

Хокану пригладил растрепавшиеся волосы жены.

— Этой трудности больше не существует, — прошептал он.

Мара встревожилась. Она предчувствовала: муж совершил что-то непоправимое, хотя заранее знал, что не получит ее одобрения.

— Что ты задумал, Хокану? — резко спросила она, и тут само молчание Хокану подсказало ей ответ. — Касума, — вырвалось у нее. Ты отдал…

Хокану не позволил ей договорить. Он закончил ее фразу, не поддавшись всплеску чувств:

— Я отдал ее Акоме.

Мара встрепенулась, но, мягко прижав палец к губам любимой, он удержал ее от протестов.

— Жена, дело сделано. Обет, принесенный в этот день, невозможно взять назад. Свидетелями были Фумита и жрецы полудюжины орденов. Перед алтарем храма Джурана Касума была лишена права наследовать престол Шиндзаваи. После этого я дал обет посвятить ее Акоме — это мое отцовское право. Она продолжит твою династию. Кому, как не тебе, знать, какое воспитание должна получить девочка, чтобы стать правительницей.

Хокану отвел палец от губ Мары, но она так и не вымолвила ни слова. Муж понял, что причиной этого молчания была отнюдь не радость, а печаль и досада.

— Ты оставишь себя без наследников! — наконец произнесла Мара. — Это крайне опасно, тем более что Девакаи только о том и думают, как бы завладеть твоей мантией. Клан Омекан и другие союзники Ионани, возможно, смягчатся и присягнут на верность Джастину, но многие правители с застарелыми амбициями будут подстрекать сообщников к восстанию. Ты долгие годы не будешь знать покоя, Хокану. Джастину и Джехилье понадобится крепкий тыл, а для этого нужно обеспечить линию наследования Шиндзаваи! — Подступившие слезы мешали ей говорить. — Не подставляй себя под удар! Я не переживу, если ты окончишь свои дни, как твой отец, ставший жертвой низменных происков!

Хокану прижал ее к себе.

— Твои опасения вполне оправданны, — ласково прошептал он, — но точно так же оправданно и мое решение сделать Касуму наследницей Акомы. Ведь она моя дочь! — В его словах звучала гордость; сердцем он всегда тянулся к Касуме. Мара устыдилась своих прежних сомнений.

— Я ее отец, — повторил Хокану. — Насколько мне известно, никто еще не отменял традиций и законов, дающих мне право принимать решения. — Он провел ладонью по ее виску. — Моя повелительница, на сей раз вышло не по-твоему — наверно, впервые в жизни.

В ответ Мара разрыдалась. Приобрести наследницу в лице малышки Касумы было настоящей отрадой, но для осознания этого требовалось время. А пока у нее сжималось сердце при мысли о жертвах, на которые пошел Хокану, чтобы преподнести ей столь великодушный дар.

Ей было известно, о чем он умолчал: у него никогда не будет рожденного ею наследника, который наденет синюю мантию.

— У меня множество родичей, — сказал Хокану с напускной легкостью. — Не все же из них такие алчные, как Девакаи. Наоборот, в большинстве своем это благородные и достойные люди. Если я выберу наследника среди своих соперников, это укрепит нашу семью изнутри, а в стане Девакаи скорее наступит раскол.

— Но ты не возьмешь себе наложницу, — внезапно охрипшим голосом проговорила Мара.

Эти слова не прозвучали вопросом. И хотя молчание мужа было красноречивее любого ответа, он все же решил высказаться вслух:

— Госпожа моя, ты единственная из женщин, которая мне нужна. Пока ты рядом со мной, другие для меня не существуют.

Мара прикусила губу. В голосе мужа она услышала затаенные чаяния, которые он научился подавлять. Она и сама привыкла смирять порывы души. Но о своих решениях она умолчала, потому что вокруг ее стана сомкнулись руки Хокану, а его губы нашли ее рот.

***

Двери в Большой Тронный зал распахнулись, запели фанфары, загремели барабаны. Те, кто в этот час еще продолжал праздновать коронацию нового монарха, почтительно умолкли. На пороге появились двое императорских глашатаев, которые в унисон объявили о начале торжественного заседания Совета, знаменующего восхождение на престол Девяносто Второго Света Небес. Затем начали оглашать имена тех, кому надлежало предстать перед Его Императорским Величеством Джастином.

В первую очередь вызывались должностные лица и сановники, занимавшие высокие посты при Ичиндаре. Одетые с подобающей роскошью, они друг за другом переступали порог — кто с равнодушным, кто с настороженным видом. Процессию возглавлял властитель Кеда. Приблизившись к ограждению престола, он согнулся в поклоне.

Юный Император по всей форме подтвердил, что Кеда сохранит за собой должность Имперского Канцлера. Властитель отвесил глубокий поклон мальчику-самодержцу и госпоже, восседавшей на подушке среди жрецов, на пятой ступени пирамиды.

Мара была в красном — в том же одеянии, что было на ней на рассвете, во время церемонии поминовения усопших. От скорбных мыслей ее лицо заострилось и осунулось. На мгновение властителю Кеде стало ее жаль. Наперекор всему она одержала триумфальную победу, но заплатила за нее дорогой ценой. Кейок и ее советники Сарик и Инкомо ушли в мир иной; многие офицеры и воины пали в бою. Лишь горстка верных приближенных осталась у дома Акомы по эту сторону Колеса Жизни. Властитель Кеда приветствовал Мару с искренним уважением. Немного нашлось бы во всей Империи правителей, подобных ей, — готовых идти на риск и жертвы во имя общего блага.

Глашатаи выкликнули следующий титул, и властитель Кеда с поклоном отступил, чтобы занять свое место среди прочей знати. Дворцовых министров вызывали одного за другим. Кто-то был оставлен на прежнем посту, кто-то даже получил повышение, а иных с позором отослали без публичного объяснения причин.

По прошествии некоторого времени властитель Кеда заметил, что юный Джастин действует по подсказке невысокого, ничем не примечательного человека, облаченного в доспехи Имперских Белых, который стоял на месте телохранителя по правую руку от Джастина. Кеда пристально вглядывался в его лицо, едва различимое в тени. Как ни странно, этот офицер был ему незнаком, хотя за время службы у Ичиндара он узнал всех старших офицеров из числа Имперских Белых. Властитель Кеда, возможно, забил бы тревогу, если бы госпожа Мара не являла собой полную невозмутимость.

Наконец список должностных лиц подошел к концу. Настал черед правителей, которым предстояло присягнуть на верность Свету Небес. Одни ждали этого мига с радостью, другие с горечью. Когда последний из представителей великих династий поднялся с колен, Джастин встал, чтобы произнести речь:

— Господа, все те, кто ранее составлял Совет Империи, я принимаю вашу присягу по случаю нашего восшес… — он запнулся на трудном слове, и возвышающийся над ним имперский офицер прошептал ему подсказку, — восшествия на трон. Некоторые из вас были нашими врагами, но теперь это в прошлом. С нынешнего дня объявляется общая амнистия; все мятежи против Империи прощаются.

Да будет вам также известно, — эти слова снова подсказал офицер, — что кровная вражда и соперничество упразднены. Кто поднимет руку на своего ближнего, поднимет руку на меня. То есть на нас. На Империю. — Мальчик покраснел, но никто не засмеялся от этой неловкости. Своей речью Свет Небес дал понять, что в его Империи будет властвовать закон и что любой, кто попытается возобновить кровавую Игру Совета, навлечет на себя высочайший гнев.

Император кивнул глашатаям, и из-под его золотого шлема выбился огненный локон. Веснушчатое лицо озарилось улыбкой, когда старший глашатай выкликнул:

— Люджан, военачальник Акомы! Предстань перед своим Императором!

Люджан вышел вперед, ошеломленный и сбитый с толку. В честь Мары он надел парадные доспехи, но не мог и помыслить, что будет официально представлен ко двору. Он опустился на колени перед новым Императором и госпожой, которой служил долгие годы; сейчас ее до неузнаваемости изменила регентская тиара, надетая поверх красного траурного покрывала.

Мара обратилась к своему полководцу, но ее слова были слышны лишь немногим придворным в первых рядах:

— Сарик, Кейок и Ирриланди отдали жизнь за нашу великую победу. Император призвал тебя, Люд-жан, для того, чтобы наградить за многолетнюю беспорочную службу. Пусть твои подвиги и верность послужат примером всем воинам Цурануани. Тебе нет равных среди наших сподвижников.

Люджан не успел опомниться, как властительница Мара легко спустилась к нему со своего места. Взяв его за руку, она велела ему подняться с колен и отвела в сторону, к ограждению, в котором двое Имперских Белых распахнули небольшие створки, отдав затем короткий салют. Военачальник Люджан, который не побоялся пойти наперекор эдикту Ассамблеи, теперь побледнел от дурного предчувствия. В его движениях появилась преувеличенная осторожность, словно он погрузился в разреженный воздух и ступал по отполированным скользким плитам.

Император Джастин сделал ему знак подойти и подняться по ступеням — на такую высоту, о которой Люджан не смел и помыслить.

В последний момент он в нерешительности замедлил шаг, и Маре пришлось его незаметно подтолкнуть. Люджан — закаленный в боях воин, которого ничто не могло выбить из колеи, — едва не споткнулся. Не помня себя, он все же осилил этот подъем. Оказавшись у ног Джастина, он согнулся в поклоне, и зеленый плюмаж коснулся ковра.

— Поднимись, Люджан. — Мальчик улыбался с тем же торжеством, которое отразилось на его лице, когда ему впервые удалось сделать удачный выпад в учебном бою и коснуться учителя деревянным мечом.

Люджан потерял дар речи. Тогда Имперский Белый, лицо которого так и осталось в тени, ткнул его ступню носком своей сандалии и что-то прошептал. Военачальник Акомы взвился как от удара и впился взглядом в лицо Императора.

В улыбке Джастина мелькнуло лукавство.

— Император жалует Люджану, офицеру Акомы, высочайшее разрешение основать собственную династию. Да услышат все: дети этого воина, а также его слуги и солдаты станут носить те цвета, которые он сам назначит, и приносить присягу на священном натами дома Люджана. Этот камень ожидает своего нового хозяина и властителя в храме Чококана. Указ вручит Слута Империи, Мара. — Джастин с трудом сдерживал счастливый смех. — Ты можешь поклониться своему Императору и присягнуть ему на верность, властитель Люджан.

Люджан, который никогда не страдал косноязычием, только ловил ртом воздух, как рыба, выброшенная из воды. Он поклонился и с грехом пополам сошел вниз по ступеням. Там его поджидала властительница Мара, и уголки ее глаз предательски поблескивали.

— Госпожа властительница… — хрипло выговорил Люджан, все еще не веря в происходящее.

Мара склонила голову:

— Господин властитель…

Он отшатнулся, услышав такое обращение, но Мара поймала его за руку, высоко подняла ее и вложила Люджану в ладонь три свитка. Лишь один из них был перевязан золотой императорской лентой. Два других скрепляли полосы зеленого шелка, украшенные гербом Акомы — изображением птицы шетра.

На губах Мары заиграла улыбка.

— Мой первый новобранец, храбрейший из серых воинов, когда-либо служивших Акоме, мой самый давний друг, я освобождаю тебя от клятвы, принесенной на священном натами Акомы, и делаю это с радостью, ибо отныне ты будешь хозяином собственной судьбы. Сегодня основана еще одна великая династия. К титулу властителя, дарованному тебе нашим Светом Небес, Акома добавляет свои дары в знак признательности. — Она сжала руку Люджана. — Во-первых, род Люджана получает во владение те земли, которые принадлежали мне по праву рождения. Все пастбища и стада, все угодья, примыкающие к Сулан-Ку, отныне становятся собственностью твоего дома. К тебе и твоим наследникам переходит также поляна созерцания, которая будет освящена перед установкой твоего родового натами.

— Госпожа моя, — снова выговорил Люджан, но Мара пришла ему на выручку:

— Господин мой, вместе с этими землями я передаю тебе пять сотен воинов. В их число войдут прежде всего те, кто присягнул на верность твоему союзу в отряде серых воинов. Остальных ты выберешь сам — из тех, кто изъявит желание служить в гарнизоне, уже размещенном в Сулан-Ку.

К Люджану мало-помалу возвращался дар речи. Он даже улыбнулся:

— Силы небесные, что будет, когда об этом услышат воины! Ведь они начинали с того, что воровали скот, чтобы прокормиться, а теперь станут офицерами моей династии! — Он усмехнулся, пожал плечами и едва не расхохотался, что было бы нарушением всяческих приличий, однако Мара успела его остановить, коснувшись третьего свитка.

— Тебе предлагается почетный пост в клане Хадама, если это совпадает с твоими желаниями, — закончила она. — Если бы Кейок дожил до этого дня, он бы сказал, что ты хорошо усвоил все уроки. После моего брата, Ланокоты, его любимым сыном был Папевайо. Ты стал ему младшим сыном… и теперь можно сказать, что он мог бы гордиться тобой больше, чем кем бы то ни было другим.

От этих воспоминаний Люджан ощутил горечь утраты. Старик всегда судил по справедливости; он первым заметил и признал в новобранце способности полководца. Словно салютуя своему бывшему командиру, Люджан, преисполненный ликования, дотронулся свитками до лба.

— Ты слишком великодушна, — прошептал он Маре. — В Империи немало таких, кто промышляет кражей скота; если каждый из них поймет, что ему открыты такие высоты, ты станешь владычицей хаоса. — Тут он поклонился и заговорил со всей серьезностью:

— В моем сердце ты навсегда останешься повелительницей, госпожа Мара. Династию Люджана будут представлять серый и зеленый цвета: серый — это символ моего происхождения, а зеленый — знак моего служения дому Акомы, которое подняло меня к этой вершине чести.

— Цветами дома Люджана объявляются серый и зеленый! — во всеуслышание возвестил имперский глашатай.

Мару порадовало благодарное признание Люджана.

— А теперь ступай! — шепнула она своему доблестному офицеру. — Сдержи обещание, за исполнением которого я взялась проследить, когда мы были в Чаккахе. Выбери себе достойную жену, произведи на свет наследников и доживи до почтенной старости!

Люджан молодцевато отдал честь, развернулся на каблуках и, чеканя шаг, как равный прошел сквозь ряды собравшихся. Глядя ему вослед. Имперский Белый по правую руку от Императора пробормотал:

— Сейчас на радостях напьется до потери сознания.

Джастин поднял голову и заглянул в знакомое лицо Аракаси:

— Не ворчи. Настанет и твой черед.

Мастер тайного знания Акомы бросил на юного хозяина вопрошающий взгляд, но Джастин не снизошел до объяснений. Он смотрел перед собой, держась прямо и неподвижно. Не все императорские милости, даруемые в этот день, обещали быть одинаково приятными. По кивку императора глашатай выкрикнул имя Хокану Шиндзаваи.

Многие из присутствующих властителей тайно переглянулись, стараясь не выдать свою зависть. Властительница Мара обязалась справедливо вершить регентские обязанности, однако сейчас сама собой напрашивалась мысль, что она не упустит случая назначить своего мужа на какой-нибудь особенно высокий пост.

Между тем лицо Хокану оставалось непроницаемым как скала; оно не выражало ни радости, ни досады. Спокойствие не оставило Хокану и тогда, когда он согнулся в поклоне перед Светом Небес.

Он присягнул на верность Джастину, однако при этом его взгляд был неотрывно устремлен на госпожу Мару. Ей, похоже, пришлось не по нраву такое преувеличенное внимание мужа. Строгая и сосредоточенная, она бесстрастно смотрела перед собой, пока Его Величество Император провозглашал свои решения.

— Да будет ведомо всем: ваш Император вершит дела во благо Империи, как велит ему долг. Вчера во время торжественной церемонии в храме Джурана было объявлено, что малолетняя Касума волею своего отца становится наследницей мантии Акомы. — Джастин перевел дыхание и с несвойственной его возрасту твердостью продолжал:

— Поэтому мы не оставили без внимания дом Шиндзаваи, лишившийся наследника. Госпожа Мара, которую жрецы Хантукамы объявили бесплодной, подала прошение о разводе. — Опустив глаза, Джастин смущенно разглядывал собственные сандалии. — Свет Небес, руководствуясь мыслями о Благе Империи, решил удовлетворить это прошение.

По переполненному залу пронесся ропот.

Хокану ничем не выдал своего потрясения. Лишь в его взгляде, обращенном на Мару, читался молчаливый крик, исполненный муки.

***

Прикрывшись рукавом, Джастин издал какой-то звук, похожий на всхлип.

— Род Шиндзаваи слишком могуществен и важен для Империи, чтобы мы могли позволить ему стать предметом внутренних раздоров из-за отсутствия наследника. Посему Император повелевает, чтобы властитель Хокану нашел себе невесту и вступил в повторный брак с целью продолжения рода.

Мара спустилась с возвышения, держа в руке свидетельства о разводе, скрепленные императорской печатью. Среди тягостного безмолвия кое-где раздавались вздохи: ее любовь к Хокану ни для кого не была тайной. Даже самые ярые недоброжелатели прикусили языки. Это был бескорыстный и жертвенный поступок, достойный настоящей Слуги Империи.

Бывшие супруги сошлись у подножия пирамиды. Под взорами собравшихся они не могли броситься друг другу в объятия и разрыдаться. Для Мары так было к лучшему. Только родовая гордость не позволила ей пойти на попятную. Больше всего на свете ей хотелось припасть к ногам Хокану и молить его подать встречное прошение — об отмене первого, которое Джастин, обливаясь слезами, подписал рано утром.

Она не намеревалась пускаться в объяснения, но слова вырвались сами собой:

— Я этого не хотела! Боги свидетели, я люблю тебя по-прежнему, но это…

— Ее душили слезы.

— …но это должно было свершиться, — с трудом договорил за нее Хокану. — Все наши силы должны быть посвящены будущему Империи.

Такое ясное осознание высшей необходимости резануло Мару по живому, словно острый меч; оно грозило выбить почву у нее из-под ног. Она все еще прижимала к груди свиток, скрепляющий жестокое решение.

Хокану осторожно взял свиток у нее из рук.

— Ты навек останешься моей госпожой, — прошептал он. — Возможно, другая родит мне сыновей, но сердце мое всегда будет принадлежать тебе.

У него так дрожали руки, что скрепляющие свиток золотые ленты трепетали, словно на ветру, и вспыхивали в свете факелов. Сосредоточенный взгляд Хокану теперь был устремлен за какую-то невидимую черту. Ему вспомнился жрец Хантукамы, который когда-то упрекнул его в чрезмерной любви к жене. Только теперь Хокану открылась бездна этой горькой истины. Еще немного — и он бы не заметил, как его чувства к Маре поставили под угрозу будущее дома Шиндзаваи.

Империя не прощала никаких слабостей и уж тем более тех, что проистекают от сердечных дел. Несмотря на скорбь, омрачившую для них обоих этот час триумфа, он был вынужден признать, что Мара была права. Она осознала необходимость разрыва их союза; Хокану сам подтолкнул ее к такому решению, когда лишил Касуму права наследования.

Как ни прискорбно, ход его дальнейших действий был предельно ясен; следовало соглашаться сразу же, пока его не покинуло мужество. Во имя Блага Империи и от него требовались жертвы. Он осторожно коснулся подбородка Мары, чтобы заставить ее поднять голову и посмотреть ему в глаза.

— Мы не станем чужими друг другу, Благодетельная, — шепнул он. — Ты всегда будешь для меня самой желанной гостьей и лучшей советчицей.

У Мары перехватило дыхание. Хокану, как всегда, безошибочно угадал, чем можно растопить ее сердце. Она уже знала, как ей будет не хватать его постоянного присутствия, его нежных и бережных ласк. Но знала она и другое: если не вынудить его принять это решение, он умрет, не оставив сына-наследника. Если ему будет некому передать свою деликатность и умение выбирать справедливый и милосердный путь к цели — это будет преступлением.

— Я люблю тебя, — беззвучно прошептала она.

Но он уже успел поклониться и отойти; его поступь была твердой, словно он уходил на бой.

Присутствующие властители благоговейно застыли. Их поразило мужество Хокану и молчаливое страдание Мары. Империя вступала в новую эру, и эта незаурядная чета, которая приблизила возрождение, стала для всех наглядным примером. Всем был явлен блистательный урок чести. Это означало, что людям, не способным жить по меркам, установленным госпожой Марой и господином Хокану, то и дело придется краснеть за себя.

Мальчик, сидящий на золотом троне, проглотил комок в горле. Он только что отверг любимого отца. Скосив глаза на свою молодую жену, Джехилью, он еще раз издал судорожный вздох. Потом он расправил плечи, которые, казалось, внезапно ощутили тяжесть императорской мантии, и подал знак глашатаю.

Следующей должна была предстать перед ним госпожа Мара Акома, Слуга Империи.

Сперва она будто не расслышала своего имени: ее глаза были устремлены на пустой проход, по которому только что шагал Хокану. Однако через мгновение она тоже распрямила плечи и поднялась по ступеням пирамиды, чтобы поклониться Свету Небес.

Джастин покончил с протокольными речами. Он не сумел заставить себя прибегнуть к заученным оборотам речи.

— Мама! — воскликнул он с лукавой улыбкой. — Тебе, которая не знает равных среди Слуг Империи… — Джастин запнулся, но, получив тычок от Джехильи, бросил на нее удивленный взгляд и продолжил:

— Тебе доверяется регентство нашего правления вплоть до достижения нами возраста двадцати пяти лет.

Тронный зал огласился вежливыми рукоплесканиями, которые быстро переросли в бурю восторга. Зазвучал приветственный клич почетного караула Акомы, его подхватили Имперские Белые, а потом и воины Шиндзаваи. Властители один за другим вскакивали с мест и славили госпожу Мару. Джастин жестом призвал присутствующих к порядку, но они угомонились не сразу. Так и не дождавшись полной тишины, он провозгласил:

— Для тебя, госпожа Мара, величайшая из Слуг Империи, мы учреждаем новый титул. — Джастин встал с трона и воздел к небу руки. — Мы объявляем госпожу Мару Хозяйкой Империи!

Разразились оглушительные вопли. На Мару устремились восторженные взоры. Она была изумлена, обрадована и опечалена.

Она никогда не требовала признания своей власти или публичного прославления. Единственное, к чему она всегда стремилась, — это сохранение древнего рода Акома.

Как странно, что с течением жизни, дарованной богами, она стала считать все народы Империи своей семьей, а ее сын, рожденный от варвара-невольника, взошел на престол, получив титул Света Небес.

Властитель Кеда так и не удовлетворил свое любопытство по поводу таинственного незнакомца в доспехах Имперского Белого — даже тогда, когда юный Император пригласил избранных на закрытую встречу к себе в кабинет.

Это была отнюдь не тесная комната, а грандиозная зала, сверкающая золотом перегородок и украшенная старинными росписями. Джастин успел снять императорские доспехи. По случаю этой встречи он надел кафтан с золотой каймой, извлеченный из гардероба предшественника. Наряд оказался великоват для мальчишеской фигуры: пришлось его подколоть у подола и в плечах при помощи драгоценных металлических булавок.

Войдя в залу и поклонившись полулежащему на подушках Свету Небес, властитель Кеда с любопытством рассматривал присутствующих.

Мара так и не сняла траурное красное одеяние. При ней находился все тот же таинственный телохранитель. После недавно принятой ванны у него еще не просохли волосы. Его поджарое, тренированное тело, свободное от белых доспехов, теперь скрывал какой-то невразумительный балахон с зеленоватой каймой. Лицо застыло в сосредоточенном напряжении. Подвижные пальцы были аккуратно сцеплены на коленях. Только глаза выдавали его ум; ничто не ускользало от их внимательного взгляда. «Быстрый парень, — подумал властитель Кеда, суждения которого обычно оказывались верными. — Такой не растеряется в трудную минуту, даром что сидит с отсутствующим видом».

От Мары не укрылся интерес властителя Кеды.

— Позволь представить тебе Аракаси, верного слугу Акомы, который пользуется нашим высочайшим уважением.

Любопытство властителя Кеды вспыхнуло с новой силой. Такой неприметный тихоня — неужели это и есть легендарный Мастер тайного знания, который творил чудеса, добывая для Акомы любые сведения?

Тихоня ответил ему прямо, словно прочел мысли Канцлера:

— Когда-то я действительно был Мастером тайного знания Акомы, но потом понял, что у жизни и природы есть тайны более глубокие, нежели людские интриги.

Властитель Кеда обдумывал это замечательное утверждение.

Император, которому они все служили, был еще слишком юн, чтобы разбираться в таких тонкостях. Он нетерпеливо ерзал на златотканых подушках, а потом захлопал в ладоши, подзывая гонца:

— Привести заключенного.

Двое Имперских Белых ввели худощавого человека с обкусанными ногтями и проницательным взглядом. Властитель Кеда его узнал: это был Чимака, который служил первым советником у покойного властителя Джиро. Имперский Канцлер нахмурился: он терялся в догадках, зачем его призвали на это почтенное собрание, ведь он по должности не имел отношения к системе правосудия и не занимался судебными делами о государственной измене.

Несомненно, за убийством Императора Ичиндара стоял властитель Джиро. Клан Омекана использовал осадные орудия, и армии Омекана подоспели как нельзя более кстати, чтобы поддержать заговор Анасати с целью захвата трона. Чимака при всем желании не мог бы оставаться в стороне; более того, именно он, судя по всему, и разработал смертоносный план.

Сомнения властителя Кеды разрешила Мара.

— Тебя позвали сюда как свидетеля, — негромко пояснила она и повернула голову, чтобы видеть, как Чимака отвешивает низкий поклон Императору.

Затем Чимака точно так же склонился перед Марой и тихо проговорил:

— Великая госпожа, я наслышан о твоих добродетелях. Отдаюсь тебе на милость и нижайше прошу сохранить мне жизнь.

Кеда нахмурился. Бывший советник властителя Джиро наверняка был причастен к убийству отца Хокану, да и к попытке отравления самой Мары.

Знала об этом и Мара — достаточно было посмотреть на ее сжатые губы. Если бы не происки этого человека, если бы не покушение на ее жизнь, которое лишь чудом сорвалось, она еще могла бы родить наследника, а муж, с которым она вынуждена была расстаться, жид бы вместе с нею.

Чимака пал ниц; у него мелко дрожали руки. Куда только подевалась былая заносчивость: его униженное раскаяние выглядело искренним.

— Джастин, — охрипшим голосом окликнула Мара.

Мальчик стрельнул глазами на мать; казалось, он сейчас взбунтуется.

Мара попыталась найти верные слова, но вместо нее мальчика урезонил Аракаси.

— Величество, — сказал он скрипучим голосом, — бывают такие минуты, когда нужно затаить злобу, а бывают такие, когда следует проявить милость. Призываю тебя сделать выбор, приличествующий мужчине и Императору. Прояви мудрость. Человек, который сейчас молит тебя о снисхождении, был самым искусным среди моих врагов. Ты уже простил всех остальных врагов в Империи, но это особый случай. Либо вели его казнить, либо отправь в пожизненное изгнание, либо распорядись, чтобы его привели к присяге, и поручи какое-нибудь дело. Он слишком опасен, чтобы отпускать его на все четыре стороны.

Рыжие брови Джастина сошлись на переносице. Он погрузился в глубокое раздумье.

— Не могу принять решение, — признался он наконец. — Мама, этот человек принес нам слишком много горя. Прошу тебя, распорядись его жизнью.

Госпожа, облаченная в красный траур, шевельнулась. Она долго разглядывала поредевшие волосы на затылке человека, распростертого у ее ног, а потом заговорила:

— Встань, Чимака.

Арестант безропотно повиновался. Застывшим взглядом он уставился на женщину, которая готовилась решить его судьбу, и всем стало ясно: у нее нет мыслимых причин, чтобы освободить его от наказания.

— Как будет угодно госпоже, — безучастно пробормотал Чимака.

Мара сверлила его взглядом:

— Отвечай по чести; поклянись своей душой, которая будет прикреплена к Колесу Жизни, когда окончится твой путь: почему ты так поступил?

Она не уточнила, о каком именно из его злодеяний шла речь. Перечислять их одно за другим было бы для нее слишком болезненно. А могло быть наоборот: она пошла на уловку, предоставив выбор Чимаке, чтобы тот сам себя выдал.

Быстрый ум Чимаки заметался. Он глубоко вздохнул, но делать было нечего. На вопрос Мары он дал достаточно общий ответ. При этом впервые в своей не праведной жизни он говорил чистую правду:

— Отчасти потому, что я служил своему господину. Но в основном из-за страсти к Великой Игре, госпожа. В этом смысле я служил себе самому, а не Джиро. Был ли я верен дому Анасати? И да, и нет. Я действовал по указке властителя, но получал тайное наслаждение, потакал себе, направляя ход политики. Ты была лучшим врагом, которого послали мне боги; одержать верх над тобой… — он развел руками, подбирая слова, — это было бы величайшим триумфом в истории Великой Игры.

Аракаси судорожно вздохнул. Он слишком многое услышал в словах противника, который, как никто другой, мог тягаться с ним в изобретательности и хитрости, в искусстве убийства и заговора.

— Значит, я просчитался, — негромко сказал он, словно, кроме них с Чимакой, в Зале никого не было. — Мне казалось, что ты действуешь во имя чести своего господина. Вот почему ты едва не одолел меня: твои побуждения шли от души, а на честь Джиро тебе было попросту наплевать.

Чимака потупился:

— Да, моей целью всегда была только победа. Но ведь честь господина напрямую связана с победой. — С этими словами он повернулся к Маре:

— Ты поймешь это лучше, чем кто-либо другой, госпожа. Именно победитель решает, где кончается честь и начинается бесчестье. — Он умолк, ожидая приговора.

Хозяйка Империи сцепила пальцы на коленях. Наконец она заговорила, но не о себе:

— Ты бы согласился служить Империи, Чимака?

В глазах бывшего советника Анасати полыхнуло пламя.

— С радостью, госпожа. Несмотря на заверения в верности и преданности, многие из гостей сегодня пьют твое вино, а завтра начнут плести заговор. Уберечь обновленную Империю от краха — вот наитруднейшая задача, которую только можно поставить перед собой.

Мара перевела взгляд на Аракаси:

— А ты бы согласился доверить свою сеть этому человеку?

Мастер тайного знания Акомы сощурился и после мимолетнойпаузы произнес:

— Да. Он лучше меня будет управляться с моими агентами. Он гордится своим занятием, а значит, при нем они будут в большей безопасности, чем мог им обещать я, даже когда был в силе.

Мара кивнула в ответ своим мыслям:

— Так я и думала. Твое дело было тебе не по душе. С Чимакой такого не произойдет. Если у него и есть душа, то она проявляется только в деле. — Госпожа снова повернулась к Чимаке:

— Ты присягнешь на верность Императору как Мастер тайного знания. В наказание за прошлые преступления против Империи, а также во искупление грехов ты будешь служить новому Свету Небес до последнего дыхания. Властитель Кеда будет свидетелем.

Чимака пожирал глазами поразительную женщину, которая великодушно простила причиненные ей страдания. Его недоверие сменилось радостью, и от избытка чувств он даже не сумел ее поблагодарить. Мара жестом показала, что разговор окончен, и перепоручила его властителю Кеде, чтобы тот засвидетельствовал клятву верности и наложил имперскую печать на необходимые документы.

Когда Имперские Белые и Канцлер покинули залу, с Марой и Джастином остался только Аракаси. Госпожа еще раз подивилась его необычайной способности принимать любые обличья, от доблестного воина до шелудивого нищего. Всеми своими достижениями она была так или иначе обязана ему.

— Остается лишь одна незанятая должность, — произнесла она с еле заметной улыбкой. — Не согласишься ли ты принять мантию первого советника Императора? Не думаю, что найдется в Империи другой человек, способный принимать решения и действовать достаточно быстро, чтобы удерживать Джастина от обычных проделок.

Аракаси улыбнулся с редкой для него непосредственностью:

— А что думает по этому поводу сам Джастин?

У мальчика вытянулось лицо.

— Он думает, что вольготной жизни придет конец, — со смехом заключила Мара. — Что и требуется для пользы дела. Ты принимаешь это предложение, Аракаси?

— Почту за честь, — торжественно произнес Аракаси и, не сдержав восторга, добавил:

— Более того, почту за счастье.

— Тогда готовься завтра с утра приступить к своим обязанностям. А сегодняшний вечер принадлежит тебе; навести свою избранницу Камлио.

Аракаси изогнул бровь — этого выражения никто до сих пор у него не видел.

— Что такое? — осторожно спросила Мара. — Девушка отвергла твои ухаживания?

Теперь Аракаси выглядел озадаченным:

— Ничуть. Против ухаживаний она не возражает, но теперь ее главное требование — неукоснительное соблюдение приличий. У нее все такой же переменчивый нрав, но в ней не осталось и следа от той ожесточенной недотроги, которую ты брала с собою в Турил. — Он недоуменно покачал головой. — Камлио поняла свою истинную цену; может статься, она еще сочтет, что я ей не гожусь.

— Годишься, — заверила его Мара. — Я же вижу. Не сомневайся.

Тут она пристально всмотрелась в лицо человека, чьи мысли всегда открывали ей путь к новым вершинам.

— У тебя есть какая-то просьба, — догадалась она.

Аракаси, вопреки обыкновению, не прятал свою озабоченность:

— Да, это так.

— Говори же, — поторопила Мара. — Если это в моей власти, считай, что твоя просьба уже выполнена.

Обладатель неприметного балахона с зеленоватой каймой, который вскоре предстояло сменить на белозолотые цвета императорского дома, смущенно улыбнулся:

— Я бы просил тебя направить Камлио на службу к Изашани Ксакатекас.

Мара рассмеялась.

— Блестяще! — воскликнула она, успокоившись. — Как я не сообразила? Никто

— ни один мужчина, ни одна женщина — не может устоять перед обаянием вдовствующей госпожи Ксакатекас. Камлио будет у нее хорошо, а ты получишь безупречно воспитанную жену.

Аракаси сверкнул глазами:

— Она еще будет составлять хитроумные комбинации, не уступающие моим!

Мара жестом показала, что он свободен.

— Чтобы держать себя в форме, человеку твоего склада необходима умная жена, — дружески поддразнила она. — А теперь ступай и сообщи госпоже Изашани, что она должна сосватать самую непростую пару во всей Империи. Я убеждена, ей будет только приятно оказать нам такую услугу.

— Зачем это? — требовательно поинтересовался Джастин после того, как Аракаси, отвесив изящный поклон, по своему обыкновению неслышно удалился. — Разве все женщины развлекаются подобным способом?

Хозяйка Империи вздохнула и с любовью посмотрела на сына, чья искренность могла смутить кого угодно.

— А ты наведайся на досуге в гарем своего предшественника и увидишь своими глазами, — предложила она, но, заметив излишний интерес в озорных глазах сына, торопливо добавила:

— Впрочем, с этой частью твоего образования можно повременить. Ты еще слишком молод и вдобавок похож на своего отца. Не стоит тебе в столь раннем возрасте смущать покой женщин-соперниц.

— В каком смысле? — не понял Джастин.

— Когда ты повзрослеешь, я перестану быть твоим регентом, — мягко улыбнулась Мара. — Вот тогда и увидишь все своими глазами.

***

Уединенный тенистый сад украшали цветники и фонтаны. Мара бродила по тропинкам, наслаждаясь тишиной. Рядом шагал Хокану; он то заводил разговор, то снова умолкал.

— Я буду скучать, — сказал он, коснувшись больной темы.

— Я тоже, — быстро отозвалась Мара, боясь потерять голос. — И так сильно, что не выразить словами.

Хокану мужественно улыбнулся, скрывая печаль:

— Ты дала обильную пищу для сплетен. Теперь госпоже Изашани будет чем себя занять. Она примется строчить письма, и кто знает, когда у нее дойдут руки меня просватать.

Мара попыталась улыбнуться его шутке:

— Любая женщина могла бы только мечтать о таком муже. Ты дарил мне любовь, не ставя условий. Ты ни в чем мне не препятствовал.

— Посмотрел бы я на того человека, который вздумал тебе воспрепятствовать, — усмехнулся Хокану.

За этими словами таилась глубоко спрятанная злость на Джиро и подосланного им убийцу. Если бы не смертоносный яд, ничто не смогло бы разлучить Хокану с женщиной, равной ему по силе духа.

Мара сорвала белый цветок, который Хокану осторожно взял у нее из рук. По старой привычке он воткнул стебелек ей в волосы и среди черных прядей заметил серебристые нити, повторяющие цвет лепестков.

— Ты подарил мне чудесную дочь, которая станет моей наследницей, — сказала Мара. — Когда-нибудь у нее появятся братья — твои сыновья.

Хокану оставалось только молча кивнуть. Прошло немало времени, прежде чем он заговорил:

— Есть некое благородное изящество в том, что твой титул унаследует Касума. — В его голосе смешались радость и горечь. — Наша с тобою дочь. Мой отец был бы счастлив узнать, что наши дети станут во главе сразу двух великих династий.

— Он счастлив, — возвестил чей-то голос.

Хокану и Мара в недоумении обернулись. Перед ними согнулся в поклоне Фумита, облаченный в загадочное черное одеяние.

— Тебе не дано знать всю меру его счастья… сын мой. — Никто не заставлял его вслух объявлять об этом родстве, однако он с радостью сделал признание, которое стало возможным только благодаря новому статусу Ассамблеи. Лицо мага осветилось ослепительной улыбкой. — Госпожа Мара, считай себя моей дочерью. — Потом его лицо сделалось бесстрастно-серьезным в преддверии официального заявления. — Я уполномочен известить великую Хозяйку, что Ассамблея провела голосование. Решение было нелегким, однако маги уступили ее требованиям. Отныне наше сословие будет жить по новому закону, введенному Императором Джастином.

Мара уважительно склонила голову. Она подозревала, что Фумита исчезнет быстро и незаметно, как он всегда поступал, закончив дело.

Между тем он почему-то медлил, словно признание отцовства открыло для него врата перемен.

— Сын мой, дочь моя, хочу, чтобы вы знали: вашей стойкости воздали должное. Вы составили честь фамилий Акомы и Шиндзаваи. Как жаль, что мой брат — приемный отец Хокану — не дожил до этого часа.

Хокану хранил невозмутимое спокойствие, но Мара сразу ощутила, что его переполняет гордость. Когда на его лице все-таки проступила едва заметная улыбка, у Фумиты, словно у зеркального отображения, точно так же дрогнули уголки губ.

— Сдается мне, отпрыски рода Шиндзаваи не мастера хранить традиции, — Заметил маг и, обращаясь к Маре, добавил:

— Если бы ты знала, чего стоит любому человеку отказаться от прежнего образа жизни, когда у него обнаруживается магический дар. Таким, как я, — тем, кто к этому времени был уже взрослым мужчиной, успевшим обзавестись семьей, — приходилось особенно тяжело. Иногда мне кажется, что тайны Ассамблеи убили в нас всякое чувство. В этом наша беда. Мы вынуждены были отгородиться от мира стеной, и жестокость перестала нас волновать. Когда повеет свежий ветер перемен, мы возродим утраченную человечность. В конце концов мы возвысимся до того, что открыто выразим тебе свою признательность; мы будем благословлять память госпожи Мары.

Хозяйка Империи обняла мага. Раньше она ни за что не позволила бы себе подобной фамильярности.

— Появляйся почаще при императорском дворе, Фумита. Твою внучку нельзя лишать радости общения с дедом.

Смутившись от избытка чувств, вновь обретя драгоценные семейные узы, Фумита ответил коротким поклоном и через мгновение растворился, чтобы не мешать Маре и Хокану в последние минуты близости.

Струи фонтанов выводили свою мелодию, цветы источали дурманящий аромат. Деликатное появление пажа больше походило на грубое вторжение. Он произнес:

— Госпожа моя, Свет Небес просит своего отца и Хозяйку Империи пожаловать на заседание Совета.

— Политика, — вздохнула Мара. — Что в ней главенствует: наша воля или правила игры?

— Разумеется, правила игры определяют нашу волю, — улыбнулся Хокану. — Иначе я бы никогда не расстался с тобой, госпожа.

Он предложил руку жене, теперь уже бывшей. С достоинством, проистекающим от мужества и незыблемости внутреннего мира, Хокану проводил ее до императорских покоев, куда она вошла в новой роли регента и Хозяйки Империи. Эпилог ВОССОЕДИНЕНИЕ

Глашатай ударил в гонг.

Госпожа Мара сменила позу: подушка с золотой бахромой, лежащая на холодном мраморе, не располагала к приятной расслабленности. Трон Хозяйки Империи не отличался такой роскошью, как императорский, но был столь же неудобным. За те два года, что она состояла регентом при Джастине, она так и не привыкла к этому месту.

Мысли Мары блуждали. Джастин уже не был новичком на троне; с каждым разом он все более разумно подходил к принятию решений, которые требовались от него в День прошений. Он унаследовал от матери способность видеть общие закономерности в запутанных вопросах, а от отца — интуицию. В последнее время Мара выступала скорее советчицей, нежели регентом. Во время утомительных заседаний она могла предаваться собственным раздумьям, полагаясь на то, что Джастин сам обратится к ней, когда захочет узнать ее мнение.

Близился час заката; сквозь купол Тронного зала падали косые лучи солнца. День прошений подходил к концу. К ограде перед императорским возвышением подошли последние просители. Мара еле сдерживалась, чтобы не показать, что у нее слипаются глаза. Джастин произнес традиционные слова, подтверждающие право подданного изложить свое дело:

— Властитель Хокану Шиндзаваи, наши уши сегодня служат ушами богов. — У Джастина ломался голос, и он уже старался говорить взрослым баритоном, но при виде приемного отца так обрадовался, что забыл о всякой чопорности. — Небеса улыбаются от радости, что ты нас посетил. Мы приветствуем тебя от всей души.

Мара мгновенно стряхнула задумчивость. Прибыл Хокану! У нее застучало сердце, когда она посмотрела вниз, чтобы получше его разглядеть. В последний раз их пути пересеклись много месяцев назад на каком-то официальном приеме. Правитель Шиндзаваи, как она помнила, ушел пораньше, чтобы посидеть с женой, которая была беременна его наследником.

Наследниками, поправила себя Мара, когда имперский глашатай выкликнул два имени, и она обратила внимание на два свертка, которые держал на руках Хокану. Поблизости маячили две служанки и кормилица, а рядом с ними — стройная миловидная женщина, робко потупившаяся перед Императором.

Джастин широко улыбнулся. Эту манеру он унаследовал от родного отца, который высмеивал цуранский обычай хранить непроницаемый вид во время протокольных мероприятий. Теперь кое-кто из молодых придворных вопреки неодобрению властителей уже начал подражать Императору, копируя его оживленное выражение лица и откровенные речи, подобно тому как незамужние женщины перенимают одна у другой модные новинки. Джастин с нарочитой развязностью подтолкнул мать локтем:

— Мама, у тебя, наверно, есть что сказать по такому случаю.

Но у Мары не было слов. Глотая слезы, она улыбалась счастливому отцу. Младенцы оказались прелестными. Если уж ей не суждено было родить их самой, то она благодарила небо, что застенчивая Элумани исполнила страстное желание мужа.

— Сыновья? — только и смогла прошептать Мара.

Хокану молча кивнул. В его взгляде читалась та же радость и то же горестное сожаление. Он тосковал без Мары, не мог забыть ее быстрый ум и легкость беседы. Элумани была ласковой, но боги не наградили ее внутренним огнем. Однако она подарила ему то, чего не могла дать Мара: династия Шиндзаваи продолжилась в его наследниках. У Хокану теперь были сыновья, которым предстояло заполнить пустоту, образовавшуюся в его жизни.

Глашатай прочистил горло:

— Властитель Хокану Шиндзаваи представляет Свету Небес своих наследников, Камацу и Маро.

Джастин, как положено, объявил официальное признание:

— Пусть прибывают их силы и радости с благословения богов.

Наконец-то Мара обрела голос:

— Я счастлива за вас обоих. Госпожа Элумани, я польщена и горда. — Она была глубоко тронута, что теперь у нее есть тезка, в жилах которого течет кровь Хокану. С трудом сдерживая рыдания, она продолжала:

— Когда ваши сыновья немного подрастут, буду рада пригласить их в императорскую детскую, чтобы они познакомились со своей сводной сестрой Касумой.

Миниатюрная молодая женщина с каштановыми волосами, стоявшая рядом с Хокану, грациозно поклонилась. Она так и не подняла глаза, только раскраснелась от смущения.

— Это большая честь. — Ее голос звучал мелодично, как у певчей птички. — Хозяйка Империи очень добра.

Вскоре Шиндзаваи откланялись. Мара задумчиво смотрела вслед удаляющейся фигуре в синих доспехах. Тут чувства взяли над ней верх. Закрыв лицо парадным веером, она спрятала внезапные слезы. Сыновья Шиндзаваи. Они воплощали исполнение желаний, мечту о будущем Империи. Близнецы! Казалось, боги постарались загладить вину за смерть ее неродившегося ребенка.

Своим нынешним одиночеством она заслужила такую награду. Встречаться с Хокану, проводить с ним время теперь было невозможно, и она невыносимо скучала, но зато появилась надежда дождаться той поры, когда они без душевных терзаний смогут навещать друг друга, ибо в основе их брака лежала прочная дружба.

Еще раз прозвучал гонг, а затем голос глашатая возвестил о прибытии из Мидкемии нового посла Королевства Островов.

Мара краем глаза взглянула на приближавшуюся группу и тут же снова спряталась за веером. У нее опять дрогнуло сердце.

Вид людей в иноземных одеждах всегда напоминал ей возлюбленного-варвара, так круто изменившего ее жизнь. Трое из прибывших оказались высокими и стройными, а один едва заметно прихрамывал, и от этого Мару захлестнула целая буря воспоминаний.

Она мысленно начала себя поддразнивать. Сердечные дела минувших лет вызывали в ней сегодня непонятную слезливость. Ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы приготовиться выслушать приветствие человека, который пришел из другого мира, который наверняка говорил, чуть гнусавя, на языке цурани, но который был ей чужим. Мара отвела взгляд, дабы не бередить душу чувством потери.

Посол с Островов вместе с сопровождающими подошел к ограждению. К императору обратился барон Майкл Крондорский, официальный представитель Мидкемии, который неоднократно участвовал в церемонии представления послов:

— Ваше Величество, имею честь представить вам посла Островного Королевства…

Он вдруг умолк, и Мара встрепенулась от неожиданности.

Посол поднял руку, чтобы снять украшенную перьями шляпу и отвесить поклон, как это было принято у него на родине, — и остолбенел. Согнутая в локте рука загораживала его лицо. Свита тоже замерла. Имперские Белые не могли скрыть удивления.

Наконец варвар посол снял шляпу и медленно поклонился, не сводя глаз с лица Джастина. По залу пробежал ропот. Мара посмотрела на нового посла, и у нее снова упало сердце. Человек, который напомнил ей о потерянном возлюбленном, уже надевал свою причудливую шляпу с белыми перьями и золотой кокардой. Опасаясь, как бы глаза не выдали ее чувств, Мара поспешила закрыться веером и начала усиленно обмахиваться, чтобы по городу не поползли слухи, будто августейшая регентша без всякой причины льет слезы. До ее слуха донеслись заключительные слова барона Майкла:

— …эмиссара его королевского высочества Лайама, короля Островов.

— Можешь подойти, — сказал Свет Небес совсем по-мальчишески.

Мара услышала, как Имперские Белые открывают проход в ограждении, чтобы посол мог подняться на возвышение и вручить Императору свои верительные грамоты.

Мидкемиец поднялся на первую ступень. Он был обут в сапоги, и его шаги отдавались грохотом в притихшем зале. Мара осторожно сложила веер, а эмиссар Островного Королевства уже шел по верхним ступеням.

Остановившись в трех шагах от трона, он еще раз поклонился. На сей раз шляпа после поклона осталась у него в руке. Мара вгляделась в его лицо.

У нее вырвался беззвучный крик. Профиль этого человека и профиль ее сына, облаченного в белые парадные одежды с золотой каймой, были зеркальными отражениями друг друга. Но черты мальчика только начинали обретать признаки зрелости, тогда как лицо мужчины было испещрено морщинами, какие появляются у светлокожих людей от прожитых лет и палящего солнца. Некогда рыжие волосы обильно припорошились белым, а в расширенных глазах застыло изумление.

Только сейчас Хозяйка Империи поняла все. Ей открылось то, что заметили все собравшиеся, как только посол появился в зале, но тогда Маре мешали широкополая шляпа посла, крутой подъем ступеней и минутное малодушие, заставившее ее спрятаться за веером.

— Кевин, — беззвучно выдохнула Мара.

Аракаси, первый имперский советник, сделал шаг вперед, чтобы принять верительные грамоты. Улыбнувшись, вопреки своему обыкновению, он заметил:

— Ты изменился.

Узнавание было обоюдным. С ответной улыбкой Кевин сказал:

— Ты тоже. Без маскировки тебя не узнать.

Едва взглянув на документы, Аракаси обернулся и произнес:

— Величество, перед тобой барон королевского двора Кевин, посол Островного Королевства.

Джастин кивнул:

— Добро пожаловать. — По его голосу было ясно, что он из последних сил старается хранить достоинство: ведь перед ним стоял его кровный отец, о котором он столько слышал, но видел впервые в жизни.

Мара прикрыла рот рукой, словно желая удержать непрошеные слова. От этого простого движения по телу Кевина пробежала судорога. Его глаза — их синева стала еще ярче — устремились на нее. На его лице, таком знакомом, но все же изменившемся с годами, улыбка боролась с мрачностью.

— Я так и знал, что найду тебя здесь, — приглушенно сказал он, так, что его слышали только находившиеся на возвышении. — Кто же еще мог бы удостоиться титула «Хозяйка Империи»? Но ваш Свет Небес… — Его крупная, выразительная рука указала на Джастина, и взгляд стал острым, как лезвие. — Госпожа, почему же ты мне не сказала?

Можно было подумать, что бывшие возлюбленные остались в огромном зале наедине.

У Мары подступил комок к горлу. Она слишком хорошо помнила их расставание: этот человек, израненный и избитый, до последнего отбивался от охранников, которые по ее приказу должны были насильно отправить его в родные края.

Тогда она не нашла в себе сил выразить все чувства словами. Теперь слова сами рвались наружу:

— Я не решилась тебе сказать. Из-за сына ты бы остался по нашу сторону бездны, а это было бы преступлением против всего, чему ты меня научил. Ты бы никогда не женился, не жил бы для себя. Джастин знает, кто его отец. Ты на меня сердит?

— Джастин, — эхом повторил Кевин, будто пробуя это имя на вкус. — В честь моего отца? — Мара робко кивнула, и Кевин сверкнул взглядом в сторону мальчика, прямо сидевшего на золотом троне. — Сердит?.. — Мара содрогнулась. Он всегда выяснял отношения в самое неподходящее время и не думал понижать голос. — Да я просто взбешен! — Поймав ее взгляд, он стал говорить тише, но тон остался таким же резким. — Меня ограбили! Меня лишили возможности видеть, как растет мой сын!

Лицо Мары залилось краской. Он не утратил способности выводить ее из равновесия. Напрочь забыв о цуранской сдержанности, она начала оправдываться:

— Если бы я этого не сделала, у тебя бы не было других детей.

Кевин хлопнул ладонью по колену. Теперь его голос Доносился даже до тех, кто стоял внизу:

— Госпожа, при чем тут другие дети? У меня нет других детей. Я так и не женился. Я служил принцу Аруте — двенадцать лет сражался с гоблинами и темными эльфами в Хайкасле и Нортуордене. Потом ни с того ни с сего меня вызвали в Крондор и сообщили, что Император Цурануани просит об обмене послами и якобы в Королевстве трудно сыскать более подходящую фигуру, чем я: происхожу из благородного рода (хотя и не могу рассчитывать на наследство — ведь у меня есть старшие братья и дюжина племянников), бегло говорю на цурани. Вот наш король и выбрал меня, вернее, принц Арута произвел это назначение от имени брата; и что же? Я, украшенный орденскими лентами придворный барон, кланяюсь своему сыну, словно ученая обезьяна! — С этими словами мидкемийский посол обернулся к Императору:

— Он совершенно на меня не похож, правда? — Кевин с улыбкой подмигнул Джастину, но, переведя взгляд на Мару, вновь заговорил с ледяной холодностью:

— Надеюсь, твой муж не зарубит меня мечом?

Хозяйка Империи сообразила, что Кевину ничего не известно о тех событиях, которые произошли за последние четырнадцать лет.

— Хокану воспитал этого ребенка, зная всю правду о его зачатии.

Кевин изумился:

— Разве это не властитель Шиндзаваи встретился мне у входа — с юной женой и двумя новорожденными младенцами?

Мара только кивнула.

Но Кевину никогда не изменял дар речи.

— Выходит, ты не замужем? — Мара отрицательно покачала головой. — Но ведь у тебя был муж. Как же удалось таким странным образом обойти цуранскую традицию?

— Это называется расторжением брака по причине бездетности. Хокану требовались наследники, чтобы укрепить правление Джастина и содействовать Благу Империи. Результат ты видел. — Мара попыталась обуздать чувства, боясь упасть в обморок. Она была у всех на виду; какое же смехотворное зрелище она, должно быть, являла собою!

По знаку Мары Аракаси объявил:

— День прошений объявляется закрытым. Всем дозволено разойтись и вознести хвалу нашему Свету Небес.

Собравшиеся расходились неторопливо; большинство нарочно медлили, чтобы уловить обрывки странной беседы, ведущейся на тронном возвышении. Мидкемийская свита пребывала в полной растерянности.

Мара заметила, что на нее обращены взоры доброй сотни людей. И вдруг она поймала себя на том, что ей это безразлично. Она гордо выпрямилась, приняв официальный вид:

— Кевин, придворный барон, посол мидкемийского короля Островов, выполняя материнскую обязанность, представляю тебе твоего кровного сына: это Джастин, Девяносто Второй Император, Свет Небес Цурануани. Смиренно молю богов, чтобы его вид пришелся тебе по душе, а характер сделал честь твоему роду.

Старший глашатай, не веря своим ушам, уставился на Аракаси, ожидая указаний. Первый имперский советник пожал плечами и кивнул; тогда глашатай возвысил голос, чтобы услышали все:

— Кевин из Рилланона, посол короля Лайама, отец нашего Света Небес!

Мара едва не свалилась с подушки: своды зала содрогнулись от восторженных воплей молодых придворных, которые уже успели дойти до дверей. Они ринулись назад, к ограждению, и принялись топать ногами и хлопать в ладоши, чтобы выразить свой восторг. Мару поразило, что каких-то два года нового уклада дали столь зримые всходы: ведь мидкемиец мог стать отцом четырнадцатилетнего мальчика только в одном случае — если он ранее содержался в Империи как военнопленный и раб.

Еще совсем недавно сама мысль о том, что сын раба может стать Императором, стала бы причиной жестокого кровопролития, войны не на жизнь, а на смерть под предлогом отстаивания чести, хотя подлинным мотивом были бы тайные амбиции каждого властителя.

Однако теперь, вглядываясь в лица тех, кто стоял внизу, Мара видела по преимуществу любопытство, удивление и искреннее восхищение. В сознании всех, за исключением горстки самых отъявленных ретроградов, Законы Великой Свободы уже пришли на смену Игре Совета. Все чаще сыновья титулованных отцов стремились занять должность при императорском дворе, вместо того чтобы служить в войсках своего семейства. Именно эти молодые люди, освободившиеся от традиций предков, кричали радостнее всех.

Только что у них на глазах Мара вновь совершила немыслимый дотоле поступок. Впрочем, подданные уже привыкли ожидать от нее самых невероятных шагов.

Тут Джастин, поднявшись со своего трона, сбросил мантию и тиару на руки слуге, а сам кинулся в объятия отца, которого никогда не знал, но чье имя обросло легендами в устах старых слуг Акомы.

Мара со слезами на глазах наблюдала за этой сценой. Огромная рука Кевина протянулась к ней и заключила ее в тройственные объятия.

Властительница не удержалась от смеха. Она успела забыть, как он порывист и необычайно силен.

— Хозяйка Империи, — произнес Кевин; его слова тонули в торжествующем реве собравшихся, — ты властительница сюрпризов! Надеюсь, мне будет дозволено бывать в императорских покоях, чтобы поближе узнать сына и возобновить старинное знакомство с его матерью?

Мара глубоко вздохнула, ощутив запах незнакомого меха, неведомых пряностей, шелков, вытканных чужеземным способом в далекой холодной стране, которую она намеревалась когда-нибудь посетить, переправившись через Бездну. Ее захлестнула такая волна страсти, которая грозила сбить ее с ног.

— У тебя будет целая жизнь для общения с сыном, — прошептала она так, чтобы ее слышал только Кевин. — И столько лет, сколько ты сам пожелаешь, для продолжения знакомства с его матерью, если только тебя не отзовет твой король.

Кевин расхохотался:

— Лайам не чает, как от меня избавиться. На границе теперь затишье, и такому бузотеру, как я, там делать нечего. — С этими словами он еще крепче привлек ее к себе, переполняемый простой земной радостью.

В этот миг над Священным Городом зазвучали гонги храмов. Сладостная музыка поплыла над императорскими покоями и садами — это жрецы Двадцати Великих Богов запели вечернюю молитву. День прошений подошел к своему завершению.

Кевин отступил на шаг и улыбнулся женщине, которая ни на день не отпускала его сердце.

— Ты хозяйка чего-то большего, чем вся эта Империя, — сказал он, смеясь, и приветственные возгласы, звучавшие в зале, не смолкли, когда, взяв за руки единственную женщину, которую любил, и их сына-императора, он повел их вниз с высокой тронной пирамиды.

Раймонд Фейст Коготь серебристого ястреба (Конклав теней — 1)

Посвящается Джейми Энн, научившей меня тому,

о чем я даже не подозревал.

Часть 1 СИРОТА

Смерть подошла и шепчет внятно.

Увы, невнятно это мне.

Уолтер Сэведж Лэндор

(перевод Я. Фельдмана)

1 ОБРЕТЕНИЕ ИМЕНИ

ОН ЖДАЛ.

Поеживаясь, мальчик жался к тлеющим углям небольшого костерка. Он давно не спал, поэтому — его светло-голубые глаза глубоко запали в темных глазницах. Он медленно шевелил сухими, потрескавшимися губами, повторяя заклинание, услышанное от отца. Горло болело, когда он произносил святые слова. Его черные волосы припорошила пыль, оттого что приходилось ночевать на земле; он заранее решил не смыкать глаз в ожидании видения, но усталость уже трижды брала свое. Несколько дней голода еще больше подчеркнули его худобу и обрисовали высокие скулы, и теперь он выглядел костлявым и бледным. Из одежды на нем была только набедренная повязка, в каких обычно ожидают прихода видения. В первую же ночь он почувствовал, как ему не хватает кожаной рубахи и штанов, прочной обуви и темно-зеленой накидки.

Ночное небо приобрело предрассветный серый оттенок, звезды начали бледнеть. Казалось, сам воздух замер в ожидании первого вздоха нового дня. Наступившая тишина завораживала и пугала, и мальчик на секунду задержал дыхание, подражая окружающей его природе. Но тут его коснулось почти неуловимое дуновение ветра, мягчайшее дыхание ночи, и он снова начал вдыхать воздух.

Когда небо на востоке посветлело, он протянул руку и, взяв сосуд из тыквы, сделал несколько неторопливых мелких глотков, растягивая удовольствие. Это все, что ему было позволено до прихода видения, зато потом он сможет спуститься вниз, домой, и по дороге, в миле оттуда набрать воды из ручейка.

Вот уже два дня он сидел у вершины горы Шата-на-Хиго, где мальчики обретали статус мужчины, и ждал видения. Перед этим он постился, пил только травяной чай и воду, затем, отведав традиционную еду воина — сушеное мясо, черствый хлеб и горький травяной отвар, — он полдня карабкался по пыльной тропе восточного склона святой горы, пока не добрался до крошечной впадины в десятке ярдов от вершины. На площадке едва разместились бы шесть человек, но мальчику, начавшему третий день ритуала, она показалась просторной. Детство, проведенное в большом доме среди многочисленных родичей, не подготовило его к одиночеству, он впервые в жизни проводил так много времени без компании.

Как повелось среди его народа оросини, мальчик начал ритуал возмужания за три дня до летнего солнцестояния, который жители низины называли праздником Банаписа. Ему предстояло встретить новый год и окончание детства в размышлениях о традициях семьи и клана, своего племени и народа и воззвать к мудрости предков. Пришла пора самоуглубления и медитации, во время которой мальчику следовало осознать свое место в мире и ту роль, которую ему отвели боги. Именно в этот день он должен был получить свое мужское имя. Если все сложится удачно, то он еще успеет домой на вечерний праздник.

Ребенком его звали Киели, уменьшительное от Киелианапуна, то есть рыжая белка, умный и шустрый зверек, обитавший в родных лесах. Оросини считали белку знаком удачи — ее никогда не видно, но она всегда где-то рядом. И Киели тоже слыл везунчиком.

Мальчик не мог справиться с охватившей его дрожью, за свою жизнь он почти не нагулял жира, так что скудный запас подкожных отложений не спасал от ночной свежести. Даже в середине лета на вершинах гор в его стране было холодно после захода солнца.

Киели ждал видения. На его глазах небо неторопливо светлело, переходя от серого к бледно-голубому, а потом и розоватому оттенку по мере восхода солнца. Он увидел, как солнечные лучи коснулись далеких вершин, и вот уже бело-золотистый шар возвестил о наступлении еще одного дня одиночества. Киели отвел взгляд от поднявшегося над горами солнечного диска, понимая, что иначе ослепнет. Наконец солнце начало разгонять ночную промозглость, и он перестал дрожать. Киели поначалу сгорал от нетерпения, но потом усталость притупила остроту ощущений, он почти успокоился и погрузился в размышления.

Все мальчики племени оросини проходили через этот ритуал в одном из многочисленных святых мест, разбросанных по всей стране. Бессчетное количество лет мальчики карабкались к вершинам и возвращались оттуда мужчинами.

Киели кольнула зависть, когда он вспомнил о своих сверстницах в деревне, сидящих сейчас в круглом доме вместе с женщинами, болтающих и поющих. Девчонки почему-то обретали свои женские имена без лишений и мук, выпадавших на долю мальчиков. Киели тут же отогнал от себя эту мысль: задерживать внимание на том, что тебе не подвластно, — пустые хлопоты, как сказал бы его дедушка.

Он вспомнил деда, Смешинку В Глазах. Дед последний говорил с ним, перед тем как Киели вышел на одинокую тропу, уводившую из родной деревни. Старик, как всегда, улыбался; Киели вообще не мог припомнить, чтобы улыбка когда-нибудь сходила с его лица. Дед прожил в горах почти восемьдесят лет, и лицо его теперь напоминало коричневую дубленую кожу, но, несмотря на все годы, проведенные под лучами солнца, клановая татуировка на его левой щеке по-прежнему не выцвела.

Мужественное лицо старика с глазками-буравчиками всегда обрамляла седая шевелюра до плеч. Киели пошел больше в деда, чем в отца: у обоих была кожа оливкового цвета, становившаяся летом темно-коричневой и никогда не обгоравшая на солнце, и в юности у деда тоже были волосы черные как вороново крыло. Деревенские жители поговаривали, что без чужака тут не обошлось; мол, в их семейство когда-то давно, несколько поколений тому назад, затесался невесть кто, ведь все оросини были светловолосыми.

Прощаясь, дедушка прошептал:

— Когда в день летнего солнцестояния сосуд с водой опустеет, помни: если боги до того момента не сообщили твоего имени, значит, тебе позволено выбрать его самому.

А потом старый вожак шутливо стиснул его в крепком объятии и вытолкнул на тропу. Другие мужчины деревни Кулаам смотрели на них издалека, улыбались и даже смеялись, радуясь предстоящему празднику, ведь пора, когда юноша обретает мужское имя, всегда сопровождается весельем.

Киели запомнил напутствие дедушки и теперь сомневался лишь, случалось ли какому-нибудь мальчишке действительно получить свое имя от богов. Взвесив на ладони сосуд, он решил, что воды ему не хватит и до полудня. Киели знал, что найдет воду, спустившись до середины тропы, где течет ручей, но он также знал, что для этого ему придется покинуть впадину, когда солнце будет в зените.

Он посидел тихонько, вспоминая родную деревню, — мысли проносились у него в голове, как пенистые гребешки по ручью. Потом он решил, что если ни о чем не думать, если не стараться изо всех сил найти свое видение, то оно придет само по себе. Он скучал по семье и хотел вернуться домой как можно скорее. Его отец, Лосиный Зов На Рассвете, был для него образцом для подражания — сильным, дружелюбным, добрым и решительным, бесстрашным в бою и нежным с детьми. Киели скучал по матери, Шепоту Ночного Ветра, и своей младшей сестренке, Милиане, но больше всего он тосковал по старшему брату, Солнечной Руке, который прошел через свой ритуал видения всего два года тому назад; когда он вернулся домой, оказалось, что у него сгорела на солнце вся кожа, если не считать бледного отпечатка собственной ладони, пролежавшей на груди весь день. Дедушка тогда еще пошутил, что Рука не первый мальчик, увидевший свое видение во сне. Рука всегда был добр со своими младшими братишкой и сестренкой. Он приглядывал за ними, когда мать уходила в поле собирать колоски, в лесу показывал им лучшие ягодные места. При воспоминании о тех ягодах, смешанных с медом и намазанных на теплый хлеб, у него потекли слюнки.

Праздник будет веселым, а мысль об угощении, поджидавшем его внизу, вызвала у Киели голодные спазмы. Когда он вернется, ему позволят сидеть в длинном доме вместе с мужчинами, а не торчать в круглом доме вместе с матерью, остальными женщинами и детьми. От этой мысли у него защемило в груди, ведь пение женщин, занимавшихся домашними делами, их смех и болтовня, сплетни и шутки были частью его жизни столько, сколько он себя помнил. Тем не менее он с гордостью предвкушал, как будет отныне проводить время среди мужчин клана.

Его снова охватила дрожь, но солнце продолжало светить, и мальчик, вздохнув, постарался расслабиться. Он вытянул онемевшие ноги, потом встал на колени и занялся костром. Несколько свежих веток занялись от тлеющих угольков, он подул на пламя, и оно разгорелось как следует. Когда воздух окончательно прогреется, он больше не будет заниматься костром, пусть тот погаснет сам по себе, но сейчас он наслаждался близким теплом.

Прислонившись спиной к скале, медленно согревавшейся на солнце, Киели сделал еще один глоток воды, после этого тяжело вздохнул и снова обратил взгляд на небо. «Ну где же это видение? — думал он. — Почему боги до сих пор не дали мне нового имени?»

Этому имени предстояло стать ключом к его на-ха-тах, тайной сути его существа, той самой, что известна только ему и богам. Люди будут знать его имя, ведь он сообщит его с гордостью, но никто не узнает, каково было его видение и что оно сказало ему о том месте, которое он займет в мире, о его миссии, предназначенной ему богами, или о его судьбе. Дедушка когда-то рассказывал, что очень немногие мужчины действительно разобрались в своем на-ха-тах, хотя сами этого не сознают. Видение — это лишь первый намек богов на то, что они предназначают этому мужчине. Иногда, рассказывал дедушка, задача очень проста — быть хорошим мужем и отцом, заботиться о благосостоянии деревни и всего народа, служить примером для других, и тогда, возможно, окажется, что его истинное предназначение в том, чтобы стать отцом для кого-то избранного, особенного, нарифа, но этот план становится ясен только спустя много лет после смерти мужчины.

Киели знал, что мог бы сказать ему дедушка в эту секунду: не нужно так волноваться, просто откинь все заботы и позволь богам довести до тебя их волю. Киели знал, что отец сказал бы то же самое, добавив лишь одно: чтобы охотиться, или держать совет в длинном доме, или быть хорошим мужем, для начала нужно научиться терпеть и слушать.

Мальчик закрыл глаза и прислушался к шуму ветра в горах. Ветер что-то ему говорил, шелестя кронами кедров и сосен. Иногда ветер мог быть и жестоким, прорываясь сквозь самый теплый мех своим острым морозным дыханием. А иной раз он нес благословенную прохладу в жаркий летний день. Отец научил Киели различать голоса ветра, внушив сыну, что познать язык ветра — значит слиться с ним в одно целое. Ястребы и орлы, гнездящиеся среди горных вершин, вот кто в совершенстве владеет этим языком.

Тихое утро пронзил громкий визг, Киели резко повернул голову и увидел всего в нескольких ярдах от того места, где он лежал, серебристого ястреба, напавшего на кролика. Это был самый редкий вид из всех ястребов, обитавших в горах, — серое оперение с черными вкраплениями на голове и шее, но маслянистые отблески перьев делали птицу серебряной, когда она проносилась на фоне чистого неба. Один взмах крыльев — и ястреб, крепко схватив затрепыхавшуюся жертву, взмыл вверх. Словно котенок в зубах у матери, кролик безжизненно повис в птичьих когтях, явно смирившись со своей судьбой. Киели знал, что животное впало в транс — природа проявляла доброту, притупляя его боль и страх. Как-то раз он уже такое видел, когда на земле неподвижно лежал раненный стрелой олень и ждал, что охотник из сострадания нанесет последний удар ножом.

А вдалеке лениво кружили другие птицы, ловя теплые волны от быстро нагревавшихся скал, чтобы затем отправиться на поиски собственных жертв. Он знал, что это грифы. Их огромные крылья позволяли им планировать в волнах теплого воздуха, осматривая местность в поисках падали или умирающего животного. На земле они неуклюже скакали к туше павшего животного, но в воздухе были великолепны.

На юге он заметил чернохвостого коршуна, зависшего в воздухе; опустив хвост и быстро сделав два-три взмаха крыльями, птица замерла, чтобы чуть снизиться, потом снова последовали несколько взмахов — и вот уже коршун нацелился на жертву. С невероятной, почти сверхъестественной быстротой и точностью хищник ринулся на землю, выпустив когти и наклонив голову, и уже через секунду взмыл вверх, держа в лапах попискивающую полевку.

Издалека до мальчика доносились звуки леса. Мелодия дня отличалась от ночной, но в эту минуту дневные обитатели лесов начинали обнаруживать свое присутствие, тогда как их ночные соседи уже искали укрытия, чтобы поспать. Где-то поблизости трудился дятел, выискивая насекомых в коре дерева. По стуку Киели понял, что это большая птица с красной макушкой добывает себе пропитание: такие дятлы выстукивают медленно, громко и настойчиво, этот ритм совершенно не похож на более изящное стаккато их меньших собратьев с голубыми крыльями.

Солнце поднялось еще выше на утреннем небе, и вскоре костер погас; впрочем, он уже был не нужен, так как скалы успели вернуть себе дневное тепло. Киели поборол желание допить остатки воды, понимая, что следует сохранить их до тех пор, пока он не будет готов спуститься на ведущую к дому тропу. Напиться вволю он еще успеет у ручья, но сначала нужно туда добраться, а если сейчас он израсходует всю воду, то, вполне возможно, вообще не сумеет проделать этот путь.

Мальчики редко погибали в горах, но все же такое случалось. Племя старалось как можно лучше подготовить каждого ребенка, но те, которым не удалось пережить суровый ритуал обретения имени, считались обделенными богами, и скорбь их родственников вносила горестную ноту в празднование летнего солнцестояния.

Жара нарастала, воздух стал совсем сухим, и неожиданно Кнели понял, что приближается са-тата. Ветер с севера весь год приносил с собою холод, но летний ветер с запада с каждой минутой становился все жарче и суше. Мальчик и раньше видел, как трава сгорала на корню, становясь коричневой и ломкой, и плоды на ветвях лишались всех соков меньше чем за три дня, если дул этот ветер. Мужчины становились беспокойными, а женщины раздраженными, когда са-тата задерживался больше чем на несколько дней, и кожа у всех горела. В такие дни Киели с братом купались в реках и озерах, но по дороге домой они успевали так обсохнуть, как будто вообще не погружались в прохладную воду.

Киели также понимал, что над ним нависла опасность: если он здесь останется, са-тата высосет из его тела все соки.Мальчик взглянул на небо и определил, что до полудня ждать не больше двух часов. Он посмотрел на солнце, проделавшее уже полпути до своего зенита, и заморгал от навернувшихся слез. Он позволил себе на несколько мгновений отключиться, размышляя, кого посадят с ним рядом на празднике. В эти минуты, пока Киели ожидал в горах знака от богов, его отец встречался с отцом какой-нибудь юной девушки из местных. У них в деревне были три подходящие девушки, каждая из которых могла стать невестой Киели: Рапануана, дочь Дыма В Лесу, Джанатуа, дочь Сломанного Копья, и Перышко Синекрылого Чирка, дочь Подпевающего Ветру.

Перышко Синекрылого Чирка была на год его старше и получила свое женское имя тоже на год раньше, но ни в одной из соседних деревень для нее не нашлось сверстника, кому бы ее просватать. В этом году таких оказалось целых шестеро, включая Киели. У этой девчонки было какое-то странное чувство юмора — Киели никогда не понимал, почему она все время хихикает, что находит смешного. Она часто веселилась, глядя на него, и он испытывал неловкость, если попадался ей на глаза. Хотя он хорошо это скрывал, он даже ее побаивался. Но Рапануана была толстой и взбалмошной, а Джанатуа костлявой и настолько застенчивой, что вообще теряла дар речи в обществе мальчиков. Перышко Синекрылого Чирка была сильной и высокой и прищуривала глаза цвета меда всякий раз, заливаясь смехом. Ее светлая кожа, гораздо светлее, чем у остальных девчонок, была усеяна веснушками, а овальное личико обрамляла густая шевелюра цвета летней пшеницы. Киели молился богам, чтобы его отец отправился именно к ее отцу в ночь перед летним солнцестоянием. Потом вдруг его охватила паника, когда он понял, что отец вполне мог встретиться с кем-нибудь из близлежащих деревень: например, с отцом туповатой Пиалуи или хорошенькой, но вечно всем недовольной Нандии!

Мальчик вздохнул. Здесь он был бессилен. Он слышал много историй, какие обычно рассказывают у костра, о тосковавших друг по другу мужчинах и женщинах; множество из этих сказаний было заимствовано у певцов из долин, которым иногда случалось забредать в горы, где жило племя оросини. Тем не менее так повелось среди его народа, что отец всегда выбирал невесту сыну или жениха дочери. Иногда мальчик — нет, поспешил поправить себя он, мужчина — возвращался с гор, получив свое имя, и обнаруживал, что на празднике по случаю его возмужания рядом с ним не будет никакой невесты и ему придется ждать еще целый год. И совсем редко случалось, что никто из отцов не желал отдавать свою дочь новоиспеченному мужчине, и тогда тот покидал деревню и отправлялся на поиски жены или смирялся с одиночеством. Один раз Киели слышал о вдове, чей отец умер раньше ее мужа, и тогда женщина приняла в свою хижину какого-то скитальца, но никто из окружающих не считал это настоящим браком.

Киели снова вздохнул. Ему хотелось, чтобы все поскорее закончилось. Он мечтал поесть и отдохнуть на собственной постели, он мечтал, что его подругой станет Перышко Синекрылого Чирка, пусть даже она его смущает.

Шум, донесшийся с ветром, подсказал мальчику, что где-то недалеко бродит медведица с детенышем. Киели насторожился, заслышав встревоженный рев зверя. Черную медведицу явно что-то напугало, раз она так близко подошла к горе. Наверное, какая-нибудь большая кошка — сюда могли забрести леопард или пума, но только не пещерный лев — так высоко в горы львы не забирались. «Может быть, вышел на охоту летающий ящер?» — подумал мальчик, вдруг ощутив себя маленьким и беспомощным среди голых скал.

Сородич дракона, летающий ящер, мог легко справиться с несколькими умелыми воинами, поэтому для такого зверя мальчишка с ритуальным кинжалом в одной руке и сосудом с водой в другой — лишь легкая закуска.

Медведицу могли спугнуть и другие животные, вышедшие на охоту; дикие собаки и волки обычно избегали медведей, но были не прочь закусить медвежонком, если удавалось отогнать мать от одного из детенышей.

А может быть, переполох вызвали люди.

Вдалеке он заметил целую стаю грифов. Мальчик вскочил, чтобы лучше их рассмотреть, и почувствовал, как у него от резкого движения закружилась голова. Опершись одной рукой о скалу, он пристально вглядывался вдаль. Солнце поднялось достаточно высоко и рассеяло утреннюю дымку, так что он ясно видел, как кружат вдали грифы и коршуны. О зоркости Киели в родной деревне ходили легенды: не многие могли видеть на таком расстоянии, как он. Дедушка подшучивал: мол, у внука, может, и есть какие-то недостатки, но глаз у него ястребиный.

В первое мгновение Киели даже не осознал смысл увиденного, но потом до него дошло: птицы кружат над деревней Капома! Тревога пронзила его как стрела, и, ни секунды не колеблясь, он начал спускаться по тропинке. Капома располагалась ближе остальных к его родной деревне.

Существовало только одно объяснение увиденному: у Капомы идет битва. Мальчика охватила паника. Более того, ясно, что никто не позаботился о мертвых. Если по долине бродят налетчики, то Кулаам будет их следующей целью!

Голова у него пошла кругом от мысли, что его семья сражается без него. Мальчишкой ему дважды приходилось оставаться в круглом доме вместе с женщинами, пока мужчины отражали натиск налетчиков. В первый раз это была клановая битва с мужчинами из деревни Каханама, а во второй — сражение с гоблинами, напавшими, чтобы забрать детей для своих дьявольских жертвоприношений. Мощное укрепление вокруг деревни выдержало обе атаки. «Кто на этот раз?» — спрашивал себя мальчик, скатываясь по крутой тропе.

Моррелов, темных эльфов, иначе известных как Братство Темной Тропы, не видели в этих районах с тех времен, когда дедушка Киели был еще мальчиком, а тролли обычно обходили племя оросини стороной. Клановые междоусобицы временно затихли. Жители Высоких Пределов на северо-востоке в последнее время стали на удивление миролюбивыми, а Латагору и герцогству Фаринда на юге нечего было делить с племенем оросини.

Значит, налетчики. Работорговцы из города Инаска или Сторожевого Поста, что в Мискалоне, иногда отваживались на вылазки в горы. Рослые, сильные, рыжеволосые и светловолосые оросини высоко ценились, выставленные на торги в Империи Великого Кеша. Страх сковал Киели, лишая его возможности думать.

Он допил скудные остатки травяного настоя, прикрепил тыквенный сосуд к поясу веревкой, затем, пошатываясь, сделал несколько шагов по траве и потерял равновесие. Пытаясь удержаться, он лишь ударился о большой валун и повредил левую руку. Перелома не было, но от плеча к локтю расплылось огромное красное пятно, которое неминуемо превратится в темный синяк. Шевелить рукой было больно. Мальчик попытался подняться, но тут живот скрутило от боли, он снова опустился на землю, и его вырвало.

Все поплыло перед глазами, окрасившись в ярко-желтый цвет, и Киели распластался на тропе. Небо над головой стало ярко-белым, солнце обжигало лицо, глаза его постепенно теряли зоркость. Казалось, земля под ним разверзлась и он падает в бездонную темную пропасть.

Он очнулся оттого, что левую руку пронзила боль. Открыл глаза: все кружилось. Затем ему удалось сконцентрировать взгляд, и он кое-что увидел.

На его руке покоился вытянутый коготь. Киели не повернул головы, просто скосил глаза. В нескольких дюймах от его носа сидел серебристый ястреб, согнув одну лапу так, чтобы когтями держать его руку. Когти впивались в кожу, но не прокалывали ее. Словно желая пробудить оглушенного мальчика к жизни, ястреб слегка сжал когти.

Киели невольно взглянул в черные глаза птицы. Та снова сжала когти, и боль опять пронзила его руку. Киели не мог отвести от ястреба глаз. И тут в его голове зазвучали слова:

«Встань, мой младший брат. Встань и будь когтем для своего народа. Ты чувствуешь мой коготь на своей руке. Запомни, ты тоже можешь удерживать и защищать, прогонять и мстить».

Киели ясно услышал эти слова. Внезапно он оттолкнулся от земли и выпрямился в полный рост, удерживая ястреба на руке.

Птица захлопала крыльями, чтобы удержаться.

Забыв на секунду о боли, Киели принялся разглядывать ястреба. Тот тоже разглядывал его, а потом наклонил голову, словно кивнул в знак согласия. Они еще раз сцепились взглядами, после чего птица, издав резкий крик, взмыла ввысь, ее крылья только раз щелкнули над ухом юноши. Киели почувствовал еще один болезненный укол и, потянувшись, дотронулся до правого плеча. Только тут он обратил внимание, что на руке остались мелкие отметины от когтей птицы.

«Неужели это и было моим видением?» — удивился он. Он никогда не слышал, чтобы ястреб вел себя подобным образом. Затем он вспомнил причину, по которой торопился с горы.

Горячее солнце по-прежнему поджаривало скалы вокруг него. Киели чувствовал слабость, левая рука беспрестанно ныла, но ум его был ясен, и он знал, что доберется до ручья. Юноша продолжил свой путь, осторожно ступая среди камней, чтобы вновь не упасть и не пораниться еще больше. Если его племени суждено участвовать в битве, то, несмотря ни на какие раны, он встанет рядом с отцом и другими родственниками, чтобы защитить свой дом. Ведь он теперь мужчина.

Киели споткнулся на пыльной тропе, каждый шаг давался ему с трудом, левая рука не позволяла о себе забыть, сковывая его движения мучительной болью. Тогда он призвал на помощь притупляющее чувства заклинание, чтобы уменьшить боль. Вскоре боль действительно отступила, хотя заклинание оказалось не таким чудодейственным, как об этом рассказывал дедушка; рука по-прежнему ныла, но, по крайней мере, теперь у него от боли не кружилась голова.

Он дошел до ручья и сразу нырнул в него, что было, конечно, глупостью с его стороны, так как рука буквально взорвалась от боли. У него перехватило дыхание, Киели принялся хватать ртом воздух и чуть не захлебнулся. Тогда он перевернулся на спину, отплевываясь, и еще целую минуту после этого откашливался. Наконец он встал на мелководье на четвереньки и стал глотать воду. Напившись, быстро наполнил водой тыквенный сосуд, снова привязал его к поясу и продолжил путь.

Его мучил голод, но, утолив жажду, он сумел привести мысли в порядок. До деревни предстояло шагать не меньше двух часов. Если бежать, то он окажется дома в три раза быстрее, хотя при такой слабости вряд ли ему удастся пробежать весь путь. Вскоре он вошел в густой лес, где было не так жарко, и ускорил шаг, переходя на трусцу на открытых участках тропы и стараясь двигаться бесшумно. Все его мысли занимала предстоящая битва.

На подходе к деревне Киели услышал шум боя. Потянуло дымом. Женский крик пронзил его сердце так, словно в него ударили ножом. Не был ли это крик его собственной матери? Не важно, кто кричал, важно то, что эту женщину он знал всю свою жизнь.

Киели крепко зажал в правой руке ритуальный кинжал. Как он сейчас жалел, что одна рука бездействует и что у него нет меча или копья! Жаркими днями он не испытывал необходимости в обычном одеянии, хотя по ночам вспоминал о плаще и рубахе, но именно в эту минуту он почувствовал себя особенно уязвимым. Тем не менее он поспешил вперед, мысли о битве притупили боль в руке и заставили позабыть об усталости.

Удушающие клубы дыма и треск пламени предупредили о страшном зрелище за секунду до того, как он его увидел. Он достиг той точки тропы, где она выходила из леса и огибала огороды, прежде чем подвести к укреплению. Ворота оказались открытыми, как всегда было в мирное время. Никакой враг никогда не нападал в день летнего солнцестояния, когда объявлялось всеобщее перемирие, даже в военное время. Оглядев деревянные стены и земляной вал, мальчик понял, что враги промчались в ворота еще до того, как прозвучал набат. Большинство жителей в то время находились на центральной площади, готовясь к пиру.

Повсюду полыхал огонь. Киели разглядел в черных клубах дыма всадников и очертания тел на земле. Мальчик замер, обдумывая следующий шаг. Пробежать дальше по тропе означало стать мишенью. Он решил сделать круг вдоль леса и подойти к деревне с другой стороны, где стоял дом Табуна Скакунов.

Он двинулся вправо, откуда дул ветер, и вскоре дым рассеялся. Перед ним предстала картина бойни. Многие из его друзей лежали бездыханными на земле. Он с трудом верил своим глазам.

По деревне, поджигая жилища, носились всадники, облаченные не в форму, а в разномастные одежды. Наемники или работорговцы, решил Киели. Потом он увидел на некоторых плащи с гербом герцога Оласко, правителя всесильного герцогства, расположенного на юго-востоке. Но к чему им помогать налетчикам, напавшим на горное племя оросини?

Достигнув задворок дома Табуна Скакунов, Киели продолжил путь ползком. За углом он разглядел лежавшего неподвижно воина-оласканца. Отбросив в сторону свой кинжал, Киели решил завладеть мечом убитого. Если никто не заметит, то он попытается заодно вынуть круглый щит из левой руки убитого. Держать щит больной рукой будет нелегко, но зато это может спасти ему жизнь.

Шум боя раздавался на другом конце деревни, поэтому Киели рассчитывал напасть на врагов с тыла. Добравшись до солдата, он на секунду замер.

Из-за дыма он едва мог разглядеть двигавшиеся вдалеке фигуры, но до него доносились крики гнева и боли это его сородичи давали отпор налетчикам.

Глаза защипало от едкого дыма, и он заморгал, смахивая слезы. Перевернув тело убитого на спину, он потянулся к ножнам, но в ту же секунду человек открыл глаза. В первое мгновение Киели замер, а когда рванул на себя меч, воин сделал выпад щитом, угодив ему прямо в лицо.

Киели упал на спину, перед глазами все поплыло, земля ушла из-под ног. Его спасла только врожденная быстрота реакции, ибо когда солдат вскочил с земли и, вытянув из-за пояса кинжал, попытался заколоть Киели, мальчишка увильнул.

Сначала Киели подумал, что ему удалось избежать ранения, но боль тут же пронзила грудь, и хлынула кровь. Рана оказалась неглубокой, но обширной — порез шел от левой ключицы к правому соску и спускался до нижнего ребра.

Киели рубанул отобранным мечом и чуть не выронил его, когда солдат ловко отразил удар щитом.

Последовала новая атака, и мальчик понял, что противник превосходит его во всем. Киели едва сумел избежать удара кинжалом в живот. Если бы солдат действовал мечом, а не коротким кинжалом, то Киели лежал бы теперь на земле с вывороченными наружу кишками.

Страх чуть не сковал юного воина, но тут же отступил, когда Киели вспомнил о семье, сражавшейся не на жизнь, а на смерть всего в нескольких ярдах, за дымовой завесой.

Заметив секундную нерешительность юноши, солдат злобно ухмыльнулся и снова начал наступать. Киели сознавал, что его единственное преимущество — длина лезвия, поэтому он подставил под удар свою израненную грудь, а сам неловко занес меч обеими руками, словно собираясь обрушить его на голову солдату. Как мальчик надеялся, так и вышло: солдат инстинктивно поднял щит, чтобы принять удар, и одновременно отвел в сторону руку с кинжалом для решительной атаки.

Киели, однако, рухнул на колени и, прочертив мечом в воздухе дугу, сильно ударил солдата по ноге, отчего тот с криком упал. Из рассеченных артерий брызнула во все стороны кровь. Вскочив с земли, Киели наступил на руку с кинжалом и, нацелив острие меча противнику в горло, положил конец его агонии.

Мальчик попытался вытереть досуха сжимавшую меч ладонь, но обнаружил, что кровь льется в три ручья из длинного пореза на груди, и понял, что вскоре совсем потеряет силы, если не перевяжет рану. А еще он подумал, что ранение, вероятно, гораздо опаснее, чем ему показалось сначала.

Когда он поспешил на шум битвы, порыв ветра на секунду разогнал дым, и Киели разглядел центральную площадь деревни. Столы с яствами и питьем для целого дня празднования были перевернуты, все блюда валялись на земле, цветочные гирлянды втоптаны в почву, щедро политую кровью. Киели замер от ужаса, у него комок подкатил к горлу. Он заморгал, чтобы не пролить слез, хотя что их вызвало — дым, ярость или отчаяние, — он не знал. Невдалеке лежали три маленьких тельца: ребятишек явно убили в тот момент, когда они бежали в укрытие. Потом он разглядел, что его сородичи выстроились стеной вокруг дома, где, как он знал, прятались женщины и дети. У женщин тоже было оружие — ножи и кинжалы, — чтобы защищать детей, если погибнут мужчины.

Мужчины, которых он знал всю свою жизнь, на его глазах падали замертво один за другим, несмотря на то что отчаянно сражались, защищая свои семьи. Нападавшие солдаты тоже сомкнули ряды, выставив вперед копья, а за их спинами возвышались всадники и спокойно разряжали в селян свои самострелы.

Лучники племени оросини отвечали, как могли, но исход битвы был очевиден даже такому юнцу, как Киели. Он понимал, что не доживет до конца этого дня, но все равно не мог оставаться за спинами врагов, ничего не предприняв.

Он двинулся вперед на нетвердых ногах, направляясь к всаднику на черном коне, в котором угадал предводителя налетчиков. Рядом с ним находился другой всадник в черных одеждах. Волосы его были также черны и забраны за уши, спускаясь до плеч.

Всадник почуял сзади что-то неладное и обернулся как раз в тот момент, когда Киели перешел на бег. Мальчик ясно разглядел его лицо: коротко остриженная темная бородка, длинный нос, придававший ему неприятный вид, и поджатые губы, словно он о чем-то задумался, перед тем как услышал сзади шум. Глаза всадника слегка округлились при виде вооруженного окровавленного мальчишки, потом он спокойно сказал что-то офицеру, и тот тоже обернулся. Всадник в черном не спеша поднял руку, в которой оказался маленький самострел, и прицелился.

Киели понимал, что нужно нанести удар, прежде чем палец врага нажмет на курок. Но за два шага до всадника его колени ослабели. Меч в руках внезапно потяжелел, словно был изготовлен из свинца и камня, да и сама рука не смогла выполнить команду — нанести сокрушительный удар по врагу.

Мальчик находился в одном шаге от черного всадника, когда тот выстрелил. Заряд угодил прямо Киели в грудь, чуть ниже первой раны.

От удара мальчика развернуло, и кровь забрызгала обоих мужчин. Меч отлетел далеко в сторону, выпав из обессилевших пальцев. Киели рухнул сначала на колени, а потом на спину, утратив зрение от боли и шока.

Вокруг что-то кричали, но звук был глухой, и Киели не разобрал ни слова. На секунду зрение к нему вернулось: высоко в небе над ним сделал круг серебристый ястреб, и Киели показалось, что птица смотрит прямо на него. В голове у него вновь прозвучал знакомый голос:

«Не торопись, маленький брат, твое время еще не пришло. Стань моим когтем и прогони наших врагов».

Его последняя мысль была о птице.

2 В ТАВЕРНЕ «У КЕНДРИКА»

КИЕЛИ очнулся от боли. Он не мог заставить себя открыть глаза, но все же понимал, что находится еще на этом свете. До него дотронулись чьи-то руки, и откуда-то издалека донесся приглушенный голос:

— Этот пока жив.

Ему вторил другой голос:

— Давай отнесем его в повозку. Он потерял много крови.

Киели про себя отметил, что все это прозвучало на наречии торговцев, так называемом общем языке, а не на диалекте племени оросини.

Он почувствовал, как его подняли и понесли, и тут снова потерял сознание.

Боль пронизывала все его тело, когда он пришел в себя. Он с трудом открыл глаза и попытался приподнять голову. От усилия нахлынула новая волна боли, желудок сжался, но Киели не вырвало, так как просто было нечем. Невыносимая боль сжала грудь, и он застонал.

Перед глазами все расплывалось, так что он не смог разглядеть, кому принадлежали мягкие руки, толкнувшие его обратно на постель; при этом кто-то приговаривал:

— Лежи спокойно, паренек, дыши ровно.

Киели различал только какие-то смутные очертания и проблески молний в небе. Он заморгал, пытаясь сфокусировать зрение.

— На-ка, — произнес другой голос над ним, и губ коснулась фляга с водой.

— Выпей глоточек, — сказал первый голос. — Ты потерял много крови, и мы уж думали, ты не выживешь.

Глоток воды сразу вызвал спазм, так что Киели отрыгнул то, что выпил.

— Попробуй еще раз, — велел невидимый ему человек.

Киели послушался, и на этот раз ему удалось удержать в себе сделанный глоток. Внезапно его охватила нестерпимая жажда. Он хотел выпить еще, но флягу отняли от губ. Тогда он попытался поднять руку, чтобы схватить флягу. Оказалось, что рука не слушается.

— Я сказал, мелкими глотками, — строго произнес голос.

Фляга вновь оказалась у его рта, и он принялся покорно пить, наслаждаясь прохладной влагой, стекавшей по горлу.

Все свои скудные силы он сосредоточил на том, чтобы удержать выпитую воду. Потом он поднял глаза от края фляги и попытался разглядеть черты лица своего благодетеля, но увидел лишь расплывчатый овал под седой шевелюрой. После этого он вновь погрузился в темноту.

Во время пути они вдруг сделали привал на несколько дней. Киели открыл глаза и увидел, что находится в амбаре или сарае, точнее он не мог определить. А еще он уловил тяжелый запах мокрой земли и заплесневелой древесины и понял, что недавно прошел дождь.

После этого сознание то возвращалось к нему, то снова покидало его. Очнувшись однажды, как он понял, вечером, Киели догадался, что повозка, в которой он лежит, едет по лесу, но совершенно незнакомому лесу. Он сам не знал, отчего вдруг так решил — наверное, краем глаза увидел деревья, абсолютно не похожие на высокие кедры и осины его родных краев. Вокруг росли дубы, вязы и еще какие-то неизвестные ему деревья. Он вновь погрузился в тревожное забытье.

Он помнил, как во время пути ему насильно вкладывали в рот пищу и он заставлял себя глотать, хотя горло протестующе сжималось и грудь жгло, как огнем. Он явно видел тревожные сны, потому что несколько раз просыпался весь в поту, с сильно бьющимся сердцем. Кажется, во сне он звал отца.

Однажды ему приснилось, что он снова в теплом круглом доме вместе с матерью и остальными женщинами. Он почувствовал, что его окутывает их нежность, но тут же проснулся на земле от запаха мокрой почвы и дыма недавно разведенного костра, а по бокам от него спали двое мужчин. Киели бессильно опустил голову на подушку, недоумевая, как он сюда попал. Тут память вернулась, и он вспомнил нападение на родную деревню. На глаза навернулись слезы, и он заплакал, чувствуя, как в душе умирает всякая надежда и радость.

Он не мог сосчитать, сколько дней они пробыли в пути. Знал лишь, что о нем заботились двое мужчин, но не припоминал, называли ли они ему свои имена. Он помнил лишь, что они задавали ему вопросы, а он отвечал, но о чем шла речь, в памяти не сохранилось.

Затем однажды утром к нему вернулась связность мыслей.

Киели открыл глаза и, хотя был еще слаб, отметил, что ясно воспринимает окружающее. Он лежал в большом амбаре со сквозными дверями. Откуда-то, наверное, из конюшни неподалеку, до него доносилось фырканье лошадей. Он лежал под двумя одеялами на соломенном тюфяке. В воздухе чувствовался легкий дымок — наверное, от кованого железного ящика с углями, который использовался как походная печка. В амбаре, полном сена, это было гораздо безопаснее, чем разводить открытый огонь. Киели оперся на локоть и огляделся по сторонам. Дым немного пощипал глаза, но большая его часть улетучивалась в открытые двери. Было тихо, поэтому Киели решил, что дождь прекратился.

Его затекшее тело болело, но уже не так мучительно, как раньше.

На деревянной табуретке сидел какой-то человек и внимательно смотрел на него. Глаза у него были темные, волосы, достигающие плеч, почти сплошь седые, с редкими черными прядями. Обвисшие усы обрамляли рот с плотно сжатыми губами — видимо, человек о чем-то задумался.

Поморгав немного, Киели спросил:

— Где я?

В глазах человека промелькнуло любопытство.

— Ты снова с нами? — риторически поинтересовался он и, на секунду замолчав, крикнул через плечо в сторону дверей: — Роберт!

Двери тут же распахнулись, в амбар вошел второй мужчина и, подойдя к Киели, опустился рядом с ним на колени.

Этот незнакомец оказался старше первого, он был абсолютно седой, но в его взгляде, когда он посмотрел в глаза мальчику, почувствовалась сила.

— Ну, Коготь, как ты себя чувствуешь? — тихо спросил он.

— Какой Коготь?

— Ты сказал, что тебя зовут Коготь Серебристого Ястреба, — ответил старик.

Киели заморгал, пытаясь собраться с мыслями и понять, почему он такое сказал. Потом он вспомнил посетившую его птицу и осознал, что это и было то самое видение, что даровало ему имя. В голове пронеслось далекое эхо: «Встань и будь когтем для своего народа».

— Что ты помнишь?

— Я помню битву… — Он почувствовал, как внутри все оборвалось, на глаза навернулись слезы. С трудом переборов себя, юноша спросил: — Они все мертвы, да?

— Да, — ответил тот, кого звали Роберт. — А что ты помнишь после битвы?

— Повозку… — Киели, которому отныне нужно было называть себя «Коготь», прикрыл на секунду веки, а потом продолжил: — Вы увезли меня.

— Точно, — подтвердил Роберт. — Не могли же мы оставить тебя умирать от ран. — Потом тихо добавил: — Кроме того, нам нужно было кое-что узнать о тебе и о битве.

— Что именно? — спросил Коготь.

— Это может пока подождать.

— Где я? — продолжал задавать вопросы Коготь.

— Ты на хуторе Кендрика.

Коготь порылся в памяти. Ему уже приходилось слышать об этом месте, но подробностей он так и не вспомнил.

— Почему я здесь?

Тот, у кого были обвисшие усы, рассмеялся.

— Потому что мы спасли твое жалкое тело, и это именно то место, куда мы направлялись.

— А кроме того, — добавил Роберт, — это очень хорошее место для отдыха и поправки здоровья. — Он поднялся, и ему пришлось согнуться под низким потолком. — Это хижина лесника, которая пустует уже несколько лет. Кендрик разрешает нам пользоваться своим амбаром и не берет за это плату. В его таверне, конечно, комнаты потеплее, кровати почище, да и еда получше.

— Но зато там побольше глаз и ушей, — добавил его спутник.

Роберт метнул на него взгляд и слегка покачал головой.

Тогда первый сказал:

— Ты носишь мужское имя, а я не вижу никаких татуировок у тебя на лице.

— Битва произошла в тот день, когда я должен был обрести имя, — едва слышно ответил Коготь.

Второй, которого звали Роберт, снова посмотрел на своего товарища, после чего опять переключил внимание на юношу.

— С тех пор прошло больше двух недель, паренек. После того как Паско обнаружил тебя в твоей деревне, ты так с нами и ездишь.

— А кто-нибудь еще выжил? — спросил Коготь срывающимся голосом.

Роберт вернулся к юноше, склонился над ним и осторожно опустил руки ему на плечи.

— Погибли все до одного.

— Ублюдки действовали тщательно, ничего не скажешь, — добавил Паско.

Кто это был? — спросил Коготь. Роберт мягко заставил юношу снова опуститься на тюфяк.

— Отдохни. Паско скоро накормит тебя горячим супом. Ты был на краю гибели. Мы очень долго думали, что тебе не выкарабкаться. Выхаживали тебя только водой и холодным бульоном. Пора тебе восстановить силы. — Он сделал паузу. — Нам есть о чем поговорить, но впереди еще много времени. Очень много времени, Коготь Серебристого Ястреба.

Коготь не хотел отдыхать, он хотел получить ответы на свои вопросы, но ослабевшее тело предало его, он опустился на солому и с удовольствием погрузился в сон.

Проснулся он под пение птиц и почувствовал, что зверски голоден. Паско принес ему большую глиняную кружку горячего бульона и заставил пить не торопясь. Роберта пока нигде не было видно.

Коготь обжегся горячей жидкостью и, выжидая, пока она остынет, спросил:

— Что это за место?

— Таверна «У Кендрика»? Обычное заведение… Построено среди лесов Латагора.

— Почему?

— Что «почему»? Почему мы здесь или почему ты выжил?

— Наверное, и то и другое, — ответил Коготь.

— Сначала отвечу на второй вопрос, — сказал Паско, присаживаясь на низкую табуретку и держа в руке такую же кружку бульона. — Мы нашли тебя посреди побоища, какого я не видел со времен своей юности, когда служил солдатом у герцога Дангаррена, в Фар-Лорене. Мы бы оставили тебя вместе с остальными на корм воронам, если бы я не услышал твой стон… хотя это был даже не стон, а скорее громкий вздох. Ты выжил по воле случая. Ты был весь в крови, да еще эта рваная рана на груди. Не удивительно, что поначалу мы приняли тебя за мертвяка. Однако ты дышал, поэтому хозяин велел забрать тебя. У него добрая душа, будь уверен.

— Мне бы следовало поблагодарить его, — сказал Коготь, хотя его терзало мучительное сознание того, что он остался жив, когда все родные погибли. По правде сказать, в его душе не было ни малейшей благодарности.

— Думаю, он найдет способ, как взять с тебя плату, — сказал Паско, вставая. — Не хочешь немного размять ноги?

Коготь кивнул. Когда он начал подниматься, то оказалось, что все тело болит, а голова кружится. Сил у него не было.

— Осторожно, парнишка. — Паско поспешил протянуть Когтю руку. — Ты слабее новорожденного котенка. Понадобится еще много дней отдыха и хорошее питание, прежде чем ты обретешь былую форму, но сейчас тебе не помешает понемногу начать двигаться.

Паско довел Когтя до дверей амбара, и они вместе переступили порог. Утро было бодряще свежим. Коготь сразу решил, что они находятся в низине: воздух здесь пах совершенно иначе, чем на его родных высокогорных лугах. Ноги у него подгибались, и он был вынужден семенить. Паско остановился и позволил юноше оглядеться.

Они находились на большом конюшенном дворе, окруженном высокой стеной из плотно пригнанных камней. Коготь тут же признал в ней конструкцию укрепления, так как в нескольких местах вровень со стеной поднимались каменные ступени, неподалеку от главной постройки, которая, как он решил, и была таверной. В зубчатой стене виднелись амбразуры, по верху была проложена дорожка, достаточно широкая, чтобы разминуться двум часовым.

Таких больших построек, как эта таверна, Когтю еще не доводилось видеть: по сравнению с ней дома в его родной деревне казались жалкими лачугами. Таверна под каменной черепицей, а вовсе не крытая соломой или хворостом, возвышалась на три этажа. Дом покрасили в белый цвет, а ставни и двери были жизнерадостно-зелеными. Из нескольких труб на крыше валил серый дым.

У стены амбара стояла повозка, и Коготь предположил, что именно на ней его сюда и доставили. Вдалеке он разглядел верхушки деревьев, из чего сделал вывод, что лес вокруг таверны вырублен.

— Расскажи, что ты видишь? — неожиданно поинтересовался Паско.

Коготь бросил взгляд на мужчину, который не сводил с него внимательных глаз. Юноша начал было отвечать, но вспомнил совет деда стараться за очевидным разглядеть суть, поэтому замолчал и жестом попросил Паско помочь ему дойти до ближайших ступеней. С трудом взобравшись на стену, он оглядел окрестности.

Таверна возвышалась в центре поляны, созданной природой, но большое количество пней указывало, что за несколько лет поляну порядком расширили.

— Ну так что ты видишь? — снова спросил Паско.

Коготь, по-прежнему отмалчиваясь, направился по стене в сторону таверны. Пока он шел, перед его мысленным взором предстал весь план постройки под названием «У Кендрика». Но решиться на ответ было трудно. Общим языком он владел не хуже любого мальчишки в деревне, но ему редко доводилось на нем говорить, разве только когда приезжали торговцы… При мысли о родной деревне к нему вернулась неизбывная тоска, но он загнал чувства в глубину и начал подбирать слова. Наконец он произнес:

— Это крепость, а не таверна. Паско заулыбался.

— Вообще-то, и то и другое. Кендрик недолюбливает некоторых своих соседей.

Коготь кивнул. Стены вокруг таверны были толстыми, лес вокруг расчистили так, чтобы у лучников на стене был ясный обзор. Дорога из леса делала резкий поворот к таверне, а потом огибала стену и вела к воротам, сооруженным с другой стороны. Такое укрепление не удалось бы разрушить при помощи пущенной в него горящей повозки, выстояло бы оно и против тарана.

Он еще раз осмотрелся. Лучники в верхних этажах могли создать вторую линию обороны в поддержку тех, которые выстроились на стене. Коготь повнимательнее посмотрел на двери и увидел, что они укреплены железными полосами. Наверное, изнутри они запирались на засов. Такие двери по силам взломать разве что великанам с тяжеленными топорами. Потом Коготь перевел взгляд наверх и заметил над каждой дверью по отдушине. Из любой можно было лить горячее масло или кипяток на головы нападающих.

Наконец юноша произнес:

— Должно быть, соседи у него неприятные.

— Не сомневайся, — хмыкнул Паско.

Пока они стояли на стене, разглядывая таверну, дверь ее открылась и появилась какая-то девушка с большим ведром. Бросив взгляд наверх, она махнула рукой.

— Привет, Паско!

— Привет, Лила!

— Что за приятель у тебя появился? — поинтересовалась она. На вид ей можно было дать на несколько лет больше, чем Когтю. В отличие от девушек его родного племени она была темненькой: смуглая кожа с оливковым оттенком и черные как ночь волосы. Большие карие глаза заискрились, когда она рассмеялась.

— Так, один паренек, на дороге подобрали, — ответил Паско. — Оставь его в покое. Тебе и без того ухажеров хватает.

— Нет, не хватает! — задорно прокричала она и, качнув ведром, продолжила свой путь. — Мне бы не помешал помощник, чтобы принести воды. — Она зазывно улыбнулась.

— Ты здоровая и сильная, а он, посмотри, совсем слаб после ранения. — Паско помолчал немного, потом спросил: — А где Ларс и Гиббс?

— Кендрик куда-то их отослал с поручением, — ответила Лила на ходу.

Когда девушка скрылась из виду, Коготь спросил:

— Что мне теперь делать?

Его охватывали тоска и чувство беспомощности, каких он не знал за всю свою недолгую жизнь. Остаться без семьи… При мысли о родной деревне слезы снова навернулись ему на глаза. Племя оросини отличалось эмоциональностью: сородичи Киели всегда бурно выражали радость, а во времена печали не стыдились слез. Но в присутствии чужаков они вели себя сдержанно. Все это теперь потеряло для Когтя всякий смысл, и он позволил слезам катиться по лицу.

Паско, притворившись, что ничего не замечает, ответил:

— Ты лучше спроси у Роберта, когда он вернется. Я делаю лишь то, что мне велят. Ты действительно обязан ему жизнью, поэтому за тобой должок. А теперь давай еще немного проветримся, а потом пойдешь обратно в амбар отдохнуть.

Когтю хотелось как следует все здесь осмотреть, ведь в такой огромной постройке, как эта, наверняка множество диковин, решил он. Но Паско повел его обратно в амбар, и, добравшись до тюфяка, Коготь даже обрадовался, что не предпринял долгую прогулку, так как совершенно выбился из сил. Все тело болело, и юноша понял, что даже самыми осторожными движениями бередит плохо затянувшуюся рану, которой предстояло еще долго заживать. Он припомнил случай, когда Медведя На Задних Лапах ранил клыком дикий кабан. Бедняга хромал почти полгода, прежде чем нога обрела былую гибкость.

Коготь прилег на тюфяк и закрыл глаза, а Паско тем временем тихонько возился с вещами, перенесенными из повозки. Еще каких-то полчаса назад, только проснувшись, юноша чувствовал себя вполне бодрым, но сейчас сон одолел его мгновенно.

Коготь от природы был терпелив, а потому в следующие дни не стал надоедать Паско расспросами. Ему было ясно, что этот человек неразговорчив, к тому же ему велели не слишком распускать язык. Так что Когтю предстояло выяснить все самому, используя собственную смекалку и наблюдательность.

Мысль о гибели его народа никогда не покидала Когтя, как и боль потери. Он целую неделю лил слезы по ночам, но время шло, и он отрешился от своего горя, чтобы думать о мести. Он знал, что где-то живут убийцы, виновные в истреблении всего его племени. Когда-нибудь он обязательно выследит их и покарает — иначе он не был бы оросини. Но у него хватало здравого смысла понять, что в одиночку вряд ли получится отомстить, и, кроме того, ему понадобится много сил, знаний и умений. Он надеялся, что предки не оставят его, направят по верному пути. Серебристый Ястреб стал его тотемом: мальчишка, которого когда-то звали Киелианапуна, отомстит за свой народ.

Дни шли один за другим, похожие как близнецы. Каждое утро он просыпался и завтракал, потом они с Паско отправлялись на прогулку, поначалу ходили вокруг таверны, позже осматривали близлежащие леса. Силы постепенно возвращались, и юноша начал помогать Паско в повседневных делах: таскал воду, рубил дрова, чинил конскую упряжь. Он был смышленым, все схватывал буквально на лету, и у него была неистребимая страсть к самосовершенствованию.

Иногда Коготь мельком видел Роберта, когда тот спешил по делам, часто в компании одного из трех мужчин. Коготь не просил Паско назвать ему их, но всех троих хорошо запомнил. Первым был, как догадался Коготь, сам Кендрик. Высокий, седовласый, с густой бородой, он вышагивал по всему хутору с видом хозяина. Он носил рубаху из тонкой, дорогой материи, на пальце — золотое кольцо с темным камнем, а штаны и ботинки почти не отличались от тех, в которых ходили слуги. Он часто выходил на двор, чтобы отдать распоряжения Лиле или двум парням — Ларсу и Гиббсу, которые часто наведывались в амбар, так как в их обязанности входило приглядывать за лошадями постояльцев.

Второй из спутников Роберта был совершенно седым, хотя лет ему было никак не больше тридцати. Коготь даже прозвал его Снежная Вершина. Не такой высокий, как Кендрик или Роберт, он все равно умудрялся смотреть на них сверху вниз. Всем своим поведением он напоминал Когтю вожака или шамана, и вообще от него исходила какая-то сила. У него были светло-голубые глаза и очень загорелое лицо. Одевался он в темно-серую робу с затейливо расшитыми рукавами и подолом. Временами он опирался на деревянный посох, иногда выходил из таверны в широкополой шляпе под цвет одежды.

Последний из троих слегка напоминал Снежную Вершину, словно они были братьями, но волосы у него были темно-каштановые, почти как у Когтя. Глаза тоже были темные, карие, а в манерах или движениях угадывался воин или охотник. Коготь мысленно прозвал его Клинком, ибо левая рука этого человека почти никогда не покидала эфеса меча с таким тонким лезвием, какого Когтю еще не доводилось видеть. Одет он был в синие бриджи, заправленные в высокие сапоги, и темно-серую рубаху, поверх которой носил застегнутый жилет. Он тоже не показывался из дома без шляпы, двойника широкополого головного убора Снежной Вершины, только его шляпа была черной. Однажды Коготь увидел, как Клинок покидал таверну на рассвете, неся в руке большой лук, вечером того же дня он вернулся с перекинутым через плечо выпотрошенным оленем. Юноша невольно испытал восторг: умелые охотники высоко ценились среди оросини.

К Паско и Когтю эти трое относились так, словно те были частью окружающей среды, то есть не замечали их. Только Лила время от времени громко приветствовала то Паско, то Когтя, иногда кивала им или махала рукой. Ларс, коренастый рыжеволосый парень, и Гиббс, стройный юноша постарше, иногда заговаривали с ними, просили помочь в мелочах. Но оба избегали пустых разговоров. Когтю казалось, что они с Паско просто не существуют для обитателей таверны.

Прошел целый месяц, и однажды Коготь проснулся утром и увидел, что Роберт о чем-то серьезно разговаривает с Паско. Юноша быстро поднялся, оделся и подошел к ним.

— А-а, юный Коготь, — обратился к нему Роберт с улыбкой. — Паско рассказывает, что дела у тебя пошли на поправку.

Коготь кивнул.

— Раны затянулись, и боли почти нет.

— А поохотиться сможешь?

— Да, без колебания ответил Коготь.

— Отлично. Тогда идем со мной.

Роберт вышел из амбара, Коготь постарался не отставать. Пока они шли к таверне, Коготь сказал:

— Господин, я у вас в долгу.

— Не буду спорить, — ответил Роберт.

— Как мне расплатиться? Роберт остановился.

— Я ведь спас тебе жизнь?

— Да, ответил юноша.

— Если я правильно понимаю обычаи твоего народа, то теперь у тебя передо мной пожизненный долг, верно?

— Да, — спокойно ответил Коготь.

Пожизненный долг был сложным понятием, включавшим годы службы, как прямой, так и опосредованной. Когда мужчина племени оросини спасал жизнь другому, то спасенному полагалось быть к его услугам в любую минуту. Он словно становился членом семьи, но не пользовался привилегиями родственника. Делом чести для него становилось обеспечить семье спасителя пищу, пусть даже его собственная семья голодала, и убрать урожай, когда его поле оставалось нетронутым. В общем, спасенный служил тому, перед кем был в долгу, как только мог. Поэтому Коготь отныне должен был считать Роберта своим хозяином. И так до тех пор, пока Роберт сам не освободит его от службы.

— Тяжелый долг, не так ли?

— Да, — бесстрастно ответил Коготь.

Легкий ветерок шелестел листвой далеких деревьев. Роберт помолчал, словно погрузившись в раздумье, а потом сказал:

— Я испытаю тебя, юный Коготь. Посмотрю, насколько ты отважен. Тогда будет ясно, сгодишься ли ты мне.

— Для чего сгожусь, хозяин?

— Для многого. Пройдет еще несколько лет, а ты не узнаешь и половины тех дел, которые я могу тебе поручить. Если же ты мне не подойдешь, то я на несколько лет передам тебя в услужение Кендрику, чтобы ты научился сам заботиться о себе в новом мире, не похожем на тот, в котором жил раньше, ибо ты уже не можешь вернуться на высокогорье оросини.

Выслушав эти слова, прозвучавшие для него как удар, Коготь даже бровью не повел. Роберт сказал правду. Если только кто-нибудь не выжил чудом в той бойне, сумев уползти в горы, теперь он был последним представителем племени оросини, а в горах одиночке не продержаться.

Наконец Коготь спросил:

— А если я все-таки не слабак?

— Тогда ты увидишь и узнаешь то, что никогда не могло бы пригрезиться ни одному оросини, мой юный друг. — Он обернулся, услышав за спиной шаги. Это был Клинок, вооруженный двумя луками — один через плечо, второй в руке — и еще колчаном, полным стрел. — А, вот и он. — Потом Роберт снова обратился к Когтю: — Этого человека ты уже видел, я уверен. Ты очень наблюдателен, как я успел заметить. Познакомься, Коготь, это Калеб. Он и его брат Магнус — мои товарищи.

Коготь кивнул мужчине, который молча его изучал. Разглядев Калеба вблизи, Коготь пришел к выводу, что он гораздо моложе, чем казалось на первый взгляд, — всего-то лет на десять старше его самого, нодержится с видом опытного воина.

Калеб вручил Когтю лук и колчан, который тот привязал к поясу, после чего внимательно осмотрел лук. Когда Коготь учился стрелять, то использовал оружие размером поменьше. Теперь он под внимательным взглядом Калеба начал осматривать тетиву. На одном конце она слегка ослабла, хотя и не настолько, чтобы луком нельзя было пользоваться. Но Коготь все равно поинтересовался:

— Лишняя найдется? Калеб кивнул.

Тогда Коготь, закинув лук за спину, решительно заявил:

— Пошли охотиться.

Калеб повернулся, направился к лесу, и вскоре оба уже резво шагали по тропе.

Они молча продвигались среди деревьев. Через полчаса Калеб вывел юношу на звериную тропу. Коготь озирался, запоминая приметы, с помощью которых в случае необходимости сумеет найти дорогу обратно.

Калеб шел ровно и быстро; в иное время Коготь с легкостью выдержал бы такой темп. Но после ранения он порядком ослаб и уже через час почти выдохся. Он уже подумывал, не заикнуться ли о привале, когда Калеб остановился. На поясе у него, сбоку, где обычно висели ножны с мечом, на этот раз был укреплен бурдюк с водой, который он теперь отвязал и передал Когтю. Юноша кивнул, сделал несколько глотков, лишь бы промочить горло, и протянул бурдюк Калебу. Молчун-охотник знаками показал Когтю, чтобы тот попил еще, но Коготь отрицательно покачал головой. Глядя на окружавший их густой лес, он понимал, что найти источник воды здесь не составит труда, но срабатывала врожденная привычка: он вырос в горной местности, где вода была большой редкостью, поэтому научился утолять жажду одним глотком.

Они возобновили путь, но теперь Калеб тщательно осматривал тропу, пытаясь обнаружить звериный след. Через несколько минут они вышли на луг, и Коготь остановился в изумлении: трава здесь, очевидно от жаркого солнца и обильных дождей, выросла почти ему по пояс.

Юноша быстро отвязал лук и постучал им по плечу Калеба, а когда тот обернулся, показал, что нужно идти влево. Они двинулись через луг, Коготь то и дело присаживался и искал отпечатки следов. Вскоре он нашел один на влажной земле и тихо сказал:

— Медведь. — Вытянув руку он пощупал сломанные травинки. На разломе они были все еще влажными. — Близко.

Калеб кивнул.

— Ты зоркий, — тихо произнес он.

Они пошли по следу и пересекли уже чуть ли не половину луга, когда Калеб поднял руку, давая знак остановиться. Только тогда Коготь услышал доносящееся издалека сопение зверя и глухой стук.

Дальше они двинулись ползком и вскоре оказались возле небольшого ручейка. На другом берегу стоял огромный бурый медведь. Он перекатывал поваленное дерево, драл его когтями, стараясь добраться до пчелиного гнезда, обитатели которого встревоженно кружили вокруг зверя. Медведь разворотил рассохшееся дупло и вывернул наружу полные соты. Пчелы, не причиняя ему особого вреда, жалили толстую шкуру, только редким удачливым насекомым удавалось ранить противника в единственно незащищенную нежную часть — кончик носа. Тогда медведь принимался яростно рычать, но уже через секунду снова занимался сотами.

Коготь постучал по плечу Калеба и показал знаками, что нужно ползти к медведю, но его спутник покачал головой и жестом дал понять, что они вернутся той же дорогой, какой пришли.

Охотники тихо отошли от ручья, а вскоре Калеб вновь перешел на быстрый шаг и вывел их на дорогу.

С наступлением ночи оба вернулись в таверну. Калеб нес на плечах убитого оленя, а у Когтя с пояса свисала пара диких индюшек.

У ворот охотников поджидал Роберт, а когда они приблизились, появился Гиббс и взял у Когтя добычу. Роберт вопросительно взглянул на Калеба, и тот улыбнулся.

— Парень умеет охотиться.

Коготь, наблюдавший за Робертом, увидел, как на его лице промелькнуло довольное выражение. Он не был уверен, что все правильно понял, но не сомневался, что речь шла не просто об охоте в лесу.

Калеб последовал за Гиббсом, исчезнувшим в боковой двери, которая вела на кухню.

А Роберт положил руку на плечо Когтя.

— Тогда начнем.

3 СЛУГА

КОГОТЬ выбился из сил, карабкаясь по холму. Он шел за Лилой от лесного ручья, нагруженный огромной корзиной с мокрым бельем. Всю предыдущую неделю он трудился под началом девушки, выполняя различные поручения.

Роберт настоял на единственном странном условии: чтобы она разговаривала с ним исключительно на ролдемском наречии и отвечала на его вопросы, только если они заданы правильно. Некоторые слова в этом наречии пришли из общего языка, представлявшего собой смесь наречий Нижнего Кеша и Королевства и немало обогатившегося за годы торговли между двумя многочисленными народами.

У Когтя оказался хороший слух, и он быстро осваивал язык с помощью своей жизнерадостной наставницы.

Она была на пять лет его старше и, если верить ее рассказам, попала к Кендрику случайно. По ее словам выходило, будто она прислуживала принцессе королевства Ролдем, которая собиралась заключить брак, исходя из государственных соображений, с аристократом из приближенных принца Аранорского. В зависимости от способности Когтя воспринимать скороговорку Лилы и частоты, с которой она изменял а свой рассказ, ее выкрали из процессии, когда принцесса направлялась к жениху, то ли пираты, то ли бандиты и продали в рабство, откуда девушку освободил какой-то добрый благодетель или она убежала. В любом случае девчонка из далекого островного государства в Королевском море добралась до таверны Кендрика, где и служила последние два года.

Она была неизменно весела, остра на язык и очень смазлива. Коготь быстро попал под ее обаяние.

На душе у него все еще становилось тяжело при мысли о Перышке Синекрылого Чирка, лежащей мертвой где-то среди тел своих родственников. Он прогнал из головы эту картину и сосредоточился на том, чтобы дотащить свой груз.

Лила, видимо, решила, что раз его отрядили к ней в помощники, то ей больше не нужно по нескольку раз на день наведываться к ручью для стирки. Она отыскала где-то высоченную корзину и прикрепила к ней ремни, чтобы Когтю было удобнее тащить ношу на спине.

Отнести одежду к ручью не составляло большого труда; другое дело — тащить мокрые вещи обратно в таверну.

— Калеб говорит, ты хороший охотник. Коготь отозвался не сразу: ему все еще приходилось подбирать слова.

— Я охотился всей жизнью.

Она подметила ошибку, и он послушно повторил за девушкой:

— Я охотился всю жизнь.

Когтю не доставляло удовольствия слушать болтовню Лилы: половину из всего, что она говорила, он все равно не понимал, хотя старался ловить каждое слово, а вторая половина состояла из кухонных сплетен о людях, которых он едва видел.

Но потерянным он чувствовал себя не только из-за этого. Коготь по-прежнему проводил ночи в амбаре, хотя теперь в одиночестве, так как Роберт услал Паско по какому-то поручению. Роберта он видел изредка, когда тот мелькал в окошке таверны или пересекал задворки, направляясь в отхожее место. Иногда его спаситель останавливался на минуту, чтобы переброситься с Когтем парой праздных фраз, и при этом говорил либо на общем языке, либо на ролдемском. Отвечал он тоже как житель Ролдема, если Коготь заговаривал на этом наречии.

Когтя до сих пор не допускали во внутренние помещения таверны. Он не находил это странным; никакого чужака никогда бы не подпустили к жилищу оросини, а ведь это было другое племя. Раз он теперь находился в услужении, то и спать ему, скорее всего, полагалось в амбаре. Вообще-то он еще многого не понимал в окружавшем его.

Теперь он уставал гораздо чаще и сильнее, чем когда-либо прежде, и сам не понимал почему. Он был молод, жизнелюбив и, как правило, полон энергии, но, с тех пор как он стал жить здесь, ему каждый день приходилось бороться с тяжелыми мыслями и почти непреодолимой печалью. Если Роберт или Паско давали ему поручение или он находился в компании Калеба и Лилы, то он отвлекался от мрачных раздумий, но, когда оставался один, угнетающие мысли неизменно возвращались к нему. Ему очень не хватало мудрого совета дедушки, в то же время воспоминания о семье погружали его в еще больший мрак, и он чувствовал себя загнанным в черную ловушку, из которой не было выхода.

Его соплеменники были открытыми друг с другом: оросини не стеснялись выражать свои мысли и чувства даже перед не самыми близкими родственниками; в то же время на чужаков они производили впечатление бесстрастных и неразговорчивых людей. Общительный даже по меркам своего народа, Коготь казался окружающим его людям почти немым. В душе он терзался оттого, что лишен возможности открыто выказывать чувства, как в детстве, и хотя детство для него закончилось всего несколько недель тому назад, ему казалось, что прошло несколько столетий.

Паско и Лила готовы были с ним общаться, если он задавал вопросы, но Лила предпочитала увиливать от прямого ответа или откровенно врать, а Паско вообще частенько отмахивался от него как от мухи, чтобы не отвлекаться от работы. Тогда Коготь испытывал разочарование, которое лишь усугубляло его мрачное настроение. Единственную короткую передышку от этой давящей тьмы он получал, когда отправлялся на охоту вместе с Калебом. Молодой охотник отличался еще большей сдержанностью, чем Коготь, и часто, проведя в лесу целый день, они не перекидывались и десятком слов.

Оказавшись в конюшенном дворе, Лила воскликнула:

— О, да у нас гости!

Возле амбара стояла карета из черного лакированного дерева с золочеными украшениями, Гиббс и Ларс проворно распрягали пару красивейших вороных коней, каких Когтю еще не доводилось видеть.

Коневодство было не основным занятием для горных племен оросини в отличие от других народов этой стороны, но все же юноша мог распознать прекрасного скакуна. Кучер наблюдал за работой двух слуг, следя за тем, чтобы с хозяйскими лошадьми обращались как подобает.

— Похоже, к нам снова с визитом граф де Барж, — сказала Лила.

Когтю стало любопытно, кто это такой, но он промолчал.

— Отнеси корзину на заднее крыльцо, — велела Лила.

Коготь исполнил приказание, а девушка, улыбаясь, исчезла за кухонными дверьми.

Оставшись без дела, Коготь повернулся и направился к амбару. Там он нашел Паско, занятого починкой старой повозки и при этом мычащего под нос какую-то бессмысленную мелодию. На секунду подняв глаза, Паско тут же вернулся к работе, бросив:

— Подай-ка мне вон то шило, парень.

Коготь послушно подал ему инструмент и наблюдал, как Паско обрабатывает новый кожаный ремешок для упряжи.

— Когда живешь в большом городе, — принялся рассуждать Паско, — всегда найдутся умельцы, готовые сделать эту работу за тебя, но если окажешься на дороге в нескольких милях от ближайшего жилья и у тебя порвется упряжь, то полезно знать, как самому ее починить. — Он помолчал, а потом передал шило Когтю. — Покажи, как ты умеешь пробивать им дырки.

Юноша уже несколько дней наблюдал, как Паско трудится над этой новой упряжью, а потому знал, что от него требуется. Он начал обрабатывать ремешки, где, по его предположению, должны были располагаться язычки пряжек. В тех случаях, когда он не был уверен, он поднимал глаза на Паско, а тот одобрительно кивал или, наоборот, указывал на ошибку. Наконец с ремешком было покончено, и Паско спросил:

— Когда-нибудь шил кожу?

— Я помогал матери сшивать шкуры… — Голос Когтя сорвался. Любое упоминание о семье повергало его в глубокое отчаяние.

— Сгодится, — одобрил Паско, вручая ему кусок кожи с уже проделанными отверстиями. — Возьми пряжку, — он указал на большую железную пряжку, такими обычно пристегивали лошадей к постромкам, — и пришей ее к концу этого ремешка.

Коготь внимательно изучил ремешок и увидел, что его для прочности сшили из двух кусков кожи. С одной стороны ремешок был гладкий. Коготь взял пряжку и нанизал ее на длинный ремешок, пропустив металлическое кольцо по гладкой стороне, потом поднял глаза на своего наставника.

Паско кивнул и слегка улыбнулся. Коготь взял толстую иглу для кожевенных работ и начал пришивать пряжку. Когда работа была закончена, Паско сказал:

— Неплохо, но ты сделал ошибку.

Глаза Когтя слегка округлились от удивления.

— Взгляни на второй ремешок. — Паско указал на парный ремешок, пряжка к которому была уже пришита.

Коготь сравнил два ремешка и убедился, что сделал слишком короткую петлю. Кивнув, юноша взял в руки тяжелый нож и начал аккуратно пороть шов, стараясь не повредить кожу, после чего исправил ошибку.

— Теперь правильно, — кивнул Паско, когда Коготь закончил работу. — Если берешься за какое-то дело в первый раз, а рядом находится готовый образец, потрать минутку, рассмотри его внимательно, прежде чем начать действовать. Так ты избежишь многих ошибок, а ведь одна ошибка порой может стоить человеку жизни.

Коготь кивнул, хотя счел это замечание странным. Немного погодя он признался:

— Паско, я хочу с тобой поговорить.

— О чем?

— О своей жизни.

— Об этом тебе лучше побеседовать с Робертом, ответил слуга. — Со временем он сам тебе все расскажет, не сомневайся.

— У моего народа принято наставлять мальчика, когда он становится взрослым. Старший всегда готов направить младшего, помочь ему сделать мудрый выбор. — Коготь замолчал, уставившись на секунду в воображаемую даль, словно увидел что-то сквозь стены амбара. — У меня был такой наставник…

Паско ничего не сказал, только пристально посмотрел на него.

Коготь еще долго пребывал в оцепенении, потом вернулся к работе. Прошло много времени, прежде чем он снова заговорил:

— Мне предстояло присоединиться к мужчинам в длинном доме, охотиться, сеять зерно, потом жениться и завести детей. Я знаю, для чего был рожден, Паско. — Он помолчал и посмотрел на слугу. — И у меня должен был быть наставник. Теперь все это не важно. Я здесь, в этом амбаре, с тобой, и я не знаю, что меня ждет. Что со мной будет?

Паско вздохнул и отложил в сторону шкуру, над которой трудился. Взглянув юноше в глаза, он похлопал его по плечу.

— В жизни все меняется мгновенно, парень. Запомни, ничто не длится вечно. По какой-то причине боги не дали тебе погибнуть вместе с твоим народом. Тебе была дарована жизнь, значит, у тебя есть свое предназначение. Но я не стану притворяться, будто знаю его. — Он помолчал, словно обдумывая свои слова, после чего добавил: — Возможно, твоя первая задача — узнать свое предназначение. Думаю, тебе следует поговорить с Робертом прямо сегодня. — Он направился к дверям, бросив через плечо: — Я перекинусь с ним парой слов и узнаю, станет ли он говорить с тобой.

Коготь остался в амбаре один. Он посмотрел на незаконченную упряжь и вспомнил, как дедушка однажды сказал ему: занимайся делом, которое у тебя есть, и не беспокойся о том, которое будет. Поэтому юноша сосредоточился на работе, стараясь затягивать стежки как можно крепче.

Прошли недели, наступила осень. Коготь почувствовал перемену в воздухе, как дикое животное, прожившее всю жизнь в горах. Низинные луга вокруг земель Кендрика во многом отличались от родного высокогорья, но чем-то были и похожи, поэтому юноша ощутил ритм смены времен года.

Охотясь с Калебом, он отметил, что мех кроликов и других зверюшек стал гуще в преддверии зимних холодов. С многих деревьев опадали листья, а другие постепенно окрашивались в красные, золотистые, бледно-желтые цвета.

Птицы улетали на юг, а у зверей, плодящихся осенью, наступил брачный период. Однажды днем Коготь услышал рев ящера, вызывающего на бой самца-соперника, случайно забредшего на его территорию. Дни становились короче, и на юношу напала меланхолия. Приход осени означал сбор урожая, засолку мяса и рыбы, походы в лес за орехами, починку плащей и одеял — в общем, подготовку к суровой поре.

Зима грозила еще больше обострить чувство потери: снежные заносы в горах отрезали деревню от всех до первого потепления, именно в это время оросини особенно сплачивались. Часто в один дом набивалось по две, три или даже четыре семьи, и начинались разговоры — звучали старые, всем давно известные истории, но слушатели все равно внимали им с неизменным восторгом.

Коготь вспоминал, как пели женщины, расчесывая волосы своих дочерей или готовя еду, как тихо перешучивались между собой мужчины, и понимал, что грядущая зима вдали от дома станет для него суровым испытанием.

Однажды, вернувшись с охоты, он снова увидел на дворе карету графа Рамона де Баржа. Калеб нес пару жирных кроликов, угодивших в ловушки, а Коготь сбросил на заднее крыльцо кухни тушу только что убитого оленя.

— Хорошо поохотились, — сказал Калеб.

Юноша кивнул. Проведя весь день в лесу, они, как обычно, едва перекинулись парой слов, объясняясь в основном жестами, так как одинаково хорошо чувствовали природу. Калеб охотился ничуть не хуже, чем соплеменники Когтя, хотя в его родной деревне ему под стать нашлось бы охотников десять, не больше…

— Отнеси оленя на кухню, — велел Калеб.

Коготь засомневался. До сих пор он ни разу не переступал порога таверны и не был уверен, что сейчас ему следует это сделать. Впрочем, Калеб не стал бы приказывать ему поступить против правил, поэтому юноша вновь положил оленя на плечо и двинулся к двери из толстых дубовых досок с коваными железными полосками, больше подходящей для крепости, чем для жилого дома. Коготь был уверен, что Кендрик, строя свою таверну, думал не только об удобстве, но и об обороне.

Коготь взялся за тяжелую железную ручку и толкнул дверь, которая открылась на удивление легко. Он шагнул в кухню и оказался в совершенно незнакомом мире.

Оросини готовили еду на открытом огне или в больших общих печах, но печи у них никогда не располагались по центру кухонь. Поэтому представшее взору Когтя показалось ему сначала полным хаосом. Он остановился как вкопанный, охватывая взглядом всю картину, и только тогда разглядел, что здесь есть свой порядок. Лила подняла глаза и, заметив юношу, поприветствовала его дружелюбной улыбкой, а потом вновь сосредоточилась на содержимом большого котла, висевшего над одним из трех огромных очагов. Крупная женщина проследила за взглядом Лилы и уставилась на тощего парня с тушей на плече.

— Выпотрошена? — сурово спросила кухарка. Коготь кивнул, а потом зачем-то добавил:

— Но шкура не снята.

Кухарка указала на массивный крюк в углу над большим металлическим тазом, предназначенным, как предположил юноша, для сбора крови и требухи. Он отнес туда оленя и подвесил на ремешке, связывавшем задние ноги животного, после чего повернулся в ожидании дальнейших распоряжений.

Прошло несколько минут, пожилая женщина оглянулась и увидела, что он стоит без дела.

— Знаешь, как свежуют оленя? — так же сурово спросила она.

Он кивнул.

— Тогда действуй!

Коготь, нимало не колеблясь, принялся привычно и умело сдирать с оленя шкуру. Его не заботило, кто эта женщина и почему она отдает ему приказы: в его племени было заведено, что женщины занимаются приготовлением еды, а мужчины исполняют их распоряжения и следят за огнем.

Он быстро покончил с делом и обернулся в поисках тряпки, чтобы вытереть нож. Тут же кто-то перебросил ему лоскут ветоши. Оказалось, это постарался Гиббс, который, стоя перед большой колодой с грудой овощей, крошил их увесистым ножом.

Кроме Гиббса Коготь разглядел других слуг: одни жарили мясо, другие пекли хлеб в печах. Ароматы кухни неожиданно захлестнули Когтя, и он почувствовал нестерпимый голод.

На секунду вкусные запахи вернули воспоминания о матери, и слезы опять подступили к его глазам. Но тут Коготь увидел, что большая дверь распахнулась и в кухню неспешно вошел человек средних лет, сильно располневший, с большим животом, выпиравшим над поясом, в бриджах, заправленных в невысокие сапоги, и в просторной белой рубахе, усеянной пятнами от соусов и вина. В черной шевелюре вошедшего, завязанной на затылке в конский хвост, пробивалась седина; длинные бакенбарды почти сходились на подбородке. Толстяк осмотрел кухню критическим взглядом, не находя, к чему придраться. Но вот его взгляд упал на Когтя.

— Эй ты, парень. — Он ткнул в Когтя пальцем, но глаза его при этом смеялись, а на губах играла легкая улыбка. — Чем ты тут занимаешься?

— Я содрал шкуру с оленя, господин, — запинаясь, ответил Коготь, так как незнакомец обратился к нему на ролдемском наречии.

Толстяк подошел ближе.

— Это ты уже сделал, — сказал он преувеличенно громко. — А чем ты сейчас занят?

Коготь помолчал секунду, потом нашелся:

— Жду, пока кто-нибудь даст мне следующее поручение.

Лицо толстяка расплылось в улыбке.

— Отлично сказано, парень. Ты тот самый, кто живет в амбаре… Коготь, кажется?

— Да, господин.

— Я Лео, а это мое королевство, — пояснил человек, широким жестом раскидывая руки в стороны. — Всю свою жизнь я служу поваром как аристократам, так и простолюдинам, от Ролдема до Крондора, и никто пока не жаловался на мою стряпню.

Кто-то в шумной кухне пробурчал:

— Потому что не успели и слова выговорить перед смертью.

Слуги так и покатились с хохоту, но тут же примолкли. Лео обернулся с неожиданной проворностью и сверкнул глазами.

— Эй ты, Гиббс! Я узнал, кто у нас тут такой умный. Займешься помоями.

Гиббс, окаменев, проговорил:

— Но это дело для новичка, Лео. Я должен прислуживать за столом.

— Только не сегодня, мой речистый Гиббс. Твое место займет паренек, а ты прислужишь свиньям!

Гиббс уныло поплелся из кухни, а Лео подмигнул Когтю.

— Это прочистит ему мозги. — Он оглядел юношу с ног до головы, отметив про себя его затрапезный вид. — Ступай за мной.

Лео повернулся и, толкнув ту же дверь, через которую вошел, двинулся вперед, даже не убедившись, что парень выполняет его приказ. Коготь отстал лишь на шаг.

Комната, где они оказались, явно предназначалась для слуг. Вдоль стен вытянулись длинные столы. На одном из них были выставлены блюда, тарелки, кубки и прочие столовые принадлежности.

— Здесь мы храним посуду, — заметил Лео, указывая на очевидное. — Если понадобится, мы покажем тебе, как правильно накрывать стол для гостей. — Он показал на другой стол, который теперь пустовал. — А сюда ставят горячие блюда. Их будут подавать на ужин Лила и Мегги.

Он толкнул вторую дверь, и Коготь, последовав за толстяком, оказался в широком коридоре. Всю противоположную стену занимали полки, уставленные всякой всячиной: лампами, свечами, кружками, кубками, — словом, всякой утварью для гостиницы, где хорошо идут дела.

— Здесь Кендрик держит разные нужные вещи, — прокомментировал Лео и указал на дверь в левом конце коридора. — Это общая комната. Если к нам заезжает торговый караван или патруль из какого-нибудь замка, то здесь полно горластых пьяных дураков. — Он показал на дверь в другом конце коридора. — А это столовая для знати и почетных гостей. Сегодня вечером мы подаем угощение именно туда.

Он прошелся вдоль полок, пока не нашел то, что искал, — длинную белую рубаху.

— Надень вот это, — велел он Когтю.

Коготь быстро натянул приятно холодившую тело рубашку и завязал шнурки на манжетах пышных рукавов.

— Дай-ка взглянуть на твои руки, парень, — потребовал Лео.

Коготь послушно вытянул руки, повернув их ладонями кверху.

— Я не фанатик чистоты, как некоторые, но нельзя же с такими ногтями прислуживать господам, — сказал толстяк и указал на кухню. — Возвращайся и вымойся как следует. Поорудуй щеткой, чтобы вычистить кровь и грязь из-под ногтей.

Коготь вернулся на кухню тем же путем и подошел к большой кадке с мыльной водой. За деревянным столом, где прежде стоял Гиббс, теперь он увидел Лилу, которая заканчивала шинковать овощи.

Когда Коготь приступил к мытью рук, она улыбнулась.

— Будешь сегодня подавать?

— Наверное, — ответил Коготь. — Мне пока не сказали.

— На тебе рубаха подавальщика, — сообщила девушка. — Значит, будешь прислуживать за столом.

— А что нужно делать? — спросил Коготь, стараясь подавить внезапное волнение.

— Лео тебе все скажет, — продолжала улыбаться Лила. — Это легко.

Коготь осмотрел руки, убедился, что ногти чисты, и вернулся в коридор.

— Ну ты и здоров возиться, — проворчал повар.

Коготь подумал, что повар смахивает на его деда — тот тоже все время для виду бранился, а на самом деле был очень добр.

— Иди за мной, — велел Лео.

Коготь последовал за ним в столовую — длинную комнату с огромным столом, каких юноше из племени оросини еще не приходилось видеть. В торцах стола стояли по два стула с высокой спинкой, а вдоль каждой стороны размещалось по восемь стульев. Столешница из старого дуба, которую смазывали маслом и растирали тряпками на протяжении многих лет, блестела, как темное золото; от края до края стола отпечатались многочисленные следы от винных кубков и пивных кружек. Заметив изумление Когтя, Лео сказал:

— Знаменитый стол Кендрика. Вырезан из цельного ствола древнего дуба. Два десятка мужчин на двух мулах с трудом притащили его сюда. — Он огляделся и взмахнул рукой. — Когда стол установили, Кендрик построил вокруг него эту комнату. — Повар усмехнулся. — Не знаю, что бы Кендрик делал, если бы пришлось заменять стол. Этот можно было бы порубить топорами на дрова, но как притащить сюда второй такой же?

Коготь провел рукой по столешнице и убедился, что она невероятно гладкая.

— Сотни мальчишек вроде тебя тысячи раз натирали ее тряпками, потому так и блестит. Тебе тоже придется приложить к этому руку. — Лео отвернулся и внимательно оглядел столовую. — Итак, что тебе предстоит делать. — Он показал на длинный стол вдоль стены. — Через несколько минут сюда поставят кувшины с элем и графины с вином, тогда и начнется твоя работа. Видишь эти бокалы?

Коготь кивнул.

— В одни нужно наливать пиво, в другие вино. Ты хотя бы разницу знаешь?

Когтю захотелось улыбнуться, но он сдержался и невозмутимо ответил:

— Я пробовал и то и другое. Лео притворно нахмурился.

— Перед гостями будешь обращаться ко мне «господин повар», ясно?

— Да, господин повар.

— Что ж, о чем это я? — Лео на секунду сбился. — Ах да, твоя задача — прислуживать с этой стороны стола. Только с одной стороны, понятно?

Коготь кивнул.

— Следи за гостями, сидящими перед тобой. По эту сторону стола их будет шестеро, по другую — семеро и двое во главе. — Он указал на пару стульев у правого конца стола. — Напротив не будет никого.

— Шестеро с моей стороны, господин повар, повторил Коготь.

— Будешь следить за тем, чтобы бокалы были все время полны. Если кому-то из гостей придется просить еще эля или вина, то пострадает честь Кендрика, а я посчитаю это личным оскорблением и, скорее всего, попрошу Роберта де Лиеса, чтобы он велел Паско тебя отколотить.

— Да, господин повар.

— Убедись, что подливаешь эль в бокалы с элем, а вино только в те, где было вино. Я слышал, что некоторые варвары из Кеша любят их смешивать, хотя не очень-то верю в эти сказки. В любом случае, попробуй только смешать вино с пивом, и я попрошу Роберта де Лиеса, чтобы он велел Паско тебя поколотить.

— Да, господин повар.

Повар слегка съездил Когтя по затылку.

— Если мне взбредет в голову, я попрошу Роберта де Лиеса, чтобы он велел Паско тебя поколотить только потому, что ты мальчишка. Все вы, мальчишки, лентяи и забияки. Жди здесь.

С этими словами повар ушел, оставив юношу одного в столовой.

Коготь начал озираться. На стене за спиной он разглядел гобелены, а в правом углу комнаты, если стоять лицом к столу, обнаружил небольшой очаг. Второй такой же располагался напротив, в левом углу. Ясно, что эти два очага могли хорошо обогреть длинную комнату даже в самый холодный вечер.

Через минуту в столовой появился Ларс, неся огромное блюдо с разделанной бараниной. Затем появились и другие слуги — раскрасневшиеся и взволнованные Мегги с Лилой и кое-кто из тех, кого Коготь приметил на кухне, но имен пока не знал, — все они торопливо несли блюда с дымящимися овощами, горячим хлебом, горшочки с приправами и медом, миски со свежевзбитым маслом и подносы с жареными кроликами, утками и цыплятами. Слуги бегали взад-вперед, таская новые блюда, пока не заполнили весь стол. Многие яства Коготь видел впервые. Среди знакомых фруктов — яблок, груш и слив — он увидел плоды странного цвета и формы.

Затем принесли напитки. Ларс остался стоять напротив Когтя по другую сторону стола, Мегги заняла место у левого края дальнего стола, а Лила — у правого, за спиной Когтя.

Наступила короткая пауза, слуги смогли перевести дыхание, но уже через секунду двери столовой распахнулись и торжественным шагом вошли хорошо одетые мужчины и женщины, каждый из вошедших занял свое место за столом, отведенное ему по рангу, как решил Коготь. Гости останавливались за стульями, и те, кто входил позже, тоже занимали заранее известные им места. Когтю показалось, что здесь царит почти такой же порядок, как когда-то в длинном доме его родной деревни, где главенствовали мужчины. Старший вожак занимал самое почетное место, второй по старшинству садился по правую руку от него, третий — по левую и так далее, пока не рассаживались все мужчины деревни. Порядок менялся только в случае смерти кого-нибудь, так что любой мужчина занимал одно и то же место в течение многих лет.

Последним вошел Кендрик, одетый почти так же, как в тот раз, когда Коготь впервые его увидел. Лишь шевелюра и борода его были приведены в порядок — вымыты и расчесаны. Кендрик шагнул к стулу во главе стола и отодвинул его перед почетным гостем.

Коготь заметил, что Ларс двинулся к следующему стулу и начал его отодвигать. Когтю понадобилась всего лишь секунда, чтобы подойти к первому гостю с другой стороны стола и последовать примеру Ларса. Он выдвинул стул, слегка его развернув, чтобы гостья, красивая женщина средних лет с роскошным изумрудным ожерельем на шее, могла подойти к столу и сесть. Коготь ненамного отстал от остальной прислуги и справился с задачей безукоризненно.

Он догадался, что затем следует перейти к следующему стулу и повторить все сначала. Наконец все гости расселись, и он, вновь последовав примеру других слуг, вернулся к столу.

Девушки начали разносить еду, а Ларс взял кувшин с элем в одну руку, графин с вином — в другую и подошел к человеку, сидевшему во главе стола. Коготь, слегка растерявшись, посмотрел на Кендрика. Хозяин взглядом показал ему, чтобы он действовал так же, как Ларс.

Коготь послушно начал подражать Ларсу: подошел к одному из почетных гостей и предложил ему на выбор вина или эля. Человек заговорил на ролдемском с сильным акцентом, но Коготь разобрал, что он предпочитает вино, и осторожно наполнил его кубок, стараясь не пролить ни капли.

После этого он начал обходить остальных гостей.

Остаток вечера прошел гладко. Во время трапезы гости не сидели с пустыми кубками. Когда кувшины и графины пустели, одна из девушек уносила их на кухню и вновь наполняла.

Неопытному Когтю казалось, что все идет как по маслу. Когда в конце ужина он вновь попробовал наполнить кубок почетного гостя во главе стола, тот отказался, закрыв кубок ладонью. Коготь не знал, что сказать, поэтому просто поклонился и вернулся на место.

Кендрик так и простоял всю трапезу за спиной почетного гостя, следя за тем, насколько расторопны его слуги и успевают ли выполнять малейшие прихоти гостей.

Когда ужин подошел к концу и гости высказали пожелание удалиться, Коготь поспешил к той женщине, которую усаживал первой, лишь на секунду отстав от Кендрика и Ларса, которые осторожно помогали присутствующим выйти из-за стола.

Последний гость ушел, за ним удалился Кендрик. Не успела закрыться дверь в общую комнату, как раскрылась противоположная дверь, ведущая из помещения для прислуги, и появился громогласный Лео.

— Чем вы тут заняты! Быстро все убрать!

Мегги, Лила и Ларс начали хватать тарелки и блюда, Коготь последовал их примеру, вынося посуду на кухню.

Юноша быстро сообразил, что от него требуется, и уже с легкостью предвидел следующие действия. К концу ночной работы он совсем освоился, понимая, что в следующий раз гораздо лучше справится со своими обязанностями.

Когда кухонные слуги начали готовить завтрак и замешивать тесто для утреннего хлеба, к нему подошла Лила.

— Прежде чем ляжешь спать, подойди к Кендрику, он хочет с тобой поговорить.

Коготь оглянулся.

— Куда?

— В общую комнату, — ответила она.

Он нашел Кендрика сидящим за одним из длинных столов рядом с Робертом де Лиесом. Мужчины потягивали эль из кружек.

— Парень, тебя зовут Коготь? — спросил Кендрик.

— Да, господин.

— Коготь Серебристого Ястреба, — добавил Роберт.

— Такие имена дают у оросини, — сказал Кендрик.

— Да, господин.

— Время от времени сюда забредали твои соплеменники, но это случалось редко. Оросини, похоже, не любят спускаться с гор.

Коготь кивнул, не зная, следует ли что-то отвечать.

Несколько секунд Кендрик молча его изучал, после чего продолжил:

— Ты не говорлив. Это хорошо. — Он поднялся и подошел вплотную к юноше, словно хотел разглядеть в его лице то, чего не смог увидеть на расстоянии. Всмотревшись в него как следует, Кендрик поинтересовался: — Что тебе велел делать Лео?

— Я должен был разливать вино и эль, не путая кубки.

— И все?

— Да, господин.

Кендрик улыбнулся.

— Лео находит забавным поручить дело необученному мальчишке. Придется снова с ним поговорить. А ты неплохо справился, никто из гостей не догадался, что у тебя нет никакого опыта. — Он повернулся к Роберту. — Оставляю его тебе. Спокойной ночи.

Роберт кивнул в ответ, после чего дал знак Когтю, чтобы тот подошел и сел.

Коготь так и сделал, и теперь Роберт начал внимательно его изучать. Наконец он спросил:

— Ты знаешь, как зовут человека, сидевшего во главе стола?

— Да, — ответил Коготь.

— Кто же он?

— Граф Рамон де Барж.

— Откуда тебе это известно?

— Я видел его в прошлый раз, когда он приезжал в таверну. Лила назвала мне его имя.

— Сколько колец у него было на левой руке? Вопрос удивил Когтя, но он ничего не сказал, стараясь припомнить. Мысленно представив руку графа, сжимавшую кубок с вином, он сказал:

— Три. Большой красный камень в серебряной оправе на мизинце. Резное золотое кольцо на безымянном пальце и золотое кольцо с двумя зелеными камнями на указательном.

— Хорошо, — с некоторым удивлением произнес Роберт. — Зеленые камни называются изумрудами, а красный — это рубин.

Коготь не мог понять, к чему все эти вопросы, но ничем не выказал своего недоумения.

— Сколько изумрудов было в ожерелье дамы, сидевшей по левую руку от графа?

После небольшой паузы Коготь ответил:

— Кажется, семь.

— Ты уверен или тебе кажется? Поразмыслив, Коготь признался:

— Мне так кажется.

— На самом деле их было девять. — Роберт продолжал вглядываться в лицо юноши, словно ожидая, что тот скажет что-то еще, но Коготь хранил молчание. После долгой паузы Роберт продолжил свои расспросы: — Ты помнишь, о чем говорил граф с гостем по правую руку от него, когда ты подавал эль даме, сидевшей между ними?

Коготь задумался на минуту, шаря в памяти.

— Кажется, насчет собак.

— Кажется или уверен?

— Уверен, — ответил Коготь. — Они говорили о собаках.

— О каких собаках?

— Об охотничьих. — Юноша помолчал, но затем добавил: Я пока не очень хорошо разбираю ролдемское наречие.

Де Лиес несколько секунд оставался неподвижен, потом кивнул.

— Сойдет.

После этого он принялся просто-таки сыпать вопросами: кто что ел, о чем говорили за ужином, какие наряды и украшения были на дамах, сколько выпил каждый гость, так что вскоре Когтю начало казаться, что он просидит здесь всю ночь.

Неожиданно Роберт сказал:

— Ладно, всё. Возвращайся в амбар и отдыхай, пока тебя не позовут. Потом переедешь сюда, в комнаты для прислуги. Поселишься вместе с Гиббсом и Ларсом.

— Значит, я буду в услужении у Кендрика?

— Какое-то время, юноша, — улыбнулся Роберт. — Какое-то время.

Коготь поднялся и вышел через кухню, где перед очагом уже были разложены караваи для выпекания ранним утром. Вспомнив, что уже много часов у него не было ни крошки во рту, Коготь взял яблоко из большой миски и впился в него зубами. Он подумал, что эти яблоки приготовили для начинки, а потому потеря одного не будет для Лео слишком ощутимой.

Выйдя во двор, он увидел, что небо на востоке начинает светлеть. Вскоре наступит тот предрассветный час, который его народ называл Волчий Хвост, время суток, когда люди его племени выходили на охоту или отправлялись в дальний путь.

Коготь вошел в амбар и рухнул на свой тюфяк как подкошенный. Недоеденное яблоко выкатилось из его руки. Коготь задался вопросом, какая судьба ему уготована и почему Роберт задавал ему так много бессмысленных вопросов, но тут усталость взяла свое, и он погрузился в сон.

4 ИГРЫ

КОГОТЬ нахмурился. Он смотрел на карты, разложенные на столе, и пытался сделать правильный выбор, который мог бы привести к победе в игре. Внимательно изучив четыре только что перевернутые карты, он понял, что продолжать игру бессмысленно.

Вздохнув, отчасти от разочарования, отчасти от скуки, он смел карты и начал их тасовать, борясь с желанием обернуться и посмотреть, как отреагировали на это те двое, что внимательно за ним наблюдали.

Белоголовый человек, которого он прозвал Снежная Вершина, на самом деле его звали Магнус, стоял возле Роберта, а тот сидел на табуретке, принесенной в общую комнату из столовой. Неделю тому назад Роберт научил Когтя играть в карты.

Колода состояла из пятидесяти двух карт четырех мастей: чашки, палочки, мечи и ромбики, каждая своего цвета, чашки — синие, палочки — зеленые, мечи — черные, ромбики — желтые. Такими картами играли главным образом в лин-лан, пашаву и или пой-кир. Роберт показал Когтю несколько игр и заставил юношу сыграть несколько конов каждой игры, чтобы тот запомнил правила и порядок мастей начиная с карты, называемой «тузом» (название, как объяснил Роберт, восходило к слову «единица» на языке Бас-Тайры), и до короля. Младшие карты обозначались цифрами от двойки до десятки, но Коготь не видел логики, почему единица или та карта, которую он считал номером один, была самой ценной, превосходя по старшинству короля, даму и рыцаря.

Коготь едва заметно улыбнулся своим мыслям. Он не понимал, почему его раздражал такой незначительный факт, как тот, что самое маленькое число, единица, обозначало самую ценную карту. Тем не менее он преуспел в играх, преподанных ему Робертом. Затем Роберт показал, как играть одному, используя колоду для праздной забавы, если нет партнеров. Эти игры были все более или менее похожи одна на другую, отличаясь только «раскладом», как называл это Роберт, и правилом, по которому карты вынимались из колоды. В некоторых играх игрок должен был выложить карты в ряд по старшинству, по цветам: светлый — темный, или в сочетании картинок и номеров.

Еще вчера Роберт вызвал Когтя с кухни — гостей не ожидалось, поэтому особой нужды в нем там не было, — и привел в столовую, где показал новую игру — четыре короля.

Это была трудная игра. Сначала слева направо выкладывались четыре короля, затем еще четыре карты картинкой вверх. Цель игры — разложить все карты по масти с одним условием: масть шла к масти, а номер к номеру. Следующей целью было создать квадрат из четырех одинаковых по достоинству карт. Так продолжалось до тех пор, пока четыре туза не оказывались вместе, после чего их сбрасывали. Потом наступала очередь сбрасывать двойки, тройки и так далее, пока не оставались только короли.

Коготь почти сразу понял, что выиграть в этой игре очень сложно — слишком многое зависело от простой удачи, а не умения. Однако и оно требовалось, чтобы предвидеть ситуацию, когда какая-нибудь карта попадет в изоляцию от других карт такого же достоинства.

Полдня Коготь с интересом раскладывал карты, решив освоить все тонкости, но потом он понял, как много зависит от слепого случая, и поостыл к игре. Тем не менее Роберт настаивал, чтобы он продолжал, а сам сидел молча за его спиной и наблюдал.

Начав раскладывать сначала, Коготь не впервые задался вопросом, зачем все это нужно Роберту.

— Роберт, зачем ты это делаешь? — прошептал Магнус.

В ответ Роберт тоже зашептал:

— В повседневной жизни его сородичи почти не пользовались абстрактной логикой. Среди них были охотники, фермеры, поэты и воины, но из математики они знали только основы, а о дисциплинах, требующих познания логики, вообще даже не имели представления. Они занимались строительством, да, но инженерная мысль была им неведома, а к магии они прибегали так редко, как ни один народ на всей земле оросини.

Беседа велась на языке Королевства Островов, чтобы Коготь не понял, о чем речь, — ведь Роберт знал, что слух у юноши очень тонкий.

— Значит, эти игры должны обучить его логике? Роберт кивнул.

— Для начала. Пусть постигнет основы. Светло-голубые глаза Магнуса так и приклеились к картам на столе.

— Я играл в четырех королей, Роберт. Ты меня тоже учил, помнишь? Это сложная игра, часто не выиграешь.

Роберт улыбнулся.

— Дело тут не в выигрыше. Важно, чтобы он научился распознавать вариант, когда выигрыш невозможен. Видишь, он уже догадался, что эти четыре карты помешают дальнейшему раскладу. — Под его взглядом Коготь смел все карты, оставив четырех королей, и начал игру заново. — Поначалу он переворачивал все карты в колоде, прежде чем понимал, что шансов выиграть у него нет. А теперь… Не прошло и двух дней, а он уже узнает довольно сложные комбинации, при которых нельзя выиграть.

— Очень хорошо. Значит, у него есть необходимые задатки, может быть, даже талант. Но ты, между прочим, не ответил на вопрос, что ты собираешься поручить этому парню.

— Терпение, мой горячий друг. — Роберт посмотрел на Магнуса, который не сводил с Когтя неподвижного взгляда. — Было бы лучше, если бы ты унаследовал чуть больше отцовского характера, чем материнской вспыльчивости.

Седовласый улыбнулся.

— Ты уже не раз говорил это, дружище. — Он все-таки перевел взгляд на Роберта. — С каждым днем я все успешнее обуздываю свой нрав, сам знаешь.

— Ты имеешь в виду, что за последние несколько недель еще не разрушил ни одногогорода?

— Вроде бы не разрушил, — ухмыльнулся Магнус, но тут же снова стал серьезным. Не нравятся мне эти игры ради игр.

— Ага, — сказал Роберт, — в тебе снова заговорила мамочка. Твой отец беспрестанно поучал меня, что мы можем разобраться с нашими врагами только тогда, когда видим их воочию. За последние тридцать лет мы так часто являлись свидетелями атак на наш мир! Но во всем этом одно было неизменным.

— Что именно? — Магнус вновь сосредоточенно следил за действиями Когтя.

— Ни одна из вражеских задумок не походила на другую. Слуги Неназываемого очень коварны и хитры, на собственных ошибках они учатся. Там, где не справиться грубой силой, они достигают своей цели с помощью обмана и ухищрений. Мы должны отвечать тем же.

— Но при чем здесь этот мальчишка?..

— Судьба неспроста его пощадила, как мне кажется, — ответил Роберт. — По крайней мере, я пытаюсь выявить его возможности. В нем что-то есть… Думаю, если бы с его народом не случилась эта трагедия, то из него вышел бы просто еще один оросини, муж и отец, воин в случае необходимости, фермер, охотник или рыбак. Он научил бы своих сыновей тому, что узнал от предков, и умер бы в преклонном возрасте, довольный своей судьбой. Но если взять того же самого парня и закалить его в горниле несчастья и горя, то кто знает, что произойдет? Станет ли он, подобно обожженному железу, хрупким и ломким или, наоборот, превратится в сталь?

Магнус промолчал, а Коготь тем временем начал раскладывать карты заново.

— У клинка, как бы он ни был выкован, всегда два острых края, Роберт. Он может резать и так, и эдак.

— Ты бы еще поучил свою бабушку пироги печь, Магнус.

Магнус усмехнулся.

— Мой отец никогда не знал своей матери, а единственная бабушка, которую я знаю, славно потрудилась за свою жизнь, завоевав чуть ли не полмира. Я бы и помышлять не стал чему-то ее научить.

— А-а, ты перенял у матери и отвратительное чувство юмора. — Роберт перешел с языка Королевства на ролдемское наречие: — Коготь, хватит. Тебе пора возвращаться на кухню. Лео скажет, чем нужно заняться.

Коготь убрал карты в маленькую коробочку и, вручив ее Роберту, поспешил на кухню.

— Я все-таки не уверен, что он может помочь нашему делу, — с сомнением проговорил Магнус.

Роберт пожал плечами.

— Когда я был в его возрасте, твой отец меня многому научил, но самым важным уроком из всех была для меня сама атмосфера вашего дома. Ваш остров дарил кров и знания всевозможным существам, которых я даже представить себе не мог. — Он показал на кухню. — Этот парень может оказаться всего лишь ценным слугой или умелым исполнителем. — Роберт слегка сощурился. — Но из него можно также сформировать независимо мыслящего человека, преданного нашему делу.

Магнус долго молчал, а потом сказал:

— Сомневаюсь. Роберт улыбнулся.

— По поводу тебя мы тоже сомневались, когда ты был помоложе. Помню, после одного случая тебя заставили просидеть в твоей комнате… сколько? Неделю?

Магнус в ответ тоже слегка улыбнулся.

— Но я ведь не был виноват, помнишь? Роберт снисходительно кивнул.

— Так всегда говорят.

Магнус бросил взгляд в сторону кухни.

— Ну так что ты скажешь о парне?

— Ему еще многому нужно учиться, — ответил Роберт. — Логика — это только начало. Он должен осознать, что даже самые важные жизненные вопросы часто можно представить в виде игры, в которой найдется место и риску, и расчету. Он должен понимать, когда следует избежать конфликта, а когда можно испытать судьбу. Многое из того, что он узнал ребенком в своем племени, ему придется забыть навсегда. Он должен узнать о любовной игре мужчины и женщины — ты знаешь, что пока он поджидал в горах свое видение, чтобы стать мужчиной, ему тем временем подбирали жену?

— Я плохо разбираюсь в обычаях оросини, — признался Магнус.

— Он почти ничего не знает о самых обычных вещах, например о городской жизни. Он не подозревает в других двуличности и лживости, поэтому никак не реагирует на обман. В то же время в диком лесу он чувствует природу не хуже любого наталезского следопыта.

— Калеб рассказывал, что ни один горожанин и в подметки не годится этому парню как охотнику, — сказал Магнус.

— Твой брат много лет прожил среди эльфов. Он знает, что говорит.

— Согласен.

— Нет, все-таки твой юный друг Коготь подает надежды. Я бы даже сказал, он уникален. И он еще достаточно молод, чтобы мы сумели сделать из него того, кем могут быть лишь немногие из нас.

— Кого именно? — спросил Магнус, явно заинтересованный.

— Человека, не скованного своим прошлым и лишними знаниями. Он все еще способен обучаться, тогда как большинство из нас в его возрасте уже убеждены, что мы знаем все на свете.

— Да, он производит впечатление прилежного ученика, — согласился Магнус.

— А чувство долга у него такое же, как у какого-нибудь капитана-цурани из Ламута.

Магнус вопросительно поднял бровь. Эти самые цурани были такими же закоснелыми в вопросах чести, как любые другие люди. Они готовы были умереть, лишь бы исполнить долг чести. Он повнимательней взглянул на Роберта, желая убедиться, не преувеличивает ли он, и понял, что ошибся.

— Иногда понятие о чести может пригодиться.

— Его миссия уже предопределена, даже если он пока об этом не подозревает.

— Какая миссия?

— Он один из оросини. Он должен выследить и убить людей, виновных в истреблении его народа.

Магнус тяжело вздохнул.

— Ворона и его банду головорезов? Нелегкая задача.

— Парень уже сейчас настоящий следопыт. Я уверен, он их выследит. Я бы предпочел, чтобы он был хорошо вооружен, а не действовал голыми руками, полагаясь на природную смекалку. Так что нам с тобой предстоит еще многому его научить.

— Надо полагать, у него нет задатков мага, иначе ты отослал бы его к отцу, а не привез на воспитание сюда.

— Твоя правда. Зато у тебя, Магнус, полно других достоинств, хоть ты и не умеешь колдовать. Я не шучу. У парня живой ум, и ему предстоит освоить гораздо более сложные вещи, чем карточные игры. Если ему суждено нам служить, то он должен быть тверд духом, так же как и телом. Пусть у него нет задатков мага, но все равно он столкнется с магией, а его враг будет гораздо коварнее и хитрее, чем он может себе представить.

— Если ты хочешь, чтобы он стал хитрецом, нужно пригласить к нему в наставники Накора.

— Может, я так и сделаю, но не сейчас, попозже. А кроме того, твой отец услал Накора с каким-то поручением в Кеш.

Магнус поднялся.

— В таком случае война между Королевством Островов и Империей Великого Кеша становится неизбежной.

Роберт расхохотался.

— Накор несет беду не всякому городу, в который приезжает.

— Конечно нет, только большинству из них. Что ж, если ты считаешь, что тебе по силам подготовить мальчишку для расправы над Вороном, желаю тебе удачи.

— Меня волнует вовсе не Ворон с его убийцами. Выследить их Коготь просто обязан, это входит в его обучение. Если его постигнет неудача, значит, он не прошел самую важную проверку своего мастерства.

— Я заинтригован. А что последует за всем этим?

— Коготь отомстит за свой народ, лишь уничтожив всех, кто повинен в истреблении племени оросини. А это означает, что, скорее всего, он не будет знать покоя, пока не окажется лицом к лицу с человеком, стоящим за этим преступлением, и не расправится с ним.

Магнус сощурил светло-голубые глаза.

— Так ты собираешься превратить его в орудие? Роберт кивнул.

— Ему понадобится убить самого опасного человека из всех живущих сейчас на земле.

Магнус опустился на стул и сложил руки на груди. Он устремил взгляд в сторону кухни, словно пытаясь разглядеть что-то сквозь стены.

— Ты хочешь, чтобы мышь бросила вызов дракону.

— Возможно. Если так, то давай хотя бы удостоверимся, что у этой мыши есть зубы.

Магнус покачал головой, но ничего не сказал.

Коготь тащил воду вверх по холму, когда увидел, что его поджидает хмурая Мегги. Эта девушка была полной противоположностью Лилы: миниатюрная, тогда как Лила отличалась пышностью форм, белобрысая, тогда как Лила была темноволосой, невзрачная по сравнению с яркой красавицей Лилой, строгая, тогда как Лила не знала ни в чем удержу.

Короче говоря, не достигнув и двадцати лет, Мегги оказалась уже на полпути к тому, чтобы стать старой мегерой.

— Что-то ты завозился, — проворчала она.

— А я не знал, что у нас спешка, — ответил Коготь на ролдемском наречии, на котором говорил теперь почти свободно, не упуская ни одной возможности попрактиковаться.

— У нас всегда спешка, — отрезала девушка. Идя за ней по тропе, Коготь поинтересовался:

— Почему ты пришла за мной?

— Кендрик велел найти тебя и сказать, что сегодня вечером ты снова прислуживаешь в столовой. — На ней была шаль темно-зеленого цвета, которой она туго обернула плечи. Дни становились прохладней, а ночи холоднее; осень переходила в зиму, и вскоре должен был выпасть снег. — Пришел караван из Ородона, направляющийся в Фаринду. Люди заночуют у нас. Кажется, с ними путешествует какая-то важная шишка. Поэтому меня и Лилу определили прислуживать в общей комнате вместе с Ларсом, а вы с Гиббсом будете работать в столовой.

— Могла бы и подождать, пока я вернусь на кухню, чтобы сообщить об этом, — заметил Коготь.

— Когда мне дают поручение, я тут же его исполняю, — отрезала она и пошла быстрее.

Коготь уставился в ее прямую спину, маячившую перед ним. На секунду его поразило какое-то странное чувство, затем он понял, в чем дело: ему нравилось смотреть, как колышутся ее бедра, когда она взбирается вверх по холму. С ним снова творилось что-то странное, как часто случалось, если он оказывался наедине с Лилой. Мегги не особенно его привлекала, но неожиданно для самого себя он понял, что думает о том, какой у нее курносый нос и как в те редкие случаи, когда Мегги улыбается, в уголках ее глаз появляются едва заметные складочки — морщины, как называет их Лила.

Коготь знал, что когда-то между Мегги и Ларсом что-то было, но теперь они почему-то едва разговаривают, хотя Лила здесь ни при чем. Он постарался отогнать неприятное ощущение. Ему было известно, что происходит между мужчиной и женщиной: в его племени не скрытничали насчет плотских утех, да и ребенком он частенько видел на пруду голых женщин — тем не менее сам факт пребывания рядом с молодой женщиной действовал на него угнетающе. К тому же эти люди не принадлежали к племени оросини — они были чужаками, — но, поразмыслив, он невольно пришел к выводу, что теперь и сам стал чужаком. Коготь не знал их обычаев, но, как ему казалось, они свободно распоряжаются собою, перед тем как дать клятву кому-то одному. Только сейчас он понял, что не представляет, дают ли они вообще какие-то клятвы. Может быть, у них даже нет такого понятия, как брак.

Насколько знал Коготь, у Кендрика не было жены. Лео был женат на толстухе Марте, которая отвечала за выпечку хлеба, но оба они тоже на самом деле были здесь чужаками, ведь они родились в Илите. Возможно, здесь, в Латагоре, мужчины и женщины живут порознь, только… Он решил не мучиться догадками, а поговорить об этом с Робертом, если представится возможность.

Юноша заметил, что Мегги стоит на крыльце и поджидает, когда он подойдет поближе.

— Наполни кадушки, — приказала она.

— Я знаю, что делать, — тихо ответил он.

— Разве? — парировала она, похоже на что-то намекая.

Когда она повернулась, чтобы придержать дверь, он сначала помедлил, потом прошел мимо нее. Когда дверь за ними закрылась, он поставил тяжелые ведра с водой и позвал:

— Мегги!

— Что? — Она обернулась, слегка хмурясь.

— Чем я тебе так не нравлюсь?

Прямота вопроса огорошила девушку. Секунду она стояла онемев, затем быстро проскользнула мимо, тихо бросив на ходу:

— Кто сказал, что ты мне не нравишься?

Не успел он ответить, как ее и след простыл. Коготь подхватил ведра и отнес их к кадушкам. Нет, он все-таки не понимал этих людей.

После ужина в тот вечер Коготь направился к Роберту, занимающему комнату на первом этаже в задней половине дома. Юноша не забывал о своем долге перед этим человеком. Он знал, что до тех пор, пока не получит освобождение от долга, будет служить Роберту де Лиесу, может быть, до конца своей жизни или до тех пор, пока ему самому не представится случай спасти жизнь Роберту. Но он до сих пор не знал, какие у Роберта планы на его счет. После летнего солнцестояния он долгое время не мог прийти в себя от горя и свыкнуться с теми изменениями, что произошли в его жизни, но теперь, с приближением зимы, все чаще задумывался о своем будущем, о том, какая уготована ему судьба, после того как наступит весна и придет следующее лето. Он потоптался немного возле двери; до сих пор он ни разу не нарушал уединения Роберта, он даже не знал, позволено ли ему это сделать. Наконец, сделав глубокий вдох, он осторожно постучал.

— Войдите.

Коготь медленно открыл дверь и заглянул в комнату.

— Можно с вами поговорить, господин?

В комнате Роберта было всего четыре предмета обстановки — кровать, сундук для одежды, небольшой столик и табурет. Хозяин сидел на табурете перед столом, рассматривая объемистый предмет, который показался Когтю стопкой пергаментов, сшитых вместе. Рядом с этим предметом стояла свеча — единственный источник света в этом скромном жилище. Кувшин и таз позволяли предположить, что стол использовали и для других целей, когда Роберт не работал.

— Заходи и закрой дверь.

Коготь, так и сделав, смущенно остановился перед Робертом.

— Это разрешено? — наконец проговорил он.

— Что разрешено?

— Задавать вам вопросы? Роберт улыбнулся.

— Вопросы не только разрешены, но даже поощряются. Выкладывай, что у тебя на уме.

— Многое, хозяин.

Брови Роберта поползли вверх.

— Хозяин?

— Я не знаю, как иначе обращаться к вам. Все кругом говорят, что вы мой хозяин.

Роберт взмахнул рукой, указывая на кровать.

— Садись.

Коготь неловко опустился на край кровати.

— Начнем с того, что тебе подобает называть меня «хозяин» в присутствии посторонних, но когда мы одни или с Паско, можешь обращаться ко мне «Роберт». Понятно?

— Я понимаю, что от меня требуется. Но не понимаю почему.

Роберт улыбнулся.

— Твой ум такой же острый, как и зрение, Коготь Серебристого Ястреба. Итак, зачем ты хотел меня видеть?

Коготь собрался с мыслями и медленно, взвешивая несколько секунд каждое слово, спросил:

— Каковы ваши планы насчет меня?

— А это тебя касается?

Коготь потупился, но тут же вспомнил отцовский наказ — всегда смотреть собеседнику в глаза и никогда не уходить от прямого ответа.

— Да, касается.

— Тем не менее ты выжидал несколько месяцев, прежде чем задать свой вопрос.

Коготь снова помолчал, прежде чем ответить.

— Мне пришлось многое обдумать. Я остался один. Лишился родины. Я больше не знаю, кто я такой.

Роберт слегка побарабанил пальцами по столу и, выдержав паузу, спросил:

— Тебе известно, что это такое? — Он дотронулся до большой стопки пергаментов.

— Думаю, это какая-то писанина.

— Это называется книгой. В ней хранятся знания. Существует много книг, дарящих нам различные знания. Каждая книга уникальна по-своему, как уникален человек. Многие люди проживают свою жизнь, Коготь, так, что им не приходится часто принимать решения. Они рождаются в каком-то месте, растут там, женятся, заводят детей, потом старятся и умирают в том же самом месте. Тебе тоже предстояла такая судьба, разве нет?

Коготь кивнул.

— А других судьба испытывает на прочность, и тогда они выбирают свою собственную жизнь. Именно это с тобой и случилось.

— Но я в долгу перед вами.

— В свое время ты выплатишь свой долг. А что потом?

— Не знаю.

— Тогда у нас с тобой общая цель, ведь пытаясь понять, каким образом ты лучше можешь мне услужить, мы также узнаем твою судьбу.

— Я не понимаю. Роберт улыбнулся.

— А это пока и не обязательно. В свое время ты во всем разберешься. А теперь я расскажу тебе кое-что, о чем тебе следует знать. Следующий год ты проведешь здесь, у Кендрика. Будешь выполнять различную работу — на кухне, в конюшне или еще где, по выбору Кендрика. Также время от времени ты будешь прислуживать Калебу или Магнусу, если им понадобится твоя помощь, пока они здесь живут. Иногда ты будешь путешествовать вместе со мной. — Он положил руку на книгу. — А завтра ты начнешь учиться читать.

— Читать?!

— У тебя быстрый ум, Коготь Серебристого Ястреба, но он не развит. Твое племя привило тебе необходимые навыки, чтобы из тебя получился хороший и правдивый человек, один из оросини. Теперь ты должен получить знания, накопленные в большом мире.

— Я все же не понимаю, Роберт.

Роберт жестом велел Когтю подняться, после чего сказал:

— Ступай и поспи немного. Скоро ты все поймешь. Я чувствую в тебе большие возможности, Коготь. Может быть, я ошибаюсь, но если тебе не удастся их развить, то это произойдет не из-за недостатка старания.

Не зная, что сказать, Коготь просто кивнул, повернулся и вышел. За дверью Роберта он остановился на секунду и подумал: «Какие еще возможности?»

Коготь выжидал, держа меч наготове. Поодаль стоял Магнус и наблюдал за боем. Парень был уже мокрый от пота, и на плечах у него алели несколько рубцов от полученных ударов.

Кендрик, державший в руках деревянный тренировочный меч, подал юноше знак к новому наступлению. Перед началом занятий он позволил Когтю вооружиться настоящим клинком, заявив, что если мальчишке удастся его поранить, то так ему и надо. Пока наставник не получил ни одной царапины, но Коготь был быстр и схватывал на лету, с каждой секундой Кендрику все с большим трудом удавалось отражать удары.

Во время тренировочного боя Магнус ничего не говорил, лишь внимательно следил за каждым движением юноши.

Коготь пошел в наступление, на этот раз отведя меч назад, словно готовился к удару сверху вниз. Внезапно он вильнул в сторону и рубанул что было сил мечом, направив его в незащищенный левый бок Кендрика. Наставник почувствовал опасность в последнюю долю секунды и едва успел подставить собственный меч, чтобы блокировать удар, но Коготь неожиданно развернулся и устремил меч в правый бок учителя, который теперь оказался открытым для удара.

Меч Когтя плашмя ударил хозяина таверны, тот даже замычал от боли, прежде чем гаркнуть:

— Стоп!

Коготь отпрянул, грудь его вздымалась, пока он пытался отдышаться, а Кендрик тем временем внимательно его изучал.

— Кто тебя научил такому удару, парень?

— Никто. Я просто… придумал его секунду назад.

Кендрик потер то место, куда угодил меч Когтя.

— Замысловатый приемчик, такой даже в голову не придет ни одному фехтовальщику, а многим он просто не по зубам. У тебя же вышло с первого раза.

Коготь не знал, что ответить. Он даже не понял: то ли его похвалили, то ли наоборот. Ролдемское наречие он освоил достаточно хорошо, но некоторые тонкости пока от него ускользали.

Кендрик передал свой меч для тренировок Когтю и сказал:

— На сегодня все. Убери это на место и узнай у Лео, чем тебе заняться.

Коготь утер лоб рукавом рубахи, схватил оружие и поспешил вернуться на кухню. Когда юноша отошел на приличное расстояние, Магнус сказал:

— Ну, что ты думаешь?

— Он не так прост, как кажется, — заявил Кендрик. — Я готов был побиться об заклад на мешок золота, что ему не удастся дотронуться до меня мечом по крайней мере еще два урока. В первые дни я мог расправиться с ним в любую секунду. Вскоре он начал предвидеть мои удары и инстинктивно защищаться, понимая, что в бою важнее выжить, чем победить. Он сметливый, к тому же очень ловкий.

— Будет ли с него толк? Кендрик пожал плечами.

— Если вам нужен головорез, то уже через месяц он сможет в одиночку штурмовать крепостные стены. Если вам нужен фехтовальщик, то найдите лучшего наставника, чем я.

— Где же такого найти?

— Оставьте его здесь еще на годик, и тогда он сгодится для Школы Мастеров в Ролдеме. Проведет там год-два и станет одним из самых лучших фехтовальщиков, каких я только знал.

— Даже так? Кендрик кивнул.

— Именно. Он может стать самым лучшим, если ничто ему не помешает.

Магнус оперся на свой обитый железом посох, уставившись на то место, где еще минуту назад стоял Коготь. Он представил себе усталого юношу, с которого ручьями тек пот.

— Что же ему может помешать?

— Выпивка. Наркотики. Азартные игры. Женщины. Обычный набор. — Кендрик посмотрел на Магнуса. — Или какая-нибудь каверза, которую задумает для него твой отец.

Магнус кивнул.

— Отец предоставил Роберту решать судьбу мальчика. Коготь не входит в наши планы… пока, но отец выслушал мнение Роберта о нем и считает парнишку неожиданной удачей.

— Неожиданной для кого? — поинтересовался Кендрик. — Пошли, мне нужно выкупаться. Мальчишка совсем меня загонял.

— Если бы Роберт и Паско его не нашли, — продолжал Магнус, — он бы погиб вместе со всеми сородичами. Роберт считает, что с той минуты парень ему должен.

— Ясно, но кому он будет служить? — поинтересовался Кендрик. — Это самое главное, не так ли?

— Мы все кому-нибудь служим так или иначе, — ответил Магнус — Неужели ты думаешь, что моя жизнь могла бы сложиться по-другому?

— Нет, твоя судьба была предопределена с самого начала твоими родителями. С другой стороны, у твоих братьев был выбор.

— На самом деле не такой уж большой, — пожал плечами Магнус. — У Калеба не оказалось магического дара, но он не обязательно должен был становиться солдатом.

— Твой брат больше чем просто солдат, — заметил Кендрик. — Эльфы сделали из него прекрасного охотника, он освоил столько языков, что я уж счет им потерял, второго такого знатока людей еще поискать. Жаль, его не было рядом со мной, когда мы подавляли восстание в Бэрдокской Скобе. Допрос пленных в Пещере Предателей — это тебе не весенняя ярмарка, будь уверен. А Калеб с первого взгляда может определить, когда человек лжет. — Кендрик покачал головой. — Нет, среди твоих родных нет никого, кто мог бы пожаловаться, что его обделила природа. И мне кажется, этот парень такой же. Думаю, он может стать кем угодно. — Он хлопнул Магнуса по плечу. — Только не погуби его, пытаясь выжать из него слишком много, дружище.

Магнус промолчал. Он остановился, пропуская вперед Кендрика, потом повернулся и взглянул на небо, словно пытаясь увидеть в воздухе что-то особенное. Прислушался к звукам, доносившимся со стороны леса. Вроде бы все как обычно. И все-таки он чувствовал какое-то непонятное волнение. Возможно, причиной тому было предупреждение Кендрика насчет мальчика. И все же меч нельзя выковать, если не нагреть металл, а если сталь с дефектом, то именно на этой стадии и выявляется изъян. Впрочем, в грядущей войне пригодится каждый клинок.

Коготь сбросил с плеч последний мешок с мукой, присоединив его к остальным, сваленным в кучу. Из Латагора прибыла повозка с провизией, и он провел полдня, разгружая ее и таская мешки в подвал под кухней. Кроме запаса муки на зиму из далеких земель прибыли корзины с овощами и фруктами, сохраненными при помощи какого-то старинного приема, неизвестного Когтю, хотя он наслушался достаточно разговоров на кухне, чтобы понять — нанимать мастеров такого волшебного искусства по карману разве что аристократам и богачам.

Лео и Марта занялись сортировкой множества коробочек с травами, специями и приправами, которые для повара были дороже золота. Все их запасы, включая урожай с огорода и поля и лесную дичь, которую поставляли Коготь и Калеб, сулили сытую зиму, к чему Коготь не привык.

— Коготь! — раздался голос Лилы.

Он поспешил подняться по широким деревянным ступеням погреба и увидел, что девушка стоит рядом с повозкой, а лицо ее сияет.

— Гляди! — Она показала на небо.

Падал снег, крошечные снежинки, подхваченные легким ветром, таяли, едва достигнув земли.

— Это всего лишь снег, — сказал Коготь. Лила, как обычно, надула губки, отчего юноша каждый раз ощущал тянущую пустоту внизу живота.

— Это чудо, — сказала она. — Неужели ты не видишь, как это красиво?

Коготь секунду разглядывал падающие снежинки, а потом изрек:

— Никогда об этом не задумывался. В моей деревне снег означал, что придется провести несколько месяцев, не выходя из домов, или охотиться, пробираясь по грудь в снегу. — Неизвестно почему, стоило ему произнести слово «грудь», как он невольно посмотрел на пышный бюст Лилы, хотя тут же отвел взгляд. — После такой охоты у меня всегда пальцы на ногах отмерзали.

— Вот как, — насмешливо произнесла девушка. — Ты ничего не понимаешь в прекрасном! Я родом из тех краев, где никогда не бывает снега. Это чудо!

Коготь улыбнулся.

— Пусть так. — Он посмотрел на повозку и убедился, что она пуста. — Пойду сказать вознице, что работа закончена. — Он закрыл большие деревянные двери, ведущие в подвал, затем обогнул дом, чтобы попасть на кухню. Только оказавшись в доме, он понял, насколько холодно снаружи — в кухне ему показалось жарко и душно.

Возница с помощником сидели за маленьким столиком в углу и подкреплялись тем, что приготовила Марта. Оба подняли головы, когда к ним подошел Коготь.

— Повозка разгружена, — сообщил юноша. Возница, худой мужчина с орлиным носом, улыбнулся щербатым ртом без двух передних зубов.

— Не в службу, а в дружбу, распряги лошадей, ладно? Мы пока здесь не управились, а лошадей оставлять на холоде не годится. Мы заночуем здесь, а утром поедем обратно на север.

Коготь кивнул и направился к двери, но тут его перехватил Ларс.

— Заниматься его лошадьми — не твоя забота. Это он сам должен делать.

— Да я не против. — Коготь пожал плечами. — Гостей пока нет, так что либо лошади, либо горшки скрести. Выбора особого нет.

— Как знаешь, — сказал Ларс и вернулся к своей работе.

Коготь снова оказался во дворе. После нескольких минут, проведенных на кухне, воздух показался ему уже не бодрящим, а неприятно холодным. Он поспешил к повозке, распряг лошадей и завел их в конюшню. За время, проведенное у Кендрика, он научился обращаться со строптивыми животными, и, хотя его попытки освоить верховую езду доставляли ему еще много неприятностей, работа в конюшне была для него легкой и чаще всего необременительной. Тяжелую повозку везла упряжка из четырех лошадей, и ему понадобилось все его умение, чтобы убрать ее с дороги. Коготь быстро распряг каждую лошадь и поставил в стойло, после чего начал чистить животных щеткой. Спины лошадей еще не просохли после долгого пути, и от них поднимался пар, а воздух тем временем становился все холоднее.

Задав лошадям корм и наполнив поилку, Коготь понял, что ненастье грозит разгуляться не на шутку. Он вышел на конюшенный двор и взглянул на небо. Солнце уже садилось, но он сумел разглядеть, что облака становятся все темнее и гуще. Снег валил валом. Юноша подумал, что вознице с его помощником лучше бы поскорее отправиться в обратный путь в Латагор, иначе через несколько дней снег завалит все дороги. Но может и так случиться, что буря идет прямо сюда — тогда они окажутся запертыми снегом на всю зиму в таверне Кендрика.

Ужин прошел тихо. Убрав посуду и подготовив хлеб к утренней выпечке, Коготь собирался уйти в свою комнату, которую делил с Ларсом и Гиббсом, но тут к нему подошла Лила.

— Не ходи пока к себе, — прошептала она и, взяв его за руку, увела в кладовку между общей комнатой и столовой. Там она слегка приоткрыла дверь в общую комнату.

Перед очагом сидел Гиббс и, глядя на затухающие угольки, потягивал эль из кружки. Лила закрыла дверь, на ее губах играла озорная улыбка.

— Ларсу нужна комната ненадолго.

— Для чего? — спросил Коготь.

Глаза девушки округлились, она захихикала.

— Для чего? А ты сам не знаешь? Коготь нахмурился.

— Если бы знал, неужели бы спрашивал? Лила игриво положила ладонь ему на живот.

— Он там с Мегги.

Коготь по-прежнему не догадывался.

— Зачем? — Но прежде чем Лила ответила, он сам все понял. — Они хотят побыть вдвоем?

— Ну конечно, дурачок! — засмеялась Лила.

— В моем племени все по-другому, — пояснил он. — Зимой мы живем в общих домах, и часто мужчина и женщина забираются вместе под одну медвежью шкуру. Остальные делают вид, что ничего не замечают.

— Зато мы здесь все замечаем, — сказала девушка. Глаза ее блестели, когда она взглянула на него. — Что-то ты расстроился. В чем дело?

Коготь вспомнил курносый нос Мегги, ее мимолетную улыбку и то, как ее худенькие бедра слегка покачивались, когда она шла перед ним. Наконец он ответил:

— Не знаю.

Лила внезапно вытаращила глаза.

— Да ты ревнуешь!

— Я не знаю этого слова, — сказал Коготь.

— Тебе тоже нужна Мегги! — Она захохотала.

Юноша вспыхнул, ему захотелось провалиться сквозь землю.

— Не понимаю, о чем ты, — запинаясь, проговорил он.

Лила смерила его долгим оценивающим взглядом, а потом сказала:

— Ты превращаешься в симпатягу, Коготь. — Она обвила руками его талию и тесно прижалась, так что их лица оказались рядом. — Ты уже был с женщиной?

Коготь онемел, кровь застучала у него в висках. В конце концов он просто покачал головой. Лила рассмеялась и оттолкнула его от себя.

— Какой ты еще мальчишка.

Коготь вдруг разозлился. Слова Лилы больно задели его, так что он почти перешел на крик.

— Нет, я мужчина племени оросини! Я ходил в горы на поиски видения и… — Он замолчал. — На моем лице давно уже была бы татуировка, как у остальных мужчин, если бы всю мою семью не убили.

Лила, смягчившись, шагнула к нему.

— Прости. Я забыла.

Его гнев тут же улетучился, когда она снова прижалась к нему и поцеловала. Мягкие теплые губы вызвали в нем волнение, грозившее захлестнуть его с головой. Он грубо схватил ее и прижал к себе. Но Лила резко отстранилась, сказав:

— Осторожнее.

Коготь растерянно заморгал, обуреваемый непонятными чувствами; ему неудержимо хотелось вновь сжать ее в объятиях.

Девушка улыбалась.

— Ты ничего не знаешь об игре между мужчиной и женщиной.

— Какой игре?

Она взяла его за руку.

— Я наблюдала за играми, которым учат тебя Роберт и Магнус. Думаю, теперь пора научить тебя самой лучшей из игр.

Терзаясь страхом и краснея от предвкушения чего-то приятного, Коготь вцепился в руку Лилы, пока она вела его из общей комнаты в ту, что делила с Мегги.

Видя, что происходит, Гиббс ухмыльнулся и отсалютовал своей пивной кружкой. Пока парочка поднималась по лестнице, ведущей в незанятые гостевые комнаты, он пробормотал:

— Придется найти другую девчонку для работы на кухне, вот и весь сказ.

Не зная, чем еще утешиться, он налил себе новую порцию пива, прежде чем отправиться на поиски места, где можно было бы скоротать ночь.

5 ПУТЕШЕСТВИЕ

КОГОТЬ чихнул.

— Слишком много перца, — сказал Лео.

Юноша кивнул, утирая слезы краем фартука. На кухне он работал уже около года, а в последние четыре месяца совсем здесь освоился. Он по-прежнему выполнял любые работы по усмотрению Кендрика, но чаще всего помогал повару.

Однажды, четыре месяца тому назад, Лео знаком подозвал его к себе и показал, как готовить противни для выпечки пирогов — ничего сложного, просто смазать дно свиным салом и присыпать сверху мукой. Освоив это, юноша перешел к мытью овощей и фруктов. Через некоторое время ему стали поручать приготовление нехитрых блюд. За последние несколько недель Коготь усвоил основы кулинарии — как печь, как готовить мясо, — а теперь его обучали приготовлению соусов.

Коготь улыбнулся.

— Что тебя так забавляет? — поинтересовался Лео.

— Я подумал, как много всего мне еще предстоит узнать о приготовлении пищи, если сравнить с тем, чему я научился в детстве. Мужчины у нас в деревне обычно рассаживались вокруг костра, где на огромном вертеле жарился олень, и вели беседы об охоте, будущем урожае или решали, чей сын лучший бегун, а женщины тем временем пекли хлеб или варили похлебку. Моя мать глазам бы не поверила, увидев, сколько приправ хранится в вашем шкафу, Лео.

— Простую пищу тоже порой не так легко приготовить. Например, тушу на вертеле нужно слегка посыпать солью и перцем в нужный момент, а затем еще приправить чесноком перед самой подачей.

Коготь усмехнулся.

— Моя мать даже слова такого не знала — подача.

— То, что ты здесь видел, парнишка, это пустяки, — сказал Лео. — Мы только зря стараемся ради простолюдинов, все равно они не способны оценить наших усилий, а тем господам, что останавливаются иногда в таверне, наши блюда кажутся грубыми по сравнению с теми яствами, которые они могут отведать в больших городах. В Рилланоне и Ролдеме каждый вечер столы аристократов ломятся от блюд, приготовленных десятком поваров, которым помогают сотни поварят вроде тебя. На каждую тарелку кладется чуточку одного деликатеса, чуточку другого. Это особое искусство, мальчик.

— Как скажете, Лео. Я, правда, не совсем понимаю, что вы имеете в виду, говоря об «искусстве». В моем языке вообще нет такого слова.

Лео даже перестал помешивать в кастрюльке, где уваривал соус.

— Неужели?

Коготь давно свободно болтал на ролдемском и только изредка получал замечания по поводу произношения или привычки сквернословить, которая забавляла Лео, раздражала Роберта и выводила из себя Марту. Оросини спокойно относились к плотским утехам и другим естественным функциям тела, поэтому Когтю казалось странным, что слова, относящиеся к телесным отправлениям или любовному акту, считаются неприличными в ролдемском обществе.

— Ну да, — подтвердил Коготь. — Самое близкое по значению слово в языке оросини — «изящный» или «красивый», но создавать что-то без всякой пользы… к этому я не привык.

За последний год боль при мысли о погибшей семье немного улеглась, превратившись в смутное воспоминание, время от времени преследовавшее его. Отчаянная тоска больше не терзала его круглые сутки, а лишь иногда накатывала волной. Отчасти это объяснялось тем, что он все время был чем-то занят — учебой или повседневными обязанностями, — отчасти причиной тому была Лила.

— Что ж, ладно, — сказал Лео. — Каждый день ты узнаешь что-то новое.

Коготь согласился.

— У нас есть… — и тут же поправился, — было искусство ремесла, которым занимались женщины. Бабушка шила такие одеяла, что вся деревня восхищалась. Наш шаман со своими помощниками создавал жертвенники… в вашем языке нет такого слова, в общем, это узорчатые круги из цветного песка. Они работали по нескольку дней, укрываясь в специальной палатке и читая при этом заклинания и молитвы. По окончании вся деревня приходила посмотреть на результаты их работы и помолиться, пока ветер уносил жертвенник богам. Некоторые узоры были прекрасны. — Коготь замолчал. — Те картины, что висят у Кендрика в столовой…

— Да-да? — подстегнул его Лео.

— Жаль, что одеяла моей бабушки или песочные жертвенники нельзя вот так сохранить, чтобы они висели на стене, а люди любовались на их красоту.

— Видеть красоту, юный Коготь, это особый дар, — заметил Лео.

Тут в кухне появилась Лила.

— Кстати, о красоте… — ухмыльнувшись, пробормотал Лео.

Коготь бросил взгляд на девушку и слегка улыбнулся. У его народа было принято скрывать чувства при посторонних, но он уже считал кухонных слуг почти что своей семьей, тем более что о его отношениях с Лилой все давно знали. Весь прошлый год он чуть ли не каждую ночь проводил в ее постели. В свои неполные шестнадцать лет он по меркам родного племени считался мужчиной и давно бы женился и стал отцом, если бы его сородичи не погибли.

Лила ответила ему улыбкой.

— Чему я обязан такому удовольствию? — поинтересовался Лео. — Разве со стиркой покончено?

— Да, — дерзко ответила девушка. — Мегги и Марта заканчивают складывать цветные простыни, а я пришла сюда узнать, не нужно ли чем помочь.

— Разумеется, — хмыкнул повар. Слегка отстранив Когтя, он зачерпнул ложкой соус, который готовил юноша, и попробовал, после чего надолго уставился вдаль, призадумавшись, и наконец изрек: — Простенький, но… мягкий.

Его пальцы затанцевали вокруг выстроившихся в ряд маленьких коробочек со специями, он прихватывал щепотку отсюда, щепотку оттуда и добавлял в соус.

— Этот соус предназначен для цыпленка, парень, а мясо у него хоть и нежное, но не такое ароматное, как у куропаток или индюшек, которых ты таскаешь с охоты. Для тех птиц нужен соус попроще, чтобы выявить вкус мяса. А этот соус должен придать птице аромат. Готово! — Он поднес ложку к губам Когтя. — Пробуй!

Коготь попробовал и закивал. Именно этого вкуса он и добивался.

— Значит, мне нужно было класть больше приправ, Лео?

— В два раза больше, мальчик, в два раза. — Повар отложил ложку и вытер руки о фартук. — А теперь сделай одолжение, ступай и помоги Лиле вымыть овощи.

Коготь направился к большой деревянной мойке у задней стены кухни. От мойки сквозь стену вела труба, отводившая воду в небольшую канаву, прорытую вокруг фундамента, откуда вода стекала в яму за наружной стеной двора. Коготь набрал ведро холодной воды и начал медленно ее выливать, пока Лила отмывала только что выкопанные овощи под тонкой струей. Это был первый весенний урожай; при виде свежей моркови, редиса и репы у Когтя потекли слюнки.

— К чему было готовить соус? — спросила Лила. — У нас ведь сегодня нет гостей.

— Вот именно поэтому, — ответил Коготь. — Лео решил, что раз сегодня некому пожаловаться, можно позволить мне попрактиковаться.

— А ты делаешь успехи, — заметила Лила. — Твой соус он не стал выплескивать в помойное ведро.

— И верно, — согласился Коготь. — Вообще вы иногда бываете такими странными!

— Это мы-то странные? — Она брызнула в него водой. — Судя по твоим рассказам о родном племени, вы и есть самый странный народ.

Коготь помрачнел.

— Теперь это уже не имеет значения. Я единственный остался в живых из всего племени.

Девушка постаралась сдержать неуместный смех.

— Ах-ах, я ранила ваши чувства. — Она игриво чмокнула его в щеку. — Придется загладить свою вину.

Юноша тут же повеселел.

— Каким образом?

Она отпрыгнула в сторону.

— Вычисти за меня мойку, а вечером, если заглянешь ко мне в комнату, я тебе объясню, каким образом.

Вошел Ларе, неся на плече четверть говяжьей туши.

— Запасы на зиму кончились, — объявил он. — Холодная комната пуста. — Речь шла о вырытом в земле по приказанию Кендрика холодном хранилище.

— Придется съездить в Латагор, чего-нибудь прикупить, — сказал Лео.

— А можно, я тоже поеду? — спросил Коготь у повара.

Лео поскреб подбородок.

— Не знаю, парнишка. Это решать Роберту. Я был бы рад компании, но обычно я езжу с Кендриком или одним из слуг.

Ларе повесил мясо на крюк и начал нарезать его на куски большим ножом.

— Зачем тебе ехать, Коготь?

— Я никогда не был в городе, — признался юноша. — Очень бы хотелось посмотреть на тамошнюю жизнь.

— Ладно, — сказал Лео. — Я спрошу у Роберта.

Заканчивая выбрасывать из мойки овощные очистки, Коготь пытался решить, чему он больше рад — предстоящей поездке в город или свиданию с Лилой после ужина.

Стоило путникам перейти через перевал, как перед Когтем, словно по волшебству, возникло озеро. Они спустились на равнину, миновали десяток мелких долин и наконец оказались в глубоком ущелье, прорезанном небольшой, но бурной речушкой. Обзор по левую руку укрывал от их взгляда высокий каменный утес, заросший колючим кустарником. Зато справа открывалась широкая перспектива на русло реки, а вдалеке что-то голубело, не иначе как Большое Латагорское озеро.

Коготь был так зачарован увиденным, что разговаривать ему не хотелось, и он ехал молча, что было очень кстати, так как Кендрик почему-то выбрал ему в спутники Калеба.

Коготь достаточно долго прожил в таверне у Кендрика, чтобы удивляться странным отношениям между работающими в таверне и проживающими там. Кендрик был хозяином таверны и заправлял всеми делами, в этом никто не сомневался. Роберт тоже занимал высокое положение, но Коготь до сих пор так и не понял, какое именно. Роберт и Паско время от времени покидали таверну, иногда на несколько недель (один раз они отсутствовали целых два месяца), потом возвращались и снова жили как постояльцы какое-то время. Вскоре им предстояло совершить очередное путешествие, так что Коготь знал: по возвращении он их в таверне не застанет.

Довольно долго юноша пытался разобраться в существующих взаимоотношениях обитателей таверны с позиций своего племени, но потом понял, что это бесполезно. Он знал, что у Кендрика есть где-то сын, хотя в разговорах тот редко о нем вспоминал. Когтю было известно также, что Лео и Марта женаты, но у них нет детей, и что Ларе и Мегги любовники, хотя периодически, вот как сейчас, они едва разговаривали друг с другом. А еще он знал, что, хотя все кругом считали его любовником Лилы, он так до сих пор и не мог понять, как сама Лила относится к этому. Он частенько удивлялся взаимоотношениям между слугами — теми, кто жил в самой таверне, и теми, кто работал на близлежащих фермах, выращивая овощи для заведения Кендрика. Многое из того, что он наблюдал, до сих пор казалось ему чуждым; вроде бы он сроднился с кухонной прислугой, но все равно терзался одиночеством, оторванный от семейных и клановых традиций.

Он постарался об этом не думать; мысли о потерянном прошлом ввергали его в отчаяние, а он знал, что должен быть мужественным. Коготь не сводил глаз с озера, которое с каждым их шагом увеличивалось в размерах. Когда они преодолели следующий перевал, юноша увидел город Латагор.

Полуденное солнце высветило город в четких контрастах: черное и белое, свет и тени. Поначалу перед глазами предстал только хаос, но постепенно все упорядочилось. Таверна Кендрика до сих пор была для Когтя самым большим из известных ему сооружений, поэтому размеры города его потрясли. Латагор раскинулся на берегу небольшой бухты, вытянувшись на несколько миль.

Калеб обернулся и увидел, что Коготь заворожено смотрит на открывшуюся картину.

— Что ты видишь?

Коготь не впервые слышал этот вопрос. Роберт задавал его все время, как и Магнус в период наставничества. Их интересовали не его впечатления или чувства, а скорее мельчайшие детали —«факты», как говаривал Роберт.

Коготь тут же принялся за описание.

— Город окружен стеной, уходящей в воду… я бы сказал, ярдов на сто. — Он прищурился. — В центре возвышается большое здание, откуда все просматривается на милю вокруг. Не знаю, как оно называется.

— Цитадель — вот что это. Когда-то здесь был возведен замок для защиты озерного берега. Постепенно вокруг замка вырос город.

— Вижу пять больших… сооружений, уходящих в воду.

— Это доки.

Коготь еще минуту вглядывался в далекий город и только тут обратил внимание на размер озера. Невероятно, чтобы это было просто озеро. Таким большим бывает только море.

Голос Калеба вывел его из задумчивости.

— Что еще?

Коготь начал перечислять подробности, которые разглядел благодаря своему необычайно острому зрению. Каждый раз подмечая что-то до сих пор ему неизвестное, он с трудом подбирал слова, Калеб подсказывал ему нужное слово, и юноша продолжал.

Дорога шла под уклон, спускаясь в долину, где раскинулся город. Коготь больше не мог разглядывать Латагор с верхней точки и потому продолжал рассказ, полагаясь только на память. Когда они достигли небольшой рощи, окончательно отрезавшей вид на город, Калеб заметил:

— Ты неплохо справился. Кое-что пропустил, но это простительно, ты ведь только недавно начал обращать внимание.

— На что обращать внимание? — спросил Коготь. Калеб улыбнулся, что случалось с ним редко, и ответил:

— На все. Ты теперь на все обращаешь внимание.

— А зачем это нужно?

Они двигались по дороге, сначала через лес, потом вдоль луга, а Коготь все ждал ответа. Наконец Калеб произнес:

— Когда ты охотишься, на что ты обращаешь внимание?

— На все, — не задумываясь, ответил Коготь. — Мне важно направление ветра, запахи, шум леса, любой оставленный след.

Калеб согласно кивал.

— Всегда считай, что ты на охоте.

— Всегда? — переспросил Коготь.

— Всегда.

— Зачем?

— Затем, что это сохранит тебе жизнь, — ответил Калеб.

Они молча ехали еще час, пока не достигли перекрестка, где стояла таверна. Время шло к обеду, и Калеб сказал:

— Дадим лошадям отдохнуть, да и сами подзаправимся. А к ужину будем в городе.

Коготь не возражал. Они провели в дороге два дня, и, хотя ночлег под повозкой не был для него в тягость, он с удовольствием предвкушал горячую еду.

Таверна была совсем крошечной. Обычное заведение для кратковременного отдыха путников, следующих в Латагор и задержавшихся в пути, или для таких, как Калеб и Коготь, которым просто захотелось перекусить. Вывеска над дверью изображала мужчину с вилами в одной руке и большой кружкой в другой. Краска на щите выцвела, но Коготь все равно разглядел на лице человека блаженное выражение.

— Что это за место? — тихо спросил он Калеба, когда повозка остановилась.

— Таверна «Счастливый фермер».

Из-за дома появился мальчишка, и Калеб отдал ему распоряжение насчет лошадей. Повозка была пустой, поэтому лошади не успели устать, им требовались только вода и немного сена. Зато по дороге домой им понадобится хороший отдых и овес, так как в гору придется тащить груженую повозку.

Калеб провел Когтя внутрь и занял пустой столик в углу. Сняв черную шляпу и поправив на боку меч, чтобы было удобно сидеть за столом, он знаком велел юноше сесть напротив.

К ним подошла средних лет женщина и поинтересовалась, что им угодно. Калеб заказал еду и эль на двоих, а потом, откинувшись на спинку стула, начал рассматривать остальных посетителей.

В общем зале было немноголюдно, кроме Калеба и Когтя в таверну заехали пообедать еще четверо. Двое из них — дородные мужчины в добротно сшитых дорожных костюмах — явно были торговцами. Двое других сидели за соседним столом, сблизив головы, и о чем-то тихо беседовали. С виду их можно было принять за воинов, по простой одежде и отсутствию украшений. Однако их обувь и оружие содержались в порядке, из чего Коготь сделал вывод, что они много времени проводят в дороге и в сражениях.

Принесли еду. Стряпня оказалась не такой вкусной, как у Кендрика, но сытной, а эль показался юноше вполне сносным.

Они не успели закончить обед, когда Коготь увидел, что все четверо мужчин поднялись и вышли. Едва за ними закрылась дверь, Калеб спросил:

— Как по-твоему, кто они такие?

— Двое купцов, направляющихся в Латагор, и два их охранника.

— Резонно. Хотя я готов побиться об заклад, что все не так просто.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Я хочу сказать, что вполне обычное дело, когда охранники едят за отдельным столом рядом со своими нанимателями, но те двое были увлечены каким-то секретным разговором, втайне от своих хозяев.

Коготь пожал плечами.

— Не понимаю, что это значит, — сказал он.

— Только одно: для охранников это не совсем обычная ситуация. Один из них даже не дотронулся до еды. — Калеб показал на стол, за которым сидели охранники, и Коготь увидел, что одна тарелка действительно осталась нетронутой.

За год, проведенный у Кендрика, Коготь много раз обслуживал различного рода наемников, а потому знал, что большинство из них сметает дочиста все, что перед ними ни поставишь, как будто они едят в последний раз.

— Ладно, Калеб, а по-твоему, что все это значит?

— Когда мы подъехали, то не увидели повозки ни на конюшенном дворе, ни возле таверны, но мальчишка, который вышел к нам навстречу, сторожил четырех лошадей.

Коготь задумался над тем, что видел и что знал о путешествующих торговцах.

— Значит, эти два купца едут в Латагор за товаром?

— Или чтобы организовать перевозку куда-то еще, но в городе они ничего не собираются продавать.

— А это означает, что они везут с собой золото.

— Возможно. Эти двое вояк, которых они наняли, скорее всего, так и подумали.

Коготь начал спешно заглатывать еду.

— Что это с тобой? — удивился Калеб.

— Мы ведь поспешим сейчас за ними и поможем?

— Вот уж нет, — ответил Калеб. — С нас достаточно и собственных трудностей в дороге, чтобы взваливать на себя чужие.

— Но эти два охранника наверняка убьют своих хозяев, — взволнованно сказал Коготь, опустошая кружку и вставая. — В наших силах остановить подлое убийство.

Калеб покачал головой.

— Вероятнее всего, они отнимут золото и лошадей у купцов, и тем придется идти пешком в Латагор. К тому времени, когда торговцы доберутся до города, наемники уже отплывут на лодке к дальнему берегу или будут на пути к Высоким Пределам или Прибрежному Посту.

— Или они просто перережут купцам глотки и задержатся в Латагоре. Тот, который нервный, может запаниковать и наломать дров.

Калеб поднялся из-за стола и подозвал женщину, которая подавала им обед.

— Велите мальчишке подготовить нашу повозку. — Потом он обратился к Когтю: — Чтобы догнать их, придется гнать лошадей во весь опор.

— Не обязательно, — ответил Коготь. — Не похоже, что эти наемники любят быструю езду. Они попытаются не вызвать у купцов подозрений до самого нападения. Ты ведь ездил по этой дороге и раньше. Где, по-твоему, убийцы решат действовать?

— В пяти милях отсюда вдоль дороги проходит глубокий овраг. Если бы я задумал напасть, то сделал бы это именно там. Протащить тела с полмили и сбросить в овраг — пара пустяков, после чего можно быстро вернуться на дорогу, и никто ничего не заметит. Пройдет несколько месяцев, прежде чем кто-то случайно наткнется на трупы.

— Должно быть, они проехали уже целую милю, если не больше.

Калеб смерил юношу взглядом, в котором читалось любопытство, но сказал лишь:

— Что ж, тогда поедем.

Им пришлось подождать еще несколько минут, пока мальчишка выкатывал повозку с заднего двора. Пока они обедали, он почистил лошадей, за что Калеб наградил его медяком.

Лошадей пустили рысью.

— Если ты прав, мы перехватим их в том самом месте, где овраг подходит к дороге, — сказал Калеб и, обернувшись, увидел на лице Когтя выражение непреклонной решимости. — Почему тебе не терпится вмешаться, мой юный друг?

Коготь помрачнел.

— Ненавижу убийства.

Калеб кивнул и через секунду добавил:

— Если ты собираешься геройствовать, то неплохо бы тебе вооружиться.

Коготь не возражал. Повернувшись назад, он достал из-под сиденья меч и кинжал. До этого момента у него не было причин навешивать на себя оружие.

Калеб продолжал править лошадьми и через несколько минут молчания спросил:

— Какое оружие у наемников?

— У того, что повыше, на правом боку меч — он левша. Слева на поясе у него длинный кинжал, а за голенищем правого сапога я заметил рукоятку еще одного ножа. Нервный малый вооружен коротким мечом и двумя кинжалами. Еще несколько ножей у него спрятано под черной безрукавкой, и один маленький кинжальчик заткнут за ленту шляпы с той стороны, где торчит черное воронье перо.

Калеб расхохотался, что случалось с ним совсем редко.

— Этот последний я не заметил.

— От него шляпа сидит слегка криво.

— Ты хорошо усвоил уроки Кендрика. Единственное, чего ты не заметил, — клинок за пряжкой пояса у суетливого наемника. Да и я заметил этот нож только потому, что, когда малый вставал, он на секунду засунул за него большой палец, чтобы не порезаться.

— По-моему, неудачное место, чтобы носить нож.

— Вполне удачное, если делать все правильно, — отозвался Калеб. — В противном случае… — Он пожал плечами.

Они продолжали путь на приличной скорости. Въехав на очередной холм, Калеб сказал:

— Вон там.

Коготь разглядел, что вдалеке дорога делает небольшую петлю. С этой точки он мог ясно видеть город: они легко добрались бы до него до наступления темноты, если бы все шло, как запланировано.

Внимание Когтя привлекло какое-то движение.

— Вижу четырех всадников. Калеб подстегнул лошадей.

— Они достигнут оврага быстрее, чем я думал! Повозка набирала скорость, и Когтю пришлось держаться за скамью обеими руками, чтобы не слететь на ухабах.

Грохот колес должен был бы насторожить всадников, но когда Коготь и Калеб подъехали ближе, то увидели, что все четверо стоят на дороге, и разговор их вот-вот перерастет в стычку. Наемник, которого Коготь прозвал нервным, вытянул меч, а его напарник в ту же секунду обернулся и увидел приближающуюся повозку. Он завопил, и тогда первый тоже повернул голову, чтобы посмотреть, в чем дело.

Торговцы, не теряя времени, развернули лошадей и попытались удрать, тогда нервный принялся махать мечом и задел левое плечо ближайшего к нему всадника. Торговец вскрикнул и свалился с лошади.

Калеб направил мчащихся во весь опор лошадей так, чтобы объехать трех оставшихся всадников слева. Упавший торговец начал уползать, как краб, стремясь побыстрее оказаться подальше от бывших охранников. А его товарищ теперь мчался по дороге, размахивая обеими руками, словно пытался взлететь над крупом лошади.

Коготь спрыгнул на ходу с повозки, сбив нервного всадника на землю. Тот даже выронил меч. Калеб натянул поводья, стараясь изо всех сил не перевернуть повозку. Второй наемник быстро оценил ситуацию и, пришпорив коня, помчался по дороге туда, откуда они приехали.

Коготь пригвоздил нервного к земле так, что тот даже вскрикнул, а потом принялся молотить юношу руками и ногами. Но Коготь стремительно поднялся и стоял, крепко сжимая в руках меч и ожидая, что противник тоже поднимется с земли. Тот продолжал лежать, сжимая руками живот, а между его пальцев сочилась кровь.

— Ублюдок! Ты меня убил!

Коготь, продолжая сжимать меч, подошел и наклонился над раненым.

— Это тот клинок, что был за поясом? — спросил он.

— От него никогда никакого толку не было, — с трудом проговорил наемник. — А теперь вот именно им меня и прирезали, как свинью.

Калеб развернул повозку и поехал назад, где его поджидали Коготь и двое других. Коготь тем временем развел руки раненого и расстегнул пряжку, потом вытянул из раны лезвие ножа, трехдюймовый кусок острой стали с Т-образной рукояткой; такие клинки обычно украдкой вынимают из-за пояса, прячут между двумя пальцами рук так, что рукоятка остается на ладони, и швыряют в противника. Оружие хоть и небольшое, но опасное.

— Ты ранен? — обратился к сидящему на лошади торговцу Калеб.

Тот держал руку у окровавленного плеча.

— Ничего, выживу, несмотря на старания этого негодяя.

Это был коренастый темноглазый мужчина с небольшой бородкой, лысой макушкой и остатками седых волос на затылке.

Калеб слез с повозки и подошел к Когтю. Взглянув на лежащего наемника, его нож и рану, он сказал:

— Ты тоже выживешь, чтобы удостоиться виселицы. От такого лезвия рана не будет слишком глубокой.

Он взял клинок из рук Когтя, отрезал полоску ткани от рубахи наемника и туго свернул в комок.

— Крепко прижми к ране обеими руками, — велел он, а потом обратился к Когтю: — Помоги затащить его в повозку.

Вместе они уложили незадачливого убийцу на дно повозки, после чего Калеб осмотрел плечо купца.

— Ничего опасного, — заключил он.

— Почему вы мне помогаете? — поинтересовался торговец. — Спасибо, конечно, что спасли меня, но почему?

Калеб кивнул, указывая на Когтя, который успел забраться в повозку и сидел уже рядом с наемником.

— Боюсь, у моего юного друга врожденная порядочность. Видимо, он не приемлет убийств.

— Тогда хвала богам, что вы оба попались мне на пути.

— Поехали в Латагор, — предложил Калеб. — Садитесь со мной на козлы.

— Я Дастин Уэбанкс, торговец из Оласко. Мы с товарищем направлялись в Латагор, чтобы закупить строевой лес.

— А те двое, которых вы наняли, задумали отнять у вас золото.

— Глупо все вышло. Не везем мы никакого золота. У нас кредитные письма от главного казначея из Опардума.

— Значит, вы представляете герцога? Забравшись в повозку, торговец ответил:

— Да. Герцог Каспар задумал построить новый охотничий домик. Где-то он подсмотрел какие-то причудливые резные наличники, и очень они ему понравились. Но для них требуется особая древесина. Такой лес, как оказалось, растет только здесь, в Латагоре. Вот и пришлось ехать.

Калеб пожал плечами, показывая, что это его не касается.

— Надо полагать, ваш друг пришлет за вами городскую охрану.

— Скорее всего, — отозвался Дастин.

— В таком случае они проводят нас до города, мой новый друг.

Путники примолкли, обдумывая события последних минут. Коготь смотрел на пленника, который с мрачным видом размышлял о постигшей его неудаче. Юноша спрашивал себя, что могло заставить этого человека решиться на ограбление, а может, и убийство торговца. Потом он решил, что лучше для начала разобраться в самом себе и понять, что толкнуло его на такое безрассудство — броситься на помощь незнакомым людям.

6 ЛАТАГОР

КОГОТЬ в изумлении озирался. Они подъехали к западным воротам города за час до наступления темноты, а юноша так и не проронил ни слова. Его поразили размеры Латагора еще на дальних подступах, а когда он оказался на городских окраинах, то вообще онемел от потрясения.

Весь предыдущий опыт никак не подготовил его к такому зрелищу. Он и представить себе не мог, чтобы столько людей жили так близко друг от друга. Суета и шум поначалу ошеломили его, но потом он начал впитывать каждую картину, каждый звук.

Возле городских ворот отирались коробейники, громко зазывая покупателей. Здесь же шатались оборванные нищие, благословлявшие тех, кто им помогал, и сыпавшие проклятия на тех, кто просто проходил мимо.

Калеб бросил взгляд на оторопевшего юношу.

— Закрой-ка лучше рот, а то птицы совьют в нем гнездо.

— Так много людей, — выдохнул Коготь. Дастин Уэбанкс посмотрел на него через плечо.

— Никогда прежде не бывал в городе?

— Нет, господин.

Тут заговорил пленный, до сих пор хранивший угрюмое молчание и только изредка стонавший при толчках на ухабах.

— Это пустяки, парень. Если ты когда-нибудь доберешься до Опардума или Калеш-Кара, вот там есть чем любоваться. Латагор и городом-то можно назвать лишь с большой натяжкой. Это, скорее, разросшийся поселок.

— Ничего, он достаточно велик, чтобы в нем нашлась охрана и вдоволь веревок, — буркнул Калеб и добавил, обращаясь к Когтю: — При въезде в город постарайся выбирать именно эти ворота. Ими пользуется большинство местных, потому что через остальные едут путешественники и караваны — там всегда толкучка. Эти ворота так и называются — Местные.

— А сколько всего здесь ворот? — поинтересовался Коготь, вспомнив простой частокол вокруг родной деревни с одними — единственными воротами.

— Кажется, в городе двадцать… четыре? Да, точно, двадцать четыре въезда.

Они присоединились к очереди, ожидавшей позволения въехать в город до наступления ночи, когда ворота будут закрыты. Впереди них были всего две повозки и группа всадников, поэтому они быстро достигли ворот.

— Эй, Родерик! — закричал Калеб, правя лошадьми.

— Калеб! — поприветствовал его солдат в темно-зеленой форме. — Ты зачем едешь — покупать или продавать?

— Покупать, — ответил Калеб. — Ты же видишь, мы налегке.

Солдат махнул рукой, чтобы они проезжали.

— А можно вам оставить бандита? — спросил Калеб.

После кратких переговоров пленного сняли с повозки и увели. Дастин Уэбанкс тоже покинул путников и отправился подавать жалобу судье. Перед уходом он пообещал наградить своих спасителей, если они заглянут на следующий день в таверну «Бегущий лакей».

Калеб поехал через город, направляясь на постоялый двор, где всегда останавливались обитатели таверны «У Кендрика», случись им оказаться в городе. Уже совсем стемнело, когда они подъехали к симпатичному на вид дому с большим конюшенным двором. На вывеске был нарисован человек с завязанными глазами, подбрасывающий в воздух мячи. На шум повозки к путникам вышел юноша, с виду ровесник Когтя.

— А-а, Калеб! — прокричал он, увидев, кто правит повозкой.

— Джейкоб! — поприветствовал его Калеб.

Юноша был светловолос и очень худ, одет просто — хлопковая рубаха, кожаные штаны и тяжелые сапоги. Забирая поводья, он поинтересовался:

— А кто твой друг?

— Познакомься, Коготь, это Джейкоб. Коготь кивнул и спрыгнул с повозки.

— Отец будет рад тебя видеть, — сказал Джейкоб. — У него для тебя целый ворох новых охотничьих историй.

— Неужели он все-таки выбрался на охоту? — удивился Калеб.

— Нет, — ухмыльнулся Джейкоб, — зато новыми историями запасся.

— Как обычно, — улыбнулся Калеб.

Они предоставили повозку заботам Джейкоба, а сами пошли в дом. Толстушка, стоявшая за длинной стойкой бара, при виде Калеба оживилась, поспешила ему навстречу и обхватила обеими руками.

— Калеб, негодник! Как давно тебя не было видно! С прошлого лета!

Если охотника-молчуна и привело в замешательство такое горячее объятие, вынес он его стойко, а когда наконец женщина его отпустила, сказал:

— Привет, Анжелика. — После этого указал на своего товарища: — Познакомься с Когтем, он помогает мне в поездке.

Внезапно юноша оказался в медвежьих тисках.

— Добро пожаловать в «Слепого жонглера», Коготь. — Посмотрев на Калеба, женщина подмигнула и добавила: — Элла сейчас на кухне.

Калеб едва заметно улыбнулся, но сказал лишь:

— Нам понадобится комната дня на два, может, на три.

— Да конечно, живите сколько хотите, — ответила женщина. — А теперь занимайте столик получше, у камина. Скоро начнут подтягиваться посетители, и тогда уж каждый за себя.

Калеб указал на небольшой столик в углу возле огня, и Коготь сразу пошел занимать место.

— Мыться будем по очереди, — сказал Калеб. — Она права. Через несколько минут сюда набьется столько народу, что не повернешься.

Появилась Анжелика, неся две большие кружки эля. Передавая ключ Калебу, она сказала:

— Первая комната на верхнем этаже, это лучший номер.

— Спасибо, — слегка поклонился Калеб. Коготь отхлебнул из кружки и нашел, что эль здесь варят крепкий и ароматный.

— Поосторожнее с этим напитком, Коготь. Стоит только зазеваться, как хмель возьмет свое. — Наклонившись вперед, Калеб продолжил: — Учись отхлебывать мелкими глотками и при этом делать вид, будто пьешь по-настоящему.

— Как это?

Калеб показал: взял в руки кружку и изобразил, что делает добрый глоток, а потом поднес кружку к носу Когтя, и юноша увидел, что он почти ничего не выпил.

— Если ты в компании смутьянов, то можешь пролить кое-что на пол или пусть даже эль течет у тебя по подбородку. Если же обедаешь с людьми повыше рангом, то время от времени подзывай слугу, чтобы он принес новый кубок. Никто, кроме этого слуги, не заметит, что он уносит всего лишь наполовину опустошенный кубок. Слуга никому ничего не скажет — скорее всего, он сам допьет то, что осталось, прежде чем дойдет до кладовки.

— Зачем?

— Зачем он станет допивать? Коготь засмеялся и покачал головой.

— Нет, это как раз понятно. Я спрашиваю, зачем мне делать вид, будто я пью больше, чем на самом деле?

— Пусть это станет твоей привычкой. Мужчины под хмельком чаще всего превращаются в глупцов. Иногда совсем не так уж плохо сойти и за глупца. — Калеб поднялся из-за стола. — Пойду умоюсь.

Коготь кивнул и остался сидеть на месте. Калеб прошел в дверь рядом с баром, которая, по предположению Когтя, вела на кухню. Коготь, как почти все его соплеменники, привык плавать в реках и озерах без малого круглый год, если не считать самых холодных месяцев. Раньше он очищал кожу в специальной парилке, устроенной в его деревне; там собирались мужчины и женщины и соскребали с кожи дневную грязь особыми изогнутыми палочками, после чего окатывали себя теплой водой, ведра с которой стояли возле раскаленных камней, чтобы получался пар. Использование мыла и воды — чаще всего холодной — поначалу казалось Когтю странным обычаем, но вскоре оно вошло у него в привычку. Большинство людей, как он успел заметить, включая знать, купались или мыли руки и лицо по своей прихоти, тем не менее все обитатели таверны «У Кендрика» довольно много времени уделяли купанию и умыванию. Коготь даже поинтересовался у Лилы насчет этого, и она ответила, что такой порядок здесь заведен давно, еще с тех пор, когда она только начала работать.

Коготь вспомнил Л илу, и у него тут же возникло знакомое тянущее ощущение в животе. Он скучал по девушке, несмотря на треволнения поездки. До нее у него не было женщин; так уж повелось в его племени — не знать женщин до свадебной ночи. Обычай не всегда соблюдался, особенно теми, кому не досталось пары в первый же год вступления во взрослую жизнь, но такова была традиция, чтимая большинством оросини. Коготь иногда вспоминал Перышко Синекрылого Чирка и других девушек из своей деревни, гадая, дарили бы они свою любовь с такой радостью и пылкостью, как Лила. Он отбросил мысли о родной деревне и девушках, с которыми вместе вырос; эти воспоминания до сих пор причиняли ему боль, если он надолго в них погружался. Роберт научил его думать только о настоящем или ближайшем будущем, ибо, по словам наставника, «жить прошлым означает жить сожалением».

Коготь принялся изучать обстановку, что уже вошло у него в привычку. В зале стояли двенадцать столов, так что здесь вполне могли с удобством разместиться около пятидесяти гостей; даже больше, если кто-то оставался стоять у бара. Коготь вспомнил, как выглядит дом снаружи, сравнил его с таверной Кендрика и пришел к выводу, что наверху расположено от шести до восьми комнат. Как было принято в большинстве местных постоялых дворов, кое-кто из гостей оставался спать здесь, в общем зале, расположившись под столами и оплатив такой ночлег несколькими медяками. Спать на полу, подстелив только свой плащ, не очень удобно, но это все-таки лучше, чем ночевать под открытым небом. Если в камине сгрести угли в кучу, то тепло продержится всю ночь, а утром можно заказать горячую еду.

Размышления Когтя были прерваны, когда открылась дверь и в зал вошли с полдюжины здоровяков в заляпанной грязью грубой одежде. Судя по крепким сапогам (у многих с кованым носком) и мощному телосложению, все они работали грузчиками. Наверное, именно эти люди разгружали торговые повозки и разносили ящики по магазинам и складам всего города. Вошедшие быстро направились к бару, и один из них закричал:

— Анжелика! Элла! Кто-нибудь! Загибаемся от жажды!

Один или двое захохотали, но все терпеливо ждали, пока из кухни не показалась Анжелика. Она поздоровалась с грузчиками, назвав каждого по имени, и быстро раздала напитки, даже не выслушав заказ: очевидно, это были постоянные клиенты.

В течение следующих нескольких минут посетителей прибавилось вдвое — все это был рабочий люд: грузчики или возницы.

Вернулся Калеб и, присев за стол, поинтересовался:

— Что разузнал?

Коготь удивленно взглянул на товарища. В первую секунду он не понял вопроса, так как все это время просидел один, но потом догадался, что Калеб интересуется сделанными наблюдениями. Коготь поделился предположениями о размерах постоялого двора, после чего добавил:

— Конюшенный двор за домом, должно быть, просторный, наша повозка там легко разместилась. Думаю, хозяева могут принять на постой с дюжину всадников, если не больше.

— Больше, — сказал Калеб, но тут из кухни появилась симпатичная девушка. Она принесла им поднос с закусками. — Коготь, познакомься с Эллой.

Коготь бросил взгляд на девушку, тонкую, как тростинка, но в то же время очень похожую на Анжелику. Она была, вероятно, на несколько лет старше Когтя. Голубоглазая, темноволосая, с очень светлой кожей и розовыми щечками. На ней было простое платьице из синего хлопка и белый фартук, а пояс на талии подчеркивал приятные пропорции и изящные выпуклости.

— Привет, — поздоровался юноша.

Девушка улыбнулась, а Коготь еще раз восхитился ее миловидностью. Поставив поднос на стол, она посмотрела на Калеба с нескрываемой теплотой и сказала:

— Я вернусь, если что-то понадобится. Девушка заторопилась на кухню, но тут в зале появились новые завсегдатаи. Она как раз дошла до стойки бара, когда ее окликнул один из грузчиков:

— Элла!

Она на миг замерла, лицо ее помрачнело.

— Привет, Форни, — сказала она и, не проронив больше ни слова, быстро скрылась на кухне.

Коготь внимательно посмотрел на нового посетителя. Это был молодой человек, с виду ровесник Калеба, крепкого телосложения, с густой копной черных волос. Одежда на нем была грубая, но относительно чистая. Он двинулся к бару вместе с друзьями.

Из кухни вышел Джейкоб, поприветствовал нескольких завсегдатаев и направился к столику, где сидели Калеб и Коготь. Калеб отодвинул для него стул, и юноша присел.

— Ваши лошади накормлены и устроены на ночь. Гнедая кобыла прихрамывала на переднюю левую ногу, поэтому я осмотрел копыто. Вынул маленький камушек. Как бы не было нарыва.

Коготь каждый вечер и во время дневного привала осматривал копыта лошадей, так что, должно быть, гнедая подцепила камушек во время последнего переезда.

— Я присмотрю за ней, — продолжил Джейкоб, потом наклонился вперед и, понизив голос, поинтересовался с какой-то злорадной улыбкой: — Ну что, Форни уже видел, как Элла с тобой разговаривает? — Калеб никак не отреагировал на это, поэтому Джейкоб повернулся к Когтю. — Моя сестрица не прочь выйти замуж за твоего друга, но молодой Форни вбил себе в голову, что она станет его женой.

Коготь до сих пор смутно представлял брачные традиции этих людей, но он начал подозревать, что среди городских (а так он думал обо всех, кто не принадлежал к племени оросини) не приняты такие формальности, как у него дома. Не зная, что сказать, юноша промолчал.

Бросив взгляд на Форни, Калеб обратился к Джейкобу:

— Я уже говорил твоей сестре, что она мне нравится, но ты знаешь не хуже меня, что мне пока не до женитьбы. — Он о чем-то задумался, потом тихо добавил: — Если я вообще когда-нибудь решу жениться. — Он слегка улыбнулся. — Кроме того, если я все правильно понимаю, Форни все равно столкнулся бы с непростой задачей, даже если бы я никогда не появился в Латагоре.

Джейкоб рассмеялся.

— Да, он почему-то у Эллы не в чести, даже больше, чем остальные. Впрочем, все это звенья одной цепи. Всегда хочется того, что не можешь получить.

Перехватив удивленный взгляд Когтя, Джейкоб пояснил:

— Элле нужен Калеб, но она не может его добиться, а Форни запал на Эллу, но она не для него. Все повторяется, понятно?

Когтю ничего не было понятно, но на всякий случай он кивнул, а через секунду спросил:

— Кто он такой?

— Форни? — Джейкоб пожал печами. — Неплохой парень, но звезд с неба не хватает.

Калеб удивленно поднял бровь и с сарказмом посмотрел на Джейкоба.

— Ну, его отец самый богатый деляга, занимается гужевыми перевозками.

Коготь не очень много знал о богачах, видел только тех, кто приезжал к Кендрику, поэтому заметил:

— А с виду и не скажешь, что богат. Одет почти так же, как остальные.

— Это все его отец. Старик хочет, чтобы сын освоил дело, начав с самых низов. Как я сказал, он не так уж и плох. — Помолчав немного, добавил: — Но, конечно, с нашим таинственным путешественником ему не сравниться. — Он похлопал Калеба по плечу. — Элла положила на него глаз с тех пор, как ей исполнилось… сколько? Пятнадцать?

— Это случилось четыре года назад, Джейкоб. Парень кивнул.

— Я все время ей твержу, что если бы она узнала тебя получше, то сразу передумала бы, но ты знаешь, каковы эти сестры.

— Не знаю, — отозвался Калеб. — У меня ведь брат, забыл?

На лице Джейкоба промелькнуло какое-то странное выражение. Он переменился всего лишь на секунду, но Коготь все равно это заметил. С наигранной веселостью Джейкоб сказал:

— Магнуса нелегко забыть. — С шумом отодвинув стул, юноша поднялся из-за стола. — Ну, пора заняться делом. Если что понадобится — зовите.

— Не беспокойся, — отозвался Калеб. Коготь подождал, пока Джейкоб уйдет, а потом повернулся к Калебу:

— Мне столько еще нужно понять о вас.

— О ком это, о нас? — удивился Калеб.

— О тебе и Джейкобе, и о тех, кто живет у Кендрика. — Он с трудом подбирал слова. — О тех, кто не оросини.

Калеб оглядел зал.

— Лучше бы тебе забыть, что ты оросини, по крайней мере когда тебя могут услышать чужаки.

— Почему?

— Кто-то очень постарался уничтожить всех оросини, Коготь. И хотя ты один не представляешь никакой угрозы для этих людей, сам факт, что ты явился свидетелем истребления целого народа, делает из тебя потенциальную… помеху. — Он заговорил погромче. — Но вернемся к тому, что ты сказал. Итак, чего же ты не понимаешь?

Коготь отвел глаза, словно не желая встретиться взглядом с Калебом. Когда он заговорил, голос его звучал тихо и бесстрастно.

— Подтрунивание… кажется, это так называется. Шутки… но не веселые истории.

— Поддразнивание.

— Да, это самое слово. Лила иногда поддразнивает меня, но чаще всего я не понимаю, серьезно она говорит или нет.

Калеб пожал плечами.

— Ничего удивительного, многие девушки так себя ведут.

— Возможно, но ты старше меня, и я подумал… Калеб прервал его смехом.

— В этом я тебе не помощник, мой юный друг. — Он склонился над кружкой с элем. — Однажды ты, вероятно, познакомишься с моей семьей и поймешь, где я рос. Но даже если этого не случится, тебе следует знать, что мое воспитание можно назвать каким угодно, только не обычным. — Он поднял глаза и улыбнулся. — Я рос как слепой среди зрячих.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Как-нибудь объясню, но сейчас довольно и того, что скажу: я вовсе не был счастливым ребенком. Мои родители — исключительные люди, безмерно одаренные, но даже они не смогли излечить меня от того недостатка, который я получил от природы.

Коготь откинулся на спинку стула, не скрывая изумления.

— Я не вижу в тебе никаких недостатков, Калеб. По-моему, ты лучший охотник из всех, каких я только знаю, а ведь мой народ как раз славился своими охотниками. Я достаточно проучился у Кендрика, чтобы понять: с мечом ты обращаешься ничуть не хуже, чем с луком и стрелами. Говоришь ты вроде просто, но за твоими словами таится глубокий смысл. У тебя есть терпение, и ты стараешься постигнуть суть вещей. Так чего же тебе не хватает?

Калеб улыбнулся и тоже откинулся на спинку.

— А ты, как я погляжу, занялся изучением человеческой природы. Это все благодаря стараниям Роберта; он всегда добивается своего, если дать ему время. Чего мне не хватает, — тихо ответил он, — это магии. Мой брат не единственный, кто практикует магию у нас в семье. Лучше сказать, я единственный, кто обделен этим даром. Я вырос на острове, где таких бездарей больше не было.

— Значит, и Роберт, и твой брат чародеи? — тихо переспросил Коготь.

— А ты не знал?

— Я не видел, чтобы кто-нибудь из них колдовал, хотя… — Коготь помолчал. — Твой брат больше учит, как пользоваться собственным умом… — Он поискал слова. — Его наставления еще более странные, чем уроки логики, которые преподает мне Роберт. Магнус учит меня, как думать. — Юноша постучал себя по лбу. — Раньше я и не подозревал, что такое возможно. И все-таки у меня нет никакого таланта к магии.

— Ты в этом уверен? — небрежно поинтересовался Калеб.

— Среди моих сородичей было несколько человек, которых мы называли… шаманами, жрецами волшебства. Каждого ребенка проверяли, есть ли у него дар, и отобранные уходили из деревни еще в детстве на обучение к шаманам. Их по пальцам можно перечесть, и они… — Коготь замолк под наплывом захлестнувших его чувств, но тут же закончил: — Теперь это уже не важно. Они все мертвы. — Он сморгнул навернувшиеся слезы. — Давно я об этом не вспоминал.

Калеб кивнул.

— Эта боль никогда не пройдет. Но ты откроешь для себя в жизни и другие вещи. — Он несколько оживился, — Я хочу сказать, что, хотя давным-давно смирился со своим врожденным недостатком, в одном деле никогда не преуспевал — так и не научился понимать женщин. Как и ты, я был совсем несмышленышем, когда впервые столкнулся с этой проблемой. Я совершенно не знал, как себя вести. — Он отхлебнул из кружки. — С другой стороны, обучение иногда бывает очень приятным. Коготь усмехнулся.

— Еще бы. Лила, например…

Он примолк, но Калеб за него договорил:

— Бойкая девица, этого у нее не отнять.

— Как мне…

— Что?

Коготь попытался привести в порядок мысли. После длинной паузы, в течение которой оба молодых человека сидели и смотрели друг на друга, пока грузчики громко о чем-то беседовали у стойки бара, Коготь наклонился вперед и сказал:

— В племени оросини принято, что родители выбирают своим детям пару. Родителей у меня нет, а насчет родственников Лилы я ничего не знаю…

Калеб его перебил:

— Ты подумываешь о женитьбе?

Коготь заморгал, словно удивившись, что его проблему поняли таким образом, но потом все-таки кивнул.

— Не знаю, что делать.

— Поговори с Робертом, — тихо посоветовал Калеб.

Коготь снова кивнул.

— Но я должен тебя предупредить, — добавил Калеб, — думаю, что это ни к чему не приведет, даже если Лила захочет, хотя, как мне кажется, не захочет.

— Но она меня любит! — возмутился Коготь так громко, что два грузчика обернулись и внимательно на него посмотрели.

— Как я уже говорил, я не знаток женщин, Коготь. Но ты должен знать, что будешь не первым, кто согрел постель Лилы.

— Я знаю, — пожал плечами Коготь.

Калеб откинулся на спинку стула, словно задумавшись над его словами. Через минуту он произнес:

— Что происходит между мужчиной и женщиной, это их личное дело. Но все-таки я тебе скажу. Ты знаешь тех, кто побывал в ее объятиях.

Коготь заморгал, на этот раз пришел его черед задуматься.

— Гиббс? — Калеб кивнул. — Ларс? — И снова последовал кивок. — Но ведь Ларс с Мегги, — слегка опешил Коготь.

— Сейчас — да, но они часто ссорятся. Мегги, я тебе скажу, совсем не подарок. Она, конечно, неплохая девушка, но иногда с ней очень трудно.

— Но ведь это неправильно, — сказал Коготь.

— Вопрос не в том, правильно это или нет. Все есть так, как оно есть. У твоего народа было принято, что родители подбирают детям пару, и можно было прожить всю жизнь, зная только одну женщину, а здесь… — Он вздохнул. — Здесь по-другому.

Коготь окончательно расстроился.

— Должен сказать, что я тоже был с Лилой, — добавил Калеб.

Коготь не поверил своим ушам.

— Ты!

— В прошлый праздник летнего солнцестояния, в тот самый день, когда Паско и Роберт тебя нашли, мы с ней выпили слишком много эля и оказались в одной постели. Она проделывала такое несколько раз с постояльцами покрасивее.

У Когтя был такой вид, словно мир для него рухнул.

— Так она… как это называется?

— Что именно?

— Женщина, которая ложится с мужчиной за деньги.

— Шлюха, — подсказал Калеб. — Нет, мой юный друг, она не такая. Но она здоровая девушка, которой нравятся мужчины, к тому же в тех местах, откуда она родом, люди не задумываются дважды, если хотят переспать с кем-то ради удовольствия.

Коготь снова почувствовал знакомую пустоту в животе.

— Это неправильно, — пробормотал он.

— Ступай вымой руки, — велел Калеб и махнул рукой в сторону кухни. — Через минуту нам подадут еду. Просто запомни, что в большинстве случаев понятие того, что правильно или неправильно, зависит от позиции, какую ты занимаешь в данный момент. Мои сородичи сочли бы обычай твоего народа выбирать подругу жизни с помощью родителей, прямо скажем… варварским. — Коготь начал мрачнеть, и Калеб поспешно добавил: — Я не собирался тебя обижать, просто хочу показать, что мы часто смотрим на многие вещи так, как нас научили в детстве. А мир гораздо сложнее, чем может себе представить ребенок. Теперь ступай и умойся.

Коготь поднялся и, пройдя мимо бара, вошел в кухню. Там его ждала знакомая картина. Анжелика и Элла работали рядом с двумя мужчинами: один, судя по сходству, был отец Джейкоба, а второй — явно повар. Коготь нашел кадку с водой, мыло и умылся с дороги. Подняв глаза, он заметил, что Элла искоса рассматривает его.

Он выдавил из себя робкую улыбку и вытер руки о тряпицу, висевшую рядом с кадкой. Хотя девушка и питала нежные чувства к Калебу, но и для него у нее нашелся ласковый взгляд. Коготь вышел из кухни и вернулся в зал. Усевшись за стол, он взглянул на человека, которого еще недавно считал другом, не подозревая, что и он был любовником Лилы! Что теперь он должен чувствовать?

Наконец Коготь тяжело вздохнул и произнес:

— Никогда не пойму женщин. Тогда Калеб рассмеялся:

— Добро пожаловать в мужское братство, мой Друг.

На следующий день рано утром Калеб отправился в город. Пять-шесть раз за год Кендрику привозили из города пшеничную муку, рис, сахар, мед и приправы. Но дважды в год хозяин поместья составлял особый список, и кому-то приходилось ехать за покупками. Часто это был сам Кендрик, а на этот раз послали Калеба.

Посетив третью лавку, Коготь начал понимать причину этого. У Калеба был природный дар торгаша. Он чувствовал, когда продавец готов уступить или когда достигнут нижний предел цены. По дороге в следующую лавку Коготь спросил:

— Откуда ты знаешь?

— О чем?

— Когда нужно прекратить торг?

Калеб вильнул в сторону, пропуская мчащихся во весь опор мальчишек, за которыми, поотстав, бежал разозленный торговец.

— Есть кое-какие признаки, просто нужно быть повнимательнее. То же самое, когда ты играешь в карты или пытаешься понять, лжет ли тебе собеседник.

— Какие признаки?

— Их много, но начнем с самых очевидных. Выражение лица. К примеру, сегодня утром торговец специями обрадовался, увидев посетителей. Его лицо выражало искреннее удовольствие.

— Как ты понял?

— Как только мы войдем в лавку, присмотрись повнимательнее к лицу продавца. Большинству торговцев хватает нескольких мгновений, чтобы разобраться в том, кто к ним пришел. В эти секунды ты и разглядишь правду. Не сразу, но ты научишься определять разницу между человеком, который искренне рад видеть клиента, и тем, кто изображает удовольствие. Первому обязательно нужно что-то тебе продать, а вот второй, возможно, и не захочет этого делать. За фальшивой улыбкой, пожеланием доброго здоровья или заявлением, что цена и без того слишком низкая, может кое-что скрываться. Ты пока просто наблюдай, но не за мной, а за торговцем.

Целый день Коготь наблюдал и после каждой сделки задавал вопросы. Постепенно он начал понимать кое-что из сказанного Калебом и действительно научился улавливать характерные знаки, скрытые от тех, кому не хватает терпения, чтобы их разглядеть.

Вскоре после полудня они вышли на небольшой рынок возле восточной городской стены и начали пробираться между лотков, за которыми торговали всякой снедью, одеждой, украшениями, инструментами и оружием. Тут же нашелся посредник, предлагавший услуги наемной охраны. Здешние покупатели отличались от тех, кто жил в городе. Коготь увидел в них что-то до боли знакомое. В первую секунду он даже подумал, что оказался среди своих соплеменников. У мужчин были татуировки на лицах, хотя с другой символикой. Одеты они были в меховые накидки, похожие на те, что носили оросини, и передвигались группами, включая детей и стариков.

И в речи их попадались знакомые ему слова. Коготь протянул руку и дотронулся до Калеба — тот сразу обернулся. Увидев сосредоточенное выражение на лице друга, Калеб помолчал, выжидая, а Коготь тем временем напряженно вслушивался, стараясь понять речь этих людей.

Какой-то мужчина разговаривал, скорее всего, со своей женой, как решил Коготь. Юноша почти все понял, несмотря на сильный акцент и несколько незнакомых слов. Наклонившись поближе к Калебу, Коготь тихо спросил:

— Кто эти люди?

Калеб дал знак юноше, чтобы тот следовал за ним, и, когда они отошли подальше от незнакомцев, ответил:

— Они из племени ородонцев. Живут на севере, по ту сторону горного хребта. Состоят в дальнем родстве с оросини, хотя они не горные, а равнинные жители и занимаются рыболовством. Городов они не строят, селятся в деревнях, поэтому каждую зиму многие из них перебираются на юг, а ранней весной приезжают сюда на рынок в Латагор. Многие кочующие торговцы часто останавливаются в прибрежных деревнях на землях этого племени.

— Почему я о них ничего не слышал? Калеб пожал плечами.

— Тебе пришлось бы спросить кого-нибудь из тех, кто уже мертв, — отца или деда. Все эти земли принадлежали твоимпредкам, Коготь. Жители юга, горожане, передвинулись на север и вытеснили твой народ в горы, а племя ородонцев — на север. Южные нации все восходят к ролдемцам, поэтому во всех этих землях говорят на одном языке.

Коготь обернулся в последний раз, бросив взгляд на рынок, прежде чем они свернули на какую-то улицу.

— Я бы хотел побольше узнать о них.

— Магнус будет рад тебе помочь, — ответил Калеб. — История — его конек, он с удовольствием даст тебе урок. А вот на меня всякие исторические подробности наводят скуку.

Они подошли к постоялому двору, на вывеске которого был нарисован человек в лакейской ливрее, бегущий за удаляющейся каретой.

— «Бегущий лакей», — сказал Калеб. — Здесь мы найдем нашего друга Дастина Уэбанкса.

Они вошли в общий зал, довольно плохо освещенный, и в первый момент стояли моргая, пока глаза привыкали к полумраку. А потом с криком ярости Коготь выхватил из ножен меч и кинулся на человека, сидящего у барной стойки.

7 ОБУЧЕНИЕ

КАЛЕБ отреагировал молниеносно. На его глазах Коготь выхватил меч, яростно закричал и кинулся на человека, сидящего у бара. Незнакомец, судя по одежде и оружию наемный воин, закаленный ветеран, растерялся только в первую секунду, прежде чем понял, что ему грозит опасность. Но когда его рука потянулась к мечу, Калеб сделал Когтю подножку, и юноша полетел на пол.

Секундой позже Калеб уже стоял с мечом наизготовку между пытавшимся подняться Когтем и человеком у стойки бара. Он направил острие меча в сторону незнакомца, а левой рукой толкнул Когтя, когда тот попробовал встать.

— Подождите! — прокричал Калеб. — Одну минуту!

Наемник занял оборонительную позицию, не собираясь нападать.

— Я подожду, — ответил он, — но недолго.

Коготь снова попытался подняться, тогда Калеб схватил его за рубаху и потянул вверх. Коготь ожидал сопротивления, а ему, напротив, помогли подняться — и вот он уже в воздухе, балансирует на носках, не чувствуя пятками пол. Калеб позволил ему повисеть так секунду, а потом отпустил. Коготь рухнул на пол, ударившись спиной.

— Я же сказал, подожди, черт побери! — прокричал Калеб.

Коготь замер.

— В чем дело? — завопил воин.

— Это убийца! — проорал Коготь, снова пытаясь подняться. От гнева он даже не заметил, что перешел на родной язык.

Калеб почти позволил ему встать, но тут же сделал подсечку, и юноша снова повалился на пол. Калеб тихо сказал ему, тоже перейдя на язык оросини:

— Никто, кроме меня, не понял твоих слов. Кто, по-твоему, этот человек?

— Один из тех, кто убивал моих односельчан! Калеб внимательно посмотрел на наемника.

— Как тебя зовут? — спросил он незнакомца на ролдемском.

— А кого это интересует?

— Того, кто пытается предотвратить кровопролитие, — ответил Калеб.

— Я Джон Крид, из Инаски.

Калеб бросил взгляд на Когтя и убедился, что тот пока затих.

— Ты когда-нибудь служил у Ворона?

Крид чуть не сплюнул.

— Я бы даже не шевельнулся, увидев, что Ворон подпалил себе задницу. Я воин, а не детоубийца.

Тогда Калеб повернулся к Когтю.

— Не делай резких движений, — велел он, позволив юноше подняться.

Почувствовав, что кризис миновал, воин поинтересовался:

— А кто твой горячий друг?

— Это Коготь, а я Калеб.

Вложив меч в ножны, Джон Крид сказал:

— Если этот парень ищет Ворона, то пусть не забудет запастись серебром для собственных похорон. Головорезы Ворона порежут его на куски, не пролив при этом ни капли эля, и будут еще смеяться при этом.

Повернувшись к Когтю, Калеб спросил:

— Что тебе померещилось?

Коготь медленно убрал меч, не сводя взгляда с Крида.

— Он похож на…

— Он похож на кого-то другого, и поэтому ты, позабыв все, чему тебя учили, просто поддался порыву, так?

Коготь внимательно вглядывался в этого человека, пытаясь представить его среди тех картин, что до сих пор жили в его памяти, но постепенно понял, что сглупил. Крепкий мужчина с темными волосами до плеч. Очевидно, ему несколько раз ломали нос, так что теперь от него осталась только скособоченная шишка посреди лица. Рот обрамляли обвисшие усы. Лицо было ничем не примечательное, если не считать глаз, которые сузились до щелочек, пока он изучал своего недавнего противника. Когтю приходилось ловить такой взгляд — точно так смотрел Калеб своими пронзительными темными глазами, не упуская ни одной детали. Этот воин был похож на одного из тех, кто разрушил его деревню, на одного из тех, кого Коготь вспугнул, прежде чем получить заряд в грудь, но это был не тот же самый человек.

— Прости, — сказал Коготь, обращаясь к Калебу.

— Не у меня проси прощения. У него. Коготь обошел Калеба и остановился перед Джоном Кридом.

— Я был не прав. Простите. — Он взглянул наемнику прямо в глаза.

Крид помолчал секунду, потом скривил рот, изображая улыбку, и произнес:

— Ничего страшного, парень. Горячность — свойство юности. С возрастом это пройдет… если, конечно, тебе повезет остаться в живых.

Коготь кивнул.

— Я повел себя безрассудно.

Крид продолжал изучать юношу. Наконец он сказал:

— Люди Ворона, должно быть, здорово тебя допекли, раз ты так сорвался со всех катушек.

— Именно так, — только и сказал Коготь.

— Что ж, если ты разыскиваешь Ворона и его банду, поговаривают, что последние несколько лет он работает на герцога Оласко. Молодой Каспар вовлек их в какую-то заварушку на Спорных Землях, где столкнулся с герцогом Маладоном и людьми Симрика. Поэтому если пытаешься найти Ворона, то ищешь не в той части света.

— Позволь нам угостить тебя в знак примирения, — предложил Калеб.

Крид не возражал.

Калеб оглядывал переполненный зал, где посетители потихоньку приходили в себя, убедившись, что конфликт разрешился мирно. Калеб подал знак хозяину, чтобы тот налил Криду выпить, а сам взял Когтя за локоть и повел его сквозь толпу. Найдя столик в углу, он чуть ли не силком усадил парня, а потом долго смотрел на него. После нескольких минут молчания Калеб заговорил:

— Обычно ты всегда думаешь, прежде чем действовать. Что вдруг с тобой случилось?

Коготь боролся с яростью и горем, чувствуя, что вот-вот расплачется.

— Я увидел этого человека… и меня что-то захлестнуло. Я был уверен, что он… один из тех, с кем я сражался, когда напали на мою родную деревню.

Калеб дал знак разносчице, чтобы она принесла им выпить и поесть, затем снял перчатки с крагами и швырнул на стол.

— Ты молод. Как сказал Крид, твоя горячность пройдет с возрастом, если ты поживешь подольше.

Коготь хранил молчание. Принесли еду и эль, оба ели, не проронив ни слова. Коготь мрачно размышлял над тем, что случилось, и заговорил, лишь когда ужин подошел к концу.

— Калеб, почему ты мне ничего не сказал?

— Ты о чем?

— О том, что ты знал, кто напал на мою деревню. Глаза Калеба на секунду вспыхнули, и Коготь понял, что попал в точку.

— Ты много раз рассказывал мне о набеге, — продолжал юноша, — но ни разу не назвал имени предводителя. А ведь ты знал, кто это был!

Калеб тяжело вздохнул.

— Ладно, Ворон со своей компанией и так хорошо известен. Просто мне ни разу не пришло в голову, что тебе нужно знать его имя.

— Но это не все. Ты чего-то недоговариваешь.

— Я ничего не скрываю, — мягко возразил Калеб, но его взгляд предупредил Когтя, что лучше не настаивать.

— Тебе что-то известно. Расскажи, — все-таки не отступал Коготь.

Калеб долго смотрел на юношу, после чего изрек:

— Не сегодня.

— Когда же?

— Когда ты сможешь понять.

— Среди своих соплеменников я бы уже два года считался мужчиной, Калеб. Если бы… моя деревня не погибла, то я бы уже наверняка был отцом. Неужели все так сложно, что я не смогу понять?

Калеб не спеша потягивал эль, словно и не думая отвечать, но потом все-таки сказал:

— Я пока не вправе открыть тебе очень многое. Я считаю тебя очень способным во многих отношениях, Коготь. Более способным, чем большинство твоих сверстников и даже мужчин вдвое старше тебя, но решаю не я один.

— Кто же? Роберт? Калеб кивнул.

— Он отвечает за твое обучение.

Коготь, слегка повернув голову, искоса посмотрел на Калеба.

— К чему меня готовят?

— Ко многому, Коготь, — последовал ответ. — Ко многому.

— Например?

— Ну, об этом ты должен поговорить с Робертом. Я тебе скажу только одно, Коготь Серебристого Ястреба: если ты освоишь все то, что должен, то станешь весьма неординарной и даже опасной личностью. Тебе и нужно стать таким, если ты хочешь отомстить за свой народ.

— У меня нет иного выбора, — бесстрастно ответил Коготь. — Как только я выполню свой долг перед Робертом, я сразу должен найти тех, кто уничтожил мое племя.

Калеб не сомневался в том, что сделает юноша, как только отыщет тех людей.

— Значит, усердно работай, — заключил он, — какследует усваивай уроки, ведь у тех, кого ты ищешь, всесильные и опасные друзья и хозяева.

Коготь сидел молча, раздумывая над словами Калеба, а вокруг усиливался шум по мере того, как прибывали посетители. Среди них оказался и Дастин Уэбанкс вместе со своим напарником.

— Привет! — прокричал Дастин, завидев их в углу зала. — Я боялся, что вы не появитесь. Рад вас видеть, теперь я смогу хоть как-то отблагодарить за вашу помощь.

Он пробрался через зал к ним, и Калеб пригласил их с другом занять оставшиеся два стула, но Уэбанкс отклонил приглашение.

— У нас еще много дел, так что мы ненадолго. — Он, отвязал с пояса кошелек. — Мне трудно самому оценивать стоимость собственной жизни, но, прошу вас, примите это золото в качестве награды за мое спасение.

Его товарищ отвел взгляд, словно смущаясь того, что удрал, когда Уэбанкс попал в беду. Кошелек упал на сто л с громким звоном, и Калеб посмотрел на Когтя. Юноша не шелохнулся, тогда Калеб сказал:

— Это была твоя идея помочь людям. Ты спрыгнул с повозки, чтобы скинуть убийцу с лошади, поэтому награда твоя.

Коготь смотрел на кошелек. Он достаточно долго проработал в таверне, чтобы иметь представление, сколько монет входит в кошелек такого размера. По его подсчетам, столько золота он не заработал бы и за десять лет тяжкого труда. И все же что-то его останавливало. Наконец он протянул руку и отодвинул от себя кошелек.

— Отказываешься? — удивился торговец.

— Как ты уже сказал, твоя жизнь не имеет цены, — ответил Коготь. — Лучше уж вместо золота я попрошу об одолжении.

— Сделаю все, что угодно.

— Если в будущем я окажусь в Опардуме, то тогда и обращусь к вам с просьбой.

Уэбанкса, видимо, смутило такое условие, но он сказал:

— Очень хорошо. Значит, я у тебя в долгу. — Он забрал кошелек и посмотрел на своего товарища, которого тоже удивил отказ от вознаграждения. Обменявшись недоуменными взглядами, они отошли от стола.

Калеб подождал, пока они не отойдут подальше, и только тогда спросил:

— Почему?

— Золото мне ни к чему, — ответил Коготь. — У меня есть еда и одежда. Есть друзья. Но если то, что ты говоришь, правда и у моих врагов опасные друзья и всесильные хозяева, то мне понадобится еще больше друзей. Торговец Уэбанкс как раз может оказаться таким другом.

Калеб откинулся на спинку стула, размышляя над словами Когтя. Через секунду он уже улыбался.

— А ты быстро усваиваешь урок, мой юный друг.

Вместо того чтобы ответить, Коготь вдруг побелел, и его рука метнулась к эфесу меча. Правда, на этот раз он не вскочил, а продолжал сидеть, напряженный, словно натянутая тетива. Калеб медленно обернулся и проследил за взглядом юноши.

— Что еще?

— Тот человек, — сказал Коготь.

Калеб увидел, что какой-то человек разговаривает у бара с Уэбанксом и его другом. Рука Калеба тоже потянулась к эфесу. Он бросил взгляд на Когтя.

— Что с ним не так?

— Он точно один из тех, кто напал на мою деревню.

— Ты уверен?

— Да, — прошипел, как змея, Коготь. — На нем был плащ герцога Оласко. Это он сидел на черном коне, командуя убийцами, которые расправились с моим народом.

Калеб огляделся и заметил, что за спиной этого человека стоят еще четверо и осматривают зал. Калеб переключил внимание на Когтя.

— Что ты собираешься делать?

— Наблюдать.

— Молодец, — сказал Калеб. — Ты действительно быстро усваиваешь уроки.

Минут пятнадцать они сидели, потягивая эль из пустых кружек. Наконец те пятеро ушли; Коготь мгновенно поднялся и подошел к Уэбанксу.

— Мастер Уэбанкс, один вопрос.

— Разумеется, юный Коготь.

Тут к ним присоединился Калеб. А Коготь сказал:

— Я заметил минуту назад, что вы разговаривали с одним человеком. Он показался мне знакомым.

Наверное, это один из постояльцев, заезжавших в таверну, где мы с Калебом работаем. Но я никак не могу вспомнить его имя.

Уэбанкс слегка встревожился, но постарался ответить спокойно:

— Это всего лишь охранник, один из тех, кого я нанял на обратную дорогу в Опардум. Он и четыре его помощника подождут, пока мы закончим выполнять поручение герцога, а затем мы все вместе отправимся в дорогу. — И он добавил с нервным смешком: — Что-то из головы выскочило, как его зовут… Э-э… Старк. Да, кажется, Старк.

— Спасибо, — сказал юноша. — Я, должно быть, ошибся.

Коготь с такой скоростью покинул таверну, что Калеб едва его догнал. Оказавшись на улице, он бросил взгляд по обе стороны и успел заметить, что те люди скрылись за углом.

— Что собираешься делать? — поинтересовался Калеб.

— Следить за ними.

Калеб кивнул, и они поспешили за наемниками. Исключительное зрение Когтя помогло не потерять из виду пятерку, хотя те передвигались очень быстро, и на многолюдном рынке, и на улицах, запруженных фургонами и повозками. Наконец друзья увидели, как все пятеро остановились, принялись озираться, словно проверяя, не следят ли за ними, и наконец, решив, что слежки нет, вошли в малоприметное здание.

— Что теперь? — спросил Калеб.

— Подождем.

— Чего?

— Посмотрим, что будет дальше, — ответил Коготь, присаживаясь на корточки возле стены дома, так что любой прохожий подумал бы, что это какой-то охотник, пришедший в город, решил отдохнуть.

— Ты уверен, что узнал того человека? — поинтересовался Калеб.

— Да, того самого, что зовут Старк.

Калеб прислонился к стене, не сводя глаз с дверей. Время, казалось, остановилось. Но вот у двери возникли двое мужчин и, не постучав, вошли в дом.

— Вот и ладно, — сказал Калеб.

— Ты о чем?

— Пошли, вернемся к себе, — ответил он.

— Я хочу посмотреть, что будет дальше, — упорствовал Коготь.

Калеб решительно ухватил Когтя за предплечье и поднял с земли.

— А дальше, мой юный друг, будет война.

— Что?

Не удосужившись ответить, Калеб повернулся и быстро двинулся в сторону «Слепого жонглера».

— Я все скажу, когда мы покинем город. Коготь поспешил за товарищем.

Повозка, переваливаясь из стороны в сторону, выкатилась за ворота, и Коготь в последний раз обернулся. Обычно груженные товарами повозки не покидали город в столь поздний час, поэтому у ворот не было скопления транспорта, и они быстро прошли досмотр. Ночь им предстояло провести на постоялом дворе «Счастливый фермер», а на рассвете отправиться домой, в таверну Кендрика.

Калеб завершил закупки невероятно быстро, договорившись об отправке многих товаров своим ходом. Он не стал дожидаться, пока их погрузят в фургон, что обошлось дороже, но Калеба, видимо, не волновали дополнительные расходы.

Когда они отъехали далеко и уже никто не мог их подслушать, Коготь в нетерпении повернулся к спутнику.

— Рассказывай.

— Тот человек, которого Уэбанкс назвал Старком, никакой не наемник.

— Я тоже так думаю, раз на нем, когда он напал на нашу деревню, был плащ с гербом герцога Оласко.

— Его зовут Квентин Хавревулен. Он четвертый сын одного ролдемского аристократа. Сейчас он служит у Каспара, герцога Оласко. Капитан Квинт, как его прозвали, опытный и крепкий воин. Герцог Каспар дает ему только самые сложные задания.

— А что делает один из капитанов герцога Оласко в Латагоре под видом охранника каких-то торговцев?

— Встречается с двумя офицерами латагорской армии.

— Это те двое, что вошли в дом?

— Именно. Одного из них я знаю только в лицо, зато с другим я как-то разговаривал и даже помню его имя. Его зовут капитан Янош. Раз он разговаривает с Квинтом, значит, в Латагоре запахло предательством.

— Почему?

Погоняя лошадей во весь опор, Калеб продолжал:

— Потому что Янош отвечает за городскую оборону. Для такого, как он, вести беседы с офицером другой армии — предательство.

— Значит, грядет война?

— Она уже началась. Я готов побиться об заклад на все монеты в кошельке Уэбанкса, который он тебе предложил, что армия Оласко выступила с маршем.

— Зачем герцогу Оласко нападать на Латагор? — недоумевал Коготь.

— Спроси у Роберта, — последовал ответ. Коготь бросил взгляд на товарища и сразу понял, что дальнейшие расспросы бесполезны.

Дорога домой казалась длиннее: повозка была нагружена провизией, и лошадям чаще требовался отдых. И с каждым днем у путников росло чувство тревоги.

Наконец перед ними забрезжили очертания таверны. Как только Калеб миновал ворота, он тут же велел Когтю заняться лошадьми и привлечь Гиббса и Ларса к разгрузке провизии, а сам отправился на поиски Кендрика. Коготь покорно все исполнил, а когда груз был разобран и лошади уже стояли в конюшне, юноша поспешил в дом.

Проходя через кухню, он мимоходом поприветствовал Лео, Марту и Мегги. Лео начал было что-то ему говорить, но юноша уже скрылся за дверью общего зала.

Там собрались Роберт, Паско и Кендрик. Видимо, в их разговоре наступила пауза, потому что, когда появился Коготь, все молчали. Роберт жестом пригласил юношу присесть, а сам повернулся к Калебу.

— Я отправлю весточку твоему отцу и попрошу его прислать нам твоего брата как можно быстрее.

— А это означает, что Магнус будет здесь в ту же минуту, как твое послание достигнет острова, — криво усмехнулся Калеб.

Затем Роберт обратился к Когтю.

— Судя по тому, что поведал Калеб, теперь тебе многое стало известно, хотя лучше бы ты этого не знал.

Коготь пожал плечами.

— Не скажу, что я все понял до конца. Только уверился, что вам известно больше о гибели моего народа, чем вы до сих пор признавали. А еще я знаю, что кое-кто из этих убийц сейчас находится в Латагоре и замышляет свергнуть тамошнего правителя и его совет.

Кендрик бросил взгляд на Роберта, словно спрашивая позволения говорить. Роберт слегка покачал головой и снова повернулся к Когтю.

— Мы знаем все это и даже больше. — Он смерил юношу долгим взглядом, прежде чем спросить: — А ты что думаешь?

Коготь разрывался между вполне понятным раздражением от этих казавшихся ему бесполезными вопросов и подозрением, что Роберт никогда ничего не делает без тайного умысла. Он помолчал, обдумывая ответ, и наконец произнес:

— На эту ситуацию можно взглянуть с разных точек зрения. Например, политической — когда к нам заезжал граф де Барж, я подслушал, что в Латагоре зародилось роялистское движение.

Калеб слегка улыбнулся.

— Так что, вполне возможно, герцог Оласко считает выгодным помочь роялистам свергнуть новоявленного правителя и восстановить в правах внука старого короля. Но тогда возникает вопрос: какое дело герцогу Каспару до того, кто возглавляет совет в Латагоре?

— Есть какие-нибудь догадки на этот счет? — поинтересовался Роберт у Когтя.

— Я могу лишь предполагать, но наверняка не знаю. — Он чуть наклонился вперед. — Если, конечно, дело не в военных соображениях.

— Каких именно? — поинтересовался Кендрик.

— Совсем недавно я и представить не мог, зачем герцогу Оласко поддерживать убийц, уничтоживших мой народ, — ответил Коготь. — Только теперь понял, что Ворон и его шайка работали на герцога. Наградой им служило золото и, возможно, рабы. А герцог явно стремился очистить горы от племени оросини. — Он помолчал, словно обдумывая следующие слова. — До сих пор я не понимал его цели.

— А теперь понимаешь? — уточнил Кендрик.

— Да. Избавиться от оросини в горах, а Латагор отдать в руки дружественного правителя или, по крайней мере, вовлечь в гражданскую войну — все это нужно только для одного, как я теперь понимаю. Он хочет обезопасить фланг, нейтрализовав Латагор, чтобы иметь возможность напасть на герцогство Фаринда.

— Где ты научился военной стратегии? — спросил Кендрик.

— Нигде, — смутился Коготь, — то есть я хочу сказать, что я ее не изучал. Но вы часто обсуждаете сражения, каждый раз подчеркивая, как важно укреплять фланги.

— Сообразительный парень, не находишь? — спросил Кендрик у Роберта.

Тот улыбнулся Когтю.

— Твои умозаключения не лишены логики, но неверны.

— Разве? — спросил Коготь.

— Да. Тут все гораздо сложнее, чем ты представляешь, хотя твоя способность делать выводы дорогого стоит. Герцог Оласко действительно стремится установить в Латагоре дружественный режим, чтобы впоследствии захватить Фаринду, но это произойдет не раньше чем через несколько лет. Ты молодец, что сумел разобраться в этой головоломке.

— Тогда что же должно произойти? — недоуменно спросил Коготь.

Кендрик поднялся с места.

— А произойдет то, что скоро через леса пройдет множество солдат из Оласко, так что мне, пожалуй, следует удостовериться, что у нас все готово на этот случай.

Он вышел, а Коготь встревоженно спросил:

— На нас нападут?

— Думаю, нет, — успокоил его Калеб. — Мы для них не представляем большой угрозы, так что они не побоятся оставить нас в своем тылу, а тратить время на то, чтобы выкурить нас отсюда, они себе позволить не могут.

— Даже при беглом взгляде становится ясно, что ресурсы у нас далеко не маленькие, — сказал Роберт. — Полагаю, Каспар оставит нас в покое, устраивая очередную резню.

— Так что же мы будем делать? — спросил Коготь.

— Как что — сидеть тихо, — ответил Роберт. — Латагор в состоянии сам о себе позаботиться. Не столь важно, будут там править сообщники Каспара или власть останется в руках нынешнего правителя. Важно, чтобы мы продолжали наш… — Он вовремя спохватился и сказал Когтю: — Теперь ступай к Лео и узнай, не нужно ли чем помочь.

Коготь нехотя поднялся и ушел на кухню.

Увидев его, Мегги поинтересовалась:

— Ну и что случилось?

Чувствуя, что его приняли в группу избранных, и боясь лишиться доверия признавших его своим людей, Коготь сухо ответил:

— Не могу тебе сказать.

Он ожидал бурной реакции, но девушка лишь равнодушно пожала плечами, словно всякие секреты совершенно ее не волновали.

— Помочь? — поспешил он спросить, чтобы задобрить ее.

— Почти все уже сделано, — ответила Мегги. — Вынеси-ка это ведро с помоями.

Коготь подхватил ведро и только тогда поинтересовался:

— А где Лила? Что-то ее я не заметил. Мегги встревожилась.

— Именно это я и пыталась тебе сказать, когда ты промчался через кухню в зал. Лилы здесь нет.

— Где же она?

Мегги отвела глаза, словно боясь посмотреть ему в лицо.

— Уехала. Вчера, вместе со свитой графа Рамона де Баржа. Они объявились здесь два дня тому назад, а когда собрались в обратный путь, Лила отправилась с ними.

У Когтя перехватило дыхание, и он, не в силах произнести ни слова, понес ведро за ворота. Опустошив его в канаву возле стены, он постоял немного, прислушиваясь к звукам леса. День постепенно уступал место ночи. Коготь жадно ловил звуки ночного леса, такие знакомые и такие непохожие на то, что довелось ему слышать в городе. Это подействовало на него успокаивающе, и он, взяв себя в руки, вернулся в кухню.

— А Ларе и Гиббс?

— Они тоже ушли. — Мегги застенчиво улыбнулась и добавила: — Думаю, на какое-то время мы с тобой остались вдвоем.

Коготь заволновался. Она флиртовала с ним точно так, как с Ларсом в те дни, когда они не ссорились. Но тут же его вновь пронзила мысль: Лила ушла! А ведь он думал, что она любит его, пока Калеб не признался, что был с ней, как, впрочем, и Ларе с Гиббсом. А теперь девушка, которую он считал подругой Ларса, обратила свое внимание на него.

В эту секунду он понял, как сильно устал. Сказывались долгая, трудная дорога, незатухающая ярость от встречи с людьми, погубившими его семью, и недоумение по поводу странных игр, затеянных Робертом и его единомышленниками.

Тут снаружи послышался хлопок, а затем что-то зашипело, словно где-то рядом прокатилась шаровая молния.

— Магнус! — воскликнула Мегги.

Не успел Коготь спросить, с чего это она взяла, как дверь кухни распахнулась и вошел седовласый человек. Он оглядел комнату и, не проронив ни слова, прошел в общий зал.

— А я думал, что он уехал навестить семью, — сказал Коготь.

— Разве ты еще не понял? — шепнула ему Мегги. — Магнус и Роберт владеют магией! Они могут появляться и исчезать в мгновение ока, если только пожелают.

Коготь вспомнил слова Калеба и теперь понял их смысл. Ему стало не по себе. Роберт и об этом не счел нужным ему рассказать, так что опять пришлось узнавать самому.

Лео и Марта приготовили скромный ужин для четверых слуг, затем Лео отнес еду в общий зал. Кто-то из них поинтересовался у Когтя, что он видел в городе. Оказалось, что юноша многого не заметил во время поездки. Впрочем, тем для разговора у них было немного, и в середине ужина наступила неловкая тишина.

После того как на кухне было прибрано и сделаны необходимые приготовления к утреннему завтраку, все пошли спать, оставив Когтя одного. Юноша дерзнул заглянуть в общий зал, где увидел Роберта, Калеба, Паско и Магнуса, занятых серьезным разговором. Роберт, заметив юношу на пороге, сказал лишь:

— Доброй ночи.

Коготь закрыл дверь и постоял перед ней несколько секунд, не зная, что делать. У него не было собственной комнаты, ведь из амбара он переселился сразу в комнату Лилы. Подумав немного, он решил, что раз она ушла, то теперь он будет там жить.

Поднявшись по черной лестнице, он открыл дверь. Комната была пуста. Шкаф распахнут, постель застлана, и нигде не видно ни одной вещи Лилы. С маленького столика исчезла ее щетка, как и все крошечные коробочки, где она держала свои немногочисленные безделушки, которыми обзавелась за несколько лет.

Коготь с размаху кинулся на соломенный матрас, так что деревянный каркас кровати застонал под ним. Он лежал и думал. Что теперь с ним будет? Иногда его посещали озарения, и он догадывался о мотивах поступков этих людей, но в целом не знал о них ничего. Роберт явно связан с людьми гораздо более важными, чем Кендрик. Калеб тоже как-то упомянул своего отца, но Коготь не имел представления, ни как того зовут, ни какую роль он может сыграть в происходящем.

Нет, здесь скрывалось нечто большее, что Когтю пока не дано было понять. При мысли о том, что он не может осознать происходящее, юноша совсем приуныл.

Он так погрузился в мрачные размышления, что вздрогнул, услышав, как за его спиной открылась дверь. В комнату скользнула Мегги и, улыбнувшись, прошептала:

— Я так и думала, что найду тебя здесь.

Он хотел было спросить, что ей понадобилось, но она уже потянулась к тесемкам своей рубахи, и через секунду нехитрое одеяние лежало на полу, а девушка подошла к Когтю и присела рядом.

— Подвинься, — коротко бросила она, раздражаясь от его непонятливости, а когда он так и сделал, скользнула под одеяло.

Коготь от изумления не мог выговорить ни слова.

— Здесь не жарко, а ты, как мне показалось, не собирался предложить мне одеяло. — Коготь продолжал пребывать в оцепенении. — Ну не будь же таким бестолковым. Лезь сюда!

Отбросив смущение, он подчинился. Но Мегги столкнула его с кровати, и он приземлился на пол.

— Что ты делаешь? Девушка захихикала.

— Ты бы разделся, глупый, прежде чем ложиться в постель.

Он проворно скинул одежду и лег рядом с Мегги. Она обняла его за шею и сказала:

— Очевидно, Лила не всему тебя научила. Придется это исправить.

Потом она поцеловала его, и он позабыл все тревоги о том, что происходит сейчас внизу, в общем зале.

8 МАГИЯ

КОГОТЬ приподнялся на кровати. Сердце его лихорадочно застучало, когда он услышал шаги на лестнице. В первую секунду он растерялся. Рядом с ним пошевелилась Мегги, и он, бросив взгляд через плечо, почувствовал еще большую растерянность, на этот раз из-за нахлынувших чувств. Как легко оказалось забыть Лилу, находясь в объятиях Мегги.

Дверь открылась, и вошел Магнус. Он был в своей широкополой шляпе, в руках держал посох, а через плечо у него висела кожаная сумка на большом черном ремне.

Мегги пошевелилась и открыла глаза. При виде мага она перепугалась и натянула одеяло до подбородка.

Но Магнус не обратил на нее внимания.

— Одевайся, Коготь, и собери свои вещи. Мы немедленно уходим.

— А?

Но дверь уже захлопнулась, маг ушел.

Коготь неловко вылез из постели и огляделся. Вещей у него было немного: две чистые рубахи, еще одна пара штанов, сапоги у кровати и небольшой кошелек с несколькими монетами — вознаграждение, полученное от постояльцев за дополнительную работу. Даже меч и кинжал были чужие — они принадлежали Калебу.

Он посмотрел на Мегги и, не найдя лучших слов, сказал:

— Мне нужно идти.

Она кивнула. Коготь оделся, собрал скудные свои пожитки и торопливо спустился в общий зал, где его ждали Магнус и Роберт.

— Коготь, ты отправляешься с Магнусом, — объявил Роберт. — Слушайся его во всем, как меня. Мы с тобой еще увидимся, но не скоро.

— Куда мы идем? — спросил Коготь, с которого разом слетели остатки сна.

— Тебе все объяснят на месте, — ответил Роберт тоном, не допускающим дальнейших расспросов.

Магнус двинулся на кухню, бросив:

— Следуй за мной.

Коготь так и сделал, пройдя мимо Лео и Марты, занятых приготовлением обеда. Он вышел за Магнусом во двор, и там маг сказал:

— Встань рядом со мной и возьмись за посох. Коготь подошел к Магнусу, переложил кошелек и чистую одежду на сгиб левой руки и взялся правой за посох.

Не говоря ни слова, маг вынул что-то из складок одежды. Это был металлический шар, судя по сиянию бронзовый, а может быть, даже золотой. Коготь увидел, как Магнус нажал на какую-то точку на шаре большим пальцем, и в ушах у юноши загудело, как будто его окружил целый рой пчел.

Коготь почувствовал, как земля ушла из-под ног. Сердце подпрыгнуло и заколотилось где-то в горле.

На секунду ему показалось, что он ослеп, но потом он понял, что видит не черноту, а глубокий серый цвет абсолютной пустоты. Потом под ногами снова оказалась земля, но какая-то нетвердая, зыбкая. Он крепче схватился за посох Магнуса, чтобы не упасть. Внезапно он четко осознал, что находится далеко от таверны. По-прежнему стояла ночь. В нос ударил странный острый запах, а издали донесся незнакомый шум — вроде бы гремел гром, но как-то тихо, повторяясь через равные промежутки. Чародей, повернувшись к нему, объяснил:

— То, что ты слышишь, — прибой.

Коготь посмотрел на своего спутника, стараясь разглядеть его в темноте, но лицо Магнуса скрывала тень от широких обвисших полей шляпы, и тусклый свет малой луны не рассеивал тьму.

— Прибой?

— Волны, бьющиеся о скалы.

— Мы рядом с морем? — спросил Коготь, сам понимая, что это глупый вопрос.

Но Магнус не стал его отчитывать за несообразительность, а только сказал:

— Идем.

Они прошли по тропинке, взобрались на холм и оказались перед маленькой хижиной. Почему-то шум бьющихся о скалы волн здесь был громче.

— На восходе солнца отсюда будет виден северный берег острова, — сказал Магнус и вошел в лачугу.

Коготь последовал за ним и оказался в комнатушке с земляным, плотно утоптанным полом. Сделав шаг, юноша увидел, что в полу отражается огонь, горящий в каменном очаге. Коготь присел и дотронулся до пола.

Магнус отставил посох в угол, снял шляпу и скинул с плеча походный мешок. Обернувшись к Когтю, он улыбнулся.

— Заметил все-таки, — сказал он.

— Что это?

— Камень. Раньше это был ил, но одно хитрое заклинание превратило его в камень. Я пытался сотворить нечто, напоминающее мрамор, но где-то в середине пропустил фразу. — Волшебник пожал плечами. — На самом деле меня подвела самоуверенность. — Он обвел широким жестом стены и потолок. — Стены никогда не потребуют ремонта, да и крышу заменять тоже не придется.

Обстановка в комнате была скудной: огромный сундук, стол с двумя стульями и лежак.

— Это мой лежак, — сказал Магнус. — Ты будешь спать перед очагом.

Коготь кивнул и, показав на свои вещи, спросил:

— А это куда положить?

Маг выразительно приподнял бровь, осматривая нехитрые пожитки юноши.

— Одежду используй вместо подушки, а кошелек убери куда-нибудь, лишь бы не мешал.

Коготь принялся озираться. В одном углу, рядом с очагом, стояли угольные щипцы, котелок и метла, зато второй был свободен. Он положил стопку одежды в этот угол.

— Выйдем наружу, — предложил Магнус. Когда они оказались под ночным небом, чародей сказал:

— Ты парень не глупый. Взгляни на звезды и определи, где, по-твоему, мы находимся.

Коготь задрал голову и сравнил небо с тем, которое он видел еще ребенком в своих родных горах.

Он охватил взглядом и заходящую малую луну, и сияние на востоке, предвещавшее восход большой луны.

— До рассвета четыре часа, — заметил он. — А когда ты меня разбудил у Кендрика, то уже светало. — Он владел лишь основами географии и за всю жизнь видел всего несколько карт в таверне у Кендрика, когда Роберт их изучал. Но даже с этими минимальными знаниями он сумел сделать вывод: — Мы находимся на острове в Горьком море.

— Хорошо. Как ты это определил?

— Мы к западу от таверны Кендрика, иначе здесь был бы уже день. Будь мы далеко на востоке, день клонился бы к вечеру и малая луна виднелась бы над восточным горизонтом, а не садилась бы на западе. И на запад мы не удалились настолько, чтобы оказаться в Безбрежном море. Мы… на юге от владений Кендрика.

— Хорошо, — повторил Магнус.

— Могу я спросить, зачем я здесь? — поинтересовался Коготь.

— Снова берись за посох и не отпускай, — велел Магнус.

Коготь схватился за древко и внезапно оказался в воздухе, словно поднятый рукой великана. Земля удалялась с головокружительной быстротой, оба взмыли под облака.

Потом подъем прекратился, и Коготь, даже не глядя, знал, что костяшки пальцев у него побелели от напряжения, так он вцепился в посох.

— Посмотри на мир, Коготь Серебристого Ястреба.

На востоке восходящая большая луна озарила далекий ландшафт серебряным светом. Задул резкий ветер, но Коготь поежился по другой причине. Его охватил страх.

Тем не менее он постарался ничем его не выдать и принялся озираться. Остров внизу скрывали облака и темнота, и все же юноша получил представление о его размерах. Лачуга располагалась на северном побережье острова, далеко вытянувшегося на юг. Коготь мало знал об океанах и островах, если не считать того, что увидел на картах Роберта, но он решил, что этот островок отнюдь не маленький.

Вскоре страх его отпустил, и юноша рассмотрел все вокруг. Лучи восходящей луны подсвечивали плывущие облака, а сверкающее море на севере простиралось до самого горизонта.

— Какое огромное, — выдохнул он.

— Хорошо, — сказал Магнус, и они начали снижаться. — Ты начинаешь познавать перспективу. — Когда оба благополучно оказались на земле, волшебник продолжил: — Ты для того здесь, Коготь Серебристого Ястреба, чтобы учиться.

— Чему учиться, Магнус? — спросил юноша. Чародей положил руку на плечо Когтя и слегка его сжал.

— Всему, чему я смогу тебя научить.

Не произнеся больше ни слова, он повернулся и пошел в хижину. Коготь секунду постоял в нерешительности, а потом последовал за учителем в лачугу, которой, очевидно, надолго предстояло стать его новым домом.

Коготь в пятый раз вслух прочитал текст, а Магнус внимательно слушал. Когда Коготь закончил, чародей заключил:

— Неплохо.

Весь первый месяц на острове Магнус заставлял Когтя читать вслух и исправлял его произношение и интонацию. Коготь понимал, подслушав графа Рамона, что Магнус хочет, чтобы он говорил как ролдемский аристократ.

— А вот что-то новое, — сказал Магнус, протягивая юноше книгу, написанную незнакомым ему шрифтом.

— Что это?

— Довольно скучное жизнеописание одного из королей Островов, Генри Третьего. Но написана книга просто, поэтому поможет тебе освоить чтение и письмо на языке Королевства.

— Магнус, можно я сделаю перерыв?

— Перерыв?

— Мысли путаются, а слова на странице сливаются. Я неделю просидел в доме. Последний раз выходил пройтись по берегу в тот день, когда тебя не было.

Голос Когтя выдавал раздражение, чего обычно за ним не водилось. Чародей снисходительно улыбнулся.

— Тебе неспокойно?

— Вот именно. Может, мне сходить поохотиться? — Коготь помолчал. — Если у тебя найдется лук…

— Не найдется, — ответил Магнус. — А ты умеешь ловить рыбу?

Коготь оживился.

— Я рыбачил на родине с тех пор, как научился ходить.

Подумав, Магнус сказал:

— Очень хорошо, тогда давай я покажу тебе, как ловят рыбу в океане.

Он взмахнул рукой, и в воздухе возникло черное пятно. Сунув в него руку, волшебник начал что-то искать.

— Вот, нашел! — удовлетворенно произнес он, а когда вынул руку, то в ней оказался шест, который он передал Когтю.

Юноша сообразил, что это удочка, хотя таких он раньше не видел: длинная, на целый фут длиннее его собственного роста и с каким-то странным устройством, прикрепленным к рукояти, — что-то вроде цилиндра с шестеренкой и рукояткой. Леска проходила сквозь ряд колец, видимо вырезанных из тростника или бамбука, последнее кольцо было металлическим. Сверху цилиндра крепился металлический стерженек.

Магнус достал вторую такую же удочку, а затем плетеную корзину, которая крепилась на поясе, в них рыбаки обычно доставляли улов на берег.

— Ну, пойдем, порыбачим, но на берегу продолжим урок.

Коготь со вздохом подобрал корзину, взял удочки и поплелся за наставником. Если уроки и продолжатся, то по крайней мере не в четырех стенах.

Он шел за чародеем по каменистой тропе, ведущей с утеса на берег. Ветер гнал по морю мелкие барашки и закручивал буруны возле скал. Коготь успел привыкнуть к шуму волн, бьющихся о камни, и даже находил его успокаивающим, а запах морского воздуха бодрил его ничуть не хуже, чем запах сосен в родном лесу.

Оказавшись на берегу, чародей поддернул робу и заткнул подол за пояс. Любой другой при этом выглядел бы комично, но только не Магнус. Коготь заметил, что у него мощные ноги, и решил, что он хоть и не охотится и не участвует в сражениях, но по силе не уступит младшему брату.

Магнус показал юноше, как держать удочку. Цилиндр он называл «катушкой» и объяснил, что стерженек — это «тормоз», который замедлит вращение катушки, если клюнет большая рыба и попытается удрать. Шестеренка позволяла рыбаку постепенно подтягивать рыбу, не давая ей возможности дергать леску, если только не отпустить тормоз.

Коготь следил за действиями учителя как завороженный: его прошлый опыт рыбалки с сетями или обычной удочкой здесь не годился. Под его взглядом Магнус вынул из корзины кусочек сушеного мяса и нанизал на большой металлический крючок. Сделав два шага, он взмахнул удочкой в сторону волн, послав крючок далеко за буруны.

— Прежде чем забрасывать, убедись, что видишь крючок, — предупредил он юношу. — А то сам попадешься на него, а это не смешно. Придется вырезать его из собственного мяса — иначе никак не вынуть.

Коготь догадался, что Магнус сам пережил этот горький опыт. Отойдя на небольшое расстояние от учителя, Коготь нанизал сушеное мясо на крючок, затем опустил леску на песок, сделал вперед пару шагов и взмахнул удилищем так, что забросил леску дальше Магнуса.

— Молодец, — похвалил учитель.

С полчаса они стояли молча. Ни тот ни другой не стремились нарушить тишину. Затем Магнус произнес:

— А что твои соплеменники думали о мироздании?

— Я не совсем понимаю, о чем ты спрашиваешь, — ответил Коготь.

— Какие истории они рассказывали об устройстве мира?

Коготь вспомнил разговоры, которые вели старики вокруг костра, и то, что говорил шаман об истории племени.

— Оросини верят, что мир — это сон, навеваемый богами.

— А как же люди?

— Мы часть этого сна, — отозвался Коготь. — Но для нас все вокруг реально, потому что никому из нас не постигнуть мир с точки зрения бога.

Магнус какое-то время молчал, раздумывая над его словами.

— Твой народ, может быть, и прав, потому что их концепция мира не противоречит тому, что мы о нем знаем. Но на время забудь о верованиях своего народа и послушай меня. Вот какова, на мой взгляд, истина. Мир — это большой шар из почвы, грязи, камней и воды, окруженный воздухом. Он огромен и в то же время является крошечной частичкой вселенной, размеры которой не поддаются воображению. В ней полно других миров, и во многих из них тоже есть жизнь. Во вселенной несколько миллиардов миров.

— Миллиардов?

— Роберт научил тебя обращаться с цифрами? — поинтересовался Магнус.

— Я умею складывать и вычитать, умножать и делить, если как следует подумаю.

— Большинство и этого не могут. А с какими числами ты имеешь дело?

— Я могу перемножить четырехзначное на четырехзначное.

— Значит, тебе известно, что такое тысяча.

— Десять сотен, — выпалил Коготь.

— А если десять тысяч умножить на десять, то это сто тысяч.

— Понятно.

— Если еще раз умножить на десять, то получится миллион.

— М-м, — неуверенно промычал Коготь. Магнус искоса посмотрел на него и увидел, что юноша растерян.

— Хорошо, объясню по-другому. Если бы я выдавал тебе песчинки, по одной каждую секунду, то через минуту у тебя было бы в ладони шестьдесят песчинок.

— А если бы ты проделывал это тысячу секунд, то у меня была бы тысяча песчинок. Я все понял, — сказал Коготь, предвидя, куда клонит учитель.

— Мне понадобилось бы больше двух недель, чтобы передать тебе миллион песчинок, если бы я продолжал передавать их по одной в секунду без остановки.

Коготь поразился.

— Так долго?

— А на миллиард у меня ушло бы больше тридцати лет.

Коготь недоверчиво взглянул на Магнуса.

— Неужелибывают такие большие числа?

— Есть еще больше, — сказал Магнус и, улыбнувшись, добавил: — Два миллиарда, например.

Когтю осталось только рассмеяться.

— А потом идут три миллиарда и четыре. Все понятно.

— Во вселенной, Коготь, существует множество миллиардов миров. Возможно, их столько, что даже наши боги не обо всех знают.

Коготь внешне оставался бесстрастным, но было ясно, что идея его захватила. Магнус продолжил описывать вселенную в ее бесконечном многообразии.

— Какая жизнь в этих других мирах? — поинтересовался во время рассказа Коготь.

— Ты слышал о Войне Врат?

— Да, мне еще дедушка рассказывал. Он говорил, что на западе… — Коготь задумался, затем бросил взгляд на море и продолжил: — На западе от наших земель… наверное, если смотреть отсюда, то получится на востоке.

— Нет, тоже на западе, за Дальним берегом. Продолжай.

— Так вот, он говорил, что к нам пришли люди из другого мира, чтобы затеять войну, но Королевство дало им отпор.

— Это одна из версий, — пожав плечами, сказал Магнус. — Как-нибудь я тебе расскажу, что на самом деле случилось.

— А эти люди похожи на нас?

— Точно так, как оросини похожи на жителей Ролдема.

— Значит, не очень, — сделал вывод Коготь.

— Но сходство все-таки было, потому что в конце концов мы нашли общие точки соприкосновения и закончили войну. Ты еще встретишься с их потомками.

— Где?

— В Королевстве Островов. Многие осели в городе Ламуте.

— Ага. — Коготь кивнул, словно понял.

Они простояли молча еще полчаса, когда Коготь заметил:

— Что-то дела у нас идут не очень хорошо.

— Ты о клеве?

— Да.

— Потому что мы используем не ту наживку. Коготь удивленно взглянул на учителя.

— Что значит не ту?

— На сушеное мясо можно поймать, например, акулу, но если мы хотим чего-нибудь повкуснее, то следовало насадить на крючок живую макрель.

— Тогда почему мы так не делаем?

— Потому что в рыбной ловле важен не только улов. — Волшебник посмотрел на воду, и у Когтя поднялись волоски на руках, как случалось всякий раз, когда Магнус собирался прибегнуть к магии. — Смотри, — сказал он и взмахнул правой рукой.

В ту же секунду из воды выпрыгнуло что-то огромное, размером с небольшую лошадь, зубастое и покрытое красной чешуей. Повиснув в воздухе, оно забилось, стараясь укусить невидимого врага, поднявшего его над водой.

Одним мановением кисти Магнус позволил рыбе снова плюхнуться в волны.

— Если мне нужна рыба, я ее беру.

— Зачем же мы здесь стоим с этими удочками?

— Ради удовольствия, — ответил Магнус. — Это способ расслабиться, подумать, поразмышлять.

Почувствовав себя очень глупо, Коготь тем не менее продолжил тренироваться в забрасывании лески в воду.

День близился к вечеру, когда юноша произнес:

— Магнус, можно тебя кое о чем спросить?

— Как же я стану тебя учить, если ты не будешь задавать вопросы?

— Так вот…

— Выкладывай, — велел Магнус, снова забрасывая крючок в воду. Усилившийся ветер дул магу прямо в лицо, развевая его седые волосы.

— Меня кое-что смущает.

— Что именно?

— Женщины.

Магнус повернулся и уставился на ученика.

— Что-то одно в них или просто все женщины?

— Наверное, все.

— Ну, ты не первый, кто это говорит.

— Как раз это я уже понял, — сказал Коготь. — Просто в моем племени все, что происходит между мужчиной и женщиной, было… предсказуемым. Тебе выбирали невесту до твоего возвращения с гор, куда ты отправлялся на поиски своего видения, и вскоре ты уже был женат. Всю жизнь проводил с одной женщиной… — Он заговорил совсем тихо. — Я уже узнал целых двух, хотя ни на одной из них не женат.

— И это тебя беспокоит?

— Да… нет… не знаю.

Магнус воткнул удочку в песок и подошел к Когтю.

— Я немногое могу тебе сказать, мой юный друг. Мой опыт в этой области очень мал.

— Тебе не нравятся женщины? — удивленно глядя на учителя, спросил Коготь.

Магнус улыбнулся.

— Дело не в этом… У меня был кое-какой опыт в молодости… примерно в твоем возрасте. Просто некоторые из нас, кто практикует искусство магии, предпочитают сторониться женщин. Сердечные дела часто служат помехой главному. — Он бросил взгляд на море. — Хочется думать, что я обрел ясность мышления, избегая подобных сложностей. — Он снова посмотрел на Когтя. — Но мы с тобой отвлеклись. Так какой у тебя вопрос?

— Я был… с Лилой какое-то время. Думал, что мы могли бы… — Коготь уставился в песок, испытывая огромное смущение. — Думал, что мы даже могли бы пожениться.

Бросив взгляд на учителя, он увидел, что волшебник на секунду изумился, но его лицо тут же снова превратилось в неподвижную маску.

Коготь продолжал:

— Но когда я вернулся из Латагора вместе с Калебом, ее уже не было. Не успел я как следует осознать, что для меня означает никогда больше ее не видеть, как Мегги…

— А-а, — вспомнил Магнус, — ну конечно, ты был с ней в то утро, когда я пришел тебя будить.

— Как же так? Я вроде бы испытывал такие сильные чувства к Лиле и тут же оказался с Мегги? А о Лиле я даже не вспомнил все то время, пока мы с Мегги были вместе.

Магнус кивнул.

— Позволь тебя спросить: если бы я мог в эту самую минуту вызвать сюда одну из девушек, кого бы ты захотел увидеть?

Коготь долго молчал, не выпуская из рук удочки.

— Не знаю, — наконец ответил он. — Мне казалось, я люблю Л илу… Я действительно ее люблю. Но в Мегги тоже что-то есть. Она так… двигается… Она… пылкая. Кажется, так это называется?

Магнус заговорил, но не сразу:

— Порой сердце нас ведет сложными путями. — Он снова устремил взгляд на воду. — Волны вздымаются и разбиваются о скалы, Коготь. Так и человеческие чувства. Страсть может погубить мужчину. Вместе со страстью должна приходить и мудрость, иначе у твоих врагов появится оружие против тебя.

— Не понимаю.

— Большинство мужчин хотя бы раз в течение жизни переживают страсть. Это может быть страсть к любимой женщине, или к призванию, или к ремеслу, а может быть, и к поиску идеала.

— Идеала? Магнус кивнул.

— Некоторые готовы отдать свою жизнь за идеал. Те, кто превыше личной выгоды ставит добро. — Волшебник посмотрел на юношу. — Но есть и темные страсти: амбиции, жадность, похоть и жажда власти. То, что ты чувствуешь к Лиле и Мегги, находится где-то между этими двумя крайностями, между идеалом и тьмой. В самом худшем случае твои чувства могут оказаться слепой похотью, когда ты не думаешь, что женщины, которых ты добиваешься, сложные существа. Ну а в лучшем случае ты будешь легко попадать под обаяние прекрасного пола, бескорыстно обожая каждую женщину. Впадать и в ту, и в другую крайность — значит совершать ошибку.

Коготь закивал в знак того, что все понял.

— Ты молод, в твоей жизни, если захочешь, будет много женщин. Но однажды обстоятельства могут заставить тебя определиться, что это — простое вожделение или рождение более глубокого чувства — любви. Обе молодые женщины, которых ты знал, в общем-то, неплохие. Во всяком случае они не замышляли против тебя никаких козней. Они по-своему любили тебя, да и ты их тоже. Но я помню, что в твоем возрасте означает погружаться в глубину зеленых глаз и чувствовать, что сердце вот-вот остановится, а через несколько дней повторяется то же самое, только на этот раз ты смотришь в карие глаза. Таково сердце юноши, Коготь. Его следует укрощать и обуздывать, как игривого жеребенка. Его нужно заставлять слушаться разума. Ты сам вскоре поймешь, что любовь — сложная вещь.

— Даже не знаю, ответил ли ты на мой вопрос.

— А я не знаю, понял ли ты сам, что спросил. — Магнус подхватил удочку, закрутил леску обратно на катушку и снова забросил крючок в воду. — Позже мы снова поговорим об этом. В скором времени ты сможешь расспросить и других. Тех, кто более сведущ в подобных делах.

— Благодарю тебя, Магнус.

— Не за что: У тебя будет еще много вопросов ко мне, прежде чем выйдет срок нашего пребывания на этом острове.

— А сколько я еще здесь пробуду?

— Столько, сколько понадобится.

— А сколько понадобится?

— Пока мы не завершим наши дела, — ответил Магнус.

У Когтя на языке так и вертелся следующий вопрос, но он передумал его задавать.

День подходил к концу, и юноша проголодался.

— У нас есть хоть малейший шанс что-то поймать здесь на обед?

— Проголодался?

— По правде говоря, да.

— А ты умеешь готовить рыбу?

Под присмотром Лео Когтю не раз доводилось готовить рыбные блюда.

— Умею. Но у тебя здесь только котел и вертел. Наверное, я смог бы приготовить похлебку…

— Нет, — отверг идею Магнус. — Я задумал нечто более изысканное. Мы и так больше месяца едим с тобой только похлебку и жаркое. Давай сегодня устроим грандиозный обед.

— Но как мне приготовить такую еду?

— Не беспокойся, — сказал Магнус. — Для начала нужно раздобыть что-нибудь вкусненькое для главного блюда. — Он на мгновение закрыл глаза, а когда открыл их снова, то Когтю показалось, будто он увидел в них слабое свечение. Магнус вытянул вперед руку ладонью вверх и медленно начал ее поднимать. Из моря появилась рыба длиной около четырех футов. Подчиняясь движению руки волшебника, она проплыла по воздуху и шлепнулась к ногам Когтя, судорожно забившись на песке. — Будь осторожен, а то порежешься о плавники.

Юноша удивленно взглянул на волшебника.

— Я что, должен тащить ее в хижину?

— А как иначе ты ее туда доставишь? — поинтересовался маг.

Коготь попытался поднять хлеставшую хвостом рыбу, но она оказалась скользкой и тяжелой.

— Нет ли здесь чего, чем можно было бы ее оглушить? — спросил он после нескольких отчаянных попыток справиться с огромной рыбиной.

Магнус щелкнул пальцами, рыба сразу затихла.

— Она все еще жива и не потеряет свежести, когда ты станешь ее разделывать. Это тунец, его можно поджарить, сдобрив разнообразными специями. На гарнир подойдут слегка приправленный рис и овощи, сваренные на пару. А еще охлажденное белое вино — лучше всего сухое из Равенсбурга.

Коготь поднял огромную рыбу и тоскливо взглянул на крутую тропу, ведущую на утес.

— Что-нибудь еще?

— Если мне придет на ум что-то еще, я сообщу тебе.

Коготь медленно поплелся по тропе, а когда добрался наконец до хижины, то совершенно выбился из сил. Руки и плечи ныли, колени дрожали. Он нисколько не сомневался, что рыбина весит чуть ли не столько, сколько он сам. К тому же он понятия не имел, что теперь с ней делать. Потрошить на столе — значит развести грязь. Наверное, будет лучше разделать ее прямо здесь, на земле, а потом смыть потроха колодезной водой. Так, по крайней мере, он избавится от грязи. А если филе получится достаточно толстым, то можно будет поджарить его на вертеле.

Но где ему раздобыть рис или специи? До сих пор они с Магнусом питались самой простой, если не сказать скудной, пищей.

Он с облегчением положил рыбу на землю и поднялся, на что его спина откликнулась острой болью, как бы предупреждая, что не следует в следующий раз так поступать. Коготь растер поясницу костяшками левой руки, взявшись за ручку двери правой.

Шагнув за порог, он едва удержался на ногах от потрясения. Вместо тесной комнатенки, которую он знал как свои пять пальцев, он оказался в просторной кухне. Гораздо просторнее, чем была сама хижина. Тогда Коготь снова выглянул за порог и увидел знакомую картину, но внутри хижина совершенно изменилась.

Он оглядел огромный разделочный стол с подведенной к нему водой, дальше стояла каменная плита. Рядом с плитой под металлическим грилем горел огонь. У задней стены появились полки, где наверняка нашлось место и для специй, и для риса. А еще юноша был уверен, что дальняя дверь приведет его в винный погреб, где он найдет охлажденное белое вино, чтобы подать к обеду.

— Как он это проделал? — тихо пробормотал Коготь себе под нос.

9 СМЯТЕНИЕ

КОГОТЬ поморгал. Он читал очередную книгу на языке Королевства, на этот раз хронику жизни какого-то торговца из Крондора по имени Руперт Эйвери. Торговец перед смертью заказал кому-то свое жизнеописание и опубликовал эту, с точки зрения Когтя, хвалебную песнь собственному тщеславию. Книга была скверно написана, к тому же грешила против правды. Если ей верить, то Эйвери сыграл решающую роль в истории Королевства, чуть ли не в одиночку разгромив посланцев хаоса, попытавшихся завоевать его страну.

Коготь считал, что такая история годится разве что для пересказа у костра, но только если больше внимания уделить воинам и магам и поменьше мальчишке, который в конце концов разбогател. Он покачался на стуле, размышляя о том, как много, оказывается, значит в этом мире богатство. Сам он принадлежал к племени оросини, и с его точки зрения все, что нельзя было съесть, надеть или использовать, уже было роскошью. А накопление предметов роскоши в конце концов приводит к потере времени и сил.

В то же время вместе с постижением смысла и значимости богатства он начал постигать идею власти. Среди людей находились и такие, кто жаждал власти не меньше, чем Эйвери — богатства. Мужчины, вроде герцога Оласко, ни о чем так не мечтали, как носить корону и называться королем, хотя, судя по тому что Когтю рассказали Калеб и Магнус, герцог прямо сейчас мог объявить себя королем в землях Оласко и Аранор.

Коготь отложил книгу. Последние три дня он провел в одиночестве, так как Магнус отправился в очередное таинственное путешествие. Перед отъездом чародей поставил перед Когтем ряд задач, которые юноше очень понравились, так как уже больше года он ничем, кроме чтения, не занимался. Теперь же ему предстояло практиковаться, повторяя странную серию движений, почти танцевальных, которым его обучил маг. Магнус утверждал, что никакой это не танец, а вид рукопашного боя, прозванного, если Коготь расслышал правильно, исалани. А еще юноше вменялось в обязанность поддерживать чистоту в хижине и самому заботиться о пище.

Дел хватало на весь день, но если оставалось время, он использовал его для исследования острова, хотя Магнус велел ему не покидать северного побережья. К югу проходила гряда холмов, до которых было полдня пути, но Магнус запретил ему взбираться на эти холмы или проходить мимо них дальше на юг вдоль берега. Магнус не стал объяснять, почему Когтю не следует прогуливаться в южном направлении, как и того, что случится, если юноша нарушит запрет, но Когтю и в голову не могло прийти ослушаться наставника.

Огромной, неотъемлемой частью его жизни теперь стало ожидание. Он постоянно ждал, что наконец-то поймет, к чему его готовят, ибо сейчас он совершенно не сомневался, что Роберт и остальные наставники учат его для определенной цели.

Обучение шло быстрыми темпами: он освоил язык Королевства, говорил на почти безукоризненном ролдемском и начал изучение диалектов Империи Великого Кеша, а кроме того, занимался географией, историей и музыкой.

Последний предмет нравился ему больше остальных. Магнус благодаря своему волшебству вызывал музыкантов, и те устраивали концерты. Когтя притягивала сложная, изысканная музыка, исполняемая профессионалами для аристократов. Чтобы юноша лучше понимал музыку, Магнус решил обучать его игре на инструментах и начал с самой простой дудки, которая теперь лежала на столе, — длинная деревянная трубка с шестью отверстиями. Она была очень похожа на ту, на которой когда-то играл его отец, так что юноша быстро научился исполнять на ней несколько простых мелодий.

Коготь потер ладонью лицо. В глаза словно песок насыпали, спина ныла. Он поднялся и посмотрел в окно. Солнце клонилось к горизонту, значит, он просидел за книгой почти весь день.

Юноша перевел взгляд на очаг, где был подвешен большой котел с остатками жаркого, приготовленного еще два дня тому назад. Кушанье пока не испортилось, но Когтю надоело однообразие. Юноша рассудил, что у него в запасе еще примерно час, чтобы поохотиться или сбегать на берег и попытаться поймать рыбу.

Заход солнца — самое подходящее время и для того и для другого. Невдалеке от хижины находился большой пруд, куда на рассвете и закате собиралось на водопой разное зверье, да и рыба, плескавшаяся за камнями, становилась вроде бы активней при заходе солнца.

Он секунду обдумывал, куда пойти, и решил, что лучше ему сегодня порыбачить. Охота требовала большой сосредоточенности, а как раз теперь он больше склонялся к тому, чтобы постоять на песочке, подставив лицо ветру и устремив взгляд вдаль.

Коготь схватил удочку, корзину и вышел за дверь.

Солнце скрылось за горизонтом, когда Коготь начал взбираться обратно на холм. За несколько минут ему удалось поймать две большие рыбины, более чем достаточно для ужина. Он собирался приготовить их на металлической решетке над огнем, приправив специями. Коготь пожалел, что у него не осталось риса, чтобы приготовить вместе с рыбой, и понял, какая все-таки роскошная пища готовилась на кухне у Кендрика благодаря повару Лео. Мать Когтя часто готовила рыбу и подавала ее с корнями или ягодами, собранными женщинами. Иногда, помимо дичи, они баловались кукурузными лепешками, изжаренными на костре. Лепешки поливали медом и посыпали ягодами или орехами. Теперь эта простая еда не прельщала Когтя, он научился разбираться в хорошей кухне так, что его матери даже не снилось. Его забавляла мысль, что он, вероятно, самый лучший повар в истории своего народа.

Наверху утеса тропинка делала небольшой поворот. Дойдя до него, юноша остановился. Солнце зашло совсем недавно, поэтому небо было еще светлым, но темнота быстро вступала в свои права. Когтя что-то насторожило.

Он прислушался. Лес вокруг хижины притих. Не было слышно шорохов в кустах, где мелкие зверушки разбегались по норам, почуяв, что ночные хищники вышли на охоту, не доносилось шелеста крыльев ночных птиц.

Вместо этого в воздухе повисла тишина, что означало только одно: где-то поблизости люди.

В первую секунду Коготь решил, что это вернулся Магнус, но сразу понял, что дело в другом.

Тогда он вспомнил о живущих на юге острова людях, с которыми Магнус запретил ему встречаться, по крайней мере сейчас. Но вряд ли они стали бы наносить визиты без приглашения. Юноша отложил удочку и корзину; только сейчас он понял, что пошел на рыбалку, оставив оружие в хижине.

В корзине лежал нож для чистки рыбы — никудышное оружие, но все-таки лучше, чем ничего. Достав его, Коготь начал медленно приближаться к дому, напряженно вслушиваясь, вглядываясь, стараясь уловить малейшие запахи.

Возле хижины он уловил чье-то присутствие, кого-то или чего-то совершенно ему незнакомого.

Из дверей кто-то вышел, причем так стремительно, что Коготь едва уловил этот момент, но ему хватило даже доли секунды, чтобы признать человеческий силуэт, правда лишенный каких-либо черт. Безликая черная фигура промелькнула мимо и исчезла в темноте ночи.

Коготь замер, стараясь не дышать и напряженно вглядываясь, чтобы понять, куда скрылось это существо. Легкое дуновение за спиной насторожило Когтя. Поняв, что сзади кто-то есть, он рухнул на колени и, ни секунды не колеблясь, полоснул ножом, направив его за спину, — такой удар должен был прийтись неизвестному где-то между коленом и пахом.

Ночь разорвал нечеловеческий крик, когда лезвие во что-то вонзилось. Коготь почувствовал удар в правое плечо и повалился на землю, словно придавленный огромным телом.

Юноша воспользовался секундой падения, для того чтобы собраться и, перекатившись по земле, вскочить на ноги. Рядом с головой что-то просвистело, и он понял, что ему удалось уклониться от удара еще одного невидимого противника. Полагаясь лишь на свой инстинкт, он решил, что оба нападавших сейчас за его спиной, а потому рванул вперед, к дому. Если у него и была надежда выжить в этой битве, то только в том случае, если он завладеет мечом.

Волоски на его теле встали дыбом, когда он приблизился к двери лачуги. Не оглядываясь, он нырнул через порог, больно ударившись об пол, а что-то невидимое прорезало воздух в том месте, где должна была быть его грудь.

Коготь дополз на животе до стола и, перевернувшись, вскочил, уже держа меч в руке. Отшвырнув в сторону ножны, он одновременно оттолкнул стол к двери, чтобы хоть как-то задержать невидимого врага.

Стол обо что-то ударился, но Коготь увидел лишь шевельнувшуюся тень. Существо, стоявшее в дверях, было невидимым. Коготь понял, что оно там, только по тому, что силуэт скрывал вид на деревья, озаренные угасающим светом вечернего неба.

В следующую секунду противник оказался в доме. Черная бестелесная тень, не отражающая света. Коготь помнил, что перед домом остался второй убийца. Он ретировался к очагу и, машинально выхватив горящую ветвь из огня, поднял ее вверх левой рукой.

Существо попыталось ударить его рукой, но Коготь уклонился вправо. Боль пронзила его левое плечо. На секунду Когтю показалось, будто он уловил слабое движение, словно кто-то подбирал плеть. Коготь мог и не смотреть на рану, он и без того знал, что его поразило какое-то невидимое острие. Боль разрывала плечо, рубаха стала влажной от крови.

Возле дверей что-то замерцало, и Коготь понял, что в дом вошел еще один невидимый убийца. Успев заметить движение уголком глаза, он упал на правую руку. Боль так и пронзила все тело, но он понимал, что если бы не его быстрая реакция, то сейчас кровь текла бы не из руки, а из горла.

Падая на пол, он больно ударился о треногу, на которой висел котел, и перекатился в сторону подальше от того места, где, по его предположению, находился невидимка. Котел качнулся над огнем и перевернулся. Остатки жаркого залили угасающее пламя, и комната наполнилась дымом и гарью.

Внезапно Коготь увидел прямо перед собой очертания ноги, проступившие в дыму. Ни секунды не колеблясь, он рубанул по ноге мечом и во второй раз услышал гортанный крик боли, на этот раз прозвучавший гораздо громче.

Комната теперь вся заполнилась дымом, зато юноша мог разглядеть три четко очерченных силуэта.

Казалось, что существа не вооружены, но Коготь понимал, что это ложное впечатление. Он быстро отступил к стене.

Противники принялись рыскать по комнате, словно перестали его видеть. Коготь покрепче сжал меч, не обращая внимания на боль в левом плече, и принял боевую стойку, прижавшись спиной к стене. Юноша был частично скрыт полками, которые его заставил соорудить Магнус для изучаемых им книг.

Двое убийц двинулись вперед — один заблокировал выход, а второй пошел на Когтя. Тот, что был у двери, заметно прихрамывал, и Коготь инстинктивно понял, что именно его он ранил ножом для чистки рыбы.

Теперь, когда Коготь завладел мечом, вести бой в комнате ему стало тесно. Нужно было вырваться на простор, но так, чтобы перекрыть дверь и пропускать через нее только по одному. Убийца размахнулся для удара, словно держал в руке цепь, а Коготь сделал выпад мечом, стараясь отогнать противника назад. Перепрыгнув через поваленный стол, юноша выставил вперед здоровое плечо и с разбегу врезался прямо в середину тени, охранявшей дверь.

Боль пронзила спину, дойдя до левого бедра. Коготь задохнулся, ловя ртом воздух. Тот, что был слева, умудрился все-таки нанести удар, и юноша почувствовал, как колени его подломились.

Падая на землю, он рубанул мечом и был вознагражден нечеловеческим гортанным воплем, который вдруг резко оборвался.

Откатившись в сторону, юноша снова попытался подняться, когда что-то промелькнуло в дверном проеме. Третий убийца! Коготь принялся размахивать мечом, никуда его особенно не направляя, но тут его левую щеку, плечо и грудь обожгла боль.

Затрудненное дыхание, окровавленная рубаха, слабость в коленях — все это означало, что он быстро теряет кровь. Сердце стучало, как молот, но Коготь понимал, что если он сейчас не убьет оставшихся тварей, то обречен на смерть.

И снова в дверях шевельнулась тень, значит, теперь из дома выскочили двое. Коготь заморгал, вращая головой и пытаясь хоть что-то разглядеть в темноте, но противник на самом деле был невидим.

Тут ему почудилось какое-то движение справа, поэтому он кинулся влево. Левая нога отказалась подчиниться, и Коготь рухнул на землю. Мучительная боль разорвала правую ногу. Меч выпал у юноши из руки; Коготь приказывал себе перекатиться в сторону, подальше от двух убийц, но так и не смог заставить свое тело шевельнуться.

Теперь обжигающая боль рассекла его правое плечо, и Коготь закричал. Смерть была совсем рядом.

Значит, его народ останется неотомщенным, а сам он никогда не узнает, кто его убийцы и почему они решили с ним покончить.

Он погрузился в исполненное боли отчаяние, потом увидел ослепительно белую вспышку и тут же потерял сознание.

Коготь тонул в море боли. Огонь обжигал его кожу, обрекая на нестерпимые муки. Он не мог пошевелиться. Сквозь темноту пробивались какие-то голоса, порой знакомые, но чаще всего чужие.

— … слишком много крови. Право, не знаю…

Темнота вновь окутала его, усилив мучения.

— … как он выжил, не понимаю…

В ушах зазвучал какой-то странный звон, вдруг перешедший в музыку. Кто-то неподалеку наигрывал на флейте.

А потом опять он провалился во тьму.

Время двигалось какими-то урывками, напоминая о своем ходе возникающими иногда лицами, звуками, запахами и ощущениями. Вновь и вновь перед ним возникало лицо незнакомой женщины, прелестное, но строгое, даже суровое. Она обращалась к кому-то, находящемуся поблизости, но чаще всего Коготь не мог ни расслышать слов, ни понять их.

В бреду он видел сны, в которых ему являлись создания ночи. Временами над ним зависало голубое существо с серебряными рогами и принималось свистеть и улюлюкать. Мелькали какие-то лица — человеческие и не только: с длинными ушами, бровями из перьев или с коротким шипом на кончике носа.

А еще ему снились детство и родная деревня Кулаам. Он видел Перышко Синекрылого Чирка; девушка печально смотрела на него своими медовыми глазами. Он видел своего деда, Смешинку В Глазах, который, оправдывая свое имя, весело улыбался. Он видел мать и сестру и других женщин, занимающихся повседневными делами.

Он видел себя. Вот он спускается с горы, разбитый от усталости, но, спустившись, пускается бежать, как никогда раньше не бегал. Впереди — дым, огонь и смерть. Всадник на черном коне.

— Ворон! — вскрикнул он и сел в постели.

Женщина удержала его за плечи.

— Тише. Расслабься. Ты скоро поправишься.

Коготь почувствовал, что он мокрый от пота. В голове была звенящая пустота. Перебинтованное тело сотряс внезапный озноб. Юноша огляделся.

Он лежал в комнате, обставленной красивой белой мебелью, сквозь окно виднелось голубое небо. День был явно теплым. До него долетел ароматный ветерок и донеслись далекие голоса.

— Где я?

— Среди друзей. Пойду разыщу Магнуса. — Женщина ушла.

Коготь упал обратно на пышные пуховые подушки. Он лежал голый, но весь обмотанный бинтами, под тонкими белыми простынями, каких ему в жизни не доводилось видеть. Простыни были неприятно влажными — ведь его только что лихорадило.

Через несколько минут появился Магнус, за ним шла женщина, отстав на шаг.

— Как ты себя чувствуешь? — поинтересовался седовласый маг.

Даже не приподнявшись с подушек, Коготь ответил:

— Сейчас меня одолел бы даже котенок. Магнус присел на край кровати и приложил ладонь ко лбу юноши.

— Лихорадка прошла. — Он слегка приподнял большим пальцем верхнее веко Когтя. — И желтуха тоже.

— Что случилось? — спросил Коготь.

— Длинная история, — ответил Магнус. — А если в двух словах, то некто прислал трех убийц-танцоров расправиться со мной. Вместо меня они нашли тебя.

— Убийц-танцоров?

— Позже я все подробно объясню, но сейчас тебе нужно отдохнуть. Проголодался?

Коготь кивнул.

— Схожу за бульоном, — сказала женщина и снова вышла.

— И сколько я здесь пролежал? — поинтересовался Коготь.

— Десять дней.

— Неужели целых десять?

— Ты чуть не умер, — сказал Магнус. — Окажись ты в любом другом месте, а не на этом острове, тебе не удалось бы выжить. Возможно, какие-нибудь всесильные жрецы и спасли бы тебя, но очень немногим дано умение выхаживать таких больных, как ты. Этим могут похвастаться только обитатели здешних мест. Даже прикоснувшись к человеку, убийцы-танцоры переносят на его кожу сильный яд, так что если они и не добивают жертву, она редко выживает.

— Как я сюда попал?

— Стоило убийцам-танцорам появиться на берегу, как некоторые из нас тут же почувствовали неладное. Мы сразу поспешили вернуться в хижину, убедившись, что на местных жителей никто не собирается нападать. Убийцы-танцоры ожидали найти в хижине мага-отшельника, а вместо этого их встретил воин. Если бы они охотились на тебя, ты бы умер, не успев понять, откуда нанесен удар. Но они подготовились к бою с чародеем, а не умелым фехтовальщиком. Благодаря этому ты выиграл время, и мы успели тебя спасти.

— Благодарю, — сказал Коготь. — А кто это «мы»?

— Я и еще другие, — ответил Магнус.

Он встал, увидев, что вернулась женщина. Она принесла поднос с большой миской бульона и кусочком хлеба.

Коготь приподнялся было на локте, чтобы поесть, но у него тут же закружилась голова. Тогда женщина присела рядом с ним и, взяв ложку, принялась его кормить. Незнакомка была красива, лет тридцати пяти, с темными волосами, яркими голубыми глазами и решительно сжатым ртом, что придавало ей строгий вид.

Прихлебывая с ложки обжигающий бульон, Коготь смотрел то на нее, то на Магнуса.

— Я подмечаю сходство. Ты никогда не говорил, что у тебя есть сестра.

Женщина улыбнулась, а вслед за ней Магнус, отчего сходство стало еще более заметным.

— Ты мне льстишь, — сказала женщина.

— Коготь, познакомься с Мирандой, моей матерью.

Коготь едва не поперхнулся.

— Трудно поверить.

Женщина выглядела моложе собственного сына.

— А ты поверь, — сказала Миранда. — Здесь удивительные места.

Коготь промолчал, продолжая есть. Когда он покончил с бульоном, Миранда отставила в сторону миску. Юноша тут же заговорил:

— Что…

— Не теперь, — перебила она. — У тебя еще будет время задать вопросы, но позже, теперь ты должен отдохнуть.

Усталость возобладала над любопытством; не успела мать Магнуса выйти из комнаты, как его глаза закрылись и дыхание стало медленным и ритмичным.

Через два дня после того, как Коготь пришел в себя, ему разрешили вставать и прогуливаться. Магнус одолжил ему посох, и Коготь опирался на него, так как обе ноги до сих пор болели от ран и были слабы. На первой прогулке он ковылял рядом с чародеем, который сказал:

— Добро пожаловать на виллу «Беата».

— Так называется это место?

— Да, на одном древнем языке это означает «красивый дом».

Они находились на большом дворе, окруженном низкой стеной. Все дома вокруг были белые, оштукатуренные, с красными черепичными крышами.

— Даже представить себе не мог, что бывают такие места.

— Те, кто это строил, больше заботились об удобствах, чем о защите своих жилищ. О том, как все это возводилось, ходит множество историй.

— Но ты, конечно, знаешь правду? Магнус заулыбался.

— Не знаю. Отец заявлял, что в свое время выслушал правдивую историю, но человек, который ее рассказал, был известный выдумщик и любил приврать для собственной выгоды, так что, возможно, мы никогда не узнаем, откуда взялось это поселение.

— Ты здесь живешь?

— Да, я здесь вырос, — ответил Магнус. Коготь принялся озираться, и глаза его тут же округлились, когда он заметил странное создание с голубой кожей и серебряными рожками. Оно вынырнуло из-за угла с большой корзиной мокрого белья и скрылось в доме.

— Что это было? — спросил юноша.

— Это Регар из племени кахлозианцев. Ты здесь встретишь многих людей, не похожих на нас с тобой, Коготь. Просто помни, что они тоже люди. На их родине ты тоже смотрелся бы дико.

— До встречи с тобой, Магнус, я бы подумал, что это персонаж одной из страшных историй, которыми любят обмениваться у костра. Когда я видел его во время болезни, мне казалось, что он мне снится. Да-а, думаю, теперь меня мало что сможет удивить.

— Погоди немного, мой юный друг. Впереди тебя ждет еще много сюрпризов. А пока наслаждайся теплыми днями, выходи на прогулки. Тебе нужно восстановить силы.

Они продолжали свою неспешную прогулку, обходя поселок. То там, то здесь им попадались местные обитатели, спешащие по своим делам. Почти все они выглядели как обычные люди, но об одном или двух этого никак нельзя было сказать. Прогулка лишила юношу сил, он стал задыхаться, поэтому решил приберечь вопросы на потом, но все-таки от одного не удержался:

— Магнус, кто пытался тебя убить?

— Это, мой юный друг, — ответил чародей, — очень длинная история.

Коготь улыбнулся уголками губ, так как смеяться ему было еще слишком больно.

— Я вроде бы пока никуда не собираюсь и еще долго не соберусь.

За его спиной раздался чей-то голос:

— А у него есть чувство юмора. Это хорошо.

Коготь обернулся и увидел маленького, тщедушного с виду человечка. Он был лыс и одет в простую тунику, закрывавшую левое плечо, на котором висела сумка, и оставлявшую правое обнаженным. На ногах у него были сандалии с переплетенными крест-накрест ремешками, в левой руке он держал посох. В лице его, сморщенном как у древнего старика, в то же время было что-то детское. Темные глаза странной миндалевидной формы внимательно смотрели на юношу.

— Коготь, познакомься, это Накор, — сказал Магнус и добавил неизвестно почему изменившимся тоном: — Один из моих… учителей.

— Какое-то время действительно был его учителем, — кивнул Накор, — но чаще всего ощущал себя тюремным стражником. Магнус в юности был большим забиякой.

Коготь перевел взгляд на своего наставника. Тот нахмурился, но не стал спорить, а когда все-таки решил заговорить, его опередил Накор:

— Что касается твоего вопроса, юноша, то рассказ действительно долгий, и ты обязательно его выслушаешь, но не теперь.

Коготь заметил, как его собеседники переглянулись, и понял, что Накор каким-то образом велел Магнусу ничего пока не рассказывать о нападении убийц.

— Магнус, — сказал Накор, — кажется, твой отец хотел с тобой поговорить.

— Не сомневаюсь, — ответил Магнус, слегка приподняв брови. Потом он повернулся к юноше. — Оставляю тебя нежным заботам Накора и советую не слишком утомляться. Раны у тебя серьезные, и сейчас больше всего тебе необходимы отдых и хорошее питание.

— Я провожу его в комнату, — предложил Накор.

Коготь кивнул Магнусу и направился в обратный путь. К тому времени, когда он добрел до кровати, ноги у него дрожали, так что Накору пришлось помочь ему улечься.

Было в этом хрупком человечке нечто, что заинтересовало Когтя. Коготь не сомневался, что старик только с виду такой немощный, а на самом деле обладает недюжинной силой. За все время, что они шли вместе, бывший наставник Магнуса не проронил ни слова.

— Накор!

— Что, Коготь?

— Когда же я все узнаю?

Накор внимательно вгляделся в юношу и увидел, что тот борется со сном. Когда усталость взяла все-таки свое и Коготь закрыл глаза, Накор ответил:

— Скоро, Коготь, совсем скоро.

Прошла неделя, и к Когтю вернулись силы. Он с интересом наблюдал, как с него наконец снимают повязки. Под ними оказались новые шрамы, которыми мог бы гордиться любой старейшина его клана. Не достигнув и двадцати лет, Коготь выглядел как ветеран многих битв. На секунду его сковала глубокая грусть, когда он понял, что не осталось ни одного родного человека, перед которым он мог бы похвастаться своими отметинами настоящего воина. Коготь задумчиво коснулся рукой лица и подумал, что даже если бы кто-то из его племени и выжил, то теперь вряд ли поверил бы, что он оросини, так как на его лице не было татуировки.

Миранда, снимавшая повязки, заметила этот его жест.

— Что-то вспомнил?

— Своих родных, — ответил Коготь.

— Многим из нас суждено пройти через испытания, Коготь. Если бы ты послушал истории обитателей этого острова, то понял бы, что ты такой не один. — Она присела на край кровати и взяла его за руку. — Одни из них беженцы, покинувшие родные места, чтобы избежать кровопролития и убийства, совсем как ты, а другие, тоже как ты, выжили в бойне, но навсегда лишились родины.

— Что это за место, Миранда? Магнус избегает моих вопросов, а Накор каждый раз переводит разговор на что-то…

— Легкомысленное? Коготь улыбнулся.

— Иногда он очень забавный.

— Пусть тебя не обманывает его улыбка, — сказала Миранда, похлопывая юношу по руке. — Он бывает очень опасен. Я таких еще не встречала.

— Ты о Накоре?

— О нем, — ответила она, вставая. — Отдохни пока, подожди здесь, и кто-то вскоре обязательно появится.

— Для чего? — спросил он, чувствуя, что ему не усидеть в комнате.

— Чтобы отвести тебя в другое место.

— Куда?

— Скоро узнаешь, — ответила женщина, переступая порог.

Коготь снова улегся на кровать. Тело все затекло и ныло, ему хотелось вырваться на волю, хотя бы ненадолго, чтобы поразмяться, вдохнуть свежий воздух полной грудью. Ему хотелось побегать, или вскарабкаться на гору, или выследить оленя в лесу. Даже о рыбалке он думал с удовольствием, ведь прогулка до берега и обратно тоже заставила бы мышцы трудиться.

Коготь прикрыл веки и погрузился в воспоминания о мужчинах, рассказывающих перед ярким костром свои истории. Он вспомнил ритуал очищения, для которого возводились особые дома, когда снег отступал с горных вершин. В клубах пара, поднимавшихся от разогретых камней, сидели небольшие группы, человек по десять, мужчин и женщин, мальчиков и девочек; они пели песни, приветствуя весну, и счищали с себя накопившуюся за зиму грязь.

Коготь вспомнил отца, мать, и в нем снова проснулась печаль. Мучительную горечь первого года после пережитого сменила тихая тоска, осознание того, что он теперь последний из оросини, так что именно на него возлагается бремя мести, но если не считать этого, его будущее вырисовывалось перед ним туманно.

Он погрузился в полудрему, когда внезапно почувствовал чье-то присутствие в комнате.

Коготь мгновенно открыл глаза, сердце его бешено забилось — в комнате стояла незнакомая молодая женщина. У нее были совершенно удивительные огромные васильковые глаза, каких раньше он ни у кого не видел. Тонкое лицо с точеным подбородком, полными губами и почти идеально прямым носом. Волосы цвета светлого меда, с белесыми прядками, выжженными солнцем. На ней было простое синее платье без рукавов, с вырезом на шее, такие платья здесь носили многие женщины, но на ней оно выглядело великолепно, ибо она в отличие от других была высокой и стройной и двигалась с грацией пантеры.

— Ты Коготь?

— Да, — ответил он с большим трудом, лишившись дара речи при виде такой красоты.

— Иди за мной, — велела женщина.

Он поднялся и вслед за ней покинул комнату. Во дворе ему удалось ее догнать и пойти рядом. Только тогда он спросил:

— А как тебя зовут?

Незнакомка повернулась и посмотрела на него серьезно, слегка наклонив голову, словно желая лучше разглядеть. Потом она улыбнулась, и лицо ее внезапно озарилось внутренним светом. Когда она заговорила, голос ее звучал тихо, почти музыкально.

— Я Алисандра.

Коготь старался придумать, что бы такое сказать, но вдруг забыл все слова. Перед красотой этой юной особы померкли все воспоминания о Лиле и Мегги, и в животе снова возникла пустота.

Они пересекли большой двор, направляясь к той части главного здания, где Коготь пока не бывал.

Красавица быстро повернулась и указала на дверь. Потом, не дожидаясь его реакции, она удалилась, а он остался стоять с открытым ртом, глядя, как она плывет по двору, и чувствуя, что у него немеет все внутри. Через секунду, как ему показалось, она скрылась в одном из домов, а он все стоял перед дверью.

Придя в себя, юноша посмотрел на дверь, куда ему предстояло войти. Простые деревянные створки, простая ручка. Он взялся за нее и вошел.

В пустой комнате стояли трое мужчин. Двоих из них Коготь узнал: это были Накор и Роберт.

— Хозяин! — удивленно воскликнул Коготь. Роберт кивнул и велел Когтю встать на середину комнаты.

Третий мужчина был небольшого роста, с бородой и темной шевелюрой. Под его пристальным взглядом Когтю стало слегка не по себе. Все поведение этого человека свидетельствовало о том, что он обладает властью, но было в нем еще что-то. За время, проведенное в обществе Магнуса и Роберта, Коготь научился распознавать в людях способность к искусству магии, и сейчас он сразу понял, что перед ним волшебник.

— Меня зовут Паг, — заговорил незнакомец. — А еще меня прозвали Черным чародеем.

Коготь молча кивнул. Паг продолжил:

— Это мой остров, и все, кто на нем живет, мои друзья или ученики.

— Паг был моим учителем, как и Накор, — пояснил Роберт.

Коготь продолжал молчать.

— Нападение убийц-танцоров все изменило, мой мальчик, — сказал Накор. — Все это время мы оценивали твои успехи и ждали решительного часа.

И снова Коготь промолчал, но в глазах его читался вопрос.

— Мы к тебе присматривались, — заговорил Роберт, — чтобы определить твое будущее. Либо ты останешься у меня в услужении до того часа, когда я освобожу тебя от кровного долга, Коготь, либо проявишь такие способности, что будешь достоин нашей компании.

Коготь не выдержал:

— Какой такой компании, хозяин?

Все трое переглянулись, и Роберт ответил:

— Мы называемся Конклавом Теней. Кто мы такие, ты узнаешь со временем, если войдешь в наши ряды. Тогда же тебе станет ясно, чем мы занимаемся.

— Но прежде чем ты узнаешь об этом и о многом другом, — вмешался Паг, — ты должен сделать выбор. Если ты к нам присоединишься, то станешь свободным человеком, твой долг Роберту будет считаться выплаченным и ты сможешь поступать так, как велит тебе совесть. Правда, в этом случае у тебя появятся обязательства перед Конклавом. Но вместе с обязательствами придут и блага. Мы обладаем таким богатством, что обеспечим тебя до конца жизни. У нас всесильные союзники, так что ты сможешь вращаться среди знати и власть имущих, если захочешь.

Его слова подхватил Накор.

— Но есть у нас и всесильные враги. Убийцы-танцоры — это всего лишь очередная попытка устранить одного из наших важных членов. Если бы убийцам удалосьрасправиться с Магнусом, наше дело не имело бы успеха еще много лет.

— Так чем мне предстоит заняться?

— Пока тебе предстоит принести клятву верности, — ответил Роберт, — но не мне, а Конклаву. Ты покинешь эту комнату, став членом нашего сообщества. С этой клятвой у тебя появятся и блага, и обязанности, на которые мы пока только намекнули.

— Но, кажется, мне предоставлялся выбор, — напомнил Коготь.

— Ты прав, — сказал Накор.

— А какая вторая возможность?

Паг переглянулся с Робертом и Накором, после чего ответил:

— Смерть.

10 РЕШЕНИЕ

КОГОТЬ стоял, не говоря ни слова. Он переводил взгляд с одного лица на другое, внимательно изучая всех трех мужчин и пытаясь выудить хоть какой-то намек на то, чего от него ждут.

Все трое ждали неподвижно, их лица ничего не выражали. Паг наблюдал за юношей, словно пытался прочесть его мысли. Роберт как будто просто ждал, что тот ответит. Накор явно старался догадаться по жестам Когтя и выражению его лица, каково будет решение.

После долгой паузы Коготь сказал:

— Похоже, на самом деле у меня нет никакого выбора.

— Нет, выбор всегда есть, — возразил Роберт. — Однако сейчас его сделать очень сложно. — Помолчав немного, он добавил: — Паг — мой учитель и лидер нашего сообщества.

Паг несколько секунд внимательно всматривался в юношу, потом улыбнулся и сразу помолодел. Выглядел он даже моложе Роберта, своего ученика.

— Никто не думал, что ты попадешь сюда, Коготь. Мой сын привез тебя на северное побережье острова, где ты был изолирован от всех и мог сосредоточиться на учебе. Это было сделано для того, чтобы мы могли лучше оценить твои способности. — Чародей взмахнул рукой, и свечи в железном кольце под потолком вспыхнули, осветив комнату ярким светом. Роберт и Накор разошлись по разным углам и вернулись, неся четыре табуретки. Роберт поставил одну за спиной Когтя, а другую рядом с Пагом, после чего трое мужчин расселись. Паг знаком показал Когтю, что тот тоже может присесть. Опустившись на табурет, Коготь спросил:

— Вы бы на самом деле меня убили, если бы я сказал «нет»?

— Ты бы умер, — ответил Паг, — но не совсем. Мы были бы вынуждены стереть твою память. Делается это безболезненно. Ты бы просто уснул, а когда проснулся, уже был бы кем-то другим. Юношей, пострадавшим на поле брани, или, возможно, тебе внушили бы, что ты случайно упал с крыши собственного дома. Люди, которые якобы знали тебя всю твою жизнь, поздравляли бы тебя с выздоровлением и быстро напомнили бы тебе все то, о чем ты позабыл. Мы можем все представить довольно убедительно, так что со временем ты бы сам поверил всему сказанному.

— Теперь понятно, что значит не совсем умереть — Коготь Серебристого Ястреба точно был бы мертв.

Роберт согласно кивнул.

— И последний представитель племени оросини навсегда был бы потерян, — добавил Накор.

Коготь долго молчал, размышляя над их словами. Наконец он произнес:

— А нельзя ли поподробнее? Я хочу сделать свой выбор осмысленно. Мне совсем не хочется забывать, кто я такой, хотя временами мне кажется, что забыть о смерти моего народа было бы благом, — но у меня есть еще долги, которые я должен вернуть, и этого нельзя сбрасывать со счетов.

— Если ты предпочтешь послужить нашему делу, то твой долг мне будет считаться уплаченным, — сказал Роберт.

— Но есть еще один долг, — заметил Коготь. Паг кивнул.

— Долг крови.

— Я остался должен своему народу. Даже если бы речь шла только об одном человеке из моей семьи или клана, я все равно преследовал бы убийц до тех пор, пока каждый из них не ответил за содеянное. Но эти люди уничтожили мое племя. Если только кому-нибудь не удалось спастись от смерти, то я последний из оросини. — Он кивнул, глядя Накору в глаза. — Я не могу умереть в любом смысле этого слова — телом или разумом — до тех пор, пока мой народ не отомщен.

— Наши цели в таком случае не противоречат твоим, — сказал Накор и, бросив взгляд на Пага, спросил: — Разрешаешь?

Паг кивнул.

Накор снова уселся на табурет, достал из наплечной котомки апельсин и начал его очищать. Потом он бросил взгляд на своих товарищей, вопросительно приподняв бровь. Оба слегка покачали головами, и тогда Накор обратился к Когтю.

— Ты видишь перед собой вождей определенной группы, — начал маленький человечек. — Это место, этот остров когда-то послужил убежищем для целого народа, бежавшего от войны, во всяком случае так гласит легенда. Позже здесь нашел свой дом первый Черный чародей по имени Макрос. Миранда — его дочь. Паг — муж Миранды. Они хозяева острова. Ты, Коготь, знаком с обоими их сыновьями. В течение многих лет здесь перебывала уйма народа. Ученики из… очень многих мест, зачастую просто не поддающихся описанию. — Он ухмыльнулся. — Даже я порою удивлялся, откуда они только не прибывают, хотя на свое воображение не жалуюсь. Его перебил Паг:

— Экскурс в историю можно совершить и позже, Накор. Лучше расскажи о том, что ему предстоит.

Накор перестал улыбаться, впился зубами в апельсин, а потом долго жевал, погрузившись в раздумье.

— Как я уже говорил, мы возглавляем определенную группу людей. Многие из них пришли сюда, чтобы учиться и служить.

— Служить? — переспросил Коготь.

— Знаешь, Паг, — усмехнулся Накор, — мне до сих пор не приходилось объяснять кому-то за один раз, чем мы здесь занимаемся.

— И теперь не придется, — успокоил его учитель, — парень просто должен получить общее представление о том, кто мы такие, и если он согласится поступить к нам на службу, то постепенно сам обо всем узнает.

— Можно сказать? — подал голос Роберт. Паг кивнул.

— Мы все трое принадлежим к Конклаву Теней, Коготь. Конклав состоит из мужчин и женщин, объединившихся по одной причине, которая со временем станет тебе ясна, но пока ты не готов все понять. Одно я могу тебе сказать: мы служим цели, которая противостоит большому злу в нашем сегодняшнем мире, противостоит тем силам, что стремятся уничтожить наш мир. Если ты задумал отомстить за свой народ, то лучше всего тебе удастся это сделать на службе у нас.

Коготь взглянул Роберту в глаза.

— Я обязан тебе жизнью, хозяин, и выполню свой долг, но ты просишь меня сделать очень серьезный шаг, приняв твои слова на веру. В поместье Кендрика или здесь я ни разу не подумал, что ты или твои союзники замыслили недоброе. Но мой дедушка как-то сказал, что люди часто творят зло, прикрываясь словами о добре, и что в истории племени оросини известен один факт, когда шаманы и вожаки обманным путем привели народ к войне, утверждая, что творят благо. Я видел зло собственными глазами в тот день, когда погибло мое племя. Не знаю причин, по которым кому-то понадобилось уничтожить целый народ. Знаю только, что люди, убившие женщин и детей моего клана, сотворили зло.

Роберт поднял руку, прерывая речь юноши.

— Насчет этого я точно могу тебе сказать: люди, уничтожившие твой дом, руководствовались вовсе не извращенным пониманием добра. Там действовали наемники, убивающие ради золота. Им помогали солдаты герцогства Оласко. Позже мы вернемся к этому. А пока думай о том, что у нас с тобой общая цель — противостоять тем самым людям, которым ты хочешь отомстить.

— Роберт, ты спас мне жизнь, тогда как другие могли просто оставить меня на корм стервятникам, — сказал Коготь. — Я ни разу не видел, чтобы ты или твои друзья поступали бесчестно. Калеб и Магнус многому меня научили, а пока я здесь валялся, залечивая раны, то даже слышал смех… — Он вспомнил Алисандру. — Здесь многое доставляет радость. — Он набрал в легкие побольше воздуха и продолжил: — Боги вывели меня на тропу, но какую именно и с какой целью, я могу только догадываться. С того дня, как я очнулся в твоей повозке, Роберт, я полностью завишу от тебя. Скажи мне, что делать.

— Не могу, Коготь. Ты сам должен понять. Тот, кто дает клятву Конклаву Теней, делает это по собственному выбору и не терзаясь сомнениями. Как только ты войдешь в наши ряды, дороги назад не будет. Отказаться от клятвы значит навлечь на себя смерть.

— И не только смерть разума, — добавил Паг. — Как только ты станешь одним из нас, то начнешь узнавать многое из того, чем нельзя делиться с посторонними. Ты должен будешь отдать жизнь, лишь бы сохранить тайну.

— Но есть в этой клятве и хорошие стороны, — заулыбался Накор. — У нас найдется в запасе много чудес. Все они перед тобой раскроются. За год жизни на острове ты узнаешь больше, чем мог бы узнать за десяток жизней в горах, которые считаешь своей родиной.

— Я уже многое узнал, — согласился Коготь.

— Когда ты решишь мстить, — продолжал Накор, — тебе понадобятся и оружие, и союзники. Мы можем тебе дать и то и другое.

— Что я должен делать?

Паг поднялся с табурета и, подойдя к Когтю, остановился перед ним; Накор и Роберт заняли места по бокам юноши.

— Клянешься ли ты в верности Конклаву Теней, Коготь Серебристого Ястреба? Вступаешь ли ты в наши ряды сознательно и по собственной воле? Клянешься ли ты подчиняться тем, кто поставлен над тобой, и защищать тех, кто предан твоим заботам? Клянешься ли ты хранить доверенные тебе тайны? Ответь на все вопросы одним словом «да» или промолчи. Все или ничего, Коготь. Так каков твой ответ?

Коготь помолчал секунду, потом снова набрал в легкие воздуха и произнес:

— Да.

— Хорошо. Очень хорошо, — сказал Накор. Положив руку на плечо юноши, он достал еще один апельсин. — Хочешь?

Коготь взял фрукт.

— Спасибо.

— Что ж, тогда, наверное, мне следует сказать Магнусу, чтобы он заколотил свою маленькую хижину и перебрался сюда, — решил Роберт. — Теперь обучение начнется всерьез.

С этими словами он вышел из комнаты.

— Накор, — сказал Паг, — покажи Когтю, где он будет жить. Посели его вместе с Рондаром и Деметриусом.

Накор послушно кивнул.

— Идем со мной, парень.

Когда все ушли, Паг выждал длинную паузу, а потом сказал, словно ни к кому не обращаясь:

— Ну и что ты думаешь?

Из дальнего угла, погруженного в тень, раздался голос:

— Думаю, вы не оставили мальчику выбора. — На свет вышла Миранда.

— Как иначе я мог поступить?

— Ты мог вылечить его и позволить мне отнять у него память, после чего вернуть его в хижину Магнуса. Магнус рассказал бы ему какую-нибудь историю о падении с обрыва или о диком звере. При правильном подходе мальчик бы поверил.

— Ты права, — кивнул Паг.

Женщина улыбнулась и, подойдя к мужу, обняла его.

— Я всегда права.

— Конечно, любовь моя, — улыбнулся ей в ответ Паг.

— Но вопрос все-таки остается — почему вы не предоставили ему выбора?

Паг ответил не сразу.

— Не знаю. В этом парнишке что-то есть. Думаю, он нам пригодится.

— Для чего?

— Не знаю. Я только вижу, что в последнее время наши враги действуют более тонко. Взять хотя бы тех убийц-танцоров: их никто не ожидал. Они напомнили мне о далеком прошлом.

— Враг боится, что Магнус с каждым днем становится все сильнее.

— И правильно делает, что боится. Наш сын однажды станет самым всесильным магом, который когда-либо появлялся на этой земле.

— Если нам удастся сохранить ему жизнь, — сказала Миранда, по-матерински тревожась.

— Эти убийцы-танцоры напомнили мне о тех днях, когда на нас нападали целые армии и демоны.

— Ну что-то ведь их встревожило. Паг рассмеялся.

— Магнус разрушил в южном Кеше культовый храм богини смерти. Они могли разозлиться настолько, что предприняли попытку его убить.

— Убийцы-танцоры — это не пустяковое колдовство, дорогой. Если бы вдруг мне захотелось попрактиковаться в этой омерзительной магии и нашлись бы трое людей, готовых отдать свои души для создания этих существ, то и тогда мне понадобилось бы несколько месяцев. — Миранда лукаво взглянула на мужа. — А ведь я больше тебя преуспела в этом искусстве.

— Знаю, — улыбнулся Паг. — Вот поэтому и думаю, что Коготь может нам пригодиться.

— Почему?

— Потому что, пока волки грызутся из-за оленьей туши, мышка проскользнет и ухватит кусочек.

— Но волки могут сожрать мышь, — возразила Миранда.

— Только если они знают, что она там. Пока враги пытаются уничтожить нашего сына, они не заметят приближения Когтя.

Миранда прижалась к мужу, словно ей вдруг стало холодно.

— Ради благополучия мальчика, надеюсь, что ты прав.

— Какого мальчика? Когтя или Магнуса?

— Обоих, — вздохнула Миранда.

Коготь шел за Накором по коридору, прижимая к груди небольшой узелок с пожитками. Он до сих пор чувствовал слабость во всем теле, но ходьба уже не давалась ему с таким трудом. Они шли мимо дверей, большинство из которых были закрыты, но две или три оказались распахнутыми настежь, и Коготь заметил, что в каждой комнате стояли по четыре кровати.

Проходя мимо одной из таких комнат, он увидел Алисандру, которая, сидя на кровати, о чем-то тихо беседовала с темноволосой девушкой. Та хихикала, прикрыв рот ладошкой. Девушки подняли взгляд на Когтя и громко расхохотались.

Коготь почувствовал досаду, сам не понимая отчего. Просто этот смех показался ему неуместным, после того как всего минуту назад он дал торжественную клятву служить организации, чьи цели пока оставались для него туманными.

Наконец они подошли к двери, ведущей в комнату чуть более просторную, чем остальные. Здесь, так же как и в других помещениях, стояли четыре кровати. Накор жестом велел Когтю занять самую дальнюю кровать налево от двери, а сам уселся напротив.

— Вот здесь и начнется твоя новая жизнь. Коготь пожал плечами.

— Моя новая жизнь началась в ту минуту, когда меня нашел Роберт.

Накор покачал головой.

— Нет, в тот день закончилась твоя прежняя жизнь. Последние два года нельзя назвать жизнью — всего лишь существованием. Ты восстанавливал силы, узнавал что-то новое, но у тебя не было цели.

— А разве теперь она есть?

— Есть, да еще какая, — ответил Накор. — Тебе еще многое предстоит узнать, но со временем. Я хорошо помню нетерпение юности, — добавил он с улыбкой. — Мне кажется, ты обладаешь большим терпением, чем многие твои сверстники. Конечно, тебе хочется найти ответы на множество вопросов, прояснить ситуацию, понять мотивы наших поступков. Но всему свое время.

— С тех пор как я попал под опеку Роберта, меня не покидает чувство, будто я иду в неизвестном направлении, — сказал Коготь. — Мне кажется, я изменился…

— И очень сильно, по мнению твоих учителей.

— А ты теперь один из моих учителей? Накор пожал плечами и поднялся.

— Посмотрим. Ладно, я слышу, что возвращаются твои новые приятели. Я пойду, а вы пока познакомьтесь.

Когда он подошел к двери, в комнате появились двое молодых людей, приблизительно такого же возраста, как Коготь. При виде Накора они отошли в сторону, пропуская его и почтительно склонив головы.

— У вас теперь новый сосед, — на ходу бросил Накор.

— Да, мастер Накор, — ответил один из юношей, светловолосый, широкоплечий парень с зелеными глазами и веснушками на носу.

Второй юноша был темноволосый, но не смуглый, и Коготь не смог бы сказать — то ли он пытался отрастить бороду, то ли плохо побрился накануне. У него были почти черные глаза, которые он слегка прищурил при виде Когтя. Он с ходу рухнул на кровать у той же стены, что и кровать Когтя. А светловолосый молодой человек занял кровать напротив.

— Я Деметриус, — сказал он и, указывая на темноволосого, добавил: — А это Рондар. Он у нас молчун. — Юноша говорил на языке Королевства, который был, видимо, основным языком на острове.

Рондар кивнул, сохраняя молчание.

— Я Коготь.

— Слышал о тебе, — сказал Деметриус. — Ты умудрился остаться в живых после встречи с тремя убийцами-танцорами. Впечатляет.

Коготь уселся поудобнее на кровати, прислонившись спиной к стене.

— Я даже не знаю, что такое убийца-танцор.

— Это плохо, — изрек Рондар.

— Очень плохо, — согласился Деметриус. — Волшебные существа, живущие за счет душ проклятых. У них одно дело в жизни — убить, кого скажут. Очень сложно ускользнуть от одного, но от трех…

— Впечатляет, — прогудел Рондар.

— Вы давно здесь? — поинтересовался Коготь.

— Пять лет, — ответил Деметриус. — Мой отец когда-то готовил снадобья и припарки в деревне недалеко от города под названием Антикостинас. В общем, не то чтобы города — так, городка. Жрецы Гьюис-Вана объявили его еретиком из-за того, что он якобы «прибегал к магии», хотя лично я не замечал никакого колдовства. Просто-напросто отец умел пользоваться травами и был неглуп. Но однажды ночью из города заявились какие-то бандиты, сожгли дотла наш дом, убили родителей. Я скитался, пока однажды случайно не встретил Накора. Он-то и показал мне несколько фокусов. Отец не был чародеем, зато, может быть, я им стану. Так я оказался здесь. Теперь учусь.

— Я тоже потерял своих родных, — сказал Коготь и посмотрел на Рондара, а тот перевел взгляд на Деметриуса и еще раз кивнул.

— Его отец — вожак племени ашунтаи в северном Кеше. Они отличные наездники…

— Лучшие, — поправил Рондар.

— … хорошие охотники…

— Лучшие, — повторил Рондар.

— Ну, это мы еще посмотрим! — усмехнулся Коготь.

— … а во всем остальном — банда самоуверенных варваров, которые обращаются с женщинами как со скотом, в то же время скот для них — все равно что члены семьи.

Рондар пожал плечами.

— Твоя правда.

— Как же он тогда ладит с Мирандой? — еще шире улыбаясь, поинтересовался Коготь.

Деметриус рассмеялся.

— Она учит его, как выказывать уважение женщинам.

Рондар помрачнел и, обреченно вздохнув, согласился:

— Как ни больно, но правда.

— А как ты сюда попал? — спросил Коготь.

Рондар перекатился на кровати и, помолчав секунду, заговорил так, словно произносить слова было для него тяжким испытанием.

— Мой народ кочевой. Если не умеешь ездить верхом и охотиться, тебе не достается женщины. Нет женщин — нет детей. — Он прикрыл глаза рукой, словно воспоминания его утомляли. — Мужчины, которые не держатся в седле… даже не считаются мужчинами. Они собирают хворост, помогают стряпать и воспитывать детей.

Коготь удивленно взглянул на Деметриуса.

— А что же делают женщины? Деметриус скорчил гримасу и ответил:

— Они собственность мужчин.

— Женщины рожают детей. Мужчины воспитывают мальчиков.

— Возникает вопрос, что всадник племени ашунтаи больше ценит — хорошую лошадь или женщину, — сказал Деметриус.

— Зависит от того, кого на данный момент в племени больше — лошадей или женщин, — ответил Рондар, снова перекатился по кровати и подпер голову рукой. Его темные глаза не отрывались от Когтя. — У нас свои обычаи, — продолжил юноша. — Я не очень хороший наездник, но шаман говорит, что у меня есть дар. Поэтому я иду жить к шаману. — Исчерпав, похоже, весь свой запас красноречия, он обратился к Деметриусу: — Доскажи сам.

Деметриус с кислым видом продолжил:

— Племя ашунтаи обитает на западе Империи, на холмистых лугах. Кроме них, там нет никого, разве что шатаются разные бандиты, которые не хотят наткнуться на имперскую армию. Однажды наш друг и его наставник отправились собирать травы для какого-то ритуала и случайно наткнулись на шайку работорговцев. Шаман был слишком стар, а потому не представлял для них интереса, но наш юный друг, такой сильный и здоровый, настоящая находка для любого торговца людьми.

— Накор меня выкупил, — вмешался Рондар. — Он слишком много говорит.

Коготь улыбнулся.

— Кто, Накор или Деметриус?

— Да, — последовал ответ Рондара. Деметриус потянулся и шутливо отвесил Рондару оплеуху.

— Наш молчун на самом деле отличный парень. Он только притворяется таким немногословным, а стоит какой-нибудь девушке изъявить желание послушать его глупости, как он становится очень даже речистым.

Рондар приподнял голову и усмехнулся.

— Правда.

— Так вот, насчет девушек… — робко заикнулся Коготь.

Рондар и Деметриус переглянулись, в один голос воскликнули: «Алисандра!» — и покатились со смеху. Коготь почувствовал, что краснеет, но улыбаться не перестал.

— Что вы о ней знаете?

— Я слышал, она иногда заходила к тебе во время болезни, помогала Миранде.

— Все парни добиваются ее внимания, — сказал Рондар.

— И вы двое тоже? — поинтересовался Коготь.

— Каждый парень пытался к ней подкатить при первой же встрече, — признался Деметриус. — Она не такая, как все. Ведет себя так, что становится твоим другом, и ты уже чувствуешь себя идиотом, что пытался заманить ее куда-нибудь в укромный уголок.

— Она стоит целого табуна лошадей, — вздохнул Рондар.

— Похоже, ты в нее влюбился, — рассмеялся Коготь.

— Правда, — ответил Рондар. — В нее все влюблены.

— Кто она такая?

— Никто не знает, — сказал Деметриус. — А если кто и знает, то помалкивает. Она попала на остров раньше нас. Есть в ней что-то такое, что делает ее особенной. Я не раз слышал, как она разговаривала с разными путешественниками на их языках. Много времени она проводит наедине с Мирандой.

— Ну и что в этом такого особенного? — не понял Коготь.

Тут зазвонил колокол, и Деметриус поднялся с кровати.

— Ужин, — объявил он. — Поговорим по дороге. Оба вышли из комнаты, Рондар отстал от них на шаг. Коготь передвигался осторожно, но все же шел вровень с Деметриусом, так как тот не торопился.

— Ты знаешь, что Миранда жена Пага? — спросил Деметриус.

— Я даже знаю их сыновей, — ответил Коготь.

— Паг здешний… правитель, за неимением лучшего слова. Но Миранда во всем ему ровня. Некоторые даже поговаривают, что она могущественнее мужа как волшебница. Я только знаю, что она проводит с Алисандрой больше времени, чем со всеми учениками, вместе взятыми.

— Вот, значит, почему Алисандра такая особенная, — произнес Коготь.

— Сколько слов потребовалось, чтобы до тебя дошло, Коготь, — буркнул Рондар.

— Уж такой я глупый, — рассмеялся Коготь.

— Так что если захочешь попытать счастья с Алисандрой, все тебя поймут.

— Правда, — сказал Рондар.

— Только не надейся на успех.

Коготь заметил впереди Алисандру, она разговаривала с двумя девушками. Тогда он обратился к своим новым друзьям:

— Отец научил меня одной вещи: без риска не бывает награды, поражение неминуемо, если не стараться.

— Обнять, — буркнул Рондар.

— Что? — растерялся Коготь. Деметриус покачал головой.

— Нет, поцеловать в щеку.

— О чем это вы говорите?

— Алисандра позволит тебе поухаживать за ней, мой друг, — пояснил Деметриус. — Мне кажется, ее втайне забавляет всеобщее внимание. Она очень милая. Не думаю, что ей захочется тебя обижать, но все равно к концу первого же вечера она возьмет с тебя клятву, что ты будешь ей как брат. Ты понимаешь, что никогда тебе не обнять ее за тонкую талию, но перед тем, как развернуть тебя перед собственной дверью и подтолкнуть вперед, чтобы ты шел к себе, ты получаешь награду: или легкое объятие, такое краткое, что ты едва ощущаешь ее рядом с собой, или мимолетный поцелуй в щеку, когда ее губы едва касаются твоего лица. Поцелуй в щеку считается знаком почета среди здешних парней.

Словно почувствовав, что разговор идет о ней, Алисандра бросила взгляд через плечо и, увидев Когтя с друзьями, улыбнулась.

Коготь посмотрел на друзей: оба избегали смотреть в глаза девушке. Поэтому ему ничего не оставалось, как послать ей в ответ широчайшую улыбку, на какую он был способен. Она еще секунду не сводила с него взгляда, потом опустила глаза и вернулась к разговору с подружками.

— Ставлю медяк, что обнимет, — заявил Рондар.

— Согласен. Я ставлю на поцелуй в щеку, — подхватил Деметриус.

— Я заберу обе ставки, так как получу от нее больше, чем поцелуй в щеку, — тихо произнес Коготь.

— Решительный, — сказал Деметриус. — Мне это нравится.

Рондар лишь пробормотал что-то себе под нос. Под взглядом Когтя девушка вошла в главное здание, где ученики собирались во время трапез.

— Я получу гораздо больше, — тихо сказал Коготь, но его уже никто не услышал.

11 ЦЕЛЬ

ПО ЛУГУ во весь опор неслись кони. Накор и Магнус наблюдали, как Коготь припал к шее своей кобылы, посылая ее вперед не столько умением всадника, сколько силой воли. Рондар медленно отъехал в сторону на своем мерине, он почти выпрямился на стременах, держа спину прямо и легко натянув поводья.

— Для того, кого соплеменники считали плохим наездником, Рондар вполне сносно управляется с лошадью, — заметил Накор.

Магнус, кивнув, поинтересовался:

— Тебе больше меня известно о племени ашунтаи. Разве не они считаются лучшими наездниками в мире?

— Безусловно, у них лучшие конники. Империи пришлось собрать на их границах пятнадцать легионов, чтобы в конце концов подчинить себе этот народ. Два века тому назад они были основной силой кешианцев при завоевании западной Империи, но восстание вожаков ашунтаи положило всему конец. — Накор внимательно следил за наездниками, а Деметриус тем временем улюлюкал и вопил невдалеке, стараясь подбодрить своих друзей. — Из Когтя получится очень хороший наездник.

— Ну, это понятно, Накор, — Магнус махнул в сторону соревнующихся, — Коготь изучает языки, берет уроки верховой езды и фехтования, но что касается всего остального… зачем ты его учишь магии вместе с другими?

Накор хитро улыбнулся, глядя на своего бывшего ученика.

— Какой такой магии? Нет никакой магии. Магнус постарался сдержать смех, но ему это не удалось.

— Ты можешь спорить об этом с отцом до скончания века, но мы оба знаем, что твой «предмет» всего лишь еще один способ взглянуть на искусство магии.

— И даже больше, как тебе известно, — сказал Накор. — Это способ освободить мышление от предвзятости. — Он помолчал. — Кроме того, — добавил маленький чародей с усмешкой, — именно твой отец первым и заявил, что «нет никакой магии».

— Ты или отец когда-нибудь расскажете мне, каким образом он догадался прислать тебе послание, передав его с Джеймсом, когда тот совершал первую поездку в Кеш? Ведь вы тогда даже не знали друг друга.

— Он никогда мне об этом не рассказывал, — ответил Накор. — Есть вещи, которые твой отец никому не доверяет, даже твоей матери.

— Черный чародей, — со вздохом произнес Магнус. — Так легко забыть, что это не просто выдумка для отпугивания моряков, слишком близко подплывающих к острову.

— Да, твой дед отлично знал, что это не просто миф.

Дед Магнуса, Макрос, был первым чародеем, который обеспечил неприкосновенность острова. А еще он служил Саригу, утраченному богу магии, и подарил остров Колдуна Пагу и Миранде.

Накор и Магнус занимали самое высокое положение среди членов Конклава Теней, и тем не менее ни тот ни другой полностью не владели глубочайшими тайнами организации. Однажды Магнус поинтересовался у отца, кто станет во главе Конклава, если что-то с ним случится, на что Паг загадочно ответил:

— Если такое случится, каждый будет знать, чем заняться.

Магнус мысленно вернулся к предмету разговора.

— Ладно, как там ни назови твой предмет, ты мне так и не ответил, зачем Когтю изучать магию.

— Твоя правда, не ответил.

— Накор, ты весь день собираешься меня изводить?

Коротышка рассмеялся.

— Нет, просто я иногда забываю, что у тебя проблемы с чувством юмора. — Он показал на дальний конец луга, где закончилась гонка и трое юношей стояли, ожидая распоряжений. — Когтю нужно как можно больше узнать о потенциальном противнике. Наши враги уже много лет прибегают к искусству черной магии. А когда Коготь выжил после нападения тех трех убийц-танцоров, ко мне и пришла эта идея.

Магнус помолчал. Он знал, что если бы находился один в своей хижине, убийцы-танцоры, скорее всего, расправились бы с ним. Он до поздней ночи обсуждал с отцом, почему противник предпринял такой дерзкий шаг и почему именно его наметили в качестве жертвы, но их догадки так и остались догадками.

— Ты хочешь, чтобы он научился распознавать магию? — спросил Магнус.

— Если получится. Много лет назад лорд Джеймс, герцог Крондорский, рассказывал мне, что у него всегда поднимались волосы на затылке, когда кто-то прибегал к магии. А еще он поведал мне о своей способности предугадывать опасность. Это особое чутье и спасло жизнь Джеймсу несколько раз.

— Ты думаешь, у Когтя такая же способность?

— Пока не знаю, но нам может пригодиться человек, который, не будучи чародеем, обладал бы чутьем на магию. Такой способен пройти незамеченным сквозь любые преграды, поставленные для чародеев, и в то же время действовать не слепо.

— Довольно странная причина нагружать мальчишку дополнительными уроками, тем более магию он может изучить лишь абстрактно и никогда не применит свое знание на практике.

— Не будем загадывать наперед, — сказал Накор. — В любом случае он станет гораздо образованнее, чем сейчас, что только на пользу. — Он смотрел, как воспитанники меняются местами: в следующем забеге участвовали Деметриус и Коготь, а Рондар выступал в качестве зрителя.

— Я считаю, мы должны также уделить внимание еще одному аспекту обучения юноши. С интересом ознакомился с твоими заметками о его взаимоотношениях с двумя девушками из таверны Кендрика. Думаю, нам нужно продолжить те уроки.

— Алисандра?

— Да. Полагаю, ей пора применить навыки, которые она здесь приобрела.

— Зачем?

— Затем, что Когтю предстоит столкнуться лицом к лицу с гораздо более опасными вещами, чем стальной клинок или колдовское заклинание.

Магнус обернулся и взглянул на большие здания отцовского поместья.

— Что с нами стало, Накор? Почему мы теперь способны творить такое зло?

— Ирония богов, — ответил Накор. — Мы творим зло, прикрываясь благими побуждениями, а наши враги иногда творят добро от имени зла.

— Ты полагаешь, боги смеются над нами?

— Постоянно, — хмыкнул Накор.

— Ты не…

— Что?

— Когда я был твоим учеником, ты не… Елена… Она не была твоей ученицей?

— Нет, — ответил Накор, слегка смягчаясь, и, положив руку на плечо Магнуса, добавил: — Тот суровый урок ты получил без моей помощи. Иногда жизнь бывает и такой. — Он снова переключил внимание на трех юношей, так как в этот момент начался новый заезд: Деметриус и Коготь демонстрировали все свое умение, на какое были способны, а Рондар тем временем осыпал их насмешками.

Когда Накор снова взглянул на Магнуса, то увидел, что чародей погружен в раздумья. Догадавшись о том, куда завели его бывшего ученика размышления, Накор сказал:

— Тебе следовало бы найти другую, Магнус.

— Некоторые раны никогда не затягиваются, — ответил Магнус — Ты просто их перевязываешь и продолжаешь жить.

— Я знаю, Магнус, — согласился Накор. Магнус улыбнулся. Он не сомневался, что Накор его понимает, ведь маленький чародей в прошлом был женат на бабушке Магнуса, которую любил до той самой минуты, когда был вынужден ее убить. Магнус набрал в легкие воздух.

— Ладно. Когда начнем?

— Прямо сегодня, — сказал Накор. Магнус пошел прочь.

— Тогда я, пожалуй, предупрежу девушку.

— Просто скажи ей, что делать, — крикнул ему вслед Накор. — А как это сделать, она сама знает.

Он снова повернулся к юношам, и как раз вовремя, чтобы увидеть, как Коготь пришел к финишу чуть впереди Деметриуса. Оба наездника с громким криком выражали свой восторг, проезжая мимо Рондара. Накор подумал, что молодых не нужно учить, как радоваться жизни, не слишком думать о завтрашнем дне, о том, какие заботы он принесет, или о дне вчерашнем со всеми его печалями и горестями. Очень тихо Накор произнес:

— Радуйся этой минуте, Коготь. Наслаждайся ею. Потом, вздохнув с сожалением, он повернулся спиной к трем своим ученикам и не спеша направился к покоям Пага. Ему предстоял серьезный разговор, причем не очень приятный.

Коготь вытер волосы грубым полотенцем. Ему нравилось купаться, хотя он не был приучен к этой процедуре с детства. Его соплеменникам приходилось нагревать воду для купания, так как все реки и озера в горах из-за таяния снегов были холодными почти круглый год. В них можно было погружаться только в самые жаркие летние месяцы. Зимой оросини собирались в тесных банных шатрах, потели и счищали с себя грязь палочками.

Впервые он увидел ванну в таверне Кендрика, но там приходилось ею пользоваться после других, поэтому ему всегда казалось, будто он свою грязь меняет на чужую. Но на вилле «Беата» были роскошные ванные. Три смежных зала с холодной, теплой и горячей водой, куда обитатели общины наведывались ежедневно. Да еще в каждом крыле зданий имелись ванные поменьше.

После работы или прогулки верхом Когтю нравилось смывать с себя грязь и надевать чистую одежду, которая появлялась каждый день в его сундуке. Он знал, что другим ученикам предписывалась работа в прачечной, но все равно появление стопки чистой одежды каждый раз воспринимал как чудо. Ежедневно он оставлял грязные вещи в корзине с крышкой перед дверью в комнату, а когда возвращался с учебы или прогулки, все уже было выстирано.

Вытирая насухо лицо, он ощутил под пальцами щетину. Бриться он начал год назад, использовав метод Магнуса, хотя оросини предпочитали выдирать каждый волосок из подбородка. Коготь для себя решил, что ему гораздо больше нравится острая бритва.

Он как раз правил лезвие бритвы, когда после ванны явились Рондар и Деметриус.

— Чем займетесь после ужина? — спросил он, намыливая лицо.

Завернувшийся в грубое полотенце Рондар рухнул на кровать и проворчал нечто неопределенное, а Деметриус сказал:

— Сегодня я дежурный по кухне, так что буду подавать тарелки, а после убирать. А ты?

— Я свободен, — сказал Коготь, приступая к бритью. — Я подумал, а что, если нам развести костер на берегу озера? Глядишь — и народ соберется.

— Неплохо бы пустить слушок во время ужина, что ты собираешься устроить посиделки у костра.

— Девушки, — изрек Рондар.

— Импровизированные сборища чаще получаются удачнее подготовленных.

— Что ж, завтра выходной, так что даже если наутро голова будет гудеть, к полудню можно прийти в себя.

— Мне можно, — сказал Деметриус, — ему можно, — он указал на Рондара, — а тебе — нет. Ты уже проверил расписание дежурств?

— Нет.

— Весь завтрашний день ты дежуришь на кухне, от рассвета до окончания ужина.

Коготь вздохнул.

— Вот тебе и повеселился.

— Но все равно ты подал хорошую идею, даже если тебя не будет на вечеринке, — сказал Деметриус.

— Да, — подтвердил Рондар.

— Спасибо. Я подумаю, хотя, конечно, прийти не смогу.

— Конечно сможешь, — возразил Деметриус, — просто долго не засиживайся.

— Вино, — произнес Рондар, садясь на кровати и начиная одеваться.

— Да, нам понадобится вино.

Деметриус бросил взгляд на Когтя, и тот понимающе заулыбался.

— Ты ведь сегодня вхож на кухню.

— Если Бесаламо снова поймает меня в подвале, то изжарит и съест.

— Талдарен, — заметил Рондар.

Коготь рассмеялся. Бесаламо был волшебником из другого мира (Когтю понадобилось какое-то время, чтобы свыкнуться с этим фактом), выглядел он почти как человек, если не считать двух белых костяных плавников на черепе вместо волос. А еще у него были ярко-красные глаза.

— Думаю, именно от него пошла сплетня, будто Талдарен питается юношами. Этим он хотел держать нас в узде.

— Хочешь проверить? — поинтересовался Деметриус.

— Нет. Но вино нужно не мне одному. Без вина девушки не придут на озеро.

— А может, и придут, если ты их попросишь, — предположил Деметриус.

Коготь вспыхнул. Он как новичок вызывал любопытство у всех девушек на острове.

Всего на вилле «Беата» проживало пятьдесят учеников, и если вычесть тех, кто не принадлежал к человеческой расе, оставалось шестнадцать молодых людей, ровесников Когтя или постарше, лет двадцати пяти, и четырнадцать девушек в возрасте от четырнадцати до двадцати двух.

— Алисандра, — произнес Рондар.

— Вот именно, — согласился Деметриус, — пригласи ее. Если она согласится, значит, придут все юноши, а если все юноши соберутся у озера, значит, за ними потянутся и все девушки.

Лицо и шея Когтя приобрели бордовый оттенок.

— Краснеет, — расхохотался Рондар, натягивая штаны.

— Оставь его в покое, варвар. Если мы хотим, чтобы сегодня к озеру пришли девушки, нам нужно, чтобы Коготь пригласил Алисандру.

Коготь с сомнением посмотрел на Деметриуса, но ничего не сказал. В отличие от других юношей он без труда мог заговорить с Алисандрой и все же давным-давно пришел к выводу, что она не испытывает к нему никакого интереса. Если случай сводил их вместе, она вежливо, но без особого энтузиазма поддерживала с ним беседу, пока остальные парни с благоговением взирали на нее. Коготь сразу решил, что ухаживать за такой — зря тратить время.

Тем не менее если Деметриус был готов рискнуть навлечь на себя гнев повара из-за украденной бутылки вина и даже Рондар оживился, стоило заговорить о вечеринке, то Коготь ощутил ответственность. Он тоже должен был внести свою лепту.

Закончив одеваться, юноша направился на поиски Алисандры.

Костер полыхал вовсю, а вокруг него собрались юноши и девушки — кто парами, кто по трое — и тихо разговаривали. Только Рондар слегка отдалился от компании вместе с какой-то девушкой, чье имя Коготь не знал.

К удивлению Когтя, к костру собрались почти пятьдесят человек. Кроме двух бутылок вина, принесенных Деметриусом, молодежь опустошила большую флягу с пивом, стянутую кем-то из хранилища. Несколько парней совсем опьянели. Коготь сделал глоток вина и отошел в сторону от костра.

Ему нравилось вино в отличие от эля. Медовые напитки детства остались лишь смутным воспоминанием, сброженный мед, которым баловались мужчины его племени, попробовать ему так и не довелось. Теперь он стоял в одиночестве и перекатывал терпкую жидкость во рту, наслаждаясь ее вкусом.

— Почему ты один?

Коготь поднял глаза и увидел, что рядом с ним стоит, кутаясь в легкую шаль, стройная темноволосая девушка, которую звали Габриелла. У нее были яркие голубые глаза и располагающая улыбка.

— Отчего же, я почти всегда в компании, — ответил Коготь.

Она не стала возражать.

— Мне почему-то кажется, что ты всегда… как-то в стороне, Коготь.

Юноша огляделся и ничего не сказал.

— Ждешь Алисандру?

Девушка словно прочитала его мысли, что было вовсе неудивительно на этом острове. Габриелла улыбнулась.

— Нет… то есть да. Я встретил ее до ужина и упомянул о вечеринке, а она… — он показал на остальных девушек, — видимо, передала остальным.

Габриелла повнимательнее вгляделась в него, после чего спросила:

— Неужели ты тоже попал под ее чары?

— Чары? — переспросил Коготь. — Что ты хочешь этим сказать?

— Она моя подруга. Мы живем в одной комнате, и я ее люблю, но она не такая, как все. — Габриелла устремила взгляд на костер, словно увидела что-то в языках пламени. — Так легко забыть, что каждый из нас не такой, как другие.

Коготь не совсем уловил, куда клонит Габриелла, поэтому решил промолчать. После долгой паузы Габриелла призналась:

— Меня посещают видения. Иногда они короче вспышки, промелькнут и исчезнут. А другой раз длятся и длятся, и я успеваю разглядеть малейшие детали, словно нахожусь в одной комнате с остальными и слышу их разговор. Семья отказалась от меня, когда я была совсем маленькой. Родные меня боялись, потому что я предсказала смерть ближайшего соседа-фермера, и тогда селяне прозвали меня колдуньей. — Взгляд ее потемнел. — Мне было всего четыре года.

Коготь протянул руку, чтобы дотронуться до девушки, но она отпрянула, а когда повернулась к нему, на ее лице играла вымученная улыбка.

— Я не люблю, когда до меня дотрагиваются.

— Прости, — сказал он, убирая руку. — Я только…

— Знаю, ты не имел в виду ничего дурного. Несмотря на собственную боль, у тебя щедрая душа и открытое сердце. Поэтому я вижу только боль в твоей судьбе.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Алисандра. — Габриелла собралась уходить. — Я люблю ее как сестру, но она опасна, Коготь. Сегодня она не придет. Однако ты скоро ее встретишь. Ты полюбишь ее, и она разобьет тебе сердце.

Не успел Коготь задать следующий вопрос, как девушка повернулась и скрылась в темноте, а он ошеломленно смотрел ей вслед. Обдумав ее слова, он понял, что испытывает смесь смущения и злости.

Неужели он мало горя хлебнул за свою жизнь? Потерял все самое дорогое, чуть не лишился жизни, потом оказался неизвестно где и учится чему-то совершенно чуждому и временами дикому. А теперь еще ему заявляют, что и в сердечных делах у него нет выбора.

Он поднялся, повернулся спиной к компании и медленно направился к дому. Мысли его путались, и он не заметил, как дошел до своей комнаты. Коготь лег на кровать и уставился в потолок. Перед его мысленным взором, сменяя друг друга, проплыли два лица: Алисандра, чья ослепительная улыбка, казалось, опровергала слова Габриеллы, — разве может представлять опасность существо такое нежное и прекрасное? Но тут он вспомнил боль, промелькнувшую во взгляде Габриеллы, и понял, что девушка не кривила душой, предрекая будущее. Она действительно почуяла опасность, и Коготь больше не сомневался, что должен прислушаться к ее предупреждению.

Он дремал, когда с вечеринки вернулись Рондар и Деметриус, оба слегка навеселе. Болтали без умолку. Вернее, Деметриус болтал без умолку за обоих.

— Ты ушел, — сказал Рондар.

— Да, — подтвердил Коготь. — Если ты помнишь, завтра мне предстоит весь день трудиться на кухне, поэтому, сделай одолжение, прекрати болтать.

Деметриус посмотрел на Когтя, потом перевел взгляд на Рондара и расхохотался.

— Таков наш Рондар — только и знает, что болтать.

Рондар стянул сапоги, буркнул что-то и повалился на кровать.

Коготь повернулся лицом к стене и закрыл глаза, но сон еще долго не приходил.

Прошло несколько недель, и события той ночи, когда Габриелла поведала ему о своем видении, начали меркнуть. Коготь по-прежнему занимался в основном обыденными делами, но и среди них всегда находилось место чему-то новому, что поддерживало его интерес к занятиям. Как и предсказывал Магнус, Рондар сделал из Когтя отличного наездника, а еще через несколько месяцев этот парень, последний из племениоросини, стал слыть самым умелым фехтовальщиком на всем острове. Однако особого почета он не снискал, так как большинство учеников на острове Колдуна почти не тратили время на изучение оружия и приемов его использования.

Уроки магии казались ему по меньшей мере странными. Коготь не понимал и половины из того, что обсуждалось на этих занятиях, и не проявлял никакой природной склонности к этому предмету. Раз или два на него накатывало странное ощущение за несколько секунд до того, как произносилось заклинание, а когда он об этом рассказал Магнусу и Накору, то те битый час терзали его расспросами о том, что именно он чувствовал.

Самым забавным из того, что произошло за эти недели, было увлечение Рондара новенькой девушкой по имени Селена. Оказалось, что эта худенькая вспыльчивая кешианка презирала всех представителей племени ашунтаи без разбора: в детстве ей много раз приходилось наблюдать их на окраине родного города. Ее возмущение тем, как доблестные всадники обращались со своими женщинами, видимо, сфокусировалось на Рондаре, словно он один отвечал за культуру и верования своего народа. Поначалу Рондар отмалчивался, игнорируя оскорбления, колкости и гневные тирады. Потом он начал отвечать с не меньшим пылом, произнося целые тирады, к немалому изумлению Когтя и Деметриуса. А потом, вопреки всякому здравому смыслу, он влюбился в Селену по уши.

Коготь сидел тихонько в своем углу, покусывая язык, чтобы не рассмеяться, пока Деметриус давал наставления Рондару, как нужно ухаживать. Сам Коготь не считал себя знатоком в таких делах, пребывая в уверенности, что у девушки всегда найдется больше слов, чем у юноши, но благодаря опыту, приобретенному с Лилой и Мегги, он по крайней мере уверенней, чем Рондар или Деметриус, держался с девушками. Со всеми, кроме Алисандры.

Его по-прежнему тянуло к ней, но предостережение Габриеллы сделало свое дело. Алисандра и привлекала его, и обескураживала одновременно. От нее исходила какая-то опасность, и Коготь не знал — то ли это его воображение, то ли он действительно рискует, общаясь с ней.

Он решил, что лучше всего избегать с ней встреч, и когда возникала ситуация, сводившая их вместе, он держался вежливо, но отстраненно. А еще он находил множество предлогов, чтобы нигде и ни при каких обстоятельствах не сталкиваться с ней до тех пор, пока не разберется в собственных чувствах.

Накор и Магнус постоянно давали ему новые задания, и однажды днем он получил самое странное из всех, что были до сих пор. Накор отвел его на вершину холма, где росла чахлая березка с корявыми ветками, почти без листьев, и вручил Когтю большой кусок пергамента, натянутого на деревянную рамку, и обожженную палку с угольным наконечником.

— Нарисуй это дерево, — велел он и тут же ушел, не дожидаясь вопросов или ответной реакции.

Коготь долго смотрел на дерево. Потом дважды его обошел, после чего почти полчаса не сводил глаз с пустого листа пергамента.

Тут он вдруг заметил одну кривую ветку, тень от которой напоминала рыбу, и попытался это изобразить.

Три часа спустя он сравнил свой рисунок с деревом, расстроился и отшвырнул пергамент. Потом улегся на спину и, ни о чем не думая, принялся разглядывать проплывавшие над головой облака. Большие белые облака принимали всевозможные формы — он видел то лица, то животных, то крепостные стены.

Мысли его куда-то улетели, и вскоре он не заметил, как задремал. Коготь не знал, сколько проспал — всего каких-то несколько минут, по его расчету, — но внезапно он кое-что понял. Юноша сел, посмотрел на пергамент, потом на дерево и как безумный снова начал рисовать, слева от первоначального наброска. На этот раз он не выискивал детали, а попытался схватить суть предмета, очертания и тени, выхваченные глазом охотника. Он понял, что детали не так важны, как общая сущность.

Он уже заканчивал рисунок, когда вернулся Накор и взглянул на пергамент через его плечо.

— Готово?

— Да, — ответил Коготь. Накор рассмотрел оба дерева.

— Вот это ты нарисовал первым? — Он указал на правый рисунок.

— Да.

— Второй у тебя вышел лучше, — сказал учитель, показывая на рисунок слева.

— Да.

— А почему?

— Не знаю. Просто я перестал стараться изображать все подряд.

— Неплохо, — сказал Накор, отдавая ему рисунок. — У тебя острый глаз. Теперь тебе предстоит научиться изображать то, что важно, отказываясь от ненужных деталей. С завтрашнего дня начнешь учиться рисовать.

— Рисовать?

— Да, — ответил Накор и, направившись домой, поманил его за собой: — Пошли.

Коготь вышагивал рядом с наставником, удивляясь про себя, что имел в виду Накор, сказав «учиться рисовать».

Масеус наблюдал за Когтем и хмурился. Этот человек словно по волшебству возник перед домом Накора на следующий день, после того как Коготь нарисовал дерево. Это был представитель квегцев, курносый, с маленькими усиками щеточкой и привычкой цокать языком всякий раз, как ему приходилось рассматривать работу Когтя. Он обучал юношу рисовать уже целый месяц, трудясь от рассвета до сумерек.

Коготь быстро все схватывал. Масеус объявил, что у юноши нет ни таланта, ни изящества, но вскоре нехотя признал, что ученик владеет основами и умением все подмечать.

Время от времени на занятия приходил Накор и наблюдал, как Коготь старается освоить премудрости использования света и тени, текстуры и цвета. Коготь научился смешивать краски, добиваясь нужного оттенка, а также готовить деревянные доски и натягивать на рамы холсты.

Коготь старался использовать все свои умения, приобретенные на других занятиях, ибо ни одна дисциплина до сих пор не приносила ему столько огорчений, как живопись. Как только он приступил к урокам, сразу оказалось, что ни один предмет не выглядит так, как он его себе представляет. Масеус начал с того, что просил Когтя нарисовать простейшие вещи — четыре фруктовых плода на столе, кожаную перчатку с крагами, меч и щит, но даже эти предметы не поддавались усилиям начинающего художника.

Одна неудача следовала за другой, но в конце концов Коготь потихоньку начал понимать, что от него требуется.

Однажды утром он поднялся и, покончив с делами на кухне (занятия живописью заставляли его радоваться любой возможности отвлечься, хотя бы на стряпню), вдруг взглянул на свою последнюю работу — рисунок, изображавший фарфоровый кувшин и миску. Простая посуда белого цвета с голубой полоской орнамента по краю миски и по центру кувшина требовала особо тонкого подхода.

Масеус появился в нужную минуту — словно почувствовал, что работа завершена. Коготь отошел в сторону. Наставник снисходительно бросил взгляд на картину и сначала ничего не сказал, но потом все-таки произнес:

— Приемлемо.

— Вам понравилось? — спросил Коготь.

— Я не сказал «понравилось», я сказал «приемлемо». Ты правильно все сделал, юный Коготь. Понял необходимость изобразить орнамент намеком, а не выписывать детально каждую черточку. И цвет хорошо тебе удался, белый.

Коготь был благодарен и за эту сдержанную похвалу.

— Что дальше?

— А дальше ты начнешь рисовать портреты.

— Что?

— Ты будешь рисовать изображения людей.

— А-а.

— Ступай и займись чем-нибудь, — велел Масеус. — Выйди из дома и полюбуйся на горизонт, а то слишком долго напрягал глаза.

Коготь кивнул и вышел из комнаты. Все кругом занимались делом, и ему не хотелось одному отправляться на прогулку верхом или идти на озеро и плавать в одиночестве. Поэтому он направился через луг к северной границе поместья и в конце концов наткнулся на группу воспитанников, работавших в маленькой яблоневой роще, за которой начинался густой лес.

Он услышал, что его позвал знакомый голос, и пульс забился чаще.

— Коготь! — прокричала Алисандра. — Иди сюда, помоги!

Она стояла на верхушке лестницы, прислоненной к дереву. Лестницу держал юноша по имени Джом. Коготь насчитал всего двенадцать студентов — шесть пар. Подойдя к лестнице, он прокричал наверх:

— Что делать?

Алисандра наклонилась и передала вниз большую сумку с яблоками.

— Отнеси ее к остальным и принеси мне пустую. Тогда мне не придется лишний раз спускаться и подниматься по лестнице.

Коготь послушно понес яблоки к большой груде из наполненных сумок. Издалека к ним неспешно приближался фургон, которым правил еще один ученик, поэтому Коготь предположил, что рабочий день идет к концу. Он отнес пустую сумку к лестнице, поднялся на несколько ступенек и передал ее Алисандре.

Волосы девушки были убраны под белую шапочку, что подчеркивало изящество шеи и плеч. Коготь впервые заметил, что у нее немного торчат уши, и нашел это очень милым.

— Почему бы тебе не помочь остальным? — через секунду сказала она. — Мы уже почти закончили.

Коготь спрыгнул вниз и прихватил с земли целую стопку сумок. Он начал менять пустые сумки на полные, и к тому времени, когда фургон подъехал к саду, урожай был полностью собран.

Ученики быстро загрузили фургон и отправились в обратный путь. Когда до поместья осталось совсем немного, Алисандра оказалась рядом с Когтем.

— Где ты в последнее время прячешься? Я почти тебя не вижу.

— Я рисую, — ответил Коготь. — Мастер Масеус учит меня рисовать.

— Чудесно! — воскликнула девушка, взглянув на Когтя огромными глазами. Она продела свою руку ему под локоть, и он вдруг ощутил, какая мягкая у нее грудь. Аромат ее кожи смешивался с всепроникающим запахом яблок. — А что ты рисуешь?

— В основном то, что учитель называет натюрмортом, — разные предметы, которые он раскладывает на столе. Иногда пейзаж. Завтра начну рисовать портрет.

— Чудесно! — повторила девушка. — А мой портрет нарисуешь?

— А-а… — Коготь начал заикаться, — если учитель позволит.

Алисандра привстала на цыпочки с грациозностью танцовщицы и легко поцеловала его в щеку.

— Ловлю тебя на слове, — сказала она и с этими словами поспешила вперед, а Коготь остался стоять как громом оглушенный. Несколько парней поодаль открыто расхохотались при виде его смущения.

Коготь медленно поднес руку к щеке, которую поцеловала Алисандра, и еще долго не мог думать ни о чем другом.

12 ЛЮБОВЬ

КОГОТЬ нахмурился.

— Не шевелитесь, прошу вас, — взмолился он. Еще несколько секунд Деметриус и Рондар пытались удержаться в своих позах, но в конце концов Деметриус не выдержал:

— Больше не могу!

Коготь с раздражением отшвырнул кисть.

— Ладно. Отдохнем минутку.

Рондар подошел к мольберту, где был установлен обработанный кусок дерева. Внимательно рассмотрев портрет двух молодых людей, он удовлетворенно хмыкнул.

— Неплохо.

Деметриус взял яблоко с маленького столика у двери и откусил большой кусок. Не переставая жевать, он поинтересовался:

— Ты хоть имеешь представление, зачем они это делают?

— Что именно? — не понял Коготь.

— Заставляют тебя рисовать. Коготь пожал плечами.

— Последние несколько лет чему они только меня не учили, но в чем тут дело — не пойму. Знаю лишь, что обязан Роберту де Лиесу жизнью, а он передал меня в услужение к мастеру Пагу, поэтому я делаю то, что мне велят.

— Но неужели тебе хотя бы не любопытно? — спросил Деметриус.

— Конечно, но они обещали мне рассказать все, что я должен знать, когда наступит время.

Рондар присел на кровать и заявил:

— Это просто.

— Что просто? — переспросил Деметриус, сморщив веснушчатый нос.

— Зачем ему рисовать, — ответил Рондар.

— Тогда, будь добр, объясни и нам, раз тебе все ясно. — Деметриус переглянулся с Когтем.

Рондар покачал головой, словно сокрушаясь, что приходится объяснять очевидное таким недоумкам. Потом он поднялся, пересек комнату и опустил руку на плечо художника.

— Коготь — мальчик с гор.

— Верно, — подтвердил Деметриус, и по лицу его было ясно, что он пока ничего не понимает.

— Коготь — ролдемский аристократ. — Сказав это, Рондар снова уселся.

Деметриус закивал, словно все понял.

— И что? — недоуменно спросил Коготь.

— Сколько языков ты сейчас знаешь?

— Шесть, включая родной язык оросини. Я бегло говорю на ролдемском, языке Королевства, общем языке, довольно сносно знаю кешианский. Неплохо продвигается и квегский, он очень похож на древнекешианский. Следующим я должен изучить вабонский.

— А еще ты лучше всех на этом острове владеешь мечом.

— Да, — без ложной скромности согласился Коготь.

— Ты играешь на музыкальных инструментах?

— На флейте. Накор показал мне, как ее вырезать.

— И каковы успехи?

— Весьма неплохие.

— Ты ведь играешь в шахматы, карты, кости?

— Да.

— И тоже хорошо?

— Да, — повторил Коготь. Деметриус усмехнулся.

— Рондар прав. Тебя хотят выдать за ролдемского аристократа.

— Готовить умеешь? — поинтересовался Рондар. Коготь заулыбался.

— Лучше, чем Бесаламо.

— Это еще ни о чем не говорит, — заметил Деметриус — Слушай, если тебя начнут учить играть и на других инструментах, а также разбираться в винах и других приятных вещах, значит, Рондар прав. Хозяева этого острова хотят сделать из тебя ролдемского господина.

— Но зачем? — удивился Коготь.

— Со временем узнаешь, — ответил Деметриус. Коготь подумал немного, а потом сказал:

— Ладно. Все по местам. Я обещал мастеру Масеусу показать ему работу еще до ужина.

Рондар и Деметриус приняли прежние позы, а Коготь перестал думать о том, к чему его готовят, и принялся за рисование.

Мастер Масеус рассмотрел портрет, после чего произнес:

— Сносно.

— Благодарю вас, — не очень уверенно ответил Коготь. Его расстраивали собственные погрешности в портрете: неестественные позы моделей, поверхностное сходство, не отражающее подлинного характера двух его друзей.

— Тебе еще стоит поработать над анатомией тела, — сказал наставник.

— Слушаюсь.

— Думаю, следующий эскиз ты должен выполнить с обнаженной натуры.

Коготь недоуменно вздернул брови. Самого его взрастила культура, в которой зрелище человеческого тела вовсе не являлось чем-то необычным, но с тех пор, как он спустился с гор, где обитало племя оросини, он понял, что многие народы относятся к наготе совершенно иначе. Некоторые ученики, например, купались в озере обнаженными, а другие за версту обходили компании, предпочитая плавать и купаться без свидетелей, или в крайнем случае надевали специальный купальный костюм. Третьи же, как Рондар, вообще сторонились воды.

Коготь даже обсудил эту проблему с Накором, но, видимо, выбрал для этого неудачного собеседника, так как наставник забросал его вопросами, вместо того чтобы дать ответы. Так что теперь Коготь был вынужден поинтересоваться:

— Мастер Масеус…

— Да?

— А такие полотна часто встречаются?

— Довольно часто, — ответил Масеус и добавил, смущенно откашлявшись: — Хотя они не всегда предназначены для широкой публики. Скорее, для частных коллекций. Вот скульптуры — совсем другое дело. Великих героев часто изображают полуобнаженными, и на их телах можно разглядеть раны в память о былых сражениях. Но меня не заботит, сможешь ли ты создать некое произведение на потеху скучающей знати, да и задатков скульптора, по-моему, в тебе не наблюдается. Мне важно научить тебя, Коготь, смотреть вглубь, а не поверхностно. — Он указал на мольберт, где все еще стоял портрет, и продолжил: — Ты ухватил сходство, правильно изобразил линии и изгибы их лица и одежды, но под складками ткани не чувствуется живого тела, костей и мускулов. Когда ты рисуешь портрет, то должен думать о теле под одеждой и о человеческой сущности своей модели: тогда ты одеваешь модель с помощью кистей и красок. А когда ты смотришь на обнаженную натуру, то видишь кости, хрящи и мускулы, которые одеваешь кожным покровом. Ты научишься это понимать. — И, улыбнувшись, что случалось с ним нечасто, наставник добавил: — Мы еще сделаем из тебя художника.

Думая о том, сколько сил ему придется потратить, чтобы уговорить Рондара позировать без одежды, Коготь спросил:

— Мне поискать другую модель?

— Об этом не беспокойся. Завтра я пришлю тебе кого-нибудь.

Коготь кивнул, думая о словах наставника, и медленно начал собирать кисти и краски.

Коготь поспешно вышел из кухни. С утра ему поручили приготовить завтрак, так что он поднялся на два часа раньше всех и все утро провел у плиты, пока его не сменила дневная команда. Сейчас ему предстояло вернуться к себе и встретить модель для новой картины, но Накор перехватил его на полпути и услал с очередным поручением, заверив, что с моделью он встретится позже.

Почти до самого вечера Коготь исполнял порученное Накором дело и теперь был готов вернуться к себе, чтобы наскоро принять ванну перед ужином. Но когда он добрался до комнаты, то увидел, что Рондар и Деметриус роются в принадлежащем ему деревянном сундуке.

— Что здесь творится? — возмутился юноша.

— Переезд, — ответил Рондар.

— Мы переезжаем?

— Ты переезжаешь, — уточнил Деметриус. — Не знаю почему, но мы только что получили приказ снести все твои пожитки в маленький домик у озера. Ты знаешь какой.

Коготь заулыбался. В этом домике ученики часто устраивали тайные свидания после занятий. Но улыбка его тут же померкла. Если ему отдали этот домик под жилье, значит, многие будут точить на него зуб.

Словно прочитав его мысли, Рондар сказал:

— Они смогут использовать конюшню.

— Он прав, — рассмеялся Деметриус. — На острове найдется еще немало укромных уголков. Я, например, люблю поплавать в темноте. Тихо, спокойно, и вода все еще теплая… — Он театрально закряхтел, поднимая сундук, но Коготь знал, что ноша хоть и велика, но не тяжела.

Коготь пропустил друзей вперед, а сам пристроился в хвосте.

— Где моя кровать?

— Ее перевезли еще час назад, — откликнулся Деметриус — Вместе с твоим рисовальным барахлом. Сундук просто не поместился в фургон с остальными вещами.

— С чего бы это? — удивился Коготь. — Вещей у меня немного, во всяком случае не столько, чтобы забить целый фургон.

Деметриус снова загадочно рассмеялся.

— Тебя ждет сюрприз.

Они подошли к пустому фургону и погрузили сундук, а уже через несколько минут тряслись по неровной дороге, ведущей из деревни к озеру, на берегу которого стоял маленький домик. Когда-то здесь жил какой-нибудь угольщик или лесничий, но по неизвестной причине уже много лет дом пустовал.

Приехав на место, Деметриус остановил лошадь, и Коготь выпрыгнул из фургона. Вместе с Рондаром он стащил сундук и понес в дом, Деметриус стоял на крыльце, придерживая дверь.

Перешагнув порог, Коготь замер как пригвожденный. И только тихо произнес:

— Чтоб меня…

— Вчера здесь навели чистоту наши девчонки, а мы с Рондаром перенесли все вещи, — сказал Деметриус.

— Но откуда все это? — поразился Коготь, обводя жестом комнату. Домик был просторный, гораздо больше той хижины, которую юноша делил с Магнусом. Очаг с вертелом и железным котелком на крючке ждал, когда в нем разведут огонь. Рядом стоял буфет, а в углу небольшой столик. У противоположной стены, возле двери, разместилась кровать, а за ней — большой деревянный гардероб. Рядом с гардеробом Коготь и Рондар втиснули сундук. Коготь открыл дверцы платяного шкафа и не удержался от восклицания:

— Надо же!

Внутри была аккуратно развешана чудесная одежда различных цветов и фасонов.

— Ну просто джентльмен, — изрек Рондар.

— Похоже на то, — поддакнул Деметриус. — Но ума не приложу, зачем ему селиться здесь.

Глядя на один из камзолов с уймой застежек, Коготь ответил:

— Чтобы самому научиться одеваться, наверное. Вы только посмотрите на эти вещи.

С деревянных вешалок и колышков свисали рейтузы, лосины, брюки, фуфайки, камзолы и жилеты. На полу гардероба были аккуратно расставлены полдюжины пар различной обуви — сапог и туфель.

Когда Коготь бросил взгляд в дальний угол комнаты, у него вырвался радостный крик:

— Книги!

Он пересек комнату, чтобы осмотреть корешки на полках.

— Все для меня новые, — тихо произнес он.

— Ладно, — сказал Деметриус, — нам пора отправляться на ужин. Мне было велено передать тебе, что ты какое-то время побудешь один. Сегодня тебе привезут кое-какой запас провизии, а после этого компании не жди.

Коготь понял, что расспрашивать дальше бесполезно. Все равно Деметриусу никто ничего не объяснил.

— Практикуйся, — велел Рондар, указывая на мольберт.

— Хорошо, — согласился Коготь. — Наверное, я здесь для того, чтобы сосредоточиться на живописи и на других дисциплинах.

— Еще увидимся, я уверен, — сказал Деметриус. — Пошевеливайся, Рондар. Нужно еще вернуть фургон в конюшню.

Приятели ушли, а Коготь присел к столу и начал осматриваться. Ему было странно думать, что это место, пусть и ненадолго, станет его домом. От этой мысли ему почему-то взгрустнулось. Никогда прежде он не жил один. Единственный раз остался наедине сам с собой на горе Шатана-Хиго, когда ждал видения.

Он тихо сидел, отдавшись грусти. Он помнил, чему его учили, и поэтому не позволил тоске по детству задержаться надолго — сейчас не время грустить. Он все равно не отказался от клятвы когда-нибудь отомстить за свой народ, но всему свой черед.

Сгустились сумерки, но он не сразу это понял. Коготь как раз зажигал лампу, когда услышал, что к дому снова подъехала повозка. «Должно быть, привезли ужин», — подумал он.

Он распахнул двери и тут же отпрянул, пропуская Алисандру, которая решительно вошла в дом, держа в руках дымящийся котелок, от которого исходил соблазнительный запах. Снаружи раздался голос:

— Я начну пока разгружать.

— Спасибо, Джом, — бросила девушка через плечо.

— Что ты здесь делаешь? — удивился Коготь.

— Привезла ужин, — ответила она. — Разве тебя не предупредили?

— Мне сказали, что кто-то привезет еду, но кто именно, я не знал, — ответил он и почувствовал себя полным дураком.

Алисандра улыбнулась и скинула с плеч легкую накидку, под которой оказалось простое платье без рукавов. Когда на лицо ей упали волосы, у Когтя сжалось в груди. Он постоял так, онемев, потом все-таки выдавил из себя:

— Пойду помогу Джому.

Алисандра снова улыбнулась и принялась искать тарелки и чашки.

Джом передал Когтю два больших мешка со словами:

— И еще один ящик.

— Что это?

— Продукты. Мне велели передать тебе, что ты должен сам себе готовить еду. Вспомни уроки Лео. Кто бы это ни был и чему бы тебя ни учил, — добавил Джом и, взяв третий мешок, спрыгнул с повозки.

Коготь занес провизию в дом.

— Нужно вырыть на задворках холодный погреб, — сказал Джом, ставя на пол мешок. — Еще мне велели передать, что завтра ты получишь четверть говяжьей туши и немного ветчины. Если не знаешь, то в сарае позади дома найдется лопата и кое-что из инструментов.

— Спасибо, — поблагодарил юноша, когда Джом двинулся к двери.

Коготь обернулся, ожидая, что Алисандра последует за Джомом, но оказалось, что девушка стоит у стола и раскладывает жаркое по двум мискам.

— Ты что… остаешься? — спросил Коготь.

Алисандра жестом пригласила его за стол и достала бутылку вина. Разлив вино в две кружки, она вытянула из-под стола две маленькие табуретки и уселась на одну.

— Да, я с тобой поужинаю. Разве тебя не предупредили?

Коготь опустился на табуретку.

— Похоже, предупредили кого угодно, только не меня. — Он не мог отвести глаз от девушки, но стоило ей бросить взгляд в его сторону, как он тут же отворачивался.

Алисандра рассмеялась.

— На этом острове иногда такое происходит.

— Я бы сказал, довольно часто, — ответил он, и она снова рассмеялась.

Несколько минут они ели молча, наконец Коготь решился нарушить тишину.

— Я действительно рад, что ты здесь, но… в общем… зачем ты приехала?

— Выходит, мастер Масеус и этого тебе не сказал?

— Нет, — ответил Коготь. — Как я уже говорил, мне почти никогда ничего не рассказывают.

— Я останусь здесь с тобой. Я твоя новая натурщица.

Коготь опустил кружку. Он не мог поверить своим ушам.

— Ты натурщица?!

— Да, буду позировать тебе для новых эскизов обнаженной натуры.

Коготь почувствовал, что у него заполыхали щеки, но заставил себя сохранять спокойствие. По всему видно, решил он, что она не переживает по тому поводу, что будет позировать ему, а значит, не стоит волноваться. Однако несмотря на принятое решение, он не мог проглотить ни куска, поэтому смахнул еду со своей тарелки обратно в котел.

— Я вообще-то не голоден, — без особой уверенности произнес он. — Весь день провел на кухне. Знаешь, как это бывает: кусочек там прихватишь, кусочек — здесь.

Алисандра улыбнулась, но ничего не сказала, а когда закончила ужин, попросила:

— Принеси с озера воды, я помою посуду.

Радуясь предлогу побыть одному хотя бы несколько минут, Коготь поспешил исполнить просьбу и, схватив тяжелое дубовое ведро, стоявшее у двери, помчался бегом к озеру. В озеро впадал небольшой ручей, и Коготь наполнил ведро именно там, где вода была самой чистой. Он притащил ведро в дом и увидел, что Алисандра успела убрать со стола и вынести посуду на крыльцо. Когда он появился, она молча налила в миску воды и быстро перемыла все тарелки и чашки.

Коготь вошел в дом, мучительно стараясь придумать, что бы такое ей сказать. Но прежде чем ему пришло в голову хоть что-нибудь, Алисандра переступила порог и остановилась в дверях, словно в раме от картины.

— Какой теплый вечер, — сказала она.

— Да, — выдавил из себя Коготь, чувствуя, что взмок, но вовсе не от жары. — Душновато.

Алисандра вдруг начала раздеваться.

— Пойдем поплаваем.

Коготь остолбенел от удивления, глядя, как она быстро скидывает одежду. Алисандра бросила взгляд на его лицо и расхохоталась.

— Привыкай видеть меня такой, Коготь. Помни, тебе предстоит меня рисовать.

— Да, конечно, — ответил он, а она тем временем повернулась и побежала к воде.

— Бегом! — приказала она, забавляясь его явным смущением.

Коготь скинул сапоги, рубаху и штаны и бросился вслед за девушкой. Алисандра уже плескалась в воде, когда он оказался на берегу. Юноша с разбегу бросился в озеро и ушел под воду с головой. Вынырнув, он откинул назад мокрые волосы и радостно сказал:

— Как чудесно!

Алисандра поплыла ему навстречу.

— И правда.

Коготь снова нырнул и вынырнул.

— Я сегодня не успел выкупаться. Хорошо, что ты меня вытянула на озеро.

— А пахло от тебя как всегда, — сказала она.

— А? — Он был огорошен таким замечанием. — Разве от меня идет дурной запах?

Алисандра расхохоталась.

— Это ведь шутка, простак ты этакий. — После чего принялась брызгать в него водой.

Он ответил ей тем же, и они еще долго плескались, словно дети. Потом они проплавали почти целый час, пока большая луна не поднялась на востоке, и наконец Алисандра произнесла:

— Пора возвращаться.

— Я не захватил ни полотенец, ни одежды. — Коготь словно оправдывался, что оказался непредусмотрительным.

— Воздух теплый. Мы успеем обсохнуть, пока дойдем до хижины.

Они вышли из воды и направились к дому, идя бок о бок. Коготь не мог отвести глаз от тела девушки, озаренного лунным светом. Алисандра оказалась стройной, как он и предполагал, но грудь у нее была больше, чем ему представлялось, а бедра уже, чем он ожидал, почти мальчишеские, если смотреть под определенным углом.

— Нечего пялиться. Юноша покраснел.

— Прости, я просто прикидывал, как буду тебя рисовать.

Она отвела взгляд.

— Ну да. Разумеется.

Коготь с ужасом вдруг понял, что его тело начало реагировать на ее наготу. Ему хотелось уползти в сторону и умереть, но, к счастью, Алисандра не обратила внимания на его смущение. Когда они подошли к дому, Коготь остановился у дверей.

— До меня только сейчас дошло…

— Что именно? — Она повернулась и взглянула ему прямо в лицо.

— В доме только одна кровать.

— Конечно, — сказала она и, сделав шаг вперед, прижалась к нему всем телом. Девичьи руки скользнули ему на шею, и в ту же секунду ее губы прильнули к его губам. Если Коготь и растерялся, то всего лишь на секунду, потом он крепко обнял девушку и позабыл обо всем на свете.

— Что ты там насвистываешь? — спросила она.

— Не шевелись, — приказал Коготь с улыбкой. — Какую-то мелодию, сам не знаю. Придумал, наверное.

— Мне нравится. Сможешь сыграть на дудочке?

— Думаю, да, — ответил он, отходя назад, чтобы посмотреть на рисунок, начатый тем утром. Это был уже третий эскиз с тех пор, как Алисандра перебралась в его жилище.

Впервые за то время, как Коготь взялся за кисти и краски, он чувствовал в себе уверенность, так что даже первый набросок обнаженной натуры почти не требовал исправлений. А теперь он наносил краски широкими мазками на черно-белый эскиз, приобретавший на его глазах законченность.

Первая ночь с Алисандрой прошла для него в эйфории. Он никогда не предполагал, что может испытывать к женщине то, что испытывал к Алисандре. Она была милой, ласковой, страстной и щедрой, в то же время настойчивой и требовательной в возбуждающей игре, которую затеяла.

Они почти не спали, изредка погружаясь в легкую дрему в перерывах между занятиями любовью. Наконец она объявила, что из-за голода совершенно невозможно заснуть, и он принялся стряпать, пока она сбегала на озеро выкупаться. Коготь тоже наспех окунулся, пока она ела, а вернувшись в дом, проглотил кусок хлеба с сыром, сделал пару глотков вина и снова потащил ее в постель.

Где-то в промежутках между занятиями любовью, едой и сном он умудрился оборудовать подвал позади дома, рядом с заброшенным сараем. Он обрадовался, обнаружив, что подвал начали рыть за несколько лет до него и успели сделать почти всю работу, ему оставалось только расчистить мусор, повыдергивать сорняки, сделать ступени и навесить дверь.

На второй день работа была завершена. Мясо, эль, вино и сыр, а также корзина с фруктами перекочевали в холодный подвал. После этого Коготь целиком посвятил себя только одному — Алисандре.

Коготь отошел от мольберта и задумчиво помычал.

Алисандра перестала позировать и подошла к нему.

— Это я?

— Да, — ответил он с нарочитой серьезностью. — Сходство усилится, когда я выпишу все детали.

— Как скажешь. — Она обошла его и обняла со спины. Ее руки поползли вниз, и она насмешливо спросила: — А это что такое?

Он повернулся, не разрывая кольца ее рук, и, поцеловав, ответил:

— Сейчас узнаешь.

Все лето они провели в такой идиллии. Иногда в дом заходил мастер Масеус, рассматривал работы Когтя, подсказывал, как их улучшить, но никогда не критиковал. Приближалась осень, Коготь трудился над двенадцатым портретом Алисандры, на этот раз лежащей на кровати.

— Я тут размышлял, — сказал он, добавляя еще одну, только что замеченную деталь. Теперь он старался добиться совершенства в каждой работе.

— О чем? — спросила Алисандра с улыбкой.

— О том, что будет дальше.

— Ты имеешь в виду еще один портрет?

— Нет, я говорю о нас с тобой.

Улыбка тут же исчезла с ее лица. Алисандра поднялась и проворно оказалась рядом с ним. Без малейшего намека на теплоту она подняла руку и прижала указательный палец к его губам.

— Ш-ш-ш, — сказала она. — Здесь не о чем думать. Мы сейчас здесь, вдвоем, а остальное не важно.

— Но…

Она еще крепче прижала палец к его рту, глаза ее сурово сверкнули.

— Я же сказала, ш-ш-ш. — Тут она снова заулыбалась, но как-то жестко, что тоже было новым для Когтя. Потом она погладила его, приговаривая: — Я знаю, как сделать так, чтобы ты больше не думал о ненужных вещах.

Его кольнула тревога, когда он впервые заметил в ней что-то чужое, даже пугающее. И все же ее прикосновение, как всегда, его воспламенило, и уже через несколько секунд тревога отступила под натиском страсти.

На следующий день начался дождь. Они проснулись под его стук о крышу дома, и Коготь тут же обнаружил, что ему предстоит заделать несколько дырок. Крыша была крыта соломой, так что пришлось ждать, пока она просохнет, чтобы починить ее как следует.

Поев, Алисандра поднялась из-за стола и начала одеваться.

— Куда-то собралась? — спросил он.

— Обратно в деревню, — бесстрастно ответила она.

— Почему? — удивился он. — Что-то не так?

— Нет, я просто исполняю то, что мне велели.

— Кто велел?

— Мастер Масеус. Он сказал, что я останусь здесь на все лето, пока ты не закончишь двенадцать моих портретов, после чего мне нужно будет вернуться в поместье, чтобы исполнять другие обязанности.

— А как же я? — спросил Коготь.

— Он ничего не сказал о том, что тебе делать после моего ухода. Я передам ему, что ты закончил картины. Уверена, он придет и посмотрит две последние, а потом скажет, что делать дальше.

Коготь подошел к двери.

— Подожди хотя бы, пока дождь закончится.

— Не могу, — сказала она, проходя мимо.

— Подожди! — Он схватил ее выше локтя. — Секунду.

Она взглянула на него холодными, равнодушными глазами.

— Что?

— А как же мы?

— Что мы? — переспросила она.

— Я хочу сказать, что люблю тебя. Алисандра заговорила тоном, в котором слышалось одно раздражение.

— Коготь, ты милый мальчик, и я хорошо провела это лето, но любовь не имеет никакого отношения к тому, что было между нами. Мне нравятся мужчины, как нравятся игры, что происходят между мужчиной и женщиной. Думаю, я здорово просветила тебя в этой области, но если ты считаешь, что я люблю тебя, то ты ошибаешься. Как ни печально, но ошибаешься.

Щеки Когтя запылали, к глазам подступили слезы, но так и не пролились. Его словно ударили в живот, и он едва мог дышать. Мысли путались, он старался понять то, что сейчас услышал, и не мог подобрать слов.

— Подожди, — тихо повторил он.

— Чего ждать? — спросила она, открывая дверь и выходя на дождь. — Пока ты повзрослеешь? Это вряд ли, мальчик. Гляди, какой ты вымахал. Ты научился доставлять женщине удовольствие, но когда я пойду под венец, то это будет только с тем, кто осыплет меня богатством и сможет защитить меня и моих детей своей властью и силой. И любовь тут совершенно ни при чем.

С этими словами Алисандра повернулась и исчезла на тропе, ведущей к озеру, а Коготь так и остался стоять, вцепившись в дверной косяк с такой силой, что тот в конце концов треснул. Тогда он перевел застывший взгляд на свою ладонь и увидел в ней несколько заноз, а потом уставился в сторону темного горизонта, где усиливалась буря.

С того самого дня, когда он очнулся в повозке Роберта, он не чувствовал себя таким обделенным. Во второй раз в жизни ему показалось, будто все хорошее, чем он так дорожил, у него отняли.

13 ВЫЗДОРОВЛЕНИЕ

КОГОТЬ застонал. Он пролежал в постели два дня, вставая, только чтобы попить воды и облегчиться. Его одолевала слабость, мысли путались, словно он подхватил лихорадку. Он вновь и вновь мысленно повторял последние слова Алисандры.

Неожиданно он почувствовал, что его трясут за плечо.

— Что? — рявкнул он, усилием воли стряхивая с себя полудремоту, и увидел, что рядом стоит Магнус.

— Пора перестать жалеть себя.

Коготь сел, голова его кружилась. Он постарался сфокусировать взгляд в одной точке.

— Когда ты ел в последний раз? — спросил Магнус.

— Кажется, вчера.

— Больше похоже, что три дня тому назад, — заметил чародей. Он пошарил вокруг очага и вернулся с яблоком. — Держи.

Коготь откусил от яблока и почувствовал, как по подбородку потек сок. Он утерся тыльной стороной ладони и проглотил кусок. Живот скрутило спазмом после добровольной голодовки.

Магнус присел на кровать рядом с учеником.

— Нездоровится?

Коготь кивнул не в силах подобрать слова.

— Она разбила тебе сердце?

Коготь промолчал, но глаза его налились слезами. Он снова кивнул.

— Хорошо, — сказал Магнус, ударяя юношу по колену посохом.

Коготь ойкнул и потер колено.

Магнус поднялся и легонько постучал парня по голове, но все-таки достаточно сильно, чтобы у того зазвенело в ушах и заслезились глаза. Отступив в сторону, Магнус крикнул:

— Защищайся!

На этот раз он размахнулся сильнее, так что юноша едва уклонился в последний момент от удара, грозившего размозжить ему голову. Он упал на колени и перекатился в сторону, выиграв несколько секунд, пока Магнус огибал кровать, чтобы достать до него. Так что когда учитель возник перед ним, Коготь уже стоял у стола с мечом наготове.

— Мастер Магнус! — прокричал он. — Что это значит?

Магнус не отвечал, а сделал ложный выпад, нацелившись нанести удар по голове, но вместо этого прочертил посохом арку по воздуху. Коготь перехватил необычное орудие лезвием меча, потом сделал шаг вперед и схватил учителя за грудки, после чего рванул с такой силой, что Магнус потерял равновесие. Уткнув конец меча Магнусу в шею, он произнес:

— И что теперь? Я должен тебя убить?

— Нет, — усмехнулся Магнус и схватил Когтя за руку, сжимавшую меч.

Рука тотчас онемела. Когда меч выпал из непослушных пальцев, Коготь услышал, как Магнус сказал:

— Это было неплохо.

Коготь отступил, растирая руку.

— Зачем все это?

— Если враг неожиданно возникнет перед тобой, неужели ты думаешь, что он остановится и скажет: «Бедный Коготь. Он так переживает по поводу потерянной любви! Думаю, мне лучше прийти в другой день, чтобы его убить»?

— Нет. — Коготь все еще растирал онемевшие пальцы.

— Вот именно. — Он жестом позволил Когтю снова присесть на кровать. — Наши враги будут на тебя нападать, когда ты меньше всего этого ожидаешь. Калеб и другие пусть учат тебя, как обращаться с оружием, оттачивая твои природные таланты. Я же могу развить твой ум, так что твоим врагам будет нелегко испугать тебя или ввести в заблуждение. Но твое сердце… — Он постучал по своей груди. — Именно здесь большинство мужчин наиболее уязвимы.

— Значит, это был урок?

— Да, — ответил Магнус с мрачным выражением. — Суровый урок, но необходимый.

— Она меня не любила?

— Нисколько, — холодно ответил Магнус. — Она одно из наших созданий, Коготь, и мы используем ее точно так, как будем использовать тебя и каждого здешнего ученика. Когда-то здесь уделяли время только одному образованию. Мой отец основал Академию магов в Звездной Пристани. Ты знал об этом?

— Нет.

— Когда Академию захлестнула политика, он создал другой учебный центр, для особо одаренных студентов. Я здесь вырос. Когда разразилась война и Крондор был разрушен, отец понял, что враг беспощаден, так что на передышку рассчитывать не приходится. Таким образом этот остров превратился в место обучения. Здесь есть ученики и из других миров, но с каждым годом их становится все меньше. Отец приглашает учителей также из других земель, но в основном занятия ведут он сам, мать, Накор, я, ну и некоторые другие… например, Роберт.

— Я пока не спрашивал, решив, что в свое время мне сообщат, но кто этот враг?

— Это трудно объяснить молодому человеку вроде тебя. Лучше пусть тебе объяснят все отец и Накор, когда ты будешь готов понять. Но знай, что вражеские пособники не оставят тебя в покое. Ты сам убедился в тот раз, когда на тебя напали убийцы-танцоры, что они могут нанести удар самым неожиданным образом даже в самом безопасном, по-твоему, месте.

— Поэтому я должен…

— Учиться, не терять бдительности и не доверять всем подряд. — Он помолчал, обдумывая, что еще сказать. — Если бы я велел Рондару или Деметриусу убить тебя, они бы не ослушались. Они бы безоговорочно выполнили мой приказ, решив, что ты представляешь для всех нас угрозу. И если бы я велел Алисандре убить тебя, она так бы и сделала. Разница только в том, что Рондар и Деметриус испытали бы угрызения совести. Алисандра же ничего бы не почувствовала.

— Это ты ее сделал такой? — спросил Коготь, вскипая от гнева.

— Нет, — ответил Магнус. — Мы уже нашли ее такой. У Алисандры есть один изъян… Ужасный, трагический. Она не так относится к людям, как мы с тобой. Она думает о них ровно столько, сколько мы подумали бы о деревяшке или… — Он указал на стул. — Или о мебели. Полезная вещь, о ней стоит заботиться, чтобы она и дальше приносила пользу, но никакой другой ценности, кроме практической, в ней нет. Мы нашли эту ущербную личность и привели ее сюда. Накор сможет тебе больше рассказать, я знаю лишь, что однажды эта прелестная молодая девушка оказалась среди нас, и Накор разъяснил, что нам с ней делать.

— Но зачем было приводить ее сюда?

— Чтобы обучить работать на нас. Чтобы использовать ее безжалостную природу в наших целях. В противном случае она закончила бы жизнь на виселице в Крондоре. Так, по крайней мере, мы можем направлять ее в определенное русло и контролировать.

Коготь сидел молча, уставившись в открытую дверь.

— Но все казалось таким…

— Настоящим?

— Да, я думал, что она полюбила меня.

— Одним из ее талантов, Коготь, является способность делать то, что от нее ждут. Это был жестокий урок, но необходимый. Еще раз подчеркну: она бы перерезала тебе горло, пока ты спал, если бы таков был приказ Накора. А потом она оделась бы и отправилась обратно на виллу, насвистывая по дороге веселенький мотивчик.

— Зачем было подвергать меня такому испытанию?

— Чтобы ты мог заглянуть в самого себя и понять, каким слабым бывает человеческое сердце. Чтобы ты мог закалиться и никогда впредь не повторять ничего подобного.

— Значит ли это, что я никогда больше не смогу полюбить?

Теперь настала очередь Магнуса помолчать, уставившись на дверь. Через минуту он произнес:

— Возможно, нет. Во всяком случае ты точно не полюбишь какую-нибудь красотку, которой случится привлечь твое внимание изящной ножкой или обворожительной улыбкой. Можешь спать с покладистыми женщинами, сколько твоей душе угодно, если позволяют время и обстоятельства. Просто не думай, что ты их любишь, Коготь.

— Я совсем не разбираюсь в том, что касается чувств.

— Значит, ты сделал первый шаг к мудрости, — изрек Магнус, вставая и направляясь к двери. — Подумай об этом немного. Вспомни те мирные времена, когда твои родители заботились о тебе и всей семье. Это и есть любовь. А вовсе не сиюминутная страсть в объятиях сговорчивой женщины.

Коготь прислонился к стене.

— Мне многоенужно обдумать.

— Завтра возвращаемся к занятиям. Поешь и выспись. Нам предстоит много дел.

Магнус ушел, а Коготь прилег на постель, подложив руку под голову. Он обдумывал слова волшебника, устремив взгляд в потолок. Ему казалось, будто Магнус окатил его ледяной водой. Было холодно и тошно. Перед глазами так и стояло лицо Алисандры, но теперь она жестоко над ним смеялась. Коготь решил, что, наверное, больше никогда не сможет взглянуть ни на одну женщину так, как смотрел на Алисандру.

Несмотря на огромную усталость, Коготь провел беспокойную ночь. Так плохо он себя не чувствовал даже тогда, когда восстанавливал силы после смертельных ранений. То было не физическое утомление, а усталость души, апатия, вызванная глубокой раной в сердце.

Но в нем еще теплилась энергия — мелькали странные образы, воспоминания и фантазии, призраки и видения. Он не поверил рассказу Магнуса об Алисандре. Коготь знал, что не мог выдумать свои чувства, но в то же время понимал, что чародей прав. Он был зол, его боль искала выход, но ему некуда было ее направить. Он обвинял во всем своих учителей, в то же время понимая, что они преподали ему важный урок, который однажды, возможно, спасет ему жизнь. Он был в ярости на Алисандру, сознавая, однако, что если Магнус не лжет, то ее нельзя винить в произошедшем — это все равно что сердиться на гадюку за то, что она ядовита.

Забрезжил рассвет, небо окрасилось в золотисто-розовый цвет, начиналось ясное, прохладное осеннее утро. От мрачных размышлений Когтя отвлек стук в дверь, и он пошел открывать. На пороге стоял Калеб.

— Пойдем, поохотимся, — предложил он.

Коготь кивнул, даже не удивившись, каким образом Калеб так неожиданно появился на острове. Волшебству на острове Колдуна давно никто не удивлялся.

Коготь извлек из глубины шкафа свой лук, который в самый первый день спрятал там и позабыл о нем. Теперь он ощутил в руке гладкость и тяжесть оружия и пришел к выводу, что многое упустил за те дни, что провел вместе с девушкой. Достав колчан со стрелами, он повернулся к старшему другу.

— Пошли, — сказал он.

Калеб взял быстрый темп, шел не оглядываясь, ожидая, что Коготь будет идти рядом, а если отставать, то не больше чем на шаг.

Они направились на север и отошли довольно далеко от поместья. Полпути они проделали бегом. В полдень Калеб остановился и вытянул руку, куда-то указывая. Они стояли на вершине скалы, откуда открывался хороший вид на северную оконечность острова. Коготь разглядел вдалеке маленькую хижину, которую делил вместе с Магнусом, когда впервые попал на остров. Он ничего не сказал. В конце концов Калеб первым нарушил тишину:

— Однажды я думал, что полюбил.

— Кто-нибудь об этом знает?

— Только те, кому положено. Это был урок.

— Здесь все так говорят. А мне почему-то кажется, что это была жестокая шутка.

— Жестокая — несомненно. Но не шутка. Сомневаюсь, что тебе кто-нибудь уже рассказал, к чему тебя готовят. Да я сам этого не знаю, хотя кое о чем догадываюсь. Ты посетишь такие места и увидишь такие вещи, о которых обычный мальчик из племени оросини не смел бы даже и мечтать. Там, куда ты попадешь, уловки хорошенькой женщины могут оказаться такими же смертоносными, как отравленные стрелы. — Он облокотился на свой лук. — Алисандра не единственная девушка, несущая смерть. На службе у наших врагов много таких женщин. И таких агентов вроде тебя у них тоже хватает.

— Агентов?

— Ты действуешь от имени Конклава, это тебе известно. — Он бросил взгляд на юношу, и тот кивнул. — Когда-нибудь Накор и мой отец расскажут тебе больше, но я сам могу тебе кое-что сейчас открыть, даже если они считают, что ты пока не готов это знать: мы действуем во имя добра. По иронии судьбы мы иногда должны делать то, что со стороны кажется злом, чтобы в конце концов восторжествовало добро.

— Я не ученый человек, — заговорил Коготь. — Я прочел достаточно много, чтобы осознать, как мало я знаю, но книги помогли мне понять, что каждый человек считает себя героем, хотя бы героем собственной жизни, и что ни один из тех, кто сотворил зло, таковым его не считал.

— Отчасти ты прав. — Калеб остановился на секунду, как будто для того, чтобы насладиться бодрящим осенним ветерком. — Но в то же время ты должен понимать, что не прав. Многие сознательно служат злу и стремятся получить выгоду от победы над добром. Одним нужна власть, другим — богатство, третьи преследуют какие-то темные цели. Но все это, по сути, одно и то же. Они несут страдания и муки невинным людям.

— Что ты пытаешься мне втолковать?

— Только то, что ты начинаешь новый этап своего обучения и должен быть готов столкнуться с тем, что может показаться ужасным и отвратительным. Так нужно.

Коготь покорно кивнул.

— Когда же начнется этот новый этап?

— Завтра, когда мы отправимся в Крондор. А пока давай охотиться. — Калеб подхватил лук и помчался по тропе, не проверяя, следует ли за ним юноша.

Коготь помедлил секунду, а затем побежал за Калебом, понимая, что и эта рана в глубине его души затянется, как и все прочие. Но он также подозревал, что шрам от нее останется на всю жизнь.

Корабль, гонимый почти штормовым ветром, мчался на запад. Судно прорезало волны, словно живое существо. Коготь стоял на носу корабля, за бушпритом, не переставая восторгаться путешествием, хотя провел в море уже целую неделю. Где-то ближе к вечеру, а может быть, и ночью они должны были прибыть в порт назначения, Крондор, столицу Западных земель Королевства Островов.

По неясным ему причинам наставники решили, что он отправится в Крондор на корабле, а оттуда пойдет с караваном до Саладора, после чего получит новый приказ. Коготь предполагал, что Магнус перенесет его в новый город с помощью волшебства, но вместо этого он путешествовал вместе с Калебом на корабле как обычный пассажир.

В компании Калеба он чувствовал себя спокойно и комфортно, так что выбор наставников обрадовал Когтя. Калеб мог поговорить, если Когтю хотелось что-то обсудить, в то же время он не тяготился его молчанием. У обоих была развита охотничья интуиция. Из всех, кого Коготь встретил с той поры, как погибла его деревня, ближе всех ему был Калеб.

Море не переставало удивлять Когтя, как когда-то морское побережье. Оно привлекало его, как раньше привлекали родные горы. Море было безграничным, переменчивым, терпеливым и таинственным. Воздух здесь был таким же свежим, как в горах, хотя пах по-другому, и даже в самую скверную погоду казался юноше чудесным.

Корабль под названием «Хозяйка Запада» ходил под флагом Империи Великого Кеша. Прислушиваясь к разговорам матросов, Коготь понял, что это было удобное прикрытие, так как на самом деле корабль принадлежал Пагу. Коготь не раз размышлял о том, кто такой Паг. С виду это был молодой человек, чуть за тридцать, и в нем чувствовалось еще много энергии и силы. Миранда казалась его сверстницей, а ведь они оба были родителями Магнуса, которому можно было дать столько же лет, сколько его собственным родителям.

Паг был немногословный человек, общавшийся с учениками лишь изредка, но если он все-таки заговаривал с ними, то держался вежливо и приветливо. И было в нем нечто, отчего Когтю становилось не по себе. Он обладал внутренней силой, о которой догадывался даже юноша с восточных гор. Роберт, Накор, Магнус и Миранда — все владели магией, Коготь это знал; но в Паге он чувствовал нечто большее. О таком человеке его дедушка сказал бы: «отмечен богами».

Коготь часто размышлял, какое детство могло быть у такого человека, как Паг. Кто были его родители, какое получил образование чародей такой огромной силы? Возможно, однажды ему доведется задать эти вопросы, ну а пока он просто наслаждался путешествием.

Сердце давно перестало ныть, и теперь он был способен с горькой иронией вспоминать о днях, проведенных с Алисандрой. В тот последний день он подумывал о женитьбе, о том, чтобы провести с ней всю жизнь, а теперь ему казалось, что она не более чем существо, достойное жалости или презрения. Или того и другого. Бессердечное существо, но, несмотря на все это, Коготь понимал, что он должен научиться быть таким, как она, хотя бы отчасти. Все, что ему говорили с того дня, привело его к одному выводу: Алисандра гораздо опаснее, чем он мог себе представить.

На палубе появился Калеб в промасленной холщовой накидке, такой же, как на Когте. Холодные морские брызги окатывали нос корабля, но Калеб не обращал на них внимания. Он подошел и встал рядом с Когтем, ничего не говоря, довольствуясь открывавшимся видом.

Могучие волны становились менее различимы в меркнущем свете дня, над головой неслись темно-серые облака с черной каймой. Вдалеке полыхали молнии. Наконец Калеб произнес:

— Мы доберемся до Крондора раньше, чем начнется шторм, но не намного раньше.

Коготь кивнул.

— Мне кажется, из меня получился бы моряк, — сказал он немного погодя.

— Море притягивает многих мужчин, — заметил Калеб.

Остаток дня они провели молча. За полчаса до темноты вахтенный прокричал:

— Земля!

Появился капитан корабля и сообщил:

— Господа, мы прибудем в Крондор в темноте. Подойдем с подветренной стороны мола и укроемся там от шторма, затем с первыми лучами рассвета я подам сигнал капитану порта, и мы войдем в узкий пролив. Ночь будет беспокойной, но опасности нет никакой.

Коготь кивнул. Он испытывал странный душевный подъем, предвкушая встречу с новым городом, о котором читал в истории Руперта Эйвери и в других книгах.

Калеб опустил руку на плечо Когтя и знаком показал, что им следует спуститься в трюм. Юноша подчинился.

Войдя в каюту, такую тесную, что в ней с трудом поместились две койки, одна над другой, они скинули промокшие накидки и улеглись — Коготь на верхней койке, Калеб — на нижней.

— До ужина у нас есть еще немного времени, — сказал Калеб. — Я знаю, что ты отрепетировал свою историю.

— Да, — ответил Коготь.

Он должен был отвечать любому, кто спросит, что он охотник из Крайди — этим объяснялся его легкий акцент. Так как сообщение между Крондором и Дальним берегом было ограниченным, существовала лишь небольшая вероятность, что они встретят кого-нибудь, хорошо знающего этот далекий город.

Но даже и в этом случае на помощь Когтю пришел бы Калеб, который был знаком с теми местами.

— Калеб!

— Да, Коготь?

— Почему мы путешествуем таким образом? — Ему хотелось задать этот вопрос с той минуты, как они покинули остров.

— Чтобы помочь тебе расширить кругозор, — ответил Калеб. — Путешествие похоже на всякую другую науку: одно дело, когда тебе рассказывают о каком-то месте, и совсем другое, когда ты сам туда отправляешься. Тебе предстоит увидеть очень много нового.

— Куда мы направляемся?

— В Крондоре мы найдем караван и пройдем с ним до города Малак-Кросс, что на границе между Западными и Восточными землями Королевства. Там мы раздобудем лошадей и направимся в Саладор. Оба города дадут тебе много возможностей для учебы.

— Это понятно, но чем мы займемся, когда попадем в Саладор?

— Будем учиться, — ответил Калеб, потягиваясь. — А теперь затихни, я хочу немного подремать до ужина.

— Учиться, — пробормотал Коготь. — Я только это и делаю.

— Вот и прекрасно. А теперь замолкни.

Корабль встал на якорь у пристани. Коготь сошел на берег, за ним последовал Калеб. К ним приблизился человек с нарукавной повязкой, на которой был изображен парящий над горными вершинами орел. Незнакомец оглядел их сверху донизу и заговорил скучающим тоном:

— Вы откуда?

— Из Крайди, — ответил Калеб.

— А прибыли на кешианском корабле.

— Когда мы решили отправиться сюда, это был первый подвернувшийся корабль, — дружелюбно ответил Калеб.

— Что ж, если вы граждане Королевства, то все в порядке. — Человек пошел дальше своей дорогой, а Калеб и Коготь остались на пристани.

— И это все? — удивился Коготь.

— Мы живем в мирное время, как говорится. — Калеб жестом велел Когтю следовать за ним. — По крайней мере здесь, на Западе, царит мир. Король Райан обещал выдать свою дочь за племянника императрицы Великого Кеша, а двоюродная сестра императора Квега замужем за младшим сыном короля Райана. Торговля с Вольными городами идет оживленно, и губернатор Дурбина держит свою личную охрану на коротком поводке. За семь лет здесь не произошло ни одного крупного конфликта.

Пока они поднимались по каменным ступеням, ведущим с набережной на дорогу, Калеб добавил:

— Другое дело на Востоке — вот где мир балансирует на лезвии ножа. Там ты привлечешь гораздо более пристальное внимание.

Они направились в центр города. Повернув голову, Коготь увидел к югу от бухты какой-то замок.

— Там живет принц?

— Принц Мэтью, сын короля Райана. Со дня смерти короля Патрика не прошло и двух лет, а Мэтью все еще малолетка, ему пока не исполнилось четырнадцати. Все равно власти в городе у него никакой нет.

— А у кого есть?

— У его двух братьев, Джеймсонов. Джеймс — герцог Крондорский, как когда-то его дед. Говорят, он такой же хитрый, как его легендарный предок. Его младший брат Дэшел — богатый торговец. Поговаривают, то, что не прибрал к рукам Джеймс, за него сделал Дэшел. Опасные люди, с какой стороны ни посмотри.

— Постараюсь запомнить, — задумчиво сказал Коготь.

— Вряд ли ты когда-нибудь с ними познакомишься, но случались и большие странности. Ну вот, мы и пришли.

Коготь поднял глаза и увидел, что они стоят перед постоялым двором. С облупленной вывески смотрела улыбающаяся физиономия с черной бородой и в шляпе с пером. Ниже была сделана надпись: «Адмирал Траск».

Калеб толкнул дверь, и они вошли в прокуренный зал, где пахло жареным мясом, табаком, пролитым пивом и вином. У Когтя даже заслезились глаза.

Калеб протиснулся сквозь толпу докеров, матросов и путешественников и оказался у стойки. Хозяин поднял на него глаза и заулыбался.

— Калеб! Сколько лет, сколько зим!

— Рэндольф, — поприветствовал его Калеб. — Познакомься с Когтем. Комната найдется?

— Конечно, — ответил хозяин. — Выбирай любую. Та, что в задней половине дома, сгодится?

— Да, — ответил Калеб, сразу поняв, о чем речь.

— Голоден?

— Как всегда, — улыбнулся Калеб.

— Тогда садись, а я велю девчонке принести вам ужин. Вещи есть?

— Ты же знаешь, я путешествую налегке.

Все вещи и Калеба, и Когтя умещались в легких сумках через плечо.

Хозяин швырнул Калебу тяжелый железный ключ, который тот поймал на лету.

— Садитесь, — сказал он, — а когда захотите, пойдете отдыхать.

Они выбрали столик, и уже через минуту из кухни появилась девушка с подносом, заставленным тарелками с дымящейся едой: горячий цыпленок, жареная утка, кусок барашка, отварные овощи.

Когда она поставила поднос на стол, Коготь поднял на нее взгляд и обомлел. Он хотел было встать, но твердая рука Калеба толкнула его обратно на стул. Дружески улыбаясь, на него взглянула Лила, но в ее взгляде не было и намека на узнавание.

— Принести выпить, парни?

— Эля, — бросил Калеб, и она поспешила прочь.

— Что?..

— Она не та, за кого ее принимаешь, — тихо ответил Калеб.

Не прошло и минуты, как девушка вернулась и принесла две большие оловянные кружки с пенящимся элем.

— Как тебя зовут, девушка? — спросил Калеб.

— Роксана, господин, — ответила она. — Желаете что-нибудь еще?

— Нет, — сказал Калеб, и девушка ушла.

— Это была Лила, — тихо сказал Коготь.

— Нет. Ты ошибаешься.

Коготь взглянул на друга и коротко кивнул.

— Да, я, должно быть, ошибся. Ужин прошел в молчании.

В Крондоре они провели три дня, подбирая караван, с которым можно было бы продолжить путешествие. В конце концов Калеб и Коготь нанялись в охранники за харчи и дорогу. Хозяин каравана считал, что ему повезло, раз не придется выплачивать наемникам наличные.

Вопрос, почему Лила под именем Роксаны прислуживает на постоялом дворе, больше не обсуждался. Коготь решил, что это еще одна из тех тайн, которую ему, возможно, никогда не раскроют. И все же ему было приятно увидеть знакомое лицо в таком странном месте, пусть даже встреча оказалась весьма необычной.

Крондор явился откровением для Когтя. Когда он впервые взглянул на Латагор своим неискушенным взглядом, то город показался ему сказочным, но по сравнению со столицей Западных земель Королевства Латагор выглядел деревушкой. В городе было тесно от людей, прибывших из далеких краев, таких как Кешианская Конфедерация, что простиралась на юге завоеванных Империей земель. На каждом рынке, в каждой таверне звучали незнакомые диалекты и языки.

Калеб отвел приятеля осмотреть местную достопримечательность: остатки прибрежного укрепления, разрушенного во время войны, когда, если верить легенде, армии Изумрудной Госпожи змей прибыли с моря и буквально разрушили весь город. Когтю пришлось напомнить самому себе, что Калеб рассказывает о собственной бабушке, оказавшейся во власти демона. Именно тогда Коготь и решил, что многие из историй, услышанных им в детстве у костра, наверное, нужно заново оценить, а не просто отмахиваться от них как от старых сказок.

Юноша побывал в кофейне Баррета, где проворачивались финансовые дела, такие же сложные и непостижимые, как магия. Прочитав историю жизни Руперта Эйвери, довольно известного дельца, Коготь имел кое-какое представление о том, что означает это место для экономики Королевства. Потом они отправились посмотреть дворец, хотя любоваться им пришлось с почтительного расстояния. Калеб хоть и намекал, что некогда его семья была связана с короной, сейчас у него не нашлось благовидного предлога, чтобы попасть во дворец. Да и причин особых тоже не было, если не считать обыкновенного любопытства. Коготь не проявлял живого интереса к роскоши, как ко всему, что было ему чуждо. Теперь, вспоминая свое детство, он понимал, какую ничтожно малую часть мира он познал мальчишкой, но все равно ясно помнил, что тогда ему казалось, будто он знает все на свете. Так повелось у его народа, который довольствовался жизнью в горах, беря пример со своих предков. Поколения сменяли друг друга, а в жизни племени почти не происходило изменений, и всем казалось, что так и должно быть. Коготь осматривал город, вглядывался в толпу, запрудившую улицы, и думал, что, наверное, одно его народ мог правильно оценить: качество хорошей жизни. Большинство людей, проходящих сейчас мимо него, явно знали в своей жизни не много радости. У всех был озабоченный вид, все куда-то спешили. Коготь почти не увидел играющих на улице детей, разве что самых маленьких; те, что постарше, видимо, собирались в стайки по десять и больше ребятишек, и часто можно было наблюдать такую картину: несется ватага мальчишек, а за ними мчится страж порядка.

Вместе с караваном молодые люди проехали по Западным землям, преодолевая подъемы на крутые склоны, похожие на родные для Когтя горы. Но если оросини селились в деревнях, состоящих из деревянных хижин, огороженных частоколом, то здесь повсюду были города и замки. В Равенсбурге они отведали чудеснейшее вино, и Коготь подробнейшим образом расспросил о нем хозяина таверны. Потом он потратил целый час, чтобы отыскать винодела, и тоже закидал его вопросами.

Деметриус когда-то сказал, что его научат разбираться в винах, теперь эта идея не казалась Когтю такой уж неприятной.

Дойдя до Малак-Кросса, они попрощались с хозяином каравана. Переночевали в относительно чистом номере, а наутро Калеб раздобыл двух хороших лошадей, и они двинулись на восток.

Пока они ехали к восходящему солнцу, Коготь спросил:

— Калеб, я когда-нибудь узнаю, чем мы занимаемся?

Калеб рассмеялся.

— Наверное, не будет большой разницы, если я раскрою тебе секрет сейчас, а не тогда, когда мы приедем в Саладор.

— Так рассказывай же скорей, я умираю от любопытства.

— В Саладоре мы доведем до совершенства твои манеры и воспитание, — сказал Калеб. — За год ты освоишь по крайней мере еще два музыкальных инструмента — лютню и, возможно, рожок. Ты познаешь до конца все тонкости кулинарного искусства, хотя, пройдя обучение у Лео, ты и так хорошо подкован. Ты больше узнаешь о манерах придворных, одежде, подходящей к разным случаям, и о том, как держаться с людьми любого ранга. Ты научишься разбираться в винах и будешь брать уроки пения, хотя лично я подозреваю, что это будет пустая трата времени.

Коготь рассмеялся.

— Я умею петь.

— Да слышал я, как ты поешь. Это и пением-то нельзя назвать.

— Но зачем все эти усилия сделать из меня благородного?

Калеб перешел с языка Королевства, на котором они говорили с тех пор, как прибыли в Крондор, на ролдемский.

— Потому что через год, мой юный друг, ты переберешься на королевский остров Ролдем и поступишь там в Школу Мастеров. И если судьба будет благосклонна, мы поместим тебя туда в качестве несовершеннолетнего отпрыска аристократического семейства, дальнего родственника одной знатной фамилии, с богатым прошлым, но стесненным в средствах.

— Школа Мастеров? Кендрик немного рассказывал о ней. Он говорил, что из нее выходят лучшие фехтовальщики.

— А вот это и есть твоя задача, мой друг. Ибо когда ты покинешь Ролдем, ты должен считаться лучшим из всех учеников. Ты должен считаться величайшим фехтовальщиком в мире.

Коготь недоуменно уставился на друга и молча поехал дальше.

Часть II НАЕМНИК

Месть сладка, но не питательна.

Мейсон Кули

14 ШКОЛА МАСТЕРОВ

КОГ моргнул. Острие, зависшее на долю секунды перед его лицом, переместилось вправо. После мимолетного раздумья он метнулся в ту же сторону. Предчувствие его не обмануло: противник только делал вид, что собирается нанести удар справа, а сам переместился налево. Ког действовал так молниеносно, что второй фехтовальщик не успел отреагировать вовремя, и острие Кога достигло цели.

— Есть! — воскликнул наставник.

Ког отступил на шаг, стал по стойке «смирно» и отсалютовал своему противнику, молодому аристократу из прибрежного города Шалан. Дьюзан или Дьюсан — Ког точно не помнил его имени. Зрители вежливо поаплодировали, не нарушая традиции.

Мастер выступил вперед и объявил:

— Очко и победа присуждаются милорду Ястринсу.

Когвин Ястринс, аристократ из Илита, дальний родственник лорда Сельяна Ястринса, барона королевского двора в Крондоре, поклонился сначала мастеру, затем своему противнику. Оба фехтовальщика сняли защитные сетчатые маски и шагнули друг к другу для рукопожатия. Молодой ролдемский аристократ, улыбаясь, сказал:

— Однажды ты не угадаешь, Ког, и тогда я возьму верх.

Ког тоже улыбнулся в ответ.

— Наверное, ты прав. Но, как говорит мой Паско, я предпочту удачу добродетели. Правильно, Паско?

Слуга-здоровяк, подбежавший не мешкая к господину, помог ему освободиться от меча и маски и, улыбаясь, сказал:

— Как говорит мой хозяин, если есть выбор, то я предпочту удачу.

Противники еще раз обменялись поклонами и разошлись по разным углам огромного зала, расположенного в самом центре Школы Мастеров. По периметру деревянного пола, начищенного до блеска, выстроились резные деревянные колонны. Затейливый узор паркета, как успел убедиться Ког, служил не только эстетическим целям. Каждый орнамент ограничивал пространство для поединка — от длинной и узкой дуэльной дорожки фехтовальщиков на рапирах до большого восьмиугольника для тех, кто сражался на мечах.

Ради этих поединков и была создана школа. Более двухсот лет тому назад король Ролдема объявил о созыве турнира, чтобы определить лучшего в мире фехтовальщика. Аристократы и простолюдины, солдаты и наемники съехались со всех концов страны — и с кешианских гор, и с Дальнего берега. Приз был назначен баснословный: меч из золота, украшенный драгоценными камнями, по стоимости равный королевским податям за много-много лет.

Турнир длился две недели, пока в конце концов не победил местный аристократ, граф Вереи Данго. К изумлению и радости короля, победитель отказался от приза с тем, чтобы король оплатил создание академии фехтования и регулярно проводил там турниры: таким образом родилась эта школа.

По приказу короля под школу отвели целый квартал в самом сердце столицы. В течение многих лет ее строили, доводя до совершенства, и теперь она скорее напоминала дворец, чем учебное заведение. После завершения строительства был объявлен еще один турнир, и граф Данго еще раз отстоял свое звание первого клинка мира.

С тех пор соревнования проводились раз в пять лет. На четвертый раз графа Данго ранили в поединке, и он был вынужден уйти на покой. С тех пор первенство переходило от одного к другому тридцать один раз. Коготь Серебристого Ястреба, известный теперь как Ког Ястринс, намеревался стать тридцать вторым чемпионом.

Подошел секундант, и Ког поклонился.

— Мастер Дубков, — уважительно произнес он. — Ты продемонстрировал неплохую технику, но было видно, что ты делаешь поблажки своему противнику. Окажись на его месте более опытный фехтовальщик, он бы тебя провел, мой юный друг.

Ког склонил голову, признавая справедливость оценки мастера. Но потом улыбнулся и сказал:

— Если я не буду предоставлять более слабому противнику ни малейшего шанса на победу, то кто захочет становиться со мной в пару?

Мастер Дубков рассмеялся.

— А те, у кого опыта побольше, — скажем, те, кто надеется завоевать хоть какое-то место в турнире, — не согласятся с тобой тренироваться, боясь выдать свои излюбленные приемы и таким образом оказаться в невыгодном положении во время соревнования. Я прав?

— В точности, — ответил Ког.

— Что ж, — произнес секундант, понижая голос, — не мне судить, насколько полезны для тебя эти упражнения, но зрителям они нравятся — в особенности молодым дамам. — Он кивнул в сторону галереи, где сидели, наблюдая за поединком, девушки из знатных ролдемских семейств.

Некоторые барышни улыбались и кивали Когтю. Он улыбнулся в ответ и отвесил общий поклон в их сторону, не задержав взгляд ни на одной из красоток. Мастер Дубков при виде этого удивленно вскинул бровь и сказал:

— Ладно, у меня есть еще дела. Доброго тебе дня, юный Когвин.

— И вам доброго дня, мастер. — Ког поклонился как заправский придворный.

С помощью Паско он освободился от подшитого подушками жилета и, приняв из его рук полотенце, промокнул шею и лоб. Потом надел прекрасный парчовый камзол, какой пристало носить днем, и терпеливо дождался, пока Паско справится со всеми застежками.

— Есть приглашения на обед? — поинтересовался юноша.

— Четыре, милорд. Леди Сабрина изъявила желание, чтобы вы пообедали с ней и ее отцом. Леди Джессика и Матильда хотят, чтобы вы приняли участие в их семейных обедах, а леди Милинда просит вас пообедать с ней, упоминая при этом, что отец сейчас находится в отъезде.

— В таком случае пообедаю с Милиндой, — усмехнувшись, сказал Ког.

— Вы сегодня необычно веселы, — заметил Паско.

Бывший слуга Роберта появился спустя месяц после того, как Ког и Калеб поселились в Саладоре. Он исполнял роль камердинера с невероятной легкостью и убедительностью; Ког решил, что ему и прежде доводилось служить у какого-нибудь благородного господина. Во всяком случае он привил Когтю Серебристого Ястреба благородные манеры, превратив его в Когвина Ястринса.

Ког кивнул и улыбнулся.

— Слухи, пустые сплетни и недостоверные источники заставляют меня верить, что еще до начала турнира я буду приглашен во дворец на аудиенцию к королю или, по крайней мере, буду внесен в список гостей на следующий бал.

— Ничего удивительного, хозяин, — сказал Паско. Понизив голос так, чтобы его мог услышать только Ког, он добавил, накидывая на плечи юноши плащ: — Удивительно, что на это ушло так много времени.

Ког не возражал.

— Вот именно.

Они покинули зал для тренировок, а когда пересекали вестибюль, выходящий во внешний двор, то к Паско подходил то один, то другой слуга и тихонько совал ему в руку записку. Стены огромного вестибюля были украшены портретами прошлых чемпионов, а в центре, при входе, гостей и учеников школы встречала огромная статуя Вереи Данго, отлитая из бронзы. Ког со слугой проворно спустились по лестнице к ожидавшей их карете, и возница распахнул перед ними дверцу. Сев в карету, Ког заметил:

— Я всего лишь второй фехтовальщик в истории школы, который ни разу не потерпел поражения в поединке.

— Хм, — засомневался Паско. — А я, кажется, припоминаю, что однажды мастер Дубков задал вам настоящую трепку, милорд.

— Это не был поединок, — возразил Ког. — Обычный урок. Но главное, это произошло потому, что я позволил.

— Вы позволили?

— Да, по двум причинам, — сказал Ког. Карета тем временем выехала со двора на улицы Ролдема. — Во-первых, он мастер школы, а мне нужны здесь друзья. А во-вторых, я узнал больше, проиграв бой, чем узнал бы, если бы поднажал и победил.

— Значит, поэтому вы довольствовались в некоторых случаях ничьей?

— Да, — подтвердил Ког. — Но, заметь, только на практических занятиях. Я ни разу не проиграл во время соревнований и не намерен этого делать в ближайшее время.

— Позвольте напомнить, милорд, что на турнир съедутся фехтовальщики со всего мира.

— Да, я могу проиграть, но это не входит в мои планы.

— Отлично, — сказал Паско.

Карета катила по булыжной мостовой, а Ког откинулся на спинку и наслаждался видом из окна, пока Паско быстро зачитывал и выбрасывал записки, полученные несколько минут назад. Во всех было одно и то же: молодые женщины спрашивали Кога, почему он в последнее время к ним не заходит.

Ког подставил лицо свежему океанскому ветру, с удовольствием осматривая окрестности. За свою жизнь он видел три больших города — Крондор, Саладор, а теперь Ролдем — и предпочитал всем именно последний. Крондор казался грубоватым и чуть ли не примитивным по сравнению с двумя другими — возможно, в результате того, что последние тридцать лет его пришлось восстанавливать из руин. Калеб в свое время поведал ему историю Изумрудной Госпожи змей, приказавшей своим войскам уничтожить город, и о том, как стойко держала оборону армия Королевства.

Саладор, напротив, был древним городом, расползшимся во все стороны. На окраинах там было полно маленьких рыночных площадей и торговых улиц, а внутренняя часть города мало чем напоминала крепость, которая наверняка была здесь в далеком прошлом. Ког запомнил, что проходил сквозь открытые ворота из одного района в другой, но от огромной стены, служившей когда-то главным оборонительным сооружением города, осталось лишь жалкое напоминание.

Саладор обладал своим особенным шармом, и те два года, что Коготь Серебристого Ястреба провел там, превращаясь в Когвина Ястринса, были самыми лучшими в его жизни. Так он считал до тех пор, пока не оказался в Ролдеме. Именно в Саладоре он избавился от акцента, говоря на языке Королевства или ролдемском наречии, и мог сойти за знатного юношу обоих народов. Он отточил свое мастерство в живописи, научился отличать хорошее вино от плохого и познал все тонкости придворных танцев.

Он читал книги и свитки, изучил всю историю народов этого континента. Он узнал и о других странах, в которых пока не побывал, и вообще пристрастился к истории.

Он лучше узнал женщин. Поначалу он долго лелеял рану, нанесенную ему Алисандрой, но Калеб однажды вечером силком вытащил его в город. Они пили, переходя из одного трактира в другой, пока наконец не оказались в одном дорогом борделе. Там Калеб вручил Кога заботам целого отряда умелых и пылких юных куртизанок, которые нашли способ, как возродить его интерес к женщинам. После этого он не чурался связей со служанками и дочерьми купцов, и даже дочками из знатных семейств.

Ко времени своего двадцатилетия (он перенял обычай Королевства праздновать день летнего солнцестояния, отмечая его как собственный день рождения) он был готов поступить в Школу Мастеров.

Однажды вечером появился Роберт с фальшивыми документами, по которым Коготь стал Когвином Ястринсом, дальним родственником небогатого аристократа из провинции Вабон Западных земель Королевства Островов. Таким образом Коготь Серебристого Ястреба превратился в Когвина Ястринса, сквайра Белкасла, баронета Серебряного озера, вассала барона Илита, покинувшего отчий дом, чтобы послужить в северном гарнизоне в качестве лейтенанта под командованием герцога Вабонского, а затем оставить с почетом службу и отправиться на поиски счастья, — одним словом, молодого человека, знатного, но не богатого.

Однако, пока суд да дело, он умудрился кое-что скопить и приобрел на эти деньги скромную, но со вкусом обставленную квартиру в лучшем районе города, где принимал небольшие компании молодых господ, любивших развлекаться; в скором времени он приобрел славу лучшего фехтовальщика последних лет и самого завидного заморского жениха.

Кога потрясло, сколько усилий было затрачено, чтобы ввести его в ролдемское общество. Верительные грамоты, рекомендательные письма, характеристики — все было приготовлено заранее. Несколько местных жителей выдали себя за его старых знакомых и даже пошли на то, что напомнили Когу подробности их прошлых встреч.

К удовольствию Паско и Роберта, Ког оказался умелым игроком — наверное, в результате тех логических игр и задач, к которым его приучали Роберт и Магнус. Ког не поддавался соблазну срывать куш на больших ставках, предпочитая выигрывать постоянно, но понемногу. Чтобы его и в следующий раз пригласили сыграть партию в кости или карты, он время от времени проигрывал, причем делал это легко и с хорошим настроением.

В общем, все, кто его знал, считали Кога приятным молодым человеком. Прямодушный, воспитанный, с чувством юмора — заполучить такого гостя к обеду в каждом доме считали за честь, и он действительно редко обедал дома. Он бегло говорил на многих языках, грациозно танцевал, играл на нескольких инструментах и пел — все это сделало его самым популярным юношей в городе. Ему не хватало только приглашения на одно из королевских торжеств; но сейчас поползли слухи, вселившие в него надежду, что и это приглашение уже не за горами.

Недовольство Когом Ястринсом высказывали только молодые ролдемские дамы. Он был очарователен, красив, остроумен и, когда нужно, проявлял пылкость. Но часто молодым женщинам приходилось обвинять его в бессердечии. Он никогда не говорил им о любви. Пылкость и страсть — да, прямолинейность и дерзость — безусловно; именно благодаря этим качествам он сорвал не один прелестный цветок Ролдема, поначалу оказывавший сопротивление известному сердцееду с Запада. Его кровать пустовала, только когда он сам этого хотел, но даже если он делил ее с кем-то, особой радости это ему не приносило. Удовольствие, разрядка, развлечение, но только не радость. Время от времени он вспоминал Алисандру и задавал себе вопрос, не становится ли он сам похожим на нее, но тут же решал, что это не так — ведь он все еще нежно любил своих наставников, и в его сердце до сих пор жила любовь к семье и всем жителям деревни; но если дело касалось молодых женщин, то он использовал их для своих целей — чтобы удовлетворить сладострастие, завоевать авторитет в обществе или просто разнообразить свою жизнь.

Карета остановилась перед его домом: он снимал три комнаты на втором этаже, а на первом жил ростовщик с семьей. Была у него дочь, весьма симпатичная особа, но Паско с самого начала посоветовал (и Ког с ним согласился) оставить эту молодую даму в покое: разъяренный отец в качестве соседа мог создать ненужные проблемы. Сам глава семейства, возможно, и не стал бы браться за оружие, но на свои деньги мог бы купить множество клинков. Поэтому Ког держался вежливо с отцом и матерью, по-братски с их сыном и слегка флиртовал, никогда не переходя границ приличия, с их дочерью.

Возница открыл дверцу, Ког и Паско вышли из кареты, и слуга бросился к крыльцу, чтобы открыть дверь в дом, а карета тем временем покатила в платную конюшню на соседней улице, там же снимал комнату возница, а потому был в полном распоряжении Кога в любое время суток.

Ког поднялся на крыльцо и вошел в дом.

— Приготовить ванну? — спросил Паско.

— Нет, — ответил Ког. — Что-то мне не хочется сейчас лезть в холодную воду. Пожалуй, я лучше вздремну, а через час отправлюсь в баню Ремарга. Там и переоденусь к ужину с Милиндой. Пока я буду спать, пошли ей записку, что я с удовольствием разделю с ней трапезу сегодня вечером, а всем прочим дамам, пригласившим меня, разошли сожаления.

— Слушаюсь, милорд, — ответил Паско.

С самого начала, к великому удивлению Кога, Паско обращался с ним, как будто он и в самом деле был благородного происхождения. Слуга ни разу не вспомнил прошлое Когтя, ни разу не забыл своего места, даже когда они оставались наедине. За то время, что он прожил в Ролдеме, Когвин Ястринс настолько вжился в роль авантюриста-аристократа, что его прошлое до приезда в Саладор начало казаться ему туманным, словно принадлежало кому-то другому.

Паско отправился выполнять поручения, а Ког разоблачился самостоятельно. Он снял плащ, камзол, рубаху и сапоги и, оставшись в панталонах, упал на кровать. Тренировка его утомила, но все же сон не шел. Юноша не мог найти покоя, с нетерпением ожидая приглашения во дворец. Мало того, меньше чем через месяц начинался турнир. В душе его росло напряжение. Придется быть поосторожнее, а то так можно переволноваться, и тогда будет трудно сосредоточиться на самом главном.

А еще он знал, что, как только закончится турнир, впереди его ждет другая задача, но какая именно, пока непонятно. Верно все-таки предсказал Рондар — все годы обучения ушли на то, чтобы сделать из него благородного господина, но зачем все это, он пока не мог объяснить.

Его личные планы не изменились. В конце концов он выследит и уничтожит тех, кто убил его семью и друзей, но только когда сыграет до конца свою теперешнюю роль, только когда мастер Паг и его друзья решат, что он исполнил свой долг перед Конклавом, а до тех пор придется ждать.

И все-таки последние несколько месяцев его подтачивало изнутри растущее беспокойство: что, если мастера никогда не освободят его от долга, что, если он погибнет, прежде чем сумеет отомстить за свой народ? О последнем лучше не думать, ведь если судьбой будет определено, что последний из племени оросини должен умереть, не отомстив виновным, значит, так тому и быть. Зато первая возможность действительно его беспокоила — какой все-таки долг главнее? Не так-то просто оросини отмахнуться от пожизненного обязательства такой поступок навлек бы позор не только на самого человека, но и на его семью, включая всех предков. Но кровная месть считалась среди его народа не менее важной. Возможно, боги проявят к нему милость и подскажут способ, как с честью выполнить оба долга?

Ког перевернулся на живот и подумал, что, может быть, боги даже не взглянут в его сторону. Такие вещи ему неподвластны и поэтому лучше всего о них не беспокоиться.

Он пролежал неподвижно почти полчаса, но сон так и не пришел. Наконец он решил, что его настроение сможет улучшить только горячая ванна. Он поднялся и позвал Паско, который, как он слышал, уже вернулся, исполнив поручения.

Когда слуга вошел в комнату, Ког сказал:

— Принеси мне одежду. Я отправляюсь к Ремаргу. Последуешь за мной, как только выберешь подходящий наряд для сегодняшнего ужина. Вели кучеру заехать за нами через час после захода солнца.

— Слушаюсь, милорд, — ответил Паско.

Ког оделся и, выйдя из дома, быстрым шагом направился к заведению Ремарга. Он никогда не уставал ходить пешком по городу. Ему нравилось нагромождение теснящих друг друга лавочек, нравились толпы людей — молодых и старых, мужчин и женщин, торговцев и матросов, аристократов и простолюдинов. Повсюду слышался запах моря. Он действовал опьяняюще на юношу, выросшего в суровых горах.

Ког невольно задался вопросом, не подарит ли судьба ему возможность вернуться в детство, и захотел бы он этим воспользоваться, если бы действительно получил такой шанс. После секундного размышления он понял, что захотел бы. Какие бы чудесные вещи с ним ни происходили, все знания, опыт и богатство меркли по сравнению с тем, что он потерял: дом, семью и свою настоящую жизнь.

Если бы могло исполниться его самое сокровенное желание, он отдал бы все свои теперешние блага за то, чтобы вернуть мать, отца, сестру и все свое племя, здоровое и счастливое. Горько было думать, что самый могущественный маг и даже все маги вместе взятые никогда не смогут осуществить это желание.

Ког дошел до перекрестка, свернул направо и смешался с вечерней толпой. Но уже через несколько секунд он понял, что кто-то его преследует. Инстинкт охотника или чутье на опасности, небрежный взгляд через плечо, отражение в витрине магазина — что-то его насторожило: каким-то образом он понял, что футах в тридцати позади него идет человек, который преследует его с того момента, как он вышел из дома.

Ког замешкался у витрины, словно рассматривал какой-то выставленный товар. Краем глаза он заметил мужчину, который остановился и сделал вид, будто что-то ищет в карманах. Изобразив досаду, человек быстро повернулся и пошел назад, но Ког все равно успел его рассмотреть. Крепкий жилистый мужчина передвигался легко и быстро, не размахивая руками, но юноша понял: этот человек опасен.

Ког предвидел, что преследователь скроется в толпе, поэтому не стал идти за ним. Это было бы бесполезно, к тому же шпион сразу бы догадался, что его раскрыли. Этот или другой, все равно соглядатай найдется. Кто-то затеял слежку за Когом, и теперь ему предстояло выяснить, кто и почему.

Одно дело, если это убийца, нанятый какой-нибудь разозленной молодой особой или ее отцом, и совсем другое, если слежка имела отношение к Конклаву Теней. Тогда, возможно, ему придется поручить Паско предупредить Роберта и всех остальных.

Ког не спеша направился к бане, специально выбрав окольный путь. Несколько раз он останавливался — хотел убедиться, что за ним никто больше не следит.

В бане Ремарга к нему вышел навстречу один из служителей, которого он отлично знал.

— Добрый вечер, милорд, — поприветствовал его слуга.

— Добрый вечер, Свен, — ответил Ког. — Сальмина свободна?

— Сейчас узнаю, господин. Хотите, чтобы она вас обслужила?

— Да, — ответил Ког ипошел в раздевалку. Свен был рядом, чтобы позаботиться об одежде Кога и выполнить любую его просьбу. Для начала гостю вручили большое хлопковое полотенце, в которое тот завернулся. Когда он выходил из раздевалки, Свен складывал его одежду и убирал меч. Ког нашел низенькую деревянную скамеечку возле большой лохани с теплой водой. Тут же лежали кусок ароматного мыла и щетка. Рядом со скамеечкой стоял поднос с маленькими хрупкими керамическими сосудами, украшенными цветочным узором. Ког поднял лохань и вылил ее себе на голову, а как только уселся, тут же появился мальчишка с новой лоханью теплой воды и заменил пустую.

Для начала Ког смазал волосы ароматным маслом, подумав уже не в первый раз, как бы ко всему этому отнесся его дед. Старик купался следующим образом: окунался с головой в ледяные ручьи и озера, получая от этого огромное удовольствие. Но, помня о любви деда к комфорту, Ког решил, что старик наверняка одобрил бы теперешний процесс омовения. В эту минуту появилась молодая женщина, одетая в короткий белый халатик, прилипший к телу от царившей в бане влажной жары. Ког знал, что дед и это очень бы одобрил; старик никогда не терял интереса к женщинам, о чем регулярно напоминал окружающим, отчего бабушка Когтя каждый раз выходила из себя.

Овеянный ностальгической грустью, Ког молча позволил банщице намылить ему спину. Ремарг отлично вышколил свой персонал: девушка ни за что бы не заговорила первой. Одним клиентам хотелось лишь флирта и легкой болтовни, другие требовали более интимных услуг, что отнюдь не возбранялось за отдельную плату, — желающим предоставлялся небольшой отдельный кабинет в задней части здания. Третьи же предпочитали тишину и покой, стремясь остаться наедине со своими мыслями во время купания.

Ког поднялся, и девушка, закончив тереть ему спину и плечи, перешла к груди. Мягким движением Ког отобрал у нее мыло и сам закончил намыливаться, отпустив банщицу. Он знал, что, если бы продолжал стоять неподвижно, она бы не оставила без внимания ни одного дюйма его тела, но сейчас ему было не до игры с банщицей, к тому же нужно было подумать о Милинде, которая с огромным удовольствием собиралась ответить на его страсть после ужина.

Ког поднял вторую лохань и, окатив себя водой, смыл пену, после чего перешел в следующий зал, заполненный клубами пара. В парилке было настоящее пекло, и Ког заходил туда очень медленно, чувствуя, как волосы на затылке и руках встают дыбом от жара. Усилием воли он заставил себя погрузиться в бассейн, где можно было присесть на подводную скамью, опершись плечами на бортик вдоль края бассейна.

Вошла толстая матрона, передала свое полотенце слуге и забралась в воду. Ког объездил немало стран с тех пор, как его спас Роберт, и узнал о том, что различные народы по-разному относятся к выставлению своего тела напоказ, но в Ролдеме царили самые странные обычаи. Женщины здесь придерживались консервативных взглядов, если только речь не заходила о торжествах, на которые они являлись чуть ли не в скандальных нарядах. Только на прошлой неделе графиня Аманди появилась на балу у барона Грудера в великолепном платье кешианки, полностью открывавшем грудь; такое декольте она компенсировала тем, что надела жемчужный воротник с бусами, кое-как прикрывавшими наготу. Бусы, естественно, соблазнительно покачивались, притягивая внимание мужчин. Открытые спины и глубокие декольте по торжественным случаям были обычным делом для тех женщин, которые днем расхаживали по городу, закутанные от шеи до пят. Еще более странным Когу казался обычай, по которому мужчины и женщины раздевались в отдельных помещениях, а купались вместе. По мнению Кога, когда-то в Ролдеме некий правитель решил, что нагота — это прекрасно, тогда как одеваться и раздеваться на глазах у представителей другого пола — постыдное дело. Ког даже рассмеялся от этой мысли, но заметил, что матрона удивленно вскинула бровь. Улыбнувшись ей, он пояснил:

— Вспомнил шутку, миледи.

Она кивнула, но, видимо, он ее не убедил.

Тело юноши расслабилось, мысли начали путаться. Если бы он задремал, то служители присмотрели бы за его вещами и, учитывая, что среди клиентов часто попадаются любители крепко выпить, не позволили бы ему погрузиться в воду с головой и захлебнуться.

Да и Паско не дал бы ему возможности чересчур долго просидеть в воде — слуга должен был вот-вот появиться и принести наряд, который он выбрал для вечера. Поэтому Ког позволил себе задремать, позабыв о минутной грусти.

Чуть позже пришел Свен и объявил:

— Сальмина может вас принять, милорд.

Ког поднялся и взял большое полотенце, протянутое ему одним из мальчишек. Он последовал за Свеном в маленькую комнатку, отделенную от раздевалки занавеской. Сальмина была высокой родезианкой, почти такого же роста, как Ког, шесть футов и один дюйм. Она была сильной, с мощными руками, но стройной. Из личного опыта Ког знал, что под ее короткой рубахой скрывается мускулистое и гибкое тело.

Как только Свен удалился, задернув за собой занавеску, она скинула одежду и налила немного ароматного масла на ладони.

— Полный массаж, милорд? — игриво поинтересовалась Сальмина.

Ког улегся на живот, положив подбородок на руки, и ответил:

— Не сегодня, дорогуша. Берегу силы для другой. Она шутливо шлепнула его, демонстрируя, что слегка разочарована таким ответом. Сальмина перешагнула сорокалетний рубеж, но все еще оставалась восхитительной женщиной, а многолетний опыт сделал ее потрясающей любовницей. В первый раз, когда Ког согласился на «полный» массаж, он ушел от нее на подгибающихся ногах.

— И это говорит такой лев? Да вы можете порадовать и меня, и еще дюжину красоток.

Коготь расхохотался.

— После тебя, Сальмина, я едва помню, как меня зовут, и с трудом нахожу дорогу домой.

— Я горжусь своей работой.

— И по праву, — с искренней теплотой заметил он.

— Так кому же сегодня повезет? — поинтересовалась женщина, принимаясь разминать ему плечи.

— Разве благородно назвать имя дамы?

— Многие называют, но, как я подозреваю, вы чуть осторожнее большинства мужчин.

— Благодарю.

Сальмина, как всегда, зацокала языком, проводя пальцами вдоль многочисленных шрамов на теле Кога.

— Такой молодой и столько ранений, — уже не в первый раз прокомментировала массажистка. — Вы думаете, что готовы к турниру?

Он вздохнул.

— Если нет, то это выяснится в самом начале состязаний.

— Вот именно, — хмыкнув, сказала она.

Они еще поболтали немного, а потом Сальмина повернулась к столику у стены, чтобы взять другую пиалу с маслом. Внезапно Когтя охватило чувство тревоги, и он переместился на правый край стола. Боль пронзила левую руку: клинок распорол ему кожу от плеча до локтя. Юноша скатился со стола и, сгруппировавшись, упруго оттолкнулся от пола, не обращая внимания на боль.

Сальмина прижалась к стене. В глазах ее читалось недоумение, когда она поднесла правую руку к шее, пытаясь остановить льющуюся кровь. Целую нелепую секунду казалось, будто ее занимает только алый поток, струившийся по груди и животу, словно в этом было что-то неприличное для такой красивой женщины. Потом глаза ее закатились, и она рухнула замертво.

Нападавший оказался тем же самым человеком, который преследовал Когтя по дороге в баню. В руке он держал нож — тонкий и острый, как лезвие бритвы. Судя по его передвижению и быстроте реакции, он мастерски владел своим клинком. Когда Ког скатился со стола, убийца даже не сделал попытки приблизиться к нему, а, наоборот, метнулся в противоположную сторону, загородив собой дверь.

Ког понимал, что у злодея меньше минуты на убийство. Должен же тот предвидеть, что Ког закричит и обязательно кто-то придет выяснить, в чем дело. Можно считать, что попытка убийства с самого начала оказалась неудачной. Через мгновение противнику все равно придется сделать какой-то шаг.

Ког сделал этот шаг первым. Убийца ожидал, что жертва попытается отступить, возможно, захочет отвоевать немного пространства, чтобы броситься к двери, но вместо этого Ког ловко перевернул массажный стол. Настоящей угрозы это не представляло, но человек инстинктивно отпрянул назад, уклоняясь от удара, — именно это и нужно было Когу.

Юноша перепрыгнул через поваленный стол, не обращая внимания на клинок в руке убийцы. Он уже был ранен, его тело носило следы многочисленных предыдущих ранений, так что еще один порез не имел значения, но он не мог позволить этому человеку убить себя.

Убийца нацелился Когу в горло, а тот поднырнул под руку и врезался плечом противнику в живот. Как и предполагал Ког, нож угодил ему в спину, зато не в самое уязвимое место — основание шеи.

Он изо всех сил толкнул убийцу и откатился в сторону, разбрызгивая повсюду кровь. Посетители, зашедшие в раздевалку, подняли крик при виде этой крови и двух мужчин, борющихся на выложенном плиткой полу.

Ког вырвался из рук противника. Он стоял согнувшись, голый и безоружный, истекающий кровью, но готовый защищаться. Убийца замер, не зная, то ли ему снова напасть, то ли попытаться удрать.

Эта нерешительность стоила ему жизни. Глаза его вдруг вылезли из орбит, нож упал на пол. Ког увидел, как из-за спины убийцы возник Паско и с трудом вытащил кинжал, только что всаженный злодею в спину.

Паско бросил взгляд вниз и убедился, что убийца уже не представляет опасности, затем быстро подлетел к упавшему в этот момент Когу и опустился рядом с ним на пол.

— Отвратительно выглядите, милорд.

— Не сомневаюсь, — ответил Ког, видя, как все плывет перед глазами. — Думаю, тебе следует послать извинение леди Милинде, — успел добавить он, прежде чем его глаза закатились и он потерял сознание.

15 ТАЙНА

КОГ очнулся.

— В третий раз, — сказал Паско. Тихо застонав от боли и с усилием пошевелившись, Ког все-таки смог спросить:

— Что в третий раз? — Во рту все пересохло, веки были словно склеены. — Можно воды?

Паско приподнял ему голову и поднес к губам чашку с водой. Пока юноша делал осторожные глотки, кто-то другой произнес:

— В третий раз нам приходится бороться за твою жизнь, Коготь. — В поле зрения Кога возник Роберт де Лиес. Он покачал головой и добавил: — Теперь ты обязан нам тремя жизнями.

Ког продолжал пить и в конце концов хорошо промочил горло, так что мог говорить без хрипа.

— Мне очень жаль, но я могу отдать вам только одну жизнь. Прошу вас, называйте меня Ког, так как мое имя теперь Когвин.

— Эту свою единственную жизнь ты чуть не отдал вчера, Ког, — заметил Роберт.

Ког посмотрел на свою левую руку и удивленно выпучил глаза. Все тело ныло, но раны на руке не было, как не было и второй на груди.

— Что это?..

— Магия, — отозвался Роберт.

— Меньше чем через две недели, милорд, у вас состоится турнир, — заговорил Паско. — А судя по глубине ран и потере крови, стало ясно, что вы не успеете поправиться.

— Это одна из возможных причин, почему на тебя напали, — добавил Роберт. — Хотя я не думаю, что главная.

— Как же?..

— В Ролдеме есть немало одаренных жрецов-целителей, — пояснил Роберт. — Некоторые из них очень помогают Конклаву.

— Вы поэтому здесь? — спросил Ког. Он попробовал пошевелить руками и обнаружил, что онемелость постепенно проходит.

— Это я послал за ним, милорд, — признался Паско.

— Паско обратил внимание на одну деталь, а потому было решено немедленно прислать сюда кого-нибудь, обладающего способностями мага. Паско сообщил нам, что убийца никоим образом не смог бы попасть в комнату, где тебе делали массаж, если бы не использовал магию.

Ког призадумался. Массажный стол был достаточно велик, чтобы под ним можно было спрятаться, но любой при входе сразу бы это заметил. Не было в том зале ни шкафов, ни других дверей.

— Мне следовало раньше догадаться.

— Тебе было не до того, — сказал Роберт. — Паско успел пустить слушок среди самых говорливых кумушек, что почти вся кровь на полу принадлежала несчастной погибшей массажистке, а ты сам отделался синяками и небольшой царапиной, которая скоро заживет.

Ког сел в кровати, убедившись, что онемение почти полностью прошло.

— Я проголодался, — объявил он.

— Это результат исцеляющего заклинания, примененного нашим другом священником. Ты, между прочим, и в весе потерял. Телу понадобилась энергия, чтобы залечить разрезанную плоть, поэтому оно воспользовалось той небольшой прослойкой жира, что у тебя была. Ты теперь выглядишь как настоящий скелет.

Ког поднялся, и у него закружилась голова.

— А чувствую себя слабым, как новорожденный котенок.

Паско помог ему облачиться в халат, а затем проводил к столу в большой комнате. Там все было готово к трапезе, и Ког набросился на еду. Силы постепенно начали возвращаться.

— Тебе нужно отдохнуть остаток дня, — сказал Роберт, — а затем придется появиться где-нибудь на публике, чтобы рассеять слухи о твоем ранении.

— Зачем? — удивился Ког. — К чему такая спешка?

— Затем, что пойдут разговоры — людей начнет занимать, почему на тебя вдруг напали и сильно ли ранили, — ответил Роберт. — Насчет первого — пусть себе строят догадки, ведь, насколько я понимаю, многим бы хотелось, чтобы ты не участвовал в турнире и не виделся с их дочерьми.

Ког кивнул, даже не покраснев.

— Что касается раны, то мы должны доказать тем, кто прислал убийцу, что они потерпели поражение. Тогда они снова предпримут попытку.

— Что же, выходит, я буду наживкой? Роберт пожал плечами.

— Кто-то пытается тебя убить. Представь, что это обычная охота. Если тебя выслеживает хищник, что ты делаешь?

— Бежать не следует. Лучше устроить ловушку.

— Так мы и сделаем.

Ког покончил с едой и спросил:

— Который теперь час? — Он бросил взгляд за окно и определил, что полдень уже прошел.

— Два часа дня, — подсказал Паско.

— Тогда мне лучше всего сейчас вернуться в школу, рассказать об убитой бедняжке… — Вспомнив Сальмину, он вдруг только сейчас понял, что больше никогда ее не увидит и не познает больше ее пылкой страсти; на секунду ему стало невыносимо грустно. — А потом снова отправлюсь к Ремаргу, принять еще одну ванну и сделать массаж. — Он обратился к Паско: — Есть приглашения?

— Целых три.

— Все отклони. Если нужно, чтобы я появился на публике, значит, отправлюсь пообедать в заведение Доусона.

Роберт согласился с ним.

— А после куда?

— Испытаю счастье в «Колесе судьбы».

— Хорошо. Тогда всем станет ясно, что ты жив и здоров.

Ког выпрямился во весь рост и потянулся.

— Я чувствую себя на удивление хорошо для того, кого вчера насадили на нож, как оленя на вертел.

— Лечение далось нелегко, — хмуро заметил Роберт.

— Хорошо, что я служу господину, у которого есть кое-какие ресурсы, — улыбнулся Ког.

Роберт совсем помрачнел.

— Эти ресурсы завоеваны тяжким трудом, юный Ког. Со стороны тому, кто не разбирается в магии, может показаться пустячным делом наколдовать себе богатство, но ты-то должен кое-что понимать, проведя столько времени среди чародеев. Ты ведь видел остров и знаешь, скольких мы кормим и одеваем, а сейчас ты убедился, что мы поддерживаем людей и в других краях. — Он обвел широким жестом комнату со всей ее обстановкой. — За все это пришлось заплатить. Ничего здесь не появилось по мановению магического жезла.

Ког не совсем был уверен, к чему клонит Роберт, поэтому сказал:

— Я ценю то, что для меня сделали мастера. Но я на собственной шкуре узнал, кто теперь служит мишенью для убийцы, поэтому мне особенно отрадно, что за мной сейчас стоит кое-какая сила. — Он посерьезнел. — Если помните, вы так до сих пор даже не намекнули, зачем меня столько учили и какова моя задача, помимо того, что я должен выиграть этот чертов турнир.

Роберт молчал несколько секунд, после чего ответил:

— Твоя правда. Мы почти ничего тебе не рассказали. Ты и впредь какое-то время пробудешь в неведении, пока это служит нашим целям. Если бы ты сейчас оказался не в тех руках… Всегда найдется опытный маг, способный стереть твою память так же легко, как ты очищаешь яблоко, Ког. Те, кому безразлична твоя судьба, могли бы сделать это меньше чем за день и оставить тебя пускать слюни перед какой-нибудь пивной, где ты сошел бы за обычного пьяницу, пропившего последние мозги. Но перед этим выложил бы все свои тайны. Паско закивал.

— К тому же мне говорили, что это очень больно. Роберт согласился.

— Они бы отвезли Кога куда-нибудь подальше, чтобы он не потревожил никого своими криками.

Ког продолжал потягиваться.

— В таком случае я буду рассчитывать, что мои наставники с помощью магии оградят меня от таких злодеев. Но сейчас хотя бы известно, кто этот убийца?

— Паско был занят тем, как вынести тебя из бани. — Роберт одобрительно кивнул в сторону слуги. — Он действовал очень расторопно: зажал раны полотенцем и перенес тебя в карету, прежде чем кто-либо смог что-то разглядеть.

Паско пожал плечами.

— Вы щедры на похвалу, Роберт. Большинство людей разбегались кто куда, их смутили визг и крики. Баня освещена не очень хорошо и… в общем, я просто понял, нельзя допустить, чтобы кто-нибудь увидел Кога всего в крови, валяющимся на полу, как кусок мяса.

— Ты правильно поступил. — Роберт перевел взгляд на юношу. — Придет время, и ты узнаешь свою задачу, мой юный друг. Будь уверен, мы пока довольны твоими успехами, так что твоя единственная забота — победить в турнире.

— Зачем?

— После победы я тебе скажу зачем.

— А если я не выиграю турнир?

— Тогда тебе и не нужно знать, что с тобой было бы после.

Ког мрачно усмехнулся.

— Наверное, вы правы, хозяин.

— Хозяином называет меня Коготь, а сквайр Когвин Ястринс вполне может звать меня Робертом.

— Да, Роберт, — произнес Ког и, вновь принимая на себя роль аристократа, распорядился: — Паско, принеси наряд в заведение Ремарги и вели подать туда карету в нужное время. — Повернувшись к своему наставнику, он поинтересовался: — Роберт, не хочешь ли присоединиться ко мне в банях? Они так хорошо бодрят.

Роберт не возражал.

— Думаю, будет лучше, если я пойду с тобой. Скорее всего, сам убийца не был магом, но кто-то же провел его в зал, воспользовавшись заклинанием, которое позволяет перемещаться в пространстве или становиться невидимым. Если за время, оставшееся до турнира, произойдет что-то необычное, тем более таинственное, я должен быть рядом.

— Так кто же все-таки убийца? — во второй раз поинтересовался Ког.

— Какой-то человек, — ответил Паско. — Его никто не узнал, и городской патруль убрал тело.

— У нас есть кто-нибудь среди блюстителей закона, кого мы хорошо знаем и кто мог бы навести справки об этом злодее? — спросил Ког.

— Вы часто играете в карты с капитаном Дроганом, констеблем из дневного патруля, так что если обратиться к нему, то никто не удивится, — отозвался Паско.

— Значит, так завтра и сделаю, — решил Ког. Повернувшись к Роберту, он сказал: — Пройдемся пешком до бань и постараемся забыть о вчерашних неприятностях.

— Лучше сделаем вид, что мы обо всем забыли, — сказал Роберт, — но лично я хочу, чтобы ты всегда помнил, что эти люди чуть не убили тебя.

— Какие люди?

Роберт едва заметно улыбнулся.

— Думаю, мы скоро об этом узнаем.

Они вышли из дома, а Паско начал собирать одежду на вечер.

Утро выдалось хмурое, как раз под настроение Кога, когда он направлялся по узким улочкам в патрульное помещение, расположенное возле старого рынка в центре города. Вечер накануне прошел спокойно, но Ког все время был как на иголках, ожидая нового покушения, его даже не радовали те мелочи, что обычно доставляли удовольствие. Пообедал он у Доусона, в бывшей таверне, кормившей теперь исключительно знатных и богатых клиентов, не желавших принимать пищу дома. Номера были превращены в отдельные кабинеты, а блюда подавались изысканные. Вчерашний вечер не был исключением — мясо было приготовлено изумительно, соусы не хуже тех, что Ког пробовал раньше, обслуживание безукоризненное, но они с Робертом за весь обед едва перекинулись парой слов. Даже тонкие вина, доставленные из Равенсбурга, почти не удостоились его комментариев.

Игра в «Колесе судьбы» также не вызвала большого интереса. Ког играл равнодушно, его мысли были явно заняты чем-то другим. Даже леди Торнхилл не преминула заметить, что Ког кажется каким-то рассеянным. Юноша улыбнулся и уверил даму, что его рассеянность не имеет никакого отношения к неприятности, случившейся накануне в банях Ремарга; нет, он серьезно не пострадал, так только показалось из-за того, что он выпачкался в крови убитой бедняжки и ударился головой о выложенный плиткой пол; да, конечно, он погружен в раздумья о предстоящем турнире.

Ког рано покинул игорное заведение под предлогом, что ему не везет, после чего вернулся с Робертом в свою квартиру, лег спать пораньше, а Роберт и Паско еще долго о чем-то говорили в соседней комнате.

В эту минуту, идя по городу, он искал ответы на несколько трудных вопросов. Наконец он добрался до караульного помещения, где начальствовал констебль Деннис Дроган (племянник какого-то придворного служаки), достигший своего поста благодаря нужным связям, но тем не менее оказавшийся вполне компетентным.

Когда Кога провели внутрь, то оказалось, что начальник караула просто отгородил себе угол в общей комнате и поставил туда стол и стул. Ког был встречен вежливой, но настороженной улыбкой.

— Привет, а я собирался зайти к тебе попозже. — Дроган был грузный мужчина средних лет с абсолютно круглой головой, что особо подчеркивалось короткой стрижкой и гладко выбритыми щеками. Вместо носа, несколько раз сломанного за годы службы, у него была бесформенная шишка, пол-уха ему когда-то давно откусили в пьяной драке, но взгляд у него был зоркий, ничего не упускающий.

— Я решил, что ты захочешь поговорить со мной об убийстве.

Дроган удивленно вскинул бровь.

— Ладно. Кому понадобилось тебя убивать, Ког?

— Меня? — Ког изобразил изумление. — Я решил, что это какой-нибудь ревнивый любовник или еще кто, точивший зуб на эту массажистку, Сальмину. Это ведь она погибла. А на меня он накинулся, чтобы я потом не смог его опознать.

Дроган подумал секунду, потом спросил:

— Тебе когда-нибудь доводилось его видеть раньше?

— Нет. По правде говоря, мне стало любопытно, не знакома ли тебе его личность.

— Нет, и никто из моих ребят его раньше не видел. Мы обыскали тело, прежде чем сбросить его в известковую яму, и не нашли ничего, что могло бы дать хоть какие-то сведения о нем, если не считать нескольких серебряных монет Королевства — значит, он недавно прибыл с Островов.

Ког откинулся на спинку стула, словно задумался.

— Ну и загадка… А что, если это вернулся из странствий любовник Сальмины, узнал, что она работает в банях, и разозлился?

— Она работала там больше десяти лет, друг мой. Если это явилось новостью для любовника, то, значит, этот парень отсутствовал довольно долго.

— Это первое, что пришло мне в голову, — сказал Ког.

— Очевидная версия обычно оказывается правильной. Но на этот раз, думаю, дело обстоит по-другому. Если кому-то захотелось убить массажистку, то почему он не подстерег ее, когда она возвращалась к себе домой? Нет, скорее всего, кто-то захотел застать лучшего фехтовальщика Ролдема голым, лежащим на животе, в то время как его меч находился в соседней комнате. Вот такая моя версия.

— Но кому понадобилось подсылать ко мне наемного убийцу?

— А кто сказал, что парень был наемным убийцей?

— Я прежде его ни разу не видел, Деннис. Может быть, найдется парочка моих недоброжелателей, но, не сомневайся, я знаю их в лицо. Если кто-то хочет видеть меня мертвым, значит, он и нанял этого человека, чтобы меня убить, хотя лично мне такая версия кажется маловероятной.

— Почему же? — поинтересовался начальник караула.

— Потому что, возможно, кое-кто из отцов против моих встреч с их дочерьми, и не удивлюсь, если какая-нибудь дамочка желает моей смерти, но никто из тех, кого я знаю, никогда бы не послал убийцу, чтобы расправиться со мной.

— А знаешь, что самое странное во всем этом деле?

— Что?

— Никто не видел, чтобы этот человек входил в бани. Чтобы попасть в массажный зал, нужно миновать по крайней мере полдюжины служителей и посыльных. С той минуты, как бани открываются утром, и до той, когда двери запираются на ночь, в здание незаметно и мышь не проскользнет.

— Да, очень странно.

— Ты представляешь, как он сумел появиться там, словно по волшебству?

Ког кисло улыбнулся.

— По волшебству, говоришь? В таком случае все становится еще более… странным, ты не находишь?

— Это означает, что если кто-то захотел тебя убить, то выложил немалую сумму, чтобы довести дело до конца. Ему пришлось заплатить не только тому, кто занес над тобой нож, но и еще кому-то, кто, применив магию, помог убийце пробраться в здание.

— Заклинание невидимости.

— Что-то в этом роде. У моего дяди есть друг, знакомый с колдуном. Я задал этому колдуну пару вопросов, так он утверждает, что это одно из самых доступных заклинаний. Перенести же человека в какое-то помещение из другого места… очень трудно, только несколько магов владеют этим искусством.

Ког решил промолчать о том, что знает по крайней мере трех или четырех людей, кому такая задача по плечу. Пусть начальник караула сам до всего докапывается.

— Значит, никто ничего не знает об этом человеке?

— К сожалению, нет.

— Выходит, даже нельзя с уверенностью сказать, кто из нас двоих намечался в жертву?

— Выходит, нельзя. На меня просто свалились неприятности из-за особы, которая при жизни была заурядной шлюхой.

Ког нахмурился.

— Сальмина никогда не была заурядной.

— Просто мне так сказали, — поспешил оправдаться Деннис.

— Что ж, не буду больше отрывать тебя от дел. — Ког встал. — Если что-нибудь выяснишь, пожалуйста, дай мне знать.

— Обязательно.

Они обменялись рукопожатием, и Ког, выйдя на улицу, направился к себе домой. Его расстроило, что об убийце ничего не было известно, хотя в глубине души он и не ожидал никаких новостей.

Теперь ему предстояло сосредоточить все свое внимание на турнире и не думать больше о жизненной непредсказуемости. Турнир состоится менее чем через две недели, и если он хочет победить, то нельзя ни на что отвлекаться.

По мере приближения турнира беспокойство Кога росло. Сколько он ни старался использовать успокоительные приемы, которым его научили Магнус, Накор и Роберт, сколько ни пытался отвлечься с помощью карт, игральных костей или прелестных дам, мысли о состязании постоянно его преследовали.

Даже приглашение во дворец за два дня до начала турнира не помогло ему развеяться. Он потратил два часа на примерку у портного, который шил ему обновки по последней дворцовой моде — это был щегольской наряд, куда входила пара тесных штанов, заправленных в черные блестящие сапоги, абсолютно лишенные какой-либо практической ценности: слишком низкое голенище для верховой езды — край сапога растер бы икру до пузырей уже через час — и в то же время слишком высокое для походов. Зато сапоги были украшены изящными серебряными пряжками и красными полосками из крашеной кожи. Штаны были такие узкие, что он с трудом в них передвигался, но портной уверил его, что таковы требования последней моды. Однако он наотрез отказался от гульфика, который, как его уверяли, тоже был последним писком. Некоторые вещи он находил чересчур глупыми и не мог с ними смириться даже в угоду придворной моде. Рубашка представляла собой нечто пышное и безвкусно украшенное, со множеством перламутровых пуговиц, кружевным воротником и манжетами. Камзол тоже был богато украшен — этакое жуткое изобретение из красной парчи с золотой нитью, которое носили только на левой руке, перетянув золоченым шнуром через правое плечо, с расшитым жемчугом воротником и манжетами. Венчала сей наряд широкополая шляпа из белоснежной кошмы с серебряной лентой на тулье и с заткнутым крашеным пером. Перо на шляпе Кога было черным, создавая живописный контраст. Портной уверял заказчика, что его костюм будет ничем не хуже остальных, которые он увидит при дворе, но Когу почему-то казалось, что портного подговорили и его первое появление во дворце будет сопровождаться насмешками и колкостями.

Однако, когда его карета прибыла к дворцовым воротам в назначенный день и час, он увидел других юношей в таких же смешных одеяниях. Он с ностальгией вспомнил простые шкуры и меховые жилеты, которые было принято носить в горах зимой. Поднимаясь по ступеням дворца, Ког решил, что мода — это просто-напросто заговор портных, чтобы вытянуть из знати излишки золота. Из разговоров на различных светских раутах, которые он посещал в Саладоре и Ролдеме, он понял, что в следующем году все его теперешние наряды станут старомодными и будет править уже новый стиль.

Ког вручил приглашение сквайру, следившему за тем, чтобы в королевский дворец не проник какой-нибудь незваный гость. За спиной сквайра стоял целый взвод дворцовых гвардейцев, которые, хоть и были одеты в безвкусную красно-желтую ливрею, выглядели вполне способными отразить любое нападение, не говоря уже о том, чтобы избавиться от нежелательного гостя. Затем одному из пажей поручили сопроводить Кога в главный зал. Пока они шли, мальчик сообщил:

— Господин, на сегодня король отменил официальное застолье. Все будут угощаться у буфета.

Коготь не знал последнего слова и пошарил в памяти.

— Бу-фе-та, — тихо повторил он.

Мальчик указал на длинный ряд столов, заставленных всевозможными яствами. По залу сновали слуги с кувшинами эля и вина и наполняли бокалы гостей. Куда бы Ког ни бросил взгляд, повсюду о чем-то разговаривали люди в ярких одеждах. Некоторые гости держали в одной руке тарелку с едой.

Тут до него дошло, что слово «буфет» попало в королевский язык из диалекта Бас-Тайры. Означало оно трапезу стоя, не присаживаясь за накрытый стол. «Иногда тебе только кажется, что ты знаешь язык в совершенстве», — напомнил себе Ког.

Он лавировал среди гостей, отмечая по ходу дела знакомые лица. Тогда он улыбался и раскланивался, а сам держал путь к столам с угощением. Каких яств там только не было: копченая дичь, овощи, приготовленные всеми мыслимыми способами (от только что вынутых из котла до маринованных и острых), сыры и фрукты (даже несезонные, очень дорогие) и всевозможные сласти. Ког взял в руки тарелку — она оказалась легче, чем он ожидал. Быстрый осмотр позволил ему определить, что она изготовлена из какой-то прочной керамики, а вовсе не из камня или металла. Тарелку украшала ручная роспись — королевский герб Ролдема: дельфин, перепрыгивающий над волной через звезду. Смотрелось впечатляюще.

Справа раздался чей-то голос:

— Да, впечатляет, не правда ли?

Ког повернулся и увидел Куинси де Касла, торговца из Бас-Тайры, с которым ему несколько раз доводилось сидеть за одним карточным столом.

— Читаете чужие мысли? — спросил юноша с улыбкой.

— Нет, — ответил торговец. — Если бы я это умел, то не проиграл бы вам столько денег в карты, милорд. Нет, просто я увидел, что вы рассматриваете тарелку, и догадался, что она вам понравилась.

— Впечатляет, — повторил Ког.

— Что ж, не зря говорится: «Хорошо быть королем». Есть возможность побаловать себя всякими милыми вещицами.

В эту секунду мастер церемоний ударил об пол жезлом.

— Милорды, дамы и господа, его величество король!

Все взгляды повернулись к арке, ведущей в королевские покои. Оттуда величаво входил в зал король Кэрол Шестой, мужчина средних лет, сохранивший стройность двадцатипятилетнего юноши. Короля сопровождала полная, но приятного вида женщина с маленькой короной на голове.

Все поклонились, а король произнес:

— Доставьте нам удовольствие, продолжайте веселиться. Сегодня у нас без церемоний!

В ответ на его слова раздались легкие аплодисменты, после чего гости попытались вернуться к прерванным разговорам.

— Вы раньше бывали на королевских приемах? — поинтересовался Ког у Куинси.

— Да, но только на официальных. Я слышал, будто на турнир съехалось столько народу, что во дворце не хватило стульев на всех гостей, даже если бы нашелся стол, чтобы всех за него посадить. Поэтому сегодня у нас буфет, второй устроен в следующем зале и еще один в третьем.

Ког покивал.

— Еще минуту назад я считал для себя великой честью, что получил приглашение. Теперь, друг Куинси, я так не считаю.

Торговец рассмеялся.

— Не думайте, что вами пренебрегли. На каждого приглашенного во дворец найдутся трое, кто остался за воротами и жаждет здесь оказаться. Я и сам попал сюда только потому, что вот уже двадцать лет веду дела с королевским закупщиком. Мне и раньше доводилось бывать на турнирах. Теперешнее состязание — уже третье на моем счету. Вы один из фаворитов, претендующих на победу и золотой меч, Ког, а потому вас обязательно должны были пригласить. Прежде чем вечер подойдет к концу, король скажет вам несколько слов, ждите.

— Зато я не знаю, что сказать, — ответил Ког.

— Говорите поменьше, смейтесь его шуткам и со всем соглашайтесь. Только так можно общаться с королями.

— Спасибо за совет.

Они расстались, и Ког медленно прошелся по всем трем залам, здороваясь со всеми, кого знал, и кивая любому, кто кивал ему первым. Часа через два в толпе его разыскал паж.

— Сэр, вы Когвин Ястринс?

— Да, — ответил он.

— Король требует вас к себе. Прошу следовать за мной, сэр.

Мальчик отвел его в центр среднего зала, где король стоял в окружении своего семейства — королевы Гертруды, мальчика лет тринадцати — должно быть, принца Константина, — еще двоих мальчиков и девочки. У младших ребятишек был скучающий вид, но стояли они тихо, изо всех сил демонстрируя свое безукоризненное поведение.

Паж что-то тихо сказал на ухо слуге, который в свою очередь передал его слова на ухо мастеру церемоний, а тот коротко кивнул Когу, после чего произнес:

— Ваше величество, позвольте представить Когвина Ястринса, сквайра Белкасла, баронета Серебряного озера.

Ког отвесил самый почтительный поклон, продолжая молчать. Он понимал, что первым заговаривать с королем не принято.

Король Кэрол улыбнулся.

— Я наслышан о вас, юный сэр. Говорят, на вашу победу поставлено немало денег.

— Ваше величество чрезвычайно добры, — ответил Ког. — Мне очень повезет, если я одержу верх над всеми мастерами фехтования, которые съедутся на турнир.

— Вы скромничаете, — рассмеялся король. — Я все знаю. В школе фехтования не держат секретов.

— Ваше величество, — сказал Ког, — в это как раз я готов поверить.

Король еще шире заулыбался, а потом сказал:

— А вот и тот, кто постарается помешать вам выиграть золотой меч.

Ког обернулся и увидел, что к ним приближается группа мужчин. Улыбка на его лице застыла, когда король объявил:

— Сэр Когвин, позвольте представить вам нашего кузена Каспара, герцога Оласко.

Возглавлял группу широкоплечий мужчина с узкой талией. Ког понял, что перед ним сильный и опасный человек. Круглое лицо с выпяченным подбородком, темные прищуренные глаза смотрели так, словно он выслеживал дичь. Герцог носил темную бороду без признаков седины. Его рот скривился в улыбке, скорее напоминавшей самодовольную ухмылку.

— Значит, это и есть молодой герой, который собирается отнять у моего человека победу? — Он повернулся к своему спутнику слева, одетому в форму, и сказал: — Ваше величество, это лейтенант Кампанил, лучший фехтовальщик моего герцогства и, бьюсь об заклад, будущий победитель турнира. — Он рассмеялся и добавил: — А когда я говорю, что бьюсь об заклад, то имею в виду серьезные суммы. Король рассмеялся. Ког поприветствовал кивком герцога и лейтенанта. Через секунду герцог Оласко спросил:

— Отчего такой пристальный взгляд, сквайр? Вы знакомы друг с другом?

— Нет, — солгал Ког. — В первый момент мне показалось, что я узнал лейтенанта, но, как видно, ошибся. Для меня большая честь познакомиться с вами, герцог Каспар.

Ког позволил герцогу повести разговор дальше, а сам незаметно ретировался. Ему стоило огромного труда сохранить на лице маску безразличия, ибо он не впервые видел лейтенанта Кампанила. Это был тот самый человек, которому капитан Квентин Хавревулен отдавал приказы. Это был тот самый человек, что гарцевал на лошади рядом с Вороном. Лейтенант Кампанил был одним из тех, кто уничтожил деревню Кога. Он был одним из тех, кого Ког поклялся убить.

16 ТУРНИР

КОГ зааплодировал. Турнир мастеров шел полным ходом. Ког, к своему удовольствию, убедился, что благодаря необыкновенным успехам в школе фехтования за последний год заслужил высшую квалификацию. Более четырехсот претендентов на звание величайшего фехтовальщика в мире приехали в Ролдем, чтобы выиграть золотой меч. Тридцати двум из них, заслужившим репутацию мастера в боях или в школе фехтования, было разрешено отсидеться на зрительской скамейке на первоначальных этапах состязания. Лучшие фехтовальщики, дожидавшиеся своего часа, не имели классификации, присвоенной мастерами школы, зато имели ее у букмекеров, принимавших ставки. В большинстве случаев Ког значился в их списках на третьем месте. Иногда на него ставили как на фаворита. Только один участник, кроме Кога, легендарный Вереи Данго, сумел выиграть все бои в Школе Мастеров в тот год, когда проводился турнир. Если бы Когу удалось стать победителем турнира три раза подряд, то и его статуя могла бы украсить вестибюль школы рядом с монументом графа.

Когу отвели особое место в центральной галерее, где разместились тридцать два лучших фехтовальщика, их друзья, помощники и компаньоны. В эту минуту в галерее находилось около семидесяти человек, среди рядов сновали внимательные слуги, разносившие угощения. Ког сидел рядом с Паско.

— Послушай, это не Кендрик стоит там в углу, спрятавшись в тени? — спросил юноша.

— Именно так, милорд.

— Он что, участвует в состязании?

— Нет, ему не хватает тщеславия представить, что он здесь лучший, — сухо ответил Паско, но тут же добавил: — Милорд.

— Что он здесь делает?

— Охраняет твои тылы, — ответил за слугу Калеб, опускаясь на стул рядом с Когтем.

— И ты тоже?

— Как и Магнус, которого ты здесь не увидишь, но знай, что он поблизости, — добавил младший сын Пага.

Коготь усмехнулся.

— Знаешь, Калеб, никогда не предполагал, что увижу тебя таким разряженным по последней моде.

— Маскировка, — буркнул тот.

Выглядел он как богатый купец или аристократ средней руки. Единственное, что сохранилось от прежнего Калеба, — это его меч. Что касается всего прочего, то он был одет с ног до головы по последнему писку моды, хотя и не так ярко, как большинство гостей праздника: Калеб выбрал для себя темно-коричневый камзол, бледно-желтую рубашку, серые штаны и сапоги. Вместо яркой шляпы, какие носили городские щеголи, Калеб предпочел простой черный берет с золоченой пряжкой и одним ястребиным пером. Ког рассмеялся.

— Ты смотришься как настоящий франт.

— Ты видел герцога Оласко на королевском балу два дня тому назад? — поинтересовался Калеб.

Ког помрачнел и, наклонившись вперед, понизил голос, чтобы его мог слышать только Калеб.

— Да, он пришел туда не один. Я узнал лейтенанта по имени Кампанил. Он командовал солдатами герцога Оласко, которые помогали Ворону и его убийцам уничтожать мой народ.

— Знаю. Он участвует в турнире. Попал в число тридцати двух избранников, поэтому у тебя есть все шансы встретиться с ним в качестве противника.

— Я бы предпочел встретиться с ним где-нибудь в другом месте, без свидетелей, — заметил Ког.

— На турнирах и раньше случались несчастные случаи. Со смертельным исходом.

Ког поднял глаза на Калеба.

— Ты хочешь сказать, что мне следует убить негодяя на глазах у короля и тысячи свидетелей?

Калеб покачал головой, скорбно улыбнувшись.

— Юношеское тщеславие. Нет, я хотел сказать, чтобы ты вел себя поосторожнее, потому как если Кампанил хотя бы заподозрит, кто ты на самом деле, сам можешь стать жертвой такого несчастного случая.

— Да откуда он узнает? — удивился Ког. — На мне нет татуировки, которая бы выдала, что я оросини. Мне кажется, я вполне убедительно играю роль сынка знатного семейства. С чего бы ему что-то заподозрить?

— С того, как ты на него смотришь. Такой человек приобрел немало врагов за годы службы и даже не всех их знает в лицо. Просто будь настороже.

— Хорошо.

— Меня интересует другой человек в свите герцога… не совсем обычный субъект.

— Не знаю такого, — ответил Ког. — Герцог явился в сопровождении каких-то родственников. Один из них, судя по сходству, был его сын, но, естественно, он мне его не представлял. Не такая уж я важная шишка, по его мнению, чтобы соблюдать политес. Так кого же ты ищешь?

— Сам не знаю, — ответил Калеб. — Есть один человек… он маг. Давным-давно он столкнулся на одном пути с моим отцом. Нам сообщают, что, возможно, он сейчас вернулся. А ведь мы считали его мертвым, но, наверное, все-таки ошиблись… — Лицо его на секунду стало задумчивым. — Судя по тому, что я о нем слышал, этого человека убить труднее, чем таракана.

— Как его зовут?

— Да он использовал несколько имен, так что можно не сомневаться, сейчас у него будет новое.

— А как он выглядит?

— Он и внешность тоже меняет.

Ког выпучил глаза и заговорил язвительно:

— Человек неизвестно какого обличил, и зовут его неизвестно как. Не волнуйся, Калеб, я буду его остерегаться.

— Отец предупредил меня, что, скорее всего, ты почувствуешь какую-то опасность при встрече с ним. Этот колдун обладает большой силой, и душа у него чернее сажи.

Ког помолчал, наблюдая за поединками в зале: соревновались четыре пары по разным углам. В конце концов он сказал:

— Придет час, и я должен буду убить герцога Оласко.

— Я знаю. Он стоит за теми, кто уничтожил твое племя, Ког.

— Зачем ему это понадобилось?

— Затем, что племя оросини мешало его планам, только и всего. Ему захотелось пройти к северной границе Фаринды, а твой народ как раз попался ему на пути. Легче было стереть его с лица земли, чем договариваться о беспрепятственном проходе через горы. Он боялся, что твои люди раскроют егопланы королю Фаринды.

— Поэтому он убил всех мужчин, женщин и детей.

— Да. — Калеб оперся о перила. — Вот уже пять лет, как он разрабатывает планы захвата Фаринды. Угрозами заставил Латагор подписать договор, позволяющий ему располагать на их территории свои войска. Поговаривают, что весной он направит солдат против ородонцев.

— Зачем? — удивился Ког. — Их земли даже не граничат с Фариндой.

— Потому что ему нужно то, что есть у них: золотые рудники. Война дорого стоит, но ородонцы почти не разрабатывают свои рудники. А он сможет лет десять финансировать военные действия из тех средств, что заработает там за год.

Ког задумался. Ородонцы состояли в дальнем родстве с его племенем, роднее людей на земле у него не осталось.

— Так, говоришь, весной?

— Да, ходят слухи. Ког поднялся с места.

— Калеб, давай вернемся на мою квартиру. Я должен поговорить с Робертом и Магнусом.

Калеб тоже поднялся.

— О чем?

— О том, чем, по-твоему, мне предстоит заняться после победы на этом проклятом турнире.

Не проверяя, следует ли за ним Калеб, Ког быстро покинул галерею и сбежал по лестнице, ведущей в вестибюль.

Роберт и Магнус сидели за столом, пока Паско заваривал кешианский кофе. Калеб прислонился к стене, а Ког стоял перед двумя магами.

— Итак, если я выиграю турнир, что дальше? Магнус переглянулся с Робертом, и тот кивнул.

— У нас найдется для тебя дело.

— Я так и думал, но какое? Магнус поставил локти на стол.

— В свое время тебе расскажут. Ког не сумел скрыть досаду.

— Многие годы я делаю только то, что мне велят. Я обязан вам жизнью, и не один раз, но должны же вы мне доверять. Это какое-то безумие: кто-то пытается меня убить, а я даже не знаю почему. То ли из-за вас, — он указал на всех четырех мужчин по очереди, то ли из-за какого-то моего поступка, совершенного в ту пору, когда я играл придуманную вами роль.

— Придуманную тобою роль, Ког, — возразил Роберт. — Мы велели тебе превратиться в Когвина Ястринса, а уж как это сделать, ты сам решил. Никто не просил тебя становиться игроком, волокитой и распутником. Ты мог бы заняться наукой или торговлей, но ты сам выбрал эту жизнь.

— И, судя по всему, Ког, эта жизнь тебя устраивает, — добавил Магнус.

Ког откровенно расстроился.

— Вы говорите о моей жизни. Вот именно, моей. Я в долгу перед Робертом. Последние пять лет меня многому научили. Среди всего прочего я научился оценивать свой выбор с разных точек зрения. Я оросини, и долг для меня превыше всего. Ни один человек никогда не услышит, чтобы я отказался от своего слова или нарушил клятву, но это не означает, что я буду слепо подчиняться, Роберт. Если ты хочешь, чтобы я хорошо тебе служил, разве мне не полагается что-то знать?

— Я не могу многое сейчас тебе раскрыть, Ког, — вздохнул Роберт. — События повернулись таким образом, что наши с тобой цели очень близки. Человек, о котором тебя предупредили, входит в близкое окружение герцога, если не здесь, в Ролдеме, то, значит, в столице герцогства, Опардуме. У герцога Каспара большие притязания.

— Это очевидно, — сказал Ког. — Я это понял уже тогда, когда встретил его капитана Хавревулена в Латагоре. Он там затевал заговор, чтобы свергнуть правителя. Я знаю, что он намерен завоевать Фаринду. Только не знаю зачем.

— К югу от владений Каспара лежат земли, которыми владеют приграничные бароны, готовые в любую секунду перегрызть друг другу глотки. Туда входят герцогства Мискалон, Рускалой, Маладон, Симрик, Салмартер и Фар-Лорен. Единственное успешное завоевание в истории этого печально известного района произошло двести лет тому назад, когда Малад он подчинил себе Симрик. Страсти вокруг Спорных Земель до сих пор не затихли, а герцог Оласко следит, чтобы никто не одержал верх в этой распре. Ему выгодно, чтобы ни одно герцогство не набрало силу. К западу от его территории расположено герцогство Аранор. Герцог Аранора доводится Каспару двоюродным братом со стороны матери и близким родственником ролдемского короля со стороны отца, так что Каспару и его предкам в течение многих лет приходилось держаться подальше от Аранора, хотя теперешний герцог — слабоумный идиот, и Каспар вполне мог бы захватить его трон, учитывая, что он пользуется огромным влиянием. За Аранором расположены Фар-Лорен и Опаст. Оба этих герцогства имеют тесные связи с Королевством Островов, хотя оба в прошлом с ним воевали. Острова быстро бы отреагировали, если бы сейчас герцог Оласко двинулся на них. К северу находится Бэрдокская Скоба, которую и государством-то с трудом можно назвать. Первый ее правитель, король Бэрдок, был пиратом, страдавшим манией величия, и все его потомки такие же. Большинство «вельмож» в этом крае — обычные грабители, так что король Халорен правильно делает, что не вмешивается в их дела. Захватить эту территорию для Оласко было бы все равно что ступить в болото. Графство Конар немногим лучше, однако вожаки тамошнего племени пусть и варвары, но знают, что такое честь, как и народ, живущий на болоте на севере. Вот почему Каспару понадобилась Фаринда — он хочет вывести свою армию на границы Королевства Островов, не тревожа при этом без особой надобности остальных соседей.

— Но зачем? Он хочет развязать войну с Островами? — недоуменно спросил Ког. — Может быть, у меня весьма смутное представление о географии, но разве в таком случае его армия не окажется в нескольких сотнях миль от ближайшего города?

— Ты прав, мы сами ломаем голову, зачем ему понадобилось ввести туда армию, однако некоторые предположения у нас есть. Ладно, оставим размышления на потом. Одно мы знаем точно: герцог Каспар из Оласко, возможно, самый опасный человек сегодня, если речь заходит о мире в этом краю. Он намерен захватить контроль над Восточными землями, и мы подозреваем, что он ищет способ втянуть Ролдем в войну с Островами.

— Да, — сказал Ког. — А если Ролдем начнет воевать с Островами, тогда Кешианской конфедерации понадобится помощь.

— И местный конфликт перерастет во всеобщий, когда в войну будут вовлечены и Восточные, и Западные земли, — добавил Магнус.

— Я прочитал немало книг по истории и научился немного разбираться в том, что такое амбиции, — сказал Ког. — Но мне кажется, что Каспар зарвался.

— Он был бы не первым правителем, нажившимся на несчастьях других. Он способен победить приграничных баронов, когда только захочет. Но ему не интересно править варварским людом, что живет на севере, если только он не решит подчинить их себе когда-нибудь в будущем. Теперь же он поставил себе целью захватить Фаринду и закончить приготовления к войне с Королевством. Итак, перво-наперво он должен подчинить Фаринду. Чтобы обеспечить себе безопасность в этом предприятии, ему придется нейтрализовать Ородон, Латагор и Высокие Пределы.

Ког вскинул брови.

— Теперь кое-что проясняется. Сначала он уничтожает мой народ, обеспечивая себе проход к герцогству Фаринда, а теперь он защищает свой правый фланг, чтобы к Фаринде не подоспела никакая помощь из Латагора или Высоких Пределов.

— Да, если бы королевство запросило о помощи пораньше и если бы король Райан подтвердил свою репутацию умного человека, то он отреагировал бы сразу, как только заподозрил недоброе. А так он не может впрямую напасть на Оласко, не втянув при этом в войну Аранор, а затем и Ролдем. Но он наверняка может собрать отряды наемников и доставить их кораблем в Прибрежный Пост, а оттуда в Латагор или Высокие Пределы. Каспар не допустит, чтобы у него в тылу оказалась армия.

— Почему никто раньше не разобрался с этой проблемой? — поинтересовался Ког.

Роберт взглянул на Магнуса, и тот ответил:

— Я мог бы метнуть молнию в Каспара, но тот все равно остался бы невредимым, при этом уничтожив короля, его семейство и половину знати в Ролдеме. Тот человек, о котором мы говорили раньше, очень силен, а у Каспара, я не сомневаюсь, больше защиты от магии, чем у любого другого смертного на свете. Его телохранители фанатично ему преданы, и он никогда не остается один. Убить такого — значит совершить благородный поступок.

— Для этого я и нужен?

— Возможно, — уклончиво ответил Роберт. — Мы пока не знаем. Если ты выиграешь турнир, то есть большая доля вероятности, что Каспар тобой заинтересуется. Он любит окружать себя талантливыми людьми — музыкантами, певцами, художниками, поварами, магами и великими фехтовальщиками.

— Что ж, теперь я понимаю, почему для вас так важно, чтобы я выиграл это состязание, — сказал Ког. — Видимо, смерть Каспара из Оласко послужит нашим общим целям.

Роберт посмотрел в глаза своему бывшему ученику.

— Да, видимо, так.

— В таком случае у меня есть одно условие, — мрачно заявил Ког. — Каспар умрет последним.

— Почему? — удивился Магнус.

— Потому что, судя по вашим словам, у меня больше шансов погибнуть самому, чем добраться до него, а если мне предстоит потерпеть неудачу, осуществляя месть за свой народ, то я предпочту умереть, оставив в живых одного-единственного убийцу, а не целый десяток. Каспар умрет после Ворона и его приспешников, но первым будет лейтенант Кампанил. — По очереди оглядев Роберта, Магнуса, Калеба и Паско, Ког добавил: — Он не уйдет живым с этого турнира.

Первые поединки почти не преподнесли сюрпризов, если не считать того, как неожиданно проявил себя молодой простолюдин из Кеша по имени Какама, одержавший победы над всеми своими противниками. Азартные зрители, склонные к риску, делали на него огромные ставки.

Ког впервые выступил на арену на четвертый день турнира, когда последние шестьдесят четыре участника начали трехдневный финальный этап. Более четырехсот фехтовальщиков провели по три боя в день, чтобы отобрать тридцать два лучших, которым предстояло сразиться с уже отобранными тридцатью двумя участниками. Бои должны были происходить утром, затем вечером, и наконец венчал турнир финальный бой перед королем и его придворными во дворце.

Первым противником Кога стал капитан из личной охраны какого-то ролдемского барона. Это был для него третий турнир, но впервые ему удалось попасть в число шестидесяти четырех финалистов.

Поединки проводились боевым оружием до первой крови, признания себя побежденным или утраты права на участие. Участник мог в любую минуту объявить, что сдается, обычно так поступали те, кто опасался ранения или унижения на глазах у зрителей. Фехтовальщик терял право участия в турнире, не явившись вовремя на поединок или при дисквалификации, которую проводили судьи, три мастера школы, наблюдавшие за всеми сражениями. Если же участник игнорировал судейские замечания, намеренно пытался ранить противника или отказывался оставаться в пределах отведенной для боя площадки, то он также терял право продолжать турнир.

Ког позволил капитану насладиться несколькими мгновениями успеха, не желая позорить того, кто двенадцать лет потратил на попытку превзойти самого себя. Но все-таки это было соревнование. Обменявшись несколькими ударами и отбив несколько атак в течение трех минут, Ког легко раскрыл все слабости противника. До начала поединка Ког заметил, как капитану пожелала удачи восхитительная молодая женщина — наверное, жена или невеста, — поэтому он решил позволить противнику проиграть, сохранив при этом достоинство. Он продолжал биться с ним еще две минуты, а потом слегка оцарапал ему руку, добившись первой крови и победы.

Капитан церемонно отсалютовал, в ответ получил такой же церемонный салют Кога и возвратился в объятия молодой красавицы, которая тут же принялась его утешать.

Остальные поединки проходили с меньшим изяществом. Несколько финалистов оказались горластыми, хвастливыми деревенскими увальнями, обладавшими одним достоинством: умением обращаться с оружием. В первое же утро финала трое участников получили серьезные ранения — одному из них, без сомнения, предстояло остаться калекой на всю жизнь, — и Ког старался следить за поединками по мере возможности, чтобы получить хоть какое-то представление о будущих противниках.

В следующем бою ему предстояло встретиться с огромным широкоплечим родезцем по имени Раймундо Веласкес, очень искусным и коварным фехтовальщиком, который атаковал с кошачьей ловкостью, стоило только его противнику раскрыться. Ког понял, что ему придется быть настороже во время поединка с этим человеком.

Ког ушел в раздевалку, где для участников было приготовлено роскошное угощение. Он избегал тех блюд, от которых клонило в сон, и перекусил лишь слегка, даже не притронувшись к вину и элю. Выпил холодной воды и вернулся в зал, чтобы понаблюдать за боями.

А еще он избегал разговоров с кем бы то ни было, включая Калеба, который не сводил с него глаз. Ког знал, что где-то неподалеку на случай какой-нибудь магической угрозы несут караул Магнус и Роберт, но ему не хотелось тратить силы на праздную болтовню. Он стал участником турнира и, судя по тому, что ему удалось увидеть, должен был одержать уверенную победу.

Когда наступило последнее утро соревнований, он отправился в заведение Ремарга, чтобы принять ванну, сделать массаж и быть готовым к вечернему бою.

Следующие два боя были не из легких, но Ког раскусил все приемы обоих противников — родезца, а затем капитана королевской гвардии. Вечером второго дня финала народ повалил валом — аристократы и простолюдины побогаче, сумевшие раздобыть приглашения, толпились на галерее, наблюдая за полем боя, где из восьми участников остались только четверо.

Первым противником Кога стал наемный солдат по имени Бартлет, прибывший из Ястребиного оврага. Он поинтересовался, не родственник ли Ког тому самому Ястринсу, и Ког рассказал свою легенду так, словно ее уже все знали. Бартлет заметил, что никогда не слышал о владениях сквайра, хотя родился в тех краях.

Ког отговорился тем, что его отец владеет землями, расположенными довольно далеко от поместий более известной ветви семейства Ястринс, после чего прервал разговор, сказав, что ему нужно подготовиться к предстоящему поединку.

От этого противника Ког избавился в рекордное время, всего за несколько секунд после того, как судьи объявили начало боя. Он сделал два шага вперед и, вместо того чтобы предпринять ложную атаку, сразу сделал рывок и ударом в левое плечо ранил соперника до крови.

Галерея взорвалась аплодисментами, а солдат так и остался стоять в немом изумлении — его поразили и скорость атаки, и кажущееся отсутствие хитрости, застигнувшее его врасплох. Было видно, что он разозлился, но больше на себя, за то что выглядит таким дураком. Салютуя перед тем, как покинуть площадку, он сказал:

— Постарайтесь выиграть, сквайр, ладно? Я не буду выглядеть таким шутом гороховым, если меня выбьет из турнира сам чемпион.

— Сделаю все, что в моих силах, — с улыбкой пообещал Ког.

Когда закончились остальные три поединка, выяснилось, что Когу теперь предстоит биться с удивительным юношей из Кеша, Какамой, в то время как в противники лейтенанту Кампанилу достался граф Джанго Ваардак, тот самый фехтовальщик, который проиграл на предыдущем турнире ушедшему на покой чемпиону.

Ког провел беспокойную ночь, больше волнуясь за результаты боя Ваардака с Кампанилом, чем за исход собственного поединка. Он видел молодого кешианца в деле и знал, что своими победами тот обязан быстроте реакции возможно, даже превышающей его собственную, — дерзости и готовности раскрыться перед тем, как нанести победный удар. Ког уже предвкушал, каким образом одолеет Какаму.

Он проснулся рано, быстро оделся, после чего разбудил Паско и остальных. Придя в Школу Мастеров, он сделал несколько энергичных упражнений, чтобы разогреть мышцы. Потом позавтракал фруктами и соком и, взяв карету, отправился в бани.

Два поединка для определения финалистов должны были начаться в полдень, а их победителям предстояло сразиться перед королем и его придворными во дворце до наступления темноты. Ког старался сосредоточиться на предстоящем бое, но безуспешно, все его мысли были заняты встречей с Кампанилом.

За два часа до полудня он вернулся в Школу Мастеров и прошел в зал, отведенный для участников состязания. Оказалось, что он не первый: в углу уже сидел молодой фехтовальщик из Кеша. В первый день соревнований в этой комнате было тесно и шумно, сегодня же здесь стояла непривычная тишина. Коготь прошел в дальний угол, кивнув по пути юноше. Паско наклонился к хозяину и тихо проговорил:

— Мне кажется, этот парень — исалани, как Накор.

— Ну и что из этого?

— Если он хоть чем-то напоминает Накора, то вы не видели и половины его трюков. Помните об этом.

— Ты думаешь, он заранее рассчитывал попасть в финал?

— Я поймал его на том, что он заметил, как вы за ним наблюдаете. Это было как раз перед тем, как он выиграл свой третий поединок. Так что если вы и обнаружили какую-то его слабость, то только потому, что он позволил.

— Но почему я?

— Потому что вы лидер турнира.

— Один из лидеров.

— Но только не для того, кто разбирается в том, что здесь происходит. Вы тщеславны, Ког, и когда побеждаете, выкладываете все, что у вас в запасе. Ничего не приберегаете на потом. Этот парень успел изучить все ваши приемы. А вот вы даже понятия не имеете, на что он способен. Будьте осторожны.

— Спасибо, — немного помолчав, сказал Ког. — Возможно, ты опять меня спас.

— На этот раз, скорее всего, я спас вас от позора, а не от смерти.

— А вот здесь ты ошибаешься.

— Как это?

— Посмотри на него.

Паско обернулся и бросил взгляд на молодого кешианца, который тихо сидел и наблюдал за говорящими из-под опущенных век.

— Назови это интуицией или предчувствием опасности, но, если только я не ошибаюсь, он намерен сегодня меня убить, — сказал Коготь.

Полуфинал турнира проводился с большей помпой, чем предыдущие поединки. Среди зрителей появились члены королевского семейства, а также почти вся верхушка знати.

Когда объявили участников первого поединка, у Кога что-то оборвалось внутри. Кампанилу и Ваардаку предстояло биться первыми, а потом уже Когу и кешианцу. Ког понимал, раз он лидер, его поединок приберегали напоследок. Но все равно ему хотелось, чтобы все это поскорее закончилось.

Он не смотрел первый бой, впрочем, как и кешианец: оба сидели по разным углам в комнате участников. Ваардак и Кампанил перед своим сражением поступили точно так же, удалившись каждый в свой угол в окружении слуг. Графа сопровождало по крайней мере пятеро ординарцев, тогда как лейтенант Кампанил довольствовался одним денщиком и сержантом гвардейского караула из Оласко. Рядом с Когом сидел Паско, а кешианец пребывал в одиночестве.

Судя по гулу голосов, доносившихся из зала, мастер, объявлявший последние поединки, позволил себе вычурное и пышное представление, на какое только был способен, публика жадно ловила каждое его слово и то и дело принималась аплодировать.

— Я тут кое-кого поспрашивал, — сказал Паско, — и выяснил, что этот парень появился неизвестно откуда. Точно. Никто из кешианцев, с кем я говорил, никогда о нем не слышал. Как-то странно получается — такой молодой и талантливый, а в Кеше о нем ничего не известно.

— Да, странно.

— Не знаю, действительно ли он собирается вас убить, милорд, но есть в нем что-то подозрительное. Прошел целый час, а он даже ни разу не шевельнулся.

— Наверное, дремлет.

— В таком случае у него не нервы, а канаты, — заявил Паско.

Крики из зала возвестили об окончании поединка. Ког перевел взгляд на дверь, чтобы посмотреть, кто войдет и в каком состоянии. Через минуту дверь распахнулась и на пороге появился граф Ваардак, зажимавший рану на левой руке. Кровь просачивалась сквозь пальцы. Кто-то из адъютантов пытался его утешить:

— … Очень опасная ситуация, милорд. Весьма непредсказуемая, уверяю вас. Все зависело от… везения, ничего другого.

Но граф, видимо, не желал, чтобы его утешали.

— Прекрати болтать и перевяжи эту чертову рану, — рявкнул он.

В комнату вошел лейтенант Кампанил с довольной улыбкой на лице. Он посмотрел на Кога, потом перевел взгляд на кешианца, словно говоря: «С кем-то из вас увидимся вечером во дворце», — но вслух ничего не сказал. Он поприветствовал каждого легким кивком, а потом подошел к графу Ваардаку, чтобы обменяться парой слов.

Появился мастер школы и объявил:

— Когвин Ястринс, Какама из Кеша, займите ваши места.

Кешианец носил меч завернутым в черную ткань, предпочитая обходиться без ножен. Сейчас, когда он опустился на колени и развернул тряпицу, у Кога расширились глаза от удивления.

— Он собирается биться вовсе не мечом. Что это? Паско выругался.

— Это катана. Ими бьются, держа рукоять двумя руками, но можно и одной, а лезвие у них острее, чем у бритвы. Такие нечасто встретишь, потому что плохие экземпляры не выдерживают удара о латы, а хорошие — чересчур дороги, по карману разве что самым богатым. Очень опасное оружие, входит в плоть, как нож в масло. Похоже, парень собирается навязать вам совершенно новый стиль боя.

— Что посоветуешь, Паско, как мне быть? Они поднялись в ответ на призыв мастера.

— Вспомните, как бился Накор, — ответил Паско. — Ложные выпады, внезапные атаки. Скорее всего, вы и моргнуть не успеете, как он предпримет нападение. Если когда вам и выпадало полагаться больше на удачу, чем на мастерство, то считайте, что сейчас как раз такой случай.

Ког набрал в легкие побольше воздуха и медленно выдохнул, пока они шли к дверям, ведущим в главный зал.

Фехтовальщики вошли под гром аплодисментов и приветственные крики. Когда каждого отвели на свое место, в противоположные углы огромного прямоугольника, Ког убедился, что места для маневров предостаточно.

Когда шум стих, заговорил мастер:

— Милорды, леди и джентльмены, сейчас состоится последний поединок турнира Школы Мастеров. Победителю предстоит сражаться сегодня вечером во дворце за звание величайшего фехтовальщика в мире. Он будет награжден золотым мечом. Представляю вам Какаму из деревни Ли-Пе Империи Великого Кеша, он слева от меня.

Раздались оглушительные аплодисменты. Какама стал темной лошадкой этого турнира, на него ставили только самые азартные, и многие зрители приветствовали его именно по этой причине, за неимением других.

— Теперь представляю вам Когвина Ястринса, сквайра Белкасла, баронета Серебряного озера из Королевства Островов; он справа от меня.

По его сигналу оба участника встали на отметки, откуда им предстояло начинать бой. После чего мастер продолжил:

— Милорд, мастер Какама, бой ведется до первой крови. Слушайте замечания мастеров и защищайтесь. По моей команде… Начинайте!

Какама отступил на шаг, подняв меч в правой руке и вытянув вперед левую. Потом неожиданно развернулся, сделав шаг вперед, словно собираясь с лету ударить ногой (этот прием Накор несколько раз демонстрировал Когу), его левая рука сомкнулась на эфесе меча, лезвие которого очертило широкую дугу, нацеливаясь в голову противника.

Ког пригнулся и перекатился по полу — такого приема на турнире до сих пор не видели, зато в пьяных потасовках он применялся часто. Несколько мужчин из зрителей заулюлюкали, но большинство зааплодировали, так как все поняли, что кешианец хотел снести Когу голову с плеч.

— Какама! — взревел мастер школы. — Только до первой крови!

Кешианец, не обращая внимания на слова судьи, сделал три молниеносных шага к Когу. Тот не дрогнул, не отступил, а, наоборот, тоже двинулся вперед, занеся меч для удара.

Сталь зазвенела о сталь, и вся толпа ахнула, так как даже любому тугодуму стало ясно, что никакой это не показательный бой — на их глазах соперники пытаются убить друг друга.

— Стоп! — последовала команда главного судьи, но ни тот, ни другой фехтовальщик даже ухом не повели.

Какама вновь развернулся, собираясь одним ударом распороть Когу живот. Так бы и вышло, если бы юноша подчинился приказу судьи.

— Паско, кинжал! — крикнул Ког.

Паско вытянул из-за пояса длинный клинок и, когда Какама вновь бросился в атаку, а Ког отскочил в сторону, перебросил кинжал своему хозяину. Ког поймал на лету клинок левой рукой, успев увернуться от очередного удара противника.

Кешианец использовал новый для Кога стиль боя, но Ког надеялся, что с помощью дуэльного кинжала в левой руке он сумеет блокировать удары противника или применить лезвие в ближнем бою, если удастся сломить оборону.

Мастера призывали мужчин с галереи выйти на поле и остановить состязание, которое к этому времени явно вышло за рамки всех правил. Смельчаков не оказалось. Идея развести по углам двух самых умелых фехтовальщиков никому не пришлась по душе.

Когу послышалось, будто кто-то велел принести арбалеты, но он не был уверен, так как сосредоточился на бое. Какама вновь шел в наступление, но на этот раз Когу не хватило места, чтобы увернуться.

Он едва сумел уцелеть, прибегнув к кинжалу, когда Какама, занеся меч над головой, внезапно изменил направление удара одним поворотом кисти, так что лезвие меча нацелилось прямо в шею Когу.

Тот машинально поднял руку и принял удар на клинок. Это дало ему возможность самому пойти в наступление. Его меч угодил кешианцу в плечо.

Мастер закричал: «Первая кровь!», но Какама, не обращая внимания на судью, продолжал наступать с одной-единственной целью — убить противника.

Ког попятился, словно стараясь отдалиться, но потом вдруг резко остановился и метнул кинжал из-под руки, целясь сопернику в живот.

Кешианец двумя руками развернул меч лезвием вниз и отбил летящий клинок, но в эту же секунду Ког быстро занес собственный меч, и когда Какама попытался блокировать второй удар, Ког уже поразил его, всадив меч глубоко в шею кешианца.

Юноша не отпрянул из опасения получить ответный удар от умирающего соперника, а погружал меч все глубже и глубже, призвав на помощь все свои силы. Кешианец отлетел назад, меч выпал из ослабевших пальцев. Из раны на шее хлестала кровь.

Ког опустился на колени рядом с умирающим и заглянул ему в глаза.

— Кто тебя послал? — сурово вопросил он, но кешианец ничего не ответил.

К Когу подошел Паско и остановился рядом. Зрители хранили гробовое молчание. Видимо, никто не был готов аплодировать победителю. Всем стало ясно, что этот бой не имел к спорту никакого отношения.

На середину зала вышел судья и объявил:

— Ввиду того, что сквайру Когвину пришлось защищаться, он не будет дисквалифицирован за то, что не выполнил команду остановиться.

Ког взглянул на судью снизу вверх и горестно рассмеялся.

— Нельзя же, право, портить королевский вечер. Судья никак не отреагировал на слова Кога, он только сурово посмотрел на победителя и произнес:

— Будьте во дворце после захода солнца, сквайр Когвин.

Зрители остались на галерее, не желая расходиться до тех пор, пока им не объяснят, что же такое произошло. Наконец явились слуги, унесли тело и замыли кровь на полу.

Ког повернулся к Паско.

— Мне бы сейчас не помешало принять ванну.

— А еще нам бы не помешало получить ответы на кое-какие вопросы, — добавил Паско.

Ког кивнул. Паско накинул ему на плечи плащ и забрал меч.

— Я знаю, кого хочу видеть мертвым, но теперь я должен беспокоиться и о том, кто хочет видеть мертвым меня.

— И почему, — мрачно добавил Паско.

17 МИШЕНЬ

КОГ выжидал. Мастера школы, дворцовый мастер церемоний и капитан королевской гвардии собрались вокруг Кога и лейтенанта Кампанила. Несколько офицеров дворцового караула наблюдали за ними, стоя поодаль.

Мастер Дубков из фехтовальной школы взволнованно вышагивал от стены к стене.

— За две сотни лет существования турнира ни разу не происходило ничего подобного. Случались, конечно, всякие неприятные инциденты, в результате которых погибли двое участников, но ни разу ни один из соревнующихся не ставил своей целью хладнокровное убийство, понимая, что скрыться потом все равно невозможно.

Ког был вынужден признать, что кешианца, скорее всего, не интересовала собственная судьба — лишь бы выполнить намеченную задачу.

— Нас беспокоит прежде всего, — заговорил гвардейский капитан, сухопарый мужчина по имени Талинко, — каковы были бы последствия в случае другого жребия. Тогда этот бой мог произойти во дворце.

Тут взял слово лейтенант Кампанил:

— Господа, я наблюдал за поединком, как большинство из вас. Сквайр Когвин всего лишь защищался — причем весьма умело, должен признать, — от человека, который явно намеревался его убить. На его месте я бы действовал так же.

— Мы хотим только одного: чтобы сегодняшнее событие не повторилось в присутствии короля, — твердо заявил капитан Талинко.

Лейтенант Кампанил развел руками.

— Господа, я служу герцогу Каспару и уверен, что его поручительства за меня будет достаточно. Сквайр Когвин, насколько я слышал, не первый год живет в Ролдеме и часто посещает Школу Мастеров. Учитывая его звание и положение в обществе, разве мы станем сомневаться в его благонадежности? — Он взглянул на мастера Дубкова, а тот согласно кивнул. — Я думаю, мы можем с уверенностью сказать, что состязание пройдет честно и никаких неприятных сюрпризов не будет.

Капитан Талинко кивнул в знак согласия.

— Мы тоже в это верим, но для нас важнее всего безопасность королевского семейства, а также наших уважаемых гостей, — он кивнул в сторону Кампанила, давая понять, что имеет в виду герцога и других аристократов, — поэтому мы обязательно примем меры предосторожности. На галерке разместим лучников, которым будет дан приказ стрелять по участникам состязания в одном из трех случаев: по моему знаку; если судья прикажет остановиться, а они не подчинятся; и если кто-нибудь из фехтовальщиков перешагнет границу, которую мы проведем на полу перед королевским троном, отделяя площадку для поединка. Прошу серьезно отнестись к последнему, господа. Ибо если кто-нибудь из участников по какой-то причине пересечет эту линию, прежде чем будет объявлен конец поединка и победитель представлен королю, он умрет, не успев сделать второй шаг к трону. Все ясно? Будущие соперники кивнули.

— Отлично, — сказал капитан. — В таком случае оставим в прошлом позорный инцидент сегодняшнего дня. Это все. — Собравшиеся начали расходиться, но капитан сказал: — Сквайр Когвин, задержитесь на секунду, пожалуйста.

Ког и капитан остались наедине.

— Почему кешианец пытался убить вас? — спросил Талинко.

Ког медленно выдохнул, качая головой.

— Честно, понятия не имею. Я могу найти множество причин, но все это пустые домыслы.

— Сделайте одолжение, назовите хоть парочку, — раздался чей-то голос из тени.

Ког улыбнулся, но как-то невесело.

— Констебль, а я-то голову ломал, когда увижу вас снова.

— Вот уже второй раз вы оказываетесь рядом с окровавленным трупом, сквайр, но сейчас вы не сможете заявить мне, что не являлись мишенью. Возможно, вы заметили, что в этом случае у нас найдется несколько свидетелей.

— Включая меня и членов королевской семьи, — добавил капитан Талинко.

— Когвин, выкладывай, что знаешь, — заявил Дроган.

— Я немало покуролесил с некоторыми молодыми особами, которые не слишком благосклонно отнеслись к тому, что я не расположен вступать в долгие связи.

— Они думают, что ты женишься на них, и плохо реагируют, когда ты этого не делаешь, — уточнил Дроган. — Продолжай.

— Я неплохо обогатился за игорными столами.

— Я успел расспросить владельцев залов, где ты играешь, так вот: выигрываешь ты постоянно, но довольно скромные суммы. Вряд ли какой-то игрок захочет убить тебя из мести или за неоплаченный долг.

— Я не проиграл ни одного боя в Школе Мастеров.

— Ну, это тоже не причина, чтобы платить дань гильдии смерти.

— Какой еще гильдии?

Дроган взглянул на Кога так, словно разговаривал с исключительно нерадивым учеником. За многие годы Когу не раз доводилось видеть такое же выражение на лицах Роберта, Накора и Магнуса.

— Тот человек был готов умереть, он ожидал смерти. Ведь он мог бы подсыпать в твой бокал яду, заколоть тебя ножом в спину темной ночью, перерезать тебе горло во сне или убить любым другим способом, но вместо этого он попытался разделаться с тобой на глазах у зрителей во время турнира, где соревновались люди, преуспевшие в том деле, в котором ты считался одним из лучших. Другими словами, он сознательно дал тебе шанс выжить, не надеясь остаться в живых самому. Либо он был сумасшедшим, либо членом гильдии смерти. Он принадлежал к кешианскому племени измали и умер потому, что ему приказали умереть.

— Не вижу в этом никакого смысла, — нахмурился Ког.

— Согласен, к тому же дело это стоит немалых денег. Я поспрашивал кое-кого и узнал, что контракт со смертельным исходом, вероятнее всего, стоит больше десяти тысяч золотых долфинов. — Долфин ценился немного выше кешианского империала или королевского соверена, значит, речь шла об одиннадцати тысячах золотых монет по меркам обычных торговцев. — Так что чем больше думаешь над всем этим, тем меньше видишь смысла.

— Выходит, кто-то заплатил ему жалованье за десять лет и при этом предоставил мне шанс выжить?

— Ненавижу, когда все так запутано, — буркнул констебль.

Капитан Талинко нахмурился.

— Я понимаю, что вам предстоит объясняться перед его величеством по поводу этого преступления, в котором вы сами пока не разобрались, но у меня есть свои обязанности. Прошу простить, господа, — кивнул он, уходя.

— Ког, я видел тебя за игрой в карты, ты неплохо блефуешь, — сказал Дроган. — Но я служу констеблем без малого двадцать лет и сразу могу сказать, когда человек лжет. Ты действительно не знаешь, кто стоит за всем за этим?

— Клянусь богами, Деннис, понятия не имею. Мне едва исполнилось двадцать, путешествовал я совсем немного, и трудно представить, что я мог за короткое время разжиться врагом, способным на такое сложное убийство.

— Думаю, дело тут в другом, — сказал Дроган. — После всех размышлений я пришел к выводу, что все это более похоже на проверку.

— Проверку?

— Кому-то захотелось посмотреть, насколько ты хорош, вот он и прислал на турнир бойца, превосходящего своим умением всех остальных участников.

— Превосходящего? — возмутился Ког. — Победитель будет считаться лучшим в мире.

— Если победишь, Ког, не слишком задирай нос. — Дроган положил руку на плечо Кога, и они вместе направились к двери. — Тебе нужно еще подготовиться к сегодняшнему бою. Поговорим по дороге. Послушай, возможно, ты лучший среди тех, кто решился войти в это здание и тыкать друг в друга мечами, но измали одно из тех немногочисленных племен, которые каждый день своей жизни посвящают тому, что учатся убивать людей. — Они отошли в сторону, пропуская двух слуг, тащивших длинный стол обратно в кабинет капитана, где он устраивал собрания. — Отсюда до островов Заката найдется с полдюжины солдат, превосходящих своим мастерством любого на этом острове. Просто они не сумели добиться разрешения у своих хозяев и мастеров приехать на состязание. Найдутся и те, кто не хуже тебя владеет мечом, но они не захотели сюда ехать и тратить время, каков бы ни был приз. Уверен, в мире немало великолепных фехтовальщиков, никогда не слышавших о Ролдеме, не говоря уже о Школе Мастеров или этом турнире. Если победишь, не относись слишком серьезно к титулу «лучший фехтовальщик мира». Иначе не сносить тебе головы.

Они прошли до конца коридора.

— Тебе сюда, — сказал Дроган, показывая на дверь. — Найди место, где можно отдохнуть, подкрепиться, поспать, сделать массаж — одним словом, все, что тебе понадобится перед боем. — Они обменялись с Когом рукопожатием. — Удачи тебе.

Констебль уже собрался уходить, но Ког его окликнул:

— Деннис!

— Что? — Дроган остановился.

— Меня в чем-то подозревают? Деннис улыбнулся.

— Если только ты не заплатил кругленькую сумму кому-то за инсценировку собственного убийства, чтобы произвести впечатление на дам, не вижу, в чем другом можно тебя подозревать в этой чертовой неразберихе. — Улыбка исчезла с его лица. — Что касается всего прочего, мой друг, то я подозреваю всегда и всех.

Он ушел, оставив Кога одного. Юноша взвесил слова Дрогана и решил, что по крайней мере на ближайший час ему нужно выбросить весь этот бред из головы. Все равно ситуация была непредсказуема.

Ког ждал, когда его вызовут на финальный поединок. Ему отвели роскошную комнату со столами, уставленными всевозможными яствами — от легкого бульона до целого окорока, от свежих фруктов до пирожных и других сластей. Графины с вином, элем и водой выстроились на буфете, двое слуг ожидали рядом, готовые принести все, что он попросит. Там была даже кровать на тот случай, если ему захочется вздремнуть.

Ког сидел на кровати, пока Паско угощался, пробуя то одно блюдо, то другое. В дверях, ведущих в крыло для прислуги, появился Магнус. Бросив взгляд на слуг, он сказал:

— Оставьте нас на несколько минут.

Слуги взглянули на Кога, тот кивнул, и они быстро исчезли. Только тогда Ког поинтересовался:

— Как ты попал во дворец? Магнус заулыбался, довольный собой.

— Если я хочу куда-то войти, то несколько гвардейцев у дверей для меня не помеха.

Ког пожал плечами, вполне допуская такую возможность.

— Тогда, наверное, мне следует задать вопрос: чем вызван твой неожиданный приход?

— Я только что разговаривал с нашими людьми в Кеше. Убийца был членом одной таинственной секты измали, но мы пока не оставили попыток хоть что-то о ней разузнать.

Ког не стал интересоваться, каким образом Магнусу удалось поговорить с людьми, находящимися в тысячах миль отсюда, — видимо, тут не обошлось без магии, или Магнус воспользовался своей силой, чтобы перенестись туда на короткое время.

— Сейчас я стараюсь разгадать, последует ли новая попытка убить меня, или это была какая-то проверка, которую я с честью выдержал.

— Мы об этом не узнаем, пока они не сделают следующий шаг, — сказал Магнус.

— Мне все-таки кажется, что это была проверка, — вступил в разговор Паско. — Если бы они хотели видеть вас мертвым, милорд, то нашли бы гораздо более легкие пути, как я уже говорил. Я думаю, кто-то к вам примеривается.

Ког сел поглубже на кровати и оперся спиной о стену, потом взял подушку и подложил под спину для большего удобства.

— В таком случае возникает вопрос: кто ко мне примеривается и для чего?

— На ум приходят сразу два варианта, — сказал Магнус. — Того, кто послал убийц-танцоров расправиться со мной, заинтересовало, вероятно, кто помешал им.

— Но откуда им знать, что это был я? — спросил Ког. — Мы ведь все были на острове, а после того случая меня сразу отправили в поместье. Их нападение мог отразить кто угодно из тамошних жителей.

— Самый верный способ оказаться в могиле, милорд, — это недооценивать наших противников. Они изобретательны невероятно, и я нисколько не сомневаюсь, что на них работает не меньше агентов, чем на нас, а может, и того больше.

— Ты думаешь, на острове Колдуна есть шпионы?

— Нет, не на самом острове, а в других местах, где они могут разузнать о том, что творится в отцовском имении, — ответил Магнус. — Чем дальше мы находимся от моих родителей, тем меньше мы защищены. Это факт, и с ним приходится смиряться тем, кто им служит. Ты уже больше трех лет живешь вдали от их прямой опеки, Ког, и за это время кто-то вполне мог выяснить, что именно ты помешал убийцам-танцорам расправиться со мной.

— Вряд ли это месть, если я хоть что-то понимаю в том конфликте, на который ты намекал, Магнус.

— Твоя правда, — согласился волшебник. — Зато устранение опасного противника не кажется таким уж невероятным. Они все время стремятся подорвать наши силы, Ког, пресечь любую нашу попытку получить преимущество, в этом они не отличаются от нас. И если они могут вычислить нашего агента, то, скорее всего, сделают все, чтобы его устранить.

— Все равно это не объясняет, зачем им пытаться убить меня в тот момент, когда я в полной боевой готовности, на глазах у сотен свидетелей… — Ког досадливо махнул рукой. — Все это не имеет смысла.

— Зато смысл появляется, если кто-то пытается передать моему отцу послание.

— Какое послание? — заинтересовался Ког.

— Что ни один из его агентов не может считать себя в безопасности, где бы он ни находился.

Ког подумал немного, потом напомнил:

— Ты говорил о двух возможностях. Какая вторая?

— Кто-то хочет нанять тебя. Кто?

— Мы узнаем, если тебе поступит какое-то предложение.

— Ты считаешь, что кто-то затеял всю эту мороку лишь для того, чтобы удостовериться, что меня стоит нанимать на службу?

— Некоторые из тех, с кем вам предстоит столкнуться на жизненном пути, милорд, — заговорил Паско, прожевав кусочек острого сыра, — способны почти на все. — Он повернулся к столу, взял колечко лука и намазал горчицей. — Вы можете быть опасным. А кому-то мог понадобиться величайший фехтовальщик, но только в том случае, если он и дерется отлично, и способен убить противника. Сегодняшний сюрприз доказал, что вы способны и на то, и на другое.

— Верно, — сказал Магнус. — Конклав не единственный союз, обладающий богатством и возможностями пригласить к себе на службу талантливую личность. — Магнус бросил взгляд на Паско, поглощавшего лук с горчицей, и поинтересовался: — Как ты это ешь?

— После сыра это очень вкусно, — ответил Паско с набитым ртом. — Если потом запить глотком белого вина… — Он закатил глаза. — Просто чудо.

— Я не хуже другого могу оценить тонкое блюдо, Паско, но в данном вопросе должен согласиться с Магнусом, — сказал Ког.

— Попробуйте сами, милорд. — Паско схватил тарелку, выложил на нее колечко лука, кусок сыра, после чего намазал на лук горчицу. Взяв бокал вина, он подошел к Когу. — Сначала кусок сыра, заешьте его луком и запейте вином.

Ког откусил сыр (это был какой-то твердый пахучий сорт), а когда положил в рот лук, то оказалось, что горчица очень острая. У него выступили слезы, и он поспешил сделать глоток вина. Когда к нему вернулась способность говорить, он прокомментировал:

— Неплохо, но мне кажется, что к этому нужно привыкнуть.

Магнус расхохотался.

— Мне пора, — сказал он. — Нужно переговорить с отцом. Вернусь посмотреть поединок.

— Он начнется меньше чем через час, — заметил Паско.

— Успею. — Магнуссхватил свой посох, и в следующую секунду его уже не было. По комнате пронесся легкий порыв ветра, послышался тихий хлопок, а потом наступила тишина.

— Эффектный уход, — сказал Ког.

— Это один из очень многообещающих молодых людей, — сказал Паско. — Никто об этом не говорит, но когда-нибудь он, возможно, превзойдет своего отца.

— Когда-нибудь кому-нибудь все-таки придется рассказать мне об этой семье, — буркнул Ког. Паско открыл было рот, но Ког предостерегающе поднял руку: — Только не сегодня. Сейчас я хочу отдохнуть полчаса и сосредоточиться. За сегодняшний день на меня свалилось столько, что хватит раздумий на целую жизнь, а меньше чем через час мне предстоит сразиться с противником за звание чемпиона.

Поудобнее устраиваясь в постели, Ког добавил:

— А еще мне нужно придумать, каким образом убить негодяя, чтобы самому не оказаться продырявленным.

Паско замер на секунду, поднеся ко рту следующий кусок сыра и держа наготове луковицу, а сам не сводил взгляда с Кога, который уже прикрыл глаза. Поняв, что разговор закончен, Паско не спеша начал жевать, подумав при этом, что горчица действительно немного островата.

Ког стоял прямо перед королем, устремив на него немигающий взгляд. Мастер церемоний заливался соловьем, видимо, радуясь возможности уморить собравшуюся знать и богатых простолюдинов подробной историей о том, как зародился турнир Школы Мастеров.

Ког подавил желание бросить взгляд влево, где стоял Кампанил. Наверное, гвардейский офицер герцога Оласко тоже стоял неподвижно, глядя перед собой.

Наконец урок истории подошел к концу, и мастер церемоний объявил:

— Ваше величество, перед вами два лучших фехтовальщика в мире, и каждому не терпится проявить перед августейшей особой свое мастерство. Позвольте представить лейтенанта Джорджа Кампанила, находящегося на службе у вашего кузена, герцога Оласко.

Лейтенант склонил голову перед королем. Затем последовало второе официальное представление:

— Позвольте представить Когвина Ястринса, сквайра Белкасла, баронета Серебряного озера, находящегося на службе у его милости герцога Вабонского.

Ког отвесил поклон королю.

— Господа, — продолжил мастер церемоний, — вы проявили себя самым превосходным образом, добившись успеха в сложнейшем состязании по владению оружием. Сейчас один из вас будет объявлен величайшим фехтовальщиком мира. Вы знаете правила и если пожелаете сейчас отказаться от поединка, то это не будет вменяться вам в вину. — Он внимательно окинул взглядом участников, но ни тот ни другой не дрогнули.

— Что ж, в таком случае позвольте объявить начало состязания.

На середину площадки, отведенной для боя, прошел старший мастер школы, прослуживший на этом посту без малого тридцать лет. По его знаку к нему приблизились участники турнира, он взял Кога за руку и перевел его на левую сторону, после чего точно так же перевел Кампанила направо.

— Повернитесь ко мне лицом! — крикнул он все еще сильным голосом. — Сражайтесь достойно и честно.

Ког украдкой бросил взгляд на галерку и увидел там стрелков, вооруженных луками и арбалетами. Мастер тактично не упомянул об их присутствии.

— По моей команде начинайте бой, и пусть боги придадут вам силы.

Ког повернулся к Кампанилу, который отвесил ему поклон. Ког лишь слегка наклонил голову, не желая быть вежливым с этим убийцей.

Прозвучала команда к началу, Кампанил пошел прямо на Кога, подняв меч, и внезапно сделал резкий выпад, нацелившись в бок противнику. Ког поворотом кисти сумел блокировать атаку, а сам развернулся в другую сторону. Это был неожиданный прием, и на долю секунды он подставил спину под удар, но к тому времени, когда Кампанил успел опомниться и развернуться, Ког уже сам предпринял наступление, целясь противнику в левое плечо.

Закаленный боец из Оласко лишь слегка согнулся, и лезвие меча просвистело в нескольких дюймах от его плеча, не причинив никакого вреда. Когу пришлось отступить на шаг из опасения, что он развернется по инерции и снова подставит гвардейцу спину.

Теперь, после обмена первыми ударами, противники принялись кружить, внимательно наблюдая друг за другом. Ког успел оценить своего соперника: Кампанил уступал в скорости кешианцу, но с лихвой восполнял этот недостаток мастерским владением мечом. У него было потрясающее чувство равновесия, и он применял сложные приемы, прибегая к серии ударов и ложных выпадов.

Любая атака Кога встречала должный отпор, после чего Кампанил сам шел в наступление. Несколько раз только сверхъестественная быстрота реакции спасала Кога от поражения. С начала боя прошло всего несколько минут, а оба участника уже взмокли и дышали с трудом.

Хлопки и возгласы одобрения, как и все зрительские замечания, постепенно стихли, наступила полнейшая тишина. Весь зал словно оцепенел, даже шепота или бормотания и то не было слышно, зрители следили за каждым движением соперников. Люди сдерживали дыхание и даже старались не моргать, чтобы не пропустить решающего удара, который мог закончить поединок.

Ког чувствовал, как росло напряжение. С таким соперником, как Кампанил, ему еще ни разу в жизни не доводилось биться. Гвардеец был хитер и не попадался ни в одну ловушку, расставленную Когом. Время шло, и Ког понимал, что его шанс на победу с каждой секундой уменьшается. А еще он чувствовал необходимость предпринять наступление, но не обычное, а такое, которое позволит ему нанести смертельный удар, выглядящий со стороны случайностью. Однако проходили минута за минутой, и его начала сковывать усталость. У Кога появились опасения, что ему не удастся не только убить этого человека, но и выиграть поединок.

И тут Ког что-то подметил. На его глазах лейтенант взмахнул мечом, нацеливаясь ему в бок, затем прочертил дугу и попытался напасть с правой стороны, но Ког уже направил свой меч в ту сторону и перехватил удар. Этот прием был ему знаком.

Время тянулось медленно, противники надолго расходились, кружили, стараясь восстановить дыхание, а сами приглядывались, не допустит ли соперник оплошности. В конце концов Ког решил рискнуть, пока совсем не выбился из сил, и выполнить сложный прием.

Он довольно неуклюже занес меч над головой, повернув кисть так, что оружие описало дугу от его левого плеча до правого плеча Кампанила. Потом он медленно шевельнул кистью, словно пытаясь угодить Кампанилу под локоть, прямо в ребра, и в то же время направил лезвие вверх, чтобы блокировать удар сверху.

Кампанил увидел, что соперник раскрылся, и, вместо того чтобы заблокировать неминуемый удар, сделал резкий выпад вперед, попытавшись ранить Кога в правое плечо.

Ког под действием инерции согнулся, широко расставив ноги, тело его склонилось влево, а меч опустился до самого пола, так что кончик лезвия теперь завис над его собственным правым сапогом. Но, вместо того чтобы отпрянуть, Ког продолжал опускаться, пока его правое колено не коснулось пола. Меч Кампанила проткнул пустое пространство. Лейтенант, вздрогнув, понял, что совершил оплошность, и хотел было отодвинуться, но Ког снова повернул кисть и ткнул мечом вверх, угодив лейтенанту в пах.

Кампанил зарычал от боли и рухнул на пол, сжимая рану, из которой сквозь пальцы сочилась кровь. Ког поднялся и отошел назад. Зрители потрясенно молчали.

Это был безрассудный, опасный прием, но он сработал. Толпа взорвалась аплодисментами и криками, а Ког сделал еще один шаг назад подальше от противника.

Подошел старший мастер и положил руку на плечо Кога в знак того, что он победил. Ког для виду приблизился к Кампанилу и протянул ему руку, чтобы помочь подняться. Но лейтенант лежал на полу с искаженным от боли лицом и не сделал ответного движения. После небольшой паузы Ког попросил:

— Пошлите за лекарем. Боюсь, рана оказалась глубже, чем я хотел.

Двое солдат из свиты герцога Оласко поспешили к Кампанилу и попытались оказать ему помощь. Наконец появился королевский лекарь. Он быстро осмотрел рану и велел перенести лейтенанта в ближайшую комнату.

Слуги поспешно замыли кровь на полу, и через несколько минут в зале был восстановлен порядок.

Ког едва прислушивался к похвалам, которыми его осыпали король и старший мастер. Когда было нужно, он кивал и улыбался, принимая комплименты. В конце концов король вручил ему золотой меч, маленькую копию того приза, которым двести лет назад награждали графа Вереи Данго. Ког поклонился и произнес несколько слов благодарности.

Но все это время его занимала одна мысль — насколько глубокой оказалась рана Кампанила.

Паско сопроводил его в ту же комнату, где они ждали начала поединка. Там уже была приготовлена лохань с горячей водой, и Ког позволил себе роскошь упасть поперек кровати, чтобы Паско стянул с него сапоги.

— Я чуть не проиграл, — признался Ког.

— Все равно победа за вами, — пожал плечами Паско. — Конечно, у него было преимущество, ведь он закаленный воин, за его плечами немало военных кампаний, а у вас такого опыта нет. Зато вы были готовы рискнуть, понадеявшись на успех необычного приема. И это сработало.

— Да, сработало, — сказал Ког. — Я чуть не проиграл, потому что все время пытался найти способ, как убить этого лейтенанта, но силы мои были на исходе, и я понял, что еще немного — и у меня не останется шанса на победу.

— Что сделано, то сделано. — Паско убрал сапоги. — Теперь залезайте в воду поскорее. Праздник уже начался, а ведь вы почетный гость.

Ког погрузился в лохань, наслаждаясь теплом, согревающим мышцы.

— Даже трудно представить, что мальчишкой я считал купание в холодном озере великим удовольствием, — пробормотал он.

В дверь постучали, и Паско пошел открывать. Коротко что-то спросив, он широко распахнул дверь. Появилось полдюжины пажей, они внесли по-королевски пышный наряд. Старший из слуг сказал:

— Его величество шлет вам добрые пожелания, сквайр, и просит принять этот скромный дар в знак признательности за удовольствие, доставленное вашей победой. Его величество ожидает вас в главном зале.

— Благодарю, — ответил Ког, поднимаясь и принимая из рук Паско полотенце. — Скажите его величеству, что я преисполнен благодарности и в скором времени буду.

Пажи с поклоном удалились, а Паско помог Когу одеться. Наряд был сшит из великолепных тканей и сидел так безукоризненно, словно с Кога заранее снял мерки мастер-портной.

— Интересно, нет ли у них в запасе другого костюма, сшитого по меркам Кампанила? — насмешливо произнес Паско.

— Не сомневайся, конечно есть, — ответил Ког, рассматривая себя в зеркало. — Это что, жемчуг?

— Да, — подтвердил Паско. — Ваш камзол расшит мелким жемчугом. Весь наряд стоит почти столько же, сколько тот изящный золотой клинок, что вы заработали в качестве приза.

Молодой победитель продолжал разглядывать себя, удивляясь тому, что видит в зеркале какого-то незнакомца в желтом камзоле, черных бриджах и белой рубашке. От того мальчика, что сидел на снежной вершине горы и, дрожа от холода, ожидал видения, не осталось и следа. Перед ним стоял привлекательный юноша, одетый в дорогой костюм по последней ролдемской моде, образованный молодой человек, который говорил на многих языках, играл на нескольких музыкальных инструментах, умел готовить, рисовать, сочинять стихи и ухаживать за знатными дамами. Кога кольнула горестная мысль, не потерян ли тот мальчик навсегда. Но он отбросил все мрачные думы и повернулся к Паско.

Идем, мы не должны заставлять короля ждать.

Они поспешили в главный зал, и мастер церемоний объявил об их приходе. Ког пересек весь зал и остановился перед королем, а придворные восторженно зааплодировали.

Рядом с королевой стоял герцог Оласко. Когда с дежурными комплиментами было покончено, герцог выступил вперед и с легкой улыбкой на губах произнес:

— Не уделите ли мне минуту, молодой господин?

Ког позволил герцогу увести себя на несколько шагов от короля. Герцог Каспар говорил низким ровным голосом, который успокаивал, как журчание ручейка, что никак не вязалось с той опасностью, которая исходила от этого человека. Ког сразу ее ощутил.

— Каковы ваши планы теперь, когда турнир закончен, мой юный друг?

— Я должен уладить кое-какие семейные дела, — ответил Ког, — но, по правде говоря, ваша милости, я пока не думал о дальнейшем.

— Я всегда ищу талантливых людей, молодой Ястринс, а вы поразили меня своим мастерством. То, как вы разделались с тем кешианцем-измали, поставило вас гораздо выше большинства фехтовальщиков, а сегодняшняя ваша победа над моим чемпионом… одним словом, скажем, в Оласко нет ни одного, кто мог бы выстоять в поединке с Кампанилом.

— Вы мне льстите, ваша милость.

— Отнюдь, — вкрадчиво продолжил герцог. — Лесть — это пустая трата времени. Те, кто мне служит, получают похвалу, когда заслуживают, точно так же, как наказание, если в чем-то ошибаются. Не без удовольствия хочу заметить, что награды преобладают над наказаниями, ибо, как я уже сказал, я повсюду разыскиваю достойных мужчин. — Он заулыбался шире, добавив: — И женщин тоже.

Герцог бросил взгляд через плечо Кога. Тогда юноша обернулся и увидел, что к ним приближается стройная женщина с золотистыми локонами. На ее губах играла легкая улыбка. Герцог сказал:

— Дорогая, позволь тебе представить сквайра Когвина Ястринса. — Затем он обратился к Когу: — Сквайр, это леди Ровена из Талсина.

— Миледи, — произнес Ког, отвешивая поклон.

— Рада знакомству, сквайр. Я только недавно приехала в город, но все равно успела увидеть последний поединок. Вы были великолепны.

— Вы чересчур ко мне добры, миледи, — сказал Ког.

Повернувшись к герцогу, женщина заметила:

— Жаль, что так вышло с лейтенантом.

— Да-да, какой странный случай! — отреагировал Каспар и вновь обратился к Когу: — А вы, наверное, еще не знаете? Ваш финальный удар перерезал ему артерию в паху. Очень коварная вещь. Не успели послать за жрецом, как лейтенант умер от потери крови.

Сердце у Кога на секунду перестало биться.

— Очень сожалею, ваша милость.

— Знаете, это всего лишь четвертый смертный случай за всю историю турнира, а вы ответственны за два из них, причем в один и тот же день. Первая смерть, безусловно, оправданна, учитывая все обстоятельства, но то, что произошло вечером… несчастный случай. Убийственная рана.

Ког напрягся, а герцог поспешил добавить:

— Неудачно выбрал слово, мой юный друг. Я внимательно следил за поединком, ваш удар был сделан вслепую. Не думаю, что вы сами заметили, куда направлено острие меча. Это была случайность.

— Мне очень жаль, что из-за меня вы лишились отличного офицера, — сказал Ког.

— В таком случае, — ответил герцог, — загладьте свою вину: приезжайте в Опардум и поступайте ко мне на службу.

Сердце Кога забилось быстрее.

— Я подумаю, ваша милость. Как я уже говорил, мне предстоит уладить одно семейное дело, но как только я с ним разберусь… возможно.

— Очень хорошо. А теперь прошу меня простить. И герцог, предложив леди Ровене руку, увел ее прочь.

Ког пробрался сквозь толпу к Паско, по дороге отвечая на поздравления. Стоило Паско взглянуть в лицо Когу, как он тут же тревожно спросил:

— Что случилось?

— Мы должны немедленно найти Магнуса. — Ког оглядел огромный зал. — Уверен, он где-то поблизости.

— А что потом?

— Я скажу ему, кто послал убийц, чтобы расправиться со мной. Это был герцог Оласко.

— С чего ты взял?

— Он знал, что убийца из племени измали. Только Магнусу это было известно, потому что он сам побывал в Кеше. Герцог же мог об этом узнать в одном-единственном случае: если он обратился к клану и заплатил деньги за мое убийство.

Паско переменился в лице.

— Сейчас же найду Магнуса.

Он уже хотел отправиться на поиски, когда рука юноши легла на его плечо.

— И еще одно, — сказал Ког.

— Что?

— Насчет женщины, что была с герцогом.

— Да, так что с ней?

— Это Алисандра.

18 ВЫБОР

МАГНУС беспокойно расхаживал по комнате.

— Я отправил отцу послание насчет Алисандры. Сейчас жду ответа.

— Ты разве не знал, что она теперь с герцогом? — спросил Коготь.

— Нет, — ответил Магнус. — Я не посвящен в подробности всех планов своего отца. Она покинула остров меньше чем через год после тебя — это все, что я знаю.

— Мне никто ничего не сказал.

— В этом не было необходимости, Ког, — заговорил Калеб, до этого тихо сидевший в углу. — Тебе преподали жестокий урок, но нам казалось, что ты давно пережил этот момент. А кроме того, многие из тех, кого ты видел на острове, то и дело появляются и вновь исчезают, выполняя различные поручения отца.

— Значит, мне стоит предположить, что она работает на… — Ког хотел было произнести: «Конклав», но вовремя вспомнил, что нельзя произносить это слово там, где у стен могут быть уши. Имея дело с герцогом Оласко, приходилось соблюдать особую осторожность. Поэтому он закончил: — Нас.

— В противном случае ты был бы уже мертв, — заметил Магнус. — Каспар не знает всех подробностей, зато он в курсе того, что кто-то действует вразрез с его интересами, а также интересами его союзников. Если бы ему только намекнули, что ты один из его противников… — Чародей пожал плечами, оборвав себя на полуслове.

— Я мог бы что-нибудь ляпнуть, не подумав, — сказал Ког.

— Если бы ты оказался настолько неподготовленным, — заметил Калеб, — то тебе никогда бы не позволили зайти так далеко, Ког. — Он поднялся и подошел к брату. — Кто руководит девушкой?

— Мать.

Калеб покачал головой, печально улыбаясь.

— В таком случае возможно что угодно. Поэтому нам никто и не сказал, что Алисандра здесь. — Он пояснил Когу: — Мать никогда ни с кем не делится информацией. Это связано с ее прошлым, но как бы там ни было, она не в первый раз проворачивает дела, даже не удосужившись поставить в известность отца.

— Эти их ссоры… — Магнус закатил глаза. — Калеб прав. Я сегодня же переговорю с матерью. Может быть, она объяснит мне, что делает Алисандра при дворе герцога.

Внизу раздался стук в дверь. Паско знаком показал, что пойдет выяснить, кто пришел. Тем временем все остальные примолкли.

— Скорее всего, очередное приглашение, — бросил Паско, выходя из комнаты.

— Эта известность… сразу появляется слишком много новых друзей, — сухо заметил Ког и состроил гримасу. — За последние четыре часа я получил целую дюжину приглашений на ужин.

Вернулся Паско и, вручив Когу послание, скрепленное незнакомой печатью, сообщил:

— От леди Ровены из Талсина.

Ког сломал печать и прочитал записку.

— Она пишет, что через два дня уезжает с герцогом и, возможно, не успеет со мной повидаться, поэтому решила черкнуть пару слов. В конце лета герцог Оласко собирается двинуться на Высокие Пределы.

— Он отрезает подходы с востока к своей армии на случай вторжения в Фаринду, — пояснил Калеб.

— А это значит, что следующей весной он захватит земли ородонцев, — заключил Ког. Вновь пробежав глазами записку, он обратился к братьям: — По крайней мере напрашивается вывод, что Алисандра пока не переметнулась в стан врага.

— Видимо, так, — согласился Калеб.

— Что ты намерен делать дальше, Ког? — спросил Магнус.

— Я думал, ты мне скажешь, что нужно делать. Магнус оперся о свой посох.

— Мы не можем следить за каждым шагом наших соратников, разошедшихся по всему миру, чтобы делать одно общее дело. Тебя прислали в Ролдем, чтобы ты создал себе имя и вошел в высшие круги. У нас много таких агентов как в Королевстве, так и в Кеше, но сейчас мы размещаем людей в Восточных землях. В тех же случаях, когда мы решаем, что агент способен работать самостоятельно, мы даем ему возможность действовать самому на благо нашего дела.

— Я бы лучше знал, как действовать, если бы понимал свои задачи, Магнус.

Чародей поднял руки и зашевелил губами, Когу на секунду показалось, что в комнате стало темнее.

— Минуту или две нас никто не будет видеть за этой завесой. — Магнус опустился на стул возле стола. — Ког, мы посланцы добра. Знаю, ты и раньше это слышал, но часто наши поручения противоречили этому утверждению, хотя я говорю правду. Я до сих пор многого не могу раскрыть, но теперь, когда ты добился успеха, готов сообщить тебе то, что ты должен знать. У герцога Оласко служит один человек. Он не приехал с ним в Ролдем, что меня не удивляет. В последние дни он редко покидает Опардум. Вполне возможно, мать послала Алисандру в Оласко, чтобы влиять на Каспара, но, скорее всего, ей поручено приглядывать за этим человеком. Он живет под именем Лесо Варен, впрочем, имена он меняет постоянно. Отцу доводилось сталкиваться с этим человеком лицом к лицу. Лесо Варен полная его противоположность, хотя как маг обладает большой силой и опытом. Он безумец, но не глупец. Он безмерно опасен и является подлинным рассадником зла, которое скрывается за амбициями Каспара.

— Это не преувеличение, Ког. Этот человек — сущий дьявол, — добавил Калеб.

— И еще одно ты должен знать, — продолжил Магнус. — Те, кто служит моим родителям, и те, кто ведет нас вперед, не увидят победы над нашим противником, как не увидят ее и внуки наших внуков. Мы боремся, потому что таков наш долг. У зла есть одно преимущество: хаос и неразбериха только способствуют его процветанию. Зло все разрушает и губит, а наш долг созидать и сохранять. Наша задача труднее.

— Накор однажды сказал нам с Магнусом, что по своей природе зло и есть сумасшествие, — добавил Калеб. — Если ты вспомнишь о том, как уничтожили твою деревню, то согласишься с нами.

Ког кивнул.

— То, что Каспар уничтожил мой народ только из-за своих дьявольских амбиций… ты прав, это безумие.

— Приходится признавать, — с горечью проговорил Магнус, — что нам никогда не искоренить зла полностью, но мы стремимся обуздать его, защитить как можно больше невинных от тех сил, что разрушают все на своем пути, в чем ты убедился в детстве. С этой целью мы разработали на совете основной план действий, каждому из нас отведена определенная цель и указаны способы ее достижения.

— Значит, моя цель — убить Каспара? — спросил Ког.

— Возможно, — ответил Калеб. — В конце концов этого не миновать, но именно сейчас мы должны выждать и посмотреть, не удастся ли нам изолировать Лесо Варена. Если нам все-таки удастся его уничтожить, то мы добьемся того, что врагам придется восстанавливать свои силы долго… несколько веков.

— Ты говоришь о вещах, неподвластных моему разуму, Калеб. Меня здесь не будет через несколько веков.

— Это привычка, приобретенная у тех, кто живет гораздо дольше, — ответил Магнус. — Мы и не ждем от тебя, Ког, что ты все поймешь, но если ты способен представить, что однажды станешь отцом, то сможешь и понять, что теперешние твои дела помогут обеспечить надежное будущее твоих детей.

Ког помолчал несколько секунд. За последнее время он успел настолько отдалиться от собственного прошлого, от того, кем он когда-то был, и настолько вжиться в роль Кога Ястринса, что мысли о какой-либо личной жизни, в которой однажды найдется место и семье, и детям, казались ему нереальными. Потом он вспомнил те несколько пьянящих недель с Алисандрой, когда он представлял, что они останутся вместе навсегда; девушка, конечно, поступила с ним коварно — каковы бы ни были причины, — и он чуть не возненавидел ее за это, но чувства у него тогда были подлинные: ему действительно хотелось создать семью и стать отцом. Наконец он произнес:

— Я понимаю, о чем вы.

— Отлично, — сказал Магнус. — Итак, ты уже обдумал предложение Каспара?

— Меня пока одолевают сомнения, — ответил Ког. — Я, конечно, съезжу в Опардум, чтобы присмотреться, но не могу представить, как буду у него служить.

— Ты мог бы к нему приблизиться, Ког, — сказал Калеб. — И очень помог бы нашему делу, если бы втерся в доверие к Каспару и сумел найти подход к Лесо Варену.

— Я оросини, — возразил Ког. — Пусть я выгляжу как ролдемский аристократ, но я все еще оросини. — Он дотронулся до щеки. — Пусть у меня нет клановой татуировки, но я оросини.

Калеб промолчал, он просто смотрел на Кога и ждал, когда тот продолжит. Магнус приподнял брови, но тоже сохранял молчание.

— Если я дам клятву Каспару, то буду ей верен. Я не могу раздавать ложные клятвы. Для меня это неприемлемо. Я не сумею одновременно служить Конклаву и Каспару. Я понимаю, каким образом это удается Алисандре и остальным, но сам так поступать не намерен. — Голос его стих почти до шепота. — Пусть я последний представитель своего племени, но так у нас повелось, и я не нарушу традиции.

— И не нарушай, — сказал Калеб.

— Кроме того, — добавил Магнус, — у Каспара есть средство разоблачить того, кто дает лживую клятву. Может быть, Лесо Варен и не сумеет прочесть твои мысли, но, подозреваю, ему не составит труда определить, лжешь ты или говоришь правду.

— И что ты намерен делать? — спросил у Кога Калеб.

— Я сказал Каспару, что приеду в Опардум после того, как доведу до конца одно семейное дело.

— Что же это за семейное дело? — поинтересовался Магнус.

Глубоко вздохнув, словно не выпуская рвущиеся наружу муку и злость, Ког ответил:

— Месть.

Перелетев через стол, человек упал на спину. Окружающие бросились врассыпную, не желая связываться с рассвирепевшим юношей, который стоял теперь над издающей стон тушей.

Это был широкоплечий молодой человек лет двадцати с небольшим, ясноглазый и гладко выбритый.

Его длинные волосы были завязаны на затылке узлом и спрятаны под черный плащ, по моде квегских пиратов. Но с виду он был явно не пират: во-первых, носил сапоги для верховой езды, во-вторых, на поясе у него болтался длинный тонкий меч, а не тяжелая абордажная сабля. Вид, однако, у него был устрашающий, как у любого пирата, захватившего чужой корабль: юноша не скрывал своей ярости.

Он посмотрел сверху вниз на поверженного мужчину, который утирал рот тыльной стороной ладони, и сказал:

— Где Ворон?

Человек попытался подняться, но Ког пинком снова сбил его с ног.

— Где Ворон? — повторил он.

В Ролдеме Ког пробыл до праздника зимнего солнцестояния, после чего вернулся к Кендрику. Какое-то время пожил в таверне, вновь предаваясь прежним удовольствиям, но в основном проводя время на кухне, где вместе с Лео выдумывал новые деликатесы. На Лео произвели впечатление кулинарные успехи юного Когтя, но он до сих пор обращался с ним словно с нерадивым малолеткой.

Если не считать Лео и его жены, Гиббса и Кендрика, все остальные проживающие в таверне были Когу незнакомы. Мегги давно ушла, никто не знал куда. Гиббс удивился, узнав от Когтя, что Лила находится в Крондоре. Ког, в свою очередь, огорчился, услышав, что Ларс погиб на озере — утонул, провалившись под лед в начале зимы.

После этого Ког приехал в Латагор и нашел, что город почти не изменился с тех пор, как он и Калеб побывали в нем несколько лет тому назад. Правда, теперь там был другой правитель — один из приспешников Каспара, да и городских патрулей стало вроде бы больше, но солнце по-прежнему светило, люди занимались своими делами и ничто не указывало, что в игру вступили темные силы.

Ког осторожно навел справки, не затевается ли где заварушка. Оказалось, что в Высоких Пределах уже начались столкновения, так как герцог Оласко успел двинуть туда свои войска, но банд наемников, которые обычно слетались на такие побоища, почему-то не обнаруживалось.

Человека, лежавшего на полу, звали Земос. Он взял с Кога деньги, согласившись поговорить, так как полагал, что перед ним наемник, ищущий, куда бы приткнуться. Несколько хозяев трактиров рекомендовали Земоса как посредника, способного за хорошую цену найти наемнику место в любом отряде. Но как только в разговоре всплыло имя Ворона, Земос сделал вид, будто позабыл все, что знал о ремесле наемников.

Ког решил освежить его память.

— По-прежнему нападаешь на людей, как я вижу, — раздался голос из другого конца зала.

Ког оглянулся: лицо этого человека как будто было ему знакомо. И действительно, уже через секунду он узнал говорившего.

— Джон Крид! — И добавил в ответ на высказанное замечание: — Только когда они внезапно забывают сведения, за которые я уже заплатил.

— Получишь ты обратно свои монеты, — заскулил Земос. — Я думал, ты ищешь место в отряде.

Крид подошел к Когу.

— Прости, не припомню твоего имени.

— Ког Ястринс.

Крид на секунду задумался, потом кивнул.

— Толку от этого болвана все равно не добьешься. — Он пнул Земоса носком сапога. — Вставай.

Когда Земос поднялся с пола, Крид велел:

— Верни парню его золото и больше не давай обещаний, которые не можешь выполнить.

Деньги были возвращены, и Земос поспешил убраться, то и дело дотрагиваясь до разбитой губы. Крид оглядел зал.

— Предлагаю пройтись и найти трактир получше. Ког не возражал, и они вместе вышли на улицу.

— Что случилось с тем парнем, с которым ты путешествовал? Он еще подставил тебе подножку, чтобы ты меня не убил, — поинтересовался Крид, ухмыляясь.

— Зачем тебе знать?

— Затем, что мне следует сказать ему спасибо. До меня только сейчас дошло, что ты тот самый парень, который прошлым летом выиграл турнир Школы Мастеров. Я прав?

— Не думал я, что такие новости расходятся так далеко, — удивился Ког.

— Ничего странного, мой юный чемпион, — сказал Крид. — Так что я думаю, твой друг заслуживает моей благодарности. Если ты настолько силен и ловок, что стал победителем, значит, от меня остались бы одни клочки.

Ког заулыбался.

— Я много практиковался после той нашей первой встречи, перед тем как выиграть турнир. Скорее всего, ты бы насадил меня на меч в первую же минуту.

— Во всяком случае, постарался бы это сделать. Ладно, забудем. Зачем ты ищешь этого ублюдка, Ворона?

— У меня к нему дело, — ответил Ког.

— Можно не сомневаться, убийственного свойства.

— Да.

Некоторое время они шли молча, потом Крид счел нужным сообщить:

— По слухам, он разбил лагерь у Прибрежного Поста и готовится к походу на север через несколько недель.

— А начнет с того, что сожжет деревни племени ородонцев, — сказал Ког. — То же самое он проделал с оросини много лет тому назад.

— Отвратительно, — сказал Крид. — Я не против повоевать, если заплатят, и без колебаний выпущу кишки любому, кто держит в руке меч, но никогда не стану участвовать в убийстве женщин и детей. Многие солидарны в этом со мной, поэтому Ворон платит втридорога за каждый клинок. Но есть тут что-то странное.

— Что ты имеешь в виду?

— Земос и другие посредники, которые обычно из кожи вон лезут, чтобы привести тебя к капитану отряда и получить свой барыш, сейчас почему-то затаились. Не пойму, что бы это значило.

К этому времени они подошли к другому трактиру. Внутри оказалось тихо, в зале не набралось бы и десятка посетителей, все они сидели за столиками и тихо беседовали. Один кивнул Криду, и тот ответил на приветствие. Когда они с Когом устроились за столиком, Крид продолжил:

— Это значит, что неожиданно у всех у них отбило память, и они не помнят, где находится лагерь Ворона, а также лагеря двух других отрядов, выступающих на стороне герцога Оласко.

— А люди знают, что за всем этим стоит Каспар?

— Если убиваешь людей за деньги, то всегда хочется знать, кто тебе платит, — ответил Крид. — Ворону не заполучить хороших воинов пустыми обещаниями. В тех деревнях и взять-то нечего. Ворону приходится давать гарантии, так что люди знают, откуда поступает золото, и уверены, что в конце кампании с ними полностью рассчитаются. — Он помолчал, оглядывая зал. — А дело в том, что некоторые парни надеются, вдруг вот-вот объявится другая сторона и начнет набирать отряд.

— Другая сторона?

— С земель ородонцев. Люди они небогатые, но кое-какое золотишко у них имеется.

Ког дал знак хозяину трактира, чтобы тот принес им две кружки эля.

— К чему тебе дожидаться армии завоевателя?

— Это будет не армия, — покачал головой Крид и, облокотившись на стол, подался вперед. На глаза ему упали спутанные пряди светло-каштановых волос, придавая мрачное выражение. — В поход выступят два, от силы три отряда наемников. Они нападут на прибрежные деревни в расчете на внезапность и сделают свое черное дело, никто даже опомниться не успеет.

Ког кивнул. Именно так они действовали, когда стерли с лица земли несколько деревень оросини.

— Значит, если одна деревня подготовится к встрече Ворона и его людей и сумеет задержать их, вся кампания развалится?

— Именно. Одна хорошая схватка, и в случае поражения Каспару придется изменить весь план. Может быть, он пойдет на переговоры с племенем, чтобы они не трогали его флангов, когда он начнет наступление на Высокие Пределы. Я знаю, он не захочет сражаться на два фронта — ни один генерал этого не хочет.

— Что тебе нужно для того, чтобы собрать отряд? — спросил Ког.

— Мне? — удивился Крид. — Я не командир. Я могу лишь собрать людей, скажем, пятьдесят за неделю, но вести их в бой — не мое дело. А почему ты спрашиваешь?

— Я подумал, было бы неплохо сколотить отряд, выехать с ним на границу земель ородонцев и посмотреть, что из этого выйдет.

— Ты имеешь в виду нас?

— Ну конечно. Я разыскиваю Ворона, потому что хочу выпустить ему кишки. Но я предпочту это сделать в честном бою, а не выслеживать его по лесам, скрываясь от наемников.

— Ты намерен раскусить очень крепкий орешек, парень.

— Я знаю, но это дело личное.

— Тогда вот что тебе понадобится, — сказал Крид в ту минуту, когда к ним подошел хозяин и принес эль. Ког расплатился, и Крид продолжил: — Тебе нужен запас золота, чтобы платить пятидесяти воинам в течение трех месяцев, не считая премий, о которых тоже придется позаботиться.

— Это мне по силам.

— Затем тебе нужны припасы, фургоны — по меньшей мере два — и мулы. Если сможешь найти нескольких механиков, то это будет стоить дороже, зато они спасут многие жизни, сделают так, что Ворону или другим отрядам будет гораздо труднее просто проехать сквозь деревню.

Крид продолжил перечислять, и Ког ловил каждое слово. Они разрабатывали планы до самого вечера. На закате хозяин принес им ужин, а эти двое все говорили и говорили, и так до глубокой ночи.

Занялся рассвет, колонна всадников медленно продвигалась по тропе. Крид поплотнее закутался в шерстяной плащ и тихо сказал:

— За нами следят, Ког.

— Знаю. Уже с полчаса, с той минуты, как мы одолели перевал.

Они вышли из Латагора неделю назад — сорок воинов и стрелков, десяток инженеров, с полдюжины носильщиков. Поклажу, провизию и разного рода снаряжение везли на двух фургонах. Двигались медленно, Ког держал верховой дозор поблизости, не желая показаться грозной силой, вступающей на землю ородонцев.

На границе между Латагором и Ородоном они разбили лагерь возле небольшого постоялого двора, в котором Ког получил все нужные сведения о земле, лежащей по другую сторону гор. Им понадобилось три дня, чтобы добраться до того луга, где они заночевали прошлой ночью.

— Если хозяин постоялого двора не соврал, — сказал Крид, — то первая деревня будет через пять миль.

— Думаю, ближе, — возразил Ког. — Они не станут выставлять часовых так далеко от дома.

— Если только не ждут беды, — заметил Крид. Они продолжали путь, пока солнце поднималось над горизонтом, и вскоре достигли подножия гор, где глазам Кога открылась до боли знакомая картина. Вдалеке поднималась дымка, которая, как он знал, нависала над океаном, но пейзаж между побережьем и тем местом, где он сейчас находился, напомнил ему родные горы. Тут что-то вдалеке привлекло его внимание.

— Костры, — пробормотал он и повернулся к своим людям. — Оставайтесь здесь до моего возвращения, но не устраивайтесь надолго.

В ответ послышалось ворчание и даже шутки, но, так как он был их командиром и к тому же хорошо платил, все подчинились. Крид сразу убедил Кога, что ему нужно возглавить отряд, иначе хаоса не избежать. Мужчины, привыкшие сражаться бок о бок, а в иные времена и против друг друга, неохотно подчиняются приказам своей ровни — совсем другое дело, если ими командует молодой капитан, к тому же явно высокого происхождения, да еще расплачивается золотом.

Коготь двинулся вперед не спеша, чтобы не выказать своей тревоги. Он чувствовал, что за ним следят, а так как он все ближе подбирался к деревне ородонцев, то понимал, что слежка за ним усилится и соглядатаи будут держать оружие наготове.

Он увидел ограду. Ворота были закрыты, и на стене никого как будто не было, но он знал, что часовые где-то поблизости, точно так же, как в лесу за его спиной окажется многочисленное войско, стоит ему выехать на поляну.

Он подъехал к воротам на расстояние выстрела из лука и спешился. Вместо того чтобы заговорить, он присел на корточки, перенеся весь вес на правую ногу и выставив левую немного вперед для сохранения равновесия, как было принято у его народа. Ког выжидал.

Прошло не меньше часа, и наконец ворота открылись и из них появился один-единственный человек. Судя по седой голове, ему было лет под шестьдесят, но держался он прямо, как тренированный и сильный мужчина. Он подошел к Когу и присел точно так же.

Ког первым нарушил молчание, медленно выговаривая слова на родном языке:

— Я хочу переговорить с ородонцами.

— Ты говоришь на языке оросини, — произнес мужчина с сильным акцентом. — Я его с детства не слышал.

— Я и есть оросини.

— Ничего подобного, — улыбнулся человек. — На тебе нет знаков.

— Я Коготь Серебристого Ястреба из деревни Кулаам, мальчишкой меня звали Киелианапуна. Мою деревню уничтожили в день, когда я получал имя, я как раз ждал свое видение на горе Шатана-Хиго. Те, кто убил моих сородичей, сочли меня мертвым. Я последний из оросини.

— Кто твои родные?

— Я сын Лосиного Зова На Рассвете и Шепота Ночного Ветра, внук Смешинки В Глазах. Мой брат звался Солнечная Рука, а сестру звали Милиана. Их всех убили, и я здесь для того, чтобы отомстить.

— Почему же ты к нам пришел для мести, Коготь Серебристого Ястреба?

— Сюда движется отряд, чтобы сжечь ваши деревни, убить всех жителей, а пепел развеять по ветру. Это те же самые люди, которые уничтожили оросини.

— Меня зовут Джаскенел, — представился старый вожак. — На нашем языке это означает Камнелом. Если ты действуешь против наших врагов, значит, ты наш друг, так что добро пожаловать. А как насчет тех, кого ты оставил в горах?

— Это мои люди, — пояснил Ког. — Они подчиняются мне и будут сражаться вместе с твоими воинами. В фургонах я везу оружие, со мной приехали механики. Если мы сумеем дать отпор захватчикам и предупредить остальные деревни, твой народ будет спасен.

Старик кивнул и поднялся.

— Можешь войти в деревню. Я пошлю человека, владеющего общим языком, чтобы он привел сюда твоих людей. Мы устроим пир и обсудим за столом, как будем действовать, когда придет враг.

Ког тоже поднялся. Он протянул руку, и вождь ородонцев крепко пожал ему предплечье. Когда-то так приветствовали друг друга оросини…

— Добро пожаловать, Коготь Серебристого Ястреба, — сказал Джаскенел.

Ког улыбнулся.

— Среди своих людей я известен как Ког Ястринс. Они не знают, что я оросини, а считают меня аристократом из Королевства Островов.

— В таком случае, мы тоже станем звать тебя Ког Ястринс. Идем. Поговорим с остальными.

Ведя лошадь под уздцы, Ког последовал за стариком. Войдя в ворота, он почувствовал, как у него сжалось сердце. Здесь многое напоминало родной дом, но в то же время были и отличия, говорившие ему, что это не так.

У него больше не могло быть дома.

19 ОБОРОНА

Ког ждал. Рядом с ним на стене стоял Джаскенел, внимательно вглядываясь вдаль. Уже в который раз Ког перечислял про себя все, что они сделали за последние десять дней. Во все ближайшие деревни были посланы гонцы, а оттуда, в свою очередь, были направлены другие гонцы, дальше на север. И если Ворону с его отрядом удастся прорваться сквозь эту деревню — Кеалу, — то в каждом последующем поселении они тоже встретят сопротивление, и так будет до тех пор, пока их не погонят на юг.

Все десять дней, что Ког провел здесь со своим отрядом, его одолевали тяжелые приступы печали и тоски — до сих пор ни одно место на земле так не напоминало ему родные места, как Кеала. Племя ородонцев отличалось от оросини, но было совершенно ясно, что когда-то они состояли в тесном родстве — уж очень много у них было общего. Он увидел здесь знакомый длинный дом, где собирались на совет мужчины, и круглый, где работали женщины. Весь их уклад жизни напоминал Когу о родном племени. Но были и различия, часто именно они отзывались у него в душе болью.

Кеала была больше, чем его родная деревня: здесь жило около тридцати семей, а в его деревне Кулаам проживало всего десять. Здесь было четыре общественных дома, длинный дом для мужчин, круглый для женщин, общая кухня и баня. Огражденная территория была застроена маленькими домишками, а центральный участок оставался пустым.

Ког обернулся и осмотрел со стены поляну перед ограждением. Механики славно потрудились: вырыли ловушки, прикрыли их холстом, добавив небольшой слой земли для камуфляжа, а легкая снежная пороша за две ночи окончательно их скрыла. В сотне ярдов справа от ям и в пятидесяти ярдах от стены в землю была воткнута ничем не примечательная хворостина, а на край поляны с ловушками выкатили большой валун. От этого камня до ветки, а затем от ветки до ворот пролегала безопасная тропа. Шаг в сторону — и окажешься на дне ямы, утыканной острыми кольями.

Думая о том, как защитить деревню, Ког пришел к выводу, что ему повезло. Наступление можно было вести только с двух сторон — с юга и запада, где находились ворота. Северная стена выходила на очень крутой склон, по которому не смогли бы взобраться сразу много воинов; здесь достаточно было выставить двоих лучников, чтобы они снимали любого глупца, предпринявшего безрассудную попытку подойти к деревне с этой стороны. Восточная стена возвышалась над ущельем, уходящим вниз на шестьдесят футов.

Механики успели собрать две массивные катапульты. Ког не уставал поражаться мастерству этих людей: они ушли в лес, унося с собой нехитрые инструменты, несколько мотков веревок, немного гвоздей и остро отточенных пик, а вернулись через три дняс этими внушительными машинами. Старший в отряде механиков, мужчина по имени Гаскл, заявил, что будь у них хорошая кузница и немного железной руды, они бы за неделю построили и не такое, но Ког заметил, что и катапульт вполне достаточно, все равно у них, скорее всего, будет только один шанс осыпать противника каменным дождем, прежде чем Ворон и его люди обратятся в бегство.

Бросив взгляд вдоль стен, Ког убедился, что механики усилили укрепление на тот случай, если захватчики воспользуются тараном. Вряд ли они привезут с собой тяжелый кованый таран; больше вероятности, что воспользуются толстым стволом дерева, поставленным на деревянные колеса: скатят его по холму, направив в ворота. Такой таран наверняка отскочит, если прежде не угодит в одну из ям, вырытых вдоль тропы. Ког был убежден, что сделано все возможное.

Итак, оставалось ждать. Еще два дня тому назад было получено сообщение, что по южным дорогам движутся конные отряды, а до того луга, где они устроили привал, всего полдня пути. Ког бросил взгляд на небо: солнце стояло уже высоко, значит, наступление могло начаться в любую минуту. Потом он посмотрел на южную стену. Джон Крид перехватил его взгляд и кивнул. В лесу все было тихо.

Ког пребывал в сомнении. Он не слишком разбирался в тактике и стратегии, прочитав всего несколько книг по этому предмету во время учебы в Саладоре и не имея опыта участия в военных действиях. Он мастерски владел мечом, но не был уверен, что это спасет его на поле брани. Поэтому он больше полагался на Джона Крида. В его отряде не было субординации, но все воины понимали, что Крид неофициально второй по старшинству.

В эту минуту тридцать человек из отряда бездельничали под козырьком стены или на крыльцах домов, накапливая силы для предстоящей битвы. Ког заранее отослал по десять человек в две ближайшие деревни вместе с механиками, чтобы укрепить там оборону.

Судя по донесениям, на север двигался не один отряд, а два, а может, и три. Кога временами пронизывал страх при мысли, что Ворон со своим отрядом пойдет в атаку на соседнюю деревню, а сюда пришлет другую банду, лишив его таким образом возможности отомстить. Юноша прогонял прочь эту мысль, полагаясь на судьбу. Так или иначе, он спасет племя ородонцев от участи оросини. В конце концов он все равно найдет Ворона и остальных убийц — если не в этой битве, то во второй или третьей.

— Сигнал, — внезапно произнес Джаскенел.

Ког посмотрел в ту сторону, куда указывал вожак, и увидел подрагивающий солнечный зайчик. Он ждал и считал, а когда сигнал повторился, сказал:

— На южной тропе двести всадников. — Он снова быстро посчитал. — Будут здесь меньше чем через час. Крид! — позвал он.

— Да, капитан!

— С юга движутся двести всадников!

Крид закивал, понимая, что эту весть услышали все мужчины в деревне.

— Мы готовы.

Они действительно были готовы. Воины — ородонцы уже сейчас занимали места, держа в руках свое собственное оружие и те новые мечи и луки, которые доставил в одном из фургонов Ког. Как правильно он догадался, ородонцы, подобно его народу, хранили целую коллекцию оружия, где были экземпляры, едва годные к делу и совершенно бесполезные. Многие мечи были семейной реликвией, переходящей от отца к сыну в сопровождении истории о том, как появилась каждая зазубрина или трещина. Заслуженное оружие, но оно не выдержало бы и одного удара.

И хотя у ородонцев нашлось немало хороших охотничьих луков, военные луки все-таки были лучше. Жители Кеалы не стали упорствовать, а отложили в сторону свои короткие луки ради новых, с двойным изгибом, приобретенных Когом в Ролдеме у одного купца-кешианца. Ког впервые увидел такой лук у Рондара: это было любимое оружие всадников-ашунтаи. Изготовлялись они из сплющенной кости и дерева, обработанного специальным образом, — это были луки удивительной прочности. В руках умелого лучника стрела, выпущенная из такого лука, могла пробить легкую броню не хуже снаряда из самострела. Ког привез и самострелы, которыми были вооружены теперь с десяток ородонских женщин. Если случится так, что ворота рухнут и всадники ворвутся за ограду, то у каждого дома их ждала засада.

Дети тоже вооружились. Каждый ребенок старше десяти держал в руке короткий клинок, а детей постарше научили пользоваться самострелами. Ког рассказал у костра в первый вечер, что случилось с женщинами и детьми в его родной деревне, так что мужчины согласились нарушить обычай и решили не прятать семьи в круглом доме. Ородонцы были любящие мужья и отцы: они усердно помогали своим женам и детям подготовиться к бою.

Крид покинул южную стену, пересек площадь и, взобравшись по приставной лестнице, оказался рядом с Когом.

— Жаль, вы не позволили мне, капитан, засесть с полудюжиной людей в лесу.

— Если бы я не отослал двадцать человек в другие деревни, я бы так и сделал.

— Их бы окончательно добило, если бы мы врезали им по заднице, когда они приготовились бы отразить атаку. Я знаю наемников. Ворон — еще тот головорез, но многие из его людишек тут же побросают оружие, если почуют, что бойни не миновать. Далеко не все из них считают себя непобедимыми.

— Мы можем погнать их и отсюда.

— Я уже не раз говорил и еще раз повторю: эти ямы не только не позволят им войти, но и помешают нам выйти. — Крид показал на веточку, отмечавшую безопасную тропу. — Чтобы пройти за ворота, нам нужно миновать отметку и добраться до валуна, но если несколько человек свалятся в эти ямы, то противник тоже разглядит эту тропу. Ворон разместит здесь трех лучников. — Он указал на относительно безопасное место среди деревьев. — И мы окажемся в тисках, пока он будет перестраивать своих воинов. Если мы не перебьем хотя бы половину его людей, то начнется осада. — Он вдруг замолчал и потянул носом воздух. — Дым!

— Да! Смоляной дым, — подтвердил Джаскенел.

— Они намерены сжечь нас, — мрачно изрек Ког. — Так было с моей деревней. — Он обернулся и прокричал на ородонском наречии: — Лучники! В первую очередь цельтесь во всадников с факелами!

Потом он повторил приказ на общем языке. Лучники на стене показали, что все поняли. Тогда Ког повернулся к Джону Криду.

— Вернись на южную стену. Уверен, они ударят с двух сторон — тут и там.

Крид поспешил на свой пост. Через несколько секунд часовой на юго-западном углу стены сообщил: «Движение среди деревьев!» — и в ту же секунду из леса на поляну вырвались всадники.

— Хорошенько прицеливайтесь, не тратьте попусту стрелы! — прокричал Крид.

Ког, затаив дыхание, следил, как всадники галопом мчатся к первой линии ловушек. Он внимательно вглядывался в их лица, нет ли среди них Ворона или кого другого из тех, кто убил его семью. Но это были просто наемники, и в груди у него сжалось при мысли, что те, кто повинен в смерти его народа, останутся безнаказанными. Тут первый всадник достиг ловушек. Какую-то долю секунды Ког думал, что холщовое прикрытие, припорошенное землей, оказалось чересчур прочным, так как продержалось довольно долго после того, как на него обрушились передние копыта лошади. Но затем холст, натянутый на тонкую раму, прорвался, и лошадь полетела вниз. Человеческий крик и лошадиное ржание разнеслись повсюду как эхо, когда и животное, и всадник оказались на острых кольях. Всадники, ехавшие позади, не успели придержать лошадей и тоже угодили в ловушки. Те, кому повезло перепрыгнуть через ямы, оставив их позади себя в одном или двух ярдах, через два шага убедились, что их ждет вторая линия ловушек.

Когда подъехал четвертый ряд всадников, Ког скомандовал:

— Катапульты!

Двое мальчишек, которым поручили стрелять из военных орудий, с силой потянули за канат, высвобождавший большой рычаг, и запустили в воздух огромные корзины камней. Снаряды посыпались на головы десятков всадников, скинув многих из них с лошадей, ранив или поубивав остальных. Ког провел быстрый подсчет и убедился, что еще тридцать с лишним всадников выведены из строя — лежат мертвые или раненые. Его же войску еще предстояло понести потери. Он знал, что этого не миновать. Потом он увидел Ворона. Вожак головорезов выехал из леса, призывая своих людей перестроиться. Те, кому удалось подобраться поближе к стене, стали мишенью для лучников, а если у кого из захватчиков в руках был факел, то он тут же оказывался пронзенным полудюжиной стрел, прежде чем успевал швырнуть свою пылающую палку. Даже несмотря на свое исключительное зрение, Коготь не смог разглядеть лица Ворона, зато он представлял, как взбешен сейчас предводитель наемников, раздающий команды своим охваченным паникой людям. Они ведь представляли, что с легкостью сожгут и разрушат сонную деревню, не понеся почти никаких потерь, а дело повернулось по-другому: не прошло и пяти минут, как почти четверть людей Ворона сложили головы или были тяжело ранены, окончательно выйдя из строя.

Внезапно Ког осознал, что проявил излишнюю осторожность. Если бы он только разрешил Криду отвести полдюжины лучников в лес и затаиться там до времени, то град стрел в эту самую минуту окончательно смог бы решить исход битвы. Противник уже бежал бы врассыпную, а не перестраивал ряды для новой атаки. Ког понял, что Ворон не оставит в покое деревню, а начнет действовать по какому-то другому плану. Захватчики спешились и скрылись в лесу. Через несколько минут до оборонявшихся донесся звон топоров и шум поваленных деревьев.

— Что теперь? — прокричал Ког Криду.

— Думаю, он собирается преодолеть это препятствие, — ответил Крид, взмахом руки указывая на изрытую ямами землю, где не осталось ни одной уцелевшей ловушки.

Ког огляделся и увидел, что ни один воин не покинул своего поста. Он быстро спустился по приставной лестнице, пересек двор и взобрался на лестницу рядом с Кридом.

— Ты был прав насчет отряда лучников в лесу, поэтому сейчас я готов последовать любому твоему совету.

— Я все еще мог бы вывести несколько человек через северную стену, — сказал Крид, — но на внезапность рассчитывать уже не приходится. Думаю, нам лучше не рыпаться, пока мы не поймем, что он затеял.

— А что бы ты сделал на месте Ворона?

— Я бы поджал хвост и отполз обратно к себе на юг. Но ведь я все-таки не кровожадный безумец, который боится признаться перед своим хозяином в поражении. Ладно, я бы построил щиты для своих людей, чтобы поближе подобраться к стене, сколотил бы несколько настилов, чтобы перебросить через ямы, а затем приказал бы нескольким людям поджечь бревна частокола. В таком случае либо сгорят ворота и я ворвусь внутрь, либо подожду, пока жители сами не выйдут за ограждение, и тогда уж с ними расправлюсь.

— А как нам быть с этими щитами? Крид выругался.

— Будь это обычная осада, то щиты изготовили бы в мастерских. Это были бы огромные штуковины на колесах и спрятанным под крышей тараном. Или вместо тарана туда могли бы поместить побольше людей, чтобы защитить их от стрел. После этого они близко подобрались бы к воротам или к стене, чтобы начать делать подкоп. А мы бы лили на них сверху горящее масло или спустили крюки, чтобы поддеть крышу, подтянуть на лебедке и перевернуть…

— Но мы ведь не обороняем какой-нибудь замок, да и они не строят ничего грандиозного. Что, по-твоему, они предпримут?

— Они сколотят подобие панциря, под которым укроются с полдюжины человек, беспрепятственно добегут до стены, пока мы будем осыпать их стрелами, и что-нибудь швырнут. Если у них найдется нужный сорт масла, то они подожгут нам часть стены, чтобы проделать брешь.

Ког бросил взгляд на мальчишек возле катапульт.

— Сумеете по второму разу завести эти штуковины? — прокричал он сверху вниз.

Один из мальчишек энергично закивал и закричал в ответ:

— Я видел, как их заряжают! — После этого он схватил длинный шест, приладил его в желоб и пронзительно завопил, обращаясь к товарищам: — Сюда, ко мне, помогайте!

Мальчишки сбежались гурьбой и отвели рычаг катапульты назад, в первоначальное положение. Какая-то женщина из ближайшего дома тоже подбежала, чтобы им помочь. И уже через секунду все женщины и дети были там, нагружали корзины камнями.

— Кладите туда все, что сможете, лишь бы было потяжелее! — прокричал Ког, после чего сказал Криду: — Жаль, мы не предвидели, что одного раза будет мало. Я бы приказал принести больше камней.

— Бессмысленно рвать теперь волосы по поводу того, что могло бы быть, — сказал Крид. — Лучше побеспокоиться о том, какой следующий шаг сделает Ворон.

— И когда он его сделает?

Крид огляделся и надолго задумался. Наконец он сказал:

— Думаю, он подождет до наступления ночи. Если атака начнется в темноте, мы потеряем часть наших преимуществ. Он воспользуется настилами, а наши лучники будут стрелять не так метко, как сейчас. Возможно, он пошлет часть отряда к восточной стене, и нескольким воинам удастся на нее взобраться, пока большая часть его людей соберется у западных ворот.

Предсказания Крида оказались точны; весь день жители осажденной деревни слышали стук топоров и молотков, разносящийся эхом по лесу, но в наступление противник не шел. Затем на закате, когда последние лучи света уже касались высоких облаков на западном горизонте, шум в лесу стих. Несколько бесконечно долгих минут ородонцы боялись даже дышать. Ветер шелестел листвой, птицы выводили свои вечерние песни, а кроме этого, не доносилось никаких звуков. Но тут послышался гул, треск сучьев, лошадиный храп. Через секунду из-за деревьев появился длинный деревянный мост, а после него — панцирь. Он был похож на плоскодонку с квадратными краями, около двадцати футов длиной. Люди, которые его несли, держа руки над головой, выстроились гуськом. Ког схватился за лук, хотя понимал, что расстояние слишком велико и удачно прицелиться в сумеречном свете ему не удастся. Наемники, скрывавшиеся под щитом, развернулись и пошли прямо на стену, а те, кто нес деревянный настил, держались чуть поодаль.

— Неужели стрелы здесь бесполезны? — спросил Ког у Крида.

— Это свежесрубленная древесина, почти зеленая. Будь у нас хоть немного керосина или горючего масла, тогда, может быть, что-нибудь и вышло, а так… — Крид пожал плечами. — Панцирь обгорит в нескольких местах, но не займется пламенем.

В захватчиков со свистом полетела стрела, выпущенная со стены по другую сторону ворот, и ударилась в землю в нескольких ярдах перед приближающимся панцирем. Ког прокричал:

— Экономьте стрелы! — После чего снова повернулся к Криду. — У меня есть план.

— Хорошо, — сказал Крид. — Я всегда предпочитал, чтобы у полководца имелся план — сразу уменьшаются шансы на случайную смерть.

— Возьми несколько человек, снимите крепления с ворот.

Крид нахмурил лоб.

— Для чего это? Чтобы створки рухнули?

— В нужный момент.

Крид не стал возражать, а повернулся и прокричал группе мужчин, стоявших поблизости:

— За мной!

Они быстро начали снимать скобы и крепежные бруски, которые совсем недавно устанавливали, чтобы ворота не открылись после первого же удара. Коготь переводил взгляд с людей, лихорадочно сдиравших крепеж, на приближающихся под защитой панциря наемников. Отряд дополз до первой линии ловушек и замер. Люди, скрывавшиеся под деревянным щитом, ждали, пока подтянутся несущие настил.

— Стрелы! — взревел Ког.

Лучники выпустили стрелы высоко в темное небо, но почти все они не достигли цели, хотя несколько криков свидетельствовали об обратном. Ког и не предполагал, что добьется большого успеха с помощью лучников, но он точно знал, что Ворону покажется подозрительным, если засевшие за частоколом никак не проявят себя, когда его воины начнут преодолевать первую яму по настилу.

Люди Ворона едва дышали от усталости, накрывая сколоченными досками яму. Те, кто скрывался под панцирем, подались назад, затем гуськом перебежали через первую ловушку. Оказавшись у края второй, они снова развернулись, защищаясь панцирем, и тут из леса вынесли второй настил.

Ког разглядел в сумерках, что Ворон подгоняет своих людей, хотя слов не было слышно. На огороженной частоколом территории зажгли факелы, и Ког пересмотрел свой план. Он повернулся и прокричал сыну Джаскенела, юноше по имени Танса:

— Собери как можно больше легковоспламеняющихся вещей вокруг катапульт и будь готов выстрелить по моему сигналу.

Юноша, ни секунды не колеблясь, побежал исполнять поручение. Через несколько мгновений женщины, дети и даже старики выносили личные вещи из бревенчатых хижин и складывали их в кучи рядом с катапультами.

Крид сообщил:

— Мы закончили!

— Оставайся там, — велел Ког и быстро спустился по лестнице вниз. — Вот что я хочу тебе поручить: возьми дюжину всадников и отправляйся с ними к восточной стене. Будь готов выступить в любую секунду. Остальные твои люди пусть прячутся за этим домом, — он указал на первый дом справа от ворот, — так, чтобы их не было видно, когда рухнут ворота. Я хочу, чтобы Ворон подумал, будто мы бежим. Молю, чтобы он ворвался сюда на всем скаку, не догадываясь, что здесь его встретит не просто кучка мирных ородонцев.

— Что ты намерен предпринять?

— Я останусь на стене со всеми добровольцами из местных жителей.

— Ты ведь сгоришь заживо.

— Не сгорю, если вовремя спрыгну. Крид недоуменно пожал плечами.

— Ладно, какой будет сигнал?

— Никакого, иначе поднимется большой шум. Прикажи самым смышленым начать стрельбу с южной стены, когда большая часть отряда заедет за ворота. После этого скомандуй тем, кого поставишь за дом, начать наступление с тыла. Затем в тот момент, который сам сочтешь подходящим, выезжай на полном скаку, и мы с ними разделаемся.

— Капитан, это безумие. У нас всего дюжина воинов, а в отряде у Ворона человек сто двадцать, если не больше.

— Это неравенство будет меньше к тому времени, когда ты ударишь со своей стороны. К тому же он ведь не знает, сколько у тебя всадников. Постарайся произвести как можно больше шума: он мало что сумеет разглядеть в этом дыму.

— Каком еще дыму?

Ког указал на катапульты, вокруг которых суетились ородонцы, продолжавшие собирать вещи, которые было легко поджечь.

Крид покачал головой.

— Этот человек явился сюда, чтобы спалить деревню дотла, а ты хочешь ему в этом помочь?

Ког рассмеялся.

— Ородонцы всегда сумеют заново отстроиться, но для этого им нужно остаться в живых.

Он задумался. В его распоряжении было тридцать наемных бойцов и еще двадцать пять взрослых воинов-ородонцев и несколько юношей, которых тоже можно привлечь к обороне, не считая тридцати женщин, годных для того, чтобы продолжать сражаться, если дело до этого дойдет.

— Если мне удастся снизить численность отряда Ворона до семидесяти, к тому времени, когда ты вступишь в бой, то мы уравняем с ним шансы.

— Будет бойня, — хмуро сказал Крид.

— Эти люди сражаются за свою жизнь, Джон. Ради чего бьются люди Ворона?

— Ради золота, но это тренированные, закаленные мужчины и… — Крид сдался. — Ты командир, а у меня все равно нет лучшего плана, так что поступим по-твоему.

Крики со стены возвестили, что второй настил водворен на место.

— Забирай дюжину лучших всадников, Джон, и пусть нам помогут боги, — сказал Ког и быстро взобрался по лестнице на стену, где начал командовать людьми.

Воины разошлись по местам — одни двинулись к южной стене, другие, как было приказано, спрятались за домом.

— Мне нужны смельчаки, которые останутся здесь со мной и начнут стрелять в людей Ворона, как только те минуют ворота, — обратился к Джаскенелу Ког.

— Если хочешь, останутся все наши мужчины.

— Мне нужно всего десять человек, — покачал головой Ког. — Пять по эту сторону от ворот и пять — по другую. Выбери лучших охотников. Но они должны сделать так, чтобы захватчики подумали, будто нас много на стене. Поэтому пусть кричат и перебегают с места на место.

— Будет сделано.

— Остальные пусть идут к тому дому, — он указал на строение, как раз напротив того, за которым затаился Крид со своими воинами, — и подождут. Когда они увидят, что люди, которых я привел, вышли из-за дома и начали атаку, пусть тоже нападают. — Он помолчал. — И передай женщинам, чтобы начали вовсю голосить, словно видят, как убивают их детей, когда я подожгу вот это. — Он показал на катапульты. — Пусть со стороны покажется, будто все потеряно, но я хочу, чтобы все женщины были вооружены и готовы защищать своих детей.

— Так и будет, Коготь Серебристого Ястреба, — произнес Джаскенел, склонив голову. — Не важно, что случится сегодня ночью, ородонцы будут воспевать твое имя, последний из оросини.

Ког крепко пожал ему руку со словами:

— Пусть наши предки взглянут на нас сегодня ночью и улыбнутся.

— Да будет так, — ответил старый вожак и ушел отдавать распоряжения.

Взглянув со стены вниз, Ког увидел, что панцирь почти добрался до стены. Стрелы ородонцев торчали из него, как иглы дикобраза, но еще больше стрел отлетало прочь, не причиняя никому вреда. Ког прокричал:

— Зря не стрелять!

Панцирь оставался под воротами почти полчаса. Ког все никак не мог понять, что они там делают, но тут люди под щитом начали отступать. Глянув вниз, Ког увидел, что возле ворот что-то сложено, но темнота помешала ему разобрать, что именно. Он быстро спустился вниз, добежал до Крида и рассказал об увиденном.

— Шкуры, наполненные какой-нибудь горючей гадостью, — сказал Крид. — Теперь гляди, как их лучники начнут выпускать горящие стрелы.

Ког кивнул.

— Спасибо. Удачи. — Он побежал назад и достиг стены как раз в ту минуту, когда лучники, выстроившиеся перед Вороном и его командирами, начали поджигать стрелы. Ког снял с плеча собственный лук и прицелился. Если враги подошли настолько близко, что могли обстрелять ворота, значит, они сами теперь станут мишенями. Как только в воздух взмыла первая горящая стрела, Ког тоже выпустил стрелу. Лучник закричал, а Ког быстро нацеливал стрелы, разя одного противника за другим. Отряд Ворона лишился пятерых стрелков, убитых или раненых — Ког не знал точно, — прежде чем вспыхнули мешки с маслом у основания ворот.

Как правильно догадался Крид, в мешках оказалось какое-то мерзкое вонючее масло, горевшее с необычайным жаром. В небо поднялся черный дым, в котором Ког и другие воины, оставшиеся на стене, могли задохнуться, но никто не покинул своего поста. Смахивая выступившие на глаза слезы, Ког выжидал.

Те десять минут, что ворота горели, Ког прятался за верхушкой частокола. Жар окутывал его волнами, древесина трещала, и Ког знал, что крепеж между бревнами скоро сгорит и ворота рассыплются.

Через несколько минут покатились бревна. Ворот больше не было. Издалека до Кога донесся какой-то приказ, послышался грохот лошадиных копыт и топот сотни человек, перебегавших гуськом по первому настилу.

Ког поднял лук.

— Приготовиться, — скомандовал он и подождал, пока первый всадник подъедет поближе.

20 БИТВА

КОГ прицелился. Первый всадник, подъехавший на расстояние выстрела, скатился с седла, подстреленный другим лучником, который оказался чуть проворнее. В следующую секунду Ког послал свою стрелу, и один из наемников Ворона вскрикнул, тоже вывалившись из седла.

Ког крикнул мальчишкам, стоявшим внизу у катапульт:

— Пли!

Те рванули что было сил канаты, и во врага полетели камни, обломки мебели и даже кухонная утварь.

— Поджигай!

Мальчишки сразу поднесли горящие факелы к промасленным тряпкам, и в небо взмыл черный дым. Ребята тут же разбежались по заранее отведенным им местам. Старшие схватились за луки и приготовились стрелять в любого бандита, кто подъедет поближе.

Ког вновь переключил внимание на атакующих. Он разделался по крайней мере с двумя, прежде чем колонна всадников ворвалась на открытую площадь в центре деревни. Ночной воздух пропитался дымом от горящих ворот, а пламя костров у катапульт внезапно осветило врага.

— Передай остальным, чтобы начали кричать! — велел Ког женщине, стоявшей возле стены.

Ночь мгновенно наполнилась криками ужаса — женщины визжали и выли, словно их детей резали прямо у них на глазах.

Всадники, въехавшие за ворота, принялись растерянно озираться, сразу потеряв ориентацию. Они слышали крики, но не видели ни одной женщины, да и мужское население деревни тоже, как видно, не собиралось на них нападать. В эту секунду на их головы посыпались со стены стрелы лучников. Вскоре налетчики бросились врассыпную.

— Спешиться! — приказал один из них и сам спрыгнул с лошади, чтобы, пригнувшись, спрятаться за ее шею. — Они на стене! — указал он на лучников.

Ког и остальные выпускали стрелы одну за другой, так что всадники не решались поднять головы.

— Оставаться на местах и продолжать стрелять! — прокричал Ког на ородонском диалекте.

Позабыв о приставной лестнице, он спрыгнул на крышу ближайшего дома. Еще один прыжок — и он оказался на карнизе, откуда накинулся на ближайшего всадника. Он стянул налетчика на землю и тут же выхватил меч. У его противника меч уже был в руке, но наемник умер, так и не успев понять, с какой стороны ждать удара.

Ког оказался в сердцевине кружащего отряда из сотни, а то и более человек, все они старались сдерживать лошадей, обезумевших от дыма, предсмертных криков и свистящих стрел. Иногда, если стрела попадала в животное, оно вставало на дыбы или начинало брыкаться, и тогда ближайшие к нему лошади, испуганные, старались вырваться. Несколько наемников не удержались на ногах, запутавшись в поводьях, а их обезумевшие кони протащили своих хозяев по земле с десяток ярдов.

Ког подныривал под шеи лошадей, разя любого, кто оказывался на расстоянии вытянутой руки. Шестеро полегли на землю, прежде чем налетчики поняли, что в их ряды затесался враг. Они начали было отдавать какие-то приказы, но тут Джон Крид развернул свою атаку.

Люди Крида вылетели на полном скаку из-за дома, где прятались до тех пор, а уже через секунду их атаку поддержал с другого фланга Джаскенел со своими воинами. Захватчики все еще превосходили численностью оборонявшихся, но в их рядах царила неразбериха, тогда как воины Кога действовали четко и стремительно.

Несколько мгновений казалось, что силы сравнялись: малочисленный отряд сдерживал захватчиков, а Ког тем временем продолжал двигаться в самой их гуще, сея вокруг себя смерть. Если кому-то и удавалось его разглядеть, то уже в следующую секунду он исчезал за вставшей на дыбы лошадью, и опять кто-то замечал, как он перепрыгивает через тело очередного павшего воина.

Вскоре враг начал упорядочивать свои ряды, и обе атаки — ородонцев и отряда Крида — были отражены. Ког прокричал: «Продолжать наступление!» — на ородонском диалекте, а потом повторил приказ на общем языке.

Лошади метались между домами и в конце концов вырывались за ворота, бой начал постепенно стихать. Неожиданно Ког оказался в окружении шестерых врагов и в эту секунду понял, что ему суждено умереть.

Но тут стрела угодила в шею тому, кто стоял прямо перед Когом, а у того, кто был рядом, глаза стали как плошки, когда ему в спину вонзился меч Джона Крида. Ког развернулся и рубанул что было сил, снеся голову с плеч следующего противника.

Затем в бой вступили отряды, затаившиеся на краю деревни.

Увидев всадников, с воинственными криками возникших из дымной пелены, захватчики дрогнули. За теми, кто бросился наутек, последовали и другие, и внезапно началось повальное бегство.

Те, кто еще мог, вскочили на лошадей и помчались через поляну в лес, остальные удирали пешком. Многие полегли от стрел лучников, которые не ушли со стены, несмотря на опасную близость горящих ворот и удушающий дым.

— Стойте! — прокричал Ког.

Ородонцы и воины Крида натянули поводья, и Ког пояснил:

— Не надо их преследовать. Мы не можем себе позволить рассеяться в темноте! Так мы рискуем утратить преимущество.

Ородонцы воспрянули духом. Люди начали бороться с огнем: таскать воду из деревенского колодца, тушить костры одеялами или засыпать их землей.

Жители деревни радостно похлопывали друг друга по плечу, поздравляя с победой, хотя понимали, что скоро обнаружат возле домов и частокола своих павших товарищей. Ког собирался приказать, чтобы начали поиск раненых и мертвых, когда со стены раздался крик:

— Они остановились!

Ког поспешил к воротам, которые к этому времени уже догорели и превратились в дымящиеся кучки угольков, и вгляделся вдаль. Костры, полыхавшие за спиной, не позволили ему сразу разглядеть что-то в темноте, но уже через минут, глаза его привыкли и он смог ясно увидеть, что происходит на другом конце поляны.

Ворон перегруппировывал свое войско!

Ког не мог позволить себе даже секундного замешательства.

— Все к бою! — прокричал он. — Враг возвращается. — Обращаясь к оставшимся лучникам, он приказал: — На стену! Цельтесь тщательно. — Потом он положил руку на плечо Джаскенелу. — Вели старшим ребятишкам увести младших в лес, но женщины, если смогут, пусть останутся и помогают.

— У тебя глаза зорче моих, — сказал Крид. — Я вижу только какое-то движение.

Непогашенные костры лишь наполовину освещали расстояние до противника, и большинство тех, кто стоял рядом с Когом, видели только размытое пятно.

— Они вновь идут в наступление, — сказал Ког. — Большинство из них пешие, но, кажется, у Ворона еще есть с десяток всадников. — Он перешел на громкий крик. — Мы остаемся на месте!

— Что ж, всегда предпочитал сражаться на месте, а не догонять противника или прорывать осаду, — усмехнулся Крид. Понизив голос, он спросил: — Сколько их?

— Больше, чем нас, — ответил Ког.

— Ну, не в первый раз.

Ког поспешил к тому месту, где еще недавно были ворота, смахивая слезы от едкого дыма и в который раз внимательно вглядываясь в темноту.

Когда во тьме начали вырисовываться какие-то очертания, Ког разглядел, что Ворону удалось восстановить некое подобие порядка среди наемников. Они двигались, выстроившись в три ряда — примерно по двадцать человек в каждом, — первые несли перед собой щиты. Во втором ряду налетчики вооружились чем могли: в ход пошли пики, дротики и даже небольшие крюки, чтобы стаскивать всадников с лошадей. Третья шеренга состояла из лучников.

— Не обращайте внимания на тех, кто идет впереди. Цельтесь в лучников, если сможете! — прокричал Ког своим людям на стене.

— Он готовится отразить атаку кавалерии, — поморщился Крид.

— Жаль, что мы не можем ему в этом помочь, — невесело усмехнулся Ког. — Он не знает, что вся наша кавалерия — это несколько всадников, которые стоят тут, рядом со мной.

Два десятка ребятишек (старшие несли младших на руках) метнулись из ворот и, держась поближе к стене, направились к лесу.

Вперед вышли женщины, у многих в руках было оружие, недавно принадлежавшее людям Ворона. Ког направил их к домам справа и слева от ворот, велев напасть на врага со спины, как только лучники минуют частокол.

Своих воинов Ког отвел в глубину селения, поближе к горящим катапультам. Пламя уменьшилось, но жара еще хватало, чтобы отпугнуть любого. Разглядеть их из-за пламени будет трудно, зато воины Ворона окажутся на свету, как только войдут на огороженную территорию.

Нападавшие приблизились к первому мосту. Шедшие впереди начали пересекать его парами, держа щиты высоко над головой. Они ожидали, что на них посыплется град стрел, однако этого не произошло, так как лучники Кога ждали, когда к ним поближе подойдет третья шеренга.

— Приготовиться! — закричал Ког в ту секунду, когда первая шеренга налетчиков бросилась в атаку. — Не отступать!

Двадцать наемников из первого ряда с воинственными криками ворвались в деревню, и вновь началась битва. Ког пожалел, что в свое время, когда тренировался в Саладоре, нечасто участвовал в поединках против соперников, вооруженных щитом. Он мог легко одолеть любого фехтовальщика на площадке в Школе Мастеров, но сражаться против наемника со щитом оказалось гораздо сложнее.

Ког слышал крики и стоны и догадался, что лучники Ворона уже в деревне, несмотря на усилия полудюжины стрелков-ородонцев.

Он сражался отчаянно, как никогда в жизни, стараясь защитить не только тех, кто бился с ним бок о бок, но и себя самого. Захватчики падали замертво, но их место тут же занимали другие.

Время, казалось, остановило свой ход. Ког наносил удары направо и налево, парируя атаки, почти не думая, полагаясь на свой инстинкт фехтовальщика. Он попробовал было разобраться в том хаосе, что царил вокруг него, но все равно не отчетливо понимал, что происходит.

Огромный детина со шрамом яростно заорал и, подскочив, нанес ему удар щитом прямо в лицо. Ког зашатался и упал, почувствовав при этом резкую боль в спине. Он перекатился направо, сразу поняв, что, падая, угодил на тлеющий кусок древесины и обжег себе левую лопатку. Он тут же вскочил, держа наготове меч, и увидел, что наемник со шрамом валяется на земле, а Джон Крид вынимает из его тела свой меч.

— Джон! — заорал Ког, и тот, пригнув голову, успел увернуться от удара другого наемника.

Ког протиснулся между Кридом и воином-ородонцем и прикончил налетчика, который чуть не расправился с Кридом.

Тут на него снова нахлынул шум битвы, в котором смешались лязг металла, стоны от боли, досады и усталости, брань и неразборчивые злобные выкрики. В воздухе стоял густой смрад от дыма, пота, крови, фекалий и мочи.

Безумие, казалось, удвоилось, когда из своих укрытий повыскакивали ородонские женщины и набросились на вражеских лучников. Те были вынуждены побросать луки и взяться за мечи, но в это мгновение женщины получили преимущество. Несмотря на полное неумение обращаться с оружием, они всей толпой накинулись на лучников и пустили в ход кинжалы, кухонные ножи, колотушки и все, что попалось под руку. С полдюжины стрелков сразу умерли от ран. Одна женщина отправила на тот свет захватчика, проткнув ему глаз костяной вязальной спицей. Потом она вырвала из его пальцев нож и накинулась на другого налетчика.

Соотношение сил изменилось. Ког сделал шаг назад и на мгновение увидел все так, словно перед ним была неподвижная картина. Уцелели пока четыре ородонских лучника, они по-прежнему стреляли с вершины стены, тщательно выбирая тех захватчиков, кто держался в стороне от стычки. Основная масса воинов Ворона не могла развернуться, сдерживаемая бойцами Кога, тем же захватчикам, кто немного отстал от своих, пришлось иметь дело с женщинами. Ородонцы впервые получили численное преимущество. Тут Ког разглядел такое, чему даже сначала не поверил. Двое мальчишек, отправленных с маленькой ребятней в лес, вернулись, спокойно подняли с земли оброненные стрелками луки и теперь пускали стрелы в спины тех, кто участвовал в стычке с женщинами.

Ког почувствовал, что давно ждал именно этой секунды.

— Круши их! — прокричал он и бросился в самую гущу битвы.

Он уложил двоих, одного за другим, и вдруг увидел, что захватчики пытаются бежать.

— Добить всех! — приказал Ког, не столько для того, чтобы испугать бандитов, но и для того, чтобы выпустить гнев, таящийся в его душе с тех пор, как погиб его народ.

С размаху он отсек руку наемнику, собиравшемуся ударить женщину, которая как раз в этот момент приканчивала другого врага. Налетчик, словно не веря, уставился на обрубок, из которого хлестала кровь, потом почувствовал боль и рухнул на колени, вцепившись здоровой рукой в рану. Ког молниеносно перерезал основание его шеи, после чего тот повалился наземь, как мокрая тряпичная кукла, жизнь мгновенно оставила это тело.

Потом Ког изо всех сил ударил сзади по ноге другого врага. Тот споткнулся, потерял равновесие и выронил меч. Этим воспользовался его противник — воин-ородонец — и тут же покончил с ним.

В следующее мгновение Когтя чуть не одолели трое наемников, одновременно набросившихся на него, так что ему пришлось яростно парировать три удара в молниеносной последовательности, но затем противник слева был повергнут ударом сзади, противник справа получил стрелу в плечо, так что, оставшись один на один с тем, кто был в центре, Ког быстро от него избавился.

Увертываясь от ударов в рукопашной схватке, он накинулся еще на двоих, один раз промахнулся и, неловко повернувшись, чуть не потерял равновесие, почуяв врага за спиной.

Краем левого глаза он увидел какое-то движение и развернулся в ту сторону. Что-то словно взорвалось прямо у него перед лицом, и все окрасилось в ярко-желтый цвет, потом в красный. В следующее мгновение он провалился в черноту.

Ког пришел в сознание, почувствовав, что ему льют на лицо воду. Он заморгал, открыл глаза и увидел, что рядом с ним на коленях стоит Джон Крид и держит в руке ковшик с водой. Звуков боя больше не было слышно. До него доносились крики, какой-то непонятный шум, но только не звон оружия, стоны или брань.

— Что случилось? — спросил он, пытаясь сесть. От усилия закружилась голова.

— Полегче, — сказал Крид, в то время как Когу помогала приподняться какая-то женщина. — Тебя оглушили ударом меча. Мерзавец, который огрел тебя по голове, размахнулся, чтобы рубануть меня. Удар пришелся плашмя, иначе ты сейчас уже предстал бы перед Лимс-Крагмой.

Услышав это имя, женщина-ородонка тут же принялась молиться, стараясь задобрить богиню смерти.

— Как долго я был в отключке?

— Всего несколько минут, — ответил Крид, помогая Когу подняться с земли. — Осторожно.

Ког кивнул и поднес руку ко лбу. Под его пальцами вздувалась шишка, а боль была такая, что он сразу понял — ему сильно повезло, что он остался в живых.

— Я бы предпочел удачу добродетели, — сказал он, впервые за несколько месяцев вспомнив Паско, и оглянулся вокруг. — Все кончено?

— На этот раз они действительно разбиты. Большинство побросало оружие, моля о пощаде. Остальные вырвались за ворота, но там их достали наши лучники. Нескольким, правда, удалось скрыться.

— А что Ворон?

— Подозреваю, он полным ходом улепетывает на юг.

Ког снова огляделся, только сейчас начиная различать окружающее в деталях. С десяток налетчиков стояли на коленях со связанными за спиной руками.

Трупы врагов относили к воротам и складывали как дрова.

Несколько женщин оплакивали своих погибших мужей.

Джаскенел почтительно приблизился к Когу.

— Ты спас мой народ, Коготь Серебристого Ястреба. — Он говорил на ородонском, чтобы не понял Джон Крид, но тот все равно почувствовал в тоне старика благодарность.

— Я помог, чтобы отомстить за свой народ, — ответил Ког на языке оросини и, перейдя на общий язык, сказал: — Мне нужна лошадь.

— Это легко устроить, — сказал Джаскенел и велел мальчишке привести скакуна.

— Что ты собрался делать? — спросил Крид.

— Поеду за Вороном, — ответил Ког.

— Ты, видно, одурел от того удара. Сейчас ночь, пока ты отсюда выедешь, у него уже будет фора в полчаса, да к тому же он едет не один, наверняка рядом с ним охрана.

— Знаю, — кивнул Ког, — но я сумею его выследить.

— Выследить? Ночью? В горах? Джаскенел бросил взгляд на Крида.

— Если он говорит, что сможет выследить, значит, так и есть.

— Мне поехать с тобой? — спросил Джон Крид.

— Нет. Ты будешь мне только мешать. — Ког положил руку на плечо товарища. — Спасибо за все, Джон. Без тебя я не сумел бы помочь этим людям.

— Не говори глупостей, Ког. У тебя есть задатки хорошего полководца. Если решишь снова собрать отряд, дай мне знать. Всегда готов услужить тому, кто не боится быть в авангарде.

— Наемники мне больше не нужны. Это был единичный случай. В фургоне найдешь небольшой мешок с золотыми монетами. Раздели их между парнями, как сочтешь нужным, и оставь часть себе. И пока не доберетесь обратно в Латагор, послужи вместо меня капитаном, хорошо?

— С этим я справлюсь. — Крид махнул в сторону пленных. — А с ними что делать?

— А как вы обычно поступаете, когда наемники из вражеского отряда сдаются?

— Если решаем мы, то отпускаем их под честное слово, что они больше не будут сражаться против нас, но обычно такие вопросы решает хозяин.

Ког повернулся к Джаскенелу.

— Эти люди погубили мой народ. Они сожгли бы ваши дома и поубивали всех женщин и детей без всякой жалости. Тебе решать.

Джаскенел не колебался. Он взглянул на воинов, охранявших пленных, и бросил:

— Убейте их.

Не успели пленные пошевелиться, как каждому из них запрокинули назад голову и перерезали горло.

— Джаскенел, глядя на Крида и Кога, объявил:

— Все справедливо. Они получили по заслугам. Крид испытал какую-то неловкость, но все равно кивнул.

— В этих краях банда Ворона заслужила дурную славу, но все равно это не всем понравится. Лучше нам убраться отсюда на рассвете.

Привели лошадь, и Ког сказал:

— Мне нужен полный бурдюк с водой.

Одна из женщин сбегала в свою хижину и вернулась через минуту с полным бурдюком. А еще она принесла какой-то сверток.

— Перекусите в дороге.

Ког не возражал. Он собрал свое оружие — меч и лук, прибавил к ним полный колчан стрел, потом взлетел в седло, сжал каблуками бока лошади и, выехав из ворот, растворился в ночной тьме.

21 ОХОТА

КОГ остановился. Он долго скакал по темноте и сейчас дал своему коню короткую передышку. За время пути из деревни Кеала ему пришлось трижды спешиваться и убеждаться, что он не потерял след Ворона.

Как он и думал, Ворон предпочел скорость осторожности, следуя по главной тропе на юг — самому прямому маршруту в Прибрежный Пост. Ког взглянул на восток и понял, что рассвет уже близок. Он предполагал, что Ворон разобьет лагерь, выставит часового и отдохнет, а путь продолжит, скорее всего, в середине дня. По крайней мере, так бы поступил Ког, если бы думал, что за ним нет погони.

Он решил тоже немного отдохнуть, нашел небольшую заросшую травой поляну, расседлал лошадь и привязал так, чтобы она могла попастись. Потом, подложив седло под голову вместо подушки, прилег под дерево.

Стоило ему закрыть глаза, как сон одолел его.

Проснулся Ког через два часа, как и планировал. Солнце светило с непривычной для этого времени года яркостью. Ког почувствовал, как воздух вытягивает из его кожи влагу, прежде чем успевали выступить капельки пота. Если эти горы были похожи на его родину, то еще несколько дней должна была продержаться сухая жара.

Оседлав скакуна, Ког выехал на тропу. Немного погодя он обнаружил небольшой ручеек и позволил лошади напиться, пока сам наполнялбурдюк. Затем поехал дальше. Через полчаса потянуло дымом от костра.

Ког спешился, привязал лошадь и пошел пешком. Двигаясь среди деревьев в нескольких ярдах от тропы, он терял скорость, но зато уменьшилась вероятность быть обнаруженным.

Проворно и тихо шел он между деревьев, останавливаясь через каждые сто шагов и прислушиваясь. Остановившись в четвертый раз, он почувствовал, как в нос ударил запах лошадиного помета, а потом услышал невдалеке лошадиное пофыркивание.

Он совсем замедлил шаг, пробираясь сквозь деревья, которые становились все реже — значит, впереди находилась прогалина, где, вероятнее всего, и устроил привал Ворон со своими людьми.

Ког осторожно переходил от одного дерева к другому, сжимая в левой руке лук с приготовленной стрелой, чтобы можно было мгновенно ее метнуть. Нервы его были напряжены до предела: в любую секунду Ког ожидал, что налетчики поднимут тревогу. Наконец он увидел лошадей, привязанных в ряд недалеко от деревьев, возле небольшого ручейка. При его приближении лошади подняли головы, поэтому он остановился и подождал, пока они снова не принялись щипать траву.

Костер давно прогорел дотла, но в воздухе все еще пахло дымом. Возле остывшего кострища лежали пятеро наемников, в то время как у ручья паслось шесть лошадей. Ког принялся озираться, пытаясь обнаружить часового.

Поскольку это ему не удалось, он пополз дальше, прячась за толстыми стволами деревьев. В том месте, где тропа выходила в узкую лощину, он заметил какое-то движение и замер.

Кто-то стоял рядом со стволом, затаившись в тени кроны. Ког понял, что здорово вымотался — иначе давно бы заметил этого дозорного. Он набрал в легкие побольше воздуха и пополз вперед.

Часовой наблюдал за тропой, стоя спиной к Когу. Оглянувшись на лагерь, Ког убедился, что все пятеро по-прежнему спят.

Ког просчитал ходы. Он мог бы снять часового, но как сделать это бесшумно? Он медленно приладил стрелу и натянул тетиву. Часовой прижался к стволу дерева, Ког выжидал.

Потом часовой потянулся, разминая плечи, и в эту секунду Ког отпустил стрелу. Она вонзилась в основание шеи, и наемник повалился, не издав ни звука. Но, падая, он наделал столько шума, что одна из лошадей испуганно вскинулась и заржала. Как только запах крови достиг ноздрей остальных лошадей, они тоже заволновались.

У двоих наемников оказался чуткий сон: через секунду они уже были на ногах, держа оружие наготове.

— Гарт! — позвал один из них. — В чем там дело? Ког решил, что это имя убитого часового, поэтому быстро ретировался обратно в лес. Когда он отошел от лагеря на приличное расстояние, то услышал крик:

— Ворон!

Ког ускорил шаг, мелькая среди деревьев, и впервые до него ясно донесся голос Ворона:

— Прочесать лес! Найти его!

Ког понимал, что боя ему сейчас не выдержать. Он слишком устал и утратил быстроту реакции. Он упустил возможность убить тех двоих, что проснулись, и, возможно, покончить с остальными тремя, прежде чем те успели вооружиться. Он совершил ошибку и теперь мог поплатиться за это жизнью.

Позади него раздался какой-то шум. Ког понял, что по крайней мере один из бандитов идет за ним по следу. Впереди он увидел каменный выступ, который тянулся на сотни ярдов, переходя затем в отвесную скалу. Ког запрыгнул на него и пошел как по канату, стараясь быстро перебирать ногами. Там, где скала стала непроходимой, он спрыгнул вниз и, вытянув вторую стрелу, притаился.

Через несколько напряженных минут он был вынужден признать, что его преследователь — опытный охотник. Ког ничего не слышал и не видел.

Оставалось только ждать.

Прошло еще несколько минут, и что-то изменилось. Ему было трудно определить, что именно, но лесные звуки — едва слышный шелест листвы, шорох падающих листьев и иголок — стали не такими, как прежде.

Ког понимал, что важны не эти изменения сами по себе. Они лишь свидетельствовали о том, что теперь он не один. Он пригнулся под каменным карнизом, потянул носом воздух, поискал глазами необычную тень и прислушался, не обнаружит ли себя его преследователь каким-нибудь неосторожным шумом.

Время тянулось бесконечно долго, но Ког знал, что тот, кто его выследил, играет сейчас в ту же игру — ждет, когда он совершит ошибку.

Наконец раздался едва слышный шорох — камушек вылетел из-под подошвы сапога, — и Ког разогнулся, как пружина, и молниеносно развернулся. На какую-то долю секунды перед ним промелькнуло лицо врага. Время остановилось, пока Ког приказывал своим пальцам спустить стрелу, и в эти мгновения он сумел разглядеть такие подробности, которые не помышлял увидеть еще минуту назад. Волосы у человека были черные, припорошенные пылью — возможно, он упал на землю после первого выстрела в часового, опасаясь, что следующая стрела полетит в него. Он был смуглым и черноглазым — вероятно, из кешианцев. И в черных его глазах читались страх и обреченность. Мускулы человека напряглись, словно он собирался закричать или попытаться бежать, но не успел он шевельнуться, как стрела воткнулась ему в горло.

Глаза его расширились от ужаса, а затем свет в них погас еще до того, как он рухнул на землю.

Ког переполз через камни и быстро осмотрел убитого. Кроме оружия, у того ничего не было. Ког не стал брать его лук, зато пополнил свой запас стрел.

Юноша оглянулся посмотреть, не подтянутся ли другие бандиты, но кругом было тихо.

Оставив мертвеца на съедение стервятникам, Ког поспешил прочь.

Теперь врагов осталось четверо.

Ког решил, что нужно хоть немного поспать. Прежде чем устроиться отдохнуть, он нашел небольшую расщелину, вероятно бывшее русло ручья, и привязал там лошадь. Врагу понадобилось бы невероятное везение или великолепный следопыт, чтобы обнаружить его. Ког не полагался на везение: лучшего следопыта он прикончил, в этом у него не было сомнений.

Кроме того, он подозревал, что Ворон выждет всего час или два, прежде чем собрать оставшихся трех наемников и бежать на юг. Ведь главарь налетчиков знал, что Ког отлично идет по следу, и теперь два десятка воинов-ородонцев вполне могли поспешить ему на подмогу, чтобы захватить главаря убийц.

Ког исследовал сверток с продуктами, полученный накануне ночью, и обнаружил там кусок твердого сыра, краюху хлеба, почти такую же твердую, как сыр, и немного сушеных фруктов. Питательно, хотя и не очень вкусно. Он съел все, понимая, что экономить еду теперь ни к чему, иначе он может слишком ослабеть от голода.

Он закатился подальше под выступающий каменный карниз и, не обращая внимания на холод и сырость, мгновенно заснул. Ему приснился сон, в котором он снова оказался на вершине Шатана-Хиго, в ожидании своего видения, преисполненный радостного предчувствия предстоящего посвящения в мужчины. Проснувшись, он приготовился продолжить преследование, хотя по-прежнему чувствовал себя разбитым. Холод пронизывал его до костей, и ему пришлось подвигаться, чтобы хоть чуть-чуть согреться. До захода солнца оставалось меньше двух часов, значит, он проспал почти три часа.

За это время Ворон ушел далеко, но Ког не сомневался, что сумеет его догнать. Бандитам все равно пришлось бы еще три дня скакать без перерыва, чтобы добраться до дороги, ведущей в Прибрежный Пост. Юноша знал, что если ему удастся найти пропитание во время пути и поддержать свои силы, то он нагонит их до того, как они достигнут города.

Ну а если все-таки придется самому войти в город и искать их там, то он так и сделает.

Ког оседлал лошадь и двинулся вниз по ручью, а вскоре достиг поляны, миновав которую выехал на тропу. Повернув на юг, он перешел на медленный шаг. Он знал, где находится последний лагерь Ворона, и был почти уверен, что главаря бандитов там сейчас нет, поэтому торопиться было нечего. Он дал лошади разогреться, какое-то время не подстегивая, а потом пустил ее легкой рысью.

Приблизившись к месту последнего бандитского привала, он завел лошадь за деревья и спешился.

Он быстро осмотрел то место, где недавно убил часового, и увидел, что тот так и лежит, как упал. Ког опустился рядом с ним на колени, но не разглядел ничего, могущего подсказать, что это был за человек. Еще один безымянный наемник, получавший плату за убийства. Ког проверил, остались ли на убитом какие-нибудь вещи, но нашел только кинжал за поясом. Кошелек кто-то срезал — да и вправду, зачем мертвяку золото?

Ког вышел на поляну и осмотрелся. Лишь кострище там, где он запомнил, свидетельствовало о недавней ночевке здесь людей. Лишних лошадей бандиты с собой увезли, что не было лишено логики. Ворон не собирался рисковать своей жизнью только из-за того, что его конь вдруг захромает.

Ког осмотрел следы на земле и увидел, что малочисленный отряд даже не попытался скрыть свой выбор: они вернулись на тропу, ведущую на юг.

Ког поспешил к своему коню, вскочил в седло и снова начал преследование.

День клонился к закату, звуки менялись, как всегда происходит, когда дневные обитатели гор уступают место ночным. Ког знал, что в эти минуты оба мира встречаются: ночные охотники могут проснуться пораньше и поживиться какой-нибудь зазевавшейся дневной зверушкой.

Ког внимательно вглядывался в тропу, пытаясь предугадать следующий шаг Ворона. Потеряв двух людей, вряд ли он будет настолько беспечен, чтобы устроить привал на открытой поляне и выставить одного-единственного часового. Он забьется в какую-нибудь нору — пещеру или под карниз скалы, — не станет разводить костров и заставит дежурить круглые сутки двух человек.

Перед закатом Ког вновь напал на след и шел по нему, пока тьма окончательно не сгустилась. Кое-как он устроился на ночь, зная, что Ворон испытывает теперь не меньшие трудности.

Проснулся Ког перед рассветом и стал разминаться, пытаясь согреться. Шея и спина затекли, из носа лило. Он понимал, что совсем ослаб и может заболеть от усталости и голода. С тех пор как он выехал из деревни, на глаза ему не попадалось ничего съестного. Зная, что недостаток воды представляет еще большую угрозу, чем голод, Ког допил все, что осталось в бурдюке, и отправился на поиски ручья, чтобы пополнить запас.

Ему удалось обнаружить один из полноводных ручьев, которые встречались в этих горах. К своей радости, он увидел на обоих берегах заросли ежевики и сразу метнулся туда. Большинство ягод еще не созрели, но те несколько штук, что годились в пищу, поддержали его дух и чуть притупили голод. Еще час он провел, собирая ягоды в пустой мешок из-под провизии.

Все еще голодный, он все же чувствовал себя гораздо бодрее, напившись воды и съев пригоршню ягод. Ког продолжил выслеживать свою жертву.

К середине утра Ког почуял что-то неладное. По расстоянию между отпечатками копыт он определил, что Ворон и его спутники не торопятся. Чувство беспокойства все не отпускало Кога, и он снова вгляделся в следы.

Полчаса назад он проехал мимо еще свежей кучки лошадиного помета — значит, до Ворона рукой подать. И все-таки что-то в этих следах ему определенно не нравилось.

Он остановился, спешился. Ворон и его трое спутников забрали с собой лишних лошадей. И тут Кога осенило. Одной лошади не хватает! Он быстро сделал несколько шагов, проверяя свою догадку. Да, определенно здесь прошли четыре лошади, а не пять. И только три лошади оставили глубокие отпечатки, означавшие, что на их спинах ехали всадники.

Один из них по дороге отъехал в сторону.

Ког вскочил на своего коня, и тут мимо него просвистела стрела. Он припал к лошадиной шее и гаркнул, перепугав животное, которое бросилось вперед.

Оказавшись под защитой деревьев, он обернулся и прислушался.

Тот, кто в него стрелял, следом не поехал. Ког выжидал, положив руку на шею лошади, стараясь успокоить усталую и своенравную кобылу.

Время замедлило свой ход. Вполне вероятно, что выстреливший в него дозорный не стал дожидаться, чтобы посмотреть, убит он или ранен, а вместо этого помчался вдогонку Ворону, чтобы забить тревогу. А может быть, он притаился за деревьями по другую сторону дороги и ждал, не появится ли Ког.

Наконец Ког устал от ожидания. Он слез с лошади, привязал ее к кусту, а сам пошел по лесу параллельно дороге. Он держал путь на юг, а в самом узком месте тропы перебежал на другую сторону и повернул обратно на север. Если бы дозорный Ворона помчался на юг, то заметил бы его следы; если же он до сих пор поджидает, не покажется ли Ког, значит, он где-то впереди.

Ког бесшумно скользил между деревьев, внимательно вглядываясь и вслушиваясь в лес.

И тут кто-то кашлянул. Ког замер на месте: звук раздался совсем рядом, в десятке ярдов. Ког знал, что кашель и чихание повлекли за собою смерть не одного человека. Он ждал, не проявит ли себя бандит еще чем-нибудь.

Через какое-то время юноша медленно пошел вперед, осторожно ставя ногу на землю и перенося вес на нее, прежде чем оторвать от земли другую ногу. Он не хотел, чтобы шелест листвы или треск веток выдали его присутствие.

Тут ему в нос ударил острый запах. Подул северо-западный ветерок из горного ущелья, и Ког ощутил тяжелый дух давно не мытого тела, к тому же продымленного вчерашним костром.

Ког, напрягшись, сделал еще несколько шагов и тут увидел того, кого искал.

Наемник стоял, прижавшись к стволу дерева. Он уже приготовил вторую стрелу и лихорадочно обводил тропу взглядом. Должно быть, ему приказали не возвращаться без головы Кога.

Ког прицелился и выждал, пока не убедился, что стрела точно попадет в цель. Только тогда он тихо произнес:

— Брось лук.

Бандит вздрогнул. Он слегка повернул голову и увидел Кога краем глаза. Тогда он разжал пальцы, и лук упал на землю.

— Повернись, медленно, — велел юноша.

Наемник подчинился и повернулся к Когу, прижавшись спиной к дереву. Ког прицелился ему в грудь.

— Где Ворон?

— Милях в двух отсюда к югу, ждет, что я доставлю тебя или ты сам угодишь в его следующую ловушку.

— Как тебя зовут?

— Килгор.

— Сколько лет ты служишь у Ворона?

— Десять.

Щелкнула тетива, и человек по имени Килгор оказался пригвожденным к дереву. Глаза его расширились, он успел посмотреть вниз, а потом голова его упала на грудь и все тело обмякло.

— Десять лет означают, что ты был в моей деревне, убийца, — тихо произнес Ког.

Он оставил Килгора пригвожденным к дереву, а сам быстро пересек дорогу и направился к своей лошади.

Осталось трое врагов, и Ког знал, что они ждут его в двух милях по дороге.

Ког выругался. Перед ним раскинулся огромный луг, и он сразу смекнул, почему Ворон выбрал именно это место. Слишком большое расстояние, чтобы их преследователь мог спрятаться за деревьями и оттуда стрелять из лука.

Ворон и двое оставшихся наемников вывели лошадей на середину луга и, спокойно держась за луки своих седел, ждали: либо из леса появится их человек и они продолжат путь на юг, либо это будет Ког — но так или иначе с преследованием будет покончено.

Ког взвесил свои шансы. Можно было и дальше прятаться за деревьями, до тех пор пока Ворону не надоест ждать и он продолжит путь на юг или повернет на север, чтобы узнать, как там дела у Килгора. Но с другой стороны, он помнил, что у него остался всего один бурдюк с водой и чуть-чуть ягод, к тому же он невероятно устал. Ожидание еще больше подорвет его силы.

Ворон тоже, конечно, устал, но рядом с ним двое сообщников.

Ког обладал званием лучшего фехтовальщика в мире, по крайней мере до следующего турнира в Школе Мастеров, но теперь ему предстояло биться против трех противников одновременно, к тому же не пеших, а конных. Юноша не питал иллюзий, что они согласятся слезть с лошадей и вступить в поединок поочередно.

Ког набрал в легкие побольше воздуха. Пришла пора поставить точку.

Он взял короткий лук, выбрал стрелу, а вторую зажал в зубах. Подстегнув лошадь, он выехал из леса.

Трое наемников увидели его и без лишней суеты взялись за оружие. Кога внезапно пронзила надежда: ни у одного из его противников не было в руках лука.

Посылая хвалу богам за то, что когда-то у него был такой хороший наставник по верховой езде, как Рондар, Ког перевел лошадь в галоп. Он мчался прямо на трех бандитов, не сводя глаз с Ворона, который находился в центре.

Ворон не шевельнулся, зато двое его сообщников пустили лошадей кружить, с тем чтобы Когу пришлось повернуться спиной либо к одному, либо к другому. Ког отпустил поводья, так что они упали на загривок лошади, а сам привстал в седле, крепко обхватив коленями бока животного.

Он натянул тетиву и выпустил первую стрелу. Всадник справа от него пригнул голову, но Ког ожидал этого, а потому целился ниже. Стрела угодила в бедро, чуть ниже сустава. Всадник закричал и выпал из седла. Рана была не смертельная, но он еще не скоро поднимется, чтобы вступить в бой.

Прилаживая вторую стрелу, Ког вдавил колено в бок лошади, и та повернула, куда ему было нужно. Всадник, объезжавший Кога слева, оказался теперь прямо у него за спиной.

По-прежнему стоя в стременах, Ког развернулся вправо, заставив свою лошадь идти по кругу. В тот момент, когда он оказался лицом к лицу со вторым бандитом и прочел удивление в его глазах, Ког отпустил тетиву.

Стрела угодила прямо в основание шеи, место не прикрытое кольчугой. Бандит полетел вниз. Он был мертв еще до того, как коснулся земли.

Тогда в атаку пошел Ворон.

Главное для него было не дать Когу возможность протянуть руку к колчану, чтобы достать следующую стрелу. После того, что произошло у него на глазах, Ворон не сомневался, что умрет, если мгновенно не приблизится к противнику.

Ког отшвырнул в сторону лук и выхватил меч, в последнюю секунду приготовившись встретить врага. Конь Ворона врезался в лошадь, на которой сидел Ког, и та с трудом устояла.

Ког погнал ее вперед, изо всех сил рубанув мечом по воздуху в том месте, где, по его расчетам, должна была находиться голова Ворона. Осознав свою ошибку, он попытался ее исправить, но было поздно: левое плечо пронзила острая боль — меч Ворона нашел свою цель.

Ког поморщился, но собрался с силами и вновь погнал лошадь, подавляя желание зажать правой рукой рану. Вместо этого он поднял меч высоко над головой и принял на него следующий удар Ворона.

Ког смахнул слезы, стараясь не думать о боли. Ему стало ясно, что Ворон имеет опыт фехтования верхом. Но деваться было некуда. Эта битва должна решить все.

Когда-то давно Рондар научил его управлять лошадью одной рукой или вообще без рук, и сейчас он постарался представить, что лошадь — это продолжение его собственного тела.

Усилием воли он подавил боль в левом плече, хотя понимал, что, ударь Ворон чуть ниже, быть бы ему сейчас мертвецом. Такой удар перерезал бы ему жилу или вообще отсек руку, а потеря крови означала бы верную гибель. Сейчас же рубаха пропиталась кровью из-за раны, но угрозы жизни не было. Конечно, в том случае, если он сумеет быстро закончить битву.

Ког правил лошадью так, чтобы держать Ворона все время справа от себя и поменьше подставлять поврежденную руку. Ворон попытался наехать своим конем на кобылу противника, чтобы та сбросила своего всадника. Он подъехал совсем близко, и Ког впервые за то время, что прошло после гибели деревни Кулаам, сумел его рассмотреть.

Когда-то аккуратно подстриженная бородка превратилась теперь во всклокоченную неряшливую поросль на худом, осунувшемся лице. Сероватая кожа, темные, глубоко посаженные глаза с черными кругами под ними и красными веками.

И все же в этом лице читалась железная воля. Ког понял, что Ворон — один из самых опасных людей, каких он только встречал. Только обладатель такой воли, как у этого человека, мог участвовать в столь рискованных походах. Одержать над ним победу можно было, только противопоставив ему такую же несгибаемую волю. И не важно, останется он в живых или нет, — Ворон должен умереть. Он должен поплатиться за содеянное зло.

Они обменивались ударами, сталь звенела о сталь, но ни один не одерживал верх. Ворон ловчее управлял лошадью, но на близком расстоянии Ког действовал мечом лучше.

Несколько долгих минут они кружили таким образом, и нельзя было понять, за кем преимущество. Три раза Ворон пытался атаковать, но уставшая лошадь плохо повиновалась, и на третий раз главарь убийц заработал порез на щеке. Кровь залила правую сторону его лица, и в эту секунду Ког разглядел что-то новое. От прежней решимости Ворона не осталось и следа! Он превратился в человека, охваченного страхом смерти.

Ког пошел в атаку. Он закричал что-то во все горло, приподнялся в стременах и рубанул сверху вниз что было сил. Годы, проведенные Вороном в седле, сослужили ему хорошую службу. Ког никак не ожидал, что противник не отвернется в сторону, подняв меч, чтобы перехватить удар, а, наоборот, наклонится вниз, удерживаясь за седло левой рукой, и полоснет мечом по правой ноге Кога.

Ког почувствовал боль: меч Ворона глубоко проник в его икру. Нога перестала слушаться. Промахнувшись, после сильного удара сверху вниз сам юноша скатился с лошади.

Удар о землю оглушил его. Напуганная лошадь отпрянула в сторону, оставив Кога лежать на земле. Капитан наемников развернул своего коня и снова ринулся в атаку, намереваясь растоптать Кога.

Юноша едва успел увернуться от конских копыт и тут же услышал, как над головой просвистел меч Ворона: бандит просто не дотянулся, чтобы нанести смертельный удар.

Ког приподнялся, переместив вес на здоровую ногу, и вновь приготовился сражаться. Он ожидал, что последует новая атака, но увидел, как Ворон повернул на юг.

Убийца убегал, решив, что с него хватит, а его изможденный конь не мог скакать быстро. Ког криком позвал свою кобылу, но та даже ухом не повела. Добраться до нее самостоятельно он не мог из-за раненой ноги. Ему срочно требовалась перевязка, иначе он мог потерять сознание из-за потери крови. У него уже и так кружилась голова после падения с лошади.

Уже совсем отчаявшись, Ког вдруг всего в нескольких ярдах от себя заметил лук и колчан. Не теряя времени, он пополз туда, где они лежали, и поднял с земли лук. Вытянув стрелу из колчана, он насадил ее и приготовился стрелять. Учел все — и направление ветра, и расстояние — и только тогда выпустил стрелу.

Он знал, что это будет первый и последний выстрел.

Ворон не услышал, как летит стрела. Он ехал вперед, слегка склонившись над загривком коня.

И тут стрела настигла цель. Она вонзилась в спину Ворона между лопаток, пробив кожаные доспехи.

Ког увидел, как враг его обмяк и свалился с лошади. Он ударился о землю с глухим стуком, так что Ког понял: можно не проверять, Ворон наконец мертв.

Ноги у него подкосились. Силы и воля мгновенно покинули его. Лошадь по-прежнему беззаботно щипала траву в сотне ярдов. Через минуту он попытается добраться до нее. Но сначала нужно немного отдохнуть. Просто присесть и отдышаться. Потом он займется ранами.

Последнее, о чем он подумал перед тем, как потерял сознание, — это был его лучший выстрел за всю жизнь.

Он очнулся, почувствовав запах еды. Оказалось, что он лежит под одеялами рядом с фургоном. Плечо и нога были перебинтованы. Стояла ночь.

— Хочешь кофе?

Ког повернул голову и увидел сидящего у костра Джона Крида, а в нескольких ярдах дальше, у другого костра, — с полдюжины воинов из его отряда.

Ког приподнялся на здоровой руке и привалился спиной к колесу фургона.

— Спасибо, — сказал он.

Крид вручил ему глиняную кружку со словами:

— Хорошо, что мы подоспели вовремя. Ты чуть не загнулся от потери крови.

— Как вы меня нашли?

— Это было нетрудно, — рассмеялся Крид и подал Когу все еще теплый кусок мяса, завернутый в лепешку. Только сейчас юноша понял, как сильно проголодался. Он набросился на еду, а Крид продолжил: — Ты усыпал свой путь трупами. Мы покинули деревню на рассвете, часов через семь после того, как ты отправился на поиски Ворона. — Он поскреб подбородок. — По правде говоря, я тебя самого уже считал мертвым. Когда мы наткнулись на первое тело, то я и еще двое парней рванули вперед, чтобы посмотреть, не нужна ли тебе помощь. Оказалось, что не нужна. — Он снова хмыкнул. — Ты сам отлично справился. Жаль, ты не видел выражения на лице Ворона. Он умер очень удивленным. — Крид похихикал. — Твоя стрела прошла насквозь, а он только и успел опустить голову, словно разглядывал, что это там выскочило у него из груди. Этому ублюдку всегда не хватало чувства юмора, если хочешь знать мое мнение. — Он поднялся и указал куда-то вдаль. — Мы нашли тебя вон там, и ты был совсем плох. Я кое-как перевязал твои раны, а через два часа подоспел фургон с остальными ребятами. Ты можешь ехать в фургоне, пока мы не доберемся до Прибрежного Поста. Рана на ноге паршивая, но если не будет заражения, то оклемаешься.

Ког дожевал последний кусок и поинтересовался:

— А где второй фургон?

— Я оставил его в деревне. Два фургона нам не нужны, и я подумал, ты не станешь возражать, если я подарю один ородонцам.

— Не стану.

— Они поют в твою честь песни вокруг костров, Ког. Ты стал для них кем-то вроде героя или бога.

Ког не знал, что сказать. Он подумал о своем народе и постарался представить, как бы сложилась его собственная жизнь, если бы в его родную деревню Кулаам заехал отряд таких вот воинов дней за десять до нападения банды Ворона. Юноша прикрыл глаза.

— Никакой я не герой. Просто мне нужно было закончить одно дельце.

— Что ж, это тебе удалось, — сказал Крид.

— Спасибо, что позаботился обо мне, Джон.

— У тебя задатки отличного командира, Ког. Если понадобится, ты легко соберешь отряд. Ты справедлив, обо всем заботишься и платишь лучше других.

— Если мне когда-нибудь понадобится сильный и верный помощник, Джон Крид, то я обращусь к тебе первому. — Ког отставил кружку и снова прилег. Его начало клонить в сон, а он знал, что для восстановления сил нужен отдых.

— Если позовешь, я приду, — ухмыльнулся наемник, а потом, глянув в ночь, спросил: — Что дальше?

Ког уставился на звезды над головой.

— Отдохну немного. Потом займусь другим делом.

— Что ж, — сказал Крид, — дело подождет по крайней мере несколько дней. Я всегда говорю, отдыхай, пока можешь.

Ког завернулся в одеяло, чувствуя, как сон одолевает его. Но он успел еще подумать о своей семье: наверное, теперь им стало спокойнее.

А еще он вспомнил о герцоге Оласко и его капитане, Квентине Хавревулене. Эти двое должны присоединиться к Ворону, только тогда семья Когтя обретет истинный вечный покой. С этими тягостными мыслями Коготь Серебристого Ястреба погрузился в глубокий сон.

Эпилог СКОРПИОН

КОГ не спеша потягивал вино. — То, что ты сделал, было действенно, но рискованно, сказал Накор.

— Только не для ородонцев, — отозвался Ког.

Он находился в кабинете Пага на острове Колдуна. За столом сидели Магнус, Калеб и Роберт. В очаге ярко пылал огонь. Паг и Миранда отсутствовали, исполняли какое-то таинственное поручение, как объяснил Накор.

Несколько дней тому назад Ког добрался до Прибрежного Поста, а там оплатил проезд на корабле до Саладора. Оказавшись в Саладоре, он разыскал старых знакомых еще с тех времен, когда жил там с Калебом, и переслал с ними весточку Магнусу о том, что он закончил свои дела на севере.

Магнус не замедлил явиться и забрал с собой Кога на остров, прибегнув к волшебству, как в тот раз, когда он перенес юношу из таверны Кендрика во владения Пага. За время своих странствий Ког не раз вспоминал этот трюк: ему осточертели лошади, корабли и повозки. Он пробыл на острове всего один день, а события минувшего месяца уже казались далеким прошлым. Раны его затянулись, хотя плечо и нога еще побаливали. Но лекари острова уверили его, что все придет в норму, останутся лишь два внушительных шрама — пополнят его коллекцию.

— Ты полностью рассчитался с долгом, Коготь, — сказал Накор.

— Зови меня Когом, — ответил тот. — Я уже привык считать себя Когом Ястринсом.

— Как скажешь, Ког, — улыбнулся Накор.

— Для человека, не сведущего в военном деле, ты хорошо организовал оборону ородонской деревни, — сказал Магнус — У тебя пошло в дело все, что было под рукой, хотя, должен признать, я не совсем понял, зачем тебе понадобилось поджигать катапульты.

Ког встрепенулся.

— Я об этом не упоминал.

— Да, действительно, — усмехнулся Магнус. — Я наблюдал за тобой.

— Откуда?

— С близлежащего холма у деревни Кеала.

— Так ты там был! — Ког подался вперед. — Ты там был и ничего не предпринял, чтобы помочь? — В голосе его слышался упрек.

— Он не мог, Ког, — сказал Калеб.

— Ты еще многого не знаешь, — добавил Накор. — Но одно тебе следует понять: маг, о котором мы говорили, — Лесо Варен, — должен оставаться в неведении относительно нашего участия в твоей судьбе. Если бы в разгар боя появился Магнус и уничтожил Ворона, Лесо Варен сразу бы обратил на это внимание, и тебе нелегко было бы избавиться от его подозрений, что ты имеешь к этому какое-то отношение.

— Понимаю, хоть все это мне и не нравится.

— Ну что ж, теперь возвратимся к вопросу: что дальше? — сказал Накор.

— Если сейчас у вас нет для меня дела, я должен решить, как поступить с Каспаром из Оласко.

— Тут решать нечего, — объявил Накор. — Ты должен пойти к нему на службу.

Ког широко раскрыл глаза.

— Не могу!

— Отчего же? — спросил Калеб. — Мать ведь уже отправила к нему на службу свою «леди Ровену». Два лазутчика лучше, чем один.

— Я не могу нарушить данную клятву, поэтому мне нельзя клясться в том, что я не сумею исполнить.

— Будет так, как оно должно быть, — отрезал Накор.

— Я не могу служить такому человеку, как Каспар, даже если вы придумали, как защитить меня от мага, чтобы он не заподозрил меня в обмане. Я не стану давать ложные клятвы, — сердито продолжил Ког.

— Ты меня не понял, — возразил Накор. — Когда я сказал: будет так, как оно должно быть, — я имел в виду, что тебе не придется давать ложные клятвы. Ты искренне поклянешься служить Каспару, даже рискуя собственной жизнью. Если он тебе прикажет выследить одного из нас и убить, то ты бросишься исполнять приказание и, если понадобится, убьешь.

Ког нахмурился.

— Вы хотите, чтобы я стал вашим врагом? — Он был совершенно сбит с толку.

— Да, — ответил Накор, — ибо только так ты сумеешь подобраться близко к Каспару и прикончить его, когда наступит время.

Ког опешил.

— Ничего не понимаю. Как я смогу служить ему, не нарушая клятвы, и в то же время готовить его убийство?

— Ты будешь хранить верность своей клятве ровно столько, сколько Каспар будет верен своей клятве, — ответил Накор.

— Понял, — сказал Ког, слегка улыбнувшись.

— Ты слышал притчу о скорпионе? — поинтересовался Накор.

— Нет.

— Однажды скорпион оказался на берегу реки. Он не мог ее пересечь — такой глубокой и быстрой она была. Мимо проплывала лягушка, и скорпион попросил: «Лягушка, перевези меня на тот берег!» Лягушка ответила: «Не стану я этого делать, а то ты ужалишь меня и я умру». На что скорпион ответил: «Зачем мне тебя жалить? Ведь я тогда утону». Лягушка подумала и наконец согласилась: «Ладно, так и быть, перевезу тебя через реку». Лягушка вышла на берег и посадила скорпиона себе на спину, а на середине реки скорпион ее ужалил. Испуская дух, лягушка проквакала: «Зачем ты это сделал? Мы теперь умрем оба!» А скорпион, умирая, ответил: «Потому что такова моя природа».

Накор посмотрел на Когтя.

— В конце концов, Ког, Каспар из Оласко обязательно тебя предаст. Такова его природа. А когда он тебя предаст, ты освободишься от своей клятвы и сможешь его убить.

Ког долго обдумывал слова Накора, потом набрал в легкие побольше воздуха и выдохнул:

— Я поеду в Опардум. Я буду служить герцогу Оласко.

Раймонд Фейст Король-лис

Джессике,

со всей любовью отца.

Часть I. АГЕНТ

На службе у Цезаря все законно.

Пьер Корнель, «Смерть Помпея»

1 ВОЗВРАЩЕНИЕ

НАД ГОРОДОМ ПАРИЛА ПТИЦА.

Ее глаза высматривали кого-то в толпе у причала — одного-единственного человека среди людского прилива, что затопил берег в разгар дня. Порт Ролдем, морские ворота столицы островного государства, носившего то же имя, считался одним из самых оживленных в море Королевства. Каждый день товары и путники из Империи Великого Кеша, Королевства Островов и еще полудюжины малых государств, расположенных поблизости, прибывали и отправлялись прочь.

Оказавшийся под наблюдением молодой человек был одет в дорожное платье дворянина — из прочной материи, которую легко чистить, удобное в любую погоду. Накинутая на одно плечо модная куртка специального покроя оставляла свободной правую руку — чтобы ничто не мешало выхватить меч в случае опасности. Черный берет украшали серебряная булавка и одиночное серое перо. Багаж дворянина сейчас выгружали, чтобы отвезти по названному им адресу. Прибывший путешествовал без слуги — для человека благородного необычно, но нельзя сказать, что уж вовсе неслыханно — не все дворяне богаты.

На миг он остановился, чтобы оглядеться. Люди вокруг — грузчики, матросы, возчики — торопились по своим делам. Повозки, груженные настолько, что их колеса, казалось, разъезжались в стороны, медленно катили мимо; грузы везли в город или дальше, на паромы, чтобы доставить на уходящие корабли. По всем меркам Ролдем был оживленным портом — не все товары оставались здесь, некоторые только перегружались, не зря порт считался торговой столицей моря Королевства.

Куда бы ни посмотрел молодой человек, везде он видел кипучую торговую деятельность. Некоторые торговались с перекупщиками, другие обсуждали цену разгрузки или заключали страховые договоры на случай пиратского нападения или потери груза в море. Были здесь и агенты торговых компаний — они выискивали любую возможность увеличить выгоду своих хозяев, сидевших по кофейням в далеком Крондоре или поближе, на Торговой бирже, всего в квартале от того места, где сейчас стоял прибывший дворянин. Туда, на биржу, можно было послать мальчика с запиской — сообщить новости о прибывших грузах тем людям, которые, прежде чем продавать или покупать, пытались предугадать перемены на далеких рынках.

Молодой человек пошел дальше, увернулся от стайки несущихся куда-то мальчишек. Усилием воли он удержался от того, чтобы проверить кошелек, потому что и так чувствовал — все на месте, однако вполне могло быть, что мальчишек отправили на промысел карманники, которые выслеживали кошелек потолще. Молодой человек постоянно оглядывался, высматривая возможную угрозу, но видел только пирожников да уличных торговцев, пассажиров и пару стражников — как раз тех людей, кого и можно было повстречать в толпе ролдемского порта.

Птица заметила с высоты, как в густой толпе другой человек отправился по пути, параллельному пути молодого дворянина, и придерживался одинакового с ним темпа.

Птица сделала круг и увидела еще одного человека — высокого темноволосого путешественника; двигаясь с грацией хищника, прячась за прохожих, он без труда держал предыдущего человека в поле зрения, с легкостью ныряя в толпу, не отставая, но и не слишком приближаясь к нему, чтобы не обнаружить себя.

Молодой дворянин — светлокожий, но загоревший на солнце — щурил голубые глаза в ослепительном свете дня. В Ролдеме кончалось лето; утренние туманы уже рассеялись, выжженные сияющим солнцем, и только легкий ветерок с моря делал жару терпимой. Поднимаясь от порта на холм, молодой человек насвистывал какой-то мотив — он разыскивал свою старую квартиру в доме над лавкой ростовщика. Он знал, что за ним следят, потому что был охотником, и одним из лучших.

В Ролдем вернулся Коготь Серебристого Ястреба, последний представитель племени оросини — агент Конклава Теней. Здесь его знали как Когвина Ястринса — дальнего родственника лорда Сельяна Ястринса, барона при дворе принцессы в Крондоре. У него был титул сквайра Белкасла и баронета Серебряного озера — эти поместья дохода почти не давали; а еще он являлся вассалом барона Илита; Ког Ястринс, в прошлом служивший в звании лейтенанта под командованием герцога Вабонского, был молодым человеком не самого низкого положения, но с весьма скромным состоянием.

Почти два года он не возвращался в те места, которые видели его триумф — победу в состязании в ролдемской Школе Мастеров, принесшую ему звание лучшего фехтовальщика в мире. Человек скептического склада ума, Ког не обольщался насчет своего превосходства — он всего-навсего оказался удачливее нескольких сотен участников, которые приехали в Ролдем на турнир, и это не давало ему повода считать себя лучшим в мире. Он не сомневался, что где-то в дальнем гарнизоне найдется солдат или наемник, несущий охранную службу, кто порубил бы его в куски, будь у него такая возможность; к счастью, на турнир никто из них не явился.

На короткий миг Ког задумался, суждено ли ему через три года приехать в Ролдем на следующее состязание. Ему исполнилось двадцать три года, так что только обстоятельства могли стать препятствием на пути к турниру. Если это случится, он надеялся, что турнир окажется менее трагичным, чем предыдущий. Тогда в поединках два человека погибли от его клинка — такое на турнирах случалось крайне редко, и публика была шокирована. Однако Ког не чувствовал сожаления, поскольку один из этих двоих был в ответе за гибель сородичей Кога, а другой оказался наемником, которого послали, чтобы Кога убить. Вспомнив об убийцах, Ког вспомнил и о том человеке, который за ним следил. Он сел в Саладоре на тот же небольшой корабль, но ухитрялся избегать прямой встречи с молодым человеком, несмотря на то что в море они провели почти две недели.

Птица покружилась над головой и зависла в воздухе, хлопая крыльями, вытянув ноги и развернув веером хвост — словно увидела добычу. Хищник возвестил о своем присутствии характерным криком.

Услышав знакомые звуки, Ког поднял голову и замер — над толпой реял серебристый ястреб. Молодой человек носил имя этой птицы и считал ее своим покровителем. На какой-то миг Когу показалось, что он видит глаза ястреба и слышит его приветствие. Птица сделала круг и улетела.

— Вы заметили? — спросил носильщик, остановившийся рядом. — Никогда не видал, чтобы птица такое выделывала.

— Это просто ястреб, — отозвался Ког.

— Что-то не я видал ястребов такой масти, тем более здесь, — заметил носильщик, бросил еще один взгляд в небо, где птицы уже не было, и взялся за свою ношу.

Ког тем временем вернулся в толпу. Серебристые ястребы водились на его родине, далеко на севере, за обширным морем Королевства, и, насколько ему было известно, в островном королевстве Ролдем не встречались. Он ощутил беспокойство, тем более сильное, что причиной его был не только незнакомец, следивший за ним от самого Саладора. Молодой человек так долго играл роль Кога Ястринса, что забыл, кем является на самом деле. Наверное, птица должна стать предупреждением.

Пожав плечами, он сказал себе, что появление ястреба могло быть простым совпадением. Оросини по происхождению, он был принужден отказаться от традиций и верований своего народа. В глубине души он оставался все тем же Когтем Серебристого Ястреба, личностью, выплавленной в суровых испытаниях, которые выпали на долю его страны, но окончательно сформировали его судьба и учителя-чужеземцы, и теперь мальчик из клана оросини казался не более чем туманным воспоминанием.

Молодой человек пробирался через городскую толпу и вскоре оказался в более зажиточной части города, где в витринах были выставлены роскошные одежды и дорогие украшения. Но эти улицы Ког прошел с видом полного безразличия. По легенде, выработанной для него членами Конклава Теней, он был дворянином с весьма скромным достатком. Конечно, столь обаятельный молодой человек и к тому же победитель турнира по фехтованию был вхож в высшие круги ролдемского общества, но не имел возможности организовывать приемы в собственном доме.

Добравшись до дверей дома ростовщика, Ког вдруг подумал, что мог бы собрать в здешнем своем скромном жилище с полдесятка близких друзей, но вряд ли ему удалось бы принять всех тех, кому он был обязан своим социальным положением. Он тихо постучал в дверь и вошел.

Контора Костаса Зенваноза едва могла вместить крохотный прилавок, да еще оставалось немного места, чтобы встать перед ним. Хитрые шарниры позволяли поднимать прилавок и убирать его на ночь. В трех футах позади прилавка висела штора, закрывавшая заднюю часть комнаты. Ког знал, что по ту сторону шторы находится гостиная. За ней располагались кухня, спальни и выход во дворик.

Появилась симпатичная девушка; ее лицо озарилось улыбкой.

— Господин! Как приятно видеть вас снова. Во времена их последней встречи Света Зенваноз была очаровательной семнадцатилетней девушкой. Прошедшие два года превратили хорошенькую девчонку в расцветшую красотку: кожа цвета белой лилии, чуть розовевшая только на высоких скулах; глаза василькового цвета и такие черные волосы, что в солнечных лучах они отсвечивали синим и фиолетовым. Ког невольно улыбнулся, окинув взглядом ладную фигурку.

— Миледи, — ответил он с легким поклоном.

Она зарделась, как всегда, встречаясь с прославленным Когом Ястринсом. Ког старался, как мог, свести флирт к минимуму — так, чтобы не обидеть девушку, но и избежать недовольства ее отца. Хотя Зенваноз прямой угрозы молодому человеку не представлял, но у него были деньги, а за деньги можно организовать сколько угодно неприятностей ближнему. Через миг появился и сам отец, и Ког, как всегда, удивился — как у такого папаши могла родиться столь прелестная дочь. Костас был до того тощим, что казался нездоровым, но Ког знал, что это впечатление обманчиво — ростовщик был энергичен и стремителен. Вдобавок он обладал острым глазом и немалой ловкостью в своем деле.

Он быстро встал между дочерью и жильцом и улыбнулся:

— Приветствую вас, господин. Ваши комнаты готовы, как вы просили; там все приведено в порядок.

— Спасибо, — кивнул Ког. — Мой человек уже появился?

— Думаю, да, если только наверху в ваших комнатах не обосновался злоумышленник — он торчал там весь день вчера, да и сегодня с самого утра. Все же, думаю, это Паско там двигает мебель, чтобы вытереть пыль, а вовсе не самозванец-воришка.

Ког вежливо улыбнулся шутке.

— Срок моей аренды еще не кончился? Словно поволшебству ростовщик неизвестно откуда вытащил гроссбух и, заглянув в него, поводил по странице костлявым пальцем. Потом объявил:

— Все в порядке. Выплаченного хватит еще на три месяца.

Ког, уезжая из Ролдема почти два года назад, чтобы сохранить за собой квартиру, оставил ростовщику изрядную сумму золотом. Тогда молодой человек рассуждал так: если в течение двух лет не вернется, значит, его не будет в живых, и ростовщик сможет сдавать комнаты другим жильцам.

— Хорошо, — произнес Ког. — Тогда не стану вас больше отвлекать и пойду к себе. Я рассчитываю побыть здесь какое-то время, так что по истечении трех месяцев напомните мне, и я заплачу еще.

— Очень хорошо, господин. Девушка похлопала ресницами:

— Я рада, что вы дома, господин.

Ког ответил на явный флирт легким поклоном и подавил внезапный порыв улыбнуться. Комнаты на втором этаже можно было считать его домом не больше, чем королевский дворец. Не было у него дома — по крайней мере, с тех пор, как герцог Оласко прислал наемников уничтожить оросини. Насколько Когу было известно, из всех соплеменников выжил он один.

Молодой человек вышел из конторы. Быстро оглядевшись, он заметил человека, который по-прежнему следил за ним, и поспешно поднялся по лестнице, ведущей от входной двери в его квартиру. Он тронул свою дверь и обнаружил, что она не заперта. В квартире Кога встречал мужчина сурового вида с висящими усами и большими карими глазами.

— Хозяин! Вот и вы! — воскликнул Паско. — Ваш корабль пришел с утренним приливом?

— Да, — отвечал Ког, передавая слуге куртку и дорожный мешок. — Но, как это бывает, порядок разгрузки определяется совершенно непонятными мне правилами.

— Другими словами, капитан корабля поскупился на взятку начальнику порта, чтобы тот впустил вас пораньше.

— Очень может быть. — Ког сел на кровать. — В общем, багаж принесут сегодня попозже.

Паско кивнул.

— Комнаты в порядке, хозяин.

Даже наедине Паско соблюдал условности их отношений: он — слуга, Ког — хозяин, несмотря на то что много лет он сам был учителем Кога.

— Хорошо.

Ког знал, что это означало: Паско воспользовался разными средствами, чтобы защитить квартиру от подглядывания при помощи магического кристалла, а также осмотрел окрестности, чтобы убедиться в отсутствии более материальных соглядатаев. Шансы, что враги знают Кога как агента Конклава Теней, были невысоки, но совсем сбрасывать их со счетов не стоило. Средств затеять стычку с Конклавом у них бы хватило.

После того как Ког, мстя за уничтожение своего народа, убил Ворона и его наемников, он жил на острове Колдуна, залечивая раны — и физические, и духовные; не тратя время даром, он старался побольше узнать о политике в Восточных землях. Его учение продолжалось и в других областях: Паг и его жена Миранда по случаю научили его кое-каким магическим приемам из тех, что могли ему пригодиться. Накор — исалани, самозваный игрок, который на самом деле был гораздо больше чем шулер, учил его тому, что весьма туманно можно было назвать «хитрой наукой», — как передергивать в картах и замечать, что другие передергивают, как открывать замки и лазить по карманам, а также другим нечестивым занятиям. Со старым другом Калебом Ког ходил на охоту. После гибели своего народа он впервые оттаял душой.

В то время ему было позволено узнать о делах Конклава намного больше, чем допускало его положение; тогда же он понял, что агентов Конклава насчитываются сотни, а может быть, и тысячи, или, как минимум, Конклав связан с тысячами людей, имеющих вес в обществе. Он узнал, что агентурная сеть организации тянется до самого сердца Империи Великого Кеша и через море — в земли Новиндуса, а также через Звездные Врата — на Келеван, в родной мир цурани. Ему стало понятно, какие огромные богатства находились в распоряжении Конклава — все, что бы им ни понадобилось, так или иначе у них появлялось. Фальшивый патент на дворянство, лежавший в его папке с документами, не мог не стоить небольшого состояния — в королевских архивах на Рилланоне хранился «оригинал». Даже его «дальний родственник» лорд Сельян Ястринс был счастлив узнать, что у него есть родич, который, по рассказам Накора, одержал победу на фехтовальном турнире. Ког не был настолько нахальным, чтобы посетить столицу Королевства Островов, поскольку престарелый барон, конечно, мог поверить, что какой-нибудь его троюродный брат имел сына, способного неплохо управляться с мечом, но возможная ошибка Кога, зайди разговор о том или ином члене семьи, делала такое посещение слишком рискованным мероприятием, и всерьез задумываться о нем не стоило.

Однако при мысли о том, что при нужде он мог воспользоваться этими ресурсами Конклава, Когу становилось спокойнее, так как он был готов начать наиболее трудное и опасное дело и отомстить за свой народ: ему надо было найти способ уничтожить герцога Каспара Оласко, на ком лежала ответственность за уничтожение народа оросини. По слухам, герцог Каспар был чуть ли не самым опасным в мире человеком.

— Какие новости? — спросил Паско.

— Да в общем никаких. Донесения с севера сообщают, что Оласко снова возмущает спокойствие в приграничных землях и, может быть, попытается опять осадить Ородон. По моей бывшей родине до сих пор рыщут патрули, чтобы отвадить любого, кому придет в голову заявить о своих правах на земли оросини. А в Ролдеме что нового?

— Обычные придворные интриги, хозяин, да всякие слухи о дамах и господах и о том, как они проводят время. Короче говоря, не имея других занятий, вельможи обратились к сплетням.

— Давай ограничимся только тем, что имеет значение. Могут ли в Ролдеме быть агенты Оласко?

— Они есть. Но ничем особенным они не занимаются. Он заключает союзы, старается делать одолжения в обмен на обязательства по отношению к нему, дает взаймы золото и распускает злобные измышления.

Ког молчал довольно долго.

— До какой степени? — спросил он вдруг.

— Что, простите?

Ког наклонился вперед, уперев локти в колени.

— Он — самый могущественный человек в восточных королевствах. Он связан кровными узами с правящей семьей Ролдема — он который по счету претендент на трон? Шестой?

— Седьмой, — отозвался Паско.

— Так зачем ему делать одолжения ролдемским аристократам?

— И впрямь…

— Ему это не нужно, — рассуждал Ког. — Значит, он этого хочет. Но зачем?

— Лорд Оласко такой человек, хозяин, у которого затевается сразу несколько дел. Может быть, в Ролдеме у него интересы, которые могут потребовать голосования в палате лордов?

— Может быть. Они ратифицируют договоры, заключаемые Короной, и удостоверяют порядок наследования. Что еще они делают?

— Так, кое-что, обсуждают налоги и права на земли, — кивнул Паско. — Ведь Ролдем — остров, так что земля здесь в большой цене. — Он усмехнулся. — Пока кто-нибудь не откроет способ, как ее нарастить.

Ког усмехнулся в ответ:

— Думаю, мы знаем некоторых чародеев, которые могли бы увеличить остров, появись у них нужда.

— Так что мы делаем в Ролдеме, хозяин? — спросил Паско.

Ког выпрямился и вздохнул:

— Я притворяюсь скучающим дворянином, который хотел бы занять более высокое положение в обществе. В общем, я должен убедить Каспара Оласко, что готов ему служить, затеяв здесь заварушку, из которой только он сможет меня вытащить.

— Например?

— Дуэль с членом королевской семьи, кажется, вполне подойдет.

— Что? Вы хотите ударить принца Константина и спровоцировать поединок? Мальчику ведь только пятнадцать лет!

— Я имел в виду его кузена, принца Мэтью.

Паско с пониманием кивнул. Мэтью был родственником короля, очень «неудобным» членом королевской семьи — самый надменный и капризный из всех, он был волокитой, пьяницей и шулером. Ходили разговоры, что королю не раз приходилось вытаскивать его из передряг.

— Хороший выбор. Убейте его, и король при личной встрече поблагодарит вас… пока палач будет готовиться отрубить вам голову.

— Я вовсе не собирался его убивать, хочу просто… устроить скандал, так, чтобы король не мог выносить моего присутствия в стране.

— Тогда вам придется его убить, — бесстрастно заметил Паско. — Как лучший фехтовальщик вы могли бы провести ночь с королевой, а королю пришлось бы сделать вид, что это мальчишеские шалости. Зачем вам все это? Оласко ведь предложил вам место, когда вы выиграли турнир.

— Я хотел бы появиться перед ним в роли смущенного просителя. Если бы я принял его предложение два года назад, меня бы долго и тщательно проверяли. Если бы сегодня я вдруг обратился с той же просьбой, меня бы проверяли еще более тщательно. Но если искать его защиты меня принудят обстоятельства, тогда мои мотивы будут очевидны и не вызовут подозрений — или мне так кажется, по крайней мере. Живя на острове Колдуна, я… научился выдерживать разные проверки.

Паско кивнул. Он понимал, о чем речь. Паг и другие волшебники подготовили Кога к встрече с магией, которая могла бы обнаружить его подлинное «я».

— Но обстоятельства, которые вынудят меня искать защиты у Каспара, тоже должны быть правдоподобны. Мне кажется, если я окажусь перед ним в долгу, мои мотивы будут понятны.

— При условии, что он сумеет спасти вас от палача. — Паско провел рукой по горлу. — Мне всегда казалось, что отрубание головы — варварская традиция. В Королевстве Островов сейчас преступников вешают. Дерг, — он щелкнул пальцами, — шея сломана, и все кончено. Ни суеты, ни беспокойства. Мне говорили, что в Великом Кеше выбор казней гораздо шире; все зависит от местности и сути преступления: отрубание головы, сожжение на костре; казнимого также могут закопать по шею в землю рядом с муравейником, утопить, разорвать на части верблюдами, похоронить заживо, приговорить к дефенестрации…

— Что это?

— Это когда человека сбрасывают с высокого места на острые камни. Но мне больше всего нравится кастрация, после которой тебя скармливают крокодилам в Оверн-Дипе; сначала тебе предстоит увидеть, как они пожирают твое мужское достоинство.

Ког встал.

— Я тебе говорил когда-нибудь, что у тебя не совсем здоровые интересы? Чем размышлять о возможных способах казни, я бы лучше потратил силы на то, чтобы остаться в живых.

— Ну, значит, обсудим дело? Ког кивнул.

— Да, думаю, герцог Каспар мог бы вмешаться, чтобы защитить вас в подобных обстоятельствах, я имею в виду — после оскорбления принца Мэтью, а не перед скармливанием крокодилам…

Ког улыбнулся.

— … Только не будет ли ему трудновато — ведь он далеко отсюда?

Ког заулыбался шире.

— Когда я уезжал из Саладора, Накор получил сообщение с Севера: через неделю герцог Каспар приезжает с официальным визитом.

Паско пожал плечами:

— С какой целью?

— Думаю, просто отдать дань вежливости, перед тем как сделать что-нибудь такое, что может королю не понравиться.

— Например?

— Мы не знаем, что именно он задумал, но я слышал, что на Севере не стихают волнения, и Каспару стоит только поддать немного жару там или сям, чтобы все вскипело. Подробности я бы и сам очень хотел узнать.

Паско кивнул.

— Наполнить вам ванну?

— Пожалуй, я схожу к Ремаргу и там сделаю массаж и приму ванну. Принеси одежду для вечера.

— Где будете ужинать, хозяин?

— Еще не знаю. В какой-нибудь ресторации.

— У Доусона?

Бывшая таверна теперь превратилась в роскошное обеденное заведение для богатых и благородных и породила десяток подражаний. «Обед в ресторации» для жителей крупного города стал новым развлечением.

— Наверное, в том новом заведении, в «Метрополе». Мне говорили, что в него стоит заглянуть.

— Это частный клуб, хозяин.

— Тогда, Паско, достань мне приглашение, пока я в банях.

— Постараюсь, — не слишком бодро ответил Паско.

— Меня должны видеть, чтобы всем стало известно, что я снова в городе, но сегодня вечером, после ужина, когда вернусь, я должен быть один.

— Почему, хозяин?

— Чтобы я мог наконец выяснить, кто следит за мной с самого Саладора и что у него на уме.

— Шпион?

Ког, потянувшись и зевнув, небрежно ответил:

— Убийца, наверное. Паско вздохнул:

— Вот оно и начинается.

Ког кивнул и направился к двери:

— Да, вот и начинается.

Город был окутан туманом, как саваном. Плотная изморось скрывала все, что находилось дальше трех шагов. Яркие лампы на каждом углу торгового квартала превратились в тусклые желтые пятна, а редкие фонари у входа в какую-нибудь таверну были похожи на мелкие лужицы света. На длинных улицах попадались места, где не видно было ни одного огонька; там ощущения путались, расстояния теряли перспективу и сама цельность мира вызывала сомнение.

Стихли даже звуки. Таверны, мимо которых он проходил, сообщали о себе приглушенным бормотанием вместо обычной сиплой какофонии голосов посетителей. Шаги обозначались тихим хрустом засохшей грязи под подошвами, а не стуком каблуков по камню.

Однако Ког Ястринс был уверен, что его преследуют. Он понял это, как только вышел из дома леди Джейворк. В «Метрополе» он пообедал не торопясь; Паско потребовалось всего несколько минут, чтобы получить у владельца заведения приглашение для победителя фехтовального турнира отобедать в ресторане на правах гостя, а уходил Ког уже полноправным членом закрытого клуба. Ему понравились и отделка, и атмосфера, и обслуживание. Еду едва ли можно было назвать вкусной, и ему хотелось побеседовать с шеф-поваром, но, так или иначе, по всему было видно, что клубное дело может принести немалый доход.

Ролдем зависел от торговли гораздо больше, чем любое другое восточное государство, и новый клуб появился в том месте, где дворяне и зажиточные горожане могли собираться в непринужденной обстановке — вряд ли где еще в этом городе можно было представить себе такое. Ког решил, что в спокойных залах «Метрополя» будет потеряно не одно состояние и обретен не один титул, а также эта ресторация станет излюбленным местом составления брачных партий и деловых альянсов. Не успел он закончить обед, как ему вручили записку от леди Джейворк, и Ког решил, что имеет ровно столько же шансов встретить своего преследователя по дороге в гости, как и при возвращении к себе. Однако кто бы его ни выслеживал, себя он не обнаружил, и молодой человек провел два часа в приятном обществе — сначала выслушивая упреки за долгое отсутствие, а затем став объектом страстного прощения.

Леди Джейворк недавно овдовела: ее муж погиб в рейде на базу керезианских пиратов в отдаленной бухте Кеша. Теперь, удостоившись лишь скромной пенсии в дополнение к обширным мужниным поместьям и владениям, леди вынашивала план поскорее снова выйти замуж, как только окончится положенный траур. Детей у нее не было, и положение ее оставалось шатким — а если король решит, что кто-то другой лучше справится с управлением ее поместьями? Конечно, для короны было бы лучше всего, если бы леди Джейворк, графиня Дравинко, вышла замуж за какого-нибудь аристократа, пользующегося благосклонностью королевской семьи, — все лишние концы были бы увязаны самым изящным образом.

Ког понимал, что скоро ему придется прекратить все отношения с леди Джейворк, потому что он не сможет пройти ту тщательную проверку, — какой подвергались все претенденты на бракосочетание с представителями ролдемского дворянства. Кроме того, Кога мало привлекала перспектива оказаться связанным с кем-то, даже с такой привлекательной особой, как леди Маргарет Джейворк, несмотря на ее обширные владения и даже страстный темперамент.

Ког прислушивался на ходу, дав волю своим охотничьим инстинктам. Много лет назад он понял, что город — просто разновидность дикой природы, и навыки, полученные им в детстве в далеких северных горах, помогут ему выжить в любом городе. У каждого места свой ритм и своя поступь, свое ощущение движения, и, привыкнув к окружению, он мог различить угрозу и получить возможность поохотиться, как в лесу.

Тот, кто следил за ним, изо всех сил старался держать дистанцию, и любой человек, менее чуткий к происходящему вокруг, его бы не заметил. Ког знал этот район города не хуже тех, кто здесь родился и вырос, и был уверен, что легко сможет уйти от преследования. Но ему хотелось узнать, кто за ним шпионит, а главное — зачем.

Ког замер, сделав полшага — нарушив ритм своих шагов, он вынудил преследователя обнаружить себя, — и тут же пошел дальше. Он свернул за угол и встал в глубоком дверном проеме, ведущем в цирюльню, куда любил захаживать. Решив не пользоваться мечом, он вытащил из-за пояса кинжал. Как раз тогда, когда Ког и ожидал, человек, преследовавший его, вышел из-за угла и оказался прямо перед ним.

Ког схватил мужчину за правое плечо и потянул, выворачивая, вниз. Человек отреагировал так, как и предполагалось, — сначала замер, а потом рефлекторно отшатнулся. Тогда Ког дернул плечо вверх. Мужчина вдруг обнаружил, что его крепко прижали к двери, а к горлу приставили кинжал.

— Почему ты идешь за мной? — шипящим шепотом спросил Ког, чтобы не разбудить тех, кто спал наверху, над лавкой.

Человек оказался ловок и, пока Ког говорил, потянулся к своему кинжалу. К его чести, он был неглуп — понял, что его положение безнадежно, за миг до того, как Коготь мог бы вонзить лезвие в его горло. Мужчина медленно поднял пустые руки и шепотом ответил:

— Ваша милость! Я ничего плохого не хотел! Мой меч и кинжал по-прежнему в ножнах! — Он говорил на языке Королевства Островов.

— Кто ты?

— Петро Амафи.

— Амафи? Из Квега? Но ты говоришь на языке Королевства.

— Я много лет жил в Саладоре и, сказать правду, худо говорю по-ролдемски, вот и приходится пользоваться языком Королевства.

— Скажи, Амафи, зачем ты за мной следишь? — повторил Ког.

— Я по профессии наемный убийца. Меня наняли убить вас.

Ког отступил на шаг, так, чтобы оглядеть шпиона, но кинжал по-прежнему прижимал к горлу мужчины.

Петро Амафи оказался на полголовы ниже Кога, чей рост был примерно шесть футов с парой дюймов, его широкая грудь выпирала, как бочонок. Одежда выдавала в нем чужестранца — особенно забавный длинный камзол, собранный на поясе кожаным ремнем; вместо расклешенных брюк по ролдемской моде этого сезона он носил обтягивающие штаны и элегантные мягкие туфли. Усы, бородка, на голове — фетровый берет с пряжкой и пером над левым виском. На узком лице то и дело появлялось по-лисьи хитрое выражение, но в глубоко посаженных глазах таилась угроза.

— Ты ничего плохого не хотел, но при этом ты — наемный убийца, которого послали покончить со мной. Не сходится, согласен? — заметил Ког.

— Скрывая правду, я ничего не добьюсь, ваша милость. Мою жизнь сохраняет ваше незнание. Если вы меня убьете, то так и не узнаете, кто меня нанял.

Ког усмехнулся.

— Верно. Вообще ситуация тупиковая — как только ты мне все расскажешь, я сразу тебя убью. Получается, что тебе выгоднее ничего мне не рассказывать. Но не могу же я провести остаток жизни, дожидаясь, пока ты поведаешь, кто тебя послал; следовательно, оставляя тебя в живых, я ничего не выигрываю.

— Погодите. — Амафи повел рукой, пытаясь его успокоить. — Да, я пришел убить вас. Меня для этого наняли, но я начал следить за вами за неделю до вашего отъезда из Саладора и теперь хочу кое-что обсудить.

— Будешь выторговывать жизнь?

— Больше, ваша милость. Позвольте мне отслужить.

— Хочешь служить мне? — с сомнением произнес Ког.

— Охотно, ваша милость. Человек ваших умений — хороший хозяин, ведь я видел дуэль в Школе Клинков в Саладоре и наблюдал из-за угла, как вы в пивных играли в карты: выигрывали ровно столько, чтобы не вызвать подозрений, а ведь вы ловкий шулер. Вас принимают в домах вельмож и тех, кто пониже рангом. Вас уважают мужчины и добиваются женщины. Кроме того, вы сделали то, что никому еще не удавалось, — превратили меня из охотника в дичь. Но самое замечательное, что вы — победитель фехтовального турнира, самый великий фехтовальщик, и ходит слух, что вы состоите на секретной службе у герцога Каспара Оласко, а тот, кто служит такому человеку, как Каспар, может очень разбогатеть. Я бы хотел разбогатеть вместе с вами. Осторожно, одним пальцем, он убрал кончик кинжала от своей шеи; Ког позволил это сделать.

— Видите ли, ваша милость, я старею, мне почти шестьдесят. Ремесло наемника требует мастерства, которое с возрастом утрачивается. Пора подумать о последних днях; я хоть и скопил кое-что за годы, этого надолго не хватит. Для меня наступили трудные времена.

— Неразумно вложил деньги? — рассмеялся Ког. Амафи кивнул:

— Разорилась одна торговая компания из Саладора, совсем недавно. Нет, я бы хотел зарабатывать своим мастерством. Был бы я вашим человеком, я мог бы возвыситься вместе с вами. Ну, как?

Ког убрал кинжал.

— Разве я могу тебе доверять?

— Я принесу клятву в любом храме, который вы укажете.

Ког подумал. Немногие могут нарушить клятву, даже если они не столь щепетильны в вопросах чести, как оросини.

— Кто тебе сказал, что я служу у Каспара?

— Слухи — там и тут, не более. Говорили, что вас видели в Латагоре, где у герцога Каспара свои интересы, и всем хорошо известно, что он приглашал вас, когда два года назад вы выиграли турнир. Герцог Каспар нанимает самых талантливых и энергичных молодых людей, вот все и подумали, что вы служите у него.

— Нет, — ответил Ког, нарочно поворачиваясь к Амафи спиной.

Он понимал, что рискует, потому что хоть убийца и заявил, что возраст берет свое, но вполне мог напасть сзади при первой же возможности.

Амафи нападать не стал. Вместо этого он подошел ближе к Когу.

— Хотите знать, кто меня послал?

— Да, — ответил Ког.

— Лорд Петр Мисковас, хотя мне знать этого не полагается.

— Он меня не любит, — заметил Ког. — А ведь уже два года, как я не сплю с его женой.

— Как я понял, она слишком много выпила на празднике у леди Деторис и за ужином раскрыла ваши… отношения мужу. Через несколько месяцев после того, как вы уехали. Они так и не помирились — она обитает в своих апартаментах здесь, в городе, а он остается в поместье. Он во всем винит вас.

— За собой бы последил, — нахмурился Ког. — Если бы он не торопился укладывать в постель всякую смазливую мордашку, что попадается ему на пути, его жена не стремилась бы так завоевать мое внимание.

— Может быть, ваша милость, но требуется недюжинная воля, чтобы признать собственные недостатки. Куда как удобнее винить других. Услышав, что вы собираетесь вернуться, он принялся искать наемного убийцу — да так поспешно, что пренебрег предосторожностями, и я был нанят, чтобы смыть это пятно, — он указал на Кога, — с его чести. Ему хватило ума обратиться к посреднику в Саладоре, чтобы подозрения не пали на него. Я не выполнил задание, так что обязан вернуть ему золото и попытаться превратить поражение в победу. Наймите меня, ваша милость, и я отслужу вам. Клянусь!

Ког задумался о том, что делать дальше. В Ролдеме он не провел еще и дня; ему нужны были верные глаза и уши.

— До тех пор, пока тебе не представится возможность предать меня, ничем не рискуя?

Амафи ухмыльнулся.

— Возможно, мой господин, потому что я никогда не отличался верностью. Но нарушение клятвы нелегко дается даже таким, как я, и, помня о ваших талантах, я подозреваю, что такое время никогда не наступит, потому что для этого мне надо будет стать гораздо богаче, чем я рассчитываю на службе у вас.

Ког рассмеялся. Прямота Амафи подкупала, и он подумал, что этому человеку, наверное, можно доверять, конечно, до определенного момента. Впрочем, если не провоцировать его переступить этот предел, наемный убийца вполне может сделаться надежным слугой.

— Хорошо, идем в храм Лимс-Крагмы, там ты и принесешь клятву.

Амафи поморщился.

— Я почему-то подумал про Рутию или Асталона, — сказал он. — Богиня удачи и бог справедливости как-то больше подходят к этому случаю.

— Мне кажется, ставка на то, что в последующей жизни ты будешь иметь лучшую судьбу, — хорошая страховка против предательства, — возразил Коготь, убирая оружие. — Идем. Тебе надо подучить ролдемский язык. Мы тут еще побудем.

Если Амафи хоть на миг пришло в голову достать оружие и нанести удар, он скрыл эту мысль, быстро шагая, чтобы не отстать от своего нового хозяина, и туман, саваном накрывший город, поглотил их обоих.

Чародей стоял в углу, лицо его скрывалось в тени. Ког узнал бы его, даже если бы не видел. В квартире горела одинокая свеча, да и та — на столе в соседней комнате; через открытую дверь просачивался тусклый отблеск.

— Где твой новый слуга? — спросил чародей.

— Я послал его с поручением, — ответил Ког. — Что вы узнали?

Вышедший из тени чародей оказался высоким, худым седоволосым человеком, с острыми чертами лица, прямым носом, высокими скулами и светло-голубыми глазами.

— Наши агенты в Квеге поручились за Амафи. По крайней мере, за его репутацию убийцы.

— Убийца с хорошей репутацией, — усмехнулся Ког. — Занятно.

— Его считают своего рода «честным» человеком, применительно к его профессии, — ответил Магнус, сын Пага и один из многих наставников Кога.

— Скоро начну действовать, — сообщил Ког. — Вчера вечером леди Джейворк подтвердила, что герцог Каспар приедет к концу недели и будет гостить в королевском дворце по праву родственника. Паско, сколько сегодня поступило приглашений?

— Семнадцать, хозяин, — последовал ответ.

— К концу месяца, думаю, я смогу еще раз познакомиться с герцогом на том или ином празднике.

— Что ты собираешься делать? — спросил Магнус.

— Завязать знакомство с Каспаром, а потом найти повод, чтобы вызвать на дуэль принца Мэтью.

— Это обязательно?

— Почти, — ответил Ког. — Может быть, я не знаю всех деталей, но, кажется, я понял, чего добивался герцог последние несколько лет.

— Ты ничего не говорил об этом, когда уезжал с острова, — заметил Магнус.

Ког кивнул.

— Потому что вся картина прояснилась у меня в голове только несколько часов назад. К тому же я могу ошибаться, но мне кажется, что все его действия на Севере — кровавые убийства, и его ожидаемое нападение на Королевство — хитрая уловка.

— Для чего?

— Чтобы Королевство сосредоточило силы на Севере, пока он делает то, что ему нужно, на Юге.

— А это… — нетерпеливо произнес Магнус.

— Не представляю. Может быть, какие-то события в Ролдеме или Кеше; Королевство будет охранять длинную-предлинную границу, а Каспар воспользуется ситуацией. Я не слишком разбираюсь в военных делах, но мне представляется, что, если он отправит войска в Королевство Островов, они нанесут ответный удар. Если же Каспар будет отправлять небольшие группы, каждая из них сможет блокировать гораздо большее соединение, при условии, что они развернутся на обширной территории. От подножий приграничных холмов до Черного леса к северу от Долта — почти тысяча миль равнинных земель. Королю Райану придется послать немалые силы, чтобы выследить относительно небольшую армию. Итак, вопрос в следующем: если Каспару нужна такая армия на равнинах, где он планирует нанести удар?

— Я передам твои соображения отцу, — сказал Магнус.

Он надел широкополую войлочную шляпу, а из-под своей серой робы вытащил магический шар, в свете свечей отливавший медным блеском. Чародей нажал на него большим пальцем — и исчез.

— Но зачем? — спросил Паско.

— Зачем? — переспросил Ког. — Что «зачем»?

— Зачем все это затевать? Каспар в некотором смысле не менее могуществен, чем король Ролдема. Он практически правит Аранором — принц делает все, что он ни попросит. При этом он также контролирует или навязывает свою волю всем ближайшим к Оласко странам, и король Ролдема прислушивается к нему. Зачем ему эта война с Королевством Островов?

Ког откинулся на стуле.

— Мне кажется, это понятно. Если покой в этих краях будет нарушен, Каспар может получить то, чего он хочет больше всего. — Ког сплел пальцы рук и вытянул их перед собой, глядя на свечу. — Человек, у которого есть власть, хочет только одного: еще больше власти.

2 ПРИЕМ

КОГ УЛЫБНУЛСЯ.

Он был во дворце впервые за два года, прошедшие после его победы на турнире. Король прислал Когвину Ястринсу приглашение посетить придворный праздник в честь прибытия герцога Оласко.

Стоя в толпе ролдемских дворян, в большинстве своем уроженцев соседних государств, Ког терпеливо ждал своей очереди быть представленным; за дворянами должны были последовать самые богатые горожане. Сквайр Королевства Островов, по мнению ролдемского двора, едва ли отличался от какого-нибудь шорника, если у последнего было полно золота.

Ког решил одеться по последней моде, но не выдержал стиль до конца: перепоясанные кожаным ремнем широкие брюки, закрывавшие башмаки до самых пряжек, были дополнены устаревшего покроя камзолом желтого цвета, украшенным мелким жемчугом. Другие дворяне щеголяли в новомодных куртках, небрежно наброшенных на одно плечо, но Ког предпочел явиться в том наряде, который был пожалован ему королем два года назад.

В прошлый свой визит во дворец Ког, победитель турнира, был в центре всеобщего внимания; тогда ему вручили золотой меч — символ звания лучшего фехтовальщика.

Теперь же героем праздника являлся Каспар Оласко, а Когу отводилась второстепенная роль, что, впрочем, его не тяготило. Услышав, как выкликают его имя, Ког поспешно прошел вперед, к трону. Приближаясь к тому месту, откуда он должен был кланяться королевской семье, молодой человек бросил взгляд на толпу. На троне восседал король Кэрол, его жена, Гертруда, — справа от него. Слева сидел кронпринц Константин, наследник престола. Ког помнил принца тихим мальчиком с полными любопытства глазами; обычно, слушая разговоры взрослых, он едва заметно улыбался. Ког тогда решил, что ребенок умен. Младшие члены королевской семьи, еще два принца и принцесса, не присутствовали — очевидно, слуги и няньки готовили их ко сну.

Слева от Константина стоял человек в бархатном камзоле темно-красного цвета с застежками, усыпанными бриллиантами. На нем были черные штаны в обтяжку, как вызов моде этого сезона, а также довольно вычурные, но удобные сапоги. На голове у него была все та же черная бархатная шляпа, какую Ког видел два года назад: огромная конструкция, заломленная на правое ухо и едва не лежащая на плече.

Это и был герцог Оласко.

Каспар Оласко разглядывал молодого дворянина, продолжая развлекать принца беседой. Ловкость приема не укрылась от взгляда Кога: принц Константин был занят разговором с родственником, а тот пристально разглядывал Кога. Молодой человек решил, что Каспар принадлежит к тем людям, которые легко могут концентрироваться на двух вещах сразу. Ког знал, что даже для магов это редкий дар.

Кланяясь королю, Ког еще раз исподтишка оглядел Каспара. Это был плотный мужчина с широкой грудью и мощными плечами, а мышцы ног, обтянутых тесными панталонами, давали основание предположить, что и бегал он неплохо. Он так глянул на Кога, что тот догадался — герцог заметил его любопытство. Круглые щеки Каспара переходили в квадратный подбородок, что лишало лицо признаков какого-либо добродушия. Из-за коротко подстриженной черной бородки подбородок приобретал еще более агрессивные очертания. Волосы Каспара были по-прежнему черны, и только легкие проблески седины показывали, что герцогу уже перевалило за сорок. Глаза его были глазами хищника — черные, проницательные. Рот — с полными губами, чувственный, но не развратный, губы складывались в почти самодовольную улыбку, которую Ког видел уже не раз.

Ког выпрямился после поклона, и король сказал:

— Сквайр Ястринс, мы рады снова видеть вас при нашем дворе.

— Я тоже рад вернуться в Ролдем, ваше величество.

Королева приветливо улыбнулась:

— Как я вижу, вы явились к нам в том наряде, который мы подарили вам по случаю вашей победы.

Ког постарался изобразить как можно более обворожительную улыбку.

— Ваше величество, я надевал его лишь один раз — вечером после победы, и поклялся, что буду носить его только в вашем августейшем обществе.

Король благосклонно кивнул.

— Вы очень деликатны. Добро пожаловать. Ког понял, что аудиенция окончена, и перешел к группе людей слева от короля, чтобы посмотреть, как представляются те, кто оказался в очереди за ним. Пару раз он бросил взгляд на Каспара, но герцог, казалось, был полностью поглощен разговором с принцем.

Наконец все присутствующие были представлены, и перед троном встал мастер церемоний.

— Позволит ли ваше величество? — спросил он с поклоном.

Король сделал жест рукой, мастер церемоний, повернувшись, объявил:

— Милорды, миледи, просим вас ожидать их величеств в банкетном зале.

Ког посмотрел, как удаляется королевская семья; герцог Оласко вышел сразу за своими венценосными родственниками. Молодой человек знал, что они проследовали в соседний зал, где будут дожидаться, пока гости рассядутся за столы.

Ког терпеливо ждал, пока очередь дойдет до него, впрочем, она двигалась быстро — мастеру церемоний, сверявшемуся с планом размещения гостей, помогали не менее двух дюжин пажей. Информация передавалась пажу, и гостя, на секунду замешкавшегося, уже провожали к столу.

Ког приятно удивился, обнаружив, что его усаживают за стол короля. Быстро сосчитав стулья, он выяснил, что между ним и герцогом Оласко будет не более двух-трех человек. Конечно, такое почетное место на банкете объяснялось скорее вниманием герцога Оласко к его персоне, чем его положением лучшего фехтовальщика.

Вошла королевская семья; все встали, поклонились и остались стоять до тех пор, пока король не сел, а мастер церемоний не ударил об пол церемониальным жезлом.

Рядом с Когом оказался барон с женой, местный придворный; какое-то время с этой парой беседовал Каспар. Наконец барон повернулся к Когу, они представились друг другу, после чего барон с воодушевлением поведал о подвигах Кога на ристалище — словно самого героя его рассказа рядом не было. Слева от Кога сидела миловидная женщина средних лет, дальше — ее муж, оба — богатые горожане. Кажется, они были так довольны уже одним тем, что сидели за столом короля, что не испытывали потребности ни с кем беседовать. Чуть наклонив головы друг к другу, они переговаривались шепотом, обводя взглядом зал — явно стремились найти знакомых, на которых могло бы произвести впечатление их почетное место.

За ужином герцог не обращал на Кога внимания, только раз слегка кивнул да еще улыбнулся, когда подавали первое блюдо. Обедая, гости могли наблюдать за артистами, приглашенными их развлекать, — менестрелями, акробатами, фокусниками. Талантливый поэт на заказ сочинял стихи; он льстил женщинам и подшучивал над мужчинами. Его тонкие шутки подавались отлично зарифмованными. В другом углу комнаты менестрель из Бас-Тайры пел о любви и героических жертвах. Ког услышал достаточно, чтобы понять, как талантлив певец.

Еда была так же отменна, как и всё на празднике. «В общем, ничего удивительного», — подумал Ког. Ролдем считался родиной всех культурных ценностей в мире, или, по крайней мере, в этой части мира. Моды, литература, музыка — все шло от ролдемского двора. Немало путешествовавший Ког размышлял о том, что это влияние значительно ослабевает, как только покидаешь пределы островного Ролдема; уже чуть западнее людям, кажется, не было никакого дела до модных течений, и только в Саладоре и Рилланоне жители проявляли интерес к подобным вещам.

Глазея на гостей, молодой человек не мог отделаться от мысли, что все это, по сути, бессмысленное тщеславие, но нельзя было не признать — выглядело все роскошно, царственно. Дамы были обворожительны, мужчины — красивы, по крайней мере, настолько, насколько позволяла им природа.

Когда кончился ужин, гости обратили взоры на стол, за которым сидел король. Никому не позволялось уходить, пока король и его семья оставались за столом. Те, кто уже закончил еду, потягивали вино или эль, разглядывая других гостей, или предавались легкой болтовне с соседями.

Вдруг Ког услышал голос Каспара:

— Итак, сквайр, вы снова с нами?

Ког принял самый расслабленный вид, на какой был способен, и, стараясь не обидеть барона, сидевшего справа, заговорил через его голову с герцогом:

— Да, милорд, на некоторое время. Каспар пригубил вина из кубка и спросил:

— Вы уже закончили то «семейное дело», о котором говорили мне, когда мы встречались в прошлый раз?

— Да, ваша светлость. Я потратил больше времени, чем рассчитывал, но сейчас все уже в прошлом.

— Значит, теперь вы можете заняться собственной судьбой? — Герцог, словно оценивая его, щурил глаза, хотя тон его разговора оставался легким.

Ког усмехнулся:

— Учитывая мое везение в картах, судьба ко мне не очень благосклонна, милорд.

Король встал; секунду спустя поднялся и Каспар. Повернувшись к выходу, герцог бросил через плечо:

— Завтра на рассвете я еду на охоту. Надеюсь, вы присоединитесь ко мне. Вы найдете меня у южных ворот. Лошадь будет. У вас есть лук?

— Да, милорд, — ответил Ког в удалявшуюся спину.

К нему повернулся сидящий рядом барон:

— Отличное начало, молодой Ястринс.

— Простите, сэр?

— Герцоги Оласко охотятся не один век. Говорят, дед этого герцога однажды выезжал на охоту за драконами, на западе Королевства Островов. Получить от герцога Каспара приглашение на охоту большая честь.

Ког улыбнулся и кивнул, делая вид, что очень польщен. Барон с женой встали из-за стола.

Молодой человек решил, что сделает круг по залу, а потом подберется поближе к выходу, чтобы незаметно удалиться, когда представится возможность.

Ему не хотелось привлекать к себе внимание, уходя первым, но не терпелось покинуть дворец как можно скорее.

Он пробирался сквозь толпу; его то и дело останавливали знакомые, а несколько раз — и незнакомые люди, которые хотели познакомиться с лучшим фехтовальщиком. Приблизившись к королевской свите, он удивился, поняв, что слуги действовали как телохранители: они оттесняли толпу от королевской семьи и в то же время занимались своим основным делом — разносили закуски и напитки. «Кому захочется есть или пить после такого обильного угощения?» — удивился Ког.

Неожиданно он поймал на себе взгляд короля и увидел, что его величество сделал приглашающий знак рукой. Ког двинулся к королю, и слуги тотчас расступились, но ровно настолько, чтобы пройти мог только он один.

— Ваше величество, — поклонился Ког. Король улыбнулся:

— Милорд Ястринс, мы очень рады, что вы снова с нами. Как вы думаете, вы могли бы продемонстрировать ваше искусство здесь, во дворце?

— Как будет угодно вашему величеству, — отвечал Ког. — Когда мне сделать это?

— Принц Константин повзрослел и нуждается в тренировках. Его наставники говорят, он подает надежды, но, полагаю, посмотреть, как работает мастер, всегда полезно. Как вы думаете?

Ког не мог не согласиться, кроме того, отвечать иначе было бы невежливо.

— Всякое учение начинается с подражания, ваше величество.

— Согласен. Например, через неделю?

— Как угодно вашему величеству.

— Допустим, утром, ближе к полудню. Мне кажется, с утра и голова работает лучше. — Кэрол повернулся к жене. — Если считать, что у меня вообще хоть когда-нибудь голова работает. Как по-твоему, дорогая?

Королева улыбнулась и похлопала мужа по руке:

— У вас, ваше величество, голова работает превосходно… иногда.

Король громко рассмеялся, и Ког не сдержал улыбки. Король Кэрол был единственным знакомым Когу монархом, но молодой человек сомневался, что другие венценосные особы могли бы так подшучивать над собой.

— Должен ли я привести партнера, ваше величество? — Ког был уверен, что любой ученик в Школе Мастеров и большинство наставников охотно согласятся явиться к королевскому двору. В прошлом добиться благорасположения короля можно было и после менее значительного мероприятия, чем поединок на мечах.

— У нас и во дворце немало фехтовальщиков, сквайр, — отвечал король. — Просто приходите в назначенный час.

— Да, ваше величество. — Ког поклонился, понимая, что его отпустили.

Он заметил, что некоторые гости уходят, и решил, что тоже может идти. Но на полпути к выходу услышал знакомый голос:

— Сквайр, на минуту.

Не поворачиваясь, Ког отозвался:

— Капитан, вот неожиданность!

Капитан Деннис Дроган, улыбаясь, встал перед Когом.

— Рад видеть вас, сквайр.

— Что привело вас сюда? — спросил Ког.

Голова Денниса, широкоплечего здоровяка средних лет, казалась совершенно круглой. Волосы он стриг очень коротко, и, кажется, его нисколько не беспокоило, что такая прическа открывала всем на обозрение левое ухо, наполовину откушенное в драке, в которой ему довелось в молодости участвовать. Нос выглядел так, словно его ломали много лет подряд. Ког не обманывался насчет этого человека — задира и упрямец, безжалостный и опасный. Тем более опасный, что, как начальник караула, в городе он представлял закон и порядок.

Дроган улыбнулся.

— Дворцовым казначеем по-прежнему служит мой дядюшка, значит, я автоматически принадлежу ко двору.

— Конечно, но что вас сюда привело? Дроган положил руку на плечо Кога и повел его к двери.

— Вы, сквайр.

— Я? — Молодой человек пытался попасть в ногу с низкорослым капитаном. — А почему?

— Потому что у людей появляется дурная привычка умирать, как только вы оказываетесь в городе. Я решил поговорить с вами прежде, чем вы опять начнете собирать трупы вокруг себя.

Ког не стал притворяться невинным, но ему было неприятно, и он это не скрывал.

— Деннис, мы с вами никогда не были близкими друзьями, но нас можно считать хорошими знакомыми. Вы же знаете, покойниками в тот раз стали люди, угрожавшие моей жизни. Что мне делать? Стоять и говорить: «Если я стану защищаться, констеблю Дрогану это не понравится, так что пусть уж меня убьют»?

Дроган стиснул его плечо — просто чтобы придать важность своим словам:

— Нет, конечно нет, если ваша жизнь окажется в опасности, защищайтесь. Я просто предлагаю вам попробовать не подвергать вашу жизнь опасности прямо завтра с утра.

Ког, наполовину раздраженно, наполовину шутя, ответил:

— Постараюсь.

— Больше я вас ни о чем не прошу.

Ког выскользнул из-под мясистой руки капитана и вышел из дворца. На улице гостиждали, пока подъедут их кареты, а молодой человек пробрался сквозь толпу и вышел через одну из калиток. Он направился по дороге, ведущей из дворца вниз с холма, но сделал всего несколько шагов, как кто-то его догнал.

— Добрый вечер, Ког, — произнес знакомый голос.

— Добрый вечер, Куинси, — ответил Ког, не оглядываясь. Купца из Бас-Тайры он заметил еще во дворце.

— Чудесная погода, не правда ли? Ког, остановившись, рассмеялся.

— Друг мой, неужели ты подкарауливал меня в парке только для того, чтобы поговорить о погоде?

Куинси тоже остановился.

— Я видел, как тебя на выходе перехватил комендант, знал, что ты пришел пешком, а не приехал в карете, так что я просто вышел перед тобой и дождался.

— Ну и как жизнь, Куинси? — спросил Ког, глядя на старого знакомого, стоящего под фонарем.

Куинси де Каслу было за тридцать, может быть, и за сорок, он начал лысеть; черты его лица были какие-то смазанные, и только глаза, которые очень напоминали орлиные, привлекали к себе внимание. Он был одет модно, но не экстравагантно — двубортный камзол угольного цвета с фалдами в виде ласточкиного хвоста, а брюки заправлены в сапоги высотой до колен. Ког знал, что это — последняя мода в Королевстве Островов и прошлогодняя мода Ролдема.

— Все в порядке.

— Недавно, как я вижу, из Королевства. Они зашагали дальше.

— Да, одежда. Я только что приехал и не успел заказать что-нибудь новое. А потом, рабское следование моде мне кажется… бессмысленным. Если кто-то плохо обо мне подумает из-за того, что на мне одежда по прошлогодней моде, — ну и пусть. Если придется торговаться, это только на пользу мне пойдет.

Куинси был одним из самых удачливых торговцев в городе. Уроженец Бас-Тайры, второго по важности города в Восточных землях, он торговал предметами роскоши. Это означало, что среди его клиентов числились дворяне и даже особы королевской крови, и его приглашали на все важные мероприятия. Ког подозревал, что купец занимается шпионажем в пользу короля Островов. Было в поведении Куинси что-то такое, совсем не торгашеское, что заставляло Кога относиться к нему настороженно.

— Ясно, — произнес Ког. — Вряд ли ты добиваешься особых преимуществ в бизнесе, но, думаю, не откажешься ими воспользоваться, если они появятся. Ну а что ты хочешь от меня?

— Почему ты решил, будто мне что-то нужно? — улыбаясь, спросил Куинси.

— Потому что не в твоих обычаях таиться и налетать на меня из-за угла. Вряд ли наша встреча случайна.

— Конечно. Послушай, во-первых, я хочу пригласить тебя на скромный вечер к Доусону на ближайшую пятницу. Придут несколько человек — ужин, выпивка, а потом поиграем в кости или в карты.

— Вполне мог бы прислать записку.

— Тут другое дело, — сказал Куинси, когда они повернули за угол и направились вниз по крутому холму в сторону дома Кога. — Завтра ты едешь на охоту с герцогом Каспаром, верно?

— Подкупаешь лакеев? Куинси рассмеялся.

— Во дворце я дал понять, что новости, которые могут оказаться полезными, будут оплачены. Ну, так это верно?

— Да, завтра утром я еду на охоту с герцогом и его людьми. А что?

— Если у тебя хорошие отношения с герцогом, я хотел бы просить, чтобы ты меня представил.

— Зачем? — Ког остановился.

— Потому что попасть к нему очень трудно. Мне легче добиться приема у короля, чем у герцога Каспара.

— Только потому, что ты продаешь королеве самоцветы по себестоимости.

— Я не теряю на этом денег, а получаю таким образом очень много. Но подступиться к Каспару не могу.

— Но зачем он тебе так нужен?

Куинси немного помолчал, а потом зашагал дальше, жестом приглашая Кога следовать за собой.

— С Оласко дело иметь… трудно. Похоже, что все торговые компании в его герцогстве решили действовать одинаково. Они отправляют своих агентов в Рилланон, Ролдем, Бас-Тайру, Ран, даже в Кеш, но если мой агент поедет в Опардум — для него это будет все равно что отпуск. Никто не предложит ему заключить сделку. Всегда только их агенты, в наших городах, на их условиях. Или так, или никак.

— И что, на плохих условиях?

— Нет, иначе я бы не беспокоился. Обычно они предлагают очень хорошие сделки. Но суть коммерции — в налаживании устойчивых торговых связей, а уж потом в поставках товаров. Это поддерживает рынок. Но на их условиях… мне кажется, что из-за такой политики уплывают большие возможности. Думаю, если бы герцог Каспар выслушал меня, если бы мне удалось уговорить его побеседовать с самыми крупными торговыми компаниями, такими как компания Казаны или братьев Петрис, они бы серьезно отнеслись к моим предложениям.

Ког слушал и кивал, словно соглашаясь, но думал, что, если бы можно было заслать агента в Опардум, особенно такого, кто может вступить в сделку с местным канцлером, тогда у короля Райана появились бы глаза и уши поблизости от опасного соседа.

— Постараюсь помочь тебе, — сказал Ког. — Но пока ни на что не рассчитывай.

— Почему?

— Потому что герцог, скорее всего, предложит мне место в своей свите, а я откажусь.

— Но зачем тебе это делать?

— Потому что не в моих принципах служить другим. — Ког был уверен, что еще до пятницы половина Ролдема узнает о том, что Каспар предложил Когу место, а тот отказался. — Кроме того, есть другие варианты, которые мне больше подходят.

— Ну, тогда хоть постарайся его не слишком оскорбить, — сухо сказал Куинси.

— Постараюсь.

Они вышли на улицу, где жил Ког, и простились. Ког быстро зашагал домой, где Паско и Амафи, поджидая его, коротали время за карточной игрой.

— Разбуди меня за час до рассвета, — бросил Ког в сторону Паско, направляясь в ванную. — И приготовь одежду для охоты.

— Охоты?

— Да, герцог Оласко пригласил меня убивать каких-то беззащитных животных, и я решил сделать ему одолжение. — Обращаясь к Амафи, он прибавил: — Завтра я охочусь с герцогом. Когда вернусь, мы посетим несколько домов и вилл по соседству. Ты будешь явлен миру, как мой слуга и телохранитель.

— Да, хозяин, — ответил Амафи.

— Вот постель, можешь разложить ее в углу. Будешь спать там. — Паско указал новоявленному слуге на место на полу у двери Кога. Помогая молодому Ястринсу расстегнуть камзол, он шепотом спросил: — Все в порядке?

— Да, в общем, — шепотом ответил Ког. — Зная герцога, могу предположить, что животные будут не такие уж беззащитные. Думаю, какой-нибудь лев или дикий вепрь.

— Кажется, он как раз такой человек, — заметил Паско.

— Как тебе наш новый приятель?

— В карты он плохо играет.

— Плохо играет или плохо передергивает?

— И то и другое.

— Что еще? — спросил Ког у Паско, пока тот стягивал с его головы рубашку.

— Он — хороший исполнитель. Очень опасный, несмотря на то что жалуется на возраст. Он может пригодиться, если вы сами от него не пострадаете.

— Я это запомню.

— Я еще послежу за ним, — прибавил Паско.

— Он поклялся.

— Может, и так, — ответил мудрый слуга, — но он не будет первым, кто нарушил клятву.

— Я заставил его поклясться в храме Лимс-Крагмы.

Паско, снимая башмаки господина, задумался.

— Некоторых людей не испугает и богиня смерти.

— Он кажется тебе таким опасным?

— Нет, но разве Накор казался вам опасным, когда вы впервые с ним встретились?

— Я понял тебя. Приглядывай пока за ним. — Ког стянул брюки и нижнее белье и скользнул под толстое одеяло. — А теперь уходи, дай мне поспать.

— Да, хозяин, — сказал Паско, тихонько выходя. Молодой человек какое-то время лежал тихо. Он был возбужден, и сна пришлось бы ждать долго. Многие годы его занимала только одна цель: отомстить за уничтожение своего народа. Из всех, кто принимал в этом участие, в живых осталось только двое главарей — капитан личной гвардии герцога Каспара, Квентин Хавревулен, и сам герцог. Других уже настигла смерть от руки Кога.

Он заставил себя расслабиться, используя одно из упражнений для успокоения мыслей; этому он научился на острове Колдуна, и сон наконец пришел к нему. Однако сон этот был тяжелый, беспокойный, полный образов иных мест и иных времен — его деревня в горах, семья — отец, мать, сестра, дед. Девушка, о которой он в детстве мечтал, — Перышко Синекрылого Чирка. В его сне она в простом летнем платье из оленьей кожи сидела на стуле, скрестив ноги, и едва заметно улыбалась. Он проснулся с тоскливым чувством, а ведь ему казалось, что он вырвал ее из своего сердца много лет назад. Повернувшись на бок, молодой человек заставил себя уснуть; но сны пришли снова. Когда Паско разбудил его перед рассветом, Ког совсем не чувствовал себя отдохнувшим.

3 ОХОТА

КОНЬ БИЛ КОПЫТОМ.

Ког потянул за поводья, заставляя коня медленно поворачивать голову, чтобы он отвлекся и не нервничал. Рассвет еще только занимался, было холодно, со стороны океана долетал ветерок, но Ког решил, что среди холмов, расположенных к северо-востоку от города, к полудню станет жарко. Герцог Каспар еще не появился, а молодой человек уже догадался, что охота пойдет на крупную дичь — льва или медведя, а может быть, и на более экзотического зверя из тех, которые, говорят, еще водились в горах: например, гигантского вепря, чьи клыки, по рассказам, отрастали до трехфутовой длины, или на лесного ленивца. Этот зверь был в два раза больше лошади и, несмотря на свое прозвание, двигался очень быстро, если возникала такая необходимость, а когти у него были длиной с небольшой меч. Все это молодой человек понял, взглянув на оружие, сложенное в повозки: пики на вепря с крестовиной за широким лезвием, которая могла бы предотвратить проскальзывание туши по древку, чтобы зверь не мог достать охотника, необъятные сети с грузилами по краям и огромные арбалеты, которые пробивали в доспехах дыру величиной с кулак.

Десяток слуг, еще десяток телохранителей, а также мальчики-пажи, которые будут смотреть за лошадьми, — все терпеливо ожидали появления герцога. Когда Ког подъехал, шестеро следопытов как раз отправились отыскать и отметить следы дичи. Ког удивился, что охотничьи угодья располагались недалеко от столицы — меньше чем в дне пути. Земли Ролдема были давно заселены, и молодой человек ожидал, что дикую природу вытеснила в горы наползающая цивилизация. Он ходил на охоту с детства и знал, что большую дичь так близко от города можно встретить очень редко.

Ког отправил одного из слуг за дорожным снаряжением, которое оказалось довольно скромным по сравнению с багажом других. Молодой Ястринс понимал, что им придется путешествовать по дорогам, где фургон вряд ли проедет, но, похоже, в экспедиции собирались использовать пары лошадей — между двумя лошадьми была закреплена конструкция, напоминавшая беседку. Когу было не привыкать спать на земле, но он подозревал, что не всем из ролдемских дворян может такое понравиться.

Кроме Кога, появления герцога ожидали двое ролдемских аристократов — бароны Юджин Балаков и Михаэль Грав. Ког слышал о них — молоды, амбициозны, занимают скромные, но влиятельные посты при дворе короля. Балаков был заместителем королевского казначея и мог ускорить или задержать выполнение просьбы о субсидии. Широкоплечий, с коротко подстриженными темными волосами и бородой, он привлекал внимание задумчивым видом. Грав тоже был связан с казначейством, но принадлежал к личной страже короля и отвечал за вооружение, снабжение и содержание дворцовой стражи. Это был стройный светловолосый человек с тонкими усиками; похоже, он тратил немало усилий, чтобы поддерживать их идеальную форму. Оба были одеты весьма экстравагантно — в отличие от Кога, выбравшего для себя простые кожаные куртку и штаны.

Как только солнце осветило небо над далекими вершинами, из дворцовых дверей появился герцог Каспар, а с ним — молодая женщина; оба быстро подошли к приготовленным для них лошадям. Ког взглянул на женщину, размышляя, не Алисандра ли перед ним — она тоже была агентом Конклава и действовала здесь под именем леди Ровена. На острове Колдуна Ког испытал немалую досаду, пытаясь разузнать, что она делает рядом с герцогом, — люди либо не знали, либо не хотели говорить. Ему удалось лишь выведать, что девушку отправила в Оласко Миранда, жена Пага, пока сам Ког проходил подготовку в Саладоре.

Нет, женщина рядом с герцогом была не Ровена и походила на леди из Талсина только своей ослепительной красотой. Ровена была блондинкой с синими глазами, а эта дама — смуглая, с кожей, которую солнце покрыло нежным загаром, и с глазами, почти такими же черными, как ее волосы. Герцог сказал ей что-то, она улыбнулась, и Ког догадался, кто это — в чертах обоих мелькнуло сходство.

Словно прочитав мысли молодого человека, герцог произнес:

— А, молодой Ястринс, позвольте вам представить мою сестру, леди Наталью.

Ког поклонился в седле:

— Мое почтение, миледи.

Было понятно, что двое других дворян уже знакомы с младшей сестрой герцога. Они поехали следом за герцогом и его сестрой, предоставив Когу двигаться за ними или же держаться рядом.

— Туда, где нас ждет добыча, ехать полдня, — сказал Каспар и взглянул на Кога: — Видно, что ваш лук часто был в употреблении, Когвин. Вы сами умеете им пользоваться? — насмешливо спросил он.

Ког улыбнулся в ответ:

— Я стреляю лучше, чем фехтую, ваша светлость.

Все рассмеялись — ведь Ког считался непревзойденным фехтовальщиком. Леди Наталья глянула на него через плечо, и молодой человек, поняв, что она приглашает его к разговору, подъехал ближе.

— Вы рисуетесь, сквайр? — спросила она. Ког улыбнулся.

— Честно говоря, нет, миледи. Я охочусь с детства, а меч взял в руки только после того, как мне исполнилось четырнадцать.

— Значит, сэр, вы — величайший стрелок, — холодно произнес барон Юджин.

— Вряд ли, сэр, — ответил Ког, продолжая улыбаться. — Никто из людей не сравнится с эльфийскими лучниками.

— Эльфы! — воскликнул барон Михаэль. — Это все легенды. Отец рассказывал мне предания о большой войне, которая произошла во времена моего деда — против захватчиков из другого мира. Там-то и говорилось, что в ней участвовали эльфы и гномы.

— Поговорим по дороге, — оборвал его герцог, посылая свою лошадь вперед.

Ког оказался рядом с бароном Михаэлем, а барон Юджин на своей лошади догнал леди Наталью.

— Это не легенды, сэр, — сказал Ког. — Я родом из Илита, и ваши легендарные эльфы живут не так далеко оттуда к западу.

Михаэль посмотрел на молодого человека так, словно раздумывал — смеется тот над ним или нет.

— Серьезно?

— Да, барон, — произнес Ког. И у этих эльфов есть лучники, с которыми никто из людей сравниться не может.

Это Ког знал не по собственным детским впечатлениям, а из разговоров с Калебом, одним из наставников на острове Колдуна; Калеб какое-то время жил с эльфами в Эльвандаре, их родном краю. Он утверждал, что в умении стрелять из лука только один-два человека могут состязаться с эльфами на равных.

— Ну, раз вы так говорите… — протянул Михаэль, словно стараясь положить конец разговору. Он обратился к графу: — Ваша светлость, на какую дичь мы сегодня охотимся?

Герцог бросил через плечо:

— Очень редкую, если повезет. Королю пришло сообщение, что летающий ящер из Кеша поселился в горах. Если это верно, охота может быть знатной.

Барон Юджин моргнул в замешательстве:

— Летающий ящер?

Судя по лицу Михаэля, он тоже был в недоумении.

— Кажется…

— Это маленький дракон, — объяснил Ког. — Очень быстрый, очень неприятный и очень опасный… но небольшой… для дракона.

Леди Наталья посмотрела на лица мужчин и, видя их смущение, улыбнулась Когу.

— Вы таких видели, сквайр?

— Да, однажды, — отвечал Ког. — В горах, когда был еще мальчишкой.

О том, что эти горы находились рядом с Оласко, он говорить не стал.

Они выехали из ворот дворца и повернули на дорогу к северу. Обернувшись, герцог спросил:

— Как бы вы стали на него охотиться, сквайр?

— Я бы не стал, ваша светлость, — улыбнулся Ког, — как не стал бы соваться в лесной пожар или приливную волну. Но если деваться некуда, то можно применить один из двух способов.

— Да? Какие же?

— Забить овцу или оленя на открытом месте на возвышенности. Расставить вокруг лучников и, когда ящер прилетит, стрелять в него, пока не убьешь.

— Не слишком увлекательно, — заметила леди Наталья.

— Вы правы, — согласился Ког. — Чаще всего это делается, если надо убить хищника, который нападает на стада.

— А другой способ? — спросил герцог.

— Найти его логово. Ящеры обитают в неглубоких пещерах или под низко нависшими выступами скал. По словам дедушки… — Ког запнулся: впервые за долгое время он чуть не выдал себя. Усилием воли он заставил себя продолжить: — Который слышал это от горца-хадати, ящеры, в отличие от драконов, не любят забираться глубоко под землю.

— Нашли вы его логово, а дальше? — с нетерпением спросил барон Михаэль.

— Надо выгнать его огнем. Поперек выхода натянуть сети, если можно, или хотя бы крепкие веревки, чтобы немного задержать его. Затем бросить в логово горящие сучья или факелы, приготовить длинные копья, футов в десять-двенадцать. Проткнуть его копьями и ждать, пока он не умрет.

— А кто-нибудь пробовал стрелять в них из лука? Ког засмеялся:

— Только если есть десятка два-три лучников, которыми можно пожертвовать.

— Нет никаких уязвимых мест? И быстро его не убить? — продолжал расспросы герцог Каспар.

— Об этом я ничего не знаю, — пожал плечами Ког. Он почувствовал, что начинает рассуждать как знаток, и быстро прибавил: — Но это не значит, что их нет, ваша светлость. Просто дедушка хотел убедить меня, что эти твари очень опасны.

— Мне кажется, ему это удалось, — заметил Михаэль.

Пока они ехали по городу, Ког продолжал рассказывать об охоте. Менее чем через час они выехали из города в холмистую местность с виднеющимися там и сям небольшими поместьями и фермами.

— После полудня, — объявил герцог, — мы доберемся до границ королевского охотничьего заповедника. Король милостиво позволил нам поохотиться там.

Ког получил ответ на свой вопрос, как могла крупная дичь оказаться так близко от города.

— Ваша светлость, — спросил барон Юджин, — это правда, что заповедник протянулся на несколько сотен миль?

— Мы не станем объезжать его весь, — рассмеялся Каспар, — посетим только самые интересные места.

Их путь лежал выше в горы. Здесь проходил главный торговый путь, который связывал северные провинции со столицей. Но когда дорога повернула к западу, охотники выбрали другую, менее наезженную, ведущую на северо-восток. В полдень они остановились, чтобы перекусить и дать отдых лошадям. Ког удивился, как быстро слуги возвели небольшой шатер, оборудованный для дорожной трапезы, — там были даже складные стулья из дерева и холста, чтобы герцог и его гости могли отдохнуть с комфортом. Расположились они на широком лугу; в отдалении паслись упитанные коровы.

Темой разговора стали придворные слухи — герцог отсутствовал при дворе почти так же долго, как и Ког, а леди Наталья даже дольше. Оба барона уделяли столько внимания младшей сестре герцога, что было ясно — они видят в ней очень выгодную партию. Она была не только красива и умна; брак с ней мог стать ступенькой на пути к успеху. Может быть, Оласко — небольшое герцогство, если сравнивать его с просторами Королевства Островов или Кеша, но по влиятельности оно стояло на втором месте, уступая только Ролдему.

— Молодой Ястринс, приглашаю вас на прогулку, — сказал герцог после еды.

Ког кивнул и поднялся, а герцог сделал знак баронам:

— Сидите, господа. Будьте любезны, составьте компанию моей сестре.

Они отошли от шатра, и герцог спросил:

— Итак, молодой человек, вы не размышляли о том предложении, которое я вам сделал после турнира?

— Да, ваша светлость. Я очень польщен, для меня это большая честь, но дело в том, что я предпочитаю никому не служить.

— Очень интересно, — произнес герцог.

Тем временем они подошли к растущим на краю луга деревьям.

— Прошу прощения, мне надо облегчиться. — И без всяких церемоний герцог расстегнул штаны и встал спиной к Когу. Закончив, он сказал: — Вот это мне в вас больше всего и нравится, сквайр.

— Что, ваша светлость?

— Ваша независимость.

— Простите?

— Посмотрите на этих двоих, — сказал герцог, указывая на шатер, где бароны занимали Наталью беседой. — Они рвутся к моей сестре, словно она — приз в состязании. Через нее они хотят снискать мое расположение. Я окружен подхалимами и теми, кому от меня что-то нужно; редко когда мне доводится встречать человека, который ничего от меня не ждет. Таких людей я очень ценю, потому что уверен — если бы они мне служили, то делали бы это до последнего вздоха. — Они подходили к шатру, и герцог понизил голос: — Такие, как эти двое, в самое неподходящее время могут выбрать лучшие условия у другого хозяина.

Ког рассмеялся:

— Да, наверное, такое может быть. Но, должен признать, хотя один из моих дальних родственников состоит при королевском дворе Крондора, мой собственный придворный опыт очень небогат. Честно говоря, вчерашний визит во дворец — второй в моей жизни.

— Вам нужно приехать в Опардум. Может быть, масштабы моей цитадели и поскромнее, чем у дворца в Ролдеме, но политическая жизнь там не менее оживленная. Кроме того, моей сестре полезно пообщаться с мужчиной, который не станет уверять ее в вечной верности только для того, чтобы попасть ко мне на службу. — Подходя к шатру, герцог повысил голос: — Пора ехать!

Слуги быстро свернули и увязали шатер, другие собрали посуду. Через десять минут все уже сидели в седлах, чтобы ехать дальше на север.

Ког сделал знак рукой и указал на следы. Герцог кивнул. Солнце уже садилось, и до темноты оставалось не более полутора часов, а они шли по следу зверя.

Молодой человек был поражен, когда понял, что королевский заповедник и впрямь представляет собой нетронутые дремучие леса. На протяжении многих поколений здесь никто не селился, хотя повсюду высились огромные деревья, способные стать прекрасным строительным материалом для домов или кораблей. Как охотник он не мог не порадоваться, что короли Ролдема использовали корабельные леса у подножий гор, далеко отстоящих от этих мест, оставив такой прекрасный уголок в первозданном виде. Он решил, что традиция зародилась в незапамятные времена: необходимо было обеспечить королевскую семью провизией на случай, если разразится голод. Впрочем, какова бы ни была первопричина, в настоящее время лишь день пути отделял самый большой город королевства от огромной территории, покрытой девственными лесами.

До лагеря они добрались два часа назад; там был установлен большой шатер и несколько палаток поменьше — для гостей. Герцог настоял на том, чтобы сразу заняться охотой, а не ждать утра. Ког согласился, что лучше сделать это на закате, когда звери выходят на водопой. По расположению холмов Ког решил, что в округе должно быть не менее полудесятка больших водных источников. Он уже заметил следы копыт лесных кабанов, а полчаса назад видел следы кошачьих лап; судя по размерам, это были леопарды или пумы.

Однако никаких признаков обитания здесь ящера они не обнаружили. Ког только обрадовался этому. Он считал, что есть гораздо более достойные способы умереть, чем погибнуть в пасти чудовища, пытаясь показать свое мастерство охотника кучке праздных аристократов.

Герцог Каспар шел впереди, Ког — справа от него. Между ними шагала леди Наталья, она держала небольшой лук так, словно умела с ним обращаться. Слева шли оба барона. Все телохранители, слуги и егеря остались в лагере. Полдесятка верховых лучников были готовы откликнуться на любой призыв о помощи, хотя Ког по опыту знал — при схватке с диким зверем все решается до того, как приходит помощь. Он уповал на то, что ничего не случится. Где-то позади них брели двое слуг, несущих разное оружие, включая тяжелый арбалет и пару пик.

Ког обратил внимание, что герцог старался идти тихо, а бароны производили слишком много шума. Было видно, что они чувствовали себя неуверенно оттого, что шли пешком, хотя оба утверждали, что имеют большой охотничий опыт. Герцог остановился и сделал знак остальным подойти.

Когда они приблизились, Каспар смотрел на землю.

— Взгляните, — сказал он очень тихо.

Ког опустился на колено и стал разглядывать след. Он приложил палец к земле и понял, что отпечаток оставлен всего несколько минут назад.

— Медведь, — заявил он, поднимаясь. Барон Михаэль присвистнул.

— Посмотрите на размер.

— Это прародитель всех медведей, — сказал герцог.

Ког в своем краю слышал истории о таких медведях, но они все были уничтожены еще во времена его прадеда. В легендах его народа этот вид назывался Джахаро-Милака — сероносый медведь. В Ролдеме эти звери уцелели потому, что люди в этих краях мало охотились.

— Я знаю, что собой представляют эти медведи, — сказал молодой человек герцогу. — Они необычайно свирепы. Сейчас весна, и почти наверняка такой крупный зверь — самец. Ищет пару, значит, всякого, кто вторгнется на его территорию, встретит нелюбезно. — Ког огляделся. — Он где-то рядом. След еще влажный. Влага высыхает меньше чем за час.

— Как вы считаете, какого он размера? — спросил герцог.

— Футов двенадцать, если встанет на задние лапы, — ответил Ког и указал на слуг. — Стрелы только разозлят его. Нужно более серьезное оружие.

— Что вы предлагаете?

— У вас есть с собой катапульта? Герцог улыбнулся:

— Я уже охотился на медведей.

Ког решил, что не время соблюдать придворный этикет.

— Я тоже, ваша светлость, но даже самый большой бурый медведь не сравнится с сероносым. Если он нападает, даже тяжелая стрела из арбалета его не остановит. С другим медведем можно притвориться мертвым, и, может быть, он от вас отстанет, поваляв по земле. Этот вас растерзает. Разъяренный, он может и голову человеку откусить.

— Звучит так, что лучше бы сразу отступить, — произнес барон Юджин.

— Он него не убежишь, — сурово заметил Ког, направляясь к слугам. — Он может кинуться на лошадь и сломать ей спину одним ударом лапы.

Герцог не двинулся с места, а остальные пошли за Когом.

— Вы же не предлагаете мне отказаться от охоты, сквайр?

— Нет, герцог, но я предлагаю правильно выбрать оружие.

Герцог кивнул:

— Что именно?

— Лучше всего — тяжелые пики в руках у верховых или тяжелые копья; эти, на вепря, пожалуй, подойдут, — отвечал Ког.

Герцог Оласко сделал шаг к своим спутникам, когда из-за его спины раздалось рычание, от которого вздрогнули деревья. Низкий звук с перекатами сменился треском, с каким разламывается дерево. Ког не представлял, что живое существо может издавать такие звуки.

Все застыли; молодой человек обернулся и увидел, как из зарослей всего в десяти ярдах от герцога появляется массивная бурая туша. Каспар резко повернулся, словно готовый встретить нападавшего человека, — пригнувшись, сжимая в левой руке лук; кинжал, казалось, сам впрыгнул в правую руку.

Леди Наталья преодолела оцепенение и вскрикнула:

— Сделайте что-нибудь!

Ког отбросил свой лук, сделал два быстрых шага и вырвал из рук слуги копье; тот стоял с разинутым ртом и, кажется, был готов бежать без оглядки. Молодой человек крикнул второму:

— За мной!

Пробегая мимо двух баронов, он прокричал:

— Отвлеките его!

Зверь почти что навис над герцогом, который до последней минуты не двигался, а потом резко отскочил влево. Медведь нанес удар левой лапой, ускорив начатое движение. Если бы удар последовал с другой стороны, герцог уже валялся бы с переломанным позвоночником.

Ког внезапно похолодел: может быть, это и случилось? Каспар после удара упал и лежал, не двигаясь, — без сознания или притворяясь мертвым. Медведь по инерции проскочил на несколько ярдов вперед, потом развернулся и приготовился к броску. Бароны и Наталья выстрелили из луков, и две стрелы из трех попали в зверя. Он обернулся и зарычал; воспользовавшись удобным моментом, Ког подбежал к герцогу и остановился прямо над телом.

Увидев противника, который не убегает, медведь двинулся вперед. Ког обеими руками поднял пику высоко над головой и закричал во всю мочь, словно подражая реву зверя.

Медведь остановился всего в нескольких футах от него и поднялся на задние лапы. Он взревел, а Ког, поднырнув, вонзил копье ему под ребра. Медведь взвыл и отступил. Ког еще раз ударил в то же место. Широкое лезвие вошло глубоко в тело, и кровь полилась ручьем. Взревев от боли, медведь отступил еще, но Ког не отставал, продолжая наносить удары снизу вверх под ребра.

Скоро кровь по брюху медведя лилась широким потоком. Огромный зверь замахал лапами, а Ког еще раз вонзил ему в живот копье.

Он сбился со счета — наверное, после десяти ударов зверь зашатался и упал на левый бок. Ког не мешкая наклонился над герцогом, схватил его за правое плечо и потащил прочь. Каспар слабым голосом произнес:

— Сквайр, я могу встать.

Молодой человек помог Каспару подняться.

Герцог был оглушен, но, кажется, не получил никаких других повреждений, хотя быстро двигаться не мог.

— Наверное, этот удар по ребрам еще будет отдаваться не одну неделю.

— Ты в порядке? — испуганно выговорила подбежавшая Наталья.

Подоспели бароны, по-прежнему сжимая луки.

— В жизни не видел ничего подобного, — произнес Михаэль.

— Как вам это удалось, сквайр? — спросил Каспар.

— Это мой дед, — ответил Ког. — Он мне рассказывал. Встретив отпор, сероносый медведь встает на дыбы. Дед сказал, что только так можно убить его. Если побежишь, он тебя догонит, но если встать и показать, что угрожаешь ему, медведь поднимется на дыбы. Тогда, говорил дед, надо бить снизу вверх, под ребра — там у него под сердцем проходит большая артерия, и, если пробить ее копьем, он быстро упадет и умрет от потери крови. — Молодой человек оглянулся туда, где лежал, истекая кровью, медведь. — Дед был прав.

— Похоже, ваш дед был замечательным охотником, — тихо заметил барон Михаэль.

На миг Когу показалось, что сейчас его захлестнут эмоции — он вспомнил улыбчивого деда, которого так и звали — Смешинка В Глазах. Ког с усилием отогнал воспоминание, призвав на помощь все, чему его учили на острове Колдуна, чтобы сохранить спокойствие.

— Да, это так, — тихо ответил он.

— Сквайр, — слабым голосом произнес герцог, который недостаточно хорошо стоял на ногах; спускаться по склону ему помогал барон Юджин. — Вы спасли мне жизнь, и я у вас в долгу. Как я могу отблагодарить вас?

Ког вдруг осознал, что, ни минуты не раздумывая, спас жизнь человеку, которого поклялся убить. Каспар принял его молчание за смущение.

— Что ж, давайте вернемся в лагерь и отдохнем, а потом поговорим.

— Хорошо, ваша светлость, — ответил Ког.

Он ясно представил себе ситуацию и ощутил противоречивое желание не то рассмеяться, не то разразиться проклятиями.

Ког оглянулся на издыхающего медведя и, водрузив копье на плечо, отправился за герцогом.

В тот вечер герцог сидел на одном из походных стульев, задрав ноги на подушки, стараясь не напрягать поврежденные ребра. Кога изумила его выносливость. Каспар был мощным мужчиной с плечами борца или грузчика, руки его бугрились мускулами. Когда слуги сняли с него рубашку, оказалось, что после могучего удара медвежьей лапы весь торс заплывает синим; Ког увидел, что на теле герцога совсем не было жира. В рукопашной схватке этот человек мог оказаться крайне опасным.

Герцог Каспар оказался и очень стойким — каждый вдох давался ему нелегко (Ког подозревал, что медведь сломал герцогу ребра), тем не менее Каспар, устроившись поудобнее, посмеивался над шутками, звучавшими за столом. Одну руку он заложил за спину, в другой держал кубок с вином.

Он почти не ел, но выпил немало вина. Ког решил, что вино полезно раненому: оно поможет уснуть. Поздно вечером, после еды, герцог обратился к молодому человеку:

— Ну, сквайр, вы придумали, какую награду я мог бы предложить вам, чтобы расплатиться за свой долг?

Ког немного склонил голову, словно в замешательстве.

— Честно говоря, ваша светлость, я тогда действовал не раздумывая. Я пытался спасти свою жизнь, так же как и вашу. — Он принял скромный вид.

— Перестаньте. Может быть, это и так, но результат один. Что я могу сделать, чтобы отблагодарить вас?

— Мне сейчас мало что нужно, сэр, — улыбнулся Ког. — Но, может быть, когда-нибудь в будущем жизнь для меня сложится по-другому. Если настанут трудные времена, могу я обратиться к вам за помощью?

— Ну что ж, спасибо за откровенность. Хотя, полагаю, человек с вашими талантами идет по жизни, не встречая больших затруднений. — Каспар медленно поднялся. — У вас, как и у всех остальных гостей, отдельная палатка и паж для услуг. А теперь позвольте пожелать вам спокойной ночи — утро покажет, как я себя буду чувствовать. Мне бы не хотелось сокращать охоту, но, боюсь, я не в той форме, чтобы встречаться с драконом, даже маленьким. — Все засмеялись. — Так что, может случиться, завтра к этому времени мы вернемся во дворец. Спокойной ночи.

Он ушел, и через короткое время поднялся и Ког, оставив баронов состязаться за внимание леди Натальи. Он обнаружил, что его «палатка» представляет собой небольшой шатер, достаточно высокий, чтобы, встав в полный рост, раздеться с помощью слуги. Паж взял одежду Кога со словами:

— Все будет почищено к завтрашнему утру, сквайр.

Ког сел на кучу подушек, на которых было постелено несколько толстых одеял. Сверху все было накрыто шелковой периной, хотя ему такая роскошь была ни к чему.

Глубоко вдыхая горный воздух, он старался не слушать обрывки разговоров, долетавшие из большого шатра, и вернулся мыслями к событиям минувшего дня. Медведь появился так быстро, что он отреагировал как охотник, не думая, — схватил самое подходящее оружие и атаковал зверя. Точно так же он мог схватить лук и осыпать медведя бесполезными стрелами, пока тот терзал бы Каспара. Тогда осталось бы убить только одного человека — капитана Квентина Хавревулена, и народ оросини был бы отомщен.

Вместе с магами на острове Колдуна Ког подвергался разным испытаниям, чтобы понять, как это глупо — переживать, что все в жизни сложилось так, а не иначе. «Что могло случиться — случилось», — говорил Накор. Конечно, простого решения проблемы, лежащей перед Когом, не существовало. Одно было сейчас ясно — ему бы не доставило радости видеть, как Каспар умирает. Он понял, что не может ненавидеть герцога. Он относился к нему настороженно, как относился бы к любому дикому и опасному существу. Но как-то не получалось совместить образ приветливого хозяина с образом расчетливого убийцы, который приговорил к смерти народ целого племени. Что-то тут не складывалось.

Наверное, здесь замешан кто-то еще. Говорили, что маг Лесо Варен имеет на Каспара большое влияние, и Ког задал себе вопрос: а не мог ли именно колдун создать план уничтожения оросини?

Очнувшись от своих размышлений, Ког понял, что лагерь стих. Леди Наталья, наверное, отправилась спать. Еще он понял, что сам спать совсем не хочет и не уснет, если не расслабится. Он сел, обнаженный, на перине; вытянув ноги и положив ладони на колени, он закрыл глаза, чтобы успокоить мысли медитацией.

Время замедлило свой бег; он почувствовал, как замедляется пульс, а дыхание становится глубже. Он почти уснул, когда услышал, как зашуршала ткань палатки.

Прежде чем он смог пошевелиться, темная фигура шагнула вперед и схватила его за горло. Очнувшись, Ког ощутил нежный запах духов и услышал шепот:

— Как приятно. Ты ждал меня.

Потом он ощутил, как губы Натальи прижимаются к его губам; она опрокинула его на спину и прижала к подушкам. Он моргнул и в темноте увидел ее прелестное лицо всего в нескольких дюймах от своего; она быстро развязала халат и откинула его в сторону. Игриво проведя рукой по его животу, сестра герцога сказала:

— Может, брат и не знает, как тебя отблагодарить за то, что ты спас его жизнь. А у меня есть кое-какие идеи.

Она снова поцеловала его.

4 ВЫБОР

КОГ СЕЛ НА ДИВАН.

Откинувшись на подушки, он разглядывал человека, стоявшего в углу.

— Я отправил Паско и Амафи на рынок, придумал какое-то поручение, так что у нас есть несколько минут. — Ког поднял бокал вина. — Выпьешь со мной?

Высокий человек вышел из угла и снял шляпу. Длинные белые волосы упали ему на плечи; светло-голубые глаза внимательно изучали Кога.

— Я ненадолго. Отец просил кое-что передать тебе и задать несколько вопросов.

— Сядь хотя бы, Магнус.

— Я постою, — отвечал маг.

Магнус был одним из учителей Кога, занимался с ним магией и логикой, но из всех своих наставников Ког меньше всего приязни испытывал именно к Магнусу. Молодому человеку казалось забавным, что ощущение братства возникло у него только с Калебом — младшим братом Магнуса. Оба они были охотниками, оба не владели магией в этом сборище магов, оба не могли понять многое из того, с чем им доводилось сталкиваться каждый день. Из всех, кто служил Конклаву, только Магнус и его мать Миранда так и остались для Кога чужими.

— Прости, — сказал Ког, — но у меня выдались тяжелые сутки. Я почти не спал и не очень быстро соображаю.

Магнус улыбнулся.

— Из-за подвигов с медведем или из-за леди Натальи?

— Ты уже слышал? — Потрясенный Ког вскочил. Менее чем через час после возвращения он покинул дворец, а было это всего час назад. Получается, что слухи распространяются невероятно быстро. Он прищурился. — Ты не мог об этом слышать. Ты увидел!

— Да, я наблюдал за тобой.

Ког не стал скрывать, что ему неприятно. Уже во второй раз Магнус тайком наблюдал за ним.

— Я еще могу понять, почему ты подглядывал за моим боем с Вороном, но за простой охотой?!

— Все, что касается Каспара Оласко, непросто. Отец просил меня узнать, наладил ли ты контакт с Каспаром… кажется, все шло, как надо. А потом, это был последний раз, когда я подглядывал за тобой.

— Почему?

Магнус взял свою широкополую шляпу обеими руками.

— Сначала — вопросы. Ты скоро начнешь служить Каспару?

— Наверное, но не сейчас.

— Значит, в ближайшем будущем?

— Да.

— Герцог или его сестра упоминали при тебе человека по имени Лесо Варен?

— Нет, я бы запомнил.

— Последний вопрос от отца: не знаешь ли ты, почему Каспар старается разместить войска на границе с Королевством Островов, в сотнях миль от каких-нибудь крупных поселений?

— Не представляю.

— А теперь вопрос от меня: почему ты спас Каспара от медведя?

Ког покачал головой и пригубил вина.

— По правде говоря, тогда я об этом не думал. Я просто отреагировал на нападение. Но, поразмыслив, решил, что, наверное, так подсказали мне боги.

— Что?

— Просто убить Каспара — недостаточно. Он должен знать, за что его убили, и даже более того…

— Что же?

— Я хочу видеть его унижение. Хочу видеть, как к нему приходит осознание: все, что он сделал, каждый приказ об убийстве, каждое предательское решение — все нашло отмщение.

— Убить его гораздо легче, чем привести в такое состояние, — помолчав немного, заметил Магнус.

— Все же цель у меня такая.

— Твоя цель, — ответил ему Магнус, — если мне будет позволено напомнить, состоит в том, чтобы выяснить, почему он хочет воевать с Королевством. Все сведения, которые у нас есть, подтверждают твою догадку — у Каспара есть какой-то безумный план объединить восточные королевства, чтобы напасть на Острова. Я подчеркиваю слово «безумный»: его действия не позволяют считать его вменяемым.

Ког кивнул.

— Однако я готов поставить свою жизнь на то, что умственно он абсолютно здоров. Может быть, он заблуждается в чем-то, может, он смертельно опасен, но в то же время — обаятелен, интересен и нормален как всякий человек. Его выбор может показаться бессмысленным, но за ним что-то кроется. — Ког потянулся, чтобы поставить бокал на стол. — Паско и Амафи скоро вернутся, так что мы должны быстрее заканчивать.

— Вот что просил передать отец: тебя оставят одного.

— Что это значит?

— Это значит, что никто не будет выходить с тобой на связь. — Магнус поправил шляпу. — Когда ты решишь, что пора принять приглашение Каспара и поступить к нему на службу, придумай, как можно будет отпустить Паско. Что делать с этим парнем, Амафи, — решать тебе самому. Но ты связан клятвой никогда не сообщать ему о том, что ты работаешь с Конклавом, и даже не намекать о том, что Конклав существует. Мы не будем встречаться с тобой до тех пор, пока ты сам об этом не попросишь. Если будешь на севере, найди способ прислать весточку к Кендрику или приходи сам. В Рилланоне ищи трактир под названием «Золотая заря», а в «Бочонке и лозе» в Саладоре ты уже был. Если окажешься в Крондоре, иди на постоялый двор «Адмирал Траск», ты знаешь его. Здесь тебе поможет ночной бармен в таверне Молконски. К сожалению, в Опардуме у нас нет агентов, но если ты передашь свое сообщение в таверну «Щипцы и наковальня» в Калеш-Каре, оно до нас дойдет.

Ког рассмеялся:

— У вас все агенты сидят по трактирам да тавернам?

— Нет, — улыбнулся Магнус, — но мы считаем, что всякие питейные заведения как нельзя лучше подходят для сбора новостей. Придумай способ доставить сообщение в любое из мест, которые я назвал, адресуй его сквайру по имени Густой Лес, и оно нас найдет. Если можешь, воспользуйся кодовой фразой. В других городах тоже есть такие трактиры, и Паско, прежде чем с тобой расстаться, передаст тебе полный список.

— Почему я должен отпустить его?

— Есть две… нет, три причины. Во-первых, чем больше наших агентов сосредоточено поблизости от Лесо Варена, тем больше риск. Мать поместила леди Ровену настолько близко к Каспару, насколько это возможно, — думаю, в тщетной надежде, что Каспар может что-то выболтать в постели, а когда и ты будешь там, наша уязвимость многократно возрастет; Паско не прибавит пользы, но только увеличит опасность. Во-вторых, для Паско у нас есть другое задание. И наконец, он работает на Конклав, а не на сквайра Ястринса из И лита, и неважно, что ты сам об этом думаешь.

— Ясно.

— А теперь я должен убедиться, что ты понимаешь — неважно, какие возможности у тебя появятся отомстить Каспару, он — только часть задачи; узнай все, что сможешь, про Лесо Варена. Он представляет главнуюопасность. Если тебя разоблачат, мы скорее предпочтем потерять тебя, чем станем рисковать безопасностью Конклава. Это понятно?

— Абсолютно.

— Хорошо. Итак, постарайся, чтобы тебя не убили, или, по крайней мере, сделай что-нибудь полезное перед этим. Если попадешь в беду, мы не можем и не будем тебя вытаскивать.

И вдруг он исчез. Только ветерок пронесся по комнате, и наступила тишина.

Ког взял свой бокал с вином и пробормотал:

— Вот почему я его терпеть не могу — за ним всегда остается последнее слово.

Проснулся Ког, не совсем понимая, где находится. Накануне во время разговора с Магнусом он выпил всего один бокал вина. Сам день прошел без особых событий — компания герцога не торопясь вернулась с гор во дворец. Но спал молодой агент Конклава плохо и сейчас думал — может быть, потому, что стоял перед необходимостью выбора.

Каспар оказался у него в долгу — как же воспользоваться этим, чтобы все выглядело непреднамеренным? Его идея убить принца Мэтью казалась вполне подходящей — Каспар вмешается, чтобы защитить Кога. Магнус был прав: положение Кога как победителя турнира фехтовальщиков давало ему немало привилегий, но, очевидно, накладывало и какие-то обязательства. Ког дал себе обещание поразмыслить об этом на досуге.

Сейчас же голова у него была занята другим: он чувствовал, что можно спровоцировать немало ситуаций, когда принцу Мэтью придется вызвать его на дуэль. Кто-нибудь начнет настаивать, чтобы поединок велся до первой крови, и Ког убьет принца «случайно»; увы, такое бывает. «Ну да, — подумал Ког, — особенно часто такое бывает именно со мной». Нет, не годится — дуэль должна произойти из-за уязвленной чести, а если король никогда больше не позволит ему появляться при дворе…

Может быть, пьяная ссора? Мэтью захаживал в самые сомнительные бордели и игорные залы в городе. Он появлялся «инкогнито», хотя, конечно, его все знали, а он извлекал немало выгод из своего положения.

От этой идеи Ког тоже отказался — все должно происходить при большом скоплении публики.

Что-то не видно способа убить принца так, чтобы оказаться на волшебной грани между прощением и плахой. А если так случится и Каспар встанет на его защиту, то тем самым уже возвратит свой долг. Когу же хотелось, чтобы герцог чувствовал себя обязанным ему.

Нет, решил Ког, поднимаясь, убивать принца Мэтью не стоит.

Ему в голову пришла другая идея. Он поразмыслил и решил, что свою собственную роль обдумал недостаточно детально. Должен быть способ сделать так, чтобы его объявили персоной нон грата при дворе. Он избежит плахи, а возможности преуспеть в Ролдеме у него не будет — и не останется другого выбора, как только поступить на службу к герцогу.

— Паско, — позвал он, и через мгновение в комнату вошел Амафи.

— Ваша милость, могу я вам услужить? — произнес он на языке Королевства.

— А где Паско? — спросил Ког, указывая на свой сложенный в стороне костюм.

Бывший наемный убийца тут же вручил одежду Когу.

— Он ушел с утра на рынок, купить еды. Что я должен делать?

Ког немного подумал:

— Полагаю, пора тебе начинать учиться быть лакеем.

— Лакеем? Ваша милость, я не знаю такого слова. Ког сообразил, что по-ролдемски Амафи едва мог связать два слова, и повторил то же самое на квегском.

— А, слугой, — отвечал Амафи на квегском. — Я провел некоторое время среди важных господ и легко смогу научиться всему, что вы потребуете. А как же Паско?

— Боюсь, Паско скоро нас покинет. — Ког оделся и стал натягивать сапоги. — Семейное дело — он должен вернуться к родственникам отца на север, в Латагор.

Амафи не стал расспрашивать, а просто сказал:

— Тогда я попытаюсь сравниться с ним в заботе о вашем благополучии.

— Надо будет поработать над твоим ролдемским, — заметил Ког. — Я иду в Школу Мастеров. Дождись Паско, и пусть он тебе расскажет о моем распорядке. Стань на время его тенью и примечай все, что он делает. Если не будешь отвлекать меня или моих спутников, можешь задавать вопросы, в противном случае держи их при себе до тех пор, пока вы не останетесь вдвоем. Передай ему — пусть придет за мной к Ремаргу в полдень и принесет чистую одежду. Потом я пойду обедать к Болдуину, это на большом канале, а потом играть в карты к Депанову. Перед ужином зайду переодеться.

— Да, ваша милость.

Ког надел ту же рубашку, что носил вчера, набросил на плечо куртку и взял меч.

— А теперь найди себе занятие, пока Паско не вернулся. Встретимся в полдень.

— Да, ваша милость, — повторил Амафи.

Ког вышел из квартиры и сбежал по лестнице. Меч он прицепил к поясу, куртку оставил на плече. День был теплый, и шляпу он брать не стал. По дороге в Школу Мастеров он размышлял о том, какой ущерб позволено нанести члену королевской семьи, чтобы не попасть в слишком неприятную ситуацию.

Утреннее солнце, теплый ветерок с океана, воспоминания о страстной ночи с леди Натальей — все вместе привело Кога в превосходное настроение. К тому времени, как он подошел к Школе, у него появился план — как обидеть принца так, чтобы обидчика потом не повесили, и решил, что это будет даже забавно.

Неделю спустя, когда Ког вошел в тот же зал, галерея для зрителей была полна народу. С возвращением лучшего фехтовальщика посещение учебных и показательных боев стало любимым времяпрепровождением для большого количества молодых женщин столицы. Многие дочери благородных семейств и изрядное число юных жен решили вдруг делать перерыв в каждодневном обходе магазинов, чтобы потворствовать внезапно проснувшемуся интересу к фехтованию.

Вернувшись с охоты, Ког практиковался каждый день в течение недели, поджидая удобного случая поссориться с принцем Мэтью. Наконец он понял, что принц появляется в Школе через день, при этом дожидаясь, пока Ког уйдет. Молодой человек решил, что тщеславный принц не желает делить внимание посетителей зала с чемпионом. Так что в этот день Ког пришел поупражняться после обеда, а не с утра, как делал обычно.

Лучшего фехтовальщика приветствовали все находившиеся в зале, включая наставников. Дежурным мастером зала на сей раз был Василий Турков — главный наставник и судья в любом споре. Другие преподаватели работали со своими учениками во всех уголках огромного зала, а дежурный мастер наблюдал за поединками в центре.

Пол помещения был выложен паркетом замысловатого рисунка, в котором после пристального рассмотрения можно было различить сложную систему границ между отдельными участками, отведенными для упражнений. Зал окружали массивные колонны полированного дерева, поддерживающие высокий, богато декорированный потолок. Ког глянул вверх и увидел, что потолок недавно обновляли — на белом фоне выделялась позолота рельефных гирлянд и венков, окружавших световые фонари. Галереи для публики шли вдоль одной из стен между колоннами, а другая стена от пола до потолка была прорезана огромными окнами, лившийся через них солнечный свет ярко озарял весь зал.

Василий подошел пожать Когу руку.

— Вы не пришли сегодня утром, сквайр, и я подумал, что вы решили отдохнуть. — Он глянул на забитую зрителями галерею и прибавил: — Если так и будет продолжаться, придется снова ставить скамейки в зале.

Во время турниров временные сиденья устанавливали перед окнами, чтобы вместилось как можно больше желающих.

Ког улыбнулся:

— Я пришел попрактиковаться, мастер. Тот улыбнулся в ответ и кивнул:

— Сейчас найду вам партнера.

Увидев молодых людей, бродивших поблизости в надежде, что им удастся скрестить клинки с самим чемпионом, он поманил одного из них:

— Энтони, начнем с тебя!

Ког не знал, кто этот молодой человек, но тот подошел без всякого смущения. Он поклонился мастеру, затем — Когу. Мастер Турков крикнул:

— Подать рапиры! До трех касаний!

Оба молодых человека были одеты в куртки с толстой подкладкой, закрывавшие тело от шеи до паха, длинные обтягивающие штаны и сандалии на кожаной подошве. На головах у обоих были сетчатые шлемы — они давали возможность дышать и видеть все вокруг, но хорошо защищали от случайных ранений. Фехтовальщики сблизились и встали лицом друг к другу.

Мастер расположился между ними, вытянув меч. Участники также вытянули рапиры, коснулись клинка мастера и замерли в таком положении. Затем мастер убрал свой меч, и поединок начался.

Когу приходилось немало фехтовать во время своего годичного пребывания в Саладоре. Школа Клинков не могла сравниться со Школой Мастеров в том, что касается количества опытных бойцов, но были и там неплохие мастера, и Ког пользовался возможностью попрактиковаться.

Ему это было необходимо, потому что на острове Колдуна фехтовать можно было только с Калебом, а он, выполняя поручения родителей, частенько отсутствовал. Хотя он был лучшим охотником и лучником из всех, кого встречал Ког, в искусстве владения клинком ему еще надо было совершенствоваться.

Прежде Ког общался с воинами-наемниками, равнодушными к тонким приемам дуэльных поединков. Фехтование они рассматривали не как искусство, а как способ выжить, и Ког был уверен, что мастера Школы с неодобрением отнеслись бы к пинкам в пах, выбиваниям глаз или отрезанию уха во время поединка. Ког понимал, что многим молодым людям, тренировавшимся в Школе Мастеров, никогда не придется воспользоваться клинком всерьез — такова была жизнь молодого дворянина в высоких ролдемских кругах.

Молодой Энтони быстро проиграл — он хорошо усвоил основные приемы, но ему не хватало одаренности и особого чутья. Трое других юношей выбыли из поединка так же быстро, и Ког решил, что пора уходить.

Он не сразу направился в комнату для переодевания, а пошел в дальний конец зала, где стоял стол с разными закусками и напитками. В центре его высилась хрустальная ваза, наполненная водой, в которой плавали дольки лимона. Когда Ког привык к кислому вкусу, напиток даже стал ему нравиться. На подносах лежали свежие фрукты, сыры, хлеб, пирожки и копченое мясо. Для тех, кто уже закончил упражнения, были приготовлены бутылки с вином и элем. Ког принял от слуги чашу с лимонной водой и, прихватив с блюда ломтик яблока, стал оглядывать комнату.

Рядом с Когом оказался слуга, один из тех, что заботились о постоянном обновлении блюд, дабы стол постоянно выглядел свежим. Молодой человек стал раздумывать о том, сколько все это может стоить и насколько дорого содержать такой зал. Любой человек благородного происхождения волен был пользоваться залом Школы для того, чтобы бесплатно упражняться в искусстве фехтования. Люди простого происхождения, но достаточно состоятельные, вынуждены были платить за пользование залом немаленькую сумму, но многие шли на это — по государственным соображениям. Иначе все расходы по содержанию этого дорогостоящего предприятия лежали бы на королевской казне.

Ког мельком подумал о том, что неплохо было бы узнать размер королевской казны. Он вспомнил, что когда-то, читая жизнеописание крондорского торговца Руперта Эйвери, предположил, что, наверное, в целях саморекламы человек преувеличил суммы, которыми оперировал. Сидя в одиночестве в скромной хижине на острове Колдуна, Коготь Серебристого Ястреба решил, что суммы явно раздуты, чтобы преувеличить влияние, которое, по заявлению автора, Руперт оказал на историю Крондора. Но сейчас, размышляя о том, что королевский дворец очень велик и содержание одного только двора должно стоить немалых денег, не говоря уже о флоте, Ког понял, как наивны были его тогдашние рассуждения. Откуда-то из памяти всплыла фраза: «Как хорошо быть королем» — и Ког, хоть и не мог вспомнить, кто из его наставников это сказал, решил, что согласен с изречением.

Ему вдруг показалось, что он может понять жажду власти, которая обуревала герцога Каспара.

Тут он увидел, что в зал входит большая группа людей, и, даже не присматриваясь, понял, что пожаловал принц Мэтью. Ког еще раз прокрутил в уме свой план, как делал бессчетное количество раз с тех пор, как неделю назад его придумал. Совсем недавно он геройски спас герцога от смерти, получил одобрение короля — сейчас у него была благоприятная возможность исполнить задуманное так, чтобы не оказаться на плахе или не быть потихоньку утопленным в заливе.

Потягивая лимонад, он пробрался к тому месту, где, окруженный свитой, стоял принц. Мэтью был человеком тщеславным, несмотря на то что к тридцати годам набрал изрядный объем в районе талии своей, в общем-то, тощей фигуры, что делало его похожим на большую ящерицу, которая проглотила огромный шар. Принц предпринимал героические усилия хотя бы отчасти скрыть результаты собственной несдержанности, надевая подбитый на плечах ватой камзол, плотно облегающий его грудь и талию; в этом одеянии он пребывал и теперь. Коротко стриженные волосы были щедро напомажены и зачесаны вперед, чтобы скрыть стремительное отступление линии волос от лба. В руке у принца был изысканно украшенный лорнет из розового кварца, который привозили из Квега. Сквозь эту штуковину он любил глядеть на предметы, словно лорнет мог каким-то образом помочь ему разглядеть мелкие детали.

Ког постоял невдалеке, дожидаясь, пока его заметят, и отвесил поклон.

— А, сквайр, — произнес принц. — Рад, что вы вернулись. Жаль, что я не виделся с вами на приеме — но я тогда не совсем хорошо себя чувствовал.

По слухам, накануне приема в честь герцога Каспара принц выпил так много вина, что не мог отойти от своего клозета больше чем на десяток шагов — его измученный организм то и дело выражал бурный протест по поводу такого с ним обращения.

— Мне очень жаль, ваше высочество. Рад видеть, что вы поправились.

— Вы уже упражнялись? — спросил принц.

— Только что закончил, ваше высочество.

— Очень жаль. А я-то надеялся найти себе хорошего партнера.

Принц фехтовал весьма посредственно, но, по понятным причинам, редко проигрывал в поединках. Ког не сомневался, что его высочество, вызвав к себе массажиста, дожидался где-нибудь в комнатах для переодевания, пока Ког закончит работать в зале.

— Не страшно, ваше высочество. Я ведь еще здесь и, конечно, буду счастлив услужить вам, если вы захотите сразиться со мной.

Спутники принца обменялись взглядами. Принц, даже находясь в самой лучшей форме, не мог тягаться с Когом в худшие из его дней, и мало кто верил, что лучший фехтовальщик уступит победу принцу, тем более что Ког до сих пор не проиграл ни одного поединка. Если он так и продолжит до следующего турнира, то станет самым великим мастером фехтования всех времен.

Принц Мэтью принужденно улыбнулся.

— Увы, у меня уже есть партнеры.

Трое молодых фехтовальщиков, и среди них Энтони, стояли неподалеку. Энтони, просияв, сделал шаг вперед:

— Ваше высочество, я с радостью уступлю свое место чемпиону.

Если бы взгляды могли убивать, Энтони превратился бы в кучку дымящегося пепла. Но принц всего лишь сказал:

— Как любезно с вашей стороны, молодой человек. Я обязательно запомню.

Ког попытался подавить улыбку.

— Ваше высочество, вы могли бы начать с другими двумя партнерами, а я пока допью свой лимонад. Кода вы с ними разделаетесь, я с удовольствием стану вашим последним противником.

Принц улыбнулся — Ког, по крайней мере, предлагал ему способ спасти репутацию. Он выиграет два первых поединка, после чего потерпеть поражение от чемпиона будет уже не так стыдно. А там, кто знает, может быть, чемпион захочет снискать благоволение принца, пропустив пару ударов — как уже бывало не раз.

Ког подошел к столу и взял еще ломтик яблока. Принц быстро разобрался с двумя своими противниками, которым удалось проиграть ему почти убедительно.

Ког поставил свой бокал на стол и вернулся на площадку.

— Примите мои поздравления, ваше высочество. Вы даже почти не вспотели.

На самом деле принц пыхтел, как старая лошадь, которую весь день гоняли на гору.

— Очень… любезны… сквайр…

— Давайте, скажем, до семи уколов? У нас будет возможность хорошенько размяться.

Мастер Турков, прищурившись, глянул на Кога. Обычно сражались до трех. Ког без труда победит, но должен будет отдать принцу четыре очка форы вместо обычных двух. Принц попался в приготовленную ловушку — сдаваться он не хотел.

— Конечно, — ответил он. Тогда Ког предложил:

— Ваше высочество соизволит выбрать оружие? Так как мы на рапирах сражаемся примерно одинаково, я бы предложил попрактиковаться с оружием потяжелее. Сабли? Мечи?

Воцарилась тишина. Принц Мэтью плохо владел рапирой, но другим оружием — еще хуже. Тяжелая кавалерийская сабля требует быстрых, мощных атак, а для работы пехотным мечом нужна выносливость. Принц выбрал меньшее из двух зол:

— Тогда сабли, сквайр.

Ког сделал знак служителям зала, чтобы ему подали шлем и саблю; другой служитель вручил турнирную саблю принцу.

— Что вы затеяли, сквайр? — шепотом спросил подошедший мастер Турков.

— Я просто решил, что пора выпустить ветер из парусов этого негодяя, мастер.

Турков выглядел так, словно его оглушили. Общаясь со сквайром Ястринсом, он привык считать молодого человека исключительно благовоспитанным — тот мог очаровать почти каждую встреченную женщину, а большинство мужчин очень хотели попасть в число его друзей. И вот он собирается оскорбить особу королевской крови!

— Он же родственник короля, сквайр! — прошептал Турков.

— Да, и этот наглец думает, что мы никогда об этом не забудем, — произнес Ког, стараясь, чтобы в его голосе звучала мстительность. — Давайте начнем.

С того момента, как они заняли свои места, Ког понял — он справится с принцем, сможет ранить или убить его, если захочет. Сабля — даже турнирная, с затупленным лезвием — в руках мастера может принести немало вреда, а Ког был мастером.

Турков неохотно занял свое место и поднял меч.

— По местам!

Соперники подошли, коснулись лезвия его клинка, и мастер скомандовал:

— Начали!

Принц попытался нанести быстрый, но слабый удар через руку.

Ког без всякого усилия отбил его в сторону. Принц потерял равновесие, и Ког, не мешкая, мог бы нанести ответный удар в плечо или незащищенную часть тела. Вместо этого он сделал шаг назад.

— Ваше высочество, может быть, еще раз попробуете? — произнес он тоном, в котором едва угадывалась насмешка. Он словно делал из поединка урок.

Ког занял исходное место, опустив саблю, дожидаясь, пока принц сделает несколько шагов назад и снова приблизится, держа саблю наготове. Принц попытался провести тот же самый прием, но на этот раз еще менее ловко, и Ког опять легко отвел его. Принц Мэтью вновь вышел из равновесия и открылся для ударов — Ког мог бы нанести несколько легких уколов, которые бы и окончили поединок, но в последний момент сильно ударил принца по ребрам — достаточно для того, чтобы тот вскрикнул от боли.

— Очко, сквайр Ястринс! объявил Турков, глядя на Кога со смешанным выражением недоумения и гнева.

Принц Мэтью выпрямился, хватая ртом воздух и схватившись левой рукой за бок. С преувеличенным беспокойством Ког спросил:

— Надеюсь, я не поранил ваше высочество? Тут ему показалось, что принца сейчас стошнит — он говорил так, словно пытался что-то проглотить между словами.

— Нет… сквайр… все в… порядке.

— Ну, тогда еще попробуем, — радостно предложил Ког.

Ему показалось, что принц сейчас откажется, но тот занял свое место, и Ког произнес:

— Не хотелось бы вас утомлять, ваше высочество.

Мастер Турков, едва скрывая ярость, подошел к нему, но сказать ничего не мог. Как мастер зала, он имел право прекратить любой поединок по какой угодно причине и нередко так и делал, если видел, что какой-нибудь забияка обижает новичка, но матч с принцем правящего дома Ролдема он остановить не мог — иначе оскорбил бы Корону.

Ког нанес еще два жестоких удара, и Турков, воспользовавшись моментом, когда принц оказался от них далеко, прошептал:

— Сквайр, этого более чем достаточно!

— Если его высочество хочет прекратить, я возражать не стану, — ответил Ког со всем презрением в голосе, на какое был способен. Он произнес это нарочно громко, чтобы его могли услышать стоявшие поблизости зрители.

Принц Мэтью был человеком гордым, хотя гордость его основывалась более на тщеславии, чем на реальных успехах. Кажется, он еле сдерживал слезы, когда ответил:

— Я не собираюсь сдаваться.

— Отлично, ваше высочество, весело произнес Ког. — Пусть этот бой запомнится всем!

Турков дал команду начинать, и принц не двинулся, предоставляя Когу возможность сделать первое движение. Ког произвел обманный выпад, и принц на него ответил. Тогда Ког быстро выбил саблю у него из руки, продел кончик своей сабли ему под шлем, сбросив его с головы. А потом шагнул мимо принца и, развернувшись, изо всех сил нанес удар плашмя но ягодицам. Публика отреагировала немедленно. Изумленные ахи смешались с издевательскими смешками и криками. Удар был настолько увесистым, что принц Мэтью упал на колени, вытянув руки вперед. Лицо его побагровело, а глаза набухли слезами от боли, которую причиняли ранее полученные удары. От последнего удара слезы все же полились у него из глаз, и он, как ни сдерживался, не мог остановиться.

Придворные кинулись к униженному принцу и помогли ему подняться на ноги. Ког повернулся к нему спиной и ушел, еще раз нарушив таким образом этикет. На галерее несколько молодых женщин, которые пришли в зал в надежде поймать взгляд Кога, поднялись и вышли, с презрением отворачиваясь от молодого человека.

Подбежал мастер Турков.

— Вы что, с ума сошли? Улыбаясь принцу, Ког ответил:

— Совсем наоборот, мастер.

— На вашем месте, сквайр, — тихо, но значительно произнес Турков, — я бы подумал о том, как в самое ближайшее время организовать поездку куда подальше. Чемпион вы по фехтованию или нет, но только что вы нажили себе очень опасного врага. У принца множество разных качеств, но умение прощать среди них не числится.

Ког встретился взглядом с принцем Мэтью и увидел, что тот смотрит на него с едва сдерживаемой яростью.

— Да, думаю, вы правы, — ответил Ког. Подпустив насмешки в тон, он возвысил голос так, чтобы его смогли услышать окружающие. — Но, судя по сегодняшнему поединку, он вовсе не так опасен.

Мастер зала, не зная, что еще сказать, отвернулся и ушел. Ког прошел в дальний угол, где его дожидались Паско и Амафи. Паско понял, что произошло, но Амафи спросил:

— Хозяин, вы склонны к самоубийству?

— Вообще-то нет. А что?

— Теперь принц не успокоится, пока вы не умрете. — Улыбаясь во весь рот, он прибавил: — А у него найдется достаточно золота, которое могло бы заставить меня задуматься о том, чтобы предать вас.

Ког рассмеялся достаточно громко, чтобы окружающие решили, что он забавляется ситуацией.

— Не предавай меня, а я прибавлю тебе жалованье.

— Хорошо, хозяин.

По дороге в комнату для переодевания Паско прошептал:

— Будьте осторожны. Еще до того, как окончился поединок, люди из свиты Мэтью уходили из зала, зная, что он унижен. Вы нажили могущественного врага.

Ког медленно выдохнул, словно снимая внутреннее напряжение.

— Значит, пора искать могущественного покровителя.

5 СЛУЖБА

КАСПАР УЛЫБНУЛСЯ.

— Итак, молодой Ястринс, как я понимаю, вы ухитрились попасть в очень щекотливое положение.

Герцог устроился поудобнее в большом кресле и сделал слуге знак наполнить вином пару бокалов. Они встретились в комнате, которая была частью отведенных герцогу апартаментов.

Новый слуга Амафи стоял за дверью, а Паско остался дома, чтобы собрать вещи перед отъездом. История про больного отца вполне ему подходила, и он уже оплатил проезд на корабле, шедшем к Воротам Прандура, где надо было пересесть на другой корабль до Сторожевого Поста, а оттуда добираться фургоном до земель Кендрика. Он уезжал на этой неделе.

Вчера Ког отправил герцогу письмо с просьбой об аудиенции, и наутро дворцовый паж доставил ответ. Кога приглашали во дворец после обеда, по вполне понятным причинам рекомендуя воспользоваться одним из входов для дворцовых слуг, а не главными воротами.

Каспар был одет в парчовый камзол, застегнутый до самой шеи; подобной одежды Ког еще не видел. «Наверное, такую носят в Оласко», — подумал он.

— Я-то думал, что вы — уравновешенный и здравомыслящий молодой человек. Что вас побудило совершить поступок, никак для вас не характерный?

Ког приподнял бокал и понюхал вино, хотя не привык так делать. Потом отхлебнул немного и сказал:

— Это, должно быть, новый сорт из Крушвина в Равенсвуде!

Каспар приподнял брови:

— Вы знаете толк в вине, Когвин. Да, его привезли месяц назад, и король был так любезен, что оставил к моему приезду несколько бутылок. А теперь ответьте на мой вопрос.

Последние слова прозвучали как команда; Каспар впервые обратился к Когу подобным образом. Молодой человек принял унылый вид.

— Принц Мэтью — просто грубиян.

— Верно, но это ничем не выделяет его из толпы ролдемских придворных. Зачем же публично унижать его?

— Потому что я не мог убить его так, чтобы не попасть в руки палача, — ответил Ког и отпил немного вина, чтобы сделать паузу. — Если бы он не принадлежал к королевской семье, я бы вызвал его на поединок чести.

— Вот как? — Брови герцога снова полезли вверх. — Чьей чести? Ведь не вашей? Вы производите впечатление человека прагматичного и не похожи на того, кто слепо следует каким-то принципам.

Ког, осознав, что мало обдумал такой поворот разговора, ответил:

— Честь дамы, сэр.

— Вы поссорились с принцем Мэтью из-за дамы? Ког понимал — отойди он слишком далеко от правдоподобной истории, это повлечет за собой тщательную проверку, поэтому он взялся импровизировать:

— Не то чтобы поссорились. Скорее, я ее защищаю. Означенная дама — вдова, а принц… слишком явно демонстрировал свой интерес к ней.

— А, наверное, это леди Джейворк, — со смешком заметил Каспар. — Здесь мне тоже рассказывают сплетни, как и при моем собственном дворе.

Ког пожал плечами.

— Мы с этой дамой были близки. Хоть я и не собираюсь жениться, она-то ищет мужа, если представится такая возможность, потому что король уже собирается забрать некоторые из ее владений, а ей бы не хотелось терять доходы.

Каспар взмахом руки дал понять, что в дальнейших пояснениях нет нужды.

— Я знаю об этом. Если бы ее увидели в обществе Мэтью, другие заинтересованные господа стали бы избегать ее общества. Я вас понимаю.

Ког не знал, поверил ли ему Каспар. Весь свой рассказ Ког построил на основании одной-единственной реплики леди Джейворк; однажды, когда молодой человек ее навещал, леди заметила, что находит принца неприятным.

— Все же, — еще раз усмехнувшись, продолжал Каспар, — неужели так необходимо было вынуждать его лить слезы на людях?

Наверное, это все же лучше, чем убивать его, — предложил свое объяснение Ког.

— Может, и нет. Вы нажили себе очень опасного врага, потому что Мэтью прощать не умеет. Он — единственный в королевской семье, кто может воспользоваться своим положением в целях личной мести. Может статься, уже сейчас за вашу голову объявлена награда. Я бы на вашем месте, молодой Ястринс, позаботился о защите против наемных убийц.

— Поэтому я к вам и пришел.

— Может быть, я и смогу как-то воздействовать на короля и тем выполнить свой долг перед вами. Но с Мэтью… — Он развел руками и пожал плечами.

— Мэтью не осмелится открыто напасть на меня, если я буду у вас на службе, ваша светлость. Я решил принять ваше предложение.

Каспар поерзал на стуле.

— Я понимаю причину, но, откровенно говоря, вы так неожиданно переменили свое решение…

— Я много раздумывал над вашим предложением, ваша светлость. Однако я надеялся найти себе место в одной торговой компании, которая работает в Саладоре, Ране и Бас-Тайре. Может быть, вы знаете их торгового агента, Куинси де Касла?

Мимолетный проблеск в глазах Каспара показал, что он лжет, отвечая:

— Не знаю такого. Но почему торговля? Ког помолчал, словно собираясь с мыслями.

— Мое благородное происхождение — подарок случая. Глава рода едва ли знает о моем существовании, потому что я — очень дальний родственник. — Он понизил голос. — Если говорить правду, то титул сквайра я получил благодаря ловкой манипуляции нашего местного магистрата в пользу отца. А земли, доставшиеся мне вместе с титулом, не приносят никакого дохода. — И уже обычным тоном прибавил: — Чтобы добиться успеха, мне нужны две вещи: богатство и слава. Я мог бы пойти в армию, но, честно говоря, однажды уже повоевал и понял, что гонять гоблинов на холодном севере — совсем не подходящий способ добыть богатство или славу. Еще я мог бы удачно жениться. Но для этого мне как раз нужны богатство и слава. Какой-то замкнутый круг, вы не находите?

— Пожалуй.

— И я поехал на восток. Ведь именно здесь, а не на западе политика и торговля дают человеку большие возможности. Я стал чемпионом по фехтованию — добился славы. Если мне удастся с помощью де Касла и его партнеров поправить свои финансовые дела, у меня появится и богатство.

— Нельзя не восхититься вашими планами, сквайр, но нет ли путей попрямее?

— Я ни одного не вижу. Я раздумывал насчет леди Джейворк, но корона никогда не одобрит ее брак с бедным провинциальным сквайром.

— Особенно сейчас, — усмехнувшись, вставил Каспар.

— Да, — согласился Ког с принужденной улыбкой. — Но, даже если бы я не поссорился с принцем, кажется, здесь у меня нет будущего… — Он пожал плечами.

— Вы решили, что в мундире моих цветов вы вознесетесь к величию, — закончил за него Каспар.

— Да, ваша светлость.

— Неглупо, — заметил Каспар. — Мне нужны умные люди — при условии, что в будущем вы удержитесь от искушения прилюдно унижать принцев. В Опардуме вы можете получить звание капитана.

— Капитана? — Ког улыбнулся. — Как я уже сказал, ваше высочество, я пробовал служить в армии и решил, что у меня нет для этого призвания.

— Это простая формальность. Если хотите, можете продолжать называть себя сквайром, потому что никто не станет отдавать вам честь и заставлять вас маршировать на плацу. У меня служит много капитанов, и никто из них форму не носит.

— А-а, — протянул Ког, словно только что догадался. — Вам нужен шпион.

— Да, шпион — подходящее слово. По-другому — доверенное лицо. Или представитель, если потребуется. Как бы это ни называлось, работа будет одна и та же — служить мне с непоколебимой верностью и рвением. Вознаграждение будет зависеть от достижений.

Ког допил вино.

— Мне собираться?

— Скоро, — ответил Каспар. — Я побуду здесь еще неделю, потом — визит в Рилланон к королю, а после — в Опардум. Пока не приедем в Опардум, официально вы не будете числиться у меня на службе. Потом вы поймете, что тому есть причины. Однако вы все равно будете под моей защитой. Я невзначай дам знать принцу Мэтью, что, если с вами что-то случится, я буду считать это личной обидой, а также заверю его, что увезу вас из Ролдема подальше. Может статься, через три года вам удастся вернуться, чтобы защитить звание лучшего фехтовальщика. Думаю, это не очень безопасно, зато у Мэтью будет шанс ответить. — Он помолчал и весело добавил: — Или, может случиться, к тому времени кто-нибудь другой прикончит этого заносчивого болвана. И Каспар поднялся, давая понять, что разговор окончен. — Возвращайтесь к себе, сквайр, и постарайтесь не попасть еще в какую-нибудь передрягу.

— Обещаю, ваша светлость, ответил Ког, поднимаясь.

Герцог вышел в одну дверь, а Ког — в другую, где и нашел Амафи.

Когда они благополучно выбрались из дворца, Амафи спросил:

— Хозяин, ну что?

— Теперь мы служим герцогу Каспару Оласко, Амафи.

Улыбка бывшего убийцы больше походила на волчий оскал.

— Вот так начинается наше восхождение к славе!

— Да, — сказал Ког, но про себя решил, что скорее это похоже на спуск в преисподнюю.

Корабль боролся с высокими волнами, а сильный ветер нес его к самому прекрасному городу, какой только доводилось видеть Когу. Нет, даже более прекрасному, чем мог представить себе молодой Ястринс.

Рилланон четко выделялся на фоне холмов — потрясающее творение из цветного камня, в кружевах изящных арок. Послеполуденное солнце, контрастируя с глубокими тенями, делало картину особенно объемной и красочной. Ког знал из истории, что король Родрик Четвертый Безумный приказал перестроить весь город — каждый унылый фасад был украшен резным камнем ярких оттенков. Короли Лиам, Патрик и теперешний Райан продолжали этот проект, и нынче почти каждый дом в столице Королевства представлял собой дивный образчик архитектуры. Весь из мрамора и гранита, Рилланон сверкал белым и розовым, желтым и янтарным с оттенками пурпурного, зеленого, красного и синего цвета. Корабль приближался к гавани, и открывались все новые впечатляющие детали; Ког и Амафи в немом изумлении застыли на палубе «Дельфина», герцогского корабля.

— Вы первый раз в Рилланоне, сквайр?

Ког обернулся и поклонился герцогу, прежде чем ответить:

— Да, ваша светлость.

Амафи потихоньку отошел, предоставив хозяину возможность поговорить с герцогом наедине.

— Конечно, я люблю свою родину, — сказал герцог. — Опардум — по-своему прекрасный город, но не могу не признать, что с Рилланоном ничто не сравнится.

— Вы правы, ваша светлость. Я читал историю… — Ког заставил себя вспомнить свое место. — Когда я учился, отец настоял, чтобы я как следует ознакомился с историей Королевства. — Он повернулся и повел рукой. — Но это… не поддается описанию.

— Да, верно. — Герцог усмехнулся. — Если кто-нибудь пойдет войной на Королевство, будет ужасно жалко подвергать разрушениям такое чудо. Наверное, гораздо лучше уговорить их сдать город без боя, как вы считаете? Ког кивнул:

— Хотя, мне представляется, гораздо лучше вообще не воевать с Королевством Островов.

— Победить можно не только в вооруженном конфликте, — произнес герцог задумчиво, как будто говорил больше для себя, чем для Кога. — Есть люди, которые клянутся, что война — результат неудачной дипломатии, тогда как другие скажут, что война — это всего лишь еще одно из дипломатических средств; я же не настолько глубоко знаю предмет, чтобы разглядеть какую-то разницу между этими двумя точками зрения. — Он повернулся к Когу и улыбнулся. — Ну а теперь идите к себе и оденьтесь понаряднее. Сегодня вечером мы обедаем в королевском дворце. — Он бросил взгляд на паруса. — По моим представлениям, менее чем через час мы будем в гавани, откуда корабль сразу проведут к королевскому причалу.

Следуя совету герцога, Ког спустился к себе в каюту. К тому времени, как он оделся для приема, раздался стук в дверь. Амафи открыл и увидел судового юнгу.

— Сквайр, герцог ожидает вас на палубе.

— Иду, — отвечал Ког.

Он поспешно поправил свой новый камзол и взял шляпу — костюм сшили ему в Ролдеме перед отъездом. Последнюю неделю он провел очень тихо, следуя совету Каспара, и избегал публичных мест. Похоже, никто этого особо и не заметил — сразу после стычки с принцем Мэтью приглашения от ролдемской знати поступать перестали. Видимо, стало известно, что Каспар взял Кога под свою защиту, так как никаких попыток напасть на него не было, по крайней мере, ни Ког, ни Амафи ничего не заметили.

Ког выскочил на верхнюю палубу: корабль уже подходил к волнорезу в гавани. Когда молодой человек впервые увидел Ролдем с борта корабля, его поразило это зрелище; Рилланон же просто потрясал воображение. Чем ближе они подходили, тем чудеснее становился вид: город не только был построен из мрамора и гранита, он был еще и украшен всеми возможными способами: цветочными беседками, садами на склонах, разноцветными вымпелами и знаменами, витражами в окнах. Заходящее солнце бросало разноцветные отсветы на каменные стены.

— Это просто что-то невероятное, — выдохнул Ког.

— Да, — согласился герцог. — Я всегда стараюсь прибыть в город до заката, чтобы увидеть это.

На входе в бухту их встретил катер, несущий флаг Королевства Островов; он приспустил стяг, салютуя герцогу Оласко. Моряки на обоих кораблях просигналили приветствия друг другу, а Ког, почти онемев, озирал великолепие, простершееся перед ним. В гавани находились — у причалов или на рейде — корабли из всех стран моря Королевства. Молодой человек увидел кешианские торговые суда, корабли из Восточных земель и грузовые суда из всех известных в мире мест.

Паруса зарифили, «Дельфин» замедлил ход — капитан выравнивал скорость с катером. С высокого борта парусника была сброшена веревочная лестница; на борт поднялся портовый лоцман и быстро прошел на мостик, чтобы выполнить свою работу — подвести корабль к королевскому причалу.

Ког жадно впитывал каждую мелочь. Он помнил, как впервые увидел Латагор, а потом Крондор, Саладор, а затем и Ролдем. Каждый город был источником новых впечатлений и ощущений, но Рилланон затмил все предшествующие.

Корабль скользил точно к причалу — там уже поджидали докеры с длинными шестами, а вдоль причальной стенки вывешивались кранцы. Тут же с носа и кормы на берег бросили швартовочные концы, и корабль незамедлительно был ошвартован.

Из своей каюты вышла леди Наталья, сопровождаемая слугами, и одарила молодого Ястринса сияющей улыбкой.

— Я так понимаю, мы прибыли.

— Да, миледи, — произнес Ког, широко улыбаясь в ответ. — Совершенно верно.

Наталья, сохраняя улыбку на лице, стрельнула глазами по сторонам, словно опасалась чего-то.

— Сквайр, мы должны вести себя безупречно. Ког кивнул. Предупреждение было излишним.

Он знал, что каждую минуту на пути в Опардум за ним будут наблюдать. Поступок в отношении принца Мэтью настолько шел вразрез с его характером, что даже сестра герцога относилась к нему с подозрением. Ночь страсти, кажется, была окончательно забыта, и Ког избегал упоминать о ней хоть намеком — чтобы Наталья не расценила его слова как приглашение. В такой ситуации, рассудил молодой человек, лучше предоставить даме право самой принимать решение.

Первым на берег сошел герцог Каспар, за ним — сестра и сопровождающие. Последним шел Ког, так как его положение в свите еще не было узаконено. Потом высадились Амафи и остальные слуги.

Их уже дожидались кареты, украшенные гербом Королевства Островов — на малиновом поле на задних лапах стоял лев с короной над головой и держал в передних лапах поднятый меч. Каспар с сестрой сели в первый, самый нарядный экипаж, потом расселась свита. Карета, которая досталась Когу и верному Амафи, была чистой и удобной, но совсем не роскошной.

Пока карета пробиралась по улицам города вверх по склону, к дворцу, Ког высунулся из окна, разглядывая магазины, дома, огромные площади с роскошными фонтанами. Город расположился на холмистой гряде, так что иногда, въезжая на мост, они видели землю далеко внизу. Несколько раз Ког замечал речушки, бегущие к морю.

— Город просто удивительный, — сказал он Амафи на языке Королевства.

— Да, хозяин, — отозвался слуга. — Говорят, когда первый король построил себе крепость, он выбрал самую высокую вершину, а деревянные мосты охраняли его люди — которые, по правде говоря, немногим в то время отличались от пиратов. Многие годы город рос от порта вверх по холмам и вниз от дворца — и сейчас получился целый лабиринт мостов и улиц.

Когда они ехали по предпоследнему мосту, перед самым дворцом, Ког глянул вниз и увидел дома, прилепленные к круче; кажется, снизу их поддерживали подпорки, а узкие лестницы, оплетавшие их, как лианы, вели на улицу, лежащую выше по склону. Ниже река Рилланон, стиснутая по бокам могучими гранитными стенами, несла свои воды через пороги к морю.

Подъезжая к дворцу, Ког произнес, размышляя вслух:

— Интересно, те, кто тут живет, привыкли к этой красоте?

— Конечно, хозяин. Человеку свойственно не замечать того, что окружает его каждый день, — отозвался Амафи. — Это, кстати, должен знать хороший наемный убийца. Умение не быть обнаруженным, пока не станет слишком поздно, объясняется способностью сливаться с привычным окружением. Незаметность — это искусство сливаться с тем, что вокруг, а вовсе умение не пробираться в темноте.

— Наверное, ты прав, — согласился Ког.

— Конечно я прав, хозяин, иначе уже давно был бы мертв.

Они говорили на языке Королевства, который лучше всего подходил к ситуации, но Ког понимал, что их могут подслушивать. Перейдя на квегский, он сказал:

— Надо, чтобы ты кое-что сделал.

— Рад служить вам, хозяин.

— Когда ты мне не нужен, держись не очень близко от меня. Мне бы хотелось, чтобы ты стал для меня еще одной парой глаз и ушей. Следи за теми, кто следит за мной, слушай, не говорят ли о моем господине Каспаре или обо мне. — Жестом он показал, что имеет в виду всех вокруг. — С остальными на языке Королевства не разговаривай. Будем говорить только на квегском.

— Как скажете, хозяин.

Кареты переехали последний мост перед дворцом; к тому времени, как они въехали во двор, карета герцога и другие, со свитой, уже были поставлены в каретный сарай, а лошади отправлены в конюшню.

У Кога перехватило дыхание. Из порта дворец виделся прекрасным, при близком рассмотрении его великолепие казалось почти невероятным. Старинная главная каменная башня была воздвигнута на вершине холма несколько веков назад, но на протяжении всей истории к ней пристраивались новые боковые корпуса и флигели, и сейчас дворец представлял собой широко раскинувшееся сплетение проходов, галерей, внутренних двориков с фонтанами. Сам парадный двор был больше, чем дворец в Ролдеме. Но главное внимание привлекал фасад дворца. Каждый дюйм был облицован камнем разных оттенков; в белом граните посверкивали золотые и серебряные жилки. В розовом свете заката фасад отблескивал розоватыми и ярко-оранжевыми сполохами, прорезанными темно-синими тенями. Арочные окна сияли прозрачнейшим стеклом, а высоко на башнях развевались яркие вымпелы. Кругом — на решетках вдоль стен, на окнах — росли цветы.

Подошел дворцовый слуга.

— Сквайр Ястринс?

— Да, — ответил Ког.

Подозвав королевского пажа, мальчика лет тринадцати, слуга велел:

— Проводи сквайра и его слугу в отведенные им покои.

Ког понял, что багаж доставят позднее. Он отправился за пажом, который повел их по высокой лестнице к входу во дворец. На каждой ступенькестояли по два стражника — то есть справа и слева по стойке «смирно» выстроилась дюжина рослых молодцов. На головах у них были блестящие металлические шлемы с полями, а поверх черных мундиров — красные плащи, украшенные королевским гербом — золотым львом. В руке каждый держал алебарду.

Войдя во дворец, через огромные распахнутые двери впереди Ког увидел садик, где выложенная камнем тропинка вела к другим распахнутым дверям в галерею. Ког и Амафи свернули вслед за мальчиком направо и, пройдя сквозь длинную череду залов, оказались в крыле, отведенном для гостей. Паж остановился у дверей в комнаты Кога.

— Сэр, покои герцога Каспара расположены в другом конце этого зала. — Он указал в дальний конец. — Это не очень близко.

Отведенное ему жилье произвело на Кога большое впечатление. Как самый незначительный член свиты герцога, он ожидал получить что-нибудь скромное, и если это могло называться скромным, тогда покои Каспара могли соперничать с королевскими в Ролдеме!

Над просторной кроватью навис балдахин, тяжелый полог закрывал кровать. На кровати лежала огромная пуховая перина, а также несколько подушек и валиков. Противоположную стену занимал большой камин, сейчас холодный. В это время года он был не нужен, но зимой, решил Ког, огонь здесь должен гореть постоянно.

На стенах висели огромные шпалеры, смягчая холод камня — это была самая старая часть дворца, а может быть, и часть главной башни.

— Кровать для вашего слуги вот здесь, сэр.

Ког открыл дверь и заглянул в соседнюю комнату. Это была гардеробная, но по размерам она превышала его квартиру в Ролдеме. Здесь могло поместиться столько одежды, что хватило бы на целый год ежедневных переодеваний, а еще тут стояли кровать, стол, вешалка и стул — для удобства слуги.

— Сэр, — продолжал паж, — другая дверь ведет в комнату для умывания.

— Благодарю вас, — ответил ему Ког, и мальчик пошел к выходу.

— Если вам что-нибудь понадобится, — уже в дверях сказал паж, — потяните за этот шнур, сэр. Прием по случаю приезда герцога начнется через два часа, так что у вас будет время отдохнуть.

Он открыл дверь, за которой Ког увидел целую толпу дворцовых слуг. Паж протиснулся мимо них, а они внесли в комнату багаж Кога. Пришел другой слуга — с подносом, полным фруктов и всяких деликатесов. Еще один внес поднос, уставленный графинами с охлажденным вином, разбавленным соком; был там и оловянный кувшин с элем, а также полдюжины бокалов.

Как только они ушли, в комнату торжественно вступила вереница юношей, нагруженных ведрами с горячей водой; они проследовали прямо в комнату для умывания. Ког дождался, пока они закончат и уйдут, а потом пошел посмотреть, что они сделали.

В комнате для умывания оказалась большая каменная ванна, облицованная керамической плиткой. Ког потрогал воду.

— Пока я разденусь, она как раз будет приятной температуры. Амафи, приготовь мне для вечера лучшую одежду — черный с красным камзол, серые штаны и черные короткие сапоги с золотыми пряжками. Еще я возьму рапиру с серебряным эфесом и черную шляпу с ястребиным пером.

Амафи принялся распаковывать багаж, а Ког тем временем скинул с себя дорожную одежду.

Улегшись в ванну, он заметил, что над ней укреплен какой-то странный механизм: медная трубка с расширенным концом, усеянным мелкими дырочками. Рядом висела цепочка с ручкой. Он сел и потянул за ручку. В ту же секунду его окатило холодной водой. Он вскрикнул от неожиданности и еще раз дернул за ручку, чтобы остановить воду.

Услышав крик, Амафи вбежал в комнату с кинжалом в руке. Увидев, что ничего страшного не случилось, а Ког, сидевший теперь с мокрыми волосами, отплевывается, слуга спросил:

— Хозяин, что случилось? Ког со смехом ответил:

— Ничего, я просто не ожидал, что меня обольет водой. Это чтобы споласкиваться. Но вода еще холодная. — На краю ванны Ког нашел кусок ароматного мыла и начал мыться. — Когда я закончу, можешь тоже помыться, Амафи. Вода будет еще вполне чистая.

— Вы очень добры, ответил слуга.

— Принеси мне вина, — попросил Ког, и Амафи тут же вернулся с бокалом холодного вина.

Закончив мыться, Ког задержался в ванне, наслаждаясь полной расслабленностью и попивая вино. В голову ему пришла мысль, сколь роскошны должны быть покои короля, он улыбнулся и пробормотал:

— Королем быть приятно, это уж точно.

Когда-то королевский двор Ролдема произвел на Кога сильное впечатление, но, увидев тронный зал короля Островов, молодой Ястринс был ошеломлен.

Ему было позволено войти после Каспара, как члену свиты, но никакого формального представления не последовало. Он стоял у стены зала, а король просто приветствовал герцога и его сестру.

Король Райан был молодым человеком, не более двадцати трех лет от роду. Его отец, король Патрик, неожиданно умер несколько лет назад; с его смертью закончилась довольно бурная эпоха. Патрик был человеком буйного нрава, скорым на суд; он наследовал двум королям — Боуррику и Лиаму, совсем иным по характеру. Патрик правил в Крондоре в нелегкую пору восстановления Западных земель после кошмара, называемого Змеиной Войной. В рассказах об этом времени трудно было отделить мифы от реальной истории; согласно одной из версий, пантатианские змеиные жрецы, создания мрачных легенд, организовали нападение своего флота, включавшего более тысячи кораблей, на Крондор, пройдя через океаны. Каковы бы ни были события на самом деле, их последствия оказались ужасны: Крондор был почти стерт с лица земли. Во время своего правления в Крондоре Патрику пару раз приходилось участвовать в стычках с Кешем. Когда его отец, король Боуррик, умер, Патрик был уже немолод и утомлен судьбой. Его правление нельзя было назвать счастливым.

Про Райана пока никто не мог сказать ничего определенного, и Каспар заодно хотел узнать нового монарха получше. Один из капитанов Каспара, Янос Прохаска, стоявший рядом с Когом, прошептал:

— Должно быть, король отнесся к нашему хозяину с особым вниманием.

— Почему вы так считаете, капитан? — тоже шепотом отозвался Ког, прислушиваясь к церемонии.

— Вы что, не знаете обычаев высшего света в вашей собственной стране? — тихо спросил Прохаска.

— Нет, — признался Ког.

По обеим сторонам от короля — неженатого и поэтому в одиночестве сидевшего на троне — стояли шесть человек. Пока Каспар благодарил короля за прием, эти шестеро внимательно его рассматривали.

— Рядом с королем стоят лорд Валлен, герцог Рилланонский, — сказал капитан Прохаска, — а рядом с ним — лорд Джеймс, герцог Крондорский. То есть на стороне короля — двое самых могущественных герцогов. От его имени они правят Восточными и Западными землями. В Крондоре нет принца, поэтому Джеймс заодно и регент Западных земель.

Ког стал разглядывать герцогов. Оба были немолоды, но крепки, высоки ростом, с умными взглядами и спокойной уверенностью людей, которые не одно десятилетие пользуются огромной властью. Рядом с герцогом Крондорским стоял еще один человек, немного моложе; он что-то тихо говорил герцогу. Капитан заметил:

— Человек, который разговаривает с лордом Джеймсом, — лорд Уильямсон Хоуэлл, канцлер королевского казначейства. Он придворный герцог, но не менее могущественный, чем первые двое. Считается, что никто лучше него не умеет распоряжаться деньгами. Видите за ним двух военных?

Ког кивнул.

— Да.

Один, человек средних лет, с выправкой профессионального военного, был в коротком плаще красного цвета — цвета короля, а другой носил цвета герцога Джеймса — синий плащ с голубым кругом; в центре круга была видна фигура орла, парящего над горной вершиной. Этому человеку, кажется, было за семьдесят, и Ког понял, что когда-то он был очень силен и могуществен. Видно было, что с возрастом он немного сдал, но Ког по-прежнему счел бы его опасным противником.

— Это сэр Лоуренс Малколм, рыцарь-маршал Западных армий, а рядом с ним — Эрик фон Даркмур, рыцарь-маршал Крондора. За ним стоят адмирал Восточного флота Дэниел Маркс и его адъютант. Если бы я не знал, что это торжественный прием, то решил бы, что мы на военном совете.

Ког рассмотрел всех названных и был вынужден согласиться. Легкого праздничного настроения, которое царило в Ролдеме, при рилланонском дворе в тот вечер не чувствовалось.

Герцог попятился от трона, мастер церемоний шагнул вперед и ударил жезлом в каменный пол.

— Дамы и господа, его величество приглашает вас отобедать в Большом зале.

Ког последовал за толпой и при помощи пажа отыскал свое место. И за столом обстановка была как будто чуть напряженной. Люди негромко переговаривались, он и сам поучаствовал в вежливом разговоре с местными придворными, но в то время как при ролдемском дворе всегда громко играла музыка и выступали артисты, здесь только одна небольшая группа музыкантов что-то тихо наигрывала.

Пища была превосходной, как и вино, но Ког не мог избавиться от какого-то неприятного чувства. Когда он уже заканчивал есть, у его плеча возник паж.

— Сэр, король хочет вас видеть.

Ког последовал за пажом и остановился на открытом месте перед центральным столом, за которым сидел король. Молодой человек оказался прямо перед ним и почувствовал, что его внимательно разглядывают все сидящие за столом.

Король восседал в кресле с высокой спинкой, герцог Каспар, как почетный гость, находился справа от него. Слева сидела леди Наталья, и, насколько Ког мог видеть, она уже испытывала свои чары на короле. За этим же столом сидели представители высшей знати Королевства.

— Ваше величество, сквайр Когвин Ястринс! — объявил паж.

Ког поклонился как можно менее напряженно, но все же ему было немного не по себе. В других странах нетрудно было выдавать себя за бедного дворянина из Королевства Островов, но сейчас он стоял перед монархом страны, где вроде как родился; к тому же всего через четыре человека от короля сидел тот самый герцог, вассалом которого и являлся так называемый родственник Кога; молодой человек заставил себя сделать глубокий вдох.

Темно-карие глаза короля изучающе глядели на Кога. Взгляд Райана и все его повадки выдавали зрелый ум, к тому же русоволосый, светлокожий король был очень хорош собой. «Даже если бы он не был королем, — подумал Ког, — многие женщины нашли бы его привлекательным».

— Приветствовать вас, сквайр, — честь для нас, — произнес наконец король.

— Ваше величество слишком великодушны. — Ког снова поклонился.

— Ничего подобного, — возразил король. — Вы принесли славу Королевству, став лучшим фехтовальщиком. Мы несколько раз интересовались вашим местонахождением.

Герцог Джеймс внимательно смотрел на Кога.

— Ваш родственник барон Сельян Ястринс не мог подсказать, как вас разыскать.

Что-то в его голосе навело Кога на мысль, что герцог — человек подозрительный. Ког кивнул:

— Ваше величество, ваша светлость, я вынужден признать, что на самом деле я очень дальний родственник барона. Полагаю, он и слыхом обо мне не слыхивал, пока до него не дошли новости о моей победе в турнире. Его и мой деды были братьями, и все, что у нас общего, — это фамилия. Мои права на титул сквайра возникли только благодаря искусному влиянию отца на геральдическую комиссию, как я понимаю.

Герцог усмехнулся.

— Иными словами, ваш отец кого-то подкупил. Ког улыбнулся в ответ и пожал плечами.

— Он никогда не рассказывал, а я никогда не спрашивал. Я знаю только, что поместья, полученные моим отцом, состоят из заболоченных земель за пределами Илита, а доходов с них я не видел ни гроша.

После этих слов за столом все рассмеялись. Шутки Кога над самим собой немного подняли настроение.

— Ну, даже если ваш отец обошел закон в этом вопросе, я своей волей подтверждаю ваш титул и права на земли, пусть и бесполезные, — молвил король. — Лучший фехтовальщик заслуживает награды.

Он подал знак, и паж принес алую подушку, на которой лежал меч необыкновенной красоты. Гарда была украшена серебряной филигранью, а сам клинок был из лучшей стали, какую доводилось видеть Когу.

— Это меч из нашей кузницы в Родезе, — сказал король. — Считается, что там делают лучшие в мире клинки, и мы полагаем, что это подходящий подарок для победителя турнира.

Ког принял меч; другой паж подал ему роскошно украшенные ножны.

— Ваше величество, я искренне тронут.

— Насколько нам известно, вы будете служить нашему другу герцогу Каспару.

— Да, ваше величество.

Король выпрямился в кресле, и его улыбка угасла.

— Служите ему усердно и доблестно, но, если судьба приведет вас на родину, сквайр, для вас отыщется место и здесь. — Король бросил взгляд на Каспара: — Мы всегда найдем применение хорошему фехтовальщику, особенно столь одаренному.

Ког кивнул, и король взмахом руки отпустил его. Молодой человек, следуя за пажом, вернулся за свой стол, чувствуя, что последние слова короля опять испортили настроение присутствующим.

Усаживаясь, Ког вспомнил слова капитана Прохаски и снова в душе согласился с ним: это не придворный праздник. Это военный совет.

6 РИЛЛАНОН

КОГ СМОТРЕЛ НА ГОРОД.

Он стоял на балконе у королевских апартаментов, дожидаясь, пока герцог Каспар закончит совещаться с королем. Внизу расстилался Рилланон; Ког не мог налюбоваться на его великолепие. Молодой человек очень жалел, что у него нет времени на изучение города: если бы он не поступил на службу к герцогу, именно этим он бы сейчас и занимался. Однако теперь у него появились новые обязанности.

— Дивный вид, не правда ли? — раздался за спиной знакомый голос.

Он обернулся и поклонился подошедшей леди Наталье.

— Да, миледи.

— Брат скоро выйдет и, не сомневаюсь, придумает для вас какое-нибудь дело.

Ког редко испытывал смущение в присутствии женщин, но после ночи на охоте он никак не мог понять, чего ожидать от Натальи, да и чего она ждет от него — не знал.

Словно читая его мысли, она улыбнулась и подошла ближе. Нежно коснувшись его щеки, Наталья сказала:

— Не беспокойся, мы мило провели время, вот и все. Я — инструмент государственной политики своего брата, как и ты. У него на мой счет определенные планы, так что тебе нет необходимости объясняться мне в любви.

Ког усмехнулся.

— Меня, миледи, беспокоит не это. Хотелось только понять, совсем ли меня отставили или… мое общество потребуется снова.

Она помолчала, рассматривая его.

— Почему мне кажется, что тебе одинаково безразличны оба этих варианта?

Ког взял ее за руку.

— Это неправда, миледи. Вам нет равных среди женщин.

— Лжец. Ты используешь женщин так же, как я использую мужчин. Мы слишком похожи, Ког. Ты когда-нибудь любил?

Ког ответил не сразу.

— Однажды мне казалось, что да. Я ошибся.

— А, — сказала Наталья, — так от любви нас защищает разбитое сердце?

Ког не стал ничего объяснять.

— Если вы так считаете, пусть так и будет.

— Мне кажется, иногда лучше вообще не иметь сердца. Вот у возлюбленной моего брата, леди Ровены, сердца точно нет.

В душе Ког не мог не согласиться. Он очень хорошо это знал, потому что именно эта женщина и разбила ему сердце — и это был самый жестокий урок Конклава. Алисандра, как ее тогда звали, и в самом деле была бессердечна. И это очень больно ранило Кога.

— Мне придется выйти замуж за того, кого укажут, из политических соображений. Поэтому я и ищу удовольствий, где могу. — Помолчав, Наталья спросила: — Как тебе молодой король?

— Понятно, — усмехнулся Ког. — Ваш брат хочет сделать вас королевой Островов?

— Может быть. — Наталья чуть улыбнулась в ответ. — В Ролдеме нет подходящей пары, самой старшей из принцесс едва исполнилось одиннадцать. Может быть, Райан и дождется, пока она повзрослеет, но, думаю, лорд Валлен и другие советники очень хотят, чтобы он женился и начал плодить наследников. В королевских семьях Востока я — самая лучшая партия, а Королевству Островов нужны восточные союзники.

Ког сделал вид, что ничего не понимает в местной политике:

— Я думал, что у Островов есть договоры с Фариндой, Опастом и Фар-Лореном.

— Да, но эти страны… мало значат. Райану нужно, чтобы герцогство Оласко было его союзником.

Ког начал быстро соображать. Все указывало на конфликт, назревающий между Королевством Островов и Оласко, иначе действия Каспара в этих краях совсем не имели смысла. Стараясь выудить побольше информации, он заговорил:

— Они — своего рода буфер. Мне кажется, у Оласко и Островов мало поводов для разногласий.

— Так и есть, — раздался голос сзади.

Ког и Наталья обернулись и увидели Каспара.

— Ваша светлость, — поклонился Ког, а Наталья подошла и поцеловала брата в щеку.

Каспар встал рядом с Когом.

— Город просто прекрасен, правда, сквайр?

— Да, ваша светлость.

Каспар был одет в белый камзол, отделанный желтым шнуром и застегнутый на правую сторону, красные брюки, мягкие туфли, а единственным украшением служила затейливая серебряная пряжка на черном кожаном поясе.

— Наталья, сегодня вечером мы ужинаем с королем. В седьмом часу за тобой придет паж. Сквайр, вы сегодня можете быть свободны. Может быть, вы развлечете до ужина мою сестру, а затем можете взять слугу и сходить в город. Рилланон — место очень интересное, вам следует воспользоваться случаем и изучить его. — Он посмотрел на Кога и тихо прибавил: — Хорошенько изучите его.

— Да, ваша светлость. — Ког поклонился.

— А теперь у меня еще одна встреча. Можете идти, а с тобой, моя дорогая, мы увидимся вечером.

Наталья еще раз поцеловала брата, и он ушел. Когда он скрылся из виду, она повернулась к Когу:

— Раскомандовался!

— Да, — рассмеялся Ког. — И чего бы хотелось миледи?

Она прижалась к нему и крепко его поцеловала.

— Я знаю точно, как именно вы будете меня развлекать, сквайр.

Ког оглянулся, чтобы убедиться, что их никто не видит. Нехорошо, если возможная королева Островов будет замечена на балконе целующейся с каким-то захудалым сквайром.

— Неподходящее место, — прошептал он.

Она повернулась, даже не позаботившись посмотреть, следует ли он за ней, и решительным шагом направилась в коридор, повернула прочь от своей двери и, ничего не спрашивая, привела Кога к его покоям.

Открыв дверь, она увидела Амафи, занятого чисткой башмаков хозяина. Тот встал и поклонился.

— Оставь нас, — велела Наталья.

Амафи бросил взгляд на Кога, словно спрашивая подтверждения, и Наталья повысила голос:

— Я сказала, оставь нас! Ког кивнул.

— Оставь нас на час, — сказал он на квегском. Амафи пошел к двери, а Наталья, тоже на квегском, добавила ему вслед:

— На два.

Амафи оказался в коридоре за дверью, с парой башмаков Кога в одной руке и ветошью в другой. Он постоял, словно не зная, что делать, потом решил, что, наверное, королю тоже кто-нибудь чистит башмаки, и решил найти пажа, у которого можно было бы справиться о подобных делах. Вспомнив, что он за пределами комнаты должен говорить только на квегском, Амафи понадеялся, что, рано или поздно, все же найдется человек, который поймет, что ему нужно.

Ког положил свои карты. Не в этот раз.

Человек, сидевший напротив него, тоже сдался. Мужчина справа от Кога рассмеялся и придвинул к себе монеты.

— Не везет сегодня, сквайр? Ког улыбнулся.

— Не могу же я выигрывать каждую ночь. Какая тогда радость, Бургесс?

Ког играл в карты в маленькой таверне, под названием «Черный бык», расположенной у северных ворот города. Здесь бывали только местные жители, да останавливались случайные проезжие фермеры.

Молодой человек следовал инструкциям Каспара. Последние три ночи и два дня он провел, изучая Рилланон со всех сторон. Как он и подозревал, после первого выхода в город Каспар буквально засыпал его вопросами — начиная от расположения важных точек, где дежурили солдаты короля, и заканчивая тем, каких людей можно встретить на улицах по ночам.

Каждый день он узнавал что-то новое, и каждый день герцог задавал новые вопросы. Навыки Кога в охоте и обнаружении следов, его способность к ориентации в любой местности немало ему помогли.

Каспар сообщил ему, что до конца недели надо продолжать изучение города, а потом герцог со всей свитой отбудет домой. Ког посетил самые сомнительные прибрежные постоялые дворы, самые роскошные бордели, игорные заведения всех сортов и почти все достойные упоминания таверны. Он очень жалел, что в Рилланоне нет таких рестораций, которые были в моде в Ролдеме, так что большая часть блюд, отведанных им за пределами дворца, ничем не были примечательны.

— Вам сдавать, — сказал купец.

Ког стал разбирать свои карты. С Лайманом Бургессом он познакомился накануне вечером в игорном зале недалеко от центральной рыночной площади, и общительный торговец предметами роскоши предложил сегодня встретиться в этой таверне. Как и было обещано, в уютном небольшом заведении пища оказалась неплоха, выпивка — даже лучше, чем еда, а еще здесь играли в покер.

Участники подбросили по монетке; начинать выпало Когу. Вчера Бургесс, как только понял, кто такой Ког, очень захотел сойтись с ним поближе. Другие знали Кога как чемпиона фехтовального турнира, тогда как Бургесса больше интересовала его связь с герцогом Каспаром.

Бургесс торговал редкостями, драгоценностями, дорогими украшениями, статуэтками и другими ценными безделушками. Его клиентами были самые богатые и знатные жители города, включая, по его словам, даже придворных вельмож. Он не стал скрывать, что хочет познакомиться с герцогом.

Ког глянул в свои карты, понял, что у него игра не пойдет, и, когда пришел его черед торговаться, сбросил карты. Весь раунд, пока сдавали другие, карта к нему не шла, наконец ему опять выпало сдавать. Тасуя карты, он оглядел комнату. Кроме пятерых игроков в карты здесь сидели еще шесть человек. Одним из них был Амафи — он устроился неподалеку и все примечал.

Якобы для поддержания разговора молодой человек спросил Лаймана:

— А вы в Ролдеме торгуете?

Бургесс взял карты.

— Вообще-то нет. Я кое-что продавал ролдемским купцам здесь, но сам туда никогда не ездил.

— Вам надо съездить, — сказал Ког, глядя в свои карты. Наконец ему выпала приличная сдача, и он стал торговаться. Заменив две карты, он продолжил разговор: — Там неплохой рынок для ваших товаров.

— Да, я слышал. Но туда тяжело проникнуть. Старые корпорации держатся за свои места мертвой хваткой. — Торговец покачал головой. — Не пойдет, — сказал он и бросил карты.

— У меня в Ролдеме друг, — сказал Ког. — Он сам из Королевства и мог бы вам помочь.

— Неужели?

Ког раскрыл свои карты — он выиграл — и, посмеиваясь, собрал монеты со стола.

— Удача переменилась. — Очередность сдавать перешла к другому игроку, и он продолжал: — Да, он купец и весьма влиятелен в городе, зовут его Куинси де Касл. Может быть, вы о нем слышали.

Он внимательно смотрел в лицо Бургесса. Что-то в нем промелькнуло, но купец покачал головой:

— Не припомню.

Ког понял, что он лжет.

Они играли еще час — Ког не выигрывал, но и не проиграл ничего. К концу ночи двое заезжих торговцев выиграли немало, местный купец остался при своих, а Бургесс изрядно потерял. Ког проиграл совсем немного.

— Я хотел бы угостить вас, прежде чем мы расстанемся, — сказал он Бургессу, когда остальные ушли.

— Хорошо, — ответил купец.

Ког жестом подозвал прислуживавшую девушку:

— Подайте нам самое лучшее вино.

Девушка принесла бутылку и два кубка. Молодое вино оказалось терпким, с ароматами фруктов, специй, с дубовым привкусом.

— Очень хорошее, — заметил Бургесс, попробовав.

— Кажется, это смесь разных сортов, откуда-то из Саладора.

— Вы разбираетесь в вине, — заметил купец.

— Я некоторое время жил в Саладоре, и мне этот вкус знаком. Если бы я не пил сегодня эль, то смог бы сказать даже, от какого оно винодела.

Бургесс рассмеялся.

— Я не очень люблю вино, предпочитаю крепкое пиво. — Увидев, что Ког собирается вновь позвать девушку, он поспешно добавил: — Но это хорошее вино. Я с удовольствием выпью, особенно если платите вы.

— Наверное, мне бы понравилось здесь жить, — заметил Ког, сделав большой глоток.

— Да, город удивительный, — согласился Бургесс, — хотя я никогда не был в Опардуме.

— Да и я не был, — признался молодой человек.

— О, а я думал, что вы у герцога на службе.

— Так и есть. — Ког пригубил вино. — Но совсем недавно. Мы познакомились в Ролдеме, после того как я выиграл турнир Школы Мастеров.

— Это большое достижение. Ког пожал плечами.

— У каждого есть какое-то умение. Кто-то в одном мастер, в другом — профан. Я мастер в охоте и фехтовании. А вы?

— Я добился успехов в торговле, — признался Бургесс. — Ну… и отчасти в картах, хотя тут успехи мои скромнее.

— Женаты?

— Да, — кивнул Бургесс. — Жена сейчас поехала к родителям в Долт. Поэтому я и не сижу сейчас дома по вечерам. В доме одиноко.

— А дети есть?

— Сын. Он служит в личной охране короля.

— Почетная должность. Бургесс отодвинулся от стола.

— Я уже двадцать лет продаю здесь предметы искусства. Некоторые мои сделки принесли доход, который мог бы сделать счастливым такого человека, как лорд Хоуэлл. Патент на офицерский чин стоил недешево, но сын всегда мечтал быть военным, а мне не хотелось, чтобы он командовал ротой у кого-нибудь из приграничных баронов на холодном севере. К тому же, если он поднимется в чинах, у него будет возможность выгодно жениться, может быть даже на дочери аристократа.

— Вы возлагаете на сына большие надежды, — заметил Ког.

— Как всякий отец.

Ког вспомнил собственного отца. Его народ смотрел на жизнь по-другому. Ког почувствовал укол тоски и постарался заглушить его. Воспоминания приносили только боль. Его отец хотел, чтобы Коготь стал хорошим отцом, мужем и уважаемым человеком в их деревне.

— Наверное, вы правы, — сказал он наконец. — Мой отец тоже хотел, чтобы я добился успеха.

— И вы добились, — заметил Бургесс. — Вы же стали лучшим фехтовальщиком, поступили на службу к герцогу Оласко. У вас хорошее будущее. — Убедившись, что рядом никого нет, Бургесс наклонился поближе. — А я могу сделать его блестящим.

— Продолжайте, — ответил Ког тихо.

— Не зная, о чем вы осведомлены, могу сказать, что в Рилланоне есть люди, которые были бы рады иметь своего человека при дворе Каспара.

Ког выпрямился на стуле, словно обдумывая предложение.

— Вы хотите, чтобы я стал шпионом? Бургесс покачал головой:

— Ничего подобного. Мне просто хочется, чтобы вы могли представить меня герцогу, если я приеду в Оласко, а если вы услышите что-нибудь, что могло бы дать преимущества в торговле мне или моим партнерам, ну, давайте скажем так — награда может быть щедрой.

Ког, опять помолчав, поинтересовался:

— Насколько щедрой?

— Зависит от услуги, — ответил Бургесс. — Если вы организуете встречу моего торгового союза с герцогом Каспаром, получите вознаграждение. Если мы сможем получить концессии на торговлю, вы будете богаты.

Ког молчал, словно раздумывал над предложением.

— Если только при этом я не нарушу клятву верности герцогу.

Бургесс развел руками.

— Мы никогда бы не стали обращаться к вам с подобным предложением.

— Ну что ж, пожалуй, я попробую.

— Замечательно. Мои конторы хорошо известны; они расположены в портовой части, недалеко от королевского причала. Там вам всякий покажет дорогу. Если вы решите работать со мной, приходите сами или пришлите весточку. Если я отлучусь, кто-нибудь из компаньонов будет на месте. — Он поднялся. — А сейчас, сквайр, мне пора домой. Ночь я провел приятно, хоть и стоило это недешево.

После ухода Бургесса Ког немного выждал, а потом встал и прошел в другой угол комнаты, где сидел Амафи.

— Посиди здесь, а потом ступай за мной. Посмотри, не следит ли кто за нами, — тихо проговорил он, проходя мимо.

Амафи едва заметно кивнул.

Молодой человек вышел на улицу затихшего ночного города и по вымощенной брусчаткой мостовой направился во дворец. Идти ему предстояло чуть ли не полчаса, поэтому он стал раздумывать о предстоящих делах.

Может быть, Бургесс был агентом короля Райана, а может быть, просто, как он сам сказал, предприимчивым торговцем, но было понятно, что меньше всего его заботит обогащение Кога или герцога. С ним надо обращаться осторожно.

На полпути Ког понял, что за ним кто-то идет. Он приготовился к нападению, но к тому времени, как он добрался до ворот дворца, ничего не случилось. Он назвал себя стражнику и предупредил, что его слуга, который придет чуть попозже, на языке Королевства не говорит. Капитан стражи заверил его, что слугу пропустят, и Ког без всяких происшествий добрался до своего жилища.

Примерно через четверть часа в комнату вошел Амафи.

— Хозяин, все было так, как вы думали. За вами следили.

— Конечно, агент короля Райана, — сказал Ког, снимая башмаки.

— Нет, хозяин. Я узнал этого человека.

— И кто это был?

— Капитан Прохаска. Это герцог велел за вами следить.

— Вот что? Это все меняет.

— Что вы будете делать, хозяин?

Ког жестом велел убрать грязную одежду.

— Как что? Завтра пойду к герцогу и во всем сознаюсь. А теперь задуй свечу, и будем спать.

Ког ждал, пока герцог прочтет письмо, доставленное из Опардума. Наконец Каспар отложил пергамент.

— Вы хотели видеть меня, сквайр?

— Ваша светлость, вчера ночью ко мне обратился человек, которого я счел агентом Королевства Островов.

— Неужели? — удивился герцог. — Расскажите-ка, Ястринс.

Ког поведал о своем знакомстве с Бургессом и об их вчерашнем разговоре. Выслушав рассказ, Каспар некоторое время молча обдумывал услышанное. Затем сказал:

— Может быть, вы правы. Этот человек, Бургесс, наверное, принадлежит к ведомству лорда Валлена. Дед лорда Джеймса основал это ведомство еще во времена короля Лиама, сначала в Крондоре, потом здесь, в Рилланоне. Оно развивалось, росло и теперь ничуть не хуже, чем такая же служба у кешианцев. Он глянул в окно на город и добавил тихо, словно для себя: — Пусть мне не хватает их возможностей, зато я могу использовать их достижения. — Каспар повернулся к Когу, посмотрел на него внимательно. — Вы правильно поступили, сообщив мне об этой встрече. Мне бы хотелось, чтобы вы нашли этого человека, Бургесса, и сказали ему, что согласны стать посредником для его компании. Ког, как мог, выказал удивление, но потом кивнул:

— Хорошо, ваша светлость.

— Может быть, этот Бургесс — тот, за кого себя выдает, и не больше, и, может быть, из этого дела получится что-нибудь стоящее — вдруг я у него и впрямь что-нибудь куплю, или с Королевством Островов удастся заключить более выгодный торговый договор, чем тот, которым мы пользуемся сейчас, — кажется, им мало что нужно из того, что мы можем предложить, а многое нужно нам самим, так что наша торговля выходит бесприбыльной. Но может быть, Бургесс пытается сделать из вас шпиона.

— Я никогда не нарушу клятву вашей светлости! — с пылом заявил Ког.

— Да, я вам верю, но вы, хоть и одаренный молодой человек, все же не представляете, до чего коварны могут быть эти люди. Сначала купец заставит вас думать, что он — тот, за кого себя выдает, и вы ему дадите информацию, которая покажется вполне безобидной, но в конце концов окажется, что Бургесс предъявит вам какое-нибудь «доказательство» того, что может выставить вас предателем перед герцогом Оласко. И с того момента вы окажетесь целиком в его руках. Нет, давайте-ка сыграем в эту игру и посмотрим, что выйдет. Рано или поздно станет ясно, кто же такой этот Бургесс — шпион или честный торговец. — Каспар усмехнулся. — Даже если он и шпион, он может оказаться полезным, потому что тогда мы можем через него передавать ту информацию, которая будет нужна нам.

— Как будет угодно вашей светлости, — ответил Ког.

— Мы пробудем здесь еще два дня, — сообщил Каспар, — а потом отправимся в Опардум. Продолжайте изучать город и постарайтесь как будто случайно встретить этого Бургесса. Теперь можете идти.

— Да, ваша светлость.

Ког вышел из покоев герцога и поспешил к себе. Прошел всего час после рассвета, а жизнь в городе уже кипела. В который раз Ког залюбовался прекрасными зданиями и подумал о том, что ни за что не уехал бы отсюда, если бы не был связан обязательствами. У себя в покоях он нашел Амафи, ожидавшего указаний.

— Дай мне одежду. Сейчас у меня учебный поединок с офицерами королевской гвардии, затем я приму ванну. Потом пообедаю в городе и еще погуляю.

— Сию минуту, хозяин, — отозвался Амафи. Переодевшись, Ког отправился в королевский арсенал.

Строение, в котором помещался арсенал, не могло сравниться с великолепием дома, отведенного Школе Мастеров в Ролдеме, и даже изящества Школы Клинков Саладора ему недоставало. Он располагался в унылом каменном здании неподалеку от южных ворот дворцового комплекса; высокие узкие окна пропускали внутрь ровно столько света, чтобы внутри можно было что-то разглядеть. Дополнительный свет давали привешенные к потолку пять огромных колес, утыканных свечами.

Зал был полон народу — во дворце уже все знали, что чемпион будет сражаться с лучшими фехтовальщиками Королевства.

Когда Ког победил третьего противника, небесталанного и энергичного молодого лейтенанта, зрители устроили овацию. Смеясь, Ког пожал сопернику руку, а потом похлопал по плечу:

— Браво, друг мой. Если бы вы участвовали в турнире, клянусь, вошли бы в восьмерку лучших!

К нему обратился мастер клинков, отвечавший за подготовку солдат личной королевской охраны:

— Сквайр, на службе у трех королей я провел сорок лет; видел я мастеров, которые могли бы сравниться с вами, но их было немного. Спасибо, что показали нам свое искусство.

Собравшиеся офицеры приветствовали его криками, и на какой-то момент Ког почувствовал себя среди своих. Он не был уроженцем Королевства Островов, но так долго притворялся дворянином этой страны, что почти ощутил себя одним из них. Салютуя, он поднял меч и склонил голову.

— Вы оказываете мне честь, мастер.

Офицеры стали расходиться; Амафи вручил Когу полотенце.

— Ванна ждет вас, — сказал он на квегском. За спиной кто-то произнес тоже на квегском:

— Разве водопровод в Рилланоне — не замечательная штука?

Ког обернулся и увидел лорда Джеймса.

— Ваша светлость, — поклонился он. Джеймс продолжал на языке Королевства:

— У меня много дел с Квегом. Очень полезно знать чужой язык. — Он взглянул на Амафи. — Как это вам удалось получить слугу из Квега?

— Это долгая история, ваша светлость, — попытался уйти от щекотливой темы Ког.

— Как-нибудь расскажете? — поинтересовался Джеймс — Вы замечательно работаете мечом, молодой человек.

— Благодарю вас. Это дар, и я им горжусь не более, чем птица гордится своим пением. Это просто то, что я умею делать.

— Вы скромны? — Герцог Крондорский приподнял брови. — Это удивительно. Многие молодые люди громогласно хвалились бы своими достижениями. Но вы не похожи на многих, не так ли, сквайр?

— Не понимаю вас, сэр.

Джеймс обратился к Амафи на квегском:

— Иди, приготовь хозяину ванну. Я позабочусь, чтобы его не обидели.

Слуга глянул на Кога и, увидев, что тот кивнул, отправился выполнять поручение. Офицеры тоже уже ушли, и Ког с Джеймсом оказались в зале одни.

— Мы можем поговорить? — осведомился герцог Крондорский.

— Готов служить вашей светлости.

— Вряд ли, вы ведь уже служите герцогу Каспару. Давайте пройдемся. — Они вышли из зала во двор. — Милорд Ястринс, как так вышло, что у вас в телохранителях — наемный убийца из Квега?

— Убийца? — Ког постарался не выдать своего изумления.

— Петро Амафи нам известен. А в Саладоре на него объявлен розыск. Вы что, не знали?

— Нет, — честно ответил Ког. Теперь он понял, почему Амафи так просился к нему на службу.

— Я бы его арестовал, но в составе свиты герцога он пользуется дипломатической неприкосновенностью. Надеюсь, уезжая, вы захватите его с собой?

— Конечно.

— Хорошо. Не он один выдает себя за другого, — произнес герцог Джеймс, когда они шагали по пустому плацу.

— О чем вы, ваша светлость?

— Кем бы вы ни были, молодой человек, ваши документы при ближайшем рассмотрении — просто фальшивка. Я видел ваш патент на титул; наверное, это самая лучшая из существующих подделок, но все же это подделка.

Ког постарался принять смущенный, но не виноватый вид.

— Как я говорил его величеству, я не знаю, каким образом мой отец получил документы. Я никогда этим не интересовался, как никогда не пытался получать ренту со своих земель.

Джеймс рассмеялся.

— И очень хорошо, потому что ваши «арендаторы» — лягушки, комары, мухи, ядовитые змеи да горстка контрабандистов. Как вы и говорили, это заболоченные земли неподалеку от Илита. Не знаю, кто положил эти патенты в геральдический зал — ваш отец или кто другой, но в любом случае я стою перед выбором.

— Каким, ваша светлость?

Джеймс остановился на ступеньках лестницы, которая вела во дворец.

— Король признал ваши титулы в присутствии свидетелей; каково бы ни было происхождение этих бумаг, теперь они вполне законны, как если бы его отец собственноручно вручил их вашему. Более того, здесь, в Королевстве Островов, вы вроде как герой. Вы — первый уроженец Королевства, кто стал чемпионом в Школе Мастеров фехтования. Наконец, если бы вы жили в Рилланоне, я бы просил лорда Валлена приглядывать за вами, но вы здесь не живете. Через два дня вы уезжаете очень далеко. Но я не могу не думать о том, что вы, Ког, человек очень опасный. Дед учил меня прислушиваться к особому ощущению опасности, которое появляется, когда что-то идет не так, как обычно. И от вас, молодой человек, у меня появляется как раз такое ощущение. В общем, если вы когда-нибудь вернетесь на Острова, знайте: за вами будут приглядывать самым серьезным образом. А если вы когда-нибудь появитесь в Восточных землях, я сам буду приглядывать за вами, Когвин Ястринс, сквайр Белкасла, баронет Серебряного озера, потому что есть некоторые факты, которыми никак нельзя пренебречь.

— Какие же, ваша светлость?

— Согласно документам, у герцога Вабонского вы служили лейтенантом. Только вот мой старый приятель герцог не может найти ни одного человека, который бы вас знал. Странно, не находите ли? Ког, понимая, что легко ему не отделаться, ответил:

— Видите ли, ваша светлость, патент выправил мой отец, а вот послужной список — это мое… дополнение, если вам будет угодно.

Довольно долго герцог молчал, глядя на Кога, и наконец произнес довольно сухо:

— Всего хорошего, сквайр.

— Всего хорошего, ваша светлость, — ответил Ког в спину герцогу и медленно выдохнул.

Он ощущал, что был в двух шагах от провала. Он избежал его — но от этого нисколько не легче, потому что теперь лорд Джеймс Крондорский обратил на него внимание, а молодой человек знал о герцоге достаточно, чтобы понять: этот человек — очень опасный противник.

7 КЛЯТВА

КОРАБЛЬ БОРОЛСЯ С ВОЛНАМИ.

«Дельфин» шел курсом на север-северо-запад, кренясь под порывистым осенним ветром. Дождь проникал сквозь промасленный плащ из грубого холста, и куртка прилипала к телу, но оставаться в тесной каюте, которую они делили с Амафи, Ког больше не мог. Несчастные матросы сгрудились под ненадежным укрытием, ожидая команды разворачиваться по ветру — корабль должен был взять курс на запад.

Раздался сигнал, и Ког стал зачарованно наблюдать, как босые матросы лезут на мачты и тянут огромные канаты, поворачивая реи. Корабль разворачивался с толчками и скрипом; потом, после того как паруса поймали ветер, а волны стали бить в корпус под другим углом, ход сделался более плавным и наступила тишина.

Небо напоминало живописное полотно: так причудливо соединялись в нем серые и черные клочковатые облака; Ког даже пожалел, что не может запомнить всего, что видит, — ведь трудно изобразить красками столь тонкие нюансы. Всю жизнь он думал, что во время непогоды небо — ровного серого цвета, но вот сейчас понял, что на море свои законы. Потом он увидел свет.

На западе мрак прорезал узкий сноп света — сквозь тучи пробился одинокий луч солнца, и дождь в этот миг почти утих. За считаные минуты небо очистилось, появились синие прогалины. Матрос, стоявший рядом, с облегчением вздохнул:

— Шквал миновали, сэр, — и стал собирать канат с палубы.

— Нелегко это было, — заметил Ког.

— Пустяки. Вы бы посмотрели, что такое серьезный шторм, например, на недельку. Или когда целые сутки бежишь прочь от урагана. Тогда и впрямь нелегко.

Ког усмехнулся:

— Надеюсь, я найду себе другие развлечения.

— Не сомневаюсь, сквайр, — дерзко ответил матрос, сматывая линь.

Шторм кончился, и ветер стал теплее, или, может быть, это Когу так казалось, потому что дождь прекратился. Корабль словно таранил волны — его покачивания вверх-вниз напомнили Когу лошадиный галоп. Ему даже показалось, что к башням Опардума он приближается верхом.

— Земля! — закричали с мачты; впереди развиднелось, и Ког увидел город.

Хоть и не такой живописный, как увиденный с палубы корабля Рилланон, Опардум все же произвел на Кога немалое впечатление.

Корабль накренился и, поймав попутный ветер, на всех парусах понесся к городу, прямо в сияющее утро — облака над головой разлетались в стороны, словно распахивались многочисленные шторы.

Географию этих мест Ког знал по картам, но линии на пергаменте не могли подготовить его к открывшемуся впереди виду. Он знал, что юго-восточная часть Оласко представляет собой путаницу островов и проливов, а значительный населенный пункт только один — порт Инаска. На тысяче островов в дельте реки Анатак расположилось несколько сотен деревень. В основном острова были заняты фруктовыми садами, плантациями хлопка и льна, перемежаемыми рощами, где встречались экзотические деревья и обитали редкие звери; кое-где вздымались холмы, достаточно высокие, чтобы использовать их для выпаса. На северном берегу реки, над маленьким, но полным кипучей жизни заливом, высился Опардум.

Город выглядел так, словно его вырезали прямо из скалы, — это была иллюзия, понял Ког, как только они подошли ближе. Но с моря казалось, что целый лес башен вырастает на сотни футов из скалистойповерхности горы.

Из книг Ког знал, что горы здесь представляют собой скальный массив; плоское травянистое плато на вершине тянется на запад на десяток миль. Дальше все покрыто сетью разломов, каньонов и ущелий, и поэтому землями, лежавшими за плато, мог воспользоваться только тот, кто сумел бы долететь до них по воздуху. Еще дальше раскинулись обширные луга и леса, по большей части дикие, до самого города Ворота Оласко.

Капитан корабля выкрикнул команду, и матросы полезли на мачты, чтобы взять рифы. На палубу вышел Амафи.

— Хозяин, я принес вам сухой плащ.

Ког стянул промокшую куртку и с благодарностью взял сухую накидку.

— Значит, это наш новый дом? спросил Амафи.

— Да, — ответил Ког. — И ты должен учиться говорить на местном языке.

Местный язык был похож на ролдемский — обитатели острова Ролдем основали несколько государств, которые теперь считались Восточными землями. Исключением было только герцогство Маладон и Семрик — его населяли выходцы из города Ран, принадлежавшего Королевству Островов. Они говорили и на языке короля, и на местном диалекте ролдемского языка.

— Язык очень похож на ролдемский, только некоторые слова отличаются, да есть еще местные понятия. Ты быстро все выучишь.

Корабль еще раз сменил галс — чтобы войти в гавань, капитан развернул его против ветра — и сразу потерял ход. При приближении к городу в ярком свете дня открывались все новые подробности.

— Затишье после бури, так говорят здесь, — произнесла за спиной у Кога леди Наталья.

Ког обернулся.

— Кажется, затишье должно быть перед бурей, миледи, — сказал он, улыбаясь.

— Не важно, — ответила она. — Мы дома.

«Дома», — усмехнулся про себя Ког. Да, Наталья действительно могла радоваться возвращению домой, но для молодого человека Опардум был всего лишь очередным из неизведанных и, возможно, недружелюбных городов.

Идущие в гавань корабли уступали дорогу «Дельфину», на мачте которого реял герцогский флаг. По сравнению с Рилланоном, Ролдемом, Саладором, даже Крондором город был невелик, он располагался на относительно ровной поверхности, а потом поднимался на почти вертикальную скалу, и поверхность склона была изрыта террасами, которые соединялись улицами и проездами. Еще выше, на утесе, вздымалась цитадель — придворные из свиты говорили Когу, что замок имеет разветвленную подземную часть, пустив свои корни глубоко в скалу.

Ему показалось, что строители зря выбрали белый или светло-серый камень для построек — замок заметно выделялся на темном утесе.

Массивная цитадель вздымалась над основанием на десять этажей — так показалось Когу, а стена вокруг поднималась чуть ли не на половину высоты. По углам еще футов на двадцать над стеной торчали башни, и перекрестный огонь из арбалетов мог остановить любого, кто попытался бы подойти к цитадели со стороны города.

Ког отвернулся от города и посмотрел на юг. На таком расстоянии он едва мог рассмотреть южные острова — только темные полоски на горизонте.

Наталья положила руку ему на плечо:

— Когвин, мы отлично проведем время.

Он рассеянно похлопал ее по руке; мысли его были заняты тем, что произошло в Рилланоне за последние два дня перед отъездом. Следуя указаниям Каспара, он разыскал Бургесса, которому пообещал посредничество во встрече с герцогом. Примерно через месяц торговец приедет в Опардум и привезет образцы товаров на продажу, чтобы заключить договор.

И все-таки Ког чувствовал смутное беспокойство. Не важно, о чем они говорили, но Бургесс вел себя не так, как настоящий торговец, не так, например, как Куинси де Касл. Ког часто играл в карты с торговцами, а также получил некоторое представление об их жизни, читая биографию Руперта Эйвери, и теперь понимал, что Бургесс был совсем другим. За обманчиво мягкой внешностью таилась угроза, и Ког это ощущал.

Корабль вошел в гавань, но здесь лоцман их не встречал. Капитан просто направил судно к личной пристани герцога, расположенной в дальней части гавани; оттуда к цитадели вела самая короткая дорога.

Опытной рукой капитан привел корабль к причалу; к тому времени, как были закреплены швартовы и сброшены сходни, герцог уже стоял на палубе, готовый сойти на берег. Он торопливо проследовал к поджидавшей его карете, сопровождаемый сестрой и военными советниками.

Ког ехал в третьем экипаже, вместе с лейтенантом Газаном, которого едва знал, и гонцом из цитадели — тот приехал в порт, чтобы передать герцогу письма, которые, по разумению канцелярии, требовали немедленного внимания. Амафи сидел наверху, на маленькой скамеечке рядом с кучером.

Кога очень интересовал Опардум. Он подумал, что его представления о цитадели отчасти определяются отношением к самому герцогу. Каспар, на первый взгляд человек дружелюбный, не знал, что такое угрызения совести, и был способен на крупные злодеяния. Наверное, поэтому Ког думал, что город должен быть мрачным, даже зловещим местом. Но под полуденным солнцем это место производило прямо противоположное впечатление.

В гавани сновали плоскодонные ялики, перевозившие грузы с берега на берег. Торговцы с южных островов, сойдя на берег, выставляли свои товары тут же, прямо на набережной. Проезжая по городу, Ког заметил, что дома в основном побелены, и в солнечном свете свежая побелка выглядела особенно нарядно. Крыши были крыты черепицей из красной или оранжевой глины. Здесь было много небольших храмов, а на площадях перед ними журчали изящные фонтаны. Рынки и магазины были полны народу. По всему было видно, что Опардум — благоденствующий, полный жизни город.

Переезжая через канал, Ког увидел и другие признаки процветающей торговли — речные суда с реки Анатак медленно проходили шлюзы, они направлялись к набережной порта для погрузки и выгрузки. В герцогстве Оласко было лишь два населенных района — острова на юге и просторные холмистые луга между Воротами Оласко и границей с герцогством Аранор. Большая часть земли между Опардумом и Воротами Оласко, занятая лесами и дикими степями, представляла опасность для путешественника, и сообщение между двумя городами осуществлялось в основном по реке.

Они въехали в главные ворота цитадели, повернув направо, объехали плац в середине двора и направились к конюшням. Огромный каретный сарай и конюшни, где могло разместиться до полусотни лошадей, были выстроены вдоль внешней стены.

Выбежали служители принять лошадей, а кучер открыл дверь. Подошедший паж осведомился:

— Вы сквайр Когвин?

— Да. — Ког оглянулся и понял, что герцог и Наталья уже поднялись по лестнице и вошли в здание.

— Сквайр, меня зовут Рудольф, — улыбнулся паж. — Я отведу вас в ваши покои.

— Позаботься о багаже, — сказал Ког Амафи и отправился вслед за мальчиком.

Рудольф, мальчик лет одиннадцати-двенадцати, в придворной ливрее выглядел просто красавцем. На груди у него был вышит герб Оласко — серебряный вепрь на черном поле.

— Вам понравятся ваши покои, сквайр, — сказал паж, шагая так быстро, что Ког едва поспевал за ним.

Через несколько минут они вошли в боковые двери цитадели, в те, которыми, по наблюдениям Кога, пользовался и герцог, а это означало, что комнаты герцога были где-то неподалеку. Ког старался замечать, какими коридорами они шли, какими лестницами поднимались — и к тому времени, как они добрались до его комнат, Ког приблизительно представлял, где он находится, но был уверен, что непременно заблудится, если начнет бродить по замку один.

Его покои включали пять больших комнат. Войдя, Ког оказался в симпатичной гостиной, светлой из-за больших окон. Стены были завешаны шпалерами, защищающими от холода; на полу лежал прекрасный ковер, стояло несколько столиков и кресел. Ког решил, что может принимать здесь до полудюжины человек. Между двумя другими дверьми помещался камин.

Справа оказалась большая ванная комната с латунной ванной и сливным отверстием в центре пола.

— Если желаете, сэр, цирюльник будет приходить к вам каждое утро.

— Я бы предпочел, чтобы меня брил мой слуга, — отвечал Ког.

— Я передам это мажордому, сэр.

Паж показал Когу спальню, в которой стояла низкая широкая кровать с кучей перин, подушек и подушечек; Ког решил, что камин спальни присоединялся к тому же дымоходу, что и камин гостиной. Дверь справа вела в небольшую комнатку, также имевшую выход и в гостиную. Это была комната слуги, отведенная Амафи.

Слева находилась еще одна дверь — в меньшую по размерам спальню, и Ког решил, что она предназначалась для детей, если в покоях гостила какая-нибудь семья.

— Помогите моему слуге добраться сюда с багажом, — сказал он Рудольфу.

— Да, сквайр. — Уже от двери мальчик спросил: — Сэр, чем вы желаете заняться до ужина?

Ког сообразил, что до ужина еще, наверное, несколько часов.

— Я бы посмотрел замок.

— Могу это устроить. Я направлен к вам пажом до тех пор, пока вы не освоитесь тут. Сейчас я сбегаю к мажордому, передам ваши пожелания насчет бритья — то есть что вы хотите, чтобы вас брил слуга, — и сразу вернусь.

— Не надо сразу. Давайте через час после того, как принесут мой багаж. Я хочу принять ванну и снять дорожную одежду.

— Хорошо, сэр. Тогда я скажу, чтобы вам принесли горячую воду.

— Хорошо, — отвечал Ког, улыбаясь: дружелюбный мальчик был ему симпатичен.

— Герцог ожидает вас к ужину, сэр, так что нам надо будет вернуться с таким расчетом, чтобы вы успели еще раз переодеться.

Ког вопросительно приподнял бровь, но ничего не сказал.

Мальчик, догадавшись, о чем Ког хочет спросить, пояснил:

— Его светлость всегда устраивает торжественный ужин, когда возвращается домой. Значит, и сегодня будет праздник.

— Прекрасно. Приходи, когда я приведу себя в порядок.

Мальчик вышел в зал.

— А вот идет ваш слуга с багажом, сэр. Я зайду к вам через час.

Амафи показал носильщикам, где поставить два больших дорожных саквояжа, и отпустил их. Потом оглядел комнаты.

— А здесь даже слишком хорошо.

— Привыкай, — сказал ему Ког. — На некоторое время это наш дом.

Но в душе он знал, что здесь у него никогда не будет дома, и понимал, что ему необходимо стать одним из доверенных людей Каспара, иначе его планам уничтожить герцога не суждено исполниться. Однако он не мог отделаться от мысли, что попал в ловушку, как атакующий вепрь, не замечающий того, что оказывается в сетях, растянутых охотниками.

Ког следовал за Рудольфом по очередной лестнице. Он старался запомнить каждый зал, лестницу и большую комнату в замке и составлял в уме карту.

Они оказались на площадке, откуда вниз шли две лестницы — направо и налево.

— Эта ведет к моим покоям, — указал Ког на правую.

— Да, сквайр. Вы отлично ориентируетесь, — заулыбался мальчик.

— А эта куда? — И Ког кивнул в сторону левой лестницы.

— Я покажу вам, — ответил паж.

Они исследовали огромный замок почти два часа. Ког поверил мальчику, когда тот сказал, что в свободных помещениях, строениях во дворе и туннелях, пробитых в скале, может разместиться население всего города, если возникнет такая необходимость. Замок был огромен. По некоторым причинам герцоги Оласко на протяжении многих поколений ощущали необходимость укреплять и расширять цитадель.

Полчаса спустя они вышли в зал, где Рудольф остановился. Они только что миновали широкий коридор, который вел в главный зал и личные покои герцога, состоявшие из полутора десятков комнат.

— В конце зала — лестница. Никому не позволено пользоваться ею, сэр, — сказал Рудольф.

— Правда?

— Да. Герцог особенно на этом настаивает.

— Что же там такое?

— Лесо Варен, — прошептал мальчик с таким видом, словно даже произносить это имя и то было страшно.

Ког притворился, что ничего не знает.

— Кто или что это — Лесо Варен? Мальчик взял Кога за руку, словно стараясь увести его прочь.

— Он советник герцога. Все говорят, что он вроде как колдун. Он выглядит как простой человек, но…

— Но что?

— Не нравится он мне, — опять шепотом сказал мальчик. — Я его боюсь.

— Почему? — со смехом спросил Ког, пытаясь свести все к шутке.

— Не знаю, сэр. Боюсь, и все.

Ког принял равнодушный вид, но постарался хорошенько запомнить расположение покоев Варена. Потом до него донесся едва уловимый запах, и он в удивлении округлил глаза. Он узнал этот запах — смесь благоухания духов и аромата кожи, на которую эти духи наносили. Алисандра! Или, как ее называли здесь, — леди Ровена. Еще один агент Конклава Теней, женщина, наделенная замечательной красотой и холодным рассудком. Что она делает у обиталища чародея?

— Сэр, нам надо возвращаться. — Рудольф отвлек Кога от размышлений, дернув его за руку. — Надо, чтобы вы успели подготовиться к ужину.

Ког кивнул, Рудольф отпустил его руку и снова зашагал впереди. Немного разобравшись в расположении комнат в замке, Ког догадался, что мальчик ведет его кружным путем, чтобы обойти зал, ведущий к покоям колдуна. На ходу Ког снова принялся раздумывать о том, что же делала леди Ровена в компании Лесо Варена.

Амафи тем временем подготовил для Кога парадную одежду: камзол лавандового цвета, расшитый мелким жемчугом и гранатами, а также белые штаны и короткие сапоги с серебряными пряжками. Ансамбль дополнялся новой перевязью для подаренного королем Островов меча. Шляпы не было, и Ког пошел с непокрытой головой.

Главный зал замка был огромен, почти такого же размера, как и в Ролдеме. Ког догадался, что зал находится в центральной башне и когда-то, в древние времена, здесь жил владелец вместе со своей свитой. За спиной сидевшего герцога высился огромный камин — Каспар и его свита располагались на значительном удалении от жаркого пламени. Стол герцога помещался на приподнятом помосте, два стола пониже примыкали к нему справа и слева под прямым углом. Со своего высокого места Каспар мог видеть каждого гостя. Справа от Каспара сидела леди Наталья, а слева — леди Ровена. Ког поймал взгляд Натальи и едва заметно улыбнулся, но намеренно не смотрел на Ровену, хотя и наблюдал за ней краем глаза. Еще раз он изумился ее способности представать в образах абсолютно разных по характеру женщин, оставаясь в то же время обворожительной красавицей. В бытность свою на острове Колдуна он был очарован ею настолько, что даже думал, будто любит ее, но очень быстро узнал, что и сострадание, и привязанность ей одинаково незнакомы. Сейчас без всяких усилий она стала придворной дамой Каспара — прелестной добычей герцога, охотно делившей с ним постель. Ког задумался — мог ли герцог заподозрить женщину, спавшую с ним в одной постели, в том, что она способна вонзить кинжал ему в горло, не испытывая ни малейшего сожаления. Наверное, нет, решил он. Иначе Ровена была бы уже мертва.

Кога проводили к столу слева от герцогского. Он сел рядом с человеком средних лет, который назвался Сержем Латимовым, сборщиком налогов.

Ужин прошел спокойно и слегка скучновато из-за отсутствия каких-либо развлечений. Когда убрали блюда, герцог поднялся со своего места.

— Друзья, — громко начал он. — Хочу представить вам нового человека в наших рядах. Это очень одаренный и умный юноша. Думаю, он станет для Оласко хорошим приобретением. Сквайр Ястринс, встаньте, пожалуйста.

Ког поднялся, и герцог продолжал:

— Рад представить вам сквайра Ястринса, уроженца Королевства Островов и лучшего фехтовальщика, победителя турнира Школы Мастеров в Ролдеме. Сегодня он поступает ко мне на службу.

Раздались вежливые аплодисменты. Леди Ровена выказала приличествующий интерес и снова обратила все свое внимание на герцога. Ког заметил, что один из людей, сидевших за столом герцога, не аплодирует. Капитан Квентин Хавревулен, самый старший из офицеров герцога, сидел не двигаясь и молча разглядывал нового придворного. Ког, усаживаясь, спросил себя, чем же объяснялась неприветливость капитана — просто нелюбовью к выходцам с Островов или же тем, что на турнире Ког убил лейтенанта Кампанила, адъютанта Хавревулена?

После ужина Каспар поднялся.

— Сквайр, прошу вас, следуйте за мной, — сказал он и вышел из-за стола, оставив без внимания леди Ровену.

Ког кивнул Амафи, стоявшему на протяжении всего ужина за его стулом, давая понять, что сейчас тот должен вернуться в их покои, и поспешил к герцогу. Каспар положил Когу на плечо свою большую руку.

— Ну, а теперь пора вам всерьез принести клятву. Идите со мной, я хочу, чтобы вы кое с кем познакомились.

За плечом Каспара Ког увидел, как помрачнела Наталья, словно встревоженная чем-то.

К удивлению Кога, на пути по залам и переходам никто из слуг или гвардейцев не сопровождал их. Потом они оказались у той лестницы, куда, по словам Рудольфа, вход был запрещен.

— В эту часть замка нельзя входить, если только я сам не приглашу вас, сквайр. Это понятно?

— Да, ваша светлость.

Они поднялись по лестнице и оказались в зале, в дальнем конце которого виднелась высокая деревянная дверь. Каспар, не постучав, распахнул ее и сделал Когу знак войти.

Комната за дверью была большой и очень скудно меблированной — там стояли только стол и стул, да висели на стенах шпалеры. В большом камине горел огонь; трое человек явно ожидали их.

Двое из них были стражники, которые тут же встали по бокам от Кога и схватили его за руки.

— Привяжите его к стулу, — велел Каспар. Ког понял, что сопротивляться бесполезно, и дал привязать себя, а в это время третий человек подошел поближе, чтобы рассмотреть его. Сам он был тощ, среднего роста, с длинными черными волосами, которые падали ниже плеч. На лице, которое казалось сплюснутым с боков, выступал нос; он считался бы самой заметной частью лица, если бы не глаза — черные, с тем затаенным выражением, которое наполнило душу Кога страхом. Встав прямо перед Когом, человек сказал:

— Итак, молодой человек, герцог Каспар говорит, что вы одаренный юноша с большими возможностями. Я очень на это надеюсь. — Он мельком глянул на Каспара и опять обратился к Когу. — Потому что если это не так, живым отсюда вы не уйдете.

Он повернулся к Когу спиной и подошел к столу. Там он взял что-то и снова стал перед Когом.

— Начинать? — спросил он герцога.

Ког сидел, не двигаясь. Герцог Каспар за его спиной скомандовал:

— Начинайте.

Внезапно Ког услышал тихое жужжание, едва различимое, словно где-то вдали одновременно бормотали что-то несколько голосов. Его веки стали тяжелыми, тяжестью налилось и все тело — словно он впал в дремоту.

Раздался голос:

— Твои мысли — теперь мои, и ты ничего от меня не скроешь.

В основании черепа Ког ощутил странно знакомое покалывание и понял, что на него воздействуют магией. Это ощущение было хорошо ему знакомо по занятиям на острове Колдуна — там он подвергся воздействию многих магических заклинаний. Сейчас ему оставалось только надеяться, что старания Пага, Миранды и Магнуса не были напрасными и он сможет выдержать испытание.

Герцог Каспар встал так, чтобы Ког мог его видеть.

— Когвин Ястринс, клянешься ли ты своей жизнью служить мне и моему роду до тех пор, пока я не освобожу тебя от клятвы? Будешь ли ты служить свободно, беззаветно, безупречно и верно? Отдаешь ли ты жизнь в залог?

— Да, — ответил Ког и ощутил собственный голос как комок в горле. Он вспомнил отца, сидящего перед очагом, и слова, которые тот говорил:

— Никогда не клянись просто так. Потому что ты клянешься не только своей жизнью и честью, но честью твоего народа. Нарушить клятву — значит лишиться чести и разбить узы связи со своим народом.

— Да, — повторил он.

Вскоре все странные ощущения исчезли, и человек с черными глазами сказал:

— Он клялся от всего сердца.

— Хорошо, — произнес герцог. — Развяжите его. Ког сидел, потирая запястья, а герцог объяснил:

— У меня много врагов, Ког, а у врагов немало шпионов. Если ты из них — ты не первый у меня на службе. — Он улыбнулся. — Я не сомневался, что ты окажешься человеком слова. — Каспар повернулся к колдуну: — Это мой доверенный советник, Лесо Варен.

Человек вежливо склонил голову, при этом не отрывая взгляда от Кога.

— Вы — необычный молодой человек, сквайр, — сказал он.

— Спасибо, сэр, — откликнулся Ког.

Герцог жестом отослал стражников, взял Кога за руку и повел его к двери.

— А теперь иди и отдыхай. У меня тут дела с Лесо. Завтра мы дадим тебе задание.

— Я благодарен вашей светлости за возможность служить вам.

Каспар, смеясь, открыл дверь:

— Не торопись выражать признательность, молодой Ястринс. Ты еще не знаешь, какое будет задание. Может быть, когда услышишь, что тебе поручено, ты уже не будешь так мне благодарен.

С этими словами он выпроводил Кога и закрыл за ним дверь. Ког спустился по лестнице, раздумывая о том, что Лесо Варен, какие бы любезные слова он ни произносил, взглядом выражал совсем другие чувства. Ког понимал, что с этим чародеем надо быть очень осторожным.

Однако он прошел через первое испытание и был еще жив; как говорится, и это уже хорошо.

8 ПЕРВОЕ ЗАДАНИЕ

КОГ С ТРУДОМ пробирался по болоту. Люди, облаченные в походную одежду и обутые в высокие сапоги, брели по щиколотку в воде. Месяц назад Ког получил такое задание: на быстроходном корабле отправиться в Инаску и расправиться с бандой контрабандистов, которые не дают покоя местным торговцам. За два дня в самом южном городе герцогства Ког понял, что это пираты, а не просто контрабандисты. Он провел немало времени в портовых кабаках и борделях pi через две недели, раздав немало золотых монет, узнал все, что ему было нужно.

Он явился к командиру гарнизона в Инаске, показал письма от герцога и сам выбрал двадцать человек, которые и пробирались сейчас вместе с ним по болоту к лагерю разбойников. Командовал солдатами сержант по имени Вадески — кажется, он был самый опытный из них. Его широкий, выпуклый лоб напоминал наковальню, а челюсть торчала вперед, как таран на квегской боевой галере; в плечах он был так же широк, как и герцог, притом что в росте уступал тому на голову. Подобного типа людей Ког частенько встречал в тавернах: бражник, задира, может, и убийца — как раз такой головорез и нужен был новому агенту герцога Каспара для выполнения поставленной задачи.

Остальные члены отряда были следопытами или охотниками — Ког специально собрал людей, которые хорошо знали эту местность. Впервые в жизни молодой человек чувствовал себя в походе неуверенно. Он охотился в горах, в лесах, в степях, но выслеживать дичь в болоте ему не доводилось.

В Инаске они наняли лодку до деревни Имриск, а там запаслись провизией и двумя плоскодонными лодками. На лодках они дошли до наветренной части того острова, на противоположной стороне которого пираты разбили свой лагерь.

Два небольших каботажных судна, по донесениям, стояли на якоре у подветренной стороны, а вместе с ними — еще полтора десятка таких же плоскодонок, какими пользовался отряд Кога. Ког предполагал, что в лагере сейчас находится человек тридцать. План у него был такой: стремительно напасть, взять пленных для допроса, сжечь корабли и базу.

Он знаком показал Вадески, чтобы все оставались на местах, и тихо сказал:

— Я схожу на разведку.

— Удачи, капитан, — откликнулся сержант.

Ког пробирался среди неизвестных деревьев, растущих прямо из воды. Он был настороже, готов к любой опасности — от человека или любого другого существа. В болотах водилось немало хищников — аллигаторов, ящеров, особенно страшным зверем была свирепая большая кошка; большинство из хищников уступили бы людям дорогу без боя, но ядовитая водяная змея человека не боялась.

Впереди показалась сухая земля, и Ког выбрался из воды, стараясь не производить шума. В воздухе ощущался едва заметный запах дыма. За небольшим гребнем впереди тянулась пологая впадина; до следующего подъема было с четверть мили. Оттуда поднимался дым костров — в небе он казался едва заметной дымкой, которую разгонял ветер.

Ког вернулся, поманил людей за собой и вывел отряд в неглубокий овраг. Пройдя его, они остановились, и молодой Ястринс сделал знак подождать. Выглянув из-за насыпи и разглядев лагерь пиратов, Ког беззвучно выругался. Он поманил к себе сержанта и пригласил его тоже глянуть на лагерь.

Они насчитали примерно девяносто, а то и сто человек, три большие лодки на якоре и пятнадцать плоскодонок.

— Видите? — прошептал Вадески ему в ухо, указывая на лодки. — Они стремительно выплывают из-за острова и окружают корабль со всех сторон. Если успеют, перегружают все товары, а потом сжигают корабли. Большие лодки — для того, чтобы вывозить добычу.

— Как часто они передвигают свой лагерь?

— Постоянно.

Ког присел на землю. Потом он отвел своих людей в дальний конец оврага и там, в безопасном отдалении от лагеря, спросил:

— Сержант, кто эта подлая крыса, которая уверяла, что контрабандистов будет не более тридцати?

— Торговец Джекос Салдома, капитан, — отвечал сержант.

— Когда вернемся, напомните мне, чтобы я его выпорол; при условии, что мы вернемся. В лагере чуть ли не сотня вооруженных людей. — Он обернулся и пересчитал своих. У него было двадцать человек и только четыре арбалета.

— Пять к одному — не так уж и плохо, а? — ухмыльнулся сержант.

— Только если мы получим преимущество, — заметил Ког. — Давайте отойдем на наш берег, пока кому-нибудь из них не приспичило отойти облегчиться, и все хорошенько обдумаем.

Ког понимал, что возвращаться за подкреплением — только терять время. Контрабандисты постоянно меняли места расположения лагеря, так что они должны регулярно проверять всю округу. Конечно, опытный разведчик обязательно заметит следы пребывания двух десятков человек и в овраге, и у воды. На берегу он огляделся.

— Что это? — спросил он, опускаясь на колени. Весь берег был усыпан белыми осколками, не похожими ни на песок, ни на камень.

— Похоже, раскрошенные ракушки, капитан, — сказал кто-то из солдат.

— Ракушки?

— Болотные устрицы, — пояснил другой. — Их здесь много. Не особо съедобные — разве уж больше совсем нечего есть, но некоторые любят. — Он махнул рукой: — Смотрите.

Ког увидел огромную кучу ракушек, и у него возникло смутное ощущение, будто он знал про ракушки что-то важное в данной ситуации, хотя и не мог вспомнить, что именно.

Они подошли поближе к куче.

— Она кем-то насыпана, — решил Ког.

— Наверное, искали жемчуг, — заметил первый из солдат. Он поднял обломок. — Болотный жемчуг много не стоит, не то что морской, но некоторые покупают. Кто только не шляется по болотам — станут лагерем, поболтаются по окрестностям, а потом отправляются в следующее место.

Ког задумчиво вертел в руках ракушку.

— Что будет, если ее сжечь? — спросил он.

— Белая зола, — ответил кто-то. — В деревне мы так и делали. Я вырос на этих островах, капитан.

— Белая зола? — переспросил Ког. — А что вы с ней делаете?

— Ну, мама делала мыло, смешивая ее с жиром. Злое было мыло, вовремя не смоешь — так оно всю кожу разъест, но отмывало грязь хорошо. И белье хорошо стирать, если не держать слишком долго. Иначе проедает полотно.

Ког просиял.

— Так, вспомнил! Когда-то я читал об этом. — Он сделал знак Вадески. — Поставить пикеты у оврага. Если дозорные что-нибудь заметят, пусть бегут сюда.

Вадески немедленно выполнил приказ и отправил двоих солдат.

— А здесь надо развести огонь, — продолжал Ког и указал место прямо у воды. — Собирайте ракушки, — велел он остальным солдатам, — все, какие сможете найти, и еще освободите свои мешки.

Солдаты повиновались, высыпав содержимое своих заплечных мешков прямо на землю. Они собрали ракушки, и Ког стал бросать их в огонь.

Костер горел весь день, и куча пепла получилась большая. Когда солнце стало клониться к западу, Ког объявил:

— На закате мы на них нападем. Вечерний бриз будет дуть нам в спину, верно, сержант?

— Верно, капитан, — в тон ему ответил Вадески. — Он всегда тут, на островах, дует. Утром — холодный, как из могилы, к вечеру — приятный ветерок.

— Сержант, у нас впереди — грязная работа, — предупредил Ког.

— Такую я и люблю, капитан! — отозвался сержант с хитрой ухмылкой.

Отряд прятался за пригорком. Ког выглянул и увидел, что пираты собрались вокруг большого костра; некоторые расположились на ужин неподалеку. Он дал сигнал своим солдатам, и они растянулись цепочкой вдоль всего пригорка; двое арбалетчиков встали в центре, двое — по краям.

Он дал солдатам точные указания, теперь оставалось только дождаться, когда ветер немного усилится.

Солнце коснулось горизонта, и ветер задул сильнее. Ког кивнул и тихо сказал:

— Начали.

Солдаты поднялись. Они дождались, пока один из пиратов заметит их и закричит, предупреждая остальных. Контрабандисты похватали оружие и приготовились к бою. Ког велел солдатам оставаться на местах.

Две группы стояли неподвижно, глядя друг на друга, и Вадески вдруг закричал:

— Чего вы ждете, гнусные разбойники? Пираты кинулись в атаку. Расстояние от берега до пригорка, где стоял отряд Кога, было менее сотни ярдов, в основном пологий склон. Ког дождался, пока первый контрабандист окажется в двадцати ярдах от него, и скомандовал:

— Начали!

Солдаты взяли свои мешки и стали бросать в воздух пригоршни белой золы. Ветер подхватил ее и понес в лицо пиратам. Те бросали оружие и кричали от боли.

Четыре арбалетчика выстрелили, и четверо разбойников упали. Некоторые из оставшихся успели прикрыть глаза и добежали до линии солдат, но те быстро с ними справились.

Из девяноста пиратов не более десятка добрались до отряда Кога, и все тут же были убиты.

— Вперед, — крикнул Ког, и солдаты, отбросив мешки, кинулись в бой. Ослепленных пиратов победить не составляло труда.

— Берите пленников! — закричал Ког.

Он уворачивался от контрабандистов, которые, слепо размахивая мечами, приносили больше вреда своим собратьям, чем солдатам.

Через десять минут бойня кончилась. В отряде Кога было лишь двое раненых — оба получили поверхностные порезы. В плену оказались и четверо пиратов, которые сейчас сидели возле лодок, пытаясь промыть глаза.

Подошел сержант Вадески.

— Капитан, посмотрите-ка.

Ког подошел туда, где его солдаты копали могилы для убитых.

— Что такое?

— Посмотрите на их ноги, — настаивал сержант. Ког увидел, что не менее дюжины пиратов были в сапогах.

— Это не моряки.

— Совершенно верно, сэр, — согласился сержант. Он наклонился к ближайшему покойнику и распахнул у него на груди рубашку. — Посмотрите. — На груди убитого был медальон. — У других тоже такие, сэр.

— Что это?

Вадески сорвал медальон с убитого и вручил его Когу. Тот пригляделся — на медальоне была вытиснена голова льва с разинутой пастью.

— Такие носят Черные Львы, сэр.

— Не понимаю, — покачал головой Ког.

— Это специальный отряд, сэр. Солдаты принца Салматера. Это не пираты, сэр, это солдаты, которые незаконно перешли границу.

Ког глянул на пленников и, увидев, что один из них в сапогах, толкнул его ногой. Мужчина поднял лицо.

— Кажется, я ослеп.

— Очень может быть, — ответил Ког. — По крайней мере, на время.

— Что со мной? — спросил мужчина, указывая на свои заплывшие глаза.

— Щелок, — отвечал Ког. — Зола содержит щелок. Ну, а теперь я буду задавать вопросы. Кто был ваш офицер?

— Не понимаю, о чем вы, — ответил пленник. Ког кивнул сержанту Вадески, и он изо всей силы пнул пленника в бок. Тот не мог такого предвидеть и скрючился от боли. Он лежал на песке, чуть ли не целую минуту тщетно пытаясь вдохнуть воздух.

— Вы не пираты, — сказал Ког. — Вы — солдаты из Салматера. Вы нарушили границу и находитесь на землях Оласко. Если я отвезу вас в Опардум, это означает, что начнется война.

— Я контрабандист, — слабым голосом ответил мужчина.

Ког огляделся.

— Хорошо. — Он сделал знак сержанту. — Мы здесь переночуем, а утром сожжем все лодки, кроме одной. — Он указал на три большие лодки, стоявшие на якоре у берега. — Отправьте четырех человек проверить — нет ли на борту еще кого-нибудь из этих головорезов и какой там груз. Если возможно, пусть перенесут весь груз на одну из лодок, и мы отведем ее в Инаску. Отправьте четверых солдат — пусть приведут наши лодки с той стороны острова. Мне надо как можно скорее сообщить эту новость герцогу.

— А с ним что? — спросил сержант.

Ког взглянул на скорчившегося на песке человека — было впечатление, что Вадески сломал ему ребра. Без всякой жалости он сказал:

— Заставьте его говорить.

— Охотно, сэр, — сказал сержант.

Старый вояка начал отдавать приказания, а Ког подошел к лагерному костру. Над огнем что-то бурлило в большом железном котле. Ког вытащил из него длинную деревянную ложку и попробовал варево — оказалось, это простая, но вполне съедобная рыбная похлебка. Он подозвал одного из солдат:

— Передай всем — сегодня будет горячий ужин. После того как закопают мертвецов, выставьте четверых часовых, а остальные могут поесть.

— Да, капитан.

Ког проверил запасы. Сухарей и вяленых фруктов его людям хватит на четыре-пять дней. Вполне подходящая замена той провизии, что им пришлось выбросить из мешков, перед тем как насыпать туда золу. Ког вздохнул. Он чувствовал, что это только первое из тех кровавых заданий, которые приготовил для него герцог Каспар.

Если он хочет привести в исполнение свой план — уничтожить герцога Оласко, ему надо быть верным и преданным слугой до тех пор, пока герцог сам не предаст его. Тогда Ког окажется свободен от своей клятвы и сможет сразиться с Каспаром.

Но этот день придет не скоро — много всего предстояло еще выяснить. Что ж, Ког умел терпеть и ждать.

Из кучи посуды он взял деревянную миску и налил себе горячей похлебки. Отломав хлеба от краюхи и макнув его в похлебку, он с жадностью принялся за еду и тут услышал вопль пленника.

Ког молча стоял перед Каспаром, который читал донесение.

— Ты хорошо поработал, Ястринс, — сказал герцог, откладывая пергамент. — Отчет подробный. Изъятые товары пойдут в уплату за наши издержки, но что делать с принцем Салматера?

— Отправить ему письмо, сэр?

— Да, и я так думаю. — Из груды медальонов, которую насыпал перед ним на столе Ког, герцог выбрал один. — Думаю, если мы приложим это, он сможет лучше нас понять.

— Вы так считаете, ваша светлость? Каспар посмотрел на Кога.

— Ты что-то придумал, сквайр?

— Контрабанда — не более чем уловка, ваша светлость. Она вредила интересам торговцев, и, может быть, казна не получила каких-то денег, но это мелкая проблема. Зачем посылать для этого отборные части?

— Что ты хочешь сказать?

— Это всего лишь мои соображения, ваша светлость. Солдат, которого мы взяли в плен, ничего толком не знал, но у его офицера был какой-то приказ. Солдат сказал нам это перед смертью. Остальные трое пленников были обыкновенные разбойники, головорезы, которых соблазнили обещанием легкой добычи. Но мы нашли вот что…

Он сделал знак слуге, который положил перед герцогом сверток. Внутри оказался пенал, в котором Каспар обнаружил принадлежности для письма. Свернутые пергаментные листы, лежавшие под крышкой пенала, были покрыты зашифрованными значками и чертежами.

— Это что, план местности?

— Да, ваша светлость.

— Какой именно?

— Прямой путь от Порт-Майселз до Ворот Оласко. Перед поездкой туда я просматривал карты тех мест из вашего собрания. Теперь, вернувшись, могу сказать, что они неполные и не совсем верные. То, что обозначено как большая протока, на деле оказывается мелким каналом, заваленным мусором; там, где ничего нет, нанесены острова, песчаные отмели меняют свое местоположение — в общем, для глубоко сидящих судов там немало опасностей. — Он указал на одну из карт на пергаменте. — Если я правильно понял их шифры и наброски, они возвращались из успешной экспедиции, и, надо заметить, не первой. — Он указал на другую страницу. — Они почти закончили работу. Из других надежных источников я знаю, что оттуда, где они разбили лагерь, до реки есть только один хороший путь. Уверен, что во время следующей экспедиции они бы обязательно его нашли. — Он задумчиво потер подбородок и прибавил: — Если на севере начнется война, возможность захватить Ворота Оласко, не вступая в схватку с силами в Инаске и Опардуме, даст врагу стратегическое преимущество — он захватит укрепления на западном фланге и отрежет сообщение Оласко со страной. Нападение на Инаску со стороны островов, подкрепленное атакой с моря, позволит взять город менее чем через неделю, по моим подсчетам.

— Неужели? — спросил, улыбаясь, герцог. Он повернулся к капитану Хавревулену: — А вы что думаете, капитан?

Капитан нейтрально ответил:

— Думаю, надо укрепить Инаску и отправить депешу в Салматер.

— Я тоже так думаю, — кивнул Каспар и посмотрел на Кога. — Ты хорошо поработал, Ястринс. — Капитану он сказал: — Составьте план укрепления Инаски и завтра подайте мне.

Капитан поклонился и ушел, а Каспар вновь обратился к Когу:

— А ты завтра начни исправлять наши карты с учетом полученной информации. — Он потянулся в кресле. — Мойся и отдыхай перед обедом. Это все.

Ког поклонился и вышел. У себя в покоях он нашел полную горячей воды ванну и ожидавшего его Амафи.

— Хозяин, в следующий раз возьмите меня с собой — кто-то же должен прикрывать вашу спину. — Амафи заговорил шепотом: — Слуги многое слышат. Это нехорошее место. Сплошные интриги и заговоры.

— Я вижу, ты теперь говоришь на этом языке гораздо лучше, — заметил Ког, забираясь в ванну.

— Вы приказываете, я подчиняюсь, хозяин. — Амафи намылил тряпицу и жестом попросил Кога повернуться, чтобы помыть ему спину. — Я пользуюсь тем, что многие не понимают, как быстро я учусь, и думают, будто я не знаю их язык. Они сплетничают и выбалтывают разные секреты.

— Ну и что ты узнал?

— Все в замке боятся этого человека, Лесо Варена. Те, кто ему прислуживает, в комнатах не задерживаются — вошли и сразу вышли. Единственные люди, кто ходит к нему, — сам герцог Каспар да иногда леди Ровена.

— Хм. — Ког погрузился в размышления о намерениях Ровены. Он соблюдал указания Конклава и не пытался поговорить с леди на темы за пределами обычной светской болтовни — ведь они оба находились при дворе Каспара. Когда они оказывались вместе на обеде или другом мероприятии, оба безупречно играли свои роли, ни намеком не показывая, что были знакомы раньше. Однако Ког должен был признаться себе, что проводит немало времени, пытаясь понять, какое у нее задание. То, что она посещает Варена, только подогревало его любопытство.

— Никто не видел, чтобы Варен делал какие-нибудь жуткие вещи, — продолжал Амафи, — но все здесь чувствуют, что он колдун и вообще страшный человек.

— Ну, допустим. — Ког взял у Амафи тряпицу и продолжал мытье. — Что еще?

— Те, кто давно здесь служит, помнят герцога Каспара совсем другим. Они винят Варена в том, что герцог переменился.

— Человек сам делает выбор, — заметил Ког.

— Верно, но то, какой выбор он сделает, зависит от того, из чего он выбирает.

— Амафи, да ты философ.

— Благодарю вас, хозяин. Герцог Каспар обожает сестру. Леди Наталья ни в чем не знает отказа. Она любит мужчин, лошадей, красивые наряды и праздники. В замке часто устраиваются празднества — по меньшей мере раз в неделю. Многие просили ее руки, но Каспар всем отказал — у него свои соображения.

— Думаю, он хочет, чтобы она стала королевой Островов, — вставил Ког.

— Я не разбираюсь в политике, хозяин, но, думаю, этого не случится.

— Согласен, — произнес Ког, вставая. Амафи укутал его полотенцем и спросил:

— Чего бы вы хотели перед ужином, хозяин?

— Перекусить. Принеси немного хлеба, сыра и вина, а я оденусь. Потом отыщи этого пажа, Рудольфа, и вели ему прийти сюда. Мне кажется, пора познакомиться с цитаделью поближе.

— Поближе? — Амафи пожал плечами. — Я-то думал, вы уже все видели.

Ког улыбнулся.

— Едва ли. Многое я только предполагаю.

— Хорошо, хозяин. Сделаю, как вы велите.

Амафи поклонился и вышел, а Ког принялся вытираться.

Столько всего еще предстояло узнать, но главное — надо остаться в живых достаточно долго, чтобы разведать все, что нужно.

Ког шел за Рудольфом. Мальчик вел его через зал, который, по всей видимости, посещали редко.

— Эти покои пустуют, сквайр. — Паж подошел к самой дальней двери и подергал за ручку. — Заперто. — Он повернулся. — Ну, значит, все. Вы все увидели — от одного конца цитадели до другого.

— Думаю, не все, — улыбнулся Ког.

— Ну, еще чуланы в пещерах…

— В пещерах?

— Под цитаделью — пещеры, которые используются как кладовые, сэр. Большие, жуткие, темные, продуваемые помещения. Я слышал, что некоторые из них тянутся на несколько миль. Туда незачем ходить, но если вам надо… — И он куда-то направился.

Ког положил руку на плечо мальчика, удерживая его.

— Нет, наверное, в другое время. Как мне найти их?

— Есть несколько входов, сквайр. Один расположен за арсеналом, но эта дверь всегда заперта, а ключи есть только у капитана Хавревулена и у герцога. Есть еще вход позади кухни, надо идти через дверь, которой пользуются для выноса мусора на помойку, а еще один — в той старой комнате, помните, я вам показывал, там хранится разная мебель, которую мы держим для леди Натальи — ей часто приходит в голову что-нибудь поменять. Потом есть еще тюрьма, но вы вряд ли туда пойдете.

— Не пойду, — согласился Ког.

— Есть еще одна дверь, но где она, я не могу припомнить. — Паж посмотрел на Кога. — Я показал вам все, что знаю, сэр. Остались только покои колдуна, но и туда вы вряд ли захотите идти.

— Я был там, — сказал Ког, и мальчик открыл рот от изумления. — Нет, я подумал про коридоры, которыми пользуются слуги.

— Служебные ходы? Но никто из благородных господ ими не интересуется. Даже я их не все знаю, сэр.

— Почему бы тебе не показать мне то, что ты знаешь?

Рудольф пожал плечами и сделал шаг в сторону.

— Тогда идите сюда, сэр, но, по-моему, это все странно.

Ког рассмеялся.

— Тогда, может быть, никому об этом не скажем?

— Буду нем как рыба, — ответил мальчик и повел Кога в сторону кухни.

Час спустя они шагали по узкому проходу — Ког едва не касался плечами стены. Рудольф держал вруках свечу.

— Этот коридор ведет в комнаты герцога, сквайр. Нам не позволено подходить слишком близко, только если позовут.

Как Ког и предполагал, существовало немало проходов, скрытых от глаз обитателей и гостей цитадели, — их использовали слуги для того, чтобы приносить и уносить все, что могло потребоваться, и при этом не доставлять неудобств господам. Ког понял, что по этим коридорам можно было быстро перейти из одного крыла здания в другое.

Он решил, что и господа пользовались этими проходами, чтобы попасть в спальню дочери или жены какого-нибудь заезжего гостя, да и хорошенькие служанки, наверное, не раз навещали господ по ночам.

Они прошли мимо лестницы, и Ког спросил:

— А куда она ведет?

— На другой этаж, сквайр, — ответил мальчик, который уже утомился давать объяснения.

— Это понятно. А куда именно?

— Не знаю, сэр. Мало кто пользуется этими лестницами. Некоторые совсем старые и трухлявые — можно и шею сломать. Когда несешь поднос или тюк, лазить по лестницам неудобно. Вот никто ими и не пользуется.

Ког прикрыл глаза, вспоминая расположение комнат наверху, и ясно представил, куда выходит лестница. Как он и подозревал, на нижних этажах цитадели — в основном в кухне и прачечных — входы представляли собой обычные двери, а почти все выходы из служебных коридоров были скрыты под стенными панелями, в шкафах или за шпалерами. «Интересно, — подумал он, — знает ли герцог обо всех этих коридорах?» Впрочем, такой осторожный человек, как Каспар, вряд ли упустил бы из виду ту сторону, которая могла оказаться уязвимой. С другой стороны, даже самые умные люди принимают многие вещи как должное, и если родители Каспара не интересовались всеми этими коридорами, он тоже мог ничего о них не знать.

Они шагали по темному туннелю, и Ког решил, что вернется сюда и все исследует. Еще надо будет сходить в тюрьму и в пещеры.

— Пожалуй, хватит, — сказал молодой человек. — Покажи-ка самый короткий путь ко мне в комнату.

— Благодарю вас, сквайр. — Мальчик не скрывал радости. — Мажордом побьет меня, если я к нему не явлюсь вовремя.

— Не бойся. Скажи ему, что прислуживал мне.

— Хорошо, сэр, но это не поможет. Он считает, что мне надо учиться быть в двух местах сразу.

Ког рассмеялся и пошел за пажом по коридору.

Ког стоял молча, но в душе ликовал. Он находился в устье пещеры, ведущей в глубокое ущелье, все еще погруженное в темноту, хотя утреннее солнце уже начинало золотить поверхность утеса в полумиле от него — на другой стороне ущелья. Глядя вниз, Ког чувствовал, что у него от радости немного кружится голова.

Через несколько дней после возвращения из экспедиции на южные острова Кога пригласил к себе Каспар и сообщил, что завтра все отправляются на охоту. Ког велел Амафи подготовить дорожное снаряжение, взял из арсенала герцога несколько новых струн для своего лука и выбрал две дюжины стрел. Но потом, как раз перед ужином, его желудок взбунтовался — не то молодой Ястринс подцепил что-то на островах, не то отравился за завтраком, — и Ког провел целый день в постели и в уборной. Он не мог выпить даже воды — организм не желал ничего принимать.

Его навестил герцогский лекарь, дал выпить какого-то мерзкого на вкус снадобья, но желудок Кога минуту спустя изверг его из себя. Покачав головой, доктор велел лежать и просто ждать, когда все пройдет. Он сообщил герцогу, что Ког проведет в постели по меньшей мере еще три дня. Тогда Каспар прислал записку, желая Когу выздоровления и предлагая присоединиться к группе охотников, если молодой человек поправится раньше их возвращения.

После отъезда герцога Ког пролежал в лихорадке еще полдня. Он проснулся, мучимый жаждой, и теперь вода удержалась в желудке. Ночь он провел в постели, а утром объявил Амафи, что, хотя и чувствует себя лучше, пока не поедет догонять герцога. Он решил использовать это время для того, чтобы исследовать пещеры под цитаделью.

Одевшись в черное и прихватив фонарь, на следующую ночь он пробрался в нижний этаж цитадели, быстро миновал служебные коридоры и направился к кладовке. Поскольку герцог и большая часть придворных отбыли на охоту, в кухне не для кого было трудиться, и Ког легко избежал встречи с немногими поварятами, работавшими в этот поздний час. Он нашел те старые пещеры, о которых говорил ему Рудольф, и занялся их изучением. Мальчик был прав — некоторые из них тянулись на несколько миль. В первую ночь Когу пришлось нелегко — расстройство желудка и лихорадка миновали, но он был очень слаб.

Во вторую ночь он обнаружил длинный туннель, по виду которого становилось понятно, что люди сюда давно не заходили; через него Ког вышел в огромную галерею, откуда на восток отходили три коридора. Из одного тянуло едва заметным сквозняком, и Ког решил заглянуть сначала туда.

Ему потребовалось три ночи, чтобы наконец найти тот выход, у которого он сейчас стоял. Он поставил фонарь и стал рассматривать расселину, которая на картах из герцогской библиотеки была обозначена как самое большое препятствие на крутом склоне. Высоко над головой, между двумя сторонами глубокого ущелья, виднелось светлеющее небо. Прямо впереди, на другой стороне, Ког неожиданно увидел тропу, идущую с дальнего склона. Подойдя к краю площадки и глянув вниз, он увидел и другую, вымощенную камнем тропу, спускавшуюся от пещеры. Проследив глазами, куда она идет, он увидел то, о чем даже мечтать не мог: способ перебраться через ущелье, которое столько веков охраняло цитадель с тыла. Эти тропы были делом рук человеческих — кто-то из древних вождей или первых герцогов Оласко прорубил в каменистом склоне узкие проходы. Они были едва шире козьих троп, но двое, а то и трое солдат могли идти в ряд — спуститься с одной стороны и подняться на другую. Тропы не были отмечены ни на одной из карт в библиотеке Каспара. Ког решил, что кто-то из прошлых правителей хотел обеспечить надежный путь из Опардума, о котором бы знали немногие. Или вообще никто, кроме самого правителя.

Ког со всей осторожностью спустился к подножию утеса. Спуск был нетрудным, хотя местами очень крутым, тропа оказалась широка и свободна от мусора. Внизу он обнаружил пару каменных подпорок. Такая же тропа поднималась на противоположной стороне узкой каменистой расселины. Наверное, когда-то в прошлом по дну бежала горная речка, но потом воду отвели или она пересохла. Он перебрался через камни на другой берег и посмотрел вверх. Взобраться на противоположный склон было бы тяжело, но сделать такое ему вполне по силам. Ког понял, что беспокоиться не о чем: в следующий раз, когда он придет сюда с противоположной стороны, то приведет с собой инженеров, и за несколько часов они построят мост через расселину.

Ког повернул назад. Когда он вернется в комнату, еще не рассветет, и Амафи не будет пускать слуг к своему «спящему» хозяину — ведь тому надо поправиться после лихорадки. Завтра Ког встанет совсем здоровым и поедет охотиться к Каспару; никто не узнает, что он обнаружил уязвимое место в цитадели. Он подумал — не рассказать ли Амафи, но потом решил этого не делать — чего не знаешь, того не выдашь. Кроме того, сейчас, у него на службе, бывший наемный убийца был ему верен, но Ког не надеялся, что так будет всегда. Вспоминая историю, рассказанную Накором, — о скорпионе, которого перевозила через реку лягушка, а он ужалил ее и тем самым обрек на смерть и себя: такова уж была его сущность, Ког решил, что Каспар — не единственный скорпион, с которым приходится как-то уживаться.

После того как в землях Ородона Ког убил Ворона, он мечтал о том, как уничтожит Каспара. Он представлял, как настигнет его где-нибудь в одиночестве и убьет мечом, собственной рукой, в последнюю минуту сказав герцогу, кто таков сам Ког. Или под покровом ночи проберется незамеченным в покои Каспара по залам и служебным коридорам. Теперь, кажется, у него появилась новая возможность. Он ликовал, возвращаясь по пещерам в цитадель.

Ког был потрясен, увидев, как слуги вносят медведя. В Ролдеме тушу отдали мастеру, который и сделал из трофея чучело; его привезли накануне возвращения Каспара с последней охоты. Медведь стоял на задних лапах, ощерив пасть. Придворные и богатые горожане, приглашенные во дворец, разглядывали зверя.

— Дамы и господа, — торжественно произнес герцог, — в предыдущий раз, когда этот медведь стоял в такой позе, мне довелось созерцать его, лежа у его ног, потому что он собрался растерзать меня. Я не был бы среди вас сегодня, если бы меня не спас своими быстрыми и отважными действиями наш самый молодой придворный. Друзья, я представляю вам Когвина Ястринса, моего спасителя в самом широком смысле этого слова.

Он пригласил Кога подняться. Раздались вежливые аплодисменты. Ког, чувствуя себя неловко, поскорее сел, а Каспар продолжал:

— Медведь будет стоять вместе с другой добычей в Зале трофеев, а рядом будет помещена табличка с описанием славных деяний сквайра Ястринса. Теперь же прошу вас продолжать праздник.

Комната вновь наполнилась негромким гулом разговоров. Офицер, сидевший рядом с Когом, лейтенант Адрас, сказал:

— Повезло вам, сквайр. Никто не поднимается так быстро, как человек, которому сопутствует удача.

Ког кивнул. Наталья бросила на него взгляд. Притворяясь, что слушает рассказ одного из советников герцога, она послала сквайру мимолетную улыбку и вновь повернулась к придворному.

— Осторожнее, сквайр, — произнес лейтенант. — Миледи известна тем, что… скажем, она редко берет пленных, — со смешком закончил он.

— Неужели? — повернулся к нему Ког.

— Вы же понимаете, я не по личному опыту говорю, сквайр. Я всего лишь лейтенант кавалерии, даже не гвардеец. Иногда некоторым из нас позволено обедать при дворе, но, думаю, следующий раз для меня наступит через год, не раньше. — Он указал в дальний конец стола, где сидел капитан Хавревулен. — Наш высокочтимый капитан Квинт — единственный военный в герцогстве, который может надеяться на столь высокую награду. Остальные могут лишь бросать восторженные взгляды. — Он внимательно посмотрел на Кога. — Вы, сквайр, человек благородного происхождения, завоевали титул лучшего фехтовальщика и, судя по размерам медведя, хороший охотник. Поскольку наш лорд и повелитель не склонен к пустым похвалам, он — ваш должник. Итак, у вас есть шанс, может быть призрачный, понравиться миледи.

— Леди — самое главное сокровище герцога, — заметил Ког. — Я уверен, что она выйдет замуж за того из правящих принцев, кто будет наиболее выгоден Оласко.

— Да, вы, Ястринс, не простак, — рассмеялся лейтенант.

Банкет продолжался еще полчаса, и Ког давно закончил разговор с лейтенантом Адрасом. Он знал, что, продолжая встречаться с Натальей, подвергает себя опасности, но игнорировать ее внимание — значит нажить себе могущественного врага.

Он взглянул на прелестную светловолосую женщину, которая сидела слева от герцога, беседуя с одним из придворных. Леди Ровена пришла сегодня вместе с Каспаром, и Ког впервые после своего возвращения с южных островов смог разглядеть ее.

Когда он вернулся, ее в Опардуме не было — говорили, что она отправилась навестить семью. Ког знал, что никакой семьи у нее не было, она выросла на острове Колдуна, и гадал, чем же она занята, понимая, что узнать это все равно невозможно. И он, и его бывшая возлюбленная так хорошо играли свои роли, что никто из них не признал бы существование Когтя Серебристого Ястреба или Алисандры.

Видя ее, Ког всегда вспоминал о тех страданиях, которые ему пришлось перенести рядом с ней. Он почти не ощущал сожаления, уже не сомневаясь, что она лишена чувств и озабочена лишь точным выполнением поручений Миранды, хозяйки на острове Колдуна и единственной, кому удавалось держать Алисандру в руках.

После окончания банкета к Когу подошел паж:

— Сквайр, герцог просит вас к себе.

Ког последовал за пажом и вскоре оказался в роскошной комнате, где стоял низкий круглый стол, окруженный десятком кресел. Комната была украшена золотыми канделябрами, зеркалами и шпалерами. На столе помещались хрустальный графин и несколько хрустальных же кубков.

Каспар был один. Он жестом пригласил Кога сесть; слуга налил сквайру вина и вышел.

— Когвин, я решил послать тебя в Салматер. Ты отвезешь мое послание его высочеству принцу Салматера.

— Слушаюсь, ваша светлость.

Оно будет очень коротким, хотя и цветистым, по всем правилам дипломатии. Смысл его таков: он признает меня своим сюзереном, или же я превращу его город в руины. — Герцог усмехнулся. — Как ты думаешь, что он ответит?

Ког отхлебнул вина, чтобы дать себе время подумать над ответом.

— Трудно сказать, ведь я не знаю принца, но, думаю, ему это не понравится.

Каспар рассмеялся.

— Конечно не понравится. Но он глуп и им пользуются.

— Кто, ваша светлость?

— Скорее всего, Пол, герцог Мискалонский. Может быть, кто-то другой, но это вряд ли. Принц Джанош Салматерский женат на сестре герцога Пола, и она командует принцем. С ней должен произойти несчастный случай…

— Ваша светлость?

— Еще нет, но такое возможно. — Каспар опустил руку, вытащил карту и расстелил ее на столе. — Вот земли, из-за которых идет спор. Оласко, Салматер, Мискалон, Рускалон, Маладон и Семрик, Фар-Лорен и Аранор — все заявляют о своих притязаниях на часть этих земель или даже на все территории. У некоторых притязания больше обоснованы, у некоторых просто армии сильнее. — Каспар следил за Когом, который изучал карту. — У Оласко четыре границы, о которых надо беспокоиться. Мы только что обнаружили, что на одной из них неспокойно, а ведь острова — это наши южные провинции. На севере сидят головорезы Бэрдокской Скобы. Пока это просто головорезы, я не стану беспокоиться. У меня достаточно войск в Форпосте, и они не полезут, к тому же у них проблемы на севере в графстве Конар — такая развеселая банда убийц кого хочешь заставит понервничать.

Ког ничего не сказал, но вспомнил рассказы про Конар — графство лежало недалеко от земель оросини, и стычки были нередки.

— На западе, — продолжал герцог, — в Араноре — мой кузен, за него я не беспокоюсь. Остается восток.

— Там море, — заметил Ког.

— Да, там море, — согласился Каспар. — Море может быть преградой, а может стать и удобным путем. Вспомните историю последней войны Королевства: вражеская армия проплыла полмира на кораблях и прежде, чем ее уничтожили, разрушила чуть ли не половину Западных земель.

— Значит, вы хотите укрепить границы? — спросил Ког.

— Да, — ответил Каспар. — И более того. Кое-что я скажу тебе позже, но сейчас подумай вот над чем: сила Кеша и Королевства Островов в едином правлении; в каждом государстве только одно правительство, а разрозненные восточные королевства ютятся как бедные родственники, ожидая подачек с барского стола. Только родство Оласко с Ролдемом сдерживает Королевство Островов. У Ролдема большой флот, потому что королевство расположено на островах, и одно только присутствие этого флота делает нашу восточную границу безопасной. — Усмехнувшись, он прибавил: — До тех пор, пока мы в хороших отношениях с Ролдемом. Таким образом, сейчас надо заботиться о южных рубежах, потом, конечно, придется заняться и другими границами, но прежде чем закончить, я хочу прибрать под свою руку всю эту мелюзгу, и тогда то, что сейчас является пригоршней независимых карликовых королевств, герцогств и княжеств, будет спаяно в одно могучее государство с одним правителем.

Ког промолчал, но подумал, что сбылись его подозрения: Каспар жаждал власти. Пока Когу было неизвестно, как именно герцог собирается ее добиться.

— Ну а теперь иди отдыхай. Завтра ты отправишься в Салматер. Тебе вручат мое письмо к принцу Джаношу, а также выпишут все необходимые бумаги.

Ког поднялся, поклонился и быстро вышел. По дороге к себе он раздумывал о том, что оказался целиком во власти Каспара.

9 ВАЖНОЕ ПОРУЧЕНИЕ

КОГ ХРАНИЛ МОЛЧАНИЕ.

Он стоял перед высоким троном принца Джаноша Салматерского — тощего рассеянного человека; принц постоянно моргал, и, похоже, ему было трудно сидеть спокойно. Рядом с ним сидела принцесса Светлана и холодно рассматривала Кога, пока первый министр вслух зачитывал послание от герцога Каспара, с требованием подчинения Салматера. Когда наконец чтение закончилось, принц произнес:

— Нет, я никогда… — Он взглянул на жену. — Мадам, а вы когда-нибудь?..

Не обращая внимания на мужа, принцесса обратилась к Когу.

— Итак, Каспар хочет войны? Ког склонил голову.

— Нет, ваше высочество. Мой герцог хочет разрешить проблему, из-за которой его земли несколько лет не знают покоя. Мне поручено передать вам это со всей возможной ясностью.

Он повернулся и сделал знак Амафи, который в этот раз был одет так же нарядно, как и Ког. Слуга шагнул вперед и вручил хозяину мешочек из черного бархата. Ког открыл его, перевернул, и на мраморный пол со звоном высыпалась дюжина медальонов.

— Эти двенадцать медальонов были сняты с тел двенадцати лжепиратов, которые занимались составлением карт на территории Оласко. Если бы эти люди были торговцами, герцог Каспар сам бы позаботился о том, чтобы снабдить их картами торговых путей. В этом же случае мы можем заключить, что ваши люди замышляли зло.

— Медальоны? — спросил принц. — При чем тут медальоны и карты?

Первый министр, тощий до прозрачности человек по имени Одески, прищурившись, посмотрел на Кога, стараясь на взгляд оценить, что за персона стоит перед ним. Ког перевел взгляд с него на принцессу, игнорируя принца, но потом обратился именно к Джаношу:

— Ваше величество, эти медальоны принадлежат вашим Черным Львам.

— Моим Черным Львам? — Принц был явно смущен. — Как там оказалась моя гвардия?

— Ваше величество, — вмешался Одески. — Будет лучше, если мы перенесем обсуждение этого предмета в менее публичное место.

— Да, это здравое предложение, — заявил принц, поднимаясь.

Принцесса последовала за мужем, но на ходу бросила еще один взгляд на Кога. После их ухода Одески сказал:

— Предлагаю вам вернуться в ваши комнаты и оставаться там. Дипломатический статус защищает вас только во дворце. Нашим головорезам нет никакого дела до герцога Каспара, даже если ваша преждевременная кончина его расстроит.

— Я вас понял, — ответил Ког.

Паж отвел Кога и Амафи в отведенные им вчера покои. Ког оглядывался, словно ожидал, что в любую минуту на него могут напасть, но добрались они без происшествий.

У себя Ког жестом велел Амафи проверить, нет ли посторонних, и положил на стол сверток с письменными принадлежностями. Вслух он сказал:

— Интересно, что же ответил принц герцогу?

— Кто знает, хозяин, — откликнулся Амафи. Ког вытащил уголь и написал на пергаменте:

«Сможешь сделать?» Амафи прочитал и улыбнулся.

— Я пойду на кухню, хозяин, и скажу, чтобы вам прислали фруктов и вина. Хозяева нерадиво отнеслись к приему посла соседнего государства.

Он поклонился и вышел из комнаты, а Ког подошел к камину и бросил пергамент в огонь. Они убедились, что за ними не подглядывают, но нельзя было поручиться, что никто их не подслушивает.

Ког улегся на кровать и уставился в потолок. Мысли его вернулись к первой ночи на корабле, который вез его на юг от Опардума. Герцог вручил Когу саквояж, в котором лежали документы, указания, медальоны, снятые с убитых солдат, и пакет, запечатанный герцогской печатью, с надписью: «Вскрыть в одиночестве, в море».

Ког дождался, пока стемнеет, открыл конверт и обнаружил там такое указание: «Убей принцессу Светлану». Тогда он вышел на палубу и бросил письмо за борт.

Теперь он понял, почему Каспар отдал такой приказ. Без принцессы, обладавшей железной волей, принц Джанош слаб и беспомощен — им легко можно будет управлять.

Через некоторое время вернулся Амафи и нашел Кога дремлющим на кровати.

— Хозяин, — тихо позвал он. Ког сел.

— Я не сплю, просто задумался.

Он встал, подошел к столу и написал: «Что ты узнал?»

Вслух Амафи сказал:

— Я потерялся, хозяин, и один из слуг любезно проводил меня на кухню. Мажордом вне себя от гнева из-за того, что никто не позаботился о вас; еду скоро принесут.

На пергаменте он написал: «Я придумал способ».

— Ну, очень хорошо. А то уже есть хочется. Едва он успел бросить пергамент в огонь, как в дверь постучали. Амафи открыл, и вошли трое слуг с подносами. На одном были сыр, хлеб и фрукты, на другом — сладости, на третьем — кувшин с вином и бокалы.

Ког подождал, пока они уйдут, и попробовал вино.

— Отлично, — сказал он. Вино и впрямь было хорошим.

— Не хотите ли отдохнуть? — спросил Амафи.

— Да, — ответил Ког. — А пока ждем ответа от принца, сходи в город и посмотри подарок, какой можно было бы привезти леди Наталье. Заодно в аптеке спроси, что у них есть от морской болезни. Это путешествие меня совсем измотало.

— Слушаюсь, хозяин.

Амафи вышел. Он пойдет к капитану дворцовой стражи, попросит выделить ему сопровождение, получит пару стражников, которые, чертыхаясь про себя, будут таскаться за ним из лавки в лавку. Вместе с безделушками для сестры герцога Амафи купит и другие, менее забавные вещи.

Атмосфера за ужином в замке напомнила Когу холод горной реки зимой. Принц и принцесса, стараясь не нарушать приличий протокола, во всем остальном совершенно игнорировали Кога. Его вежливо приветствовали, усадили за стол к офицерам, которые сами в разговор не вступали и отделывались односложными ответами, и один раз за трапезой принц вежливо спросил, нравится ли Когу еда и вино, на что Ког с вежливостью ответил утвердительно.

Примерно через полчаса после вечернего приема, когда Ког в своей комнате рассматривал подарки, купленные для леди Натальи, в дверь постучали.

Ког обратился к Амафи на квегском:

— Вряд ли это ответ от герцога в такой-то поздний час, как ты считаешь?

Амафи улыбнулся и пожал плечами.

— Все возможно, хозяин.

Ког открыл дверь и увидел молодую женщину. Сэр, — сказала она, — принцесса просит вас к себе.

Ког оглянулся через плечо на Амафи.

— Да, все возможно.

Он проследовал за молодой женщиной по коридору, мимо стражников, в другой длинный зал, который шел мимо тронного зала, в боковой коридор. Девушка остановилась у большой, затейливо украшенной двери и постучала.

— Войдите, — послышался голос из-за двери. Девушка открыла дверь; Ког вошел первым и оказался в большой гостиной, скудно освещенной несколькими свечами.

— Посол, ваше высочество, — доложила девушка.

Принцесса Светлана уютно устроилась на длинном диване.

— Оставьте нас, — велела она.

Девушка поклонилась и вышла, оставив Кога наедине с принцессой. Он быстро оглядел комнату и с трудом удержался от улыбки.

— Ваше высочество, — произнес он, поклонившись.

Принцесса была одета в свободное платье из почти прозрачного шелка, поверх которого была наброшена безрукавка из того же материала. Бледный голубой оттенок подчеркивал цвет ее глаз.

— Подойдите, сквайр, — скомандовала она. Ког подошел и встал перед ней, а она похлопала по дивану рядом с собой:

— Садитесь.

Он сел. Принцессе было за сорок, но в черных волосах виднелись лишь редкие седые нити. На тонком лице выделялись большие выразительные глаза, а руки и плечи, выгодно обрисованные платьем, были изящны. Ког не мог не заметить, что Светлана была очень хороша — полная грудь, стройные ноги, тонкая талия, не пострадавшая от того, что принцесса родила двоих детей.

Каспар рассказал Когу о принцессе все, что знал: она была сестрой герцога Мискалонского, когда-то ее навязывали самому Каспару в качестве невесты, но ей пришлось выйти замуж за человека, которого она глубоко презирала, и только благодаря ей Салматер не был захвачен ни одной из соседних стран. Ее сын, Серж, оказался не умнее отца, а дочь, Анастасия, была избалованным ребенком. Пристрастия Светланы распространялись на политику, охоту и мужчин. Ког обратил внимание, что в свите принцессы все стражники были молодыми, высокими и красивыми.

— Надеюсь, сквайр, вы не возражаете против неформальной встречи.

Ког улыбнулся — вежливо и безлично.

— Ничуть, ваше высочество. Я к вашим услугам.

Принцесса рассмеялась.

— Едва ли. Каспар никогда не отправил бы глупца с письмом, в котором только что не объявляет нам войну. Чего же он добивается?

Ког понял, что соблазнительная обстановка была придумана специально, чтобы выбить его из колеи, отвлечь. Он не сомневался, что принцесса предложит разделить с ней постель в спальне за ближайшей дверью. Он умел понимать настроения женщин, может быть, даже получше, чем многие мужчины, и сейчас чувствовал, что нравится ей. Принцесса же была истинной правительницей своей страны и привыкла потакать всем собственным капризам — изучая историю, Ког выяснил, что женщины, которые правят через своих слабых мужей, предпочитают все делать по-своему. Она привлекательная женщина, и он охотно удовлетворит любые ее прихоти, прежде чем убьет ее.

— Я не пытаюсь толковать намерения своего повелителя, принцесса, — ответил Ког. — Свое мнение он ясно высказал в послании, направленном вам и принцу.

— Ну, тогда, сквайр, — начала принцесса, наклонившись вперед, чтобы налить вина в два бокала; при этом Ког мог увидеть ее соблазнительную грудь, — давайте поиграем, а?

— Простите, мадам?

— Давайте притворимся, будто мы ясновидящие и можем читать мысли герцога Каспара. — Она вручила ему бокал. — Ну, начинайте.

Ког рассмеялся.

— Ваше высочество, я бы плохо служил своему хозяину, если бы не приписывал ему мотивы и намерения помимо тех, что он выразил в письме.

— Каспара я знала еще до того, как взошла на трон, Когвин… Я ведь могу вас так называть? — Он кивнул. — Я знаю его с тех пор, как мы были детьми, хотя я всего на несколько лет старше. — Она отпила вина. — Я знаю, что он — двурушник, лжец, убийца, и все равно его люблю. — Она улыбнулась, и Ког решил, что так она еще привлекательнее. — Он — мой самый любимый враг и любовник — все это было до того, как я вышла за Джаноша, конечно. Кроме того, мы ведь играем, не так ли?

Ког задумался. Ему в голову пришла идея комбинации, которая бы не скомпрометировала его, однако помогла бы выйти из этой сложной ситуации. Принцесса, озаренная свечами, выглядела восхитительно, и Ког не мог не обратить на это внимание. Он улыбнулся:

— Да, принцесса, это игра.

— Когда мы наедине, называйте меня Светланой. — Она наклонилась к нему. — Ну так и чего хочет Каспар?

— Могу только гадать, но, мне кажется, он хочет убедиться, что вы не станете помогать нашим врагам. Разведчики, которые составляли план местности, явно искали путь к Воротам Оласко, и это очень беспокоит герцога.

— Понятно, — сказала принцесса и обмакнула палец в вино Кога, а потом провела им по губам молодого человека.

Ког ощутил, как ему стало жарко, и решил поначалу, что на него действуют уловки принцессы, впрочем, его опыт, полученный на острове Колдуна, тут же подсказал ему, что дело не только в этом. Он пригубил вина, стараясь распробовать его, и тренированное нёбо определило очень легкий горьковатый привкус, какого в вине быть не должно.

Он не знал, что добавили в вино, но заподозрил, что это так называемое «любовное зелье» — порошок из коры какого-то дерева. Снадобье это продавали по всему Королевству Островов и в Ролдеме как средство для пожилых людей, чей пыл в любовных утехах угасал. В возрасте Кога в нем не было необходимости, но тем не менее средство сработало.

Он отставил бокал.

— Думаю, мой повелитель лорд Каспар своей истинной целью видит защиту границ, чтобы можно было заниматься другими делами. У него есть планы…

— Насколько нам известно, — заметила Светлана; она придвинулась ближе и стала водить пальцем по подбородку Кога.

— … планы, которые требуют полной уверенности в безопасности Оласко. А вашего мужа он считает орудием Мискалона или Рускалона, а может быть, и Королевства Островов и хотел бы навсегда избавиться от этой угрозы.

Она поцеловала его, потом немного отодвинулась и прошептала:

— Надо найти другой способ успокоить нашего дорогого Каспара, но мы никогда не присягнем ему на верность. Может быть, завтра вам следует посетить заседание совета, на котором будет присутствовать мой муж, и мы сможем обсудить эти вопросы.

— Готов служить вашему высочеству, — прошептал Ког.

— Надеюсь, — улыбаясь, ответила принцесса; она легла на диван и потянула молодого человека к себе.

Ближе к утру принцесса сказала:

— Вам пора.

Ког оделся. Натягивая башмаки, он произнес:

— Благодарю ваше высочество за гостеприимство.

Светлана рассмеялась — искренним, теплым смехом.

— Благодарю сквайра за энтузиазм.

— Это было нетрудно, миледи. — Он потянулся и поцеловал ее. — И вовсе ни к чему было подсыпать порошок в вино.

Она притворилась, что смущена.

— В моем возрасте приходится беспокоиться.

— При вашей красоте беспокоиться ни к чему. Она встала, не обращая внимания на свою наготу.

— Вы не представляете, как это трудно, — сказала она, обнимая его. — После того как родились наши дети — а младшему уже больше десяти лет, — мой муж… скажем так, он предпочитает другую компанию.

— И напрасно, — пожал плечами Ког.

— И иногда так трудно убедить молодого придворного, что… ну, они боятся гнева принца. — И она горько прибавила: — Тогда как они должны ждать от него благодарности.

— И я бы его опасался, если бы не уезжал завтра; может быть, вдогонку мне будет отправлено послание с объявлением войны.

Она проводила его до дверей своих покоев.

— Не все еще потеряно, — крепко поцеловав его, сказала принцесса. — Вы — чудесный молодой человек и очень мне нравитесь, но я не стану прибегать к вашей защите. Однако должна сказать вам, что война — последнее средство и меня нисколько не привлекает. Мне бы хотелось, чтобы сегодня вы убедительно выступили перед советом, Ког. Дайте мне какую-нибудь опору, и мы сможем предотвратить войну. — Она опустила глаза. — В любом случае, надеюсь, у нас будет возможность обсудить все это наедине сегодня ночью?

— Как будет угодно вашему высочеству. Ког поцеловал ее и вышел.

Если дворцовые стражники и были удивлены, увидев, как посол другого государства на рассвете выходит из личных покоев принцессы, им удалось скрыть удивление. Когда Ког проходил мимо них, возвращаясь к себе, они стояли по стойке «смирно» и глядели прямо перед собой.

Он вошел и увидел, что Амафи спит в кресле, вытянув ноги, а рядом на столе громоздятся какие-то склянки. Как только дверь с едва слышным стуком закрылась, Амафи вскочил.

— Хозяин. — Амафи указал на стол. — Готово. Ког с изумлением посмотрел на слугу.

— После того как вы ушли, — продолжал Амафи, — я осмелился исследовать покои. Салматер соблюдает дипломатические правила. Здесь нет ни потайных слуховых устройств, ни отверстий для подглядывания — я в этом убедился.

Ког с облегчением кивнул и посмотрел на стол:

— Что из этого нам нужно?

Амафи взял крохотный синий пузырек:

— Вот.

— Никто не догадался?

— Я заходил к трем аптекарям, покупая разные препараты, а стражникам сказал, что никак не могу найти то, что вы просили. К концу нашей прогулки, после того как я несколько раз заходил в лавки, разыскивая подарки для леди Натальи, они утомились и ни на что не обращали внимания. — Он указал на другой стол, в углу, где были расставлены всякие безделушки, бутылочки с дорогими духами и лежали украшения.

— Наталья будет довольна, — сказал Ког.

— Как прошла ночь, хозяин?

— Неплохо, — ответил Ког. — Правда, принцесса считает меня молодым и глупым и, несомненно, попытается вступить в игру для собственной выгоды — когда я поеду обратно с ответом от ее мужа. Это просто уловка, чтобы выиграть время. Жаль, что мы не можем узнать, кому она передает сведения, как не знаем, кто стоит за этим заговором против Оласко.

— Вы бы могли узнать это, если бы обзавелись источником информации во дворце. Кажется, господин Одески — человек честолюбивый.

— И я так решил, — усмехнулся Ког. — Но за одну ночь всего не сделаешь. Мы должны вернуться в Оласко прежде, чем двор будет ошарашен случившимся. — Он указал на аптечные препараты на столе. — Уничтожь все.

— Да, хозяин. Я выброшу все в мусорные ямы в разных углах дворца. Думаю, никто не станет шарить по помойкам.

Мусор из дворца вывозили на тележках и, наверное, сваливали за городом или рассыпали по заболоченным полям, чтобы он высох и позднее мог быть использован в качестве удобрения на местных фермах. В любом случае, если фермер найдет крошечную бутылочку из синего стекла, он никогда не узнает, откуда она взялась.

— Очень хорошо.

— А сегодня, хозяин?

— Сегодня я буду отдыхать, пока меня не пригласят на заседание здешнего совета — тогда можно будет посмотреть, как принцесса управляет страной. Это занятно, хоть и предсказуемо. — Он шагнул к двери спальни. — Разбуди меня через час после полудня и приготовь чего-нибудь поесть. В совете я, наверное, проведу всю вторую половину дня. А потом — очередной банкет.

— А потом — принцесса? — спросил Амафи.

— Да, принцесса, если, конечно, за ужином ее внимание не привлечет какой-нибудь красивый молодой стражник.

— Не думаю, хозяин.

— Принцесса — женщина капризная.

— Я знаю женщин, хозяин, ну, по крайней мере, как могут знать их мужчины. Вы — человек новый и, насколько я слышал до поступления к вам на службу, пользуетесь успехом у дам. И даже если найдется очень красивый стражник, он-то никуда не денется, а вы уедете.

Ког улыбнулся.

— Пожалуй, ты прав.

Он взял синий пузырек, положил его в кошель на поясе, а потом вошел в спальню и закрыл за собой дверь. Укладываясь в постель, он слышал, как Амафи прибирает на столе; к тому времени, как слуга вышел, чтобы избавиться от улик, молодой человек уже спал крепким сном.

Заседание совета проходило именно так, как и представлял себе Ког. Приближенным принца не понравились намерения Каспара, и Когу несколько раз пришлось напомнить собравшимся, что он не уполномочен вести переговоры.

Первый министр Одески все время пытался выторговать больше времени, но Ког твердил одно: любое другое сообщение, кроме того, в котором будет заявлено о полном подчинении, Каспар сочтет вызовом. Салматер должен подчиниться или будет уничтожен. Когу удалось донести эту мысль в наиболее дипломатичной форме, но он давал понять, что ни о какой отсрочке речь идти не может.

Наблюдая за ходом заседания, Ког не мог не признать справедливости замечания Каспара. Принцесса Светлана позволяла принцу Джаношу болтать, сколько ему вздумается, но, когда наступало время для рассмотрения следующего вопроса, решение принимала именно принцесса.

Ког использовал свои навыки, позволявшие ему сохранять спокойствие и невозмутимость, у него были инструкции, и при любом результате ничто не могло изменить их — принцесса Светлана должна умереть.

Наконец принц объявил:

— Мы подготовим ответ на требование герцога Каспара, и, должен сказать вам, молодой сквайр, герцогу оно не понравится. Никоим образом! Затем мы проводим вас в обратный путь с утренним приливом. Желаю вам всего хорошего!

Он поднялся; встали и все присутствовавшие в зале. Принц вышел, а принцесса Светлана, следуя за мужем, улыбнулась Когу так, что он понял — после ужина она опять пришлет ему приглашение.

После того как принц и принцесса ушли, первый министр Одески повернулся к Когу:

— Сквайр, вы уделите мне минуту? Ког поклонился.

— К вашим услугам, господин министр.

— Давайте пройдемся, — сказал Одески и, когда они отошли подальше от остальных, произнес: — У нас тут какая-то неразбериха, да?

— Если вы говорите про Салматер, то я с вами согласен.

— Война никому не принесет выгоды, и требования Каспара мне кажутся довольно жестким ответом на в общем-то пустячное недоразумение.

— Картографы, которые притворяются контрабандистами на землях Оласко, чтобы подготовить военное вторжение, — вряд ли такое можно назвать пустячным недоразумением.

— Сквайр, вы ведь из Королевства Островов, так, что, наверное, не очень хорошо знаете нашу историю, а мы часто конфликтуем, нападаем друг на друга и вообще играем очень грубо — это дело обычное. Я тридцать лет при дворе — служил еще отцу нынешнего принца, и за это время произошло с полдесятка пограничных столкновений с Оласко, столько же — с Мискалоном, были два морских конфликта с Рускалоном, один — с Ролдемом, еще один — с Островами, а уж некоторые земли становятся объектом стычек всякий раз, как кто-то из местных правителей вдруг решает их захватить. Но никто из правителей еще не требовал от другого государства полного подчинения.

— Герцог Оласко хочет надежности, — произнес Ког, понизив голос. — Он опасается, что все земли на востоке попадут под покровительство Королевства Островов или Кеша. До определенного момента военно-морские силы Ролдема могут защитить от Кеша Аранор или Оласко, соблюдая условия договора, но кто защитит от Королевства Островов Рускалон, Мискалон и Салматер, если Королевство решит напасть? В море Королевства Ролдем, может, и бросит вызов кешианскому военному флоту, но на континенте они не станут высаживать войска против Королевства.

— Королевство Островов никогда не стремилось на восток. Оно всегда смотрело на запад.

— Но кто может быть уверен, что так будет и впредь? Ког заговорил еще тише. — Это не просто красивые слова — в наших интересах сохранить добрые соседские отношения между Салматером и Оласко. — Он огляделся. — Мне бы не хотелось, чтобы этот прекрасный дворец разрушили.

Как сказал бы Паско, Ког только что показал кнут, а теперь пришла пора посулить и пряник.

— Мой лорд очень щедр с друзьями. Он по достоинству оценит работу любого члена вашего правительства, направленную на то, чтобы избежать войны.

Одески, кажется, собирался что-то сказать, но промолчал. После некоторой паузы он произнес:

— Я постараюсь убедить их высочества.

— В отчете лорду я упомяну о вашей помощи.

— Всего хорошего, сквайр, — произнес первый министр, раскланиваясь.

Ког понял, что Амафи верно предсказал поведение старого придворного. Одески не станет открыто предавать принца, но охотно будет действовать под прикрытием благих намерений, чтобы сохранить все свои привилегии.

После смерти принцессы в замке наступит настоящий хаос, и принц сможет управлять страной не больше, чем природной стихией. Одески, скорее всего, возьмет совет в свои руки, и путь в Салматер для Каспара будет открыт.

* * *

Ког в одиночестве стоял на палубе корабля. От Опардума его отделяли четыре дня пути; по его расчетам, принцесса Светлана должна быть уже мертва. Яд, который составил Амафи, по его уверениям, должен был подействовать через неделю после приема; окружающие будут думать, что смерть принцессы последовала из-за внезапной остановки сердца. Прелесть этого яда, как уверял бывший наемный убийца, состояла в том, что первые симптомы напоминают лихорадку, и доктора прибегают к лечению, которое ничего не дает. Смерть наступает быстро, и, если не вмешается какой-нибудь могущественный жрец, принцесса обречена.

Как и говорил Амафи, подмешать яд оказалось легко. Пока принцесса спала, Ког взял тонкий шелковый шнур и пузырек с ядом. Осторожно, по капле, он накапал яд на шнур, откуда он стек на губы принцессы. Как и предсказывал Амафи, она, не просыпаясь, облизала губы. У яда был сладкий привкус; остаток на губах к утру высох и стал таким образом безвредным. Без опаски Ког поцеловал ее в губы, чтобы разбудить. Когда на рассвете они занимались любовью, Ког знал, что она скоро умрет.

Молодой человек почувствовал укол раскаяния и постарался его побороть. Несмотря на все свое очарование, Светлана была столь же безжалостна, как и Каспар, и секс для нее являлся лишь еще одним оружием; ласковые слова, которые она шептала ему, не имели никакого значения, и всерьез их принимать не стоило.

Он сделал черное дело, для чего ему пришлось поступиться своими принципами. В природе Каспара, как если бы он был скорпионом, было заложено предательство, и Кога он в конце концов тоже предаст, освободив его тем самым от данной клятвы и дав возможность нанести удар человеку, виновному в уничтожении целого народа. Даже если придется принять смерть, убивая Каспара, — важнее всего исполнить долг перед погибшими сородичами.

Но прежде чем умрет Каспар, должен был расстаться с жизнью еще один враг: капитан Квентин Хавревулен, человек, который лично руководил убийством семьи Кога. Да, сначала надо позаботиться о том, чтобы умер капитан. Если Ког убьет Квинта и Каспара — только тогда можно будет заняться оплакиванием собственной души.

Если сам он останется в живых.

10 ОТКРЫТИЕ

КОГ ЖДАЛ.

Каспар, расположившись в кресле, читал письмо. Наконец он отложил пергамент и улыбнулся.

— Пришло сообщение от наших агентов в Порт-Майселз. Принцесса Светлана скоропостижно скончалась от остановки сердца, вызванной внезапной лихорадкой. Принц Джанош вне себя от горя, а совет объявил его неспособным править страной. Правителем был назван принц Серж, но он еще ребенок, и править от его имени будет министр Одески — до тех пор, пока мальчик не достигнет совершеннолетия. — Он отложил донесение. — Блестяще, Когвин. Как тебе это удалось?

— Мой слуга, Амафи, знает некий яд, — спокойно заговорил Ког, — его можно составить из совершенно безвредных ингредиентов, некоторые из них, правда, не так легко найти — он посетил не одну аптеку в городе. Он приготовил яд, а я придумал, как дать его принцессе ночью накануне моего отъезда. Принцесса должна была умереть в течение недели.

— Значит, нет прямой связи между вашим посещением и ее смертью. — Каспар явно обрадовался. — Отлично! Думаю, в ближайшие дни мы получим письмо от первого министра, который попросит «разъяснить» некоторые пункты моего послания, с тем чтобы попробовать откупиться.

— Я вернусь в Порт-Майселз? — спросил Ког.

— Нет, — ответил Каспар. — Ни к чему. Главной задачей было сделать так, чтобы принцесса умерла, хотя мне будет не хватать этой старой ведьмы. — Он вытянул руку, сведя в кольцо большой и указательный пальцы и оставив междуними едва заметный просвет. — Тебе известно, что я был вот настолько близок к женитьбе на ней? Мой отец считал, что это будет выгодный брак, но я его переубедил. Один из нас обязательно убил бы другого. — Каспар рассмеялся. — Ну да, так и вышло! — Он поднялся. — Я вознаграждаю за блестящие результаты, Когвин, поэтому отныне ты — барон моего двора. Я выпишу патент и найду какой-нибудь свободный клочок земли, чтобы ты мог присоединить его к тем бесполезным землям, которые имеются у тебя в Королевстве Островов. Но если будешь служить мне так же хорошо, то получишь и другие награды.

— Благодарю вас, ваша светлость. Я буду стараться.

— Идем, пообедаем и поговорим о новом задании.

Ког последовал за Каспаром на балкон, выходивший на залив. День был холодный, уже наступила осень, и поэтому оба они были в толстых плащах. Однако Ког почувствовал, как бодрит холодный воздух, когда увидел слуг, расставляющих на столе перед ними еду и вино.

Каспар знаком велел слугам отойти и, когда те оказались достаточно далеко, сказал:

— Должен признаться, что ожидал услышать о твоем аресте и, возможно, казни; это дало бы мне повод начать кампанию, чтобы отомстить за тебя. Не то чтобы мне так уж это было нужно, но… ты меня понимаешь.

— Да, ваша светлость.

— Зато теперь я могу добиться от регента Одески нужных мне уступок и избежать войны.

— А мне казалось, что вы хотите полного подчинения, ваша светлость.

— От Светланы и ее идиота-мужа — да. Если бы ты не справился с заданием. Запомни, Когвин, никогда не стоит полагаться только на один план. Когда начинаешь что-то опасное, надо иметь два, а лучше три плана. Если первый провалится, переходи ко второму. Провалится второй — есть еще и третий.

— А если провалится и третий, ваша светлость? Каспар рассмеялся.

— Тогда нужно удирать со всех ног, если, конечно, еще жив.

Ког тоже рассмеялся, но душу его пронизал холод.

— Если бы я обратился к Светлане с разумным требованием, — продолжал Каспар, — например, чтобы Салматер перестал помогать моим врагам, она бы настояла на переговорах и ко времени моего отъезда убедила бы меня, что Салматер никогда не будет сотрудничать с моими врагами. Требуя подчинения, я понимал, что они будут слишком заняты размышлениями о том, что на меня нашло; в результате им и в голову не придет, что у меня могут быть совсем иные планы.

— Избавиться от принцессы, например.

— Да, — кивнул Каспар, — как бы я сам об этом ни жалел. Ей никогда не хватало сил открыто выступить против меня. Чтобы удержаться, ей приходилось полагаться на других. В разное время она объединялась с Ролдемом, с Королевством Островов, теперь — с Мискалоном. Она так и не простила мне, что я на ней не женился.

Ког сосредоточился, опасаясь, что лицо выдаст его мысли.

Каспар тем временем продолжал:

— Да, многое из того, что произошло между мной и Светланой, случилось потому, что я отказался взять ее в жены. Она меня не любила, ты же понимаешь. — Он усмехнулся. — Мы были очень похожи во многом: честолюбивы, безжалостны, даже бессовестны. Была бы она мужчиной, я без колебаний сделал бы ее своим главнокомандующим, прикрывая, правда, при этом спину. Но жена… — Он пожал плечами. — Ей нужна была марионетка типа Джаноша, которую легко можно контролировать. Однако ее последние интриги уже переходили всякие границы. Сговориться с Мискалоном, чтобы захватить Ворота Оласко… это уже слишком. Впервые она решила предпринять открытую атаку на земли Оласко, а этого я не потерплю. — Он хлопнул ладонью по столу. — Но сейчас это неважно. Ее больше нет, и скоро я заключу с Салматером новый договор; в конце концов, он вполне может стать южной провинцией Оласко. А теперь надо заняться другими делами.

Ког не говорил ничего — просто попивал вино. Каспар тоже отпил из своего бокала.

— Ты что-нибудь понял, Когвин? — спросил герцог. — Ты можешь сказать, что я собираюсь делать?

— Честно говоря, нет, ваша светлость. Я думал, что вы занимаетесь вполне очевидными делами — укрепляете границы против возможных врагов, а больше ничего.

— Хорошо, потому что ты — очень умный молодой человек, и если и ты ничего не понял, значит, ничего понять и невозможно. Ну а теперь о нашем следующем предприятии. Я хочу, чтобы ты недельку отдохнул, привыкая к своему новому титулу. А потом отправляйся в Саладор. В этом городе тебе предстоит выполнить много моих поручений. Но к празднику зимнего солнцестояния никто не должен сомневаться, что ты житель этого города.

— Это будет нетрудно, ваша светлость. Я и раньше там жил и вполне могу возобновить старые знакомства и связи.

— Хорошо. Потому что празднество, устраиваемое герцогом Саладора, посетит герцог Вариан Родоски. Ты с ним знаком?

— Я видел его, — ответил Ког, — и однажды был ему представлен, но не могу сказать, что хорошо с ним знаком.

— Ты знаешь, каково его влияние на короля Ролдема?

— Он — кузен короля, и в праве наследования он идет… после принца Мэтью?

— Да, и принцев Майкла, Константина и принцессы. Короче говоря, он шестой. Значит, он один из самых важных аристократов в Ролдеме, если не самый влиятельный.

— Итак, ваша светлость, я в Саладоре, так же как и герцог Родоски. Каковы будут ваши инструкции?

— Инструкции, молодой Ястринс, будут следующие: после празднества ты должен покинуть Саладор, а герцог Родоски — нет.

— Вы не хотите, чтобы он вернулся в Ролдем?

— Да, именно.

— И как долго герцог должен оставаться в Саладоре, ваша светлость?

— До конца своей жизни, друг мой, — ответил Каспар, — своей недолгой жизни.

Ког помолчал.

— Я постараюсь, ваша светлость, — наконец сказал он.

— Уверен, что ты меня не разочаруешь, барон Когвин, — произнес герцог с недоброй улыбкой.

Молодой Ястринс, выпрямившись, бросил взгляд на гавань. При дыхании шел парок изо рта — воздух был холодный, но по-настоящему холодно Когу стало только сейчас.

За ужином Ког сидел через три человека от Натальи. Получив титул барона, он был возвышен и буквально — теперь ему полагалось сидеть за одним столом с герцогом. Слева от Кога сидел другой молодой барон, Евгений Колдас, а место между ним и Натальей занимал капитан Квинт. Все поздравили Кога с повышением, хотя Ког не мог не заметить, что Квинт сделал это только из вежливости. Между ними двумя была некая дистанция — она появилась с момента самой первой их встречи, и Ког не знал — была ли она вызвана какой-нибудь личной неприязнью, соперничеством за внимание Натальи, или же капитан ощущал крайнюю враждебность Кога, как бы хорошо тот ее ни прятал.

Если будет угодно судьбе, Ког еще увидит смерть Квинта и Каспара, а потом…

Молодой человек не представлял, что будет делать потом, если останется в живых. Он понял, что уже долго размышляет об этом, когда его окликнул Евгений Колдас. Барон?

— Извините, — ответил Ког. Я просто еще не совсем пришел в себя от щедрости его светлости. Так о чем вы говорите?

— Я говорил, что, если у вас найдется время, я был бы рад съездить с вами вверх по реке, в дикие леса за Разбитыми Землями. Ведь вы опытный охотник, и я надеюсь многому научиться у вас.

Ког решил, что Колдас — человек искренний, не склонный к пустой лести, и поэтому улыбнулся, услышав комплимент.

— Если будет время, думаю, мы съездим.

Ужин проходил как обычно; за время, проведенное в Опардуме, Ког уже привык к распорядку двора. Герцог отличался от обычных правителей — он вовсе не требовал, чтобы его придворные постоянно находились при нем. Большую часть времени Каспар проводил в компании Лесо Варена, который почти никогда не покидал своих покоев, но в те редкие моменты, когда такое бывало, чародей всегда появлялся в обществе герцога.

Тогда Ког внимательно за ними наблюдал и старался, помня поручение Конклава, узнать об этом человеке как можно больше. Он решил, что пока лучше не выказывать своего интереса. Он никогда не упоминал Лесо Варена в разговорах и не расспрашивал о нем. Он просто слушал, если о нем заговаривал кто-то другой.

Проведя в Опардуме несколько месяцев, Ког начал думать о Лесо как о человеке, «который-не-здесь». Его имя в разговорах звучало только в одном случае: когда герцога не было видно во дворце, кто-нибудь замечал, что он у Варена.

Ког никуда не спешил, но ему было любопытно. Он решил, что однажды задаст все вопросы, но такой день пока не наступил.

Амафи было велено держать себя со слугами в замке точно так же — слушать, но вопросов не задавать. Он смог разузнать лишь, что дважды в день под дверью покоев Варена оставляли еду, а в конце каждой недели в коридоре появлялась куча белья, предназначенного для стирки. Внутрь не дозволялось входить ни одному слуге — только в редких случаях, по желанию самого Варена, и всегда работа оказывалась просто отвратительной. Амафи однажды слышал, как один из слуг жаловался, что, если Лесо Варен хочет, чтобы среди ночи из его покоев вытащили труп, пусть делает это сам, а другой заметил, что, какого бы происхождения ни были темные пятна на стенах одной из комнат, отмыть их почти невозможно.

Ког учил Амафи тому, что, по его мнению, должен делать слуга, и обнаружил, что в заботах о хозяине тот старается превзойти Паско. Одежда Кога была всегда чистой, сложенной безупречно, а все поручения выполнялись вовремя. Амафи мог смешаться с толпой, даже несмотря на то что временами одевался очень цветасто, а также запоминал все, что видел и слышал.

После ужина Наталья знаком подозвала Кога и шепотом спросила его:

— У вас найдется для меня время?

— Сколько потребуется, миледи, — тихо ответил Ког.

Она, улыбаясь, подала руку брату, который встал из-за стола, и, уже обернувшись, бросила Когу:

— Я дам вам знать.

Ког кивнул. Капитан Хавревулен повернулся к нему:

— Строите далеко идущие планы, барон? Ког притворился, что не понял капитана.

— Простите, сэр?

— Осторожнее, барон. У нашей дамы много поклонников, и не все из них станут терпеть конкуренцию.

— Я всего лишь слуга нашей госпожи, сэр, — с улыбкой откликнулся Ког, уходя.

Амафи догнал хозяина.

— Любезный капитан хочет вашей смерти, хозяин.

— Ну, значит, наши чувства взаимны.

У дверей в комнаты Кога Амафи спросил:

— Чего бы вы хотели, хозяин?

— Сегодня, кажется, лорду не потребуются мои услуги.

— Выйдем в город?

— Нет, вечером я хотел бы заняться изучением замка. Каспару я не нужен, но, пожалуй, леди Наталья может пригласить меня часов после одиннадцати. Значит, надо быть здесь, когда она пришлет за мной.

— Значит, осталось менее двух часов.

— Если меня позовут раньше, чем я вернусь, скажи, что я… ну, например, моюсь. Принеси горячей воды, а я скоро буду. — Ког быстро скинул нарядный камзол и натянул другой, простой, темно-серый, потом подошел к двери и выглянул в коридор. — Скоро буду, — повторил он.

Когда через мгновение Амафи выглянул за дверь, коридор был пуст.

— Очень хорошо, хозяин, — тихонько сказал он и прикрыл дверь.

Ког тихо двигался по тускло освещенному залу. После первой экскурсии по замку, организованной для него Рудольфом, он при каждом удобном случае занимался изучением помещений самостоятельно.

Он обнаружил уже две сети пещер, о которых слуги явно ничего не знали, — эти пещеры на целые мили тянулись внутри плато. Одна сеть уводила куда-то вниз, и Ког, у которого было немного времени, вскоре прекратил ее изучение. Другая вела вверх и заканчивалась завалом из земли и камней — Ког решил, что, раскопав завал, можно выбраться на плато над цитаделью.

Сейчас он искал потайной вход в покои Лесо Варена. Он уже изучил несколько залов, шедших параллельно тем, которые выводили в нужную часть цитадели, но ничего не нашел. Взбираясь по старой лестнице на следующий уровень, он едва не рухнул вниз: как и предупреждал Рудольф, старое дерево давно прогнило. Потом он нашел еще три крепкие лестницы, по которым поднялся на самый верх — в залы, где еще ни разу не был. Они располагались в дальнем крыле цитадели, всегда запертом. Нарисовав в уме карту каждой комнаты в замке, Ког ясно представил себе, где находится.

Он чувствовал также, что времени у него совсем мало и пора уже поторопиться обратно.

Подойдя к какой-то двери, Ког остановился. Если он правильно представляет место, по другую сторону двери будет широкий коридор, который через сотню футов приведет к одному из служебных входов в зал перед личными покоями Лесо Варена. Он внимательно осмотрел дверь, но, как только дотронулся до нее, ощутил знакомое покалывание в затылке.

На двери лежало заклятие. Даже в этом, всеми забытом коридоре колдун позаботился о безопасности. Ког отшатнулся, надеясь, что простое касание не встревожит того, кто это заклятие наложил. По залам бродило немало крыс, и вряд ли по два-три раза в день Варен ходит сюда проверять, кто это тревожит его покой.

Ког решил, что пора заканчивать и возвращаться. Назад он шел кратчайшим путем: спустившись по пяти лестницам и преодолев с полмили коридоров, он наконец вышел в дверь служебного коридора прямо напротив собственных покоев.

— Леди Наталья присылала за вами, — сообщил Амафи, как только он вошел к себе.

— Давно? — спросил Ког, снимая запыленный камзол.

— Минут десять назад. Я сказал, как было велено, что вы купаетесь и скоро придете.

Ког стянул с себя одежду и влез в ванну.

— Не могу же я прийти весь в пыли.

Он быстро помылся и через минуту уже вытирался большим полотенцем. Амафи постарался выжать как можно больше воды из длинных волос молодого человека.

Все еще чувствуя себя непросохшим, Ког решил, что задерживаться дольше нельзя, и, вздохнув, вышел за дверь.

Он старался идти быстро, но так, чтобы не привлекать к себе внимания. Когда он подошел к двери комнат леди Натальи, стражники по обеим сторонам двери не обратили на него никакого внимания. Ког понял, что его ждали.

Служанка открыла дверь и, впустив молодого человека, сразу же удалилась. Ког через гостиную прошел в спальню Натальи.

— Вы чудовище, — ласково сказала Наталья. — Заставили меня ждать. — Она сидела, опираясь на гору подушек и накрывшись белоснежной простыней. Ее голые плечи и шею освещала одинокая свеча; черные длинные волосы были заколоты.

— Я был в ванне, — отвечал Ког, пересекая комнату и садясь рядом с ней.

Она потянула его к себе, и простыня соскользнула.

— Большинство мужчин не такие чистюли.

— Вы недовольны? — спросил он, а она, подарив ему долгий поцелуй, ответила:

— Нет, хотя, должна признать, мне нравится ваш запах — слабый — гораздо больше, чем запах мыла, которым вы пользуетесь. Надо будет послать вам немного того, что я купила в Родезе, у него приятный аромат.

— Буду счастлив.

— Ну а теперь молчите и снимайте одежду.

— Слушаюсь, миледи, — ответил Ког, улыбаясь.

Утром, когда солнце еще только поднималось над горизонтом на востоке, Ког попытался освободиться от объятий Натальи. Она заворочалась, проснулась и схватила его за руку.

— Не уходите.

— Пора. Если ваш брат вызовет меня, для нас обоих будет лучше, чтобы паж нашел меня в моей спальне.

— Ах, какая досада. — Она надула губки. Иногда Ког думал, что она ведет себя как девочка.

Он одевался, а она, лежа на спине, смотрела на полог над кроватью.

— Иногда мне хочется, чтобы вы были принцем или каким-нибудь могущественным герцогом.

— Почему?

— Потому что тогда мой брат мог бы согласиться на наш брак.

Ког почувствовал, как у него похолодело в животе.

— Наталья… — начал он, поворачиваясь к ней. Она рассмеялась.

— Не пугайтесь. — Она села, обнимая подушку. — Я вас не люблю, — сказала она и прищурилась. — Не знаю, могу ли я полюбить хоть кого-нибудь. Мне кажется, из меня это вытравили воспитанием. Я знаю, что и вы меня не любите. Наверное, мы оба одинаковые. Но с вами очень приятно. Если мне надо выйти замуж за человека, которого я не люблю, пусть бы это был человек, с которым легко общаться. Вы так много всего знаете и столько отважных поступков совершили — для человека ваших лет. Мне кажется, вы должны быть… должны быть не таким, как все.

— Вы льстите мне, миледи.

— Да, но вы этого заслуживаете. Вы самый молодой победитель турнира по фехтованию — я специально просила проверить. А как вы спасли Каспара от медведя! Вы говорите на многих языках, разбираетесь в вине и тонких блюдах, а что еще? Вы играете на музыкальных инструментах?

— Очень плохо, — признался Ког, обуваясь.

— Что еще?

— Я немного рисую.

— Тогда вы должны написать мой портрет! — заявила она с воодушевлением. — Вот видите, вы умеете многое из того, чего не умеют мужчины вокруг меня. Мне никогда с вами не скучно. Ну пожалуйста, Когвин Ястринс, сделайте что-нибудь замечательное, чтобы брат согласился на наш брак. Завоюйте какую-нибудь страну для Каспара или лишите кого-нибудь трона.

Ког рассмеялся. Его развеселил романтический порыв Натальи — совсем не в ее стиле.

— Может быть, если я положу у его ног целую страну, ваш брат и согласится на нашу свадьбу, но без этого, боюсь, мы должны рассчитывать на то, что у каждого из нас будет своя жизнь.

Он уже собирался встать, но Наталья потянулась и обняла его за плечи.

— Ненадолго, Ког. Может, я и не умею любить, но если бы умела, то любила бы вас — всем сердцем.

Какое-то мгновение Ког не знал, что сказать. В своей жизни он делил постель со многими дамами, но никогда не пытался их понять. С таким он еще не встречался: Наталья не походила ни на одну из знакомых женщин, и он не знал — то ли это у нее минутное настроение, то ли она открывала ему самые потаенные уголки своей души. Он нашел удобный выход из столь неловкого для него положения и, поцеловав ее, сказал:

— Если такая женщина, как вы, могла бы всем сердцем полюбить такого человека, как я, это было просто замечательно. И боги бы такое отметили.

Она взглянула на него и усмехнулась.

— Хорошо сказано. А теперь, перед тем как вы уйдете, скажите мне — вы провели ночь с принцессой Светланой до того, как убить ее?

Внезапно Ког понял, что Наталья может быть и другой — холодной, расчетливой, недоброй.

— Простите? Наталья рассмеялась.

— Не беспокойтесь, Ког. Каспар мне рассказал не много, но я знаю достаточно, чтобы понимать, что происходит, и делать выводы. А теперь можете идти.

Ког поклонился и поспешно вышел. В цитадели слуги были заняты утренней работой, торопились по своим делам — менее чем через час проснутся придворные и потребуют завтрак.

Ког проскользнул к себе и обнаружил, что Амафи не спит: слуга уже наполнил свежей водой ванну и приготовил чистую одежду. Ког чувствовал на коже запах Натальи и ее духов — случись ему подойти поближе к кому-нибудь из свиты герцога, подозрений не избежать.

Садясь в ванну, он сказал Амафи:

— Если вдруг я забуду, напомни мне, что Наталья так же опасна, как и ее братец.

Амафи принялся тереть ему спину.

— Нет, хозяин, она опаснее.

Ког решил, что спорить тут не о чем.

Амафи вошел в комнату, и Ког поднял на него взгляд. Слуга, похоже, был забрызган кровью.

— О боги, что случилось?

— Да уж случилось, хозяин. Надевайте скорее что-нибудь попроще.

Было около полуночи, и Ког только что вернулся после позднего ужина с Каспаром и придворными. Ужин постепенно перешел в попойку с разговорами, и за несколько часов из-за стола вышла одна Наталья. Она попросила извинения, сославшись на усталость, и мимолетным взглядом выразила Когу всю свою досаду. Столь же мимолетным пожатием плеч и наклоном головы он дал понять, что ничего тут не поделаешь и придется ему навестить ее как-нибудь в другой раз.

Ког переоделся в куртку и штаны, которые надевал для занятий борьбой.

— Башмаки не пойдут, — заявил Амафи.

— У меня нет ничего проще.

— Тогда идите босиком.

Ког выпрямился, а Амафи подошел к нему с пригоршней золы из камина и намазал ею лицо и волосы Кога.

— Хозяин, постарайтесь походить на бедного крестьянина, и тогда, может быть, мы переживем эту ночь.

После этого он обтер одежду и лицо Кога своей окровавленной одеждой.

Бывший наемный убийца повел своего хозяина прямо в то крыло цитадели, где обитал Лесо Варен. У покоев чародея они увидели такое, что, не будь у Кога крепкого желудка, его бы вывернуло наизнанку.

Слуги, все с побелевшими лицами, выносили из покоев колдуна трупы. Среди слуг попадались люди, которых Ког никогда раньше не видел, — наверное, рабочие из города. Кто-то крикнул им с Амафи:

— Эй, вы! Несите это корыто вон туда, да поживее.

Ког и Амафи схватили большое деревянное корыто, наполненное водой, смешанной с чем-то едким. Ког только вдохнул пары, и у него потекли слезы из глаз. Отвернув лицо в сторону, он помог своему слуге внести корыто в покои колдуна.

Лесо Варен стоял у стола, изучая лежащие перед ним свитки. Он то и дело оглядывал комнату, наблюдая за работой, но внимание его было сосредоточено на рукописях.

Они вошли в ту самую комнату, где Кога заставили принести клятву; там были еще две большие двери. Кога с Амафи направили в левую, немного приоткрытую.

Ког опустил корыто на пол и начал озираться вокруг. В комнате с каменными стенами было очень неуютно. Вдоль одной из стен располагались полки с книгами и свитками. Стену напротив двери украшали кандалы, привешенные к цепям, а по обилию крови на полу под ними можно было заключить, что тела только что вынесли отсюда. В третьей стене было окно. Перед ним стоял небольшой стол, на котором помещалась лишь чернильница с пером. Справа от двери стоял еще один стол, побольше, загроможденный разными сосудами, банками и коробками. В середине пола был сделан сток, по которому медленно текла кровь.

Ког и без острого покалывания кожи на затылке понял, что вся комната наполнена темной магией. Он вспомнил, чему его учили на острове Колдуна, и догадался, что здесь произошло. Темные заклинания против врагов, а также другие тайные действа обретают большую силу, если их скреплять смертью и кровью людей. Лесо Варен был некромантом, владел магией смерти, и совсем недавно он сотворил какое-то мощное заклинание. По растерянному выражению его лица Ког заключил, что не все произошло так, как хотелось чародею.

Ког взял щетку и стал скрести пол, а Амафи принялся за стены. За работой Ког старался запомнить все подробности. Он подобрался к книжным полкам, стараясь рассмотреть названия. На многих корешках не было надписей, а другие были помечены символами и значками, значения которых он не знал. Но около полутора десятков книг были озаглавлены на языках Кеша, Ролдема, Королевства Островов и некоторых других. Ког все их запомнил и решил записать в рапорте Конклаву.

Молодой Ястринс был так занят, что почти не заметил, как сзади кто-то подошел. Склонив голову, он ощутил на своем плече чужую руку. Он обернулся, не поднимая глаз, — на случай, если это человек из замка, который мог бы его узнать, и увидел пару босых ног, выглядывавших из-под замусоленного края длинного платья. Подняв взгляд, он увидел молодую женщину, которая держала ведро чистой воды. Она заговорила на ролдемском с сильным акцентом:

— Это мыть.

Он кивнул, сделал шаг назад и прислонился к стене — у него закружилась голова. Женщина больше на него не взглянула, а просто плеснула воду на пол, смыв кровавые разводы.

Он стоял без движения, а девушка ушла, чтобы принести еще чистой воды. Амафи дернул Кога за рукав:

— Хозяин, перестаньте таращиться, опустите голову!

Ког вернулся к своему занятию, забыв все названия книг, которые старался запомнить. Так они работали еще час, после чего им было велено вынести корыто. Они спустились вниз по какой-то лестнице, и на полпути по длинному коридору Ког открыл спрятанную за обшивкой стены дверь прохода для слуг, чтобы поскорее отвести Амафи обратно в их покои. Воду из ванны Амафи еще не выносил, и Ког сказал:

— Мы оба вымоемся, а потом ты вынесешь воду ведром. Не надо, чтобы кто-нибудь видел всю эту кровь.

— Хозяин, что там случилось? — спросил Амафи. — Вы так побледнели, словно увидели привидение.

— Почти так и было, Амафи. — Ког снял куртку, пропитанную кровью, и бросил ее слуге. — Сожги все это, — велел он, снимая и грязные штаны. Он сел в ванну и закрыл глаза. В памяти все еще стояло лицо молодой женщины. Каждая прядь волос, каждый штрих грязи, каждый синяк и ссадина на лице — старые и новые.

Ког помнил это лицо, покрытое веснушками, когда-то эти глаза медового цвета смотрели на него так, что ему хотелось умереть. Он опустил голову в воду и намочил волосы. Вытащив голову, отфыркиваясь, он закрыл лицо руками — там, у Лесо Варена, он и впрямь увидел привидение. Он помнил эту стройную, высокую фигуру. Помнил, как девочка бежала со стайкой своих подруг в деревне Кулаам, тогда, когда Когвин Ястринс звался Киелианапуна — рыжая белка, а девочку звали Перышко Синекрылого Чирка.

— Что такое, хозяин? обеспокоенно спросил вошедший Амафи.

Когу хотелось закричать: «Я не единственный выживший оросини!» — но тогда ему пришлось бы слишком многое рассказать Амафи, а Ког этого не хотел. Наконец он произнес:

— Та девушка, в комнате Лесо Варена, со светлыми волосами.

— Да?

— Она… она напомнила мне другую девушку, которую я много лет не видел.

— А-а. — Амафи начал снимать свою запачканную кровью одежду. — Очень похожа?

— Удивительно.

Они поменялись местами, и Ког принялся вытираться. Приготовившись лечь в постель и зная, что уснуть наверняка не сможет, он сказал:

— Завтра, пока герцог объясняет мне поручение в Саладоре, я хочу, чтобы ты разузнал, что можно, о людях, которые выносили тела. Наверное, мажордом считает, что они не разболтают секретов.

— А про девушку? Ког подумал.

— Нет. Пока просто узнай, где она и кто ее хозяин.

— Хорошо, хозяин.

Ког уселся перед камином, пытаясь согреться, и обнаружил, что ему потребуется на это немало времени.

11 САЛАДОР

КОЛЯСКА ГРОХОТАЛА по вымощенной булыжником мостовой.

Ког и Амафи направлялись к дому, который в Саладоре снял для них один из агентов Каспара. Сам Ког официально никакого отношения к герцогу не имел. Не было никаких поручений, посланий, представлений во дворце герцога Саладорского. Никто не должен был заподозрить, что Ког — агент Каспара да к тому же стал в Оласко придворным бароном. В Саладоре он оставался сквайром Ястринсом, который после года отсутствия снова вернулся в город.

У Кога был план действий, он знал, чего от него ожидают и что его ожидает, если он провалится. Однако он заставил себя еще раз проверить этот план: ему все время казалось, будто он что-то упустил. Впервые с тех пор, как поступил на службу к Каспару, Ког чувствовал себя неуверенно. Все подробности плана были продуманы, и все же ему было не по себе.

Это ощущение не покидало его с тех пор, как он встретил в замке девушку по имени Перышко Синекрылого Чирка.

Амафи разузнал немного — торговца по имени Боурт иногда приглашали в замок, чтобы он вынес мертвые тела. Куда он их девал, никому не было известно. Амафи также выяснил, что этот человек возглавлял артель скупщиков падали — людей, которые забирали домашних животных, по большей части лошадей и коров, сдохших на дороге или в поле. Ходили слухи, что он был связан с работорговцами из Кеша, а также с контрабандистами с южных островов.

Если Перышко Синекрылого Чирка продали ему налетчики из банды Ворона, значит, могли быть и другие сородичи Кога, кому удалось спастись. Ког понимал, почему не убили Перышко Синекрылого Чирка — она была редкой красавицей. Понимал он и то, почему ей приходится выполнять самую тяжелую работу — она могла бы выжить после изнасилования, но, скорее всего, отбивалась изо всех сил, как поступила бы на ее месте любая из женщин оросини, и никогда бы не стала работать в борделе. Если ее купили с этой целью, то владелец был, вероятно, крайне разочарован.

Мысль о том, что она, а может быть, и другие выжили, перевернула весь мир Кога. После того налета он решил, что остался последним представителем оросини, потому что ни у Кендрика, ни в других местах, которые он посещал, ничего не было слышно о людях из его народа. Конечно, могло быть и так, что выживших сразу отвезли в Оласко. Но Ког об этом ничего не знал, и все свои поступки основывал на том, что никто из его сородичей не пережил того дня. Он считал, что ему не для кого жить, не о ком заботиться.

Теперь, впервые после того, как он избрал путь мести, у Кога появилась причина остаться в живых. До встречи с Перышком Синекрылого Чирка ему было безразлично, что он может погибнуть, пытаясь отомстить за свой народ. Теперь же он знал, что должен выжить. Он должен уничтожить капитана Хавревулена и герцога Каспара и остаться в живых, чтобы найти Перышко Синекрылого Чирка и других, кто мог уцелеть, и когда-нибудь вернуться в родные горы и снова затеплить искру жизни для народа оросини — пусть даже совсем крохотную.

Амафи ощутил, что Ког переменился, и несколько раз спрашивал, не случилось ли чего. Ког туманно отвечал, что его заботит поручение Каспара.

Молодому человеку приходилось постоянно напоминать себе, что, несмотря на все случившееся, одно остается неизменным — чтобы выжить, он должен служить Каспару до тех пор, пока не придет время уничтожить герцога, а до той поры Ког должен оставаться его верным слугой.

Карета подъехала к дому, и паж открыл дверцу. Ког вышел, подошел и постучал в дверь.

— Да, сэр? — спросила открывшая дверь девушка.

— Я сквайр Ястринс. Она сделала шаг в сторону.

— Добро пожаловать, сквайр. Я Мэйгари.

— Моего слугу зовут Амафи. Он же будет старшим среди слуг. Кто еще есть в доме?

— Повар, сэр. Его сейчас нет, он ушел на рынок владельцы только вчера сообщили нам о вашем приезде. Если хотите, я могу подать вам чаю.

— Очень хорошо. Кто еще?

— Больше никого, сэр. Когда дом не занят, я его убираю, а Люсьен готовит для нас. Пока не приедет жилец, мы не знаем, что может потребоваться.

Впереди Ког увидел гостиную и коридор, ведущий в кухню. Справа в коридоре была дверь — видимо, в другую комнату.

— Что там? — спросил Ког.

— Кладовка, сэр.

— А столовая?

— Наверху, сэр. Дом несколько странный, но очень уютный, когда к нему привыкнешь.

Ког кинул.

— Я буду наверху. Пусть Амафи принесет багаж, а потом подай нам чаю.

Ког отправился знакомиться с домом и сразу же обнаружил, что девушка была права: здесь действительно уютно. Из окон небольшого особняка открывался прекрасный вид на центральную площадь города; по другую сторону площади шла дорога, которая вела к замку герцога Саладорского. В столовой на втором этаже было два окна — высотой от пола до потолка. Еще выше этажом находились две спальни — одна побольше, другая поменьше. Рассматривая комнату, выбранную в качестве спальни, Ког понял, почему агенту Каспара приглянулся именно этот дом. В комнате обнаружилась небольшая, малозаметная дверь, которая вела на крохотную терраску на крыше, обнесенную низкой железной решеткой. Оттуда был виден город с другой стороны от герцогского замка — вниз, до самой гавани. На террасе стояли маленький столик и пара стульев. Во второй половине дня место находится в тени, и здесь будет приятно выпить бокал вина на закате.

Также это был очень удобный путь, по которому можно покидать дом и возвращаться незамеченным. Ког подошел к краю террасы и посмотрел вниз. Кованая невысокая решетка ограждала ее по краю прежде всего в целях безопасности. По низу ограды шел ряд заостренных прутьев, направленных вниз — наверное, чтобы оградить дом от проникновения любопытствующих воров. Ког не сомневался, что опытный вор без особого труда минует эту преграду, но, скорее всего, он поищет себе добычу полегче, тем более если местные воры знали, что дом сдается внаем, то есть большую часть времени в нем не нашлось бы ничего, что стоило украсть.

Кога больше интересовало, насколько легко можно будет перебраться через узкий переулок к другому дому — он, кажется, стоял совершенно пустой, если судить по разбитым окнам. Тому, кто не боится высоты, потребуется всего лишь крепкая доска достаточной длины.

Ког решил, что велит Амафи поискать такую доску или же просто купить у торговца лесом.

Он вернулся в дом, где слуга уже разбирал вещи.

— Подходит вам дом, хозяин?

— Вполне.

— Здесь нет ванны, а отхожие места внизу. Но они вам поставили очень миленький ночной горшочек.

Ког пожал плечами. Он привык к большой ванне за время пребывания в замке у герцога, но в Ролдеме ванна у него была совсем крохотная — ему приходилось сидеть, подтянув колени к подбородку, и вода в ней остывала уже через несколько минут.

— Разыщи поблизости приличные бани. Я знаю, что в районе порта их несколько — я там раньше жил.

Он вспомнил свою прежнюю жизнь в Саладоре, с Калебом и Паско; это, наверное, было самое счастливое время в его жизни. Может быть, на следующей неделе ему удастся навестить некоторые из любимых мест.

Особенно ему нравился один игорный дом возле рыбного рынка: нравы там, по сравнению с другими заведениями, были немного грубоваты, но дружелюбны, игра велась честно, и они с Калебом провели там немало ночей.

«Интересно, — подумал он, — чем сейчас занят Калеб?» Хотелось ему узнать что-нибудь и об остальных — Роберте де Лиесе, Паско, Магнусе, Паге и Миранде… о тех, кто нашел в горах оросини едва живого мальчика и превратил его совсем в другого человека — придворного барона Когвина Ястринса, признанного лучшим фехтовальщиком мира, ценителя хорошей еды и вина, музыканта, рисовальщика, танцора, щеголя, образованного человека, говорящего на нескольких языках. Он с горечью подумал, что сюда же следует прибавить — лжеца, шпиона и наемного убийцу. А также слугу своего самого ненавистного врага.

«Но, — спросил он себя, — так ли уж я ненавижу Каспара?» Да, он ненавидел Каспара и капитана Хавревулена за то, что они сделали. К капитану он не испытывал никакого сочувствия — да и сам капитан ничего не сделал, чтобы внушить другие чувства. Его нескрываемая ярость из-за того, что леди Наталья явно предпочитала Кога, сделала отношения между ними совсем натянутыми. Но с Каспаром все было по-другому.

У Каспара были такие черты, которые Ког находил привлекательными, герцог превосходил умом, может быть, всех, с кем доводилось встречаться Когу. У него было отличное чувство юмора, он умел радоваться самым простым и обычным жизненным явлениям. Человек безжалостный, он тем не менее был щедрым с теми, кто служил ему.

Ког убил бы Каспара без колебаний, в отместку за зло, причиненное народу оросини, но сейчас он раздумывал о том, как Каспар стал таким честолюбивым и опасным человеком. Не в первый раз Ког задавал себе этот вопрос: где кончались пороки Каспара и начиналось влияние Лесо Варена?

Ког решил, что настало время отправить сообщение в Конклав. Амафи уже выложил на стол в спальне письменные принадлежности в кожаном дорожном футляре. Ког развернул лист шелковой бумаги, очень дорогой, зато чрезвычайно прочной: после того как несмываемые чернила высохнут, этой бумаге не страшна и вода. Он сообщил обо всем, что видел в замке, стараясь давать как можно более подробные описания, указал все, что видел на столе Лесо Варена, зарисовал символы, какие мог запомнить, и перечислил названия книг на полках. Потом позволил себе коротко порассуждать о том, какое влияние Варен оказывал на Каспара. В письме он не упоминал имен, называя героев своего повествования «чародей» и «дворянин», а подписался именем «Коготь».

Он сложил бумагу, запечатал воском, но не стал ставить оттиск своего перстня. Письмо он адресовал сквайру Густому Лесу. Вернулся Амафи и сообщил, что отыскал поблизости бани, вполне пригодные для посещения благородным человеком. Ког вручил слуге письмо, наказав снести в таверну «Бочонок и лоза». Амафи знал, где это, и Ког велел передать письмо хозяину, ничего не говоря и не дожидаясь ответа, а потом принести в бани свежую одежду.

Амафи ушел, а Ког спустился вниз, чтобы поговорить с Мэйгари и поваром, который уже вернулся с рынка.

Повар оказался молодым человеком, лишь немного старше девушки; видно было, что он старается выглядеть солидным.

— Ну, Люсьен, — сказал ему Ког, — думаю, у тебя будет легкая жизнь. Я нечасто ужинаю дома и редко принимаю гостей. Тебе придется готовить по утрам да иногда что-нибудь легкое днем.

— Отлично, сквайр.

— Откуда ты? — поинтересовался Ког, услышав его акцент.

— Из Бас-Тайры, сэр. Городок Геней, недалеко от столицы.

— О, — обрадовался Ког, — кухня Бас-Тайры хорошо известна. Что ты умеешь готовить?

Люсьен принялся перечислять те блюда, которые любил готовить, и Ког спросил его об одном из них. Когда Люсьен начал подробно объяснять рецепт,

Ког стал задавать вопросы, предлагать другие приправы и специи, и повар просиял.

— Да, вы знаток, сэр.

— Когда-то я работал на кухне, — признался Ког. — Я не из тех, кого бы вы назвали богатым сквайром, — пояснил он, когда Мэйгари и Люсьен с удивлением посмотрели на него, и рассмеялся. — Бедным сквайрам тоже надо есть.

Он заметил, как они обмениваются взглядами, и спросил:

— Вы муж и жена?

Мэйгари, бледная девушка со светло-каштановыми волосами, густо покраснела.

— Нет, сэр… еще нет, но нам бы очень хотелось.

— Вот что я вам скажу, — произнес Ког. — Сегодня я хотел поужинать где-нибудь в городе, и мне придется это сделать, но завтра — почему бы тебе, Люсьен, не приготовить что-нибудь из своих лучших блюд? Неважно, пусть будет много — вы двое да Амафи вполне способны доесть то, что я не осилю, а мне бы хотелось посмотреть, действительно ли ты так хорошо готовишь, как утверждаешь.

— Вы не будете разочарованы, сэр.

— Ну а сейчас я ухожу в бани. Завтра я бы поел через час после рассвета. Нет, пусть будет через два часа. Ночь сегодня может быть длинная. Кстати, а где вы ночуете?

— В подвале, сэр. У нас там маленькая комнатка на двоих, и для вашего слуги тоже есть кровать.

— Не нужно. Он еще и мой телохранитель, так что будет спать наверху, в соседней спальне. Оставайтесь там вдвоем.

Мэйгари, кажется, обрадовалась, да и Люсьен повеселел.

Ког отправился в бани. Проходя по улицам города, он понял, что соскучился по Саладору. «Что со мной? — удивился он. — Я ведь не сентиментален, однако сейчас чувствую себя так, словно вернулся в дорогое мне место».

Потом он понял, что дорого было не место, а память о том времени, что он здесь провел. Они с Калебом вместе учились, вместе бражничали и даже вместе ходили по борделям. В Саладоре он многое узнал про вино, кухню разных стран, начал разбираться в произведениях искусства. Он учился играть на музыкальных инструментах, танцевать, рисовать, а заодно очаровывать и соблазнять знатных женщин. Это было единственное время, когда он чувствовал себя свободным от своей тяжелой задачи — мести, когда не думал о будущем, а жил только настоящим днем.

Сейчас он понял, что скучает по Калебу, а еще ему снова отчаянно захотелось повидать Перышко Синекрылого Чирка. Но самое удивительное — он понял, что скучает по Наталье.

Еда оказалась превосходной. Он посмотрел на Люсьена и сказал:

— Пробовал я и кое-что получше… — Лицо повара помрачнело, и Ког с улыбкой прибавил: — Но очень редко. Ты делаешь честь своему ремеслу.

— Благодарю вас, сэр.

Ког задумался. Он знал, что скоро уедет из Саладора, хотя они с Амафи делали вид, будто собираются прожить здесь долгое время. Становилось все холоднее, и скоро люди начнут готовиться к празднику зимнего солнцестояния. Примерно через месяц приедет в город и герцог Родоски. Когу хотелось помочь молодой паре.

— Люсьен, у тебя есть какие-нибудь планы на будущее?

Молодой человек пожал плечами.

— Планы, сэр? Не знаю. Мне очень повезло, что есть хоть такая работа. Нынче в Саладоре больше поваров, чем кухонь. Конечно, было бы здорово найти постоянное место у человека, которому нужно мое ремесло, сэр, у такого, как вы, например, — порывисто закончил он.

Ког рассмеялся.

— А ты никогда не думал обратиться к человеку, который помог бы тебе открыть собственное заведение?

— Таверну?

— В Ролдеме в большой моде частные клубы. — Ког описал ресторацию Доусона, «Метрополь» и еще несколько других. — Лучшие повара — люди с положением и очень состоятельные.

— О, сэр, это было бы замечательно! — воскликнула Мэйгари.

— Я скоро буду принимать гостей. Посмотрим, может быть, удастся найти кого-нибудь из богачей, кто захочет поддержать тебя.

— Сэр… это просто… предел мечтаний, — покраснев от смущения, выговорил Люсьен.

— Если ты и дальше станешь так готовить, хорошо будет нам обоим.

Ког отодвинулся от стола.

— Но я бы сказал, что в пудинг можно было бы положить немного больше имбиря.

Люсьен собрался поспорить, но вовремя спохватился.

— Пожалуй, вы правы, сквайр. Ког рассмеялся.

— Пудинг был отличный. Я просто проверял, можешь ли ты держать рот на замке. Спорить с клиентами — все равно что бороться с приливом.

Люсьен и Мэйгари рассмеялись.

— На сегодня все, — сказал Ког, поднимаясь. Он обратился к Амафи: — Поешь и ты, все очень вкусно. А потом приходи ко мне в клуб, он называется «Дворец Рутии». Пора напомнить о себе Саладору.

Накануне вечером он ужинал в небольшой таверне, а потом играл в карты в заведении неподалеку от городской площади, но нигде не встретил ни одного из своих прежних саладорских знакомых. Он представился хозяевам обоих заведений, чтобы слух о его возвращении разошелся как можно более широко, но решил, что нужно устроить кое-что поинтереснее. «Дворец Рутии» был самым известным в городе игорным клубом, и Кога там хорошо знали.

— Да, хозяин. Я приду, как только поем.

Ког вышел, и всю дорогу до клуба боролся с эмоциями. После той ночи в замке все переменилось. Сейчас ему казалось, что он словно в клетке, составленной из мыслей и чувств, но такой же прочной и стесняющей свободу, как если бы она была из дерева или железа.

Ему постоянно приходилось обуздывать себя, так сильно было его желание отказаться от того, что стало смыслом его существования, — от мести за свои народ. Внезапно он почувствовал себя в ловушке, пойманным силами, которые тащили его то в одну сторону, то в другую. Ему было больно при мысли о том, что Перышко Синекрылого Чирка все еще томится в рабстве, и в то же время отчаяннохотелось испытать ту простую радость, которая была доступна Люсьену, когда его хвалили.

Он остановился, прислонившись к стене лавки, уже закрытой на ночь, и почувствовал, что не может сделать ни шага. Грудь у него сжало, и вдруг слезы полились из глаз. Боль, про которую он давно забыл, поднялась откуда-то из глубины души, и гнев на богов, которые обрекли его на такую судьбу, терзал его сейчас. Почти полчаса он стоял в этом закутке, не обращая внимания на случайных прохожих, которые искоса на него поглядывали, считая не то пьяным, не то сумасшедшим.

Тогда же Ког осознал, какую ловушку приготовил ему его собственный ум. «На этом пути меня ждет только гибель», — напомнил он себе. Он не мог оставить службу у Каспара, не мог и отказаться от клятвы. Он мог только терпеть до тех пор, пока не окажется свободным или умрет. Но чтобы остаться в живых на службе у Каспара, он должен быть могуч, как скала, холоден, как лед, крепок, как сталь. Эмоции могут уничтожить его быстрее, чем любой враг.

Он глянул вверх — там за быстро бегущими облаками проглядывали звезды. Ког ощутил ветер с моря, и свежие порывы как будто охладили его разгоряченный рассудок. Он осознал, что слаб настолько, насколько сам себе позволил. Его печаль, гнев и скорбь были оправданы, оплачены кровью других людей, и ему ни у кого не надо было просить за них прощения, меньше всего — у самого себя. Но нельзя было оставаться рабом этих чувств. Их надо было признать и отпустить, потому что цепляться за них, лелеять их в своем сердце значило обречь себя на вечный мрак; тогда теряло смысл все, что он успел сделать.

Если он останется в живых и уничтожит Каспара, тогда и будет размышлять о том, какую судьбу боги уготовили ему за его темные деяния. Если выживет, может быть, он сможет найти Перышко Синекрылого Чирка и освободить ее из рабства. Если выживет, может быть, он наберет денег на ресторанное предприятие, а шеф-поваром станет, например, Люсьен. Может быть, ему удастся повстречать свою любовь. Может быть, когда-нибудь он станет мужем и отцом. Если выживет.

Он тяжело вздохнул и выпрямился. Нельзя допускать, чтобы эмоции брали верх. Только по милости судьбы это случилось в таком уединенном месте. В замке, да и во многих других местах это означало бы смерть.

В конце концов Ког убедил себя, что должен стать сильнее, использовать все, чему он научился, чтобы защитить себя от себя же. Скорбь, гнев, страх и ненависть только повредят ему, и он всегда должен об этом помнить.

К тому времени как молодой человек добрался до «Дворца Рутии», он уже взял себя в руки и поклялся, что больше никогда не будет заниматься самообманом.

* * *

Рутия, богиня удачи, похоже, в тот вечер покровительствовала Когу. Он положил карты и, улыбаясь, сказал:

— Господа, у меня все кубки.

Пять карт одной масти оказались самой сильной комбинацией на столе, и Ког собрал золотые монеты, а остальные пятеро игроков побросали свои карты. Сквайр Джон Моубри, совсем юный придворный герцога Саладорского, лет семнадцати-восемнадцати, покачав головой, заявил:

— Вы, должно быть, честный человек, сквайр Ястринс: с такой удачливостью кто же станет передергивать?

За столом все замолчали. Поняв, что чуть не нанес смертельное оскорбление, молодой сквайр поспешно добавил:

— Извините, сэр. Я просто пошутил. Явно неудачно.

Ког глянул на юношу и улыбнулся.

— Не так уж и неудачно, — ответил он и рассмеялся. — Если подумать, так очень даже неплохо.

Он передал колоду юноше.

— Вам сдавать.

Молодой человек, явно обрадованный тем, что его партнер не обиделся, тасовал карты.

— Надолго вы к нам, сквайр Ястринс? — спросил Робин, торговец из Равенсбурга.

Ког пожал плечами.

— Не знаю. Саладор мне очень нравится, а ведь я много ездил, и мне есть с чем сравнивать. Возможно, конечно, причина в том, что я здесь учился и тогда очень весело проводил время. Так или иначе, сейчас я ничем не занят и решил вернуться в Саладор, чтобы вспомнить былое и поразмыслить о будущем.

Еще один игрок, по имени Дюмон, офицер герцогской гвардии, рассмеялся:

— К тому же отъезд из Ролдема был весьма полезен для твоего здоровья.

Когда Ког жил в Саладоре, Дюмон был его частым партнером за игорным столом — если не друг, то хороший знакомый.

Ког сделал вид, что это замечание ему не совсем приятно, но потом с улыбкой ответил:

— Так и есть.

По лицу сквайра Джона было видно, что он не знает, о чем идет речь, и Дюмон пояснил:

— Наш друг ухитрился публично оскорбить принца Мэтью, так что теперь его вряд ли когда-нибудь пригласят во дворец на прием.

— Неужели? — переспросил еще один игрок за столом, судовладелец по имени Вистел. — Расскажите-ка нам.

Ког взял свои карты, глянул в них и бросил на стол.

— Не с чем играть! — Он откинулся на спинку стула. — Я бы не хотел рассказывать.

Заговорил Дюмон:

— Я слышал, что Когвин довел принца до слез в тренировочном зале ролдемской Школы Мастеров. Прилюдно отшлепал его мечом. — Мужчины за столом засмеялись, а Дюмон прибавил: — Я как-то встречался с принцем и готов спорить: среди зрителей было немало тех, кто готов кричать тебе «браво» за то, что ты указал грубияну его место.

Ког лишь пожал плечами и попробовал сменить тему.

— Лучше расскажите новости: я ведь давно тут не был.

Остальные, смеясь, продолжали игру.

— Ну, ладно, — сказал Дюмон. — Оставим эту историю с принцем. А что до новостей, так их немного. Старого герцога Дункана все признают мудрым правителем, и его сына Лори тоже уважают, когда-нибудь и он станет хорошим правителем. С Великим Кешем мы в мире, и, насколько я знаю, в Западных землях все тихо, так что для таких солдат, как я, наступило время лениться и обрастать жирком. — Он положил карты и объявил: — Три девятки. — Более сильной комбинации ни у кого не было, и Дюмон придвинул к себе монеты. — Да, а на зимний праздник из Ролдема приедет герцог Родоски.

Ког изобразил удивление.

— Вариан собирается навестить герцога?

— Старый друг? — спросил Робин.

— Знакомый, по Школе Мастеров.

— Учитывая твои отношения с принцем, — заметил Дюмон, — не жди, что тебя пригласят к герцогу.

— Да я и не жду, — усмехнулся Ког и стал сдавать карты.

— Не надо недооценивать себя, — сказал Дюмон. — Когда мы встречались в последний раз, ты был простым бедным сквайром с запада. Очень бедным, — прибавил он, а остальные засмеялись. — А теперь ты — чемпион Школы Мастеров, а это совсем немало.

Ког взял свои карты и разложил их по мастям.

— Ну, может быть, в другой раз я бы и попытался удостоиться чести быть представленным герцогу Дункану, но в этом году мне больше хочется провести зимний праздник, перебираясь из таверны в таверну в поисках покладистой красотки.

Все опять засмеялись.

— Хорошо сказано, — заметил Дюмон и тут же добавил: — Я должен вернуться в замок. Завтра с утра у меня есть кое-какие дела. — Он бросил взгляд на Джона.

Сквайр Моубри поднялся.

— И мне пора. Спокойной ночи, господа. Ког повернулся к остальным трем игрокам.

— Продолжим? Поднялся Робин.

— Я уже достаточно проиграл. Был рад повидать вас, Ког.

Остальные игроки тоже ушли, и Ког встал из-за стола. В углу тоже играли, и там было свободное место, но Ког решил, что карт на сегодня хватит. Здесь же можно было попытать счастья и в других азартных играх — в костях, в рулетке, но молодой человек почувствовал, что душа у него ни к чему не лежит. Цель его визита была достигнута: если Дюмон скажет о нем только нескольким людям в замке, молодой сквайр Джон, скорее всего, расскажет всем, что играл сегодня в карты с самим чемпионом Школы Мастеров.

За ночь Ког выпил совсем мало, лишь потягивая вино и глядя, как напиваются другие. Сейчас, перед выходом, он решил, что можно выпить еще стаканчик. Он глянул в дальний конец зала, где молча стоял Амафи все с той же бутылкой пива в руке, что и в начале вечера. Ког приказал, чтобы его телохранитель не подходил к нему, когда он играет. Ему надо было знать, кто за ним следит, и Амафи наблюдал.

Ког заказал бренди. Терпкий напиток принес телу приятное тепло. Поднимаясь, Ког ощутил, что мрачные эмоции, которым он поддался этим вечером, захватывают его опять. Чтобы побороть их, ему пришлось воспользоваться всем, чему его научили на острове Колдуна. Он отодвинул недопитый бренди и пошел к двери.

На улице он огляделся и решил, что до рассвета осталось часов шесть. Он шел медленно, дожидаясь, пока его догонит Амафи.

Услышав сзади быстрые шаги, Ког обернулся. Но вместо слуги увидел человека в черном, который бросился к нему, выставив кинжал.

Ястринса спасли лишь невероятно отточенные рефлексы. Он отскочил в сторону, и клинок скользнул мимо, а он упал, потянув за собой нападавшего.

Схватив левой рукой правую руку убийцы, Ког потянулся к поясу. Вес нападавшего не давал ему вытащить кинжал, и тогда Ког вцепился незнакомцу в глаза.

Человек, откинув голову назад, завопил от боли и вдруг замер, глаза его закатились, и он обмяк.

Ког увидел, что над мертвым убийцей стоит Амафи. Слуга вытер лезвие своего кинжала о плащ убитого им человека и встревоженно спросил:

— Хозяин, как вы?

— В порядке, но чувствую себя идиотом. Я слышал его шаги сзади и решил, что это ты.

— Я увидел, как в игорном зале он бросил недопитое вино, как только вы вышли, и решил, что он замышляет недоброе.

Ког склонился над телом. Убитый оказался худым человеком с какими-то размытыми чертами лица, одет он был в черный камзол, серые штаны и плащ. При нем не было ничего, что могло бы помочь опознать его, — ни кошелька, ни украшений, только кинжал и меч.

— Кто это? — спросил Амафи.

Ког сделал слуге знак, чтобы тот следовал за ним.

— Давай уйдем, пока никто не появился. Не хотелось бы провести ночь в беседах с шерифом Саладора.

Они поспешно повернули за угол и заторопились прочь.

— Важно не то, кто он такой, — сказал Ког, — а кто его послал.

— У вас есть враги, хозяин, — заметил Амафи.

— Сомневаться не приходится, — кивнул Ког.

Они вернулись домой; Ког всю дорогу привыкал к новому ощущению. Он только сейчас начал понимать, каково это — когда на тебя охотятся.

12 ПРЕДАТЕЛЬСТВО

КОГ СДЕЛАЛ ВЫПАД. Он чуть коснулся противника, и толпа на галерее зааплодировала. Ког отсалютовал противнику и мастеру зала.

Школа Клинков по сравнению со Школой Мастеров фехтования в Ролдеме была заведением скромным. Она не занимала целый квартал, а помещалась в одном здании, хотя и просторном, но без вспомогательных помещений, не было там ни ванны, ни многих других удобств, какие предлагались в Ролдеме. Школу не содержал ни король Островов, ни герцог Саладорский — это был скорее частный клуб для благородных людей, которые хотели бы отточить искусство владения мечом. Вельможи из приграничных земель и солдаты гарнизона имели возможность упражняться под надзором мастера, а придворным в таких городах, как Саладор, надо было тренироваться самим. Членство стоило недешево, но Ког, как победитель турнира, получил приглашение пользоваться залом; ему были предоставлены все привилегии на время пребывания в Саладоре. «Умный ход», — шепнул Ког на ухо Амафи, когда получал приглашение: это, конечно, оживит интерес к клубу среди молодых дворян и сыновей состоятельных горожан.

Как и в Ролдеме, дочери зажиточных семей и молодые девушки благородного происхождения вдруг выяснили, что смотреть на упражнения в фехтовании — очень интересное занятие. Ког, привыкавший к роли дворянина, во время своего первого приезда в Саладор был просто подающим надежды сквайром. Теперь он стал известен, какова бы ни была его слава — ведь, наверное, история его столкновения с принцем Мэтью уже распространилась повсеместно, — и лихой сквайр с запада считался в благородных семействах одним из самых завидных женихов.

Он, как было положено, посетил герцогский замок — памятник далекого прошлого; огромное и продуваемое ветрами сооружение оставалось неуютным, несмотря на все попытки приукрасить и осовременить его. Правящий герцог, Дункан, дальний родственник короля — мужчина лет семидесяти, но все еще с ясным взором, — приветствовал юного сквайра и предложил ему любую помощь, давая понять, однако, что просить о чем-нибудь было бы дурным тоном.

Сын герцога, Лори, молча стоял рядом с отцом, забавляясь происходящим. Пару раз Ког поймал взгляд молодого человека. В отличие от иных благородных отпрысков Лори, кажется, не слишком увлекался бражничеством, женщинами или азартными играми. Однажды юноша был замечен в обществе молодой женщины необычайной красоты — позднее Ког узнал, что это была дочь одного из вельмож, приближенных к герцогу Крондорскому; в другой раз его видели в одном из лучших игорных заведений города, причем рядом с ним была та же юная особа. Говорили, что она может стать следующей герцогиней Саладорской. Ког никогда не замечал, чтобы Лори пил что-нибудь помимо воды. Городская молва приписывала следующему герцогу Саладорскому немало достоинств — ум, одаренность и уравновешенность. Единственным ярким его дарованием было музыкальное: он играл на нескольких инструментах и обладал сильным, красивым голосом — по рассказам, эти таланты он унаследовал от своего прадеда, менестреля.

Ког пожалел, что не может ближе познакомиться с молодым человеком — Лори, кажется, избегал знакомств с людьми, чья репутация не была безупречна.

Ког подошел к Амафи, дожидавшемуся его с полотенцем в руках.

— Хорошая работа, хозяин.

— Спасибо, Амафи.

Со времени нападения убийцы у «Дворца Рутии» прошло около месяца; подобное больше не повторялось. Амафи, пользуясь своими знакомствами, попытался разведать имя наемника — так можно было вычислить, кто его нанял. Пока, однако, он ничего не узнал.

С момента покушения Ког проводил все время, тренируясь в Школе Клинков, обедая в лучших городских заведениях, хотя и дома ел нередко, отдавая должное мастерству Люсьена. Молодой человек принимал приглашения на разные празднества и приемы, играл в карты и бывал в обществе очаровательных женщин.

Пока Ког раздумывал, завершить ли тренировку или провести еще один учебный бой, оживление толпы показало, что в зале появилась еще одна известная личность. Ког с любопытством смотрел, как входят шестеро герцогских стражников, за ними — придворная свита и, наконец, герцог Вариан Родоски. На короткий момент Ког почувствовал укол совести. Он обдумывал разные варианты встречи с герцогом, но никак не мог предполагать, что она состоится в ситуации, подобной той, когда Ког унизил кузена герцога, принца Мэтью.

Герцог, смуглый красавец не старше тридцати пяти лет, как говорили, до женитьбы на одной из кешианских дворянок разбил немало женских сердец. Два года назад из-за несчастного случая на охоте Родоски стал вдовцом; он искренне скорбел о потере жены и с того момента особенно заботился о шестилетнем сыне и четырехлетней дочери. Теперь, по слухам, у него остался единственный порок — увлечение тотализатором: он делал ставки на лошадей или на игры футбольной лиги. Сейчас герцог был одет для фехтования — в куртку на толстой подкладке, плотно обтягивающие штаны и мягкие туфли. В руке он держал рапиру, а слуга нес дуэльный шлем.

Герцог поймал взгляд Кога и кивнул, затем, как будто невзначай, подошел ближе.

— Сквайр. — Он протянул Когу руку. — Давно вас не видел.

Ког опешил от неожиданности, но после недолгого замешательства пожал предложенную руку и слегка поклонился.

— Рад видеть вас, ваша светлость.

На лице герцога не угадывалось ни намека на неискренность. Склонившись к Когу, он прошептал:

— Знаете, не все в нашей семье были разгневаны, когда стало известно, как вы обошлись с принцем Мэтью. Я одного только не понимаю — почему никто раньше этого не сделал. Он невыносимо самодоволен, а иногда к тому же становится на редкость занудным. Раздражает, как надоедливая муха. Порка должна пойти ему на пользу. Еще его матушке надо было заняться этим. — Родоски помолчал и улыбнулся Когу. — Сквайр, не хотите ли сразиться со мной?

Ког тоже улыбнулся.

— Вы серьезно, ваша светлость?

— Так же серьезно, как шлепок мечом по спине. Ког усмехнулся и кивнул.

— Для меня это большая честь, ваша светлость.

— Не шлепайте меня, как вы отшлепали принца Мэтью, и все будет отлично, — сказал герцог.

— Клянусь вашей светлости, — отвечал Ког.

Они вышли в середину зала, и толпа тут же загудела. Соперники заняли места, и мастер зала объявил:

— Господа, до трех касаний.

Исход матча был легко предсказуем — Ког фехтовал намного лучше, чем герцог. Но молодой чемпион отказался воспользоваться ошибками герцога, дав ему возможность как следует попрактиковаться. Когда наконец поединок был закончен, герцог сказал:

— Ценю ваше великодушие, сквайр.

Они направились к слугам, и те помогли господам раздеться и подали полотенца.

— Благодарю вашу светлость, — обратился к герцогу Ког. — Я очень сожалею о своей несдержанности с вашим кузеном. Вы хороший фехтовальщик. Если бы вам не надо было тратить много времени на другие дела, думаю, вы стали бы одним из самых сильных моих соперников в Школе Мастеров.

— Вы очень учтивы, сквайр. Когда-то в молодости я принимал участие в турнире и занял тридцать первое место, — ответил герцог, вытираясь полотенцем. — Наверное, из-за моего положения, что не пошло мне на пользу. Первый же противник меня победил. Мне кажется, было бы лучше, если бы я начинал с самого начала, с открытых турниров.

— Да, так учиться лучше, чем начинать с неудачи, — согласился Ког, возвращая Амафи свое полотенце.

— Сквайр, если вы не торопитесь, может быть, выпьете со мной вина в соседней таверне? Мне бы хотелось кое-что с вами обсудить.

Ког глянул на Амафи:

— Принеси мне одежду. — А герцогу сказал: — Буду рад, ваша светлость.

— Скажем, через полчаса?

— Да, я приду.

Ког переоделся и, перейдя улицу, вошел в таверну под названием «Лезвие меча» — любимое место многих завсегдатаев Школы Клинков. Одна из уединенных комнат в дальней части таверны была отдана герцогу, сам Родоски появился несколько минут спустя.

Пока подавали вино, беседа велась о каких-то пустяках. Потом герцог отпустил слуг и взглянул на Амафи, тогда Ког кивнул слуге, чтобы тот тоже вышел.

— Итак, сквайр, герцог Каспар послал вас убить меня? — внимательно глядя на Кога, спросил Родоски.

Ког сохранил прежнее выражение лица, а потом изобразил негодование:

— Ваша светлость, это такая мрачная шутка?

— Едва ли, — отвечал Родоски и отпил вина. — Не надо столь собой гордиться, Когвин. Ваш лорд — не единственный человек, на которого работают агенты в каждом мало-мальски значительном порту в этих краях. У Ролдема есть договоренность с некоторыми другими странами об обмене информацией к взаимной выгоде. Ваш визит к принцу почти совпал с безвременной кончиной принцессы Светланы. Не знаю, как именно вы это сделали, но… — Он пожал плечами. — Я с ней не враждовал, но и не горюю о ее кончине.

— С чего вы решили, что я в этом участвовал?

— Потому что все это очень похоже на Каспара, сквайр. А еще потому, что я знаю, к чему стремится Каспар, а вы, подозреваю, нет.

Ког сел поудобнее. Он уже размышлял над тем, какие у Каспара могут быть намерения, и во всем, что делал, не обнаруживал никакой перспективы. Тактически убийство принцессы Светланы имело смысл, потому что обеспечивало Каспару безопасность границ, если он решит отвоевывать другие земли, но зачем надо было убивать Родоски — этого Ког не мог понять.

— Давайте, я нарисую вам карту, — сказал герцог, обмакивая палец в вино.

На столе он провел приблизительные контуры моря Королевства, потом обозначил линию от Ролдема до Аранора. И еще одну — от Аранора до Опардума.

— От Оласко до Ролдема — всего шесть небольших шагов. Теперь видите?

Ког сначала не понял. Какие шесть шагов? Потом он догадался.

— Каспар метит в короли Ролдема, — тихо произнес он.

— Вы догадливее многих, — заметил Родоски. — Каспар не просто способный военачальник, талантливый правитель и влиятельный лидер, который может заставить глупцов умирать за него. Он стал бы прекрасным королем Ролдема, но дело в том, что я люблю свою семью — даже болвана Мэтью; я хочу, чтобы не только он остался в живых, но и сам я встретил тихую старость. Значит, я должен разрушить планы Каспара.

Когу хотелось бы, чтобы еще хоть на несколько мгновений герцог продолжил свою речь — а у него был бы шанс придумать, как можно выкрутиться. Но герцог замолчал и выжидающе смотрел на молодого человека.

— Если все, что вы говорите, правда, зачем тогда он собирает армию на севере? Каспар стер с лица земли оросини, захватил Латагор, а теперь идет на Фаринду.

— Каспар хочет выдвинуть свою армию на границу с Королевством Островов в таком месте, чтобы у короля Райана не было другого выхода, кроме как вывести свои армии из Рана и Родеза ему навстречу. Чтобы защитить Ран и Родез, ему придется увести войска из Долта, чтобы защищать Долт, он вызовет солдат из Юпера, и так далее, пока с места не снимется гарнизон Саладора. Каспару не нужна армия, чтобы захватить Ролдем. Он заставит подчиниться своего кузена, принца Филиппа Аранорского, а также избавится от шести других претендентов на трон. Пройдет немного времени, и он явится в Ролдем, не встретив сильного сопротивления и имея горячую поддержку не только от агентов при дворе короля, которые и так ему верны, но и со стороны других, которые будут заботиться о преемственности правления. Король Райан быстро примет такое положение вещей и признает законными притязания Каспара на трон. Может быть, он даже согласится жениться на Наталье — это будет частью сделки; Королевство Островов признает законность воцарения Каспара, и это будет сдерживать Кеш. План замечательный, только ему не суждено воплотиться.

Ког выпрямился. Все равно он чего-то не понимал.

— Да, все это звучит очень убедительно — сложный, хитрый план и все такое, но мне кажется, что если бы вы сами в него верили, то не сидели бы здесь, распивая со мной вино, ваша светлость. Вы бы меня уже убили.

Герцог громко постучал по столу. Дверь распахнулась, и в комнату вошли двое арбалетчиков, нацелив свое оружие на Кога.

— Не пытайтесь вытащить меч, сквайр. Вы могли бы дотянуться до меня, но я сомневаюсь, что вам удастся сделать это.

Через плечо стражника Ког увидел, что два человека крепко держат Амафи — один из них зажимал слуге рот, а другой держал кинжал у его горла. Ког опустился на сиденье и медленно поднял руки над столом.

— Вы правы, сквайр. Если бы я хотел вас убить, вы были бы уже мертвы. — Родоски сделал паузу. — Вы — приманка.

— Простите?

— Чтобы поймать тигра, надо привязать козленка у него на тропе и ждать. Вам не кажется странным, что Каспар отправил вас в этот город вскоре после того, как вы поссорились с моим кузеном, и сразу после вашего визита к салматерскому двору? Неужели вы еще не догадались?

— У вас нет доказательств, — отвечал Ког. Герцог рассмеялся.

— Мне и не надо. Если бы я захотел, ваше тело нашли бы на рассвете в море, а самое сильное ответное действие от герцога Дункана выразилось бы в том, что он прислал бы барону, вашему кузену, письмо с соболезнованиями. Но я не стану вас убивать. Я отправлю вас к Каспару в цепях, и пусть он сам решает, что с вами сделать. Потому что вы совершенно не оправдали его ожиданий, сквайр. Видите ли, это не вы должны были меня убить. Это я должен был убить вас, а настоящий убийца добрался бы до меня тогда, когда я решил бы, что опасности больше нет.

— Настоящий убийца?

Герцог щелкнул пальцами, и в комнату ввели еще одного человека. Его явно сильно избили — он мог только висеть на руках двух стражников.

— Узнаете?

Ког попытался вспомнить имя этого человека, но не смог. Но они явно встречались раньше.

— Это один из офицеров Каспара.

— Прохаска! — прошептал Ког.

— Значит, вы его знаете.

— Не очень хорошо, — отвечал Ког, — но узнал его.

— Как и вы, он не тот, за кого себя выдает. В Саладоре он выдавал себя за торговца из Ворот Оласко. Влиятельные друзья достали ему приглашение во дворец герцога на празднование зимнего солнцестояния.

— У вас должны быть хорошие агенты в Оласко, если вы о нем знали, — сказал Ког.

— Да, — согласился герцог. — Но настоящий подарок — это вы.

— Что вы хотите сказать?

— Предполагалось, что мы разыщем и убьем вас, Когвин, — ответил герцог. — Вас выдали нам, чтобы я ничего не заподозрил до того самого момента, как ваш соотечественник Прохаска убьет меня на празднике.

— Меня выдали? Кто? Родоски рассмеялся.

— Вы все еще не понимаете? Вас предал Каспар. Он использует людей так же, как вы используете полотенце после ванны, — выжимает и бросает на пол. Каспар дал знать нашим агентам, что цель вашего приезда — убить меня. Он хочет от вас избавиться. Леди Наталья слишком сильно увлеклась вами, а ваше быстрое возвышение создало вам врагов при дворе. Каспар сам видит в вас угрозу, потому что у него нет наследников, и, если с ним что-нибудь случится, а вы женитесь на его сестре, кто тогда будет править Опардумом? Вы были просто приманкой, понимаете?

Теперь у Кога словно пелена спала с глаз.

— Если вам все это известно, почему бы прямо не выступить против Каспара?

— Мне не нужны никакие доказательства, чтобы бросить вас в море. И не нужны доказательства, чтобы послать человека перерезать Каспару глотку. Но к нему никто не сможет подобраться близко, вы сами знаете, по каким причинам.

— Лесо Варен.

— Да. Этот колдун слишком опасен, так что мы можем только оставить Каспара играть в его игры, пока они не слишком угрожают остальным. Мы стараемся останавливать его везде, где можем. Но однажды он зайдет слишком далеко, и эта попытка убить меня — уже у самой границы того, что склонен позволить король Кэрол; придет день, когда мы отправим в Опардум свой флот, высадим солдат из Кеша и уничтожим Каспара.

— Так почему вы не убили меня? — спросил Ког.

— Потому что мне надо переслать такое сообщение Каспару, которое он не оставил бы без внимания и не смог бы истолковать в свою пользу. Я отправлю ему тело капитана Прохаски и вас, закованного в цепи, — отсюда он сможет сделать правильный вывод. — Герцог поднялся. — А вас я оставлю на милость Каспара. Может быть, однажды вы пожалеете, что я вас не убил. А если останетесь в живых, знайте — вас убьют в тот же миг, как только вы снова появитесь в Ролдеме! — Он бросил стражникам: — Уведите его.

Двое стражников схватили Кога, разоружили его и заломили руки ему за спину. Один встал у него за спиной; внезапно голова Кога взорвалась болью, и он потерял сознание.

Очнулся Ког в темноте и вскоре понял, что лежит, скованный цепями, в корабельном трюме. Покачивание указывало на то, что корабль покинул порт и идет в открытом море. Рядом застонал Амафи. Ког окликнул слугу, но в ответ раздался лишь сдавленный стон. Лишь через некоторое время послышался наконец голос Амафи:

— Я здесь, хозяин.

— Нас предали, — слабым голосом проговорил Ког.

— Похоже на то.

Ког постарался устроиться поудобнее, насколько это было в его силах, — он понял, что в долгом пути им будет холодно и сыро. Через несколько часов в трюм спустился матрос, он принес две миски с едой — блюдо состояло из смеси отварного зерна, сушеных фруктов и очень жирной свиной солонины.

— До завтра больше ничего не получите, — сказал он, вручая пленникам по миске.

Ког принялся за еду. Она была соленой и невкусной, но насыщала, а он знал, что ему понадобятся все силы.

Путешествие тянулось медленно — бесконечные дни проходили в темноте, прорезаемой лучом света лишь раз в день, когда кто-нибудь из матросов приносил еду. На сорок первый или сорок второй день Ког заметил, что солонины им больше не дают.

Еще дней через десять по содроганиям корабля Ког догадался, что они меняют курс последний раз перед Опардумом. На следующий день еще до вечера их доставят к Каспару.

Весь путь Ког думал об одном и том же. Его предали. Герцог показал, что он — настоящий скорпион, и повел себя согласно своей сущности.

Ког был свободен от своих обязательств. Теперь он может убить Каспара, не нарушая клятвы. Если сам останется в живых.

Их отвезли прямо во дворец. Ког надеялся, что с него снимут цепи и дадут время привести себя в порядок, прежде чем он предстанет перед Каспаром, но эта надежда не оправдалась.

Его привели к герцогу, который сидел в большом зале, окруженный только солдатами — не было ни леди Натальи, ни придворных.

— Итак, барон Когвин, — начал Каспар без обиняков. — Ты провалил задание.

Ког решил, что нет смысла притворяться, будто он ничего не знает.

— Как вы и рассчитывали, ваша светлость. Каспар рассмеялся.

— Ну, тебя ведь не убили, значит, герцог Родоски решил утереть мне нос.

— Вроде того. Он сказал, что вы подошли вплотную к той границе, которую король Кэрол не позволит вам переступить. Еще один шаг, и ролдемский флот высадит батальоны кешианских солдат в Опардуме.

— Он так сказал? — усмехнулся Каспар. Это все игры, барон. Это просто еще одна игра, другого уровня, о которой даже такой высокопоставленный деятель, как герцог Вариан, не осведомлен. Однако, — продолжал он, махнув рукой, — тебя это больше не касается. Ты не оправдал моих ожиданий, Когвин. Ты не только не убил Родоски, как я приказывал, ты даже не оказал мне услугу и не погиб сам в попытке выполнить мое задание. Значит, можно считать, что ты дважды не оправдал надежд, а это на один провал больше, чем я обычно допускаю. Однако ты искренний молодой человек и немало меня позабавил. Поэтому я позабочусь, чтобы ты умер быстро и безболезненно. — И он сделал знак стражникам увести Кога.

Стражники схватили молодого человека за руки, и он крикнул:

— Я спас вам жизнь!

Каспар вновь сделал знак страже.

— Проклятье, а ведь ты прав. — Герцог покачал головой. — Ну что ж, я бы не хотел, чтобы меня попрекали неуплаченными долгами. Я аннулирую твой титул барона, но оставлю тебе жизнь, сквайр, — и ты очень скоро об этом пожалеешь. — Он взглянул на Амафи: — А с тобой что делать?

— Может быть, цепи снимете, ваша светлость? — не растерялся Амафи.

По мановению руки герцога солдаты освободили бывшего убийцу от цепей. Он поклонился и сказал:

— Надеюсь, что неудача сквайра не умалит моих услуг вашей светлости.

— Нисколько, Амафи. Ты — идеальное оружие, делаешь то, что я прошу, ни больше ни меньше.

Ког взглянул на слугу.

— Ты?..

— Кто-то должен был передать агентам герцога в Саладоре, что ты приехал убить его, — усмехнулся Каспар. — Я никак не мог положиться на ролдемских агентов у себя в Опардуме — они могли бы и не успеть ко времени. Более удачное решение подкупить вашего собственного слугу. Я рассказал ему, как встретиться с одним из моих агентов в Саладоре, а он, в свою очередь, свел его с представителем герцога Дункана, а уж оттуда до герцога Родоски оставался один шаг.

Амафи поклонился Когу.

— Как вы сами заметили в тот вечер, когда мы встретились, хозяин: «До тех пор, пока тебе не представится возможность предать меня, ничем не рискуя». Вот такое время и наступило.

— Ты получишь вознаграждение, Амафи, — сказал Каспар. — А теперь иди и приведи себя в порядок.

— Слушаюсь, ваша светлость, — ответил бывший убийца. — Но будет ли мне позволено дать вам один совет?

— Какой?

— Я достаточно долго служил сквайру Ястринсу, чтобы понять — несмотря на свою молодость, он человек крайне опасный. Лучше бы вы забыли про свой долг и убили его.

— Нет, — ответил Каспар. — Понимаю твои опасения, но я дорожу своей честью, хотя, может, и не совсем обычно ее представляю. — Он помолчал и прибавил: — Но я приму к сведению твое предостережение. А теперь иди.

Когда Амафи удалился, Каспар произнес зловещим тоном:

— Я оставлю тебе жизнь, но проведешь ты ее там, где никто не может выдержать долго, — в Крепости Отчаяния. Если боги милосердны, ты умрешь быстро. Но, по моему опыту, боги редко проявляют милосердие. — Он повернулся к командиру стражи: — В крепости скажете коменданту, что этого человека велено хорошо кормить и запрещено пытать. После того, как ему отрубят правую руку.

Ког стоял словно оглушенный, не в состоянии осознать произнесенный приговор. Он не вымолвил ни слова и когда солдаты схватили его и потащили прочь. Молодой человек лишь бросил последний взгляд на герцога. Восседающий на троне Каспар, казалось, испытывал внутреннюю борьбу, и было непонятно, какое чувство возьмет верх: удовлетворение или раскаяние.

Часть II. СОЛДАТ

«И месть границ не знает…»

Уильям Шекспир, «Гамлет», действие IV, картина VIII (перевод Б. Л. Пастернака)

13 ТЮРЬМА

КОГ СТОЯЛ НА ПАЛУБЕ.

Его снова доставили в порт Опардума. Не прошло и дня с того момента, как его сняли с корабля из Саладора, а теперь он, закованный в цепи, был в трюме уже другого корабля.

Вместо полутора месяцев это путешествие заняло лишь неделю. Ког не мог не думать о побеге и несколько раз испытывал крепость цепей там, где они проходили сквозь большое железное кольцо, прикрепленное к бимсу. Все было безрезультатно, и уже на второй день он впал в полное отчаяние. Через неделю его грубо выволокли на палубу, где стоял капитан корабля.

— Ваше новое жилище, сквайр, — сказал он задушевным тоном, махнув рукой в сторону острова.

Ког глянул туда, куда указывал капитан, и почувствовал, как последняя надежда покидает его. Крепость Отчаяния представляла собой старую башню высотой в шесть этажей, которая высилась над широким, мили в три, проливом между островом и континентом. Мрачно выделялась она на фоне серого зимнего неба, а холодный ветер проникал под одежду Кога.

— Крепость построил один из предков герцога, — сказал капитан. — Тогда ее называли Сторожевой. Когда появился город Форпост, эту крепость перестали использовать, а потом один из прежних герцогов решил сделать из нее тюрьму.

На воду спустили баркас, и Кога заставили сойти в него по веревочной лестнице. Матросы направили баркас к причалу, а капитан помахал рукой ему вслед и вежливо сказал:

— Надеюсь, вам понравится, сквайр!

Ког смотрел на зимнее небо — такое же мрачное, как и его настроение. В лицо летели холодные соленые брызги. Лодку качало — четыре матроса гребли изо всех сил, стараясь как можно скорее добраться до причала. Чем быстрее они дойдут, тем быстрее вернутся на корабль — в тепло и хотя бы относительный уют.

Лодку подвели к причалу, где ожидали трое мужчин в тяжелых плащах. Матросы даже не стали швартоваться — двое удерживали лодку, схватившись за сваи, а еще один указал Когу на короткую лесенку. Ког поднялся на причал, за ним вылез матрос и подошел к встречающим.

— Комендант, вот приговор.

Один из мужчин взял бумагу, а матрос не мешкая спустился обратно в лодку, которую тут же оттолкнули прочь. Человек, которому вручили документы, глянул на Кога и сказал:

— Идем.

Двое других были вооруженные стражники; по виду они мало отличались от уличных головорезов: на них не было формы, а вместо мечей они были вооружены большими дубинами. Ког не сомневался: если он попытается убежать, любой из них такой дубинкой легко сломает ему руку или ногу. Впрочем, осмотревшись по сторонам, он подумал: «А куда бы я убежал?»

Словно читая его мысли, комендант сказал:

— Ты можешь попробовать бежать, по виду ты шустрый, так что перегонишь Кайла и Анатоля, а может, и нет — ты ведь в цепях. Если даже и убежишь, может, и найдешь дорогу к берегу на северной стороне острова, ну и что дальше? Кажется, рукой подать, да? Другой берег, я хочу сказать. Три мили примерно. Но течение понесет тебя к северу, а там акулы и все такое. Это если цепи не утянут тебя на дно. Но, может, ты хороший пловец. Если ты и доберешься до другого берега, еды там не найдешь.

Они подошли к старому подъемному мосту, который, казалось, много лет уже никто не поднимал. На мосту Ког глянул вниз и увидел узкую расселину глубиной футов в двадцать пять; дно ее покрывали острые камни.

— Но может, ты и охотник хороший, — продолжал комендант. — Может, ты и выживешь, хотя сейчас зима. Разведешь огонь и не замерзнешь.

Тут он повернулся, и Ког смог наконец увидеть его лицо. У коменданта тюрьмы не было левого глаза, а глазницу закрывало опущенное веко; на переносице виднелся шрам, словно кто-то рубанул его мечом по лицу. Зубов он тоже лишился и имел во рту хитрое приспособление из дерева, в которое были вставлены зубы — не то человеческие, не то звериные.

Усмехнувшись собственной шутке, комендант продолжал:

— Единственное населенное место на сотни миль вокруг — Форпост, а это пограничная зона, и стража встречает всех прибывающих.

Они подошли к входу к крепости, и комендант остановился.

— Оглянись, парень. Посмотри на небо. — Ког поднял голову. — Думаю, это последний раз, когда ты его видишь. — Он сделал знак рукой, и стражники повели молодого Ястринса по лестнице.

Бывший вестибюль стоял совсем пустой — огромное помещение, в каждой стене которого было по нескольку дверей. Каменный пол истерся за столетия; они пересекли зал и вышли через другую дверь.

— Это был главный зал, — сказал комендант. — Теперь мы устраиваем здесь пирушки.

Стражники засмеялись.

Кога ввели в помещение, которое при былом хозяине, видимо, принадлежало управляющему крепостью. Теперь здесь устроили контору — большой стол был завален пищей, пустыми винными бокалами и бумагами. По столу пробежала крыса, и комендант махнул рукой, чтобы спугнуть ее.

Он снял тяжелый плащ и бросил его на стул.

— Ну, посмотрим, что нам пишут, — пробормотал он и развернул документ Кога. — Значит, сквайр Когвин Ястринс?

Ког хранил молчание.

— Я комендант Зирга. Служил сержантом в личной гвардии отца герцога Каспара. Вот это, — он указал на свое лицо, — получил в битве при Калеш-Каре, когда был не старше тебя. Ну, и в награду они дали мне эту работу. Раз в год у меня неделя отпуска, я могу съездить в Форпост и потратить свое золото на шлюх и пойло. Все остальное время я забочусь о заключенных. Ну, мы друг друга понимаем. Ты не будешь буянить, и мы поладим. Ты приехал сюда умереть — рано или поздно, и от тебя зависит, как ты проживешь срок от сего дня до того времени, когда мы сбросим твой прах с утеса. — Он махнул бумагами Кога и продолжал: — Тут говорится, что с тобой должны хорошо обращаться, — значит, дадим тебе немного больше еды и поселим в башне, а не в подземелье. Эти, в подземельях, быстро помирают. Обычно и двух лет не протягивают. А наверху — там и солнце светит, и воздух свежий. Зимой холодновато, но летом зато ветерок. У меня там есть ребята, которые сидят и пятнадцать, и двадцать лет. Значит, наверху будешь жить… вот только руку тебе правую отрубим.

Комендант сделал знак стражникам, они подхватили Кога под мышки, немного приподняв так, что ноги его не касались пола. Они вытащили его в зал, потом — вниз по длинной лестнице и не то пронесли, не то проволокли по длинному коридору.

— У нас тут нет хирургических инструментов, так что приходится ходить в подземелье, когда надо что-нибудь отрубить, и все такое, — сказал комендант. Бывает, кто-нибудь из парней порежется или поцарапается, а рана у него загниет — вот и приходится отхватывать помаленьку.

Они прошли мимо стражника, который сидел на табурете у стола, и комендант велел ему:

— Принеси бренди.

Стражники втащили Кога в комнату, которая когда-то явно использовалась для пыток.

— Иногда герцог присылает нам людей, которых хочет строго наказать, и мы ведем их сюда. Бывало, и с тем, что осталось от прежнего времени, мы могли сделать немало, но, как видишь, — он указал на кучу ржавых инструментов, лежащих на полу на грязной соломе, — для нас настали трудные времена. Нет уж тех хороших вещиц, что были. Остались только всякие щипцы, ножи да прочая мелочь. — Он показал железное кольцо на потолке. — Какой там был крюк! Повесишь туда, бывало, какого-нибудь парня, и он кричит себе несколько дней кряду. Но потом крюк сломался. Я послал заказ на новый, но в Опардуме никто и не почесался.

Стражник принес бренди, и комендант велел:

— Разожгите огонь.

В комнате находилась большая жаровня — должно быть, на ней калили пыточные инструменты, и стражник быстро развел огонь при помощи соломы и огнива. Он подкладывал дрова, пока пламя не разгорелось посильнее.

— Нагрейте клеймитель, — приказал комендант и улыбнулся Когу: — Мы же не можем допустить, чтобы ты истек кровью.

Ког не двигался. Ему хотелось вырваться, сражаться, бежать, но он понимал, что ситуация безнадежная. Он знал, что если надеется спастись, то сопротивляться нельзя. Надо просто выдержать.

Комендант скинул камзол, под которым оказалась грязная белая рубашка. Он подошел к стене, взял большой тесак и положил его на огонь.

— Раньше у нас уголь был. Я так мог нагреть меч, что и сломать его можно было — вот как. Главное — прижечь рану. Раньше, когда у меня был уголь, я мог бы отрубить тебе руку таким горячим клинком, что обрубок совсем не кровоточил бы. Теперь обходимся дровами. Если клинком не получится, там, где будет кровить, прижжем прутом для клеймения.

В огне лезвие стало алым через несколько минут, и комендант дал знак начинать. Стражник, который не держат Кога, взял пару мехов — такими пользовались кузнецы — и начал нагнетать воздух, дрова разгорелись ярче, вверх полетели вихри искр.

Ког был в смятении. До этой минуты он думал, что ему как-нибудь удастся спастись. Как говорил комендант, он мог бы убежать от стражников, переплыть пролив…

Вдруг его цепь дернули, он потерял равновесие и почувствовал, как за пояс его схватили крепкие руки. Один из стражников держал его, а другой, потянув за наручник, положил его руку на деревянный стол. Быстрым движением комендант схватил меч с огня и одним взмахом отсек Когу кисть руки.

Ког закричал от невыносимой боли, в глазах у него потемнело. Комендант глянул на рану, потом взял прут и прижег кровоточащий сосуд. Прут он бросил обратно в огонь, взял бутылку с бренди и сделал изрядный глоток.

— Такая работенка мне не по душе, сквайр. Ког едва мог стоять — сознаниепокидало его.

— Я бы предложил тебе выпить, — сказал комендант, — но заключенным запрещено давать крепкие напитки. Правила есть правила. — Он вылил немного бренди на обуглившуюся культю, оставшуюся от правой руки Кога, и добавил: — Но мне довелось однажды чисто случайно обнаружить, что, если налить немного бренди на рану, она не так сильно потом нарывает. Он кивнул стражникам. — Уведите его. Северная камера, третий этаж.

Стражники потащили Кога, который лишился чувств прежде, чем они дошли до лестницы.

Ког мучился невыносимо. В культе правой руки пульсировала боль, тело терзала лихорадка. Он то приходил в себя, то снова проваливался в забытье, а временами его посещали сны и видения.

К нему приходили воспоминания — то ему казалось, что он лежит в лихорадке в фургоне, который едет к Кендрику, после того как его нашли Роберт и Паско. А то вдруг ему снилось, что он у себя в постели в Ролдеме Р1ли Саладоре, пытается проснуться после кошмара, чувствуя, что если пробудится, то все будет в порядке.

Иногда ему случалось очнуться — внезапно, с сильным сердцебиением, — и тогда он видел холодную комнату, в которую серый свет и холодный ветер проникали сквозь высокое окно. Потом он снова падал в забытье.

Через какое-то время он пришел в себя — мокрый от пота, но с ясной головой. Пульсирующая боль по-прежнему терзала его правую руку, и ему даже показалось, что он ощутил пальцы на ней. Он попытался пошевелить ими, но увидел только окровавленный обрубок, намазанный каким-то снадобьем и обмотанный тряпками.

Он огляделся, пытаясь понять, где находится. Он уже не раз видел эту комнату, но сейчас ему показалось, что увидел впервые.

Камера была сплошь каменной, с голыми стенами. Единственными предметами обихода были матрас, набитый старой соломой, да два тяжелых одеяла. От постели несло кислым запахом пота и мочи. Дверь была одна — деревянная, с маленьким смотровым окошком. Дневной свет попадал в камеру через окно, загороженное двумя железными прутьями и расположенное немного выше человеческого роста в стене напротив двери. В дальнем конце комнаты дыра в полу, края которой были покрыты коркой нечистот, обозначала место, где узник должен облегчаться.

Ког встал, и ноги у него подогнулись. Инстинктивно он вытянул вперед правую руку, потому что память предала его — руки-то больше не было. Он оступился и покачнулся, культя задела стену, и он, закричав, упал, в глазах у него потемнело.

Он лежал, хватая ртом воздух, по лицу его лились слезы — невыносимая боль в руке отдавалась по всему телу. Вся правая сторона тела была словно в огне.

Он заставил себя дышать медленно и попытался применить те упражнения по медитации, которым его научили на острове Колдуна, чтобы справиться с болью. Боль медленно отступила, ослабела, пока наконец не стала ощущаться совсем глухо — словно он убрал ее в ящик, который можно отодвинуть от себя.

Ког открыл глаза и встал, на этот раз — опираясь на стену левой рукой. Ноги опять задрожали, но ему удалось сохранить равновесие. Шатаясь, он подошел к окну и протянул руку к прутьям. Подергав, он понял, что они крепко сидят в камне. Тот, который слева, немного проворачивался в своем гнезде, пробитом в каменном блоке. Крепко схватившись за него левой рукой, Ког попытался подтянуться, чтобы выглянуть на улицу, но от усилия вернулась боль, и он решил, что посмотреть из окна еще успеет. Через час после того, как он проснулся, дверь в его камеру открылась. Вошел очень грязный человек с нечесаными волосами длиной до плеч и косматой бородой; перед собой он держал ведро. Увидев Кога, он расплылся в улыбке.

— Жив, — сказал он. — Не так уж и плохо, а? Те, кого рубят, обычно не выживают, ты знаешь об этом?

Ког молча смотрел на вошедшего. Под грязью и спутанными волосами его черты едва угадывались.

— Я знаю, каково это, — продолжал гость, вытягивая левую руку, которая тоже оканчивалась культей. — Старый Зирга отрубил ее, когда я приехал сюда, потому как она загноилась.

— Кто ты?

— Зовут Уилл. Пока меня не поймали, был вором. — Он поставил ведро.

— Тебе разрешают выходить из камеры?

— Да, некоторым разрешают, кто тут давно сидит. Следующей весной будет десять лет, как я здесь. Они тут ленивые и дают нам работу, если думают, что мы не перережем им горло, пока они спят, пьяные, а кроме того, здесь особо делать и нечего, скукотища, так что принести-унести — это даже хорошо. А потом мне перепадает немного еды, а если они не следят, иногда удается заныкать у них бутылочку вина или бренди. Да, бывает, приходится вытаскивать трупы, это вообще здорово.

— Вытаскивать трупы здорово? — переспросил, не веря своим ушам, Ког.

— Очень даже. Можно на полдня выйти на улицу — сначала сжигать тело, потом собирать пепел, нести его на утес над северным берегом и с молитвой развеивать по ветру. Приятно бывает отвлечься!

Ког лишь покачал головой в изумлении.

— Что у тебя в ведре?

— Это твое хозяйство. — Уилл достал металлическую миску и деревянную ложку. — Я или кто другой будем приходить два раза в день. Утром дают кашу, а вечером — отличную похлебку. Разнообразия немного, но ноги не протянешь. Зирга сказал мне, что ты один из особых, значит, тебе дадут побольше.

— Из особых?

— Это шутка такая, — ответил Уилл, улыбаясь, и Ког увидел, как из-под грязи и косматых волос проступают человеческие черты. — Герцог Каспар приказывает выдать больше еды и второе одеяло, а иногда даже и плащ, чтобы узник протянул подольше «и чтоб ему у нас понравилось» — как говорит Зирга. Большинство из нас ничем особо не примечательны, и, если не бузим, они нас кормят, а бьют нечасто. Был тут у нас один стражник, Джаспер его звали, он бывало как выпьет, так совсем злой делается и бьет кого-нибудь. Однажды напился да и свалился со скалы, сломал себе шею. Никто его не жалел. А те, кого герцог вправду не любит, они в подземелье. Долго там не протянуть — год-два. Тебе положен хлеб, а по особым дням — и еще что-нибудь. Никогда не знаешь, что это будет. Как Зирге захочется.

— Кто-нибудь отсюда выбирается?

— То есть получает прощение или срок кончается?

— Да.

— Нет, — покачал головой Уилл. — Нас привозят сюда умирать. — Он сел на корточки и продолжал: — Ну, по совести говоря, если я протяну еще двадцать лет, тогда меня, может, и освободят. Конечно, к тому времени надо будет им напомнить, что меня осудили на тридцать лет, и надеяться, что отсюда кто-нибудь отправит прошение в Опардум, а там кто-то еще проверит архивы, возьмет у судьи приказ освободить меня да побеспокоится прислать его сюда — Зирге, или кто тут будет комендантом через двадцать лет. Ну, вот, ты понимаешь — я в это не очень-то верю. Потому как никто еще не прожил тридцать лет в Крепости Отчаяния.

— Для человека, которому суждено оставаться тут всю жизнь, ты что-то очень веселый.

— Знаешь, я так на это дело смотрю: можно ныть и быть несчастным, или же можно постараться и принять все в лучшем виде. Я же считаю, что мне повезло — меня ведь не повесили. Меня назвали неисправимым вором. Ловили три раза. Первый раз отправили на работы, потому что я молодой еще был. Во второй раз получил тридцать плетей и пять лет каторги. На третий раз они бы меня повесили, но почему-то отправили сюда. Видать, потому, что последний раз меня поймали на взломе дома мирового судьи, и он решил, что повесить меня будет слишком милосердно. — Уилл рассмеялся. — А потом, ведь никогда не знаешь, что может случиться. Однажды я могу прийти к причалу, а там будет лодка, или эти разбойники из Бэрдокской Скобы решат напасть на нас и перебьют всю стражу, а заключенных заберут с собой и сделают пиратами.

Ког невольно улыбнулся, несмотря на то что боль не утихала.

— Да ты оптимист, а?

— Я-то? Может, и так, но что еще поделаешь? — Уилл поднялся. — Говорят, тебя зовут Когвин Ястринс. Это верно?

Зови меня Ког.

— Хорошо, Ког. — Он огляделся. — Ну, тогда надо пойти на кухню и сказать, чтобы приготовили еду. Ты, наверное, есть хочешь.

— Пожалуй. Давно я тут?

— Тебе отрубили руку три дня назад. Я не знал, выживешь ты или нет. Сейчас принесу тебе еды, а потом посмотрю твою рану. — Он поднял свою культю. — Я кое-что в этом понимаю.

Ког кивнул, и Уилл ушел. Ког прислонился спиной к стене и почувствовал, как холодный камень высасывает тепло из тела. Он натянул на плечи одеяло, неловко делая это одной рукой. Наконец ему удалось закутаться, а больше делать было нечего — только ждать еды.

Уилл осмотрел рану и заявил, снова накладывая повязку:

— Заживает. Не знаю, что за дрянью мажет Зирга эти тряпки, только помогает она хорошо. Пахнет так, как будто ее сделали из сдохшей месяц назад свиньи, но не дает ране загноиться, а нам только это и нужно, правда?

Ког съел похлебку — водянистый отвар, в котором плавало несколько кусочков овощей, а легкий намек в запахе позволял предположить, что в котле, где варилась похлебка, бывало мясо. Еще он получил половину буханки очень черствого хлеба — по словам Уилла, это был весь хлеб на неделю.

— Как можно стать таким, как ты, — человеком, которому стражники доверяют? — спросил Ког, отставляя пустую миску.

— Ну, надо не бузить и делать, что велят. Иногда нас выводят на работу, но нечасто. После сильного шторма могут отправить разгребать принесенный мусор, чинить причал, заделывать течи в кухонном доме, когда идет дождь. Если работаешь хорошо и стражников не злишь, тогда тебя выпускают из камеры почаще. Хорошо, если умеешь делать то, что не умеют другие.

— Что, например?

— Зирга жалеет, что никто не сошлет сюда кузнеца — ему надо кое-что починить. У нас тут был один, заявил, что он кузнец, но на самом деле ничего не умел, и комендант отправил его в подземелье. Беда только, что сам он про узника забыл, и когда мы вспомнили, тот уже помер от голода.

— А еще что нужно?

— Не знаю. Могу спросить. Но если ты и умеешь делать что-нибудь нужное, особых все равно никогда не выпускают из камер.

Ког пожал плечами, попытался сесть поудобнее, но у него ничего не получилось.

— Почему сразу не сказал?

— Так ты же не спрашивал, как тебе выйти из камеры, ты спросил, как можно стать таким, как я.

Ког рассмеялся.

— Ты прав. Я думал, ты просто пришел тратить мое время, но время — это все, что у меня осталось.

Уилл повернулся, чтобы уйти.

— Ты все правильно понял. Но нельзя загадывать. Зирга не всегда соблюдает правила, он слишком любит во все вмешиваться, и никто не приезжает его проверять. Я скажу ему про тебя. А что ты умеешь?

Ког подумал.

— Я умел обращаться с инструментами. — Он вытянул культю и невесело усмехнулся. — Впрочем, теперь уже не смогу. Да, я умею готовить.

— Еда тут незатейливая.

— Я заметил, — откликнулся Ког. — Но я подумал: а вдруг Зирга и стражники захотят чего повкуснее?

— Может быть. Я скажу ему. Что еще?

— Я рисую красками.

— Вряд ли это очень кому-то нужно, или я просто не знаю. За все время, что я здесь, только однажды краской красили забор в загоне у свиней.

— Я умею рисовать портреты и пейзажи. — Ког посмотрел на искалеченную руку. — Или умел.

— А, это такие картинки, которые богатые вешают на стену. Да, я такие пару раз видел.

— Да, как раз такие.

— Это, кажется, требуется еще реже.

— Я умею играть на музыкальных инструментах, но… — Ког помахал культей.

— Жалко, правда? — Уилл улыбнулся. — Я скажу Зирге, что ты умеешь стряпать.

— Спасибо.

Когда Уилл ушел, Ког лег, стараясь сдерживать свои эмоции. Он ощущал себя посаженным в клетку зверем; он видел, как пойманные звери бьются о прутья до тех пор, пока не истекают кровью. Он понимал, что в такой ситуации убежать отсюда не может, и единственная надежда покинуть когда-нибудь этот остров появится тогда, когда ему удастся выбраться из камеры. Придется выждать какое-то время — теперь его было в избытке.

Ког взялся за прут и подтянул тело к окну. За последние полчаса он выглядывал в окно больше десятка раз, но не из-за того, что унылый пейзаж привлекал его внимание. Он пытался восстановить былую силу и чем-то развлечь себя, потому что через месяц, проведенный в камере, с редкими визитами Уилла, от скуки просто сходил с ума. В первый раз, когда он попытался подтянуться на левой руке, ему удалось бросить в окно лишь мимолетный взгляд, теперь же он мог продержаться уже с минуту.

Из окна был виден северный двор крепости. В поле зрения не попадал хлев для скота, но было слышно хрюканье свиней и блеяние овец. Иногда лаяла собака. Взгляду Кога открывался старый плац, покрытый сейчас белым снегом, на котором выделялись зеленые и бурые пятна.

За последний месяц он полюбил этот маленький мир — кусочек покрытой снегом земли, фрагмент стены и утес за ним. При ясной погоде вдали было видно море. Обычно же за утесом расстилалась серая муть.

Он знал, что похудел — из-за раны и из-за скудной еды, но голода не ощущал. Хлеб, хоть и черствый, давал ощущение сытости, в нем попадались ореховые крошки и цельные зерна. Похлебка была жидким супом, где плавали редкие овощи, но, как Уилл и обещал, иногда попадался кусочек мяса. Каша тоже давала насыщение.

Ког жалел, что не может помыться, и понял, насколько привык быть чистым. В детстве, в землях оросини, всю зиму он жил без купания и даже не задумывался об этом, но теперь, когда стал «культурным» человеком, всегда радовался горячей ванне, массажу, ароматическим маслам.

Он спросил Уилла, нельзя ли раздобыть одежду, и получил ответ, что, если кто-нибудь купит ее в Опардуме или Форпосте, заплатит кругленькую сумму капитану корабля, который привезет следующих узников или припасы, тогда, может, и будет ему одежда, если, конечно, позаботиться о взятке коменданту Зирге.

Поняв, что такое вряд ли может произойти, Ког решил, что придется обходиться тем, что есть, и дожидаться, пока кто-нибудь умрет. Тогда, по словам Зирги, эта одежда может достаться и ему, если не подойдет тому, кто больше по нраву стражникам.

Ког изо всех сил боролся с отчаянием, он знал, что просто так не сдастся и смерть без борьбы его не одолеет. Ему случалось добывать на охоте животных, которые переставали сопротивляться, не препятствуя охотнику отнять у них жизнь. Он не будет таким зверем.

Он выживет.

14 ПОВАР

КОГ ПРОСНУЛСЯ.

На окне сидела птица. Он осторожно приподнялся, чтобы не спугнуть ее, и попытался определить, что это за вид, но не смог. Птица походила на горного зяблика из его родных краев, но клюв был более узкий и длинный, и такой белой полоски на крыльях у горных зябликов не было. Ког попробовал подобраться поближе, но едва подошел к стене, как птичка улетела.

Тогда Ког подпрыгнул, схватился за прут и подтянулся. Посмотрев за окно, он увидел, что последний снег растаял.

Пришла еще одна весна.

Он провел в Крепости Отчаяния больше года и смирился с тем, что ему придется просто ждать, а сколько ждать — неизвестно.

Ког разработал ритуал, который помогал ему удержаться в здравом уме. В основу были положены три принципа: что отчаяние убивает быстрее всего; что его жизненная цель — отомстить за свой народ — не будет выполнена, если он умрет, и что он должен всегда быть настороже, чтобы ни один удобный случай, даже самый призрачный, но могущий привести к освобождению, не остался незамеченным.

Чтобы заполнить время, он делал в уме разные упражнения, которым научился на острове Колдуна. Он вспоминал книги, которые читал, шахматные партии, которые ему приходилось играть, разговоры со студентами, лекции преподавателей. Он вспоминал все это так, словно заново переживал, и часами сидел, смакуя впечатления, которые получал прежде.

Однако он избегал ловушки с головой уйти в прошлое, стараясь не вспоминать руки любивших его женщин, возбуждение от охоты, удовольствие от выигрыша в карты. Такое погружение в прошлое могло стать западней, оно унесло бы его от тягот жизни в крепости и ничем не помогло в подготовке к решительным действиям.

И чтобы избежать соблазна бессмысленных переживаний, он заставлял себя проводить один час в день в созерцании мрачной действительности — или каменной кладки стен и пола в своей камере, или вида из окна.

Он, как мог, игнорировал грязь, в которой ему пришлось жить. Правда, он все-таки уговорил Уилла приносить ему немного больше воды, когда было можно, и пытался наводить хоть какую-то чистоту, пусть весьма условную. Главной его целью было всеми доступными средствами смягчить унылую тяжесть существования. Однажды Накор сказал ему, что радость в жизни часто приходит с маленькими победами, крошечными триумфами, и, хотя нелегко было получить удовольствие от холодной воды и сырой одежды, Ког все же его получал.

Еще он старался поддерживать себя в форме. Это было не так-то легко при скудной пище и в постоянном холоде. Он знал, что изрядно отощал, но сейчас, когда на улице становилось теплее, ощущал себя обновленным. Он занимался упражнениями в своей камере — ходил, бегал, подтягивался на одной руке, держась за прут в окне. Он нашел способ делать упражнения, которым научился на острове Колдуна у Накора, и приспособил их к своей ситуации.

Ког соблюдал установленный им самим режим и поддерживал ум в работоспособном состоянии. Он старался приучить себя к терпению, он ждал. В конце концов, он был в этом уверен — через месяц, год или десять лет, — что-нибудь произойдет. Что-нибудь изменится. И когда перемены наступят, он будет к ним готов.

В конце второй зимы в крепости Ког научился пользоваться искалеченной рукой. Теперь он был в состоянии не просто поддерживать равновесие во время упражнений, но придумал, как можно толкать, тянуть и даже переносить кое-что. Однажды после обеда он сидел на своем соломенном матрасе, когда дверь в камеру открылась и вошел Уилл.

В руках у него ничего не было, и Ког удивился:

— Ужинать еще не время, и ты ничего не принес. Просто в гости пришел?

— Я пришел сказать, что ужин сегодня запоздает.

— Почему?

— Повар Чарльз умер.

— Что случилось? — спросил Ког, как обычно интересуясь всем, что так или иначе нарушало монотонность существования.

— Да не знаю, — отвечал Уилл, усаживаясь на пол. — Утром я, как всегда, разнес кашу, а когда вернулся в кухню, старый Чарльз лежал на полу лицом вниз. Я перевернул его, глаза у него были широко раскрыты, как будто его что-то сильно испугало. Лицо у него было бледным, а губы посинели. Просто страх.

— И кто будет вместо него?

— Не знаю. Но, думаю, пока Зирга решит, кому готовить, пройдет гораздо больше времени, чем нужно для приготовления ужина. А то и еще больше если тому, кто будет готовить, сначала придется сжигать тело Чарльза.

— Спасибо, что рассказал.

— Да пожалуйста.

Уилл собирался уходить, когда Ког окликнул его.

— Уилл…

— Да, — ответил тот через плечо.

— Если случится, напомни Зирге, что я умею готовить.

Уилл кивнул.

— Если придется — да, — сказал он, выходя. Ког прислонился к стене. Он спрашивал себя — не это ли шанс, которого он ждет. Стараясь сдержать нетерпение, он вернулся к медитациям, но заодно стал вспоминать, чему его учил Лео у Кендрика.

Ужина в тот день так и не было.

Заключенных в замке явно было немного, потому что на следующее утро, когда завтрак тоже не принесли, Ког услышал лишь несколько возмущенных голосов. Он стал ждать.

Где-то ближе к полудню он услышал, как отодвинули запор на его двери. Затем и дверь открылась. Вошел Уилл, за ним — Анатоль, один из двух стражников, встретивших его на причале, а последним шел Зирга.

Ког встал.

— Умеешь стряпать? — спросил Зирга.

— Да, — ответил Ког.

— Тогда пошли.

И вот Ког вышел из камеры, в которой провел больше года. Он спустился по длинной лестнице, которая вела на первый этаж крепости, вслед за Зиргой и остальными пересек главный зал и вошел в кухню.

Там царил полный хаос и все было в дыму: кто-то пытался сварить кашу и сжег ее. Зирга повернулся к Когу.

— У нас беда.

— Вижу, — отвечал Ког. — У вас нет повара.

— Да, а кормить надо четырнадцать заключенных, трех стражников и меня самого.

— Накормить восемнадцать человек нетрудно, — заявил Ког.

— Может, для тебя это и так, если ты правду говоришь. Но у Анатоля ничего не получилось.

Стражник вроде смутился, но ничего не сказал.

— Он заявил, что помнит, как его матушка варила кашу, и вот результат. Нечего и говорить, что я не хочу поручать ему готовить похлебку для заключенных или ужин для стражи. Ты сможешь все это сделать?

— Могу, но мне нужна помощь, — ответил Ког.

— Почему?

Ког вытянул культю.

— Если бы я готовил только для себя, я бы справился и одной рукой. Но чтобы варить на восемнадцать человек, мне понадобятся подсобники.

Зирга немного подумал и сказал:

— Я нарушаю правила, позволив тебе выйти из камеры. Особых никогда не выпускают.

— Но есть-то надо, — отвечал Ког. — Да и кто об этом узнает?

— Да, это так. Очень хорошо. Пусть эти двое тебе помогают. — Он показал на Уилла и Анатоля. — Что ты сможешь состряпать?

— Минутку, — ответил Ког и поспешил в кладовку. Он быстро проверил запасы и сообщил: — Могу сделать похлебку. Мясо есть?

— В летнем амбаре, — ответил Зирга. — Уилл покажет.

Комендант собрался уходить.

— Но сначала мне надо принять ванну, — сказал ему в спину Ког.

Зирга обернулся.

— Ванну? Это еще зачем?

Ког вытянул левую руку, сунув пальцы с грязными ногтями прямо под нос коменданту.

— Вам такое в миске надо?

Зирга уставился на Кога — как будто впервые увидел. Потом перевел взгляд на Уилла и Анатоля.

— Помойтесь все.

— Нам нужна будет чистая одежда, — сказал Ког.

— В оружейной есть одежда. Анатоль отведет вас.

Меньше чем через два часа оживившийся Ког стоял над двумя большими котлами кипящей похлебки. Ему и остальным пришлось вытерпеть холодную ванну, потому что согреть воду времени не было, но Ког был рад и этому. В детстве ему приходилось купаться в горах, начиная с ранней весны, когда вода еще несла тающий лед. Уилл, в отличие от Кога, кажется, не пришел в восторг от мытья, но после ванны, одетый в чистое, стал не похож сам на себя. Под грязью у него обнаружилось не лишенное привлекательности узкое лицо, постоянно как будто ухмыляющееся — возможно, так казалось из-за сощуренных глаз. Анатоль напоминал большой мяч, к которому приставили руки, ноги и голову. Его мышцы все заплыли жиром, и Ког решил, что легко смог бы победить его в схватке на мечах, даже сражаясь одной левой рукой. Впрочем, Кайл и Бенсон, двое других стражников, явно тоже не отличались боевой выучкой. Здоровенные и, может быть, сильные, но уж никак не проворные. И не очень сообразительные, отметил про себя Ког после пяти минут разговора с Анатолем.

Ког быстренько осмотрел летний амбар — погреб, вырытый под землей позади главной башни, для хранения мяса и сыра. Там по-прежнему было очень холодно, чуть ли не морозно — земля под верхним слоем почвы сохраняла зимний холод почти до середины лета. Потом, когда запасы закончатся, они, по необходимости, смогут забить пару коров или овец из тех, что паслись на небольшом лугу на восточной стороне острова.

Ког, получивший помощников, почувствовал себя так, словно у него снова выросла вторая рука. Он обнаружил, что воришка — человек проворный и сообразительный, и они быстро привыкли к тому, что каждый из них составляет половину одной пары рук. Анатоль оказался хорош для несложных поручений — например, помыть овощи или почистить котлы.

В кладовке Ког обнаружил коробку, в которой хранились банки со специями, старыми, но еще годными к употреблению. Он знал, что никто их ни разу не использовал по назначению с тех пор, как он прибыл в крепость, значит, даже залежалым приправам все будут рады.

Он поставил воду на огонь, бросил туда говяжьи кости, чтобы сварить бульон, а потом добавил овощи и куски нарезанной говядины. Еще он поставил вариться репу — те корнеплоды, которые еще не слишком испортились, и поделил на порции сыр и фрукты. Он показал Уиллу и Анатолю, как, по его мнению, должен быть накрыт стол для Зирги, где тот обедал вместе со стражниками, и начал готовить еду для четырнадцати пленников.

Еда готовилась в спешке, но все же Ког был уверен, что это самая лучшая еда, которую в крепости видели на протяжении многих лет. Пока Зирга и стражники наслаждались трапезой, Ког с помощью Уилла начал раздавать похлебку заключенным. Он следил, чтобы в каждой миске был хороший кусок мяса, а также щедрая порция картофеля, лука, морковки и репы. Чуть ли не час потребовался, чтобы разнести тарелки двенадцати заключенным. В результате Когу удалось посетить все занятые камеры в крепости.

Теперь он имел представление о том, каковы истинные размеры крепости, как по ней передвигаться и где можно найти предметы, которые пригодятся для побега.

Зирга вошел в кухню, когда Ког и Уилл ужинали за маленьким столиком.

— Вкусно было, — признал комендант. — Думаю, надо оставить тебя поваром, пока мне не пришлют кого-нибудь взамен Чарльза. Ну, хватит тут сидеть, иди в свою камеру.

Подошел Анатоль — он собирался проводить Кога, но тот ответил:

— Не могу.

— Почему же? — спросил Зирга, с подозрением глядя на Кога. — Утром вернешься.

— Сегодня надо ставить хлеб. Это займет почти всю ночь. — Молодой человек указал на пол перед печами. — Я могу поспать здесь, пока хлеб поднимается, а потом поставить его в печь, чтобы к утру он был готов.

Зирга подумал и пожал плечами.

— Ну, бежать-то тебе все равно некуда, а? Ког кивнул, сохраняя непроницаемое лицо. Зирга повернулся, чтобы уходить, и Ког сказал ему вслед:

— Мне нужен Уилл, он будет помогать.

— Хорошо, пусть остается.

— И Анатоль — утром.

— Придет.

Если у стражника и было что сказать на это, он оставил свое мнение при себе. Зирга и Анатоль ушли, и Уилл в изумлении спросил:

— Как это тебе удалось?

Ког пожал плечами и указал на котлы, которые надо было вычистить прежде, чем ставить тесто.

— Зирга забыл вкус хорошей еды.

— Да и я тоже, — заметил Уилл. — В жизни не ел похлебки вкуснее.

Ког улыбнулся.

— Ты, наверное, просто не помнишь. Если бы Зирга заказал свежих приправ и еще кое-каких продуктов, я мог бы держать нас при кухне столько, сколько нам надо.

— Надо? — спросил Уилл, понижая голос — Что ты задумал?

— Много всего, друг мой.

Они взялись за мытье — Уилл скоблил котел, который держал одной рукой Ког. Потом Ког показывал Уиллу, что надо делать, чтобы помочь ему поставить тесто. Труднее всего было вымешивать, но после нескольких неудачных попыток они наконец приладились друг к другу. Ког развел огонь под печами, дал ему прогореть и сгреб угли в кучу. Потом убрал кочергу и вытащил потрепанный узел с постелью — достаточно большой, чтобы улечься двоим.

— А теперь поспим, пока хлеб поднимается. На рассвете поставим его в печь и начнем варить кашу.

Когда они оба улеглись, Ког попросил:

— Расскажи мне про других заключенных.

— А что ты хочешь знать?

— Кто они, что совершили. Что умеют делать.

— Ты планируешь побег! — прошептал Уилл.

— Даже больше, — отвечал Ког.

— Что же?

— Я собираю армию.

* * *

Недели шли одна за другой, и, когда привезли очередного заключенного, Зирга с лодкой, возвращавшейся на корабль, отправил список заказов, составленный Когом, а также просьбу прислать нового повара. Ког был уверен, что заказанное пришлют, но надеялся, что повар не приедет. В конце концов, Зирга уже просил прислать стражника, когда, как рассказывал Уилл Когу, некто Джаспер умер, но прошло четыре года, а на замену так никто и не прибыл.

Для Кога кухня была просто раем. Он сумел так сорганизовать помощников, что работа по приготовлению еды стала нетрудной. Тогда он начал вносить в меню разнообразие и однажды утром поразил Зиргу, подав горку оладий с медом и ветчиной вместо обычной каши. В похлебку, которую он готовил по-разному, Ког добавлял то говядину, то свинину, а то и жареного цыпленка; потом стал готовить и рыбу — после того как уговорил Зиргу и стражников потратить денек и попробовать половить на удочку с причала.

Потихоньку он взял в свои руки управление крепостью, а Зирга, сам того не осознавая, постепенно вернулся к прежней роли сержанта, человека, который умеет давать указания, как только ему объяснят задачу. Часто идея от Кога поступала в виде вопроса, сформулированного так, что ответ был очевиден; Ког ни на минуту не давал старому служаке заподозрить, что тот выполняет чьи-то поручения. Зирга охотно соглашался с тем, что именно благодаря ему улучшился быт арестантов, а Ког ничуть не возражал.

Ког незаметно перевел двух узников из подземелья в камеры получше. Один из них был убийца, такой здоровый, что легко мог бы поднять Анатоля и бросить его через весь двор, если бы это пришло ему в голову. Его звали Мастерсон. Ког навещал его несколько раз и пришел к выводу, что этот человек не совсем нормален — примитивное создание, склонное к насилию.. Но когда Ког пообещал ему другую камеру и еды побольше, Мастерсон согласился делать все, что велит новый повар.

Другой человек, бывший барон Висней, оказался политическим заключенным и быстро согласился на любые условия, которые мог предложить ему Ког, — только бы получить шанс вырваться на свободу и отомстить герцогу Каспару.

Ког не надеялся, что эти люди будут верны ему до конца, но, когда придет время побега, понадобятся все, кто не служил Каспару. У него был план, но Ког держал его при себе, не посвящая в подробности даже Уилла.

Бывший вор стал верным, как пес. Уилл был благодарен Когу за то, что тот изменил его жизнь в лучшую сторону, и, кроме того, преисполнился уверенности в том, что Ког может добиться всего, чего пожелает. Но Ког на это только улыбался и отвечал:

— Думай о насущных делах, Уилл.

Через несколько недель пришел еще один корабль, который привез заказанную провизию… и нового повара. Зирга вышел на причал и, поняв, что Ког в кухне больше не нужен, заметно расстроился.

Ког хлопотал на кухне, когда новый повар вошел туда, огляделся и объявил:

— Ну что ж, пойдет.

Ког посмотрел на Уилла и направился к выходу.

— Куда ты? — спросил Зирга.

— Назад, в камеру, комендант.

— Погоди-ка. — Зирга повернулся к новому повару. — Как тебя зовут?

— Ройс.

Это был плотный мужчина средних лет, похоже, пьяница. Лицо у него обрюзгло, щеки обвисли, под глазами залегли темные круги.

— Почему ты сюда приехал?

Повар заморгал, как сова, на которую внезапно упал свет фонаря.

— Что?

— Почему ты сюда приехал? Что ты такого натворил, что тебя уволили с предыдущего места?

Ройс помолчал. Ну… я…

— Не лги мне! — заорал Зирга. — Пил на работе? Повар опустил взгляд и кивнул.

— Да, сэр. Я работал в таверне и уснул, пока жарил ягненка на вертеле. Жир загорелся, и… и все сгорело.

— Ха! — воскликнул Зирга. — Я так и думал. — Он похлопал Ройса по плечу. — Четыре года назад я просил прислать мне стражника. Значит, будешь теперь стражником! — И он повернулся к Когу. — А ты будешь поваром до тех пор, пока они не пришлют мне человека, который не спалит крепость.

Ройс, кажется, хотел протестовать, но передумал. Он только пожал плечами и посмотрел на Зиргу.

— Что мне делать?

— Пока будешь помогать на кухне. Анатоль, идем со мной.

Ког указал Ройсу на дверь комнаты, которую занимал раньше Чарльз:

— Спать будешь здесь. Положи свои вещи, а потом приходи обратно — надо помыть овощи.

— Ладно, — ответил Ройс, поднял свой мешок и пошел в комнату.

Уилл сказал:

— Ну, вряд ли он будет хуже, чем Анатоль.

— Не говори так, — поморщился Ког. — Рутия нас слышит.

Уилл кивнул и изобразил знак удачи, как всегда при упоминании имени богини.

Появление Ройса во многом облегчило жизнь Когу. Хоть новый стражник и был пьяницей, но кухонную работу знал и быстро привык к заведенному порядку; благодаря этому у Кога появилось много свободного времени.

Молодой человек использовал любую свободную минуту для изучения острова, постепенно расширяя исследуемую территорию. Сначала он попадался на глаза Зирге на старом плацу, проверяя, как живут цыплята, а также свиньи, а месяц спустя, когда Зирга обнаружил Кога на крохотном лугу на подветренной стороне острова, наблюдающим за коровами и овцами на выпасе, комендант не стал возражать.

К началу третьей зимы Ког уже знал весь остров так же хорошо, как и родные горы. Он разведал кратчайший путь к северному берегу, где в рощице стоял пчелиный улей. Он выкуривал пчел и забирал у них мед так, как его научил дед, а Зирга не возражал, поскольку еда была все такой же вкусной.

Кажется, никто из стражников не заметил, что Ког перевел двух узников из темницы наверх, в башню, — они решили, что это Зирга приказал, а Зирга никогда не интересовался, как поживают арестанты.

Ког познакомился со всеми узниками. Он устраивал так, что время от времени ему самому приходилось разносить еду по камерам. Собрав то, что рассказывал Уилл, и то, что сам он узнал из разговоров с арестантами, Ког смог составить мнение — на что годился каждый из этих людей.

Узники представляли собой пеструю смесь разных сословий, но преобладали политические заключенные. Среди них Ког выделял пятерых бывших дворян, которые, подобно барону Виснею, знали двор Каспара и правительство герцогства Оласко. Этих людей Ког очень хотел бы доставить в Опардум. Они стали бы ценными союзниками, потому что их родственники и друзья все еще находились на свободе.

Остальные тринадцать арестантов были обычными убийцами, насильниками, ворами-рецидивистами, грабителями, которых отправили в Крепость Отчаяния по какой-то случайности или потому, что судья хотел причинить им больше страданий, чем могло бы доставить быстрое повешение. Этими преступниками Ког не дорожил, но на начальном этапе для осуществления плана ему нужны были сильные и безжалостные люди.

И Ког старался, чтобы все были живы и здоровы. Он придумывал поводы вывести заключенных из камер — то за медом, то затем, чтобы очистить пастбище от нападавших веток или заготовить дров перед наступлением зимы. У всех появились физические нагрузки и столь необходимые свежий воздух и солнечный свет. Он даже уговорил Зиргу позволить арестантам собраться во дворе для празднования летнего солнцестояния, дня Банаписа. Некоторые узники плакали от радости — они провели целый день на свежем воздухе и получили вкусную еду.

Никто из этих людей не будет готов к сражению, когда придет время, а кто-то умрет в дороге. Но Ког пообещал себе, что постарается сделать все, чтобы они прожили как можно дольше.

Однажды вечером, в конце лета, Уилл сидел вместе с Когом за маленьким столом в кухне.

— Я говорил сегодня с Доналдом, — сказал он.

— И как он?

— Кашель прекратился. Он благодарит тебя за чай, который ты для него сделал.

— Старый семейный рецепт, — отвечал Ког.

— Ког, ты же знаешь, эти люди готовы за тебя умереть.

Молодой Ястринс кивнул.

— Ты дал им надежду. Помолчав, Ког сказал:

— Я молю богов, чтобы это не обернулось жестокостью.

— И я тоже. — Уилл жевал мясо. Проглотив, он продолжал: — Помнишь, как мы познакомились?

Ког кивнул.

— Ты тогда сказал, что я слишком весел для человека, которому суждено оставаться тут всю жизнь. Помнишь?

Ког опять кивнул.

— Тогда мне нечего было терять. Теперь мне кажется, что я не так счастлив, если ты понимаешь, о чем я.

— Понимаю, — отвечал Ког. — Теперь тебе кажется, что у тебя есть что терять.

— Да, — согласился Уилл. — Мне кажется, есть.

— Надежду.

— Надежду, — подтвердил Уилл. — Так что позволь прямо к делу. Когда мы бежим?

Ког ответил не сразу.

— Весной. Не знаю, когда точно, но это будет на следующий день после того, как придет корабль.

— Мы захватим корабль?

— Нет, — ответил Ког. — Узники чувствуют себя гораздо лучше, чем раньше, но им не справиться с четырьмя стражниками Зирги и командой здоровых матросов с корабля. Но есть причина, по которой я хочу бежать после того, как придет корабль. Я расскажу тебе обо всем потом, когда придет время.

— А когда это будет? Ког усмехнулся.

— В тот день, когда весной придет корабль. Уилл вздохнул и решил, что подождет. В конце концов, он прождал уже двенадцать лет. Что такое еще полгода по сравнению с этим?

15 ПОБЕГ

КОГ СМОТРЕЛ В ОКНО. Корабль лежал в дрейфе, а Зирга с двумя стражниками — как всегда, это были Анатоль и Кайл — вышли посмотреть, не привезли ли нового узника.

Баркас подошел к причалу, и Ког увидел, что в середине лодки сидит арестант. Как и в тот день, когда привезли Кога, матросы быстро вытолкнули прибывшего из лодки на лестницу. Как и тогда, Зирга не стал читать сопроводительную бумагу, а сделал арестанту знак следовать за ним в крепость.

Ког ощутил, как поднялись волоски на шее и руках. Что-то знакомое было в облике вновь прибывшего, в его походке. Прежде чем человек приблизился к башне, Ког отошел и поманил за собой Уилла.

Вернувшись на кухню, в сопровождении торопливо шагавшего Уилла, Ког обнаружил там спящего Ройса — он сидел на стуле, положив голову на стол; рядом валялась пустая бутылка из-под бренди. Ког обнаружил, что в винном подвале, принадлежавшем давно забытому всеми дворянину — основателю крепости, сохранилось все содержимое; большая часть вина давно уже никуда не годилась, однако оставалось немало напитков, которые ничуть не испортились. Еще Ког обнаружил, что с Ройсом было очень легко справиться, если позволять ему напиваться разок-другой в неделю.

Ког оглянулся, а Уилл тихо спросил:

— Что случилось?

— Новый узник. Я его знаю, — шепотом отвечал Ког.

— Кто он? Ког задумался.

— Я ожидал повстречать этого человека только тогда, когда смогу проткнуть его своим мечом. Это Квентин Хавревулен, капитан особых поручений у герцога Каспара.

— То есть он был капитаном у герцога Каспара.

— Похоже на то. — И Ког опять задумался. — Не разговаривай с ним, когда первый раз принесешь ему еду. Просто посмотри, в каком он настроении. Мне надо знать — правда ли он в заключении или это очередной хитрый план Каспара.

— Зачем герцогу отправлять сюда своего офицера?

— Это я и хочу выяснить, — отвечал Ког, — но только тогда, когда буду готов.

— Мы уходим завтра?

Когу надо было принимать решение немедленно.

— Да, завтра, но никому не говори. Я твердо знаю, что мне надо, и не хочу, чтобы кто-нибудь мне помешал.

Уилл кивнул.

— Сделаю все, что скажешь.

— Тогда давай займемся ужином.

— Будем надеяться, последним на этом острове, — отвечал Уилл.

* * *

Ройс закончил ужин и зевнул.

— Пора на боковую.

Ког молча кивнул. Когда за стражником закрылась дверь, Ког взял свою миску и деревянную ложку, положил их в тарелку и отнес все к большой раковине в углу. Уилл последовал за ним со своей посудой. Отойдя подальше от двери Ройса, Ког спросил:

— Что скажешь про нового арестанта?

— Если он работает на Каспара, значит, он зарыл свои таланты в землю. Тогда ему надо было стать актером. Он не шпион, я готов жизнь поставить. Взгляд у него, какой и должен быть.

Ког понял, что хотел сказать Уилл. Вид у Хавревулена был потрясенный, в глазах застыло недоумение — ему казалось, что произошла чудовищная ошибка. И подделать этот взгляд было невозможно. Только закоренелые преступники глядели по-другому. После Кога привезли еще семерых человек, но четверо умерли, несмотря на все усилия им помочь. Трое просто не хотели жить и не сопротивлялись смерти, а у четвертого на ноге была глубокая рана, которая загноилась прежде, чем ее успели обработать.

Зиргу это нисколько не заботило, но для Кога с потерей каждого человека уменьшались шансы выжить. Однако с тех пор, как он придумал свой план, к его группе прибавилось еще три человека, а те, которые умерли, скорее всего, и не протянули бы дальше берега.

Сейчас Ког решал, что делать с Хавревуленом. Ему очень бы хотелось увидеть этого человека мертвым, и ничто не могло бы доставить большего удовольствия, чем бросить Квинта здесь, с Зиргой и стражниками, но он опасался, что бывший капитан сможет как-нибудь обратить побег заключенных себе на пользу и снова войти в фавор у герцога Каспара.

Даже самая малая вероятность того, что Хавревулен может остаться в живых, вынуждала Кога выбрать одно из двух: убить Квинта до того, как они сбегут с острова, или взять его с собой. Без разговора с новым узником было не обойтись.

Ког дождался, когда Зирга и стражники уснут, и разбудил Уилла.

— По одному человеку отводи всех в оружейную. Вели им сидеть тихо, пока я не приду.

— Куда ты?

— Поговорю с нашим новичком.

Уилл и Ког расстались на первой площадке лестницы — Уилл отправился наверх, а Ког свернул к камере Квинта. Кухонный нож, прихваченный с кухни, он спрятал под курткой и прежде, чем отодвинуть засов на двери камеры бывшего капитана, проверил, сможет ли быстро достать свое оружие.

Молодой человек вошел, разбудив Квинта.

— Кто это?

Ког стоял в темноте, и его лица было не видно.

— Ког Ястринс, — тихо ответил он.

Квинт повернулся и сел на своем соломенном матрасе, прислонившись спиной к стене.

— Как ты меня нашел?

— Порядки тут не очень строгие, и можно добиться некоторых привилегий, если знать как.

— Вот как, — равнодушно произнес Квинт.

— Что случилось? — спросил Ког.

Квинт не то застонал, не то горько усмехнулся.

— Неудача. Ты же знаешь, каков бывает Каспар, когда вдруг у кого-то что-то не получается.

Ког опустился на колени, но руку по-прежнему держал на рукоятке ножа.

— Расскажи.

— Зачем?

— Потому что мне интересно, а потом, может быть, я смогу помочь.

— Помочь? Как же?

— Я работаю поваром. Если ничего другого не получится, я хотя бы обеспечу тебя едой.

Выражение лица Квинта трудно было разобрать в темноте, но Ког понял — его собеседник раздумывает.

— Да что я теряю? — сказал он наконец. — Я отсюда никуда не денусь. Ну ладно, слушай. Каспар — человек нетерпеливый. После того как у тебя не получилось убить герцога Родоски, он отправил на задание меня, а я его провалил. Каспара не интересовало, почему я не справился, и вот я здесь.

Ког немного помолчал, словнозадумавшись, и сказал наконец:

— Квинт, ты же был его старшим офицером, его капитаном особых поручений. Ты командовал всей его армией. Задание должно быть серьезным.

— Да. Вместе с отрядом солдат, переодетых бандитами, я выехал в горы Аранора. Разведка донесла, что принц Аранорский с семьей едут в свой замок на озере Шенан, чтобы провести весну в горах. Мы должны были напасть на лагерь, перебить стражников и убить всю семью.

— Зачем? — спросил Ког. — Ведь Филипп и так ел у герцога с руки, а тот держал его на коротком поводке. От него не могло исходить никакой угрозы. Зачем убивать его?

Квинт пожал плечами — в темноте этого было почти не видно.

— Не знаю. Каспар, сколько я у него служу, всегда был подозрителен, но в последнее время… это уже близко к безумию. Он все больше времени проводит с этим колдуном и… не знаю. Откуда-то аранорцы знали, что мы собираемся напасть, или просто решили в последнюю минуту увеличить количество охраны, в общем, принц Филипп был убит, но принцесса Алина спаслась, ей удалось бежать в Опаст, а потом в Королевство Островов. Теперь она с сыновьями в Рилланоне, а Королевство и Ролдем грозят Каспару войной.

Ког довольно долго молчал и наконец предположил:

— Наверное, среди приближенных Каспара есть предатель, если они узнали, что за нападением стояли его люди.

— Я тоже так думаю. После того как твой слуга Амафи тебя предал, он возвысился очень быстро. Каспар все время дает ему разные поручения. Сначала я думал, что он — всего лишь хороший исполнитель, но он не так-то прост.

— Совсем не прост. Он — опытный наемный убийца.

— План Каспара был таков: сначала оказаться поближе к трону Ролдема в линии наследования, потом устроить несчастный случай, который одним махом унес бы жизнь короля Кэрола и его семьи — например, они отправятся куда-нибудь на корабле, а корабль потонет. Но начиная с твоего провала с герцогом Родоски все пошло не так, как он задумывал.

Ког рассмеялся.

— Так это же сам Каспар и устроил, разве ты не знал?

— Нет, — тихо ответил Квинт. — И не догадывался.

Ког рассказал, как пожертвовал им герцог для того, чтобы Прохаска смог устроить настоящее убийство. Когда он закончил, Хавревулен некоторое время молчал, потом как будто с трудом произнес:

— Нам сказали, что тебя арестовали, а ты выдал Прохаску, и поэтому Каспар послал тебя сюда, — и совсем тихо прибавил: — Прохаска был моим другом, я готов был задушить тебя собственными руками, когда узнал, что ты предал его. — Он покачал головой в темноте. — Узнать, что это Каспар…

— Может, и нет. В этой игре есть еще какой-то участник.

— Теперь это ясно. В последние два года по просьбе Каспара я составил несколько планов, чтобы предупредить всякие неожиданности. Всякий раз, ознакомившись с ними, он отказывался от них и принимал другие, которые иначе как странными и не назовешь.

Ког задумался. Ему не хотелось дарить Квинту лишнюю минуту жизни, но сейчас он понимал, что тот может стать его союзником, хотя бы на какое-то время. Бывший капитан только что очутился здесь и еще был полон сил, Ког знал его как хорошего фехтовальщика, опытного офицера, чрезвычайно хладнокровного бойца. Во время побега такой человек будет незаменим. Если ему можно доверять. Ког решил разузнать побольше.

— Мне кажется, здесь не обошлось без Лесо Варена.

— Может быть. Каспар стал всецело от него зависеть и все больше времени проводит в той скотобойне, которую Варен называет домом. — Помолчав, Квинт продолжал: — Когвин, я солдат. Я не говорю, что я… философ. Я — очень хороший солдат, потому и поднялся так высоко, но все это… я никогда такого не видел… я даже и представить не мог. Я понимаю, мы никогда не были… друзьями с тобой. Как только ты появился, я почувствовал какое-то напряжение между нами. Я даже задумался: была ли случайной смерть Кампанила на турнире, или ты хотел, чтобы он погиб? И мне никогда не нравилось, как на тебя смотрит Наталья. Я вот что хочу сказать — если уж судьба свела нас здесь, не вижу, зачем нам враждовать. В конце концов, нам придется провести здесь немало времени, и ни тебе, ни мне лишние враги не нужны.

— Не так уж и много времени, — сказал Ког, вставая.

— Что ты имеешь в виду? — удивился Квинт.

— Идем, — ответил Ког, открывая дверь. Квинт последовал за ним, и двое мужчин тихо прошагали по коридорам крепости, мимо комнаты стражников, где Кайл, вместо того чтобы стоять на посту, крепко спал. Когда они спустились на нижний этаж, Ког сказал:

— Зирга уверен, что с острова мы никуда не денемся.

— Ты хочешь убежать?

— Прямо сейчас.

В оружейной Ког нашел почти всех узников — не хватало только троих, а через мгновение пришли Уилл, Мастерсон и еще один, по имени Дженкинс. У них с собой был единственный фонарь. Ког заговорил шепотом:

— Надеюсь, никто нас не слышит, но лучше не расслабляться.

— Что будем делать? — спросил кто-то.

— Мы бежим. Я расскажу вам мой план. Никаких обсуждений. Если вы идете со мной, то должны подчиняться приказам беспрекословно. Если не хотите — оставайтесь тут с Зиргой. Понятно?

Каждый кивнул или пробормотал, что понял и согласен.

— Наденьте побольше одежды — но так, чтобы вам было в ней удобно идти. Вы промокнете и замерзнете очень скоро. — Ког прибавил огня в фонаре, и комната осветилась. Он указал на большую кучу одежды в углу.

Узники сбросили свои грязные лохмотья и натянули по две-три пары штанов и по нескольку рубах.

— Вот тут, в ящиках, — башмаки. Подберите себе по размеру.

Менее чем через десять минут все обулись в крепкие башмаки.

— Оружие. — Ког указал на подставки у стены. Все политические заключенные, и среди них капитан Квинт, выбрали мечи. Остальные взяли кортики, а также короткие кривые сабли. Мастерсон, убийца, вооружился большим топором, и Ког подумал, что таким оружием этот силач может разрубить человека пополам.

Уилл нашел пару наплечных ремней с петлями для метательных кинжалов, потом собрал не то шесть, не то семь подходящих клинков. Ког выбрал рапиру и перевязь с ножнами, которые можно было укрепить на правом бедре.

— Жаль, что я нечасто практиковался левой рукой, — сказал он Квинту.

Капитан усмехнулся.

— Мы одеты и вооружены, но как мы выберемся отсюда?

Ког сделал знак рукой, чтобы все следовали за ним, и они отправились в кладовку. Там лежала куча свертков.

— Возьмите себе по свертку, — шепотом сказал Ког, после чего повел людей обратно в кухню. — Разверните, — велел он.

В каждом свертке обнаружились кремень, огниво, шпагат и всякие другие полезные мелочи, а также вяленое мясо и сухари. Из бочонка с яблоками Ког выдал каждому по две штуки и велел Уиллу принести меха для воды. Сам он в это время прошелся по кладовкам и раздал своим сотоварищам те продукты, которые можно было взять с собой.

— Чего мы крадемся? — недоумевал Мастер-сон. — Давайте убьем Зиргу и остальных.

— С риском быть ранеными? Ты хочешь, чтобы тебя здесь бросили со сломанной рукой среди четырех трупов?

Никто не ответил.

— Из всех людей здесь только Квинт совершенно здоров. Нам понадобится каждый человек, если мы хотим выжить.

— Не взять ли нам побольше еды? — спросил барон Висней.

— Куда мы пойдем? — подхватил еще кто-то.

— Тихо! — оборвал их Ког. Когда все перестали разговаривать, он со всей возможной жесткостью сказал: — Выполняйте приказы или возвращайтесь в свои камеры. Никаких вопросов.

Никто не произнес больше ни слова, и Ког жестом велел одному из арестантов помочь Уиллу раздать мехи.

— Воды нальем из колодца во дворе.

Они вышли, и, как только мехи были наполнены водой, Ког повел свою группу к северному берегу. Там они спустились по крутой тропинке и оказались на узкой полоске песка у воды. Ког велел всем держаться поближе друг к другу, чтобы не потеряться в темноте. Ни одна из трех лун не светила, и Ког не сразу нашел ту маленькую пещеру, которую обнаружил на берегу два года назад.

— Отодвиньте камни, — велел он.

Несколько человек сдвинули булыжники, которые удерживали на месте кучу принесенных морем деревянных обломков; открылся вход в пещеру. Она была невысокой и неглубокой — двоим людям, отправившимся в нее, пришлось встать на колени. Внутри они нашли длинные шесты и короткие бревна, а также мотки веревок, бочонок с гвоздями и молоток.

— Что теперь? — спросил Хавревулен.

— Строим плот, — ответил Ког. — Времени у нас меньше четырех часов.

Он взялся руководить, а арестанты начали собирать вместе бревна, которые он с таким трудом в свое время выпилил и приволок на берег. Он получал ссадины, ронял бревна себе на ноги, терял тропинку, набивал синяки, растягивал мышцы и получал занозы, но за прошедшие два года ему удалось свалить восемь деревьев, окорить их и притащить на берег. С шестами было проще он нашел их в заброшенном складе у внешней стены. Дерево было старое, но еще надежное. Шесты он перетаскал в пещеру за неделю.

Несколько человек привязали шесты поверх бревен — получился каркас. Ког установил мачту, которую закрепили в центре при помощи четырех досок и крепко прибили к двум центральным бревнам. Парус, сделанный из простыней, сложенных и сшитых в виде треугольника, подвесили на мачту. Его можно было расправить, потянув за нижний край и привязав к шесту.

— Этот плот не выдержит всех нас и вещи в придачу, — засомневался один из арестантов.

— Он и не предназначен для этого, — ответил Ког и повернулся к Уиллу: — Вон там есть еще одна куча принесенных водой обломков. — Он указал куда-то в темноту. — Возьми людей, пусть оттащат их в сторону.

Уилл и с ним еще несколько человек вернулись с большими тюками промасленного холста.

— Сложите все ваши вещи и оружие на холст, — велел Ког, — завяжите покрепче и привяжите к плоту. — Когда все было готово, он продолжал: — Вот какой у меня план. У нас есть от полутора до трех месяцев до тех пор, пока придет следующий корабль — только тогда Зирга сможет сообщить герцогу о том, что мы бежали. Если корабль идет прямо в Опардум — у нас будет еще две недели, чтобы оказаться как можно дальше отсюда. Течение здесь сильное; пусть оно сделает часть работы за нас и отнесет плот к северу, пока мы будем грести к берегу. Многие из вас слишком слабы, чтобы проплыть несколько сотен ярдов, но вы можете просто держаться за плот, а остальные будут плыть и толкать его. Ветер нам тоже поможет. Будем толкать плот по очереди. Если кто-то устанет, может немного отдохнуть на бревнах. Думаю, нам понадобится несколько часов, чтобы добраться до берега и отойти хоть немного от острова. Мы должны выйти на берег в пяти-шести милях отсюда.

— А куда мы пойдем? — спросил Мастерсон.

— Сначала в Калеш-Кар. Ког огляделся. — В Бэрдокской Скобе мы станем отрядом наемников. Когда мы туда доберемся, я расскажу вам, что делать дальше. Пока больше ничего не скажу: не все из вас доберутся. Кто-то погибнет в пути, но и в тюрьме вы бы все равно умерли, а так умрете свободными. Тем же, кто доберется до Калеш-Кара, я скажу вот что: если вы захотите дальше действовать сами, я не стану вас удерживать. Но если останетесь со мной и боги будут к нам благосклонны, придет время, и мы с вами будем стоять на стенах Опардума, а голова Каспара будет торчать на пике!

Люди повеселели, и Ког распорядился:

— А теперь тащите весла.

Четверо беглецов принесли грубо обработанные куски дерева, в которых едва можно было угадать нечто похожее на весла: Ког смастерил их самолично, остругав кухонным ножом.

— Не бог весть что, — вздохнул он, — но это все, что у нас имеется. Ну, давайте спустим плот на воду.

Люди подняли плот и быстро стащили его к воде. В новолуние прибой был невысок — волны разбивались на высоте груди. Ког и Уилл, промокнувшие до нитки, встали у мачты. Ког распорядился:

— По бокам сядет по четыре человека — они будут грести по очереди. Остальные уцепятся за плот сзади и будут плыть, толкая его. До восхода солнца осталось меньше часа. Зирга и стражники встанут через час после рассвета, и мне хочется, чтобы мы к этому времени были уже далеко — чтобы они не смогли увидеть нас с верха башни.

Он выбрал четверых самых сильных, включая Мастерсона и Квинта, и усадил их на весла. Остальные уцепились за плот сзади.

Течение несло их на север, а гребцы и пловцы старались забирать немного ближе к берегу. Гребцы, не считая Квинта и Мастерсона, быстро выдыхались, и Ког заставлял людей в своей команде меняться местами — те, кто плыл, вылезали грести, а те, кто только что греб, отдыхали на импровизированной палубе, накрытой холстом. Ког надеялся, что смена видов работы поможет большему числу беглецов добраться до берега.

Продвигались они мучительно медленно, но когда наконец над горизонтом поднялось солнце, крепость казалась далекой точкой на юго-востоке. Ког видел лучше, чем большинство людей, и потому был уверен, что из крепости никто их увидеть уже не сможет.

По крайней мере, он очень на это надеялся.

Зирга зевнул, выходя из своих покоев, и почесал спину. Он увидел, что в дверях караулки стоит Кайл, и тотчас же понял — что-то случилось.

— Что такое? Ночью кто-нибудь умер? Кайл покачал головой:

— Нет. Арестанты.

— Что с ними?

— Их нет.

— Что значит «их нет»?

— В камерах никого не осталось.

— Быть такого не может. — Зирга побежал сам проверять камеры, не веря стражнику. Через некоторое время он вернулся. — Поиграть вздумали! Проверить все помещения! — закричал он, а через несколько минут появились Анатоль, Бенсон и Ройс — такие же встревоженные.

Зирга велел им обыскать всю крепость, и, когда они вернулись с докладом, что никого не обнаружили, он заорал:

— Тогда обыщите остров!

Они разбежались, а Зирга поднялся на крышу башни. Он прищурился, глядя на восходящее солнце. Осматривая море во всех направлениях, он как будто заметил мелькнувшую на северо-западе полоску, но через миг там уже ничего не было — только вода и небо. Зирга медленно спустился с крыши и отправился в кухню.

Как он и подозревал, арсенал и кладовки оказались разграблены. Он сел за небольшой стол, за которым обычно ели Ког и Уилл. Через час вернулись стражники с одинаковыми сообщениями: нигде нет никаких следов арестантов.

— Кто осматривал северный берег? — спросил Зирга.

— Я, сэр, — ответил толстяк Бенсон.

— Что там? Песок, сэр.

Зирга покачал головой.

— Идиот! А какие-нибудь следы на песке ты видел — вроде как от лодки, которую волокли к воде?

— Нет, такое можно было бы заметить, но… я не смотрел.

Зирга в изумлении покачал головой.

— Ну, я же людей искал. Хотите, чтобы я пошел, посмотрел следы?

— Не надо, — отвечал Зирга. — На острове никого, кроме нас, нет.

— Что будем делать? — спросил Анатоль. Зирга глубоко вдохнул и с шумом выдохнул.

— Приготовь нам что-нибудь поесть, — сказал он Ройсу и повернулся к остальным: — Будем ждать.

— Ждать? Чего ждать? — изумился Кайл.

— Когда придет какой-нибудь корабль и увезет нас.

— И куда? — спросил Ройс, заглядывая в кладовку.

— Куда-нибудь подальше от Опардума, — отвечал Зирга. — Когда герцог узнает, что мы позволили семнадцати узникам бежать с острова, он пришлет нового коменданта и четверых новых стражников, а мы впятером станем первыми новыми узниками в этой крепости.

— Мне бы не хотелось, — глубокомысленно заметил Анатоль.

Зирга покачал головой и закрыл глаза рукой.

— Принеси-ка мне бренди.

Анатоль исполнил его просьбу, и Зирга, привалившись к спинке стула, оглядел кухню.

— У меня отложено немного золота, так что, может, подыщу себе какое-нибудь занятие в графстве Конар. У меня в деревне недалеко от границы с Салматером живет родственник. Может, у него найдется для меня работенка. Где бы я ни осел, ребятки, это будет очень далеко отсюда. — Он горестно вздохнул. — Но еды, которую готовил узник Ястринс, мне будет очень не хватать.

Остальные трое согласно кивнули, а Ройс, нахмурившись, принялся за стряпню.

К полудню Ког понял, что они оказались даже дальше к северу, чем он предполагал, и что к берегу двигаться очень трудно. Как бы сильно они ни гребли, к земле приблизиться не удавалось. Вдали едва виднелись буруны — то есть от берега их отделяло примерно две мили, и за последний час это расстояние не сократилось.

Ког посмотрел на тех, кто плыл за плотом, и заметил, что некоторые из них страдают от холода. Он приказал гребцам поменяться местами и сам вместе с Уиллом залез в воду. Тем, кто выглядел хуже всех, он велел забраться на плот; отдохнувшие гребцы тем временем заняли свои места. Поднявшийся ветерок помогал людям обсохнуть, но, к досаде Кога, он дул на северо-восток, и их незатейливый парус помочь им не мог.

Ког увидел, что двое из тех, кто вылезал из воды, были совсем плохи. Они стучали зубами и едва могли держаться за бревна, не в силах забраться на плот. Он велел им сесть верхом на бревно, свесить ноги в воду и лечь так, чтобы голова лежала на бревнах. Он знал, что, как только их рубахи высохнут, они быстро согреются под лучами солнца.

Он, как мог, наблюдал из воды за их продвижением, но через десять минут ему показалось, что, несмотря на все усилия, плот оказался едва ли не дальше от берега, чем раньше.

— Плывите, — сказал Ког сотоварищам и сам, ухватившись здоровой рукой за торчащий шест, изо всех сил принялся бить в воде ногами.

Остальные последовали его примеру, а гребцы удвоили усилия. Через несколько минут он прокричал:

— Ну как, движемся?

— Да, — ответил один из тех, кто сидел перед мачтой, — так держать!

Они плыли, изо всех сил толкая плот перед собой, но все, за исключением капитана Квинта, уставали довольно быстро.

— Кто чувствует, что готов снова полезть в воду? — крикнул Ког.

Четверо из тех, кто час назад вылез из воды, показали, что готовы сменить уставших пловцов. Когда пришла очередь Кога вылезти на плот отдохнуть, он едва мог без посторонней помощи взобраться на бревна. Он тяжело дышал, и ему потребовалось время, чтобы восстановить нормальное дыхание, а потом он двинулся вперед, балансируя на бревне, пока не встал, держась за мачту.

И увидел, что земля стала ближе.

— Еще час! — закричал он, чтобы ободрить своих спутников. — Еще час, и мы будем у линии прибоя!

Это воодушевило тех, кто плыл, и они удвоили усилия. Ког огляделся и решил, что ему повезло. Он думал, что по дороге к берегу потеряет четверых, а то и пятерых, но сейчас появилась уверенность, что доберутся все.

И тут он увидел, как к плоту приближается акулий плавник.

16 ВЫЖИВШИЕ

КОГ НЕ МОГ ОТВЕСТИ ВЗГЛЯДА. В немом ужасе он наблюдал, как акулий плавник приближается к человеку у дальнего края плота. Ког не успел крикнуть, а бедняга уже скрылся под водой, словно его схватила и утащила огромная рука.

Через миг он снова показался на поверхности, не вполне понимая, что произошло. Он начал хватать ртом воздух, пытаясь кричать, но из горла вырвался лишь полный ужаса хрип.

— Акулы! — закричал один из гребцов, указывая вправо от плота, где из воды появлялись новые плавники. Ког насчитал три с левой стороны, и еще два присоединились к той акуле, что напала на пловца позади плота.

Люди закричали и стали карабкаться на плот. Ког крикнул в ответ:

— Не лезьте все сразу! Мы перевернемся! Беглецы, которые находились в воде, были близки к панике, и он закричал:

— Плывите! Плывите изо всех сил!

Вода вскипела — люди забарахтались, пытаясь толкать плот к берегу как можно быстрее. Ког встретился глазами с человеком, на которого напала акула, — несчастный шевелил губами, но с них не срывалось ни звука. Потом глаза его закатились под лоб, и он ушел под воду. Вскоре тело всплыло на поверхность; ног у него не было.

И тут же тупой нос акулы, поднявшись из глубины, толкнул тело, зубы ухватили его и утянули под воду.

— Плывите! — орал Ког.

Люди, сидевшие между гребцами, опустили в воду ладони, и гребли, словно так можно было помочь плоту быстрее добраться до безопасного берега. Ког оглядывал море в поисках новых плавников и заметил один — справа. Он закричал:

— Акула! — И велел гребцу, сидящему ближе всего: — Дай ей веслом!

Тот увидел, что акула направляется прямо к нему, и инстинктивно попытался встать. Закричав от испуга, он потерял равновесие и упал — прямо перед акулой.

— Вылезай! — закричал Ког.

Позади первой акулы появилась вторая, и человек вдруг исчез под водой, через миг снова всплыл, пытаясь кричать, но, захлебываясь, только пускал пузыри, а вода вокруг него вскипела белой пеной и кровью.

Ког прыгнул в воду, здоровой рукой схватил весло, тут же развернулся и поплыл к плоту. Он задерживал дыхание, пока не почувствовал, как его втаскивают на бревна.

— Ты с ума сошел! — сердито закричал барон Висней.

— Нам же нужно весло, — отвечал Ког, отплевываясь.

Он отдал весло барону, который тут же занял место упавшего в воду товарища.

— Если они будут близко, — сказал Ког гребцам, — бейте их веслами. — А тем, кто изо всех сил плыл, толкая плот, он крикнул: — Если они подберутся к вам, пинайте их, бейте, выдавливайте им глаза — чтобы они от вас отстали!

Глянув в сторону берега, Ког понял, что они подошли еще ближе, но все-таки расстояние еще оставалось немалое. Беспомощно схватившись за мачту, он смотрел на плавающих вокруг плота огромных хищниц. Две или три из них, привлеченные запахом крови, кинулись в ту сторону, где две акулы затянули под воду гребца.

Внезапно под воду ушел еще один пловец, а те, кто плыл по бокам от него, закричали, и один из них попытался взобраться на плот. Капитан Хавревулен столкнул его обратно с криком:

— Греби, греби! — И сам прыгнул в воду, заняв место только что погибшего.

— Три человека, Ког, — прошептал Уилл. Вдруг беглец, сидевший на плоту слева впереди, прыгнул в воду и поплыл к берегу. Ког видел в своей жизни хороших пловцов и быстро понял, что этот человек почти не умеет плавать. Он беспорядочно молотил по воде руками, попусту расходуя силы — вперед продвигался медленно, а силы терял быстро.

— Хоть бы башмаки снял, — с горечью сказал Ког Уиллу.

К нему не подплывали акулы — кажется, пока они насытились теми, кого уже съели, но на полпути между плотом и линией прибоя голова одинокого пловца скрылась под водой и больше не показывалась.

Ког еще раз посмотрел в сторону берега и понял, что до прибрежных бурунов осталось совсем немного. Плот закачало на волнах, которые у берега были выше.

— Поднажать! — закричал он. — Мы почти доплыли!

Тут плот дернулся, словно налетел на камень, и справа в воду свалились двое. Снизу последовал еще один удар, и Ког крикнул:

— Под нами акула!

Оба упавших отчаянно пытались забраться на плот, но один на глазах у Кога ушел под воду. Второй вскарабкался на бревна, потеряв весло, а первый так больше и не вынырнул, но вода вокруг потемнела от крови.

— Все в воду! — закричал Ког.

Он прыгнул рядом с одним из пловцов, толкавших плот, схватился здоровой рукой и принялся бить в воде ногами.

Облегченный плот, который толкало теперь больше людей, набрал скорость. Через несколько минут прибой поднял его и понес к берегу.

— Держите темп! — приказал Ког. Мальчиком он хорошо плавал, но ему никогда не доводилось грести одной рукой. Он пытался выработать какой-нибудь ритм и изо всех сил работал ногами.

Неожиданно он задел что-то правой ногой, попробовал опустить левую и — вот он, донный песок. У берега волны были совсем маленькие, не выше двух-трех футов. Он побрел к берегу и оглянулся.

Его спутники плыли к нему, а некоторые уже вышли из воды.

Он увидел капитана Квинта и закричал ему:

— Держи плот!

Хавревулен обернулся, увидел, что плот качается неподалеку от него на волнах, и крикнул людям рядом с ним, чтобы помогли вытащить его на берег. Двое рядом с ним, не обращая внимания на капитана, стремились попасть на берег, но зато еще один человек повернулся, чтобы помочь, а вскоре присоединились и остальные, и плот вытянули на сухой песок.

Мужчины падали на берег и не могли сдержать слез. Изможденные, ослабевшие, пережившие ужас, они тем не менее были свободны.

Ког огляделся и стал считать.

Ужасная правда была такова: на берегу находилось всего одиннадцать человек. Один утонул, четверых съели акулы; значит, еще один человек либо утонул, либо тоже стал жертвой хищных рыб на пути к берегу.

Барон Висней, убийца Мастерсон, капитан Квинт, Ког и еще семь человек, мокрые, сидели на песке. И тут Ког вдруг понял: не было Уилла.

Он всматривался в прибрежные волны, вслушивался в гул прибоя и тяжелое дыхание измотанных спутников. Он так надеялся, что вот сейчас Уилл появится из воды и пойдет к ним, но вскоре был вынужден признать: Уилла не стало.

Ког глянул на небо: прошел примерно час после полудня. Побег с острова занял семь часов и обошелся им в шесть жизней, а впереди лежало еще несколько сотен миль, которые они должны преодолеть пешком. Единственное, что сейчас утешало Кога, — то, что он свободен, а погоня за ними начнется только через несколько недель, а то и месяцев. Он должен сосредоточиться на том, чтобы передвигаться в постоянном ритме, помочь своим людям выжить и добраться туда, где он смог бы начать выполнение своего плана.

Глянув еще раз на море, Ког повернулся и сказал:

— Забираем оружие и провизию с плота; надо найти место для лагеря и развести огонь.

Бывшие узники медленно поднялись на ноги, выполняя приказ командира.

Дженкинс лежал, не двигаясь, с застывшей маской боли на лице, а Ког полоснул ножом его ногу. Змея, которую он только что убил, валялась в нескольких шагах от них; Ког отсек ей голову, но тело еще извивалось.

— Он умирает? — спросил Квинт.

— Нет, но скоро пожалеет, что сразу не умер. Ког сделал надрез над следами змеиных зубов и высосал, сколько мог, кровь с ядом. Квинт огляделся. Прошагав по лощинам, тянущимся вдоль гряды холмов параллельно берегу, они находились теперь в скалистой низине, в десяти милях от моря. Оборванные, усталые люди стояли и смотрели, как Ког обрабатывает ногу Дженкинса.

Квинт посмотрел на небо, а потом на Дженкинса.

— Ну ладно, — решительно заявил он. — На сегодня переход закончен. Соберите дров, и разведем костер.

Ког ничего не сказал. Квинт, следуя своей привычке руководить, занял положение второго по старшинству, а Ког не стал возражать. Порядку он только радовался.

Ког посмотрел на людей, оборудовавших лагерь, — они занимались делом, в котором поднаторели. Из воды на берег вышли одиннадцать человек, а теперь, три недели спустя, их осталось восемь. Рафелсон нашел свою смерть, взбираясь на совершенно безобидный холм — он поскользнулся и разбил голову о камень. Вильневски просто однажды утром нашли мертвым — он так и лежал, укрытый своим плащом. Джакобо умер, разорванный клыками вепря, на которого они охотились.

Оставшиеся были слабы и измождены, и Ког не знал, смогут ли они выдержать долгий поход. Он только приблизительно представлял, где они находятся, и понимал, что при такой скорости передвижения им понадобится еще месяц, чтобы добраться до реки, по которой проходила граница между Оласко и Бэрдокской Скобой. Он решил, что у Квинта и Мастерсона хорошие шансы дойти до конца, да и барон Висней оказался неожиданно вынослив. Дженкинс тоже мог бы дойти, если бы пережил ночь после укуса змеи, но тут Ког надеялся на невозможное. Здоровый человек мог выжить после змеиного укуса, но Дженкинса нельзя назвать здоровым. Они перебивались на подножном корму уже три недели, а дальше будет еще хуже. Сон на свежем воздухе тоже не очень помогал — хоть весна уже пришла, но здесь, на севере, по ночам было еще очень холодно.

Ког сделал знак Квинту подойти поближе и тихо сказал:

— Нам понадобится укрытие. Нужно найти такое место, где можно было бы отдохнуть неделю, а то и больше, где можно было бы охотиться и делать запасы. Людям необходимо немного окрепнуть.

Квинт кивнул, соглашаясь.

— До Бэрдокской Скобы нам идти не меньше месяца, — сказал он. — Если бы Дженкинс не наступил на змею, он бы все равно не смог дойти. — Он указал на троих мужчин, собиравших дрова, — они еле двигались. — Донска, Уислей да и Столинко не проживут и недели, если мы не отдохнем. — Он огляделся. — Только где?

— Может, удастся найти пещеру, — сказал Ког. — Ты займись костром, а я пойду на разведку. Вернусь до темноты.

Через два часа Ког вернулся с радостным известием — он действительно нашел пещеру в расселине.

— Мы здесь переночуем, чтобы не тревожить Дженкинса, а завтра переберемся туда.

После скудного ужина, состоявшего из собранных по дороге ягод и остатков вяленого кабаньего мяса, все устроились на ночь вокруг костра. Ког, в отличие от остальных, уснул не сразу. Он слышал, как прерывисто и неглубоко дышал Дженкинс.

Ког посмотрел на его лицо и увидел, как по лбу бежит пот.

Подошел Квинт и тихо спросил:

— Выкарабкается?

— Может быть, — ответил Ког. — Утром будет видно.

Квинт взял Кога за руку и отвел подальше от остальных, хотя все они спали и вряд ли кто-нибудь мог их услышать.

— Ты ничего не сказал о том, что мы будем делать, когда дойдем до границы.

— Там я надеюсь на твою помощь, Квинт. Ты лучше, чем я, знаешь военную систему Оласко. Может быть, тебе доводилось читать донесения или слышать о тех местах, где мы выйдем к границе; потом мы сделаем крюк и обойдем Калеш-Кар с севера, чтобы войти в город оттуда.

— Может быть, — отвечал Квинт. — Я слышал, что к югу от реки — болотистая местность, миль на сорок вглубь от берега — там не бывает патрулей. Но если мы перейдем границу и доберемся до города — что тогда?

— Передохнем, окрепнем и будем набирать будущих воинов.

— А я думал, ты говорил про набор армии ради красного словца.

— Нет, совершенно серьезно. Я планирую захватить цитадель Опардума вместе с Каспаром.

Квинт рассмеялся.

— Ты когда-нибудь видел отряд наемников? Я даже не спрашиваю, был ли ты сам в таком отряде.

Ког улыбнулся.

— Вообще-то да. Честно говоря, я даже был капитаном такого отряда.

— Неужели? — удивился Квинт. — Ты никогда не рассказывал об этом.

— Я решил, что Каспару бы такое не понравилось.

— Почему?

— Потому что это я — тот человек, который убил Ворона и уничтожил его отряд, сорвав нападение Каспара на земли Ородона.

Квинт долго молчал. Потом рассмеялся.

— Сначала я хотел задушить тебя, потому что Каспар был зол так, словно сел на дикобраза, но сейчас, подумав, хочу сказать — ты молодец. Я когда-то служил с Вороном. Он был ублюдок — каких еще поискать. Я — солдат, но воевать не люблю. Этот же человек обожал бойню. Я видел, как он убивал детей.

Ког помолчал и спросил:

— Почему же ты не остановил его?

— Мне пришлось бы его убить. А я там был военным советником — направлял Ворона к нужным целям, но не мог отдавать ему приказы, как действовать. Я видел, как он рубил мечом женщин, приказывал лучникам стрелять в стариков, видел, как лошадью он давил детей… — Квинт вздохнул, вспомнив тяжелые сцены. — Я видел, как он подстрелил мальчика, лет, наверное, тринадцати-четырнадцати. Бедный парнишка был весь в крови, он держал меч, который был слишком велик для его роста, но стоял, качаясь, и был уже едва живой. Я просто сказал Ворону, что, если мальчишка подойдет поближе, он может напасть, но вместо того, чтобы сбить его с ног или просто уехать, этот ублюдок выстрелил в него из арбалета. — Он опять помолчал и прибавил: — Я рад слышать, что ты убил его, Ког. Я даже начинаю думать, что этот твой безумный план может сработать. Но у меня один вопрос.

— Какой?

— Армиям нужны деньги. Последний раз, когда я проверял запасы, ничего подобного у нас с собой не было. Как же ты хочешь добыть золото?

— Приведи нас в Калеш-Кар, и я раздобуду золото, — уверенно заявил Ког.

— Постараюсь, — отвечал Квинт. А теперь почему бы тебе не поспать? Я встану в караул.

— Разбуди меня через два часа, — попросил Ког. Он нашел свой сверток, развернул его, лег и стал раздумывать над тем, что рассказал ему Квинт. Он не мог забыть тот день, потому что и был тем мальчиком, в которого стрелял из арбалета Ворон. Он хорошо помнил, как капитан повернулся к Ворону, а лейтенант Кампанил сидел в седле с другой стороны от него; губы Квинта шевелились — он предупреждал Ворона о том, что Ког может напасть. И очень хорошо запомнил, как Ворон небрежно поднял арбалет и пустил в него стрелу.

Ког повернулся на бок. Советник или нет, но Квинт был там, когда уничтожили всю деревню. Его неприязнь к Ворону ничего не меняет. Наступит время, и Квинт умрет от руки Кога.

Но прежде чем уснуть, Ког внезапно подумал: «А не Квинт ли спас Перышко Синекрылого Чирка?» И еще его вновь посетила надежда, что кто-то из сородичей мог выжить в тот страшный день.

Он проспал два часа, потом его разбудил Квинт, а еще через два часа он разбудил Виснея, а сам улегся спать снова. Утром он проснулся и, потянувшись, глянул через костер. Дженкинс был мертв.

* **

Пещера на неделю стала их домом, и беглецы постепенно набирались сил. Ког ставил силки и наловил достаточно кроликов, белок и даже поймал жирную индейку — так что они питались довольно хорошо. Он отыскал дикие ягоды и заросли растений, знакомых ему с детства, — их корневища были съедобны и питательны, если несколько часов медленно нагревать их в воде. Котла у него не было, но он придумал, как их можно приготовить: он обернул клубни листьями, сложил в яму, заполнил ее горячими камнями и пек клубни, поливая камни водой. Процесс был утомительный, эти простые действия нужно было повторять много раз, но отряду очень понравилась такая прибавка к рациону.

Ког чувствовал себя сильнее, чем тогда, когда бежал из крепости, и сейчас он думал над тем, что через несколько дней им надо будет продолжать путешествие.

Подошел Квинт с вопросом:

— Как ты думаешь, Каспар будет нас искать?

— Ты лучше знаешь его, чем я. Что ты сам об этом думаешь?

— Всякое может быть. — Старый воин после побега похудел, волосы его свалялись, борода повисла клочками. — Он может быть слишком занят каким-нибудь своим безумным планом, чтобы посылать за нами отряд, но у него всяко окажутся поблизости шпионы для слежки за нами.

— У него есть агенты в Калеш-Каре?

— Повсюду, — усмехнулся Квинт. — Некоторые работают непосредственно на него, как ты работал, а есть еще такие, кто знает, что за определенные сведения Каспар хорошо заплатит. В Бэрдоксе живет немало выходцев из Оласко; я видел кое-какие отчеты. Не знаю, кто их пишет, но у Каспара повсюду есть глаза и уши.

— Ну и что? За пределами Оласко он не сможет нас арестовать.

— Зато сможет убить, — заметил Квинт и вдруг рассмеялся. — Нынче меня радует только одно — я представляю, как он взбесился, узнав о нашем побеге. Он не сможет узнать, где мы, — и это будет выводить его из себя. Зная его, могу сказать — он решит, что мы сидим где-нибудь на постоялом дворе, пьем, едим, развлекаемся с женщинами и смеемся над ним. Такие мысли отравляют ему жизнь.

Ког не смеялся.

— Меня нисколько не радует, что я ему досадил. — Он вытянул культю правой руки. — Ему придется ответить за это, да и за многое другое. Ты, Квинт, можешь быть доволен, что ушел от него, — ты везде можешь найти себе службу, но я хочу видеть, как он умирает от моего меча. — Во взгляде Кога сквозил ледяной холод. — И только после того, как я все у него заберу. Сначала отниму у него власть, потом богатство и только потом убью его.

— Мечты мечтами, — вздернул брови Квинт, — но посмотри, где мы сейчас.

Ког оглядел скалистые холмы, кое-где поросшие деревьями и кустарником. Дул теплый ветерок, навевая мысли о лете, кругом пели птицы. Молодой человек посмотрел на Квинта.

— Ну, я же не говорил, что это будет прямо сегодня.

— И то верно, — рассмеялся Квинт.

Ког поднялся и сказал одному из товарищей:

— Думаю, еще пару дней поохотимся, а потом продолжим путь на север. На исходе следующего месяца я надеюсь спать в кровати.

Тот кивнул, а Ког повернулся к Квинту:

— Пойду проверю силки.

Квинт посмотрел вслед Когу, который шел в лес, вооруженный копьем, что вырезал сам из тонкого ствола, и ножом за поясом. Меч он оставил у костра — в лесу такое оружие не очень годилось. Бывший капитан покачал головой. Ког нисколько не походил на лучшего фехтовальщика. Не походил бы, даже будь у него обе руки. «Но и сам я, — подумал Квинт, — нисколько не похож на командующего армиями Оласко». Он решил, что надо спуститься к озеру, которое они миновали на пути сюда, и попробовать порыбачить.

По болотам брели пятеро оборванных людей. Зловонные лужи, покрытые зеленой слизью, были окружены топкой грязью.

Ког, Квинт, Мастерсон, Висней и еще один бывший дворянин, Столинко, — все, кто выжил после побега из Крепости Отчаяния, шли по щиколотку в воде. Было очень жарко, к тому же их донимала мошкара. Даже после отдыха в пещере Донска и Уислей быстро потеряли силы в тяжелом походе и умерли.

— Почему же от этой жуткой жары проклятое болото не высохнет? — задал риторический вопрос Мастерсон, тащивший на плече свою огромную алебарду.

Квинт издал звук, похожий на смех.

— Мы идем к подножию холмов, — ответил Ког. Он остановился, вытер пот со лба и продолжал: — Там, выше, часто идет дождь, а эта часть местности — как большая чаша, которая опорожняется медленнее, чем наполняется, и неважно, какая стоит погода. — Он указал вперед по ходу движения. — Но где-то там должен быть сток, и когда мы найдем ручей, вытекающий из этого болота, он приведет нас к реке.

Квинт кивнул.

— Если я правильно запомнил карты, через день-два мы выйдем к реке.

— А как переправимся? — спросил Висней.

— Там есть броды, — не слишком уверенно ответил Квинт. — Их мало, они плохо изучены, но в донесениях о них упоминается. Дойдя до реки, повернем вниз по течению. Скоро уже — день-два.

— Если только не столкнемся раньше с патрулем, — заметил Столинко, мрачный, неразговорчивый человек. Ког так и не знал, что такое сделал Столинко, что заставило Каспара заключить его в крепость, но на деле этот человек оказался крепким и надежным и без жалоб переносил все тяготы.

— Наши патрули так далеко от берега не заходят, — парировал Квинт. — Им тут нечего делать. — Он повел рукой. — Ну что тут охранять?

Провизия у них кончилась, а на пути ничего съедобного не попадалось, и они брели потихоньку вперед, надеясь, что скоро выберутся из болота. Ближе к вечеру Ког проговорил:

— Кажется, стало глубже.

Другие заметили, что вода уже доходит до колен.

И деревья стали тоньше, — сказал Мастерсон.

— Ты был здесь раньше? — поинтересовался Ког у Квинта.

— Не здесь. Я проверял гарнизон в Форпосте и выезжал с патрулем, но так далеко от берега мы не забирались.

— Подождите меня здесь, — велел Ког. Минут двадцать он обходил округу, а когда вернулся, заявил:

— Вода движется туда. — И показал на восток.

— И что это значит? — спросил Висней.

— Это значит, что там река, — отвечал Ког. И, не медля, направился в указанную им самим сторону.

Через час под ногами стало суше; к закату они обнаружили, что сухая почва поднимается вправо, а болото обрело ощутимое течение влево, питая широкую, явно движущуюся полосу воды.

— Давайте здесь заночуем, — предложил Ког, указывая на возвышенность, на которой, скорее всего, было сухо. — А завтра пойдем вдоль потока, посмотрим, куда он нас выведет.

Они не стали разводить огонь, да и есть было нечего, и на следующее утро, усталые и невеселые, продолжили свой путь. Как Ког и предсказывал, вода вливалась в ручей, который быстро бежал вниз по склону. Через два часа пути они подошли к пологому холму, за которым увидели реку.

Ког огляделся.

— Не вижу никаких признаков того, что эти места обитаемы.

— Мы слишком далеко на востоке, сюда патрули не заходят, — объяснил Квинт. — Это ничья земля. Сюда даже контрабандисты не забираются.

— Почему? — спросил Столинко.

— Никто не знает, — отвечал Квинт. — Слухи. Банды ужасных монстров или дикари, которые едят человеческое мясо… — Он увидел лица своих спутников и рассмеялся. — Да это байки. Есть люди, которые здесь живут, одни боги знают почему, но больше сюда никто не заходит, потому что земля здесь не имеет никакой ценности. — Он указал на реку. — На той стороне — Бэрдокская Скоба. Узкая береговая линия и тысячи квадратных миль земель, которые даже для разведения свиней не используешь. Там болота еще хуже, чем то, из которого мы только что вышли, соляные пустоши, сырые чащи, трясины, кто знает, что еще? Все, что есть в Бэрдоксе ценного, расположено в пределах пятидесяти миль от моря. Единственное исключение — город Кайлак, который защищает подступы к Аранору. Туда идет дорога из Калеш-Кара; еще есть дорога с Епископского мыса на север вдоль берега. Ну и наконец, дорога из Калеш-Кара в Пещеру Предателей и к Епископскому мысу. Вот и все — четыре города, три дороги и чуть ли не сотня предводителей бандитских шаек, которые называют себя графами и баронами. Сколько бы ни пытались построить что-нибудь на этой стороне реки, оттуда приходили бандиты и все забирали. Поэтому центр герцогства Оласко расположен дальше к югу отсюда.

— Значит, ты считаешь, что нам удастся переправиться через реку? — спросил Ког.

— Ну, переправа — самая простая наша задача. — Квинт оглядел своих спутников. — Будь нас семнадцать человек, может быть, на нас бы и не напали, но первая же банда головорезов или первый «дворянин», на которого мы набредем, — он пожал плечами, — сначала перережут нам горло, а потом только выяснят, что у нас с собой нет ничего ценного. Они обычно даже не извиняются.

— Ну, хватит болтовни, давайте переправляться, — сказал Мастерсон.

Ког кивнул.

— Идем.

Они пошли по берегу ручья и обнаружили, что река оказалась дальше, чем они думали. Только к полудню они вышли на берег к западу от того места, где ручей вливался в реку. Ког остановился.

— Посмотрите на цвет воды.

— А что такое? — спросил Мастерсон.

— Наверное, ручей выносит ил. Здесь мелко. Я попробую перейти.

Ког вошел в воду и обнаружил, что течение в реке очень сильное, но сама она неглубока. Он пересек реку примерно на одну треть, а вода поднялась только до середины бедра. Он постоял минутку, рассматривая течение и водовороты, и махнулрукой остальным.

Вода стала глубже, и вдруг дно под ногами оборвалось — самое глубокое место оказалось у противоположного берега напротив ручья. Ког поплыл. Он знал, что люди ослабели от недоедания и тяжелого пути, но решил, что если однорукий человек с мечом и копьем сможет переплыть, то смогут и они.

Через несколько минут после того, как он вышел на берег, появился Мастерсон, а за ним и остальные.

Квинт посмотрел по сторонам.

— Друзья мои, добро пожаловать в Бэрдокс.

— Наконец-то все позади, — пробормотал Висней.

— Не радуйся, — предупредил Квинт. — Трудности только начинаются.

— Что будем делать? — спросил Столинко. Ког, взглянув на Квинта, не слишком уверенно сказал:

— Думаю, пойдем на север, найдем дорогу и повернем на восток к Калеш-Кару.

— Хорошая идея, если не вспоминать о том, что этой дорогой пользуются все бандиты в округе. Думаю, надо найти ее, но идти к городу не по ней, а так, чтобы не попадаться на глаза другим здешним обитателям. Любой человек, который не носит цвета местного дворянина, — легкая добыча для убийц, грабителей или работорговцев. Здесь есть законы, но очень примитивные, и обычно побеждает тот, кто лучше вооружен.

— Похоже, местечко для меня, — сказал Мастерсон, покачивая своим топором.

— Ну, хотя бы один из нас доволен, — усмехнулся Столинко.

— Время дорого, — оборвал их Ког и начал карабкаться по северному берегу реки.

— Боги, я с ума сойду от таких ароматов, — сказал Мастерсон.

Ветерок доносил до них запах стряпни. Тихо, — прошептал Ког.

Они лежали ничком за гребнем небольшого холма и глядели на дорогу. Вечерело. Внизу раскинулся лагерь — похоже, невольничий караван. Примерно три десятка молодых мужчин и женщин сидели вдоль дороги, прикованные к одной цепи, концы которой крепились к фургонам. У каждого фургона стояли по три стражника.

— Как вы думаете, что в этих фургонах? — спросил Висней.

— Наверное, провизия, — прошептал Ког и повернулся к Квинту. — Откуда эти рабы?

— Кто знает? Если они едут с гор, рабы могли быть захвачены во время набега на Аранор. А то, может быть, это несчастные крестьяне, которых увел какой-нибудь местный «владыка» у другого такого же «владыки». По здешним правилам, если ты отъехал на день пути от замка своего правителя, становишься законной добычей любого. — Он указал на передний фургон. — Видишь знамя? Это герб графа Холмали, у которого довольно большая армия. И земли это его. Поэтому и стражников всего шесть, а не шестьдесят. Неподалеку от замка Холмали никто не осмелится напасть на караван.

— И что будем делать? — поинтересовался Столинко.

Ког посмотрел на четверых своих спутников. Они едва держались на ногах. По мнению Квинта, им оставался день-два пути до Калеш-Кара, но Ког сомневался, что они смогут пройти еще полдня, не имея никакой еды. Последний раз они ели три дня назад, да и то лишь ягоды. Последние припасы из тех, что они несли с собой, кончились пять дней назад.

— Подождем до темноты, — сказал Ког. — Потом подкрадемся и убьем стражников.

— Отлично! — воскликнул Мастерсон.

— Не знаю, смогу ли я сражаться, — уныло произнес Висней.

— Не беспокойтесь, — сказал Ког. — Я уберу часового, а если будет другой, его возьмет на себя Квинт. Если рабы не забеспокоятся, мы покончим со стражей прежде, чем они проснутся.

Он направился вниз по склону, сделав знак остальным следовать за ним. У подножия холма они укрылись в роще.

— Лучше посидим здесь — вдруг найдется какой-нибудь непоседа, которому захочется облегчиться за холмом?

Они стали дожидаться ночи.

Ког осторожно пробирался по склону холма. Стражник сидел, прислонившись спиной к колесу фургона, голова его свешивалась на грудь. Двое других храпели у костра. Рабы спали на земле, а на другом конце цепи, у второго фургона, сидел другой стражник. Двое его напарников, казалось, тоже спали.

Квинт следовал за Когом; его задачей было убрать того часового, который стоял дальше от них. Остальные трое выскочат из-за деревьев, если вдруг дела пойдут не совсем гладко.

Ког подошел к часовому, который внезапно проснулся, видимо, ощутив приближение постороннего. Ког полоснул его ножом по горлу, прежде чем тот успел крикнуть или вскинуть руки; кровь хлынула потоком между пальцами, а стражник тщетно пытался остановить кровотечение. Глаза его затуманились, и он повалился на землю.

Ког быстро убил двух спящих часовых.

Тот, на которого напал Квинт, умер, не издав ни звука, но проснулся один из спящих и закричал. Проснулись и рабы — они кричали и визжали, так как боялись, что любое событие принесет им только новые мучения.

Из зарослей выскочили Мастерсон и остальные, они быстро справились со стражниками; скоро из живых в лагере остались только рабы и люди Кога. Тогда беглецы, не сговариваясь, кинулись к костру, где заприметили еду.

Ког с жадностью поедал жареного цыпленка, когда увидел, что рабы дергают цепь, пытаясь оторвать ее от кольца, которым она крепилась к фургону.

— Перестаньте! — закричал Ког на опардумском диалекте ролдемского языка. — Если хотите жить, перестаньте!

Рабы замерли. Ког поспешно жевал и глотал, убежденный, что никогда не ел ничего вкуснее этого цыпленка. Потом он подошел посмотреть на рабов. Среди них было почти двадцать молодых женщин, все очень красивые. Мужчины тоже были молодые, здоровые, широкоплечие — для рабов они казались слишком хороши.

Подошел Квинт; он жевал хлеб, с которого капали масло и мед.

— Кто ты? — спросил он молодого человека, стоявшего рядом с Когом.

— Джесси.

— Из Аранора?

— Да. Из деревни Талабрия.

— Вы все из Аранора?

— Нет, — сказала одна из девушек. — Я из деревни возле Кайлака. Отец продал меня, чтобы заплатить налоги.

Квинт посмотрел на других рабов и ухмыльнулся.

— Вас всех везли в бордели — и женщин, и мужчин.

— Откуда ты знаешь? — спросил Ког.

— Посмотри на них. Отмой их, приодень, намажь маслом волосы, и богатые купцы из Кеша заплатят за них золотом по весу. — Он спросил у стоявшей неподалеку девушки: — Стражники к тебе приставали?

Она опустила глаза.

— Нет, сэр. Стражники нас не трогали.

— Ну вот, — с торжеством заявил Квинт. — Готов спорить, что большинство из этих девушек невинны, и любой стражник, подобравшийся к ним, сразу лишился бы головы. — Он крикнул: — Вы знаете, кто ваш хозяин?

— Никто не может быть моим хозяином, — отозвался один из молодых людей.

Квинт улыбнулся. Он подошел к юноше лет семнадцати-восемнадцати и хлопнул его по плечу.

— Молодец, парень, — и провел рукой по лицу и плечу раба. — Какой-нибудь кешианский виноторговец немало денег отдаст за то, чтобы такую красоту не испортили. Иначе из тебя бы выбили весь боевой дух.

— Нас захватили люди графа Холмали, — объяснила одна из девушек. — В городе он продаст нас работорговцу по имени Джаноски. Я слышала разговоры стражников.

Ког съел уже достаточно, чтобы заглушить голодные спазмы в желудке.

— Посмотрим, что там, в фургонах, — распорядился он.

Как он и ожидал, там оказались припасы для кормления рабов, включая клетку с живыми цыплятами.

Квинт заглянул во второй фургон.

— Нам повезло, — заявил он.

— Что такое?

— Граф Холмали и работорговец Джаноски везли их для продажи в Калеш-Кар. Еды здесь хватит и на сотню человек. Каждый из них при продаже принесет в три-четыре раза больше, чем слуга для дома или полевой работник. — Он потер подбородок. — Что ты предлагаешь с ними сделать?

Ког усмехнулся.

— Освободить. Я же говорил тебе — хочу набрать армию. — Остальным он крикнул: — Найдите ключи и снимите со всех кандалы.

Рабы начали возбужденно переговариваться. Завизжала какая-то девушка, и Ког увидел, что Мастерсон прижал ее в углу.

— Мастерсон! — закричал Ког. — Убери руки. Если она тебя не сделает евнухом, я ей помогу.

— Она же рабыня! И хорошенькая.

— Нет, — отрезал Ког. — Она свободная женщина.

И тут все рабы заговорили разом.

— Закрыть рты! — крикнул Ког. Гомон стих, и он продолжал: — Я — Ког Ястринс, капитан отряда наемников. — Он сорвал флаг графа Холмали и бросил его в огонь. — Я собираю армию, и вот какой у вас выбор. Вы можете уйти сейчас и попытать счастья по дороге домой. Вы знаете, как обстоят дела на дороге, и знаете, какие вас ждут опасности. Вы можете остаться с нами, тогда вы будете свободными солдатами, но подчиняться станете мне. Вы получите свою долю в любой добыче, а когда мы не сражаемся, я буду вам платить. — Он посмотрел на красивую девушку с большими черными глазами и волосами цвета воронова крыла, которая сделала шаг вперед. — Что касается женщин. В моей армии не будет маркитанток. И никаких шлюх. Все, кто пойдет со мной, будут сражаться. И женщины тоже. Если не умеете — научим. До рассвета у вас есть время подумать. Оставайтесь и подчиняйтесь мне или уходите и испытывайте судьбу.

Он повернулся и пошел к костру посмотреть, не осталось ли чего-нибудь съестного. Он нашел кусок твердого сыра и хлеб. Висней отыскал мех с вином, и Ког, сделав большой глоток, передал мех соратникам. С набитым ртом он проговорил:

— Поедим, и надо избавиться от трупов.

— Вот что. — Квинт сел рядом с ним.

— Что?

— Может, ты набрал и не лучших бойцов, но прах меня побери, если у тебя не самая очаровательная армия.

Ког рассмеялся.

17 НАЕМНИКИ

СТРАЖНИК ВЫТАРАЩИЛ ГЛАЗА. К воротам Калеш-Кара подходил отряд наемников, но такого странного сборища стражнику видеть еще не доводилось. Ког распределил оружие и доспехи шестерых убитых стражников между тридцатью освобожденными рабами. На ком-то был только шлем или нагрудный доспех и кинжал за поясом, у другого был только меч, но не было обмундирования, но каждый имел хотя бы один предмет, который делал его похожим на солдата. Каждое утро, прежде чем покинуть стоянку, Ког заставлял своих спутников учить бывших рабов основам рукопашного боя. Некоторые из них постигали это искусство очень медленно, но все же с каждым днем чувствовали себя все увереннее.

Сержант стражи внимательно смотрел, как мимо него в ворота въезжают два фургона и входит отряд из тридцати пяти наемников. Одеты они были во всякое рванье — на ногах у кого башмаки, у кого — сандалии, женщины были в длинных рубахах, а не в штанах и камзолах — что, в общем, никакого удивления у стражников не вызвало. Одно его поразило — многие из наемников были молоды и походили на тех, кого продают на невольничьем рынке для плотских утех. Совсем странным показался ему командир отряда — однорукий человек, который выглядел так, словно несколько месяцев не мылся.

Стражник задал Когу несколько несложных вопросов и махнул рукой, позволяя проехать. Ког остановил свой отряд на небольшой рыночной площади.

— Продайте все, что можно продать, — велел он Квинту. В фургонах была в основном еда, но также кое-какая кухонная утварь и небольшой ящик товаров, которые могли кому-то приглянуться. — Через день-два я раздобуду золото, но надо где-то переночевать. Найдите поблизости самую дешевую гостиницу — где этих ребятишек не изнасилуют, не перережут им горло и не продадут опять в рабство, и сообщите мне, где вы остановились.

— А ты где будешь? — спросил Квинт.

— В гостинице «Щипцы и наковальня».

— А мы почему не можем там остановиться?

— На то есть причины. Найдите что-нибудь поблизости и дайте мне знать. — Ког уже собрался уходить, но в последнюю минуту спохватился: — Да, и когда будете продавать фургоны и лошадей, возьми с собой Мастерсона — пусть стоит за твоей спиной. Это поможет.

Квинт рассмеялся и отправился выполнять поручение.

Ког несколько раз спрашивал дорогу и наконец нашел старую, выцветшую вывеску с изображением щипцов и наковальни.

В общем зале никого не было, и Ког хотя и удивился, но в то же время даже обрадовался: ему совсем не хотелось, чтобы сейчас за ним кто-нибудь наблюдал. Он подошел к стойке и обратился к появившейся через минуту молодой женщине:

— Мне надо передать письмо. Девушка, кажется, удивилась.

— Простите, сэр… Боюсь, не понимаю вас.

— Тогда позовите того, кто поймет, — тихо сказал он. — Мне надо передать письмо сквайру Густому Лесу.

Девушка кивнула и ушла. Через несколько минут она вернулась вместе с другой женщиной, немного постарше.

— Вы говорили о письме, сэр? — осведомилась вторая женщина.

— Мне надо передать письмо сквайру Густому Лесу.

Женщина повернулась к девушке:

— Я разберусь. Иди в кухню и жди меня там. Оставшись наедине с Когом, она тихо спросила:

— Письмо у вас с собой?

— Нет. Дайте мне, на чем писать, и я напишу, или просто передайте Магнусу, Накору или Роберту, чтобы они воспользовались своим искусством и как можно скорее оказались здесь, может быть, завтра, а еще лучше — сегодня вечером.

Женщина смотрела на Кога как будто с удивлением.

— Не знаю, о чем вы таком говорите, сэр. Ког рассмеялся.

— Ты очень хорошо знаешь, о чем я. Конечно, я сильно переменился — отощал, выгляжу как бродяга и воняет от меня, как от дохлого кота, к тому же я потерял руку, но ты немало ночей провела в моей постели, чтобы не узнать меня, Лила.

Ее глаза округлились:

— Коготь?

Ког почувствовал, как к глазам подступают слезы.

— Как я рад, что вижу тебя, подруга. Ну, пожалуйста, мне очень надо, чтобы ты отправила весточку на остров Колдуна как можно скорее, а потом, если не возражаешь, я бы выпил эля.

Она посмотрела на него уже с другим выражением и положила ладонь на его руку.

— Сейчас все сделаем.

Лила оставила его ненадолго и вскоре вернулась с большой кружкой пива. Он сразу отпил половину.

— Последний раз, когда я тебя видел, ты служила в Крондоре, в таверне «Адмирал Траск».

— Они нас время от времени меняют, — ответила Лила. — Не годится, чтобы люди слишком привыкали к одному и тому же лицу. Здесь меня зовут Марианной.

— А меня — Когом. В Опардуме я видел Алисандру.

— Мне лучше не знать об этом. Ког вздохнул.

— Понимаю. Чего не знаешь, не сможешь выдать.

Он допил пиво и вдруг почувствовал, как в кожу на затылке словно впились иголки. Магия.

Он обернулся и увидел на пороге задней комнаты знакомую фигуру — тощего человека с сумкой на плече.

Накор подошел к Когу:

— Слышал, ты во что-то вляпался, а? Что тебе сейчас нужно?

Ког улыбнулся.

— Золото, и побольше.

— Золото добудем. Что еще?

— Оружие, лошадей и все остальное, чтобы собрать армию.

— Это интересно. — Накор повернулся к Марианне. — Дай-ка мне пива и ему еще принеси. — Взмахом руки он пригласил Кога сесть за один из столов. — Продолжай.

— Одежду и провизию я могу купить здесь, но, если можешь, найди в Латагоре человека по имени Джон Крид и спроси, сможет ли он набрать для меня людей и привести их на юг.

— А что ты будешь делать с армией?

— Хочу захватить Опардум. Накор усмехнулся.

— Забавно. Другие тоже пробовали, но, может быть, у тебя и получится.

— Получится, если ты и твои друзья помогут мне.

— Что ты хочешь от нас, кроме золота, конечно?

— Мне нужен человек, который справился бы с Лесо Вареном.

Накор пожал плечами.

— Мне надо переговорить с остальными. Давай-ка поподробнее.

Ког рассказал Накору обо всем, что с ним случилось после последней встречи с Магнусом. Он описал убийство принцессы Светланы и провал покушения на герцога Родоски. Он поведал о предательстве Амафи и о том, что Каспар решил принести его в жертву.

Накор покачал головой.

— Одного я не понимаю.

— Чего?

— Каспар не дурак, однако то, о чем ты рассказываешь, похоже… на безумие. Он рассорился со всеми потенциальными союзниками и добился того, что никто из королевской семьи Ролдема и близко к нему не подойдет. Хотя никто не сможет ничего доказать, они это знают. Даже если он приедет с официальным визитом и они встанут вокруг с приклеенными улыбками… — Накор изобразил такую улыбку, — все равно будут следить за каждым его движением. Никто больше не станет ему доверять. Что же он затеял?

— Не представляю, — сказал Ког. — Я думал, он просто тщеславен.

— Он самонадеянный, — сказал Накор, — но не тщеславный. У него репутация человека опасного, и репутация заслуженная. — Он немного помолчал. — Мы думаем, что он занят одним — что бы это ни было, а он в это время делает совсем другое, в этом я не сомневаюсь. Если хочешь сплутовать в карты, ты привлекаешь внимание партнера к какому-то одному месту — пусть смотрит туда, где у тебя ничего нет, а ты тем временем в другом месте сделаешь все, что тебе надо.

— Да, это хорошее сравнение. Наверное, ты прав.

Накор усмехнулся.

— Каспар всячески дает нам понять, что пытается убить то одного, то другого человека — ему нужно отвлечь этим наше внимание. Но что же он хочет скрыть.

Ког покачал головой.

— У него везде агенты, Накор. Он заставляет их организовывать покушения. Каспар ведет себя так, словно ему все равно — начнется против него война или нет. Единственное место, в которое он никому не позволял заглядывать в замке, — это обиталище Лесо Варена.

Накор кивнул.

— Значит, туда и надо заглянуть, друг мой.

— Но для этого надо что-то сделать с самим колдуном. Я дважды был в его покоях, понял, что не могу просто войти туда, когда захочу, и завязать с хозяином светский разговор, не то что затеять поединок. Подозреваю, что прежде, чем я подойду к нему на расстояние клинка, он обратит меня в кучу дымящегося пепла или превратит в лягушку.

— Ты удивишься. Он — очень сильный маг, но иногда у таких людей обнаруживаются уязвимые места, и совершенно неожиданные. Надо будет поразмыслить об этом.

Ког понял, что Накор будет обсуждать это с Пагом, Мирандой и другими членами Конклава.

— Понимаю. Но мне кажется, Каспар участвует в каких-то темных ритуалах.

— Да, мы знаем об этом. Твое предыдущее сообщение очень нам пригодилось. Оно подтвердило многие наши подозрения. Лесо Варен — страшный человек, а нынче он занялся совсем уж черными делами. Паг расскажет тебе о нем, если ты доживешь до того момента, когда можно будет повидаться с ним. Им доводилось встречаться; Варен противостоит всему, за что выступают Паг и Конклав.

— Я снова работаю на вас?

— Ну, вообще-то ты все время работал. Но теперь — уж точно, раз мы тебе платим, друг мой.

Ког кивнул.

— Ясно, но я бы предпочел голову Каспара на копье.

Накор поднялся.

— Мне пора. Еще какие-нибудь пожелания? С вымученной улыбкой Ког протянул правую руку, показывая культю.

— Ты сможешь исправить? Накор покачал головой.

— Нет, — и улыбнулся. — Но я знаю того, кто может. — Уже у двери в кухню он добавил: — Завтра в это же время будь здесь. Я приду с золотом и кое-какими ответами на твои вопросы.

После ухода Накора Лила-Марианна еще раз наполнила пивом кружку Кога.

— Тебе неплохо было бы помыться, — она сморщила носик, — пару раз.

— У тебя есть какая-нибудь старая одежда? — спросил Ког.

— Может, найдется. Посиди-ка здесь — я скажу Майами, чтобы нагрела воды; в моей комнате ты сможешь помыться. — Она пошла в кухню. — Сиди здесь; когда все будет готово, она тебя позовет. Поешь чего-нибудь?

— Давай все, что у тебя есть.

Через несколько минут Марианна вернулась с тарелкой, где лежали фрукты, сыр и хлеб. К тому времени, как девушка пришла звать его мыться, он съел почти все.

Едва он уселся в ванну с горячей водой, открылась дверь и вошла Марианна. Она держала небольшой кувшинчик.

— Я подумала, что тебе это понравится.

Она налила немного жидкости из кувшинчика себе на ладонь и принялась втирать ее в спину Кога. Запахло сиренью.

В дверь постучали; вошла Майами и сообщила:

— Там какой-то человек, сэр. Он просил передать, что ваши люди остановились в «Зеленом колесе» .

— От тебя остались кожа да кости, — сказала Марианна, после того как девушка вышла. — Что с тобой случилось?

— Я просидел в тюрьме три с лишним года, там по приказу герцога Каспара мне отрубили правую руку, а потом я пару месяцев шел пешком сюда из Оласко. Вот и всё.

Она рассмеялась.

— А ты все такой же шутник, а?

— Шутник? — Он оглянулся на нее. — Не помню, чтобы у Кендрика мне доводилось много шутить.

— Ну, ты был очень забавный, — сказала женщина, которую он знал как Лилу. — Ты просто никого не старался рассмешить.

Он повернулся и, схватив ее, потянул к себе, в воду. Она взвизгнула и засмеялась, увидев, что он намочил ей платье.

— Коготь!

— Просто Ког, — ответил он и крепко поцеловал ее.

Она ответила на поцелуй, а потом немного оттолкнула Ястринса.

— Три года в тюрьме?

— Да.

— Ах ты, мой бедный, — заворковала она, распуская завязки на блузке.

У Кога ужасно чесалась правая рука. Через несколько дней после их первой встречи Накор, как и обещал, перенес Кога на какой-то остров, где жил некий жрец. Ког понял только, что они стояли в «Щипцах и наковальне», а в следующий миг оказались на берегу, и перед ними в ночной темноте вздымался древний храм. Накор заговорил с ожидавшим их стариком на языке, которого Ког никогда не слышал; жрец кивнул и стал осматривать руку Кога.

Ког все понял, хотя не разобрал ни слова. Престарелый жрец был чем-то обязан Накору, а тот подсластил сделку золотом. В комнате, где стены были завешаны шпалерами с вытканными на них колдовскими символами, Кога уложили на стол, окруженный свечами. Ког не знал, какому богу или богине поклоняются в этом храме, потому что нигде не было видно ни одного знакомого образа.

Жрец втер какое-то вещество в культю правой руки и прочитал несколько молитв, после чего дал Когу какой-то отвратительный на вкус напиток. А в следующий миг они снова оказались в таверне «Щипцы и наковальня».

Дни шли, а с рукой как будто ничего не происходило. Ког был занят, тренируя новобранцев и собирая армию. Полученное золото пошло на покупку заброшенной фермы в получасе езды от города — ее использовали как базу. Ког покупал лошадей, оружие, припасы и одежду.

Через неделю стало ясно, кто из освобожденных рабов станет хорошим солдатом, а кто никогда им не будет. Четыре девушки и двое парней получили другую работу — на ферме ее хватало, а оставшиеся двадцать четыре человека продолжали обучение.

Ког велел Мастерсону не приставать к девушкам, если только они сами на это не намекали, и каждую неделю на пару дней отправлял его в город — чтобы тот выпил и сходил в бордель. Поселившись на ферме, Ког завел такие порядки: он был главным, Квинт стал его заместителем, а барон Висней занимался разведкой. Через несколько дней Висней отправил письма своим людям в Опардуме. Он сказал Когу, что доверяет тем, кому написал, но письма составил так туманно, что если агенты Каспара и перехватят их, то ничего полезного не узнают. Придется подождать ответа, прежде чем начинать разведывательные действия в Опардуме. Столинко оказался отличным интендантом — он заботился об их обустройстве и экипировке и часто ездил в город за покупками.

Как-то утром Ког, стоя на крылечке фермерского дома, наблюдал, как Висней учит бывших рабов ездить верхом. Рассеянно он почесал культю и вдруг отдернул руку. Обрубок стал мягче.

Он вошел в дом, сел за стол, который они использовали для совещаний, и стал разматывать повязку. Взглянув на поврежденное место, он обнаружил, что там начинает слезать кожа, а на конце обрубка появились бугорки. Ког принялся их разглядывать, раздумывая, не мог ли тот священник, к которому приводил его Накор, занести какую-нибудь грязь. Он поднес руку к самому носу, вглядываясь так пристально, что глаза у него начали съезжаться к носу, и заметил, что на обрубке выступают пять крохотных отростков.

Он долго смотрел на них, потом поднялся и вымыл руку. Ванна, кажется, немного ослабила зуд, но ничуть не притупила те ощущения, которые долго мучили его после потери руки, — тогда ему все казалось, что ладонь и пальцы никуда не делись и он может ими пользоваться. Ког пожал плечами и вернулся к своим занятиям.

Через несколько недель он начнет собирать армию. Он поспрашивал о том, какие проблемы могут ожидать его на этом пути, и узнал, что за пределами города может заниматься почти всем, чем захочет, при условии, что чиновники получат достаточную мзду. Власть в этих краях делилась поровну между градоначальником и его советом и местным бароном, лордом Реслазом. Независимый флот, базировавшийся у Пещеры Предателей, содержали совместно все состоятельные жители побережья, каждый — в надежде заполучить часть кораблей в собственное пользование. Когда придет пора обеспечить безопасную транспортировку армии, Ког собирался вступить в переговоры с командующим флотом — вернее, с его представителем в Калеш-Каре.

Ког представился местному градоправителю и преподнес ему внушительный подарок. Точно так же он поступил и с лордом Реслазом. К тому времени, как он покидал замок барона, вина было выпито немало, и Реслаз дал понять Когу, что если тому нужны союзники в какой-нибудь затее, то на его, барона, поддержку Ког может смело рассчитывать, конечно, в обмен на долю в добыче.

Ког сидел за столом, размышляя над своими делами, когда вошел Квинт.

— Что-нибудь случилось? спросил он. — Ты выглядишь удрученным.

— Мне просто не нравится, что мы оказались в пиратском логове.

Квинт подтянул стул и сел рядом.

— Иногда идея Каспара утвердить здесь новый порядок кажется мне привлекательной.

— Я возражаю только против того, какими методами он собирается это сделать, — заметил Ког. — Он относится к людям так, словно их можно выбросить после употребления и заменить новыми.

— Знаешь, а он ведь раньше не был таким, — сказал Квинт. — Я не пытаюсь его оправдывать. У него всегда был тяжелый характер, даже тогда, когда он был еще совсем молодым — при игре в мяч его могли побить старшие, а он упорно возвращался, чтобы показать все, на что способен. Но никогда у него не было склонности к убийствам. — Квинт надкусил грушу, которую взял со стола. — Конечно, к врагам он был безжалостен, но только к врагам. Теперь же ему все равно, кто пострадает. — Квинт пожал плечами. — Мне кажется, это Варен. Думаю, это из-за него Каспар переменился.

— Все равно, его надо остановить.

— Для этого тебе понадобится не просто компания тех детишек, что сейчас учатся ездить верхом на выгоне за домом.

— Я понимаю, — рассмеялся Ког. — Я занимаю их обучением, потому что не знаю, что с ними делать. Я не могу отправить их домой, не могу продать, а потом, когда я начну набор в армию, мне надо будет, чтобы вокруг меня бродило десятка полтора вооруженных людей.

— Когда ты начнешь?

— Через пару недель. Я жду вестей с севера.

— От кого?

— От старого товарища, его зовут Джон Крид. Он помог мне покончить с Вороном. И вообще он умен, упорен, хорошо знает наемников; он приведет нам людей, которые не разбегутся при первой же опасности.

— Ког, — попытался образумить его Квинт, — тебе понадобится не просто несколько отрядов наемников. Нужна целая армия — оружие, провизия, лекари, носильщики, возницы, инженеры, интенданты. Тебе придется завести лошадей, осадные машины — и это будет только началом, если ты хочешь выступить против ублюдка Варена.

— Не совсем так, — возразил Ког. — Мне нужен только ударный отряд — человек триста наемников, отборных, готовых к полному повиновению. Остальное — инженеры, тыловое обеспечение — все это предоставят другие.

— Кто?

Ког пожал плечами.

— Ролдем и Королевство Островов. — Он еще раз пожал плечами. — Может быть, Кеш, Мискалон, Рускалон, кто-нибудь еще тоже захочет поучаствовать. — Большим пальцем левой руки он указал себе за спину, в сторону замка барона Реслаза. — Прямо здесь есть добровольцы, готовые идти осаждать Оласко.

— Нетрудно найти людей, жадных до добычи. Другое дело — найти тех, кто готов сражаться, прежде чем ее получить. Не забудь — я создавал армию Каспара последние одиннадцать лет. Это лучшее войско в здешних краях.

— Я помню это и надеюсь, что ты поможешь мне ее победить.

— Это будет нелегко, как физически, так и морально, — у меня там немало друзей, а многих я сам учил.

— Сколько из них готовы умереть за Каспара? Квинт задумался на мгновение.

— Я знаю многих, кто готов до конца стоять за меня.

— Но сколько человек встанут против тебя? За Каспара? Послушай, Квинт, если тебе тяжело противостоять людям, которых ты учил, с которыми служил, ты же знаешь — я не стану тебя удерживать, ты можешь уйти.

Старый воин пожал плечами.

— Сейчас мне все равно больше нечем заняться, так что я могу остаться с тобой.

— Отлично, — произнес Ког, поднимаясь. — Я поеду в город, навещу друга.

Квинт усмехнулся.

— Подругу?

— Ну да, — улыбнулся Ког в ответ. И через плечо бросил: — Не дожидайтесь меня.

* * *

Прошло еще несколько недель, и Ког убедился, что лучшие из бывших рабов становятся неплохими солдатами. Двенадцать из них, семь девушек и пять юношей, стали отличными наездниками, хорошо владели мечом и луком, могли точно выполнять приказы. Единственное, чего он не знал, — как они себя поведут, когда польется кровь. Двое служить отказались и отправились с караванами на восток, надеясь вернуться домой. Остальных приставили к работе по хозяйству.

Ког заметил, что некоторые девушки завязали отношения с мужчинами, и понадеялся, что ему не придется жалеть о том, что он взял в свою армию женщин. Иначе ревность могла бы разрушить непрочные связи в его отряде прежде, чем солдаты станут единой силой. Однако что он мог поделать? Продать их всех в бордели?

Рука все чаще приводила его в изумление. Позавчера ночью он снял повязку, чтобы помыть культю, и увидел, что она изменила форму. Пять крошечных выростов вытянулись, и теперь на обрубке росла крохотная ладонь. Она не столько походила на детскую ладошку, сколько на уменьшенную копию его собственной, прежней руки. «Сколько же времени потребуется, чтобы она отросла до нормальных размеров? — подумал он. — Если вообще это когда-нибудь произойдет». Зная странный характер Накора, Ког не удивился бы, если бы священник выполнил свою работу только наполовину.

К концу второго месяца жизни на ферме Ког нанял несколько опытных бойцов. Он решил набирать только самых лучших — как по опыту, так и по надежности. Ему хотелось быть уверенным, что он может положиться на людей, которые его окружают, он опасался, что, если бой повернется не в его пользу, многие наемники побросают оружие и не станут сражаться до последней капли крови. Но если вокруг него будут верные люди, готовые биться до конца, тогда и остальные решительнее пойдут в бой. Наступала середина лета, и до праздника Банаписа оставалась неделя, когда в дом вбежал один из бывших рабов с криком:

— Капитан! С севера едут всадники!

Ког встал от стола, за которым он читал письма, и поспешил на улицу. Он посмотрел на север и увидел, что к их лагерю приближается большой отряд всадников. Когда они подъехали поближе, он принялся за подсчет и убедился, что всего их около двух сотен.

— Всем приготовиться, — скомандовал Ког. Молодой человек убежал поднимать бойцов. Подошел Квинт.

— У нас проблемы?

— Если они так и будут ехать колонной — ничего страшного. Если разобьют строй — значит, собираются напасть.

Всадники так и остались в колонне, и теперь удалось разглядеть того, кто ехал впереди. Ког опустил меч и с облегчением сказал:

— Все в порядке. Это друг.

Он вышел вперед и помахал левой рукой. Всадник впереди колонны пустил свою лошадь галопом. Приблизившись, загорелый человек с висячими усами и переломанным носом остановился и приветственно поднял руку.

— Ког Ястринс!

— Джон Крид! — в ответ махнул рукой Ког. — Ты получил мое послание!

Крид спешился.

— Должен сказать, его доставил мне самый несносный коротышка, которого я когда-либо встречал.

Они обнялись, и Крид спросил:

— Что случилось с твоей рукой?

— Это долгая история.

— Твой человек сказал, что ты здесь собираешь армию, и спросил, не могу ли я привести с севера немного крепких ребят. Я набрал две сотни самых лучших. — Он сделал знак своим людям спешиться.

Ког повернулся к своим и крикнул:

— Помогите им позаботиться о лошадях!

Десяток его молодых солдат подошли к прибывшим и стали показывать, как лучше проехать к полям, на которых паслись их лошади. Ког познакомил Квинта и Крида и спросил у Джона:

— Почему тебе не понравился мой человек?

— Это был такой забавный коротышка, ему бы быть монахом или священником, однако в карты он играл так, словно демон ему нашептывал. Обобрал меня и уехал.

— Что поделаешь, это Накор! — Ког рассмеялся. — Ну, золото у меня есть.

— Я не забыл, как хорошо ты заплатил в прошлый раз, — сказал Крид, — и без труда набрал эту компанию. Надеюсь, тебе этого хватит.

— Для начала, — ответил Ког, ведя гостя в дом. — Я хочу набрать еще тысячу, а то и две.

— Что ты задумал?

— Хочу взять Опардум.

Крид остановился и с изумлением посмотрел на Кога.

— Ты не мелочишься!

— Как я уже сказал, это долгая история, — ответил ему Ког. — Давай выпьем, и я расскажу. Вина? Пива?

— Давай то, что ближе.

Они сели за стол, и Ког принес бутылку вина и наполнил бокалы.

— Каспар совсем распоясался, и теперь два, а может, и три государства готовы на него напасть. Когда это случится, я тоже хочу быть там, чтобы лично расправиться с ним.

— Ну, это все хорошо, — сказал Крид, отхлебнув вина, — но солдатам надо платить.

— Условия такие же, как и в прошлый раз. Я плачу, пока мы ждем, а после боя добыча — ваша.

— Хорошо, — согласился Крид. — Если надо, могу привести еще людей.

— Отправь гонцов. Мне нужны солдаты к концу лета.

— Солдаты у тебя будут.

— Сколько человек? — осведомился Квинт.

— Около сотни — в Инаске, я там родился, и там живут мои друзья. Еще две-три сотни — с границ Спорных Земель. Я соберу всех людей в Воротах Оласко и переправлю сюда на кораблях из Опардума. Раз никто не знает, против кого мы будем воевать, нас пропустят.

— Заодно можно будет разведать, что там делает Каспар, — заметил Квинт.

— Есть ли там люди, которым ты можешь доверять? — спросил Ког Крида.

— Посмотрим, может быть, я смогу найти своего старого друга, Дэниела Тоскову. Он умен и будет держать рот на замке. Если я смогу с ним связаться, он сможет нам кое-что рассказать. Последний раз, когда я слышал о нем, он был в Высоких Пределах. Хорошо бы послать ему весточку.

— Я попробую, — пообещал Ког. — Я могу получать оттуда письма.

— Ну и каков твой план? — поинтересовался Крид.

— Мне надо, чтобы перед тем, как мы выступили в поход, у меня было сотен пять мечей, а перед нападением к нам присоединились бы еще два-три надежных отряда.

— Это целый батальон. — Квинт покачал головой. — Снабжение тебя задушит, если ты будешь в поле дольше чем две недели.

— Я не собираюсь вести кампанию так долго, — заявил Ког. — Я планирую, что от момента, когда мы высадимся в Оласко, до захвата цитадели пройдет не больше недели.

— Как это? — вздернул брови Крид.

— Потому что я знаю такой путь в цитадель, о котором даже Каспар не имеет представления, — с улыбкой заявил Ког.

— В цитадели я знаю каждый камень, — недоумевал Квинт, — каждую дверь и коридор. Нет там никаких других входов.

— При всем моем к тебе уважении ты не прав, — ответил ему Ког. — Если бы ты сегодня командовал армией Каспара, ты бы так и не догадался, как мы проникли в крепость, пока другие штурмуют ее стены.

— Ты должен мне рассказать, — нахмурившись, произнес Квинт.

— В свое время. Сначала мне надо кое-что сделать. — Обращаясь к Криду, Ког прибавил: — Напиши мне имена офицеров, которым ты доверяешь, и укажи, где я могу найти их. Если их можно разыскать, к концу недели мы свяжемся с ними.

— Что? Ты пользуешься магией?

— В некотором смысле, — отвечал Ког. — Квинт, объяви всем, что Джон будет третьим заместителем, и начинай подготовку его людей.

— А ты где будешь? — спросил Квинт. Ког усмехнулся.

— Напишу письма и кое-куда съезжу.

— Зачем? Что ты вообще собираешься делать дальше? — поинтересовался Крид.

— Как что? Начать войну, — уверенно ответил Ког.

18 ХИТРОСТЬ

КОГ ТЕРПЕЛИВО ЖДАЛ. Напряжение в зале было настолько ощутимым, что казалось, его можно потрогать руками. Что это не просто обычная публика, становилось ясно сразу — стоило только поглядеть на стражников, выстроившихся вдоль стен, и на лучников, занявших места на галереях по обеим сторонам зала и над троном.

На троне неподвижно сидел король Островов Райан. Справа от Кога стоял человек в черном; несмотря на его невысокий рост, от него исходила явно ощутимая сила. Паг, легендарный Черный чародей и приемный член королевской семьи, тоже выжидал.

Король дал им знак подойти, и они сделали несколько шагов вперед, пока дорогу им не преградила шеренга солдат.

Король молча смотрел на них и наконец произнес:

— Отец предупреждал меня, что когда-нибудь ты появишься, Паг. По его словам я понял, что расстались вы не совсем дружески.

— Можно и так сказать, ваше величество, — улыбнулся Паг.

— По его словам, ты заявил о том, что не признаешь над собой власть Королевства Островов, отказываешься от своих наследственных титулов и еще прибавил несколько нелестных слов в его адрес.

— Да, если вкратце. — Паг помолчал. — Король Патрик в молодости не был таким терпимым и мудрым, каким вы привыкли знать его в последние годы. Он был человеком горячего нрава и скорых суждений. Я действовал из альтруистических соображений — я не хотел, чтобы всего через несколько месяцев после того, как половину Западных земель опустошили армии Изумрудной Госпожи змей, он вовлек страну в войну с Великим Кешем.

— Да, — кивнул король. — И я слышал примерно то же. Однако твой отказ от наследственных прав некоторые считают предательством. Так что давай пока отложим этот разговор и перейдем к делу. Зачем ты здесь? — Он указал на Кога. — И зачем ты привел в мой дворец наемного убийцу?

— Потому что Когвин Ястринс — тот человек, которого герцог Каспар Оласко сначала заставил рисковать, а потом предал ради своей выгоды. Сквайра Ястринса обманули, а потом предали, и в искупление своей вины он хочет предостеречь ваше величество от страшной угрозы, которая нависла над Королевством Островов. Я здесь, чтобы выступить в его поддержку и заверить ваше величество в том, что все его слова — правда.

Ког неловко поклонился, повязка, поддерживающая растущую руку, ему мешала. Выпрямившись, он произнес:

— Ваше величество, я уверен, что ваши агенты сообщают вам о бесконечных заговорах и интригах Каспара. Как вы знаете, именно он стоял за смертью принцессы Светланы Салматерской, после чего принцу пришлось признать себя вассалом Каспара.

— Этого я не знал, — с удивлением произнес король.

Ког сделал знак стражникам, а также Паско, который прибыл вместе с Пагом с острова Колдуна. Паско вручил одному из стражников свиток.

— Это заверенная копия, с большим риском похищенная из архивов Каспара, — в ней описываются отношения между Салматером и Оласко.

Король принял у стражника документ.

— Как мне знать — насколько он подлинный?

— Я поручусь за его подлинность, ваше величество, сказал Паг.

— А как он к тебе попал?

При дворе Каспара еще есть люди, которые сочувствуют жертвам тирании. Если ваше величество знакомы с бароном Виснеем и бароном Столинко из Оласко, вам надобно знать, что по личному приказу Каспара они, как и я, были брошены в тюрьму. Они и другие дворяне были либо убиты, либо арестованы за несуществующие прегрешения или в результате интриг других придворных Каспара. Эти люди имеют друзей при дворе герцога, друзей, которые готовы помогать нам в нашей атаке на Опардум.

— Вы хотите захватить Опардум? — изумился король. — Я восхищаюсь вашей отвагой, молодой человек. И вашей искренностью. Может быть, вы расскажете, где вы взяли армию для этого предприятия?

— Ваше величество, к началу осени у меня будет три тысячи верных мне солдат.

— Это значительная сила, чтобы напасть на одинокий форт или разграбить небольшой гарнизон, но, чтобы взять Опардум, вам потребуется… — Райан посмотрел на рыцаря-маршала, сэра Лоуренса Малколма, который шепотом ему подсказал: — тысяч двадцать человек, а то и больше. Потому что нападать надо сразу с моря и с суши, если я прав. — Он глянул на своего военного советника, который кивнул в ответ.

— Это верно, ваше величество, если вести штурм по правилам. Но мои войска нападут с тыла.

Король рассмеялся.

— С тыла? Поправьте меня, если я ошибаюсь, молодой человек, но цитадель Опардума расположена на скале, и, насколько мне известно, нет никакой возможности подняться над ней.

— Это так, но все же есть путь, ваше величество. И оттуда пойдет в наступление моя армия.

Король, кажется, начал терять терпение.

— Ну что ж, хорошо. Желаю вам успеха в ваших начинаниях. Некоторые сопредельные страны не слишком дружелюбны, но Каспар — на редкость воинственный тип, и я не пролью ни слезинки, если его не станет. Но при чем тут Королевство Островов?

— Мне надо, чтобы вы выполнили ложный маневр.

Король целую минуту сидел молча, а потом переспросил:

— Ложный маневр?

— Ваше величество, я могу показать вам путь через южные острова, по которому, минуя Инаску, вы проведете армию так, что она станет угрожать либо Опардуму, либо Воротам Оласко. Каспару придется оставить войска в Воротах Оласко, а не выдвигать их вам навстречу.

— Или же он выведет войска из обоих городов и зажмет меня в клещи!

— Он не сможет так рисковать, ваше величество.

— Почему?

— Потому что король Ролдема пришлет флот к Опардуму, на котором прибудут несколько тысяч кешианских Псов Войны.

— Кеш! — воскликнул король. — Какое дело Кешу до Каспара?

— Каспар замешан в убийстве принца Филиппа Аранорского.

— Это уже не новость, сквайр, потому что принцесса Алина сейчас здесь, в Рилланоне. По этому поводу мы отправили Каспару ноту с жесткими требованиями и ожидаем, что он позаботится о безопасном возвращении принцессы, а также о том, чтобы регент правил страной до тех пор, пока принц не достигнетсовершеннолетия.

— При всем моем уважении к вашему величеству вынужден заметить, что, если в деле участвует Каспар Оласко, такое не случится. Король Ролдема тоже это понимает, он не знает, что Филиппа убили по приказу Каспара, так же как пытались убить герцога Родоски, чтобы приблизить Каспара к трону Ролдема. Каспар хочет стать королем Ролдема, ваше величество.

— Кажется, так и есть, но вряд ли это случится.

— Это вполне может случиться, если Каспар отправит свою армию в Фаринду и приведет десять тысяч всадников к вашим границам, сир. Вам не останется ничего другого, как вывести свои войска ему навстречу. А он тем временем будет коронован в Ролдеме.

— Как он этого добьется? При помощи магии? Паг сделал шаг вперед.

— Вот именно, ваше величество. Именно поэтому вам придется действовать вместе с нами, потому что, если вы откажетесь, я уверен, что уже к концу года Каспар будет сидеть на троне Ролдема, и, более того, этим он не удовлетворится. Он снова выступит в поход, сначала против других восточных королевств, подчинив себе Мискалон, Рускалон и остальные так же, как он подчинил Салматер, — и все герцогства поклянутся в верности королю Каспару Ролдемскому, а потом он выступит против Рилланона.

Король некоторое время молчал.

— Вы рисуете мрачные картины, — сказал он наконец. — Хорошо, я подумаю над этим. Мой совет встретится с вами после обеда и выслушает все, что вы можете и хотите сказать. Но должен предупредить вас, что, если вы их не убедите, вам придется сегодня же покинуть мой дворец. Здесь, господа, вам не доверяют, и вам придется немало потрудиться, чтобы завоевать наше доверие. Ну а теперь о вас позаботятся. Встретимся после обеда.

Паг, Ког и Паско с поклоном вышли. В коридоре Ког повернулся к Пагу.

— Ну, вот и сделан первый шаг.

— Только первый из множества, — ответил Паг.

Они пошли вслед за мальчиком-пажом в покои, где можно было перекусить и отдохнуть в ожидании послеобеденной встречи с королевским советом.

В комнате они обнаружили пару мягких лежанок и заставленный закусками стол. Слуга дожидался их приказаний, но Паг сказал лишь:

— Оставь нас.

Когда слуга вышел, Паг закрыл глаза, повел руками и объявил:

— Магическим образом нас не прослушивают. — Он повернулся к Паско: — Постой снаружи, чтобы нас не подслушали обычным способом.

Ког налил себе вина и вопросительно посмотрел на Пага.

— Лучше воды, — ответил чародей.

Ког налил Пагу воды, передал ему бокал, а потом взял свой в левую руку. Он пошевелил маленькими пальчиками правой руки, скрытыми под повязками, и удивился, что же за магию применили к нему. Каждое движение доставляло ему боль, но, с другой стороны, ему было так приятно знать, что рука у него есть! Он знал, что боль потом станет меньше, Накор пояснил ему, что упражнения ускорят выздоровление. Ког твердо верил: когда он встретит Каспара, меч у него будет в правой руке.

— Ну вот, пошло дело, — сказал Ког.

— Да — ответил чародей. — К вечеру подоспеет подмога из Королевства Островов.

Ког сел на стул и положил ноги на другой. Паг присел на кушетку.

— Есть ли хоть доля правды в том, что мы сказали королю? — спросил Ког.

— За многие годы я понял, что правда — понятие относительное.

— Может, хоть намекнешь, что за игра тут ведется?

— Боюсь, никто из нас этого не знает, — ответил чародей. — И вообще, вряд ли мы сможем когда-нибудь понять это до конца. — Он задумался о чем-то, а потом прибавил: — Ты много пережил, Ког. Тебе нет еще и тридцати лет, но ты пережил больше, чем многие люди переживают за всю жизнь. Если мы в конце концов останемся в живых, я расскажу тебе все, что могу.

— Если мы останемся в живых?

— На первый взгляд твой план кажется замечательным, но силы, вовлеченные в это дело, далеко превосходят твои возможности или возможности Каспара, даже Конклава и Лесо Варена. Конклав сделает, что может, чтобы защитить тебя от Лесо Варена. Если мы правы в наших предположениях о том, чего он пытается добиться, большая часть его силы будет направлена в другую сторону, и, если это так, он станет достаточно уязвим. Однако даже в этом случае он будет самым опасным участником этой игры, потому что, хоть я и могу сравниться с ним в силе, он не знает угрызений совести и при угрозе поражения, не колеблясь, разрушит все вокруг себя.

— Да уж, — скорчил гримасу Ког. — Ты меня так ободрил!

Паг рассмеялся.

— Это очень рискованно. Но, в конце концов, вся наша жизнь — риск.

— Это верно, — согласился Ког, отпив вина. — Мы уговорим короля Райана, а что потом?

Паг улыбнулся:

— Дальше труднее. Надо будет уговорить короля Кэрола и кешианского посла.

Ког покачал головой.

— Тогда тебе надо будет излагать доводы очень быстро, потому что с того момента, как я ступлю на землю Ролдема, жить мне останется недолго.

— Обещаю тараторить, как смогу, — заверил его Паг.

Ког задумался. План был отчаянным, даже безумным, но это — их единственная надежда на решительную и внезапную победу над Каспаром.

Однако предвкушение долгожданного нападения на Оласко не наполнило его душу восторгом. Он почувствовал лишь пустоту в душе.

Официальная ролдемская делегация, а также почетный караул ожидали прибытия корабля из Королевства Островов. Когда положили сходни, ролдемцы подались вперед, готовясь встретить неожиданного визитера из королевской семьи — на грот-мачте корабля развевался флаг королевского дома, извещая окружающих, что на борту находится особа королевских кровей.

Однако вместо богато разодетого дворянина по сходням сошел невысокий мужчина в длинном черном одеянии, а за ним следовал человек, слишком хорошо знакомый многим из встречающих; в руках у него была лишь холщовая дорожная сумка.

Канцлер королевского дома вышел вперед.

— Что это значит? — Он указал на Кога. — Арестуйте этого человека.

Паг поднял руку.

— Этот человек находится под защитой короля Райана, он — член делегации.

— А вы кто, сэр?

— Меня зовут Паг, некоторые называют меня Черным чародеем, и я представляю короля Райана.

— Но на мачте — королевский флаг!

— Мне неловко признавать, — ответил Паг, — что это ради меня, ведь я являюсь приемным членом королевской семьи, дальним родственником нынешнего короля. Мое имя есть в архивах дома кон Дуан, меня усыновил герцог Боуррик, прадед короля Райана.

Канцлер, кажется, был совершенно сбит с толку.

— А ваши бумаги, сэр?

Паг вручил ему богато украшенный сверток с документами, выписанными писцами короля Райана хоть поспешно, но с должным вниманием к каждой детали. В документах, снабженных необходимыми печатями, сообщалось, что Паг, герцог Звездной Пристани, и сквайр Когвин Ястринс являются чрезвычайными послами при дворе короля Кэрола и дворе императора Великого Кеша, и подчеркивалось, что посланники имеют самые широкие полномочия заключать от имени Королевства Островов любые договоры.

— Да, все в порядке… ваша светлость. — Канцлер мрачно посмотрел на Кога. — Прошу вас следовать за мной, господа.

Ког бросил свою сумку кучеру и вслед за Пагом уселся в повозку. Канцлер присоединился к ним со словами:

— Ваш багаж доставят без задержки.

— У нас все с собой, сэр, — ответил Ког.

— Значит, вы к нам ненадолго? Ког усмехнулся.

— Сомневаюсь, что мы останемся дольше чем на два дня.

Канцлер обратился к Пагу:

— Простите мне мою прямоту, ваша светлость, но я буду удивлен, — и он перевел, взгляд на Па-га, — если присутствующий здесь сквайр покинет этот остров живым.

Ког пожал плечами.

— Что ж, предоставим решать это королю. Оставшийся путь они проделали в молчании.

Герцог Родоски едва сдерживал гнев. Король выслушал все, что рассказал ему Паг, а потом, как и король Райан, Кэрол настоял на том, чтобы отчет был сделан перед его советом и послом Империи Великого Кеша. Герцог, войдя в зал и увидев Кога, едва не схватился за меч.

— Возьмите себя в руки, милорд, — велел ему король. — Эти господа прибыли под знаменем Королевства Островов, и мы должны относиться к ним так, как того требует дипломатический протокол.

— Нельзя верить ни одному их слову! — выкрикнул герцог.

— Сядьте! — воскликнул король.

Герцог сел, всем своим видом выражая недоверие.

Дождавшись, пока в зале установится тишина, канцлер обратился к королю и совету:

— Ваше величество, господа, этот… необычно одетый человек — Паг, герцог Звездной Пристани, родственник короля Райана. Я попросил его рассказать вам то, что он поведал мне сегодня утром. Прошу вас, ваша светлость.

Паг встал и заговорил:

— Во-первых, я должен сообщить вам, что титул герцога — простая формальность, так как я отказался от подчинения Королевству еще в те времена, когда отец Райана, Патрик, был принцем Крондорским. Я родственник короля, но очень дальний. Во-вторых, должен предупредить вас — то, что я собираюсь рассказать, покажется вам невероятным. Вы услышите такое, что заставит вас усомниться в моем рассудке, но должен заверить вас, господа, что я в своем уме и ничего из своего рассказа не придумал. Я уверен, что в ваших архивах найдутся донесения от агентов времен короля Родрика Четвертого. Никто не сомневается — война с цурани была, это исторический факт, но за этим фактом лежит совсем невероятная история.

— Война была порождена интригами невиданного размаха, в результате произошло столкновение двух миров, а сделано это было только для того, чтобы воспользоваться древним магическим предметом, спрятанным под городом Сетаноном, — камнем, известным как Камень Жизни. — Он посмотрел на короля Кэрола. — Ничего удивительного, что об этом не упоминается в ваших архивах, ваше величество. Из тех, кто выжил после битвы при Сетаноне, когда армии Братства Темной Тропы двинулись на юг под знаменем лжепророка Мурмандрамаса, правду знали только я, Томас — принц-консорт королевы эльфов Агларанны, принц Арута, король Лиам, а также двое цуранийских магов, ныне давно покойные. Еще дважды Камень Жизни был под угрозой, один раз — со стороны Делехана, вождя моррелов, а потом — от армий Изумрудной Госпожи змей.

— А что такое этот Камень Жизни? — спросил Родоски. — Почему из-за него велись войны?

— Это древний магический артефакт, созданный валкеру, теми, кто жил в этом мире до прихода людей, он должен был стать оружием против богов. Мурмандрамас, Делехан и Изумрудная Госпожа змей стремились воспользоваться им, чтобы захватить власть над миром.

— Вы хотите сказать, что Каспар Оласко хочет завладеть этим Камнем Жизни? — спросил король Кэрол.

— Нет, — отвечал Паг. — Камень был… разрушен много лет назад. Он больше не представляет угрозы.

Он решил не рассказывать о том, что сын Томаса, Калис, при помощи Камня Жизни освободил из заточения некие сущности, которые отчасти помогли восстановить древний баланс между добром и злом.

— Думаю, ваша светлость, в наших архивах это должно быть упомянуто, — заметил кешианский посол.

— Не сомневаюсь, — улыбнулся Паг. — Подразделение Псов Войны под командованием Хазар-хана участвовало в первой битве при Сетаноне. Не могу представить, чтобы он забыл упомянуть в своем отчете о том, что видел.

— Трудно поверить, что вы там были и знали его, — с сомнением произнес посол. — Это ведь было больше ста лет назад.

— Я хорошо сохранился, — сухо ответил Паг. — Давайте вернемся к обсуждаемому вопросу. Каспар Оласко уже более десятка лет сеет хаос в своем краю; он стоит за убийством принцессы Салматерской и принца Аранорского и планирует убийство всех членов королевского дома Ролдема.

Родоски больше не мог сдерживаться. Резко выбросив руку, он вперил указующий перст в Кога.

— Именно этот человек — его пособник. Он убил Светлану Салматерскую и замышлял мое убийство.

Паг пожал плечами.

— Вы, ваша светлость, с легкостью избежали покушения, что и привело меня сюда. Кажется, Каспару неважно, что все узнают о его желании сесть на трон Ролдема. А может быть, когда-нибудь — и на трон Королевства Островов. Но Каспар — вовсе не глупец, так что вы должны спросить себя, зачем он так действует. Почему он открыто демонстрирует свои планы и не заботится о том, какова будет реакция на его действия?

Родоски сел. Ког видел, что даже взбешенный герцог был вынужден задуматься.

— Наступило время, — продолжал Паг, — когда король Кэрол должен выполнить оборонное соглашение, которое он заключил с Великим Кешем. Посол должен убедить императора поскорее отправить на север гарнизоны с восточных морских границ Империи. Ролдемский флот должен прийти в порты и перевезти солдат к Опардуму. Король Райан отправит армию на Ворота Оласко, а сквайр Ястринс поведет солдат в цитадель. Все это надо осуществить до наступления зимы, потому что в ночь зимнего солнцестояния Каспар готовится сделать свой ход. В цитадели Опардума, в том крыле, куда не допускается почти никто, проживает человек, известный под именем Лесо Варена. Он — черный маг, обладающий большой силой. Он служит силам зла, которые стремятся порушить все законы и договоренности, традиции и общественные обычаи, все, что делает людей мирными и законопослушными. Я вряд ли смогу найти нужные слова для описания того, что может случиться, — ведь эти силы разрушат ваше представление о добре и зле. Если вы в здравом уме, боюсь, вам невозможно будет представить весь тот ужас, который ждет наш мир, если не остановить этого человека.

— Значит, все восточные гарнизоны Кеша и ролдемский флот нужны вам для уничтожения одного Лесо Варена? — спросил кешианский посол.

— Коротко говоря — да, — подтвердил Паг.

— Ожидая начала совета, — заговорил король, — мы посмотрели архивные записи, касающиеся вас, герцог Паг. Если можно верить тому, что я прочел, вы сами — могучий чародей. Один ваш возраст заставляет меня думать, что все написанное — правда. Почему же вы тогда не можете сами победить этого Лесо Варена?

Паг улыбнулся, и видно было, что это далось ему нелегко.

— Я уже встречался с ним, ваше величество. Он пользовался разными именами, но я узнаю его по черным делам, как вы узнаете скунса по запаху. Его не так легко убить. Поверьте мне — я не раз пытался. — Задумавшись, он заговорил тише: — Когда-то… я считал, что он умер, но теперь понятно, что я ошибся.

— Хорошо, — сказал герцог Родоски. — Вы нарисовали мрачный образ чрезвычайно сильного человека, рассказали нам историю об опасном предмете, которого давно уже не существует. Не могли бы вы связать эти две истории, чтобы мы могли понять, в чем дело?

— Я считаю, что Лесо Варен старается создать еще один Камень Жизни. И хочет использовать его самой долгой ночью — ночью зимнего солнцестояния.

— Еще один Камень Жизни? — переспросил король. — А для чего?

— Сир, им можно пользоваться как угодно, даже во имя добрых целей — если он будет в хороших руках. Но я готов поклясться жизнью — своей и жизнью тех, кого я когда-то любил, что в руках Варена камень будет служить злу. Новый Камень Жизни позволит ему развязать войну в размерах, невиданных с момента нападения армии Изумрудной Госпожи змей на Королевство Островов.

Паг не все сказал: только немногие знали, что Изумрудная Госпожа змей была убита и в ее обличье армиями командовал демон. Такие подробности могли бы только запутать членов королевского совета. Помолчав, Паг продолжал:

— С каждой смертью поблизости от него Камень Жизни становится все более сильным оружием. Неважно, кто умирает, на чьей стороне сражался погибший. Если Варен в фургоне будет сопровождать армии Каспара, к концу битвы он будет более могущественным, чем в ее начале. И каждая битва будет давать ему все больше силы. В конце концов в его руках окажется оружие, которое принесет ему власть над миром, и даже более того — он сможет бросить вызов самим богам. Война разразится на небесах, и тогда сама земля под вашими ногами превратится в уголь и пепел.

— Я едва могу в это поверить, — тихо произнес король.

Паг махнул рукой, и вперед выступил Паско, державший в руках кипу бумаг.

— Это документы из архивов Рилланона. Король Райан разрешил мне их взять. Позвольте передать вам эти официальные бумаги — они включают сообщения, собственноручно написанные принцем Арутой и мной, — здесь подробно сообщается обо всем, чему мы стали свидетелями или хотя бы о чем было известно во времена Войны Врат. Здесь же отчеты времен Змеиной Войны, включая сообщение Эрика фон Даркмура. Каждый документ — подлинный, что заверено королевским архивариусом. Кроме того, я рассказал вам все, что мы знаем.

— Но кто понесет расходы? — осведомился кешианский посол. — Не денежные, но в виде страданий и унесенных жизней?

— Ваше превосходительство, — ответил Паг, — я хочу сделать вам то же предложение, что я сделал королю Райану. Я беру на себя денежные расходы. Золото я достану. Но собрать отважных людей, готовых рисковать жизнью ради спасения мира от надвигающегося ужаса, который никто не в силах вообразить, — этого я не могу сделать. Ваше величество, господа, если мы не начнем действовать сейчас, к ночи зимнего солнцестояния наш мир начнет падение во тьму, подобной которой еще никто не видел. Вы должны принять решение, если не ради себя, тогда ради ваших детей и тех детей, что они когда-нибудь произведут на свет.

Паг смотрел на лица, и у Кога появилось ощущение, которое он привык отождествлять с магией. Он понял, что Паг действует очень осторожно, потому что любое сильное воздействие встретило бы сопротивление. Маг воспользовался заклинанием для того, чтобы успокоить присутствующих: ведь, принимая решение, они должны чувствовать себя свободно, и никаких подозрений возникнуть у них не должно.

Король заговорил:

— Предлагаю вам, господа, отдохнуть в отведенных вам покоях, а мы пока обсудим этот вопрос. — Он взглянул на кипу документов, которые вручил ему Паско, и добавил: — Нам потребуется время, чтобы все это прочитать. Ужин принесут вам в комнату, а утром мы продолжим заседание.

Паг, Ког и Паско поклонились и покинули зал. Паж проводил их до скромных апартаментов, и, когда они остались одни, Ког взглянул на Паско:

— Когда я сражался на турнире фехтовальщиков, комнаты у меня были получше.

— Тогда ты им больше нравился, — улыбнулся Паско. — Ты ведь в то время еще не пытался убить члена королевской семьи.

— Здесь труднее, чем было в Королевстве, — заметил Паг.

Раздался стук в дверь, и чародей знаком попросил Паско открыть. Это оказались слуги с подносами, полными вин и закусок. После ухода слуг, когда Паско занялся сервировкой стола, разговор продолжился.

— Думаю, мы сможем их убедить, но обсуждение будет еще дольше, — вздохнул Паг.

Ког тоже не сдержал удрученного вздоха. Ему очень хотелось поскорее вернуться к своей армии.

Он доверял Джону Криду и, несмотря на желание отомстить за свой народ, привык доверять Квинту. Но армия его состояла из наемников, и в любую минуту могли возникнуть какие-нибудь затруднения. Да и Бэрдокская Скоба — совсем неподходящее место для армии, так что всякое может случиться.

— Что теперь? — спросил Ког у Пага.

— Остается ждать, — ответил чародей. — А это труднее всего.

Паско кивнул.

— Я наполню ванну, господа, а вы пока перекусите. Слуг я попрошу, чтобы ужин подали пораньше.

Паг поднялся.

— Мне не нужно. Я поужинаю с женой, а завтра перед рассветом вернусь. — Он взмахнул рукой и исчез.

Ког посмотрел на Паско.

— Совсем как Магнус. Терпеть не могу эту их манеру.

19 ШТУРМ

ВЕТЕР ПРОБИРАЛ ДО КОСТЕЙ. Ког ежился даже под теплым плащом; правой рукой он сжимал и разжимал мячик из какого-то странного материала. Этот мячик, который вручил ему Накор, был тяжел, но давал руке Кога необходимую нагрузку. Постоянная боль уже превратилась в редкое покалывание или жжение после слишком продолжительных занятий.

Однако ладонь наконец полностью восстановилась, и Ког уже целый месяц практиковался с мечом. Сначала он мог удержать оружие только несколько минут; иногда от боли на глаза набегали слезы, но Ког терпел. Сейчас он почти не замечал неудобства, если только специально о нем не задумывался. В настоящий момент он был слишком занят мыслями о том, что их ждет, чтобы думать о руке.

Три сотни наемных солдат поднялись на плато по узкой тропе, двигаясь колонной по одному. Путь занял несколько часов, и они, как только достигли ровной площадки, сразу спешились и встали лагерем, не разводя огня: Ког не хотел рисковать, хотя от цитадели их отделяло немалое расстояние. Внимание Каспара, скорее всего, было направлено на флот на рейде Опардума и армию, идущую с востока вдоль реки, но ветер дул от лагеря в сторону цитадели, а дым от костров легко мог преодолеть многие мили.

Армия Королевства Островов к этому моменту должна была уже занять намеченные позиции. Ког убедил короля Райана, что тот может перевезти армию на лодках по маршруту, который пойманные Когом агенты Салматера нанесли на карту; после этого пятитысячная армия должна была высадиться на северном берегу реки, между Воротами Оласко и Опардумом.

Ког не находил себе места от нетерпения: близилась решающая встреча с Каспаром. Он пожалел на миг, что Конклав не может использовать магию, чтобы перенести его войско в пещеры, — приходилось дожидаться, пока инженеры наведут новый мост через расселину. Но он знал, что прибегать к магии невозможно. Паг не раз предупреждал, что Лесо Варен способен почувствовать любое заклинание, произнесенное за несколько миль от цитадели. До последней минуты Варен должен считать, что это обычная атака, иначе попытка будет обречена на провал. Даже если Каспар будет взят в плен, истинной целью остается Лесо Варен, и он не должен бежать. Ког хотел смерти Каспара, но понимал, что прежде всего должен проникнуть в покои колдуна, потому что именно там находилось то, что защищало Лесо Варена от Пага и других чародеев, и эту защиту надо разрушить прежде, чем колдун поймет, что происходит, иначе все будет напрасно: Каспар выстоит, черная магия Лесо Варена победит, и вся жизнь Кога окажется пустой и бессмысленной.

Ког отправил двоих лучших разведчиков вперед вместе с инженерами и дал им четкие указания. Как только наведут мост, они должны перейти на ту сторону, подняться по тропе и ждать в первом большом туннеле. Ког встретится с ними там и поведет свое войско через лабиринт пещер в ту, которая достаточно велика, чтобы вместить всех. Оттуда останется один короткий переход до заброшенного чулана в подвалах замка.

Ког смотрел на проезжающих мимо него солдат, угадывая их желание поскорее спешиться и отдать лошадей на попечение слуг. Войско состояло из ветеранов, набранных Джоном Кридом, а также рекрутов с ферм и из деревень вокруг Калеш-Кара — молодых людей и девушек, которые решили, что в своих краях у них нет перспектив. Ког обещал всем, кто записался в армию, что после битвы им будет позволено поселиться в Оласко… если они победят, конечно. Ког смотрел, как последний из всадников появился на краю плато и двинулся дальше, к месту ночлега. За ним поднимались вьючные животные, и, как только они показались, Ког поехал к переднему лагерю.

Его дожидались Квинт Хавревулен, Джон Крид и бароны Висней и Столинко. Они неоднократно проверяли свой план, но Ког настоял:

— Давайте еще раз.

— Сигналы от разведчиков означают, что все спокойно и нас никто не обнаружил, — попробовал убедить Кога Квинт.

— Все знают, что им делать, Ког, — заверил Крид.

— Прости, я всегда слишком нервничаю в такие моменты, — ответил Ког.

— Когда высадятся кешианцы, — заговорил Висней, — они обнаружат, что на ключевых позициях никого нет, а приказы не исполняются. У нас есть друзья, которые позаботятся о том, чтобы внешняя защита города была снята.

— Она никогда и не была особенно сильной, — заметил Столинко. — Тут свою роль играло расположение города. Завтра к закату войска Каспара либо отступят в город, либо будут находиться за стенами цитадели.

Ког кивнул. Потребуется целый день, чтобы добраться до подвалов цитадели по туннелям.

— Тогда через два дня на рассвете мы возьмем цитадель.

Все-таки он ощущал беспокойство — ему хотелось бы дождаться, чтобы все его люди заняли намеченные места, прежде чем он начнет атаку изнутри цитадели. Но в пещерах и подвалах для этого просто не хватит места. Ему придется повести за собой две сотни человек и надеяться, что до верхней площадки они поднимутся раньше, чем будет объявлена тревога, и что они смогут удержать туннель до тех пор, пока основная часть его войска войдет в цитадель.

Если он или его солдаты будут заперты на лестнице, взвод в шесть человек с мечами и арбалетами сможет держать их там хоть неделю.

Ког отдал лошадь слуге и, присев на корточки рядом с остальными, стянул перчатку с правой руки и пошевелил пальцами.

— Если бы я не видел культю, — покачал головой Квинт, — ни за что бы не поверил, что у тебя когда-то не было руки.

Ког поглядел на свои пальцы:

— Хорошо, когда есть друзья, которые знают всякие «фокусы».

— Да, — мрачно согласился Столинко. — Надеюсь, на ближайшие два дня ты припас что-нибудь из этих трюков?

— Судя по тому, что Ког нам рассказал, — заметил Джон Крид, — надеюсь, фокусы не понадобятся. Похоже, это будет рукопашный бой, и победит сильнейший.

Больше никто не проронил ни слова.

Несколько часов они пробирались в темноте, освещая путь единственным факелом. Ког не был в подземелье четыре года, но его способность помнить все подробности пути не раз спасла им жизни и сэкономила время. Повсюду были предательские обвалы, ловушки, тупики. Его ночные вылазки, которые он предпринимал в первые месяцы своей службы Каспару, теперь принесли свою пользу.

В это время года в пещерах было сухо; стены были сложены в основном из камня, хотя кое-где между каменными плитами попадались прослойки крепко спрессованной глины. В нижних пещерах еще встречались лишайники, но, поднимаясь по пыльным проходам все выше, можно было видеть, как скудная растительность уступает место голому граниту. Воздух был затхлый.

В просторной галерее, откуда можно было проникнуть в подвалы цитадели, Ког остановился. Он поманил к себе молодую женщину — из бывших рабов — и сказал ей:

— Передай дальше — мы остановимся здесь на час. Я пойду на разведку.

Она повернулась передать его слова, а Ког взял новый факел, зажег его от другого и пошел вперед. Он свернул за угол и пропал из виду.

Все было так, как он помнил, и он без труда нашел узкий проход, который вел в кладовые, заброшенные много лет назад. В пыли на полу виднелись только его собственные следы четырехлетней давности, теперь уже едва различимые.

В дальнем углу пещеры была дверь; Ког, прежде чем открыть, внимательно ее осмотрел. Она открывалась очень туго, и, как только образовалась достаточная щель, он проскользнул внутрь.

Помещение, в котором он оказался, находилось на нижнем этаже цитадели. Три стены были вытесаны из скалы, а четвертая, в которой виднелась еще одна дверь, была сложена из камня. Он открыл эту дверь и выглянул в пустой коридор.

Быстро проверив путь, он подошел еще к одной двери — за ней начиналась та часть подвалов, которой иногда пользовались; оттуда через небольшую кладовку можно было попасть к лестнице, которая вела в самое сердце замка. Кладовка располагалась далеко от кухни, но все же иногда кто-нибудь заходил сюда, чтобы пополнить запасы соли из стоявших здесь бочонков. Ког вытащил обрывок красной тряпочки и гвоздик с широкой шляпкой и приколол тряпку к двери.

Потом он пошел назад, прикалывая красные тряпочки ко всем дверям, через которые должна была пройти его армия.

На одном повороте он приколол две тряпочки — красную и синюю — и оттуда повернул в другом направлении. Через час второй путь был помечен синими тряпицами.

К тому времени, когда он вернулся в пещеру, где дожидался авангард его армии, были обозначены уже три пути, ведущие из пещер в цитадель. Джон Крид поведет своих солдат по той дороге, что отмечена желтыми лоскутками, — в один из дворов и дальше, в проход между крепостью и наружной оборонительной стеной. Его задача — атаковать стену изнутри, поддержав кешианских солдат, которые поведут наступление из города.

Квинт Хавревулен поведет другую колонну по синему пути, прямо в оружейную, в атаку на главные силы, сосредоточенные в цитадели. Скорее всего, ему первому придется принять на себя мощный удар.

Самой опасной была задача Кога — он должен был вести нападающих по отмеченной красным дороге прямо в покои Лесо Варена. Ког понимал, что рискует погибнуть от нелепого случая. Он долго спорил сам с собой, но решил, что не может послать вместо себя никого из своих людей. К тому же он понял, что сейчас, когда победа близка, он за себя не боится. В душе он ощущал только холод. Все эти годы он представлял себе день, когда сокрушит Каспара и объявит ему, за что тот должен умереть. А теперь мысль о мести врагам больше не приносила ему утешения. Честно говоря, он ощущал нечто прямо противоположное. После смерти Ворона одержимость местью покинула его.

Сейчас ему казалось, что годы, проведенные в подготовке этого дня, пропали зря. Готовясь к последней схватке, Ког пожалел, что не может просто бросить все и уйти. Он думал обо всем, что потерял, от чего за эти годы отказался, не раздумывая, — просто потому, что стремился отомстить Каспару.

А теперь он спрашивал себя — что это ему принесет. Смерть Каспара не вернет ему отца, которого звали Лосиный Зов На Рассвете, мать по имени Шепот Ночного Ветра. Его брат и сестра так и останутся мертвыми. И голос деда, которого звали Смешинка В Глазах, он слышал теперь только в памяти. Ничего не переменится. Ни один фермер в Крондоре не остановится вдруг в поле, чтобы сказать: «Добро победило зло». Ни один башмачник в Ролдеме не поднимет голову от своей работы, чтобы произнести: «За народ отомстили».

Если бы избавиться от Каспара можно было одним умственным посылом или усилием собственной воли, он бы с радостью отказался от бойни, которая вот-вот начнется. Сотни, а может быть, и тысячи мужчин и женщин должны умереть, и ни один из тысячи не узнает, почему вдруг его жизнь оборвется. Никто из них не поймет, что причина его смерти — один-единственный мальчик, выживший после уничтожения сородичей, а еще сговор честолюбивого правителя с черным колдуном.

Ког вздохнул. Сколько бы он ни старался, он не мог ненавидеть Каспара или Квинта больше, чем ненавидел бы медведя за то, что тот ведет себя как медведь. Такова была их природная сущность. Для Каспара это значило, что он изо всех сил стремился к власти и не знал угрызений совести. Для Квинта это означало, что он слепо повиновался приказам и делал то, что ему велят, и неважно, как жестоки или аморальны эти приказы.

Однако сейчас Ког использовал природную сущность одного человека для того, чтобы уничтожить другого. Ничего забавного в такой насмешке судьбы он не находил.

Он вернулся к своему войску и обнаружил, что все офицеры собрались впереди.

— Мы все на месте и готовы, — доложил Квинт. Ког сел на камни.

— Тогда подождем.

Кладовка оказалась пуста, и Ког сделал знак солдатам идти за ним. Он распахнул дверь и вдали услышал какой-то шум. Звуков было не разобрать, но Ког знал, что это люди, оставшиеся в цитадели, торопятся занять определенные им перед началом битвы места. Солдаты должны стоять на постах, а слуги готовят все, что понадобится, чтобы выдержать осаду: провизию, одеяла, воду, песок для тушения пожаров, а также повязки и медикаменты для раненых.

Ког подал знак, и первая группа двинулась вверх по узкой лестнице. Он осторожно выглянул из-за двери и увидел, что в коридоре никого нет. Распахнув дверь пошире, он встал в сторону, пропуская первый отряд из двадцати человек — десять повернули направо, а еще десять отправились налево. Им было велено отойти к дальним концам коридора и дожидаться, пока соберутся все.

После них остальные пошли плотным потоком, и, когда наверху оказалось пятьдесят человек, Ког подал сигнал. Оба отряда двинулись в назначенные места. У них было свое задание — захватить и удерживать определенные участки цитадели. Они забаррикадируют переходы между залами, используя столы, стулья и все, что смогут найти, и будут удерживать эти позиции до тех пор, пока Ког не доберется до своей цели. Таким образом будут защищены фланги тех солдат, которые отправятся в логово колдуна.

Ког сделал знак людям, двигавшимся за ним, идти как можно тише. Он сам выбрал двадцать пять самых опытных бойцов; их возглавлял великан-убийца Мастерсон, который не расставался со своим огромным топором, добытым еще в Крепости Отчаяния. Ког не сомневался, что, если понадобится, этот силач вмиг разрубит дубовую дверь.

Ког свернул за угол, прошел по короткому коридору и поднялся по лестнице. С верхней площадки вела одна лестница — вниз, а другая, на два пролета, — на этаж вверх. Отряды, шедшие следом, имели приказ подняться по лестницам и отвлечь на себя тех людей Каспара, которые встанут у них на пути. Ког вел своих бойцов по центральной лестнице к покоям Лесо Варена.

Он пробежал по коридору, который вел в первую комнату, занимаемую чародеем, и почувствовал знакомое покалывание кожи. Тогда он остановился и закричал:

— Все назад!

Солдаты у него за спиной, помедлив, начали отступать, а воздух прорезал невыносимо громкий, пронзительный звук. Люди зажимали уши и выли от боли. Ког, который был к двери ближе всего, пострадал больше всех. Когда он попятился, его ноги задрожали и начали подгибаться.

Как только он добрался до дальнего конца коридора, звук прекратился, и Ког помотал головой, чтобы перестало звенеть в ушах. Молча он сделал знак Мастерсону выбить дверь. Великан кивнул и с яростным выражением на лице рубанул по двери топором.

Если Варен ожидал, что Ког и остальные убегут или упадут, оглушенные, в коридоре, он ошибся. Огромный топор Мастерсона вонзился в дверь, во все стороны полетели щепки. После следующих ударов посыпались филенки. Тогда Мастерсон пнул своей ножищей дверь между петлями и замком, и она упала внутрь. Он кинулся в проем; Ког следовал за ним.

В комнату вбежал весь отряд Кога. У дальней стены в одиночестве стоял Лесо Варен. Тощий чародей был, кажется, больше раздосадован, чем испуган.

— Это уже слишком, — сказал он и взмахнул рукой.

Внезапно Ког почувствовал, как его пронзила боль. Он едва мог удержаться на ногах, а меч выпал из пальцев, которые отказывались ему служить. Солдаты валились на пол, корчились от боли; кого-то рвало.

Ког видел, как его люди начали терять сознание. Только Мастерсон смог удержаться на ногах, но каждый шаг давался ему с большим трудом. Увидев, что гигант не очень поддается его магии, Варен вздохнул так, словно терпение у него кончилось. Он поднял предмет, похожий на тонкий жезл из темного дерева, указал им на Мастерсона и произнес несколько слов.

Голову и плечи Мастерсона окутало пламя, он взвыл от боли и уронил топор. Упав на колени, гигант шлепал себя по голове, тщетно пытаясь сбить огонь, который принял зловещий зеленоватый оттенок; комната наполнилась едким дымом и вонью горящей плоти.

Ког пытался продвинуться вперед, хотя каждый мускул его тела сжимался в болезненном спазме. Он не мог заставить пальцы сомкнуться вокруг меча; в отчаянии он вытащил из-за пояса кинжал, собрал оставшиеся силы и метнул клинок в колдуна.

Кинжал полетел точно в цель, но Варен не двинулся с места, а нож замер в нескольких дюймах от него и со стуком упал на пол, словно налетел на невидимую стену. Тогда чародей подошел к Когу.

— Когвин Ястринс, не так ли? Я удивлен, — тихо сказал он; его голос едва можно было услышать среди стонов и криков солдат. Он посмотрел на правую руку Кога. — Я думал, тебе ее отрубили. — Он вздохнул. — С людьми Каспара всегда так. Нельзя на них положиться. Сначала ты должен был погибнуть в Саладоре, но не оказал мне такой любезности, теперь вдруг заявился сюда, да еще с целой армией… все это мне надоело, Когвин! — Он оглядел комнату. — Если Каспар не может удержать эту крепость, придется мне переехать… опять! Как мне это наскучило.

Он наклонился так, что его лицо оказалось всего в нескольких дюймах от лица Кога.

— Ты упрямый парень, а? — спросил Варен. Он легко толкнул Кога, и тот упал. — Думаю, это не ты виноват, в конце концов, ты же не мог вызвать сюда кешианскую армию… тем более этих, которые засели на реке. Не знаю, что ты наплел Райану и Кэролу, чтобы они согласились, но времени мало, и я не могу тут с тобой болтать. — Лесо Варен отошел и глянул в окно. — Как-то непривлекательно это все выглядит. На стене — кешианцы, а какие-то люди, которых я не знаю, открывают внутренние ворота. Так не пойдет.

Он распахнул окно и взмахнул своим жезлом. Ког видел, как магический заряд полетел в сторону тех, кто находился во дворе. Но когда Лесо Варен отвлекся, боль, терзавшая Кога, стала меньше. Зрение снова обрело остроту, и он смог пошевелиться.

Обрушив ужасающий огонь на тех, кто находился поблизости, Варен опять повернулся к Когу.

— Ну, забавно все это было, однако пришло время тебе умереть, — сказал он, отложил свой жезл, вытащил кинжал и направился к Когу.

Солдаты Крида взобрались на стены раньше, чем солдаты в цитадели осознали, что на них напали с тыла. Кешианцы неслись по городу, как степной пожар в разгаре лета, и те защитники города, кому велено было отступать, сохраняя порядок, до ворот крепости добирались бегом.

Солдаты на стенах следили за кешианскими Псами Войны, которые тащили лестницы и налаживали катапульты, когда вдруг враг появился на стенах позади них. Лучники, которые должны были стрелять в подступающих кешианцев, были принуждены вступить в рукопашную схватку с вооруженными врагами.

Крид огляделся и, довольный, кивнул — его передовой отряд уже добрался до ворот, перебил охрану и начал открывать их, чтобы впустить кешианцев.

И в этот момент справа от ворот ударила огненная молния, и люди у стены полетели в разные стороны. Второй, третий удар — и вот уже все вокруг ищут укрытия или разбегаются. Крид обернулся и увидел, как в одном из окон появился человек в балахоне, глянул вниз и скрылся.

Каковы бы ни были цели чародея, на деле он лишь вызвал еще большую панику, которая помогла нападавшим. Крид крикнул своим людям, чтобы скорее открывали ворота, и, как только створки были распахнуты, он понял — его задача будет выполнена меньше чем за полчаса. Наблюдая со стены за ходом боя, Крид стал направлять солдат, которые все появлялись из туннелей, к дверям, ведущим в замок. Атака была столь внезапной, что двери так и стояли открытыми. Надо отправить бойцов внутрь, чтобы они помогли отрядам Кога и Квинта.

Крид взглянул на замок. Как же там идут дела? Когда кешианцы прорвались во двор, исход битвы можно было считать решенным — армия Каспара будет разбита, Крид не мог не восхититься изобретательностью Кога и надеялся, что тот доживет до окончания битвы.

В ворота вбежали кешианские солдаты с осадными лестницами, и Крид махнул рукой их командиру.

— Мы здесь, — закричал Крид, указывая на распахнутые ворота. — Ставьте свои лестницы туда и туда, — он указал направление, — и мы возьмем их с двух сторон.

Капитан кешианцев согласился с предложением и отправил солдат в указанные места. Крид еще раз огляделся, чтобы убедиться, что все идет так, как задумано, и с удовлетворением увидел, что на стене солдаты-оласконцы побросали оружие и сдаются в плен.

Крид сделал знак отряду, находившемуся пока в резерве, следовать за ним в замок. Он надеялся, что и у капитана Квинта все идет как по маслу.

Капитан Квинт Хавревулен стоял на коленях за самодельной баррикадой — перевернутым столом в солдатской столовой. Он со своими отрядами вошел через оружейную и обнаружил, что резервный отряд войск герцога размещен в столовой — оттуда можно было быстро добраться до любого места в замке.

К несчастью для Квинта, в дверь не могло войти сразу столько людей, чтобы хватило для успешного нападения. Дважды он с дюжиной солдат шел в атаку от двери большого чулана, откуда они вошли в столовую, и дважды им приходилось отступать. Теперь же на балконе над столовой засели лучники и, если бы кто-нибудь из людей Квинта шевельнулся, его бы сразу накрыли ливнем стрел.

Только баррикада, которую они возвели из столов, защищала нападавших от окончательного поражения; солдаты оласконской армии, пытавшиеся штурмовать ее, были убиты.

Наемник рядом с Квинтом вздрагивал всякий раз, когда арбалетная стрела попадала в дерево или стену рядом с ним.

— Мы выберемся отсюда, капитан? — спросил он.

— Знать бы как, — отвечал Квинт. — Но и сидеть тут мне тоже надоело. — Он посмотрел по сторонам. — Ну-ка, помогите мне двинуть этот стол.

Несколько человек продвинули стол вперед фута на четыре, и Квинт дал знак солдатам, чтобы точно так же двигали столы по бокам. Вскоре у них образовалось пространство еще для дюжины человек — те выбрались из чулана и приготовились к атаке.

Когда Квинт уже был готов к нападению, раздался голос:

— Ну что, собаки, сдаетесь?

— Алекси, — крикнул Квинт в ответ, — кто же это помер, что тебя назначили командовать?

Наступила пауза, потом тот же голос спросил:

— Квинт? Это ты?

— А кто же еще, — прокричал Квинт.

— Мы думали, ты уже умер.

— Мне жаль вас расстраивать, но я передумал.

— Капитан, если я принесу твою голову герцогу, он щедро меня наградит.

— Ну так иди и возьми ее, — крикнул бывший командующий оласконской армией. Ответа не последовало, и он спросил: — Может, сначала хочешь поговорить?

— Что ты задумал? Переговоры.

Опять наступило молчание, а потом офицер, которого Квинт называл Алекси, сказал:

— Я и отсюда тебя хорошо слышу. Говори, что там у тебя.

— Пара тысяч кешианских Псов Войны уже должны войти в ворота замка. В цитадели кроме моих ребят еще два отряда наемников, и с каждой минутой новые отряды выходят из подвалов за твоей спиной. Ты можешь запереть нас здесь, но говорю тебе — если ты сейчас отправишь связных, то узнаешь, что другие ваши подразделения отступают по всем направлениям. Вам не победить. Если ты остановишь сражение, ты и твои люди останутся в живых.

— А если я остановлю бой, а ты мне солгал, то герцог удавит меня моими же кишками.

— Отправь разведчиков. Я подожду. — Квинт ухмыльнулся солдатам, собравшимся вокруг него. — Я не тороплюсь — мы побеждаем.

Наступила долгая тишина, и наконец офицер по имени Алекси сказал:

— Ты, капитан, конечно, не подарок, но лжецом никогда не был. Что ты предлагаешь?

— Мы не будет наказывать тех, кто лишь следовал приказам. Брось оружие, и ты будешь прощен. Не знаю, кто тут будет командовать, когда все это кончится, но, кто бы это ни был, ему понадобятся солдаты, чтобы охранять Оласко. Вот так. Подожди, и когда другие отряды начнут ломать двери у тебя за спиной, мы выйдем из-за этих проклятых столов.

Если вы сдадитесь сейчас, останетесь живы. Мы можем даже сесть и выпить эля. Ну, что скажешь?

— Я сейчас отправлю разведчиков и скажу солдатам, чтобы не стреляли в вас, пока вы все торчите там, за столами. Идет?

— Идет. — Квинт отложил меч, показывая своим солдатам, что они могут немного отдохнуть. — Может, и получится. — Он отважился выглянуть и увидел, что лучники опустили свои луки и стоят, опираясь на них, а арбалетчики убрали арбалеты. Он сел, прислонившись спиной к столу. — Надеюсь, и в других местах все идет отлично.

20 РАЗВЯЗКА

КОГ СМОТРЕЛ НА ЛЕСО ВАРЕНА.

Колдун подходил медленно, рука с кинжалом казалась расслабленной. Ког ощущал, как все тело пронзает боль, но с ней можно было справиться; когда его спасли Паско и Роберт, ему было гораздо больнее, ему было хуже, когда на него напали танцоры смерти, ему было куда как хуже, когда ему отрубили руку. Он сейчас и держался за эту мысль — ему бывало гораздо больнее, но каждый раз он выживал.

Молодой человек собрал все силы и приготовился — он понимал, что у него есть лишь одна попытка. Ког специально опустил голову, чтобы выглядеть обессиленным.

Варен не обращал внимания на собравшихся в комнате солдат. Подойдя ближе, он произнес:

— Когвин, я удивлен. Ты гораздо выносливее, чем я думал. Знаешь, я говорил Каспару, что в ту ночь, когда ты принес клятву, я проверил тебя. Ты вроде бы ничего не скрывал, скорее, был слишком уж… уверен. Думаю, тебя кто-то подготовил, но если бы ты практиковал магию, то не прожил бы дольше минуты после того, как вошел в эту комнату. — Колдун обвел рукой помещение. — Здесь все защищено заклятиями. — Он вздохнул, словно от усталости. — У меня ведь много врагов.

Он махнул рукой в сторону дальней стены, она засияла и исчезла.

Ког увидел, что комната на самом деле на десяток футов длиннее, чем он предполагал. У противоположной стены на цепях висела женщина, ее обнаженное тело было залито кровью. Ког сразу понял, что это Алисандра. Он не мог сказать, жива она или нет; ему пришлось собрать все силы в попытке защитить себя.

— Прелестная леди Ровена пыталась меня убить. — Голос Варена сорвался на визг: — Она пыталась меня убить!

Он повернулся спиной к Когу и торопливо подошел туда, где висело бесчувственное тело.

— Она думала соблазнить меня! — Он засмеялся и повернулся к Когу. — Я никогда не прочь покувыркаться в постели, но иногда это отвлекает. А потом, для моего дела такие энергии не годятся. Они жизнеутверждающие и все такое, а как раз сейчас все мои силы сосредоточены в противоположном направлении, если ты меня понимаешь. Ну, в общем, вместо забав под одеялом и кинжала мне в бок, я решил, что использую ее в своих интересах, хотя у нее, наверное, были другие. — Он рассмеялся, и Ког понял, что этот человек безумен.

Варен взял Алисандру за подбородок.

— Однако немного жизни еще осталось, не так ли, моя дорогая? — Он внимательно на нее посмотрел. — Медленная смерть — самая лучшая… для меня. А сейчас не хотел бы я оказаться на твоем месте. — Он снова рассмеялся, убрал руку и пошел к Когу. — Я не удивлюсь, если узнаю, что вы оба работали на моего старого врага. Жаль, нет у меня времени подвесить тебя рядом да порасспросить. Но даже если это не так, ты мне сильно докучал, Когвин. Привел армию, захватил город, шумишь тут. — Он вдруг широко раскрыл глаза и задумчиво кивнул. — Но мне нравятся крики и кровь. Да, это будет мило. — Он опустился рядом с Когом на колени. — Ну, рад был тебя повидать, однако пора заканчивать встречу. Боюсь, Каспар не удержит свой город, и, раз уж так случилось, я должен уехать. — Он улыбнулся: — Прощай. — И вынул кинжал, как и ожидал Ког.

Варен потянулся к шее Кога, а тот собрал все оставшиеся силы и зажатым в руке ножом, который сумел вытащить из-за пояса, задержал руку чародея. Варен был силен в магии, но клинком владел куда хуже Кога. Кинжал вылетел из его руки и с грохотом упал на пол.

Ког ударил еще раз, но его кинжал отскочил от колдуна, словно отраженный невидимой кольчугой. Однако удар отбросил Варена назад, он упал, и внезапно боль, терзавшая Кога, стихла.

Глубоко вдохнув, Ког поднялся на ноги.

— Значит, сталь тебя не берет?

— Конечно нет, — отвечал Варен, прищурившись. Он с трудом поднялся на ноги. — Ну все, хватит. Умри!

Он вытянул руку, и Ког ощутил, как вокруг него собирается сила. Только раз или два он видел, как Паг или Магнус собирали силу, и результаты обычно впечатляли. Ког не сомневался, что, если маг закончит читать заклинание, вряд ли удастся что-то поправить.

В оставшееся время, понял он, меч будет таким же бесполезным, как и кинжал. В кармане камзола он нащупал какой-то предмет и вытащил твердый мячик, который дал ему Накор. В отчаянной попытке, пытаясь не дать колдуну закончить заклинание, он отвел руку назад и изо всех сил бросил мячик.

Мяч прошел через магическую защиту Варена и ударил его в горло. Заклинание прервалось, и Ког ощутил, как энергия, собравшаяся в комнате, ослабевает. Глаза колдуна округлились; он схватился за горло. Он отчаянно пытался вдохнуть, но не мог. Варен упал на колени, его лицо побагровело, а вены на голове стали надуваться.

— Похоже, ты разбил ему гортань, — сказал кто-то за спиной Кога.

Ког оглянулся и, увидев, как один из солдат поднимается с пола, показал ему на большую фигуру из глины — шестиугольный предмет, покрытый мистическими символами.

— Найди такие предметы, — велел Ког солдату, — и все разбей.

Потом он подошел к трясущемуся чародею.

— Не хочется умирать, а? — спросил он.

Он наклонился, подтянул Варена так, чтобы тот встал на колени, зашел ему за спину и положил руки ему на виски. Одним быстрым движением он сломал шею черного мага. Тело Лесо Варена осело на пол.

Тогда Ког поднялся и подошел к девушке, висящей на цепях. Он отцепил наручники и осторожно снял Алисандру, потом заглянул в лицо той, которую когда-то любил. Бедная девушка была просто изуродована — Варен поработал кинжалом. Ког снял плащ и завернул в него Алисандру. Подозвав одного из солдат, он сказал:

— Забери ее, может быть, наши лекари помогут ей.

Солдат взял девушку на руки и понес к двери.

Когда последний магический предмет был разбит, в воздухе раздалось жужжание, и в комнате появились три человека. Паг, Магнус и Накор собрались вокруг тела мертвого колдуна.

— Ты справился лучше и быстрее, чем я ожидал, — заметил Накор.

— Ког, — позвал его Паг. — Уведи всех из комнаты, здесь сейчас материализуются силы, противостоять которым можем только мы трое. Он посмотрел себе под ноги. — Он мертв, но магия никуда не делась. Здесь наверняка полно ловушек.

Ког велел солдатам выйти из комнаты.

— Накор прав, — кивнул Магнус — Ты молодец.

— А как битва в замке? — спросил Паг. Ког пожал плечами.

— Не знаю. Я еще не получал вестей от Крида или Квинта, но сейчас, когда этот… человек мертв, думаю, пора все это прекращать.

Он собрался уходить, но Паг взял его за руку. Глядя Когу в глаза, он сказал:

— Прежде чем ты найдешь Каспара, хочу тебе напомнить: тебя всю жизнь жестоко использовали, Ког, и Конклав использовал не меньше, чем Каспар. Мог бы я предать тебя, чтобы убить этого моего врага? — Он указал на труп Варена. — Сотни раз, друг мой. — Паг глянул на него с мукой. — Ты был бы не первый погибший из тех, кого я любил. Он стиснул руку Кога. — Конклав больше ничего от тебя не потребует: отныне твоя жизнь принадлежит только тебе, ты можешь делать с ней все, что пожелаешь. Мы поможем тебе всем, чем в состоянии: золотом, землями, добьемся для тебя прощения от Королевства Островов и Ролдема. Проси чего хочешь, и мы поможем тебе, если сумеем. Но вот что ты должен понять. Сейчас ты на перепутье, и только от тебя зависит, какую дорогу ты выберешь. Решай, каким ты хочешь быть… а потом действуй.

Ког кивнул.

— Сейчас у меня одна цель, Паг. Я найду Каспара и только после того, как покончу с ним, буду думать о себе.

Не сказав больше ни слова, он подобрал меч и вслед за своими солдатами вышел из логова колдуна.

Ког выкрикнул приказ и взмахнул мечом. Его отряд обнаружил зал, в котором заняли оборону оласконские солдаты; кажется, они решили отстоять эту часть цитадели ценой собственной жизни. Бой в тесном помещении шел жаркий и жестокий. Многие были ранены, но убитых с обеих сторон оказалось гораздо больше.

Ког сражался уже два часа, давно забыв о муках, которые испытывал под воздействием магии Варена. Покинув крыло, где располагались покои колдуна, он успел уже вступить в бой в полудюжине комнат. Посыльные доложили, что наружный двор и нижние комнаты цитадели захвачены, а часть солдат отправлена охранять плененных оласконцев. Но чем ближе подбирались они к тронному залу Каспара, тем ожесточеннее становилось сопротивление.

Бой продолжался весь день, и дважды Когу приходилось прерываться, чтобы хоть немного подкрепиться. Он чувствовал себя так, словно к рукам были привязаны чугунные гири, но все равно считал, что должен вести в бой своих людей.

Через несколько часов битвы, когда Ког понял, что они подобрались к тронному залу, он отправил солдат захватить все входы. Взяв с собой с десяток человек, сам он отправился на поиск других, менее явных выходов из зала.

Он обнаружил выход в служебный коридор и чуть не погиб, открыв дверь. Только отточенные рефлексы помогли ему блокировать удар меча, который последовал сразу же, как дверь была приоткрыта.

— Пики! — крикнул он, и вперед бросились солдаты с длинными пиками. Они отогнали защитников коридора, и Ког смог войти.

Примерно с полдюжины солдат, защищавших коридор, повернулись и бросились бежать, когда двоих из них достали длинными пиками. Ког бросился за ними, но остановился: он понял, что удалось найти тот вход в тронный зал, которым пользовалась прислуга.

В двери было проделано смотровое отверстие, закрытое простой металлической пластинкой на винте, — для того, чтобы слуги не тревожили герцога, когда он проводил официальные мероприятия.

Ког заглянул и увидел, что Каспар стоит посреди зала, отдавая указания своим защитникам. В своих черных доспехах он напоминал того медведя, которого Ког убил много лет назад, спасая герцога.

Ког подумал, что сможет добраться до Каспара раньше, чем тот поймет, в чем дело, но особой уверенности у него все же не было. Лучше подождать еще несколько минут и посмотреть, как будет развиваться атака на три входа. Ког знал, что солдат у него больше, чем у Каспара, потому что в зале, насколько Когу было видно, находился неполный отряд.

Снаружи раздался голос, говоривший по-ролдемски с сильным акцентом:

— Вы сдаетесь? Каспар засмеялся.

— Никогда!

Когу претила мысль заставлять солдат гибнуть бесцельно. Исход сражения сомнения не вызывал. Каспар потерпел полное поражение меньше чем за день войны. Не было никакого смысла в гибели большего количества людей. Ког повернулся к своим солдатам.

— Передайте, что мне нужно здесь как можно больше народу. Мы откроем дверь и войдем в зал. — Солдату, стоявшему за ним, он сказал: — В зале идешь направо. — А следующему велел: — А ты идешь налево, и дальше все так и пойдут — один направо, другой налево. Ворваться в зал и отбить защитников от дверей. Пора с этим кончать!

Ког подождал, пока его приказание будет передано назад, потом отодвинул засов и ворвался в зал. Он преодолел приличное расстояние, пока его не заметили, но потом Каспар, должно быть, краем глаза увидел движение и повернулся как раз вовремя, чтобы мечом отразить атаку Кога.

Люди рядом с герцогом повернулись, чтобы защитить его, но их быстро оттеснили наемники, проникшие в зал через обнаруженный вход. Ког размахнулся, чтобы нанести удар, но в последний момент убрал руку и только плашмя задел герцога по плечу. Тот отскочил в сторону и в этот миг узнал нападавшего.

— Когвин! — Он пошел в контратаку, стараясь потеснить своего противника. — У тебя обе руки на месте. Ну и ну!

И он выдал целую серию ударов — может, не очень изящных, зато весьма опасных.

Ког не смотрел по сторонам, это было бы слишком большим риском — герцог наседал на него с мрачной решимостью, — но все же ощутил, что сам ритм боя в зале переменился. Отряды Кога числом превосходили защитников Каспара.

Каспар наносил удары и отражал удары Кога, не обращая внимания на то, что происходило вокруг него, — единственной его задачей было убить противника. Ког знал, что сам он фехтует намного лучше, но он устал, тело все еще пронзала боль, и правой рукой он еще не совсем хорошо владел. И одна ошибка с его стороны могла стать смертельной.

Вокруг двоих сражающихся звон оружия постепенно стихал — защитники герцога бросали мечи и сдавались. Через несколько минут в зале раздавались только стоны раненых и звон клинков Кога и Каспара. Лицо герцога Оласко побагровело, он тяжело дышал. Ког почувствовал, что его тело протестует — пора было кончать, но Каспар не давал ему такой возможности.

Потом вдруг герцог оступился, на миг его нога коснулась тела воина, лежавшего посреди зала. Он споткнулся, и вот уже Ког навис над ним, как кот над мышью.

Ког проник сквозь защиту Каспара, зацепил его клинок своим и одним быстрым закрученным движением выбил меч из его руки. Через миг Каспар замер — острие меча Кога упиралось ему в горло.

Каспар сжался, предчувствуя последний удар, но Ког лишь продолжал держать его на кончике клинка.

— Свяжите его! — велел он.

В этот момент в зале появился Джон Крид.

— Тебе удалось!

— Нам, — ответил Ког и оглядел зал. — Многие заплатили за победу своими жизнями.

— Почему ты его не прикончишь? — спросил Крид.

Ког глянул в глаза Каспара, которого держали двое солдат, заломив ему руки за спину.

— Это было бы слишком быстро, — отвечал Ког. — Я хочу, чтобы он осознал, что он потерял, чего его лишили. — Он поднял меч. — А потом, завтра я могу повесить его так же легко, как перерезать ему горло сегодня.

Оглядев зал, он сказал:

— Передайте всем, что цитадель наша. Прекратить бой.

Подошел командир кешианских отрядов, которые атаковали зал.

— Капитан, мы уходим, как и договаривались. Цитадель ваша.

— Благодарю вас, — отвечал Ког, — благодарю и вашего императора. Наверное, трудно будет остановить грабежи в городе?

— Грабежи после боя — так заведено на войне, — пожал плечами кешианец. Он поклонился и прокричал команды своим солдатам.

После того как все кешианские солдаты ушли, Крид сказал:

— То-то мои парни удивятся, если после этих ребят в городе что-нибудь останется.

Ког улыбнулся:

— В цитадели тоже хватит добра — каждый почувствует себя богатым. Завтра мы еще поговорим об этом. А сейчас велите перевязать раненых, и пусть в кухне начнут готовить. Если все голодны так же, как и я, мы за один вечер съедим все здешние припасы.

Крид кивнул и отправился передавать приказ. А Ког огляделся и сказал стражникам, которые держали Каспара:

— Подержите его пока здесь, но всех остальных велите вести вниз, во двор, под стражу.

Ког убрал меч в ножны и, выйдя из зала, поспешил в личные покои Каспара, не обращая внимания на взгляды испуганных слуг. У дверей покоев Натальи он обнаружил стражу.

— Все кончено, — объявил он стражникам. — Каспар схвачен. Сложите оружие, или я приду сюда с полусотней солдат. Вашей госпоже ничто не грозит.

Стражники посмотрели друг на друга и медленно положили мечи.

— Идите во внутренний двор и ждите там; завтра утром вас всех отпустят.

Стражники медленно ушли, и, когда они скрылись из виду, Ког открыл дверь в комнату Натальи. Ему тут же пришлось отпрянуть: в стену рядом с дверью вонзился кинжал.

— Наталья, не бросай больше ничего! — крикнул Ког.

Он глянул в дальний угол комнаты, где стояла сестра Каспара, сжимая в руке еще один кинжал.

— Ког! — закричала она, и в ее голосе смешались облегчение и неуверенность. — Каспар говорил, что ты в тюрьме. — Она посмотрела на его правую руку и прибавила: — И изуродован.

Ког медленно пошел к ней.

— Я выжил.

— Что теперь? — спросила она. — Каспар убит?

— Нет, он мой пленник.

— Твой пленник? Я думала, на нас напали войска Кеша и Ролдема.

— Да, но они поддерживали мое нападение на цитадель. — Он присел на кровать и сделал ей знак подойти поближе. Она медленно приблизилась, и он взял ее за руку. — Это очень долгая история, и я расскажу ее тебе, но прежде я еще много всего должен сделать. Сейчас я хочу сказать, что тебе ничто не угрожает. Я позабочусь о том, чтобы к тебе отнеслись с должным уважением.

— И что? — спросила Наталья. — Я — твой трофей?

Он улыбнулся.

— Ты была бы очень ценным трофеем. Он встал и взял ее другую руку. — Я бы солгал, если бы сказал, что не испытывал к тебе никаких чувств. Но я бы так же солгал, если бы сказал, что люблю тебя всем сердцем. Более того, сейчас твое будущее еще менее зависит от тебя, чем тогда, когда ты была сестрой герцога. Тогда ты служила просто инструментом его дипломатии. Теперь твоя роль будет совсем иной.

— Что ты хочешь сказать?

— Ты — наследница Оласко. С устранением твоего брата в этих краях образуется опасная пустота. Кеш позаботится о том, чтобы Королевство Островов не пыталось захватить вашу страну, а Королевство станет сдерживать Кеш и Ролдем, но остальные государства могут попытаться посадить на трон своих ставленников. Этого нельзя допустить.

Наталья кивнула.

Я понимаю. — Она посмотрела на Кога. — А что с братом? Он умрет? Ког ответил:

— Только немногие люди знают, что я родился в горах оросини. По приказу Каспара мой народ был уничтожен. Я, наверное, единственный из оставшихся в живых мужчин. Когда я это узнал, то поклялся отомстить за своих сородичей.

Наталья ничего не сказала, но лицо ее побледнело.

— Мне бы хотелось побыть одной, если ты не возражаешь.

Он поклонился и вышел. В коридоре он увидел, что вместо сдавшихся стражников-оласконцев на посту стоят двое его солдат.

— Охраняйте эту дверь и защищайте госпожу. Я позабочусь, чтобы вас сменили.

Они кивнули и заняли свои места по обе стороны от двери.

Ког быстро пошел по коридору — обратно в тронный зал. Оставалось еще много дел, но он решил, что главное сейчас — как следует поесть. Потом, пожалуй, надо принять горячую ванну. Какие бы решения ни предстояло принимать, это можно отложить до завтрашнего утра.

День кончился, и Ког не успел заметить, как наступил вечер. Все утро они занимались разоружением опардумского гарнизона; пленных солдат освободили и отправили пока на постой в город. Наталье скоро понадобятся их услуги, но из тех, кто служил ее брату, на новую службу пригласят не всех.

Руководить правительством поручили баронам Виснею и Столинко — они должны были позаботиться о насущных нуждах города и окрестностей.

Это было необходимо, потому что захват города, хоть и произведенный очень быстро, оказался жестоким. Как Ког и подозревал, отступающие кешианцы забрали все хоть сколько-нибудь ценное, а те дома, где ничего не нашли, просто сожгли. Ког посоветовал баронам установить комендантский час и отрядить людей в военную полицию, чтобы остановить грабежи и насилие.

От лекарей пришло сообщение, что Алисандра выживет, но пока еще очень плоха. Ког отправил эту новость Пагу — в покои чародея.

К концу дня Ког просто не находил себе места: он не ощущал радости победы и мучился из-за необходимости сделать выбор. Он победил, и победа, если считать военные потери, далась легко. Но Ког видел и другую цену — которую ему пришлось платить многие годы. А ведь его задача еще не выполнена. Двое людей, виновных в уничтожении его народа, еще живы, и один из них был ныне его союзником.

Но больше всего Кога беспокоило то, что Амафи ухитрился бежать во время захвата цитадели. Ког дал подробное описание слуги-предателя многим своим офицерам, но его не нашли ни среди мертвых, ни среди пленников. Те пленники, кто знал его, показали, что Амафи покинул Каспара только за несколько минут до того, как начался штурм тронного зала.

Ког ругал себя за глупость — ведь Амафи, должно быть, воспользовался теми же служебными коридорами, по которым Ког привел своих солдат. Когда-нибудь он разыщет Амафи и заставит заплатить за предательство.

Ког пообедал отдельно от остальных, потому что прежде, чем обсуждать что-то с другими людьми, ему самому надо было выработать план действий. Он знал, что Крид выполнит его приказ, и, вели он арестовать Квинта, бывший капитан будет в цепях через несколько минут.

Ког только раз видел Пага и два раза — Накора; кажется, оба они были крайне встревожены находками, обнаруженными в покоях Варена. Они ничего не говорили, но дали понять, что какое-то очень важное дело все еще осталось нерешенным.

Ког отложил размышления, понимая, что, когда придет время, он обо всем узнает. Сейчас у него хватало и своих забот.

Когда началось послеобеденное заседание, к нему подошел Висней.

— Я получил письмо от ролдемского посла. Он выдвигает свои требования и делает несколько предложений, которые, по сути, не что иное, как замаскированные требования.

— Какие именно?

— Они хотят, чтобы им заплатили за то, что их флот использовали кешианцы, то есть их сильно расстроило, что войска Кеша разграбили город, а им ничего не досталось. В казне Каспара много золота, и охранники сокровищницы не успели его перепрятать. Но нам ведь понадобится золото для восстановления города.

— Я поддержу любое ваше решение, — ответил Ког. — Это ведь ваш город. Я считаю, что сейчас важно восстановить город, а долги можно заплатить позже.

Висней кивнул:

— Согласен. Если мы заплатим Ролдему, нам придется обложить людей налогами в то время, когда они меньше всего к этому готовы.

— Какие новости из Королевства?

— Пока ничего, но я ожидаю, что в любую минуту мне принесут список и их требований.

Ког подошел к столу, вокруг которого собрались другие члены импровизированного совета.

— Что еще? — спросил он.

— Некоторые люди спрашивают, Ког, — заговорил Столинко. — Ты станешь новым герцогом?

Ког рассмеялся.

— Думаю, это сильно досадит королю в Ролдеме. Он, пожалуй, развернет флот и привезет назад кешианских солдат, чтобы выгнать меня отсюда. — Он покачал головой. — Нет, у меня другие планы.

— Тогда кто же будет править?

— Наталья — самый разумный выбор, — отвечал Ког.

— Но сможет ли она сохранить герцогство? — спросил Висней. — Вокруг Оласко да и в нашей стране немало дворян, которые выйдут в поход, как только наши наемники уйдут из Оласко, если Наталья будет на троне одна.

— Я же не могу заставить ее выйти замуж за человека, безразличного ей, только из соображений поддержания мира в ваших краях, — сказал Ког.

— Почему же нет? — удивился Столинко. — Такое не раз бывало.

Ког подумал немного и распорядился:

— Пригласите капитана Квинта и леди Наталью. Он молча ждал их, обдумывая, что и как скажет, и, когда они предстали перед ним, он начал:

— У меня есть кое-какие затруднения. Квинт взглянул на леди Наталью и поклонился.

Она не удостоила его вниманием.

— Квинт, — заговорил Ког. — Вот в чем дело. Сначала я должен тебе признаться, что когда-то обманул тебя.

Квинт пожал плечами:

— При этом дворе — да я бы удивился, если бы ты всегда говорил правду.

— Помнишь, ты рассказывал мне про мальчика, которого убил Ворон?

Квинт кивнул.

— Знаешь, Квинт, он не умер. Я и есть тот мальчик.

Брови Квинта взлетели вверх — он не мог поверить услышанному.

— Ты?

— Судя по всему, я — последний из мужчин оросини.

Квинту стало не по себе.

— Так ты все время замышлял свержение Каспара?

Ког кивнул и увидел, как вспыхнули глаза Натальи, хотя она ничего не сказала. Однако Ког хорошо представлял, что она подумала, — ведь они были любовниками, и теперь она размышляла, как много из того, что Ког наговорил ей, было ложью.

Квинт молча смотрел в лицо Кога. Потом он расстегнул пояс, на котором висел меч, и дал ему упасть на пол.

— Ког, ты спас мне жизнь, когда увел с собой с острова, ты помог нам выжить на всем пути от Крепости Отчаяния через леса и болота до Калеш-Кара. Если моя смерть должна стать платой за свободу, которую я обрел год назад, — так тому и быть. Я не стану с тобой сражаться. — Он усмехнулся. — К тому же в поединке я все равно не мог бы тебя победить.

— Я подумал над тем, что мне вчера сказали, — произнес Ког. — Я оказался на перепутье и должен решать, как дальше пойдет моя жизнь. Я не хочу убивать тебя, Квинт. Ты ведь был просто очень хорошим слугой, хотя и у очень плохого господина. — Он взглянул на Наталью: — И ты не могла выбрать себе брата. Я хорошо тебя знаю — ты не участвовала в его кровавых делах. Она промолчала.

— Вот что мы сделаем, — продолжал Ког. — Наталья, ты будешь править в Опардуме как герцогиня Оласко. Но в ваших краях должен наступить прочный мир. Ты должна принести клятву верности Аранору, прямо сегодня. Аранор и Оласко станут провинциями Ролдема, и никто из их правителей никогда не будет иметь прав на ролдемский трон.

— После такого жеста некоторое время можно не беспокоиться об уплате Ролдему долгов, — тихо сказал Висней, наклонившись к нему.

— Но чтобы защитить свою страну, тебе понадобится твердая рука, — продолжал Ког, — и я тебе советую вернуть капитана Квинта на пост командующего оласконской армией, а также назначить его и лордов Виснея и Столинко в совет Трех, который будет помогать тебе в делах до тех пор, пока ты не решишь, за кого выйти замуж. Не сажай рядом с собой на трон глупца или честолюбца, и все будет хорошо.

Она поклонилась, кажется, с благодарностью. Потом повернулась к Квинту:

— Капитан, я буду вам признательна, если вы вернетесь на службу своей стране. Вы мне нужны гораздо больше, чем были нужны моему брату.

Квинт поклонился.

В зал вошли Паг, Магнус и Накор и встали позади Кога и его соратников. Паг наклонился к Когу и прошептал:

— Алисандра будет жить. Мы забрали ее на остров Колдуна. Ее телесные раны мы излечим, но вот остальное… — Он пожал плечами и прибавил громче: — Заканчивайте. Надо поговорить.

— Приведите пленника, — велел Ког. Каспара ввели в зал. У него забрали оружие; одет он был в простую одежду и босой — Ког решил, что какой-то предприимчивый солдат обнаружил, что у них с герцогом один размер обуви.

Руки и ноги герцога были скованы кандалами, но он по-прежнему сохранял надменный вид.

— Каспар, что ты можешь сказать в свое оправдание? — спросил его Ког.

Каспар рассмеялся:

— Ты победил, а я проиграл. Что тут еще скажешь?

— Ты приказал убивать ни в чем не повинных людей, ты убивал только из честолюбия. Ты принес страдания, которых сам даже не можешь вообразить. Если бы я смог сделать так, чтобы ты жил, каждый день думая о тех бедствиях, которые навлек, я бы это сделал. Но пока ты жив, ты опасен, поэтому я прикажу тебя повесить.

— Из мести? — спросил Каспар. — Замаскированная под справедливость, она не перестанет быть местью, Ког.

— Я устал от убийств, Каспар, но другого выхода нет.

— Пожалуй, есть, — сказал у него за спиной Паг. Ког оглянулся, и чародей подошел ближе.

— Если ты и впрямь хочешь, чтобы Каспар задумался о своих преступлениях, но не мог бы никому принести вреда, ты сохранишь ему жизнь?

— Как я могу? — спросил Ког. — Столько людей пострадали от него. Зачем я должен сохранить ему жизнь?

— Ты не его жизнь спасаешь, Когвин, — прошептал Паг. — Ты спасаешь свою. Не ты начал то, что тебе не следовало делать, и, когда ночью тебя будут мучить кошмары, может быть, именно это прощение ляжет на весы, где с одной стороны жизнь, а с другой — гибель.

Ког почувствовал себя так, словно с души сняли камень, и в глазах его заблестели слезы. Усталость и годы страданий готовы были взять верх. Он вспомнил своих родных — веселых, живых — и подумал, что они могут навсегда жить в его душе, если он освободит ее от ненависти и гнева. Он подумал о том, что сделал сам, о тех людях, которые погибли от его руки просто потому, что он шел к своей цели. Чем он отличался от Каспара? У него не было ответа. Наконец он сказал:

— Каспар, я прощаю тебе то зло, что ты принес мне и моему народу. Подумай над этим, где бы ты ни был. А сейчас делайте с ним что хотите, Паг.

Паг подошел к Магнусу и что-то прошептал ему на ухо. Они посовещались, и Магнус кивнул. Он обошел вокруг стола и положил руку на плечо Каспара; в тот же миг они словно испарились, и только легкий ветерок отметил их исчезновение.

Ког поднялся.

— На сегодня дела закончены. Присутствующие вышли, а Ког повернулся к Квинту, Виснею и Столинко.

— Господа, судьба страны в ваших руках, — торжественно сказал он.

Потом Ког подошел к Наталье.

— Надеюсь, вы еще встретите свое счастье, госпожа.

Она печально улыбнулась.

— А я надеюсь, сквайр, что вы когда-нибудь обретете мир в душе.

Ког поцеловал ее в щеку и обратился к Пагу и Накору.

— Что вы сделаете с Каспаром?

— Потом расскажу, — отвечал Паг, а Накор сказал:

— Я узнал от солдат, как ты убил Варена. Молодец — догадался кинуть в него мячик. — Он усмехнулся. — Жаль, я сам до этого не додумался.

— На самом деле мячик просто отвлек его и к тому же пробил гортань. Я довершил дело, свернув ему шею. — Ког взглянул на Пага. — Ну что? Это было не напрасно? Вы нашли то, чего так опасались?

Паг был мрачен.

— Это было совсем не то, о чем мы говорили королям. Однако дела, пожалуй, так же плохи. — Понизив голос, Паг прибавил: — Варен пытался открыть рифт.

— Рифт?

— Врата между мирами, — пояснил Накор. — Если надо, я тебе потом растолкую. Но это те магические небесные врата, которыми пользовались цурани, чтобы напасть…

— Я знаю, что такое рифт, Накор, — перебил его Ког. — Я ведь читал книги, ты не забыл? Я просто не ожидал от него такого.

— И мы, — сказал Паг. — Я думал, что больше всех в этом мире знаю о рифтах, или, как их еще называют, Звездных Вратах. Но то, что пытался сделать Варен, не похоже ни на какой из рифтов. Он использовал черную магию и жизни невинных людей, чтобы соорудить его, и, кажется, недавно завершил работу.

— Ты хочешь сказать, что в цитадели есть Звездные Врата?

— Нет, Ког, — сказал Накор непривычно мрачным тоном. — Но мы опасаемся, что он может открыться где-то поблизости.

— Но где? — спросил Ког.

— Это знал только Варен, — пожал плечами Паг. Ког вздохнул.

— Я рад, что я не имею отношения к магии. Мне кажется, мои заботы проще ваших.

— У нас есть силы, — заметил на это Паг. — Наши люди здесь будут изучать работу Варена. Мы разузнаем, что он делал. — Чародей улыбнулся. — Ты совсем без сил. Иди, съешь чего-нибудь и ложись спать.

— Нет, — сказал Ког. — У меня есть еще одно дело, и его нельзя откладывать.

Он повернулся и вышел из тронного зала герцогов Оласко.

— Он мог бы стать герцогом, — заметил Накор. — И Наталья вышла бы за него замуж.

Паг покачал головой:

— Он ищет покоя, а не власти.

— Думаешь, найдет?

Паг положил руку на плечо старого друга.

— Когда он не стал убивать Квинта и Каспара, я понял, что он на пути к покою. — Он улыбнулся. — Идем. Может Ког и не голоден, а я так очень есть хочу.

И они вышли из зала.

* * *

В дверь настойчиво стучали, и человек в ужасе поднялся. До самого рассвета в городе еще было полно мародерствующих кешианских солдат, а потом появились просто грабители. Хозяин отбился от тех, кто уже заходил к нему, при помощи огромного мясного топора, и грабители оставили его в покое — у него в лавке нечего было взять, а оружие выглядело грозно.

Однако стоящий за дверью был настроен решительно.

— Открывай, или я вышибу дверь!

— У меня оружие! — крикнул в ответ хозяин.

— Тогда открой дверь, потому что, если я ее выбью, ты у меня подавишься своим оружием.

Было ясно, что пришелец не собирается уходить. Наконец скупщик падали, которого звали Боурт, открыл дверь. Вошел солдат с мечом в руке. Он посмотрел на приземистого хозяина, вооруженного топором, и усмехнулся:

— Смотри, не поранься. Я ищу девушку.

— Какую еще девушку? — возмутился хозяин. — Мы не торгуем девицами. Это тебе не бордель.

Ког оттеснил хозяина в сторону.

— Где твои рабы?

Боурт нехотя указал на дверь, ведущую на задний двор. Ког распахнул ее, пересек обширный двор, в котором стоял неистребимый запах крови и разлагающегося мяса, и вошел в сарай, притулившийся в самом углу. Вдоль стен помещалась дюжина кроватей, а в центре стоял стол.

На него из полумрака смотрели полные ужаса глаза. На столе горела одинокая свеча, Ког взял ее и пошел вдоль кроватей, светя в лицо людям. Наконец он нашел женщину, которую искал. На языке своего народа он сказал ей:

— Перышко Синекрылого Чирка, я — Коготь Серебристого Ястреба. Ты должна меня помнить как мальчика Киелианапуна.

Она заморгала, словно пытаясь избавиться от наваждения, и тихо спросила:

— Киели?

Он кивнул и протянул руку:

— Я пришел забрать тебя из этого места, если ты хочешь пойти со мной.

Женщина медленно поднялась и взяла его руку.

— Отсюда — куда угодно, — ответила она едва слышно, и он увидел, как мука в ее глазах сменяется надеждой. Крепко сжав его руку, она тихо прибавила: — У меня есть сын, — и указала на соседнюю кровать, где спал мальчик лет четырех-пяти. — Не знаю, кто был его отцом — кто-то из солдат, которым я досталась.

Ког взял ее за руки и посмотрел на мальчика. Он был светловолос, как мать, и во сне выглядел ангелочком.

— Я стану ему отцом, — с трудом произнес Ког, борясь с нахлынувшими эмоциями.

Женщина крепко сжала его руку, а он тихо продолжал:

— Нам уже не стать прежними, милая. Наш мир отняли у нас, но мы можем жить вместе и научить нашего сына всему, что знаем. Наш народ не будет забыт.

Она кивнула, и по ее щекам потекли слезы.

Он спросил:

— Кто-нибудь еще спасся из нашей деревни или из других деревень?

— Не знаю, — ответила она. — Вместе со мной схватили еще нескольких человек, но потом всех нас продали.

— Тогда мы здесь задержимся, — решил Ког, — и поищем их. И, если найдем, возьмем их с собой.

Он отпустил ее руку и осторожно поднял спящего мальчика. Держа его на руках, Ког произнес:

— Не знаю, что из нас получится — оросини или другой народ, но узнаем это мы вместе.

Держа мальчика правой рукой, он протянул левую. Перышко Синекрылого Чирка взяла его за руку, и они вышли в ночь, в неизвестное будущее.

ЭПИЛОГ РАСПЛАТА

ВНЕЗАПНО прямо из воздуха возникли двое. Уже рассвело, хотя, казалось, мгновение назад вокруг царила ночная тьма. Каспар в первый миг ничего не видел, потом ощутил, как Магнус сильно толкнул его.

Каспар споткнулся и упал, но тут же поднялся на ноги.

— Что это? Магнус ответил:

— Ты на другой стороне мира, Каспар. Эта земля известна как Новиндус. Здесь ни одна душа не слышала про государство Оласко, не говоря уже про его герцога. Никто здесь не говорит на вашем языке. Здесь у тебя не будет ни слуг, ни армии, ни подданных, ни союзников; у тебя нет ни власти, ни богатства. Жизнь твоя зависит от милости других, как другие всю жизнь зависели от твоей милости. Ког Ястринс хотел, чтобы ты поразмыслил над своими ошибками, осознал свои грехи и то, что ты потерял. Здесь ты можешь заниматься этим до скончания твоих дней, сколько бы их ни осталось.

Каспар вздернул подбородок:

— Это еще не конец, чародей. Я найду дорогу назад и верну все, что у меня отняли.

— Желаю тебе удачи, Каспар из Оласко. — Магнус взмахнул рукой, и кандалы распались. — Я оставляю тебя с твоим умом, силой и талантами — это все, что тебе потребуется, если ты научишься смирению. — Он указал на восток, где над горизонтом виднелось едва заметное облачко пыли. — Это кочевники, Каспар. Люди, которые либо убьют тебя, либо сделают рабом — это будет зависеть от их настроения. Я предлагаю тебе спрятаться. Пусть это будет твой первый урок:

И Магнус исчез, оставив бывшего герцога Оласко в одиночестве на пыльной дороге, за полмира от дома, беззащитного перед незнакомым воинственным племенем.

Каспар огляделся и заметил на отдаленном холме небольшую рощицу. Если он побежит туда прямо сейчас, то сможет спрятаться прежде, чем кочевники его заметят.

Он глянул на встающее солнце и почувствовал, что подул свежий ветер. В нем не было привкуса морской соли, к которому он так привык в Опардуме, и воздух был сухой.

По коже побежали мурашки — вместо унижения и полного провала его ожидала новая жизнь. Голова у него закружилась от обилия нахлынувших образов, и он понял, что его использовали силы, о которых он ничего не знал. Когда Лесо Варен умер, он почувствовал себя так, словно прошла сверлящая боль в основании черепа. Он не знал, что это означает, но чувствовал себя необычайно хорошо. Ночь он провел в темнице своего собственного замка, однако спал крепко, а когда его вывели оттуда, он был готов к смерти.

Однако оказался здесь, где бы ни было это «здесь», — и мог выбирать свой собственный путь. Он огляделся. Завоевывать такой мир? На первый взгляд — ничего ценного, но Каспар решил, что должны найтись и места получше. В любом случае, когда и начинать, как не сейчас. Он поднял кандалы, взвешивая в руке, — их можно использовать как оружие. Вдали уже показались кочевники.

Он усмехнулся.

Рэймонд Фейст «Возвращение изгнанника»

Посвящается Джеймсу, со всей отцовской любовью

Смогу ль увидеть я тебя и вновь услышать имя

Столь славное…

Ричард Сэвидж «Характер Фостера».

1. ПЛЕННИК

К нему мчались всадники.

Каспар, до вчерашнего дня носивший титул герцога Оласко, ждал, держа цепь наготове. Он очутился на этой пыльной равнине всего пару минут назад, перенесенный сюда высоким седовласым волшебником, который произнес несколько слов на прощание и исчез, оставив высокородного изгнанника лицом к лицу с надвигающейся бандой кочевников.

Никогда еще Каспар не чувствовал себя таким бодрым и полным сил. Он усмехнулся, сделал глубокий вдох и слегка согнул колени. Всадники рассыпались веером, из чего Каспар сделал вывод, что его опасаются, хотя он стоял один, босой и совершенно без оружия, если не считать тяжелой цепи, к концам которой были привязаны кандалы.

Всадники сбавили ход. Их было шестеро. Каспар уже мог разглядеть незнакомые ему одежды: Просторные темно-синие накидки поверх белых рубах, перевязанные на поясе бечевой, и широкие штаны, заправленные в черные кожаные сапоги. Головы всадников покрывали тюрбаны, намотанные так, что справа свисал кусок ткани, который, как догадывался Каспар, при необходимости одним движением закреплялся с другой стороны головы, закрывая рот и нос, чтобы кочевник мог спрятаться от налетевшей песчаной бури или остаться неузнанным. В целом одеяния не выглядят как военная форма, решил Каспар, но для него не осталось незамеченным, что всадники увешаны грозным на вид оружием.

Один из всадников, которого Каспар счел предводителем, сказал что-то своим спутникам, махнул рукой, затем откинулся в седле и стал наблюдать за происходящим. Двое кочевников спешились и приблизились к Каспару, на ходу вынимая мечи. За ними на землю спрыгнул и третий: в руках он держал кожаный ремень, которым, очевидно, намеревался связать невесть откуда взявшегося чужеземца.

Каспар опустил зажатую в руках цепь, отчего железо звякнуло о камни, и ссутулился, словно признавая невозможность борьбы с обстоятельствами. Из того, как приближались к нему кочевники, он вывел два заключения: во-первых, это были опытные бойцы — крепкие, обожженные солнцем обитатели равнин, вероятно живущие в шатрах; во-вторых, их не обучали воинскому мастерству. Еще один взгляд — и Каспар знал, как действовать: ни один из трех кочевников, оставшихся в седлах, не достал лук.

Каспар подпустил кочевника с ремнем поближе и только в самый последний момент выбросил ногу вперед, ударив противника в грудь. Из трех спешившихся этот был наименее опасным. Затем бывший герцог взмахнул цепью и выпустил один ее конец так, что кочевник с мечом, стоящий справа, казалось, вне зоны досягаемости, получил мощный удар в лицо самодельным оружием. Хрустнула, треснув, кость. Кочевник беззвучно осел.

Его товарищ отреагировал мгновенно: вскинул меч и что-то прокричал — оскорбление, боевой клич, обращение к богу, — Каспар не знал, что именно. Бывший герцог знал только одно: если он ошибется, жить ему останется три-четыре секунды. И вместо того чтобы отскочить от нападающего, Каспар бросился ему навстречу и врезался в него плечом в тот самый миг, когда меч со свистом прорезал пустоту.

Оттого что удар не попал в цель, кочевник, влекомый инерцией, перевалился через плечо Каспара, которому оставалось схватить противника за ноги и мощным толчком швырнуть вверх и себе за спину. Кочевник перевернулся в воздухе и тяжело шмякнулся на землю. Резкий звук, вырвавшийся из его груди, свидетельствовал о том, что у него, скорее всего, сломан позвоночник.

Каспар не столько увидел, сколько почувствовал, что два кочевника, оставшиеся в седлах, срывают со спины луки, поэтому он прыгнул вперед и, перекувырнувшись, вскочил на ноги, успев схватить меч одного из поверженных противников. Кочевник, который намеревался связать Каспара, попытался подняться с земли и уже вынимал свой меч, однако Каспар опередил его и, развернув меч плашмя, обрушил удар ему на голову. Не издав ни звука, кочевник опрокинулся на спину.

Может, Каспар и не так ловко орудовал мечом, как Ког Ястринс, но, проведя большую часть жизни в тренировках, сейчас, в ближнем бою, ончувствовал себя в родной стихии. Он обернулся к трем всадникам, двое из которых вскинули луки, а третий поднял длинное копье и вдавил пятки в бока лошади. Животное, не будучи настоящей боевой лошадью, все же оказалось отменно обучено. Лошадь рванулась вперед, словно стартовала в скачках, и Каспар еле увернулся, чтобы не оказаться растоптанным. Кончик копья чуть было не вонзился ему в грудь, но, отпрыгнув влево, бывший герцог избежал и этого. Будь у лошади хотя бы на пару ярдов больше места для разгона, ее скорость оказалась бы слишком высокой для следующего маневра Каспара, а так он изогнулся и успел дотянуться до всадника левой рукой, схватить его за накидку и выдернуть из седла.

Каспар не стал ждать, пока противник достигнет земли. Он использовал полученный импульс для разворота и очутился перед ближайшим из двух оставшихся всадников, который уже натягивал тетиву. Левой рукой Каспар схватил его за щиколотку, рванул назад и вверх, и вот уже лучник полетел на камни.

Каспар оглянулся, чтобы определить местонахождение последнего противника и проверить, не поднялись ли на ноги выброшенные из седел всадники, — и вынужден был признать безнадежность ситуации. Он медленно выпрямился и выпустил меч из рук.

Оказалось, что последний лучник спокойно отъехал на несколько ярдов в сторону и теперь неподвижно сидел в седле, нацелив на Каспара стрелу. Любые действия бессмысленны. Вряд ли этот кочевник совсем не умеет стрелять, а только в этом случае Каспар мог бы спастись от стрелы, глядящей ему прямо в грудь.

Всадник улыбнулся и кивнул, сказав несколько слов, общий смысл которых, как показалось Каспару, был одобрительным, а потом перевел взгляд на кого-то позади чужеземца.

В тот же миг один из ранее поверженных кочевников с размаху ударил Каспара по затылку. Бывший герцог рухнул на колени. Раздался лязг металла, и он попытался обернуться, понимая, что кто-то приближается к нему сзади с брошенными им же кандалами. Но времени на это не хватило: ему на челюсть обрушилось железо. В глазах полыхнуло белым пламенем, и Каспар провалился во тьму.

* * *

Челюсть горела. Шею сковала боль, тело ныло. Каспар сначала не мог понять, где находится, потом вспомнил схватку с кочевниками. Он поморгал, надеясь, что станет лучше видеть, а когда это не помогло, сообразил, что настал вечер. Попытка шевельнуться отозвалась целой гаммой болевых ощущений во всем теле, из чего Каспар заключил, что кочевники не пожалели времени и хорошенько избили его, пока он валялся без сознания. Очевидно, так они выразили свое недовольство тем, как строптивый чужеземец отреагировал на их требование сдаться.

Хорошо хоть, что в той схватке он никого не убил, иначе для него дело закончилось бы перерезанным горлом. Сейчас Каспар понимал, что у него практически не было шансов уцелеть в стычке с шестью кочевниками. С большим трудом, поскольку руки его были связаны за спиной кожаными ремнями, он сел. И все же по сравнению с обычным батраком или прислугой он, хорошо обученный, тренированный боец, имел больше шансов выжить среди воинственных жителей равнин.

Оглянувшись, Каспар обнаружил, что находится позади шатра. Его запястья были туго связаны ремнем, который, в свою очередь, при помощи грубой веревки крепился к одной из опор шатра. Веревка позволяла ему перемещаться на пару футов в любую сторону, но на то, чтобы встать во весь рост, ее длины не хватало. Быстрый осмотр опоры показал, что ее можно вытащить из земли, но тогда обвалится весь шатер и все находящиеся внутри узнают о попытке бегства, предпринятой пленником.

Каспар осмотрел и ощупал себя. Вся одежда на месте, никаких серьезных переломов и ушибов вроде нет.

Он задумался. Сделанные им предположения о нравах захвативших его кочевников пока оправдывались. Насколько можно было судить по открывавшейся из-за шатра картине, лагерь невелик: вероятно, его разбили именно те шестеро всадников и их семьи, ну, может, еще несколько человек. В отдалении виднелось что-то вроде коновязи, и по самым приблизительным подсчетам получалось, что на каждого кочевника в этом лагере приходится по две-три лошади.

Изнутри шатра донеслись негромкие голоса. Каспар припал ухом к стенке, напряженно прислушиваясь, но вскоре отодвинулся. Незнакомая речь ускользала, дразня смутно напоминающими что-то словами.

Каспар хорошо схватывал языки. Как наследнику отцовского трона, ему полагалось знать языки соседних государств, поэтому он свободно, без акцента говорил на языке Королевства Островов, а также на всех языках, родственных его родному оласконскому, то есть на тех, что произошли от ролдемского языка. Кроме этого, он безукоризненно владел придворным кешианским и не поленился подучить квегский — вариант кешианского, который развивался самостоятельно почти два века, с тех пор как Квегское королевство добилось независимости и вышло из Империи Великого Кеша.

Каспару довелось много путешествовать, и он сносно изъяснялся еще на полудюжине говоров и наречий разных народов. В речи, которую он сейчас слышал, определенно проскальзывало что-то знакомое. Он закрыл глаза, расслабился и отдался еле слышным звукам.

И это сработало: из сплошного потока незнакомой речи он сумел выделить слово «ак-кава». Это же «аква»! Произношение иное, и ударение стоит не там, но, несомненно, это слово родственно квегскому «вода»! Похоже, кочевники собирались пойти куда-то и пополнить запасы воды. Каспар снова прикрыл глаза и погрузился в чужую речь, уже не стараясь понять ее, а просто привыкая к ритму и интонациям, структуре и звукам.

Целый час он сидел и слушал. Сначала Каспар разбирал одно слово из ста. Затем одно из пятидесяти. Когда он уже понимал одно слово из дюжины, раздались шаги. Пленник повалился на землю, изображая беспамятство.

Судя по шагам, к нему приближались два человека. Один из них заговорил, Каспар услышал слова «хороший» и «сильный». Второй возражал. Насколько Каспар смог понять, тот предлагал убить пленника, поскольку хлопот от него могло оказаться больше, чем пользы, однако первый кочевник убеждал спутника, что пленник представляет для них ценность своей силой и каким-то умением. Вероятно, имелось в виду умение бывшего герцога управляться с мечом, ведь никаких других навыков он не успел продемонстрировать.

Только невероятным напряжением воли Каспар сумел сохранить неподвижность, когда бесцеремонный сапог ткнулся ему под ребра: подошедшие проверяли, действительно ли он без сознания. После этого двое спорщиков удалились.

Каспар лежал не шевелясь. Необходимо было удостовериться, что рядом никого нет. Наконец он рискнул приоткрыть один глаз. Вдали между шатрами промелькнули и исчезли за углом фигуры двух мужчин.

Он сел. Стараясь сосредоточиться на разговоре, доносящемся из шатра, он одновременно занялся ремнями на руках, все время помня, что увлекаться нельзя: занятый подготовкой к побегу, он может не услышать приближения своих захватчиков. Каспар прекрасно понимал, что сбежать будет легче всего именно в эту, первую ночь, когда его считают все еще не пришедшим в себя от побоев. Ведь все преимущества были на стороне его врагов: они наверняка прекрасно знали местность и были опытными следопытами.

Единственное, на чем он может сыграть, — это неожиданность. Каспар достаточно поохотился в свое время, чтобы знать, как действует борющаяся за свою жизнь жертва хищника. Ему нужно опередить кочевников как минимум на час, но сначала он должен освободиться от пут.

Поначалу верх взяло неразумное желание проверить ремни на прочность, и Каспар попробовал развести руки. Боль в суставах однозначно поведала ему, что ремни действительно прочные. Он не мог их видеть, но, похоже, сделаны они из сыромятной кожи. Если её каким-то образом намочить, то кожа станет эластичной и можно будет попытаться стянуть ремни с рук.

После бесплодной борьбы с ремнями Каспар обратил свое внимание на веревку. Снять ее с шеста вряд ли получится без того, чтобы не свалить весь шатер, но других вариантов пока не предусматривалось. Он развернулся одним боком, потом другим, однако скоро понял, что со связанными за спиной руками с этой задачей ему никак не справиться.

Он снова сел и стал ждать. Время шло, лагерь мало-помалу успокаивался. В какой-то момент вновь послышались приближающиеся шаги, и вновь он притворился, что лежит без чувств. Несколько долгих минут Каспар не двигался, пока не убедился, что пришедший проверить его кочевник наконец ушел — очевидно, устраиваться на ночлег. Затем пленник посмотрел на небо, усыпанное россыпями звезд. Подобно большинству мужчин в его стране мореходов, Каспар умел ориентироваться по звездам, но сейчас над ним сияли совершенно незнакомые созвездия. Пожалуй, придется пользоваться лишь самыми элементарными правилами навигации, пока он не привыкнет к этой новой для него небесной картине. По крайней мере, Каспар знал, где село солнце: перед тем, как светило скрылось за горизонтом, он приметил в том направлении камень необычной формы. Следовательно, он мог определить, где север.

Север и восток были самыми вероятными путями к дому. Знаний Каспара хватало на то, чтобы сообразить, где расположен континент Новиндус по отношению к Оласко. В какой бы части Новиндуса он ни находился, чтобы попасть домой, ему прежде всего надо добраться до места под названием Город Змеиной реки. Между этим материком и землями на другой половине мира торговли почти не ведется, но те связи, что имеются, начинаются именно в том прибрежном городе. Из него Каспар сможет попасть на острова Заката, а оттуда — в Крондор. Оказавшись же в Королевстве Островов, он, если понадобится, дойдет до дома пешком.

Каспар знал, что эта задача практически невыполнима, но каким бы ни был его конец, он хотел встретить его в борьбе за возвращение домой.

«Домой», — горько подумал он. Всего лишь днем ранее он был дома, правил своим народом. А потом его захватил в собственной же цитадели бывший слуга, о котором Каспар и забыл вовсе. Ночь он провел в цепях, размышляя о драматическом повороте судьбы, и уже приготовился к тому, что поутру его повесят.

Однако Когвин Ястринс, тот самый бывший слуга, помиловал его и вместо повешения приговорил к ссылке в эту далекую страну. Каспар не совсем понимал, что произошло в последние дни. И даже начал подозревать, что уже несколько лет он и сам вел себя как-то странно.

В ту ночь, сидя в ожидании, как он думал, скорой смерти, герцог услышал, как за стенкой разговаривают караульные. Оказалось, что в битве за цитадель погиб Лесо Варен, его маг-советник. Маг появился несколькими годами ранее и пообещал любую помощь в обмен на покровительство Каспара. С тех пор присутствие Варена было почти незаметным, лишь время от времени он оказывал герцогу полезные услуги.

Каспар глубоко вздохнул и вернулся мыслями к необходимости освободиться. У него еще будет время поразмышлять над прошлым, при условии, конечно, что он проживет достаточно долго для того, чтобы иметь будущее.

Широкоплечий и сильный, Каспар тем не менее выработал и поддерживал в теле гибкость, обычно несвойственную людям его сложения. Выдохнув из легких весь воздух и наклонив плечи вперед, он подтянул колени к груди и уперся пятками в ремни, стягивавшие запястья. Суставы и связки трещали, выражая протест по поводу такого насилия, но Каспар все дальше вытягивал руки, стремясь просунуть между ними ноги. Наконец это ему удалось, правда, в процессе он чуть не повалил шатер.

Теперь стало возможно устроиться поудобнее и лечь на спину, не натягивая при этом веревку, привязанную к опоре шатра. Ремни при ближайшем рассмотрении оказались из сыромятной кожи, как он и предполагал. Каспар смочил простой узел слюной, впился в него зубами и тянул, грыз и дергал петли до тех пор, пока они не ослабли. Еще несколько минут, показавшихся ему очень долгими, — и вот его руки свободны.

Размяв пальцы и помассировав запястья, Каспар осторожно поднялся на ноги. Медленно, глубоко дыша, он обошел шатер и оглядел территорию лагеря. В другом конце огороженной несколькими шатрами площадки горел костер, одинокий караульный сидел спиной к огню и тихо напевал какой-то незамысловатый мотивчик, очевидно, чтобы не заснуть.

В мозгу Каспара проносились возможные варианты действий. Из своего многолетнего воинского опыта он вынес главный урок: нерешительность приносит больше вреда, чем неверные решения. Можно оглушить караульного и таким образом на несколько часов опередить неминуемую погоню, а можно просто уйти, надеясь, что до рассвета никто не станет проверять пленника. Но, так или иначе, действовать надо немедленно!

Ноги как бы сами собой сделали шаг в направлении одинокой фигуры у огня. Каспар привык доверять своим инстинктам. Больший риск оправдывается большим выигрышем. На цыпочках он приблизился к караульному и встал у того за спиной.

То ли освещение изменилось оттого, что Каспар загородил собой костер, то ли кочевника потревожил какой-то звук, то ли у него просто сработала интуиция, но он вдруг подскочил и обернулся. Каспар встретил его мощнейшим ударом в ухо. У кочевника задрожали колени, глаза разъехались в стороны, а бывший герцог закрепил успех еще одним ударом, теперь уже в челюсть. Кочевник стал заваливаться набок, и Каспар подхватил его, чтобы не устраивать лишнего шума.

Понимая, что его свобода измеряется секундами, он сорвал с бесчувственного тела головную повязку и меч и потянулся к сапогам, но, как ни жаль, размер ноги у караульного был явно меньше, чем нужно.

Он мысленно обругал солдата, который в ночь захвата цитадели отобрал его собственные сапоги. Босиком бежать невозможно. Бывший герцог всегда носил обувь и поэтому не мог похвастать грубой мозолистой кожей на ступнях ног, как у пеших путешественников, а почва в этих краях каменистая — это он успел заметить, как ни мало было у него времени на осмотр местности между своим появлением на равнине и нападением кочевников. На северо-востоке он, кажется, видел небольшое скопление деревьев, но вряд ли в них можно будет надежно спрятаться, а где еще здесь искать укрытие, Каспар не представлял. Итак, вырисовывался единственно возможный план: найти обувь и уйти как можно дальше, поднявшись вверх по нависающей над лагерем скалистой гряде, куда всадникам будет не добраться.

Каспар замер на секунду, прислушиваясь, а потом быстро, но предельно осторожно зашагал к самому большому шатру. С мечом на изготовку он отодвинул шкуру, закрывающую вход. Внутри кто-то храпел, вероятно, мужчина; из того же угла доносилось еще чье-то посапывание. Во мраке Каспар почти ничего не видел, поэтому он подождал, пока глаза привыкнут к темноте. Через несколько секунд он смог разглядеть по левую сторону от входа третью фигуру, судя по размеру, ребенка.

Столь нужная ему пара сапог стояла у небольшого сундука, где, по всей видимости, хранились ценные вещи, принадлежащие вождю. С кошачьей грацией, неожиданной для такого крупного мужчины, Каспар скользнул к сундуку и присмотрелся: размер, кажется, подходящий. С сапогами в руке он вернулся к входу, но из шатра не вышел. Его раздирали противоречивые чувства. Он почти не сомневался, что его догонят и вновь возьмут в плен, а скорее всего — и убьют, если только он не придумает какой-нибудь уловки. Но какой? А пока он тут раздумывает, драгоценные секунды утекают, превращаясь из союзников во врагов.

Нерешительность никогда не была присуща герцогу Оласко. Он вгляделся: под рукой у спящего вождя — как он и ожидал — горкой лежало оружие, приготовленное на случай внезапной тревоги. Подкравшись к спящему, Каспар дотянулся до кинжала. Широкое, длинное лезвие было изготовлено специально для того, чтобы вспарывать врагам животы; кинжал не отличался ни изяществом линий, ни богатством украшений. Взяв его в руку, Каспар невольно вспомнил о кинжалах, которыми пользуются кочевники пустыни Джал-Пур в Кеше. И тут же мелькнула непрошеная мысль: а нет ли у его захватчиков и кочевников Джал-Пура общих корней? Язык джалпурцев имеет отличное от кешианского происхождение, но зато квегский язык является диалектом кешианского, а именно на квегский чем-то похож язык захвативших Каспара кочевников.

Вернувшись на исходную позицию, Каспар задержал взгляд на спящем ребенке. В темноте он не мог разобрать, мальчик это или девочка, тем более что волосы у ребенка доходили до плеч и спал он лицом к стене. Резким, коротким движением кисти Каспар вонзил кинжал в земляной пол. Скрежет лезвия о почву потревожил малыша: он заворочался, но, к счастью, не проснулся.

Каспар выскользнул из шатра. Несколько быстрых взглядов по сторонам подтвердили его ожидания: неподалеку нашелся бурдюк, наполненный водой. Очень неохотно Каспар отвернулся от коновязи. Верхом на лошади он имел бы больше шансов выжить, но, пока он будет седлать ее, кто-нибудь обязательно проснется. А если даже и не проснется, то для этих людей украденная лошадь перевесит любые другие соображения и сведет на нет то немногое, чего Каспар, быть может, добился, оставив возле ребенка вождя воткнутый в землю кинжал.

Он решил бежать к рощице, а оттуда пробираться вверх по склону гряды. Насколько Каспар успел разглядеть ландшафт, прежде чем его захватили в плен, всадникам вряд ли захочется карабкаться по острым камням, рискуя лошадьми. А может, им надо спешить на заранее назначенную встречу с другими кочевниками. Или же «послание» Каспара в виде кинжала заставит их отказаться от преследования.

Потому что если вождь не совсем глуп, то он догадается, что имел в виду пленник, вонзая кинжал в пол его шатра: «Я мог убить тебя и твою семью, пока вы спали, но не сделал этого. Так не трогай же и ты меня».

По крайней мере, Каспар надеялся, что вождь поймет.

* * *

Первые лучи солнца Каспар встретил уже высоко на склоне, среди камней и скалистых уступов. С тех пор как он миновал деревья у подножия гряды, ему не попадалось ни одного места, где можно спрятаться.

Внизу все еще виден был лагерь, хотя теперь он превратился в скопление точек в широкой долине. Сверху Каспар увидел, что долина представляет собой сужение, «бутылочное горлышко» огромной равнины, обрамленное с одной стороны неровной скалистой грядой, а с другой — плоскогорьем. На противоположном конце долины высился мощный горный хребет. Судя по заснеженным вершинам, преодолеть его будет непросто. Как человек военный, Каспар не мог не отметить, что даже небольшая крепость, поставленная на месте лагеря кочевников, стала бы непреодолимой преградой для нападающих. Однако оборонять здесь нечего.

В долине не было воды. Те немногие деревья, что тут встречались, не принадлежали ни к одному из известных Каспару видов. С искривленными стволами и ветвями, покрытые толстой черной корой и шипами, они, очевидно, способны выживать в самую жестокую засуху. Куда ни глянь — всюду лишь камни и пыль. Долина и служащий ее продолжением проход в скалах говорили о том, что раньше здесь текла река, но подвижки в земной коре или перемена климата иссушили ее. Теперь бывшее русло реки служило удобной дорогой всадникам, направляющимся из одного места в другое, однако и пункт отправки, и пункт назначения Каспару были неизвестны.

Приглушенные расстоянием звуки поведали Каспару о том, что его исчезновение обнаружено, и он вновь пустился в путь, борясь с головокружением и слабостью. Он не ел двое суток или даже больше, в зависимости от того, как считать время. Его проволокли в цепях перед Когвином Ястринсом и другими мятежниками вечером, а здесь он очутился на рассвете. Да, это точно обратная сторона мира.

Ему нужно было отдохнуть и поесть. В подсумке, привязанном к бурдюку, Каспар нашел что-то вроде сушеного мяса и сухарь. Он собирался вкусить этих лакомств в первый же удобный момент, но сейчас главное — уйти как можно дальше.

Когда он достиг гребня, то увидел среди обломков скальной породы узкую дорожку. Вскарабкавшись на плоский камень, Каспар посмотрел вниз. Там, где раньше стоял лагерь, копошились крохотные букашки. Шатры уже были убраны, а люди и лошади неспешно трогались в путь. Никаких признаков погони не наблюдалось. Каспар решил посидеть минутку, чтобы отдышаться и разглядеть обнаруженную тропку.

Для охотничьей тропы она была слишком широка. Он опустился на колени и изучил следы. Раньше здесь ходили довольно часто, почва хорошо утоптана. Каспар двинулся по тропе прочь от места стоянки кочевников, и вскоре справа от себя увидел каменную стену явно не естественного происхождения — на ней виднелись следы орудий. Стенка частично загораживала палящее солнце, поэтому он присел в тени и съел сухарь и немного мяса, запил все это водой, опустошив бурдюк примерно на треть, а потом позволил себе передохнуть.

Кажется, его побег удался, а вождь понял, что означал воткнутый в пол шатра кинжал. Не было видно ни всадников, разъезжающихся в разные стороны, ни пеших разведчиков, карабкающихся в скалах. Его не преследовали.

Воздух был сухим, как песок. Каспар сориентировался по солнцу. Дорожка, по которой он шел, судя по всему, когда-то была военной тропой, теперь же по тем или иным причинам ее забросили. Окружающая местность была столь сурова и непривлекательна, что, наверное, никто не предъявлял на нее прав. Возможно, раньше тропой пользовался какой-то народ, покинувший этот район ради более гостеприимного края.

Каспар догадывался, что в полуденный зной идти будет нелегко, и поэтому высматривал подходящее укрытие. Увы, на глаза ничего не попадалось. Тогда он решил еще некоторое время двигаться по военной тропе, которая, по крайней мере, давала ему возможность следить за обстановкой с высоты. Каспар сделал последний, большой глоток воды и тщательно закупорил бурдюк. Неизвестно, когда удастся пополнить запасы.

Из обрывков разговора, которые он сумел разобрать прошлым вечером, следовало, что главной заботой его бывших захватчиков была вода. Он предполагал, что они двигались к ближайшему источнику, и поэтому намеревался придерживаться параллельного курса.

Примерно через час Каспар заметил, что расстояние между ним и кочевниками растет. Они не ехали верхом, а вели лошадей в поводу, но их путь пролегал по плоской долине, а ему приходилось пробираться среди скал и камней. Тропа шла ровно несколько ярдов, а потом обрывалась, перемежалась трещинами, завалами, терялась в обломках породы, скорее всего, из-за сдвигов в нижних слоях. Однажды Каспару даже пришлось спуститься на дюжину ярдов, чтобы обойти обрушившийся участок.

К полудню силы почти иссякли. Рубашку он снял и повязал на голову, чтобы хоть как-то спрятаться от палящего солнца. Сейчас уже было не вспомнить, сам ли он еще мальчишкой прочитал в одной из книг, или кто-то сказал ему, что человек может находиться на солнце сколь угодно долго при условии, что голова покрыта. Каспар сделал еще один глоток из бурдюка и принялся за сушеное мясо. Оно было жесткое, почти без жира и очень соленое. Каспару пришлось подавить желание немедленно запить его водой; он решил, что второй глоток позволит себе, только когда доест все мясо.

На это потребовалось некоторое время, но в конце концов он дожевал последний кусок и с наслаждением отпил воды. Потом откинулся на скалу и осмотрелся.

Каспар был хорошим охотником. Да, с Когвином Ястринсом ему, конечно, не сравниться, но все же и он достаточно побродил по диким местам, чтобы понять, что сейчас оказался в крайне тяжелой ситуации. Если в этой местности и шли дожди, то случалось это очень редко, так как нигде не видно ни следа растительности, за исключением корявых деревьев, разбросанных по долине. В трещинах камней, на которых сидел Каспар, не пробивалось ни травинки, а когда он перевернул один из обломков поменьше, то не нашел на нижней стороне ни мха, ни плесени. Эта земля почти всегда была сухой.

Проследив глазами за направлением гряды, по которой шел, Каспар увидел, что она ведет на юг. К востоку простиралось каменистое плоскогорье, а на западе лежала безводная долина. Он решил, что имеет смысл и дальше оставаться на тропе, отыскивая по пути все, что поможет ему выжить. Кочевники тоже двигались на юг, а единственное, что он знал наверняка, так это то, что рано или поздно они выйдут к воде. Ему же, для того чтобы выжить, в первую очередь нужна была именно вода.

Да, сейчас главной задачей стало выживание, хотя у Каспара было множество других планов на ближайшее будущее: добраться до дома, вернуть себе оласконский трон и отомстить предателям, капитану Квентину Хавревулену и бывшему слуге Когвину Ястринсу. Довольно неожиданно Каспару в голову пришла мысль: ведь они не были предателями в буквальном смысле этого слова, поскольку он осудил их и сослал на остров, известный под названием Крепость Отчаяния. Неважно. Каспару плевать на все эти юридические тонкости, он добьется, чтобы их обоих казнили.

Наверное, ему придется искать и собирать под свои знамена верные ему войска и отвоевывать цитадель. Когвин, конечно же, заставил сестру Каспара Наталью выйти за него замуж, чтобы получить право взойти на трон, ну а Хавревулен взял на себя командование армией. Но ничего, Каспар найдет людей, которые помнят, кто является законным правителем Оласко, а затем, вернувшись к власти, щедро наградит их.

Мысли кипели в его мозгу; шагая по тропе, Каспар обдумывал и взвешивал один план за другим. Но на каком бы плане он ни остановился, прежде всего ему придется преодолеть несколько существенных препятствий, первое из которых — это то, что в данный момент он находится на другом конце света. Из этого следует, что ему понадобятся корабль и команда, другими словами — золото. А чтобы раздобыть золото, нужно будет найти способ заработать его или у кого-нибудь отобрать. Что, в свою очередь, означает необходимость найти цивилизацию или то, что на этом континенте считалось таковой. А чтобы найти людей, ему надо выжить.

Когда солнце достигло зенита, Каспар огляделся и пришел к выводу, что как раз сейчас возможность выжить кажется совсем уж маловероятной. Куда ни глянь, ничто не шелохнется, за исключением маленького облачка пыли, поднимаемого кочевниками, от которых он сбежал.

И все-таки, рассуждал Каспар, если просто стоять, то смерть неминуема, а значит, надо идти, пока хватит сил.

И он шел дальше.

2. ВЫЖИВАНИЕ

Каспар умирал.

Он лежал в тени нависающего камня, прячась от солнца, и знал, что жить ему оставалось недолго. Остатки воды он допил сегодня на рассвете, а продолжался уже третий день пути. Сильно кружилась голова, мысли путались, поэтому Каспар решил переждать жару у почти вертикального уступа.

Если до наступления темноты он не найдет воды, то утром вряд ли проснется. Его губы потрескались, нос и щеки обгорели, плечи покрылись волдырями от солнечных ожогов, но Каспар не почувствовал боли, когда откинулся на каменистую почву. Он слишком устал, чтобы беспокоиться о боли, и, кроме того, только она свидетельствовала о том, что он все еще жив. Он подождет, когда солнце склонится к закату, и потом постарается спуститься вниз, в долину. Пейзаж по-прежнему оставался безжизненным: повсюду лишь камни и плотный глинистый грунт. Да, маг, перенесший сюда Каспара, почти не оставил бывшему герцогу шансов выжить. Это была настоящая пустыня, пусть и без песчаных барханов, которые Каспар связывал с этим понятием.

Те немногие деревья, что встречались ему по пути, стояли безжизненные и сухие, и даже переворачивая камни, Каспар не смог найти ни намека на влагу. Один из его учителей говорил ему много лет назад, что иногда воду находят и в пустыне, под землей, но Каспар был уверен, что на возвышении, где он находился, это невозможно. Какие бы потоки ни оживляли этот пейзаж, они давным-давно исчезли, а если вода и оставалась, то только в лощинах. Именно они стали целью Каспара, именно к ним он брел по иссохшей, потрескавшейся земле. В последние часы ему приходилось все чаще останавливаться, чтобы восстановить дыхание. Он хватал воздух широко раскрытым ртом, но надышаться никак не мог. Каспар понимал: это еще один симптом ухудшения его состояния.

Никогда еще ему не приходилось видеть столь унылой местности. Вечно меняющиеся, подвижные пески Джал-Пура на севере Кеша поражали, напоминая неспокойное море. Каспар бывал там в детстве, вместе с отцом; однако тогда в их распоряжении находились многочисленные слуги, посланные кешианским императорским двором, а также передвижные деревни из многоцветных шатров и павильонов. Когда отец охотился на легендарных песчаных ящериц Джал-Пура, слуги всегда были поблизости, готовые подать прохладительные напитки — воду, настоянную на ароматных травах и фруктовых экстрактах. Сосуды хранили в ящиках, набитых снегом с гор. Каждую ночь устраивались королевские пиры с холодным элем и пряным вином.

От одного воспоминания обо всех этих напитках Каспару стало больно, и усилием воли он направил горячечные мысли на то, что окружало его в данный момент.

Нельзя сказать, что все вокруг одного цвета, но ни один из оттенков не радовал глаз: тусклая охра, грязно-желтый, рыжевато-бурый. И все, буквально все покрывала серая пыль. Нигде ни намека на зелень и синеву, что указывало бы на близость воды. Хотя вдали, на северо-западе Каспар заметил какое-то мерцание: это могло быть отражением воды в разогретом воздухе.

Только однажды герцогу довелось охотиться в жарких степях Кеша, но он запомнил все, чему его тогда научили. Кешианцы являются потомками охотников на львов, которые кочевали по долинам вокруг великого озера Оверн-Дип, и сохраняют их многовековые традиции. Старый проводник, Кулмаки, советовал Каспару: «Следи за птицами на закате, молодой господин, потому что они летят к воде». Тщетно смотрел он на небо последние два дня, надеясь увидеть хотя бы одну птицу.

И вот он лежал, истощенный и обезвоженный, то проваливаясь в небытие, то вновь приходя в себя, а в воспаленном мозгу перемешались воспоминания, сны и видения.

Каспар припомнил день, когда отец впервые взял его, совсем мальчика, на охоту. Тогда в самый первый раз ему разрешили присоединиться к обществу взрослых мужчин. Охотились на кабанов, и Каспар едва мог удержать тяжелое копье. Он скакал рядом с отцом и видел, как тот завалил первых двух кабанов, но когда настала его очередь сразить животное, он заколебался. Зверь, почувствовав неуверенность юного охотника, увернулся от широкого наконечника копья. Каспар оглянулся и увидел в глазах отца неодобрение. Этого хватило, чтобы мальчик бросился вслед за кабаном в подлесок, не обращая внимания на предупредительный окрик мастера охоты.

Взрослые охотники еще разворачивали коней, а Каспар уже загнал зверя в густой кустарник, откуда тот уже не мог выбраться. В тот раз мальчик все сделал неправильно, и все же, когда прибыли остальные, он с торжествующим видом стоял над бьющимся в агонии кабаном, не обращая внимания на рваную рану у себя на бедре. Мастер охоты немедленно прикончил кабана стрелой, а отец заторопился осмотреть и перевязать рану сына.

Не последовавший затем выговор за безрассудство, а гордость, светившаяся в глазах отца, определила всю дальнейшую жизнь Каспара. «Никогда не бойся». Он навсегда усвоил, что любое решение нужно принимать бесстрашно, а иначе проиграешь.

Вспомнил Каспар и день, когда на его плечи легла мантия правителя. Держа в руке ладошку младшей сестры, он молча следил, как священники подносили факелы к погребальному костру. Дым и пепел возносились к небу, а молодой герцог Оласко клялся быть смелым и защищать свой народ так же отважно, как сражался с тем, первым, кабаном.

Но в какой-то момент что-то пошло не так. Поиски достойного места под солнцем для Оласко незаметно для Каспара сменились утолением честолюбивых амбиций. Он вдруг решил, что должен стать королем Ролдема. В линии наследования он был восьмым, так что лишь несколько несчастных случаев и скоропостижных смертей отделяли его от возможности объединить разрозненные народы восточных земель под флагом Ролдема.

Вдруг воспоминания прервались появлением отца. На долю секунды Каспар даже подумал, что уже умер и отец пришел, чтобы проводить сына в зал Смерти, где Лимс-Крагма взвесит ценность прожитой им жизни и определит место Каспара на Колесе для следующего оборота.

— Разве я не говорил тебе, что надо быть осторожным?

Каспар не столько выговорил, сколько прохрипел еле слышно:

— Что?

— Из всех слабостей, что подстерегают человека, тщеславие — самая опасная. Именно тщеславие заставляет мудрого человека делать глупости.

Каспар приподнялся, но отец исчез.

Измученный жаждой и голодом, Каспар не мог понять, что значило это видение, но все же смутно догадывался о его важности. Времени на размышления, однако, не было. С внезапной ясностью он осознал, что заката ждать нельзя. В его положении каждая минута на счету. И Каспар поковылял по каменистому склону вниз, перелезая через серые и охряные валуны, дрожащие в пелене зноя, поскальзываясь на гладких поверхностях, отполированных давно ушедшей водой.

Вода.

У него снова начались видения. Он отдавал себе отчет в том, что отец его умер, и все же видел, как старый герцог шел впереди него.

— Ты слишком полагался на тех, кто говорил тебе то, что ты хотел услышать. И игнорировал тех, кто пытался донести до тебя правду.

Каспар хотел крикнуть в ответ, но слова прозвучали невнятным мычанием:

— Но я был силой, внушающей страх!

— Страх — не единственный инструмент дипломатии и правления, мой сын. Преданность рождается из доверия.

— Доверие! — снова пытался кричать Каспар, однако сухое, как пергамент, горло исторгало лишь сиплый хрип. — Никому не доверяй! — Он остановился и чуть не упал, ткнув пальцем в призрак. — Ты меня сам этому учил!

— Я ошибался, — печально ответил призрак и пропал.

Каспар огляделся, чтобы убедиться, что двигается примерно в том направлении, где раньше видел мерцание. И вновь пошел, пошатываясь, поднимая одну ногу и ставя ее перед другой. Медленно он преодолел половину намеченного расстояния, потом половину оставшегося пути.

А в памяти опять всплывали картины детства, затем — тех времен, когда пало его правление. То и дело являлись новые видения. Некоторое время рядом с Каспаром двигалась молодая девушка. Он не сразу вспомнил, кто она такая. Ах да, дочка одного торговца, которая когда-то казалась ему симпатичной. Отец запретил встречаться с ней. «Ты женишься из соображений государственной выгоды, — сказал тогда старый герцог. — Возьми ее в постель, если уж так хочется, но дурацкие мысли о любви выкинь из головы раз и навсегда».

Девушка вышла замуж за кого-то другого.

Как бы он хотел вспомнить ее имя.

Он шел и шел, спотыкаясь, запинаясь, падая и снова вставая. Сил не было, Каспара поддерживала только воля к жизни. Текли минуты, часы, дни — он потерял способность оценивать время. Его сознание сужалось, он чувствовал, как жизнь ускользает от него.

В какой-то момент он поднял голову и сквозь смыкающиеся веки разглядел, что наступает вечер, а сам он двигается по дну узкой расщелины, ведущей вниз.

И тут он услышал звук.

Птичий щебет. Чирикнула какая-то птица, наверное, не больше воробья, но все же птица.

Бывший герцог воспрянул духом. Он даже сумел побороть сковавшую сознание апатию и поморгал, восстанавливая зрение. И вдруг снова до него донесся щебет. Склонив голову, Каспар прислушался и вскоре был вознагражден третьим «чирик-чирик».

Он заковылял в сторону, откуда доносился звук, не глядя под ноги. Споткнулся, чуть не растянулся во весь рост, но успел схватиться за стенку расщелины, которая стала уже довольно глубокой.

Вот уже среди камней начала появляться жесткая трава, и его мозг уцепился за этот факт: раз есть трава, то под ней должна быть вода. Вдалеке замаячила рощица. Каспар чуть не тащил себя к ней, но наконец силы иссякли, он опустился на колени и упал лицом вниз.

Задыхаясь, он прижался губами к травинкам, кожей ощутил их влажность. Слабеющими пальцами Каспар ухватил кустик травы, вырвал ее, стал ковырять грунт. Под верхним, сухим слоем показалась сырая земля. Отчаянным усилием воли он приподнялся и вытащил меч. Почему-то подумалось, что при виде такого обращения с оружием старый мастер клинка, учивший его владению мечом, несомненно задал бы ученику хорошую трепку. Каспар отмахнулся от неуместной мысли и вонзил клинок в землю, пользуясь им так же, как садовник пользуется лопатой. Он копал. И копал. И копал.

Движимый одной только исступленностью на грани истерики, не имея уже ни физических, ни душевных сил, он выковырял яму со скоростью, с какой барсук роет свою нору. Остановившись, он принюхался. Запах сырости! И влажный блеск на клинке!

Каспар принялся ощупывать дно ямы руками. В одном месте грязь была почти жидкой. Уже без меча Каспар стал судорожно отбрасывать горсти земли, и вот его пальцы погрузились в воду. Теперь он мог, лежа на животе, нацедить в пригоршню немного воды. Она была грязной, отдавала глиной, но это была вода. Он раз за разом наполнял горсть водой, подносил ладони к запекшимся губам и пил. В какой-то момент он растер несколько капель по лицу и шее, однако затем снова стал жадно глотать мутную жидкость, пока наконец не откинулся в изнеможении на спину. Голова стукнулась о землю, глаза закрылись, и сознание покинуло его.

* * *

Птица осторожно, словно чуя опасность, подбирала семена. Каспар затаился в небольшом углублении в нескольких футах, за колючим кустарником и напряженно следил за тем, как птица — наподобие дикой курицы, насколько он мог судить, — сначала тыкала клювом в семечко, потом выковыривала его сердцевину и глотала.

Каспар оправился настолько, что поутру сумел перебраться в тень, которую покидал, только чтобы напиться из самодельного колодца. Каждый раз воды набиралось все меньше, из чего следовало, что этот маленький источник вскоре иссякнет. К полудню бывший герцог решил рискнуть и спуститься по расщелине ниже, посмотреть, куда она ведет и нет ли других мест, где можно поискать воду.

Солнце уже клонилось к горизонту, когда он нашел плодовое дерево. Его плоды в жесткой кожуре не были похожи ни на что, известное Каспару, но он все-таки срезал несколько и обнаружил, что если очистить кожуру мечом, то плоды вполне съедобны. Волокнистая и мясистая мякоть, странно пахнущая, в нормальных условиях выглядела бы не очень аппетитно, но он находился в отчаянном положении. Борясь с голодом, побуждавшим его жадно наброситься на пищу, он откусил совсем немного, прожевал и стал ждать.

Кажется, плоды не были ядовитыми. Поняв это, Каспар съел несколько штук и продолжал бы есть, если бы живот не свело резкой болью. Хоть и не ядовитая, все же пища оказалась слишком тяжелой для желудка. А может, сказались три дня без еды.

Каспар никогда не жаловался на аппетит и никогда не знал, что значит голодать, если не считать случаев, когда из-за охоты или поездки он пропускал обед. В подобных ситуациях именно он, невзирая на горькие жалобы придворных, настаивал на завершении дела и лишь потом разрешал приступить к еде. Сейчас изгнанный герцог улыбался при мысли о том, как бы повели себя его приближенные, окажись они на его месте. Улыбка пропала, как только он вспомнил, что все они, скорее всего, мертвы.

Птица приближалась.

Каспар разложил семена плодов в ряд, ведущий к ловушке, которую он смастерил из подручных материалов. Сначала надо было сплести шнур из жестких волокон, вытянутых из странного растения, похожего на кактус. Этот прием Каспару показал старый проводник — кешианец: надламываешь шип и резко дергаешь, в результате у тебя в руках остается острие, соединенное с длинным волокном. «Природная нитка с иголкой», — говорил проводник. Каспару пришлось потрудиться с непривычки, но он сплел шнур длиною в две его руки. Все пальцы, правда, оказались исколотыми и изрезанными в кровь как свидетельство его упорства.

Потребовалось огромное напряжение воли, чтобы сохранять неподвижность в ожидании, когда птица доберется до петли. Каспар заранее развел небольшой костер, приготовил угли, которые оставалось лишь раздуть. В предвкушении жареной дичи у него заныл желудок.

Птица не замечала его, занятая семенами, пытаясь пробить твердую оболочку и добраться до более мягкого ядрышка. Под пристальным взглядом Каспара она разобралась с очередным семечком и передвинулась к следующему. Чем дольше он наблюдал за птицей, тем сильнее рос в нем страх: а вдруг она ускользнет, и ему останется лишь медленно умирать от голода в этом пустынном месте.

Ужас от этой мысли почти парализовал его настолько, что он действительно чуть не упустил добычу. Дикая курица подбросила семечко, и оно опустилось немного дальше от силка, чем рассчитывал Каспар. Не в силах мыслить здраво, он уже уверил себя, что птицы ему не видать. Однако когда он дернул за шнур, петля затянулась там, где нужно.

Птица затрепеталась и закудахтала, пытаясь вырваться из пут. Каспар стремительно рванулся к ней, свернул курице шею и направился к костру, на ходу ощипывая дичь. Потрошить птицу кончиком меча оказалось неудобно, он весь измазался и даже начал жалеть, что не забрал кинжал кочевников с собой, а оставил в шатре вождя.

Наконец птица была очищена и выпотрошена, насажена на ветку и помещена над огнем. Каспар, поворачивая ее то одним боком, то другим, едва мог дотерпеть, когда долгожданная еда будет готова. Бесконечно тянулись минуты. Живот сводило уже не столько от голода, сколько от ожидания.

На протяжении всей жизни герцог Оласко развивал в себе самодисциплину, но из выпавших на его долю испытаний самым тяжелым оказалось удержаться и не вонзить зубы в недожаренное мясо. Но он знал об опасности, таящейся в сыром птичьем мясе. Одно пищевое отравление в юности оставило о себе неизгладимую память.

Наконец Каспар счел, что дичь готова, и набросился на нее, обжигая губы и язык. Увы, костлявой птички хватило ненадолго: слишком скоро не осталось ни кусочка мяса, ни капли жира. Это было лучшее блюдо из всех, что Каспару довелось попробовать на своем веку, но оно только раззадорило аппетит. Он встал и огляделся, словно надеясь заприметить невдалеке еще одну птицу, ждущую, чтобы ее поймали и съели.

И увидел мальчика.

Парнишка, семи или восьми лет от роду, был одет в домотканую рубаху и сандалии, покрытые слоем пыли. Из-под темно-русых волос на Каспара внимательно смотрели большие светло-голубые глаза. Никогда раньше он не видел столь миловидного детского лица.

Прошло несколько томительных мгновений; Каспар не двигался. Внезапно мальчик развернулся и убежал.

Каспарпоследовал за ним спустя долю секунды, но от голода и лишений он был слишком слаб. Его подгонял только страх, что мальчик предупредит отца или мужчин из своей деревни, и хотя бывший герцог не боялся ни одного из живущих людей, в нынешнем своем состоянии с двумя и более противниками он бы не справился.

Старания Каспара не упускать мальчишку из виду оказались тщетными: вскоре русая голова скрылась за скалами ниже по склону. Как ни спешил Каспар, как ни карабкался по скалистым уступам, его сил хватило лишь на несколько минут. Приступ головокружения заставил его остановиться, в желудке бурчало. Присев на камень, он погладил себя по животу и неожиданно рассмеялся. Да, хорошо же он, должно быть, выглядит. Сколько же дней он здесь — шесть? Или семь? То есть всего неделю назад его изгнали из цитадели в Оласко, а на нем уже можно пересчитать все ребра. Постоянный голод делал свое дело.

Каспар заставил себя успокоиться и, поднявшись, огляделся в поисках какой-нибудь подсказки. Среди знати восточных королевств, пожалуй, не было никого, кто превосходил бы оласконского герцога в умении читать следы. Насчет кое-каких своих умений Каспар заблуждался, но охотником и следопытом он действительно был великолепным. По еле различимым отметкам на каменистой почве он сумел проследить путь мальчика и в конце концов вышел на тропу.

Как и заброшенная военная дорога, это была старая тропа, проложенная когда-то тележками и повозками, а теперь по ней ходили лишь дикие животные и редкие путники. Каспар определил, в какую сторону прошел мальчик, и направился вслед за ним.

Неожиданная мысль позабавила его: из всех известных ему высокородных охотников только один человек мог сравниться с ним самим, а именно Когвин Ястринс.

И не кто иной, как Ястринс, низверг его и лишил всего самого дорогого… Каспар остановился, чтобы перевести дух. Чувствовал он себя прескверно: по-прежнему кружилась голова, мысли путались. Несколько малосъедобных плодов и крохотная птичка не дали ему умереть, но и только. Неутоленный голод терзал его измученное тело, и столь же невыносима была неспособность ясно мыслить.

Он потряс головой, чтобы отбросить непрошеные мысли и привести мозг в состояние, хотя бы отдаленно напоминающее бдительность. И все-таки не думать о Коге Ястринсе он не мог. Конечно, все действия мятежника в отношении герцога были оправданны, ведь Каспар предал его. В свое время властитель Оласко догадался об увлечении младшей сестры молодым дворянином из Королевства Островов. Каспар пригляделся к нему и счел достойным человеком, в особенности его восхищали владение мечом и охотничьи таланты Когвина. Сейчас Каспар и сам не понимал, почему он вдруг решил взвалить на Ястринса вину за покушение на ролдемского герцога Родоски. Ястринс был хорошим подданным, к тому же в услужении у него находился старый хитрец Амафи, наемный убийца. Вместе эти двое не раз доказывали свою преданность герцогу. И тем не менее Каспар счел возможным представить дело так, как будто это Ястринс пытался убить Родоски.

Каспар нахмурился. С тех пор как его выдворили из Оласко, уже несколько раз у него возникало ощущение, как будто в его душе что-то изменилось, что-то, не связанное с борьбой за выживание в этих жестоких условиях. Затем он припомнил, что подвигло его на предательство в отношении Когвина: ведь это Лесо Варен намекнул ему как-то, что Ког Ястринс может представлять собой угрозу.

И снова Каспар поймал себя на том, что углубился в размышления и позабыл о том, где находится. Он заставил себя сконцентрироваться на поисках мальчика: нельзя допустить, чтобы тот поднял тревогу. Вокруг ничто не говорило о том, что где-то рядом живут люди, значит, мальчик был еще довольно далеко от дома. Постепенно Каспар проникся чувством растущей опасности и прибавил шагу.

Время шло, солнце двигалось по небосклону. Примерно через полчаса следования за мальчиком ветер донес до Каспара запах дыма. До того момента тропа вела по дну расщелины, теперь же Каспар поднялся по ней на каменное плато, возвышающееся над окрестностями, и его взору открылась ферма. В загоне щипали траву две козы, в некотором отдалении на зеленом лугу паслось небольшое стадо коров неизвестной породы — с длинными изогнутыми рогами и белыми, в рыжую крапинку, боками. За невысоким строением из глины и тростника простиралось — акра два, а то и больше — поле, засеянное какой-то зерновой культурой, скорее всего, кукурузой. А прямо перед строением — колодец!

Каспар бросился туда, дрожащими руками вытянул из глубины ведро, полное прозрачной, холодной воды, и пил до полного изнеможения.

Когда он наконец бросил ведро обратно в колодец, то увидел, что в дверях глинобитной постройки стоит женщина, а из-за ее спины выглядывает тот самый мальчонка. В руках у женщины был самострел, нацеленный на Каспара. Нахмуренные брови, прищуренные глаза, плотно сжатые губы и выражение решимости на лице не оставляли никаких сомнений относительно ее намерений. Она произнесла несколько слов на том же языке, на котором говорили кочевники, и это явно было предупреждение.

Каспар заговорил на квегском языке, надеясь, что женщина узнает несколько слов или хотя бы поймет по интонации, что он не враг.

— Я не причиню вам вреда, — произнес он медленно, указывая на то, что его меч оставался в ножнах. — Мне только нужно поесть. — Он изобразил жестами, что подносит ложку ко рту, и махнул в направлении дома.

Женщина хрипло проговорила что-то в ответ и самострелом показала, чтобы незнакомец убирался от ее дома. А Каспар, как и любой охотник, знал, что самка, защищающая свое потомство, представляет собой серьезную угрозу.

Он осторожно приблизился к ней и, тщательно выговаривая слова, повторил:

— Я не желаю вам зла. Мне просто надо поесть. — Он протянул руки ладонями вверх.

И тут до него донесся умопомрачительный аромат. В доме что-то готовилось, Каспару даже нюхать было больно: горячий хлеб! И тушеное мясо или наваристый суп!

— Если я сейчас не поем, то умру, женщина, — сказал он, едва сохраняя спокойный тон. — И если ты хочешь убить меня, то делай это сразу, не тяни!

Его спасли рефлексы, выработанные годами сражений. Перед тем как отпустить тетиву, женщина на какой-то миг заколебалась. Каспар рванулся влево, и тут же там, где он только что стоял, воздух прорезала стрела. Перекатившись по земле, он вскочил на ноги.

Как только женщина поняла, что промахнулась, то подняла самострел, чтобы воспользоваться им как дубиной. Удар пришелся Каспару в плечо, когда он пытался пройти в дверь.

— Проклятье! — вскрикнул он, обхватывая женщину за талию и увлекая ее на пол.

Мальчик с сердитыми криками сжал кулачки и принялся отчаянно молотить Каспара. Для своих лет ребенок оказался неожиданно сильным, и удары были чувствительными. Но Каспар не мог отвлекаться на него: всем телом он навалился на сопротивляющуюся женщину и сжимал ее руку, в которой был зажат самострел, до тех пор, пока она не закричала от боли и не выпустила оружие. Тогда он поднялся, и вовремя: мальчик чуть было не огрел его по голове сковородкой.

Пришлось схватить отважного мальчонку за запястье и вывернуть ему руку, отчего тот вскрикнул и уронил сковороду.

— Хватит! — рявкнул Каспар.

Он вытащил из ножен меч и приставил кончик к груди женщины. Мальчик в ужасе замер.

— Ладно, — спокойнее проговорил герцог, по-прежнему по-квегски. — Повторяю еще раз: я не собираюсь никого убивать. — Он демонстративно убрал меч в ножны, затем обошел скорчившуюся женщину и поднял с пола самострел. Вручив его мальчику, продолжил:

— Пойди на улицу, парень, поищи стрелу. Может, тебе удастся зарядить ее. Тогда, если тебе так хочется, попробуй снова атаковать меня.

Потом Каспар помог женщине подняться на ноги и, держа за руки, не торопясь, оглядел ее. Довольно костлявая, но крепкая, она еще сохраняла следы былой красоты, стертой тяжелой жизнью. Было ли ей лет тридцать или все сорок, Каспар определить не мог — настолько огрубела на солнце кожа ее лица. Зато синие глаза горели ярким огнем, и, невольно отметил герцог, свой страх женщина держала в узде.

— Накорми меня, женщина, — негромко сказал он и отпустил ее.

Мальчик стоял неподвижно, сжимая самострел и не спуская глаз с пришельца. Каспар же присел на табурет и решил осмотреться. В этой лачуге имелась всего одна комната, дальний угол отгораживала занавеска — очевидно, там женщина спала. С места, где сидел Каспар, можно было разглядеть комод и соломенный тюфяк. Еще один тюфяк, свернутый, лежал под единственным столом. В комнате Каспар насчитал всего два табурета. Самодельный шкафчик пристроился рядом с открытым очагом, на котором пыхтел горшок, кажется, с мясом. Из печи совсем недавно вынули несколько караваев хлеба. Каспар протянул руку и схватил один из них, еще горячий, оторвал краюху и сунул в рот. Хозяйка с мрачным видом следила за его действиями.

— Очень вкусно, — проговорил с набитым ртом Каспар. — Извиняюсь, что веду себя как невежа, но плохие манеры все же предпочтительнее голодной смерти, — добавил он и показал рукой на горшок. — Положи мне вот этого.

Женщина заколебалась, но все же подошла к очагу. Поварешкой она налила в тарелку густой похлебки, поставила тарелку на стол перед Каспаром, положила рядом деревянную ложку. Он кивнул:

— Спасибо.

Она отошла и встала у стены, прижимая к себе мальчика, очевидно сына. Каспар моментально опустошил тарелку и, собираясь попросить добавки, поднял глаза на неподвижную пару. Квегский вроде бы не очень помогал им в общении, но этот язык был наиболее близок к диалекту, на котором говорили кочевники. Каспар пальцем ткнул себя в грудь и сказал:

— Каспар.

Женщина никак не отреагировала. Тогда он указал на них и с вопросительной интонацией выговорил:

— Имя?

Он надеялся, что женщина, как бы напугана она ни была, все же способна соображать. И действительно, она ответила:

— Джойханна.

— Джоянна, — повторил Каспар.

Она поправила его:

— Джойханна. — И на этот раз он расслышал звук «х».

— Джой-ханна, — по складам произнес он, и она кивнула в знак того, что теперь Каспару удалось назвать ее почти правильно.

Затем он показал на мальчика.

— Джорген, — было сказано в ответ.

Каспар кивнул и повторил имя мальчика. После знакомства он счел возможным самостоятельно подлить себе похлебки и стал уже накладывать добавку, но по содержимому горшка понял, что и так уже съел большую часть ужина хозяев дома. Взглянув на них, он вылил все, что успел положить в тарелку, обратно в горшок. Вместо этого он удовлетворился еще одним ломтем хлеба и жестом пригласил женщину и мальчика к столу.

— Ешьте, — позвал он их.

— Ешьте, — отозвалась женщина, и Каспар понял, что она произнесла то же слово, что и он, только с акцентом. Он с довольным видом кивнул.

Джойханна осторожно подвела мальчика к столу; Каспар поднялся и отошел поближе к двери. Там стояло пустое ведро; за неимением ничего лучшего он перевернул его и сел. Серьезные голубые глаза мальчика неотрывно следили за незваным гостем, женщина, накладывая еду себе и сыну, тоже поглядывала на незнакомца.

Когда все уселись, Каспар произнес небольшую речь:

— Ну, Джойханна и Джорген, давайте познакомимся поближе. Меня зовут Каспар, и всего несколько дней назад я был одним из самых могущественных людей в другой половине мира. Сейчас мое положение незавидное, но, несмотря на жалкий вид, я тот, кем называюсь.

Его слушатели смотрели на него, явно не понимая ни слова.

Каспар хмыкнул:

— Понятно. Что ж, вы не должны учить квегский. Это я должен выучить ваш язык. — Стукнув по ведру, на котором сидел, он сказал: — Ведро.

Джойханна с сыном продолжали молчать. Тогда Каспар встал, показал на ведро и повторил слово. Потом с вопросительным видом обернулся к хозяевам:

— Как вы это называете?

Джорген догадался, чего от него хотят, и что-то произнес. Похожего слова Каспар не встречал ни в одном языке. Он старательно повторил необычную комбинацию звуков, и мальчик одобрительно закивал.

— Ну что ж, начало положено, — подытожил герцог Оласко. — Если дело так и дальше пойдет, то к тому времени, как придет пора ложиться спать, мы уже будем настолько понимать друг друга, что я смогу уговорить вас не перерезать мне во сне глотку.

3. ФЕРМА

Каспар проснулся на полу маленькой хижины.

Он устроился у двери, чтобы помешать Джоргену или его матери убежать, пока он спит. Приподнявшись на локте, Каспар вгляделся в предрассветный полумрак. В доме было всего одно окошко, справа от него, возле печной трубы, и света поступало недостаточно.

Оказалось, и мальчик, и женщина уже проснулись, но не встали со своих тюфяков.

— С добрым утром, — сказал Каспар и сел.

Прошлым вечером он собрал самострел и все предметы в доме, с помощью которых, по его оценке, можно было нанести более или менее серьезную травму, и сложил их за пределами досягаемости пока не очень гостеприимных хозяев. Он доверял своим инстинктам воина и охотника и знал, что проснется, если его соседи поневоле попытаются избавиться от него, поэтому заснул быстро и спал хорошо.

Неспешно поднявшись, Каспар стал раскладывать ранее конфискованные предметы по местам: они понадобятся Джойханне в течение дня. Остаток вчерашнего вечера он потратил на то, что указывал на различные предметы и спрашивал их названия, постепенно знакомясь с новым для себя языком. Он уже узнал достаточно, чтобы понять, что этот диалект является вариантом древнекешианского языка, на котором несколько сотен лет назад говорили на побережье Горького моря. Как всякого мальчика благородного происхождения, Каспара в свое время заставляли изучать историю, и он смутно припоминал, что какая-то религиозная война вынудила несколько кешианских родов бежать на запад. По-видимому, кое-кто из них осел в этих неуютных краях.

Обладая способностью к языкам, Каспар легко запоминал новые слова, и хотя сейчас сожалел, что недостаточно практиковался в квегском языке (ветви все того же диалекта кешианского, на котором говорили предки его хозяев), за несколько часов он уже продвинулся достаточно далеко, чтобы худо-бедно объясняться с Джойханной и Джоргеном.

Каспар посмотрел на мальчика и сказал:

— Ты можешь поднять.

Мальчик неуверенно встал и переспросил:

— Я могу подняться?

Каспар уловил разницу и поправился:

— Да, можешь подняться.

Несмотря на все дружелюбие Каспара, Джорген по-прежнему ожидал, что его убьют или по крайней мере ударят, а Джойханна явно боялась насилия. Не то чтобы она была совсем непривлекательна, Каспар даже находил ее симпатичной в некотором роде, но принуждать женщин он не любил — даже если некоторые из них, из страха перед его богатством и властью, изображали готовность.

Женщина тоже поднялась и, одевшись и прибрав постель, отодвинула занавеску. Мальчик тем временем скатал свой тюфяк и засунул его под стол. Каспар сел на один из двух стульев и стал наблюдать за Джойханной, которая разжигала в очаге огонь, размешивая угли и подбрасывая щепки.

— Тебе нужны дрова? — спросил Каспар. Она кивнула:

— Я нарублю сегодня, только сначала подою одну из коров. У нее на прошлой неделе рысь стащила теленка.

— Она часто к вам наведывается?

Женщина не поняла вопроса, поэтому он перефразировал его:

— Рысь приходит и ест других телят?

— Нет, — коротко ответила Джойханна.

— Я нарублю дров, — предложил Каспар. — Где топор?

Женщина ответила, но он не узнал слова и попросил повторить. Со второго раза он уже расслышал, что это было необычно произнесенное кешианское слово «сарай». Он повторил его и добавил:

— Я буду работать за еду.

Джойханна помедлила, потом кивнула и занялась готовкой.

— Сегодня хлеба не будет, — сказала она. — Обычно я ставлю тесто с вечера.

Каспар опустил голову, но ничего не ответил. Что тут говорить: они оба знали, почему прошлым вечером ей было не до теста. Она полдня просидела со слезами на глазах, со страхом ожидая, что в любой момент грозный пришелец набросится на нее, а он все задавал странные вопросы и спрашивал, как называются различные предметы.

Медленно подбирая слова, Каспар обратился к женщине:

— Я не причиню вреда тебе или мальчику. Я чужестранец, и мне нужно научиться языку, чтобы выжить. За еду и кров я буду работать.

И снова она помолчала, прежде чем ответить. Наконец она взглянула в глаза Каспару и, будто убедившись в чем-то, согласно кивнула:

— Могу дать тебе одежду моего…

Одно слово вновь оказалось Каспару незнакомым. Он прервал Джойханну:

— Твоего кого?

Она повторила слово и пояснила:

— Моего мужчины. Отца Джоргена.

Значит, это слово значило здесь «муж», пришел к выводу Каспар.

— Где он?

— Не знаю, — ответила женщина. — Три… — (И опять новое слово, но на этот раз Каспар не стал перебивать; позднее он узнает, имела ли она в виду дни, недели или месяцы.) — Три… назад он ушел на рынок. И не вернулся. — Голос Джойханны оставался ровным, на лице не отразил ось никаких чувств, только глаза влажно блеснули. — Я искала его три… — (Незнакомое слово; наверное, теперь она говорила о трех днях.) — А потом вернулась. Надо заботиться о Джоргене.

— Как его зовут?

— Бандамин.

— Хороший человек?

Она кивнула.

Больше Каспар не расспрашивал ее. Он предполагал, о чем сейчас думала Джойханна: как бы повернулись события, если бы Бандамин был дома, когда появился Каспар. Со словами: «Я пошел рубить дрова» — он вышел из дома.

Топор действительно нашелся в сарае, рядом с небольшой поленницей. Каспар поискал Джоргена: тот за домом кормил кур. Подозвав мальчика, бывший герцог сказал, указывая на поленницу:

— Скоро надо еще.

Мальчик кивнул и быстро затараторил, показывая на рощу деревьев за лугом. Каспар потряс головой:

— Я ничего не понимаю. Говори помедленней.

Джорген, в свою очередь, тоже ничего не понял. Тогда Каспар изобразил быструю речь, а затем повторил то же, только отчетливее и гораздо медленнее.

Лицо мальчика осветилось пониманием, и он сказал вполне вразумительно:

— Мы рубим деревья там.

Каспар кивнул:

— Хорошо. Потом.

Он был все еще слаб после недельного блуждания по скалам, но сумел наносить в дом дров, которых хватит как минимум на несколько дней.

Когда он сгружал последнюю охапку поленьев в ящик рядом с очагом, Джойханна спросила его:

— Почему ты здесь?

— Потому что мне нужна вода и еда, чтобы не умереть.

— Нет, не на ферме, — тщательно выговаривая слова, попыталась объяснить Джойханна, — а здесь. — Она широко развела руки, словно указывая на больший регион. — Ты пришел… — Несколько слов Каспар не понял, и женщина заметила это. — Ты живешь далеко?

— Да, я чужеземец, — догадался Каспар. — Я живу очень, очень далеко. — Он присел на стул. — Трудно сказать без… — Он помедлил, не зная, как обойтись своим ограниченным словарем. — Мало слов, — наконец сказал он. — Потом, когда я узнаю много слов, я расскажу тебе.

— Правду?

Несколько мгновений он смотрел ей в глаза, потом сказал:

— Я расскажу тебе правду.

Она тоже некоторое время не отводила взгляда от его лица, потом, коротко кивнув, вернулась к хлопотам по хозяйству.

Каспар вышел и увидел, что Джорген направляется в сторону луга. Он хотел было пойти за мальчиком, но остановился, не представляя себе, какую работу он мог бы выполнить, чтобы помочь этой маленькой семье. В Оласко герцог являлся владельцем некоторого количества ферм, но все они сдавались в аренду, сам же он не имел к ним никакого отношения, только изредка проезжал на лошади мимо. В общих чертах он догадывался о том, что производят эти фермы, но совершенно не знал, каким образом. Посмеиваясь над собой, Каспар все же решил последовать за Джоргеном. Чем раньше он начнет учиться, тем лучше.

* * *

Срубить дерево оказалось куда более трудной задачей, чем предполагал Каспар (да где ему было учиться: он ведь видел, как валят лес, лишь раз, в далеком детстве). В конце концов ему это удалось, но при этом падающее дерево чуть не задавило его — что вызвало злорадный смех Джоргена, однако и тому понадобилось несколько секунд, чтобы прийти в себя после первого шока.

Очистив ствол от веток, Каспар разрубил его на несколько частей, с которыми, по его расчетам, уже можно было справиться. Получившиеся обрубки он обвязал кожаными ремнями, которые затем можно было бы прикрепить к лошадиной упряжи. Увы, единственная лошадь этой фермерской семьи пропала вместе с отцом Джоргена, потому роль тягловой силы выпала на долю Каспара. Впрягшись в один из обрубков, он побрел к дому по сырому лугу, спотыкаясь на каждом шагу, напрягая все силы, а норовистое бревно то застревало в ямках, то скатывалось с бугорков в сторону.

Довольно скоро Каспару пришлось остановиться, чтобы перевести дыхание. Утирая пот, он признался Джоргену:

— В лесу мне эта идея казалась удачной.

Мальчик засмеялся. — Я же говорил тебе. Надо было нарубить его прямо там, а потом уже перенести поленья к дому.

Каспар удивленно затряс головой. Ему выговаривал ребенок. Это настолько не вязалось с тем, к чему привык герцог Оласко, что он даже не очень рассердился. Все окружающие без исключения всегда обращались к нему с глубоким почтением, и уж конечно не смели произнести в его адрес что-либо, хоть отдаленно напоминающее критику. Каспар вновь впрягся в ремни, думая, что если бы сейчас его увидел Ког Ястринс, то повалился бы от смеха на землю.

Рядом шел, насмешливо хихикая, Джорген. Его ухмылки оказались настолько заразительными, что и Каспар не сдержал улыбки.

— Ну ладно, ты был прав. Сбегай назад за топором, и мы нарубим эту штуку прямо здесь.

Джорген вприпрыжку унесся обратно в рощицу. Каспара совсем не радовала перспектива десять-двенадцать раз сходить от луга к дому и обратно, чтобы перенести все дрова, но его первоначальная затея без лошади была просто неосуществима. Он потянулся, расслабляя мышцы, а потом обернулся, чтобы посмотреть, не возвращается ли с топором Джорген.

Каспар провел на ферме уже восемь дней. То, что для мальчика и его матери начиналось как пугающее вторжение, постепенно превратилось в довольно мирное сосуществование. Их нежданный гость по-прежнему спал у двери, но уже не забирал на ночь все острые и тяжелые предметы. Он оставил за собой это место, потому что не желал нарушать относительное уединение Джойханны за занавеской, а также из соображений безопасности: любой, кто попытается войти в дом, сначала должен будет справиться с Каспаром.

Географическое положение фермы Каспар представлял себе пока довольно смутно, но он не сомневался, что место это было далеко не безопасным. Разбойники и шайки мародеров наверняка орудовали в этом районе. К счастью, ферма располагалась в отдалении от старого торгового пути — того самого, на который наткнулся Каспар, — и поэтому сюда редко кто-нибудь забредал.

Каспар еще раз потянулся, с удовольствием ощущая силу мыши. За три дня, что ему пришлось обходиться без еды и воды, он сильно похудел, а за последнюю неделю тяжелый труд еще более иссушил его тело. Широкоплечий мужчина, бывший герцог всегда с легкостью носил свой вес, а пищу и вино потреблял только высшего качества. Теперь ему пришлось облачиться в одежду пропавшего без вести Бандамина, потому что его собственная стала ему слишком велика. Не имея в своем распоряжении ни бритвы, ни ножниц, ни зеркала, Каспар махнул рукой на свою когда-то аккуратно подстриженную бородку. Каждое утро, перед тем как зачерпнуть из ведра воды и ополоснуться, он с удивлением глядел на свое отражение: на него смотрело незнакомое лицо, загорелое, бородатое, худое. Прошло всего две недели, как он оказался здесь, — на кого он будет похож через месяц? Каспар не хотел задумываться об этом; в его планы входило научиться у этих людей всему, что они сами знают, и отправиться дальше, так как его будущее заключалось не в фермерстве. И все же иногда он задумывался, как Джойханна справится с хозяйством, когда ему пора будет покидать ее дом.

Джорген старался помогать Каспару, но, как любой мальчишка, часто отвлекался на свои, детские интересы. Хотя он и так делал многое: в его ежедневные обязанности входила дойка коровы, кормление кур, проверка забора на предмет поломки и тому подобные небольшие задачи.

После исчезновения мужа Джойханна взвалила на свои плечи всю работу, какую только смогла, но что-то ей было просто не по силам. Каспар не встречал другого столь же трудолюбивого человека, однако быть в двух местах одновременно физически невозможно. И все же изо дня в день он поражался выносливости этой женщины: она вставала до рассвета и ложилась, уже когда стояла глубокая ночь, борясь за то, чтобы ферма поддерживалась в том же состоянии, в каком была при муже.

Во владениях герцога Оласко трудились сотни фермеров-арендаторов, но он ни разу не задумался над их нелегкой долей, принимая плоды их трудов как должное. Теперь он сам работал на земле и понял, что это такое. Джойханна и Джорген в целом жили гораздо лучше, чем большинство оласконских фермеров, — земля и небольшое стадо находились в их личной собственности, а урожай можно было продать в соседних деревнях. Однако в сравнении с бывшим образом жизни самого Каспара эта семья существовала почти в нищете. Так насколько же тяжелее приходилось фермерам в его родном герцогстве?

«Родное герцогство», — горько думал он. У него отобрали трон, принадлежащий ему по праву, и он либо вернет его, либо погибнет в борьбе за это.

Вернулся с топором Джорген, и Каспар принялся рубить бревно на меньшие куски.

Немного погодя мальчик спросил:

— Почему ты его не расколешь?

— Что?

Джорген ухмыльнулся:

— Я покажу.

Мальчик снова умчался, на этот раз в сарай, и вернулся с металлическим клином. Он упер острие в трещину на бревне, крепко схватился за длинную рукоять двумя руками и скомандовал Каспару, головой указывая на топор:

— Ударь другой стороной.

Каспар развернул топор и увидел, что обух широкий и плоский. Перехватив топорище, он размахнулся и вогнал клин глубоко в древесину. Джорген со смехом оторвал от рукоятки руки и затряс ими:

— Всегда так больно!

Три мощных удара — и с приятным уху треском ствол раскололся надвое.

— Каждый день учишься чему-то новому, надо только быть внимательным, — заметил вслух Каспар.

Мальчик взглянул на него недоуменно:

— Чего?

Оказывается, Каспар заговорил по-оласконски. Как мог, он перевел свои слова на местный язык, и Джорген закивал, соглашаясь.

С клином дело пошло быстрее. Расколотое на несколько частей бревно было гораздо проще нарубить на поленья нужного размера. Каспар с удовольствием совершал одни и те же движения: он обнаружил, что ритмичная работа, хоть и нелегкая, успокаивает.

В последнее время ему стали сниться тревожные сны, полные странных сцен и чувств. Мимолетные образы из прошлых лет, давно забытые, всплывали из глубин памяти и исчезали, оставляя на душе неприятную тяжесть. Самым удивительным в этих снах было то, что в них он видел подробности, которых в реальной жизни не замечал. Он словно со стороны наблюдал за самим собой в разных ситуациях: то он пирует с приближенными, и рядом сидит сестра, то разговаривает с пленником в одной из темниц под цитаделью, то в одиночестве о чем-то думает. Просыпался Каспар с ощущением, будто пережил эти моменты заново, но при этом испытал совсем не те эмоции, которые, как он помнил, испытывал тогда, наяву.

Особенно сильно его поразил сон-воспоминание об одном разговоре с Лесо Вареном, состоявшемся в покоях мага. В помещении стоял невыносимый запах крови и экскрементов; в углу, где работал маг, смешивая и поджигая странные субстанции, воняло еще сильнее. Сам разговор Каспар помнил хорошо, поскольку именно в тот раз Лесо предложил ему убрать всех тех, кто стоял между герцогом Оласко и короной Ролдема. И еще Каспар помнил, что идея показалась ему в высшей степени привлекательной.

Проснулся он потому, что от вони его затошнило. В действительности же, находясь в покоях Лесо, он него подобного не чувствовал, никакие неприятные запахи его не беспокоили. Почему же одно воспоминание о том разговоре заставило его теперь распахнуть дверь, глотнуть свежего воздуха?

* * *

Каспар старался как можно чаще разговаривать с Джоргеном — обо всем, что попадалось им на глаза. Постоянная болтовня мальчика приучала ухо герцога к местному наречию. Он уже свободно изъяснялся с матерью и сыном, но в то же время испытывал растущее раздражение: они, простые крестьяне, почти ничего не знали о мире, круг их знаний ограничивался фермой и деревней, что лежала в нескольких днях пути к северо-западу. Именно в этой деревушке можно было продать урожай и купить то, чего недоставало в хозяйстве; среди жителей, как понял из рассказов Каспар, Бандамин считался весьма зажиточным хозяином.

От Джойханны Каспар смог узнать, что на северо-востоке простиралась огромная пустыня, где господствовало племя джешанди. Судя по всему, кочевники, захватившие Каспара, не относились к нему — они были из племени бенту, которое мигрировало с юга, еще когда герцогом был отец Каспара, а причиной их переселения стала война, закончившаяся поражением армии Изумрудной госпожи змей. По приказу отца Каспара разведка Оласко собирала сведения о той войне, кое-какая информация была получена у агентов, работающих как в Королевстве, так и в Кеше. Каспару довелось читать все эти записи, но у него сложилось впечатление, что значительная часть истории осталась неизученной.

Насколько он смог понять, женщина, называвшая себя Изумрудной госпожой змей, появилась где-то далеко к западу от континента Новиндус. Она начала серию войн между различными городами-государствами и в результате собрала огромную армию, в которую вошли, по некоторым отчетам, гигантские люди-змеи и столь же мощный флот — и все это с единой целью: завоевать Королевство Островов.

В архивах не имелось объяснения, как ей это удалось; общепринятая военная логика вообще такого не допускала, но это случилось: Крондор был разрушен до основания, а Западные земли пострадали так сильно, что до сих пор, тридцать лет спустя, не вернулись к нормальной жизни.

«Может, — думал Каспар между ударами топора, — пересекая этот материк, я узнаю о той войне что-нибудь еще». Закончив с рубкой, он взглянул на мальчика:

— Что стоишь? Подбирай дрова. Я не собираюсь таскать все в одиночку.

С добродушным ворчанием Джорген набрал целую охапку щепок. Каспар тоже взвалил на себя столько поленьев, сколько смог.

— Лошадь и телега нам бы сейчас совсем не помешали, — проговорил он из-под горы древесины.

— Отец забрал… и лошадь, и телегу… когда ушел, — ответил мальчик, пыхтя от напряжения.

Каспар уже знал, как называются на местном наречии различные периоды времени, и вычислил, что Бандамин покинул ферму за три недели до того, как он сам повстречал среди скал Джоргена. Фермер ушел в деревню под названием Хеслагнам, чтобы продать тамошнему трактирщику бычка и купить на вырученные деньги кое-какие припасы.

Когда Бандамин не вернулся домой вовремя, Джойханна и Джорген подождали три дня и тоже пошли в деревню, но там им сказали, что Бандамина никто не видел. Фермер, его лошадь, и телега, и бычок на продажу просто исчезли где-то на полпути между фермой и Хеслагнамом.

Джойханна неохотно обсуждала эту тему. По-видимому, она, после почти двухмесячного отсутствия мужа, все еще надеялась, что он вернется. Каспар счел это маловероятным. Закона как такового в здешних краях почти не существовало. Когда-то давным-давно под давлением кочевников-джешанди местными жителями было принято соглашение о том, чтобы не трогать путников и тех, кто предоставляет им кров и пищу. Однако и оно, подобно множеству других традиций и обычаев, растаяло как дым на ветру после того, как эту землю опустошила армия Изумрудной госпожи змей.

Каспар пришел к выводу, что относительное благополучие фермы объяснялось тем, что отец Бандамина сумел, в числе очень немногих физически здоровых мужчин, избежать принудительного зачисления в ряды армии змеиной королевы. Джойханна знала удручающе мало, и о многом Каспар мог только строить догадки. Тем не менее некая общая картина постепенно складывалась.

Когда крестьян заставили присоединиться к той или иной воюющей стороне, свекор Джойханны сумел укрыться: он перешел через горный хребет, что высился на юго-востоке (Джойханна называла эти горы Суману). По пути ему попадались заброшенные фермы, где нашлись запасы зерна и семян, а также лошади и повозка. Забирая с собой все, что мог, он путешествовал несколько месяцев, пока не осел в этой лесистой долине и не основал собственное фермерское хозяйство, унаследованное впоследствии Бандамином.

Каспар сложил принесенные поленья под навес, пристроенный за домом, и отправился на луг за новой порцией дров. Джорген последовал было за ним, однако Каспар, заметив, что мальчик устал, предложил:

— Может, сходишь к маме, спросишь, не надо ли ей помочь?

Джорген кивнул и тут же умчался, Каспар успел только увидеть, как русая головенка мелькнула между постройками. Бывший герцог поймал себя на мысли, что впервые в жизни стал задумываться над тем, каково это — быть отцом. Он, само собой, знал, что в один прекрасный день ему придется жениться и породить наследника, но никогда не связывал с этим событием никаких чувств. До сегодня. Мальчик тяжело переживал исчезновение отца, Каспар видел это. Узнают ли когда-нибудь мать и сын, что случилось с Бандамином?

Каспар продолжил свой путь за дровами. Все-таки жизнь фермера оказалась куда более тяжелой, чем он мог себе представить. Но ведь боги определили для них именно это место на Колесе Жизни, рассуждал он. И даже если он когда-нибудь вернет себе трон Оласко, то все равно не сможет попросить казначея купить для каждого крестьянина лошадь и повозку! Смеясь про себя абсурдности такой идеи, Каспар на ходу разминал натруженные мышцы.

* * *

Оторвавшись от тарелки, Каспар промолвил:

— Мне пора уходить.

Джойханна кивнула:

— Я ожидала этого.

Он помолчал, собираясь с мыслями, а Джорген переводил взгляд с матери на Каспара и обратно. Уже более трех месяцев у них в доме жил этот человек, и хотя Джорген не упускал случая посмеяться над невежеством пришельца в хозяйственных делах, пустота, образовавшаяся после исчезновения отца, незаметно для мальчика заполнялась присутствием другого мужчины.

Но как ни привязался Каспар к пареньку, как ни тревожно ему было оставлять Джойханну и Джоргена, у него были и другие заботы, куда более насущные. Всему, чему можно было научиться, живя и работая на ферме, он научился. Язык больше не представлял для него трудности, и все местные обычаи и верования он знал не хуже Джойханны. У него не оставалось ни одной причины задерживаться здесь, а причин покинуть ферму не убавилось. На то, чтобы продвинуться на несколько километров от того места, куда перенес его седовласый чародей, Каспару потребовались месяцы, а впереди еще лежал путь длиной в полмира.

Наконец Джорген нарушил молчание:

— Куда ты пойдешь?

— Домой.

Мальчик хотел что-то сказать, но не решался. И все-таки через несколько минут он тихо проговорил:

— А что мы будем делать?

Ответила ему мать:

— То же, что и всегда.

— Вам нужна лошадь, — заметил Каспар. — Скоро созреет пшеница, кукуруза уже готова. Вам нужно будет отвезти урожай на рынок.

Джойханна молча кивнула.

— Придется продать скотину. Сколько стоит лошадь?

— За пару бычков можно будет договориться, я думаю.

Каспар улыбнулся:

— Фермер из меня никакой, а вот в лошадях я разбираюсь.

То, что в основном его знания распространялись на военных и охотничьих лошадей и скакунов его сестры, Каспар уточнять не стал. Но это и не так уж важно. Ведь хромоту, воспаление копыт или дурной нрав животного он определит и у крестьянской тягловой лошадки.

— Тогда надо идти в Мастабу.

— Где это?

— Два-три дня пути от Хеслагнама. Мы сможем продать бычков тамошнему торговцу скотом. У него же может найтись и лошадь на продажу, — ответила Джойханна.

Ужин закончили в молчании. Каспар понимал, что Джойханна боится снова остаться одна. Никаких попыток завязать более близкие отношения она не предпринимала, а герцога существующее положение дел вполне устраивало. Конечно, он не был с женщиной уже много месяцев, а хозяйка фермы была по-своему привлекательна, однако совместное проживание в одном помещении с Джоргеном удерживало и Джойханну, и Каспара.

Сама же Джойханна то надеялась вновь увидеть мужа, то оплакивала его как умершего. Каспар предполагал, что через два-три месяца она бы окончательно приняла его вместо Бандамина. И это было еще одной причиной, по которой он счел, что настала пора уходить.

— Может, вы наймете работника, который помог бы вам в горячую пору?

— Посмотрим, — уклончиво ответила Джойханна.

Каспар поднялся, чтобы отнести деревянную тарелку к ведру, где мыли посуду. Разговаривать никто не хотел — и в тишине все разошлись по своим спальным местам.

4. ДЕРЕВНЯ

Каспар, Джойханна и Джорген шагали по старому торговому пути.

Уже третий день они — не очень быстро, но почти без остановок — шли к своей цели. Каспар раньше и не догадывался, как это утомительно — передвигаться пешком. Всю жизнь к его услугам имелись или лошади, или кареты, или корабли. Только во время охоты или прогулки по дворцовому парку доводилось ему полагаться на собственные ноги. Пешее путешествие на расстояние в несколько десятков миль оказалось не только изнурительным, но и скучным занятием.

Он оглянулся, чтобы посмотреть, как дела у Джоргена. Мальчик шел за двумя неторопливыми быками, погоняя их длинным прутом всякий раз, когда они сворачивали в сторону, привлеченные кустом травы. Надо сказать, подходящей для скота растительности вокруг было совсем немного, но упрямые животные настойчиво тянулись к каждому более или менее зеленому растению, и Джоргену приходилось то и дело пользоваться прутом.

Каспару не терпелось поскорее прибыть на место и двинуться дальше, но он покорился обстоятельствам. В этом враждебном краю он был беззащитен: пеший, одинокий, если не считать компании Джоргена с матерью, и неопытный. Судя по рассказам Джойханны, эта местность еще не оправилась от опустошения, произведенного армией Изумрудной госпожи змей, хотя с тех ужасных времен прошел не один десяток лет.

Фермы и деревни возродились довольно быстро, несмотря на повсеместную нехватку мужчин. Несколько лет старики и женщины кое-как сводили концы с концами, пока дети не подросли настолько, чтобы начать самостоятельно работать, пережениться и нарожать еще детей.

А вот гражданский порядок так и не восстановился. Целое поколение сыновей выросло без отцов, многие остались круглыми сиротами. На удаленных землях, которые раньше контролировались городами-государствами, царил хаос. Традиционные устои сменились законом силы: кто соберет самую многочисленную банду, тот и правит.

Семья Джойханны выжила только потому, что находилась в относительной изоляции. В ближайших деревнях знали о том, где находится ферма, но редкий путник забредал туда случайно. Если бы Джорген не отправился искать потерявшуюся птицу, Каспар, скорее всего, не выжил бы. Он бы умер от голода в нескольких часах ходьбы от обильных запасов пищи.

По мере продвижения вперед на западе вырастала горная гряда, а на востоке поля становились все ровнее и вдалеке окрашивались в коричневатый цвет — там они граничили с пустыней. Если бы Каспар не вырвался из плена кочевников-бенту, то стал бы их рабом. Если бы он плохо спланировал побег, то умер бы в засушливых землях между горной грядой, приближающейся с запада, и скалистым нагорьем, где вилась заброшенная тропа.

Вдали что-то поблескивало.

— Это река?

— Да, Змеиная река, — кивнула Джойханна. — За ней начинаются Знойные земли.

Каспар заинтересовался:

— А ты знаешь, где находится Город Змеиной реки?

— Это далеко на юге, на берегу Синего моря.

— Значит, мне надо двигаться вниз по реке, — заключил Каспар.

— Если хочешь попасть в этот город, то да.

— Я хочу попасть домой, — с печалью в голосе поправил Каспар Джойханну.

— Расскажи мне о своем доме, — потребовал Джорген.

Каспар обернулся: мальчик задорно улыбался. Раздражение, вызванное бесцеремонностью, быстро прошло: он, к собственному удивлению, все сильнее привязывался к Джоргену. Как правитель Оласко, он знал, что рано или поздно ему придется жениться с целью произвести законного наследника, но ему никогда не приходило в голову, что он будет любить своих детей. «Интересно, — подумал он, — а любил ли меня мой отец?»

— Оласко — страна мореходов, — сказал Каспар. — Наша столица, Опардум, стоит на скалистых берегах бухты, которую удобно защищать, но в которой достаточно места для торговых кораблей. — Не сбавляя шага, он продолжал: — Оласко находится на восточном побережье большого… — Тут он запнулся, не зная, как сказать «материк». — Большой земли под названием Триагия. Поэтому из цитадели… — Каспар посмотрел на своих слушателей и увидел, что ни один из них не выразил удивления, услышав кешианское слово «цитадель». — Из цитадели открывается великолепный вид на морские восходы. На западе тянутся равнины, вдоль реки множество ферм, очень похожих на вашу…

И так Каспар коротал время, увлеченно рассказывая попутчикам о своей родине, пока Джорген не спросил:

— А чем ты занимался у себя дома? Ты же не фермер.

— Я был охотником, — ответил Каспар и вспомнил, что уже говорил об этом мальчику, когда разделывал забитого бычка в землянке, где хранились скоропортящиеся продукты. — А еще солдатом. И путешественником.

— А как это? — не унимался Джорген.

— Что — это?

— Путешествовать.

— Ну, примерно так же, как путешествуем сейчас мы, — сказал Каспар. — Это значит долго-долго идти, или плыть на корабле, или скакать на лошади.

— Да нет, — сморщился Джорген. — Я спрашивал про то, какие бывают новые места.

— Некоторые места похожи на Знойные земли, — ответил Каспар. — А в других местах прохладно и все время идет дождь.

Он пустился в описания земель, окружающих море Королевства, подробно останавливаясь на самом интересном и необычном из того, что ему довелось увидеть. И рассказчик, ислушатели не заметили, как пролетели последние часы пути: в очередной раз они взошли на возвышенность, и перед ними открылся вид на деревню Хеслагнам.

Деревня разочаровала Каспара: почему-то он ожидал увидеть более зажиточное поселение. Самым большим зданием был трактир: двухэтажный обветшалый бревенчатый дом с крышей невероятного салатного цвета. Из единственной трубы вилась струйка дыма. Заведение являлось гордым обладателем конюшни и обширного двора, но и только. На той же улице стояло еще два строения покрупнее, очевидно, лавки, хотя и без вывесок, так что приезжему — в данном случае Каспару — не ясно было, что можно купить в Хеслагнаме, а что нельзя.

По указанию Джойханны Джорген загнал бычков во двор, а взрослые вошли в трактир.

Интерьер заведения производил еще более удручающее впечатление, чем внешний вид. Труба и очаг сложены из плохо отесанного камня; дымоход то ли забит, то ли неудачно проведен, и в результате все помещение провоняло дымом, пищей, потом, разлитым элем, гнилой соломой и еще чем-то неопределимым, но столь же неприятным.

В трактире никого не было, только один крупный мужчина вышел откуда-то из глубины дома с бочонком в руках. Он поставил свою ношу на пол и воскликнул:

— Джойханна! Не ожидал увидеть тебя раньше чем через пару недель.

— Хочу продать двух бычков.

— Двух? — переспросил трактирщик, вытирая руки засаленным фартуком.

Это был толстошеий, широкоплечий мужчина с огромным животом; ходил он, покачиваясь из стороны в сторону. Закатанные рукава открывали покрытые шрамами предплечья, под слоем сала перекатывались мускулы сильного и опасного бойца. Каспар сразу признал в трактирщике бывшего солдата или наемника. А тот так же настороженно поглядывал на спутника Джойханны, хотя обращался к женщине:

— Мне и один-то ни к чему. В холодном погребе висит еще целый окорок. Ну, ладно, одного я возьму, подержу недельку на заднем дворе и зарежу. Но двух — нет.

Джойханна перебила его:

— Сагрин, познакомься, это Каспар. Он работал у нас на ферме за еду и жилье, заменял Бандамина.

— Понятное дело. Неплохая замена. — Трактирщик расплылся в сальной улыбке.

Каспар решил пропустить оскорбление мимо ушей. Старый солдат явно любил поскандалить, и хотя Каспар не боялся никого и ничего, создавать себе ненужные проблемы он не испытывал ни малейшего желания. Слишком много его друзей бесславно и бессмысленно погибли на дуэлях и в пьяных ссорах, и с юных лет герцог вынес убеждение в том, что выгоднее избегать проблем, чем решать их.

— Если вам мясо не нужно, то мы пойдем дальше… — Он перевел взгляд с трактирщика на Джойханну.

— Да, в Мастабу.

— Эй, эй, погодите, — заволновался Сагрин, потирая бороду. — Хм, сейчас у меня нет ни денег, ни лишнего товара. Что вы хотите за скотину?

— Лошадей, — ответил Каспар. — Двух.

— Лошадей! — насмешливым эхом отозвался трактирщик. — Да они сейчас на вес золота. Пару месяцев назад сюда наведывались эти дикари бенту — купили у меня двух лошадей, а на следующую же ночь украли трех остальных.

— А у кого еще здесь можно купить лошадей? — спросил Каспар.

Сагрин снова принялся оглаживать свою бороду, словно в задумчивости, потом сказал, покачав головой:

— Ну уж в Мастабе вы точно ни одной не найдете. Может, ниже по реке?

Джойханна гневно воскликнула:

— Ты же знаешь, что даже вооруженные мужчины не рискуют заходить в те края! Ты специально пугаешь нас, чтобы подешевле купить наш скот! — Она обернулась к Каспару: — Скорее всего, он врет, что в Мастабе нет лошадей.

Она направилась к выходу, но Сагрин схватил ее за руку.

— Постой-ка, Джойханна! Никто не смеет называть меня вруном, даже ты!

Каспар не колебался. Он подскочил к трактирщику и с силой воткнул большой палец в сплетение нервов на запястье Сагрина. В следующий миг он толкнул трактирщика в грудь. Сагрин наклонился вперед, пытаясь устоять, и тогда Каспар резко дернул его на себя за грязную рубаху, и трактирщик полетел вниз. Только в самый последний миг сработали его старые солдатские рефлексы, и он не рухнул на пол мешком, а перекатился через бок и снова вскочил на ноги, готовый продолжать бой.

Каспар же, вместо того чтобы атаковать, отошел в сторону и спокойно сказал:

— Мой меч будет у твоего горла в тот же миг, как ты пошевельнешься.

Сагрин оценивающе оглядел Каспара, меч которого все еще лежал в ножнах. Он помедлил немного, но запал уже исчез. С усмешкой на губах он произнес:

— Извини. Я вспыльчив. Такие слова нелегко проглотить.

Джойханна потерла руку, за которую схватил ее Сагрин.

— Ты заслужил эти слова. Бандамин тоже говорил, что тебе доверять нельзя.

— Так ведь я торговец, — сказал трактирщик, протягивая руки ладонями кверху, словно извиняясь за то, чем приходиться ему заниматься. — А то, что я говорил про Мастабу, правда. У старого Бальо есть одна лишняя кобыла, но старушка уже ни на что не годна, даже ожеребиться не сможет. Да наверное, он ее уже прирезал. И все, больше лошадей здесь нигде нет, как и бесплатного эля.

— А как насчет мулов? — спросил Каспар.

— Ты хочешь ездить на нем верхом? — удивился Сагрин.

— Нет, я хочу запрячь его в телегу или в плуг, — ответил Каспар, поглядывая на Джойханну.

— Ну, допустим, у Келпиты есть мул, и, думаю, он согласится обменять его на быка, — задумчиво проговорил Сагрин и жестом указал на прилавок: — Что ж вы стоите, присаживайтесь, выпейте чего-нибудь. А я пока схожу к нему, узнаю, что да как.

Джойханна кивнула, и трактирщик пошел к выходу. В дверях он встретился с Джоргеном и довольно приветливо взъерошил мальчонке волосы. Джойханна взяла на себя роль хозяйки, отыскала кувшин с элем и налила по стакану себе и Каспару. Для сына она наполнила чашку водой.

Каспар сел вместе с сыном и матерью за стол.

— Мы можем доверять ему? — спросил он у Джойханны.

— Думаю, теперь да, — ответила она. — Он, конечно, и раньше пытался повыгоднее купить и продать, но, как он и сам сказал, в этом суть торговли.

— Кто такой Келпита?

— Торговец, которому принадлежит вон тот большой дом через дорогу. Он ведет дела ниже по течению реки. У него есть и мулы, и повозки.

— Честно сказать, я не очень разбираюсь в мулах, — признался Каспар, — но в армии… — Он помедлил, подбирая слова. — В армии, в которой я одно время служил, мулов использовали вместо лошадей, когда надо было перевозить тяжелые грузы. Могу сказать только одно: они бывают очень упрямы.

— Я заставлю их работать! — с мальчишеским задором воскликнул Джорген.

— Сколько стоит один бык? — поинтересовался Каспар.

— Что ты имеешь в виду? — Джойханна непонимающе посмотрела на него.

— Я раньше никогда не продавал быков.

Бывший герцог вдруг понял, что вообще плохо представляет, во сколько оцениваются те или иные товары. Ему не приходилось платить за покупки из собственного кошелька. Золото, которое он носил с собой, предназначалось для заключения пари, расплаты в борделях и награды подданным за хорошую службу. Каспар подписывал бумаги, в которых распределялся бюджет цитадели по отдельным статьям, но вот сколько его слуги платили местным торговцам за мясо, соль или фрукты, он не знал. Не ведал он и того, какие товары поступали в цитадель в качестве уплаты за аренду ферм. Он даже не знал, сколько стоит лошадь, если только это не был специально выведенный скакун в качестве подарка для одной из его дам или для собственной конюшни. Каспара разобрал неудержимый смех.

— Ты что? — удивилась Джойханна.

— Я не знаю самых простых вещей, — сказал он, не пускаясь в долгие объяснения, однако Джойханне этого было недостаточно. Под ее пристальным взглядом Каспару пришлось уточнить, что он имел в виду: — В армии для нас все делали специально назначенные люди — квартирмейстеры, интенданты, поставщики. Когда я хотел есть, еда уже ждала меня. Если мне нужна была лошадь, ее тут же мне подводили.

— Удобно так жить, — заметила Джойханна с видом, как будто не очень-то верит его словам.

Каспар вспомнил, что разбирается в ценах на драгоценности и предметы роскоши, и поэтому задал свой вопрос по-другому:

— Сколько золота или серебра в ваших краях дают за одного быка?

Тут уже засмеялся Джорген:

— Он думает, здесь есть монеты!

— Цыц! — прикрикнула на него мать. — Пойди на улицу и найди себе какое-нибудь полезное дело. Или поиграй, а здесь тебе делать нечего.

Недовольно бурча, мальчик все же вышел из трактира. Джойханна принялась растолковывать Каспару ситуацию с деньгами:

— У нас нечасто увидишь монеты. Их здесь никто не чеканит. А после войны… — Каспару не требовалось объяснять, о какой войне шла речь: любое упоминание о войне в здешних краях относилось к нашествию армии Изумрудной госпожи змей. — После войны появилось множество фальшивых монет — медных с серебряным покрытием и свинцовых с золотым. Сагрину приходится иметь дело с деньгами — сюда иногда наведываются путешественники из больших городов, — поэтому у него есть пробирный камень и специальные весы. А мы в основном меняем один товар на другой или отрабатываем нужную нам вещь у продавца. Келпита прикинет, что бы он дал за быка, а потом решит, равноценны ли эти товары одному мулу. Он даже может захотеть двух быков.

— Вот в этом я не сомневаюсь, — сказал Каспар. — Но это и значит торговаться, так?

— У него есть то, что мне нужно, а с другой стороны, для продажи быка сейчас не лучшее время. Что с ним делать? Только съесть, и побыстрее.

Каспар опять рассмеялся, и даже Джойханна улыбнулась.

— То есть, скорее всего, Келпита продаст моего быка все тому же Сагрину, а тот заколет его и освежует. И тогда Келпита получит возможность некоторое время есть и пить в трактире бесплатно, что ему очень нравится и очень не нравится его жене. Она не любит, когда он пьет слишком много эля.

Каспар слушал, думая о своем. Снова ему пришло на ум, что крестьяне Оласко живут примерно так же. И в Оласко есть жены, которых огорчает, когда их мужья напиваются, есть бывшие солдаты, которые заправляют захудалыми трактирами, и есть мальчишки, живущие на фермах и ищущие, с кем бы поиграть. Каспар откинулся на спинку стула, размышляя над тем, что узнать, чем живет каждый из них, невозможно. Да что там крестьяне, он ведь и половины своих слуг в цитадели не знал даже в лицо, что уж говорить про имена. И все равно он должен был проявлять больше внимания к людям, которые пользовались его покровительством.

Неожиданная грусть охватила Каспара. Как мало ценил он то, что имел. В его сознании пронесся поток образов, чем-то похожий на беспокоящие его сны.

— Что случилось? — встревожилась Джойханна.

— А? — вышел из задумчивости Каспар.

— Ты весь побледнел, и глаза мокрые. Что с тобой?

— Ничего, — выговорил герцог неожиданно севшим голосом. Он сглотнул и добавил: — Просто вспомнилось кое-что.

— Про войну?

Он пожал плечами и молча кивнул.

Бандамин тоже был когда-то солдатом.

— Правда?

— Не таким, как ты, — быстро добавила Джойханна. — Он служил в местном отряде охраны, еще когда был мальчиком. Служить они пошли вместе с отцом, чтобы здесь можно было жить.

— Похоже, у них это получилось. Джойханна неопределенно покачала головой.

— Не знаю. Разбойники и грабители по-прежнему беспокоят мирных жителей. Кочевники-бенту иногда ловят свободных людей и продают в рабство где-нибудь на юге богатому фермеру или мельнику. А если он хороший воин, то везут его в Город Змеиной реки на состязания.

— А как далеко отсюда этот город?

— Если плыть на корабле, то несколько недель. А пешком — еще дольше. Точно не знаю. Значит, все-таки ты туда собираешься?

— Да, — ответил Каспар. — Мне нужно добраться домой, а для этого мне понадобится корабль. Единственное место, откуда ходят корабли на мою родину, — это Город Змеиной реки.

— Тебе предстоит долгое путешествие.

— Похоже на то, — согласился Каспар.

Сагрин вернулся примерно через час и сообщил, на каких условиях Келпита готов совершить сделку. Кроме быка эти условия включали еще несколько товаров и зерно в будущем. Джойханну это устроило.

Каспар подытожил переговоры:

— Добавь сюда же ночь в твоем трактире и хороший ужин, и будем считать, что мы договорились.

— Идет! — сказал Сагрин, хлопнув в ладоши. — Я как раз зажарил утку, вчерашней похлебки должно хватить на всех, а хлеб только что из печи.

Когда он скрылся на кухне, Джойханна шепнула Каспару на ухо:

— Не ожидай слишком многого. Стряпать он не умеет.

Каспар развел руками:

— Еда есть еда, а я голоден.

Потом Джойханна вернулась к делу:

— Ты остался без лошади.

— Ничего, что-нибудь придумаю, — не стал заострять на этом внимания Каспар. — Может, найду лодку, идущую вниз.

— Это будет непросто.

— Почему? — спросил Каспар, наливая себе еще стакан эля, пока Сагрин был занят на кухне.

— За ужином расскажу тебе. Сейчас надо найти Джоргена.

Каспар кивнул, допил эль. «Быть мужем Джойханны и отцом Джоргена — не самая плохая судьба для мужчины, — подумал он. — Но может быть удел и получше».

Каспар проснулся первым. Джойханна и Джорген спали на парусиновых койках, служивших в трактире кроватями, а Каспар устроился на полу.

Что-то потревожило его сон. Он прислушался. Лошади!

Первым делом он схватил меч и выбежал по коридору на лестницу. Внизу, в общей комнате, уже стоял Сагрин со старым клинком в руках. Каспар жестом велел трактирщику встать у двери, а сам метнулся к окну.

Он насчитал пять всадников. Они сгрудились вместе и оживленно переговаривались. Один указал рукой на трактир, а другой покачал головой и махнул в сторону дороги. Все они были одеты в плотные накидки, но Каспар сумел разглядеть достаточно, чтобы понять, кто они такие: солдаты.

Минуту спустя они развернули коней и поскакали на север.

— Уехали, — вздохнув с облегчением, сообщил Каспар трактирщику.

— Как они выглядели? — спросил тот.

— Похожи на солдат. На всех сапоги для верховой езды. На рубахах у каждого светлая полоса, только какого цвета, я не разобрал: то ли белая, то ли желтая.

Еще у всех одинаковые мечи, но луков или щитов нет. На головах тюрбаны с перьями.

— Проклятье, — пробормотал Сагрин. — Сейчас они, судя по всему, направились в Мастабу, но потом вернутся.

— Кто они такие?

— На юге, в захудалом городишке Делга есть один разбойник, он называет себя Радж Мубоя. Это его люди. Он претендует на власть повсюду от Делги до берегов Змеиного озера; во всех городах и деревнях в этом районе он расставил свои гарнизоны. И еще этот ублюдок обложил всех жителей данью.

Каспар спросил:

— Он предлагает взамен защиту?

— В некотором смысле — да, — ответил Сагрин. — Он защищает нас от других разбойников, чтобы никто не мешал ему ощипывать нас, как кур.

— Чтобы управлять, нужны деньги, — заметил Каспар.

— Я отлично обхожусь без его управления, — горячо возразил Сагрин.

— Найди достаточное количество согласных с тобой вооруженных людей, и тогда ты сможешь попробовать убедить этого Раджа оставить вас в покое. Те пятеро солдат, что я видел, смогут удержать в подчинении целый город.

— Верно говоришь, — согласился трактирщик и тяжело опустился на стул. — В этих краях за воина сойду только я. Найдется еще пара крепких фермеров, но они не обучены воевать. А я стал воякой только потому, что мой отец основал отряд охраны, еще когда я был зеленым юнцом, и в свое время мы с ним порубили немало головорезов. — Он указал на шрамы на своих руках. — Ты не думай, я честно заработал каждую из этих царапин. Но сейчас я всего лишь старик. Я буду сражаться, но знаю, что победа достанется не мне.

— Что ж, этот Радж будет не первым разбойником, основавшим династию. Там, откуда я родом… — Каспар оборвал себя на середине фразы и заговорил о другом: — Если он сможет навести порядок и принести покой людям вроде Джойханны и Джоргена — женщинам и детям, — то это было бы совсем не плохо, а?

— Пожалуй. Чему суждено случиться, то случится. Но уж поворчать в свое удовольствие мне никто не запретит.

Каспар хмыкнул:

— Как тебе угодно.

— Ты живешь с Джойханной? — спросил Сагрин, и Каспар понял, о чем спрашивает его старый солдат.

— Нет. Она хорошая женщина и надеется, что ее муж жив.

— А вот это вряд ли. Если даже и так, то, скорее всего, он или надрывается сейчас где-нибудь в шахте, или работает на богатой ферме на юге, или сражается на арене в Городе Змеиной реки.

— В любом случае у меня свои планы, — сказал Каспар. — Работа на ферме в них не входит.

— Я так и думал. Солдат?

— Был когда-то.

— Ну-ну, — вздохнул Сагрин и поднялся. — Что ж, раз я встал, то можно приниматься за дела. Солнце взойдет уже через час, а засыпаю я с трудом, особенно если спать приходится с мечом в руках.

Каспар кивнул:

— Знаю.

Также он знал, каков будет его следующий шаг: ему надо двигаться на юг. Там собиралась армия, и неважно, под чьими знаменами. В армии солдат обеспечивали лошадьми.

А Каспару без лошади не обойтись.

5. СОЛДАТ

Каспар затаился и ждал.

Он спрятался в кустах, как только послышался стук копыт; это был уже второй конный патруль, встреченный им за неделю. Именно столько времени прошло с тех пор, как он покинул ферму. Как ни мало ему было известно о целях, преследуемых этими патрулями, он решил держаться от них подальше. Простые солдаты во всех странах расспросам предпочитают оружие, а в планы Каспара не входило погибнуть, стать пленником или не по своей воле оказаться в рядах какой-либо армии.

Уйти с фермы оказалось еще сложнее, чем он ожидал. Особенно он переживал за Джоргена: мальчик боялся вновь остаться на ферме лишь вдвоем с матерью. С другой стороны, с мулом им будет легче справляться с тяжелой работой, а Келпита собирался прислать на ферму своего сына, чтобы помочь Джойханне со сбором урожая.

Каспар не раз прикидывал, как бы сложилась судьба матери и сына, не найди он их ферму. Без мула, без запаса дров им пришлось бы ох как непросто.

И все равно прощание было трудным.

Пару дней назад он обошел деревню, которая, похоже, была опорным пунктом для местных патрулей, а потом день проработал на ферме, что встретилась ему по дороге, получив в оплату немного продовольствия. Еда была скудной, а запить ее предложили простой водой. Но Каспар был благодарен и за это. Он подумал о шикарных пирах, которыми славился его двор, но быстро отогнал это воспоминание. Сейчас он бы запросто убил кого-нибудь за кусок жареной говядины, миску тушеных овощей и фляжку хорошего равенсбургского вина.

Удостоверившись, что всадники уехали, Каспар вернулся на дорогу. Чем южнее он продвигался, тем легче было идти: разбитые, полузаброшенные участки пути остались позади, все чаще встречались следы недавнего ремонта дороги, она становилась шире и ровнее.

Вот дорога сделала очередной поворот, и вдалеке между холмами показался город. Каменистые равнины уже давно сменились лугами, а теперь уже и лесами, среди которых проглядывали возделанные поля. Каковы бы ни были намерения и деяния этого Раджа Мубои, одно хорошее дело он сделал: установил мир на территориях, окружающих его столицу, что позволило фермерам спокойно заниматься хозяйством и увеличивать свое благосостояние. Вдоль дороги стояли крепкие дома, окруженные садами и огородами. Может, со временем такой же порядок установят и там, где живут Джойханна с сыном. Каспару хотелось надеяться, что у Джоргена есть шанс на лучшую жизнь.

У городских ворот Каспар столкнулся с приметами сурового правосудия. Дюжина трупов на различных стадиях разложения была выставлена на всеобщее обозрение. Тут же вбили в землю несколько пик, увенчанных головами. Вдоль стен стояли деревянные кресты, на них висели привязанные веревками люди. Каспар слышал, что это ужасная смерть: в какой-то момент тело перестает нормально функционировать, в легких начинает скапливаться жидкость, и человек захлебывается собственной слюной.

В воротах стояли стражники, одетые так же, как и пятеро всадников, виденных Каспаром из окна трактира Сагрина, только без накидок и нарядных тюрбанов. Вместо головных уборов стража носила металлические шлемы с кольчужным воротом, защищавшим шею.

Один из стражников преградил путь Каспару:

— Зачем пришел в Делгу?

— Просто иду мимо. Я держу путь дальше на юг.

— Ты странно говоришь.

— Я не из этих мест.

— Чем занимаешься?

— Охотой. Раньше был солдатом.

— А может, ты разбойник?

Каспар присмотрелся к дотошному стражнику. Это был худой нервный человек со странной манерой смотреть на собственный нос, когда говорил. Отвислый подбородок, гнилые зубы — в оласконской армии такой солдат никогда бы не получил звания выше, чем капрал. Людей подобного типа Каспар знал: исполненные самомнения, недостаточно умные для того, чтобы понять, что уже достигли потолка своей карьеры. Не обращая внимания на преднамеренное оскорбление, Каспар улыбнулся.

— Если я и разбойник, то совсем никудышный. Из всего имущества у меня лишь меч, одежда, что на мне, эти сапоги да собственные мозги. — Стражник начал было что-то говорить, но Каспар оборвал его, продолжив: — Я честный человек и хочу честным трудом заработать себе на пропитание.

— Ну, не знаю, кажется, сегодня Раджу не нужны наемники.

— Я сказал, что я солдат, а не наемник.

— Где ты служил?

— В стране, о которой ты никогда не слышал.

— Ладно, иди, но только смотри: никаких безобразий. Я присмотрю за тобой. — И стражник отошел в сторону, махнув Каспару рукой, чтобы тот проходил.

Бывший правитель Оласко кивнул и вошел в ворота. Он впервые оказался в настоящем городе, с тех пор как попал на этот континент. И действительно, в Делге обнаружилось гораздо больше признаков цивилизации, чем в виденных им деревнях. Конечно, постоялые дворы на окраине были столь же захудалыми и убогими, что и трактир Сагрина, но этого следовало ожидать: все более или менее приличные заведения обычно размещаются в торговом районе. И Каспар шел по улочкам к центру города, пока наконец перед ним не открылась базарная площадь. В этот послеполуденный час на ней яблоку некуда было упасть. Судя по довольным и спокойным лицам торговцев и покупателей, герцог понял, что Делга — преуспевающий торговый город.

Рожденный властвовать, Каспар изучал науку управления всю свою жизнь. Он лично общался не с одним десятком правителей и читал о сотнях других, поэтому знал: среди них слишком часто встречаются глупцы, сумасшедшие и просто некомпетентные люди, не понимающие, что основа сильного государства — простые жители и что облагать их налогом и данями можно лишь до определенной степени. И Каспар, когда составлял заговоры и плел интриги, преследовал наряду с другими целями и такую: избежать открытого военного столкновения, которое неизбежно легло бы тяжким бременем на население.

Конечно, это отнюдь не значит, что Каспара волновало счастье его подданных, — нет, до тех пор, пока не встретился с Джойханной и Джоргеном, он даже не задумывался над тем, как и чем они живут, — но благосостояние и довольство народа в целом всегда являлось предметом его заботы.

Итак, от опытного взгляда Каспара не укрылось, что жители Делги не изнывают от тягот и забот и спокойно демонстрируют изобилие товаров, не тревожась, что об этом узнают осведомители или сборщики дани.

Послеобеденный базар являл собой буйное смешение красок и звуков. Иногда Каспар даже слышал звон монет — значит, под флагами Раджа в эти края возвращалось денежное обращение.

На первый взгляд казалось, что население полностью поддерживает правителя. Между торговыми рядами неспешно прохаживались люди в форменной одежде со знаками отличия, следя за тем, чтобы нигде не возникало беспорядков. Каспар предположил, что это констебли или городская стража.

Он поймал взгляд одного из них — широкоплечего солдата, лицо и шею которого покрывали шрамы, — и, когда тот остановился, подошел ближе. Стражник был одет в просторную синюю рубаху, как и конные патрульные, только те заправляли штаны в высокие сапоги для верховой езды, а у этого солдата широченные шаровары доходили до самой земли. Меч у него был не длинный, и вместо шлема на голове сидела мягкая шляпа с широкими полями.

— Добрый день, — приветствовал его Каспар.

— Чужестранец. — Стражник прищурился.

— Как я понимаю, ты констебль?

— Правильно понимаешь.

— Я вот хочу найти какую-нибудь работу. Не подскажешь, как это сделать?

— Что умеешь делать?

— Я опытный охотник и солдат, — вежливо ответил Каспар.

— Если добудешь дичь, то можешь продать ее в один из трактиров, а наемники сейчас Раджу не нужны.

То же самое сказал и стражник у городских ворот, однако на этот раз Каспар не стал настаивать на том, что он не наемник.

— А просто работники никому не нужны?

— На тех, кто может перенести ящик или тюк, всегда есть спрос в караван-сарае. — Констебль указал на юг. — Выйди из города через южные ворота и сразу его увидишь. Но сегодня уже поздно. Работников нанимают на рассвете.

Каспар поблагодарил констебля и двинулся дальше. Его охватило странное чувство: как будто все вокруг него было и чужое, и знакомое одновременно. Эти люди одевались не так, как в родном Оласко, и их язык звучал непривычно для его уха. Он считал, что уже освоил местное наречие, но оказалось, что легко он разбирал только произношение Джойханны и Джоргена. Город был большим и развивающимся. Повсюду велось строительство, жители с рвением занимались каждый своим делом, и в целом темп и ритм здешней жизни напоминали бывшему герцогу столицу его бывших владений.

Выйдя из города через южные ворота, Каспар действительно легко нашел караван-сарай, в котором, как и предсказывал констебль, в этот час было тихо и пустынно. Почти все работы на сегодня закончились. Однако никогда не поздно задать один-два вопроса. Переходя от одного каравана к другому, Каспар заводил разговоры, знакомился и вскоре стал неплохо ориентироваться в этом новом для себя месте. Среди прочего он узнал, что через неделю один из караванов отправится на юг, и тогда владельцу могут понадобиться охранники, но не раньше.

Солнце клонилось к западу, Каспар устал и проголодался. С последним обстоятельством оставалось только смириться, а вот попытаться найти место для ночевки можно. Точно определять времена года на этом краю земли герцог не умел, однако по опыту прошедших месяцев предполагал, что не замерзнет, ночуя под открытым небом.

Между двумя караванами вокруг костра сидело несколько работников. Каспар попросил разрешения присоединиться к ним. Они не возражали, и он устроился на ночь позади двух беседующих мужчин. То, о чем они говорили, Каспар мог только вообразить: деревни, названий которых он никогда раньше не слышал, реки, которые текли через неведомые ему земли, другие вещи, привычные для местных обитателей и незнакомые для Каспара. Впервые с момента появления на этом континенте Каспар захотел вернуться не для того, чтобы уничтожить Когвина Ястринса и его соратников, а чтобы просто почувствовать себя дома.

* * *

Телеги тряслись по старой, разбитой дороге. Это была утомительная поездка, но — поездка. Каспар радовался уже тому, что ему не приходится идти пешком. Позади была изнурительная неделя, когда он с утра до вечера грузил товары за мизерную плату, которой едва хватало на еду. Он похудел еще больше и вынужден был купить шнур, чтобы подвязывать ставшие совсем свободными штаны.

Он сумел раздобыть немного денег, играя в бабки с другими грузчиками, но в последний день перед отъездом удача изменила ему, и теперь он располагал лишь несколькими медяками. Однако это все равно лучше, чем ничего, а каждый, даже самый маленький, шажок вперед приближал изгнанника к дому. Он выдержал. Пусть эта неделя оказалась для него нелегкой, другие так живут всю жизнь, при этом не имея ни малейшей надежды на перемену. Для них каждый день — это упражнение на выживание; о завтрашнем дне думать бессмысленно, пусть завтра само позаботится о себе.

В душе Каспара боролись противоречивые чувства: он и горел нетерпением, и покорялся обстоятельствам. Он стремился преодолеть как можно большее расстояние за каждый час, за каждую минуту, чтобы вернуться домой и свести счеты с предателями, а с другой стороны, он понимал, что путешествие займет время, что скорость продвижения зависит от многих факторов, на которые он имеет небольшое влияние, а то и вовсе никакого.

Его побег из плена кочевников и последующее блуждание по негостеприимным скалам до встречи с Джоргеном и его матерью сводились всего лишь к физическим невзгодам, тогда как неделя работы на владельцев караванов обернулась тяжелейшим испытанием для характера. В эти дни он впервые за свою привилегированную жизнь столкнулся с человеческой низостью и злобой.

Каспар знал, что война, как называли ее здесь, началась, когда он был еще младенцем. Королевство Островов победило войска Изумрудной госпожи змей в битве у хребта Кошмара в тот год, когда Каспар только-только вырос из пеленок. Но и спустя десятилетия ощущались последствия этой войны.

Многие из грузчиков были детьми людей, которых выхватила из домов и семей надвигающаяся орда. Враг забирал в свои армии всех здоровых мужчин, предоставляя им выбрать между службой на змеиную королеву и немедленной смертью. Женщин делали шлюхами, поварами и прислугой. Даже подростков заставляли работать в обозах.

Тысячи детей остались сиротами, никто не воспитывал их. Слабые погибли, а те, кто выжил, выросли необузданными, не знающими иной семьи, чем банда головорезов, и иной преданности, чем подчинение грубой силе.

Установление порядка в подобных условиях потребует усилий талантливого и решительного правителя, думал Каспар. Он понимал, что на месте Раджа Мубои действовал бы примерно так же: объединил свои опорные земли, обеспечил их стабильность и процветание, а затем стал бы расширять сферу влияния, постепенно достигая полного контроля. Молодой Радж, вероятно, потратит на это большую часть своей жизни, прежде чем встретит серьезное противодействие северных племен.

Проводя дни бок о бок с носильщиками и погонщиками, Каспар многое узнал о жизни в здешних краях. На востоке несет свои воды Змеиная река, а огромные просторы за ней находятся под контролем кочевых племен джешанди. Складывалось впечатление, что кочевников совершенно не волнует происходящее на другом берегу реки, но на своем берегу они подчинили себе все и вся; даже армия Изумрудной госпожи змей не смогла продвинуться на территории, подвластные джешанди. Из отчетов, что Каспар в юности читал в архивах отца, он знал о ни с чем не сравнимых размерах армии змеиной королевы. Какова же должна быть мощь кавалерии джешанди, чтобы противостоять столь масштабному нашествию?

На западе высятся горы Суману, за которыми тянутся прерии вплоть до самой реки Ведры и цепочка мелких городов-государств. Эта естественная преграда защищает Раджа от любых поползновений западных соседей. На юге же лежат земли, управляемые местными князьками и самозваными вождями, однако ходили слухи о том, что одного из них Радж уже побеждает в молниеносной войне.

Дальше на юге, на побережье Синего моря, стоит Город Змеиной реки, и о нем местные жители знают совсем немногое. Когда-то этот город правил землями от моря и до самого Змеиного озера, а власть принадлежала совету туземных кланов. Больше Каспар ничего не сумел разузнать, только подтвердил то, что ему было известно и раньше: это крупный порт, из которого ходят корабли до островов Заката, до кешианских городов и даже иногда в Квег и в Королевство. То есть дорога к дому лежит именно через Город Змеиной реки. И значит, туда ему и надо держать путь, невзирая ни на какие войны.

Телеги подпрыгивали на ухабах. Каспар неустанно осматривал горизонт, чтобы быть готовым к любому нападению. Хотя чем дальше на юг они продвигались, тем более мирными выглядели окрестности и тем менее вероятной казалась Каспару встреча с враждебно настроенными отрядами. По крайней мере, пока караван не приблизится к району, где, по слухам, Радж воевал с местным вождем.

Возчиком на телеге, где ехал Каспар, был говорливый мужчина по имени Ледану. Каспар старался игнорировать спутника, поскольку тот, стоило обратиться к нему с каким-нибудь вопросом, замолчать уже не мог и говорил обо всем, что попадалось на глаза. И все-таки молчание понемногу стало тяготить Каспара. Он решил, что сможет вынести небольшую дозу болтовни, если в потоке слов найдется хоть толика полезной информации.

— Скажи-ка мне, Ледану, что ты знаешь о городе, куда мы держим путь?

— А, Каспар, друг мой! — обрадовался коротышка возчик представившейся возможности поразить попутчика своими познаниями. — Симарах — в высшей степени замечательное место. Там есть трактиры и бордели, бани и игорные дома. Это очень хороший и большой город…

Каспар уселся поудобней и приготовился внимать многочисленным подробностям обо всех заведениях, которые показались Ледану самыми привлекательными в каждой из упомянутых категорий. С первых слов ему стало понятно, что никакого толку из речей возчика не извлечь: ни о расположении войск, ни о политике в регионе, ни об отношениях Симараха с соседними городами в них упоминаться не будет. И все-таки есть смысл прислушаться, решил Каспар, ведь этот город станет его пристанищем до тех пор, пока он не найдет способа отправиться дальше на юг.

Каспар прислонился к дверному проему, ожидая, когда появятся желающие нанять на день работника. По традиции все, кто искал наемную рабочую силу, приходили на рассвете сюда, на базарную площадь возле северных ворот Симараха. Платили же в этом городе лучше, чем во владениях Раджа Мубои.

Вопреки слухам, настоящей войны здесь не велось, по крайней мере пока, но на южных границах то и дело вспыхивали очаги конфликта между Мубоей и тем, кто называл себя королем Сасбатабы. В связи с этими стычками периодически требовались солдаты, а поскольку платили в войсках больше, чем за обычную работу, многие работники предпочли взяться за оружие. И поэтому недостатка в работодателях не было, Каспар без работы не провел и дня. Также к нему вернулась удача, и он скопил достаточно монет в своем кошеле, чтобы безбедно прожить целую неделю, если по каким-то причинам не сможет найти работу. Он даже смог снять комнатку — скорее, койку под лестницей — на постоялом дворе. Герцог ел простую пищу и не пил крепких напитков, так что каждое утро просыпался более богатым, чем днем ранее.

Он рассчитывал, что через город рано или поздно пройдет караван, направляющийся дальше на юг, и он сможет опять наняться охранником. Однако на время конфликта с королем Сасбатабы все товары и грузы, перевозимые на юг, шли в сопровождении усиленного военного эскорта. Нетерпение глодало Каспара: он чувствовал, что теряет время.

Среди людей, вместе с Каспаром ожидавших работодателей, возникло оживление: на площади появились трое мужчин. Он уже видел их здесь несколько раз.

Двое обычно нанимали два-три десятка мужчин, а вот третий просто прохаживался по площади, вглядываясь в лица кандидатов, словно искал какое-то редкое качество или черту, но потом уходил в одиночестве.

Один из мужчин крикнул: — Нужно три человека на прополку! Только опытные огородники!

Второй человек объявил, что ему требуются сильные руки и крепкие спины — десять человек на погрузку.

Третий же протиснулся сквозь набежавшую толпу желающих предложить свои услуги двум первым дельцам и направился прямо к Каспару.

— Эй ты, я тебя, кажется, уже видел. — Его речь была окрашена незнакомым Каспару акцентом. — Знаешь, как пользоваться этим? — спросил незнакомец, указывая на меч, висящий на боку у бывшего герцога.

Каспар улыбнулся, но дружелюбия в его улыбке не было.

— Не знал бы, не стоял бы здесь.

— Мне нужен человек, который хорошо владеет мечом и обладает еще кое-какими талантами.

— Какими именно?

— Верхом ездишь?

Каспар помолчал, изучая внешность потенциального работодателя. Выглядел тот опасным человеком. Какую бы работу он ни предложил, она наверняка будет незаконной, а если так, то можно рассчитывать на хорошие деньги. Симпатичным лицо незнакомца назвать было никак нельзя. Из-за тонкого носа казалось, что темные глаза посажены слишком близко. Маслянистые волосы плотно прилегали к черепу. Зубы были желтыми и неровными. Одежда, хоть и простого покроя, была сшита из тонкой, дорогой на вид ткани. Рукоятка кинжала, обратил внимание Каспар, отделана слоновой костью. Самой же заметной чертой мужчины было выражение его лица: смесь усталости и беспокойства. Каспар все больше убеждался в верности своего первоначального предположения: этот человек искал исполнителя для очень опасной работы, а это означало высокую оплату. Взвесив все за и против, бывший герцог ответил:

— Езжу, и получше многих.

— У тебя нездешний выговор. Ты откуда?

— Бывал я во многих местах, в основном очень далеко отсюда. А сюда прибыл с севера, из окрестностей деревень Мастаба и Хеслагнам.

— Так ты не южанин?

— Нет.

— Что скажешь, если придется сражаться? Каспар снова выдержал паузу, как будто обдумывал ответ, но на самом деле он уже все решил. Если в условия сделки входит лошадь, он согласится на любую работу. Все равно возвращаться в Симарах он не собирался. Если работа ему не понравится, он сбежит и заберет с собой лошадь, после чего самостоятельно отправится дальше на юг.

— Если работа состоит в том, чтобы воевать, то я не наемник. Но если ты спрашиваешь, могу ли я сражаться в случае необходимости, то ответ — да.

— Если все пройдет, как запланировано, то тебе понадобится только твое умение держаться в седле, мой друг. — Незнакомец взмахом руки велел Каспару следовать за собой. Уже на ходу он бросил через плечо: — Меня зовут Флинн.

Каспар так и застыл:

— Ты из Кинноха?

Флинн мгновенно развернулся и заговорил на языке Королевства Островов:

— Я из Дип-Таунтона. А ты?

— Из Оласко.

Флинн огляделся и проговорил:

— Значит, мы оба оказались далеко от дома, оласконец. Но может быть, небеса свели нас вместе ради нашего же блага, поскольку, если только я не сильно заблуждаюсь, ты не по собственной воле оказался в этом забытом богами месте. Пойдем.

Человек по имени Флинн торопливо миновал несколько улочек в менее богатой части торгового района, затем свернул в длинный переулок. Каспар старался не выдать своего волнения, надев на лицо маску спокойствия, но сердце его готово было выскочить из груди. Фамилию Флинн носил один из мастеров, что обучали его в детстве боевому искусству. Тот человек был родом из Кинноха — региона, где жил народ, давно уже покоренный Королевством Островов, но сохранивший свою национальную культуру и язык. Мастер обучил Каспара нескольким фразам, поддавшись на уговоры любознательного ученика, но предупредил, чтобы мальчик ни в коем случае никогда и никому их не повторял: узнай об этом другие члены клана, учителя убьют за предательство. Мужчины из Кинноха славятся своей воинственностью, также среди них много изворотливых лжецов, поэтов и ловких воров; они склонны к пьянству, внезапным вспышкам ярости и приступам необъяснимой тоски. Однако если человек, назвавшийся Флинном, нашел дорогу в этот глухой край, то он может знать способ вернуться в лоно цивилизованного мира.

Флинн, а за ним и Каспар, вошли в строение, снаружи напоминавшее пакгауз; внутри было темно, грязно и холодно. В помещении их ждали двое мужчин, явно знакомые Флинна. Флинн шагнул в сторону и кивнул, его друзья как по команде обнажили мечи и без предупреждения набросились на Каспара.

6. ОКАЗИЯ

Каспар отпрыгнул вправо.

Прежде чем атакующий успел среагировать, Каспар вытащил из ножен меч и размахнулся, собираясь обрушить мощный удар на спину противника. Клинок Флинна едва смог блокировать удар.

— Хватит! я увидел то, что хотел, — крикнул Флинн. Он по-прежнему говорил на языке Королевства.

Каспар отступил на шаг назад, следя за тем, как то же самое проделали двое его противников. Флинн спрятал кинжал и обратился к нему:

— Прости, приятель, я должен был убедиться, что ты действительно умеешь держать в руках эту штуку. — Он указал на меч Каспара.

— Я же говорил тебе, что умею.

— Знавал я женщин, которые говорили, что любят меня, но то были только слова, — возразил Флинн.

Каспар опустил меч, но совсем убирать его не стал.

— Кажется, у тебя проблемы с доверием, — проговорил он.

Флинн криво усмехнулся и сказал:

— А ты наблюдателен. Прошу извинить нас: нам необходимо было проверить, как ты поведешь себя в случае неожиданной опасности. Мои парни не убили бы тебя, лишь немного поцарапали, если бы ты не смог защитить себя.

— Ваша проверка чуть не сделала одного из них калекой на всю жизнь, — заметил Каспар, указывая на жилистого человека со светлыми волосами до плеч, которому эти слова не доставили удовольствия. Он промолчал, лишь сузил синие глаза и бросил мрачный взгляд на Флинна.

Третий мужчина был самым широкоплечим из всех, с толстой шеей; насколько можно было судить по открытым участкам тела, он весь порос жесткими кудрявыми волосами, за исключением лысины на макушке. Он рассмеялся, будто пролаял:

— Неплохой был бы удар, признаю.

Каспар прищурился:

— Ты из Кинноха, или мои уши никогда не слыхали такого говора.

Светловолосый человек ответил:

— Мы все из Королевства.

— Я — нет, — объявил Каспар. — Но бывал там.

Двое мужчин вопросительно воззрились на Флинна, который объявил:

— Он из Оласко.

— Так ты еще дальше от дома, чем мы! — воскликнул светловолосый.

— Я — Макгойн, а он — Кеннер, — представил себя и товарища крупный мужчина.

— А я — Каспар.

— Значит, мы — четыре родственные души; люди с севера, — с умным видом подытожил церемонию знакомства Кеннер.

— Как вы попали сюда? — задал волнующий его вопрос Каспар.

— Ты первый, — сказал Флинн.

Каспар решил, что лучше будет скрыть истину. Эти люди могут счесть его лжецом, услышав правдивую, но невероятную историю, а если поверят, то в будущем могут попытаться использовать эти знания к своей выгоде и во вред ему. Но главное соображение состояло в том, что его прошлое высокое положение сейчас не имеет никакого значения; он находится в чужой половине мира, лишенный титула и земель. Позже,быть может, он и расскажет им все как есть, но сначала надо узнать их поближе.

— Да рассказывать особенно и нечего. Один маг невзлюбил меня, а он достаточно могуществен, чтобы закидывать неугодных ему людей на другой конец света. И вот только что я стоял посреди Опардума и вдруг очутился где-то неподалеку от Хеслагнама, а на меня летит полдюжины кочевников-бенту.

— Ты умудрился не попасть в рабство к этим дикарям бенту? — воскликнул пораженный Макгойн.

— Ну да, — пожал плечами Каспар. — Сначала они меня все-таки схватили, но потом я бежал.

Флинн засмеялся:

— Или ты и сам немного чародей, либо ты достаточно хорошо врешь, чтобы сойти за киннохца.

— Увы, не имею такой чести, — ответил Каспар.

— Ох уж эти маги, — протянул задумчиво Кеннер. — От них одни проблемы, это точно.

— Не могу не согласиться, — поддержал его Каспар. — Хотя со мной он обошелся не так уж плохо: мог ведь просто забросить на середину океана и посмотреть, как я тону.

— Верно, — согласился Флинн.

— А теперь ваша история.

— Мы торговцы из Порт-Викора, — начал Флинн.

Каспар тут же заподозрил, что Флинн лжет. Скорее уж, они были пиратами с островов Заката.

— Мы входили в торговый союз, образованный одним купцом из Крондора по имени Милтон Привенс. Мы добрались до Города Змеиной реки, но там как раз разгорелась клановая война. Мы даже не могли войти в порт, поскольку два клана сражались за контроль над гаванью. Поэтому мы развернулись и стали думать, куда можно пристать. — Флинн указал на своих товарищей. — Нас было тридцать в начале пути.

Каспар уточнил:

— Несколько торговцев, а остальные — охрана?

Флинн покачал головой.

— Нет. Мы все торговцы, но при этом умеем постоять за себя. Макгойн из учеников суконщика пробился в торговцы шерстью, затем занялся дорогими тканями. А здешние шелка — лучшее, что можно найти из текстиля. Даже кешианские шелкопряды признают это. Кеннер торгует специями, причем самыми редкими. Ну а меня интересуют драгоценные камни.

Каспар кивнул понимающе:

— Все эти товары просты в перевозке и не слишком объемны, кроме шелка.

— Зато он легкий, — возразил Макгойн. — Можно набить им все трюмы, а корабль не просядет и на ярд.

— И что же произошло?

Повествование продолжил Кеннер:

— У нас было два пути. Мы могли двигаться на юг вдоль побережья, покуда не достигли бы Махарты, а оттуда войти в реку Ведра. Вдоль нее множество торговых городов, где в изобилии экзотических товаров.

Но там же и многочисленные торговцы, а значит, сделки менее выгодны.

— А какой второй вариант? — спросил Каспар.

— Если плыть вдоль побережья на север, то в одном месте Змеиная река делает петлю и подходит почти к самому морю. От берега до реки меньше недели пути, лошадей для такого переезда можно купить прямо на месте. На реке в том месте есть поселок под названием Пристань Шингази. Когда-то это был маленький торговый пост, но сейчас там ходит много судов, и можно легко найти корабль для путешествия вверх по реке.

Макгойн подхватил рассказ:

— Так мы и сделали: наняли корабль и поплыли вглубь материка, рассчитывая, что найдем там такие товары, о которых в Королевстве Островов и не слыхали.

Флинн горько засмеялся:

— Вот уж правильно говорят, боги карают самонадеянных. В нашем союзе было тридцать человек, все — умеющие постоять за себя мужчины. Но чем дальше на север мы продвигались, тем хуже шли у нас дела.

— Сколько времени ты тут пробыл, Каспар? — спросил Макгойн, перебивая Флинна.

— Шесть или семь месяцев. Я потерял счет времени.

— А как далеко на север ты зашел?

— До Мастабы.

— А, значит, до Змеиного озера не добрался, — сказал Флинн. — Это ничейная земля. Там бродят кочевые племена…

— Да, джешанди, я слышал о них.

— Они никому не позволяют селиться на берегах озера, но дальше живут и другие народы. К югу от озера начинаются горы Суману, и вот там-то мы…

— Рассказывай по порядку, — снова прервал его Макгойн.

Флинн глубоко вздохнул, словно готовясь приступить к длинному рассказу.

— В поселке мы нашли речное судно — крепко сделанное, плоскодонное, с небольшой осадкой. Такое можно столкнуть с мели шестами и вытянуть на веревках, если понадобится.

Капитан рассказал нам, что на реке нет ни одного значительного порта вплоть до самой Малабры, но сам он севернее Малабры плыть не собирался. Поэтому мы договорились, что он продаст нам судно. Несколько членов нашего союза имели опыт плавания по рекам, и мы решили, что за время путешествия до Малабры научимся самостоятельно править судном. Всей экспедицией по общему решению руководил Привенс, и мы договорились, что от Малабры и выше капитаном корабля будет считаться другой наш товарищ, Картер.

Плавание до Малабры заняло три месяца и сначала шло гладко. Но затем разгулялась непогода, и нам пришлось укрываться на берегу. Через несколько дней на нас напали разбойники. Они преследовали нас верхом по берегу, а мы старались оставаться на середине реки. В конце концов они отстали от нас, но прежде убили трех человек стрелами.

— Нам следовало развернуться тогда же, — вставил слово и Кеннер. — К тому времени мы еще не совершили ни одной приличной сделки и уже потеряли три жизни. Надо было поворачивать уже тогда…

— Но мы плыли дальше, — продолжил Флинн. — К тому времени, как мы достигли Малабры, еще двое умерли от лихорадки. — Он нахмурился, припоминая ход событий. — Однако дальше вроде все пошло, как и намечалось. Мы установили на берегу свой торговый пост. Местное наречие не составляло проблемы, так как некоторые из наших товарищей говорили на квегском языке, который более или менее понятен туземцам. И вот тогда-то началось… — Он взглянул на своих спутников, словно ища поддержки.

— Местные жители стали приносить нам свои товары с целью продать или обменять на наши. — На помощь Флинну пришел Макгойн. — У нас с собой было много золота даже по меркам Королевства, но здесь это было настоящим богатством. Наверное, ты, Каспар, заметил, что монеты здесь не в ходу. Похоже, последствия той войны, в которой сражался мой отец, все еще сказываются в здешних землях.

— Так вот, то, что нам приносили… сначала мы думали, что это… забыл, как называется. — Он посмотрел на Кеннера.

— Артефакты.

— Ага, точно, — закивал Макгойн. — Эти предметы казались такими старыми, как будто принадлежали давно исчезнувшим народам.

— Что за предметы? — спросил Каспар, которого увлекла история торговой экспедиции.

— Ну, например, маски вроде тех, что носят жрецы или священники во время праздников, но совершенно ни на что не похожие: то ли морды невиданных зверей, то ли других существ — не знаю. И драгоценности, горы драгоценностей. Некоторые украшения были довольно обычными, а некоторые… — Он замолчал, пожав плечами.

Эстафету принял Флинн:

— Я торгую драгоценными камнями всю свою жизнь. Видел и безделушки, и украшения, достойные королевы Островов, но с теми вещицами, что нам приносили в Малабре, ничто не сравнится!

— Почему они хотели обменять столь ценные украшения на золото?

— Представь, что у фермера есть колье, стоящее больше, чем все, что он произведет на своей ферме за целую жизнь. Но продать его он не может. Обменять не может. Съесть не может. Это колье с тем же успехом могло бы быть ведром грязи, — объяснял Макгойн. — А вот мешочек денег он может тратить понемногу, покупая то, что ему нужно, на протяжении многих лет.

— И мы скупили все драгоценности, — сказал Флинн.

— Расскажи ему о кольце, — раздался голос Кеннера.

Каспар оглядел полупустое помещение. В одном углу кучей лежали пустые мешки, и он уселся на них, устраиваясь поудобнее. Тем временем Флинн продолжал:

— Кольца нам тоже приносили, иногда золотые, иногда даже с драгоценными камнями и очень высокого качества. По большей же части это были простые полоски металла со странными насечками.

Каспар не хотел, чтобы его слова прозвучали насмешливо, но все же не удержался и сказал:

— Дай-ка я угадаю. Магические кольца?

Флинн переглянулся с товарищами, затем вынул из поясной сумки кольцо. В полусумраке склада оно засияло желтым светом.

Каспар поднялся и подошел к Флинну, чтобы рассмотреть кольцо. Сделанное из какого-то тусклого материала, похожего на олово, на вид оно ничем не отличалось от самого дешевого украшения — за исключением странного сияния.

— Кто-нибудь надевал его? — поинтересовался Каспар.

— Один наш товарищ, его звали Грир, — ответил Флинн. — Он надел его, и сначала ничего не происходило. А потом, ночью, он неожиданно набросился с мечом на Каститатса и зарубил его. Макгойну пришлось убить Грира, чтобы больше никто не пострадал. Затем я надел это кольцо, пытаясь понять, что произошло с Гриром, но мне стали мерещиться всякие ужасы, и я снял его. Больше кольцо никто не носил.

— Почему вы его не выбросили?

— Ты когда-нибудь слышал о Звездной Пристани?

Каспар слышал, но сейчас отрицательно покачал головой. Он решил, что безопаснее притвориться незнающим, — если он собирался и дальше выдавать себя за простого человека, ему не следовало демонстрировать слишком широкие познания.

— Да вроде нет.

— Это остров в Большом Звездном озере, на границе Кеша и Королевства. Там живут маги, очень могущественные…

— И богатые, — добавил Макгойн.

— И богатые, — повторил Флинн. — Мы хотим продать кольцо им.

Каспар поочередно взглянул на каждого из торговцев:

— Сдается мне, дело тут не только в кольце. Если я правильно понял, вас было три десятка преуспевающих купцов, которые имели золота достаточно для того, чтобы вы трое, избавившись от остальных, оказались бы обеспеченными на всю оставшуюся жизнь. Так?

— Золота у нас было много, — подтвердил Кеннер.

— Допустив, что вы не убийцы, а ловкие купцы, можно сделать вывод, что сейчас у вас на руках товары, стоящие еще больше, чем то золото?

Они кивнули.

— Значит, у вас должна быть очень серьезная причина, по которой вы не можете просто нанять охранников, отправиться на юг и найти корабль, чтобы поехать домой.

Трое торговцев неуверенно переглядывались. Наконец Флинн решился:

— Мы как раз собирались рассказать об этом. Кольцо — не обычная безделица, то есть понятно, что в нем есть какие-то силы, раз оно погубило двух человек, но, конечно, из-за него мы бы не стали все это затевать. Смотри.

Флинн, а за ним и все остальные, прошли к дальней стене склада. Там стояла обыкновенная телега, почти неотличимая от повозок, что Каспар встречал на дорогах собственного герцогства. На ней лежало нечто, покрытое грязной холстиной. Судя по проступающим контурам, Каспар догадывался, что это могло быть. Флинн запрыгнул в телегу и сдернул покрывало.

Там лежало тело, по крайней мере так подумал Каспар, или же полный комплект доспехов. Но чем бы это ни оказалось, ничего подобного он раньше не видел.

Герцог вскарабкался на повозку и встал рядом с Флинном. Если это были доспехи, то каким-то образом их сделали без единого шва. Облачение было из абсолютно черного материала, только вокруг шеи, по плечам, на запястьях, бедрах и лодыжках имелась тускло-золотистая окантовка. Каспар опустился на колени и прикоснулся к странному предмету: похоже на металл, только необыкновенно гладкий. Доспехи (если это доспехи) были сделаны на очень высокого человека, даже выше, чем Каспар.

Во времена своего герцогства Каспар приобретал для себя лучшие в Восточных землях латы и шлемы. Он заказывал их в оружейной мастерской в Ролдеме. Но то, что видел сейчас перед собой, превосходило возможности и разумение ролдемских мастеров.

— Ударь по нему мечом, — предложил Флинн, спрыгивая с телеги, чтобы дать Каспару место для замаха.

Каспар вынул меч и несильно ударил по наплечной секции. Лезвие отскочило как от чего-то упругого. Герцог вновь склонился над фигурой.

— Там внутри кто-то есть? — спросил он.

— Неизвестно, — ответил Кеннер. — Мы не смогли поднять шлем. Вообще ничего не двигается.

— В нем есть что-то зловещее, — медленно проговорил Каспар.

Шлем был прост по форме: цилиндр, срезанный под углом и с краями, сглаженными так, что от плеча к макушке головы шел плавный изгиб. Лицевая часть немного выдвигалась вперед, давая в горизонтальном срезе не круг, а скорее каплевидную форму. С обеих сторон шлем венчали два крыла, но Каспар никогда не охотился на существо с такими крыльями: по форме они напоминали вороньи, но слегка загибались назад, заканчивались же гигантскими перепонками, как у летучей мыши. Примерно на уровне глаз находилась узкая прорезь. Каспар попытался заглянуть внутрь.

— Ничего не увидишь, — сказал Макгойн. — Джеррольд даже пытался светить туда факелом, но только чуть волосы себе не спалил.

— Прорезь чем-то закрыта: стеклом, или кварцем, или чем-то еще, что не пробить кинжалом, — сказал Кеннер.

Каспар поднялся.

— Уникальная вещь, согласен. Но зачем тащить ее в Звездную Пристань через весь океан? Неужели здесь не найдется никого, кто даст за нее хорошую цену?

— Эта штука магическая, — сказал Флинн. — В этих краях магов мало, и они бедны. — Флинн посмотрел на своих друзей и добавил: — Сначала мы пытались найти покупателя, но быстро поняли, что здесь это невозможно. В принципе мы могли бы вернуться домой. Золото, которое у нас еще осталось, и драгоценности обеспечили бы нам безбедную жизнь.

— Но мы не воры, — добавил Кеннер. — У нас были партнеры, у которых дома остались семьи. Мы могли бы поделиться с ними прибылью, но разве это компенсирует потерю отца или мужа?

Каспар промолвил задумчиво:

— Они знали, что рискуют.

— Да, но у меня у самого жена и трое сыновей, — сказал Макгойн, — и я бы хотел быть уверен в том, что если мне суждено погибнуть на чужбине, то один из моих компаньонов передаст моей вдове достаточно денег, чтобы обеспечить будущее детей.

— Благородное побуждение, — сказал Каспар, спрыгивая с телеги. — Что еще?

Флинн вручил ему меч — такой же черный, как весь доспех. Положив ладонь на рукоять, Каспар ощутил странную вибрацию.

— Чувствуешь? — спросил Флинн.

— Да, — ответил Каспар и вернул оружие. Оно было легче, чем он ожидал, но вибрация произвела на него неприятное впечатление.

Флинн приблизился к доспеху и сказал:

— А теперь смотри.

Он вновь вынул из сумки кольцо и поднес его к самому металлу. Тускло сиявшее кольцо тут же ярко вспыхнуло.

— Вот еще одно доказательство, что доспех волшебный.

— Убедительно, — согласился Каспар. — Так, а при чем здесь я?

— Нам нужен еще один человек, — объяснил Флинн. — То, что ты с севера и тоже хочешь вернуться в Королевство, это дополнительный плюс. Мы всего лишь хотели нанять неглупого воина, который сопроводил бы нас к Городу Змеиной реки, — мы надеемся, что клановая война уже закончилась. — Флинн положил руку Каспару на плечо. — Но, как я сказал, похоже, сами боги свели нас вместе, поскольку человек, который по собственному желанию пройдет с нами весь путь, лучше любого наемника. Мы готовы сделать тебя равноправным партнером.

Макгойн кивнул, а Кеннер вроде бы хотел что-то возразить, но промолчал.

— Щедрое предложение, — сказал Каспар.

— Нет, — возразил Флинн. — Прежде чем согласиться, ты должен узнать кое-что еще. Не все наши парни погибли до того, как мы нашли эту штуку. — Он указал на повозку. — Тот крестьянин, который показал нам, где лежит доспех, отказался помогать с его перевозкой; он даже не приближался к доспеху после того, как мы вынули его из укрытия. На тот момент у нас уже было достаточно богатств, чтобы, вернувшись, жить как короли, поэтому мы погрузили наше добро на четыре телеги и двинулись на юг. Когда мы достигли известной тебе деревни Хеслагнам, нас оставалось всего шестеро, а наше имущество умещалось на одной повозке. По пути нам пришлось расстаться с казной целого государства.

Каспару не понравилось то, что он услышал.

— Кто-то был не очень доволен тем, что вы взяли этот доспех.

— Похоже на то. Днем или же когда мы останавливались на отдых в деревнях или в городах, на нас никогда не нападали, но по ночам, на дороге, происходили странные вещи.

— Как-то ночью Фаулер Маклинток просто умер, хотя на нем не было ни отметины, — сказал Кеннер.

— А Рой Макнерри отошел вечером облегчиться и не вернулся. Мы искали его целый день, но не нашли, — добавил Макгойн.

Каспар коротко рассмеялся — в его смехе смешались сдержанное удивление и сочувствие.

— Почему же вы не бросили эту чертову штуковину?

— К тому времени, когда мы поняли, что всему виной этот доспех, было слишком поздно. Мы уже оставили три повозки. Лучшее из драгоценностей мы взяли с собой (они вон в том мешке), а остальное спрятали в одной пещере. Лошадей мы распродали по пути, покупая на вырученные деньги еду, и наконец добрались сюда. Но через каждые пять-десять дней один из нас погибал.

— После вашего рассказа мне что-то не очень хочется идти с вами.

— Я понимаю, но подумай о выигрыше! — воскликнул Флинн. — Маги заплатят нам хороший куш за это чудовище, и знаешь почему?

— Мне не терпится услышать, — сухо произнес Каспар.

— Насколько я могу понять, ты человек с образованием, поскольку говоришь на языке Королевства.

— Да, меня многому учили, — признал Каспар.

— Ты знаешь историю о Войне Врат?

— Я знаю, что сто лет назад через магические врата на нашу землю вторглась армия из иного мира и чуть не завоевала Королевство Островов.

— Это не все, — сказал Флинн. — Многое в этой истории осталось ненаписанным. Мой дед служил в обозе во время битвы при Сетаноне, и он кое-что рассказывал мне о драконах и древней магии.

— Избавь меня от россказней твоего деда, Флинн, и переходи к сути дела.

— Ты слышал что-нибудь о Повелителях Драконов?

— Вряд ли, — ответил Каспар.

— Это была древняя раса воителей, они жили в этом мире еще до появления человека, даже до эльфов. Они умели командовать драконами и владели секретами магии. Их уничтожили боги, когда разразились Войны Хаоса.

— Это мифы, а не история, — перебил его Каспар.

— Может, так, а может, и нет, — не согласился Флинн. — В храмах это считается истиной, и, хотя в исторических текстах Повелители Драконов не упоминаются, легенда живет и поныне. И взгляни на этот доспех, Каспар! Если он не принадлежал когда-то Повелителю Драконов, то я не знаю, кто еще мог бы его надеть! А вот маги в Звездной Пристани захотят узнать и много за это заплатят.

Каспар подвел итог всему сказанному:

— Итак, вам нужен четвертый человек, чтобы перевезти эту штуку через океан, а потом доставить от Порт-Викора в Звездную Пристань в надежде получить награду от магов?

— Да, — подтвердил Флинн.

— Вы сошли с ума, — сказал Каспар. — Надо было оставить доспех в пещере, а с собой взять драгоценности.

И снова Кеннер, Макгойн и Флинн обменялись странными взглядами. Наконец Кеннер тихо сказал:

— Мы пытались. Но это невозможно.

— Что значит «невозможно»?

— Мы действительно хотели сделать так, как ты сказал, и даже прятали доспех в пещере. Но отойти не могли и полмили: разворачивались и шли назад. Пришлось нам упрятать в тайнике золото и другие товары, а эту штуку тащить с собой.

— Точно ненормальные, — повторил Каспар. — Я пойду вместе с вами, если вы мне дадите лошадь и заплатите столько, чтобы хватило добраться до Королевства. Но дальше наши пути разойдутся. Вы дали мне слишком много поводов, чтобы отказаться. — Он помолчал. — А вообще-то я передумал. Лучше отказаться сразу. Не нужны мне ваши проблемы.

Флинн пожал плечами.

— Ладно. Попробуй теперь уйти.

Каспар спрыгнул с телеги, все еще держа меч в руке.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Мы тебя держать не будем, — поднял руку Флинн. — Я не это имел в виду.

Каспар осторожно обошел трех торговцев. Подойдя к выходу, он сказал:

— На этом я прощаюсь с вами, господа. Желаю вам удачи и надеюсь, что когда-нибудь мы выпьем все вместе в таверне Королевства, хотя у меня есть основания сомневаться в этом. Ваше предприятие несет на себе печать неудачи. Я не хочу иметь с ним ничего общего, спасибо большое.

Он повернулся, толкнул дверь и попытался сделать шаг на улицу.

Но не смог.

7. РЕШЕНИЕ

Неожиданно для себя Каспар заколебался.

Он хотел выйти за дверь, но что-то удерживало его. Он обернулся со словами:

— Хорошо, я подумаю.

Флинн кивнул.

— Еще пару дней ты сможешь найти нас здесь, но послезавтра мы отправляемся в путь.

— Почему? — спросил Каспар.

— Не знаю, — обреченно вздохнул Флинн. — Мы просто не можем оставаться в одном и том же месте слишком долго.

Кеннер добавил:

— Скоро сам поймешь.

Каспар преодолел необъяснимое, но сильное желание остаться и покинул склад.

Пробравшись через по-утреннему оживленные улицы, он отыскал недорогую таверну, где подавали относительно приличный эль. Каспар редко пил до обеда, но сегодня сделал исключение из правила. Он потратил больше, чем следовало, из своих скудных денежных запасов, но не беспокоился из-за этого: в глубине души он уже знал, что примет предложение Флинна и его товарищей. И не потому, что поддался какому-то чудодейственному заклятию, а потому, что сам хотел этого, убеждал он себя. За шесть месяцев эти люди смогут настолько приблизить его к дому, насколько ему самому не приблизиться и за два года: моряк из него никакой, и, чтобы заработать на дорогу, придется трудиться не один месяц, и вообще между Новиндусом и Триагией корабли ходят крайне редко. Даже если он поплывет лишь до островов Заката, ему надо будет заплатить две сотни золотых монет — в Оласко опытный ремесленник зарабатывает столько за полгода.

Нет, с купцами он, по крайней мере, обеспечен лошадью и местом на судне, идущем в Королевство. Оттуда он доберется до Оласко самостоятельно.

Каспар допил свой эль и пошел обратно к складу. Трое злополучных торговцев, по-видимому, ждали его.

— Ну что, ты с нами? — поинтересовался Флинн.

— До Порт-Викора, — объявил Каспар. — А потом посмотрим. За свои услуги я хочу получить лошадь, достаточно золота, чтобы снимать жилье и нормально питаться по дороге, и место на корабле от Саладора от Опардума. Остальное богатство можете оставить при себе. Согласны?

— Согласны, — ответил за всех Флинн. — Раз мы обо всем договорились, завтра на рассвете можно трогаться в путь. Как раз в нужную нам сторону пойдет караван с военными припасами, и хотя мы не можем к нему присоединиться, ничто не мешает нам следовать поблизости от него. Думаю, так мы избежим нападения кочевников и разбойников.

— Отлично, — согласился Каспар, — но сначала нам надо найти гроб.

— Зачем? — удивился Кеннер.

— Потому что в здешних краях мертвых хоронят, а не сжигают, поэтому гроб под куском холстины привлечет меньше любопытных, чем эта… штука. — Он указал на повозку. — Может, вы без проблем довезете ее и без гроба до самого Города Змеиной реки, но я очень сомневаюсь, что в Порт-Викоре вы пронесете такой груз через таможню. А вот почивший в пути торговец, чей прах товарищи везут на родину… Кстати, где в Королевстве хоронят усопших?

— Поблизости от Вершины Квестора, кажется.

— Значит, говорим, что мы направляемся именно туда, — сказал Каспар. Он осмотрел своих новых спутников. — И если доберемся до Города Змеиной реки, то придется вам раскошелиться на приличную одежду. Сейчас вы похожи не на благонамеренных коммерсантов, а на головорезов и дикарей.

Макгойн провел рукой по пятидневной щетине и признал:

— Ты прав, Каспар.

— Вы ночуете здесь?

Флинн и остальные утвердительно кивнули. Флинн уточнил:

— Мы пытались останавливаться на ночлег на постоялых дворах, что встречались нам по пути, но и это невозможно. Мы все время просыпались, тревожась, все ли в порядке с проклятой штуковиной.

— Иногда вообще не могли заснуть, — добавил Кеннер.

— Поэтому теперь спим под телегой, — мрачно закончил Макгойн.

— Что ж, вы спите где хотите, а мне нужна горячая вода, чистая одежда и постель в хорошей комнате. Дай мне денег, Флинн.

Флинн вручил ему несколько серебряных монет со словами:

— Ждем тебя с первыми лучами солнца.

Каспар вышел из склада. Впервые с того дня, как лишился своего положения, он мог побаловать себя. Он нашел портного и купил новую тунику, штаны и белье, а также куртку и войлочный берет с металлической булавкой. Затем отыскал лучшую в городе купальню. Конечно, ее было не сравнить с великолепными купальнями Опардума, но все равно Каспар вышел оттуда, чувствуя себя свежим и полным сил.

К вечеру он снял номер в трактире рядом с главной городской площадью, где нашлась и симпатичная служанка, которая после недолгих уговоров согласилась заглянуть в комнату Каспара, когда остальные постояльцы улягутся.

* * *

Глубокий, спокойный сон длился всего час. Каспар вдруг проснулся и сел в кровати. Он огляделся, не понимая, где находится, и только постепенно пришел в себя. Рядом с ним спала сговорчивая служанка, и он склонился, чтобы получше рассмотреть ее.

Это была молоденькая девушка, не более двадцати лет, смазливая и надеющаяся поймать богатого мужа, а нет, так хотя бы снискать щедрое вознаграждение за свои услуги. Только время покажет, выйдет ли она замуж или окажется в публичном доме.

Каспар опустил голову на подушку, но сон не возвращался. Как ни ворочался герцог, как ни старался изгнать любые тревожные мысли, стоило ему чуть-чуть задремать, как перед его мысленным взглядом возникала телега с ее грозным грузом.

В конце концов он встал, оделся и положил на стол пару серебряных монет для девушки. Если Флинн прав, то скоро у него будет достаточно денег, чтобы не жалеть об этом.

Когда он открывал дверь, девушка приоткрыла глаза и спросила сонно:

— Уже уходишь?

— У меня сегодня много дел, — ответил Каспар и вышел из комнаты.

С большой осторожностью пробирался он по темным улицам, отлично осознавая, что в эту пору на улице законопослушных горожан встретишь не часто. Все же до склада он добрался без приключений. Войдя, он увидел, что Кеннер, в отличие от двух других купцов, не спит.

— Я так и знал, что ты придешь до рассвета, — прошептал Кеннер.

Каспар проглотил готовую сорваться с языка резкость и вместо этого спросил:

— Ты почему не спишь?

— Один из нас всегда бодрствует. С тобой нас стало четверо, и, значит, будет полегче. Сколько сейчас времени?

— Часа два, — ответил Каспар.

— Тогда ты покарауль следующие три часа, а потом разбуди Макгойна. — С этими словами Кеннер скользнул под телегу, укрылся одеялом и, судя по всему, тут же заснул.

На время дежурства Каспар устроился у стены на какой-то пустой бочке и отдался на волю мыслям. Сначала его одолевало желание подойти к телеге и отдернуть холстину. Он отказывался верить, что оказался здесь по принуждению каких-то сверхъестественных сил. Нет, он самостоятельно принял это решение.

Вспомнив недавнее прошлое, он проклял всех магов и все магическое. Его встреча с этими торговцами выглядела неслучайной, но он отверг мысль о предопределении или о том, что сюда его привели боги. Он никогда не был и не будет пешкой в чьих-либо руках. Да, в свое время общение с магом доставляло ему удовольствие, но Лесо Варен был также и его советником, и хотя многие из советов Варена вызывали у Каспара отвращение, в целом они принесли ему немалую выгоду. Варен имел влияние при дворе герцога Оласко, вероятно, он был самым влиятельным придворным, но последнее слово всегда оставалось за Каспаром: только герцог определял, что будет сделано, а что нет.

Мрачные размышления нахлынули на него, когда он припомнил первое появление Лесо Варена в цитадели. Маг пришел к нему как бедный книжник, изучающий безобидные магические трюки, прося лишь пристанища. Но очень быстро он стал ключевой фигурой при дворе, а затем, незаметно для самого Каспара, мировоззрение герцога стало меняться.

Каспар вдруг задумался: только ли его амбиции тому причиной? Или сладкие речи мага возымели на него большее воздействие, чем он ожидал или хотел верить?

Долго думать об этом Каспар был не в силах: все, что напоминало ему о доме и о том, что он потерял, вызывало в его душе глубокую тоску. Усилием воли он направил мысли на историю Флинна и его товарищей.

Прежде всего ему хотелось понять, какова была вероятность встречи с ними. Торговцы из Триагии крайне редко заплывали в Новиндус, но все же такое случалось.

То, что группа купцов отправилась на поиски сокровищ, доселе невиданных в Королевстве, было вполне логично. А вот то, что и он, и трое оставшихся в живых торговцев прибыли в один и тот же городишко и обнаружили общие интересы, казалось невероятным. Но ведь совпадения случаются!

Кроме того, судьба не имеет никакого отношения к тому, куда переместил Каспара седовласый маг. Скорее всего, он должен был погибнуть в первые же минуты после того, как очутился один. Какая сила, чья воля могла знать, что он сбежит из плена и выживет в скалах? Ведь Каспару никто не помогал; он изо всех сил боролся и страдал, чтобы оказаться на той же площади, что и Флинн.

Каспар подскочил и принялся мерить шагами полупустое помещение. Сложившаяся ситуация раздражала его. Признать, что он оказался игрушкой в чьих-то руках, было выше его сил. Подобно многим людям его положения, он соблюдал основные требования религии — приносил пожертвования храмам и присутствовал на праздничных службах, — но делал это из соображений долга, а не по убеждению. Естественно, как любой житель Мидкемии, он не сомневался в существовании богов: множество историй из достоверных источников свидетельствовали о том, что тот или иной бог так или иначе проявил себя на протяжении многих тысячелетий. Однако Каспар был уверен, что все эти всемогущие божества слишком заняты собой и своими делами, чтобы обращать внимание на него, простого смертного.

Его внимание снова привлекла повозка. Он тихо подошел к ней, приподнял покрывало и взглянул на темный шлем. «И все же есть в нем что-то враждебное», — думал Каспар. Он прикоснулся к доспеху, ожидая уловить некие признаки жизни — вибрацию или что-то еще, — но его пальцы ощутили лишь холод незнакомого металла. Поглядев на доспех еще несколько секунд, он опять накрыл его холстиной.

Вернувшись на свое место у стены, Каспар попытался проанализировать неприятное чувство, охватившее его после изучения неподвижного черного объекта. Не сразу, но он понял, что беспокоило его. Все его инстинкты говорили ему, что этот доспех, тело или что-то иное — эта штука была живой. Она просто лежала там. И ждала.

* * *

Каспар разговорился с джемедаром — начальником охраны каравана, вслед за которым двигалась их маленькая группа с единственной повозкой. С учетом возраста охранника, Каспар предположил, что тот носил звание, примерно соответствующее лейтенанту оласконской гвардии. Ну а пожилой ворчливый хавилдар, едущий рядом с молодым начальником, не мог быть никем иным, кроме как сержантом.

Беседа привела к тому, что джемедар — а звали его Рика — позволил Каспару и его друзьям следовать за караваном на определенном расстоянии. Также Рика осмотрел снаружи гроб, но не стал настаивать, чтобы подняли крышку. Очевидно, он не счел четырех путников угрозой для его отряда из тридцати человек.

Итак, Каспар восседал на ничем не примечательном, но здоровом с виду жеребце, надеясь, что на нем можно будет доскакать до Города Змеиной реки — при условии, конечно, что коню будет даваться еда, вода и отдых. Кеннеру досталась темная кобыла, а Макгойн с Флинном устроились на телеге: грубовато сработанной повозке, приспособленной скорее для волов или мулов, чем для лошадей, но тем не менее позволяющей двигаться с приличной скоростью.

В самом начале их пути Флинн показал Каспару содержимое большого ларца, перевозимого на телеге вместе с доспехом, и герцог восхитился про себя решением торговцев распределить свою добычу среди семей погибших товарищей; золото и драгоценности, хранившиеся в ларце, сделали бы трех купцов богатейшими людьми.

И все-таки что-то по-прежнему беспокоило Каспара. Как ни старался он убедить себя, что его встреча с торговцами — чистая случайность, пусть и самая невероятная, его не покидало странное, тревожное чувство.

То же самое чувство его охватывало, когда он общался с Лесо Вареном: ему казалось, что он наблюдает за своей жизнью со стороны. Но на этот раз он был твердо уверен, что все события реальны.

Возможно, трое его спутников правы и доспех — так он стал называть про себя загадочный объект — может каким-то образом контролировать тех, кто находится рядом с ним. Может, ему действительно придется добраться до Звездной Пристани, чтобы освободиться от странного груза. Но в любом случае это будет лишь часть долгого и трудного пути домой, пусть и значительная, о преодолении которой он не мог и мечтать всего несколько недель назад.

В полдень он и Кеннер поменялись местами с Флинном и Макгойном и с удобством расположились на повозке. Хотя неподалеку скакали охранники каравана и необходимости в дополнительных мерах предосторожности не было, оба всадника то и дело оглядывались.

Наконец Каспар не выдержал и спросил:

— Вы что, боитесь, что нас преследуют?

— Всегда, — ответил Кеннер, не вдаваясь в дальнейшие объяснения.

* * *

Несмотря на присутствие вооруженных стражей всего в сотне метров впереди по дороге, четверо путников по очереди дежурили у своего костра. Каспару досталась третья смена: два часа в самую глухую пору ночи.

Он использовал все известные ему способы отогнать сон. Им научил его отец, когда впервые взял сына в военный поход; Каспару тогда было всего одиннадцать лет.

Во-первых, герцог не смотрел на огонь, зная, что пламя зачарует, приворожит, а когда надо будет посмотреть во тьму, он ничего не увидит. Кроме этого, Каспар то и дело направлял взгляд в разные стороны, иначе ему начинали мерещиться тени и какое-то движение, вызывая ложную тревогу. Иногда он переводил взор в небо, к убывающей луне или далеким звездам, чтобы глаза не утомились, вглядываясь в темноту.

Примерно через час после начала дежурства Каспар заметил промелькнувшую у телеги темную фигуру, едва видимую во мраке. Он бросился к телеге и, не сводя глаз с места, где видел движение, крикнул:

— Тревога!

Его спутники тут же подскочили, Флинн спросил:

— Что случилось?

— Там что-то было, с той стороны костра.

Торговцы вынули мечи и стали полукругом.

— Где именно? — прошептал Кеннер.

— Вон там. — Каспар указал туда, где видел темную фигуру.

— Каспар, ты идешь со мной, — скомандовал Флинн. — Вы двое, не теряйте нас из виду. Прикрывайте тыл.

Каспар и Флинн медленно двинулись вперед, держа оружие наготове. Когда они подошли к указанному Каспаром месту, то ничего там не увидели.

— Могу поклясться, я что-то видел! — воскликнул Каспар.

— Ничего, — успокоил его Флинн. — Мы к этому привыкли. Все равно лучше подстраховаться.

— Такое случалось и раньше?

Вернувшись к теплу костра, Флинн ответил:

— И не раз.

— Ты видел, кто это был? — поинтересовался Кеннер.

— Только силуэт.

Макгойн забрался обратно под одеяло и оттуда пробормотал:

— Это хорошо.

— Что ж хорошего? — не понял Каспар.

— Потому что силуэты не опасны, — объяснил Макгойн. — А вот когда ты видишь, что это такое, тогда это опасно.

— Что — это? — не унимался Каспар, пока остальные вновь устраивались на земле.

— Вот и я хотел бы знать, — устало проговорил Кеннер.

Каспар помотал головой:

— В ваших словах нет никакого смысла.

— Абсолютно никакого, — согласился Флинн. — Не теряй бдительности. Разбудишь меня через час.

Остаток ночи прошел без происшествий.

Когда они добрались до деревни Набунда, охрана каравана выехала вперед, чтобы доложить о прибытии местному командиру. Джемедар добродушно помахал на прощание Каспару и его компаньонам, также покидавшим караван.

— Нам надо найти место, где можно оставить телегу, — сказал Флинн, — а потом разузнать, что происходит южнее.

Значительную часть дня заняли поиски подходящего места для хранения повозки, так как все склады были заполнены товаром. В конце концов им удалось найти угол в одной из конюшен, и стоило это в три раза дороже обычной цены.

Набунду переполняли люди, которых привел сюда военный конфликт: солдатские жены и обслуживающие лагерь работники, а также те, для кого солдаты были покупателями или легкой добычей, — воры и лекари, игроки и портные, жадные до любого заработка.

Компания из четырех путников собралась в набитом посетителями трактире. Каспар огляделся и заметил:

— Это приграничное столкновение грозит перерасти в полномасштабную войну.

— С чего ты взял? — спросил Флинн, подтаскивая к облюбованному ими столу недостающие стулья.

Тем временем к ним подошла немолодая, но все еще привлекательная трактирщица, чтобы принять заказ. Когда она удалилась, Макгойн вернулся к начатому разговору:

— Ты же говорил, что не наемник.

— Нет, но я солдат, — ответил Каспар. — Большую часть жизни я провел, сражаясь за оласконскую армию.

— Почему ты ушел из армии? — поинтересовался Кеннер.

Не желая вдаваться в детали, Каспар представил сокращенную версию своего прошлого:

— В последний раз мы проиграли. — Посматривая по сторонам, он продолжал: — Но я успел повидать достаточно сражений и мгновенно распознаю тайно готовящиеся военные действия. И так же легко отличаю тех, кто пользуется войной, чтобы приукрасить чужими перышками собственные гнезда. — Он глазами указал на угловой стол, где шла карточная игра. — Не знаю, что это за игра, но готов поспорить, что начал ее вон тот парень, сидящий в самом темном углу, и он же предложил свою колоду карт.

Затем Каспар привлек внимание своих спутников к группе людей в простых одеждах, которые собрались в противоположном углу.

— Еще я готов поспорить, что вон те господа — торговцы вроде вас. Там должен быть портной, чьи заказчики — вроде нашего джемедара Рики — желают, чтобы форма сидела как влитая и не иначе, или сапожник, чья специальность — сапоги для верховой езды и чьи изделия не оставят равнодушным и генерала. Среди них есть и жестянщик, поскольку не одна солдатская женушка будет готовить муженьку ужин в канун сражения, а котелки и кастрюли нужно латать. — Он улыбнулся. — Да, все это признаки настоящей, большой войны, друзья мои.

Флинн забеспокоился:

— Тогда нам будет трудно продвинуться на юг.

— А вот тут ты ошибаешься, — возразил Каспар. — Война — это хаос, а хаос рождает возможность.

В этот момент принесли тарелки с едой, и разговор сократился до минимума. В деревне не было никакой возможности найти хотя бы одну свободную комнату, и четверо компаньонов вернулись в конюшню. Конюх уже спал беспробудным сном, и даже их громкое появление не потревожило его.

— Тот еще караульный, — проворчал Кеннер и вместе с двумя товарищами, кому не выпало нести первое дежурство, без лишних слов забрался под телегу с одеялами.

Каспар заснул мгновенно, но даже во сне его преследовало беспокойное чувство близкой опасности. Разбудило его ощущение, что рядом кто-то есть. Он открыл глаза.

Над ним стояла черная фигура. В узкой прорези шлема злобно горели два красных глаза. Каспар лежал не двигаясь. Существо с кошачьей ловкостью вытащило из ножен черный меч и замахнулось.

Каспар хотел сесть, но стукнулся головой о край телеги с такой силой, что чуть не убился. На мгновение в глазах у него потемнело, но он все же выкрикнул что-то, пытаясь нащупать свой меч.

Его кто-то схватил, и в ухе раздался голос Флинна:

— Что с тобой?

— Это всего лишь сон, успокойся, — сказал Кеннер.

Каспар сморгнул выступившие от удара о телегу слезы и увидел Флинна, дежурившего первым. Тот опустился на колени и склонился над ним. Кеннер лежал рядом.

Каспар выполз из-под телеги и внимательно осмотрел конюшню. Затем вернулся к повозке и откинул холстину с гроба.

— Клянусь… — проговорил он, кладя руку на крышку.

Флинн перебил его:

— Мы знаем.

Макгойн, как оказалось, тоже проснулся.

— У нас у всех был такой сон: как будто эта штука ожила.

— У всех?

— У кого раньше, у кого позже, — ответил Кеннер. — Мы слишком долго находимся рядом с этим доспехом, и он начинает влиять на нас.

— Ложись и спи, если сможешь, — посоветовал Флинн.

— Нет, — сказал Каспар, потирая разбитый лоб. — Я досижу твое дежурство, а потом как раз моя очередь. В два часа пополуночи разбужу Макгойна.

Флинн спорить не стал и предоставил Каспару нести долгую смену. А тот все не мог избавиться от наваждения, таким ярким и живым было видение. И еще его обеспокоило ощущение, испытанное им, когда он положил руку на крышку гроба. Оно длилось всего краткий миг, но спутать его Каспар не смог бы ни с чем и никогда: это была та же вибрация, что он почувствовал, держа черный меч.

Даже когда на дежурство заступил Макгойн, Каспар еще долго не мог уснуть.

8. КОМАНДИР

Дозорные сигналами приказали им остановиться.

Флинн направил лошадей к обочине дороги, где четверо путников дождались приближения субедара — чина, стоящего где-то между капралом и сержантом оласконской армии. Дозор, которым он командовал, спешился и окопался в узком проходе между двумя крутобокими холмами, используя в качестве укрытий камни, кусты и редкие поваленные деревья.

Субедар подъехал к торговцам и сообщил, что дорога впереди перекрыта.

— Мы сражаемся с отрядом солдат Сасбатабы, которые заняли деревню.

— Вы собираетесь изгнать их оттуда? — спросил Каспар.

— Мне приказано вступить в схватку, отойти назад, послать гонца с сообщением и ждать подкрепления.

— Осторожная тактика, — заметил Каспар и, присмотревшись к изможденным и грязным лицам дозорных, добавил: — А учитывая усталость ваших людей, вероятно, единственно верная.

— Мы стоим здесь уже месяц, — коротко ответил субедар, очевидно не расположенный к долгим разговорам. — Если вы хотите двигаться на юг, вам придется поискать другую дорогу.

Каспар вернулся к Флинну и передал ему слова субедара, добавив, что в деревне, которую они проезжали перед этим, видел еще одну дорогу, ведущую на юго-восток.

— Ничего лучшего, боюсь, нам не найти, — буркнул Флинн и стал разворачивать телегу.

Они проехали в обратном направлении не больше четверти часа, когда навстречу им попался крупный кавалерийский отряд. Флинну вновь пришлось съезжать с дороги, чтобы пропустить всадников, и лишь потом они смогли продолжить путь.

Деревня Хигара, которую они миновали всего пару часов назад, теперь напоминала военный лагерь. Вдоль дороги разъезжали дозоры, но телегу с четырьмя путниками они пока игнорировали. Каспар предполагал, что скоро все переменится. Он приметил, как у трактира разгружали обозные телеги; очевидно, постоялый двор превращался в штаб.

— Похоже, Радж серьезно относится к войску, с которым встретился тот субедар и его дозорные, — сделал вывод Каспар.

Флинн и остальные согласно качнули головами. Кеннер признался:

— Я в военных делах ничего не понимаю, но тут собрались довольно большие силы.

Каспар показал на север.

— Если принять во внимание то облако пыли, я бы сказал, что это чрезвычайно большие силы. По самой приблизительной оценке, сюда направляется как минимум полк.

Они постарались как можно незаметнее проскользнуть мимо деревни, но стоило им свернуть на нужную дорогу на юго-восток, как путь преградил отряд.

— И куда это вы направляетесь? — грубо окликнул их субедар.

Каспар подъехал к нему, спешился и сообщил:

— Мы едем в Город Змеиной реки, но нам приходится делать крюк, чтобы не оказаться посреди поля сражения.

— Поля сражения? — повторил солдат. — С чего вы взяли, что здесь будет сражение?

Каспар обвел взглядом местность и засмеялся:

— Думаю, полк кавалерии, двигающийся сюда по дороге, и три отряда, которые проскакали мимо нас за сегодняшний день, свидетельствуют об этом весьма красноречиво.

— Что в телеге?

— Гроб, — ответил Каспар. — Мы приехали издалека, из-за Зеленого моря, и сейчас важнейшая для нас задача — найти корабль, чтобы похоронить нашего товарища на родине.

Сержант, как называл его про себя Каспар, подошел к повозке и стянул с ящика покрывало.

— Должно быть, вам этот парень был очень дорог, раз вы готовы тащить его на другой конец света. Чем вам эта земля не угодила? — Оглядывая гроб, он продолжал: — Через день или два здесь будет гора трупов. — Он забрался на телегу, где ему на глаза попался ларец. — А это что такое?

Каспар ответил:

— Мы купцы, и здесь лежит наша выручка.

— Откройте, — приказал субедар.

Флинн бросил на Каспара полный отчаяния взгляд, но Каспар сказал:

— Нам нечего скрывать.

Они достали ключ и открыли ларец. Увидев его содержимое, субедар воскликнул:

— Да тут целое состояние! Откуда мне знать, что вы заработали все это честным путем?

— У тебя нет причин думать иначе, — ответил Каспар. — Если бы мы были разбойниками, то не повезли бы награбленное через зону военных действий, а отправились бы на север, где полно вина и шлюх!

— Может быть, ты и не врешь, но меня это не касается. Этим вопросом займется мой командир.

Субедар приказал всем спешиться и следовать за ним.

Он отвел их в трактир (где, как и предполагал Каспар, на время военных действий расположился командный пункт) и велел четырем путникам подождать в стороне, а сам обратился сначала к младшему офицеру, а затем к старшему.

Военный более высокого ранга был одет в поистрепавшуюся и запыленную, но хорошо сшитую тунику, украшенную золотым галуном по воротнику и манжетам. Белый тюрбан дополняли серебряная булавка и алый кивер из конских волос. Аккуратно подстриженная борода импонировала Каспару: такой же бородой он и сам щеголял не один десяток лет. Офицер жестом подозвал Каспара и его спутников.

— Мой субедар доложил мне, что вы торговцы.

— Так и есть, мой господин, — уважительно произнес Каспар, догадавшись, что говорит с командиром.

— Для уважаемых торговцев у вас слишком потрепанный вид.

Каспар смотрел прямо в глаза офицеру.

— Нам пришлось перенести множество невзгод. Нас было тридцать, когда мы отправились в это путешествие. — Каспар предпочел не упоминать о том, что он сам присоединился позднее. — Теперь нас осталось четверо.

— Хм… Тем не менее вы неплохо обогатились.

— Не обогатились, мой господин, а честно заработали, — сказал Каспар, сохраняя спокойный и уверенный тон.

Долгую минуту командир молчал, потом сказал:

— Вы чужестранцы, и это говорит в вашу пользу, так как даже этот идиот король Сасбатаба не настолько глуп, чтобы заслать шпионами четырех иностранцев с телегой, гробом и огромным состоянием. Итак, я поверю вам — хотя бы потому, что у меня нет времени допытываться, купцы вы или преступники. Пусть с этим разбирается местный констебль. Меня сейчас волнует другое: как в игольное ушко вдеть канат.

Каспар проследил за взглядом командира: на столе в центре комнаты была разложена карта. На своем веку ему довелось видеть не один десяток военных планов; одной секунды хватило на то, чтобы оценить ситуацию.

— Тот проход между холмами в двух милях отсюда — обоюдоострый меч.

— У тебя хороший глаз, чужестранец. Ты был солдатом?

— Был.

Командир пригляделся к Каспару:

— В чине офицера?

— Я командовал, — коротко ответил Каспар.

— Это место встретилось вам по дороге?

— Встретилось, и я обратил на него внимание. Такую позицию я бы предпочел защищать, а не атаковать.

— Но проблема как раз в том, что нам нужно атаковать — нам необходимо оказаться на той стороне.

Не спрашивая позволения, Каспар отвернулся от командира и углубился в карту. Через несколько мгновений он сделал вывод:

— Можете возвращать свою кавалерию. Там она бесполезна, если только в ваши планы не входило посмотреть, как ее уничтожат. В узком месте всадникам придется ехать по одному, и они станут легкой мишенью.

Командир подозвал к себе младшего офицера:

— Пошлите гонца с сообщением, чтобы конница возвращалась в деревню. Но дозор пусть оставят.

— Если мне дозволено будет дать еще один совет, — вежливо проговорил Каспар, — то смените людей, охраняющих это сужение. Они не ели горячего уже месяц.

— Я в курсе.

Снова поглядев на карту, Каспар спросил:

— Могу ли я задать один вопрос? — Не услышав возражений, он продолжал: — Безопасно ли нам следовать дальше по юго-восточной дороге?

Командир засмеялся:

— Не волнуйтесь, там мы воевать не собираемся. Та дорога в конце концов приведет вас в Город Змеиной реки, а оттуда можете плыть на корабле; но путь этот не для слабых духом. — Он вздохнул. — Во времена моего деда Город Змеиной реки держал под контролем земли на многие сотни миль вверх по течению. Местные правители тоже прилагали усилия, чтобы поддерживать в округе порядок, так что все было спокойно, разве что иногда на границах вспыхивали мелкие стычки. Тогда торговцы путешествовали повсюду практически без охраны. Теперь же примите мой добрый совет: отложите свою поездку до лучших времен или наймите охранников. Вот только сейчас наемных воинов днем с огнем не сыскать.

— Все уже стоят под вашими знаменами? — спросил Каспар с улыбкой.

— Или под знаменами Сасбатабы. — Командир метнул в Каспара и его спутников хмурый взгляд и резко сказал: — Не будь вы такими потрепанными, все четверо тоже пошли бы сейчас под ружье. — Примирительно подняв руки ладонями кверху, он обратился к Каспару: — Ладно, все, что мне сейчас от тебя требуется, — это еще один совет. У тебя свежий глаз. Посмотри на карту еще раз и скажи, как бы ты разобрался с этим бутылочным горлышком.

— Не зная сил и расположения обеих сторон, я смогу лишь строить догадки.

— Хорошо. Допустим, в деревне, что в часе езды на юг от того места, находится столько войска, сколько может понадобиться. Противник, скорее всего, расставил несколько отрядов лучников в скалах вдоль сужения и в лесу по ту сторону прохода.

Каспар долго смотрел на карту и наконец сказал:

— Я бы обошел их.

— И оставил бы их у себя в тылу?

— А почему бы и нет? — Каспар показал точку на карте. — Вот здесь у нас отличная широкая долина. Это примерно три дня пути к западу отсюда. Я бы оставил в этой деревне достаточно людей, чтобы убедить разведчиков противника, что здесь разбит лагерь; потом послал бы к проходу в холмах пару отрядов пехоты — с трубами и флагами, чтобы все выглядело так, как будто я собираюсь засесть здесь надолго. Пока пехота отвлекает внимание на себя, три отряда конницы и лучников незаметно уйдут на запад. В результате не мы застрянем в бутылочном горлышке, а лучники противника окажутся в ловушке. Деревня наша.

— Неплохой план. Совсем неплохой. — Командир посмотрел на Каспара с интересом. — Как тебя зовут?

— Каспар из Оласко, — ответил бывший герцог. — А это мои компаньоны: Флинн, Кеннер и Макгойн из Королевства Островов.

— А тот несчастный в телеге?

— Милтон Привенс. Он возглавлял нашу экспедицию.

— Значит, Королевство Островов? А я думал, что эта земля — миф, — заметил командир. — Я Аленбурга, бригадный генерал.

Каспар слегка поклонился:

— Для нас большая честь — знакомство с вами, генерал Аленбурга.

— Разумеется, — ответил командир. — Другие офицеры повесили бы вас без разговоров, просто чтобы не тратить время по пустякам. — Он жестом подозвал субедара: — Отведите этих людей в свободный дом и заприте их.

Флинн хотел было сказать что-то, но Каспар опередил его.

— Как долго вы собираетесь продержать нас взаперти? — спросил он генерала.

— Пока не решу, есть ли в твоем безумном плане хоть капля здравого смысла. Я разошлю разведчиков сегодня же, и если все пойдет хорошо, то через неделю и вы, и мы будем снова двигаться на юг.

Каспар кивнул, но попытался возразить:

— Все же не хотелось бы вас обременять. Мы сами можем позаботиться о себе.

— Не беспокойтесь, вы нас не обремените. А вот еды в этой деревне самостоятельно вы не найдете. Мой интендант реквизировал все съедобное. Но вас мы накормим. Приглашаю вас к себе на ужин.

Каспар и его друзья откланялись. Субедар проводил их в небольшой дом около городской площади.

— Охрана будет стоять у всех дверей и окон, господа, так что советую вам устраиваться поудобнее и не пробовать выйти наружу. Перед ужином я за вами зайду.

Четверо путешественников вошли внутрь и оглядели свою временную тюрьму. Помещение разделялось на две комнаты: спальню и кухню. Во дворе виднелся скромный садик и колодец. Действительно, как и предупреждал генерал, на садовых деревьях не оставалось ни единого плода. Полки на кухне тоже был пусты. В спальне нашлось всего две кровати, поэтому Каспар предложил:

— Сегодня ночью я и кто-нибудь еще можем спать на полу, а завтра поменяемся.

— Большого выбора у нас нет, — мрачно заметил Флинн.

Каспар попытался приободрить его:

— Не все так плохо. В какой-то степени нам повезло.

— И в чем это нам повезло, интересно знать? — язвительно спросил Кеннер.

— Если генерал Аленбурга нас не повесит, то полпути до Города Змеиной реки мы пройдем под охраной его войска. Поверьте, армия защитит нас куда надежнее, чем целая толпа наемников.

Макгойн подошел к одной из кроватей и бросился на покрывало.

— Ладно, Каспар, будь по-твоему.

Кеннер остался в кухне, уселся за стол и поинтересовался у остальных:

— Кто-нибудь догадался захватить с собой карты?

* * *

На третий день ужин с генералом и его штабом стал традицией. Штаб состоял из пяти довольно молодых офицеров и пожилого советника. Генерал оказался щедрым хозяином. Подаваемые блюда изысканными назвать было никак нельзя, но все же они оказались куда вкуснее того, к чему привык Каспар за время своего вынужденного путешествия, и, хотя вина не предлагали, эля было вдоволь. А армейский интендант, несмотря на скудость продуктов, умудрялся составлять весьма и весьма разнообразные меню.

На этот раз генерал попросил Каспара задержаться после еды, а Флинн и остальные в сопровождении субедара отправились восвояси. Генерал отослал прочь денщика, приказал охране встать снаружи комнаты и, оставшись с Каспаром наедине, достал из-под своей кровати бутылку вина.

— К сожалению, на весь штаб моих запасов не хватит, но на моменты вроде этого у меня припасена пара бутылочек, — сказал он Каспару.

Тот принял предложенную чашу и спросил:

— А что за момент вы сегодня отмечаете?

— Не я, а мы, — ответит генерал с усмешкой. — Я не повешу вас.

Каспар поднял чашу и торжественно произнес:

— Выпьем же за это, — и сделал глоток. — Хорошее вино, — признал он. — Что за виноград?

— Мы называем его шарез. — Генерал отпил из своей чаши. — Он растет тут неподалеку.

— Надо будет мне взять домой бутылку-другую, чтобы… — Каспар намеревался сказать, что образцы вина ему понадобятся, чтобы его придворный виночерпий смог найти подобные сорта винограда в Королевстве или в Кеше, но вовремя поправился, вспомнив, в каких обстоятельствах пребывает. — Чтобы еще раз вспомнить этот приятный вечер.

— Приятный вечер в разгар войны всегда желанное разнообразие, — согласился генерал. — Так или иначе, разведка доложила, что ситуация в целом сходна с тем, что ты предсказывал. Теперь я наверняка знаю, что вы не шпионы.

— Я думал, что вы уже давно пришли к такому заключению.

— Осторожность никогда не бывает чрезмерной. Ваша история столь неправдоподобна и ваше поведение столь обезоруживающе, что я заподозрил вас в том, что вы — исключительно ловкие шпионы. Да, у меня были сомнения, но, как я сказал, осторожность не бывает чрезмерной. — Он улыбнулся и снова глотнул вина. — Наши враги не вручили бы нам на блюдечке победу в решающей битве лишь для того, чтобы усыпить нас ложным чувством собственного превосходства. А кроме того, если мы займем две деревни к югу отсюда, Сасбатабе придется просить о мире или готовиться к жестокому разгрому. Король — идиот, но его генералы не дураки. Через месяц, самое позднее — через пять недель, война будет закончена.

— Замечательная перспектива, — кивнул Каспар.

— В связи с этим я ожидаю, что ваш дальнейший путь в Город Змеиной реки будет не столь опасным, — продолжал генерал. — Ты не представляешь, сколь кровавыми бывают эти пограничные раздоры и как губительны они для торговли.

— Думаю, мне это известно.

Генерал задержал на своем госте пытливый взгляд:

— Ты благородного происхождения, не так ли?

Каспар ничего не ответил, лишь утвердительно качнул головой.

— И твои спутники об этом не знают?

Отпивая вино, Каспар обдумывал ответ. После небольшой паузы он сказал:

— Я не хочу, чтобы они знали.

— Уверен, у тебя есть на то свои причины. Ты, насколько я понимаю, вдали от дома.

— На другом конце света, — подтвердил Каспар. — Я… правил герцогством. Я пятнадцатый наследный герцог Оласко. Мой род через браки и по происхождению связан с троном Ролдема — если не самого сильного, то самого влиятельного королевства всей Мидкемии. Я… — Его глаза затуманились при мысли о событиях, которых он не вспоминал с момента встречи с Флинном и его друзьями. — Я пал жертвой двух величайших ошибок правителя.

Аленбурга тут же подхватил:

— Тщеславия и самообмана.

Каспару оставалось лишь рассмеяться.

— Надо добавить третью: амбиции.

— Неужели тебе не хватало унаследованной власти?

Пожав плечами, Каспар задумчиво сказал:

— Рожденные править делятся на два вида, а вернее, на три, если считать дураков, но мы сейчас не о них. Есть люди, которые довольствуются тем, что дано им судьбой, и есть такие, кто всегда стремится преумножить то, что имеют. Боюсь, по природе своей я отношусь ко второй категории. Я хотел подчинить своей власти как можно больше земель и передать наследникам великое государство.

— Итак, амбиций и тщеславия в избытке.

— Вы разбираетесь в этих вещах, как я вижу.

— Радж — мой родственник, но у меня лично нет никаких амбиций, кроме как служить моему народу и нести мир и порядок в эти беспокойные земли. Мой кузен — самый мудрый человек из всех, кого я знаю, у меня нет сыновей, но если бы и были, то я не мог бы пожелать лучшего юноши, чтобы продолжать начатое мной дело. Он… необычайно умен. Жаль, что вы никогда не встретитесь.

— Почему?

— Потому что тебе не терпится вновь тронуться в путь, а резиденция Раджа находится к северу отсюда, что вам совсем не по дороге.

— Тогда вы, разумеется, правы. Значит, мы свободны?

— Пока еще не совсем. Если мы проиграем битву, следуя твоему плану…

— Моему? — со смехом переспросил Каспар.

— Конечно, твоему, но только если мы проиграем. Если победа останется за нами, то все почести по праву причитаются мне.

— Конечно, — усмехнулся Каспар, поднимая в тосте чашу.

— Как это досадно, что ты так спешишь вернуться на родину. Могу вообразить, сколь интересна твоя история: могущественный правитель оказывается спутником кучки торговцев на другой половине мира. Если решишь остаться, то, уверен, сможешь добиться здесь высокого положения. Способные люди ценятся везде.

— Мне нужно вернуть трон.

— Я с удовольствием послушаю об этом завтра вечером. Пока же возвращайся к своим товарищам и скажи им, что если в ближайшие дни мы выиграем сражение, то я не буду вас задерживать. Доброй ночи, ваша милость.

Каспар улыбнулся этому обращению.

— Доброй ночи, мой генерал.

В сопровождении солдат Каспар вернулся к своим спутникам-торговцам. Он еще не знал, что из своего прошлого он расскажет генералу, а что скроет, однако беседа с человеком, понимавшим природу правления, доставила ему огромное удовольствие. Другим ее следствием стало то, что впервые за долгое время Каспар почувствовал необходимость заново оценить некоторые из решений, принятых им на троне Оласко. Менее года отделяло его от прошлой жизни, а казалось, что миновали десятилетия, и теперь многие из тех стремлений и планов вызывали у него недоумение: почему он так страстно желал корону Ролдема? Месяцы, что Каспар провел, разбрасывая навоз на грядках Джойханны, таская с утра до вечера тюки и ящики за пару медяков, ночуя под открытым небом, зачастую не имея даже одеяла, повлияли на его мировоззрение: амбиции стали не более чем абсурдным понятием.

Одна мысль о Джойханне повлекла следующую: Каспар задумался, как она и Джорген управлялись на ферме. Может, он сумеет послать им весточку, передать часть богатств, что хранились в ларце на телеге. Сумма, которую он может потратить на новую одежду по возвращении в Королевство, сделала бы их богатейшими жителями окрестных деревень.

Он вздохнул и отложил эту идею на потом. Перед ним лежал еще очень долгий путь.

9. УБИЙСТВО

Каспар подскакивал от тряски на ухабах.

Подошла его очередь править телегой, а этому умению его никогда не учили за отсутствием такой надобности. Компания из четырех путников тем временем достигла относительно каменистого участка пути, и деревянные колеса стонали и трещали каждый раз, наезжая на кочку или выбоину. Постоянная тряска выводила Каспара из себя. Как бы ему хотелось никогда больше не видеть эту повозку!

Он попытался отвлечься от физических неудобств и окинул взглядом расстилающийся перед ним пейзаж. Чем южнее они продвигались, тем прохладнее становился климат и темнее зелень. Каспара все еще забавляло, что на этом материке более засушливые и горячие земли находятся на севере и что времена года здесь не совпадают с тем, к чему он привык у себя на родине. Сейчас на Новиндусе наступала самая середина лета, жители готовились к празднику летнего солнцестояния, а в Оласко собирались отмечать праздник середины зимы.

А вот здешний ландшафт радовал глаз оласконца: плавные холмы, перемежающиеся лугами и фермерскими хозяйствами, густые леса, темнеющие в отдалении, горная гряда на юго-востоке. Каспар знал из разговоров со встречными путниками, что это Прибрежные горы. Змеиная река несла свои воды уже совсем неподалеку, ненадолго направившись к западу перед тем, как снова свернуть на юг. Расспрашивая местных жителей, Каспар и его спутники разузнали, что ближайшая пристань находится в двух днях пути от Шамши — первого населенного пункта, который можно назвать городом. Там можно будет наконец расстаться с надоевшей телегой и остаток пути до Города Змеиной реки проделать на судне. Пока же за спиной у них осталось семнадцать дней пути от Хигары, а до Шамши — еще не менее двух дней.

Пока путь пролегал мимо многочисленных селений, тревожные сны не беспокоили Каспара, но, когда местность стала более пустынной, кошмары вернулись. Он предполагал, что трое его спутников тоже страдали от них: то один, то другой с криком просыпался среди ночи.

Каспар обдумал ситуацию и обратился к Флинну:

— Если в Шамше есть храм, может, нам стоит найти священника и попросить его взглянуть на нашего мертвого друга?

— Зачем? — нахмурился Флинн, сменивший к этому времени Каспара на козлах.

— Разве тебя совсем не беспокоит, что чем дальше мы уезжаем от того места, где вы выкопали его…

— Мы не выкапывали, — перебил его Флинн. — Мы выменяли его у тех, кто выкопал.

— Хорошо, — поправился Каспар, — скажем иначе. С тех пор как он попал в ваши руки, люди гибли один за другим, и чем дальше мы уходим от места, где вы его нашли, тем ярче и страшнее становятся наши кошмары. Ты согласен?

Флинн помолчал, обдумывая услышанное, потом осторожно спросил:

— Ты думаешь, он проклят?

— Что-то в этом роде.

Теперь замолчали оба компаньона. Мысль, высказанная вслух, обрела еще более угрожающий смысл. Наконец Каспар прервал молчание:

— Ну хорошо, всем известно, что если кто-нибудь притронется или… как-то еще свяжется с проклятым объектом… то есть не знаю, как это работает, но мы не можем просто бросить этот доспех. Наверное, ты прав, и маги в Звездной Пристани захотят купить его и щедро заплатят, но что, если они не смогут… освободить нас от него?

И снова вопрос Каспара погрузил Флинна в тяжелую задумчивость.

— Я об этом раньше как-то не думал, — в конце концов признался он.

— Так подумай, — предложил Каспар. — Лично я хотел бы иметь свободу выбора, когда мы доберемся до Порт-Викора.

— А как же твоя доля?

— Вот тогда и поговорим об этом. Я не стремлюсь к богатству — мне нужно попасть домой.

В этот момент на горизонте Каспар заметил какое-то пятно.

— Что это? Дым? — привлек он внимание Флинна.

— Сражение?

— Нет, думаю, мы приближаемся к городу и это дым из труб висит над той симпатичной долиной. — Каспар огляделся. — Пожалуй, нам надо пораньше встать на ночевку, а завтра тронуться в путь на рассвете. Если не будем медлить, то к вечеру уже будем в Шамше.

В местности, по которой они проезжали, преобладали луга, посреди которых рассыпались небольшие рощицы. Вдоль дороги, но на небольшом удалении от нее встречались фермы. В низинах весело бежали ручьи; дорогу одна за другой пересекли две реки — достаточно широкие, чтобы потребовалось возведение мостов. Четверо путников нашли чуть в стороне от дороги поляну, а рядом — озерцо, что особенно порадовало Каспара. Он рассчитывал, что в Шамше сможет посетить купальню, но слегка ополоснуться до этого тоже было бы здорово.

Три торговца и Каспар так часто разбивали лагерь совместными усилиями, что процесс дошел до автоматизма и не требовал лишних слов. Каспар поил лошадей, поглядывая, как его спутники занимаются привычными делами: Кеннер разводит костер, готовит нехитрый ужин; Макгойн обеспечивает корм лошадям, а Флинн разгружает с телеги постели и необходимую утварь.

У Каспара с этими людьми постепенно стали складываться новые для него отношения: конечно, друзьями они не были, скорее товарищами. За всю свою жизнь Каспару не приходилось испытывать или наблюдать ничего подобного, может быть, только мальчиком, когда он присутствовал на ужине, за которым отец собирал своих ближайших соратников, или во время охоты.

В детстве Каспар остро ощущал собственную избранность как единственного наследника трона Оласко. Какую бы игру он ни затевал, мгновенно находилось требуемое количество участников, а вот настоящих друзей у него не было. Чем старше он становился, тем сложнее ему было понять, когда люди пытались приблизиться к нему ради его личных качеств, а когда — желая воспользоваться его высоким положением. К пятнадцати годам, чтобы не усложнять себе жизнь, он принял за аксиому, что все, за исключением, может быть, младшей сестры, ищут от общения с ним только выгоды. Каспар вернулся с лошадьми к стоянке. Вместе с Макгойном они накормили лошадей, после чего Каспар объявил, что намерен искупаться.

— Я бы присоединился, — сказал Макгойн. — У меня грязь в таких местах, о существовании которых я и не подозревал.

Макгойн повторил эту шутку уже, наверное, не одну сотню раз, и все равно Каспар рассмеялся. Они разделись и вошли в воду, прохладную, но не обжигающе холодную. В этих краях даже ранним летом было достаточно тепло, чтобы купание доставляло удовольствие.

Помывшись и наплававшись, они вылезли на берег. Макгойн неожиданно спросил:

— Ну и что ты думаешь?

— О чем?

— Об этом проклятии.

— Я в черной магии не разбираюсь. Все, что я знаю, так это то, что с момента встречи с вами я чувствую себя проклятым.

— Ну уж и до того жизнь у тебя была не праздник, — хмыкнул Макгойн.

Каспар кивнул:

— Это верно.

— Я вот все хотел тебя спросить, о чем это вы с генералом по вечерам так долго беседовали?

— О солдатской доле. И еще в шахматы играли.

— Так я и думал. Сам-то я никогда не служил. Драться доводилось, не без этого. Начинал я помощником повара в караванах, что водил мой отец аж до самого Кеша, так что с разбойниками и грабителями повоевал. — Он ткнул пальцем в длинный шрам, изувечивший его левый бок от бедра до подмышечной впадины. — Это я получил в семнадцать лет. Столько крови утекло, чуть не сдох. Отец штопал меня бечевой. А потом рана загноилась, и снова я чуть копыта не откинул. В тот раз меня спас священник, лекарством да молитвой.

— От них иногда бывает польза, от этих священников.

— Ты здешние храмы уже видал?

— Да нет вроде, — ответил Каспар.

— Они тут по большей части в городах, но иной раз можно встретить и посреди леса. И боги у них странные. Некоторых мы знаем, только имена другие. Скажем, Гьюис-Ван здесь называется Яма. Но большинство из них совсем нам незнакомы. Есть у них бог-паук Тикир и бог-обезьяна, бог того и бог этого, и еще демоны всякие… И храмов не счесть. В общем, я тут подумал, если мы хотим, чтобы на эту штуку в гробу взглянул священник, то надо решить, какого священника мы ищем.

— Почему?

— Ну, дома я поклонялся Банату.

Каспар засмеялся:

— Богу воров?

— Ну конечно. А кто лучше убережет от ограбления? Делал я приношения и другим богам, но мне кажется, что каждый из них занят своими делами. И вот еще что. Что, если эта штука в гробу окажется такой нужной священникам, что они перережут нам горло и сбросят в реку, не забывая при этом, разумеется, молиться о нас?

— Думаю, стоит обсудить это с остальными.

— Согласен.

Они вернулись к костру, где Кеннер уже накрывал ужин. Еду составляли простые, привычные продукты: сушеные овсяные лепешки, сухофрукты, вяленое мясо и вода. И все равно это был пир по сравнению с горькими плодами, которыми Каспар питался, когда только попал в эти края.

Каспар передал Флинну и Кеннеру соображения Макгойна; взвесив все за и против, они все же решили посоветоваться со священником в первом же городе. После еды они еще немного поболтали и легли спать.

Что-то потревожило сон Каспара. Он столько раз стукался головой о край телеги, что теперь, проснувшись, автоматически перекатился по земле, попутно схватив меч, выбрался из-под телеги и только потом встал на ноги. Он оглянулся; сердце тревожно стучало.

Лагерь никто не охранял.

— Макгойн! — позвал Каспар.

Его окрик разбудил Флинна и Кеннера. Через мгновение они стояли рядом с ним с мечами в руках. Макгойна нигде не было видно.

Вдруг из темноты донесся вскрик. Не успели они сделать и трех шагов, как раздался еще один вопль, от которого кровь застыла у них в жилах. Они узнали Макгойна, но в голосе его было столько ужаса, что первым побуждением Каспара и его спутников было повернуться и бежать прочь.

— Стойте! — Каспар с трудом противостоял инстинкту самосохранения.

Флинн и Кеннер медленно вернулись, затем послышался еще один захлебывающийся, сдавленный хрип, который быстро и внезапно оборвался.

— Рассредоточиться! — скомандовал Каспар.

Он сделал не более двенадцати шагов. В отдалении замаячила темная фигура. Она была приблизительно тех же пропорций, что и взрослый мужчина, только гораздо крупнее, раза в два. Ноги же с вывернутыми назад коленями больше походили на задние конечности лошади или козы. Безлунная ночь не позволяла разглядеть существо в деталях, но даже во мраке Каспар видел: в его облике не было ничего человеческого. У ног твари лежал Макгойн, вернее, то, что от него осталось. Голова оторвана от тела, руки и ноги разбросаны вокруг, туловище истерзано так, что превратилось в неопознаваемое кровавое месиво из плоти и костей.

Каспар поднял меч и крикнул:

— Обходите его с тыла!

Дожидаться, пока его команда будет выполнена, времени не было: воплощение кошмара надвигалось на бывшего герцога. Он замахнулся, мерзкое создание выставило переднюю конечность, чтобы блокировать удар. Когда на нее со страшной силой опустилось лезвие, во все стороны брызнули искры, как будто металл ударил по металлу, хотя звук был иной, напоминая скорее скрежет металла по старой плотной коже. Руку Каспара прострелила отдача, и он едва смог удержать меч; никогда ему еще не доводилось ударять столь твердый материал, даже латные доспехи не оказывали такого эффекта.

Флинн атаковал существо сзади, ударив в место соединения шеи и головы. Однако все, чего он достиг, был еще один фонтан искр. Не зная, что предпринять, Каспар прокричал, чтобы все отходили к костру.

Он двигался спиной вперед, поскольку боялся упустить тварь из виду: кто знает, на какую скорость она способна. Каким-то шестым чувством ощутив, что Флинн и Кеннер обгоняют его, он скомандовал:

— Готовьте факелы! Если сталь его не берет, попробуем огнем.

В круге света, отбрасываемом костром, Каспар увидел морду чудовища. Сравнить ее он мог только с мордой помешавшейся обезьяны, оскалившей в хищной ухмылке черные клыки. Желтые глаза делились надвое узкими черными зрачками; уши напоминали крылья летучей мыши. Козлиные ноги удерживали туловище плотного человека или примата. Каспар услышал отчаянный призыв Флинна:

— Влево, шагни влево!

Каспар отпрыгнул в сторону, мимо него промчался Флинн и стал тыкать горящей дубиной в чудовище. Оно отскочило, но не развернулось и не побежало. Через несколько секунд стало понятно, что и огонь не наносит ему вреда, а только раздражает. Вдруг Каспара осенило:

— Не подпускайте его! Я сейчас!

Он бросился к телеге, вспрыгнул на нее, стащил с гроба холстину. С помощью своего меча он вскрыл гроб и достал изнутри черный меч, который они поместили рядом с доспехом. Затем Каспар соскочил на землю и занял позицию между Кеннером и Флинном. Размахнулся мечом и ударил.

Реакция последовала мгновенно. Черное лезвие не высекло искры, а врезалось в лапу существа, которое, взревев от боли, отступило. Но Каспар не остановился на достигнутом.

Он наносил удар за ударом, то высоко, то низко, до тех пор пока чудовище не стало пятиться. Каждая рана вызывала оглушительный рев. Наконец существо повернулось, чтобы бежать, и Каспар не упустил этот момент: он со всей силы замахнулся, целясь в шею, и — отсек черную голову. Она пролетела по дуге мимо костра, но, не достигнув земли, превратилась в облако пара и растаяла. Тело чудовища повалилось вперед и тоже стало исчезать на глазах изумленного Каспара. Он даже не успел рассмотреть поверженного врага.

— Что это было? — выдохнул он.

Ответил ему Кеннер:

— Я думал, ты знаешь. Ведь это ты догадался использовать черный меч из гроба.

При этих словах Каспар осознал, что меч, который он все еще сжимал, вибрировал в его ладони. Примерно такое же ощущение испытываешь, когда держишься за поручень корабля, идущего по неспокойному морю.

— Не знаю, почему я это сделал, — проговорил он. — Просто… подумал, что надо взять этот меч.

Все трое посмотрели туда, где лежали останки Макгойна, и Кеннер сказал:

— Нам надо похоронить его.

Каспар кивнул.

— Но придется подождать до рассвета, иначе мы не найдем все его…

Он не смог закончить фразу. Его спутники и без того понимали, что им придется долго собирать то, что осталось от их несчастного товарища, и что делать это лучше при дневном свете.

Чужеродное присутствие они ощутили буквально кожей — еще до того, как что-то услышали или увидели. Как один, все трое обернулись: у повозки стоял черный доспех. Каспар взял меч на изготовку, Кеннер и Флинн выставили вперед факелы.

Существо в доспехе не делало никаких атакующих или угрожающих движений, оно только вытянуло руки вперед, ладонями вверх и снова застыло. Почти минуту никто не двигался, потом Каспар решился сделать небольшой шаг вперед. Обладатель доспеха никак не отреагировал.

Медленно-медленно Каспар вложил меч в протянутые руки существа. Оно мгновенно развернулось, каким-то невероятным образом подпрыгнуло и оказалось на повозке, скрипнувшей под его весом, затем шагнуло в гроб и улеглось.

Трое мужчин не в силах были пошевелиться.

Только по прошествии нескольких томительных минут Кеннер рискнул подойти к телеге. Остальные последовали за ним. Доспех лежал в гробу точно так же, как раньше. Вновь все замерли, уставившись на черную фигуру. Каспар осторожно протянул руку и прикоснулся к шлему, готовый отскочить, если последует какое-либо ответное действие.

Ничего не произошло; материал на ощупь был таким же, как прежде.

Обменявшись вопросительными взглядами, ошеломленные происшедшим путешественники молчали, но все же потихоньку приходили в себя. Наконец Каспар забрался на телегу и накрыл гроб крышкой.

— Молоток, — коротко произнес он и подождал, пока Кеннер достанет из-под сиденья ящик с инструментом. Потом он не спеша выпрямил гвозди, которые погнул, вскрывая мечом гроб, и тщательно прибил крышку. Закончив, он негромко сказал, ни к кому не обращаясь:

— Завтра же найдем священника.

Флинн и Кеннер не возражали. Остаток ночи никто не сомкнул глаз.

* * *

До заката оставалось еще не менее часа, когда телега въехала на улицы Шамши. Это был первый населенный пункт, который Каспар мог назвать городом. Конечно, крепостные стены не устояли бы и недели перед оласконскими инженерами, но все остальные поселения, что встречались ему до сих пор в этом полушарии, продержались бы ровно на неделю меньше. Городская охрана здесь называлась префектурой, что Каспару показалось странным, так как в Квеге префектами называли офицеров весьма высокого ранга. Должно быть, когда-то давно здесь был военный пост.

На въезде в город повозку мимоходом оглядел старший префект и пригрозил, что задержит путников на неопределенное время. Смягчила его только предложенная Каспаром взятка.

Каспар и два его спутника весь этот день почти не разговаривали. Утром они собрали останки Макгойна и похоронили их в глубокой яме посреди луга. После этого молча постояли над могилой, только Кеннер тихо произнес:

— Да препроводит его Лимс-Крагма в лучшую жизнь.

Флинн и Каспар угрюмо кивнули, и все пошли сворачивать лагерь, пора было трогаться в путь. Обыденные дела не требовали общения, а кошмарное чудовище и оживший доспех настолько не укладывались у путешественников в сознании, что происшедшее обсуждать никто не хотел. Каспар понимал состояние товарищей: любое упоминание ночной схватки означало бы признание того, что виденное было реальностью.

И все же больше всего Каспара беспокоило какое-то ускользающее чувство. Что-то знакомое было в страшном убийце Макгойна. Этот образ разбудил в мозгу герцога эхо прошлого, как воспоминание об однажды слышанной и давно забытой песне заставляет мучительно припоминать мотив или слова. Но ведь чудовище, появившееся неизвестно откуда посреди ночи, он не мог видеть, а тем более — увидев, забыть о нем. И как человек, уставший от бесплодных попыток восстановить в памяти забытую мелодию, Каспар в конце концов решил сконцентрироваться на ближайших задачах, а не тратить время на тщетные усилия понять произошедшее.

В городе им без труда удалось найти приличный трактир с большой конюшней. Договорившись о ночлеге, Каспар осмотрел телегу и проследил за тем, как Кеннер и Флинн перетаскивают ларец к себе в комнату. После этого он позаботился о том, чтобы лошадей накормили и напоили, и отыскал трактирщика.

Хозяином заведения оказался немолодой дородный мужчина, в яркой жилетке и почти чистом фартуке поверх рубахи с пышными рукавами. На голове его красовался вязаный колпак, длинный конец которого трактирщик аккуратно уложил на левое плечо. Заметив удивление, с которым Каспар рассматривал этот странный головной убор в красно-белую полоску, он пояснил:

— Это чтобы волосы не падали в суп. Чем могу помочь?

— Скажи, если страннику нужно посоветоваться со священником о чем-то темном, куда ему следует обратиться в этом городе?

— Ну, это зависит от того, что именно хочет сделать этот странник, — лукаво прищурился трактирщик, но усмешка не скрыла пытливого взгляда водянисто-голубых глаз. — Например, хочет ли он совершить нечто темное или же наоборот — предотвратить.

— Последнее, — сказал Каспар.

С более добродушной улыбкой трактирщик рассказал, как найти такого священника:

— Как выйдешь из трактира, поверни налево. Иди по улице до тех пор, пока не увидишь площадь, посреди которой устроен фонтан. С другой стороны фонтана стоит храм Гешен-Амата. Там тебе помогут.

— Благодарю. — Каспар быстро откланялся и заторопился к своим спутникам, чтобы посоветоваться.

Выслушав его, Флинн предложил:

— Вы с Кеннером сходите, а я останусь здесь, присмотрю за нашим багажом.

— Мне кажется, что в этом трактире ваше золото в безопасности, — заметил Каспар.

Флинн невесело рассмеялся:

— Ларец беспокоит меня меньше всего. — Он мотнул головой в сторону конюшни. — Я боюсь за другой наш груз. И мне кажется, будет лучше, если один из нас всегда будет неподалеку от него.

— Тогда открывай ларец, — сказал Каспар. — Не часто мне встречались священники, которые творят волшебство бесплатно, за одно «пожалуйста».

Флинн вынул ключ из поясной сумки и открыл ларец. Кеннер протянул Каспару кошель. Зачерпнув из ларца горсть монет разного размера и формы, Каспар выбрал несколько медяков и полдюжины золотых, подумал и добавил немного серебра.

— Если они запросят больше, то это будет чистый грабеж, — сказал герцог, и они с Кеннером попрощались с Флинном и вышли из комнаты.

* * *

С наступлением вечера на улицах Шамши стало свободнее. Из трактиров неслись смех и музыка, торговцы зазывали последних покупателей, надеясь продать что-нибудь еще перед закрытием на ночь. На улицах глаз радовали флаги и гирлянды, потому что до Праздника летнего солнцестояния оставалось меньше недели. В преддверии праздника даже у личные фонари обернули цветной бумагой, отчего все вокруг окуталось мягким сиянием и приобрело веселый, беззаботный вид. Однако мрачное настроение не позволило Каспару и Кеннеру насладиться в полной мере праздничной атмосферой города.

Когда двое мужчин дошли до площади, торговля уже сворачивалась: повсюду появились повозки, в которые торговцы укладывали свой товар, чтобы ехать домой. Храм Гешен-Амата оказался строением внушительных размеров с широкими ступенями, ведущими к нарядному фасаду из мрамора. Стены храма являли собой резные барельефы, изображающие богов и ангелов, демонов и людей. По обеим сторонам лестницы возвышались статуи: одна — человек с головой слона, а вторая — человек с головой льва. Каспар остановился, чтобы рассмотреть статуи, и в этот момент на ступенях появился монах: коротко стриженный, в простой коричневой рясе и сандалиях.

— Вы хотите войти в храм? — вежливо спросил он.

— Нам требуется помощь, — ответил Каспар.

— Что могут сделать для вас слуги Гешен-Амата?

— Мы хотели бы поговорить с настоятелем вашего храма.

Монах улыбнулся, и у Каспара возникло странное ощущение, что он уже видел этого человека. Служитель храма был невысок, начинал лысеть и обладал чертами, свойственными отдельным народностям Кеша: темные глаза, высокие скулы и темные волосы при золотистом цвете кожи.

— Глава нашего ордена всегда рад поговорить с теми, у кого есть на то нужда. Следуйте за мной, пожалуйста.

Каспар и Кеннер пошли за монахом, который открыл широкую дверь в храм. На внутренних стенах, как и на наружных, тянулись барельефы; через каждые несколько футов висели горящие масляные лампы, разбрасывающие тени так, что казалось, будто резные изображения двигаются. Вдоль стен стояли алтари всевозможных богов и полубогов, перед некоторыми из них молились люди. Каспар с интересом наблюдал за ритуалами неизвестной ему религии. Насколько он знал, у него на родине не существует бога, подобного Гешен-Амату. На краткий миг он задумался, действительно ли есть такое божество, и если да, то ограничены ли его силы и влияние этой страной.

Они вошли в большой зал, где находилось еще с дюжину алтарей, а напротив входа высилась грандиозная статуя сидящего человека. Его лицо было стилизовано: глаза, нос и губы передавались крайне упрощенно, на взгляд Каспара. В Оласко, как и в других северных государствах, в изображениях богов и богинь соблюдались человеческие пропорции, за исключением случаев, когда эти изображения использовались в качестве маленьких икон для придорожных святилищ или домов верующих. А сидящая статуя в высоту достигала не менее тридцати футов. Скульптура изображала человека в свободной накидке, оставляющей одно плечо открытым; сидящий бог протягивал руки вперед, словно благословляя прихожан. Справа и слева от скульптуры стояли две уже знакомые Каспару фигуры: человек с головой льва и человек с головой слона.

Перед статуей в одиночестве сидел старый седой монах. Сопровождающий путников добродушный служитель попросил их подождать и подошел к старику. Прошептав тому что-то на ухо, он вернулся с сообщением:

— Владыка Аншу скоро примет вас.

— Спасибо, — поблагодарил его Кеннер.

Каспар жеобратился с просьбой:

— Должен признаться, мы совершенно незнакомы с твоей верой. Мы прибыли из далекой страны. Ты не откажешься просветить нас?

Монах ухмыльнулся и с неожиданным для священнослужителя юмором ответил:

— Будь просветление столь быстрым делом, наша задача на этой земле упростилась бы как минимум вдвое.

Улыбнувшись шутке, Каспар уточнил:

— Расскажи нам о Гешен-Амате, пожалуйста.

— Он — бог-отец, единственная истинная божественная сущность, отражением которой являются остальные боги. Он превыше всех.

— Ишап? — тихо произнес Каспар.

— Так вы действительно издалека. Ишап лишь один из аспектов Гешен-Амата. Те, кого вы видите у его ног, Джерани… — монах указал на фигуру со слоновьей головой, — и Сутапа… — движение рукой в сторону фигуры с головой льва, — два его воплощения, посланные богом человечеству, чтобы наставить нас на Истинный Путь. Этот путь нелегок, но в конечном итоге именно он приводит к просветлению.

— Зачем тогда все остальные храмы? — спросил Кеннер.

— Гешен-Амат дает нам много способов пройти по Истинному Пути. Для каждого человека он может быть свой.

— Ал-Марал! — понял наконец Каспар.

— Верно, так он называется на древнем языке, — кивнул монах.

— На моей родине это учение считается ересью, и из-за него даже разразилась ужасная война.

— Ты, по-видимому, образованный человек, — сказал монах. — А вот и владыка Аншу.

К беседующим подошел старый монах и поклонился Каспару и Кеннеру. Его иссушенная коричневая кожа напоминала потрескавшийся пергамент, но черные глаза горели живым огнем. Одет он был так же, как и более молодой служитель храма: в коричневую рясу и сандалии. Гости ответили на приветствие, и потом старик заговорил:

— Мой ученик сказал, что у вас есть какая-то нужда, братья. Как я могу вам помочь?

— К нам в руки попал один артефакт, возможно, реликвия, и нам кажется, что этот предмет проклят.

Настоятель повернулся к ученику:

— Принеси в мою комнату чай. — Затем обратился к Каспару и Кеннеру: — Прошу вас, пройдемте ко мне.

Он провел их через боковую дверь в длинный коридор, удивительно тихий.

— С улицы сюда не доносится ни звука, — отметил Каспар.

— Медитация требует тишины, — ответил владыка Аншу, открывая одну из нескольких дверей. — Проходите, пожалуйста, и, если вас не затруднит, разуйтесь.

Каспар и Кеннер сняли сапоги и осмотрели помещение, в котором оказались. В большой комнате присутствовала лишь самая необходимая мебель, почти весь пол покрывала тростниковая циновка, на которую и уселся монах, пригласив остальных последовать его примеру. Между собой и гостями он поставил низенький столик. Минуту спустя вошел ученик с чашками и чайником. Сначала он подал чай гостям, затем владыке Аншу. Когда он ушел, настоятель попросил:

— А теперь расскажите мне о вашем проклятом артефакте.

Медленно, подбирая слова, Каспар поведал монаху всю историю образовавшегося путевого союза, подробно остановившись на том, как торговцы купили в одной деревне предметы, найденные в древней гробнице. Затем он описал жуткую смерть Макгойна. Настоятель задумчиво проговорил:

— Да, сдается мне, без проклятия тут не обошлось. Мы живем в мире, который раньше населяли другие, более ранние цивилизации, и их захоронения часто защищены темной магией. Я бы хотел осмотреть вашу реликвию.

— Сейчас?

Старик улыбнулся:

— Если не сейчас, то когда?

Он поднялся и, не говоря ни слова, лишь жестом указав посетителям на оставленную у входа обувь, вышел. У ворот их ждал молодой служитель.

— Мы пойдем с этими братьями, — сказал ему старик.

Молодой служитель кивнул и зашагал вслед за настоятелем. Все вместе они спустились по лестнице, пересекли площадь и быстро направились по улице к трактиру.

Во дворе трактира Кеннер предложил сходить за Флинном, а Каспар повел церковников в конюшню. Когда до повозки оставалось несколько шагов, настоятель вдруг остановился:

— Немедленно беги в храм и приведи сюда брата Оду и брата Йонгу! Поторопись! — Младший монах умчался, а мастер Аншу обернулся к Каспару: — Я уже с этого расстояния чувствую, что в вашей повозке находится нечто… неправильное.

— Плохое? — переспросил Каспар. — Что это значит?

— Я не могу описать, откуда мне это известно, но что бы там ни лежало, это не просто заговоренный артефакт. Это нечто большее.

— Что?

— Сначала мне надо увидеть это.

К ним присоединились Кеннер с Флинном, и Каспар представил последнего старому настоятелю, добавив:

— Кажется, у нас проблемы. Сейчас сюда придут еще несколько священников.

— Почему? — встревожился Флинн. — Какие проблемы?

— Я отвечу на ваши вопросы, когда взгляну на то, что вы привезли, — ответил Аншу, приближаясь к телеге.

Каспар вспрыгнул на телегу, вынул из-под сиденья ящик с инструментами и стянул с гроба холст. С помощью лома он вскрыл крышку.

Владыка Аншу попытался заглянуть внутрь гроба через край телеги, но так ему почти ничего не было видно. Тогда Каспар протянул руку, священнослужитель с неожиданной для столь немолодого человека силой ухватился за нее и поднялся наверх. Тут же он склонился над черным доспехом.

Явно пораженный увиденным, он раскрыл рот, но не сказал ни слова. Потом глубоко вздохнул, как будто от облегчения, закатил глаза и повалился на дно телеги. Каспар еле успел подхватить его; вместе с Кеннером и Флинном они осторожно опустили бесчувственного настоятеля на землю.

Кеннер склонился над владыкой Аншу:

— Он жив.

Каспар обернулся и всмотрелся в доспех. На мгновение ему показалось, что в прорези для глаз что-то промелькнуло, но больше он ничего не увидел.

Вскоре в конюшню в сопровождении ученика вошли два монаха. Увидев трех путешественников, стоящих вокруг распростертого на земле Аншу, они резко остановились.

От группы отделился рослый монах средних лет. В глаза бросалась ярко-белая прядь в черной гриве волос, доходящих ему до плеч. Ряса, похожая на одеяния других монахов, отличалась цветом: она была черная, а не коричневая.

— Отойдите от владыки, — приказал он.

Каспар с товарищами послушно отступили от тела; монах в черной рясе опустился на колени и начал бормотать какие-то заклинания, разводя над лежащим руками. Другие два монаха стояли, склонив головы, словно молились.

Каспар не увидел и не услышал во всем этом ничего странного, но вдруг волосы у него на голове встали дыбом. Он бросил взгляд на повозку: оттуда, пульсируя, пробивалось сияние. Лошади в стойлах забеспокоились, заржали и стали бить копытами. Трое путешественников отступили еще на шаг.

Так же неожиданно, как появилось, сияние из гроба исчезло. Два монаха в коричневых рясах бросились к владыке Аншу. Монах, творивший заклинания, уверенно обошел телегу и забрался на нее. Там он внимательно и долго смотрел на доспех, затем накрыл гроб крышкой и несколькими ударами молотка крепко приколотил ее на место.

Настоятель стал понемногу приходить в себя. Он даже сумел подняться и встать на ноги. Без какой-либо преамбулы он заявил:

— Завтра же необходимо увезти эту вещь отсюда, — и повернулся к выходу из конюшни. За ним последовали и остальные служители храма.

— Подождите, пожалуйста! — воскликнул Каспар.

Остановился только монах в черной рясе. Каспар бросился к нему:

— Владыка Аншу сказал, что этот доспех неправильный.

— Наш учитель прав. Эта вещь не проклята. Она из другого мира. Вы должны увезти ее отсюда как можно скорее.

— Вы нам поможете?

— Нет, — отрезал монах в черной рясе. — Меня зовут Йонгу, я отвечаю за безопасность храма. Эту вещь необходимо удалить немедленно. Чем дольше вы мешкаете, тем больше вреда она успеет нанести.

— Куда нам везти ее? — спросил Флинн.

— Этого я не знаю, но если вы не поторопитесь, пострадают невинные люди.

— Почему вдруг такая спешка? — воскликнул Каспар.

— Потому что от этой вещи исходит нетерпение. Она стремится оказаться в каком-то определенном месте.

Каспар переглянулся с двумя торговцами.

— В каком месте?

— Я скажу вам, куда идти, — раздался слабый голос. Оказывается, в конюшню вернулся владыка Аншу. — Знайте: пока вы живы, ваш путь выбран верно. Как только вы свернете с него, один из вас умрет. А теперь простите нас, больше мы ничем не сможем вам помочь. — Он сделал два шага, потом остановился и добавил: — Хотя нет, есть кое-что еще. Идите на запад.

Монахи ушли, и Каспар повторил в недоумении:

— На запад?

Кеннер замотал головой.

— Нам же нужно идти на юг, а потом плыть на северо-восток.

— Оказывается, это не так. — Втроем они понуро зашагали в сторону трактира. — Выезжаем завтра на рассвете, друзья.

Однако у дверей трактира Каспар развернулся.

— Куда ты? — спросил Флинн.

— Пойду поищу карту, — ответил бывший герцог. — Хочу посмотреть, что там у нас на западе.

Флинн и Кеннер молча вошли в дверь, а Каспар отправился на поиски карты.

10. НА ЗАПАД

Каспар нахмурился.

Он, Кеннер и Флинн сидели за столом в общем зале трактира «Четыре благословения» и рассматривали три карты, которые сумел приобрести Каспар после ухода монахов.

Пока он искал лавки, торгующие картами и при этом открытые в столь поздний час, Флинн и Кеннер еще раз сходили в храм, пытаясь выведать у монахов хоть какую-нибудь дополнительную информацию о том, что «неправильного» было в доспехе. Монахи отказались разговаривать с ними. Флинн был убежден, что им не следует уезжать следующим утром, тогда монахи вынуждены будут прийти сами и направить их в нужную сторону.

— Интересно, насколько верны эти карты? — задумчиво произнес Каспар.

К их столу подошел тучный трактирщик с тремя кружками эля.

— Планируете дальнейшее путешествие? — заговорил он.

— Да, но не знаем, можно ли полагаться на наши карты, — ответил Каспар.

Трактирщик протиснулся к столу между сидящими торговцами, поглядел на карты, потом протянул руку и отодвинул в сторону одну из них.

— Эту можете сжечь. Я узнаю ее, это копия с одной очень старой неточной карты.

— Откуда ты знаешь? — спросил Флинн.

— Сам когда был торговцем — как и вы, я только недавно осел здесь и открыл трактир. Возраст у меня уже не тот, чтобы сражаться с лихими разбойниками. Подождите минутку. Схожу посмотрю, что есть в моем сундуке. Думаю, там найдется парочка интересных для вас вещей.

Он действительно быстро вернулся, держа в руках свернутый трубкой кусок тонко выделанной кожи.

— Я купил эту карту в Ралапинти, когда только начинал ездить по миру. Тогда у меня была одна телега, мул, меч, выигранный в пойкир, и кучка барахла на продажу.

Он развернул свиток. В отличие от карт, раздобытых Каспаром, на этой изображался весь материк Новиндус. Поверх оригинального рисунка чернилами пергамент пестрел пометками, сделанными в более позднее время, очевидно, рукой трактирщика.

— Вот смотрите. — Трактирщик указал их местонахождение, Шамшу, на все трех картах. — Вот на этом участке, — он провел ногтем крутую дугу, — все они более или менее точны, а вот дальше…

— Нам нужно на запад, — вставил Каспар.

— Ага… На запад можно идти двумя путями. В нескольких днях отсюда, если двигаться на север, проходит неплохая дорога, ведущая в западном направлении. Если вы не спешите, то можете поехать по ней. Она петляет в холмах у подножия Прибрежных гор — придется преодолеть множество перевалов, зато в холмах полно дичи, если среди вас есть охотники. — Он помолчал, постукивая пальцем по подбородку. — По-моему, у меня ушел месяц или около того, когда я в последний раз ходил тем путем. Но было это тридцать лет назад. Однако большинство путешественников добрались бы до Города Змеиной реки, а там сели бы на корабль, идущий до Махарты.

— Почему ты решил, что нам нужна Махарта?

Трактирщик без приглашения уселся за стол и снова ткнул пальцем в карту.

— Если двигаться отсюда строго на запад, то вы попадаете прямо в центр рыночной площади у Великого Храма. — Он потер подбородок. — А вот если вы захотите уйти еще дальше на запад, то я вам не завидую. Насколько я понял, вы приехали издалека. Говорите вы на нашем языке неплохо, но такого акцента, как у вас, мне слышать не доводилось. Так откуда вы?

— Из-за Зеленого моря, — ответил Каспар.

— Ого! — Трактирщик стукнул ладонями по столу. — Я слышал рассказы о купцах, что приезжают сюда из-за моря. Знаете что? Я скоро закончу с делами, обслужу посетителей, а после этого давайте сядем и побеседуем. Если ваш путь лежит на запад, вам надо знать кое о чем, чтобы остаться в живых. А мне любопытно будет послушать о ваших краях. — Он поднялся. — Я не скучаю по опасностям, но вот приключений мне не хватает.

И трактирщик отправился заниматься своими делами, оставив трех чужеземцев разглядывать принесенную им карту.

* * *

Было уже довольно поздно, когда трактирщик снова подошел к их столу.

— Меня зовут Бек, это сокращение от Бекамостаны. Ну так скажите, куда именно вы держите путь.

За всех ответил Каспар:

— Нам сказали двигаться на запад, так что, наверное, нам действительно нужно в Махарту.

— Ее называют «Королевским городом на реке». Когда-то это был самый богатый, сильный, прекрасный город в мире… то есть мы так говорили до того, как узнали, что за морем есть еще много разных стран. В общем, старый Радж был молодец, во времена моего деда народ жил там неплохо. Это не самый крупный город — Город Змеиной реки больше, — но по-прежнему самый богатый. По крайней мере, был.

— Что случилось?

— Изумрудная госпожа змей, вот что случилось, — ответил Бек. — Об этом не часто говорят, потому что все об этом знают. Нам рассказали о Змеиной войне родители. — По привычке он почесал подбородок. — Королева змей появилась откуда-то с севера Западных земель.

— Западных земель? — повторил Каспар, глядя на карту.

Бек накрыл ладонью две трети Новиндуса.

— Вот это Западные земли. Дальше идут Пойменные земли, а на востоке…

— Восточные земли, — закончил Флинн.

— Догадливый, — хмыкнул Бек. — В старые времена можно было путешествовать по Змеиной реке или по Ведре почти до самых истоков практически без проблем. Ну да, пару-тройку головорезов встретишь, как говорил мой дед, не без этого. Вдоль Змеиной реки все вплоть до Знойных земель контролировал Город Змеиной реки. Что касается реки Ведры, то по ее берегам стоят города-государства, у каждого собственные территории, и периодически между ними вспыхивают пограничные конфликты, но в целом там довольно мирно. Однако стоит вам отойти от рек, берегитесь. — Он указал на область к западу от Махарты. — Это равнина Джамов. Там сплошь прерии. Туда не суйтесь.

— Почему?

— По двум причинам. Во-первых, торговать там нечем и не с кем, а во-вторых, населена она злобными коротышками, в них росту не больше четырех футов. Никто не знает их языка, и всех путников они без долгих раздумий убивают. Обычно они не подходят близко к реке, поэтому на западном берегу есть фермы, но если ехать от реки день или даже меньше, обязательно получишь несколько отравленных дротиков в спину. Эти карлики подкрадываются незаметно, их даже толком никто не разглядел. Затем идут Небесные Столбы.

— Где это? — спросил Кеннер.

Палец Бека остановился на горном массиве.

— В горах Ратнгари. Это самые высокие горы на нашем континенте. Они находятся в трех днях пути от залива Ратнгари. Легенда гласит, что в этих горах вы найдете две вещи: Город Мертвых Богов — некрополь, где пребывают все боги, почившие во время Войн Хаоса, а выше — Небесные Столбы, две горы такой высоты, что ни один человек не видел их вершин. А на вершине тех гор находится Шатер Богов, обиталище живых богов. Разумеется, это всего лишь легенда. Там не ступала еще нога человека.

Три путешественника переглянулись. После паузы Бек спросил:

— Так все-таки куда вы держите путь?

— Нам сказали идти на запад, — повторил Флинн сказанное Каспаром. — Вот и все.

— Кто сказал?

— Монахи, к которым ты нас вчера сам же и послал, — ответил Каспар.

Рука Бека опять потянулась к подбородку.

— Да-а, к тому, что говорят такие люди, обычно прислушиваешься. То есть вам нужен был совет, и вы его получили. Но все же они могли бы выразиться немного точнее, чем так вот посылать вас «на запад».

У Каспара возникло желание рассказать Беку, что лежит у них в повозке, но потом он решил, что старый трактирщик вряд ли сможет помочь им чем-нибудь еще. Он поднялся.

— Что ж, завтра нам рано вставать. Мы перегрузим наше имущество из телеги на корабль и отправимся в Город Змеиной реки по воде — из твоих слов я понял, что так нам добраться до Махарты будет проще, чем петлять по предгорьям.

Бек поманил рукой Каспара, чтобы тот не спешил уходить.

— По времени вы, скорее всего, ничего не выиграете, если учесть разгрузку и погрузку, переговоры с судовладельцами и тому подобное, но шансов добраться до места невредимыми у вас будет больше.

— Можем ли мы рассчитывать, что клановая война закончилась? — спросил Кеннер.

— Нельзя рассчитывать ни на что, имеющее хоть малейшее отношение к здешним кланам. Но кровавые сражения, пожалуй, пока прекратились, насколько я слышал. Главное — не забывайте давать взятки нужным людям при переходе из одной части города в другую. Еще один совет: как только сойдете с корабля в Городе Змеиной реки, идите на первый же широкий бульвар. Не помню его названия, но вы не пропустите его. Там будет сначала с полдюжины узких проулков, а потом эта большая улица, тянущаяся с севера на юг. По ней вы придете к северной рыночной площади, там же расположены все приличные трактиры. Но если вы повернете направо, то попадете в зону влияния Орлиного клана. Они контролируют все, что находится вдоль реки, до самых доков. Дайте денег одному-двум стражам, и этого будет достаточно. В доках поселитесь в любом постоялом дворе и ждите, когда в сторону Махарты пойдет какое-нибудь судно. Думаю, вам не придется ждать больше одного-двух дней, поскольку все торговые корабли, направляющиеся из Города Змеиной реки на юг — в Чатистан или Испар, сначала заходят в Махарту.

— Спасибо, — сказал Каспар. — Ты нам очень помог. — Он свернул карту и протянул ее Беку.

— Нет, оставьте ее себе, — махнул рукой трактирщик. — Мне она больше не нужна Дочка моя вышла замуж за мельника в Ролонде — он неплохой парень, но вот с родней его я как-то не поладил. А сын сейчас в армии Раджа. Не думаю, что им понадобится старая карта с торговыми путями.

— Большое спасибо, — еще раз произнес Каспар.

Кеннер и Флинн уже направились к лестнице, ведущей на второй этаж, к комнатам для постояльцев, а Каспар вернулся, вдруг вспомнив одну вещь.

— Последний вопрос. Ты говорил, что если мы пойдем отсюда строго на запад, то попадем прямо на…

— Рыночную площадь у Великого Храма, — закончил Бек. — Верно.

— Там большой рынок?

Трактирщик помолчал, обдумывая вопрос.

— Думаю, да. Лет сто назад Махарта была торговым центром всего континента. Все, что везли вверх или вниз по реке, из всех прибрежных городов, из самого Султа, обязательно проходило через Махарту. И поэтому предки старого Раджа построили эту огромную площадь, чтобы на ней нашлось место для всех торговцев и купцов. Там же стоят храмы всевозможных религий — штук сто, не меньше. Раз монахи отправили вас на запад, то, может, следует начать именно с этой площади. Слышал, что существуют совсем крохотные секты, у которых всего два храма во всем мире: один у них на родине и второй в Махарте! — Он засмеялся. — Даже если город уже не тот, что был когда-то, заглянуть в него стоит.

— Спасибо за подробный рассказ, — сказал Каспар и положил карту за пазуху. — И за карту тоже.

— Да не за что. До завтра.

Каспар медленно поднимался по лестнице. По своему характеру он был человеком действия, и любая неопределенность вызывала у него раздражение. Но теперь он оказался в необычном положении: он знал, что сначала ему придется закончить дело, в которое вовлекли его Флинн с Кеннером, и только потом можно будет задуматься над возвращением домой. Однако не иметь четкого плана для него оказалось невыносимо тяжело. «Проклятье, — думал он, — даже неизвестно, куда завтра плыть».

* * *

Гроб замотали в грузовую сеть и медленно опустили в трюм корабля. Кеннер и Флинн перенесли на борт ларец, а Каспар закончил расчеты с покупателем телеги и лошадей. В деньгах путешественники не нуждались (в ларце хранилось столько богатств, что хватило бы на безбедную жизнь им всем), но Каспар настаивал, чтобы они во всем вели себя как настоящие торговцы, дабы не вызывать лишних подозрений.

Советы Бека сослужили им хорошую службу. Прибыв в Город Змеиной реки, они неукоснительно следовали указаниям трактирщика, и только дважды их остановила стража со знаками принадлежности к Орлиному клану на накидках.

Взятки стражам никак не маскировались. Это была просто плата за ведение дел в конкретном районе. Второй страж даже дал им взамен деревянный кружок — жетон в знак того, что они уже оплатили свое пребывание здесь. Каспар пожаловался второму стражу, что первый страж, остановивший их, не дал такого жетона. Его слова были встречены смехом и замечанием, что в тот раз они, наверное, дали мало денег.

Каспар поднялся по сходням на корабль вслед за Кеннером и Флинном. Они вместе вошли в каюту — одну на троих. Она была маленькой, в ней еле умещались четыре койки — две нижние, одна напротив другой, и две верхние. Ларец поставили на одну из нижних коек, на второй устроился Каспар.

— Я вот подумал… — начал он и замолчал.

— О чем? — подтолкнул его Флинн.

— О том, что сказал настоятель храма. Что когда мы делаем неверный выбор, один из нас умирает.

Кеннер залез на верхнюю койку и растянулся там во весь рост.

— Не самый простой способ подсказывать нужное направление. Три неверных решения, и эта штуковина в гробу рискует остаться одна-одинешенька неизвестно где.

— Кто знает, может, она найдет себе кого-нибудь еще, — задумчиво пробормотал Флинн.

— А еще Бек говорил, — вернулся к своей мысли Каспар, — что в двух днях пути к северу от Шамши была дорога, ведущая на Махарту. Должно быть, мы проскочили поворот на нее, и из-за этого умер Макгойн.

Кеннер повернулся на бок и привстал на локте.

— Не знаю, что и думать. Иногда мне кажется, что если бы все это происходило не с нами, а с кем-то другим, кого мы знаем, то нам было бы гораздо страшнее.

Флинн подтянулся и забрался на последнюю свободную полку.

— Так и должно быть. Вот взять, к примеру, Каспара. Ты ведь был солдатом, верно?

— Был.

— Тогда ты знаешь, что к крови рано или поздно привыкаешь, верно?

Каспар помолчал, прежде чем ответить:

— Верно. Она становится… обычным делом.

— Ну вот, я и говорю, — заключил Флинн. — Мы просто привыкли к этому безумию.

Каспар откинулся на койку в ожидании сигнала на обед. Он размышлял над тем, что сказал Флинн, и пришел к выводу, что тот прав. К безумию действительно привыкаешь, если живешь рядом с ним слишком долго.

Но следом пришла еще одна мысль: он-то жил среди безумия задолго до того, как попал в эти края и встретился с торговцами.

11. МАХАРТА

С палубы раздался оклик, и Каспар поднялся с койки.

— Кажется, пришвартовались. Пока мы выносим наш груз на палубу, как раз опустят сходни, и тогда я сойду на берег, посмотрю, нельзя ли нанять телегу.

— Если что, покупай, — посоветовал Флинн. Он уже вынул из ларца золото и теперь передал Каспару приготовленный кошель, который тот спрятал под тунику.

Флинн и Кеннер вышли из каюты первыми и выволокли ларец на палубу. Каспар внимательно окинул взглядом койки: не забыли ли они что-нибудь. Закрыв за собой дверь, он последовал за товарищами.

На палубе он тут же обратил внимание на две странности. Во-первых, на пристани стояла тишина. За свою жизнь Каспар не раз заходил в порты и знал, чего следует ожидать. Однако вместо деловитой суматохи и шума слышны были лишь приглушенные голоса, еще более подчеркивающие неестественную тишину. Во-вторых, на палубе корабля не наблюдалось никакой активности, только из трюма поднимали гроб с доспехом.

Мгновения Каспару хватило, чтобы увидеть и оценить происходящее. Кеннер и Флинн поставили ларец на палубу, и Кеннер указывал на берег, где не менее двух сотен вооруженных стражей очистили пристань перед кораблем, чтобы дать возможность целой делегации священнослужителей (судя по одеждам) беспрепятственно выстроиться у сходней. Позади священников стояли войска из местного гарнизона Раджа, а за их спинами виднелась подвода, запряженная двумя мощными конями. Справа от телеги стояла нарядная карета.

Флинн обратился к Каспару:

— Я так думаю, нам не придется искать повозку. К нашему приезду здесь подготовились.

Как только сходни упали на пристань, на борт судна поднялись стражники в светло-голубых ливреях с золотыми и белыми галунами; шлемы воинов были начищены так, что сияли, как серебро. При виде гроба, поднимаемого с нижней палубы, старший стражник отыскал глазами Каспара и его товарищей и направился к ним.

— Вы хозяева этого груза? — спросил он, указывая на гроб.

— Мы, — подтвердил Каспар.

— Идите за мной.

Солдат развернулся, не дожидаясь, чтобы убедиться в том, что его команду выполнили. Два других стражника подхватили ларец, стоящий у ног Флинна, а еще двое окружили группу из трех путешественников с флангов и повели их вслед за старшим.

Каспар с облегчением отметил, что их не разоружили. Не то чтобы он имел какие-либо иллюзии насчет того, кто выиграет, доведись им схватиться с двумястами воинами Раджа. Просто с мечом на поясе он не чувствовал себя пленником… по крайней мере пока. Он отлично понимал, насколько тонка разница между вооруженной охраной и конвоем, но именно она разделяла почетного гостя и осужденного на смерть.

Когда их процессия спустилась по сходням, из рядов священнослужителей выдвинулся пожилой, богато одетый человек. Его мантию ярко-красного цвета оттеняла оторочка из меха горностая и золотого шнура, на голове сидела красная же шапочка, украшенная золотыми руническими знаками. Он шевельнул рукой, и этого оказалось достаточно, чтобы полдюжины священников помоложе быстро двинулись к повозке, где стали присматривать за погрузкой туда гроба с доспехом.

— Я — отец Элект Вагаша, из храма Калкина. Прошу вас проехать со мной для беседы.

Каспар ответил:

— Мы ценим деликатность ваших слов, из которых следует, будто нам оставлено право выбора.

Старый священник улыбнулся:

— Разумеется, выбирать вы не можете, но вежливость всегда приятна, ты согласен?

Он провел чужеземцев к карете, где двое слуг тут же бросились опускать лесенку и открывать дверцу. Все расселись, и карета тронулась с места.

Каспар смотрел в окно.

— Ваше появление в порту застопорило здесь всякую деятельность, отец. И мы этого тоже никак не ожидали. — Он взглянул на старого прелата. — Полагаю, о нашем скором прибытии вас известил владыка Аншу.

— Это так. Он сообщил о вас своему ордену, а они, в свою очередь, связались с нашим. Братья Гешен-Амата склонны к созерцательности, к эзотерическим и мистическим размышлениям. В сфере духовности они заслуженно пользуются большим уважением, но есть вопросы, с которыми лучше справятся иные братства. Как я понимаю, вы чужестранцы?

— Да, — ответил Флинн. — Мы прибыли из-за моря.

— А, Королевство Островов, — протянул отец Элект Вагаша. — Мы знаем о нем. И знали еще до появления змеиной королевы. А также слышали о Кеше и других странах в других частях света. Между нашими полушариями почти нет торговли, но связь все же существует. Наша религия отличается от тех, что встречаются в ваших краях. Вы бы сочли нас воинственным орденом, поскольку многие из наших братьев и отцов были солдатами, до того как обратились к вере, а другие взяли оружие в руки в момент принятия священных обетов. Но в основе своей мы — братство ученых и историков. Мы стремимся к знанию, так как это один из многочисленных путей к просветлению. Поэтому весьма логично, чтобы именно к нам обратились с просьбой исследовать эту…

— Реликвию, — подсказал Каспар.

— Для начала подойдет и это слово. В любом случае мне бы хотелось услышать, что вы знаете о ней. Пока мы едем к храму, у вас есть время все рассказать.

Каспар посмотрел на Флинна, тот — на Кеннера. Кеннеру пришлось принимать решение; он кивнул Флинну, предлагая, чтобы рассказывал он. И Флинн начал:

— Около двух лет назад в Крондоре собралась группа торговцев. Все мы — а было нас тридцать человек — обладали определенным капиталом и умели обращаться с оружием. Мы образовали союз…

Каспар откинулся на сиденье. Он уже знал эту историю во всех подробностях и поэтому не прислушивался к Флинну, а стал разглядывать улицы Махарты, по которым их везла карета.

Этот город напоминал Каспару родину более, чем любое другое место в Новиндусе. В этих южных широтах климат мягче, и лето не столь яростно, как в северных краях, где побывал герцог. Здания возле порта в основном кирпичные, основательные, в отличие от хрупких строений на севере. Улицы вымощены, а морской бриз уносил прочь запахи, свойственные густонаселенным районам и постоянно раздражавшие Каспара в Городе Змеиной реки.

Рынок, на который вкатилась карета, поражал широтой и размахом. Повсюду сновали сытые, довольные, деловитые люди. Уличные мальчишки, побежавшие было за каретой, и хозяйки, вышедшие, чтобы сделать покупки, могли быть как жителями Махарты, так и жителями его родного Опардума. Волна ностальгии накатила на Каспара.

— … и там мы встретили Каспара, — донеслись до него слова Флинна, когда за окном рынок сменился широким бульваром.

— Так значит, ты не участвовал в этой экспедиции с самого начала? — уточнил священнослужитель.

— Нет, — отозвался Каспар. — Я появился в этих краях всего за несколько месяцев до того, как встретил Флинна и других. Совершенная случайность свела нас вместе на рынке в тот день, когда им понадобился четвертый меч, чтобы доставить… реликвию в Город Змеиной реки.

— И до этого тебя данный предмет никак не интересовал?

— Все, что мне надо было, — это поскорее добраться до дома. Здесь я оказался не по собственному желанию.

— Да? — Старый прелат подался вперед. — Как же можно обогнуть полмира, если не по собственному желанию? Если только как пленник?

— Не в буквальном смысле этого слова, нет. Я не был прикован к кораблю, если вы это имеете в виду, отец. — Каспар глубоко вздохнул. — Меня угораздило досадить одному могущественному магу, и он переместил меня сюда. Надо сказать, что он мягко со мной обошелся, ибо, поменяйся мы местами, я бы наверняка убил его.

— По крайней мере ты способен оценить великодушие своего врага.

— Мой отец говаривал, что прожитый день — это хороший день.

— Вероятно, история твоих разногласий с магом весьма увлекательна, — проговорил священнослужитель, — однако оставим ее на будущее, если позволят нам обстоятельства, а сейчас я бы хотел услышать, как развивались события после того, как ты присоединился к трем выжившим участникам торгового союза.

Каспар повел рассказ с того момента, как он встретил Флинна, Кеннера и Макгойна, и перечислил все основные происшествия, а его спутники по мере необходимости вставляли ту или иную упущенную деталь. Когда он дошел до описания существа, убившего Макгойна, священник задал несколько конкретных вопросов, а потом попросил Каспара продолжать.

— Больше, собственно говоря, и нечего рассказывать, — пожал плечами бывший герцог. — Через два дня мы сели в Шамше на корабль, идущий в Город Змеиной реки. Единственное событие, достойное упоминания, — это наше знакомство с владыкой Аншу. Однако я уверен, что об этом вам подробно сообщили из его храма. Три дня мы провели в Городе Змеиной реки в поисках подходящего судна, и вот мы здесь.

— И вот вы здесь, — повторил отец Элект. Карета замедлила бег. — И вот мы здесь, — добавил он.

Каспар выглянул из окна и увидел, что они въехали на огромную площадь, окруженную со всех сторон храмами. Тот, перед которым они в конце концов остановились, был далеко не самый броский, но и не самый невзрачный. Когда все вышли из кареты, прелат сказал:

— Мы подготовили для вас комнаты. Как распорядился Радж, в соответствии с нашей просьбой, вы будете нашими гостями до тех пор, пока не решится вопрос, что делать с вами и вашим грузом.

— И сколько займет процесс принятия решения? — спросил Каспар.

— Ровно столько, сколько потребуется, — ответил отец Вагаша.

Каспару оставалось лишь переглянуться с Кеннером и Флинном. Они молча поднялись по ступеням в храм.

* * *

Храм Калкина не походил ни на один из виденных Каспаром храмов. Главный зал его не был погружен в молчание, и не тихие молитвы или пение гимнов раздавались в нем — он был наполнен громкими голосами. Повсюду стояли группы молодых людей, часто — вокруг более пожилого священнослужителя, иногда без оного; порой юноши внимательно прислушивались к речам старшего, а порой оживленно дискутировали с ним. Другие братья торопливо шли куда-то по делам мимо беседующих, но нигде Каспар не видел молчаливого служения божеству, которое привык встречать в храмах.

— Иногда у нас бывает довольно шумно. Давайте пройдем в мои покои, подождем, пока вас не проводят в ваши комнаты, — предложил отец Вагаша.

Он провел трех мужчин по коридору, открыл какую-то дверь и жестом пригласил всех войти внутрь. Тем временем к прелату приблизился слуга и забрал у того коническую шапочку и мантию. Каспар отметил, что под мантией отец Элект носил ту же простую рясу из серого домотканого холста, что и все остальные священники этого храма.

Покои отца Электа Вагаши были обставлены просто, но полки вдоль стен вмещали богатейшее собрание книг, рукописей, свитков и пергаментов. Остальную обстановку составляли письменный стол и пять стульев вокруг него. Церковник пригласил своих гостей сесть и велел слуге принести освежительные напитки, после чего уселся сам.

Каспар не смог удержаться от того, чтобы поделиться своими впечатлениями:

— Ваш храм не похож на храмы, которые мне доводилось видеть. Это скорее школа.

— Потому что это и есть школа, в определенном смысле, — ответил Вагаша. — Мы называем наш храм университетом, что означает…

— Единство, — подхватил Каспар. — Universitas Арргeheпdere?[7]

— Videre, — поправил его старый прелат. — Полное понимание доступно лишь богам. Мы же стремимся понять хотя бы то, что нам позволено видеть.

Кеннер и Флинн выглядели так, как будто попали на другую планету, и отец Вагаша обратился к ним:

— Ваш друг говорит на очень древнем языке.

— Древнеквегский, но я почти не знаю его. Мои учителя познакомили меня с классикой нескольких народов.

— Учителя? — удивился Кеннер. — Если я ничего не забыл, ты был солдатом и охотником.

— Был, но этим не ограничивается вся моя жизнь.

Слуга внес поднос с напитками, чаем и печеньем.

— Сожалею, что не могу угостить вам ничем более крепким. Наш орден придерживается умеренности в еде и питье. Однако чай хорош, уверяю вас.

Разлив чай, слуга удалился.

— Так, — сказал отец Элект. — И что же нам с вами делать?

— Отпустить нас, — предложил Флинн. — У нас сложилось впечатление, что если мы не сделаем того, что хочет от нас эта штука, она убьет нас.

— Из вашего рассказа об ужасной гибели вашего друга следует, что она вас спасла.

Каспар кивнул.

— Мы ничего не знаем наверняка, можем лишь строить догадки.

— Меня удивляет одно: как вы можете сохранять спокойствие? — заметил прелат. — Если бы я оказался во власти неких темных сил, то, несомненно, был бы вне себя от страха.

Флинн и Кеннер печально улыбнулись, и Кеннер пояснил:

— Со временем… ко всему привыкаешь. Раньше, когда ужасные происшествия только начались, мы испугались и подолгу обсуждали, что делать. Кто-то хотел оставить этот доспех в склепе, забрать только золото… но мы не смогли. Он — или оно — не позволило нам.

— То есть у нас нет выбора, — добавил Флинн.

— Потому-то мы и обратились к владыке Аншу, — взял слово Каспар. — Я понимал, что здесь творится что-то странное и неправильное, и наверняка при нормальных обстоятельствах был бы весьма раздражен этим. Я в своей прошлой жизни не привык, чтобы мне указывали, что делать. Так что, можно сказать, меня беспокоило собственное спокойствие.

— Должно быть, трудно тебе приходилось в армии, — пошутил Флинн, стараясь развеять мрачное настроение.

— Иногда, — улыбнулся Каспар.

— На вас… наложено заклятие, — определил отец Элект.

— Заклятие? Что это? — спросил Флинн.

— Это магическое принуждение к чему-либо; чары, которые заставляют вас выполнить что-либо, и только тогда вы можете освободиться от них, — объяснил прелат. — Это одна из причин, по которой вы остаетесь относительно спокойны, несмотря на то что большинство ваших товарищей погибли ужасной смертью у вас на глазах.

Кеннер заерзал на стуле.

— А я думал, что это я такой… Бездушный? — подсказал Каспар.

— Угу. Даже когда умер первый наш спутник, я ничего не чувствовал.

— Ты и не мог, иначе заклятие не сработало бы. — Отец Вагаша продолжал: — Братья нашего ордена сейчас изучают вашу реликвию. Когда они закончат, мы постараемся сделать все возможное, чтобы помочь вам освободиться от ее чар.

— Значит, она — зло? — спросил Флинн, как будто у него еще оставались какие-то сомнения на этот счет.

— Порой добро и зло невозможно определить однозначно, — загадкой ответил на этот вопрос отец Вагаша. — Я смогу дать вам более подробные разъяснения после того, как мы изучим эту реликвию. А теперь я советую вам как следует отдохнуть. Вы будете трапезничать вместе с братьями. Нашу пищу нельзя назвать изысканной, но она сытна и питательна. Вероятно, уже завтра будут какие-то новости.

Он поднялся, и все последовали его примеру. Словно по сигналу в покои вошел слуга, чтобы проводить путников в их комнаты. На прощание прелат напомнил им:

— Вечером ждем вас к ужину.

Флинн, идя за слугой, бодро поделился с товарищами своим мнением:

— Кажется, мы не напрасно приехали сюда.

Каспар кивнул, а потом пробормотал задумчиво:

— Если, конечно, мы все не погибнем из-за этого.

После этих слов надолго установилось молчание.

* * *

Вечером они ужинали с братьями и отцом Вагашей, но поговорить с ним смогли не на следующий день, как договаривались, а лишь через неделю. Все это время трое путешественников были предоставлены самим себе. Кеннер и Флинн предпочитали отсиживаться по своим комнатам, проводя вынужденный досуг за картами, сном и едой.

Каспар пристрастился к прогулкам по огромному залу храма, где время от времени присоединялся к одной из групп преподавателей и учеников. По большей части темы их бесед не представляли для него интереса: это были незрелые, предсказуемые, идеалистические рассуждения о жизни и мироустройстве. Однако бывший герцог отметил, что даже самые юные ученики умели четко излагать свои мысли.

В один из дней Каспар пристроился к кружку, где разгорелась особенно горячая дискуссия. Священник, ведущий обсуждение, задавал юношам сложные вопросы и слушал, как они в спорах пытались самостоятельно найти верные ответы.

Прислушиваясь к пылким речам, Каспар улавливал если не оригинальную мысль, то по крайней мере намек на нее. Некоторые из этих молодых людей превратятся в настоящих мыслителей, понял он, и даже самые бесталанные из присутствующих здесь учеников несомненно получат мощный импульс в своем развитии.

Внезапно разозлившись, Каспар сказал себе: «Вот что поистине достойно! Вот на что должна быть направлена энергия человечества: на изучение мира, окружающего нас, а не на его завоевание!» Столь неожиданный накал чувств удивил герцога, и он, немного придя в себя, задумался, что вызвало их. Откуда такая злость? Результат самоанализа оказался неутешительным. Каспар осознал, что всю свою жизнь он провел во мраке, и вот ему показали, что свет существовал, что вся красота и чудо жизни находились всего лишь в шаге от него, а он и не подозревал! Это открытие повергло его в уныние. Кто держал его во тьме?

Каспар заставил себя отвлечься от мрачных мыслей и обратить внимание на задачи, требующие немедленного решения. Обычно он не был склонен к самоанализу и сейчас сердился на самого себя за то, что несколько минут размышлений так расстроили его.

Он вернулся в свою комнату. И только благодаря полному запрету на спиртные напитки в стенах храма ему удалось не напиться в тот вечер.

* * *

Остаток недели Каспар коротал, по-прежнему прислушиваясь к спорам молодых людей, но теперь уже был осторожнее и держался подальше от групп, где обсуждались вопросы, подобные тем, что заставили его задуматься о собственном мировоззрении.

Наконец их призвали в покои отца Вагаши.

Когда Каспар, Флинн и Кеннер вошли, старый прелат пригласил их сесть.

— Прошу вас, устраивайтесь поудобней. Я знаю, вам не терпелось узнать о результатах нашего исследования. Теперь мы представляем себе, что может и должно быть сделано.

В эту минуту в помещение вошли три священнослужителя, прелат представил их:

— Это отец Джалиэль, отец Гашан и отец Рамаль.

На всех вошедших были одинаковые рясы, носимые всеми членами ордена, а отличала их только небольшая булавка, приколотая у воротника каждого из трех церковников. Такие же булавки Каспар видел на рясах преподавателей в зале храма. Один из святых отцов был пожилым человеком, тогда как двое других могли быть ровесниками Каспара, сорока с чем-то лет.

Вагаша продолжал:

— Отец Джалиэль — наш эксперт по древним артефактам и реликвиям. Отец Гашан — богослов, среди его обязанностей — интерпретация всех находок относительно наших доктрин и верований. Отец Рамаль — историк. — Отец Элект жестом попросил трех отцов приблизиться. — Отец Гашан, может быть, вы начнете? Пожалуйста, познакомьте уважаемых гостей с нашей концепцией знания.

Отец Гашан сразу предупредил слушателей:

— Если я слишком углублюсь в эзотерику, прошу вас, остановите меня, и я разъясню все, что будет непонятно. — Он посмотрел поочередно на трех путешественников и при ступил к объяснению. — Мы рассматриваем знаниекак несовершенное понимание. Постоянно появляется новая информация, что заставляет нас пересматривать нашу веру и теорию мироздания. Мы разделяем знание на три категории: совершенное знание, определенное знание и неполное знание.

Совершенное знание доступно только богам, и даже им — в ограниченном объеме. Только Истинный Бог, которого некоторые называют Гешен-Аматом, владеет им абсолютно. Остальные боги — лишь его отражения и воплощения, и их совершенное знание ограничено областью их влияния.

Бог, которому мы поклоняемся, Калкин — учитель, но даже он обладает только совершенным знанием учительства, а не того, чему он учит.

Определенное знание — это то, что, по нашему убеждению, является точным отражением природы, жизни и вселенной. Такое знание может быть верным и неверным. Когда мы открываем новый факт бытия, мы не отрицаем его как несогласующийся с существующей доктриной, а пересматриваем доктрину, стараясь понять, что в ней ошибочно.

Неполное знание, или ущербное, — это знание, о котором нам известно, что оно неполно или неверно. В нем не хватает чего-то, что возвысило бы это знание до уровня определенного.

Как следует из вышесказанного, большая часть того, что мы знаем, является лишь долей общего знания. Даже наше определенное знание всегда подвергается сомнению, не ущербно ли оно.

— Если я правильно тебя понял, — вставил Каспар, — мы никогда не можем быть уверены в том, что мы знаем, просто потому, что мы — не боги.

Священник улыбнулся:

— В общих чертах — да. Это упрощенный взгляд на проблему, но для наших целей его достаточно. — Помолчав, отец Гашан добавил: — Еще знание может быть двух видов: знание добра и знание зла.

Каспар постарался скрыть растущее нетерпение. Эта беседа становилась похожа на бесконечные уроки, которые ему приходилось выслушивать и выучивать в детстве.

— Большая часть знания не относится ни к добру, ни к злу. Знание того, как развести костер, не определяет, воспользуетесь ли вы огнем для того, чтобы приготовить еду или спалить дом вместе с живущим в нем человеком. Но некоторая часть знания, постичь которое человечество не в силах, может иметь явную принадлежность к добру или к злу. — Отец Гашан обернулся к двум другим ученым священнослужителям, и те согласно кивнули. — Я не буду долго останавливаться на данном моменте, просто поверьте мне на слово, что во вселенной существует такое знание, которое способно трансформировать вас, ввести вас в состояние вечной благости или обречь на вечные мучения и страдания, — просто потому, что вы этим знанием обладаете.

Теперь Каспар и его спутники с интересом стали прислушиваться к словам отца Гашана. Они поняли, что сказанное напрямую относится к ситуации, в которой они оказались.

— То есть ты говоришь, что, зная об этом… предмете, мы можем испытывать на себе некие последствия?

— Возможно, — ответил отец Гашан. Он обернулся к отцу Рамалю, который тоже утвердительно кивнул.

— Наша история говорит нам, что до того, как в Мидкемии появился человек, этот мир населяли другие расы, — заговорил Рамаль. — Например, эльфы. Некоторые представители этого народа до сих пор обитают на севере, хотя их численность неуклонно сокращается. Но они проживут еще не одно тысячелетие, прежде чем исчезнут с лика земли. Драконы также жили здесь до нас, как и их повелители.

— Повелители Драконов, — повторил Флинн. Взглянув на своих товарищей, он напомнил: — Я же говорил.

— Да, по крайней мере, об этом свидетельствуют древние тексты, — продолжил Рамаль. — Но обо всех этих существах мы знаем совсем немного. Эльфы ничего не сообщают о себе, а после Войн Хаоса их и вовсе почти не осталось. Вероятно, кто-то знает больше, чем мы, но мы о таких людях не слышали.

Флинн перебил священника:

— Мы собирались отвезти реликвию в Звездную Пристань, в Академию магов. Может…

Отец Элект поднял руку:

— Мы кое-что слышали об этой… организации. Наши храмы давно считают магию подозрительным знанием. Слишком многие играют со знанием и силой, не обладая при этом должным пониманием контекста. Люди, владеющие магией, пытаются применить знание, которое по сути своей есть зло — например, некромантия или общение с темными духами, — ради личной выгоды. Даже группе магов, считающих себя слугами знания, вроде Академии в Звездной Пристани, нельзя доверять вашу реликвию — слишком опасно.

Он взглянул на отца Джалиэля, и тот выступил вперед.

— Этот древний доспех не принадлежит нашему миру. Он прибыл откуда-то еще.

Каспар удивленно потер лоб. Этого он не ожидал.

— Разве это не реликвия Повелителей Драконов?

— Нет. Она вообще не с Мидкемии.

— Цурани?

— Нет, — повторил Джалиэль. — Ни один цурани не попал в наш мир во время Войны Врат. Мы узнали об этой войне лишь годы спустя.

— Тогда что это? — спросил Флинн.

— Мы не знаем, — сказал Джалиэль. — Мы отвергли ряд возможностей, что само по себе большой шаг в достижении истины, но, боюсь, на этом наши мудрость и знание исчерпаны.

Каспар развел руки в стороны.

— Тогда, несмотря на ваше недоверие к магам, нам придется продолжить наш путь в Звездную Пристань и там искать совета.

— Есть другой вариант. Нам кажется, что премудрый владыка Аншу указал верный путь. Наш орден славится мудростью и своими учителями, тогда как другим орденам, например служителям Гешен-Амата, доступны провидение или интуитивное постижение того, что находится выше нашего разумения. И на западе есть место, которое может разрешить вашу проблему. Каспар вспомнил разговор с Беком, когда они рассматривали карты.

— Шатер Богов?

Четыре священнослужителя насторожились. Отец Элект Вагаша быстро спросил:

— Вы знаете о Шатре?

— Один трактирщик в Шамше дал нам карту, она сейчас в наших комнатах. Там указано место с таким названием в горах далеко на западе. Кроме этого нам мало что известно.

Вагаша переглянулся с Рамалем. Тот заговорил, обращаясь к путникам:

— Говорят, что в горах Ратнгари есть много чудесного. В основном эти чудеса не предназначены для глаз смертных. У подножия двух высочайших пиков, Небесных Столбов, стоит Город Мертвых Богов. Те, кто построил его храмы, остались неизвестными, но дело их рук живет. Говорят также, что на вершине пиков обитают живые боги или их воплощения, но только самые одаренные из смертных могут получить дозволение взглянуть на них. А между ними и некрополем находится бастион, в котором живут стражи.

— Стражи Божественного Города, — сказал Вагаша. — Это люди, которые принадлежат к секте, почти не имеющей контактов с другими людьми, в том числе и с нашими храмами, но считается, что они охраняют дорогу к богам. А еще существует поверье, что человек, ведомый необходимостью и преданный своей цели, сможет найти стражей, и если те сочтут его достойным, то ему разрешат обратиться со своей просьбой к богам.

— Это правда? — спросил Каспар.

Отец Элект Вагаша развел руками.

— Об этом мы не имеем определенного знания.

— И все же вы полагаете, что нам следует отправиться именно туда?

— Вы должны отправиться именно туда, иначе вас ждет судьба ваших двадцати восьми товарищей. То, что вы там увидите, нам неизвестно. Мы подготовим для вас судно и обеспечим сопровождением до предгорий, где стоит Город Мертвых Богов. Более мы ничего не можем для вас сделать. Найдя тропу, ведущую выше в горы, вы распрощаетесь с нашими людьми — дальше вы должны идти один. А теперь предлагаю всем отдохнуть и вновь встретиться за ужином.

Когда трое путешественников вернулись в свои комнаты, Кеннер поделился своими впечатлениями:

— Не нравится мне все это. Лучше нам придерживаться первоначального плана и постараться добраться до Звездной Пристани.

Флинн не согласился:

— Ты все еще волнуешься о золоте? Я хочу только, чтобы с меня сняли это проклятие, или заклятие, или как его там называют. Я хочу, чтобы моя жизнь принадлежала мне.

Кеннер подавленно кивнул, не в силах говорить. Каспар вздохнул:

— Ваши жизни вышли из-под контроля в тот день, когда вы вытащили из-под земли эту проклятую штуку, а моя — с тех пор, как я встретил вас. Мы обречены… решить эту задачу, не знаю даже, как лучше выразиться.

Никому не требовались пояснения относительно того, какие у них были альтернативы: они должны выполнить эту загадочную миссию — или погибнуть.

12. РАТНГАРИ

Судно взрезало пенистый вал.

Каспар, Кеннер и Флинн стояли у поручней, плотно запахнувшись в плащи, и следили за тем, как корабль огибает мыс Матаба. Несмотря на то, что стояло лето, здесь, на далеком юге, во время шторма было холодно. К северу от корабля на мысу высились деревья Большого Южного леса, темные и мрачные среди острых скал.

Три с половиной недели продолжалось их плавание. Храм Калкина предоставил хорошее судно: они уже приближались к своей цели, заливу Ратнгари, у южной оконечности гор Ратнгари.

Трое путешественников покинули Махарту в безрадостном настроении; их подавляло чувство полной беспомощности перед заклятием, властвующим над их волей. Кеннер замкнулся в себе и почти не раскрывал рта. Флинн не сдавался: он все время искал решение, упущенное или ошибочно отвергнутое другими. Время от времени ему казалось, что он что-то вспомнил, о чем-то догадался, тогда Флинн звал своих товарищей обсудить очередную идею, но каждый раз оказывалось, что и эта идея несостоятельна, после чего он угрюмо замолкал на несколько часов. Каспар же просто злился.

Ни разу за всю свою жизнь Каспар, наследник трона Оласко и затем герцог, не спрашивал ничьего разрешения, за исключением отца. Он делал только то, что хотел и когда хотел. Единственный раз, когда его принудили к чему-либо, потребовалось три армии и предательство, и все равно он был жив! Одна мысль о том, что некая сила могла запросто подчинить его себе, приводила Каспара в ярость.

Попав в это полушарие, он имел повод и возможность поразмышлять над многими вещами. То, что в молодости вызвало бы у него возмущение, сейчас лишь забавляло его. Он помнил, сколь привередлив бывал дома, требуя, чтобы каждый предмет одежды был безукоризненно чист, выглажен и подготовлен к его утреннему туалету или вечернему приему. Только охотясь с отцом, он не заботился о внешнем виде.

Отец… Что бы он сказал, увидев, как Каспар рубит дрова во дворе дома Джойханны или раскидывает по полю навоз? Только командир Аленбурга догадался, что Каспар по рождению может принадлежать к высокому роду, больше — никто. И даже генералу потребовалось несколько вечеров, чтобы сделать такое предположение; но по крайней мере он уважил желание Каспара сохранить инкогнито. Что касается Флинна и Кеннера, то они явно подозревали, что Каспар мог быть когда-то офицером или благородным господином, и это объяснило бы его образование и манеры, но выпытывать у него правду они не собирались. Что ими руководило, природный такт или заклятие, Каспар не знал.

Как ничто другое в жизни, сейчас Каспара мучило осознание одного факта: его жизнь не принадлежит ему и не принадлежала уже давно, еще до того, как он очутился в этих краях.

Теперь он почти не сомневался, что Лесо Варен, его «советник», использовал свои магические навыки для того, чтобы преумножить и направить в нужное магу русло присущее Каспару тщеславие. В результате герцог, сидя за столом в своих покоях, отдавал приказы о разрушении целых рас и тем самым осуществлял неуклюжий и неловкий план ввести Королевство Островов в заблуждение. Тысячи жизней были загублены ради того, чтобы отвлечь внимание людей от истинной цели Каспара — трона Ролдема.

Тогда все это казалось таким простым и естественным. Семь удобных смертей — и безутешное население Ролдема обратит взор на север, призовет Каспара, герцога Оласко, возглавить их государство на правах законного властителя. О чем он только думал! И вдруг до Каспара дошло: в том-то и дело, что он не думал. Вернее, думал только о том, о чем позволял думать Лесо Варен.

И неизвестно, что бесило его больше: то, как легко удалось магу втереться в круг приближенных к герцогу людей, или то, что сам он не смог разглядеть безумие замысла Варена. Сегодня, стоя на мокрой от морских брызг палубе чужого корабля в далекой стране, Каспар не задумываясь мог бы назвать не меньше дюжины доказательств того, что план, предложенный Лесо Вареном, безумен. Такой план не мог бы привести ни к чему иному, кроме войны и хаоса. Теперь Каспар видел, что в этом-то и заключались истинные намерения мага: по причинам, которых Каспар вероятно, никогда не узнает, Леса Варен хотел, чтобы королевства Восточных земель, Королевство Островов и даже Великий Кеш оказались ввергнуты в междоусобную войну.

Кто бы от этого выиграл, Каспар понять не мог. Иногда одной стороне может быть выгодно, если ее соседи начнут выяснять отношения. Он, герцог Оласко, и сам порой оказывался в роли такой стороны, но только если между соседями не разгоралось большой войны, если дело ограничивалось пограничными стычками, политическими интригами или дипломатическими ловушками. Но настоящая война между тремя самыми могущественными нациями в северном полушарии? Дестабилизация столь обширной территории крайне опасна. Три колоссальные силы, столкнувшиеся в вооруженном конфликте, привели бы к разорению половины мира.

И ведь Каспар уже видел последствия своих попыток натравить друг на друга Кеш и Острова. Однако его действия, хотя и разрушительные для некоторых народов, не возымели желаемого результата: вместо того чтобы развязать между собой полномасштабную войну, два великих государства объединили усилия, и для Каспара все закончилось катастрофой. Его столица была захвачена за один день! Даже если бы Когвин Ястринс не провел в цитадель нападающих через секретный ход — да будь проклят предок, что называл цитадель неприступной! — совместная мощь Ролдема и Кеша сровняла бы укрепления с землей уже через месяц. Более того, если бы слухи оправдались и к стенам Опардума прибыла армия Королевства Островов, то месяц осады сократился бы до недели.

Нет, общая картина не имела никакого смысла. Не больше, чем это заклятие. И самым горячим желанием Каспара (кроме желания выжить, разумеется) было, чтобы ему кто-нибудь все объяснил.

Один из солдат сопровождения обратился к нему:

— Мы пристанем в заливе на закате. Капитан говорит, что ночевать все же следует на корабле, чтобы завтра приступить к делам со свежими силами.

Трое путешественников вернулись в свою каюту, по-прежнему молчаливые, каждый погруженный в свои мысли. И позже, за ужином в капитанской каюте, они почти не принимали участия в общей беседе.

* * *

Утром у них ушел почти час на то, чтобы собрать вещи и выгрузить все, включая злосчастный гроб с доспехом, на берег. Шел прилив, волны нещадно бились о берег и о борт судна, но наконец Каспар и его товарищи очутились на берегу вместе с тридцатью солдатами под командованием офицера из Махарты.

Молодой лейтенант Шегана осмотрел гроб, и по его указанию деревянный ящик обвязали веревкой так, чтобы его было удобно нести четырем солдатам. Лейтенант, очевидно, не был в восторге от данного ему поручения и не скрывал этого с того самого момента, как все погрузились на судно еще в Махарте. Корабль не успел выйти из порта, а Шегана отвел Каспара в сторону и произнес следующую речь:

— Мне приказано доставить вас до определенного места, которое для меня пометил на карте отец Элект Вагаша из храма Калкина. Также мне приказано обращаться с вами вежливо и следить за тем, чтобы мои солдаты проявляли по отношению к вам уважение. Насколько я смог понять, вы — благородных кровей, хотя явным образом этого не прозвучало. Итак, мой господин, я постараюсь выполнить задание с честью, но прошу вас четко уяснить: если мне придется выбирать между жизнью моих людей или жизнью вашей и ваших товарищей, жить будут мои люди, а вы трое будете предоставлены себе самим. Это понятно?

Каспар помолчал, потом сказал:

— Если мы останемся в живых после выполнения этой миссии, лейтенант, я уверен, что вы превратитесь в офицера, за которым солдаты последуют и в огонь, и в воду. Но вам еще необходимо научиться сдерживать свой характер, выполняя неприятные вам поручения.

Ревностный лейтенант отдал команду, и четверо из его подчиненных подхватили гроб. Солдаты двинулись по тропе, ведущей от берега вверх, в заросли кустарника. Каспар посмотрел на Кеннера и Флинна, те кивнули ему в ответ, и все трое пристроились в конец процессии.

* * *

Первые три дня похода по пересеченной местности были утомительны, но закончились без происшествий. Дорога от берега поднялась вверх по склону прибрежных скал, а затеи пролегла по каменистому плато, изрезанному оврагами и балками, преодолеть которые бывало не просто.

Каспар приметил множество следов дичи и крупных хищников: медведей, волков и рысей. Чем выше в горы поднимался отряд, тем холоднее становилось; по ночам иногда случались заморозки, несмотря на то, что лето еще не закончилось.

На четвертый день ландшафт поменялся: путники вступили в долину между лесистыми холмами, между которыми бежали полноводные ручьи.

К вечеру путешественники нашли относительно ровное и чистое место — выходящую на поверхность горную породу, где они развели костер; вокруг лейтенант Шегана расставил караульных.

— Лейтенант, можете вдвое сократить число караульных и дать своим людям как следует выспаться, — предложил Каспар. — Я неплохой следопыт, и с последнего нашего привала мне не попадалось ни единого следа человека. Здесь нас могут побеспокоить только крупные хищники, но огонь удержит их на расстоянии.

Лейтенант едва заметно кивнул, однако от Каспара не укрылось, что через некоторое время вокруг лагеря осталось только два караульных вместо обычных четырех.

И еще два дня прошли спокойно, а на третий день высланные вперед разведчики вернулись с сообщением, что впереди тропа разветвляется. Часом позже к развилке подтянулась вся группа: из двух путей один вел на север вдоль нижних склонов горной гряды, а второй круто забирался в горы, поворачивая на запад.

Лейтенант Шегана объявил:

— Что ж, господа, если указания доброго отца Электа верны, то нам надо карабкаться вверх до тех пор, пока не подойдем к подножию Небесных Столбов.

По его команде от группы отделился разведчик и быстрым шагом двинулся по западному ответвлению. Четверо солдат, назначенных нести гроб, взялись за веревку. Весь отряд организованно свернул влево.

* * *

К концу того дня, уже на закате, они подошли к узкому глубокому ущелью. Лейтенант обратился к Каспару:

— Здесь мы остановимся и будем ждать вашего возвращения. Отец Элект говорил, что от этого места вы должны идти одни.

Каспар кивнул:

— Мы уйдем на рассвете.

Горный пейзаж не позволял глазу зацепиться ни за одну живописную деталь: серые склоны, мрачные тени, неяркие лучи заходящего солнца, почти полностью скрытые тяжелыми облаками.

— Зловещее место, — произнес лейтенант Шегана. — Что ж, я получил четкие инструкции: мы будем ждать вас здесь две недели, если по истечении этого периода вы не вернетесь, мы двинемся к кораблю без вас.

— Понимаю, — ответил Каспар.

Кеннер и Флинн озабоченно нахмурились. Кеннер рискнул выразить их общее недовольство:

— А что, нам самим придется тащить этот ящик в горы?

— Похоже на то, — подтвердил Каспар.

— Я вам не завидую, — сказал лейтенант. — К тому же этот груз, на мой взгляд, не самое тяжелое ваше бремя.

Солдаты развели костер. За ужином почти никто не разговаривал.

* * *

Каспар вдруг проснулся. Еще не успев ничего понять, он уже оказался на ногах с мечом на изготовку. Только потом он понял, что разбудил его дикий крик Флинна. Оглядевшись, он понял, в чем причина панического ужаса бывалого товарища: вокруг потухшего костра лежали бездыханные тела лейтенанта Шеганы и его солдат. На лицах их навсегда застыло выражение беспредельного страха.

Подбежал и встал рядом Кеннер, но весь его вид говорил о том, что он стремится оказаться как можно дальше от этого места.

— Что это? — повторял он, переводя взгляд с одного трупа на другой. — Кто это сделал?

Каспар убрал меч.

— Кто-то, кому показалось, что эти воины подошли слишком близко к Шатру Богов.

— Мы все погибнем! — завопил Кеннер, впадая в истерику.

Каспар схватил его за плечо и сильно сдавил, болью заставив отвлечься от эмоций.

— Все люди смертны. Просто за нами смерть придет не сегодня. Если бы эта сила, что убила солдат, желала и нашей гибели, мы бы лежали сейчас рядом с ними.

Кеннер освободил плечо из хватки Каспара, глаза его постепенно сфокусировались, паника отступала.

— Зачем? — прошептал он.

— Не представляю, — сказал Каспар. — Может, чтобы предупредить нас?

— Как будто нас нужно еще предупреждать? — выкрикнул Флинн, в котором страх сменился гневом. — Как будто нужны еще смерти, чтобы поторопить нас?

— Возьми себя в руки, — скомандовал Каспар. — Я думал, что ты уже привык к виду смерти.

Флинн ничего на это не ответил. Кеннер справился с собой и задумался о ближайшем будущем.

— Как нам удастся нести все припасы и еще эту… штуку?

Поглядывая на занимающуюся зарю, Каспар выдвинул план действий:

— Можем двигаться поэтапно. Допустим, все втроем мы берем с собой наш доспех и припасы на полдня, затем один из нас остается караулить принесенное, а другие двое возвращаются обратно и забирают остальное. Конечно, такой способ сильно замедлит продвижение, но у нас есть две недели на то, чтобы добраться до цели путешествия и вернуться. Полагаю, корабль будет ждать нас еще несколько дней после этого.

— Так давайте же собираться в путь! — нетерпеливо воскликнул Кеннер.

Так как возражений не последовало, путники стали готовиться к восхождению к Шатру Богов.

* * *

Каспар тащил доспех за ноги. Гроб они сразу выкинули, что значительно облегчило ношу, из веревок же, использовавшихся солдатами для переноски ящика, соорудили что-то вроде упряжи: привязали по веревке к каждой ноге доспеха, а вторые концы завязывали петлями на плечах того, чья была очередь. И все рано доспех был ужасно неудобным грузом. Его ноги так и норовили соскользнуть вниз, попутно ударив пятками в спину или бедра носильщика. Приходилось все время следить, чтобы веревки были туго натянуты. Товарищи по несчастью сменяли друг друга каждый час, и к концу дня, предчувствовал Каспар, все трое покроются синяками и ссадинами.

Черный меч, принадлежавший доспеху, Каспар примостил у себя за спиной с помощью самодельных наплечных ножен, которые соорудил из ремней убитых солдат. На то, чтобы выкопать неглубокую могилу и похоронить двадцать одно тело, ушел почти целый день. Бросая землю на могилу лейтенанта Шеганы, Каспар ощутил щемящую боль сожаления: лейтенант подавал надежды, такого офицера герцог Оласко с удовольствием увидел бы в своей армии.

Каспар посмотрел на небо и предложил подумать о привале.

— Если мы хотим сегодня же вернуться за оставшимися припасами, нам пора искать место для лагеря.

Флинн согласно кивнул и указал на площадку чуть выше по склону:

— Вон там довольно ровно, кажется.

Через несколько минут они вышли на небольшое плато. Лес тем не менее был недалеко.

— Я схожу за дровами и останусь здесь с доспехом, а вы возвращайтесь на старое место и там ночуйте. Утром возьмите с собой все, что сможете унести, и поднимайтесь сюда.

— Да, так мы далеко не уйдем, — покачал головой Флинн.

Каспар окинул взглядом вздымающиеся над ними склоны.

— Кто знает, сколько времени мы будем искать этих стражей? Дни, недели? И если там наверху так холодно, как мне кажется, то нам понадобится еда, чтобы сохранить силы.

Неуверенным голосом Кеннер проговорил:

— Что если… эта сила, что заставляет нас все это делать, решит, что мы с Флинном решили сбежать?

Каспар нетерпеливо отмахнулся:

— Если хочешь, ты оставайся на ночь с доспехом, а я пойду с Флинном.

— Нет, лучше я пойду, — замотал головой Кеннер.

Флинн устало вздохнул:

— Что ж, чем раньше начнем, тем раньше закончим. Пойдем.

Несколько минут Каспар шел вместе с ними, потом свернул в лес и стал собирать дрова для костра. К счастью, здесь было полно сухостоя и валежника, так что большого труда это не составило. Набрав достаточно дров на две ночи, Каспар присел передохнуть. В угасающем свете дня чуждое человеческому глазу черное создание выглядело еще более зловещим, чем обычно.

Когда отсветы огня заиграли на камнях веселыми сполохами, Каспар вынул принесенную с собой еду, перекусил, потом стал разворачивать постель. Одеяло из гусиного пуха было совсем не лишним. Ночь обещала быть холодной.

Каспар подбросил в костер несколько толстых бревен, опасаясь ночных хищников, после чего забрался под одеяло. Он уже засыпал, когда послышался волчий вой. Вскинувшись, он всмотрелся в сгустившуюся вокруг огня тьму. Волк был где-то поблизости.

Пару минут Каспар не двигался, ожидая ответного воя. Повадки волков в этой местности ему были неизвестны. В горах же Оласко существовало три породы этих хищников. Ниже остальных обитали равнинные волки размером с собаку, охотились они стаями и для фермеров были сущим наказанием, особенно зимой, когда холод прореживал стада оленей, антилоп и лосей. Тогда волкам приходилось охотиться на все подряд, даже на мышей, а в особо голодные месяцы они наведывались на фермы в поисках кур, уток, гусей, собак, котов и остальной живности, которую способны были одолеть. Поговаривали о нападении на людей, хотя в бытность свою герцогом Каспар не получал достоверных донесений о подобных происшествиях.

Волки, обитающие в высокогорных районах, носили прозвище «злобные». Они обладали гораздо более крупными головами, чем их равнинные собратья, а вот лапы у них были короче. В целом по размеру они превосходили все другие породы своих собратьев.

Болотные волки, встречавшиеся в топях на юго-западе Оласко, в принципе были теми же равнинными волками, которые почему-то решили перебраться на болота. Единственное их отличие, насколько мог видеть Каспар, заключалось в более темном окрасе шкур.

Больше волчий вой не повторился, и Каспар опять погрузился в сон.

Где-то в середине ночи его еще раз разбудил вой, похожий на волчий. Каспар положил ладонь на рукоять меча и прислушался, но ничего не услышал, только ветер шелестел листвой в вершинах деревьев. Потом он взглянул на доспех — немую фигуру, лежавшую по другую сторону гаснущего костра. На гладкой поверхности играли блики огня. Через некоторое время Каспар снова завернулся в одеяло.

* * *

Кеннер и Флинн показались на тропе только к полудню, нагруженные мешками с провизией. Они тяжело опустились на камни, отдуваясь и утирая пот. Флинн поинтересовался:

— Никаких происшествий?

— Где-то неподалеку бродит волк, а так ничего.

— Волк? — переспросил Кеннер. — Один?

— Кажется, да, — ответил Каспар, подбрасывая дрова в весело затрещавший огонь. — Посмотрим-ка, что вы принесли. — Он оценил имеющиеся у них запасы. — Надеюсь, мои расчеты верны и мы обойдемся этим, исходя из следующего плана действий. Завтра утром вы двое выходите вперед с припасами…

Каспар предложил еще несколько дней двигаться группами, возвращаясь за тем, что невозможно унести за один раз. Когда запасов станет меньше, можно будет объединиться и дальше идти вместе.

Остаток дня они отдыхали, предварительно обеспечив себя большим запасом дров. Волки Каспара не слишком беспокоили, но вот медведи, почуяв съестное, могли потерять осторожность и полезть прямо на людей. Тем более что сейчас, в конце лета, самцы вели себя агрессивно, а медведицы усиленно запасали жир, готовясь к зимней спячке.

С приближением ночи Каспар предложил по очереди караулить лагерь:

— Просто на случай, если кто-то захочет отведать наших припасов.

После схватки с матерым медведем, из которой он вышел живым только благодаря тому, что Ког Ястринс знал, как справиться с лесным гигантом, Каспар считал любую предосторожность нелишней, хотя и не стал делиться со спутниками деталями той встречи.

Каспар выбрал вторую вахту, позволив Кеннеру и Флинну поспать без перерыва и без того укороченную ночь: завтра именно им придется идти весь день в гору, а у него будет время отдохнуть. Свое дежурство он провел в размышлениях о собственной жизни.

Мрачные воспоминания опять нахлынули на него при мысли о первом появлении Лесо Варена. Маг пришел в цитадель с просьбой дать ему приют и при этом производил впечатление безобидного книжника. Но незаметно и очень быстро он вошел в узкий круг приближенных Каспара, и еще через некоторое время мировоззрение герцога Оласко стало меняться. Что было тому виной: амбиции герцога или сладкие речи мага? В эту ночь Каспар понял, что совершал поступки, противные его натуре, и чем дальше, тем более ужасными представлялись ему собственные деяния.

Каспар вспомнил свой последний день в цитадели в Опардуме. Он был убежден, что стоит ему попасть в плен, как его тут же казнят, поэтому решил драться до конца. Он не имел понятия, кто стоял за нападением Кеша и Ролдема, и только когда в последнюю комнату, обороняемую им и преданными ему слугами, ворвался Когвин Ястринс, все встало на свои места. В том, что Кога сопровождал Квентин Хавревулен, была особая ирония. Когда открылось, что Ястринс — последний из оросини, Каспар наконец понял его мотивы и в душе аплодировал хитрости бывшего слуги. Когвин так хорошо изображал подданного Королевства, что даже Лесо Варен не раскусил его. Поражение Опардума было полным и безоговорочным.

Но самым большим сюрпризом для Каспара оказалось то, что ему даровали жизнь, отправив в изгнание — поразмыслить над содеянным. И Каспар проклинал Ястринса за это, поскольку наказание возымело именно тот эффект, на который рассчитывали: впервые в жизни бывший герцог испытывал угрызения совести.

Каспар ужаснулся при мысли о том, сколько он погубил женщин, подобных Джойханне, и мальчишек, подобных Джоргену. Раньше, до своего изгнания, он воспринимал всех их не как живых людей, а как помехи на пути к осуществлению его планов. Его мечты о власти, о троне Ролдема — не самого могущественного государства в мире, но самого влиятельного, прогрессивного и цивилизованного, — все это тщеславие. Убийственное тщеславие, которое не принесло ему ничего. Что бы он делал дальше? Постарался бы завоевать мир? Измыслил бы, как подчинить Кеш и Королевство? Переплыл бы море, чтобы покорить и второе полушарие? А что потом? Отправился бы на легендарный континент на севере, названия которого он даже не помнит? Завоевал бы родину цурани? Когда бы он остановился?

И даже совершив все это, чего бы он достиг? Он одинок, и единственный человек на всем свете, к которому он испытывает нечто похожее на любовь, — это его сестра. Ему не с кем поделиться своими мечтами.

Каспар посмотрел на спящих товарищей. У Флинна жена, у Кеннера девушка, и оба они мечтают о том, что можно осуществить, а не лелеют несбыточные фантазии о власти над всем миром. Власть — это иллюзия, говорил старый герцог. Только теперь Каспар начал понимать, что имел в виду отец. И он завидовал двум этим людям, которых даже не мог назвать своими друзьями, но по крайней мере доверял им. В них не осталось ничего от амбиций или алчности. Они — просто люди, борющиеся за освобождение от заклятия, за возврат к нормальной жизни.

У бывшего герцога возник вопрос, в чем заключалась бы для него нормальная жизнь, будь он свободен от заклятия. Удовлетворился бы он, найдя симпатичную женщину, осев на земле и заведя детей? Кратковременный опыт общения с Джоргеном показал, что Каспару не чужды отцовские чувства. Раньше дети были для него побочным продуктом межгосударственных браков по расчету, крошечными гарантиями того, что соседнее государство будет вести себя мирно. Мысль о том, что детей можно любить, если и приходила ему в голову, то тут же изгонялась как неуместная и странная.

Каспар разбудил Кеннера, который, ни слова не говоря, поднялся и поменялся с ним местами. Все делалось тихо, чтобы не потревожить Флинна. Каспар завернулся в одеяло и стал ждать, когда к нему придет сон.

Ждать пришлось долго. Заснуть мешала тупая, растущая боль — незнакомое ощущение. Сначала герцог даже забеспокоился, не заболевает ли он.

Потом он понял, что это за ощущение и чем вызвана эта боль, и ему захотелось заплакать. Но он не знал как.

* * *

Волк появился за час до рассвета. Каспар почувствовал недоброе за миг до того, как раздался вопль Кеннера. Флинн и Каспар выхватили мечи, но было уже поздно: огромный зверь впился в горло их товарища.

— Хватай факел! — крикнул Каспар.

Самый большой волк из тех, что встречались Каспару, обитал в горах Оласко. От хвоста до носа в том хищнике было не менее шести футов, а весил зверь не менее ста фунтов. Но этот ночной гость был в полтора раза больше. Семи или восьми футов в длину, тварь наверняка весила примерно как крепкий мужчина. Шансов у Кеннера не было. Каспар сжал меч, отчаянно мечтая о копье. Он не хотел бы, чтобы зверюга приближался к нему, а меч годится только для ближнего боя. Значит, придется убивать с первого же удара.

Волк отпустил обмякшее тело Кеннера и грозно зарычал. Флинн вытянул из костра пылающую ветку и держал ее в левой руке, а правой, с мечом, непрерывно размахивал.

— Что будем делать? — спросил он Каспара.

— Его нельзя упускать. Это людоед, и он достаточно сообразителен, чтобы проследить за нами и напасть следующей ночью. Надо убить его или ранить так, чтобы ему оставалось лишь заползти куда-нибудь и сдохнуть. — Каспар оглянулся. — Обходи его справа. Факел держи перед собой. Если он прыгнет, суй пламя ему прямо в морду и ударь мечом как можно сильнее. А нет, так гони его вокруг костра ко мне.

К удивлению Каспара, Флинн последовал этим указаниям с небывалой решительностью, хотя огромный хищник привел бы в замешательство и самого опытного охотника. Тварь прижала голову к земле, что Каспар расшифровал как подготовку к атаке.

— Готовься! Он прыгает!

Флинн взял инициативу в свои руки и в прыжке ткнул факелом в волка, заставив того попятиться. Человек с факелом впереди и костер справа — серому хищнику оставалось лишь отпрыгнуть назад и влево.

«Если бы у меня было копье!» — еще раз пронеслось в голове у Каспара. Он обогнул костер, и зверь повернулся к нему. Ободренный отсутствием у человеческого существа горящей палки, волк бросился на Каспара, даже не исполнив перед прыжком предупредительного ритуала.

Жизнь Каспару спас только многолетний охотничий опыт: он распознал намерения зверя мгновенно. Вместо того чтобы, следуя инстинкту, уклониться вправо, в сторону от стремительного прыжка, он развернулся влево, в повороте проведя мечом параллельно земле.

Как он и надеялся, лезвие вспороло зверю грудную клетку. Волк с визгом рухнул на землю, но, зная агрессивную живучесть хищников, Каспар завершил полный оборот и встал лицом к зверю, готовый продолжать схватку.

Этого не потребовалось. Волк в судорогах бился среди камней, пытаясь подняться на поврежденные конечности. Ослепленное болью животное укусило себя за раненую лапу, усугубив свои страдания. Каспар быстрым движением отсек бесполезную лапу и встал в стороне, наблюдая.

Флинн решил действовать и приблизился к волку.

— Подожди! — остановил его Каспар. — Пусть он ослабеет от потери крови. Если ты подойдешь слишком близко, он еще сможет броситься на тебя.

Зверь изо всех сил пытался отползти, отпрыгнуть, но неизменно с визгом падал мордой в камни. Тем не менее ему удалось продвинуться на несколько ярдов в сторону леса.

— Неси сюда факел, — сказал Каспар.

— Зачем?

— Мы должны убедиться, что он сдох.

Они медленно следовали за волком вниз по склону, но через пятьдесят ярдов он обессилел совершенно и распластался на земле, тяжело дыша. Каспар и Флинн подошли к нему достаточно близко, чтобы разглядеть его в свете факела, но все же стояли достаточно далеко, чтобы быть готовыми к внезапному нападению.

Наконец глаза зверя закатились. Каспар тут же сделал быстрый шаг вперед и вонзил острие меча в горло волка. Тот дернулся, потом затих.

Когда все кончилось, Флинн проговорил:

— Я не знал, что бывают такие большие волки.

— Я тоже, — сказал Каспар. — Такой породы в Оласко не существует, и я не слышал, чтобы они были где-то еще.

— Что теперь? — обреченно произнес Флинн.

Каспар положил руку на плечо последнего оставшегося в живых торговца.

— Волка оставим на растерзание падальщикам. Пойдем похороним Кеннера.

Вдвоем они повернулись и зашагали обратно к стоянке.

13. НЕБЕСНЫЕ СТОЛБЫ

Каспар кряхтел от напряжения.

Он и Флинн вынуждены были вдвоем тащить проклятый доспех, вдобавок к припасам и ларцу. После многих попыток остановились на единственно возможном варианте: из доспеха и веревок соорудили нечто вроде гамака, Каспар встал вперед, Флинн — назад, и так они шли по узкой расщелине между двух отвесных скал.

Угроза буквально витала в воздухе. Казалось, что в любой момент незваных пришельцев сплющат две гигантские ладони стен. Даже яркое утреннее солнце не могло разогнать мрак внутри теснины, и лишь полоска голубого неба высоко вверху немного поднимала настроение.

— Как ты там справляешься? — спросил Каспар. Он беспокоился о Флинне. После гибели Кеннера в торговце не осталось душевных сил. Он, казалось, полностью смирился с неизбежной смертью. Каспар видел подобное выражение лица у заключенных, уводимых в темницу, — у людей, которых будут пытать или казнят из тех или иных соображений государственной важности.

— Нормально, — ответил Флинн, но голос его свидетельствовал об обратном.

— По-моему, впереди что-то виднеется.

— Что?

— Расщелина заканчивается, — ответил Каспар. Они как раз обошли завал из камней, и стало видно, что дальше скалы расходятся в стороны. Вскоре два путника оказались на широком плато, через которое вела еле заметная тропа.

Каспар предложил отдохнуть, и Флинн не возражал. Они опустили доспех на землю, сняли заплечные мешки и присели на камни.

— Посмотри, там какие-то фигуры на фоне гор, — сказал Каспар.

Флинн прищурился и всмотрелся вдаль. Стоял один из тех солнечных дней, когда воздух от жары казался плотным и липким. После часов, проведенных в ущелье, свет резал путникам глаза.

— Точно, там что-то есть, — подтвердил Флинн. Отдохнув несколько минут, они вновь взвалили на себя свою ношу и зашагали через плато по тропе. Чем ближе они подходили к горному массиву на другом конце плато, тем яснее становилось видно: у каменной стены стоял город, а плато переходило в городскую площадь.

Некоторые здания были врезаны в скалы, другие располагались свободно, но формы и тех и других не укладывались в голове путешественников: неописуемые грани и изгибы ускользали от взгляда и озадачивали разум. Шестигранники, пирамиды, пентаэдры, ромбоиды, огромные обелиски, вонзающиеся в небо между строениями, то прямые, а то изогнутые, треугольные и спиралевидные башни.

— Давай-ка опустим доспех, — проговорил Каспар.

Они снова освободились от груза и подошли к одному из обелисков, сплошь покрытому руническими знаками.

— Ты умеешь их читать? — спросил Флинн.

— Нет, и думаю, никому из смертных это не под силу, — ответил Каспар.

Флинн медленно огляделся вокруг.

— Значит, это и есть Город Мертвых Богов?

— Должно быть. — Каспар тоже переводил взгляд с одной невообразимой фигуры на другую. — Ни один человек не смог бы придумать такое.

— И кто же все это построил? Каспар пожал плечами:

— Наверное, сами боги. Те, что еще живут. — Он что-то выискивал среди нагромождения форм. — Здесь одни склепы и усыпальницы. Не видишь чего-нибудь другого, а?

Флинн медленно обернулся вокруг себя.

— На мой взгляд, это все могилы. А вон там что-то написано. — Он указал на надпись на одном из строений. — Это ты сможешь прочитать? Лично я ничего подобного не встречал.

Каспар подошел поближе.

— Такие знаки я уже видел, но прочитать не смогу. — А видел он их на пергаментах в покоях Лесо Варена. — Это какие-то магические письмена.

— Куда нам теперь идти? — уныло спросил Флинн.

— Отец Элект сказал только, что хранители живут в бастионе над некрополем, но ниже Шатра. То есть нам надо искать путь, ведущий вверх.

И они углубились в Город Мертвых Богов.

Город заканчивался массивным фасадом, вырезанным в вертикальной скале. Над дверью также было что-то написано.

— Что это? — спросил Флинн.

— Боги знают, я — нет, — сказал Каспар. — Эта дверь выглядит так, как будто, войдя, окажешься прямо в скале.

Флинн осмотрелся.

— Каспар, ты видишь, как тут можно забраться наверх?

— Нет. И не помню, чтобы тропа разветвлялась.

— Я устал.

— Давай отдохнем. — Каспар присел на свой конец доспеха, а Флинн — на свой.

— Нет, я не имею в виду эту усталость. — Флинн был бледен, его лицо осунулось. — Я… Я не знаю, насколько меня еще хватит.

— Мы будем двигаться вперед столько, сколько сможем, — твердо ответил Каспар. — У нас нет другого выбора.

— Выбор всегда есть, — возразил Флинн без тени эмоций. — Можно умереть.

И на лице его отразилось уже не то выражение, что Каспар видел у людей, приговоренных к смерти. Так выглядит загнанное животное, которое, не в силах больше бороться, прекращает сопротивление и ложится на землю в ожидании выстрела.

Каспар шагнул вперед и что есть силы ударил Флинна по щеке. Тот покачнулся, не удержался на ногах и упал на спину. От неожиданной боли его глаза наполнились слезами. Он удивленно смотрел настоящего над ним Каспара.

— Ты не умрешь до тех пор, пока я не скажу тебе, что пора умирать, понял? — отчеканил Каспар.

Флинн сел, ошеломленный, и вдруг засмеялся. Он хохотал все громче и безудержнее, и Каспар понял, что это истерика. Тогда он протянул Флинну руку, помогая подняться на ноги, и скомандовал:

— Соберись и успокойся.

Постепенно припадок смеха прекратился. Флинн помотал головой:

— Не знаю, что на меня нашло.

— Зато я знаю. Это отчаяние. Оно погубило больше человеческих жизней, чем все войны в мире, вместе взятые.

— Похоже, другого пути нет, — заключил Флинн, вернувшись к реальности. — Если мы хотим найти стражей, то должны войти в эту дверь.

Двапутника впряглись в свою ношу и подошли к каменному фасаду. Две широкие ступени вели к двери. Путники потянули ее на себя и вошли.

* * *

Они остановились посреди большого зала. Освещение напоминало пасмурный день: в помещении стоял серый ровный сумрак, чуть разбавляемый желтоватым сиянием, исходившим от стен, потолка и пола. Зал был пуст, только по боковым стенам стояло по два огромных каменных трона. Каспар оглядел ближайший к нему и пояснил Флинну:

— В основании трона что-то написано, на разных языках. Могу прочитать только слово «Друсала».

— Что это значит?

— Не знаю. Вероятно, имя того, кто должен восседать на этом троне. Или название места, правителю которого принадлежал этот трон.

В стене, противоположной двери, открывался вход в широкую пещеру, ведущую куда-то в темноту.

— Должно быть, нам туда, — предположил Каспар.

— Подождите. Знаете ли вы, что делаете?

И Каспар, и Флинн дернулись, пытаясь обернуться, но запутались в веревках, с помощью которых несли доспех. К тому моменту, когда Каспар смог наконец освободиться и посмотреть назад, говорящий уже стоял от них на расстоянии протянутой руки.

Это была женщина средних лет. Ее голову покрывала накидка, а те пряди волос, что оставались на виду, были черными с проседью. Темные глаза выделялись на белой коже, бледность которой объяснялась, как предположил Каспар, тем, что женщина не видела солнца.

В ее облике было что-то неземное, но Каспар никак не мог понять, что именно. А может, таков был эффект внезапного ее появления или странной атмосферы этого зала.

— Убери меч, Каспар из Оласко. Я не причиню тебе вреда.

Флинн снова был на грани истерики.

— Кто ты? — дрожащим голосом выкрикнул он.

Женщина как будто удивилась вопросу.

— Кто я? Я… Называйте меня Хильда.

Не выпуская меча из руки, Каспар обратился к женщине:

— Прости нашу недоверчивость, госпожа, но в последнее время на нашу долю выпало немало злосчастных происшествий — гораздо страшнее, чем то, с чем приходится сталкиваться людям на протяжении всей жизни. А поскольку до ближайшего очага цивилизации сотни и сотни миль и ты, пусть и без оружия, появилась в зале, где только что никого не было, то нашу тревогу можно легко понять и простить. Поэтому прошу прощения за то, что я не с полным доверием отнесся к твоим словам.

— Я понимаю.

— Объясни, откуда ты знаешь мое имя?

— О тебе мне известно многое, Каспар, сын Константина и Мерианны, наследный герцог трона Оласко, брат Натальи. Я могу пересказать всю твою жизнь, начиная с рождения до этой минуты, но на это у нас нет времени.

— Это ведьма! — крикнул Флинн и сделал руками знак, отгоняющий темные силы.

— А ты глупец, Джером Флинн, но после всего того, что тебе пришлось испытать, удивительно, что ты вообще сохранил разум. — Не обращая внимания на меч Каспара, она подошла к Флинну. Прикоснувшись к его плечу, она произнесла: — Твоим страданиям скоро придет конец, обещаю тебе.

На глазах Каспара Флинн будто переродился. Только что он выглядел так, словно вот-вот сойдет с ума от безысходности и ужаса, а через миг превратился в полного сил человека, исполненного радости и решимости. Не в силах сдержать улыбку, он спросил Хильду:

— Как тебе это удалось?

— Один мой старый знакомый называл это фокусами. У меня в запасе их довольно много. — Она обернулась к Каспару. — А что касается того, кто я такая то вы не поймете. Скажу лишь, что я — тень существа, которым была эпохи назад, но, вопреки убеждению многих, я еще не совсем мертва. Сюда я пришла, чтобы помочь тебе, Каспар, и тебе, Джером.

Каспар посмотрел на своего товарища.

— А ведь я и не знал, что тебя зовут Джером. Все эти месяцы я называл тебя просто Флинном. Почему ты мне не сказал?

— Ты не спрашивал, — ответил Флинн. — Кстати, а ты не говорил мне, что был герцогом Оласко! — заметил он со смехом и добавил: — Так странно. Я чувствую себя замечательно.

— Магия, — сказал Каспар, вопросительно глянув на женщину.

— Частично. Но, увы, на большее у меня сейчас не хватает сил.

— Как ты узнала, где мы? — спросил Каспар.

— О, я слежу за тобой уже давно, — ответила Хильда, не сводя с Каспара темных глаз. — Мое внимание ты привлек случайно — тем, что находился рядом с моим старым противником. Он поселился в твоей цитадели и стал причиной многих бед.

— Лесо Варен.

Женщина кивнула.

— Это одно из многих имен, которые он носил. — Ее внимание переключилось на Флинна. — Прости, нам с Каспаром надо поговорить с глазу на глаз.

Флинн тихо опустился на пол, потом лег на бок и, по-видимому, заснул.

— У меня мало времени. Одно только поддержание этой… внешности отнимает много сил и не может сохраняться долго. Я понимаю, что тебе хочется задать массу вопросов, но с ними придется подождать. Сейчас главное то, что тебе необходимо знать. Обстоятельства привели тебя на перекресток судеб народов и миров, где даже малейший выбор возымеет последствия, невообразимые человеком. Надо сказать, Каспар, что в последние годы ты вел себя как хладнокровный мерзавец — опасное, амбициозное, безжалостное чудовище.

Каспар промолчал. Никто и никогда не говорил с ним подобным образом, и все же он признавал, что каждое слово Хильды — правда.

— Но у тебя появился шанс, который выпадает лишь очень и очень немногим: шанс изменить что-то, совершить нечто героическое во имя других — и не ради того, чтобы об этом узнали или оценили содеянное, а ради того, чтобы исправить то, что с твоей помощью было нарушено. Возможно, этот великий поступок окажет влияние на результат встречи с Лимс-Крагмой и улучшит твое положение в следующем витке Колеса Жизни. Да, ты ведь провел на ферме несколько недель, так что тебе нетрудно представить, каково прожить фермером всю жизнь. Искупи свою вину, и, может, тогда ты избежишь такой судьбы. — С легкой улыбкой она добавила: — Хотя я сомневаюсь, что после всех бед, что ты принес, тебе удастся заслужить еще одну жизнь, полную привилегий и власти. Через несколько минут Флинн проснется, и тогда вы должны будете войти в пещеру. Там вы найдете тропу, ведущую к берегу реки. Сделать это непросто, поэтому подскажу: ищите ее по левую руку от входа. Ни в коем случае не пересекайте реку — на другом берегу лежит страна мертвых. Идите по тропе, она приведет вас к бастиону на вершине горы, в нем живут стражи. Они не захотят говорить с вами, но вы дайте им это.

Хильда протянула Каспару какой-то маленький предмет. Он взял его и внимательно рассмотрел: это оказался медный диск, на одной стороне которого была выбита руна, а на другой — женское лицо.

— Она похожа на тебя.

— Да. — Хильда жестом отмела дальнейшие расспросы. — Времени почти не остается. От стражей вы не получите существенной помощи, но все равно должны найти их и запомнить все их слова. Помни одно: они скажут правду, но только ту правду, что доступна им. Их видение мира ограниченно. Поговорив со стражами, вы поймете, что делать дальше. Но вы должны поверить мне на слово и безоговорочно: судьба этого мира висит на волоске. И висит давно, еще со времен Войн Хаоса. На свободу вырвались злые силы, и, что хуже всего, они действуют скрытно; их почти невозможно обнаружить. Ты стал невольным оружием в их руках.

— Лесо Варен — сказал Каспар, уже догадавшийся, о чем идет речь. — Да, он использовал меня.

— Как использовал и будет использовать многих других.

— Он мертв, — возразил Каспар. — Когвин Ястринс свернул ему шею.

— Он и раньше бывал мертв, — сказала Хильда. — Если тебе еще когда-либо доведется встретить его, то ты поймешь, что он — как таракан: мы только думаем, что задавили его, но это не так.

— Если мне доведется встретиться с ним, я с удовольствием проверю эту теорию лезвием меча.

— Вероятно, ты его не узнаешь. Он обладает способностью менять свою внешность. Для меня он досадная помеха, а для тебя — смертельный риск. Если ваши пути действительно пересекутся, тебе лучше заручиться поддержкой могущественных союзников.

— Где их искать?

— Ты найдешь их, как только избавишься от этого, — ответила женщина, указывая на доспех.

— Что это?

— Нечто, оставшееся от рас, населявших Мидкемию до человека. О нем тебе расскажут стражи. А мне пора уходить. Разбуди Флинна и иди с ним к реке, затем двигайтесь по дороге. И помни, я выбрала тебя, а не Флинна. В конце ты останешься один.

Она сделала шаг назад.

— Подожди! — крикнул Каспар. — Что значит — один?

Но она исчезла.

Каспар постоял секунду, ощущая, как из его души исчезают довольство и счастье, испытываемые в присутствии Хильды. Из состояния задумчивости его вывел пробудившийся Флинн.

— Где она? — спросил он.

— Ушла, — ответил Каспар.

Огонь во взоре Флинна тут же погас. Все хорошее, что сделала для него загадочная женщина, ушло вместе с ней.

— Пойдем, — позвал товарища Каспар. — Нам предстоит нелегкий путь. Хорошо хоть, теперь мы знаем, куда идти. — По лицу Флинна было видно, что в его душе отчаяние вновь берет верх. Каспар попытался направить мысли спутника в более приятное русло: —Бастион недалеко. — Это было неправдой, но Каспара обеспокоило последнее предупреждение Хильды. — Там мы наконец бросим эту проклятую реликвию и как следует поедим!

Флинн ничего на это не ответил и стал молча продевать руки в веревочные петли, готовясь поднять свой конец доспеха. Каспар проделал то же самое со своей стороны, и двое путников снова тронулись в путь.

Казалось, что до темного зева пещеры совсем недалеко, но понадобилось добрых десять минут, чтобы дойти до него. Если зал купался в мягком золотистом сиянии, то в пещере стоял мрак. Далеко впереди виднелась слабая светлая точка, поэтому Каспар решил не тратить время на сооружение факела, тем более что материалов для этого поблизости не наблюдалось. Заколебавшись лишь на миг, герцог сделал первый шаг в пещеру.

* * *

Слабый свет вдали играл с путниками в какую-то злую игру: сколько бы они ни шли, он все никак не приближался. В конце концов Флинн спросил:

— Где это мы?

— Я не спрашивал, — ответил Каспар. Он решил не признаваться Флинну в том, что они приближаются к берегам реки Смерти.

И все же светлое пятно стало больше, ярче, и наконец два путешественника увидели перед собой проход в пещеру еще более обширную. Вместо стен вздымались горные утесы, теряясь где-то в невообразимой высоте; почти вертикальные поверхности выглядели гладкими и скользкими. Каспар прикоснулся к одной из скал пальцем: на ощупь она была похожа на мыльный камень. Впереди дорогу путникам преграждала широкая река. На воде виднелась какая-то фигура. Каспар пригляделся: она приближалась к их берегу. Вскоре стало возможно разглядеть, что это лодка, которой управляет мужчина в плотной накидке.

— Каспар, — позвал Флинн. — Нам надо перебираться на тот берег? — Он быстро скинул веревки и мешок с припасами. — Думаю, да.

Каспар почувствовал, как на голове у него волосы встали дыбом: он понимал, где они с Флинном находятся.

— Стой! Вернись! — крикнул он товарищу, который уже шел по направлению к лодке. — Мы с тобой в зале Смерти! Если ты пересечешь реку, то окажешься во владениях Лимс-Крагмы! Нам нужно искать тропу на этом берегу.

Он догнал Флинна и схватил его за руку. Флинн обернулся, и Каспар был поражен выражением полного счастья, которым светилось лицо торговца.

— Нет, для меня все кончено. Я понял это. Мне нужно на тот берег.

Каспар отпустил руку Флинна, и в тот же момент лодка ударилась носом о прибрежные камни. Лодочник вытянул руку, словно приглашая подняться на борт.

— Он ждет, — сказал Флинн. — Мне пора. — Он снял с пояса кошель и передал его Каспару. — Здесь кольцо и еще несколько ценных предметов.

Каспар взял кошель и продолжал стоять на берегу, наблюдая за тем, как Флинн спускается к воде и залезает в лодку. Бывший герцог Оласко еще не понял, как ему реагировать на происходящее, а лодочник и Флинн уже отплыли.

Флинн оглянулся:

— Если выберешься отсюда, найди мою семью в Крондоре. Проследи, чтобы у них все было в порядке, ладно?

Каспар не мог выговорить ни слова и смотрел вслед лодке до тех пор, пока его товарищ не растаял в дымке, поднимавшейся над речной гладью.

Он остался один.

* * *

Впервые с начала этой странной одиссеи Каспар испытал чувство беспомощности. Он посмотрел вниз на черный доспех и чуть не поддался отчаянию. Пять минут он стоял не двигаясь, его мозг был не в силах примириться с невероятностью всего, что произошло с герцогом Оласко с момента его изгнания, а потом неожиданно для себя он засмеялся.

Он ничего не мог с собой поделать. Если судьба когда-либо разыгрывала более изощренную шутку на другим смертным, то Каспару ее не представить. Он хохотал, пока не закололо в боку, и тогда понял, что и он, как недавно Флинн, понемногу впадал в истерику.

Каспар запрокинул голову и проревел, бросая вызов себе и судьбе, не желая сдаваться силам, в чьих руках он оказался игрушкой:

— Думаете, это конец? — И, набрав в грудь воздуха, крикнул: — Нет! — Немного погодя, успокоившись, он тихо, с силой повторил: — Нет.

Этот всплеск эмоций помог Каспару собраться с мыслями и задуматься над тем, что делать дальше. Его взгляд упал на черный доспех. Преодолев с этой штуковиной путь в полконтинента, Каспар с тоской представил, каково ему будет тащить этот груз обратно, но уже в одиночку.

Он собрал все имеющиеся в наличии веревки и обвязал ими доспех так, чтобы можно было взвалить его на спину, закрепить в этом положении и так двигаться вперед.

Каспар всегда был крепок физически, однако, сделав всего несколько шагов, понял, что очень скоро его организм взбунтуется от такой нагрузки. Но, вспомнил он слова отца, чем раньше начнешь, тем быстрее закончишь.

Прогоняя из памяти образ Флинна, исчезающего в речном тумане, Каспар повернул влево от реки и шел до тех пор, пока не увидел среди камней тропу.

Он потерял счет времени. Спина горела, болели ноги, но он двигался вперед. Как в полусне он отметил про себя в какой-то момент, что, кажется, тропа пошла резко вверх. Потом, спустя вечность — или несколько часов, — впереди забрезжил свет.

К тому времени Каспар еле передвигал ноги, но сменившийся пейзаж вывел его из состояния забытья. Он оказался уже в следующей пещере, менее жуткой, чем предыдущая, и не такой огромной. Должно быть, он, не заметив, перешел какую-то грань и вновь оказался в привычном для себя мире.

В дальнем конце пещеры действительно что-то светилось, и Каспар зашагал с новыми силами. Свет воодушевил его настолько, что он даже смог задуматься над тем, сколько времени провел в пещере у реки Смерти, но так и не смог решить, дни прошли или недели. Кто знает, предположил он, может, в той пещере человек не испытывает голода и усталости.

Наконец Каспар очутился на поверхности: он стоял на склоне горы, под ногами вилась узкая, еле заметная тропка, которая левее поднималась вверх по склону, а справа вела вниз. Каспар с надеждой посмотрел с горы вниз, понимая, однако, что обитель богов, скорее всего, расположена выше. Солнце стояло в зените. Припомнив, какое было время суток, когда они с Флинном вошли в дверь в скальной стене, Каспар прикинул, что это произошло как минимум один день назад.

Передохнув немного, он направился по тропе вверх.

* * *

Каспар не имел представления о том, насколько велика эта гора и где именно на ней он находится. Как охотник, он всегда гордился своим умением ориентироваться в любой местности. Увы, здесь это было невозможно.

Ночь он провел прямо на тропе, даже не отвязав от себя доспех. Встав с первым светом, он двинулся в путь и к полудню увидел вдалеке мощное сооружение среди скал, обращенное на восток. По оценкам Каспара, к Городу Мертвых Богов они подошли с востока, значит, в поисках бастиона ему пришлось обойти всю гору по кругу.

Тропа закончилась у тяжелых дубовых ворот, достаточно широких для того, чтобы в них проехала небольшая телега. Ни молотка, ни ручки Каспар не обнаружил, поэтому забарабанил по доскам кулаком.

Несколько минут ничего не происходило, потом одна из створок неожиданно приоткрылась, и показался пожилой человек, седовласый, седобородый, в простой робе из домотканого полотна.

— Что тебе нужно? — спросил он.

— Я ищу стражей.

— Они никого не принимают, — ответил человек и попытался закрыть ворота.

— Каспара, герцога Оласко, они должны принять, — возразил Каспар, подставив ногу в щель между створками. — На вот, покажи им это. Посмотрим, что они скажут. — Он вручил старику медный диск.

Тот только глянул на диск Хильды и тут же сказал:

— Подожди здесь.

Довольно скоро он вернулся в сопровождении человека еще более преклонных лет, который без лишних слов обратился к Каспару с вопросом:

— Кто тебе его дал?

— Та, чей образ выбит на нем. Она назвалась Хильдой, хотя, вероятно, ее настоящее имя другое.

— Так и есть, — подтвердил старик. — Входи.

Каспар шагнул в ворота и оказался в небольшом ухоженном дворе, большую часть которого занимал огород. Когда засов на воротах был закрыт, герцог снял с себя ношу.

Обитатели бастиона воззрились на черную фигуру, затем переглянулись, и один из них спросил:

— Что это такое?

— Я надеялся получить ответ у вас, — сказал Каспар. — Отец Элект из храма Калкина велел мне доставить эту реликвию вам.

— И что нам с ней делать? — спросил первый старик.

— Не представляю, — ответил Каспар, — но ради того, чтобы она очутилась здесь, погибло почти пятьдесят человек.

— Надо же, — ахнул старик. — Зачем же было так мучиться? То есть это очень мило с их стороны, но, как видишь, нам доспехи ни к чему.

Каспар быстро терял терпение.

— По-моему, мы не поняли друг друга. Я пришел сюда, чтобы встретиться со стражами. Где они?

Старики снова удивленно переглянулись.

— Так, хм, мы и есть стражи, — сказал старший. — Ты уже встретился с нами. Я — Джелеми, а это — Самас. — Он указал на доспех. — Оставь это здесь. Никто его не украдет.

Самаса шутка рассмешила, и он ухмыльнулся:

— Кроме нас, здесь никого нет.

— Пошли в дом, — продолжил Джелеми. — Раз у тебя есть диск, ты можешь рассчитывать на сытную еду, теплую постель и беседу, так что завтра тронешься в обратный путь отдохнувшим.

— Завтра?

— Да, — кивнул Самас, жестом приглашая Каспара войти в дверь. — Нам не разрешено принимать гостей. Такая у нас работа. Мы должны быть бдительны. А гости отвлекают.

— Отвлекают от чего?

— Как от чего? От охраны богов, разумеется.

У Каспара чуть было не подкосились ноги, но он устоял, пообещав себе, что, как только отдохнет и поест, постарается разобраться, что здесь происходит.

14. СТРАЖИ

Каспар ел медленно.

Он даже не осознавал, как голоден, пока не увидел перед собой тарелки с едой. А поняв это, догадался и о том, что если быстро набьет живот, то неминуемо заработает расстройство желудка. Пища, хоть и простая — вареные овощи, хлеб, испеченный несколько дней назад, но еще съедобный, ломоть острого, но очень ароматного сыра и вода, — все же была невероятно вкусна.

Джелеми и Самас ели молча. Они так давно жили вместе, что в обыденной обстановке им не требовались слова, достаточно было жеста или краткого междометия. Каспар же молчал потому, что ему нужно было время для осмысления услышанного в зале Смерти.

Когда все поели, Самас убрал со стола блюда и кружки, а Джелеми остался сидеть, поглядывая на Каспара. Синие глаза старика, казалось, видели гостя насквозь. Каспар не испытывал никаких сомнений: несмотря на то что Джелеми выглядит по-старчески немощным и несколько рассеянным, он обладает острым умом, а слабость и рассеянность всего лишь притворство, призванное помочь собеседнику расслабиться.

— Я обещал поговорить с тобой, — произнес страж. — О чем ты хотел побеседовать?

У Каспара уже был готов ответ:

— Думаю, сначала мне следует рассказать тебе одну историю…

Он начал со своего изгнания, не стараясь уменьшить свою вину или приукрасить обстоятельства падения трона, просто поведал, как получилось, что бывший герцог оказался в столь тяжком положении. Затем он рассказал о встрече с Флинном, Кеннером и Макгойном и их совместном путешествии.

Повествование затянулось; целая свеча сгорела без остатка. Когда Каспар закончил, Джелеми задал несколько вопросов, уточняя детали, которые герцог забыл или не счел нужным упоминать.

Время приближалось к полуночи, но спать Каспару совсем не хотелось — настолько сильно горело в нем желание понять наконец, в какую безумную ловушку он угодил. Едва сдерживая волнение, он спросил Джелеми:

— Ты можешь сказать мне, что такое этот доспех?

— Нет, — тут же сказал страж. — Но знаю наверняка, что это древняя, враждебная нам и проклятая вещь.

— Можно ли как-нибудь снять проклятие?

— Мне это не под силу, здесь потребуется власть богов.

— Ну тогда не походатайствуешь ли перед богами за меня? — спросил Каспар.

В разговор вступил Самас, до тех пор молчавший:

— Тебе надо попросить монахов в каком-нибудь храме, чтобы они обратились к нам с просьбой о ходатайстве.

Каспар не смог скрыть переполнившее его раздражение.

— Так меня сюда и отправили монахи!

Джелеми поднялся.

— Уже поздно, ты устал. За завтраком мы еще побеседуем об этом.

— Я провожу тебя в твою комнату, — предложил Самас.

Каспар прошел вслед за невысоким монахом через коридор, в котором не было ни мебели, ни украшений, к каменной лестнице в дальней части дома.

— Когда-то, — сказал Самас, — в бастионе жило больше тысячи стражей. Теперь нас всего трое.

— Трое? Я видел только вас двоих.

— Страж Андани спустился в Испар, чтобы купить кое-что для нас.

— Где этот Испар? В трехстах — четырехстах милях отсюда?

Самас кивнул.

— Мы ходим туда примерно каждые пять лет, в зависимости от того, нужно нам что-нибудь или нет. В основном мы живем за счет нашего хозяйства, но не все можем сделать собственными руками. А за покупками ходим по очереди. Если не покидать бастион время от времени, то можно заскучать. В следующий раз пойду я.

— Сколько лет ты здесь служишь?

Самас остановился возле двери со словами:

— Вот тут ты сможешь переночевать, — а затем произвел в уме какие-то подсчеты. — К следующему празднику летнего солнцестояния будет четыреста тридцать два года, как я здесь.

Потрясенный, Каспар только и мог сказать:

— Ты… выглядишь гораздо моложе.

Самас рассмеялся:

— В служении богам есть свои положительные стороны. — Посерьезнев, страж заметил как бы про себя: — Нам нужны новые служители. Мы спрашивали богов, как нам поступить, сейчас ждем ответа.

— И как давно ждете?

— Недолго, — сказал Самас, — всего двадцать семь лет.

Каспар пожелал монаху спокойной ночи и вошел в приготовленную для него комнату, точнее — монашескую келью. В ней находились циновка, служившая постелью, масляная лампа, кремень и огниво, чтобы ее зажечь, грубое одеяло, таз и кувшин со свежей водой. В тазу стояла металлическая кружка.

Каспар не надеялся, что сможет уснуть в таком взвинченном состоянии — он волновался, что не получит ответов на свои вопросы, а ведь утром его попросят уйти. Но только его голова коснулась циновки, как он провалился в сон.

* * *

Проснулся он на рассвете. Пройдясь по коридору, обнаружил в одном из помещений ванну, а в ней — достаточно воды, чтобы помыться. К сожалению, у него не было мыла, чтобы постирать, но, рассудил Каспар, уж лучше ходить в грязном, чем в мокрой одежде тащить на спине доспех.

На кухне его уже ждали оба стража. Джелеми пригласил гостя за стол, где дымилась миска овсянки, рядом лежал свежеиспеченный хлеб. Завтрак дополняли мед, сыр и чай. Каспар с воодушевлением сел к столу.

Пока он ел, стражи сообщили ему о своем решении:

— Мы обдумали то, что ты рассказал нам вчера. Честно говоря, нам не совсем понятно, почему достославный отец Элект из храма Калкина послал тебя к нам. Нам известно не многое сверх того, что знает он.

— Вполне вероятно, что у него не было более серьезной причины, чем желание переложить проблему со своих плеч на плечи кого-то другого, — поделился своим соображением Каспар.

Джелеми и Самас обменялись недоуменными взглядами, затем засмеялись.

— А знаешь, нам это никогда не приходило в голову, — признался Самас. — Наверное, потому, что это слишком очевидно.

Каспар согласно кивнул:

— Я пришел к выводу, что зачастую люди не видят очевидного.

— Так вот, нам жаль отсылать тебя прочь ни с чем, — продолжал Джелеми. — Поэтому приглашаем тебя остаться у нас еще на день, а тем временем мы подумаем, как тебе помочь.

— Замечательная новость. Благодарю вас за гостеприимство, — воскликнул Каспар. — Я как раз хотел постирать свои вещи.

— С этим мы разберемся, — пообещал Самас. — Когда позавтракаешь, найди меня в саду, и я покажу тебе, где мы стираем.

Хранители поднялись из-за стола, оставив Каспара заканчивать завтрак в одиночестве. Он же с удовольствием съел вторую порцию каши и не торопясь выпил чаю с сыром, предвкушая спокойный день после стольких испытаний и лишений.

* * *

Каспар появился на кухне к ужину. Чувствовал он себя заново родившимся. Ему удалось перестирать всю одежду, хотя ходить голым в ожидании, пока белье высохнет у специально разведенного огня, было не очень удобно. Потом он пообедал и пару часов поспал. Остаток дня он провел, формулируя вопросы стражам, поскольку знал, что этот вечер — его последняя возможность получить от них столь необходимую ему информацию.

Самым непринужденным тоном, на какой только был способен, Каспар завел разговор:

— Интересно, а как зародился ваш орден?

Джелеми повел рукой в сторону Самаса.

— Вот кто у нас историк, пусть он и расскажет.

Самас не возражал.

— О том, что было до Войн Хаоса, известно мало. Говорят, что человек пришел сюда из других миров, через огромные прорехи в небе. Зато достоверно известно, что до нас здесь обитала иная, очень древняя раса.

— Повелители Драконов? — предположил Каспар.

— Да, так мы их называем. Другим расам они известны как Древнейшие.

— Мы думали, что доспех имеет к ним какое-то отношение.

— Действительно имеет. Вопрос в том — какое именно…

Джелеми бросил на Самаса взгляд, говоривший, что Каспар завел беседу в русло, нежелательное для стражей. Каспар попытался зайти с другой стороны.

— Если доспех не принадлежит Повелителям Драконов, то не может ли он быть… трофеем или ценной добычей?

Джелеми со вздохом откинулся на спинку стула.

— Я бы сказал, это не трофей, а скорее напоминание.

— Вам что-то удалось обнаружить за этот день? — встрепенулся Каспар.

Самас утвердительно качнул головой.

— Мы изучали архивы, и я должен признаться, что сильно заинтригован всей этой историей. Так называемый доспех явно не из нашего мира, а утверждение монахов, что он «неправильный», кое-что подсказало мне. Я почитал все, что смог найти, и теперь, кажется, понимаю, что они имели в виду под этим словом.

Джелеми снова бросил на младшего стража предостерегающий взгляд, но Самас не стал его слушаться.

— Почему нельзя ему все рассказать? Все равно он, скорее всего, погибнет, прежде чем успеет сказать хоть слово тем, кто может причинить нам вред.

Джелеми поднялся и ворчливо буркнул:

— Ладно, но если боги потребуют объяснения, почему этот человек осведомлен об их тайнах, ты сам будешь с ними разбираться. — Он кивком указал на Каспара. — Поболтай тут с ним, а я пойду покормлю кур.

— О чем я не должен знать? Чего опасается Джелеми? — Каспар тут же приступил к Самасу с расспросами.

— Ты говорил, что высокороден по происхождению и положению. Значит, с богословием знаком?

Каспар пожал плечами.

— Как и все миряне, наверное. Свой долг перед храмами я всегда выполнял.

— Но в богов ты не веришь?

— Я, мой добрый Самас, видел, слышал и читал слишком много, чтобы совсем не верить в богов. Но вот поверить в то, что их хоть сколько-нибудь волнует моя судьба, иногда очень нелегко.

— В принципе так оно и есть. Единственное, что имеет значение в твоей жизни, это то, как ты ее проживаешь, и здесь тебе судья только Лимс-Крагма. Она оценит содеянное тобой и решит, кем ты вернешься в следующей жизни. — Посмеиваясь, Самас заметил: —Только с этой богиней встретится каждый человек, раньше или позже. Помоги мне убрать со стола, — попросил он, вставая.

Каспар составил в стопку блюда и миски, а Самас сложил в таз ложки и кружки. Вместе они отнесли все к деревянному чану, в котором стояли ведра с мыльной и чистой водой. Перед тем как начать мыть посуду, страж велел Каспару собрать остатки еды в большую миску, стоящую в углу.

— Мы кормим этим свиней.

— У вас есть свиньи?

— А как же. С другой стороны сада у нас неплохое фермерское хозяйство, — поведал Самас, занявшись в первую очередь кружками: он сначала опускал их в мыльную воду, затем ополаскивал в чистой. — До него, правда, довольно далеко — надо спуститься вниз по склону, до относительно ровной площадки. С нашей фермой мы бы прокормили десятки стражей. Но это неважно. Знай: то, чему учат мирян в храмах, это лишь малая толика правды о богах. То, что, в свою очередь, знают сами церковники, тоже лишь часть всей правды, но уже гораздо большая. Мы, стражи, знаем еще больше, чем церковники, как бы ни обидно прозвучали для них мои слова. И вновь: наше знание о богах тоже далеко не полное. Некоторые богословы утверждают, что и боги не знают всего, только Высший Ум, или верховное божество, ведает все. Эта сущность настолько безгранична и всезнающа, что наши попытки хотя бы понять его природу — лишь жалкие потуги на абстрактное мышление. Также существует мнение, что богов создали сами люди. Что боги выполняют то, чего мы от них ожидаем, и именно поэтому их такое множество. Трудно представить себе существо, которое в одиночку отвечало бы за все происходящее в этой вселенной и в остальных известных и неизвестных нам мирах. Поэтому человек создал богов всевозможных назначений. Не знаю, правда ли это, но то, что у каждого бога есть своя четко определенная роль, совершенно точно. Над всеми менее значимыми богами стояло семь высших.

— Я думал, что их всего пять, — перебил Самаса Каспар.

— Верно, сейчас только пять. Но до Войн Хаоса их было семеро. Один погиб во время тех войн, это была Арх-Индар, богиня добра. Ее гибель немедленно нарушила хрупкое равновесие, сложившееся между высшими силами, поскольку некому стало противостоять богу зла. Имя последнего никогда не называют вслух, ведь даже мысль о нем привлечет к тебе его внимание, и ты сделаешься его приспешником.

— Да, понимаю, это может вызвать определенные проблемы, — сказал Каспар тоном, в котором ясно слышалось недоверие к услышанному. По мнению большинства ученых Триагии, Войны Хаоса — лишь легенда о сотворении мира.

Самас улыбнулся:

— Я вижу, ты мне не веришь, но это неважно. Все равно его имя я не назову. — Он подмигнул. — Потому что я его не знаю. Среди богословов принято называть его Неназываемым.

Каспар усмехнулся:

— Еще не так давно я бы и слушать всего этого не стал, но те времена прошли, за последние годы случилось столько всего… — Он покачал головой. — Говори. Я постараюсь не быть предвзятым.

— Чтобы понять, какой катастрофой стали для мира Войны Хаоса, ты должен уяснить себе, как устроена вселенная. В ней ничего нельзя уничтожить. Это понятно?

Каспар нахмурился.

— Но я видел, как уничтожаются люди и вещи.

— Ты видел, как они трансформируются. — Самас взял в руки полено. — Если я возьму полено и суну его в очаг, что с ним случится?

— Оно сгорит.

— Можно ли сказать, что оно будет уничтожено?

— Да, — ответил Каспар.

— Но это не так! Оно превратится в жар, свет, дым и пепел. Когда умирает человек, его тело разрушается и возвращается в вечный круговорот в природе, как и все остальное. Хороним мы тела или сжигаем их, съедают ли их черви, или они оказываются горкой пепла, они трансформируются, а не исчезают вовсе. Однако ум и душа не умирают вместе с телом, они продолжают жить. То, что мы называем душой, взвешивается, и, если ее сочтут достойной, она помещается на лучшее место на Колесе Жизни, в противном случае — на худшее. Что же происходит с умом?

Каспар признался себе, что наконец заинтригован.

— И что же?

— А вот ум отправляется к богам. Все, что ты испытал и что узнал за свою жизнь, становится частью всеобщего понимания мироустройства. Каждое живое существо возвращает свое сознание богам, а они, в свою очередь, благодаря этому развиваются.

— Ага, кажется, понимаю.

— Хорошо. В какой-то момент между созданием нашей вселенной и Войнами Хаоса произошло нечто ужасное. Вероятно, зачинщиком был Неназываемый, но точно мы не знаем. Этого не знают даже живые боги. Так или иначе, в критический момент, когда вселенная менялась, в небесах разразилась война. Низшие боги восстали против высших, а с ними поднялись и Повелители Драконов, бросив вызов и низшим, и высшим богам. В результате Повелители Драконов были изгнаны из этой вселенной, и вплоть до Войны Врат они обретались в ином измерении.

— Неужели?

— Да, в этом-то и было все дело. Ты же не думал, что войну спровоцировала такая мелочь, как желание цурани завоевать богатый металлом мир, а?

— Честно говоря, я считал, что причина крылась в политике цурани на Келеване.

Самас улыбнулся. Посуда была вымыта, страж вытер руки и жестом пригласил Каспара вернуться за стол.

— Ты, как я посмотрю, человек образованный. Нет, что бы ни думали завоеватели, за нападением стоял Неназываемый. Видишь ли, злу выгоден как предельный хаос, так и предельный порядок. Добро стремится уравновесить две эти противоположности. В условиях тотальной упорядоченности невозможен какой-либо рост; всеобщий хаос — это риск для всех и вся. Как известно, зло по сути своей есть безумие.

— Боюсь, я не совсем тебя понимаю.

Самас посмотрел на Каспара, как учитель на бестолкового ученика.

— Как, тебе и это надо растолковывать?

Герцог повторил:

— Мне непонятен твой последний тезис.

— Ладно. Вот скажи, ты когда-нибудь принял человеку вред просто из желания причинить вред? Или у тебя всегда была причина?

— У меня всегда была причина, — быстро ответил Каспар.

— Ну вот, — сказал Самас, усаживаясь напротив Каспара и наливая себе в кружку воды. — Человек никогда не считает свои поступки злом, что бы там ни думал объект этих поступков. Такова наша природа. И в этом кроется величайший секрет зла. Оно никогда не воспринимается как зло теми, кто его творит.

Каспар сидел, обхватив голову руками.

— Допустим, я совершал поступки, о которых теперь сожалею.

— Значит, с годами ты становишься мудрее. Но в момент, когда ты принимал решения и делал выбор, твои действия казались тебе разумными и обоснованными. — Самас поднял руку, видя, что Каспар готов возразить. — Даже если уже тогда ты не мог назвать их достойными, тем не менее считал их необходимыми. Как говорится, оправдывал средства целью. Я прав?

Каспар мрачно кивнул.

— Если бы люди взвешивали каждое свое решение, исходя из моральных устоев, — то есть не выдвигая себе такие оправдания, как восстановление справедливости, месть, неизбежная жестокость, — тогда в мире совершалось бы меньше зла. Все верования, в какой храм ни зайди, имеют одну общую заповедь, в той или иной форме: поступай по отношению ко всем так, как хотел бы, чтобы поступали по отношению к тебе.

Каспар откинулся, скрестил руки на груди.

— Теперь, кажется, стало понятнее.

— Отлично, значит, в таком случае ты поймешь, что единственное объяснение тому, что люди творят зло, состоит как раз в этом: зло есть безумие. Оно разрушительно и не ведет ни к чему полезному.

— Продолжай.

— Ты должен как следует усвоить этот тезис. Только тогда я смогу рассказать остальное, что тебе надо узнать до того, как ты покинешь бастион. — Самас прочистил горло и отпил воды. — Зло расточительно. Оно потребляет, но взамен ничего не создает.

— Значит, Неназываемый по определению безумен?

— Да! — воскликнул Самас, хлопая ладонью по столешнице. — Ты действительно усвоил то, что я говорил. Неназываемый так же способен быть разумным, как цыпленок — играть на трубе. — Каспара озадачило та кое сравнение, и страж, заметив это, прикоснулся к своим губам. — У цыпленка нет губ. Ты можешь в лепешку разбиться, обучая его игре на трубе, но он никогда этому не научится.

С улыбкой Каспар принял такое объяснение.

— Хорошо. Я вполне осознал, что зло — это безумие.

— Тогда перейдем к следующему. Когда умерла Арх-Индар, другие высшие боги, опасаясь того, что равновесие нарушено, сделали нечто, чего не случалось ни до, ни после: они решили сотрудничать. Высшие боги объединили свои усилия и изгнали Неназываемого в другую сферу.

— Итак, осталось пять высших богов?

— Да, хотя с тем же успехом их могло бы быть и четверо. Хельбинор… в общем, он ничего не делает. Он слишком отстранен, и он воздерживается. — Самас пожал плечами. — Это одна из причин, которые доводят богословов до пьянства.

— Если все боги объединили свои усилия, почему же они не уничтожили Неназываемого вовсе?

Самас ухмыльнулся.

— Я же тебе говорил: ничего нельзя уничтожить.

Каспар заморгал.

— Как полено, да? То есть они могли только… изменить его.

— И притом несильно. Его суть они изменить не сумели, лишь заставили переменить местоположение. Они нашли иную сферу, измерение вне нашего мира, а в нем — мир столь пространный, что наша вселенная была бы галькой на его берегу. В этом-то мире они и похоронили его глубоко в недрах высочайшей горы. Там он и поныне.

— Но если он находится в той сфере, в чем проблема?

— Не буду утруждать тебя богословскими премудростями, но помнишь, я говорил, что если бы ты знал его имя, то он получил бы над тобой власть?

Каспар кивнул.

— Вот насколько он могуществен. Можно так и воспринимать высших богов — как верховную власть, как силы природы, если хочешь. Конечно, это не природа в виде дождя или ветра, а скорее сущность того, из чего состоит мироздание — добро, зло, равновесие, созидание, внутренняя работа и разумное отстранение. Все физическое и мистическое управляется этими силами.

— Понятно, — сказал Каспар. — А какое отношение все это имеет к реликвии, что я сюда приволок?

— Мы не знаем. Но подозреваем, что она из иного круга.

— Снова ты говоришь загадками, — развел руками Каспар.

— Ты наверняка слышал выражение «семь кругов ада».

— Ну да.

— Так вот, на самом деле нет ни семи кругов ада, ни семи кругов рая. Вернее, это одно и то же. Боги обитают в Первом круге. Мы — во Втором. Кое-кто, правда, считает, что это два подуровня Первого круга.

— Подожди-ка, — перебил стража Каспар. — Я совсем запутался.

— Ты когда-нибудь чистил луковицу? — спросил Самас.

— Нет, зато съел их немало.

— Тогда ты знаешь, что они состоят из многих слоев. Представь вселенную в форме луковицы, в которой только семь слоев. Эта цифра несколько произвольна, но решили использовать именно ее. Так или иначе, давай предположим, что мы живем в первом, внешнем слое. Выше нас только боги. В самом глубоком слое мы поселим существ, абсолютно чуждых нам — мы даже не в силах вообразить, какими они могут быть. Между этими двумя слоями распределены создания, которые в той или иной мере чужды (или близки) нам. Возьмем, к примеру, демонов. Они живут в четвертом и пятом слоях и при поддержке сильной магии могут существовать в нашем мире. Если их научить, они станут питаться жизненной энергией здешних обитателей и будут чувствовать себя совсем неплохо. Демон, который спланировал Змеиную войну, или, как вы ее называете, войну Изумрудной госпожи змей, был из Пятого круга.

— Демон? — повторил Каспар, широко раскрыв глаза. — Какой демон?

— Как-нибудь в другой раз я расскажу тебе и об этом. Если же ты слышал о существах, называемых Повелителями Страха, то они из Шестого круга. Попадая сюда, они высасывают жизнь из всего, к чему прикасаются. То есть они могут выжить на нашем уровне, но тогда даже трава под ними моментально увянет. Существа же из Седьмого круга здесь погибнут — они так быстро поглощают энергию из всего, даже из воздуха и света, что разрушат самих себя вместе с большим куском окружающего их пейзажа. Так вот, возвращаясь к вашему доспеху. Мы предполагаем, что он из Второго круга, из соседнего с нами уровня. Но это всего лишь догадка, и мы бы не советовали тебе принимать какие бы то ни было решения, основываясь лишь на нашем предположении.

Каспар счел возможным наконец поинтересоваться:

— Не сочти меня неблагодарным, Самас, но ради чего ты прочитал мне эту лекцию?

— Ради того, чтобы ты представлял себе, на какой широкой арене сейчас играешь. Помнишь женщину, которая дала тебе диск?

— Да. Она ведьма?

— Что ты, какая ведьма! На диске изображена сама Арх-Индар.

— Но ты же сказал, что она мертва.

— Так и есть. То, что ты видел, было лишь памятью о ней.

Каспар недоверчиво склонил голову.

— Я же разговаривал с ней! Она повела рукой, и Флинн заснул! И она дала мне этот диск — настоящую, реальную вещь.

— О да, она и сама реальна. И тем не менее она лишь память о богине. Если со временем у нее появится достаточное количество почитателей, она может вернуться. Но и то, что ты видел, должно показать тебе, насколько могущественны высшие боги. Даже память о них живет как самостоятельное, сознательное существо, способное принимать решения и действовать.

— Ага, ты же говорил: ничего нельзя уничтожить! — довольный, что из кусочков понемногу стала складываться общая картина, воскликнул Каспар.

— Точно! — Самас от восторга захлопал в ладоши. — Ты все понял! Это как если бы ты умер, а упавшая с твоей головы волосинка сохранила бы в себе все твои воспоминания и при этом имела бы собственную волю. Это, конечно, не самая удачная аналогия, но придумать что-нибудь поточнее в трезвом состоянии я не способен.

— Как? Разве ваш орден не придерживается воздержания? — со смехом спросил Каспар.

— Три года назад у нас кончились и эль, и вино. Это одна из причин, по которой страж Андани отправился в Испар. А иначе разве пил бы я эту воду? Да, тот маг, о котором ты рассказывал, Лесо Варен…

— Да?

— Думаю, он не из смертных.

— Ты хочешь сказать, что он — память оНеназываемом?

— Нет. Скорее всего, он — сон.

Каспар собирался возразить, что это невозможно, но потом вспомнил, как совсем недавно принял объяснение того, кто такая Хильда, и ничего не сказал. Самас же продолжал:

— Неназываемый повсюду оставил свои следы — или артефакты — еще до того, как его изгнали, и люди находят их с течением времени. Все, кому приходилось сталкиваться с такими артефактами, сходили с ума, кто-то раньше, кто-то позже. Но те, кто смог сохранить при себе подобный предмет достаточно долгое время, получали от его хозяина небывалые возможности и силы. А еще они становились частью его ума, и после того, как их смертное тело обращалось в прах, продолжали жить как сны в уме бога. Я рассказываю тебе об этом, чтобы подчеркнуть: в нашем мире далеко не один такой Лесо Варен, который планирует вернуть Неназываемого в наш мир.

— Зачем им это?

— Ни за чем. Они же сумасшедшие, — ответил Самас.

Каспар помолчал, вдумываясь в услышанное.

— Так. Ладно. Из твоей лекции я вынес впечатление, что меня вовлекли в игру столь сложную и масштабную, что мне ее правил никогда не постичь. Ясно как минимум одно: ставки в той игре очень высоки. Но я по-прежнему не знаю, что же мне делать.

Самас прищурился.

— А я знаю. Мы передали тебе все наше знание. Осталось лишь одно, что мы еще не сделали для тебя.

— И что же это?

— Как что? Мы можем позволить тебе поговорить с богами, разумеется.

15. КАЛКИН

Каспар так и замер.

Самас поднялся со словами:

— Пойдем со мной. Чего ждать, поговоришь с ними прямо сейчас.

— С богами? — вымолвил Каспар, когда обрел дар речи.

— Ну да, с кем же еще?

— Разве ваша работа не состоит в том, чтобы охранять богов?

Самас взмахом руки велел Каспару подниматься.

— Ты для них не угроза, зачем их от тебя охранять? Нет, мы следим за тем, чтобы смертные не надоедали богам постоянными жалобами и просьбами. Для того чтобы сообщить богам о своих заботах, человек придумал молитву. Храмы еще более эффективный способ общения с высшими силами, но их немного и они строго распределены между различными богами. Служитель одного храма не может поговорить с божеством другого храма. Фигурально выражаясь, мы стоим на страже личной жизни богов. Пойдем же.

Самас вышел из кухни и через длинный коридор привел Каспара в маленькую комнату. Там он снял с большой металлической подставки одну из примерно дюжины ламп. Из поясной сумки страж вынул кремень и огниво, передал лампу Каспару, выбил искру и подпалил фитиль. Затем он спрятал кремень и огниво обратно в сумку, забрал лампу у Каспара и углубился в лабиринт туннелей, ведущих куда-то в глубь горы. Тем временем Каспар готовился к встрече.

— Как мне говорить с богами? — спросил он.

— Так же, как со всеми. А как еще?

— Ты сам с ними говорил когда-нибудь?

— Нет. Не было возможности. У нас, стражей, обычно не бывает поводов обращаться к богам. Наши обязанности довольно просты: защищать богов от… ну, ты сам скоро поймешь.

В конце особенно длинного, темного туннеля заблестел свет. Самас сказал:

— Почти пришли.

— Почему ты разрешил мне поговорить с богами, если как раз должен оберегать их от посетителей?

— Увидишь.

Они вошли в пещеру, озаренную светом. Источник света находился посредине: это была платформа из белого материала, который Каспар сначала принял за мрамор, но при ближайшем рассмотрении понял, что это не так: материал оказался полупрозрачным. Сияние было неярким и тем не менее достаточно сильным, чтобы освещать всю пещеру, но при этом оставалось очень мягким и приятным для глаз. Две такие же белые и полупрозрачные ступеньки позволяли взойти на платформу.

— Что я должен делать? — тихо спросил Каспар.

Самас засмеялся:

— Все, кто сюда приходит, сначала говорят шепотом.

Каспар повторил вопрос погромче.

— Просто поднимись на платформу.

— И все?

— Все.

Каспар сделал шаг к ступенькам и, к своему удивлению, понял, что Самас собирается уходить.

— Что ж, давай прощаться, — сказал монах.

— Почему? Разве я не вернусь сюда?

Самас покачал головой.

— Может, и не вернешься. Очень немногим была предоставлена эта возможность. Кстати, случалось, что к богам попадали другим путем. — Страж задумался, припоминая. — Лет тридцать или сорок назад в Шатер умудрились проникнуть двое магов. Не знаю, что с ними стало. А где-то сто лет назад — это мне рассказывали, за точность не могу ручаться, — два живых существа, человек и еще кто-то, вошли в зал Смерти, пересекли реку Смерти и вошли в Зал Лимс-Крагмы.

— Ну и что. На моих глазах это совершил Флинн.

— Так те двое потом вернулись! — сказал Самас и протянул бывшему герцогу руку. — Ты был приятной компанией, Каспар из Оласко, и если ты сюда больше не вернешься, знай: я буду вспоминать о времени, проведенном с тобой.

— Все же я надеюсь, что мы еще увидимся.

Страж улыбнулся.

— Иди. На платформе постарайся встать по центру.

Каспар сделал так, как ему сказали. Его задачу облегчил золотистый круг, появившийся на поверхности. Как только он встал в середину круга, что-то произошло. Ни вибрации, ни шума он не различил, но в теле вдруг возникло покалывание, как будто сквозь каждую клеточку заструились потоки энергии. Потом из платформы появились два подвижных золотистых ростка, справа и слева от Каспара, состоящих из кружева тончайших нитей. Человеческий глаз не в силах был уследить за их переливами. Похожие то ли на металл, то ли на световую субстанцию, эти нити, двигаясь, испускали яркое золотое сияние, и Каспар чувствовал, что от этого великолепия его сердце бьется все быстрее и быстрее.

Ростки вытягивались, разрастались и в конце концов сплелись воедино, образовав вокруг Каспара нечто вроде стены. Он еще успел заметить, как из платформы вырастали новые ростки, так что вскоре он оказался внутри сплошного цилиндра золотого живого света, но вдруг…

Все исчезло. И в тот же момент ледяной холод стрелой вонзился в тело Каспара, от шока у него перехватило дыхание…

Потом осталась только черная пустота.

* * *

Каспару казалось, что он плывет. Он решился открыть глаза. Прямо на лицо падали солнечные лучи. Откуда-то веяло легкой прохладой. Ощущение парения исчезло, и герцог понял, что лежит на твердой поверхности.

Он сел.

Под ним был мраморный пол. Он протянул руку и прикоснулся к камню. Потом огляделся. Пол простирался вдаль во всех направлениях, отчего у Каспара вновь закружилась голова.

Он решил подняться на ноги. Через равные интервалы из пола вырастали рифленые колонны; Каспар подошел к одной из них и, положив на резную поверхность ладонь, убедился, что столбы гладкие, как слоновая кость.

Между колоннами висели мягкие занавеси из белой прозрачной ткани, покачиваемые ветерком. Каспар запрокинул голову — потолок был стеклянный, сквозь него ярко светило солнце.

Поскольку больше в этом зале без стен ничего не было, Каспар, после минутного размышления, двинулся в сторону, откуда дул ветер.

Миновав с полдюжины занавесей, он увидел впереди открытое пространство, и у него захватило дух: оказывается, все это строение находилось на вершине горной гряды. Ниже уровня пола белели покрытые снегом вершины и проплывали облака, озаренные послеполуденным солнцем. Каспар осторожно приблизился к краю пола и посмотрел вниз.

Разглядеть, как эта конструкция удерживалась на заоблачной высоте, ему не удалось. Во всяком случае, с его места не было видно никаких опор или подпирающих здание горных пиков. Воздух на такой высоте должен быть холодным и разреженным, но, отметил Каспар, дышать было удивительно легко.

— Чудесный вид, не правда ли?

Каспар обернулся.

Там, где только что был пустой пол, теперь появился небольшой пьедестал из того же белого камня, увенчанный плитой, на которой восседал человек.

В облике его не замечалось ничего необычного: бледная кожа, курчавые темные волосы, карие глаза и волевой подбородок. Возраст определить было трудно — сначала Каспару показалось, что незнакомец примерно одних с ним лет, секундой позже — что он совсем еще юноша. Одет он был легко, в простую голубую тунику и белые брюки, и бос.

— Да, — медленно выговорил Каспар, — впечатляет.

Мужчина сошел с пьедестала. Как только его ноги коснулись пола, пьедестал исчез.

— Немногим доводилось увидеть эту картину. Как говорится, мы на вершине мира. — Он подошел к Каспару. — Обычно я почти не замечаю окружающей меня красоты, и только когда вижу, как ею восхищается кто-то другой, вспоминаю, в каком прекрасном месте нахожусь. Кстати, вон те две вершины — самые высокие в мире, ты знал?

— Нет, — ответил Каспар.

— Южный пик называется Слон, он всего на два фута короче северного, который называется Дракон. Представляешь? Оба пика по тридцать с лишним тысяч футов, а разница между ними всего два фута!

— Тридцать тысяч футов? — переспросил Каспар. — На такой высоте я должен был насмерть замерзнуть. У себя дома я охотился на высокогорных баранов, примерно на десяти тысячах футов, и некоторым из моих людей становилось плохо даже на той высоте, и в середине лета там было холодно как зимой. Как так получается?

Человек улыбнулся:

— Это просто. Тебя здесь нет.

— Тогда где же я?

— В другом месте. Пока ты не слишком углубился в этот вопрос, хочу предупредить: времени у тебя немного, так что давай перейдем к тому, ради чего ты здесь оказался.

— Это долгая история.

— Ее я знаю, Каспар, пересказывать не нужно.

— Ты и меня знаешь?

— Я знаю о тебе все, Каспар, бывший герцог Оласко, с того момента, как ты случайно наступил на лапу котенку Натальи и она не разговаривала с тобой целую неделю…

— Мне было всего двенадцать!

— …до прощания с Самасом.

— Кто ты?

— Я — Калкин.

Каспар сначала потерял способность не только говорить, но и мыслить, потом глупо спросил:

— Бог?

Мужчина, назвавшийся Калкином, пожал плечами.

— Названия, титулы, категории, все это так… ограничивает. Давай просто скажем, что я «существо», этого достаточно.

— Но…

Калкин поднял руку и с улыбкой напомнил:

— У нас нет времени на дебаты. Да, я знаю, тебе хочется о многом расспросить меня, но, чтобы сэкономить время, позволь мне сначала рассказать тебе кое-что, а потом ты задашь свои вопросы — сколько успеешь до того, как настанет пора отправлять тебя обратно в бастион.

Каспар мог только кивнуть.

Калкин сделал движение, как будто собирается сесть, и под ним появилось большое синее кресло. Каспар мог поклясться, что мгновение назад там был жесткий пол.

— Присаживайся, — пригласил его Калкин.

Каспар оглянулся и увидел позади себя такое же кресло. Он сел.

— Я бы угостил тебя чем-нибудь, но знаю, что ты не хочешь ни есть, ни пить. Хотя некоторые люди чувствуют себя свободнее за чашкой чая, например.

— Не думаю, что это необходимо, — вежливо отказался Каспар.

— С чего начнем? Может, с той штуки, что ты таскал за собой и на себе столько дней? — предложил Калкин.

— Да, — немедленно согласился Каспар. — Давай начнем с этого.

— Во-первых, это не доспех. Это нечто вроде одушевленного механизма. Вообрази, что игрушечных дел мастер построил большую деревянную куклу, которая может двигаться, понимать основные команды и выполнять их. Так вот, такая игрушка столь же проще твоего так называемого доспеха, насколько рогатка проще требушета.[8] Называется этот механизм Талной.

— Талной?

— На языке тех, кто его построил, это означает примерно: «очень трудно убить».

— Убить? Кажется, ты говорил, что это какое-то механическое устройство.

— Ну да, устройство, но в нем еще заключен дух… или душа… Это трудно объяснить. Однако владыка Аншу заметил совершенно верно: оно, это устройство, очень неправильное. Это потому, что душа оказалась внутри его не по своему желанию.

Каспар качнул головой.

— Отвратительно.

Калкин согласился:

— В высшей степени. Полагаю, ты еще помнишь то, что рассказывал тебе страж Самас о вселенной?

— Думаю, да.

— Отлично, тогда пойдем дальше. Если двигаться из высших уровней к низшим, то есть из того, что мы называем Первым кругом… — Калкин повел перед собой рукой, — к последнему, то окажется, что законы, управляющие этими уровнями, разные. Кто-то считает, что в каждом из кругов существует собственный набор правил, свое «хорошо» и «плохо», свое «добро» и «зло», и что все относительно. Другие же убеждены, что добро и зло находятся на противоположных концах одного спектра. Мы не будем сейчас углубляться в тонкости, просто поверь мне на слово: то, что существует на том или ином уровне, там и должно оставаться!

Каспар внимательно слушал.

— Этот Талной не должен был покидать пределы Второго круга. Ему ни в коем случае нельзя было появляться в Мидкемии!

— Так как же он сюда попал?

— Это долгая история, выслушать которую у тебя нет времени.

— Почему, могу я узнать?

— Потому что ты умираешь.

Каспар напрягся.

— Что?

— Тебя на самом деле здесь нет. Ты в другом месте, на полпути между жизнью и смертью, и чем дольше ты там задержишься, тем ближе окажешься к смерти. А тот, кто пересечет ту реку… — Калкин развел руками. — Мои возможности не безграничны.

— Но ты же бог.

— Я бог, но совать свой нос в дела Лимс-Крагмы не собираюсь. Если ты попал в ее владения, то только она будет решать, вернуть ли тебя обратно. А такой привычки у нее нет, насколько мне известно. И теперь, памятуя о том, что время твое ограниченно, позволь мне закончить то, что я начал. Как уже было сказано, — Калкин поднял вверх указательный палец, — эта вещь, что ты повсюду таскал за собой, не должна была появляться в этом мире… — Каспар явно хотел что-то сказать, поэтому Калкин, чуть нахмурившись, прервался: — Опять? Ну ладно, вкратце расскажу, как это случилось. Сюда его принес один из Повелителей Драконов в качестве трофея. Он достался Повелителю с большим трудом… но зря они пытались завоевать тот уровень. Короче, это случилось еще до меня, а мы — те, кого вы называете богами, — узнали об этом уже позднее, когда дело было сделано.

— Почему же вы не отправили его обратно? — спросил Каспар.

Калкин захохотал, потом затряс головой.

— Ох уж эти смертные! Уж конечно, мы отослали бы его, если бы могли, как ты думаешь? Но мы привязаны к этому кругу! Мы часть этого мира!

— А мне говорили, что Неназываемого изгнали в другой круг.

Калкин поднялся и нетерпеливо зашагал между колоннами.

— Вот всегда так бывает, стоит только начать что-нибудь объяснять. — Он обернулся к Каспару. — У тебя нет времени. Поэтому скажу лишь, что когда боги, о которых вы думаете как о высших богах и которых Самас называет управляющими силами, все вместе захотят выполнить какую-то задачу, они смогут это сделать. Так вот, подобное случалось лишь однажды! — Он вытянул один палец и потряс им перед лицом Каспара. — Од-наж-ды! Понятно?

— Понятно.

— Уф! Продолжим.

Калкин взмахнул рукой, и павильон исчез. Вместо него вокруг был только серый плотный туман, но через миг все изменилось.

* * *

Они висели в воздухе. Было темно, внизу раскинулся населенный пункт, похоже, город, но такого Каспар никогда бы не смог и вообразить. Размеры его были огромны, и в пределах городской стены не наблюдалось и следа живой природы, все заполняли здания, дороги, мосты и люди. Если этих существ можно назвать людьми.

Строение их походило на человеческое, только пропорции были иными: руки и ноги казались слишком длинными для короткого торса, как будто их кто-то вытянул. Лица также были удлиненными, но имели достаточно отличий друг от друга, чтобы Каспар видел разницу. Так же различаются между собой жители любого городка Мидкемии. В принципе ничего совсем уж необычного во внешности здешних обитателей не было: некоторые из них могли бы пройти по базару в Опардуме, не став объектом всеобщего любопытства. Только серый цвет кожи вызвал бы пару недоуменных взглядов, хотя его списали бы на болезненную бледность. Одежды местных обитателей, хотя и разноцветные — зеленые, красные, оранжевые, — тем не менее были настолько приглушенных и блеклых оттенков, что казались лишь градациями серого. Женщины одевались в длинные платья, кое у кого на голове красовалась странная шляпа; мужчины же по большей части носили совершенно одинаковые туники и штаны.

Город построен был из темного камня исключительно серых и черных тонов. Ни украшения, ни цветового пятна не увидел Каспар на мрачных строениях. Немного приглядевшись, он понял, что они с Калкином парили над главными городскими воротами. Сама же стена поразила бывшего герцога своими размерами: она была настолько широкой, что сверху на ней умещался целый бульвар. Между рядами деревьев двигались и пешеходы, и повозки, запряженные в животных, напоминавших вытянутых лошадей или мулов и в то же время — рептилий. Ворота соответственно являлись широким туннелем под этой массивной стеной, который выходил на улицу, отделявшую стену и первое… строение? Тут Каспар сделал очередное открытие: оказалось, что в городе не было отдельных лавок, домов или трактиров. Все они были связаны друг с другом, как будто город — это единое массивное здание, изрезанное улицами и каналами, с тысячами и тысячами дверных и оконных проемов. Даже те дома, которые на первый взгляд можно было принять за самостоятельные сооружения, при ближайшем рассмотрении оказывались соединенными с другими домами мостом, туннелем или крытым переходом. Такая архитектура была столь нова для Каспара, что он не мог ухватить все детали, тем более что из-за освещения, создаваемого тысячами факелов, на стенах и дорогах подрагивали причудливые тени.

— Потрясающее зрелище, да? — произнес Калкин.

Каспар оторвался от созерцания города и перевел взгляд на дорогу, ведущую к воротам. Ее обочины поросли чем-то вроде блекло-серой травы. Деревья, видневшиеся в отдалении, тоже казались серыми.

— Если я правильно понял твои объяснения, ты не можешь сюда попасть, — заметил Каспар.

— А я не здесь. Мы просто смотрим, а это существенно меняет дело. Погляди-ка.

Каспар посмотрел туда, куда показывал Калкин. Ворота медленно закрывались, очевидно, на ночь. Все, кто был снаружи, заторопились внутрь, толкаясь и подпрыгивая, но движение створок не замедлилось. Те, кто охранял ворота, были одеты в черные доспехи, очень похожие на Талноя, но с открытым шлемом и без золотистой отделки.

— Почему ворота закрываются так поздно?

— Еще не поздно, — ответил Калкин. — Солнце только село.

— Но небо совершенно черное.

— Да, — ответил бог. — В этом мире солнце испускает тепло, но почти не светит. Помнишь, что я говорил раньше? Законы и правила здесь совсем не такие, как в нашем мире. Если бы ты прибыл сюда во плоти, то прожил бы тут несколько дней, не больше. Самый воздух медленно отравлял бы тебя. На солнце твоя кожа покрылась бы волдырями, и даже ночами тебе было бы нестерпимо жарко. Вода на твой вкус казалась бы горькой, как сера, и жгла бы твои внутренности, как кислота.

Ворота захлопнулись с оглушительным грохотом, как будто столкнулись два громадных камня. Тогда Каспар догадался, что ворота и были двумя камнями, которые с помощью хитрых противовесов управлялись всего несколькими стражами. В закрытом положении ворота стали неделимой частью стены.

— Смотри вон туда, — сказал Калкин, указывая на дорогу.

К воротам во весь опор скакало тягловое животное — помесь мула и рептилии, — запряженное в повозку. Управлял им один из представителей местного населения.

— Как называются эти… люди?

— Себя они называют дасати, что на их языке и означает «люди». Они столь же отличны от людей нашего мира, как драконы. Мы находимся в одном из миров дасати, Косриди. А этот город — столица одного из регионов.

— Ты сказал «в одном из миров»?

— Подобно цурани и некоторым другим расам, дасати обладают способностью перемещаться из одного мира в другой. И они самая агрессивная раса в известной нам истории.

— А что сейчас происходит?

— Закрываются ворота, а здесь никто не может находиться за пределами городских стен после заката солнца.

— Почему? Рядом враги?

— У дасати нет врагов… по крайней мере, в этом мире. Но вот других опасностей в избытке.

Повозка подъехала к стене, и возница забарабанил кулаками по каменным воротам. Сначала в ответ на его отчаянные крики и стук реакции не последовало, лишь стражник, прохаживающийся над воротами, остановился на мгновение и глянул вниз.

Затем шум привлек внимание тех, кто находился на бульваре, венчающем стену. Они побежали поближе к воротам, оживленно переговариваясь и указывая на одинокого дасати под стеной. Вдруг из темноты раздался леденящий душу вой. У Каспара, бывалого охотника, волосы встали дыбом.

— Что это?

— Нечто вроде наших волков.

В поле зрения стремительно ворвались какие-то твари. Они передвигались так быстро, что Каспар не мог разглядеть их облика. Только возле самой городской стены они замедлили свой бег, и в свете факелов герцог увидел такое, что оторопел: если существа, тянущие повозки, можно было бы назвать ящеромулами, то этих молниеносных тварей произвели бы скрещенные волк с лошадью.

— Это волки?

— Местные жители называют их заркисами, — ответил Калкин.

Тварей размером со среднюю лошадь покрывала темно-серая шерсть, на лапах — более темная, почти черная и цвета охры вокруг пасти. На крупной широкой голове поблескивали желтым огнем широко посаженные глаза. Клыки, торчащие из пасти, по размеру не уступали кинжалу Каспара. Двигались чудовища с невероятной скоростью, и три заркиса справились с несчастным ящеромулом за пару секунд.

Двое других обошли повозку, и тут же один на лету оторвал вознице голову, а второй секундой позже перекусил еще не успевшее упасть тело пополам. Калкин заметил:

— Темп жизни здесь гораздо выше, чем в нашем мире. Даже растения тут жесткие, с прочными корнями и стебли их так просто из земли не вырвешь. Хищников Косриди ты уже видел своими глазами, а то бы не поверил, но и их предполагаемые жертвы окажут такое сопротивление, какое нашим охотникам и не снилось. Представь себе кролика с зубами как пила и с нравом росомахи. Люди, разумеется, ведут себя в том же духе.

— Почему никто не помог опоздавшему? — спросил Каспар.

— Помощь дасати оказывают только тогда, когда им это удобно. Родственник, может быть, попытался бы сбросить несчастному веревку, будь у него на это время, близкий друг пообещал бы передать семье последнее «прощай», знакомый не стал бы смеяться, глядя на него сверху, а подождал бы, пока заркисы не прикончат его.

И действительно, Каспар обратил внимание, что на стене все радостно смеются, как будто присутствуют на забавном представлении.

— Им это кажется смешным?

— Другие правила, Каспар, другие правила. — Каспар заметил, что при этих словах обычная улыбка Калкина погасла. — Эти существа находят забавной боль. Они с удовольствием наблюдают за мучением и страданием.

— Я видел в Кеше подобные игры, — сказал Каспар. — Я видел, как люди дрались до смерти, но там зрители подбадривали противников, а не смеялись. Там это было… соревнованием.

— А здесь развлекаются видом страданий. Здесь слабых убирают, словно болезненные наросты с тела расы; прояви слабость — тебя уничтожат, будь сильным — ты будешь уничтожать других. В Косриди договариваются только люди приблизительно равной силы, потому что если одна из сторон сильнее, она просто забирает себе все, что ей хочется. Слабым остается только искать покровителя, чтобы он защищал их в обмен на услужение. Убийства — обычное дело, милосердие же неведомо и невозможно. То, что хотя бы отдаленно напоминает доброту, можно встретить только среди членов одной семьи, но если ты найдешь чужого ребенка без присмотра, то убьешь его немедленно, потому что однажды этот ребенок вырастет и станет угрозой тебе и твоим детям. Своего же ребенка ты кормишь и воспитываешь в нем чувство долга и верности родителям, так как иначе он просто выгонит тебя из дома, когда повзрослеет. Семья дает тебе власть, физическую силу, навыки в магии и покровительство богов. Кстати, боги здесь столь же неколебимы и суровы, как и люди, поклоняющиеся им.

Слушая рассказ Калкина, Каспар продолжал разглядывать чужой мир, расстилающийся перед ним, и в какой-то момент понял, что нигде не видно детей. Должно быть, они прячутся по домам, сидят под защитой матерей и ждут того времени, когда смогут защитить себя сами.

— Жестокий мир… — прошептал он.

— Другие правила, — повторил Калкин. Миг — и оба они очутились в другом месте.

— Правитель, Карана, обходит на рассвете свои войска, — пояснил Калкин.

Каспар увидел под собой, на самом высоком холме в городе, что-то вроде дворца. Как ни привычен был герцог к великолепию замков и цитаделей, этот дворец поразил его своими масштабами. Он один, без прилегающих строений и укреплений, размерами превышал всю цитадель Опардума в полтора раза, а центральный двор был не менее четверти мили в ширину и столько же — в длину.

Калкин указал на балкон, с которого свисало тяжелое красное знамя с изображенным на нем черным символом в кольце мечей. Рядом со знаменем стояло существо, похожее на остальных дасати, но державшееся властно и величаво. За ним суетилось несколько женских особей, и Каспар предположил, что по Местным стандартам они наверняка писаные красавицы, раз вырядились в более яркие и гораздо более открытые на ряды, чем простые женщины на улицах города. На правителе был красный плащ с чем-то вроде белой меховой оторочки по воротнику, под плащом виднелся черный доспех с золотыми полосками, точно такой, как у Талноя.

Под балконом маршем двигались тысячи закованных в латы фигур. Били барабаны, гудели трубы, задавая темп и создавая боевой настрой.

— Это все Талнои? — спросил Каспар.

— Да, — ответил Калкин. — Они рабы Караны и убьют по его приказу кого угодно. Они завоевали множество народов и миров. Внутри каждого из них живет душа убитого дасати.

— То, что я здесь вижу, — это полный хаос. Как они поддерживают порядок?

— Так же как поддерживает порядок колония муравьев или пчелиный рой. Они инстинктивно знают, кто что должен делать, и не беспокоятся о судьбе отдельной особи. Если у кого-то из них хватит ума или силы убить Карану, то такой дасати сменит павшего правителя, и все будут чествовать его, так как он доказал свое превосходство над бывшим военачальником, а значит, сможет лучше защитить своих вассалов.

И снова бывший герцог и бог перенеслись в другое место, более жаркое, как сразу почувствовал Каспар, чем предыдущие.

— Мы на другом континенте, — не заставил ждать пояснений Калкин. — Тут сейчас вторая половина дня. Под нами ты видишь местные «игрища».

Каспар посмотрел вниз: огромный стадион, по крайней мере в три раза превышающий стадион в Кеше, заполняли дасати. По самым приблизительным подсчетам их было около двухсот тысяч.

Арена стадиона разделялась на несколько секторов, в каждом из которых вершилось немыслимое.

В одном создание, похожее на слона с крокодиловой кожей, но без хобота и с мордой ленивца медленно ходило по кругу, давя гигантскими ногами прикованных к полу людей.

В другом живых людей поджигали и отпускали, они принимались бегать, ничего не соображая от боли, пока не падали, пожираемые пламенем.

Куда бы ни обратил взгляд Каспар, повсюду он видел боль и страдания, зрители же от всего этого были в полном восторге. Они хохотали, кричали, визжали, а некоторые пары возбудились настолько, что стали совокупляться прямо между рядами сидений, не обращая внимания на окружающих.

Один дасати — мужчина, чтобы лучше видеть, как стая мелких собакоподобных тварей рвет человека на части, перегнулся через барьер ограждения. Сосед любопытного дасати поднялся и ногой толкнул увлеченного зрителя в спину. Тот упал на арену, прямо в разинутые пасти тварей. Все, кто это видел, схватились за бока в приступе безудержного хохота.

— Самас прав, — сказал Каспар. — Зло — это безумие.

Наконец они снова вернулись в павильон. Перед ними возникли два синих кресла, и Каспар, больше не удивляясь, тяжело опустился на сиденье.

— Зачем ты мне все это показал?

— Затем, чтобы ты понял, почему принесенный тобой Талной должен немедленно покинуть этот мир.

— Ну, если ты не можешь переправить его обратно, в тот мир, из которого он появился, почему бы тебе не уничтожить его? — Грозный взгляд Калкина подсказал Каспару, что предложение неудачно. — Ах да, знаю, знаю, если бы ты мог, то давно бы это сделал. Но при чем тут я?

— Мы, боги, не в силах убрать эту вещь из нашего мира, а вы, смертные, справитесь с этим.

— Как?

— Нужно найти тех, из-за кого ты попал в нынешнее затруднительное положение. Тебя трудно назвать безучастным наблюдателем происходящего, Каспар, но для тех людей главной заботой был не ты, а твой соратник, Лесо Варен. Самас поведал тебе, кому служил маг, и рассказал немного о его сущности. Но ты не знаешь другого, а именно: твой враг, Когвин Ястринс, также служил другим лицам. Эти лица — Конклав Теней.

— Я о Конклаве никогда не слышал, — сказал Каспар.

— Разумеется. На то он и секретная организация. О нем не знал даже Лесо Варен. То есть он догадывался, что кто-то противостоит ему, но не знал, кто именно.

— Где же мне искать этот Конклав Теней?

Калкин загадочно улыбнулся:

— А вот это проблема.

— Ты не знаешь? Какой же ты после этого бог знания?

Теперь Калкин рассмеялся:

— Я? Что ты! Бог знания, это достопочтенное существо, до Войн Хаоса был известен людям как Водар-Хоспур. Он один из четырех утраченных богов. Мы не знаем, мертв он или… где-то еще. Пока же он не вернулся, я просто приглядываю за знанием. — С хитрой ухмылкой он добавил: — Ваш народ называет меня Банат!

— Бог воров!

Калкин отвесил поклон.

— А также Ловкач, Проказник и Гуляющий Ночью, помимо прочего. Кто лучше сбережет знание, чем вор? — Он поднялся. — Поспешим же, нам надо успеть вернуть тебя. Твое время истекает.

— Но что же делать с Конклавом Теней? Как я найду его?

— Если ты, зная о местонахождении Конклава, попадешь в руки врагов, то можешь нанести ему большой вред. К этому времени нашим противникам наверняка уже известно, что Талной существует, и они ищут его. А это значит, что они ищут и тебя.

— Как же мне спрятать такую громадину?

— Его не надо прятать, — ответил Калкин. — Помнишь, как ты убил вергона мечом Талноя?

— Кого я убил?

— То демоноподобное существо, что загрызло Макгойна.

— А, конечно.

— И потом Талной встал и пришел к тебе за мечом, помнишь?

— Такое не забывается.

— Так и делай дальше: бери его меч, и он последует за тобой.

— То есть я мог не тащить его на себе на эту гору?

Калкин изо всех старался не засмеяться. Но не сумел.

— Угу, — выговорил он, давясь от смеха.

Недовольный тем, что стал объектом веселья, Каспар нахмурился.

— Ну ладно. И что мне с ним делать? Нарядить в плащ и называть братом?

Калкин снова залился смехом, но быстро взял себя в руки.

— Нет, это делать не обязательно. Просто надень то кольцо, что лежит у тебя в сумке, потом дотронься до Талноя и нарисуй в воображении монаха. После этого все, кто вам встретится, увидят монаха, а не черный доспех. За исключением, может быть, высокопоставленных священников или сильных магов.

— Это кольцо контроля?

— Что-то вроде. Карана не может быть везде, а во время сражений кто-то должен отдавать приказы этим существам. С помощью кольца подчиненные Караны передают тактические команды Талноям. Да, запомни: не приказывай убить Карану, а то загоришься, как смоляное полено. И еще: если проносишь кольцо больше часа или двух за один раз, оно может свести тебя с ума. Поэтому советую тебе: каждый раз, когда хочешь отдать Талною какой-нибудь приказ, надень кольцо, скажи, что надо, и тут же снимай. Команды лучше давать простые.

— Понятно. Как насчет Конклава? Где мне искать его?

— Вот это посложнее. Я могу переслать тебя в нужном направлении, но проблема с магией состоит в том, что чем сильнее магия, тем легче ее замечают… определенные лица. Поэтому давай я перенесу тебя в город Султ, или лучше в его окрестности, вместе с вашим ларцом и Талноем, а там ты купишь себе корабль и сначала сорок пять дней будешь плыть на северо-запад, потом свернешь на запад, и уже через две недели покажутся твои родные берега. Отправляйся прямо в Опардум и разыщи Когвина Ястринса. Если сумеешь поговорить с ним, прежде чем он тебя убьет или прежде чем новый герцог Оласко распорядится казнить тебя, то Ястринс доставит тебя в Конклав. Расскажи членам Конклава все, что видел и узнал, и убеди их избавить мир от Талноя. Не забудь сказать им, что это нужно сделать немедленно.

— Почему?

Калкин сморщился, и улыбчивое добродушие бесследно исчезло с его лица.

— Я, кажется, забыл об этом упомянуть. Теперь, когда Талноя вынули из склепа и нарушили защитные заклинания, он стал для дасати маяком в этом мире, и от этого начинают возникать магические прорехи в пространстве — рифты, и Звездные Врата, как мы и называем. Они пока маленькие, их трудно найти, и открываются они всего на несколько минут, но, например, вергон, убивший Макгойна, был из Косриди. Он случайно наткнулся на рифт и ввалился в наш мир. По сравнению с Талноем он вполне безобиден, а ведь даже его было трудно убить обычной сталью.

— Почти невозможно.

— Любого обитателя Косриди трудно убить, а труднее всего Талноя. — Выражение лица Калкина стало совсем серьезным. — Скоро врата будут оставаться открытыми дольше, размер их увеличится, а тогда маги и священники дасати легко обнаружат их. Большой фантазии не требуется, чтобы представить, что за этим последует. Для нас их мир опасен и жесток, для них же наш — истинный рай, причем эти существа с легкостью переходят из низших кругов в высшие. Помнишь, что Самас говорил тебе об истинной природе Изумрудной госпожи змей? Демон, действующий через нее, хотел править здешним миром и мог действовать вне правил, которые ограничивают нас, богов, и вас, смертных. Дасати Карана с удовольствием добавит этот мир к своей империи и еще долгие годы будет радовать свой народ, поставляя людей для их жестоких игр. Вообрази, каково будет сражаться с армией Талноев?

— Нам нужна магия.

— Да, много магии. Возвращайся в Опардум. Найди Когвина Ястринса и попроси его отвести тебя к руководству Конклава. Покажи им Талноя и убеди их избавить от него наш мир как можно скорее! — Бог помолчал, потом добавил: — Потому что иначе нам грозит такая война, по сравнению с которой Война Врат покажется мелкой стычкой.

— А зачем было накладывать заклятие? Почему нельзя было… ну не знаю, отправить за этим Талноем одного из своих священников, чтобы он принес его тебе?

Калкин качнул головой.

— Это не я накладывал заклятие, и ни один из других богов. И оно не состояло в том, чтобы принести Талноя сюда. Но я сниму его, чтобы ты мог спокойно забрать Талноя отсюда.

— Чье же тогда это заклятие? И в чем оно состоит?

— Это неважно, — сказал Калкин, взмахнул рукой и…

Тело Каспара как будто сотряс мощный удар, вокруг возникла серая пустота. Воздух в легких взорвался, и на долю секунды герцог потерял способность мыслить и чувствовать. А потом вдруг оказалось, что он стоит на твердой земле, среди деревьев, а рядом с ним ларец и Талной.

Каспар сделал глубокий вдох. Чувства возвращались к нему, и среди первых ощущений был холод.

Приближалась ночь. С холма, куда перенес Каспара бог воров, видна была дорога, по которой к городу двигались повозки. Каспар достал кольцо и надел его на палец.

— Стань похожим на некрасивого слугу, — скомандовал он Талною.

Тут же вместо черного доспеха перед ним появился безобразный мужчина.

— Не такой некрасивый, — уточнил Каспар, и внешность Талноя незаметным образом изменилась: теперь это был достаточно неприглядный, но все же обыкновенный простолюдин в бедной одежде — типичный слуга торговца.

— Скажи что-нибудь, — приказал Каспар новоявленному слуге.

— Что-нибудь.

— Так, разговаривать ты умеешь. Называй меня «хозяин».

— Хозяин.

— Если я отдам тебе приказание, отвечай «Хорошо, хозяин» и делай то, что сказано.

— Хорошо, хозяин.

— Для начала неплохо. А теперь подними ларец и следуй за мной.

— Хорошо, хозяин.

Каспар спустился с холма и вышел на дорогу. Некрасивый слуга шел за ним и без видимого труда нес на плече ларец.

16. СУЛТ

Каспар пил в одиночестве.

Талной неподвижно стоял в комнате, вернее, чердачном помещении над пивной, которое обычно не сдавалось посетителям. Вынужденный ждать, когда будет найден нужный ему корабль, Каспар избегал останавливаться в трактирах и постоялых дворах: он помнил о предупреждении Калкина, что черное существо из другого круга могут искать некие злые силы.

Да, так теперь Каспар называл Талноя — существом. Четыре дня ожидания в Султе дали ему возможность поэкспериментировать с кольцом и этим существом. Он задавал ему вопросы, определяя, способен ли Талной на самостоятельные действия, и смог уяснить две вещи: во-первых, существо обладало способностью независимо мыслить и принимать решения, так что в какой-то степени оно было живым, а во-вторых, армию таких существ победить, скорее всего, невозможно.

Также Каспар опытным путем установил, какой период времени он может носить кольцо не снимая и каковы признаки того, что кольцо начинает оказывать на него влияние. В основном это был несвойственный правителю Оласко слепой страх. После появления в Султе Каспар подошел к этой пивной, проносив кольцо на пальце уже около часа. К тому моменту, когда он договорился с хозяином о цене и поднялся вместе с Талноем в предоставленную им комнату, его охватило сильное беспокойство. Из любопытства он не стал снимать кольцо, а уселся на соломенный тюфяк и принялся ждать. Где-то через полчаса он исполнился убеждения, что за дверью кроется что-то ужасное, и никакие доводы рассудка не могли унять растущую панику. Уже не в силах бороться с желанием достать меч и броситься в атаку на то, что ждало его за дверью, он сорвал кольцо. Почти мгновенно чувство страха ушло.

Еще несколько экспериментов помогли Каспару понять, что носить кольцо он может не больше полутора часов, и в таком случае перерыв перед тем, как снова его надеть, должен быть также не менее полутора часов, иначе галлюцинации тут же накатывались снова. Каспар решил, что если будет пользоваться кольцом один-два раза в день, то не подвергнет себя большой опасности, и что более частое или длительное ношение кольца сопряжено с риском.

Он подытожил все, что знал о Талное. По возрасту это существо было невероятно древним, и тем не менее выглядело оно таким же… крепким, если можно так про него сказать, как его собратья на Косриди. Не наблюдалось никаких признаков старения или слабости. Другими словами, оно было как новое.

Каспара по-прежнему угнетало ощущение, что он по уши увяз в деле, о котором сам знал очень мало. Сначала его гнало вперед заклятие, теперь оно было снято, но количество вопросов не уменьшилось. Почему на Талноя было наложено это заклятие? Если целью заклятия не являлась доставка Талноя к богам, то в чем она состояла? Калкин сказал, что знать это необязательно, однако Каспар так не считал. И почему Калкина так тревожит возможность нападения Талноев на Мидкемию? Даже если бог воров ограничен в своей возможности покинуть этот мир, разве богам сообща не под силу справиться с вторжением дасати? Неужели они боятся этой расы?

Каспар глотнул эля, поджидая, когда появится Карбара — человек, который предложил свои услуги по поиску судна. Почему-то он все не шел. Каспар проклинал судьбу за то, что оказался втянутым в эту переделку с Талноем. С самого начала он догадывался, что ничем хорошим она не кончится. Однако потом он взглянул на ситуацию с другой стороны: именно благодаря Талною он продвигался по направлению к дому. Поскорее бы только нашелся подходящий корабль.

Султ был крупнейшим городом на западном побережье Новиндуса, но это ничего не значило. Помимо него на всем побережье был еще лишь один город, Пунт, расположенный гораздо южнее. Все местное судоходство в основном осуществлялось между двумя этими портами, и чтобы попасть на южную оконечность материка, приходилось ждать корабля по три-четыре месяца. Крупные океанские суда, распространенные в Оласко и других восточных королевствах, в эти воды заходили редко. И ни один из кораблей, стоящих сейчас на рейде, не шел на север. «Придется-таки покупать корабль! — мрачно думал Каспар.

Открылась входная дверь, и вошел Карбара — невысокий, беспокойный мужчина, имеющий привычку оглядываться, как будто кого-то опасаясь. Он подошел к столу, за которым сидел Каспар, и сообщил:

— Нашел.

— Что за судно?

— Двухмачтовое, каботажное. Прямые фок и кливер, основные паруса — треугольные, но у него глубокая осадка, и оно еще довольно новое. Его владелец больше не хочет выходить в море, решил осесть на берегу с женой и детьми. Ничего лучше найти, наверное, невозможно, и цену просят приемлемую.

— Сколько?

— Триста золотых монет.

Каспар задумался. В Оласко такая цена была бы действительно низкой, но здесь все гораздо дешевле. На родине Каспара краснодеревщику пришлось бы работать целый год ради таких денег, местным же мастерам потребовалось бы вдвое больше времени. Значит, владелец судна сможет купить на вырученные деньги неплохой трактир или начать какое-нибудь другое дело.

— Когда можно его посмотреть?

— Завтра. Судно закончат разгружать к полудню, потом оно будет стоять в ожидании покупателя. Капитан торопится с продажей, думаю, можно будет поторговаться.

— Как рассветет, жди меня там, — решившись, объявил Каспар и допил эль.

— Хорошо, — поднялся Карбара. — Ты не забудешь взять плату за мои труды?

— Десять процентов, как договаривались.

— До завтра, — кивнул посредник, уходя.

Каспар не спешил вставать. Что-то в Карбаре ему не нравилось. Слишком уж нервничает из-за этой сделки. Да, в результате он может получить неплохую для здешних мест сумму, но ведь у него наверняка есть и другие заработки, как предполагал Каспар. Бывший герцог Оласко знал, что такое предательство. Он понимал, что ранним утром, когда на улицахуже много народу, но туман еще не рассеялся, что угодно может случиться в переулке между пивной и доками. И местные констебли не сразу об этом узнают.

Оценив ситуацию, Каспар подозвал хозяина пивной, чтобы расплатиться, пожелал тому спокойной ночи и поднялся к себе в комнату. Пора было ложиться спать.

Талной стоял в темном углу, в той же позе, в какой был оставлен несколькими часами ранее. Чтобы не вызывать лишних подозрений, герцог позаботился о том, чтобы ему принесли второй тюфяк, и устроил на полу еще одно спальное место. Хотя, судя по полному безразличию хозяина пивной ко всему, кроме сбора платы за свои услуги, такая предосторожность была излишней.

Ночуя в этой комнате с Талноем в первый раз, Каспар чувствовал себя неуютно. Ему было не по себе оттого, что над ним всю ночь стоит это странное, грозное создание. Несколько раз он просыпался, чтобы проверить, не шевельнулся ли Талной. Раньше Каспару не раз приходилось спать в непосредственной близости от посланника дасати, но почему-то тогда (очевидно, из-за заклятия) его это не так беспокоило. Теперь он знал, что Талной способен на самостоятельные действия, заклятие снял Калкин, и мрачная фигура в ночи внушала Каспару если не страх, то беспокойство.

Вот и в этот вечер он долго ворочался, пока усталость не взяла верх; тогда он провалился в тревожный сон, прерываемый видениями о жестокой, бездушной расе Второго круга.

* * *

Каспар осторожно двигался в предрассветных сумерках. На прибрежные районы опустился густой туман, нечастый в это время года; откуда-то из-за молочно-белой завесы доносились звуки постепенно просыпающегося города — продавцы тащили тележки с товаром, лавочники распахивали ставни, хозяйки торопились на рынок.

Каспар не имел представления, следует ли ожидать нападения и если да, то откуда, но на всякий случай пошел к докам кружным путем. Вряд ли злоумышленники, если таковые в данном случае существовали, умели читать мысли. Перед уходом герцог надел кольцо и приказал Талною убивать всякого, кто попытается завладеть ларцом. Он засек время и поклялся себе вернуться в пивную до истечения безопасного периода.

Не желая навлекать на себя ненужные проблемы, Каспар разыскал хозяина пивной и предупредил того, что никто не должен входить в его комнату и что его слуга расправится со всяким, кто нарушит это распоряжение. Владелец заведения несколько удивился требованию постояльца, но возражать не стал, заметив, правда, что, может, пошлет в комнату своего зятя прибраться.

На дороге, по которой пошел к порту Каспар, ему никто не встретился, но он так и предполагал, что возможное нападение, скорее всего, случится в непосредственной близости от доков. Ведь если у Карбары или его единомышленников есть хоть капля здравого смысла, то они понимают, что чем ближе к порту произойдет стычка, тем меньше шансов, что на нее обратят внимание констебли.

К докам Каспар вышел с запада, далеко от намеченного места встречи с Карбарой. Небо на востоке понемногу светлело, но предрассветная мгла все не отступала. До того момента, как взойдет солнце и туман рассеется, оставалось не менее двух часов.

Каспар двигался вдоль берега до тех пор, пока не различил очертания пришвартованного судна — темное пятно в молоке тумана, подсвеченное носовым и кормовым фонарями. Размеры подходящие, решил про себя Каспар. Ничего больше сказать про судно пока было невозможно.

Время тянулось медленно. Он терпеливо всматривался в туман, хотя ни на миг не забывал о кольце на указательном пальце. Никаких неприятных ощущений пока не появилось. Вскоре стало достаточно светло, чтобы разглядеть, что перед кораблем нервно прохаживается невысокий человек, очевидно Карбара. Каспар спрятался за каким-то строением и приготовился ждать дальнейшего развития событий.

В первые полчаса ничего не случилось. Занималась заря, Карбара ходил туда-сюда, напряженно вытягивая шею при малейшем звуке. Потом появились портовые рабочие, стали переговариваться с матросами корабля, все вместе они приступили к разгрузке. Постепенно к докам подтягивались возчики на телегах, грузчики, лоточники и воры. Утро вступало в свои права.

Наконец Каспар решил, что если на него кто-то и планировал нападение, то к этому моменту уже отказался от своих намерений. Доки заполнились людьми, и уже нельзя было надеяться совершить темное дело незаметно. Кроме того, герцог торопился из-за кольца: у него осталось совсем немного времени на разговор с владельцем судна.

Выйдя из укрытия, Каспар приблизился к посреднику:

— Доброе утро.

Тот обернулся.

— Я думал, ты подойдешь с другой стороны. — Он мотнул головой в противоположном направлении. — Ну, это неважно. Доброе утро. Поднимемся на борт.

Каспар жестом пригласил Карбару идти впереди. Посредник заколебался, потом пожал плечами и взошел по трапу на судно. «Трюмы. Удобное место для засады», — тут же мелькнуло в голове у Каспара, и он положил правую руку на ремень, где висели ножны с кинжалом.

На верхней палубе разгрузочными работами руководил плотный человек средних лет. Он взглянул на Карбару, потом на Каспара.

— Покупатель? — спросил он без предисловий.

— Возможно, — ответил Каспар. — Расскажи мне о своем судне, капитан…

— Берганда, — коротко представился владелец. — Судну менее десяти лет. Я выменял его за две другие, более старые посудины, потому что оно быстрее, а вмещает в себя почти столько же, сколько те, вместе взятые. — Он оглядел палубу. — Длиной пятьдесят футов по ватерлинии, обычное двухмачтовое судно. Взгляни, основной парус довольно большой. — Капитан указал на грота-гик, который почти касался кормы. — Чуть что, сразу поднял его и понесся вперед, особенно если ветерок свежий. В общем, жена моя хочет, чтобы я был дома. У брата моего есть несколько повозок с лошадьми, и хоть я не смыслю ничего в упряжи, зато о грузах знаю все, так что вместе мы справимся, будем возить товар. Ну, если ты разбираешься в кораблях, то сам увидишь, что этот в хорошем состоянии и три сотни монет за него недорого. Но Карбаре платишь ты, — вспомнил Берганда о посреднике.

— Да, я заплачу ему, — сказал Каспар. — А тебе дам пять сотен, если ты сходишь в море еще раз.

— Куда?

— Через Синее море, к северному континенту.

— Чтоб мне провалиться, путешествие неблизкое. Я даже не знаю, как туда добраться. Слышал только, что это к северо-востоку от Города Змеиной реки. То есть сначала придется двигаться вдоль северного побережья, потом… Да это займет у нас не меньше года!

— Нет, — возразил Каспар. — От мыса Лошадиной Головы сорок пять дней идем на северо-запад, потом строго на запад еще две недели.

— В другую сторону? — удивился капитан Берганда. — Очень хорошо. Всегда хотел посмотреть тот конец света. Значит, так: я возьму три сотни сейчас и две сотни, когда вернемся. Сколько пассажиров?

— Двое. Я и мой слуга.

— Когда хотите отчалить?

— Чем раньше, чем лучше.

— Отлично, — сказал капитан. — Считай, что ты купил этот корабль. Я называю его «Западная принцесса». Хочешь назвать по-другому?

— Нет, — улыбнулся Каспар. — «Принцесса» сойдет. Сколько времени тебе надо, чтобы запасти провизию и подобрать команду?

— С командой проблем нет. Мои ребята ворчали, что с сегодняшнего дня остаются без работы. Они только рады будут еще одному долгому походу. Провизия? Дай мне пару дней. Так ты говоришь, что ходу туда пятьдесят девять дней или около того? Скажем, три месяца на тот случай, если с ветром не повезет. Значит, отплываем через три дня на рассвете.

Каспар вынул из складок одежды кожаный мешочек.

— Вот сто монет золотом, чтобы скрепить договор. Еще две принесу сегодня после обеда, а остальное получишь в Опардуме.

— Опардум, говоришь? — Берганда ухмыльнулся. — Так вот как называется земля, куда мы пойдем?

— Это город. Столица герцогства Оласко.

— Звучит необычно. Не терпится взглянуть. — Капитан взял золото, и они с Каспаром, довольные, обменялись рукопожатием.

Затем Каспар обернулся к Карбаре:

— Для тебя деньги у меня припасены в пивной. Пошли.

Тот заколебался.

— Господин, я договорился встретиться с другими людьми и уже немного опаздываю. Зайду за деньгами попозже.

Каспар сжал тощее плечо посредника и сказал:

— Да что ты, всего несколько минут, и мы там. Тебе же хочется поскорее получить свои денежки.

Слабосильный Карбара попытался вывернуться из хватки Каспара, но не преуспел.

— В чем дело? — грозно нахмурился Каспар. — Ты ведешь себя так, как будто не хочешь идти вместе со мной в пивную. Что-нибудь не так?

С посеревшим лицом Карбара пролепетал:

— Нет, господин, честное слово, все в порядке. Просто мне пора бежать. Это очень срочно.

— Нет, я настаиваю. — Каспар вдавил пальцы в тело дрожащего посредника.

Тот выглядел так, словно вот-вот упадет в обморок, но сумел кивнуть и пошел вслед за Каспаром.

— Вот и хорошо, — приговаривал неумолимый Каспар, несмотря на то что в душе его поднималась смутная тревога. Он догадывался, что это начинает действовать кольцо. — А то уж я подумал, что ты подговорил кого-то пробраться ко мне в комнату и стащить мой ларец.

При этих словах Карбара вырвался и побежал, но Каспар успел подставить ему подножку.

— Когда мы придем в пивную, я проверю все свое имущество, и если чего-то недосчитаюсь, то лично отведу тебя к констеблю.

Карбара заплакал, но Каспар не обращал на слезы внимания и наполовину вел, наполовину тащил несчастного вперед. Войдя в пивную, они увидели, что хозяин стоит между столов с вытянутым лицом и широко раскрытыми глазами.

— Ты! — крикнул он, увидев Каспара. — Ты-то мне и нужен!

— Зачем?

— Сюда приходили два каких-то наглеца и поднялись по лестнице в твою комнату, не сказав ни здравствуйте, ни до свидания! Потом начали шуметь, и я как раз пошел посмотреть, что случилось, и вдруг кто-то так заорал… — Хозяин пивной замотал головой. — Я и плавал, и воевал, и путешествовал на своем веку немало, но такого… за сорок лет не слышал. Уж не знаю, что там случилось с твоим слугой, но наверняка что-то ужасное, так что иди сам проверь. Я уже послал мальчишку за констеблем.

Каспара заливала волна страха. Он знал, что остались считанные минуты до того, как безумие полностью завладеет его рассудком. Толкая перед собой Карбару, он поднялся в свою комнату. Талной неподвижно замер в углу, там же, где и всегда; у его ног стоял ларец, но в остальном комната напоминала бойню. Кровь заливала стену и пол, одеяла и тюфяки. На полу лежали два человека, вернее, то, что от них осталось. В стороне от кучи конечностей и костей валялись две головы, уставившись неподвижным взглядом на потолок.

Карбара всхлипнул и потерял сознание.

Каспар потряс головой, борясь с дурнотой, и стянул с пальца кольцо. Подступившее совсем близко сумасшествие неохотно отступало. Он глубоко вздохнул. Придется не использовать кольцо в ближайшее время, как минимум час. Каспар надеялся, что констебли в этом городишке столь же медлительны, как и повсюду, и не появятся раньше, чем он сможет снова надеть кольцо.

И действительно, час прошел, а в дверь так никто и не постучался, только слабо заворочался Карбара. Каспар прикинул, что неудачливому злоумышленнику лучше пока не приходить в себя, и быстрым ударом за ухо вновь отправил Карбару в забытье.

С первого этажа доносились голоса. Хотя блюстители порядка не спешили появиться на месте происшествия, Каспар прекрасно понимал, что слухи об ужасных звуках в комнате уже распространились среди посетителей пивной и скоро это станет главной темой для разговоров во всем городе.

С осторожностью он просунул палец в кольцо и прислушался к ощущениям: на душе стало неспокойно, но не более того. Тем не менее надо немедленно перебираться на корабль и спрятать Талноя от любопытных глаз. Подойдя к неподвижной фигуре, Каспар прикоснулся к ней и сказал:

— Слуга!

Внешность Талноя моментально изменилась, он вновь стал похож на неказистого простолюдина.

— Возьми ларец и иди за мной. Без моего приказа никому ничего не говори.

Существо согнулось и без видимых усилий взвалило на плечо ларец. На Талное не было ни пятнышка крови, и Каспар сделал вывод, что внешность новоявленного слуги — иллюзия, а не костюм, который можно запачкать.

Каспар повернулся и вышел из комнаты. У основания лестницы собралось несколько человек. Они перешептывались и опасливо следили за тем, как спускаются Каспар и Талной. Каспар достал десять монет и вручил их хозяину пивной.

— Мой друг лежит в обмороке. Прежде чем войдешь туда, сделай глубокий вдох. Это тебе за беспорядок, который найдешь в комнате, и за одну маленькую услугу: если констебли спросят, скажи, что мы ушли не через западные ворота, а через южные. Прошу извинить меня за доставленные неудобства, но те двое были ворами.

Хозяин, ни слова не говоря, взял деньги.

Вместе с Талноем Каспар быстрым шагом добрался до причала и поднялся на борт «Западной принцессы». Капитан Берганда выразил легкое удивление:

— Я думал, что не увижу тебя еще пару дней.

— Планы изменились. Мы будем ждать отправления здесь. Если кто-нибудь спросит, ты нас никогда не видел.

— Понял, — ответил моряк. — Ты хозяин.

— Где наша каюта?

— Э-э, я еще не выехал из капитанской…

— Оставайся там. Есть еще каюты?

— Одна, чуть поменьше, чем моя. Я велю юнге показать вам дорогу.

Берганда зычно окликнул кого-то, и как из-под земли появился мальчишка, который, следуя указаниям капитана, отвел Каспара и «слугу» в крохотную каморку.

Каспар сказал юнге, что ужинать будет прямо здесь, и, как только за мальчишкой закрылась дверь, стянул с пальца кольцо. Беспокойство не проходило. Он не знал, результат ли это действия кольца или следствие его собственных опасений по поводу длительного ношения кольца, а может, он просто переволновался, пока добирался до корабля. По крайней мере, в ближайшее время найти его не должны. Каспар рассчитывал, что местные констебли не отличаются большой сообразительностью и будут искать его не в доках, а в окрестностях южных и западных ворот.

Он присел на нижнюю койку. Хотя верхняя оставалась свободной, Талною он приказал встать в углу, рядом с ларцом. А сам приготовился провести два скучных дня в ожидании, когда отчалит корабль.

* * *

О кровавом убийстве в пивной Каспар больше не слышал. Если капитан и команда имели какие-то подозрения насчет его странного желания просидеть безвылазно два дня в каюте, то они оставили их при себе. На третье утро «Принцесса» подняла паруса и покинула Султ.

Каспар дождался, пока город скроется из виду, и поднялся на палубу. К нему подошел капитан Берганда:

— Ты хозяин судна, но с того момента, как подняли якорь, командую здесь я.

— Понятно, — кивнул Каспар.

— Если указанный тобой маршрут не приведет нас на край света или в брюхо какому-нибудь чудовищу, через три месяца рассчитывай увидеть родные берега.

— Если будет на то воля богов, — усмехнулся Каспар.

— Перед каждым плаванием я делаю богам приношение, — сказал Берганда. — Не знаю, есть от этого толк или нет, но, если монахи помолятся за наше возвращение, хуже не будет.

— Не будет, — согласился Каспар. — Кто знает, может, иногда боги слышат наши молитвы.

— О, слышать-то они слышат, — воскликнул капитан. — И даже отвечают. Только обычно ответ этот — «нет».

У Каспара не было причин возражать, и он посмотрел на исчезающий в голубой дымке берег. Держа курс на юго-юго-запад, корабль выходил из бухты Султа. Им предстояло долгое и, как надеялся Каспар, спокойное плавание.

* * *

Каспар наблюдал за тем, как короткие барашки волн рассыпались в закатном солнце разноцветными брызгами. С момента отхода от берега Новиндуса прошло сорок пять дней.

К морю и мореходству Каспар никогда не испытывал большой любви, но к правитель Оласко он плавал много и на разных кораблях. «Западная принцесса», по его мнению, могла считаться крепким и быстроходным суденышком, команда знала свое дело. В отличие от военных судов, здесь не было железной дисциплины, отношения скорее напоминали семейные. Большая часть матросов служила у капитана Берганды уже многие годы, некоторые — почти всю свою взрослую жизнь.

Частью от скуки, частью из соображений необходимости, Каспар установил для себя распорядок дня, в который включил тренировки по владению оружием. Полуобнаженный, с мечом в руках, он ежедневно выходил на палубу и повторял все известные ему упражнения и приемы, сначала под шуточки и смешки команды, потом — под одобрительное перешептывание, когда стало очевидно его мастерство. Его не останавливал ни дождь, ни зной, только штормовой ветер мог загнать его в каюту. Поработав с мечом час-другой, он окатывал себя ведром воды. Возможность искупаться более тщательно предвиделась только по прибытии на сушу.

Теперь судно взяло курс на запад. Каспар стоял у борта, следя за безостановочным бегом волн, и так же безостановочно текли его мысли. Он обдумывал свой следующий ход, памятуя о верном замечании Калкина относительно нрава Когвина Ястринса. Хотя прошел почти год после захвата Опардума, Ког при встрече с Каспаром изрежет бывшего герцога на куски быстрее, чем тот успеет вымолвить три слова. Постепенно в голове Каспара возник общий план, но детали он пока не проработал.

— Капитан! — раздался крик с наблюдательного мостика.

— Что там? — откликнулся Берганда.

— Не знаю… что-то… справа по борту.

Каспар, стоявший у левого борта, пересек палубу. В воздухе, довольно далеко от судна, висел огромный переливающийся круг.

— Во имя богов, что это? — пробормотал один из матросов, остальные осеняли себя защитными знамениями.

Каспар почувствовал, как по спине у него побежали мурашки. Он мгновенно понял, что это такое, хотя и не мог сказать, что было источником его знания: краткое посещение Косриди, постоянный контакт с Талноем или его просто осенило свыше. Этот круг был прорехой в пространстве, или вратами, как называл их Калкин.

Вдруг из круга в море полилась какая-то жидкость — грязная, темная, издающая запах серы, долетавший даже до корабля.

— Лево руля! — рявкнул капитан. — Чем бы эта штука ни была, мы показываем ей корму!

Матросы метнулись выполнять команду, а Каспар в немом изумлении следил за тем, как поток жидкой субстанции из угрюмого мира дасати падал прямо в Синее море. Там, где он соприкасался с волнами, морская вода вскипала и шипела, над пенистым водоворотом выстреливали искрами электрические разряды. А затем из круга показалась голова и передняя часть монстра, не похожего ни на глубоководных океанских обитателей Мидкемии, ни на мифических чудищ. Его шкура была черной и блестела, как бронированная, янтарные глаза поблескивали в лучах закатного солнца. Каспар мог сравнить его только с гигантским угрем. На голове торчал гребень из шипов — словно защита от еще более крупных хищников, если такие могли существовать. Каспар с трудом верил своим глазам, настолько велика была показавшаяся из круга тварь. Наружу уже вылезло около тридцати футов чудовищной туши, и она все ширилась в холке — очевидно, невидимой оставалось не менее половины тела. Этот монстр проглотит «Западную принцессу» в три приема!

— Боги, храните нас! — завопил кто-то из команды.

Когда появились плавники чудища, стало ясно, что в длину оно превысит сто с лишним футов. Матросы выкрикивали имена своих богов, взывая о милости, а тварь повернулась в сторону корабля и при виде живых существ задергалась, стараясь ускорить процесс перехода в новый для себя мир.

Внезапно врата исчезли, лишь порыв ветра донес отголосок далекого, потустороннего грохота. Тушу чудовища разрубило надвое. Верхняя половина, оставшаяся в этом мире, повисла в воздухе, злобные глаза на поникшей голове остекленели, и вот огромный обрубок бухнулся в океан, вздымая волны, окрашенные бурой кровью, и вскоре ушел под воду, не оставив после себя никаких следов, кроме пятна грязной пены.

Каспару показалось, что кошмарное происшествие ему только привиделось. Он оглянулся. Матросы с пепельно-серыми, перекошенными от ужаса лицами цеплялись за канаты и поручни, бормоча все известные им молитвы. В конце концов из оцепенения их вывел капитан, приказавший всем приступить к своим обязанностям. Потом он на краткий миг встретился взглядом с Каспаром. Бывший герцог прочитал в глазах бывалого моряка упрек, как будто каким-то чудом капитан Берганда сумел догадаться, что появление монстра связано с присутствием Каспара на борту. Но потом капитан вернулся к командованию кораблем. Так Каспар и не понял, что было в этом взгляде.

Постепенно жизнь на судне вернулась в привычное русло. «Что ж, — размышлял Каспар, — пожалуй, ко времени прибытия в Оласко матросы будут горячо спорить о том, кто что видел, и вся эта история превратится в одну из моряцких баек».

И все же он твердо знал, что чудище и разрыв в пространстве ему не привиделись. Более того, он знал, что знаменовало собой это происшествие. В мозгу его пронеслись слова — то ли собственные мысли, то ли навеянные Калкином, еле слышные, но отчетливые: «Время истекает».

17. ДОМ

Каспар и капитан берганда стояли на капитанском мостике.

— По курсу земля! — раздался радостный возглас впередсмотрящего.

— Именно там и тогда, как ты и обещал, — сказал капитан.

— Мои сведения были получены из очень авторитетного источника, — уклончиво ответил Каспар и про себя усмехнулся. Хотя после появления неземного чудовища ему было не до шуток. Теперь он получил доказательство того, что слова Калкина — правда: Талной в самом деле служит магнитом для врат, а те, кто находятся по ту сторону врат, легко завоюют этот мир. Невзирая на то, что случится дальше, не думая о том, как сложится его собственная судьба, Каспар обязан был предупредить тех, кто мог остановить надвигающееся вторжение. Конклав Теней необходимо найти, даже ценой своей жизни.

Не будучи по натуре альтруистом, Каспар тем не менее осознавал, что если существа из Второго круга вторгнутся в Мидкемию, не выживет ни один человек, какое бы высокое положение он ни занимал, где бы ни прятался, как бы ловко ни обращался с оружием. В конце концов погибнут все: или в сражениях, или в жестоких игрищах, что служат в том бессердечном мире развлечением. А в таком случае вопрос личной безопасности отступает на второй план. Теперь Каспара гораздо больше волновала судьба тех, кто ему дорог, хоть таких людей было совсем немного: сестра Наталья, Джойханна и ее сын Джорген и, как ни странно, семьи участников злосчастной экспедиции на Новиндус. И даже если бы ему не о ком было заботиться, он не смог бы равнодушно стоять в стороне и наблюдать, как гибнет его родной мир.

Каспар окликнул впередсмотрящего:

— Что видно?

— Острова! Сотни островов!

— Поворачивай «Принцессу» на северо-запад, капитан, и тогда она принесет нас прямо к дому, — сказал Берганде Каспар.

Они плыли весь день и к рассвету следующего дня уже могли разглядеть прибрежные корабли, курсировавшие между городами побережья. Каспар к этому времени продумал, как сойдет на сушу и поведет поиски Когвина Ястринса. Как правитель Оласко, он никогда не имел тесных контактов со здешним преступным миром, но перевешал его представителей предостаточно, а также выслушивал признания, получаемые под пытками, читал донесения городской охраны и в результате имел представление о том, как связаться с человеком, который, как он предполагал, стал новым хозяином его бывшего герцогства.

К полудню перед ними вырос город Опардум.

— Впечатляет, — промолвил капитан Берганда. — Скажи мне, Каспар, а сколько кораблей отправляются отсюда в мои края и как часто?

— Нисколько, — рассеянно ответил Каспар.

Берганда прищурился.

— Мне сразу объявить ребятам, что мы застряли здесь, чтобы они вышвырнули тебя за борт, или ты все-таки подумал о том, как нам вернуться домой?

— Подумал, — сказал Каспар, не в силах оторвать взгляд от быстро приближающегося города. — Судно оставь себе. Продашь его снова, когда вернешься в Султ. Мне просто надо было добраться до Опардума, и я готов был заплатить за это любые деньги.

— Что ж, — расплылся в довольной улыбке Берганда, — ты самый достойный человек из всех, с кем мне доводилось встретиться. Я горжусь, что работал на тебя. — Он пожал Каспару руку. — Мне тут пришла в голову одна идея. Закуплю-ка я на те деньги, что ты дал мне, всяких редких товаров и продам их дома. Кто знает, может, прибыль будет такой, что я смогу убедить своего зятя продать его телеги и пойти работать ко мне!

Каспара позабавил неисправимый дух коммерции, живший в капитане.

— Тогда позволь мне дать тебе один совет: найди человека, который говорит по-квегски, потому что из всех местных наречий квегское — ближе всего к вашему языку, и попроси его научить тебя основным фразам и счету на оласконском языке. А иначе здешние торговцы отправят тебя домой и без денег, и без товара.

— Совет принят, — сказал капитан Берганда.

И вновь взгляд Каспара обратился в сторону родного города. Уже показался порт. Эмоции, обуревавшие бывшего герцога, удивляли его самого: он и не знал, сколь сильно скучал по родине и как горячо любит ее.

Однако он напомнил себе, что возвращается сюда как преступник и изгнанник. Если он не сумеет скрыть свое присутствие, ему грозит смерть.

Каспар припомнил то немногое, что знал о таможенных порядках Опардума, и соответствующим образом подготовил капитана, предупредив, однако, что долго не был дома и что правила могли измениться. Правда, причину своего отсутствия он не упоминал, как и не стал объяснять, почему так вышло, что с таможней он сталкивался мало: герцогу Оласко не досаждали с формальностями — когда он входил в порт, все рассыпались в стороны.

В гавань вошли уже на закате. Работник таможни подплыл на лодке и просигналил судну, чтобы встало на якорь, а потом прокричал:

— У вас кто-нибудь говорит по-оласконски?

Эта была первая ситуация, в которой бывший герцог рисковал быть узнанным, но он пошел на риск, ведь иначе капитан захотел бы узнать, чем вызвано нежелание Каспара переводить. Поэтому он откликнулся:

— Да, я говорю.

— Оставайтесь здесь до утра. Таможенный офицер прибудет на рассвете. Если хоть один из вас высадится на берег, всех ваших людей повесят как контрабандистов.

Каспар прокричал в ответ:

— Поняли! — и перевел краткий разговор Берганде.

Капитан недоверчиво рассмеялся:

— Он это серьезно?

— Он ревностный слуга герцога, и думаю, что говорил со всей серьезностью. Но вот тебе всерьез воспринимать угрозу не стоит. По большей части контрабанда процветает на южных островах, а не здесь. Любой, кто дерзнет привезти контрабандный товар в главный порт страны, скорее заслуживает награды, а не виселицы. Так что таможенник просто принял меры, чтобы мы не высадились на берег, не напились от радости и не устроили драку. А то некоторые мореходы попадают в тюрьму раньше, чем продадут свои товары, а таможня не имеет возможности получить причитающуюся ей мзду.

— Поверю тебе на слово, Каспар, — хмыкнул капитан. — И все же ты поступай как хочешь, а ребят я до утра подержу здесь.

— А что ты будешь делать завтра, когда окажется, что твой матрос, говорящий на оласконском языке, исчез?

Капитан снова засмеялся.

— Да ничего. Объяснимся как-нибудь и без тебя, а если, по твоему совету, найдем тут человека, кто говорит по-квегски, то и вообще проблем не будет. А этот таможенник утром наверняка забудет, с какого судна вечером ему отвечали по-оласконски. Вместе с нами в порт зашел не один корабль.

Каспар весело подхватил:

— Да, притворись, что ничего не знаешь, ничего не понимаешь, и тебя оставят в покое. А теперь я попрошу тебя спустить шлюпку, как только стемнеет. Я скажу твоим ребятам, куда меня отвезти. — Он достал из сумки мешочек с деньгами. — Здесь две сотни, о которых мы договаривались, и сотня сверху. Это чтобы твой зять с большей охотой стал моряком и чтобы ваши жены не слишком гневались.

— За это спасибо, — с чувством произнес капитан и распорядился насчет шлюпки.

Каспар вернулся в каюту и стал собирать свой нехитрый багаж.

* * *

Постоялый двор приютился в стороне от главных улиц. Это было одно из тех заведений, куда ни разу не ступала нога бывшего герцога за все время его жизни в городе. Постояльцами и посетителями здесь были портовые рабочие, носильщики, грузчики и другие бедняки, трудившиеся от зари до зари ради куска хлеба. А такие люди излишним любопытством не отличаются.

Каспар и Талной появились здесь два дня назад и сняли комнату в глубине первого этажа.

Каспар держался по возможности незаметно, исподволь стараясь войти в контакт с представителями преступного мира Опардума. Он придумал, как передать весточку во дворец, своей сестре, но сейчас все вылетело у него из головы: несколько минут назад он узнал потрясающую новость. Он только что пообедал и сидел в общем зале, когда туда вошли два констебля. Оглядев внимательно посетителей, они удалились, но одна деталь в их внешности заинтересовала Каспара, и он подозвал служанку:

— Да, господин?

— Я давно не был в Опардуме, не объяснишь ли ты мне, что за эмблемы нашиты на плащи констеблей. Я не видел их раньше.

— Это новая форма, господин. Ее ввел наш теперешний герцог.

Похолодев от таких слов, Каспар все же сумел разыграть удивление:

— Неужели я так долго пробыл в плавании, что здесь успел смениться герцог? А что случилось?

Девушка удивленно взглянула на него:

— Наверное, вы были на другом конце света, господин.

— Можно сказать и так, — подтвердил Каспар.

— А у нас тем временем была война, и старого герцога Каспара изгнали из страны. Я слышала, что его перенесли в какое-то адское место, но слухам верить не следует. Думаю, он гниет в собственной темнице. Нами правит сейчас герцог Варен.

— Герцог Варен? — побледнев, повторил Каспар, чувствуя, как сердце ухнуло в пол. Неужели Лесо Варен сумел в конце концов повернуть события в свою пользу?

— Да-а, симпатичный молодой человек, родом из Ролдема. Он взял в жены сестру старого герцога, и скоро у них будет малыш.

— Герцог Вариан Родоски?

— Ну да. Хоть из благородных, а парень неплохой, кажется.

Когда служанка ушла, Каспар чуть не рассмеялся вслух. С одной стороны, он испытывал огромное облегчение, потому что, несмотря на свои попытки убить Родоски, считал того порядочным человеком. Для своей первой жены, теперь покойной, он всегда был любящим мужем, а для детей — хорошим отцом. С государственной точки зрения брак Натальи с Варианом Родоски принес Оласко стабильность и защиту. Каспар понимал, что ничего лучшего и желать было нельзя.

Но с другой стороны, потеря герцогства уязвляла самолюбие Каспара. Он сидел за столом и пытался привыкнуть к мысли, что теперь это не его государство. Это по-прежнему его дом, да, но он здесь больше не правит и уже не сможет вернуть себе трон. То, что начиналось как безумный план мщения, давно уже превратилось в отчаянную гонку с могущественными силами зла, которые намеревались уничтожить его город, его народ, его сестру и ее нерожденного ребенка. Нет, былым чувствам и планам места не оставалось. Мстить сейчас не время, да и нет больше такого желания. Говоря по правде, если бы Ког Ястринс и Каспар поменялись местами, то Каспар никогда бы не простил Когвина. Он бы сразу убил его.

Он поднялся, чтобы пойти к себе в комнату, но его остановил пристальный взгляд человека, сидящего в дальнем углу зала. На этого худощавого мужчину Каспар обратил внимание еще раньше: в его облике было что-то знакомое. Однако черты его скрывал широкий капюшон, и сидел он в самом темном углу. За прошедший час Каспар несколько раз поглядывал в ту сторону, и каждый раз подозрительный мужчина, казалось, был поглощен изучением своей кружки с элем. Но сейчас он не успел отвести взгляд, и на краткий миг их глаза встретились, прежде чем он снова уткнулся в кружку.

Каспар пересек зал в направлении выхода, но в последний момент резко свернул и двумя широкими шагами оказался возле незнакомца. Тот отреагировал быстро, как и ожидал герцог: мгновенно вскочил на ноги и выхватил кинжал.

Каспар еле успел отразить удар, а потом использовал свое преимущество в росте и силе и толкнул нападавшего в грудь. Мужчина перелетел через стул и упал на пол, стукнувшись головой о стену.

Посетители спокойно отходили в стороны. В этом постоялом дворе к дракам привычны, и никто не вмешивается в ссору, пока не станет ясно, кто с кем дерется и, что особенно важно, каким оружием.

Когда к месту стычки подошел хозяин постоялого двора, поигрывая тяжелой дубиной, Каспар уже прижал противника к стене, наступил сапогом на его кинжал, а кончик своего кинжала приставил к шее, как оказалось, старого знакомого.

— Здравствуй, Амафи, — выдохнул Каспар. — Что ты собираешься делать, чтобы ни я, ни Когвин Ястринс не перерезали тебе горло?

Бывший наемный убийца, более года прослуживший у Кога Ястринса, а потом предавший его и скрывшийся бегством, воскликнул:

— Ваша милость! Я едва признал вас.

С жесткой усмешкой Каспар прошептал на ухо квегцу:

— Но все же ты узнал меня, и что же? Тут же захотел обменять мою голову на свою свободу?

— Нет, мой господин, я бы никогда не поступил так, — зашептал в ответ Амафи. — Я ведь, как и вы, переживаю нелегкое время. Почти год я вынужден был браться за любую работу, чтоб не умереть с голоду. Я боялся, что вы узнаете меня, и ждал только вашего ухода, чтобы незаметно выскользнуть.

Каспар неторопливо выпрямился. Хозяин заведения сразу понял, что драки больше не будет, и вернулся к своим делам. Каспар протянул руку и помог квегцу встать на ноги.

— Ты лжец и предатель, и я ни на миг не поверю, что ты не собираешься при первой же возможности предложить цитадели мою голову в обмен на твою свободу. Однако тебе повезло. Ты мне поможешь в одном деле, успешное завершение которого сохранит нам обоим головы на плечах. Пойдем отсюда, это не лучшее место, чтобы обсуждать наши с тобой проблемы.

— Согласен.

Каспар купил у хозяина бутылку вина и две кружки, а потом махнул наемному убийце, чтобы тот пошел впереди него.

— Прости, но я не скоро еще повернусь к тебе спиной.

— Вы мудрый человек, ваша милость.

Когда они подошли к комнате Каспара, Амафи открыл дверь, шагнул внутрь и замер.

— Все в порядке, — успокоил его Каспар. — Это мой… слуга.

Амафи неуверенно прошел в комнату.

— Он не двигается.

— Да, он умеет стоять совсем неподвижно, — отмахнулся Каспар. — Садись на кровать.

Сам он устроился на подоконнике. Кроме небольшого стола из всей обстановки в комнате был еще весьма грязный таз для умывания и кувшин с тепловатой водой. Каспар разлил по кружкам вино, одну кружку протянул Амафи.

— Мне надо многое тебе рассказать, но сначала хочу выслушать твою историю.

— Она простая и короткая. Еще когда служил у Когвина Ястринса, я всегда знал, как быстро и незаметно покинуть любое место или здание, где бы мы ни находились. Есть у меня такая привычка. В какой-то момент мне стало ясно, хотя подробностей я не знал, что мой хозяин что-то затевает, а значит, назревают неприятности. И пока он исследовал цитадель в поисках средства победить вас, после того как вы предадите его…

— И я его предал, не так ли?

— Хм… Но, думаю, он ожидал этого. Мне он казался человеком, не способным нарушить клятву, то есть, еще нанимаясь к вам на службу, он понимал, что первым предадите его вы.

Каспар хрипло и невесело рассмеялся.

— Ты хочешь сказать, что если бы я не свалил на него вину за организацию покушения на Родоски, то он по-прежнему служил бы у меня, а я по-прежнему был бы герцогом Оласко?

— Наверное. Кто я такой, чтобы судить об этом? Так вот, когда у меня не осталось сомнений, что цитадель вот-вот падет, я просто затаился, а потом снял с убитого кешианского солдата форму и покинул цитадель вместе с победителями. По-кешиански я говорю неплохо, так что никто не обратил на меня внимания. Ну а по пути в гавань все столько пили и кутили, что мне не составило труда скрыться в одном из пустых зданий. Там я несколько дней отсиделся и вышел, когда стало безопасно. С тех самых пор, как вы, ваша милость, исчезли, я мечтаю покинуть Опардум, но, увы, у меня нет на это средств.

— У такого пройдохи, как ты, нет денег? Вот уж никогда не подумал бы, что ты не сможешь купить себе место на корабле.

Амафи вздохнул.

— Ваша милость, мне уже за пятьдесят, а по профессии я — наемный убийца. Будь я молод, вы не имели бы ни единого шанса в давешней схватке. Я убил бы вас прежде, чем вы приблизились бы к моему столу. Но те времена миновали, теперь я слаб и медлителен. Единственная работа, которую я еще мог выполнять, — это быть слугой благородного лица. К несчастью, рекомендацию мне просить не у кого: мой бывший хозяин мечтает о том, чтобы убить меня.

Каспар хмыкнул:

— Да, трудно тебе приходится. Но у меня есть к тебе предложение. В зале я уже говорил, что знаю способ сохранить обе наши головы в целости и сохранности, а если у нас все получится, то я помогу тебе перебраться в такое место, где ты сможешь спокойно провести остаток лет.

— У меня есть кое-какие сбережения в Саладоре. Вот если бы я добрался туда… — Амафи пожал плечами.

— Помоги мне связаться с Когом Ястринсом, и я помогу тебе добраться до Саладора. И можешь забыть про свои жалкие сбережения. Я обеспечу тебя на всю жизнь.

Амафи недоверчиво прищурился:

— Обеспечить меня на всю жизнь недорого вам обойдется, если жить мне останется считанные дни.

— Ты разбойник, Амафи, — сказал Каспар, — и мне следовало сразу же перерезать тебе горло, а не вином угощать. Я не доверяю тебе ни на грош, но знаю, что ты всегда видишь, в чем твоя выгода.

— Если я правильно вас понял, ваша милость, вы не держите на меня зла за то, что я покинул вас в час невзгоды? Это доказывает, что вы мудрый и понимающий человек…

Каспар не выдержал и засмеялся:

— За сорок с лишним лет меня так ни разу не называли!

— Но это так, — проникновенно сказал Амафи. — Правда, даже если вы простили мою излишнюю болтливость, мой бывший хозяин может не быть столь же великодушен. Ведь именно я выдал его вам.

— А я уничтожил его народ, и тем не менее он простил меня. Думаю, после того как ты сведешь меня с ним вместе, он не станет возражать, чтобы ты покинул город. Ему станет не до тебя, когда только он услышит то, что я собираюсь сказать ему.

— Ну, тогда я снова ваш покорный слуга, ваша милость. Этот год был трудным испытанием для меня и, судя по вашему виду, для вас тоже. Мне потребовалось почти десять минут, чтобы узнать вас.

— Правда?

— Вы не знаете, как сильно изменились? Когда вы последний раз смотрелись в зеркало, ваша милость? Да вы и сами себя не сразу узнаете!

— Помыться и приодеться мне не помешало бы.

— Тогда скажите мне, что нужно будет сделать завтра, а пока я выполняю ваши поручения, посетите купальню и сходите к портному. Если я найду моего бывшего хозяина, на встречу с ним вы должны прийти в лучшем виде.

— Что значит «найду»? Я думал, он известный человек в городе.

— Вовсе нет. Он вместе с графами Столинко и Виснеем образовал триумвират, который правил Оласко от имени вашей сестры, пока все не устроилось. А устроилось все тогда, когда король Ролдема назвал герцога Родоски новым герцогом Оласко и женил его на вашей сестре.

— Король Ролдема? А Кеш и Острова допустили это?

— У них не было выбора: Ястринс сделал Оласко провинцией Аранора, а вместе они стали вассалами Ролдема.

Каспар от неожиданности привстал:

— Так теперь мы — часть Ролдема?

— Да, и пока все идет неплохо. По крайней мере, налоги не выросли, чужеземные армии по улицам не маршируют, так что население вполне довольно.

— Я недооценивал Ястринса во многих вопросах. Но чем он сейчас занимается?

— Говорят, нашел девушку из своего народа и вернулся в горы. Я могу разузнать точнее, но мне понадобится золото.

— Золота дам, сколько надо. Надеюсь, тратить ты его будешь разумно. Я пока приведу себя в порядок, а ты узнай, что стало с моим бывшим врагом. Его необходимо найти.

— Да, ваша милость, хотя мне немного странно ваше горячее желание встретиться с Когвином Ястринсом, но не ради того, чтобы уничтожить его.

— О, я с огромным удовольствием убил бы его, — сказал Каспар. — Не настолько я изменился, чтобы не хотеть этого. Но меня сейчас волнуют куда более серьезные вещи, чем личная месть.

— Я сделаю все, что смогу, — склонил голову Амафи.

— Большего требовать невозможно, — ответил Каспар. — Значит, договорились. Так, спать можешь на полу, но даже не думай о том, чтобы выкинуть одну из своих штучек. Мой неподвижный слуга разорвет тебя на части, если ему хотя бы покажется, что ты можешь причинить мне вред.

Амафи покосился в сторону Талноя и кивнул.

— Какая-то она неправильная, эта махина. Хотя, может, это всего лишь доспех, который вы по непонятным мне причинам поставили в углу комнаты. А я вовсе не собираюсь причинять вам вред. По крайней мере, пока мне это невыгодно.

Каспар, ухмыляясь, устроился на кровати.

— Задуй свечу и ложись. Завтра у нас много дел.

* * *

Амафи был прав. Узнать бывшего герцога Оласко в этом худом, смуглом, длиннобородом мужчине нелегко. Каспар разглядывал свое отражение в зеркале — полированном стекле, одну сторону которого покрывало серебро. У него в цитадели имелось несколько зеркал столь же высокого качества, но с тех пор, как он в последний раз смотрелся в нормальное зеркало, прошло уже… Каспар в задумчивости хмыкнул.

— Господин? — подскочил к нему портной.

— Это я так. Просто подумал, что сказали бы мои старые друзья, увидев меня сейчас.

— Они бы сказали, что вы человек необычайно тонкого вкуса и здравых суждений, господин.

Каспар уже побывал в купальне и наконец ощутил себя таким же чистым, каким бывал только год назад и ранее. Затем он посетил цирюльню, где попросил, чтобы его подстригли покороче, а вот усы сбривать не стал, хотя до изгнания их не носил. И бороду лишь подровнял, оставив густой и длинной.

Все это он придумал, чтобы как можно сильнее изменить внешность, но его опасения быть узнанным значительно поутихли. Таким худым он не был с юношеских лет. Жизнь в изобилии и роскоши сказалась на его фигуре: за время герцогства он раздался вширь, хотя и поддерживал себя вхорошей физической форме. Теперь в нем не осталось ни капли жира, щеки ввалились, а когда он снял нижнюю рубаху, чтобы портной снял мерку, то смог пересчитать на себе все ребра.

Чтобы не ждать несколько дней, пока будет готова новая одежда, Каспар заплатил портному в два раза больше обычной цены с условием, что весь костюм сошьют уже к вечеру. Это означало, что ему пришлось полдня просидеть в мастерской, подвергаясь утомительным примеркам, но идти все равно было некуда, других дел у него пока не появилось. Так что, решил Каспар, можно потратить один день на приведение себя в приличный вид, готовясь к встрече с нынешними властителями Оласко.

— Можно снимать, господин, — проговорил портной по имени Свон. — Если вы подождете, через час я уже закончу.

Призван был и сапожник. Он измерил ногу Каспара и сказал, что может принести несколько пар готовой обуви, а заказанные Каспаром сапоги сошьет через день-другой.

Общаясь с ремесленниками, Каспар представлялся приезжим из Султа, что в определенной степени было правдой. Вряд ли хоть один из них когда-либо слышал о таком городе, но их это не волновало, главное, что золотые монеты были настоящими. Каспару пришла в голову еще одна мысль: надо бы найти менялу и обменять золото, привезенное из Новиндуса, на местные деньги.

Пока Каспар примерял и выбирал сапоги, вернулся Амафи. Каспар расплатился с сапожником и договорился, чтобы сшитые по его мерке сапоги доставили на постоялый двор, где он поселился, а потом отвел Амафи в угол портновской мастерской.

— Удалось что-нибудь узнать?

— Я нашел способ передать вашей сестре весточку, ваша милость. Стоить это будет немного. Девица, что работает во дворце, глупа и легко поддается на уговоры. Но в этом же кроется и опасность: если ее поймают, она расскажет все как есть.

— Риск существует всегда, — сказал Каспар. Он достал из туники небольшой сверток. — Передай это Наталье сегодня же.

— Девица, о которой я говорил, вечером будет в таверне, что возле цитадели, там работает ее семья. Сама она помогает на кухне и в прачечной цитадели, а ночует дома. Вероятно, сразу она не сможет передать записку: на это уйдет день или два. Но она утверждает, что раньше или позже у нее появится такая возможность.

Каспар заметил, что Амафи то ли рассеян, то ли неуверен в чем-то.

— Тебя что-то беспокоит, Амафи?

Старый убийца потер ладони, как будто ему было холодно.

— Д-да, — замялся он. — Последнее время меня преследуют неудачи. Уже два раза подряд я ошибался в выборе. Сначала я служил Когвину, но вы его предали. Потом я стал служить вам, но вскоре предали и вас. Я очень надеюсь, что хотя бы сейчас удача повернется ко мне лицом.

— Немного удачи не помешало бы и мне, — сухо отозвался Каспар. — А теперь отправляйся. Вечером ищи меня в «Доме у реки». Ах да, чуть не забыл. — Он швырнул Амафи мешочек с деньгами. — Когда закончишь с делами, купи себе какой-нибудь одежды поприличнее. Я не могу встречаться на людях с таким оборванцем.

— Разумеется, ваша милость, — заулыбался Амафи. — Рад служить.

Каспар проводил его взглядом и вздохнул. Старый хитрец донесет на него констеблям при первой же возможности, если сочтет это выгодным для себя, но на данном этапе у бывшего герцога не было иной альтернативы: его сестра — единственный человек из близких к власти кругов, кто может дать ему шанс объясниться; остальные при виде его сразу же схватятся за меч.

Он чувствовал, что до цели оставалось совсем немного. Скоро он отведет это адское создание во дворец, расскажет о нависшей над миром угрозе и, при удачном стечении обстоятельств, найдет Когвина Ястринса и с его помощью доберется до Конклава Теней.

* * *

«Дом у реки» — один из самых шикарных трактиров в Оласко, это утверждали все, хоть раз там отобедавшие. Он открылся всего полгода назад, так что Каспару еще только предстояло отведать блюда, уже ставшие в Опардуме притчей во языцех. Герцог предвкушал славную трапезу — ведь он всегда любил хорошую кухню, а во время изгнания питаться приходилось кое-как. Если жить ему осталось недолго, рассудил Каспар, то по крайней мере последние дни надо прожить с удовольствием. Да и с его изменившейся внешностью вряд ли его могли узнать.

Трактиром владела пара из Королевства, у них работали повар и его жена. Сюда приходила вкусно поесть вся знать Опардума. В прошлом здание, в котором расположился трактир, принадлежало одному дворянину, которого разорил старый герцог, отец Каспара. С тех вор особняк несколько раз переходил из рук в руки, и в конце концов его превратили в постоялый двор с борделем на втором этаже. Новые хозяева полностью перестроили здание, заново отделали и стали подавать обеды и ужины в стиле, пришедшем в Опардум из Бас-Тайры. Здесь не было ни пивной, ни общего зала, и поэтому трактиром в полном смысле этого слова «Дом у реки» не являлся, а назывался он на языке тех краев, откуда пошла мода на такие заведения, «ресторацией» — местом, где восстанавливаются от трудов и забот. В Бас-Тайре они сделались столь популярны, что в окрестных городах появлялись все новые и новые ресторации. И богатые люди, и менее обеспеченные (например, те, у кого в доме не хватало места для приема гостей, и те, кто не имел средств на личного повара) устраивали в ресторациях званые ужины на любое количество приглашенных и с размахом отмечали свадьбы и рождения.

В ресторации яблоку некуда было упасть. Судя по толпе желающих получить заветное местечко за столом, блюда, подаваемые здесь, не должны были разочаровать даже такого гурмана, как Каспар. Ему пришлось расстаться с немалой суммой денег, чтобы распорядитель провел его к маленькому столику в углу, и то ему повезло, потому что было еще относительно рано.

Место в углу как нельзя лучше устраивало Каспара. Отсюда он видел всех входящих и выходящих, оставаясь при этом незамеченным. Среди посетителей мелькнуло несколько знакомых лиц — богатые горожане и мелкие дворяне, встречавшиеся ему в свое время при дворе. Каспара все еще забавлял тот факт, что его никто не узнавал. Ужин он начал с холодного белого вина, привезенного из Королевства, свежих креветок и устриц. Все было изумительно вкусным.

Пока он ел, знакомых лиц в зале стало больше, но он по-прежнему не привлекал ничьего внимания. Каспар сделал интересное наблюдение о человеческой природе: люди не узнают даже хорошо известного им человека, если тот находится вне привычного контекста. Никому и в голову не приходило, что человек в углу зала «Дома у реки» может быть похудевшим, огрубевшим, загоревшим Каспаром из Оласко, потому что никто не ожидал увидеть его здесь, ужинающим в свое удовольствие. Лишь самые наблюдательные, наверное, скажут, вернувшись из ресторации: «Представляешь, сегодня видел человека, поразительно похожего на прежнего герцога. Бывает же такое!»

Симпатичную женщину, которая обслуживала Каспара, звали Мэйгари, она была женой повара и вела себя мило, но без кокетливости, чем приятно отличалась от назойливых служанок, с которыми Каспару приходилось иметь дело за последний год. Это она порекомендовала ему, что заказать. Ко второй смене блюд Каспар вознамерился если не съесть, то хотя бы попробовать все, что она советовала. Запахи, доносившиеся отовсюду, кружили ему голову.

Вторую женщину, работавшую в ресторане, статную и рыжеволосую, можно было бы назвать красавицей, не будь она столь сдержанна. Как и Мэйгари, она улыбалась посетителям, но ее улыбке недоставало тепла.

Каспар пробовал очередное блюдо — свежая зелень с фруктами под лимонным соусом со специями. К хрусту на зубах надо было привыкнуть, но аромат превосходил все ожидания. Мэйгари налила Каспару вина из другой бутылки и сказала:

— Кислая заправка салата перебивает большинство вин, но с этим, по-моему, сочетается неплохо.

И правда, вино отлично подходило к салату, и Каспар похвалил ее выбор, а сам приступил к фаршированному голубю с такими необыкновенными приправами и соусом, что хотелось растянуть блюдо надолго.

Тем не менее он уже почти закончил с птицей, когда в дверях ресторана появился Амафи. Бывший наемник указал подскочившему распорядителю на столик, за которым сидел Каспар, Каспар кивнул в ответ на вопросительный взгляд распорядителя, и тот разрешил Амафи войти.

Квегец еще не успел сесть, а Каспар, пребывающий на седьмом небе от полученного вкусового наслаждения, посоветовал:

— Обязательно попробуй голубя. Непередаваемое блаженство.

— Да, говорят, его здесь отлично готовят.

— Выглядишь неплохо, — заметил Каспар, указав вилкой на новый наряд Амафи.

— Вам спасибо. Приятно быть снова чистым.

В этот момент к их столу подошла Мэйгари, но, увидев Амафи, застыла с выражением ужаса на лице. Потом она резко развернулась и скрылась на кухне.

Мгновением позже отреагировал Амафи.

— Ваша милость, нам надо немедленно уходить отсюда, — выпалил он, вскакивая с места.

— Что? — Каспар, разомлевший от вкусной еды, не спешил покидать заведение.

— Меня узнали, мой господин, пойдемте же, — взволнованно частил Амафи и тянул Каспара за рукав.

Однако Каспар так и не успел подняться со стула. Девушка уже вернулась из кухни, а вместе с ней появились двое мужчин, оба в поварских фартуках и колпаках. Каспар и Амафи только протянули руки к ножнам, а один из поваров уже направил на них острие меча.

— Ого. Это самый нежданный гость в моем ресторане, — произнес Ког Ястринс.

18. ВСТРЕЧА

Каспар не двигался.

Он отлично осознавал значительность момента. Он нашел человека, которого искал, но любое неверное слово или движение с его стороны могло обернуться для него мгновенной смертью.

Бледно-голубые глаза смотрели на него с убийственной холодностью. Губы Кога Ястринса сложились в жесткую усмешку. Посетители ресторации при виде обнаженного меча заволновались и повскакали со своих мест.

— Прошу вас, дамы и господа, садитесь и спокойно отдыхайте. Произошло маленькое недоразумение из-за цены, — обратился к ним Ког. Затем он вновь повернулся к Каспару и Амафи и кончиком меча указал на дверь кухни. — Пожалуйста, пройдите с нами, господа. — И тише добавил: — Шаг в сторону — и я вспорю вам обоим животы.

Каспар осторожно двинулся к кухне.

— Амафи, только не делай глупостей. Все равно ты уже не так быстр, как раньше.

— Да, мой господин, — уныло ответил Амафи. — Разве я могу забыть об этом?

Когда все без происшествий прибыли на кухню, Когвин жестом пригласил двух своих гостей сесть за стол, что стоял у стены.

— Медленно выньте все оружие и сложите перед собой. Это относится и к двум кинжалам за голенищами сапог, и к ножу за поясом, Амафи.

Каспар и Амафи выполнили эту просьбу-приказ.

— Я был свидетелем многих удивительных вещей, Каспар, — сказал Ястринс, — но признаюсь, когда Мэйгари прибежала со словами, что в зале сидит Амафи, а затем оказалось, что он ужинает с тобой, я удивился как никогда раньше. Как тебе удалось вернуться из изгнания и как хватило наглости прийти в мою ресторацию?

— Дело в том, — ответил Каспар, — что я понятия не имел, кто здесь трактирщик.

— Это не трактир, а ресторация. Люсьен и его жена были моими слугами в Саладоре. Когда война закончилась, я послал за ними и открыл свое дело, с ними и моей женой. — Он перевел взгляд на женщину, которая еще раньше привлекла внимание Каспара своей сдержанностью. Сейчас она застыла в углу кухни с большим ножом в руках. — Она знает, кто ты такой, Каспар, и с радостью прирежет тебя, как только я разрешу ей это сделать. Можешь ли ты назвать мне причину не давать ей такого разрешения?

— Мне надо поведать тебе одну очень долгую историю.

— А зачем мне выслушивать твои истории? Может, будет лучше, если я позову констеблей, чтобы они препроводили вас в цитадель, а там пусть герцог Родоски решает, что с вами делать… при условии, конечно, что Перышко Синекрылого Чирка оставит вас в живых?

— Позволь мне шепнуть кое-что тебе на ухо, — попросил Каспар, сложив руки за спиной. — Даю слово, я никому не собираюсь причинять вред. Когда ты услышишь, что я хочу тебе сказать, ты поймешь, почему нельзя произнести это во всеуслышание.

— Люсьен, — обратился Ког к повару.

— Да?

— Возьми один из этих мечей и приставь его кончик к шее бывшего герцога. Если что, проткни его насквозь.

Люсьен поднял со стола меч и ухмыльнулся:

— Не сомневайся во мне, Ког.

Каспар склонился к уху Когвина и прошептал:

— Мне нужно срочно встретиться с Конклавом Теней.

Когвин Ястринс, когда-то известный как Коготь Серебристого Ястреба, последний из оросини, замер на несколько долгих, бесконечных, как показалось Каспару, секунд, а потом опустил свой меч. Обернувшись к Амафи, он скомандовал:

— Сиди здесь и не смей двигаться.

— Слушаюсь, мой господин, — покорно забормотал его бывший слуга.

Жене Ког сказал:

— Я все объясню тебе позднее.

Ей эти слова явно не понравились, но она кивнула и опустила нож.

Ког обратился ко всем остальным:

— Возвращайтесь к работе. Если кто-то из посетителей еще остался, их надо обслужить.

Люсьен, Мэйгари и Перышко занялись своими делами, и кухня зажила обычной жизнью.

— За кухней есть небольшая комната, где мы сможем спокойно поговорить, — повернулся Когвин к бывшему герцогу.

— Сначала я хочу попросить тебя об одном одолжении.

— Что? Ты просишь меня об одолжении? — Ког, пораженный, уставился на Каспара.

— Пожалуйста, дослушай. Ты прервал меня во время ужина. Может, я закончу его, пока мы беседуем? Жаль будет, если я не доем лучший ужин в моей жизни.

Онемев сначала от таких слов, Ког затем тряхнул головой и засмеялся:

— Что ж, ладно. — Он окликнул Мэйгари: — Будь так добра, подай то, что заказывал этот… господин, в дальнюю комнату. И захвати два бокала для вина.

Не опуская меча, Когвин кивком головы указал, чтобы Каспар шел впереди него. В комнате, что обнаружилась позади кухни, стоял стол и восемь стульев вокруг него.

— Здесь едят мои работники, — пояснил Ког.

Каспар выдвинул один из стульев и сел. Ког продолжал стоять и, пока Мэйгари разливала вино, не спускал с бывшего герцога глаз.

— Ког, говядина будет готова через несколько минут, — сказала она.

— Хорошо. И закрой за собой дверь, пожалуйста. Каспар пригубил вино.

— Прежде чем я приступлю к рассказу, позволь мне сказать, что твое заведение восхитило меня, молодой Ястринс. Ты не перестаешь удивлять меня своими талантами. Еда и вино выше всяких похвал.

— Должно быть, давненько ты не имел возможности хорошо поесть.

— О да, — усмехнулся Каспар. — Но даже по сравнению со стряпней в цитадели твои блюда превосходны. Знал бы я, что ты умеешь так готовить, никогда бы не вовлекал тебя в политику, а сделал бы самым высокооплачиваемым поваром в Восточных землях.

— Твои похвалы я отношу на счет Люсьена. Вместе у нас хорошо получается, но он — настоящий артист. А теперь вернемся к твоему рассказу. — Ког сел напротив Каспара, не выпуская из рук меча.

— Я бы предпочел подождать, пока нам не подадут следующее блюдо, поскольку рассказ длинный, а предназначен он не для всех.

— Пожалуй, в твоих словах есть смысл.

Чуть погодя появилась Мэйгари с дымящимся блюдом говядины под густым соусом с овощами в качестве гарнира. Когда она удалилась, Каспар попробовал мясо.

— С каждым новым блюдом ты превосходишь самого себя, Когвин.

— Если ты проживешь достаточно долго, Каспар, напомни мне, чтобы я рассказал, как поварское искусство помогло мне выбраться с того острова.

— Из Крепости Отчаяния?

— Угу. Думаю, тебя позабавит эта история.

— Хотел бы сказать то же самое про то, что ты сейчас услышишь. Первые дни и месяцы своего изгнания я пропущу, скажу лишь, что я многое понял в этот период. Начну же я с города Симарах, где мне встретились трое торговцев из Порт-Викора: Флинн, Кеннер и Макгойн.

И Каспар в который раз пересказал события последних месяцев.

* * *

Ночь была долгой. Когда ушли последние посетители, в комнату, где сидели Каспар с Когвином, заглянула Перышко, чтобы посмотреть, чем занимаются ее муж и человек, уничтоживший их народ. Ког тут же поднялся и подошел к ней, при этом повернулся спиной к Каспару, а меч оставил на столе. Перышко поняла, что кровопролития, по крайней мере пока, не будет.

Ког шепнул жене, что, возможно, останется здесь на всю ночь, поэтому она пошла к терпеливо ожидавшему своей участи Амафи и сказала, чтобы тот возвращался на постоялый двор.

— Твой хозяин пошлет тебе весточку, когда ты ему понадобишься. — Когда Амафи поднялся, она добавила: — И мой муж, и Каспар предупреждают тебя, чтобы ты не пытался покинуть город.

Амафи пожал плечами:

— Я уже год не могу отсюда уехать. Наверное, это судьба. — Он поклонился молодой женщине и ушел.

Перышко долго смотрела на дверь, за которой сидели и разговаривали человек, разрушивший ее мир, и человек, спасший ее саму и ее сына от рабства, потом повернулась и пошла к себе в комнату.

* * *

Утром Люсьен, Мэйгари и Перышко обнаружили Каспара и Кога по-прежнему сидящими в дальней комнате. Ког несколько раз за ночь варил кофе; глаза собеседников покраснели после бессонной ночи.

При виде вошедших Ког медленно встал.

— Мне нужно кое-что вам сказать. — Он подозвал жену и привлек ее к себе. — Перышко, как никто другой, понимает, что этот человек виновен в страшных преступлениях.

Каспар сидел с бесстрастным выражением лица, ничем не выдавая своих чувств.

— Когда-то я простил ему его злодеяния. — Ког взглянул в глаза жены. — Но я не прошу тебя сделать то же самое, Перышко. Пока я учился и жил как дворянин, ты страдала. Я лишь прошу тебя о терпении и понимании: я должен позволить этому человеку прожить еще некоторое время.

Эти слова заставили Каспара улыбнуться:

— Надеюсь, это время окажется не слишком коротким.

— Это зависит не от меня. Сейчас я помогаю беглецу, и хотя мне это не нравится, выбора у меня нет. Если городская стража узнает тебя и сообщит об этом герцогу, мне придется использовать все свое влияние на Родоски, чтобы спасти тебя от виселицы. — Он помолчал и продолжил, обращаясь к своим друзьям и жене, медленно выговаривая каждое слово: — Я не могу рассказать вам то, о чем узнал этой ночью от Каспара. Я вынужден скрывать это даже от любимой женщины, — он посмотрел на жену, — и она сносит это оскорбление с достоинством, которому нет равных.

Лицо Перышка осветила легкая улыбка, и Каспар поразился красоте женщины. «Боги, каким же злодеем я был, — вопрошал он в душе, — как мог я сломать ее жизнь ради удовлетворения пустых политических амбиций?»

Каспар поднялся и поклонился молодой жене Когвина.

— Госпожа, — начал он, — слова никогда не залечат ран, что я нанес вам. Я не ожидаю прощения. Хочу лишь, чтобы вы знали: я глубоко сожалею о том, что сделал с вами и вашим народом, и испытываю непреходящий стыд за содеянное.

Перышко Синекрылого Чирка тихо заговорила:

— Я жива. У меня здоровый сын и любящий муж. Прошедший год был хорошим для меня.

Спокойное величие этой женщины заставило глаза Каспара увлажниться. Он сказал:

— Вы напоминаете мне одну женщину, которой я многим обязан. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы она и подобные ей не страдали.

Перышко склонила голову.

— Итак, — снова взял слово Ког, — мне и Каспару предстоит многое сделать в ближайшие несколько дней, но сначала нам надо приготовить завтрак и составить меню на обед. Люсьен, что мы сегодня подаем?

Люсьен стал перечислять продукты, которые нужно купить на рынке, и блюда, которые, по его мнению, могли понравиться посетителям. Каспар дождался, когда в кухне установился рабочий ритм, и отвел Кога в сторону.

— Надеюсь, у тебя есть возможность связаться с этими людьми?

Когу не надо было объяснять, о ком говорит Каспар.

— Как уже говорил, больше я не работаю на них. Могу, конечно, дать им знать, что мне нужно встретиться с ними, но вот сколько времени на это уйдет… — Он пожал плечами.

Каспар задумался.

— А не можешь передать Наталье, что я жив?

Ког кивнул.

— Могу, хотя с некоторых пор отошел от власти и власть предержащих. — Он обвел рукой кухню. — Здесь мне находиться куда приятнее, хотя, думаю, мой дед не разделил бы моих взглядов. У моего народа пища…

Когвин замолчал, углубившись в воспоминания. Каспар не торопил его. Наконец Ястринс очнулся:

— Уверен, твоя сестра захочет увидеть тебя, но организовать встречу будет непросто. До тех пор пока мы не убедим ее мужа, что с твоей казнью пока стоит повременить, тебе лучше не показываться на глаза тем, кто тебя хорошо знал. Те же, кто видел тебя раньше, но не общался с тобой лично, каких в этом городе большинство, вряд ли признают тебя — слишком ты изменился. Ведь и в ресторане ты бы отужинал без проблем, если бы Мэйгари не увидела Амафи. Но я поддерживаю тебя в твоем деле, по крайней мере пока те, с кем ты желаешь поговорить, не скажут мне иного. Однако помни… — Когвин говорил ровным голосом, почти без выражения. — Даже если мы с тобой сейчас союзники, о чем я вчера еще и помыслить не мог, даже если я простил тебя, Каспар, я никогда не смогу простить одного твоего приказа. До конца моих дней я буду презирать тебя за это. — Он помолчал. — Как презираю я себя за то, что делал, пока служил тебе.

Каспар догадывался, что имел в виду Когвин.

— Светлана?

Когвин взглянул бывшему герцогу прямо в глаза:

— Каждую ночь я вспоминаю о ее убийстве.

Каспар вздохнул и очень осторожно положил руку Когу на плечо.

— Кое-кто считает, что это боги так мрачно шутят над нами: они взращивают в нас то, что мы больше всего ненавидим в других.

Ког кивнул и вернулся к насущным вопросам.

— Возвращайся на постоялый двор и жди. Постарайся, чтобы тебя видело как можно меньше людей. Когда мне ответят, я дам тебе знать.

— Я понимаю, в каком трудном положении ты оказался, — сказал Каспар, — но верь мне, когда я говорю, что у нас с тобой общая цель. Я просто не в силах передать того, что видел и слышал.

— Ясно. Да, и пусть Амафи тоже пореже выходит на люди.

— Разумеется. Хорошего тебе дня.

Когвин лишь склонил голову в ответ на это пожелание.

Каспар вышел из ресторана и быстрым шагом вернулся в свою комнату на постоялом дворе. Он бы не удивился, увидев, что Амафи исчез, однако старый наемник спал, развалившись на кровати, но мгновенно проснулся, как только Каспар закрыл дверь.

— Ваша милость, неужели сегодня нас не вздернут на виселице?

— Сегодня нет. — Обратив взгляд на неподвижного Талноя, Каспар задумался, сколько же дней ему осталось жить. Затем, поглядев на Амафи, занявшего его кровать, сказал: — Нам нужна комната побольше.

* * *

Шли дни. Каспар терпеливо ждал. Только спустя неделю после разговора в ресторане от Ястринса явился посланник с запиской, в которой говорилось: «Приходи на ужин». И больше ни слова. Каспар не стал долго томить изнывавшего от любопытства Амафи:

— Что-то произошло. Сегодня вечером нас зовут на ужин в «Дом у реки».

Остаток дня казался нескончаемым. Каспару не терпелось скорее поговорить с Конклавом, избавиться от Талноя и покончить с этим делом. Пришелец же из другого мира стоял в углу, ежечасно напоминая об ужасах, что скрывались среди чуждых измерений и в то же время таились в каждой тени. Появление расщелины в небе над морем и попытка гигантской твари проникнуть в этот мир красноречиво доказывали истинность слов Калкина: Талной был маяком для другого мира, и с каждым прошедшим днем само его существование увеличивало вероятность вторжения армии дасати.

Вечер наконец наступил, и Каспар с Амати оделись к ужину. Нанимать повозку они не стали и в ресторацию пошли пешком, следуя совету Кога не привлекать к себе внимания.

Уже почти у самой ресторации Амафи вдруг забеспокоился.

— Ваша милость, за нами следят.

— Сколько человек?

— Двое или больше.

— Шпионы герцога?

— Не думаю. Эти люди — охотники. На ближайшем углу сверните направо и держитесь рядом со мной.

Как только они обогнули угол, Амафи схватил Каспара за руку и потащил его в открытую дверь. Спрятавшись в тени, они видели, как мимо прошли двое мужчин, оба в тяжелых темно-серых плащах и широкополых шляпах, которые скрывали их лица. Преследователи торопливо пересекли улицу и заспешили дальше, не догадываясь, что Каспар и Амафи остались позади.

— Пойдем за ними, ваша милость?

— Нет, — сказал Каспар. — Мы не должны искать для себя новых проблем. Особенно если они сами нас ищут. — Он вышел из-за двери. — Пойдем, нас ждут.

Они вернулись на ту улицу, с которой вынуждены были свернуть, и вскоре прибыли в «Дом у реки», где их тут же провели в дальнюю комнату. Там их уже ждали Ког с женой и мужчина, которого Каспар уже видел, — высокий седовласый маг. Ког кивнул в знак приветствия.

— Каспар, думаю, ты помнишь Магнуса.

— Как я мог забыть?

Не улыбнувшись шутке, Магнус сказал:

— Я вижу, ты выжил после встречи с кочевниками.

— И после множества других встреч. Что тебе рассказал Ког?

— Здесь это повторять нельзя. — Магнус обернулся к Ястринсу. — Мы скоро вернемся. — В адрес Амафи он произнес: — Оставайся с Когом.

Магнус шагнул вперед и положил руку Каспару на плечо. Бывший герцог почувствовал, как все вокруг задрожало и скрылось за серой пеленой, а потом он оказался в другом месте.

Солнце стояло в зените, в деревьях пели птицы. Каспар огляделся: перед ним, в мирной долине располагалась большая усадьба, состоящая из нескольких строений. Повсюду деловито суетились люди, а также другие существа, неизвестные Каспару. И все же он не очень удивился, поскольку повидал за время своих путешествий множество невероятных вещей.

— Где мы?

— В усадьбе моего отца, на острове в Горьком море.

— Твой отец — это тот невысокий господин, который год назад убедил Кога не лишать меня жизни, верно?

— Да, это был мой отец, — улыбнулся высокий маг. — Пойдем, он ждет моего возвращения, чтобы я объяснил загадочное послание Кога. Хотя нет, будет лучше, если ты все расскажешь сам.

Магнус повел Каспара через большое прямоугольное здание, во внутреннем дворе которого был разбит прекрасный сад. Длинный коридор привел их в просторную комнату, где вся обстановка состояла из стола и огромного собрания книг, свитков и пергаментов. Они лежали повсюду: на полках, в плетеных корзинах и даже прямо на полу. За столом сидел бородатый человек в черной мантии, сосредоточенно вглядывающийся в разложенный перед ним пергамент.

Услышав шаги, он оторвался от своего занятия и удивленно воскликнул:

— Магнус, я и не ожидал, что ты вернешься в сопровождении… Каспара из Оласко, если не ошибаюсь?

— Ты не ошибаешься, отец, — сказал Магнус. — Ког Ястринс передал нам послание, что ему необходимо поговорить с членом Конклава. Я ответил на его призыв, и он рассказал мне нечто странное и ужасное. Каспар прибыл со мной, чтобы все рассказать тебе.

— Я — Паг, и это мой дом, — сказал бородач, обращаясь к Каспару. — К сожалению, при первой нашей встрече нас не представили друг другу, — добавил он сухо.

Каспар рассмеялся:

— Да, тогда нам обоим было не до церемоний.

— Так что это за ужасная история, которая заставила моего сына нарушить правила и пригласить тебя сюда без моего разрешения? — Он бросил на Магнуса вопросительный взгляд.

— Отец, если его слова — правда, тебе жизненно важно выслушать его рассказ.

Паг хмыкнул:

— Ну что ж, ладно… Хм-м… Кажется, тебя уже не называют вашей милостью? — спросил он у Каспара.

— Зови меня просто Каспар.

Бывший герцог сел за стол напротив старого мага. Паг указал на пергамент, который изучал до прихода Каспара и Магнуса.

— Забавное совпадение. Я как раз пытался понять один из документов, оставленных в цитадели твоим другом Лесо Вареном.

Каспар покачал головой.

— События прошедшего года показали, что к этому человеку слово «друг» не подходит. Гораздо точнее его сущность описывает выражение «изворотливый паразит».

— Честно говоря, я иногда почти жалею, что он мертв, — вздохнул Паг. — У меня накопилось к нему столько вопросов!

— О, насчет этого не переживай. Он жив.

Паг выпрямился в своем кресле и воскликнул:

— Ты уверен?

Каспара озадачил такой всплеск эмоций.

— Сам я его не встречал за последний год, но мне известно из очень надежного источника, что он не умер. Лесо Варен похож на таракана — можно весь день давить его каблуком, он все равно выживет.

Пага насмешило это сравнение.

— Я сталкивался с Вареном не раз и могу смело заявить, что ты описал его весьма точно. Но все же меня не оставляют сомнения. Кто сказал тебе, что он жив?

— По-моему, ее называют Арх-Индар.

Пораженный Паг уставился на Каспара.

— Но это же богиня!

— Мертвая богиня, — подсказал Магнус.

— Как мне объяснили, я разговаривал с тенью этой богини.

— Кто объяснил?

— Страж, который живет в горах у подножия Небесных Столбов, под Шатром Богов. Он сказал мне это перед тем, как послать в Шатер для встречи с Калкином.

Паг не верил своим ушам.

— Ты встречался с Калкином?

— Да. Его еще зовут Банат, — подтвердил Каспар. — Арх-Индар подсказала мне, как добраться до стражей, а те, в свою очередь, отвели к Калкину. Вот он-то и велел мне найти Конклав Теней.

Откинувшись на спинку кресла, Паг обратился к Магнусу:

— Позови сюда свою мать и пошли за Накором, у меня такое чувство, что им тоже захочется выслушать рассказ бывшего герцога Оласко. — Магнус тут же отправился выполнять распоряжение отца, а Паг тем временем склонился в Каспару: — Мы постараемся, чтобы все прошло в цивилизованной и дружеской атмосфере, но мне хотелось бы, чтобы ты понял одну вещь.

— Какую?

— Если твоя история окажется не столь важной, какой счел ее мой сын, тебя ожидают не самые приятные последствия.

Каспар ничего на это не сказал. Паг продолжил:

— Всей душой я желал бы поверить, что ты больше не являешься пешкой в руках Лесо Варена, но мои желания не обеспечат безопасность моего народа. Если к концу твоего рассказа я не буду убежден в том, что твое появление здесь оправданно, живым ты мой остров не покинешь. Это понятно?

— Понятно. — Каспар помолчал, потом решился обратиться к Пагу с просьбой: — Если это не составит большого труда, могу я попросить… Дело в том, что перед тем, как оказаться здесь, я как раз собирался поужинать…

В глазах Пага мелькнула усмешка.

— О, накормить тебя мы сможем.

Каспар сел поудобнее. По крайней мере, чувство голода он утолит. Хотя если это действительно его последняя еда в жизни, жаль, что приготовили ее не повара «Дома у реки».

19. СОВЕТ

Каспар ждал.

Он пересказал свою историю Пагу и остальным, после чего, так же как и в случае со стражами, ему задали множество вопросов. Теперь члены Конклава Теней молча обдумывали услышанное.

Среди присутствующих была темноволосая женщина по имени Миранда — жена Пага и мать Магнуса. Выглядела она очень молодо, не старше собственного сына; может быть, только внимательный взгляд умных глаз выдавал ее возраст. Поведение и манеры Миранды показывали, что в Конклаве она является одной из равных. Простая синяя накидка не скрывала того факта, что тело ее осталось крепким и стройным, несмотря на годы. Другого члена Конклава, Накора, Каспар уже встречал раньше, во время краткой беседы с магами после падения его цитадели. Накор был одет в желтую мантию, обрезанную на уровне колен, и в руках держал деревянный посох. На плече у него висел большой дорожный мешок. Когда он только появился в комнате Пага, на губах его играла добродушная усмешка, но с началом рассказа Каспара она пропала, сменившись выражением глубокой задумчивости. Магнус тоже озабоченно хмурился.

— Ну что ж, — нарушил молчание Паг. — Ваши соображения?

Миранда скрестила на груди руки.

— Я считаю, нам надо немедленно изучить этого Талноя.

— Меня беспокоит, что Лесо Варен еще жив, — сказал Магнус. — И нам еще неизвестно местонахождение того рифта, над созданием которого он работал в Опардуме.

Накор покачал головой.

— Больше всего меня волнует то, что Лесо Варен, если он действительно жив, активно ищет Талноя. Двое мужчин, преследовавших вчера Каспара в Опардуме, могли быть посланы королем Ролдема или герцогом Оласко, но скорее всего это шпионы Варена.

— Прошу прощения за неуместное замечание, — проговорил Каспар, — но мне очень непривычно слышать, как герцогом Оласко называют не меня, а кого-то другого. Возвращаясь к Лесо Варену: я не знал, что у него есть шпионы.

— Его организация столь же недоступна для нас, как и для него — наш Конклав, — ответил Паг. — Но мы полагаем, что, в отличие от Конклава, где все равны, Варен один принимает решения, а все остальные беспрекословно ему подчиняются.

— Истинное положение дел нам неизвестно, — подчеркнул Накор.

— Мне не очень понятно, что же видел Каспар в мире Второго круга, — задумчиво проговорил Магнус. — Насколько можно верить его словам?

— Я рассказал все так, как видел собственными глазами, — обиделся Каспар.

— Ты видел то, что показал тебе Калкин, — возразил Накор и добавил с усмешкой: — А Банат не зря зовется ловкачом. Кто знает, какую цель он преследовал?

— Во всяком случае, он не стремился ускорить уничтожение Мидкемии.

— Конечно нет, — раздался спокойный голос Миранды. — Но вполне вероятно, что речь идет не только об угрозе человечеству и другим разумным расам, а о чем-то еще более серьезном. Накор прав. Банат мог показать тебе лишь часть правды. Взять хотя бы твое описание этих…

— Дасати, — подсказал Каспар.

— Да, дасати, — кивнула Миранда. — У меня никак не укладывается в голове то, как устроен их мир. Одной жестокостью это не объяснить. Ее мы видели предостаточно и здесь, в Мидкемии. — Она бросила на Каспара обвиняющий взгляд, но не стала продолжать эту тему. — Мы… то есть Каспар знает только то, что ему позволили увидеть. Логически рассуждая, мы придем к выводу, что общество не может удерживаться в целостности благодаря лишь жестокости и себялюбию. Для того чтобы достичь столь высокого уровня власти и организованности, какой имеется у дасати, необходимо желание сотрудничать и жертвовать.

— Калкин мне объяснил, что там действуют иные законы и правила, — сказал Каспар. — У меня возникли точно такие же сомнения, когда я побывал в Косриди. Но я достаточно опытен в управлении народом, чтобы знать: с помощью силы можно некоторое время удержаться у руля, но построить таким образом многовековую культуру невозможно.

— Мы углубились в какие-то абстрактные рассуждения, — перебил его Магнус. — Возможно, дасати достигли вершины своего социального развития и только потом изменились. Но какова бы ни была история установления у них именно такого общественного строя, нас должно волновать только то, какие они сейчас и каковы их намерения.

— Если то, что я видел, соответствует действительности, то никаких намерений в отношении нас у них нет, — подытожил свои впечатления от дасати Каспар. — Но как только им станет известно о нас, они сначала завоюют нашу планету и только потом задумаются о своих намерениях. Калкин говорил, что империя дасати захватила уже не один мир.

— Какие предложения? — спросил Паг.

— Нам нужно действовать, и как можно быстрее, — ответил Магнус.

Миранда кивнула.

— Я бы хотела немедленно приступить к изучению Талноя.

— Наверное, мне стоит попытаться поговорить с моими старыми друзьями в храме Баната, что расположен в Кеше. Спрошу, не знают ли они, что Банат, или Калкин, — Накор глянул в сторону Каспара, — говорит по этому поводу. Я не удивлюсь, если окажется, что они знают многое, но готов услышать, что им вовсе ничего не известно, однако спросить все же надо. На это у меня уйдет не больше двух дней. — С этими словами низкорослый чародей вышел из комнаты.

— Очень хорошо, — обратился к оставшимся Паг. — Значит, мы все согласны, что времени у нас мало. Магнус, доставь Каспара обратно в Опардум и возвращайся обратно с Талноем. Миранда, мы с тобой должны решить, кто будет работать с нами.

Каспар поднялся и поглядел на Магнуса:

— Куда идти?

Магнус положил руку на плечо Каспара, и они в тот же миг перенеслись в дальнюю комнату ресторации «Дом у реки».

— Никуда, — улыбнулся маг.

У Каспара от неожиданности подкосились колени.

— Я никогда не привыкну к этим прыжкам в пространстве, — пожаловался он.

— Привыкнешь. Подожди меня здесь, я найду Ястринса.

Через несколько минут Магнус вернулся в сопровождении Кога.

— Ты уже пришел в себя? — спросил Магнус Каспара. — Сейчас мы все вместе пойдем за Талноем.

— Втроем? — удивился Каспар.

— Да. Нам не помешает лишний меч, а тратить время на объяснения кому-то еще у нас нет времени, — нетерпеливо ответил Магнус. — Пойдем, хватит разговоров, пора приниматься за дело.

Трое мужчин вышли из «Дома у реки» и быстрым шагом направились к постоялому двору, где остановился Каспар. Час был поздний, Ястринс уже давно проводил последних посетителей. Звук шагов гулким эхом разносился по темным улицам Опардума.

Когда они подошли к постоялому двору, Каспар поднял руку.

— Что-то не так, — шепотом оповестил он спутников.

— Что именно? — спросил Магнус.

— Я вижу их, — сказал Когвин. — Два человека. Один напротив заведения, прячется за приоткрытой дверью, второй — в начале переулка с этой стороны здания.

— Я ничего не видел, — недоверчиво шепнул Магнус.

Каспар шагнул в тень и махнул другим, чтобы они последовали его примеру.

— Если это те же люди, что преследовали Амафи и меня сегодня вечером… — Он кинул взгляд на небо. — Это ведь было сегодня?

Магнус утвердительно кивнул.

— Если это те же люди, то, значит, Амафи был прав, за нами следят. — Каспар огляделся. — Я могу обойти вокруг и подобраться поближе к одному из них, чтобы рассмотреть поподробнее.

— Думаю, у меня это лучше получится, — возразил Ког.

— Не спорю, — согласился бывший герцог. — Но ты не знаешь, как выглядели мои преследователи.

— Широкополые шляпы, длинные плащи?

— Да.

— А лица ты их видел?

— Нет.

— Тогда мы с тобой в одинаковом положении. Ждите меня здесь.

Каспар и Магнус остались стоять, переговариваясь полушепотом.

— Должно быть, они проследили за Амафи до постоялого двора и теперь караулят меня.

— А может, их сообщники уже вошли внутрь и захватили твоего слугу?

Каспар хмыкнул:

— А вот это вряд ли. Им пришлось бы иметь дело с Талноем. Я дал ему приказ обезглавливать всех, кто входит в комнату, кроме Амафи и меня.

Примерно через пять минут после того, как Когвин скрылся в темноте, в переулке раздался шум борьбы. Каспар и Магнус увидели, что человек, прятавшийся напротив постоялого двора, побежал к переулку, на бегу выхватывая меч.

Каспар тоже вытащил свое оружие.

— Что ж, придется вмешаться!

Он бросился вслед за незнакомцем и свернул в переулок как раз вовремя, чтобы увидеть, как Ког, стоящий над одним противником, уже поверженным на землю, яростно атакует второго. Каспар приставил кончик меча к затылку человека в шляпе и выкрикнул:

— Не двигаться!

Тот замер и выронил меч. Ког приблизился к нему и сдернул с его головы шляпу, а Каспар развернул незнакомца к себе лицом. В свете луны он понял, что этого человека он раньше не встречал.

— Ты, кажется, говорил, что справишься с этим лучше, чем я? — не без язвительности спросил Каспар Когвина.

Ког пожал плечами:

— Похоже, я потерял сноровку.

Тем временем к ним приблизился Магнус, он в свою очередь осмотрел незнакомца и грозно вопросил:

— Кто тебя послал?

Незнакомец перевел взгляд со своего мертвого товарища на Магнуса, потом на Кога. Магнус предупредил его:

— Не пытайся обмануть нас. У нас есть средства добиться от тебя правды!

Человек в темном плаще рванулся вперед, как будто хотел напасть на Магнуса. Каспар среагировал мгновенно, ударив его по голове рукоятью меча. Мужчина упал на булыжники мостовой, лицом вниз, потом зашевелился, не пытаясь подняться. Магнус выкрикнул:

— Держите его!

Но было уже слишком поздно: когда Каспар и Когвин склонились к нему, его тело уже содрогалось в предсмертных конвульсиях.

— Он принял яд, — констатировал Магнус.

Ког нагнулся, чтобы осмотреть тело мужчины, с которым сразился раньше.

— Этот тоже мертв.

Магнус присел рядом с неподвижной фигурой, засунул руку под темный плащ и вытащил на свет медальон.

— Опять они! — простонал он и выругался.

— Кто они? — спросил Ког.

Магнус протянул ему медальон. Он был сделан из какого-то металла и покрыт черной краской, рельефный рисунок на одной из сторон изображал ястреба.

— Ты знаешь, что это означает? — поинтересовался Каспар у мага.

— Ночные ястребы, — ответил тот.

— Кто? — не понял Каспар.

— Гильдия смерти. Последний раз мы сталкивались с ними около сорока лет назад, но об этом лучше расспроси моего отца. Сейчас нам следует поторопиться. — Он жестом попросил Каспара первым войти на постоялый двор.

В общем зале никого не было, что и следовало ожидать в столь поздний час. Каспар подошел к своей комнате и дважды постучал. Дверь тут же распахнулась, и на пороге появился Амафи.

— Ваша милость! — воскликнул он. — Вы в полном здравии! — Затем он увидел, кто стоял за спиной Каспара, и добавил гораздо сдержаннее: — И с компанией.

Магнус и Когвин остались ждать за дверью, а Каспар подошел к Талною, по пути надев на палец кольцо.

— Никого не трогай, — приказал он и немедленно снял кольцо, а потом пригласил своих спутников войти. — Амафи, — обратился он к старому наемнику, — за тобой следили?

— Да, те же двое типов, что шли за нами ранее. Я послал мальчишку в «Дом у реки» с сообщением.

— Он не добрался до ресторана, — сказал Ког. — Должно быть, они перехватили его.

Магнус нахмурился.

— Это значит, что мальчик мертв. — Настороженно он приблизился к неподвижной мрачной фигуре Талноя. Постояв молча несколько минут, он сказал: — Я понимаю, что имел в виду монах. Эта черная вещь действительно неправильная… Не знаю, как объяснить. Но она не из нашего мира, это точно.

— Тогда надо поскорее отправить ее к твоему отцу, — сказал Каспар. — Может быть, он сумеет избавить нас от нее.

Магнус качнул головой:

— Нет.

— Что значит «нет»? — встревожился Каспар. — Разве ты здесь не для этого?

— Ког, ты чувствуешь? — обратился Магнус к Когвину, не отвечая на вопрос Каспара.

Ког Ястринс уставился на черную фигуру, потом на миг притронулся к ней рукой и сказал:

— Да, что-то есть…

— Когвин обладает способностью, которая редко встречается у людей, не владеющих магией: он чувствует действующую магию, — пояснил Магнус Каспару. — Какие бы злые силы ни заманили в этот доспех душу, они сильны и… опасны. Ты в относительной безопасности благодаря кольцу, а я нет. Мне придется вернуться к отцу и посоветоваться с ним.

С этими словами чародей исчез. Когвин сел на кровать.

— Ненавижу, когда он так делает.

Каспар присел с другого края кровати.

— Я тоже.

* * *

Прошло не менее часа, и наконец Магнус вновь появился в комнате Каспара.

— Отец велел доставить тебя и Талноя в определенное место на острове. Они с матерью уже начали ставить там магическую защиту, чтобы предохранить нас от воздействия Талноя, а также спрятать его от тех, кто его ищет.

— Спрятать? — удивился Каспар. — Мы же сейчас в Опардуме, а через миг окажемся в тысячах миль отсюда. Как его могут найти на вашем далеком острове?

— Существуют куда более эффективные способы поиска, чем переворачивание камней, — ответил Магнус. — Талной излучает чуждую нашему миру магию, и Лесо Варен до сих пор не нашел его только потому, что не знал, что именно нужно искать. Я видел этот… артефакт, трогал его и теперь найду его в любой точке мира.

Каспар и Ког поднялись, а Амафи остался сидеть в своем углу.

Магнус попросил Каспара установить Талноя посреди комнаты, а сам тем временем обратился к Когу:

— Я сообщу тебе, если нам понадобится твоя помощь. Спасибо за участие в этом деле.

— Держи меня в курсе событий, Магнус, — ответил Когвин. — Я охотно помогу вам, когда будет такая необходимость.

С помощью кольца Каспар приказал Талною переместиться. Магнус и Каспар встали рядом с ним.

— Ваша милость? — вопросительно посмотрел на хозяина Амафи.

— Пожалуй, тебе лучше отправиться с нами, — решил Каспар.

Тревога на лице Амафи сменилась довольной улыбкой. Он быстро присоединился к плотной группе в середине комнаты. Магнус положил руки на плечи Каспара и Амафи, и все они оказались на лужайке перед домом Пага.

Амафи оглядывался, раскрыв от удивления рот. Несмотря на то что в этой местности время приближалось к полуночи, повсюду видны были фигуры людей, деловито спешащих по каким-то своим делам. Наряд и внешность некоторых из них казались Амафи странными, а кое-кто явно не принадлежал к человеческой расе.

Каспар заметил, что наемнику не по себе.

— Не волнуйся. Скоро привыкнешь.

— Ваша милость, я постараюсь, только дайте мне немного времени.

Неподалеку стояли Паг и Миранда, и Каспар обратил внимание, что Магнус перенес их с Талноем внутрь круга, образованного пятью кристаллами, излучавшими ровное золотистое свечение.

— Быстро выйдите из круга, — скомандовал Паг. Они так и сделали, только Каспар и Амафи отошли подальше, а Магнус остался стоять рядом с отцом. Паг начал водить руками, жена и сын повторяли его движения. Кристаллы на секунду ярко вспыхнули, потом почти совсем погасли. Паг выдохнул.

— Теперь, чтобы отыскать Талноя, потребуется очень сильная магия.

— Очень сильная, — эхом откликнулась Миранда.

— Я хочу попросить тебя отдать мне кольцо, — повернулся Паг к Каспару.

Бывший герцог вынул кольцо из сумки и передал его Пагу. Маг вгляделся в украшение, тускло светящееся у него на ладони.

— С уверенностью могу сказать, что этот предмет произведен не простым смертным, — произнес он.

— И от кольца, и от доспеха буквально разит чужеродной магией, — сказал Магнус.

— Когда защита, установленная в пещере, где хранился Талной, была разрушена… — начал Паг и замолчал. — Вероятно, мы никогда не узнаем точно, что произошло, но кое-какие предположения у меня имеются.

Затем он стал осматривать Талноя, а Каспар, Амафи, Магнус и Миранда стояли за пределами защитного круга. Постепенно вокруг собрались другие обитатели усадьбы, и Амафи прошептал:

— Ваша милость, что это за место такое? — Он не сводил глаз с существа с угольно-черной шкурой и ярко-красными глазами, которое в свою очередь внимательно следило за действиями Пага.

— Это школа, как ни трудно в это поверить, — шепнул в ответ Каспар. — Школа, и не только, — добавил он, поглядывая на Пага.

Изучение Талноя продолжалось больше часа, но никто из собравшихся не выказывал скуки или усталости, терпеливо и заинтересованно наблюдая за Пагом. Только изредка ночную тишину нарушал чей-нибудь шепот.

Наконец Паг провозгласил:

— Пойдемте в мой кабинет.

Каспар и Амафи последовали за Магнусом, Мирандой и Пагом, а остальные жители острова разошлись кто по своим делам, кто по домам. Амафи вытаращенными глазами глядел на все, мимо чего проходил: большую усадьбу, сад, коридоры, ведущие в комнату Пага.

Когда все собрались в кабинете, Паг повернулся к Каспару:

— Привезенная тобой вещь очень опасна.

— Я об этом уже догадался, — ответил бывший герцог Оласко.

— Наши предположения о ее происхождении, скорее всего, верны, но боюсь, это еще не все, — сказал Паг.

Он сел за стол и жестом пригласил всех тоже садиться. Каспар и Амафи заняли места напротив мага, Миранда встала за спиной у мужа, положив руки ему на плечи, а Магнус остался стоять.

— Полагаю, — продолжал Паг, — нам надо дождаться возвращения Накора, чтобы принять окончательное решение, но уже сейчас я готов признать, что виденное тобой, Каспар, действительно угрожает нашему миру. Даже одно из этих существ трудно уничтожить, а целую армию… — Маг не стал заканчивать фразу. — Нам придется положить этому конец. — Помолчав, он обратился к сыну: — Магнус, кажется, ты хотел обсудить что-то еще?

Магнус подошел к столу и положил перед отцом медальон.

— Двое мужчин следили за Каспаром, как я предполагаю, в надежде найти Талноя.

Паг откинулся в кресле с гримасой отвращения на лице.

— Гильдия смерти, после стольких лет тишины.

— Гильдия смерти? — вопросительно посмотрел на него Каспар.

Темные глаза мага подернулись дымкой воспоминаний.

— На самом деле это две разные гильдии. Изначально она была братством, чем-то вроде большой семьи, объединявшей самых опасных наемных убийц в истории Королевства и Кеша. Они действовали из Крондора, Кеша и Саладора почти шестьдесят лет. За эти годы в их организацию проникли шпионы, а может, кое-кто из членов предал братство, но со временем люди, сталкивавшиеся с гильдией, поняли, что она стала служить темным силам. До этого она состояла из пятидесяти человек, не более, которые убивали по заказу и в основном по политическим мотивам. Теперь же она разрослась и действовала с целью ввергнуть Королевство в пучину хаоса. Мой близкий друг, герцог Крондора Джеймс, еще будучи оруженосцем у старого принца Аруты, и один из моих учеников обнаружили в пустыне Джал-Пур их крепость. Их там были сотни, они пытались призвать в наш мир демона. — Паг вздохнул. — Принц Арута со своей армией много их тогда перебил. Спустя некоторое время я встретил одного человека… — Он взглянул на Каспара. — Ты знал его под именем Леса Варен, тогда же он называл себя Сиди. У него были и другие имена. И другие тела, насколько я понял. Ты знаешь, на кого он работает?

— Мне говорили об этом, — ответил Каспар Пагу, а в адрес Амафи проговорил вполголоса: — А тебе об этом лучше не знать.

— Ваша милость, — склонил голову Амафи. — Я счастлив в своем неведении.

— Этот человек, будем звать его Лесо, является предводителем тех, кто стремится открыть двери хаосу и разрушению и утопить наш мир в безумии, свидетелем которого ты был, Каспар.

— Если я правильно понял, — сказал Каспар, — Варен был предводителем ночных ястребов.

— В определенном смысле да, но гильдией смерти его сторонники не ограничивались. Так или иначе, тот факт, что за тобой следили ночные ястребы, означает только одно: тобой интересуется Варен, и совсем не потому, что он прожил в твоей цитадели несколько лет. Он может не знать, что именно оказалось в твоих руках. — Паг указал на Талноя. — Но ему известно, что это нечто очень важное. Скорее всего, его шпионы ищут тебя по всему миру, но в основном они сосредоточились на Оласко как на самом вероятном пункте твоего появления.

Каспар предположил иной вариант:

— Может, они просто искали некий магический след присутствия Талноя в нашем мире и даже не знали, кто я такой.

— Может быть, и так, — заговорила Миранда. — Пытаться угадать, каким будет следующий шаг противника, полезно. Пытаться понять, что он думает, бессмысленно.

Паг согласно кивнул.

— В любом случае ты можешь не беспокоиться: мы займемся этим делом. — Он внимательно посмотрел на Каспара. — Тебе еще надо решать свои проблемы. Разумеется, ты находился под влиянием Лесо Варена, но и твои руки запачканы в крови. Тем не менее, если хочешь, я попрошу Когвина Ястринса замолвить за тебя словечко перед герцогом.

Каспар невесело улыбнулся.

— Спасибо тебе за предложение, маг, но всей твоей магии не хватит для того, чтобы убедить Родоски позволить мне остаться в Оласко. Будь я на его месте, я бы этого не позволил. Даже если я действительно исправился и буду вести себя хорошо, найдутся другие силы, которые захотят использовать мое присутствие как предлог для подрыва существующей власти. Да и ролдемский король Карол предпочтет, чтобы в его новой провинции появилась армия Талноев, а не я. Нет, мне придется уехать из Оласко.

— У тебя уже есть план?

— Твердо я еще ничего не решил. Но об одном одолжении я бы все-таки попросил тебя, маг. Возможно ли устроить мне встречу с сестрой до того, как я снова покину Опардум?

— Вне всяких сомнений, — ответил Паг и тут же распорядился: — Магнус, найди нашим гостям комнаты, а я пока пошлю весточку Когвину Ястринсу. — Каспару же он сказал: — Приглашаем тебя провести у нас несколько дней, а когда у нас будет время, мы отправим тебя в Оласко. Если ночные ястребы Варена ищут тебя, не стоит появляться в Опардуме.

— Согласен.

Магнус махнул Каспару и Амафи, чтобы шли за ним, и провел их длинными переходами в другое крыло усадьбы. Открыв дверь в удобную комнату с двумя кроватями, он пригласил гостей устраиваться, а сам ушел, но быстро вернулся в сопровождении светловолосого, голубоглазого юноши.

— Знакомьтесь, это Маликай. Я попросил его проследить за тем, чтобы вы ни в чем не нуждались, пока гостите у нас.

Каспар улыбнулся:

— А заодно и присмотреть за нами?

— Это вряд ли необходимо, — ответил Магнус. — Мы на острове, так что далеко вы не уйдете. Однако у нас есть несколько таких мест, куда вам лучше не ходить, для вашей же безопасности. Не знаю, на сколько дней вам придется здесь задержаться, но насчет одежды и еды не беспокойтесь.

С этими словами Магнус удалился, а Маликай спросил:

— Господа, нужно ли вам что-нибудь?

— Ничего, кроме хорошей кровати, а это у нас есть, — ответил Каспар, стягивая сапоги. — Мы прибыли с востока, и я не знаю точно, сколько сейчас времени…

— Уже за полночь, господин.

— Ну, нам должно хватить и того, что осталось от ночи, — заметил Амафи, садясь на другую кровать.

— До завтрака я буду в соседней комнате, — сообщил Маликай. — Утром у меня занятия, но если я вам понадоблюсь, попросите любого ученика, чтобы позвал меня. Они знают, как меня найти. Нас здесь не так уж много.

— Хорошо, — кивнул Каспар. — У нас наверняка появятся вопросы, но раз утром ты занят, мы прибережем их на потом.

Молодой человек ушел, и Каспар улегся, накрывшись одеялом. Амафи последовал примеру хозяина и задул свечу. В темноте раздался его голос:

— Ваша милость, что вы будете делать дальше?

— Спать, Амафи.

— Я имею в виду потом, когда мы покинем этот остров?

Каспар долго лежал, ничего не отвечая. Наконец он сказал:

— Есть кое-какие идеи, но я пока не готов обсуждать их. Спокойной ночи, Амафи.

— Спокойной ночи, ваша милость.

Глядя в темноту, Каспар думал о вопросе, заданном Амафи. Теперь, когда Талной доставлен тем, кто может обезвредить его, когда предупреждение Калкина передано Конклаву Теней, когда встреча с сестрой вот-вот состоится, бывший герцог Оласко не знал, что делать дальше.

Как ни устал Каспар за этот непростой день, сон долго к нему не шел.

* * *

Три дня Каспар и Амафи гостили в усадьбе Пага и его семьи. Каспар узнал, что это и был легендарный остров Колдуна, который корабли обходили стороной, опасаясь волшебства и слухов. Говорили, что с теми, чья нога ступала на этот остров, приключались всякие ужасы, а волшебство приводило к тому, что с помощью магических видений идиллический пейзаж острова превращался в негостеприимные и неприступные скалы в глазах тех, кто осмеливался приблизиться, чтобы рассмотреть его.

В действительности остров был прекрасным уголком, а в эту пору года — позднюю весну — весь утопал в зелени и цветах. Каспар и Амафи отдыхали и набирались сил после опасностей и невзгод, сопутствовавших им в Опардуме.

Для старого наемника это была первая за год возможность провести несколько дней, не опасаясь за свою жизнь, а Каспар наконец сбросил с плеч тяжелую ответственность, которую чувствовал с тех пор, как встретил Флинна и двух его товарищей. И хозяин, и слуга наслаждались покоем.

Утром четвертого дня Каспар сидел позади усадьбы в тени деревьев и прислушивался к уроку, который проводила преподавательница с кожей оранжевого оттенка. В остальном она была необыкновенно привлекательна. Каспар с трудом улавливал суть ее наставлений, но, как и в университете Новиндуса, его восхищал сам факт, что юные умы получают здесь развитие и образование.

— Добрый день, Каспар, — раздался женский голос у него за спиной.

Он обернулся и, не веря своим глазам, обнаружил перед собой ту, которую никак не ожидал увидеть ни здесь, ни где-либо еще.

— Ровена? — воскликнул он, поднимаясь на ноги. — Но как…

— Здесь я Алисандра. Кстати, это мое настоящее имя, — улыбнулась она.

Каспар засмеялся.

— Так значит, ты служила Пагу?

— Да, и Ког тоже.

Алисандра медленно зашагала в сторону рощицы, Каспар пошел вслед за ней.

— Ты знаешь, я чуть не погибла в руках того безумца, — проговорила девушка.

— В конце… я уже не знал, что делаю, — тихо сказал Каспар.

— О, я не виню тебя, — обернулась Алисандра, заразительно улыбаясь, как умела улыбаться только она. — Мне ведь надо было подобраться как можно ближе к Варену, чтобы распознать его слабые места. Но я его не очень заинтересовала, хотя резать меня на кусочки ему понравилось. — Об этом она сообщила как о чем-то само собой разумеющемся. — Здешние целители отлично потрудились надо мной, не осталось ни шрама.

Каспар был в растерянности. Та, которую он знал как леди Ровену из Талсина, третью дочь мелкого мискалонского дворянина, была самой соблазнительной женщиной из всех, что он когда-либо встречал. Здесь она держалась совсем по-другому и рассказывала о том, что произошло с ними, как о событиях, не имеющих к ней никакого отношения.

— Даже если ты выполняла чьи-то распоряжения, в то время ты находилась под моей защитой. Я позволил этому случиться.

— Честное слово, я не сержусь на тебя. Тем более что я сама дожидалась возможности убить тебя.

Каспар встал как вкопанный при этих словах.

— Правда?

— Не с самого начала, а когда догадалась, что Лесо замышляет нечто опасное.

— Что же он замышлял?

— Точно этого еще никто не знает; пока маги только изучают то, что обнаружили в цитадели. Говорят, там есть что-то очень странное.

— Ну а как ты сама? — спросил Каспар. — Теперь, когда тебя вылечили, ты собираешься вернуться к семье?

Она засмеялась — тем же музыкальным смехом, который ласкал его слух, когда они лежали в объятиях друг друга и разговаривали ночи напролет.

— К семье? У меня нет семьи. Дело в том, что я не такая, как все люди, Каспар, по крайней мере, многие так считают. Мне не жаль тех, кто страдает. Не то что бы мне нравилось мучить их, нет, просто не жаль. Понимаешь?

И Каспар понял.

— Ты — идеальный убийца.

— Ну, может, и не идеальный, но никаких сожалений по поводу того, что мне приходится убивать, я не испытываю. С тобой я отлично проводила время, и любовник ты внимательный и сильный, но если бы ты умер, я бы ни капли не огорчилась. И поэтому Паг решил, что мне лучше остаться здесь и работать на него.

Каспар тихо произнес:

— Мне кажется, это верное решение.

Алисандра улыбнулась и сжала его руку.

— Мне пора идти. Если увидишься со своей сестрой, передай ей от меня привет.

— Обязательно, — пообещал Каспар.

Он смотрел девушке вслед, чувствуя, как сердце наполняется грустью.

* * *

Чуть позже Каспара разыскал Маликай.

— Магнус хочет поговорить с вами, господин.

Каспар шел за юношей, вдыхая полной грудью аромат недавно распустившихся бутонов, подставляя спину ласковым лучам солнца. Магнуса они нашли под цветущим кустом, названия которого Каспар не знал. Без долгих предисловий маг сообщил Каспару о том, что тот может встретиться со своей сестрой.

— Когда?

— Сейчас, — ответил Магнус, опуская ладонь Каспару на плечо.

И вновь Каспар стоял в задней комнате ресторации «Дом у реки».

— Она ждет тебя в другой комнате, — сказал Магнус, показывая Каспару, куда идти.

Путь бывшего герцога лежал через общий зал. Хотя в Опардуме вечер еще не наступил, все столики были заняты посетителями, но Каспара никто не узнал, пока он пробирался между сидящими к нужной ему двери. Наконец он увидел сестру.

Наталья сидела возле стола, но встала, как только появился брат.

— О, Каспар, — прошептала она и подошла к нему, при этом стало очевидно, что она беременна. Поцеловав старшего брата, она призналась: — Я думала, что больше никогда тебя не увижу!

— Я тоже не надеялся на нашу встречу.

Наталья отошла на шаг.

— Ты так изменился! Похудел!

— А ты нет, — улыбнулся Каспар.

Наталья вспыхнула.

— У нас с Варианом скоро будет ребенок, сын, как утверждают повивальные бабки. Осталось два месяца.

Каспар быстро произвел в уме несложные подсчеты.

— А он не терял времени даром.

Наталья села, пригласив Каспара тоже садиться, потом позвонила, и появилась Мэйгари.

— Можешь подавать, — сказала Наталья.

— Слушаюсь, ваша милость, — почтительно ответила Мэйгари и скрылась за дверью.

Каспар усмехнулся:

— Ваша милость? Да, ведь ты же герцогиня.

— Каспар, я знаю, что тебе пришлось нелегко…

Он прикоснулся к ее руке.

— Это еще мягко сказано. Но теперь у меня все в порядке.

— Вариан хороший человек. Мы с ним никогда не… то есть я уважаю его, а он добр ко мне. А еще он замечательный отец и мудрый правитель. Твой народ в хороших руках.

Каспар вздохнул:

— Мой? Уже нет.

— Если это послужит тебе утешением, вспомни, что в жилах следующего герцога Оласко будет течь и твоя кровь.

Каспар расхохотался. Шлепнув по столу ладонью, он сказал:

— Ты знаешь, а ведь мне действительно приятно это знать. Надо же, никогда бы не подумал, что меня будут волновать подобные тонкости.

— Я так счастлива.

Вошла Мэйгари с супницей, и по одному лишь запаху Каспар понял, что это блюдо ему понравится. Когда она ушла, он взял ложку и провозгласил:

— Моя радость от встречи с тобой, дорогая сестрица, увеличивается вдвойне оттого, что проходит она в этой ресторации. Если сегодняшний ужин так же хорош, как тот, которым меня накормили здесь на прошлой неделе, то приготовься к райскому наслаждению.

Они проговорили весь вечер. После ужина Каспар пил вино, а Наталья — горячий чай. В конце концов темы для разговора иссякли, и они оба знали почему.

В комнату вошел Ког.

— Ваша милость, карета подана.

Наталья поднялась и подошла к Когу. Поцеловав его в щеку, она тихо промолвила:

— Спасибо тебе за брата.

— Рад, что смог оказаться полезным. Я подожду вас снаружи.

Когда брат и сестра снова остались вдвоем, Каспар предложил:

— Проводить тебя?

— Нет, — отказалась Наталья. — Тебя могут узнать, несмотря на поздний час. Мне пора идти.

Они постояли молча, держась за руки. Наконец Каспар произнес:

— Может, мы больше никогда не увидимся.

— Что ты собираешься делать?

— Еще не решил, но за прошлый год я узнал, что мир велик, и тот, кто хочет начать все сначала, при желании отыщет для себя место под солнцем. Когда мне это удастся, я дам тебе знать.

— Да защитят тебя боги, дорогой брат. — Она поцеловала его и быстро вышла из комнаты, словно старалась убежать от подступающих слез.

Минуту спустя вернулся Когвин.

— Мы с Натальей благодарны тебе за эту встречу, — сказал Каспар.

Когвин пожал плечами.

— Мы оба любим ее, каждый по-своему.

— Забавно, — усмехнулся Каспар. — Я знаю, что ирония не твой конек, но не кажется ли тебе ситуация противоречивой?

— Ты имеешь в виду то, что я любил Наталью и одновременно желал тебе смерти? — уточнил Ког. — Противоречия никакого нет. Мое чувство к ней совсем не такое, какое должен испытывать муж по отношению к жене.

— И ты нашел ту девушку, которая предназначена для тебя?

И снова Ког пожал плечами, но на этот раз на лице его отразилась скорбь.

— Перышко уже совсем не та девушка, которую я знал в деревне. Она… изменилась. Наверное, она уже никогда не станет счастливой. Ее насиловали столько раз, что она даже не знает, кто отец ее ребенка. Я воспитываю его как собственного сына, но… ей не забыть того, что было. Однако у Перышка бывают хорошие дни, даже недели. И все же… — Когвин беспомощно развел руками. — Она никогда не плачет, Каспар. Никогда. Как бы я хотел, чтобы она хоть раз дала волю слезам.

— Ты взвалил на себя тяжкое бремя.

— Кто еще мог вернуть ей хотя бы частичку того, что ты забрал?

Каспар промолчал. Оправдания ему не было, он понимал это.

— Алисандра просила передать тебе привет, — сказал он, чтобы нарушить напряженную тишину. — Она здорова.

— О, Алисандра, — с ноткой горечи откликнулся Ког. — Я был так молод, когда познакомился с ней. Мне казалось, что она — любовь всей моей жизни. Да, то был тяжкий урок для меня.

Каспар задумчиво качнул головой.

— Еще одна женщина, которая не плачет.

Наступившую после этого продолжительную паузу нарушил Когвин:

— Если тебе повезет и ты встретишь женщину, которую сможешь полюбить всей душой, без оглядки, мой тебе совет: отдайся этому чувству. Потому что это будет значить, что боги простили тебя.

Каспар молча выслушал этот совет.

— Мне пора возвращаться. Как это сделать?

Ког протянул ему шарик, сделанный из золотистого металла, но гораздо более легкого, чем золото.

— Нажми на эту кнопку, и окажешься в усадьбе, — проинструктировал он Каспара.

— Ну что ж, тогда прощай, молодой Когвин Ястринс, хотя уже не такой молодой, как при первой нашей встрече. Встретимся ли мы еще раз?

Когвин поднял брови в шутливой беспомощности:

— Там, где замешан Конклав, ни в чем нельзя быть уверенным. Но я, — серьезным тоном продолжил он, — желаю тебе удачи, Каспар из Оласко.

— И тебе удачи, Ког.

Они не пожали друг другу руки, но взгляды, которыми они обменялись, сказали им многое. Каспар надавил на кнопку на шарике и, как всегда, неожиданно перенесся в другое место — кабинет Пага.

Чародей оторвался от очередного манускрипта.

— Путешествие было приятным?

— Очень приятным, — с чувством ответил Каспар. — Благодарю тебя за помощь.

— В основном все сделал Ког. Я только что послал ему сообщение, что ты вернулся и все в порядке.

Каспар пригляделся к магу.

— Ты выглядишь усталым.

— Иногда мне кажется, я родился усталым, — вздохнул Паг, но тут же улыбнулся. — Я помню, как рос в замке в Крайди. И прошло-то всего сто с небольшим лет, а кажется, что это было так давно!

Каспара насмешили слова мага.

— Мне говорили, что ваш остров славится чудесными пляжами. Почему бы тебе не поплавать, не полежать на песке?

— Я бы с удовольствием, но у нас нет времени.

— У нас?

— Да, сегодня ты тоже как следует отдохни, а завтра мы с тобой отправимся в путь, чтобы встретиться кое с кем, кто может пролить свет на происхождение Талноя.

— С кем же?

— С одним моим старинным другом, который знает о Повелителях Драконов больше, чем кто-либо.

— И где мы его найдем?

— В Эльвандаре. А точнее — при дворе королевы эльфов.

Каспар произнес первое, что пришло ему в голову:

— Когвин был прав. Здесь никогда не знаешь, чего ждать.

20. ЭЛЬВАНДАР

Каспар моргнул.

Только что они находились на острове Колдуна, и вот уже вокруг них густой лес, стеной стоящий над берегом реки.

— Это река Крайди, — сказал Паг и обернулся, чтобы удостовериться, что Талной с ними.

— Что теперь? — спросил Каспар.

— Теперь мы будем ждать, — ответил Паг. — Надеюсь, недолго. Эльфы очень бдительно охраняют свои границы.

— Почему нам надо ждать, пока они сами не найдут нас?

— Никто не смеет входить в Эльвандар или в окружающий его лес без приглашения. Непрошеных гостей ждут неприятности.

Воздух был свеж, но не слишком прохладен. Каспар и Паг покинули усадьбу после завтрака, но Эльвандар находился западнее, поэтому здесь еще утро только начиналось.

Ждать им пришлось около часа. Каспар сидел на земле, а Паг и Талной остались стоять. За то время, что Каспар провел вместе с магом, они говорили мало. Очевидно, Паг возглавлял Конклав Теней, хотя прямо этого Каспару никто не сказал. Вот и сейчас Каспар не стал заводить беседы, поскольку чародей не производил впечатления человека, склонного к пустым разговорам.

Наконец Паг произнес:

— Они здесь.

Каспар оглянулся, посмотрел на другой берег реки, но никого не увидел. Однако Паг крикнул, обращаясь к невидимому собеседнику:

— Добрый день! Это Паг из Крайди.

Из-за реки раздался мелодичный смех, и мужской голос произнес:

— Добро пожаловать в Эльвандар, Паг из Крайди. Ты и твои спутники можете войти.

Паг махнул Каспару и приказал Талною идти за ними следом. Каспар, оглядываясь на немую черную фигуру, которая в тени деревьев выглядела еще более угрожающей, чем обычно, радовался, что кольцо теперь у Пага. Судя по всему, маг способен был носить его куда дольше чем полтора часа и без каких-либо неприятных последствий.

Втроем они пересекли реку. На другом берегу среди деревьев их ожидали четыре эльфа. Каспар обратил внимание, что один из них отличался от трех остальных: он был шире в плечах, и его уши были чуть меньше и чуть плотнее прилегали к черепу.

— Привет тебе, Калис! — сказал Паг, широко улыбаясь широкоплечему эльфу.

— Здравствуй, Паг! — Эльфу на вид было не более двадцати пяти лет. — Всегда рад тебя видеть. Я уже послал гонца сообщить отцу и матери о твоем прибытии.

— Боюсь, мы окажемся при дворе быстрее гонца. У нас срочное дело.

— Жаль, что я не смогу отправиться с вами, — сказал Калис.

— Как поживает твоя семья?

— Эллия и близнецы здоровы. — Эльф перевел взгляд на Талноя. — Верна ли моя догадка, что вы спешите именно из-за этого существа?

— Да. Мне надо поговорить о нем с твоим отцом.

Калис внимательно осмотрел Талноя.

— Это создание враждебно нашему миру, и еще… — Он сморщил нос. — От него исходит запах смерти, Паг.

— Так оно и есть.

— Тогда не буду вас задерживать. Рад был повидаться с тобой, Паг.

— Я тоже.

Паг подозвал Каспара, чтобы тот встал поближе к нему, и перенес их вместе с Талноем в центр Эльвандара.

В изумлении от увиденного Каспар онемел и, как зачарованный, стал разглядывать открывшуюся перед ним великолепную картину.

Они стояли на широкой поляне посреди невиданного леса. Величественные древние дубы вздымали могучие ветви до самого неба. Каждый из них был раза в три выше самых высоких деревьев в Оласко. А цвета! Часть дубов были темно-зелеными, как и полагалось в это время года, но на соседних с ними деревьях шевелились на ветру красные, золотистые и оранжевые листья. Каспар сначала не поверил своим глазам, когда увидел дуб голубоватого оттенка, но потом заметил несколько исполинов, покрытых снежно-белой листвой. Между громадными стволами, чуть ниже основной кроны, от ветви к ветви были перекинуты мостики и переходы. Лестницы, вырезанные, как казалось, прямо в стволах, спиралями поднимались куда-то вверх, среди листвы проглядывали платформы и беседки. По всем этим легким, изящным конструкциям ходили эльфы.

Каспар много читал об эльфах и знал, что это очень красивый народ, но, увидев их вживую, он понял, что письменные свидетельства не могли передать всей грации и достоинства этой расы.

Некоторые эльфы, как и стражники возле реки, были облачены в охотничьи кожаные костюмы, а другие щеголяли в длинных мантиях сочных тонов, расшитых серебряными, золотыми, белыми и желтыми узорами. Двигались волшебные создания так плавно, что казалось, будто они скользили по водной глади, а не шагали по твердой поверхности.

— Просто дух захватывает, — прошептал Каспар.

— Я здесь бывал несчетное количество раз, и все равно каждый визит сюда — потрясение, — согласился Паг. — Иди за мной.

Он подвел Каспара к широкой изогнутой лестнице, верхние ступени которой скрывались за стволом одного из гигантских дубов. У ее подножия играли дети эльфов, за ними присматривали несколько женщин, сидящих неподалеку с шитьем на коленях.

Поднимаясь вверх по лестнице, Паг часто останавливался, чтобы поздороваться с идущими навстречу. Каспар был рад этим остановкам: он все еще не пришел в себя от окружающих его чудес.

— Волшебное место, — проговорил он.

— Верно, — ответил Паг.

— И дело не только в необыкновенной красоте. Здесь чувствуешь себя так… умиротворенно.

— Увы, так было не всегда. В том месте, куда мы прибыли, во время Войны Врат произошла жестокая битва между эльфами и цуранийскими захватчиками. Меня тогда пленили и отправили в мир цурани, но я много раз слышал эту печальную историю. Кровь долгоживущих не единожды окропляла эту пышную зелень.

Каспар догадался, о ком идет речь, потому что среди людей бытовало поверье, что эльфы живут столетиями.

Они подошли к галерее, ведущей через несколько мощных ветвей к просторному центральному двору. Широкий деревянный помост служил опорой для двух тронов, на которых сидели двое эльфов, столь же величественных, как и окружающий их пейзаж.

Более высокий трон занимала женщина в снежно-белой мантии; на сидящем рядом с ней мужчине были коричневая туника и брюки. Но простые одежды не могли скрыть величия обоих. Уши женщины были такими же, как у всех остальных эльфов, вытянутые кверху, с острыми кончиками и без мочек. Золотой ободок на голове не мешал шикарным рыжим волосам свободно ниспадать по плечам и спине. Миндалевидной формы глаза были синими с зелеными крапинками.

Мужчина не носил никаких украшений; вся его фигура излучала такую мощь, что Каспар поразился. Паг производил на него впечатление скрытой силы, а этот эльф был просто-таки воплощением силы. Широкоплечий, ростом, по примерным оценкам Каспара, не менее шести футов и шести дюймов, он казался сильным не только физически — что-то в его внешности говорило, что в этом мощном теле живет не менее мощный дух.

— Приветствую тебя, Паг! — сказал мужчина, поднимаясь, чтобы поздороваться с гостями. — Ты не предупредил нас о своем прибытии.

Паг обнял его.

— Боюсь, мы прибыли сюда раньше гонца, посланного твоим сыном от реки. У нас очень мало времени. — Он обернулся к женщине и поклонился. — Ваше величество.

Она улыбнулась, и в который раз за это утро Каспар потерял дар речи. Внешность женщины не соответствовала человеческим канонам красоты, и все же она была неописуемо прекрасна. Королева эльфов изящно склонила голову.

— Добро пожаловать, Паг, всегда рады видеть тебя. Кто твои спутники?

— Королева Агларанна, позволь представить тебе Каспара, бывшего герцога Оласко, теперь… моего товарища. А существо, что стоит за ним, и есть причина нашего появления здесь.

Королева легким кивком головы поприветствовала Каспара:

— Добро пожаловать.

Каспар поклонился.

— Для меня большая честь находиться здесь, ваше величество.

Паг представил Каспару высокого мужчину:

— А это Томас, принц-консорт Эльвандара и мой друг детства.

Томас обвел рукой две группы эльфов, сидевших справа и слева от тронов.

— Это советники королевы. — Указав на одного из них, он сказал: — Тэйтар — первый из чародеев.

Старый эльф, одетый в костюм из кожи и холстины, был широкоплеч и бородат и мало чем отличался от своих собратьев-чародеев, разве что седыми волосами.

Сидел он по правую руку от королевы. Паг затем указал на эльфа, что находился слева от Томаса:

— А это Асьяла, предводитель эльдаров.

В отличие от Тэйтара с его внешностью прошедшего огонь и воду воина, Асьяла своим спокойным, одухотворенным видом напоминал священнослужителя. Он был очень стар: черты его лица истончились, кожа казалась почти прозрачной.

Каспар отвесил общий поклон.

Томас обратился к гостям с вопросом:

— Так что же это за существо, что заставило вас прийти сюда? Оно живое?

— В какой-то степени да, — ответил Паг. — Однако я надеялся, что ты сможешь рассказать нам о нем побольше.

Томас направил взгляд своих невероятно светлых голубых глаз на черную фигуру. Через миг он воскликнул:

— Талной! Теперь я вспомнил.

— Вспомнил? — переспросил Каспар.

Паг проговорил вполголоса:

— Я все тебе объясню. — Обращаясь к Томасу, он спросил:

— Что ты вспомнил?

Голос Томаса изменился, как будто заговорил другой человек; глаза уставились в бесконечность.

— Мы воевали с расой, называемой телд-ката, в мире Риска. Они пытались изгнать нас из своих небес с помощью наспех наложенного, но мощного заклятия. Это им не удалось, вместо этого они создали врата. Мы уничтожили телд-ката, но потом на нас напали другие существа, пришедшие через рифт, а те, кто… — Внезапно глаза Томаса сфокусировались, и уже своим голосом он горячо воскликнул: — Паг, вы должны уничтожить его, и немедленно!

— Наше первичное обследование показало, что это невозможно, по крайней мере, мы не знаем, как это сделать.

Томас посмотрел на двух старших эльфов.

— Тэйтар и Асьяла, взываю к вашей мудрости: что вы скажете об этом создании?

Оба эльфа поклонились и приблизились к Талною.

— Мне не нужна магия, чтобы увидеть очевидное: это зло. Даже в бездействии оно источает злую силу, — произнес Тэйтар.

Асьяла же промолвил:

— Я сверюсь с записями в наших архивах.

— Прежде всего прошу вас проследовать за мной в более спокойное место, — предложил Томас старейшим советникам и Каспару с Пагом. — Там я расскажу вам все, что знаю. — Потом он обратился к жене: — Королева, позволь нам удалиться во внутренние покои.

— Иди, а вечером я присоединюсь к вам, муж мой.

Томас поклонился, затем повел всех с центрального двора. В просторной комнате внутри ствола дуба Томас пригласил всех сесть.

— Паг, эта вещь может быть самой большой опасностью для нашего мира. Как она к тебе попала?

Паг переадресовал вопрос Каспару, и тот еще раз поведал историю Талноя. Когда он закончил, Томас задумался, а потом сказал:

— Вот что я помню о войне с дасати…

— Прости меня, — перебил его Каспар, — но как ты можешь помнить о том, что случилось задолго до твоего рождения?

Паг тут же пояснил Томасу:

— Я еще не успел ему рассказать.

— Вероятно, ты сочтешь это невозможным, — обращаясь к Каспару, сказал Томас, — но я обладаю памятью одного из валкеру, Повелителей Драконов. Просто считай, что я прожил две жизни; на более подробные объяснения у нас сейчас нет времени. — Он оглядел всех присутствующих и продолжил: — Это случилось до Войн Хаоса, когда валкеру правили небесами. Мы обладали способностью летать между мирами, и никто не мог сравниться с нами. — Его глаза покрылись дымкой воспоминаний. — Мы уничтожили телд-ката, которые в последней отчаянной попытке спастись создали рифт. Сквозь эту щель в пространстве проникли другие существа и атаковали нас. Мы в конце концов избавились от них и занялись рифтом, потому что догадывались, что он может стать для нас источником небывалой силы. Поэтому мы оставили мир Риска и прошли сквозь рифт.

Томас замолчал, как будто воспоминания причиняли ему боль. Через некоторое время вновь раздался тихий голос:

— То был единственный раз в жизни Ашен-Шугара, когда он испытал страх. — Томас указал на Талноя. — Если я ударю это существо со всей силы своим золотым мечом, то нанесу ему лишь небольшую рану. Несколькими ударами я, вероятно, смогу обезглавить его. Однако оно обладает магическими возможностями. Разрубленное надвое тело через несколько часов оживет и снова будет атаковать меня. Дасати — это чума для нашего мира. Их миллионы, а Талнои исчисляются десятками, а возможно — и сотнями тысяч. Даже без Талноев дасати убить труднее, чем любых других существ, с которыми сражались валкеру. Только в борьбе с богами мы сталкивались с большими трудностями. Мы бы предпочли сразиться с демонами Пятого круга или с Повелителями Страха, каждый из которых сильнее отдельного дасати, но зато число их ограниченно. Ашен-Шугар, правитель Орлиных гор, и его великий золотистый дракон Шуруга убили множество дасати, но на месте каждого убитого вставало до новых. После нескольких дней ожесточенной борьбы пал первый из валкеру — Киндо-Рабер. Его стащили со спины дракона и разорвали на части. Паг, они сдирали плоть с его костей. Дасати одолели и его великого дракона. Они как боевые муравьи: всякое живое существо на их тропе со временем будет уничтожено. Мы отступали, теряя одного валкеру за другим, и поэтому, не в силах справиться с дасати, решили закрыть Звездные Врата, уничтожив Риску.

— Вы уничтожили целый мир? — спросил Каспар.

— Это было в наших силах. Применив свои способности, мы разорвали мантию планеты, и это вызвало грандиозные обвалы и землетрясения. Мы обрушили наш гнев на тот мир ради того, чтобы закрыть врата, и он буквально рассыпался на кусочки.

— Как это существо попало к нам? — спросил Паг, имея в виду Талноя.

— Не знаю, — задумчиво протянул Томас. — Вероятно, один из моих братьев захватил его как трофей… хотя в это трудно поверить. Мы бежали, спасая свои жизни, нам некогда было думать о трофеях.

— Согласен, — кивнул Паг. — Думаю, это был кто-то другой.

— Но кто? И как ему это удалось? — воскликнул Томас. — Только Макрос Черный в достаточной мере владел магией врат, чтобы проделать подобное, но какими бы изощренными ни были его затеи, не могу представить, чтобы он рискнул пойти на столь опасный шаг.

Паг улыбнулся:

— А я могу. Прошло уже много лет с тех пор, как я унаследовал остров Макроса, но должен признаться, что из-за Змеиной войны каталогизация и учет книг в его обширной библиотеке совершенно пришли в упадок. — Паг вздохнул. — А может, я просто стал тщеславен и решил, что мне уже нечему учиться по его трудам. Так или иначе, я направлю самых способных из своих учеников в библиотеку, чтобы они нашли все упоминания об этом Талное.

— Макрос больше всего опасался возвращения Хозяина Драконов. Может, он держал это существо на всякий случай, в качестве запасного оружия.

При этих словах Томас явно встревожился:

— Один Талной лишь разозлит Хозяина Драконов, но вот целая армия Талноев…

— Ты думаешь, их здесь много? — спросил Паг. — Как это могло случиться? И почему их еще не нашли?

Каспару было что сказать по этому поводу.

— Когда мои друзья нашли Талноя, он был захоронен в глубине скалы. Его нашли только потому, что произошло землетрясение и склеп вышел на поверхность. Заметьте, что вокруг Талноя стояло много охранных заклятий.

— Да, это похоже на Макроса, — проговорил Паг. Затем он уточнил у Каспара: — А ты не знаешь, где именно был найден Талной?

— Примерно догадываюсь. Флинн объяснял мне, в каком месте им посчастливилось приобрести сокровища, и называл город, расположенный неподалеку. Насколько я смог понять, местные жители за небольшое вознаграждение приведут вас точно к тому месту.

— Это хорошо. Значит, поиски захоронения не займут у нас много времени, — удовлетворенно подытожил Паг.

— Прости, но мне кажется, что главная опасность сейчас — не Талной, — покачал головой Каспар. — Не забывай, что в нашем мире стали открываться врата, ведущие на уровень мира дасати. Видели бы вы то чудовище, что появилось над океаном, когда я плыл домой! И врата будут открываться все чаще и будут действовать все дольше, если только вы не сделаете что-нибудь!

— Существа из Второго круга попадали в наш мир и раньше, — подал голос древний Асьяла. — Эльдары были первыми среди слуг валкеру, и мы не забыли их учения. Даже самое маленькое существо из того круга несет смертельную угрозу для обитателей нашего мира, и при этом его крайне трудно уничтожить. Вторжение множества таких тварей повлечет за собой невообразимые последствия.

— Неужели мне снова придется браться за оружие? — ни к кому конкретно не обращаясь, произнес Томас.

— Под угрозой окажется не только Эльвандар, — медленно изрек старый Тэйтар, — но весь мир, в котором мы живем.

Каспар повернулся к Пагу.

— Могу ли я задать один вопрос, вероятно, глупый, поскольку я мало что знаю о магии, хотя и это, на мой взгляд, слишком много для меня?

Паг кивнул.

— Ты забрасывал меня в самые разные уголки двух континентов. Разве нельзя то же самое сделать с Талноем?

— Для этого я должен знать, куда именно его отправляю.

— А солнце для этого не подойдет? — предложил Каспар. — Или оно слишком далеко для тебя?

Паг не удержался от смеха.

— Интересная идея! Но нет, солнце для этого не подойдет. Я могу послать его в то место, которое я видел сам или подробно изучил по описаниям других людей. Полагаю, посмотрев на солнце столько времени, сколько возможно, я бы мог отправиться туда, но все же предпочел бы не делать этого. — Затем он снова посерьезнел. — Однако на первое время у меня, пожалуй, есть выход из положения: я удалю Талноя из Мидкемии.

— Куда? — тут же спросил Томас.

— В Ассамблею, на Келеван. Тамошние маги обладают возможностями понять, что это за создание, и их гораздобольше, чем учеников на острове Колдуна. И само собой, они спрячут его, установив мощные защитные поля.

Каспар вспомнил о намерениях Флинна и его друзей.

— А как насчет Звездной Пристани? Торговцы, нашедшие Талноя, хотели продать его там.

— Академию в Звездной Пристани основал я, — улыбнулся Паг. — Верь мне, когда я говорю, что цвет магических сил Мидкемии собран на моем острове. Правда, даже если объединить усилия магов Звездной Пристани и моих учеников, маги Ассамблеи превзойдут их и опытом, и способностями. Перенос Талноя на Келеван снимет угрозу с Мидкемии и уменьшит шансы возникновения новых врат. Со временем процесс их формирования может начаться снова, но, как я уже говорил, Всемогущие смогут установить более сильную защиту над Талноем, и это даст нам дополнительное время для изучения.

— Я бы хотел, чтобы мы тоже исследовали это создание до того, как ты увезешь его отсюда, — сказал в заключение Тэйтар. — Может, нам удастся что-нибудь понять.

* * *

— Будьте нашими гостями на сегодняшний вечер, — сказал Томас, ведя Каспара и Пага в отведенную им комнату. — Пока можете отдохнуть. Паг, когда у тебя будет время, найди меня, я хотел бы поговорить с тобой.

Паг кивнул:

— Разумеется.

Томас ушел, и Паг обратился к Каспару, который уселся на деревянную кровать, покрытую пуховой периной:

— Мне и моему другу нужно многое обсудить. Ты не возражаешь, если я ненадолго оставлю тебя одного?

— Паг, у меня голова кружится от того, что я тут увидел и услышал. Больше всего мне сейчас хочется побыть одному и обо всем подумать.

Знаменитый чародей тоже удалился, и Каспар с удовольствием растянулся на постели, отдавшись потоку мыслей. Картины из прошлого вспыхивали в его мозгу: Джойханна и Джорген, Флинн и торговцы, шахматные матчи с генералом, морское путешествие. И вдруг его осенило.

Он подскочил и выбежал из комнаты. Направившись туда, где, по его разумению, находился королевский двор, он пересек какой-то мостик и увидел, что на платформе чуть ниже моста негромко беседуют Паг и Томас.

— Паг! — позвал Каспар.

Оба друга подняли головы.

— Что?

— Мне в голову пришла одна мысль. — Каспар оглянулся. — Как мне к вам спуститься?

Паг показал на лестницу, спрятавшуюся в густой кроне. Каспар торопливо сбежал вниз.

— Ну что?

— Узнайте, кто наложил заклятие на Талноя, и тогда вам станет известно, кто захоронил его в скале.

— Заклятие? — не сразу понял идею Каспара Томас.

Каспар объяснил:

— Когда я встретил Флинна и его товарищей, их оставалось только трое из тридцати торговцев, отправившихся в Новиндус. Они попали под власть заклятия, которое понуждало их доставить Талноя в Шатер Богов, и все остальное стало для них второстепенным. Они даже бросили свои сокровища ради этого. То есть кому-то было очень нужно, чтобы факт существования Талноя был доведен до сведения богов.

— Что-то не очень понимаю, к чему ты ведешь, — озадаченно сощурился Паг.

— До меня только сейчас дошло, что после посещения Шатра Богов я не испытываю сильного желания куда-либо идти. Похоже, заклятие перестало действовать.

— Значит, оно выполнено, — заключил Томас.

— Или его снял Калкин! Есть ли у вас возможность выяснить, кто был автором заклятия?

Каспару ответил Паг:

— Попробую. Магия — это комбинация искусства и логики, и часто маг, применивший магию, оставляет после себя нечто вроде подписи. Пока могу сказать одно: если бы заклятие было наложено твоим другом Лесо Вареном, я бы почуял его моментально. Но нет, это был не он.

— Кстати, что насчет его вещей в цитадели? — поинтересовался Каспар. — Вы нашли что-нибудь, что могло бы связать его и Талноя?

— Нет, — сказал Паг. — Но мы узнали, что Варен пытался создать новый тип врат…

— Новый тип? — нахмурился Томас. — Что это значит?

Паг вздохнул.

— Это очень сложно объяснить, но я попробую, вы только останавливайте меня, когда что-то будет непонятным. Звездные Врата — это разрывы в пространстве. Чтобы создать их, надо обладать определенными знаниями и огромным количеством энергии. Я никогда не встречал того вида энергии, который использовал Варен… Однако он мне что-то напомнил, и я никак не могу вспомнить, что именно.

— В чем же уникальность этого вида энергии? — спросил Каспар.

— Варен научился извлекать жизненную энергию из жертв, пока они подвергались мучительным пыткам и смерти. Примерно так Мурмандрамас собирал запас жизненной энергии, когда пытался отомкнуть Камень Жизни.

Каспару эти пояснения почти ничего не сказали, но Томас со знанием дела предположил: — Пантатианцы? Паг кивнул:

— Возможно. Мы считали, что с ними покончено, и не видели ни следа змеиных жрецов со времени окончания Змеиной войны, но да, такая возможность существует. В связи с этим я бы хотел повнимательнее изучить Талноя.

Паг внезапно исчез, и Каспар остался наедине с Томасом.

— Прости мою необразованность, но ты говорил о вещах, неведомых мне.

Томас ухмыльнулся, и на миг в его мужественных чертах промелькнуло что-то мальчишеское.

— Мой друг Паг забывает о церемониях в таких сложных ситуациях, как эта. Пойдем со мной, и я восполню пробелы в твоем образовании за кружкой хорошего эля.

— С удовольствием, — обрадовался Каспар. Вслед за Томасом он прошел к помещениям, похожим на семейные покои. Для королевской семьи они выглядели скромно, решил бывший герцог. «Но в манерах и поведении этих людей столько величия, — думал Каспар, — что они не нуждаются в символах богатства и роскоши, чтобы напомнить другим о своем высоком статусе».

Томас налил две кружки прохладного эля и вручил одну из них Каспару. Жестом указав бывшему герцогу Оласко на стул, он начал свой рассказ:

— Тебе предстоит выслушать длинную и запутанную историю, в которой содержатся ответы на многие из твоих вопросов. Если тебя интересует, кто такие змеиные жрецы и какую роль они сыграли в Войне Врат, то лучше всего будет начать с того времени, когда мы с Пагом были совсем еще мальчишками и работали на кухне моего отца в замке Крайди…

* * *

Повествование Томаса заняло много времени. Был выпит целый кувшин эля, на столе появилась зажженная свеча — Каспар даже не заметил, когда это случилось. Разговор прервало появление королевы эльфов. Каспар поднялся.

— Вот вы где, — произнесла Агларанна с улыбкой.

Каспар поклонился.

— Ваше величество.

— Хорошо ли тебе у нас, лорд Каспар?

— Больше не лорд, ваше величество, но да, мне у вас очень хорошо. Атмосфера в вашем доме удивительным образом восстанавливает силы. Уже много лет я не чувствовал себя таким отдохнувшим.

Томас улыбнулся:

— Это одно из преимуществ жизни с эльфами.

— Ваш муж только что закончил рассказ о славных годах своей юности — о Камне Жизни и Войне Врат.

— Камень Жизни был одним из самых охраняемых секретов нашего времени. Только теперь, когда его больше нет, мы можем свободно говорить о нем.

— Когда Томас поведал мне о вашем сыне и о том, как его смешанное происхождение — слияние крови людей, Повелителей Драконов и эльфов — стало ключом к отмыканию Камня Жизни, у меня возникла идея. Наверное, будет лучше, если я обсужу ее вместе с Пагом.

Агларанна отступила от двери, давая Каспару возможность выйти, и предупредила:

— Он в комнате, что находится сразу за библиотекой.

— Я провожу тебя, — поднялся и Томас.

Каспар попрощался с королевой эльфов и пошел за принцем-консортом по лестницам-стволам и переходам-ветвям. Через некоторое время они очутились перед дубом гигантских размеров, самым большим во всем эльфийском лесу. Его ствол достигал семидесяти пяти или восьмидесяти футов в диаметре. Внутрь вела широкая дверь.

Томас открыл ее, и Каспар задрал голову, поднимаясь взглядом все выше и выше, с одного уровня на другой, которые соединялись винтовой лестницей, идущей в центре ствола.

— Это наша библиотека, — объяснил Томас. — В отличие от человеческих библиотек в ней хранятся не только книги, но также и реликвии, и другие интересные предметы.

— Поразительно, — проговорил Каспар.

Они взошли по лестнице на несколько витков вверх, чтобы достичь одного из средних уровней, и через боковую дверь вышли наружу. Перед ними сплетение ветвей образовывало почти ровную площадку, служащую опорой для строения, войдя в которое Каспар увидел Пага и двух старых эльфов, погруженных в изучение Талноя.

Томас кашлянул, привлекая их внимание.

— У Каспара возникла идея, Паг.

Паг оторвался от созерцания черного доспеха.

— Идеи нам не помешают.

— Если я верно понял то, что рассказывал мне Томас, Камень Жизни создали Повелители Драконов, чтобы использовать его против богов, так?

— Совершенно верно, — подтвердил Томас. — Такова была их цель: забрать все жизни в этом мире и обратить их в оружие, способное поразить богов.

— Каким образом? — спросил Каспар.

— Что ты имеешь в виду?

— Я хочу сказать, что после того, как сын Томаса отомкнул Камень Жизни и освободил заключенную в нем жизненную силу, твоя жена смогла снова зачать.

— Ну да, — кивнул Паг, явно не понимая, к чему ведет Каспар.

— Дослушай меня, — попросил Каспар. — Оружие, способствующее рождению детей, не кажется мне таким уж грозным. А ведь оно еще и залечивало раны и оказывало другие виды благотворного воздействия на тех, кто находился рядом с ним.

И снова Паг только кивнул, терпеливо ожидая, к какому заключению ведет слушателей Каспар.

— Мой вопрос таков: как этот… Мурмандрамас? — он вопросительно взглянул на Томаса.

— Да, так его звали.

— Как Мурмандрамас собирался использовать те жизни, что он забрал для власти над Камнем Жизни, и каким образом Повелители Драконов хотели применить Камень против богов?

Паг посмотрел на Томаса, и тот ответил:

— Если бы Камень активировали, то он бы поглотил всю жизненную энергию мира. Все, от самого крупного дракона до крошечной травинки, зачахло бы. Боги потеряли бы своих почитателей и, следовательно, себя. Валкеру считали, что они смогут захватить жителей других планет и заново заселить Мидкемию.

— Сумасшествие, — сказал Каспар. — Страж Самас преподал мне небольшой урок о сущности зла. Вывод, к которому он пришел, состоял в том, что зло есть чистое сумасшествие.

— Мы согласны, — сказал Томас. — Мы видели, как проявляется зло, даже среди эльфов.

— Итак, пантатианцы планировали уничтожить всю жизнь в этом мире, включая собственную?

— Это была раса с противоестественными устремлениями. Ее создала одна из валкеру с тем, чтобы они боготворили ее. И действительно, они считали Алму-Лодаку богиней. В своей бездумной вере они надеялись, что, вернувшись, она поднимет их до уровня полубогов под своим началом. Это было печальное и злосчастное заблуждение, пример того, как сама природа валкеру была использована в целях зла, — сказал Томас.

— Так вот что я хочу спросить у вас: почему вы пытаетесь найти логическое объяснение этому существу из мира дасати, когда здесь просто-таки само напрашивается объяснение нелогичное, а вернее, безумное?

Паг и Томас не могли не рассмеяться этому парадоксальному выводу.

— Каспар, — улыбаясь, сказал Паг, — ты имеешь в виду нечто конкретное?

— Ты говорил, что уже сталкивался с Лесо Вареном раньше, но я много лет жил вместе с этим человеком, я ел с ним, я стоял и смотрел, что он делал с людьми… Описать его действия можно только одним словом: безумие. Даже если допустить, что он сам руководствовался некой безумной логикой, нельзя искать в его поступках здравый смысл!

— Продолжай, — с загоревшимся взором поторопил Каспара Томас.

— Где жили пантатианцы?

— У подножия гор Ратнгари, к югу от Города Мертвых Богов, — ответил принц-консорт.

— Тогда не может ли быть так, что заклятие не являлось частью какого-то хитроумного плана по обнаружению Талноя и доставки его к богам, а было наложено лишь для того, чтобы транспортировать это существо туда, где жили пантатианцы?

— Зачем? — спросил Паг.

— Зачем? — повторил Каспар. — А затем, что они сумасшедшие! Каким-то образом Талной попал в этот мир. Вероятно, он проник сюда вместе с одним из Повелителей Драконов. Может быть, один из валкеру захватил его в качестве трофея, а потом бросил. То есть каким-то образом он попадает в руки пантатианцев, они прячут его в склепе, ставят защиту, чтобы укрыть от кого-то. От кого, я не знаю. Но в любом случае они позаботились о том, чтобы, с помощью наложенного заклятия, тот, кто похитит Талноя, вернул его им.

— А зачем они зарыли его там? — спросил Тэйтар.

— Я не знаю. Может, боялись, что Талноя найдет кто-то другой, и предпочли спрятать его, вместо того чтобы тащить через весь континент, — предположил Каспар. — А может, это их богиня велела им поступить так. Но какая бы причина ни скрывалась за этим, скорее всего, Флинн с товарищами просто наткнулись на чей-то древний клад и попали в ловушку.

— Если это так, то безумие пантатианцев сыграло нам на руку, — изрек молчавший до сих пор Асьяла. — Если бы заклятие не было наложено, это существо осталось бы в том склепе не потревоженным, и тогда в нашем мире начали бы открываться врата, а никто бы и понятия не имел, почему это происходит.

— До тех пор пока здесь не высадилась бы целая армия Талноев, — уточнил Каспар.

— Я поручу Магнусу перенести Талноя на Келеван, — решил Паг. — А пока попытаюсь понять, откуда это существо попало на Новиндус. Каспар, ты поможешь мне найти пещеру, где его выкопали?

— Сделаю все, что в моих силах.

— И У нас осталась еще одна проблема, — перешел к следующему вопросу Паг.

— Ночные ястребы, — тут же догадался Томас. — Да, меня сильно встревожило их появление.

Каспар спросил:

— А мог ли Лесо Варен так быстро восстановить свою власть? Ведь Когвин Ястринс сломал ему шею.

— Я встречался с ним несколько раз и собрал свидетельства других людей, знакомых с его деятельностью, — сказал Паг. — Например, много лет назад один барон из поместья под названием Край Земли погиб, безуспешно пытаясь призвать демонов в отчаянной попытке спасти умирающую жену, а в Араноре сын некоего дворянина хотел убить всю свою семью в день своей помолвки. Также правитель Кеша передал государственные секреты королевству Ролдем без всякой на то причины, а затем покончил жизнь самоубийством. Да, если Варен обладает той мощью, которую я в нем предполагаю, то он мог вернуть себе власть в течение года после своей «смерти» и вновь разослать агентов на выполнение все той же темной миссии. Существует одно особенно опасное и отвратительное заклинание, с помощью которого маг может поместить собственную душу в сосуд. До тех пор пока этот сосуд цел и плотно запечатан, что бы ни случилось с телом, маг не погибнет. Допустим, нынешнее тело мага повержено, тогда душа переселится в любого другого человека, который в тот момент будет находиться рядом с сосудом. То есть сейчас Варен может быть кем угодно. Юношей или прекрасной женщиной. Он может замаскироваться и спрятаться от всех, кроме меня — я видел его слишком часто и близко, чтобы не признать в течение нескольких минут.

— Ты должен найти тот сосуд, — сказал Каспар.

— Найду, обязательно, — пообещал Паг.

Томас устало потер лоб.

— Тогда пойдемте ужинать, друзья мои, а завтра займемся тем, что должно быть сделано. Однако до утра давайте освободим от забот свои умы и сердца.

Каспар и Паг переглянулись. Оба понимали, что, несмотря на все старания гостеприимных хозяев, забыть о предстоящих делах не смогут.

21. ПОЖАР

Каспар терпеливо ждал.

Они с Пагом готовы были покинуть Эльвандар и ожидали только появления королевы и Томаса на утренней церемонии. За их спинами неподвижно стоял Талной.

Когда появились королева с мужем, все встали и поклонились. Агларанна взошла на трон.

— Благодарим тебя, Паг, за то, что ты предупредил нас об опасности. Спасибо и тебе, Каспар из Оласко.

Каспар низко поклонился.

— Ваше величество, вы смущаете гордого человека своей щедростью и добротой. Ваша милость может сравниться только с вашей красотой.

Агларанна улыбнулась:

— Я знаю, что твое прошлое было темным, лорд Каспар, однако чувствую, что ты стремишься найти лучший путь. Желаем тебе преуспеть в этом стремлении.

— И вновь ваше милосердие заставляет меня терять дар речи, — проговорил Каспар.

— Уже пора? — спросила королева, обращаясь к Пагу.

— С позволения вашего величества, мы должны возвращаться на остров Колдуна.

Королева Агларанна склонила голову с легкой улыбкой на прекрасных устах:

— Доброго пути. Да пребудут с тобой наши наилучшие пожелания, друг Паг. Тебе всегда здесь рады.

Томас пожал Каспару руку.

— Надеюсь, что в следующий раз мы встретимся при более приятных обстоятельствах. Как сказала моя жена, желаю тебе найти достойное место в жизни.

— Буду счастлив когда-нибудь снова навестить тебя, Томас.

Пагу Томас сказал:

— Ты знаешь, что я поклялся никогда не покидать Эльвандар, за исключением случаев, когда этого требует его безопасность. Однако Тэйтар убедил меня, что возможное вторжение дасати представляет для нас большую опасность, чем даже нападение цурани. Если я понадоблюсь тебе, позови меня.

— Молюсь, чтобы у меня никогда не возникло такой необходимости, но знай, если я все же позову тебя, значит, без этого было не обойтись, — ответил Паг.

— Не сомневаюсь.

Паг надел на палец кольцо, управляющее Талноем, и скомандовал:

— Подойди ко мне.

Существо повиновалось. Паг снял кольцо и передал его Каспару на сохранение, затем положил руку на плечо Каспара и тихо пояснил бывшему герцогу:

— Эльвандар защищен магией, как ни одно другое место в этом мире. Чтобы перенестись домой прямо отсюда, мне потребуется помощь чародеев. Иначе нам пришлось бы возвращаться на берег реки и вновь переходить ее вброд.

Паг кивнул Тэйтару, сигнализируя о своей готовности. Старый чародей опустил голову и начал творить заклинания, которые тут же подхватили другие чародеи.

— Через миг мы уже… — шепнул Паг Каспару, но закончить фразу не успел.

Внезапно что-то случилось или пошло не так. Каспару показалось, что сама атмосфера взорвалась с оглушительным грохотом, и он, пошатываясь от пронзившей голову боли, сжал уши ладонями, инстинктивно стараясь закрыться от невыносимого звука.

Слезы выступили у него на глазах, он упал на колени и сквозь пелену головокружения и тошноты увидел, что многие придворные тоже не устояли на ногах. Королева сидела на троне, откинувшись назад, с плотно зажмуренными глазами, с маской мучительной боли на лице. Один Томас остался стоять, и, хоть ему это давалось с большим трудом, было очевидно, что он легче других выносит эту пытку звуком.

Внутренности Каспара свела судорога, волнами накатывало полуобморочное состояние, и он лишь громадным усилием воли сохранял сознание. Он нашел взглядом Пага. Тот пытался встать на ноги, на искаженном от боли лице мага горели яростной решительностью глаза. Наконец Паг сумел поднять над головой руку и, превозмогая боль, выкрикнул короткое, резкое заклинание. Ужасный звук наконец пропал. От неожиданности все замерли, но облегчение оказалось кратким: небо над их головами вспыхнуло адским пламенем.

Каспар почувствовал, как его окатило жаром будто из открытой печи, еще миг — и кожа покрылась бы волдырями, легкие разорвались бы. Но у Пага был ответ и на это. Несколько движений рукой, и пламя, нисходящее с небес, было укрощено, отгорожено невидимой сферой защитной энергии, хотя воздух все еще обжигал открытые участки тела.

Чародеи медленно приходили в себя. Неожиданная атака сверху обезоружила на время тех, кто отвечал за безопасность Эльвандара, поразив их с той же беспощадностью, что и великие деревья, окружавшие двор.

Куда бы ни направлял взгляд Каспар, везде он видел языки пламени, лизавшие пышные кроны. Огонь ожесточенно набрасывался на древние дубы в центре Эльвандара, пожирал листья, ветви и стволы. И отовсюду неслись стоны и мольбы о помощи.

— Тэйтар! — крикнул Паг. — Ты можешь призвать дождь? Я уже много лет не делал этого.

Старый эльф потряс головой:

— Прорыв защитных барьеров на время лишил нас сил, но мы попытаемся.

Эльфы собрались в круг и стали обсуждать, что можно сделать.

— Быстрее, — торопил их Паг, удерживая защиту над королевским двором.

Каспар огляделся. Он с ужасом представил, что сейчас творится в других частях Эльвандара, как справляются с огнем беззащитные эльфы без помощи мага в черной мантии. Он надеялся, что те из них, что жили на земле или нижних ветвях в относительной безопасности, но обитатели домов на верхних уровнях, скорее всего, обречены.

Каспар видел верховой пожар в лесах Оласко, когда был ребенком. Однажды очень сухим летом отец взял его на охоту, а выше в горах началась сухая гроза. Юный Каспар стоял и смотрел, как пламя перепрыгивало с одной вершины дерева на другую — с такой же скоростью, с какой лесные звери бежали прочь от огня. Это пугающее зрелище навсегда оставило след в душе мальчика.

Внезапно органы чувств Каспара зарегистрировали еще одно неприятное ощущение — по его позвоночнику пробежал ледяной холод. Не отдавая отчета в своих действиях, Каспар вытащил меч, и все эльфы обернулись, ища причину его тревоги. Они тоже почувствовали, что среди них появилось нечто, чего секундой ранее не было.

Резко повернувшись вокруг себя, краем глаза Каспар заметил тень — полупрозрачный силуэт бегущего человека.

— Сюда! — крикнул он, указывая мечом на мерцающую фигуру.

Все вокруг закипело. Не успел Каспар сделать и шага, как одиннадцать чародеев в разных концах двора упали, поверженные, наземь. Только древний Тэйтар стоял, как мощный дуб, а его руки стремительно двигались в воздухе, выставляя заклинания для защиты королевы. Томас одним броском очутился возле жены и подхватил ее на руки. С легкостью, как будто она была ребенком, он отнес ее в более безопасные внутренние покои.

Каспар оглядывался, надеясь снова уловить ту тень, что видел ранее, но безуспешно.

И вновь на помощь пришел Паг. Удерживая одной рукой защиту от пламени, другой рукой он сотворил новое заклинание. Ослепительный голубой луч вырвался из его ладони и осветил весь двор неумолимо ярким светом, отчего каждый предмет стал почти белым и отбросил контрастную густую тень. И тогда стало видно, что посреди эльфов стоит, озираясь, человек с мечом в руках. Потом их стало двое. А потом трое.

— Убийцы-танцоры! — выкрикнул Паг.

Каспар попытался оценить, что они из себя представляют: их силуэты напоминали человеческие, но не имели ни объема, ни каких-либо черт, как будто кто-то вырезал фигуры из плотного материала, такого черного, что он бесследно поглощал свет. Без магии Пага, как понял Каспар, эти существа были бы невидимы человеческому глазу.

Увидев наконец врага, эльфы бросились в атаку. Весь Эльвандар наполнился боевыми кличами, стонами, звоном стали.

Перед Каспаром возник кажущийся бестелесным убийца-танцор, бывшему герцогу Оласко пришлось бороться за свою жизнь. Никогда он не сталкивался со столь молниеносным нападением. Он мог лишь парировать удары, об атаке нельзя было и подумать. Вся концентрация, все силы уходили на то, чтобы остаться в живых.

Когда вернулся Томас, в руке его поблескивал золотой меч. Мощным ударом он рассек плечо существа, кружившегося в смертельном танце вокруг Каспара, и оно исторгло высокий, пронзительный вой.

Убийца-танцор обратил свою атаку на Томаса, что дало возможность Каспару нанести колющий удар в черную плоскую спину. Танцор снова взвыл, но не остановился, лишь стал двигаться чуть медленнее.

Дрожащими от спешки руками Каспар вытащил из поясной сумки кольцо и надел его. Стараясь не обращать внимания на охватившее его неприятное ощущение, сопутствующее ношению кольца, он проскользнул за спиной черного танцора и прикоснулся к руке Талноя.

— Убей танцоров, — прохрипел Каспар.

Талной ожил. Он согнул ноги в коленях, а потом подпрыгнул вверх с такой скоростью, что два танцора, схватившие его за руки, попадали в стороны. В воздухе Талной успел нанести несколько ударов руками и ногами, а когда приземлился, то в руках уже сжимал черный меч.

Сделав шаг вперед, он с нечеловеческой быстротой одним махом перерезал посередине фигуры двух танцоров. Тонко подвывая, они обратились в дым и исчезли. Затем Талной направился к убийце-танцору, только что сразившему двух воинов-эльфов. Плоская безликая фигура повернулась к нему, словно предчувствуя атаку, и подняла меч. Талной сделал стремительный выпад в нижнюю половину фигуры, от удара танцор зашатался. Второй удар опрокинул его на спину, а третий рассек пополам эфемерный меч и взрезал шею видения. Еще один взмах черного меча — и еще одно облачко растаяло в воздухе.

Прежде чем Каспар четко осознал, что происходит, Талной расправился с четвертым танцором, а тем временем Томас, держа меч двумя руками, опустил лезвие на пятую фигуру с такой силой, что черный силуэт рассыпался на кусочки, и ветер унес их, как горстку пепла.

Томас искал взглядом очередного противника, эльфы и люди приходили в себя, а Талной, с ловкостью и легкостью, достойными и самих эльфов, бросился бежать куда-то вглубь леса. Тэйтар хлопнул ладонями, и над ними рассыпались раскаты грома. Полил дождь.

Каспар колебался, не зная, что делать, но когда Томас и Паг заспешили вслед за посланцем дасати, он последовал их примеру. Уже на бегу до него дошло, как он зол. «Эти монстры, эти убийцы-танцоры, — в ярости думал он, — да как они посмели ворваться с оружием в это самое спокойное и прекрасное место во всем мире!» Он сам осознавал, что эта безудержная ярость была первым признаком подступавшего безумия — результатом воздействия кольца. По истечении часа кольцо необходимо будет снять, но пока придется рискнуть собственным здоровьем: угроза, висящая над Эльвандаром, слишком серьезна.

Тяжело дыша, Каспар бежал вверх по лестнице. Глаза и легкие жег едкий дым, висящий в воздухе. Наконец бывший герцог добрался до верхней площадки, но заметил только, как за стволом мелькнул и скрылся из вида край мантии Пага. Струи дождя постепенно гасили пылающие ветки. Раскаленный воздух превращался в пар.

Каспар остановился, чтобы отдышаться. На одном из висячих помостов появился Томас, перешагнул через перила и прыгнул вниз. Каспар подбежал к краю и увидел, как принц-консорт легко приземлился сорока футами ниже на другом широком помосте, где в луже крови лежали тела нескольких эльфов. Сквозь листву и дым Каспар не разглядел, куда затем двинулся Томас, но доносившиеся до него звуки подсказали ему, где продолжается бой. Он заметался в поисках лестницы, ведущей вниз.

Когда он наконец оказался на залитом кровью помосте, звуки сражения уже переместились в другое место. Он поспешил туда, но снова не успел. Темп битвы был невероятно высоким, куда более стремительным, чем тот, к которому Каспар привык за годы войн.

Где-то между помостами, все еще не догнав сражающихся, он опять вынужден был остановиться. Ему не хватало воздуха, он еле стоял на ногах и не представлял, сможет ли поднять меч. Легкие, опаленные дымом и горячим паром, не справлялись. Он перегнулся через перила, кашляя и сплевывая. Вдалеке все еще слышался ожесточенный звон мечей, но вдруг все стихло.

Каспар постоял, сделал несколько глубоких, но осторожных вдохов, морщась от боли в легких, и прислушался. В ветвях шумел усиливающийся дождь, а больше ничего не было слышно. Еще раз глубоко вздохнув, Каспар двинулся в ту сторону, откуда в последний раз донеслись звуки сражения.

Он не ошибся в своих расчетах: там он нашел Томаса, Пага и Талноя посреди душераздирающей картины: четыре эльфа лежали в гротескных позах, в которых настигла их смерть, а еще с десяток залечивали полученные раны различной степени тяжести, от царапин до смертельно опасных.

Со всех сторон сюда же стекались эльфы, чтобы помочь раненым.

— Что случилось? — выговорил, кашляя, Каспар. Паг обернулся, услышав этот вопрос, и поднял руку, призывая к молчанию. Каспар понял почему, как только увидел лицо Томаса.

Беспредельный гнев исказил красивые черты принца-консорта. Глухим голосом, еле сдерживаясь, Томас заговорил:

— Кто посмел? — Он обвел глазами застывшие тела и сорвался на крик: — Кто посмел так поступить с моим народом?

— Те, кому нужно вот это, — сказал Паг, указывая на Талноя. — Они могут не знать точно, что это такое, но догадываются о его исключительной важности. Они почувствовали, что здесь находится носитель темной магии, и захотели получить над ним власть.

— Откуда тебе это известно? — спросил Каспар, стягивая с пальца кольцо.

— Ничего другого быть не может. Более того, я знаю наверняка, кто послал убийц-танцоров.

— И кто же?

Лицо Пага в этот момент являло собой маску контролируемого гнева, не менее пугающего, чем гнев Томаса, а может, и более опасного — именно из-за железного контроля, что сдерживал его в узде. Маг тихо проговорил, чеканя каждое слово:

— Твой старый друг Лесо Варен. Все это, — широко развел руки Паг, — доказывает, что он вернулся, потому что только он обладает мощью создать одновременно столько убийц-танцоров.

— Почему он атаковал нас здесь? — спросил Каспар.

Паг кивком головы указал на Талноя.

— Должно быть, он почуял его присутствие, когда Тэйтар и чародеи сняли защиту Эльвандара, чтобы позволить нам перенестись отсюда. — Паг взглянул на Томаса. — Я чувствую свою ответственность за случившееся. Ведь если бы я решил уйти тем же путем, что и прибыл сюда, он никогда бы не смог проникнуть в ваше убежище.

Томас покачал головой.

— Нет, мой добрый друг. Это не твоя вина. Он бы все равно прорвался через нашу защиту. Помнишь, когда ты был пленником в мире цурани, только Макрос Черный сумел отразить нападение цуранийских чародеев. Если они знали, как сломать нашу оборону, то знает это и Варен.

Паг нахмурился.

— Возможно, ты прав. Я пошлю к тебе Миранду, как только вернусь домой. Ее опыт может пригодиться Тэйтару и остальным, когда они будут восстанавливать защитные заклинания. — Он смотрел на дым, висящий в воздухе, слушал стенания и крики отчаяния. — Это не должно повториться.

Каспар мог лишь молча кивнуть.

* * *

При дворе королевы собрались члены Совета, чтобы оценить ущерб, нанесенный атакой темных сил. Это было печальное занятие. Шестнадцать эльфов пожертвовали жизнями ради того, чтобы уберечь свою родину. Еще дюжина погибла в огне, трое из них — дети.

Паг отвел Каспара в сторону, пока Агларанна и Томас слушали донесения из разных концов Эльвандара.

— Эльфы могут иметь только одного ребенка в сто с лишним лет. Поэтому понесенные сегодня этим народом потери — тяжелейшие со времен Войны Врат. Погибших детей будут оплакивать долгие годы.

Каспар тихо ответил:

— Я догадывался об этом. Ужасная трагедия.

Тем временем к королеве обратился Асьяла:

— Наши охранные заклинания были сметены в мгновение ока, ваше величество. Это значит, что кто-то изучал нашу защиту долгое время, тщательно и скрытно. Как только защита пала, на нас обрушили два других заклинания. Пожар был вызван простым заклинанием огня, но очень объемным. — Следующие слова Асьяла адресовал Пагу: — Это произошло не из-за тебя, мой друг. Думаю, даже если бы мы не приоткрыли для вас защиту, результат был бы тем же.

Вперед выступил Тэйтар. Его глаза скрывались под нахмуренными седыми бровями, но все равно было видно, что в них горит гнев.

— Паг, Асьяла прав. Это была не случайная атака. — Он подошел к Талною. — Может, наш старый враг почуял присутствие этого существа здесь и решил воспользоваться моментом, но эффективность нападения и тщательность подготовки, необходимой для снятия защиты, поджога деревьев и переноса такого количества убийц-танцоров вглубь нашего леса, — все говорит о том, что эту атаку давно и терпеливо планировали. Нет, решение о вторжении в Эльвандар было принято давно, это очевидно. Вероятно, только точное время атаки оставалось неопределенным.

Паг кивнул, соглашаясь со старым эльфом.

— Варен, должно быть, готовил нападение на Эльвандар в качестве запасного плана, ведь он не мог знать, что мы привезем это создание именно сюда. Что касается самого плана, то он был эффективен и прост, однако для его осуществления требовалось великое мастерство. Заклинание дезориентации сработало сразу же, как только пала защита, и время появления убийц-танцоров тоже было рассчитано точно. Вне всяких сомнений, что само по себе нападение было не чем иным, как отвлекающим маневром — масштабным, кровавым и жестоким, — под прикрытием которого планировалось похитить Талноя. — Паг вздохнул: — И все равно я не могу не винить себя. Если бы я не доставил сюда этот артефакт, ничего бы этого не случилось.

— Не терзай себя понапрасну, друг мой, — сказал Томас и взглянул на Талноя. — А ты не находишь парадоксальным то, что, не будь здесь этого существа, мы бы понесли куда более тяжкие потери? Раньше или позже, но я уничтожил бы убийц-танцоров, однако за это время погибло бы еще больше наших людей. И вот еще что я хочу сказать: я видел Талноя в деле. Это страшное создание, вы должны удалить его из Мидкемии как можно быстрее, потому что перед армией таких существ Мидкемия не устоит. — Принц-консорт подошел к своему другу. — То, что я помню о жизни Ашен-Шугара, это одно, а мой собственный опыт — совсем другое. Паг, объединенная мощь Королевства и Кеша, все маги Звездной Пристани и острова Колдуна — все они вместе не смогут справиться с десятью тысячами этих созданий. Действуй без промедления.

— Да, пора отправляться, — согласился Паг. — Думаю, всем нам стало ясно, что Варен опять возглавил силы, противостоящие Конклаву, и при этом он ведет себя смело, даже безрассудно. Снятие защиты с Эльвандара — дело совсем непростое, а сверх того две дюжины убийц-танцоров… — Он многозначительно покачал головой, глядя на друга детства и королеву эльфов. — Такое колдовство столь же чудовищно, как и создание Талноя, потому что в каждом убийце-танцоре заключена душа, добровольно отдавшаяся магу для его черных дел. Только фанатики способны пойти на такое.

Каспар отметил, что Томас вернулся к Агларанне и склонился к ней, чтобы вполголоса сказать что-то. Королева, выслушав мужа, взяла его за руку и с тревогой заглянула в глаза. Через секунду она опустила взгляд, словно смирившись, и Томас поцеловал ее и обернулся к Пагу и Каспару.

— Подождите меня, пожалуйста, — попросил он и скрылся в королевских покоях.

Вскоре он вернулся, и Каспара вновь поразила величественная красота принца-консорта. Сейчас он надел белую накидку поверх золотых лат, на ней был вышит золотой дракон — такой же, как на белом щите. На голове Томаса поблескивал золотой шлем, увенчанный мордой дракона сверху и крыльями по бокам.

Паг тихим голосом пояснил Каспару:

— Повелители Драконов выглядели практически так же.

Томас еще раз приблизился к жене для краткого обмена прощальными фразами, а затем обратился к присутствующим эльфам:

— Мои друзья, я пошлю весть принцам Калину и Калису с просьбой немедленно вернуться и занять мое место в Совете. Я поклялся никогда не покидать Эльвандар за исключением случаев, когда этого потребует безопасность моего народа. На нас коварно и безжалостно напали, погибли наши возлюбленные братья и сестры. Началась война — настоящая война, не заблуждайтесь насчет этого. До моего возвращения пост боевого предводителя Эльвандара я передаю принцу Калину.

Каспар хотел было спросить у Пага, куда собирается Томас, но маг оборвал его на полуслове:

— Он пойдет с нами.

Томас встал рядом с Пагом.

— Я буду сопровождать тебя, мой друг, и не вернусь в Эльвандар до тех пор, пока мы не остановим эту войну.

— Боюсь, на это уйдет немало времени.

С горькой улыбкой Томас ответил:

— Столько, сколько потребуется, Паг. Столько, сколько потребуется.

Паг молча кивнул и положил руки на плечи своих спутников.

— Столько, сколько потребуется.

И Паг, Томас, Каспар и Талной исчезли.

22. НАПАДЕНИЕ

Каспар моргнул.

Как всегда, перемещение из одного места в другое — из Эльвандара на остров Колдуна — произошло моментально. Но не успев еще понять, куда именно перенес их маг, Каспар уже знал, что и на острове происходит нечто ужасное. В воздухе пахло гарью — не запахом дров, мирно горящих в очагах и печах, а густым, черным дымом, смрадные и едкие клубы которого тут же окутали встревоженных путешественников. Каспар пытался сморгнуть выступившие слезы и разглядеть, что случилось.

Усадьба превратилась в поле битвы. Повсюду лежали неподвижные тела учеников и воинов в черных доспехах. Паг выругался; одного взгляда ему хватило, чтобы опознать нападавших.

— Черные убийцы! — прошипел он.

Томас вдруг, ни слова не говоря, куда-то побежал. Каспар посмотрел в ту сторону: там шло сражение. Он нацепил кольцо, провел по Талною рукой, уже на бегу крикнул:

— За мной!

— Миранда! — раздался вопль Пага, и маг тоже сорвался с места.

Каспар догнал Томаса, когда тот бело-золотой молнией врезался в группу черных убийц, которых удерживали в кольце отчаянные заклинания полудюжины учеников. Перепуганные юноши и девушки дрожащими губами бормотали защитные и боевые магические формулы, но их чары быстро теряли эффективность. Каспар с разбегу ударил одного из убийц со спины, целясь между шеей и плечом. Фигура в черных доспехах осела на землю, и Каспар с облегчением убедился, что этих тварей мог убивать и обычный смертный.

Он улучил момент, чтобы крикнуть замершему неподалеку Талною:

— Уничтожь этих черных убийц!

Талной одним прыжком присоединился к Томасу и Каспару. Втроем они справились с этой группой убийц менее чем за минуту. Томас обернулся к ученикам:

— Есть еще?

Одна из учениц, с лицом, мокрым от слез, перепачканная грязью и кровью, крикнула срывающимся голосом:

— Они повсюду!

Томас и Каспар побежали в сторону главного здания, предположив, что основной удар пришелся именно туда. Уже на ходу Каспар скомандовал Талною держаться поблизости.

Втроем они ворвались в библиотеку, где несколько черных убийц сбрасывали с полок книги в пылающий посреди помещения костер.

Разъяренный Томас с воплем кинулся на них, размахивая мечом направо и налево. Каспар собирался приказать Талною вступить в бой, но не успел сказать и слова, а Томас уже обезглавил одного убийцу, разрубил другого от плеча до бедра и проткнул третьего.

Четвертый и пятый были мертвы до того, как Каспар решил, что делать.

Принц-консорт остановился на миг, прислушиваясь к шуму борьбы, и вновь умчался. Каспар велел Талною не отставать от Томаса и расправляться с любым черным убийцей, что попадется им на глаза. Талной припустился вдогонку за Томасом. Каспар старался поспеть за ними, но потерял их из виду почти сразу же.

Начался дождь.

* * *

Каспар понял, что дождь кто-то призывает — так же, как сделали чародеи в Эльвандаре. Он остановился, чтобы отдышаться и сориентироваться посреди всеобщей неразберихи и дыма. С трудом он узнал очертания внутреннего двора усадьбы.

Его легкие болели от дыма, которым он надышался во время пожара в Эльвандаре. Угар, окутавший остров Колдунов, только усугублял состояние бывшего герцога. Болезненный кашель поминутно разрывал его грудь и горло, оставляя во рту кисло-горький вкус. «Если выживу, — думал Каспар, — надо будет поискать среди здешних магов целителя получше, а то не избежать мне воспаления легких».

Он снова закашлялся, сплюнул и побежал.

От стен усадьбы травянистый склон плавно опускался к небольшой рощице. Каспар увидел, что вниз по склону к деревьям бегут ученики, очевидно стремясь найти среди них укрытие.

Черный убийца вышел из здания усадьбы футах в десяти от того места, где стоял Каспар. Его внимание привлекли бегущие ученики, и в сторону бывшего герцога Оласко он не посмотрел. Поэтому Каспар получил возможность беспрепятственно прицелиться и швырнуть меч туда, куда хотел. Он осознавал, что если не сразит убийцу с первого удара, то, оставшись без оружия, не будет иметь шансов выжить.

Получив мощный удар в спину, черный убийца упал на колени. Каспар подскочил к нему и поднял меч еще до того, как воин пришел в себя. С точностью мясника, разделывающего тушу, Каспар вставил кончик меча в прорезь под мышкой убийцы, резко нажал на рукоять и повернул лезвие. Существо внутри черных лат очень по-человечески вскрикнуло от боли, и тогда Каспару стало ясно: внутри пугающих черных доспехов скрываются не сверхъестественные создания, а обычные, пусть и обезумевшие, люди.

Это открытие приободрило его: по крайней мере, он сражается с теми, кого может убить. Но тут очередной приступ кашля согнул его пополам, пришлось постоять и отдышаться. Со стороны одной из хозяйственных пристроек донесся звон оружия.

Когда он прибежал туда, то нашел двух мертвых убийц, каждый был аккуратно разрублен одним ударом меча. Каспар предположил, что это дело рук либо Талноя, либо Томаса.

Женский крик заставил его двинуться дальше, вдоль длинного коридора, соединяющего пристройку с главным зданием. За одним из поворотов мелькнула фигура мужчины в синем одеянии и тут же скрылась. Преследуя его, Каспар наткнулся на тело женщины в луже крови.

Он сразу же узнал ее: Алисандра. Каспар со стоном опустился на колени, чувствуя, как внутри него все сжимается. На миг он даже удивился силе охватившего его горя. Они с Алисандрой были любовниками, но их объединяло физическое влечение, а не любовь. Она работала на Пага и убила бы герцога без сожалений и раздумий, получив соответствующий приказ. Но несмотря на это, при виде ее мертвого тела Каспар почувствовал, как сердце пронзила острая боль. На лице Алисандры навсегда застыло выражение удивления и растерянности. Он протянул руку, чтобы закрыть ей глаза, потом медленно поднялся.

Постояв над телом еще секунду, он крепче сжал меч и бросился вслед за мужчиной в синем.

* * *

Каспар весь взмок от пота. Борьба с двумя черными убийцами, бежавшими то ли от Томаса, то ли от Талноя, далась ему нелегко. Очень помогло то, что оба уже были серьезно ранены, когда столкнулись с ним, иначе он мог бы и не справиться. Дым разъедал его легкие, он едва дышал. Он знал, что иногда во время сраженийлюди гибнут от отравления дымом, и опасался, что это станет причиной и его смерти.

Откашливаясь кровью, Каспар не сводил глаз с двух трупов. Черные убийцы выглядели угрожающе и ловко владели мечом, но Каспар встречал воинов и получше. По-настоящему опасными этих убийц делало их стремление умереть, выполняя приказ хозяина. Конечно, тот факт, что они, по-видимому, бежали от более сильного противника, доказывал, что какая-то доля здравого смысла у них еще оставалась.

В дыму показались очертания высокой фигуры Талноя.

— Сюда! — крикнул Каспар.

Существо отреагировало на его команду, хотя Каспар не притрагивался к нему. С опозданием он догадался, что достаточно было одного прикосновения — только в первый раз после того, как наденет кольцо, — чтобы заставить Талноя подчиняться. И это имело смысл: иначе невозможно было бы руководить армией Талноев. Не может же командующий бегать по полю битвы и трогать всех и каждого из своих воинов, чтобы отдать приказ.

— Иди за мной, — сказал Каспар, и они отправились на поиски непрошеных гостей.

* * *

Каспар пытался найти выход из здания. Из-за дыма видимость сократилась до нескольких футов, идти приходилось чуть ли не на ощупь. Чувствуя, что силы его на исходе, Каспар предпринял меры предосторожности.

— Если увидишь, что я упал, — велел он Талною, — подними меня и отнеси в безопасное место.

Наконец очередная дверь вывела их наружу. И, к своему удивлению, Каспар понял, что совершенно потерял ориентацию. По его расчетам, он должен был выйти на склон, ведущий к роще, а вместо этого оказался в саду, разбитом во внутреннем дворе.

На фоне обгоревших стен, окружающих двор со всех сторон, казалось, что сад почти не пострадал от пожара. Пламя не перекинулось на зеленые растения и пруды, однако в клубах густого дыма трудно было точно оценить ситуацию.

Он оглядывался в поисках наиболее безопасного выхода из горящей усадьбы. Вглубь сада пока не докатывались волны раскаленного воздуха, и Каспар прикинул, не будет ли разумным войти в один из прудов и подождать, пока пожар сойдет на нет, но внезапно ощутил, что начинает паниковать. Это сказывалось влияние кольца, его давно уже следовало снять, и Каспар поднял руку, собираясь так и поступить, но в этот момент ветер сменил направление, швырнув в его сторону облако дыма. Каспар поспешил отойти и чуть не столкнулся с мужчиной, неторопливо вышедшим из облака.

Сначала Каспар решил, что это Томас, потому что мужчина был очень высок, но тут же понял, что встретился не с широкоплечим другом Пага, а с кем-то еще. Светлые волосы незнакомца рассыпались по плечам, на широком, мужественном лице сверкали зеленым огнем глаза. На вид незнакомцу было около двадцати пяти лет. Светло-синий плащ подсказал Каспару, что это тот самый человек, которого он видел возле тела Алисандры.

В свою очередь незнакомец, увидев Каспара, расплылся в приветственной улыбке:

— Каспар! Вот так сюрприз!

Бывший герцог замер в недоумении: он никогда раньше не видел этого человека, за исключением того мига, когда вдалеке промелькнул его синий плащ. А светловолосый гигант заметил Талноя и воскликнул:

— Восхитительно! Я повсюду искал эту вещь. — Он сделал шаг по направлению к Талною. — И теперь могу освободить тебя от нее.

И тогда до Каспара дошло. Варен!

Маг довольно ухмылялся.

— Как я тебе нравлюсь в новом обличье? Та девка, что пыталась убить меня — леди Ровена, — напомнила мне об удовольствиях, которым я не предавался долгие годы. И я подумал, что более молодое тело поможет мне улучшить настроение. Умирание бывает таким драматичным! — Он махнул куда-то себе за спину. — Но вот что забавно. Я встретил ее тут несколько минут назад и должен сказать, что выглядела она гораздо лучше, чем когда висела на моей стене… то есть, строго говоря, на твоей стене, ведь то была твоя цитадель. И еще она никак не могла понять, почему я ее убиваю. Я долго решал, что развлекло бы меня больше: дать ей умереть в неведении или рассказать, кто я такой. Как ни обидно, когда я наконец принял решение, она уже умерла.

— Зачем ты убил ее?

— Потому что мне нравится смотреть, как умирают люди, — ответил маг. — Но у смерти есть один существенный недостаток: как только она наступает, удовольствие заканчивается. Мучить трупы неинтересно. Есть, конечно, специальные заклинания, которые оживляют людей, но… после этого они не так восприимчивы к боли, как живые. Можно заставить их делать самые разные вещи, но страдание им недоступно. — Обратив внимание на меч Каспара, он добавил: — А ты, кажется, переметнулся на другую сторону.

— Это долгая история, — нахмурился Каспар.

— Да, я бы с радостью сейчас уселся в кресло и поболтал с тобой, поскольку твоя история наверняка весьма занимательна, но времени на это у меня нет. Здесь вокруг немало людей, которые желают причинить мне массу неудобств, так что мне пора удаляться, тем более что я нашел, что искал. Должен признаться, однако, что сначала я слабо представлял себе, что разыскиваю, — аура этого создания слишком непохожа на все, что мне известно. Но одного взгляда мне достаточно, теперь я точно знаю, что это отличная вещица. Вместе с ней я отлично позабавлюсь: устрою полную неразбериху и хаос и буду всячески досаждать своим врагам. Меня смущает только одно, я даже разочарован в какой-то степени — на вид она не впечатляет… как-то маловата.

Каспар опустил острие меча.

— У тебя могут возникнуть проблемы с контролем над этим существом. Хочешь, я помогу тебе?

— Предлагаешь сделку? — снова ухмыльнулся Варен. — Приятно слышать, что ты правильно оцениваешь трудность ситуации, в которой оказался. Не беспокойся, я найду способ подчинить себе эту штуку. Раз ты смог разгадать, как это делается, то и я смогу, причем довольно быстро. А теперь, мой бывший хозяин, пора прощаться.

Только в этот момент Каспар понял, что маг намерен убить его.

Варен поднял руку на уровень груди, вокруг кисти заструился странный свет.

— Извини, Каспар, но раз ты теперь на другой стороне, я не могу оставить тебя живым.

Зрачки его глаз расширились. Каспар видел, что и с новой внешностью Лесо Варен был столь же безумен, как и раньше.

— Тебе будет больно, очень больно, — улыбаясь, протянул маг.

Варен стремительно вытянул руку вперед, но Каспар был готов к этому и отклонился в сторону, отчего потерял равновесие и упал на бок. Пальцы мага проскочили всего в нескольких дюймах от плеча бывшего герцога.

— Убей его! — выкрикнул Каспар с земли.

Буквально через миг Варен удивленно раскрыл глаза и посмотрел вниз. Из его живота торчало черное лезвие. Потом изо рта и носа полилась кровь. Из последних сил маг вымолвил:

— Как же я не подумал об этом.

И рухнул наземь.

Каспар откатился от трупа Лесо Варена и поднялся на ноги. Он помнил, что Хильда говорила о тараканах. Варен выглядел мертвым, но Каспар знал, что в этот самый момент маг мог ожить в новом теле за сотни, тысячи миль отсюда.

У Каспара кружилась голова. И дело было не только в кольце. Он чувствовал, что если немедленно не выберется отсюда, то задохнется от дыма.

— Найди самую безопасную дорогу из горящей усадьбы, — приказал он Талною заплетающимся языком, и творение дасати развернулось и направилось к двери, из которой валил черный дым. «Может, это и есть самая безопасная дорога, — думал Каспар, — но это не значит, что никаких опасностей на ней не встретится».

Он пересек вслед за Талноем задымленный зал, вошел в еще одну дверь и с огромным облегчением увидел, что оказался с внешней стороны дома. Талной не останавливаясь шагал вперед, но Каспар зашелся в жестком приступе кашля и отстал.

Внезапно он стал задыхаться, не в силах сделать ни единого вдоха. Медленно оседая, сначала на колени, потом на четвереньки, он с ужасом смотрел, как исчезает из поля зрения Талной. Бывший герцог прополз фут, другой и упал лицом вниз во что-то мягкое, вроде сырой почвы. Он попытался подняться, но снова упал, на этот раз в бездонную черную пропасть.

* * *

Каспар проснулся и закашлялся. Дышать было больно, но гораздо легче, чем он ожидал, — он отлично помнил, как ужасно чувствовал себя во время пожаров в Эльвандаре и на острове Колдуна. В уголке притулился Амафи.

— Ваша милость! Вы проснулись.

— Спасибо за ценную информацию.

— Просто я очень удивился. Маленький смешной человек дал вам вчера что-то выпить и сказал, что с вами все будет в порядке, хотя, когда вас сюда принесли, я решил, что долго вы не протянете.

Каспар приподнялся на постели и обвел комнату взглядом.

— Где мы?

— В одном из домов, не тронутых огнем, — ответил Амафи. — Погибло много учеников, ваша милость, и еще больше ранено, половина зданий разрушены. Но народ здесь удивительный. Как и следовало ожидать, кое-кто из магов умеет чинить дома волшебством, и говорят, что через месяц все будет как новенькое.

— Где моя одежда? — поинтересовался Каспар.

Амафи дотянулся до комода в ногах кровати, на которой лежал Каспар, и вынул оттуда стопку аккуратно сложенной одежды.

— Все выстирано и высушено, ваша милость.

Каспар сел и прислушался к внутренним ощущениям. Немного кружилась голова, но не более того.

— Сколько я проспал?

— Три дня, ваша милость. Талной на руках вынес вас в безопасное место, а иначе вас засыпало бы обломками — как раз там, где вы лежали, обрушилось здание. А этот человечек, Накор, приготовил какую-то микстуру, влил вам в рот пару капель, и через несколько минут вы уже могли нормально дышать.

— А как ты умудрился выжить в этом сражении? — спросил Каспар, сидя на краю кровати и натягивая сапоги.

— Когда было можно, прятался, когда было нужно, бился. И еще мне просто повезло.

Каспар поднялся.

— Ты немногословен. Что ж, молодец, Амафи. Ну а как там Паг и его семья?

— В общем неплохо, — сказал Амафи, скривив лицо в сочувственной гримасе, — но пребывает в глубокой печали. Среди погибших было много совсем юных учеников. Черные воины, атаковавшие остров, не разбирали, кто стар, а кто молод. Их миссией было убивать.

— Ты видел светловолосого мага, который возглавлял их?

— Видел, а что?

— Это был наш старый друг Лесо Варен.

Амафи кивнул.

— Паг так и сказал, ваша милость. Он говорит, что может почуять суть человека, как бы ни менял он свое обличье. Кстати, выглядел он молодцом. Разумеется, пока Талной не вспорол ему кишки.

В сопровождении Амафи Каспар вышел из комнаты.

— Где я могу найти Пага?

— Я покажу, ваша милость.

Амафи провел бывшего герцога на улицу, и перед Каспаром предстала удручающая картина. Лишь малая часть усадьбы осталась в целости. Сад каким-то чудом избежал страшной участи. Повсюду шли восстановительные работы, и Каспар задержался, чтобы подивиться необычным для него методам ремонта.

Девочка-подросток стояла рядом со штабелем досок. Вытянув руку, она усилием воли укладывала одну доску за другой между двумя обгорелыми, но крепкими стойками. Наверху доски принимали двое мужчин и споро приколачивали их гвоздями, весело подшучивая над девочкой, когда та не успевала поднять очередную доску.

В других местах использовались более традиционные приемы, и по всему острову весело звенели пилы и перестукивались молотки.

— А что с погибшими? — спросил Каспар.

— Церемонию провели вчера вечером, ваша милость. Да, среди убитых и наш знакомый, Маликай.

Каспар ничего не сказал на это, только мрачно нахмурился.

Они вошли в строение, в котором раньше хранили фермерский инструмент, судя по сваленным в кучу перед входной дверью плугам, лопатам и ведрам.

Внутри на простом деревянном табурете посреди комнаты сидел Паг, столом ему служила широкая доска, почерневшая с одного конца. Перед магом лежала стопка бумаг. Он поднял глаза на вошедших.

— Каспар, ты, похоже, снова в числе живых.

— Паг, — бывший герцог склонил голову, — я должен благодарить за это тебя.

— На самом деле благодарить надо не меня, а Накора, — возразил чародей, поднимаясь. — В его бездонной сумке нашлось зелье для исцеления твоих легких, отравленных дымом. И не только твоих — в ту ночь оно спасло многих. — Паг оперся ладонями об импровизированный стол: — Мы нашли тебя у ног Талноя. А еще в саду лежал труп убитого мага в синем плаще.

— Это Талной убил его, а меня отнес в безопасное место.

Паг спросил:

— Варен?

— Это был Варен, — подтвердил Каспар, моментально поняв, о чем спрашивает маг. — И он снова мертв… если это имеет хоть какое-то значение. — Он посмотрел Пагу в глаза. — Ты был абсолютно прав: он искал Талноя. Но подумай: и Талной же убил его!

В комнату вошла Миранда. Вероятно, она услышала последние фразы разговора мужчин, потому что без предисловий заявила:

— Эту вещь нужно немедленно удалить отсюда. Во время атаки Лесо Варен не знал, где именно она находится, но догадывался, что искать надо или здесь, или в Эльвандаре.

— А иначе он бы не стал дробить свои силы, — раздался голос от входной двери. Каспар обернулся и увидел, что на пороге стоит Томас. — И тогда он бросил бы на нас и убийц-танцоров, и черных убийц, которые неминуемо взяли бы над нами верх.

Паг кивнул.

— Варен вернется. Пока мы не нашли сосуд, где хранится его душа, он будет возвращаться.

— Значит, это и будет нашей следующей задачей, — заключил Каспар.

Паг улыбнулся этим словам:

— Нашей?

— Во время последнего разговора с тобой у меня сложилось впечатление, что я не располагаю широким выбором возможностей, — пожал плечами Каспар.

— Это так, — согласился Паг и предложил бывшему герцогу: — Пойдем прогуляемся немного.

Миранда и Томас посторонились, давая им пройти к выходу, и Паг проговорил, обращаясь к жене:

— Я скоро вернусь. Скажи Магнусу, чтобы он приготовился к отправке Талноя на Келеван. Пусть лучшие умы Ассамблеи подумают над проблемой, что делать с этим созданием.

Она кивнула в ответ.

— После того, что здесь произошло, их помощь нам очень нужна.

Паг с улыбкой прикоснулся к ее руке.

— И пошли за Калебом. Я хочу, чтобы он вместе с Каспаром нашел Лесо Варена.

— Хорошо, — склонила голову Миранда.

Томасу же Паг сказал:

— Тебе, наверное, лучше будет вернуться к семье. Думаю, эти две атаки исчерпали на время ресурсы Варена.

— Согласен, но, когда придет время вновь столкнуться с этим чудовищем, позови меня.

— Обязательно, — пообещал Паг. — Накор проводит тебя до Эльвандара. Или ты призовешь дракона?

— Я бы призвал, но они имеют привычку страшно раздражаться, когда поездка не сопряжена с опасностями, — хмыкнул Томас. — Пойду поищу Накора. Каспар, — обратился он к бывшему герцогу, — не сомневаюсь, что мы еще встретимся.

Они пожали руки.

— Почту за честь, Томас, — сказал Каспар.

Паг с Каспаром направились вместе по одной из дорожек, сетью покрывающих остров Колдуна, при этом маг старался уйти подальше от людных мест.

— Хорошо, что ты решил присоединиться к нам, — начал Паг, когда они остались вдвоем.

Каспар рассмеялся:

— А что мне было делать? Другого выбора нет.

— Выбор всегда есть, просто иногда, как в твоем случае, альтернатива выглядит менее привлекательной. Ты человек сообразительный, умный и восприимчивый. И обладаешь определенной жесткостью, а все это нам очень и очень понадобится по ходу дела. И знай: дел у нас много. Новая схватка с силами зла только началась. Мы получили горький урок: нельзя успокаиваться и думать, что наш дом в безопасности. Больше мы не совершим этой ошибки.

— Когда начнем? — спросил Каспар.

— Прямо сейчас. Нам нужно все спланировать, — ответил Паг.

Бывший правитель герцогства Оласко, теперь агент Конклава Теней, и бывший поваренок, а теперь самый могущественный маг в Мидкемии, спустились с холма на луг, где и приступили к обсуждению совместных планов.

Эпилог. МИССИИ

Магнус поклонился.

Группа из пяти магов в черных мантиях ответила на поклон. Один из них вышел вперед и произнес:

— Приветствуем тебя, сын Миламбера. Ты — радость для наших старых глаз.

Магнус улыбнулся:

— Ты великодушен, как всегда, Джошану. — Он оглядел остальных четверых Всемогущих — членов Ассамблеи магов. — Рад видеть вас всех в добром здравии.

Он сошел с помоста, на котором покоился механизм врат — двойник того, что хранился в Звездной Пристани в Мидкемии. Помещение было просторным, но практически пустым: здесь не было ничего, кроме механизма и пяти магов, собравшихся вокруг него. Их предупредили о прибытии Магнуса с помощью давно разработанной системы сигналов. Стены, пол и потолок были сделаны из камня, поэтому в зале стояла редкая для этой жаркой планеты прохлада. Масляные лампы, развешенные через равные промежутки на стенах, обеспечивали достаточное освещение.

— Что это за создание ты привел сюда? — спросил один из старых магов.

На идеальном цуранийском языке Магнус ответил:

— Оно и есть причина моего визита. Это рукотворная конструкция, но в ней заключена живая душа. Сделали ее во Втором круге, — добавил он.

Это заявление вызвало у магов интерес.

— Неужели? — спросил высокий, невероятно худой старик.

— Да, Шумака, — подтвердил Магнус. — Я так и знал, что это тебя не оставит равнодушным. — Уже обращаясь ко всем пяти магам, он продолжил: — Мой отец взывает к вашей мудрости. Если позволено мне будет попросить вас собрать столько братьев, сколько сможете, я бы хотел поговорить с ними.

Полный, приземистый маг благосклонно улыбнулся:

— Я передам твою просьбу. Уверен, как только братья узнают о появлении этого создания, все захотят присутствовать. Пойдем, я подыщу для тебя удобную комнату, где ты сможешь отдохнуть. Когда все соберутся, мы позовем тебя.

Магнус надел на палец кольцо и мгновенно почувствовал покалывание чужеродной магии.

— Иди за мной, — приказал он Талною, прикоснувшись к черным латам.

За время путешествия с Талноем на Келеван маг обнаружил, что черное создание реагировало на команды, поданные на любом языке. Следовательно, рассудил Магнус, оно читало мысли того, кто надевал кольцо, а озвучивание команды требовалось только для большей четкости.

Магнуса и Талноя провели в самое сердце города магов. Огромное здание занимало почти весь остров, примерно так же, как Звездная Пристань занимала большую часть острова Колдуна, только столетняя Звездная Пристань была во много раз меньше этого поистине древнего строения.

Никто не разбирался в магии врат лучше, чем Паг, и поэтому Магнус привез с собой множество сообщений от отца различным членам Ассамблеи, в которых он подробно описывал, что ему известно, что он предполагает, что вызывает у него опасения и что он считает подозрительным. Магнус знал содержание этих сообщений. Оно не давало поводов для успокоения.

И тем не менее Магнус увез Талноя далеко от своего дома, а Варен был если не окончательно, то по крайней мере надолго остановлен.

Однако слова отца, сказанные Магнусу на прощание перед отправлением на Келеван, глубоко взволновали седовласого мага. Он не мог забыть, как Паг обнял его и прошептал: «Боюсь, период скрытой вражды закончился и мы снова на пороге кровопролитной войны».

Магнус очень надеялся, что отец ошибается, но подозревал, что тот прав.

* * *

Накор ударился головой о низкий потолок пещеры и выругался. Почти неделя ушла на то, чтобы отыскать это место на основании сведений, что предоставил Каспар. Невысокий маг пригнулся еще ниже и поднырнул под нависшей глыбой. В одной руке он держал факел, а в другой деревянный посох.

Он воспользовался одной из цуранийских сфер Пага, чтобы перенестись в тот городок, поблизости от которого, по мнению Каспара, нашли Талноя, — в Пристань Шингази. Остров Колдуна он покидал в разгар дня, а на материк Новиндус приземлился в середине ночи.

В городке Накор снял комнату на постоялом дворе и на следующее же утро ушел подальше в лес, где снова смог прибегнуть к перемещению с помощью сферы. Поскольку он не знал, куда именно хочет попасть, ему приходилось передвигаться на короткие дистанции, в зоне прямой видимости. По сравнению с мгновенной переброской в известный пункт этот способ гораздо медленнее, но транспортироваться в незнакомое место было рискованно: сфера могла перенести тебя, например, внутрь скалы.

Накор нашел деревню, которую купцы из Королевства использовали как опорную базу для торговых операций в северных регионах Восточных земель. Потратив немного золота и задав несколько правильных вопросов, он определил местонахождение пещеры.

И нашел там полную разруху и разорение, которые оставили после себя грабители. Накор установил факел между двумя большими валунами, чтобы получше осмотреть пещеру. Керамические кувшины с надписями на незнакомом языке превратились в груду мелких осколков, глиняные таблички были раздавлены в пыль. Накор вздохнул:

— Какое безобразие.

Он ощутил появление Пага еще до того, как тот окликнул его по имени.

— Я здесь! — крикнул он, И несколько секунд спустя в туннеле, ведущем в пещеру, показалось светлое пятно.

Через некоторое время Паг стоял рядом с другом.

— Что-нибудь нашел?

— Вот это, — ответил Накор. Он опустился на колени и подобрал кусок глиняной таблички. — Может, стоит взять их с собой. Пусть ученики попробуют сложить их воедино.

— Здесь повсюду приметы пантатианского захоронения, — сказал Паг. — Смотри. — Он указал на древние латы. — Это пантатианский доспех.

— Интересно, а что вон там? — Накор всматривался вглубь пещеры.

Паг поднял руку вверх, и свет, полыхнувший из ладони, залил дальнюю стену.

— Похоже на скальный монолит.

— Уж кто-кто, а ты должен бы видеть не только очевидное, Паг.

Накор прошел в заднюю часть пещеры и тщательно осмотрел стену, а потом стал простукивать ее своим посохом. Паг присел, разглядывая что-то в одном из углов.

— Ты видел эти охранные знаки? — спросил он.

— А как же. По-моему, их оставил здесь Макрос.

Паг поднялся.

— Итак, Макрос Черный случайно обнаружил склеп пантатианев, в котором покоился Талной, и вместо того, чтобы избавить от чудовищного создания наш мир, он расставил вокруг него охранные знаки, предоставив нам найти его.

— Что ж, — задумчиво проговорил Накор, — допустим, ты не можешь уничтожить этого Талноя. Но почему ты утверждаешь, что Макросу это под силу? — Он заметил, что при этих словах его старый друг печально улыбнулся. — Ты все еще считаешь его более могущественным магом, чем ты сам, но это не так, по крайней мере, это было не так в течение не которого времени. — Накор вернулся к изучению дальней стены. — А кроме того, последние несколько лет он был весьма занят.

— Все это верно, — сказал Паг. — Но он никогда не упоминал ни о чем подобном ни в бумагах, ни в разговорах со мной или с дочерью.

— Он не часто беседовал с тобой и твоей женой, Паг.

— Но это ведь дело исключительной важности. Опаснее этих существ я лично еще ничего не видел.

С глухим ворчанием стена, над которой трудился Накор, медленно поехала в сторону. Невысокий маг удовлетворенно крякнул.

— Нашел!

Паг немедленно подошел к Накору.

— И что ты думаешь?

— Я думаю, что если Талноя спрятали при входе в пещеру, тогда то, что находится за этой стеной, должно быть действительно очень ценным.

— Или очень опасным, — поправил друга Паг.

Накор вынул свой факел из расщелины между валунами, и два мага направились в открывшийся перед ними туннель. Когда позади осталось около мили, проход стал расширяться, а пол под ногами довольно круто пошел вниз.

— Мы перед входом в очередную пещеру, — определил Накор. — Только с этим факелом почти ничего не видно.

Паг опять поднял руку, чтобы осветить подземелье. Яркий луч прорезал непроглядный мрак.

— О боги, — прошептал Накор. — У нас большие неприятности, Паг.

Стены пещеры поднимались ввысь на сотню футов, а уровень пола был футов на десять ниже прохода. По форме пещера казалась почти идеально круглой, и всю ее площадь занимали ровные, как на параде, бесконечные, бесчисленные ряды и колонны Талноев.

— Их тут сотни, — пробормотал Паг.

— Тысячи. Да, у нас большие неприятности, — повторил Накор.

Раймонд Фейст Тень темной королевы

Посвящается Джонатану Метсону — не просто литературному агенту, но доброму другу

Где же дни те, когда наши мысли

Устремлялися ввысь как орлы;

Луки твердо сжимали не мы ли,

Глаза зорки и стрелы метки;

Когда страсти, как волны морские,

Гнали нас всех для яростных дел! -

Вспомни свет их, мерцающий в душах

Как сиянье над грудами тел.

Джордж Мередит «Ода к юности в памяти»

ПЕРСОНАЖИ

Агларана — Королева эльфов в Эльвандаре Алика — «демон», повариха на Острове Мага Альталь — эльф из Эльвандара Эйвери, Руперт (Ру) — парень из Равенсбурга, товарищ Эрика фон Даркмура; позже заключенный; позже солдат в отряде Кэлиса Бигго — заключенный; позже солдат в группе Эрика Кэлис — полуэльф-получеловек, сын Аглараны и Томаса, известен как «Крондорский Орел»; командир отряда воинов Кудли — наемник-убийца Давар — наемник в отряде Нахута Де Лонгвидь, Роберт (Бобби) — сержант в отряде Кэлиса Де Савона, Луи — заключенный; позже солдат в отряде Кэлиса Дьюрэни — наемник в отряде Кэлиса Эллия — эльфийская женщина, спасенная Мирандой Эмбриса — девушка из деревни Винэт Эстербрук, Джекоб — торговец из Крондора Фэйдава, генерал — главнокомандующий войсками Изумрудной Королевы Финия — женщина из деревни Винэт Фостер, Чарли — капрал в отряде Кэлиса Фрейда — мать Эрика Галаин — эльф из Эльвандара Гэйпи — генерал в армии Изумрудной Королевы Герта — старая ведьма-угольщица, которую встретили Эрик и Ру Гудвин, Билли — заключенный; позже солдат в отряде Кэлиса Грейпок, Оуэн — мечмастер барона Даркмурского; позже офицер в отряде Кэлиса Грицдаль, Гельмут — торговец Хэнди, Джером — солдат в отряде Кэлиса Джарва — ша-шахан Семи Народов Сааура Джатук — сын и наследник Джарвы, позже ша-шахан уцелевших саауров Кэйба — щитоносец Джарвы Келка — капрал в отряде Нахута Кали-ши — принятое на Новиндусе имя Богини Смерти Лалиаль — эльф из Эльвандара Лендер, Себастьян — ходатай и стряпчий в кофейне Баррета в Крондоре Лимс-Крагма — Богиня Смерти Маркос, именуемый Черным — легендарный маг и чародей; считается величайшим из известных магов Марстин — матрос на «Месть Тренгарда» Матильда — баронесса Даркмурская Мило — трактирщик и содержатель постоялого двора «Шилохвость» в Равенсбурге Миранда — таинственная подруга Кэлиса Монис — щитоносец Джатука Мугаар — барышник с Новиндуса Муртаг — сааурский воин Накор Изаланец — странный спутник Кэлиса Натан — новый кузнец на постоялом дворе «Шилохвость» в Равенсбурге Натомби — бывший кешийский легионер, затем солдат в отряде Кэлиса Пуг — известен также как Миламбер; великий маг; считается, что силой и знаниями он уступает только Черному Маркосу Риан — один из наемников Зилы Розалина — дочь Мило Рутия — Богиня Удачи Шати, Джедоу — солдат в отряде Кэлиса Шайла — родной мир саауров Шо Пи — изаланец, бывший жрец бога Дэйлы; позже заключенный; позже солдат в отряде Кэлиса Тэйберт — трактирщик в Ла-Муте Тармил — крестьянин из Винэта Томас — супруг Аглараны, отец Кэлиса; носитель доспехов Ашен-Шугара, последнего из Повелителей Драконов Тиндаль — кузнец на постоялом дворе «Шилохвость» в Равенсбурге Фон Даркмур, Эрик — незаконный сын барона фон Даркмура; позже заключенный; позже солдат в отряде Кэлиса Фон Даркмур, Манфред — младший сын Отто; позже барон Фон Даркмур, Отто — барон фон Даркмур, отец Эрика, Стефана и Манфреда Фон Даркмур, Стефан — старший сын Отто Зила — вероломный предводитель наемников

ПРОЛОГ. ИСХОД

Барабаны гремели.

Воины пели боевые гимны, готовясь к предстоящей битве. Потрепанные боевые знамена вяло свисали с окровавленных копий, а густой дым окутывал небо от горизонта до горизонта. Зеленокожие саауры, чьи лица были раскрашены желтым и красным, смотрели на запад, туда, где пожары отбрасывали багрово-коричневые отсветы на черную пелену дыма, закрывшую заходящее солнце и привычный узор западных вечерних созвездий.

Джарва, ша-шахан Семи Народов, правитель Империи Лугов, владыка Девяти океанов, не мог оторвать взгляд от картины разрушения. Весь день вдали вспыхивали пожары, и даже на таком расстоянии были слышны рев победителей и крики их жертв. Ветер, когда-то напоенный сладким ароматом цветов и густым запахом пряностей, сейчас нес с собой лишь едкий смрад обугленного дерева и горелого мяса. Даже не глядя, Джарва знал, что у него за спиной люди укрепляют сердца перед схваткой, в душе понимая, что битва проиграна и народ Сааура обречен на гибель.

— Повелитель, — произнес Кэйба, его щитоносец и товарищ с рождения.

Джарва обернулся и увидел в глазах друга бледную тень беспокойства. Для всех, кроме Джарвы, лицо Кэйбы было непроницаемой маской; но ша-шахан читал его так же легко, как шаман читает священный свиток.

— Пантатианин здесь.

Джарва кивнул, но не сдвинулся с места. Сильные руки в жесте отчаяния сомкнулись на рукояти боевого меча. Туалмасок — «Выпивающий Кровь» на древнем языке — служил куда более весомым символом власти, нежели корона, которая надевалась лишь в исключительных случаях. Он вонзил лезвие в землю, принадлежащую его возлюбленному Табару, древнейшему народу мира, называемого «Шайла». Семнадцать лет Джарва бился с захватчиками, и семнадцать лет они неуклонно оттесняли его воинов к самому сердцу Империи Лугов.

В тот день, когда он еще юношей принял меч ша-шахана, сааурские воины прошли перед ним по старинной дамбе, что перекрывала Такадорскую Узкость — пролив, соединяющий Такадорское море с океаном Кастак. Войска шли шеренгами по сто всадников — это называлось центин; сотня центинов составляла джатар, десять тысяч воинов. Десять джатаров образовывали хостин, а десять хостинов

— орид. В зените могущества Джарвы на призыв его боевой трубы откликались семь оридов, семь миллионов воинов. Они были в непрестанном движении, их кони паслись на просторах Империи, а дети росли, играли и дрались среди повозок и походных шатров. Империя была столь велика, что, если скакать не останавливаясь, путь от Сибула до дальних границ занял бы полный оборот луны и еще половину, а чтобы пересечь ее от края до края, потребовалось бы вдвое больше времени.

Ежегодно один орид оставался возле столицы, а остальные кочевали вдоль границ, обеспечивая мир и усмиряя тех, кто отказывался платить дань. Тысяча городов с побережий девяти океанов посылали ко двору ша-шахана яства, сокровища и рабов. А раз в десять лет лучшие воины семи оридов собирались в Сибуле, древней столице Империи, на большие игры. Столетиями Сааур покорял земли Шайлы, пока неподвластными ша-шахану не остались лишь народы, живущие у самых границ мира. Джарва лелеял надежду стать тем ша-шаханом, который, осуществив мечту предков, присоединит к Империи последний город и будет править всей Шайлой.

Четыре огромных города пали под натиском его оридов, еще пять сдались без боя — а потом орид Паты подошел к воротам Ахсарта, Города Жрецов, и этот день стал началом несчастий.

Джарва укрепил свой дух, стараясь не показывать виду, что его угнетают крики, доносящиеся сквозь сумерки. Это кричали его люди, которых волокли к пиршественным ямам. Те немногие, которым удалось спастись, рассказывали, что пленникам, убитым сразу, возможно, еще повезло — не говоря уже о тех, кому посчастливилось пасть в бою. Они утверждали, что захватчики способны овладевать душами умирающих и вечно терзать их, не позволяя теням убитых найти последнее пристанище среди своих предков, ставших всадниками в Небесном Ориде.

Стоя на высоком плато, Джарва озирал древнюю родину саауров. Здесь, меньше чем в полудне езды от Сибула, разбили лагерь потрепанные остатки его некогда могучего войска. Даже в этот тяжелый для Империи час присутствие ша-шахана заставляло воинов выпрямить спины, поднять подбородки и с презрением смотреть в сторону далекого противника. Но эта поза была фальшивой; в их взглядах ша-шахан отчетливо видел то, чего ни одному владыке Девяти океанов никогда не доводилось видеть в глазах сааурского воина, — страх.

Джарва вздохнул и, не говоря ни слова, направился к своему шатру. Он хорошо — даже слишком хорошо — знал, что выбирать не приходится, и все же ему было ненавистно лицо чужеземца. Перед шатром Джарва остановился:

— Кэйба, я не верю этому жрецу из иного мира.

Слово «жрец» он не произнес, а выплюнул.

Кэйба кивнул. Его чешуя посерела за годы, проведенные в седле. У него была нелегкая жизнь, и всю ее он посвятил служению своему ша-шахану.

— Повелитель, я знаю, что вы сомневаетесь. Но ваш виночерпий и ваш хранитель знания согласны. У нас нет выбора.

— Всегда есть выбор, — прошептал Джарва. — Мы можем выбрать смерть, подобающую воину!

Мягким движением Кэйба коснулся руки своего повелителя. Для любого другого воина такой жест означал бы немедленную смерть.

— Старый друг, — кротко произнес он. — Этот жрец предлагает убежище нашим детям. Мы можем сражаться и умереть, и горькие ветры развеют память о Саауре. Не останется никого, кто пропел бы воинам Небесного Орида о нашей славе и храбрости — демоны пожрут наши души и плоть. А можно отправить наших женщин и мальчиков в безопасное место. Разве есть у нас право пренебречь этой надеждой?

— Но он не такой, как мы.

Кэйба вздохнул.

— Есть нечто…

— У него холодная кровь, — прошептал Джарва. Кэйба сделал неопределенный жест.

— О созданиях с холодной кровью говорится в легендах.

— А о тех? — спросил Джарва, указывая на море огня, пожирающее его столицу.

Кэйба только пожал плечами. Джарва не сказал больше ничего и, пропустив вперед своего старейшего друга, вошел в шатер ша-шахана.

Этот шатер был больше любого другого в лагере, по сути, это был дом, составленный из многих шатров. Оглядев тех, кто ждал внутри, Джарва почувствовал холодок в груди: из его многочисленных советников и могущественнейших хранителей знания в живых оставались лишь единицы. И они смотрели на него с надеждой. Он — ша-шахан, и его обязанность — спасти свой народ.

Потом его взгляд остановился на чужеземце, и Джарва вновь усомнился в разумности предстоящего выбора. Жрец был очень похож на сааура, особенно учитывая зеленую чешую на лице и руках, но вместо доспехов воина или мантии хранителя знания он носил длинную рясу с капюшоном, скрывавшую все тело, и по сааурским меркам был мелковат: ростом не более двух рук. Его лицо было вытянуто вперед, а полностью черные глаза резко отличались от красных с белой роговицей глаз саауров. Вместо толстых белых ногтей у жреца из кончиков пальцев торчали черные когти. Язык у него был раздвоенным, и от этого его речь изобиловала шипящими. Снимая с головы и передавая слуге измятый шлем, Джарва произнес вслух слово, которое было сейчас в мыслях каждого присутствующего здесь воина или хранителя знания:

— Змея!

Жрец склонил голову, словно это было обычное приветствие, а не смертельное оскорбление.

— Да, господин, — прошипел он в ответ. Воины ша-шахана схватились за оружие, но старый Виночерпий, пользующийся наибольшим после Кэйбы уважением повелителя, предостерегающе произнес:

— Он наш гость.

Легенды о змеином народе издревле существовали у саауров, ведущих свое происхождение от теплокровных ящериц. Страшными историями о людях-змеях матери пугали непослушных детей, и хотя на долгой памяти сааурских хранителей знания никто не встречал этих существ, все жители Шайлы боялись и ненавидели их, пожирающих себе подобных и откладывающих яйца в жаркую воду болот. Легенды утверждали, что оба народа были созданы Богиней в начале времен, тогда же, когда появились на свет первые всадники Небесного Орида. Слуги Богини Ночи, Зеленой Госпожи, змеи остались в ее доме, а саауры поскакали с ней и ее божественными братьями и сестрами дальше. В этом мире Госпожа покинула их. Саауры процветали, но память о тех, других, осталась. Только хранителям знания было известно, что в этих историях — правда, а что

— миф, но кое-что Джарва знал твердо: наследника ша-шахана с самого рождения учили, что ни одной змее нельзя доверять.

Змеиный жрец произнес:

— Господин, портал готов. Время уходит. Скоро те, кто сейчас пирует над телами твоих соотечественников, устанут от этого занятия, и когда ночь сгустится, а сила их возрастет, они будут здесь.

На мгновение забыв о жреце, Джарва повернулся к своим соратникам:

— Сколько у нас джатаров?

Таско, шахан Ватайри, ответил:

— Четыре и часть пятого, — в голосе его была обреченность. — Но из прежних — ни одного. Те, о которых я говорю, собраны из остатков других.

Джарва едва не поддался отчаянию. Сорок тысяч всадников — все, что осталось от Семи Великих Оридов Сааура!

Тьма черными пальцами сжала его сердце. Он вспомнил ярость, охватившую его, когда гонец принес известие о том, что жрецы отказались покориться и уплатить дань. Семь месяцев Джарва провел в седле, чтобы лично возглавить штурм Ахсарта, Города Жрецов. Он почувствовал краткий приступ раскаяния — но раскаиваться было не в чем: разве кто-нибудь мог подумать, что жрецы в своем безумии предпочтут уничтожить все, лишь бы не допустить, чтобы Сааур объединил мир под властью единого правителя? А все этот сумасшедший верховный жрец, Мита; именно он распечатал портал и открыл путь первому демону. Правда, тот первым делом оторвал голову самому Мите, чтобы завладеть его душой и терзать ее вечно, но это было слабое утешение. Единственный воин, которому удалось выжить, рассказал, что сотня жрецов набросилась на этого демона, и ни один из них не уцелел.

Десять тысяч жрецов и хранителей знания, а вместе с ними — больше семи миллионов воинов отдали жизнь, пытаясь сдержать этих гнусных тварей, которые упорно пробивались к самому сердцу Империи. Пламя войны охватило полмира. Сто тысяч демонов удалось уничтожить, но смерть каждого была оплачена гибелью тысяч бесстрашных воинов. Время от времени хранители знания использовали магию — и порой с неплохим результатом, — но демоны всегда возвращались. Битва растянулась на годы, она прокатилась по четырем из девяти океанов. Дети рождались в походных палатках, вырастали и погибали в сражениях, а демоны появлялись и появлялись. Хранители знания искали средства закрыть портал и изменить ход битвы в пользу Сааура, но тщетно.

Полчища демонов, вливаясь через портал между мирами, прошли до самого Сибула, где сейчас должен был открыться другой портал, обещающий народу Сааура надежду — надежду ценой изгнания.

Кэйба многозначительно кашлянул, и Джарва отбросил прочь сожаления. Все равно они бесполезны: как верно сказал щитоносец, выбора нет.

— Джатук, — позвал ша-шахан, и вперед выступил молодой воин. — Из семи сыновей, возглавляющих семь оридов, остался один ты. — Юноша молчал. — Ты — джа-шахан, — провозгласил Джарва, официально назначая его наследником престола. Джатук присоединился к отцу всего десять дней назад; он прискакал сюда в сопровождении личной свиты. Ему только-только исполнилось восемнадцать, он стал воином чуть больше года назад и участвовал лишь в трех сражениях. Внезапно Джарва подумал, что совершенно не знает младшего сына — ведь тот еще не умел ходить, когда Джарва умчался, чтобы поставить Ахсарт на колени. — Кто скачет у твоего левого стремени? — спросил он.

— Монис, товарищ по рождению, — ответил Джатук и указал на спокойного юношу, который уже мог гордиться боевым шрамом на левой руке.

Джарва кивнул.

— Он будет твоим щитоносцем. — И повернулся к Монису. — Помни, твой долг

— защищать жизнь своего господина даже ценой собственной жизни; но еще отважнее ты должен защищать его честь. Ты будешь самым близким человеком для джа-шахана — ближе, чем супруга, ближе, чем дитя, ближе, чем хранитель знания. Всегда говори правду, даже если он не хочет ее слышать. — Джарва вновь заговорил с сыном:

— Отныне он — твой щит; всегда прислушивайся к его словам, ибо пренебрегать своим щитоносцем — это все равно что вступить в бой с рукой, привязанной к телу, слепым на один глаз и глухим на одно ухо.

Джатук кивнул, соглашаясь. С этой минуты Монис получил высочайшую привилегию, которая только может быть дарована простолюдину: право высказывать свое мнение, не опасаясь кары.

Монис отсалютовал, ударив себя по левому плечу кулаком правой руки.

— Ша-шахан! — воскликнул он, затем опустил голову в знак почтения повиновения своему владыке.

— Кто охраняет твой стол?

— Чайга, товарищ по рождению, — ответил Джатук. Джарва одобрил и этого. Вылупившиеся почти одновременно, в одних и тех же яслях, эти трое знали друг друга так же хорошо, как каждый знал самого себя, и такая связь была сильнее любой другой.

— Ты снимешь доспехи, ты сложишь оружие, ты будешь стоять за спиной.

Быть виночерпием — высокая честь, но она не лишена привкуса горечи, ибо любому воину тяжело отказываться от участия в битвах.

— Оберегай своего господина от предательской руки и от коварного слова, нашептанного во время хмельной беседы ложными друзьями.

Чайга отсалютовал. Как и Монис, теперь он был волен говорить со своим господином свободно, не боясь наказания, поскольку виночерпий давал обет защищать Джатука всеми способами, так же как и воин, скачущий подле щита джа-шахана.

Затем Джарва повернулся к своему хранителю знания. Тот стоял в стороне, окруженный несколькими прислужниками.

— Кто из твоих людей самый способный?

— Шейду. Он помнит все.

Обращаясь к молодому воину-жрецу, Джарва сказал:

— Тогда прими письмена и реликвии, ибо отныне ты — главный хранитель веры и знаний нашего народа.

Глаза прислужника расширились, когда его наставник передал ему древние дощечки с письменами и большие связки пергаментов; чернила на пергаменте от времени выцвели почти до белизны. Теперь на Шейду легла ответственность за сохранность записей и изустных преданий, а также за неизменность их толкований: он должен был держать в памяти тысячи слов на каждое слово, дошедшее из глубин древности.

Джарва сказал, обращаясь ко всем:

— Те, кто верно служил мне с самого начала, слушайте мое последнее повеление. Скоро враг нападет, иникто из нас не останется в живых. Мы все погибнем. Пропойте же песню смерти и знайте, что ваши имена останутся жить в памяти ваших детей в далеком мире под чужим небом. Я не знаю, смогут ли их песни преодолеть пустоту и поддержать память нашего Небесного Орида, или им придется в этом чужом мире дать начало новому, но, когда демоны придут, пусть каждый воин умрет с мыслью, что плоть от нашей плоти останется жить в далеком краю. — Какие бы чувства ни испытывал ша-шахан в эти минуты, они были скрыты под непроницаемой маской. — Джатук, останься со мной. Остальные

— по местам. — Змеиному жрецу он сказал:

— Ступай туда, где будешь творить свое колдовство, и знай, что если ты обманул мой народ, моя тень вырвется из любой преисподней, пересечет любую бездну и настигнет тебя, даже если погоня займет тысячи лет. Жрец поклонился и прошипел:

— Господин, моя жизнь и честь принадлежат тебе. Я остаюсь, чтобы присоединить свои слабые силы к твоему арьергарду. Этим я надеюсь выразить уважение моего народа и наше искреннее желание дать убежище сааурам, которые во многом столь похожи на нас, на нашей родине.

Если сей жест самопожертвования и произвел впечатление на Джарву, ша-шахан ничем этого не показал. Он вышел из шатра, сделав знак сыну следовать за собой. Поднявшись на вершину холма, они посмотрели вниз, на далекий город, превращенный демонами в подобие ада. Темноту пронзали леденящие душу вопли, которые не в состоянии издать ни один смертный, и юный вождь с трудом подавил стремление отвернуться.

— Джатук, завтра в это время, где-то в далеком мире, ты станешь ша-шаханом Сааура.

Юноша знал, что это правда, как бы сильно он ни желал иного исхода. Он воздержался от притворных протестов.

— Я не доверяю змеиным жрецам, — Джарва понизил голос. — Может показаться, что они похожи на нас, но никогда не забывай — у них холодная кровь. Они лишены чувств и не знают привязанностей, а язык их раздвоен. Вспомни веду о последнем визите змей к нам и помни легенды о вероломстве после того, как Матерь всех сущих дала жизнь теплокровным и холоднокровным.

— Отец.

Огрубевшими от меча пальцами Джарва крепко стиснул плечо сына и, почувствовав, как напряглись под рукой крепкие молодые мускулы, ощутил слабый проблеск надежды.

— Я дал клятву, хотя выполнять эту клятву придется тебе. Не опозорь своих предков и свой народ — но сохраняй бдительность и остерегайся предательства. Я поклялся, что саауры будут служить змеям, пока не сменится одно поколение: по их счету это тридцать лет. Но помни: если змеи первыми нарушат уговор, ты волен поступать так, как сочтешь нужным.

Джарва снял руку с плеча сына и сделал Кэйбе знак приблизиться. Щитоносец подал ша-шахану его великолепный, но весь измятый в боях шлем, а стременной подвел свежего коня. Огромные табуны погибли, а из оставшихся лошадей лучших нужно было отдать тем, кто уйдет сквозь портал. Ша-шахану и его воинам приходилось довольствоваться тем, что есть. Конь был приземист, от силы девятнадцати ладоней в холке, и едва ли достаточно сильный, чтобы выдержать вес одетого в доспехи ша-шахана. «Не важно, — подумал Джарва. — Бой будет коротким».

За спиной у них, на востоке, раздался оглушительный треск, и ночь озарилась вспышками тысяч молний; мгновением позже прогремел раскат грома. Все повернулись и увидели в небе мерцание.

— Путь открыт, — произнес Джарва. Змеиный жрец торопливо вышел вперед и указал куда-то вниз.

— Господин, взгляни!

Джарва повернулся и посмотрел на запад. На фоне далекого зарева отчетливо выделялись крошечные фигурки, летящие в сторону плато. Увы, Джарва отлично понимал, что они кажутся маленькими только благодаря расстоянию. На самом деле демоны были ростом со взрослого сааура, а некоторые из них, особенно летучие, — еще крупнее. Скоро шелест кожистых крыльев разорвет воздух подобно свисту бича, а темнота наполнится воплями, способными свести с ума самого здравомыслящего воина. Бросив быстрый взгляд на собственные руки — не дрожат ли, — Джарва обратился к сыну:

— Дай мне твой меч.

Юноша повиновался; Джарва передал оружие сына Кэйбе, а сам извлек из ножен Туалмасок и протянул его, рукояткой вперед, Джатуку.

— Прими свое наследие и ступай.

Юноша застыл в нерешительности, затем крепко сжал рукоять. Ведь не останется в живых ни одного хранителя знания, который снял бы это древнее оружие с тела отца, чтобы, согласно обычаю, вручить его наследнику. Впервые на памяти воинов Сааура ша-шахан при жизни добровольно отдавал кому-то свой меч.

Без лишних слов Джатук отсалютовал отцу, повернулся и поспешил туда, где ждала его свита. Резким взмахом руки он указал им направление и сам поскакал на вершину соседнего холма — там для бегства в далекий мир уже собирались остатки народа Сааура.

Четыре джатара должны были уйти через портал, а старым соратникам Джарвы и хранителям знания предстояло вместе с немногочисленными воинами пятого джатара прикрывать их уход. Хранители знания начали плести паутину своих заклинаний, наполняя ночь протяжными песнопениями, — и внезапно поперек небосвода протянулась стена энергии, а в воздухе вспыхнули синие сполохи. Угодив в ловушку, демоны, что летели впереди, пронзительно завизжали от ярости и боли, когда их коснулись языки синего пламени. Те, кто сумел отвернуть достаточно быстро, спаслись, но те, кто слишком глубоко проник в магический щит, на мгновение вспыхнули, а потом начали тлеть. Злобный черный дым повалил из их огненных ран. Нескольким наиболее могущественным тварям удалось прорваться к гребню, но там их встретили сааурские воины и, стремительно атаковав, изрубили в куски. Впрочем, Джарва знал истинную цену этому успеху — так быстро можно было расправиться только с теми демонами, которым магия нанесла существенный ущерб.

— Господин, они уходят, — выкрикнул змеиный жрец.

Джарва бросил взгляд через плечо и увидел висящий в воздухе великолепный серебряный портал, который змеиный жрец именовал провалом. Уходящие влились в него черным потоком, и на мгновение Джарве показалось, что он увидел, как его сын прошел сквозь портал, — хотя он понимал, что это всего лишь игра воображения. Расстояние было слишком велико, чтобы разглядеть такие подробности.

Джарва снова уперся взглядом в магический барьер, который уже раскалился добела в тех местах, где демоны пустили в ход собственную магию. Он знал, что летучие твари не представляют серьезной угрозы: благодаря скорости и маневренности они были опасны для одинокого всадника или раненого человека, но сильные воины могли без особого труда расправиться с ними. Нет, его жизнь возьмут те, кто идет следом.

По всему фронту барьера появились прорехи — и чем больше они расширялись, тем лучше Джарва мог разглядеть темные фигуры, приближающиеся с той стороны. Большие демоны, неспособные летать, но зато защищенные магией, неслись по земле со скоростью лучшей сааурской лошади, и их зловещие завывания вплетались в общий шум битвы. Змеиный жрец простер вперед руку. Там, где демон пытался пройти сквозь дыру в барьере, вспыхнуло пламя, и Джарва увидел, что змеиный жрец шатается от напряжения.

Понимая, что конец близок, Джарва спросил его:

— Змея, скажи мне только одно: почему ты решил умереть здесь, с нами? У нас нет выбора, а ты мог свободно уйти с моими детьми. Неужели смерть от их рук, — он показал на приближающихся демонов, — не кажется тебе чудовищной?

С улыбкой, которую правитель Империи Лугов не мог расценить иначе, как насмешливую, змеиный жрец ответил:

— Нет, господин. Смерть — это свобода, и скоро ты сам это узнаешь. Но нам, тем, кто служит в чертогах Изумрудной Королевы, это известно давно.

Глаза Джарвы сузились. Значит, древние легенды не лгали! Это существо — в самом деле одно из тех, кого породила Божественная Мать! И тут же он понял, что его народ был подло обманут, и этот жрец — такой же враг, как и те, кто стремится пожрать его душу. В ша-шахане вскипела ярость. Со стоном отчаяния он взмахнул сыновьим мечом и одним ударом снес голову с плеч пантатианина.

Но демоны уже смяли воинов арьергарда, и Джарва мог уделить лишь мгновение мыслям о судьбе, которая ждет сына и его юных соратников там, на далекой планете, под чужим солнцем. Поворачиваясь, чтобы встретить противника, владыка Девяти океанов вознес молчаливую молитву своим предкам, Всадникам Небесного Орида, попросив их присмотреть за детьми Сааура и охранить их.

Одна фигура возвышалась над остальными, и меньшие демоны перед ней расступались. Вдвое выше самого высокого сааура, не меньше двадцати пяти футов высотой, эта тварь целенаправленными скачками устремилась прямо к ша-шахану. Могущественный демон, телом похожий на сааура с широкими плечами и узкой талией — но за спиной у него вздымались огромные крылья, сделанные, казалось, из обрезков черной кожи, а его голова… Треугольная, как у лошади, она была покрыта тонкой шкурой, словно натянутой прямо на череп. Близко посаженные клыки, глаза, похожие на черные ямы, полные багряных углей… Пламенное кольцо плясало вокруг головы демона, а от его хохота кровь в жилах Джарвы застыла.

Воины кинулись вперед, чтобы защитить своего ша-шахана, но демон раскидал их как кукол. Он наносил удары, разрывая плоть с такой же легкостью, с какой сааур ломает хлеб. Джарва стоял наготове, зная, что каждое выигранное перед смертью мгновение — это надежда на спасение для еще одного из его детей.

Когда демон навис над Джарвой подобно воину, стоящему перед подростком, ша-шахан мечом сына полоснул его по вытянутой руке, вложив в этот удар все свои силы. Демон взвыл от боли, но тут же, не обращая на рану внимания, схватил жертву поперек туловища, и черные когти величиной с кинжал пронзили доспехи и плоть.

Демон поднес правителя Сааура к морде и держал его так, пока свет в глазах Джарвы не начал меркнуть. Тогда демон расхохотался и произнес:

— Глупый смертный, теперь ты — правитель небытия. Твоя душа принадлежит мне, зверюшка! Ты будешь умирать медленно — и даже после того как я сожру тебя, твои страдания послужат мне развлечением!

Впервые в жизни Джарва, ша-шахан Семи Народов, правитель Империи Лугов, владыка Девяти океанов, познал страх. И пока его разум кричал, тело обмякло. Воспарив над собственной плотью, он почувствовал, как его дух устремился к Небесному Ориду, но неведомая сила удержала его и он не смог отлететь. Джарва ощущал, как демон пожирает его тело, а в разуме духа звучали слова: Я

— Тугор, Первый Служитель Великого Маарга, Правитель Пятого Круга, а ты — моя игрушка.

Джарва кричал, хотя был лишен голоса, и боролся, хотя у него не было тела. Но магические цепи, сковавшие его дух, были столь же прочны, как прочны для существа из плоти оковы железные. Причитающие голоса других духов сказали ему, что его соратники разделили участь вождя. Собрав остатки воли, Джарва направил свои чувства к далекому провалу и увидел, как уходит последний из его детей. И, насладившись, насколько это было возможно, зрелищем внезапно растаявшего в ночи провала, тень Джарвы пожелала своему сыну и своему народу избежать коварства змей и обрести надежное пристанище в том далеком мире, который пантатиане называли Мидкемией.

Глава 1. ВЫЗОВ

Труба пропела.

Эрик вытер руки о фартук. С утра, закончив отложенные со вчерашнего дня дела, он почти ничего и не делал, только поддерживал огонь, чтобы не пришлось заново разогревать остывший горн, если бы вдруг появилась другая работа. Маловероятно, конечно, ведь горожане и после приезда барона продолжали бы толпиться на площади. Но лошади — странные существа и теряют подковы, когда им вздумается, а повозки ломаются в самый неподходящий момент. Во всяком случае, из пятилетнего опыта работы в кузнице Эрик сделал именно такой вывод. Он поглядел туда, где, любовно обняв винный кувшин, валялся спящий Тиндаль. Он начал пить сразу после завтрака — «пропущу чуток за здоровье барона» — и свалился с час назад, как раз когда Эрик заканчивал делать то, что должен был сделать Тиндаль. К счастью, парнишка, не по возрасту сильный, за пять лет успел набраться опыта и теперь умел почти все — а это с лихвой возмещало недостатки кузнеца.

Только Эрик принялся присыпать угли золой, как услышал из кухни голос матери. Впрочем, ее требование поторопиться Эрик пропустил мимо ушей: времени было сколько угодно. Барон даже еще не достиг окраины города. Труба возвестила лишь его приближение, а отнюдь не прибытие.

Эрик редко интересовался собственной внешностью, но сегодня он знал, что на него будут пялиться все, и понимал, что должен постараться выглядеть прилично. С этой мыслью он не торопясь снял фартук, аккуратно повесил его на колышек в стене, затем опустил руки в кадку с водой и стал бешено тереть их. Смыв почти всю сажу и грязь, он плеснул воды на лицо, а потом, вытащив из кучи ветоши, используемой для полировки стали, большую чистую тряпку, вытерся насухо, стирая то, что не смыла вода.

В пляшущем зеркале воды он рассмотрел свое изломанное отражение: темно-синие глаза под густыми бровями, высокий лоб, длинные, до плеч, светлые волосы, зачесанные назад. Сегодня уже никто не сможет усомниться в том, что он является сыном своего отца. Нос ему достался от матери, зато нижняя челюсть и крупные зубы — вылитые отцовские. Только его отец был стройным, а вот об Эрике этого нельзя было сказать. И хотя он унаследовал от родителя тонкую талию, свои литые плечи Эрик получил от деда по материнской линии, а его руки, сильные от природы, стали еще крепче от работы в кузнице, где он трудился с десяти лет. Ими он мог гнуть стальные полосы и колоть орехи. И ноги у него были не менее сильные, поскольку ему приходилось поддерживать лошадей, пока кузнец подковывал их, а когда требовалось заменить сломанное колесо, Эрик поднимал телегу и удерживал ее на весу.

Проведя ладонью по подбородку, Эрик почувствовал щетину. Как все мужчины со светлыми волосами, он брился не чаще двух раз в неделю, но сегодня — особый день, и мать, конечно же, потребует, чтобы он выглядел как можно приличнее. Стараясь не разбудить кузнеца, он прокрался к своему тюфяку за кузнечным горном и взял бритву и зеркало. Бритье с холодной водой нельзя назвать удовольствием, но если мать разозлится, это еще хуже. Эрик смочил подбородок и начал скрести его бритвой. Закончив, он еще раз взглянул на свое отражение в мерцающей воде.

Ни одна женщина не назвала бы Эрика красивым: от вытянутого подбородка и впалых щек до широкого лба черты его были крупными, почти грубыми; зато он обладал открытым, честным взглядом, который мужчина счел бы внушающим доверие, а женщина — восхитительным; правда, сначала ей нужно было бы привыкнуть к почти бандитской наружности этого юноши. В свои пятнадцать лет Эрик уже не уступал ростом взрослому мужчине, а силой мог бы потягаться с самим кузнецом; никто из сверстников не мог побороть его, и мало находилось желающих повторить попытку. Когда Эрик помогал матери накрывать стол, его руки казались неуклюжими, но в кузнице они становились ловкими и уверенными.

Голос матери, требующей, чтобы он шел немедленно, разорвал тишину. Выходя из кузницы — маленького домика, стоящего почти впритык к задней стене конюшни, — Эрик раскатал рукава. Проходя мимо открытых ворот, он бросил взгляд на вверенных его попечению лошадей. Три лошади, принадлежащие проезжим, которые остановились у Тиндаля, спокойно продолжали жевать сено, а четвертая приветствовала Эрика радостным ржанием. Она повредила ногу, и Эрик ее лечил, а потом выгуливал и гонял рысцой, чтобы проверить, как она поправляется.

— Навещу тебя попозже, подружка, — с нежностью крикнул он лошади. Кобыла в ответ обиженно фыркнула.

Несмотря на свой возраст, Эрик умел обращаться с лошадьми едва ли не лучше всех в окрестностях Даркмура и заслужил репутацию чуть ли не чудотворца. Рана была серьезной, и другой хозяин просто усыпил бы лошадь, но Оуэн Грейлок, мечмастер барона, дорожил ею и решил рискнуть, надеясь, что Эрику удастся подлечить ее хотя бы настолько, что можно будет получить от нее жеребят. Юноша же поставил себе задачу выходить ее так, чтобы на ней снова можно было ездить.

У задней двери, ведущей на кухню постоялого двора «Шилохвость», Эрик увидел мать. Лицо ее выражало решимость. В юности Фрейда была хорошенькой, но тяжелая работа и тяготы жизни взяли свою дань. В неполные сорок лет она выглядела почти на шестьдесят. Ее пышные каштановые волосы уже совсем поседели, а зеленые глаза терялись в сетке морщин.

— Пошевеливайся, — велела она сыну.

— Да он еще не доехал, — возразил Эрик, не слишком успешно пытаясь скрыть раздражение.

— Это наша последняя возможность, — ответила она. — И если мы упустим ее, другой уже не представится. Он болен и вряд ли приедет сюда еще раз.

Эрик нахмурился, понимая, чту скрывается за этими словами, но мать больше ничего не сказала. Барон редко, если не считать особо торжественных случаев, удостаивал визитом отдаленные уголки своих владений. На сбор урожая он, как правило, навещал одну деревню и один город — из тех, где производили основу богатства Даркмура — лучшие в мире виноград и вина. Равенсбург был в этом смысле одним из наименее влиятельных городов, но Эрик был уверен, что в последние десять лет барон умышленно избегал появляться здесь, — и знал причину этого.

Глядя на мать, он вспомнил, как десять лет назад она провела, а вернее, протащила его сквозь толпу зевак, глазеющих на барона. Это было горькое воспоминание. Он вспомнил изумление и замешательство на лицах городских старшин, гильдейских мастеров, виноделов и виноградарей, когда мать потребовала, чтобы барон публично признал его своим сыном. День, который должен был стать веселым праздником в честь первой пробы нового урожая, поверг в смятение весь город, не говоря уже о маленьком Эрике.

После этого случая представители городских властей не однажды настоятельно просили Фрейду в будущем воздерживаться от подобных выходок — просьбы эти она вежливо выслушивала, но не более того.

— Хватит считать ворон, иди сюда, — сказала Фрейда. Она повернулась, и Эрик вслед за ней вошел в кухню.

Розалина улыбнулась ему, а он приветствовал ее дружеским кивком. Розалин была дочерью владельца постоялого двора. Они с Эриком были одногодки, росли вместе и относились друг к другу как верные и преданные друзья. Со временем Эрик начал осознавать, что девушка испытывает к нему более глубокое чувство, и не знал, как к этому отнестись. Он тоже любил ее, но по-братски, и никогда не думал о ней как о возможной жене — навязчивая идея его матери сделала невозможными любые разговоры на такие житейские темы, как брак, профессия или поездки. Среди своих сверстников Эрик был единственным, кто официально не учился какому-нибудь ремеслу. Он был подмастерьем у Тиндаля, но это никак не было оформлено, и, несмотря на все способности Эрика, ни в каком отделении гильдии об этом никто не подозревал — ни в Западной Столице, Крондоре, ни в королевской столице, Рил-ланоне. Что касается матери, то она приходила в бешенство при малейшем намеке, что надо бы заставить Тиндаля наконец исполнить свое часто повторяемое обещание отправить в гильдию стандартный запрос о разрешении взять такого-то себе в ученики. Если бы это было сделано вовремя, сейчас как раз бы закончился первый год его ученичества. А теперь, несмотря на то что Эрик знал кузнечное дело лучше тех, кто проучился на два или три года больше, формально ему пришлось бы начинать с нуля, да и то если мать позволит ему следующей весной оформить ученичество.

— Дай-ка я на тебя взгляну, — сказала Фрейда. Ее макушка была на уровне груди Эрика. Ухватив сына за подбородок, она повернула ему голову сначала в одну сторону, а потом в другую так, словно он был еще маленьким ребенком, а не почти взрослым мужчиной. Недовольно причмокнув, она сказала:

— Ты весь в саже.

— Мама, я же кузнец! — запротестовал он.

— Вымойся в кадке! — скомандовала она.

Эрик знал, что лучше не спорить. Его мать обладала железной волей и непоколебимой уверенностью в своей правоте. Даже если Эрика несправедливо обвиняли в каких-то проступках, он молчаливо и спокойно принимал назначенную кару, поскольку давно убедился, что любое возражение только увеличивает наказание. Снимая рубашку и вешая ее на стул рядом с разделочным столом, Эрик заметил, что Розалину насмешила покорность, с которой он подчинился своей маленькой маме, и постарался напустить на себя сердитый вид. Ее усмешка стала еще шире; повернувшись, она подхватила корзину свежевымытых овощей, а у порога развернулась, пинком распахнула дверь и, пятясь, на прощание показала ему язык.

Эрик окунул руки в ту же воду, где она только что мыла овощи, и сам невольно улыбнулся. Розалина вообще умела вызвать его улыбку легче и чаще, чем кто-либо иной. Эрик еще не полностью осознавал то сильное возбуждение и смутное желание, от которого он просыпался по ночам, когда ему снилась какая-нибудь девушка из их городка; как и все дети, выросшие среди животных, он знал, что такое спаривание, но смятение чувств было для него в новинку. Правда, в обществе Розалины он ничуть не смущался и в одном не сомневался никогда: она — его самый лучший друг. Эрик снова плеснул водой на лицо и услышал позади голос матери:

— Возьми мыло.

Вздохнув, он потянулся за куском вонючего мыла на краю кадки. Едкая смесь щелока, золы, топленого сала и песка, это мыло использовалось для отмывания деревянных тарелок и кухонных горшков и при частом употреблении могло свести кожу с лица и рук. Эрик старался почти не намыливаться, но, когда отложил мыло, вынужден был признать, что вода в кадке довольно впечатляюще почернела.

Он умудрился смыть мыло до того, как кожа пойдет волдырями, и взял полотенце, протянутое ему матерью. Вытершись насухо, он снова надел рубашку.

Из кухни Эрик вышел в гостиную, где Розалина заканчивала закладывать овощи в большой котел с тушеным мясом, подвешенный над очагом. Смесь будет медленно кипеть весь день, наполняя гостиную вкуснейшим ароматом, и к обеду у всех потекут слюнки. Розалина улыбнулась Эрику, но, несмотря на это, его настроение ухудшалось с каждой минутой: он уже представлял себе сцену на площади.

У входа в трактир стоял Мило, хозяин постоялого двора, и, потягивая длинную трубку, с любопытством поглядывал в открытую дверь на притихший город. Это был дородный мужчина с носом, напоминающим раздавленный кочан капусты — следствие многолетней борьбы со всякими заезжими буянами, которые останавливались у него на ночлег.

— Похоже, будет спокойный денек, Фрейда.

— И сумасшедший вечер, — вставила Розалина, останавливаясь рядом с Эриком. — Когда людям надоест дожидаться милостивого баронского взгляда, они все как один ринутся сюда.

Мило обернулся и с улыбкой подмигнул дочери.

— Ей-богу, об этом следует только благоговейно помолиться. Я надеюсь, что у Госпожи Удачи нет на вечер других планов.

— Рутии лучше потратить свое благословение на более доброе дело, — буркнула Фрейда и, взяв сына за руку, устремилась наружу. Когда они отошли подальше, Розалина сказала отцу:

— Папа, она непреклонна.

Мило покачал головой.

— Да, Фрейда такая, и всегда была такой, — ответил он, попыхивая трубкой.

— Даже ребенком она была самой упрямой и своевольной… — Он обнял дочь за плечи. — Не то что твоя мать, и мне приятно это сказать.

— Ходят слухи, что и ты был в числе тех, кто много лет назад добивался ее руки, — заметила Розалина.

Мило усмехнулся.

— Слухи, вот как? — И, прищелкнув языком, добавил:

— Да, это правда. Почти все мои сверстники мечтали жениться на Фрейде. — Он опять улыбнулся. — И, честно говоря, мне повезло, что она отказала, а твоя мать согласилась. — Помолчав, Мило отстранился от дочери. — Но что ни говори, а в те дни Фрейда была на редкость хороша. Горящие изумрудные глаза, пышные каштановые волосы, тоненькая, но все, что надо, при ней, и взгляд гордый — от такого взгляда сердце мужчины пускается вскачь. Неудивительно, что она привлекла внимание барона.

От городской площади донеслось пение трубы, и Розалина сказала:

— Пожалуй, я лучше вернусь на кухню.

Мило кивнул:

— А я добегу до площади. Гляну одним глазком и сейчас же вернусь.

Розалина на мгновение сжала его ладонь, и отец увидел в ее глазах тревогу, которую она скрыла от Эрика. Кивком подтвердив, что все понимает, он ответил ей таким же пожатием, повернулся и пошел по улице вслед за Эриком и Фрейдой.

***

Эрик без труда прокладывал путь сквозь толпу. Несмотря на то что по натуре он был мягким юношей и обычно не прибегал к силе, само его присутствие заставляло людей расступаться. Широкий в плечах, с сильными руками, он казался грозным, хотя в душе питал отвращение к ссорам. Спокойный и самоуглубленный, он предпочитал, слушая рассказы городских старожилов, мирно потягивать бульон, чтобы заморить червячка в ожидании обеда, а не хулиганить и пытаться приставать к девицам, как его ровесники, считающие два этих занятия верхом развлечения. Иногда какая-нибудь девушка обращала на него внимание, но его молчаливость, как правило, пугала ее, хотя за этим не крылось ничего, кроме полнейшей неспособности Эрика придумать подходящую тему для беседы. А перспектива любой близости с девушкой его просто приводила в ужас.

Услышав знакомый голос, Эрик обернулся и увидел оборванца, который проталкивался в его сторону, прокладывая себе дорогу благодаря, скорее, ловкости и быстроте, а не силе и тяжести.

— Привет, — обрадованно сказал Эрик.

— Эрик, Фрейда, наше вам, — ответил юноша. Руперт Эйвери, которого все горожане называли не иначе как Ру, был тем единственным ребенком, с которым Фрейда в детстве запрещала Эрику играть, и тем единственным ребенком, с которым Эрик играть предпочитал. Его отец, большой грубиян, был возчиком и либо гнал упряжку по пыльным дорогам в Крондор, Малакз Кросс или Дуррониз Вэйл, либо валялся дома пьяный в стельку. В Ру, выросшем без присмотра, чувствовалось нечто опасное и непредсказуемое, а именно это привлекало к нему Эрика. Если Эрик не умел очаровывать женщин, то Ру был мастером по этой части — во всяком случае, так следовало из его рассказов. Мошенник и враль, при случае не брезговавший и воровством, Ру был ближайшим после Розалины товарищем Эрика.

Фрейда кивнула в ответ, но едва заметно. Она знала Ру всю его жизнь и по-прежнему недолюбливала его; когда в Равенсбурге совершалось какое-нибудь преступление или просто что-то бесчестное, она была убеждена, что к этому приложил руку Ру. И, по правде говоря, Фрейда чаще была права, нежели ошибалась. Она бросила на сына быстрый взгляд, но воздержалась от резкого замечания. Теперь, когда Эрику было пятнадцать, его готовность во всем подчиняться матери резко уменьшилась. Тем более что Тиндаль из семи пять дней в неделю был пьян, и практически всю работу в кузнице выполнял Эрик.

— Опять решили устроить засаду на барона? — сказал Ру.

Фрейда метнула на него недобрый взгляд. Эрик смутился. Ру усмехнулся. У него было узкое лицо, умные глаза и живая улыбка, приятная, несмотря на кривые зубы. Внешне Ру был еще менее привлекательным, чем Эрик, но благодаря своей неиссякаемой жизнерадостности и энергичности считался милым и даже очаровательным среди тех, кто его знал. Впрочем, Эрику было также известно, что Ру обладал жестким характером и не всегда держал себя в руках — в результате чего ему частенько приходилось искать защиты у Эрика. Мало кто из ребят мог соперничать с Эриком: он был слишком силен и в тех редких случаях, когда кто-то выводил его из себя, являл поистине устрашающее зрелище. Однажды, в минуту гнева, он ударил одного парня с такой силой, что тот пролетел через весь двор и, ударившись о стену трактира, сломал себе руку.

Ру слегка приоткрыл полу своего потрепанного плаща, под которым, впрочем, был новенький, с иголочки, камзол, и Эрик увидел бутылку зеленого стекла с длинным горлышком. В глаза ему бросился отчетливый оттиск баронского герба.

Эрик закатил глаза.

— Хочешь, чтобы тебе отрубили руку? — сердитым шепотом спросил он.

— Я помогал папаше разгружать повозку.

— Что это?

— Отборное ягодное вино, — ответил Ру. Эрик нахмурился. Даркмур был центром виноградарства и виноделия Островного Королевства, и жизнь практически всех подданных баронии закручивалась вокруг вина. На севере лесорубы рубили дубы, из коих бондари изготавливали бродильные чаны, бочки для выдержки вин и пробки, на юге стеклодувы выдували бутылки, а центральная часть Даркмура представляла собой сплошные виноградники.

Хотя на западе, в Вольных Городах провинций Наталь и Джайбон, тоже делались неплохие вина, ни одно из них по букету, тонкости и выдержке не могло сравниться с винами, произведенными во владениях барона фон Даркмура. Даже виноград сорта «Пино Нуар», ранее ввозимый из Бас-Тайры, потому что его было очень трудно выращивать, прижился в Даркмуре, как ни в одном другом месте Королевства. Пьянящие красные, бодрящие белые, игристые для торжеств, винные изделия Даркмура высоко ценились повсюду, начиная от северных границ и кончая дальним югом, сердцем Империи Великого Кеша. И среди них особенно ценным было густо-сладкое десертное вино, именуемое ягодным.

Сделанное из ягод, сморщенных таинственной сладкой гнилью, которая изредка поражала виноград, оно было редким и баснословно дорогим; цена бутылки, которую Ру прятал под плащом, равнялась полугодовому заработку фермера. А герб на ней означал, что эта бутылка — из личных погребов барона и прислана сюда вместе с другими из резиденции барона в Даркмуре, специально к его визиту в собрание гильдии виноделов Равенсбурга. Конечно, ворам давно уже не отрубали руки, но если бы Ру поймали с этой бутылкой, он заплатил бы за нее пятью годами каторги.

Снова пропели трубы, и показались первые всадники эскорта; знамена шелестели под полуденным бризом, подковы высекали искры из булыжников мостовой. Эрик машинально опустил взгляд на конские копыта, ища признаки хромоты, но таковых не увидел. Как бы ни судачили о том, что барон неважно управляет своими владениями, его кавалеристы держали лошадей в прекрасном состоянии.

Всадники въехали на площадь и, развернувшись у маленького фонтана в две шеренги, начали медленно оттеснять обывателей. Через несколько минут перед Собранием Виноградарей и Виноделов было освобождено достаточно места, чтобы карета барона могла спокойно проехать.

Кавалеристов сменил отряд солдат в серых накидках с гербом Даркмура: на алом поле — черный ворон, сжимающий в клюве ветвь падуба. Чуть повыше герба у каждого солдата был нашит золотой кружок: знак его принадлежности к личной гвардии барона.

Наконец на площадь вкатилась карета, и Эрик поймал себя на том, что невольно затаил дыхание. Проклиная мать с ее навязчивой идеей, он осторожно сделал глубокий вдох и приказал себе успокоиться.

По толпе пробежал шепоток, и Эрик прислушался. Уже больше года по баронии ходили слухи о плохом здоровье барона, и то обстоятельство, что сейчас он сидел в карете рядом с супругой, а не гарцевал на лихом коне во главе эскорта, указывало на то, что барон фон Даркмур действительно серьезно болен.

Потом внимание Эрика привлекли двое молодых людей на одинаковых гнедых лошадях; каждый — в сопровождении знаменосца с баронским штандартом. Судя по эмблемам на знаменах, слева был Манфред фон Даркмур, младший отпрыск барона, а справа — Стефан, его старший сын. Юноши, похожие как близнецы, несмотря на год разницы в возрасте, управляли лошадьми с легкостью, свойственной опытным наездникам, и Эрик невольно залюбовался ими.

Манфред окинул взглядом толпу и, заметив Эрика, нахмурился. Стефан, увидев, куда смотрит брат, наклонился к нему и что-то сказал. Оба юноши были одеты одинаково: высокие сапоги для верховой езды, тугие бриджи, белые шелковые сорочки под безрукавками из тонкой кожи и черные фетровые береты, украшенные золотыми эмблемами и орлиными перьями. На боку у каждого висела рапира, и, несмотря на молодость, сыновья барона считались неплохими фехтовальщиками.

Указав подбородком на Стефана, Фрейда шепнула:

— Твое место, Эрик.

Голос у нее был жесткий. Эрик почувствовал смятение, хотя знал, что самое неприятное еще впереди. Карета остановилась; грумы распахнули двери, а двое бюргеров выступили вперед, чтобы приветствовать барона. Первой из кареты вышла надменная женщина; она была красива, но выражение высокомерного презрения, казалось, навеки застывшее на лице, портило ее красоту. Одного взгляда на нее и на двух юношей, уже спрыгнувших с лошадей, было достаточно, чтобы понять, что это их мать. Все трое были темноволосыми, стройными и высокими. Оба юноши подошли к матери, поклонились и встали по бокам. Баронесса оглядела горожан, и, когда она увидела возвышающегося над толпой Эрика, лицо ее потемнело.

— Его светлость Отто, барон Даркмурский, лорд Равенсбургский! — провозгласил герольд.

Толпа разразилась почтительными, если не сказать радостными, возгласами. Не то чтобы подданные уж очень любили своего барона, но, без сомнения, они его уважали. Правда, налоги могли бы быть и поменьше — впрочем, налоги всегда высоки, — а в защите от бандитов, которую должны были обеспечивать горожанам солдаты барона, здесь никто не нуждался. Барония находилась в глубине королевства, дикие земли Западного Княжества были отсюда далеко, так что мошенники и злодеи почти не беспокоили честных путников в окрестностях Даркмура. В ближайших горах никогда не видели ни гоблинов, ни троллей, поэтому горожане придерживались мысли, что нет проку содержать солдат, которые только и делают, что эскортируют своего господина, без конца чистят оружие и жрут. Но виноград хорошо уродился, еды было вдоволь всем, и за это полагалось воздать благодарность барону.

Когда приветствия стихли и мужчина, вышедший из кареты, направился к городским нотаблям, над толпой пронесся вздох. Раньше барон не уступил бы Эрику статью, а теперь он сгорбился и выглядел лет на тридцать старше своих сорока пяти. От природы худощавый, сейчас он казался просто изможденным, а по-прежнему широкие плечи только усиливали это впечатление. Его золотистые кудри распрямились и поседели, лицо приобрело пепельный оттенок, а щеки стали впалыми и такими бледными, словно их обтянули отбеленным пергаментом. Квадратная челюсть и высокий лоб придавали ему еще более нездоровый вид. Младший сын помогал отцу, крепко поддерживая его под левую руку. Движения барона были судорожными, и Эрик испугался, что он вот-вот упадет. Кто-то рядом с Эриком пробормотал:

— Так, значит, не врали, что у него удар…

У Эрика мелькнула мысль, что мать пожалеет барона в таком состоянии, и, как бы отвечая ему, Фрейда сказала:

— Я должна это сделать.

Растолкав тех, кто стоял впереди, она прошмыгнула между двумя верховыми гвардейцами так быстро, что те не успели ее остановить.

— Я — свободная женщина Королевства и требую, чтобы меня выслушали! — прокричала она, и ее громкий голос разнесся по всей площади.

Толпа притихла. Все взоры обратились на жилистую женщину, наставившую на барона обвиняющий палец.

— Отто фон Даркмур, признаешь ли ты Эрика фон Даркмура своим сыном?

Барон, который, несомненно, был тяжело болен, остановился и повернулся к женщине, задававшей ему этот вопрос каждый раз, когда он приезжал в Равенсбург. Он поискал глазами кого-то у нее за спиной и наконец нашел Эрика

— тот спокойно стоял позади матери: живой портрет барона в юности. В этот момент к нему подошла баронесса и что-то быстро шепнула на ухо. Лицо барона тронула печаль; отворачиваясь от Фрейды, он слегка покачал головой и не говоря ни слова пошел к самому большому зданию в городе — Собранию Виноградарей и Виноделов. Баронесса последовала за мужем, но перед этим наградила Фрейду и Эрика жестким взглядом, в котором ясно читался гнев.

Ру вздохнул — и вместе с ним вся толпа, как один человек, перевела дыхание.

— Ну вот, представление окончено.

— Вряд ли мы повторим его еще раз, — откликнулся Эрик.

Фрейда медленно пошла назад, к сыну, а Ру спросил:

— Почему? Неужели ты думаешь, что если твоей матери представится новый случай, она остановится?

— У нее не будет другого случая. Он умирает, — ответил Эрик.

— Откуда ты знаешь? Эрик пожал плечами:

— Я видел, как он смотрел на меня. Он прощался.

Подошла Фрейда. Лицо ее было непроницаемо.

— У нас еще много работы, — сказала она. Ру бросил быстрый взгляд туда, где Манфред и Стефан, пристально глядя на Эрика, негромко разговаривали между собой. Судя по всему, Стефан рвался пересечь площадь и затеять с Эриком ссору, а Манфред старался его удержать.

— Похоже, твои единокровные не очень-то тебя любят, не так ли? Особенно этот Стефан, — заметил Ру.

Эрик на это ничего не сказал, но неожиданно заговорила Фрейда:

— Он знает, что скоро унаследует то, что по праву принадлежит Эрику.

Эрик и Ру переглянулись. Оба отлично знали, что с Фрейдой лучше не спорить. Она уверяла, что однажды весенней ночью, в лесной часовне барон взял ее в жены перед лицом странствующего монаха, служителя Бога Дэйлы, защитника слабых. И что потом он потребовал и добился признания брака недействительным, чтобы жениться на дочери герцога Ранского. Соответствующие документы сохранились, но были опечатаны по королевскому приказу из политических соображений.

— Тогда, конечно, другого раза точно не будет, — сказал Ру.

Эрик вопросительно посмотрел на него:

— Ты это о чем?

— Если ты прав, в будущем году бароном будет Стефан. А он, судя по всему, именно тот человек, который не колеблясь публично назовет твою мать лгуньей.

Фрейда остановилась. На ее лице появилось выражение, которого Эрик никогда раньше не видел: выражение безнадежности.

— Он не посмеет, — сказала она, но в голосе ее звучала скорее надежда, нежели уверенность. Она попыталась напустить на себя вызывающий вид, но по глазам ее было видно — она понимает, что Ру прав.

— Пойдем, мама, — сказал Эрик мягко. — Пойдем домой. Горн еще теплый, но, если появится работа, мне придется снова разводить огонь. Тиндаль, это уж точно, не в состоянии этого сделать. — Он нежно положил руку ей на плечо и удивился, какой хрупкой она внезапно показалась. Фрейда покорно позволила ему увести себя.

Горожане расступались, давая дорогу молодому кузнецу и его матери. Все чувствовали, что вскоре этой традиции, возникшей пятнадцать лет назад, придет конец. Тогда прекрасная и пылкая Фрейда впервые храбро выступила вперед и, держа перед собой плачущего младенца, потребовала, чтобы Отто фон Даркмур признал ребенка своим. Каждая живая душа в баронии знала эту историю. Через пять лет она вновь предъявила свои требования — и вновь барон не подтвердил, но и не опроверг ее притязаний. Его молчание придавало достоверности словам Фрейды, и с годами история о незаконном ребенке барона Даркмурского стала основой местной легенды, вполне пригодной для того, чтобы заставить раскошелиться на выпивку путников, направляющихся из Восточного княжества в Западное и наоборот.

В молчании барона крылась какая-то тайна, ибо стоило ему хоть раз опровергнуть ее, и Фрейде пришлось бы искать доказательства, чтобы не прослыть сутяжницей и лгуньей. Но таинственный странствующий монах как в воду канул, а других свидетелей не было. А так Фрейда спокойно трудилась в трактире, а мальчик вырос и стал помощником кузнеца.

В том, что барон — отец Эрика, не сомневался никто: чтобы убедиться в этом, достаточно было один раз увидеть их рядом. Но дальше мнения горожан разделялись. Одни считали, что история с браком — просто хитрая выдумка, и восторгались добротой барона, который не хочет осложнять жизнь женщине, публично называя ее обманщицей. Другие, наоборот, обвиняли его в трусости, говоря, что он одинаково боится как солгать, утверждая, что Эрик не от него, так и признать правду, опасаясь гнева жены и сложностей, связанных с появлением еще одного претендента на наследство. Но как бы то ни было, вызов Фрейды раз за разом оставался без ответа и, таким образом, Эрик мог именовать себя фон Даркмуром, поскольку барон никогда не отрицал его права на это имя.

Они медленно шли по улице, возвращаясь в трактир. Ру, который не мог помолчать двух минут, спросил:

— Эрик, какие планы на вечер?

Эрик знал, на что он намекает: визит барона был поводом для праздника, конечно, не таким серьезным, как традиционные торжества, но вполне достаточным, чтобы трактир «Шилохвость» был набит битком, чтобы мужчины всю ночь пили и играли, а девушки собирались у фонтана, в надежде, что юноши наберутся храбрости для серьезного знакомства. Что касается Эрика, то для него праздник означал в основном работу. Он так и сказал Ру.

— А они мамочкины сынишки, тут и сомневаться нечего, — заметил Ру, бросив через плечо взгляд на площадь, где возле экипажа стояли отпрыски барона, по-прежнему глядя вслед Эрику и его матери. Ру остановился: его одолевал соблазн сделать им непристойный жест, но он удержался. Даже на таком расстоянии на их лицах ясно читалась неприкрытая враждебность и черная злоба. Ру повернулся и заторопился в сторону постоялого двора — догонять ушедшего вперед Эрика.

***

С наступлением сумерек жизнь в городе начала замирать повсюду, кроме трактира «Шилохвость», куда стекались, чтобы пропустить кружку вина или эля, те, кому не хватило влияния получить приглашение на обед в Собрании Виноградарей и Виноделов. В трактире царила громкая болтовня, мужчины играли по маленькой в карты и кости или соревновались в метании дротиков.

Эрик помогал на кухне, как часто делал при большом наплыве посетителей. Хотя Фрейда и была всего лишь простой служанкой, Мило признавал за ней право быть старшей на кухне, признавал исключительно потому, что Фрейда имела привычку указывать каждому, что тот должен делать. И такое отношение, разумеется, вызывало естественное раздражение у остальных, несмотря на то что в своих указаниях Фрейда почти никогда не ошибалась. Прислуга в трактире то и дело менялась, и каждый считал своим долгом объяснить Мило причины своего ухода. А тот всегда отвечал одно и то же: она — моя старая подруга, а вы — нет.

По сути, если говорить серьезно, они были просто семьей, Фрейда и Эрик, Мило и Розалина: муж и жена, брат и сестра. И хотя ночью Мило спал в своей комнате, Розалина — в своей, Фрейда — на чердаке над кухней, а Эрик — на соломенном тюфяке в амбаре, с рассвета и до заката все они абсолютноестественно играли роли членов дружного семейства. Фрейда управляла трактиром так, как словно она здесь хозяйка, а Мило не возражал, главным образом потому, что она делала это с большим толком; кроме того, он, как никто иной, понимал ту боль, с которой всю жизнь прожила Фрейда. Она по-прежнему любила барона, хотя не призналась бы в этом никому, и Мило не сомневался, что требование признать ее сына было искаженным отражением этой любви, отчаянной попыткой утвердить какой-нибудь символ того, что, пусть недолго, она любила по-настоящему и была любима.

Распахнув дверь в гостиную, Эрик вкатил за стойку очередной бочонок дешевого вина и поставил его у ног Мило. Старик снял с подставки пустой бочонок, и Эрик с легкостью водрузил новый на его место. Мило деревянной колотушкой вогнал кран, выбив затычку, и нацедил себе стаканчик на пробу. Потом, поморщившись, вопросил:

— Ну почему среди лучшего в мире вина мы пьем именно это?

Эрик рассмеялся:

— Потому что это все, что мы можем себе позволить.

Мило передернул плечом:

— У тебя невыносимая привычка быть честным. — И с улыбкой добавил:

— Ну да ладно, действуют-то они все одинаково, не так ли? Три кружки развяжут язык и свалят с ног точно так же, как три кружки лучшего баронского вина, а?

При упоминании о бароне веселое выражение слетело с лица Эрика.

— Откуда мне знать, — буркнул он, отвернувшись.

Мило положил руку ему на плечо:

— Извини, парнишка.

Эрик пожал плечами:

— Пустяки, Мило, — о чем говорить.

— Отдохни-ка ты, пожалуй, — сказал трактирщик. — Я чувствую, веселье идет на спад.

Эрик усмехнулся, услышав такое заявление: шум в гостиной, сплетенный из хохота, громких разговоров и азартных криков был оглушающим.

— Ну, если ты так чувствуешь… Эрик обогнул стойку и, протолкавшись к выходу, у самой двери поймал осуждающий взгляд Розалины.

— Я скоро вернусь, — раздельно прокричал он, и Розалина, в притворном раздражении подняв глаза к потолку, пошла к стойке, по пути собирая со столов пустые кружки.

Вечер выдался зябким, и в любую минуту с вершин Даркмурских гор мог потечь еще более холодный воздух. Хотя высотой они уступали Каластийским горам на западе или хребтам Мировых Клыков на севере, на вершинах их лежали снежные шапки, и внезапные заморозки причиняли фермерам много хлопот. Только летом погода здесь была постоянно теплой.

Эрик пошел к фонтану перед Собранием. Как он и думал, на парапете фонтана Виноградарей и Виноделов еще сидели несколько парней с девушками. Ру шептал что-то рыжеволосой зеленоглазой красотке, которая умудрялась смеяться, одновременно сохраняя на лице кислое выражение. Красотку звали Гвен; она считалась одной из самых хорошеньких девушек города. Руки ее были заняты успешным пресечением настойчивых попыток Ру получше изучить строение ее тела.

— Вечер добрый, Ру, вечер добрый, Гвен, — поздоровался Эрик.

Увидев Эрика, девушка просияла. Она уже не раз, хотя и безрезультатно, пыталась привлечь его внимание.

— О Эрик! — воскликнула она, с удвоенной силой отталкивая руки Ру. Тот на время прекратил атаку и спросил у Эрика:

— Ну, как там в трактире? Закончил?

Эрик покачал головой:

— Небольшая передышка. Через пару минут я должен вернуться. Просто хотел глотнуть воздуха. Там так накурено, да и шум…

Гвен хотела что-то сказать, но странное выражение на лице Ру заставило ее обернуться. Эрик тоже посмотрел в ту сторону.

В круге света от факелов, установленных вокруг фонтана, возникли два богато одетых человека с рапирами у поясов.

Гвен вскочила на ноги и сделала неуклюжий реверанс. Остальные тоже зашевелились — только Эрик стоял как вкопанный и Ру остался сидеть, открыв рот от неожиданности.

Стефан и Манфред фон Даркмуры разглядывали равенсбургских парней и девушек. Манерами и одеждой братья среди них напоминали двух лебедей, случайно залетевших на пруд с гусями и утками. По тому, как тщательно они старались сохранить равновесие, было видно, что они немало выпили.

Стефан уперся взглядом в Эрика и побагровел. Манфред быстро схватил его за руку и что-то зашептал ему на ухо. Наконец Стефан неохотно кивнул и выдавил из себя холодную улыбку. Подчеркнуто не обращая внимания на Эрика и Ру, он слегка поклонился в сторону Гвен:

— Барышня, похоже, мой отец и ваши бюргеры столь глубоко увязли в вопросах виноградарства и виноделия, что это выходит за пределы моего понимания и терпения. Не желаете ли вы познакомить нас с какими-нибудь более.., интересными развлечениями ?

Гвен зарделась и бросила взгляд на Эрика. Тот нахмурился и отрицательно качнул головой. Но, словно отказывая ему в праве советовать ей, она легко спрыгнула с парапета и сказала:

— Буду счастлива, сэр. — И повернулась к девушке, сидевшей рядом:

— Катрин, присоединяйся!

Стефан протянул ей руку, и она взяла ее, как заправская придворная дама. Манфред подхватил Катрин, и все четверо медленно пошли прочь от фонтана. На ходу Гвен весьма выразительно покачивала бедрами.

— Пожалуй, нам лучше пойти за ними, — сказал Эрик, когда обе парочки растаяли в темноте.

Ру встал прямо перед ним:

— По драке соскучился?

— Нет, но эти двое никого и спрашивать не станут, а девчонки…

Ру крепко уперся рукой Эрику в грудь, не давая пройти.

— ..знают, во что вляпываются с этими дворянскими сынками, — закончил он.

— Гвен не ребенок. И Стефан будет не первым, кто задерет ей юбку. А ты, похоже, единственный парень в городе, который не валялся с Катрин на сеновале. — Проследив взглядом направление, в котором скрылась эта четверка, он добавил:

— Хотя я думал, что у этих девиц вкус получше. — Внезапно Ру понизил голос, и его тон приобрел столь знакомую Эрику жесткость. Ру говорил так, только когда был серьезно обеспокоен. — Эрик, наступит день, и тебе придется столкнуться с твоим проклятым братцем. И тогда, вероятно, тебе придется его убить. — Эрик нахмурился: ему не понравились ни слова Ру, ни тон, которым они были сказаны. — Но не сегодня. И не из-за Гвен. И вообще, не пора ли тебе возвращаться в трактир?

Эрик кивнул и, мягко убрав руку Ру со своей груди, на мгновение застыл в неподвижности, пытаясь осознать то, что только что сказал его друг. Потом тряхнул головой, повернулся и пошел обратно в трактир.

Глава 2. СМЕРТИ

Тиндаль умер.

Он умер два месяца назад, и Эрик до сих пор не мог в это поверить. Каждый раз, входя в кузницу, он думал, что сейчас увидит кузнеца спящим на тюфяке в дальнем углу или за работой. Веселость Тиндаля, когда он был под мухой, его угрюмость, когда он бывал трезв, казалось, навеки поселились здесь, в этой кузнице, где Эрик в течение шести лет постигал премудрости своего ремесла.

Он пошевелил оставшиеся с вечера угли, прикидывая, сколько потребуется дров, чтобы разогреть горн. Со вчерашнего дня во дворе стояла, накренившись, повозка мельника со сломанной осью, и работы с ней хватит до темноты. Эрик никак не мог свыкнуться с мыслью, что Тиндаля больше нет.

Два месяца назад Эрик спустился с чердака. Было обычное утро. Но когда он взглянул туда, где всегда спал Тиндаль, волосы у него на голове встали дыбом. Раньше он никогда не видел покойников, но на дохлых зверей насмотрелся. В позе неподвижно лежащего кузнеца было нечто до жути знакомое. Эрик потрогал Тиндаля и, ощутив под пальцами смертный холод, отдернул руку, как от огня.

Местный жрец богини Килианы, который по совместительству служил лекарем для городской бедноты, быстро подтвердил, что Тиндаль действительно испил свою последнюю чашу вина. Поскольку семьи у него не было, похоронами занялся Мило и организовал поспешное огненное погребение с большущим костром. Пепел был развеян по ветру, а жрец Певицы Зеленой Тишины вознес своей богине молитву, хотя покровителем кузнецов правильнее было бы считать Тит-Онанки, бога войны. Впрочем, Эрик надеялся, что Килиана, богиня лесов и полей, позаботится о душе умершего: за те шесть лет, что Эрик провел в кузнице, Тиндаль выковал, быть может, всего один меч, зато плугов, мотыг и иного сельскохозяйственного инвентаря — бессчетное количество.

Ушей Эрика коснулся отдаленный шум. Это по западной дороге из столицы Княжества, Крондора, подъезжал полуденный дилижанс. Эрик знал, что им скорее всего правит Перси из Риммертона, который не преминет завернуть в «Шилохвость», чтобы дать лошадям возможность отдохнуть, а пассажирам — подкрепиться. Перси, тощий как жердь и с ненасытным аппетитом, обожал стряпню Фрейды.

Эрик не ошибся: грохот железных ободьев и стук копыт стали громче, и вот уже дилижанс вкатил во двор. Зычным «Тпру!» Перси остановил свою четверку. Регулярное сообщение между Саладором и Крондором открылось пять лет назад и приносило Джейкобу Эстербруку, богатому торговцу из Крондора, придумавшему и осуществившему это новшество, немалый доход; поговаривали, что теперь он собирается открыть еще одну линию между Саладором и Бас-Тайрой. Каждый дилижанс представлял собой обычную крытую повозку с откидным бортиком сзади, который в открытом состоянии превращался в ступеньку. Незамысловатые сиденья в виде пары досок вдоль бортов и грубые рессоры лишали пассажиров всяких надежд на комфорт, зато дилижанс в отличие от караванов передвигался быстро, почти со скоростью верхового, что для людей, лишенных возможности держать собственных лошадей, было немаловажно.

— Привет, Перси, — произнес Эрик.

— Эрик! — жизнерадостно откликнулся Перси. На его длинной тощей физиономии красовалась неизменная ухмылка, обрамленная узорчиком из дорожной пыли. Он повернулся к двум своим пассажирам: один из них был с претензией на роскошь, а другой — малость попроще. — Равенсбург, господа.

Мужчина, одетый попроще, кивнул и встал, собираясь сойти. Эрик любезно помог Перси откинуть бортик и спросил:

— Вы здесь задержитесь?

— Нет, — ответил Перси. — Второй джентльмен направляется в Волвертон; там конец пути. — Волвертон лежал в часе езды по направлению к Даркмуру, и Эрик понимал, что пассажир вряд ли захочет останавливаться на обед в двух шагах от места назначения. — Оттуда я порожняком поеду в Даркмур, — продолжал Перси. — Времени будет полно, спешить не надо. Скажи матери, что через пару дней я, с божьего дозволения, вернусь и уж тогда пусть ее прекрасные пироги с мясом поберегутся. — Перси плотоядно погладил себя по тощему животу, и его ухмылка стала еще шире.

Эрик кивнул. Перси закрыл бортик, развернул упряжку и, пустив лошадей рысью, выехал со двора. Эрик повернулся к мужчине, сошедшему с дилижанса, чтобы узнать, не требуется ли ему комната, но тот уже скрылся за углом амбара.

— Сэр! — окликнул его Эрик и поспешил вслед. Он обогнул амбар и подошел к кузнице как раз, когда незнакомец, поставив свой мешок на пол, снимал дорожный плащ. Мужчина был так же широк в плечах и так же крепок, как Эрик, хотя и на целую голову ниже. На голове у него была небольшая лысина, окаймленная длинными седыми волосами, которая придавала ему задумчивый, почти ученый вид. Брови у него были густыми и черными, хотя щетина, за время пути проступившая на его чисто выбритом лице, оказалась почти белой.

И он очень внимательно осматривался. А потом, повернувшись к Эрику, в изумлении застывшему у него за спиной, неожиданно сказал:

— Ты, должно быть, ученик. Кузница у тебя в порядке, юнец. Это хорошо.

Голос у него был со слабой гнусавинкой, характерной для уроженцев Дальнего Берега или Закатных островов.

— Кто вы? — спросил Эрик.

— Мое имя Натан. Я новый кузнец, направленный сюда из Крондора.

— Из Крондора? Новый кузнец? — Эрик был в замешательстве, и на его лице оно, вероятно, отразилось, потому что приезжий, вешая плащ на колышек в стене, пожал плечами и пояснил:

— В гильдии спросили, хочу ли я получить эту кузницу. Я сказал «да», и вот я здесь.

— Но это моя кузница, — сказал Эрик.

— Таково предписание барона, парень, — ответил Натан, и в голосе его появилась твердость. — Ты можешь уметь многое — и даже обладать талантом, — но в военное время тебе придется чинить оружие и ухаживать за лошадьми кавалеристов, а также за рабочими лошадьми фермеров.

— Война! — воскликнул Эрик. — Войны не было в Даркмуре со времен его завоевания!

Натан быстро шагнул вперед и, положив руку Эрику на плечо, крепко его стиснул.

— Я понимаю твои чувства. Но закон есть закон. Для гильдии ты — всего лишь ученик…

— Нет.

Кузнец нахмурился.

— Нет? Твой мастер не зарегистрировал тебя в гильдии?

Эрик, в душе которого боролись два чувства — раздражение и ирония, сказал:

— Мой бывший мастер почти все время был пьян. С десяти лет я делал здесь практически всю работу. Много раз он обещал съездить в Крондор или Рилланон и оформить мое ученичество. Первые три года я просил его послать уведомление королевской почтой, а потом… Потом я был слишком занят, чтобы все время напоминать. Он умер два месяца назад, и до сих пор никто не жаловался, что я не справляюсь с работой.

Кузнец потер подбородок и покачал головой:

— Н-да, юнец, незадача. Ты на три года старше большинства из тех, кто только начинает учиться…

— Начинает! — воскликнул Эрик. Раздражение в нем постепенно стало брать верх. — Я могу потягаться с любым кузнецом из гильдии…

Натан побагровел.

— Не в этом дело! — проревел он, и гнев придал его голосу достаточно мощи, чтобы заставить Эрика замолчать. — Не в этом дело, — повторил он тише, увидев, что Эрик слушает. — Ты можешь быть лучшим кузнецом в Королевстве, даже во всей Мидкемии, но в гильдии об этом никому не известно. Ты не внесен в список учеников, и ни один человек, имеющий звание гильдмастера, не поручится за тебя. Поэтому ты должен начать…

— Я не собираюсь учиться еще семь лет! — сказал Эрик, раздражение которого достигло предела.

— Если ты еще раз перебьешь меня, парень, мне придется дать тебе урок вежливости, — сказал Натан.

По виду Эрика было заметно, что он ничуть не чувствует себя виноватым, но все же он промолчал.

Натан продолжал:

— Ты можешь отправиться в Крондор или Рилланон и обратиться в гильдию. Тебе устроят экзамен. Если ты проявишь хорошие знания и навыки, тебя допустят к ученичеству, и, быть может, даже сразу дадут тебе степень подмастерья, хотя лично я в этом сомневаюсь. Будь ты даже лучшим кузнецом в мире, существуют неписаные правила. Добрячков, которые осчастливят тебя следующей степенью, не заставив заработать ее горбом, мало. И кроме того, всегда есть опасность, что тебя без всякого экзамена назовут самонадеянным невеждой и вышвырнут на улицу. — Последние слова были сказаны таким жестким тоном, что Эрик вдруг осознал — чтобы заработать свой значок мастера, этот человек провел по меньшей мере лет семь в учениках, а потом, быть может, вдвое больше в подмастерьях, и для него слова Эрика звучали как детское хныканье. — А еще ты можешь пройти ученичество здесь, в своем родном городе, где у тебя есть семья и друзья, — только надо набраться терпения. Если ты и впрямь такой умелый, как говоришь, я выдам тебе поручительство при первой же возможности, и ты получишь право просить собственную кузницу.

Эрик опять хотел возразить, что у него уже есть кузница, но промолчал. Натан продолжал:

— И последний вариант. Ты можешь сегодня же убраться отсюда и стать независимым кузнецом, на свой собственный страх и риск. Если у тебя есть способности, с голоду ты не помрешь. Но без значка ты сможешь открыть кузницу только в самой глухой деревушке, если, конечно, не захочешь поселиться у самой границы. Ни один нобиль никогда не доверит своих лошадей и оружие никому, кроме гильдмастера. А обычные богатей не станут иметь дело ни с кем, кроме гильдейского подмастерья. Это значит, что как бы даровит ты ни был, ты навсегда останешься не более чем простым жестянщиком. — Он замолчал. Эрик тоже не говорил ни слова, и через мгновение Натан продолжил:

— Задумался? Это неплохо. Итак, подведем черту: ты можешь остаться и совершенствовать свое мастерство, а я, имея под боком лишнюю пару рук, обладателя которых не надо учить каждой мелочи, буду считать, что мне повезло. А можешь отсиживаться в углу, обижаться и думать, что знаешь больше меня, — и это никому не пойдет на пользу. В этой кузнице есть место только для одного мастера, парень, и этот мастер — я. Так обстоит дело, и таков перед тобой выбор. Тебе нужно время подумать?

Эрик немного помолчал, а потом сказал:

— Нет. Я уже все обдумал, мастер Натан. — Он вздохнул и добавил:

— Вы правы. В кузнице должен быть только один мастер. Я…

— Выкладывай, парень.

— Я хозяйничал здесь так долго, что стал считать эту кузницу своей и надеялся, что гильдия отдаст ее мне.

Натан коротко кивнул:

— Понятно.

— Вы не виноваты в том, что Тиндаль был разгильдяем, а время, которое я провел здесь, пропало впустую.

— Довольно, парень…

— Эрик. Меня зовут Эрик.

— Довольно, Эрик, — сказал Натан; внезапно он сильно размахнулся и наотмашь ударил Эрика так, что сбил его с ног. — Я же сказал — если перебьешь меня снова, я научу тебя вежливости. А я человек слова.

Эрик сел, потирая челюсть. На его лице было написано изумление. Он понимал, что кузнец ударил вполсилы, но все равно ему было очень больно.

— Да, сэр, — произнес он, придя в себя.

Натан протянул руку, и Эрик принял ее. Кузнец помог ему встать.

— Я собирался сказать, что время, потраченное на овладение ремеслом, никогда не пропадает впустую. Тебе не хватает только рекомендаций. Если ты действительно так хорош, как о себе думаешь, то будешь аттестован за минимально требуемые семь лет. Обращаясь в гильдию с просьбой о собственной кузнице, ты будешь старше многих подмастерьев, но далеко не самым старым, уж поверь мне. Эти парни тяжелы на подъем и обычно не уходят от мастера, пока им не перевалит за двадцать пять. Запомни, парень: ты получишь допуск к самостоятельной работе позже остальных, но ты начал учиться на четыре года раньше. Знание остается знанием, а опыт — опытом, и потому, чтобы пройти путь от подмастерья до мастера, тебе потребуется гораздо меньше времени. В конечном счете ты останешься в выигрыше. — Он повернулся на каблуках, словно заново осматривая кузницу:

— И, судя по тому, что я здесь вижу, если ты возьмешься за ум, мы отлично поладим.

В последней фразе было столько открытого дружелюбия и участия, что Эрик забыл о своей ноющей челюсти. Он утвердительно кивнул:

— Да, сэр.

— А теперь покажи мне, где я буду спать.

Без всяких указаний Эрик подхватил дорожный мешок кузнеца и его плащ.

— У Тиндаля не было семьи, поэтому он спал здесь. Сзади есть маленькая комнатка, а я спал на чердаке. — Эрик пожал плечами. — Когда он умер, я даже не подумал о том, чтобы перебраться в его комнату. Наверное, привычка. — Выйдя через заднюю дверь, он подвел Натана к пристройке, которую Тиндаль приспособил под спальню. — Мой бывший мастер редко бывал трезв, и я боюсь, что комната… — Эрик распахнул дверь.

Их встретила такая вонь, что он поперхнулся. Натан чуть помедлил, потом отступил на шаг и сказал:

— В свое время мне приходилось работать с пьянчугами, парень, это запах прокисшей блевотины. Никогда не пытайся утопить свои беды в вине. Это медленная и болезненная смерть. Смело встречай их, а одолев, забывай про них.

Что-то в его голосе подсказало Эрику, что Натан не просто повторяет старую мудрость, а говорит убежденно.

— Я наведу здесь порядок, сэр, а вы пока отдохните в трактире.

— Пожалуй, мне лучше лична познакомиться с трактирщиком, в конце концов он — мой арендатор. И кроме того, я не прочь перекусить.

Внезапно Эрик осознал одну вещь, о которой до сих пор не задумывался. Должность кузнеца предоставлялась гильдией и патент давал исключительное право на работу в городе, но в остальном кузнец, как любой ремесленник или лавочник, должен был сам подыскать и оборудовать себе рабочее место.

— Сэр, у Тиндаля не было семьи. Кому…

Натан положил руку Эрику на плечо.

— Кому я должен заплатить за инструменты?

Эрик кивнул.

— Мои собственные инструменты идут медленной скоростью и прибудут со дня на день. У меня нет ни малейшего желания присваивать то, что не принадлежит мне по праву. — Натан в задумчивости поскреб отросшую за день щетину. — Договоримся так: когда ты соберешься покинуть Равенсбург и начать собственное дело, то заберешь их. Ты был его последним учеником и по традиции именно ты должен выкупить у вдовы все инструменты. Но семьи у него не было, так что и выкупать не у кого, не так ли?

Эрик понимал, что ему сделано невероятно щедрое предложение. Было принято, что ученик подрабатывал во время учебы, чтобы, получив степень подмастерья, мог сам купить полный набор инструментов и наковальню, а также при необходимости оплатить постройку кузницы. Поэтому большинство подмастерьев начинали карьеру с весьма скромным набором орудий труда, а Тиндаль, при всей его лености, был коваль-мастером целых семнадцать лет и имел любой инструмент, какой только существует в кузнечном деле, а некоторых у него было даже по два и по три. При хорошем уходе их хватило бы Эрику на всю жизнь!

— Если хотите, я провожу вас на кухню.

— Я найду дорогу. Только скажи мне, когда комната будет прибрана.

Эрик кивнул. Натан направился к задней двери трактира, а юноша, набрав в грудь побольше воздуха, нырнул в каморку Тиндаля. Первым делом он распахнул настежь окно, но это не помогло. Эрик с трудом сдерживал тошноту, хоть и был привычен к резким и неприятным запахам кузницы или амбара. Как можно быстрее он собрал в кучу все тряпки и выволок их наружу. Глаза у него слезились. Отвернув голову и стараясь дышать через рот, он поспешил к большой железной лохани, которой мать пользовалась для стирки, и швырнул туда постель и одежду Тиндаля. Когда Эрик начал разводить под лоханью огонь, подошла Фрейда.

— Кто этот человек, заявляющий, что он — новый кузнец?

Эрик был не в настроении ругаться с матерью, поэтому он миролюбиво ответил:

— Новый кузнец. Его прислала гильдия.

— А ты сказал ему, что здесь уже есть кузнец?

Эрик закончил разводить огонь и выпрямился.

— Нет, — ответил он как можно спокойнее. — Кузницей распоряжается гильдия. А я в гильдии не состою. — И, думая об инструментах Тиндаля, добавил:

— Натан очень великодушен, он оставляет меня. Он оформит меня в гильдии как своего ученика и…

Эрик был уверен, что мать начнет спорить, но вместо этого она лишь коротко кивнула и молча ушла. Пораженный, Эрик стоял, глядя ей вслед, пока треск огня под лоханью не напомнил ему о деле. Он бросил в лохань лепешку твердого мыла и принялся помешивать воду вальком, чтобы оно разошлось побыстрее. Вода постепенно бурела, а ему все не давало покоя странное поведение матери. Никогда раньше он не чувствовал такой безысходности, исходящей от нее.

Оставив белье кипятиться в лохани, Эрик бегом вернулся в комнатку кузнеца. Он вынес наружу большой сундук и куль с личными вещами, а колченогий шкаф решил пока оставить на случай, если Натан решит держать в нем свою одежду; в конце концов, вытащить его никогда не поздно.

— Не много же он скопил, — пробормотал Эрик, оттаскивая сундук в дальний угол двора. Туда же он отволок и куль. На досуге надо будет разобраться в этих вещах. Есть немало бедняков, разбивающих жалкие огородики на краях виноградников, и обноски им всегда пригодятся.

Потом Эрик вооружился рогожкой и принялся сдирать со стен пласты грязи.

***

Эрик вошел на кухню и увидел Мило. Он сидел за большим столом напротив Натана, который приканчивал большую плошку тушеного мяса. Мило кивал, соглашаясь с тем, что только что сказал Натан, а Фрейда, стоя у раковины, безучастно прислушивалась к беседе мужчин. Заметив Эрика, Розалина, которая помогала ей готовить овощи для ужина, движением головы показала на Фрейду, взглядом выражая сочувствие. Эрик коротко кивнул и, подойдя к матери, сказал, что хочет умыться. Фрейда пустила его к корыту, а сама отошла к печи, где разогревался хлеб, купленный утром у булочника.

Натан продолжал беседу, прерванную на мгновение появлением Эрика.

— Да, у меня есть тяга к железу, и я ловко с ним управляюсь, а вот в лошадях, по правде говоря, не разбираюсь совсем. То есть я могу прибить подкову так, чтобы компенсировать хромоту, или сделать еще что-нибудь в этом роде, но в остальном я такой же простак, как и все.

— Тогда вы поступили мудро, оставив Эрика, — сказал Мило с едва ли не отцовской гордостью. — По части лошадей он у нас прямо волшебник.

— Господин ковальмастер, судя по тому, что вы рассказывали, вы могли бы выбрать любую большую кузницу во владениях барона или даже получить место у герцога. Почему же вы выбрали наш городок? — спросила Розалина.

Натан отодвинул пустую плошку и улыбнулся.

— По правде сказать, я люблю вино, вот и решил сменить обстановку.

— Совсем недавно мы похоронили одного кузнеца, который любил вино, а теперь получаем другого такого же! Должно быть, Равенсбург прогневил богов!

— выпалила, обернувшись, Фрейда.

Кузнец поглядел на нее, и когда заговорил, тон его был сдержанным, но было ясно, что он рассердился.

— Добрая женщина, я сказал, что люблю вино, а не пьянство. Я был хорошим отцом и мужем и долгие годы заботился о своих близких. Если я выпивал больше, чем стаканчик в день, это считалось событием. И я был бы благодарен вам, если бы вы не судили о том, о чем ничего не знаете. Кузнецы сделаны из того же материала, что и другие мужчины — и во всем похожи на них.

Фрейда отвернулась. Она слегка покраснела, но не сказала ничего, кроме:

— Огонь слишком сильный. Хлеб засохнет до ужина. — И сделала вид, что разгребает угли, хотя все знали, что это лишнее.

Эрик с минуту смотрел на нее, а потом обратился к Натану:

— Комната готова, сэр.

— И что, вы все собираетесь поместиться в этой крошечной каморке? — необдуманно поинтересовалась Фрейда.

Натан встал, перекинул через левую руку плащ и потянулся за своим дорожным мешком.

— Все? — переспросил он.

— Ну да, дети и ваша жена, о которых вы только что с такой нежностью упомянули.

Натан спокойно ответил, и в голосе его не было дрожи:

— Все умерли. Убиты на Дальнем Береге во время набега пиратов. Я был тогда старшим подмастерьем у ковальмастера барона Толберта в Тьюлане. — Все замолчали, а он продолжал:

— Я спал и проснулся от шума схватки. Я велел моей Марте присмотреть за детьми и побежал в кузницу. Не успел я сделать и двух шагов от дверей людской, как в меня попали две стрелы. — Он показал на плечо, потом — на левое бедро:

— Сюда и сюда. Я потерял сознание. На меня упало еще чье-то тело, и, думаю, только это меня и спасло. Как бы то ни было, когда на следующий день я очнулся, моя жена и дети были мертвы. — Он обвел комнату взглядом. — У нас было четверо детей, три мальчика и девочка. — Он вздохнул. — Маленькая Сара была просто чудо. — Натан замолчал, погрузившись в воспоминания, а потом вдруг воскликнул:

— Проклятие! Это случилось почти двадцать пять лет назад! — Не сказав больше ни слова, он кивнул Мило и пошел к двери.

Фрейда была потрясена. Со слезами на глазах она повернулась к Натану, желая что-то сказать, но кузнец уже вышел из кухни, а она все еще не могла найти слов.

Эрик поглядел ему вслед и перевел взгляд на мать. Впервые в жизни ему стало стыдно за нее, и это было отвратительное ощущение. Розалина смотрела на Фрейду одновременно осуждающе и сочувствующе. Мило, сделав вид, что ничего не замечает, встал из-за стола и направился в погреб.

После долгого молчания Эрик сказал:

— Пожалуй, схожу погляжу, как он устроился. А потом загляну в конюшню. — С этими словами он вышел.

Розалина молчала и старалась не смотреть на Фрейду, чтобы не смущать ее еще больше. Внезапно она услышала, что Фрейда тихонько всхлипывает. В растерянности, не зная, что и подумать, Розалина негромко окликнула ее.

Фрейда обернулась. Щеки ее были мокры от слез, а лицо выражало внутреннюю борьбу, словно она хотела излить какую-то глубоко скрытую боль, но после резкой отповеди уже не могла.

— Что мне еще сделать? — спросила Розалина. Несколько долгих мгновений Фрейда не двигалась, а потом тихо сказала:

— Надо вымыть ягоды. — Голос ее был хриплым. Розалина взялась за рукоять ручного насоса, который Мило с Эриком поставили год назад, чтобы Фрейде больше не надо было таскать воду из колодца. Когда корыто наполнилось, Фрейда неожиданно сказала:

— Всегда оставайся таким милым ребенком, как сейчас, Розалина. В нашем мире и так достаточно горя.

С этими словами она выбежала из кухни, притворившись, что спешит по делам, но Розалина поняла, что ей просто хочется побыть одной. Перепалка с новым кузнецом освободила какие-то чувства, которые Фрейда скрывала, а Розалина не понимала. За свои шестнадцать лет девушка никогда не видела мать Эрика плачущей и, перебирая ягоды, размышляла о том, хорошо это или плохо.

***

Вечер оказался спокойным. Всего несколько горожан заскочили в «Шилохвость» пропустить стаканчик, и только один попросил ужин. Эрик, решив оказать Розалине любезность, почистил котел, повесил его над очагом, угли в котором уже едва тлели, и пошел к двери, на прощание помахав Розалине, которая несла четыре кувшина с элемдля четырех подмастерьев, которые в городе считались самыми завидными женихами. Никто из четверых не испытывал к девушке никаких особенных чувств, но из желания покрасоваться перед остальными каждый пытался с ней заигрывать.

Выйдя на улицу, Эрик увидел мать. Она стояла у двери и смотрела в ночное небо, полное звезд. Все три луны уже зашли — редкий случай, — и вид звездного неба действительно стоил того, чтобы им залюбоваться.

— Мама, — тихо сказал Эрик.

— Побудь со мной, — мягко произнесла она, и это была просьба, а не приказ. — В такую же ночь я встретила твоего отца.

Эрик слыхал эту историю и раньше, но понимал, что его мать по-прежнему борется с чем-то, что нахлынуло на нее во время разговора с кузнецом. И хотя он не знал в точности, что происходит, но чувствовал, что ей надо выговориться. Он сел на ступеньки, а Фрейда продолжала стоять.

— Это был его первый приезд в Равенсбург после того, как он получил титул. Его отец умер за два года до этого. Выпив на приеме, устроенном в его честь в Собрании, Отто вышел прогуляться и освежить голову. Он был дерзок тогда и быстро покончил с этикетом, приказав охране и слугам оставить его одного. — Фрейда глядела в ночь, призывая воспоминания. — Я вместе с другими девушками пришла к фонтану, чтобы пококетничать с парнями. — Вспомнив прошлый приезд барона и компанию у фонтана, Эрик подумал, что это старая традиция. — Барон вошел в свет факелов, и мы вдруг почувствовали себя кучкой робких малышей. — Эрик увидел, как сверкнули глаза матери, и уловил отголосок того огня, который покорял сердца мужчин задолго до его появления на свет. — Я испугалась, как и все, но была слишком горда, чтобы это показать. — Она улыбнулась, хотя и невесело, — и годы упали с нее. А Эрик живо представил себе то потрясение, которое испытал подвыпивший барон, увидев у фонтана прекрасную Фрейду. — У него были изысканные манеры, у него был титул, у него было богатство; а еще в нем была какая-то искренность: мальчишка, который так же боится получить отказ, как и другие парни. Ему было двадцать пять, но выглядел он моложе. И все же он увлек меня нежными словами и озорной, но опасной иронией, скрытой в них. Не прошло и часа, как в саду под яблоней я отдалась ему. — Она вздохнула, и Эрик вновь увидел перед собой юную девушку, а не ту несгибаемую женщину, которую знал всю жизнь. — Обо мне болтали всякое, но на самом деле я никогда не знала другого мужчины. А он знал других женщин, потому что действовал уверенно — но он был ласков и нежен. И он любил. — Фрейда взглянула на сына. — В ночи, под звездами, он говорил о любви, но настал день, и я подумала, что больше никогда его не увижу. Я сказала себе: вот еще одна простушка, которая не смогла справиться с чарами дворянина. Но, вопреки всем моим рассуждениям, он приехал ко мне месяц спустя, вечером, один, и лошадь его была вся в пене от быстрой скачки. Закутавшись в широкий плащ, он проскользнул в трактир — а мы как раз готовились к вечернему наплыву, — нашел меня и заставил выйти. Только тогда я узнала, кто скрывался под этим плащом. К моему удивлению, он признался в любви и попросил моей руки. — Фрейда издала горьковатый смешок.

— Я назвала его сумасшедшим и убежала. А когда, уже ближе к ночи, вернулась, то увидела, что он ждет на том же самом месте, как простой горожанин. Он опять заговорил о своей любви, и опять я сказала ему, что он лишился рассудка. — В глазах ее показались слезы. — Он рассмеялся и сказал, что да, похоже на то, а потом взял меня за руку и, глядя в глаза, поцеловал — и этот поцелуй меня убедил. И еще я поняла, почему пошла за ним первый раз — не из-за его титула и не из-за его чар — а потому, что я полюбила его. Он предупредил меня, что никто не должен знать о нашей любви, пока он не съездит в Рилланон и не обратится к королю Лайэму за разрешением на брак, ибо обычай обязывал его получить разрешение своего сеньора. А чтобы скрепить нашу любовь и оградить меня от других претендентов, мы обручились в маленькой церквушке, построенной для сборщиков урожая. Наши обеты принял странствующий монах, который с рассветом покинул город. Монах обещал никому не говорить о церемонии, пока Отто не разрешит, и оставил нас вдвоем, а утром Отто ускакал, чтобы получить аудиенцию у короля. — На мгновение Фрейда умолкла; потом в ее голосе вновь появилась знакомая горечь. — Отто больше не вернулся. Он прислал гонца, твоего приятеля Оуэна Грейлока с известием, что король отказал в разрешении и велел ему взять в жены дочь герцога Райского. «Для блага Королевства», — сказал Грейлок. Еще он сказал, что король отдал повеление Великому Храму Дэйлы в Рилланоне объявить наше обручение недействительным, а документы опечатать королевской печатью, чтобы не ущемить прав Матильды и ее будущих сыновей. — Слезы катились по ее щекам. — А мне Оуэн посоветовал найти хорошего человека и забыть Отто… Когда я сказала ему, что жду ребенка, добрый мастер Грейлок был потрясен. — Фрейда вздохнула и взяла сына за руку. — Пока не пришло время рожать, все судачили о том, кто твой отец, этот торговец или тот виноградарь. Но когда ты родился, то быстро стал копией своего отца в детстве, и никто не усомнился в том, что ты сын Отто. Даже он никогда не отрицал этого публично. — Эрик слышал этот рассказ дюжину раз, но с такими подробностями — впервые. И он никогда не задумывался о том, что мать когда-то была юной влюбленной девушкой, и о том чувстве горького разочарования, которое она испытала, когда стало известно, что Отто женился на Матильде. Впрочем, после драки кулаками не машут.

— Однако и сыном он меня тоже не признавал, — сказал Эрик вслух.

— Правда, — согласилась мать. — И все же кое-что он тебе оставил: свое имя, фон Даркмур. Ты вправе честно его носить, и если кто-нибудь попробует упрекнуть тебя, ты можешь посмотреть в глаза этому человеку и ответить: «Даже Отто, барон фон Даркмур, не оспаривал моих прав на это имя».

Эрик неловко взял мать за руку. Она взглянула на него и улыбнулась своей обычной, ненатуральной и неприступной, улыбкой — только сейчас в ней угадывалось немного теплоты.

— Этот Натан — похоже, он неплохой человек. Постарайся побольше перенять у него, ибо своего законного наследства ты никогда не получишь.

— Мама, это был только сон. Я не разбираюсь в политике, но из того, что я слышал за столиками, нетрудно сделать вывод, что если бы той ночью вас обвенчал сам Верховный Жрец Дэйлы, с этим тоже бы не посчитались. По причинам, о которых знает только он сам, король пожелал, чтобы мой отец женился на дочери герцога Ранского. Так было, и иначе быть не могло. — Эрик встал. — Первое время мне надо будет постоянно быть возле Натана, чтобы он узнал, что я умею, а я понял, чего он от меня хочет. Я думаю, ты права: он хороший человек. Он мог бы меня выгнать, но, кажется, старается поступить со мной по справедливости.

Неожиданно для себя самой Фрейда крепко обняла сына.

— Сынок, я люблю тебя, — прошептала она. Эрик застыл в растерянности. Фрейда отпустила его и быстро ушла в кухню, закрыв за собой дверь.

Эрик постоял еще немного, потом медленно повернулся и пошел к амбару.

***

Миновало время, и жизнь в трактире «Шилохвость» вошла в обычную колею. Натан быстро освоился, и через некоторое время уже стало трудно вспомнить, как выглядел трактир, когда кузнецом был Тиндаль. Для Эрика Натан оказался просто кладезем знаний, поскольку Тиндаль был неплохим кузнецом, но звезд с неба не хватал, а Натан знал множество секретов и умел делать необычные вещи, едва ли не шедевры. Кроме того, он в свое время был личным оружейником барона Толберта в Тьюлане, а эта область кузнечного мастерства была Эрику практически неизвестна.

В один прекрасный день, когда они с Натаном ковали новый лемех для местного земледельца, внимание Эрика отвлек цокот копыт по камням, а потом из-за амбара появилась тощая фигура Оуэна Грейлока, мечмастера барона.

Натан снял с наковальни лемех и опустил в воду, а Эрик подошел к лошади и придержал ее за уздечку, пока Грейлок спешивался.

— Мечмастер! — воскликнул Эрик. — Неужели она опять захромала?

— Нет, — ответил Оуэн и жестом предложил Эрику самому в этом убедиться.

Эрик поднял лошади левую переднюю ногу, но тут подошел Натан и отстранил его.

— Это та самая, о которой ты мне говорил?

Эрик кивнул.

— Так ты говоришь, это опорное сухожилие?

Грейлок одобрительно взглянул на Эрика, а тот сказал:

— Да, ковальмастер. Она его слегка потянула.

— Слегка! — хмыкнул Грейлок. Ровно подстриженные короткие волосы и строгая челка добавляли суровости его угловатому лицу, а улыбка, открывающая кривые желтые зубы, делала его еще менее привлекательным. — Я бы сказал, ковальмастер, что нога совсем распухла. Раздулась, как мое бедро, и кобыла просто не могла на нее ступить. Я уж было собрался отправить ее на живодерню. Но у Эрика свои методы, и мне уже случалось видеть чудеса, которые он творит. Я понадеялся на него, и парень не подвел. — Грейлок в притворном изумлении покачал головой:

— Он говорит, слегка. Этот парень слишком скромно оценивает свою работу.

— И как тебе это удалось? — спросил Натан Эрика.

— Сначала я делал на ногу компрессы. Жрец-лекарь из храма Килианы варит отличную мазь, которая разогревает кожу. Потом я начал ее прогуливать и не давал напрягать ногу, хотя она и упрямилась. Она была очень недовольна и пару раз пыталась взбунтоваться, но я обмотал ее нос цепью с распорками и дал понять, что не потерплю этого. — Эрик протянул руку и похлопал кобылу по морде. — Мы с ней подружились.

Натан в изумлении покачал головой:

— Мечмастер, я здесь четыре месяца и много слышал о тех чудесах, что этот парень творит с лошадьми. Но я считал это обычным желанием горожан заиметь свою местную знаменитость. — Повернувшись к Эрику, он улыбнулся и положил руку ему на плечо. — Мне нелегко признать это, парень, но, возможно, тебе следует бросить кузнечное дело и посвятить себя лечению лошадей. Честно говоря, я совершенно не разбираюсь в лошадях, хотя своим умением их подковывать могу поспорить с любым, но даже мне ясно, что эта лошадь абсолютно здорова и никаких следов травмы не видно.

— Полезное умение, что и говорить, да и мне нравится выхаживать лошадей, но такой гильдии нет… — сказал Эрик. Натан был вынужден согласиться.

— Твоя правда. Гильдия — это могучая крепость, и способна укрыть тебя, когда никакое умение не сможет спасти человека от… — внезапно он вспомнил, что рядом стоит меч-мастер барона, — ..уймы неожиданностей.

Эрик улыбнулся. Он знал, что кузнец имеет в виду давнюю вражду между дворянством и гильдиями. Когда гильдии только-только организовывались, их задачей было всего лишь аттестовать представителей тех или иных ремесел, чтобы обеспечить хотя бы минимальный уровень качества работ и профессионализма. Но за сто лет своего существования гильдии превратились в определенную политическую силу и даже имели собственные суды и сами судили своих членов. Все это сильно раздражало короля и прочих нобилей, но дворянство слишком зависело от гарантий качества, предоставляемых гильдиями, и потому позволяло себе лишь утонченное презрение к этим неблагородным организациям. А гильдии неукоснительно вставали на защиту ремесленников, особенно когда где-нибудь находился мелкопоместный эрл или барон, считающий, что благодаря своему титулу он имеет полное право не платить долги.

— Что привело вас в Равенсбург, мечмастер? — отвлек Эрик внимание Грейлока.

Серьезное лицо Грейлока помрачнело.

— Ты, Эрик. Твой отец направляется в Крондор по государственным делам. Он будет здесь вечером. Я приехал раньше, чтобы…

— Чтобы попросить меня убедить мать оставить его в покое?

Грейлок кивнул:

— Он очень плох, Эрик. Ему вообще не следовало бы предпринимать эту поездку, и…

— Я сделаю все, что в моих силах, — перебил Эрик, зная, что если Фрейда вобьет себе в голову повторить свое прошлое выступление, никто и ничто ее не остановит. — В конце концов она свихнется от мысли сделать меня следующим бароном.

Грейлок недовольно поморщился.

— Мне бы не хотелось обсуждать эту тему. — Потом его лицо смягчилось. — Выслушай меня внимательно. Если сможешь, перед закатом будь на повороте дороги к востоку от города, там, где кончается овечье пастбище и начинается первый виноградник.

— Зачем?

— Я не могу сказать тебе, но это важно.

— Оуэн, если мой отец так плох, почему он едет в Крондор?

Грейлок вскочил на лошадь.

— Плохие новости. Принц умер. Королевский глашатай объявит об этом во всеуслышание в конце недели.

— Арута мертв? — переспросил Эрик. Грейлок кивнул:

— Я слышал, что он упал с лошади, сломал бедро и умер от осложнения. Он был стар, почти восемьдесят, если мне не изменяет память.

Принц Арута правил Крондором на памяти не только Эрика, но и его матери. Он был отцом нынешнего короля, Боррика, который наследовал брату Аруты, Лайэму, всего пять лет назад. Люди уважали Аруту, потому что в основном ему Королевство было обязано тем, что живет в мире с соседями. Для Эрика принц был весьма отдаленной фигурой — разумеется, ведь он никогда не видел его, — и все же Эрик почувствовал легкий приступ печали. Что ни говори, Арута был хорошимправителем, а в юности — еще и героем.

Грейлок развернул кобылу, и Эрик сказал ему вслед:

— Передайте отцу, что я буду там, где он просит.

Грейлок кивнул, слегка пришпорил лошадь и рысью выехал со двора.

— Тебе потребуется дополнительное время, чтобы отмыться как следует, — заметил Натан, который за это время уже успел в общих чертах познакомиться с историей Эрика.

— Я об этом не думал. Я хотел уйти после ужина, — ответил Эрик.

В этом случае он успел бы к назначенному месту, только если бы пошел сразу, прямо в рабочей одежде.

Натан шутливо постучал Эрика ладонью по затылку.

— Дурачина. Иди умывайся. Это важные вещи.

Эрик поблагодарил Натана и поспешил на чердак, где за лестницей стоял сундук со всеми его пожитками. Взяв свою единственную приличную рубашку, Эрик направился к умывальнику. Отмывшись дочиста, он бросил в угол грязную рубашку, надел свежую и пошел на кухню, где уже был накрыт стол. Усаживаясь, он перехватил подозрительный взгляд матери.

— С чего это ты нацепил свою лучшую рубашку?

Понимая, что, если рассказать матери о просьбе отца, она пойдет с ним, а это ничем хорошим не кончится, Эрик пробормотал:

— Да вот, хочу кое с кем встретиться после ужина, — и принялся шумно уплетать тушеное мясо.

Мило, сидевший во главе стола, рассмеялся.

— С какой-нибудь из городских девушек, а?

Розалина бросила на Эрика встревоженный взгляд, а когда он ответил: «Что-то вроде этого», щеки ее слегка покраснели.

Мило и Натан занялись обсуждением событий минувшего дня. Женщины замолчали, и Эрик тоже счел за лучшее помалкивать.

Натан обладал странным чувством юмора, и незнакомому человеку поначалу трудно было понять, насмехается он или просто шутит. Поэтому Мило и Фрейда первое время относились к нему с некоторым холодком, но потом его душевная теплота и способность тонко оценивать разные житейские ситуации покорили даже мать Эрика. Все чаще она безуспешно пыталась прогнать улыбку после шутливых замечаний Натана. Однажды Эрик спросил его, как ему удалось сохранить такую уравновешенность, и был поражен ответом. «Когда ты потерял все, — сказал Натан, — тебе больше нечего терять. И тогда у тебя остаются только две возможности: либо наложить на себя руки, либо начать строить новую жизнь. Оставшись без семьи, я пришел к выводу, что единственное, ради чего стоит жить, — это маленькие радости жизни: хорошо сделанная работа, красивый рассвет, смех играющих детей, стаканчик доброго вина. Они помогают справиться с жестокостью жизни. Короли и маршалы могут оживить в памяти мгновения триумфа, свои великие победы. Но у нас, обычных людей, тоже бывают в жизни маленькие победы, и мы должны уметь находить удовольствие в них.

Эрик ел торопливо, а потом, извинившись перед остальными, чуть ли не выпрыгнул из-за стола и побежал на улицу. Мило проводил его смехом. Вылетая из дверей трактира, Эрик едва не сшиб Ру, который как раз собирался войти.

— Погоди! — закричал Ру, бросаясь за Эриком.

— Не могу! У меня кое с кем важная встреча. Ру схватил Эрика за рукав, и тот буквально протащил его пару шагов, прежде чем остановился.

— Ну? — нетерпеливо спросил он Ру.

— Твой отец послал за тобой?

Эрик давно уже перестал удивляться умению Ру узнавать все городские слухи, но на этот раз он был ошеломлен.

— Почему ты спросил?

— Потому, что со вчерашнего вечера по дороге непрерывно снуют королевские гонцы, иногда даже сразу по несколько человек. Утром по восточной окраине прошли рота баронской кавалерии и две роты пехотинцев, а час назад Собрание Виноградарей и Виноделов занял отряд личной гвардии барона. Вот об этом я и хотел тебе рассказать. А ты, я вижу, нацепил свою лучшую рубашку?

— Умер принц Крондорский, — сказал Эрик. — Вот почему… — Он собирался добавить, что по этой причине его отец едет в Крондор и будет проезжать через Равенсбург, но, опасаясь, что Ру увяжется следом, сказал:

— ..вся эта суета.

— Так, значит, войска перебрасывают к кешийским границам, на случай, если после смерти принца императору придет в голову поживиться за наш счет! — Ру задумался, почувствовав себя специалистом по части военных действий, и отпустил Эрика, который сразу же заторопился дальше. Обнаружив, что остался один, Ру громко заорал: «Эй!», и пустился вдогонку. Он догнал Эрика, когда тот уже сворачивал на городскую площадь.

— Так куда ты идешь?

Эрик остановился.

— У меня свидание.

— С кем?

— Не твое дело.

— Никакое у тебя не свидание, иначе ты пошел бы на север, к фонтану, а не на восток, к баронской дороге. — Глаза Ру вдруг стали круглыми, как две монеты. — У тебя встреча с отцом! Дьявол, а я сказал это в шутку!

— Мне бы не хотелось, чтобы кто-то что-то болтал по этому поводу, особенно моей матери, — предостерегающе сказал Эрик.

— Я буду нем как рыба.

— Отлично. — Эрик большими сильными руками взял Ру за узкие плечи и развернул его. — Иди-ка займись чем-нибудь, только постарайся не нарушать закон. Поговорим позже, встречаемся в трактире.

Ру насупился, но ушел, сделав вид, что все равно не собирался идти с Эриком, а тот поспешил своей дорогой.

Он прошел мимо торговых рядов, окружавших городскую площадь, мимо двух-и трехэтажных зданий, нависавших над узкими улочками, миновал скромные дома зажиточных ремесленников, потом — развалюхи сезонных рабочих и мелких лавочников и, наконец, оказался на окраинах.

Выйдя из города, Эрик заторопился по восточной дороге мимо маленьких огородиков, где зеленщики и разносчики выращивали овощи, мимо обширных виноградников и, дойдя до пересечения баронской дороги, ведущей в Даркмур, с большим трактом, разрезающим Равенсбург с запада на восток, он остановился.

Стоя в ожидании, он размышлял над причинами, которые заставили его отца назначить встречу в этом достаточно удаленном от города месте. Но разумеется, Эрик исключал самую невероятную из них, а именно то, что мечтам его матери суждено каким-то образом осуществиться, и барон собирается признать его своим сыном.

Его раздумья прервал стук многих копыт, и вскоре из сгущающихся на северо-востоке сумерек возник отряд кавалеристов. Когда они приблизились, Эрик узнал гвардейцев барона и ту самую карету, на которой тот в последний раз приезжал в Равенсбург, а увидев рядом двух своих единокровных братьев, почувствовал легкое стеснение в груди. Первые всадники эскорта прорысили мимо, но Стефан и Манфред придержали коней.

— Что! Опять ты! — воскликнул Стефан. Он сделал угрожающее движение, словно намереваясь выхватить меч, но Манфред крикнул:

— Стефан! Прекрати! Оставь его!

После этого Манфред пришпорил лошадь и помчался догонять авангард, но Стефан задержался и прокричал, стараясь перекрыть грохот копыт:

— Предупреждаю тебя, братец: когда я стану бароном, я не буду так терпелив, как отец. Если вы со своей мамашей попадетесь мне на глаза во время какой-нибудь церемонии, я прикажу схватить вас так быстро, что вашим теням придется вас догонять! — Не дожидаясь ответа, он со злостью вонзил шпоры в бока своего коня, пустив его сразу в галоп, и поскакал вслед за братом.

Почти сразу после этого появилась карета барона и, проезжая мимо Эрика, замедлила ход. Когда она поравнялась с Эриком, занавеска откинулась, и он увидел бледное лицо и пристальные глаза барона фон Даркмура. На мгновение взгляды отца и сына скрестились, и Эрик почувствовал внезапный приступ смятения. И так же внезапно все кончилось; карета прокатила мимо, и кучер прищелкнул вожжами, посылая коней вперед, догонять всадников.

Простучал копытами арьергард, а Эрик все еще стоял, рассерженный и озадаченный. Он надеялся, на худой конец, поговорить с отцом, а не просто обменяться мимолетными взглядами.

Когда Эрик повернулся, чтобы уйти, последний всадник остановился и окликнул его.

Он обернулся и увидел Грейлока. Эрик был до того зол, что забыл о вежливости.

— Я думал, что мы друзья, мастер Грейлок, по крайней мере насколько позволяет разница в положении. Но вы заставили меня тащиться сюда через весь город, чтобы Стефан осыпал меня угрозами и оскорблениями, а барон фон Даркмур полюбовался мной из теплой кареты!

— Эрик, это была просьба твоего отца, — ответил Грейлок.

Эрик расправил плечи:

— Другими словами, он просил меня выслушать, как Стефан прикажет мне убираться из баронии?

Грейлок спешился и, ведя свою драгоценную кобылу в поводу, подошел к Эрику.

— Нет, — сказал он, кладя руку на плечо юноши. — Стефан сделал это экспромтом. Твой отец хотел в последний раз взглянуть на тебя. Он умирает.

На Эрика нахлынули одновременно испуг и печаль, но чувства эти были отдаленными, как будто переживал их кто-то другой.

— Умирает?

— Его лекарь возражал против этой поездки, но в связи со смертью принца барон счел ее необходимой. Боррик назначил преемником Никласа, самого младшего из своих братьев. Но это лишь до тех пор, пока Патрик не достигнет совершеннолетия; тогда он вступит во владение Западным Княжеством. Никлас почти никому неизвестен; все думали, что преемником станет Эрланд. На этой неделе в Крондоре прольются лужи политической крови.

Эрик знал эти имена: Боррик, король, и Эрланд, его младший брат-близнец. Патрик был старшим сыном короля, и по традиции принцем Крондорским должен был стать один из них. Впрочем, придворные интриги мало интересовали Эрика.

— Он просил меня быть здесь, чтобы взглянуть на меня из пролетающей мимо кареты?

Грейлок выразительно сжал плечо Эрика.

— Чтобы взглянуть на тебя в последний раз. — Меч-мастер достал что-то из своей куртки. — И чтобы передать тебе вот это.

Эрик увидел в руках Грейлока сложенное письмо и прежде всего обратил внимание, что оно не запечатано. Он взял его и, развернув, начал читать вслух:

— «Сын мой…» Грейлок его перебил:

— Никто, кроме тебя, не должен знать, что здесь написано, а когда прочитаешь, я должен буду сжечь письмо. Читай, а я постою в стороне.

Он отвел лошадь на десяток шагов, а Эрик принялся за чтение:

***

Сын мой, если я уже не умер, когда ты читаешь мое письмо, то скоро это случится. Я знаю, что у тебя много вопросов, и не сомневаюсь, что твоя мать ответила на некоторые из них. С горечью должен признаться, что не могу многого добавить к тому, что ты уже знаешь.

В юности мы испытали страсть, а когда стали старше, от нее остались лишь слабые воспоминания. Я думаю, что когда-то я очень любил твою мать. Но даже если любовь и была, то потом она, как и память, угасла.

Если я и жалею о чем-то, то лишь о том, что не имел возможности знать тебя. Ты не виноват, что твоя мать и я уступили слабости, но у меня есть обязательства, которые нельзя отбросить только потому, что я раскаиваюсь в юношеском неблагоразумии. Я думаю, ты понимаешь, что любая мысль о нашем существовании в качестве отца и сына являлась иллюзией, и надеюсь, что ты неплохой человек, поскольку горжусь кровью, которая течет в наших жилах. Я уверен, ты не посрамишь ее. Я никогда публично не оспаривал слов твоей матери, и благодаря этому ты по меньшей мере имеешь право носить мое имя. Но кроме этого, я мало что мог для тебя сделать.

Твой брат Стефан чрезвычайно настроен против тебя, а моя супруга видит в тебе угрозу его наследственным правам. Если тебе это доставит удовольствие, то знай, что мне пришлось заплатить высокую цену за возможность молчать в ответ на обвинения твоей матери. Я защищал вас обоих в гораздо большей степени, чем ты, вероятно, считаешь, и с моей смертью эта защита исчезнет. Я настаиваю, чтобы ты увез свою мать из баронии. Пограничные районы вдоль Дальнего Берега и на Закатных островах быстро развиваются, и перед юношей со способностями там открываются определенные возможности.

Найди в Крондоре некоего Себастьяна Линдера, стряпчего и ходатая. Спроси о нем в кофеине Баррета, что на Королевской улице. Он кое-что тебе передаст.

Больше я ничего не могу для тебя сделать. Жизнь часто несправедлива, и как бы мы ни мечтали о справедливости, эти мечты, как правило, остаются мечтами. Мне остается только благословить тебя и пожелать счастья.

Твой отец.

***

Закончив читать, Эрик еще немного подержал письмо в руках, а потом отдал его Грейлоку. Оуэн взял письмо и достал из кармана изящное кремневое кресало с пружинным механизмом — заветную мечту любого курильщика. Он высекал огонь, пока от одной из искр письмо не зажглось. Держа его за край, он дал огню разгореться, а когда пламя начало лизать его пальцы, отпустил письмо, и оно догорело, еще не долетев до земли.

Эрик был опустошен. Он ждал большего от встречи в этом пустынном месте. Грейлок уже вскочил в седло, но Эрик остановил его вопросом:

— Что-нибудь еще?

— Только одно: он настоятельно просил тебя не пренебрегать этой угрозой и отнестись к его предупреждению со всей серьезностью, — ответил Оуэн.

— Вы знаете, что это может значить?

— Не с его слов, Эрик, но я был бы глупцом, если бы не понимал. Вы поступили бы мудро, Эрик, если бы к нашему возвращению из Крондора уже покинули Равенсбург. У Стефана опасный характер, и он ослеплен яростью.

— Оуэн? — вновь окликнул Эрик мечмастера, когда тот уже отъехал.

— Что?

— Как вы думаете, он когда-нибудь любил мою мать по-настоящему?

Этот вопрос поразил Грейлока, и он ответил не сразу:

— Я не могу говорить об этом. Твой отец был скрытным человеком. Но одно я должен тебе сказать: что бы ты ни прочитал в том письме, верь этому, потому что по природе своей он — честный человек.

Грейлок ускакал, а Эрик, оставшись один, внезапно расхохотался. Честный человек! Вся его, Эрика, жизнь — результат обмана. Либо Грейлок плохо знал своего господина, либо Отто сильно изменился после того, как обманул Фрейду. Впрочем, и то, и другое сейчас не имело значения.

По дороге домой Эрик пытался разобраться в собственных чувствах. Это ему не слишком удалось, но чем больше он думал, тем сильнее склонялся к мысли, что Грейлок не стал бы лишний раз подчеркивать предупреждение отца, если бы угроза не была реальной и смертельно опасной. Впервые в жизни Эрик всерьез подумал о том, чтобы уехать из Равенсбурга. Он вновь горько рассмеялся над насмешкой судьбы: еще не прошло и месяца с того дня, когда из гильдии поступило сообщение о том, что Эрик официально утвержден в качестве ученика Натана.

Сумерки сгущались. Эрик шагал домой, и на сердце у него было тяжело, а во рту свинцовый привкус. Он никогда не требовал от жизни многого, желания его были просты, но судьба отказывала ему и в этой малости.

Не зная, что сказать матери, он брел как старик; каждый шаг, медленный и осторожный, давался ему с трудом, а плечи горбились, словно под тяжким грузом.

Глава 3. УБИЙСТВО

Эрик замер.

Донесшийся издалека грохот множества копыт был необычен для тихого Равенсбурга. Он положил на пол только что увязанный тюк с одеждой и придвинул его к сундуку, где Фрейда хранила свои вещи.

Стук копыт определенно усиливался; отряд всадников, несомненно, направлялся к трактиру. Эрик взглянул туда, где Мило о чем-то негромко беседовал с Фрейдой. Эрик долго набирался храбрости сказать матери, что из Равенсбурга необходимо уехать, но, к его удивлению, она не стала возражать. Казалось, Фрейда вдруг примирилась с тем, что Отто никогда не признает Эрика своим сыном. Зато Натан громче всех убеждал их остаться, а когда понял, что уговоры бесполезны, предложил им поехать на Дальний Берег, едва ли не с благоговением отзываясь о тамошних аристократах — герцоге Маркусе, двоюродном брате короля, и бароне Тьюланском, сделавшем все, чтобы оказать помощь пострадавшим от набега пиратов, во время которого погибла семья Натана. Угрозы Стефана он охарактеризовал как «омерзительные»: у Натана были весьма возвышенные взгляды на ответственность дворянства перед народом. Мило по этому поводу сказал лишь, что дворянство Запада, видимо, сильно отличается от даркмурского.

Эрик и Фрейда собирали пожитки, готовясь утренним дилижансом отправиться на запад, в Крондор. Натан дал ему письмо, адресованное в Собрание Гильдии Кузнецов, где указывал, что причины, вынудившие его ученика покинуть кузницу в Равенсбурге, не имеют ничего общего с мастерством Эрика. В письме содержались кое-какие подробности, в которые Эрику не хотелось бы посвящать посторонних, но Натан заверил его, что гильдия — это все равно что семья. Кроме того, Натан в письме просил гильдию подыскать Эрику место где-нибудь на Дальнем Береге или на Закатных островах.

Грохот копыт раздался уже под окнами, и Фрейда бросила на Эрика встревоженный взгляд. С того вечера, когда Грейлок сжег письмо Отто, прошло только два дня, но она боялась, что Стефан поспешит осуществить свои угрозы.

Выглянув на задний двор, Эрик увидел двадцать солдат в мундирах личной гвардии барона. Их возглавлял Оуэн Грейлок.

— Мастер Грейлок, в чем дело?

Эрик уже готовился услышать от Оуэна, что тот прибыл арестовать его, но вместо этого мечмастер взял Эрика под руку и отвел в сторону.

— Твой отец. У него был еще один удар. Мы повернули назад вчера вечером, а сейчас вынуждены остановиться. Его лекарь сказал, что до Даркмура он не дотянет. Его поместили в «Павлиньем хвосте» — это самый большой постоялый двор в Равенсбурге. В Даркмур уже послан гонец за баронессой. Твоему отцу осталось жить не больше двух дней, Эрик.

К удивлению Эрика, известие о неминуемой смерти его отца не вызвало у него никаких чувств. Письмо разрушило все его детские фантазии об Отто фон Даркмуре, и на смену им пришел отдаленный образ человека, неспособного поступить по справедливости даже со своим собственным сыном, не говоря уж о женщине из простонародья. Впрочем, ему было жаль его — как любого в такой ситуации.

— Не знаю, что и сказать, Оуэн, — после долгой паузы проговорил Эрик.

— Ты подумал о нашем последнем разговоре?

— Мы с матерью уезжаем завтра с утра.

— Очень хорошо. Только вечером держитесь подальше от городской площади, а утром я сам посажу вас в дилижанс. Братья фон Даркмур, как ты понимаешь, скорбят, и нет нужды говорить, что Стефан может натворить сгоряча. Но пока барон жив, он, разумеется, далеко отходить не будет, и если ты не попадешься ему на глаза, вы спокойно уедете. — Поглядев на солдат, он добавил:

— Я останусь здесь с моим отрядом, пока меня не позовут к барону.

Эрик понял, что Грейлок специально решил разместить своих солдат в «Шилохвости» на случай возможных неприятностей.

— Спасибо, Оуэн.

— Я просто делаю то, что хотелось бы моему господину, Эрик. А теперь ступай и скажи Мило, что все его комнаты заняты.

Эрик сказал, и в трактире поднялась суета. Розалина, Мило и Фрейда начали торопливо готовить комнаты, а Эрик с Натаном принялись разносить по стойлам сено для двадцати лошадей. Потом, когда Эрик умывался в кузнице, Натан подошел к нему и, постояв рядом, сказал:

— Я огорчен, услышав о твоем отце, Эрик.

Эрик пожал плечами:

— У меня нет особых чувств по этому поводу. Мило был мне единственным отцом, которого я когда-либо знал, хотя он относился ко мне скорее как дядюшка. А в последние пять месяцев отцом мне были вы, Натан, и куда в большей степени, чем Отто за всю мою жизнь. Я не знаю, что должен чувствовать.

Натан до боли стиснул плечо Эрика.

— Никаких «должен», парень! Ты чувствуешь то, что чувствуешь, и это не может быть правильно или неправильно. Отто был твоим отцом, но ты его никогда не знал. Быть отцом — значит менять пеленки, когда жена хлопочет возле второго ребенка, который простыл; это значит — после трудного долгого дня слушать детский лепет и наслаждаться им, потому что это лепет твоего сына. Вот что это такое, а сделать девушке ребенка может любой дурак. Отец успокаивает ночью испуганное дитя или подбрасывает его на руках, чтобы развеселить. Отто ничего этого не делал. Я понимаю, почему его смерть не вызывает у тебя никаких чувств.

Эрик повернулся и с уважением посмотрел на кузнеца.

— Мне будет вас не хватать, Натан. Вы понимаете, что я хочу сказать. Вы помогли мне понять, каким должен быть отец.

Они обнялись и некоторое время молчали. Потом Натан сказал:

— А ты дал мне возможность представить, как бы я жил, если бы мои сыновья не погибли. Я ценю это. — Он вдруг засмеялся резким лающим смехом и добавил:

— Следующему моему ученику, парень, ты устроил сущий ад. У тебя есть талант, подкрепленный годами опыта. Мне просто не хватит терпения возиться с каким-нибудь неуклюжим четырнадцатилетним верзилой, который до того к кузнице и близко не подходил.

Эрик покачал головой:

— Что-то я в этом сомневаюсь, Натан. Вы будете справедливы с любым.

— Ладно, хватит прощаться. Пошли-ка лучше наверх, утянем у солдат из-под носа какой-нибудь еды, пока они не слопали все, что попадется им на глаза.

Эрик улыбнулся и вдруг почувствовал голод, несмотря на то что перспектива навсегда покинуть родимый край и ожидаемая с часу на час смерть отца должны были отбить у него аппетит.

На кухне Фрейда, как в самый обычный вечер, хлопотала над стряпней, Розалина разносила тарелки, а Мило таскал из погреба эль и вино. Умывшись, Эрик и Натан поднялись в гостиную. Там было непривычно тихо. Солдаты мирно ели и пили, переговариваясь вполголоса. Грейлок, который в одиночестве сидел за столиком в дальнем углу, жестом пригласил Эрика и Натана присоединиться к нему.

Они сели за его столик, и Мило принес три больших стеклянных кубка с вином.

— Так куда лежит завтра ваш путь? — спросил Оуэн, когда трактирщик отошел.

— В Крондор, — ответил Эрик. — Я должен получить в гильдии новое назначение.

— А потом на запад?

— Да. Дальний Берег или Закатные острова.

— В горах неподалеку от Джонрила были найдены драгоценные камни и золото, и сейчас все устремились туда. Торговцы из Вольных Городов, авантюристы, воры, мошенники — искатели удачи, одним словом. Но вместе с тем там открываются хорошие возможности, и герцог Крайдский то и дело требует прислать новых кузнецов и прочих ремесленников, — сказал Натан.

Оуэн кивнул, соглашаясь.

— Здесь, у нас, кем родился, тем и помрешь. У простого человека мало шансов изменить свою жизнь. Но там, если у него есть честолюбие, ум и немножко удачи, он может запросто разбогатеть или даже получить дворянство.

— Разбогатеть, если повезет — согласен. Но чтобы простолюдин стал дворянином? — недоверчиво сказал Эрик. Оуэн улыбнулся своей кривой улыбкой.

— Вообще-то об этом мало кому известно, но главный советник короля, герцог Рилланон, по рождению был простолюдином.

— Неужели? — спросил Натан.

— Еще почти мальчишкой он оказал какие-то услуги покойному принцу Крондорскому, и за это ему был дарован титул сквайра. Благодаря своему уму и заслугам перед королевством он быстро возвысился и теперь уступает влиянием только членам королевского дома. — Оуэн понизил голос почти до шепота. — Поговаривают, что он был не только простолюдином, но еще и вором.

— Этого не может быть, — сказал Эрик. Оуэн пожал плечами:

— По-моему, ничего по-настоящему невозможного в жизни не существует.

— Может, во времена его юности такое и могло случиться, но с тех пор прошло пятьдесят лет, — возразил Эрик.

— Все меняется, — согласился Оуэн. — Когда-то, сотни лет назад, здесь была граница.

Эрик сдвинул брови, словно не понимая.

— Эрик, я вырос на Дальнем Береге, — пояснил Натан. — И думаю, наш друг Грейлок имел в виду вот что: ты встретишь там людей иного типа, людей, которых больше интересуют твои знания и умения, чем кто был твой отец. Там жизнь слишком сложна, чтобы интересоваться титулом или происхождением; там все зависят друг от друга. Когда тебя повсюду окружают гоблины и черные эльфы, не говоря уже об обычных разбойниках, ты счастлив, если поблизости есть кто-то, кто может помочь, на кого можно положиться, — а волноваться из-за тех мелочей, которым придается столько значения в Королевстве, у тебя просто нет времени.

Грейлок кивнул. Эрик ничего не ответил, но про себя подумал, что, в конце концов, все может обернуться не так уж и плохо. Внезапно дверь распахнулась, и в трактир вбежал Ру. Он огляделся и быстро направился к столику, за которым сидели Эрик, Натан и Грейлок. Подойдя, он почтительно поклонился мечмастеру и сказал:

— Мастер Грейлок, вас требуют в «Павлиний хвост», сэр.

Оуэн бросил на Эрика короткий взгляд, и лицо его стало обеспокоенным. Учитывая ситуацию, хороших новостей ждать не приходилось. Грейлок встал из-за стола, торопливо попрощался со всеми и вышел. Ру уселся на его место.

— Я смотрю, ты стал важной персоной, Ру? — поддел его Натан.

Ру скривился, как будто съел что-то кислое.

— Я слонялся у фонтана, вышел солдат и попросил нас найти мечмастера и прислать его в «Павлиний хвост». Я сказал ребятам, что сбегаю сюда.

— Я надеялся, что ты придешь вечером, — улыбнулся Эрик.

— Я и пришел бы, но у фонтана была Гвен, и… Эрик покачал головой:

— Так ты все-таки вернул ее расположение?

— Стараюсь, — ответил Ру.

— Ру, а не пойти ли тебе ко мне в ученики? — спросил Натан.

Это была шутка, и все это понимали, но тем не менее Ру замахал руками:

— Что? Кругом грязь и сажа, руки в мозолях, а ноги в синяках от лошадиных копыт? Нет уж, ни за какие коврижки! У меня другие планы.

Эрик рассмеялся, а Натан спросил:

— Правда? И что же это за планы?

Ру огляделся, словно боялся, что его подслушают.

— Есть способы заработать на жизнь без всяких гильдий и ученичества, друг кузнец.

— По тебе, Ру, тюрьма плачет, — поморщился Натан. Ру вскинул руки в жесте оскорбленной невинности.

— Нет-нет, клянусь, никакого мошенничества! Просто мой отец возит из Крондора много всяких товаров, и я достаточно хорошо разбираюсь в ценах. Я скопил немного денег и хочу вложить их в какой-нибудь груз.

— Грузоперевозки? — изумился Натан.

— Компании в Крондоре и Саладоре страхуют грузы, перевозимые по суше и морем. Они выпускают акции и платят по ним девять процентов дохода.

— Это правда, — согласился Натан, — но это очень рискованно. Если груз опоздает, ты лишишься прибыли, а если разбойники захватят караван или корабль затонет, ты потеряешь все.

Ру пропустил это мимо ушей.

— Я собираюсь начать с малого и за несколько лет нажить состояние.

— А на какие шиши ты будешь жить, пока твои деньги не начнут приносить доход? — спросил Натан.

— Ну, я еще не совсем это обдумал, но…

— Ру, а сколько ты накопил? — перебил его Натан.

— Почти тридцать золотых соверенов, — ответил тот с гордостью.

Натан был поражен.

— Ничего себе! Я полагаю, мне не следует спрашивать, как тебе удалось скопить такие деньги, а? — Он повернулся к Эрику:

— Советую тебе вернуться в кузницу и скрыться с глаз. Утром, когда придет дилижанс, у вас будет достаточно времени попрощаться. Если ты понадобишься мастеру Грейлоку, я скажу ему, где тебя найти.

Эрик согласно кивнул и встал. Ру тоже поднялся и вслед за приятелем вышел из гостиной на кухню, где Фрейда хлопотала над очагом с таким видом, словно это был обычный вечер в трактире, а не ее последняя ночь в родном доме.

Эрик и Ру вышли наружу. Проходя мимо лошадей, Эрик по привычке осмотрел их ноги.

— Завтра Мило придется заказывать сено, — пробормотал он, медленно проходя вдоль ограды. — К тому времени, когда солдаты уедут, на чердаке уже будет пусто.

Ру повернулся лицом к Эрику и пошел спиной вперед, забавно подпрыгивая.

— Возьми меня с собой, Эрик.

— Чего это тебе в голову взбрело? — спросил Эрик.

— А что? Ты — мой единственный настоящий друг в этом городе. Работы у меня тут тоже нет. Я не шутил, когда говорил о страховании грузов. В Крондоре можно будет вложить деньги в прибыльное дело. Да и ты, когда туда попадешь, убедишься, что можно найти занятие получше, чем учиться тому, что ты и так уже умеешь.

Эрик рассмеялся и остановился, чтобы Ру перестал пятиться.

— А твой отец?

— Да ему на меня наплевать, — сказал Ру с горечью. — С тех пор как умерла мама, у этого ублюдка не нашлось для меня ни одного доброго слова. — Внезапно, как по волшебству, в руке Ру возник кинжал и так же быстро снова исчез под просторной рубашкой. — Если что, я сумею за себя постоять. Ну, давай я поеду с вами!

— Ладно, я поговорю с мамой. Только вряд ли она обрадуется, — сказал Эрик.

— Ты ее уговоришь.

— Хорошо, допустим, уговорю. Тебе надо собрать шмотки и взять пару медяков на дорогу.

— Все мое барахло уместилось в один узел. Я сбегаю домой и притащу его, — сказал Ру и исчез в темноте. Глядя ему вслед, Эрик покачал головой и внезапно почувствовал тяжесть на сердце. По любым меркам чердак над амбаром нельзя было назвать уютной квартирой; крыша текла, постоянные сквозняки, зимой холодно, а летом душно, но это был его дом. И он будет скучать по Мило и Розалине.

Забираясь на чердак, Эрик продолжал думать о Розалине, симпатичной, но не такой настойчивой и смелой, как Гвен и некоторые другие девушки. Его влекло к ней, но это влечение частенько умерялось ощущением родства. Она была его сестрой — пусть не по крови, зато по духу, — и хотя Эрик, как любой парень его возраста, интересовался девушками, думая в этом смысле о Розалине, он всегда как-то смущался. Но одно он знал наверняка: больше всего ему будет недоставать именно ее.

Утомленный тяжелым и беспокойным днем, Эрик быстро задремал — но лишь для того, чтобы тут же встрепенуться от внезапного страха. Он сел и оглядел темный чердак. Ощущение, что к тебе подбирается невидимый враг. Бормотание солдат в трактире, ржание лошадей в загоне… Эрик повернулся на другой бок и подложил руку под голову, размышляя над тем, откуда взялось это внезапное чувство опасности.

Он закрыл глаза и опять увидел лицо Розалины. Да, он будет скучать по ней, по Мило и Натану. Вскоре он вновь задремал — и перед тем как глубокий сон одолел Эрика, ему померещилось, что Розалина нежно произнесла его имя.

***

— Эрик!

Эрик проснулся оттого, что кто-то яростно тряс его за плечо. Вырванный из тяжелого сна, эмоционально опустошенный, Эрик не сразу сообразил, где находится.

— Эрик! — Голос Ру разорвал темноту, и Эрик разглядел над собой силуэт своего друга. За спиной у него болтался дорожный мешок.

— В чем дело?

— Быстрее. Там, у фонтана. Розалина. Эрик скатился по лестнице. Ру старался не отставать. Пробегая мимо трактира, Эрик услышал внутри голоса.

— Сколько времени?

— Недавно пробило девять. Около половины десятого. Эрик знал, что раз в городе остановились солдаты, кое-кто из городских девушек непременно придет к фонтану. Но Розалина определенно к ним не относилась…

— Так что случилось?

— Я не знаю, — выдохнул Ру на бегу. — Гвен тебе все расскажет.

У фонтана трое юных гвардейцев пытались поразить девушек байками о своих подвигах. Но по выражению лица Гвен было ясно, что ей совершенно не до того. Вид у нее был крайне встревоженный.

— Что стряслось? — спросил Эрик.

— Розалина приходила, искала тебя.

— Я был на чердаке, — сказал Эрик.

— Она говорила, что звала тебя, но никто не ответил, — объяснила Гвен.

Эрик проклял в душе свой глубокий сон.

— Где она сейчас?

— Говорят, что ее увел Стефан, — ответил Ру.

— Что?! — Услыхав имя сводного брата, Эрик повернулся и схватил Гвен за руку. — Ну-ка, объясни!

Гвен отвела Эрика в сторону, чтобы не услышали солдаты.

— Она уже собралась возвращаться в трактир, как появились эти сыновья барона. Стефан начал говорить ей всякие штучки, и что-то в его манерах ей не понравилось. Она хотела уйти, но не знала, как отказать человеку его положения, и, когда он предложил ее проводить и взял под руку, пошла с ним. Только он не повел ее обратно в трактир; они пошли туда, к старому саду. — Гвен показала рукой. — Эрик, он буквально тащил ее, а не провожал!

Эрик шагнул в указанном направлении, но Гвен его остановила:

— Эрик, когда в тот раз я пошла со Стефаном… Он привел меня в свою комнату в «Павлиньем хвосте»… — Гвен перешла на шепот, ей было стыдно рассказывать. — Он избил меня. Ему нравится бить женщину, прежде чем взять ее, и, когда я кричала, он смеялся.

Ру стоял рядом. Эрик поглядел в сторону яблоневого сада, и при виде его лица Ру стало не по себе. Эрик устремился в темноту, а Ру схватил Гвен за руку:

— Беги в «Шилохвость» и найди Натана. Расскажи ему, что случилось, и пусть он идет в сад! — Потом он подбежал к гвардейцам, которые с любопытством смотрели вслед Эрику:

— Если хотите предотвратить убийство, быстро найдите Оуэна Грейлока и скажите ему, чтобы скорее шел в старый сад!

Выпалив это, Ру сломя голову помчался догонять Эрика. Несмотря на худобу, он бегал едва ли не лучше всех в городе, но Эрик уже был далеко — Ру успел заметить лишь улицу, на которую он свернул.

Ру нырнул в темноту. Его шаги, гулко отдаваясь от мостовой, звучали словно набат, призывающий к ярости и насилию. Ру чувствовал, как в нем закипает кровь, но старался сдерживаться, зная, что предстоит драка, а в драке нужна холодная голова. Только сдержаться было нелегко: Ру и раньше недолюбливал Стефана, а теперь с каждым шагом, звучащим подобно пощечине, неприязнь переходила в настоящую ненависть. В конце улицы он заметил исчезающего в темноте Эрика и помчался за ним, но Эрик несся словно на крыльях. Ру еще никогда не видел, чтобы Эрик бежал так быстро.

Пробежав через выгон, Ру перескочил через изгородь и оказался на краю старого сада, где теплыми ночами обожали встречаться влюбленные. Попав после ярко освещенной площади и света уличных фонарей в плотную темноту между деревьями, Ру вынужден был перейти на шаг. Он ощупью пробирался между стволов и вдруг неожиданно наткнулся на Эрика. Молодой кузнец приложил палец к губам, а потом прошептал, сдерживая дыхание:

— Кажется, здесь.

Ру прислушался и, уловив чуть в стороне слабый шорох, словно ткань шелестела о ткань, молча кивнул.

Эрик двинулся туда, как охотник, подкрадывающийся к добыче. Во всем этом было что-то очень дурное. Розалина никогда и ни с кем не пошла бы сюда; она была еще слишком юна и, Эрик в этом не сомневался, у нее не было парня. В отличие от других девушек Розалина была не просто скромна — она чувствовала себя уверенно только с Эриком или Ру, а в обществе других ребят сразу терялась и даже самые невинные комплименты вгоняли ее в краску. Когда подруги принимались судачить о городских парнях, она смущалась и убегала. Эрик сердцем чувствовал, что ей грозит опасность, и отсутствие громких звуков еще больше его настораживало. Любую парочку в эту тихую ночь было бы слышно за милю…

И внезапно раздался звук — звук, от которого волосы у обоих друзей поднялись дыбом. Девичий крик, вслед за ним — звук удара, а потом опять тишина. Эрик метнулся туда, откуда послышался крик. Ру, помедлив мгновение, кинулся за ним.

Эрик несся стрелой, не думая ни о чем, а потом вдруг увидел Розалину, и мир вокруг на мгновение замер. Она лежала на поваленном дереве, лицо ее было в крови, блузка валялась в стороне, а юбка была разорвана. Эрика словно обожгло изнутри, и в глазах потемнело от гнева.

Он скорее почувствовал, чем заметил какое-то движение в темноте, и отпрыгнул вправо. Это спасло ему жизнь, но кончик меча все же его зацепил. Левое плечо взорвалось обжигающей болью. Эрик вскрикнул и покачнулся: ноги внезапно стали как ватные. В следующее мгновение из темноты вылетел Ру и, словно таран, врезался головой Стефану в живот. Лезвие выскочило из плеча Эрика, и боль стала почти нестерпимой. Перед глазами у него все поплыло, желудок сжался, и лишь громадным усилием воли Эрику удалось не потерять сознание. Он потряс головой, чтобы прояснить зрение, и услышал панический вопль Ру: «На помощь!» Этот крик окончательно привел Эрика в чувство и в тусклом свете средней луны, едва проникающем сквозь толстые ветви, он увидел на земле Ру и Стефана. Внезапной атакой Ру удалось захватить баронета врасплох, но он быстро утратил свое преимущество. Стефан был гораздо сильнее и тяжелее; он прижал Ру к земле и пытался развернуть меч. Только благодаря тому обстоятельству, что в рукопашной схватке длинный клинок — оружие неудобное, Ру был еще жив. Будь Стефан вооружен кинжалом, Ру не прожил бы и минуты.

При виде этой картины Эрик забыл про раненое плечо. Одним прыжком он очутился у Стефана за спиной, обхватил его поперек туловища и со звериным воплем резко рванул вверх. Воздух с шумом вырвался из легких Стефана. В могучих объятиях Эрика он обмяк и выронил меч. Эрик застыл, одержимый духом мщения, и руки его сжимались все крепче, словно хотели выдавить из Стефана жизнь. Розалина лежала недвижно — немое свидетельство жестокости Стефана, — и Эрик не мог отвести от нее глаз. То, что ее грудь обнажена, казалось Эрику неслыханным оскорблением. В детстве они вместе купались, но с тех пор прошло много лет, и сейчас видеть эту девичью грудь, не говоря уж о том, чтобы ее коснуться, имел право только возлюбленный, муж или ребенок. Так думал Эрик, и пламя гнева в его душе разгоралось все ослепительнее и жарче. Его Розалина достойна лучшего, чем быть изнасилованной похотливым и жестоким дворянским сынком!

Ру вскочил на ноги и выхватил из-под рубашки кинжал. В глазах у него горел огонь смертельной ярости. Стефан сопротивлялся отчаянно, Эрик чувствовал, что долго его не удержит. Ру шагнул вперед, и Эрик услыхал далекий голос, приказывающий: «Убей его!», а когда Ру вонзил клинок, он осознал, что голос, осудивший Стефана на смерть, принадлежал ему самому.

Стефан судорожно дернулся, застыл на мгновение, потом обмяк и больше не шевелился — даже после того, как Ру рывком вытащил лезвие. Содрогнувшись от внезапного отвращения, Эрик разжал руки, и труп Стефана мягко упал на землю.

Ру встал над ним с окровавленным кинжалом в руке и перекошенным от злости лицом.

— Ру? — позвал Эрик.

Ру моргнул, посмотрел на кинжал, перевел взгляд на мертвеца, вытер лезвие о камзол Стефана и спрятал кинжал. Ярость еще бушевала в нем, требуя выхода; он злобно пнул тело Стефана — Эрик услышал хруст треснувших ребер, — а потом с презрением плюнул в лицо мертвеца.

Гнев внезапно покинул Эрика.

— Ру? — снова позвал он, и его друг повернулся к нему. На лице Эрика было написано замешательство; на лице Ру — замешательство пополам с гневом. Эрик в третий раз окликнул его, и Ру наконец отозвался. Его голос был хриплым от страха и возбуждения:

— Что?

— Что мы наделали?

Пустым взглядом Ру посмотрел на Эрика, потом — вниз, на Стефана, и внезапно осознал, что случилось. Он закатил глаза и простонал:

— О боги, Эрик! Нас же повесят!

Эрик огляделся и, увидев Розалину, по-прежнему лежащую без движения, вспомнил, что у него есть дела поважнее, чем забота о собственной судьбе. Он подбежал к ней и опустился на колени. Розалина была жива, но дышала с трудом. Эрик постарался положить ее поудобнее и в растерянности уставился на нее, не зная, что делать дальше. Розалина слабо застонала.

Подошел Ру, держа в руках модный плащ — очевидно, Стефана, — и укрыл Розалину.

— Она в опасности, — сказал Эрик.

— Так же как и мы, — ответил Ру. — Эрик, если мы будем торчать здесь, нас схватят и вздернут.

Эрик наклонился к Розалине, собираясь взять ее на руки, но Ру дернул его за рукав:

— Надо удирать!

— Что ты имеешь в виду? — спросил Эрик.

— Дурак, мы убили баронского сына.

— Но он надругался над Розалиной!

— Это не оправдание, Эрик! И потом, даже если ты присягнешь, что это случилось только из-за Розалины, тебе ни один суд не поверит! Будь это любой другой, кроме твоего проклятущего братца… — Он не закончил свою мысль.

— Мы не можем оставить ее здесь, — упрямо сказал Эрик. Из темноты донеслись голоса.

— Ее все равно скоро найдут. Через несколько минут в этом саду будет больше солдат, чем деревьев… — Словно в подтверждение его слов голоса начали приближаться.

Ру вглядывался в темноту, готовый в любую минуту сорваться с места.

— Эрик, мы не имели права его убивать. Если нас посадят на скамью подсудимых и приведут к присяге, мы не сможем честно сказать, что были вынуждены его убить. — Ру взял Эрика за руку, словно собираясь тащить за собой, если придется бежать. — Я хотел, чтобы он умер, Эрик. И ты тоже. Мы убили его намеренно.

Эрик пытался сообразить. Он помнил, что во время схватки действительно ощущал в душе нечто подобное жажде убийства, но сейчас все события ушли в самые отдаленные уголки памяти и перепутались.

— У меня деньги с собой, — Ру кивнул на свой дорожный мешок. — Мы можем запросто добраться до Крондора и заплатить за проезд на Закатные острова.

— Почему туда?

— Потому что если человек проживет на островах год и один день и не совершит никакого преступления, ему прощается все, что он натворил до приезда туда. Это старый закон, еще с тех времен, когда острова только-только вошли в Королевство.

— Но нас будут искать.

Розалина со слабым стоном пошевелилась. Ру наклонился к ней и спросил:

— Ты меня слышишь? — Девушка не отвечала. Ру выпрямился и сказал Эрику:

— Скорее всего подумают, что мы отправились в Кеш. В Долине Грез можно скрыться и без труда пересечь границу.

Эта долина, ничейная полоса на границе между Великим Кешем и Королевством, была прибежищем и местом встреч контрабандистов и разбойников из обоих государств. Люди приходили и уходили, и никто не задавал лишних вопросов.

Эрик попробовал пошевелить плечом, и от острой боли у него закружилась голова.

— Все это как-то неправильно, — сказал он.. Ру покачал головой.

— Здесь нас точно повесят. Даже найди мы двадцать свидетелей, Манфред сделает все, чтобы нас признали виновными. — Отдаленный крик прорезал ночь, и Ру затравленно огляделся. — Кто-то идет. Надо удирать немедленно!

Эрик кивнул:

— Я должен зайти в трактир…

— Нет, — перебил Ру. — Они этого ожидают. Мы пойдем по старой западной дороге. Будем идти всю ночь, а на рассвете укроемся в зарослях. По нашему следу наверняка пустят собак, так что надо до рассвета убраться подальше, и чем больше ручьев мы при этом пересечем, тем лучше.

— Но мама…

— Ей ничто не грозит, — вновь прервал его Ру. — Манфреду незачем ее теребить. Опасность для них всегда представлял ты, а не мать. — С дальней стороны сада донесся еще один крик, и Ру грязно выругался. — Они уже на той стороне. Мы попались!

— Туда! — крикнул Эрик, указывая на старое дерево. В детстве они обожали на нем играть, потому что у него была очень густая крона.

— Как твое плечо? — спросилРу, подбегая к дереву.

— Горит, как в огне, но рукой двигать можно. Ру проворно вскарабкался на дерево. Более легкий, чем Эрик, он залез почти на верхушку, оставив толстые нижние ветви для друга. Эрик скрылся в листве как раз в тот момент, когда в темноте замигали приближающиеся факелы и фонари. От испуга Ру потерял равновесие, закачался, но ему удалось удержаться. Эрика мутило от боли, страха и отвращения. Он до сих пор не мог поверить в смерть Стефана; он видел на земле темное пятно его тела и все надеялся, что оно вот-вот встанет, как будто случившееся было лишь пантомимой, разыгранной на празднике.

На поляну выбежал солдат с фонарем и увидел Розалину.

— Мастер Грейлок! Сюда!

Сквозь листву Эрик различил людей, спешивших туда, где рядом друг с другом лежали Розалина и Стефан. Голос Оуэна Грейлока сказал:

— Он мертв.

— А девушка? — спросил другой голос.

— Она в плохом состоянии, мечмастер. Ей нужен лекарь, — послышался третий голос.

Внезапно Эрик услыхал бешеный вопль Манфреда: «Они убили моего брата!», и вслед за почти неслышным ругательством и всхлипыванием раздалось: «Я убью его своими руками».

Сквозь листву Эрик разглядел худощавую фигуру Грейлока и услышал, как мечмастер барона сказал:

— Манфред, мы найдем тех, кто это сделал.

Эрик покачал головой. Трое гвардейцев, которые видели, как они с Ру помчались вслед за Стефаном и Розалиной, конечно, расскажут об этом.

— Я так понимаю, была стычка между этим бастардом и вашим братом, но почему они избили девушку? — сказал какой-то солдат, и Эрик понял, что им уже все известно. Он почувствовал, что в нем вновь закипает гнев.

— Эрик и пальцем не тронул бы Розалину, — раздался знакомый голос. Натан!

— Ковальмастер, не хотите ли вы сказать, что это сделал мой брат?

— Молодой сэр, я знаю только, что эта девушка — самая добрая душа из всех, что боги послали в этот мир. Для Эрика она была сестрой, для Ру — одним из немногих настоящих друзей. Ни тот ни другой не могли причинить ей зло. — Натан помолчал и выразительно добавил:

— Зато они могли убить любого, кто это сделал.

Голос Манфреда задрожал от гнева.

— Ковальмастер, я не собираюсь прощать грязное убийство! Никто из членов моей семьи не мог сделать того, о чем вы говорите. — Повелительным тоном он обратился к Грейлоку:

— Мечмастер, пусть ваши люди оседлают лошадей и прочешут окрестности. А когда двух этих подлых псов найдут, пусть их придержат до моего приезда. Я хочу лично увидеть, как их вздернут.

Сквозь шум, поднятый после этих слов солдатами, прорвался голос Натана:

— Молодой господин, об этом не может быть и речи. Существует закон. И поскольку вы являетесь членом семьи потерпевшего, ни вы, ни ваш отец не имеете права вершить правосудие. Эрик и Ру должны предстать перед королевским судом или судом магистрата. — Тут в голосе Натана прозвучала угроза:

— Эрик — гильдейский ученик, и если вы, молодой сэр, действительно хотите неприятностей, можете попробовать сунуть моего ученика в петлю без соответствующего приговора.

— Вы собираетесь втянуть в это дело гильдию? — спросил Манфред.

— Безусловно, — ответил Натан, Эрик едва не расплакался. Натан хотя бы понял, что здесь произошло. — Я бы посоветовал молодому господину вернуться к отцу. Кто-то должен сообщить ему печальную весть, и это должен быть кто-то из тех, кого он любит. — И, ставя точку, добавил:

— Это должны быть вы, молодой сэр.

Розалина пошевелилась и слабо вскрикнула. Натан обратился к Грейлоку:

— Мастер Грейлок, не прикажете ли вы кому-нибудь из ваших людей отнести девушку в трактир?

Грейлок отдал соответствующее распоряжение и приказал остальным солдатам отправляться на поиски.

Эрик и Ру сидели на дереве, пока солдаты не скрылись из виду, а когда все стихло, осторожно спустились на землю и прислушались, готовые сорваться с места при малейшем шуме. Наконец Ру сказал:

— Пока удача на нашей стороне.

— Почему?

— Они не подозревали, что мы над ними. Теперь они разбегутся по всему саду, и у нас появится больше лазеек, через которые можно ускользнуть. Любой местный крестьянин подумал бы о старой западной дороге, но Грейлок скорее всего никогда не слышал о ней; он всегда ездил на запад по королевскому тракту. Так что пока нас должны беспокоить те солдаты, которые впереди нас, а не те, которые позади.

— Я думаю, а не лучше ли нам сдаться, — сказал Эрик.

— Натан и гильдия, быть может, защитят тебя, а за меня некому вступиться. Если меня поймают, то вздернут в тот же день. И не воображай, что Манфред станет излишне беспокоиться о законе, когда сообразит, что теперь ты угрожаешь уже его правам, а не Стефана.

Эрик почувствовал слабость в желудке. Ру прошептал:

— Эрик, ты сделал его наследником, но я не думаю, что он разыскивает тебя, чтобы поблагодарить. Если мы не попадем на Закатные острова, мы покойники.

Эрик кивнул. У него все еще кружилась голова и болело плечо, но он заставил себя встать на подгибающиеся ноги и молча побрел вслед за Ру в темноту.

Глава 4. БЕГЛЕЦЫ

Эрик упал.

Ру вернулся и помог другу подняться. Вдалеке слышался лай собак и топот копыт.

Всю ночь они бежали, останавливаясь отдохнуть не больше чем на несколько минут, и постоянно меняли направление. Рана Эрика болела и продолжала, хотя и слабо, кровоточить. К тому времени, когда они спустились с предгорий, он уже совершенно выбился из сил.

Эти места к западу от Даркмура и к северу от королевского тракта до сих пор были мало населены. Горы — не лучшее место для земледелия, и многочисленные вырубки так и остались нераспаханными. Густые рощи уступили место морю пней — но лишь затем, чтобы превратиться в каменистые кряжи. Здесь была уйма балок, лощин и оврагов, а по низинам расстилались луга. Как и рассчитывал Ру, по пути беглецы пересекли не один ручей, но несмотря на это, ветер по-прежнему доносил до них собачий лай. И по мере того как Эрик слабел, лай приближался.

Когда первые лучи солнца выглянули из-за вершин, Эрик спросил:

— Где мы?

— Не знаю. Но судя по солнцу, по-прежнему движемся на запад, — ответил Ру.

Эрик огляделся, утирая со лба пот:

— Что ж, пошли дальше.

Но, сделав три-четыре неуверенных шага, он рухнул на землю. Ру нагнулся над ним, пытаясь помочь подняться.

— Ну почему ты такой тяжелый?

— Брось меня, — задыхаясь, проговорил Эрик. Эти слова повергли Ру в панику. Найдя в себе силы, о которых он даже не подозревал, Ру рывком поднял Эрика на ноги.

— Ну да, а потом объясняй твоей мамочке, как я тебя потерял? Нет уж, спасибо!

Про себя Ру возносил молитвы, чтобы Эрик продержался достаточно долго, чтобы они успели найти укрытие и сбить со следа собак. Он был просто в ужасе. Выносливость Эрика вошла в Равенсбурге в легенду, так же как и его сила. Способность трудиться от зари до заката, способность ворочать в кузнице тяжеленные заготовки, способность выдерживать вес ломовых лошадей, когда их подковывали, — все это превращало Эрика в глазах горожан едва ли не в сверхчеловека. И видеть, как он ослаб, было для Ру страшнее, чем слышать собачий лай за спиной. Он понимал, что вместе с Эриком он имеет хорошие шансы выжить. Без Эрика — никаких.

Ру понюхал воздух:

— Ты чувствуешь запах?

— Только вонь собственного пота, — ответил Эрик.

— Оттуда, — мотнул подбородком Ру. Эрик оперся на его плечо и тоже принюхался:

— Древесный уголь.

— Точно!

— Должно быть, хижина углежогов.

— Дым может сбить со следа собак, — сказал Ру. — Мы не в состоянии идти дальше. Нам надо отдохнуть, и ты должен восстановить силы.

Эрик только кивнул, и сквозь густые заросли они потащились на запах дыма. Лай собак с каждой минутой становился громче. Хотя Эрик и Ру родились в городе, у них было достаточно лесного опыта, чтобы понять, что преследователи отстают от них меньше чем на пару миль и это расстояние стремительно сокращается.

Заросли постепенно становились гуще, мешая идти. Несколько раз они едва не сбились с пути, но все же запах угля усиливался — и наконец Эрик и Ру вышли к хижине из нетесаных бревен. К этому времени от едкого дыма у них уже слезились глаза.

Невообразимо уродливая старуха суетилась возле углевы-жигательной печи. Она подбрасывала чурбачки и сбивала пламя, добиваясь правильного режима горения; увидев двух юношей, внезапно возникших из мглы, она заорала и, не переставая вопить, скрылась в хижине, откуда продолжали доноситься ее вопли. Ру поморщился:

— Если она поорет так еще немного, им и собаки не понадобятся.

Эрик попытался перекричать старуху:

— Мы не причиним тебе зла!

Старуха как ни в чем не бывало продолжала вопить. Ру присоединился к Эрику в попытках заверить ее в отсутствии у них злых намерений. Никакого эффекта. В конце концов Эрик сдался:

— Лучше уйти.

— Нельзя, — возразил Ру. — Ты еле стоишь на ногах. — Он промолчал о ране, которая продолжала кровоточить, несмотря на приложенную к ней тряпку.

Едва не падая от усталости, они спустились к хижине. Дверью ей служила старая шкура. Опершись на стену, всю в угольной пыли, Эрик отбросил шкуру в сторону. Старуха спряталась за кучей лохмотьев, служивших ей постелью, и завопила еще громче.

— Женщина! Мы не причиним тебе зла! — прокричал Эрик.

Старуха моментально перестала орать.

— Почему, — осведомилась она голосом, напоминающим скрежет проволочной щетки по металлу, — вы сразу мне не сказали?

У Эрика кружилась голова, и все-таки он чуть не рассмеялся.

— Мы пробовали, но ты так кричала… — сказал Ру. Старуха выскочила из-за лохмотьев и на удивление ловко для своего возраста и веса — а весила она не меньше, чем Эрик, хотя тот был на добрых полтора фута выше, — выбралась из хижины.

Ру непроизвольно отпрянул. Настолько безобразного человека он еще не встречал — если, конечно, она была человеком. Судя по виду, старуха вполне могла быть какой-нибудь троллихой — из тех, которые, как поговаривали, еще попадались в лесах Дальнего Берега. Ее нос — комковатый багровый выступ — напоминал клубень с большой бородавкой, поросшей длинными волосками, слезящиеся глаза нельзя было назвать иначе как свинячьими, а вместо зубов у нее во рту торчали почерневшие обломки с зелеными краями. Ее зловонное дыхание наводило на мысль о падали, кожа смахивала на ссохшуюся шкуру — и Ру содрогнулся, представив, как выглядит ее тело, скрытое под грязными лохмотьями.

Старуха заулыбалась, отчего сразу стала еще безобразнее.

— Пришли проведать старушку Герту, да? — Она кокетливо запустила пальцы в свои седые космы, в которых было полно соломы и грязи. — Мой муженек как раз уехал в город, так что мы можем…

— Мой друг ранен, — перебил Ру. Тут послышался лай собак, и поведение старухи вновь переменилось.

— За вами охотятся люди короля?

Ру открыл рот, чтобы соврать, но Эрик его опередил:

— Да.

— Люди барона, — уточнил Ру.

— Никакой разницы. Солдаты. — Она выплюнула последнее слово. — Лучше вам спрятаться. Туда. — Она жестом указала на крошечную хижину. — Там вас не найдут.

Эрик с помощью Ру залез внутрь и от вони чуть не задохнулся.

— Я думал, хуже, чем в каморке Тиндаля, быть просто не может.

— Старайся дышать через рот, — посоветовал Ру. Герта опустилась на колени рядом с Эриком и показала на его окровавленное плечо:

— Дай-ка взгляну.

Эрик оттянул воротник, отодрал тряпку. Тряпка присохла, и он скрипнул зубами от боли. Грязными пальцами Герта ощупала рану и подвела итог:

— Рана от меча. Видела сотню таких. Вокруг все распухло. Внутри жаркая болезнь. Убьет тебя, парень, если ее не выгнать. — Она повернулась к Ру:

— У тебя крепкий желудок?

Ру с трудом сглотнул и кивнул.

— Я здесь сижу, и меня до сих пор не вывернуло, не так ли?

— Ха! — загоготала Герта. — То ли еще будет, Ру Эйвери! — Она выпрямилась, насколько позволял низкий потолок. — У меня как раз есть то, что приведет тебя в порядок. Сейчас вернусь.

Ру опрокинулся на спину, наслаждаясь, несмотря на дикую вонь, возможностью отдохнуть. Когда глаза привыкли к полумраку, он заметил в углу сосуд с длинным горлышком, похожий на кувшин для воды. Он взболтнул его и услышал многообещающий плеск. Он вытащил пробку и понюхал жидкость, но не почувствовал никакого запаха. Тогда он с опаской глотнул — и был вознагражден вкусом свежей воды. Ру жадно припал к кувшину, но, вовремя вспомнив о больном друге, поднес горлышко к губам Эрика. Тот сделал несколько глотков и, снова рухнув на кучу лохмотьев, погрузился в тяжелый сон: усталость возобладала над страхом. Во сне он хрипло дышал, и пот катился по его лицу. Над ухом у Ру зажужжала муха, и он рассеянно отмахнулся, думая, можно ли доверять этой странной старухе. С другой стороны, он понимал, что снова пускаться в путь — верная смерть. Внезапно у самой хижины раздался лай и вслед за ним — крик Герты.

Эрик моментально проснулся и сделал попытку встать.

— Что?.. — начал было он, но Ру схватил его за руку. Собаки захлебывались лаем, а Герта кричала:

— Фу! Убирайтесь прочь! — а потом, когда подскакали всадники:

— Уберите своих проклятых дворняг! Они разорвут старую Герту!

— Ты не видела двух парней, один высокий и светлый, а другой маленький и темный? — спросил кто-то начальственным тоном.

— А если и видела, вам-то что?

— Их разыскивают за убийство.

— Убийство, угу? — Последовало долгое молчание, нарушаемое лишь повизгиванием собак. — А вознаграждение?

Ру весь напрягся при этих словах.

— Тому, кто их поймает, барон обещал сто золотых соверенов.

— Неплохой куш, а? — хихикнула Герта. — Нет, я таких не видала, но если увижу, чур, денежки мне!

— Посмотри в хижине, — услышал Ру приказание.

— Эй, вы! — попыталась возразить Герта.

— Отойди, старуха.

Эрик отпрянул, стараясь вжаться в грязную стену, а Ру с головой заполз под вонючее одеяло.

Чья-то рука резко отдернула шкуру, занавешивающую вход, и от света Эрик чуть не ослеп.

— Ну и вонища! — воскликнул солдат, отскакивая.

— Давай, давай! — торопил его командир. Солдат сунул голову внутрь, прищурился, привыкая к темноте, и посмотрел прямо на Ру и Эрика. Потом обвел взглядом хижину и наконец убрал голову.

— Капитан, ничего, кроме грязных горшков и тряпок.

Ру и Эрик обменялись изумленными взглядами. Что за чудеса?

— А собаки? — спросил капитан.

Еще один голос, должно быть, псаря, ответил:

— Похоже, они потеряли след. От вони этого угля любой пес ошалеет.

— Тогда вернемся туда, где они в последний раз взяли след, и начнем сначала. Барон Манфред нам уши отрежет, если мы их упустим.

Послышался свист псаря, подзывающего собак, потом — удаляющийся топот копыт, и Ру, впервые с того момента, как солдат сунул голову в хижину, осмелился сделать вдох.

— Почему он нас не увидел? — спросил он.

— Не знаю. Наверное, здесь слишком темно, — ответил Эрик.

— Нет, наверняка какое-то заклинание. Эта Герта — что-то вроде колдуньи.

— Капитан сказал «барон Манфред». Мой отец умер, — произнес Эрик.

Ру не знал, что на это ответить. Он взглянул на Эрика и в полумраке увидел, что тот откинулся на спину и закрыл глаза.

Через несколько минут шкура снова отдернулась. Но вместо Герты в хижину вошла молодая женщина, довольно высокая, ибо ей пришлось нагнуться, чтобы войти. В полутьме ее волосы казались черными, а лица нельзя было различить, потому что свет падал у нее со спины.

— Что… — начал Ру.

— Молчи, — перебила женщина и повернулась к Эрику. — Я хочу осмотреть рану.

Было в ней что-то, от чего Ру почувствовал тревогу. Ее одежда, по крайней мере на первый взгляд, казалась невзрачной: простое платье какого-то неопределенного цвета, может быть, серого, а может быть, зеленого или синего; в темноте было трудно разобрать. Зато, когда шкура снова закрыла вход, стало можно разглядеть женщину лучше. У нее были высокий царственный лоб и тонкие черты лица, которые можно было бы назвать красивыми, не будь они отмечены печатью озабоченности и сосредоточенности.

Женщина коснулась рубашки Эрика.

— Ее надо снять. Помоги мне, — велела она Ру. Ру помог Эрику выпрямиться, а женщина сняла рубашку ему через голову; после этого он вновь рухнул на спину, весь в поту и тяжело дыша, словно после долгих часов нелегкой работы. Женщина коснулась раны, и Эрик, стиснув зубы, застонал от боли.

— Ты глупец, Эрик фон Даркмур. Два, самое большее, три дня, и ты бы умер от заражения крови.

Вблизи Ру смог хорошо рассмотреть женщину и нашел, что она красива, — и тем не менее в ее манере держать себя было нечто обескураживающее, но сказать об этом вслух Ру не решился бы.

— А где Герта? — тихо спросил Ру.

— Я послала ее с поручением, — был ответ.

— Кто вы?

— Я велела тебе молчать, Ру Эйвери. Тебе следует хорошенько уяснить, что есть время говорить и время слушать — и знать, когда наступает одно или другое. Когда настанет время говорить, ты можешь называть меня Мирандой.

И она занялась раной Эрика. Откуда-то из-под хлама она извлекла мешок, из которого вынула флакон. Содержимое она вылила на рану, и Эрик задохнулся от боли. Потом боль отступила. Миранда достала еще один сосуд и, открыв его, протянула Эрику:

— Выпей.

Эрик выпил и сморщился.

— Горько.

— Не так горько, как безвременная смерть, — заметила Миранда.

Потом она приложила к ране компресс и туго перевязала. Она еще не закончила перевязку, а Эрик уже спал. Миранда посмотрела на него, кивнула и, не говоря ни слова, вышла из хижины.

Ру с минуту подождал, глядя на спящего Эрика, а потом осторожно выглянул наружу. Поблизости никого не было, и он вышел из хижины.

— Привет, любимый! — услышал он сзади и вздрогнул от неожиданности. Обернувшись, он увидел Герту с вязанкой дров.

— Где она? — спросил Ру.

— Кто она?

— Миранда.

Герта остановилась и скорчила рожу.

— Миранда? Не могу сказать, что знакома хотя бы с одной Мирандой. Когда солдаты ушли, я пошла за дровами и не видела никакой Миранды.

— Молодая женщина, примерно такого роста, — Ру показал рукой чуть выше своей головы, — темноволосая, очень красивая, пришла в хижину и перевязала Эрика.

— Красивая, говоришь? — Герта почесала подбородок. — Тебе, наверно, приснилось, мальчик. Ру шагнул к хижине и отдернул шкуру.

— А это мне тоже приснилось? — Он указал на свежую повязку у Эрика на плече.

Герта ошарашенно уставилась на нее.

— Дорогуша, вот загадка так загадка, ага? — Она на минуту задумалась. — Похоже на проделки чудного лесного народца. Быть может, она из тех эльфов, о которых ты наверняка слышал, или какой-нибудь призрак?

— Призрак, как бы не так! Она была из самой настоящей плоти и крови. И уж никак не похожа на тех эльфов, о которых я слышал, — сказал Ру.

Он взглянул на Герту и увидел, что та улыбается; но вдруг она помрачнела.

— Ну ладно, есть тайны, которые лучше не трогать. Мне надо жечь уголь, а ты лезь обратно и отдыхай. Потом я сварганю чего-нибудь поесть.

Ру вдруг почувствовал, что неимоверно устал.

— Отдохнуть — это хорошо, — пробормотал он. Разделить с Гертой трапезу — сомнительное удовольствие, а вот поспать — это как раз то, что нужно. Ру вернулся в хижину и удивился отсутствию вони. «Должно быть, принюхался», — вяло подумал он и повалился на тряпки. Снаружи послышались какие-то странные звуки, но он не обратил на них внимания, потому что почти мгновенно провалился в глубокий сон.

***

Ру проснулся от сердитого щелканья и сел, смахнув с лица листья. Он огляделся и, подняв голову, увидел рыжую белку, крайне недовольную тем, что кто-то разлегся под ее деревом. Только тогда Ру осознал, что находится не в хижине. Он повернулся и увидел рядом Эрика — укрытый чистым одеялом, тот крепко спал, грудь его равномерно поднималась и опускалась, цвет лица был здоровым. Ру посмотрел вниз и обнаружил у себя в ногах такое же плотное одеяло. Он пошарил у себя за спиной, чтобы понять, что было у него под головой — мешок! Но не его старый, а новый, как две капли воды похожий на тот, что лежал под головой у Эрика. Опасаясь за деньги, Ру торопливо его развязал и нашел внутри чистые штаны и рубашку, свежую пару подштанников, новенькие чулки, а на самом дне — свой драгоценный кошель. Он быстро пересчитал деньги и с радостью убедился, что двадцать семь золотых соверенов и шестнадцать серебряных талеров никуда не пропали.

Ру поднялся на ноги. Он чувствовал необычайный прилив сил. От хижины и печи не осталось следа, не было даже золы на земле. Умом Ру понимал, что это должно бы его встревожить, но вместо этого почему-то развеселился. У него было превосходное настроение, он был почти счастлив.

Ру опустился на колени рядом с Эриком и осмотрел повязку. Она была абсолютно чистой и, если уж на то пошло, выглядела так, как будто кто-то только что ее поменял. Ру потрепал Эрика по руке и негромко окликнул его.

Эрик проснулся, на мгновение сощурился, потом сел.

— Что такое?

— Просто хотел проверить, как ты себя чувствуешь.

Эрик осмотрелся.

— Где мы? Последнее, что я помню…

— Хижина и старуха? Эрик кивнул:

— И еще кто-то. Только не могу вспомнить кто.

— Миранда, — сказал Ру. — Она так себя называла, хотя старая Герта сказала, что не знает такой.

Ру встал с колен и протянул Эрику руку. Эрик ухватился за нее, с опаской поднялся — и с удивлением обнаружил, что достаточно твердо стоит на ногах.

— Как плечо? — спросил Ру. Эрик пошевелил рукой.

— Неважно, — ответил он. — Но лучше, чем я думал. Ру обвел взглядом окрестности.

— Погляди, ни хижины, ни печи, ни Герты, все пусто.

— А это что? — спросил Эрик, показывая на дорожные мешки и одеяла.

— Кто-то взял на себя труд позаботиться, чтобы мы не замерзли ночью, и этот же кто-то снабдил нас чистой одеждой.

Эрик взглянул на свою рубаху, потом внезапно снял ее и понюхал.

— От меня должно нести как от взмыленной лошади, но я не чувствую никакого запаха. И рубаха чистая. Ру осмотрел свою одежду.

— Уж не думаешь ли ты, что старая Герта нас вымыла? — По выражению его лица можно было сказать, что Ру считает эту мысль не столько смешной, сколько пугающей.

Эрик покачал головой.

— Даже не знаю, что и подумать. — Он огляделся. — Судя по солнцу, сейчас около девяти, четверть дня уже позади. Пожалуй, пора трогаться; не знаю, почему нас не увидели в хижине, но, я уверен, солдаты еще вернутся.

— Открой свой мешок, — сказал Ру. — Посмотрим, что в нем.

Эрик развязал мешок и нашел там то же, что и Ру: свежую рубашку со штанами, подштанники и чулки. Кроме того, там были краюха черствого хлеба и записка. Он развернул ее и вслух прочитал:

Парни, сейчас вы в безопасности. Эрик, иди прямо в Крондор, в кофейню Баррета. Теперь вы наши должники, Гертины и мои. Миранда.

Ру покачал головой:

— Сбежать от королевского правосудия, чтобы угодить в должники к парочке ведьм.

— Ведьм?

— А кто они еще, по-твоему? — Ру побледнел и испуганно огляделся. Словно боялся, что вот-вот из-под земли выскочат демоны и потащат его прямо в ад. — Смотри! Вот тот самый пригорок, по которому мы спустились к хижине! Здесь стояла она, там — печь, а теперь их и след простыл. — Он подошел к тому месту, где была обжиговая печь. — Ни сажи, ни золы. Даже если кто-то и убрал эту чертову печь, как он умудрился здесь все вычистить? — Ру опустился на одно колено; исчезновение хижины и печи, похоже, привело его в ярость. — Должно же было хоть что-то остаться! Проклятие, Эрик! Кто-то раздел нас, искупал, вычистил нашу одежду, снова одел нас — и при этом мы даже не проснулись! Точно какое-то колдовство! — Он поднялся и, подойдя к Эрику, схватил его за обе руки. — Мы в должниках у двух проклятых черных колдуний!

— Его голос срывался, и Эрик понял, что злость Ру вот-вот перейдет в истерику. Он мягко освободился и положил руки ему на плечи:

— Успокойся. — Потом подошел к тому месту, где была печь, и осмотрелся. — Никаких следов того, что мы вообще были здесь. — Он потер подбородок. — Герта, конечно, не красавица, но я что-то не припоминаю в ней ничего злобного.

— Такая уродина не может быть доброй, уж ты мне поверь, — сказал Ру тоном, ясно показывающим, что мнение Эрика его ничуть не утешило.

Эрик рассмеялся.

— В этом есть какая-то тайна, от которой и у меня бегут мурашки, но нам не причинили вреда, и потом, никто, будь он хоть трижды ведьмой, не может заставить нас служить ему без нашего согласия. Я, конечно, в этом мало смыслю, но жрецы утверждают, что поступить на службу к злым силам можно только добровольно. А я не собираюсь этого делать, какие бы услуги мне ни оказали — тем более что я о них не просил.

— Прекрасно! Вот когда демоны потащат тебя в семь подземных кругов ада, ты им все это и выскажи, а я, как только мы войдем в Крондор, сразу побегу в ближайшее святилище!

Эрик успокаивающе похлопал Ру по руке.

— Соберись с духом и давай отчаливать. Даже если ты прав, все равно нам сначала нужно попасть в Крондор. Солдаты, конечно, могли подумать, что мы направимся в Долину Грез, но вчерашний день показал, что нас ищут везде.

Ру наклонился за мешком и внезапно остановился.

— Эрик?

— Да, Ру.

— Видишь этот собачий помет?

Слегка удивленный, Эрик взглянул на кучку:

— И что?

— Я видел его вчера вечером, когда вышел поболтать с Гертой, а посмотри на него сейчас.

Эрик опустился на колени и принялся разглядывать высохший помет.

— Ему уже несколько дней. — Он огляделся и обнаружил неподалеку лошадиный навоз, в котором разбирался лучше. — Дня три или четыре, — сделал он вывод, потыкав навоз носком сапога.

— Мы проспали три или четыре дня?

— Выглядит так, — пожал плечами Эрик.

— Нельзя ли уйти сейчас же?

Эрик улыбнулся, но в его улыбке не было веселья. Он поднял свое одеяло, сложил его и сунул в мешок.

— Ты прав, нам лучше смыться отсюда. Ру подхватил свой мешок, торопливо запихал в него одеяло и закинул мешок. Без лишних слов юноши двинулись на запад.

***

Эрик предостерегающе поднял руку. Уже три дня они пробирались сквозь заросли, держась подальше от королевского тракта, обходя стороной редкие фермы и питаясь дикими ягодами и хлебом, который нашелся в мешке у Эрика. Тягучий и жесткий, он тем не менее оказался на удивление питательным и хорошо поддерживал силы. Да и плечо Эрика заживало быстрее, чем можно было предположить.

Они почти не разговаривали, во-первых, боясь себя выдать. А во-вторых, боясь лишний раз возвращаться к загадке хижины углежогов. Только на второй день они вдруг сообразили, что и Герта, и Миранда знали их имена, хотя ни один из юношей себя не называл.

Ближе к закату они услыхали далекий звук, бессловесный крик боли, и, переглянувшись, быстро свернули с узкой тропинки, по которой шли.

— Что это? — прошептал Ру.

— Кого-то ранили, — тоже шепотом ответил Эрик.

— Что будем делать?

— Не нарываться на неприятности, — сказал Эрик. — Впрочем, кричать могли и за мили отсюда. Звук здесь разносится великолепно. — Эти места, где вот уже много лет велись регулярные лесозаготовки, вряд ли могли считаться дикими, но все же здесь было достаточно безлюдно, а потому — опасно. Кроме Эрика и Ру, в этих лесах могли скрываться и настоящие преступники.

Юноши двигались медленно, со всей осторожностью. На закате они увидели человека, лежащего на спине под деревом. В груди у него торчала арбалетная стрела. Невидящие глаза глядели в вечернее небо, а кожа была холодной.

— Забавно, — сказал Ру.

— Что тут забавного? Ру посмотрел на Эрика.

— Мы с тобой прикончили Стефана, но я так и не разглядел его как следует. Это — первый покойник, которого я вижу так близко.

— Для меня первым был Тиндаль, — сказал Эрик. — Как ты думаешь, кто он?

— Вернее, кем был, — заметил Ру. — Похож на солдата. — Он указал на меч, выпавший из мертвых пальцев, и на маленький круглый щит, все еще висевший на левой руке. Чуть в стороне валялся простой конический шлем с переносьем.

— Может, у него есть чем поживиться? — сказал Ру.

— Мне не по душе раздевать мертвеца, — ответил Эрик. Ру опустился на колени рядом с телом.

— Ему все равно, а меч может нам пригодиться. — В сумке убитого он нашел шесть медных монет и золотое кольцо. — За него можно будет что-нибудь выручить.

— Смахивает на обручальное, — заметил Эрик. Убитый был молод, всего на несколько лет старше его самого. — Наверное, он хотел подарить его своей возлюбленной. И, быть может, попросить ее выйти за него замуж.

Ру спрятал кольцо в карман.

— Этого мы уже никогда не узнаем. Ясно одно — ему оно больше никогда не понадобится. — Он поднял меч и протянул его Эрику.

— Почему мне?

— Потому что у меня есть кинжал, и я никогда в жизни не пользовался мечом.

— Я тоже, — возразил Эрик.

— Ну, если до этого дойдет, просто размахивай им как молотом и все дела. Силы у тебя хватает, так что если ты кого-нибудь зацепишь, ему не поздоровится.

Эрик взял меч, затем снял щит с мертвеца и повесил его себе на руку. Ощущение было странным, но он сразу почувствовал себя увереннее.

Ру надел на голову шлем и, поймав вопросительный взгляд Эрика, пояснил:

— У тебя есть щит.

Эрик кивнул, как будто это имело какое-то значение, и они двинулись дальше, оставив безымянного мертвеца заботам лесных могильщиков. Лопаты у них не было, а убийца вполне еще мог скрываться поблизости, поэтому мысль о том, чтобы похоронить мертвеца, даже и не пришла им в голову.

Чуть позже они уловили какое-то движение впереди. Эрик сделал Ру знак молчать и махнул рукой вправо. Ру кивнул и начал на цыпочках красться в обход. Это было такое забавное зрелище, что Эрик непременно бы расхохотался, не будь он испуган не меньше, чем Ру.

В ту минуту, когда им казалось, что опасное место уже позади, кусты зашелестели. В ответ на это в воздухе свистнула арбалетная стрела и с глухим стуком вонзилась в соседнее дерево.

— Ты, ублюдок! — с фальшивой отвагой закричал чей-то голос. — У меня хватит стрел на целую армию! Убирайся отсюда, покуда цел, иначе я убью тебя так же, как твоего приятеля!

— Бросай повозку, старик, и сматывайся! — откликнулся другой голос, совсем рядом. — Так и быть, тебя я не трону, мне нужен только твой товар. А если нет — ты рано или поздно заснешь, и тогда я перережу тебе глотку за Джейми!

Услышав этот голос едва ли не на расстоянии вытянутой руки, Эрик оцепенел. Ру поглядел на него круглыми от страха глазами и жестом показал — бежим! Эрик приготовился броситься наутек, но тут кусты раздвинулись, и появился мужчина с мечом и щитом. Увидев Эрика с Ру, он бросился на них, размахивая мечом, а в воздухе в это время просвистела другая стрела. Эрик очнулся. Он поднял свой меч и ткнул им наугад, словно хотел оттолкнуть противника. Тот сделал попытку парировать, но он ждал финта, а не слепого удара, и потому промахнулся. Меч Эрика скользнул вдоль клинка незнакомца и вонзился ему в живот.

Какое-то мгновение они изумленно глядели друг на друга; потом, почти неслышно пробормотав «Проклятие!», мужчина рухнул к ногам Эрика.

Эрик застыл, не в силах пошевелиться, зато Ру проворно отпрыгнул в сторону, чудом избежав очередной стрелы, и завизжал:

— Эй, там!

— Кто это еще? — спросил голос из-за кустов. Этот вопрос привел Эрика в чувство. Набравшись храбрости, он выглянул из-за кустов, с опаской переступив через человека, которого только что убил, и увидел стоящую на небольшой поляне повозку, запряженную двумя лошадьми. За повозкой, согнувшись в три погибели, прятался бородатый мужчина.

— Мы не бандиты! — прокричал Ру. — Мы убили того, в которого вы стреляли.

— Я и вас подстрелю, если попробуете подойти ближе! — крикнул из-за повозки бородач.

— Мы не будем подходить, — с отчаянием в голосе прокричал в ответ Эрик. — Мы вляпались в эту переделку случайно и не хотим никаких неприятностей.

— Кто вы такие?

Ру дернул Эрика за рукав.

— Мы идем в Крондор, хотим найти работу. А вы кто?

— Кто я, никого, кроме меня, не касается.

На лице Ру появилось хорошо знакомое Эрику выражение, означавшее, что он намеревается сделать нечто, грозящее неприятностями для них обоих.

— Если ты торговец и едешь в одиночку, то ты дурак, — прокричал Ру. Он старался говорить спокойно и даже с некоторым пренебрежением, хотя сам весь позеленел от вида убитого. — А если прячешься здесь, то ты, должно быть, контрабандист.

— Я не контрабандист! Я честный торговец!

— Который не хочет платить пошлину на королевском тракте, — заметил Ру.

— Закон этого не запрещает, — крикнул торговец. На мгновение повернувшись к Эрику, Ру усмехнулся:

— Ну да, конечно. Только это не самый простой способ сэкономить пару медяков. Слушай, если мы подойдем медленно, ты не будешь стрелять?

Торговец помолчал, прикидывая.

— Ладно, валяйте. Но помните — вы под прицелом.

Ру и Эрик медленно вышли из зарослей, держа руки на виду. Эрик опустил меч острием к земле, поскольку у него не было ножен, а щит сдвинул так, чтобы было видно — в левой руке у него ничего нет.

— Так это всего лишь двое мальчишек! — воскликнул торговец, выходя из-за повозки со старым, но, очевидно, вполне исправным арбалетом. Торговец выглядел преждевременно постаревшим и вид имел угрюмый. У него были темные волосы до плеч, черные глаза, а борода — совершенно седая. Одежда его, ветхая и многократно чиненная, поражала нелепейшим сочетанием цветов: синяя фетровая шляпа с потускневшей пряжкой, зеленая куртка, коричневые сапоги, красные гамаши, черный поясной ремень и в довершение к этому — ядовито-желтый шарф, как попало обмотанный вокруг шеи.

— Вы храбрый человек, торгмастер, но эта храбрость доведет вас до гибели,

— сказал Ру.

— Похоже, вы такие же бандиты, как и та парочка, — ответил тот, беря арбалет на изготовку. — Ради пущей безопасности, пожалуй, стоит всадить в вас по стреле.

После кровопролития у Эрика и без того было мерзко на душе, а такой оборот дел окончательно вывел его из терпения.

— Проклятие! Ну что ж, застрели одного из нас! А другой тебя зарубит!

Торговец отскочил назад, но, увидев, что Эрик воткнул меч в землю, слегка опустил арбалет.

— А кто у вас правит лошадьми? — как ни в чем не бывало поинтересовался Ру.

— Я сам правлю, — буркнул торговец.

— Похоже, вы всерьез решили свести к минимуму накладные расходы.

— Что ты понимаешь в накладных расходах, малец? — огрызнулся торговец.

— Ну, я немного разбираюсь в этих делах, — сказал Ру хорошо знакомым Эрику небрежным тоном: этот тон означал, что Ру не имеет никакого представления о том, о чем говорит.

— Так кто вы такие? — повторил свой вопрос торговец.

— Меня зовут Руперт, — ответил Ру, — а моего большого друга…

— Карл, — перебил его Эрик, и Ру, вздрогнув, осекся — он сам должен был подумать о том, что не стоит называть каждому встречному свое настоящее имя.

— Руперт? Карл? Похоже на адварские имена.

— Мы из Даркмура, — сказал Ру, снова вздрогнув. — В Даркмуре много адварцев. Руперт и Карл — это обычные у нас имена.

— Я сам адварец, — сказал мужчина, вешая арбалет за спину. — Гельмут Гриндаль, купец.

— Вы направляетесь на запад? — спросил Эрик.

— Нет, — фыркнул Гельмут. — Просто эти лошади, к моему удивлению, всегда смотрят на запад. Они обучены идти задом наперед.

Эрик вспыхнул.

— Послушайте, мы идем в Крондор и могли бы составить вам компанию, если вы не против.

— Я против, — отрезал торговец. — Все шло прекрасно, пока эти двое не решили меня ограбить. Я как раз собирался прикончить второго, когда вы убили его.

— Пусть так. — Эрик пожал плечами. — Но если бы мы поехали вместе, это всем пошло бы на пользу.

— Мне не нужна охрана, и я не желаю платить наемникам.

— Ну подождите, — сказал Эрик. — Я вовсе не говорил, что вам надо будет платить нам…

— Мы будем охранять вашу повозку за еду, — вмешался Ру. — И кроме того, я могу править упряжкой.

— Ты возчик?

— Я без труда могу справиться даже с шестеркой лошадей, — солгал Ру. Отец научил его управлять четверней.

Гельмут задумался.

— Ладно. Я буду давать вам жратву, а вы — караулить меня по ночам. — Он ухмыльнулся. — Только я буду спать со своим арбалетом.

Эрик рассмеялся.

— Вам нечего бояться, торгмастер. Может, мы и убийцы, но уж точно не воры.

Горькая ирония этих слов была торговцу неведома. Ворча, Гельмут указал на повозку.

— До темноты еще почти час, так что нечего прохлаждаться. Поехали.

— Трогайтесь, я вас догоню. У этого второго был меч, — сказал Ру.

— Посмотри, нет ли у него золота! — крикнул ему вдогонку Гельмут и, наклонившись к Эрику, добавил:

— Если он что-нибудь найдет, то наверняка соврет, что не нашел ничего. Во всяком случае, я бы сделал именно так. — Не дожидаясь ответа, он взобрался на передок и, прикрикнув на лошадей, дернул вожжи. Усталые и некормленые, лошади нехотя натянули постромки, и повозка, кренясь, покатилась вперед.

Глава 5. КРОНДОР

Повозка остановилась.

— Крондор, — показал рукой Гриндаль. Эрик, сидящий сзади, повернулся и посмотрел вперед поверх голов Гриндаля и Ру. Ру сидел на облучке и, к удивлению Эрика, на сей раз смог делом подтвердить свою похвальбу. Он управлял лошадьми как опытный возчик; похоже, его отец умел не только напиваться и поколачивать сына.

Миновав последнюю таможенную заставу, они повернули на юг и выехали на королевский тракт возле городка, именуемого Хэйверфордом. Дважды им попадались кавалерийские разъезды, но на Ру и Эрика солдаты не обращали ни малейшего внимания.

Ру щелкнул вожжами, и повозка покатила по направлению к городу. Навстречу показались всадники в мундирах городских стражников, и Эрик изо всех сил постарался напустить на себя невозмутимый вид. Ру внешне тоже остался спокоен, но руки его непроизвольно напряглись, и лошади недовольно всхрапнули, пытаясь понять, чего же от них хотят. Ру опомнился, усилием воли расслабил мускулы и принялся бороться с горячим желанием спрятать глаза от приближающихся стражников. Подъехав к повозке, всадники остановили коней.

— Там народу — вся дорога забита, — сказал сержант.

— Что случилось? — спросил Гриндаль.

— Король прибывает в город. Он со свитой проедет через южные ворота, а все прочие обязаны въезжать через северные, — ответил сержант и добавил:

— И кроме того, стража у ворот досматривает все повозки и фургоны.

Когда стражники отъехали, Гриндаль выругался, а Эрик и Ру обменялись взглядами. Ру чуть качнул головой, давая Эрику понять, что не следует обсуждать проблему досмотра и невинным голосом произнес:

— Ну и город.

— Вот такой он и есть, — ответил Гриндаль.

Крондор стоял на берегу широкой бухты. За горизонт уходила сплошная синева — Горькое море. Старый город, обнесенный стеной, по сравнению с разросшимися за годы предместьями казался совсем крошечным. На вершине холма, напротив южного берега бухты, возвышался дворец принца Крондорского. Суда, стоящие на якоре, издали были похожи на полоски белой бумаги.

— Мастер Гриндаль, как вы думаете, что лучше всего вывозить из Крондора?

— спросил Ру.

Гельмут принялся обстоятельно отвечать, и Эрик едва не застонал. Всю дорогу Ру приставал к торговцу с расспросами, как лучше сколотить капитал. Сначала Гриндаль отмалчивался, как будто Ру мог стащить его идеи и он бы от этого обеднел. Тогда Ру высказал несколько глупейших предположений, выдав их за свою точку зрения, и Гриндаль завелся. Он назвал Ру дураком и заявил, что тот разорится, не успев достигнуть двадцатилетия. Ру спросил — почему, и Гриндалю волей-неволей пришлось отвечать, причем аргументы его оказались весьма продуманными и здравыми. Правильно ставя вопросы, Ру сумел превратить беседу в полезную лекцию о том, как вести дела.

— Редкости, вот что всегда в цене, — поучал Гриндаль. — Ты можешь узнать, что в Илите спрос на кожу для сапог. Скупишь все кожи в Крондоре. А когда доберешься до Илита, выяснится, что какой-то умник из Вольных Городов уже завез десять фургонов кож. И все, ты разорен. Но редкости! Всегда найдутся богачи, охочие до тонких тканей, драгоценных камней, экзотических специй и тому подобного. — Гриндаль оглянулся, не подслушивает ли кто, и продолжал:

— Ты можешь сколотить состояние на продуктах или сырье. Ты можешь быть крупнейшим поставщиком шерсти на всем западе, но.., эпидемия чумы погубила овец, корабль затонул на пути к Дальнему Берегу, и бац! — Для пущего эффекта он хлопнул в ладоши, и одна из лошадей насторожила уши. — Ты нищ.

— Не знаю… — протянул Ру. — У людей может не быть денег на роскошь, но едят-то они всегда.

— Ба! — возразил Гриндаль. — У толстосумов всегда есть деньги на роскошь, а у бедняков частенько не хватает их на еду. И хотя богатые едят лучше бедных, но человек, как бы богат он ни был, может съесть лишь столько, сколько может.

— А что насчет вина?

Гриндаль вновь пустился в рассуждения, а Эрик, устроившись поудобнее, воскресил в памяти события последних дней. Поначалу всякая болтовня о торговле его раздражала, но потом он обнаружил в этих разговорах немало интересного, особенно если речь шла о риске, связанном с прибылью. Гриндаль утверждал, что он — мелкий торговец, но Эрик подозревал, что тот умышленно преуменьшает свое состояние. Подбор товаров у него был весьма необычный: полдюжины рулонов вышитого шелка, дюжина кувшинчиков, тщательно обвязанных и набитых тряпками для защиты от тряски, несколько деревянных ящиков и еще какие-то странные кули. Ни Ру, ни Эрик никогда не спрашивали Гриндаля, что в этих ящиках и кулях, а сам он, разумеется, помалкивал. Исходя из его теоретических рассуждении, Эрик предположил, что торгует он предметами роскоши, а плохую одежду и ненадежную с виду повозку использует для отвода глаз. Эрик почти не сомневался, что в загадочной таре Гриндаль везет драгоценные камни или иной товар, не занимающий много места, но очень ценный, Уже в первую ночь Эрик обратил внимание, что повозка, снаружи донельзя грязная, внутри поражала чистотой и аккуратностью. Несмотря на внешний вид, она оказалась в полной исправности; колеса недавно меняли и работа была выполнена первоклассно. Лошади, кстати, тоже были гораздо лучше, чем казалось на первый взгляд, и подкованы столь мастерски, что даже Эрик вряд ли сумел бы подковать лучше. И лошади были не просто здоровы, они были ухожены, и каждую ночь Гриндаль подкармливал их отборнымзерном из мешка, который хранил под облучком.

Ру прикрикнул на лошадей, пошевелил вожжами, и повозка снова покатилась вперед, пристраиваясь в хвост длинной вереницы повозок, телег и фургонов, растянувшейся вдоль тракта.

— Дьявольщина, столько ждать мне еще не приходилось, — проворчал Гриндаль.

— Да, похоже, застрянем надолго. Пойду взгляну, — сказал Ру, передавая ему поводья.

— Я с тобой. — Эрик спрыгнул с повозки, и они пошли вдоль очереди, пока не встретили какого-то возчика, который, бормоча проклятия, возвращался от северных ворот.

— В чем там дело? — спросил Ру.

Даже не взглянув на них, возчик пробурчал:

— Да они там совсем сдурели, провалиться бы им! Обыскивают повозки еще у предместья. Как будто нельзя это сделать у городских ворот! Нет, надо устроить вторую заставу у моста через ручей. Они просто хотят, чтобы мы тут околели с голоду. Не знаю, когда теперь попаду в город. — Продолжая ворчать, возчик подошел к своей повозке, забрался на козлы и взял поводья у ученика.

— Похороны принца — все дворянство запада и половина с востока в городе — да еще и базарный день, а они обнюхивают каждого так, будто ищут убийцу самого короля…

Эрик жестом отозвал Ру в сторону. Они отошли подальше, чтобы их никто не услышал, и Ру спросил:

— Что будем делать?

— Не знаю, — ответил Эрик. — Конечно, может случиться, что ищут кого-то другого, но если нас, мы пропали. — Он с минуту подумал. — Пожалуй, лучше дождаться темноты и попробовать поискать какой-то другой путь в город. Но все равно, ума не приложу, как мы сумеем проникнуть за стены.

— Не все сразу. Главное — попасть в предместье, а там уже будет проще. Для людей, которые не хотят привлекать к себе внимание, всегда найдется лазейка.

— То есть для воров и контрабандистов?

— Да.

— А что, если обойти город и дунуть в другой порт?

— Слишком далеко, — сказал Ру. — К западу есть Лэндз Энд. Не знаю точно, сколько до него отсюда, но помню, что папаша ругался до посинения, когда ему приходилось туда ехать. Он говорил, что он почти в полтора раза дальше Крондора. А какие порты на севере, я даже понятия не имею. — Он помолчал. — Кроме того, без Гриндаля мы будем слишком бросаться в глаза. Эрик кивнул:

— Ладно. Давай вернемся и скажем что-нибудь Гриндалю, чтобы он ничего не заподозрил.

— Гриндаль уже что-то подозревает, но, к счастью, он не слишком любопытен, — ответил Ру и, заразительно улыбнувшись, добавил:

— Я, кажется, ему понравился. Он говорит, что у него есть дочка, с которой мне неплохо бы познакомиться. Бьюсь об заклад, что она так же страшна, как он сам.

Эрик не удержался от смеха:

— Хочешь жениться на деньгах?

Они уже подходили к повозке Гриндаля, когда Ру ответил:

— Если представится случай.

Они рассказали Гриндалю о том, что узнали, и он спросил:

— Вы пойдете вперед?

— Пожалуй, да, — ответил Ру. — Если пешком, то есть надежда пройти через ворота раньше, а вам, торгмастер, здесь ничто не угрожает, так что наша компания вам ни к чему. У нас есть кое-какие дела в порту, и чем скорее мы туда попадем, тем лучше.

— Хорошо, и пусть боги помогут вам. Если вы когда-нибудь вернетесь в Крондор, загляните ко мне. — И лично для Ру Гриндаль добавил:

— Ты, парень, жулик и враль, но у тебя есть задатки хорошего торговца, и ты можешь кое-чего добиться, если перестанешь считать себя самым умным и самым шустрым. А иначе плохо кончишь, помяни мое слово.

Ру рассмеялся, махнул торговцу рукой на прощание, Эрик вскинул на плечо свой дорожный мешок, и они пошли вдоль повозок, а когда Гриндаль скрылся из виду, свернули с королевского тракта и направились к маленькой ферме, стоящей чуть севернее.

***

Эрик прихлопнул надоедливую муху, которая никак не хотела оставить его в покое. — Попалась, подлая!

— Эх, вот если бы тебе удалось покончить со всеми ее братишками и сестренками… — проворчал Ру, отмахиваясь от другой, такой же назойливой.

Ферма оказалась пустой — хозяева, вероятно, уехали в город по делам. Амбар был не заперт, и теперь Эрик и Ру лежали на куче соломы, дожидаясь наступления темноты, чтобы миновать открытые поля и найти путь в предместье. Ру был уверен, что в первом же трактире они без труда отыщут человека, который за небольшую мзду укажет лазейку в город. Эрик в этом весьма сомневался, но, поскольку не мог предложить ничего другого, помалкивал.

— Эрик? — спросил Ру.

— Да?

— Как ты себя чувствуешь?

— Неплохо. Плечо почти как новенькое.

— Нет, я не о том, — сказал Ру, покусывая длинную соломинку. — Я имею в виду Стефана и все остальное. Эрик долго молчал, прежде чем ответить.

— Я считаю, он заслуживал смерти. И в общем-то мало чего почувствовал. Когда он обмяк у меня в руках, мелькнуло какое-то странное ощущение, но, честно говоря, когда тот бандит напоролся на мой меч, мне было куда больше не по себе. Едва не стошнило, честное слово. — Он помолчал. — Странно, правда? Я держал единокровного брата, пока ты убивал его, а потом не почувствовал даже облегчения от того, что отомстил за Розалину. А тут — совершенно незнакомый человек, вор и убийца, и на тебе!

— Ты слишком суров к убийцам. Не забывай, мы тоже к ним относимся, — сказал Ру, позевывая. — Наверное, это потому, что клинок был в твоих руках; меня смерть этого разбойника абсолютно не тронула, но я по сей день помню, как вонзил кинжал в Стефана. Я тогда действительно взбесился.

Эрик протяжно вздохнул.

— Хватит об этом думать! Нас ищут, и тут уж ничего не поделать — кроме как добраться до Закатных островов. В кофейне Баррета меня ждет кое-какое наследство, и я хочу сначала заглянуть туда, а потом сесть на первый же корабль, идущий на запад.

— Что за наследство? — заинтересовался Ру. — Раньше ты об этом не говорил.

— Ну, возможно, «наследство» — громкое слово. Просто мой отец оставил для меня что-то у стряпчего в кофейне Баррета.

Послышался грохот колес, и Эрик с Ру как по команде вскочили. Ру выглянул в дверь.

— Похоже, фермеру надоело торчать в очереди. Он вернулся со всем своим семейством. Как же нам теперь отсюда удрать?

— Двигай сюда, — Эрик уже карабкался на сеновал. Ру полез за ним, и они встали у чердачного люка. — Прижмись к стене и приготовься. Как только они распрягут лошадей и войдут внутрь, прыгаем и бежим к городу. Все равно уже почти время.

В этот момент двери амбара со скрипом распахнулись, и сквозь скрип пробился детский голос:

— Папа! А я так и не посмотрел на принца.

— Если бы ты не колотил сестричку, когда он проезжал мимо нас, то увидел бы, — сказал женский голос. Третий голос, голос подростка, спросил:

— Папа, как ты думаешь, почему король назначил принцем Никласа, а не Эрланда?

— Это дело короля, и нас не касается, — ответил густой бас, и повозка, грохоча и постанывая, вкатилась в амбар. Эрик свесился через край чердака и увидел, что фермер сидит на козлах, а его старший сын правит, умело заставляя пятящихся лошадей загнать повозку в амбар. При этом сын и отец не прекращали беседы.

— Папа, а что будет при новом принце? — спрашивал сын.

— Кто знает? — вздыхал отец. — Я помню только Аруту. Он стал принцем еще до моего рождения. Пятьдесят три года на западном престоле! Правда, говорят, что Никлас похож на отца, так что, наверное, больших перемен не будет. — Повозка остановилась. — Выпряги Дейви и отведи его в стойло, а Притвору прогуляй во дворе, я хочу посмотреть, она взаправду захромала на переднюю левую или, как всегда, ленится.

Старший сын занялся лошадьми, из дома доносились крики младших вперемешку с бранью матери, а сам фермер, спрыгнув на землю, начал снимать с повозки мешки с зерном и складывать их под сеновалом.

Когда отец с сыном, ведя с собой Притвору, вышли из амбара, Эрик сказал:

— Пора сматываться. Через пару минут они будут кормить лошадей, и пацан полезет сюда.

— Еще светло, — посетовал Ру.

— Солнце уже почти село. Между нами и домом будет амбар, а если нас кто-нибудь и увидит, то подумает, что это просто два путника идут через поле в город.

— Уж больно складно у тебя все получается, — недоверчиво покачал головой Ру.

Эрик толчком открыл дверцу, и взглянул вниз.

— Тут не слишком высоко, но будь осторожен и постарайся не вывихнуть ногу. Мне вовсе не улыбается тащить тебя на спине.

— Как-нибудь постараюсь, — ответил Ру с плохо скрытой тревогой. Лично он считал, что расстояние чересчур велико. — А нельзя спуститься по лестнице и выскользнуть через низ?

— Там одна дверь, ты что, забыл? И они гоняют лошадь как раз перед ней.

Скрип амбарной двери сказал им о том, что фермер возвращается.

— Ленивое отродье! С какой стати я должен тебя кормить, если ты прикидываешься хромой, чтобы увильнуть от работы? — нарочито сердито ворчал он.

Эрик повис на краю люка и спрыгнул как раз на словах фермерского сына «Мне понравилось, как она хромала на каждую ногу по очереди, в зависимости от того, как ее вели». Ру тоже уцепился руками за край и, провисев, как ему показалось, целую вечность, прыгнул, не сомневаясь, что врежется в землю и переломает себе все, что можно переломать. Но сильные руки Эрика его подхватили, и Ру мягко приземлился на обе ноги.

— Смотри-ка, обошлось, — прошептал он.

— Ты слышал там, за амбаром? — донесся голос сына. Эрик жестом призвал Ру к молчанию, и они почти бегом пустились прочь от амбара и перешли на обычный шаг, только удалившись по крайней мере на четверть мили.

Когда солнце село, они спустились по холмистому склону к предместью. Эрик огляделся:

— Не прозевать бы стражников.

С этого места хорошо просматривалась дорога, ведущая в город, а немного южнее — несколько лачуг, окруженных огородиками.

— Гляди, — Ру показал на едва заметный в сумерках промежуток между двумя домами; они перешагнули через низенькую ограду и, стараясь не наступать на грядки, обогнули лачугу. Низко пригнувшись, чтобы их не увидели из единственного окошка, они проскользнули между домишками — и очутились в переулке, заваленном хламом и отбросами; это был, очевидно, один из беднейших районов города. Как можно бесшумнее они прошли переулок, и на перекрестке Ру осторожно выглянул за угол.

— Чисто.

— Ты думаешь, заставы уже позади?

— Не знаю. Но, во всяком случае, мы в Крондоре. Ру вышел на улицу, Эрик — за ним. Под взглядами прохожих Ру чувствовал себя неуютно и, увидев небольшую таверну, кивком предложил Эрику зайти.

В грязном прокуренном помещении кроме трактирщика, который с подозрением посмотрел на вошедших, было всего двое мужчин.

— Чем могу служить? — спросил трактирщик тоном, ясно говорящим, что он меньше всего склонен оказывать услуги.

— Два эля, — сказал Ру, ставя на пол дорожный мешок. Трактирщик не двинулся с места, в упор глядя на Ру. Ру порылся в своем кошельке и извлек пару медных монет. Трактирщик взял деньги, внимательно их осмотрел, засунул в свой объемистый пояс, потом нырнул под стойку, вытащил две кружки, наполнил их пенистой жидкостью, отдаленно напоминающей эль, и бухнул на стойку.

— Что-нибудь еще?

— Что-нибудь поесть, — попросил Эрик.

Трактирщик кивнул на котел, висящий над очагом.

— Тушенка готова. Два медяка плошка, с хлебом три. Запах варева нельзя было назвать аппетитным, но Эрик и Ру целый день ничего не ели и очень проголодались.

— Возьмем тушенку с хлебом, — сказал Эрик.

Мужчина, как и прежде, не шелохнулся, пока Ру не положил на стойку деньги. Только после этого он наполнил мясом две деревянные плошки и положил рядом два тонких ломтика хлеба. Потом он извлек откуда-то две почти чистые ложки и сунул их в плошки, прежде чем Эрик или Ру успели его остановить.

Впрочем, Ру был слишком голоден, чтобы привередничать, и Эрик, увидев, что его другу еда не повредила, попробовал мясо. Оно, конечно, не имело ничего общего с тем, что готовила его мать, но зато было горячим — да и хлеб, хотя и был чуточку черствоват, оказался вполне приемлем.

— С чего бы вся эта суета? — по возможности равнодушнее спросил Ру.

— Какая суета? — насторожился трактирщик.

— Там, у ворот, — пояснил Ру.

— Не знаю ни о какой суете.

— Мы пришли в Крондор с утра, а у ворот такое столпотворение, что мы только сейчас смогли перекусить, — сказал Эрик.

Трактирщик молчал до тех пор, пока Ру не положил на стойку монеты, жестом попросив еще два эля, хотя первые две кружки были еще не выпиты. Доставая еще две кружки, трактирщик сказал:

— Умер принц Крондорский.

— Мы об этом слышали, — осторожно заметил Ру.

— Ну вот, завтра его сын будет возведен на престол. Все его братья уже здесь.

— Как, король в Крондоре? — спросил Эрик, разыгрывая изумление, хотя уже знал об этом.

— Вот почему у ворот столько стражи, — продолжал трактирщик. — Ищут пару убийц, которые, по слухам, пристукнули какого-то нобиля на востоке. И конечно, каждая собака ринулась в город на торжества. Сегодня было траурное шествие, и никто не работал, чтобы успеть поглазеть на короля. Завтра будет еще одна церемония, потом — очередное шествие, так что те, кто пропустил что-то сегодня, завтра это наверстают. Потом король увезет тело отца в Рилланон, чтобы похоронить в королевской усыпальнице, а когда Никлас вернется — уже в качестве нового принца Крондорского, опять будет праздник, все перепьются, и никто не захочет работать. А потом все дворяне, которых понаехало сюда полным-полно, наконец разъедутся по домам.

— Похоже, вас это не слишком-то впечатляет, — заметил Эрик.

Дверь таверны распахнулась, вошли двое мужчин — с виду чистые головорезы

— и подсели к столу, занятому первыми двумя.

Трактирщик пожал плечами:

— С какой стати? Старый принц, новый принц, а налоги все те же.

Ру продолжал прощупывать почву:

— Ну, вот мы и подкрепились. И теперь нам не остается ничего, только торчать в этой очереди, как и всем прочим.

— А я думаю иначе, — сказал трактирщик.

— Вы знаете другую дорогу в Крондор? — спросил Ру, делая вид, что не слишком заинтересовался. Что касается трактирщика, то при этих словах на лице его появилось выражение глубочайшего удивления.

— Да нет, просто через час ворота закроют, и сегодня в город вы уже не попадете.

— Закроют ворота?

— Ну да, ведь здесь же король, — пояснил трактирщик. — А что, вы спешите?

Эрик хотел ответить отрицательно, но Ру торопливо выпалил:

— Нам надо найти корабль и на рассвете отплыть.

— Ничего не выйдет, — сказал трактирщик. — Те, кто ждет у ворот, просто будут там спать, так что даже если вы займете очередь сейчас, то завтра в лучшем случае попадете в город к полудню. И так будет всю неделю, пока король со своим семейством не покинет Крондор.

Ру прищурился.

— Не сомневаюсь, что вам известен другой путь во внутренний город. Скажем, такой, о котором знают только местные и предпочитают помалкивать.

Трактирщик огляделся, словно боялся, что его подслушают.

— Известен. Но это будет вам стоить.

— Сколько?

— А сколько у вас есть?

Прежде чем Эрик успел посетовать на бедность, Ру заявил:

— Мы с другом можем заплатить десять золотых.

Трактирщик был явно удивлен; впрочем, вслух он сказал только:

— Покажите золото.

Ру начал развязывать дорожный мешок, но Эрик его остановил.

— Десять золотых, — сказал он трактирщику, — это все, что у нас есть. Мы копили их целую вечность, чтобы заплатить за проезд.

— Вы, ребята, молоды и сильны. Вы можете отработать дорогу. Отсюда идут корабли в Квег, Вольные Города, Кеш — куда вам заблагорассудится. И на любом из них всегда требуются матросы.

Сказав это, трактирщик как-то странно качнул головой, и когда Эрик обернулся, услышав за спиной грохот опрокинутых стульев, те двое мужчин, что недавно вошли, были уже совсем рядом, и каждый держал в руке увесистую дубинку. Ру попытался поднырнуть под руку первому, но добился лишь того, что удар пришелся по плечу, а не по голове. Потеряв от боли сознание, он упал; Эрик, понимая, что выхватить меч уже не успеет, ударил нападающего кулаком и сбил его с ног, отшвырнув на второго. Оба упали, а Эрик схватился за меч — но был оглушен страшным ударом в затылок. Ноги его подогнулись, в глазах потемнело — а когда он пришел в себя, то был уже связан. Его приподняли; подошел трактирщик с дубинкой, залитой на конце свинцом — это он ударил Эрика сзади, — и сказал:

— Маленький, наверное, ничего не стоит, а вот большого можно продать за хорошие деньги на галеры или даже на арену. Надо успеть отвезти их к этому квегийцу до полуночи. Галеры посла уходят завтра с вечерним отливом.

Эрик хотел что-то сказать, но, получив еще один удар по голове, рухнул на пол, потеряв сознание.

***

Эрик открыл глаза. Медленно сел. В голове шумело, в глазах двоилось, в желудке стоял ком. Через силу сглотнув, он попробовал закрыть глаза — но тошнота усилилась, и он опять их открыл. На руках у него были тяжелые железные наручники, на ногах — колодки. Он огляделся, думая увидеть трюм корабля, идущего в Квег, но вместо этого обнаружил, что находится в тюремной камере.

Рядом застонал Ру, и Эрик помог ему сесть.

— Похоже, у вас неважный денек, а? — сказал кто-то сзади.

Эрик повернулся. Возле окошка, забранного решеткой, стоял человек; его силуэт отчетливо вырисовывался на фоне этого единственного здесь источника света. Человек отошел от окна и присел на корточки рядом с Эриком. Это был широкоплечий мужчина средних лет, с бычьей шеей, коротко остриженными редеющими волосами и темно-синими глазами. В его повадках и выражении лица чувствовалось что-то странное, но что именно, Эрик не смог бы сказать. Мужчина был небрит, одет в куртку и штаны простого покроя. Высокие сапоги, начищенные до блеска, но старые и поношенные, а также широкий пояс дополняли его наряд.

— Где мы? Я… — Голова у Эрика вновь закружилась, и он на мгновение прикрыл глаза. — На нас напали сзади.

— Кое-кто из местных хотел продать вас квегийским работорговцам, — сказал мужчина. У него был слегка скрипучий голос с едва заметным акцентом, напомнившим Эрику речь Натана. Он предположил, что этот человек тоже родом с Дальнего Берега.

Мужчина улыбнулся, но в его улыбке было что-то зловещее.

— Вы чуть было не отправились в весьма неприятное путешествие через океан. Но, поскольку в городе был квегийский посол, а в порту стояли их галеры, герцог Крондорский ожидал чего-нибудь в этом роде.

— Так вы не из них?

— Ха! Я скорее поцелую гоблина, чем оставлю в живых квегийского работорговца! — Мужчина бросил взгляд на Ру, который тряс головой, пытаясь прийти в себя. — Люди герцога перехватили работорговцев по пути к гавани. Узнав, что среди прочих обнаружены вы, герцог был и удивлен, и обрадован. Вас, друзья мои, усиленно искали.

— Значит, вы знаете, кто мы? — с безнадежностью в голосе сказал Эрик. — А кто же вы?

— Вы слыхали о человеке, которого называют Крондорским Орлом?

Эрик кивнул. Немногим было известно, кто именно этот человек и почему его так называют, но о его существовании знали почти все.

— Так это вы?

— Ха! — Мужчина издал короткий лающий смешок. — Куда уж мне. Но я у него на службе. Меня, скорее, можно назвать Крондорским Бульдогом. Я кусаюсь, так что постарайтесь меня не сердить. — Он зарычал и завыл, умело имитируя собаку. — Мое имя — Робер де Лонгвиль. Друзья называют меня Бобби. Вы должны называть меня «сэр».

— Что вы собираетесь с нами делать? — спросил Ру.

— Я просто хотел узнать, нет ли у вас опасных ран.

— Зачем? — спросил Ру. — Не можете вздернуть раненого человека?

Робер рассмеялся.

— Это не мое дело. Принцу нужны отчаянные парни, а по всем рассказам вы отчаянны почти настолько, как требуется. Впрочем, теперь я вижу, что больше вам похвастаться нечем. Жаль, но принцу придется поискать отчаянных парней в другом месте.

— Нас просто повесят? — спросил Эрик.

— Ну нет, — ответил де Лонгвиль, с театральным стоном поднимаясь с корточек. — Колени уже не те, что раньше, — пояснил он и, подойдя к двери, жестом приказал тюремщику открыть камеру. — Новый принц Крондорский, как и его отец, весьма щепетилен во всем, что касается закона. Сначала будет суд; только потом вас повесят. — Он вышел, и тюремщик запер за ним дверь.

Спустя некоторое время камера вновь открылась, и вошел пожилой мужчина. Он был одет в дорогую, но простого покроя одежду, как человек, ведущий, несмотря на возраст и занимаемое положение, активную деловую жизнь. У него были седые волосы, короткая, аккуратно подстриженная бородка и темные проницательные глаза. Как и Лонгвиль, он присел на корточки перед Эриком.

— Назови свое имя.

— Эрик фон Даркмур.., сэр.

Мужчина повернулся к Ру:

— Значит, ты — Руперт Эйвери?

— Да. А ты кто такой? — грубо сказал Ру, рассудив, что уж если его все равно повесят, то можно сорвать злость на человеке любого положения.

Мужчина улыбнулся. Резкость Ру его явно позабавила.

— Вы можете называть меня лорд Джеймс. Ру приподнялся, насколько позволяла цепь, идущая от кандалов к стене, и выглянул через маленькое окошко.

— Отлично, лорд Джеймс! И сколько же мы будем гнить в этой крондорской тюрьме, прежде чем нас осудят и повесят?

— Ты не в крондорской тюрьме, мой юный наглец, — отвечал лорд Джеймс. — Ты во дворце принца, а суд состоится послезавтра, как только Никлас займет свой пост. Конечно, если ты очень торопишься, я могу попросить короля председательствовать в суде и сегодня.

— Вот как! — огрызнулся Ру. — Разумеется, мы все хотим побыстрее покончить с этим делом, и его величество бросит все только потому, что вы его попросите.

Джеймс опять улыбнулся, но на сей раз в его улыбке таилась угроза.

— Ну, мне-то он не откажет; я, собственно, прихожусь королю дядей, — сказал он и добавил:

— Кроме того, я — новый герцог Крондорский. — Он поднялся на ноги и спросил:

— Есть кто-нибудь, кто может выступить в вашу защиту?

— В кофейне Баррета есть человек, которого зовут Себастьян Лендер. Он мог бы выступить от моего имени, — сказал Эрик.

Герцог кивнул.

— Наслышан о нем. Ловкий мерзавец. Он может вытащить вас из петли. Я пошлю за ним и разрешу ему увидеться с вами. — Уже на пути к двери он добавил специально для Ру:

— Я выясню, свободен ли король завтра; будь я на вашем месте, я бы подождал, пока Никлас не сядет на западный трон. Характер у него более ровный, чем у брата, а его величество беспощаден к тем, кто убивает нобилей.

— Нобилей? — переспросил Ру. — Может, у Стефана благородный отец, но сам он был свинья свиньей.

Улыбка лорда Джеймса была невеселой.

— Возможно, но поскольку его отец умер меньше чем за час до него, он, пусть и очень недолго, был бароном Даркмурским.

Лязгнули засовы, и герцог ушел. Эрик поглядел на Ру:

— Прощай Закатные острова.

Ру отвернулся от окошка и уселся обратно.

— Да, прощай Закатные острова.

***

На следующее утро солдаты в мундирах лейб-гвардии принца Крондорского сняли цепи, приковывавшие Эрика и Ру к стене, оставив при этом им наручники и колодки, а потом отвели их в большую камеру с длинной решеткой вместо одной стены. Сквозь решетку были видны другие камеры с тяжелыми дубовыми дверями. Вдоль всей камеры на уровне головы тянулось длинное окно высотой около фута, и в это окно отлично просматривалась длинная — на полдюжины петель — виселица в глубине большого двора.

Эрик внимательно ее изучил; казнь, судя по всему, производилась достаточно просто. Осужденных заводили на эшафот по маленькой лестнице, ставили на трехфутовые деревянные ящики, накидывали на шеи петли, а потом выбивали ящики из-под ног.

Эрик и Ру молча уселись у решетки. В камере кроме них было еще семеро узников, тоже закованных и ожидающих своей участи. Все они, в той или иной степени, производили впечатление сильных и опасных людей. Эрик привык в Равенсбурге быть самым крупным и сильным из ровесников, но в этой камере по крайней мере двое не уступали ему в росте, а может быть, и в силе.

В середине дня общество увеличилось еще на двоих человек, сильно избитых

— видимо, при аресте они оказали серьезное сопротивление. Один из них, здоровый как бык — его тащили трое стражников, — был почти без сознания, зато другой осыпал стражников непрерывным потоком брани. Стражники грубо втолкнули его в камеру и ушли, а он орал им вслед:

— Когда я отсюда выйду, мы еще посчитаемся, суки! Я вас всех знаю! Каждого из вас! — Манера речи выдавала в нем простолюдина, хотя он старался правильно выговаривать слова. Когда дверь закрылась, он уселся на пол напротив Эрика и пробормотал себе под нос:

— Вот ублюдки. — И, посмотрев сначала на Эрика, потом — на своего товарища, добавил:

— Пожалуй, старина Бигго сегодня малость не в форме, а?

— Если он так и останется, ему же лучше, — сказал кто-то из угла камеры.

— Не почувствует, как растягивается его шея.

— Ну, мы-то с Бигго на виселицу не попадем! — воскликнул новенький со страхом в голосе. — У нас хорошие связи, да-да. Мы — друзья самого Проницательного!

— А кто этот Проницательный? — спросил Ру.

— Главарь мошенников. А этот врун такой же ему друг, как я — королевской мамаше, — ответил тот же голос.

— Сами увидите! — сказал новенький. — Мы долго здесь не задержимся!

Дверь в конце коридора отворилась, и к камере, сопровождаемый двумя стражниками, подошел какой-то мужчина в мантии. На голове у него была смешная шляпа: поля вокруг круглой высокой тульи, отделанной розовым фетром. Шляпа держалась на голове с помощью витого шнура, завязанного под подбородком. У мужчины было лицо ученого или жреца: худое и бледное, слегка отрешенное, с длинным носом и квадратной челюстью. Но живые глаза на этом лице, казалось, не пропускали ни малейшей детали.

Стражники не стали открывать камеру, но сами отошли в сторону. Мужчина спросил:

— Кто из вас Эрик?

Эрик поднялся и оказался лицом к лицу с незнакомцем. Ру встал рядом.

— Я Эрик.

— А твоя фамилия?

— Фон Даркмур.

Мужчина кивнул.

— Я — Себастьян Лендер из кофейни Баррета. — Он помолчал, внимательно разглядывая Эрика и Ру, и наконец сказал:

— Вы оба вляпались в крупные неприятности.

— Вот и нам так почему-то кажется, — вставил Ру.

— Я постараюсь спасти вам жизнь, — сказал Лендер. — Но вы должны абсолютно точно рассказать мне, что произошло. Ничего не пропускайте и говорите только правду.

Эрик рассказал все, что запомнил, а Ру дополнил его рассказ. Помолчав немного, Лендер сказал:

— Из показаний барона Манфреда и этой девушки, Розалины, ясно вытекает, что Стефан хотел заманить тебя в ловушку, чтобы убить.

— Когда будет суд? — спросил Эрик.

— Через два дня. Поскольку ваше преступление карается смертной казнью, а жертва — аристократ, вас будет судить Королевский Суд, здесь, во дворце. — Лендер задумался. — Принц, похоже, суров, но справедлив. В гражданском суде правосудие куда циничнее. Каждый, предстающий перед этими судьями, невиновен.

— Мой отец велел мне найти вас, — сказал Эрик.

— Да. Я должен тебе кое-что передать.

— Наследство?

— Да, но, боюсь, странноватое. Немного золота, которого, мне стыдно признать, вряд ли хватит, чтобы оплатить мои услуги. Пара сапог; Отто говорил мне, что это сапоги твоего деда, а так как ты такого же роста, он подумал, что они тебе подойдут. Еще был хороший кинжал, но его, очевидно, я не смогу передать тебе здесь.

— Кинжал? — спросил Ру.

Лендер поднял руку.

— Мне довелось распоряжаться не одним необычным наследством. В любом случае сейчас говорить о нем рано. Оставим все это до суда. Если дела пойдут так, как нам хотелось бы, у нас будет время решить эти вопросы.

— У нас есть надежда? — спросил Эрик.

— Мало, — честно ответил Лендер. — Если бы вы не ударились в бегство, можно было бы строить убедительную защиту, основанную на том, что убийство было совершено в пределах необходимой самообороны. Манфред показал, что отец хотел через него передать Стефану приказ, запрещающий предпринимать против тебя любые враждебные действия. Он не уточнил, какие именно, но заявил, что Стефан сам искал ссоры.

— Он подтвердит это под присягой?

— Он уже дал показания перед королевским судьей, — сказал Лендер. — И у меня есть их копия. Местами они весьма уклончивы, и знай я, что мне придется выступать в вашу защиту, я был бы более дотошным, чем королевский судья.

— А вы не могли бы допросить его еще раз? — спросил Ру.

— Нет, если только его не обяжут королевским приказом, — ответил Лендер,

— и я не думаю, что король согласится на это.

— Почему? — спросил Ру, не совсем понимая смысла сказанного. — Разве король не хочет справедливости?

Лендер улыбнулся снисходительной улыбкой, словно учитель, которому одаренный, но мало знающий ученик задал вопрос с очевидным ответом.

— Наш король больше, чем другие, хочет справедливости; полагаю, это как-то связано с тем, что в молодости он некоторое время жил в Великом Кеше. Но кроме того, он заинтересован еще и в том, чтобы нельзя было запросто убивать его дворян и при этом не попадать на виселицу. Справедливость справедливости рознь.

Эрик вздохнул.

— И мы убили Стефана.

Понизив голос, Лендер спросил:

— Ты искал его с убийством в душе?

Эрик долго молчал.

— Да, я думаю, да. Я знал, что должен защитить Розалину — но не могу сказать, что я шел туда, только чтобы ее защитить.

Лендер взглянул на Ру. Тот согласно кивнул, и стряпчий тяжело вздохнул.

— Если это так, то я сомневаюсь, что есть на свете сила, способная спасти вас от этого, — он указал через окно на виселицу.

Эрик кивнул, и Лендер ушел, не сказав более ничего.

Глава 6. ОТКРЫТИЕ

Существо зашевелилось.

Женщина терпеливо ждала, пока те, кто ухаживал за спящим чудовищем, не отойдут в сторону — туда, где у темных стен огромного зала их ждали другие, уже выполнившие свою работу. Впрочем, она не обращала на них внимания, она разглядывала пробуждающееся существо. Смертные назвали бы его прародительницей всех драконов; даже в столь просторном зале создание это выглядело ошеломляюще огромным. Масляные лампы вдоль стен едва мерцали, но ни дракониха, ни женщина, ждущая ее пробуждения, не нуждались в освещении, чтобы передвигаться во мраке. В воздухе ощущался слабый пряный аромат: возможно, особенность самого масла, а может, специальная добавка — женщина не знала точно.

Наконец дракониха открыла глаза величиной с окна дворца, моргнула, потянулась и, опустив голову, зевнула, обнажив зубы размером с флашеры, огромные двуручные ятаганы, какие издавна были в ходу в Великом Кеше. А что касается шкуры — именно из-за нее зал был освещен так слабо, потому что состояла она из драгоценных камней, вплавленных в чешую некогда золотистого цвета. Яркое освещение приводило к буйству ослепительных зайчиков по всему залу и, хотя дракониха обладала могуществом, далеко выходящим за пределы человеческого понимания, она обнаружила, что непрерывная пляска цветных отражений вызывает у нее сильнейшую головную боль.

Женщине и раньше доводилось встречать драконов, хотя и не вполне таких, как это существо, — но тем не менее она вынуждена была признать, что это существо выглядит весьма впечатляюще. До сих пор они «разговаривали» друг с другом, используя магию, и это была их первая встреча во плоти. И все же, несмотря на все попытки в течение полувека скрывать существование этого создания, в разных местах королевства уже возникли легенды о «гигантском бриллиантовом драконе».

Впрочем, женщине было хорошо известно, что это не настоящий дракон. Душа его погибла во время великой битвы, завершившейся в этом зале почти пятьдесят лет назад, и тело, в котором некогда заключался разум Райаты, дочери Руага — возможно, величайшего из всех золотых драконов, — теперь занимало сознание столь же чуждое, сколь и древнее: Аальский Оракул.

Существо заговорило — и от его голоса содрогнулись стены:

— Приветствую тебя, Миранда. Как поживаешь?

— Неплохо, — ответила Миранда. — Дорога от статуи в Малакз Кросс сбивает с толку.

— Так было задумано. Лишь обладающие даром способны пройти ее, и я пожелала, чтобы даже им, каким бы даром они ни обладали, не было известно точное местоположение этого зала.

Миранда кивком выразила согласие:

— Я понимаю. А как поживаешь ты?

— Время подходит. Жар утомляет меня, и с каждым днем я сплю все больше и больше. Скоро я усну долгим сном, предшествующим рождению, а потом закончу этот период существования.

— Да, время подходит. Долго ли еще сможем мы пользоваться твоими советами?

— Уже сейчас будущее для меня неясно и туманно, а моя дочь будет лишена дара в течение первых двадцати лет своей жизни. Так что скоро на пять лет моего предродового сна и двадцать лет ее младенчества вы вновь станете такими, какими были до того, как я пришла в этот мир. Но это не все.

— Что еще?

— Я не вижу многого из того, что я должна была бы видеть; это означает, что грядущие события затрагивают мое собственное будущее, а никому из сущих, даже мне, не дано знать своей собственной судьбы.

Аальский Оракул считался старейшим существом во вселенной; он был древним уже в то время, когда валхеру, восстав, бросили вызов богам, и разразилась Война Хаоса. Подумав об этом, Миранда взглянула на помост позади оракула и, вызвав особое зрение, увидела жизнь, пульсирующую в камне зеленоватым мерцанием. Полюбовавшись им, она спросила:

— Они снова шевелятся?

— Они всегда шевелятся, — сказал Оракул. — Сейчас — больше, чем обычно. И каким-то образом они все еще влияют на тех снаружи, кто восприимчив к их призывам.

«Они» были валхеру, древние существа, известные большинству обитателей этого мира как Повелители Драконов. Связанные силой, превышающей их собственные возможности, они были заточены в камне. Из камня торчал золотой меч с рукояткой слоновой кости. Та, которую звали Мирандой, знала, что когда полвека назад в верхнем городе, Сетаноне, бушевала великая битва, в этом зале происходило не менее гибельное сражение. Удивительное существо, получеловек-полувалхеру, по имени Томас, наследник мантии и силы Ашен-Шугара, Правителя Орлиных Пределов, сражался с бестелесной тварью, принявшей облик его родственника Даркен-Карена, Предводителя Тигров. Одновременно с этим Пуг из Стардока, чародей двух миров, а с ним — Черный Маркое, непревзойденный кудесник, с помощью двух Великих цуранцев, магов из мира, именуемого Келеваном, прилагали все силы, чтобы закрыть разрыв между двумя вселенными. А Райата сражалась с Господином Ужаса, существом из чужого мира, способным выпить жизнь одним прикосновением.

Битва кончилась тем, что валхеру были заключены в камень, Господин Ужаса уничтожен ценой жизни Райаты, а войско лжепророка Мурмандамуса разбито. Ни один воин — ни в королевской армии, ни в войске моредхельских вождей — не знал, за что велась эта война. Ни один из верховных вождей Народов Севера — так назывались черные эльфы и гоблины — не имел понятия о том, что Мурмандамус на самом деле был пантатианским змеиным жрецом, принявшим с помощью магии облик их легендарного предводителя. И только членам королевской фамилии и нескольким самым близким их людям было известно о Камне Жизни и о существовании Оракула.

И вот теперь главный защитник этого Камня, тот, кто составлял магическую и духовную сущность драконихи-прорицательницы, умирал.

— Как это будет происходить? — спросила Миранда.

Дракониха повела головой вправо, где шестеро закутанных в мантии мужчин негромко переговаривались между собой.

— Вот мои супруги-прислужники. Они уже изменяются. — Мужчины откинули капюшоны, и Миранда увидела, какие у них юные, почти детские лица. Дракониха продолжала:

— Когда жар начнет усиливаться, я позову, и окрестные юноши, те, у кого есть дар, откликнутся. Они покинут свои дома и направятся в Малакз Кросс, туда, где стоит статуя, а оттуда я проведу их сюда. Тех, чей дар недостаточен, отошлют обратно, и они подумают, что видели странный сон. Оставшихся подвергнут испытаниям, и те, кто не выдержит их, также будут отосланы. У них не останется воспоминаний о времени, проведенном здесь. А эти шестеро — первые из тех, кто достоин остаться с моей дочерью. — Подошли шесть мужчин постарше и встали рядом с шестью юношами. — А это их учителя. Они соединятся со мной, чтобы создать ту, которая станет моей дочерью. Потом тела их умрут, а души и знания перейдут тем, кто достоин. — Дракониха жестом подозвала еще шестерых мужчин, стоявших на другой стороне зала. — Я надеюсь, что среди призванных мной окажется нужное количество достойных, ибо, когда придет время, те, у кого не будет наследника.., их знание будет потеряно навсегда.

— Вас только двенадцать? — спросила Миранда.

— Если бы Пуг не вытащил нас из нашего гибнущего мира, не осталось бы вообще никого. И если до родов к нам придет тринадцатый достойный ребенок, он тоже станет одним из нас. Если это будет девочка, тогда появится вторая дочь, чтобы прислуживать первой. У нас, аальцев, еще есть надежда на возрождение.

Миранда постаралась скрыть нетерпение. В настоящее время ее заботило совсем другое.

— И потом ты родишь свою дочь?

— Потом мой дух соединится с душами моих супругов-прислужников, мы сольемся в одно сознание — вся память и чувства, все боли и радости, — а потом оно вновь разделится, эти юноши станут нашими сыновьями, и появится моя дочь.

— Новый Оракул?

— Она им будет.

— А чье тело она займет? Я не вижу здесь девочки.

— Мое нынешнее тело обладает волшебными свойствами; оно крепче любого, которое служило Оракулу на моей долгой памяти. Оно будет использовано снова.

— Именно поэтому мы лишимся тебя на двадцать пять лет?

— Да. Моя дочь будет ребенком, хотя впоследствии она обретет все мои способности.

Миранда шумно вздохнула.

— В конце концов, этот ребенок будет достаточно велик, чтобы остановить любого, кто ворвется сюда. — Она ненадолго задумалась. — Ты не знаешь, где Пуг?

Дракониха прикрыла глаза и сосредоточилась.

— На острове его нет. Мои чувства говорят, что он где-то там, — она неопределенно мотнула головой, — среди миров.

— Проклятие! — выругалась Миранда. — Он нужен здесь — пока твоя дочь не окрепнет настолько, чтобы суметь защищать этот зал. — Она помолчала, что-то обдумывая. — Сколько времени осталось до того, как жар начнет усиливаться?

— Миранда, мы сольемся меньше чем через год. Потом я исчезну, поскольку при преобразовании что-то всегда теряется. Вот почему мы, те, кто был стар, когда звезды были еще молодыми, мало что помним о собственном начале. Но каждое возрождение увеличивает силу и знание, и та, что придет после меня, сравняется со мной, а потом и превзойдет.

— Если мы столько протянем, — пробормотала Миранда.

— Поднимаются черные волны. Сейчас они лижут далекие берега, но впоследствии докатятся даже сюда.

— Мне надо идти. Времени мало, а сделать предстоит много. Боюсь, что уже принята уйма дурацких решений — ведь мы так зависим от всяких авгуров и предсказателей!

— Ты выбрала неподходящую аудиторию для подобных высказываний, — заметила дракониха.

— Ты полезна, спору нет, — сказала Миранда. — Но я не считаю, что судьба неизменна. Я думаю, если приложить все усилия, можно ухватить ее за хвост.

— Того же мнения придерживаются и те, кто тебе противостоит, — сказала дракониха. — В этом и заключается самая большая сложность.

— Они — обманутые фанатики, живущие безумной мечтой, лишенной реальных основ. Они сеют бессмысленную смерть и страдание.

— Это верно, но их решимость ничуть не меньше твоей.

— На этом, — сказала Миранда сухо, — я с тобой попрощаюсь. Ваша защита надежна?

— Нашего искусства достаточно, чтобы остановить всех, кроме самых могущественных.

— Тогда я ухожу. Мы увидимся снова?

— Я не знаю, — ответила дракониха. — Много возможных развилок проходят передо мной, но ни об одной я не могу сказать, что она сбудется с большей вероятностью.

— Что ж, желаю тебе счастливого пути в бессмертие — и помолись за нас, низших существ, чтобы мы прожили достаточно долго и сумели приветствовать твою дочь, когда она обретет себя.

— Да пребудут с тобой мои пожелания успеха, — сказала дракониха — и Миранда исчезла, растаяла в воздухе, оставив вместо себя лишь слабый порыв ветра.

Усмехнувшись, дракониха склонила огромную голову к самому старшему из своих супругов-прислужников:

— Не находишь ли ты, что она очень похожа на своего отца? Эта капля цинизма в ее характере может стать ее уязвимым местом. Надеюсь, судьба будет к ней милостива.

— Да, очень похожа на своего отца, — согласился старейший из супругов-прислужников.

***

Ветры обвевали Миранду, стоявшую на вершине холма, превращая ее плащ и одежды в трепещущие крылья. Дым далеких пожаров щипал ей глаза, но магия позволяла Миранде разглядеть все подробности резни, Происходящей внизу. Всадники, не утолившие жажды крови в бою, охотились за уцелевшими, убивая для развлечения, неся смерть и страдания беспомощным людям. Миранда в бессильной ярости стискивала кулаки, понимая, что стоит ей лишь обнаружить свое присутствие, как солдаты начнут охоту за ней. Впрочем, не страх руководил ею — она знала, что не имеет права подвергать себя риску, ибо то, что ей предстоит сделать до того, как начнется настоящая битва, важнее жизни этих несчастных. От этого зависит судьба целого мира, а может быть, и всего мироздания.

Отвернувшись от криков, полных страдания, Миранда спустилась по склону холма, впервые в жизни жалея, что у нее не каменное сердце. Она страстно желала помочь уцелевшим, но гораздо более важные вещи требовали ее внимания.

Услышав цокот копыт, она нырнула за низкие скалы, дожидаясь, пока отряд пьяных воинов с нашивками изумрудного цвета проедет мимо. Поперек седла одного из всадников была перекинута женщина, и Миранда почувствовала на своих щеках краску гнева. Усилием воли она заставила себя успокоиться; нельзя терять головы, это никому не поможет.

Воздержавшись от вмешательства, она вошла в разрушенный поселок. Не уцелел ни один дом — тут торчала одинокая стена, там — обгоревший дверной проем, но не осталось ничего, где можно было бы укрыться. Проскакали еще несколько всадников — менее бдительных, чем им следовало бы быть, но не пьяных, как те, которых Миранда видела раньше. Опытные воины, определила она. И не просто наемники, они явно принадлежат косновной армии. Теперь Миранда смогла оценить скорость передвижения захватчиков и, тихо выругавшись, поскольку они двигались быстрее, чем она предполагала, побрела по поселку в поисках мало-мальски подходящего укрытия. Необходимость скрывать от врагов свое присутствие требовала дополнительных сил, и прежде, чем исчезнуть отсюда, ей нужно было хотя бы немного отдохнуть.

Миранда прокралась сквозь обгоревший дверной проем — и перед нею открылось зрелище, против которого оказалось бессильно даже ее железное самообладание. Задыхаясь, она ухватилась за косяк двери, ибо колени ее подогнулись при виде мертвых детей. В горле родился низкий животный вой страдания и гнева, и лишь колоссальным усилием воли она не дала ему вырваться наружу. Попадись ей сейчас на глаза одно из чудовищ, сотворивших этот ужас, она не задумываясь уничтожила бы его, невзирая на любые последствия.

Справившись с собой, Миранда сделала два глубоких вдоха и сглотнула слезы. Малыши с разбитыми головами и дети постарше, пронзенные стрелами. По крайней мере, подумала Миранда, детей убили до того, как подожгли дом. Но действительно ли смерть от клинка или стрелы менее страшна, чем гибель в огне? Пожелав покоя душам этих истерзанных крошечных тел, она вышла из дома и через развалины пробралась на окраину. Она заглянула за угол здания, которое некогда было трактиром, но ничего не увидела. Перебравшись через речушку, стекающую с холмов, она углубилась в ближайшую рощу. И здесь она едва не погибла.

Женщина была сильно испугана, и потому удар вышел неточным, но все равно нож скользнул по левому предплечью Миранды. Подавив вскрик боли, она правой рукой схватила женщину за запястье. Резкий поворот, и клинок упал на траву.

— Молчи, дура! — от боли и злости голос Миранды был больше похож на шипение. — Я не трону тебя. — Тут она заметила за спиной у женщины две съежившиеся фигурки и добавила мягче:

— И твоих детей. — Она отпустила женщину и осмотрела свою рану. Порез оказался неглубоким, и Миранда зажала его ладонью.

— Кто ты? — спросила женщина.

— Меня зовут Миранда.

Глаза женщины наполнились слезами.

— Они.., они убивают детей, — прошептала она. Миранда кивнула, на мгновение прикрыв глаза. Женщинами солдаты могли, перед тем как убить, некоторое время попользоваться, но дети были им бесполезны. Работорговцам, идущим за основной армией. — может быть, но здесь, на переднем крае, они могли только рассказать противнику о том, что видели.

Захлебываясь слезами, женщина продолжала:

— Они хватали их за ноги, размахивались, и…

— Хватит, — твердо сказала Миранда, но за этой твердостью скрывалось страдание. — Хватит, — повторила она, стараясь не обращать внимания на слезы, грозящие брызнуть из глаз у нее самой. Она видела разбитые крошечные головки. — Я знаю.

Только сейчас Миранда разглядела, кто стоит перед ней. Глаза женщины были расширены в ужасе, но и в спокойном состоянии считались бы очень большими. А уши торчали под светлыми локонами и были без мочек.

Миранда взглянула на детей: близнецы! Ее собственные глаза стали круглыми от изумления, и она потрясение спросила:

— Вы из тех, кого называют долгоживущими?

Женщина кивнула:

— Да.

Миранда закрыла глаза и покачала головой. Неудивительно, что эта женщина была как безумная. У существ, известных людям как эльфы, дети рождались чрезвычайно редко и взрослели обычно на десятилетия позже своих человеческих сверстников. Появление двойни было среди эледхелей, как они сами себя называли, событием почти невероятным, и потеря этих двух малышей явилась бы для эльфа трагедией, которую не в силах представить себе человеческое воображение.

— Я понимаю, почему ты напала на меня, — тихо сказала Миранда.

— Они всех убили в поселке, — сказала эльфийка. — Я с детьми была в лесу, потому что хотела запасти еды и уйти вечером. Я надеялась отыскать джешандийцев и попросить у них убежища. — Миранда кивнула. Среди джешандийцев насчитывалось много долгоживущих, и они охотно бы взяли к себе эту женщину и ее детей. — Никто не думал, что эти придут так быстро. — Глаза женщины вновь наполнились слезами. — Мой муж…

Миранда убрала ладонь с раны и осмотрела ее. На месте пореза остался только розовый шрам.

— Если он был в поселке, то мертв. Печально, — сказала она, понимая, как пусто звучат эти слова. Зато к эльфийской женщине внезапно вернулось самообладание.

— Тогда я должна защищать детей, — решительно сказала она.

— Проклятие! — Миранда огляделась. — Если мы оторвемся от этой банды убийц, я вам помогу. — Она посмотрела на мальчиков и встретила взгляд двух пар огромных глаз на крошечных личиках. Им было не больше четырех или пяти лет, среди эльфов они считались бы детьми еще лет тридцать, а зрелости достигли бы к ста. Но по любым меркам, человеческим или эльфийским, они были прекрасными детьми. Миранда вздохнула, покоряясь судьбе:

— Я спасу твоих детей.

— Как?

— Иди за мной и молчи.

Все четверо тронулись в путь. Легендарное чувство леса, свойственное эльфам, весьма бы сейчас пригодилось, но эти трое были все-таки горожанами и отчасти утратили его, хотя шли по густому подлеску гораздо увереннее и, уж конечно, не так шумно, как трое людей на их месте. Примерно через час Миранда спросила:

— Есть тут поблизости место, где я могла бы отдохнуть?

— Чуть впереди полянка, а на другой стороне — вход в пещеру, — ответила женщина.

Миранда кивнула, сосредоточив свои чувства и внимание на окружающем лесе. Солдаты вполне могли прочесывать окрестности в поисках уцелевших — ради развлечения или просто потому, что женщин, захваченных в поселке, на всех не хватило.

Заметив, что дети устали, Миранда, чуть помедлив, взяла одного из мальчиков. Эльфийка подхватила второго. Миранда не опасалась, что плач детей может их выдать: любой ребенок, если он сильно испуган, будет молчать, а не плакать, а эти дети были напуганы очень сильно. Миранда поцеловала ребенка в висок, погладила его по голове, и они пошли дальше. Вдалеке послышался топот копыт, и они остановились. Потом топот затих, они снова двинулись в путь и вскоре вышли на поляну, на другой стороне которой находилась пещера.

— Здесь безопасно, — сказала эльфийка.

— Подожди, — сказала Миранда и, опустив ребенка на землю, вошла в пещеру. Магическое зрение позволяло ей видеть сквозь мрак. Пещера была пуста, и многочисленные следы присутствия человека служили надежной гарантией, что никакой зверь не устроил здесь логова. Миранда вышла наружу и сказала:

— Идем…

Закончить фразу она не успела. Сквозь заросли с треском проломился мужчина, крича на ходу:

— Я же говорил тебе, что видел следы! — Он выхватил из-за пояса длинный нож. — Пара маленьких ублюдков! Но девки в самом соку!

Второй голос что-то ответил из зарослей, но был заглушен криком Миранды:

— Беги внутрь!

Эльфийка, подхватив детей, кинулась в пещеру, а Миранда, у которой в руке неожиданно возник длинный кинжал, осталась снаружи. Второй мужчина выбежал на поляну следом за первым.

У обоих был вид типичных наемников. У первого под плащом виднелась ржавая кольчуга, неясный рисунок которой был незнаком Миранде. Второй, высокий и крепкий, был одет в плотную кожаную куртку с обрезанными рукавами. Очевидно, она была ему мала и иначе стесняла бы движения.

Миранда ждала, когда они подойдут.

— И что ты собираешься с этим делать? — прорычал высокий, указывая на ее кинжал.

— Брось эту штуку, девка, — сказал первый наемник с нервной ухмылкой. — Мы тебя не обидим, если не будешь выпендриваться. А разозлишь нас, тебе придется несладко.

Миранда не шелохнулась. Но когда первый наемник протянул руку, чтобы схватить ее, быстро шагнула вперед и со стремительностью, которой они не могли ожидать от нее, вонзила кинжал ему в горло.

— Эй! — закричал второй, и проворство, с которым он выхватил из ножен меч, говорило, что, несмотря на свой неказистый вид, он будет опасным противником. Миранда, уже готовая его атаковать, отступила, и в это время за деревьями снова послышался стук копыт.

— Сюда! Здесь! — закричал наемник. Раздались ответные крики, и Миранда, выругавшись, провела сложный финт. Поймавшись на удочку, противник на мгновение открылся. Миранда не замедлила этим воспользоваться, но ее клинок только скользнул по кольчужному наплечью.

Наемник рассмеялся и обратным движением нанес сильный удар, метя ей в шею, но Миранда просто присела и с силой послала кинжал вверх, ударив противника в пах.

С криком боли наемник сложился пополам, а Миранда рывком извлекла клинок. Фонтан крови ясно свидетельствовал, что она перерезала паховую артерию и наемник обречен на быструю смерть.

Но и Миранде грозила гибель, если не действовать быстро: заросли уже хрустели под тяжестью лошадей. Она метнулась в пещеру и опустилась на колени перед эльфийкой:

— Как твое имя?

— Эллия, — ответила она, закрывая детей своим телом.

— Я могу спасти вас, но придется обходиться без джешандийцев. Ты пойдешь со мной?

Всадники были уже на поляне, и эльфийка их слышала.

— А у меня есть выбор?

— Нет, — ответила Миранда. Она нагнулась над Эллией, как бы обнимая ее, положила руки на головы детям, и внезапно все окружающее исчезло во мраке.

Мгновением позже обстановка вновь изменилась; вокруг была теплая ночь.

— Что?.. — спросила Эллия, с трудом переводя дыхание.

— Мы… — начала Миранда, но тут же, потеряв равновесие, опрокинулась на сырую землю и замолчала, пытаясь справиться со смятением — неизбежным спутником переноса. Эллия тем временем огляделась. Они находились на большой поляне, окруженной густым лесом. Через поляну протекал широкий ручей, и плеск воды о камни разительно контрастировал с хрипами умирающих и ужасным хрустом кустов под копытами лошадей, которые Эллия слышала за минуту до этого.

Она встала и протянула Миранде руку, чтобы помочь ей подняться. В этот момент послышалось странное далекое шипение, и обе женщины задрали головы и начали озираться в поисках его источника. В ночном небе возникло слабое зеленоватое свечение; затем оно превратилось в яркую точку.

— Быстро в воду! — скомандовала Миранда, и Эллия не раздумывая подчинилась. Опять подхватив под мышки детей, она прыгнула в ручей. Он оказался неглубоким, но быстрым, и ей пришлось проявить чудеса ловкости, чтобы устоять на скользких камнях. — Не оглядывайся! — крикнула ей Миранда, и Эллия молча отвернулась и побрела вдоль ручья, ища место поглубже. Мальчики прильнули к матери и тоже молчали, несмотря на пугающий свет и холод воды.

Свет разгорался, сопровождаемый нарастающим звуком. Он напоминал вой, и вскоре достиг такой громкости, что трудно было терпеть. Дети зарылись лицом матери в грудь, словно бы пытаясь спрятаться от этого звука. У Эллии мелькнула мысль, что она сейчас оглохнет, а дети не смогут больше выдерживать этот ужас и разревутся.

Оглушительный взрыв опрокинул ее, и на одно страшное мгновение ей показалось, что она потеряла детей. Вода сомкнулась над головой, но ей удалось повернуться на бок и встать на колени. Дети никуда не делись: сама того не сознавая, она все время крепко прижимала их к себе. Они кашляли и отфыркивались, но в общем-то не пострадали.

Но, падая, Эллия развернулась и теперь вопреки приказу смотрела именно туда, где стояла Миранда. Яркое оранжевое пламя струилось с небес, и Миранда подняла руки, как бы отталкивая его. Внезапный порыв горячего воздуха докатился до Эллии, в мгновение ока высушив ей голову и плечи, торчащие из воды. Миранда сделала ладонями странный жест, и в воздухе возникла багрово-белая решетка — возникла и устремилась вдоль столба оранжевого пламени к его источнику. В недосягаемой высоте сверкнула ослепительно белая вспышка, и Эллия, зажмурившись, торопливо нырнула в воду, чтобы хоть немного защитить детей от нестерпимого жара.

Добравшись до противоположного берега, она наполовину подняла, наполовину вытолкнула детей на траву, а потом попыталась выбраться из воды сама. Неожиданно чьи-то сильные руки подхватили ее и вытащили на берег. Она подняла голову и увидела перед собой троих мужчин в зеленых кожаных куртках. Двое с азартом наблюдали за схваткой на другом берегу, а третий, самый старший, который опирался на большой тисовый лук, заговорил с Эллией на незнакомом языке. Она успокаивающе обняла сыновей и сказала:

— Не понимаю.

Удивленно приподняв бровь, лучник взглянул на своих спутников и вновь перевел взгляд на Эллию.

— Почему ты говоришь по-кешийски, а не на родном языке?

Его акцент был ужасен, но речь разборчива.

— Я говорю на том языке, которому меня научили родители, — ответила Эллия.

Ослепительный свет внезапно погас, и поляна погрузилась в непроглядную черноту. Качнувшись как пьяная, Миранда собралась с силами и повернулась. На противоположном берегу речушки она увидела Эллию и мальчиков, стоящих перед тремя эльфийскими воинами.

— Могу я пересечь границу? — слабым голосом спросила она на языке, принятом в Королевстве. Лучник повернулся к Миранде:

— Кто ищет пути в Эльвандар?

— Тот, кому нужен совет лорда Томаса.

— Переходи, если сможешь.

— Думаю, справлюсь, — сухо ответила Миранда и пошла через ручей. Когда она оказалась на другом берегу, Эллия спросила ее:

— Что за чудеса здесь творятся?

— Это твой народ, Эллия. Они — эледхели, а ручей — это граница Эльвандара.

— Эльвандара? — Она выглядела озадаченной. — Но это же легенда, сказка, которую рассказывают малышам.

Старший из воинов сказал:

— Уверен, у тебя немало вопросов, но сейчас не место и не время для ответов. Идем, до дворца королевы два дня пути.

— Малыши устали, — сказала Миранда, — и напуганы. Эльф посмотрел вниз и только теперь как следует разглядел мальчиков. Его глаза слегка расширились; обычный человек вряд ли бы это заметил, но от Миранды не ускользнуло его изумление.

— Близнецы?!

Эллия взглянула на Миранду, и та ответила просто:

— Да.

— Я должен немедленно сообщить об этом двору, — сказал другой воин и, стремительно повернувшись, исчез в зарослях. Старший эльф сделал какой-то жест, и третий воин, коротко кивнув, последовал за вторым. Лучник вновь обратился к Миранде:

— Меня зовут Галаин. Альталь пошел в наш лагерь приготовить для вас еду, а другой, Лалиаль, передаст сообщение королеве и ее супругу.

Закинув лук за плечо, он, не спрашивая разрешения, опустился на колено и подхватил ребят с такой легкостью, словно это были два котенка. Малыши посмотрели на мать, но ни один не заплакал. Миранда коснулась плеча Эллии, кивком велела ей идти за эльфом и сама побрела следом, стараясь не потерять их из виду. Сейчас она была не в состоянии воспользоваться даже магическим зрением — все ее силы были истощены схваткой на берегу реки. Это была короткая, но яростная схватка, и Миранда чувствовала жестокое удовлетворение, зная, что на другом конце света пантатианский маг, который выследил и пытался уничтожить ее, не ожидал противодействующего заклинания и теперь превратился в обугленный труп.

***

Они дошли до лагеря в молчании; увидев их, Альталь подбросил дров в костер, и дразнящий запах дыма и жареной дичи коснулся ноздрей Миранды.

Мальчики по дороге уснули, и Галаин осторожно положил их на траву.

— Через несколько часов рассвет. Они поедят, когда проснутся, — тихо сказал он.

Эллия тяжело опустилась на землю. Миранда понимала, что и ее силы, как душевные, так и физические, почти на исходе. Лишившись дома и мужа, она внезапно оказалась в чужом месте, среди незнакомых людей, не имея даже самых необходимых вещей, которые могла бы назвать своими личными. Эллия спросила у Галаина на своем родном языке:

— Кто вы?

Перейдя на йабонезский — язык, родственный с древне-кешийским, от которого происходил тот, на котором говорила Эллия, Галаин ответил:

— Моя имя — Галаин. Мы — эледхели, так же как ты.

— Я не знаю такого слова — эледхели, — сказала Эллия с напускным спокойствием, хотя Миранда знала, что она ужасно испугана.

— На нашем языке это означает «светлый народ». Тебе предстоит научиться многому, но для начала знай, что много столетий назад народ эльфов разделился на четыре племени. Старейшие из нас, эльдары, являются хранителями мудрости. Тех, кто живет здесь, в Эльвандаре, и служит королеве Агларане, называют эледхелями, а кроме того, существуют еще гламредхели, дикий народ, и моредхели, темный народ. Недавно мы узнали и о племени, к которому принадлежишь ты. Мы называем его окедхели, заморский народ, потому что пока неизвестно, кто вы, собственно, такие — гламредхели или эледхели, утратившие знания о собственном происхождении. Но в любом случае добро пожаловать в Эльвандар. Мы живем здесь. — Он улыбнулся. — И мы такие же, как и ты. Здесь вы в безопасности.

Эллия взглянула ему в глаза, и, словно прочитав ее мысли, Галаин откинул назад длинные волосы и показал ей свои островерхие, лишенные мочек уши — отличительную черту эльфов. Эллия облегченно вздохнула.

— В безопасности… — повторила она, и по тону ее было видно, что она все еще в это не верит.

— Скоро вы узнаете, что здесь вы в такой же безопасности, как и в любом месте этого мира, — сказала Миранда.

Эллия кивнула и, закрыв глаза, спрятала подбородок в коленях. Через мгновение по ее щеке скатилась слеза, и она вздохнула. Оставив ее наедине с воспоминаниями, Галаин обратился к Миранде:

— Должен заметить, твое появление было весьма впечатляющим.

— Змеи, — с отвращением пояснила Миранда.

Галаин сузил глаза:

— Змеиные люди? — Миранда кивнула. — Как только дети проснутся и поедят, мы двинемся в путь, — сказал Галаин. — И ты тоже постарайся поспать.

Стараться Миранде не требовалось. Она улеглась на сырую землю прямо там, где сидела, и мгновенно заснула.

***

Мальчики ехали на плечах у Галаина и Альталя. Эльфы шли так быстро, что Миранда с Эллией едва успевали за ними — и при этом Миранда знала, что налегке они бы двигались еще быстрее. Выйдя в дорогу с утра, когда дети проснулись и поели, они шли весь день — и только в полдень ненадолго остановились, чтобы перекусить вяленым мясом и плодами. За час до темноты был объявлен привал. Галаин отправился на охоту, а Альталь начал разводить костер. Через час Галаин вернулся с добычей — двумя кроликами. Для четырех взрослых человек и двух детей это, конечно, был далеко не роскошный ужин, но его было достаточно, чтобы все легли спать без голодного урчания в животах.

Для изнуренных детей и усталых женщин ночь пролетела слишком быстро. С рассветом они вновь тронулись в путь. В полдень им повстречались охотники, с которыми Галаин долго о чем-то говорил. Эллия не поняла ни слова, да и Миранда особенно не прислушивалась к их разговору.

К вечеру они достигли огромной поляны. Эллия остановилась, потрясенная, приоткрыв рот от благоговейного восхищения, и даже Миранда была поражена.

На противоположной стороне поляны возвышался громадный город из деревьев. Затмевая небо, ввысь уносились стволы, рядом с которыми даже самые могучие дубы показались бы карликами. Листья и ветви сплетались в тяжелую крышу, уходящую за горизонт. В этот гигантский шатер вплетались деревья необычного цвета: одни — золотистые, другие — белые, а некоторые мерцали изумрудным или лазурным светом, и от этого казалось, будто лес окутан волшебным туманом.

— Эльвандар, — сказал Галаин, Внизу, под деревьями, кипела работа. Еще с середины поляны Миранда увидела эльфов: одни дубили кожи, другие ковали оружие и инструменты, третьи делали стрелы, четвертые готовили еду… Но шум, неизбежный при таком столпотворении, здесь ничуть не раздражал слух: лес смягчал звуки, а голоса у эльфов от природы не резкие, а музыкальные.

Дойдя до первого дерева, Миранда увидела ступени, вырубленные в живой древесине необъятного ствола.

— Ты не боишься высоты, Миранда?

Повернувшись, Миранда встретила вопросительный взгляд Галаина. Она отрицательно качнула головой, и эльф повел их с Эллией вверх. Поднимаясь, Миранда обратила внимание, что наиболее толстые ветви стесаны так, что получились как бы узенькие мостки. По этим воздушным тропинкам эльфы переходили с дерева на дерево. Кстати, многие деревья оказались пустыми внутри, и в них были устроены маленькие жилища.

Эльфы, встречавшиеся им, приветливо улыбались при виде близнецов, а кое-кто восхищался открыто. Население Эльвандара носило одежды из кожи, коричневого или зеленого цвета, хотя некоторые были одеты в просторные одеяния, напоминающие мантии, расшитые бисером и драгоценными камнями. Все были одинаково высокими, но одни — белокурые, а другие — такие же темноволосые, как Миранда.

Попадались и эльфы, одетые в меха, вооруженные мечами с массивными эфесами. У каждого было ожерелье — золотое или из драгоценных камней, — и они глядели на женщин с любопытством, а на Галаина — чуточку недружелюбно. Альталь пояснил:

— Гламредхели еще не совсем освоились. Они живут здесь очень недолго.

— Сколько? — спросила Миранда.

— Те, которых мы только что видели, — меньше тридцати лет.

— Да уж, действительно только вчера, — не удержалась от шутки Миранда. Галаин улыбнулся, а Альталь промолчал — видимо, считал, что эльфийское отношение к времени царит повсеместно.

Очередная тропинка-ветвь переходила в широкий помост, откуда вверх вел висячий мостик, сплетенный из толстых канатов. С помощью своих провожатых пройдя по нему, Миранда и Эллия попали в настоящий лабиринт мостков и помостов — улиц и площадей этого странного города — ив конце концов вышли к центру: самому большому помосту. Галаин вывел их на середину и повернулся лицом к возвышению, на котором сидели двое. Они с Альталем осторожно опустили мальчиков вниз и поклонились.

— Моя королева, — сказал Галаин, — и Томас.

Королева была поразительной красоты эльфийка, с золотисто-рыжеватыми волосами и глазами цвета глубокого старого льда. Имея за плечами несколько столетий, она выглядела, как выглядел бы человек в расцвете молодости. Кожа ее была гладкой, осанка — прямой. Черты лица были тонкими и мягкими, но за этой мягкостью угадывались сила духа и умение повелевать.

Мужчина, сидящий рядом, производил еще более сильное впечатление — двухметрового роста, широкоплечий и широкий в груди, он не казался громоздким или неуклюжим. Его голубые глаза были еще бледнее, чем у королевы, а цвет волос напоминал выгоревшую на солнце солому. Гладкий лоб, прямой нос, жесткая линия губ. Его лицо было бы вполне человеческим, если бы не какая-то неуловимая чуждость, сквозящая во всем его облике. Он выглядел слишком по-королевски, чтобы вызывать симпатию, но когда он улыбнулся, улыбка на мгновение придала ему мальчишеское обаяние.

Королева поднялась, и Миранда ей поклонилась. Смущенная Эллия тоже отвесила неловкий поклон, а мальчики теснее прижались к матери.

Отбросив формальности, королева подошла к Эллии и нежно обняла ее. Потом она опустилась на колени перед ребятишками, погладила каждого по щеке и что-то тихо проговорила.

— Я не понимаю, — сказала Эллия.

— Наша королева говорит с твоей спутницей, — пояснил Галаин.

— Я сказала: вы принесли нам сокровище. Твои сыновья прекрасны. С вашим приходом мы стали гораздо богаче, — повторила королева Агларана на кешийском диалекте, наиболее близком к языку Эллии.

— Они похожи на своего отца, — когда Эллия говорила это, в глазах у нее блеснули слезы.

Томас встал и, подойдя к ней, сказал:

— Народ моей супруги использует иные выражения, говоря о тех, кто ушел на Острова Блаженства. Твой муж продолжает жить в своих сыновьях. Мы более чем рады приветствовать вас здесь. — Он повернулся к Альталю:

— Проводи наших новых соплеменников и подыщи им жилище. Позаботься, чтобы они ни в чем не нуждались. — И вновь заговорил с Эллией:

— Здесь вы в безопасности и под моим покровительством. В Эльвандаре тебе и твоим сыновьям будет хорошо. Сначала наш путь покажется тебе странным, но скоро ты поймешь, что это воистину и твой путь тоже. Добро пожаловать в свой настоящий дом, Эллия.

Альталь увел ослабевшую от радости Эллию и детей, крепко держащихся за руки матери, а Томас обратился к Миранде:

— Ну, и кто же вы?

— Друг вашего сына, — ответила Миранда.

— То-то имя мне показалось знакомым, — сказал Галаин и оперся о лук.

На лице Томаса ничего не отразилось. Он жестом предложил Миранде пройти туда, где несколько эльфов накрывали на стол. К ним присоединились королева и несколько членов Королевского Совета. Когда все расселись, Томас спросил:

— Как поживает Кэлис?

— Обеспокоен, — сказала Миранда. — Он говорил вам о своем безумном плане?

По испугу на лице Аглараны она поняла, что говорил. Томас кивнул.

— Не знаю, хорошо это или плохо, но я ему помогаю. — Миранда тряхнула головой. — Хотя сколько пользы я приношу… — Она взяла грушу, с наслаждением впилась в нее зубами и, прожевав, добавила:

— Змеям известно, что кто-то, обладающий кое-каким даром, крутился возле их войска. — Она вкратце рассказала о последних событиях: разведка, встреча с Эллией, перенос и, наконец, бой на берегу ручья.

— Вряд ли они полагали, что их поход не привлечет внимания тех, кто умеет дальнодействовать. И на твоем месте мог оказаться любой маг или жрец, — сказала Агларана, выслушав ее до конца.

Миранда кивнула:

— Но у них нет средства узнать, где я сейчас. Тот, кто меня нашел, уже не сможет ничего сообщить. Другие могут подозревать, что я здесь, но напасть они не осмелятся.., пока.

— Не лучше ли обсудить все это с утра и поподробнее? — предложил Томас. — Тебе надо отдохнуть. Уже почти ночь, и у тебя усталый вид.

— О, и не только вид, — призналась Миранда. — Но к утру мне уже нужно быть далеко отсюда. Предстоит многое сделать, а времени мало. Я должна найти вашего сына и кое-что обсудить с ним, а затем мне еще предстоит убедить вполне благоразумных людей согласиться на дурацкое и опасное предприятие. Только тогда у меня появится время, и я смогу заняться другими делами. Вообще-то я не собиралась в Эльвандар, но раз уж так получилось, не могли бы вы ответить мне на один вопрос?

— Какой?

— Где можно найти Пуга?

Томас взглянул на жену и сказал:

— Мы не видели его уже очень давно. Последнее сообщение от него было семь лет назад. Там говорилось, что сведения, которые мой сын привез с Новиндуса, его встревожили. Он просил совета у Аальского Оракула, и…

— И что? — нетерпеливо поторопила Миранда. Голубые глаза Томаса на мгновение остановились на ней, как бы оценивая.

— Теперь он боится, что его собственных сил недостаточно для предстоящей борьбы, и намерен искать союзников. Миранда улыбнулась, но в улыбке ее не было веселья.

— Его сил недостаточно! — Она покачала головой. — Кто же еще в этом мире может сравниться с ним, кроме вас?

— Даже мои умения — ничто в сравнении с тем, на что способен Пуг при необходимости, — ответил Томас. — Свое искусство я унаследовал, и оно осталось таким же, каким было в конце Войны Провала, пятьдесят лет назад. Но Пуг, он постоянно учится и ставит опыты, он ежегодно узнает что-то новое, и потому могуществом своим превосходит всех, кроме, быть может, Черного Маркоса.

При упоминании о Маркосе Миранда скривила губы.

— По-моему, многое из того, что болтают о его подвигах, основывается на легковерии слушателей.

Томас отрицательно покачал головой:

— Женщина, я бывал в таких местах, какие ты себе и представить не можешь. Я стоял рядом с Маркосом в Садах Вечного Города и видел, как создавалась эта вселенная. Да, он любит порой прихвастнуть, но не очень сильно, должен признать. Могуществом он близок богам, и в предстоящем сражении его искусство очень бы пригодилось.

— В любом случае по всем сообщениям Черный Маг уже полсотни лет не появлялся в своих владениях. Так кого же еще может искать Пуг? — сказала Миранда.

— Реши где — и это может подсказать тебе кого, — ответила Агларана.

— Если его нет в этом мире, значит, тебе придется идти в иные, — сказал Томас. — Достанет ли для этого твоего искусства?

— Если нет, я сумею найти тех, кто мне поможет, кто это умеет. Но где начать поиски? — Миранда взглянула на Томаса. — Всем известно, что вы с Пугом почти как братья. Вы должны знать, с какого места начать.

— Могу представить себе лишь одно такое место, — ответил Томас. — Но это все равно что посоветовать найти в море одну конкретную рыбу. Место, в котором нужно искать, столь же обширно, сколь обширны мириады возможных вселенных.

— Зал Миров, — кивнула Миранда.

— Зал Миров, — подтвердил Томас.

Глава 7. СУД

Ру вздрогнул.

Почувствовав у себя на ноге чью-то руку, он, полусонный, слабо погладил ее. Рука стала требовательнее, и тут он проснулся полностью.

Над ним маячила отвратительная физиономия, мерзкая рожа, с ухмылкой глядящая на него.

— Ты, петушок, не красавец, конечно, зато молоденький.

Этого нервного парня с жеманной речью поместили в камеру вчера днем, и именно он сейчас поглаживал Ру ногу.

— Эй! — заорал Ру. — Отвали от меня!

Парень расхохотался.

— Ладно-ладно, петушок, я пошутил. — Он поежился. — В этой чертовой камере можно замерзнуть до смерти. Так что заткнись и спи дальше — будет теплее и мне, и тебе. — Он улегся спиной к спине Ру и закрыл глаза.

— Не приставай к парнишке. Ловчила Том, — сказал здоровяк Бигго. — Это камера смертников. У него голова занята другим, ему не до романов. — В его речи чувствовалась напевность корначей Дальнего Таунтона, которую редко можно услышать на западе.

— Утро-то холодное, Бигго, — пояснил Ловчила Том, не обращая внимания на шутку и вызванный ею смех.

— Для мошенника и убийцы он вовсе не плохой парень, этот Ловчила Том, — сказал Бигго Эрику, увидев, что тот проснулся. — Он просто боится.

Ру вытаращил глаза.

— А кто не боится? — выкрикнул он с безумием в голосе и крепко зажмурился, словно надеялся, что ужасная действительность от этого пропадет.

Эрик сел, привалившись спиной к неподатливой каменной стене. Всю ночь Ру вскрикивал во сне, будто его одолевали демоны, и несколько раз просыпался. Эрик обвел взглядом камеру. Заключенные спали или молча сидели, погруженные в свои мысли, а время медленно тянулось. Эрик знал, что бравада, которую Ру вчера усиленно демонстрировал, была сродни безумию: как и любой человек, он просто не мог смириться с неизбежностью собственной смерти.

— В тюрьмах молоденьких частенько петушат, но Ловчила просто хотел согреться, — сказал Бигго. Ру открыл глаза.

— От него несет так, будто кто-то сдох в его шкуре неделю назад.

— Ты, малыш, тоже не похож на цветочек. А теперь замолкни и спи, — огрызнулся Том.

Бигго ухмыльнулся, и его медвежья физиономия с кривыми зубами напомнила Эрику лицо ребенка-переростка. Разноцветные синяки и кровоподтеки — следы вчерашнего избиения — делали его еще страшнее.

— Я тоже люблю спать, прижавшись к кому-нибудь тепленькому, вроде моей Элсми. Она у меня милашка. — Бигго вздохнул и закрыл глаза. — Жаль, что больше я ее никогда не увижу.

— Ты говоришь так, будто нас всех повесят, — сказал Ру.

— Парнишка, это же камера смертников. До нас тут сидели сотни, и ни один не прожил и двух дней после суда. Ты думаешь, дружок, что тебе удастся одолеть королевское правосудие? — Бигго рассмеялся. — Ну, если тебе повезет, твое счастье. Но мы тут не дети, и каждый из нас понимал, на что идет, вступая на эту дорожку: поймают — повесят. Такие дела. — Он закрыл глаза и замолчал, оставив Эрика и Ру размышлять над его словами.

Эрик тоже большую часть ночи не спал. Он никогда не был особенно религиозным, в храм заходил только по праздникам да во время ежегодной церемонии благословения виноградников, и ни разу всерьез не задумывался о встрече с Лимс-Крагмой в ее зале. Он знал, разумеется, что каждый человек должен предстать перед богиней и держать ответ за свои земные поступки, но всегда считал это своего рода сказкой, придуманной жрецами, попыткой назвать что-то другим именем. Грейлок, кажется, именовал это «метафорой». И вот теперь Эрик терзался мыслью: неужели все просто кончится? Когда из-под его ног выбьют ящик и петля сломает ему шею или задушит — неужели после этого наступят мрак и бесчувственность? Или, как уверяют жрецы, он очнется в Зале Смерти, в длинной очереди мертвецов, ждущих суда Лимс-Крагмы? Говорили, что тем, кого она сочтет достойными, богиня подарит жизнь в лучшем мире, а тех, кого не сочтет, отправит обратно, чтобы они усвоили те уроки, которые пропустили на земле. Еще говорили, что в какой-то момент те, кто прожил чистую жизнь, полную гармонии и милосердия, будут вознесены на какую-то высшую ступень существования, которая лежит за пределами человеческого понимания.

В конце концов Эрик заставил себя перестать думать об этом: он знал, что не получит ответа до тех пор, пока не встретится со смертью лицом к лицу. В любом случае, с каким-то внутренним безразличием подумал он, ожидается что-то любопытное и, похоже, я вовсе не против. С этой мыслью он прикрыл глаза и заснул, ощущая в себе странную умиротворенность.

***

Дверь в дальнем конце коридора лязгнула, и два стражника с обнаженными мечами ввели в коридор нового заключенного. Еще четверо стражников шли впереди и сзади, держа деревянные шесты, прикрепленные к колодке у него на шее: это лишало его возможности дотянуться до любого из них. В узком коридоре стражникам самим было неудобно, но все же они довели новенького таким образом до самых дверей камеры смертников.

В остальном этот заключенный ничем не выделялся. На вид он казался чуть старше Эрика или Ру, но точно определить его возраст ни тот, ни другой не решились бы, поскольку он был кешийцем, из провинции, именуемой Изалани. Все его незатейливое одеяние состояло из простой просторной рясы и фуросики — большого нашейного платка, используемого в качестве дорожного мешка. Сейчас, впрочем, он был пуст. Кешиец был бос, у него были густые темные волосы, длинные сзади и коротко, но неровно подрезанные спереди, и черные глаза, лишенные, казалось, всякого выражения.

Первый стражник отпер дверь камеры и приказал всем заключенным отойти в дальний угол. Потом он открыл дверь, и кешийца подвели к проему. С привычной ловкостью первый стражник разомкнул колодку и, когда остальные убрали шесты, сильным пинком втолкнул заключенного в камеру.

Кешиец чуть не упал, но устоял на ногах и застыл неподвижно. Остальные заключенные с изумлением смотрели на происходящее.

— Чего это они? — спросил кто-то. Новичок пожал плечами:

— Я обезоружил нескольких стражников, когда меня арестовывали. Им это не понравилось.

— Обезоружил? — переспросил другой заключенный. — Как же ты это сделал?

— Отнял у них оружие, — пояснил новенький, усаживаясь на свободное место у стены. — А ты знаешь другой способ?

Бигго спросил у новичка, как его зовут, но разговора не получилось: кешиец молча закрыл глаза, выпрямил спину, скрестил ноги, положил руки на колени ладонями вверх и застыл в этой позе, как статуя. Остальные несколько минут глазели на него, а потом вернулись к прежнему занятию — ожиданию того, что уготовила им судьба.

Часом позже дверь в конце коридора вновь отворилась, и в сопровождении отряда солдат вошел человек, которого Эрик уже видел раньше, — лорд Джеймс. Следом за ним вошла женщина, в свою очередь сопровождаемая парой стражников, и в камере возникло некоторое оживление. Женщина была пожилой — по крайней мере так показалось Эрику — ив любом случае старше его матери. Волосы ее отличались поразительной белизной, а светлые брови наводили на мысль, что они всегда были такого цвета. Несмотря на обилие морщин, Эрик подумал, что на нее приятно смотреть и что в молодости она, вероятно, была очень красива. Глаза ее, странного синего цвета, в полумраке камеры казались почти фиолетовыми. Лицо женщины было печально, но во всем ее облике и манерах чувствовалось благородство.

Эрика заинтересовала эта печаль: он готов был поклясться, что она сочувствует людям, которых сегодня должны были судить в палатах принца, и жалеет их. Женщина остановилась перед решеткой, и почему-то все сразу же замолчали. В камере наступила мрачная тишина. Неожиданно для самого себя Эрик встал, ощущая неодолимое стремление дотронуться до вихра на лбу, как делал всегда, когда мимо проезжала в карете почтенная дама. Ру последовал его примеру, и вслед за ними встали все заключенные.

Словно не замечая грязи, женщина стиснула прутья решетки. Она стояла и молчала, а глаза ее изучали лицо за лицом, и когда их пристальный взгляд остановился на Эрике, тот неожиданно испугался. Он подумал о матери, о Розалине — мысли о ней заставили его вспомнить Стефана, и вдруг ему стало стыдно за себя самого. Не в силах больше выдерживать взгляд дамы, он опустил глаза.

Женщина стояла, держась за решетку, не замечая, что ржавчина оставляет пятна на ее дорогом платье. Когда Эрик осмелился поднять глаза, то увидел, что она разглядывает человека за человеком, и только новый заключенный смог выдержать ее взгляд и в какой-то момент даже слегка улыбнулся. А для некоторых это было настолько невыносимо, что они начали всхлипывать. Глаза женщины тоже наполнились слезами, и она прошептала:

— Хватит.

Лорд Джеймс коротко кивнул и приказал стражникам проводить даму. Когда они вышли, он сказал заключенным:

— Сегодня вы предстанете перед судом. В Королевстве правосудие быстрое; тех, кого признают виновными в преступлениях, караемых смертной казнью, вернут в эту камеру и утром повесят. Вас в последний раз накормят и дадут возможность исповедаться. К вашим услугам будут жрецы двенадцати богов, а тот, кто не захочет беседовать со жрецом, — что ж, он может поразмыслить о своих прегрешениях наедине с собой. Если у кого-нибудь есть адвокат, ему будет позволено выступить в вашу защиту; тем, у кого нет адвоката, придется защищаться самим, иначе их признают виновными по определению. Приговор будет окончательным и не подлежащим обжалованию, поэтому постарайтесь защищаться убедительно. Единственный, кто вправе отменить решение принца, — это король, а он очень занят.

С этими словами герцог Крондорский повернулся и вышел. Стражники заперли за ним дверь.

Долгое время заключенные стояли молча, и наконец Ловчила Том сказал:

— От взгляда этой ведьмы у меня внутри все замерзло.

— Как будто мамаша застукала меня в праздник с конфетами брата, — поддержал его другой заключенный.

Все медленно расселись по местам, а Ру повернулся к Эрику и спросил:

— Что все это значило?

— Я знаю столько же, сколько ты, — пожал тот плечами.

— Она читала наши мысли, — сказал новичок, уже успевший снова принять свою странную позу.

— Как? — посыпалось отовсюду. — Читала наши мысли? Не открывая глаз, кешиец чуть улыбнулся:

— Она искала каких-то людей. — Он внезапно открыл глаза и по очереди оглядел заключенных. — Я думаю, она могла найти этих людей. — Новичок задержался взглядом на Эрике и добавил:

— Да, я думаю, она их нашла.

***

Обед был простым, но сытным. Стражники внесли огромное блюдо с нарезанным хлебом, круг жесткого сыра и ведро с тушеными овощами. Каждому дали деревянную плошку, но никаких ножей или вилок — одним словом, чего-то, что в принципе могло послужить оружием, не было. Эрик неожиданно ощутил сильный голод и протолкался к решетке, которую уже облепили его соседи по камере.

— Эй, не толкайтесь! — кричал стражник. — Тут хватит на всех, хотя уму непостижимо, какой может быть аппетит у того, кого завтра повесят.

Эрик получил плошку с овощами, схватил ломоть хлеба, отломил толстый кусок сыра и вернулся к Ру.

— А ты не хочешь есть?

— Если стражник не врет, там еще останется, — сказал Ру и, дождавшись, когда прекратится давка, медленно поднялся и подошел к решетке. Вернулся он с тем же набором, что и Эрик.

— Жратва здесь получше, чем у моей мамаши! — сказал один из заключенных.

Двое невесело рассмеялись на его замечание, а остальные промолчали.

***

Вскоре после обеда пришли стражники, чтобы отвести заключенных в суд. У каждого тщательно проверили цепи, кандалы и наручники, а на изаланца опять надели колодку.

— Я не доставлю вам беспокойства, — сказал он во время этой процедуры и с загадочной улыбкой добавил:

— Мне интересно, что произойдет дальше.

Сержант недоверчиво покачал головой, услышав эти слова, но изаланец спокойно вышел из камеры и встал рядом с человеком, которого вывели перед ним. Сержант коротко кивнул, показывая, что все в порядке, и можно выводить остальных.

— Если кто-то попытается бежать, мы застрелим его без разговоров. Поэтому если вы предпочитаете арбалетную стрелу веревке, не упустите шанс. Но знайте, что если стрела не убивает сразу, то это не самый быстрый и приятный способ умереть. Я видел человека, у которого стрелой вырвало легкое, — не скажу, что это было веселое зрелище. А теперь — марш! — Отряд арбалетчиков выстроился вдоль коридора, и заключенных, которых теперь было двенадцать человек, повели через весь дворец в зал суда.

Второму по влиятельности человеку Королевства, Никласу, принцу Западных Княжеств, брату короля Боррика, прямому наследнику короны, было сорок с небольшим лет, и седина почти не коснулась его черных волос. Глаза у него были темно-карие, под ними лежали глубокие тени, а лицо было изборождено морщинами; очевидно, он еще не совсем оправился после похорон отца.

Принц был одет в черные траурные одежды и единственным символом его ранга был королевский перстень. Никлас восседал в большом кресле, стоящем на возвышении в конце зала. Соседнее кресло пустовало: вдовствующая принцесса Анита уединилась в своих покоях.

По правую руку от принца стоял лорд Джеймс, герцог Крондорский, а рядом с ним — таинственная дама, о которой изаланец сказал, что она читает мысли.

После того как заключенные по приказу сержанта неуклюже поклонились принцу, заседание суда было объявлено открытым.

Зрителей было немного, но среди них Эрик заметил Себастьяна Лендера и впервые за последние несколько дней почувствовал себя несколько увереннее.

Первым вызвали подсудимого по имени Томас Рид, и, к удивлению Эрика, перед Никласом предстал Ловчила Том. Принц взглянул на него:

— В чем его обвиняют, Джеймс?

Герцог Крондорский кивнул писцу, и тотзачитал:

— Томас Рид обвиняется в воровстве, подстрекательстве к убийству и соучастии в убийстве некоего торговца пряностями по имени Джон Корвин, проживавшего в Крондоре.

— Признаешь себя виновным? — спросил Джеймс. Ловчила Том огляделся и постарался произвести на Никласа как можно более приятное впечатление.

— Вы величествейший… — начал он.

— Высочество, — прервал его Джеймс. — Не «вы величествейший», а «ваше высочество».

Том ухмыльнулся так, словно эта ошибка была худшим из его преступлений:

— Вы высочество, дело было так…

— Признаешь себя виновным? — вновь перебил Тома герцог.

Том смерил его злобным взглядом:

— Я как раз хотел объяснить это его высочеству, сэр.

— Сначала «да» или «нет», объяснения потом, — сказал Никлас.

Казалось, Том озадачен.

— Да, — наконец проичнес он, — строго говоря, я думаю, мне следовало бы сказать, что я виновен, но только в буквальном смысле.

— Запишите, — бросил писцу Джеймс. — Кто-нибудь может выступить в твою защиту?

— Только Бигто, — ответил Том.

— Бигго? — поинтересовался Никлас.

— Следующий обвиняемый, — пояснил Джеймс.

— Ладно, тогда рассказывай свою версию.

Том закрутил совершенно неправдоподобную историю о том, как двое бедных рабочих пытались получить причитающиеся им деньги с вероломного торговца пряностями, который обманул этих двух, по природе своей честных, рабочих. Обвиненный в вероломстве, торговец выхватил нож и в драке, случившейся вслед за тем, напоролся на свой же собственный клинок. Двое обманутых, сожалея о смерти злодея, взяли у него только те деньги, которые он им задолжал; по странному совпадению это оказалось все золото, что было при нем.

— И за ним еще немного осталось, — закончил свое повествование Том.

Никлас взглянул на герцога:

— Корвин?

— Честен, как правило, — ответил Джеймс. — Иногда не платил пошлину, но это не редкость.

— За что Джон Корвин был должен вам деньги? — спросил Никлас.

С мрачным блеском в глазах Том сказал:

— Ну, по правде говоря, вы высочайший, мы доставили этому торговцу немного кешийского перцу, не решившись побеспокоить таможенников в управлении порта, как вы понимаете. Но мы сделали это, только чтобы прокормить наши семьи.

Никлас взглянул на стоящую молча женщину, и Эрик, проследив за его взглядом, увидел, как она мгновение помедлила, а потом отрицательно качнула головой.

— Чего требует обвинение? — спросил Никлас.

— Томас Рид — закоренелый преступник, состоящий в Гильдии Воров… — начал Джеймс.

— Минуточку, господин! — закричал Том. — Это было всего лишь пустое бахвальство, попытка завоевать уважение стражников…

— Обвинение требует смертной казни, — закончил Джеймс, не обращая на него внимания.

— Согласен.

Этим единственным словом Ловчила Том был осужден умереть следующим утром.

Эрик взглянул на Ру и подумал, виден ли в его глазах такой же ужас, который он увидел в глазах друга.

***

Один за другим подсудимые представали перед судом, и каждый раз, перед тем как звучал приговор, принц бросал взгляд на женщину. И каждый раз она отрицательно качала головой — каждый раз, за исключением одного: когда судили Бигго. Тогда она кивнула утвердительно. Но, похоже, это не имело никакого значения, поскольку Бигго, как и все остальные, был приговорен к повешению.

Когда половина списка была уже позади, писец вызвал:

— Шо Пи.

Перед принцем предстал изаланец, и писец зачитал обвинение:

— Шо Пи, подданный Кеша. Арестован за драку. Во время ареста убил стражника.

— У тебя есть возражения? — спросил принц. Изаланец улыбнулся:

— Возражения? Никаких, ваше высочество. Факты именно таковы.

— Занесите в протокол, что подсудимый признал себя виновным, — сказал Никлас. — Ты хочешь что-нибудь добавить перед вынесением приговора?

Изаланец улыбнулся еще шире:

— Только то, что факты и истина — это не одно и то же. Я — всего лишь бедный послушник монастыря Дэйлы. Я был отправлен на поиски моего учителя.

— Твоего учителя? — спросил Никлас; принца, без сомнения, заинтересовал такой поворот темы, разительно отличавшийся от всех заурядных оправданий, которые ему пришлось сегодня выслушивать. — И кто же он?

— Этого я не знаю. В монастыре я пренебрегал службой и занятиями, делая исключение лишь для боевых искусств. Меня сочли недостойным посвящения, и настоятель послал меня в мир, сказав, что если мне нужен учитель, то он явно не принадлежит служителям Дэйлы, и я должен искать его в городе, где ежедневно дерутся. — Кешиец пожал плечами. — Часто за шуткой скрывается истина, и я долго размышлял над словами моего бывшего настоятеля. Обострив голодом интуицию, я принял решение искать учителя в вашем городе, хотя он очень далек от моей родины. И вот я направился сюда, подрабатывая по дороге, и прибыл в Крондор меньше недели назад.

— За это время его трижды задерживали, — вставил лорд Джеймс.

Человек по имени Шо Пи пожал плечами:

— К несчастью, это правда. У меня множество недостатков, и главный среди них — вспыльчивость. Меня обманули в карты, и, когда я выразил возмущение, завязалась драка, а когда я пытался доказать свою невиновность городским стражникам, меня избили. Я просто защищался.

— И убил стражника, — сказал герцог.

— Это тоже правда? — спросил Никлас.

— Прискорбная, и в свою защиту я могу сказать лишь, что никогда не имел намерений убивать этого человека. Я просто пытался его обезоружить. Но когда я отнял у него меч, он внезапно отскочил, врезался в своего товарища, тот толкнул его опять в мою сторону, и он напоролся на меч, который я держал. Очень печально, но это было именно так. — Он говорил равнодушно, как будто повторял урок, а не боролся за свою жизнь.

Принц взглянул на женщину, и та утвердительно кивнула. Никлас спросил:

— Чего требует обвинение?

— Тридцать лет каторжных работ.

— Согласен, — сказал Никлас.

Шо Пи, казалось, этот приговор позабавил, и Эрик терялся в догадках — почему?

Еще двоих осудили на смерть; наконец остались только Эрик и Ру. Когда прозвучали их имена, Себастьян Лендер выступил вперед одновременно с Эриком, а герцог сказал:

— Ваше высочество, это случай особый. Эрик фон Даркмур и Руперт Эйвери обвиняются в убийстве Стефана, барона фон Даркмура.

— Вы признаете свою вину? — спросил Никлас, но прежде чем кто-нибудь из них успел ответить, вмешался Лендер:

— Если вашему высочеству будет угодно, я хотел бы попросить занести в протокол, что двое стоящих перед вами юношей невиновны.

Рассмеявшись, Никлас откинулся на спинку трона.

— Лендер, не так ли? Вы попортили немало крови моему отцу, и теперь я вижу, каким образом. Ну что ж, — он посмотрел на Эрика и Ру. — Хотите что-нибудь сказать?

И опять Лендер опередил их:

— Ваше высочество, вот у меня показания, полученные по поручению этих юношей. Они заверены начальником городской стражи Даркмура и двумя жрецами из местных храмов. — Он открыл вместительную кожаную сумку и вытащил оттуда внушительную связку бумаг. — Здесь не только данные под присягой показания некой Розалины, дочери Мило, владельца и содержателя трактира и постоялого двора «Шилохвость»; я передаю вам также показания нескольких гвардейцев барона, бывших свидетелями событий, приведших к конфликту, а кроме того — показания барона Манфреда фон Даркмура относительно умонастроений его брата Стефана непосредственно перед инцидентом. — Лендер передал бумаги Джеймсу, и герцог был явно не слишком обрадован необходимостью внимательно изучить такое количество сведений за короткое время.

— Мастер Лендер, пока герцог Крондорский ознакомится с документами, мне было бы угодно послушать рассказ этих молодых людей.

Эрик взглянул на Ру и кивком предложил начать ему первому.

— Все началось у фонтана, ваше высочество, у фонтана перед Собранием Виноградарей и Виноделов в Равенсбурге. Я был там вместе с друзьями… Потом пришла Розалина, она искала Эрика. Пока я разговаривал с ней, подошли Стефан и Манфред, сыновья барона. Манфред все время говорил Стефану, что надо вернуться к отцу, Отто, который в это время был при смерти, но Стефан все твердил о «девчонке Эрика», и что она слишком хороша, чтобы достаться ублюдку кузнецу, и все такое прочее.

Никлас чуть наклонился вперед и, казалось, чрезвычайно внимательно слушал, а Ру в подробностях излагал все, что смог вспомнить, вплоть до того момента, когда Эрик побежал вслед за Стефаном, и последующей схватки. Потом он закончил, и настала очередь Эрика. Эрик рассказывал свою историю спокойно и без малейшей попытки избежать ответственности за то, что отнял жизнь у своего единокровного брата.

Никлас так же внимательно выслушал его рассказ и спросил:

— Почему вы убежали?

Эрик пожал плечами.

— Не знаю. Казалось… — Он на мгновение опустил голову, но тут же снова поднял ее, и его взгляд скрестился со взглядом принца. — Мне представлялось, что невозможно убить эту свинью без того, чтобы меня потом не повесили.

— Ты его так ненавидел?

— Больше, чем я думал, ваше высочество, — ответил Эрик и, кивнув на Ру, добавил:

— Ру заметил это задолго до меня самого. Однажды он сказал, что когда-нибудь мне придется убить Стефана. До той ночи я встречался со Стефаном только три раза, и все три раза он сам находил меня, чтобы затеять ссору, обзывал меня, оскорблял мою мать, заявлял, что я хочу отнять у него его наследство…

— А у него были для этого основания?

Эрик пожал плечами.

— Думаю, что нет. Я никогда не мечтал стать дворянином или получить титул. Я кузнец, и лучше всех в Даркмуре лечу лошадей; если вы мне не верите, спросите у Оуэна Грейлока, мечмастера барона. Мне нужны были только гильдейский значок и своя кузница, а больше ничего. Моя мать хотела лишь, чтобы я имел надлежащую фамилию. И это ее желание заставляло Стефана бояться. Но даже если она и мечтала, что в один прекрасный день я стану аристократом, сам я никогда об этом не думал. А фамилия у меня уже есть. — Эрик понизил голос, и его тон стал почти вызывающим. — В конце концов, это единственное, что мой отец мне оставил. Он никогда публично не отрицал моего права на имя фон Даркмур, и я унесу его с собой в могилу.

При этих словах Ру заметно вздрогнул, а Никлас вздохнул.

— Все это очень запутано. Лорд Джеймс, ваше мнение?

Герцог все еще был погружен в бумаги, переданные ему Лендером.

— Ваше высочество, я советую отложить рассмотрение этого дела, а после обеда я подготовлю рекомендации обвинения.

— Согласен, — сказал Никлас. — Суд откладывается. Стражники начали строить заключенных, и Эрика с Ру повели к остальным. К ним подошел Лендер.

— Что случилось? — спросил Эрик.

— Вы все узнаете после обеда, — сказал Лендер, и вид у него был не слишком обнадеживающий. Принц поднялся с трона и вышел из зала. Глядя ему вслед, Лендер добавил:

— В любом случае к утру все решится.

Стражники поставили ребят в строй позади Шо Пи.

— А вы как думаете, что будет? — спросил у Лендера Ру.

— Если бы вы не убежали и сразу бы рассказали эту историю, я думаю, что Никлас был бы склонен поверить вам, но вы пустились в бега, и это говорит против вас. Если все кончится плохо — виселица. Если удастся убедить принца

— тридцать лет каторги. Самое лучшее, что я могу предположить, — десять лет службы на королевском флоте.

Когда их уводили, Шо Пи неожиданно обернулся и взглянул через плечо на Эрика.

— Или что-то иное. — При этом он загадочно улыбнулся, а Эрик подумал, что для человека, приговоренного к тридцати годам каторги, кешиец ведет себя довольно странно.

Заключенных вывели из зала и отвели обратно в камеру смертников.

Осужденные на смерть впадали то в полнейшее безразличие, то в неистовую ярость. Страх, овладевший Ловчилой Томом, не поддавался описанию; он метался из конца в конец камеры, состряпывая план за планом, как одолеть стражу и выбраться из дворца. Он был уверен, что мошенники ждут любых признаков заварушки, чтобы напасть на дворец и освободить своих собратьев.

Через час Бигго встал и сказал:

— Ну хватит, парень. Тебя все равно повесят.

Ловчила выпучил глаза и с диким воплем набросился на своего друга, схватив его за горло. Бигго с легкостью оторвал от себя его руки, развел их в стороны и неожиданно боднул Тома в лицо головой; Ловчила закатил глаза и потерял сознание. Бигго положил его на солому в углу и сказал:

— На некоторое время это его успокоит.

— Так ты хочешь покоя, Бигго? Ну, завтра утром ты получишь весь свой покой с избытком, и даже еще останется. Может, Том прав, и нам лучше умереть, сражаясь со стражниками, — сказал другой заключенный.

— Сражаясь чем? Деревянными плошками? — расхохотался Бигго.

— А тебе наплевать, что ты умрешь? — со злостью спросил тот.

Бигго потер подбородок.

— Все умирают, приятель, вопрос только когда. Как только ты ступил на эту дорожку, ты обречен на виселицу, нравится тебе это или нет. — Он задумчиво вздохнул. — По-моему, несправедливо убивать стражников за то, что они выполняют свою работу. Мы так или иначе умрем, так зачем же заставлять страдать других? У них есть жены и дети. — Он уселся на каменную скамью и откинулся на стену. — Веревка — это еще ничего. Либо твоя шея ломается, — он щелкнул пальцами, — и все кончено, либо петля тебя душит. Удушье, кстати, не так уж и плохо. Меня однажды едва не задушили в драке. Голова становится легкой и кружится, и все пропадает перед глазами, а потом эта яркая вспышка… Нет, ребята, все кончится очень быстро.

— Бигго, прекрати. Кроме тебя, тут верующих нету, — сказал кто-то в углу.

— Так ведь от этого я богов и зауважал, Эрон. Если бы Трясун Джейки не двинул Билли Проныру стулом по башке, я бы там прямо и отошел. Тогда-то я и решил, что самое время наладить с богами отношения. И двинул прямиком в храм Лимс-Крагмы, и поговорил со жрецом, и принес жертву, и не пропускал праздников, если только не болел так, что встать не мог. — Он выпрямился и скрестил руки. — Завтра, когда я окажусь в зале Богини Смерти, она скажет мне: «Бигго, ты мошенник, вор и убийца, даже если и не хотел быть таким, но, сукин ты сын, ты хотя бы набожен», а я улыбнусь ей и отвечу: «Вы совершенно правы, Ваша Божественность». — Он хихикнул. — Я думаю, мне это зачтется.

Эрику трудно было найти что-то забавное в сложившихся обстоятельствах, а Ру был близок к тому, чтобы разрыдаться от страха, что их тоже приговорят к виселице. Только три человека в камере не были отмечены печатью смерти — Шо Пи, Эрик и Ру. Шо Пи должны были отправить на каторгу после казни — ему предстояло посмотреть на нее в качестве урока. Но его, казалось, ничуть не беспокоила перспектива провести следующие тридцать лет, добывая камень в королевских каменоломнях или углубляя королевские гавани. Поговаривали, что кое-кому из особенно молодых и крепких удавалось пережить весь срок, так что, возможно, в один прекрасный день он выйдет на свободу — сломленный человек на пятом десятке, которому надо как-то устраивать жизнь. Но для большинства людей каторга была только отсрочкой смерти.

Лязгнула дверь в коридоре, и Эрик дернулся, одновременно боясь и надеясь, что это Лендер. Однако это оказались стражники с ужином. Опять хлеб и сыр — но на сей раз овощи были с мясом, и каждому заключенному полагался стакан вина.

Несмотря на печальные мысли, Эрик поел с удовольствием, а Ру просто не заметил еды: он свернулся калачиком и впал в состояние полного эмоционального опустошения. Все ели молча, кроме изаланца: он подошел к Эрику и сел рядом.

— Ты думаешь выйти на свободу?

Эрик перестал есть и уставился в пространство.

— Нет, — сказал он наконец. — Если бы мы остались тогда… Лицом к лицу с обвинителями… Если бы они увидели рану, нанесенную мечом Стефана… Быть может, тогда — да. А теперь, я думаю, нас либо повесят, либо мы проведем остаток жизни на каторге, бок о бок с тобой.

— А мне так не кажется, — сказал изаланец.

— Почему?

— Та женщина. Отчего-то было важно, чтобы она видела наши мысли, когда мы стояли перед принцем.

— Если она читает мысли, как ты утверждаешь, то это было всего лишь для того, чтобы увидеть, говорим ли мы правду.

— Нет, ее интересовало нечто иное.

— Что?

— Я не совсем уверен. Возможно, что мы за люди.

Эрик доел свою порцию и, с согласия Ру, выпил его вино. Вечер тянулся, и вдруг дверь снова открылась.

Эрик обернулся и, к своему удивлению, увидел Манфреда в сопровождении двух солдат, носящих цвета Даркмура, и еще двух в мундирах гвардии принца.

Барон кивком показал Эрику на дальний конец камеры, где их не могли бы услышать.

Эрик не торопясь подошел туда; солдаты остались у двери, со стороны наблюдая за встречей двух братьев. Эрик молчал, ожидая, чтобы Манфред заговорил первым.

Тот долго его разглядывал, а потом сказал:

— Ну что ж, я думаю, тебе интересно, почему я здесь.

— Я бы сказал, что это очевидная вещь, — ответил Эрик.

— Честно говоря, я сам не вполне понимаю, зачем сюда заявился. Может быть, потому, что я потерял одного брата и скоро потеряю другого, которого совсем не знаю.

— Ты можешь и не потерять меня, брат, — сказал Эрик сухо. — У принца есть показания свидетелей, и меня защищает весьма толковый адвокат.

— Я слышал. — Манфред осмотрел Эрика с ног до головы. — А знаешь, ты очень похож на отца. Зато характер, я думаю, достался тебе от матери. Железный.

— Почему ты в этом уверен?

— Ты никогда не знал нашего отца; во многих отношениях он был человеком слабым, — пояснил Манфред. — Я, конечно же, любил его, но восхищаться им было трудно. Он избегал ссор — в основном с мамой — и ненавидел бывать перед публикой. — Манфред насмешливо улыбнулся:

— А вот я, с другой стороны, нахожу, что мне это нравится. — Стряхнув с рукава воображаемую соринку, он продолжал:

— Не знаю, должен ли я ненавидеть тебя за то, что ты убил Стефана, или благодарить за то, что сделал меня бароном. Но в любом случае мама в данный момент убеждает принца отправить тебя на виселицу.

— Почему она меня так ненавидит? — спросил Эрик.

— Вряд ли она тебя ненавидит. Боится — более верное слово. Вот кого она действительно ненавидела, так это нашего отца.

— Но почему? — удивленно спросил Эрик.

— Отец любил женщин, а мама с самого начала знала, что его заставили на ней жениться. Насколько мне известно, после того, как родился я, они лишь формально оставались мужем и женой. Именно мама настояла, чтобы в замке служили только мужчины или уродливые женщины; но что ему стоило найти хорошенькую девицу в дне езды от замка? В этом отношении Стефан — полная его копия. И он был уверен, что причинит тебе боль, если возьмет твою девушку, да еще так, как он это любит.

— Розалина не была моей девушкой, — сказал Эрик. — Скорее сестрой.

— Еще лучше, — заметил Манфред. — Если бы Стефан об этом узнал, он получил бы двойное удовольствие. А если бы смог взять твою мать у тебя на глазах — тройное. — Манфред понизил голос. — Стефан был порочным подонком, подлой свиньей, ему доставляло удовольствие мучить людей. Уж я-то знаю, поскольку был его братом, и в основном от него доставалось мне. Только когда я сравнялся с ним в силе и смог защищаться, он оставил меня в покое. — И барон фон Даркмур почти шепотом закончил:

— Увидев его труп, я впал в такой гнев, что в ту минуту убил бы тебя на месте своими руками. Но когда ярость прошла, я осознал, что испытываю облегчение от его смерти. Убив его, ты оказал миру услугу, только мир, боюсь, этого не оценит. Маме не терпится увидеть тебя на виселице, а я… Я думаю, что пришел сюда, чтобы сказать тебе, что по крайней мере один из твоих братьев не питает к тебе вражды.

— Братьев?

— Э, Эрик, ты не единственный незаконный сын нашего папеньки. В Королевстве у тебя, может быть, десятка два братьев и сестер. Но ты — самый старший, и твоя мать постаралась, чтобы все узнали об этом. Мне кажется, что это и есть та настоящая причина, по которой тебя завтра повесят.

Эрику пришлось собрать все свое мужество.

— Еще посмотрим, что скажет принц.

— Ну, разумеется, — ответил Манфред. — И если тебе каким-то чудом удастся избежать виселицы, когда отбудешь свой срок, напиши мне. — Он повернулся и пошел к двери, но по пути обернулся:

— Но если хочешь остаться в живых, не появляйся в Даркмуре.

После его ухода Эрик постоял с минуту в раздумье, а потом вернулся на свое место рядом со спящим Ру.

***

Время тянулось медленно, а Эрик не мог заснуть. Кое-кто из осужденных дремал, но сон их был неспокойным, и только Бигго и Шо Пи, казалось, спали по-настоящему крепко. Двое смертников беспрерывно шевелили губами — молились.

В полночь дверь отворилась, и стражники впустили в камеру жрецов разных богов. Они подошли к тем, кто пожелал исповедаться. Это продолжалось около часа; потом жрецы ушли, а от Лендера по-прежнему не было никаких известий.

Эрик наконец впал в полудрему, хотя то и дело просыпался в панике, с бешено бьющимся сердцем, задыхаясь от подступающего страха.

Вдруг тишину разорвал громкий лязг. Эрик вскочил на ноги и увидел Лендера. Он толчком разбудил Ру, и оба юноши бросились в дальний конец камеры.

Увидев, что Лендер принес с собой, Эрик похолодел. В руках у стряпчего была пара сапог из мягкой кожи с высокими голенищами, свисающими вбок. Это были сапоги для верховой езды, отлично сшитые и искусно украшенные. Эрик понял, почему Лендер принес их сюда.

— Мы должны умереть? — спросил Эрик.

— Да. Час назад принц принял решение, — сказал Лендер, протягивая сапоги сквозь решетку. — Сожалею. Я надеялся, что мне удалось построить убедительную защиту, но мать человека, которого вы убили, — дочь герцога Ранского и пользуется большим влиянием при королевском дворе. Сам король рассматривал ваше дело, и в конце концов вас осудили на смерть. Ничего нельзя было сделать. — Он указал на сапоги, которые отдал Эрику. — Это — последний дар твоего отца; я думал, что тебе захочется носить их хотя бы те несколько часов, что…

— Нас повесят… — прошептал Ру. Эрик протянул сапоги обратно.

— Продайте их, мастер Лендер. Вы говорили, что денег, которые он мне оставил, не хватит на ваш гонорар. Лендер сделал отрицательный жест.

— Нет, я проиграл — и передам твои деньги тому, кого ты назовешь. Мне не за что платить, Эрик.

— Тогда отправьте это золото моей матери в Равенсбург. Она живет в трактире «Шилохвость», и о ней больше некому позаботиться. Скажите ей, чтобы тратила деньги разумно, поскольку я уже никогда не смогу ничем ей помочь, — сказал Эрик.

Лендер кивнул:

— Я помолюсь, чтобы боги были милостивы к тебе, Эрик, и к тебе, Руперт. В ваших сердцах нет зла, хотя вы и совершили ужасное дело. — Уходя, он был близок к тому, чтобы разрыдаться.

Эрик поглядел на друга своего детства и ничего не сказал. Да и говорить было нечего. Он сел, стащил свои простые сапоги и натянул новые. Они пришлись ему впору, как будто были пошиты специально на него. Высокие, почти до колен, они облегали ногу как мягкий бархат, а не грубая кожа. Эрик знал, что он за всю жизнь не заработал бы столько, чтобы позволить себе купить или сшить такие.

Он вздохнул. По крайней мере он будет носить их часть дня и успеет пройти в них до виселицы. Ему было жаль только, что не удастся испробовать их на лошади.

Ру безвольно опустился на пол, прижавшись спиной к решетке, и взглянул на Эрика круглыми от страха глазами.

— Что же нам делать? — прошептал он. Эрик попытался ободряюще улыбнуться, но у него вышла лишь кривая гримаса.

— Ждать.

Больше ничего не было сказано.

Глава 8. ВЫБОР

Дверь распахнулась.

Эрик заморгал, удивленный тем, что он все же заснул, провалился в глубокий, почти обморочный сон без сновидений. Вошли стражники, вооруженные до зубов на случай попытки сопротивления, а за ними — тот странный человек, Робер де Лонгвиль, — Эй, собаки! — заорал он, и его голос, похожий на грохот булыжников, хлестнул заключенных словно удар кнута. — Те, кого я назову, выходите и умрите как мужчины! — Он ухмыльнулся и выкрикнул шесть имен, последним из них было имя Ловчилы Тома. Он отпрянул назад, будто хотел спрятаться среди тех, кого должны были повесить во вторую очередь. — Томас Рид! Марш сюда! — скомандовал де Лонгвиль.

Но Ловчила Том притаился за Бигго. Де Лонгвиль кивнул — и двое стражников с обнаженными мечами двинулись вперед. Заключенные расступились, последовала коротая схватка, и стражники выволокли Тома из камеры. Он плакал, умолял о пощаде и вопил всю дорогу до виселицы.

Оставшиеся в камере молчали. Крики Ловчилы затихли, пока обреченных вели по коридорам, затем опять стали громче. Все как один уставились в окно. Осужденных строем вывели во двор — кроме Тома, которого приходилось тащить. Он выл от ужаса, словно пес. Стражники не могли избить его до потери сознания, а по-иному заставить его замолчать было невозможно. Стражники, впрочем, сохраняли невозмутимость: судя по всему, они давно привыкли к таким сценам; ничего, вероятно, думали они, скоро он замолчит навсегда.

Со странной смесью отвращения и умиления Эрик смотрел сквозь решетку, как пять человек медленно поднялись по шести деревянным ступенькам, ведущим на эшафот. Каким-то дальним закоулком своего сознания он понимал, что скоро сам повторит этот путь, но не мог заставить себя поверить в реальность происходящего. Все это происходило не с ним, а с кем-то другим.

Осужденные встали на высокие ящики под петлями, а Тома втащили на то место, где ему предстояло умереть. Он лягался, плевался, норовил ударить стражников, но те держали его крепко. Еще один стражник вскочил на ящик рядом с ним и быстро накинул ему на шею петлю.

Эрик ждал, что сейчас что-нибудь объявят или еще раз зачитают приговор, но Робер де Лонгвиль просто встал перед осужденными, спиной к тем, кто еще оставался в камере, и по двору разнесся его голос:

— Вздернуть их!

Стражники выбили ящики из-под ног осужденных; один из них осел в обмороке, услышав команду де Лонгвиля, и по его ящику пришлось ударить дважды. Вой Ловчилы Тома резко оборвался.

Зрелище, развернувшееся перед глазами Эрика, заставило сжаться его желудок: трое повешенных сразу обмякли — верный признак, что веревки сломали им шеи, — но двое умирали мучительно долго, медленно задыхаясь в петлях. Одним из них был Ловчила Том. Он извивался в петле и дергался, ударил стражника пяткой, и Бигго сказал:

— Должны были бы догадаться связать ему ноги. Нельзя лишать человека достоинства.

Ру стоял рядом с Эриком, и по его щекам катились слезы ужаса.

— Достоинства? — переспросил он.

— А что еще остается сейчас человеку, парень? Человек приходит в мир голым и таким же уходит. Одежда на теле ничего не значит. Он наг в душе. Но храбрость и достоинство чего-нибудь да стоят, я думаю. Может быть, для кого-то эти слова — пустой звук, но однажды, как знать, один из этих стражников вдруг скажет своей жене: «Помню, как-то раз вешали мы одного здоровяка; он знал, как умирать».

Эрик не отрывал глаз от Ловчилы. Том дергался и брыкался, потом по его телу прошла судорога, и он повис неподвижно. Казалось, прошла вечность, прежде чем Робер де Лонгвиль махнул рукой и скомандовал:

— Снять их!

Солдаты обрезали веревки и снесли трупы вниз; другие солдаты тем временем торопливо прикрепили новые петли.

Внезапно Эрик осознал, что сейчас они придут за ним; у него подогнулись колени. Чтобы устоять на ногах, он оперся о стену. Я в последний раз касаюсь рукой камня, мелькнуло у него в голове. Робер де Лонгвиль выстроил стражников и повел их назад. Отряд пропал из поля зрения заключенных, но шаги его были слышны. Они приближались — сначала по двору, потом по коридору, — и Эрик то страстно желал, чтобы все поскорее кончилось, то мечтал, чтобы стражники никогда бы не приходили. Он изо всех сил вдавил ладонь в шершавую стену, словно надеясь, что ощущение надежного камня может отсрочить смерть.

Отворилась дверь, ведущая в коридор, потом — в камеру, и де Лонгвиль начал выкликать имена. Ру вызвали четвертым, Эрика — пятым, а Шо Пи, единственный, кто не был приговорен к повешению, оказался шестым.

Ру встал в строй; лицо его было бледным от ужаса.

— Подождите, нельзя ли.., это не…

Один из стражников крепкой рукой взял его за плечо.

— Стой спокойно, парень. Вот хороший мальчик.

Ру застыл неподвижно. Глаза у него были круглые, по лицу катились слезы, губы шевелились в неслышной молитве.

Эрик оглянулся, чувствуя в животе болезненное онемение, как при отравлении, и испугался, что наложит в штаны, очутившись на виселице. У него перехватило дыхание, он буквально силой заставил себя дышать. Эрик был весь в поту, ему казалось, что одежда промокла насквозь. Он скоро умрет.

— Я не хотел… — бормотал Ру, взывая о помощи к людям, которые были не властны его спасти.

Сержант отдал команду. Заключенных вывели из камеры, и Эрик удивился, что еще в состоянии идти: у него дрожали колени, а ступни были словно налиты свинцом. Ру всего била крупная дрожь; Эрик хотел коснуться плеча друга, но кандалы не дали ему это сделать.

Осужденных провели по длинному коридору, потом по другому, ведущему к лестнице. Они поднялись по ступенькам, завернули за угол и вышли наружу. Солнце еще не поднялось над стенами, но чистое небо над головой обещало чудесный день. Сердце Эрика едва не разорвалось, когда он подумал, что уже не увидит этого дня.

Ру плакал открыто; его рыдания прерывались лишь единственным словом «пожалуйста», которое он без конца повторял. Во дворе уже стояла телега для перевозки трупов. Эрик посмотрел на мертвецов — и оцепенел. Он уже встречался со смертью, но такого еще не видел. Искаженные, посиневшие лица, глаза, вылезшие из орбит, неестественно вывернутые шеи… По трупам уже ползали мухи, и никто не удосужился их отогнать.

Эрик не испытывал потребности облегчиться, но, когда его подвели к эшафоту, почувствовал непреодолимое желание попросить разрешения это сделать. Из неясных глубин памяти поднялась волна детского стыда, и Эрик едва не заплакал. Когда он был маленьким и ночью писал в постель, мать бранила его — и сейчас, по причинам, лежащим за пределами его понимания, мысль о том, что это произойдет на эшафоте, причиняла ему страшные муки. Это было самое ужасное, что можно вообразить. Он словно вернулся в детство и отчаянно боялся огорчить свою мать.

Эрик хотел оглянуться на Ру, но не успел. Его подняли и поставили на ящик; стражник встал рядом, опытной рукой накинул ему на шею петлю и мягко спрыгнул, так что ящик даже не покачнулся. Эрик огляделся, но Ру не увидел.

Эрика била дрожь, и со зрением творилось что-то странное. Чистое небо над головой и темные тени под стеной дробились, словно мозаика. Он слышал, как кто-то невнятно бормочет молитвы и как монотонно упрашивает, сам не зная кого, Ру:

«Нет.., пожалуйста.., нет.., пожалуйста.., нет…».

Он хотел крикнуть что-нибудь на прощание другу, но в это время перед осужденными встал Робер де Лонгвиль. Эрик внезапно обрел изумительную ясность зрения. Он видел своего палача в малейших подробностях. Легкая щетина отливала синевой на его щеках, а над правым глазом у него был небольшой шрам, которого Эрик до сих пор не замечал. На алой куртке у де Лонгвиля была нашивка, и Эрик различал герб Крондора — орла, парящего над окруженной морем горной вершиной, — с необыкновенной отчетливостью. Он увидел синие глаза де Лонгвиля, его темные брови; он успел различить каждый волос на его нестриженой голове. Какой-то частью сознания Эрик поразился тому, как много он смог разглядеть, — и в этот момент его желудок взбунтовался. Эрика едва не стошнило от страха, и четкость зрения пропала так же неожиданно, как и возникла.

К Лонгвилю подвели Шо Пи; Крондорский Пес повернулся к нему и сказал:

— Смотри, кешиец, и пусть это будет для тебя уроком. Потом он коротко кивнул стражникам на эшафоте и приказал:

— Вздернуть их!

Сильный удар выбил из-под ног Эрика ящик. Эрик со свистом втянул в себя воздух — как можно больше, до боли в ребрах — и, услышав полный ужаса вопль Ру, полетел вниз.

Небо завертелось над головой. Единственная мысль Эрика была об этой синеве наверху, а когда веревка натянулась, он услышал собственный крик: «Мама!» Внезапный рывок, и петля обожгла кожу, потом второй.., и он полетел дальше. Не было ни треска ломающихся позвонков, ни удушья — только тупой удар, который чуть не вышиб из Эрика дух, когда он со всего маху врезался в неструганые доски эшафота.

— Поставьте их на ноги! — резко скомандовал Робер де Лонгвиль.

Грубые руки подняли Эрика. Ошеломленный, он огляделся, не понимая, куда попал — и увидел остальных, таких же живых, изумленных и ошарашенных, как и он сам. Ру хватал ртом воздух, как выброшенная на берег рыба; на лице у него расплывался синяк от удара о доски. Глаза его распухли и покраснели, по лицу текли слезы.

Бигго озирался по сторонам, словно разочарованный тем, что чья-то злая шутка лишила его встречи с Богиней Смерти. Падая, он рассек лоб, и лицо его было залито кровью. Рядом с ним стоял Билли Гудвин. Он закрыл глаза и хрипел так, будто все еще задыхался. Последний приговоренный, имени которого Эрик не знал, стоял у дальнего края эшафота и молчал, исподлобья глядя перед собой.

— Слушайте, свиньи! — прокричал Робер де Лонгвиль. — Вы — мертвецы! — Глаза его переходили с лица на лицо. — Вы меня понимаете? — заорал он еще громче. Все дружно кивнули, хотя никто ничего не понимал. — Официально вы покойники. И любого, кто сомневается, я могу вздернуть снова, но на этот раз веревка будет привязана прочно. Или, если это вам больше нравится, я перережу ему глотку. — Он обернулся к кешийцу:

— Марш к остальным!

Закованных в кандалы людей грубо столкнули вниз и выстроили рядом с телами повешенных. Солдаты обрезали веревки, оставив у каждого на шее петлю, и надели такую же петлю на Шо Пи.

— Они будут на вас, пока я не скажу вам их снять! — прокричал де Лонгвиль и медленно прошелся вдоль строя, глядя в глаза то одному, то другому. — Вы принадлежите мне! Вы даже не рабы! У рабов есть права! У вас нет никаких прав. С этой минуты вы дышите, пока я этого хочу. Если я решу, что вы зря тратите мой воздух, то прикажу затянуть эти петли, и вы прекратите дышать. Вам понятно?

Несколько человек кивнули, а Эрик тихо сказал:

— Да.

— Когда я задаю вопрос, вы должны отвечать громко, чтобы мне было слышно! Понятно? — проревел де Лонгвиль. На этот раз все шестеро ответили:

— Да.

Де Лонгвиль повернулся и снова начал прохаживаться вдоль строя.

— Я жду!

И тогда именно Эрик сказал:

— Да, сэр!

Де Лонгвиль остановился и наклонился вплотную к нему.

— Сэр! Жабы, я для вас больше чем сэр! Для любого из вас я больше, чем мать, жена, отец или брат! С сегодняшнего дня я — ваш бог! Если я щелкну пальцами, вы тут же станете настоящими мертвецами. Итак, когда я задаю вопрос, вы должны отвечать: «Да, сержант де Лонгвиль!» Ясно?

— Да, сержант де Лонгвиль! — ответил нестройный хор.

— А теперь, свиньи, закиньте эту падаль в телегу, — приказал де Лонгвиль.

— Каждому по мертвецу.

Бигго шагнул вперед, поднял тело Ловчилы Тома, как поднял бы ребенка, и положил на телегу. Двое могильщиков оттащили тело от края, освобождая место для следующего.

Поднимая покойника, Эрик старался вспомнить его имя или хотя бы преступление — и не смог. Он отнес труп к телеге и, отходя, все смотрел в лицо мертвецу. Они провели в одной камере два дня и даже, возможно, беседовали, но он никак не мог узнать этого человека.

Ру посмотрел на труп у своих ног, потом сделал попытку его поднять. Он застонал от натуги, и слезы фонтаном брызнули из его глаз. Чуть помедлив, Эрик шагнул к нему, чтобы помочь.

— Фон Даркмур, назад, — приказал де Лонгвиль.

— Он не сможет, — хрипло сказал Эрик хриплым голосом, коснувшись рукой обожженной веревкой шеи. Глаза де Лонгвиля угрожающе сузились, и Эрик быстро добавил:

— Сержант де Лонгвиль.

— Ничего, постарается, — сказал де Лонгвиль. — А нет — так будет первым из вас, кто снова попадет туда. — Кинжалом, неизвестно как оказавшимся в его руке, он показал на эшафот.

Эрик смотрел, как Ру, выбиваясь из сил, пытается дотащить труп до телеги, но не может даже сдвинуть его с места. Эти десять футов, наверное, казались ему милей. Он никогда не был сильным, а сейчас и подавно. Руки его были словно тряпичные, ноги подкашивались.

Наконец он сдвинул мертвое тело сначала на фут, затем на два, на мгновение замер, потом протащил его еще на фут. С кряхтением, словно волок в гору доспехи, Ру тянул, пока не дотащил труп до повозки, — и там упал на колени.

Де Лонгвиль наклонился над ним и, когда их лица оказались на одном уровне, заорал:

— Что? Да ты никак ждешь, что эти честные трудяги спустятся и доделают за тебя твою работу? — Ру взглянул на него, молча моля о смерти. Де Лонгвиль схватил его за волосы и, рывком поставив на ноги, прижал к его горлу кинжал.

— И не надейся, свинья! — рявкнул он, словно прочитав его мысли. — Ты принадлежишь мне и подохнешь только тогда, когда я скажу, что это доставит мне удовольствие. И не раньше, понял, ты, тощий ублюдок? А если ты вздумаешь сдохнуть раньше, я ворвусь в палаты Богини Смерти и выдерну тебя обратно — чтобы самому прикончить тебя здесь. Я взрежу тебе живот и пообедаю твоей печенью, если не будешь делать то, что я прикажу. А теперь — грузи эту падаль в телегу!

Ру отшатнулся и, ударившись о колесо, едва не упал снова. Он наклонился, подсунул руки под труп и напряг мускулы.

— Нет, парень, ты мне не подходишь! — взревел де Лонгвиль. — Если не закинешь его, когда я досчитаю до десяти, я, слизняк, вырежу тебе сердце у всех на глазах! Раз!

С застывшим от ужаса лицом Ру сделал еще одно усилие. «Два!» Он упал на колени и, прижав к себе труп, стал медленно подниматься. «Три!»

Ру распрямил ноги, развернулся всем телом и труп повис на краю телеги. «Четыре!» Ру сделал глубокий вдох, снова напрягся, и верхняя часть трупа перевесилась через борт. «Пять!» Ру быстро нагнулся и обхватил труп за бедра. Последним усилием он пихнул его вверх и рухнул, привалившись к задку телеги.

— Шесть! — проорал де Лонгвиль, наклоняясь над ним.

Ру поднял голову и увидел, что ноги мертвеца еще перевешиваются через борт. При счете «Семь!» он заставил себя встать и всем телом навалился на них.

Ру полувтолкнул, полувкатил мертвеца в телегу, когда де Лонгвиль досчитал до восьми.

После этого он потерял сознание.

Эрик шагнул вперед. Де Лонгвиль обернулся, сделал короткий шаг ему навстречу — и резкий удар бросил Эрика на колени. Нагнув голову, Робер де Лонгвиль поглядел ему в глаза:

— Запомни, падаль: что бы ни случилось с твоими друзьями, ты будешь делать то, что тебе прикажут, и тогда, когда тебе прикажут, — и ничего больше. Это твой первый урок, и если ты его не усвоишь, то еще до заката будешь кормить ворон. — Он выпрямился и скомандовал:

— Увести их в камеру!

Все нестройной шеренгой поплелись обратно, по-прежнему не понимая, что же произошло. У Эрика звенело в ушах от удара. Он с трудом повернул голову и увидел, что два стражника подняли Ру и тащат за остальными.

Заключенных снова втолкнули в камеру, следом за ними бросили Ру, и дверь со стуком захлопнулась.

Шо Пи подошел к Ру и, осмотрев его, сказал:

— Он придет в себя. Это от страха и потрясения. — Кешиец повернулся к Эрику и улыбнулся. В его глазах плясал странный огонек:

— Не говорил ли я тебе, что все может обернуться иначе?

— Но как? — спросил Бигто. — И к чему было ломать эту комедию?

Кешиец уселся, скрестив ноги перед собой.

— Я бы назвал это наглядным уроком. Этот человек, де Лонгвиль, который, как мне представляется, выполняет поручение принца, хочет, чтобы мы кое-что твердо усвоили.

— Усвоили что? — спросил Билли Гудвин — долговязый парень с вьющимися каштановыми волосами.

— Ну как же — он сам об этом сказал. Он хочет, чтобы мы крепко запомнили, что он без колебаний убьет любого, если мы откажемся делать то, что ему нужно.

— Но что ему нужно? — спросил тощий рыжеволосый мужчина со светлой бородкой, имени которого Эрик не знал. Шо Пи закрыл глаза, словно собрался спать:

— Не знаю, но думаю, что нам будет интересно.

Вдруг Эрик сел и захихикал.

— Ты чего? — спросил Бигго. Смущенным голосом Эрик сказал;

— Я наложил в штаны, — и зашелся истерическим смехом.

— И я тоже, — признался Билли.

Эрик кивнул и внезапно осознал, что не смеется, а плачет. Мать сильно рассердилась бы на него, если б узнала об этом.

***

Ру очнулся, когда принесли еду. К общему удивлению, ее было не только много — она была еще и хорошей. До казни их кормили овощами, тушенными в крепком мясном бульоне, а теперь принесли еще сыр и мясо, а хлеб был густо намазан маслом. Вместо обычного ведра с водой каждому выдали оловянную кружку и на всех большой кувшин с белым вином: достаточно, чтобы утолить жажду и прийти в себя, но явно мало, чтобы кто-нибудь захмелел.

За едой они обсуждали свою судьбу.

— По-вашему, эту милую шутку придумал принц? — спросил мужчина со светлой бородкой — родезанец по имени Луи де Савона.

Бигго покачал головой:

— Я неплохо разбираюсь в людях. Этот Робер де Лонгвиль способен на жестокость, если это нужно для его целей, но принц, мне кажется, не такой человек. Нет, как сказал наш кешийский друг…

— Изаланский, — поправил его Шо Пи. — Мы живем в Империи, но мы не кешийцы.

— Не важно, — отмахнулся Бигго. — Так вот, он был совершенно прав: это урок. И теперь мы с вами носим эти штуки, — он помахал куском веревки, свисающей с шеи, — в знак того, что официально мы мертвецы. Что бы ни случилось, мы не должны забывать, что жизнь нам оставлена из милости.

— Не хотелось бы, чтобы им пришлось нам об этом напоминать, — сказал Билли Гудвин и покачал головой. — Боже, не могу даже выразить, о чем я думал, когда выбили ящик у меня из-под ног. Будто я вновь стал ребенком и хочу, чтобы мама спасла меня от чего-то. Просто нет слов, чтобы это описать.

Остальные согласно закивали. Эрик вспомнил, что сам чувствовал в этот момент, и едва не расплакался, но сдержался и, сглотнув слезы, спросил Ру:

— Как ты?

Он ничего не ответил, только мотнул головой, не переставая жевать, и Эрик понял внезапно, что Ру стал другим и теперь сильно отличается от того рубахи-парня, которого Эрик знал в Равенсбурге. И, осознав это, он подумал, изменился ли сам в той жестепени, как и его друг.

Позже пришли стражники и молча унесли кувшин и подносы. Скоро камера погрузилась в темноту, но единственный факел за решеткой снаружи оставался незажженным.

— Я думаю, таким способом де Лонгвиль приказывает нам заснуть так быстро, как это возможно, — сказал Бигго.

Шо Пи кивнул:

— Не знаю, что нам предстоит, но утром нас рано поднимут.

Он вытянулся на каменной скамье и закрыл глаза.

— Я не могу спать в собственном дерьме, — сказал Эрик. Он снял сапоги и штаны, отнес их к отхожему месту и отчистил, как мог, не пожалев для этого даже немного воды для питья.

Когда он опять натянул штаны, они были по-прежнему грязными, да теперь еще и мокрыми — но он почувствовал себя лучше уже потому, что постарался это сделать.

Билли Гудвин последовал его примеру, а Ру забился в угол и обхватил себя руками, хотя ночь была достаточно теплой. Эрик понимал, что его друг охвачен таким внутренним холодом, который не в силах был бы отогнать никакой огонь.

Эрик улегся на спину, чувствуя, к собственному удивлению, как его охватывает теплая усталость, словно после хорошего рабочего дня; но он не успел задуматься над тем, откуда взялось это неуместное ощущение, потому что сразу уснул.

***

— Подъем, засранцы! — заорал де Лонгвиль, и заключенные зашевелились. Камера внезапно взорвалась грохотом — стражники принялись стучать щитами по решеткам и кричать:

— Подъем!

— Живо!

Эрик вскочил, даже не успев проснуться. Ру уже был на ногах и стоял, моргая и щурясь, словно сова, попавшая в луч лампы.

Дверь камеры открылась, и заключенным было приказано выходить. Они выстроились в коридоре в том же порядке, в котором вчера шли на эшафот, и молча ждали, что будет дальше.

— Когда я скомандую «направо», вы как один повернетесь лицом к этой двери. Ясно? — Последнее слово прозвучало уже как команда.

— Напра.., во!

Заключенные повернулись, шаркая, как старики: кандалы не позволяли им высоко поднимать ноги. Дверь в конце коридора открылась, и де Лонгвиль сказал:

— Когда я скомандую «марш», начнете движение с левой ноги. — Он указал на стражника с нашивкой капрала на шлеме. — Вы пойдете за ним, сохраняя строй, и любой, кто потеряет место в строю, через минуту окажется на виселице. Вам ясно?

— Да, сержант де Лонгвиль! — прокричали заключенные.

— Шагом.., марш!

Билли Гудвин, который возглавлял колонну, сделал первый шаг, и стало ясно, что Бигго и Луи не отличают левую ногу от правой; строй моментально превратился в волнистую линию. Так они дошли до капрала, и тот повел их по длинному коридору, ведущему в противоположную сторону от двора, где вчера совершалась казнь. Звеня кандалами, они поднялись по высокой лестнице и оказались непосредственно во дворце. Чиновники и слуги провожали их долгими взглядами, и Эрик смутился, потому что, как и остальные пятеро, был неимоверно грязен и распространял вокруг себя ужасную вонь, от которой его самого мутило.

— Сюда, — показал де Лонгвиль, и Эрик вдруг сообразил, что впервые за два дня он говорит нормальным голосом.

Они вошли в большую комнату, где стояли шесть чанов с горячей водой, каждый в рост человека. Дверь за ними закрылась, и Эрик услышал, как снаружи лязгнул засов. Стражники разомкнули кандалы, и капрал приказал:

— Снимайте ваше тряпье!

Бигго начал было стаскивать с шеи веревку, но де Лонгвиль заорал:

— Свинья, не смей ее трогать! Вы — покойники, и веревки не дадут вам об этом забыть. Снимайте все остальное!

Заключенные разделись, и мальчик-слуга собрал их одежду.

— На вас желают взглянуть важные персоны, — сказал де Лонгвиль, — и я не могу позволить, чтобы вы провоняли им весь дворец. Мне-то наплевать, я низкорожденный, как и вы, свиньи, и не привык нежничать, но другие к этому непривычны. — Он махнул рукой, и мальчики в ливреях, похватав ведра, без предупреждения окатили горячей мыльной водой Бигго и Билли, а потом побежали к чанам за новой порцией. — Мойтесь! — скомандовал де Лонгвиль. — Я хочу, чтобы вы были чистыми, как младенцы!

После того как заключенные соскребли с себя недельный слой грязи, им смазали волосы мазью от вшей, такой едкой, что Эрику показалось, что он прямо сейчас облысеет. Но этого не случилось, и когда с мытьем было покончено, Эрик почувствовал себя так, словно и вправду заново родился. Таким чистым он не был с того вечера накануне убийства Стефана.

Он взглянул на Ру, и тот в ответ кивнул ему и даже выдавил из себя жалкое подобие своей прежней улыбки. Вода капала с мокрой петли у него на шее, он дрожал и обхватил себя руками, чтобы согреться. На теле у Ру почти не было волос, и Эрик поразился, до чего он похож на ребенка.

Заключенным принесли одежду — простые серые рубашки и такие же штаны, а Эрику, как и остальным, у кого была обувь, ее вернули. Бигго и Билли ходили босыми.

Они построились, и де Лонгвиль придирчиво осмотрел каждого.

— Вам разрешается на некоторое время снять кандалы: у тех, кому вас покажут, тонкая натура, им будет не по себе от звона и вида цепей. Но сначала у меня есть к вам кое-какое дело, — сказал он.

Капрал отвел их в маленький дворик. По верху стены стояли арбалетчики, а между ними, через пять человек, — лучники с большими луками.

— Эти ребята там, наверху, — застрельщики, — сказал де Лонгвиль. — За сотню ярдов могут попасть в воробья. Они приглядят, чтобы во время предстоящего вам небольшого урока вы вели себя как полагается. — Он подал знак, и стражник протянул ему меч. — Ну что, подонки, кто-нибудь из вас знает, как этим пользоваться?

Заключенные молча переглянулись.

— Ну-ка, давай ты! — рявкнул де Лонгвиль в лицо Луи де Савоне.

— Я умею обращаться с мечом, сержант, — тихо предупредил тот.

Де Лонгвиль взял меч за лезвие и протянул его Савоне рукояткой вперед.

— Тогда договоримся так. Достань меня клинком — и выйдешь из дворца свободным человеком.

Де Савона помедлил, огляделся, и, отрицательно покачав головой, бросил меч на землю.

— Поднять! — взревел де Лонгвиль. — Когда надо будет что-нибудь положить, я тебе прикажу! Бери этот меч и нападай на меня, иначе я прикажу этому парню, — он указал на одного из застрельщиков, — насадить твой череп на метровую спицу. Понял?

— В любом случае я мертвец, — пожал плечами де Савона.

Де Лонгвиль подошел вплотную к высокому родезанцу:

— Ты что, мне не веришь? — заорал он. — Я сказал, что если убьешь меня, станешь свободным человеком! — Де Савона ничего не ответил, и де Лонгвиль отвесил ему пощечину:

— Ты называешь меня лжецом?

Луи стремительно нагнулся, схватил меч, и, выпрямляясь, сделал выпад. Но де Лонгвиль с легкостью парировал, и внезапно Савона оказался на коленях, а де Лонгвиль — у него за спиной, туго затянув на шее у родезанца петлю. Луи хрипел, стараясь набрать побольше воздуха, а де Лонгвиль тем временем говорил:

— Я хочу, чтобы вы твердо усвоили: любой человек, которого вы встретите с этого момента, лучше вас. Каждый может обезоружить вас, словно детишек. Каждый побывал во многих боях, и каждый имеет право любому из вас перерезать глотку, задушить, затоптать до смерти и вообще убить любым понравившимся ему способом, если вы вздумаете хотя бы пукнуть без моего разрешения. Ясно?

Заключенные что-то невнятно забормотали, и он проорал:

— Не слышу! — Де Савона начал багроветь. — Если он сдохнет до того, как я вас услышу, вас всех повесят.

— Да, сержант де Лонгвиль! — крикнули заключенные, и де Лонгвиль ослабил петлю. Родезанец рухнул в песок и с минуту лежал, жадно глотая воздух. Потом он встал и, пошатываясь, занял свое место в строю.

— Помните, каждый человек, которого вы встретите с этой минуты, — ваш командир.

Де Лонгвиль отдал приказ, и капрал повел заключенных обратно во дворец, во внутренние покои. Их привели в небольшую комнату, и там они увидели принца Крондорского, герцога Джеймса, а еще — ту странную женщину, которая приходила в тюрьму, и нескольких придворных.

У женщины была напряженная поза, словно ей было неприятно здесь находиться; она поочередно вгляделась в лица заключенных и чуть заметно вздрогнула, когда смотрела на Шо Пи. Казалось, между ними возникла немая связь. Наконец она повернулась к лорду Джеймсу и сказала:

— Думаю, эти люди сделают то, что вам нужно, сир. Я могу быть свободна?

— Я понимаю, как это для вас тяжело, миледи, и я вам очень признателен, — сказал принц Крондорский. — Вы можете удалиться.

Герцог быстро прошептал что-то женщине, она кивнула и вышла.

— Сир, мертвецы доставлены, — сказал де Лонгвиль.

— Бобби, вы затеяли это с согласия моего отца, но что до меня, то я до сих пор сомневаюсь… — сказал принц.

— Ники, ты просто не видел, на что способны эти змеи, — сказал лорд Джеймс. — Ты был в море, когда Кэлис и Бобби предложили свой план, и Арута с ним согласился. И ты бы до сих пор плавал, если бы не умер твой отец. Ни на миг не сомневайся, это действительно необходимо.

Принц сел и, вертя в руках браслет — символ власти, — принялся внимательно разглядывать заключенных. Они молча ждали. Принц изучал их довольно долго и наконец спросил:

— Неужели это действительно было необходимо?

— Да, — ответил лорд Джеймс. — Каждый из них с легкостью солгал бы, что готов служить верой и правдой. Когда у тебя из-под ног выбивают ящик, ты родную мать продашь. Но из всех осужденных на смерть этим шестерым можно больше всего доверять.

Никлас еще раз вгляделся в лица заключенных:

— Я по-прежнему не вижу необходимости в этом спектакле на эшафоте. Это было излишне жестоко.

— Прошу прощения, сир, но теперь эти люди официально мертвы. И я достаточно хорошо вбил им это в головы. Они знают, что мы можем привести приговор в исполнение в любую минуту, и отчаянно хотят остаться в живых, — сказал де Лонгвиль.

— А что насчет кешийца? — спросил принц.

— Это несколько особый случай, но моя жена чувствует, что кешиец понадобится, — ответил Джеймс.

Принц откинулся назад и шумно вздохнул.

— Меня с трудом уговорили сесть на престол, пока принц Патрик не подрастет и не займет его. Еще три года, и я с облегчением вернусь в море. Я моряк, черт побери. За двадцать лет я не провел в порту и месяца. Это правление…

Глаза лорда Джеймса весело блеснули, и на мгновение он показался моложе, чем был.

— Ты говоришь совсем как Амос, — улыбнулся он.

Принц покачал головой, и легкая улыбка тронула его губы.

— Еще бы. Амос научил меня всему, что должен уметь моряк. — Он поглядел на заключенных. — Им уже сказали?

— Сир, для этого их сюда привели, — ответил Робер де Лонгвиль.

Принц кивнул лорду Джеймсу, и тот начал:

— Каждому из вас дается маленький шанс. Слушайте внимательно, чтобы уяснить себе ставку. По милости и великодушию его высочества вы получили отсрочку. Вы не помилованы, и наказание вам не смягчено. Это понятно? — вставил де Лонгвиль.

Заключенные, переглянувшись, кивнули.

— Вы все умрете. Вопрос только, как и когда, — сказал Джеймс.

— В интересах Королевства требуется кое-что сделать. Для этого нам нужны отчаянные люди, и с этой целью мы поставили вас на край смерти, а теперь предлагаем вам этот шанс, — опять заговорил Робер де Лонгвиль. — Любой, кто в душе готов предстать перед Богиней Смерти, может сказать об этом прямо сейчас, и его немедленно отведут на виселицу и повесят. Если кто-то хочет избавиться от забот — прошу. — Он оглядел заключенных, но ни один из них, даже набожный Бигго, ничего не сказал. — Отлично. После того как вы пройдете необходимую подготовку, мы с вами обогнем полсвета и попадем в такие места, где бывали немногие, а вернуться посчастливилось вообще единицам. И там, и по пути туда у вас будет немало поводов чертовски пожалеть, что сегодня вы не выбрали виселицу. Но если нам каким-то образом удастся пройти через все, что нас ожидает, и вернуться в Крондор…

— Ваши приговоры пересмотрят, и вы будете либо помилованы, либо условно освобождены, в зависимости от того, какие рекомендации представит мне лорд Джеймс, — сказал Никлас.

— А это, в свою очередь, будет зависеть от рекомендаций, данных вашими начальниками, — добавил лорд Джеймс. — Поэтому если вы питаете надежды в один прекрасный день вновь обрести свободу, делайте то, что вам прикажут.

Принц кивнул, подтверждая его слова, и де Лонгвиль скомандовал:

— Кругом!

Заключенные повернулись, и де Лонгвиль повел их из комнаты. Но вместо камеры их привели во дворик, где уже стояла крытая повозка. Из небольших ворот выехал кавалерийский отряд, и де Лонгвиль приказал заключенным:

— Залезайте!

Они подчинились, и стражники быстро приковали каждого к железным кольцам под сиденьями. Де Лонгвиль вскочил на лошадь и дал приказ отправляться. Повозка в сопровождении конвоя выехала за пределы дворца и покатила по городу. Подковы звонко били по мостовой, лошади весело фыркали. Эрик поглядел на солнце; было уже далеко за полдень, а казалось, совсем недавно он смотрел в рассветное небо. Как много событий случилось за эти часы!

Солнце разогнало утренний туман, и погожий осенний день был в полном разгаре. Теплые лучи ласкали Эрику щеки; свежий бриз, пахнущий солью, доносил до него крики чаек.

Внезапно к Эрику вернулся тот панический ужас, который охватил его, когда грубые руки поставили его под петлю; он почувствовал, что задыхается, и неожиданно, потеряв контроль над собой, зарыдал.

Ру взглянул на него и кивнул; по его лицу тоже текли слезы, но ни один человек в повозке — ни солдаты, ни заключенные — не проронил ни слова. Через несколько минут Эрик взял себя в руки и, подставив мокрое лицо океанскому ветру, дал себе клятву никогда больше так не пугаться.

Глава 9. ЗАКАЛКА

Эрик охнул.

Скользя и оступаясь, он волок вверх по склону мешок со щебнем. Шестеро заключенных уже насыпали целый курган щебенки, но конца этой работе не было видно.

Дойдя до вершины, Эрик тяжело перевел дыхание, сбросил мешок с плеча и отер пот, струящийся по лицу. Нагнувшись, он перевернул мешок, и снизу раздался взрыв ругани: щебень посыпался на тех, кто шел за ним, заставляя их уворачиваться.

На вершине заключенным позволялось немного передохнуть, и Эрик оглядел окрестности. Насыпь возвышалась в центре военного лагеря. Эрик никогда раньше их не видел, но догадывался, что этот лагерь отличается от других. Лагерь был обнесен деревянными стенами, на которых стояли часовые; с внешней стороны стен по всему периметру было вырублено сотни три ярдов леса, чтобы никто не мог приблизиться к лагерю незамеченным. Посередине лагеря стояли три больших бревенчатых барака, а вдоль северной стены — десять больших палаток, каждая на шесть человек. До Эрика донеслись знакомые звуки, и он взглянул в направлении южной стены, где находились арсенал, шорная мастерская и кухня.

— Фон Даркмур! — окрикнул его стражник, и Эрик понял, что замечтался. Окрик был первым предупреждением; в качестве второго использовалась стрела для битья птиц — с круглым свинцовым наконечником, обтянутым кожей. Попав в руку, такая стрела запросто могла сломать кость. Но обычно она просто сбивала человека с насыпи, и он, обдирая кожу, скатывался вниз, где на него выливал ушат брани сержант де Лонгвиль.

Сейчас де Лонгвиль стоял неподалеку, негромко беседуя о чем-то с капралом по фамилии Фостер. Они то и дело тыкали пальцами в заключенных, тащивших по склону камни.

— Осталось еще две или три ходки, — сказал Ру, проходя мимо Эрика.

В Даркмуре Ру никогда не слыл хорошим работником, но, находясь в лагере неделю, он каким-то образом умудрялся не отставать от остальных. Эрик понимал, что немалую роль в этом играет пища: такой сытной и обильной еды никто из шестерых заключенных никогда в жизни не видел. И если их поднимали с зарей, то и спать они ложились достаточно рано, чтобы успеть хорошо отдохнуть.

Эрик чувствовал, что прежняя сила вернулась к нему — и даже, пожалуй, за последнюю неделю он окреп еще больше. Они с Бигто, как самые сильные, старались брать на себя основную тяжесть работы, но стражники и де Лонгвиль бдительно следили, чтобы каждый заключенный втащил наверх свою долю камней.

Возвращаясь туда, куда щебень вываливали из телег, Эрик увидел, что Робер де Лонгвиль машет рукой, подзывая к себе заключенных. Когда все шестеро выстроились перед ним неровной шеренгой, сержант с дружеской улыбкой на лице поинтересовался:

— Устали?

Заключенные забормотали, что да, они устали, и де Лонгвиль понимающе покивал.

— Готов спорить, — сказал он, — что вы ни разу в жизни так не уставали.

Ответом ему опять было согласное бормотание. Де Лонгвиль покачался с каблуков на носки и вдруг заорал:

— А что вы будете делать, если враг нападет на вас, усталых?

Кто-то внезапно навалился на Эрика сзади, и он упал, а, перекатившись на спину, увидел над собой какого-то человека в черном. Остальные заключенные тоже валялись на земле — кроме Шо Пи, который ловко отпрыгнул в сторону, и вместо него в грязь упал человек, одетый в черное.

— Ого! Как это тебе удалось? — сказал де Лонгвиль.

— Просто я ни на миг не допускаю, что мне ничто не угрожает, сержант, — ответил Шо Пи.

Де Лонгвиль кивнул, вскинув бровь, и с ноткой уважения в голосе сказал:

— Вот такой подход мне по душе. — Он не спеша подошел к Шо Пи. — Вы мудро поступите, — сказал он, обращаясь к остальным, — если будете брать с него пример. — И тут же, без всякого предупреждения, резко ударил Шо Пи по колену.

Но изаланец искусно уклонился и, внезапно взорвавшись серией быстрых движений, покрыл грудь и лицо де Лонгвиля градом ударов; потом он присел и, крутанувшись на месте, подсек ему ноги.

Де Лонгвиль упал; заключенные, уже успевшие подняться, захохотали, но их смех оборвался, когда подбежали стражники с арбалетами и оттеснили Шо Пи от сержанта.

Де Лонгвиль сел, потряс головой, потом вскочил на ноги.

— Вы думаете, это было смешно?

Заключенные молчали.

— Я спросил — вы думаете, что это было смешно?

— Нет, сержант! — дружно прокричали заключенные.

Де Лонгвиль внимательно осмотрел каждого и тихо сказал:

— Сейчас я покажу вам кое-что действительно смешное. — И неожиданно рявкнул:

— Эту кучу камней вы сыпали не туда! — Эрик едва подавил стон, понимая, что за этим последует. — Вы разберете ее и перенесете сюда! — Де Лонгвиль указал на новое место. — А если я потом передумаю, вы перетащите их опять. Ясно?

— Да, сэр! — не задумываясь крикнул Эрик.

— За работу!

Не оглядываясь на остальных, Эрик закинул на плечо мешок и побрел к куче. Но едва он наклонился, чтобы поднять первый камень, его остановил голос де Лонгвиля:

— Сверху вниз, фон Даркмур! Вы должны разобрать ее сверху!

Эрик вздрогнул, но промолчал и начал подниматься по щебню. У него за спиной Билли Гудвин пробормотал:

— Дорого бы я дал, чтобы хоть раз хорошенько врезать этому ублюдку.

Бигго, который шел чуть ниже, на это заметил:

— Ты у нас такой везунчик, что наверняка угодишь ему прямо в сердце и сломаешь ногу, потому что оно у него каменное.

Эрик не смог удержаться от смеха и внезапно осознал, что после смерти Стефана смеется первый раз. В этот момент он поскользнулся и, поднимаясь, проклял тот день, когда неделю назад впервые попал в этот лагерь.

В пяти милях к востоку от Крондора повозка, в которой везли заключенных, свернула с широкого тракта между Крондором и Даркмуром и покатила к югу — но не к Долине Грез и кешийской границе. Заброшенный проселок уперся в маленькое озерцо, на берегу которого, как подумал Эрик, раньше была крестьянская деревенька. Теперь эти места, очевидно, принадлежали короне, поскольку по дороге они миновали несколько застав; повозку трижды останавливали, и Робер де Лонгвиль предъявлял документы. Учитывая, что конвой был в мундирах личной гвардии принца, такая бдительность показалась Эрику странной.

Удивление его возросло еще больше, когда он увидел солдат, охранявших лагерь. Все как один — побывавшие во многих боях, покрытые шрамами ветераны. И у всех была разная форма: на одних — черные с золотым орлом мундиры Бас-Тайры, на других — коричневые с золотой чайкой, герцогства Крайдского.

Сержант, начальник караула, знал де Лонгвиля в лицо, несколько раз назвал его по имени, но тем не менее внимательно проверил его документы Когда повозка вкатилась в ворота, Эрик увидал двенадцать мужчин в черных рубашках и таких же штанах — они стреляли из луков по деревянным мишеням, а когда ворота закрылись, он заметил еще шестерых, которые упражнялись в верховой езде. Рассмотреть их получше Эрику не удалось: ему и остальным приказали вылезать из повозки и строиться у главного барака. Там их расковали, и де Лонгвиль ушел в барак.

Вернулся он только через час с лишним в сопровождении человека, похожего на лекаря, который осмотрел заключенных и сделал несколько непонятных замечаний относительно их состояния. Эрик чувствовал себя лошадью, выставленной на продажу, особенно когда заключенным приказали проделать несколько странных упражнений и промаршировать по кругу, а люди в черном, столпившись вокруг, смеялись и отпускали грубые шуточки.

Потом их отвели во второй деревянный барак, который оказался столовой. Вместе с ними обедали и люди в черном, но свободного места за столами все равно оставалось изрядно. Юноши, одетые в ливреи слуг принца Крондорского, метались между столами, и еды было в таком изобилии, о котором Эрик не мог и мечтать. Горячие хлебцы, истекающие маслом, кувшины холодного молока, подносы с сыром и фруктами, горы мяса — цыплята, говядина и свинина — с гарниром из разнообразных овощей.

Оголодавший Эрик набросился на еду, переел и всю ночь мучился животом, а утром начались тренировки, и им приказали соорудить эту насыпь.

Мысли Эрика прервал голос Шо Пи:

— Прошу простить меня.

Эрик опустился на колени и, начав наполнять мешок, спросил:

— За что?

— Я позволил гневу взять верх надо мной. Если бы я дал де Лонгвилю сбить меня с ног, мы бы уже закончили насыпать холм и отдыхали.

Эрик взвалил на плечи тяжелый мешок.

— Он все равно нашел бы другой повод.

Шо Пи принялся наполнять свой мешок, а Эрик, перед тем как начать осторожный спуск, добавил:

— Это стоит того, чтобы полюбоваться, как он шлепнулся на задницу.

— Я надеюсь, друг Эрик, что и завтра ты будешь думать так же.

Несмотря на ноющие плечи и синяки на всем теле, Эрик в этом не сомневался.

***

— Подъем, падаль!

Еще не проснувшись как следует, заключенные вскочили со своих деревянных топчанов и замерли по стойке смирно. Капрал Фостер придирчиво оглядел их. Билли Гудвин, Бигго и Луи располагались на одной стороне палатки, а Эрик, Ру и Шо Пи занимали другую сторону.

Начинался третий день, считая от того, когда де Лонгвиль приказал им перетащить кучу камней на новое место, и если это утро будет таким же, как всегда, до завтрака им предстоит час работы. В столовой шестерым заключенным отвели отдельный стол и запретили разговаривать с остальными живущими в лагере. Впрочем, одетые в черное солдаты сами не проявляли склонности беседовать с новичками.

В том, что это были солдаты, Эрик абсолютно не сомневался, поскольку с утра до вечера эти люди тренировались взбираться на отвесные стены, штурмовать баррикады, ездить верхом и владеть всеми видами оружия.

Но сегодняшний день начался необычно. Вместо того чтобы отвести их к холму из щебня, капрал Фостер выстроил шестерых заключенных перед офицерским бараком, и через несколько минут оттуда вышел Робер де Лонгвиль в сопровождении мужчины, которого Эрик в лагере еще не видел. В облике его было что-то странное, нечеловеческое — хотя Эрик не смог бы точно сказать, что именно. Он был высок, светловолос и молод — не больше двадцати или двадцати пяти лет на вид, но в разговоре с ним де Лонгвиль проявлял явное почтение.

— Это последние шестеро, — сказал он, и светловолосый мужчина молча кивнул. — Мне это не нравится, — продолжал де Лонгвиль. — Мы планировали набрать шестьдесят человек, а не тридцать шесть.

Незнакомый мужчина наконец заговорил, и речь его тоже звучала необычно: голос его был спокойным, произношение — правильным, но все же в нем угадывался странный акцент, которого Эрику не приходилось слышать ни в Даркмуре, ни в Равенсбурге, хотя, навидавшись торговцев, он был уверен, что знает, как говорят в любом уголке Королевства.

— Согласен, но обстановка заставляет нас обходиться тем, что есть. Как они?

— Подают надежды, Кэлис, но нужны еще месяцы подготовки.

— Назови их, — велел мужчина, которого звали Кэлисом.

Робер де Лонгвиль подошел к Бигго.

— Вот это — Бигго. Силен как бык и примерно так же умен. Однако шустрее, чем кажется. Владеет собой, и его не легко испугать.

Он сделал шаг к следующему.

— Луи де Савона. Родезанский головорез. Мастерски обращается с ножом. Полезен там, куда мы собираемся.

Де Лонгвиль шел вдоль строя:

— Билли Гудвин. На вид — простой паренек, но перережет тебе глотку просто ради забавы. Когда выходит из себя, труден для обработки, но его можно сломать.

Он остановился перед Эриком:

— Незаконный сын фон Даркмура. Возможно, слишком глуп, чтобы выжить, зато почти так же силен, как Бигго, и будет делать то, что прикажут.

Де Лонгвиль перешел к Ру.

— Руперт Эйвери. Трусливый крысенок, но перспективен. — Он рванул Ру за петлю на шее и, вытащив из строя, заорал ему прямо в лицо:

— Если только раньше я не убью его за то, что он чертовски уродлив!

Он резко отпустил петлю, и Ру едва не упал назад, потеряв равновесие, а де Лонгвиль подошел к Шо Пи.

— Это — тот самый кешиец, о котором я тебе говорил. Может быть очень полезен нам, если научится сдерживать свой характер. Он опаснее Гудвина: когда заводится, то не подает виду.

Де Лонгвиль отступил на шаг и повернулся лицом к строю.

— Вы видите этого человека?

— Да, сержант! — хором ответили заключенные.

— Бойтесь его. Очень бойтесь, — сказал де Лонгвиль, переводя взгляд с лица на лицо. — Он не таков, каким кажется. Это — Крондорский Орел, и умные люди прячутся в норы, когда он взлетает.

Кэлис позволил себе слегка улыбнуться над этой лестью и сказал:

— Вы будете жить или умрете, как того потребует Королевство. И я лично убью любого, кто поставит под угрозу наше задание. Вам это ясно?

Заключенные дружно кивнули. Они не имели ни малейшего представления о том, какое задание им предстоит выполнять, но ежедневно слышали, что оно жизненно важно для интересов Королевства, и любого из них убьют не задумываясь, если хотя бы на миг покажется, что он каким-то образом угрожает успеху операции. Эрик был убежден в этом, как ни в одном факте собственной жизни.

Кэлис внимательно вгляделся в лицо каждому заключенному и повернулся к де Лонгвилю:

— Бобби, в твоем распоряжении две недели.

— Две недели! Я думал, что у меня есть еще три месяца! С оттенком горечи Кэлис сказал:

— Арута мертв. Никлас узнал про наш план только на следующий день после его смерти и был потрясен. Он до сих пор сомневается, что это разумно. — Кэлис помолчал и добавил:

— Две недели, и вздерни любого, кто покажется тебе ненадежным.

С этими словами он вернулся в барак, а де Лонгвиль, вновь оглядев заключенных, повторил:

— Очень бойтесь.

***

На следующее утро гора щебня исчезла. Солдатам было приказано ее разобрать, и тридцать человек из них быстро покончили с этой работой. Эрика же и остальных пятерых заключенных капрал Фостер отвел в другую часть лагеря.

— Эй вы, чертовы ублюдки, кто из вас знает, как обращаться с мечом? — спросил он, стоя перед ними.

Заключенные переглянулись, но никто ничего не ответил. Они с первого дня усвоили, что если Фостер или де Лонгвиль задают вопрос, то, прежде чем открыть рот, надо быть абсолютно уверенным в правильности ответа.

— Так я и думал, — сказал Фостер. — Гораздо легче в темном переулке оглушить человека сзади дубинкой, а, Бигго? — Он ухмыльнулся без тени юмора и прошелся вдоль строя. — Или всадить кинжал пьяному в спину, не так ли, Луи?

Он остановился перед Эриком:

— А то можно просто схватить человека сзади и держать, чтобы твой маленький любовничек с крысиной мордой без помех всадил ему в брюхо кинжал.

Эрик промолчал. Де Лонгвиль обладал крутым характером и был жесток, но его работа, похоже, не доставляла ему особого удовольствия. Капрал Фостер, наоборот, наслаждался, унижая людей. На второй день Билли Гудвин вышел из себя и набросился на него, но опытный вояка без труда вздул Билли на глазах у всех, а одетые в черное люди смеялись над взбучкой.

Двое солдат принесли шесть мечей.

— Ну ладно, — сказал Фостер. — Эти парни и я попытаемся показать вам пару-другую приемов, чтобы вы не зарезали сами себя, если в один прекрасный день клинок попадет к вам в руки. — Он вытащил собственный меч и добавил:

— Впрочем, и более ловкие люди, чем вы, умудрялись оттяпать себе ногу.

Солдаты раздали заключенным мечи. Эрик неловко обхватил рукоятку. Он был тяжелее, чем быстрая рапира, и значительно короче, чем палаш или двуручный меч, которыми пользовались опытные бойцы. Еще в детстве Эрик слышал, что это оружие — самое распространенное в королевской армии, и оно лучше всего подходит для обучения.

— Отнеситесь к этому очень серьезно, — сказал де Лонгвиль. — Поскольку от умения фехтовать будет зависеть ваша жизнь.

Так началась неделя интенсивного обучения. До полудня они фехтовали друг с другом учебными деревянными мечами, пока не покрылись черными и фиолетовыми синяками, а потом, после обеда, их привели к конюшне.

— Кто умеет ездить верхом? — спросил де Лонгвиль. Эрик и Луи подняли руки. Им подвели двух лошадей, и де Лонгвиль скомандовал:

— В седло, и посмотрим, что вы умеете.

Луи быстро вскочил на коня, а Эрик обошел своего жеребца, осматривая его.

— Фон Даркмур, ты ждешь, чтобы он тебя пригласил? — рявкнул де Лонгвиль.

Не обращая внимания на насмешку, Эрик сказал:

— Этот конь нездоров.

— Что? — спросил де Лонгвиль. — Для меня он вполне здоров.

— У него не в порядке левая задняя. — Эрик наклонился, провел рукой по левой задней ноге, и конь услужливо поднял копыто. Оно было забито толстой лепешкой из грязи, навоза и сена. Эрик потянулся за свайкой, которой не было у него на поясе вот уже месяц, и грустно усмехнулся.

— Старые привычки, — пробормотал он и оглянулся. Конюх молча протянул ему свайку, и когда Эрик очистил копыто, даже де Лонгвиль, стоявший в нескольких футах от них, почувствовал вонь.

Эрик продолжил осмотр.

— Стрелка гниет, — сказал он. — Но от этого конь не захромал бы, пока копыто не отвалилось. Тут наверняка что-то еще. — Эрик поковырял в стрелке, и конь, протестующе заржав, принялся вырываться. — Стоять! — крикнул Эрик и крепко шлепнул коня по крупу, но не наказывая, а успокаивая. Поняв, что он находится в опытных руках и человек знает, что он делает, конь перестал вырываться и только фырканьем выражал недовольство. — Ага, камень, — пробормотал Эрик. — Маленький, но хорошо засел. — Он ковырнул сильнее, камешек выскочил, и из копыта потекла кровь с гноем. — Один-два раза в день держать копыто в горячей соленой воде, и через пару дней все пройдет. Только надо еще ставить припарки, чтобы не допустить нагноения. — Эрик отпустил ногу коня. — Кто-то плохо следит за вашими лошадьми, сержант.

— Если в конюшне к вечеру будет еще хоть одна хромая лошадь, кое-кто завтра отправится в гарнизон Шаматы! — рявкнул де Лонгвиль конюхам и приказал:

— Привести другую!

Когда хромого коня увели, де Лонгвиль спросил:

— Как ты это узнал?

Эрик пожал плечами.

— Это моя работа. Я же кузнец. Я вижу то, что другие не замечают.

Де Лонгвиль в раздумье потер подбородок и неожиданно мягко сказал:

— Ладно, встань пока в строй.

Эрик вернулся в строй, а де Лонгвиль повернулся к Савоне:

— Ну-ка, Луи, я хочу посмотреть, как ты пройдешь по двору рысью.

Луи легко послал лошадь вперед, и Эрик одобрительно кивнул. Родезанец имел неплохую посадку и не рвал уздечку. Он слегка перевешивался и ноги держал слегка на отлете, но в целом был неплохим наездником.

Всю вторую половину дня они занимались верховой ездой. Ру, несмотря на недостаток опыта, держался в седле достаточно хорошо, а Шо Пи, казалось, от природы обладал чувством равновесия и свободной посадкой. Бигго и Билли же свалились, не проскакав и полкруга, а к концу дня все, кроме Эрика и Луи, жаловались на боль и судороги в мышцах ног.

***

В течение следующих трех дней Эрик и пятеро его товарищей усиленно овладевали оружием и проводили в седле по меньшей мере по два часа. Эрик научился вполне прилично обращаться с мечом, а Ру, с успехом используя врожденную скорость движений, весьма преуспел в этом искусстве.

Без лишних объяснений им было ясно, что их готовят для боя, и от того, как они будут учиться, зависит их жизнь. Об указаниях, данных Кэлисом де Лонгвилю — повесить любого, кого сочтут ненадежным, — никто из них даже не вспоминал, поскольку трудно было представить, как за две недели можно определить степень надежности человека.

К концу первой недели стали видны сильные и слабые стороны каждого. Бигго был хорош, пока следовал точным инструкциям, но в неожиданной ситуации проявлял нерешительность. Ру был дерзок и часто действовал на авось, получая в награду синяки и шишки столь же часто, сколь пироги и пышки.

Билли Гудвин, когда им овладевала слепая ярость, становился неуправляем в отличие от Шо Пи, который в такие моменты напряженно сосредоточивался, — и эта его особенность заставляла Эрика считать изаланца самым опасным из всей компании.

Луи де Савона оказался великолепным фехтовальщиком — а сам он уверял, что с кинжалом ему вообще нет равных, — и хорошим наездником, но его слабым местом было тщеславие. Он был просто не в состоянии сказать «нет» любому вызову.

Шо Пи, одаренный от природы, схватывал все на лету. Уже через пару часов после первого урока он свободно держался в седле и легко обращался с мечом.

Еще через пять дней Кэлис устроил им смотр, и после этого характер их подготовки изменился. К шестерым заключенным добавили столько же солдат в черном и всех послали в дальний конец лагеря, где их ждали двое военных, капитан и сержант, носивших черные с золотом цвета герцогства Крайдского. На земле перед ними были разложены странного вида предметы; некоторые из них напоминали оружие, назначение же других было совершенно непонятно.

И тем не менее все эти предметы оказались чужеземным оружием. Капитан и сержант коротко рассказали о нем и продемонстрировали его возможности. После этого Эрика и остальных отвели на противоположный конец двора, и там человек, похожий на жреца Дэйлы, объяснил им, как оказывать первую помощь и обрабатывать раны.

Из всего этого Эрик сделал единственно верный вывод: отправка близка, и, судя по той спешке, в которой проводились занятия, им предстояло идти на войну, не завершив подготовки.

Эрика разбудило негромкое ржание. Скатившись с топчана, он высунулся наружу и, оглядевшись вокруг, увидел, что через ближайшие ворота в лагерь въезжает эскадрон королевских копейщиков. Небо на востоке уже посветлело. Подъем должны были скомандовать через час.

Эрик хотел уже вернуться в свою койку, но что-то привлекло его внимание. Несколько мгновений он вглядывался в лица всадников — и вдруг понял, в чем дело. Он вгляделся еще раз, чтобы не осталось сомнений, а потом бросился будить Ру, предусмотрительно зажав ему рот, чтобы тот не заорал спросонья. Когда Ру проснулся, Эрик жестом поманил его за собой.

Выбравшись наружу, Ру тихо спросил:

— В чем дело?

— Миранда. Она только что въехала в лагерь с эскадроном королевских копейщиков.

***

— Ты уверен? — спросил Ру.

— Нет — потому и хочу поглядеть поближе. Присев на корточки, Эрик начал красться вдоль стены. Ру — за ним. Часовые охраняли не столько заключенных, сколько лагерь, и поэтому почти не смотрели на двор. Юноши прокрались к офицерскому бараку, стараясь не попасться на глаза копейщикам, которые, не спешиваясь, развернули лошадей и направились в сторону ворот. Впрочем, покидать лагерь они не собирались — просто отъехали подальше. В голове у Эрика забрезжили смутные подозрения, но он не стал делиться ими с Ру.

Выбрав момент, они метнулись за угол барака и подползли под окно, из которого слышались тихие голоса. Эрик жестом велел Ру не шуметь и пополз к другому окну. Там, хотя и с трудом, можно было разобрать обрывки разговора.

— ..Должна уехать до того, как лагерь проснется. Здесь каждый, по крайней мере однажды, видел меня. Не нужно, чтобы меня узнали. Слишком много вопросов.

— Согласен. Но просто так ты бы сюда не приехала. В чем дело? — ответил мужской голос, принадлежащий, как показалось Эрику, Кэлису.

— Никлас получил предупреждение от Оракула. Этим летом будет зачат новый.

Кэлис с минуту помолчал, а потом сказал:

— Миранда, я знаю о Камне Жизни ровно столько же, сколько любой смертный, кроме тех, кто видел его в Сетаноне. Не уверен, что могу понять важность того, что ты мне сказала.

Миранда рассмеялась, и смех ее прозвучал невесело.

— Видишь ли, именно сейчас, когда мы пускаемся в этот опасный поход, у Аальского Оракула начинается брачный период, цикл перехода от смерти к рождению. Он займет почти пять лет, и кроме того, ее дочь должна будет вырасти. Иными словами, как раз тогда, когда Камень Жизни в опасности. Оракул собирается лишить нас своей защиты и своих советов на двадцать пять лет — необходимый срок, в течение которого ее дочь достигнет зрелости.

— О Древних Аальцах я знаю исключительно по легендам, — сказал Кэлис. — Но, судя по всему, ее желание продолжить себя явилось и для тебя сюрпризом?

Миранда пробормотала что-то себе под нос, потом заговорила отчетливее:

— ..Невозможность увидеть собственное будущее, думаю я. Перерождение, которое ограничивает возможности Оракула на двадцатипятилетний срок раз в тысячу лет, для него не более чем незначительное неудобство, но для нас это случилось чертовски не вовремя.

— Хочет ли Никлас отменить наши планы?

— Не знаю. Я не могу читать его, как читала его отца. Во многом он очень похож на него, но в других отношениях сильно от него отличается. Мы встречались всего два раза, и я нисколько не сомневаюсь, что он не стал бы мне доверять, если бы вы с Джеймсом не поручились за меня, — сказала Миранда.

— Ты убедила нас в своей искренности, хотя по-прежнему упорно не желаешь ничего говорить о себе. — Кэлис немного помолчал. — И какие же из всего этого выводы?

— Выводы? Такие, что мы выйдем в поход раньше, чем предполагали. А это значит, что тебе придется уже сегодня начать сворачивать лагерь, а корабли должны быть готовы к отплытию на следующей неделе.

Кэлис задумался, а потом сказал:

— Шестеро моих людей еще не обучены, и вообще мы набрали чуть больше половины того количества, которое намечали. Я не могу полагаться на наемников. Из-за того, что я в прошлый раз допустил эту ошибку, погибло слишком много хороших людей. Я… — Он перебил сам себя:

— Впрочем, ты и так знаешь все мои доводы. Мы с Бобби приводили их Аруте три года назад. И все же мне нужны еще девять дней, чтобы оценить последнюю шестерку. Я готов повесить их собственноручно, нежели допустить, чтобы они стали слабым звеном в выковываемой нами цепи, но по крайней мере я должен дать им немного времени, чтобы они могли проявить себя. Голос Миранды стал громче:

— Кэлис, я сама отбирала тех, о ком ты говоришь, и думаю, что не выдержать могут только двое из них, Гудвин и де Савона. Остальные сделают то, что нам нужно.

— Могут не выдержать, — повторил Кэлис. — В том-то и дело. Ты думаешь. Если бы я знал наверняка, что они сломаются, я бы избавился от них еще до вечера. Если бы знал, что они выдержат, пустился бы в путь завтра. Но если мы ошибемся, если один из них сломается в неподходящее время…

— Ни в чем нельзя быть уверенным.

— Боюсь, что сотрудничество с Оракулом выработало у нас привычку к иллюзии определенности. Если мы, как раньше, начнем полагать, что до тех пор, пока что-то в действительности не произошло, случиться может все, что угодно, тогда, возможно, вернемся оттуда живыми, — с сухим смешком сказал Кэлис.

— Я уезжаю. Если ты настаиваешь на том, чтобы задержаться здесь еще на девять дней, так и быть, но Никлас требует, чтобы мы отправились как можно скорее. Удалось захватить двух лазутчиков, и выяснилось, что змеям известно о наших планах.

— Они мертвы?

— Теперь — да. Но перед этим Гамина их прочитала. Она нашла мало из того, чего бы мы уже не знали, но ясно, что змеи нащупывают это место. Последний год ты хорошо заметал следы, но теперь им известно, что в окрестностях Крондора что-то происходит. И следующая группа шпионов уже не станет крутиться возле дворца, нет, они будут рыскать в этих лесах в поисках этого лагеря. А как только они его обнаружат…

— Мы принимаем все меры.

— Мясник, который отгружает вам мясо, сболтнет что-то в трактире. Кто-нибудь во дворце оставит на виду список заключенных. Конечно, это не день и не два, но не пройдет и года, как змеи будут знать не только о том, что ты возвращаешься, но и имена всех твоих людей.

Кэлис помолчал, затем сказал что-то, чего Эрик не разобрал. Потом раздался звук открывающейся двери, и Эрик с Ру поспешили убраться. Тем же путем они вернулись в палатку и растолкали Бигго.

— Тихо. Разбуди остальных.

Когда все проснулись, Эрик спросил:

— Не встречались ли вы с женщиной по имени Миранда незадолго до того, как вас схватили?

Четверо заключенных переглянулись, и первым заговорил ШоПи:

— Темноволосая, с ярко-зелеными глазами? — Эрик кивнул. — Я встретил ее в пригороде Шаматы, и она заговорила со мной. В ней было что-то, и я это сразу заметил. Она обладала силой.

— О чем вы с ней говорили?

Шо Пи пожал плечами:

— О пустяках. Мне она показалась привлекательной, и я был польщен тем, что она обратила на меня внимание. Только ее больше интересовали абстрактные вопросы, чем плотские удовольствия. И еще, помню, я удивился, почему у меня возникло ощущение, что она не такая, какой кажется.

— В разговоре вы не касались ничего такого, что могло привести тебя в тюрьму?

— Насколько я помню, ничего, — сказал Шо Пи. Билли и Луи утверждали, что она пользовалась другим именем, но по описанию было ясно, что каждый из шестерыхвстретил Миранду меньше чем за месяц до ареста.

— Выходит, эта дамочка вездесуща, если она умудрилась поговорить с тобой,

— Бигго указал на Шо Пи, — в Шамате за неделю до встречи с Эриком и Ру под Даркмуром.

— Откуда она нас знает? — недоумевал Луи.

— Она как-то связана с Оракулом, который предсказывает будущее. А для нас главное — пережить следующие девять дней. Я не знаю, почему нас спасли от виселицы и какую ценность мы представляем для этих людей, но я ничуть не сомневаюсь в одном: если Кэлис решит, что мы способны поставить его план под угрозу, он повесит нас всех, перед тем как сняться с лагеря, — а это произойдет через десять дней. Если же он сочтет, что мы заслуживаем доверия, то оставит нас в живых. Вот так, — сказал Эрик.

— Значит, придется поднапрячься, — заметил Билли.

— Мы надорвемся. Я и так уже почти нажил горб, — пожаловался Луи.

— Я имел в виду — поднапрячься, чтобы стать такими, какими нас хотят видеть.

— Билли прав; мне и ему надо сдерживать свой темперамент, — сказал Шо Пи. Он вернулся к своему топчану и сел, откинувшись назад и опершись на локти. — Бигго должен доказать, что умеет думать самостоятельно.

— Ну а я? — спросил Луи, очевидно, напуганный перспективой, что через девять дней его сочтут не заслуживающим доверия.

— Ты должен отбросить свою гордость и перестать вести себя так, словно каждый приказ является оскорблением и любая работа ниже твоего достоинства. Твое высокомерие приведет тебя на виселицу.

— Я вовсе не высокомерен! — возразил Луи. Он явно был готов затеять ссору, и, чтобы предотвратить ее, Эрик поспешно сказал:

— Но это еще не все!

— Что еще? — спросил Бигго.

— Если они сочтут не заслуживающим доверия одного из нас, то повесят всех шестерых.

Ру бросил на Эрика быстрый взгляд и кивнул:

— Мы — команда. Мы выживем или умрем как один человек.

Луи огляделся и увидел, что все смотрят на него.

— Я.., стану покорным. Если эта маленькая свинья прикажет мне жрать дерьмо, я радостно скажу — сколько прикажете, господин сержант? — Последние слова он произнес на родном языке.

Бигго ухмыльнулся.

— Если и есть более твердолобые парни, чем вы, чертовы родезанцы, так это цуранцы из Ла-Мута, но и то ненамного. — И, поглядев на Шо Пи, добавил:

— Я столько лет прикидывался дураком, чтобы от меня не ждали подвоха, что, боюсь, это вошло у меня в привычку. Но я постараюсь выглядеть чуточку умнее.

— Теперь ты, Руперт. Ты должен перестать вести себя так, словно ты умнее всех. Это выйдет тебе же боком. Ты не так умен, как думаешь, да и другие не такие уж дураки, — сказал Шо Пи.

— Ну а я? — спросил Эрик.

— Не знаю, Эрик фон Даркмур. Вроде бы ты не делаешь неверных поступков. Но.., есть что-то. Я точно не знаю. Возможно, нерешительность. Тебе следует стать более твердым, — ответил Шо Пи.

Разговор был прерван появлением капрала Фостера, который скомандовал подъем. Заключенные вскочили и вытянулись по стойке смирно. Капрал подозрительно оглядел их, осмотрел палатку, видя, что непосредственно перед его приходом что-то произошло, но, ничего не обнаружив, через минуту гаркнул:

— Ладно! Выходи строиться, собаки! Времени мало!

***

Фостер навис над Билли, извергая на него поток брани. Видно было, что Билли едва сдерживается, чтобы не броситься на капрала. Человек в черном стоял рядом, тяжело отдуваясь после учебной схватки. Они боролись, и Билли одерживал верх, когда Фостер внезапно подставил ему ножку, а теперь ругал на чем свет стоит, как будто Билли был виноват.

Под конец Фостер выкрикнул:

— И мать твоя была шлюхой!

Когда он повернулся, Билли вскочил на ноги. Но прежде чем он успел достать Фостера, Эрик ударом в грудь вновь опрокинул его. Они покатились по земле, и Эрик, используя свою силу и вес, подмял Билли под себя.

Подбежавшие солдаты растащили их, а Фостер заорал:

— Эй, вы! Что такое?

Эрик поднялся и, утирая разбитый нос, сказал:

— Просто я не даю ему наделать глупостей, капрал.

С минуту Фостер разглядывал Эрика, потом буркнул:

«Ладно», и повернулся к Билли:

— Так ты, свинья, хотел напасть на меня сзади? А как тебе понравится сделать это, когда я стою к тебе лицом? — Он выхватил меч. — Отпустите его.

Солдаты подчинились, и Билли, пригнувшись, тоже достал меч, но тут между ними встал Бигго.

— Эй, капрал, ведь Билли не поздоровится, да, не поздоровится, если эти парни на стене всадят в него парочку стрел, так?

Билли поднял голову и увидел, что двое лучников, натянув луки, внимательно наблюдают за ними.

— Бигго, жирная куча навоза, отойди, — приказал Фостер. — Я хочу слегка обстругать эту падаль.

Луи подошел и встал рядом с Бигго; Шо Пи отстал от него только на шаг. Ру подскочил с другой стороны, и Эрик, стряхнув с себя руки солдат, присоединился к остальным.

— Это что — бунт? — зарычал Фостер.

— Нет, — ответил Шо Пи. — Просто пытаемся не допустить чересчур опасного развития событий.

— Я его вздерну! — заорал Фостер, и в это время подошел де Лонгвиль.

— Тогда, я думаю, вам придется повесить всех нас, — сказал Бигго.

— Что здесь происходит? Хотите опять на виселицу? — сказал де Лонгвиль.

— Сержант, если одного из нас хотят вздернуть, считая, что он хотел убить этого добрейшего капрала, тогда лучше повесить всех шестерых, потому что мы мечтаем об этом раз двадцать на дню, не меньше. И лучше сделать это прямо сейчас, а не мучить еще неделю муштрой, которая у нас уже в печенках сидит. При всем к вам уважении, сержант, — сказал Бигго, приветливо улыбаясь.

Де Лонгвиль удивленно поднял брови.

— Он говорит за вас всех?

Заключенные переглянулись, а потом Эрик сказал:

— Я думаю, да, сэр.

Де Лонгвиль шагнул вперед и заорал прямо в лицо Бигго — причем для этого ему пришлось встать на цыпочки:

— Я не приказывал вам думать! С чего это вам взбрело в голову, что меня интересует, о чем вы думаете? Если вы думаете, значит, у вас слишком много свободного времени. Я это исправлю! — И, повернувшись к солдатам, которые за минуту до этого держали Эрика, он сказал:

— Надо чистить конюшню. Отведите туда этих собак, и пусть они ее вылижут! И нечего пачкать новенькие метлы и вилы! Пусть убирают руками! Увести!

Солдаты построили заключенных и быстро повели прочь, а Фостер, взглянув на де Лонгвиля, сказал:

— Бобби, похоже, начинает действовать. Де Лонгвиль задумчиво потер подбородок.

— Не знаю. Посмотрим. Но они стали лучше. Мы и так недобрали людей, и мне не хотелось бы вешать эту шестерку за день до отплытия.

— Если Билли Гудвин не перерезал мне глотку, когда я назвал его мать шлюхой — она и была шлюхой, но он такой обидчивый, — значит, он кое-чему научился. И они за него вступились, — сказал Фостер.

Де Лонгвиль кивнул:

— Может быть, ты и прав. А может, они умнеют. Увидим, не так ли?

Не дожидаясь ответа, он повернулся и пошел в офицерский барак.

Глава 10. ПЕРЕДИСЛОКАЦИЯ

Пробили тревогу.

Барабаны гремели, и весь лагерь был на ногах. Это случилось через три дня после того, как Эрик подслушал разговор Миранды и Кэлиса. Все эти дни шестеро заключенных усиленно тренировались, все внимание сосредоточив на том, чтобы остаться в живых; Фостер стал еще грубее, оскорблял их на каждом шагу, а де Лонгвиль внимательно приглядывался к ним, выискивая малейшее несоответствие своим требованиям.

Но сегодняшний день начался с неожиданного поворота. Подъем скомандовали на полчаса раньше обычного, и заключенные, выбежав из палатки, увидели, что все солдаты бегут к офицерскому бараку. Они бросились туда же, но их остановил стражник по имени Перри:

— Построиться за мной и без команды не расходиться. Разговоры отставить!

Они выстроились в обычном порядке — Бигго впереди, Шо Пи замыкающим, — и Перри повел их к офицерскому бараку. Когда они подошли туда, дверь открылась и появились де Лонгвиль и Кэлис.

Де Лонгвиль поднял руку, призывая к тишине:

— Внимание!

— Мы обнаружены. Ночью убиты двое часовых, — сказал Кэлис.

Люди в черном начали перешептываться, и де Лонгвиль снова призвал к тишине.

— Все знают, что надо делать; мы сворачиваем лагерь немедленно, — закончил Кэлис.

Тридцать человек в черном бросились к своим палаткам, стражники — по постам; Фостер отдал Перри какой-то приказ, и тот велел заключенным:

— Эй вы, марш за мной!

Вокруг кипела лихорадочная, но слаженная работа. Перри провел их через весь лагерь к большой палатке, стоящей рядом с кузницей.

— Подберите себе одежду, — сказал он, — и переоденьтесь.

В палатке высилась целая гора одежды. Эрик снял сапоги, швырнул свою серую рубаху в угол и вместе с остальными принялся рыться в куче. Луи, Билли и Шо Пи, люди среднего роста и телосложения, довольно быстро подобрали себе подходящую одежду, а Бигго, Эрику и худощавому Ру пришлось повозиться. Наконец экипировались все. Эрик подобрал себе темно-синюю рубаху с открытым воротом, а единственными штанами, которые на него налезли, оказались расклешенные матросские брюки, заправить которые в сапоги Эрику не удалось, как он ни старался.

Услышав дружный взрыв смеха, Эрик обернулся и увидел обиженную физиономию Ру.

— Все остальное мне велико! — кричал тот в ответ на грубые шутки Билли и де Савоны. На Ру красовались огненно-красного цвета рубаха с открытой грудью и ярко-малиновые лосины.

— Уж лучше пусть будет велико, — сказал Эрик, сам с трудом удерживаясь от смеха.

Ру опять нырнул в кучу и после долгих поисков отыскал простую белую рубашку, которая была ему лишь чуть-чуть велика, но достаточно узких и коротких штанов не нашел, как ни старался.

— Другое дело, — сказал Эрик. — Теперь ты выглядишь просто забавно, а до этого был вылитый шут.

Заправляя рубашку в лосины, Ру скорчил гримасу, но потом улыбнулся.

— Красный цвет всегда приносил мне удачу.

— Эй, вы там! — крикнул снаружи Перри. — Давайте быстрее! — Заключенные вышли из палатки, и он приказал:

— Идите к кузне и залезайте в последний фургон. Вас будут сопровождать двое арбалетчиков, так что не думайте, что под шумок вам удастся удрать.

Уходя, Перри обернулся и добавил:

— Да, и спрячьте ваши петли под одежду, чтобы их не было видно.

Шестеро заключенных уже привыкли носить петли поверх рубашек, поэтому, переодеваясь, не стали их прятать. Чтобы выполнить приказание, Бигго пришлось снять рубашку и снова надеть, поскольку у нее был твердый прилегающий воротничок.

— Для высокой моды немного морщит, друг мой, но в целом неплохо, — сказал Луи, взглянув на него.

Эрик давно заметил, что Луи не только надменен и вспыльчив, но еще и очень тщеславен — впрочем, несмотря на это, родезанский головорез вызывал у него симпатию. Он сбрил свою светлую бородку, но отрастил усы, которые регулярно подравнивал — как и свои длинные до плеч волосы. И вообще у него были повадки светского щеголя, и даже сейчас он постарался подобрать себе как можно более модную одежду. Эрик не сомневался, что Луи сказал о высокой моде не просто ради красного словца — он действительно разбирался в этом и до того, как скатился до своего нынешнего положения, наверняка вращался при дворе. Правда, он ничего не рассказывал о своем прошлом, но как-то раз упомянул вскользь, что был дружен с сыном герцога Родезского.

По пути к кузнице Эрик с некоторым страхом обратил внимание на то, с какой скоростью люди уничтожают все следы своего пребывания здесь. Рабочие, очевидно, только что прибывшие из Крондора, уже начали разбирать бараки.

Фостер ждал их возле кузницы и сразу приказал им залезать в повозку. Двое охранников забрались на крышу, двое сели у борта, двое на лошадях пристроились сзади повозки, и повозка тронулась.

Эрик взглянул на товарищей. Ру был одновременно испуган и взбудоражен, Луи и Бигто напряженно осматривались, Билли, казалось, происходящее забавляло, а Шо Пи отрешенно вглядывался вдаль.

Солдаты, прежде носившие черное, теперь, как и заключенные, были одеты в самые разнообразные одежды, от крестьянских лохмотьев до дворянских камзолов. Одни из них ехали верхом, другие — в фургонах, а некоторые — их было около дюжины — покидали лагерь пешком. Еще два всадника подскакали к повозке, и Эрик узнал в них де Лонгвиля и Фостера.

Де Лонгвиль придержал коня и крикнул заключенным:

— Эй, вы, внимание! Утром я говорил с Кэлисом, что неплохо было бы вздернуть вас всех, но у нас просто нет времени. Терпеть не могу вешать впопыхах — это портит мне аппетит. Кэлис тоже согласен, что это можно сделать и позже, когда мы будем посвободнее и сумеем организовать все надлежащим образом. Так что вам разрешается пожить еще пару дней. Но не воображайте, что вас полюбили; арбалетчики пристрелят любого, кто будет настолько глуп, что попытается бежать. Понятно?

— Да, сержант! — дружно крикнули заключенные.

— И еще: пока я снова не прикажу, прекратите орать «Да, сержант». Это привлекает к вам внимание. А внимание нам сейчас меньше всего нужно. Так что, пока мы не доберемся до места назначения, держите рты на замке и делайте то, что вам говорят. — Он пришпорил лошадь и ускакал в сопровождении Фостера.

Оглядев своих спутников, Эрик заметил, что никто не горит желанием комментировать приказ де Лонгвиля, поэтому он тоже промолчал и, устроившись поудобнее, решил воспользоваться неожиданной возможностью отдохнуть.

***

По дороге в Крондор им то и дело попадались группки людей, одетых как простые наемники, крестьяне или рабочие. Одни шли пешком, другие ехали на телегах; проскакал отряд верховых. И те, и другие, и третьи передвигались в молчании; казалось, даже идущие рядом не знакомы друг с другом.

По мере приближения к столице Западного Княжества начали появляться и другие путники; загромыхали крестьянские телеги, везущие последние дары лета и первые — осени, иногда проносилась дворянская карета.

Наконец повозка, в которой везли Эрика и его товарищей, подъехала к южным воротам, и стража пропустила их без проволочек. В полуденном солнце возвышающийся над гаванью дворец выглядел изумительно. На башнях вокруг древнего холма, где первый принц Крондорский возвел свою первую крепость, играли разноцветные флаги.

Проделав длинный путь по запутанным улочкам, повозка остановилась у гавани, и сразу же откуда-то появился Фостер. Не повышая голоса, он сказал:

— Эй, вы, вылезайте и садитесь вон в ту лодку, — капрал указал на баркас, покачивающийся на приливной волне. С причала к нему вела гранитная лестница. Заключенные повиновались, и вслед за ними в баркас прыгнул Фостер. Матросы оттолкнулись веслами и направили баркас к одному из стоящих на якоре кораблей.

Эрик совершенно не разбирался в судах и отметил лишь, что этот корабль значительно больше любого другого в гавани. Три его мачты вздымались в небо подобно стволам гигантских деревьев; он был выкрашен в угрожающий черный цвет и от этого казался еще массивнее. Баркас подошел к кораблю, и Фостер, указав на висящую вдоль борта сеть, сказал:

— Полезайте наверх.

Эрик вскарабкался первым; матросы помогли ему перевалить через леер, и человек в странном мундире — синяя куртка по пояс и белые брюки — велел Эрику встать в стороне. Когда остальные пятеро оказались на борту, Фостер крикнул:

— Мистер Коллинз, этих надо устроить вместе!

Человек в странном мундире перегнулся через леер и спросил:

— Там же, где и остальных?

— Да, — крикнул Фостер с отходящего баркаса. — Но в углу, мистер Коллинз, в углу!

— Да, капрал Фостер.

Коллинз повернулся к заключенным и приказал:

— Идите за мной.

Через квадратный люк перед грот-мачтой они спустились в грузовой трюм, переоборудованный под казарму. Когда глаза привыкли к темноте, Эрик увидел двадцать трехъярусных коек, прикрепленных к переборкам — по десять вдоль каждого борта.

Между блоками коек к палубе были привинчены большие рундуки, и люди деловито раскладывали по ним свое имущество. Коллинз подвел шестерых новичков к койкам у правого борта, наиболее удаленным от остальных.

— Здесь вы будете спать, — сказал он. — Есть вы будете на палубе, а в плохую погоду — в трюме. Свои вещи вы можете разместить в этих двух рундуках. — Он указал на рундук у переборки в самом конце трюма, а потом на другой — между отведенными для них койками.

— У нас нет вещей, — сказал Ру.

— Обращаясь ко мне, вы должны называть меня «мистер Коллинз» или «сэр». Я

— второй помощник на корабле «Месть Тренчарда». Первого помощника зовут мистер Роупер, а капитана… Его вы будете называть капитаном. Ясно?

— Да, мистер Коллинз. Но нам не выдали никаких вещей, сэр.

— Это не мое дело. Я уверен, ваш офицер выдаст вам все необходимое. Переход предстоит долгий, и у вас будет достаточно времени, чтобы все организовать. Устраивайтесь и сидите здесь до тех пор, пока за вами не пришлют. — И он ушел.

Бигго занял одну из нижних коек, Шо Пи и Билли Гудвин устроились над ним, а Ру, Эрик и Луи, снизу вверх, напротив.

— Что будем делать? — спросил Ру.

Бигго усмехнулся.

— Ничего. Лично я собираюсь вздремнуть! — добавил он весело.

Эрик тоже чувствовал усталость, но вместе с тем ему не давала покоя мысль о том, что еще преподнесет им судьба. Впрочем, мерное покачивание корабля действовало успокаивающе, и вскоре он тоже заснул.

***

Топот ног наверху и ощущение движения разбудили Эрика. Он вскочил, больно ударившись головой о верхнюю койку, и, чертыхнувшись от боли, спрыгнул вниз, чуть не наступив на Ру.

Резкие команды, скрип снастей и хлопанье парусов, а также ставший иным характер качки не оставляли никаких сомнений — они вышли в море. Шестеро заключенных застыли, не зная, что делать, а тридцать человек в другом конце трюма потешались над их растерянностью.

Один из них, крупный мужчина ростом почти с Бигго, сказал:

— Почему бы вам не сбегать наверх и не сказать Бобби де Лонгвилю, что он был не прав, забыв предупредить вас, что мы отплываем так скоро!

Новый взрыв смеха.

— А почему бы тебе не спросить у него, не знает ли он, кто был твоим отцом? Твоей матери это наверняка неизвестно, — парировал де Савона.

Мужчина вскочил со своей койки и шагнул к нему, но его остановил Шо Пи:

— Минуточку, друг мой.

— Тоже мне друг нашелся, — огрызнулся здоровяк. Он упер ладонь в грудь Шо Пи, собираясь его оттолкнуть, но тут же упал на колени с искаженным от боли лицом: неуловимым движением Шо Пи ухватил его за большой палец и вывернул ему запястье ладонью вверх, — Осмелюсь предположить, — сказал изаланец, — что, поскольку путешествие обещает быть долгим и утомительным, в наших общих интересах сохранять мир и стараться уважать чувства друг друга. Я уверен, что мой друг горит желанием извиниться за то, что позволил себе усомниться в праведности вашей матери, а вы, конечно же, милостиво даруете ему прощение.

Луи решил позабавиться; сняв воображаемую шляпу, он отвесил церемонный поклон:

— Сэр, я был груб и действовал поспешно и необдуманно. Мое поведение позорит меня. Нижайше прошу вашего прощения.

Мужчина, по лицу которого текли слезы, задыхаясь от боли, простонал:

— Дарую!

Шо Пи отпустил его, и он, обессиленный, рухнул на пол. Билли помог ему подняться и проводил к товарищам, стараясь при этом не расхохотаться. Мужчина ощупывал руку, боясь, что изаланец сломал ему кость, но все было цело. Для проверки он несколько раз тряхнул кистью, а Билли тем временем вернулся в свою часть трюма.

Люк наверху открылся, и в трюм спустились двое — Фостер и де Лонгвиль.

— Внимание! — крикнул Фостер.

Де Лонгвиль остановился на трапе, чтобы видеть всех сразу.

— Не сомневаюсь, вы уже поняли — если только вы не лишены чувств или еще глупее, чем я думаю, — что мы вышли в море. Наше плавание продлится, в зависимости от погоды, от девяноста до ста дней. На судне много работы, и я не позволю вам жиреть от безделья только потому, что вы не моряки. Кроме того, может случиться, что мы будем возвращаться, имея на борту нехватку матросов. — Он на мгновение посмотрел вдаль, словно раздумывал, договаривать или нет. — Так что умение выполнять моряцкую работу пригодится. Позже мистер Коллинз отдаст вам соответствующие распоряжения, и вы будете делать все, что он говорит, не задавая вопросов. И еще: его звание соответствует званию рыцарь-капитана королевской армии, так что не забывайте об этом, хоть он и выглядит как простой матрос.

Спустившись по трапу, де Лонгвиль прошел туда, где стояли Эрик и его товарищи.

— Говорю вам об этом в последний раз. Рутия, должно быть, к вам благосклонна, поскольку Госпожа Удача решила дать вам пожить еще немного. Мне было дано две недели, чтобы определить, стоит ли оставлять вас в живых, и, судя по тому, как шли дела, вас всех следовало бы повесить. — Он посмотрел на их лица. — Но я убедил Кэлиса, что вздернуть вас на нок-рее можно с такой же легкостью, как на виселице в Крондоре. Так что вы всего лишь получили отсрочку. Следующие три месяца будут тяжелыми. Вы, как и все на борту, будете нести полную вахту. И кроме того, вам предстоит пройти обучение, которое эти парни, — де Лонгвиль через плечо указал большим пальцем на людей в другом конце трюма, — получили, а вы — нет.

Тут, к всеобщему удивлению, заговорил Бигго:

— Позволено ли нам будет узнать зачем?

— Что зачем? — спросил де Лонгвиль.

— Зачем вся эта поспешность и эти загадки, Робер де Лонгвиль, сержант, уважаемый сэр. Вряд ли вы тратите золото принца и стягиваете солдат со всего Королевства только для того, чтобы спасти убийц и воров от справедливого возмездия. Вам что-то нужно от нас, и в обмен на это вы готовы вернуть нам наши жизни. Это вполне очевидно, и тут не может быть никаких вопросов, но даже более глупый, чем я, человек сообразил бы, что нам лучше точно знать, что нас ждет впереди, чем позволить воображению пробудить в нас страх, который может толкнуть нас на поспешные и необдуманные поступки. Если мы, взвинченные неизвестностью, перебьем друг друга, вас это вряд ли обрадует.

Де Лонгвиль пристально посмотрел в глаза Бигго и внезапно расплылся в улыбке.

— Знаешь, Бигго, пожалуй, мне больше нравилось, когда ты прикидывался дураком. — Он повернулся и, уходя, сказал:

— Если вы проживете достаточно долго, клянусь, вы узнаете куда больше, чем вам хотелось бы. — Дойдя до трапа, он вновь обернулся и добавил:

— Но на сегодняшний день весь фокус именно в том, чтобы выжить.

Он взбежал по трапу, Фостер — за ним, и когда люк захлопнулся, Бигго сказал:

— Ну, это не совсем то, что я хотел бы услышать.

— И что вы думаете? Он пытался нас напугать? — спросил Луи.

— Нет-нет, я думаю, что дело как раз в том, что он изо всех сил старается нас не напугать, — ответил Шо Пи.

Эрик улегся на койку, ощущая в груди холодок — он знал, что Шо Пи прав.

***

Шли дни. Когда заключенным впервые разрешили подняться на палубу, Эрик увидел невдалеке еще один корабль. Матрос сказал ему, что это «Вольный Охотник», которым тоже командует Кэлис. Эрику всегда представлялось, что все королевские корабли называются «Ройял…» то-то или то-то, но когда он сказал об этом, матрос только молча кивнул и не поддержал разговора.

Труд моряка оставлял Эрика равнодушным, но он радовался уже тому, что это был труд на свежем воздухе, а погода, несмотря на начало осени, была на удивление мягкой. Ру, которому был присущ легкий страх высоты, к обязанностям матроса относился с неудовольствием, но он обладал проворством, которого не хватало Бигго или Эрику, и потому легко передвигался по вантам и реям. Луи и Билли оказались достаточно опытными моряками, а Шо Пи, как всегда, без напряжения осваивал новые навыки.

Через две недели Эрик приобрел походку бывалого моряка и мозоли на ногах: в сапогах для верховой езды лазить на мачты было опасно, и к тому же от соленой воды они быстро бы прохудились. На корабле только офицеры носили обувь, а все матросы предпочитали ходить босиком.

Постепенно овладевая морским делом, Эрик уже не смущался, слыша такие команды, как «травить шкоты» или «крепить рей». Работа была нелегкой, зато и питание, как и в лагере, было отличным — вещь на флоте неслыханная. Эрик шутил, что их холят, как призовых лошадей перед скачкой, а про себя думал, что скачки часто кончаются тем, что лошадь падает и ломает ногу, а седок разбивается насмерть или становится калекой.

Физический труд в сочетании со строгим режимом и хорошей пищей оказали влияние даже на Ру, который с детства избегал любой тяжелой работы. Его худые кости обросли крепкими мышцами, а в походке появилась ранее не виданная Эриком самоуверенность. Ру всегда готов был повеселиться, но в нем было что-то порочное и опасное, и его шутки часто бывали жестокими. Теперь, казалось, его отношение к жизни переменилось и, кроме того, он начал постепенно оправляться от страха смерти, надолго завладевшего им на эшафоте. Эрик чувствовал, что в Ру происходят и еще какие-то изменения, хотя и не мог с точностью определить, в чем они заключаются.

Шо Пи как-то заметил: «Вне зависимости от того, что нас ждет, де Лонгвиль хочет, чтобы мы к этому были готовы». Каждый день они не только напряженно работали, но и тренировались в обращении с оружием.

На второй день плавания Шо Пи, сменившись с вахты, вышел на палубу и начал производить необычные упражнения, которые больше всего напомнили Эрику какой-то диковинный танец. Изящные и плавные, эти движения таили в себе угрозу, и было ясно, что если повторить их в быстром темпе, они превратятся в смертельные удары. Когда Шо Пи вернулся в трюм, Луи спросил у него:

— Чем это ты там занимался, кешиец?

— Изаланец, — поправил Шо Пи, запрыгивая на свою койку. — Это называется ката и является основой тех искусств, которые я изучал в монастыре. Ката развивает чувство движения и, концентрируя вокруг тебя энергию, придает тебе ощущение легкости и спокойствия в тот момент, когда требуется прибегнуть к этой энергии.

Эрик сел на койке.

— Не этот ли трюк ты использовал, чтобы обезоружить того солдата?

— Да, как ни печально, именно так, но это не трюк. Это древнее искусство и служит для того, чтобы обрести гармонию с окружающим миром, а также для самозащиты.

— Если с его помощью можно врезать де Лонгвилю так, как это сделал ты, я взял бы у тебя пару уроков, — сказал Луи.

— Это неверный подход к искусству ката, — ответил Шо Пи. — Но если вы хотите заняться им вместе со мной, я буду рад. Ката сделает вас спокойнее и обновит вас.

— Не сомневаюсь, — сказал Билли. — Ты был само спокойствие, когда дрался с Лонгвилем.

— Но это и впрямь нас обновило, — усмехнулся Луи. Все дружно расхохотались, и Эрик вдруг почувствовал странную привязанность к этим людям. Убийцы, отбросы общества — и тем не менее в каждом он ощущал нечто такое, что роднило его с ними. Раньше у него никогда не возникало подобного ощущения, и больше всего его обеспокоило то, что оно было вполне естественным. Он вновь улегся на койку, размышляя, откуда взялось это новое чувство.

***

К концу недели не только Луи, но и все остальные стали брать у Шо Пи уроки ката. Поначалу Эрику казалось несусветной глупостью во время упражнений представлять себе пятно света или легкий ветерок, но через некоторое время он обнаружил, что, когда он делает так, на него нисходит спокойствие. Несмотря на долгие часы тяжелой работы, эта дополнительная нагрузка не утомляла, наоборот, она освежала, и Эрик никогда в жизни не спал так хорошо.

Матрос из Ла-Мута, чей отец был воином, тоже изъявил желание к ним присоединиться, говоря, что многое из того, чему учит Шо Пи, сходно с частью того, что является традиционным цуранским «путем воина».

Еще через неделю тот здоровяк, которого усмирил Шо Пи, подошел взглянуть, чем они занимаются, и через несколько минут спросил:

— А ты можешь научить меня, как делать тот фокус с большим пальцем?

— Это лишь часть всего остального, — ответил Шо Пи. — Тебе придется многое изучить.

Не говоря ни слова, мужчина встал рядом с Эриком. Шо Пи кивнул Эрику, и тот сказал:

— Расставь ноги, как я, и займи положение, при котором вес равномерно распределяется на обе ноги. Мужчина скопировал стойку Эрика.

— Меня зовут Джером Хэнди, — представился он.

— Эрик фон Даркмур.

Шо Пи по одному показал четыре движения, которые им предстояло сегодня освоить, а потом медленно повторил их все вместе. Стоя на шканцах, Фостер и де Лонгвиль наблюдали за тренировкой.

— Что ты об этом думаешь? — спросил Фостер.

Де Лонгвиль пожал плечами.

— Трудно сказать, Чарли. Возможно, это пустая трата времени. Но, быть может, то, чем они сейчас занимаются, однажды спасет кому-то из них жизнь. Этот кешиец мог бы убить меня так же легко, как сбил с ног этим градом ударов. Но он сдержался, хотя и был на меня очень зол. — Де Лонгвиль помолчал и добавил:

— Дай понять остальным, что я не буду против, если они последуют примеру Хэнди. Самое время присоединить последних шестерых ко всей стае.

С каждым днем к ним присоединялись новые желающие, и к концу третьей недели все тридцать шесть человек изучали ката под руководством Шо Пи.

***

— Как, вы все осужденные? — с недоверием воскликнул Луи.

— Да, парень, — ответил ему чернокожий уроженец Долины Грез по имени Джедоу Шати. — Каждый здесь принял участие в маленьком спектакле Бобби де Лонгвиля, каждый взглянул в глаза Богине Смерти или по крайней мере решил, что уже близок к этому. — Он усмехнулся, и Эрик непроизвольно улыбнулся в ответ. Когда этот человек улыбался, весь свет и все счастье мира отражались в этой улыбке, которая казалась еще ослепительнее по контрасту с его кожей, чернее которой Эрик никогда не видел. Джедоу обладал способностью находить смешное почти в любой ситуации и, кроме того, умел сделать так, что в конце концов и те, кто был рядом с ним, тоже смеялись.

Ру всплеснул руками:

— Так почему же вы вели себя как последние сволочи, когда нас привезли в лагерь?

Этот разговор происходил в трюме. За последние несколько дней благодаря занятиям ката барьер между товарищами Эрика, о которых он привык думать «мы», и остальными тридцатью, которые в его сознании назывались «они», стал постепенно исчезать.

— Парень, ну как ты не понимаешь! — воскликнул Джедоу с мягким акцентом, характерным для жителей Долины, нейтральной земли, на которую в разное время претендовали и Империя Великого Кеша, и Королевство, где смешались языки, кровь и верность. — Это же был приказ! Каждый раз, когда прибывала новая группа, мы должны были устраивать новичкам ад! Так решил Бобби. Разве ты не видишь, что пока он не решит, вешать нас или нет, он обращается с нами хуже, чем с грязью на подметках своих сапог? Только когда нам разрешили снять эти чертовы петли, мы начали надеяться, что сумеем протянуть чуточку дольше.

Джером Хэнди, который ростом почти не уступал Бигго, а в плечах был даже шире, сидел напротив Эрика.

— Мы с Джедоу были в первой шестерке. Четверо других погибли. Двое попытались перелезть через стену, и эти застрельщики со своими огромными луками подстрелили их как куропаток. — Хэнди сложил руки, изображая птицу, а губами издал смешной хлопающий звук. Эрик с удовольствием обнаружил, что Хэнди, у которого был такой угрожающий вид, совершенно преображался, получая аудиторию, и становился весьма обаятельным. — Один потерял голову на тренировке и напоролся на меч. А последний… — Он поглядел на Джедоу.

— Да, плохая история, — сказал тот. — Роджером его звали.

— Верно. Роджер. Он пытался бежать и убил стражника. За это его повесили.

— И давно это было? — спросил Эрик.

— Больше года назад, приятель. — Джедоу провел ладонью по голове. Он был почти полностью лыс, а остатки волос за ушами каждое утро брил насухую, и Эрик всякий раз вздрагивал, глядя на эту процедуру.

— Год! — воскликнул Билли. — Вы проторчали целый год в этом лагере?

Джедоу усмехнулся.

— Можно подумать, парень, что у нас был выбор, — он загугукал, изображая счастливого младенца. — Кормили от пуза, компания была, — он метнул на Хэнди притворно злобный взгляд, — забавной, не сказать бы иначе. Ну, и чем дольше мы там торчали…

— Тем что? — спросил Ру.

— Тем дольше де Лонгвиль и Орел тянули с отправкой туда, куда они сейчас нас везут, — ответил вместо Джедоу Бигго.

— Точно.

— Так вы целый год играли в солдатиков? — спросил Луи.

— Больше года, и я не назвал бы это игрой, потому что люди гибли взаправду, — сказал человек по имени Петер Блай. Хэнди кивнул:

— Из семидесяти восьми человек, которых за это время привезли в лагерь, остались мы тридцать.

— Тогда понятно, почему капрал Фостер и.., каково настоящее звание де Лонгвиля, кто-нибудь знает? Когда я в первый раз увидел его, то принял за аристократа, — сказал Шо Пи.

Джером покачал головой:

— Сержант — это все, что я о нем слышал. Зато своими глазами видел, как он отдавал приказы рыцарь-капитану королевской гвардии. Здесь он второй после эльфа.

— Эльфа? — переспросил Эрик.

— Так кое-кто из ветеранов называет Орла. И это не шутка. И не признак неуважения. Я слышал, они говорили, что он не человек, — сказал Луи.

— То-то он выглядит несколько странно, — сказал Ру.

Джером рассмеялся, а Джедоу сказал:

— Вы только подумайте, и это он говорит о странном виде! Все расхохотались, а Ру, покраснев от смущения, отмахнулся:

— Я хотел сказать, что он не похож на остальных.

— Ни один из нас не похож на остальных, — заметил ШоПи.

— Ладно, мы поняли, что ты имел в виду, — сказал еще один мужчина, имени которого Эрик не знал.

— Я никогда не был на западе, хотя во время Войны Провала мой отец сражался в этих краях с цуранцами. Парни, слышали бы вы, о чем он рассказывал! Он видел эльфов в битве у Серых Башен, когда эльфы и гномы нарушили договор, и говорил, что эльфы высокие и красивые, хотя волосы и глаза у них почти как у нас. И еще он говорил, что в них чувствуется что-то необычное и двигаются они, как будто танцуют, вот как, — сказал Джедоу.

— Тот, кого называют Орлом, соответствует этому описанию. Но вообще-то мне бы не хотелось с ним сталкиваться, — сказал Шо Пи.

— Это тебе-то? — сказал Эрик. — Тому, кто способен вырвать меч у солдата? Я думал, что ты никого не боишься.

— Я действительно отнял меч у солдата, Эрик, но я никогда не говорил, что при этом не испытывал страха. — Шо Пи задумался. — В этом Кэлисе есть что-то очень опасное.

— Он сильнее, чем кажется, — сказал Хэнди, почему-то смутившись. — В самом начале, еще до того как он поставил главным Бобби, я решил с ним подраться на тренировке, и он двинул меня так, что я до сих пор удивляюсь, как у меня не раскололся череп.

— Очень толстая кость, парень, даже слишком, — заметил Джедоу, и все засмеялись.

— Да нет, я серьезно. И, честное слово, горжусь, что выдержал этот удар. Я просто был поражен. — Он взглянул на Шо Пи. — Так же, как тогда, когда ты вывернул мне палец. То же самое. Я двинуться не успел, вдруг бац.., уже лежу на спине, и голова у меня гудит, как храмовый гонг.

— Он даже не увидел удара. Честно говоря, я тоже. Кэлис действует очень быстро, — заметил Джедоу.

— Он не человек, — сказал еще кто-то, и это было исчерпывающее объяснение.

Скрип трапа заставил всех мгновенно разбежаться по койкам еще до того, как капрал Фостер открыл люк.

— Дамочки, тушите свет! — крикнул он сверху. — Прощайтесь со своими милыми и спать. Завтра тяжелый день.

Не успел Эрик завернуться в одеяло, как трюм погрузился в темноту. Лежа на спине, Эрик думал, каково было жить в этом лагере целый год, видя, как появляются и умирают здесь люди. Внезапно он вспомнил, что Шо Пи хотел что-то сказать. Но не договорил.

— Шо Пи? — шепнул Эрик.

— Да?

— Что ты хотел сказать перед тем, как спросил, не знает ли кто настоящего звания де Лонгвиля?

— Только то, что, если так много людей потерпели неудачу, даже после того как та женщина прочла их мысли, то понятно, почему они так возились с нами.

— Что ты имеешь в виду?

— Половина из тех, кто попал в этот лагерь до нас, не выдержали проверки. По справедливости, трех или даже четырех из нас шестерых не должно было быть на этом корабле. Им суждено было умереть. Де Лонгвилю и нам повезло. Но тем не менее нам по-прежнему грозит опасность потерпеть неудачу.

— Ага, понятно, — сказал Эрик. Он закрыл глаза, но сон долго не шел к нему. Одна мысль не давала ему покоя: «Неудачу в чем?»

Глава 11. ПЕРЕХОД

Эрик зевнул.

На борту корабля «Месть Тренчарда» не было времени скучать, но иногда выпадали свободные минутки, и сейчас была как раз одна из них. Отборная команда «головорезов» Робера де Лонгвиля закончила учения, и после ужина Эрику захотелось подышать свежим воздухом. Остальные развалились на койках, а Эрик, поднявшись на палубу, встал у носового леера, глядя на бушприт и вслушиваясь в плеск волн, разрезаемых форштевнем корабля.

Вахтенный офицер выкрикивал направления, а впередсмотрящий в «вороньем гнезде» отвечал, что все чисто. Эрик усмехнулся. Как впередсмотрящий может это определить, если только у него нет волшебного инструмента, позволяющего взору смертного проницать темноту? Вероятно, подумал Эрик, он имеет в виду, что ничего не видит.

Впрочем, это было не совсем так. Средняя и большая луны должны были появиться только к рассвету, зато малая луна уже взошла на востоке, серебряными бликами отражаясь в воде. «Вольный Охотник», идущий в полумиле справа по борту параллельным курсом, обнаруживал свое присутствие носовым, кормовым и клотиковым огнями. Любой другой корабль тоже должен был нести бортовые огни, которые впередсмотрящий, безусловно, заметил бы.

— Чарующий вид, не правда ли?

Эрик обернулся, вздрогнув от неожиданности: он не слышал ничьих шагов. В нескольких футах от него, глядя в звездное небо, стоял Кэлис.

— Я часто бываю в море, и каждый раз, когда лун нет и звезды предстают во всем великолепии, любуюсь этим зрелищем.

Эрик не знал, что ответить. Этот человек редко заговаривал с кем-нибудь из команды, и де Лонгвиль приложил все усилия, чтобы внушить своим подопечным страх перед Кэлисом. А рассказ Джерома только способствовал этому страху.

— Я только… — начал Эрик.

— Останься, — сказал Кэлис. Он подошел к лееру и встал рядом с Эриком. — Бобби и Чарли играют в карты, а мне захотелось глотнуть свежего воздуха. Впрочем, я вижу, что не у меня одного возникло такое желание.

— Там, внизу, порой душно, — пожал плечами Эрик.

— И порой хочется побыть наедине со своими мыслями, не так ли, Эрик?

— Иногда, — сказал Эрик и, сам удивляясь своей разговорчивости, добавил:

— Но долго я не раздумываю. Это мне не присуще. Вот Ру — другое дело, у него столько забот, что хватит на целую семью, а…

— Что «а»?

— Может быть, это из-за мамы, — ответил Эрик, внезапно поняв, что очень соскучился по ней. — Она всегда беспокоилась то об одном, то о другом, ну а я, как правило, ни о чем не тревожился.

— И никаких желаний?

— Только одно — когда-нибудь заработать на собственную кузницу.

Кэлис кивнул, но в тусклом свете соседнего фонаря его жест был почти не виден.

— Заслуживает уважения.

— А вы? — Эрик вдруг устыдился собственной дерзости, но Кэлис лишь улыбнулся.

— Мои желания? — Он повернулся и, облокотившись на фальшборт, уставился в темноту. — Пожалуй, их нелегко объяснить.

— Я вовсе не пытаюсь совать нос.., сэр, — пробормотал Эрик.

— Привыкай называть меня капитаном, Эрик. Бобби — наш сержант, Чарли — капрал, а вместе мы — Кровавые Орлы, самая ужасная банда наемников в нашей стране.

— Сэр? — удивился Эрик. — Я не понимаю…

— Ничего, скоро поймешь, — ответил Кэлис. Он вгляделся в темноту и добавил:

— Скоро мы будем там.

— Где, сэр.., капитан?

— На Острове Мага. Мне надо побеседовать с одним старым другом.

Эрик молчал, не зная о чем еще говорить, но Кэлис ему помог.

— Почему бы тебе не спуститься вниз, к своим товарищам? — предложил он.

— Слушаюсь, капитан, — ответил Эрик и повернулся, но тут же остановился.

— Капитан, мне следует отдавать вам честь или салютовать иначе?

Со странной улыбкой, которую, как подумал Эрик, Оуэн Грейлок назвал бы ироничной, Кэлис сказал:

— Мы наемники, Эрик, а не чертова армия. Эрик кивнул и пошел вниз. Джедоу угощал остальных невероятными рассказами о своих подвигах на ложе любви и на полях сражений, но Эрик слушал его вполуха. Лежа на койке, он размышлял над тем, что сказал ему Кэлис.

***

— Капитан!

Эрик вздрогнул и чуть не выронил канат, В голосе впередсмотрящего явно слышалась тревога.

— Что там? — спросил капитан.

— Прямо по курсу, сэр. Какие-то вспышки или молнии. Не могу разобрать точно.

Эрик проворно закрепил канат и, повернувшись, посмотрел вперед. Заходящее солнце бросало на море слепящие блики, и, только прищурившись, он смог разглядеть это: слабую серебристую вспышку.

К Эрику подошел Ру.

— Что это?

— Молния, наверное, — предположил Эрик.

— Отлично. Только шторма нам не хватало, — сказал Ру. До сих пор плавание проходило спокойно, но они плыли уже целый месяц, то и дело меняя курс, и матросы уже начинали ворчать, что если бы капитан выбрал другой маршрут, им потребовалось бы втрое меньше времени, чтобы добраться до места назначения.

— Эй, парни, вам что, нечего делать? — раздался сзади знакомый голос. Эрик и Ру мгновенно взлетели по вантам, не дожидаясь, пока капрал Фостер скажет мистеру Коллинзу, что им нужно дать дополнительную работу.

Усевшись на верхних реях, Эрик и Ру сделали вид, что вяжут узлы, но на самом деле им просто хотелось поглядеть на приближающийся шторм.

Солнце скрылось за горизонтом, и вдали отчетливо стали видны невообразимо яркие арки света.

— Что это? — спросил Ру.

— Вряд ли что-то хорошее, — буркнул Эрик и начал спускаться на палубу.

— Куда ты?

— Доложить мистеру Коллинзу, что я закончил работу, и получить новый приказ. Какой смысл гадать, что там такое? Скоро мы все увидим вблизи.

Наблюдая за пляшущими в темнеющем небе яркими дугами и серебристыми молниями, которые, изгибаясь, стремились в небеса, Ру представил себе оглушающие раскаты грома, которыми должно сопровождаться это явление, и невольно поежился, несмотря на теплый вечер. Посмотрев вниз, он увидел, что на носу столпилось уже полкоманды. Ру покачал головой и начал спускаться следом за Эриком.

class="book">*** На рассвете корабль подошел ближе к Острову Мага, и треск гигантских разрядов разбудил всех, кто был на борту. К тому времени, когда боцманская дудка просвистела дневную вахту, на корабле уже никто не спал.

Среди экипажа давно ходили слухи о том, куда они направляются, хотя Эрик никому не говорил о словах Кэлиса. Остров Мага был родиной легендарного Черного Мага. Одни называли его Маркосом, другие говорили, что у него цуранское имя, а третьи утверждали, что этот волшебник является Королем Серной Магии. Никто ничего не знал наверняка, но каждый, как оказалось, был знаком с кем-то, кто знал кого-то, который, в свою очередь, что-то слышал от тех, кто чудом остался в живых, высадившись на этот остров.

С самого утра наслушавшись историй о пытках и ужасах, таких кошмарных, что сама смерть бледнела перед ними, Эрик и его спутники поднялись на палубу, и при виде открывшегося перед ними зрелища Эрик с трудом удержался от изумленного восклицания. На правом траверсе вставал из воды остров, окруженный высокой стеной утесов. Он был велик — чтобы обогнуть его, потребовалось бы несколько часов, — а в самом высоком месте скалистого берега вырисовывался на фоне неба черный как смоль замок: четыре зловещие башни, соединенные зубчатыми стенами. Замок стоял на вершине кратера, отделенного от остальной части острова глубокой расселиной. Чтобы перебраться через нее, требовалось опустить подъемный мост, который сейчас был поднят.

Именно замок являлся источником наводящих страх ослепительных дуг и серебристых молний. Они устремлялись в небо, сопровождаемые шипящим воем, от которого болели уши, и исчезали в облаках.

В высоком окне смотрящей на океан башни мелькали голубые всполохи, и Эрику показалось, что он видит на стенах какие-то тени.

— Фон Даркмур! — Голос Робера де Лонгвиля вернул его к действительности.

— Да, сержант?

— Ты, Бигго, Джедоу и Джером поедете с Кэлисом и со мной. Готовьте баркас.

Эрик и остальные, кого назвал де Лонгвиль, с помощью четырех матросов быстро вывалили шлюпбалки. На палубе появился Кэлис и, не говоря никому ни слова, быстро сбежал по трапу в баркас. За ним в шлюпку сели де Лонгвиль и двое матросов, а Эрику и его товарищам, перед тем как они спустились по трапу, капрал Фостер выдал мечи и щиты. Впервые Эрик получил оружие не для того, чтобы тренироваться, и по спине у него пробежал холодок.

Эрик, Бигго и матросы сели на весла; баркас быстро достиг небольшой отмели чуть в стороне от остроконечной скалистой вершины, но прежде чем высадиться на берег, Кэлис предупредил:

— Будьте начеку. Здесь никогда не знаешь, чего ждать.

— Как это верно! — с кривой ухмылкой согласился Робер де Лонгвиль.

Внезапно из зарослей вдоль тропинки, ведущей от отмели, выросла трехметровая фигура, одетая в черное одеяние с просторными рукавами. Из глубины огромного капюшона, скрывавшего ее лицо, раздался замогильный голос:

— Безумцы! Любой, кто ступает на землю острова Черного Мага, обречен! Спасайтесь бегством, иначе погибнете в страшных мучениях!

Эрик почувствовал, как шевелятся волосы у него на голове и даже на руках. Бигго сложил пальцы, отгоняя нечистую силу, а Джедоу и Хэнди, пригнувшись, выхватили мечи.

Кэлис не шевельнулся, зато де Лонгвиль ухмыльнулся и, призывно махнув рукой, заорал:

— Спускайся сюда, дорогуша, я тебя расцелую! Брови Эрика взлетели вверх, а Кэлис расхохотался. Гигантская фигура накренилась, словно потеряв от возмущения равновесие, зашаталась и, к несказанному изумлению Эрика, рухнула наземь, превратившись в кучу черной одежды.

Потом в этой куче возникло какое-то шевеление и из-под складок мантии выбрался небольшого роста кривоногий человек; с виду явно изаланец, он был одет в потрепанную оранжевую рясу с разрезами на коленях и рукавах.

— Бобби? — воскликнул он и расплылся в улыбке:

— Кэлис!

По щиколотку утопая в песке, изаланец бросился вниз по склону и почти прыгнул в объятия де Лонгвиля. Они с такой силой стали колотить друг друга по спине, что Эрик подумал — оба рехнулись.

Кэлис обнял коротышку.

— Что за представление ты здесь устроил, Накор?

Маленький изаланец заулыбался, а Эрик внезапно осознал, что стоит с обнаженным мечом, и сердце его бешено бьется. Он оглянулся: остальные тоже держали оружие наготове.

Человек, которого звали Накор, пояснил:

— Пару лет назад нам начали докучать квегийские флибустьеры. Синий свет в окне их не отпугнул, вот и пришлось придумывать молнии. По-моему, впечатляет, — добавил он с ноткой самодовольства. — Любой, кто видит их на горизонте, предпочитает не рисковать. Но, поскольку вы не свернули, я подумал, что лучше спуститься и самому отпугнуть вас. — Он ткнул большим пальцем в гору одежды, из-под которой торчали шесты.

— Черный Маг? — уточнил Робер де Лонгвиль.

— В настоящее время — да, — с улыбкой ответил Накор и, взглянув на сопровождающих Кэлиса, поморщился. — Скажи своим людям, что я не причиню им вреда.

Кэлис повернулся к ним и махнул рукой:

— Уберите оружие. Это мой старый друг.

— Где Пуг? — спросил де Лонгвиль.

— Отбыл, — пожал плечами Накор. — Отбыл почти три года назад, сказав, что на днях вернется.

— Не знаешь ли ты, куда он направился? — спросил Кэлис. — Это очень важно. Накор опять пожал плечами:

— Все, что касается Пуга, важно. По-моему, я могу сказать, почему он уехал. Эта заварушка на юге…

— Ты знаешь? — спросил Кэлис.

Накор скорчил гримасу.

— Кое-что. А остальное ты мне расскажешь. Небось, хотите поесть чего-нибудь горяченького?

Кэлис кивнул, и Накор сделал приглашающий жест в сторону тропинки. Кэлис велел матросам возвращаться на корабль и передать капитану, чтобы тот действовал согласно полученным ранее указаниям, а потом повернулся к Эрику и его товарищам:

— Идите за мной и не пугайтесь, что бы вы ни увидели. Здесь встречаются весьма необычные существа, но все они безвредны.

Маленький изаланец по имени Накор повел всех вверх по тропинке, но на вершине скалистого кряжа, вместо того чтобы свернуть в сторону замка, остановился. Закрыв глаза, он повел рукой в воздухе, и молнии внезапно исчезли. Накор приложил руку ко лбу:

— Ох, вечно, когда я это делаю, у меня начинается мигрень. — Он повернулся и повел своих гостей к небольшой долине, заросшей густым лесом.

Неожиданно лес растаял, и Эрик едва не споткнулся от изумления. Там, где только что были густые заросли, расстилался великолепный луг, а посередине его раскинулось большое поместье — низкий белый дом с красной черепичной крышей и несколько надворных построек, окруженные невысокой оградой из камня.

Вдалеке на пастбище Эрик разглядел лошадей, коров и еще то ли оленя, то ли лося. За оградой двигались какие-то существа, непохожие на людей. Увидев их, Эрик непроизвольно вздрогнул, но, вспомнив слова Кэлиса, немного успокоился.

Они спустились к ограде, и Накор открыл калитку. Навстречу им из дома вышло странное существо; взглянув на своих товарищей, Эрик по выражению их лиц понял, что они поражены не меньше, чем он сам.

Оно было ростом с человека и имело непомерно большие уши, костистый тяжелый лоб и синеватую кожу. Существо улыбнулось, продемонстрировав устрашающие клыки; глаза его были черными в золотистую крапинку. Одним словом, оно полностью соответствовало тем описаниям гоблина, которые Эрику когда-либо доводилось слышать.

Зато одето оно было по последней моде: голубая короткая куртка в обтяжку поверх свободной белой сорочки с раздувающимися рукавами, заправленной под широкий пояс из черного шелка. Обтягивающие серые лосины и туфли по щиколотку довершали наряд, в результате чего это существо больше всего напоминало придворного щеголя при дворе принца Никласа.

— Закуски поданы, — сказал «гоблин».

— Старина Гатис! — приветствовал его Кэлис.

— Мастер Кэлис, — ответил Гатис. — Как приятно снова встретиться с вами. Вы так давно у нас не бывали. И мастер Робер. Рад вас видеть.

— Накор, Пуг оставил все на тебя? — спросил Кэлис.

— Ну нет, всем заправляет Гатис. Я по-прежнему только гость, — ответил коротышка, прищурив смеющиеся глаза.

Кэлис покачал головой:

— Гость? Сколько ты уже гостишь здесь, лет двадцать?

Накор пожал плечами.

— Есть о чем поговорить. Есть чему поучиться. Пускай дураки в Стардоке наживают себе геморрой и носятся со всеми своими правилами и обетами хранить тайну. — Он рубанул воздух ладонью. — Нет, выучиться по-настоящему можно лишь здесь.

— Нисколько не сомневаюсь, — ответил Кэлис.

— Я позабочусь о ваших солдатах, сэр, — сказал Гатис и, когда Кэлис и Робер вслед за Накором вошли в дом, повернулся к Эрику и остальным:

— Идите за мной, ребята.

Он повел их вокруг дома, и Эрик с удивлением обнаружил, что здание больше, чем кажется издали. Оно было квадратным, и в каждой из четырех стен имелась дверь. Одна оказалась открытой, и за ней Эрик увидел пышный сад с большим фонтаном посередине.

За углом им встретилась пара тварей, черных как сажа и красноглазых. Когда все четверо обернулись, глазея на них, Гатис вежливо, но твердо сказал:

— Пожалуйста, пойдемте дальше. — У дверей большой хозяйственной постройки он остановился и жестом пригласил их войти. — Вы увидите здесь много созданий, которые могут показаться вам странными или даже ужасными, но ни одно из них не причинит вам вреда.

Это предупреждение было весьма своевременным, поскольку внутри они увидели существо, которое, по разумению Эрика, могло быть лишь демоном. Джедоу даже потянул из ножен меч, но существо проворно обернулось и длинной деревянной ложкой стукнуло его по пальцам.

— Убери это, — сказало оно с глубоким раскатистым рычанием.

Взвизгнув, Джедоу отпустил рукоятку меча, и клинок скользнул в ножны.

— Больно! — воскликнул он, посасывая ободранные костяшки.

— Не говори с полным ртом, — посоветовало существо и жестом пригласило их за стол.

Эрик огляделся и понял, что они находятся в кухне. У «демона», который выглядел таким же могучим, как Хэнди, была красноватая кожа, толстая и жесткая, словно дубленая шкура; она крупными складками свисала с его тела, словно была велика на пару размеров. На крупной голове «демона», лишенной волос, торчали веерообразные уши, а на висках, загибаясь к затылку, росли витые рога.

На существе, казалось, не было никакой одежды, кроме большого белого фартука. Оно сняло с полки большое блюдо с фруктами и, поставив его на стол, пророкотало:

— Суп будет через минуту.

— Алика позаботится о вас и покажет, где вы будете ночевать. — Когда «демон» отошел от стола, Гатис добавил, понизив голос:

— Она очень чувствительна, так что не забудьте похвалить ее умение готовить. — Сказав это, он быстро вышел.

— Она? — тихо переспросил Бигго, а Джедоу лишь ухмыльнулся, пожал плечами и, взяв с блюда большую грушу, впился в нее зубами.

Вернулась Алика с большим подносом, на котором лежали хлеб и сыр. Она поставила его на стол, а когда уходила, Эрик сказал ей вслед:

— Большое спасибо.

Повариха остановилась и прогремела:

— Приятного аппетита.

Постепенно стол заполнялся. Густой овощной суп со сметаной и специями, жареные цыплята, гора зелени, обильно приправленной и политой маслом, — все было отлично приготовлено и чрезвычайно вкусно. Каждому была подана оловянная кружка с холодным пенистым элем. Эрику никогда еще не приходилось пить напитка, который бы столь хорошо утолял жажду.

— Сомневаюсь, чтобы я поверил тому, кто рассказал бы мне о том, что увидел здесь, — сказал Бигго с набитым ртом.

— Да уж, куда легче поверить в злых духов и черную магию, чем в это, — ответил Джедоу. — Так ты говоришь, это существо умело готовить?

— Да, приятель, и оно готовило лучше, чем моя мамуля!

Все рассмеялись.

— Хотел бы я знать, зачем мы сюда приплыли, — сказал Хэнди.

— Любопытство вредно для здоровья, — ответил Джедоу.

— В лагере мы хорошо усвоили одно: выполняй приказы и останешься в живых. Главное — не высовываться. Прожил день и не попал на виселицу — уже хорошо.

Эрик кивнул. Он до сих пор не мог без дрожи вспоминать тот полет с петлей на шее. И ему не хотелось вновь ощутить кислый привкус страха во рту.

Повариха принесла еще хлеба, и, когда уходила, Бигто окликнул ее:

— Алика?

Она остановилась.

— Да?

— Кто ты?

Алика смерила Бигго пристальным взглядом, словно желая понять, что кроется за этим вопросом, а потом ответила:

— Ученица. Я отрабатываю свое обучение.

— Нет, я имел в виду, откуда ты?

— Таргари.

— Никогда не слыхал о Таргари, — заметил Джедоу.

— Это очень далеко отсюда, — сказала она и ушла.

После этого все ели молча.

Когда они закончили есть, девочка, с виду не старше десяти или одиннадцати лет, но с седыми волосами и темно-бордовыми глазами, отвела их в большую комнату на втором этаже. Голосом, в котором слышался чуждый акцент, она сказала:

— Спать здесь. Вода там. — Она указала на таз и кувшин. — Облегчать себя снаружи. — Она повела ладонью вниз и налево, показав выход во двор. — Вы нуждать себя. Вы звать. Я приходить.

Она поклонилась и вышла.

— Клянусь, ноги этой девчонки не касались пола, — сказал Бигго.

Эрик снял перевязь с мечом и, усевшись на ближайшую кровать, ощупал туго набитый перьями тюфяк, подушку и стеганое одеяло.

— Я уже перестал удивляться. — Он лег и с удовольствием вытянулся во весь рост. — Это первая постель, в которой я сплю… — Он усмехнулся. — Первая постель!

Бигго рассмеялся:

— Неужели ты никогда не спал в постели?

— Ну, может быть, с мамой, когда был совсем маленьким. А так, сколько я себя помню, на сеновале. Потом тюрьма, лагерь и корабль.

— Ну что же, Эрик фон Даркмур, наслаждайся, — сказал Хэнди, укладываясь на другую кровать. — Что до меня, то я собираюсь дрыхнуть, пока кто-нибудь меня не разбудит и не найдет мне работу. — С этими словами он закрыл глаза и прикрылся рукой от света.

— Мудрое решение, парень, — сказал Джедоу. Вскоре комната погрузилась в тишину, нарушаемую только размеренным дыханием спящих и храпом.

***

Эрика разбудили голоса. Спросонья он растерялся, увидев вокруг незнакомую обстановку, но потом вспомнил, где находится. Голоса доносились из сада через окно, и Эрик узнал де Лонгвиля.

— ..Никогда раньше не видел его таким.

— Он озабочен, — сказал его собеседник — это был голос Накора.

— Он тяжело переживает нашу последнюю неудачу. Конечно, нам и до этого везло не всегда, но такого провала… Если бы он не вытащил меня на себе, я бы погиб на берегах Ведры. Нас было две тысячи, а вернулись лишь шестьдесят.

— Да, я слышал, там было жарко.

— Что бы ты ни слышал, там было гораздо хуже. На мгновение Эрик почувствовал себя неловко: его с детства учили, что подслушивать нехорошо. Но эта комната была отведена им, а де Лонгвиль и Накор, похоже, ничуть не тревожились, услышит их кто-то или нет.

— Я слышал разное, — осторожно заметил Накор.

Эрик понял, что они остановились.

— Это была самая крупная из всех битв, — сказал де Лонгвиль. — Кэлис привел нас вместе с Красными Ястребами Хаджи и полудюжиной других отрядов, которые обычно ошивались в Истланде. С остальными защитниками мы соединились в Кисмахале, это городок между Хамсой и Килбаром. Сначала мы столкнулись с авангардом вестландской армии, а потом на нас обрушились их главные силы и отбросили к городским воротам. Мы отбили три штурма, несколько раз делали вылазки, сожгли их обоз, и вообще нанесли им большой урон. Затем к ним подошли резервы, и нас окружили. — Де Лонгвиль помолчал. — Двести шестьдесят пять дней осады, Накор! И еще эти проклятые маги. Конечно, не было ничего такого, что, по слухам, творили цуранцы во время Войны Провала, но все же достаточно, чтобы возненавидеть любую магию. Маги правителя Хамсы едва успевали бороться с самым ужасным — молниями, пожарами и сковывающими заклинаниями. Со всем остальным нам пришлось справляться самим, а это был тоже не сахар: из ниоткуда появлялись тучи мошек и москитов. Каждый бочонок вина в городе скис. Через сто пятьдесят дней осады мы ели один черствый хлеб и пили гнилую воду, но все-таки выжили. На двухсотый день мы жрали гусениц и насекомых, когда удавалось их поймать, и еще говорили спасибо. Мы были на грани того, чтобы начать есть своих мертвецов. Когда город пал, Кэлис отказался присоединиться к захватчикам. — В голосе де Лонгвиля Эрик услышал печаль. — Половина из нас были ранены или больны. Я имею в виду, половина из уцелевших. Нам удалось выиграть день, а потом по нашим следам бросили кавалерию. Если бы мы направились вдоль реки на юг, нас бы точно догнали. Но мы повернули на восток и оторвались, — по голосу де Лонгвиля Эрик понял, как тяжело ему говорить об этом. — Мы не бросили наших раненых, но нам пришлось их добить. Выжившие с трудом добрались до степей. Дальше наше отступление прикрыли джешандийцы, а змеи были достаточно умны, чтобы не ввязываться в бои с ними на их территории. Джешандийцы нас выходили, и в конце концов мы добрались до Города на Змеиной Реке.

— Я помню нашу первую встречу, двадцать четыре года назад, — сказал Накор. Он помолчал немного. — Кэлис тогда был очень молод. Да он и сейчас молод, по меркам его народа. Но теперь на нем лежит большая ответственность, и рядом нет Аруты или Никласа, которые могли бы дать ему совет. А вы собираетесь пуститься в это опасное предприятие.

— Опасное и отчаянное, — сказал Робер де Лонгвиль. — На подготовку ушло много времени, а найти подходящих людей оказалось труднее, чем мы полагали.

— Эти твои люди, эти «головорезы» — смогут ли они сделать то, что не удалось целой армии опытных воинов?

Наступило долгое молчание. Наконец де Лонгвиль сказал:

— Не знаю, Накор. Не знаю.

До Эрика донеслись звуки удаляющихся шагов, и когда де Лонгвиль с Накором снова заговорили, он уже не мог разобрать слов.

Эрик долго лежал без сна, пытаясь разобраться в услышанном. Названия «Хамса» или «Килбар» были ему незнакомы, и он понятия не имел ни о каких джешандийцах, но в голосе де Лонгвиля ясно звучали нотки, которых Эрик никогда раньше не слышал, — нотки скрытой тревоги, может быть, даже страха. Заснул он нескоро, и спалось ему плохо.

***

Наутро Робер де Лонгвиль разбудил Эрика и его товарищей и велел поторапливаться. Кэлис и Накор с дорожной сумкой через плечо уже ждали их. Без лишних слов четверо бывших осужденных встали позади Кэлиса, и отряд двинулся к морю.

По дороге Накор непрерывно болтал обо всем, что произошло со времени последнего приезда Кэлиса и де Лонгвиля. Из того, что Эрик услыхал ночью, выходило, что Накор и Кэлис знакомы уже очень давно. Его смущало только, что Накор упомянул о двадцати четырех годах, а Кэлис и сейчас выглядел немногим старше двадцати пяти — двадцати семи лет. Но потом Эрик припомнил, что Накор говорил о «его народе», имея в виду Кэлиса, и рассказы о том, что Кэлис не человек, перестали казаться ему досужими выдумками.

За этими размышлениями Эрик даже не заметил, как они вышли из долины, и был поражен, увидев на берегу уйму людей. Здесь были не только его товарищи по кораблю, но и отряд с «Вольного Охотника». Среди них Эрик узнал нескольких стражников из лагеря — но теперь они были одеты так же пестро, как и бывшие заключенные.

Де Лонгвиль жестом велел четверым сопровождающим присоединиться к остальным, а сам вскочил на высокий валун, торчащий из земли, и крикнул:

— Внимание!

Рядом с ним на валун вспрыгнул Кэлис.

— Кто-то из вас знал меня раньше, другим никогда не доводилось встречаться со мной, но сейчас почти всем вам известно, кто я такой, — во всяком случае, вам кажется, что известно. — Он переводил взгляд с лица на лицо. — Меня зовут Кэлис. Я состою на службе у принца Никласа, а раньше состоял на службе у его отца. Кое-кто называет меня Крондорским Орлом или Ловчей Птицей Принца. — Он усмехнулся, как будто эти прозвища его забавляли.

— Двадцать четыре года назад на Дальний Берег был совершен набег. Вероятно, среди вас есть люди, которые помнят разорение Крайди, Карса и Тьюлана.

Несколько ветеранов с «Охотника» кивнули.

— В поисках источника этих бед я обогнул полсвета и высадился на земле, называемой «Новиндус».

Люди с «Охотника» молчали, а спутники Эрика начали переглядываться и перешептываться.

— Отставить разговоры! — выкрикнул де Лонгвиль.

— И там я обнаружил некий заговор, имеющий целью уничтожение Королевства.

Среди людей с «Мести Тренчарда» возникло легкое движение, но никто не проронил ни слова.

— С тех пор я дважды посещал эту далекую землю — в последний раз вместе с некоторыми из вас, — продолжал Кэлис.

Люди с «Мести Тренчарда», как один человек, повернулись в сторону тех, кто приплыл на «Охотнике», а те не сводили глаз с Кэлиса, несомненно, хорошо понимая, о чем идет речь.

— Для тех же, кто не был с нами, я кое-что расскажу. Десять лет назад принцу Аруте стало известно, что в той части Новиндуса, которая называется Вестланд — Западная Область, — сосредоточилась большая армия. Она пришла из неведомых нам краев и устремилась вдоль берега океана, который они называют Зеленым Морем. Первым пал город Пойнт Пюнт. В Новиндусе не принято, как в Королевстве, содержать регулярную армию. В городах есть ополчение, но для масштабных военных действий, как правило, используются наемники. В Новиндусе существует обычай, согласно которому побежденные либо переходят на сторону победителя, либо получают отсрочку на один день, после чего за ними начинается охота. Этот выбор был предоставлен и защитникам Пойнт Пюнта, но с одной, весьма необычной оговоркой: если кто-то из воинов откажется перейти на сторону победителя, его близкие будут казнены у него на глазах. После первых казней все мужское население города вступило в армию захватчиков. — Кэлис помолчал. — Потом они атаковали город Ирабек, и после жестокого сражения он пал. После него сдался Порт Сульт, а за ним — все города, расположенные вдоль реки Манстры.

Эрик никогда не слышал об этих местах и внимал словно зачарованный.

— Из Пойнт Пюнта армия двинулась вдоль реки Ди, ища путь в Мидланд, Срединную Область, и не встречала сопротивления до тех пор, пока не достигла предгорий Ратн'гари. Гномы — очень похожие на тех, что живут на западе Королевства, — в течение трех лет успешно отражали атаки, и в конце концов захватчики, укрепив границы своих новых владений, были вынуждены искать другой путь через Новиндус — сквозь Ирабекский Лес, который еще ужаснее и мрачнее, чем наш Грин Харт — Зеленое Сердце. На этом пути они гибли сотнями, но все же прошли и обрушились на город Хамса. Правитель Хамсы сражался с ними целых пять лет; у него были наемники из Города на Змеиной Реке, а мы поддерживаем отношения с этим городом — так мы и узнали о том, что происходит. У принца Аруты были свои предположения относительно того, кто стоит за этим вторжением, и он послал разведчиков, чтобы проверить свои подозрения. Из тридцати человек вернулся только один, чудом уцелевший, и подтвердил наши худшие опасения. Шесть лет назад я принял командование над двумя тысячами человек и отправился с ними в Хамсу, чтобы оказать поддержку защитникам города.

Все слушали Кэлиса затаив дыхание. Тишину нарушали только плеск разбивающихся о скалы волн да крики морских птиц.

— В Новиндусе обитает народ, о котором вы, может быть, слышали, как о существах из легенд. Их называют пантатианами.

Краем глаза Эрик увидел, что Джедоу сотворил знамение, отгоняющее нечистую силу. О пантатианах, которых называли еще Змеи, Что Ходят Как Люди, говорили древние сказания; ими пугали непослушных детей. Но в отличие от троллей и гоблинов, которые, по слухам, встречались в далеких пограничных лесах, змеелюди были сродни драконам или кентаврам, и никто не верил в их существование.

Словно прочитав мысли Эрика, Кэлис сказал:

— Это не сказки. Я видел их своими глазами, и эти парни тоже. — Он показал на людей с «Вольного Охотника». — Тем, кто приплыл на «Мести Тренчарда», советую поговорить с вашими бывшими стражниками и воспользоваться их знаниями. Они на своем горьком опыте убедились, насколько реальны эти пантатиане. Нас было две тысячи человек на десяти кораблях — и лишь шестьдесят вернулись домой. Если вы хотите узнать, как это было, здесь есть кому рассказать вам. Из этих шестидесяти пятьдесят восемь еще живы, и все они здесь. — Несколько мгновений Кэлис смотрел прямо на Эрика, потом отвел взгляд и продолжал:

— И вот теперь, пять лет спустя, мы вновь направляемся туда, чтобы встретиться с захватчиками — только за это время силы их возросли, и они знают о нас гораздо больше, чем тогда. Эта армия намеревается завоевать весь Новиндус, а потом отправиться сюда, в Королевство, и покорить нас. — Кэлис помолчал. — Кому-то из вас может показаться, что его единственный шанс на спасение — бегство. — Эрик украдкой огляделся и увидел на лице у некоторых выражение, подтверждающее замечание Кэлиса. — Того, кто попытается улизнуть, когда мы приплывем в Новиндус, и будет пойман, Робер де Лонгвиль и я лично повесим на ближайшем дереве. Ну а тот, кому удастся сбежать, пусть знает, что дни его все равно сочтены, ибо эта армия рано или поздно оккупирует весь Новиндус, и где бы он ни скрывался, ему придется либо служить захватчикам, либо умереть. Впрочем, вы можете спросить — почему же лучше умереть сейчас, чем потом? — Кэлис умолк, чтобы дать людям время подумать. — А потому, — ответил он на свой же вопрос, — что эти существа, эти змеелюди, намерены не только завоевать новые земли. Их настоящая цель — уничтожить всех и каждого в нашем мире.

Люди начали перешептываться, и тут, к удивлению Эрика, вмешался Накор.

— Дурачье! Послушайте меня! — закричал кривоногий коротышка. — Я видел, что творят эти существа. Еще двадцать пять лет назад они пытались наслать на Королевство чуму!

— Но разве живое существо способно на такие ужасные вещи? — осмелился заговорить Джером. Накор пожал плечами:

— Да, и я мог бы объяснить тебе почему, но только ты вряд ли поймешь.

Джером, не менее вспыльчивый, чем Луи, взглянул на изаланца исподлобья.

— Коротышка, я готов сносить оскорбления от своих офицеров, но я не так глуп, как ты думаешь. Если ты будешь говорить достаточно медленно, я пойму.

Накор быстро взглянул на Кэлиса, и тот кивнул.

— Ну хорошо. Эти пантатиане — существа не естественного происхождения. — Джером недоуменно уставился на него, и Накор насмешливо сказал:

— Я говорю медленно, даже нараспев.

Кое-кто засмеялся, но это был нервный смех.

— Продолжай, — сказал Накору Кэлис.

— Давным-давно в нашем мире существовал народ, называемый Повелителями Драконов.

Послышались недоверчивые возгласы.

— Сказки! — выкрикнул кто-то.

— Да, — сказал Кэлис. — Но сказки, основанные на фактах. В незапамятные времена эти существа правили нашим миром. Среди них, как и среди нас, были мужчины и женщины, и одна из их женщин, обладая большим могуществом, искусственным путем вывела этих пантатиан из змей, живущих в болотах Новиндуса, чтобы они ей служили. Ее имя было Альма-Лодака. Потом Повелители Драконов покинули этот мир, а пантатиане уверовали, что должны дождаться возвращения своей госпожи. Каким-то образом, даже мне неизвестно каким, они нашли способ вызвать ее оттуда, где она пребывала. Если они это сделают, следствием этого будет гибель всего живого в этом мире.

— Такого не может быть! — закричали одни.

— Это невозможно! — вторили им другие.

— Невозможно? — вновь вмешался Накор. — А что такое возможно или невозможно?

Он сунул руку в свою наплечную сумку, вытащил оттуда апельсин и бросил его Джерому. Потом достал другой апельсин и бросил его Эрику, потом третий и бросил еще кому-то. За пару минут он извлек из сумки не меньше двух десятков апельсинов.

— Я, признаться, надеялся на яблоки, — сказал Кэлис.

— Пару лет назад я вернулся к старым привычкам, — ответил Накор. Он поднял сумку, показал всем, что она пуста, даже вывернул ее наизнанку, а потом снова принялся вытаскивать из нее апельсины и бросать их солдатам. На пяти дюжинах, по подсчетам Эрика, Накор остановился. — По-вашему, это возможно? — Он подошел к Джерому Хэнди и, глядя на него снизу вверх, спросил:

— Как ты думаешь, возможно ли, что я поставлю тебя на колени одной рукой?

Глаза Джерома сузились, лицо побагровело:

— Ну уж дудки!

Эрик многозначительно кашлянул, и когда Джером обернулся к нему, коротко мотнул головой в сторону стоящего сзади Шо Пи. Джером повернулся к Накору и некоторое время в упор разглядывал его, а потом, понизив голос, сказал:

— Впрочем, возможно, ты смог бы это сделать двумя руками.

Накор тоже взглянул на Шо Пи.

— Хватит и одной, — усмехнулся он, отходя, и, обращаясь ко всем, сказал:

— Вы, головорезы, должны принять на веру то, что вам говорят. В нашем мире не станет той жизни, которую мы с вами знаем. Не станет птиц, пением встречающих рассвет, не станет пчел, летающих с цветка на цветок, не станет семян, дающих ростки. Не будет младенцев, просящих грудь матери; не уцелеет ни одно ползающее, ходящее или летающее существо.

Юноша по имени Дэвид Геффлин, которого Эрик еще не успел узнать получше, спросил:

— Но зачем пантатианам это нужно?

— Затем, что они полагают, будто эта Повелительница Драконов, эта Альма-Лодака — богиня. Она располагала большим могуществом, это так, но все же она не богиня. Но эти свихнувшиеся существа, которых она создала из болотных змей, видят в ней божество. Матерь-Богиня, так они ее называют. И верят, что если вернуть ее в безжизненный мир, она возлюбит их пуще прежнего и даст им власть над теми, кого создаст здесь взамен уничтоженных ими. Поэтому их первоначальная цель — расчистить место.

— И как же они хотят это сделать? — спросил Билли Гудвин.

— Не будем говорить об этом, — ответил за Накора Кэлис. — Достаточно только сказать, что король и еще несколько человек знают этот секрет. Остальным знать его не обязательно. Все, что вам требуется уяснить, так это то, что наше задание — остановить их.

— Как? — требовательно спросил Бигго. — Вы потеряли почти две тысячи человек, а сейчас, насколько я понимаю, их армия стала чуть ли не вдвое больше той, с которой вы дрались.

Кэлис оглядел своих людей:

— Мы плывем на Новиндус не для того, чтобы сражаться с этой победоносной армией, Бигго. Мы плывем туда для того, чтобы к ней присоединиться.

Глава 12. ПРИБЫТИЕ

Эрик охнул.

Удар, на который Накор подловил его, был болезненным, хотя он бил всего лишь вполсилы.

— Ты опять атакуешь, как разъяренный бык, — выругал Эрика изаланец. Его лицо напоминало кусок старой сморщенной кожи, но глаза светились юношеским задором. Он неожиданно развернулся, но Эрик успел увернуться как раз вовремя, чтобы избежать нового удара в грудь, сам выбросил вперед ногу и, быстро отпрыгнув, принял защитную стойку.

— Ну вот! — сварливо крикнул Накор. — Ты зачем отскочил?

Взмокший от пота Эрик, тяжело дыша, проговорил:

— Потому что.., я бы потерял.., равновесие. Этот удар.., он только чтобы избежать нападения.., я и не собирался бить. Если бы я продолжил атаку, ты сломал бы мне шею.

Накор усмехнулся, и, глядя на него, Эрик вновь поразился, как быстро, всего лишь за месяц, этот странный человек завоевал всеобщую любовь. Он рассказывал невероятные истории, наверняка сплошные враки, а его привычка постоянно выигрывать в карты не оставляла сомнений, что он к тому же и жульничает. Но если на свете бывают жулики и врали, которым можно доверять, то именно таким человеком и был Накор.

Шо Пи, который, стоя в сторонке, внимательно наблюдал за ними, подошел к Накору.

— Умение вовремя отступить не менее важно, чем умение вовремя атаковать.

— Он поклонился, и Эрик поклонился в ответ. Поначалу он, как и остальные, считал эти ритуальные действия никчемными и пренебрегал ими, но со временем стал выполнять их автоматически, признавая, что они и в самом деле помогают сосредоточиться.

— Учитель… — начал Шо Пи.

— Сколько раз тебе говорить, парень, перестань называть меня учителем!

Все засмеялись. Уже в первые дни знакомства Шо Пи решил, что Накор и есть тот самый учитель, на поиски которого он был послан. И вот уже третью неделю Накор усиленно отказывался от этой роли. В любом разговоре Шо Пи по крайней мере один раз называл Накора учителем, а Накор требовал, чтобы тот перестал это делать. Это тоже превратилось в своего рода ритуал.

— По-моему, пора показать им ши-то-ку, — сказал Шо Пи.

Накор покачал головой:

— Вот ты и покажи. Я устал. Пойду-ка лучше съем апельсин.

Эрик подвигал левым плечом, и Шо Пи, заметив это, спросил:

— Болит?

Эрик кивнул.

— Удар пришелся сюда, — он показал на правую сторону груди, — но отдается до самой шеи. И плечо онемело.

— Сейчас поправим, — сказал Шо Пи.

Он велел Эрику встать на колени, а Накор, наблюдая за ним, одобрительно кивал. Проведя правой рукой в воздухе, Шо Пи положил ладони Эрику на плечо, и Эрик с изумлением почувствовал, что из них струится тепло. Онемение стало быстро проходить. Стоя на коленях перед Шо Пи, Эрик спросил:

— Как ты это делаешь?

— У меня на родине это называется рейки — целительная энергия организма. Она помогает быстрее оправиться от ран и болезней, — ответил Шо Пи.

— А ты можешь научить этому и меня?

— Для этого потребуется немало времени… — начал Шо Пи, но его перебил Накор.

— Чушь! — воскликнул он и, выбросив за борт недоеденный апельсин, подошел ближе. — Монастырская чепуха! В рейки нет ничего мистического, и молитвы и заклинания тут ни при чем. Это сила, присущая человеку от природы, и использовать ее может каждый!

Шо Пи слегка улыбнулся, а Накор отстранил его и, стоя над Эриком, сказал:

— Так ты хочешь этому научиться?

— Да, — ответил Эрик.

— Дай мне правую руку, — сказал Накор. Эрик протянул ему руку. Накор развернул ее ладонью вверх, закрыл глаза и, проделав несколько странных пассов, сильно шлепнул Эрика по ладони. От неожиданного удара у Эрика выступили слезы.

— Это еще зачем? — возмутился он.

— Пробуждает энергию. Теперь положи руку себе на плечо. — Эрик накрыл плечо ладонью и почувствовал, что из нее струится такое же тепло, как и из ладоней Шо Пи. — И никаких молитв и медитаций, — нравоучительно заметил Накор. — Это всегда с тобой, и теперь, чего бы ты ни коснулся, ты будешь лечить. Только сначала я покажу тебе, чего нужно касаться. — Он повернулся к Шо Пи:

— Мальчик, я за пару дней могу научить всех наших людей использовать рейки без всякой твоей мистической чепухи. В храмах твердят, что это магия, но это даже не хороший фокус. Просто люди в большинстве своем слишком глупы и просто не знают, что они обладают рейки.

Шо Пи с серьезным видом поглядел на Накора, но глаза его смеялись:

— Да, учитель.

— И хватит называть меня учителем! — закричал Накор. Потом он подозвал остальных и начал рассказывать о целительной энергии, которой обладает человеческое тело. Эрик был поражен. Он вспомнил лошадей, которых ему приходилось лечить, о тех, которые должны были поправиться, но не поправились, и о тех, которые выздоровели против всех ожидании. Теперь Эрик понимал, какую роль в этом сыграл их дух.

— Эта энергия происходит из материи жизни, — говорил тем временем Накор.

— Я не считаю вас глупцами, но вы никогда особенно не интересовались теми вещами, которые я нахожу столь увлекательными, поэтому я даже не буду пытаться объяснить вам, чем, по моему разумению, является эта материя жизни. Достаточно сказать, что эта энергия свойственна всем живым существам.

На палубу поднялся Кэлис. Его глаза встретились с глазами Накора, и Эрику показалось, что на мгновение между ними установилась незримая связь, и тут как раз Накор сказал:

— Все живое связано между собой. — Эрик оглянулся туда, где сидел Ру, и заметил, что от его друга тоже не укрылся этот обмен взглядами.

Объяснив, что организм может исцелять сам себя, но большинство людей не знают, как применять эту способность, Накор продемонстрировал несколько приемов, которые помогают наиболее полно использовать рейки, показал, как лучше всего накладывать руки и определять различные виды травм и болезней, а потом перешел к «пробуждению силы» у конкретных людей.

К полудню каждый получил свой шлепок по руке и попрактиковался на своих товарищах в использовании целительной энергии. Накор и Шо Пи преподали несколько уроков по определению наиболее часто встречающихся недомоганий и распознаванию потока энергии в другом организме. За обедом сыпались шуточки насчет «исцеления наложением рук», но вместе с тем все были поражены и восхищены возможностью так просто снимать боль и улучшать самочувствие.

После обеда Эрика и Ру послали на мачты, поскольку ветер свежел. Подвязывая парус, Ру спросил у товарища:

— И что ты об этом думаешь?

— Как сказал Накор, рейки — полезное средство. И мне наплевать на всякие рассуждения Шо Пи о том, что это какая-то мистика. Оно действует, значит, надо им пользоваться, — ответил Эрик и с сожалением в голосе добавил:

— Если бы я знал о нем, когда лечил кобылу Грейлока, она бы выздоровела быстрее.

— Все, что помогает сохранить здоровье, нам пригодится, — заметил Ру.

Эрик кивнул. На корабле существовал негласный уговор не обсуждать возможный исход экспедиции. После того как Кэлис объявил, что собирается включить их в состав армии вторжения, он коротко обрисовал своим людям задачу.

Их небольшой отряд высадится в небольшой скалистой бухточке, куда обычно не заходят корабли. Тридцать шесть заключенных и пятьдесят восемь уцелевших ветеранов предыдущей экспедиции, ведомые Фостером, де Лонгвилем, Накором и Кэлисом, взберутся по скалам и, достигнув плато, совершат марш-бросок до условленного места, где у Кэлиса назначена встреча с какими-то его союзниками. Оттуда они двинутся к городу Хай-пур, чтобы там предложить свои услуги армии захватчиков. Их задача состоит в том, чтобы обнаружить слабые места этой армии, если таковые существуют, но определить это способны только Кэлис или Накор. После этого их задачей становится выжить, вернуться в Город на Змеиной Реке, где будет ждать корабль, и доставить эти сведения принцу Никласу.

Возможно, им даже удастся предотвратить нападение на Королевство, но Кэлис снова и снова убеждал своих людей, что опасность угрожает всем. Эрик вспомнил его последние слова по этому поводу: «Никто не спасется. Новиндус — не что иное, как первая часть плана всеобщего уничтожения. Рано или поздно в ход будет пущена такая магия, которую вы даже представить себе не можете, и, даже если вы спрячетесь в глубочайших пещерах самых далеких Северных гор или на безлюдном острове, затерянном в океане, вы все равно умрете. Мы все умрем, если не остановим эту армию. У нас нет выбора, мы либо победим, либо погибнем».

Для Эрика это было все равно что вновь подняться на эшафот. Он невольно потрогал петлю, которая все еще висела на его шее.

— Ну вот! — восклицание Ру вернуло Эрика к действительности.

— Что?

— Помянешь демона, и он тут как тут! Не серебряную ли башку Оуэна Грейлока вижу я на баке «Охотника»?

Эрик вгляделся в крошечную фигурку на соседнем корабле.

— Возможно. Фигура похожа, да и эти седые пряди…

— Тогда почему же мы не видели его на берегу?

Эрик закончил вязать узел.

— Может быть, он вообще не сходил на берег. Не исключено, что он и до того уже знал о нашем задании.

Ру кивнул.

— Есть еще кое-что, чего я не понимаю. Ну, например, кто такая эта Миранда? Каждый из нас — а я не поленился спросить у всех — встречал ее, хотя иногда и под другим именем. И Грейлок. Тебе он, может, и друг — но не приложил ли он руку к тому, что нас поймали и приговорили к веревке?

Эрик пожал плечами:

— Грейлок там или нет — мы узнаем это, только прибыв на место. А что касается остального — не все ли равно? Мы здесь, и у нас есть задание. И сколько ни думай, как мы тут оказались, все равно ничего не изменишь.

Ру рассердился:

— Ты довольствуешься тем, что у тебя есть. А я, между прочим, когда все это кончится, если мы останемся в живых, собираюсь разбогатеть. Помнишь того купца, что вез нас в Крондор? У него есть дочь-уродина, и он мечтает выдать ее замуж. Я могу оказаться подходящим женихом.

Эрик рассмеялся:

— Ничего, Ру, у тебя хватит честолюбия на нас двоих. Ру отвернулся. Эрик взялся за очередной узел, а когда он вновь взглянул на «Охотника», человека, который мог быть Оуэном, уже не было на палубе.

***

Проходили недели. Проливы Мрака корабли миновали без происшествий, хотя с погодой им не повезло. Болтаясь на вантах, Эрик впервые подумал, что морская служба — дело опасное. Старые морские волки говорили, что для этого времени года в Проливах еще на редкость спокойно, и утверждали, что собственными глазами видели смерчи высотой в милю и волны величиной с замок.

Они шли через Проливы три дня, а когда наконец вышли в открытое море, Эрик, как и его товарищи, рухнул в койку и мгновенно уснул. Опытные матросы могли спать как убитые в любой шторм, но для бывших заключенных это было недостижимо.

На корабле, разумеется, частенько говорили о целях их экспедиции; нередко разговоры эти перерастали в жаркие споры, но заканчивались они, как правило, тем, что каждый, пусть и на свой лад, молча признавал, что боится.

Ветераны предыдущей кампании, которые перешли с «Охотника» на «Месть Тренчарда», чтобы обучать новобранцев, столь же охотно пускались в длинные рассказы о прошлых сражениях, как и отмалчивались. Все зависело от человека и его настроения, но из того, что Эрику удалось услышать, он сделал один вывод: если верить старым солдатам, Кэлис действительно не был человеком. Бывший капрал из Карса сказал как-то, что в первый раз он увидел Кэлиса двадцать четыре года назад, и с тех пор Кэлис ни капельки не постарел.

Ру постепенно учился обуздывать свой темперамент. Правда, он не отказал себе в удовольствии затеять несколько ссор, но только одна из них кончилась дракой, да и ту быстро прекратил Джером Хэнди. Он схватил Ру в охапку, выволок его на палубу и, подняв за ноги, пригрозил выбросить за борт. Ру болтался вниз головой, и вся команда потешалась над ним, но, как ни странно, он не обиделся, а только смутился. Когда Эрик, уже потом, заговорил с ним об этом, Ру посмотрел ему в глаза и сказал слова, которые Эрик запомнилнадолго:

— Что бы со мной ни случилось, Эрик, я свое уже отбоялся. Когда нас вели на виселицу, я плакал как ребенок и обмочил штаны. После этого что еще может меня испугать?

Эрик как-то раз поймал себя на том, что, пожалуй, полюбил море — но о том, чтобы стать моряком, он никогда всерьез не задумывался. Он скучал по кузнечному делу, по лошадям, которых надо лечить, и надеялся, если, конечно, уцелеет в предстоящих боях, получить свою кузницу и, быть может, когда-нибудь обзавестись семьей.

Эрик часто вспоминал свою мать, Розалину, Мило и вообще Равенсбург. Ему хотелось знать, как им живется сейчас, но когда он думал о Розалине, то сам удивлялся, насколько отстраненными были его мысли. Эрику она была симпатична, но когда он представлял себе будущую семью, в ней не было Розалины. Впрочем, там вообще не было никого конкретного.

Что касается Ру, то он все больше укреплялся в решении, вернувшись в Крондор, жениться на некрасивой дочери Гельмута Гриндаля. Он часто рассуждал вслух о выгодах этой женитьбы, чем несказанно веселил Эрика.

День ото дня новобранцы совершенствовали свои навыки в обращении с оружием, а в безветренные дни даже тренировались в стрельбе из коротких луков, которые были в ходу у кочевников истландских степей, джешандийцев. Руководил этими тренировками Кэлис. В каюте у него хранился его собственный большой лук, но он отлично стрелял и из такого оружия. Тридцати лучшим стрелкам предстояло стать лучниками , в отряде Кэлиса, но от тренировок не освобождался никто, даже те, у кого не было никаких шансов попасть в первую тридцатку. Стрелять без промаха должны были уметь все.

Принцип универсальности вообще лежал в основе всей подготовки. Бывшие заключенные учились владеть любым оружием, известным капралу Фостеру или де Лонгвилю, от длинных чеканов до коротких кинжалов. Разумеется, слабые и сильные стороны бойцов тщательно учитывались и даже заносились в специальный журнал, но все равно каждый был обязан провести немало часов, обучаясь владению тем оружием, к которому у него не было склонности или способностей. Целыми днями Эрик учился действовать мечом, копьем, луком, ножом, молотом или просто голыми кулаками, и раз от раза от него требовалось совершенствовать свое мастерство.

Но больше всего Эрик любил занятия, проводимые Шо Пи и Накором. За прошедшие три месяца он перестал скептически относиться к понятию медитации и стал ревностным приверженцем «боя руками», как он называл для себя тот странный изаланский танец, которому обучал их Шо Пи. Какими бы необычными ни казались на первый взгляд эти движения, они сплетались в отточенный арсенал приемов и контрприемов, и Эрик получал огромное удовольствие, когда на тренировке ему удавалось найти неожиданный ответ на действия противника. Однажды, фехтуя на ножах, он чуть было не проткнул Луи, признанного мастера клинка. Пристально поглядев на своего бывшего сокамерника, де Савона пробормотал что-то по-родезански, а потом рассмеялся и сказал:

— Я вижу, танец журавля превращается в когти тигра. — Это были названия движений, которым научил Эрика Шо Пи, и он впервые применил их совершенно автоматически, не задумываясь о них.

Он сам чувствовал, что превращается в кого-то другого — вот только в кого?

***

— Земля! — крикнул впередсмотрящий.

За последние два дня общее напряжение достигло предела. Плавание подходило к концу, и внезапно все начали осознавать, что оно им порядком поднадоело. Эти трехмачтовые военные корабли могли взять на борт достаточный запас провизии, но за четыре месяца многое испортилось, а остальное просто приелось. Только неизменные апельсины Накора всегда были свежими.

Капитан вел корабль через коварный рифовый барьер, и Эрик был на мачте, готовый по команде начать вязать парус. Взглянув вниз, он увидел под десятифутовым слоем обломки какого-то судна.

— Это «Рэптор», парнишка, — пояснил Марстин, старый матрос, сидящий на рее рядом. — Корабль старика Тренчарда, нашего прежнего капитана. Бывший «Королевский Орел». Мы, матросы короля, временно стали пиратами. — Он махнул рукой в сторону скалистого берега. — Двадцать четыре года назад как раз там высадились несколько наших, а с ними — молодой Кэлис, принц Крондорский — Никлас, а не его отец, — и герцог Маркус Крайдский.

— И ты там был? — спросил Ру, сидевший верхом на рее с другой стороны мачты.

— Ну да. Кое-кто из нас до сих пор жив. Это было мое первое плавание. Я был тогда юнгой, зато служил на лучшем корабле под командованием лучшего капитана.

На корабле только и говорили, что о первой экспедиции Кэлиса на южный континент, и у каждого имелся свой вариант этой истории.

— Куда вы пойдете после того, как высадите нас? — спросил Эрик.

— В Город на Змеиной Реке. «Месть» останется ждать вас, а «Охотник» подремонтируется и пойдет, чтобы передать сведения, — ответил Марстин. — Во всяком случае, я так слышал.

Об этом слышал и Эрик. Такие слухи на флоте называются «баковый вестник», и Эрик хотел уточнить подробности, но дальнейший разговор был прерван командой брать рифы, и все принялись за работу.

Когда выпала минутка отдышаться и оглядеться по сторонам, Эрик увидел, что корабль бросил якорь недалеко от песчаной косы, над которой вздымалась стена огромных скал — футов сто в высоту, не меньше. Судя по многочисленным бурунам и водоворотам, здесь была уйма подводных камней, и Эрик был поражен той легкостью, с какой капитан провел корабль в эту относительно безопасную бухту.

Прозвучала команда «Собраться на палубе!», и все, кто был на мачтах, торопливо скатились вниз. Де Лонгвиль нетерпеливо расхаживал вдоль фальшборта.

— Девочки, мы отправляемся, — сказал он, когда все собрались. — У вас есть десять минут, чтобы сбегать вниз, взять свои шмотки и снова построиться здесь. Сейчас спустят шлюпки. Мешкать мы не станем, но если кто-то желает спрятаться в канатной бухте в надежде, что его забудут, пусть выбросит из головы сию хитроумную мысль.

Эрик не сомневался, что это последнее предупреждение излишне. Любой в их отряде понимал, что отвертеться от этого задания вряд ли удастся, и на самом деле не слишком к этому и стремился. Кэлису кое-кто мог и не поверить, но Накор вбил в головы всем, что дело обстоит именно так, и вся эта банда головорезов была готова принять вызов.

***

Со скал была сброшена веревочная лестница, а на вершине утеса их ждали всадники. Закаленный за четыре месяца тренировками, Эрик без труда взобрался по лестнице, таща на себе тяжелый вьюк и оружие.

Поднявшись, он оказался на границе радующего глаз оазиса. И перед ним раскинулось голубое озеро, окруженное финиковыми пальмами. А потом он увидел пустыню.

— О боги! — воскликнул Эрик. К нему подошел Ру:

— Что такое?

Эрик показал рукой; Ру и другие посмотрели туда.

— Я видел Джал-Пур, — сказал Билли Гудвин. — Так то благодать божья по сравнению с этим.

Повсюду, куда достигал взор, были только песок и скалы. Везде, кроме синей в бурунах поверхности океана, господствовал только один цвет — синевато-серый цвет сланца с рассыпанными по нему темными пятнами скал. Даже сейчас, в конце дня, раскаленный воздух дрожал, словно белье на веревке, и у Эрика вдруг пересохло в горле.

Послышался голос Фостера:

— Эй, красавцы! Еще успеете налюбоваться. Становись!

Они побежали туда, где стояли де Лонгвиль и остальные «головорезы». Де Лонгвиль показал на шестерых человек, включая Джерома Хэнди и Джедоу Шати.

— Это наиболее обученная шестерка. Их учили три года. Не сводите с них глаз, — сказал он Эрику и его товарищам. — Делайте то же, что и они. Если вы попадете в беду, они вам помогут. Если наделаете ошибок — тоже. А если вы попытаетесь сбежать, они вас убьют. — Он окликнул Фостера и приказал ему готовить людей к маршу.

Кавалеристы закончили совещаться о чем-то с Кэлисом и ускакали. Неподалеку под походным навесом лежали большие тюки. Фостер велел их распаковать, и Эрик увидел оружие и доспехи.

Кэлис поднял руку.

— Теперь вы — наемники, поэтому одни из вас будут одеты как мусорщики, а другие — как принцы, и не вздумайте ссориться по этому поводу. Оружие важнее нарядов. Но то, которое сделано в Королевстве, здесь не годится. Оставьте его и подберите себе другое…

— И надо было переть эти железки наверх, — шепнул Ру.

— И помните: это — маскарад и ничего больше. Добыча — не наша цель, — Кэлис сделал знак всем подойти ближе. — Кое-что вам уже известно, а теперь вы узнаете остальное. В незапамятные времена была создана эта раса, змеелюди Пантатии. — На сей раз обступившие его люди не перешептывались, а внимательно слушали. Каждый понимал, что чем больше они узнают, тем больше у них надежды выжить. — У них есть легенды и знания, восходящие еще к временам Войн Хаоса, и они убеждены, что им предначертано править этим миром, уничтожив всех остальных его обитателей. — Кэлис оглядел стоящих вокруг людей, словно хотел запомнить их лица. — Я думаю, они обладают соответствующими средствами. Но наша задача — выяснить это наверняка. Двенадцать лет назад мы уже побывали здесь. — Он кивком указал на стоящих чуть в стороне ветеранов последней кампании. — Тогда мы думали проще: бросим все силы на весы войны и перетянем чащу победы. Теперь мы знаем врагов лучше. — Ветераны согласно закивали. — Что бы они ни замышляли, это не просто завоевательный поход или грабительский набег. Двадцать лет назад они подошли к небольшому городу на другом конце этого континента, Ирабеку, и с тех пор все земли, по которым они проходят, исчезают в огне и смерти. Из захваченных ими городов до нас не дошло ни слова. Тем, кто сражался с ними на стенах Хамсы, хорошо известно, как это происходит. Впереди идут отряды наемников, таких же, какими прикинемся мы, а за ними — солдаты-фанатики. В основном эти отряды состоят из людей, но есть среди них и змеи, которые сидят на лошадях высотой в двадцать пять ладоней.

Услышав такое, Эрик даже зажмурился. Самый большой боевой конь, которого он видел в кавалерии барона Отто, имел девятнадцать ладоней в холке. Говорили, что в Крондорской тяжелой латной кавалерии попадаются гиганты высотой в двадцать ладоней, но чтобы двадцать пять? Ведь это больше восьми с половиной футов! Даже самым крупным шайрам-тяжеловозам, которых Эрику приходилось видеть, было до этого далеко.

***

— Мы сами не видели этих существ, — продолжал Кэлис, — но у нас есть достоверные свидетельства. А за ними идут уже непосредственно жрецы. — Он сделал паузу. — В знак особой милости змеи вознаграждают своих добровольных слуг, доверяя им высокие посты в рядах отборных бойцов. Перед нами стоит довольно простая задача. Мы должны подобраться к ядру этой армии как можно ближе, разузнать о ней как можно больше, а потом ускользнуть и добраться до Города на Змеиной Реке. Главное — доставить сведения принцу Никласу, чтобы он мог подготовиться к отражению нашествия.

На мгновение наступила тишина, а потом Бигго спросил:

— И это все — а потом можно и по домам?

Кто-то хихикнул. Эрик обнаружил, что тоже не в силах сдержать смех. Рядом безуспешно боролся с нервным весельем Ру. Не прошло и минуты, как хохотали все.

Кэлис подождал пару минут и поднял руки, призывая к тишине.

— Многие не вернутся. Но те, кто вернется, заслужат свободу и милость своего короля. Если мы одолеем этих проклятых змей, вы получите возможность жить той жизнью, которая вам по душе. А теперь экипируйтесь. Нам предстоит длинный и трудный марш через пустыню.

Люди бросились к навесу, как дети к елке на Празднике Зимы, и вскоре везде слышались дружеские насмешки и шутки.

Эрик нашел линялую, но вполне пригодную синюю куртку, а поверх нее нацепил чужеземный нагрудник с полустершейся мордой льва. Простой круглый щит, кинжал на поясе и длинный меч хорошей работы дополнили экипировку. Потом к его ногам, отброшенный чьей-то нетерпеливой рукой, подкатился конический шлем с переносьем. Эрик поднял его, и из него выпал кольчужный ошейник. Эрик примерил шлем, примерил ошейник и, подумав, решил оставить и то и другое.

Хорошее настроение, вызванное шуткой Бигго, быстро улетучивалось, и когда груда была разобрана, лица у всех вновь стали мрачными. Кэлис поднял руку, требуя внимания.

— Теперь вы — Кровавые Орлы Кэлиса. Если кому-то это название окажется знакомым, вы — люди с Закатных островов. Те, кто служил у меня раньше, расскажут остальным все, что нужно знать об Орлах, и как отвечать на расспросы. Мы — самые свирепые воины Королевства, и не боимся ни человека, ни демона. В прошлый раз, правда, мы получили пинок под зад, но это было двенадцать лет назад, и я сомневаюсь, что хоть один из тех, кто это помнит здесь, остался в живых. Сформируйте роты — мы наемники, но не сброд — и пополните запасы. Каждый понесет по три меха с водой.

К закату Фостер и де Лонгвиль разбили людей на роты. Кэлис посмотрел на запад и повел людей навстречу багровому солнцу.

***

Никогда в жизни Эрик не был настолько измучен жарой, жаждой и невероятной усталостью. Чесалась шея, но не было лишних сил, чтобы дотянуться и почесаться. Первая ночь показалась относительно легкой. Воздух быстро остыл, а к рассвету стало просто холодно. Но это был сухой холод, и начались муки жажды, а пить было можно только с разрешения Фостера и де Лонгвиля — по глотку в час.

Перед рассветом был дан приказ разбить лагерь; поставив палатки, каждая на шестерых человек, все быстро забрались в них и моментально уснули.

Через несколько часов Эрик внезапно проснулся от того, что начал задыхаться. Он попытался вдохнуть всей грудью, но только обжег легкие. Открыв глаза, Эрик увидел потоки горячего воздуха, поднимающиеся от сланцев. Его товарищам тоже было не до сна. Несколько человек вылезли из-под раскаленных тентов, надеясь, что жара снаружи каким-то образом будет меньше, но тут же вернулись назад. Как бы читая их мысли, Фостер крикнул, что каждого, кто будет пить без приказа, ждет публичная порка.

Вторая ночь была трудной, а день — просто ужасным. В этой жаре они не отдыхали — только расходовали меньше энергии. Ночь тоже не принесла облегчения: холодный и очень сухой воздух высасывал влагу из организма с такой же жадностью, что и дневная жара.

На марше Фостер и де Лонгвиль бдительно следили, чтобы никто не запнулся и не отстал. Эрик подумал, что они следят еще и за тем, чтобы никто не бросил оружие — а это могло быть, учитывая, как все устали.

На третий день Эрик отчаялся опять увидеть воду и тень. В довершение ко всему местность пошла в гору, и подъем, сначала довольно плавный, становился все круче и круче.

Кэлис, который шел впереди, остановился и жестом поторопил остальных. Поднявшись к нему, Эрик увидел внизу покрытые зеленью холмы, перемежаемые небольшими рощицами: они достигли степей. Вдалеке виднелась извилистая полоса деревьев — туда и показывал Кэлис.

— Змеиная река. Можно допить остатки воды. Эрик поднес к губам последний мех и обнаружил, что он почти пуст. Поражаясь, как при такой строгой экономии можно было за это время выпить три меха, он допил остатки. Кэлис посмотрел на де Лонгвиля:

— Пока все слишком легко.

Эрик бросил взгляд на Ру. Ру покачал головой. По линии был передан приказ начать движение, и отряд двинулся в направлении далекой реки.

***

Лошади топтались и фыркали в загонах, а Кэлис беседовал с двумя барышниками, которые бывали в этой фактории, Шингадзи Лэндинг, и раньше. Один из ветеранов сказал, что двадцать четыре года назад, когда Кэлис впервые был в этих местах, факторию сожгли до основания, но с тех пор снова отстроили, и теперь она процветала. Хотя сам Шингадзи умер пять лет назад, новые владельцы сохранили название. Так что теперь Кэлис пользовался в Шингадзи Лэндинг гостеприимством Брека.

Еда, которую им предложили, была простой, но после того, что они ели последние три дня, казалась великолепной, а больше всего радовало обилие вина и эля. Эрик думал, что в фактории будут ждать всадники, которых он видел у побережья, но встречали их совсем другие люди. Те всадники, как сказали Эрику, были джешандийцами, а эти люди — горожанами, жителями Города на Змеиной Реке.

С ними пришла рота городской стражи, и Кэлис был знаком с их капитаном. Они зашли поболтать в таверну, а мнимые наемники остались на улице. Они искупались в реке, вволю напились, и теперь отдыхали, перед тем как, уже верхом, пуститься в дальнейший путь.

Эрик с интересом разглядывал лошадей — уж в этом-то он разбирался. На каждой лошади была полная сбруя — удила, кавалерийское седло с подпругой и переметными сумами, за задней лукой оставлено место для скатки или свернутой палатки.

Но кое-что Эрика насторожило. Мимо как раз проходил Фостер.

— Капрал, — позвал Эрик.

Фостер остановился.

— В чем дело?

— Эта лошадь больна.

— Что?

Эрик пролез между жердями и растолкал соседних лошадей. Погонщик что-то крикнул ему; за время плавания Эрик достаточно выучил язык этой страны, чтобы понять, чего ему надо: «Убирайся!» Впрочем, Эрик не собирался пускаться в долгие объяснения; прикинувшись, что не понимает, он просто помахал погонщику рукой, словно в ответ на приветствие.

Дойдя до лошади, он провел рукой по ее левой передней ноге и поднял ее.

— Треснувшее копыто.

— Будь прокляты эти алчные души! — выругался Фостер.

Погонщик подбежал к ним, крича, чтобы они убирались.

— Вы еще не заплатили! Они не ваши!

Тут Фостер проявил свой легендарный гнев. Схватив погонщика за рубаху, он поднял его на цыпочки и зарычал:

— Я вырежу тебе потроха! Беги к своему хозяину и передай ему, что если он не появится здесь, пока у меня окончательно не испортится настроение, я убью его и всех лживых ублюдков из города, которые попадутся мне под руку! — Он отбросил погонщика, и тот врезался в лошадь. Лошадь возмущенно всхрапнула, а погонщик кинулся звать хозяина.

Стражники услышали шум, и загон окружили вооруженные люди.

— Капрал, разумно ли то, что вы делаете? — спросил Эрик.

Фостер только усмехнулся.

Появился барышник, требуя объяснить, почему они оскорбили его работника.

— Оскорбили? Да я насажу ваши головы на копья! Ты только взгляни на эту лошадь!

Барышник бросил взгляд на лошадь:

— Что с ней?

Фостер посмотрел на Эрика:

— Что с ней?

Эрик внезапно оказался в центре внимания. Оглядевшись, он увидел Кэлиса и капитана стражи, выходящих из таверны. Кто-то, очевидно, предупредил их, что намечается стычка.

— У нее больное копыто. Оно треснуло и гноится, а чтобы выглядело здоровым, его покрасили, — сказал Эрик.

Барышник разразился потоком ругательств, но Кэлис его перебил.

— Ты не ошибаешься? — спросил он у Эрика.

— Это старый трюк, — покачал головой Эрик и, задрав лошади морду, осмотрел ей глаза и пасть. — Ее чем-то опоили. Не знаю чем точно, снадобий, которые убивают боль, немало. Поэтому она не хромает. Но, что бы ей ни дали, действие этого снадобья уже кончается. Я заметил, как она подергивает ногой.

Кэлис подошел к барышнику.

— Эту сделку устроил тебе наш друг Реджин из клана Льва, не так ли?

Барышник кивнул, пытаясь сделать хорошую мину при плохой игре:

— Да. Мое слово крепко от Города на Змеиной Реке до Вестланда. Я выясню, кто из моих работников дал себя обмануть, и накажу его — но сам я никогда не ввожу в заблуждение добрых друзей!

Кэлис покачал головой:

— Прекрасно. Мы осмотрим всех лошадей, и за каждую, которую забракуем, ты будешь оштрафован на стоимость здоровой лошади. Это — первая, а значит, что мы получим еще одну здоровую лошадь бесплатно.

Барышник посмотрел на капитана городской стражи, но тот только улыбнулся:

— Мугаар, по-моему, это вполне справедливо.

Не найдя поддержки, барышник приложил руку к сердцу.

— Я повинуюсь.

Он ушел, причитая под нос, а Кэлис сказал капитану:

— Хатонис, этого парня зовут Эрик фон Даркмур. Он будет осматривать лошадей. Я был бы признателен тебе, если бы ты позаботился, чтобы ему не мешали.

Эрик протянул стражнику руку. Рукопожатие Хатониса было уверенным и крепким. Чувствовалось, что это сильный и опытный воин.

— Мой отец восстал бы из гроба и прикончил бы того, кто, как этот обманщик, бросил на наш клан пятно позора, — сказал капитан.

Повернувшись к Эрику, Кэлис спросил:

— Сможешь ли ты к утру осмотреть всех лошадей?

Эрик прикинул: лошадей было больше сотни.

— Если нужно… — пожал он плечами.

— Нужно… — уходя, сказал Кэлис.

Фостер пошел за ним, бросив Эрику:

— Ладно, нечего прохлаждаться. Принимайся за дело!

Эрик покорно вздохнул и, оглядевшись вокруг, попросил нескольких человек из его роты помочь. Он не был волшебником, чтобы мановением руки превратить их в таких же, как он, знатоков, но ему нужен был кто-то, кто отбирал бы новых и уводил уже осмотренных лошадей.

Потом он сделал глубокий вдох и принялся за дело.

Глава 13. ПОИСКИ

Трактирщик поднял голову.

Трактир был переполнен, и в обычных обстоятельствах еще один посетитель вряд ли привлек бы внимание трактирщика. Но вошедший не был обычным клиентом — как и сам трактирщик не был обычным трактирщиком.

На пороге стояла высокая женщина; в ее фигуре угадывалась подвижность. На ней была глухая накидка из плотной ткани, достаточно дорогая, никто не принял ее за простолюдинку, но явно не дворянского покроя. Трактирщик ждал, что следом за ней появится ее кавалер, но она была одна, и трактирщик окончательно уверился в том, что это необычная женщина. Она огляделась, словно искала кого-то; потом ее взгляд скрестился со взглядом хозяина.

Женщина откинула капюшон, и стало видно, что она молода — хотя трактирщик прекрасно знал, насколько бывает обманчива внешность, — темноволоса и зеленоглаза. Ее лицо с четко очерченным ртом и высокими скулами нельзя было назвать красивым, но оно притягивало. У нее были опасные глаза. Большинство мужчин назвали бы ее симпатичной, но большинство мужчин и не представляли себе, насколько она опасна.

Юный наемник вскочил и загородил ей дорогу. В нем бурлила кровь, подогретая элем. Он был могуч, почти двухметрового роста, стальные наплечники делали еще шире его литые плечи, а шрамы на лице говорили, что не все из его истории были пустой похвальбой.

— Ого! — воскликнул он с пьяным смехом и сдвинул на затылок шлем с гребнем, чтобы лучше ее видеть. — Что такая красотка делает без меня?

Двое его товарищей громко расхохотались, а шлюха, которая рассчитывала на прибыльную ночь, бросила на него неприветливый взгляд. Женщина остановилась и, медленно оглядев наемника с головы до ног, мягко сказала:

— Позвольте.

Мальчик-мужчина ухмыльнулся и собрался что-то сказать, но вдруг лицо его приняло озадаченное выражение, а ухмылка исчезла.

— Прошу прощения, — тихо вымолвил он и отступил в сторону.

Его друзья изумленно уставились на эту сцену. Один из них вскочил, но трактирщик быстро достал из-под стойки легкий арбалет и выразительным жестом положил его перед собой.

— Почему бы, приятель, тебе не сесть и не заняться выпивкой?

— Не дури, Тэйберт! Мы потратили у тебя кучу золота! Не угрожай нам!

— Роко, ты наливаешься на рынке дешевым вином, а потом вламываешься сюда тискать моих служанок, но я ни разу не видел, чтобы ты им платил!

Проститутка, которая сидела за их столом, встала:

— А если и платит, то не за то, о чем ты думаешь, Тэйберт. Это дешевое вино превращает сталь в их мечах в солому, и если они что-то могут, так только бахвалиться.

Защитники общества ответили на это взрывом хохота, и третий воин, который обнимал девицу, пока она не встала, сказал:

— Арлетта! Я-то думал, что ты нас любишь!

— Покажи свое золото, и я полюблю тебя, дорогуша, — ответила та с усмешкой, в которой не было ни капли симпатии.

— Почему бы вам, парни, всем троим не двинуть к Кинджики и не заняться его девочками? Он на четверть цуранец и посмотрит сквозь пальцы на вашу невежливость, — сказал Тэйберт.

Приятелям юного наемника эта мысль не пришлась по душе, но сам он лишь вяло кивнул, снова надвинул шлем на лоб и, забрасывая за спину щит, сказал:

— Пошли. Повеселимся в другом месте. — Его товарищи хотели возразить, но он вдруг рявкнул, рассвирепев:

— Пошли, я сказал! — и они решили, что лучше не спорить.

Когда они ушли, женщина подошла к стойке. Трактирщик ответил на ее первый вопрос до того, как она успела его задать.

— Я его не видел, — сказал он.

Женщина изумленно вскинула бровь.

— Кого бы вы ни искали, я его не видел.

— А кого, по-вашему, я ищу?

Трактирщик, плотный мужчина с лысинкой и курчавыми бачками, слегка улыбнулся:

— Есть только один сорт мужчин, которых такая женщина, как вы, может искать, а такие в последнее время сюда не заглядывали.

— И за какую женщину вы меня принимаете? — спросила она.

— За ту, которая видит то, чего не видят другие.

— Для трактирщика вы слишком наблюдательны, — заметила она.

— Трактирщики почти все таковы, хотя умеют не показывать этого. Впрочем, с другой стороны, я не совсем трактирщик.

— Как вас зовут?

— Тэйберт.

Женщина понизила голос:

— Я обшарила все захудалые трактиры и грязные пивнушки Ла-Мута в поисках того, что, как мне известно из авторитетных источников, должно находиться здесь. Но до сих пор я не встречала ничего, кроме пустых взглядов и смущенного мычания. — И еще тише она сказала:

— Мне нужно попасть в Зал.

— Прошу за мной, — с улыбкой ответил трактирщик. Тэйберт провел ее в маленькую заднюю комнату, а оттуда — в подвал.

— Он соединяется с другими. Под городом целая сеть, — пояснил он, открывая дверь у подножия лестницы. В дальнем конце узкого помещения, открывшегося за ней, имелась ниша, занавешенная простым куском ткани, свисающим с металлического стержня. Женщина направилась к нише, а Тэйберт сказал:

— Вы понимаете, что когда вы окажетесь там, я не смогу помочь вам. В моих силах только показать вам вход.

Миранда кивнула и, сделав шаг, почувствовала исходящую от металлического стержня энергию. На мгновение она увидела крошечную кладовку, заставленную пустыми бочонками, а в следующую секунду, подхваченная потоком энергии, оказалась уже совсем в ином месте.

***

Зал был бесконечен. Или во всяком случае, никто из обладающих разумом никогда не достигал того места, где он кончается. Миранда увидела и другие входы сюда — прямоугольники света, — а между ними маячило серое ничто. Странно было, что она вообще могла видеть: здесь не было явного источника света. Миранда попробовала магически изменить свое зрение — и сразу пожалела об этом. Мрак, возникший перед глазами, был столь глубок, что мгновенно вызывал чувство отчаяния. Она вернулась к прежнему способу восприятия и вновь обрела способность видеть. Ей вспомнились слова трактирщика: «В моих силах только показать вам вход». Он знал о магическом портале, ведущем в Зал, но не в его власти было позволить или не позволить кому-то пройти сквозь него. Только имеющие дар, подобный тому, которым обладала Миранда да еще кое-какие из обитателей Мидкемии, могли войти в Зал и выжить после этого перехода.

Она обернулась на вход, через который только что прошла, и попыталась запомнить его на случай, если придется возвращаться тем же путем. На первый взгляд он ничем не отличался от остальных, но, присмотревшись, Миранда заметила руны, парящие в серой пустоте над прямоугольником света. Она отметила в уме их форму и расположение надписи и мысленно перевела ее — «Мидкемия». Напротив была лишь бесформенная пустота: входы располагались со смещением, и ни один не находился напротив другого. Миранда запомнила руны и над соседними входами: лишние ориентиры не помешают.

После этого, решив, что без подробной информации любое направление одинаково хорошо, она пошла вдоль стены.

***

Фигура вдалеке по форме была похожа на человеческую, но с тем же успехом могла принадлежать представителю любого народа. Остановившись, Миранда внимательно наблюдала за приближающимся существом. Разумеется, у нее были средства защитить себя, но она решила, что лучше избегать неприятностей, если вообще возможно их избежать. В случае чего можно было нырнуть во вход справа — хотя Миранда не имела ни малейшего представления о том, что находится по другую ее сторону.

Словно прочитав ее мысли, существо пронзительно закричало и подняло руку в перчатке, демонстрируя отсутствие в ней оружия. Жест этот ничуть не успокаивал, поскольку существо было обвешано таким количеством оружия, что Миранда поразилась, как ему удается сохранять способность к прямохождению. На голове у существа был шлем с опущенным забралом, а тело покрыто материалом, на вид таким же прочным, как сталь, но гораздо более гибким и тусклым в отличие от сверкающих полированных доспехов. За спиной у существа висел круглый щит, отчего оно сильно смахивало на черепаху. Над одним плечом торчала рукоять двуручного меча, а из-за другого выглядывало что-то похожее на ложу арбалета. На правом бедре — короткий меч, на поясе — набор метательных звезд и ножей, а также свернутый бич. В левой руке у существа был здоровенный мешок.

Миранда обратилась к нему на языке, принятом в Королевстве:

— Я вижу, что у вас в руке ничего нет.., в данный момент.

Существо, осторожно продвигаясь в ее направлении, сказало что-то на языке, отличном от того, которым оно воспользовалось в первый раз. Миранда ответила по-кешийски, а медленно идущий ходячий арсенал попробовал заговорить на еще одном языке.

Наконец Миранда заговорила на диалекте языка Королевства Ролдем, и существо возликовало:

— Так вы с Мидкемии! Мне показалось, что я узнаю делкианина, но я, оказывается, просто немного забыл мидкемийцев. — Голос существа звучал как обычный мужской. — Я пытался сказать вам, что, прежде чем бежать от меня в эту дверь, надо научиться дышать метаном.

— Я в состоянии защитить себя от смертоносного газа, — ответила Миранда.

Существо сняло шлем, открыв вполне человеческое лицо, которое выглядело совсем мальчишеским: веснушчатое, с зелеными глазами, увенчанное шапкой взмокших и всклокоченных рыжих волос. Лицо дружески заулыбалось:

— Редко кто из вступающих в Зал на это не способен, но вы испытали бы огромное потрясение. На Тедиссио — так жители этого мира его называют — вы весили бы в две сотни раз больше обычного веса, и это сильно замедлило бы движение.

— Спасибо, — наконец сказала Миранда.

— Вы первый раз в Зале?

— А почему вы спрашиваете?

— Нам всем известно, что, если только вы не гораздо более могущественна, чем выглядите — а я первый готов признать, что внешность почти всегда обманчива, — только те, кто попал сюда в первый раз, странствуют по Залу без сопровождения.

— Нам?

— Тем из нас, кто живет здесь.

— Вы живете в Зале?

— Ну конечно, вы здесь впервые. — Юноша поставил на пол мешок. — Меня зовут Болдар Кровавый.

— Интересное имя, — сказала Миранда, которую оно немало позабавило.

— Ну конечно, это не то имя, которое дали мне мои родители, но я — наемник, и должен выглядеть устрашающе. А разве, — он показал на свою веснушчатую физиономию, — это лицо внушает страх?

Миранда покачала головой и улыбнулась:

— Пожалуй, действительно нет. А вы можете называть меня Мирандой. Да, я в Зале впервые.

— Вы сможете вернуться назад, на Мидкемию?

— Если покручусь и пройду через две сотни и еще два десятка входов, то, думаю, отыщу нужный. Болдар покачал головой:

— Это слишком долгий путь. Недалеко отсюда есть вход, который приведет вас в город Итли в мире Иль-Джабон. Главное — пройти два квартала до другого входа так, чтобы к вам не пристали местные жители, а там вы найдете вход, который ведет обратно в Зал, как раз рядом с дверью, ведущей в… Проклятие, забыл, какая дверь ведет в Мидкемию, но это одна из них. — Нагнувшись, он развязал мешок и вытащил пузатую бутылку и пару металлических кубков. — Позвольте предложить вам бокал вина?

— Спасибо, — ответила Миранда. — Не откажусь.

— Когда я впервые попал в Зал — а это было лет этак сто пятьдесят назад,

— я блуждал по нему, пока чуть не умер с голода. Очень приятный вор спас мне жизнь в обмен на бесконечные напоминания о том, что теперь я у него в долгу. Но тогда он избавил меня от многих трудностей. Уметь ориентироваться в Зале

— весьма полезное умение. И я с удовольствием поделюсь этим умением с вами.

— В обмен на…

— Вы быстро схватываете, — сказал Болдар с улыбкой. — В Зале не существует бесплатных услуг. Если вам посчастливится, вы сделаете кого-то своим должником, но вы никогда ничего не получите, не дав что-то взамен. Здесь вам могут встретиться три типа существ: те, которые будут вас избегать, те, которые пожелают заключить с вами сделку, и те, которые постараются вас обмануть. Причем вторые и третьи — это не обязательно одно и то же.

— Я в состоянии о себе позаботиться, — с вызовом в голосе сказала Миранда.

— Разумеется, вы не смогли бы попасть сюда, не обладая определенными способностями. Но не забывайте, что это справедливо и в отношении любого, кого можно здесь встретить. Иногда, правда, сюда по ошибке, непрошеными гостями, попадают бедняки, не имеющие силы, дара или способностей. Никто точно не знает, каким образом, но попадают. Впрочем, они быстро нарываются на искателей легкой добычи или просто шагают в пустоту.

— А что происходит с тем, кто шагнул в пустоту?

— Если шагнуть правильно, вы попадете в бар большой гостиницы, которая известна под многими названиями, а принадлежит человеку по имени Джон. Гостиницу обычно называют просто «Гостиница», а Джона именуют по-разному — «Джон, Держащий Слово», «Джон Без Обмана», «Добросовестный Джон», «Джон Этичный» и еще с полдюжины подобных почетных прозвищ. Бар обычно называют «У Честного Джона». Согласно последнему подсчету, в этот бар ведут тысяча сто семнадцать входов. Ну а если шагнуть неправильно, тогда… Вообще-то этого никто не знает, так как никто еще не возвращался оттуда. Это просто пустота.

Миранда почувствовала себя спокойнее. Этот наемник обладал приятными манерами, и трудно было поверить, что он попытается обмануть ее.

— А вы не проводили бы меня к одному из этих входов?

— Разумеется, но за плату.

— А именно? — спросила Миранда, приподняв бровь.

— В Зале существует множество средств обмена. Обычные: золото и иные благородные металлы, драгоценные камни, права на владение собственностью, рабы и договорные обязательства и, конечно же, прежде всего информация. Необычные: артефакты, личные услуги, манипулирование реальностью, души тех, кто не был рожден, и все такое прочее.

Миранда кивнула:

— И что вы хотите?

— А что у вас есть?

И начался торг.

***

Меньше чем за день Болдар дважды доказал свою ценность. Миранде весьма повезло, что первым она встретила его, а не вереницу рабов, с которыми они столкнулись несколько часов спустя. Миранда испытывала к рабству личное отвращение, и оно стало еще сильнее после неудачной попытки хозяина обратить в собственность и их с Болдаром.

Договориться не получилось, и Болдар зарубил четырех охранников и работорговца. Миранда смогла бы справиться и одна, но ее поразило, как точно Болдар уловил момент, когда переговоры зашли в тупик и пришла пора действовать. С двумя охранниками он разделался еще до того, как Миранда начала сосредоточиваться на защите, а к тому времени, когда она окружила себя защитной оболочкой, все было кончено.

Рабам была возвращена свобода — для чего Миранде пришлось компенсировать Болдару ту прибыль, которую он рассчитывал получить, продав их. Она долго его уговаривала, ссылалась на то, что в настоящее время он у нее на службе, и как поступить с рабами, решать ей, а не ему. Болдар счел такой аргумент сомнительным, но, прикинув сложности, связанные с кормежкой рабов и присмотром за ними, согласился, что получить премию от Миранды в конечном счете выгоднее.

Несколько наемников, которые встретились им позже, обошли стороной Болдара и Миранду, но она ничуть не сомневалась, что не будь с ней Болдара, все было бы совершенно иначе.

По пути Миранда училась.

— Значит, если знать расположение входов, можно ускорить путешествие по Залу?

— Конечно, — ответил Болдар. — Их количество и расположение относительно друг друга зависят от мира, в который они ведут. Вот Тандероспейс, например,

— он указал на светлый прямоугольник, мимо которого они проходили, — имеет только один вход, да и тот, к несчастью, открывается в жертвенный зал священного храма — а местное население там сплошь каннибалы. Они готовы сожрать любого, кто вступит в их святая святых, поэтому этот мир посещается редко. С другой стороны Мерлин. — Он махнул рукой в сторону другого прямоугольника, чуть впереди. — Это торговый мир, в него ведут по крайней мере шесть входов. Торговые пути многих миров пересекаются там. Ваш мир, Мидкемия, имеет не меньше трех входов — во всяком случае, мне известны три. Каким из них вы воспользовались?

— Под трактиром в Ла-Муте.

— А, у Тэйберта. Славная жратва, славный эль и дурные женщины. Мне нравятся такие места. — Миранде показалось, что Болдар улыбнулся под шлемом

— что-то такое проскользнуло в его жестах и в голосе.

— А как узнать об этих входах? Есть карта?

— Да, одна есть, — ответил Болдар. — У Честного Джона. Висит на стене в общей зале. На ней очерчены известные границы Зала. Когда я в последний раз видел ее, там было обозначено около тридцати шести с лишним тысяч входов. Каждый, кто находит новый, ставит об этом в известность Честного Джона — а есть даже один легендарный псих, чье имя вылетело у меня из памяти, который исследует границы Зала, и его сообщения доходят до Джона спустя десятилетия. Он забрался уже так далеко, что превратился в миф.

Миранда задумалась.

— И давно ли все это существует? Я имею в виду Зал. Болдар пожал плечами:

— Подозреваю, что с начала времен. Люди и иные существа живут здесь веками. Для этого, разумеется, требуется определенный дар, но жизнь здесь весьма привлекательна для тех, кто ищет.., жизни по большому счету.

— Ну а вы? — спросила Миранда. — Учитывая, сколько вы содрали с меня, вы могли бы прекрасно жить в большинстве из известных миров.

Болдар снова пожал плечами:

— Я занимаюсь этим скорее для остроты ощущений, чем ради наживы. Должен признаться, что мне все быстро надоедает. Есть миры, где я мог бы стать полновластным правителем, но они меня не привлекают. Честно говоря, лучше всего я чувствую себя в ситуациях, которые способны свести с ума нормального человека. Война, убийства, интриги — вот моя стихия, и в этом здесь мало кто может сравниться со мной. Я говорю это не затем, чтобы набить себе цену, а просто чтобы вы поняли: когда привыкаешь жить в Зале, другой жизни уже не существует.

Миранда кивнула: это место являлось в буквальном смысле суммой всех известных и неизвестных миров, и она не уставала поражаться тому, как это вообще может быть.

— Как мне ни приятно ваше общество, Миранда, и как бы я ни был доволен обещанным вознаграждением, но я утомился; хотя время здесь не имеет значения, усталость и голод реальны во всех измерениях — по крайней мере иных я еще не встречал. И вы до сих пор не сказали мне, куда мы направляемся, — сказал Болдар.

— Честно говоря, я и сама не знаю, куда направляюсь. Я кое-кого ищу, — ответила Миранда.

— Позволено ли мне будет спросить кого?

— Некоего практикующего мага по имени Пут из Стардока.

Болдар пожал плечами:

— Никогда не слышал о нем. Ну что ж, если здесь есть место, где можно удовлетворить мои и ваши текущие потребности, так это Гостиница.

Миранда была в этом не так уж уверена, сама удивляясь своему нежеланию признать очевидное. Если Пут проходил через Зал, то в Гостинице об этом, конечно, известно. Но она опасалась, что другие тоже могут им интересоваться, и думала, что скорее всего он постарается скрыть свое местонахождение. Но в любом случае лучше было посетить Гостиницу, чем бесцельно шляться по бесконечности.

— А мы далеко оттуда?

— Да нет, не очень, — ответил Болдар. — Правда, два входа мы уже миновали, но здесь неподалеку есть еще один.

Они прошли еще два прямоугольника, и перед следующим Болдар остановился:

— Видите этот знак?

Миранда кивнула.

— Халлиали. Прекрасное место для тех, кто любит горы. Один из входов к Честному Джону находится как раз напротив. С непривычки это довольно трудно, но вы просто шагайте и будьте готовы встретить ступеньку примерно футом ниже края пустоты. — С этими словами он шагнул в серое и исчез.

Миранда сделала глубокий вдох, зажмурилась и шагнула за ним, подумав: «Ступенька вверх или ступенька вниз?»

***

Ступенька вела вниз, а Миранда приготовилась к подъему и поэтому едва не упала. Сильные руки подхватили ее, и, открыв глаза, она с трудом сохранила спокойствие, увидев перед собой почти трехметровое существо, с ног до головы покрытое белоснежным мехом с редкими черными пятнышками. На косматой голове можно было различить только два огромных синих глаза и рот. Существо что-то жалобно прохрюкало, и Болдар пояснил:

— Если у вас есть оружие, его надо сдать. Сам он тем временем ловко освобождался от своего арсенала, включая и те несколько безобидных на вид предметов, что прятал на теле. У Миранды было только два кинжала, один в поясе, а другой — у лодыжки. Она быстро сняла их, а Болдар объяснял:

— Честный Джон давным-давно понял, что его заведение будет процветать, только если станет нейтральной территорией для всех. Квад гарантирует, что любой нарушитель порядка не останется в баре дольше, чем нужно времени, чтобы его выставить.

— Квад?

— Это наш большой мохнатый друг, — ответил Болдар. — Он коропабанин; коропабане сильнее любого известного на сегодняшний день существа, практически неуязвимы для любой магии, и самому быстрому яду потребуется неделя, чтобы его убить. Квады — идеальные телохранители, если вы уговорите их покинуть родной мир.

Они вошли, и Миранда остановилась, пораженная. Бар был огромен, не менее двухсот ярдов в ширину и вдвое длиннее. Вдоль всей правой стены тянулась единственная стойка, за которой металась, обслуживая клиентов, дюжина барменов. Две галереи, одна над другой, шли вдоль остальных трех стен, и там, за столиками, сидели посетители этого грандиозного заведения, наблюдая за тем, что делается внизу.

Здесь играливо все игры, основанные на случайности, которые только можно себе представить, и существа самого невероятного облика непринужденно двигались сквозь толпу, здороваясь со старыми знакомыми. Гуманоиды преобладали, но попадались и существа, смахивающие на насекомых или собак, а при виде нескольких ящероподобных посетителей бара Миранда почувствовала себя неуютно.

— Добро пожаловать к Честному Джону, — сказал Болдар.

— А где сам Джон? — спросила Миранда.

— А вот, — Болдар показал на ближний конец стойки. Там стоял человек, одетый в странный костюм из блестящей ткани. Брюки без отворотов, начищенные до блеска узкие и непривычно вытянутые черные туфли. Под распахнутой длинной курткой — белоснежная сорочка с жемчужными запонками и стоячим остроконечным воротничком. Ярко-желтый галстук и широкополая белая шляпа с лентой из переливающегося красного шелка. Джон был занят беседой с каким-то существом, похожим на человека, но с дополнительной парой глаз на лбу.

Подходя к нему, Болдар приветливо помахал рукой. Джон сказал что-то четырехглазому человеку, и тот, кивнув, отошел.

Широко улыбаясь, Джон воскликнул:

— Болдар! Сколько мы не виделись? Год?

— Ну, не совсем, Джон, не совсем. Но около того.

— А как вы определяете время в Зале? — спросила Миранда.

Джон взглянул на Болдара, и тот пояснил:

— Мой нынешний наниматель, Миранда.

Джон театральным жестом сорвал с головы шляпу, повел ею перед грудью и, слегка согнувшись в поклоне, почти нежно взял руку Миранды, сделав вид, что целует, хотя его губы не прикоснулись к коже.

Миранда испытала неловкость и отдернула руку.

— Милости прошу в мое скромное заведение.

Глаза Миранды расширились.

— На каком языке вы — мы…

— Я вижу, вы здесь впервые. Полагаю, я должен лично принять столь очаровательную гостью, — сказал Джон. Он показал им на стол рядом со стойкой и отодвинул стул. Миранда непонимающе прищурилась, но тут сообразила, что он ждет, чтобы она села. Это было ей странно, но, зная, что в разных мирах существуют разные обычаи, Миранда постаралась не показать виду, что смущена.

— Одно из небольших заклинаний, — говорил тем временем Джон, отвечая на столь сбивчиво высказанный вопрос Миранды. — Это не только полезно, это необходимо. Только, боюсь, оно не вполне совершенно, поскольку порой здесь бывают посетители, чья личная система понятий настолько отлична от общепринятой, что общение возможно лишь на самом простейшем уровне — если вообще возможно, а мы тем не менее обязаны понимать такого случайного дурака.

— Что мы сейчас и делаем, — с усмешкой вставил Болдар.

Джон отмахнулся.

— Что же касается вашего первого вопроса, то измерение времени — достаточно простая вещь. Вне Зала время течет везде одинаково, по крайней мере в известной мне вселенной. Если хотите точности, то здесь мы измеряем его в единицах, принятых в моем родном мире. Конечно, это своего рода тщеславие, но я хозяин этого заведения и имею право устанавливать свои правила. Могу ли я полюбопытствовать, из какого мира прибыли вы?

— С Мидкемии.

— А, ну тогда наша система очень близка к той, которой пользуетесь вы, только разное количество часов в году; этой разницы достаточно, чтобы у летописцев и философов болела голова, но в масштабе обычной продолжительности жизни дата вашего рождения по двум календарям разойдется всего на несколько дней.

— Впервые услышав о Зале, я решила, что это магический портал, через который можно попасть в другие миры. Но я совершенно не понимаю… — сказала Миранда.

Джон кивнул:

— Понимают немногие. Но люди, а вы, насколько я понимаю, человек, как и другие разумные существа, легко приспосабливаются. Встречая что-то полезное, они это используют. Вот и мы, кому посчастливилось попасть в Зал, тоже приспособились. Существует немало причин, чтобы здесь оставаться, и выгоды, которые получает тот, кто нашел сюда дорогу, слишком велики, чтобы ими поступиться. Поэтому большинство из нас становятся жителями Зала, забывая о прежних связях или, в лучшем случае, постыдно пренебрегая ими.

— Выгоды?

Джон и Болдар переглянулись.

— Чтобы не утомлять вас излишне, моя дорогая, не лучше ли вам рассказать мне, что вы уже узнали о Зале? — предложил Джон.

— За время моих странствий я несколько раз слышала о Зале Миров. Мне пришлось потратить немало времени на поиски входа. Я думаю, что Зал — это средство для путешествия сквозь пространство к самым далеким мирам, — сказала Миранда.

— И сквозь время, — заметил Болдар.

— Время? — удивилась Миранда.

— Чтобы достигнуть далеких миров с помощью обычных средств, не хватит человеческой жизни; Зал сокращает это время до нескольких дней, а иногда и до нескольких часов.

— Самое главное, — сказал Джон, — это то, что Зал существует независимо от объективной реальности, как мы определяем ее из своего родного мира. Он связывает миры, которые могут находиться в разных вселенных, в разном пространстве-времени, за неимением лучшего термина. Для нас это непостижимо. Но суть в том, что Зал способен связать миры разного времени. Мой родной мир, не очень заметный шарик, вращающийся вокруг ничем не примечательного солнца, мог умереть задолго до того, как появился ваш мир, Миранда. Откуда нам знать? Если мы перемещаемся сквозь объективное пространство, почему бы нам не двигаться и сквозь объективное время? — Джон помолчал. — Ив силу этого здесь, в Зале, у нас есть все. Ну, если не все, то настолько к этому близко, насколько способен пожелать смертный. В Зале идет торговля чудесами и обыденными вещами, любыми товарами любого вида, любыми услугами и обязательствами. Вообразите себе любую, только не в принципе невозможную вещь — и вы здесь найдете ее или по крайней мере найдете кого-то, кто доставит вас к предмету вашей мечты.

— А еще какие выгоды?

— Ну, например, в Зале вы не стареете.

— Бессмертие?

— Или нечто настолько близкое, что разницы практически нет, — сказал Джон. — Возможно, тот, кто может попасть в Зал, уже обладает этим даром, но не исключено, что мы избегаем ледяной хватки Смерти, только пока живем в Зале, а такой выигрыш во времени — не пустяк, и мало кто добровольно откажется от него. — Он указал на верхнюю галерею. — Среди моих постояльцев большинство просто боятся снова покинуть Зал и снимают у меня помещения, чтобы вести дела. Другие находят здесь единственное надежное убежище от грозящих им бед, а многие часть времени проводят в других мирах, а часть времени — здесь. Но никто из живущих в Зале не покинет его, осознав, насколько выгодна такая жизнь.

— А как же Черный Маркое?

Казалось, упоминание этого имени не обрадовало ни Джона, ни Болдара.

— Маркое — особый случай, — ответил Джон, чуть помедлив. — Быть может, он представляет некую высшую силу или сам является таковой; во всяком случае, он выходит за рамки того, что мы в Зале называем «смертным существом». Только немногие знают, что в многочисленных рассказах о нем правда, а что — легенда. А вы? Что вы о нем знаете?

— Только то, что слышала на Мидкемии.

— Это не родной его мир, — сказал Джон. — В этом я почти уверен. Но почему мы о нем говорим?

— Только потому, что, по вашим же словам, он — особый случай. Но ведь могут быть и другие.

— Наверное.

— Например, Пуг из Стардока?

И вновь Джон явно почувствовал себя неуютно, хотя Болдар при упоминании Пуга и глазом не моргнул.

— Если вы ищете Пуга, боюсь, я не могу вас обнадежить.

— Почему?

— Он был здесь несколько месяцев назад, очевидно, направляясь в какой-то странный мир, название которого я не могу припомнить. Говорил, что собирается заняться исследованиями, но, боюсь, это просто уловка.

— Почему вы так думаете?

— Да потому, что он нанял кое-кого из приятелей Болдара, чтобы те пресекли любое излишнее любопытство к его персоне.

— Кто? — спросил Болдар, оглядываясь вокруг.

— Уильям-Хватун, Рыжий Джеремия и Эланд Алый, которого еще называют Серым Убийцей.

Болдар покачал головой.

— Эти трое способны причинить нам серьезные неприятности. — Он наклонился к Миранде. — С Джеремией я бы, пожалуй, справился; его репутация держится в основном на слухах. Но Уильям и Эланд обладают смертельным прикосновением, и если они будут работать на пару, я не поручусь за исход.

— Неужели я похожа на пантатианина? — спросила Миранда.

— Моя дорогая, после стольких жизней, что я провел в Зале, внешность — последняя вещь, на которую я стал бы полагаться, — сказал Джон. — Вы, например, при всей вашей очаровательной женственности вполне могли бы оказаться моим собственным дедушкой, и это вряд ли бы удивило меня — хотя я горячо верю, что старик помер, когда мне было четырнадцать лет. — Он встал.

— Пуг из Стардока — это еще один, кто, подобно Маркосу, не живет в Зале, а лишь использует его время от времени. Но слово Пуга крепко, а золото не хуже, чем у других. Он заплатил за защиту, и он ее получит. Мой совет: постарайтесь, чтобы никто из присутствующих в этом помещении не узнал, что вы его ищете, и придумайте другой способ выяснить его местонахождение. Иначе, выйдя отсюда, вы не позже чем через минуту будете иметь дело с двумя из лучших в Зале наемников и одним из наиболее опасных убийц. — Джон поклонился. — А теперь разрешите мне угостить вас. — Он жестом подозвал бармена и что-то сказал ему, видимо, велев подать новую порцию напитков. — Если вам потребуется комната, вы найдете наши цены приемлемыми. А если решите покинуть нас, надеюсь, что вскоре вернетесь. — Он вновь поклонился, коснулся шляпы и вернулся к стойке, где его ждал четырехглазый, очевидно, успевший выполнить какое-то поручение.

Болдар Кровавый театрально вздохнул.

— Так что вы решили?

— Продолжать поиски. Я не представляю для Пуга опасности.

— А он тоже так думает?

— Мы никогда не встречались. Я знаю о нем понаслышке. Но я уверена, он не увидит во мне угрозы.

— Я тоже никогда не встречался с ним, но Джон сразу узнал его имя. Это значит, что Пуг достаточно широко известен, а для того, чтобы пользоваться известностью в Зале, необходимо обладать недюжинным талантом. И если такой человек беспокоится, что за ним проследят… — Он пожал плечами.

У Миранды не было причин подозревать Болдара, наоборот, он все больше внушал ей доверие, но ставка была слишком высока, чтобы полагаться на случай.

— Если он так не хочет, чтобы его выследили, то как все-таки можно это сделать? — спросила она. Болдар надул щеки.

— Есть предсказатели и ясновидцы…

— Я спрашивала у Аальского Оракула.

— Ну, уж если она не знает, то никто не знает, — заметил Болдар. — Правда, есть еще Кукловод.

— А это кто?

— Создатель разных устройств, и кое-какие можно использовать, чтобы выследить тех, кто хочет быть незамеченным. Правда, он малость со сдвигом и потому ненадежен.

— Кто еще?

Подошел официант и поставил перед Болдаром запотевшую кружку с чем-то, напоминающим эль, а перед Мирандой — большой хрустальный бокал. Достав хрустящие салфетки, он положил одну на колени Миранде, а другую — Болдару и со словами: «Примите наилучшие пожелания от хозяина», удалился.

Вино было великолепным, и Миранда, сделав большой глоток, обнаружила, что хочет пить и проголодалась.

— Еще — Курчавый Дагат, — сказал Болдар. — Он торгует информацией; и чем она невероятнее, тем выше он ее ценит.., пока она соответствует действительности. Поэтому он на голову выше остальных здешних сплетников.

Миранда взяла салфетку, чтобы промокнуть губы, и на пол упал свернутый листок бумаги. Она взглянула вниз, Болдар наклонился, поднял его и, не разворачивая, протянул Миранде.

Развернув листок, она увидела только одно слово.

— А кто такой Мустафа? — спросила она.

Болдар хлопнул ладонью по столу.

— Отличный парень, с которым нам и надо встретиться. — Он огляделся и указал на нижнюю галерею:

— Туда.

Он встал, за ним — Миранда; лавируя между столами, они дошли до лестницы и поднялись на галерею, которая, к удивлению Миранды, оказалась не чем иным, как одной из сторон широкого, словно бульвар, коридора, разветвляющегося на другие коридоры, поменьше.

— Так это — часть Гостиницы?

— Конечно, — ответил Болдар.

— И насколько она велика?

— Точно знает только Честный Джон. — Болдар вел ее мимо лавчонок, где предлагались всевозможные виды товаров и услуг: некоторые — непристойные, другие — запрещенные везде, где приходилось бывать Миранде, а многие — непонятные. — Ходят слухи, что этот Джон у себя на родине тоже был содержателем трактира, но ему пришлось бежать из города по причине какой-то ссоры. Его преследовала шайка аборигенов, и он случайно наткнулся на вход в Зал. Судьбе было угодно, чтобы он появился здесь в самый разгар битвы. Говорят, что с испугу он прыгнул в пустоту напротив входа, через который вошел, и очутился в этом стабильном месте, где сейчас находится Гостиница. — Болдар свернул в боковой коридор. — Он блуждал в странной тьме, потом каким-то образом нашел дорогу обратно в Зал. Он переместился в родной мир и, убедившись, что преследователи исчезли, вернулся в свой город. В течение нескольких лет он то и дело наведывался в Зал, исследуя и торгуя, а когда наконец приобрел представление о здешнем обществе, то решил, что постоялый двор сделает его богатым. Он заключил ряд сделок, нанял рабочих и, вернувшись сюда, основал небольшую гостиницу. С годами она расширялась и теперь превратилась в небольшой поселок. Выяснилось, что он может безгранично расширять свои владения — по крайней мере так было до сих пор.

— Ну и как?

— Что — как?

— Джон разбогател?

Болдар расхохотался, и Миранда в очередной раз поразилась, насколько по-детски он выглядит.

— Подозреваю, что по любым разумным меркам Джон — богатейший человек в мироздании. Он мог бы торговать мирами, если бы захотел. Но, как и большинство из нас, он через некоторое время понял, что богатство — это всего лишь средство доставлять себе удовольствия и поддерживать свою репутацию, играя в игры и заключая сделки здесь, в Зале. — У дверного проема, завешенного портьерой, Болдар остановился:

— Эй, Мустафа, ты дома?

— А кто меня спрашивает?

Болдар рассмеялся и, отодвинув портьеру, жестом предложил Миранде войти. Она вошла и оказалась внутри маленькой комнатки, где не было ничего кроме стола, на котором горела единственная свеча. В остальном комнатка была лишена какой-либо индивидуальности — ни ковров, ни полок, вообще никакой обстановки, только еще одна дверь в стене напротив той, через которую они вошли.

За столом стоял мужчина с темным, почти черным лицом, похожим на кусок старой кожи. Белая борода украшала его щеки и подбородок, но усов у него не было; на голове красовался зеленый тюрбан.

— Мир да пребудет с вами, — поклонившись, сказал он на языке Джал-Пура.

— Да пребудешь ты в мире, — ответила Миранда.

— Вы ищете Пуга из Стардока? Миранда кивнула и бросила на Болдара вопросительный взгляд.

— Мустафа — прорицатель и предсказатель будущего, — пояснил Болдар.

— Позолоти-ка ручку, — сказал Мустафа, протягивая ладонь. Миранда вынула из пояса монету и отдала ему. Даже не взглянув на нее, он спрятал ее в поясной кошель.

— Кого ты ищешь?

— Я только что сказала!

— Ты должна повторить это громко! Не сомневаясь, что это спектакль, рассчитанный на доверчивых простаков, Миранда раздраженно сказала:

— Мне нужен Пут из Стардока.

— Зачем?

— Это мое дело, но мне крайне необходимо его найти, — ответила Миранда.

— Многие его ищут. Он принял меры, чтобы те, с кем он не хочет встречаться, его не выследили. Как мне узнать, что ты — не одна из них?

— Кое-кто может за меня поручиться, только не здесь, а в мире, именуемом Мидкемия. Это Томас, он друг Пуга.

— Оседлавший Дракона, — кивнул Мустафа. — Мало кто из желающих Пугу зла знает это имя.

— Так где сейчас Пут?

— Он ищет союзников и отправился поговорить с богами. Найдешь его в Небесном Граде, в Палатах Ждущих Богов.

— Как мне туда попасть? — спросила Миранда.

— Возвращайся в Мидкемию, — ответил Мустафа, — на земли Новиндуса. В великих горах. Звездных Колоннах, отыщешь Некрополис, пристанище Мертвых Богов. Там пребывают боги в ожидании возрождения. Отправляйся туда.

Без лишних слов Миранда повернулась и вышла. Оставшись наедине с Мустафой, Болдар спросил: «Это правда? Или один из твоих шутовских трюков?»

Мустафа пожал плечами:

— Я не знаю, правда это или нет. Мне заплатили за то, чтобы я сказал именно это.

— Кто?

— Пуг из Стардока. — Мустафа снял тюрбан, обнажив почти абсолютно лысую голову. — Очередной ложный след, как мне представляется. Этот Пуг произвел на меня впечатление человека, который очень не хочет, чтобы его нашли.

— Дело становится интересным. Пожалуй, я отправлюсь за ней и посмотрю, не нуждается ли она в помощи, — сказал Болдар.

Мустафа покачал головой:

— Найдет она его или нет, но, до того как все кончится, ей потребуется не просто помощь, а помощь и помощь. Какой-то дурень оставил открытыми критические ворота в царство демонов, и в результате пара реальностей запросто может исчезнуть… — Он зевнул.

Болдар хотел уточнить, что все это значит, но, подумав, что Миранда уйдет слишком далеко, не стал ни о чем спрашивать, а молча вышел.

Через мгновение после его ухода вторая дверь в стене отворилась, и оттуда вышел мужчина. Небольшого роста, но примечательной внешности, он был темноволос и темноглаз, носил тщательно подстриженную бородку, а на плечах у него была простая черная мантия. Порывшись в поясном кошельке, он достал несколько золотых монет и, отдавая их Мустафе, сказал:

— Благодарю. Ты все сделал как надо.

— Всегда к вашим услугам. Что вы собираетесь делать теперь?

— Пожалуй, устрою маленькое испытание.

— Ну что ж, развлекайтесь. И дайте мне знать, как там обернется с этим царством демонов; если они вырвутся на свободу, здесь может произойти немало занятного.

— Хорошо. Прощай, Мустафа, — сказал мужчина и принялся делать руками пассы.

— Прощайте, Пуг, — ответил Мустафа, но Пуг из Стардока уже исчез.

Глава 14. ПОХОД

Эрик спешился.

Ру подхватил поводья и отвел его лошадь и лошадь Билли Гудвина в сторону. Эрик и Билли с оружием на изготовку побежали вперед. Этот маневр был повторен по всей линии.

Две недели назад они выехали из Шингадзи Лэндинг, и с тех пор Кэлис непрерывно муштровал людей, обучая их новой тактике. Отряд был разбит на тройки, и при первых признаках атаки один человек отводил лошадей за линию, а двое других занимали оборонительные позиции. Многие ворчали, что нет смысла бросать здоровую лошадь и вступать в бой пешим, но командир оставался глух к их недовольству, а Накор смеялся, говоря, что всадник и лошадь представляют гораздо более удобную мишень, чем пеший человек, прячущийся за скалой.

Эрик с любопытством ждал, что будет дальше. Иногда учения на этом заканчивались, а иногда их «атаковал» отряд воинов из клана Хатониса, и тогда результаты могли быть печальными. На учениях приказано было использовать деревянные мечи, залитые свинцом; они были вдвое тяжелее обычных и могли переломать все кости. К тому же воинам из Города на Змеиной Реке, казалось, нравилось унижать людей Кэлиса, и Эрик никак не мог взять в толк почему, пока кто-то из ветеранов не объяснил ему, что кланы считают зазорным прибегать к услугам наемников и потому считают их людьми второго сорта. Из этого Эрик сделал вывод, что лишь несколько вождей вроде Хатониса, занимающих высокое положение, знают истинную цель их визита сюда.

За спиной Эрик услышал лязганье металла: это Ру принес кипу дротиков, которыми они обзавелись у Брека. Кочевники называли их пилумами. Сделанные из незакаленного железа, пилумы легко гнулись, и если отскакивали от щита, то противник уже не мог их использовать — зато при удачном попадании они намертво застревали в щите, и его приходилось бросать. Человеку такой дротик мог нанести тяжелую рану.

С вершины ближайшего холма раздался крик, и на отряд Кэлиса обрушился град стрел. Билли рядом пробормотал ругательство: ему повезло меньше, и учебная стрела с тупым наконечником ощутимо ударила его по загривку.

Другой крик был сигналом к атаке, и Эрик, выпрямившись, взял в руки дротик.

— Приготовиться! — прокричал де Лонгвиль. Атакующие были уже рядом. Эрик напрягся, и, как бы прочитав его мысли, де Лонгвиль крикнул:

— Подпустите их ближе!

Эрик ждал. Наконец де Лонгвиль скомандовал: «Бросай!», и он, изобразив бросок, положил дротик на землю и взялся за деревянный меч: учебных пилумов у них не было, а метать боевое оружие они, разумеется, не могли.

Противником Эрика оказался угрюмый здоровяк по имени Патаки. Эрик дал ему нанести первый удар и, легко приняв его на щит, с размаху нанес ответный. Меч скользнул по краю щита Патаки, и угодил тому в голову. Патаки рухнул, а Эрик непроизвольно вздрогнул, зная, что, несмотря на шлем, удар был очень болезненным.

Оглядевшись, он увидел, что атака отбита, и воины клана уже бросают мечи и снимают шлемы в знак поражения. Товарищи Эрика отдыхали, опершись на мечи: за время бесконечных учений и тренировок каждый приучился использовать любую возможность для отдыха, пусть даже минутного.

— Отлично, — закричал Фостер. — Собирайте все!

Эрик взял под мышку учебный меч и, нагибаясь за пилумами, услышал за спиной голос Билли:

— А этот не шевелится!

Обернувшись, Эрик увидел, что Патаки все еще лежит лицом в пыли. Ру подбежал к нему и через мгновение крикнул:

— Он дышит, но без сознания!

Подошел де Лонгвиль:

— Что случилось?

Эрик подобрал пилумы.

— Я попал ему по затылку и, кажется, ударил сильнее, чем хотел.

— Ему кажется! — сказал де Лонгвиль и прищурил глаза, явно собираясь разразиться очередным потоком брани. — Моя школа! — внезапно усмехнулся он и повернулся к Ру:

— Окати его водой и собирай свою амуницию.

Ру побежал к лошадям, схватил мех с водой и вылил на неподвижное тело. Патаки очнулся, встал, сплевывая воду, и, пошатываясь, поплелся к своим.

Когда Эрик приторачивал к седлу пилумы, щит и учебный меч, к нему подошел Ру.

— Ты действительно здорово его огрел.

— Ты видел?

— Билли взял на себя парня, который хотел напасть на меня, так что я пялился по сторонам.

— Мог бы и мне помочь, — сказал Эрик.

— Да сдалась тебе эта помощь, — ответил Ру. — С этим учебным мечом ты просто ужасен. Может, тебе пользоваться им в настоящем бою? Ты дубасишь им лучше, чем другие рубят.

Эрик усмехнулся и покачал головой;

— Подожду, пока мне не посчастливится найти один из боевых молотов гномов. Тогда я смогу еще и дробить скалы.

— По коням! — скомандовал Фостер, и все со стонами и оханьем полезли в седла.

Эрик и Ру заняли свое место в строю рядом с Шо Пи, Бигго, Луи и Билли. Отряд двинулся. До темноты оставался час, а предстояло еще разбить лагерь. Эрик взглянул на солнце, сердитый красный шар, опускающийся на западе:

— Для этого времени года дьявольски жарко.

— Здесь другие времена года, Эрик, — раздался у него за спиной голос Кэлиса. — В Королевстве сейчас зима, а в Новиндусе — начало лета. Дни становятся длиннее и жарче.

— Изумительно, — пробормотал Эрик, у которого не осталось сил даже удивляться.

— Когда мы тренируемся с воинами Хатониса, — сказал Кэлис с легкой улыбкой, — постарайся быть аккуратнее. Патаки — племянник Реджина, вождя клана Льва. Если бы ты проломил ему голову, это могло бы несколько осложнить наши отношения.

— Постараюсь, капитан, — ответил Эрик без всякого юмора.

Кэлис пришпорил лошадь и ускакал в авангард.

— Он шутит? — недоуменно спросил Ру.

— Кто знает? — ответил Билли Гудвин. — Слишком жарко, и я слишком устал, чтобы об этом думать.

— Странно, — заметил Бигго, ехавший рядом с Билли.

— Что? — спросил Ру.

— Солнце уж больно красное, а до заката еще целый час. Все поглядели на запад и согласно кивнули.

— Интересно, почему? — спросил Луи, который ехал позади Бигго.

— Дым, — ответил проезжающий мимо воин Хатониса. — Прошлой ночью пришла весть, что Хайпур пал. Это, наверное, он горит.

— Но Хайпур в сотнях миль отсюда! По крайней мере так говорил капитан! — воскликнул Ру.

— Очень большой пожар, — тихо промолвил Шо Пи, и это было все, что он сказал.

***

Учения продолжались, и никто уже не задумывался, что делать; они просто делали, и Эрик давно перестал удивляться, что семьдесят пять человек способны выполнить такое количество работы.

Но после того как установился определенный порядок, Кэлис и де Лонгвиль начали всячески его нарушать, чтобы держать людей в постоянной готовности. Эрик, честно признаться, считал это лишним.

Шпионы, которых за эти годы исправно засылал сюда Кэлис, то и дело присылали гонцов с сообщениями. Пантатиане не желали тратить время и устанавливать контроль над уже завоеванными землями; армия Изумрудной Королевы двигалась на город Ланада.

Краем уха Эрик услышал разговор между Кэлисом, Хатонисом и гонцом, который привез это известие:

— От падения Сульта до осады Хамсы прошло семь лет.

— Тогда им пришлось пробиваться через Ирабекский Лес, — сказал Хатонис.

— Три года между Хамсой и Килбаром, год между Килбаром и Хайпуром.

Кэлис кивнул:

— Похоже, они решили наращивать темпы.

— Может быть, армия чересчур разрослась, они стараются занять солдат военными действиями, чтобы не потерять дисциплины? — предположил де Лонгвиль.

Кэлис пожал плечами:

— Придется и нам изменить направление. — Он обратился к гонцу:

— Переночуешь с нами, а завтра возвращайся на север. Передашь джешандийцам, что мы не пойдем к ним. Мы оставим Змеиную реку и направимся прямо на запад. Попробуем перехватить захватчиков между Хайпуром и Ланадой. Если мы кому-то понадобимся, пусть ищет нас в Рандеву Наемников.

Эрик оглянулся на Змеиную реку. Вдалеке виднелась широкая долина, поросшая лесом, а за ней — небольшой горный хребет. Им предстояло переправиться через реку, миновать долину и лес, пересечь горы и спуститься к пойме реки Ведры.

— Будем возвращаться к переправе у Брека? — спросил де Лонгвиль.

— Нет, это слишком долго. Вышли вперед разведчиков, пусть ищут место для переправы, — ответил Кэлис.

Через два дня разведчики вывели отряд к широкому участку реки, где течение замедлялось достаточно, чтобы переправиться на плотах. Кэлис лично осмотрел это место и согласился, что стоит попробовать. Из чахлых деревьев, что росли вдоль реки, был связан плот, и двенадцать человек, включая Эрика и Бигго, переправились на другой берег, чтобы обвешить путь и натянуть канаты. Тем временем еще дюжина человек рубила деревья подальше от берега, чтобы связать четыре плота, способных поднять лошадей и оружие. Переправа прошла удачно, за исключением того, что во время предпоследнего рейса один из плотов рассыпался — лопнул канат. Людей благополучно вытащили из воды ниже по течению, но из четырех лошадей только одна добралась до берега.

В отряде было достаточно запасных лошадей, но мысль об утонувших животных не давала Эрику покоя. Он с тревогой ловил себя на том, что возможная гибель людей волнует его меньше, чем воспоминание об испуганных лошадях, которых течение уносит вниз по реке.

Долина поднималась от реки на запад, заканчиваясь пологими лугами, над которыми нависали горы. На десятый день разведчик вернулся и сообщил, что встретил охотников.

На переговоры был отправлен Фостер, а Эрика, Ру и еще четверых дали ему в сопровождение. Эрик был рад возможности отвлечься от монотонности марша и однообразной работы. Он любил лошадей, любил за ними ухаживать, но нельзя сказать, чтобы он так же любил верховую езду. После двенадцати часов, проведенных в седле с короткими перерывами на устройство лагеря, учебные бои и обед всухомятку, он уставал больше, чем от самой тяжелой работы в кузнице.

Покатые холмы перешли в острые каменистые гребни. Горы Новиндуса отличались от тех, к которым Эрик привык в Королевстве. По сути, из возвышений, окружающих Даркмур, горами можно было назвать лишь три основных пика — остальные были в основном плоскогорья и холмы. Здешние же горы, хотя и невысокие, но крутые, скалистые, изобиловали отвесными стенами и утесами, глухими ущельями и каньонами; твердый гранит был изрезан ручьями и ручейками. Поросшие густым лесом, они выглядели мрачно и угрожающе.

Охотники ждали в условленном месте. Фостер спешился, снял пояс с мечом и пошел к ним, держа на виду пустые руки. Конвой остался в седлах, и Эрик успел внимательно рассмотреть охотников.

Обитатели холмов были одеты в куртки без рукавов мехом наружу и в длинные шерстяные штаны. Несомненно, помимо охоты они разводили коз и овец. Каждый был вооружен луком — не таким внушительным, как принятые в королевской армии длинные луки, но достаточно мощным, чтобы свалить человека, оленя и даже медведя.

Их предводитель, седобородый мужчина, выступил вперед и заговорил с Фостером. Остальные не двигались и молчали. Эрик огляделся, но не заметил никаких признаков лошадей; эти люди охотились пешими. Эрик подумал, что в местных условиях это разумно; а если их деревня выше в горах, то передвигаться верхом не просто неудобно — это опасно.

Охотников было четверо, и двое были очень похожи на предводителя. Эрик подумал, что они его сыновья, а оставшийся скорее всего зять.

Тем временем Фостер и седобородый охотник о чем-то договорились. Фостер вытащил из куртки тяжелый кошель, отсчитал вожаку несколько золотых монет и, вернувшись к сопровождающим, вспрыгнул на лошадь.

— Останетесь здесь, — он кивком дал понять, что нужно проследить за охотниками, чтобы те не удрали с золотом, — а я приведу отряд. Эти парни знают тропу, где могут пройти лошади.

Эрик бросил взгляд на крутой каменистый склон и хмыкнул:

— Надеюсь.

Фостер ускакал; охотники о чем-то посовещались, и вдруг тот, кого Эрик определил как зятя, быстро пошел в сторону леса.

— Куда это он собрался?! — крикнул один из солдат, Грили. Все люди Кэлиса учили на корабле местные языки, но у Грили был такой жуткий акцент, что в первое мгновение охотники даже не поняли вопроса. Вожак бросил на Грили негодующий взгляд:

— Ты думаешь, мы обманем?

Ответить утвердительно значило бы нанести оскорбление. Охотники уже были готовы взяться за луки. Эрик быстро взглянул на Ру, и тот вдруг сказал:

— Он посылает зятя домой, сказать дочери и жене, что они не вернутся сегодня. Я правильно понял?

Вожак коротко кивнул, но взгляд его оставался настороженным.

— Ладно… — пробормотал Грили. — Все в порядке. Пусть идет.

Седобородый махнул рукой, и четвертый охотник скрылся в лесу. Обращаясь к солдатам, старший сказал:

— И завтра тоже. Два дня до перевала и день, чтобы спуститься. Но, попав на тропу, вы уже не собьетесь, и наша помощь вам не понадобится.

Воцарилось молчание. Наконец нарастающий топот копыт возвестил о приближении основного отряда. Кэлис скакал впереди. Спешившись возле охотников, он заговорил с вожаком, но говорил очень быстро, и Эрик не успевал разбирать слова.

Потом Кэлис повернулся к остальным:

— Это Кирзон и его сыновья. Они знают тропу, но говорят, что она узкая и трудная. Будьте внимательны.

Охотники пошли вперед, а отряд медленно двинулся за ними. Через пару часов они достигли небольшого лужка, и проводники остановились. Старший что-то сказал Кэлису. Тот кивнул и перевел остальным:

— Сделаем привал и продолжим путь с рассветом.

Де Лонгвиль и Фостер начали выкрикивать команды. Эрик и Ру, как всегда, занялись лошадьми. На то, чтобы их расседлать, стреножить и отправить пастись, ушло больше времени, чем если бы просто устроить загон и поднести фураж.

Пока они возились с лошадьми, остальные вырыли ров и начали собирать подъемный мост, одновременно служивший воротами. Его везли на вьючных лошадях в разобранном виде и при случае использовали в качестве моста через небольшие речушки. Часть людей тем временем устанавливали по периметру рва частокол из окованных железом кольев и утрамбовывали вал. Потом каждая шестерка поставила свою палатку, и все, обессиленные, поплелись к походной кухне.

На марше они ели сухари и сушеные фрукты, а по вечерам — суп из овощей. Сначала Эрик, как и многие другие, жаловался на отсутствие мяса, но скоро понял, что старые вояки правы, говоря, что тяжелая пища утомляет на марше. Хотя при мысли о сочном жарком, бараньей ноге или пирогах с мясом, которые так вкусно пекла его мать, у Эрика текли слюнки, он не мог не признать, что сейчас чувствует себя гораздо сильнее и выносливее, чем раньше.

Раздали деревянные плошки, и каждый получил порцию горячего супа, заправленного жиром и крупой — но лишь настолько, чтобы придать ему некое подобие густоты. Опускаясь возле костра, Ру проворчал:

— Я бы не отказался от куска горячего хлеба, чтобы макать в это пойло.

Проходивший мимо Фостер заметил:

— Парень, грешники в нижних кругах ада не отказались бы от глотка холодной воды. Радуйся тому, что имеешь. С завтрашнего дня переходим на походный паек.

Вокруг послышались стоны. Сушеные фрукты и сухари хорошо подкрепляли силы, но были почти безвкусными, а чтобы проглотить, их надо было жевать часами. Но чего Эрику не хватало больше всего, так это вина. В Даркмуре еду запивали только вином, и даже самое дешевое, которое пили за обедом простолюдины, было в десятки раз лучше отборных вин, производимых в других местах Королевства. Пока Эрик не оказался в Крондоре, он даже не представлял, что за вино, которое в Даркмуре почти ничего не стоило, можно выручить приличные деньги в столичных тавернах.

Он поделился этим соображением с Ру, и тот моментально оживился:

— Ты знаешь, может быть, это как раз то, что нужно для предприимчивого парня вроде меня!

Эрик расхохотался, а Бигго, который сидел напротив, сказал:

— Что? Ты собираешься возить бутылки с вашим пойлом в Крондор и разориться на этом? Ру прищурил глаза.

— Когда мой тесть, Гельмут Гриндаль, даст мне достаточно золота, чтобы я мог развернуться, я осуществлю этот план и доставлю хорошее вино на каждый стол в Западном Княжестве.

Эрик опять рассмеялся.

— Ты даже не видел девушку! Когда ты вернешься, она может уже выйти замуж и обзавестись парой детишек!

— Если вообще вернешься, — фыркнул Джером Хэнди.

Они замолчали.

***

Лошади — существа противоречивые, думал Эрик, протирая запорошенные пылью глаза. Ему было поручено перегнать через перевал запасных лошадей, и он отобрал в помощники шестерых лучших наездников. Как ни странно, к ним добровольно присоединился Накор — ему было «любопытно» — и, к облегчению Эрика, оказалось, что он достаточно опытный наездник.

Дважды лошади норовили свернуть с кручи и забиться в тупик, откуда выбраться они смогли бы, только пятясь — а лошади, как правило, очень не любят этого делать — или научившись летать, что Эрик считал весьма маловероятным. Особенно много хлопот причиняла одна беспокойная кобылица, которая то и дело жалась к обрыву, и Эрику приходилось отгонять ее камнями.

— Тупое создание! — выругался он. — Воронам на корм захотелось?

Накор ехал в такой близости от края пропасти, что другой на его месте давно бы сорвался, но изаланец, казалось, мог каким-то образом бросить свою лошадь в полет и всегда умудрялся втиснуться между пропастью и лошадью, которую к ней понесло. На советы Эрика немного отъехать от края коротышка лишь усмехался и отвечал, что все нормально.

— Течка, вот она и дуреет, — заметил он.

— Она и раньше не отличалась особым умом. Хорошо, что у нас нет жеребцов. Это сделало бы жизнь чересчур интересной.

— У меня когда-то был жеребец, — сказал Накор. — Великолепный черный конь, подарок императрицы Великого Кеша. Эрик взглянул на него:

— Любопытно… — Как и остальные, получше узнав Накора, он не стал бы называть его вруном. Хотя его рассказы частенько звучали неправдоподобно, но свои обещания он всегда выполнял и если хвастался, то готов был тут же подтвердить похвальбу делом. Поэтому со временем все начали принимать почти все, что он говорил, за чистую монету.

— Подох, — пожал плечами Накор. — Хороший был конь. Жалко было смотреть, как он умирал. Съел какую-то дрянь. Начались колики…

Впереди послышались ругань и крики: табун сбился в кучу, и Билли Гудвин отчаянно, но безуспешно пытался помочь лошадям преодолеть узкий скальный проход. Это была последняя сложность: дальше уже начинался относительно спокойный спуск к долине реки Ведры.

Эрик крикнул Билли, чтобы тот возвращался в хвост табуна, а сам поехал вперед. Оказалось, что лошадь, испугавшись чего-то, заартачилась, не желая идти в проход, и загородила дорогу другим. Эрик направил свою лошадь прямо на нее и толкнул вперед. Она со ржанием помчалась между скал, и за ней устремились и остальные. Эрик остановился, дожидаясь, пока не пройдет весь табун в тридцать голов, а потом присоединился к Билли и Накору.

— Теперь спуск пойдет легче, — сказал Билли. Внезапно кобыла Накора укусила его лошадь, и та взвилась на дыбы.

— Берегись! — закричал Накор.

Билли потерял поводья и вылетел из седла. Спрыгнув с лошади, Эрик подбежал к нему, а лошадь Билли поскакала вслед за табуном.

Остекленевшие глаза Билли неподвижно смотрели в небо. Он ударился затылком о большой камень, и на землю уже натекла лужица крови.

— Что с ним? — крикнул Накор.

— Мертв, — сказал Эрик.

На мгновение воцарилось молчание. Потом Накор сказал:

— Я поеду за табуном. А ты отвези его туда, где его можно будет похоронить.

Эрик нагнулся и, поднимая Билли, вспомнил, как точно так же поднимал тело Тиндаля.

— Проклятие! — выпрямившись, пробормотал он, и на глаза его сами собой навернулись слезы. Внезапно Эрик осознал, что из тех, кто стоял на эшафоте в тот памятный день. Билли погиб первым, и задрожал. — Проклятие! — повторял он, сжимая и разжимая кулаки. — Почему? — вопрошал он судьбу.

Только что Билли гарцевал на лошади — и вот уже лежит мертвый. И все из-за того, что ему попалась плохо обученная лошадь, которая понесла от укуса другой кобылы.

Эрик не мог понять, почему смерть Билли так его испугала, но он буквально дрожал от страха. Взяв себя в руки, он набрал в грудь побольше воздуха, зажмурился, наклонился и поднял Билли. Тело оказалось удивительно легким. Эрик пошел к своей лошади, и та попятилась при его приближении.

— Стоять! — почти взвизгнул Эрик и, перекинув труп через холку, забрался в седло. — Проклятие, — прошептал он опять, стараясь загнать на задворки души обиду и ужас.

***

На место Билли перевели некоего Натомби; он говорил с сильным кешийским акцентом. Пятеро остальных встретили его доброжелательно, но сдержанно: он был для них посторонним. Впрочем, свои обязанности Натомби выполнял четко и без напоминаний — Кэлис готовил людей с расчетом на полную взаимозаменяемость.

После того как отряд миновал перевал, Кирзон вывел их на тропу, ведущую вниз, и вместе с сыновьями вернулся к своей охоте. Кэлис заплатил им золотом и пожелал счастливого пути.

Времени на психологические раздумья почти не оставалось, и Эрик постепенно похоронил в себе переживания, вызванные гибелью Билли.

Через пять дней отряд наткнулся на крутой подъем. Кэлис взял с собой Эрика и лично отправился на разведку. Нужно было найти дорогу, по которой мог бы пройти весь отряд. Разворачиваться на узкой тропе и возвращаться на перевал было бы чистым безумием.

На гребне скалы они остановились, и, посмотрев вниз, Эрик ужаснулся.

На севере расползался огромный столб дыма, сквозь который просвечивало красное солнце.

— Далеко это отсюда? — с содроганием спросил Эрик.

— Еще больше сотни миль, — ответил Кэлис. — Судя по всему, они жгут все деревни поблизости от Хайпура. Ветер сносит дым к востоку, иначе мы бы давно почувствовали запах гари.

У Эрика вдруг слегка защипало глаза.

— По-моему, я уже чувствую.

Кэлис улыбнулся своей странной полуулыбкой.

— Когда подъедем ближе, будет еще хуже.

Дорогу они, к счастью, нашли, и на обратном пути Эрик спросил:

— Капитан, каковы наши шансы вернуться домой?

Кэлис рассмеялся, и Эрик недоуменно взглянул на него.

— Ты первый, кто набрался мужества прямо об этом спросить; а я все гадал, кто же это будет.

Эрик промолчал.

— Отвечу так: наши шансы вернуться домой таковы, какими мы сами их сделаем. Только богам известно, насколько безумен наш план, — сказал Кэлис.

— А почему нельзя было заслать одного человека, чтобы он все разнюхал, а потом вытащить его оттуда?

— Хороший вопрос, — ответил Кэлис. — Мы пробовали. И не раз. — Он все время оглядывался, словно боялся преследования. — В этих краях не принято держать регулярную армию, как у нас в Королевстве или в Кеше. Человек здесь сражается за свою семью или племя, служит в дворцовой гвардии или продает свой меч. В крупных битвах дерутся наемники.

— Тем более. Если с обеих сторон дерутся наемники, одному человеку легче было бы проскользнуть.

Кэлис кивнул, словно бы соглашаясь.

— Справедливо. Казалось бы. Но один человек привлекает внимание, особенно если он не знаком с местными обычаями. Зато отряд наемников из далеких краев в этих местах обычное явление. И репутация много значит. Итак, я — Кэлис, мы

— Кровавые Орлы, и никто дважды не взглянет на эльфа, живущего среди людей. «Долгоживущий» во главе отряда наемников — редкость, но такое уже бывало. Если бы ты, Эрик, пришел сюда в одиночку, тебя бы быстро обнаружили с помощью магии или обычного вероломства. Но на солдата моего отряда никто не обратит никакого внимания. — Он помолчал, вглядываясь в сопки, спускающиеся вниз, к реке. — Не правда ли, красивое место?

— Да, мне тоже здесь нравится, — сказал Эрик.

Кэлис еще помолчал, а потом сказал:

— Эрик, в первый раз я попал в эту страну двадцать четыре года назад. С тех пор я побывал здесь еще дважды и оставил здесь столько могил, что ты и представить не в состоянии.

— Там, на Острове Мага, я случайно услышал разговор де Лонгвиля с Накором, — признался Эрик, сворачивая лошадь от края тропы. — Даже слушать об этом было ужасно.

— Да, это был настоящий кошмар. В этом походе погибли лучшие люди Королевства. Отборные воины. Фостер, де Лонгвиль и горстка других спаслись вместе со мной, да и топотому лишь, что нам повезло: мы пошли не в том направлении, где враги ожидали нас встретить. — Кэлис снова замолк ненадолго. — Вот почему я принял план Бобби и убедил Аруту, что для этого нужны люди, которые отчаялись остаться в живых. Готовность умереть за честь знамени у солдата в крови, а мы должны сделать все, чтобы остаться в живых — разумеется, исключая предательство.

Эрик кивнул:

— И солдаты не смогли бы убедительно изобразить наемников.

— И это тоже. Боюсь, ты встретишься с людьми, Эрик, которые отнюдь не сделают тебя лучше. — Кэлис оценивающе поглядел на Эрика. — Ты попал в довольно необычную компанию. Мы искали людей вполне определенного склада: способных на безудержный гнев, лишенных любых идеалов, таких же жестоких, как те, с кем им придется сражаться, — и в то же время нам нужны были люди, а не отбросы, которые буря войны обычно выносит на берег. Нам нужны были люди, которые, когда придет время, выполнят свой долг, а не побегут. — Кэлис улыбнулся, и на сей раз по-настоящему весело. — Или, на худой конец, побегут в правильном направлении, не теряя при этом разума. — И вдруг, словно эта мысль только что пришла ему в голову, он сказал:

— Пожалуй, мне лучше держать тебя и твою шестерку поближе к себе. Большинство из тех, кого мы отобрали, — настоящие головорезы, способные за грош зарезать собственного папашу, но в твою группу попали странные, я бы сказал, преступники. Если твой приятель Бигто начнет разглагольствовать о Богине Смерти — а в эти краях ее называют Халиши и поклоняются ей исключительно тайно — или Шо Пи вздумает затеять философский диспут с кем-нибудь из тех кровопийц, к которым мы направляемся, нам придется несладко. Вечером я скажу де Лонгвилю, чтобы вашу палатку разместили рядом с моей.

Еще через несколько дней отряд достиг наконец холмистых низин, а на пятый день вышел к деревне у тракта между Ланадой и Хайпуром. Дома оказались брошенными — в этих местах приближение вооруженных людей обычно означало набег. Кэлис приказал всем разместиться на маленькой площади, напоить лошадей из колодца, но в дома не заходить и ничего не трогать.

Приблизительно через час из-за деревьев появился юноша лет двадцати.

— Кто вы? — крикнул он, готовый при малейших признаках опасности снова нырнуть в спасительную рощу.

— Кровавые Орлы Кэлиса. Что это за деревня?

— Винэт.

— Кто ваш господин?

Парень подозрительно поглядел на Кэлиса:

— А кому служите вы?

— Мы — свободный отряд.

Такой ответ, видимо, не понравился селянину. Он вернулся под прикрытие деревьев, чтобы, судя по всему, с кем-то посовещаться. Наконец он вышел опять и сказал:

— Мы платим подати верховному жрецу-правителю Ланады.

— А далеко отсюда Ланада?

— В дне пути по дороге на юг, — был ответ. Кэлис повернулся к де Лонгвилю:

— Мы забрались южнее, чем мне хотелось бы, но эта армия нагонит нас, рано или поздно.

— Или сотрет в порошок, — ответил де Лонгвиль.

— Разбейте лагерь на лугу к востоку, — приказал Кэлис и, повернувшись к юноше, сказал:

— Мы хотели бы кое-что купить у вас. Мне нужна провизия: зерно лошадям, цыплята, фрукты, овощи и вино.

— Мы бедный народ. Нам нечего вам продать, — пробормотал тот, отступая в тень деревьев.

Бигго, который слышал весь разговор, шепнул Эрику:

— Они такие же бедняки, как я — монах Дэйлы. Земля здесь богатая, и будь я проклят, если эти проходимцы не затырили свое имущество где-то в этих лесах.

Луи, склонившись с седла, добавил:

— И скорее всего на нас сейчас смотрят не меньше полудюжины стрел.

— Мы заплатим вам золотом, — крикнул Кэлис и, достав из-под куртки маленький кошелек, высыпал на землю с дюжину золотых монет.

Как по сигналу из-за деревьев высыпали десятка два мужчин; все они были вооружены. Эрик внимательно разглядывал их, сравнивая с горожанами, среди которых вырос. Хоть и крестьяне, но с оружием они обращаться умели. Этим людям не раз приходилось сражаться, чтобы отстоять свое добро, и Эрик порадовался, что Кэлис готов заплатить за то, что нужно его отряду, а не брать это силой.

Староста, хромой старик с большущим мечом за спиной, опустился на колени и подобрал золото.

— Вы обязуетесь хранить мир? — спросил он у Кэлиса.

— Договорились! — Кэлис бросил поводья своего коня Фостеру и протянул руку. Они со старостой ухватили друг друга за запястья и дважды тряхнули руками. Договор был заключен.

Из-за деревьев вышли другие крестьяне, за ними — женщины и дети. Буквально в мгновение ока на маленькой площади села возник пестрый базар.

— Интересно, где они все это прятали? — сказал Ру, показывая на горшки с медом, кувшины с вином и корзины с фруктами, возникшие словно по волшебству.

— Если на тебя, дружочек, будут налетать достаточно часто, ты, я думаю, тоже научишься быстро прятать свое барахло, — заметил Бигго. — Подполы с тайниками, двойные стены — в этом весь фокус.

— Они похожи на воинов, эти крестьяне, — заметил Шо Пи, и Эрик с ним согласился:

— Сдается мне, мы попали в красивую, но очень суровую страну.

Они оставили лошадей у коновязи и отправились разбивать укрепленный лагерь.

***

Шли дни; все терялись в догадках, чего ждет Кэлис, но он никого не посвящал в свои планы. Крестьяне по-прежнему относились к наемникам настороженно, но торговали охотно; в деревне не было трактира, зато один предприимчивый житель деревни быстро соорудил навес, под которым подавал желающим вино среднего качества и эль. Фостер неодобрительно косился на это заведение, но ограничился лишь тем, что пообещал лично высечь любого, кто на следующее утро встанет с больной головой.

Де Лонгвиль придумал новый вид тренировок. Три дня они носили с места на место тяжести, держа при этом щиты над головами, а Фостер и де Лонгвиль бросали на них камни с вершины холма, напоминая о том, что опускать щиты запрещается.

Так миновала неделя. На восьмой день дозорный на северной стороне лагеря прокричал:

— Всадники!

Фостер пролаял приказ, и люди сменили учебные мечи на стальные. Под командой капрала лучники поспешили занять позицию на холме, а остальных Кэлис и де Лонгвиль рассыпали цепью вокруг частокола.

После того разговора на скалах Кэлис держал Эрика и его пятерых товарищей рядом с собой.

— Они приближаются быстро, — заметил он. Прищурившись, Эрик разглядел на дороге с полдюжины всадников. Внезапно они остановились, заметив, вероятно, блеск металла или чье-то движение.

— Чего-то они уже не торопятся, похоже, поняли, что мы здесь, — сказал Бигто.

Эрик кивнул, но его внимание отвлек Ру:

— Взгляни-ка туда.

Эрик повернулся к деревне: дома опять опустели.

— Они знают, как стать невидимками, а?

Всадники пустили коней рысью и вновь поскакали к деревне. Когда они подъехали достаточно близко, чтобы можно было разглядеть лица, Кэлис воскликнул:

— Праджи!

Всадник, что скакал впереди, замахал рукой и пришпорил коня; его спутники тоже. Все шестеро были наемниками или по крайней мере неплохо под них маскировались. Их возглавлял самый уродливый человек, которого Эрик когда-либо видел. На морщинистом лице выделялся невероятно большой нос и очень густые брови. Его длинные почти совершенно седые волосы были собраны в пучок на затылке. Наездник он был никудышный: то и дело дергал поводья, чем еще больше злил свою лошадь.

Спешившись, он пошел к линии обороны:

— Кэлис?

Кэлис шагнул ему навстречу, и они обнялись, крепко хлопая друг друга по спинам. Потом мужчина оттолкнул Кэлиса:

— Ты дьявольски молодо выглядишь, провалиться бы вам, долгоживущим сукиным детям — сначала уводите всех хорошеньких женщин, а потом возвращаетесь за их дочерьми.

— Я думал встретить тебя на рандеву, — сказал Кэлис.

— Похоже, рандеву не будет, — ответил тот, кого Кэлис назвал Праджи. — По крайней мере не там, где ты его ждал. Хайпур пал.

— Я слышал.

— Так вот почему вы здесь, а не идете вдоль Змеиной реки!

Фостер велел Эрику и еще пяти солдатам позаботиться о лошадях вновьприбывших. Спутники Праджи спешились. Все они, несомненно, были крепкими, сильными воинами, но сейчас выглядели побитыми и усталыми.

— Нам подпалили хвост, это точно! — с досадой воскликнул Праджи. — Я с трудом удрал с горсткой своих людей. Мы подобрались к позициям зеленокожих, но тут появился разъезд, и началось! Я не успел даже сказать, что мы ищем работу. Никаких переговоров. Либо вы с ними, либо вас атакуют! — Он ткнул пальцем на своих спутников. — Едва оторвавшись, мы разделились. Ваджа повел половину отряда к джешандийцам, ведь вы тоже туда собирались, но на случай, если вы пойдете к Махарте, я направился этой дорогой. Все равно, думаю, если и ошибусь, ты, так или иначе, дашь мне знать, где вы находитесь. У тебя есть, что-нибудь выпить? Похоже, ко мне в глотку набилась вся пыль с хайпурской дороги.

— Пойдем выпьем, и ты все мне расскажешь, — сказал Кэлис.

Он повел Праджи к навесу; словно из пустоты начали появляться селяне. Отведя взмыленных лошадей Праджи к загону, Эрик тщательно их осмотрел, расседлал и обтер, но поить не стал: им следовало остыть, иначе у них начались бы колики.

Вернувшись в палатку, Эрик увидел, что его товарищи лежат на одеялах: приезд Праджи нарушил обычный распорядок дня, и появилась возможность отдохнуть. Эрик тоже улегся и, зная, что в любую минуту может прозвучать приказ строиться, расслабил мышцы, едва только принял горизонтальное положение.

— Легионеры всегда используют любую возможность для отдыха, секунда в секунду, — заметил Натомби.

— Кто-кто? — переспросил Луи.

— Вы называете их Псами Войны, — сказал кешиец. — В древние времена им запрещалось входить в города, их держали взаперти, как собак, и так же натаскивали, чтобы потом спустить на врагов империи. — Как и Джедоу, Натомби брил голову, и его темная гладкая кожа поблескивала в полумраке. В черных зрачках Натомби, казалось, живет какая-то глубокая тайна.

— Так, значит, ты пес? — невинно спросил Бигго.

Все рассмеялись, а Натомби фыркнул:

— Нет, глупая твоя башка. Я был легионером. — Он сел на одеяле, почти касаясь головой верхнего полотнища, и стукнул себя кулаком в грудь. — Я служил в Девятом легионе, на Оверн Дип.

— Я слышал о них, — сказал Луи и покачал ладонью в знак того, что это не произвело на него особого впечатления. Шо Пи перевернулся и приподнялся на локтях.

— В моей стране Кеш — центр Империи. Я изаланец, но нами правит Кеш. Те, о ком он говорит, — ядро армии. Как же один из них умудрился попасть сюда?

Натомби пожал плечами:

— Связался с плохой компанией.

— Ну, готов спорить, эта не лучше, — рассмеялся Бигго.

— Нашему отряду было поручено сопровождать одного человека, очень важную персону, одного из Истинных. Мы прибыли в Дарбин, и там я попал в немилость.

— Женщины, азартные игры или еще что-нибудь? — спросил Бигго, заинтересовавшись по-настоящему. Натомби жил с ними в одной палатке уже больше недели, но до сих пор оставался для всех в какой-то степени загадкой.

— Я позволил ему пасть от руки убийцы. Потом мне пришлось бежать.

— Ты допустил? — спросил Ру. — Ты что, был там главным?

— В легионе я был капитаном.

— А я — королевой на Празднике Лета, — со смехом сказал Бигго.

— Это правда. Но теперь я такой же, как и вы, — преступник, которому из милости оставлена жизнь. Моя собственная жизнь кончена, и теперь я живу жизнью другого человека.

— Ну, тут нет ничего особенного, — заметил Бигто.

— А как устроена жизнь в легионе? — спросил Ру. Натомби рассмеялся.

— Да ты и сам знаешь. Вы живете как легионеры.

— Что ты имеешь в виду? — Ру явно был озадачен.

— Это же лагерь легиона, — сказал Натомби.

— Он прав, — согласился Шо Пи. — Боевой строй, походный строй, учения — все это как в легионе.

— Этот Кэлис, наш капитан, я думаю, он очень умен, — сказал Натомби и слегка хлопнул себя по голове, чтобы привлечь внимание. — Он учит нас побеждать, ибо при равных силах в этом мире нет армии, способной противостоять легиону Оверна. Кроме того, здесь ни разу не сталкивались с легионами Кеша, а в сражении всегда хорошо использовать тактику, с которой враг незнаком. Больше шансов выжить.

Луи чистил ногти кинжалом. Он поставил его острием на кончик пальца, немного покачал им, дал ему упасть, поймал за рукоятку и с силой вонзил острием в землю. Глядя на качающийся кинжал, он сказал:

— А это — самое главное, друзья мои, не так ли? Выжить.

Глава 15. ДЕРЕВНЯ

Часовой поднял тревогу:

— Всадники!

Все бросились к оружию. Праджи предупредил Кэлиса, что те, кто уцелел после падения Хайпура, будут отступать к югу. Дозорные уже дважды замечали чужие отряды — но, увидев укрепления, которые, посовещавшись с жителями деревни, приказал возвести Кэлис, отступающие проходили мимо. Неизвестно, собирался ли капитан действительно оборонять деревню, или просто хотел обучить своих людей еще и фортификации, но деревушку он укрепил по всем правилам. Вокруг деревни был вырыт глубокий ров, а земля из него пошла на насыпь, которую трамбовали полдня. Деревню обнесли частоколом с двумя мощными воротами с северной и южной сторон. Их створки, окованные железом, были сделаны из стволов дуба, срубленных на другом берегу реки. Эрик вспомнил кузнечное ремесло и руководил ковкой петель, шкворней и хомутов. Деревенская кузница была давно заброшена, последний кузнец в деревне умер лет десять назад, но горн хорошо сохранился. Инструментов, разумеется, не осталось, но Эрик неплохо обходился и теми, что были в обозе: их везли с собой, чтобы перековывать лошадей. Будь у него побольше времени, он мог бы изготовить полный комплект и вообще полностью восстановить кузницу. Глядя на ворота, Эрик всякий раз испытывал чувство гордости: для того чтобы их сбить, понадобился бы осадный таран. Сам он, на месте нападающих, постарался бы пробить брешь в стене или попытался ее поджечь, а не стал бы посылать людей атаковать ворота прямо под стрелы защитников.

В центре деревни была сооружена наблюдательная вышка, и, бросив взгляд через плечо, Эрик увидел, что с нее, догоняя Кэлиса, спускаются Фостер и де Лонгвиль. Не дожидаясь напоминаний, он подхватил оружие и поспешил на отведенную ему позицию. Рядом бежал Ру с кипой тяжелых дротиков, и Эрик в очередной раз подивился той силе и выносливости, которую его друг обрел со времени их бегства из Равенсбурга.

Подумав о Равенсбурге, он с неожиданной болью вспомнил мать и Розалину, но всадники приближались, и некогда было предаваться чувствам.

Их было человек тридцать; судя по виду, все — опытные вояки. Во главе отряда скакал тучный мужчина средних лет, с длинной, почти до пояса, седой бородой. Эрик видел, как он приказал двоим осмотреть крепость со всех сторон, и они, не сбавляя скорости, поскакали вдоль стен, а остальные чуть придержали коней. Подъехав поближе, он закричал:

— Эй, в крепости!

— Кто вы? — крикнул в ответ со стены Кэлис.

— Воины Билбари, только что из Хайпура. — Он огляделся вокруг и добавил:

— Вернее, то, что от нас осталось.

Вернулись его разведчики, и Эрик подумал, что сейчас они докладывают толстяку, что перед ними не обычная баррикада, а настоящее укрепление.

— Кто вами командует? Я знаю Билбари, и ты на него не похож, — снова крикнул Кэлис. Бородач опять огляделся.

— Ну да. Билбари погиб на стенах, — он сплюнул и сотворил знамение, — а мы воспользовались отсрочкой на сутки. Меня зовут Зила.

Праджи подошел к Кэлису, и Эрик услышал, как он сказал:

— Я их знаю. Обычная банда убийц, и, честно говоря, мне не хотелось бы делить кров ни с одним из них. Но они будут уважать мир лагеря, более или менее.

— Я могу предоставить вам мир лагеря, — крикнул всадникам Кэлис.

— На сколько?

— На два дня, — ответил Кэлис.

— Справедливо. — Зила рассмеялся. — Даже более чем справедливо. Кто ваш командир?

— Я, Кэлис.

— Кровавые Орлы Кэлиса? — спросил Зила, спешиваясь.

— Они самые.

— Я слышал, вы все погибли в Хамсе, — сказал Зила, а Кэлис тем временем отдавал приказ открыть ворота.

На стену взобрался Фостер:

— Спускайтесь, но будьте начеку. Они не первые, кто обещает уважать мир лагеря, но забывает об этом, едва оказавшись внутри.

Однако, когда отряд Зилы вошел в деревню, стало ясно, что о вероломстве не может быть и речи. Это были в буквальном смысле разбитые люди, а при взгляде на их лошадей Эрик ужаснулся. На них нельзя было садиться неделю, а не то что два дня.

Зила закашлялся.

— Будь проклята эта пыль, — он снова сплюнул. — Но дым был еще хуже. Пожары от горизонта до горизонта. — Он посмотрел на людей Кэлиса. — Вы правильно сделали, что не полезли в это дерьмо. Кстати, нет ли у вас кузнеца в отряде?

Кэлис кивнул, и Эрик, не дожидаясь приказа, протянул свой меч и щит Ру:

— Будь добр, прихвати и это.

Ру выругался, но оружие взял и направился к палатке, а Эрик подошел к Зиле. Толстяк ткнул пальцем в свою лошадь:

— Где-то по дороге потеряла подкову. Еще не хромает, но скоро начнет.

Эрику хнатило одного взгляда, чтобы убедиться в его правоте. Подняв лошади ногу, он увидел, что стрелка копыта кровоточит.

— Я прочищу его и обработаю. Новую подкову поставлю на прокладке, и лошадь не будет хромать, если вы не станете гнать ее слишком сильно.

— Ха! — воскликнул Зила и повернулся к Кэлису:

— В этом направлении движется армия в тридцать тысяч, а может, и больше. Они только что расколошматили нас. Если кто-нибудь не организует рандеву где-нибудь к северу, скоро здесь будут сотни, если не больше, парней, которым совсем неохота, чтобы их убили какие-то ящерицы…

— Ящерицы? — переспросил Кэлис.

Зила кивнул:

— За выпивку я расскажу, как все было.

Кэлис приказал своим людям позаботиться о лошадях Зилы, но некоторые воины Билбари предпочли проследить за этим сами. Разумеется, их лошади были в лучшем состоянии, чем остальные, но лишь относительно, и Эрик подумал, что скоро не только лошадь самого Зилы будет не в состоянии ходить под седлом.

Эрик осмотрел каждую лошадь, мысленно составляя список тех, которых стоило выхаживать, и тех, которых лучше было бы прикончить сегодня же. Он посоветовался с наиболее опытными наездниками из своего отряда, и они согласились с ним.

Когда он выходил из загона, к нему подошел один из воинов Зилы.

— Подожди. Тебя как зовут?

— Эрик.

Воин понизил голос:

— А меня — Риан. Ты разбираешься в лошадях. — Это был крупный мужчина с плоским лицом, красным от солнца и покрытым дорожной пылью. У него были черные глаза и рыжеватые волосы, а в бороде пробивалась седина. Он держался свободно, но рука его лежала на рукоятке меча. Эрик кивнул, но ничего не сказал. — Мне нужна другая лошадь. На моей неделю лучше не ездить. Как ты думаешь, ваш капитан не продаст мне лошадь?

— Я спрошу у него, — сказал Эрик и хотел уйти, но Риан остановил его, мягко коснувшись руки.

— Зила хорош в драке, — прошептал он, — но командир из него никудышный. Мы собирались в Махарту, чтобы наняться на службу к тамошнему раджу. Эта орда будет еще год идти мимо Ланады. — Он оглянулся, проверяя, не слышит ли его кто-нибудь еще. — Ваш капитан, похоже, разбирается в фортификации, да и вы больше похожи на гарнизонных солдат, чем на наемников.

Каждый человек в отряде Кэлиса был не раз предупрежден о шпионах, поэтому Эрик ответил не задумываясь:

— Я просто выполняю приказы. Капитан Кэлис не однажды спасал жизнь многих из нас, поэтому я не задаю ему вопросов.

— Как ты думаешь, у него не найдется места для еще одного меча?

— Я спрошу. Но ты сказал, что вы собирались в Махарту?

— После взбучки, что мы получили в Хайпуре, неплохо, конечно, и отдохнуть, но, честно говоря, в Махарте добычи нет, и я быстро заскучаю.

— Я передам ему и это, — сказал Эрик и ушел.

По дороге он встречал приветливые улыбки крестьян. В деревне уже не боялись людей Кэлиса и радовались его защите, хотя кое-кто был недоволен укреплением, построенным вокруг деревни, считая, что оно может привлечь нежелательное внимание. Деревня постоянно подвергалась набегам, и у жителей был давно отработанный способ укрываться в соседних холмах. Они наловчились проделывать это с такой скоростью, что убитых почти не бывало. Но эта новая крепость — она была и защитой, и ловушкой одновременно.

Кто-то окликнул Эрика по имени; он оглянулся и увидел Эмбрису, девочку лет четырнадцати, которая не скрывала своей симпатии к нему. Она была довольно хорошенькая, особенно ее большие светло-голубые глаза; но Эрик знал, что, выйдя замуж, родив троих или четверых детей и работая от зари до зари, она уже к тридцати годам превратится в старуху. Эрик рос в городе и, пока не попал в эту деревню, даже не представлял себе, до чего могут довести человека настоящая нищета и тяжелый труд.

Он торопливо поздоровался с Эмбрисой и, извинившись, поспешил к навесу, который служил трактиром. Впрочем, это был уже не навес: предприимчивый крестьянин, чье имя, кстати, было Шейбо, на прибыль, полученную за плохое вино и отвратительный эль, соорудил решетчатые стены и поставил столы и скамейки. Эрик подумал, что если отряд останется в деревне достаточно долго, нынешняя хибара превратится в настоящий трактир, поскольку Шейбо с похвальной последовательностью продолжал вкладывать весь доход в расширение своего заведения. Последним его нововведением стали вторая дверь и длинная стойка во всю длину стены.

Кэлис, Зила и еще несколько человек сидели отдельно от остальных. Люди Зилы много пили и смахивали на побитых собак. Входя, Эрик услышал, как Зила воскликнул:

— За тридцать лет я побывал во всяких переделках, но такого еще не видел!

— Он залпом осушил свою кружку и вытер рот тыльной стороной ладони.

Кэлис вопросительно посмотрел на Эрика, и тот сказал:

— Половину лошадей надо или месяц откармливать, или пустить на мясо. На остальных нельзя садиться по меньшей мере неделю.

Кэлис кивнул, а Зила сказал:

— Проигравшим мало платят, но все же у нас кое-что есть. Мы бы могли купить у вас несколько лошадей, если вы согласитесь продать.

— Что вы намерены делать? — спросил Кэлис.

— Добраться до Махарты. Радж посылает своих Королевских Бессмертных на помощь верховному жрецу-правителю Ланады. Теперь его боевые слоны до лучших времен будут заодно с этими одурманенными всяким зельем фанатиками.

— Дела, должно быть, очень плохи, чтобы два таких заклятых врага объединились, — заметил Праджи.

Зила взмахом руки потребовал еще выпивки. Шейбо проворно принес полную кружку и убрал пустую.

— Да. Но вместе с тем кто-то должен не допускать беспорядков в столице, а это значит, что работа для нас найдется. Пару лет буду щучить крестьян, а потом просто смоюсь. — Зила взглянул на Праджи, потом — на Кэлиса. — Так вы говорите, что были в Хамсе?

— Да, — ответили оба.

— В Хайпуре было в десять раз хуже. До того как началась эта война, мы были такими же наемниками, как и вы, — болтались между Хайпуром и Местом Встречи. — Он имел в виду ежегодные переговоры джешандийцев и других племен, что приходили с востока, чтобы торговать с кочевниками. — Работали мы в основном вдоль среднего течения Ведры. Однажды даже сопровождали караван через Равнину Джэмс до города Паламдс на реке Сатпуре. — Он покачал головой.

— Но эта война — она ни на что не похожа. Мы нанялись на службу после того, как пал Килбар. Из рассказов тех, кому удалось спастись, я понял, что там было плохо, но даже представить себе не мог, что произойдет в Хайпуре. — Он помолчал, как бы собираясь с мыслями. — Билбари заключил договор о несении патрульной службы. У раджа Хайпура была армия, одна из тех красивых игрушечных армий, которые так хорошо выглядят на парадах, но он понимал, что ему нужны опытные бойцы, которые задержат захватчиков, пока опытные головорезы не обучат его солдат и не сделают из них настоящих бойцов. Мои товарищи и я — не джешандийцы, но мы владеем конем и мечом достаточно хорошо для этой работы. Через месяц мы впервые столкнулись с врагом. Небольшой отряд, около полусотни мечей, налетел на наш передовой пост и сразу же скрылся. Больших потерь не было ни с той, ни с другой стороны. Мы сообщили о стычке и стали ждать следующей, но в один прекрасный день проснулись и увидели, что небо на северо-востоке затянуто пылью. Это надвигалась армия в десять тысяч всадников. — Зила с горечью усмехнулся. — Старина Билбари наложил в штаны, и, скажу вам, не только ему в этот день понадобились новые портки. В том фортике, не таком даже крепком, как ваш, нас было около двух сотен, и всем потребовалось меньше минуты, чтобы прийти к выводу: нужно уносить ноги. Эта мысль посетила не только нас: к городу уже стекались другие заставы. По существу, все бои развернулись лишь у городских стен, и с этого дня у нас не было ни минуты передышки. — Теперь взгляды всех собравшихся под навесом были прикованы к нему, и каждый внимательно слушал его рассказ. — Люди себя не жалели, и на третий месяц осады игрушечные солдатики раджа превратились в таких же закаленных бойцов, как и наемники — и даже лучше, потому что они дрались за свои семьи, а мы — всего лишь за деньги.

Он замолчал. Кэлис тоже какое-то время ничего не говорил, а потом тихо спросил:

— Когда они потребовали сдачи?

Зила смутился.

— Из-за этого, собственно, все и рухнуло. Эрик уже успел узнать, что наемники строго придерживаются соглашения и традиции. Чтобы нарушить их, должно было произойти нечто невероятное.

— Что случилось? — наконец спросил Кэлис.

— Они не стали требовать сдачи. Просто остановились на расстоянии полета стрелы и принялись готовить осадные орудия. С неделю было затишье, мы лишь изредка постреливали со стен для очистки совести, а потом начался штурм. Для человека, который в жизни не держал в руках иного оружия кроме церемониального меча, радж оказался на редкость отважен и встал во главе своей армии… — Зила прикрыл глаза ладонью, и на мгновение Эрик подумал, что тот плачет, но когда он убрал руку, в его глазах были не слезы, а с трудом сдерживаемое бешенство.

— Этот глупый ублюдок вышел на стену в этой трижды проклятой золотой короне и с веером из павлиньих перьев в руках, а ящерицы разъезжали внизу. Он приказал им убираться.

— Что еще? — сказал Кэлис.

— Он никак не мог взять в толк, что это не обычная стычка за контроль над торговыми путями с раджем Махарты или жрецом-правителем Ланады. Он не понял этого, когда они ворвались в его дворец и начали резать его жен и детей у него на глазах… — Зила закрыл глаза и прошептал:

— И кажется, даже тогда, когда они посадили его на кол перед его же собственным дворцом.

— Посадили на кол? — выпалил Эрик.

Кэлис бросил на него короткий взгляд и вновь повернулся к Зиле:

— Ты что-то утаиваешь.

— Дьявол, это грязная история, — пробормотал Зила. — Она не делает чести мертвым. Да и мне, говоря откровенно.

— Вы под защитой мира лагеря, — напомнил Праджи, но темное подозрение сделало его некрасивое лицо еще уродливее. — Вы переметнулись?

Зила кивнул.

— Мой капитан и другие… — Казалось, он запутался в собственной выдумке.

— Вы знаете, умелый человек, да к тому же с деньгами, всегда найдет способ проникнуть в осажденный город или выбраться из него. Эти ящерицы не требовали капитуляции. Они просто наседали на нас снова и снова, словно хотели всех уничтожить. На их стороне сражались и люди — подонки, которые мне и не снились, а на своем веку я навидался немало жестоких убийц. А ящерицы… — Он сделал большой глоток. — Ростом под десять футов, а в плечах

— как два человека! От одного их удара может отняться рука и расколоться щит. Страх им неведом. Атака не началась, пока не пробили брешь. — Зила покачал головой. — Вернее, пока мы не ушли со стен и не дали им дорогу. — Он помолчал. — Они заслали агента — его цель была кое-что передать наемникам. И он передал, что однодневной отсрочки никому не предложат, и после боя все оставшиеся в живых будут преданы мечу. И еще он сказал, что тот, кто уйдет со стен и останется в стороне во время штурма, может рассчитывать на долю в трофеях.

Праджи медленно встал. Казалось, он сейчас ударит Зилу, но он сдержался. Окинув его долгим взглядом, он плюнул ему под ноги и вышел. Кэлиса же, похоже, больше интересовали факты, а не моральная сторона дела.

— Что еще?

— Капитан сказал нам об этом предложении. Мы знали, что обречены. Каждый день по реке к ним прибывали резервы и продовольствие, а наши запасы таяли. Кто-то поджег зернохранилище… — Эрик вздрогнул: он знал, что смесь зерновой пыли и муки может взорваться от малейшей искры; поэтому в Равенсбурге было запрещено разводить огонь возле мельниц или зернохранилищ.

— Взрыв уничтожил почти все зерно и начисто смел целый квартал. Потом было отравлено вино в погребах, и два десятка людей умерли в страшных муках… — Зила закрыл глаза, и на этот раз на щеке его блеснула слеза — слеза ярости, обиды и горькой печали. — Их волшебники, чтоб им провалиться! У раджа были свои, и некоторые довольно умелые, а жрецы лечили раненых и больных, но магия ящериц оказалась сильнее. Во время боя вдруг начинали раздаваться странные звуки, и человека внезапно охватывал ужас, от которого опускались руки. Среди бела дня из сточных труб выбегали полчища крыс, которые карабкались на людей и вгрызались им в лица. Откуда ни возьмись, появлялись тучи комаров, и, делая вдох, люди глотали их вместо воздуха. Свежий хлеб плесневел, едва его вынимали из печи, а молоко скисало в ведре под коровой. И с каждым днем ящерицы рыли траншеи все ближе, придвигали свои осадные машины и продолжали нас молотить. — Зила обвел взглядом всех, кто был в трактире. — Не знаю, поступили бы вы иначе на моем месте, но я в этом сомневаюсь, — сказал он вызывающе. — Наш капитан доходчиво изложил нам, чем все это кончится, и мы поняли, что он не врет. Мы знали, что он не трус. — Зила повернулся к Кэлису:

— Ведь вы тоже знали его?

Кэлис кивнул:

— Он не был трусом.

— Эти ящерицы, им было плевать на обычаи. Они играли по своим правилам. Нам было не из чего выбирать.

— Как же вы ускользнули? — раздался сзади знакомый голос, и Эрик, обернувшись, увидел де Лонгвиля.

— Что-то из того, что сказал шпион этих ящериц, насторожило моего капитана. Не знаю что именно. Знаю только, что, когда они посадили раджа на кол на глазах у его подданных, всем оставшимся в живых было предложено либо разделить его участь, либо перейти на их сторону.

— То есть вам не было предоставлено дня перемирия? — спросил Фостер из-за спины де Лонгвиля, и Эрик посторонился, чтобы им было лучше видно Зилу.

— Я уже говорил — нам не дали времени даже собрать свои шмотки! Но Билбари понял, что они готовят ловушку. Он собрал нас у маленьких ворот на южной стороне, и мы пробились наружу, а ящерицы были слишком заняты казнями, чтобы посылать за нами погоню. В этой стычке и погиб наш капитан, погиб, стремясь вывести нас из города, который мы предали.

— Ваш капитан сам сделал свой выбор, — сказал Кэлис.

— Я был бы лжецом, согласившись с тобой. Мы же постоянные воины, и у каждого из нас был договор с Билбари. Мы голосовали, как положено постоянным воинам.

— И как же ты голосовал? — потребовал ответа де Лонгвиль.

— Разве это имеет значение?

— Ты чертовски прав, имеет! — с застывшим от гнева лицом выкрикнул де Лонгвиль. — Последнее, что может сделать человек, — это предательство.

— Мы все голосовали за то, чтобы уйти, — сказал Зила.

— Вам был обещан мир лагеря на двое суток. Если послезавтра после восхода солнца вы еще будете здесь — пеняйте на себя, — сказал Кэлис.

Он поднялся и пошел к двери. Эрик догнал его:

— Капитан!

Кэлис обернулся, и Эрик был потрясен яростью, написанной на его лице.

— Что?

— И лошадям нужен отдых. Иначе они просто падут через пару дней.

— Пусть об этом тревожится Зила.

— Капитан, я и пальцем не пошевельну для Зилы и его людей. Я думаю о лошадях.

Кэлис внимательно посмотрел на Эрика.

— Ухаживай за ними прилежно, — сказал он, — но из кожи вон не вылезай. Корм и вода — больше мы ничего не обещали. Если Зила будет что-то покупать у крестьян — это его дело.

— Капитан, тут есть человек по имени Риан. Он спрашивал, не возьмем ли мы его. Говорит, что не хочет болтаться вокруг Махарты.

Кэлис помолчал с минуту.

— Если я увижу одного из этих перебежчиков послезавтра после восхода солнца, он будет убит.

Эрик кивнул и вернулся к загону. Риан терпеливо ждал.

— Мой капитан говорит, что у нас нет места, — сказал ему Эрик.

На мгновение Эрику показалось, что Риан начнет упрашивать, но он только сказал:

— Понятно. А лошадей вы не продадите?

— Не думаю, что мой капитан поблагодарит меня за то, что я вообще разрешаю тебе болтаться возле загона, — ответил Эрик и, понизив голос, добавил:

— Сохрани остатки золота, что у тебя есть. Возьми вон ту, в яблоках. — Он указал на лошадь. — Она как раз перестала приволакивать ногу — а как умудрилась подвернуть ее, просто непостижимо — и у нее камни вместо мозгов. Но она вполне в состоянии через два дня увезти тебя отсюда.

— Не знаю, стану ли я ждать так долго. Мой капитан погиб, воинов Билбари больше нет. Отправлюсь на юг — может, удастся подыскать работу до того, как туда доползут слухи. Если на человеке клеймо перебежчика, ему уже никто не станет доверять, — сказал Риан.

Эрик кивнул:

— Зила говорил, что у вас не было выбора.

Риан сплюнул.

— У человека всегда есть выбор. Иногда приходится выбирать — погибнуть с честью или жить без нее, но выбор есть всегда. Этот красавчик радж вел себя как мужчина. Быть может, он даже издали не видел настоящей войны, но когда от него потребовали сложить оружие, он плевал со стены. Он кричал и плакал как ребенок, когда его сажали на кол, и выл как собака, которой перебили хребет, когда кол вошел ему в кишки, но даже тогда он ни разу не попросил пощады, и если Халиши — Риан назвал Богиню Смерти так, как называли ее в этих краях, — которая взвешивает жизнь человека, добра и справедлива, она даст ему еще один шанс на Колесе Жизни.

— Зила говорил, что вам не предлагали капитуляции, — сказал Эрик.

— Зила — жирный боров, набитый дерьмом. Он был нашим капралом, и когда погибли капитан и сержант, он вообразил себя командиром. Никто не убил его только потому, что все чертовски устали.

— Пойдем-ка со мной, — сказал Эрик.

Он повел Риана к домику, в котором квартировал Кэлис, и попросил вызвать капитана. Выйдя, Кэлис взглянул сначала на Риана, потом на Эрика.

— В чем дело?

— Мне кажется, вам стоит послушать, что говорит этот человек, — сказал Эрик и, повернувшись к Риану, добавил:

— Так что случилось, когда ему предложили сдаться?

Риан пожал плечами:

— Радж ответил ящерицам, что скорее сгорит в аду, чем откроет им городские ворота. Но он предоставил любому отряду право разорвать договор и покинуть город — разумеется, не получив денег, которые полагались за службу.

— Риан вздохнул. — Если вы знали Билбари, то представляете, до чего он жадный осел. Он взял премию за то, что остался, а потом заключил сделку с ящерицами, чтобы получить долю в трофеях. — Риан покачал головой. — Но не тут-то было. В этом и заключалась самая страшная гнусность: как только вспыхнули пожары и начался грабеж, ящерицы набросились на отряды наемников. Те, кто сопротивлялся, погибли, а тем, кто сдался, предложили выбор — либо принести им клятву верности, либо сесть на кол. Никакой однодневной отсрочки, ни слова о том, чтобы разоружить пленных и отпустить безоружных. Служи им или умри. Мало кому удалось оттуда вырваться.

Кэлис покачал головой:

— Как же ты мог изменить слову?

— Я не изменял! — горячо крикнул Риан и, глядя Кэлису прямо в глаза, повторил:

— Я не изменял. Мы были постоянным отрядом, на пожизненной службе, и принесли друг другу клятву побратимства. Мы голосовали, и те, кто хотел остаться и сражаться до конца, оказались в меньшинстве. Но мы поклялись в верности друг другу задолго до того, как взяли золото раджа, и будь я проклят, если брошу брата за то, что он сглупил.

— Тогда почему же ты хочешь служить у нас?

— Билбари мертв, и наше братство распалось. — Видно было, что Риан в неподдельном отчаянии. — Вы должны знать, что у Билбари был свой подход к людям и он умел заботиться о своих воинах. Капитан, многие из нас служили под его началом по десять, по пятнадцать лет. Отцом родным его никто не назвал бы, но старшим братом он был для каждого. За своих людей он готов был перегрызть глотку любому. Я торгую мечом с пятнадцати лет, и это — единственная семья, которую я знаю. А теперь этой семьи нет. После Хайпура никто не возьмет нас на службу, а это значит либо стать бандитом, либо подохнуть от голода.

— И что же ты собираешься делать? — спросил Кэлис.

— Я собирался уехать сегодня вечером. Направлюсь на юг — может, удастся обогнать слухи. Если не выйдет найти службу в Махарте, постараюсь сесть на корабль, идущий в Город на Змеиной Реке или вниз, в Чатистан, — одним словом, туда, где меня никто не знает. Найду другой отряд или наймусь в телохранители к какому-нибудь купцу. — На мгновение он задумчиво посмотрел на север. — Но судя по тому, что творится там… Я думаю, что не будет мирной жизни нигде. Я никогда раньше не видел такой войны. Капитан, видите этот дым?

Кэлис кивнул.

— Заняв город, они его подожгли. Нет, не отдельные пожары, они подожгли весь город. Мы видели это с холма, когда пытались бегством спасти свои шкуры, да, мы это видели. — Риан понизил голос, словно боялся, что его могут подслушать. — Пожар охватил весь город, из конца в конец, и дым поднимался так высоко, что пробивался сквозь облака. Целый день с неба падала сажа. Двадцать, тридцать тысяч солдат стояли у ворот плечом к плечу, восхваляли богов и пели, убивая тех, кто отказывался служить их делу. И я видел ее.

— Кого? — спросил Кэлис с неожиданным интересом.

— Изумрудную Королеву, так они ее называют. Лица, правда, не разглядел ее, но видел отряд ящериц на этих их чертовски больших лошадях, и огромную повозку, совершенно немыслимого размера. На повозке стоял большой золотой трон, а на нем восседала эта женщина в длинной мантии. Я видел мерцание у нее на шее и на запястьях, и корону, тоже усыпанную изумрудами. А ящерицы, они неистовствали, шипели и молились, и даже некоторые люди, те, кто служит им достаточно долго, тоже кланялись, когда она проезжала мимо.

— Ты сообщил полезные сведения, — сказал Кэлис. — Возьми свежую лошадь, еды, сколько нужно, и уезжай на закате, когда сменится караул.

Риан отсалютовал ему и ушел. Эрик тоже повернулся, чтобы уйти, но Кэлис остановил его:

— Помалкивай о том, что услышал.

Эрик кивнул и спросил:

— Капитан, а лошади?

Кэлис покачал головой:

— Ладно. Делай все, что можешь, только не в ущерб нашим. Никаких лекарств, запасы которых ты не можешь пополнить.., вернее, легко пополнить.

Он повернулся и вошел в домик, а Эрик заторопился к загону; если ему не удастся сотворить чудо, кое-кому из спутников Зилы придется через два дня уходить отсюда пешком.

***

— Эрик!

Эрик поднял голову и увидел Эмбрису, стоявшую у изгороди.

— Привет! — ответил он.

— Ты не поужинаешь сегодня с нами? — застенчиво спросила она.

Эрик улыбнулся. Эмбриса уже дважды приглашала его к себе, чтобы познакомить со своими родителями. На самом деле он не раз встречался с ними на рынке и знал их в лицо, но девушка хотела, чтобы все было как полагается. Несомненно, она решила, что Эрик ею интересуется, и он был польщен этим и обеспокоен одновременно.

В Равенсбурге она достигла бы того возраста, когда девушки выходят замуж, еще только лишь через пару лет, но то в Равенсбурге. Здесь, где дети начинали трудиться с трехлетнего возраста, подбирая в поле колоски и зерна во время жатвы, мальчик становился мужчиной в двенадцать лет, а отцом — в пятнадцать.

Эрик перелез через изгородь и позвал:

— Иди сюда, — а когда Эмбриса подошла, положил руку ей на плечо и негромко сказал:

— Ты очень мне нравишься. Ты — самая милая девушка, которую я встречал, но ведь скоро я должен буду уехать отсюда.

— Ты мог бы остаться, — возразила она торопливо. — Ты же только наемник, и можешь уйти из отряда. Кузнеца все бы уважали, и скоро ты стал бы старостой.

Эрик усмехнулся: Эмбриса была столь же расчетлива, сколь и симпатична. Из всего отряда она выбрала именно того, кто быстрее всего бы разбогател — по крайней мере по деревенским меркам, — оставшись здесь и занявшись ремеслом.

— Неужели в деревне нет парня… — начал он.

— Нет, — перебила она полусердито, полусмущенно. — Почти у всех уже есть жены, а другие еще не выросли. Во время войны девушек всегда больше…

Эрик кивнул. Их отряд состоял из преступников, но многие в прошлом были крестьянами. Они вступили на эту дорожку, чтобы хоть как-то себя прокормить.

Внезапно рядом возник Ру, и Эрик понял, что тот слышал весь разговор, хотя и делал вид, что это не так.

— Эмбриса! — как ни в чем не бывало воскликнул он. — Я тебя не заметил. Как дела?

— Хорошо, — недовольным тоном сказала она, опуская глаза, а Ру, словно не замечая этого, продолжал, обращаясь к Эрику:

— Только что говорил с Хенриком. Ты его сегодня не видел?

Хенрик, который был родом из-под Равенсбурга, служил в другом отделении, и за время похода Эрик не перекинулся с ним и дюжиной слов. Хенрик был туповат, и говорить с ним было особенно не о чем.

— Нет, сегодня нет, — ответил Эрик, не понимая, к чему он клонит.

Ру заговорщицки понизил голос:

— Он заявил, что собирается вернуться сюда после того, как истечет его договор. Говорит, ему тут понравилось, и он хочет, — Ру взглянул на Эмбрису,

— обосноваться здесь навсегда. Найду, говорит, жену, выстрою мельницу…

Глаза Эмбрисы округлились.

— А разве он мельник?

— Папаша его был мельником, это уж точно.

— Ну ладно, мне надо идти, — вдруг заторопилась Эмбриса. — Жалко, что ты не придешь сегодня, Эрик.

Подождав, пока она отойдет подальше, Эрик сказал:

— Спасибо. Ты меня выручил.

— Я случайно услышал вашу беседу, — усмехнулся Ру, — и подумал, что должен подсунуть твоей маленькой подружке другую мишень. Ну а кто в деревне может зарабатывать больше, чем кузнец? Только мельник.

— А что, Хенрик действительно думает остаться, или ты просто решил ему насолить?

— Ну, не знаю, как насчет насолить, но этабойкая девчонка с большими сиськами и аппетитной задницей — лакомый кусочек. Кто знает? Может, он влюбится по-настоящему, и завтра впрямь будет думать, как бы остаться.

— Или как спрятаться от ее отца, — покачал головой Эрик.

— Все ее родственники уехали сегодня вниз по реке, — назидательно сказал Ру. — Малышка просто готовила тебе ловушку. Хотя, — он посмотрел в том направлении, куда ушла Эмбриса, — провести с ней ночку я бы не отказался.

— Ру, ей еще и пятнадцати нет, — сказал Эрик.

— В этих краях в ее возрасте уже рожают, — пожал плечами Ру. — Впрочем, в любом случае у нее ничего не выгорит, поскольку капитан никого из нас не отпустит.

— Это уж точно, — согласился Эрик.

— Кстати — через два дня выступаем.

— Как?

— Только что с юга прискакали гонцы. Через два дня к нам присоединится еще один отряд, и мы двинемся на север.

— Тогда мне лучше поторопиться, — заметил Эрик. — Похоже, Зиле и его людям придется оставить здесь не меньше десятка лошадей.

— Крестьяне будут в восторге, — сказал Ру с ухмылкой. — А тех, на которых нельзя пахать, они съедят.

Эрик кивнул, понимая, что в этой шутке немалая доля правды.

— Пойдем, поможешь мне.

Ру заворчал, но пошел вслед за Эриком в загон, отгонять хромых лошадей.

***

У ворот царило оживление. Зила со своими людьми ушел прошлой ночью, а новый отряд с юга прибыл раньше, чем ожидалось. Де Лонгвиль заранее отдал распоряжение: если они появятся до полудня, в этот же день выступить в поход, оставив в крепости дюжину человек на случай, если придется отступать в южном направлении. Только сейчас Эрик осознал, зачем строились эти укрепления: двенадцать хорошо вооруженных солдат могли дать отпор бандитам, втрое превосходящим их численностью, а если бы к защитникам присоединились крестьяне, чтобы взять деревню, потребовалась бы небольшая армия.

Не дожидаясь приказа, люди поспешно готовились к походу. Внезапно среди вновь прибывших Эрик заметил знакомую фигуру.

— Грейлок! — воскликнул он, спеша к пожилому меч-мастеру.

Оуэн Грейлок обернулся, шагнул навстречу Эрику и сгреб его в охапку, приветственно похлопывая по спине. Потом он отпустил юношу и сказал:

— Ты выглядишь молодцом, Эрик.

— Нам с Ру показалось однажды, что мы видели вас на палубе «Охотника», но на берегу вас не было…

Развязывая платок, защищавший лицо от дорожной пыли, Грейлок сказал:

— А я не сходил на берег. Кое с кем я отплыл в Город на Змеиной Реке, кое-что подготовить, потом — в Махарту, присмотреть кое за чем. Когда «Охотник» ушел в Крондор, я неделю скакал без остановки, чтобы скорее добраться до Ланады. А потом сломя голову помчался сюда. Задница стала как каменная.

В южные ворота продолжали въезжать солдаты, на вид — сущие оборванцы.

— Кто это? — подозрительно спросил Эрик.

— Пусть тебя не обманывает их внешность. Наш приятель Праджи лично отбирал этих людей. Они — лучшие из воинов этой земли. — Понизив голос, он добавил:

— Следует немного разбавить наши ряды.

— А вы-то как здесь очутились? — спросил Эрик. — В последний раз я видел вас перед тем, как меня схватили.

— Длинная история. Сейчас я доложусь Кэлису, а после того как мы утолим жажду и голод, за стаканчиком вина я расскажу тебе все.

— Тогда это будет только вечером, на биваке, — ответил Эрик. — Через час мы выступаем. У вас будет время только сменить лошадей и быстро перекусить.

Грейлок застонал:

— Значит, этот сукин сын так и не даст моей заднице отдохнуть?

— Боюсь, что не даст. Пойдемте со мной: у нас есть несколько неплохих лошадей, и я подберу специально для вас одну помягче.

Грейлок рассмеялся:

— Ну что же, веди.

Глава 16. РАНДЕВУ

Кэлис подал сигнал к остановке.

Эрик и его товарищи, которые ехали сразу за Кэлисом и де Лонгвилем, придержали лошадей и передали приказ по цепочке. Оуэн Грейлок скакал рядом с Кэлисом, и Эрик еще не успел с ним поговорить.

Двое разведчиков, высланных вперед на рассвете, галопом вернулись к отряду. Один из них — воин из клана Хатониса, имени которого Эрик не знал, — доложил:

— В часе езды — разграбленный купеческий караван. Они пытались сопротивляться, но на шесть повозок у них было не больше шести воинов.

— Купец двигался налегке, — сказал де Лонгвиль.

Второй разведчик, которого звали Дьюрэни, добавил:

— Они даже не успели остановить повозки. Бандиты устроили засаду и утыкали их стрелами, прежде чем те сообразили, что происходит. Убийцы раздели всех догола, забрали доспехи, оружие и все, что смогли унести.

— Сколько, по-вашему, было бандитов? — спросил Кэлис.

— Человек двадцать, может быть, больше, — ответил воин из клана Хатониса.

— Где они теперь? — вставил Эрик. Не обращая внимания на нарушение субординации, Кэлис кивком велел разведчикам отвечать, и Дьюрэни сказал:

— Они скрылись в зарослях. Мы шли по следу около часа, до того места, где они повернули на юг. — Он огляделся. — Нам их никогда не догнать. Они давно могли проскочить позади нас.

— Как быть с деревней? — встревожился де Лонгвиль.

— Наш гарнизон способен ее удержать, если будет прямая атака. Но, судя по всему, это был отряд наемников, а не обычных грабителей. Если они подберутся к деревне незаметно или обманом заставят открыть им ворота… — Кэлис мгновение помолчал, а потом приказал:

— Бобби, возьми шесть человек и скачи туда, предупредить наших. Это все, что мы можем сделать. Потом как можно быстрее догоняй нас.

Де Лонгвиль кивнул.

— Поедешь со мной, — сказал он Эрику. — И вы тоже, — бросил он остальным пятерым, поворачивая лошадь. Они пришпорили лошадей и поскакали назад, к деревне.

***

Густой дым сказал Эрику, что они опоздали, а с холма он увидел обугленные остатки внешней стены и горящую наблюдательную вышку.

Не дожидаясь приказа, Эрик погнал лошадь к пожарищу, громко выкрикивая имена тех крестьян, которых он знал. Через минуту из зарослей выглянул человек.

— Тармил! — закричал Эрик. — Что случилось?

Тармил, весь измазанный в саже, печально вздохнул:

— Те люди, что уехали вчера ночью, утром вернулись, но не одни, еще с какой-то шайкой, и попросили продать им еды. Ваши солдаты отказались, они принялись их уговаривать, клялись, что сразу уедут, обещали хорошо заплатить… — Крестьянин махнул рукой в сторону дороги. — Пока они препирались у южных ворот, вторая шайка перелезла через северную стену и открыла ворота там. Ваши люди пытались драться, но на них набросились с двух сторон и перерезали вмиг. Мы попрятались кто куда, а потом вспыхнул пожар, и бандитам стало не до нас: они были слишком заняты, пытаясь спасти от огня все мало-мальски ценное.

— Потом они ушли? Все?

Тармил отрицательно покачал головой:

— Нет. Кажется, нет. Несколько человек где-то здесь, на холмах. Они взяли двух наших женщин, Финию и Эмбрису, и увели с собой.

— Может, они забрали их и уехали? — спросил подъехавший де Лонгвиль.

— Они увели женщин в холмы.

Де Лонгвиль выругался.

— Я же говорил Кэлису… — Он оборвал себя на полуслове. — Давно они ушли и сколько их?

— Меньше часа назад, пять или шесть человек, — ответил Тармил.

— Рассыпаться, — приказал де Лонгвиль. — Может быть, нам удастся наткнуться на след.

Натомби нашел следы большого отряда, уходящие к югу, а Шо Пи — другого, поменьше, ведущие к холмам. Де Лонгвиль приказал бывшему кешийскому легионеру запомнить место и повел людей по второму следу.

Проехав совсем немного, они услышали пронзительные крики. Де Лонгвиль отдал приказ спешиться и растянуться цепью.

Торопливо стреножив коня, Эрик снял со спины щит и обнажил меч. Справа от него был Ру, слева — Луи де Савона. Они проползли через заросли и от зрелища, открывшегося впереди, Эрика бросило в дрожь.

Двое мужчин навалились на двух женщин. Одна пыталась сопротивляться, другая не двигалась. Еще трое мужчин смотрели на это, передавая друг другу вымазанный землей кувшин. Послышался крик боли, и женщина затихла; мужчина поднялся с нее, застегивая штаны. Один из тех, что пили, отставил кувшин и принялся развязывать пояс, но вдруг остановился и, глядя на неподвижное тело, воскликнул:

— Боги и демоны, Кулли, болван, ты же ее убил!

— Она кусалась, и мне пришлось зажать ей рот.

— Дурак, ты ее задушил!

— Саджер, она только что сдохла. Валяй, она еще теплая.

Эрик разглядел лицо мертвой, и сердце у него остановилось. Это была Эмбриса. На мгновение картина показалась ему до боли знакомой, он словно наяву увидел перед собой Розалину в разодранном платье. Ослепленный яростью, он вскочил и бросился на бандитов. Двое были поглощены спором, но третий начал подниматься. Но он не успел даже встать: одним ударом Эрик снес ему голову.

Товарищи Эрика с криками выскочили из зарослей, и четверо оставшихся бандитов схватились за оружие. Эрик метнулся к бандиту по имени Саджер. Тот был вооружен только кинжалом, и когда Эрик налетел на него как посланец смерти в человеческом облике, лицо Саджера исказил страх. Впрочем, он не собирался сдаваться. Он сделал ложный выпад, но Эрик, не обращая внимания на блеск стали, шагнул вперед и ударил его щитом так, что сбил с ног. Свистнул меч. Саджер непроизвольно вскинул руку, пытаясь защититься, но меч Эрика отсек ее и разрубил Саджера от плеча до пояса.

Упершись ногой убитому в грудь, Эрик освободил лезвие и обернулся, но все было уже кончено. Оставшиеся бандиты побросали мечи и сняли шлемы в знак того, что сдаются. Взгляд Эрика остановился на Кулли; не помня себя от ярости, он дико взревел и устремился к нему.

Де Лонгвиль бросился Эрику наперерез:

— Фон Даркмур, возьми себя в руки!

Услышав свое имя, Эрик остановился и посмотрел туда, где лежали женщины. Финия, совершенно нагая, не двигалась, и только слабое дрожание губ говорило, что она жива. Тело Эмбрисы от живота до колен было залито кровью. Эрик вновь повернулся к Кулли:

— Он умрет. Сейчас. Медленно.

— Ты ее знал? — спросил де Лонгвиль.

— Да, — ответил Эрик, частью сознания удивляясь, что де Лонгвиль об этом не знает. — Ей было всего четырнадцать.

— Они же крестьяне! Мы понятия не имели, что они кому-то принадлежат, — сказал один из пленных.

Эрик слепо двинулся на него, но де Лонгвиль его оттолкнул:

— Стоять, я приказываю! — И, повернувшись к бандитам, спросил:

— Из какого отряда?

— Ну, капитан, последнее время мы вроде как сами по себе, — ответил тот, кого звали Кулли.

— Это вы ограбили караван в полудне езды к северу?

Кулли обнажил в ухмылке черные сломанные зубы:

— К чему все валить на нас, капитан? Это неправильно. Там было еще шесть или семь человек. Они были заодно с теми людьми, что хотели напасть на этот форт. Жирный мужик повел их, у него еще такой большой чалый конь.

— Зила, — сказал де Лонгвиль. — Однажды я с ним еще посчитаюсь.

— А мы смотрели из зарослей, и когда они ушли, решили подобрать, что осталось, — продолжал Кулли. — Из горящего дома выскочили эти две бабы, и мы подумали, что не грех немного и позабавиться. — Он кивнул в сторону лежащей без чувств Финии и мертвой Эмбрисы. — Мы не хотели жестокости, но нашли только этих двух, а нас было пятеро. Капитан, если эти девчонки ваши, мы заплатим вам золотом, и покончим на этом. Мы согласны даже забыть о тех двух парнях, которых вы зарубили. Одна баба подохла, но двое за одну — более чем справедливо. А этой дайте пару часов отдохнуть, и она обслужит и вас всех, и нас троих в придачу.

— На колени! — приказал де Лонгвиль. Бигто, Натомби и Луи схватили бандитов и бросили их на колени.

— Дайте мне этого, — сказал Эрик, мечом показывая на Кулли. — Я подвешу его над муравейником мордой вниз и буду смотреть, как он подыхает.

Де Лонгвиль развернулся и изо всех сил ударил Эрика по лицу. Он неожиданности Эрик пошатнулся и едва не упал, а когда в глазах у него прояснилось, он увидел, что де Лонгвиль зашел за спину первому бандиту. Экономным движением он вытащил кинжал, схватил мужчину за волосы, задрал ему голову и одним взмахом перерезал горло.

Остальные двое попытались подняться, но Бигто и Луи держали их крепко. Они умерли прежде, чем Эрик успел открыть рот. Подойдя к телу Кулли, он поглядел на де Лонгвиля, и тот приказал:

— Позаботься о женщинах. — И, видя, что Эрик колеблется, властно прикрикнул:

— Быстро!

Эрик и Ру подошли к Финии. Ее глаза невидяще смотрели в небо. Когда они склонились над ней, в них впервые появилось осмысленное выражение, и она прошептала:

— Неужели все это кончилось?

Эрик молча кивнул, а Ру снял свой плащ, прикрыл ее и помог ей подняться. Ее всю трясло; посмотрев на Эмбрису, она сказала:

— Я говорила ей, чтобы она делала все, что они скажут. Но она царапалась и кусалась. Она кричала и плакала, и нос у нее был забит. Когда ей зажали рот, она задохнулась.

Кивком головы Эрик велел Ру отвести Финию к лошадям, а сам, сняв с себя плащ, обернул им Эмбрису и, подняв ее на руки, покачал, словно она спала.

— Теперь ты никогда не найдешь себе богатого мужа, — тихо сказал он.

Вернувшись к лошадям, Эрик увидел, что его лошадь держит под уздцы де Лонгвиль. Он передал ему тело Эмбрисы, вскочил в седло и снова взял труп у де Лонгвиля. Когда сержант садился на свою лошадь, Эрик сказал:

— Они слишком легко отделались.

— Знаю, — ответил де Лонгвиль.

— Они должны были умереть на медленном огне.

— Согласен, но я не хочу никого заставлять страдать.

— Почему? Неужели вас волнует, что случится с таким дерьмом?

Де Лонгвиль подъехал вплотную к Эрику:

— Меня не волнует, что случится с таким дерьмом. Ты мог бы отрезать у них по кусочку в неделю, и мне было бы плевать на их вопли. Но вот то, что произошло бы потом с тобой, Эрик, меня очень волнует. — Не дожидаясь ответа, он отъехал и приказал:

— В галоп! Мы должны догнать капитана.

Всю дорогу Эрик размышлял над тем, что сказал ему де Лонгвиль. Он так и не понял, что тот имел в виду, но был очень встревожен его словами.

***

До лагеря они добрались уже в темноте, и, заслышав стук копыт, часовой громко окликнул их:

— Кто идет?

— Молодец, — похвалил его усталый де Лонгвиль. — А теперь быстро опускай мост, иначе я оторву тебе уши.

Не узнать его голос было невозможно, и часовые без лишних слов перекинули мост через ров, окружающий лагерь. Подковы прогремели по дереву и железу, а навстречу отряду уже шел Кэлис.

— Зила объединился с бандитами, — скупо доложил де Лонгвиль. — Они спалили деревню. Потом они ушли, но не все. — Он взглянул на Эрика. — Пять человек задержались. Они убили девушку, а мы — их.

Кэлис кивнул и жестом пригласил де Лонгвиля в командирскую палатку. Эрик взял поводья его лошади и повел вместе с остальными к загону. Больше часа у него ушло на то, чтобы вычистить и остудить лошадей, сменить подстилки и задать свежего корму. Каждое движение давалось с трудом, ныла каждая косточка, и Эрик знал, что это не простая усталость. Чтобы убить человека, нужно не так уж много усилий.

По пути к палатке он вспоминал сегодняшний день. Первый человек, которого он убил, был всего лишь препятствием на дороге. Он вовсе не старался его обезглавить, просто хотел смахнуть в сторону. Луи потом говорил что-то насчет того, какой это был страшный удар, так же как и удар, которым он рассек Саджера, но Эрик думал об этом как-то отстраненно, как будто сражался кто-то другой. Еще он мог отчетливо вспомнить запахи: чад горящей деревни, дым костра на поляне, вонь пота, железный привкус крови во рту и запах страха. Он чувствовал, как отдается в руке каждый удар, и слышал грохот собственной крови в висках, но все это казалось каким-то далеким, почти исчезающим, и Эрик никак не мог собрать воедино все, что произошло.

Он знал, что хотел замучить убийцу Эмбрисы. Он хотел, чтобы тот испытал боль в тысячу раз сильнее ее боли, но теперь он умер, отделавшись минутным страданием. Если верить Бигто, его будет судить Богиня Смерти, но что бы там ни было, в этой жизни он уже не испытает боли.

Возможно, де Лонгвиль был прав. Эрик подумал, что сейчас страдает только он сам, и мысль об этом была одновременно печальной и раздражающей. Эрик подошел к палатке и увидел, что Ру заканчивает укреплять ту секцию, которую должен был поставить он, Эрик.

— Спасибо, — сказал Эрик, исподлобья глядя на Ру.

— Просто я подумал, что ты и так тратишь слишком много времени, ухаживая за моей лошадью, — сказал Ру.

— И за моей, — добавил Бигго.

— И вообще за всеми лошадьми, — подвел итог Луи. — Послушайте, вам не кажется, что мы должны платить этому парню за то, что он берет на себя наши обязанности?

Эрик посмотрел на Луи и с удивлением встретил теплый открытый взгляд обычно вспыльчивого и высокомерного родезанца.

— Это уж точно, — согласился Бигто. — Хотя проще, мне представляется, взять на себя его часть работы по разворачиванию лагеря, как сегодня.

— Я сам в состоянии справиться со своими обязанностями, — ответил Эрик. — Мне не нужны няньки, и никто не должен делать мою работу вместо меня. — Он сам поразился, как раздраженно звучит его голос, и внезапно понял, что очень рассержен.

Бигго протянул руку через узкий проход, разделяющий три спальных места с каждой стороны палатки, и сказал:

— Дружище, не кипятись. Дело в том, что ты и так делаешь больше, чем должен. Все молчат и никто не признается, что для нашей кучки головорезов ты стал конюхмастером.

При слове «головорез» перед глазами Эрика возник де Лонгвиль, перерезающий горло бандитам, и он неожиданно ощутил тошноту и жар, словно при лихорадке. На мгновение прикрыв глаза, Эрик пробормотал:

— Спасибо вам. Я знаю, вы хотели как лучше… — Он чуть помолчал, потом выпрямился настолько, насколько позволял низкий потолок палатки, и вышел. — Я скоро вернусь. Мне надо отдышаться.

— Через два часа заступаем в караул, — крикнул вслед ему Ру.

Шагая по лагерю, Эрик старался унять тошноту. Он чувствовал себя так, будто бы отравился, и еле успел добежать до отхожего места.

В желудке жгло как огнем. Эрик склонился над сточной канавой, и его вырвало. Потом еще раз. И еще. Ему казалось, что из него вылетает пламя. Когда наконец его немного отпустило, он чувствовал себя совсем обессиленным. У ближайшего ручья он умылся, а потом поплелся туда, где у костра сидел Оуэн Грейлок с большой плошкой тушеных овощей и краюхой хлеба в руках.

Хотя его только что вырвало, едва учуяв запах еды, Эрик почувствовал страшный голод. Он схватил деревянную плошку и зачерпнул ею прямо из котла, погрузив туда, к ужасу Грейлока, руки.

— Осторожно! — крикнул Оуэн. — Боги, ты же обваришься.

Эрик поднес плошку к губам, сделал шумный глоток и, утирая губы, сказал:

— Жар мне не вредит. У кузнечного меха я к нему привык. Наоборот, мне вредит холод. Оуэн рассмеялся.

— Проголодался?

Вместо ответа Эрик отломил себе большой кусок хлеба.

— Не могли бы мы немного поболтать?

Оуэн жестом предложил Эрику сесть рядом. Поблизости никого не было, если не считать двух дежурных по кухне, которые были заняты уборкой и подготовкой к приготовлению завтрака.

— С чего прикажешь начать? — сказал Оуэн.

— Мне хотелось послушать, как вы сюда попали, но сначала можно у вас кое-что спросить?

— Валяй.

— Когда вы убивали людей, то что потом чувствовали? Оуэн надул щеки и с шумом выпустил воздух.

— Непростой вопрос. — С минуту он помолчал, затем сказал:

— Эрик, мне приходилось убивать людей, как правило, в двух ситуациях. Как мечмастер своего лорда, я приводил в исполнение смертные приговоры, и мне пришлось повесить не одного человека. Каждый раз это бывало по-разному, но легко — никогда. И еще многое зависело от того, кто это был. Убийцы, насильники, разбойники, они… Я, пожалуй, не чувствовал ничего особенного, может быть, лишь облегчение, когда все кончалось. Но когда случай был сомнительный, вроде того, как вышло с тобой, тогда это было весьма неприятное занятие. Я чувствовал себя как после долгой-долгой горячей бани. Впрочем, это бывало редко. Ну а в бою все происходит очень стремительно, тем более что ты обычно чересчур занят тем, как уцелеть самому, и тебе некогда задумываться о переживаниях. Такой ответ тебя устраивает?

Эрик кивнул, чавкая овощами.

— Отчасти. А вам никогда не хотелось видеть, как человек мучается?

Оуэн задумчиво почесал затылок.

— Пожалуй, нет. Кое-кого я действительно хотел видеть мертвым, но его мучения? Нет.

— Сегодня со мной случилось именно это. — Эрик рассказал Оуэну про Эмбрису и про то, как он хотел предать ее убийцу долгой, медленной, страшной смерти. Закончив рассказ, он добавил:

— А потом меня так прошибло, едва добежал. Пронесло, да еще и вырвало. А теперь я сижу здесь, и ем как ни в чем не бывало.

— Ярость творит с человеком странные вещи, — сказал Оуэн. — Боюсь, тебе будет неприятно это услышать, но я знал только двух человек, которые испытывали те ощущения, о которых ты мне рассказал, — это твой отец и… Стефан.

Эрик покачал головой и невесело рассмеялся.

— Вы правы, мне было неприятно это услышать.

— Твой отец бывал таким в гневе. В приступе ярости он желал видеть своего врага униженным и страдающим от боли, а не мертвым. Но это случалось редко, и только если он очень злился. — Голос упал почти до шепота. — Стефан был гораздо хуже. Он действительно наслаждался, глядя, как люди страдают. Он.., его это возбуждало. Твоему отцу пришлось раздать немало денег тем, чьих дочерей он.., избил.

— А Манфред?

Оуэн пожал плечами.

— Учитывая, кто его родители, он достаточно приличный малый. Он бы тебе понравился, познакомься вы ближе, но это вряд ли произойдет. — Оуэн внимательно посмотрел на Эрика и добавил:

— Я знаю тебя, Эрик, очень давно, еще с твоего детства. В тебе есть многое от отца, но в твоих жилах течет не только его кровь. Твоя мать бывала жестокой, но никогда — подлой. Она не стала бы мучить людей ради удовольствия. А в Стефане смешалось самое худшее и от отца, и от матери. — Он помолчал. — Мне кажется, я понимаю, почему тебе хотелось поступить жестоко с тем, кто убил эту девушку. Она ведь нравилась тебе, не так ли?

— Немного, — улыбнулся Эрик. — Она пыталась заманить меня к себе в постель, чтобы стать женой деревенского кузнеца. — Он с сожалением покачал головой. — Это было так очевидно, и ее уловки были такими наивными, но отчасти…

— Тебе это льстило?

— Да.

Оуэн понимающе кивнул:

— Мы все немного тщеславны, а внимание хорошенькой девушки редко кого оставит равнодушным.

— Но это не объясняет, почему я так страстно желал видеть, как этот человек мучается. Оуэн, меня до сих пор преследует это желание. Если бы я мог оживить его и заставить кричать от боли, то, наверное, сделал бы это.

— Может быть, все дело в чувстве справедливости? Девушка умерла в муках, а он отделался легкой смертью.

— Под маской справедливости иногда скрывается месть, — раздался голос из темноты.

Обернувшись, Оуэн и Эрик увидели Накора.

— Я проходил мимо и услышал ваш разговор. Вы говорили о любопытных вещах,

— сказал Накор и, не спрашивая разрешения, сел рядом.

— Я рассказывал Оуэну о том, что сегодня случилось. Ты уже знаешь? — сказал Эрик.

Накор кивнул:

— Шо Пи мне все рассказал. Тобой овладела ярость. Ты хотел заставить убийцу испытать боль, но Бобби не дал тебе насладиться его страданиями.

Эрик кивнул.

— Некоторые одержимы страстью заставить других людей страдать, так же как иной испытывает страсть к вину или дурману. Если ты, Эрик, вовремя распознаешь в себе такую страсть и научишься ее контролировать, то станешь на голову выше многих, — сказал Накор.

— Я сам не до конца понимаю, чего, собственно, я желал, — признался Эрик.

— Не знаю, действительно ли я хотел отомстить, или просто смотреть ему в глаза, когда он корчится в муках, и видеть там что-то.

— После первого боя солдаты бывают потрясены видом смерти. То, что тебя вырвало… — начал Грейлок, но его перебил Накор:

— Тебя вырвало?

— Как будто наелся незрелых яблок, — признался Эрик. Накор усмехнулся.

— Тогда ты не тот человек, который проглотит отраву, и она придется ему по вкусу. Если бы тебя не стошнило, значит, яд ненависти прижился у тебя внутри. — Он ткнул Эрика пальцем в бок. — Ты съел свою ненависть, но твое тело отвергло ее, как те незрелые яблоки, — он рассмеялся, очевидно довольный объяснением. — Занимайся каждый день рейки и ты справишься со всеми ужасами, которые тебе встретятся.

Оуэн и Эрик обменялись взглядами, ясно говорившими, что никто из них не понял, о чем говорил Накор.

— А теперь расскажите мне, как вы здесь оказались? — сказал Эрик.

— Благодаря тебе.

— Мне?

— Когда тебя схватили, миледи Матильда и твой единокровный брат помчались в Крондор, чтобы убедить принца повесить тебя без лишних разговоров, — начал Оуэн. — Когда мы приехали, я попросил одного из своих друзей при дворе устроить мне аудиенцию у принца, и рассказал тому всю твою историю, начиная с детства, не забыв упомянуть о характере Стефана. — Он дернул плечом. — Очевидно, это оказалось бесполезно, поскольку тебя все же приговорили к веревке. А вдовствующая баронесса узнала, что я пытался вмешаться в твою пользу. — Он посмотрел на Эрика и улыбнулся. — Меня вежливо попросили подать в отставку. Манфред сказал, что делает это с большим сожалением, но, в конце концов, это его мать.

— Я никогда не встречался с ней, но по всему видно, что эта женщина убеждать умеет, — заметил Накор.

— Всегда найдет способ настоять на своем, — согласился Оуэн. — Ну да ладно. Отставные мечмастеры никому не нужны, и я попытался получить должность в гвардии принца. Я был готов, если потребуется, служить рядовым или согласиться получить назначение на границу. Но я потерпел неудачу и тогда решил податься в наемники, что сопровождают купеческие караваны в Долину Грез или Великий Кеш. Но этот чертов Бобби де Лонгвиль нашел меня в таверне, напоил, а, проснувшись на следующее утро, я обнаружил, что отныне должен носиться как сумасшедший от Дороги Доблести до Крайних Земель, выполняя поручения принца Никласа и Кэлиса. — Оуэн помолчал. — Между прочим, он чертовски странный тип, наш капитан. А знаешь ли ты, что при дворе ему оказывают почести, положенные герцогу?

— Я знаю его только как… — сказал Эрик.

— Крондорского Орла, — закончил за него Оуэн. — Ну да. А я знаю лишь, что он — весьма важное и влиятельное лицо. В общем, когда пыль осела, я оказался на борту «Вольного Охотника» со списком очередных поручений, которые мне предстояло выполнить в Махарте за какой-то там месяц.

Эрик отставил плошку.

— Оуэн, мне очень жаль, что я впутал вас в это. Грейлок рассмеялся:

— Как говорят игроки, так легли карты. И, честно говоря, в Даркмуре мне все надоело. Конечно, там лучшее в мире вино, и женщины не хуже, чем в любом другом месте, но больше ничего интересного для настоящего мужчины там нет. Я устал вешать бандитов и провожать господ от одного безопасного места до другого. Я подумал, что настало время для великих свершений.

Накор покачал головой.

— Впереди у нас их немало. — Он встал и зевнул. — Пойду-ка я спать. Нам еще три дня скакать без передышки.

— А что случилось? — спросил Эрик.

— Пока вы там убивали бандитов, пришло известие о рандеву.

— Рандеву? — переспросил Эрик. — Я уже слышал это слово, но не знаю, что оно значит.

— Встреча, — сказал Оуэн.

— Большой лагерь, — в свою очередь, пояснил Накор и, усмехнувшись, добавил:

— Место, где противники, участвующие в нынешней войне, смогут нанять на службу такие отряды, как наш. Мы примкнем к армии Изумрудной Королевы, и тогда-то настанет время великих свершений для нашего друга Грейлока.

Кешиец исчез в темноте, а Грейлок заметил:

— Ты знаешь, он — самый странный человек из тех, кого я встречал. Я разговаривал с ним всего пару раз, но уже услышал столько необычных суждений, сколько не слышал за всю свою жизнь. Но в одном он прав: завтра — тяжелый день, и нам обоим необходимо выспаться.

Эрик кивнул и взял его плошку.

— Я вымою. Все равно буду мыть свою.

— Спасибо.

— И вам спасибо, — ответил Эрик.

— За что?

— За разговор.

Оуэн положил руку Эрику на плечо.

— Всегда к твоим услугам, Эрик. Спокойной ночи. — И он ушел вслед за Накором.

Помыв посуду, Эрик вернулся в палатку. Все, кроме Ру, уже спали.

— Ну, как ты? — шепотом спросил Ру.

— Не знаю. Вроде получше, — ответил Эрик, вздохнув. Ру хотел что-то сказать, но передумал и, отвернувшись, заснул. Эрик закрыл глаза, собираясь, как советовал Накор, заняться рейки, но тут на него слетел сон, и не позже чем через минуту он уже спал.

***

Лагерь был необъятным. В низкой долине, протянувшейся от холмов на востоке до реки на западе, собралось не меньше десяти тысяч вооруженных людей. Долину прорезала небольшая речка, приток Ведры, и вдоль этой речки стояли палатки.

Вербовщики, которые должны были заключать контракты, разместились под большим навесом цвета охры в центре долины. Эрик со своими товарищами, как обычно, ехал в авангарде и поэтому слышал, о чем говорят командиры.

Праджи показывал по сторонам и говорил:

— Некоторые из знамен мне совсем не знакомы. А я-то воображал, что знаю в этом богами забытом краю каждый мало-мальски стоящий отряд. — Он огляделся.

— А кое-кто, я вижу, забрался неблизко от родных мест.

— А как происходит вербовка? — поинтересовался де Лонгвиль.

— До вербовки еще далеко. Хайпур пал меньше месяца назад. Будет удивительно, если представители Изумрудной Королевы приедут хотя бы на следующей неделе. Но я готов поставить все, что угодно, против кубышки шлюхи, что жрец-правитель Ланады сорит деньгами как матрос в портовом кабаке. — Он опять огляделся. — Нам бы лучше подняться выше по течению. — Он с шумом втянул носом воздух. — Столько народу — вся река, должно быть, загажена.

— Лучшие места, похоже, уже заняты, — рассмеялся де Лонгвиль.

— Найдем, — успокоил его Праджи. — И это только начало. Уже лет пять ходят слухи, что будет большая война, которая положит конец войнам, и тот, кто сейчас упустит свой шанс, останется без добычи. — Он покачал головой. — Ерунда, не так ли? Любой, у кого есть глаза, мог бы увидеть…

Кэлис прервал его, подняв руку.

— Не здесь. Слишком много ушей.

Праджи кивнул:

— Ищите знамя с красным орлом, такое же, как ваше. Это должен быть Ваджа, если, конечно, он добрался сюда.

Проезжая мимо палаток, Эрик чувствовал себя неуютно. Никогда еще столько глаз не разглядывало его с таким подозрением. Рандеву считалось нейтральной территорией, где будущие противники могли вербовать себе наемников открыто, и традиция обязывала каждого, вступающего в эту зону, не обнажать меча. Но традиция и право сильного — разные вещи, и на рандеву порой вспыхивали стычки. Каждый хорошо понимал, что доверять можно только солдатам из его же отряда, а во всех остальных видел потенциальных врагов.

Отряд Кэлиса проехал большую желтую палатку на другой стороне притока и направился вверх по течению, к небольшой плоской возвышенности, обеспечивающей хороший обзор.

— Укреплений не строить, — распорядился Кэлис, — это против правил. Но выставить двойной караул. Когда явятся шлюхи, дайте людям развлечься, но торговцев гоните. Я не хочу, чтобы какой-нибудь болван, перебрав лишнего, выхватил меч, если ему померещится призрак врага, и начал войну.

Де Лонгвиль кивнул и принялся отдавать приказы. Когда отделение Эрика заканчивало устанавливать свою палатку, подошел Фостер с расписанием караулов, и Эрик с досадой увидел, что он назначен во вторую стражу — с полуночи до четырех. Разбитый сон — все равно что не спать совсем.

И все же после трех дней в седле было счастьем прилечь хоть ненадолго. И если сегодня он идет в полночную стражу, значит, завтра заступает в караул на рассвете, а послезавтра совсем свободен от караула. Эрик подумал, что это неплохо, и порадовался тому, что, несмотря ни на что, ему удается находить в жизни повод для маленькой радости.

***

На пятый день Эрика разбудил рев труб. Он выкатился из палатки и увидел, что все смотрят вниз, в долину.

— Как разворошенный муравейник, — подходя к нему, рассмеялся Ру.

Эрик улыбнулся, ибо сравнение было на удивление верным. Люди внизу метались, как потревоженные муравьи. В этот момент мимо пробежал Фостер, крича:

— По коням! Приготовиться к смотру!

Эрик и Ру бросились назад в палатку, взяли оружие и кинулись седлать лошадей. Когда они заняли свое место в колонне, подъехал Фостер:

— Вольно, ребята. Начинается торговля, и сегодня у вас будет мало работы. Единственная ваша задача — когда явятся вербовщики, принять свирепый вид.

Все засмеялись, и откуда-то сзади раздался бас Джедоу Шати:

— Поставьте вперед Джерома. Его вид испугает кого угодно!

Новый взрыв смеха — но тут вмешался де Лонгвиль:

— Следующий, кто пожелает отворить пасть, пусть попробует рассмешить меня, а если не рассмешит, то пожалеет, что его мать не дала обет безбрачия до рождения сыночка!

Все замолчали.

Час спустя со стороны долины послышался топот копыт, и на возвышенность въехал отряд из двенадцати всадников, предводительствуемый высоким мужчиной, седоволосым, но с молодым лицом. Его одежда запылилась, но все равно было видно, что одевается он щегольски и весьма заботится о своей внешности. Всадник с ним рядом нес знамя с алым орлом.

— Ваджа! — закричал Праджи, увидев отряд. — Эй, старый глупый павлин! Я уж подумал, что кто-то убил тебя из милосердия! Почему вы так долго?

Тот, кого звали Ваджа, со смехом сказал:

— Поражаюсь, как ты их нашел. Если бы я не услышал о рандеву, то так и домчался бы до Города на Змеиной Реке в поисках нашего дорогого капитана и его банды.

Он спешился, и к нему подъехал Кэлис.

— Вы как раз вовремя. Сегодня начался смотр. Ваджа огляделся:

— Ну, значит, еще полно времени. Не меньше трех-четырех дней. Здесь уже обе стороны?

— От Изумрудной Королевы — никого. Только представители жреца-правителя,

— ответил Кэлис.

— Отлично. Значит, мне некуда торопиться. Вы же собираетесь принять только одно предложение, — сказал Ваджа.

— Ты знаешь это, я знаю это, но если мы не хотим, чтобы нас раскусили, они, — Кэлис ткнул пальцем через плечо в направлении шатра вербовщиков, — не должны этого знать. Придется прикинуться, что мы заинтересованы в любых предложениях.

— Ясно, — ответил Ваджа. — Но в любом случае у меня есть время умыться. Я вернусь через час. — Он ушел, и с ним его люди.

— Я сражаюсь бок о бок с ним вот уже двадцать пять лет и готов поклясться, что в этом мире нет другого такого франта. Он вырядится в пух и прах даже на собственную казнь, — сказал Праджи.

Кэлис улыбнулся, и это был один из тех редких случаев, когда Эрик видел улыбку своего капитана.

***

Несколько дней они только и делали, что строились по команде, чтобы показаться вербовщикам. Учитывая людей Ваджи и клан Хатониса, отряд Кровавых Орлов Кэлиса насчитывал больше сотни мечей — достаточно сильный, чтобы воспринимать его всерьез, но не такой большой, чтобы привлекать особое внимание.

На третий такой день начали поступать предложения. Кэлис вежливо выслушивал их, обсуждал и так же вежливо отклонял.

Через неделю Эрик стал замечать, что то один, то другой отряд покидает лагерь. За ужином он спросил об этом Праджи, и старый наемник ответил:

— Значит, они поступили на службу к жрецу-правителю. Вероятно, у капитанов кончалось золото, и скоро им было бы нечем платить своим людям. Вот им и пришлось побыстрее искать нанимателя, иначе их воины просто разбежались бы по другим отрядам. Но большинство, как и мы, хотят услышать, что предложит другая сторона.

Прошло еще несколько дней, но другая сторона не появлялась.

Через две недели Эрик попросил разрешения перевести лошадей вверх по течению, поскольку они съели всю траву подчистую, а купцы заломили за сено и зерно неслыханные цены.

Кэлис согласился, но приказал выставить возле пастбища хорошо вооруженный караул. Прошла еще неделя.

***

Миновал месяц с тех пор, как отряд Кэлиса прибыл на рандеву. Эрик, осмотрев лошадей — что он теперь регулярно проделывал трижды в день, — возвращался в лагерь. Внезапно запела труба. Было жарко, но скоро, как говорили воины из клана Хатониса, лето должно было пойти на убыль. В Но-виндусе времена года менялись как бы в обратную сторону. Эрик не сомневался, что Накор смог бы объяснить ему эту странность, но не был уверен, что поймет его объяснения.

Трубы продолжали надрываться, и Эрик побежал бегом, торопясь узнать, что происходит, но навстречу ему выскочил Фостер:

— Быстро! Веди сюда лошадей! Трубят повестку! Быть может, придется драться!

Эрик развернулся и побежал назад, на ходу крича караульным:

— Берите столько лошадей, сколько можете увести! Сам он ухватил поводья сразу четырех лошадей. Общими усилиями они привели весь табун к лагерю, а там уже сворачивали палатки, рыли окопы и насыпали бруствер. Лучники держали под прицелом все подступы к холму.

Впрочем, несмотря на непрекращающееся пение труб, снизу пока не доносилось звуков сражения — только ропот толпы, похожий на жужжание растревоженного улья. Наконец Кэлис не выдержал:

— Бобби, возьми несколько человек и узнай, что происходит.

— Бигго, фон Даркмур, Джедоу и Джером, ко мне! — выкрикнул де Лонгвиль.

— Он выбрал самых больших парней, чтобы за ними спрятаться, — рассмеялся Ру.

Де Лонгвиль обернулся и взглянул на него:

— И ты, малыш, — он зловеще ухмыльнулся. — Будешь стоять слева, чтобы удобнее было тебя схватить и швырнуть в первого, кто на меня полезет!

Ру выразительно закатил глаза и встал рядом с Эриком.

— Это научит меня держать язык за зубами.

— Сомневаюсь, — сказал Эрик.

Маленький отряд пешим порядком спустился с холма, стараясь не привлекать к себе излишнего внимания. Проходя мимо стоянки ближайших соседей, они услышали споры.

— Да мне плевать, это же оскорбление! Я говорю — дунем на юг и примем любое предложение жреца-правителя. Другой голос сказал:

— Ты хочешь с боем вырваться отсюда, а потом вернуться и драться опять?

Эрик замедлил шаг, прислушиваясь, но де Лонгвиль скомандовал:

— За мной!

Почти на каждой стоянке люди быстро сворачивались и седлали коней. Эрик услышал:

— Если прорваться на восток, вверх по реке, потом проскочить через холмы к югу, может, удастся ускользнуть.

Ответом на это был смех:

— Что? Да ты, никак, заделался пророком?

У палатки вербовщиков толпились ее испуганные обитатели. Растолкав их, де Лонгвиль вошел внутрь.

За низким деревянным столом сидел крупный мужчина в отличных доспехах, начищенных и исправных, но, очевидно, побывавших не в одной схватке. Ноги он положил на стол, перемазав глиной бумаги вербовщиков. Внешне он мало чем отличался от обычного солдата, за исключением того, что был много старше других — даже, пожалуй, старше Праджи и Ваджи. Но внимание привлекал не его возраст, а то, как уверенно он держался. Он спокойно взглянул на де Лонгвиля и кивнул другому солдату, который стоял позади него. Ни у того, ни у другого не было никаких знаков различия, кроме изумрудно-зеленых повязок на рукавах.

Де Лонгвиль остановился перед столом; его спутники выстроились за сержантом.

— Хотел бы я знать, какой болван протрубил повестку?

— Понятия не имею, — ответил пожилой воин. — В мои планы не входило вызывать панику.

— Вы — вербовщик, присланный Изумрудной Королевой?

— Я — генерал Гэйпи. И я не собираюсь никого вербовать. Я прибыл сюда, чтобы проинформировать вас о том, какие у вас перспективы, — сказал воин.

В нем ощущалось то, с чем Эрику уже приходилось сталкиваться — это было в принце Крондорском, в герцоге Джеймсе, порой проявлялось у Кэлиса. Привычка повелевать и уверенность, что приказы будут исполнены без обсуждения. Не было сомнений, что его звание не являлось данью тщеславию. Этот человек действительно командовал армией.

Де Лонгвиль подбоченился:

— Вот как? И какие же у нас перспективы?

— Служба Изумрудной Королеве или смерть.

Легким движением головы де Лонгвиль приказал своим людям быть готовыми к бою.

— Обычно я прошу деньги за то, что сражаюсь. Но ваш тон наводит меня на мысль, что на сей раз я могу сделать исключение и подраться бесплатно.

Гэйпи вздохнул.

— Рискованно нарушать мир лагеря, капитан.

— Я не капитан, — сказал де Лонгвиль. — Я сержант. Мой капитан послал меня узнать, из-за чего суматоха.

— Эта суматоха, как вы изволили выразиться, — ответил Гэйпи, — не что иное, как страх глупцов, неспособных понять, что у них нет выбора. Чтобы вы не основывались на неверных слухах о том, что было здесь сказано час назад, я повторю, а вы передадите мои слова своему капитану. Все отряды наемников, собравшиеся в этой долине, должны принести клятву верности Изумрудной Королеве. Цель похода, который начнется в течение этого месяца, — Ланада. Если вы попытаетесь ускользнуть и поступить на службу к врагам нашей повелительницы, вас догонят и убьют.

— И кто же это нас догонит и убьет? — спросил де Лонгвиль.

— Те тридцать тысяч солдат, которые в настоящее время берут в кольцо эту маленькую прекрасную долину, — с легкой улыбкой ответил Гэйпи.

Де Лонгвиль повернулся и, выглянув из палатки, обвел взглядом холмы. Отблески солнца на металле и легкое движение теней ясно говорили, что долина действительно окружена достаточно крупными силами. С раздражением в голосе он сказал:

— А мы-то гадали, почему вас так долго нет. Кто бы мог подумать, что вы явитесь с армией.

— Передайте мои слова своему капитану. У вас нет выбора.

Исподлобья взглянув на генерала, де Лонгвиль хотел что-то сказать, но передумал и вышел, жестом приказав своим людям следовать за ним.

Когда они отошли достаточно далеко, Эрик спросил:

— Что вас так беспокоит, сержант? Я думал, что наша задача — присоединиться к этой армии.

— Мне не нравится, когда кто-то меняет правила по своему усмотрению, — сказал де Лонгвиль. — В этих краях испокон веков принято платить солдатам за то, что они сражаются. Боюсь, мы можем вляпаться глубже, чем думали. — Он помолчал и добавил:

— Кроме того, я люблю, чтобы меня вежливо попросили, прежде чем поиметь. И очень злюсь, если не просят.

class='book'> Глава 17. ОТКРЫТИЕ — Смотрите! — крикнул Ру.

Огонь вдалеке указывал место схватки: верный своему слову, генерал Гэйпи атаковал любой отряд, пытающийся прорваться на юг. Со стратегической точки зрения долина была весьма неудобна. Она была узкой, а с севера и юга ее окружали отвесные горы. Единственный путь для бегства лежал через восточную оконечность — именно им пришел Ваджа со своими людьми. И он говорил, что за ущельем начинаются коварные тропы, где один неверный шаг может стоить жизни. Тем не менее небольшим отрядам удавалось ими пройти.

Но в основном капитаны решали остаться — одни в расчете на будущее вознаграждение, другие — в надежде улизнуть при первой благоприятной возможности. Но повсюду Эрик видел недовольные лица. Де Лонгвиль был не единственным, кто чувствовал, что его имеют, не спросивши.

Отряды, поступившие на службу Изумрудной Королеве, строились в колонны в нижнем течении речки, непосредственно перед тем местом, где она впадала в Ведру. Возле бывшего моста, сожженного давным-давно, во время одной из забытых войн, были устроены переправы.

Поскольку лагерь Кэлиса был на отшибе, свой отряд капитан Кровавых Орлов привел едва ли не в последнюю очередь. У переправы к ним подскакал человек с зеленой повязкой на рукаве:

— Что за люди?

Де Лонгвиль, который ехал справа от Кэлиса, указал на своего командира:

— Кровавые Орлы Кэлиса из Города на Змеиной Реке.

Воин поглядел на Кэлиса и нахмурился:

— Были в Хамсе?

Кэлис кивнул.

Воин злобно ухмыльнулся:

— Я почти сцапал тебя, ловкий ублюдок. Но ты свернул на восток, к джешандийцам, и к тому времени, когда мой отряд вернулся, уже был в степях.

— Взгляд его стал тяжелым. — Знай я, что ты из долгоживущих, я бы сразу пошел на восток. Среди джешандийцев много вашего брата. — Он достал пергамент и угольный карандаш, сделал какие-то пометки и сказал:

— Тебе повезло, что наша повелительница принимает всех, кто приходит к ней. Теперь мы на одной стороне. — Он махнул рукой в сторону юга. — Проедете с милю вниз по течению, найдете генерал-квартирмейстера и доложитесь ему. Через пару дней получите назначение. До этого правила в лагере простые: любая драка, и вы покойники. Отныне все мы братья под знаменем Изумрудной Королевы, и любой, кто будет виновен в беспорядках, отправится на кол. Не советую рисковать; мне приходилось видеть, как некоторые дергались с час и даже дольше.

Он даже не спросил, все ли понятно, — просто пришпорил лошадь и поскакал к следующему отряду.

— Надо же, как все оказалось просто, — сказал Праджи, глядя ему вслед.

— Ну что ж, поищем этого генерал-квартирмейстера и доложимся. Не стоит мешкать с размещением, — подвел итог Кэлис. Он кивнул Праджи и Вадже, и те без лишних слов отделились от отряда.

— Куда это они? — тихо спросил Эрик.

— Заткнись, — рявкнул ехавший рядом с ним Фостер.

Но Накор рассмеялся:

— В этой суматохе легко отбиться от своего отряда. Боюсь, им придется искать нас несколько дней. За это время можно услышать и увидеть много интересного.

Кэлис неодобрительно глянул на него через плечо — мол, держи язык за зубами, — но изаланец только хихикнул:

— Пожалуй, я тоже потеряюсь. — Он спрыгнул с лошади и бросил поводья Луи.

— Пешком удобнее.

Прежде чем Кэлис успел возразить, изаланец устремился туда, где друг другу навстречу ехали два кавалерийских отряда. Спустя минуту они смешались, и Накор исчез в толпе.

— Ему не впервой, — сказал Кэлис.

Фостер проводил Накора убийственным взглядом, но Кэлис и де Лонгвиль только покачали головами.

***

У генерал-квартирмейстера было узкое лицо и черные пронзительные глаза. Выслушав Кэлиса, он сделал в документах отметку и указал рукой по направлению к берегу:

— Найдите место между рекой и дорогой, но не дальше, чем в двух милях отсюда. Севернее вас будет отряд Джегари, через дорогу — отряд под командованием капитана Дэбрайна. Если вы выйдете за их позиции, будет считаться, что вы дезертировали, и за вами вышлют погоню. Тех, кого не убьют на месте, приведут сюда и публично казнят. И даже не пробуйте пересечь реку.

— Он сделал неопределенный жест в сторону противоположного берега, где можно было различить силуэты всадников.

Что-то в этой картине резало глаз. Эрик присмотрелся и понял, что силуэты чересчур велики. На таком расстоянии всадники и лошади должны были казаться меньше. Осознав это, он осознал и то, что скачут они с совершенно невероятной для своих размеров скоростью. Слишком велики для этого расстояния и скорости их движения.

— Ящерицы! — непроизвольно воскликнул он.

— Союзники нашей повелительницы называются сааурами. Не вздумайте называть их «ящерицами» или «змеями», иначе навлечете на себя их гнев, — сказал генерал-квартирмейстер и взмахом руки велел Кэлису уводить отряд, так как сзади уже приближался другой.

Прищурившись против заходящего солнца, Эрик разглядывал диковинных лошадей.

— В холке ладоней двадцать, — прикинул Шо Пи, проследив его взгляд.

— Ближе к двадцати двум или даже двадцати четырем, — сказал Эрик. — Они крупнее любого тяжеловоза, но бегут с быстротой скаковых. — Лошади двигались плавно, а саауры легко покачивались в седлах, хотя казалось, что у всадников центр тяжести смещен вверх: у них были узкая талия и очень широкие плечи, которые выглядели еще шире из-за массивных наплечников. — Хотелось бы мне поближе взглянуть на такую лошадь, — сказал Эрик.

— А мне — нет, — фыркнул де Лонгвиль. — По крайней мере не тогда, когда на ней всадник.

Эрик не ответил. Он смотрел вслед сааурам и в изумлении качал головой.

***

Отыскав место для лагеря, Кэлис, в сопровождении вооруженной охраны, нанес визиты вежливости капитанам соседних отрядов. Впрочем, никто из них не был расположен к откровенным разговорам и не мог сказать, кто из других капитанов является добровольным сторонником Изумрудной Королевы, а кого заставили ей служить.

При всем своем невежестве в политике и военных вопросах Эрик догадывался, что держать в любой армии, особенно в наемной, нелояльных, но вооруженных людей — не самая разумная вещь. Впрочем, поскольку о мятежах или волнениях никто не упоминал, он решил, что те, кто командует армией Изумрудной Королевы, знают что-то, чего не знает он, и перестал ломать себе голову над этим.

Кэлис приказал своим людям устраиваться на ночлег, не разбивая палаток. Не было также приказано рыть ров или насыпать бруствер. Всякому без объяснений было понятно, что капитан хочет, чтобы в случае необходимости люди оказались в седлах в кратчайшее время.

Через день между соседними отрядами начали устанавливаться дружеские отношения. Люди ходили друг к другу в гости, менялись, играли, болтали о пустяках — словом, старались, как могли, развеять скуку. Уровень взаимного доверия, хотя и медленно, возрастал, поскольку те, кого заставили служить, постепенно примирялись с судьбой. В конце концов, для наемника воюющие стороны, как правило, ничем не хуже одна другой, а добыча — всегда добыча.

На второй вечер к Эрику и товарищам, которые сидели возле костра, глядя, как дневальные Бигго и Натомби готовят ужин для отделения, подошел Фостер и отсчитал каждому по две золотые и пять серебряных монет. Тихим голосом он сказал:

— Наемникам платят, и если вы не будете торговаться с маркитантами и покупать шлюх, вами начнут интересоваться. Но первому, кто напьется и скажет не то слово не в то ухо, я вырву печень!

Эрик взвесил монеты, ощущая в руке их холод, и внезапно подумал, что не держал в руках денег с тех пор, как покинул Даркмур. Впрочем, возможность что-то купить придавала уверенности. Он подбросил монеты на ладони и аккуратно спрятал их в потайной карман.

Шлюхи явились ближе к ночи и занялись своим ремеслом. В отсутствие палаток ни о каком уединении речи быть не могло, но это мало кого тревожило. Женщин просто затаскивали под одеяло, и всем было плевать на публику.

Две шлюхи подошли к Эрику и Ру:

— Мальчики, не хотите развлечься?

Ру усмехнулся, а Эрик густо покраснел. Во время прошлого визита дам, еще на старом месте, он был на пастбище, а когда вернулся, они уже ушли. Эрик не сомневался, что единственный человек в лагере, который никогда не был с женщиной, это он. «У меня может больше не быть этой возможности», — подумал Эрик. Он взглянул на Ру, который уже улыбался от уха до уха, и ухмыльнулся в ответ:

— Почему бы и нет?

— Деньги вперед? — спросила одна из женщин.

— И свиньи начнут летать, — засмеялся Ру. — Мы-то никуда не денемся, а вот о вас этого не скажешь, верно?

Шлюхи кисло переглянулись, но кивнули.

— Бьюсь об заклад, ты не так молод, как выглядишь, — сказала та, что заговорила с ними первой.

Ру встал.

— Я старше, чем когда-нибудь был.

Женщина с опаской на него покосилась, но, когда он жестом поманил ее за собой, пошла с ним.

Оставшись один на один с ее подругой, Эрик тоже поднялся. Вторая женщина казалась моложе первой, но с уверенностью сказать было трудно из-за жесткого выражения ее лица и слишком слабого освещения.

— Здесь? — спросила она.

— Что?

— Мы будем заниматься этим здесь, или ты меня куда-нибудь отведешь?

Чувствуя сильнейшее смущение, Эрик сказал:

— Пойдем к реке.

Неловким движением он взял ее за руку. У нее были сильные пальцы и сухая ладонь. Эрик смутился еще больше: его ладонь была влажной, а пальцы дрожали.

Женщина негромко засмеялась, Эрик спросил:

— Ты чего?

— В первый раз, да?

— Почему… Нет, просто.., давно не было… Поход и… — забормотал он.

— Точно, — кивнула она, и Эрик не понял, была ли в ее улыбке теплота или сожаление. Они прошли вниз к реке, едва не наступив на пару, сплетенную в страстном объятии. Дойдя до относительно темного места, Эрик остановился в нерешительности Женщина быстро сбросила одежду, и тело Эрика откликнулось на ее наготу. Он неловко стащил с себя рубашку и взялся за сапоги. Глядя на него, женщина неожиданно сказала:

— А ты крупный парень.

Эрик взглянул на себя словно со стороны. Походная жизнь закалила его, и он стал гораздо сильнее, чем был в Равенсбурге. Его грудь и плечи бугрились мышцами, словно высеченными резцом скульптора.

— Я всегда был большим для своего возраста, — сказал он.

Когда он снял сапоги, женщина подошла к нему вплотную.

— Сейчас посмотрим, какой ты большой, — сказала она с хрипотцой в голосе и, расстегнув ему пояс, со смехом добавила:

— И вправду большой!

Для своей профессии она была очень нежна. Она не спешила, не смеялась над неловкой и неумелой возней Эрика, когда было нужно, успокаивала его, и даже подарила ему немного ласки. Потом она быстро оделась, но, получив деньги, ушла не сразу, а спросила:

— Как твое имя?

— Эрик, — ответил он, не уверенный, что ему стоит с ней откровенничать.

— Ты, Эрик, дикий мальчишка в теле мужчины. Ты еще встретишь женщину, которая полюбит тебя и твои ласки, но ты всегда должен помнить, как силен ты и как нежна ее плоть.

Эрику стало неловко:

— Тебе было больно?

Она рассмеялась.

— Не то чтобы очень. Но ты был таким.., горячим, что у меня вся спина в синяках. Но это совсем не то, что делали со мной парни, которым нравится бить шлюху.

— Почему ты этим занимаешься? — спросил Эрик.

Женщина пожала плечами, и в темноте этот жест был почти незаметен.

— Мой муж, как и ты, был солдатом. Он погиб пять лет назад. У меня нет ни семьи, ни ремесла. Что еще мне остается?

В ее голосе не было ни вины, ни сожаления. Она повернулась и ушла на поиски следующего клиента. Эрик чувствовал и радость, и опустошенность одновременно. Он понимал, что это продажная любовь, но первый опыт пришелся ему по душе.

***

Через шесть дней вернулись Праджи и Ваджа. Они сразу направились к Кэлису, который сидел у костра.

— Что вы разузнали? — спросил Кэлис.

— Ничего особенно интересного, — сказал Праджи. — Мы зажаты между рекой, грядой холмов на востоке, и двадцатью или двадцатью пятью тысячами мечей на севере — а примерно в пятидесяти милях к югу сосредоточиваются армии Ланады и Махарты.

— Радж Махарты послал свою армию так далеко на север?

— Так говорят, — пожал плечами Праджи, а Ваджа добавил:

— Эта война тянется вот уже десяток с лишним лет. Рано или поздно радж должен был сообразить, что нужно объединяться. Города вдоль реки пали один за другим, потому что каждый надеялся, что его северный сосед будет последней жертвой.

— Что еще? — спросил Кэлис.

— Судя по всему, мы выступим через несколько дней, самое большее, через неделю.

— Вы слышали что-то конкретное? — спросил Кэлис.

К костру тем временем подошли де Лонгвиль и Фостер.

— Конкретного — ничего, — ответил Праджи. — Только слухи и наблюдения.

Ваджа показал рукой на север.

— Там, где сейчас переправа, строится большой мост. Не меньше шести рот саперов и пары сотен рабов трудятся день и ночь.

— Ни один человек с этой стороны не может пройти на север без пропуска, — сказал Праджи.

— И ни один отряд не может покинуть лагерь без письменного приказа, — добавил Ваджа.

— На северной стороне реки, — продолжал Праджи, — сосредоточились те, кто участвует в этой кампании с самого начала, и сааурские ящерицы.

Кэлис с минуту помолчал.

— Выходит, нас скормят стене?

— Похоже, — сказал Праджи.

Эрик повернулся к своим товарищам, которые тоже прислушивались к этому разговору, и прошептал:

— Скормят стене?

Понизив голос, чтобы не услышали офицеры, Бигго пояснил:

— Так говорят о тех, кто начинает штурм, сынок. Тебя «подадут» стене на обед, вот так-то.

Луи сделал жест, как бы перерезая клинком себе горло.

— Из тех, кто первым идет на стену, редко кто выживает, — тихо добавил он, а Кэлис тем временем говорил:

— Придется быть начеку. Но мы должны любой ценой подобраться к этой Изумрудной Королеве и выяснить то, что требуется узнать. И если для того, чтобы доказать свою ценность, нам нужно будет первыми прорваться в ворота или взойти на стену, мы это сделаем. И только получив сведения, ради которых все это затеяно, мы имеем право думать о том, как унести ноги.

Эрик улегся на своем тюфяке, подложив руки под голову, и смотрел на облака, подгоняемые вечерним бризом. Сегодня он заступал в ночной караул, и перед этим следовало бы отдохнуть.

Но при мысли о том, что им предстоит быть на острие атаки при штурме городских стен, мороз пробегал у него по коже, и ни о каком сне не могло быть и речи. Хотя Эрику уже пришлось убить четверых, но он ни разу не был в настоящем бою. И боялся, что первый бой станет для него последним.

От горестных размышлений его оторвал Фостер, который постучал по его сапогу и сказал, что пора заступать на пост. Погруженный в переживания, Эрик не заметил, как село солнце. Он встал, взял меч и щит и со вздохом направился вниз к реке.

Ему казалось смешным стоять в карауле посреди армии, которая мгновенно раздавила бы Кровавых Орлов Кэлиса, если бы ее командованию стало известно об их истинных целях. Но ему приказали идти в караул, и он выполнял приказ.

***

Накор стоял у края толпы и смотрел, как жрец поднимает вверх мертвую овцу. Сааурские воины, те, что были ближе к огню, издали одобрительный вопль

— глубокое горловое шипение, которое разнеслось в ночи подобно хору разъяренных драконов. Этот ритуал был знаком только им, а люди потрясенно взирали на происходящее, и многие сотворили знамения, отпугивающие нечистую силу.

Великое празднование продолжалось, и Накор торопился успеть повсюду. Он многое уже увидел и был одновременно обрадован и испуган: обрадован тем, что обнаружил несколько ключевых элементов той тайны, которые помогли бы Кэлису разработать план дальнейших действий, а испуган тем, что никогда еще не встречал такого количества служителей зла сразу.

Ядром армии были саауры и большой отряд людей, которые называли себя Избранной Стражей. Они носили не только обычные нарукавные повязки изумрудного цвета, но еще и зеленые ленты на голове. От них веяло жестокостью, которую они даже не старались скрывать, наоборот, выставляли ее напоказ: например, Накору встретился один, у кого на шее болталась связка человеческих ушей. В лагере говорили, что Избранные Стражи — самые свирепые, самые опасные и самые отвратительные люди в этой дьявольской армии. Только тот, кто самыми черными делами отличился во многих кампаниях, имел право вступить в их ряды, и ходили слухи, что заключительной процедурой приема служило поедание человеческой плоти.

Накор в этом не сомневался — но, имев удовольствие сталкиваться с каннибалами Сашаканских островов, не сомневался также и в том, что жестокость Избранной Стражи вызвала бы у них отвращение.

Заметив по соседству сплошь татуированного человека, крепко прижимавшего к себе маленького мальчика, Накор приветливо кивнул ему и улыбнулся. На шее у мальчика болтался железный ошейник, а глаза были пустыми. Человек зарычал на Накора, и тот просто улыбнулся еще шире и отошел.

Выбравшись из толпы, Накор постарался обогнуть ее и занять такую позицию, с которой был бы хорошо виден шатер Изумрудной Королевы. Ночной воздух был насыщен странной энергией, а в звуках песнопений звучал отголосок далекой магии, и Накор постепенно начинал догадываться, что именно и кого именно он здесь найдет.

Но ему не хватало фактов, а без фактов возвращаться к Кэлису не имело смысла. Нужны были доказательства, которые убедили бы принца Никласа в том, что здесь, под небом Новиндуса, вырвались на свободу силы, куда более страшные, чем предполагалось. Их едва уловимый запах ощущался за разлитой в воздухе древней магией пантатиан.

Одним из лучших «фокусов» Накора было умение продвигаться в толпе, не привлекая лишнего внимания, но он не всегда срабатывал, и сейчас случилось именно это.

Сааурский воин посмотрел вниз и рявкнул:

— Человек, ты куда лезешь? — у него был низкий голос и режущий ухо акцент.

Задрав голову, Накор взглянул в скрытые под капюшоном глаза с темно-красными зрачками.

— Я низкого роста, о могучий. Мне плохо видно, и я ищу место, откуда мог бы получше разглядеть эту удивительную церемонию.

Саауры давно вызывали любопытство Накора, но до сих пор оставались для него загадкой. Они были очень похожи на пантатиан — но, как и люди на эльфов, только на первый взгляд. Присмотревшись внимательнее, любой сделал бы вывод, что они абсолютно разные. Накор был почти уверен, что они — выходцы из иного мира, не из Пантатии, и в отличие от пантатиан являются теплокровными существами.

Он бы с удовольствием воспользовался возможностью обсудить свои теории с образованным саауром, но встречались ему исключительно воины, которые относились к людям с презрением, если не сказать хуже. Накор не сомневался, что, если бы люди в лагере не были союзниками Изумрудной Королевы, саауры с удовольствием перерезали бы их всех до единого. Они ненавидели людей и не считали нужным это скрывать.

Рост среднего сааура составлял два с половиной — три метра. У них были широкие плечи и мощная грудная клетка, но шеи на удивление тонкие, а ноги — чересчур слабые, учитывая их рост. Для того, чтобы управлять лошадью, их силы хватало, но в пешем строю умелые воины вполне могли сражаться с ними на равных.

Сааур издал какое-то хрюканье, и Накор, поразмыслив, решил считать его разрешением идти своей дорогой.

Он не ошибся. Сааурский воин отвернулся и не сделал попытки остановить Накора, когда тот прошмыгнул мимо него и засеменил дальше.

Шатер Изумрудной Королевы стоял то ли на сваях, то ли на насыпи — Накор не мог разобрать — и был футов на шесть выше любой палатки в этой части лагеря. Его окружала толпа саауров и пантатианских жрецов, которых Накор увидел впервые. Более того — он увидел и пантатианских воинов, что было особенно интересно, поскольку Накор уже начал подозревать, что таковых вообще не существует.

Тем временем жрец возложил убитую овцу на жертвенник и плеснул в огонь какого-то масла. Взметнулся дым — густой и очень пахучий. Жрец и саауры внимательно наблюдали за тем, какую форму он принимает. Потом жрец простер руки и заговорил на непонятном языке, но тон его был довольным, и Накор понял, что он говорит, что духи благосклонно приняли жертву или что знамение было добрым, или несет похожую ахинею, которую так обожают жрецы.

Из глубины шатра появилась фигура: человек в зеленых доспехах. Накор прищурился. За первым воином вышел еще один, который, в свою очередь, проложил дорогу третьему, чьи зеленые доспехи были отделаны золотом. Это был генерал Фэйдава, главнокомандующий всей армией. От него, как дым от костра, исходило зло. Накор почувствовал это и отметил еще, что для солдата от генерала чересчур сильно пахнет магией.

Затем появилась женщина в зеленом одеянии с глубоким вырезом на груди. Ее запястья и шею украшали изумруды, а на волосах цвета воронова крыла покачивалась изумрудная корона.

— Изумрудов, пожалуй, многовато даже для тебя, — пробормотал Накор себе под нос.

Ее походка насторожила Накора, а когда она вышла вперед, чтобы приветствовать свое войско, он встревожился еще больше. Что-то здесь было явно не так!

Она заговорила, и он внимательно прислушивался к ее голосу.

— Мои верные слуги! Я, ваша Повелительница, та, кто лишь вместилище еще более величайшей, благодарю вас за ваши дары. Небесный Орид и Изумрудная Королева обещают вам победу в этой жизни и вечное блаженство в следующей. Наши разведчики сообщают, что неверные всего в трех днях к югу. Скоро мы двинемся в поход и сокрушим их, а потом обрушимся на их города. Каждая победа достигается легче, и наши ряды растут. — Шагнув вперед, к самому краю возвышения, она вгляделась в лица стоящих внизу, а потом указала рукой на одного из воинов-людей:

— Этой ночью ты станешь моим посланцем к богам!

Воин победно вскинул над головой кулак, легко взбежал на возвышение и простерся ниц перед своей госпожой. Она поставила ногу ему на голову, потом убрала ее и, повернувшись, ушла в шатер. Воин вскочил, улыбаясь, подмигнул товарищам, которые разразились приветственными возгласами, и побежал в шатер вслед за королевой.

— О, все это очень плохо, — прошептал Накор и огляделся. Празднество набирало силу. Теперь ему предстояло проложить дорогу через толпу пьяных убийц и найти способ перебраться на ту сторону реки, к Кэлису — если, конечно, он сможет найти его лагерь.

Накор не относился к числу людей, легко впадающих в панику, да и сейчас был не тот случай, чтобы паниковать. Но он понимал, что обязан целым и невредимым вернуться к своему капитану, ибо теперь ему стало окончательно ясно, что стоит за этой войной, которая бушует здесь вот уже двенадцать лет. Более того, Накор отдавал себе отчет в том, что он, быть может, единственный человек в мире, который это понимает и в состоянии объяснить все, чему он только что стал свидетелем.

«Какая все же запутанная это штука — жизнь», — подумал Накор и, покачав головой, пустился в обратный путь сквозь толпу людей и саауров.

***

— Вы капитан Кэлис? — спросил, подъезжая, гонец.

— Да, это я, — ответил Кэлис.

— Вам назначение. Возьмете свой отряд, пересечете вброд реку, — он рукой указал куда-то на север, — и произведете поиск вдоль Дальнего Берега на десять миль вниз по течению. Нашими разведчиками были замечены джилане. Генерал требует, чтобы вы очистили противоположный берег от этих насекомых.

Он повернулся и ускакал.

— Насекомых? — переспросил Праджи и, глядя вслед удаляющемуся гонцу, с сомнением покачал головой. — Похоже, этот парень никогда не сталкивался с джиланами.

— Я тоже, — сказал Кэлис. — Кто это?

— Варвары, — коротко пояснил Праджи и, помолчав, добавил:

— Точнее, просто дикари. Дикие племена. Никто не знает, кто они и откуда взялись. Их языком способны овладеть лишь немногие, и они редко дают чужаку возможность его выучить. Они упрямы и сражаются как одержимые. Их территория

— Равнина Джэмс и предгорья Ратн'гари. Они кочуют по ней, охотясь на бизонов, лосей и оленей.

Ваджа поднялся и, потянувшись, нагнулся за скаткой.

— Неприятности с ними происходят в основном из-за лошадей. Джилане — лучшие конокрады в мире. Авторитет мужчины у них определяется тем, сколько врагов он убил и сколько коней украл. Но они не ездят на лошадях, они их едят. Так я слышал.

— Мы с ними справимся, как по-вашему? — спросил Кэлис.

— Проклятие, да вряд ли мы вообще увидим хоть одного, — ответил Праджи. — Подержи-ка, — сказал он, бросая свою скатку Эрику, и нагнулся за переметной сумой. — Джилане — крепкие, но очень маленькие парни, чуть выше гномов. — Он ухмыльнулся и показал на Ру:

— Ну точно, как он.

Все засмеялись. Праджи забрал у Эрика скатку и вместе со всеми пошел к коновязи, на ходу продолжая рассказывать:

— Они способны исчезнуть в высокой траве в мгновение ока. Джилане живут в низеньких шалашах, сплетенных из травы. Можно стоять в десяти шагах от такого шалаша и не заметить его. Тяжелый народ.

— Но драться умеют, — сказал Ваджа. Они начали седлать лошадей.

— Да, драться они, безусловно, умеют, — согласился Праджи. — Ну вот, капитан, теперь вы знаете о джиланах ровно столько, сколько любой, кто здесь родился.

— Надеюсь, они не станут искать неприятностей: мы должны вернуться до захода солнца. — Кэлис озабоченно оглянулся по сторонам. — Оставь одно отделение нести караул, — велел он де Лонгвилю и, понизив голос, добавил:

— Главное — не прозевать Накора. Куда он мог подеваться?

***

Накор, кряхтя, взвалил на плечо свой конец бревна и тихо выругался. Его напарник, казалось, не имел ни малейшего представления о существовании так называемых «совместных действий». Имени его Накор не знал, но мысленно называл не иначе как «тот идиот». «Тот идиот» поднимал и сбрасывал с плеча бревна, когда ему это было удобно, и ни разу еще не позаботился предупредить Накора, в результате чего за последние два дня у изаланца образовалась богатая коллекция синяков, заноз и царапин.

Возвращаясь к отряду Кэлиса, Накор столкнулся с непредвиденными трудностями. Основные силы армии наконец закончили сосредоточиваться к северу от притока Ведры, и теперь пересекать его разрешалось лишь по пропускам, подписанным высшими чинами. Правда, в заплечном мешке у Накора имелись три таких пропуска, украденные по пути, но использовать их без предварительного изучения он опасался, а найти подходящее для этого укромное место не мог.

Зато было приказано восстановить мост через приток, и Накор решил, что прикинется рабочим, а на завершающем этапе просто исчезнет в толпе на том берегу.

К несчастью, строительство продвигалось медленнее, чем он рассчитывал, поскольку для этого использовались рабы, которым, как известно, торопиться некуда. Накору оставалось только терпеливо ждать: на появление лишнего раба охранники могли не обратить внимания, но исчезновение одного наверняка вызвало бы переполох и начались бы облавы.

«Тот идиот», как всегда, без предупреждения, бросил бревно, и Накор едва успел отскочить, получив парочку новых заноз в плече. Возвращаясь за следующим бревном, Накор решил в отместку показать «тому идиоту» один из своих «фокусов» под названием «жало в задницу». Прикидывая, как половчее это сделать, он украдкой обернулся в сторону напарника — и похолодел.

Футах в десяти стоял пантатианский жрец и, наблюдая за ходом строительства, о чем-то негромко переговаривался с офицером-человеком. Накор опустил глаза и непроизвольно ускорил шаг. Нагибаясь за бревном, он увидел, что «тот идиот» споткнулся о камень, потерял равновесие и сделал полшага в сторону пантатианина. Не прерывая беседы, жрец слегка развернулся и взмахнул когтистой лапой-рукой. Раздался треск рвущейся ткани, и на груди у раба появились глубокие кровоточащие порезы. Он упал на колени, ткнулся лицом в землю и забился в предсмертных судорогах.

Офицер, сопровождавший пантатианина, жестом подозвал Накора и еще одного раба:

— Уберите эту падаль.

К бараку для заключенных они принесли уже труп. Накор осмотрел его и через несколько минут мог точно сказать, какой яд был на когтях пантатианина. Как ни странно, это оказался не змеиный яд, а искусственная смесь ядов растительного происхождения, причем явно сделанная здесь, в Новиндусе.

Но зачем пантатианину понадобилось демонстрировать перед офицером-человеком свою способность убивать прикосновением? Ответ напрашивался сам собой: очевидно, в армии Изумрудной Королевы шла скрытая борьба за власть, и Накор пожалел, что у него нет времени узнать об этом побольше. Знать о разногласиях в стане врага всегда полезно, но Накор не имел права рисковать. Прежде всего нужно было передать Кэлису то, что он уже выяснил: это было неизмеримо важнее.

— Бросьте его туда, — велел, подходя, стражник, показывая на кучу мусора, которую в конце дня должны были вывезти за пределы лагеря. Выполнив приказ, они вернулись к мосту, но пантатианин и офицер уже ушли. Накор огорчился, что не удалось рассмотреть жреца получше, но еще больше ему было жаль «того идиота». Этот растяпа заслуживал «жала в задницу», но никак не мучительной смерти от яда ради того, чтобы змеиный жрец мог показать свое могущество.

Когда был объявлен обед, Накор, получив миску жидкой баланды и кусок черствого хлеба, уселся на недостроенном мосту и принялся думать о том, что сейчас делает Кэлис и как до него добраться.

***

Рассыпавшись цепью с дистанцией между людьми в полмили, отряд Кэлиса с полудня прочесывал берег, но джилане как сквозь землю провалились. Вероятно, они уже ушли отсюда — а может, как говорил Праджи, очень умело маскировались.

— Если в ближайшие полчаса никого не обнаружим, будем возвращаться, — сказал Кэлис. — Солнце уже садится.

В этот момент раздался крик одного из воинов. Он остановил свою лошадь у подножия большого кургана и яростно размахивал руками, подзывая к себе остальных.

Кэлис передал по цепи команду, и все поскакали туда.

Неправдоподобно круглый холм, поросший высокой травой, стоял чуть в стороне от прочих, ничем не примечательных холмов, ведущих к далеким горам.

— Что тут? — спросил Кэлис.

— Следы и пещера, капитан, — ответил всадник, который подал сигнал.

Праджи и Ваджа обменялись вопросительными взглядами и торопливо спешились. Держа коней в поводу, они подошли к пещере и тщательно осмотрели низкое отверстие, уходящее в темноту.

Склонившись с седла, Кэлис изучил землю у входа.

— Следы старые, — он провел ладонью по каменному краю пещеры. — Это создано не природой.

— Или, — добавил Праджи, тоже проводя рукой по стене, — кто-то здорово потрудился, чтобы укрепить стену. — Он смахнул грязь, и под ней оказались плотно пригнанные друг к другу камни. — Кладка.

— Саракан, — сказал Ваджа.

— Возможно, — осторожно согласился Праджи.

— Саракан? — переспросил Кэлис. Забираясь в седло, Праджи пояснил:

— Заброшенный город гномов в горах Ратн'гари. Полностью под землей. Несколько столетий назад там поселилась какая-то безумная секта, но все они умерли. Теперь Саракан пуст.

— У залива то и дело находят новые выходы, — сказал Ваджа. — И еще — в холмах у Великого Южного Леса.

— Поправьте меня, если я ошибаюсь, но эти места в сотнях миль отсюда, — сказал Кэлис.

— Да, — ответил Праджи. — Но эти чертовы тоннели буквально повсюду. Этот может вести куда-нибудь туда, — он указал на далекие горы, — или кончаться в нескольких сотнях футов. Все зависит от того, кто его строил, но, похоже, это один из входов в Саракан.

— Может быть, его строили те же гномы, но это другой город? — рискнул предположить Ру.

— Может быть, — согласился Праджи. — Кто знает? С тех пор, как гномы жили не только в горах, прошло много столетий, а городские жители не задерживаются на Равнине Джэмс.

— Можем ли мы использовать эту пещеру в качестве склада? — спросил Кэлис.

— Оставить здесь немного оружия и припасов на случай, если придется действовать на этой стороне реки?

— Не знаю, капитан, — пожал плечами Праджи. — Если джилане крутятся где-то поблизости, им самим могла прийти в голову такая мысль.

Кэлис задумался, а потом заговорил громко, чтобы его услышали все:

— Пусть каждый запомнит ориентиры, чтобы легко найти это место. Если нам придется рассредоточиться или прорываться с боем, если мы не сумеем сразу направиться в Ланаду — все собираются здесь, у этого холма. Цель тех, кто выживет и доберется сюда, — Город на Змеиной Реке. Там будет ждать один из наших кораблей.

Эрик осмотрелся, запоминая две скалы вдалеке, одна из которых была похожа на сломанный клык, а другая — на виноградную гроздь. Если встать лицом к ним, так, чтобы за спиной у него оказалась река, слева — еще одна далекая скала, отыскать пещеру будет легко.

После того как каждый выбрал себе подходящий ориентир, Кэлис подал сигнал к возвращению, и отряд Кровавых Орлов поскакал назад к броду.

Глава 18. ПОБЕГ

Накор взмахнул рукой, бросая офицеру свою скатку и заплечный мешок.

Он давным-давно усвоил, что человек, который не хочет, чтобы к нему приставали мелкие чиновники, должен прежде всего держаться как можно увереннее. Офицер на дальнем конце причала, разумеется, не узнал Накора: рабы не люди, и никто не обращает на них внимания.

Но сейчас Накор уже не был похож на раба. Прошлой ночью он улизнул из барака до вечерней проверки, чтобы утром подсчет сошелся, и всю ночь как ни в чем не бывало ходил по лагерю от костра к костру, смеясь и болтая. Ближе к рассвету, достав из укромного места свои пожитки, Накор переоделся и вернулся к бараку. Вслед за рабами он вышел на мост. Охранник не успел раскрыть рта, как Накор дружески хлопнул его по плечу: «Доброе утро!» и швырнул офицеру на том берегу свои вещи: «Эй, лови!»

Офицер машинально поймал их и тут же брезгливо отбросил в сторону, словно они были заразными, а Накор тем временем перепрыгнул с недостроенного моста на северный берег и сразу заговорил:

— Не хотел рисковать этим узлом, приятель. В нем важные бумаги.

— Важные?.. — недоуменно спросил офицер, пока Накор подбирал мешок и скатку.

— Ну да. Тут назначение моему капитану.

Офицер заколебался, и это было его ошибкой, ибо Накор скользнул за проезжающих мимо кавалеристов, а когда они проехали, исчез, как сквозь землю провалился.

Офицер закрутил головой, но не обратил внимания, что в нескольких футах от него у потухшего костра, где спали шестеро наемников, появился седьмой.

Накор лежал, замотавшись в плащ, и даже, кажется, немного вздремнул. Приблизительно через час он услышал голоса и открыл глаза. Один из солдат проснулся и сидел рядом, позевывая. Убедившись, что одураченный офицер смотрит в другую сторону, Накор вскочил на ноги, бросил полусонному наемнику: «С добрым утром», и поспешил туда, где, по его расчетам, должен был быть лагерь Кэлиса.

***

Эрик сидел в нескольких футах от Кэлиса, де Лонгвиля и Фостера и чистил меч. Кэлис только что вернулся из офицерской палатки возле моста, но понять, доволен он разговором с командованием или нет, было нельзя: выражение его лица, как всегда, оставалось невозмутимым.

Но внезапно оно переменилось; вскочив, он в напряженном ожидании уставился куда-то и, проследив за его взглядом, Эрик увидел Накора.

Коротышка едва передвигал ноги, но на его губах играла обычная и, казалось, неистребимая ухмылка.

— Уф! — сказал он, тяжело опускаясь на землю рядом с Фостером. — Нелегко же вас отыскать! Уйма флагов с птичками, навалом палаток, и никто, — он махнул рукой в сторону соседних отрядов, — совершенно ничего не знает. Всем наплевать, кто с ними рядом.

Праджи, который лежал на спине и ковырял в зубах длинной щепкой, сказал:

— Им платят не за то, чтобы думать.

— Это уж точно.

— Что ты узнал? — нетерпеливо спросил Кэлис.

Накор наклонился вперед и понизил голос. Эрик напряг слух, как и его товарищи, бывшие рядом, — хотя все как один изо всех сил делали вид, что их это не интересует.

— Не думаю, что здесь подходящее место для таких разговоров, — сказал Накор. — И учтите — когда я расскажу вам о том, что увидел, вы пожалеете, что это узнали.

— Понятно, — сказал Кэлис.

Накор покачал головой:

— Мне-то понятно, но вы поймете, только когда услышите. Пока скажу лишь, что, если у вас есть план, как отсюда выбраться, сегодняшний вечер — самое подходящее время, чтобы его осуществить. У нас больше нет причин оставаться.

— Теперь мы знаем, где брод, и можем попробовать проскользнуть на ту сторону, сказав, что нас опять отправляют в патруль, — предложил Кэлис.

Накор снял с плеча мешок и вытащил украденные пропуски:

— Может быть, это поможет?

У Фостера и де Лонгвиля вытянулись лица, и Эрик едва удержался от смеха. Документы пошли по кругу, и наконец де Лонгвиль сказал:

— Не очень-то разбираюсь в этой тарабарщине, но выглядят они как настоящие.

— Они и есть настоящие, — сказал Накор. — Я свистнул их из шатра лорда Фэйдавы.

— Лорда-главнокомандующего? — недоверчиво уточнил де Лонгвиль.

— Ну да. Он был занят, и никто не обратил на меня внимания, так как я играл роль раба. В этом генерале, кстати, есть что-то странное. Он не тот, кем кажется, и если бы я не так торопился, то остался бы там подольше и выяснил, что на деле представляет собой этот генерал.

Кэлис еще раз просмотрел бумаги.

— Может сработать. Пропуск на предъявителя, и хотя в нем не говорится об отряде в сотню мечей, но, если мы будем держаться уверенно, нас не остановят.

Праджи встал.

— Хорошо. Но уже за полдень, и если мы не хотим вызвать лишних сомнений у патруля, лучше выступить прямо сейчас. Или вы хотите подождать до завтра?

Кэлис взглянул на Накора, и тот отрицательно качнул головой.

— Выступаем сейчас, — сказал Кэлис.

Был дан приказ не мешкать, но не проявлять подозрительной торопливости. В соседних отрядах все были полностью поглощены своими делами, и их сборы не привлекали внимания. Меньше чем через час люди были построены. Отделению Эрика было приказано идти в авангарде, а арьергард возглавлял Фостер, взявший с собой самых опытных солдат, в том числе Джедоу Шати и Джерома Хэнди.

Они двинулись на север, вдоль тропы, ведущей к большому тракту, потом — вдоль реки, пока не увидели мост.

— Быстро его закончили, — заметил Праджи.

— Согнали уйму народу, — пояснил Накор. — Мне тоже пришлось повкалывать там пару дней.

— Здесь везде куча бродов. Зачем им мост? — сказал Ваджа.

— Их королева боится промочить ноги, — ответил Накор. Эрик взглянул на изаланца и не увидел на его лице обычной улыбки.

Отряд подъехал к посту, и навстречу им вышел толстяк сержант:

— Куда это вы?

— Приветствую вас, сержант, — сказал Кэлис. — Мы вчера ходили в патруль, разве вы не помните?

Сержант недоверчиво посмотрел на него:

— И что, сегодня опять?

— Да. Командование не удовлетворено моим рапортом. Генерал считает, что мы недостаточно далеко отошли к югу. У нас приказ забраться подальше, так что вернемся мы послезавтра к утру.

— Капитан, никто не предупреждал меня, что ваш отряд будет переходить через реку, — с подозрительным видом сказал сержант. — Не говоря уж о том, что он покинет лагерь на сутки.

Кэлис спокойно протянул пропуск.

— Решение было принято только что, а поскольку мы были готовы выступить, генерал не стал посылать гонца, а предоставил мне проинформировать вас.

— Проклятое офицерье! — взорвался сержант. — У нас есть свои приказы, а каждый из этих расшитых павлинов воображает, что стоит ему нацарапать свое имя… — Голос его оборвался, а глаза стали круглыми, когда он увидел подпись и печать внизу пропуска.

— Сержант, если вы хотите послать рассыльного к генералу Фэйдаве и потребовать подтверждения, мы подождем, — сказал де Лонгвиль. — Я лично не спешу встречаться с джиланами. Дьявольщина, сержант, генерал похвалит вас за служебное рвение.

Сержант быстро сложил пропуск и вернул его Кэлису.

— Можете ехать, — сказал он и махнул рукой солдатам на отмели:

— Пропустите их на ту сторону!

Солдаты лениво взяли на караул, и Кэлис осторожно направил лошадь к воде.

У Эрика засвербило в затылке. Ему казалось, что сзади вот-вот раздастся крик «Это предательство, остановите их!», и когда на другой стороне Кэлис приказал перейти на рысь, он почувствовал сильнейшее желание перевести лошадь в галоп, не сомневаясь, что едва ли не всем в отряде в эту минуту хочется того же самого.

Застава скрылась из виду.

— Не хотите ли теперь услышать, что я узнал? — крикнул Накор.

— Да, пока ты не свалился и не сломал себе шею, — ответил Кэлис.

Накор усмехнулся.

— Дела неважные. Помнишь нашу старую знакомую, леди Кловис?

Кэлис кивнул. Эрик понятия не имел, о ком идет речь, но мрачное выражение на лице ничего хорошего не сулило. Удивительно было, что де Лонгвиль никак не отреагировал на слова изаланца, зато Праджи нахмурился:

— Это не та ли сучка, которая вертела Дааконом и сюзереном Валгаша там, в Городе на Змеиной Реке, когда мы в первый раз встретились?

— Она самая, — сказал Накор.

— Так, значит, она — Изумрудная Королева? — спросил Кэлис.

Накор покачал головой:

— Хотелось бы, чтобы это было так. Ее настоящее имя — Джорна, по крайней мере ее звали так в те времена, когда мы были женаты…

— Что? — воскликнул Кэлис, и Эрик впервые увидел, как он потерял невозмутимость.

— Это долгая история, и я расскажу ее как-нибудь в другой раз. Джорна всегда была непомерно тщеславна и всю жизнь искала секрет вечной молодости.

— Если мы выживем, ты расскажешь мне все, — сказал де Лонгвиль, пораженный не меньше, чем Кэлис.

— Во всяком случае, — продолжал Накор, жестом попросив не перебивать, — у девушки был талант к тому, что вы называете магией, и она меня бросила, поскольку я не мог научить ее не стареть. Впрочем, став леди Кловис, она использовала другое тело.

— Другое тело? — Праджи недоверчиво покачал головой. — Как же ты ее узнал?

— Когда хорошо знаешь кого-то, тело значения не имеет, — ответил Накор.

— Еще бы, — вставил Ваджа, которого этот разговор явно забавлял.

— Заткнись, — рявкнул Накор. — Дело слишком серьезно. Видимо, она заключила с пантатианами сделку в обмен на вечную молодость. Но она не знает, чем это грозит. А я ведь еепредупреждал. Я говорил: «Им нужно больше, чем ты при всем своем желании способна им дать». И я был прав. Теперь она в их власти.

— Что ты имеешь в виду? — спросил Кэлис. Накор помрачнел.

— Ты не забыл, что случилось с твоим отцом? Доспехи из Белого и Золотого?

— Не может быть, — прошептал Кэлис, и краска сбежала с его лица.

— Все повторяется. Джорна, или Кловис, или как там ее сейчас, носит изумрудную корону, и корона воздействует на нее. Она изменяется, так же как твой отец.

Некоторое время Кэлис молчал. Потом он повернулся к де Лонгвилю:

— Передай Фостеру, чтобы задержал арьергард на пятнадцать минут. Если они обнаружат погоню, пусть их лучший наездник догоняет нас, а остальные уводят ее в сторону. Мы будем ждать их сутки в пещере, что отыскали вчера, а потом поскачем в Ланаду.

— А если змеи не клюнут на приманку? — спросил де Лонгвиль.

— Пусть заставит их клюнуть, — сказал Кэлис. Де Лонгвиль резко кивнул, повернул коня и поскакал в хвост отряда. Оглянувшись, Эрик увидел, что Фостер и шестеро его человек придержали лошадей, а потом медленно двинулись в противоположном направлении.

***

На следующее утро в хвосте колонны раздался крик:

— Всадник!

Эрик обернулся — это был Джедоу Шати. Лошадь его была вся в мыле, и это могло означать только одно — погоню. Эрик развязал тесьму, крепящую меч к ножнам, и приготовился к схватке.

За спиной Джедоу, меньше чем в миле, возникло облако пыли. Эрик всмотрелся и, едва разглядев всадников, закричал:

— Саауры!

— С чего ты взял? — спросил де Лонгвиль.

— Для этого расстояния лошади слишком большие — сравните с лошадью Джедоу.

В это время Джедоу подскакал ближе:

— Капитан! Ящерицы! Они гонятся за нами!

Кэлис повернулся к де Лонгвилю:

— Будем драться в конном строю. Развернуться в две линии!

Де Лонгвиль не стал медлить:

— Первые пятьдесят человек — на левый фланг!

Отряд разделился, и Эрик оказался ближайшим в строю к де Лонгвилю.

Лошадь Джедоу остановилась и зашаталась. Он едва успел выпрыгнуть из седла.

— Где Фостер? — крикнул Кэлис.

Джедоу опустил голову.

— Капитан, они не купились. Как только я поскакал к вам, они сразу все поняли, и помчались за мной. Капрал атаковал их с фланга, чтобы дать мне возможность оторваться, но… — Остальное было понятно без слов.

Эрик подумал о здоровяке Джероме Хэнди, с которым за это время успел подружиться. Он бросил взгляд на Шо Пи, и тот, словно прочитав его мысли, кивнул.

— Отомстим ящерицам, пустим им кровь, — сказал Луи себе под нос, но достаточно громко.

Эрик вытащил меч и снял со спины щит. Он умел управлять лошадью только с помощью ног, но взял поводья в зубы — на случай, если понадобится воспользоваться ими.

Увидев, что отряд готовится к обороне, зеленокожие всадники даже не остановились. Их огромные кони после стремительной погони выглядели всего лишь немного усталыми.

— Похоже, они нас не боятся, — заметил за спиной Эрика Накор.

— По моему приказу лучники дают залп, затем первая линия атакует. Вторая линия остается на месте и ждет команды, — распорядился Кэлис.

Лучники, сосредоточенные в центре второй линии, натянули тетивы, и де Лонгвиль негромко скомандовал:

— Подпустите их ближе!

Саауры стремительно приближались, и Эрик смотрел на них не отрываясь. У одних шлемы были украшены перьями, у других на щитах были изображены диковинные существа. Лошади в основном были гнедыми или каштановыми, а крапчатых среди них не было ни одной. Эрик сам поразился, почему его так удивляет отсутствие лошадей смешанной масти и с трудом подавил приступ нервного смеха.

Кэлис скомандовал: «Стреляйте!», и сорок стрел взвились в воздух. Несколько чужих всадников упали, несколько их лошадей были ранены, но саауры не останавливались, и Кэлис прокричал:

— В атаку.., марш!

Эрик дал шпоры лошади, посылая ее в галоп, и устремился на сааура с ярко-алым султаном на шлеме.

Кони столкнулись. Сааур был вооружен боевым топором — оружием мощным, но слишком тяжелым даже для такого гиганта. Эрик уклонился от удара в шею как раз в тот момент, когда его лошадь, как мячик, отскочила от огромного коня сааура. Эрик едва не свалился, но удержался в седле и, выпрямляясь, полоснул мечом противника по ноге. Лошадь со ржанием поскакала дальше, и Эрик даже не стал оглядываться: рядом зеленокожий выбил из седла одного из людей Хатониса, и он бросился на подмогу. Сааур не успел развернуться, и меч Эрика, пройдя под его щитом, распорол ему бок. Сааур взревел и опрокинулся на спину, сползая с коня.

Лишившийся всадника конь ударил копытами, и Эрик едва успел увести свою лошадь из-под удара.

— Берегитесь лошадей! — заорал он во всю глотку. — Они тоже обучены нападать!

Эрик перевел дух и осмотрелся. Ру и Луи пытались достать одного сааура, но тот их теснил. Подскакав сзади, Эрик нанес ему смертельный удар в основание шлема. Сааур упал, и шлем скатился с него, открыв чужое лицо — зеленое и чешуйчатое, но покрытое алой кровью.

— Ну, хоть кровь-то у них не зеленая! — крикнул Бигго, проносясь мимо. — И умирают они неплохо.

— Наши тоже, — горько сказал Ру и, оглянувшись, Бигго и Эрик увидели, что на каждого убитого сааура приходится один из людей Кэлиса.

Бигго сдвинул шлем на затылок:

— Проклятие, нас было втрое больше, чем их!

— Стреляйте, — крикнул Кэлис, и лучники начали засыпать пятерых оставшихся в живых саауров стрелами.

— Смотрите! — крикнул Джедоу.

Там, куда он указывал, вырос огромный столб пыли. Это была подмога. Не дожидаясь приказа, Эрик пришпорил лошадь и обрушился на единственного оставшегося сааура. Бигго с гиканьем пустился за ним, и в мгновение ока все было кончено.

— Быстрее к пещере! Укроемся там! — крикнул Кэлис. Стиснув зубы, Эрик пришпорил усталую лошадь. Выбирать не приходилось. Было ясно, что им не уйти от погони, а о второй схватке в открытом поле не могло быть и речи.

Не сохраняя строя, бросив запасных лошадей. Кровавые Орлы Кэлиса, измотанные короткой, но отчаянной схваткой, понеслись к далекому холму.

Накор первым подскакал к пещере, и наполовину спрыгнул, наполовину свалился с лошади. Подхватив мех с водой и мешок с провизией, он с пронзительным криком хлопнул лошадь по крупу, прогоняя ее, и, согнувшись, нырнул в темноту. Остальные еще не успели спешиться, а он уже кричал:

— Скорее сюда! Здесь дверь!

— Огня! — приказал Кэлис. Они успели прихватить из обоза связку факелов, но почти все вещи и продовольствие пришлось бросить.

Де Лонгвиль брызнул маслом на факел и высек искру. Факел загорелся, и вслед за сержантом все полезли в пещеру.

Первые десять ярдов пришлось проползти, но потом потолок начал подниматься, тоннель стал шире, и внезапно Эрик вывалился в подземную пещеру.

Оглянувшись, Эрик увидел, что тоннель запирается: дверью служила большая плита в форме круга, вставленная в массивную раму из дерева, окованного железом. Рядом стояли крепкие ваги, с помощью которых ее можно было подкатить к отверстию — в то время как преследователям с той стороны в узком коридоре было бы крайне затруднительно использовать рычаги, не говоря уже о том, чтобы сдвинуть плиту вручную.

Едва последний человек оказался внутри пещеры, Эрик, Бигго и Джедоу схватили ваги и навалились на «дверь». Медленно, неохотно плита сдвинулась и поползла к отверстию, из которого уже доносились разъяренные гневные крики на чужом языке.

Внезапно Эрик почувствовал сопротивление и понял, что сааур по другую сторону пытается помешать им закрыть вход. «Толкайте!» — крикнул он, и все дружно навалились на камень, но в это время Накор вынул что-то из своего мешка.

— Зажмурьтесь!

Эрик зажмуриться не успел и, когда Накор, запалив непонятный предмет от факела, метнул его в щель между стеной и почти вставшей на место плитой, временно ослеп от внезапной вспышки.

С той стороны плиты раздался вопль, давление на нее ослабло, и дверь с глухим ударом закрылась. Эрик по инерции врезался в противоположную стену с такой силой, что едва не потерял сознание.

Бигго рассмеялся:

— Это было чересчур близко!

Эрик потряс головой и тоже рассмеялся, а потом поднял взгляд на Джедоу:

— Фостер и Джером?

Джедоу отвел глаза.

— Они умерли как мужчины.

— Бобби, зажги еще один факел, — сказал Кэлис. — Мы пойдем на разведку, а остальные пусть вытрясут свои мешки. Нам почти все пришлось бросить снаружи, и я хочу знать, что осталось. — Он огляделся. — Хотя если отсюда нет другого выхода, это в общем-то не важно.

Не дожидаясь ответа, он направился в темноту, а де Лонгвиль зажег второй факел, отдал его Луи и пошел вслед за капитаном.

Накор подобрал несколько камней и заклинил ими плиту.

— Даже если им удастся за нее ухватиться, откатить ее будет непросто, — сказал он с ухмылкой.

— Ну что, дорогуши, — рассмеялся Бигго, — вы слышали капитана? Ну-ка выворачивайте мешки и говорите, что вы, чертовы ворюги, успели прихватить, когда драпали.

Эрик тоже улыбнулся, хотя понимал, что веселиться рано. Пока им удалось уцелеть, но из ста с лишним людей тридцать остались на поле боя. А ведь это всего лишь первая стычка — сколько их будет еще впереди на этом опасном и длинном пути?

Он постарался отогнать эту мысль и сосредоточиться на учете оставшихся у них запасов. Со стороны тоннеля доносился приглушенный шум: саауры не оставляли попыток открыть дверь, и Эрик больше всего боялся, что им удастся это сделать с помощью магии.

Когда Кэлис и де Лонгвиль возвратились, Бигто доложил:

— Капитан, пищи у нас на четыре или пять дней. Оружие — только то, что на руках, зато уйма золота и драгоценных камней — сержант умудрился прихватить мешки с кассой. Много перевязочного материала и трав, но хуже всего с водой. Проще говоря, воды у нас нет. Кэлис кивнул.

— Теперь о том, что увидели мы. Тоннель постепенно понижается и, похоже, ведет в сторону гор. Судя по следам, кто-то совсем недавно, может быть, с месяц назад, шел этим путем.

— Дикари? — спросил Ру.

— Не важно, — сказал Праджи, вставая. — Если у нас нет желания встречаться с разъяренными ящерицами там, — он указал на дверь, — значит, надо идти туда, — он махнул рукой в темноту.

— Все готовы? — спросил Кэлис и, посчитав общее молчание утвердительным ответом, повернулся к де Лонгвилю:

— Построй людей в каком-нибудь порядке, и посмотрим, куда ведет этот проход.

Де Лонгвиль кивнул и отдал команду. Занимая свое место в строю, Эрик почувствовал себя увереннее, словно выполнение приказов могло сделать терпимее мрак и тесноту тоннеля.

Прозвучала команда, и отряд двинулся в темноту.

Глава 19. ВСТРЕЧА

Прозвенел гонг.

Звук отразился от высоких резных потолков и эхом прокатился по огромному залу. Страж повернулся, с безмятежным выражением разглядывая Миранду. Она шагнула вперед, и он не сделал попытки ее остановить.

Из Гостиницы Миранда вернулась, следуя указаниям, которые дал ей предсказатель, на Мидкемию, пробралась на Новиндус, а оттуда — в Некрополис, Город Мертвых Богов. Покинув его, она пронеслась над горами и, забыв об усталости, приступила к поискам таинственного места, именуемого Палатами Богов.

Чем выше она забиралась, тем труднее ей было сохранять вокруг себя воздушную оболочку, но в конце концов Миранда нашла то, что искала, — роскошное сооружение на облаках, бесконечную череду залов и галерей, созданных словно из льда или хрусталя, а не из обычного камня.

Оно возвышалось над вершиной самой высокой горы, и вела в него широкая арка, запечатанная заклинанием, удерживающим внутри пригодный для дыхания воздух.

Миранда пролетела сквозь окружающие Небесный Град облака и, проходя заклинание, она ощутила покалывание. Фигура на другом конце огромного зала поплыла к ней, а Миранда тем временем осмотрелась. Потолок парил на высоте почти семидесяти лестничных маршей, поддерживаемый двенадцатью мощными колоннами, каждая неописуемой красоты. Больше всего ей понравилась колонна из малахита — она могла бы часами любоваться его замысловатым рисунком. Розовый кварц был тоже красив, но зеленый камень чем-то особенно привлекал Миранду.

На полу мерцали слабые линии какой-то энергии, деля его на участки. Прислушавшись к ним, Миранда решила, что эти линии являются не барьерами или ловушками, а, скорее, надписями, заметными только тому, кто обладает даром. Существа, размещенные на этих участках, напоминали людей, но были одеты в самые странные одеяния, которые Миранде когда-либо приходилось встречать.

Большие хрустальные окна заливали зал розовыми и золотистыми отблесками заходящего солнца, но основным освещением здесь было мягкое матовое мерцание, источник которого, несомненно, был не естественным, а сверхъестественным.

Страж плавно подплыл к Миранде и опустился перед ней в то же мгновение, когда она ступила на мрамор пола.

— Кто вступает в Небесный Град?

— Ничего себе боги, которые не знают, кто к ним явился, — задумчиво произнесла девушка. — Мое имя Миранда.

— Никто не смеет вступать в пределы богов без приглашения, — сказал Страж.

Миранда усмехнулась:

— Странно. Но я же здесь?

— Никто не может вступить сюда без разрешения и уйти живым, — поправился Страж.

— Считайте меня незваным гостем, а не нарушителем.

— Что привело тебя в Палаты Богов?

Не отвечая, Миранда внимательно рассматривала стоящую перед ней фигуру. Как и все остальные обитатели этого странного места, Страж был одет в мантию необычного кроя — тесно облегающую плечи, но широкую книзу, с высоким жестким воротником и длинными, тоже расширяющимися рукавами. Горное солнце сделало оливковым лицо Стража, но его борода была бела, словно снег на окрестных вершинах. Бледно-голубые глаза под седыми бровями смотрели на Миранду благожелательно и вместе с тем равнодушно. Все вместе создавало у Миранды впечатление, что она говорит с двухметровой куклой, сделанной из вставленных друг в друга бумажных конусов, увенчанных комком раскрашенной глины. Что за диковинный персонаж, подумала она, жалея, что нет времени получше изучить это место. От великолепия Небесного Града захватывало дух, но оно было чужим и таким же холодным, как и ветер снаружи, способный в мгновение ока заморозить любого, кто не обладал магическим даром.

Фигуры, заключенные в паутину мерцающих линий, задвигались и повернулись к Миранде, но, присмотревшись, она убедилась, что каждый из обитателей зала заперт в своем участке и не может его покинуть и перейти в другой.

— Это ты ограничиваешь богов? — спросила Миранда.

— Они сами ставят себе ограничения, как было от века, — ответил Страж. — Но я вновь вынужден спросить — что привело тебя сюда?

— Я пришла потому, что в мире появились ужасные силы, и само его существование поставлено под угрозу. Я говорила с Аальским Оракулом, но она готовится к перерождению. Ее способность к предвидению будет утрачена. То, что грядет, положит конец всему известному миру, включая и это место, — Миранда обвела зал рукой.

Страж на мгновение прикрыл глаза, и Миранда поняла, что он с кем-то советуется; затем он сказал:

— Говори еще.

— О чем?

— О том, что ты надеешься найти здесь.

— В каком-то смысле я надеялась, что боги Мидкемии готовы ответить на угрозу их собственному существованию! — ответила она, не стараясь скрыть раздражения.

— Здесь, в зале, ты видишь лишь их воплощения, — ответил Страж. — Эти мужчины и женщины по причинам, выходящим за пределы понимания смертных, были избраны олицетворять ушедшие божества, стать их глазами и ушами в этом мире и дать им его ощущение.

Миранда кивнула:

— В таком случае, если ты не против, я хотела бы поговорить с одним из этих божественных воплощений.

— Мне нечего сказать по этому поводу, — последовал ответ. — Я всего лишь Страж Небесного Града. Моя задача — обеспечить покой пребывающих здесь. — Он закрыл глаза. — Ты вольна говорить с любым, кто ответит.

Пройдя мимо Стража, Миранда направилась туда, где в окружении нескольких человек восседала высокая женщина. Все они были в абсолютно белых одеждах, а у женщины в центре даже волосы и кожа были лишены цвета. Остановившись на почтительном расстоянии, Миранда склонила голову и произнесла:

— Воспетая, я взываю о помощи.

Богиня посмотрела на нее сверху вниз. В ее глазах крылась тайна, о которой Миранда могла лишь догадываться, но выражение лица было вполне дружелюбным. Не дождавшись ответа, Миранда продолжала:

— В мир пришло великое зло, и если его не остановить, оно выпустит на свободу силы, не уступающие даже вашему могуществу. Мне нужна помощь!

Сдержанным жестом богиня дала Миранде понять, что ей следует перейти на другой участок.

— Ищи того, кого пока нет среди нас.

Миранда поспешила туда, где мерцала пустая ячейка. Изменяя свои чувства всеми известными ей способами, используя все доступные ей ощущения, Миранда искала любой намек на то, что ее интересовало, и наконец увидела знак.

Он лежал за пределами обычного человеческого зрения, но для Миранды это не являлось помехой. Она обернулась: Страж плыл за ней по пятам на высоте полуфута над каменным полом.

— Кто оставил здесь эту метку?

— Тот, кто приходил недавно, как и ты.

— Что она означает?

— Это знак Водан-Хоспура, одного из Пропавших Богов, которого мы ожидаем.

— Вы ждете, что возвратятся боги, пропавшие во время Войн Хаоса? — удивленно переспросила Миранда.

— В Палатах Богов нет ничего невозможного.

— Как звали этого человека?

— Мне нельзя говорить.

— Я ищу Пуга из Стардока, — сказала Миранда. — В Гостинице в Зале Миров мне сказали, что его можно найти здесь.

Страж пожал плечами:

— Такие вещи не являются предметом моих забот.

— Он был здесь?

— Мне нельзя говорить.

Миранда задумалась, а потом вдруг сказала:

— Если тебе нечего больше сказать, куда же мне дальше направиться в своих поисках?

Страж заколебался.

— Возможно, тебе следует вернуться туда, где тебя навели на ложный след.

— Я тоже так думаю, — кивнула Миранда. Она взмахнула рукой и исчезла со слабым хлопком.

Один из прислужников богини с бесцветными волосами откинул капюшон. Он был невысок ростом; глаза у него были цвета темного грецкого ореха, изъеденного временем, но борода — черная, без признака седины. Несмотря на рост, в его движениях угадывалась сила; он излучал могущество.

— Вы больше не нужны, — громко сказал он. Взмах руки — и все фигуры исчезли, осталось лишь пустое пространство, заполненное скалами и льдом. Холодный воздух ворвался в незащищенное отверстие, и человек плотнее закутался в плащ.

Убедившись, что никаких следов иллюзии не осталось, он воздел руки, готовясь перенестись в другое место, но в это время за спиной у него раздался голос:

— Боги, без этой иллюзии здесь зверский мороз.

Мужчина обернулся. В нескольких шагах от него стояла женщина.

— Пуг из Стардока?

Мужчина кивнул:

— Отлично сработано, милая. Немногие умеют видеть сквозь иллюзию.

Женщина улыбнулась, и в этой улыбке ему почудилось что-то до удивления знакомое — и тут же исчезло.

— А я и не умею, — призналась она. — Но я чувствовала какую-то фальшь и подумала, что если притвориться, будто я покинула это место, возможно, удастся что-то узнать.

Мужчина рассмеялся.

— То есть вы попросту стали невидимой, но произвели надлежащий эффект.

Миранда кивнула:

— Так вы — Пуг?

— Да, я Пуг из Стардока, — сказал мужчина.

Лицо Миранды сразу стало озабоченным, и в этом выражении опять было что-то неуловимо знакомое.

— Наконец-то! Но нам надо спешить. Предстоит многое сделать.

— О чем вы говорите? — спросил Пуг.

— Хайпур пал, а Ланада предательски сдана.

Пуг кивнул:

— Я знаю об этом. Но мои преждевременные или поспешные действия…

— Пантатиане, я уверена, противопоставят вашей магии свою, — перебила Миранда. — Но дело гораздо серьезнее, чем просто столкновение магов. — Облачко ее дыхания повисло в морозном воздухе. Миранда ждала.

— Прежде чем осмелиться заметить, что здесь действуют силы, лежащие за пределами вашего понимания, полагаю, я должен выяснить, что вы знаете, — сказал Пуг.

И неожиданно исчез.

— Проклятие, — выругалась Миранда. — Ненавижу, когда мужчины так делают.

***

Когда раздался хлопок и появилась Миранда, Пуг уже успел наполнить вином два кубка.

— Что за манеры?

— Если бы вы не сумели за мной последовать, говорить с вами о чем-либо было бы бессмысленно. — Пуг протянул ей кубок. — Вы мне кого-то смутно напоминаете, — заметил он.

Миранда взяла кубок и уселась на диванчик напротив письменного стола; Пуг отодвинул от стола стул и тоже сел.

— Где мы? В Стардоке? — Миранда огляделась. Маленькая комната, освещенная двумя светильниками, судя по всему, служила библиотекой. Все стены, кроме той, где было окно, были заставлены книгами, а мебель ограничивалась диванчиком, креслом и столом. Пуг кивнул:

— Мои личные апартаменты. Никто, кроме меня, не может ни войти сюда, ни выйти отсюда, и никто не станет ждать меня здесь, поскольку никто не видел меня тут вот уже двадцать пять лет.

Миранда вновь обвела взглядом комнату.

— В самом деле?

— После смерти моей жены я сделал вид, что навсегда покинул эти места. — Пуг говорил спокойным, почти равнодушным тоном, но Миранда заметила, что при упоминании о жене в уголках его глаз собрались крошечные морщинки. — Обычно меня пытаются найти на Острове Мага. Я оставил там много людей, практикующих магию, и любое заклинание, предназначенное для ее обнаружения, звенит в его окрестностях как обеденный гонг.

— А поскольку здесь магией занимаются едва ли не ежедневно, ваши опыты растворяются в общем фоне. Ловко придумано, — Миранда пригубила кубок. — А вино очень хорошее.

— Да? — спросил Пуг и сам сделал глоток. — Да. Интересно, что… — Он поднял бутылку. — Когда буду на Острове, надо спросить у Гатиса, не осталось ли в подвалах еще такого вина.

— Зачем вы всех направляете по ложному пути? — спросила Миранда.

— Зачем вы искали меня?

— Я первая спросила.

Пуг кивнул:

— Справедливо. Пантатиане боятся меня и моего искусства. Но они нашли способ его нейтрализовать, поэтому я вынужден был принять меры, чтобы сбить их шпионов со следа.

— Нейтрализовать вас? — Глаза Миранды сузились. — Я не раз прорывалась сквозь змеиную магию, отмечая свой путь дымящимися телами. Если вы так могущественны, как о вас говорят…

— Существует много способов отразить нападение помимо того, чтобы противопоставить одной силе другую. Представьте, что я захватил ребенка, которого вы любите, и держу кинжал у его горла?

— И если никто не знает, где вы, бессмысленно угрожать кому-то, кто вам дорог, — кивнула Миранда.

— Да. Ну а теперь ответьте, зачем вы искали меня?

— Аальский Оракул готовится к перерождению и не сможет нам помогать. Меня попросили…

— Кто? — перебил ее Пут.

— Люди, которым не хотелось бы в ближайшее время стать свидетелями конца этого мира, — отрезала Миранда. — Меня попросили помочь сохранить Камень Жизни…

Пут резко поднялся.

— Как вы узнали о Камне Жизни?

— Я родом из Кеша. Вы помните того, кто был союзником короля? — сказала Миранда.

— Лорд Абдур Рахмад Мемо Хазра-Хан, — ответил Пут. Миранда кивнула:

— Годы ушли на то, чтобы разобраться в иллюзиях и ложных следах, но в конце концов те немногие, кто беседовал с Оракулом, поняли правду.

— Значит, вы защищаете интересы императора?

— А вы — короля?

— Мы с Борриком что-то вроде двоюродных братьев, — сказал Пут, поднося к губам кубок.

— Это голословное утверждение.

— Это правда. — Он поставил кубок на стол. — Но, скажем так, теперь моя лояльность меньше ограничивает меня, нежели прежде. Что, впрочем, не относится к делу. Если вы знаете о Камне Жизни, значит, вам известно, в чем его важность. Если валхеру пробудятся, мы все исчезнем.

— Следовательно, вы должны мне помочь, — сказала Миранда. — Если те несчастные парни, которых я помогла завербовать принцу, выживут, мы узнаем, кто и что противостоит нам.

Пуг вздохнул — Вы, кешийка, вербовали людей для принца?

— Мне представлялось, что это послужит интересам моего хозяина.

Пуг лишь приподнял бровь.

— И что же это за несчастные парни?

— Их ведет Кэлис.

— Сын Томаса, — кивнул Пуг. — Я не видел его со времен его юности, то есть уже лет двадцать.

— Он по-прежнему молод. А еще — смущен и рассержен.

— Кэлис уникален. Во вселенной нет подобного ему существа. Он — результат союза, который не должен был принести плодов, и когда-нибудь он умрет, единственный в своем роде.

— И одинокий.

Пуг снова кивнул:

— Кто еще?

— Люди, осужденные на смерть. Вы их не знаете. И Накор Изаланец.

Пуг улыбнулся:

— Мне порой не хватает его хаотичного блеска. И его чувства юмора.

— Боюсь, сейчас ему не до смеха. После смерти Аруты вся надежда на Никласа. Он согласился с планом отца, но весьма неохотно.

— Что это за план?

Миранда поведала Пугу о предыдущих путешествиях на Новиндус, о сокрушительном поражении, которое в тот раз потерпел Кэлис, и о людях, которые теперь должны были присоединиться к армии захватчиков и вернуться с достоверными сведениями о том, с чем они там столкнулись.

— Так, значит, вы полагаете, — задумчиво сказал Пуг, после того как Миранда закончила свой рассказ, — что это — не что иное, как полномасштабное объединение всех военных ресурсов Новиндуса с целью нанести удар через море и захватить Камень Жизни?

— Пантатианам недостает тонкости, — кивнула Миранда. — Но возможно, кто-то манипулирует ими так же, как они манипулировали моредхелями во времена Великого Мятежа.

Пуг согласился, что такое возможно.

— Но в любом случае, — продолжала Миранда, — все указывает на то, что они хотят подчинить себе весь Новиндус и создать величайшую армию, которая когда-либо существовала в этом мире. Отсюда логически следует вывод, что они собираются бросить эту армию на Королевство. Возможно, они предполагают высадиться прямо в гавани Крондора и оттуда двинуться на Сетанон.

Пуг помолчал, а потом заметил:

— Не думаю, что кто-то использует их — в том смысле, какой вы вкладываете в это слово. Судя по тому, что мне известно, пантатиане слишком чужды всем живым существам.

— Их представление о вселенной настолько искажено, что противоречит логике, но оно так глубоко укоренилось в их извращенном сознании, что даже двухтысячелетнее наблюдение за реальным ходом событий не смогло его поколебать.

Миранда улыбнулась.

— Простите, Пуг, но для меня такие рассуждения слишком абстрактны. Мне приходилось встречать и других фанатиков — реальность для всех них мало что значит. — Пуг хотел что-то возразить, но взмахом руки она остановила его. — Впрочем, ваш подход мне понятен. Если ими движут их собственные темные цели, то они, очевидно, поставят все на одну карту.

Пуг отрицательно покачал головой и вздохнул:

— Не совсем так. Самое ужасное, что мы можем разбить их армию, уничтожить ее до последнего человека, до последнего существа, которое они пошлют через море, но спасет ли нас это от разрушений на нашем собственном побережье?

— Мы до сих пор не знаем, где они обитают, — сказала Миранда.

Пуг кивнул:

— У нас есть только смутные слухи. Где-то на севере, где-то у истоков Змеиной реки, где-то у Змеиного озера, где-то в Великом Южном Лесу, где-то в глухой чаще Ирабекского Леса. Никто не знает.

— Вы пробовали искать?

Пуг снова кивнул:

— Я использовал все заклинания, какие только сумел найти или придумать. Я обшарил практически весь Новиндус. Но горькая правда заключается в том, что либо они невероятно умело скрываются, с помощью как магических, так и обычных средств, или делают что-то настолько очевидное, что я этого просто не увидел.

Миранда сделала глоток вина и проговорила:

— Но в любом случае мы должны нанести этой армии поражение.

— Боюсь, этого мало.

— Что же еще?

— Я уверен, что Кэлис обнаружит в ядре этого войска нечто гораздо более могущественное, хотя не могу точно сказать, почему и что. — Пуг подошел к книжным полкам. — У меня есть несколько книг, в которых говорится о дверях, коридорах и путях между различными уровнями реальности.

— Как в Зале Миров?

Пуг отрицательно покачал головой:

— Зал Миров существует в объективной вселенной как мы ее понимаем, хотя в какой-то степени выходит за ее пределы, позволяя тем, кто перемещается там, существовать в обход некоторых ограничений, присущих этой самой объективной вселенной. Вы помните, насколько реально выглядели Палаты Богов?

— О да. Это была самая убедительная иллюзия, которую я встречала.

— Больше чем простая иллюзия. Это был более высокий уровень реальности — за неимением лучшего назовем его более высокоэнергетическим состоянием. Когда-то давным-давно я попал в Город Мертвых Богов и вошел через.., шов, вошел в Палаты Богини Смерти. Я говорил с Лимс-Крагмой.

— Интересно, — сказала Миранда. Пуг подозрительно взглянул на нее и увидел, что она не шутит. — Та, с кем вы говорили, действительно была Богиня Смерти?

— Вот в этом-то я до сих пор не могу разобраться. Богини Смерти не существует, и в то же время она есть. Природе присуща созидательная сила, сила творения — и в то же время в ней есть сила, направленная на разрушение, уничтожение. Некогда живое существо, распадаясь, дает пищу для новой жизни. Мы так мало об этом знаем, — сказал он с огорчением в голосе. — Но эти персонификации, эти богини и боги — они способны воплощаться тем способом или путем, которым и мы, живущие в одном состоянии реальности, можем взаимодействовать с силами, существами или энергией из другой.

— Любопытная теория, — заметила Миранда.

— На самом деле большая ее часть принадлежит Накору.

— Но какое это имеет отношение к тому кровопролитию, которое вот-вот разразится?

— Существа из этих других состояний существуют реально. Мне пришлось столкнуться с Ужасами — по крайней мере я назвал бы их именно так.

— В самом деле? — сказала Миранда. Она была поражена. — По всем сведениям, с выпивающими жизнь шутки плохи.

— В то время я тоже располагал только этой информацией. — Пут слегка оживился. — Но, сражаясь с Ужасом, я ощутил иной ритм, иное состояние энергии. Победив его, я кое-что узнал, а с течением времени открыл остальное. Прожив немало лет на Келеване, родном мире цуранцев, я обрел такие способности проникновения в сущность вещей, какие мне и не снились здесь, на Мидкемии. В частности, я обнаружил, что Ужасы вовсе не «пьют» жизнь живых существ нашего мира. Они просто изменяют их энергию до того состояния, которое могут использовать. К несчастью, побочным эффектом этого изменения является смерть существа, которого они касаются.

— Боюсь, что подобные академические рассуждения не представляют интереса для тех, кто умирает в результате этого.

— Вы правы, но вы увидите, что это важно. Если они в состоянии это делать, то почему силы, не доступные нашей системе ощущений, не могут дотянуться до нас и манипулировать энергией в нашем собственном мире?

— И к чему это приводит? — нетерпеливо спросила Миранда.

— Когда вы в последний раз говорили с Оракулом, на что был похож Камень Жизни? — спросил Пуг.

— Что вы имеете в виду?

— Он выглядел так же, как всегда?

— Не знаю. — Миранда смутилась. — Я видела его всего только раз…

— Но вам что-то показалось в нем странным, не так ли?

Миранда пожала плечами:

— У меня возникло ощущение…

— Что заключенные в нем валхеру что-то делают.

Взгляд Миранды стал отсутствующим.

— Шевелятся. Я думаю, это самое подходящее слово. Они шевелились сильнее, чем обычно.

— Боюсь, что они смогли найти способ напрямую сообщаться или взаимодействовать с кем-то или с какой-то группой в среде пантатиан. Возможно, с этой так называемой Изумрудной Королевой, которая сейчас их возглавляет.

— От таких предположений бросает в дрожь.

— Существует еще кое-что, известное плохо и очень немногим. Вам приходилось слышать о Черном Маркосе? — сказал Пуг.

— Только слухи, — ответила Миранда сухо, и Пуг понял, что она не слишком верит восторженным сплетням о Черном Чародее.

— Безусловно, он излишне любит эффекты, но многое в его магии недоступно даже моему пониманию. Например, то, что он способен делать со временем.

Миранда прищурилась.

— Путешествия в прошлое?

— Не только. Действительно, Черный Маркос провел нас с Томасом к началу времен и вернул обратно. Но он может использовать свой разум и волю, чтобы манипулировать вечностью.

— Что вы имеете в виду?

— Именно он установил связь между Томасом, моим другом детства, и Ашен-Шугаром…

— Валхеру, чьи доспехи он носит! — закончила за Пуга Миранда.

— Это не просто случай, когда древняя магия сосредоточивается в некоем атрибуте, — сказал Пуг. — Маркос использовал эти доспехи как средство изменить сущность самого Томаса — поэтому он и смог действовать так, как действовал во время Войны Провала.

— Ловкий мерзавец, — пробормотала Миранда, а Пуг негромко сказал:

— Теперь представьте, что доспехи Томаса являются не единственным таким средством?

Глаза Миранды стали круглыми.

— Разве такое возможно?

— Конечно, возможно, — сказал Пуг. — Чем старше я становлюсь, тем больше уверен, что невозможных вещей почти не бывает.

Миранда вскочила и принялась расхаживать по библиотеке.

— Но как же нам узнать?

— Когда я в последний раз видел Накора, я специально попросил его присоединиться к Кэлису, если будет такая возможность. Накор идеально подходит для разнюхивания такого рода вещей. Я предположил возможность того, о чем только что рассказал вам, еще более трех лет назад. Теперь остается лишь ждать возвращения Кэлиса, а до тех пор скрыться из виду, чтобы не представлять мишени для пантатиан. Разумеется, я могу защитить себя — так же, как и вы, я уверен. Но необходимость постоянно защищаться утомляет и отвлекает меня от некоторых исследований.

Миранда кивнула:

— А все же эта затея с Залом Миров и Небесным Градом — зачем?

— Я хотел уединиться, но оставить тому, кому я необходим, возможность найти меня, если у него есть ум и дар. Если бы вы продолжали бродить по Залу, задавая в бесчисленных мирах бесчисленные вопросы, у вас возникли бы серьезные неприятности.

— Меня предупредили о ваших убийцах, — возразила она.

— Кто?

— «У Честного Джона» только об этом и говорили.

— В следующий раз я буду нанимать человека для тайных дел где угодно, но не в Гостинице, — хмыкнул Пуг и спросил:

— А кто направил вас к Мустафе?

— Болдар Кровавый.

— Я был там, а когда вы ушли, помчался в горы поджидать вас. Совет отправиться куда-нибудь еще был моим последним испытанием. — Он улыбнулся. — Не окажись вы столь приятной гостьей, я обрушил бы на вас окрестные пики и постарался бы оказаться как можно дальше от Стардока, когда пантатиане заметят это зрелище.

Миранда наградила его кислым взглядом.

— Это было бы грубо.

— Согласен, но времени мало, а до возвращения Кэлиса и Накора мне еще предстоит многое сделать.

— Могу ли я чем-то помочь? Болдар Кровавый ждет меня в трактире в Ла-Муте

— быть может, он тоже пригодится?

— Пока передайте ему, чтобы ждал; пусть наслаждается у Тэйберта женщинами и элем, — поразмыслив, сказал Пуг. — Что же касается вас, то вы действительно могли бы помочь мне — если, конечно, не станете возражать против той работы, которую я вам предложу.

— Готовить я не согласна, — фыркнула Миранда. — Или штопать ваше белье. Пуг от души рассмеялся.

— О боги, впервые за долгие годы меня по-настоящему развеселили. — Он покачал головой. — Что вы! Я могу получать пищу и все, что мне нужно, с Острова Мага. Я сообщаю Гатису, он все готовит, а потом я переношу еду сюда, а грязное белье отсюда. Нет, я хочу, чтобы вы перерыли всю эту очень древнюю библиотеку в поисках ключей.

— Ключей к чему? — спросила Миранда, явно заинтригованная.

— К тому, куда нам, если возникнет такая необходимость, придется направиться, чтобы кое-кого найти.

Миранда по-птичьему склонила на плечо голову:

— Кого? — спросила таким тоном, словно заранее знала ответ.

— Если Кэлис сообщит мне то, чего я больше всего опасаюсь, нам придется найти единственное известное мне существо, способное бороться с той магией, с которой мы столкнемся. Черного Маркоса.

Глава 20. ПЕРЕХОД

Кэлис подал сигнал.

Отряд молча остановился. Второй день они шли по подземным коридорам, стараясь двигаться бесшумно и осторожно. Люди Кэлиса были обучены передавать сигналы и сообщения жестами, а воинам Хатониса и наемникам Праджи пришлось учиться этому на ходу, но они быстро освоили систему сигналов.

Из ста одиннадцати человек, вышедших с рандеву — шестьдесят шесть под командованием Кэлиса и сорок пять, которых привели с собой Грейлок, Хатонис и Праджи, — после схватки с сааурами наверху остался в живых семьдесят один.

«Наверху» — так они теперь называли Равнину Джэмс. Тоннель постепенно уходил вниз, и Накор утверждал, что над ними уже не меньше четверти мили грунта. Прошлой ночью на стоянке он шепнул Эрику, что, видно, кому-то очень не хотелось болтаться по равнинам, а может, вздумалось устроить входную дверь подальше от дома, чтобы избавиться от незваных гостей.

Размеры тоннеля по всей длине оставались неизменными — только иногда кое-где выступал камень, который было легче обойти, чем пробить, — и составляли семь футов в высоту и десять в ширину. Длина же его казалась бесконечной.

По пути им несколько раз встречались большие ниши в стенах, служившие, вероятно, для отдыха или хранения припасов тем, кто их делал: те, кто сейчас шел по этому тоннелю, могли только догадываться об их назначении.

Кэлис обернулся и знаком вызвал из строя Луи. Эрик удивился, что он выбрал именно родезанца, но, увидев, что Кэлис вытащил из ножен кинжал, все понял.

Капитан стоял перед еще одним ходом, и у Эрика создалось впечатление, что это не просто очередной поворот. Оттуда тянуло воздухом, и он подумал, не начинается ли за ним тот самый покинутый город, о котором говорил Праджи.

Кэлис и Луи исчезли во мраке. Эрик поражался, как капитану удается ориентироваться в темноте; он должен был обладать нечеловеческим зрением, поскольку единственный факел находился в хвосте колонны, и его слабый свет почти не достигал ее головы. В тоннеле было холодно, и, стоя на месте, Эрик моментально замерз. Он обхватил себя руками и начал приплясывать, чтобы согреться. Впрочем, здесь, под землей, мерзли все, но никто не жаловался.

После гибели Фостера де Лонгвиль распределил обязанности капрала между Бигго и Эриком. Эрик так и не понял, сделал ли он так потому, что признавал за ними некие способности, или просто по привычке: именно их двоих сержант почти всегда обнаруживал у себя за спиной, когда поворачивался, чтобы отдать приказание.

Через несколько минут Кэлис и Луи вернулись. Родезанец занял свое место в строю, а Кэлис тихо зашептал де Лонгвилю:

— Впереди — большая галерея, и тоннель выходит на уступ, достаточно широкий для троих человек. Но обрыв высокий, а перил там нет — так что передай по цепочке, чтобы все были как можно внимательнее. Я пойду на разведку. Ждите меня полчаса, и если я к этому времени не вернусь, поднимайтесь за мной.

Де Лонгвиль кивнул и подал сигнал отдыхать. Команду молча передали по цепочке, и люди уселись, стараясь устроиться поудобнее, насколько это возможно на холодных камнях.

Эрик услыхал тихое шуршание и понял, что де Лонгвиль считает узелки на ремешке. Это был старый прием — повторять про себя определенную песенку или стишок, переходя с узла на узел. При достаточной тренировке этот прием позволял измерять время почти так же точно, как с помощью песочных часов.

Эрик закрыл глаза. О том, чтобы заснуть, не могло быть и речи, но это помогало как можно больше расслабиться. Привычным движением он положил руки на свои ноющие ноги и почувствовал, как рейки согревает усталые мышцы и вливает в них новые силы.

Эрик вспомнил крестьян, оставшихся в Винэте, и подумал, что с ними станет, когда армия Изумрудной Королевы достигнет тех мест. Учитывая ее численность, нечего было надеяться, что им удастся отсидеться в лесу, пока они не уйдут. Единственной надеждой на спасение для них было бы уйти в горы. Возможно, Кирзон и его люди помогли бы им, хотя Эрик сомневался в этом; им самим едва хватало еды на зиму.

Потом в его памяти всплыл образ матери. Сейчас в Равенсбурге скорее всего полночь, и она спит в своей маленькой комнатушке в трактире. Знает ли она, что он еще жив? Вряд ли — ведь последнее известие, которое она получила о сыне, было о том, что он осужден на смерть. Обо всем, что случилось потом, ей, разумеется, не стали бы сообщать.

Эрик тихо вздохнул, вспоминая Мило, Розалину и прочих своих знакомых. Теперь та жизнь представлялась ему настолько чужой, что он уже с трудом мог припомнить даже свою кузницу и ежедневный труд у кузнечного горна.

Внезапно чья-то рука коснулась его запястья. Эрик открыл глаза — над ним стоял де Лонгвиль. Полчаса истекли. Эрик легонько толкнул локтем дремлющего Бигго, тот встрепенулся, понимающе кивнул и разбудил следующего солдата.

Вслед за сержантом отряд прошел на галерею и повернул, направо, на дорожку, ведущую вверх. В кромешной тьме Эрик не мог даже приблизительно представить себе размеров пещеры. Только когда замыкающий с факелом появился из-за поворота, он разглядел окружающее — и сразу же пожалел об этом. Дорожка была очень узкой, а отвесные стены уходили вверх и вниз, теряясь в темноте, которую не мог рассеять свет факела.

У каждого разветвления де Лонгвиль останавливался и внимательно изучал стены в поисках меток, быть может, оставленных Кэлисом, но таковых не находилось, и он продолжал вести людей вперед, никуда не сворачивая.

Узкие участки чередовались с широкими, прямые коридоры — с изгибами и поворотами. Они поднимались все выше, Эрик уже потерял счет времени, и чувствовал, что ноги его гудят. Неожиданно из темноты впереди вышел Кэлис.

— Здесь нет ни души.

При этом известии все испытали немалое облегчение, а де Лонгвиль повернулся к Праджи:

— Слушай, это не тот город гномов, о котором ты говорил?

— Вроде бы нет, — ответил старый наемник. Его одолевала одышка, и он явно был рад остановиться хотя бы на пару минут. — Мне доводилось слышать людей, которые там побывали, и хотя это всего лишь слухи, они говорили совсем о другом. — Он огляделся. — Это место… Не знаю, что это может быть.

— У меня на родине есть шахты гномов, и мне приходилось туда спускаться,

— сказал Кэлис. — Там тоже есть галереи, но не такие, как здесь. Это место создали явно не гномы.

Откуда-то сзади раздался голос Ру:

— Капитан, это все-таки город.

— Почему? — спросил Кэлис.

— Ну, во всяком случае, что-то вроде того. Эти тоннели наверняка ведут к складам или к жилищам, а широкие участки, которые, если вы заметили, встречаются регулярно и все одного размера, по-моему, были когда-то рынками.

— Тогда этот уступ — центральная улица, только идет вверх и вниз, а не на север и юг, — заметил Бигго.

— Но кто же это построил? — спросил Эрик.

— Не знаю, — сказал Кэлис и сменил тему:

— Мы находимся почти на уровне поверхности, и, я думаю, пора искать выход наружу. Я осмотрю следующий коридор, который нам встретится, а вы на ближайшем «рынке» устраивайтесь на ночевку.

— А что, наверху уже закат? — спросил де Лонгвиль.

— Думаю, солнце уже час как зашло, — сказал сзади Накор.

— Два часа, — уточнил Кэлис.

— Откуда вы знаете? — брякнул Ру.

В тусклом свете факела было видно, как Кэлис улыбнулся.

— Я вернусь до рассвета.

С этими словами он пошел вперед, и колонна усталых людей потащилась за ним до следующей широкой площадки, где они с радостью начали устраиваться на ночлег.

***

В этих пещерах Эрик окончательно потерял чувство времени, и хотя слышал, как Кэлис говорил де Лонгвилю, что они идут два с половиной дня, прошли двадцать миль от холма до подножия гор, и теперь постепенно поднимаются внутри вершины, готов был поклясться, что эти цифры занижены раза в два. Впрочем, он понимал, что это сказывается усталость.

Больше его беспокоило другое: когда Кэлис накануне заявил, что здесь никого нет, что-то в его голосе подсказало Эрику, что капитан о чем-то умалчивает. Несмотря на то что Эрик давно дал себе клятву не искать неприятностей, он не переставал думать, что же могло скрываться за словами капитана.

Единственное, что обнадеживало, были слова Кэлиса о том, что поверхность близко и пора искать выход. Правда, в одном месте он некоторое время колебался, в какой из двух тоннелей свернуть — в тот, который уходил вниз, в недра горы, или в тот, что отклонялся вверх. Эрик чувствовал, что Кэлису хочется выбрать первый, но капитан все же повел людей вверх, и Эрик терялся в догадках, что привлекло Кэлиса в этом первом тоннеле.

Ближе к концу третьего дня солдат, который нес факелы, передал, что они кончаются. Кэлис кивнул в знак того, что все понял, но вслух ничего не сказал — зато Эрик обмер от страха при мысли о том, что они останутся в этих шахтах без света. На время сна факел, естественно, гасили, и в первую ночь, проснувшись в кромешной тьме, Эрик едва удержался, чтобы не завопить во весь голос от ужаса. Он лежал, вслушиваясь в темноту, и внезапно понял, что не ему одному не спится. Кто-то даже всхлипывал приглушенно — вероятно, беднягу терзал такой неописуемый страх, который и представить себе трудно.

***

На пятый день после привала, когда все уже готовы были пуститься в путь, по тоннелю прокатился отдаленный грохот. Казалось, какой-то великан двигает скалы. Кэлис знаком приказал всем сохранять тишину. Де Лонгвиль одними губами прошептал:

— Обвал?

— Возможно, — так же почти неслышно ответил ему капитан. — Но я должен быть уверен. — Он указал вверх и налево. — Если я не ошибся, впереди есть либо отверстие, либо короткий тоннель, ведущий наружу. Держитесь левее и высматривайте любой, самый слабый свет. На повороты, ведущие вниз или вправо, не обращайте внимания. — Он слегка улыбнулся. — К тому времени, когда я вас догоню, вы уже будете наверху, а пока мне надо убедиться, что позади нас никого нет.

— Факел возьмешь? — спросил де Лонгвиль.

— Я могу найти дорогу и без него. Если нас преследуют саауры, свет только выдаст меня, когда я подойду ближе.

Проходя вдоль колонны, Кэлис ободряюще кивал каждому, а иных похлопывал по плечу. Эрик с ужасом смотрел ему вслед, не в силах поверить, чтобы человек в этом лабиринте тьмы добровольно отказался от света. Когда капитан пропал в темноте, де Лонгвиль повел отряд за собой.

***

Слабые звуки шагов отражались от стен тоннеля, факел почти догорел, и де Лонгвиль подумал, что прошло уже много часов, люди устали, и самое время устраиваться на ночлег.

Подав сигнал к остановке, де Лонгвиль прошептал:

— Сколько осталось факелов?

— Еще два, не считая этого, — пришел ответ по цепочке.

Де Лонгвиль тихо выругался.

— Капитану лучше поторопиться, иначе завтра мы окончательно заблудимся в этой темнотище, а дыры наверх пока не видать. Гасите факел, но будьте готовы зажечь его в любую минуту. Отдых в две смены, по четыре часа каждая; потом начнем выбираться из этой забытой богами дыры.

Порядок смен был давным-давно установлен, и Эрик знал, что должен спать в первую. Он улегся, постаравшись устроиться по возможности удобнее, закрыл глаза и погрузился в мысли о приятном. Он думал, как в этом году прошел сбор урожая и хорошо ли уродился виноград. Виноградари неизменно хвастались огромными урожаями, но по их тону всегда можно было сказать, правда это или нет. Чем больше было воодушевление, с которым они расписывали свой урожай, тем меньше им верили, и наоборот: если об урожае говорилось обыденным, почти безразличным тоном, значит, он действительно был выдающимся.

Затем его мысли переключились на юношей и девушек городка. Он вспомнил Гвен и пожалел, что не ходил с ней в сад, когда у него была такая возможность. Он подумал о Розалине, вспомнил ее грудь под разорванным платьем, и это воспоминание было одновременно пленительным и тревожным. Эрик заворочался: ему стало стыдно, что его плоть отзывается на воспоминание о картине насилия. Возможно, подумал он, следует поговорить с Накором. Этот странный человек, казалось, знал все на свете и, быть может, объяснил бы ему эту странность.

Вспоминая о той ночи, Эрик почти не ощутил былого гнева, словно убийство Стефана совершил кто-то другой. Но эта девичья грудь…

Эрик скрипнул зубами и сел, злясь на себя самого, и в этот момент увидел такое, что сразу забыл о воспоминаниях. Свет. Он был слаб и еле заметен — неудивительно, что, пока горел факел, никто не обратил внимания на этот отблеск.

Солдат, который должен был стоять на часах, видимо, задремал: нелегко сохранять бдительность, когда вообще ничего не видно. Даже фигуру спящего де Лонгвиля Эрик скорее чувствовал, нежели различал. Ровное дыхание, доносящееся отовсюду, подсказывало Эрику, что, возможно, он — единственный бодрствующий человек, который оказался достаточно близко к голове колонны, чтобы увидеть свет.

Он осторожно перегнулся через де Лонгвиля и толкнул часового. Тот мгновенно проснулся и пробормотал:

— Что?

Де Лонгвиль проснулся мгновением позже и тоже прошептал:

— Что случилось?

Прежде чем часовой успел что-нибудь ответить, Эрик сказал:

— Сержант, Марку показалось, что он видит свет. Он разбудил меня, чтобы удостовериться. — Эрик повернулся к часовому:

— Да, Марк, там впереди свет.

— Буди остальных. Тихо. Факел не зажигать. Первые шесть человек — со мной, — сказал де Лонгвиль.

Они прокрались вперед, и через несколько шагов стало ясно, что свет движется, приближаясь из бокового тоннеля, примерно в пятидесяти футах впереди. Де Лонгвиль жестом приказал всем прижаться к стене.

Послышались звуки шагов, и на пересечении коридоров показалась фигура. Эрик крепко сжал рукоятку меча, но существо прошло мимо, не глядя по сторонам.

Это был змеечеловек, одетый в тунику и гамаши. Его короткий хвост свободно болтался снаружи.

За ним показались еще двое — они были крупнее и одеты в доспехи. Эрику довелось близко видеть саауров — гораздо ближе, чем ему бы хотелось, — но эти существа были иного рода. Самый высокий из них был на голову ниже человека, и тела их при ходьбе извивались. Эрик заметил, что движения их замедленны, и вспомнил слова Накора, что у этих существ холодная кровь.

За первой парой стражей появилась вторая, и один взглянул в направлении людей. Эрик напрягся, но существо прошло мимо, не подняв тревоги. Вероятно, его ночному зрению мешал факел, который нес первый змеечеловек.

Пара за парой перекресток пересекла целая дюжина пантатиан.

Де Лонгвиль выждал немного, а потом, приказав своим людям оставаться на месте, бесшумно двинулся за исчезающим пятном света. Скоро он вернулся и прошептал:

— Ушли.

Когда тоннель вновь погрузился в темноту, сержант дал приказ возвращаться. В голове колонны их ждал Накор:

— Змеелюди, я прав?

— Как ты узнал?

— Я их почувствовал, — ответил Накор. — Я чувствую здесь много странных вещей. Это плохое место.

— Кто бы спорил, — проворчал де Лонгвиль. — Надо поскорее выбираться отсюда.

В кромешной тьме его голос прозвучал почти безнадежно, особенно когда он спросил Накора:

— Как по-твоему, в какую сторону идти?

— Мы шли примерно на юго-восток. Пожалуй, стоит пойти туда, откуда пришли змеелюди, а не наоборот. Я полагаю, что они пришли с поверхности и направляются куда-то в недра гор. Кстати, мы сейчас высоко в горах, и снаружи ненамного теплее, чем здесь. Змеи не любят холод, поэтому я сомневаюсь, что они там живут, — прошептал Накор.

— Ты думаешь, они живут внизу, под горами?

— Возможно, — ответил Накор. — Но как бы то ни было, они здесь, а до того, как снова начать сражаться, нам надо многое сделать. Если мы погибнем как герои, никто не узнает, что здесь творится на самом деле, а это плохо.

Де Лонгвиль замолчал. Он молчал так долго, что Эрик встревожился:

— Сержант?

— Заткнись, — последовал резкий ответ. — Я думаю. Эрик заткнулся; остальные тоже молчали. Наконец голос де Лонгвиля нарушил тишину.

— Грейлок! — позвал он тихо, но требовательно. Грейлок медленно прошел из хвоста колонны вперед, стараясь не наступать никому на ноги в темноте. Наконец где-то рядом с Эриком прозвучал его голос:

— Да?

— Примешь командование. Надеюсь, тебе удастся сохранить в живых побольше этих парней.

— Постараюсь, сержант. Я попросил бы вас назначить мне в помощники Эрика.

Де Лонгвиль ни секунды не колебался.

— Фон Даркмур, временно ты будешь сержантом. Джедоу — капрал. Но все вы должны прислушиваться к тому, что скажут Накор и Хатонис. Я останусь здесь и буду ждать Кэлиса. Я не хочу отмечать поворот, которым мы воспользуемся, — пантатиане могут вернуться. Оставьте мне один факел и я буду ждать здесь до тех пор, пока не решу, что капитан не вернется.

В голосе де Лонгвиля прозвучали нотки тревоги и безысходности, которых Эрик никогда раньше не слышал. Он подумал: смог бы заметить это, если бы видел лицо де Лонгвиля?

— Теперь о том, что должны делать вы, — продолжал де Лонгвиль. — Когда выберетесь на поверхность, постарайтесь по возможности незаметно пересечь луга и выйти к побережью. Достаньте лошадей, украдите лодку, но любым способом доберитесь до Города на Змеиной Реке. Если «Охотник» не утонул, он будет там. Хатонис и его люди покажут вам лучший маршрут.

Хатонис прошептал из середины колонны достаточно громко, чтобы его услышали:

— Есть старый караванный путь от Испара до Города на Змеиной Реке, через Махарту. Сейчас им редко пользуются, но лошади там пройдут.

Де Лонгвиль глубоко вздохнул:

— Отлично. Зажигайте факел и валите отсюда.

Солдат, который нес факелы, высек искру, и огонь осветил лицо де Лонгвиля, как всегда, решительное и невозмутимое. Эрик молча сжал ему руку и тут же отпустил — единственный жест, который он мог себе позволить.

Сержант взглянул на него, коротко кивнул в ответ, и Эрик пошел вперед. На пересечении тоннелей Грейлок осмотрелся и жестом приказал повернуть налево. Уходя за поворот, Эрик с трудом подавил в себе желание обернуться и посмотреть туда, где остался ждать де Лонгвиль.

«Если бы капитан был здесь, — мысленно сказал он себе. — Куда же он мог пропасть?»

***

Кэлис прижимался к стене, настороженно оглядываясь по сторонам, и вспоминал разговоры с отцом об их необычном наследии — древней магии, умением Черного Маркоса превратившей смертного человека в воплощение силы легендарного валхеру.

Томас посватался к Агларане, Королеве эльфов, и получил согласие. От этого уникального в истории союза появился невозможный плод — Кэлис. По меркам эльфов Кэлис был юн — чуть старше полувека; по человеческим — мужчиной средних лет. Но по любым меркам его опыта и встреч со злом хватило бы на дюжину жизней.

Но даже этого опыта оказалось недостаточно, чтобы подготовить его к последствиям своего открытия.

Эльфы обладали способностью ориентироваться при самом слабом свете, но даже подземные гномы были не в состоянии ничего различить в кромешной черноте подземных тоннелей. Но им помогали другие чувства, а Кэлису, в отличие от его эльфийских сородичей, в юности довелось часто путешествовать в обществе гномов, и он научился кое-каким приемам. Он умел ориентироваться по дуновению воздуха и слабому эху, считать повороты и запоминать расстояние. Недаром говорится, что гном никогда не заблудится и всегда вернется обратно. Кэлис обладал этим умением.

Оставив отряд, он вернулся на галерею, центральную улицу этого города внутри горы. Предположение Ру было верным — в этом Кэлис не сомневался, — но юноша из Равенсбурга не имел ни малейшего представления, какой именно это был город.

Знания, полученные Кэлисом от Татхара и других ткачей заклинаний из Эльвандара, позволили ему с самого начала предположить, что он был построен эльфами, а не гномами. Но эльфы, которые строили этот город, так же отличались от соплеменников Кэлиса, как и от любого другого смертного народа. Это были рабы валхеру, и они выполняли приказ своих древних хозяев.

Выходя на галерею, Кэлис уже не сомневался, что звук, который они слышали, действительно был лишь далеким обвалом. Никаких признаков погони он не заметил, однако возвращаться не стал, а направился вниз, к тому разветвлению, которое так загадочно манило его. В глубине тоннеля, ведущего вниз, он еще в прошлый раз ощутил что-то невыразимо древнее и зовущее.

Это был глупый риск, но Кэлис не мог противиться искушению. Он понимал, что его обязанность — прежде всего вывести остальных наружу, но верил в ловкость де Лонгвиля и сноровку Накора.

Теперь он понял, что так манило его. В центре огромного зала находилось нечто действительно очень древнее. И он глядел на это со страхом и изумлением.

Тоннель привел Кэлиса на другую галерею — она была меньше той, по которой они поднимались, но достаточно большой, чтобы вместить еще один городок. Откуда-то сверху падал неясный свет, и это отверстие в вершине какой-то высокой горы сказало Кэлису, что инстинкт его не подвел.

Это место некогда было домом какого-то валхеру, подобно тому как большая пещера под Мак Мордэйн Кэйдал, древними шахтами гномов в горах Серые Башни, служила домом Ашен-Шугару, Властителю Орлиных Пределов, тому самому валхеру, чей древний дух сошел на его отца и столь глубоко изменил его существо.

Перейдя через узкий каменный мостик, он вышел к деревянным воротам, достаточно большим, чтобы сквозь них мог пройти огромный дракон, и Кэлис знал, что некогда так и было, ибо Повелители Драконов любили держать своих могучих «скакунов» рядом с собой. В воротах были маленькие калитки, через которые в далеком прошлом ходили слуги.

Кэлис сдвинул массивную железную рукоятку, и, к его удивлению, засов открылся легко и без шума. Дверь распахнулась на хорошо смазанных петлях, и Кэлис зажмурился, едва не ослепленный внезапным светом.

На выступе, нависающем над просторной пещерой, жарко пылали многочисленные факелы; внизу в беспорядке теснились грязные хибары, построенные грубо и явно на скорую руку. Из трещин в земле вырывались струйки горячего пара, и, шагнув вперед, Кэлис моментально вспотел от жары. Одним словом, все говорило о том, что валхеру когда-то устроил себе жилище в жерле потухшего вулкана.

Воздух был насыщен острым запахом гниения и едким привкусом серы. От этих испарений у Кэлиса сразу защипало глаза.

В пещере толпились пантатиане, а у дальней стены на высоком постаменте возвышался гигантский трон. На этом троне, где некогда восседал Повелитель Драконов, теперь сидело чешуйчатое когтистое существо — но глаза его безжизненно смотрели в пространство, ибо оно умерло много столетий назад. Пантатиане, что стояли у самого трона, были одеты в зеленое с черным и напоминали жрецов, поклоняющихся мумии какого-то древнего владыки рептилий.

Кэлис не был ткачом заклинаний, но сразу почувствовал в воздухе привкус магии, а потом увидел у подножия трона талисманы из далеких эпох, Именно эти талисманы причиняли ему страдания. Он жаждал ворваться в зал, устилая телами пантатиан большие ступени, сбросить с трона этот высохший труп и овладеть тем, что лежит у его подножия.

Никогда еще его кровь не кипела так сильно — если не считать того единственного раза, когда отец позволил ему подержать в руках свой щит из Белого и Золотого.

Усилием воли Кэлис справился с безрассудным желанием и попытался разобраться в происходящем. Было бы ошибкой считать это обычным поселением пантатиан, поскольку здесь творилось чересчур много странного, — и Кэлис пожалел, что рядом с ним нет Накора.

Как бы то ни было, Кэлис постарался запомнить каждую деталь, запечатлеть в памяти все противоречивые образы, но не оценивать их, чтобы потом не упустить или не преувеличить чего-нибудь в пересказе.

Пока он смотрел, в пещеру ввели пленных людей. Глаза у всех были пустыми, и двигались они вяло — за исключением одной женщины, которая неистово билась, пытаясь разорвать оковы. Жрецы выстроились на нижней ступеньке, и тот, кто стоял в центре, поднял над головой жезл, украшенный изумрудом.

Он заговорил на языке, состоящем, казалось, из одних шипящих звуков. За время своих странствий Кэлис слышал немало наречий, но этот язык был непохож ни на одно из них. Закончив речь, пантатианин жестом велел стражникам привести пленных. Кэлис пожалел, что с ним нет его лука, чтобы убить этого жреца, — и сам удивился, откуда в нем взялась такая ярость.

Тем временем к трону подвели первого пленника. Два стражника держали его, а жрец с горловым кваканьем проделал какие-то пассы, и изумруд в верхушке жезла ослепительно засиял.

Один стражник задрал голову пленнику, а другой быстро взмахнул большим ножом. Кэлис с трудом заставил себя стоять неподвижно — внутри у него все горело от гнева. Отрубленную голову пантатианин швырнул в угол, где скопилась уже целая куча полусгнивших голов и черепов. Потом стражники подхватили обезглавленное тело и бросили его в яму посередине пещеры, откуда тотчас донеслось голодное чавканье, услышав которое Кэлис непроизвольно вздрогнул.

Женщина, на которую наркотик не действовал, заголосила, и Кэлис до боли в пальцах стиснул рукоятку меча, борясь с желанием наброситься на это логово монстров. Тем временем одурманенных пленников одного за другим убивали и скармливали тела пантатианскому молодняку.

Оставшись одна, женщина стала кричать непрерывно — ужас придавал ей сил. Жрец с жезлом жестом велел стражникам поднять ее и раздеть, а потом, не обращая внимания на липкую лужу крови под ногами, двинулся к ней.

Когда он подошел, стражники опрокинули женщину на спину и крепко прижали к полу. Жрец проделал жезлом несколько движений и воткнул ей между ног его тупой конец, не переставая бормотать что-то на своем непонятном языке.

У Кэлиса перехватило дыхание. Он знал, что змеелюди способны вселить в человека дух пантатианина, и думал, не эту ли процедуру он сейчас наблюдает, но то, что сделал жрец в следующую минуту, уже не поддавалось разумному объяснению. Когда он извлек из-под мантии длинный кинжал и надвинулся на женщину, Кэлис отвел глаза и решил, что слишком долго находится в такой близости от средоточия черной магии. Он медленно отодвинулся назад, в темноту, осторожно закрыл дверь и поспешил вверх по тоннелю, задержавшись лишь на мгновение, чтобы глаза привыкли к темноте.

По пути он пытался осмыслить увиденное, но ему трудно было представить, что могут приобрести пантатиане от медленных истязаний, которым их жрец подверг женщину. Он не сомневался, что в конце концов жрец убьет ее и швырнет голову в кучу, а тело — в дыру.

Он вновь пожалел, что нет рядом Накора — этот странный коротышка, который при каждом удобном случае заявлял, что не верит в магию, казалось, знал о ней больше, чем иной практикующий маг. Он смог бы разобраться в том, как эти ритуальные истязания и убийства связаны с Изумрудной Королевой и талисманами валхеру.

Кэлис спешил сквозь темноту, машинально считая шаги и измеряя на слух расстояния, и надеялся, что найдет свой отряд там, где он оставил его.

***

Де Лонгвиль едва не подпрыгнул, когда что-то коснулось его руки.

Он резко повернулся и услышал знакомый голос:

— А где остальные?

— Капитан! Я чуть не помер со страху, — выдохнул де Лонгвиль. — Я как раз собирался вознести краткую молитву Рутии, попросить Лимс-Крагму позаботиться о тебе, а потом убираться отсюда.

— Прости, что тебя испугал, но в темноте я не мог быть уверен, что это ты, хотя пахло, несомненно, тобой.

— Пахло мной?..

— Ну, Бобби, ты же давненько не мылся.

— Знаешь, Кэлис, ты тоже не розами пахнешь.

— У тебя есть факел?

Вместо ответа де Лонгвиль достал огниво, высек искру и, когда факел разгорелся, поднял его над головой.

— Провалиться мне на этом месте, но у тебя испуганный вид, — сказал де Лонгвиль. — Что ты там обнаружил?

— Я расскажу тебе, когда мы отойдем подальше. Так где же отряд?

— Мы нашли коридор, которым пользуются змеелюди. Я назначил Грейлока старшим, а сам остался дожидаться тебя.

— Хорошо, значит, они уже должны быть на поверхности. Если поторопиться, мы можем догнать их на склоне. Дело в том, Бобби, что сейчас мы находимся гораздо выше, чем тогда, когда только вошли в этот тоннель.

— И гораздо дальше от того места, куда хотим попасть, чем были вначале, — сказал де Лонгвиль.

— Поспешим. Нам предстоит долгий путь. И, — добавил Кэлис себе под нос, — боюсь, что у нас осталось не так уж много времени.

Глава 21. ИСТОЩЕНИЕ

Эрик пригнулся, и несколько дротиков, просвистев в воздухе, отскочили от его щита. Едва отряд вышел из пещеры и начал спускаться по склону, Накор и Шо Пи чуть ли не одновременно сообщили, что за ними следят, а достигнув россыпи отдельных скал — известняковых, сланцевых и гранитных островов в море высокой травы, — они столкнулись с джиланами. Во время первой атаки, которая была с трудом отбита героическими усилиями первых рядов, погибли шесть человек.

Грейлок быстро организовал оборону, и сражение продолжалось почти полдня, но в конце концов Кровавым Орлам пришлось отступить вверх по склону. Во время этого отступления они потеряли еще двоих. Потом наступило затишье, и командиры собрались на военный совет. Эрик подошел к Грейлоку.

— Оуэн, я постарался разместить всех получше. Нам всыпали здорово.

— Я знаю, — спокойно ответил Грейлок и повернулся к Праджи:

— Интересно, почему они напали на нас?

Праджи пожал плечами:

— Мы здесь, а это джилане. Они не любят, когда кто-то вступает на их территорию, и намекают, что нам следовало бы убраться.

— Почему в это время года здесь такая чертовски высокая трава? — с досадой спросил Грейлок.

— Одни травы растут зимой, другие — летом, а здесь, по-моему, смешались и та и другая, — сказал Ваджа.

— А нет ли другого пути из этих гор?

Праджи снова пожал плечами.

— Я знаю не больше, чем ты. Я никогда не бывал в этих местах. — Он огляделся. — Но думаю, если перевалить через этот хребет, — он указал на самые высокие пики, — то можно оттуда спуститься к реке Сатпуре. По реке на плотах мы могли бы доплыть до побережья у Чатистана. А еще можно попробовать вернуться в предгорья, повернуть на юг, поискать дорогу к реке Ди и вдоль нее спуститься к Испару, но я бы не советовал этого делать.

— Почему?

— Этот путь ведет через Большой Южный Лес. Немногие выбирались оттуда живыми. Ходят слухи, что именно там зимуют ваши пантатиане, и живут тигры, которые разговаривают, как люди… — Грейлок недоверчиво поглядел на него, и он быстро добавил:

— Это же только слухи.

Раздался свист, и они плюхнулись на землю за считанные секунды до того, как на них обрушился очередной дождь дротиков. Эрик съежился под щитом, бормоча ругательства, и сдавленный вскрик сказал ему, что кто-то оказался недостаточно расторопным.

— Есть раненые? — спросил Грейлок.

— Могло быть и хуже, — ответил Эрик. — Один получил дротик в бедро, но идти сможет. Пара сломанных рук, а Грегори из Тэйберна вывихнул плечо.

Грейлок выругался.

— Нет, хватит сидеть здесь и ждать, пока у них кончатся дротики! Проклятие, мы даже не знаем, сколько здесь джилан, — добавил он раздраженно. Низкорослые воины, скрываясь в траве, подбирались почти вплотную, забрасывали отряд дротиками и моментально исчезали. Это была уже третья их вылазка.

Грейлок огляделся по сторонам и сказал:

— Эрик, постарайся пробраться в арьергард и начинай отводить людей назад, к пещере. Попробуем поискать другой путь, в обход этого осиного гнезда.

Пригнувшись, Эрик побежал вдоль колонны, и дважды ему пришлось бросаться на землю, чтобы увернуться от дротиков. Основное оружие джилан было сделано с умом, хотя и незамысловато. Длинные тростинки связывались в тугие пучки и снабжались наконечниками из заостренного обсидиана или камня. Эти связки были на удивление прочными, а метали их, по словам Праджи, с помощью устройства, называемого у джилан «атлатл». Эрик на собственной шкуре убедился в эффективности этого оружия.

Он добрался до конца строя и приказал людям опять отходить. Колонна двинулась вверх, а Эрик обшаривал глазами местность в поисках признаков погони, но таковых не обнаружил. Дождавшись Грейлока, Праджи и Ваджа, замыкающих строй, он сказал:

— Похоже, они не горят желанием преследовать нас.

— Джилане не дураки, — ответил Ваджа. — Они низкорослы и слабы. В открытом бою мы перемелем их быстрее, чем потом будем об этом рассказывать. Но нападать из высокой и густой травы — в этом им равных не сыщешь.

Спорить с этим не приходилось.

— Но почему они так враждебно настроены?

Ваджа оглянулся назад.

— Как правило, они просто не любят чужих; но могут напасть и просто так. Возможно, саауры отбросили их на юг, вот они и взбесились.

— Интересно, как саауры собираются очищать степи от этих кузнечиков? Ведь для этого им потребуется такая же армия, как та, что собралась на Ведре.

Внезапно Ваджа хлопнул Эрика по плечу и показал наверх. Навстречу отряду быстро спускались Кэлис и де Лонгвиль.

При виде капитана не один Эрик вздохнул с облегчением. Забирая свой лук у солдата, который нес его, Кэлис спросил:

— Почему вы опять поднимаетесь?

Грейлок в двух словах рассказал ему о джиланах, но Кэлис покачал головой:

— Через горы нам не пройти, мы не можем рисковать и возвращаться в пещеру, чтобы искать другой выход. — Об увиденном Кэлис решил помалкивать, пока не обсудит это с Накором, и, повернувшись к де Лонгвилю, сказал:

— Пошли на разведку Шо Пи и Джедоу. Пусть ищут тропу, ведущую на юг. Попробуем пройти вдоль гор и спуститься, обогнув территорию джилан, а потом свернуть на Махарту.

Де Лонгвиль кивнул и пошел отдавать приказ, а Кэлис спросил у Грейлока:

— Как у нас с водой?

— На пару дней еще хватит, — ответил тот. — Теперь у нас на восемь человек меньше, чем было два часа назад.

Кэлис кивнул:

— Праджи, есть здесь вода?

— Почти столько же, сколько в пустыне, — последовал ответ. — На Равнине Джэмс есть несколько ручьев и колодцев, но если не знать, где они точно, можно их не заметить и умереть от жажды в двух шагах от воды.

— А здесь водятся птицы, которые могут вывести к воде?

— Наверное, но будь я проклят, если их знаю, — признался старый наемник.

— Но если мы пройдем достаточно далеко на юг, в предгорьях у побережья с водой получше. Много ключей, озер и ручьев, по крайней мере так мне говорили.

— Ну что ж, значит, идем на юг, — сказал Кэлис и, пройдя вдоль строя, занял свою обычную позицию во главе колонны.

***

Эрик с трудом переставлял ноги и, когда Кэлис наконец скомандовал сделать привал, был поистине счастлив.

По кругу пустили мех с водой, и Эрик, дождавшись своей очереди, жадно к нему присосался. По дороге они миновали озерцо, и поэтому пока не было причин экономить воду.

Передавая мех следующему, Эрик взглянул на далекую равнину, и что-то привлекло его внимание.

— Интересно, что это за шевеление там вдалеке? — пробормотал он себе под нос, ни к кому конкретно не обращаясь, но Праджи услышал и, прищурившись, тоже задрал голову.

— Эх, мои глаза уже не те, что были раньше, — посетовал он и позвал:

— Капитан! Взгляните-ка туда!

Кэлис долго вглядывался в горизонт, а потом прошептал:

— О боги! Да это же саауры.

— Не может быть, — откликнулся де Лонгвиль. — Так далеко на юг…

— Это, должно быть, вторая армия, — перебил его Праджи.

— Неудивительно, что эти ублюдки так старались не пускать никого в эти горы, — сказал Ваджа.

— Они, должно быть, используют нижние части пещеры для размещения солдат,

— заметил Кэлис. — Так вот почему наши маленькие травяные дружки так взбесились — да и кто не взбесится, когда по твоим родным местам шастает целая армия.

— Они собираются ударить по Ланаде с тыла! — воскликнул де Лонгвиль.

Горячему обмену мнениями положил конец Кэлис, который примерно с минуту всматривался в даль, а потом сказал:

— Нет, они движутся на юго-восток. На Махарту.

— Если радж послал своих боевых слонов на помощь Ланаде, значит, Махарту защищают только дворцовая гвардия и наемники, — сказал Праджи.

Де Лонгвиль выругался.

— Этим ублюдкам мы были ничуть не нужны! Они просто хотели не дать нам присоединиться к другой стороне!

— Когда они будут там? — спросил Кэлис. Праджи задумался.

— Хоть я и не знаю точно, где мы находимся, но, должно быть, через неделю, самое большее, дней через десять. Если не будут гнать лошадей, через две недели.

— Мы можем их опередить?

— Нет, — сразу ответил Праджи. — Если бы мы умели летать, тогда, конечно,

— или если бы прорвались сквозь этих джилан, а там нас ждали бы свежие лошади. А так мы достигнем Махарты в лучшем случае через неделю после того, как туда придут ящерицы.

— Город сможет продержаться неделю?

— Может быть, — ответил Праджи откровенно. — Все зависит от того, как повернутся дела. Не удивлюсь, если осада Махарты уже началась.

— А мы не можем обойти эту армию? — сказал Эрик.

— Только если добраться до Чатистана и найти корабль, который доставил бы нас в Город на Змеиной Реке, — сказал Ваджа.

— Слишком много «если», — сказал Кэлис. — Доберемся до побережья, а оттуда попробуем вернуться в Город на Змеиной Реке. — Он повернулся к Хатонису:

— Вы пойдете с нами на Чатистан или вернетесь домой по суше?

Хатонис пожал плечами и усмехнулся; несмотря на седину в волосах, он выглядел молодо.

— Один бой ничем не лучше и не хуже другого, и, если мы не будем сражаться со змеями у Махарты, нам все равно придется сразиться с ними у наших дверей.

Кэлис кивнул:

— В путь.

Колонна двинулась, и когда Ру проходил мимо, Эрик хлопнул его по плечу. Ру ответил ему кривой улыбкой, говорившей о том, что он не видит причин веселиться, и Эрик кивнул, соглашаясь. Он подождал, пока мимо пройдет последний человек, и встал замыкающим. Внезапно Эрик осознал, что это обычное место Фостера. На мгновение ему стало неловко, но, поскольку де Лонгвиль это видел и не возразил, он перестал об этом тревожиться и задумался о делах насущных — другими словами, о том, как остаться в живых.

***

Судьба улыбнулась им, поскольку дорога на юг все-таки отыскалась — судя по всему, ей пользовались шахтеры, потому что она была широкой, плотно укатанной, а на голых скалах были выбиты имена тех, кто прорубил ее сквозь камень, чтобы облегчить доставку породы.

Теперь эта дорога облегчила задачу Кровавым Орлам Кэ-лиса. Отряд сразу взял такой темп, чтобы за день покрывать максимальное расстояние. Раненые могли поддерживать его, даже тот, кому дротик угодил в бедро. Накор и Шо Пи вдвоем лечили его, и рана затягивалась на глазах.

Они нашли воду и быстро приближались к вершине, но когда отряд вышел на гребень, дорогу им преградило ущелье.

Де Лонгвиль выругался. В сотне футов за ним гремел большой водопад, низвергаясь в маленькое озеро, из которого, извиваясь, вытекала на юго-восток, к океану, небольшая речушка.

Два замшелых камня отмечали то место, где некогда начинался подвесной мостик через пропасть. Вторая пара каменных якорей виднелась на противоположной стороне ущелья.

— Река Сатпура, — сказал Праджи. — Теперь я точно знаю, где мы.

— И где же? — спросил Кэлис.

— Прямо на восток, через Равнину Джэмс, лежит Махарта. — Праджи повернулся к Кэлису:

— Не знаю, что за магия была в этом тоннеле, но мы каким-то образом оказались намного дальше от тех лугов, где стоял лагерь.

— О чем это ты? — засмеялся де Лонгвиль. — Мы в пятидесяти, ну в шестидесяти милях от того места, где вошли в тот большой грот.

— Скажи лучше, в трех сотнях, — ответил Ваджа. — До того холма отсюда месяц скачки на добром коне — если, конечно, удастся проскочить мимо джилан.

Накор хихикнул:

— Это был очень хороший трюк, потому что я ничего не почувствовал. Готов спорить, это случилось сразу, как только мы вошли в холм. Да и вообще, по-моему, там нет никакого тоннеля. Это была иллюзия. — Он покачал головой.

— Клянусь, мне хочется прямо сейчас вернуться туда и посмотреть.

— В другой раз. Как далеко отсюда Махарта? — сказал Кэлис.

Праджи пожал плечами:

— Караван от Паламдса до Порт Гриф идет туда месяц. Никто не путешествует отсюда в Махарту по суше — все плывут на кораблях. Но здесь должна быть старая дорога вдоль берега, если, конечно, вам наплевать на разбойников и прочих низких созданий, которые ее облюбовали.

— И как нам лучше идти? — нетерпеливо спросил Кэлис. Праджи задумчиво почесал подбородок.

— Я думаю, надо послать Шо Пи и Джедоу туда, — он указал рукой вниз по склону. — Я слышал, что там когда-то была тропа. Если они ее отыщут, пойдем по ней. Если нет — двинемся вдоль реки и будем в Паламдсе меньше чем через неделю. Там можно присоединиться к каравану или купить лошадей, доехать до Порт Гриф и сесть на корабль.

— Я должен вернуться в Крондор, — сказал Кэлис, и те, кто стоял рядом, обрадовались, услышав эти слова.

— Нет, сначала Махарта, а потом уже Крондор, — возразил Накор.

— Почему? — спросил Кэлис.

— Мы не перестаем удивляться, зачем Изумрудной Королеве захватывать все города вдоль реки.

— Хороший вопрос, — заметил Ваджа.

— Хатонис, Праджи, как вы считаете? — спросил Кэлис.

— В этих краях обычно воюют ради добычи, — сказал Хатонис, — или, на худой конец, ради чести, но чтобы просто так захватывать все подряд… — он недоуменно пожал плечами.

— Если мне что-то нужно в Махарте, и я не хочу оставлять никого у себя в тылу… — начал Праджи.

— Может быть, она хочет поставить весь Новиндус под свое знамя? — вмешался Эрик.

Кэлис некоторое время изучающе смотрел на него, потом кивнул:

— Они хотят бросить на Королевство величайшую в истории армию.

— А как они собираются это сделать? — неожиданно спросил Ру.

Накор одобрительно ухмыльнулся, а Кэлис воскликнул:

— Что?

Ру смутился, но повторил:

— Как они собираются это сделать? Чтобы доставить сюда нас, потребовалось два корабля. А сколько у них солдат? И еще лошади, снаряжение. Где они возьмут корабли?

— Кораблестроители Махарты — лучшие на Новиндусе. С ними могут соперничать только судостроители с островов Паджкамака. Наш клан издавна покупает суда в Махарте. Только на тамошних верфях возможно построить нужное количество кораблей за достаточно короткое время — года за два или чуть больше, — сказал Хатонис.

— Значит, мы действительно должны заглянуть туда, — сказал Кэлис.

— Да. Мы должны сжечь верфи, — кивнул Накор. Глаза Хатониса стали круглыми.

— Сжечь… Но город будет уже в осаде. Радж заблокирует гавань, чтобы не дать войти кораблям Изумрудной Королевы, а ее патрули не подпустят нас ближе чем на двадцать миль.

— Сколько времени потребуется, чтобы восстановить верфи, если они будут уничтожены? — спросил Кэлис. Хатонис пожал плечами:

— Они строились столетиями, и это огромные верфи. На их восстановления уйдут годы. Понадобится заготовить древесину в верховьях или в горах Соту и Суману, потом сплавить ее вниз по реке или перевезти на телегах… Только чтобы вырубить и привезти новые кили для больших кораблей, требуется больше года.

Накор едва не подпрыгивал от возбуждения:

— Если мы сожжем верфи, то выиграем пять, шесть, может быть, даже десять лет. За это время может случиться многое. Эта Изумрудная Королева, сможет ли она так долго сохранять единство своей армии? Мне кажется, это маловероятно.

Глаза Кэлиса загорелись, но он быстро отбросил пустые восторги:

— Не следует ее недооценивать, Накор.

Накор кивнул. Они много говорили о том, что видели, и знали, что имеют дело с самым опасным врагом после цуранского вторжения, закончившегося Войной Провала.

— Я знаю, но люди есть люди. И если пантатианские маги не столь могущественны, чтобы изменить их природу, многие покинут ее, если им не платить.

— В любом случае, — сказал Хатонис, — лишить ее верфей — огромное дело. Мой отец возглавляет самую крупную торговую гильдию в Городе на Змеиной Реке. Мы пошлем гонцов на острова Паджкамака и добьемся, чтобы они не продавали ей корабли. И я даю слово, что ни один кораблестроитель нашего города не будет работать на Изумрудную Королеву.

— Вы понимаете, что после Махарты она двинется на вас? — спросил Кэлис.

— Так или иначе, нам придется с ней воевать. Но в конце концов мы всегда можем оставить город и вернуться к кочевой жизни. Мы, люди кланов, не всегда были горожанами. — Хатонис улыбнулся мрачной и зловещей улыбкой. — Но прежде чем настанет тот день, многим зеленокожим придется проститься с жизнью.

— Ладно, но сначала главное — выбраться отсюда. Джедоу, Шо Пи, вперед. Ищите путь вниз, — сказал Кэлис.

— Пока мы ждем, — сказал Накор, открывая свой мешок, — никто не хочет съесть апельсин? — Усмехнувшись, он вытащил большой апельсин и сдавил его, брызгая соком на Праджи и де Лонгвиля.

***

Дорога вниз, узкая и каменистая, оказалась настолько же опасной, насколько прежняя была удобной. Трое разбились насмерть, когда кромка обрыва обрушилась у них под ногами. Потом внезапно ударил холод, и оставшиеся шестьдесят человек сгрудились в узком горном проходе у двух костров, тщетно пытаясь согреться.

Кэлис и еще трое солдат отправились на охоту, но вернулись с пустыми руками. Мы распугали всю дичь, сказал Кэлис и пообещал до рассвета отойти подальше по тропе и попытаться все-таки подстрелить оленя.

Праджи заметил, что на равнинах полно бизонов и они встречаются также в лесах в предгорьях. Кэлис ответил, что учтет это.

Все жались друг к другу в надежде согреться, и только Кэлис, казалось, не чувствовал холода.

— Капитан? — позвал Ру.

— Да? — ответил Кэлис.

— Почему бы вам не рассказать нам, что происходит?

— Эйвери, попридержи язык! — крикнул де Лонгвиль от соседнего костра.

Но Ру не послушался и, перемежая свою речь клацанием зубов, заявил:

— Повесьте меня сейчас, и покончим на этом, мне уже все равно. Сэр, после вашего возвращения вы с Накором суетитесь и трещите, как вши на бродяге. Но уж если нам суждено погибнуть, перед тем как навеки закрыть глаза, мне хотелось бы знать за что.

Послышалось одобрительное бормотание, и де Лонгвиль зарычал:

— Следующему, кто раскроет пасть, я заткну ее сапогом! Понятно?

— Подожди, — сказал Кэлис. — В том, что он сказал, есть доля истины. — Он помолчал, поочередно оглядывая своих замерзших людей. — Многие из вас не вернутся домой. Одни взамен получили отсрочку своих приговоров. Другие оказались здесь потому, что преданы клану Льва, или потому, что они — старые друзья Праджи. Ну а некоторые — просто по ошибке. — Кэлис взглянул на Грейлока, и тот слегка улыбнулся. — Я уже говорил кое-кому из вас, с чем мы столкнемся, и предупреждал, что если эта Изумрудная Королева победит, то мир, который мы знаем, перестанет существовать.

Воины клана и наемники Праджи, которые этого еще не слыхали, недоверчиво заворчали, но Праджи закричал:

— Он говорит правду. Заткнитесь и слушайте.

— Давным-давно этим миром правили Повелители Драконов. Вы, наверное, слышали легенды о них, но это совсем не легенды. Они действительно существовали, — сказал Кэлис. — Когда полвека назад произошла битва с цуранцами, была открыта дверь, дверь между мирами. Повелители Драконов, которые покинули этот мир много столетий назад, попытались вернуться через нее. Некоторые очень отважные и очень находчивые люди их остановили, но они все еще там, — Кэлис показал в ночное небо. — И все еще не оставляют попыток вернуться обратно.

Внезапно в разговор вступил Накор:

— Эта женщина, эта Изумрудная Королева — много лет назад я ее знал. Она из тех, кого вы называете волшебниками, чародеями. Она заключила союз с пантатианами в обмен на вечную молодость. Но ей было невдомек, что в результате она потеряет душу и превратится в иное существо. — Накор помолчал. — Под этими горами сосредоточена очень черная магия.

— Ты же не веришь в магию, — сказал Кэлис.

Накор улыбнулся, но улыбка была невеселой.

— Называйте это фокусами, духовной силой или как вам будет угодно, но пантатиане обладают этой способностью и используют ее весьма извращенным способом. Они творят такиезлодейства, которые здоровому человеку даже в голову не придут, — творят потому, что они ненормальные. Пантатиане — не сказка, которой мать пугает ребенка, чтобы он слушался. Это очень дурные существа, которые уверены, что одна из Повелителей Драконов, которую звали Альма-Лодака, является богиней. Более того, они считают ее матерью всего сущего и лично их Зеленой Матерью, Изумрудной Матерью Змей. Она создала их в качестве слуг, всего лишь как живые украшения и не больше, но им кажется, что они «избраны» ею, что они — ее любимые дети, и если они откроют ей дорогу обратно, она возвысит их до положения полубогов. И их ни за что не убедить, что если они совершат это ужасное деяние, Альма-Лодака сметет их вместе со всеми прочими. Кэлис ничего не выдумывает и не преувеличивает. Если мои предположения насчет этой женщины, их Изумрудной Королевы, верны, то дела очень плохи. Кэлис, расскажи им о своем отце.

Кэлис кивнул.

— Моего отца зовут Томас. Раньше он был человеком, как и все вы, пока не завладел несколькими талисманами силы, древними доспехами и золотым мечом, которые некогда принадлежали валхеру по имени Ашен-Шугар. Мой отец носил эти доспехи и сражался этим мечом во время Войны Провала против цуранцев, и с течением времени он изменился. Теперь он больше не человек, его тело изменил дух давно умершего Повелителя Драконов, который в свое время владел этими доспехами и мечом. Другого такого.., существа, как мой отец, нет в этом мире.

— Пока нет, — поправил Накор. — Изумрудная Королева может стать второй такой же, как он.

Люди начали перешептываться, а Кэлис продолжал:

— По причинам, которые я не вполне понимаю, сущность и душа моего отца остались человеческими…

Накор опять перебил его:

— Об этом — в другой раз. Я знаю причины, но этим людям их знать не обязательно. — Он повернулся к солдатам:

— Просто примите это на веру. Томас — человек; несмотря на свое могущество, он сохранил душу и сердце человека Но эта женщина, та, которая в давно минувшие времена называла себя леди Кловис…

— Изумрудная Королева — это леди Кловис?! — воскликнул Хатонис. — С тех пор как она бежала с сюзереном Валгаша и Дааконом, прошло без малого двадцать пять лет!

— Это ее тело, — пожал плечами Накор.

— Суть в том, — продолжал Кэлис, — что если пантатиане используют свою магию для того, чтобы сделать с этой женщиной то, что другие сделали с моим отцом…

И Кэлис вкратце поведал свою историю, рассказав о том, как его отцу пришлось носить древние доспехи, которые наделили его памятью и могуществом одного из древних Повелителей Драконов.

— Накор убежден, — сказал он под конец, — что эта Изумрудная Королева, пока еще подобная вам, подвергается такой же трансформации, и…

— И среди нас скоро появится еще один Повелитель Драконов, — закончил за него Накор.

— Так почему же ваш отец не разделается с ней раз и навсегда — тогда бы мы могли спокойно отправляться домой? — спросил Бигто.

— Это не просто соперничество двух Повелителей Драконов, — сказал Кэлис.

— Больше мне не хотелось бы говорить. — Он взглянул на Накора.

— Она еще не валхеру, — сказал тот. — Будь она валхеру, она бы перелетела через океан на драконе. И армия была бы ей ни к чему.

— Ты все сказал? — поинтересовался Кэлис.

Накор усмехнулся, ничуть не смутившись.

— Может, и нет.

— В любом случае кто-то должен вернуться в Крондор и сообщить принцу Никласу о том, что здесь происходит, — сказал Кэлис.

— А что, если вернется только один? — спросил Луи. — Что именно он должен сообщить?

Кэлис с минуту помолчал:

— Он должен сказать следующее: пантатиане ведут армию, чтобы силой завладеть тем, что раньше им не удалось получить коварством. Их возглавляет некто в покровах Повелителя Драконов, и он в состоянии получить это. Необходимо предупредить Томаса и Пуга. — Он взглянул в серьезные лица своих людей. — Только эти три фразы. Их будет достаточно. Теперь повторяйте: пантатиане ведут армию, чтобы силой завладеть тем, что им не удалось получить коварством… — Все хором повторили эту фразу как школьники на уроке, а за ней и две другие. — Вам будут задавать много других вопросов; отвечайте правдиво и не пытайтесь приукрасить свои заслуги. Правда — наш единственный союзник в этой войне. Но как бы там ни было, эти три фразы вы должны передать слово в слово.

— А я постараюсь помочь вам понять, что означает каждая из них, — добавил Накор, — чтобы даже тот, кто не может запомнить больше этих трех фраз, мог верно ответить на любые вопросы.

Несколько человек рассмеялись, но большинство промолчали.

Кэлис повернулся и пошел вниз по склону — охотиться, думая про себя: сумел бы он сам объяснить правду этим людям?

***

Рассвет застал их на обледеневшей тропе. Под сапогами похрустывал иней. Многих лихорадило, и почти все шатались от голода. Запасы провизии кончились; Кэлис уже два дня рыскал впереди, но до сих пор не нашел никакой дичи.

Немного выручал, казалось, неисчерпаемый запас апельсинов Накора, но в такой холод их было недостаточно для поддержания сил, а некоторые от них еще и страдали желудком.

Эрик никогда не видел Ру таким бледным и понимал, что сам выглядит не лучше. Лес становился все гуще, и землю устилали ломкие осенние листья.

Де Лонгвиль повернулся, чтобы скомандовать привал, но тут раздался пронзительный крик, и на них посыпались стрелы.

— Построиться в каре! — скомандовал де Лонгвиль. Эрик перекинул щит на грудь и опустился на колени, стараясь прикрыть весь корпус; остальные солдаты сделали то же самое, образовав большой квадрат со стороной в пятнадцать человек.

Из кустов и из-за деревьев выскочили люди с зелеными повязками на рукавах. Увидев их, Эрик закричал:

— Это приспешники змей! — и обрушился на человека в шлеме с закрытым забралом.

Лязгнула сталь. Эрик вложил в удар всю свою силу. Щит раскололся, и меч Эрика глубоко вошел в левую руку противника. Ру докончил дело, всадив лезвие своего меча ему в правый бок, и развернулся, чтобы встретить другого. Тот прыгнул вперед, загремели столкнувшиеся щиты, и маленький Ру был отброшен назад.

В центре каре де Лонгвиль, Грейлок и еще трое образовали летучий отряд, готовый закрыть любую брешь. Когда Ру упал, де Лонгвиль шагнул вперед, зарубил его противника и рванул Ру за шиворот с криком:

— Эйвери, марш в строй! Пытаешься отлынивать от работы?

Ру вскочил на ноги, потряс головой и вернулся на свое место рядом с Эриком. Пока отряд Кэлиса успешно оборонялся, но Эрик сомневался, что им, ослабевшим от голода, удастся отбить нападение.

Внезапно среди нападающих раздался вскрик, за ним — другой, и двое наемников с зелеными повязками на рукавах упали, пораженные стрелами. Это был Кэлис: он стоял у них в тылу, посылая стрелу за стрелой, и, прежде чем враги успели сообразить, что происходит, четверо из них уже лежали на земле.

Не давая врагу опомниться, де Лонгвиль крикнул: «В атаку!» — и летучий отряд обрушился на самых умелых воинов противника.

Контратака и внезапное нападение сзади лишили мужества приспешников пантатиан, и мгновением позже они обратились в бегство.

Эрик погнался сразу за двумя противниками, догнал одного и свалил его мощным ударом. Другой развернулся ему навстречу и, легко уклонившись от лезвия, ударил его щитом в лицо. У Эрика потемнело в глазах. Он отшатнулся, автоматически подняв щит — сказались долгие часы тренировок, — и это спасло ему жизнь, ибо мгновением позже об него зазвенел меч. Эрик вслепую махнул клинком и тоже угодил в щит противника. В глазах у него прояснилось как раз вовремя для того, чтобы избежать второго удара, и после этого оба сделали по шагу назад, признавая, что нашли друг в друге опасных соперников. Сквозь заросли донесся голос де Лонгвиля:

— Взять пленного!

Эрик хотел закричать, но губы не слушались. Он сплюнул, чувствуя, как шатаются зубы и кровь заливает правый глаз. Собрав все силы, он закричал:

— Сюда!

Его противник, крупный мужчина, заколебавшись на мгновение, сделал еще один шаг назад.

— Сюда! — опять закричал Эрик и бросился на него. Тот остановился, чтобы отбить атаку, но Эрик не стал использовать меч. Вместо этого он пригнулся и, нырнув под чужой щит, ударил противника плечом, надеясь сбить его с ног.

Но вражеский воин лишь пошатнулся. Эрик поспешно отпрыгнул назад, уходя от удара, и снова заорал во всю глотку:

«Сюда!» — а потом кинулся вправо, чтобы отрезать противнику путь к бегству.

Внезапно тот выпустил меч, бросил на землю щит и снял шлем в знак того, что сдается.

Эрик обернулся назад и, увидев Кэлиса, натянувшего тетиву, с трудом перевел дыхание.

— Долго же вас не было.

Кэлис посмотрел на Эрика и чуть улыбнулся.

— Это просто кажется, что долго.

***

Пленник оказался словоохотлив и достаточно вежлив. Его звали Давар, он был родом из города Хамсы, но последние семь лет служил наемником в отряде, называвшемся Великий Отряд Нахута.

Пока Кэлис, де Лонгвиль и Грейлок допрашивали его, Накор и Шо Пи занимались ранеными. Эрик пострадал не так уж сильно: небольшая царапина на лбу, разбитая губа, несколько шатающихся зубов и множество синяков. Шо Пи дал ему какой-то отвар и велел сесть, приложить руки к лицу и заниматься рейки в течение по меньшей мере получаса — тогда, сказал он, зубы, быть может, удастся сохранить.

Эрик уселся на камень, а рядом стонали раненые; тот, кто был в состоянии, тоже занялся рейки, остальных лечили товарищи.

В бою погибли семнадцать человек; противник потерял двадцать четыре. Когда Кэлис начал обстреливать их с тыла, они подумали, что окружены, и потеряли боевой дух — если бы не это, все могло обернуться значительно хуже.

Давар рассказал, что в отряде Нахута сотня солдат. Их разведчик еще накануне заметил Кэлиса, вернулся по его следам и обнаружил отряд. У их капитана было достаточно времени, чтобы устроить засаду.

— Ничего личного, — добавил Давар. — У нас был приказ. Приказ оседлать эту тропу и убивать каждого, кто захочет по ней пройти. Все очень просто.

— Кто отдавал вам приказы? — услышал Эрик голос Кэлиса.

— Кто-то из генералов. Может быть, сам Фэйдава. Я точно не знаю. Понимаете, Нахут ничего нам не объяснял. Он просто приказывал, и мы выполняли приказ.

— Значит, они решили прикрыть фланги, — сказал Кэлис.

— Наверное. В армии полный бардак, все мечутся как цыплята в грозу. Мы даже не знаем, кто придет нам на смену.

— Когда вас должны сменить? — спросил де Лонгвиль. Не отнимая рук от лица, Эрик прислушался.

— Кто знает? — пожал плечами Давар. — Может, через два дня, а может, через неделю. Мы здесь торчим почти месяц — впору уже начать жевать седла.

— Уведите его, — велел Кэлис.

— Постойте, капитан, позвольте спросить — вы дадите мне день или предложите службу?

— Почему ты хочешь перейти к нам? — холодно бросил Кэлис.

— Ну, дело в том, что это такая дыра. Мой конь внизу, в конце этой тропы, но, как вы могли заметить, стоит зверский холод. Очень неприятно в такую погоду убегать от ваших людей.

— Мы можем ему доверять? — спросил Кэлис кого-то. Ему ответил Праджи:

— Не больше, чем любому из этих ублюдков. Я слышал о Нахуте. Он не из худших, хотя, безусловно, далеко не из лучших.

— Ты будешь драться против своих товарищей? — вновь спросил Кэлис Давара.

— Любой из вас сделал бы то же самое на моем месте. Таковы правила. Если я вернусь к своим, меня просто убьют. — Его голос упал почти до бормотания.

— Будь я проклят, капитан, но нам не платят уже больше месяца, и здесь некого грабить — разве что красть орехи у белок.

Кэлис помолчал, размышляя, а потом сказал:

— Проводишь нас к месту расположения твоего бывшего отряда, и мы вернем тебе коня и отпустим. Если направишься в сторону Паламдса, тебя не будут преследовать.

— Это более чем справедливо, капитан.

Пленного увели, и Эрик услышал голос де Лонгвиля; тот говорил тихо, но Эрик смог разобрать слова:

— Ты в своем уме?

Там, внизу, еще мечей семьдесят.

— Но им и в голову не придет, что мы на них нападем, — сказал Кэлис.

— Преимущество внезапности? — с сомнением пробормотал де Лонгвиль.

— Бобби, это наше единственное преимущество, — возразил Кэлис. — Мы валимся с ног. Нам необходимы еда и отдых. У Нахута есть лошади. Если мы сумеем захватить этот лагерь, то, возможно, нам удастся беспрепятственно попасть в Махарту.

— Что вы задумали? — спросил Грейлок.

— Если на этом фланге и впрямь такой кавардак, как говорит этот Давар, то смена может и не знать Нахута в лицо.

И если мы встретим их в условленном месте, нацепив эти зеленые повязки…

— сказал Кэлис.

Де Лонгвиль издал стон, и Эрик порадовался, что сидит, закрывая лицо, и никто не видит гримасу, которую он скорчил.

***

Эрик ждал. Кэлис, Шо Пи, Луи и Джедоу должны были снять часовых. Кэлис показал вправо, передал свой лук Джедоу, хлопнул Шо Пи по плечу и вытащил кинжал. Шо Пи положил меч со щитом на землю и тоже достал кинжал. Взмахом руки Кэлис велел Луи заходить слева, а Джедоу приказал оставаться на месте.

Потом все трое растворились в вечерних сумерках. Средняя луна уже была высоко, большая и маленькая только всходили. Эрик знал, что со временем будет становиться только светлее, и сейчас больше всего шансов подкрасться незаметно.

До него донесся слабый шорох, сдавленный стон, и все стихло. Эрик напрягся, но тревогу не подняли.

Вернулся Кэлис, забрал у Джедоу свой лук и жестом приказал остальным следовать за ним. Эрик передал сигнал по цепочке и пошел по тропе, стараясь ступать как можно бесшумнее.

В нескольких ярдах он увидал мертвого часового — глаза его пусто смотрели в небо. Бросив на тело короткий взгляд, Эрик вернулся к мыслям о предстоящей схватке.

Губы его распухли, и нос все еще болел. Когда он касался зубов языком, они шатались, и он никак не мог заставить себя их не трогать. Кэлис не дал своему отряду и часа передохнуть. Оставив двух легкораненых нести караул, он повел людей вслед за Даваром к лагерю его бывшего отряда.

Впереди замелькали огни, и Эрик не поверил своим глазам. Неужели они так беспечны, хотя только что проиграли бой? Но тут он уловил движение в темноте и понял, что ошибался: вокруг лагеря несли караул не меньше десяти человек.

Но больше всего Эрика поразило отсутствие укреплений. Двадцать четырехместных палаток кольцом, большой костер в центре — и все. Откуда-то донеслось ржание лошадей, и Эрик решил, что коновязь на той стороне лагеря.

Кэлис знаками подозвал Эрика и, когда тот подошел, прошептал:

— Возьми десять человек, обойди лагерь и будь готов ударить по ним с фланга. Пока они начеку, но скоро решат, что мы либо ушли другой дорогой, либо зализываем раны. — Он взглянул в небо. — До полуночи еще примерно четыре часа. Раньше этого времени я не собираюсь атаковать. Когда выйдете на позицию, можете отдохнуть, но не слишком расслабляйтесь, и как только я подам сигнал, решительно нападайте. Главное — действовать быстро, не давать им опомниться и бить изо всех сил. Тогда их численный перевес не будет иметь никакого значения.

Эрик кивнул и вернулся к отряду. Он отсчитал десять человек, в том числе Ру, и повел их за собой. Натомби, бывший кешийский легионер, ухмыльнулся, когда они углубились в лес.

Обогнув лагерь, Эрик остановил людей. За деревьями маячили едва различимые фигуры двух часовых, но Эрик надеялся, что Кэлис был прав и скоро они потеряют бдительность.

Жестом он разрешил всем отдыхать, подал Ру сигнал стать на часы и уселся на камень, положив на лицо руки. Эрику совсем не хотелось лишиться зубов.

***

В назначенное время Кэлис криком подал сигнал к атаке. Почти все в лагере спали и опомнились с опозданием.

Когда же они бросились отражать нападение с одного фланга, Эрик и его десятка обрушились на них с другого.

Из палатки выскочил человек в одних подштанниках, и Эрик убил его прежде, чем тот успел поднять меч. Второй едва не столкнулся с ним и в ужасе заорал:

— Нас обошли!

Эрик ударил мечом, и крик перешел в стон. Натомби издал кешийский боевой клич, а Бигго заревел так, что кровь стыла в жилах.

Эрик успел оглушить еще двоих, но тут битва закончилась, потому что оставшиеся наемники Нахута побросали оружие, а те, кто успел надеть шлемы, их сняли.

Де Лонгвиль, который был тут как тут, приказал согнать пленных к костру. Полуодетые и ошеломленные, они разразились проклятиями, увидев, как невелика численность победителей. Только тридцать семь из сорока трех оставшихся у Кэлиса людей приняли участие в этом бою и почти без потерь взяли в плен почти вдвое больше врагов.

Внезапно Эрика одолел смех. Он попытался подавить его, но не смог. Сначала он тихо хихикнул, затем захохотал во весь голос. Остальные присоединились к нему, и вскоре ругательства пленных утонули в дружном хохоте Кровавых Орлов Кэлиса, впервые за долгое время одержавших победу.

К пленным подошел Кэлис:

— Кто из вас Нахут?

Один из них ответил:

— Он мертв. Вы убили его вчера на тропе.

— Почему Давар не сказал нам об этом? — спросил де Лонгвиль.

— Не знал, сукин сын. Мы принесли Нахута сюда, и к ужину он отдал концы. Рана в живот. Заражение.

— Кто командует?

— Наверное, я, — сказал мужчина, делая шаг вперед. — Мое имя — Келка.

— Ты сержант? — спросил де Лонгвиль.

— Нет, только капрал. Сержанту раскроили череп.

— Ну что ж, это отчасти объясняет отсутствие обороны, — сказал де Лонгвиль.

— Прошу прощения, капитан, — сказал Келка. — Вы собираетесь предложить нам службу у вас?

— С чего бы?

— Ну, нам долго не платили, а теперь у нас нет ни капитана, ни сержанта… Черт, капитан, вы взяли нас с горсткой людей. Я думаю, такого командира мы больше не встретим, если вы дадите нам день.

— Я об этом подумаю.

— А как насчет наших палаток, капитан? Вы собираетесь их занять?

Кэлис покачал головой:

— Можете забираться обратно. Когда я решу, что с вами делать, я вам об этом скажу. — Он подозвал де Лонгвиля:

— Накорми людей и пошли кого-нибудь наверх, пусть приведет раненых и Давара. Я хочу, чтобы завтра к полудню все были здесь. А что делать с пленными, решим утром.

Эрик сел, чувствуя, что ноги его дрожат. День был длинный и очень тяжелый, он был совершенно измучен и знал, что остальные чувствуют себя не лучше.

Внезапно у него над ухом раздался рев де Лонгвиля:

— Что я вижу? Кто приказывал вам отдыхать? Быстро привести лагерь в порядок!

Со всех сторон послышалось оханье, а де Лонгвиль как ни в чем не бывало командовал:

— Вырыть траншею, насыпать бруствер, обтесать колья! Сделать загон, привести лошадей, составить полный список запасов! Мне надо знать, кто ранен. Потом, когда вы закончите, я, так и быть, подумаю, не дать ли вам немного поспать.

Эрик заставил себя встать и пробормотал себе под нос:

— Где же мы возьмем лопаты?

— Если понадобится, фон Даркмур, будешь рыть руками! — рявкнул де Лонгвиль, услышав его.

Глава 22. ПРОСАЧИВАНИЕ

Кэлис говорил шепотом.

Эрик не мог разобрать слов, но видел, что Праджи и Грейлок согласно кивают.

Пленных перевели в маленькую балку и выставили охрану. Де Лонгвиль уехал допрашивать их, но Кэлис по-прежнему еще не решил, что с ними делать. Эрик строил всяческие предположения на этот счет, когда к нему подошел Ру.

— Как лошади?

— Слегка отощали, а в общем, в порядке. Холод и бескормица им не на пользу. Ничего — пару раз отведем на выпас, найдем место, защищенное от ветра, и они быстро оправятся, — ответил Эрик.

— Как по-твоему, что задумал наш капитан?

— Откуда мне знать? Но странно, что он во всеуслышание твердит, что мы пойдем в Порт Гриф.

Ру ухмыльнулся:

— Ничего странного, если он хочет, чтобы армия королевы искала нас именно там. А какие планы у тебя?

— У нас еще уйма работы, — сказал Эрик. — И лучше закончить ее до того, как вернется де Лонгвиль. Если он увидит, что мы бездельничаем, он задаст нам взбучку.

Ру заохал:

— Я подыхаю с голода.

Эрик подумал, что и он ничего не ел, не считая каких-то крошек вчерашней ночью.

— Пойдем перехватим чего-нибудь, — смазал он, и лицо Ру прояснилось. — А потом примемся за работу, — добавил Эрик, и Ру опять помрачнел.

Хотя людям Нахута, как они утверждали, долго не платили, продуктов в лагере было достаточно. Эрик и Ру подошли к палатке, которую делили с Луи и Бигго — Шо Пи и Натомби перешли в другую, к Накору и Джедоу, — и увидели, что их товарищи спят как убитые. У входа на тряпочке лежала краюха хлеба и стояла плошка с крупой и орехами. Эрик со вздохом сел, взял хлеб, отломил себе половину, зачерпнул горсть крупы и принялся за еду.

В воздухе еще чувствовалась прохлада, но солнце пригревало, и после еды Эрика потянуло в сон. Поглядев на Луи и Бигго, он подумал, не последовать ли их примеру, но усилием воли справился с этим соблазном. Работы действительно было еще немало, и он знал, что, если де Лонгвиль застанет их спящими, он устроит им ад.

Эрик встал и разбудил Луи и Бигго. Бигго сонно приоткрыл глаза и, посмотрев на Эрика, пробормотал:

— Хорошо, когда хорошо.

— Да, — сказал Эрик. — Вставайте, пошли.

Луи поднял голову. Темные круги под глазами придавали ему еще более опасный вид. Когда он встал, Эрик тихо спросил:

— Ножи с тобой?

— Всегда, — так же тихо ответил Луи и, молниеносным движением выхватив кинжал, со свистом рассек им воздух. — Что, появились глотки, которые надо перерезать?

— Идите за мной, — сказал Эрик.

Он быстро повел их мимо палаток, то и дело оглядываясь, словно хотел убедиться, что за ними никто не следит. У рва, который только что закончили углублять, Эрик остановился и показал на кучу свежесрубленных кольев:

— Быстрее, пока не засохли! Их надо заострить и вкопать на валу.

Ру и Бигго, улыбнувшись, взяли по колу и вытащили ножи, но Луи вспыхнул:

— Ты разбудил меня только за этим?

— Лучше я, чем де Лонгвиль, не так ли?

Луи смерил Эрика жестким взглядом. На мгновение острие его кинжала уставилось в грудь Эрика. Потом родезанец хмыкнул и наклонился за колом.

Ру и Бигго рассмеялись, а Эрик сказал:

— Вот и ладненько. А я пойду посмотрю, не привели ли лошадей.

Он перебрался через ров, но задержался у солдат, мастеривших подъемные ворота. Отсутствие инструмента сильно осложняло работу: в лагере Нахута отыскался лишь один топор, и доски приходилось выстругивать ножами и кинжалами. Эрик с радостью отдал бы те несколько золотых, что лежали в его кошеле, за обычный рубанок и долото.

Он немного разбирался в плотницком ремесле и посоветовал вырезать пазы, соединить доски «ласточкиным хвостом», а затем обвязать готовые ворота веревкой — получилось бы достаточно прочно, но, к сожалению, эти ворота нельзя было бы разобрать и увезти с собой, как те, которые пришлось вместе с остальным снаряжением бросить у холма на северной оконечности Равнины Джэмс.

Вспомнив о равнине, Эрик задумался о том, как они ее пересекут, учитывая вездесущих джилан. Но потом он решил, что об этом пусть болит голова у Кэлиса и де Лонгвиля, а он будет заниматься той работой, которую надлежит делать ему.

Ворота закончили только к полудню. Эрик приказал развести пару костров, а сам пошел проверять караулы и обнаружил, что часовых никто не сменил. Вернувшись к палаткам, Эрик пинками разбудил нескольких солдат и, не обращая внимания на протесты, сказал, что теперь их очередь идти в караул.

В котлах уже кипела похлебка для обеда, когда вернулся де Лонгвиль. Он спрыгнул с коня и подозвал к себе Эрика:

— Вал закончили?

— Два часа назад, — сказал Эрик.

— Колья?

— Заострены и вкопаны.

— Ворота?

— На месте.

— Мост через ров?

— Его заканчивают — хотя я сомневаюсь, что от него будет много толку: держится на честном слове, и лошадей по нему можно проводить только поодиночке.

— Кто-нибудь сменил часовых?

— Я только что позаботился об этом.

— Где капитан?

— Беседует с Грейлоком, Праджи, Ваджей и Хатонисом.

— Осваиваешь обязанности офицера? — спросил де Лонгвиль и, взяв у ближайшего костра чашку, зачерпнул себе горячего супа.

— Вам виднее, сержант. Я в этих делах новичок.

Де Лонгвиль удивил его широкой улыбкой, потом глотнул супа и скорчил гримасу:

— Соли маловато. — Он бросил чашку на землю и, уходя, сказал:

— Если я тебе зачем-нибудь понадоблюсь, ищи меня у капитана.

Ни к кому не обращаясь, Эрик пробормотал:

— Интересно, к чему это он…

Кашевар по имени Самюэль услышал его слова. Самюэль входил в первую группу «висельников» и хорошо изучил де Лонгвиля.

— Сержант ничего не делает просто так, — сказал он и, помолчав, добавил:

— Но после гибели Фостера это его первая настоящая улыбка, капрал.

Эрик хотел поправить его, но только пожал плечами. Обед был почти готов, и надо было накормить людей — посменно, чтобы не прерывать работы, — и позаботиться о том, чтобы часовые на постах тоже получили горячую пищу. Официально его никто не назначал капралом, но если такая ошибка способствует организованности, нет смысла ее исправлять.

***

Эрик отбирал лошадей для тех наемников, которым был предоставлен день. Кэлис сделал им необычное предложение: если они направятся к реке Ди, а затем поедут вдоль нее на юг и повернут на Чатистан или Испар, он не пошлет за ними погоню. Кроме того, он дал им немного золота. Но вместе с тем капитан предупредил их, что, если они попытаются ехать за его отрядом в направлении Порт Гриф, пусть пеняют на себя.

Чему удивлялся Эрик, так это тому, что двадцати наемникам Нахута была предложена служба. Их отдали под команду Грейлока и, разумеется, держали под строгим присмотром, но все равно, чужие люди в отряде — большой риск, и будь на то воля Эрика, он ни за что бы на него не пошел. Но, поразмыслив, он решил, что именно поэтому Кэлис был Крондорским Орлом принца, а он сам — всего лишь временным капралом.

Подошел де Лонгвиль и остановился в сторонке, наблюдая за отъездом наемников. Им дали самых плохих лошадей, но по крайней мере ни одна из них не хромала. Им было позволено взять недельный запас продовольствия, немного золота и даже свое оружие. Двенадцать человек из отряда Кэлиса должны были сопровождать их полдня, а потом предоставить самим себе.

Отряд уехал. Проводив всадников взглядом, Эрик подошел к де Лонгвилю:

— Сержант, почему мы не отпустили их всех?

— У капитана были свои соображения. Пусть их присутствие тебя не беспокоит. Только приглядывай за ними и следи, чтобы они выполняли приказы. Да, и еще: передай всем, чтобы никто не проговорился новичкам о нашей схватке с сааурами, — сказал де Лонгвиль.

Эрик кивнул и пошел передавать людям приказ де Лонгвиля. В центре лагеря он увидал Грейлока, раздающего зеленые повязки. Эрик взял одну и спросил:

— А это зачем?

— С этой минуты мы — Великий Отряд Нахута. — Грейлок показал туда, где стоял де Лонгвиль. — Он — Нахут. По крайней мере бывшие солдаты Нахута утверждают, что из всех нас Бобби больше всего похож на него.

— И кроме того, для саауров все люди на одно лицо, — сказал Эрик.

Грейлок улыбнулся.

— Никогда не считал тебя дураком. Рад, что не ошибся. — Он положил руку Эрику на плечо и отвел его в сторону:

— Через несколько дней Нахута должны сменить. Так по крайней мере они говорят. Поэтому, если нам удастся выдать себя за них, мы могли бы вернуться в лагерь королевы, не вызывая ничьих подозрений. Если верить этим парням, беспорядок здесь еще хуже, чем там, к северу от Ланады. Конечно, есть шанс, что мы можем наткнуться на кого-то, кто знает нас по прежнему лагерю, но он очень невелик. — Грейлок огляделся и, убедившись, что их никто не слышит, продолжал:

— Похоже, людей Нахута отправили специально за нами.

— Это факт или предположение? — спросил Эрик.

— Предположение, но весьма вероятное. У них был приказ оседлать эту дорогу и ждать отряд, который спустится с гор, не имея повязок и не зная пароля.

— Вы правы. Не приходится спорить, что мы отлично подходим под это описание, — сказал Эрик.

Грейлок пожал плечами:

— Вероятнее всего, змеи боятся, что в том лабиринте пещер и галерей мы видели нечто, не предназначенное для чужих глаз.

— Из того, что я видел, я сделал только один вывод: это не то место, где мне хотелось бы оказаться снова, — сказал Эрик.

Грейлок усмехнулся:

— Как лошади?

— Неплохо. Отъедаются на осенних травах. Ничего особенного, конечно, но для простых наемников вполне приличные скакуны.

— Подбери для меня лошадь получше, — сказал Грейлок. — Надо составить новый график нарядов с учетом, так сказать, «пополнения», а потом нам останется только ждать.

— Ждать чего?

— Смены, чтобы спокойно вернуться обратно и принять участие в штурме Махарты.

Эрик с сомнением покачал головой:

— Забавный способ вести войну — помогать врагам добиваться их цели.

Грейлок пожал плечами:

— Если забыть про смерть и страдания, война вообще забавная штука. Эрик, я прочитал об истории войн все, что об этом написано, и понял одно: как только план сражения составлен и отданы соответствующие приказы, этот план начинает жить собственной жизнью. А когда ты вступаешь в бой, он вообще не имеет почти никакого значения. Победа зависит от того, насколько удачно схвачен момент. Как правило, все надеются, что противник сделает ошибку первым, а им повезет. Перед отплытием у Кэлиса был вполне определенный план, но как только он и Накор обнаружили в лагере королевы то, что предполагалось, прежний план был отброшен, и теперь мы составляем новые — по мере развития событий.

— Другими словами, надеясь, что противник допустит ошибку раньше, а нам повезет?

— Что-то вроде этого.

— Тогда я буду молиться Рутии, — сказал Эрик вслед уходящему Грейлоку.

Вспоминая все, что случилось с ними с момента высадки на Новиндус, он вынужден был признать, что в действиях Кэлиса и впрямь было много отваги и риска, но мало продуманности, а порой — и просто здравого смысла.

Нельзя сказать, чтобы такой вывод обрадовал Эрика, и, чтобы отвлечься от невеселых мыслей, он решил почистить оружие. Вернувшись к палатке, он отстегнул с пояса меч, снял шлем и нагрудник. Взяв ветошь и смочив ее маслом, Эрик тщательно осмотрел свои доспехи и, обнаружив следы ржавчины, нахмурился и мстительно начал ее оттирать.

***

Всадник, выжимая из взмыленной лошади последние силы, гнал ее вверх по тропе. Еще до того как он доскакал до ворот, люди, вооружившись, заняли позицию на валу. Узнав во всаднике одного из дозорных, Эрик распорядился опустить мост.

Всадник торопливо спешился и перевел лошадь через мост, который подозрительно раскачивался и скрипел, однако держался лучше, чем ожидалось.

Бросив поводья Эрику, дозорный побежал навстречу де Лонгвилю и Кэлису.

— Зеленокожие!

— Где? — спросил де Лонгвиль.

— Внизу на тропе. Большой разъезд, мечей двадцать. Похоже, они не торопятся.

Кэлис ненадолго задумался.

— Прикажи людям уйти с вала. Пусть будут наготове, но не делают ничего, что могло бы насторожить саауров.

Эрик отвел лошадь к коновязи и велел Луи немного поводить ее, чтобы она остыла, затем обтереть и задать ей корма.

Когда он вернулся, на валу уже никого не было. Люди разбрелись по лагерю, но каждый держал оружие под рукой и все то и дело посматривали на выходящую из леса тропу.

Разъезд появился на ней минут через двадцать, но Эрику показалось, что прошла вечность. Эрик внимательно разглядывал саауров — в последний раз он был слишком занят тем, чтобы остаться в живых, и, разумеется, не мог их как следует рассмотреть. Ру подошел к нему и стал рядом.

— Ну и видок же у них.

— Говори о зеленокожих что хочешь, но как сидеть на своих немыслимых лошадях, они знают.

Саауры держались в седлах с такой непринужденностью, будто всю жизнь проводили верхом. У каждого был короткий лук, перекинутый через заднюю луку, и Эрик мысленно возблагодарил богов за то, что отряд, с которым они столкнулись в холмах, атаковал их, а не занял оборону и не начал стрелять из луков. Круглые деревянные щиты саауров, обтянутые кожей, были разрисованы странными узорами и изображениями животных. У командира на шлеме красовался синий султан из конских волос, схваченных обсидиановым кольцом, а остальные носили простые железные шлемы с большими отогнутыми на-щечниками и широкими переносьями. Когда на тропе появился последний всадник, Эрик быстро пересчитал саауров. Их было двадцать — и еще четыре вьючные лошади.

Достигнув моста, отряд остановился, и командир саауров крикнул:

— Где Нахут?

У него был сильный акцент, и голос срывался на рев, но понять его было можно. Де Лонгвиль, надев шлем, скрывающий почти все лицо, вышел навстречу.

— В чем дело?

— Что ты можешь сообщить?

Кэлис предусмотрел этот вопрос и дал соответствующие указания всем, кроме бывших воинов настоящего Нахута, которых приказал держать подальше от зеленокожих.

— Какой-то отряд напал на нас из засады. Мы отбросили их и загнали обратно в горы.

— Что? — рявкнул командир саауров. — Тебе было приказано отправить гонца, если вы обнаружите, что кто-то хочет спуститься по этой тропе!

— Мы послали гонца! — крикнул в ответ де Лонгвиль, изо всех сил стараясь выглядеть раздраженным. — Так ты говоришь, он до вас не добрался?

— Я ничего не говорю, человек! — прорычал сааур. — Когда это случилось?

— Неделю назад!

— Неделю назад! — Сааур крикнул что-то на своем языке, и несколько его воинов помчались вверх по тропе, а он опять заговорил с де Лонгвилем:

— Оставите нам продовольствие. Сами вернетесь к основным силам. Я недоволен.

— Будь уверен, и я недоволен, что вы упустите тех, с кем мы дрались! — прокричал де Лонгвиль. — Уж я постараюсь, чтобы генерал Фэйдава об этом узнал.

— Чтоб тебя до утра трепали ночные дьяволы! — огрызнулся зеленокожий, и Эрик внезапно почувствовал облегчение: если бы он в самом деле что-то подозревал, то не стал бы обмениваться оскорблениями, а сразу бы перешел к атаке.

— Джилане вас не беспокоили? — спросил де Лонгвиль.

— Нет, — хрюкнул сааурский офицер. — Наши воины загнали этих маленьких волосатых человечков обратно в горы. Путь свободен, и ты можешь спать в седле. — Он двинулся через мост; под весом его огромной лошади доски подозрительно затрещали, но выдержали, хотя и прогнулись. Эрик мысленно вознес богам еще одну благодарственную молитву.

— Сворачивайте лагерь! — скомандовал де Лонгвиль. — Выступаем через десять минут!

Люди заторопились; каждый понимал, что чем дольше они задержатся, тем больше шансов, что их раскусят.

— Ру, — сказал Эрик. — Прихвати мои шмотки. Я должен присмотреть за наемниками Нахута.

На сей раз Ру обошелся без своих обычных подначек и просто кивнул:

— Я позабочусь.

Эрик побежал туда, где ждали двадцать человек из отряда Нахута, и увидел, что они шепчутся между собой. Не дав им времени рассудить, что выгоднее — выдать Кэлиса сааурам или промолчать, — он закричал:

— Быстро за лошадьми! Первые шесть лошадей — для офицеров. Остальных ведите к палаткам, потом собирайте свое снаряжение и по коням. Ясно?

Он так старался подражать де Лонгвилю, что переусердствовал, и последнее слово прозвучало не как вопрос, а как команда.

Впрочем, своего Эрик добился: бывшие наемники Нахута без разговоров бросились исполнять приказ, а кое-кто даже ответил: «Есть, капрал» и «Слушаюсь, капрал».

Минутой позже появился де Лонгвиль:

— Где новенькие?

Эрик махнул рукой:

— Я послал их за лошадьми и пригляжу за ними.

Де Лонгвиль кивнул:

— Хорошо, — и ушел без комментариев. Увидев, что наемники Нахута уже ведут лошадей к палаткам, Эрик побежал туда сам, и Ру бросил ему его узел со словами:

— Сначала собрал твои.

— Спасибо, — сказал Эрик с улыбкой, подхватил седло и бегом бросился к своей лошади. Он торопливо оседлал ее, приторочил узел к задней луке и, вскочив в седло, прогнал лошадь рысцой по всему лагерю. Сложенные палатки и вырытые колья уже навьючивали на лошадей. Сааурам оставались только ров, мост и ворота — да еще несколько костровищ.

Убедившись, что все в порядке, Эрик стал наблюдать, как зеленокожие разворачивают свой лагерь. Они установили десять круглых палаток, натянув шкуры на каркасы из тонких жердей, изогнутых в виде арок. Палатки были так малы, что Эрик поразился, как саауры умудряются в них влезать. Впрочем, особо разевать рот времени не было, и Эрик вновь перенес все внимание на новичков, бывших солдат из отряда Нахута.

Наконец все было готово, и люди построены. Кэлис отдал приказ, и Эрик отъехал в сторону, чтобы, когда колонна пройдет, занять место капрала. Внезапно он заметил, что командир саауров провожает уезжающих людей пристальным взглядом.

Эрик насторожился: ему показалось, что в этих красных с белым глазах мелькнуло какое-то подозрение. Но сааур неожиданно поднял руку и приветливо помахал им. Рука Эрика сама собой поднялась в ответном прощальном жесте. Он повернул лошадь и занял место в конце колонны, думая про себя: «До чего странно. Попрощались как старые приятели».

***

Они спустились с предгорий, господствующих над Равниной Джэмс, и вступили на территорию, патрулируемую сааурами. Впрочем, отряд наемников с изумрудными повязками на рукавах, идущий на соединение с главными силами, ни у кого не вызывал подозрений.

Неделю они ехали без происшествий, пока наконец не добрались до первого сборного пункта — большого лагеря, обнесенного насыпью. Караульный на башне издалека заметил отряд, и у заставы в сотне ярдов перед воротами их встретил взвод саауров.

— Назначение? — первым делом крикнул их командир.

— Мы присоединяемся к главным силам, — спокойно ответил де Лонгвиль.

— Что за отряд?

— Великий Отряд Нахута.

Командир саауров смерил де Лонгвиля пристальным взглядом.

— Ты не похож на Нахута.

Де Лонгвиль выругался и рявкнул:

— Посиди с мое в этих чертовых горах, и я погляжу, на кого ты будешь похож.

Сааур насторожился, словно ждал другого ответа, но тут вмешался Давар:

— Муртаг, пропусти нас. У нас нет времени на болтовню.

Сааур повернулся к нему:

— Тебя я знаю, Давар. Я должен был бы зарубить вас обоих за ваши дурные манеры.

— И кого ты тогда будешь обдуривать в кости? — сказал Давар.

Повисло молчание. Наконец сааур, которого Давар называл Муртагом, издал резкий звук, похожий то ли на крик осла, то ли на щелчок кожаной плетью по барабану.

— Проезжай, сын шлюхи, — только вставай лагерем по эту сторону рва. Внутри все забито. А ты, Давар, когда вечером придешь играть, захвати побольше золота.

Когда они отъехали подальше, Эрик подскакал к Давару и спросил:

— Что это за звуки он издавал? Наемник покачал головой:

— Хочешь верь, хочешь нет, но так они смеются. Муртаг, конечно, задира, но больше болтает. Конечно, он мог бы разрубить тебя пополам, если бы это взбрело ему в голову, только ему больше понравится, если ты будешь дрожать от страха или ругаться с ним. А вот безразличие действует ему на нервы. Я с ним часто играл и хорошо его изучил. Между прочим, когда он выпьет, то становится вполне приличным для ящерицы парнем. Знает много забавных историй.

Эрик улыбнулся:

— Ты заслужил премию.

В глазах Давара мелькнула расчетливость.

— Мы еще поговорим об этом, капрал.

— После того как разобьем лагерь, — кивнул Эрик. Повернув лошадь, он поскакал к де Лонгвилю.

— Я сказал Давару, что он заслужил премию.

— Ну, значит, ты и плати, — ответил сержант. Кэлис, который высматривал подходящее место для лагеря, повернулся к ним:

— Что там такое?

— Да вот, юный фон Даркмур раздает твои деньги. Выслушав Эрика, Кэлис спросил:

— Что тебя тревожит?

— Он выручил нас, но как-то слишком поспешно. И слишком легко. Я ему не доверяю. Теперь я вспоминаю, что он очень быстро прекратил сопротивляться, ну, вроде…

— Как будто хотел попасть в плен? — докончил за него Кэлис.

Де Лонгвиль ухмыльнулся, а Эрик непонимающе покачал головой:

— Как это?

— Эрик, те двадцать человек, которых мы взяли к себе, — ответил Кэлис, — не те люди, которым следует доверять.

— Наоборот, это люди, за которыми надо смотреть в оба, — добавил де Лонгвиль.

Эрик на мгновение замер с открытым ртом.

— Ну и осел же я!

— Нет, — сказал Кэлис. — Просто тебе еще многое предстоит узнать о том, что не лежит на поверхности. Те двадцать человек, которых мы взяли к себе на службу, отвечали на вопросы слишком быстро и правильно. Я не сомневаюсь, что Изумрудная Королева наводнила армию своими шпионами. Разумеется, все двадцать человек ими быть не могут, но двое, а может быть, даже и больше — наверняка. Поэтому мы решили оставить их, чтобы проще было держать их под присмотром.

— Мы — доверчивая компания, — пояснил де Лонгвиль. — Теперь смотри. Гы и еще двое, кому ты полностью доверяешь — скажем, Бигто и Джедоу, — возьмете этих людей на себя. Держитесь к ним поближе, не допускайте, чтобы у них было чересчур много свободного времени, следите за всеми их перемещениями. Если кто-нибудь из них отправится в форт, я хочу, чтобы кто-то из вас был рядом.

— Он вытащил из-под куртки тяжелый кошель. — Часть золота мы потеряли, но кое-что я сохранил. — Де Лонгвиль открыл кошель и отсыпал Эрику дюжину золотых. — Трать их и не жалей. Если кто-нибудь из этих парней захочет пойти за выпивкой, предложи его угостить и увяжись следом. Понял?

Эрик кивнул:

— Я позабочусь, чтобы одновременно были свободны не больше четырех человек — тогда будет легче следить за ними.

***

Он повернул лошадь, стукнул ее каблуками и поскакал назад, в конец строя.

— Парнишка быстро схватывает, — сказал Кэлис, глядя ему вслед.

— Он еще чересчур совестлив, но я это исправлю, — ответил де Лонгвиль.

Кэлис слегка улыбнулся и вновь принялся высматривать место для лагеря.

Эрик обошел лагерь по периметру, проверяя посты. Поскольку рядом был форт, Кэлису пришлось отказаться от рва и вала. Люди быстро поставили палатки и начали устраиваться на ночлег.

Восемь человек из отряда Нахута Эрик поставил охранять лошадей — все они были на месте. Еще четверо укладывались спать — по крайней мере десять минут назад, когда он проходил мимо их палатки, они были там. Впрочем, за ними приглядывал Джедоу. Четверо другихбыли в наряде по кухне, а за остальными должен был следить Бигго.

Вернувшись к своей палатке, Эрик обнаружил там Ру, который пытался заснуть.

— Я думал, ты в карауле, — сказал Эрик, садясь и начиная стаскивать сапоги.

— Я поменялся с Луи. Он хотел пойти в форт, посмотреть, как там насчет шлюх.

Эрик перестал разуваться. Упоминание о шлюхах его заинтересовало.

— Пожалуй, я тоже пойду посмотрю.

Ру повернулся на другой бок и сонно пробормотал:

— Валяй.

Выйдя из палатки, Эрик отыскал Кэлиса и де Лонгвиля. Они о чем-то говорили с Грейлоком. Оуэн раздобыл где-то табак и трубку и, глядя, как он пускает из носа дым, Эрик подумал, что стало с тем изящным огнивом, которое когда-то было у Грейлока дома.

— Что случилось? — спросил де Лонгвиль.

— Я собираюсь пойти в форт, — сказал Эрик, — если вы, конечно, не возражаете. Луи там, и я думаю, что Биггс тоже.

Де Лонгвиль кивнул.

— Будь начеку, — сказал он и жестом отпустил его.

По влажной траве Эрик поднялся на холм и пошел вдоль стены к воротам, возле которых подремывали караульные. Двое саауров, у одного из которых на нагруднике красовался какой-то значок, видимо, указывающий на офицерское звание, беседовали между собой и не обратили на Эрика никакого внимания.

Форт был увеличенной копией той крепости, которую Кэлис устроил в деревне. Над земляной насыпью с высоким частоколом возвышалась сторожевая башня — там могла разместиться одновременно дюжина лучников. Для большой армии форт не являлся серьезным препятствием, но отдельным отрядам вряд ли удалось бы овладеть таким укреплением.

Внутри разместился небольшой поселок, в котором бревенчатые дома соседствовали с глинобитными хижинами. Муртаг не соврал — здесь действительно было тесно, и Эрик подумал, что в общем-то даже к лучшему, что их лагерь находится за пределами форта.

Ориентируясь на шум и взрывы пьяного хохота, он без труда отыскал трактир

— продымленный и полутемный, пропахший элем и человеческим потом. На Эрика внезапно навалилась такая тоска по дому, по «Шилохвости», по матери и Розалине, что он едва справился с этим наплывом чувств.

Трактирщик, тучный мужчина с багровым лицом, хмуро посмотрел на него:

— Что угодно?

— Есть хорошее вино? — спросил Эрик. Трактирщик удивленно приподнял бровь

— здесь предпочитали напитки покрепче или же эль — и вытащил из-под прилавка темную бутылку. Прежде чем он ее откупорил, Эрик проверил пробку. Похоже, она была целая. Эрик по опыту знал, что ни одного трактирщика не убедишь в том, что старое вино нужно допивать сразу, иначе оно превратится в уксус с привкусом изюма, а не держать бутылку для редких ценителей, запечатывая ее по вечерам, а по утрам открывая снова.

***

Трактирщик поставил на стойку кубок и наполнил его. Эрик попробовал вино. Оно было слаще, чем он любил, но все же не таким приторным, как те десертные вина, что делались к северу от Джайбона. Эрик нашел его вполне приличным и заплатил за всю бутылку.

Оглядевшись, он увидел в дальнем углу трактира Бигго, который изо всех сил, но безуспешно, старался выглядеть незаметно. Он стоял прислонившись к стене у стола, за которым пятеро людей и два сааура резались в кости. Ящерицам было неудобно на маленьких стульях, но, находясь целиком во власти азарта, они этого, казалось, не замечали.

Среди играющих был и Давар. Увидев Эрика, он бросил игру и подошел к нему:

— Есть время поговорить?

Эрик жестом попросил у трактирщика второй кубок и наполнил его. Давар отхлебнул и сморщился.

— Ничуть не похоже на вино с больших виноградников дома, не правда ли? — сказал он.

— Где это — дома? — спросил Эрик.

— Далеко отсюда. Выйдем-ка на минутку. Эрик прихватил бутылку и вслед за Даваром вышел на свежий, прохладный ночной воздух. Давар поглядел в одну сторону, потом в другую и жестом поманил Эрика за угол, в самую темноту.

— Слушай, капрал, — начал он. — Давай поговорим начистоту. Вы — тот отряд, за которым должен был охотиться Нахут.

— С чего ты взял? — сказал Эрик.

— Я не вчера родился, — ответил Давар с ухмылкой. — И знаю, что ваш капитан — тот высокий блондинчик, а не тот, кто себя за него выдает.

— И чего же ты хочешь?

— Разбогатеть, — сказал Давар с жадным блеском в глазах.

— И как же ты собираешься это сделать? — сказал Эрик, незаметно двигая руку к эфесу меча.

— Гляди — я мог бы заработать пару золотых, сказав Муртагу, что вы не те, за кого себя выдаете, но это не деньги, да еще потом мне снова пришлось бы искать себе отряд. — Он вновь огляделся. — И мне не по душе то, что я вижу, весь этот большой поход. Слишком много людей гибнет за гроши. Если так будет продолжаться и дальше, нам всем достанется шиш, согласен? Вот я и подумал, не лучше ли мне помочь вам и вашему капитану? Но я хочу большего, нежели плата и жратва.

— У тебя будет хорошая доля в добыче, когда мы возьмем Махарту, — уклончиво сказал Эрик.

Давар придвинулся к нему почти вплотную.

— Ты думаешь, вам долго удастся притворяться? Вы не похожи ни на один отряд, который мне приходилось встречать, а я повидал их немало. Вы говорите не так, и у вас вид.., я не знаю.., настоящих солдат, без всей этой парадной чепухи, крепких, наемникам не чета. Но кем бы вы ни были, вы не хотите, чтобы вас раскусили, и мне должно что-нибудь перепасть за молчание.

— Поэтому ты прикрыл нас у ворот?

— Ну да. Для саауров мы все на одно лицо, а Муртаг просто дурак — только не думай, что все саауры глупцы, — поэтому он и застрял в этой дыре, а не воюет там, с главными силами. Я подумал, что выдать вас никогда не поздно, и решил сначала дать вам шанс сделать мне лучшее предложение.

— Я не знаю, — сказал Эрик, левой рукой поднося к губам кубок с вином, а правую опуская на рукоятку меча.

— Слушай, фон Даркмур. Я буду с вами до конца, если мне заплатят по совести. Почему бы тебе не сказать об этом капитану Кэлису…

Внезапно за спиной Давара из темноты возникла чья-то фигура, и огромные руки рывком развернули его. Одна легла ему на затылок, другая — на подбородок, и с громким хрустом шея его сломалась.

Эрик выхватил меч, но из темноты вышел Бигго.

— Вот и шпион, — прошептал он.

— Ты уверен? — прошипел Эрик, с колотящимся сердцем опуская меч в ножны.

— Я уверен лишь в том, что никто не называл тебя фон Даркмуром с тех пор, как мы взяли их в плен — так же, как никто не называл по имени Кэлиса. — Эрик кивнул. На этот счет Кэлис отдал недвусмысленные распоряжения. — Откуда же он мог знать твое имя?

У Эрика екнуло сердце.

— Я даже не обратил внимания…

Бигто улыбнулся:

— Не дрейфь, я никому не скажу.

Он поднял тело Давара и взвалил его на плечо.

— Что будем с ним делать? — спросил Эрик.

— Отнесем назад в лагерь, и все дела. Готов спорить, это будет не первый пьяный, которого таким путем возвращают в казарму.

Эрик кивнул, подобрал упавшие кубки и жестом велел Бигго уходить. Потом поставил кубки и пустую бутылку у двери трактира и поспешил следом.

У ворот ему стало не по себе, но, как и предполагал Бигто, караульные не обратили внимания на одного пьяного, с веселыми песнями несущего другого обратно в лагерь.

***

Тело Давара Бигго опустил в пруд недалеко от стоянки и забросал камнями, а Эрик рассказал Кэлису о том, что случилось. Они быстро обсудили, что делать дальше, и Кэлис сказал, что, какими бы ни были дальнейшие действия, осуществить их лучше подальше от саауров и других наемников.

С рассветом они покинули форт. Перед самым уходом к ним подошел сааур и спросил, куда они направляются, но де Лонгвиль просто повторил, что им приказано присоединиться к основной армии, и зеленокожий отошел, видимо, вполне удовлетворенный таким ответом.

В полдень, когда они остановились на привал, Кэлис велел привести к нему пять человек из отряда Нахута. Когда наемников привели, Кэлис сказал:

— Ваш товарищ, Давар, вчера вечером подрался из-за какой-то шлюхи. Ему сломали шею. Я не желаю, чтобы повторилась подобная глупость.

Все пятеро кивнули, но, судя по всему, не слишком расстроились, и Кэлис отпустил их. К нему привели еще пятерых, потом следующих. Наконец перед Кэлисом предстали последние четыре человека, и он повторил свое предупреждение. Трое никак не отреагировали на известие о смерти Давара, а четвертый напрягся, и кинжал де Лонгвиля мгновенно оказался возле его горла.

— Остальные свободны, — сказал сержант Эрику, а сам, вместе с Кэлисом и Грейлоком, увел шпиона для допроса.

На обратном пути наемники засыпали Эрика вопросами о том, что происходит.

— Схватили шпиона, — коротко отвечал он.

Лазутчика увели за небольшой пригорок. Мгновением позже оттуда донесся пронзительный крик, и Эрик похолодел. Крик повторился, потом еще и еще. Эрик огляделся: в лагере не было, наверное, человека, который бы с ужасом не смотрел в ту сторону.

Наконец крики затихли, и через несколько минут вернулись де Лонгвиль, Кэлис и Грейлок. Лица у них были мрачными. Де Лонгвиль огляделся и тихо сказал:

— Эрик, привала не будет. Нам предстоит долгий путь, а времени мало.

Не спрашивая ни о чем, Эрик побежал поднимать людей:

— По коням! Шевелитесь!

Крики умирающего под пыткой шпиона стояли у него в ушах, пробуждая в нем дикую ярость. Эрик нарочно старался двигаться резко и быстро, чтобы дать этой ярости выход или по крайней мере другую направленность.

Вскоре все были в седлах, и отряд Кэлиса во весь опор поскакал к Махарте — туда, где сосредоточились главные силы саауров.

Глава 23. СХВАТКА

Эрик прищурился.

Едкий дым застилал горизонт, и разглядеть сквозь него что-то не было никакой возможности. Колючий ветер доносил вонь горелого мяса и горящего дерева. К Эрику подошел Накор:

— Плохо. Очень плохо.

— За последнюю неделю я видел не так уж много хорошего, — сказал Эрик.

До Махарты они добирались почти целый месяц. По пути им порой попадались небольшие отряды наемников, которым удалось дезертировать и выбраться из этой бойни. Они предпочитали обходить отряд Кэлиса стороной, но капитан одного из них рискнул вступить в переговоры. Убедившись, что Кэлис настроен мирно, он согласился разделить с Кровавыми Орлами ночлег и обменяться новостями.

Новости оказались не слишком обнадеживающими. Ланада была предательски сдана. Толком никто ничего не знал, но говорили, что кому-то удалось убедить жреца-правителя послать свою армию на север, оставив в городе лишь небольшой гарнизон и отряд наемников. Капитан этих наемников оказался агентом Изумрудной Королевы и открыл ворота города сааурам, подошедшим с юго-запада. Захватчики согнали всех жителей, включая детей и женщин, на главную площадь, и жрец-правитель, которого вывели под охраной, объявил горожанам, что теперь ими правит Изумрудная Королева. Потом его и приближенных жрецов увели во дворец, и больше их никто не видел.

Войско, которое было отправлено на север, вернулось по приказу командующего армией жреца-правителя, который надеялся этим купить себе жизнь, но ошибся и разделил судьбу своего владыки.

С этого момента завоевание вступило в заключительную стадию. После падения Ланады генерал Фэйдава бросил свое войско в обход, по противоположному берегу реки. Они выступили всего через несколько дней после того, как дезертировал отряд Кэлиса.

Преимущество этого плана заключалось в том, что армия королевы двигалась на юг, почти не встречая сопротивления. Но был в нем и недостаток: она находилась на другом берегу реки. Предстояло еще навести переправу, а тем временем армия, которая захватила Ланаду, уже шла на Махарту по главному тракту между этими двумя городами.

Эрик окинул взглядом почерневшую равнину: местные жители подожгли сухую траву в надежде остановить саауров, но ливень, вызванный, по всей вероятности, пантатианскими магами, не дал степному пожару разгореться в полную силу.

Ежась от холода, Эрик думал, что дома сейчас кончается лето. Когда они уйдут из Махарты, если, конечно, они уйдут из Махарты, минует почти год с того времени, как он убежал из Даркмура.

У плана Фэйдавы был еще один недостаток, о котором генерал не подозревал: армия двигалась на юг слишком быстро, что порождало неизбежные в таких случаях беспорядок и суматоху, а это, в свою очередь, сыграло на руку Кэлису. Подойти близко к фронту оказалось на удивление легко.

Накануне какой-то офицер попытался потребовать у Кэлиса письменное назначение, но тот лишь ответил:

— Посмотрите, что делается! Какие могут быть письменные приказы? Нам просто сказали двигаться к фронту, вот мы и двигаемся.

Офицер был сбит с толку и пропустил их через заставу.

Теперь они стояли на вершине холма, возвышавшегося там, где Ведра впадала в Голубое Море, и Эрик, щурясь, пытался разглядеть картину внизу.

Махарта, построенная из белого камня, когда-то сверкавшая под лучами летнего солнца, стала грязно-серой от неделями падающей с неба сажи, смешанной с пеплом. Сам город раскинулся на двух больших островах в дельте реки, а островки поменьше занимали предместья и пригороды. Центральная часть с северо-запада, севера и северо-востока была обнесена высокой стеной, а с остальных направлений ее прикрывали река, гавань и море. Еще одна стена окружала большое предместье на западном берегу реки; вдоль побережья, изрезанного бухточками и рукавами, а также в русле реки стояли на якорях корабли.

Накор всмотрелся в далекий город:

— Дело идет к концу.

— Почему ты так думаешь? — спросил Эрик.

Накор пожал плечами:

— Видишь стену на этой стороне?

Эрик отрицательно качнул головой:

— Нет. Слишком много дыма.

Накор показал рукой:

— Взгляни на дельту — там была уйма мостов, а что от них осталось сейчас?

Махарта обречена. Но западное предместье, здесь, на этом берегу, кажется, держится. У него собственная стена и она, по-моему, еще цела.

На фоне темной воды Эрик разглядел светло-серое пятно.

— Вроде бы вижу. Да, стена почти не разрушена.

Накор кивнул:

— Но это ненадолго. Скоро падет и оно.

— У вас должно быть такое же острое зрение, как у капитана, — сказал Эрик.

— Сомневаюсь — просто я знаю, на что смотреть и что искать.

— И что мы будем делать? — спросил Эрик.

— Понятия не имею, — пожал плечами Накор. — Надеюсь, у Кэлиса есть какой-нибудь план. Я знаю только, что нам надо попасть туда, — он показал на противоположный берег.

Эрик взглянул на огромную армию, развернувшуюся вдоль реки, и сказал:

— Похоже, это надо всем.

— Что именно?

— Попасть туда. — Эрик махнул рукой в северном направлении. — Говорят, что примерно в десяти милях к северу наводится переправа. Но если это так, почему все они собираются здесь, у побережья? Не собираются же они добираться туда вплавь?

— Пожалуй, доплыть туда непросто, — согласился Накор. — Сомневаюсь, чтобы они на это отважились. Нет, я подозреваю, что у них есть какой-то другой план.

— План, — Эрик с сомнением покачал головой, вспомнив, что Грейлок говорил о заранее разработанных планах во время войны. — И надо-то нам всего ничего,

— вздохнул он. — Пройти насквозь эту армию, пересечь реку и заставить защитников города впустить нас к себе.

— Ну, способ всегда найдется, — с усмешкой сказал Накор.

Эрик снова неуверенно покачал головой, но тут поступил приказ двигаться вниз, в направлении армии королевы, и он внезапно почувствовал себя мышкой, собравшейся подергать за усы кота.

***

Если с краю великой армии царствовал хаос, то во внутренней области все было иначе. Заставы были укомплектованы солидными гарнизонами, которые можно было лишь обойти. Пару раз отряд натыкался на патрулей, и Кэлису приходилось придумывать объяснения. Впрочем, он выкрутился весьма удачно, в обоих случаях сказав, что не может найти место для лагеря и поэтому ведет отряд к реке, чтобы в числе первых переправиться на тот берег.

С точки зрения офицеров стремиться к этому мог только фанатик, поэтому они даже не спорили, а просто указали дорогу. Отряд довольно легко добрался до центра этого гигантского войска, и только тут им по-настоящему стало ясно, как обстоят дела.

Они увидели большой холм, на вершине которого возвышался шатер Изумрудной Королевы, окруженный палатками офицеров. Второе кольцо составляла сааурская гвардия, третье — палатки пантатианских жрецов. По словам Накора, воздух был так насыщен их магией, что вот-вот задымится. От центра, как спицы от оси, отходили лагеря наиболее преданных королеве отрядов.

— Жаль, что мы не привели с собой небольшую армию, — сказал де Лонгвиль.

— Эти парни так привыкли к победам, что даже не позаботились создать видимость обороны.

Эрик плохо разбирался в военном искусстве, но даже он понимал, что армия размещена неудачно.

— Они собираются вскоре начать атаку, — заметил он.

— Почему ты так думаешь? — спросил Кэлис.

— Грейлок, как это слово… «обеспечение»?

— Тыловое обеспечение и снабжение, — сказал Грейлок.

— Вот-вот. Их тыловое обеспечение никуда не годится. Посмотрите, где они держат своих лошадей. Каждый отряд устроил загон поближе, но таскать воду из реки далеко и неудобно. Через день или два здесь будет полная неразбериха.

Кэлис кивнул, но ничего не сказал, продолжая оглядывать местность.

— Ты прав, — медленно проговорил де Лонгвиль. — Если они задержатся здесь хотя бы на неделю, беспорядка не избежать. Люди устанут, им все надоест и они начнут драться — или у них кончится еда, и им придется жрать лошадей. Да, они не могут оставаться здесь долго.

— Туда, — сказал Кэлис, указывая рукой на узкий песчаный полуостров вблизи устья реки, укрытый высокой травой. Они спустились по длинному откосу, миновали несколько каменистых оврагов, промытых дождями, проехали по песчаной косе, поднялись на небольшую горку и, наконец, оказались у цели.

Эрик спешился, подошел к самому берегу и, зачерпнув воды, попробовал ее. Вода была солоновата и неприятна на вкус.

— Лошади не будут ее пить, — сказал он.

— Я знаю, — кивнул Кэлис. — Возьми несколько человек и принесите воды из реки. Мы не задержимся здесь надолго, — добавил он, глядя на заходящее солнце.

***

Лагерь разбили быстро. Эрик позаботился, чтобы восемнадцать оставшихся наемников из отряда Нахута постоянно находились в его поле зрения. Де Лонгвиль допускал, что среди них может быть еще один шпион, но если это и было так, то Эрик вынужден был признать, что тот скрывает свою сущность гораздо более умело, чем это делали двое его товарищей. Ни за одним из людей Нахута не было замечено ничего подозрительного. Но, как бы то ни было, Эрик разместил их так, что они оказались зажаты между морем и остальным отрядом.

Он осматривал лошадей, когда к нему подошел Ру:

— Тебя вызывает капитан. — И он показал туда, где Кэлис разговаривал с де Лонгвилем, Накором, Грейлоком и Хатонисом.

Подходя к ним, Эрик услышал голос Накора:

— ..трижды. Я считаю, в этом есть что-то странное.

— Ну, это место хорошо укреплено… — сказал Кэлис.

— Нет, — перебил его Накор. — Смотрите. Да, стены хорошие, но дороги, по которой могли бы подойти подкрепления, нет. А тем не менее все говорят, что каждый раз, когда они штурмовали стену, их встречали свежие воины. Трижды за день.

— Обычные сплетни, — фыркнул де Лонгвиль.

— Может быть, — сказал Накор. — А может, и нет. Если это правда, тогда должен существовать путь отсюда, — он показал на западное предместье города на этом берегу реки, — туда. — Он махнул рукой в сторону далеких огней Махарты. — Может быть, именно поэтому они так рвутся захватить это предместье. Если оно изолировано, не проще оставить его в покое, пока защитники не перемрут с голода?

Де Лонгвиль поскреб подбородок.

— Возможно, они просто не хотят ничего оставлять в тылу.

— Ба! — воскликнул Накор. — Неужели похоже, что эта армия чего-то боится? Единственная угроза для нее — это она сама. Если в ближайшее время они не переправятся через реку, начнутся беспорядки. Скоро здесь нечего будет есть. Плохое… — Он повернулся к подошедшему Эрику:

— Как это вы говорили?

— Тыловое обеспечение и снабжение.

— Плохое тыловое обеспечение. Обозы растянулись отсюда до самой Ланады. Люди мочатся в реку выше по течению, а те, кто находится ниже, вынуждены пить эту воду. Навоз по колено. Долго ли это может продолжаться? Нет. — Накор покачал головой. — Тоннель существует. И когда они захватят предместье, — он сделал ныряющий жест ладонью, — то просто пройдут по нему в город.

— Под Змеиной рекой раньше был тоннель, — согласился Кэлис.

— Да, но под Городом на Змеиной Реке много скальных пород. Наши кланы пробивали его в течение двухсот лет — и то потому, что из-за летних штормов, сильных ветров и подъема воды ходить по мостам было опасно, — сказал Хатонис.

— А в Махарте бывают сильные штормы? — спросил Накор.

— Еще бы, — воскликнул Хатонис. — Только я не знаю, какая здесь почва.

— Не важно, — сказал Накор. — Хороший строитель всегда найдет способ.

— Уж гномы точно нашли бы, — заметил Грейлок.

Кэлис начал терять спокойствие.

— Дурацкая ситуация! Мы все рискуем погибнуть, но дело не в этом. Бессмысленно гибнуть ради того, чтобы проникнуть в город, из которого нет выхода, а мы не знаем, есть ли тоннель из западного предместья. Если его нет…

— Давай я схожу и найду тебе его, — перебил Накор.

Кэлис отрицательно покачал головой:

— Не знаю, как ты собирался туда попасть, но я запрещаю. Я хочу, чтобы все были готовы выступить в полночь.

— Ходят слухи, что вечером будет что-то из ряда вон выходящее. Пантатиане и саауры займутся боевой магией, а завтра северным отрядам приказано штурмовать город.

Накор почесал в затылке:

— К северу от основного лагеря строятся мосты, но они еще не готовы. К чему бы это? Какой фокус придумали змеи, чтобы перебросить эту армию на тот берег? Они что-то наколдовывают уже целый день.

— Не знаю, — ответил Кэлис. — Но я уверен, что к восходу они все будут на том берегу. — Он повернулся к Эрику. — Для тебя работа. Люди из отряда Нахута.

У Эрика внезапно сжался желудок. Он понял, что хочет сказать Кэлис.

— Да?

— Переведи их поближе к лошадям и дай выпить вот это. — Он протянул Эрику большой мех, в котором плескалось вино. — Накор что-то туда намешал, и они на некоторое время заснут.

Забирая мех, Эрик почувствовал, что улыбается.

— А я уж подумал…

— Если бы Накор не дал мне это зелье, я приказал бы тебе убить их, — жестко перебил Кэлис. — А теперь займись этим.

Эрик отошел. Ему почему-то было стыдно и одновременно досадно.

***

Лагерь гудел. Отовсюду слышались музыка, крики и ругань, но над всем этим шумом властвовали барабаны — большие сааурские деревянные барабаны, обтянутые кожей. Их грохот разносился над рекой подобно грому и отдавался в висках, словно удары сердца. Кровавые жертвы были принесены, и теперь воины готовили себя к утреннему сражению.

Трубы ревели, и звенели колокола, и снова и снова грохотали барабаны.

— Все восемнадцать спят как убитые, — доложил Эрик Кэлису.

— Ну, если они способны спать под этот грохот, значит, действительно лишились чувств, — сказал Праджи.

Кэлис протянул руку:

— Прощайте, старые друзья.

Первым ее пожал Праджи, затем Ваджа, потом Хатонис. Восемь человек — все, что осталось от их отрядов, — собирались было подняться вдоль берега и попытаться пересечь реку по одному из северных мостов во время атаки основных сил. В суматохе сражения они надеялись попробовать проскочить на восток и добраться до Города на Змеиной Реке. Что бы ни случилось в ближайшие дни, его жителям еще предстояло столкнуться с мощью Изумрудной Королевы, и Хатонис должен был предупредить кланы; некогда они были кочевниками, такими же, как родственные им джешандийцы. В случае необходимости они вновь могли наводнить окрестные холмы и наносить короткие удары врагу, уходя потом в горные леса. Тем не менее Хатонис понимал, что исход битвы будет решаться далеко от его родного города, и для победы потребуется нечто большее, чем простая сила.

Ночь была темной, все три луны прятались за облаками. Только очень острый глаз мог различить на таком расстоянии человеческие фигурки в устье реки.

Накор втянул носом воздух.

— Кажется, собирается дождь.

Кэлис подал сигнал, и первая группа вошла в воду. План был прост: переплыть через быстрый, но мелкий рукав на один из крошечных островков у городской стены, взобраться на южный мол и по нему проскользнуть в гавань. В южной ее части располагались верфи: этот небольшой узкий залив самой природой был создан для спуска на воду кораблей. От своих агентов Кэлис получил полную информацию, но одно дело услышать, и совсем другое — увидеть. Пока Ру не осенило, никто и не подумал, что Изумрудной Королеве может понадобиться флот.

План действий после того, как верфи будут подожжены, был еще проще: захватить лодку и вдоль берега плыть в Город на Змеиной Реке. Эрик не в первый раз подумал, что простота плана еще не означает легкости его выполнения.

Вода была холодной, но Эрик быстро привык. Люди обмотали мечи, щиты и доспехи тряпками и одеждой, чтобы оружие не гремело, а кое-кто вообще не стал надевать доспехи, чтобы легче было плыть.

Переправа осуществлялась в опасной близости как от дозоров армии Изумрудной Королевы, так и от часовых на бастионах предместья. Шум в лагере насторожил защитников, и обилие факелов на стенах говорило о том, что они удвоили бдительность. Эрик надеялся, что часовые наблюдают за огнями на вершине холма, а не за скалистым берегом почти под самыми стенами.

Все в отряде были умелыми пловцами. Те, кто раньше не умел плавать, научились в лагере под Крондором. Но, достигнув маленького песчаного островка в устье реки, который был назначен сборным пунктом, они уже недосчитались трех человек. По мере приближения к городу русло становилось глубже, течение — быстрее, а вода приобрела солоноватый привкус. Где-то рядом с Эриком раздался сильный плеск и кашель, перешедший в бульканье. В темноте Эрик поплыл на звук, но уже никого не нашел. Он вгляделся во мрак, прислушался и снова поплыл к далекому берегу.

Внезапно его колени больно ударились о камень, и он понял, что наткнулся на подводный островок. Потом его потянуло вниз, и ему едва удалось выбраться из стремнины.

Оружие с каждым гребком становилось все тяжелее, и Эрик с трудом заставлял себя держать голову над водой. Он часами учился плавать с мечом и щитом на спине, но этой подготовки оказалось недостаточно для кошмарного путешествия сквозь мокрую чернильную тьму.

Легкие его горели, руки налились свинцом, но он приказывал себе плыть вперед. Поднять руку, занести ее, гребок, поднять другую, еще гребок… Он двигался в темноте, совершенно не представляя, сколько уже проплыл и сколько еще осталось проплыть.

Впереди новый звук, и Эрик понял, что это вода плещется о скалы. Более того, до него донеслись тихий кашель, ругательства и отфыркивание. Собрав остаток сил, он рванулся вперед и врезался лицом в камень.

Перед глазами вспыхнул красный свет, вспыхнул и сжался в шар, который унесся далеко-далеко, в тоннель бесконечной тьмы.

***

Эрик закашлялся, выплевывая воду, и его тут же стошнило. Он перевернулся, стукнулся головой о большой камень и, как сквозь вату, услышал над собой голос Ру:

— Тише! Ты вышибешь остатки ума из своей глупой башки. Лежи смирно!

Эрик застонал. Его тело превратилось в одну большую судорогу, и никогда в жизни он не чувствовал себя столь отвратительно.

— Ты выпил весь океан, — это был голос Бигго. — Если бы я не стоял на той скале, в которую ты врезался, не знаю, сумели бы мы найти тебя и вытащить.

— Спасибо, — слабо пробормотал Эрик. В ушах у него звенело, лицо болело, нос был разбит, и вообще он не был уверен, что рад тому, что остался жив.

— Ты можешь идти? — спросил, подходя, Кэлис. Эрик встал, покачиваясь, и сказал:

— Конечно.

Его единственным желанием в этот момент было лечь или хотя бы сесть, но он понимал, что должен идти, иначе его бросят.

Эрик огляделся вокруг и внезапно словно бы протрезвел. Глаза его сузились, он пересчитал людей. Тринадцать человек. Всмотревшись в их лица, он повернулся к Бигго:

— Луи?

— Там, — ответил Бигго, мотнув головой в сторону реки.

— Боги милосердные! — воскликнул Эрик. В реку вошли тридцать два человека, и только тринадцать из них переплыли ее.

Стоявший рядом Шо Пи сказал:

— Быть может, кого-нибудь вынесло на берег в другом месте.

Эрик кивнул, понимая, что скорее всего их унесло в море или они утонули.

Они стояли на оконечности южного мола — длинной полосы камней, насыпанных для защиты гавани от приливно-отливных течений. Кэлис подал сигнал, люди выстроились в шеренгу и осторожно двинулись в сторону гавани. Идти в темноте по скользким камням было довольно опасно, но наконец, примерно через полчаса, они добрались до более ровного места.

— Им пришлось насыпать сверху земли и утрамбовать, чтобы подвозить в телегах камни для ремонта волнолома после штормов, — прошептал Накор.

Кэлис кивнул и жестом призвал всех к молчанию. Вдалеке заблестел огонек. Там, где волнолом переходил в дамбу, виднелся маленький домик. В домике, несомненно, размещался караул.

— Капитан, — прошептал Эрик, указывая туда.

— Я видел, — коротко ответил Кэлис.

У входа в гавань защитники затопили три судна, чтобы закрыть путь в нее любым кораблям, но часовые в сторожке все равно не сводили глаз с моря. Появление Кэлиса застало их врасплох. Голыми руками он быстро оглушил их и уложил на пол.

Жестом подозвав к себе своих людей, Кэлис сказал:

— Ну что ж, дальнейшие наши действия просты. Мы дождемся начала сражения. Гарнизон в основном сосредоточится на северных стенах, и, когда штурм начнется, ваша задача — перебежать дамбу, свернуть налево, к верфям, и поджечь все, что увидите. Убивайте любого, кто попытается вам помешать. — Кэлис помолчал. — Потом возвращайтесь к главным причалам, хватайте лодку, у которой самая маленькая осадка, и выбирайтесь из этой свалки. Тот, кто не сможет вернуться в гавань, должен постараться выбраться из Махарты на северо-восточной стороне и по суше добраться до Города на Змеиной Реке. — Он поглядел в глаза каждому. — Ребята, теперь каждый за себя. Никто не ждет товарища. Если ни один из нас не вернется в Крондор, значит, все жертвы были напрасны. Если большинству из нас суждено погибнуть, сделаем все, чтобы погибнуть не зря.

Все молча кивнули. На лицах у всех читалась мрачная решимость. Люди сгрудились в темной сторожке и стали ждать рассвета.

***

Эрик вздрогнул. Он пытался задремать, но пульсирующая боль в носу не давала ему заснуть. Она была не очень сильной, но страшно изматывающей.

— Он сломан, — вдруг сказал Ру.

— Что? — спросил Эрик, поворачиваясь к нему.

— Твой нос. Он как раздавленная картошка. Хочешь, я вправлю?

Эрик хотел отказаться, но, поразмыслив, кивнул. У Ру был большой опыт в уличных драках. Он положил руки Эрику на лицо и одним быстрым движением сдвинул хрящи на место.

Голову Эрика пронзила такая боль, как будто в мозг воткнули раскаленную спицу. Из глаз у него брызнули слезы. На мгновение ему показалось, что он вот-вот потеряет сознание, но эта боль внезапно исчезла, и даже от прежней, изматывающей боли почти не осталось следа.

— Спасибо, — сказал он, смахивая слезы, но его слова заглушил громовой рев. Казалось, небеса расступились, и тысяча драконов с рычанием обрушились на бедную землю. Вслед за этим с противоположного берега долетел резкий порыв ветра.

— О боги! — воскликнул Накор. — Вот это фокус! На том берегу возник ослепительно белый луч, окаймленный бледно-зеленым светом, — возник и начал медленно подниматься в небо, изгибаясь над рекой и превращаясь в мост. Всадники — люди и саауры — осторожно въехали на него и погнали артачащихся лошадей вперед.

— Я так и думал, что они перебросят солдат с помощью магии! — воскликнул Накор. — Но таких заклинаний я еще не встречал!

— Немедленно выступаем! — приказал Кэлис. Они беспрепятственно достигли главных причалов — люди, завороженные зрелищем поднимающегося в небо моста, не замечали их — и углубились в лабиринт узеньких улочек. Эрик с тревогой подумал, сумеет ли он потом найти дорогу обратно, и решил по мере возможности держаться поближе к Кэлису.

Затем они свернули налево, на большой бульвар. Мимо проскакал отряд всадников в белых рубашках, цветастых штанах, алых тюрбанах и черных жилетах. Один из них придержал коня:

— Эй, куда вы?

— У нас приказ! — крикнул в ответ Кэлис. — Эстуарий в опасности.

Такой ответ, похоже, показался воину странным, но он не стал спорить и ускакал.

На перекрестке Эрик остановился. Впереди возвышался сухой док с торчащей из него кормовой надстройкой огромного корабля. За доком Эрик увидел эстуарий — огромное озеро, соединенное с гаванью и окруженное верфями. Поистине, это были огромные сооружения, и Эрик на мгновение даже зажмурился, пораженный их размерами.

— Возьми несколько человек и беги туда, — сказал де Лонгвиль, указывая вправо. — Добежишь до конца, а потом возвращайся и поджигай по дороге все, что попадется. Постарайся вернуться в гавань. Но помни — теперь каждый за себя! — С этими словами он коротко сжал Эрику запястье и побежал влево.

— Вы трое, — сказал Эрик, показывая на Ру, Шо Пи и Накора. — За мной!

Мимо пронеслись какие-то всадники, и Эрик едва успел увернуться от лошади. Он всего лишь на мгновение увидел лицо седока, но и этого было достаточно, чтобы понять: эти люди не выполняют какой-то приказ, они просто спасаются бегством.

Взглянув в небо, Эрик уже не удивлялся, что началась паника. На мосту из света, медленно движущемуся к городу, стояли тысячи саауров, и даже на таком расстоянии были слышны их боевые кличи.

За поворотом Эрик увидел две верфи и коротко бросил ШоПи:

— Туда! Поджигай все! Накор, с ним!

Сам Эрик и Ру бросились к домику перед другим стапелем. Дверь в домик была заперта на засов. Быстро обежав вокруг, Эрик обнаружил единственное окошко и заглянул в него, но никого не заметил. Выбив стекло щитом, он сказал:

— Наконец-то твой маленький рост пригодится, — и, подняв Ру, протолкнул его в раму.

Ру изнутри открыл дверь, и Эрик спросил:

— Есть что-нибудь горючее?

— Пергаменты и факел. Давай кремень!

Эрик вытащил кремень, Ру схватил его, кинжалом высек искру на факел и быстро раздул огонь.

Когда факел разгорелся, он сунул его в кучу пергаментов, и они вдвоем выскочили из домика. У основания стапеля валялась куча стружек и обрезков досок. Ру поджег их. Они разгорались медленно, чадили, но наконец пламя угрожающе загудело, и Эрик поволок Ру к следующему стапелю.

Возле него стояли трое мужчин и четыре подростка, вооруженные вагами и молотками.

— Уходите, — сказал им Эрик.

— Что ты хочешь делать? — спросил старший из них.

— Мне противно говорить такое любому мастеру, но я должен сжечь твою мастерскую. И не только твою. Я должен сжечь все эти верфи.

Глаза корабела сузились:

— Сначала тебе придется убить меня!

— Я должен лишить армию, которая вот-вот возьмет город, возможности строить себе корабли, — сказал Эрик. — Ты можешь это понять?

— Парень, это все, что у меня есть! — воскликнул корабел. Эрик показал мечом на далекий мост из ослепительно белого света:

— Они отнимут у тебя больше. Они изнасилуют твоих женщин, а тебя убьют или обратят в рабство и заставят строить для них корабли, на которых они приплывут на мою родину и убьют меня и моих родных.

— Что же ты хочешь от нас? — спросил корабел, и в его голосе было столько же вызова, сколько мольбы.

— Друг, бери лодку и уплывай отсюда, — сказал Эрик. — Забирай своих сыновей и удирай, пока у тебя еще есть время. Доберись до Города на Змеиной Реке и устройся там, но если ты немедленно не уйдешь, я буду вынужден убить тебя.

В этот момент подбежал Бигго с двумя солдатами, и вид пяти вооруженных людей окончательно сломил корабела. Он кивнул и сказал:

— Дай мне час.

Эрик покачал головой:

— Я могу дать тебе только пять минут, а потом начну поджигать все. — Он оглянулся и заметил поблизости маленькую парусную лодку. — Это твоя?

— Нет, соседа.

— Тогда укради ее и уплывай.

Эрик приказал людям рассыпаться и поджигать, но когда Бигго пробегал мимо семьи корабела, один из его сыновей крикнул:

— Нет, отец! Я не дам им сжечь наш дом!

Бигго не успел обернуться, и удар вагой пришелся ему прямо в основание шеи.

— Нет! — закричал Эрик, но было уже поздно. Со сломанной шеей Бигго повалился на землю.

Ру налетел на юношу и ударом щита в лицо опрокинул его, а Эрик потрясение уставился на неподвижное тело Бигго.

Ру занес над упавшим юношей меч, но Эрик шагнул к нему и оттащил в сторону.

— За что? — потребовал он, склонившись над дрожащим от страха юношей. Схватив его за рубаху, он одной рукой поднял убийцу Бигго, и они оказались лицом к лицу. — Скажи, за что! — выкрикнул Эрик ему в лицо, и в это мгновение услышал голос:

— Не убивай его!

Эрик обернулся и увидел женщину. По лицу ее ручьем бежали слезы.

— Он мой единственный сын.

— Он убил моего друга! Почему же я должен его пощадить? — крикнул Эрик.

— У меня больше никого нет, — сказала женщина. Внезапно ярость Эрика улетучилась. Он толкнул юношу к матери и сказал:

— Иди. — Тот сделал полшага, и Эрик заорал:

— Живо!

Потом он повернулся к Ру:

— Поджигай все!

Ру с факелом в руке вбежал в дом, а корабел и его семья беспомощно и растерянно смотрели на происходящее.

— Садитесь в лодку и уплывайте. Иначе вы все погибнете, — сказал Эрик.

Глава семьи молча кивнул и увел своих домочадцев, а Эрик опустился на колени возле тела Бигго. Он перевернул его и увидел, что глаза мертвеца широко открыты. Внезапно рядом раздался смешок. Эрик поднял голову и увидел Накора.

— У него удивленный вид.

Неожиданно для себя Эрик сам улыбнулся. На лице Бигго не было ни гнева, ни боли — только безграничное изумление.

Эрик поднялся.

— Интересно, оправдала ли Богиня Смерти его ожидания. — Из дома выбежал Ру, окутанный клубами дыма, и Эрик шагнул к нему:

— Идем. Время кончается.

Светящийся мост уже достиг середины реки. С северной оконечности города доносились звуки сражения, крики и звон оружия. Эрик понял, что стена уже пробита или вскоре будет пробита, и защитники пали духом, устрашенные магией Изумрудной Королевы.

С дальнего конца эстуария поднимались клубы дыма — Кэлис времени не терял. Шо Пи и еще двое бросились к следующему стапелю и подожгли его, Эрик и Ру сбежали по каменным ступеням туда, где стояли сараи, а Накор поспешил вперед.

Когда они достигли набережной, пожар уже охватил всю противоположную сторону улицы и продолжал разгораться. Эрик побежал вдоль набережной к следующей верфи и начал поджигать ее.

Возвращаясь на главную улицу, он увидел поток людей с узлами в руках и понял, что враг уже ворвался в город. Ру дернул Эрика за рукав, и тот спросил:

— Что?

— Капитан, — сказал Ру, показывая рукой. Сквозь толпу Эрик на мгновение разглядел Кэлиса, Накора и де Лонгвиля. Затем толпа поглотила их.

— Возвращайтесь в гавань! — крикнул Эрик на случай, если поблизости есть еще кто-нибудь из его группы, а сам побежал по бульвару к гавани, прокладывая дорогу Ру, который держался сзади.

У начала боковой улицы они догнали де Лонгвиля.

— Где капитан? — крикнул Эрик.

— Где-то впереди.

Эрик увидел, что де Лонгвиль торопливо обматывает свою руку какой-то тряпкой.

— Вы ранены?

— Еще несколько минут проживу, — проворчал де Лонгвиль.

— Куда все бегут? — спросил Ру.

— Туда же, — ответил сержант. — К пристани. Город вот-вот падет, и все кинулись к лодкам. Если мы хотим, чтобы нам тоже досталось, надо поторопиться.

Ру оглянулся через плечо:

— И все-таки мы подожгли верфи.

— Да, — кивнул де Лонгвиль. — Все-таки мы их подожгли.

И тут пошел дождь.

Глава 24. БЕГСТВО

Эрик остановился.

— Огонь!

— И что, по-твоему, мы должны делать? — спросил де Лонгвиль; поток бегущих людей рос с каждой минутой.

Внезапно из толпы вынырнул Кэлис, а за ним — Шо Пи и Накор.

— Мы должны вернуться! — крикнул низенький изаланец.

— И что? — спросил де Лонгвиль.

— Как что — поддержать огонь, — сказал Накор, и словно в насмешку дождь начал усиливаться, из нежной капели превращаясь в настойчивую барабанную дробь. — Если помочь огню набрать достаточно сил, погасить его сможет лишь шторм.

Кэлис кивнул, и они побежали обратно. Внезапно Эрик обнаружил, что пропал Ру. В слабой надежде, что тот услышит его в общем шуме, он закричал:

— Назад в эстуарий! Ру, возвращайся к пожару! Неизвестно, что происходило в это время в городе, но здесь, у береговой черты, толпа впала в настоящее буйство. Солдаты, присланные навести порядок, вместе со всеми бросились к кораблям. То обстоятельство, что гавань была заблокирована и только самые мелкосидящие лодки могли выскользнуть из нее, жители Махарты, похоже, упустили из виду.

Матросы прилагали отчаянные усилия, чтобы сдержать горожан, а многие капитаны ставили паруса и уводили свои суда от причалов. Внезапно на дамбу вылетели несколько всадников, топча копытами всех, кто не успевал отскочить.

— Хватайте лошадей! — крикнул Эрик, прыгая им навстречу. Когда лошадь первого вскинулась, испугавшись толпы, он схватил всадника за руку и сам удивился той силе, с какой вырвал его из седла. Одним сокрушительным ударом он оглушил его и швырнул на землю. Это было равносильно смертному приговору: толпа должна была затоптать его, но Эрик не испытывал ни малейшего сочувствия к тому, кто давит копытами детей и женщин, спасая собственную жизнь.

Ноздри лошади раздувались, а глаза побелели от страха. Она попятилась, наткнулась на другую лошадь и взбрыкнула задом. Копыта мелькнули в воздухе и зацепили купца, тащившего свои последние кувшины с ценными мазями и притираниями. Кувшины разлетелись по сторонам и разбились о камни, а сам купец, мужчина уже в летах, едва не упал. Эрик успел одной рукой подхватить его, другой рукой удерживая поводья, и крикнул ему:

— Держись на ногах, отец. Если ты упадешь, тебя затопчут. Купец благодарно кивнул, и Эрикотпустил его: он торопился. Вскочив в седло, он увидел, что Кэлис и остальные тоже добыли себе по лошади — кроме Накора, который уворачивался от сверкающего в воздухе ятагана. Эрик поспешил ему на помощь и, выхватив меч, одним ударом выбил всадника из седла. Накор вскочил на лошадь и улыбнулся:

— Спасибо. Я сначала схватил поводья и только потом подумал о том, как заставить его отдать лошадь мне.

Они поскакали за Кэлисом и де Лонгвилем, оставив еще двух всадников радоваться тому, что их не тронули. На улице, ведущей туда, где горели верфи, людей было значительно меньше, и они пустили лошадей в галоп. Но дождь продолжался, и когда Эрик подскакал к эстуарию, то увидел, что пожар начинает гаснуть.

Оглядевшись, он увидел чуть в стороне брошенный дом и поскакал к нему. Спрыгнув с седла, Эрик хлопнул лошадь по крупу, прогоняя ее, и вбежал внутрь.

В доме было все перевернуто — видимо, хозяева отчаянно пытались спасти свои немногочисленные ценности. Эрик схватил деревянный стул, перебежал через улицу и швырнул его в гаснущее пламя. Он сделал несколько таких рейсов, выискивая сухую мебель, бумагу — одним словом, все, что могло поддержать огонь, но этого было мало, тем более что дождь усиливался, переходя в настоящий ливень.

Перебегая от дома к дому, Эрик наткнулся на склад. Одна створка больших деревянных ворот висела на единственной петле, другая валялась на земле. Эрик схватил эту створку, побежал на край улицы и бросил ее в огонь так далеко, как только смог. Створка шлепнулась в шипящее под брызгами пламя и почти совсем погасила его.

Эрик выругался и бросился обратно. Склад был почти нетронут: тот, кто взломал ворота, видимо, заглянул внутрь и убежал. Судовые принадлежности не представляли для грабителей интереса. В дальнем углу Эрик нашел рулоны парусины, а возвращаясь, заметил несколько бочек с дегтем и возблагодарил богов. Он торопливо выкатил одну бочку на улицу, докатил до пожара, кряхтя, поднял ее и со всего маху бросил в огонь. Бочка раскололась, и деготь загорелся. Эрик торопливо отбежал назад, и в следующее мгновение в небо брызнул фонтан огня.

— Что ты нашел? — спросил, подбегая, Накор. — Полыхнуло со свистом!

— Деготь, — задыхаясь, ответил Эрик. — Там. — Он повернулся, и коротышка побежал за ним. На мгновение Эрик остановился и поглядел на небо. Мост из света достиг наивысшей точки, и армия Королевы висела в нескольких сотнях футов над водой.

— Жаль, что я не умею такого, — сказал Накор, проследив за его взглядом.

— А если бы еще заставить эту штуку исчезнуть, — он щелкнул пальцами, — вот было бы зрелище, когда они все бы посыпались в воду.

Они схватили каждый по бочке и бок о бок покатили их к верфи.

— Почему никто из здешних магов не подумал об этом? — тяжело дыша, спросил Эрик.

— Боевая магия — сложная штука, — сказал Накор, поняв, что он имеет в виду мост. — Один маг творит заклинание. Другой ему противодействует. Третий маг мешает второму. Четвертый старается второму помочь. И вот все они стоят в напряжении, стараясь превзойти друг друга, а тут приходят солдаты и рубят их на кусочки. Опасное это занятие, парень, и немногие маги добровольно на него соглашаются. — Дойдя до ската, ведущего к верфи, он замолчал, толчком отправил свою бочку вниз и снова продолжил:

— Все дело в неожиданности. Этому трюку очень легко противостоять, будь у могущественного мага время его изучить. Мост держит множество пантатиан одновременно — для этого нужны совместные усилия всех их жрецов. Слаженность. А любую слаженность нетрудно нарушить. Это как распустить мешок. Потяни за нужную нить по шву, и он распадется. — Эрик с надеждой поглядел на него, и Накор усмехнулся. — Нет, я не знаю как. Но Пуг из Стардока или, может быть, кто-то из цуранских Великих мог бы это проделать. Эрик на мгновение прикрыл глаза, а потом сказал:

— Что ж, если они не собираются нам помочь, придется все делать самим. Идем!

Они побежали обратно к складу. Накор говорил на ходу:

— С другой стороны, если Пуг или другой могущественный маг попробует это сделать, у Изумрудной Королевы наготове еще куча магов, чтобы превратить его в головешку, когда он… — Внезапно Накор остановился. — Идея!

Эрик тоже остановился, жадно хватая ртом воздух.

— Какая?

— Беги, найди остальных. Скажи, чтобы захватывали лодку. Не ждите. Немедленно уходите. Быстро выбирайтесь из гавани. О пожарах я позабочусь!

— Накор, ты в своем уме?

— Потом объясню. Ты подал мне отличную мысль! А теперь иди! Быстрее! — Он побежал к складу, а Эрик несколько раз глубоко вдохнул и, заставив свое усталое тело перейти на бег, пустился на поиски Кэлиса и остальных.

***

Он нашел их на другой стороне эстуария, занятых бесплодными попытками разжечь побольше огонь. Тела двух стражников по соседству говорили о том, что их деятельность у кого-то вызвала возражения.

Дождь усилился еще больше, и Эрик уже вымок до нитки.

— Накор сказал, чтобы мы брали лодку и немедленно уходили.

— Проклятие! Еще ничего не горит, — проворчал Кэлис.

— Он велел передать, что сам позаботится об этом. Он придумал какой-то очередной фокус.

Кэлис моментально отбросил длинную доску, которую собирался швырнуть в огонь, и живо спросил:

— Ты видел где-нибудь лодки?

Эрик отрицательно качнул головой:

— Нет, но я ведь их не искал.

Они побежали вдоль эстуария. Несколько раз им казалось, что они нашли подходящую посудину, но потом выяснялось, что лодка разбита. Наконец Шо Пи крикнул:

— Там! Привязана к бую!

Кэлис бросил свое оружие и нырнул. Эрик набрал полную грудь воздуха и прыгнул за ним. Он плыл почти наугад, и каждый его гребок грозил стать последним: усталость и холод стремительно высасывали из него последние оставшиеся силы.

Наконец все добрались до лодки. Это был рыбачий смэк с глубоким центральным отсеком, наполовину залитый рассолом для сохранения рыбы. К планширу была привязана мачта.

— Кто-нибудь умеет ходить под парусом? — спросил Кэлис.

Эрик виновато сказал:

— Я умею только то, чему научился на «Охотнике». Я же родом с гор.

Тем временем де Лонгвиль заглянул в парусный ящик.

— Не важно, парусов все равно нет. — Он пошарил под планширом, вытащил весла и, пока Кэлис вставлял их в уключины, перерезал швартовы и оттолкнул лодку от буя. Потом он сел рядом с Кэлисом и взялся за второе весло.

Шо Пи нашел руль и румпель и установил их, а Эрик уселся поглубже. Он промок до костей, был разбит и изнурен, но радовался хотя бы тому, что может просто сидеть и не двигаться. Немного придя в себя, он спросил:

— Кто-нибудь видел Ру? Или Джедоу, или Натомби? Де Лонгвиль покачал головой и в свою очередь задал вопрос:

— Что с Бигго?

— Убит, — ответил Эрик.

Де Лонгвиль помолчал, а потом сказал:

— Поищи ведро. Если будем брать столько воды, нам придется пуститься вплавь.

Эрик нашел в ящике для наживки большое деревянное ведро. Он повертел его в руках и спросил:

— Что я должен делать?

— Ищи лужи воды, наполняй ведро и выливай за борт, — ответил де Лонгвиль.

— Это называется «вычерпывать».

— Ara, — сказал Эрик и опустился на колени. На дне лодки лежала решетка, и под ней плескалась вода. Эрик сдвинул решетку и начал черпать.

Сама лодка не протекала, ее заливал только дождь, и работы у Эрика было не много. Он взглянул вперед.

Мелкая протока вела из южного конца эстуария прямо в устье реки.

— Правь туда, — сказал Кэлис Шо Пи, указывая на нее. — Канал для больших кораблей ведет в главную гавань. Возможно, этот смэк и пройдет между затопленными судами, но я не хочу рисковать.

— Из-за этой паники в гавани мы, похоже, поменяли одну неприятность на другую, только гораздо большую, — пробормотал Эрик.

— Ты не рассуждай, а вычерпывай, — прикрикнул на него де Лонгвиль.

***

Воздух наполнился странными причитаниями, и Пуг моментально проснулся. В Стардоке была глухая ночь. Он едва успел натянуть халат, когда дверь в его покои распахнулась и на пороге возникла Миранда, одетая в прозрачную и очень короткую ночную сорочку.

— Что это?

— Сигнал тревоги, — сказал Пуг. — Я установил на Новиндусе «стражу», чтобы иметь возможность наблюдать за тем, что там происходит, не привлекая к себе слишком много внимания. — Он махнул рукой, и звук прекратился. — Это в Махарте.

За те несколько недель, что Миранда провела в обществе Пуга, между ними начало возникать некое тихое чувство. Миранду весьма забавляло, что покров «таинственности», окружавший его, на самом деле был чем-то сродни ловкости рук.

Когда Пут «исчезал», он обычно лишь становился невидимым, но оставался поблизости. Для перемещения он, как правило, использовал магические врата. Именно так он покидал Стардок и возвращался на Остров Мага — преимущественно по ночам. Там Гатис готовил ему еду и свежее белье.

— Что вы будете делать? — спросила Миранда. — Отправитесь туда?

— Нет, — ответил Пут. — Может быть, это ловушка. Пойдемте со мной, я хочу показать вам нечто забавное. — Он вывел ее из своих покоев в башне стардокского замка и повел вниз по лестнице. — И почему бы вам не надеть что-нибудь? Ваш вид меня отвлекает.

Миранда наградила его полуулыбкой и вернулась в свою комнату. Она схватила платье, торопливо натянула его через голову и побежала назад. О чулках, обуви и прочем можно позаботиться и потом.

Пут ждал ее на лестнице, и они продолжили спуск. Миранда давно чувствовала, что он считает ее привлекательной, и порой сама думала о нем в несколько более личном плане, но ни один из них ни намеком, ни поступком не выдавал своих мыслей. В Стардоке у нее была отдельная комната, хотя и рядом с его покоями.

Между ними быстро установилось доверие, хотя Миранда и отказывалась рассказывать о себе. Но она обладала быстрым умом, сильной волей и таким же сухим чувством юмора, какое Пуг воспитал в себе за долгие годы, и он это ценил. Она побывала почти во всех помещениях замка, но несколько комнат были заперты. Когда Миранда спросила о них, Пуг сказал, что там находятся вещи, которые ему не хотелось бы никому показывать, и больше она к этому вопросу не возвращалась.

Но сейчас он подвел ее к одной из таких дверей. Пуг проделал несколько пассов, и дверь распахнулась. Вдоль стен лежало невероятное множество «магических кристаллов», а в центре под голубым бархатным покрывалом лежал какой-то круглый предмет. Пуг снял покрывало, и Миранда увидела идеальной формы хрустальный шар.

— Это наследство от моего учителя, Кулгана, — он умер много лет назад. Его сделал Альтафайн Карский. — Миранда кивнула: имя легендарного создателя магических объектов было ей знакомо. Пуг провел руками над шаром, и середина его помутнела, в ней стало возникать молочно-белое облако. Еще одно движение руки, и облако шара засверкало радужным светом.

— Именно это устройство впервые подсказало ему, что у меня есть некий дар. — Голос Пуга стал печальным, и он добавил:

— Это было много-много лет назад.

— Для чего эта штука?

— Это следящее устройство, и самое чудесное в нем то, что оно практически не поддается обнаружению. Тот, за кем следят, должен быть невероятно бдителен, чтобы почувствовать его применение. — Пуг уселся на табурет и жестом предложил Миранде устроиться рядом. — Сложность, однако, в том, что у этого свойства есть оборотная сторона: то, что делает его незаметным, одновременно делает его и очень, скажем так, глупым. Если не знаешь, что ищешь, от него никакого толку. Но, к счастью, я знаю, где поместил каждого стража. — Пуг слегка прищурился, и Миранда ощутила возникновение магического потока. — Посмотрим, что происходит в Махарте. Там сейчас раннее утро.

Он сосредоточился, и в шаре возникло изображение Махарты, увиденной как бы с высоты птичьего полета. Над городом стелился густой дым.

— Что же насторожило вашего стража? — спросила Миранда.

— Вот это-то я и пытаюсь… Ага, есть!

Изображение в шаре сместилось; возникла река и световой мост через нее. Пуг какое-то время изучал эту картинку, а потом закрыл глаза.

Через минуту он снова открыл их.

— Вот что отличает пантатиан: в них нет утонченности. Если я открыто по ним не ударю, они так и не узнают, что я наблюдал за ними.

— Махарта падет? — спросила Миранда.

— Похоже, да, — ответил Пут.

— Кэлис?

— Попробую его найти, — сказал Пуг.

Он опять закрыл глаза, а когда открыл их, изображение изменилось. Маленькая рыбачья лодка с двумя гребцами и двумя пассажирами боролась с сильными волнами. Пуг увеличил изображение, и стал отчетливо виден Кэлис, отчаянно работающий веслом.

Миранда вздохнула.

— Полагаю, не может быть и речи о том, чтобы помочь им?

— Боюсь, без того, чтобы не выдать пантатианам наше местоположение, это невозможно. С несколькими я мог бы справиться. Но те, кто охраняет этот мост…

— Я понимаю, — сказала Миранда. Пуг взглянул на нее.

— Вы испытываете к нему нежные чувства, да?

— К Кэлису? — Она помолчала. — В некотором роде. Он одинок, и я чувствую.., связь с ним.

Пуг откинулся назад, и лицо его превратилось в неподвижную маску.

— Много воды утекло с тех пор, как я испытывал к кому-то подобное чувство. — Он вновь поглядел на шар. — Впрочем, можно попробовать…

Внезапно в шаре сверкнула оранжевая вспышка.

— Что это? — спросила Миранда.

***

— Что это? — воскликнул де Лонгвиль, когда в районе верфей вспыхнул оранжевый свет.

Выйдя из эстуария, лодка попала в сильное приливное течение. Волнение и дождь усиливались, и Эрику приходилось трудиться всерьез.

Они не разговаривали. Говорить было не о чем. Несмотря на все их старания, огонь покорился дождю. Какова бы ни была идея Накора, очевидно, он не сумел ее осуществить.

Но оранжевая вспышка возродила надежду. Потом издалека донеслось жужжание, а мгновением позже с моста устремилась белая молния и ударила в центр верфи.

В небо взвился огромный язык багрового пламени, затем поднялся столб густого черного дыма. Грохот взрыва больно ударил по ушам даже на таком расстоянии, а мгновением позже налетела волна горячего воздуха.

— Греби! — пронзительно крикнул Кэлис.

Эрик, продолжая вычерпывать воду, оглянулся на гавань.

— Глядите! — крикнул Шо Пи, когда крошечная голубая стрела взлетела с верфи и ударила в край светового моста.

Тут же на гавань обрушился второй мощный разряд. Эллинги запылали, и два корабля, ожидавшие буксировки в док, вспыхнули, как бумажные.

Через минуту горела уже половина верфи — и пожар, очевидно, был настолько силен, что дождь уже ничего не мог с ним поделать. Кэлис и де Лонгвиль налегли на весла. Спустя несколько минут с земли взметнулась и ударила в мост еще одна голубая молния.

Третий разряд превзошел по силе первые два, вместе взятые. Теперь пламя гудело вдоль всей береговой черты. Де Лонгвиль издал резкий смешок:

— Это Накор!

Даже Кэлис не сумел скрыть своего удивления.

— Он же сам мне сказал, что не знает, как остановить этот мост! — воскликнул Эрик.

— Но им это неизвестно! — сказал де Лонгвиль, мотнув подбородком в сторону моста, начинающего опускаться к Махарте. — Они думают, что их атакуют, и делают нашу работу! Они готовы сжечь полгорода, пытаясь зажарить этого маленького безумца!

Эрик хрипло расхохотался, представив себе коротышку, перебегающего с места на место, умудряясь каким-то образом ускользать от тех страшных ударов, которые пантатиане обрушивали на него. Эта картина была настолько комична, что он не удержался.

— Иллюзия, — тихо сказал Шо Пи. — Их жрецы заранее приготовились к бою, и теперь ни за что не поверят, что это только иллюзия. Они будут сражаться с ней, как с настоящей угрозой.

Еще одна крошечная голубая молния выстрелила в небо, и на берегу вспыхнул новый пожар.

— О боги, — шепотом сказал Эрик. — Как же он выберется оттуда?

***

Яркая вспышка в шаре на мгновение ослепила Миранду.

— Что происходит?

— Кто-то заставил пантатиан поверить, что их атакуют, и они пытаются уничтожить того, кто это сделал.

— Мы можем помочь?

— Учитывая, сколько там всего происходит, я думаю, что тоже могу подсунуть им что-нибудь. — Пуг закрыл глаза, и Миранда почувствовала, как вокруг него начинает концентрироваться мощь. Он слегка пошевелил губами, и магический поток в комнате изменился — словно мелодия перешла в другую тональность.

Миранда устроилась поудобнее и приготовилась наблюдать.

***

При каждом новом ударе Эрик думал, что Накору пришел конец, но крошечная голубая молния снова и снова дразнила пантатиан. Уже весь берег, от эстуария с верфями до главной гавани, был объят огнем. Когда лодка вышла из реки и течение понесло ее мимо входа в гавань в открытое море, Эрик увидел пылающие корабли и постарался не думать о том, что Ру застрял на причалах, посреди этого моря огня.

Когда, обогнув скалы, они поплыли вдоль длинного волнолома, по которому вчера ночью проникли в город, внимание Эрика привлекло какое-то движение.

— Что это там?

Сквозь завесу дождя были видны только неясные силуэты, но Кэлис их разглядел.

— Это наши люди.

Он велел Шо Пи править к волнолому, но не подводить лодку чересчур близко. Скоро и Эрик смог разглядеть троих людей — тех самых, которых недосчитались на первом маленьком островке. Один, по-видимому, был ранен, другие двое отчаянно махали руками.

Кэлис встал в лодке и крикнул:

— Вам придется к нам плыть. Мы не можем рисковать и подходить ближе!

Люди на волноломе кивнули, и один из них скользнул в воду. Второй помог спуститься раненому, и, поддерживая его, они медленно доплыли до лодки.

Одним из них оказался Джедоу, и Эрик был рад увидеть знакомое лицо. Но среди этих людей не было ни Ру, ни Луи, ни Грейлока.

Кэлис снова сел на весла и приготовился грести, когда Эрик услышал голос. Далекий и слабый, он тем не менее казался знакомым.

— Подождите! — крикнул Эрик, вглядываясь в волнолом. В пелене дождя показалась крошечная фигурка, ковыляющая по камням. Она приблизилась, и Эрик почувствовал, что с его плеч упал груз: к ним, прихрамывая, спешил Ру.

— Эй! — кричал он, размахивая руками. Эрик вскочил и замахал в ответ:

— Мы тебя видим!

Ру дохромал до края волнолома, упал в воду и моментально пошел ко дну. Мгновением позже Эрик прыгнул за борт.

Только что он почти умирал от усталости, но страх за товарища придал ему сил. Добравшись до Ру, он схватил его за рубашку и потащил к лодке.

Их вытащили из воды, и Эрик, едва отдышавшись, спросил:

— Почему ты отстал?

— Какой-то дурак не удержал лошадь, и она лягнула меня. Чуть ногу мне не сломала. — Ру сел. — Я понял, что в гавань соваться бессмысленно, а если кто-нибудь из вас выберется, то непременно проплывет мимо мола. И вот я здесь.

— Умник, — сказал де Лонгвиль, берясь за весло. — А теперь вычерпывай.

— Что значит — «вычерпывай»? — спросил Ру. Эрик показал на ведро.

— Берешь его, наполняешь водой, — он показал на решетку, — и выливаешь за борт.

— Я ранен! — запротестовал Ру.

Эрик оглядел истерзанных людей в лодке и сказал:

— Мне жалко тебя до слез. Вычерпывай!

Помолчав, он спросил:

— Натомби, Грейлок?

— Натомби убит. Какой-то солдат зарубил его сзади, пока он дрался с другим. А Грейлока я не видел с тех пор, как мы ушли из гавани, — сказал Ру.

— Болтай что хочешь, только вычерпывай! — крикнул де Лонгвиль.

Ру чертыхнулся себе под нос, но взял ведро и нагнулся к решетке.

***

Странный мелодичный звук заставил их посмотреть на город. Они отошли уже достаточно далеко, и можно было снизить темп гребли. Теперь лодка двигалась на северо-восток, направляясь вдоль берега в Город на Змеиной Реке.

Световой мост уже приближался к земле, и армия королевы заполняла его от края и до края. Но в воздухе продолжала разливаться странная заунывная мелодия, и люди в лодке непроизвольно поежились. Источник звука, несомненно, был где-то рядом с мостом.

И неожиданно мост исчез.

Мгновением позже прозвучал раскат грома, и порыв горячего ветра сильно накренил смэк.

— Кто-то его убрал? — недоверчиво сказал Шо Пи. Де Лонгвиль засмеялся неприятным смехом. Эрик взглянул на него:

— Что смешного?

— Надеюсь, эти саауры умеют плавать. Джедоу улыбнулся своей широкой улыбкой:

— Парни, учитывая высоту, нужно спросить — а умеют ли они летать?

Ру вздрогнул:

— Их там было несколько тысяч.

— Чем больше, тем лучше, — сказал де Лонгвиль. — А сейчас кто-то из вас, парни, должен меня сменить. — И внезапно он повалился вперед, на дно лодки.

Ру и Шо Пи подняли его, а Эрик взял весло.

— Он ранен в руку, — сказал Эрик. Шо Пи осмотрел де Лонгвиля.

— И в бок. Он потерял много крови.

Знаком велев Джедоу сесть на руль, Кэлис сказал:

— Будем грести до заката, потом причалим. Мы опередили тех, кто удирает вдоль берега, и, быть может, найдем место для отдыха.

Внезапно Шо Пи вскочил:

— Капитан!

— Что?

— Кажется, я вижу корабль.

Кэлис перестал грести и обернулся. На фоне темных грозовых облаков из предвечерних сумерек вставал белый парус.

— Надеюсь, это друзья, — сказал Ру. Через минуту Кэлис повернулся назад. Он даже не пытался скрыть радостную улыбку:

— Возблагодарим богов! Это «Охотник»! Я его узнаю.

— Парни, я готов расцеловать капитана, — сказал Джедоу.

— Держите его! — воскликнул Ру. — Мы же хотим, чтобы корабль остановился, а не уплыл от нас.

Все засмеялись, а потом принялись размахивать рубахами и мечами, пытаясь поймать на лезвия лучи вечернего солнца, в надежде, что с корабля заметят их блеск.

Корабль поменял галс и направился к ним. Казалось, прошла целая вечность, пока он не подошел достаточно близко и человек на носу не крикнул:

— Это вы, лорд Кэлис?

— Я! Мне нужна помощь, у меня раненые. Корабль лег в дрейф, матросы спустили шлюпку и помогли поднять раненых на борт. Как только все оказались на корабле, к Кэлису подошел капитан:

— Рад видеть вас снова.

Глаза Эрика стали круглыми.

— Ваше высочество! — воскликнул он.

— Здесь я просто «адмирал», — сказал Никлас, принц Крондорский.

— Как же вам удалось уговорить короля отпустить вас? — спросил Кэлис.

— Получив ваше сообщение, я просто сказал Боррику, что отплываю. Эрланд в Крондоре, с Патриком, так что мы оба там, где нам хотелось быть. Позже я расскажу вам придворные новости, а сейчас советую вам спуститься вниз и переодеться в сухое.

Кэлис кивнул:

— Надо поскорее убираться отсюда. Мне тоже многое предстоит рассказать вам.

— Мистер Уильяме! — позвал Никлас.

— Да, сэр?

— Разворачивайтесь и ставьте все паруса. Мы направляемся домой!

— Есть, сэр!

В голосе первого помощника прозвучало явное облегчение. Матросы проводили Эрика и остальных вниз. Дальнейшее прошло мимо его сознания, но утром он обнаружил себя в теплой постели, куда кто-то заботливо уложил его, предварительно раздев.

***

— Вы рисковали, — сказала Миранда.

Пут улыбнулся:

— Не слишком, учитывая обстоятельства. На самом деле я причинил им лишь некоторые неудобства. Город уже в их руках.

— И что же дальше?

— Опять ждать, — сказал Пуг, и на мгновение она увидала, как раздражает его необходимость ожидания. — Королева должна сделать первый ход — иначе мы не узнаем, чем она располагает и как собирается это использовать.

Миранда потянулась.

— Мне кажется, нам надо где-нибудь отдохнуть.

— Где же?

— Где-нибудь там, где всегда жарко и много безлюдных пляжей. Мы роемся в книгах уже несколько месяцев, но ключа к этой загадке по-прежнему не нашли — Дорогая моя, здесь вы ошибаетесь, — сказал Пуг. — Я уже достаточно давно понял, какой нужен ключ. Этот ключ — Черный Маркое. Проблема в том, чтобы найти сам замок.

Миранда опустилась рядом с ним на колени и нежно обняла его за плечи.

— Почему бы не отложить на потом все эти заботы? Мне нужно отдохнуть. Вам тоже.

Пуг рассмеялся:

— Я знаю место, о которым вы говорили. Теплые пляжи, никто не отвлекает — и если каннибалы тебя не заметят, можно отлично отдохнуть.

— Подходит, — сказала Миранда и легко поцеловала его в щеку. — Я пойду собирать вещи Она вышла, а Пуг задумался об этой странной женщине. Легкое прикосновение ее губ могло показаться невинной шуткой, но они задержались, и он понял, что это было прямое, хотя и застенчивое, приглашение. С тех пор как тридцать лет назад умерла его жена, у Пуга просто не было времени заводить серьезный роман. Нет, у него были любовницы, но они либо переходили в разряд друзей, либо надоедали. Но на этот раз он почему-то чувствовал, что все будет иначе.

Пуг улыбнулся и встал, подумав внезапно, что пустынный пляж и безмятежная обстановка прекрасно подходят для того, чтобы начать разгадывать тайну Миранды. На большом северном архипелаге в это время года погода великолепная, а пустынных островов там куда больше, чем обитаемых.

В свои покои Пуг возвращался такой упругой походкой, которой у него не было даже в юности, и внезапно почувствовал, что все мировые проблемы куда-то пропали — по крайней мере на время.

***

Эрик стоял у фальшборта, глядя на волны. Ру поделился с ним последними сплетнями: когда «Охотник» вернулся в Крондор, принц Никлас принял на себя личное командование всей операцией. Прочитав донесения, которые Кэлис отправил после первой встречи с Хатонисом, он решил проследить за действиями противника. Оставив «Месть Тренчарда» на якорной стоянке у Города на Змеиной Реке, он решил на «Охотнике» спуститься вдоль берега на случай, если Кэлис и его люди воспользуются этим путем.

Месяц он простоял в гавани Махарты, потом, когда стало известно, что ее заблокируют, поднял якорь и вышел в море под носом у ялика, полного солдат, предводительствуемых комендантом, а затем ушел от посланного в погоню тендера. Неделю он курсировал в открытом море, а потом вернулся и обнаружил, что вход в гавань закрыт.

Весь день «Охотник» крейсировал вдоль берега, но на почтительном расстоянии, а к вечеру, когда был замечен дым, Никлас отдал приказ подойти поближе. На этом пути они и увидели смэк.

На палубу поднялся де Лонгвиль, весь в бинтах, и подошел к Эрику:

— Как дела?

Эрик неопределенно пожал плечами:

— Ничего. Все отдыхают. Я тоже пока еще жив.

— Ты отлично показал себя там, — сказал де Лонгвиль.

— Я делал что мог, — ответил Эрик. — Что ждет нас дальше?

— Нас? — переспросил де Лонгвиль. — Ничего. Мы возвращаемся домой. Сначала зайдем в Город на Змеиной Реке, сообщим вождям кланов о том, что мы знаем, на случай, если Хатонис и Праджи туда не добрались, потом соединимся с «Местью Тренчарда» и поплывем в Крондор. Как только мы будем там, ты станешь свободен.

Эрик некоторое время молчал, а потом сказал:

— Странная мысль.

— Какая странная мысль? — спросил Ру, подходя к ним. Он все еще хромал. — Никогда не думал, что доживу до того дня, когда смогу спокойно проснуться на корабле.

— Я просто говорил, — сказал Эрик, — что мысль о том, что я — свободный человек, кажется мне странной.

— Я до сих пор чувствую петлю на шее, — сказал Ру. — Я знаю, что ее нет, но я ее чувствую. Эрик кивнул.

— Я хотел спросить, какие планы у вас, — сказал де Лонгвиль.

Эрик пожал плечами, а Ру засмеялся:

— В Крондоре есть один торговец, а у него — уродина дочь. Я собираюсь жениться на ней и разбогатеть.

Де Лонгвиль хмыкнул, а Эрик улыбнулся и недоверчиво покачал головой:

— Гельмут Гриндаль?

— Он самый, — подтвердил Ру. — Я все продумал и стану богатым за год, самое большее, за два.

— И как же это? — с интересом спросил де Лонгвиль.

— Ну да, я расскажу вам, вы — еще кому-нибудь, и я останусь с носом, так?

Де Лонгвиль, казалось, был по-настоящему удивлен.

— Пожалуй, ты прав, — пробормотал он и повернулся к Эрику:

— Ну а ты?

— Не знаю. Съезжу в Равенсбург, навещу мать. А что потом, понятия не имею, — ответил Эрик.

— Я думаю, парни, вам не повредит узнать, что вас ждет приличная награда золотом.

Эрик улыбнулся, а у Ру загорелись глаза.

— Тебе хватит на твою кузницу, — сказал де Лонгвиль.

— Похоже, от этого остались только воспоминания.

— Ладно, у нас впереди долгий путь, и у тебя будет время подумать. Но я хочу сделать тебе одно предложение, — сказал де Лонгвиль.

— Какое? — спросил Эрик.

— Эта битва — только одна из многих, и не больше того. Мы зацепили их, мы пустили им кровь, но они еще далеки от смерти. Сожженные верфи позволят нам выиграть несколько лет. Кэлис считает, что пять, может быть даже шесть, но потом корабли будут построены. Кланы начнут партизанскую войну, и это замедлит строительство, но ненамного. На Новиндусе у нас есть шпионы, мы сожжем несколько кораблей и будем чинить им всяческие препятствия, но рано или поздно…

— Они придут, — закончил Эрик.

— Через Бесконечное Море в Соленое Море, и прямо к воротам Крондора. — Де Лонгвиль показал рукой туда, где за горизонтом скрылась Махарта. — Подумай о том, что случится с городом принца.

— Невеселая мысль, — согласился Ру.

— Нам предстоит много работы, Кэлису и мне. А у меня нет капрала.

Ру ухмыльнулся, а Эрик переспросил:

— Капрала?

— Ты подходишь, сынок, для этой должности, хотя ты еще слишком приличен. Но Чарли Фостер тоже был образцовым юношей, пока не попал ко мне в руки. Два года — и ты будешь грызть сапожные гвозди и сплевывать шляпки!

— Я в армии?

— Но не в простой. Никлас собирается дать Кэлису мандат, подписанный королем. Мы хотим создать такую армию, какой никогда еще не было. Мы обучим людей, вымуштруем их, и, когда закончим, у нас будут лучшие бойцы в истории.

— Я не уверен… — сказал Эрик.

— Подумай об этом. Это очень важная работа.

— Сержант, сейчас мне противна сама мысль об убийстве, — сказал Эрик.

Голос де Лонгвиля стал тихим, и он сказал твердо, но едва ли не с нежностью:

— Именно поэтому ты — самый подходящий человек для этой работы. Я хочу, чтобы мои люди умели остаться в живых. — Он хлопнул Эрика по плечу:

— Путь впереди долгий. У нас еще будет время поговорить. А сейчас пойду-ка я отдыхать.

Эрик проводил его взглядом, а Ру сказал:

— Ведь ты согласишься, так?

— Возможно, — ответил Эрик. — Не думаю, что мне хочется всю жизнь быть солдатом, но, похоже, это действительно получается у меня неплохо. И вот еще что меня привлекает, Ру, — знание цели и какая-то общность. Дома у меня никогда этого не было. Я всегда был «баронским ублюдком» или «сыном этой свихнувшейся бабы». — Он помолчал, а потом улыбнулся:

— В армии Кэлиса я буду просто капрал Эрик. И кроме того, я не стремлюсь разбогатеть.

— Тогда мне придется разбогатеть так, чтобы хватило на нас двоих Эрик рассмеялся, и они еще долго стояли в молчании, радуясь просто тому, что живы и могут строить планы на будущее.

ЭПИЛОГ. ВСТРЕЧА

Путник прищурился.

На пригорке невдалеке сидел человек и играл на тростниковой свирели.., плохо играл.

Путник опирался на палку, помогавшую ему справиться с хромотой. Хромал же он из-за того, что рана в бедре загноилась и только-только стала заживать. Он снял шляпу, провел рукой по волосам, и человек на пригорке замахал ему рукой. Оуэн подковылял ближе.

— Накор?

— Грейлок! — воскликнул Накор, сбегая вниз. Дорога была забита тысячами беженцев, уходящих по древнему караванному пути в далекий Город на Змеиной Реке.

Мужчины обнялись, и Накор спросил:

— Разве ты не ушел с остальными?

— Я даже не знаю, кому удалось выбраться, — ответил Грейлок и, перехватив палку, уселся на землю. Накор опустился на корточки рядом и сунул свирель в свой неизменный заплечный мешок.

— Не многим, — сказал Накор. — Я видел лодку, и в ней, кажется, был Кэлис

— да, точно Кэлис. И еще четверо или трое. Видел корабль, но он был слишком далеко и не заметил меня.

— Значит, принц получит сообщение?

— Совершенно верно, — сказал Накор с улыбкой.

— А чем ты сейчас занят?

— Учусь играть на флейте и отдыхаю. Я иду в Город на Змеиной Реке.

— Ты не против, если я пойду с тобой? — спросил Грейлок. — Только, боюсь, я не смогу идти быстро.

— Ничего, — ответил Накор. — У нас много времени.

— А как ты попал сюда? — спросил Грейлок. — Я застрял в толпе, потом раздобыл коня, потом у меня его опять отобрали, а под конец какой-то стражник зацепил меня мечом, прежде чем убежать. — Он показал на свою ногу.

— Я с трудом выбрался из города через северо-восточные ворота. У саауров что-то не заладилось, и я проскользнул. Я прятался пару дней, пока нога немного не зажила. — Он осторожно коснулся бедра. — Не знаю, что там случилось, но кто-то всерьез расстроил их планы.

— Пут из Стардока, — сказал Накор. — Я думаю, это был его фокус. Он сбросил их всех в реку. Грандиозное зрелище. Впрочем, я не видел всего, поскольку был занят тем, что старался не дать себя сжечь.

— Эти пожары в городе твоя работа?

— В общем, да. На самом деле это тоже был фокус. Все сделали пантатиане. Я их заставил.

— А как ты выбрался из этого ада?

— Нашел тоннель, о котором я говорил Кэлису, — тоннель, ведущий в западное предместье. Я миновал несколько штабов и постов, а когда добрался до западного берега реки, защитники уже пустились в бега.

— Бесподобно, — сказал Грейлок. — Но постой-ка. Если ты был на той стороне реки, как тебе… — Опираясь на палку и руку Накора, он встал. — Расскажешь мне все по дороге?

Накор улыбнулся:

— Хорошо. Если мы поспешим, то успеем добраться до Города на Змеиной Реке прежде, чем «Тренчард» уйдет оттуда.

— Ты уверен?

— Корабль, который я видел пару дней назад, — сказал Накор с улыбкой, показывая на море, — это «Охотник». Если в лодке был Кэлис, значит, он поплывет туда. — Накор показал на северо-восток. — В Город на Змеиной Реке. Им надо посовещаться с вождями кланов, составить планы и все такое прочее. Если мы не будем лениться, то можем успеть.

— Как по-твоему, может, нам попробовать украсть лошадей? — спросил Грейлок.

Накор только улыбнулся в ответ и, сунув руку в мешок, достал оттуда большой круглый предмет.

— Хочешь апельсин?

Раймонд Фейст Восход короля торговцев

ПРОЛОГ ДЕМОНИЯ

Душа закричала.

Демон повернулся. Пасть его была все время оскалена, и о том, что ему хорошо, можно было догадаться лишь по открывшимся шире черным глазам. Они напоминали акульи: такие же плоские и безжизненные. Он заглянул в кувшин, который держал в руках, - это было его единственное достояние.

Эта душа была необычайно активна, и демону повезло, что он обнаружил ее и схватил. Он приставил кувшин к подбородку и закрыл глаза, наслаждаясь потоком энергии. По своей эмоциональной природе это существо ничего не ведало о том, что именуется "счастьем", ему были знакомы лишь проявления страха или гнева, но каждый раз, когда душа в кувшине начинала сопротивляться, излучаемая ею энергия наполняла маленький мозг демона новыми мыслями, и тогда испытываемое им чувство было настолько близко к понятию "счастье", насколько это было для него возможно.

Воровато, словно боясь, что кто-нибудь из его более могущественных собратьев отнимет у него игрушку, демон оглядел зал - один из многочисленных залов огромного дворца в Сибуле, столице истребленного народа саауров.

Только истребленного не полностью, вспомнил демон: тем, кто ушел сквозь магический портал, удалось уцелеть. Он почувствовал гнев, который, впрочем, быстро пропал: этот младший демон был не столько умен, сколько хитер и до конца не понимал, почему спасение горсточки саауров представляет такую важность. Но это было так, и именно потому владыки демонов до сих пор изучали состояние закрывшихся врат на равнине к востоку от Сибула.

Правители Пятого Круга однажды сумели ненадолго открыть этот портал, и тогда малютка демон скользнул в щель между двумя Мирами. Потом портал рухнул, и маленький демон остался здесь, а Правители вновь принялись обсуждать, как открыть портал на длительный срок и войти сквозь него в новый мир.

Демон побрел по залам, рассеянно глядя по сторонам. Роскошные гобелены, над которыми трудились целые поколения, были сорваны со стен, разорваны и залиты кровью. Демон с хрустом наступил на скелет сааура и небрежно отбросил прочь ломкие кости. Наконец он добрался до тайной комнаты, где прятался, пока демоны Пятого Круга находились на этой холодной планете. "Ужасно оказаться вдали от родного мира", - подумал юный демон. Это было его первое путешествие, и ему очень не понравилась боль, испытанная им во время переноса.

Правда, пир был великолепным; никогда еще он не видел такого обилия еды, пусть даже она ограничивалась объедками, оставленными могущественнейшими демонами. Наевшись, маленький демон начал расти, и это превратилось для него в основную проблему.

Он сел, пытаясь найти удобное положение для своего увеличившегося тела. Пир продолжался почти год, и многие малые демоны выросли, но этот демон рос быстрее остальных и был уже на пороге того, чтобы стать совсем взрослым.

Взглянув на свою игрушку, демон засмеялся, со свистом втянув пастью воздух. Глаза смертного не сумели бы рассмотреть то, что находилось в кувшине, и демону, не имеющему еще даже имени, чертовски повезло, что он поймал именно эту душу. Сильнейший из старших демонов, почти правитель, пал жертвой могущественного волшебника, подобно тому как великий Тугор победил и съел вождя саауров, но и маг, убивший его, заплатил за это собственной жизнью. Маленький демон, хотя и был не очень умен, действовал быстро и без колебаний схватил душу, вылетевшую из мертвого мага.

Демон еще раз осмотрел кувшин и щелкнул по его стенке. Душа мага ответила ударом - если о ком-то, не имеющем плоти, можно сказать, что он способен ударить.

Демон поерзал. За это время он стал сильнее, но безостановочное пиршество все же подошло к концу. Последние саауры были убиты и съедены, и теперь демоном предстояло питаться лишь мелкими животными, не обладающими сколько-нибудь ощутимой духовной силой. У себя на родине демоны разводили разумных существ для еды, но здесь отсутствие их означало замедление роста. Тело маленького демона продолжало бы созревать, но слишком медленно - до тех пор, пока не будет открыт портал, ведущий в соседний мир.

"Холодно", - подумал демон. Оглядывая огромную комнату, он и не подозревал о ее первоначальном назначении: это была спальня одной из многочисленных жен предводителя саауров. В родном мире демона царили необузданная энергия и пульсирующий жар; демоны Пятого Круга созревали на воле и в борьбе с себе подобными, пожирая друг друга, завоевывали право служить Королю демонов. Маленький демон хранил смутные воспоминания о своем прошлом, но помнил лишь гнев, страх и редкие моменты удовольствия, когда удавалось что-нибудь съесть.

Демон опять заворочался: он никак не мог устроиться поудобнее. Спина у него чесалась, и он знал, что скоро там появятся крылья - сначала крошечные, но, по мере того как он будет становиться сильнее, станут расти и они. Демон понимал, что скоро ему придется сражаться, чтобы получить звание, а пока следует отдыхать и набираться сил. До сих пор ему везло, поскольку период его взросления совпал с битвой за этот мир и другие демоны были слишком заняты поеданием его обитателей, чтобы обращать внимания на него. Но теперь они вновь начали сражаться между собой, и проигравшие прибавляли сил победителям, пожиравшим их; любой демон, не имеющий звания, представлял собой превосходную мишень, если только не вмешивался правитель или капитан. Таков был образ жизни этого народа, который уважал только одно право: право сильнейшего. Маленький демон подумал вдруг, что для того, чтобы завоевать могущество, должен существовать способ получше, чем бросить вызов и драться до смерти. Но какой - этого придумать он был не в состоянии, а уж решить, как изменить существующий обычай, - тем более.

Вдоволь насмотревшись на разрушенную опочивальню ша-шахана, демон закрыл глаза; но перед этим бросил последний взгляд на душу в кувшине. Отсутствие пищи могло на какое-то время замедлить физический рост, но за время войны он понял, что размеры, как бы ни были они впечатляющи, по важности уступают хитрости. Душа мага оказалась богата знаниями, и маленький демон решил завладеть ими. Он поместил кувшин напротив лба и мысленно пронзил душу. Она начала сопротивляться с утроенной силой, и поток энергии поверг демона в состояние сродни тому, которое испытывает человек, выпивший много вина. Это было самое большое наслаждение, доступное демонам, и маленький демон с удовольствием подумал, что скоро он станет умнее, будет много знать и сможет использовать не одну лишь звериную хитрость, чтобы получить звание и завоевать прочное положение.

И когда владыки демонов наконец найдут способ открыть ворота, запечатанные за сааурами, он сумеет последовать за воинством Пятого Круга и получить себе в пищу и саауров, и любых других обладающих разумом и душой существ, населяющих мир, называемый Мидкемией.

Глава 1 ВОЗВРАЩЕНИЕ

Корабль входил в гавань.

Черный и опасный, он двигался словно мрачный охотник, преследующий добычу. Трехмачтовый военный корабль под всеми парусами величественно входил в порт, и другие суда уступали ему дорогу. Он был похож на пиратское судно с далеких Западных Островов, но на его фок-мачте развевался королевский флаг, и все те, кто его видел, понимали, что это возвращается домой брат короля.

Высоко над палубой корабля худощавый матрос торопливо зарифливал марсель бизани. Подвязав последний риф-сезень, Ру взглянул через гавань на Крондор.

Город принца тянулся вдоль доков, к югу поднимаясь на холмы, а к северу простираясь, насколько хватало глаз. Ру, которому в следующий Праздник солнцестояния должно было исполниться всего лишь восемнадцать лет, вспомнил, как часто за последний год он думал, что больше никогда не увидит этого города. И все же он вернулся сюда, закончив свою последнюю вахту на "Вольном охотнике", корабле, которым командовал адмирал Никлас, брат правителя Островного Королевства и дядя принца Крондорского.

Крондор был вторым по значению городом Королевства и резиденцией принца Крондорского - наследника престола. Над крышами маленьких домов, рассыпанных по окружающим гавань холмам, господствовал дворец принца,стоящий на самом высоком холме, круто обрывающемся к воде. По сравнению с дворцом обшарпанные улочки, прилегающие к порту, забитые пакгаузами, меняльными лавками, парусными мастерскими, дровяными складами и гостиницами для матросов, казались еще неопрятнее, а по количеству убийц и воров портовый район уступал лишь Бедному кварталу.

И все же Ру был рад увидеть Крондор, тем более сейчас, вновь став свободным человеком. Убедившись напоследок, что парус зарифлен надежно, он быстро двинулся вдоль реи, уверенно сохраняя равновесие, чему научился, почти два года плавая по морям.

"Как ни странно, я встречаю третью весну подряд, минуя зиму", - подумал вдруг Ру, и мысль об этом позабавила его и в то же время почему-то встревожила.

Поднявшись на последнюю выбленку ванты бизань-мачты, он ослабил шкот. Ру не особенно любил работать на высоте, но поскольку он был самым маленьким и самым ловким членом команды, его то и дело посылали на мачты. Он быстро спустился по ванте и легко спрыгнул на палубу.

Эрик фон Даркмур, друг Ру с самого детства, тем временем закончил вязать брас на крепежной утке и поспешил к поручням, чтобы взглянуть на соседние корабли. Эрик был на две головы выше и в два раза шире своего друга, и вместе они составляли весьма необычную пару. В их родном Равенсбурге Эрик был сильнее всех своих сверстников, а Ру, наоборот, числился самым слабым. Эрика никак нельзя было назвать красивым, но у него было открытое и дружелюбное лицо, и потому многие считали его симпатичным, зато Ру не приходилось питать иллюзий относительно своей внешности. Узенькое лицо, с которого почти никогда не сходило выражение замкнутости, и вечно прищуренные бегающие глазки производили на всех отталкивающее впечатление, кроме тех редких случаев, когда он улыбался или смеялся. Тогда его лицо освещалось теплотой и становилось отчасти привлекательным. Зато он был всегда весел, неистощим на выдумки и готов храбро встретить любую опасность. Эти качества еще в детстве притягивали к нему Эрика.

Эрик показал на суда, расступавшиеся перед "Охотником", и Ру кивнул. Внезапно стоящий рядом матрос рассмеялся, и Ру недоуменно повернулся к нему:

- Чего ты?

- Принц Никки опять хочет вывести из себя начальника порта.

Эрик, чьи волосы выгорели на солнце почти добела, тоже взглянул на матроса, синие глаза которого ярко выделялись на темном от загара лице.

- Ты о чем?

Матрос ткнул пальцем:

- Вон катер начальника порта.

Ру посмотрел в ту сторону.

- Мы даже не остановились, чтобы взять лоцмана!

Матрос вновь рассмеялся.

- Принц Никки достойный ученик своего учителя! Старый адмирал Траск не раз проделывал такую же шутку, но он хотя бы разрешал лоцману подняться на борт, а уж потом отказывался от буксировки в док. Но Никки - брат короля и потому не думает об этих формальностях.

Самые опытные матросы уже стояли наготове в ожидании команды взять рифы на последних парусах. Ру посмотрел на полуют, и в этот момент стоявший там Никлас, бывший принц Крондорский, а ныне адмирал Королевского флота на Западе, подал сигнал. Сильные руки мгновенно притянули паруса к реям и начали проворно вязать узлы. Через несколько мгновений Ру и все те, кто вместе с ним находился на палубе, почувствовали, что корабль снижает скорость, входя в королевский док.

"Охотник" уже почти остановился, но Ру все равно казалось, что они вот-вот врежутся в причал.

- Мы толкаем перед собой уйму воды, - словно прочтя его мысли, объяснил матрос, - и когда она отразится от стен, она нас остановит. Палы рванет так, что только держись! - Он приготовился бросать трос швартовщикам на берегу и крикнул Эрику: - А ну-ка, помоги!

Ру и Эрик схватились за трос. Никлас скомандовал: "Бросай!", и они втроем кинули трос на причал. Швартовщики ловко поймали бросательный и быстро закрепили его на большой металлической тумбе. Как и предсказывал матрос, когда волна пошла назад, трос туго натянулся и доски выгнулись, заставляя железные тумбы стонать; в следующее мгновение огромный корабль качнулся и застыл, словно вздохнув с облегчением оттого, что благополучно вернулся домой.

Эрик повернулся к Ру:

- Интересно, что скажет адмиралу начальник порта.

Взглянув на принца, который поднимался на главную палубу, Ру пожал плечами. Впервые он увидел этого человека, когда их с Эриком судили королевским судом по обвинению в убийстве сводного брата Эрика, Стефана. Второй раз он увидел его, только когда тех, кто уцелел на верфях Махарты, подобрала шлюпка с "Охотника". Впрочем, за время плавания Ру успел приглядеться к принцу, и поэтому мнение его было таково:

- Скорее всего ничего не скажет, пойдет домой и выпьет.

Эрик расхохотался. Никласа отличала спокойная властность, и он был способен довести человека чуть ли не до обморока одним лишь пристальным взглядом; эта черта была свойственна и Кэлису, капитану отряда Кровавых Орлов, в котором служили Ру и Эрик.

Из первоначального отряда численностью в несколько сотен человек уцелело менее пятидесяти: те шестеро, что спаслись вместе с Кэлисом, и те, кто добрался до Города на Змеиной Реке прежде, чем "Вольный охотник" отплыл в Крондор. Второй корабль Никласа, "Месть Тренчарда", оставался в порту Города на Змеиной Реке еще месяц на случай, если туда придет еще кто-нибудь из отряда Кэлиса. Потом корабль поднял якорь, и все, кто не успел вернуться к этому времени, считались погибшими.

Спустили трап; первыми на берег сошли Никлас и Кэлис. На причале их ждали Патрик, принц Крондорский, его дядя принц Эрланд и прочие члены королевского двора.

- Не слишком торжественная церемония, - произнес Эрик. Ру молча кивнул. За сведения, которые Никлас доставил Патрику, своему племяннику, многие заплатили жизнью, а сведения эти, насколько было известно Ру, были довольно скудны. Он перенес внимание на королевскую семью.

Никлас, носивший титул принца Крондорского до тех пор, пока его племянник не прибыл из столицы Островного Королевства, был совсем не похож на своего брата; Эрланд был сед, но в седине еще проглядывали рыжие волосы; у Никласа, который тоже начал седеть, волосы были черные, а черты лица свидетельствовали об эмоциональности его натуры. Патрик, новый принц Крондорский, был смуглее, чем Эрланд и Никлас, а волосы у него были светло-каштановые. В его внешности соединились мужественность Эрланда и эмоциональность Никласа.

- Да, - сказал Ру, - ты прав; не слишком пышная церемония.

Эрик кивнул:

- Им уже ясно, что нечего рассчитывать на свершения, которые покроют их славой. Я думаю, новости, которые привез Кэлис, их испугают.

Ру вздохом выразил согласие.

- Грязное дело. А будет еще хуже.

Дружеский шлепок по спине заставил его обернуться. Обернулся и Эрик. Сзади стоял Робер де Лонгвиль, по обыкновению ухмыляясь; вплоть до недавнего времени эта ухмылка приводила их в трепет, но на этот раз было ясно, что он так улыбается. Его поредевшие волосы были коротко подстрижены, но подбородок зарос щетиной.

- Что собираетесь делать, парни?

Ру позвенел золотыми монетами.

- Я мечтаю о кружке эля и нежном прикосновении дурной женщины, а об остальном стану беспокоиться завтра.

Эрик пожал плечами:

- Я подумал и решил принять ваше предложение, сержант.

- Отлично, - сказал де Лонгвиль. Он предложил Эрику должность капрала в особом отряде Кэлиса. - Завтра в полдень явись в кабинет лорда Джеймса. Я оставлю в канцелярии пропуск.

Ру продолжал рассматривать людей на причале.

- Наш принц выглядит весьма внушительно, - заявил он.

- Понимаю, что ты имеешь в виду, - сказал Эрик. - Принц и его отец производят впечатление людей, побывавших в серьезных переделках.

- Никогда не позволяйте титулам обманывать вас, парни, - сказал де Лонгвиль. - Эрланд и наш король, а с ними и их сыновья не раз сражались у северных границ с гоблинами и Братством Темного Пути. - Так обычно называли моред-хелей, темных эльфов, живущих в дальнем конце гор, известных как Зубы Мира. - Я слышал, что король однажды участвовал в какой-то серьезной заварушке в Кеше - дрался с работорговцами или с кем-то вроде того. Но как бы то ни было, его уважают как обычного человека, а не как повелителя. Со времен короля Родрика, до того как престол занял король Лайем, а это еще было до моего рождения, ни один наш правитель не воспитывался при дворе. Наши короли - крепкие мужчины, они немало времени проводят на военной службе, и пройдет еще несколько поколений, прежде чем в их роду появятся неженки. Впрочем, наш капитан это увидит.

На мгновение в голосе де Лонгвиля мелькнула тревога. Ру быстро взглянул на него, но на лице сержанта уже вновь играла знакомая усмешка.

- О чем ты думаешь? - спросил Эрик у Ру.

- Да просто о том, какие бывают забавные семьи, - ответил Ру и показал на членов королевского семейства, которые стояли на причале, внимательно слушая Никласа.

- Обрати внимание на нашего капитана, - заметил Эрик, и Ру кивнул.

Кэлис, странный, загадочный человек, стоял чуть в стороне, словно хотел подчеркнуть дистанцию между собой и остальными и в то же время иметь возможность слышать все, о чем говорится, и отвечать на вопросы, которые могли быть заданы.

- Мы - друзья вот уже двадцать лет, - сказал де Лонгвиль. - Он нашел меня, когда я служил под началом Даниэля Тровиля, лорда Хайкасла, вытащил из пограничных войн и заставил отправиться в самые невероятные места, какие только можно себе представить. Я был с ним дольше, чем любой другой человек из его отряда, делил с ним паек, спал рядом с ним, видел, как у него на руках умирали люди, он на руках вынес меня из Хамсы - и все же я не могу сказать, что знаю этого человека.

- А правда, что он наполовину эльф? - спросил Эрик.

Де Лонгвиль почесал подбородок.

- Не могу сказать, что знаю правду об этом. Он говорил мне, что его отец родом из Крайди; по его словам, в детстве Кэлис был мальчиком на кухне. О своем прошлом он рассказывал мало. В основном он занимался будущим, выискивая таких казарменных крыс, как вы, на свет Божий и делая из них солдат. Но дело стоит того. Я сам был такой же казарменной крысой, когда он меня нашел. Кэлис возвысил меня до моего нынешнего положения. - На последних словах де Лонгвиль ухмыльнулся еще шире, словно и впрямь был всего лишь обычным сержантом, - но Эрик и Ру знали, что в дополнение к армейскому чину у Бобби есть высокий придворный титул. - А я, знаете ли, никогда не задавал слишком много личных вопросов. Кэлис думает быстро, - де Лонгвиль понизил голос, будто Кэлис мог каким-то образом услышать его снизу, с причала, - и уши у него заостренные... Но все же я никогда не слышал о таком существе - получеловеке-полуэльфе, хотя наш капитан способен делать то, чего не может сделать ни один человек из тех, кого я знаю. - Он вновь ухмыльнулся. - Но он не раз спасал наши шкуры, поэтому кого волнует его родословная? Происхождение ничего не значит. Его не изменишь - и важно лишь то, как ты живешь. - Он похлопал юношей по плечу. - Когда я вас отыскал, вы представляли собой только падаль для голодных ворон, но посмотрите на себя теперь!

Взглянув друг на друга, Эрик и Ру захохотали. На них была та же одежда, что и во время бегства из Махарты, заплата на заплате - ив ней они были похожи на обычных бродяг.

- Нам нужна новая одежда, - сказал Ру. - Не считая сапог Эрика, это все нужно выбросить.

- Да и они требуют починки, - посмотрев вниз, заметил Эрик. Эти сапоги были единственным, что оставил ему в наследство барон фон Даркмур, который упрямо не признавал своего отцовства, хотя и не оспаривал права Эрика носить эту фамилию. Сапоги предназначались для верховой езды, но Эрик носил их повсюду и основательно истрепал.

С дорожной сумой за плечами на палубу поднялся Шо Пи, бывший монах, изаланец из Империи Великого Кеша. За ним шел Накор, тоже изаланец; Шо Пи считал, что он послан ему судьбой в качестве учителя. Внешне Накор казался стариком, но двигался он с проворством и быстротой, которые были хорошо известны Эрику и Ру. Он учил солдат Кэлиса искусству рукопашного боя, и всем им было известно, что, как и Шо Пи, этот низенький человечек, действуя голыми руками, был так же опасен, как вооруженный до зубов воин. Ру был убежден, что никогда не видел, как Накор движется со всей скоростью, на какую способен, и сомневался, что хочет увидеть такую демонстрацию. Впрочем, Ру сам был талантливым учеником; в отряде Кэлиса он уступал лишь Шо Пи и Накору и знал, что может легко одержать победу в любой драке с помощью одного короткого, но смертельного удара.

- Я не собираюсь повсюду таскать тебя за собой, парень! - крикнул через плечо кривоногий Накор Шо Пи. - Вот уже двадцать лет я вижу только сожженные дотла или разграбленные города и теперь намерен какое-то время наслаждаться жизнью в одиночестве. А потом я собираюсь вернуться на Остров Мага.

Шо Пи был на голову выше Накора и обладал пышной темной шевелюрой, а в остальном выглядел как молодая копия жилистого коротышки.

- Как скажешь, учитель, - ответил он.

- И не называй меня учителем, - потребовал Накор, вскинув на плечо дорожную сумку. - Эрик, Ру! Куда вы собираетесь? - спросил он, направившись к трапу.

- Выпить, снять девочку и достать новую одежду - в таком вот порядке, - ответил Ру.

- Потом я съезжу домой, повидаю мать и друзей, - сказал Эрик.

- А ты? - спросил Ру.

- Пойду с тобой, - сказал Накор. - А когда мне надоест развлекаться, найму судно, которое отвезет меня на Остров Мага. - Он начал спускаться по трапу, подчеркнуто не замечая Шо Пи, шедшего на шаг сзади, а Эрик, взглянув на молодого изаланца, сказал:

- Нам надо взять дорожные сумки. Подождите нас на причале.

Они поспешили вниз, Ру - первым: ему еще хотелось успеть попрощаться с матросами. В каюте он увидел Джедоу Шати, который только что закончил паковать свои пожитки.

- Какие планы? - спросил Ру, торопливо запихивая свои вещи в сумку.

- Выпить, я думаю.

- Тогда пошли с нами, - сказал Эрик.

- Непременно - только скажу господину Роберу де Лонгвилю, этому поросенку, что принимаю предложение стать у него капралом.

Эрик прищурился.

- Капралом? Эту должность он предложил мне.

Вмешался Ру, не дожидаясь, пока спор перерастет в ссору:

- Судя по его словам, ему нужен не один капрал.

Эрик и Джедоу посмотрели друг на друга, а затем рассмеялись. На фоне эбеново-черной кожи Джедоу выделялись ослепительно белые зубы, и его улыбка всегда была такой заразительной, что каждый невольно улыбался в ответ. Как и остальные "головорезы Кэлиса", в прошлой жизни Джедоу был преступником, но в отряде он нашел людей, за которых был готов умереть и которые были готовы умереть за него.

Ру, который старался казаться эгоистичнее, чем на самом деле, сдружился с уцелевшими "головорезами" почти так же сильно, как с Эриком, и полюбил их, хотя и не желал этого признавать. Крепкие парни, они вместе прошли огонь и воду, и каждый знал, что может положиться на остальных.

Ру вспомнил о тех, кого они потеряли: о здоровенном Бигго, смешливом убийце, отличавшемся, как ни странно, благочестием; о Джероме Хэнди, великане с бешеным нравом, любящем прихвастнуть; о Билли Гудвине, мягком, но вспыльчивом юноше, который погиб по нелепой случайности, не успев ничего понять в жизни; и о Луи де Савоне, родезийском головорезе, ум которого был так же остер, как его кинжал, - ему были ведомы и придворные интриги, и стычки в темных закоулках; он был горяч и отличался удивительной верностью. Ру собрал вещи и, обернувшись, увидел, что Эрик и Джедоу наблюдают за ним.

- В чем дело?

- Ты на какое-то время выпал, - сказал Эрик.

- Я думал о Бигго и остальных...

Эрик кивнул:

- Понимаю.

- Может, кто-нибудь из них вернется на "Мести Тренчарда", - осмелился предположить Джедоу.

- Хорошо бы; - сказал Ру и, перекинув сумку через плечо, добавил: - Но Билли и Бигго не вернутся.

Эрик кивнул. Ру видел, как Бигго погиб в Махарте, а Эрик был свидетелем тому, как Билли упал; с лошади и разбил голову о камень.

Трое мужчин молча поднялись на палубу и быстро спустились по трапу на причал, где увидели де Лонгвиля, который болтал с Накором и Шо Пи.

- Эй ты, жалкий огрызок мужчины! - заявил без всяких церемоний Джедоу человеку, который почти три года управлял его жизнью.

Де Лонгвиль обернулся:

- К кому ты так обращаешься, ты, вейлский мерзавец?

- К вам, Бобби де Лонгвиль, сэр сержант! - огрызнулся Джедоу, причем было видно, что эти взаимные оскорбления - всего лишь дружеская насмешка, и Эрик знал, что оба они от души забавляются. - И кто ты такой, чтобы обзывать меня "мерзавцем"? Мы, мужчины из Вейла, - лучшие бойцы в мире и обычно вытираем сапоги о тех, кто похож на тебя. - Джедоу громко фыркнул и наклонился к де Лонгвилю, словно принюхиваясь к источнику отвратительной вони. - Да, очень похожих на тебя.

Ущипнув Джедоу за щеку, как любящая мамаша - ребенка, де Лонгвиль заявил:

- Ты так мил, что хочется тебя поцеловать. - Он шутливо шлепнул Джедоу по щеке и добавил: - Но не сегодня. - И повернулся к остальным. - Куда направляетесь?

- Выпить! - ухмыляясь, ответил Накор. Де Лонгвиль выразительно закатил глаза.

- Ладно, только никого не убейте. Ты вернешься? - спросил он Джедоу.

Джедоу улыбнулся:

- Не знаю почему, но вернусь.

-Ты хорошо знаешь почему, - произнес де Лонгвиль.

Улыбка Джедоу сразу увяла.

Каждый из них видел то, что видели все, каждый знал, какая ужасная армия готовится пересечь море, и понимал, что, каких бы успехов они ни добились за минувшие месяцы, борьба только начинается. До решающего столкновения может пройти десять лет, может пройти даже больше - но в конце концов любому мужчине, живущему в Королевстве, придется либо сражаться, либо умереть.

- Проваливайте, - нарушил молчание де Лонгвиль и махнул рукой в сторону улицы. - Не слишком буяньте, - сказал он и добавил вслед уходящим: - Эрик, ты и Джедоу должны завтра вернуться сюда и получить свои бумаги. На день позже - и вы дезертиры! А как вы знаете, дезертиров мы вешаем!

- Ну и мужик, - сказал Джедоу, когда они отошли чуть дальше по улице. - Вечно с угрозами. По-моему, у него противоестественная любовь к веревке, нет?

Ру захохотал, и остальные присоединились к нему; и им стало еще веселее, когда, будто по волшебству, на углу перед ними возник трактир.

Ру проснулся. Голова у него раскалывалась, во рту пересохло. В глаза словно насыпали песок, а дыхание было таким зловонным, будто кто-то заполз ему в рот и там помер. Он подвинулся, и застонал Эрик; он подвинулся в другую сторону - застонал Джедоу и отпихнул Ру обратно.

Ему ничего не оставалось, как сесть, и, сев, Ру подумал, что лучше бы ему никогда не просыпаться. Он с трудом удержался от тошноты и наконец ухитрился сфокусировать взгляд.

- Прекрасно, - пробормотал он и сразу же пожалел об этом. От собственного голоса у него еще сильнее заболела голова.

Они находились в камере. И если Ру не ошибся, в камере, которую он хорошо знал. Она была длинная; вместо одной стены у нее были толстые железные прутья, а на двери висел тяжелый замок. Напротив прутьев, чуть выше уровня головы по всей стене тянулось узкое оконце. Камера была полуподвальной, но это оконце находилось как раз на уровне земли. Через него хорошо был виден внутренний двор, и на нем- виселица. Это была камера смертников, располагавшаяся непосредственно под дворцом принца Крондорского.

Ру толкнул Эрика, и тот опять застонал. Ру толкнул его снова, и Эрик наконец проснулся.

- Что? - невнятно спросил он; глаза у него разбегались в разные стороны. - Где мы?

- Снова в камере смертников.

Эрик сразу протрезвел. Оглядевшись, он увидел свернувшегося в уголке Накора, а рядом с ним - Шо Пи.

Проснувшись, все осмотрели себя и друг друга: каждый был в запекшейся крови, в синяках и порезах.

- Что случилось? - прокаркал Ру. Его голос звучал так, будто он в это время жевал песок.

- Это квегийские матросы, помнишь? - сказал Джедоу.

Шо Пи и Накор, которые казались наименее потрепанными из всей компании, посмотрели друг на друга, и Накор произнес:

- Один попытался стащить какую-то девчонку у тебя с колен, Ру.

Ру кивнул, подумав, что лучше бы этого не было.

- Теперь вспоминаю, - пробормотал он.

- Я ударил кого-то стулом, - сказал Джедоу.

- Может, мы убили этих квегийцев? - сказал Накор.

Эрик, держась за стену, попытался встать на ноги; колени у него с похмелья тряслись.

- Видно, боги сыграли с нами мрачную шутку, - сказал он, - если, пройдя через весь этот ад, мы кончили тем, что снова ждем виселицы.

Ру чувствовал себя виноватым, как всегда, когда накануне он выпивал лишнего. С его телосложением было глупо пытаться пить вровень с Эриком или Джедоу, даже если Эрик и сам пьянел быстро.

- Если я кого-то убил, считайте, что я это вспомнил, - заявил Ру.

- Но как, во имя всех дьяволов, мы снова очутились в этой камере, парень? - спросил Джедоу из своего угла; он был явно встревожен. - Не для того я проплыл вокруг света и вернулся, чтобы Бобби де Лонгвиль в конце концов все же вздернул меня.

В этот момент дверь широко распахнулась, и от лязга, с которым она ударилась в стену, все содрогнулись.

- Встать, вы, свиньи! - рявкнул, входя в камеру, де Лонгвиль.

Не раздумывая, все, кроме Накора, вскочили на ноги и сразу же застонали. Джедоу отвернулся, и его вырвало; всех шатало, и Эрик ухватился за прутья камеры, чтобы не упасть.

- Что за славная компания! - сказал, усмехнувшись, де Лонгвиль.

- Что мы опять делаем тут, сержант? - спросил Накор. Де Лонгвиль подошел к двери и широко раскрыл ее, показывая, что она не заперта.

- Мы подумали, что здесь вам будет удобнее всего, - ответил де Лонгвиль. - Известно ли вам, что для вашего ареста потребовались лучшие городские стражники и еще часть охраны дворца? - Он сиял, словно гордый отец. - Это была знатная потасовка! И у вас хватило здравого смысла никого не убивать, хотя ущерб вы нанесли немалый. - Де Лонгвиль взмахом руки приказал им выходить из камеры. - Принц Патрик и его родственники решили, что оставшуюся часть ночи лучше держать вас поближе к себе, - объяснил он, ведя их по коридору.

Ру огляделся, вспоминая, как тем же путем его вели на виселицу, и содрогнулся от ужаса. Им с Эриком пришлось бежать из родного Равенсбурга после того, как Эрик убил своего сводного брата Стефана, после смерти его отца ставшего бароном Даркмурским. Если бы они остались и предстали перед судом, то могли бы рассчитывать на снисхождение, но бегство усугубило их вину, и они были приговорены к смерти. Они достигли ступенек, которые вели наверх, во двор, где стояла виселица, но на этот раз ее миновали.

- Вы запаршивели, поэтому я решил, что перед аудиенцией вас надо как следует вымыть, - сказал де Лонгвиль, человек, в чьих руках находилась их жизнь с того момента, как они упали на доски у подножия виселицы, и до той минуты, когда они вчера сошли с корабля.

- Аудиенция? - переспросил Эрик. После вчерашнего он все еще туго соображал. Вчера Эрик выбросил стражника в окно и тут же получил кувшином по голове, и трудно сказать, что причинило ему больший вред - большое количество выпитого вина или этот удар; вообще говоря, он никогда не был пьяницей.

- Важные персоны хотят с вами потолковать. В таком виде вам нельзя появляться при дворе. А теперь, - сказал де Лонгвиль, толчком открыв дверь, - раздевайтесь!

Лохани с горячей водой уже ждали их. Привыкнув за два года неукоснительно выполнять приказы де Лонгвиля, все пятеро моментально разделись и через минуту сидели в лоханях, а дворцовые пажи накинулись на них с мочалками и. мылом.

Принесли кувшины с холодной водой; приняв горячую ванну и напившись вдоволь, Ру почувствовал, что к нему возвращается жизнь.

Помывшись, они обнаружили, что их одежду унесли, а взамен принесли другую. Де Лонгвиль указал Эрику на черную куртку; поднимая ее, Эрик увидел на груди знакомую эмблему.

- Кровавый Орел?

- Никлас предложил, и Кэлис не стал возражать, - сказал де Лонгвиль. - Это символ нашей новой армии, Эрик. Ты и Джедоу будете первыми моими капралами, так что надевай. - И велел остальным: - Вы тоже переодевайтесь.

Накор и Шо Пи выглядели непривычно в чистых куртках и штанах вместо халатов, которые они обычно носили, а вот Ру был доволен. Правда, куртка была ему немного великовата, зато сшита из превосходного сукна, а штаны сидели великолепно.

Эрик влез в свои изношенные сапоги, а все остальные остались босыми. Де Лонгвиль привел их в знакомый зал; когда-то они стояли здесь перед тогдашним принцем Крондорским, Никласом, а тот вершил суд. В тот раз Ру трясся от страха и не слишком приглядывался, но все же сейчас подумал, что с тех пор зал ничуть не изменился.

Древние знамена свисали с каждой потолочной балки, погружая зал в темноту; несмотря на стрельчатые окошки вверху, на большие окна в противоположной стене и факелы, горящие вдоль других стен, здесь было так темно, что Ру подумал: "На месте принца я велел бы убрать знамена".

Церемониймейстер ударил об пол жезлом, окованным железом, объявляя Робера де Лонгвиля, барона двора, и Ру удивленно покачал головой: в отряде Кэлиса де Лонгвиль был всего лишь сержантом, и воспринимать его в новом качестве было весьма не просто.

Под взглядами членов королевской семьи бывшие осужденные подошли к трону и остановились перед ним. Заметив, что держаки для факелов сделаны из чистого золота, Ру прикинул его стоимость: лично он заменил бы золото медью, а освободившиеся средства вложил в какое-нибудь выгодное предприятие. Интересно, подумал он, представится ли случай поговорить с принцем на эту тему?

Мысль о принце вернула внимание Ру к человеку, который когда-то вынес ему смертный приговор. Никлас, ныне адмирал Западного флота, стоял по правую руку от трона, рядом со своим преемником, принцем Патриком. По другую сторону стояли Кэлис и Джеймс, герцог Крондорский; они разговаривали с человеком, которого Ру видел на причале, - с дядей Патрика, принцем Эрландом. А на троне сидел его двойник. Ру на мгновение растерялся, внезапно осознав, что их представляют самому королю!

- Ваше величество, ваши высочества, - произнес де Лонгвиль с изысканным поклоном, - позвольте представить вам пять человек, выполнивших свой долг храбро и с честью.

- Уцелели всего лишь пятеро? - спросил король Боррик. И он, и его брат были мужчинами крупными, но король все же выглядел более могучим; Ру, хотя и не мог должным образом судить о таких вещах, инстинктивно счел короля более опасным противником, чем принц Эрланд. - Есть и другие, - сказал де Лонгвиль. - Солдаты из гарнизонов будут представлены ко двору днем. Но эти - единственные уцелевшие из числа осужденных.

- И мы это знаем, - вставил Накор.

Де Лонгвиль с гневом обернулся к нему, возмущенный подобной вольностью, но Боррик лишь улыбнулся:

- Накор, это ты в такой одежде?

Улыбнувшись королю в ответ, Накор вышел вперед.

- Да, это я, ваше величество. Я тоже уходил и тоже вернулся. Грейлок сейчас на другом корабле, и с ним те, кто уцелел и успел добраться до Города на Змеиной Реке.

Слова, которые де Лонгвиль собирался сказать Накору, застряли у него в горле. Было очевидно, что Накор и король хорошо знают друг друга. Накор дружески кивнул Эрланду, который тоже приветливо улыбнулся при виде маленького изаланца.

- Вы все получили прощение, - сказал король четверым бывшим узникам. - Ваши преступления забыты, и ваши приговоры отменены. - И он добавил, взглянув на Эрика и Джедоу: - Мы видим, что вы избрали военную службу.

Эрик просто кивнул, а Джедоу, запинаясь, сказал:

- Д-да, ваше величество.

Король перевел взгляд на Шо Пи и на Ру:

- А вы нет.

Шо Пи наклонил голову:

- Я последую за своим учителем, ваше величество.

- Прекрати называть меня учителем! - воскликнул Накор и повернулся к королю: - Этот малый считает меня каким-то особенным мудрецом и настаивает на том, что должен повсюду таскаться за мной.

- Хотел бы я знать почему, - сказал принц Эрланд. - Не потому ли, что ты показал ему свои "проделки мистического мудреца", Накор?

- Или парочку фокусов "странствующего жреца"? - подхватил король.

Погладив подбородок, Накор улыбнулся.

- На самом деле я уже давненько этим не занимался. - Затем его лицо потемнело. - И кажется, я не рассказывал вам о них, когда мы возвращались из Кеша.

- Ладно, раз так, забирай его с собой. В дороге тебе пригодится лишняя пара рук, - сказал король.

- В дороге? Я возвращаюсь на Остров Мага, - заявил Накор.

- Не сразу, - возразил король. - Интересы короны требуют, чтобы ты отправился в Стардок и встретился с руководителями Академии.

Накор помрачнел.

- Вы знаете, Боррик, что я покинул Стардок, и не сомневаюсь, что вам хорошо известно, по какой причине.

Если королю и не понравилось столь фамильярное обращение, то виду он не показал.

- Нам это известно, но ты дважды бывал в Новиндусе и видел, какие силы нам противостоят. Нам нужно, чтобы ты объяснил магам в Стардоке, кто выступил против нас. Нам необходима их помощь.

- Найдите Пуга. Его они станут слушать, - сказал Накор.

- Если бы мы могли его найти, мы бы нашли, - ответил король. Откинувшись на спинку трона, он вздохнул. - Послания ему оставлены повсеместно, но тем не менее он не удосужился прибыть сюда лично.

- Постарайтесь еще, - ответил Накор.

Боррик улыбнулся:

- Дружище, лучшего человека нам не найти. И если ты не хочешь, чтобы во всех игорных домах Королевства стало известно, что ты передергиваешь карты и жульничаешь в кости, ты окажешь старому другу эту маленькую услугу.

Накор презрительно махнул рукой, словно отметая слова короля.

- Ба! Вы мне нравились больше, когда были просто Бешеным. - Лицо его выразило отвращение, а Боррик и Эрланд обменялись веселыми взглядами.

Потом король перенес свое внимание на Ру:

- А ты, Руперт Эйвери? На твою помощь мы тоже не можем рассчитывать?

Оттого что король обратился непосредственно к нему, Ру на мгновение онемел; наконец, с трудом совладав с собой, он ответил:

- Простите, ваше величество, но я дал себе клятву, что если уцелею, то вернусь в Крондор, чтобы разбогатеть. Я намерен заняться торговлей, а в армии как я это сделаю?

Король кивнул:

- Торговлей? Мы полагаем, что этот выбор едва ли не лучший из всех, что ты мог избрать. - Он воздержался от любых замечаний относительно прошлого Ру. - И все же ты видел то, что довелось увидеть лишь очень немногим из наших людей. Мы надеемся на твою скромность, а чтобы ты лучше нас понял, мы рассчитываем на твою скромность.

Ру улыбнулся.

- Я понимаю, ваше величество. И обещаю, что, когда придет время, я помогу вам всем, чем сумею. Если эти змеи явятся сюда, я буду сражаться. - Он прищурил глаза и добавил: - Кроме того, может настать день, когда я пригожусь вам больше, чем просто как еще одна рука, держащая меч.

- Возможно, Руперт Эйвери, - произнес король Боррик. - Ты явно не страдаешь от недостатка честолюбия. - Подав знак лорду Джеймсу, он сказал: - Если это не повредит нашему достоинству, подумайте, не можем ли мы немного поспособствовать карьере господина Эйвери. Может быть, что-нибудь вроде рекомендательного письма. - Затем король махнул рукой оруженосцу, державшему в руках пять мешочков, и тот вручил по мешочку каждому из бывших осужденных на смерть. - Примите же благодарность от вашего короля.

По тяжести мешочка Ру понял, что там было золото; он даже сумел оценить его стоимость и быстро подсчитать, что в своем плане разбогатеть уже на год опередил график. Тут он заметил, что остальные, поклонившись, двинулись к выходу, сам отвесил неуклюжий поклон королю и поспешил за ними.

- Ну что ж, теперь вы опять свободные люди, - промолвил де Лонгвиль, когда все вышли из зала. - Постарайтесь не попадать в переделки, - сказал он Джедоу и Эрику, - и будьте здесь первого числа следующего месяца. - Де Лонгвиль повернулся к Накору и Шо Пи: - Письма короля будут готовы завтра. Зайдите к секретарю герцога Джеймса, он выдаст вам проездные документы и деньги. - После этого Робер посмотрел на Ру. - Ты смахиваешь на крысу, Эйвери, - сказал он, - но я полюбил твою узкую мордочку. Если передумаешь, я не откажусь от еще одного опытного солдата.

Ру покачал головой:

- Спасибо, сержант, но я отправляюсь на поиски купца, у которого есть скромница дочь, и начинаю наживать состояние.

На прощание де Лонгвиль сказал им всем:

- Если перед тем, как вернуться Домой, вам захочется женщин, идите в "Росчерк Белого Крыла", что возле Купеческих ворот. Это бордель высшего класса, так что не наследите внутри. Даме, которая вас встретит, скажите, что послал вас я. Она, может быть, никогда меня не простит, но услугу мне оказать должна. Только смотрите не устройте скандала - выручить вас второй раз подряд я вряд ли смогу. - Посмотрев каждому в лицо, он добавил: - Судя по всему, вы вели себя правильно, ребята.

Все промолчали, и только Эрик проговорил:

- Спасибо, сержант.

Ему и Джедоу де Лонгвиль сказал:

- По дороге загляните в кабинет рыцаря-маршала и возьмите свои приказы о производстве. Отныне вы - люди принца Патрика и с этого дня подчиняетесь только ему, Кэлису и мне.

- А где это? - спросил Эрик.

- Вниз, направо, вторая дверь слева. А теперь проваливайте, - заявил де Лонгвиль, - прежде чем я изменю свое мнение и арестую вас снова как банду головорезов. - С этими словами он отвесил Ру подзатыльник, затем повернулся и ушел.

Спускаясь по лестнице, Накор произнес:

- Я хочу есть.

- Ты всегда хочешь есть, дружище, - со смехом заметил Джедоу. - Моя голова напоминает мне, что прошлой ночью я вел себя не слишком умно. Да и желудок меня еще не простил. - Помолчав, он добавил: - Но несмотря на это, я справлюсь с приличным куском.

Эрик засмеялся:

- Я тоже.

- Тогда пошли искать трактир, - предложил Накор.

- Тихий трактир, - вмешался Ру.

- Тихий трактир и еду, - подвел итог Накор.

- А что потом, учитель? - спросил Шо Пи.

Накор скорчил рожу, но сказал на удивление спокойно:

- Потом, малыш, мы отправимся в "Росчерк Белого Крыла". - Он покачал головой и, ткнув пальцем в Шо Пи, сказал: - Ему еще многому предстоит научиться.

"Росчерк Белого Крыла" был вовсе не похож на то, что Ру ожидал увидеть. Впрочем, он сразу поймал себя на мысли, что, в сущности, не знал, чего ожидать. Он знал только армейских шлюх, которые, едва получив деньги, отправлялись искать следующего клиента.

Но здесь был другой мир. Пять слегка подвыпивших парней несколько раз спрашивали дорогу, и после двух-трех неудачных попыток в конце концов обнаружили скромный дом на краю Купеческого квартала. Вывеска - жестяное крыло, выкрашенное в белый цвет, - ничего не говорила о профиле этого заведения.

Двери открыл слуга; не говоря ни слова, он впустил всех пятерых и жестом попросил подождать в крошечной передней, лишенной мебели и украшенной лишь невзрачными гобеленами на двух боковых стенах. Напротив входа была еще одна дверь. Когда она открылась, они увидели хорошо одетую и весьма почтенную на вид даму.

- Что вам угодно? - спросила она.

Они посмотрели друг на друга, и наконец ответил Накор:

- Нам сказали, чтобы мы сюда пришли.

- Кто? - подозрительно спросила она.

- Робер де Лонгвиль, - тихо произнес Эрик, словно боясь говорить во весь голос.

Мгновенно лицо женщины преобразилось: подозрительность уступила место радости.

- Бобби де Лонгвиль! Боже мои, если вы - друзья Бобби, то милости прошу!

Она хлопнула в ладоши, и дверь, через которую она вошла, распахнулась, открыв короткий коридор, в котором стояли два вооруженных охранника.

- Я - Джамила, ваша хозяйка, и теперь, - произнесла она, подходя к еще одной двери и широко ее открывая, - мы вступаем в Дом Белого Крыла.

От удивления все пятеро разинули рты. Даже Накор, видевший пышность двора императрицы Великого Кеша, застыл в благоговейном изумлении. Комната была не так уж богато обставлена, здесь, наоборот, не было кричащей роскоши, но именно это делало ее столь привлекательной. Все в ней дышало утонченностью и хорошим вкусом, хотя Ру, незнакомый с такими определениями, вряд ли бы смог объяснить свое впечатление. Диваны и кресла были расставлены так, чтобы посетители могли видеть друг друга и при этом быть в уединении. На одном из диванов развалился богато одетый мужчина; он потягивал из кубка вино, а две хорошенькие девушки ухаживали за ним. Одна сидела у его ног, позволяя ему гладить ей плечи и шею, а вторая склонилась над ним, протягивая золоченый поднос с засахаренными фруктами.

Словно по волшебству, из-за нескольких портьер появились девушки. Как и первые две, одеты они были скромно, в свободные платья из легкой материи, оттеняющие волнующие линии их фигур. Девушки направились к новым гостям, и не успел Ру опомниться, как его проводили к дивану, усадили и вложили в руку кубок с вином; прежде чем он сумел произнести хоть слово, одна девушка начала массировать ему плечи, а другая принесла фрукты.

- Когда будете готовы, - сказала Джамила, - девушки покажут вам ваши комнаты.

Джедоу, сильной рукой обхватив за талию одну из девушек, притянул ее к себе, крепко поцеловал и воскликнул:

- Люди и боги, я умер и попал в рай!

Это вызвало дружный взрыв смеха, и Ру откинулся на диван, чувствуя невыразимое облегчение, которое не испытывал уже многие годы.

Глава 2 ДОМА

Ру проснулся.

Девушка, лежащая рядом с ним, сонно пошевелилась, и он сообразил, где находится. Ру улыбнулся, вспомнив прошедшую ночь, и, нырнув рукой под простыню, погладил девушку по спине. Он не мог думать о ней как о шлюхе - это слово подходило женщинам, которые ловили солдат возле лагеря или с балконов Бедного квартала выкрикивали непристойности морякам и рабочим, - а эти дамы, решил он, не имели с ними ничего общего.

Они были кокетливы, казались хорошо образованными, обладали безупречными манерами, и, как обнаружил Ру этой ночью, подходили к своей работе творчески и с энтузиазмом. Девушка, что сейчас лежала с ним рядом, за одну ночь научила его большему количеству способов доставить удовольствие женщине и себе самому, чем все шлюхи, с которыми он имел дело за свою недолгую жизнь. Ру почувствовал желание и, улыбаясь, продолжал поглаживать девушку.

Она проснулась и, даже если ей не понравилось такое пробуждение, ничем этого не показала; казалось, она была счастлива оттого, что рядом с ней лежит Ру.

- Доброе утро, - сказала она с широкой улыбкой и пробежалась пальцами по его животу. - Как чудесно просыпаться вот так.

Обняв ее, Ру почувствовал себя счастливым. Он. не питал иллюзий относительно своей внешности; вероятно, он был самым некрасивым парнем в Равенсбурге, но до того, как им с Эриком пришлось бежать из города, ухитрился затащить к себе в постель двух тамошних девушек. Ру знал, что при наличии времени можно очаровать любую, но времени ему всегда было жаль. А сейчас он был жив, в поясе у него была уйма золота, и женщина сама хотела, чтобы он почувствовал себя красивым. Так начался этот чудесный день.

Позже, прощаясь с девушкой, Ру поймал себя на том, что не может вспомнить, как точно ее зовут - Мэри или Мари. Эрик уже сидел в коридоре и ждал его, беседуя с на удивление симпатичной юной блондинкой.

Эрик взглянул на Ру:

- Ты готов?

Ру кивнул.

- А остальные?

- Увидимся с ними, когда вернемся из Равенсбурга - во всяком случае, я.

Он встал, задержав в своей руке руку девушки,. Это показалось Ру странным, и когда они вышли на улицу, он заметил:

- Похоже, ты влюбился в эту красотку.

Эрик покраснел.

- Ничего подобного. Она...

Повисло молчание, и наконец Ру закончил за него:

- Шлюха?

В этот утренний час город был уже на ногах, и дм пришлось проталкиваться через толпу.

- Наверное, - произнес Эрик. - Только она больше похожа на настоящую леди.

Ру пожал плечами, но Эрик не заметил этого жеста.

- Платят им хорошо, это уж точно.

Содержимое его кошелька уменьшилось, и теперь Ру терзался сомнениями, стоило удовольствие той цены, которую он за него заплатил. Надо экономнее расходовать капитал, сказал он себе. Можно было найти шлюх и подешевле.

- Куда теперь? - спросил он.

- Мне нужно встретиться с Себастьяном Лендером.

Ру оживился. Он давно мечтал побывать в кофейне Баррета и при возможности воспользоваться случаем потолковать с кем-нибудь из стряпчих о своем плане.

Они направились в район, известный горожанам как Купеческий квартал, несмотря на то что торговая деятельность там велась не намного активнее, чем в остальных частях города. Отличали его только большое количество дорогих домов, стоящих над складами, создавшими состояние их владельцам, и тем, что почти все жители этого квартала пользовались огромным влиянием, хотя не принадлежали к дворянству.

Для каждого ремесла имелась своя гильдия; существовала даже Гильдия воров - Мошенники. Дворяне получали привилегии по праву рождения, но те, кто пробивал себе дорогу на поприще коммерции, располагали только умом. Некоторые объединялись между собой, но другие предпочитали оставаться независимыми предпринимателями, у которых нет союзников, а одни конкуренты.

У тех, кто выжил в этой борьбе и добился успеха, были соратники, вместе с которыми они гордились своими достижениями, и приятели, вместе с которыми они хвастали своим богатством и проницательностью. Немногие, такие, как купец по имени Гельмут Гриндаль, которого Ру с Эриком встретили по дороге в Крондор, когда бежали из Равенсбурга, предпочитали оставаться в тени, боясь привлекать к себе лишнее внимание, но большинство обожали во всеуслышание заявлять о своих успехах и строить по всему городу огромные дома, способные поспорить с роскошью нобилей. Но с течением времени характер Купеческого квартала менялся.

Все больше и больше состоятельных купцов приобретали в этом районе собственность, и цена на землю поднялась так высоко, что теперь лишь немногие заведения в Купеческом квартале принадлежали старожилам - пекарь на одной улице, сапожник на другой, - но и они быстро уступали место магазинам, торгующим предметами роскоши: модным портным, ювелирным и антикварным лавкам. Сегодня в Купеческом квартале жили почти одни лишь очень богатые люди, чьи торговые связи охватывали и провинции, и отдаленные города, а тех, кто добился успехов поскромнее, дороговизна жизни заставляла переселяться в предместья, за пределы стен Старого города.

Кофейня Баррета находилась на углу улицы Аруты, переименованной не так давно в честь бывшего принца Крондорского, отца нынешнего короля, которую местные жители по привычке все еще называли Песчаной Дорогой, и Мельничной улицы, которая когда-то шла от мельницы, более не существующей, к давно снесенным воротам какой-то фермы. Кофейня представляла собой трехэтажное здание с дверями, выходившими на обе улицы. У каждой двери стоялофициант в белой куртке, черных брюках, черных же башмаках и фартуке в бело-синюю полоску.

Кроме нее, на перекрестке были таверна, контора судового комиссионера, и наискосок через улицу - заброшенный дом. В свое время он был едва ли не самым красивым во всем Крондоре, но его владельцу не повезло. О доме перестали заботиться задолго до того, как он опустел, и теперь ничто не напоминало о его прежнем великолепии - ни облупившаяся краска на стенах, ни забитые досками окна, ни зияющая дырами черепичная крыша, ни грязь у разбитых ворот.

Ру на минутку задержался, чтобы взглянуть на него.

- Быть может, в один прекрасный день я куплю его и приведу в порядок.

Эрик улыбнулся:

- Я в этом не сомневаюсь, Ру.

Они миновали официанта у двери, выходящей на Мельничную улицу, и вошли внутрь. Вестибюль был отделен от главного зала кофейни деревянной решеткой. Возле решетки стоял высокий человек, одетый так же, как двое официантов у внешних дверей, - только фартук у него был черный.

Он посмотрел прямо в глаза Эрику, потом взглянул сверху вниз на Ру:

- Что угодно?

- Мы хотим видеть Себастьяна Лендера, - ответил Эрик.

Человек кивнул:

- Прошу за мной.

Он повернулся и направился в главный зал.

Ру и Эрик последовали за ним мимо столиков, занятых людьми, попивавшими кофе; широкие ступеньки в левой стороне зала вели на галерею, расположенную чуть выше, чем обычный второй этаж. Поразившись тому, насколько здесь светло, Ру взглянул наверх и увидел, что третьего этажа нет, а вдоль всего сводчатого потолка тянется двойной ряд высоких окон.

Они дошли до второй решетки, разделяющей залы кофейни. Открыв маленькую калитку, официант двинулся к самому дальнему столику, а Ру и Эрику сказал:

- Подождите здесь.

Ру показал Эрику наверх, на сидящих на галерее мужчин:

- Комиссионеры.

- Откуда ты знаешь?

- Слышал кое-где, - ответил Ру.

Эрик засмеялся и покачал головой. Вероятнее всего, Ру слышал об этом от Гельмута Гриндаля по дороге в Крондор. Ру и Гриндаль без конца говорили о торговле, и порой это было забавно - хотя чаще всего довольно скучно.

Через минуту к ним вышел величавый мужчина; на нем был простой, но, несомненно, дорогой костюм и жилет с галстуком. Он вгляделся в лица двух юношей и воскликнул:

- Ну и ну! Юный фон Даркмур и господин Эйвери, если не ошибаюсь?

Ру молча кивнул, а Эрик ответил:

- Да, господин Лендер. Мы заслужили помилование.

- В высшей степени необыкновенно, - произнес Лендер, жестом велев официанту отпереть решетку. - Только завсегдатаям разрешено входить в этот зал, - пояснил он, приглашая Ру и Эрика за ближайший свободный столик, и подозвал официанта: - Три кофе. - Лендер посмотрел на своих гостей и спросил: - Выпьете что-нибудь? - И, получив отрицательный ответ, заказал официанту: - Несколько булочек, джем, мед, сыр и колбасу.

Официант поспешил выполнять заказ, а Лендер сказал:

- Поскольку вы помилованы, то, без сомнения, не нуждаетесь в услугах адвоката; но, может быть, я нужен вам в качестве поверенного?

- В общем-то нет, - ответил Эрик. - Я пришел заплатить вам ваш гонорар.

Лендер начал возражать, но Эрик его перебил:

- В тот раз вы отказались от золота, но, несмотря на то что вы проиграли дело, мы здесь и мы живы, поэтому я считаю, что вы его заслужили.

Достав кошелек, он положил его на стол. Золотые монеты глухо звякнули.

- Вы преуспели, молодые джентльмены, - сказал Лендер.

- Это - плата за службу принцу, - объяснил Ру.

Пожав плечами, Лендер открыл кошелек, отсчитал пятнадцать золотых соверенов, затем закрыл его и толкнул обратно к Эрику, после чего положил монеты в карман.

- Этого достаточно? - спросил Эрик.

- Если бы я выиграл, то взял бы с вас пятьдесят, - ответил Лендер.

Тем временем принесли кофе. Ру никогда его не любил, поэтому он сделал глоток из вежливости, намереваясь потом отодвинуть чашку и забыть о ней. Но, к его удивлению, в отличие от горького варева, которое он пробовал раньше, у этого напитка был сложный и богатый вкус.

- Вкусно! - выпалил он.

Эрик засмеялся и поднес чашку к губам.

- И верно.

- Кешийский, - сказал Лендер. - Гораздо лучше того, что растет в Королевстве. Более ароматный и не такой горький. - Он обвел рукой помещение. - "Баррет" - единственная кофейня в Крондоре, которая специализируется только на лучших сортах, и ее основатель проявил мудрость, открыв первую свою кофейню здесь, в сердце Купеческого квартала, и не пытаясь продавать кофе нобилям.

Ру навострил уши: он обожал слушать рассказы о тех, кто добился успеха.

- Почему?

- Потому что дворян можно соблазнить только большими скидками, и все равно платят они не вовремя.

Ру рассмеялся.

- Дома я слышал то же самое от виноторговцев.

Лендер кивнул и продолжал:

- Баррет понял, что местным коммерсантам необходимо какое-то место, где они могли бы спокойно обсуждать свои дела, не отвлекаясь на домашние проблемы, на суету и шум собственных контор и обычных трактиров.

С этим Эрик сразу же согласился, вспомнив детство, проведенное на постоялом дворе "Шилохвость".

- Так возникла Кофейня Баррета, - говорил между тем Лендер, - и стала процветать с первой же недели после открытия. Конечно, тогда это было куда более скромное заведение, но она существует уже семьдесят пять лет, а в этом здании - почти шестьдесят.

- А что вы можете рассказать о комиссионерах, их объединениях и о... себе? - спросил Ру.

Лендер улыбнулся, но тут на столе появился поднос с горячими булочками, колбасой, сыром, фруктами, медом, джемом и маслом. Внезапно почувствовав голод, Ру взял булочку и начал намазывать ее маслом, а Лендер тем временем рассказывал:

- Некоторые из тех, у кого не было собственной конторы, стали вести дела здесь и, к удовольствию Баррета, постоянно заказывали кофе, чай и еду. Поскольку между завтраком, обедом и ужином посетителей было немного, Баррет решил зарезервировать для этих дельцов определенные столики. На этой почве и образовались первые объединения страховщиков и комиссионеров - или маклеров. И они нуждались в представительстве, - он прижал руку к груди и слегка поклонился, - поэтому завсегдатаями кофейни стали также адвокаты и поверенные. Увидев, что места уже не хватает, сын основателя купил эту гостиницу, убрал третий этаж, а наверху устроил помещение для привилегированных клиентов. С тех пор все так и идет. - Он указал на вторую решетку. - Некоторые постоянные посетители вынуждены были перейти сюда, на первый этаж, вот почему появилось новое ограждение. Теперь тот, кто хочет обосноваться здесь, должен купить себе место; в противном случае он рискует потерять авторитет. - Лендер обвел взглядом зал и добавил: - Вы находитесь в самом сердце одного из важнейших торговых центров Королевства. На Западе это наиболее крупный, и с ним могут соперничать только такие же центры в Рилланоне, Кеше и Квеге.

- Как стать маклером? - напрямую спросил Ру.

- Прежде всего для этого нужны деньги. - Адвокат не стал отмахиваться от вопроса своего молодого гостя. - Много денег. Вот почему у нас так много страховщиков: очень высока стоимость страховки многих проектов, как тех, что разрабатываются здесь, так и тех, что поступают извне.

- С чего начать? - спросил Ру. - Скажем, у меня есть деньги, но я не уверен, хочу ли я вложить их во что-то или попытаться завести свое собственное дело.

- Без основательной причины вам не разрешат вкладывать деньги, особенно если у вас не будет партнера, - сказал Лендер. - За многие годы был выработан сложный свод правил. Дворяне часто приходят сюда, тоже в надежде либо вложить деньги в выгодный проект, либо получить заем, и поэтому интересы здешних маклеров нуждаются в надежной защите. Именно по этой причине для того, чтобы присоединиться к объединению, нужно много денег - хотя и меньше, чем для того, чтобы стать независимым маклером, - и надо иметь поручителя.

- А кто это может быть? - спросил Ру.

- Тот, кто уже является, так сказать, членом барретского клуба, или тот, кто тесно связан с одним из его членов, готовым поручиться за вас. Если вы располагаете капиталом, вас нужно официально представить.

- Вы можете это сделать? - не скрывая нетерпения, спросил Ру.

- Нет, - с печальной улыбкой ответил Лендер. - Несмотря на мое влияние и занимаемое положение, я здесь всего лишь гость. Мой, если можно так выразиться, кабинет находится тут почти двадцать пять лет, но только лишь благодаря тому, что я работаю в интересах тридцати различных комиссионеров и ассоциаций и ни разу не рискнул даже медяком из собственного капитала, как бы заманчивы ни были предложения, которые мне делали.

- Что за предложения? - спросил Эрик.

Лендер поднял руку.

- Вопросов больше, чем времени, юный фон Даркмур. - Он подозвал одного из снующих между столиками официантов: - В моем шкафу вы найдете длинную синюю бархатную сумку. Пожалуйста, принесите ее, - и вновь повернулся к Эрику: - Я могу нарушить установленный порядок ради удовольствия, но недостаток времени не позволяет вести в кофейне Баррета длительный разговор о делах.

- Я собираюсь стать маклером, - заявил Ру.

- В самом деле? - оживился Лендер. Его тон не был насмешливым, хотя это заявление, несомненно, позабавило стряпчего. - И о каком же предприятии вы говорите?

Ру откинулся на стуле.

- К сожалению, вынужден сказать, что разговор о моем плане займет слишком много времени.

Лендер расхохотался, а Эрик, смущенный дерзостью своего друга, покраснел.

- Хорошо сказано, - ответил Лендер.

- Кроме того, - добавил Ру, - мне кажется, что надо быть осмотрительным.

- Часто это необходимо, - согласился Лендер.

Вернулся официант с бархатной сумкой, за которой его посылали. Открыв ее, Лендер вынул оттуда кинжал в ножнах из резной кости, отделанных золотом и украшенных небольшим рубином. Он протянул его Эрику со словами:

- Это - вторая часть наследства, которое вам оставил отец.

Эрик взял кинжал и вынул из ножен.

- Впечатляет, - сказал он. - В кузнице я занимался не столько оружием, сколько подковами, но это - великолепная работа.

- Родезийский скорее всего, - сказал Лендер.

- Лучшая сталь в Королевстве, - согласился Эрик.

Кинжал, с выгравированным на клинке фамильным гербом Даркмуров, сочетал в себе изысканность и хищность. Рукоятка из лосиного рога, как и ножны, была отделана золотом.

Лендер отодвинул свой стул.

- Юные сэры, я должен вернуться к делам, но вы, пожалуйста, не стесняйтесь, посидите еще и подкрепитесь. Если вам когда-нибудь понадобится адвокат или поверенный, вы знаете, где меня найти. - Махнув неопределенно в ту сторону, откуда он пришел, Лендер добавил: - Прощайте. Рад был узнать, что у вас все в порядке.

Ру с Эриком встали и, попрощавшись с хозяином, посмотрели друг на друга. Они были старыми друзьями, и потому одна и та же мысль возникла у них одновременно. Выразил ее Ру:

- Домой, - сказал он.

Пройдя через переполненный общий зал, место, которое казалось Ру странным и в то же время притягательным, они вышли на улицу. У двери Эрик спросил официанта:

- Где можно купить хорошую лошадь?

- Недорого! - вставил Ру.

- У Купеческих ворот, - без колебании ответил официант, махнув рукой вдоль улицы Аруты. - Там много лошадников. В основном жулики, но там есть человек по имени Морган, и ему вы можете доверять. Скажите, что вас послал Джейсон из кофейни Баррета, и он обойдется с вами по совести.

Ру внимательно посмотрел на официанта. Благодаря каштановым волосам и мелким веснушкам его лицо было приметным, и Ру пригрозил:

- Я тебя запомню, если он поступит иначе.

Юноша нахмурился, но произнес только:

- Он честный человек, сэр.

- А что насчет новой одежды? - спросил Эрик.

- Портной на углу улицы Новых Ворот и Открытой - мой двоюродный брат, сэр. Скажите ему, что вас послал я, и он сделает все, что нужно, не запросив много.

Ру не слишком в это поверил, но Эрик поблагодарил и быстро увел его прочь. Им понадобилось больше получаса, чтобы добраться до портного, и час, чтобы подобрать одежду для путешествия, которая бы им подошла. Эрик купил плащ, чтобы скрыть свою форменную куртку, а Ру - недорогие куртку и брюки, плащ и шляпу с опущенными полями. Потом они отправились к сапожнику и приобрели каждый по паре сапог для верховой езды.

Еще час они провели, торгуясь у Купеческих ворот с барышником. Впрочем, официант говорил правду, и Морган оказался честным человеком. Эрик выбрал двух крепких жеребцов, гнедого для себя и серого для Ру. Ведя лошадей в поводу, они разыскали в полуквартале от ворот шорника, купили упряжь и были готовы.

Усевшись в седло, Ру сказал:

- Хотя мне и часто приходится это делать, я никогда не полюблю ездить верхом.

Эрик рассмеялся.

- И несмотря на это, ты ездишь верхом куда лучше многих. А сейчас ты можешь ехать, не очень беспокоясь о том, что придется сражаться.

Ру помрачнел.

- Ты чего? - спросил Эрик.

- Что ты имел в виду, говоря "не очень"?

Эрик рассмеялся громче.

- В этой жизни ни за что нельзя поручиться, мой друг. - Сказав так, он ударил каблуками коня и быстро поскакал к Купеческим воротам, к дороге, идущей на восток. - В Равенсбург! - крикнул он.

Ру только улыбнулся, видя веселье друга, и, последовав его примеру, сразу же обнаружил, что ему достался норовистый конь. Понимая, что чем раньше начнется сражение, тем скорее будет достигнута победа, Ру покрепче ухватил поводья и поскакал вслед за Эриком по дороге, ведущей к дому.

Дождь хлестал их, он их настойчиво атаковал. Ночь наступала быстро, и на дороге им попадались только запоздалые торговцы да редкие крестьяне, спешащие домой. Безучастный ко всему возчик, подгоняя медленно бредущих по грязи лошадей, едва взглянул на двух всадников, проехавших мимо. Королевская дорога была артерией, несущей от границы до границы кровь коммерции, но когда в баронии Даркмур начался ливень, кровь перестала течь, она еле сочилась.

- Огни! - крикнул Эрик.

Ру глянул из-под намокших полей своей шляпы.

- Вильгельмсбург?

- Наверное, - произнес Эрик. - Завтра к полудню будем дома.

- Вряд ли мне удастся уговорить тебя переночевать в чьем-нибудь амбаре? - спросил Ру, который истратил за это путешествие больше денег, чем рассчитывал.

- Нет, - без тени шутки ответил Эрик. - Мне нужны сухая постель и горячая еда.

Этот соблазнительный образ пересилил страсть к экономии, и Ру вслед за своим другом направил коня к городским огням. Они нашли скромную гостиницу со скрипучей вывеской с изображением лемеха и через боковые ворота подъехали к конюшне. Эрик громко позвал, и появился закутанный в плащ конюх. Он принял лошадей и вежливо кивнул, выслушав наставления Эрика, а Эрик подумал, что после ужина надо будет вернуться и проверить, действительно ли он выполнил их.

- Добрый вечер, сэры, - сказала молодая привлекательная девушка с каштановыми волосами и карими глазами. - Вам нужны комнаты на ночь?

- Да, - сказал Ру, который, начав согреваться, уже был рад, что они не остались под дождем.

- Похоже, такой сильной бури давно не было, - заметил хозяин гостиницы, забирая у гостей плащи и шляпы. - Будете ужинать? - Он передал одежду служанке, и та унесла ее в теплое место, чтобы просушить.

- Да, - ответил Эрик. - Какое у вас вино?

- Сгодится для лорда, - с улыбкой сказал хозяин.

- Есть кто-нибудь из Равенсбурга? - спросил Эрик, подходя к незанятому столу.

Если не считать человека со шпагой, сидевшего в дальнем углу, и двух торговцев, блаженствующих у очага, комната была пуста.

- Мы, сэр, - ответил хозяин. - Дальше будет еще город, за ним еще один, а потом - Равенсбург.

- Значит, мы в Вильгельмсбурге, - сказал Ру.

- Да, - подтвердил хозяин. - Вам знакомы эти места?

- Мы родом из Равенсбурга, - ответил Эрик. - Но немало воды утекло с тех пор, как мы были здесь в последний раз, и в темноте мы не разобрали, какой это город.

- Принесите нам, пожалуйста, вина, - попросил Ру, - а потом ужин.

Еда была сытная, вино оказалось даже лучше, чем они ожидали, а его вкус и аромат пробудили в Эрике ностальгические воспоминания. Это было обычное равенсбургское вино, но в сравнении с тем, которое они пили последние пару лет, оно годилось и на стол королю. Задумавшись о том, как завтра вернутся домой, юноши слегка погрустнели.

Ру не особенно любил свое прошлое. О своем отце. Томе Эйвери, пьянчуге возчике, он помнил лишь, как тот учил сына править конной упряжкой и ежедневно бил. Единственное утешение Ру находил в том, что обсуждал со знакомыми виноторговцами, каким будет, как он надеялся, его путь к богатству.

Для Эрика же возвращение домой означало встречу с несбывшимися мечтами его юности: обзавестись собственной кузницей и семьей. С детства он был подручным старика кузнеца Тиндаля, а после его смерти больше года проработал с Натаном, который почти заменил ему отца. Но жизнь пошла своим путем, и ничто из того, о чем Эрик мечтал мальчиком, не сбылось.

- О чем ты думаешь? - спросил Ру. - Ты что-то притих.

- О доме и о том, как все было раньше, - ответил Эрик. Он не уточнил, что имел в виду под словом "раньше", но Ру понял: это значит - до схватки со своим сводным братом Стефаном, которая кончилась тем, что Ру заколол Стефана, пока Эрик его держал. После этого они бежали из Равенсбурга, и с той поры Эрик не видел ни матери, ни друзей.

- Интересно, сообщил ли им кто-нибудь, что мы живы, - сказал Ру.

Эрик засмеялся.

- Скорее всего наше завтрашнее возвращение будет для всех сюрпризом.

Хлопнула дверь, и юноши обернулись. Громко проклиная непогоду, в комнату ввалились четверо солдат в мундирах баронии.

- Хозяин! - крикнул капрал, снимая насквозь промокший широкий плащ. - Горячей еды и глинтвейна! - Он обвел взглядом комнату и, увидев Эрика, выпучил глаза: - Фон Даркмур!

Еще не понимая, что происходит, трое солдат рассыпались веером, насторожившись при упоминании имени барона.

Эрик и Ру встали, а торговцы проворно вылезли из кресел перед очагом и прижались к стене. Человек со шпагой глядел на происходящее с интересом, но не двигался.

Капрал выхватил меч, но когда то же самое сделал Ру, Эрик велел другу вернуть оружие в ножны.

- Нам не нужны неприятности, капрал.

- Мы слышали, что вас повесили, - сказал капрал. - Не знаю, как тебе и твоему тощему приятелю удалось спастись, но скоро мы это исправим. Взять их!

- Минутку... - произнес Ру.

Солдаты действовали быстро, но Эрик и Ру были еще быстрее. Первые двое, что попытались их арестовать, в мгновение ока оказались на полу, сбитые с ног молниеносными ударами. Торговцы стремительно выбежали наружу, забыв о плащах и шляпах. Человек со шпагой расхохотался.

- Отлично сработано! - воскликнул он.

Капрал сделал выпад, но Эрик скользнул в сторону и перехватил его запястье. Один из самых сильных людей, которых Ру когда-либо видел, Эрик в совершенстве владел навыками борьбы без оружия. Он стальной хваткой стиснул руку капрала, и тот, задохнувшись от боли, выронил меч.

Растопыренной пятерней Ру толкнул одного из оставшихся солдат в лицо, а другого, крутанувшись на месте, ударил пяткой в челюсть, и тот мешком свалился на пол.

- Стоять! - грозно приказал Эрик; став капралом в отряде после гибели Фостера, он развил командирский голос. Солдаты, медленно поднявшись на ноги, колебались, и Эрик еще громче рявкнул: - Стоять, дьявол вас забери!

Он толкнул капрала на пол, ногой отбросил в сторону его меч, а потом вытянул руки вперед, показывая, что сам безоружен.

- У меня есть бумага. - Эрик не торопясь достал из-за пазухи документ, выданный ему адъютантом рыцарь-маршала Крондорского, и протянул его капралу.

- Печать Крондора, - неохотно согласился тот, бросив взгляд на бумагу и, все еще сидя на полу, добавил, помрачнев: - Я не умею читать.

Человек со шпагой встал и подошел к Эрику.

- Может быть, я сумею помочь, капрал, - сказал он, протягивая руку.

Капрал отдал ему документ, и тот громко прочел:

- "Уведомляю всех за моей подписью и печатью, что Эрик фон Даркмур принес мне присягу на верность..." - Он пробежал глазами написанное. - Здесь полно всякой тарабарщины, капрал, но если кратко, дело обстоит так: вы только что пытались арестовать человека из личной гвардии принца Никласа. Он капрал, такой же, как вы.

- Это точно? - испуганно спросил капрал.

- Да, причем документ подписан не только рыцарь-маршалом герцога Крондорского, но и самим принцем.

- Правда? - снова спросил капрал, поднимаясь на ноги.

- Правда, - ответил незнакомец. - И судя по тому, как лихо он вас обезоружил, принц не без оснований взял этого человека к себе на службу.

Капрал почесал подбородок.

- Что ж, возможно. - Его глаза сузились. - Но мы ничего об этом не знаем и в последний раз слышали имя Эрика фон Даркмура, когда было сказано, что его повесили за убийство молодого барона.

Эрик вздохнул:

- Принц нас простил.

- Так говоришь ты, - возразил капрал. - Но я считаю, что мне с моими ребятами следует поспешить обратно в Даркмур и узнать, что скажет об этом лорд Манфред.

Подняв меч, он приказал своим людям уходить. Один из солдат горестно вздохнул при мысли о том, что придется отказаться от горячей еды, а второй, помогая встать на ноги тому, которого оглушил Ру, с ненавистью посмотрел на Эрика.

- Мы уходим? Уже утро? - пробормотал оглушенный, с трудом пытаясь сфокусировать на чем-нибудь взгляд.

- Заткнись, Блей, - сказал тот, который его поднимал. - Под дождичком ты быстро придешь в себя.

Солдаты ушли, и Эрик повернулся к незнакомцу:

- Спасибо.

Тот пожал плечами:

- Если бы не прочел я, это сделал бы хозяин или кто-нибудь еще.

- Я - Эрик фон Даркмур, - представился Эрик.

Незнакомец подал ему руку:

- Дункан Эйвери.

Ру выпучил глаза от изумления:

- Кузен Дункан?

Человек, назвавшийся Эйвери, прищурился, не спеша изучая Ру.

- Руперт? - произнес он наконец.

Внезапно оба расхохотались, и тот, кого Руперт назвал кузеном, крепко его обнял.

- Я не видел тебя с тех пор, когда ты был еще головастиком, парень. - Дункан отступил на шаг, и губы его сложились в кривую улыбку.

Эрик глядел на них во все глаза, но не мог уловить ни малейшего сходства. В то время как Ру был мал ростом, жилист и на редкость уродлив, Дункан Эйвери был высок, строен, широкоплеч и красив. Кроме того, он был одет как дворянин, не говоря уже о его шпаге, о которой он явно заботился и которой, несомненно, отлично владел. У него были тонкие усики, а волосы, ровно подстриженные и завитые на концах, опускались до самых плеч.

Дункан выдвинул стул и подсел к юношам, велев служанке принести его тарелку и кубок.

- Ру, я не знал, что у тебя есть кузен, - сказал Эрик.

- Как это - не знал? - прищурился Ру.

Эрик уточнил свое замечание:

- Я хотел сказать: мне известно, что у тебя куча родственников в Саладоре и вообще на востоке, но об это джентльмене ты раньше не упоминал.

Дункан поблагодарил девушку и подмигнул ей, отчего она захихикала и поспешно ретировалась.

- Я потрясен, Руперт, - сказал он. - Судя по словам твоего друга, ты никогда не рассказывал обо мне?

Снова усевшись на свое место, Ру покачал головой:

- Мы не были слишком близки, Дункан. Сколько раз я тебя видел? Не больше трех за всю свою жизнь.

Дункан засмеялся.

- Похоже, что так, кузен. Когда я был мальчиком, я решил попробовать себя в качестве возчика, - сказал он Эрику. - Проехал с папашей Ру от Равенсбурга до Малакз-Кросс, а там удрал. Ру было тогда не больше пяти. - Его лицо опечалилось. - А маму его я видел только однажды.

- Когда мы встречались в последний раз? - спросил Ру.

Дункан потер подбородок.

- Не могу сказать, что помню точно; припоминаю лишь красивую девушку у фонтана; тонкая талия, широкие бедра, пышная грудь, любезное обхождение... Как ее звали?

- Гвен, - сказал Ру. - И было это лет пять назад. - Он вилкой указал на Дункана и улыбнулся. - Ты был у нее первым, и местные парни должны тебя благодарить. Ты пробудил в ней интерес к этому делу, который мы все потом высоко оценили.

Эрик рассмеялся:

- Меня среди вас не было.

- По-моему, ты был единственным парнем в Равенсбурге, который не принял в этом участия.

- А в каком вы родстве? - спросил у Дункана Эрик.

- Мой папаша - двоюродный брат отца Эрика, - ответил Дункан. - Правда, ни один из этих богатых джентльменов не помог мне разжиться деньгами. - Он повернулся к Ру: - Как поживает твой отец?

Ру пожал плечами:

- Я не видел его пару лет. Кстати, мы едем в Равенсбург. А ты?

- На восток, как всегда, ищу удачу. Я хотел завербоваться в наемники в Долине Грез, но эта работа слишком опасна. Женщины слишком опасны, - пояснил он, и Ру с Эриком расхохотались, - да и платят мало. Так что теперь я держу путь в восточные замки, где ум служит мужчине так же надежно, как меч.

- Такой ум пригодился бы и мне, - медленно произнес Ру.

- А что ты задумал? - внезапно заинтересовавшись, спросил Дункан.

- Ничего особенно хитрого. Заняться чем-нибудь честным и найти кого-то, кто помог бы войти в высшее общество.

Дункан пожал плечами:

- Ну что ж - поеду-ка я с вами. По дороге заодно потолкуем. Вы меня удивили, ребята.

- Чем? - спросил Эрик.

- Тем, как вы дрались. Занятное зрелище! Ру всегда был таким хилым, что, когда писал, едва не падал. А теперь, я вижу, с ним лучше не ссориться. Где вы этому научились?

Ру с Эриком переглянулись. Им не надо было напоминать, что в Королевстве полно шпионов. Кузен ему Дункан или не кузен, но Ру не питал иллюзий насчет его честности.

- В разных местах, - туманно ответил он.

- Это изаланские штучки, или я молочный теленок, - убежденно сказал Дункан.

- Вы это уже видели где-то? - спросил Эрик.

- Я же сказал, что только что вернулся из Долины. Там можно встретить изаланцев - да и любой, кто родился в Кеше, знаком с этими фокусами. - Наклонившись вперед, Дункан понизил голос: - Я слышал, можно голой рукой проломить человеку череп, если знаешь, как это сделать.

- Это легко, - кивнул Эрик. - Надо только представить, когда наносишь удар, что у тебя в руке кузнечный молот.

Дункан недоуменно уставился на Эрика, но тут же разразился смехом.

- Неплохо, парень, - сказал он, набрасываясь на еду. - Я думаю, ты мне понравишься.

После ужина Эрик пошел проверить лошадей, а потом все трое отправились спать, чтобы наутро пораньше отправиться в путь.

Покинув постоялый двор, они пустили лошадей шагом, пока не выехали на дорогу, ведущую в Равенсбург. Потянулись знакомые деревушки, потом виноградники и поля, засеянные овсом, пшеницей и кукурузой. Наконец вдали замаячили домики на окраине города.

Равенсбург ничуть не изменился, только, казалось, стал меньше.

- Все осталось как было, - произнес Ру.

Эрик промолчал, но Дункан поддакнул:

- Столько лет прошло, а здесь ничего не изменилось, - сказал он. Ру подумал, что кузен не совсем прав. Изменилось все - вернее, изменился он сам, и, следовательно, мир для него стал другим.

- Равенсбург остался прежним, но мы уже не такие, как были, -словно подслушав его мысли, сказал Эрик, когда они подъехали к постоялому двору "Шилохвость".

- Что верно, то верно, - заметил Дункан. Эрику он был симпатичен; да и Ру нравился, хотя и особого доверия не внушал: ведь Дункан был Эйвери, а Ру знал, что это значит. Его собственный дядюшка Джон заслужил репутацию жестокого и безжалостного пирата, а больше половины других его родственников кончили жизнь на виселице за убийство или грабеж. Тем не менее у них в роду были отщепенцы, занявшиеся честным трудом, и Ру считал, что у него есть шанс разбогатеть, не прибегая к убийству или разбою.

Когда они спешились, из конюшни выбежал мальчик:

- Позаботиться о ваших лошадях, джентльмены?

- Ты кто такой? - спросил Эрик.

- Гюнтер, - ответил мальчик. - Ученик кузнеца, сэр.

- А где твои хозяин? - поинтересовался Эрик, бросив ему поводья.

- Обедает на кухне, сэр. Позвать его?

- Не беспокойся, я найду дорогу, - сказал Эрик.

Мальчик повел лошадей в конюшню.

- Твой преемник? - хихикнул Ру.

- Похоже на то, - ответил Эрик и покачал головой. - Ему лет двенадцать, не больше.

- Ты был еще моложе, когда начал помогать Тиндалю, - напомнил Ру.

Вслед за Эриком он направился к задней двери, ведущей прямо на кухню. Эрик толкнул ее, и они вошли внутрь.

Фрейда, мать Эрика, сидела за столом и о чем-то беседовала с Натаном, кузнецом. Увидев Эрика, она побледнела и хотела подняться, но тут глаза ее закатились, и она упала без чувств; кузнец едва успел подхватить ее.

- Будь я проклят, - воскликнул он. - Это ты! Это действительно ты!

Обежав стол, Эрик взял мать за руку.

- Принеси воды, - велел он Ру.

Ру быстро наполнил кувшин, потом намочил полотенце и положил его Фрейде на лоб.

Взглянув на кузнеца, Эрик увидел, что тот смотрит на него глазами, полными слез.

- Ты жив, - проговорил он. - А мы и не знали.

Эрик выругался:

- О боги, какой я дурак!

Ру скинул свой плащ и сел, жестом предложив Дункану сделать то же самое.

- Розалина! - крикнул он. - Мы хотим вина!

Натан покачал головой.

- Розалины здесь нет. Я принесу бутылку. - Поднимаясь со стула, он добавил: - Кажется, у нас есть о чем поговорить.

Кузнец вернулся быстро. Сразу же вслед за ним вошел и Мило, хозяин постоялого двора.

- Боже мой! Эрик! Ру! Вы живы!

Эрик и Ру переглянулись.

- Ну, это была тайна, понимаете? - сказал Ру.

- За вами охотятся? - насторожился Натан.

Ру разразился смехом.

- Нет, господин кузнец. Мы - свободные люди, под защитой самого короля. И к тому же богатые.

Он красноречиво позвенел кошельком. Натан откупорил бутылку и разлил вино по бокалам. Тем временем Фрейда очнулась.

- Эрик! - позвала она.

- Я здесь, мама.

Обняв его за шею, она заплакала.

- Нам сказали, что вас судили и приговорили к смерти.

- Так и было, - мягко сказал Эрик. - Но мы заслужили прощение и получили свободу.

- Почему ты не прислал весточку? - с легким укором сказала Фрейда и осторожно дотронулась до щеки Эрика, словно все еще не могла поверить, что это действительно он.

- Не мог, - сказал Эрик. - Мы были на службе у принца, и, - он оглядел комнату, - нам не разрешали никому сообщать об этом. Но теперь все это уже в прошлом.

Фрейда удивленно покачала головой, потом вновь коснулась щеки сына и поцеловала ее. Положив голову ему на плечо, она промолвила:

- Мои молитвы были услышаны.

- Она молилась за тебя, парень, - сказал Натан, смахивая слезу. - Мы все за тебя молились.

Ру видел, что Эрик очень взволнован, но, как всегда, старается не показать своих чувств. Он глубоко вздохнул и неожиданно понял, что сам готов разреветься. Ему стало очень неловко.

- Ну, как ты? Как поживаешь? - спросил Эрик у матери.

Фрейда выпрямилась и взяла Натана за руку.

- В моей жизни кое-что изменилось.

Эрик перевел взгляд с матери на кузнеца.

- Вы... вместе?

Натан улыбнулся.

- Мы поженились прошлым летом. - Внезапно он помрачнел. - Надеюсь, ты не возражаешь?

Эрик наклонился через стол и с радостным воплем заключил своего отчима в медвежьи объятия, едва не опрокинув вино; бутылку спасла только мгновенная реакция Ру.

- Возражаю ли я? Лучше вас я не знаю человека, Натан, и если я могу назвать кого-то своим отцом, так это вас.

Эрик снова сел и посмотрел на мать, не стыдясь собственных слез, а потом крепко обнял и ее.

- Я счастлив за тебя, мама, - сказал он.

Фрейда зарумянилась, как невеста.

- Ты пропал, а он был так добр ко мне. Он каждый день утешал меня в горе, Эрик. - Она коснулась щеки Натана с такой нежностью, какой даже Эрик никогда не удостаивался. - Он обо мне заботится.

Ударив рукой по столу, Эрик воскликнул:

- Мы празднуем! - И обратился к Мило: - Хочу, чтобы вечером вы выставили свое лучшее вино и самую вкусную еду, хочу, чтобы мы перещеголяли императрицу Кеша!

- Будет сделано! - сказал Мило, причем глаза его подозрительно заблестели. - Но возьму я с тебя лишь столько, сколько ты сможешь заплатить.

Ру засмеялся.

- Вы не изменились, господин трактирщик.

- А где Розалина? - спросил Эрик.

Мило с Натаном переглянулись.

- Она со своей семьей, Эрик, - наконец ответил Натан.

Эрик, ничего не понимая, поглядел по сторонам.

- Семья? Вы ее отец...

Ру взял его за руку.

- Она со своим мужем, Эрик. - Он посмотрел на Мило. - Это Натан имел в виду. Мило?

Мило кивнул:

- Именно. И теперь я к тому же дед.

Эрик снова сел. Он был в полной растерянности.

- У нее ребенок?

Мило взглянул на Эрика.

-Да.

- А кто отец? - спросил Эрик.

- Она вышла за юного Рудольфа, подмастерья пекаря. Ты его знаешь? - спросил Мило. Эрик кивнул. - Он собирается вскоре завести собственную пекарню. Розалина живет у него, дом через площадь.

Эрик встал.

- Я знаю этот дом. Пойду повидаю ее.

- Не спеши, сын, - сказала Фрейда. - Она ведь тоже считает, что ты умер.

- Я понимаю. - Эрик еще раз поцеловал мать. - Постараюсь не напугать ее до смерти. Я хочу, чтобы вечером она пришла. - Он помолчал и добавил: - С Рудольфом.

- Я пойду с тобой, - сказал Ру.

Фрейда сжала на прощание руку Эрика.

-Только вы не уходите надолго, а то я подумаю, что все это мне приснилось.

Эрик рассмеялся.

- Вряд ли. Дункан, кузен Ру, очарует тебя историями - удивительными и неправдоподобными.

Ру и Дункан улыбнулись.

- Надеюсь, он не слишком ее очарует, - взглянув на Дункана, проворчал Натан.

Эрик опять засмеялся.

- Мы скоро вернемся.

Из трактира Ру и Эрик вышли на улицу, ведущую к городской площади. Они так торопились, что едва замечали горожан, которые, увидев знакомые лица Руперта Эйвери и Эрика фон Даркмура, в изумлении останавливались. Один мужчина даже выронил кувшин с вином, когда мимо него быстрым шагом прошли те, кого давно считали мертвыми.

На площади Эрик и Ру повернули к булочной, где Рудольф работал и жил. У входной двери Ру заметил, что Эрик заколебался. Ру знал, что чувства, которые Эрик испытывал к Розалине, всегда были сложными. Он относился к ней как к сестре, и в то же время она была для него чем-то большим, чем просто сестра. Не только Ру, но и многие в городе знали, что Розалина влюблена в Эрика. И даже если сам Эрик был настолько глуп, что не замечал этого, перед бегством из Равенсбурга он понял, что ее любовь к нему была отнюдь не сестринской. Они с Ру не раз говорили об этом, и Ру знал, что Эрик, в сущности, до сих пор еще не решил, какие чувства он к ней испытывает.

Смущенный собственной нерешительностью, Эрик наконец вошел в булочную. Рудольф стоял за прилавком. Подняв голову, он сказал:

- Чем могу... - Тут глаза его стали круглыми, и он смог только пробормотать: - Эрик? Ру?

Эрик улыбнулся ему:

- Привет, Рудольф.

Он в два шага пересек расстояние, отделявшее дверь от прилавка, и протянул Рудольфу руку. Ру держался чуть позади товарища.

Эрик и Ру никогда не считали Рудольфа близким другом, хотя в таком маленьком городе, как Равенсбург, все дети одного возраста знали друг друга и были приятелями.

- Я думал, вы умерли, - произнес Рудольф полушепотом, словно боялся, что его подслушают.

- Похоже, это - общее мнение, - заметил Ру. - Но сам король даровал нам свободу.

- Король? - потрясенно переспросил Рудольф, машинально пожимая протянутую ему руку. Потом он обменялся рукопожатиями с Ру.

- Да, - сказал Эрик. - И я вернулся. - Рудольф помрачнел, и он поспешно добавил: - На несколько дней. Теперь я на службе у принца Крондорского. - Он показал на герб на своей куртке. - Я должен вернуться в столицу до конца этого месяца.

Лицо Рудольфа прояснилось.

- Ну что ж, приятно вас видеть. - Он оглядел Эрика с ног до головы. - Ты, наверно, пришел, чтобы увидеть Розалину?

- Она была мне сестрой, - ответил Эрик.

Рудольф кивнул:

- Идите за мной.

Он поднял крышку прилавка, и вслед за Рудольфом они прошли через большую пекарню, мимо холодных печей, которые с наступлением ночи вновь разожгут, и пекари станут усердно трудиться, чтобы к рассвету был готов горячий хлеб. Пекарей ждали большие столы, пока еще чистые, пустые чаны, в которых после ужина будут замешивать тесто, ряды чистых противней, а в углу, отдыхая перед ночной работой, спали двое учеников булочника.

Рудольф открыл дверь в противоположной стене, и, выйдя наружу, они оказались возле дома, который, как было известно Ру, принадлежал хозяину Рудольфа.

- Подождите здесь, - сказал Рудольф и вошел в дом.

Через несколько минут в дверях показалась Розалина, держа на левой руке ребенка. Увидев Ру и Эрика, она пошатнулась и ухватилась за дверной косяк. Рудольф, который вышел следом за ней, поддержал ее.

- Эрик? Ру? - почти неслышно прошептала Розалина.

Эрик улыбнулся; Розалина шагнула вперед и правой рукой обняла его за шею. Он тоже обнял ее - осторожно, боясь причинить вред ребенку, и внезапно увидел, что она плачет.

- Ну ладно, ладно, - сказал он, мягко отстраняя ее. - Все хорошо. Я в полном порядке. Я был помилован и взят на службу принцем Крондорским.

- Почему же ты не прислал никакой весточки? - резко спросила Розалина, и Ру поразился гневу, прозвучавшему в ее голосе. Эрик взглянул на Рудольфа, и тот кивнул, словно разрешая ответить на этот вопрос.

- Я не мог, - сказал Эрик и, показав на герб у себя на куртке, добавил: - Я присягнул принцу в верности и дал клятву никому не сообщать о своем освобождении до тех пор, пока мне не будет позволено. - Он не хотел вспоминать об изнасиловании и о суде в Крондоре. - Но теперь я здесь.

Ребенок заплакал, и Розалина стала его успокаивать:

- Ш-ш-ш, Герд.

- Герд? - спросил Эрик.

- Так звали моего отца, - пояснил Рудольф.

Эрик кивнул и внимательно посмотрел на младенца. Внезапно глаза его расширились, и Ру заметил, что у него задрожали колени. Эрик вцепился в косяк, и Ру схватил его за руку.

- Что случилось?

Потом он сам взглянул на мальчика, и его словно ударило. Рудольф был невысокий коренастый парень с рыжеватыми волосами, и ребенок ничем не напоминал его. По воцарившемуся напряженному молчанию Ру мгновенно понял, что произошло, когда они с Эриком уехали.

- Сын Стефана? - тихо произнес Ру два слова, которых Эрик был, по-видимому, не в силах выговорить.

Розалина кивнула. Не отрывая глаз от лица своего молочного брата, она прошептала:

- Герд - твой племянник, Эрик.

Глава 3 ПРИОБРЕТЕНИЕ

Ребенок заплакал.

Ру рассмеялся, увидев, что Эрик поспешно отдал Герда обратно Розалине. Эрик сам предложил подержать мальчика, но тот своим хныканьем и верчением надоел ему меньше чем за минуту.

Если говорить о чувствах присутствующих за праздничным столом, то это была смесь радости и опасений. Каждый был счастлив увидеть Ру с Эриком живыми и здоровыми, но все понимали, что весть о возвращении Эрика непременно достигнет ушей его сводного брата. Пусть принц Крондорский простил двум друзьям убийство одного сводного брата Эрика, Стефана, но другой брат, остававшийся в живых, Манфред, мог не согласиться с этим решением. А уж мать Стефана - наверняка. И когда речь идет о жаждущих мести нобилях, существует большое расстояние между буквой закона и его приложением на практике.

Мило с Натаном отозвали Ру в сторону, и Натан спросил:

- Вы долго собираетесь здесь оставаться?

Ру бросил взгляд туда, где Эрик разглядывал своего племянника, поражаясь чуду новой жизни.

- Эрик, собственно, хотел только повидаться с матерью и с вами, - ответил он. - Зато у меня есть кое-какие дела. Мы уедем примерно через неделю.

- Лучше раньше, чем позже, Ру, - тихо проговорил Натан.

Ру кивнул:

- Понимаю. Матильда фон Даркмур.

Мило склонил голову в знак того, что это верное предположение, а Ру заметил:

- Помнится, Фрейда в свое время угрожала лишить сыновей Матильды прав на наследство. Вы, как я понимаю, всем говорите, что Герд - сын Рудольфа, так? - заметил Ру.

- Так, - сказал Натан.

- Однако каждому с первого взгляда ясно, кто его настоящий папаша, - сказал Мило и с любовью поглядел через комнату на своего внука. - В нашем городе ничего не удержишь в секрете. Нет сомнений, что барону уже известно о существовании ребенка.

Ру пожал плечами:

- Может, и так, но я подслушал разговор Манфреда с Эриком...

- Когда? - быстро спросил Натан.

- В камере смертников. В ночь перед тем, как нас должны были повесить. Манфред сказал Эрику, что больше не питает к нему вражды, и добавил, что Стефан был редкой свиньей.

Натан покачал головой:

- Одно дело - сказать это человеку, который завтра умрет, и совсем другое - тому, кто претендует на титул барона.

- Не думаю, что из-за этого стоит тревожиться. Манфред говорил, что старый барон был не прочь приволокнуться за бабами, и у него, кроме Эрика, остались и другие побочные дети.

Мило снова кивнул:

- Верно. Я слышал, в Вольфсхайме есть парень, как две капли воды похожий на Эрика.

- Ладно, - сказал Натан, обращаясь к Ру, - постарайся побыстрее увезти отсюда Эрика. Пока о маленьком Герде никто особенно не болтает, но Эрик может привлечь к нему излишнее внимание...

- Посмотрим, как получится, - сказал Ру. - У меня есть одно дельце, и чем скорее я с ним покончу, тем скорее мы уедем.

- А мы не можем тебе помочь? - спросил кузнец.

У Ру блеснули глаза.

- Ну, раз уж вы сами предложили, - сказал он, - то мне пригодился бы крепкий фургон, но, как вы понимаете, не слишком дорогой.

Мило выразительно закатил глаза, а Натан засмеялся.

- У Гастона ты наверняка найдешь, что тебе нужно, - сказал он.

Услышав смех, Эрик посмотрел в их сторону и с улыбкой покачал головой. Ру заметил это и кивнул, словно говоря: "Да, хорошо вернуться домой".

Ру встал с рассветом, наскоро перекусил и направился на окраину города.

- Гастон! - позвал он, дойдя до дома, сильно напоминавшего обветшавший амбар, к которому спереди был пристроен неширокий навес. На вывеске красовалось грубое изображение двух перекрещенных, словно мечи, молотков.

Из двери высунулся хозяин, узколицый человек неопределенного возраста, и уставился на Ру.

- Эйвери? - В его голосе прозвучали одновременно радость и обычное для него раздражение. - Я думал, тебя повесили, - заметил он.

Ру протянул ему руку:

- Этого не случилось.

- Я уж вижу. - У человека, которого звали Гастоном, был небольшой акцент, свойственный всем уроженцам Бас-Тайры, хотя в Даркмур он перебрался еще до рождения Ру. - Что тебе нужно? - спросил он, пожав Ру руку.

- Есть у тебя фургон?

- Есть один на продажу. Стоит на заднем дворе. Смотреть на него особенно нечего; небольшой ремонт ему бы не помешал, но так он крепкий.

Они обошли дом, представлявший собой смесь плотницкой мастерской, сыромятни и лавки медника. Гастон не слишком разбирался в коммерции, но обожал все чинить и был незаменим для тех, у кого не было денег, чтобы платить профессиональным кузнецам и плотникам. Ру слышал, как Эрикоднажды сказал, что Гастон, может быть, сам кузнец-то не очень, но кузня у него хорошая. Да и папаша Ру всегда отдавал свои фургоны в починку к Гастону.

Они подошли к низкой ограде, состоящей в основном из обрезков досок. Гастон раскрыл шаткие ворота. Ржавые петли заскрипели, и Ру вошел на двор, где Гастон хранил свое имущество. Ру непроизвольно остановился и покачал головой. Он бывал здесь бесчисленное количество раз и тем не менее всегда поражался тому, какая колоссальная коллекция старья была собрана здесь Гастоном: обрезки труб, куски железа, сарай, набитый тряпьем, и целый дровяной склад. Все это было расположено в безукоризненном порядке, известном, впрочем, лишь одному Гастону. Если у него было то, что вам нужно, он знал, где эта вещь находится, и мог достать ее в мгновение ока.

- Видал твоего папашу.

- Где он? - без малейшего интереса спросил Ру.

- Напился и спит. Они пригнали из Саладора шесть или семь фургонов, не помню точно, и получили за это премию; так что вчера ночью он позволил себе погулять.

Гастон через плечо ткнул большим пальцем в кучу тряпья под одним из двух фургонов, стоявших у сарая. Ру подошел поближе и обнаружил, что куча храпит. Один из фургонов был ему знаком не меньше, чем кровать в родном доме. Кстати сказать, Ру сам не раз ночевал в такой же куче тряпья, чтобы не попасть отцу под горячую руку, когда тот напивался.

- Был слишком пьян, чтобы пройти три улицы до дому? - проворчал Ру, опускаясь на корточки. Он отбросил в сторону верхний слой тряпок, и в нос ему ударила жуткая вонь. Ру отскочил как ошпаренный. - Дьявол!

Гастон поскреб подбородок:

- Если говорить честно, мы вместе немного поддали. Том платил, так что я не мог оставить его валяться на улице. Но я, черт подери, не собирался тащить его до дому, поэтому приволок сюда.

Ру покачал головой:

- Некрасиво вышло.

Он взглянул на храпящего отца, и старик почему-то показался ему меньше ростом. Ру удивился, хотя знал, что когда папаша проснется, он вновь покажется ему огромным и страшным. Поймав себя на этой мысли, Ру рассмеялся. Он уже не маленький мальчик. "Интересно, - подумал он, - если папаша попробует меня ударить, съежусь ли я от страха или не раздумывая сломаю ему челюсть?"

Впрочем, устраивать такую проверку Ру не хотел. Он сказал:

- Пусть дрыхнет. Вряд ли он сильно скучал по мне, и сомневаюсь, что он обрадуется, увидев меня сейчас.

- Ты напрасно так говоришь, Ру, - укоризненно заметил Гастон. - Он очень огорчился, узнав о вашем приговоре. Все время говорил об этом. И твердил, что сам тридцать лет проработал честно.

Ру покачал головой и сменил тему:

- Так где фургон?

- Вот, - ответил Гастон, указывая на фургон, который стоял рядом с фургоном папаши Ру. Фургон был вполне приличный, хотя действительно нуждался в кое-какой починке и его нужно было полностью красить. Осмотрев фургон, Ру убедился, что колеса и оси крепкие, а это главное.

- Ремонт, который понадобится, я сделаю сам. Сколько? Они принялись торговаться, и не прошло и минуты, как сделка была заключена. Гастон запросил немного дороже, чем рассчитывал Ру, но цена была справедливой, да и фургон - именно таким, какой он искал.

- А лошади? - спросил Ру, расплатившись.

- Самые дешевые и выносливые по-прежнему у Мартина, - ответил Гастон. - Твой папаша недавно разжился отличной упряжкой. Выиграл в кости.

Ру на мгновение задумался.

- Полезные сведения. - Поглядев на храпящего отца, он добавил: - Если он проснется до моего возвращения, задержи его здесь. Мне нужно с ним поговорить, прежде чем я уеду из города.

С этими словами Ру направился к воротам, а Гастон спросил ему вслед:

- Куда ты сейчас?

- В Собрание Виноградарей. Хочу купить вина.

Выйдя со двора, Ру двинулся вниз по улице; в городе уже вовсю кипела жизнь. Приказчики уже были в своих лавках, женщины отправились за покупками. Ру кивал в ответ на приветствия знакомых, но мысли его были заняты тем, каким должен быть следующий шаг на пути к богатству.

У здания Собрания Виноградарей и Виноторговцев на городской площади цокот копыт возвестил о приближении всадников, и по звуку Ру понял, что те скачут быстро. Через мгновение из-за угла того самого дома, который был нужен Ру, галопом вылетели пятеро верховых, носящих цвета барона фон Даркмура. Впереди скакал тот самый капрал, с которым они схлестнулись в Вильгельмсбурге, и Ру сразу стало ясно, где отряд остановится: у постоялого двора Мило. Поколебавшись, он все-таки решил не возвращаться туда немедленно. Ему надо было купить кое-что, а кроме того, он был совершенно уверен, что сейчас дело касается только Эрика и его сводного брата Манфреда. Если барону понадобится побеседовать с Ру Эйвери, он может сделать это и позже, после того, как найдет Эрика. Ру вошел в дом.

Эрик любовался кузницей. Натан и Гюнтер кое-что изменили здесь после его отъезда. Эрик был восхищен трудолюбием парня. Было видно, что Гюнтер относится к Натану так же, как в свое время Эрик, и что кузнец стал ему как бы приемным отцом. Семья Натана погибла во время налета пиратов на Дальний Берег.

- Ты неплохо выглядишь, - сказал Натан. - Тебе нравится армия?

- Там есть много того, что мне не по душе, но... да, пожалуй, что мне нравится порядок, нравится знать, чего именно ждут от тебя.

Натан жестом попросил Гюнтера оставить их одних.

- И убивать?

Эрик пожал плечами:

- Не сказал бы. Иногда это такая же работа, как колка дров. Необходимое дело. А иногда мне слишком страшно за свою шкуру, чтобы думать о чем-то еще. Но чаще всего это... не знаю... омерзительно.

Натан кивнул:

- Я повидал солдат на своем веку, Эрик. Будь поосторожнее с теми, кому нравится быть мясником. Они хорошо сражаются, но их, как сторожевых псов, лучше побольше времени держать на цепи.

Их взгляды встретились; Эрик улыбнулся:

- Обещаю, что никогда не стану одним из тех, кому нравится убивать.

- Я верю, - сказал Натан, улыбаясь в ответ. - Хотя ты, без сомнения, был замечательным кузнецом.

- Мне по-прежнему нравится кузнечное дело. Может быть, если вы разрешите...

Тут неожиданно появился Ру.

- Натан! Эрик!

- Как твое таинственное дело? - спросил Эрик.

- Близится к завершению, - ответил с улыбкой Ру. - Осталось сделать еще пару вещей, и я буду готов отправиться в путь. - Он скорчил Эрику рожу. - Между прочим, тебя в городе ищут солдаты.

Цокот копыт во дворе оборвал разговор. Они выбежали из кузницы и, обогнув сарай, увидели во дворе пятерых солдат барона, которые как раз собирались спешиться.

Эрик тоже узнал давешнего капрала, а тот, указывая на Эрика и Ру, рявкнул:

- Вы, двое, барон желает с вами потолковать. Ру закатил глаза к небу и ощупал карман куртки, чтобы убедиться, что королевское помилование на месте.

- А подождать он не может?

- Нет! Выбирай: поедешь на собственной лошади, или моя поволочет тебя за собой по земле.

- Поеду на своей, - сказал Ру.

Через несколько минут Ру и Эрик были уже в седлах и выехали за ворота.

- Эй, эй! - закричал капрал, пускаясь вдогонку. - Куда вы должны ехать, по-вашему?

Они придержали коней, и, когда капрал поравнялся с ними, Эрик ответил:

- Вы прискакали галопом, но ваши кони ничуть не вспотели. Значит, вы проехали не больше мили. Манфред разбил лагерь на старом овечьем пастбище на окраине города.

На лице капрала отразилось удивление, но прежде чем он успел что-то сказать, Эрик вновь пустил лошадь в галоп. Ру поскакал за ним, а следом - капрал и его солдаты.

Через несколько минут они миновали дома на восточной окраине. Как и предсказывал Эрик, на старом овечьем пастбище, там, где Королевский тракт пересекался с дорогой, ведущей на юг, стояла походная палатка Манфреда, барона фон Даркмура.

Спрыгнув с коня, Эрик бросил поводья часовому у входа и взглянул на подъехавшего капрала.

- Как тебя звать?

- Альфред, - ответил тот. - А что?

Эрик улыбнулся:

- Просто хотел узнать. Пригляди за моей лошадью.

Он и Ру подошли к палатке; часовой откинул полог. Внутри они увидели сводного брата Эрика, Манфреда. - Должен признаться, не мог представить, что увижу вас снова, учитывая обстоятельства, при которых состоялась наша последняя встреча, - произнес барон, жестом предлагая им сесть.

- В то время и я думал так же, - ответил Эрик.

Ру украдкой приглядывался к ним, сравнивая сводных братьев. Манфред был совсем не похож на Эрика, который, кстати, имел удивительное сходство с отцом. Манфред был сыном своей матери. Он был смуглый, сильный, красивый, но красота эта была какой-то нервической. В соответствии с последней модой он носил аккуратно подстриженную бородку, которая, на взгляд Ру, придавала ему глуповатый вид; впрочем, Ру оставил это мнение при себе. - Мой сюзерен, герцог Саладорский, который, как вам известно, приходится кузеном королю, велел мне отправить в Крондор нескольких моих людей. Ничего о том, надолго ли и зачем, он не сказал. Тебе об этом что-нибудь известно?

Эрик кивнул:

- Кое-что.

- Расскажешь мне?

- Не могу.

- Не можешь или не хочешь?

- И то и другое, - сказал Эрик. - Я служу принцу и обязан не говорить ничего до тех пор, пока мне не прикажут это сделать.

- Хорошо. Так вот, если у тебя нет возражений, я бы хотел, чтобы они отправились в Крондор вместе с тобой и твоим другом.

Эрик слегка выпрямился на стуле.

- Эскорт?

Манфред улыбнулся, и на мгновение выражение его лица напомнило Эрику человека, который был их общим отцом.

- В каком-то смысле. Поскольку ты - человек принца, я отдам их под твою команду. И поскольку ты - солдат, верный долгу, я не сомневаюсь, что ты приведешь отряд в целости и сохранности к нашему благороднейшему повелителю.

Эрик наклонился вперед:

- Если бы я мог сказать тебе, Манфред, я бы это сделал. Ты вряд ли когда-нибудь поймешь до конца, как много значил для меня твой приход ко мне в тюрьму; ты был очень добр. Но здесь есть разница. В конце концов ты узнаешь, зачем принц набирал утих рекрутов, и поймешь, почему я не мог сказать тебе этого. Поверь лишь, что речь идет о деле величайшей важности.

Манфред вздохнул:

- Ладно, пусть будет так. Надеюсь, ни ты, ни твой друг не задержитесь в Равенсбурге?

Эрик пожал плечами:

- Я обязан возвратиться в Крондор в течение этого месяца, но Ру сам себе хозяин и может сделать иной выбор.

Манфред улыбнулся.

- Твой друг вправе выбирать все, что пожелает, но если он умен, то покинет город как можно быстрее. - Барон взглянул на Ру. - Моя мать не простила вас, и хотя я не держу на вас зла, от нее я вас защитить не в состоянии. Если вы хотите дожить до старости, постарайтесь сделать это в любом другом месте. - Нагнувшись к Эрику, он понизил голос: - Надев этот мундир, ты обрел неплохую защиту, Эрик. Даже здесь, в сонном Даркмуре, известно о Крондорском Орле. Но у твоего друга Руперта нет покровителя и мало друзей. Будет лучше для всех, если ты заберешь его с собой.

- Я закупаю груз и через пару дней уеду вместе со своим кузеном, - сказал Ру.

Манфред встал.

- Решай сам, как поступить. Но в ваших интересах было бы покинуть город до того, как моей матери станет известно, что вы живы и находитесь в пределах ее досягаемости. Даже в Крондоре почаще оглядывайтесь и смотрите, что происходит у вас за спиной, - проговорил он, в упор глядя на Эрика и Ру.

- А что с ребенком? - спросил Эрик.

- Пока мать не знает о нем, - сказал Манфред, - и мне бы хотелось, чтобы так продолжалось как можно дольше. - У него был встревоженный вид. - С ним дело обстоит немного иначе, нежели с тобой, Эрик. Это ребенок Стефана, а не ее блудливого мужа; он - ее собственный внук. С другой стороны, он - незаконнорожденный, и поскольку я еще не женился...

- Понимаю.

- Узнав о том, что вы в Равенсбурге, она может возненавидеть ребенка; ты об этом не задумывался?

Эрик пожал плечами:

- С такой точки зрения -нет. Сказать по правде, Манфред, за последние два года я вообще думал мало. Слишком много было дел. Времени на раздумья не оставалось.

- Ты изменился, - произнес, покачав головой, Манфред. - Когда мы встретились, ты был обычным городским парнем, а теперь... теперь тебе палец в рот не клади, Эрик.

- Думаю, и тебе тоже, - ответил Эрик, внимательно глядя на брата.

- Я не участвую в охоте, - сказал Манфред, вставая. - А надо показать что-нибудь матери, когда я вернусь вечером в замок. Отправляйся на постоялый двор, который ты считаешь своим родным домом, и завтра жди рекрутов.

Вслед за бароном Эрик и Ру вышли наружу.

- Надеюсь, когда-нибудь мы встретимся в более приятной обстановке, - сказал Эрик.

Манфред засмеялся, и снова между ними стало заметно сходство.

- Сомневаюсь. У нас совсем разные судьбы, брат. Пока ты жив, а у меня нет детей, мать считает тебя угрозой фамилии Даркмуров. Это же понятно.

- Так женись и заведи их, - сухо заметил Ру.

- Если бы это было так просто, - сказал Манфред. - Я повинуюсь воле короля и прихотям герцога Саладорского. Им еще предстоит указать мне, какая благородная девушка достойна того, чтобы стать моей женой. - Он вздохнул - легонько, но Эрик это заметил. - И, говоря по чести, я вовсе не настаиваю, чтобы они поторопились с этим решением. Общество женщин я нахожу... затруднительным.

- У тебя кто-нибудь есть? -спросил Эрик, внезапно почувствовав, что его сводный брат, почти незнакомый ему, таит в душе печаль.

Манфред напустил на себя безразличный вид.

- Я предпочел бы об этом не говорить, - произнес он.

Сказать Эрику больше было нечего, а Манфред не протянул ему руки на прощание. Тогда Эрик по-военному отдал честь и пошел туда, где оставил коня. Но неожиданно с полпути он повернул обратно.

- Этот капрал, Альфред, - сказал он Манфреду.

- Что с ним такое?

- Отправь его вместе с рекрутами.

Слегка улыбнувшись, Манфред покачал головой:

- У тебя с ним счеты?

- В каком-то смысле, - сказал Эрик.

Манфред пожал плечами:

- Не могу сказать, что он заслуживает рекомендации. Он скандалист и горлопан. Поэтому он никогда не станет сержантом.

- Скандалисты - это неплохо, - сказал Эрик. - В один прекрасный день их отучают скандалить, и тогда они превращаются в людей, которые нам нужны.

- Можешь его взять, - буркнул Манфред и скрылся в палатке.

Ру и Эрик возвратились к лошадям. Усевшись в седло, Эрик посмотрел сверху вниз на Альфреда и сказал:

- Счастливо оставаться, капрал.

- Мы еще встретимся, ублюдок, - злобно глядя на него, процедил Альфред.

- Не сомневайся, - хмуро ответил Эрик.

- И скорее, чем ты думаешь, - с дьявольской усмешкой добавил Ру.

Они ударили лошадей каблуками и поскакали обратно в

Равенсбург.

- А я тебе говорю, что если ты погрузишь в этот фургон еще хоть щепку, то сломаешь оси! - крикнул Том Эйвери.

Ру стоял лицом к лицу со своим отцом, который был лишь ненамного выше его ростом. Мгновение помолчав, Ру сказал:

- Ты прав.

Том растерянно поморгал, потом кивнул и отрывисто произнес:

- Конечно, я прав.

Два фургона, стоящие у Гастона на заднем дворе, были доверху нагружены маленькими бочонками вина. Дункан уже в третий или четвертый раз проверил крепления: его терзали сомнения, удастся ли им довезти такое количество груза в целости и сохранности.

Ру пробегал весь день и на все свои деньги, а также на те, что дал ему Эрик, накупил вина среднего качества, которое он надеялся с большой прибылью продать в Крондоре.

Ру не был специалистом, но, как всякий, кто вырос в Равенсбурге, знал о вине больше, чем большинство крондорских торговцев. Еще он знал, что высокие цены на вино в столице объясняются сложностью его перевозки в бутылках. В бочках туда везли лишь вино самого низкого сорта, а маленькие бочонки, содержащие вино среднего качества, которое было самым популярным в придорожных харчевнях, никогда не отправлялись дальше соседних деревень. И хотя этому вину было далеко до тех, которые пила знать, в крондорских трактирах оно должно было найти спрос. Ру подсчитал, что если ему удастся уговорить хозяев трактиров и таверн, завсегдатаями которых были коммерсанты из Купеческого квартала, купить его вино, то он получит триста процентов прибыли на вложенный капитал, даже с учетом стоимости фургонов и лошадей.

-Ты уверен, что сможешь с ними управиться? - спросил Дункан.

- Ру - возчик что надо, - обернувшись к племяннику, ответил Том. - И ты тоже мог бы таким стать, если бы не сбежал, когда та девчонка...

Дункан улыбнулся этому воспоминанию.

- Элис, - подсказал он. - Это длилось недолго. Кроме того, - он положил руку на эфес своей шпаги, - вот чем я зарабатывал на жизнь последние пятнадцать лет.

- Отлично, она нам пригодится, - сказал Том, потирая разбитую челюсть. Проснувшись, он по старой привычке начал задирать Ру. Трижды старик пытался ударить сына и трижды оказывался лежащим на земле и глядящим на него снизу вверх. В последний раз Ру потерял терпение и ударил. После этого Том Эйвери стал смотреть на сына с новообретенным уважением.

- Ты точно знаешь дорогу, о которой мне говорил? - спросил он у Ру.

Ру кивнул. На этой дороге, проходящей в стороне от других трактов и деревень, они с Эриком встретили Гельмута Гриндаля, купца из Крондора. Он сказал Ру, что по этой дороге можно добраться из Равенсбурга в Крондор, не уплачивая сбора, который взимался на Королевском тракте. К сожалению, Эрик и его отряд рекрутов не могли ехать с фургонами, потому что они должны были быть в Крондоре неделей раньше, чем туда доползли бы груженые фургоны.

Ру понимал, что в глухих лесах, что тянулись между Даркмуром и побережьем, их подстерегает немало опасностей. Но если его план осуществится, у него появится достаточно капитала, чтобы организовать какое-нибудь более серьезное предприятие, и он надеялся, что эта поездка положит начало его успешной карьере.

- Ну, - произнес Ру, - нет смысла задерживаться. Чем скорее отправимся в путь, тем скорее будем на месте.

Ру ничего не сказал папаше и кузену о предупреждении Манфреда насчет баронессы. Он не настолько доверял Дункану и не хотел лишний раз пугать отца: что бы там ни болтали о Томе Эйвери, тот, когда был трезв, работал на совесть, но в бою он был бесполезен, несмотря на бахвальство и угрозы, которые Том щедро рассыпал в подпитии.

- Садись со мной, - предложил Ру Дункану. - Я снова научу тебя править упряжкой.

Дункан выразительно закатил глаза, но полез на козлы. Продав коня, он внес свой пай и стал младшим партнером Ру в компании, владевшей фургоном, четырьмя лошадьми и огромным количеством вина. Том Эйвери потребовал для себя обычную плату, ни монетой больше, чему Ру в глубине души обрадовался. Отчасти он был даже польщен тем, что отец отнесся к нему, как к любому другому торговцу.

Гастон помахал им вслед, когда они выезжали из его двора на булыжную мостовую. Фургоны скрипели и стонали под тяжестью груза, лошади недовольно фыркали, но, так или иначе, путешествие началось, и Ру испытывал острое чувство предвкушения удачи.

- И постарайтесь, чтобы вас не убили! - крикнул Гастон им вслед, закрывая ворота.

Ру нырнул за фургон за мгновение до того, как вторая стрела пронзила воздух там, где он только что был. Когда первая вонзилась в нескольких дюймах от его головы, он заорал, предупреждая отца и Дункана, а сам пополз под фургоном, нашаривая меч и одновременно пытаясь определить, откуда стрела прилетела. После третьего выстрела ему это удалось. Он жестом показал Дункану, что хочет проскочить между фургонами и зайти в тыл сидящим в засаде. Дункан кивнул и описал рукой в воздухе круг, показывая, что будет вести наблюдение.

Почти неделю они ехали по открытой равнине, держась левее Королевского тракта и направляясь к той западной узкой дороге, по которой Ру и Эрик два года назад бежали из этих мест.

За это время не случилось никаких происшествий, фургоны были в порядке, лошади - тоже, и с каждым днем надежды Ру становились все радужнее. Если отец и считал его безумцем за эту затею, то держал свое мнение при себе. Он был старый возчик, но никогда еще не возил такое количество маленьких бочонков с вином.

Каждый вечер сразу после захода солнца они разбивали лагерь и пускали лошадей пастись, привязав их к вбитому в землю колу. К траве они добавляли немного зерна, смешанного с медом и орехами, чтобы лошади сохраняли выносливость. На Новиндусе Ру нахватался кое-каких познаний в этой области и теперь применял их, как мог, жалея в душе, что рядом нет Эрика. Впрочем, к немалому своему удивлению, он обнаружил, что отец, во всяком случае о тягловых лошадях, знает столько же, сколько и Эрик.

Оказавшись между фургонами, Ру вскочил и кинулся в лес. Второй бандит едва не зацепил его кончиком своего меча, но два года сражений и тренировок не пропали для Ру даром. Единственное, что удалось разбойнику, - это молча умереть: увернувшись, Ру пронзил его насквозь и помчался, петляя, в глубь леса.

Под прикрытием деревьев он остановился. Его окружала тишина. Выровняв дыхание, он огляделся. После захода прошло меньше часа, и небо на западе еще светилось, но здесь, в чаще, было уже темно, как ночью. Ру прислушался. Через несколько мгновений он услышал, как просвистела еще одна стрела, и двинулся в том направлении, откуда, как ему показалось, она была выпущена.

Стараясь ступать как можно тише, он описал в темноте круг и вышел туда, где, по его расчетам, скрывался стрелявший. Сначала было тихо, но потом Ру уловил какое-то движение в кустах впереди. Он вломился в кусты и, словно кот на мышь, бросился на второго бандита. Схватка была короткой. Бандит, услышав сзади треск веток, отбросил лук и схватился за нож.

Он умер прежде, чем успел вытащить его из-за пояса.

- Готов, - произнес Ру.

Минутой позже из темноты, будто призраки, возникли Дункан и Том.

- Всего двое? - сказал Дункан.

- Если третий и был, то он уже на полпути в Крондор, - проворчал Том. Вся левая сторона его тела была в грязи, и на щеке виднелся кровоподтек. Правой рукой он осторожно поддерживал левую.

- Что случилось? - спросил Ру.

- Упал чертовски неловко, - буркнул Том. - Вся рука онемела. - Он часто дышал. - Честно сказать, я слегка испугался.

Опустившись на колени, Дункан перевернул труп.

- Вид как у старьевщика, - сказал он.

- Немногие честные торговцы и чуть больше нечестных отваживаются ездить по этой дороге, - заметил Том. - а о богатом разбойнике я никогда не слышал, тем более в здешних местах. - Он потряс рукой, словно хотел ее оживить.

Дункан поднялся, держа в руке кошелек.

- Может, он не богат, но не так уж и беден. - В кошельке обнаружились пара медяков и драгоценный камень. Вернувшись к костру, Дункан внимательно его рассмотрел. - Ничего сногсшибательного, но пару монет за него получить можно.

- Пойду взгляну на другого, - сказал Ру.

Перевернув труп второго бандита, он увидел, что это почти мальчик. У него не было ни кошелька, ни даже простой дорожной сумки, которая нашлась у его товарища.

Вернувшись к фургонам, Ру увидел, что его кузен разглядывает лук первого бандита.

- Дерьмо, - подвел итог Дункан и бросил лук в костер. - Да и стрел к нему нет.

Ру уселся с тяжелым вздохом.

- Как по-вашему, что они делали бы с нашим вином? - спросил Дункан.

- Я думаю, выпили бы, - сказал Том. - Но ведь им бы достались и лошади, и кое-какие деньги, и ваши мечи, и еще много чего, что можно продать.

- Похороним их? - спросил Дункан. Ру покачал головой.

- Нам бы они не оказали этой услуги. К тому же у нас нет лопаты. Я не собираюсь копать им могилу голыми руками. - Он снова вздохнул. - Будь они настоящими бандитами, завтра пищей для ворон стали бы мы. Впредь надо быть настороже.

- Ну что ж, тогда я - спать, - сказал Дункан.

Том и Ру остались у костра. Как самого старшего, Тома назначили караулить в первую смену, поскольку вторая смена самая тяжелая, а третья, перед рассветом, - самое подходящее время для нападения, и в этот час от Тома было бы мало проку.

- Когда-то у меня был такой же драгоценный камень, как тот, что принес Дункан, - сказал Том.

Ру промолчал. С самого детства отец редко с ним разговаривал. Даже во время самых долгих поездок, из Равенсбурга в Саладор и обратно, отец, уча сына править упряжкой, за весь путь не произносил и десятка слов. Вернувшись, Том напивался в стельку, но когда работал, не брал в рот ни капли.

- Я добыл его для твоей матери, - негромко продолжал Том.

Ру сразу стал слушать внимательнее. Если со всеми остальными Том вел себя мирно, только когда бывал трезв, то с матерью Ру он был тих всегда, трезвый или пьяный. Об этом Ру говорили соседи, так как его мать умерла во время родов.

- Она была совсем крошечная, - сказал Том. О том, что ростом Ру пошел в мать, ему не раз говорила Фрейда. - Но сильная, - добавил Том.

Ру удивился.

- У нее был твердый характер, - продолжал Том. В его глазах отражался огонь костра. - Знаешь, ты похож на нее. - Осторожно поглаживая левое предплечье, он уставился на огонь, словно что-то искал в пляшущем пламени.

Ру боялся сказать лишнее и потому просто молча кивнул. После того как он ударил отца и сбил его с ног, старик стал относиться к сыну с уважением, которого Ру прежде не замечал.

Том вздохнул.

- Она хотела сына, мой мальчик. Жрец-лекарь говорил ей, что это опасно, ведь она слишком хрупкая. - Он вытер правой рукой лицо, потом посмотрел на свои руки, большие, мозолистые, все покрытые шрамами. - Понимаешь, я боялся к ней прикоснуться; она была такая маленькая, а у меня не хватало мягкости. Я боялся, что сломаю ее. Но она оказалась крепче, чем выглядела.

Ру проглотил комок в горле и, внезапно почувствовав, что ему тяжело, с трудом прошептал:

- Ты никогда об этом мне не рассказывал.

Том кивнул.

- В жизни у меня было так мало радости, мальчик. И каждой частичкой этой радости была она. Я встретил ее на празднике; она стояла в стороне, похожая на пугливую птичку. Я только что вернулся из Саладора, привел оттуда фургон для моего дяди, деда Дункана. Я был навеселе и ужасно важничал. И тут она возникла прямо передо мной и сказала: "Потанцуй со мной". - Он вздохнул. - И мы станцевали. - Том замолчал. Он обхватил себя руками и дышал с трудом. Было видно, что ему очень тяжело говорить. - Она была похожа на тебя, не шибко красивая, с худым лицом и неровными зубами, но когда она улыбалась - тогда ее лицо загоралось и она становилась красавицей. Я привез ей тот камень на нашу свадьбу. Вправил его в кольцо.

- Как для дворянки, - сказал Ру, стараясь, чтобы голос его прозвучал веселее.

- Как для самой королевы, - ответил Том с натужным смехом и хрипло откашлялся. - Она сказала, что я сошел с ума, хотела, чтобы я его продал и купил себе новый фургон, но я ни за что не соглашался, и кольцо осталось у нее.

- Ты никогда не говорил мне об этом, - тихо произнес Ру. Том пожал плечами и, глубоко вздохнув, сказал:

- Теперь ты стал мужчиной. Я понял это, когда проснулся у Гастона и увидел, что ты стоишь надо мной. Никогда не думал, что ты взлетишь так высоко, но в уме тебе не откажешь, и если ты сумел одолеть королевского палача и научился владеть своим телом так, что я не смог проучить тебя, то, разрази гром, у тебя и дальше все будет в порядке. - Том улыбнулся. - В этом ты похож на нее: ты крепче, чем кажешься.

С минуту Ру молчал, не зная, что сказать.

- Ложись-ка спать, отец, - произнес он наконец. - Мне надо кое о чем подумать.

Том кивнул:

- Сейчас лягу. Шея болит. - Он подвигал левым плечом. - Наверное, вывихнул, когда упал. Ноет от запястья до челюсти. - Он вытер со лба пот. - Еще и испарина. - Он втянул в себя воздух и с шумом выдохнул. - Стар я становлюсь для таких дел. Когда разбогатеешь, вспомни своего старого отца, слышишь меня, Ру?

Ру улыбнулся и хотел что-то сказать, но в это мгновение глаза отца закатились и он лицом вниз рухнул в костер.

- Дункан! - крикнул Ру, бросаясь к отцу и вытаскивая его.

Прибежавший Дункан сразу заметил восковую бледность на лице Тома, белые глаза и дымящиеся ожоги у него на щеке и шее. Он опустился рядом с Ру на колени и тихо сказал:

- Он умер.

Ру не шелохнулся; он лишь молча смотрел на человека, который был его отцом и умер, так и оставшись для него чужим.

Глава 4 НЕУДАЧА

Ру подал сигнал.

Дункан, который правил второй упряжкой, натянул вожжи. Встав на козлах, Ру обернулся к нему и крикнул:

- Крондор!

Они похоронили Тома в могиле, которую Ру вырыл голыми руками, а сверху навалили камни, чтобы тело не сгрызли шакалы.

За время пути Дункан стал превосходным возчиком. Он вспомнил кое-что из того, чему его учил когда-то Том, а Ру преподал ему тонкости этого искусства и перестал наконец каждую минуту тревожиться о втором фургоне.

Смерть отца долго не давала покоя Ру. Он никак не мог избавиться от ощущения, что упустил что-то, когда Том рассказывал ему о матери. Вспоминая собственное детство, Ру видел много такого, что было ему непонятно.

Трезвый, отец всегда держался с ним отчужденно, а напившись, бывал оскорбительно груб. Теперь Ру отчасти понимал почему: глядя на сына, он вспоминал жену, которую любил безмерно и потерял из-за рождения Ру.

Но были и другие неясности, десятки вопросов, на которые отец уже никогда не сможет ответить. Ру поклялся себе, что по возвращении в Равенсбург постарается разыскать тех немногих жителей города, которых Том мог называть друзьями, и задаст эти вопросы им. Может быть, придется съездить в Саладор, чтобы навестить семейство Дункана. Ему нужны были ответы. С внезапной ясностью Ру понял, что, в сущности, не знает, кто он такой. Впрочем, он постарался отбросить эту мысль, сказав себе, что важно не то, кем ты был, а то, кем ты стал, и дал себе слово стать богатым и уважаемым человеком. Дункан подвязал поводья и, спрыгнув на землю, направился к первому фургону. Ру пришелся по душе его кузен, хотя тот по-прежнему не внушал ему особого доверия. Тем не менее ему нравился этот человек, и он считал, что опыт Дункана в области хороших манер и разговоров со знатью может ему пригодиться.

Взобравшись на козлы, Дункан посмотрел на лежащий вдали город.

- До темноты будем там?

- Вряд ли, - взглянув на заходящее солнце, ответил Ру. - До городских ворот еще больше часа езды. Остановимся и с рассветом въедем в город, чтобы успеть продать что-нибудь до того, как в трактиры набьется народ.

Разбив лагерь, они поели холодного мяса, а лошадей пустили пастись на обочину. Ру скормил им остатки зерна, на что они отозвались довольным ржанием.

- Что ты будешь делать с фургонами? - спросил Дункан.

- Продам, наверное. - Хотя Ру не хотелось от кого-то зависеть, он считал неразумным гонять пустые фургоны между Равенсбургом и Крондором. - А может, найму возчика и пошлю тебя за новой партией, после того как мы продадим эту.

Дункан пожал плечами:

- По дороге не было никаких приключений, если не считать тех несчастных мальчишек.

- Один из этих мальчишек, если ты помнишь, чуть не пробил мне стрелой голову, - возразил Ру, похлопав себя по виску.

- Чему быть, того не миновать, - вздохнул Дункан. - Вообще-то я мечтаю о женщинах и выпивке.

- Что-то из этого завтра вечером ты получишь. - Ру поглядел вокруг. - Иди спать, в первую смену буду я караулить.

Дункан зевнул:

- Возражений нет.

Ру уселся у костра, а его кузен, захватив с собой одеяло, забрался под фургон, чтобы обезопасить себя от утренней росы. В такой близости к океану роса должна была быть обильной, и просыпаться мокрым ему не хотелось.

Оставшись один, Ру принялся размышлять о том, что надо сделать утром в первую очередь, и готовить свою рекламную речь. Он переставлял фразы и перебирал варианты, стараясь понять, какой из них сработает эффективнее. В юности он никогда не умел сосредоточиваться на чем-то одном, но теперь так углубился в свои мысли, что не замечал времени. Увидев, что костер почти погас, он хотел было разбудить Дункана, но вместо этого решил поразмышлять еще и только подкинул веток в огонь.

Он все еще отшлифовывал свою речь, когда посветлевшее небо заставило его наконец оторвать взгляд от тлеющих углей. Ру выплыл из своего полусна-полуяви и только тут сообразил, что не спал всю ночь. Но он был слишком взволнован; ему не терпелось ринуться в новую жизнь, и к тому же он не сомневался, что Дункан не станет возражать против дополнительного отдыха. Поднявшись, Ру стряхнул с коленей росу и отправился туда, где спал кузен.

- Дункан! - крикнул он, расталкивая его. - Вставай! Пора продавать вино!

Колеса грохотали по булыжнику крондорских улиц. Первую остановку Ру сделал в начале Купеческого квартала, у скромного трактира гостиницы под названием "Счастливый Прыгун". На вывеске были изображены двое детей, крутящих веревку для третьего, который, собственно, и был счастливцем.

Ру открыл дверь. Посетителей еще не было. За стойкой дородный мужчина протирал стаканы.

- Сэр? - вопросительно произнес он.

- Вы хозяин? - спросил Ру.

- Алистер Риверс к вашим услугам. Чем могу быть полезен?

Трактирщик был толст, но под слоем жира Ру угадал силу: трактирщикам самим приходилось наводить порядок в своих заведениях. Не зная еще, в чем состоит дело, с которым явился Ру, он держался хотя и вежливо, но прохладно.

- Руперт Эйвери, - представился Ру, протягивая трактирщику руку. - Виноторговец из Равенсбурга.

Небрежно обменявшись с ним рукопожатием, трактирщик спросил:

- Вам нужны комнаты?

- Нет, у меня есть вино для продажи.

Лицо трактирщика не выразило большой заинтересованности.

- Благодарю вас, у меня достаточно вина.

- Но каковы его качество и характер? - спросил Ру.

Трактирщик свысока посмотрел на него:

- Делайте ваше предложение.

- Я родился в Равенсбурге, сэр, - начал Ру. Затем он кратко сравнил вино, которое делается в его городке, с тем, что пьют в трактирах Крондора, и, заканчивая свою речь, сказал: - В Крондоре подают либо скверное вино, годное лишь для простонародья, либо немыслимо дорогое - для нобилей, - но нет вина, которое приличествовало бы солидным клиентам. Я могу обеспечить доставку высококачественного вина по цене простого, так как не перевожу его разлитым в бутылки!

Мужчина помолчал с минуту.

- У вас есть образец? - спросил он в конце концов.

- Снаружи, - сказал Ру и кинулся за бочонком, специально подготовленным им перед выездом из Равенсбурга. Вернувшись, он увидел, что на стойке уже приготовлены два бокала. Вытащив затычку, он налил в бокалы вина. - Его немного растрясло, так как мы приехали только сегодня утром, но дайте ему пару недель отстояться, и у вас будет больше посетителей, чем в любом другом здешнем трактире.

Трактирщик бросил на него недоверчивый взгляд, но все же попробовал. Покатав вино во рту, он выплюнул его в бадью; Ру сделал то же самое. Алистер опять помолчал, потом произнес:

- Неплохое. Немного взболталось с дороги, как вы и говорили, но характер в нем есть и вкус отчетливый. Большинство моих клиентов не отличат его от дешевого вина, но ко мне ходят несколько коммерсантов, которых оно позабавит. Полдюжины бочонков я бы купил. Какова ваша цена?

Помолчав, Ру назвал цену, в три раза превышавшую ту, на которую он был готов согласиться, и лишь на пятнадцать процентов уступавшую той, которую давали за благороднейшие равенсбургские вина. Алистер прищурился:

- Почему бы просто не спалить мою гостиницу? Так вы разорите меня куда быстрее.

Он предложил за каждый бочонок цену, на несколько медяков меньше той, которую Ру заплатил в Равенсбурге. После этого они начали торговаться всерьез.

Когда в час пополудни Ру вышел из третьего по счету трактира, его уже ждали. Первые две сделки оказались доходными, принеся больше, чем он рассчитывал. У Алистера Риверса он выторговал на десять процентов больше того, что надеялся получить, и почти столько же - в трактире "Множество Звезд". Переговоры в таверне "Собака и Лисица" тоже завершились, и, выйдя оттуда, Ру крикнул Дункану, чтобы тот выгрузил пять бочонков.

И замер на месте. Движением головы Дункан указал на человека, который сидел рядом с ним в фургоне, приставив к его боку кинжал. Со стороны этого было не видно и выглядело, словно он мирно беседует с возчиком.

К Ру подошел еще один мужчина:

- Вы владелец этих фургонов?

Ру кивнул. Мужчина был таким худым, что казался изможденным, но его движения будили чувство опасности. В руках у него Ру не увидел оружия, но понял, что оно у него есть и обнажить клинок ему не составит труда. Впалые щеки мужчины поросли двух-трехдневной щетиной, а неровно подстриженные черные волосы свисали на лоб и касались плеч.

- Мы заметили, что вы разъезжаете повсюду и продаете товар. Хотелось бы знать, вы впервые в Крондоре?

Ру перевел взгляд с его лица на того, кто сидел рядом с Дунканом, потом огляделся, чтобы оценить обстановку. У фургонов стояли еще двое; не привлекая к себе внимания, они могли в случае необходимости мгновенно оказать помощь своим компаньонам.

- Я бывал здесь раньше, но в этот раз приехал только сегодня утром, - ответил Ру.

- А, - произнес незнакомец неожиданно низким голосом. - Тогда, значит, вы ничего не знаете о местных лицензиях и пошлинах?

У Ру сузились глаза.

- Мы предъявили груз у ворот представителю магистрата, и нам ничего не сказали о пошлинах и лицензиях.

- Я говорю не о лицензиях и пошлинах принца. - Незнакомец понизил голос, чтобы его не подслушали. - В этом городе дела можно вести по-разному; надеюсь, вы улавливаете мою мысль. Мы представляем интересы тех, кто готов помочь вам избежать трудностей в Крондоре - если мы с вами поладим.

Как бы невзначай Ру перегнулся через задок фургона, чтобы определить, насколько быстро в случае необходимости он сможет убить этого человека и каковы шансы Дункана на то, что он сумеет обезоружить того, кто направил на него кинжал. Насчет себя он был уверен; что же касалось Дункана, то у него не было навыков Ру, и он, хотя хорошо владел шпагой, был, вероятно, обречен на гибель.

- Сегодня я что-то неважно соображаю, - сказал Ру. - Представьте, что я ничего не знаю, и просветите меня.

- Мы следим за тем, - начал незнакомец, - чтобы торговле в этом городе ничто не мешало; думаю, вы понимаете, что я имею в виду. Мы не заинтересованы в росте цен и в значительных колебаниях спроса и предложения. Наша цель состоит в том, чтобы любой человек, прибывающий в город, получал разумный доход и никто не получал излишнего преимущества, понимаете? Дела должны вестись цивилизованно. Кроме того, мы не позволяем ворам грабить купцов и гарантируем, что любой торговец может спать в своей постели, не боясь, что ему перережут глотку, понимаете? И мы, разумеется, рассчитываем получить за свою заботу некоторую сумму.

- Понимаю, - сказал Ру. - Сколько?

- С вас мы возьмем двадцать золотых соверенов, - Ру выпучил глаза, - за каждый фургон.

Это была примерно половина выручки, которую он рассчитывал получить. Ру не сдержался:

- Да вы свихнулись! Двадцать соверенов! Нет! - сказал он, отступая на шаг.

Незнакомец шагнул за ним - Ру это предвидел - и произнес:

- Если вы хотите, чтобы ваш друг не пострадал... В то же мгновение Ру выхватил меч и приставил его к горлу вымогателя, прежде чем тот сумел пошевелиться. Незнакомец попытался отскочить, но Ру шел за ним, щекоча ему кожу острием клинка.

- Ах, ах! - промолвил Ру. - Только не торопитесь. Я ведь могу поскользнуться, и тогда не удержу меч. А если ваш друг не уберет кинжал от ребер моего кузена или если один из тех двоих, что стоят на другой стороне улицы, сделают неловкое движение, через дыру в вашем теле начнет без помех проходить воздух.

- Стойте! - завопил мужчина. Затем, не двигая головой, он повел глазами по сторонам и крикнул: - Берт! Слезай!

Человек, сидевший рядом с Дунканом, спрыгнул на землю. Тот, у горла которого Ру держал меч, сказал:

- Вы делаете большую ошибку.

- Если и так, то это не первая, - ответил Ру.

- Тот, кто осмеливается перечить Проницательному, долго не проживет.

- Проницательный? - переспросил Ру. - А это еще кто?

- Некто, имеющий немалое влияние в этом городе, - ответил тощий. - Будем считать сегодняшний эпизод недоразумением. Вас еще раз попросят заплатить. И когда завтра мы вернемся, вы, надеюсь, станете сговорчивее.

Он жестом приказал тем двоим, что стояли на улице, удалиться, и те мгновенно растворились в толпе. Из лавки выглянул купец и, увидев, что один человек держит меч у горла другого, стал громко звать стражников.

- Если вы отдадите меня в руки городской стражи, - взглянув на Ру, сказал тощий, - то у вас будут неприятности еще похлеще тех, что вы уже заработали. - Он нервно провел языком по губам.

У соседнего перекрестка раздался пронзительный свисток; Ру опустил меч. Тощий бросился наутек и скрылся в толпе.

- Что это было? - спросил Дункан.

- Вымогательство.

- Мошенники, - сказал Дункан.

- Мошенники?

- Гильдия воров, - пояснил Дункан, ощупывая свои ребра, чтобы убедиться, что он не пострадал.

- Я этого ожидал. Он упомянул какого-то Проницательного.

- Значит, точно Мошенники. В таком городе, как Крондор, ты не сможешь вести дела, если кому-нибудь не заплатишь.

- Будь я проклят, если стану платить, - забираясь в фургон, заявил Ру.

Если у Дункана был готов на это ответ, то Ру его не услышал, так как принялся отвязывать веревку, удерживавшую бочонки, и открывать борт. От этого занятия его отвлек шум на улице. Выглянув, он увидел, как купец указывает подоспевшим стражникам на Дункана и фургоны.

Ру тихо выругался.

- Этот господин говорит, что вы затеяли на улице дуэль, - подойдя к нему, сказал стражник.

Ру бросил Дункану веревку.

- Дуэль? Я? Простите, но он ошибся. Я просто выгружаю вино, которое продал в этот трактир. - Он подбородком указал на "Собаку и Лисицу", а Дункан подошел к фургону и приготовился принимать бочонки.

- Тогда все в порядке, - сказал стражник, которому, судя по всему, в Крондоре и без того хватало неприятностей. - Пусть так и остается. - Он сделал знак своему напарнику, и они направились туда, откуда пришли.

- Есть вещи, которые не меняются. Готов спорить, что эти двое снова спешат в какую-нибудь кондитерскую, где были, когда раздался свисток.

Ру рассмеялся. Они выгрузили пять бочонков, и Ру уговорил трактирщика прислать работника, чтобы помочь Дункану занести их внутрь. Сам он в это время сторожил фургоны. Закрепив оставшиеся бочонки, они двинулись к следующей таверне.

К заходу солнца Дункан и Ру продали около трети вина, закупленного в Равенсбурге. Ру подсчитал, что если на следующий день дела пойдут так же успешно, то он утроит свой капитал.

- Где мы проведем ночь? - спросил Дункан. - И когда будем есть? Я голоден.

- Надо найти трактир с большим внутренним двором, где можно спрятать вино от наших друзей, - ответил Ру.

Дункан кивнул, понимая, что имеет в виду Ру. Дункан не раз бывал в Крондоре, но эта часть города была ему неизвестна. Судя повыставленным в витринах товарам, народ здесь не слишком процветал.

- Давай объедем квартал и вернемся на дорогу, по которой приехали, - предложил Ру.

Дункан согласился и направил свою упряжку вслед за фургоном Ру. Некоторые лавки уже закрылись, но остальные были ярко освещены в знак того, что и после наступления темноты тут можно что-нибудь купить.

Улица была забита людьми, и Ру свернул направо, на другую улицу. После часа поисков они отыскали трактир с конюшней и внутренним двором, достаточно большим, чтобы поставить там фургоны. Ру договорился с мальчиком-конюхом, захватил бочонок с вином и повел Дункана внутрь.

Трактир назывался "Семь цветов" и был рассчитан на простой люд - на торговцев и наемных рабочих. Ру с Дунканом уселись поближе к стойке. За стойкой стояла довольно привлекательная женщина; у нее было слегка вытянутое лицо, зато пышные бедра и грудь. Ру окликнул ее:

- Когда у вас будет свободная минутка, не принесете ли вы нам по большой кружке пива и ужин? - Он показал на красавца Дункана, и женщина улыбнулась. В глазах у нее загорелся интерес. Не сводя глаз с ее выпиравшей из платья груди, Ру добавил: - И если к концу вечера вы освободитесь, то присоединяйтесь к нам. - Несмотря на все его старания, лицо женщины осталось равнодушным, а ответ был уклончив. - Где хозяин? - спросил Ру.

Она указала на грузного мужчину у дальнего конца стойки. Протолкавшись сквозь толпу посетителей, Ру подошел к нему и начал свою речь. Дав хозяину попробовать вина и поторговавшись, Ру договорился с ним о цене, включая плату за комнату и за еду, после чего вернулся к своему столику.

Ужин был так себе, зато обильный, и после нескольких недель на сухомятке казался необыкновенно вкусным. Пиво тоже было не первосортное, но холодное, и его было вдоволь. После ужина, когда с делами было покончено, Дункан испробовал свое обаяние на служанке, женщине средних лет по имени Джин. К ним присоединилась и другая официантка, худенькая девушка, которую звали Бетси; каким-то образом дело кончилось тем, что она оказалась на коленях у Ру. Дункан рассказывал уморительные истории, а пиво помогло снисходительно отнестись к его чувству юмора. Пару раз хозяин приказывал женщинам заняться работой, но потом они все равно возвращались к Ру и Дункану.

Пары образовались сами собой: Дункан удостоился внимания обеих женщин, но Джин, более привлекательная, предъявила свои права на него первой, так что Бетси пришлось удовольствоваться обществом Ру, который все время поглаживал ее бедро. Ру не стал разбираться, понравился ли он девушке или она просто рассчитывает на вознаграждение. Нежное тепло женского тела под платьем вызвало в нем желание, и скоро, не вытерпев, он сказал:

- Пошли наверх.

Ни слова не говоря, она встала, взяла его за руку и повела наверх. Спьяну он даже не заметил, что вслед за ними в ту же комнату вошли Дункан и Джин; он забыл обо всем, предвкушая аромат и тепло женщины. Рядом с соломенным тюфяком, который делили они с Бетси, на такой же подстилке лежали Дункан и Джин, но ему не было до этого дела. В походе в лагерь частенько захаживали шлюхи, и тогда другие парочки тоже были от него на расстоянии ладони, так что к этому он привык.

В одно мгновение он сбросил с себя одежду, раздел Бетси и был целиком поглощен страстью, когда снаружи раздался крик и треск ломающегося дерева. Сначала Ру не обратил на это внимания, но потом еще что-то затрещало, и тут он мигом вскочил с постели, вытащил из ножен меч и заорал:

- Дункан!

Ру как был, нагишом, бросился вниз по лестнице в общий зал. Там было темно и пусто, и, спеша во двор, он то и дело натыкался на столы и стулья. Проклятия, которые изрыгал бегущий следом Дункан, свидетельствовали о том, что у его кузена сейчас те же проблемы.

Найдя дверь, Ру распахнул ее и побежал к конюшне, где были привязаны лошади и стояли фургоны. Он угодил босыми ногами во что-то мокрое и почувствовал знакомый запах: вино.

Когда он осторожно вошел в темную конюшню, его опьянение прошло, смытое предчувствием схватки. Дождавшись, пока Дункан догонит его, Ру взял кузена за руку и толкнул в проход между стойлами. Что-то было не так, и Ру не понимал, что именно, пока не увидел первую лошадь. Она валялась на земле с перерезанным горлом, и, быстро осмотрев конюшню, Ру убедился, что лишился всех своих четырех лошадей.

- Дьявол! - воскликнул Дункан, и в следующее мгновение Ру увидел мальчика-конюха, лежавшего в луже собственной крови.

Они бросились к фургонам. Все бочонки были или разбиты, или просто откупорены; весь двор был залит вином. Треск, который слышал Ру, был вызван тем, что кто-то молотом переломал колесные спицы, и теперь фургонам требовался основательный ремонт.

Выбежавший трактирщик увидел во дворе двух голых мужчин с мечами в руках.

- Что случилось? - спросил он, не решаясь подойти ближе. Судя по тому, что на нем была ночная рубашка, он вскочил с постели.

- Кто-то убил вашего конюха и моих лошадей, сломал мои фургоны и испортил груз, - сказал Ру.

Ночную тишину нарушил вопль, и, прежде чем Дункан успел сообразить, что к чему, Ру метнулся мимо трактирщика к дому. Влетев в трактир, он, прыгая через две ступеньки, бросился наверх и, подбежав к комнате, которую только что делил с Дунканом, осторожно вошел туда, держа меч наготове.

Когда примчался Дункан, Ру весь трясся. Поглядев через его плечо, Дункан вновь произнес:

- Дьявол!

Джин и Бетси лежали на тюфяках; пустые зрачки женщин сразу сказали Ру и Дункану, что их подружки мертвы, и только потом они заметили на постели пятна крови; женщин постигла та же участь, что и лошадей. Тот, кто проник в комнату через окно, напал на них сзади, убил и бросил обратно на матрацы. Вероятнее всего, они даже не успели заметить нападавших.

Лишь теперь Ру обратил внимание на то, что его одежда разбросана по всей комнате. Он обшарил карманы, взглянул на Дункана и сказал:

- Они забрали золото.

Дункан, словно внезапно лишившись сил, привалился к косяку:

- Дьявол! - сказал он в третий раз.

Чиновник из Городской стражи был явно расстроен необходимостью вести разбирательство. Осмотрев мертвых лошадей и убитого мальчика, он вошел в трактир, поглядел на трупы девушек и под конец задал Ру и Дункану несколько вопросов. Было очевидно, что он знает о том, что за этим преступлением стоят Мошенники и оно попадет в разряд нераскрытых. В таком огромном городе, как столица Западного Княжества, расследование начинали, только если преступника хватали с поличным. Напоследок чиновник велел Дункану и Ру сообщать обо всем, что им станет известно, в управление Городской стражи во дворце принца.

Трактирщик был потрясен смертью своих работников и в ужасе повторял, что теперь он тоже обречен. Он приказал Ру и Дункану, как только рассветет, убираться из трактира, а сам забаррикадировался в своей комнате.

С рассветом Ру и Дункан покинули трактир "Семь цветов". В этот час толчеи на улицах еще не было, но ремесленники и служащие уже спешили на работу.

- Что теперь? - спросил Дункан, когда они вышли на улицу.

- Не знаю... - ответил Ру и замер, заметив на другой стороне улицы знакомую фигуру. Там, прислонившись к стене, стоял тот самый тощий субъект, который наведывался к ним накануне. Ру пересек улицу, чуть не сбив с ног какого-то прохожего, но когда подошел к тощему, тот негромко сказал:

- Полегче, полегче, приятель, иначе мои друзья будут вынуждены тебя подстрелить.

Дункан догнал Ру как раз вовремя, чтобы услышать эти слова, и завертел головой, пытаясь определить, где находится лучник. Он увидел его высоко на крыше, держащего их на прицеле, натянув тетиву до самой щеки.

- Надеюсь, теперь ты понял, от каких неприятностей мы можем тебя оградить? - сказал тощий.

- Если бы не мой кузен, - ответил Ру, не в силах сдержать гнев, - я тут же выпустил бы тебе кишки.

- Рад был бы взглянуть, как это у тебя получится, - сказал тощий. - Вчера ты застал меня врасплох, но больше у тебя не будет такой возможности. - Он язвительно улыбнулся. - И пойми, тут нет ничего личного, парень. Это всего лишь работа. В следующий раз, когда решишь заняться делами в Крондоре, обратись к тем, кто сможет тебе помочь... вам помочь.

- Зачем ты убил мальчишку и девушек? - спросил Ру.

- Убил? Я? Не знаю, о чем ты, - ответил тощий. - Спроси кого угодно, и тебе скажут, что Сэм Таннерсон всю ночь играл в карты у Матушки Джамилы в Бедном квартале. А что, их кто-то убил? - Он подал своему напарнику сигнал и пошел прочь со словами: - Когда будешь готов снова заняться делами, поспрашивай у людей. Сэма Таннерсона нетрудно найти. И он всегда готов помочь. - Тощий быстро слился с толпой и исчез из виду.

- Зачем они их убили? - спустя минуту еще раз спросил Ру.

- Чтобы все, кто захочет с тобой торговать, поняли, какую цену придется за это платить, раз ты не захотел раскошеливаться.

- Таким беспомощным я чувствовал себя только раз в жизни - когда меня собирались вешать, - сказал Ру.

Дункан знал историю о том, как Ру и Эрику после ложной казни отсрочили приведение приговора в исполнение.

- Ладно, ты, может быть, не умрешь, но что же нам делать? - спросил он.

- Начать сначала, - ответил Ру. - Что еще мы можем сделать? - Он помолчал и добавил: - И первым делом мы отправимся во дворец, в управление Городской стражи.

- Зачем?

- Сообщить, что нам известно имя человека, который стоит за этим преступлением. Сэм Таннерсон.

- Ты считаешь, что это его настоящее имя?

- Может, и нет, - сказал Ру. - Но явно одно из тех, которыми он пользуется, и это нам может помочь. Дункан пожал плечами:

- Не знаю, что хорошего из этого выйдет, но поскольку ничего лучшего я не могу придумать, почему бы и нет?

Ру кивнул, и они направились к дворцу принца.

Эрик смотрел на плац, по которому гоняли новобранцев, и с удовольствием, смешанным с легким чувством вины, вспоминал, как был потрясен Альфред, когда ему сообщили, что теперь он понижен в звании и числится рядовым в новой армии принца. На плацу Эрик уже трижды приказывал ему заткнуться и делать то, что велят. Он надеялся, что если Альфред научится обуздывать свой характер, то станет хорошим солдатом.

- О чем ты думаешь? - спросил, подойдя сзади, Робер де Лонгвиль.

Не оборачиваясь. Эрик ответил:

- Я бы лучше знал, о чем думать, если бы мне было точно известно, что на уме у вас, герцога, принца и у тех, с кем вы встречаетесь каждую ночь.

- Ты был там. Ты знаешь, что на нас надвигается, - невозмутимо ответил де Лонгвиль.

- Я считаю, что у нас еще мало людей, способных действовать в такой ситуации, - ответил Эрик. - Они все опытные солдаты, но большинство из них бесполезны.

- Почему? - спросил Робер. Эрик обернулся к нему:

- Кое-кто - просто тыловые крысы, способные лишь нести гарнизонную службу и жрать три раза в день. Похоже, их лорды решили, что, если кормежку возьмем на себя мы, им это обойдется дешевле. Остальные слишком... - Он запнулся, подыскивая нужные слова. - Ну, это как лошадь, которую научили делать одно, а затем захотели научить ее делать другое. Сначала нужно выбить из нее то, чему ее научили сначала.

Робер кивнул:

- Продолжай.

- Многие из них просто не умеют думать самостоятельно. Получив приказ, они будут сражаться отлично, но если их предоставить самим себе.." - Эрик пожал плечами.

- После обеда собери всех, кто слишком привык заботиться о себе. Отошлем их назад к хозяевам. А те, кто умеет думать самостоятельно, пусть соберутся через час после того, как мы избавимся от ненужных людей. Надо, чтобы первая группа была обучена до того, как мы начнем серьезный набор новобранцев.

- Серьезный набор?

- Забудь пока. В нужное время я тебе об этом расскажу. Эрик отдал честь и хотел уходить, но тут из дворца прибежал гвардеец.

- Сержант, рыцарь-маршал желает, чтобы вы и капрал немедленно прибыли в управление Городской стражи, - отсалютовав, сказал он.

Де Лонгвиль ухмыльнулся.

- Что ты об этом думаешь? - сказал он Эрику. - Держу пари, это один из наших.

Эрик пожал плечами:

- Не спорю.

Сквозь лабиринт коридоров Эрик и де Лонгвиль направились во дворец принца. Изначально это была башня, воздвигнутая несколько столетий назад для защиты гавани от квегийских пиратов; потом к ней пристраивали все новые и новые здания, пока не образовалась система соединенных между собой строений. Внешние стены со стороны гавани были укреплены и окружали весь холм; венчала холм старая башня.

Постепенно Эрик начал разбираться в ситуации, но некоторых вещей, происходящих в Крондоре, он по-прежнему не понимал. После возвращения в город ему редко удавалось поговорить с Бобби. Эрик и Джедоу получили под свое начало по сотне человек, и приказ де Лонгвиля был прост: "Прощупайте их и не спускайте с них глаз". Эрик не совсем понимал, что это значит, но, как и Джедоу, муштровал рекрутов так, как муштровали в свое время и их, когда они впервые попали в лагерь де Лонгвиля. Через неделю Эрик уже видел, кто годится для службы в армии Кэлиса, а кто - нет.

Кэлиса Эрик со дня возвращения не видел ни разу, а на все его вопросы о том, где сейчас капитан, де Лонгвиль пожимал плечами и отвечал, что он выполняет важное поручение. Эрик был уязвлен таким недоверием и особенно тем, что не мог понять, какую роль лично ему уготовано сыграть в грядущих событиях. Армейские солдаты и офицеры, состоящие на службе во дворце, либо избегали его, либо относились к нему с почтением, немного излишним для его звания капрала. Сержанты, обращаясь к Эрику, говорили "сэр", и тем не менее, задавая вопросы, он получал резкие, а порой и грубые ответы. Одним словом, не было сомнений, что гарнизон дворца был оскорблен созданием в его стенах новой, элитной армии.

Повернув за угол, Эрик с изумлением увидел, что из кабинета начальника Городской стражи с мечом наголо отступает Ру. Эрик автоматически сам схватился за меч.

И тут из кабинета донесся крик:

- Он вас не тронет! Уберите оружие!

Эрик узнал этот голос: он принадлежал Уильяму, рыцарь-маршалу Крондора.

Ру, судя по его выражению лица, этим словам не поверил, но Эрик по-прежнему не понимал, кто так встревожил его товарища. А когда увидел, сам чуть не упал от испуга. Из кабинета начальника Городской стражи выползла покрытая зеленой чешуей змея с огромными красными глазами и зубастой головой на длинной шее. Затем появилось туловище, и оказалось, что у змеи есть крылья. Это был маленький дракон!

Эрик не успел раскрыть рта, как вмешался Робер.

- Успокойся, - сказал он. - Фантус! Ты, старый мошенник! - С этими словами он подошел к дракончику и, опустившись на корточки, обнял его за шею, словно любимую собаку.

- Он у нашего лорда Уильяма вроде котенка, так что не огорчайте кузена короля попыткой убить его, ясно? - сказал Бобби Эрику и Ру.

Из кабинета послышался голос Уильяма. Рассмеявшись, он произнес:

- Фантус говорит, ему было бы любопытно посмотреть, как они попробуют это сделать.

Бобби почесал дракончика над глазами и сказал:

- Такой же крепкий старый башмак, да?

Эрику ничего не оставалось, как поверить Роберу, хотя более фантастического зверя невозможно было себе представить. Дракончик осмотрел его с ног до головы, и внезапно Эрик увидел, что в его глазах светится разум.

Эрик подошел к Ру, который по-прежнему старался поплотнее вжаться в стену, и заглянул в кабинет. Рыцарь-маршал Уильям сидел по одну сторону стола, по другую стоял начальник Городской стражи. Лорд Уильям был небольшого роста; ему было уже за пятьдесят, и он пользовался репутацией одного из лучших стратегов Королевства. Рассказывали, что в последние годы правления принца Аруты он чуть ли не каждый день проводил в беседах со старым принцем, стараясь научиться у него всему, чему только можно. О подвигах Аруты складывали легенды, и он по праву считался чуть ли не самым выдающимся полководцем в истории Королевства.

- Лорд Джеймс будет через минуту, - сказал Уильям Роберу и, повернувшись к Ру и Эрику, добавил: - Принесите воды. Ваш друг упал в обморок.

Посмотрев вниз, Эрик увидел торчащие из дверного проема ноги Дункана. Видимо, тот, войдя в кабинет, первым столкнулся с драконом.

- Я принесу, - ответил Эрик и ушел, приговаривая про себя: "Стоит только задуматься, как все становится еще запутаннее".

Глава 5 ВНОВЬ ПРИБЫВШИЙ

Ру зевнул.

Обсуждение длилось уже несколько часов. Мысли у него начали путаться, и в ответ на очередной вопрос он вынужден был сказать:

- Простите, милорд. Я не слышал, что вы сказали.

- Робер, мне кажется, наш юный друг нуждается в отдыхе, - сказал лорд Джеймс, герцог Крондорский. - Отведите его с кузеном в столовую, а мы с Уильямом пока посовещаемся.

Пока лорд Джеймс не упомянул об отдыхе и о столовой, Ру даже не подумал о том, что они с Дунканом со вчерашнего дня ничего не ели. Де Лонгвиль встал и жестом приказал им следовать за собой.

Спускаясь по лестнице, Ру поинтересовался:

- Сержант, что происходит? Я уже почти не надеюсь вернуть свое, но очень охота выпустить этому ублюдку Сэму Таннерсону кишки за то, что он сделал. Взглянув на него через плечо, Робер ухмыльнулся:

- Остался такой же злющей маленькой крысой, Эйвери? Я восхищен. Но, чтобы удовлетворить твое желание, недостаточно просто собрать стражников, схватить этого Таннерсона и вздернуть.

- Нет свидетелей, - вставил Дункан.

- Верно. Зато есть вопрос: зачем были совершены эти убийства?

- Вот именно, - кивнул Ру. - Уничтожить мой груз - само по себе серьезное предупреждение.

Входя в солдатскую столовую, Робер ответил:

- Готов спорить, что этот же вопрос герцог и рыцарь-маршал сейчас задают друг другу.

В столовой Ру увидел Эрика и Джедоу. Они стояли в дальнем конце и смотрели за тем, как едят новобранцы. Де Лонгвиль махнул рукой, и Эрик подошел к нему.

- Сержант?

- Скажи Джедоу, пусть присмотрит за рекрутами, и присоединяйся к нам.

Вернувшись, Эрик вместе с остальными уселся за стол. Слуги принесли обед и пиво.

Принимаясь за еду, Робер сказал:

- Думаю, ночью нас ждет развлечение.

- Развлечение? - переспросил Ру.

- Насколько я знаю герцога, - пояснил де Лонгвиль, - он, похоже, придет к выводу, что в последнее время происходит чересчур много убийств и настало время что-то в этом направлении сделать.

- Сделать что? - спросил Дункан. - Мошенники контролируют почти весь Крондор с тех пор... с тех пор, как я себя помню. Мне ли этого не знать.

- Правильно, - сказал Робер, - но раньше у нас не было такого герцога, как лорд Джеймс. - Улыбнувшись, он вонзил зубы в кусок холодной баранины и с полным ртом добавил: - Наберитесь терпения, парни. Нам предстоит длинная ночь.

- Нам? - не понял Ру.

- Тебе же захочется пойти с нами, Эйвери, - ответил Робер. - Ведь это твое золото мы хотим вернуть, разве не так? Кроме того, что ты можешь предложить получше?

- Верно, ничего, - вздохнул Ру.

- У нас найдется свободная койка. Советую тебе хорошенько отдохнуть днем, - сказал де Лонгвиль. - Вряд ли мы выспимся этой ночью.

- Если есть хоть ничтожная возможность вернуть мое золото, я ее не упущу, - сказал Ру. - Это был весь капитал, с которого я начинал, поэтому я должен расквитаться. - Он взглянул на Эрика. - Там были и те деньги, что дал мне ты.

Эрик пожал плечами:

- Вкладывая в предприятие капитал, всегда рискуешь. Я это понимаю.

- Так или иначе я тебе его верну, - пообещал Ру. Он посмотрел на обедающих новобранцев. - Это ваши новые головорезы, сержант?

Де Лонгвиль улыбнулся:

- Пока они еще не головорезы, но теперь мы примемся за них по-настоящему. Сегодня мы как раз хотели избавиться от тех, в ком нет того, что нам нужно, верно, Эрик?

- Верно, сержант, - согласился Эрик. - Но я по-прежнему не понимаю, что должны делать мы трое.

- Обсудим со временем, - уклончиво ответил Робер. - Если повезет, то в ближайшие дни в порт прибудет "Месть Тренчарда", и, может быть, на борту окажутся еще несколько наших ребят.

Дункан вопросительно поднял брови, но никто не пожелал сообщить ему подробности.

- Где капитан? - спросил Ру.

Робер пожал плечами:

- Отправился с Накором в Стардок. Должен вернуться через несколько недель.

- Интересно, что он замышляет, - задумчиво произнес Ру. На лице де Лонгвиля появилось хорошо знакомое Ру выражение, и он тут же пожалел о своих словах. Как он мог забыть, что секреты известны немногим и упоминание о них может стоить ему куда более серьезных неприятностей.

Эрик бросил на Ру красноречивый взгляд, и тот понял, что его друг тоже советует ему заткнуться.

Ру откашлялся.

- Раз уж нам предстоит длинная ночь, и впрямь было бы неплохо вздремнуть.

Робер кивнул, Эрик улыбнулся. Дункан, похоже, ничего не заметил, и застольная беседа приняла отвлеченный характер.

- Видишь его? - спросил Кэлис.

Накор прищурился: лучи закатного солнца били ему прямо в глаза.

- Кешийский патруль.

Каботажное судно, на котором они находились, курсировало близ побережья Моря Грез, в нескольких милях от Шаматы.

- Он забрался далековато за линию границы, если его видно отсюда, - заметил Кэлис.

Накор пожал плечами:

- Королевство и Кеш вечно спорят за эти земли. Плодородная почва, отличные дороги, хотя в Долине Грез никто не сеет и не водит здесь караваны, боясь приграничных разбойников. Вот она и влачит жалкое существование, словно старик, который слаб, чтобы жить, но не желает умереть. - Он поглядел на Кэлиса. - Дай знать командиру гарнизона в Шамате, пусть отправит патруль и отгонит кешийцев к югу!

Кэлис покачал головой.

- Его уведомят и без нас. - Он криво улыбнулся. - А если это сделаю я, ему захочется произвести впечатление на представителя принца Крондорского, и он развяжет войну, чтобы мне угодить.

Взгляд Кэлиса был устремлен на горизонт еще долго после того, как кешийский корабль пропал из вида. На юго-востоке показалась Шамата, но, несмотря на попутный ветерок, плыть до нее было еще больше часа.

- Что тебя мучает, Кэлис? - с тревогой спросил Накор. - С тех пор как мы возвратились, ты все время в дурном настроении.

Накор знал о пантатианских жрецах и об их магии больше, чем любой другой человек, и Кэлис понимал, что сейчас он имеет в виду не угрозу, нависшую над Королевством. Накор видел, что мысли Кэлиса заняты чем-то личным.

- Просто думаю кое о ком.

Накор ухмыльнулся и через плечо посмотрел на Шо Пи, который спал на тюках с хлопком.

- Кто она?

- Ты слышал, как я говорил о ней. Миранда.

- Миранда? - переспросил Накор. - Я от многих о ней слыхал. Судя по рассказам, загадочная женщина.

Кэлис кивнул:

- Да, необычная.

- Но привлекательная, - добавил Накор, - опять же, судя по рассказам.

- И это тоже. Я мало знаю о ней и все же ей доверяю.

- И скучаешь по ней.

Кэлис пожал плечами:

- Я не такой, как все...

- Единственный в своем роде, - вставил Накор.

- И я смущаюсь, - закончил Кэлис.

- Понятно, - сказал Накор. - Я был женат дважды. Первый раз, когда был молод... да ты знаешь, на ком.

Кэлис кивнул. Женщина, которую Накор знал под именем Джорны, потом превратилась в леди Кловис; они с ней столкнулись более чем за двадцать лет до того, как Накор и Кэлис отправились на юг, в Новиндус. Теперь она стала Изумрудной Королевой, живым воплощением Альма-Лодаки, валхеру, создавшей пантатиан, и формальной предводительницей армии, которой со временем предстояло вторгнуться в Королевство.

- Вторая была прелестна, - продолжал Накор. - Ее звали Шармия. Она состарилась и умерла. Я тоже смущаюсь, когда встречаю красивую женщину, хотя я в шесть раз старше тебя. - Он пожал плечами. - Если тебе суждено полюбить, Кэлис, постарайся полюбить ту, которая будет жить долго.

- Я не совсем понимаю, что такое любовь, Накор, - произнес Кэлис с печальной улыбкой. - История моих родителей в каком-то смысле уникальна, и в их браке не было ни капли магии.

Накор кивнул. Отец Кэлиса, Томас, родился человеком, но еще в детстве с помощью древней магии был превращен в существо, которое было не вполне человеком и не валхеру, Повелителем Драконов, как называли их люди. Отчасти благодаря этому древнему наследию и возник союз между ним и матерью Кэлиса, Аглараной, королевой эльфов в Эльвандаре.

- Пока я бездельничал и развлекался, ни одна женщина не вызвала у меня интереса, - продолжал Кэлис.

- Но появилась Миранда, - закончил Накор.

Кэлис кивком выразил согласие.

- Возможно, в этом какая-то тайна, - сказал Накор. - А может, просто потому, что она далеко. - Накор ткнул в Кэлиса пальцем. - Если бы вы с ней...

Кэлис засмеялся.

- Ну да. Меня влечет к ней во многом поэтому.

Накор поморщился.

- Любопытно, найдется ли в мире хоть один мужчина, который бы, лежа в постели с женщиной, не думал, что он влюблен.

- Что ты имеешь в виду? - спросил Кэлис.

- Я забыл, что, когда тебе стукнет пятьдесят, по меркам эльфов ты еще будешь считаться молодым, - сказал Накор.

- Ребенком, - уточнил Кэлис. - Которому еще предстоит научиться тому, как должен себя вести настоящий эледхель. - Так эльфы называли себя - эледхели.

Накор покачал головой:

- Иногда мне кажется, что жрецы дают обет безбрачия, понимая, как мучительно постоянно думать о том, с кем ложиться в постель.

- У эльфов все по-другому, - сказал Кэлис. - Они чувствуют, как что-то возникает между ними, и каким-то образом просто с первого взгляда знают, кто им предназначен судьбой.

Судно направилось к узкой бухте, ведущей к порту Шаматы. Кэлис снова перевел взгляд на берег.

- Думаю, именно поэтому меня влечет к моему человеческому наследию, Накор. Величавый прогресс Эльвандара страдает однообразием, которое успокаивает лишь отчасти. А хаос, который царит в человеческом обществе... он радует меня больше, чем волшебные поляны моей родины.

Накор пожал плечами:

- Кто может сказать, где истина? Ты непохож на других, но, как и для всех прочих, кто рожден в этом мире, для тебя не имеет значения, какое наследие ты получил при рождении; в конечном счете важно лишь то, каким ты решил быть. Не исключено, что, "повзрослев", ты решишь, что настало время пожить с народом твоей матери. Но крепко запомни слова старика, который сам не очень-то был готов учиться у других людей: любой человек, который тебе встретится, с которым ты будешь делать одно дело, существует для того, чтобы тебя чему-нибудь научить. Хотя иногда могут пройти годы, прежде чем ты поймешь, чему именно ты научился. - Он снова пожал плечами и тоже стал смотреть на берег. Остаток пути Накор и Кэлис провели в молчании.

Шо Пи проснулся, когда стал слышен городской шум, и к тому времени, когда судно подошло к причалу, уже стоял позади своего "учителя" и Кэлиса. Как представитель принца, Кэлис имел право сойти на берег первым, но он уступил его остальным пассажирам.

Сам город был отделен от порта почти восьмьюдесятью милями плодородной земли, занятой фермами и садами. Построенная как приграничная крепость, Шамата со временем превратилась в крупнейший город Королевства на юге.

На причале Кэлиса ждал эскорт. Вместо того чтобы направиться к городу, им предстояло двинуться вдоль берега Моря Грез до реки, берущей начало в Большом Звездном Озере. На его южном берегу был расположен город Стардок, а на острове с таким же названием находилась община волшебников, цель их путешествия.

Прибытие судна вызвало обычное оживление среди обитателей порта - нищих, мошенников, докеров и мелких торговцев. Оно сулило им наживу - и не только законную.

Взглянув на Шо Пи, Накор ухмыльнулся:

- Следи за своим кошельком.

- У меня его нет, учитель.

Накор в конце концов отчаялся уговорить Шо Пи не называть его учителем и теперь подчеркнуто не обращал на это внимания.

У трапа их встретил сержант из гарнизона. Как и пограничные бароны, командир гарнизона Шаматы подчинялся непосредственно королю, поэтому в Долине Грез уделяли мало внимания этикету. Впрочем, Кэлис был рад, что это избавляет его от необходимости наносить визиты местной знати.

- Ваше имя? - спросил он сержанта.

- Сержант Азиз, милорд.

- У меня чин капитана, - сказал Кэлис. - Нам нужны три лошади и эскорт до Большого Звездного Озера.

- Мы получили известие с голубиной почтой, -ответил сержант. - В порту достаточно крепких лошадей и солдат, но мой капитан приглашает вас отобедать с ним сегодня вечером, капитан.

Кэлис посмотрел на небо.

- Боюсь, я вынужден отказаться. До темноты еще по меньшей мере четыре часа, а у меня срочное дело. Передайте своему капитану мои извинения и немедленно пошлите за конями и провизией. - Оглядевшись, он заметил на другой стороне улицы трактир. - Вы найдете нас там.

- Слушаюсь. - Сержант отдал приказ сопровождающему его солдату. Тот отдал честь, пришпорил коня и ускакал. - Через час ваш эскорт, лошади и провизия будут здесь, капитан.

- Хорошо, - сказал Кэлис и повел Шо Пи и Накора в припортовый трактир.

Он был не хуже и не лучше других. Как и все заведения такого рода, он годился для того, чтобы зайти в него, проходя мимо, но его завсегдатаем вряд ли кто-нибудь стал при наличии выбора. В ожидании эскорта Кэлис заказал всем пива, а когда они принялись за вторую порцию, шум снаружи привлек внимание Накора. Нечленораздельные крики и уханье сливались со смехом толпы. Он встал и выглянул в окно.

- Отсюда не видно. Выйдем наружу.

- Не стоит, - сказал Кэлис, но Накор уже исчез в дверях. Шо Пи пожал плечами и, встав, вышел вслед за своим учителем.

Кэлис тоже пошел за ними, решив, что лучше быть рядом, на случай если Накор ввяжется в неприятности.

На улице толпа собралась вокруг человека, который, сидя на корточках, обгладывал баранью кость. Такого грязного субъекта Кэлису видеть еще не доводилось. Казалось, он не мылся годами, и несло от него, как от сточной канавы.

Его длинные волосы, темные с проседью, были сальные и грязные, в них запутался мусор и объедки. Лицо у него было почти черное от грязи, борода слиплась, а кожа, в тех местах, где она проглядывала сквозь прорехи, была обожжена солнцем. На нем было что-то вроде халата, такого изношенного и драного, что казалось, будто он состоит из дыр; определить его цвет было невозможно. Человек был до крайности истощен, а его руки и ноги были покрыты язвами.

- Пляши! - крикнул кто-то из толпы докеров, стоящих вокруг.

Человек зарычал, словно зверь, но отбросил кость и протянул руку.

- Пож-ж-жалуйста, - проскулил он удивительно жалобным тоном, словно ребенок, просящий подаяния.

- Сначала спляши! - крикнули ему.

Нищий поднялся и неожиданно начал неистово крутиться на месте. Кэлис, стоя за спиной Накора, не отрывал от нищего глаз. Что-то в его движениях показалось ему смутно знакомым, словно за этим бешеным вращением скрывались какие-то другие танцы, уже виденные Кэлисом.

- Что это? - спросил он.

- Нечто завораживающее, - не оборачиваясь, ответил Накор.

Человек прекратил танец и стоял, пошатываясь от слабости. Он снова протянул руку. Из толпы ему бросили недоеденный кусок хлеба, и тот упал у его ног. Нищий мгновенно припал к земле и схватил его.

- Хватит глазеть, идите работать! - крикнул надсмотрщик, и докеры начали расходиться.

- Кто он? - спросил Кэлис у человека, которого счел за местного жителя.

- Какой-то сумасшедший, - ответил тот. - Появился здесь несколько месяцев назад и живет где придется. Он пляшет за кормежку.

- Откуда он пришел? - спросил Накор.

- Никто не знает, - ответил горожанин и ушел.

Накор подошел к оборванцу, который снова опустился на корточки, и вгляделся в его лицо. Нищий зарычал, словно собака, и отвернулся, прижимая к груди кость и корку хлеба.

Накор достал из дорожной сумки апельсин, снял с него кожуру и протянул его нищему. Тот на мгновение замер, а потом стремительно схватил апельсин и попытался засунуть его в рот целиком. Сок потек у него по бороде.

Подошли Шо Пи и Кэлис.

- Что это за явление? - спросил Кэлис.

- Не знаю, - ответил Накор, вставая. - Но нам нужно взять этого человека с собой.

- Зачем? - спросил Кэлис.

Накор поглядел на нищего.

- Не знаю, - повторил он. - Но с ним связано что-то знакомое.

- Что? Ты его когда-то видел? - спросил Кэлис.

Накор поскреб подбородок.

- Не сказал бы, но если смыть с него грязь... Нет, не думаю, что я его видел. Но он может нам пригодиться.

- Каким образом?

Накор ухмыльнулся:

- Не знаю. Назови это предчувствием.

Кэлис сильно в том сомневался, но за эти годы предчувствия Накора всегда оправдывались, причем нередко это спасало им жизнь. Поэтому он лишь кивнул. Послышался стук копыт: это подъехал эскорт.

- Только тебе придется придумать, как заставить его сесть на лошадь, - сказал Кэлис.

Накор почесал затылок:

- Да, это будет нелегко.

- И нам надо его отмыть.

Накор широко улыбнулся:

- Это будет еще труднее.

Кэлис улыбнулся в ответ:

- Вот и придумывай. Что до меня, то я бы просто приказал солдатам бросить его в море.

Он пошел навстречу эскорту, а Накор остался стоять задумавшись.

Они собрались в скромном трактире, на расстоянии нескольких улиц от Бедного квартала. Трактир находился под контролем принца Крондорского, хотя мало кому из завсегдатаев это было известно. В задней комнате Робер де Лонгвиль давал последние указания.

- Дункан, вы с Уильямом, - де Лонгвиль показал на человека, которого Ру никогда раньше не видел, - пойдете к маленькому ларьку, что на углу проезда Свечных Мастеров и улицы Дуланик. Тамошний шляпник - осведомитель Мошенников. Позаботьтесь, чтобы он ни с кем не заговорил. Если понадобится, врежьте ему как следует.

Ру взглянул на Эрика. Тот лишь пожал плечами. В операции было занято не меньше дюжины человек, и никого из них Эрик не знал.

Отправив через заднюю дверь тех, в чью задачу входила нейтрализация наблюдателей Мошенников, де Лонгвиль выждал несколько минут и велел Дункану и Уильяму:

- А теперь вы, через главный вход.

В течение следующих десяти минут все были отправлены на свои места. Когда в комнате остались только Робер, Джедоу, Эрик и Ру, Ру спросил:

- Кто все эти люди?

- Скажем так: принцу нужны в этом городе глаза и уши, - ответил де Лонгвиль.

- Тайная полиция, - заметил Джедоу.

- Что-то вроде того, - сказал де Лонгвиль. - Эйвери, ты у нас самый шустрый; оставайся со мной. Эрик, вы с Джедоу слишком здоровые парни, чтобы прятаться достаточно долго, так что стойте там, куда я вас поставлю, и не двигайтесь. Как только мы выйдем отсюда, никаких разговоров. Вопросы есть?

Вопросов не было, и де Лонгвиль повел их прочь от трактира. Они прошли мимо ларька на углу, где начинался Бедный квартал, и увидели Дункана и Уильяма. Они что-то горячо обсуждали со шляпником, и заметить, что меч Дункана уперт в ребра торговцу, мог лишь тот, кто подошел бы вплотную. Уильям же бдительно следил, чтобы этого не случилось.

Они свернули в переулок, который вывел их на другую улицу. Де Лонгвиль поставил Джедоу с Эриком в глубокий и темный дверной проем и велел затаиться, а сам вместе с Ру быстро перешел на противоположную сторону улицы. Жестом он приказал Ру встать у стены лавки, между дверью и окном, и занял позицию возле угла, между дверью и переулком. Ру слышал, как за дверью купец перетаскивает свои товары. Он подавил желание прильнуть к окну и, постаравшись придать себе вид праздного гуляки, шарил глазами вокруг в поисках признаков опасности.

Из темноты появился человек, закутанный в широкий плащ. За его спиной мелькнули темные фигуры и растворились во мраке. Человек прошел мимо Ру и поднялся по ступенькам, ведущим к двери. Случайно он приоткрыл лицо, и Ру выпучил глаза от удивления. Мужчина вошел и закрыл за собой дверь. Ру услышал голос хозяина:

- Чем могу служить...

- Привет! - прервал его другой голос, отлично знакомый Ру.

Воцарилась тишина. Наконец первый голос произнес:

- Джеймс?

- Немало времени прошло, - ответил лорд Джеймс, герцог Крондорский. - Сорок лет?

- Больше. - Опять наступило молчание. Затем хозяин сказал: - Полагаю, снаружи твои люди?

- Достаточно, чтобы нашу беседу никто не прервал и она бы закончилась тогда, когда я скажу, что она закончилась.

Снова все затихло. Потом послышался стук поставленного стула.

- Спасибо, - произнес Джеймс.

- Не думаю, что мне можно было бы предъявить какие-то претензии. Я уже давно встал на честный путь и теперь всего лишь обычный купец.

- Говори что хочешь, Брайан, - сказал Джеймс, - но тридцать лет назад, услышав, что в Крондоре объявился купец по имени Лайл Риггер, я попросил принца Аруту установить за ним наблюдение. Последние двадцать лет я правил в Рилланоне, но все равно регулярно получал о тебе доклады.

- Риггер. Я не пользовался этим именем много лет. Я не пользовался им с тех пор... Где мы познакомились?

- Мы познакомились в Литоне, - сказал Джеймс.

- Да, теперь я вспомнил, - был ответ. - С тех пор я пользовался им лишь несколько раз.

- Не важно. - Джеймс шумно вздохнул. - Людям принца понадобилось несколько лет, чтобы убедиться, что они прикрыли все твои лазейки и узнали всех твоих подручных, ну а потом мне уже не составляло труда продолжать за тобой слежку.

- Твои люди оказались расторопнее, чем мы думали. Мы всегда следили за ними.

- Просто до наступления ночи мы довольствуемся лишь наблюдением. Не забывай, что я был Мошенником. До сих пор есть люди, которые помнят, кто такой Джимми Рука.

- И что теперь?

- Ну, теперь ты собираешься снова изменить имя и внешность. Если ты этого не сделаешь, все нищие и воры решат, что настало время сменить главаря.

Раздался короткий смешок, и Ру напряг слух, чтобы не пропустить ни одного слова.

- Знаешь, все снова возвращается к тому порядку, который был при Ползуне. Если бы он не начал заниматься гильдией, нам грозили бы значительно более крутые перемены, чем те, что произошли при Добродетельном. Тогда была полная неразбериха.

- Да, я слышал, - сказал Джеймс. - Но ближе к делу. Вот что привело меня к тебе этой ночью, Лайл, или Брайан, если тебе так больше нравится: в последнее время ты потерял контроль над гильдией. В моем городе появилось слишком много маленьких головорезиков, убивающих моих законопослушных налогоплательщиков. Мелкие кражи и грабежи - нормальное явление в таком городе, как Крондор, но прошлой ночью один из твоих мясников убил мальчика-конюха, двух служанок и четырех лошадей, чтобы "предупредить" молодого виноторговца, что он должен платить за покровительство.

- Это чересчур, - согласился человек, называющий себя Брайаном.

- Такова была цена покровительства, - сказал Джеймс.

- Кто это сделал? Я с ним расправлюсь.

- Нет, я сам с ним расправлюсь. Если ты хочешь уберечь свою голову от петли или чего-нибудь еще похуже и если не хочешь, чтобы твои люди нашли тебе замену прежде, чем твое тело остынет, слушай меня внимательно.

Мне нужно, чтобы в течение следующих нескольких лет в Крондоре было особенно тихо и спокойно. В сущности, мне нужно, чтобы город стал процветающим и богатым. Причины, по которым мне это нужно, тебя не должны волновать, но поверь мне, что в отдаленном будущем это будет выгодно и тебе самому, и бандам твоих оборванцев, как и всем остальным в этом городе. Поэтому я намерен отыскать Сэма Таннерсона и его товарищей и публично их повесить. Ты найдешь мне надежного свидетеля, который видел, как он покинул трактир "Семь цветов" с окровавленным ножом в руках. Подбери мне уличного мальчишку с честным лицом. Еще лучше - девочку. Короче говоря, кого-то, кто убедит судью, что Таннерсон и его дружки не стоят и веревки, на которой их повесят. Затем ты скажешь своей развеселой шайке, что становится слишком горячо для таких проделок и что первый же из твоих смышленых парней, которому придет в голову идея последовать примеру Сэма, будет незамедлительно повешен. Ты слышал меня, Брайан: если хоть один из твоих убийц высунется, повесь его лучше сам, до того как это сделаю я, иначе я покончу с тобой раз и навсегда.

- Уже пытались, - последовал ответ. - Однако Мошенники по-прежнему живехоньки.

Повисла долгая пауза. Наконец Джеймс произнес:

- Я все еще помню дорогу к "Мамане". Если я крикну, то прежде чем ты успеешь достать из сапога кинжал, ты будешь мертв, а спустя еще полчаса твоего Господина Ночи арестуют, а Господина Дня вытащат из постели и посадят под замок. "Маманю" оцепят, и с ней будет покончено еще до восхода солнца. Я прикажу схватить всех воров, известных моим агентам, и пусть даже поймать мне удастся только половину, этого будет вполне достаточно. Воры и нищие в Крондоре останутся, Брайан, но Мошенников здесь больше не будет.

- Тогда почему ты нас не прихлопнешь?

- Мне выгоднее было держать вас под наблюдением. Но, как я уже сказал, теперь мне кое-что потребуется. Мы оба понимаем, что раз я сижу в этой лавке и разговариваю с тобой, мне известно, кто является преемником Честнейшего; если я тебя убью, мне, возможно, придется потратить годы, чтобы найти нового главу для Гильдии воров.

Помолчав, Джеймс добавил:

- Забавно, что я тебя вычислил благодаря тому, что мы чертовски похожи.

В ответ раздался протяжный вздох.

- Я часто думал об этом. Ты считаешь, что мы родственники?

- У меня есть одна гипотеза, - сказал Джеймс, но в детали вдаваться не пожелал. - Просто, ради нас с тобой, держи своих животных на коротком поводке. Можете себе позволить несколько скромных грабежей или вымогательство, похищение каких-нибудь товаров из порта, подкуп таможенников. У меня, возможно, даже будет для вас работа, которая гарантирует тебе и твоему братству оборванцев определенный доход - нечто вроде комиссионных, - но массовым преступлениям пора положить конец и убийства надо сегодня же прекратить; если мне придется начать войну, я ее начну. Ясно?

- Я все еще не убежден, но обещаю подумать.

Джеймс рассмеялся, но Ру показалось, что в смехе герцога звучит горечь.

- Подумать? Это вряд ли. Либо ты согласишься немедленно, либо не выйдешь отсюда живым.

- Выбор небогатый, - раздраженно ответил его собеседник. Было понятно, что он с трудом держит себя в руках.

Ру огляделся вокруг. Этот разговор продолжался всего несколько минут, но ему казалось, что он подслушивает уже несколько часов. На улице все выглядело поразительно обычным, хотя он знал, что два десятка людей принца находятся на расстоянии ста футов от того места, где стоят они с де Лонгвилем.

- Ты должен понять, - сказал Джеймс, - что, когда я говорю, что Крондор должен стать спокойным и богатым, мною движет вовсе не желание заработать побольше денег для кучки купцов или обеспечить исправную выплату повышенных налогов - вообще-то говоря, это тоже было бы неплохо, - просто от этого зависит безопасность моего города. Больше ничего я не скажу, но ты учти: если я получу приказ тебя уничтожить, то выполню его с наслаждением. Мы достигли взаимопонимания?

- Да, - сказал купец. Вего голосе звучали и гнев, и смирение.

- Тогда позволь сообщить тебе и хорошие новости. - Слова герцога сопровождались звуком отодвигаемого стула. - Через десять минут после моего ухода дверь в одну из твоих лазеек - ту, что ведет в канализационный коллектор, - останется открытой. Один я знаю, кто ты такой. Смени личину, а когда остынешь и обдумаешь мои слова, дай мне знать. Если ты меня понял верно, тогда тебе достаточно шепнуть, что Прозорливец исчез, а Честнейший вернулся; скажи своим Господам Дня и Ночи, что таким образом ты хочешь внушить властям, будто им удалось тебя изгнать. Если я не получу от тебя известия в течение суток, это будет означать, что либо тебя предали твои люди, либо ты не воспринял мое предупреждение всерьез. В любом случае Мошенникам следует тщательнейшим образом подготовиться к войне.

После нескольких секунд многозначительного молчания Джеймс произнес:

- Хорошо. Думаю, что если бы я оказался на твоем месте, то в первое мгновение я бы тоже потянулся за кинжалом, но все же я знал, что ты не станешь его применять. Дурак не смог бы руководить Мошенниками.

- Ты был на волосок от гибели.

- Тебя бы уже не было в живых, поверь мне. Ну а теперь, как я и говорил, у тебя есть десять минут, чтобы смыться. Отправляйся в "Маманю" и реши, какую внешность тебе хотелось бы иметь; те мои агенты, что знают тебя в лицо, не знают, кто ты есть на самом деле. Они знают только, что ты купец, за которым я установил слежку. Некоторые считают, что ты агент Великого Кеша или другого враждебного нам государства. Те, кому известны твоя репутация и твои деяния, не знают, как ты выглядишь. Я сам в душе достаточно Мошенник, чтобы оказать тебе такую милость. Но я всегда смогу тебя найти. Никогда ни на минуту не сомневайся в этом, Лайл, - я всегда повторяю эти слова, когда думаю о тебе.

- Я не сомневаюсь ни на мгновение, Джимми Рука. Только скажи мне еще одну вещь.

- Какую?

- Правда ли все то, что о тебе рассказывают?

Послышался иронический смех.

- Даже не полуправда, Лайл. Я был хороший вор - лучше, чем сам о себе думал, хотя вполовину хуже, чем говорил другим. Но мне удавалось то, чего ни один Мошенник даже не пытался сделать, не говоря уже о том, чтобы добиться успеха.

- Клянусь, это правда, - завистливо сказал Лайл. - Никто с этим спорить не станет; никогда не было другого вора, который поднялся бы до титула проклятого герцога и самого могущественного человека в Королевстве после самого короля.

- А теперь - где Таннерсон?

- Скорее всего ты найдешь его у шлюх у Сабеллы.

Де Лонгвиль повернулся и, свистнув в темноту, прошептал:

- У Сабеллы.

Фигура, которую Ру еще за мгновение до этого не видел, растворилась во мраке.

- Я знаю, где это, - сказал Джеймс. - А утром мне первым делом нужна свидетельница.

- Ты же понимаешь, что она умрет. Если какая-нибудь девчонка выдаст Таннерсона или любого другого из нас, я буду обязан отправить ей черную метку. Закон Мошенников тебе известен.

- Найди помоложе, - сказал Джеймс. - Если она будет недурна собой и умна, я поселю ее вдали от столицы, а может быть, даже пристрою в семейство какого-нибудь нобиля в качестве гувернантки. Впрочем, ты никогда не узнаешь об этом. И хорошо бы, чтобы она не успела погрязнуть в ваших делишках. - Он помолчал и добавил: - Ведь в конце концов, мне было четырнадцать лет, когда я встретил Аруту. И я этого не забыл.

- Это святая правда, Джимми, - сказал Лайл.

Внезапно дверь отворилась, и лорд Джеймс, по-прежнему закутанный в широкий плащ, спустился по ступенькам. На мгновение задержавшись около Робера, он спросил:

- Ты слышал?

- Слышал. Приказ уже отдан, - это было все, что ответил де Лонгвиль, и герцог Крондорский исчез в ночи. Через минуту улица опустела.

Ру взглянул на де Лонгвиля; тот поднял руку в знак того, что нужно ждать. Прошло минут десять. Неожиданно де Лонгвиль поднес ко рту два пальца и пронзительно свистнул. Из переулка примчалась группа солдат, а с противоположной стороны улицы прибежали Джедоу и Эрик.

Солдатам де Лонгвиль сказал:

- Войдите в это здание и арестуйте всех, кого там найдете. Конфискуйте все документы, опечатайте вход и не позволяйте никому входить в здание и выходить из него.

Ру, Джедоу и Эрику он сказал:

- Пойдете со мной.

- К Сабелле? - спросил Ру.

- Да. И если нам повезет, то твой друг Таннерсон окажет сопротивление при аресте.

- И что? - спросил Джедоу.

- У нас слишком долго не было хорошего оправдания, чтобы кого-нибудь убить, - пояснил де Лонгвиль.

В молчании они быстро двинулись в глубь Бедного квартала.

Ру шел сразу за де Лонгвилем. Публичный дом Сабеллы занимал целую треть квартала.

- Люди на месте? - шепотом спросил де Лонгвиль у человека, стоящего на углу.

- Ждем только вас, - был ответ. - По-моему, пару минут назад я видел кого-то вон там, на крыше, но, может, это была кошка. Все тихо.

Де Лонгвиль, едва различимый во мраке, кивнул:

- Пошли!

Они ворвались в публичный дом словно во вражеский лагерь. Вышибала даже не успел сделать попытки их остановить. Джедоу нанес ему сокрушительный удар, и парень упал на колени. Эрик ударил его еще раз, и вышибала потерял сознание.

Обогнав де Лонгвиля, Ру промчался мимо двух девиц, застывших с раскрытыми ртами. У лестницы дородная матрона еще только поворачивалась, чтобы посмотреть, что произошло у парадной двери, когда кинжал Ру оказался у ее подбородка.

- Таннерсон? - произнес он тихо, но в голосе его прозвучала угроза.

- Наверху, первая дверь справа, - прошептала она, побледнев.

- Если врешь, тебе смерть, - сказал Ру.

Тут она увидела Джедоу с Эриком и, впервые осознав, что ей грозит, сразу поправилась:

- Нет-нет, я хотела сказать: первая дверь слева!

Ру бросился наверх. Де Лонгвиль отставал от него лишь на шаг. Он обернулся и велел Эрику и Джедоу оставаться у лестницы. Когда де Лонгвиль повернулся назад, Ру был уже на верхней ступеньке. Подбежав к двери, Ру жестом показал де Лонгвилю, чтобы тот вышиб ее, а сам припал к полу.

Де Лонгвиль врезал ногой по двери, и Ру, пригнувшись, влетел в комнату с мечом на изготовку. Но он напрасно нервничал. Сэм Таннерсон лежал на кровати. Пустые глаза уставились в потолок, а из перерезанного горла струилась кровь.

- Что? - только и смог сказать де Лонгвиль, увидев эту картину.

Ру кинулся к открытому окну и выглянул наружу. Кто-то был здесь за несколько минут до их появления. Повернувшись, Ру внезапно расхохотался.

- Что тут смешного? - спросил Эрик, который уже поднялся наверх.

Ру показал на труп:

- Какая-то шлюха прикончила Таннерсона и, готов спорить, еще и свистнула мое золото.

Де Лонгвиль обыскал мертвеца.

- Ни кошелька, ни монет, - сказал он.

- Проклятие! - воскликнул Ру. - Значит, теперь все мое золото у какой-то шлюхи!

Де Лонгвиль выпрямился и взглянул на труп.

- Возможно. Но лучше нам отсюда уйти и поговорить обо всем где-нибудь в другом месте.

Ру кивнул, сунул меч в ножны и вслед за де Лонгвилем вышел из комнаты.

Девушка смотрела, как на противоположной стороне улицы люди, которые хотели схватить Таннерсона, выходят из дома, выгоняя оттуда картежников с первого этажа. Она была уверена, что никто не видел, как она выскочила из комнаты Таннерсона. Она взглянула на свои руки, ожидая, что они будут дрожать, и поразилась тому, как крепко ее пальцы держатся за карниз крыши, где она спряталась. До этого она никогда не убивала, но никто до сих пор не убивал и ее сестру. Холодная ярость, овладевшая ею после того, как она узнала об этом, не уменьшилась со смертью Таннерсона. Ничто не могло утолить ее месть, ибо ничто не могло вернуть ей сестру.

Потом волнение уступило место любопытству; ей захотелось узнать, кто эти люди. Не прошло и пяти минут, как она удрала из публичного дома, услышав на улице гневные голоса. Сумку с одеждой, чтобы сменить окровавленные штаны и рубашку, она заранее спрятала за трубой на крыше здания напротив публичного дома, который Таннерсон использовал в качестве своей штаб-квартиры. Решив отомстить за Бетси, она поклялась, что либо ей, либо Таннерсону сегодня ночью суждено умереть.

В "Сабеллу" она проникла легко; подкупить проститутку, чтобы та провела ее в комнату Таннерсона и шепнула ему, что кто-то специально ждет его в той комнате, тоже оказалось нетрудно. Шлюшка, по своей прирожденной глупости, думала лишь о том, как бы Сабелла не отняла у нее кошелек, полный золота. Она будет молчать.

В первые минуты после бегства страх едва не парализовал девушку. Она была слишком ошеломлена, чтобы двигаться. Наконец она сняла с себя испачканную кровью одежду и уже хотела удрать, но внизу, на улице, появились прохожие, и это ее удержало. Внезапно на нее навалилась усталость, и она задремала - на минуту или на час, она и сама не могла бы сказать, - а затем было нападение.

Теперь усталость вытеснил страх: если люди, ворвавшиеся в "Сабеллу", посланы Господином Ночи, ей конец. Одно дело, если на тебя охотится Городская стража, и совсем другое, если это Мошенники. Едва она подумала об этом, ею овладело единственное желание: сбежать как можно дальше - в Ла-Мут или даже в Империю Кеша.

Она поползла по крыше туда, где оставила веревку. Отбросив в сторону сумку, в которой раньше находились ее обычные штаны, рубашка, жилет, кинжал и башмаки, а теперь лежали окровавленный нож и испачканные в крови рубашка и брюки, она заглянула через карниз.

Мимо здания, на крыше которого она пряталась, прошли последние двое мужчин; она переползла к другому концу крыши и оттуда увидела остальных. Они уходили. Девушка уселась на корточки и задумалась. Никто из этих людей не был ей даже отдаленно знаком, а если бы это были Мошенники, она узнала хотя бы одного. Те, кто ворвался в "Сабеллу", без сомнения, были людьми принца, ибо больше никто в этом городе не сумел бы устроить такую облаву, тем более с участием людей, умеющих появляться и исчезать в темноте, как лучшие из Мошенников.

Наверняка это какой-то особый отряд принца.

"Но что им понадобилось от Таннерсона и его банды убийц?" - подумала девушка. Ей не хватало опыта, но она была умна и любознательна. Прикинув на глаз расстояние до следующей крыши, она разбежалась и ловко прыгнула на нее, а потом тем же путем продолжила путешествие по "воровской дороге", следуя за людьми, которые шли внизу. Когда квартал кончился, она начала отставать, но быстро нашла водосточную трубу и спустилась на землю.

В этот час улицы были почти пусты, и потому, чтобы привлекать меньше внимания, она старалась держаться темных мест. Дважды она замечала часовых, выставленных для того, чтобы не допустить преследования, и, дождавшись, пока они уйдут, продолжала свой путь.

До самого рассвета она шла по пятам. Они путали след и сделали все, чтобы избежать преследования, но она не теряла головы, не спешила и в конце концов убедилась, что они направляются прямо к дворцу.

Остановившись, она огляделась. Улицы казались пустыми, но отчего-то ей внезапно захотелось броситься наутек. На нее снова навалилась усталость, а меньше чем через два часа она была обязана предстать перед Господином Дня. Она была карманницей, и стоило ей хотя бы день не поработать, как ее постигало наказание, правда, не слишком суровое: брань или оплеуха. Но после убийства Таннерсона нельзя было ничем привлекать к себе ненужное внимание.

Таннерсон был жесток, и друзей у него было мало; зато он имел много сторонников и сумел стать главарем той группы Мошенников, члены которой именовались "убийцами" и занимались вооруженным грабежом и вымогательством под видом "покровительства". Проницательный и его приближенные, Господин Дня и Господин Ночи, закрывали на это глаза, поскольку имели с этого хорошую прибыль. Маленькое царство Таннерсона, терроризировавшего торговцев в районе порта и в Бедном квартале, принесло вдвое больше денег, чем то, что было выручено гильдией за "покровительство" в прошлом году.

Но если бы она сумела подробно рассказать о людях, за которыми сейчас следила, ей бы удалось отвести от себя подозрения. Надо полагать, Проницательного больше беспокоит работа секретной службы принца, чем проделки какой-то девчонки-карманницы. Она даже могла бы представить все в таком свете, что это именно люди принца перерезали Таннерсону глотку.

То ли от усталости, то ли от переживаний, внимание девушки притупилось. Она даже не заметила, как рядом с ней возник какой-то человек, а когда попыталась бежать, было уже поздно. Она выхватила кинжал, но мужская рука вцепилась в ее запястье железной хваткой. Она взглянула в синие глаза мужчины, и тотчас же его вторая рука заставила ее застыть в неподвижности. Такого могучего человека она еще никогда не встречала, и как она ни извивалась, освободиться не сумела. А он оказался еще и проворен: когда она попыталась ударить его ногой в пах, он легко увернулся, и ее удар пришелся ему в бедро, твердое, как деревяшка.

Тут подбежали другие и окружили ее.

- Что тут такое? - спросил приземистый мужчина с уродливой физиономией, оглядев ее с ног до головы, и вынул из ее онемевшей руки кинжал.

Еще один, которого она не успела рассмотреть, сказал:

- Это она шла за нами.

- Кто ты, девочка? - спросил Робер де Лонгвиль.

- Мне кажется, у нее на руках кровь, - сказал тот, кто держал ее.

Вспыхнул фонарь, и девушка наконец разглядела лица окруживших ее людей. Тот, кто ее поймал, был еще почти мальчик, приблизительно ее возраста. И хотя его меч был длиной с ее ногу, в лице было что-то мальчишеское. Однако в его глазах она заметила выражение, от которого ей стало не по себе.

Приземистый мужчина, который, видно, был у них за главного, поглядел на ее руки:

- У тебя зоркие глаза, Эрик. Она пыталась стереть кровь, но не нашла, чем ее смыть. - Он повернулся к одному из своих товарищей: - Возвращайся к "Сабелле" и обшарь все крыши и закоулки. Уверен, ты найдешь там ее оружие и одежду, которая была на ней, когда она убила Таннерсона. Бросить все это в море у нее не было времени.

Парень, который был еще ниже, чем командир, и очень худой, но жилистый, приблизил к ней лицо:

- Что ты сделала с моим золотом?

Вместо ответа девушка фыркнула ему в лицо. Ру хотел ее ударить, но де Лонгвиль его остановил.

- Светает, и скоро здесь будет слишком людно, - сказал он. - Тащи ее прямо во дворец, Эрик. Там и допросим.

Девушка решила, что пора принимать активные меры. Она завопила что есть мочи, в расчете, что силач, который ее держит, от неожиданности ослабит хватку. Однако добилась она лишь того, что широкая ладонь зажала ей рот.

- Еще раз раскроешь пасть, и я заткну ее дубинкой, - лениво проговорил командир. - Я не собираюсь с тобой нянчиться.

Увидев, что кто-то, разбуженный ее криком, зажег лампу, а из соседнего переулка выглянули два оборванца, девушка поняла, что достигла своей цели. Еще до того, как ее приведут во дворец. Господин Дня узнает, что воровка по имени Китти попалась, и у нее будет сносное объяснение, почему она не явилась сегодня на сбор в "Маманю". А к тому времени, когда ее отпустят, она придумает более выгодное для себя объяснение.

Парень по имени Эрик потащил ее по предрассветным улицам, и девушка внесла поправку в свою последнюю мысль: если она вообще вернется в "Маманю".

Ближе ко дворцу все повеселели, за исключением Ру, который желал знать, где его золото. Он кипел от возмущения и с подозрением поглядывал на девушку.

Во дворец они вошли через малые ворота и в молчании спустились на нижние этажи. Де Лонгвиль велел уйти всем, кроме Эрика, Ру, Дункана и Джедоу.

В камере для допросов Эрик отпустил Китти. Со стен свисали кандалы, и если бы у девушки было время рассмотреть их как следует, она бы увидела, что они заржавели от того, что ими давно уже не пользовались. Но она съежилась, как попавший в ловушку зверек, и не смотрела по сторонам.

- Крепкая, правда? - спросил де Лонгвиль.

- Где мое золото? - потребовал Ру.

- Какое золото? - не поняла девушка.

- Хватит! - оборвал их де Лонгвиль. - Как нам тебя называть? - спросил он у воровки.

- Как хотите, - огрызнулась она. - Какая разница?

- Ты спутала нам все карты, девочка, - сказал де Лонгвиль. Он сделал знак, и Джедоу принес маленькую табуретку. Де Лонгвиль со вздохом уселся. - Я устал. Это была длинная ночь, и произошло многое, что мне совсем не нравится. И меньше всего меня радует, что ты убила человека, которого я собирался утром повесить. Не знаю, за что ты прирезала Таннерсона, но он был мне нужен для публичной казни. - Он посмотрел на своих людей, стоящих у стены: - Нам необходимо кого-нибудь вздернуть.

- Может быть, нарядим ее в мужскую одежду и обрежем ей волосы? - предложил Джедоу.

Если девушка и сообразила, что это значит, то ничем этого не показала. Она просто оглядывала мужчин, одного за другим, очень внимательно, словно запоминала их лица, чтобы потом отомстить.

- Он убил мою сестру, - наконец произнесла она.

- Кем была твоя сестра? - спросил де Лонгвиль.

- Служанкой... проституткой в "Семи цветах". Ее звали Бетси.

Ру покраснел. Теперь он увидел сходство, хотя эта девушка была намного красивее своей сестры. Он смутился; ему не хотелось, чтобы эта девушка узнала, что он был с ее сестрой перед тем, как ее убили.

- Так как твое имя? - снова спросил де Лонгвиль.

- Кэтрин, - услышали они голос позади себя, и, обернувшись, Ру увидел у двери лорда Джеймса. - Карманница. - Обойдя де Лонгвиля, он подошел к девушке и посмотрел ей в лицо. - Они зовут тебя Китти, не так ли?

Девушка кивнула. Остальных она просто боялась, но это были обычные люди, хотя, несомненно, опасные. А этот человек был одет как нобиль и говорил так, словно ждал, что ему будут повиноваться. Еще раз вглядевшись в ее лицо, он сказал:

- Я знал твою бабушку.

На мгновение Китти смутилась. Потом глаза ее стали круглыми, и она побледнела.

- Боги и демоны, вы - "кровавый" герцог?

Джеймс кивнул и повернулся к де Лонгвилю:

- Как ты поймал эту рыбку?

Де Лонгвиль объяснил, что один из его людей, находившихся в арьергарде, заметил ее, когда она спускалась по водосточной трубе, дал знать, что их преследуют, и тогда для нее была приготовлена западня.

- Я просто поставил Эрика в тень. Она проходила мимо, и он ее схватил, - закончил де Лонгвиль.

Он встал и предложил герцогу свою табуретку.

- Расскажи поточнее о том, что произошло, - спокойно сказал Джеймс, усевшись.

Китти рассказала, как узнала, что Таннерсон со своими убийцами зарезал ее сестру, и как ей удалось пробраться в его комнату. Она погасила лампу и легла на кровать. Когда Таннерсон вошел, он увидел красивую девушку, и пока кинжал не вонзился в его горло, ничего не заподозрил.

Когда он упал на кровать, она выбралась из-под трупа и убежала через окно, перед этим попытавшись стереть кровь с одежды и рук.

- Так ты не забрала у него золото? - перебил ее Ру.

- У него не было кошелька, - сказала она. - По крайней мере я так думаю; у меня не было времени посмотреть.

Ру выругался.

- Кто-то услышал, как ты убежала, заглянул в комнату и взял золото.

- А как же запертая дверь? - спросил де Лонгвиль.

- Нередко бывает, что замки оказываются не такими надежными, как полагают, - сказал герцог Джеймс. - Твое золото, Ру, вероятно, взял один из служителей. Он знал, как сделать так, чтобы в тот момент, когда дверь закрылась, замок защелкнулся. Появись вы пятью минутами раньше, вор был бы пойман с поличным. Теперь мы можем привязать каждого в этом притоне к вертелу и поджаривать его на медленном огне, но золота не найдем.

Ру снова выругался, а Джеймс повернулся к девушке.

- Ты создаешь нам определенные трудности, Китти. Мы с Проницательным пришли к соглашению относительно Таннерсона и его товарищей, а ты ухитрилась все испортить. - Он потер подбородок. - Ну что ж, твоя карьера у Мошенников завершилась.

- Что вы хотите делать? - спросила она севшим от страха голосом.

- Дать тебе другую работу, - ответил Джеймс. Он встал и сказал де Лонгвилю: - Нам нужны женщины в качестве соглядатаев, Бобби. Но подержи ее некоторое время на коротком поводке. Если она окажется ненадежной, ее всегда можно будет убить.

Он вышел из комнаты, а де Лонгвиль подошел к Китти и взял ее за подбородок.

- Под слоем грязи ты довольно хорошенькая, - сказал он.

- Хотите позабавиться, а? - спросила она с вызовом.

- А что, если так? - жестко ответил Робер. Он притянул ее к себе и быстро поцеловал, но при этом внимательно следил за выражением ее лица.

Она отпрянула.

- Ладно, вы будете не первым, кто ко мне пристает, - спокойно сказала она. - Меня использовали чуть ли не с детства, и мне все равно. Разница между теми, кто тебя лапает, невелика.

Отойдя на шаг, она сбросила жилет. Затем расстегнула рубашку, сняла ее, а за ней - штаны и башмаки.

Де Лонгвиль обернулся к остальным и махнул им рукой, чтобы они уходили. Некоторое время он рассматривал девушку. У нее было гибкое тело, маленькая грудь, узкие бедра, длинная шея и большие глаза.

- Да, ты достаточно симпатична. А теперь одевайся, - сказал он, отворачиваясь. - Я пришлю тебе поесть. Пока отдыхай, а попозже мы поговорим более подробно. И запомни: отныне ты работаешь на меня, и если понадобится, я перережу тебе глотку с таким же удовольствием, с каким затащил бы тебя к себе в постель.

Не оглядываясь, он вышел из камеры, закрыл за собой дверь и запер ее. В коридоре его ждали остальные. Де Лонгвиль сказал Эрику и Джедоу:

- Возвращайтесь к себе на квартиру и немного поспите. Через пару часов вы мне понадобитесь. После бегства Проницательного и смерти Таннерсона в городе могут начаться веселые события.

Когда они ушли, он повернулся к Дункану и Ру:

- Как же быть с вами?

Ру поглядел на Дункана. Тот пожал плечами.

- Полагаю, нам тоже придется искать работу, - сказал Ру.

- У меня по-прежнему есть для тебя работа, - сказал де Лонгвиль.

- Спасибо, но если я отступлюсь после первой же неудачи, какой из меня купец?

- Верно, - заметил Робер. - Ладно, ищите сами свой путь. Если хотите, можете поесть в столовой за счет принца. - Он направился к выходу. - Примите мои наилучшие пожелания. Но если измените свое мнение, вы знаете, где меня найти.

Дождавшись, когда де Лонгвиль отойдет подальше, Дункан спросил:

- Так что же мы собираемся делать?

Ру громко и продолжительно вздохнул.

- Понятия не имею. - Он кивнул в сторону солдатской столовой. - Но если уж искать работу, то по крайней мере с полным желудком.

Глава 6 В КОФЕЙНЕ БАРРЕТА

Ру отскочил в сторону.

Официант, выходя из кухни кофейни Баррета, ловко отклонился и пропустил Ру. Войдя в кухню, Ру поставил свой поднос и сделал заказ. Хаос, царивший на кухне, резко контрастировал со спокойствием, господствовавшим в общем зале и за столиками на втором этаже. Высокие двойные дубовые двери защищали биржевиков и коммерсантов, которые вполголоса говорили о делах, от постороннего шума.

Ру искал работу почти неделю, прежде чем подумал о Баррете. Купцы, к которым он обращался, отнеслись к бедно одетому солдату не слишком любезно, и ни один из них не пожелал принять его хотя бы в качестве самого младшего партнера, пока он не внесет значительную сумму. Обещания усердно работать и сохранять верность партнерам производили на этих людей куда меньшее впечатление, чем золото.

У большинства купцов были сыновья или приказчики, и только немногие могли предложить работу, и притом лишь в качестве охранника или слуги. Ру был близок к отчаянию, но тут он вспомнил молодого официанта в кофейне Баррета по имени Джейсон, который в свое время направил их с Эриком к торговцу лошадьми у городских ворот.

Ру отправился к Баррету, нашел управляющего, которого звали Хоэн, назвал имя Джейсона, и после короткой консультации с Себастьяном Лендером управляющий принял его на работу официантом с испытательным сроком.

Под руководством Джейсона Ру быстро научился лавировать между столиками. Ему нравился Джейсон, младший сын торговца, жившего в другой части города. Мак-Келлер, старший официант, велел Джейсону "ввести нового мальчика в курс дела". Ру не понравилось, что его назвали "мальчиком", но, подумав о возрасте Мак-Келлера, он пришел к выводу, что в его словах есть резон. Герцог Джеймс, в свою очередь, мог бы назвать "мальчиком" Мак-Келлера.

Джейсон оказался веселым и добродушным наставником; он не считал, что если Ру еще не знаком с порядками кофейни, то он глуп. Ру пригодился тот опыт, который он приобрел в детстве, помогая Эрику на постоялом дворе "Шилохвость", и он не чувствовал себя полным неумехой ни на кухне, ни в общем зале.

И все же у Баррета было много такого, с чем он столкнулся впервые. Прежде всего от него потребовали, чтобы он принес клятву на мощах из храма Сунг, Богини чистоты, что никогда никому не откроет то, что может невольно услышать, обслуживая посетителей. Затем ему выдали форму, состоящую из рубахи, брюк, передника и башмаков, и сообщили, что ее стоимость будет вычтена из его жалованья. После этого его привели в кухню и познакомили с разнообразнейшими сортами кофе, чая, выпечки и блюд, подававшихся клиентам Баррета утром, днем и вечером.

Ру запомнил сколько смог, решив, что остальное будет узнавать по мере необходимости. Организованный хаос, царивший в кофейне в послеобеденное время, чем-то напоминал ему поле боя. Каждый официант получал заказ, при этом должен был не только запомнить все, что желает посетитель, но и к какому столику нужно вернуться и что подать каждому джентльмену или нобилю. Как правило, заказывали кофе, иногда со сладкой булочкой, но часто также заказывали завтрак или обед. Ужинали у Баррета редко, поскольку большинство деловых людей предпочитали по вечерам есть дома, в кругу семьи, но иногда деловые переговоры затягивались до позднего вечера, и тогда официантам и поварам приходилось работать два-три часа после захода солнца, пока не уходил последний посетитель. У Баррета существовал обычаи, в соответствии с которым двери в кофейню оставались открытыми до тех пор, пока в ней находился хоть один посетитель, а бывало - в те годы, когда на Королевство обрушивался финансовый кризис, - кофейня работала круглосуточно, причем официанты должны были постоянно быть готовыми подойти по первому зову обезумевших коммерсантов и нобилей, толпившихся в общем зале.

- Твой заказ готов, - сказал повар.

Ру взял поднос со стойки, дважды проверил, все ли в порядке, и направился к двери. Он выждал секунду, желая убедиться, что легкое качание двери было вызвано тем, что через нее только что прошел другой официант, а не тем, что какой-нибудь дурак забыл, в какую дверь надо входить, - Ру объяснили, что всегда следует держаться правой стороны. По словам Джейсона, самую большую проблему создавали посетители, которые иногда по ошибке принимали кухонную дверь за дверь, ведущую в уборную или на улицу.

Оказавшись у двери, Ру повернулся и прошел через нее задом наперед, как будто проделывал это много лет подряд, и грациозно вплыл в общий зал. Лишь рефлекс воина помог ему избежать столкновения с каким-то посетителем, который неожиданно решил пересечь проход прямо перед его носом.

- Извините, сэр, - пропел Ру, хотя сказать ему хотелось совсем другое: "Смотри, куда идешь, куриные мозги!"

Он выдавил из себя улыбку.

Джейсон объяснил Ру, что его жалованье совсем невелико и главный источник дохода официанта - это чаевые. Если дела у клиента шли особенно хорошо, то за быстрое, умелое, любезное и веселое обслуживание официант мог получить в день столько, сколько он обычно зарабатывал за неделю. Случалось, один-единственный стол давал официанту такой доход, что он мог вложить его в какое-нибудь предприятие.

Ру, как новенькому, досталось обслуживать самую бедную секцию общего зала. Он жадно глядел наверх, на галерею, где собирались негоцианты, маклеры и члены акционерных обществ. Среди них было несколько блестящих молодых людей, начинавших деловую карьеру с должности официанта у Баррета. Искатели кладов на далеких побережьях, возможно, обогащались быстрее, но по напряженности и продуктивности работа Ру не уступала поискам сокровищ.

Ру ловко поставил перед каждым из дельцов его заказ, а они тем временем продолжали что-то обсуждать, не обращая на него внимания. Он услышал достаточно, чтобы понять, что их больше волновала внебрачная связь жены одного из компаньонов, чем деловые проблемы, и он утратил к их разговору всякий интерес. Сверх платы за кофе и булочки на его поднос была брошена лишь одна медная монетка, и Ру, кивнув, отошел от стола.

Он прошел через свою секцию, вежливо спрашивая у посетителей, не нужно ли им чего-нибудь, и, не получив новых заказов, встал на виду у всех, готовый подойти по первому зову.

Оказавшись на несколько минут предоставленным самому себе, он оглядел зал, запоминая лица и имена. Отчего-то его не оставляла уверенность, что когда-нибудь это ему пригодится. С дальнего конца зала кто-то махнул ему рукой. Это был другой официант, Курт, верзила с отвратительным характером, бич многих молодых официантов. К тому же он был подлиза, сумевший убедить и Хоэна, и Мак-Келлера, что он опытный и приятный официант, хотя это было не так. Он ухитрялся сваливать на молодых официантов всю грязную работу, которую ему не хотелось выполнять. Ру удивляло, как этот грубиян смог занять у Баррета такое высокое положение.

Ру не стал обращать внимания на его знаки, и в конце концов Курту пришлось самому к нему подойти. Чтобы угодить своим патронам, он натянуто улыбнулся Ру. Не будь у него такой подловатой улыбки, этот парень мог бы сойти за красавчика, подумал Ру.

- Я же тебе машу, - прошипел Курт сквозь стиснутые зубы.

- Я заметил, - не глядя на него, ответил Ру. Он продолжал следить за посетителями своей секции.

- Почему не подошел? - спросил Курт угрожающим тоном.

- Когда я в последний раз на тебя посмотрел, ты не заплатил мне жалованья, - ответил Ру, направляясь к посетителю, который только что бросил ему медную монету. Ни о чем не спрашивая, он ловко долил кофе в его полупустую чашку, и два коммерсанта, сидевшие за столом, почти не обратили на него внимания.

Когда Ру повернулся, Курт положил ему на плечо руку.

- Я бы не советовал тебе прикасаться ко мне, - покосившись на нее, сказал Ру.

- А что будет? - чуть ли не зарычав, тихо спросил Курт.

- Лучше тебе не стараться это узнать, - холодно ответил Ру.

- Я лопал на завтрак и более крупных людей, чем ты, - заметил Курт.

- Не сомневаюсь, - сказал Ру. - Но твоя личная жизнь меня не интересует. - Он понизил голос: - А теперь убери руку с моего плеча.

- Ты не стоишь того, чтобы из-за тебя устраивать скандал на работе, - сказал Курт, убирая руку. - Но помни, что я тебя не забуду.

- Если все же забудешь, я бываю здесь каждый день, - ответил Ру. - И скажи наконец, чего ты от меня хотел.

- Перейди к дверям.

Ру взглянул на роскошные водяные часы, сделанные в Кеше. Они показывали часы и минуты при помощи столбика синей воды, капавшей с определенной скоростью в прозрачную трубку со шкалой. Одна из функций Ру заключалась в том, чтобы на рассвете приходить в общий зал и щелкать по особому клапану. Клапан приводил в действие насос, который поднимал воду в сосуд, расположенный сверху; в этот момент вода начинала капать из второго сосуда, так что часы всегда были точны. Ру не совсем понимал, почему для всех этих деловых людей так важно знать, сколько времени, но его восхищали и само устройство, и возможность, посмотрев в центр зала, определить время.

- Почему я должен переходить? - спросил он, поворачивая к кухне. Курт шел за ним. - До смены еще целый час.

- Идет дождь, - ответил Курт с самодовольной улыбкой, зачесывая свои темные волосы со лба назад и поднимая поднос. - Убирать грязь всегда полагается новичкам.

- Что ж, справедливо, - сказал Ру. На самом деле он так не считал, но не собирался доставлять Курту удовольствие своим унылым видом. Положив поднос и чистую одежду на свою полку, он быстро вышел из кухни и пересек общий зал, направляясь к дверям.

Там его уже ждал Джейсон. Выглянув наружу, Ру увидел, что тропический шторм, зародившийся в Кеше и пересекший Горькое море, чудовищным ливнем обрушился на Город принца.

В углу уже лежала куча мокрых тряпок.

- Надо постараться сохранить в чистоте пол перед решеткой, тогда нам не придется мыть полы во всей кофейне, - сказал Джейсон.

Ру кивнул. Бросив ему тряпку, Джейсон встал на колени и принялся тереть пол. Ру тоже взялся за тряпку и почувствовал, что ему предстоит долгое, безрадостное утро.

После того как они вымыли пол у входа в четвертый раз, из-за угла вылетел большой экипаж и промчался всего в нескольких футах от дверей кофейни. Брызги грязи едва не попали на башмаки Ру. Он тут же снова встал на колени и подтер грязь. Дождь продолжал монотонно барабанить, и брызги то и дело попадали на деревянный пол, но большая часть вестибюля все же была чистой.

Джейсон кинул Ру свежую тряпку:

- Давай работай.

- Спасибо, - поймав ее, ответил Ру. - Похоже, это бесполезно, - добавил он, кивнув в сторону открытой двери. Дождь усилился, перерастая в настоящую бурю, и теперь мог зарядить на несколько дней. Улицы превратились в грязные реки, и каждый новый посетитель оставлял на деревянном полу вестибюля все больше темно-коричневой жижи.

- Только представь себе, что бы тут творилось, если бы нас не было, - сказал Джейсон.

- А кроме мытья полов, нам полагается что-нибудь делать? - спросил Ру.

- Ну, мм должны помогать клиентам вылезать из карет. Если карета остановится с твоей стороны, первым делом смотри, сидит ли на запятках лакей. Если лакея нет, открывай дверцу экипажа. Если там есть одна из этих новых складных подножек, опусти ее. Если подножки нет, возьми этот ящик и отнеси его к карете. - Он указал на маленький деревянный ящик, стоявший в углу рядом с большим металлическим тазом, в котором лежала гора грязных полотенец.

В этот момент перед кофейней остановилась карета, и Ру взглянул на Джейсона. Тот кивнул. Поскольку это был наемный экипаж, лакея не было, не видно было и ничего похожего на складную подножку. Ру схватил ящик и, не обращая внимания на дождь, поставил его под дверцей, а затем потянул за ручку, как его учили. Открыв дверцу, он подождал, пока из кареты выберется пожилой джентльмен. Тот сразу же скрылся в вестибюле, сулившем относительный уют.

Едва Ру успел поднять ящик и отойти на шаг, как карета тронулась. Он вошел в кофейню как раз вовремя, чтобы услышать, как Мак-Келлер приветствует только что явившегося посетителя:

- Доброго вам утра, господин Эстербрук.

Ру поставил ящик в поддон, чтобы с него стекла вода, а Джейсон стер грязь с ботинок господина Эстербрука, после чего клиент прошествовал в святая святых Баррета - в его кабинет.

- Это Джекоб Эстербрук? - спросил Ру.

Джейсон кивнул:

- Ты его знаешь?

- Видел его фургоны. Они все время проезжают через Равенсбург.

- Он один из богатейших людей Крондора, - словно великую тайну, сообщил Джейсон, когда они закончили мыть пол. - И у него изумительная дочь.

- В каком смысле? - спросил Ру, отбрасывая грязную тряпку.

Джейсон был среднего роста, немного веснушчатый, с белоснежной кожей и каштановыми волосами, то есть, по мнению Ру, обладал ничем не примечательной внешностью, но ответ его прозвучал чрезвычайно выразительно:

- Что я могу сказать? Она - самая прекрасная девушка, какую я видел в своей жизни.

Ру ухмыльнулся:

- У вас любовь?

- Нет, - покраснев, ответил Джейсон. - Я хочу сказать, что если бы я смог найти женщину, которая так выглядит и которая взглянет на меня второй раз, то весь остаток моей жизни я платил бы десятину Рутии, Богине удачи. Я уверен, что она собирается выйти замуж за какого-нибудь очень богатого человека или за нобиля. Это просто...

- Ты о ней грезишь, - прокомментировал Ру.

Джейсон пожал плечами. Поглядев на ноги Ру, он сказал с укоризной:

- Башмаки.

Посмотрев вниз, Ру увидел, что наследил в том месте, где они только что мыли, и поморщился. Вынув тряпку из металлического таза, он вытер сначала свои башмаки, потом грязь с пола.

- Когда все время ходишь босиком, не придаешь этому значения.

Джейсон кивнул:

- Наверно.

- А теперь вернемся к этой удивительной...

- Сильвии. Сильвии Эстербрук.

- Да, Сильвия. Когда ты ее видел?

- Она иногда заезжает сюда с отцом по пути в магазин. Они живут на краю города, возле Дороги Принца, в большом особняке.

Ру пожал плечами. Он знал, что в Крондоре Королевский тракт называли Дорогой Принца, и когда они с Эриком впервые отправились в Крондор, он ехал по этой дороге, хотя тогда они свернули с тракта и пробирались лесом. После этого он ездил только по южной дороге в лагерь, где учился солдатскому ремеслу, и потому никогда не видел поместья, о котором говорил Джейсон.

- Как она выглядит?

- У нее изумительные синие глаза и светлые волосы, цветом напоминающие тусклое золото.

- Синие, не зеленые? И волосы светлые? - спросил Ру.

- Синие глаза, светлые волосы, - подтвердил Джейсон. - А что такое?

- Просто проверил. Однажды я встретил по-настоящему красивую женщину, и она меня чуть не убила. Но у нее были зеленые глаза и темные волосы. Не важно, продолжай.

- Больше нечего рассказывать. Она приезжает с отцом и уходит вместе с ним. Но она мне улыбается и как-то раз даже выбрала минутку, чтобы поговорить со мной.

Ру засмеялся:

- Это уже кое-что.

Крики и стук колес большого фургона заставили Ру обернуться. Из-за угла показалась лошадь, такая усталая, старая и изможденная, каких Ру прежде никогда не видывал. На мгновение ему показалось, что она вот-вот войдет в здание. Треск дерева, когда колесо фургона въехало в дверь, утонул во взрыве ругательств, и они наконец увидели возчика.

Ру сразу понял, что он попытался обогнуть угол слишком резко, прижимая фургон к торцу здания. Судя по всему, этот человек вообще не имел понятия о том, как управлять фургоном.

Не обращая внимания на дождь, Ру встал перед лошадью, схватил ее за уздечку и заорал: "Тпру!"

Тощая кляча едва волочила ноги из-за глубокой грязи и с радостью выполнила команду.

- В чем дело? - осведомился возчик.

Ру поднял голову и увидел худощавого парня, вымокшего до нитки. С первого взгляда было ясно, что это матрос, поскольку он был бос, черен от загара и пьян в дымину. Лет ему было лишь немногим больше, чем Ру.

- Ложись в дрейф, приятель, - крикнул Ру, - иначе врежешься в берег.

- Прочь с дороги! - довольно воинственно прокричал в ответ матрос. - Ты не даешь мне проехать!

Ру обошел лошадь. Она тяжело дышала.

- Остынь, приятель, ты крепко засел. Ты знаешь, как заставить эту клячу попятиться?

Было ясно, что матрос не знал. Выругавшись, он спрыгнул на землю, но потерял равновесие и шлепнулся лицом в грязь. Ругаясь, он пытался встать, но каждый раз оскальзывался. Наконец ему это удалось.

- Будь проклят тот день, когда я согласился оказать своему другу услугу, - пробурчал он.

Ру посмотрел на перегруженный фургон, засевший по самые оси. Фургон был доверху забит ящиками, покрытыми парусиной.

- Зато твой друг не оказал тебе услуги, - сказал Ру. - Для такого груза нужны две лошади, а лучше - четыре.

- Что здесь происходит? - только сейчас обрел дар речи Джейсон.

Прежде чем Ру успел ответить, послышался громкий голос Курта:

- Да, Эйвери, что происходит?

- Даже слепому видно, что фургон въехал в нашу входную дверь, Курт, - огрызнулся Ру.

Ответом был нечленораздельный рык. Затем раздался голос Мак-Келлера:

- Что там у вас?

Ру подошел к порогу и заглянул внутрь. "Мак-Келлер и несколько официантов стояли чуть в глубине и пялились на лошадь, едва не оказавшуюся у них в гостях.

- Кучер пьян, сэр, - объяснил Ру.

- Пьяный или трезвый, пусть уберет отсюда свою клячу, - потребовал старший официант.

Ру заметил, как Курт ухмыльнулся, и, обернувшись, увидел, что матрос пошел прочь от фургона. Ру сделал три быстрых шага - настолько быстрых, насколько позволяла грязь, - догнал его и положил руку ему на плечо:

- Постой-ка, приятель!

- Я тебе не приятель, хвастун, но вообще-то ссориться не хочу. Купишь мне выпивку?

- Выпивка тебе нужна, как этой лошади еще один удар кнута, - сказал Ру. - Но, пьян ты или нет, ты должен убрать свой фургон от двери моего хозяина.

Матроса эти слова отчасти разозлили, но больше развеселили. Медленно, как человек, который пьян, но не хочет выглядеть пьяным, он проговорил:

- Дай-ка мне объяснить тебе, парень. Мой друг, которого зовут Тим Джекоби - мой закадычный друг с отроческих лет, которого я только сегодня встретил, - уговорил меня, что выгоднее быть кучером в заведении его отца, чем рисковать шкурой, нанимаясь в новый рейс.

Оглянувшись, Ру с тревогой увидел, что лошадь пытается опуститься на колени, то есть сделать невозможное, поскольку ее удерживали постромки.

- О боги! - воскликнул он и, схватив матроса за руку, потащил его обратно к фургону. - У нее колики!

- Отпусти! - крикнул, вырываясь, матрос. - Я не договорил!

- Зато лошадь договорила, - сказал Ру, снова толкая его к фургону.

- Так вот, - упираясь, бормотал матрос, - я должен был доставить этот фургон в фирму "Джекоби и Сыновья, грузовые перевозки" и получить за это деньги.

Лошадь жалобно заржала, и тут от двери донесся голос Мак-Келлера:

- Эйвери, сделайте что-нибудь! Посетителям это начинает надоедать.

В это время ноги у лошади подогнулись и она задрожала. Выхватив нож, Ру обрезал постромки, и, словно почувствовав свободу, лошадь с трудом выпрямила ноги, качнулась вперед и рухнула в грязь. Издав последний вздох, который прозвучал как вздох облегчения, она околела.

- Будь я проклят, - сказал матрос. - И что теперь?

- Дела - хуже некуда, - согласился Ру. Лошадь ухитрилась околеть на самом углу, так что теперь у посетителей было два пути, чтобы промокнуть и окунуться в грязь: вокруг грязного фургона или через дохлую лошадь.

- Джейсон, возьми остальных мальчиков и убери отсюда это животное и этот фургон, - сказал Мак-Келлер.

- Нет! - крикнул Ру.

- Что? - нахмурился Мак-Келлер.

- Я хотел сказать - не стал бы вам этого советовать, сэр.

- Почему? - спросил Мак-Келлер.

Ру показал большим пальцем на лошадь:

- Она была старая и больная, но это ломовая лошадь. Она весит четырнадцать сотен фунтов и ни унцией меньше. Все слуги вместе взятые не в силах вытащить ее из вязкой грязи. Да и фургон слишком тяжел, мы не сможем даже сдвинуть его.

- У тебя есть предложения? - спросил Мак-Келлер.

Глаза Ру сузились. Легкая улыбка скользнула по его лицу.

- Думаю, есть. - Он повернулся к матросу: - Отправляйся в фирму твоего приятеля и скажи ему, что, если он хочет получить обратно свой груз, пусть прибежит сюда и предъявит права на него.

- Пожалуй, я лучшевернусь в море, - сказал матрос. Он сунул руку в куртку и достал оттуда кожаный бумажник, набитый документами. - Можете взять это, сэр, - добавил он с пьяным полупоклоном.

- Если сбежишь, я сам тебя разыщу и убью, - сказал Ру, взяв бумажник. - Передай отцу своего друга, что его груз находится здесь, у Баррета; пусть спросит Ру Эйвери. А потом можешь утопиться в пиве, меня это не заботит.

Матрос ничего не сказал, но, когда Ру оттолкнул его, поплелся не к гавани.

- Джейсон!

- Да, Ру.

- Беги, найди живодеров. Нет, стой! Они потребуют денег. Беги в Бедный квартал и разыщи колбасника. Пусть забирает тушу. Живодеры все равно продадут мясо, - к чему платить посреднику?

Джейсон подбежал к Мак-Келлеру и, получив одобрение, выскочил под дождь и со всех ног кинулся в сторону Бедного квартала.

Быстро осмотрев фургон, Ру понял, что, не разгрузив, его не сдвинешь.

- Я сбегаю за грузчиками! - крикнул он Мак-Келлеру. - Этот фургон можно убрать только порожним.

- Прекрасно, - отозвался Мак-Келлер. - И как можно быстрее, Эйвери.

В прокатной конторе Гильдии грузчиков он увидел дюжину крепких парней. Они сидели вокруг камина и ждали работы. Ру подскочил к столику конторщика:

- Мне нужны восемь человек.

- А кто вы такой? - ледяным тоном спросил конторщик.

- Я служу у Баррета. У нас там фургон застрял в грязи перед самым входом. Его надо разгрузить, чтобы убрать.

При упоминании Баррета конторщик стал более приветлив:

- Сколько человек, вы сказали?

- Восемь ваших самых крепких парней.

Быстро отобрав восемь человек из двенадцати, конторщик заявил:

- В плохую погоду мы берем дополнительную плату.

Ру прищурился:

- Что? Эти нежные мальчики боятся промокнуть? Не пытайтесь меня ограбить, иначе я сообщу гильдейским мастерам о других махинациях, которые вы тут проворачивали. Я грузил и разгружал фургоны с тех пор, как стал доставать до их задней дверцы, так что не рассказывайте мне о гильдейских правилах.

На самом деле Ру понятия не имел ни о каких правилах, но мошенничество он чуял даже во сне. Служащий покраснел и, издав какой-то нечленораздельный звук, сказал:

- Теперь я вспоминаю, что, в сущности, это касается снега и льда, а не дождя. Простите, это недоразумение.

Ру привел грузчиков к фургону, откинул заднюю дверцу и потянул парусину.

- Проклятие!

Прямо перед ним лежал большой рулон прекрасного шелка, который, останься он неповрежденным, стоил бы столько, сколько Ру не заработал бы и за два года. Но цена испачканного и промокшего шелка была не выше цены домотканого полотна.

- Подожди здесь, - сказал Ру старшему грузчику и подошел к Мак-Келлеру, который по-прежнему стоял в дверях, окруженный официантами.

- Мне нужна большая скатерть, сэр.

- Зачем?

- Часть груза должна остаться сухой, и... - Ру огляделся и, увидев брошенный дом, примыкавший к кофейне, продолжал: - Можно сложить груз там, но у нас будет меньше неприятностей, если мы сохраним его в целости. Иначе нас могут обвинить в умышленном нанесении ущерба.

Вряд ли этот аргумент убедил бы хоть одного трактирщика в Крондоре пожертвовать скатертью, но заведение Баррета занималось, в частности, и хранением грузов. Мак-Келлер кивнул. Имея среди своих клиентов не одну дюжину стряпчих, он вовсе не желал представать перед судом местного магистрата.

- Принеси большую скатерть, - велел он Курту.

Курт, страдая от того, что вынужден помогать Ру, протолкался между завсегдатаями и через несколько минут вернулся с большой скатертью.

Ру прижал ее к груди и, согнувшись, бросился к фургону, стараясь не замочить скатерть. Сунув ее под парусину, он освободил две завязки и, одной рукой придерживая парусину, взобрался в заднюю часть фургона. Подозвав ближайшего грузчика, он приказал ему:

- Залезай сюда, но будь осторожен и ни к чему не прикасайся. Если на эту скатерть попадет хоть капля грязи, останешься без оплаты.

Грузчик слышал разговор в дверях и понял, что этот парень кое в чем разбирается; кроме того, в обязанности Гильдии грузчиков входила доставка товаров без повреждений. Поэтому он был осторожен, когда забирался в фургон.

- Держи парусину так, чтобы на шелк не упало ни капли, - велел Ру. Он развернул скатерть и, стараясь, чтобы грязь с его куртки не угодила на рулон, принялся заворачивать в нее шелк. На это ушло минут десять, а потом Ру велел грузчикам освобождать остальные завязки. Когда они сняли всю парусину, он приказал им завернуть в нее шелк, обернутый скатертью, и нести всю кипу в заброшенное здание. Сам Ру бежал впереди и поторапливал грузчиков.

На двери дома висел маленький замок. Ру не стал с ним возиться и просто ударил ногой. Замок уцелел, но четыре шурупа, на которых держалась щеколда, вылетели из гнезд, и дверь распахнулась.

Ру вошел внутрь. Поблекшее величие вестибюля произвело на него сильное впечатление. Широкая лестница вела на обнесенную перилами площадку второго этажа; со сводчатого потолка свисала огромная хрустальная люстра, настолько пыльная, что почти не блестела в тусклом свете уходящего дня.

Услышав за спиной шаги грузчиков, Ру опомнился. Он пересек вестибюль и открыл еще одну дверь. За ней оказалась настоящая гостиная, хотя и без меблировки; над гостиной проходила галерея. Здесь было сухо, и два больших окна в стене напротив двери были целы.

- Кладите сюда. - Ру указал на самую дальнюю от окон стену, боясь, что стекла все-таки вывалятся. Все его усилия будут напрасны, если шелк попортится. Грузчики положили завернутый в парусину рулон на пол. - Несите сюда и все остальное, - велел Ру.

Восьмерым мужчинам понадобилось меньше получаса, чтобы разгрузить фургон. Открыв бумажник, Ру, как и ожидал, обнаружил в нем список товаров, но с одной существенной деталью: шелк там не упоминался. Каждый ящик был опечатан, на каждом документе тоже красовалась внушительная печать. Но для королевской таможни этот шелк не существовал.

Подумав над этим, Ру, после того как в дом был поставлен последний ящик, приказал грузчикам перенести шелк в маленький чулан под лестницей.

Уходя, он закрепил щеколду, воткнув вылетевшие шурупы в прежние отверстия. Дверь фактически осталась незапертой, но случайный прохожий мог бы подумать, что замок цел.

К этому времени вернулся Джейсон с колбасником и десятком его подмастерьев. Такие бандитские рожи Ру видел только во время похода в Новиндус. Он подошел к Джейсону:

- Не забудь потом сказать, где ты нашел эту команду, чтобы я никогда не покупал там колбасу.

Джейсон скривился.

- Как только ты войдешь в его лавку, у тебя и так пропадет охота. - Глядя, как колбасник с подмастерьями орудуют длинными ножами, он добавил: - Я, кажется, вообще больше не стану есть колбасу, будь она хоть с королевского стола.

Полуобернувшись, колбасник крикнул:

- Тебе нужны копыта, шкура и кости?

- Бери все, - ответил Ру.

В этот момент его хлопнул по плечу старший грузчик:

- Ты должен нам восемь соверенов, - сказал он.

Ру хорошо знал, что торговаться не принято. Гильдейский конторщик мог сделать попытку выжать из него лишние деньги, но этот рабочий знал гильдейские расценки, и ни один купец в Королевстве не мог заставить гильдию снизить их даже на самую мелкую медную монету.

- Еще не все, - сказал Ру и жестом велел грузчикам подойти к фургону. - Оттащите его на двор позади здания, в которое перенесли груз.

- Мы - грузчики, а не лошади! - возмутился старший грузчик.

Ру мрачно взглянул на него:

- Я замерз, промок, и у меня нет настроения спорить. Если вы грузчики, так поднимите его и отнесите на руках. Больше мне ничего не надо, но пошевеливайтесь!

Взглянув на него, грузчик понял, что с этим низкорослым пареньком лучше не спорить. Бригада принялась за работу. Четверо взялись за постромки, а остальные подошли к задку фургона. Двое приготовились толкать его, а еще двое - крутить задние колеса руками. Помогая себе руганью, они вытащили фургон из грязи и покатили его по улице к проходу, который вел к заднему двору брошенного дома.

- Откуда ты узнал, что у этого дома есть задний двор? - спросил Джейсон.

Ру ухмыльнулся.

- Я обещал своему другу когда-нибудь купить это здание. Поэтому я там как следует все осмотрел. Его окружает чудесная аллея, на которую выходят окна гостиной. Чудесное место для цветника.

- Собираешься жениться на прекрасной даме? - с легкой насмешкой спросил Джейсон.

- Не знаю, - пожал плечами Ру. - Может, женюсь на той Сильвии Эстербрук, о которой ты так высоко отзывался.

Колбасник со своими подмастерьями закончил работу, и на земле перед кофейней остались лишь несколько обрезков кишок и шкуры.

- Дождь все это смоет, - заметил Ру.

Они с Джейсоном вернулись в кофейню. У входа их ждали грузчики.

- Ну? - крикнул старший. - Гоните монету!

Ру подвел их туда, где все еще стоял Мак-Келлер.

- Сэр, этим людям надо заплатить.

- Заплатить? - удивился старший официант. Похоже, когда Ру отправился за грузчиками, старик и не думал, что им придется платить.

- Это гильдейские грузчики, сэр.

Мак-Келлер едва заметно поморщился. Как и любой, кто занимался в Крондоре коммерцией, он понимал, что его дело не будет долго процветать, если у него возникнут разногласия с городскими гильдиями.

- Хорошо. Сколько?

- Десять золотых, сэр, - ответил Ру, прежде чем старший грузчик успел раскрыть рот.

- Десять! - воскликнул Мак-Келлер. Это превышало недельный заработок опытного ремесленника.

- Их восемь, сэр, и идет дождь.

Мак-Келлер молча достал из пояса большой кошелек, отсчитал десять монет и протянул их Ру.

Подойдя к грузчикам, Ру вручил старшему девять соверенов. Тот нахмурился:

- Этому старому простаку ты сказал...

- Мне известно, что я сказал ему, - понизив голос, ответил Ру. - Ты берешь девять, отдаешь своему гильдейскому грамотею восемь, и он возвращает тебе твою долю. Он не жалуется на то, что не знает о девятой монете, а ты обижаешься на десятую.

Грузчик кивнул и сунул деньги в карман.

- Понял, - сказал он. - Выпьем за тебя вечером. Ру вернулся ко входу в кофейню. Ветер усилился, и весь пол был покрыт грязью и водой. Джейсон вытирал полотенцем мокрые волосы.

- Давайте-ка прикроем ставни и уж потом уберем грязь, - сказал Мак-Келлер. Он подозвал к себе Курта и еще одного официанта: - Вымойте здесь. - И, повернувшись к Ру и Джейсону, добавил: - Обойдите дом и войдите через черный ход. Не хочу, чтобы вы запачкали пол. Переоденьтесь в чистое и возвращайтесь к работе.

Бросив грязное и мокрое полотенце в таз, Ру поймал на себе сердитый взгляд Курта. Ру ухмыльнулся, и Курт разозлился еще больше.

Ру двинулся к выходу, но Мак-Келлер его остановил:

- Эйвери.

Ру повернулся:

- Да, сэр.

- Ты думал и действовал быстро. Молодец.

- Благодарю вас, сэр, - сказал Ру и вместе с Джейсоном снова окунулся в дождь.

- Это редкость, - заметил Джейсон, когда они обходили дом.

- Что именно?

- Не часто услышишь, чтобы Мак-Келлер кого-нибудь похвалил. Иногда он холодно сообщает нам, где мы оплошали, но в основном не говорит ничего. Он ждет, что мы будем действовать так, как нужно. Ты произвел на него впечатление.

Ру потер нос.

- Я вспомню об этом, когда буду умирать от простуды. Они завернули за угол и с черного хода вошли на кухню.

Переодевшись, Ру как раз завязывал фартук, когда появился Курт.

- Мне пришлось убирать за тобой грязь, Эйвери.

- Что? - сказал Ру. Ему было смешно, хотя одновременно он почувствовал раздражение.

- Ты меня слышал. Я не обязан дежурить у двери и из-за тебя сегодня сгреб столько грязи, сколько не видел за все время, что я здесь работаю.

- Мне некогда, - сказал Ру и хотел пройти мимо него, но рука Курта легла ему на плечо. Ру повернулся и вывернул Курту кисть движением, которому научил его Шо Пи. Скривившись от боли, Курт упал на колени. Лицо его побелело, из глаз брызнули слезы.

- Я же говорил - не старайся узнать, что будет, если ты меня еще раз тронешь, - холодно произнес Ру и отпустил Курта. - В следующий раз я сломаю тебе руку, и тогда посмотрим, как тебе удастся обслуживать столики.

- Ты сумасшедший! - прошептал Курт.

В глазах его Ру увидел страх. Как все забияки, Курт не ожидал сопротивления и был вдвойне потрясен тем, что его оказал такой слабак с виду, как Ру.

- Не просто сумасшедший, - сказал Ру, - а сумасшедший. который способен убить тебя голыми руками. Запомни это и, когда я рядом, держи рот на замке. Тогда у нас будут замечательные отношения.

Не дожидаясь ответа и не глядя на поваров, Ру вышел из кухни. Он понимал, что отныне нажил врага, но не боялся Курта. Весь страх он потерял несколько лет назад, на эшафоте, и требовалось нечто большее, чем надутый городской забияка, чтобы заставить Ру Эйвери испытать его снова.

Глава 7 УДОБНЫЙ СЛУЧАЙ

Ру улыбнулся.

Этот человек пришел с утра и спросил Ру. Мак-Келлер вызвал Ру из кухни, где он, к вящему удовольствию господина Хоэна, учился готовить кофе.

- Это ты тот парень, который украл мои фургон? - спросил мужчина, даже не представившись.

Ру посмотрел на него. Незнакомец был среднего роста, всего на голову выше Ру, коренастый и круглолицый. Его короткие волосы по квегийской моде были густо смазаны каким-то ароматическим маслом и свисали на лоб. На нем была рубашка со слишком высоким воротником и чересчур пышными кружевами на груди. Узкие брюки придавали ему комичный вид, но двое телохранителей у него за спиной забавными отнюдь не казались. У каждого за поясом был всего лишь один длинный нож, но Ру сразу распознал в них убийц - тот самый сорт людей, с которыми он служил в отряде Кэлиса.

Незнакомец был одет как городские денди, но по его повадке и прищуренным глазам Ру понял, что он не менее опасен, чем те двое, что стоят у него за спиной.

- И вы... - сказал Ру.

- Я - Тимоти Джекоби.

- А, - протянул Ру. Он демонстративно вытер руки о фартук и протянул ладонь для рукопожатия. - Ваш пьяный друг упоминал ваше имя. Явился ли он в конце концов к вам в контору?

На лице Джекоби отразилось смущение. Он явно ждал, что Ру будет отнекиваться. Небрежно и с неохотой он пожал ему руку.

- Друг? Он мне не друг, а всего лишь какой-то матрос, которого я угостил выпивкой, а он... он в ответ оказал мне услугу.

- Итак, он все же решил, что безопаснее наняться на судно, чем сообщать вам, что он едва не втащил ваш фургон в кофейню Баррета.

- Это я слышал, - ответил Джекоби. - Хорошо, если он удрал, то понятно, почему я был вынужден купить сведения у какой-то сплетницы. По ее словам, кто-то разгрузил мой фургон перед входом к Баррету и унес весь груз. Я подумал, что на матроса напали грабители.

- Нет. Ваши товары в целости и сохранности, - сказал Ру. Он достал из куртки большой бумажник и протянул его Джекоби. - Вот таможенные документы. Весь груз находится в доме через дорогу.

- Где лошадь и фургон? - спросил Джекоби.

- Лошадь околела. Нам пришлось обрезать постромки. Живодеры разделали тушу и унесли.

- Я не заплачу за живодеров ни гроша! - заявил Джекоби. - Я не давал на это согласия. Я мог прислать за тушей своих людей!

- Не беспокойтесь, - сказал Ру. - Фургон сломан, - он сам знал, что это ложь, - так что я вынужден был оттащить его подальше. Если вы позволите мне продать его, чтобы покрыть расходы на грузчиков и живодеров, то мы будем в расчете.

Джекоби прищурился.

- Сломан, вы говорите? Откуда вы знаете?

- Мой отец был возчиком, - сказал Ру, - и я достаточно разбираюсь в этих вещах, чтобы понять, что ваш фургон использовался нерегулярно и его не ремонтировали. - Это была истинная правда. - После того как пришлось обрезать постромки, от него не осталось ничего, кроме четырех колес и каркаса. - Это тоже была правда.

Джекоби задумался.

- Сколько было грузчиков? - наконец спросил он.

- Восемь, - ответил Ру, понимая, что Джекоби легко может проверить это в Гильдии грузчиков.

- Покажите мне товары, - сказал Джекоби.

Ру взглянул на Мак-Келлера. Старик кивнул, и Ру повел Тимоти через дорогу. Ночью буря прекратилась, но на улицах еще было полно грязи. Джекоби приехал в экипаже, и Ру с молчаливым удовлетворением смотрел, как его шикарные башмаки и обшлаги брюк окунаются в жижу.

У входа Джекоби посмотрел на замок:

- Где у вас ключ?

- Он не нужен, - ответил Ру, легко откидывая задвижку. Один шуруп упал на ступеньки. Ру поднял его и сунул обратно в дырку. - Владелец явно считал, что никто не сможет украсть дом.

Он толчком открыл дверь и провел Джекоби туда, где был сложен груз. Джекоби осмотрел ящики и спросил:

- А где остальное?

- Остальное? - с невинным видом переспросил Ру.

- Там было больше, чем здесь, - сказал Джекоби, с трудом сдерживаясь, чтобы не взорваться.

Теперь Ру точно знал, каков был план. Шелк контрабандой доставили из Кеша в Крондорскии порт, а обманутый матрос за несколько золотых должен был привезти его в контору этого купца. Если бы королевская таможня арестовала матроса, Джекоби спокойно бы заявил, что знать не знает о шелке и что матрос без его ведома погрузил в фургон контрабандный товар. Любой гильдейский возчик и даже независимый возчик вроде отца Ру непременно проверял соответствие груза накладной, чтобы не быть обвиненным в краже несуществующих вещей. Но пьяному матросу это даже не пришло в голову.

- Что ж, если вам хочется отправиться в Городскую стражу ч подать жалобу, - холодно сказал Ру, - я буду более чем счастлив вас сопровождать. Я уверен, что и там, и в королевской таможне поинтересуются, почему вас беспокоит товар, не указанный в накладной.

Джекоби бросил на Ру мрачный взгляд, но ему уже стало ясно, что он ничего не сможет поделать. Оба они понимали, что происходит, и теперь у Джекоби было лишь два выхода. Сделав очевидный выбор, он кивнул своему телохранителю. Тот вытащил из-за пояса нож.

- Скажи, куда ты дел шелк, или я прикажу ему вырезать у тебя сердце.

Ру отошел от стены, чтобы обеспечить себе пространство для маневра. В сапоге у него был спрятан кинжал, но он не спешил его вынимать. Телохранители Джекоби, может, были опасны в кабацкой драке, но Ру знал свои возможности и был уверен, что, если они не так искусны, как те, кто обучал его, он сможет себя защитить.

- Убери, а то порежешься, - посоветовал Ру.

Такого Джекоби не ожидал.

- Режь его! - крикнул он.

Телохранитель кинулся на Ру, а второй тоже потащил из-за пояса нож. Ру схватил нападавшего за запястье и одновременно большим пальцем другой руки ткнул его в особенно нервный узел на локте. Мгновенно вырвав кинжал из раскрывшихся пальцев, он ударил противника ногой в пах; телохранитель Джекоби застонал и рухнул на пол.

Со вторым Ру расправился столь же быстро, и Джекоби достал свой кинжал.

- Я бы на вашем месте не стал этого делать, - покачав головой, сказал Ру.

Но злость взяла верх над разумом. Зарычав, Джекоби бросился на Ру. Легко уйдя от удара, Ру схватил его за руку и провел тот же прием, что и с первым телохранителем, только на этот раз он не просто отнял у Джекоби кинжал, а постарался причинить ему как можно больше боли. Упав на колени, Джекоби сдавленно вскрикнул, и его глаза наполнились слезами. Только тогда Ру ослабил хватку. Кинжал выпал из ослабевших пальцев, и Ру спокойно поднял его.

Джекоби стоял на коленях, баюкая правую руку левой. Ру перехватил кинжал за лезвие и протянул Джекоби.

- Вы уронили его, - сказал он.

Первый телохранитель пытался подняться на ноги, но Ру знал, что в ближайшие несколько дней он уже ни для кого не опасен. Второй посмотрел на Джекоби, и на его лице была написана неуверенность.

- Кто вы? - спросил Джекоби.

- Мое имя - Эйвери. Руперт Эйвери. Друзья зовут меня Ру. А вас прошу обращаться ко мне "господин Эйвери".

Джекоби взял кинжал и посмотрел на него.

- Не беспокойтесь, я могу вернуть его себе в любую минуту.

Джекоби поднялся.

- Вы кем служили?

- Бывший солдат. И я не советую вам посылать этих двух клоунов, чтобы "преподать мне урок". Тогда я буду вынужден убить их, а потом объяснить Городской страже, почему вы хотели меня проучить. - Он помолчал. - А сейчас я рекомендую вам вернуться в контору и прислать фургон и людей, чтобы забрать груз. Владелец этого здания может потребовать платы, если найдет здесь ваши товары.

Джекоби жестом велел своим телохранителям уходить и сам направился к двери. У порога он остановился и через плечо поглядел на Ру:

- А старый фургон?

- Вы где-нибудь видите его здесь? - спросил Ру.

Джекоби долго молчал, потом сказал:

- Вы заимели врага, господин Эйвери.

- Вы у меня не первый, Джекоби. А теперь убирайтесь отсюда, прежде чем я рассержусь, и благодарите Рутию, - это было имя богини удачи, - за то, что никто ив самом деле не украл ваши товары.

5 Когда Джекоби ушел, Ру покачал головой:

- Что за люди! Он даже меня не поблагодарил.

Выйдя из дома, он навесил щеколду и направился к кофейне. Мак-Келлер ждал его.

- Тебя долго не было, - сказал он.

- Господину Джекоби показалось, что часть его груза пропала, и он хотел возложить ответственность за это на Баррета. Мы тщательно проверили все по накладным, и, уходя, он был доволен.

Если Мак-Келлер и не поверил его словам, то ничем этого не показал. Кивнув, он приказал Ру вернуться к своим обязанностям.

Вернувшись на кухню, Ру увидел там Джейсона.

- У тебя перерыв? - спросил он.

Джейсон кивнул.

- Окажи мне услугу, если не трудно: сходи туда, где вербуют наемников, и посмотри, там ли еще мой кузен Дункан.

После истории с Таннерсоном Дункан решил, что разработанный Ру план быстрого обогащения потерпел неудачу, и пошел наниматься охранником в караван, отправляющийся на восток.

- И если он там? - спросил Джейсон.

- Скажи ему, что мы снова занимаемся коммерцией.

Если Джекоби и вынашивал планы мести, то осуществить их немедленно он не пытался. Ру ночевал на чердаке, который он снимал у Баррета. Джейсон привел Дункана, который был уже почти готов покинуть Крондор с караваном, идущим в Кеш, и жаловался на то, что Ру лишил его выгодной работы.

Но Ру не обращал внимания на его сетования. Он думал о том, что спрятанный им шелк стоит намного больше, чем ему показалось сначала, - иначе зачем Джекоби так настойчиво пытался его вернуть? - и о том, что Дункан ему необходим: Ру нужен был кто-то, кто будет защищать его спину, когда он вступит в мир коммерции.

Ночь тянулась медленно. Ру лежал без сна, строя и отметая план за планом. С первыми проблесками зари он встал, оделся и вышел на улицу. Какая-то сила тянула его к этому богатому некогда дому с той минуты, как Ру впервые увидел его. Ему чудилось, что он стоит у большого окна на втором этаже и смотрит вниз, на шумный перекресток между этим домом и кофейней Баррета. Заброшенный дом стал для Ру символом, превратился в конкретную цель, достигнув которой Ру в глазах всего мира стал бы богатым и уважаемым человеком.

Он вошел в темный вестибюль и огляделся. В тусклом свете, проникавшем через дверной проем, едва вырисовывалась каморка, где он спрятал шелк. Внезапно Ру захотелось узнать, что находится наверху, и он направился к лестнице.

На последней ступеньке он остановился. Справа открылось нечто вроде галереи, нависавшей над вестибюлем. Ру различил в полумраке люстру и попытался представить, как она выглядит, когда пылают все свечи.

Повернувшись, Ру увидел уходящий в темноту коридор. Он едва разглядел ручку двери, ведущей в комнату, откуда должен был открываться вид на улицу. Он открыл дверь.

Комната была пуста, если не считать старых тряпок и черепков разбитой посуды. Ру подошел к окну и посмотрел на улицу. В утреннем полумраке он разглядел вход к Баррету. Он непроизвольно вздрогнул и, протянув руку, коснулся стены.

Ру простоял не двигаясь до тех пор, пока на востоке не взошло солнце и улицу не заполнили горожане. Шум толпы нарушил его уединение, и Ру огорчился.

Он быстро прошел через остальные комнаты. Любопытство подгоняло его: ему хотелось узнать каждый дюйм этого дома. В задней части здания он обнаружил хозяйские покои, гардеробную и лестницу для слуг. Третий этаж был, судя по всему, разделен между складом и мастерскими; он нашел на полу обрывки дорогой ткани и наперсток. Наверняка хозяйка дома не раз встречалась здесь со своей швеей.

Ру с сожалением закончил осмотр и, закрывая дверь, пообещал себе, что когда-нибудь вернется сюда не как зритель, а как владелец.

Переходя улицу, он обнаружил, что взял с собой "обрывок ткани. Полинявший кусочек когда-то великолепного шелка пожелтел от времени и грязи. Не совсем понимая, зачем он это делает, Ру сунул его в карман и направился к кофейне.

Когда он подходил, парадные двери широко распахнулись, и Ру понял, что опоздал. Он с черного хода поднялся на чердак, нацепил фартук и поспешил на кухню. Дункан даже не пошевелился.

Ру знал, что ему предстоит длинный день, но вечером он вновь начнет устраивать свою судьбу.

Дункан нашел его во время обеденного перерыва.

- В чем дело? - спросил Ру, выйдя вместе с ним на задний двор.

- Не очень-то приятно торчать на этом тесном чердаке, кузен. Может быть, я схожу поищу покупателя на...

Предостерегающий взгляд Ру заставил его замолчать.

- У меня уже есть план, - сказал Ру. - Если тебе действительно не сидится на месте, сходи лучше осмотри фургон и скажи мне, что, по-твоему, нужно, чтобы починить постромки. Ты не возчик, но все же разбираешься в таких вещах. Если мы сумеем его отремонтировать, будет очень хорошо.

- А что потом? - спросил Дункан.

Ру вынул из кармана золотую монету, которой разжился накануне за счет Мак-Келлера.

- Пойди поешь и купи все, что нужно для ремонта фургона. И двух лошадей.

- Что? - удивился Дункан. - На один золотой не купишь все, что для этого нужно, да еще и лошадей. Кроме того, что мы собираемся возить?

- У меня есть план, - повторил Ру.

Дункан покачал головой.

- Твои планы, кажется, никуда не годятся, кузен. - Ру помрачнел и уже был готов взорваться, но Дункан сказал: - Ладно, ладно, это твое золото, к тому же я ничего лучшего не могу придумать.

От его улыбки у Ру сразу пропала злость.

- Не теряй времени, - сказал он. - Один из нас должен зарабатывать на жизнь.

Ру вернулся на кухню. Пора было идти в зал. Из-за Дункана он так и не успел пообедать.

- Ты уверен, что мы делаем то, что нужно? - спросил Дункан.

- Нет, - ответил Ру. - Но ничего другого в голову не приходит.

Он поправил конец рулона у себя под мышкой. Они стояли перед скромным домом, расположенным далеко от Баррета, но в пределах Купеческого квартала. Дункан, который держал другой конец рулона, по-прежнему завернутого в скатерть и парусину, с беспокойством поглядел по сторонам. В этой части города было не совсем безопасно. Всего лишь через улицу начинались лачуги. Ру постучал в дверь.

- Кто там? - спросил через минуту женский голос.

- Меня зовут Руперт Эйвери, я ищу своего знакомого, купца Гельмута Гриндаля.

В двери открылся глазок, и через мгновение она отворилась.

На пороге стояла некрасивая девушка, толстая, с синими глазами и светло-каштановыми волосами, стянутыми на затылке скромной темной лентой. Она оглядела гостей с подозрением, но сказала:

- Входите и подождите внутри, сэр.

Ру и Дункан вошли в дом. Девушка повернулась, и Ру заметил, что платье на ней скромное, но хорошо сшитое и очень опрятное. Он подумал, кем она может быть, и слегка помрачнел.

- Ну что? - прошептал Дункан, когда они остались одни.

- Надеюсь, что это служанка, - только и сказал Ру.

Через несколько минут к ним вышел узкоплечий, сутулый мужчина.

- Эйвери! - воскликнул он. -Я слышал, тебя повесили.

- Помилован самим королем, - сказал Ру, - и тот, кто этому не поверит, может справиться во дворце у моего доброго друга герцога Джеймса.

Глаза Гриндаля весело сверкнули.

- Возможно, я попрошу кое-кого это сделать. - Он указал на занавешенную дверь: - Проходите.

Покинув скромную прихожую, они оказались в прекрасно обставленной гостиной. Впрочем, из того, что Ру узнал о Гриндале по пути в Крондор, он ожидал что-то в этом духе.

Гриндаль специализировался на торговле предметами роскоши, которые было легко перевозить. Он транспортировал их через все Королевство в обычных фургонах, которые выглядели так, словно в них был обычный товар. На самом деле они содержали больше золота в расчете на квадратный фут, чем любой другой груз.

Девушка вернулась.

- Карли, принеси нам вина, - сказал ей Гриндаль и предложил гостям сесть.

Ру представил купцу своего кузена и вежливо сказал:

- Надеюсь, мы не обременили вас своим вторжением.

- Разумеется, обременили, - невозмутимо ответил Гриндаль. - Но подозреваю, что у вас есть какое-то предложение, а бывает и так, что на первый взгляд ерундовый план потом оказывался весьма занимательным. Полагаю, ваш план имеет отношение к содержимому этого огромного свертка парусины, - добавил он, бросив взгляд на рулон, который Дункан поставил рядом со своим стулом.

Девушка - Ру с растущим облегчением все больше и больше убеждался, что она служанка, - принесла поднос с тремя серебряными кубками и графином. Пригубив вино, Ру улыбнулся:

- Не самое лучшее из того, что у вас есть, но и не самое худшее, господин купец?

Гриндаль усмехнулся.

- Ты из Даркмура, и я недавно как раз думал о нем. Центр виноделия. Ну что ж, если ты сможешь меня заинтересовать, то и я откупорю бутылочку чего-нибудь редкостного. Так в чем состоит твой план и сколько золота тебе нужно?

Тон Гриндаля оставался веселым, но в его глазах Ру прочел подозрение. Такого умного человека Ру никогда не встречал; надуть его нечего было и пробовать.

Ру кивнул Дункану. Тот медленно развязал парусину, снял скатерть и, когда наконец показался шелк, отступил на шаг.

Гриндаль сразу упал на колени и осмотрел ткань. Осторожно помяв пальцами уголок, он задумался, потом развернул рулон и прикинул его площадь.

- Откуда это, ты знаешь? - спросил он.

Ру пожал плечами:

- Наверно, из Кеша.

- Да, - сказал Гриндаль. - Имперский шелк. Из него шьют одежду для кешийских "истиннорожденных" и самого Императора. Как он к тебе попал?

- Что-то вроде приза за спасение груза, - ответил Ру. - Никто не сможет доказать право собственности на него.

Гриндаль снова уселся на стул и рассмеялся.

- Еще бы. Контрабандный вывоз этого шелка за пределы Империи является уголовным преступлением. - Он покачал головой. - И вовсе не потому, что он - лучший в мире, как ты понимаешь, а потому, что истиннорожденным присуще странное чувство, будто только им принадлежит то, что связано с их историей и традициями. Им отвратительна даже мысль о том, что кто-нибудь, кроме них, будет этим владеть. А наши тщеславные нобили готовы лезть из кожи, лишь бы получить то, что им не положено.

Ру ничего не сказал. Он просто взглянул на Гриндаля.

- Ну и какой же план, связанный с этим контрабандным товаром, родился в твоей хитрой голове, Руперт? - наконец спросил Гриндаль.

- В сущности, у меня нет плана, - сказал Ру. Он рассказал о своей попытке ввезти вино из Даркмура в бочонках, и, к его большому удивлению, Гриндаль не высказался об этой идее неодобрительно. Когда он начал описывать свою встречу с Мошенниками и смерть Сэма Таннерсона, Гриндаль жестом велел ему замолчать.

- Вот сейчас, мальчик, ты коснулся главного. - Он сделал глоток из бокала. - Когда речь идет о подобном товаре, - он показал на шелк, - волей-неволей приходится иметь дело или с Мошенниками, или с теми, кто связан с Мошенниками. - Он постучал себя костлявым пальцем по подбородку. - Впрочем, в Крондоре есть портные, которые готовы дорого заплатить за шелк такого качества.

- Отчего он так ценится, если не считать запрета на вывоз? - спросил Дункан.

Гриндаль пожал плечами:

- По слухам, его вырабатывают то ли гигантские черви, то ли пауки, то ли еще какие-то фантастические создания, а не обычные шелковичные черви. Понятия не имею, правда ли это, но знаю одно: его можно носить годами, и он не теряет ни блеска, ни формы. Насколько мне известно, никакой другой шелк не обладает такими качествами.

Воцарилась тишина. Затем раздался голос Гриндаля:

- Ты все еще не сказал, чего ты хочешь от меня.

- Вы уже оказали мне огромную помощь, - произнес Ру. - По правде говоря, у меня есть фургон, но нет лошадей, и я собирался продать этот шелк. Я подумал, что, может быть, вы могли бы найти мне приличного покупателя.

Гриндаль мгновенно произвел в уме какие-то расчеты.

- Могу, - ответил он. Затем он кивнул и добавил: - Да, точно могу.

Дункан снова упаковал шелк.

- Карли! - позвал Гриндаль.

Девушка тут же появилась, и Гельмут сказал:

- Дочь, принеси мне бутылку того вина из Оверсбрука, не помню какого оно года?

- Я поняла, отец.

Ру перевел взгляд с Гельмута на нее и выдавил из себя улыбку. У него были две причины для огорчения. Первая состояла в том, что он ошибся, приняв ее за служанку. Вторая - в вине, которое велел принести Гриндаль. Ру хорошо знал, какое это вино: одно из очень сладких адварианских вин, которые производили предки Гриндаля. Ру пил такое только однажды, когда украл из отцовского фургона бутылку из партии, предназначенной для барона. Такого похмелья с ним не бывало ни разу за всю его недолгую жизнь. Впрочем, сейчас он больше всего на свете хотел договориться с Гриндалем и для этого, если понадобится, был готов выпить хоть целую бутылку. А еще раз посмотрев на толстую и некрасивую девушку, он понял, что с не меньшей готовностью будет ее очаровывать.

Под его взглядом Карли покраснела, и, когда она вышла из комнаты, Гриндаль сказал:

- Ничего не выйдет, юный плутишка.

Ру заставил себя ухмыльнуться.

- Трудно не обратить внимания на милую девушку.

Гриндаль расхохотался.

- Я тебе однажды уже сказал, Эйвери, что твоя самая большая ошибка состоит в том, что ты считаешь, будто другие и вполовину не так умны, как ты.

Теперь пришлось покраснеть Ру. Карли вернулась с бутылкой сладкого белого вина, и, когда все подняли кубки, Дункан предложил бессмысленный тост за верность и удачу.

- Полагаю, теперь мы поговорим о деле? - сказал Ру.

- Возможно, - ответил Гриндаль, и на лице его вместо дружеской улыбки появилось выражение ледяного спокойствия. Он наклонился вперед: - Я могу читать в твоей душе с такой же легкостью, словно это вывеска на двери таверны, Ру Эйвери, так что позволь мне прямо сказать тебе кое о чем. Мы были вместе в пути достаточно долго, чтобы я успел составить о тебе определенное мнение. Ты находчив и умен; ты предприимчив; я думаю, ты готов учиться. - Он понизил голос: - Я - старый человек, у которого есть некрасивая дочь. Все, кто за ней ухаживает, смотрят в мой кошелек. - Он замолчал и, когда Ру не стал возражать, кивнул и продолжал: - Но я не вечен, и когда я умру, я хочу, чтобы у моей постели проливали слезы внуки. Если ради этого мне придется искать зятя среди тех, кто сначала заглядывает в мой кошелек и лишь потом смотрит на дочь, пусть будет так. Но я выберу лучшего из них. Я хочу, чтобы этот человек заботился о моих внуках и об их матери. - Он еще больше понизил голос: - Мне нужен человек, который унаследует мое дело и будет заботиться о моей дочери. Не знаю, тот ли ты человек, но ты можешь им стать.

Ру поглядел в глаза старику и увидел в них такую непреклонную волю, с какой ему еще не доводилось сталкиваться, волю, перед которой спасовал бы даже Бобби де Лонгвиль.

- Если сумею. - Это было все, что он ответил.

- Ну что ж, - сказал Гриндаль, - карты на столе, как говорят игроки.

У Дункана был такой вид, словно он не совсем понял, о чем, собственно, только что было сказано, но продолжал улыбаться, будто это была всего лишь обычная дружеская беседа за бутылкой вина.

- Что я должен делать с этим шелком? - спросил Гриндаль.

- Мне нужно начать, - подумав, ответил Ру. - Возьмите его себе, а мне купите лошадей, приведите в порядок мой фургон, дайте мне груз и назовите место, куда я должен буду его доставить. Предоставьте мне возможность показать, на что я способен.

Гриндаль потер подбородок.

- Этот шелк, несомненно, легко опознать. - Он помахал рукой, словно что-то подсчитывая в уме, а потом сказал: - Еще одно, прежде чем я скажу "да" или "нет". Кто будет разыскивать тебя из-за потери этого шелка?

Ру взглянул на Дункана. Тот пожал плечами. Ру рассказал ему о стычке с Джекоби, но Дункан отнюдь не считал, что шелк следует возвращать.

- Вероятно, Тим Джекоби контрабандой привез этот шелк из Кеша, - сказал Ру. - Или получил его от того, кому его привезли. Так или иначе, смею сказать, что он был не слишком доволен, не сумев этой ночью вернуть его себе.

- Джекоби? - повторил Гриндаль и ухмыльнулся: - Мы с его отцом старые враги, хотя в детстве были друзьями. Я слышал, что его сын Рандольф - вполне приличный юноша, но Тимоти - человек совсем другого сорта. Так что, оказывая тебе поддержку, я не приобрету новых врагов.

- Тогда мы - партнеры? - спросил Ру.

- Похоже на то, - ответил Гриндаль и налил всем еще вина. - А теперь давайте выпьем.

После второго кубка Дункан спросил:

- А нет ли у вас еще одной дочки? Хорошенькой, может быть?

Ру зажмурился от ужаса, но Гриндаль лишь рассмеялся. Они выпили всю бутылку и поговорили о многих вещах, но главным образом Гельмут Гриндаль и Руперт Эйвери строили планы, обсуждали различные варианты стратегии и характер грузов, а также пути перевозки, и никто из них не заметил, как Дункан заснул на стуле и как Карли унесла пустую бутылку, заменила оплывшую свечу новой и ушла, оставив мужчин за беседой.

- Будь начеку, - сказал Ру.

Дункан кивнул:

- Я их вижу.

Они гнали фургон по дороге, идущей вдоль берега южнее города Сарта, где была безопасная гавань. Гриндаль великолепно отремонтировал фургон, лошади оказались замечательными, а кроме того, Гриндаль заверил Ру, что его доля в доходе от шелка полностью обеспечивает ему равноправное участие в этом предприятии.

Недалеко от обочины несколько вооруженных людей о чем-то горячо спорили. Кто-то из них заметил фургон, и они выстроились поперек дороги; их предводитель выступил вперед и поднял руку.

- Кто оспаривает мое право двигаться по Королевскому тракту? - грозно спросил Ру.

- Никто, - ответил командир, - но у нас неприятности, и мы должны спросить вас, не видели ли вы вооруженных всадников по дороге на юг?

- Нет, - ответил Дункан.

- А кто они? - спросил Ру.

- Бандиты. Прошлой ночью напали на нас. Их было не меньше двух дюжин, - сказал человек, который стоял рядом с командиром.

Предводитель бросил на него недовольный взгляд и кивнул:

- Да. В ту же ночь они ограбили в городе двух купцов и два трактира.

Ру поглядел на Дункана. Тот явно забавлялся происходящим. Дело было около полудня. У обочины стоял бочонок с пивом, и Ру готов был поспорить, что эти "солдаты" выбирают наилучший способ действий еще с рассвета.

- Вы - городская стража? - спросил он.

Командир выпятил грудь:

- Да! Сарт принадлежит герцогу Крондорскому, но мы свободные люди и сами себя защищаем.

- Тогда вам лучше догнать этих бандитов, - заметил Ру.

- В этом-то и состоит трудность, - сказал командир. - Мы не знаем, в каком направлении они поехали.

- На север, - ответил Ру.

- Я же говорил! - выкрикнул тот, кто стоял рядом с командиром.

- Почему на север? - спросил командир.

- Потому что из Крондора мы ехали по этой дороге и встретили бы их. Но утром мы никого не видели, поэтому естественно предположить, что они отправились на север в сторону Хокс-Холоу или Квесторз-Вью. - Ру не был учен географии, но хорошо знал основные торговые пути. Кроме северо-восточного ответвления дороги, ведущего к восточному краю гор Каластиус, другого пути через эти горы к югу от Сарта не было.

- Почему не на запад или не на восток? - пьяным голосом спросил один из солдат.

Ру покачал головой и повернулся к командиру:

- Сержант? - Тот кивнул. - Сержант, если они направились на запад, им понадобятся лодки, а не лошади, а на востоке у нас что?

- Только дорога в аббатство Сарт. Там еще более гористая местность.

- Итак, остается лишь север, - подвел итог Ру. - И готов спорить, что они поедут в Илит, ибо где еще они могут сбыть то, что украдено здесь?

Для командира этого было достаточно.

- Ребята, вперед! - крикнул он, а Ру стегнул лошадей, и фургон покатил дальше.

- Думаешь, они их догонят? - спросил Дункан.

- Только если бандитам очень не повезет.

- А где же войска принца? - спросил Дункан.

- Наверное, выполняют где-то его задание, - пожал плечами Ру.

Сарт принадлежал Крондорскому княжеству; это означало, что не было ни одного местного графа, барона или герцога, который нес бы ответственность за порядок в этих местах. Это была прерогатива столичных войск. Крондорские солдаты регулярно патрулировали территорию между границами княжества и герцогства Джайбон, лежавшего к северу от Крондора, а с локальными беспорядками кое-как справлялась городская стража во главе со своим начальником.

И Дункан и Ру были рады началу нового путешествия. Ру официально подал в отставку у Баррета и был удивлен, когда Мак-Келлер выразил нечто похожее на сожаление. На прощание Ру пообещал Джейсону позаботиться о его судьбе, как только подвернется местечко, достойное его ума и способностей.

Гельмут Гриндаль строго выполнял свою часть соглашения. Несколько раз он говорил, что неплохо бы женить мальца, как он называл Ру, на Карли. Пара таких замечаний вызвали краску на щеках девушки, когда она их случайно услышала, но Гриндаль так и не нашел времени, чтобы спросить у дочери, что она думает по этому поводу.

Раньше Ру шутил с Эриком по поводу женитьбы на уродливой дочери Гриндаля, но теперь, когда это стало вполне реальным, прежние саркастические замечания его удивляли. Девушка была не уродиной, а просто дурнушкой, но Ру тоже красотой не отличался, так что это его не волновало. Он знал, что, став богачом, сможет завести красивую любовницу, и его единственное обязательство перед Гриндалем заключается в том, чтобы содержать его дочь в роскоши и гарантировать, что внуки старика будут всегда одеты и сыты. Еще он знал, что если сумеет сам нажить столько, сколько унаследует, - точнее, унаследует Карли - после смерти Гриндаля, то этих средств ему хватит, чтобы смело смотреть в будущее.

О своих планах Ру не раз говорил с Дунканом, но его интерес к коммерции ограничивался лишь начальной, авантюрной стадией и конечной, когда наступало время получать деньги. Зато Дункан немало повидал на своем веку, и, путешествуя с ним, Ру расширял свой кругозор. Например, под влиянием кузена он стал понимать, что куда приятнее провести ночь с проституткой, нежели в одиночестве, и его всегда поражало, с какой легкостью Дункану удается охмурять дочку очередного трактирщика.

В то жевремя Дункан, в отличие от Ру, был абсолютно лишен жажды богатства. Он путешествовал, сражался, любил, пил и ел в свое удовольствие, а на деньги ему было плевать. Ему хватало того, что перепадало время от времени, и он никогда не зарабатывал себе на жизнь тяжелым трудом.

На южной окраине Сарта Ру увидел лавку с выломанной дверью и направил фургон к ней.

- Смотри в оба, - велел он Дункану и спрыгнул с козел. Войдя в лавку, он сразу понял, что здесь побывали те самые бандиты, о которых говорилось сегодня.

- Добрый день, - сказал он купцу, во взгляде которого смешались гнев и безнадежность.

- Добрый день, сэр, - ответил купец. - Как видите, я не в состоянии торговать так, как привык это делать.

Ру испытующе посмотрел на него.

- Я слышал, что у вас приключилось. Я тоже торговец, мое имя - Руперт Эйвери. - Он протянул купцу руку. - Я направляюсь в Илит, но, может быть, смогу оказать вам услугу.

- Меня зовут Джон Винчи, - ответил купец, судорожно стискивая ему пальцы. - Что вы имеете в виду?

- Как я уже сказал, я - торговец. Быть может, вам привезти из Илита товары, которые восполнят ущерб?

Взгляд купца мгновенно изменился; в нем загорелась надежда.

- Какие товары?

- Самые лучшие, разумеется. Я намеревался продать в Илите свой груз и закупить там товар для продажи в Крондоре. Но я мог бы закупить для вас товары в Илите, а вы, в свою очередь, могли бы продать мне то, что я собирался купить там.

- Что именно? - спросил купец.

- То, что легко перевозить, то, что занимает немного места, но обладает достаточно высокой стоимостью, чтобы обеспечить мне прибыль.

Несколько мгновений купец изучающе рассматривал Ру, а потом кивнул:

- Понимаю. Вы торгуете дорогостоящими безделушками для благородных.

- Можно сказать и так.

- Драгоценности мне не слишком нужны, но пригодились бы несколько рулонов прочного полотна, стальные иглы и другие товары, что имеют спрос у простых горожан.

Ру кивнул:

- Я возьму с собой список и вернусь не позже чем через две недели. Что можете предложить вы?

Купец пожал плечами:

- У меня было немного золота, но эти ублюдки быстро его нашли.

Ру улыбнулся. Вероятнее всего, купец специально спрятал малую часть золота так, чтобы его легко было найти, а основную скрыл значительно лучше.

- Какие-нибудь ценности? - спросил Ру.

Купец снова пожал плечами:

- Кое-что у меня есть, но ничего такого, что можно было бы назвать уникальным.

- Уникальные вещи покупаются редко, - заметил Ру. - Они мне самому ни к чему. Просто что-то такое, на что здесь нелегко найти покупателя, но может быть быстро продано в Крондоре.

Купец поразмыслил, потом махнул рукой:

- Пойдемте со мной.

Через маленький двор он провел Ру в свой дом. На кухне возилась бледная женщина, двое маленьких детей дрались из-за игрушки.

- Подождите здесь, - сказал купец, даже не удосужившись представить Ру свою жену, и поднялся по узенькой лестнице. Он скоро вернулся, держа в руке обшитую кожей коробку.

Ру взял ее у него и открыл. Внутри было изумрудное колье из ровно подобранных камней. Оно было украшено алмазами, крошечными, но изумительно чистой воды, да и золотая основа тоже была великолепна. Ру понятия не имел о его стоимости, но не сомневался, что даже самый пресыщенный ювелир удостоит его второго взгляда.

- Сколько вы за него хотите?

- Я хранил его на случай катастрофы, - сказал купец. - Боюсь, это именно такой случай. - Он пожал плечами. - Мне необходимы товары, и быстро. Я разорюсь, если в ближайшее же время вновь не открою торговлю.

- Вот что я сделаю, - немного помолчав, сказал Ру. - Дайте мне список того, в чем вы нуждаетесь, и мы вместе его изучим. Если мы договоримся о цене, то не позже чем через две недели, а может быть, даже через десять дней я привезу вам из Илита эти товары, и вы снова сможете развернуть торговлю.

Винчи нахмурился.

- Тут есть квегийский купец. Он может обернуться меньше чем за неделю.

- И насколько вы можете быть уверены, что получите необходимые вам товары? - мгновенно откликнулся Ру. - И какая вам будет выгода от того, что он окажется работорговцем?

Купец покачал головой:

- Никакой, но в этой части страны не так уж много рабов.

Рабство было в Королевстве запрещено, если не считать осужденных преступников и рабов, нелегально ввозимых из Кеша или из Квега.

- Вы понимаете, что я имею в виду, - сказал Ру. - За небольшую доплату я с гарантией доставлю вам то, в чем вы нуждаетесь.

Купец продолжал колебаться, и тогда Ру привел последний довод:

- Ваши дети будут по-прежнему хотеть есть.

- Хорошо, - сказал купец. - Отправляйтесь в гостиницу, что в конце этой улицы, и снимите комнату. Встретимся за ужином и вместе пройдемся по списку.

Они пожали друг другу руки, и Ру поспешил к фургону. Дункан дремал на козлах.

- Что дальше? - спросил он сонным голосом.

- Гостиница, - сказал Ру. - Снимем комнату и займемся делом.

Дункан пожал плечами:

- Если ты так говоришь.

Ру ухмыльнулся:

- Да, я так говорю.

Гельмут Гриндаль поднял голову:

- Ну и как наши дела, юный Руперт?

Ру сел и с признательностью кивнул Карли, когда та принесла ему стакан вина.

- Кажется, очень неплохо, - сказал он, сделав глоток.

- Кажется? - спросил Гриндаль, откидываясь в кресле, и поглядел через окно на фургон. - Не вижу, чтобы он был загружен доверху, из чего делаю вывод, что ты привез что-то крошечное, но ценное.

- Что-то вроде этого, - сказал Ру. - Я отвез наши товары в Илит, за три дня распродал их, заключил в высшей степени выгодную сделку и вернулся с товарами.

Гриндаль прищурился:

- С какими?

Ру ухмыльнулся:

- Двадцать рулонов прекрасного полотна, две большие бочки стальных гвоздей, десять дюжин стальных иголок, дюжина молотков, пять пил, большая катушка ниток...

- Что? - перебил его Гриндаль. - Это же обычный набор! Зачем же мы так долго говорили о редких безделушках для богатых клиентов?

- Я привез и немного золота, - сказал Ру.

Гриндаль уселся поглубже и стал мять манишку.

- Ты что-то держишь за спиной. Что?

- Перечисленные товары я обменял в Сарте на это. - Он протянул Гриндалю обшитую кожей коробку.

Гриндаль открыл ее и долго сидел молча, рассматривая колье. Потом он сказал:

- Прекрасно. Но оно стоит ненамного больше, чем те товары, что я отправил на север.

Ру рассмеялся и сунул руку за пазуху. Достав большой кошелек, он бросил его на стол. Кошелек ударился о крышку с тяжелым звоном.

- Как я говорил, я привез и немного золота.

Гриндаль открыл кошелек и, быстро пересчитав монеты, с улыбкой откинулся на спинку кресла.

- С таким результатом приходится считаться, мой мальчик.

- Мне повезло, - сказал Ру.

- Везение - это когда тот, кто подготовлен, получает мгновенное преимущество и использует его, - ответил Гриндаль.

Ру пожал плечами, с трудом стараясь сохранить скромный вид.

- Карли! - громко позвал Гриндаль.

Не прошло и минуты, как она прибежала.

- Да, отец?

- Карли, я разрешил молодому Эйвери остаться у нас и ухаживать за тобой. Он будет твоим кавалером в канун следующего Шестого дня.

Карли взглянула на отца, потом на Ру. На ее лице отразилась неуверенность. Она заколебалась, но все же сказала:

- Да, отец. - И, посмотрев на Ру, уточнила: - Значит, Шестой день, сэр.

Ру чувствовал себя неловко. Он кивнул и пробормотал:

- После обеда.

Девушка исчезла за портьерой, и Ру подумал, что надо было бы сделать ей комплимент, сказать, например, что он будет счастлив или как ей идет это платье. Он был зол на себя за нерешительность и решил спросить совета у Дункана, как разговаривать с этой девушкой.

Гриндаль налил им обоим по бокалу крепкого сладкого вина.

- А теперь расскажи мне, как ты действовал, мой мальчик. Опиши каждый свой шаг.

Ру улыбнулся, наслаждаясь выражением глаз Гриндаля, когда тот наклонился к нему, как бы случайно взглянув на лежавшее на столе ожерелье.

Глава 8 ИГРОКИ

Ру указал вперед:

- Я вижу Грейлока!

Эрик, Джедоу, герцог Джеймс, Робер де Лонгвиль и рыцарь-маршал Уильям смотрели, как приближается к причалу "Месть Тренчарда". Их глаза с тревогой обшаривали далекий корабль, высматривая уцелевших членов отряда Кэлиса, которые успели добраться в Город на Змеиной Реке до отплытия корабля.

- Рад видеть эту знакомую седину, - пробормотал Ру, прикрывая глаза от яркого солнца. Став равноправным партнером Гриндаля, Ру был слишком занят, чтобы часто думать о своих бывших товарищах, но когда Эрик прислал ему сообщение о подходе "Мести Тренчарда", он оставил Дункана наблюдать за погрузкой фургонов и поспешил в порт, чтобы самому встретить судно. Как и Эрик, он тяжело переживал потерю друзей, с которыми два года назад отправился в этот поход.

Увидев рядом с Грейлоком еще одну знакомую фигуру, Ру закричал:

- Луи! Да это Луи!

- Ты прав, дружище, - сказал Джедоу. - Это и в самом деле наш капризный маменькин сынок из Родеза, или я не я, а жрец Сунга.

Ру махнул рукой, и Грейлок с Луи помахали в ответ. Но когда Ру не увидел на палубе других солдат из отряда Кэлиса, он сразу же погрустнел.

- Может, они ранены и отлеживаются в каютах, - сказал Эрик, словно подслушав его мысли.

- Может быть, - согласился Ру, но его тон свидетельствовал о том, что на это он слабо надеялся.

Казалось, целую вечность корабль подходит к причалу. В отличие от адмирала Никласа, капитан "Мести Тренчарда" тщательно выполнял указания начальника порта и лоцманов. Как только трап был спущен. Грейлок и Луи сошли на берег. Грейлок отдал честь герцогу Джеймсу и рыцарь-маршалу Уильяму, а Луи, Джедоу, Эрик и Ру, не стыдясь слез, обнимались и колотили друг друга по спине.

Внезапно Ру заметил в фигуре Луи что-то странное

- Что у тебя с рукой?

На Луи были куртка с длинными рукавами и черные перчатки. Бывший родезийский придворный, ставший убийцей, поднял правую руку, и рукав соскользнул вниз. Его правая кисть напоминала клешню, пальцы не двигались. В его глазах мелькнула печаль, но лицо осталось невозмутимым.

- Угостите меня выпивкой, и я расскажу вам, как это было.

- Заметано! - ответил Эрик и повернулся к де Лонгвилю: - Мы не понадобимся вам прямо сейчас, сержант?

Де Лонгвиль кивнул:

- Только не напивайтесь. Мне нужно, чтобы завтра у вас с Джедоу были ясные головы. И приведите с собой Луи. У меня есть к нему несколько вопросов, и, кроме того, его еще нужно официально помиловать.

- Помиловать? - переспросил Луи. - Помнится, капитан что-то говорил об этом, но я, честно сказать, ему не поверил.

- Пошли, - сказал Ру. - Мы все расскажем тебе и постараемся, чтобы городская стража не вздернула тебя до завтра.

- Господин Грейлок, я рад видеть вас, - сказал Эрик.

- Я буду поблизости, - ответил бывший мечмастер барона фон Даркмура. - Увидимся утром. - По его лицу скользнула печаль. - Нам есть о чем поговорить.

Эрик кивнул. Несомненно, Грейлок хотел рассказать ему о тех, кто не пережил битвы в Махарте или погиб, добираясь в Город на Змеиной Реке.

Эрик повел Луи в трактир, куда частенько захаживали солдаты. Эрик подозревал, что вся обслуга здесь - агенты принца, и де Лонгвиль косвенно подтвердил это подозрение, так как предпочитал, чтобы его люди ходили именно в "Разбитый щит". Поскольку за свои деньги там можно было получить приличную выпивку, женщины были дружелюбны и покладисты, а трактир находился достаточно близко к дворцу, Эрик с удовольствием способствовал его процветанию.

было раннее утро, и народу в трактире оказалось мало. Эрик заказал всем пива, и, когда они уселись за столик, Ру спросил:

- Луи, что с тобой стряслось? Мы думали, ты погиб, переплывая Ведру.

Переплыть эту реку было единственным способом незамеченными проникнуть в Махарту. Бойцы Кэлиса были в полном вооружении, и потому многие не достигли далекого берега. Здоровой рукой Луи потер подбородок.

- Чуть не погиб, - сказал он. Родезийский акцент придавал его словам непривычную музыкальность. - Всего в нескольких ярдах от того островка, на который вы все выползли, у меня начались судороги, а когда я вновь вынырнул, оказалось, что меня отнесло к югу. Я решил попробовать добраться до дальнего берега, но судороги начались снова.

Луи покачал головой, и внезапно Ру увидел, насколько старше он теперь выглядит. Он еще не достиг среднего возраста, но в его волосах и усах просвечивала седина. Буфетчик поставил перед каждым по большой оловянной кружке. Луи глубоко вздохнул и, сделав большой глоток, продолжал:

- Я не стал ждать, когда пойду ко дну из-за судорог. Я бросил щит и меч, вытащил из-за пояса нож и начал резать доспехи. Я едва не утонул, и когда мне снова удалось вынырнуть, я уже не знал, где нахожусь. Было темно, но я разглядел лодку и поплыл к ней. - Он поднял изуродованную правую руку. - Вот как это произошло. Когда я ухватился за планшир, рыбак рубанул по руке веслом.

Эрик поморщился, а Ру пробормотал:

- О боги!

- Наверное, я закричал, - сказал Луи. - У меня потемнело в глазах, и я уже готов был проститься с жизнью, но тут меня все же втащили в лодку. Это оказались беженцы. Они плыли в открытое море.

- Как же ты добрался до Города на Змеиной Реке? - спросил Ру.

Луи рассказал им об отчаянных рыбаках, проскользнувших на лодках мимо военных кораблей, которые старались потопить любое судно, вышедшее из гавани.

- Лодка дала течь, - говорил он, глядя в пространство. - Мы высадились к северо-западу от Города на Змеиной Реке, и те, кто не хотел довериться морю, отправились дальше пешком. Остальные, наверное, либо починили лодку, либо попали в плен к захватчикам. Я ушел оттуда немедленно. - Он вздохнул. - Я кому-то обязан жизнью, но так и не узнал, кто вытащил меня из воды. В несчастье мы все были братьями. - Он вытянул руку. - А кисть распухла и почернела. Боль была невыносимая.

- Как же ты ее Вылечил? - спросил Ру.

- Не я. По правде говоря, я решил ее просто отрезать, потому что у меня началась лихорадка. Я попытался применить рейки, но она лишь сняла боль, а жар не спадал. А на следующий день я натолкнулся на лагерь, где встретил монаха какого-то ордена, о котором я никогда не слышал. Он не мог использовать магию, зато обмыл руку, сделал припарки из листьев и трав, а потом напоил меня каким-то настоем. Лихорадка прошла. - Луи помолчал и продолжал: - Он сказал, что для полного излечения нужна какая-то могущественная магия и столько золота, сколько храмы зарабатывают за целую вечность. И еще он сказал, что и это может не сработать. Дело случая. - Луи пожал плечами и, оттолкнув пустую кружку, сказал: - И вот теперь я здесь, скоро получу помилование и стану свободным человеком. Мне необходимо задуматься над своим будущим.

Эрик сделал знак, чтобы принесли еще пива.

- Мы все с этим столкнулись, - заметил он.

- Если у тебя нет никаких особых планов, - сказал Ру, - то я мог бы найти применение человеку с головой, который бы знал, как вести дела с важными господами.

- В самом деле? - спросил Луи.

Эрик засмеялся.

- Удовлетворяя свое честолюбие, наш друг сейчас прилагает все усилия, чтобы жениться на уродливой дочке богатого купца.

Джедоу, прищурившись, поглядел на Ру.

- Ты ведь не позволял себе вольностей с этим нежным ребенком?

Ру поднял руки в знак того, что сдается, и покачал головой:

- Никогда. Дело в том, что она нравится мне больше, чем ты думаешь, Джедоу. Она достаточно привлекательная девушка. Очень спокойная. И, в сущности, не такая уж и уродина, как я себе представлял. Когда она улыбается, в ней появляется очарование. Впрочем, сейчас я сражаюсь сразу на двух фронтах.

- Это безрассудно, мой друг, - заметил Эрик.

- Да нет, я изо всех сил стараюсь произвести впечатление на ее отца, но девушка знает, что он меня выбрал ей в мужья, и я не думаю, чтобы ее это радовало.

- Так ты обрадуй ее, - сказал Луи.

- Как?

- Ухаживай за ней так, как ухаживаешь за ее отцом, - пояснил родезиец. - Делай ей маленькие подарки и говори с ней о чем-то, что не имеет отношения к коммерции.

Ру заморгал, и всем, кто сидел за столом, стало ясно, что такая мысль никогда не приходила ему в голову.

- Правда?

Когда все отсмеялись, Луи спросил:

- Кто уцелел?

Эрик перестал улыбаться, и Джедоу помрачнел.

- Немногие, - ответил Ру.

- Капитан и сержант, - сказал Эрик. - Накор и Шо Пи. Мы с вами и несколько человек из других отделений. Но из нашей шестерки - только мы трое. - Он показал на Ру, Луи и себя.

- Все равно лучше, чем у нас, - сказал Джедоу, и все кивнули. Из его роты уцелел только он.

- Расскажи ему о Бигго, - сказал Ру, и Эрик поведал Луи о том, как погиб последний из их отделения.

- Клянусь, у него был такой удивленный вид. Если вспомнить все его разговоры о Богине смерти... он выглядел так, словно...

- Словно что? - спросил Ру, который там не был, но слышал эту историю раньше.

- Словно он говорил. - Эрик понизил голос, имитируя бас Бигго: - "О, так вот на что это похоже!" - и раскрыл глаза в насмешливом изумлении.

Все посмеялись. Буфетчик принес еще пива. Луи поднял кружку:

- За отсутствующих товарищей.

Выпив, они несколько мгновений молчали.

- А вы чем занимаетесь? - спросил Луи у Эрика и Джедоу.

- Помогаем капитану создавать свою армию, - сказал Джедоу. - Мы с Эриком у него в капралах.

Эрик вытащил из-за пазухи маленькую книжку.

- Хотя нас заставляют делать довольно странные вещи.

Луи взял книжку и посмотрел на обложку.

- Кешийская?

Эрик кивнул:

- Когда научишься говорить, не так уж трудно научиться читать. Но дело продвигается медленно. В детстве я мало читал, не то что Ру.

- Что это за книга? - спросил Ру.

- Древний труд о военном искусстве, из библиотеки лорда Уильяма, - сказал Джедоу. - Я ее прочел на прошлой неделе. А на этой неделе он заставил меня читать нечто под названием "Развитие эффективных путей снабжения на вражеской территории" какого-то квегийского господина. На Луи это, по-видимому, произвело впечатление.

- Похоже, из вас хотят сделать парочку генералов, - сказал он.

- Не знаю, не знаю, - ответил Эрик, - но это похоже на то, о чем нам рассказывал Натомби.

Луи кивнул. Натомби попал в отряд Кэлиса из Внутреннего Легиона, самой победоносной и эффективной армии в истории Великого Кеша. Он не раз рассказывал Эрику и его друзьям о том, как проводится подготовка -воинов в Легионе.

- Мы создаем армию, которой еще не бывало, - сказал Джедоу и понизил голос: - А знаете почему?

Луи усмехнулся и покачал головой.

- Лучше, чем ты, полагаю. - Он помолчал. - Несколько раз я едва успел удрать от их передовых частей. И видел, как они рубили тех, кто пытался бежать. - Он на мгновение зажмурился. - Я - крепкий мужчина, во всяком случае, мне так представляется, но я видел вещи, которых не мог и представить. Я слышал звуки, которые не могу изгнать из памяти, и ощущал запахи, которые застряли у меня в ноздрях, сколько бы благовоний я ни курил и сколько бы вина ни пил.

Настроение у всех упало, и после недолгого молчания Ру сказал:

- Ладно, мы знаем, что происходит. Тем не менее мы должны строить собственную жизнь. Так хочешь работать со мной?

Луи пожал плечами:

- А что мне придется делать?

- Предлагать определенные товары людям благородного происхождения, даже высшей знати. И назначать цену.

Луи снова пожал плечами:

- Я никогда не умел торговаться, но если ты объяснишь мне, как это делается, думаю, что я справлюсь.

Разговор прервался, потому что открылась дверь и в трактир вошел Робер де Лонгвиль с какой-то стройной девушкой. На ней были дешевое платье из домотканого полотна и простые туфельки. За исключением слишком коротко остриженных волос в ее внешности не было ничего необычного.

Но Эрик ее узнал.

- Китти?

Де Лонгвиль поднял руку.

- Это моя невеста Кэтрин, и если кто-нибудь из вас, мерзавцев, заставит ее покраснеть, я намотаю его кишки на палку.

Он произнес это небрежным тоном, но его взгляд ясно говорил, что происходит нечто такое, о чем им нет нужды знать. Девушка, казалось, была рассержена тем, что он представил ее как свою невесту, но ничего не сказала.

Де Лонгвиль подвел девушку к стойке и заговорил с буфетчиком. Тот кивнул и показал ей дорогу на кухню. Бросив мрачный взгляд на де Лонгвиля, девушка ушла.

Вернувшись к их столику, де Лонгвиль придвинул к себе стул.

- Она будет здесь работать. И если кто-то из вас ее обидит... - Он не закончил угрозу.

Ру пожал плечами:

- Только не я. У меня есть своя невеста.

- О, это факт, - сказал де Лонгвиль, и в его глазах мелькнуло злобное удовольствие. - А знает ли она, что ее суженый - бывший висельник?

Ру был достаточно хорошо воспитан, чтобы покраснеть.

- Я не рассказываю ей все.

- И он не делал еще предложения, - вставил Эрик. - Он ее слегка водит за нос.

- Значит, вот он каков, наш Руперт, - произнес де Лонгвиль и сделал знак, чтобы ему принесли пива.

- По их словам, из наших друзей вернулись немногие, - сказал Луи.

Де Лонгвиль кивнул:

- Да. - Его лицо омрачилось. - Я уже дважды побывал в этой проклятой стране и оставил там почти две тысячи погибших.

- Именно поэтому вы и рыцарь-маршал заставляете нас читать эти книжки? - спросил Джедоу.

Де Лонгвиль ухмыльнулся и ущипнул Джедоу за щеку.

- Нет, голубок, это для того, чтобы посмотреть, как шевелятся твои губы. Это меня веселит.

Эрик рассмеялся.

- Ладно, какова бы ни была причина, в этих книжках уйма интересного. Правда, я не уверен, что понял все.

- Тогда поговори с рыцарь-маршалом, - сказал де Лонгвиль. - У меня есть приказ: капрал, которому нужно обсудить прочитанное, должен отправиться в кабинет лорда Уильяма.

Буфетчик принес ему пиво. Де Лонгвиль сделал большой глоток и с преувеличенным наслаждением облизнул губы.

- К рыцарь-маршалу? - переспросил Эрик. Рыцарь-маршал Уильям был знаменит не меньше, чем принц, и любому солдату внушал благоговейный страх.

- Не волнуйся, - сказал де Лонгвиль. - Он понимает, какие вы тупоголовые, и не станет употреблять длинных слов. Ру и Луи захохотали, Эрик же промолчал.

- Просто мне странно, что вы и капитан считаете, что мы должны этому учиться, сержант, - сказал Джедоу.

Де Лонгвиль огляделся.

- Если вы до сих пор об этом не догадались, то знайте, что этот трактир принадлежит герцогу. Все, кто здесь работает, - агенты Джеймса. - Он ткнул большим пальцем в сторону стойки. - Кэтрин здесь для того, чтобы предупредить о Мошенниках, если они будут крутиться поблизости. После той стычки мы должны быть уверены, что они не создадут нам новых трудностей. Одним словом, я хочу сказать, что это самое безопасное место за пределами дворца, где можно поговорить о том, что нам стало известно в результате последнего путешествия, - де Лонгвиль понизил голос, - но места, безопасного во всех отношениях, не существует. - Он помолчал. - Вы должны учиться всему, что только возможно, ибо мы создаем армию, подобной которой история не знает. Вы должны быть в состоянии принять командование любым количеством людей. И если случится так, что кто-то из вас возглавит все армии Запада, в его руках окажется судьба Королевства, а значит, и всего мира. Нельзя допустить, чтобы вы испортили это дело.

Эрик и Джедоу переглянулись, но ничего не сказали.

Ру отодвинулся от стола.

- Как хорошо, что я выбрал другую карьеру, - сказал он. - Ладно, все это замечательно, но мне нужно присмотреть за погрузкой. Могу я сейчас взять с собой Луи? - спросил он у де Лонгвиля.

Де Лонгвиль кивнул.

- Приходи утром, и мы подпишем твое помилование, - сказал он Луи.

Ру жестом позвал Луи за собой, и, попрощавшись с остальными, они покинули трактир.

- Фургоны? - спросил Луи, когда они вышли на улицу.

- Я теперь коммерсант, Луи, и имею дело с ценным товаром. Мне нужен человек, который научит меня говорить со знатью и одновременно будет выступать в качестве моего агента.

Пожав плечами, Луи поднял правую руку.

- Полагаю, для разговоров она мне не понадобится.

- Насколько плохо? - спросил Ру, лавируя в толпе.

- Пальцы кое-что чувствуют, но как сквозь толстые перчатки. Шевелить ими я почти не могу.

Он сделал неуловимое движение, и в его левой руке оказался кинжал.

- Но эта по-прежнему действует.

Ру улыбнулся. Он знал, что Луи лучше всех, кого ему приходилось видеть, владел коротким клинком, и понимал, что хотя Луи больше не может быть солдатом, он далеко не беспомощен.

По пути Луи спросил:

- Где Шо Пи и Накор?

- С капитаном.

- А где капитан?

Ру пожал плечами:

- Странствует где-то по поручению короля. Я слышал, будто они отправились в Кеш. Вероятно, в Стардок.

- Вам туда нельзя, - сказал ученик.

Кэлис оттолкнул охранника и распахнул высокую дверь, ведущую в зал Совета Магов, который руководил Академией в Стардоке.

Пять магов подняли головы. Один привстал:

- В чем дело?

- Калайд, - холодным и ровным тоном произнес Кэлис, - я был терпелив. Много недель я ждал от вас каких-нибудь проявлений того, что вы понимаете ситуацию и хотите нам помочь.

Его перебил другой маг, с почти совершенно белыми волосами и бородой:

- Лорд Кэлис...

- Капитан, - поправил его Кэлис.

- Хорошо, капитан Кэлис, - сказал седой маг по имени Чалмс. - Мы оценили серьезность вашего предупреждения и обдумали просьбу вашего короля...

- Моего короля? - удивленно произнес Кэлис. - Он и ваш король, неужели я должен об этом напоминать?

Калайд поднял руку:

- Академия долго рассматривала вопрос наших отношений с Королевством, которые прервались с исчезновением Пуга...

- Никто не удосужился сообщить об этом в Королевство, - заметил Накор.

Пятеро сидевших за столом магов посмотрели на него, испытав одновременно раздражение и неловкость. За этим столом в свое время сиживал и Накор. Большинство тех, кто сейчас управлял Академией, были тогда учениками или преподавателями. Из тех пятерых, кто ныне правил Стардоком, один лишь Чалмс был ровесником Накора.

Кэлис поднял руку, чтобы предотвратить дальнейшие споры.

- Более того, никто не потрудился поставить в известность его величество.

Он оглядел по очереди всех пятерых. Помещение Совета представляло собой круглый зал с высоким потолком. Мерцающий свет глубоко упрятанных факелов почти не рассеивал мрак. Лишь свечи, горящие в свисающей с потолка деревянной люстре, позволяли рассмотреть их лица.

Но зрение Кэлиса было сильнее человеческого, и потому он мог заметить предательскую дрожь кожи вокруг глаз и быстрые взгляды, брошенные исподлобья. Хотя первым заговорил Калайд, но главой Совета был Чалмс. Он был в свое время учеником Корша, одного из двух кешийских магов, которые вместе с Накором правили Академией в течение пяти лет после отъезда Пуга. Когда Корш умер, его лучший ученик, Чалмс, возглавил Совет; он всячески стремился показать, что столь же консервативен и несгибаем, как и его предшественник. Остальные были всего лишь учениками, когда Накор преподавал в Академии, прежде чем с отвращением покинуть ее из-за политики, которую вела администрация.

- Позвольте мне говорить просто, чтобы не вызвать недопонимания, - сказал Кэлис. - Вы не можете разорвать узы, связывающие вас с Королевством. Хотя вы прибыли сюда из разных государств, этот остров, - желая подчеркнуть свои слова, он указал себе под ноги, - принадлежит Королевству. Это королевское герцогство, и пока Пуг жив, он им и останется. Несмотря на свое отсутствие, он по-прежнему еще принц Королевства по праву усыновления и герцог королевского двора. Если Пуг умрет, эти титулы перейдут к его сыну, королевскому маршалу Крондора, или к кому-то другому, кого король сочтет достойным их. - Он наклонился вперед и уперся в стол костяшками пальцев. - Вам было даровано право решать свои дела, как вам угодно, но это никоим образом не означает, что вы имеете право в одностороннем порядке заявлять об освобождении от власти Королевства. Вам это понятно, или мне придется вызвать из Шаматы гарнизон, который оккупирует остров, пока король будет решать, кого из вас, изменников, повесить первым?

Наглек, самый молодой и горячий из магов, вскочил с кресла.

- Это несерьезно! - воскликнул он. - Вы приходите в помещение нашего Совета и угрожаете нам?

Накор ухмыльнулся.

- Он объясняет вам, как обстоят дела, - сказал он и жестом велел Наглеку сесть. - И не пытайтесь хвастаться своей волшебной силой. На свете есть и другие маги, которые с удовольствием поддержат Королевство в его стремлении вернуть себе контроль над этим островом. - Накор обошел вокруг стола и остановился возле Наглека. - Ты был одним из лучших моих учеников. Одно время ты даже возглавлял Синих Всадников. Что с тобой случилось?

Наглек покраснел до корней волос,

- Времена меняются. Я стал старше, Накор. Синие Всадники...

- Доверие к ним упало, - сказал Чалмс. - Ваши более чем... нешаблонные взгляды вызвали разногласия среди учеников.

Накор махнул рукой, и Наглек отступил. Накор уселся в его кресло и жестом велел Шо Пи встать рядом.

- Итак, что будем с этим делать? - спросил он.

- Капитан Кэлис, - сказал Чалмс, - мы в самом деле по-настоящему встревожены событиями, о которых вы нам сообщили и свидетелями которых были во время своих путешествий через океан. Мы согласны, что если эта Изумрудная Королева, как вы ее называете, попытается вторгнуться в Королевство, положение может стать в высшей степени затруднительным. Думаю, что если эта угроза начнет воплощаться в реальность, мы самым тщательным образом рассмотрим просьбу его величества.

Кэлис с минуту молчал. Затем он взглянул на Накора.

- Я говорил тебе, что так и будет, - сказал Накор.

Кэлис кивнул:

- А я надеялся оправдать их за недостаточностью улик.

Накор пожал плечами:

- Мы торчим здесь уже почти месяц.

Кэлис снова кивнул:

- Ты прав. - Он повернулся к остальным магам: - Я оставляю здесь Накора в качестве полномочного представителя короны. В мое отсутствие он будет действовать как наместник герцога.

- Вы шутите! - воскликнул Калайд.

- Ничуть, - ответил Накор.

- Вы не имеете права на такие полномочия, - произнес маг по имени Салинд.

Накор ухмыльнулся:

- Он - Крондорский Орел. Он - личный агент короля. Он носит титул герцога королевского двора в дополнение к званию рыцарь-капитана армии Запада. Он может всех вас повесить за измену.

- Я возвращаюсь в Крондор, - сказал Кэлис, - чтобы доложить обо всем принцу и получить инструкции о том, что делать с вами до возвращения Пуга.

- Возвращения? - переспросил Чалмс. - В последний раз мы видели Пуга почти двадцать лет назад. Почему вы считаете, что он вернется?

Накор покачал головой.

- Потому что ему это нужно. Неужели вы по-прежнему еще так близоруки... - Он сам себя перебил: - Дурацкий вопрос. Пуг вернется. А до тех пор, я думаю, надо посмотреть, что здесь следует изменить.

С первого дня, как они сюда прибыли, Накор всюду совал свой нос - такова уж была его привычка, - поэтому каждый из членов Совета сразу же понял, что у него давно приготовлен длинный список того, что он собирается изменить. Маги переглянулись и дружно встали.

- Ладно, - сказал Чалмс Кэлису. - Если вы полагаете, что такая позиция принесет вам желаемые результаты, то, боюсь, вы ошибаетесь, но активно противодействовать вам мы не станем. И уж если вы оставляете этого... игрока командовать, пусть он покомандует.

После этих слов он и остальные четыре мага вышли из зала. Кэлис молча проводил их взглядом и повернулся к Накору:

- Ты и Шо Пи - вы справитесь?

- Я защищу своего учителя, - заявил Шо Пи.

Накор отмахнулся.

- Ба! Мне не нужна защита от этой компании старых дев. - Он встал. - Когда ты уезжаешь?

- Как только получу в городе оседланного коня. - ответил Кэлис. - У меня еще целых полдня.

- Я чувствую, что проголодался, - сказал Накор. - Пойдем съедим что-нибудь.

Они спустились в длинный вестибюль, прошли мимо охранников и в конце коридора остановились. Кэлис хотел уехать немедленно, а Накор и Шо Пи собирались двинуться в ином направлении, то есть к кухне.

- Будь осторожен, - сказал Кэлис. - Они слишком легко уступили.

Накор улыбнулся.

- О, сейчас, без сомнения, они все собрались у Чалмса и устраивают заговор. - Он пожал плечами. - Я прожил намного дольше любого из них, и не потому, что был неосторожен. Буду глядеть в оба. - Он стал серьезным. - У меня было достаточно времени, чтобы осмотреться и многое понять. Скажи принцу, что здесь есть лишь несколько человек, способных в принципе нам помочь. Остальные могут пригодиться для мелких дел вроде отправки сообщений, но истинных талантов тут очень мало. - Он вздохнул. - Я думал, что спустя двадцать лет найду здесь пару десятков образованных учеников, но подозреваю, что те, у кого есть способности, стремятся побыстрее отсюда убраться.

- Но кто-то же нам все равно нужен.

- Нам нужен Пуг, - сказал Накор.

- А как его найти? - спросил Кэлис.

- Он сам нас найдет. - Накор окинул взглядом вестибюль. - И думаю, что он найдет нас здесь.

- Как он узнает, что нам нужна его помощь? - спросил Кэлис. - Принц попытался воспользоваться амулетом, который Пуг дал Никласу, но безрезультатно.

- Пуг узнает, - сказал Накор и, опять оглядевшись, добавил: - Наверное, он уже знает.

Кэлис на минуту задумался, потом кивнул, повернулся и, не говоря больше ни слова, двинулся к выходу.

Накор взял Шо Пи за руку.

- Пошли поедим.

- Хорошо, учитель.

- И не зови меня учителем, - рявкнул Накор.

- Как пожелаете, учитель.

Накор вздохнул, и они пошли к лестнице.

- Что ты видишь? - спросила Миранда.

Пуг засмеялся.

- Накор проделывает свои старые фокусы. Я не могу слышать, что они говорят, но вижу, как Чалмс и остальные с гордым видом покидают палату Совета. Подозреваю, что Кэлис оставил Накора за главного.

Миранда тряхнула головой, и сотни капель с ее волос покрыли рябью тихую заводь, которую Пуг использовал вместо магического стекла. Смутное изображение далекой комнаты исчезло.

- Эй! - притворился раздраженным Пуг.

Миранда засмеялась и еще сильнее затрясла головой. Она только что вышла из теплого океана и обнаружила, что Пуг, глядя в тихую заводь, следит за тем, что происходит в Стардоке.

Пуг попытался ее схватить, но она грациозно отпрыгнула и побежала по пляжу, навстречу волнам. Смех Пуга слился с ее смехом.

Глядя на ее стройное тело, блестящее от воды, Пуг на мгновение почувствовал стеснение в груди. Они почти год прожили на этом острове и загорели дочерна.

Миранда плавала намного лучше, чем Пуг, но у него были сильнее ноги. Он догнал ее у самой воды, и оба рухнули на песок. Миранда взвизгнула, а Пуг рассмеялся еще громче.

- Ты чудовище! - крикнула она, когда он перевернул ее и шутливо стукнул по шее.

- Ты первая начала.

Лежа на спине, Миранда вгляделась в лицо Пуга. За этот год они стали близки, но между ними по-прежнему существовали тайны. Пуг почти ничего не знал о ее прошлом, и Миранда ловко уклонялась от прямых ответов на его вопросы. Наконец он понял, что она не желает говорить о своей жизни до встречи с ним, и перестал их задавать. Со своей стороны и Пугу было что скрывать, в этом смысле у них было полное равноправие.

- В чем дело? - спросил он. - Мне знаком этот взгляд.

- Какой взгляд?

- Взгляд, означающий попытку прочесть мои мысли.

- Я так этому и не научилась, - сказала Миранда.

- Мало кто на это способен, - кивнул Пуг. - Хотя Гамина умела всегда.

- Читать мысли?

- Во всяком случае, мои, - сказал Пуг и лег на спину рядом с ней. - Когда ей исполнилось тринадцать, мне стало нелегко с ней, и так было до тех пор, пока ей не стукнуло двадцать. - Вспомнив детство своей приемной дочери, Пуг покачал головой. - Теперь она - бабушка, - сказал он тихо. - У меня есть внук, Арута, и правнуки, Джеймс и Дэшел.

Он задумался. Солнце пекло, волны с началом прилива становились все выше. Наконец Пуг встал, и они с Мирандой неторопливо пошли по пляжу. Молчание прервала Миранда:

- В последнее время ты все чаще заглядываешь в Стардок. Пуг тяжело вздохнул:

- Дела начинают становиться... серьезнее.

Рука Миранды скользнула в его ладонь, и Пуг снова почувствовал стеснение в груди. Он считал, что любил жену так сильно, как никогда не полюбит никого другого, но эта женщина, несмотря на ее таинственное прошлое, глубоко проникла в его душу. Она до сих пор смущала его и томила, словно он был мальчиком, а не мужчиной почти девяноста лет.

- Где мы оставили одежду? - спросила Миранда.

Пуг огляделся:

- Вон там, по-моему.

Они жили на острове в примитивной хижине, которую Пуг соорудил из пальмовых листьев и стволов бамбука, а когда надо было пополнить запасы пищи, отправлялись за ней в дом Пуга на Острове Мага. Основную часть времени они посвящали играм, любви и беседам на самые разные темы. Но Пуг всегда помнил о том, что это лишь передышка, возможность ненадолго забыть о трудностях, отдохнуть и приготовиться к еще одной встрече лицом к лицу с ужасом.

Они отыскали свою одежду, и Пуг с легким сожалением смотрел, как Миранда надевает через голову платье. Облачившись в свое черное одеяние, он сказал:

- Ты думаешь.

- Всегда, - ответила она с кривой улыбкой.

- Нет, я имел в виду нечто другое. И такого выражения лица я у тебя раньше не видел. Не знаю, нравится ли мне оно.

Тревожные морщины пролегли по обычно гладкому лбу Миранды. Она подошла к Пугу и обняла его.

- Я должна на какое-то время уехать.

- Куда?

- Хочу найти Кэлиса. Я слишком долго его не видела. Я должна узнать, что еще нужно для него сделать.

- Ты вкладываешь в эти слова какой-то дополнительный смысл, - заметил Пуг, услышав имя сына друга своего детства, Томас.

Взгляд зеленых глаз Миранды скрестился со взглядом темно-карих глаз Пуга, и через мгновение она быстро кивнула:

-Да.

Но больше она ничего не добавила.

- Когда я тебя снова увижу? - спросил Пуг.

Миранда поцеловала его в щеку.

- Боюсь, не так скоро, как нам обоим хотелось бы. Но я вернусь.

Пуг вздохнул.

- Что ж, похоже, что дело идет к концу.

Миранда крепко его обняла.

- Это не конец, а всего лишь перерыв. А куда направишься ты?

- Сначала к себе на остров, чтобы встретиться с Гатисом; потом на какое-то время возвращусь в Стардок. После этого я должен буду начать свои поиски. Миранда знала, что он имеет в виду поиски Черного Маркоса.

- Ты считаешь, что сможешь его разыскать? Сколько ты его уже ищешь? Почти пятьдесят лет?

Пуг кивнул.

- С конца Великого Восстания. - Он поглядел на небо. - Но он где-то не здесь. Осталось немного мест, которые мне еще предстоит обследовать, и одно из них, разумеется, Зал.

При упоминании о Зале Миров Миранда рассмеялась.

- Что такое? - спросил Пуг.

- Болдар Кровавый. Я оставила его у Тэйберта в Джайбоне и велела ждать, пока я за ним не пришлю.

- Целый год?

- Ты очень расстроен, - промурлыкала Миранда и укусила Пуга за ухо.

- Прекрати, если не хочешь отложить свой отъезд.

- Ладно, час или два ничего не изменят, - хихикнула Миранда.

Их одежда вновь полетела на песок.

- А чем ты собираешься платить Болдару? - спросил Пуг. - Наемники Зала берут недешево.

- У меня есть любовник-герцог, - усмехнулась Миранда.

- Приму к сведению. - Пуг невесело улыбнулся и обнял ее.

Глава 9 РОСТ

Ру улыбнулся.

В магазин, наполненный стуком молотков, вошел Робер де Лонгвиль. В этом здании некогда помещалось преуспевающее заведение - маклерская контора, но оно не выдержало тяжелых времен. Ру выбрал этот дом потому, что в задней его части имелась маленькая кухня, а угловое помещение огромного склада можно было использовать в качестве спальни. Ру, Дункан и Луи готовили себе сами и могли не нанимать охранников и не платить за аренду жилья.

- Сержант! - крикнул Ру, стараясь перекрыть шум.

Де Лонгвиль огляделся.

- Это твое последнее предприятие?

Ру улыбнулся:

- Да. Мы расширяемся, а за домом моего партнера можно поставить всего два фургона.

- А сколько их у вас? - спросил Бобби.

- Шесть, - ответил Ру. - Я решил расширить наш ассортимент за счет чего-то более экзотического, и для этого требуется дополнительный транспорт.

- За этим я и пришел, - сказал де Лонгвиль.

Заинтригованный, Ру повел его в заднюю часть здания и нашел относительно спокойный уголок для беседы.

- Чем могу служить?

- У нас возникли определенные трудности с доставкой грузов во дворец, - сказал де Лонгвиль.

Ру прищурился:

- Трудности?

- Трудности, - подтвердил де Лонгвиль.

Ру понимающе кивнул. Пантатианские шпионы служили постоянным источником тревоги для принца и герцога. Хотя делалось все для того, чтобы за пределами дворца даже самые доверенные лица ничего не узнали о планах принца, вокруг дворца крутилось слишком много народу, чтобы гарантировать сохранение тайны.

- Нам нужен новый владелец транспорта, чтобы доставлять во дворец важные грузы, - сказал де Лонгвиль.

Ру постарался скрыть свою радость. Он знал, что тут у него не было соперников. Другого владельца конторы по перевозке грузов, который не разболтал бы о том, что увидит, не существовало.

- Возчики, - сказал Ру.

Де Лонгвиль кивнул:

- Да, это сложность.

- Может быть, у вас есть люди, которые прошли военную подготовку, но по тем или иным причинам не годятся для вашей армии? - Ру понизил голос, чтобы его не подслушали. - И достаточно надежные, чтобы доверить им это?

- Ты хочешь, чтобы мы заключили с тобой контракт, да еще и предоставили возчиков? - спросил де Лонгвиль.

Ру ухмыльнулся:

- Не совсем так, но если у вас уже возникли трудности с перевозкой грузов, вы должны понимать, что. набирая возчиков сам, я создам дополнительный риск. Сейчас ценные товары возим только я, Дункан и Луи. Трое других довольно надежны, но ручаться за них я не стану.

- Понял, - сказал де Лонгвиль. - Ну что ж, если мы уговорили Джеймса открыть трактир, почему бы не дать тебе возчиков?

- Почему бы попросту не использовать для этого солдат? - спросил Ру.

- Потому что все сразу поймут, что мы стараемся что-то сохранить в тайне, - сказал де Лонгвиль. - Чтобы скрыть это, нам требуется уже существующая транспортная компания. "Гриндаль и Эйвери" идет в гору, и вы завоевали себе имя. Мы просто предлагаем новый контракт и хотя не трезвоним об этом на каждом углу, но и скрыть ничего не пытаемся.

Ру кивнул:

- Значит, я подам заявку и выиграю.

- Ты не так глуп, как кажешься, Эйвери. - Де Лонгвиль положил руку ему на плечо и заговорил почти шепотом: - Послушай, ты знаешь, почему мы должны быть осторожны и что поставлено на карту.

Ру кивнул. Он знал, хотя и старался поменьше вспоминать о том, что пережил, когда служил в отряде Кэлиса.

- Вот какую сделку я тебе предлагаю, - продолжал де Лонгвиль. - Ты обязуешься вовремя доставлять все наши грузы, а я обязуюсьбез задержки платить. И не воображай, что тебе удастся диктовать нам условия. В этом случае мы действительно возьмем грузовые перевозки в свои руки, - де Лонгвиль усмехнулся, и эту усмешку Ру слишком хорошо знал, - а потом придумаем повод либо навсегда покончить с твоей карьерой, либо повесить за какое-нибудь преступление.

Ру ни на минуту не сомневался, что так и будет. Ради спасения Королевства этот человек не остановился бы ни перед чем.

- Одна уже своевременная оплата - вещь невероятная, - вслух сказал Ру. - Вы не поверите, но некоторые из таких счетов я коллекционирую.

Усмешка де Лонгвиля стала добродушнее, и в ней появился юмор.

- Еще как поверю. Одного лишь титула мало, чтобы у тебя в кармане звенела хоть пара монет. - Осмотрев двор, он спросил: - Сколько фургонов вы готовы предоставить для дворцовых надобностей?

- Какое количество грузов нужно будет доставлять в неделю? - спросил в свою очередь Ру.

Де Лонгвиль достал из кармана лист пергамента и протянул его Ру.

- Завтра этот корабль придет из Илита. Приготовься к тому, что такое же количество груза будет прибывать два-три раза в неделю.

Пробежав глазами список, Ру ахнул:

- Что за армию вы создаете, сержант? Да здесь хватит мечей, чтобы вторгнуться в Кеш.

- Если нам будет нужно. Так как? Ру кивнул.

- Я собираюсь купить еще три, может быть, четыре фургона, и если вы обеспечите грузчиков... - Он испытующе взглянул на де Лонгвиля. - А как насчет караванов?

- Мы разгружаем их у городских ворот, а ваша задача - провезти груз через город.

Ру в раздумье покачал головой.

- Пожалуй, лучше купить пять фургонов. - Произведя в уме вычисления, он понял, что у него не хватит денег. - Но для этого мне нужно золото.

- Сколько? - спросил де Лонгвиль.

- Сто соверенов. Этого хватит на фургоны, на мулов, на то, чтобы нанять нескольких возчиков, но я должен быть уверен, что вы действительно заплатите сразу, так как у меня нет резерва.

- Поступим иначе, - сказал де Лонгвиль. - Я не могу позволить тебе обанкротиться, ведь ты был не готов. - Он вынул из-за пазухи кошелек и протянул его Ру. Потом положил ему руки на плечи и наклонился вплотную. - Ты нам нужен больше, чем тебе самому представляется, Эйвери. Оправдай наше доверие - и станешь очень богат. Армии нужны не только сержанты и генералы, но интенданты и казначеи. Только не испорти дело, понял?

Ру кивнул, хотя его грызли сомнения, а де Лонгвиль продолжал:

- Теперь позволь изложить тебе другой вариант: если ты оступишься, причем не важно, где и как, то ссылка на то, что ты больше не являешься солдатом нашего отряда, не избавит тебя от наказания. У тебя будет столько же прав, сколько было в тот день, когда ты упал с виселицы. Ясно?

Ру помрачнел.

- До сих пор я не боялся угроз, сержант.

- О, это не угрозы, мои милый. Это факт. - Де Лонгвиль улыбнулся. - Кстати, если хочешь, можешь звать меня Бобби.

Ру пробормотал что-то себе под нос, затем произнес:

- Очень приятно, Бобби.

- Как твоя личная жизнь? В ближайшее время не собираешься обзавестись семьей?

Ру пожал плечами:

- Я спрашивал у ее отца, и он сказал, что подумает; если он скажет "да", я спрошу у нее.

- Из того, что ты говорил месяц назад, я сделал вывод, что он уже согласился, - сказал де Лонгвиль и поскреб щетину у себя на подбородке.

Ру снова пожал плечами:

- Гельмут сделал меня партнером, и дважды в неделю я обедаю вместе с ним и с Карли. Я провожаю ее на рынок или на площадь в Шестой день, но...

- Будь понастойчивее, - посоветовал де Лонгвиль.

- Я ей не нравлюсь.

- Не нравишься ты, или не нравится мысль о том, что ты собираешься на ней жениться из-за денег ее папаши?

Ру в третий раз пожал плечами:

- Луи говорит, что я должен ее завоевать, но...

- Что "но"?

- Она мне не интересна, - произнес Ру.

Де Лонгвиль помолчал, а потом спросил:

- Когда ты пытаешься за ней ухаживать, о чем ты говоришь?

- Стараюсь ее развлечь, рассказываю о том, чем мы занимаемся с ее отцом, или о войне... - Де Лонгвиль нахмурился, и он поспешно добавил: - Ничего лишнего, сержант. Я достаточно осторожен.

- Вот тебе предложение, - сказал де Лонгвиль. - Задай ей вопрос.

- Какой вопрос?

- Любой. Только о чем-нибудь, что связано с ней самой. Спроси ее мнение о том или ином предмете. - Де Лонгвиль ухмыльнулся. - Ты увидишь, что представляешь собой не такую уж занимательную тему для разговора, как тебе кажется.

Ру вздохнул:

- Попробую. - Он проводил де Лонгвиля до выхода и сказал: - Фургоны будут в порту, как только рассветет. Постарайтесь, чтобы ваши пять возчиков были там за час до рассвета.

- Они там будут, - кивнул де Лонгвиль и вышел на улицу. Когда дверь за ним захлопнулась, Ру развернул список грузов и углубился в подсчеты.

Через час на склад пришел Гельмут Гриндаль и подозвал к себе Ру, который как раз руководил установкой железных ворот в бывшей конюшне.

- Как дела? - спросил Ру, подходя к своему партнеру и, как он надеялся, будущему тестю.

- Драгоценности в Равенсбург повезу сам, - сказал Гельмут. - Кое-что надо будет показать матери барона, и, вспомнив о ваших прежних отношениях, я подумал, что будет лучше, если ты посидишь дома.

Ру кивнул:

- Хорошая мысль, - и, поглядев вокруг, добавил: - Да и здесь еще за многим надо бы присмотреть.

- Пообедаешь с нами? - спросил Гриндаль.

Ру на мгновение задумался.

- Пожалуй, я лучше останусь, прослежу за качеством работы, - ответил он. - Не будете ли вы так добры сказать Карли, что я зайду к ней завтра.

Гриндаль прищурился, и у него стало скучное лицо.

- Хорошо, - сказал он, помолчав.

Не сказав больше ни слова, Гельмут ушел, а Ру вернулся к прежнему занятию. За это время он хорошо узнал своего старшего партнера, но когда речь шла о Карли, Ру терялся, не понимая, что у старика на уме. Вот и сегодня он весь вечер терзался вопросом, что же за мысли бродят в эту минуту в голове этого хитреца.

Ру ждал Карли. До этого Гельмут еще ни разу не оставлял их вдвоем, и даже на рынок ходил вместе с ними. Но сегодня он уехал в Даркмур, и большую часть вечера Ру пребывал в одиночестве, так как Карли пожелала заняться стряпней. У Гриндаля были и повариха, и служанка, которые жили в его же доме, но Карли предпочитала сама заботиться об отце.

Наконец ужин был подан в комнате, где Гельмут обычно принимал деловых гостей и которую называл "гостиной". Ру сел на маленькую тахту, а Карли - рядом на стул.

- Что-нибудь не так? - тихим, как всегда, голосом спросила Карли.

Ру очнулся от задумчивости.

- Нет-нет, все в порядке. Я просто думал о том, как странно иметь отдельную комнату только для того, чтобы в ней разговаривать. У нас в Равенсбурге возможность поговорить бывала только после того, как трактир, где работала мать Эрика, покидал последний посетитель или когда была работа на свежем воздухе.

Карли кивнула и опустила глаза. Наступила тишина.

- Когда возвращается ваш отец? - после короткой паузы спросил Ру.

- Если все пойдет, как он предполагал, то через две недели, - ответила она. Руки ее спокойно лежали на коленях, а сама она держалась прямо, но без напряжения. Поскольку она не поднимала на него глаз, Ру мог без помех еще раз взглянуть в ее лицо. Что-то в этом лице волновало его с того дня, когда он впервые ее увидел. В свое время он холодно разработал план, как начнет ухаживать за этой девушкой и покорит ее, как, воспользовавшись опытом, приобретенным на службе у ее отца, станет богатым купцом, но каждый раз, когда появлялась возможность поухаживать за Карли, он не мог выдавить из себя ни слова. В конце концов он решил, что она его совершенно не привлекает.

Ему доводилось спать со шлюхами куда более уродливыми, чем Карли, с гнилозубыми шлюхами, от которых несло прокисшим вином, но то было в походе, во время войны, когда в отдалении маячила смерть и такие свидания были просто необходимы.

Но сейчас совсем другое дело. Сейчас он должен был взять на себя обязательство на всю жизнь и выполнять его с величайшей ответственностью. Он думал о женитьбе и о детях, которых родит ему эта женщина, хотя сейчас он почти ничего о ней не знает.

Луи говорил ему, что нужно оказывать ей знаки внимания, а де Лонгвиль советовал Ру не говорить о себе. Наконец Ру произнес:

- Карли!

- Да? - взглянула она на него.

- А... - начал он и вдруг бросился напролом: - Что вы думаете о новом контракте с дворцом?

Слова еще не успели растаять в воздухе, а Ру уже мысленно назвал себя идиотом. Он только что хотел убедить эту девушку, что будет ей хорошим любовником и мужем, и первый же его вопрос был о делах!

Но она только улыбнулась.

- Вам интересно знать, что я думаю? - застенчиво спросила она.

- Ну, вы ведь знаете своего отца, - поспешно сказал он. - Вы в курсе его дел... чуть ли не с самого рождения. - С каждой секундой он чувствовал себя все большим идиотом. - Я хочу сказать, что у вас наверняка есть собственное мнение по этому поводу. Что вы об этом думаете?

Ее улыбка стала еще чуточку шире.

- Я считаю, что иметь постоянный доход, пусть даже скромный, куда менее рискованно, чем зависеть от продажи предметов роскоши.

Ру кивнул:

- Я тоже так считаю.

Он решил, что не стоит ей говорить, что он - единственный перевозчик, которому принц доверил транспортировку таких ответственных грузов.

- Отец всегда твердит о необходимости получать максимальную прибыль, но, следуя этому принципу, он идет на огромный риск. - Она понизила голос, поняв, что позволила себе критиковать отца. - Он склонен помнить хорошие времена и забывать о плохих.

Ру покачал головой:

- У меня иной взгляд на вещи. Я, пожалуй, слишком долго помню плохое. - Тут он вдруг увидел какую-то новую сторону своего характера. - Сказать по правде, в жизни мне выпадало не так уж много хорошего. - Она молчала, и он решил сменить тему разговора: - Значит, вы думаете, что этот контракт не плох?

- Да, - сказала она и снова замолчала.

Тщетно пытаясь придумать, как бы ее разговорить, Ру сказал:

- Чем же он хорош?

Она улыбнулась. И впервые с тех пор, как он ее встретил, Ру увидел, что она искренне веселится. Кроме того, он с удивлением обнаружил, что у нее на щеках ямочки. И тут же открыл, что когда Карли улыбается, она совсем не такая дурнушка, как ему казалось.

- Я сказал что-то смешное? - внезапно покраснев, спросил он.

- Да. - Она снова опустила глаза. - Вы мне ничего не рассказали об этом контракте, так откуда же мне знать, что в нем хорошего?

Ру рассмеялся. Естественно, она знала лишь основной смысл контракта, и если учесть, как мало он рассказал Гельмуту, станет ясно, что она знает еще меньше.

- Ну, дело обстоит так, - начал он.

Они разговорились, и Ру с изумлением обнаружил, что Карли знает о делах отца намного больше, чем можно было предположить. Более того, она отлично в них разбиралась.

Где-то среди ночи Ру откупорил бутылку вина, и они выпили. Ру раньше никогда не видел, чтобы Карли пила вино, и со стыдом вспомнил, что, в сущности, никогда не обращал на нее внимания. Несколько недель подряд он старался произвести на нее впечатление, вместо того чтобы постараться ее узнать.

В какую-то минуту он заметил, что она встала, чтобы подрезать фитиль лампы, но прежде чем понял это, услышал крик петуха. Посмотрев в окно, он увидел, что небо стало светлеть.

- Боже! - воскликнул он. - Мы с вами проговорили всю ночь.

- Мне было приятно, - засмеялась она и покраснела.

- Клянусь Сунг, - Ру воззвал к богине истины, - мне тоже. Давным-давно я ни с кем не говорил о... - Он остановился. Теперь она пристально смотрела на него - и улыбалась.

Он импульсивно наклонился и поцеловал ее. До этого он ни разу не пытался это сделать и сейчас едва не отпрянул от нее, испугавшись, что позволил себе лишнее.

Она не сопротивлялась, и поцелуй их был нежным и ласковым. Ру, донельзя смущенный, медленно отошел от нее.

- Ах... - сказал он. - Я приду к вам завтра - вечером, если вы не возражаете. Мы сможем сходить на вечерний рынок. Если не возражаете! - Последние слова вырвались у него сами собой.

Она смущенно потупилась.

- Буду рада.

Он направился к двери, продолжая на нее смотреть, словно боялся повернуться к ней спиной.

- И мы сможем поговорить, - сказал он.

- Да, - ответила она, вставая, чтобы проводить его до дверей. - Мне это будет приятно, очень.

Ру был так смущен, что чуть не убежал. Когда дверь за ним тихо закрылась, он остановился и вытер лоб. Он был весь в поту. Что произошло? - спрашивал он себя. Он решил, что надо основательно обдумать возможные последствия кампании по завоеванию сердца дочери Гельмута Гриндаля.

Когда город проснулся, Ру был уже в конторе и приступил к работе.

К воротам подкатили шесть фургонов, и стражник взмахом руки приказал Ру остановиться. На стражнике поверх доспехов был обычный плащ с эмблемой принца Крондорского: желтым контуром орла, парящего над горным пиком, в темно-синем кругу. Единственное отличие состояло в том, что серый плащ у него был оторочен кантом королевских цветов - пурпурного и желтого. Дело в том, что впервые за всю историю Королевства кронпринц, наследник престола, правил Западным Княжеством.

Ру попытался вспомнить, что это значит; вроде бы по традиции принц должен был править Крондором до своего восшествия на престол, и до недавнего времени этот пост занимал Арута, отец нынешнего короля, но он не был наследником престола. Ру решил, что лучше спросить об этом кого-нибудь сведущего.

- Что за груз? - спросил стражник.

- Товары для сержанта де Лонгвиля, - ответил Ру в соответствии с инструкцией.

Стоило ему произнести это имя, как откуда-то возник Джедоу Шати. На нем был черный мундир специального отряда Кэлиса с малиновым орлом на груди.

- Пропусти его, - произнес он своим низким голосом и с усмешкой взглянул на Ру. - Они привыкнут к твоему лицу, Эйвери.

Ру улыбнулся в ответ:

- Если уж к твоему привыкли, то со мной им будет легче.

Джедоу рассмеялся:

- В конце концов, ты ведь такой красивый парень.

Только теперь Ру обратил внимание на рукав куртки своего старого товарища:

- Ты получил третью нашивку! Ты сержант?

Улыбка Джедоу стала еще шире.

- Верно, дружище. И Эрик тоже.

- А как же де Лонгвиль? - спросил Ру, когда ворота распахнулись. Он хлестнул своих мулов.

- Он по-прежнему наш господин и начальник, - сказал Джедоу. - Но теперь его именуют майор-сержант или сержант-майор, никак не могу запомнить. - Когда первый фургон, которым Ру правил сам, проехал через ворота, он сказал: - Эрик тебе все расскажет. Он собирался проследить за разгрузкой.

Ру махнул рукой, показывая возчикам, куда править. Он уже не раз доставлял грузы во дворец, но эта партия была самой большой. С юга пришел караван с товарами из Кеша и Долины Грез, и с ним прибыли грузы, предназначенные лично рыцарь-маршалу Уильяму. Согласно новым распоряжениям, все товары, предназначенные для специального отряда Кэлиса, должны быть доставлены рыцарь-маршалу. Таможенникам, следившим за ввозом и вывозом товаров, было сказано, что все подобные грузы должны быть доставлены во дворец в фургонах, принадлежащих компании "Гриндаль и Эйвери".

Новый склад, возвышавшийся вдоль внешней стены дворца, рассекал на две части весь хозяйственный двор. Ру давно ломал голову над тем, для чего понадобилась этакая громадина, но ни о чем не спрашивал. Он подвел свой караван ко въезду, где его уже ждали.

Эрик махнул ему рукой, и Грейлок, бывший мечмастер барона фон Даркмура, тоже поднял руку. Рядом с ними стоял сам рыцарь-маршал, а позади него к земле припал его любимец, зелено-чешуйчатый летающий ящер, как его мысленно называл Ру.

- Джентльмены, - сказал Ру, соскочив с козел, - куда сгружать?

- Разгрузят наши люди, - сказал Грейлок. - Скорее всего здесь. - Он махнул в сторону нового склада.

Эрик дал знак, и целое отделение солдат в черных мундирах кинулось развязывать стропы. Потом они откинули заднюю стенку фургона и начали разгрузку.

- Джедоу говорит, тебя можно поздравить, - сказал Ру.

Эрик пожал плечами:

- Нас повысили в звании.

Грейлок положил ладонь Ру на плечо.

- Это было необходимо. Пора формировать свой командный состав.

Дракончик зашипел.

- Спокойно, Фантус, - сказал лорд Уильям. - Руперт служил нам и раньше. Капитан Грейлок может смело доверить ему наши тайны.

Успокоившись, дракончик уселся у ног рыцарь-маршала и вытянул шею. Лорд Уильям почесал ему гребешки, заменяющие драконам брови.

- Капитан Грейлок, - удивился Ру. - Что это значит?

Грейлок пожал плечами:

- Так нам будет проще строить отношения с командованием регулярной армии. Наш отряд... не совсем обычен, - сказал Грейлок и поглядел на лорда Уильяма, опасаясь, что превысил свои полномочия, говоря это Ру.

Но рыцарь-маршал оставил его слова без внимания, и он продолжал:

- Мне многое предстоит сделать, и на этот раз я ни у кого не хочу спрашивать разрешения.

- Разумеется, не считая меня, - сказал с улыбкой лорд Уильям.

- И капитана, - добавил Эрик.

- Какого капитана? - спросил Ру.

Грейлок улыбнулся:

- Это я - "какой-то капитан", Ру. Существует лишь один человек, который является подлинным капитаном. Кэлис.

- Ну да, - сказал Ру.

Тем временем был разгружен второй фургон, и Ру, махнув рукой возчику, крикнул:

- Возвращайся к складу! Я скоро буду.

Возчик, солдат из того же отряда, помахал в ответ и, развернув фургон, погнал мулов к воротам.

- А где наш капитан? - спросил Ру.

- Во дворце, беседует с принцем, - сказал Грейлок.

Рыцарь-маршал посмотрел на него и слегка покачал головой. Ру взглянул на Эрика, который внимательно следил за разговором, и громко вздохнул:

- Прекрасно. Молчу. Но когда вы отправляетесь?

Рыцарь-маршал шагнул вперед и встал справа от Ру.

- Что ты имеешь в виду? - спросил он.

Ру улыбнулся:

- В отличие от моего старого друга Эрика, милорд, я не очень сведущ в военном деле, но я был солдатом. - Он взглянул на гору товаров. - Это - не обычные припасы для гарнизона дворца. Вы готовите экспедицию. Вы снова собираетесь туда. - Он оглядел каждого по очереди.

- Советую тебе держать свои догадки при себе, Руперт Эивери, - сказал рыцарь-маршал Уильям. - Тебе доверяют, но до известной степени.

Ру пожал плечами:

- За пределами этих стен я нем как могила, не беспокойтесь. - Он помолчал и добавил: - Но не только я могу догадаться об этом. Ведь отсюда ничего не вывозится, и все это видят.

Рыцарь-маршал нахмурился и повернулся к Грейлоку:

- Придумайте что-нибудь. А мне, полагаю, стоит поговорить с герцогом Джеймсом. - Щелкнув пальцами, он указал на небо, и ящер прыгнул вверх, забив крыльями. - Я отправил его поохотиться, - пояснил лорд Уильям испуганному Ру. - Он стареет и утверждает, что стал хуже видеть, но на самом деле он просто ленится. Если он и дальше будет выпрашивать объедки у поваров, то станет похож на твоих мулов и не сможет оторваться от земли. - Последние слова лорд Уильям произнес с печальной улыбкой, после чего удалился.

- Он говорит, что стал видеть хуже? - переспросил Ру.

Эрик рассмеялся.

- Не стоит недооценивать рыцарь-маршала. Слуги рассказывают о нем такое, что трудно представить.

Засмеялся и Грейлок.

- Говорят, он может разговаривать с животными, а они - с ним.

Ру внимательно посмотрел на них, чтобы понять, не разыгрывают ли его, угадав мысли друга, Эрик сказал:

- Нет, это чистая правда. Я сам видел, как он говорит с лошадьми. Клянусь богами! - Эрик выразительно покачал головой и добавил, глядя вслед рыцарь-маршалу: - Только представь себе, каким бы он мог быть ветеринаром!

Грейлок положил руку Эрику на плечо. Несколько лет назад Эрик вылечил его любимую лошадь, и они подружились.

- Важно не просто знать, что лошади больно, Эрик, - вздохнул Грейлок. - Разве может лошадь сказать тебе об ушибленном копыте или о нарыве? Но "больно" - это все, что доступно лорду Уильяму, насколько я слышал. А чтобы лечить, надо знать, что именно болит.

- Вы правы, - сказал Эрик и повернулся к Ру: - Не подскажешь, как лучше замаскировать то, чем мы тут занимаемся?

- Вот так сразу - нет. Впрочем, если ты позволишь мне доставить сюда еще несколько фургонов с грузами и если на некоторых будет герб рыцарь-маршала... - Ру указал на свой последний фургон, подъезжающий к дворцовым воротам. - Провези их через эти ворота и направь в любую другую часть дворца, но пусть они увидят это. - Он указал на склад.

- Пусть они увидят это? - переспросил Грейлок.

- Да, - сказал Ру, и на его лице появилась так хорошо знакомая Эрику улыбка.

Внезапно Эрик тоже заулыбался.

- Пусть они это увидят! - Он повернулся к Грейлоку: - Капитан, дадим им такую возможность! Да. Мы позволим им увидеть то, что здесь находится, но покажем лишь то, что нам нужно.

Грейлок поскреб подбородок.

- Может быть. И что им, по нашему мнению, следует увидеть?

- Послушайте, - сказал Ру. - Эти люди-ящеры знают, что мы готовимся к войне с ними. - Он обвел рукой склад. - Замаскируйте это под новые казармы. Увеличение гарнизона дворца не слишком их заинтересует.

Грейлок кивнул:

- Это может сработать.

Эрик пожал плечами:

- Нам известно, что в городе у них есть шпионы. Во всяком случае, мы всегда учитываем такую возможность.

И тут они увидели, что от ворот к ним бежит стражник.

- Милорд!

Грейлок застенчиво улыбнулся:

- Меня никогда так не титуловали.

- Милорд? - эхом отозвался Ру.

Эрик ухмыльнулся:

- Мы все получили тот или иной титул, чтобы у рядовых было больше почтения. Никто точно не знает, кто есть кто, поэтому ко всем обращаются так же, как к тем, кто не входит в нашу команду.

- В чем дело? - крикнул Грейлок.

- Какой-то человек за воротами, милорд, хочет увидеть хозяина этих фургонов.

- Кто он? - спросил Ру.

- Говорит, что он - ваш кузен... - После мгновенного замешательства солдат добавил: - Сэр.

Ру бросился к воротам. Обогнав собственные фургоны, он выскочил за ворота и сразу же увидел разъяренного Дункана верхом на коне.

- В чем дело?

- Гельмут ранен, - сказал Дункан.

- Где он? - спросил Ру.

- У себя в доме. Карли послала меня за тобой.

- Слезая! - приказал Ру.

Дункан спрыгнул с седла.

- Я вернусь с фургонами, - сказал он.

Ру кивнул, взлетел в седло и пустил коня в галоп, прежде чем Дункан успел сказать еще что-то.

Ру стремглав пронесся через весь город, едва не задавив по пути полдюжины пешеходов. У дверей дома Гриндаля он спрыгнул с коня и, бросив поводья слугам, влетел в прихожую.

- Он угодил в засаду, - сказал Луи, который ждал его там.

- Как он? - спросил Ру.

Луи покачал головой:

- Плох. Карли сейчас с ним, наверху.

Поднимаясь по лестнице, Ру сообразил, что еще ни разу не был на втором этаже этого дома. Заглянув в одну дверь, он увидел скромно обставленную комнату, где, судя по всему, обитала служанка. Следующая комната была декорирована шелковыми тканями и цветными драпри, а на полу лежали теплые шерстяные ковры. Он решил, что это - комната Карли.

В конце коридора Ру услышал ее голос. Дверь была открыта, и, войдя в комнату, он увидел своего делового партнера. Гельмут лежал в постели, рядом сидела его дочь. Бледное лицо Карли было искажено горем, но она не плакала. По другую сторону изголовья стоял жрец Килианы, богини крестьян, лесников и моряков. Как служители божества природы, ее жрецы считались целителями, хотя их пациенты частенько умирали.

- Как он? - спросил Ру.

Карли только молча покачала головой, а жрец сказал:

- Он потерял много крови.

Ру подошел к краю кровати и посмотрел на старика. Немощный вид Гриндаля его поразил. Если раньше он казался просто старым, то сейчас выглядел древним стариком. Его голова и грудь были забинтованы.

- Что случилось? - спросил Ру.

- Прошлой ночью на него напали, за городом, - сказала Карли. Ее голос звучал совсем по-детски. - Крестьяне нашли его в канаве и принесли сюда сразу же после того, как вы утром уехали во дворец. Я послала за жрецом, а когда он пришел, отправила за вами Дункана.

Ру заколебался, но потом, вспоминая уроки Накора, сделал в воздухе пару пассов и положил руки Гриндалю на грудь.

Жрец взглянул на него с подозрением:

- Что это?

- Это целительство, которому меня научили, - ответил Ру.

- Кто? - насторожился жрец.

- Один монах из Дэйлы, - ответил Ру. Он вовсе не собирался рассказывать о Накоре.

Жрец кивнул.

- Кажется, я узнаю рейки, - сказал он и, пожав плечами, добавил: - В любом случае не повредит. Рейки либо способствует выздоровлению, либо помогает людям расстаться с жизнью. - Он повернулся к Карли и распорядился: - Если к нему вернется сознание, дайте ему выпить чашку теплой воды с настоем из трав. Если он будет в состоянии есть, накормите его бульоном.

В глазах Карли засветилась надежда.

- Он будет жить?

До этого жрец говорил громко и едва ли не грубо, но сейчас он понизил голос:

- Я сказал - "если к нему вернется сознание". На все воля богини.

Не говоря больше ни слова, жрец удалился. Ру делал для Гельмута все, что мог, почти целый час. Наконец он убрал руки; ладони все еще покалывало от избытка энергии, которую он передавал раненому.

Выпрямившись, Ру прошептал Карли на ухо:

- Я скоро вернусь. Мне нужно кое-что сделать.

Она кивнула. Выйдя из комнаты, Ру спустился по лестнице и увидел внизу Дункана и Луи.

- Как он? - спросил Дункан.

- Неважно. - Ру покачал головой. - По-прежнему без сознания.

- Что теперь? - спросил Луи.

- Возвращайся в контору и убедись, что все заняты делом, - ответил Ру, а Дункану велел: - Обойди все трактиры возле городских ворот. Попытайся найти кого-то, кто хоть что-то знает или видел. И приведи сюда тех крестьян, что нашли Гельмута. Я хочу с ними поговорить.

- Ты думаешь, что бандиты...

- Так близко от города? - перебил Ру. - Нет. Я думаю... Я не хочу думать. - Он взял кузена за руку и повел его к двери. - Я так устал, что глаза закрываются, а ведь еще только полдень. - Он вздохнул. - Найди все, что возможно. Я буду здесь.

Похлопав кузена по плечу, Дункан ушел. У кухни Ру увидел служанку. Она была в искреннем горе.

- Мэри, - попросил ее Ру, - принеси Карли чаю. - Девушка заколебалась, и он добавил: - Спасибо.

Служанка кивнула и ушла на кухню.

Ру вернулся наверх и встал у Карли за спиной. Несколько секунд он пребывал в нерешительности, потом положил руку ей на плечо.

- Я попросил Мэри принести вам чаю, - сказал он.

- Благодарю вас, - ответила она, не отрывая глаз от отца. Время тянулось медленно. Когда тени начали удлиняться, возвратился Дункан. Ничего полезного он не узнал. Ру велел ему снова пройтись по трактирам и присмотреться к тем, кто швыряется деньгами или хвастается неожиданно свалившимся на него состоянием. Ру понятия не имел, что именно Гельмут вез из Даркмура, но точно знал, что там он приобрел ценные вещи; тот, кто ограбил его, лишил компанию "Гриндаль и Эйвери" прибыли за год.

Наступила ночь. Мэри принесла ужин, но никто к нему не притронулся. Гельмут боролся за жизнь. Ему, кажется, стало немного легче дышать - по крайней мере Ру так казалось, - но двигаться он по-прежнему не мог.

Карли задремала, приникнув головой к краю кровати; Ру прикорнул на стуле, который принес из гостиной. Услышав свое имя, он проснулся и подошел к кровати. Веки Гельмута затрепетали, и он открыл глаза. Только тут Ру понял, что его имя произнес старик.

- Отец! - воскликнула Карли, обнимая Гриндаля.

Ру ничего не сказал. Старик что-то прошептал, и дочь отодвинулась от него.

- Он зовет вас, - сказала она.

Ру наклонился над раненым:

- Я здесь, Гельмут.

Старик вытянул руку и прошептал:

- Карли. Позаботься о ней.

Оглянувшись, Ру понял, что девушка не слышала того, что сказал ее отец.

- Сделаю, Гельмут. Даю вам слово.

И тогда старик прошептал еще одно слово. Ру выпрямился, пылая от гнева. Карли удивленно уставилась на него:

- В чем дело?

Заставив себя успокоиться, Ру ответил:

- Я вам скажу позднее. - Взглянув на старика, чьи веки снова затрепетали, он сказал: - Вы ему нужны.

Карли встала рядом с отцом и взяла его за руку.

- Я здесь, отец, - прошептала она, но старик снова потерял сознание.

Перед рассветом Гельмут Гриндаль умер.

Похороны были простыми, но именно таких, думал Ру, желал бы сам Гриндаль. Карли, чье лицо было скрыто черной вуалью, в молчании смотрела, как жрец Лимс-Крагмы, Богини смерти, произнес благословение и зажег погребальный костер. Внутренний двор храма в то утро был переполнен; кроме Гриндаля, хоронили еще пятерых. Над оградами поднимался дым от остальных костров. Карли, Ру, Дункан, Луи, Мэри и двое работников компании "Гриндаль и Эйвери" молча ждали. Посмотрев вокруг, Ру сказал себе, что этого слишком мало для человека, который прожил жизнь, обеспечивая драгоценностями всех влиятельных лиц Королевства. В последние два дня от представителей делового мира было получено несколько писем с выражением соболезнования, но ни один из тех знатных господ, которые были в числе неизменных клиентов Гриндаля, не удосужился прислать хоть пару строк, чтобы утешить его дочь. Ру дал себе слово, что на его похоронах будут присутствовать богатейшие и могущественнейшие люди Королевства. Пламя поглотило покойника.

- Пошли, - отвернувшись от костра, сказала Карли.

Ру подал ей руку и проводил к экипажу. Усаживая ее и Мэри в карету, он сказал:

- Традиция требует, чтобы я поставил служащим поминальную выпивку. Это будет на складе. С вами все в порядке?

- Да, - сказала Карли. Несмотря на бледность, голос у нее был спокоен, а в глазах не было слез. Ее мужество восхищало Ру.

- Я приеду позже, - сказал он и, помолчав, добавил: - Если вы не возражаете, конечно.

- Буду рада, - ответила она с улыбкой.

Захлопнув дверцу экипажа, Ру велел кучеру отвезти девушек домой.

- Боги, как я ненавижу похороны! - воскликнул Луи, когда они вышли из храма и направились к складу.

- Не думаю, что даже жрецы богини смерти их любят, - заметил Дункан.

- Я целую неделю буду вонять древесным дымом, - заявил Ру.

- И смертью, - сказал один из работников.

Ру кивнул. Над храмом богини смерти неизменно висел дым. В пламя бросали травы и благовония, но под Махартой Ру нанюхался горящего мяса, чтобы распознать этот запах везде.

Возчики и остальные работники уже приготовились к поминкам. На скамье выстроилось несколько бутылок крепкого пива. Их немедленно откупорили. Когда у каждого в руках оказалась бутылка, Ру сказал:

- Гельмут Гриндаль. Нелегкий, но честный, хороший партнер, любящий отец, заслуживший доброе к себе отношение.

- Пусть Лимс-Крагма будет к нему милостива, - сказал Луи.

Они пили в память Гельмута и говорили о нем. Ру проработал с ним дольше всех и меньше чем за год утроил доходы Гриндаля. Теперь на фирму "Гриндаль и Эйвери" трудились семь человек, не считая Дункана и Луи.

Поскольку у них было немного общих воспоминаний, разговор быстро превратился в обсуждение вопроса о том, кто убил старика. Ру какое-то время слушал, а потом отослал всех по домам.

Когда работники ушли, Ру сообщил Луи и Дункану то, что сказал ему Гельмут. Они обсудили меры, которые нужно было принять, и, когда план был составлен, Ру отправился к Карли.

Гнев и жажда мести бурлили в нем, и Ру едва не прошел мимо дома. Он постучал в дверь. Мэри открыла и сразу отступила в сторону, чтобы Ру мог войти.

Карли сменила черное траурное одеяние на отделанное кружевами яркое голубое платье, смахивающее на праздничное. Увидев на столе ужин, Ру удивился, но внезапно почувствовал, что отчаянно голоден.

Ели они почти в полном молчании.

- Вы кажетесь таким далеким, - сказала наконец Карли.

Ру покраснел.

- Я так переполнен гневом, вызванным убийством вашего отца, что даже не подумал о том, что чувствуете вы, - сказал он. Перегнувшись через стол, он взял ее за руку. - Простите.

Она легонько сжала его пальцы.

- Не нужно. Я понимаю.

После ужина они перешли в гостиную, а Мэри принялась убирать со стола. Карли предложила Ру бренди - значительно более высокого качества, чем то, каким его когда-либо угощал Гриндаль. Охваченный странным чувством, он произнес: "Гельмут", поднял в знак приветствия кубок и в один глоток его осушил.

- Я все время представляю себе, что вот сейчас он войдет в эту дверь, - сказала Карли.

- Понимаю, - кивнул Ру, взглянув на дверь. Он чувствовал то же самое.

- Что мне делать? - неожиданно спросила Карли.

- Что вы имеете в виду? - удивился Ру.

- Когда отца не стало... - Внезапно из глаз у нее полились слезы. Ру обнял ее за плечи, а она рыдала, уткнувшись ему в грудь.

- Я дал слово вашему отцу заботиться о вас, - сказал Ру наконец.

- Я понимаю, что вами движут добрые побуждения, но не надо говорить ничего, о чем бы вы позже могли пожалеть.

- Не понимаю, - сказал Ру.

Карли заставила себя успокоиться.

- Я знаю, что отец собирался нас поженить, Руперт, - сказала она. - Из всех, кто просил его помощи, вы были первым, кто ему понравился. Но я знаю и то, что он очень переживал по поводу нашей... женитьбы. Он никогда не говорил со мной об этом, но я видела, что он надеется, что через какое-то время мы сами решим... пожениться. Но теперь все зависит от вас. И вы не должны считать, что... чем-то обязаны.

Ру показалось, что комната накренилась. Он не знал, что тому причиной: бренди, бессонница, гнев или разговор с этой странной девушкой.

- Карли, - медленно произнес он. - Я знаю о планах, что имел ваш отец относительно нас. - Он опустил глаза. - И по правде говоря, впервые придя сюда, я был готов ухаживать за вами, но не думал тогда о ваших чувствах. - Он сделал короткую паузу и продолжал: - Не знаю, смогу ли я объяснить это, но я начал... ценить вас. Я обнаружил, что... наслаждаюсь временем, которое мы проводим вместе. Я чувствую определенные обязательства перед вашим отцом, но мое чувство к вам - нечто гораздо большее.

Карли пристально посмотрела на него.

- Не лгите мне, Руперт, - сказала она.

Он обнял ее за талию.

- Я не стал бы вам лгать. Вы мне дороги. Позвольте мне доказать вам это.

Карли посмотрела ему прямо в глаза и взяла его за руку.

-Идемте со мной.

Она привела его наверх, в свою комнату, и заперла дверь. Положив руку ему на грудь, она подтолкнула его к кровати, заставив сесть. Быстро расстегнув пуговицы, она уронила платье на пол, затем распустила на плечах завязки сорочки и осталась перед ним обнаженная в свете единственной свечи, горевшей на ночном столике.

У нее была юная, крепкая грудь, но даже ни намека на талию. И в ее лице не было ничего, что мужчина мог бы назвать красивым, если не считать сияющих глаз.

- Вот какая я, - сказала она дрожащим голосом. - Я некрасивая. И толстая. И теперь у меня нет богатого отца. Разве кто-то может меня полюбить?

Ру встал и, чувствуя, что на глаза у него наворачиваются слезы, обнял ее.

- Никто еще не обвинял меня в том, что я кому-то понравился. Я привык, что меня обзывают "крысиной мордой" или даже похуже. - По его щеке прокатилась слеза. - Внешность - это еще не все.

- Перестань, - сказала она и положила голову ему на грудь.

Потом она уснула в его объятиях, а Ру не спал и смотрел в темноту. Они любили друг друга неуклюже, но страстно, хотя эта страсть была несвободной. Карли была слишком неопытна, а Ру приходилось заставлять себя быть более бережным, чем он привык.

Он помнил, что в какое-то мгновение обещал жениться на ней, и понимал, что, когда время траура закончится, ему придется сдержать свое слово. Но сейчас мысли Ру вернулись к планам, которые разработали они с Дунканом и Луи. Ибо единственной вещью, о которой он не сказал Карли, было то, что ее отец прошептал ему перед смертью.

Это было имя. Джекоби.

Глава 10 ПЛАНЫ

Ру поднял руку.

- Я хотел бы обсудить с вами три вещи, - сказал он. Карли разрешила ему пригласить в дом Дункана и Луи. Она даже ухитрилась не обидеться, когда он попросил оставить их одних.

Луи взглянул на Дункана. Тот пожал плечами, как бы говоря, что не знает, в чем дело.

- Мы собрались не на складе, а здесь, потому что я хотел быть уверен, что нас никто не подслушает.

- Ты подозреваешь наших работников? - спросил Луи.

Ру покачал головой:

- Нет, но чем меньше людей будет знать о наших планах, тем меньше опасность, что враги нас опередят.

- Враги? - сказал Дункан. - С кем мы воюем теперь?

Ру понизил голос почти до шепота:

- Гельмута убил мерзавец по имени Тим Джекоби.

- Джекоби? - переспросил Луи.

Дункан кивнул:

- Сын торговца Фредерика Джекоби. "Джекоби и Сыновья".

- Я о них не слышал, - заметил Луи.

- Проведешь в Крондоре еще несколько месяцев, занимаясь грузовыми перевозками, и узнаешь, - сказал Ру. - Это не главный наш конкурент, но серьезный. - Он откинулся назад, и лицо его помрачнело. - Гельмут сказал мне, что его фургон ограбили братья Джекоби.

- Может, обратиться в Городскую стражу? - спросил Луи.

- С чем? - всплеснул руками Дункан. - У нас нет доказательств.

- А слова умирающего? - возразил Луи.

- Если бы Ру был нобилем, еще можно было бы попробовать, - сказал Дункан. - А так - не стоит и пытаться.

- У его отца огромные связи, - кивнул Ру. - Его фирма работает на крупные торговые концерны Западного Княжества, и стоит мне только кому-нибудь шепнуть об этом деле, как меня тут же обвинят в клевете и попытке нанести ущерб их деловым интересам.

Луи пожал плечами:

- У кого больше денег, тот всегда прав.

- Я думаю, не нанести ли сегодня ночью визит Тиму Джекоби, - сказал Ру.

Луи еще раз пожал плечами.

- Это сделать никогда не поздно, юный Ру. - Он наклонился вперед, уставив на него указательный палец левой руки. - Но спроси себя: что из этого выйдет, не считая того, что тебя снова отправят на виселицу?

- Но должен же я отомстить!

Луи кивнул:

- Придет время, и ты получишь такую возможность. - На мгновение он задумался. - Ты сказал - "Джекоби и Сыновья", Дункан? Значит, у него есть брат?

- Да, - ответил Дункан. - Тим -старший. Другой, Рандольф, по общему мнению, вполне приличный молодой человек, но слишком предан своему семейству.

- В Родезе, - наставительно сказал Луи, - когда один человек причиняет другому зло, мы деремся на дуэли. Но если одна семья причиняет зло другой семье, мы начинаем войну. Это может быть тихая война, она может длиться несколько поколении, но в конце концов одна из семей погибает.

- Я намерен покончить с этим при жизни, Луи, - сказал Ру. - Вести войну чересчур разорительно.

Луи пожал плечами:

- Она уже началась. Вероятно, ее нельзя будет остановить, пока ты не победишь или не проиграешь, кто сказал, что следующее сражение должно произойти непременно сегодня ночью? Выжидай. Копи силы. Ослабляй позицию врага. А когда подвернется удобный момент, не упусти его. - Он сделал здоровой рукой рубящий жест. - Нередко говорят, что месть - это блюдо, которое надо подавать холодным. Это ошибка: ты никогда не должен терять жара гнева. - Он пристально посмотрел Ру в глаза. - Прощение - это добродетель, которую проповедуют в храмах. Но если ты не обладаешь ею, изучай своего врага. - Он шлепнул себя по голове: - Думай. Думай о том, что руководит им, узнай его сильные и слабые стороны. Не теряй хладнокровия, а когда все будет готово, спускай собаку с поводка и наслаждайся местью.

Ру медленно выдохнул воздух, словно выпуская вместе с ним свою ярость.

- Прекрасно. Будем ждать. Но пусть наши люди ловят все слухи, что касаются фирмы "Джекоби и Сыновья".

- А вторая вещь? - спросил Дункан и пояснил: - У меня назначено свидание с дамой.

Ру улыбнулся:

- Гельмут вел наши книги и документацию. Я немного разбираюсь в этом, но я не специалист. Умеет кто-нибудь из вас это делать?

Луи покачал головой, а Дункан засмеялся:

- Я всегда был не ладах с арифметикой. Ты это знаешь.

- Тогда нам придется кого-нибудь нанять.

- Кого? - спросил Дункан.

- Не знаю, - ответил Ру. - Может быть, Джейсона, который служит у Баррета. Помнится, он хорошо разбирался в цифрах; Мак-Келлер чаще всего поручал ему проводить инвентаризацию. У него хорошая память... он легко запоминал стоимость и номера мешков с кофе и детали, которые я не в состоянии как следует объяснить. Спрошу у него. Он честолюбив и, возможно, согласится на нас работать.

- А платить мы ему сможем? - со смехом спросил Дункан.

- У нас контракт с дворцом, - напомнил Ру. - Если де Лонгвиль сдержит свое обещание платить вовремя, мы перебьемся.

- Ну, и осталась третья вещь, - сказал Луи.

Гнев и тревога у Ру на лице уступили место застенчивости.

- Я собираюсь жениться.

- Поздравляю, - сказал Луи. Он протянул руку, и Ру ее пожал.

- Карли? - спросил Дункан.

- Кто же еще? - ответил вопросом на вопрос Ру.

Дункан пожал плечами:

- Когда?

- В ближайший Шестой день. Придете?

- Конечно, - сказал Дункан и поднялся. - Мы закончили?

- Беги, - буркнул Ру, разочарованный таким равнодушием.

- Теперь ты принимаешь на себя совсем иную ответственность, Ру, - сказал Луи, когда Дункан ушел.

- Что ты имеешь в виду?

- Это не мое дело, - нахмурился Луи. - Забудь об этих словах.

- Что у тебя на уме? - спросил Ру.

- Похоже, ты нравишься девушке, - не сразу ответил Луи. - Но... ты хочешь жениться на Карли, так как чувствуешь, что кто-то должен о ней заботиться и, кроме тебя, это некому сделать?

Ру хотел возразить, но понял, что это правда.

- Не знаю. Мне она нравится, а жена... ну, жена и есть жена, верно? Мне нужны жена и дети.

- Зачем?

Ру совершенно смутился.

- Ну... просто нужны, и все. Я имею в виду, что хочу стать в городе важной персоной, а такому человеку нужны жена и дети.

Луи внимательно посмотрел на него.

- Как скажешь. Я сообщу всем в конторе, что в Шестой день состоится свадьба.

- А я завтра сообщу Эрику и Джедоу, - сказал Ру. - Может быть, и капитан придет, если он еще в городе.

Луи кивнул. Он обошел стол и, встав позади Ру, положил руку ему на плечо.

- Желаю счастья, мой друг. Искренне.

- Спасибо, - сказал Ру.

Луи удалился.

И тотчас же в комнату вошла Карли.

- Я слышала, как он ушел.

Ру кивнул:

- Я им сказал, что в Шестой день мы собираемся пожениться.

Карли села на стул, на котором сидел Дункан.

- Ты решил окончательно?

Ру выдавил из себя улыбку.

- Конечно, - похлопав ее по руке, сказал он, хотя на самом деле ему больше всего на свете хотелось во весь дух бежать из этого дома. - Конечно, - повторил он.

Ру взглянул на занавешенное окно, и его воображению представилось бледное лицо Гельмута на смертном одре. Кожа его была серебристо-белой, словно шелк, украденный Ру, и в глубине души Ру чувствовал, что смерть отца Карли лежит на его совести. Ру понимал, что даже если бы он ненавидел Карли, ему пришлось бы на ней жениться, чтобы исправить ошибку, которую он допустил.

Кэлис встал и подошел к окну.

- У меня плохое предчувствие, - сказалон, глядя на двор.

Принц Никлас бросил на своего племянника быстрый взгляд и откинулся на спинку кресла; потом он посмотрел на Уильяма, и тот согласно кивнул.

- Это отчаянная игра, - сказал рыцарь-маршал.

- Вы сами видели это, - сказал Патрик, возглавлявший совет. - Вы не раз бывали в этой стране. - Он обвел взглядом комнату. - Готов согласиться, что мои возражения отчасти объясняются отсутствием... непосредственного опыта общения, если можно так выразиться, с этими пантатианами.

- Я видел, на что они способны, Патрик, - сказал Никлас, - и мне не внушает доверия то, о чем мы говорим. - Он махнул рукой в сторону кипы бумаг на столе. Это были депеши, передаваемые курьерами и эстафетой судов, курсировавших между Крондором, Дальним Берегом, Закатными Островами и континентом Новиндус. Донесения, полученные в это утро, были отправлены с Новиндуса меньше чем через месяц после отъезда Грейлока и Луи. И новости были неважные.

- Теперь ясно, что наши предположения были слишком оптимистичны, - сказал герцог Джеймс, сидевший рядом с Уильямом. - Уничтожив верфи в Махарте, мы выиграли меньше времени, чем рассчитывали.

- Десять лет, - сказал Кэлис. - Мы считали, что им понадобится десять лет, чтобы построить, оснастить и спустить на воду флот, способный перевезти их армию через океан.

- Что вы думаете об этом сейчас, капитан? - спросил Патрик.

Кэлис вздохнул, на мгновение потеряв свою обычную невозмутимость.

- Еще четыре года, может быть, пять.

- Мы не рассчитывали на врага, который станет использовать все имеющиеся в его распоряжении ресурсы для восстановления верфей и строительства такого флота, - сказал Никлас.

- Мы не рассчитывали на врага, который не остановится перед уничтожением всего населения до последнего человека, - сказал Уильям. Он тоже встал, словно был больше не в силах усидеть на месте. - Мы готовимся защищаться и делаем все, чтобы пантатиане решили, будто мы собираемся перенести войну на Новиндус. - Он подошел к Кэлису и встал рядом с ним. - Но у нас есть преимущество, о котором они не подозревают: им неизвестно, что мы знаем, где находится их родина. Кэлис улыбнулся горькой улыбкой.

- Вряд ли их это волнует. - Он отошел от Уильяма и встал напротив Никласа, хотя обратился к принцу Патрику: - Ваше высочество, я сомневаюсь, что эта экспедиция даст нам хоть что-то.

- Вы считаете, она не нужна? - спросил Патрик. - Но мы исходим из предположения, что если они не ждут нас сейчас, то мы сумеем проскользнуть им в тыл и уничтожить их гнездо.

Кэлис поднял палец, словно классный наставник.

- Вот именно: из предположения. - Он посмотрел на Уильяма. - Все, что нам известно об этих существах, говорит о том, что мыслят они не так, как мы. Они умирают так же охотно, как убивают. Если мы вырежем всех до последнего младенца, их это не испугает, поскольку у них есть Камень Жизни. Они верят, что, служа своей Госпоже, вернутся, превратившись в полубогов, и смерть их не страшит. - Он помолчал. - Я отправлюсь туда, Патрик. Я отправлюсь туда, буду убивать и сам, если понадобится, умру. Но даже если я сделаю все, что в моих силах, и выберусь обратно, оставшиеся в живых придут за нами. Мне кажется, что мы никогда не поймем этих созданий.

- У вас есть другие предложения? - спросил Никлас.

Уильям положил руку Кэлису на плечо.

- Дружище, единственная альтернатива - ждать. Но если они в любом случае придут, что мы теряем, предприняв этот рейд?

- Всего-навсего хороших людей, - безучастно ответил Кэлис.

- Такова участь солдат, капитан, - заметил Уильям.

- Отсюда отнюдь не следует, что мне это должно нравиться, - отрезал Кэлис.

Несмотря на разницу в положении, они были старыми друзьями, и Уильям не обиделся на тон Кэлиса. На этом совете звания и титулы не имели значения, и каждый давно доказал свою преданность короне и личные качества. Несмотря на свою молодость - ему исполнилось лишь двадцать пять, - Патрик уже успел три года прослужить на северной границе, сражаясь с гоблинами и черными эльфами. Кэлис был примерно того же возраста, что и Уильям, но в то время, как Уильям выглядел на свои пятьдесят с лишним, Кэлис казался лишь чуть старше принца Патрика.

- А что, если у нас ничего не выйдет? - спросил Кэлис.

Ответил ему Джеймс:

- Значит, не выйдет.

Взглянув на него, Кэлис невесело усмехнулся и вновь повернулся к старому другу:

- Помню время, когда подобные вопросы любил задавать ты, Никки.

- Никому из нас не суждено снова стать молодым, Кэлис, - сказал Никлас.

- Когда вы отправляетесь? - спросил Патрик.

- На подготовку уйдут еще месяцы, - ответил Кэлис. - Кроме тех, кто сейчас находится в этой комнате, я могу рассчитывать лишь на де Лонгвиля, Грейлока, Эрика и Джедоу. Все они были там и знакомы с опасностью. Есть еще пара ветеранов, принимавших участие в последних двух кампаниях, но эти четверо - лидеры, хотя Эрик и Джедоу пока этого не знают. Остальные способны только выполнять приказы. Это хорошо для солдат, но недостаточно для лидеров.

- Как вы собираетесь действовать? - спросил Патрик.

Кэлис улыбнулся:

- Нападем на них с тыла. - Он подошел к висящей на стене большой карте, которую за последние двадцать лет вынимали каждый раз, когда с континента, расположенного на другом конце света, поступали новые сведения. - Как обычно, мы отплывем от Закатных Островов, но здесь, - он показал на пустое место в четырехстах милях к югу от длинной цепи островов, - находится не нанесенный на карту клочок суши с прекрасной гаванью. Там мы встретимся и пересядем на другой корабль.

- Другой корабль? - спросил Патрик.

- Сейчас наши враги располагают полным списком кораблей, входящих в состав Западного флота, - ответил ему Никлас. - Вероятнее всего, они смогут издалека узнать каждый из них по оснастке. И я не сомневаюсь, что им известно, какие из наших так называемых "торговых судов" на самом деле являются замаскированными королевскими военными кораблями.

- Тогда что же у вас там есть? - спросил Патрик. - Новый корабль?

- Нет, очень старый, - сказал Кэлис. - Мы собираемся плыть под видом бриджанеров.

- Бриджанеров? Кешийских пиратов? - с улыбкой спросил Уильям.

- У нас есть один их корабль. Два года назад его захватила ролдемская эскадра. - Ролдемом называлось маленькое островное государство, расположенное к востоку от Островов. Оно было давним союзником Королевства. - Король Ролдема согласился "одолжить" его нам. Этот корабль беспрепятственно плавает в районе нижнего Кеша. - Никлас улыбнулся. - Пару раз, согласно донесениям, на расстоянии слышимости голоса, мимо них проплывали другие корабли бриджанеров. Ролдемский капитан махал им рукой, улыбался и продолжал идти своим курсом, не задавая вопросов и не отвечая.

Уильям рассмеялся:

- Эти высокомерные болваны не могут себе представить, что в их воды могут заплыть чужаки.

- Надеюсь, на нас они тоже не обратят внимания, - сказал Кэлис.

- Что? - удивился Патрик.

- Я поплыву не на запад, а на восток, пройду южнее Кешийского Рога, пересеку Зеленое море и подойду к деревушке возле города Испар. - Он показал это место на карте. - К ним мы явимся с западной стороны. Если они ищут наш корабль, то, надеюсь, ищут его в другом направлении. Мы всегда отплывали из Города на Змеиной Реке. Если нас перехватят, мы - бриджанерские торговцы, которые сбились с курса и стараются обойти их территорию стороной.

- Думаете, они этому поверят? - спросил Патрик.

Кэлис пожал плечами:

- Я слышал, такое бывало. Есть сильное восточное течение, которое проходит вплотную к плавучим ледяным полям; если вы попадете в него южнее Кеша, оно может протащить вас через все Зеленое море к ледникам, указывающим, словно палец, прямо на Порт-Гриф. Мы будем там не первыми из кешийских пиратов, но местные жители к ним еще не настолько привыкли, чтобы увидеть разницу.

- И что потом? - спросил Патрик.

- Мы купим лошадей, - продолжал Кэлис, - переоденемся, выскользнем ночью из города и двинемся на север. - Он указал на южный край горного хребта, который тянулся к морю западнее Испара. - Я без большого труда сумею найти вход в пещеры, через которые мы спаслись во время нашего последнего путешествия.

Никто не усомнился в его словах. Умение Кэлиса отыскивать путь было поистине легендарным. Впрочем, оно досталось ему от его предков-эльфов и ни в малейшей степени не было сверхъестественным.

- Замечательно, - сказал Патрик. - А дальше?

Кэлис пожал плечами:

- Уничтожение пантатиан.

У Патрика сделались круглые глаза.

- Сколько людей вы собираетесь взять?

- Десять отделений. Шестьдесят человек.

- Вы хотите уничтожить целый народ, который, по моим сведениям, владеет магией, с помощью шестидесяти человек?

- Я никогда не говорил, что это будет легко, - сказал Кэлис.

Патрик взглянул на Никласа:

- Дядя?

- Еще двадцать лет назад я понял, что если Кэлис говорит: это можно сделать, значит, так оно и есть, - сказал Никлас. - В чем заключается ваш план? - спросил он у Кэлиса.

- Мой план основывается на том, что их основные силы находятся в составе армии Изумрудной Королевы. - Кэлис указал на карте зону между Махартой и Городом на Змеиной Реке. - Мы никогда не видели их сразу много. Отряд, который преследовал нас в пещерах, насчитывал не больше двадцати бойцов, и с более многочисленным подразделением мы ни разу не сталкивались. Мы много говорим о злобности пантатиан, но никогда не задавались вопросом об их численности. - Он с отвращением поморщился. - Тогда я случайно наткнулся на их инкубаторы. Охранялись они из рук вон плохо. Полдюжины взрослых, чуть больше дюжины младенцев и десятка два яиц. Ни одной их женщины я не заметил.

- И какой из этого вывод? - спросил Патрик.

- Пуг с Накором считают, что эти существа - не естественного происхождения. - Кэлис вернулся к столу и сел. - Они утверждают, что пантатиане были выведены искусственно древней Повелительницей Драконов, Альма-Лодакой.

На мгновение Кэлис потупился, и Уильям с Никласом поняли, что этот необычный человек, рожденный наполовину эльфом, сообщил людям сведения, которых ни один настоящий эльф добровольно не выдал бы. Его человеческая половина не ощущала такого запрета, и он знал, что, проявляя искренность во всех вопросах, касающихся пантатиан, служит высшему благу; и все же его инстинкты эльфа восставали против этого. С этим нельзя было бороться; это было врожденное.

- И если это так, - помолчав, продолжал Кэлис, - то этим можно объяснить низкую рождаемость. Быть может, их вообще не может быть слишком много. Допускаю, что, подобно насекомым, у них есть лишь несколько маток - а может, специальная территория, предназначенная только для женщин. Наверняка сказать трудно. Однако поскольку есть инкубатор, значит, их женщины где-то неподалеку.

- Мне все еще не ясно одно, - сказал Патрик. - Если основная часть воинов и магов находится в составе армии Изумрудной Королевы, то что мы выиграем, напав на эти родильные пещеры?.. - Еще не договорив, он сообразил и едва не задохнулся от потрясения. - Вы собираетесь перебить детей?

Кэлис остался спокойным.

-Да.

- Это война против невинных! - гневно воскликнул Патрик. - Кешийские псы-солдаты способны, придя в неистовство, убить женщин и детей, но последнего человека, схваченного за это преступление во время войны в Королевстве, вздернули перед строем.

Никлас взглянул на Кэлиса, и тот кивнул.

- Патрик, вы здесь новичок и не располагаете всеми сведениями...

- Милорд, - прервал его принц, - я знаю, что вы занимали высокий пост еще во времена юности моего деда и были главным советником моего отца в Рилланоне, но теперь правителем Западного Княжества являюсь я. Если существует что-то, о чем, по вашему мнению, мне следует знать, почему же меня не проинформировали?

Герцог Джеймс взглянул на принца Никласа.

Тот сидел молча, понимая душевное состояние своего племянника. Новый принц Крондорский оказался весьма темпераментным молодым человеком, обидчивым, нервным и не совсем уверенным в прочности своего положения. Поэтому он был склонен преувеличивать любое проявление неуважения, мнимое или реальное.

Инициативу взял в свои руки рыцарь-маршал Уильям.

- Ваше высочество, - начал он, сделав особое ударение на титуле юноши. - То, что мы испытали тогда, теперь лишь сухие доклады, слова на бумаге. - Он помолчал. - Но мы воочию убедились, сколько зла способны причинить эти твари.

Его перебил Кэлис:

- Разве вы не убьете гадюку только потому, что по своей природе она ядовита?

Патрик взглянул на Кэлиса:

- Продолжайте.

- В пределах вашего государства имеются города, которые некогда принадлежали Великому Кешу. Но те, кто сейчас там живет, по праву рождения являются подданными Королевства, несмотря на то что их предки были верны Императору. Для них это не имеет значения. Они выросли в Королевстве, они говорят на языке Королевства, и подобно всем нам они считают его своей родиной.

- Какое это имеет отношение к теме спора? - спросил принц Патрик.

- Самое прямое, - сказал Кэлис. Он уперся локтями в стол и наклонился вперед. - Вы почему-то думаете, что эти твари рождаются невинными. Это не так. Все, что нам известно о них, позволяет утверждать, что в тот момент, когда они вылупляются из яиц, они уже полны ненависти. Такова их природа. Если мы убьем всех взрослых и детей, увезем с собой яйца, позволим младенцам вылупиться из них в этом дворце, дадим им возможность достичь зрелости, то и тогда они будут сознательно ненавидеть нас и искать способ вернуть "потерянную богиню", в которую так безрассудно верят. Такова их природа, и, как и гадюка, они не могут стать иными.

Видя, что принц колеблется, Кэлис продолжал наступать:

- Не исключено, что когда-нибудь будет заключен договор с Темными Братьями, как вы называете моредхелей. Вы можете вообразить, что в неведомом будущем гоблины станут повиноваться вам и посещать наши городские рынки. Вы можете представить себе, как откроются границы с Великим Кешем и как безопасно станет путешествовать между двумя государствами. Но вы не узнаете ни минуты покоя в этом мире, пока хоть один пантатианин будет дышать. Потому что в нем изначально заложено убийство и он сделает все, что в его силах, чтобы завладеть Камнем Жизни в Сетаноне и вернуть из небытия "потерянную богиню" Альма-Лодаку, Повелительницу Драконов, создавшую его.

- Но вы говорите об уничтожении целой расы, - произнес Патрик после долгого молчания.

- Я пробуду в Крондоре по меньшей мере шесть месяцев, ваше высочество, - сказал Кэлис. - Если вы предложите более разумный план, я его выслушаю. - Он понизил голос, и от этого его следующие слова прозвучали еще внушительнее: - Но если вы запретите мне отправиться в этот поход, я все равно это сделаю. Если не на королевском корабле, то на квегийском или кешийском. Если не в этом году, то в следующем или еще через год. Потому что если я этого не сделаю, то рано или поздно змеиные жрецы захватят Камень Жизни, и тогда всех нас ждет смерть.

Патрик долго сидел не шевелясь.

- Хорошо, - промолвил он наконец. - По-видимому, выбора нет. Но если кто-то из вас узнает что-то, что может изменить наши представления, я хочу, чтобы мне сообщили об этом немедленно. - Он встал и повернулся к Уильяму: - Будьте бдительны и начинайте приготовления.

С этими словами принц удалился.

- Надо обсудить кое-что еще, - сказал Джеймс Уильяму. Уильям улыбнулся и взглянул снизу вверх на высокого герцога:

- В чем дело, Джимми?

Джеймс посмотрел на Кэлиса, потом на Никласа, затем снова на Уильяма.

- Прошлой ночью за городскими воротами был убит Гельмут Гриндаль.

- Гриндаль? Партнер Руперта Эйвери? - уточнил Уильям.

- Верно, - заметил Никлас. - И наш потенциальный союзник. Мы нуждаемся в поддержке таких купцов, как он.

- Есть какие-нибудь подозрения? - спросил Уильям.

- Наши люди почти уверены, что за смертью Гриндаля стоит Фредерик Джекоби или один из его сыновей, а Джекоби ныне тесно связан с Джекобом Эстербруком. Эстербрук пользуется огромным влиянием и здесь, и в Кеше. - Джеймс сделал небольшую паузу и добавил: - Будем надеяться, что господин Эйвери знает пока не слишком много о том, кто убил его партнера.

- А что, если он уже знает или подозревает? - спросил Кэлис. - Я знаю Ру. Он умен, да и Гриндаль мог перед смертью прийти в сознание и назвать убийцу.

- Возможно, но до тех пор, пока господин Эйвери не повлияет на наши отношения с Джекобом Эстербруком и его друзьями, это не имеет значения. - Джеймс улыбнулся. - Нам нужно, чтобы купцы платили нам побольше налогов, а не убивали друг друга.

- Понимая это, согласятся ли они объединиться с нами, когда придет время рискнуть своим состоянием в наших интересах? - спросил Уильям.

Джеймс посмотрел на него.

- Твоя забота - война, Уилли, а оплачивать ее - моя. Купцы Королевства будут ползти за нами на коленях, когда мы дадим им понять, что если они не помогут нам, то потеряют все. - Он оглядел комнату. - Мошенников я поставил на место; трон стоит там, где мне нужно; вскоре в моих руках окажутся богатства Королевства, которые я смогу использовать так, как мне необходимо. И если мне понадобится обобрать наш народ до нитки, чтобы финансировать эту войну, я это сделаю. И помни, что я единственный из присутствующих, кто был в Сетаноне.

Дальнейших объяснений не потребовалось. Отцы Никласа, Уильяма и Кэлиса были в Сетаноне, и дети их не однажды слышали о том, что произошло, когда пантатиане сделали первую попытку завладеть Камнем Жизни, но Джеймс был там лично.

- Скоро я должен присутствовать в суде, - сказал Уильям. - Если не возражаете, я хотел бы просмотреть перед этим кое-какие материалы. Джеймс?

Герцог кивнул. Уильям вышел, а Джеймс обратился к Кэлису:

- Кого вы возьмете с собой в эту самоубийственную экспедицию?

- Бобби, Грейлока и Эрика. Из двух новых сержантов он более умный.

- Тогда оставьте его здесь, - посоветовал Джеймс. - Если вы намереваетесь избавиться от одного, пусть выживет тот, кто умнее, и будет служить мне, если вы потерпите неудачу. Возьмите Джедоу вместо него.

Кэлис кивнул:

- Договорились.

- Оставьте и Бобби.

- Он никогда не согласится, - сказал Кэлис.

- Прикажите ему.

- Он не послушается.

- Вы служите особому делу, мой друг, - сказал Джеймс. - Я хочу, чтобы Орел вернулся в целости и сохранности, но мне не меньше нужен здесь Крондорский Пес. - Он выглянул в окно. - Сержант для меня сейчас важнее, чем генерал, - он посмотрел на Кэлиса, - или капитан.

Кэлис слегка улыбнулся:

- Он превратит вашу жизнь в ад.

Джеймс улыбнулся в ответ.

- Что еще остается? У меня нет иного выбора,

- Хорошо, - сказал Кэлис. - Я оставляю здесь Бобби и Эрика, а с собой беру Джедоу и Грейлока.

- А как насчет Накора? - спросил Джеймс.

- Я почти не сомневаюсь, что он вернется по первому зову, - ответил Кэлис, - но мне кажется, в Стардоке он нам полезнее. Тамошние маги слишком самоуверенны, а он - как раз тот человек, который способен их расколоть и напомнить им, что они живут на острове, входящем в состав Королевства.

- Хорошо, но вам предстоит столкнуться с весьма могущественной магией. Как вы с ней справитесь?

- К нам обещала присоединиться Миранда, - с некоторым смущением ответил Кэлис.

Джеймс внимательно посмотрел на него и рассмеялся:

- Несмотря на ваш возраст, иногда вы напоминаете мне моего сына.

Кэлис любезно улыбнулся.

- Кстати, когда прибудет Арута? - спросил он.

- Теперь - в любое время, - ответил Джеймс. - Пожалуй, я пошлю его в Стардок, навести там порядок. - Его улыбка стала печальной. - С ним приедут и мои внуки.

Кэлис кивнул:

-Джимми и Дэш, должно быть, уже совсем выросли.

- Так им кажется, - ответил Джеймс и, повернувшись к Никласу, сказал: - Вы даже не представляете себе, сколько вы потеряли, так и не женившись.

- Я еще не слишком стар, - сказал Никлас. - Амос женился на моей бабушке, когда ему было около семидесяти.

- Ну, если вы будете столько ждать, то упустите радость иметь детей, - ответил, направляясь к двери, Джеймс и, вздохнув, добавил: - Впрочем, если иметь в виду Джимми и Дэша, может, оно и к лучшему.

В коридоре Джеймс повернулся к Кэлису:

- Как и мои предшественники, я не слишком доволен, что у этой волшебницы, вашей подруги, так много тайн, но поскольку она в течение многих лет не раз доказала, что является ценным союзником, скажу лишь одно: будьте осторожны.

Кэлис кивнул и ушел, погруженный в свои мысли, а Джеймс и Никлас вернулись к разговору о семьях и детях.

Ру затравленно посмотрел вокруг, и Эрик расхохотался:

- У тебя такой вид, словно ты готов удрать.

- По правде говоря, - тихо ответил Ру, - я думаю об этом с той минуты, как сделал ей предложение.

Эрик расхохотался еще громче.

- Вот погоди, - обиженно проворчал Ру. - Придет день, когда и ты сделаешь предложение какой-нибудь шлюхе...

- А ну-ка постой, - начал Эрик, сразу перестав смеяться.

- Ладно, ладно, - махнул рукой Ру. - Прости. Просто теперь я жалею об этом.

- Поздновато раскаиваться, - прошептал Эрик, окинув взглядом храм, где Карли и Ру должны были пожениться.

Карли вошла в храм через боковую дверь, как, согласно установлениям приверженцев Белой Сунг, полагалось невесте. Ее сопровождала Китти. У Карли не было настоящих подруг, а ее служанка, Мэри, не годилась на эту роль. Поэтому Эрик попросил Китти сыграть эту роль. К его удивлению, та согласилась.

- Ну, пошли, - сказал Ру и направился в главный неф; Эрик шел рядом с ним.

Свидетелями выступали Луи и несколько клерков из фирмы, а также Джедоу и другие товарищи Ру по отряду. Они молча наблюдали, как жрец, проводивший за день уже пятую или шестую церемонию бракосочетания, тараторит слова обряда.

Ру дал клятву заботиться о Карли и хранить ей верность, она поклялась в том же, а потом жрец заявил, что Белая богиня довольна и они могут идти. Эрик передал жрецу положенную мзду, и усталый служитель проводил новобрачных на улицу.

Молодых усадили в нанятый по этому случаю экипаж, а остальные отправились к дому Гриндаля пешком или верхом.

Когда экипаж тронулся, Ру взглянул на Карли и увидел, что она опустила взгляд на свои руки.

- Что с тобой? - спросил Ру. - Разве ты не рада?

Карли подняла на него глаза, и ее взгляд резанул его. Неожиданно он осознал, что за внешней кротостью девушки таятся гнев и обида. Но голос ее был спокоен, когда она спросила:

- А ты?

Ру заставил себя улыбнуться:

- Конечно, я счастлив, любимая. Разве может быть иначе?

Карли посмотрела в окошко.

- Когда ты шел в храм, у тебя был очень испуганный вид.

Ру сделал попытку оправдаться:

- Так всегда бывает, - пробормотал он. Карли резко повернулась к нему, и он поспешно добавил: - Так мне говорили. Эта церемония и... все остальное.

Дальше они ехали молча. У дома Гриндаля Эрик и остальные уже ждали их.

Эрик открыл дверцу, а Китти помогла Карли выйти из кареты. Повар приготовил роскошное угощение, на стол было выставлено лучшее вино из погреба Гриндаля. Ру неуклюже пропустил Карли вперед, несмотря на то что, по обычаю, первым должен был войти муж. Но, в конце концов, это был ее дом.

- Мне нужно взглянуть, что делается на кухне, - первым делом сказала Карли, едва войдя в дом.

Ру остановил ее:

- Этим займется Мэри. В этом доме ты никогда больше не будешь прислуживать.

Карли посмотрела ему в лицо, и на ее губах появилась слабая улыбка.

- Мэри! - позвал Ру. Когда служанка появилась, он сказал ей: - Можешь подавать.

Гости расселись. Эрик встал. Оглядевшись, он увидел улыбающуюся Китти, которую забавляла его неуклюжесть. Он громко прокашлялся, но шум не стихал, и тогда он громко произнес:

- Внимание!

От неожиданности гости затихли, а потом разразились смехом. Покраснев, Эрик поднял руку.

- Простите, - смущенно сказал он. - Моя обязанность в качестве дружки жениха - произнести тост за новобрачных. - Он взглянул на Луи. - Во всяком случае, мне так сказали.

Луи любезно улыбнулся и махнул рукой.

- Я не мастер говорить, - продолжал Эрик, - но одно знаю точно: Ру - мой друг, больше чем для других брат, и я желаю ему счастья. - Взглянув на Карли, он добавил: - Надеюсь, вы любите его так же, как я, и он любит вас, как вы того заслуживаете. - Подняв кубок, он провозгласил: - За новобрачных! Пусть они живут до старости и никогда не жалеют о той минуте, когда их жизни соединились. Пусть каждый их день будет счастливым.

Все выпили. Потом поднялся Ру.

- Спасибо, - сказал он и повернулся к Карли. - Я знаю, тебе выпали тяжкие испытания, но я искренне желаю изгнать из твоей памяти дурные воспоминания и наполнить твою жизнь счастьем.

Карли улыбнулась и покраснела, а Ру неуклюже взял ее за руку и поцеловал.

За столом становилось все веселее. У Ру было прекрасное настроение, хотя он слишком много выпил. Он заметил, что Эрик почти все время провел в разговорах с Кэтрин, а Карли старалась под любым предлогом побыть одна.

Стемнело, и гости начали расходиться. Ру и Карли пожелали Эрику, который уходил последним, доброй ночи. Когда дверь за ним закрылась, Ру обернулся к жене. Карли пристально смотрела на него. но выражение ее лица он не смог разобрать.

- В чем дело? - спросил он, мгновенно протрезвев. Что-то в ее облике заставило его пожалеть, что он не вооружен.

Карли бросилась ему на шею и зарыдала:

- Прости.

Голова у Ру закружилась, и он через силу спросил:

-О чем ты говоришь?

- Я хотела, чтобы это был счастливый день, - услышал он сквозь рыдания.

- А разве это не так? - спросил он.

Карли ничего не сказала. Единственным ее ответом были слезы.

Глава 11 ПУТЕШЕСТВИЕ

Джейсон прищелкнул пальцами.

Груда гроссбухов, лежавшая перед бывшим официантом кофейни Баррета, выглядела устрашающе.

- Ну вот, я с ними покончил, - сказал он, отодвигаясь вместе со стулом от письменного стола, поставленного в углу склада.

Плотники сколотили для Джейсона несколько полок и обнесли его рабочее место невысокой загородкой, чтобы он находился в относительном уединении, но мог видеть входящих. Ру уведомил юношу, что в тех случаях, когда сам Ру, Дункан и Луи отсутствуют одновременно, ответственность за грузовые перевозки возлагается на него.

Дункан скучал, а Луи, по обыкновению, молчал.

- И что? - спросил Ру.

- Что ж, твое положение лучше, чем ты полагал, особенно если тебе удастся заставить заплатить хотя бы некоторых из тех, кто остался должен Гельмуту. - Джейсон протянул Ру листок пергамента. - Я составил список должников.

Ру проглядел список.

- Да тут даже парочка нобилей!

Джейсон улыбнулся:

- Опыт моей работы у Баррета свидетельствует о том, что они с большой неохотой оплачивают счета. - Помолчав, он добавил: - И если ты прислушаешься к моим словам, я советовал бы тебе забыть об этих долгах до тех пор, пока тебе не понадобится услуга кого-то, кто занимает высокое положение при дворе или обладает определенным влиянием.

- Разумно, - кивнул Ру. - А это что? - спросил он, взяв другой список.

- Люди, с которыми господин Гриндаль вел дела в других городах, но личность которых определить не удалось.

Ру пришел в явное замешательство.

- Их имена неизвестны?

- Это в порядке вещей. Нередко те, кто продает ценности, не хотят, чтобы об этом стало широко известно. Имена зашифрованы, и, боюсь, шифр знал только господин Гриндаль.

Ру задумчиво посмотрел на список.

- Может быть, Карли что-то знает, - пробормотал он. - По-моему, ей было известно о делах отца намного больше, чем сам он считал.

- Что у нас по плану? - спросил Дункан.

В последнее время кузен стал раздражать Ру. Он жаловался, что не обладает такой властью, но при этом совершенно не желал работать.

- Утром мы отправляемся в Саладор, - сдержавшись, чтобы не ответить резкостью, произнес Ру. - Туда надо доставить специальный груз.

- Саладор? - протянул Дункан. - Я там знаю одну служаночку.

- Ты знаешь служанок повсюду, Дункан, - заметил Ру.

- Верно, - сказал бывший наемник. Его настроение явно улучшилось, когда впереди замаячило развлечение. Совсем по-иному на эту новость отреагировал Луи.

- Что за груз мы везем в Саладор? - спросил он.

Ру протянул ему свиток. Луи развернул его и присвистнул.

- Невероятно, - пробормотал он.

Это замечание пробудило в Дункане любопытство.

- Что там такое?

- Срочный груз из дворца для герцога Саладорского, - ответил Ру.

- Кузена короля? - спросил Джеисон.

- Того самого. Я понятия не имею, что именно мы везем, но плата слишком заманчива, чтобы отказываться. А там, - сказал Ру, показывая список должников, - попытаемся определить два имени. - Он задумчиво посмотрел на список. - И, надеюсь, потом удастся раскусить кого-нибудь на востоке. - Он помолчал. - Я схожу домой, поговорю с Карли, а завтра на рассвете мы с Дунканом отправимся в путь. Оставайся здесь и будь начеку, - сказал он Дункану.

Дункан нахмурился, но оба они понимали, что дай Дункану свободу, он прошлялся бы до полудня и явился бы пьяным. Ру повернулся к Луи:

- Ты будешь управлять делами, пока мы с Дунканом...

- Минутку, кузен, - перебил его Дункан. - Почему бы тебе не взять с собой Луи и не оставить меня руководить фирмой?

Ру бросил на своего кузена короткий взгляд; это требование означало только одно: Дункан нашел в Крондоре очередную официантку или служанку, поразившую его воображение.

- Потому что я не хочу вернуться и обнаружить, что разорен, - ответил Ру и, не обращая внимания на обиженную физиономию кузена, снова заговорил с Луи: - Если что-то понадобится, обращайся к Карли. Джеисон знает, каковы наши ресурсы, так что, прежде чем тратить их целиком, убедись, что дело верное.

Луи улыбнулся. Он уже устал повторять Ру, что "верных дел" не бывает.

- Понял, - ответил он.

Затем Ру повернулся к Джейсону:

- Ты отлично поработал, Джеисон. Спасибо. Не можешь ли ты теперь начать вести бухгалтерские книги для меня, начиная с того дня, когда я получил полный контроль над компанией?

- Запросто, - сказал Джеисон.

- Хорошо, и озаглавь их "Эйвери и Компания".

Ру пошел к выходу, но на пороге остановился.

- И до моего возвращения не упоминайте в разговорах с Карли об этой смене названия.

Джейсон и Луи переглянулись, но промолчали.

Ру вышел и заторопился домой. Улицы были запружены людьми, и, когда он добрался до цели, солнце уже скрылось за зданием, стоявшим напротив дома Гриндаля. Оглядевшись, Ру неожиданно подумал, что это место выглядит отвратительно даже при солнечном свете, и еще раз поклялся, что, как только сумеет себе позволить, перевезет жену в новое, более приличное жилье.

- О сэр, хозяйка здесь, - увидев Ру, пропела из кухни Мэри.

После свадьбы она стала называть Карли не иначе как "хозяйкой дома" или, еще проще, "хозяйкой", словно та была супругой нобиля. Ру это пришлось по душе, равно как и то, что, обращаясь к нему, Мэри начала именовать его "хозяином" или "сэром".

Ру вошел на кухню и увидел, что Карли стоит у большого разделочного стола, вцепившись в него так, что побелели пальцы.

- Что случилось? - забеспокоился Ру.

- Ее, бедняжку, только что вырвало, - сказала Рэнди, кухарка.

Ру нахмурился:

- Карли?

- Это у меня что-то вроде колик, - чуть слышно проговорила Карли. - Просто я только что вошла, и запах пищи...

Она еще сильнее побледнела и, прикрыв рот рукой, выбежала через заднюю дверь в уборную.

- Я так беспокоюсь о хозяйке, - произнесла Мэри, которая не отличалась догадливостью.

Рэнди рассмеялась и принялась мыть овощи в раковине.

- С ней все будет отлично. - сказала она.

Ру был в полной растерянности.

- Сэр, - сказала Мэри, - если хотите, я пойду взгляну, как там хозяйка.

- Не надо, я сам, - сказал Ру и направился к задней двери.

Скромный внешний вид дома скрывал не только богатое внутреннее убранство; на внутреннем дворе был разбит роскошный садик. Карли проводила там много времени, ухаживая и за овощами, и за цветами. У стены стояла уборная. Когда Ру подошел к ней, дверь открылась, и из уборной появилась бледная Карли.

- Что с тобой? - спросил Ру и тут же пожалел об этом. Судя по выражению ее лица, он задал один из самых глупых вопросов за всю свою жизнь.

И все же Карли ответила:

- Все замечательно.

- Может, послать за лекарем? - предложил Ру.

Видя, что он встревожен, Карли улыбнулась:

- Нет, лекарь здесь не поможет.

Ру испугался:

- Боги! Что же это?

Несмотря на недомогание, Карли не смогла удержаться от смеха. Ру взял ее под руку и отвел на скамейку у небольшого фонтана.

- Не беспокойся, Ру, - сказала Карли. - Просто я хотела удостовериться и поэтому не говорила, - продолжала она, когда они сели. - Ты скоро станешь отцом.

На мгновение Ру утратил дар речи.

- Мне нужно сесть, - произнес он наконец.

Карли засмеялась:

- Ты же сидишь.

Ру встал.

- Вот теперь мне нужно сесть, - сказал он и снова уселся. Потом его узкое лицо расплылось в такой широкой улыбке, какой Карли у него никогда не видела. - Ребенок?

Карли кивнула, и Ру внезапно понял, что она у него красавица. Он поцеловал жену в щеку.

- Когда?

- Еще семь месяцев.

Ру подсчитал в уме, и его глаза расширились.

- Значит...

Она кивнула:

- В первую ночь.

- Подумать только! - воскликнул Ру. Потом его осенила отличная мысль: - Я немедленно прикажу Луи изменить название компании на "Эйвери и сын"!

Карли прищурилась:

- Изменить название компании?

- Любимая, я хочу, чтобы весь мир знал, что у меня будет сын, - сказал Ру и, взяв ее руку, встал. - Я должен сообщить эту новость Дункану и Эрику до моего отъезда.

Он уже выходил из сада, когда Карли спросила:

- Ты завтра уезжаешь?

Ру остановился.

- Я повезу в Саладор особый груз для принца. Когда вернусь, все тебе расскажу, но сейчас я должен найти Эрика и сказать ему, что скоро стану отцом.

Не дожидаясь ответа, он выскочил из сада. Некоторое время Карли молча сидела, потом медленно встала.

- А что, если это будет дочь? - спросила она вслух.

Темнело. Карли побрела в дом, где всю жизнь чувствовала себя всего лишь гостьей.

Ру застонал. Дункан засмеялся, выхватил у него вожжи и погнал лошадей сквозь городские ворота. Дункан, Луи, Эрик и другие друзья отпраздновали будущее отцовство своего друга, и теперь Ру расплачивался за это тяжким похмельем. Дункан помог ему добраться домой, и там он почти без сознания рухнул на кровать рядом с Карли. Наутро она разбудила его, но не словом не обмолвилась о вчерашнем. Дункан вопреки обыкновению явился вовремя, и надо было уезжать.

В предрассветных сумерках они отправились в конюшню, впрягли в фургон лошадей и двинулись ко дворцу. У ворот их уже ждали несколько человек, которые быстро погрузили в фургон товары, предназначенные к отправке.

К немалому удивлению Ру, кавалеристами, которые должны были эскортировать груз, командовал Эрик.

- Я тоже не знаю, что там внутри. - Это было все, что он сказал.

Наступил полдень. Фургон с грохотом мчался по Королевскому тракту. Впереди начинался долгий подъем к подножию южного края хребта Каластиус.

- Лошадям нужно отдохнуть, - сказал Ру.

Дункан натянул вожжи и крикнул:

-Эрик! Пора устроить привал!

Эрик, который скакал чуть впереди, кивнул, повернул коня и спешился, приказав остальным солдатам сделать то же самое. Дункан достал большой кожаный мех и напился воды, после чего передал мех Ру.

- Как голова? - спросил Эрик, подойдя к фургону.

- Слишком мала, чтобы вместить всю боль, - простонал Ру. - О боги, зачем я это сделал?

Эрик пожал плечами:

- Я и сам удивляюсь. Похоже, тебе придется немало потрудиться, чтобы стать счастливым.

Ру кивнул:

- По правде говоря, я боюсь сойти с ума. Я - отец! Он велел Дункану присмотреть за лошадьми и отвел Эрика в сторону.

- Что я знаю о том, как быть отцом? - пожаловался он, когда они очутились за пределами слышимости. - Мой старик только колотил меня, и все дела. Что я буду делать, когда родится ребенок?

- Нашел у кого спрашивать, - усмехнулся Эрик. - У меня не было никакого отца.

На лице Ру отразилась паника.

- Что мне делать?

Эрик пожал плечами:

- Ты просто-напросто первым проходишь через то, через что суждено пройти всем нам. Сначала жена, потом ребенок. - Он поскреб подбородок. - Мне самому любопытно, что я стану делать, если полюблю кого-то, женюсь, а потом заведу детей.

- Ну?

- Я в самом деле не знаю.

- Посоветуй хоть что-нибудь!

Эрик положил руку ему на плечо.

- Ладно, мне сейчас пришла в голову одна мысль.Я подумал, что если бы я стал отцом, то спросил бы себя: что бы па моем месте делал Мило?

На мгновение Ру замер, но потом улыбнулся:

- Судя по тому, как он относился к вам с Розалиной, когда вы были детьми, лучшего папочки и вообразить нельзя.

- Вот именно, - сказал Эрик. - Поэтому если мне будет что-то не ясно, то я просто представлю себе, что бы сделал Мило, и попытаюсь сделать то же самое.

Ру просветлел.

- Хорошо. Дьявол, по-моему, мне стоит выпить еще воды, - пробормотал он.

Эрик рассмеялся:

- Не спеши, Ру. У тебя куча времени, чтобы успеть прийти в себя после этой ночи.

Они пошли обратно к фургону.

- Так почему ты командуешь эскортом? - спросил Ру.

- Сам попросился, - ответил Эрик. - Во дворце и так безопасно, а этот груз, по мнению принца, нуждается в особой защите, и я целый год не был дома.

Ру заморгал:

- Неужели целый год?

- На этот раз мы нанесем два визита: по дороге туда и на обратном пути. Может, нам удастся даже выкроить один лишний день.

- Да, у тебя есть мать и Натан, Мило и Розалина, - вздохнув, сказал Ру.

- У тебя тоже есть там друзья, Ру.

Ру улыбнулся:

- Интересно, как поживает Гвен?

Эрик наморщил лоб.

- Ты теперь женатый человек, Ру.

Ру вытащил из-под козел мешок с провизией и достал оттуда хлеб. Отломив кусок, он сунул его в рот и запил глотком воды.

- Я не так уж женат, - сказал он.

Эрик помрачнел. Ру поднял руку:

- Я имею в виду - не настолько женат, чтобы не оказать уважение старым друзьям, даже если это женщины.

Эрик пристально посмотрел ему в лицо:

- Надеюсь, ты сказал то, что думаешь.

Вернулся Дункан, посланный присмотреть за лошадьми.

- Лошади в порядке, - доложил он.

Ру снова взобрался на козлы.

- Что ж, поехали дальше. Герцог Саладорский ждет не дождется этого груза, и мы получим премию за скорость.

Дункан вздохнул: козлы были так же удобны, как каменная глыба.

- Надеюсь, что это будет очень большая премия, - проворчал он.

Путешествие было спокойным. Наличие эскорта помогало объясниться с отрядами местной стражи, и это экономило драгоценное время Ру. На постоялый двор "Шилохвость" они въехали после захода солнца, а покинули его еще до восхода, не успев повидать Розалину и ее семью, но надеялись сделать это на обратном пути.

В детстве Ру лишь дважды ездил с отцом в Саладор и теперь смотрел на Восточное Княжество глазами взрослого человека. Это был край пшеницы, которую растили в этих местах веками. Опрятные фермы издали казались миниатюрами, нарисованными художником. По сравнению с этим Западное Княжество производило удручающее впечатление.

К городским воротам они подъехали в полдень. Эрик, не останавливаясь, крикнул стражникам: "Груз от принца для герцога!", и их немедленно пропустили.

Знаменосец развернул знамя с гербом принца Крондорского. В это утро солдаты надели плащи, которые обычно везли и седельных сумках, и Ру увидел, что его эскорт составляют не городские стражники, а гвардейцы из личной охраны принца Патрика. Ру снова подивился, что же, это за груз такой, но понимал, что вряд ли когда-нибудь это узнает.

Они проехали через весь город, и Ру поражался обилию народа. Крондор был столицей Западного Княжества, но по численности населения ему не уступали многие восточные города, а Саладор был вторым по величине городом королевства после Рилланона. Только через час фургон остановился у дворца герцога.

Дворец принца в Крондоре был расположен на вершине холма у самой гавани. Резиденция герцога тоже располагалась на холме, но больше чем в миле от побережья, и гавань оттуда была плохо видна.

- Я уж почти забыл, какой он здоровый, - пробормотал Дункан.

- А я никогда и не знал, - заметил Ру.

Эрик доложил о них дворцовой охране. Стражник махнул рукой, пропуская фургон на территорию дворца, а его напарник побежал к главному входу, чтобы уведомить герцога. Третий стражник указывал путь к подъезду с высокими двойными дверьми. Рядом располагалась широкая лестница из нескольких маршей.

- По этим ступеням шествуют важные господа, - сказал Дункан и, спрыгнув на землю, добавил: - А двери - для обычных людей.

- Ты ждал чего-то другого? - спросил Ру.

Дункан вздохнул и с преувеличенным облегчением почесал спину.

- Все, что мне сейчас нужно, - заявил он, - это лохань с горячей водой и горячая баба, которая будет греть меня остаток ночи.

Ру улыбнулся:

- Не сомневаюсь, что ты получишь и то и другое.

Двери над лестницей распахнулись, и по широким ступеням стал спускаться богато одетый молодой человек. За ним шла престарелая дама, окруженная свитой. В свои восемьдесят с лишним лет она держалась прямо и шла легко и уверенно, картинно опираясь на резную трость с золотой рукояткой. Ее седые волосы были уложены в незнакомую Ру прическу и сколоты золотыми шпильками.

Юноша подошел к Эрику, и тот поклонился:

- Милорд.

- Бабушка, - сказал молодой человек старой даме, - они привезли это.

Открылась двойная дверь, расположенная рядом с лестницей, и оттуда выбежали слуги в ливреях герцогских цветов. Юноша указал на фургон; они быстро развязали парусину, закрывавшую груз, и осторожно опустили на землю шесть больших ящиков.

Дама показала на первый ящик:

- Откройте.

Слуги повиновались. Дама поворошила тростью груду одежды, Ру с Дунканом переглянулись.

- Передайте кузену Патрику, что мы благодарны, - сказал юноша Эрику. - Бабушка?

Старая дама улыбнулась, и Ру заметил в этой улыбке отблеск былой красоты, достойной восхищения.

- Да, мы благодарим.

Жестом велев слугам унести ящики, она сказала:

- Арута... Он всегда был ко мне внимателен. Если не считать моего мужа, больше всего я скучаю о нем. - На мгновение она погрузилась в воспоминания, а потом вдруг сказала: - Дункан!

Дункан в великом смущении шагнул вперед, но в это время юноша откликнулся:

- Бабушка?

- Мадам? - спросил Дункан.

Поглядев на них обоих, престарелая дама улыбнулась.

- Я обращалась к своему внуку, сэр, - сказала она Дункану Эйвери. - Значит, вас тоже зовут Дункан?

Дункан снял шляпу и склонился в самом изысканном придворном поклоне.

- Дункан Эйвери к вашим услугам, мадам. Старая дама повернулась к внуку.

- Передай своему отцу, что вскоре я присоединюсь к его двору,Дункан, - сказала она.

Юноша кивнул, посмотрел на своего тезку и быстро поднялся по лестнице.

Подойдя к Дункану Эйвери вплотную, дама внимательно вгляделась в его лицо.

- Я вас знаю, - тихо произнесла она.

Дункан улыбнулся своей самой очаровательной улыбкой.

- Мадам, вряд ли это возможно. Уверен, что если бы мы встретились, я бы ни на минуту не забыл об этом.

Дама засмеялась, и смех ее прозвучал удивительно молодо. Она похлопала себя пальцами по груди.

- Я была права. Я вас знаю. Я вас женила. Или кого-то очень похожего на вас, давным-давно. - Она повернулась к свите и, не оглядываясь, добавила: - И если я увижу вас рядом с любой из моих внучек, я велю кнутом прогнать вас хлыстом из города.

Дункан взглянул на Ру, и на лице его мелькнула тревога. Поднявшись на первую ступеньку, старая дама посмотрела на Дункана, и Ру заметил в ее улыбке озорство.

- Или приведу в свои апартаменты. - Повернувшись к Эрику, она сказала: - Сержант, передайте моему внучатому племяннику мою благодарность за эти подарки от моего брата.

Эрик отдал честь.

- Миледи.

Ру подошел к Эрику.

- Кто это? - спросил он.

- Леди Кэрлайн, вдовствующая герцогиня Саладорская. Тетка короля.

Дункан расхохотался.

- Наверно, она была той еще штучкой.

Ру ткнул кузена локтем в ребро.

- Похоже, что такой и осталась.

Они вернулись к фургону.

- Что же это за ценный груз? - недоумевал Дункан. - Какие-то старые тряпки...

- Похоже, что так, - ответил Ру, забираясь на козлы. - Но у нее наверняка полно такого добра.

Дункан тоже взобрался на козлы, и Ру крикнул Эрику:

- Куда теперь?

- В трактир "Ловкие кучера". Мы проехали его по дороге сюда. Там открыт королевский счет.

Ру улыбнулся. Каждая сбереженная монета должна быть вложена в дело, чтобы компенсировать потери после убийства Гельмута. Стоило Ру подумать о своем бывшем партнере, как его веселье пропало.

Трактир был скромен, но чист, и Ру после долгого путешествия наслаждался горячей ванной. Дункан нашел желанную официантку, а Ру остался с Эриком. Они уселись подальше от солдат, чтобы те не могли их услышать, и Ру тихо спросил:

- Ты понимаешь, что происходит?

- Что ты имеешь в виду? - в свою очередь спросил Эрик.

- Эту "спешную" доставку старой одежды.

Эрик пожал плечами:

- Вероятно, что эти вещи принадлежали старому принцу, и принц Патрик решил, что его двоюродная бабка будет рада их получить.

- Эту часть я понимаю, - сказал Ру. - Я понимаю, почему именно я привез эти вещи во дворец. - Он не стал упоминать о некоем контракте, им обоим и без того было о нем известно. - Но доставку этого груза в Саладор можно было поручить кому угодно, и к чему такая спешка?

- Может быть, старая дама больна? - предположил Эрик.

Ру покачал головой:

- Едва ли. Судя по виду, она вполне способна содрать с Дункана штаны.

Эрик рассмеялся:

- Да, ведет она себя откровенно.

- Это де Лонгвиль мне удружил? - спросил Ру.

- Нет, - ответил Эрик. - В эти дела он не вмешивается. Выбор пал на тебя по распоряжению канцлера.

- То есть герцога Джеймса.

- Вероятно, - зевнув, ответил Эрик. - Я устал. Почему бы тебе не подумать об этом завтра? Кроме того, какая разница, что за работа, если за нее хорошо платят?

Он встал и жестом приказал своим людям отправляться спать. Ру остался в одиночестве и долго сидел, размышляя, пока к нему не подошла официантка и не спросила, не хочет ли он чего-нибудь. Ру покачал головой и, когда она ушла, сказал стулу, на котором только что сидел Эрик:

- Это меня тревожит.

На этот раз визит в Равенсбург был куда веселее. Зная о том, что Ру скоро должен вернуться, горожане задумали небольшую вечеринку.

Эрик и его солдаты покинули Саладор на следующее утро после разгрузки, между тем как Ру и Дункан пустились на розыски таинственных должников. Кое-кого из них знала Карли, и, поговорив с ними, Ру пораскинул мозгами и быстро вычислил всех должников, живущих в Саладоре и его окрестностях. При этом он обнаружил, что осмотрительность Гриндаля в каждом отдельном случае объяснялась разными причинами. Все, за исключением одного, согласились продолжать сотрудничество с новой компанией Ру, а тот, кто отказался, полностью выплатил долг. Ру был доволен.

Эрик имел возможность провести в Равенсбурге несколько дней, но Ру не чувствовал необходимости задерживаться в городе своего детства и рассчитывал провести здесь всего одну ночь, а потом отправиться назад, в свой новый дом в Крондоре.

В обеденном зале постоялого двора "Шилохвость" собралось не меньше полусотни человек, и Эрик улыбался, радуясь, что его здесь по-прежнему помнят. Глядя на него из дальнего утла, Ру чувствовал легкую зависть. Сам он был в Равенсбурге знаком со всеми, но друзей у него почти не было. В то же время Эрик был товарищем всем, в том числе и Ру.

И все же Ру улыбался. Из кухни вышла мать Эрика, Фрейда, сияя словно солнечный луч. Ру был вынужден признать, что замужество изменило ее в лучшую сторону. Найдет ли он сам когда-нибудь счастье в семье, подумал Ру и, вспомнив о Карли, почувствовал тревогу, несмотря на то что женщины рожали детей с начала времен; да и вряд ли его присутствие могло что-нибудь изменить. Добиваться успеха, зарабатывать деньги для нее и для ребенка - это было самое важное из того, что Ру мог сделать.

- Чего задумался? - спросил женский голос.

Подняв голову, Ру увидел знакомое лицо. Он улыбнулся:

- Гвен, привет.

Усевшись, девушка на правах старой подруги перегнулась через стол и похлопала Ру по руке.

- Я так и думала, что встречу тебя и твоего кузена, - сказала она и, повертев головой, показала на Дункана, который в другой части зала был увлечен разговором с незнакомой Ру юной девушкой. - Правда, Элиен нашла его первой.

- Элиен? Сестричка Бертрама? - Ру внимательнее посмотрел на девушку. Когда он видел ее в последний раз, грудь у нее была как у мальчика. Теперь же под глубоким вырезом блузки он мог рассмотреть довольно аппетитные формы.

- Как у тебя дела? - спросила Гвен, рассеянно крутя завиток волос.

- Отлично, - ответил Ру. - Я стал владельцем компании грузоперевозок.

Гвен заулыбалась еще шире.

- Владельцем? Как это тебе удалось?

Ру вкратце рассказал ей о смерти своего партнера. Подошла Фрейда и, улыбнувшись Ру, наполнила его стакан.

- Она изменилась, - заметил Ру.

- Нашла хорошего человека, - сказала Гвен.

- А как ты? - сделав большой глоток, спросил Ру.

Гвен драматически вздохнула. Ру знал, что, как и ее ровесницы, она каждый вечер крутилась у городского фонтана, флиртуя с парнями, но в отличие от других все еще была не замужем.

- Всех подходящих уже разобрали. - Гвен притворно надула губы и, царапнув Ру по ладони, добавила: - С тех пор как вы с Эриком покинули Равенсбург, многое изменилось.

- Стало скучнее? - ухмыльнулся Ру.

- Можно и так сказать.

Гвен посмотрела на Дункана, который что-то шептал Элиен на ухо. Глаза у девушки расширились, и она покраснела, а потом разразилась смехом, прикрывая ладошкой рот.

- Ну вот, еще один цветочек будет сорван этой ночью, - тихо произнесла Гвен. В ее голосе прозвучала неподдельная досада, и Ру понял, что, услышав о приезде Дункана, Гвен пришла сюда ради него.

В свое время Ру несколько раз спал с ней. Гвен была одной из самых доступных девушек в городе, и, видимо, поэтому ни один парень не попросил ее руки. Впрочем, Ру считал, что ее поведение объяснялось просто тем, что девушек тогда было больше, чем парней. Гвен по-прежнему ему нравилась.

- Дуй из города и займи позицию на каком-нибудь постоялом дворе, - посоветовал Ру.

- Зачем? - не поняла Гвен.

Ру ухмыльнулся. Он уже слегка захмелел.

- Затем, чтобы встретить там богатого купца и поразить его воображение.

Гвен засмеялась и поднесла к губам бокал с вином.

- Такого, как ты?

Ру покраснел.

- Я не богат. Хотя стараюсь стать состоятельным.

- Значит, рано или поздно разбогатеешь?

- Хочешь, я расскажу тебе о своих планах? - предложил Ру, чувствуя небывалое воодушевление.

Гвен сделала знак Фрейде принести еще вина, и Ру пустился в описание своих честолюбивых замыслов.

Внизу хлопнула дверь. Ру поморщился и вздрогнул, когда кто-то стал колотить в дверь его спальни.

- Что нужно? - проворчал он.

За дверью раздался голос Эрика:

- Одевайся. Через час мы уезжаем.

Ру чувствовал себя точно так же, как в тот день, когда они покинули Крондор.

- Я должен был остановиться, - простонал он.

- Что? - раздался рядом сонный голос.

Ру окончательно проснулся и сразу же протрезвел. Он посмотрел направо и увидел завернувшуюся в простыню Гвен.

- Боги! - прошептал Ру.

- Что? - спросила Гвен.

- Что ты здесь делаешь? - вскричал Ру, выбираясь из постели и хватая одежду.

Бесстыдно сбросив с себя простыню, Гвен потянулась.

- Лезь обратно, и я покажу тебе, что... еще раз, - промурлыкала она.

Ру натянул на себя брюки.

- Не могу! Боги! Ничего не было... или было?

- Конечно, было, и не раз, - помрачнев, ответила Гвен. - А что тут такого, Ру? Мы с тобой развлекаемся не впервые.

- Ах! - воскликнул Ру, не зная, как теперь оправдаться. Он сел и начал натягивать сапоги. - Ну, это просто...

- Что? - нахмурилась Гвен, понимая, что ей вряд ли понравится то, что она услышит.

Надев рубашку, Ру поднял с пола куртку.

- Ну, это просто... - повторил он. - Я думал, что упомянул об этом прошлой ночью... Но... Я женат.

- Что? - взвизгнула Гвен, когда он открывал дверь. - Ты ублюдок! - крикнула она и запустила в него фарфоровым тазиком для умывания, стоявшим на ночном столике рядом с кроватью. Таз разлетелся вдребезги, а Ру в мгновение ока оказался на первом этаже.

Дункана он нашел на улице.

- Фургон готов? Дункан кивнул:

- Утром я велел подмастерью кузнеца кое-что подправить. - Увидев, в каком состоянии его кузен, Дункан насторожился: - Что-то не так?

Словно в ответ на его вопрос из трактира донесся громкий вопль, в котором слышалось оскорбленное самолюбие.

Фрейда, Натан и Мило, вышедшие попрощаться, посмотрели туда, но Ру даже не оглянулся. Он влез в фургон и взял вожжи.

- Мы уезжаем, - сказал он.

Эрик кивнул и приказал солдатам следовать за фургоном. Дункану пришлось запрыгивать на ходу.

- Что случилось? - ухмыляясь, спросил он.

- Ты будешь помалкивать, - предупредил его Ру. - Никому ни словечка, понял?

Дункан лишь захохотал и кивнул.

Глава 12 ДАЛЬНЕЙШЕЕ РАСШИРЕНИЕ

Ребенок заплакал.

Эрик, который стоял рядом с Ру, улыбнулся. Жрец Белой Сунг, богини Непорочности, быстро благословил ребенка в день получения имени, и Ру поспешно сунул ребенка обратно Карли.

- Абигайль Эйвери, - произнес жрец. - Знай, что в это чистое и непорочное время твоей жизни ты получила благословение перед лицом богини. Если ты останешься честной и доброй, не причинишь никому вреда, она будет к тебе благосклонна. Будь благословенно имя ее.

- Будь благословенно, - хором повторили Ру, Карли и Эрик, и ритуал завершился.

- Прелестная девочка, - с улыбкой сказал жрец. Ру заставил себя улыбнуться в ответ. Он так ждал сына, что когда неделю назад Карли произвела на свет девочку, это было для него потрясением. Они часами спорили о том, какое имя дать мальчику. Ру хотел назвать его в свою честь Рупертом, чтобы стать основателем династии, а Карли настаивала на Гельмуте, в память об отце. Так что когда Карли спросила: "Как мы ее назовем?", Ру был так ошарашен, что у него отнялся язык.

- А может быть, назовем ее Абигайль, в честь моей матери? - спросила тогда Карли, и Ру молча кивнул.

Жрец покинул спальню, и Карли приложила малютку к груди. Эрик поманил за собой Ру, и они оба вышли из комнаты.

- Чудесная вырастет дочка, - сказал Эрик, спускаясь по лестнице.

Ру пожал плечами:

- Надеюсь. Честно говоря, я ждал мальчика. Может, в следующий раз.

- Не переживай так. Карли расстроится, если увидит, что ты разочарован.

- Ты думаешь? - Ру поглядел наверх. - Ладно, сейчас вернусь, запрыгаю вокруг ребенка и притворюсь, что трепещу от счастья.

Эрик прищурился, но ничего не сказал. Взяв свои плащ и шляпу с широкими обвислыми полями, он двинулся к двери. В Крондоре шел дождь, и по пути на церемонию Эрик вымок до нитки.

- Я забыл сказать тебе кое-что, - проговорил он, задержавшись у порога.

- Что?

- Вероятно, некоторое время мы не увидимся.

- Почему? - спросил Ру с явным испугом. Эрик был один из очень немногих людей в мире, кому он верил и на кого мог положиться.

- Уезжаю. Скоро. Предполагалось, что поедет Джедоу, но на прошлой неделе он сломал ногу. - Он понизил голос: - Не могу сказать куда, но, думаю, ты сам понимаешь.

Ру встревожился.

- Надолго?

- Не знаю. Они задумали... какое-то кровавое дело, так что, может быть, очень надолго.

Ру схватил его за руку, словно хотел удержать.

- Останься в живых, - жалобно попросил он.

- Останусь, если смогу.

Ру крепко обнял друга.

- Ты ведь единственный брат, который у меня когда-либо был, Эрик фон Даркмур. Я очень рассержусь, если будешь такой свиньей, что умрешь до того, как у меня появится сын.

Эрик похлопал Ру по спине и высвободился из объятий.

- Приглядывай за Грейлоком. Он тоже должен был поехать, но де Лонгвиль устроил скандал и добился, чтобы его оставили... - Эрик криво улыбнулся. - Похоже, это будет интересное путешествие. Ты уверен, что не хочешь составить нам компанию?

Ру невесело рассмеялся.

- Придется мне в этот раз пропустить. - Он показал наверх: - Я должен о них заботиться.

- У тебя это хорошо получается, - с улыбкой сказал Эрик. - Но смотри работай как следует, не то я вернусь и стану являться тебе привидением.

- Главное - возвращайся, а там делай что хочешь, - сказал Ру.

Эрик кивнул, открыл дверь и ушел.

Ру замер на пороге. На него навалилось такое одиночество, какого он еще никогда не испытывал. Наконец он взял себя в руки, снял с вешалки плащ и отправился на склад. Подняться наверх и устроить кутерьму вокруг ребенка он забыл.

Джейсон жестом попросил Ру подойти. Последние шесть месяцев дела шли все успешнее, и теперь у них было двадцать шесть полноценных возчиков и два десятка учеников.

- В чем дело? - спросил Ру.

Джейсон показал ему листок пергамента, на котором не было ни печати, ни подписи. Только имя Ру.

- Доставлено минуту назад. С королевской почтой.

Ру развернул письмо. Оно гласило: "В Сарт прибыло квегийское торговое судно. Джон".

Ру нахмурился. Он сразу понял всю важность этого послания.

- Скажи Дункану, что мы немедленно выезжаем в Сарт, - велел он Джейсону.

Джейсон кивнул. Дункан, заспанный, вышел из закутка в задней части склада, который делил с Луи и Джейсоном.

- Что случилось? - недовольно спросил он.

- Помнишь Джона Винчи из Сарта?

Широко зевнув, Дункан кивнул:

- Что с ним?

- Он прислал нам письмо.

- О чем? - спросил Дункан.

- Прибыло квегийское торговое судно.

Дункан какое-то мгновение соображал, а потом расплылся в улыбке.

- Квегийское торговое судно в Сарте может означать только одно. - Он понизил голос: - Контрабанду.

Ру поднял палец, призывая его к молчанию.

- Кое-что требующее особой осторожности. - Повернувшись к Джейсону, он сказал: - Когда я уеду, сходи к Карли. Скажи ей, что меня не будет неделю.

Пока запрягали лошадей и укладывали в фургон провизию и мехи с водой, Ру гадал, что именно Винчи хочет ему продать. Он продолжал размышлять над этим, когда они выехали из города и покатили на север.

До Сарта они добрались без происшествий. Слушая болтовню Дункана о какой-то официантке и о какой-то партии в кости, Ру ощущал странную неловкость. Он не мог точно сказать, в чем дело, но чувствовал себя так, словно оставил в Крондоре неоконченное дело, и к тому времени, когда они достигли Сарта, это смутное беспокойство превратилось в настоящую тревогу.

Они прибыли перед самым заходом солнца и сразу поехали к лавке Винчи. Остановив фургон у входа, Ру спрыгнул на землю.

- Дай-ка я с ним поговорю, а потом мы сразу отправимся на постоялый двор.

- Прекрасно, - согласился Дункан.

Ру вошел в лавку.

- А, это вы, - сказал Винчи. - Я как раз собрался закрывать. Не согласитесь ли вы пообедать с моей семьей?

- Почту за честь, - кивнул Ру. - Но сначала скажите, что означает ваша таинственная записка?

Винси подошел к двери, тщательно запер ее и жестом пригласил Ру пройти вместе с ним в заднюю комнату.

- Две вещи, - сказал он. - Как я сообщил в письме, чуть больше недели назад сюда прибыло квегийское торговое судно. Капитану хотелось... отделаться от одного предмета, и, увидев его, я тут же подумал о вас.

Винчи снял с полки большую коробку и открыл ее. Внутри Ру увидел тонкой работы футляр, а в нем - множество рубинов. Ру никогда не видел ничего подобного, но Гельмут как-то упомянул о таких вещах, и Ру понадобилось не больше секунды, чтобы все понять.

- Краденое, - сказал он.

- Несомненно. Купец, похоже, был готов согласиться на любую цену.

Ру задумался.

- И сколько вы заплатили?

Джон искоса посмотрел на Ру.

- Какая вам разница? Что за этим стоит?

- Ваша жизнь, если квегийский нобиль, который заказал эти драгоценности для своей любовницы, узнает, что они у вас, - ответил Ру. - Послушайте, если мы договоримся, мне придется везти их в Восточное Княжество. Ни один нобиль на Западе не отважится подарить их своей жене и, уж во всяком случае, вряд ли позволит ей их надеть, отправляясь на прием, где они могут нарваться на квегийского агента, который сразу же узнает эти рубины.

Джона его слова не убедили.

- А как он узнает?

Ру показал на камни:

- Это набор на заказ, Джон. Пять больших камней и дюжина мелких, но все они имеют одну и ту же огранку. Футляр же... - Ру взял футляр, закрыл его и перевернул. - Глядите. - Он показал на строчку знаков, вырезанных в дереве.

- Я не читаю по-квегийски, - заявил Джон.

- А я умею летать, - сказал Ру. - Не лгите лжецу, Джон. Винчи - такого имени в Королевстве не бывает. Это что, сокращение от Винчинти?

Джон ухмыльнулся.

- Винчинтиус. Мой дед был беглым квегийским рабом, он взял имя своего хозяина. - Купец посмотрел на надпись. - Итак, это сделано по заказу лорда Вазариуса мастером-ювелиром Секаусом Грасианусом.

- Поскольку ювелир дорожит этими рубинами так же, как своими детьми, он наверняка многих оповестил, что они похищены. Если они появятся в любом месте к западу от Даркмура, он в течение месяца узнает, у кого они находятся и у кого были приобретены. Сразу начнется охота. Ваша единственная возможность сохранить жизнь - перестать морочить мне голову и сказать, сколько вы заплатили.

И все же Джон еще колебался.

- Десять тысяч соверенов.

Ру рассмеялся.

- Попробуйте еще раз.

- Ладно, пять тысяч, - сказал Джон.

- Простите. Я вас не слышу. Что вы сказали? - приложил Ру ладонь к уху.

- Я заплатил тысячу золотых соверенов, - вздохнул Джон.

- А где вы взяли целую тысячу? - спросил Ру.

- Кое-что удалось сохранить, а остальное - прибыль. Ему нужно было переоборудовать судно.

- Он шел в Кеш или в Вольные Города, так? - спросил Ру.

- И очень спешил, - подтвердил Джон. - Эту коробку он украл - или кто-то украл ее для него - прежде, чем понял, как трудно ему будет продать добычу. - Винчи пожал плечами. - Он проиграл, мы выиграли.

Ру кивнул:

- Вот что я сделаю. Вы можете получить две тысячи золотых прямо сейчас либо... треть того, что я выручу на Востоке, но в этом случае вам придется подождать.

Джон почти не раздумывал.

- Две тысячи сейчас.

- Я так и думал, - сказал Ру и достал из-за пазухи тяжелый кошель. - Сотня и вексель. Золото у меня в Крондоре.

- И это называется "золото сейчас"? Ру покачал головой:

- Ладно, пусть будет двадцать одна сотня: сотня сейчас и вексель на две тысячи.

- Договорились. В следующем месяце я собираюсь в Крондор и тогда предъявлю вексель.

- Приходите ко мне в контору, и я лично прослежу, чтобы вам заплатили. Или, если хотите, можете получить кредит.

- Это значит, что вы будете поднимать цены, а сами получать товары со скидкой?

Ру засмеялся.

- Джон, почему вы не работаете на меня?

- Что вы имеете в виду? - спросил Джон.

- Разрешите мне купить вашу жалкую лавку и закрыть ее. Переезжайте в Крондор и управляйте моим магазином. Я буду платить вам больше, чем вы когда-нибудь сможете заработать здесь. В Сарте ваш талант пропадает.

- В Крондор? - переспросил Джон. - Никогда не думал о том, чтобы жить в городе. Дайте мне поразмыслить.

- Размышляйте, - сказал Ру. - Я отправляюсь на постоялый двор. Зайду к вам попозже, к ужину. Я приехал с кузеном.

- Приводите его тоже, - сказал Джон. - И тогда мы поговорим еще кое о чем.

- Хорошо, - сказал Ру и вышел из лавки. Настроение у него было отличное. Потребуется, быть может, пара месяцев, но эти рубины принесут ему по меньшей мере пять тысяч чистой прибыли.

- Что-то ты долго, - сказал Дункан, когда Ру забрался на козлы.

Взяв вожжи, Ру усмехнулся:

- Дело того стоило.

Маленький домик Джона был отделен от лавки огородом, где жена Джона выращивала овощи. Джон сам открыл дверь гостям и, попыхивая длинной трубкой, поставил перед ними по кружке прекрасного пива. Его жена Энни тем временем готовила ужин. Ру ужасно раздражали детишки, затеявшие возню прямо у него под ногами. Джон же их просто не замечал.

- Вы не находите, что его многовато? - поинтересовался Ру.

- Кого? - в свою очередь спросил Джон.

- Шума.

Джон рассмеялся.

- Привыкнете. У вас, я вижу, детей нет.

Ру покраснел.

- Вообще-то у меня есть... один.

Джон покачал головой:

- Тогда привыкайте.

- Превосходное пиво, - заметил Дункан.

- Ничего особенного, но я люблю выпить кружечку перед ужином, после того как закрою лавку.

- Вы говорили еще о каком-то деле, - сказал Ру.

- Квегийский капитан, с которым я заключил сделку, упомянул кое о чем, что, мне кажется, могло бы вас заинтересовать.

- О чем же?

- Если вы извлечете из этого прибыль, какова будет моя доля?

Ру взглянул на Дункана:

- Посмотрим, Джон. Иногда сведения бывают полезны для одного и абсолютно не нужны другому.

- Мне известно о существующих в Крондоре торговых консорциумах, а вы как раз тот человек, который мог бы быть членом одного из таких.

Ру засмеялся.

- Пока нет, но я знаю, что мой путь лежит на торговый этаж кофейни Баррета. Если вам известно что-то, что я смогу с выгодой использовать у Баррета, вы получите два процента от того, что я заработаю. Джон немного подумал.

- Мне нужно больше. Возьмите те две тысячи золотых соверенов, которые вы мне должны, и присоедините их к своему вкладу. - Он наклонился вперед. - Сделайте меня партнером.

- Договорились, но только на эту сделку.

- Вот что мне известно, - начал Джон. - Квегийский капитан, с которым я разговаривал, сказал мне, что его друг недавно доставил груз в Порт-Маргрейв. Пока они были на рейде, в городе прошел слух, что пшеничные поля вокруг города кишат вредителями. - Он понизил голос, словно боясь, что кто-то может его подслушать в собственном доме: - Кузнечики.

- Да? - Ру растерялся. - Но ведь кузнечики есть везде.

- Не такие, - сказал Джон. - Это было гораздо хуже: саранча.

Ру был ошарашен.

- Если это правда... - Он быстро прикинул что-то в уме. - Если эта новость еще не достигла Крондора... - Он вскочил на ноги. - Дункан, мы уезжаем немедленно. Джон, я инвестирую золото, которое вам должен. Потому что, если этот слух окажется ложным, я так или иначе не смогу выплатить вам долг. Но если это правда... мы оба разбогатеем.

Из кухонной двери высунулась голова Энни.

- Ужин готов, - сказала она.

Растерянный Дункан встал, не зная, что делать.

- Разве мы не будем ужинать? - спросил он.

Ру поклонился супруге Джона.

- Простите, Энни. Нам надо спешить.

Он почти вытолкал Дункана наружу.

- Я с тобой не пойду, - ныл Дункан. - Что происходит?

- Объясню по дороге. Поедим на ходу.

До самого постоялого двора Дункан что-то обиженно бормотал. Они впрягли усталых лошадей и пустились в дальний путь домой.

- Впереди что-то виднеется, - сказал Дункан.

Ру, который немного задремал, пока была очередь Дункана править упряжкой, сразу же встрепенулся. Они ехали без происшествий, хотя гнали лошадей не жалея. На пути между Сартом и Крондором это было в порядке вещей, но, даже несмотря на то что они находились в пределах надежно патрулируемого княжества, им доводилось слышать о нападениях разбойников и редких налетах гоблинов.

Вскоре они увидели другой фургон. Он стоял у обочины. Кучер помахал им.

- Не поможете ли мне? - спросил он, когда Дункан остановил упряжку.

- А что случилось? - спросил Ру.

- Лопнула ступица. - Он показал на заднее колесо. - Мой хозяин убьет меня, если груз запоздает.

Ру еще раз посмотрел на фургон.

- У кого ты служишь?

- Я возчик в фирме "Джекоби и Сыновья", - ответил кучер.

Ру засмеялся.

- Знаю твоего хозяина. Да, он очень расстроится, если ты задержишься. А что за груз? Кучер смешался.

- Ну, разные товары... из Сарта.

Ру взглянул на Дункана. Тот кивнул и спрыгнул на землю.

- Друг мой, - сказал Дункан, - мы просто обязаны оказать тебе услугу. - Он медленно вытащил меч и показал клинком на фургон. - Прежде всего мы вынем твой груз и переложим его в наш фургон, который, как ты можешь убедиться, совершенно пуст. Потом мы заменим наших уставших лошадей на твоих, отдохнувших и свежих.

Кучер хотел удрать, но Ру зашел с другой стороны и преградил ему путь.

- Пожалуйста, не бейте меня, - заныл кучер.

Дункан улыбнулся:

- Друг мой, этого нам хотелось бы меньше всего. А теперь почему бы тебе не начать разгрузку, пока мой компаньон ознакомится с твоей накладной?

Кучер послушно двинулся к задку фургона.

- Бумаги... прибудут с посыльным... позднее, - неуверенно сказал он, развязывая последний узел.

Ру рассмеялся.

- И я уверен, что стражник у городских ворот, с которым Тим Джекоби расплатился сполна, поверит этой чепухе.

Кивнув, кучер вздохнул.

- Вам ведь известен порядок. - Он вытащил из фургона большой ящик и понес его к фургону Ру. Дункан откинул заднюю дверцу, и кучер затолкал ящик в глубину фургона. - Вы понимаете, что обрекаете меня на смерть?

- Вряд ли, - сказал Ру. - У тебя сломалось колесо, и пока ты будешь добираться до Крондора, успеешь сочинить замечательную историю о том, как ты храбро сражался с превосходящими силами.

- Ты проявил незаурядную храбрость, - вступил в разговор Дункан, - и рисковал жизнью, защищая от шести бандитов - нет, от семи - груз твоего хозяина. Клянусь, я поставлю тебе выпивку в любом трактире Крондора, чтобы послушать эту историю еще раз.

- Так что же у тебя за груз? - спросил Ру.

- Могу открыть и показать вам, - сказал кучер, погрузив в фургон Ру второй ящик. - Квегийские предметы роскоши. Хозяин послал меня в Сарт к квегийскому судну, которое сделал там остановку вне расписания. Королевская таможня была закрыта, так как сартский таможенник умер.

- Когда? - с внезапным интересом спросил Ру.

- Больше года назад. - Кучер засмеялся с горечью. - То ли потому, что в городе новый князь, то ли еще по какой причине, но с тех пор на эту должность никого не назначили. Поэтому здесь можно легко получить товар и отвезти его в Крондор. Как вы и сказали, если знать, к каким воротам надо подъехать и с каким сержантом поговорить, провезти в город можно любой груз.

- Не будешь ли ты любезен назвать ворота и время? - спросил Ру.

- А что я за это получу? - в свою очередь спросил кучер, и Ру неожиданно расхохотался.

- Твоя преданность Джекоби выше всяких похвал.

Кучер пожал плечами и полез в свой фургон за последним ящиком.

- Вы знаете Тима?

Ру кивнул:

- Достаточно хорошо.

- Тогда вы знаете, что он - свинья. Его отец, Фредерик, управлял фирмой жестко, но справедливо. Если ты делал что-то хорошо, то получал небольшую премию. Рандольф тоже приличный парень, но Тим, - продолжал кучер, запихивая ящик в фургон Ру, - это вам не подарок. Если ты идеально выполняешь свою работу, он считает, что именно за это платит тебе деньги, но если сделаешь хоть малейшую ошибку, он похлопает тебя по спине и оставит в ней нож. И все время с ним эти двое убийц. Он - опасный человек.

Ру взглянул на Дункана.

- Во всяком случае, он сам так считает. Как тебя звать? - спросил он у кучера.

- Джеффри, - ответил тот.

- Хорошо, Джеффри, - сказал Ру. - Ты здорово нам помог. - Он вытащил из кошелька золотую монету. - Ворота и время?

- Как только доберетесь до города, поверните на приморскую дорогу и подъезжайте к малым воротам, которые ведут к рыбацкой гавани. Это и есть те самые. Во время дневной стражи. Сержант по имени Диггс. Он берет у Джекоби золото.

- Он тебя знает?

Кучер кивнул:

- Но чтобы запутать следы, Джекоби использует многих возчиков. Иногда он нанимает матросов или фермеров, если считает, что его могут поймать с контрабандой. - Ру кивнул, вспомнив пьяного матроса, который чуть не воткнул свой фургон в парадную дверь кофейни Баррета. - Когда увидите стражу, спросите Диггса. Скажите ему, что вы получили сеть из Сарта.

- Сеть из Сарта?

- Если вы скажете что-то другое, он обдерет вас как липку. "Сеть из Сарта" - и он махнет, чтобы вы проезжали. Не упоминайте имени Джекоби и вообще ничего не говорите. Просто "Сеть из Сарта", - и вы в городе.

Ру достал еще одну монету и протянул ее кучеру, которого, судя по всему, это ограбление беспокоило уже значительно меньше.

- Было бы неплохо, если бы вы оставили мне синяк, чтобы Тим Джекоби меня не убил.

Ру кивнул, и Дункан ладонью сильно ударил кучера по лицу. Джеффри крутанулся и упал на землю. На его щеке сразу вспух красный рубец. Джеффри покачал головой и встал.

- Лучше дайте мне в глаз, - сказал он, старательно разрывая на себе куртку.

Дункан поглядел на Ру, и тот снова кивнул. На этот раз Дункан сжал кулак и врезал Джеффри точнехонько в левый глаз. Тот отшатнулся и рухнул возле фургона, ударившись затылком об ось. Покачиваясь, он сел, и на какое-то мгновение Ру показалось, что он вот-вот потеряет сознание, но вместо этого кучер упал на бок и начал кататься в пыли. Потом он поднялся на ноги, но колени у него дрожали.

- Еще разок, - хрипло попросил он.

Ру поднял руку, и Дункан остановил замах.

- Когда Джекоби тебя рассчитает, приходи ко мне. Поговорить о местечке для тебя.

- Кто вы? - спросил Джеффри, скосив здоровый глаз.

- Руперт Эйвери.

Кучер придушенно засмеялся.

- Вот это здорово! При одном упоминании вашего имени у Тима становится мокро в штанах. Никто не знает, что вы ему сделали, но он люто вас ненавидит, господин Эйвери.

- Это взаимное чувство, - сказал Ру. - Он убил моего компаньона.

- До меня дошли слухи - но только слухи. А теперь давайте покончим с этим. На какое-то время я затаюсь, а потом приду к вам, и мы поговорим о работе.

Ру кивнул, и Дункан нанес настолько сильный удар, что Джеффри перевернулся в воздухе, упал и на этот раз уже не поднялся. Наклонившись над ним, Дункан увидел, что кучер потерял сознание.

- Он знает, как выдерживать такие удары, это точно. Будет жить.

- Он крепкий парень, - согласился Ру. - И даже если я его не приму на работу, то выведаю у него все, что можно, о том, как действуют Джекоби.

- Давай-ка убираться отсюда, пока не появился патруль, - сказал Дункан.

Ру кивнул. Они забрались на козлы, и фургон покатил дальше по тракту.

В Крондор они вернулись без новых происшествий. Единственный напряженный момент возник тогда, когда они подъехали к указанным Джеффри воротам и солдат пожелал узнать, какой они везут груз. Но Ру спросил сержанта Диггса, назвал ему пароль, и сержант, немного поколебавшись, махнул рукой, пропуская их в город.

На случай, если за ними кто-нибудь следил, Ру поехал к своему складу кружным путем. Луи они застали за отправкой четырех фургонов, которые должны были встретить за городом очередной караван и доставить груз во дворец. Ру быстро выгрузил товары, которые они украли у Джекоби, и исследовал содержимое ящиков.

Как он и подозревал, там оказались весьма ценные вещи. А в двух маленьких коробках он обнаружил наркотики.

- Я не специалист, - сказал Дункан, - но полагаю, что это "греза" и "радость". Я сам не пробовал, но ловил их запах в некоторых местах, где мне довелось побывать.

"Греза" вызывала галлюцинации, а "радость" - эйфорию. Оба они были опасны, противозаконны и приносили огромный доход.

- Как ты считаешь, сколько такие коробки могут стоить? - спросил Ру.

- Я уже сказал, что я не специалист, - ответил Дункан, - но думаю, что наш друг Джеффри может найти свою смерть в водах гавани за то, что позволил нам забрать их. Возможно, десять тысяч золотом. Не знаю. Я даже не знаю, кому ты сможешь их продать.

- Найдем кому, - сказал Ру. - Начнем с той девушки в трактире "Разбитый щит", с Кэтрин. Она имела дело с Мошенниками и должна знать аптекаря, который скупает такие вещи.

В остальных ящиках были ювелирные изделия, вероятно, краденые, как и те рубины.

Когда Дункан ушел, Ру позвал Джейсона.

- Сколько у нас наличного золота?

- Точно или приблизительно? - спросил Джейсон.

- Пока приблизительно.

- Тринадцать-четырнадцать тысяч плюс то, что вы сможете заработать, продав эти вещи.

Ру задумчиво погладил подбородок. Благоразумие требовало продать их как можно дальше от Квега, если он не хотел, чтобы ночью в его спальне оказался убийца, нанятый каким-нибудь рассвирепевшим квегийским аристократом.

Вошел Луи.

- Эрик еще не уехал? - спросил у него Ру.

- Я видел его прошлым вечером в трактире. А в чем дело?

- Скажу, когда вернусь, - ответил Ру и вслед за Дунканом быстро вышел из конторы.

Оглядев зал, Ру не увидел Эрика и направился к стойке.

- Эрик еще не уехал? - спросил он у Китти.

Девушка пожала плечами:

- Вчера был здесь. А что случилось?

- Мне надо с ним поговорить. - Ру повернулся к Дункану: - Поговори с ней, вдруг она нам поможет, а я отправляюсь во дворец. Когда покончу с делами, вернусь сюда.

- Ладно, - сказал Дункан, шлепнув рукой по стойке и подмигнув девушке. - Горло пересохло от дорожной пыли, и я уже несколько недель не видел хорошенького личика.

Кэтрин окинула его испепеляющим взглядом, но ответила вежливо:

- Что бы вы хотели выпить?

- Пива, славная моя, - ответил Дункан.

Потребовалось несколько минут, чтобы убедить солдата у ворот послать за Эриком. Солдат не понимал, кто с ним говорит, поскольку видел Ру только по утрам и на козлах фургона и никогда - пешим в разгар дня.

Через десять минут пришел Эрик.

- Что случилось? - спросил он.

- Мне надо с тобой потолковать.

Эрик провел его через ворота, и они направились туда, где их не могли услышать другие солдаты.

- Сколько у тебя есть золота? - спросил Ру.

Эрик прищурился:

- Золота? А что?

- Дай взаймы.

Эрик засмеялся.

- Для чего?

- Я получил кое-какие сведения, - сказал Ру. - У меня мало времени. Мне нужно двадцать тысяч. У меня есть около четырнадцати тысяч, и я смогу раздобыть еще три или четыре. Я просто подумал, не захочешь ли и ты вложить в это предприятие деньги.

- Хорошо, - сказал, подумав, Эрик. - Не похоже, что там, куда я еду, мне понадобится много денег.

Ру заморгал, вспомнив, что они уже попрощались.

- Когда ты уезжаешь?

- Мы отплываем послезавтра, - ответил Эрик. - Но об этом никто не должен знать.

- Прости, Эрик, - сказал Ру. - Я не подумал. Тебе нелегко, и у тебя куча дел.

- Все дела, в сущности, уже сделаны. - Он внимательно посмотрел на Ру. - Это важно?

- Очень, - сказал Ру. - Я даже еще не был дома.

- Ладно, пошли.

Он провел Ру через весь дворец в приемную канцлера.

- Сэр? - встал им навстречу секретарь герцога Джеймса.

- Я тут подумал, что давно не получал жалованье. Можете ли вы мне сказать, сколько у меня на счету?

- Минуточку, сэр, - сказал секретарь. Он открыл переплетенный в кожу здоровенный гроссбух и стал его перелистывать.

Открылась дверь, и из своего кабинета вышел лорд Джеймс.

- Фон Даркмур? - произнес он, кивнув, а затем бросил взгляд на Ру. - Эйвери? Что привело вас сюда? Снова хотите завербоваться?

Ру улыбнулся, хотя не увидел в этих словах ничего смешного. Но ведь этот человек был герцогом Крондорским.

- Милорд, - поклонился он. - Нет, я попросил у моего друга дать мне взаймы, чтобы выгодно вложить капитал. Джеймс остановился и прищурил глаза.

- Вы ищете вкладчиков?

- Да, - ответил Ру.

Несколько мгновений герцог изучающе смотрел на Ру, а потом жестом велел ему следовать за собой.

- И вы тоже, фон Даркмур.

Войдя в кабинет, Джеймс приказал Эрику закрыть дверь и уселся в кресло.

- Что за афера?

Ру оторопел.

- Это не афера, милорд. Я получил некую информацию, благодаря которой могу получить огромную прибыль.

Джеймс откинулся назад.

- Не хотите ли вы поделиться этой информацией со мной?

- При всем моем уважении, нет, милорд.

Герцог Джеймс засмеялся.

- Вы - прямой человек. Позвольте мне выразиться иначе: скажите мне.

Ру посмотрел на Джеймса, потом на Эрика.

- Хорошо, - наконец сказал Ру. - Но только при условии, что вы пообещаете не мешать моим инвестициям, милорд.

Эрик был потрясен таким неуважением, но герцога это лишь позабавило.

- Я не даю обещаний, юный Руперт, но поверьте мне, деньги, о которых вы так мечтаете, мало меня интересуют. Мои заботы куда больше связаны с безопасностью и благополучием государства.

- Тогда ладно, - согласился Ру. - Дело касается урожая пшеницы в Вольных Городах.

- А что с ним такое? - спросил Джеймс, на сей раз с неподдельным интересом.

- Саранча.

Джеймс прищурился, а затем разразился смехом.

- И как вы узнали эту пикантную новость?

Ру рассказал, не вдаваясь в детали относительно того, какие именно товары доставило в Сарт квегийское судно. Когда он закончил, Джеймс сказал:

- Значит, вот что вы намерены сделать: скупить на Западе всю пшеницу, а потом превратить торговых представителей Вольных Городов в своих заложников?

Ру покраснел.

- Не совсем так. Я намерен застраховать столько судов с зерном, сколько смогу. Я хочу создать синдикат. Для этого нужно время и необходимо, чтобы кто-то у Баррета за меня поручился. А время уходит.

- Да, это честолюбивый план, - сказал Джеймс. Он взял со стола маленький колокольчик и позвонил. Дверь мгновенно открылась.

- Милорд? - вопросительно произнес секретарь герцога.

- Сколько золота Королевство задолжало молодому фон Даркмуру?

- Примерно тысячу золотых соверенов, милорд.

Джеймс почесал подбородок.

- Выплатите ему тысячу и, - он прищурился, - еще две, которые мы собираемся ему заплатить в следующем году.

Если секретарь и был удивлен, то ничего не сказал и лишь отвесил легкий поклон. Прежде чем он закрыл за собой дверь, герцог Джеймс добавил:

- И пошлите за моим внуком Дэшем.

- Слушаюсь, милорд, - ответил секретарь, и дверь закрылась.

- Мои внуки находились при рилланонском дворе, - произнес герцог, вставая. - Теперь они прибыли сюда, чтобы служить принцу вместе со мной. Их родители еще в столице, ибо перед тем как присоединиться к нам, моему сыну нужно привести в порядок кое-какие дела. - Он обошел стол и продолжал: - Джеймса, старшего, привлекает военная карьера, как его двоюродного деда Уильяма. - Джеймс улыбнулся. - Но Дэшел... Скажем так, я пока ищу достойное применение его... необычным талантам. - Он положил руку на плечо Ру. - Как вы считаете, господин Эйвери, сможете вы использовать умного парня в предприятии, которое затеваете и которое вскоре должно прогреметь на весь Крондор?

Внук нобиля был нужен Ру, как нарыв на заднице, но, понимая, к чему клонит герцог, он не мог отказать.

- Милорд, - сказал он, - я буду более чем счастлив взять в свой концерн умного и талантливого парня... в качестве ученика. Вы же понимаете. Хотя он занимает высокое положение, у меня не должно быть любимчиков.

Джеймс рассмеялся.

- Руперт, если вы что-то обо мне знаете, это не имеет значения. Вы сами убедитесь, что мальчик быстро схватывает, а здесь будет кому его одернуть в случае чего.

В дверь постучали.

- Войдите, - сказал Джеймс.

Дверь открылась, и в комнату вошел молодой человек. Сходство между дедом и внуком было поразительно. Они были одного роста, и если бы не разница в возрасте, их можно было бы принять за братьев. Но в то время как герцог носил бороду, внук был чисто выбрит, и вместо седины герцога у него были вьющиеся каштановые локоны.

- Как ты относишься к тому, чтобы попытать свои силы в коммерции? - спросил герцог.

- Что у тебя на уме, дедушка? - спросил юноша.

- Нечто такое, что отвлечет тебя от игорных домов и кабаков, Дэш. Познакомься со своим новым работодателем, господином Эйвери.

Ру кивнул. Молодого человека, казалось, несколько позабавило известие, что отныне он является служащим фирмы "Эйвери и сын", но он лишь кивнул.

- Сэр, - это было все, что он сказал.

- А теперь ступай с господином Эйвери, и когда окажетесь у Баррета, попроси о свидании с Джеромом Мастерсоном. Представь ему вас обоих и скажи, что он окажет мне огромную услугу, если посодействует господину Эйвери в его стремлении основать свой маленький синдикат.

После этого он повернулся к Ру:

- Желаю удачи и надеюсь, что вы не разоритесь слишком быстро.

Эрику герцог сказал:

- Верю, что вы дождетесь того дня, когда сможете насладиться тем огромным богатством, которое Руперт намеревается приберечь для вас к вашему возвращению.

Эрик кивнул:

- На это я скажу "да", сэр.

На прощание герцог сказал Дэшу:

- Заходи к нам хоть изредка, мошенник.

- Это значит, что ты снова выкидываешь меня из дворца? - спросил юноша.

Джеймс засмеялся.

- Что-то вроде того. До тех пор пока господин Эйвери тебя не уволит, ты - его ученик и будешь жить там, где он тебя поселит.

Ру вспомнил уже и без того тесную комнатку, которую делили между собой Луи, Дункан и Джейсон, но ничего не сказал.

Все трое покинули кабинет герцога, и Ру едва не задохнулся, осознав, какие возможности перед ним открываются. Выходя из ворот, он едва расслышал, как Эрик с ним попрощался, ибо рядом шел его новый ученик, внук самого могущественного нобиля Королевства.

Глава 13 ИГРА

Ру откашлялся.

Официант, дежуривший у двери, повернулся, и Ру поморщился, увидев, что это Курт.

- Чего тебе нужно? - прищурившись, сказал его старый враг.

- Я бы хотел поговорить с Джеромом Мастерсоном, - спокойно произнес Ру, не обращая внимания на его тон.

Курт приподнял бровь, но ничего не сказал. Обернувшись, он что-то прошептал другому официанту, незнакомому Ру; тот кивнул и быстро ушел.

- Подождите здесь, - сказал Курт и тоже удалился.

- Угрюмый мужеложец, верно? - заметил Дэш.

- Вы не знаете и половины его достоинств, - сказалРу.

Через несколько минут оба официанта вернулись.

- Господин Мастерсон сожалеет, но его расписание не дает ему возможности встретиться с вами сейчас, - сообщил Курт. - Может быть, в какое-нибудь другое время.

Ру едва сдерживался.

- Позволь угадать, Курт. Ты пренебрег своими обязанностями и не выяснил, кто просит о разговоре с ним.

Ру протолкнулся сквозь турникет и заставил Курта на шаг отступить.

- Не заставляй меня посылать за городской стражей, Эйвери! - предупредил Курт, делая знак молодому официанту подойти ближе.

- Что ты сказал господину Мастерсону? - спросил Ру.

Юноша взглянул на Курта, потом на Ру.

- Я сказал ему то, что велел Курт: бывший официант хочет поговорить с ним.

- Так я и думал, - сказал Ру. - А теперь вернись и скажи господину Мастерсону, что Руперт Эйвери из фирмы "Эйвери и сын" и внук герцога Крондорского будут очень признательны, если он подарит им несколько минут своего драгоценного времени.

При упоминании имени герцога Дэш усмехнулся и сделал театральный полупоклон, а Курт залился краской.

- Иди! - приказал он сконфуженному официанту. Спустя несколько минут вместе с официантом явились двое мужчин. К удивлению и радости Руперта, одним из них оказался Себастьян Лендер.

- Юный Эйвери! - воскликнул Лендер, протягивая ему руку. Они обменялись рукопожатием.

- Джентльмены, позвольте представить вам Дэшела, внука герцога Крондорского и нового члена моей компании.

- А мне позвольте представить Джерома Мастерсона, - сказал Лендер, указывая на коренастого мужчину рядом с собой. У Мастерсона были коротко подстриженная черная борода с проседью и длинные волосы. Он был одет в простой, но изящный костюм без лишних украшений.

- Прошу вас, пойдемте со мной, - сказал Мастерсон и повел их в главный зал кофейни.

Проходя мимо Курта, застывшего с раскрытым ртом, Ру повернулся к нему:

- Вскоре сюда придет мой кузен Дункан. Пожалуйста, как только он явится, покажи ему наш столик.

Они уселись вокруг большого стола в углу и заказали кофе.

- Мы с вашим дедом - старые друзья, Дэш, - сказал Мастерсон. - Друзья детства.

Дэш ухмыльнулся:

- Я понял.

Ру тоже понял. Он не забыл разговора, который подслушал в ту ночь, когда ловили Таннерсона, и догадался, что не один Джимми Рука стал жить в ладах с законом. Но всегда существовала вероятность того, что, несмотря на почтенный вид, человек по-прежнему остается ворюгой.

- Вы очень похожи на него... это настораживает. В остальном вы тоже следуете его примеру? - спросил Мастерсон, подмигнув.

Дэш рассмеялся.

- В свое время я пару раз влезал на стену, но так и не научился срезать кошельки. Моей матери это не нравится.

Все засмеялись. Принесли кофе, и Лендер сказал:

- Значит, так, господин Эйвери. Я беседовал о текущих делах с моим клиентом, когда нам сообщили о вашей просьбе. О чем пойдет речь?

Ру взглянул на Мастерсона, и тот кивнул.

- Лендер - мой адвокат и поверенный, поэтому даже если бы вы не были с ним знакомы, он все равно присутствовал бы при разговоре. Прав ли я, предполагая, что вы не собираетесь просить о помощи?

- Совершенно правы, сэр, - кивнул Ру. - Я ищу возможности создать синдикат.

- Вы хотите сказать - присоединиться к какому-нибудь синдикату? - взглянув на Мастерсона, спросил Лендер.

- Нет, я намерен создать особый синдикат, специально для вложения капитала.

- Я участвую в нескольких синдикатах, - заявил Мастерсон. - Будет значительно легче предложить вам стать членом одного из них, чем начинать все с нуля.

- Я работаю в Крондоре недолго, - сказал Ру, - но, насколько понимаю, если я присоединюсь к какому-нибудь синдикату и предложу создать некое коммерческое предприятие, а партнеры проголосуют против, я проиграю.

- Да, это верно, - сказал Мастерсон.

- Но если я предложу создать синдикат с единственной целью - основать специфическое коммерческое предприятие, то в этом случае лишь те, кто захочет принять в нем участие, согласятся на партнерство, и мы начнем действовать.

- И это верно, - заметил Лендер.

- Ну что ж, прежде чем очертя голову кинуться в неизвестность, - сказал Мастерсон, - давайте послушаем что-нибудь о вашем предприятии, чтобы я смог судить, разумно ли начинать все с нуля.

Ру заколебался, но тут в разговор вмешался Дэш:

- Рано или поздно вам придется это сказать, господин Эйвери.

Ру вздохнул. Больше всего он боялся того, что, узнав эту новость, кто-то получит преимущество, а сам он останется на бобах. Он понимал, что вряд ли так поступит человек, которого рекомендовал герцог и который является клиентом Лендера, и тем не менее продолжал колебаться.

- Начинайте, - сказал Лендер.

- Я имел в виду страхование грузовых перевозок.

- Существуют уже дюжины таких синдикатов, - заметил Мастерсон. - К чему нам еще один?

- Я хочу специализировать его на поставках пшеницы в Вольные Города.

Мастерсон и Лендер переглянулись.

- Обычно страхование дает не слишком большую прибыль и связано с ограниченным риском, если только квегийцы не вздумают воевать, - сказал Мастерсон. - Но поскольку в последнее время они ведут себя тихо, следует подозревать, что у вас есть другие причины добиваться специализации в такой сравнительно неинтересной сфере деятельности.

Ру слегка покраснел.

- У меня есть основания предполагать, что вскоре потребность в подобной транспортировке увеличится и объем грузоперевозок в Вольные Города резко возрастет; поэтому я подумал, что следует основать компанию, которая стала бы заниматься страхованием перевозчиков.

Мастерсон взглянул на Лендера.

- Этот парень что-то знает. - Наклонившись к Ру, он понизил голос: - Говорите, Руперт. Даю вам слово, что в любом случае вы будете иметь право на полную долю, соразмерную с вашим участием и вашими новостями.

Ру обвел взглядом их лица.

- Саранча.

- Я так и знал! - воскликнул Мастерсон, стукнув кулаком по столу.

- Знали, что в Вольных Городах появилась саранча? - спросил Лендер.

- Нет, - ответил Мастерсон. - Знал, что у него есть какой-то козырь. - Он снова понизил голос: - Существует насекомое, именуемое "двадцатилетней саранчой"; там оно размножается. Нашествие саранчи должно было произойти в следующем году, но иногда это случается годом раньше или, наоборот, позже. Все говорит о том, что оно началось... - Мастерсон подозвал официанта. - Взгляните, пожалуйста, нет ли наверху господина Кроули и господина Хьюма. Если они там, то попросите их к нам присоединиться. Насколько надежен ваш источник? - спросил он у Ру.

Ру неохотно сообщил ему, что новости получены от капитана грузового судна, промышляющего крадеными драгоценностями.

Мастерсон погладил бороду.

- Есть несколько вариантов игры. Каждый из них сопряжен с риском.

К их столу подошли двое. Мастерсон жестом попросил их сесть и представил. Хьюм и Кроули участвовали в нескольких синдикатах совместно с Мастерсоном.

- Наш юный друг, - Мастерсон показал на Ру, - сообщил нам о нехватке зерна в Вольных Городах. Как вы относитесь к этой новости?

- Как велика эта нехватка? - спросил Кроули, худой недоверчивый субъект.

- Саранча, - еще раз объяснил Ру, понизив голос.

- Кто ваш источник? - хрипло спросил Хьюм. У него был нездоровый вид.

- Две недели назад в Сарт зашло квегийское торговое судно, и его капитан в деловой беседе со мной упомянул, что на ферме недалеко от Порт-Маркгрейва обнаружена саранча.

- Если бы она появилась, то первый раз - именно там, - сказал Мастерсон.

- Если это будет то же самое, что я видел в детстве, - сказал Хьюм, - она может распространиться до Илита и Джайбона. На Западе действительно будет большая нехватка зерна.

- А если саранча перелетит через горы и достигнет Дальнего Берега, то еще больше, - заметил Кроули.

Мастерсон повернулся к Ру.

- Есть три основных варианта, мой юный друг. - Он выставил один палец. - Мы можем попытаться закупить зерно сейчас, хранить его на складах и ждать до тех пор, пока не увеличится спрос. - Он выставил второй палец. - Мы можем поступить так, как предлагаете вы, то есть страховать перевозки зерна на Дальний Берег, с тем чтобы наши доходы не зависели от потенциальной прибыли, получаемой с каждой партии. - Он выставил третий палец. - Или мы можем попытаться захватить контроль над зерном, не закупая его.

- Опцион? - сказал Кроули.

Мастерсон кивнул.

- Вам известно, что такое опцион? - спросил он у Ру.

Ру решил, что пытаться казаться умнее, чем есть на самом деле, в данной ситуации будет только хуже.

- В сущности, нет, - ответил он.

- Мы соглашаемся купить зерно у здешних фермеров. Но мы не покупаем его, а лишь приобретаем право на его покупку за малую часть его стоимости. Если мы отказываемся от сделки, то теряем деньги, выплаченные в виде опциона. Выгода состоит в том, что в случае чего за относительно малую плату мы получаем контроль над большим количеством зерна.

- Но вы можете потерять все, если цены упадут, - сказал Дэш.

- Да, - сказал Кроули. - Я вижу, вы понимаете. Чтобы не допустить этого, я предлагаю часть зерна закупить на рынке, а на остальное заключить опционный договор.

- А что со страхованием? - спросил Ру.

- Я никогда не увлекался страховым делом, - сказал Мастерсон, - Суда тонут. Если то, что вы сообщили, - правда, то мы станем отправлять зерно на всем, что способно плавать, и часть судов, вероятно, затонет. Пусть риск принимает на себя кто-то другой, а мы заплатим небольшую премию. - Сделав паузу, Мастерсон продолжал: - Думаю, что мы заключим договор об опционе на все количество, которое есть. Если цены не поднимутся, то риск, на который мы идем, закупая зерно, невелик. Мы можем незначительно уменьшить его, но при этом намного уменьшим потенциальную прибыль.

Хьюм вздохнул.

- Вы и в карты всегда выигрываете. - На мгновение он задумался. - Но это разумно. Если мы должны играть, так давайте играть.

- Согласен, - сказал Кроули.

Для Ру все произошло слишком быстро.

- Сколько это будет стоить? - спросил он.

- Сколько у вас золота? - спросил в свою очередь Кроули.

- Я могу на этой неделе положить на стол примерно двадцать тысяч соверенов, - пытаясь сохранить спокойствие, ответил Ру.

- Приличная сумма, - заметил Мастерсон. - Мы сможем вложить сто тысяч. Этого будет достаточно.

- Каков наш возможный выигрыш? - спросил Дэш, не обратив внимания на то, что считался помощником Ру.

Хьюм засмеялся, но тут же закашлялся.

- Если в Вольных Городах будет ощущаться острая нехватка зерна, то вернуть пять соверенов за один вложенный несложно. Если же это коснется Джайбона и Крайди, то не исключено, что прибыль составит десять за один.

- Если все пойдет, как мы рассчитываем, юный господин Эйвери, - добавил Мастерсон, - то ваши двадцать тысяч золотых соверенов в течение ближайших трех месяцев превратятся в двести тысяч.

Ру едва не потерял дар речи. Но тут вмешался Лендер:

- Или вы не получите ничего.

У Ру по спине пробежал холодок.

- Джентльмены, предлагаю создать новый синдикат, Крондорскую ассоциацию эерноторговцев, - сказал Мастерсон. - Не составите ли вы нам нужные документы, господин Лендер? - Затем он повернулся к Ру и протянул ему руку: - Добро пожаловать в наш синдикат, господин Эйвери.

Ру торжественно пожал руки трем своим новым партнерам. Двое из них сразу же ушли.

- Мы включим ваше имя в список членов, и вы сможете встречаться с нами здесь, - сказал Мастерсон. Он указал на верхнюю галерею, предназначенную только для членов клуба. В свое время Ру приносил туда кофе, но в остальных случаях ему запрещалось там появляться. - Я провожу вас до двери.

Лендер удалился. Когда они шли к главному входу, Мастерсон положил руку на плечо Ру.

- Когда вы сможете получить ваше золото, Руперт?

- В ближайшие два дня, господин Мастерсон.

- Зовите меня Джером.

- А вы меня - Ру. Меня все так зовут.

- Очень хорошо, Ру. Приносите золото как можно быстрее, и Лендер сообщит в вашу контору, когда бумаги будут готовы для подписания.

В вестибюле Ру увидел Дункана. Через другую дверь в кофейню вошел пожилой человек, в котором Ру узнал Джекоба Эстербрука, а вместе с ним - молодая женщина, настолько красивая, что Ру едва не споткнулся. Дункан тоже уставился на нее, разинув рот.

Она само совершенство, подумал Ру. Волосы у нее были уложены по последней моде, так что локоны обрамляли лицо, а завитки на затылке образовывали вокруг головы золотой нимб. У нее были огромные глаза, голубые, как небо поздней зимы, а на щеках играл легкий румянец. Стройная и изящная, она несла себя, как королева.

- А, Эстербрук! - сказал Мастерсон. - Я хотел бы вас кое с кем познакомить.

Эстербрук кивнул, и Мастерсон открыл ему турникет, не обращая внимания на суетливого официанта, который помог Эстербруку выйти из экипажа и теперь старался опередить всех.

- Сильвия, - произнес Мастерсон, кивнув в знак приветствия.

- Добрый день, господин Мастерсон, - сказала девушка с улыбкой, от которой кровь ударила Ру в голову.

- Джекоб Эстербрук - один из самых уважаемых членов нашего клуба, - сказал Мастерсон. - Позвольте представить вам нашего нового собрата, господина Руперта Эйвери, - сказал он Эстербруку.

Лицо Эстербрука не изменилось. Но что-то в выражении его глаз встревожило Ру.

- "Гриндаль и Эйвери"? - спросил Эстербрук.

- Отныне "Эйвери и сын", сэр, - ответил Ру и протянул ему руку.

Какое-то мгновение Эстербрук молча смотрел на нее, а потом небрежно пожал, дав понять, что это всего лишь формальность. Не было сомнения, что господина Эстербрука мало интересует новый постоянный клиент Баррета.

Поймав на себе холодный взгляд Сильвии, Ру понял: Эстербруки не особенно нуждаются в обществе Руперта Эйвери. Он медленно повернулся в сторону Дэша, с трудом оторвав взгляд от Сильвии.

- А... - начал он. - Могу я представить вам своего нового помощника?

Сильвия чуть наклонилась вперед, словно для того, чтобы лучше слышать.

- Да? - спокойно спросила она.

В разговор вмешался Дэш.

- Дэшел, - с улыбкой назвался он, низко поклонившись. - Полагаю, вы знаете моего деда.

- В самом деле? - произнес Эстербрук.

- Герцога Джеймса, - невинно сказал Дэш.

Манеры Эстербрука и его дочери сразу же изменились. Он улыбнулся, а она так и вовсе засияла. Сердце Ру забилось еще сильнее. - Разумеется. - Эстербрук схватил руку Дэша и горячо ее пожал. - Пожалуйста, напомните обо мне вашему деду, когда увидитесь с ним в следующий раз.

Сильвия одарила своей сияющей улыбкой и Ру.

- Вы обязаны прийти к нам на обед, господин Эйвери. Я настаиваю.

Ру кивнул и с трудом проговорил:

- Буду очень рад.

Дэш, улыбаясь, повернулся к Мастерсону:

- Нам нужно идти, сэр. Завтра мы еще зайдем.

- В таком случае до свидания, - сказал Мастерсон. Слова прощания словно эхо повторили Эстербрук и его дочь.

Дэш деликатно протолкнул Ру в дверь, пожал руку Дункану, развернул его, и все трое вышли на улицу.

- Можно подумать, что до этого вы никогда не видели хорошенького личика, - сказал Дэш оторопевшим кузенам.

В тот вечер Ру пришел домой поздно. Полдня он обсуждал новости, с которыми вернулся Дункан: продать наркотики можно, но это опасно, зато они могут принести огромную прибыль. Кэтрин тоже не смогла назвать ни одного человека, который мог бы решиться на такую покупку.

Кроме того, необходимо было найти жилье Дэшу. Луи и Дункану Ру обещал в течение нескольких дней подыскать новую квартиру, а пока что новый сотрудник компании вынужден был спать на складском чердаке. Если внук самого могущественного нобиля Королевства и был разочарован, то он ничем этого не показал, а отнесся ко всему со здоровым юмором. Ру подозревал, что за его относительно короткую жизнь у Дэша бывало жилье и похуже. Он вспомнил, как Дэш спросил, не выгоняют ли его снова из дворца.

Джейсон и Ру два часа обсуждали возможность быстрого сбыта добытых в Сарте рубинов. Они подготовили письмо в Саладор, комиссионеру по продаже драгоценностей, старому компаньону Гельмута Гриндаля, подробно описав предлагаемую покупку, и когда закончили, уже давно стемнело.

Ру открыл дверь своим ключом. Поняв, что все уже спят, он тихо поднялся наверх. Во мраке он с трудом разглядел спящую Карли. Рядом с ней лежало что-то крошечное. Подойдя поближе, он увидел, что это ребенок.

Ру едва удержался, чтобы не щелкнуть девочку по носу. Он надеялся, что в нем зародится более сильное чувство, но напрасно. Потом он взглянул на спящую жену и снова ничего не почувствовал. Он вздохнул. Это усталость, сказал он себе. На него вновь нахлынула тревога по поводу предстоящего вложения капитала. Если его надуют, он потеряет все, что заработал за последние два года. В юности Ру сумел начать все сначала, но он знал, что теперешняя неудача лишит его всяких шансов добиться в будущем величия и богатства.

- Ру? - раздался негромкий голос, когда он снимал башмаки.

Уронив башмак на пол, Ру тихо выругался.

- Да, - прошептал он. - Я вернулся.

- Как ты? - спросила Карли.

- Устал, - ответил он. - У меня много новостей, но лучше я расскажу утром.

Ребенок пошевелился и внезапно заплакал.

- Что случилось? - спросил Ру.

- Ничего, - ответила, садясь, Карли. - Хочет есть. Только и всего. Ей нужно ночью есть, два или три раза.

Ру сел в одном башмаке на стульчик.

- И долго это будет продолжаться?

- Еще четыре месяца, может быть, дольше, - ответила Карли.

Ру встал и поднял упавший башмак.

- Пойду спать в твою прежнюю комнату. Нет смысла нам обоим быть к утру измученными, а у меня завтра куча дел. Я все тебе расскажу, когда встану.

Закрыв за собой дверь, он направился в прежнюю комнату Карли и, раздевшись, рухнул на кровать, где они с Карли в свое время зачали ребенка. Но заснул он не сразу: сначала на него нахлынуло ликование при мысли о том, что за несколько месяцев он получит десятилетний доход, затем - страх лишиться всего. Потом Ру принялся мечтать, как в случае успеха расширит свое дело, но когда подумал о возможности разорения, им вновь овладел ужас. Впрочем, по мере того как он погружался в сон, в его воображении все чаще стала всплывать прелестная девушка с большими голубыми глазами и золотистыми волосами, чей смех заставлял его сердце сладко замирать. Заснул он только с рассветом.

Ру спустился на первый этаж с больной головой, словно накануне выпил. Карли он нашел в кухне. Она нянчила Абигайль, и он, верный долгу, поцеловал жену в щеку.

- Мы тебя потеряли, - сказала Карли.

- Как приятно вернуться домой, - сказал Ру, когда Ренди, кухарка, наливала ему горячий кофе. Работая у Баррета, он приобрел привычку начинать день с чашки кофе, а когда впервые пришел в этот дом, стал покупать кофе в зернах и молоть его.

Ру посмотрел на ребенка. На руках у матери лежало крохотное существо; ручки его двигались в самых неожиданных направлениях, а глазки то открывались, то закрывались. Время от времени девочка глядела в его сторону, и он подумал: что же таится за этими серо-голубыми глазами?

- Я никогда не видел глаз такого цвета, - сказал он.

Карли засмеялась.

- У всех младенцев такие глаза. Когда она вырастет, они станут карими или голубыми.

- О! - только и смог сказать Ру.

- Поездка была удачной? - спросила Карли.

- Весьма, - ответил Ру. - Я наткнулся на некие сведения. - Он помолчал немного и выпалил: - Я создаю синдикат.

- Отец всегда был осторожен, связывая свое будущее с другими, - заметила Карли.

Ру ненавидел, когда она сравнивала его с покойным Гриндалем, которого чуть ли не боготворила, но сделал вид, что отнесся к ее словам с вниманием.

- В одиночку не так рискованно, - согласился он. - Но я гораздо честолюбивее твоего отца, Карли, и, поскольку должен обеспечить тебе и ребенку надежное будущее, вынужден идти на некоторый риск.

- Большой? - спросила Карли. Казалось, его слова ее не столько встревожили, сколько заинтересовали.

- Да, - ответил Ру, понимая, что не сможет отделаться от нее простым пожиманием плеч.

- Но ты считаешь, что дело того стоит?

Ру кивнул:

- Надеюсь, что за несколько месяцев мы станем богаче, чем ты можешь себе представить.

Карли слегка улыбнулась:

- Я всегда думала, что мы богаты; я знаю, что у нас неказистый дом, но отец не хотел привлекать к себе ненужного внимания. Зато мы всегда хорошо ели, пили лучшие вина и одевались по моде. Стоило мне только попросить, и я получала все, что хотела.

Ру не выспался, и ему трудно было поддерживать разговор. Допив кофе, он встал.

- Мне нужно идти на склад.

Он снова исполнил супружеский долг, поцеловав ее в щеку, а потом поглядел на заснувшую девочку. Она показалась ему настолько чужой, что он испугался.

- Придешь к ужину? - спросила Карли.

- Конечно, - ответил он. - Почему бы мне не прийти?

И вышел, не дожидаясь ответа.

Когда Ру вошел на склад, его окликнул Дункан:

- Где ты был?

- Спал, - раздраженно ответил Ру. - Знаешь, что это такое? Закрываешь глаза и долгое время лежишь неподвижно.

Дункан ухмыльнулся.

- А, ты имеешь в виду мертвеца. Послушай, твои новые партнеры будут счастливы, если ты сразу же помчишься к Баррету.

- Джейсон! - отвернувшись от кузена, крикнул Ру. - Где ты там?

Из маленькой конторы вышли Джейсон и Дэш.

- Да? - вопросительно произнес Джейсон.

- Где наше золото? В сейфе?

-Да.

- Сколько его у нас?

- Часть счетов должна быть оплачена на этой неделе, а сейчас в наличии двадцать одна тысяча шестьсот сорок семь золотых соверенов и несколько серебряных монет.

- Погрузите сейф в фургон и доставьте его к кофейне, - сказал Ру Дэшу и Дункану. - Я ухожу.

Добравшись до кофейни, Ру сразу направился в главный зал. Навстречу ему вышел Мак-Келлер.

- Добро пожаловать, господин Эйвери, - сказал он, когда Ру стал подниматься на второй этаж.

Ру не сдержал усмешки. Он стал членом клуба! Перепрыгивая через ступеньки, он поднялся на верхнюю площадку, куда раньше приходил только с подносом. Оглядевшись, Ру увидел стол Мастерсона, за которым сидели три его новых партнера и Лендер.

- Рад, что вы смогли к нам присоединиться, - сухо сказал Мастерсон.

- Надеюсь, джентльмены, вам не пришлось долго ждать, - садясь, произнес Ру. - У меня недавно родился ребенок, и все немного перепуталось. Этой ночью я почти не спал.

Все четверо понимающе закивали и прокомментировали его слова воспоминаниями о собственных детях. Наконец Мастерсон перешел к делу:

- Итак, джентльмены, у нас есть документ, удостоверяющий создание нашего нового торгового синдиката.

Он раздал всем копии, и Ру погрузился в чтение.

Он прочел договор дважды, но все же не был уверен, что понял все до конца.

- Господин Лендер, не объясните ли вы мне вот это? - спросил он, указав на один параграф.

Лендер взглянул.

- Тут всего-навсего сказано, что в случае любого убытка сверх того, возмещение которого вы гарантируете золотом, внесенным в соответствии с этим договором, вы отвечаете своими товарами и прочим движимым имуществом.

Ру заморгал.

- Разве можно залезать в долги, превышая суммы, на которые мы дали согласие?

- Обычно нет, - сказал Мастерсон, - но бывают случаи, когда обстоятельства требуют принять решение, основанное на партнерстве, а иногда нам приходится брать кредит. Если нам нужны наличные, а у нас их нет, то единственным способом их получить становится обращение к ростовщику или привлечение нового партнера. Если мы берем заем, то нередко вынуждены закладывать собственные фирмы и даже дома и фамильные драгоценности. Это в порядке вещей.

Ру нахмурился, но ничего не сказал.

- Но без нашего согласия никто этого сделать не может? - все же уточнил он.

Мастерсон улыбнулся:

- Нас здесь четверо. Чтобы это сделать, нужно большинство - трое против одного.

Ру кивнул, хотя и не был до конца убежден.

- Прошу вас, подписывайте, джентльмены, - сказал Мастерсон.

Появился официант, и Ру, не поднимая головы, заказал кофе. Он написал свое имя на каждой копии и тем самым согласился участвовать в финансовой группировке, деятельность которой была основана на значительном риске.

- А теперь, - заявил Кроули, - перейдем к вопросу о суммах.

- Меня устраивают пятнадцать тысяч соверенов, - сказал Хьюм.

- Пятнадцать годятся и для меня, - сказал Кроули.

- Господин Эйвери? - спросил Мастерсон.

- Двадцать одна тысяча. Но к концу недели, вероятно, будет больше.

Мастерсон поднял брови.

- Очень хорошо. Итак, пока пятьдесят одна тысяча. - Он побарабанил пальцами по столу. - Утром я слышал, как кто-то осторожно спрашивал о поставках зерна в Вольные Города, так что я начал думать, что в сообщении нашего юного друга что-то есть. Размеры моей доли позволят синдикату располагать ста тысячами золотых соверенов. - Он посмотрел на своих партнеров. - Если кто-нибудь из вас потребует больших гарантий, я готов выплатить треть моей доли в виде страховой премии - в соответствии с ценами на пшеницу на момент выплаты.

- Джентльмены, ваши аккредитивы, - сказал Лендер.

Трое мужчин вынули аккредитивы. Ру смутился.

- Через несколько минут сюда доставят золото, - сказал он.

Они рассмеялись.

- Господин Эйвери, - сказал Лендер, - золото обычно держат на счете в одном из городских расчетных домов и снимают оттуда средства с помощью аккредитивов. - Он понизил голос: - Вы обнаружите, что здесь, у Баррета, мы имеем дело с такими огромными суммами, что если бы мы захотели получить их в золоте, то для его перевозки понадобилось бы несколько фургонов.

- У меня такого счета нет, - недоверчиво взглянув на Лендера, сказал Ру.

- Я помогу вам завести его в одной из достойных доверия ростовщических контор, - пообещал Лендер. - Я отмечу, что вы намерены положить на счет двадцать одну тысячу золотых соверенов.

Ру кивнул:

- Хотя если к концу недели я получу еще, то могу пожелать приобрести кое-что из доли господина Мастерсона.

Лендер кивнул и что-то пометил для себя.

- Ну, мы готовы? - спросил Мастерсон.

Ру сидел без движения. В свое время, обслуживая столики, он не раз был свидетелем того, что происходило здесь, хотя не слишком разбирался в деталях; и никогда раньше этот процесс не вызывал у него такого острого интереса.

Лендер встал и подошел к перилам в центре галереи.

- Джентльмены! - возвысив голос, произнес он. - Нам требуется опцион на пшеницу. Образован новый синдикат, Крондорская ассоциация зерноторговцев. В конце недели мы закрываем наши бухгалтерские книги; ждем наилучшую цену при общей сумме в сто тысяч соверенов, подлежащей проверке.

При упоминании о сумме в зале возник легкий гул, но вскоре все стихло. Пятеро мужчин ждали, и через полчаса официант принес записку. Он протянул ее Лендеру, а тот - Мастерсону, который развернул ее и прочел.

- Нам предложили пятьдесят тысяч бушелей пшеницы по две серебряные монеты за бушель с доставкой в порт Крондора в течение шестидесяти дней.

Ру подсчитал в уме. Получилось десять тысяч золотых монет.

- Какие условия? - спросил Хьюм.

- Пятнадцать процентов.

Кроули засмеялся.

- Попробую угадать. Это Эмстед.

Захохотал и Мастерсон.

-Да.

- Он хочет выудить у нас секрет, - сказал Кроули. - Он думает, что мы что-то знаем, и хочет узнать, что именно. Он взял у Мастерсона листок и что-то на нем написал.

- Я предлагаю ему три процента за пятьдесят тысяч бушелей при цене четыре медные монеты за бушель с еженедельной уплатой штрафа в размере пяти процентов в случае доставки позже чем через шестьдесят дней.

Мастерсон чуть не подавился кофе и рассмеялся.

- Вы собираетесь разжечь его любопытство.

- Это полезно.

Хьюм взглянул на Ру:

- Со временем вы познакомитесь и с Эмстедом, и со всеми, кто сидит внизу. Он всегда сует во все нос, но сам рисковать не любит. Если он узнает, что здесь пахнет большой прибылью, то попытается закупить пшеницу сейчас, за ту цену, которую мы называем "фьючерсной", и придержит ее, с тем чтобы продать нам по вздутым ценам, когда мы истощим свои опционы. Он предложил нам цену, на которую, как он знает, мы не согласимся, а мы делаем встречное предложение, на которое явно не согласится он.

- Но почему бы не предложить ему цену, на которую он может согласиться? - спросил Ру.

- А как вы считаете, почему? - в свою очередь спросил Мастерсон.

- Я считаю, что его монеты такие же золотые, как и у любого другого, и, пока мы зарабатываем наши деньги, нас не должно беспокоить, выиграет он на этом или проиграет. Если мы сможем использовать этого человека, чтобы установить цену, и он об этом растрезвонит... - Ру пожал плечами.

Жесткое старческое лицо Кроули расплылось в широкой улыбке.

- Вы проницательный юноша, Эйвери, не так ли?

Мастерсон протянул руку, и Кроули вернул ему записку. Мастерсон смял ее, бросил на пол и сделал знак молодому официанту, чтобы тот принес ему еще бумаги и перо. Когда и то, и другое было доставлено, он написал записку.

- Я прямо сообщаю ему о том, сколько мы заплатим. Десять процентов при цене одна серебряная монета за бушель с доставкой в порт в течение шестидесяти дней. Мы гарантируем поднять общую сумму до миллиона золотых соверенов и внести в качестве залога сто тысяч.

Старый Хьюм чуть не задохнулся от смеха.

- Чертовски забавно. Это именно то, чего мы хотим, но теперь старый Эмстед будет уверен, что мы лжем, и постарается разузнать, что же происходит на самом деле.

Записку вручили официанту и велели отнести тому, кто прислал первую. Через несколько минут появились Дункан и Дэш, которые несли сейф с золотом. Им потребовалась помощь двух официантов и Лендера, который тут же заявил:

- Лучше сразу доставить это сокровище в расчетный дом, пока к нам не пожаловали налетчики.

В конторе ростовщика золото было пересчитано, и Ру получил аккредитив на сумму в двадцать одну тысячу золотых соверенов, который немедленно отдал Лендеру. После этого они вернулись в кофейню.

Записки приносили весь день. Мастерсон прочитывал их, комментировал и иногда писал ответ. Однажды он просто сказал: "Нет", - и вернул записку официанту.

- Это был хороший старт, джентльмены, - сказал он в конце дня. - Увидимся завтра.

Спустившись, Ру обнаружил, что Дэш и Дункан весь день ждали его. Он выругал себя за глупость. Поглощенный новым проектом грузовых перевозок.

- Возвращайтесь в контору и скажите Джейсону, что я скоро буду, - сказал он Дэшу. Когда тот ушел, Ру обратился к Дункану: - Почему бы тебе не подыскать пару приличных комнат для себя и Луи? Наши счета приведены в порядок, и я могу оплатить вполне комфортабельное жилище.

Дункан усмехнулся.

- Самое время. Но раз уж нам теперь придется общаться с толстосумами, кузен, - добавил он, - неплохо бы привести в порядок и наш гардероб.

Впервые в жизни Ру стало стыдно за то, как он одет.

- Утром, - сказал он.

Когда Дункан ушел, Ру оглядел кофейню, упиваясь мыслью о том, что стал вкладчиком. Он уже хотел уходить, когда от столика, стоящего в тени, до него донесся чей-то голос:

- Господин Эйвери, на пару слов, сэр.

Узнав голос Джекоба Эстербрука, Ру направился туда. За столом он увидел двоих, и пульс его участился, когда в одном он узнал Тима Джекоби.

- Полагаю, вам знаком мой деловой компаньон, господин Джекоби? - сказал Эстербрук.

Джекоби взглянул на Ру, но не произнес ни слова.

- Мы встречались, - сказал Ру.

- Надеюсь, джентльмены, что в будущем вы отбросите ваши разногласия. - Эстербрук не пытался сделать вид, будто не знает о ненависти, которую питали друг к другу Ру и Тим, - Мое самое искреннее желание состоит в том, чтобы в будущем между вами был мир.

Джекоби встал и посмотрел на Ру, но ничего ему не сказал. Эстербруку же он ответил:

- Я засвидетельствую свое почтение завтра, Джекоб.

- Прошу вас, садитесь, - произнес Эстербрук, когда Тим ушел.

Ру сел, и Эстербрук заказал еще кофе.

- Отец господина Джекоби и я - старые деловые партнеры и, более того, друзья, - сказал он. - Мы с Фредериком вместе начинали здесь, в Крондоре. Начинали как простые возчики.

- Мой отец был возчиком, - заметил Ру. В первый раз с той минуты, как Ру познакомился с этим человеком, Джекоб Эстербрук посмотрел на него с искренним интересом.

- В самом деле? - спросил он.

Ру кивнул.

- Умеете вы править упряжкой, господин Эйвери?

- Я умею править упряжкой, господин Эстербрук, - с улыбкой ответил Ру. - Шестеркой лошадей - не напрягаясь, восьмеркой - если буду внимателен.

Эстербрук рассмеялся, и в его смехе прозвучало искреннее удовольствие.

- Возчик! Подумать только! - Он вздохнул. - Может быть, именно поэтому моя дочь проявила к вам такой интерес.

Когда Эстербрук упомянул о дочери, сердце Ру неистово забилось, но он, как мог, постарался держать себя в руках.

- О! - произнес он, пытаясь казаться лишь слегка заинтересованным.

- Сильвия... трудный ребенок, - сказал Эстербрук. - Юная женщина с собственным мнением обо всем. Я плохо разбираюсь в том, что занимает ее воображение. Такова причина, по которой я попросил вас присоединиться ко мне. Она просит вас прийти к нам поужинать в конце недели. Придете?

Ру не колебался.

- Конечно.

- Хорошо, - сказал Эстербрук и сделал глоток кофе. - Теперь мы можем обсудить, что нам делать, если вы сочтете, что должны убить господина Джекоби.

Ру почувствовал себя так, как если бы на него вылили ведро холодной воды.

- О, когда-нибудь я это сделаю, не сомневайтесь. Он убил моего партнера, - спокойно сказал он.

Эстербрук пожал плечами, словно это имело для него мало значения.

- Если мы найдем способ избежать этого, мне станет легче. - Он поставил чашку. - Но имейте в виду, что хотя у вас имеются хорошие связи во дворце, вы в этом не одиноки. Мой друг Фредерик Джекоби тоже считает могущественных людей своими друзьями. - Наклонившись, он прошептал: - Если вам необходимо убить его сыновей, то будьте особенно осторожны. И если вам это удастся, предупредите меня заранее, чтобы я мог отдалиться от Джекоби; эта услуга будет оценена высоко. - Потрепав Ру по плечу, он встал. - Мой кучер уже на улице. Я жду вас к ужину в Пятый день.

Оставшись один, Ру с минуту сидел, поражаясь, как быстро он оказался впутан в интриги этого нового для него мира. Благовоспитанность, с которой Эстербрук рассуждал об убийстве, встревожила его не меньше, чем все, чему он был свидетелем на войне.

Затем он подумал о том, что в Пятый день увидит Сильвию, и сердце у него едва не выскочило из груди. Заставив себя успокоиться, Ру понял, что должен последовать совету Дункана и обновить свой гардероб.

Он вышел на улицу, но до самого склада не мог заставить себя перестать думать о Сильвии Эстербрук.

Вся неделя прошла у Ру в рутинных делах. Из дома он уходил с первыми лучами солнца и отправлялся на склад, где вместе с Луи, Дунканом, Джейсоном и Дэшем занимался отправкой грузов. Потом он шел к Баррету. Иногда его сопровождали Дункан или Дэш - если не было важных дел на складе. В остальных случаях он шел один.

Дункан подыскал не очень далеко от конторы небольшой дом с двумя спальнями. Ру велел ему нанять кухарку. Джейсон и Дэш привели в порядок свою комнату на складе, и все говорило о том, что между ними завязалась крепкая дружба, хотя Джейсон был на несколько лет старше Дэша.

Последовав совету Дункана, Ру посетил портного, которого рекомендовал ему Лендер, и заказал одежду, подходящую и для визитов к Баррету, и для повседневных дел. У Дункана были другие вкусы, и теперь он выглядел как придворный щеголь, а не как бывший наемник.

Через два дня после образования синдиката к Ру подошел Джейсон.

- Могу ли я вас кое о чем спросить, господин Эйвери? - сказал он.

- Конечно, Джейсон, - ответил Ру. - У Баррета один лишь ты пытался мне помочь, когда Курт и остальные старались подставить мне ножку; я считаю, что мы - друзья. В чем дело?

- Чем, в сущности, занимается ваш кузен?

- Что ты имеешь в виду?

- Я имею в виду, что Луи контролирует расписание перевозок, следит за ценами и определяет маршруты, я веду счета и расплачиваюсь с работниками, а Дэш помогает Луи и мне, когда кто-нибудь из нас нуждается в помощи. Но Дункан, ну... он просто... просто болтается тут без дела.

Ру вспомнил о том, как они повстречались в пути с кучером Джекоби и как Дункан, обнажив меч, встал у него за спиной.

- Понимаю тебя, - сказал Ру. - Скажем просто, что он помогает мне. Что-то еще?

- Нет, - ответил Джейсон. - Я только... да ладно. Вы идете в кофейню?

Ру кивнул:

- Если тебе что-нибудь понадобится, я буду там. Войдя в кофейню, Ру обнаружил, что на верхнем этаже царит легкое возбуждение. Мастерсон махнул ему рукой, подзывая к своему столику.

- Что-то происходит, - сказал он.

Поблизости вертелись несколько официантов, которые то и дело уносили записки, нацарапанные Хьюмом и Кроули.

- Что именно? - спросил Ру.

- Мы получаем предложения. Много.

Ру наморщил лоб.

- Откуда?

- От остальных членов, - сказал Мастерсон.

- Нет, я имею в виду - откуда поступает пшеница?

Мастерсон заморгал.

- Понятия не имею.

Внезапно Ру понял, что знает ответ. Взявофицианта за руку, он сказал:

- Пошли записку ко мне в контору. Я хочу, чтобы мой кузен Дункан или мой помощник Дэш как можно быстрее пришли сюда. - Своим партнерам он сказал: - Можем ли мы занять определенную позицию?

- Пока нет, - ответил Кроули, - но цена упала, и я склонен думать, что ниже она не опустится.

- Насколько низко она упала?

- До двух серебряных монет за три бушеля при гарантированных восьми процентах.

Ру понизил голос:

- Готов спорить, что один из маклеров послал кого-то на восток, в Долину Грез. Сочтете ли вы эту цену приемлемой, если кто-нибудь доставит на север через Долину кешийскую пшеницу?

- Почему вы так думаете? - спросил Мастерсон.

- Потому что я - подлый ублюдок, чей отец побывал с фургоном во всех частях Королевства, включая районы, граничащие с Долиной.

Вскоре появился Дункан.

- Пройдись по всем трактирам вблизи от торговых ворот, - сказал ему Ру. - Прислушивайся к жителям Долины. Я должен знать, закупает ли кто-то зерно в Кеше, и если закупает, то кто и сколько.

- Вы пользуетесь какой-то магической силой, которой мы не обладаем, или это просто предположение? - спросил Кроули после ухода Дункана.

- Предположение. Но еще до захода солнца мы узнаем, что нужное нам количество пшеницы, и даже вдвое больше, транспортируется из Долины на запад.

- Почему? - спросил Хьюм. - Почему вы так в этом уверены?

- Потому что именно это сделал бы я, если бы захотел разорить наш синдикат, - мрачно ответил Ру. - Какое ручательство мы имеем относительно доставки? - спросил он.

- Опционы гарантируются, так что если лицо, предложившее опцион, не выполнит своих обязательств, оно отвечает перед законом Королевства на всю его стоимость, и даже на большую сумму, так как мы не только теряем золото, но и лишаемся лицензии на перевозку зерна. Предложить контракт и не доставить товар значит опозориться, если только...

- Если что? - спросил Ру.

- Если ассоциация, которой может быть послан вызов в Королевский суд, уже не занимается делами и сама добивается в судебном порядке компенсации ущерба за невыполненный контракт.

- Теперь я твердо уверен, что кто-то пытается нас разорить, - сказал Ру и, помолчав, спросил: - Можем ли мы отказаться от этой пшеницы по причине ее низкого качества?

- Нет, - ответил Мастерсон. - От контракта на доставку мы можем отказаться лишь в том случае, если пшеница сгнила или иным образом испорчена. Но почему?

- Потому что они платят самую низкую цену, с тем чтобы вывезти отсюда самую дешевую пшеницу. - Ру обвел взглядом своих партнеров. - Кто предложил эти контракты?

- Разные группы, - ответил Кроули.

- Кто за ними стоит?

Мастерсон уставился на груду записок, словно пытаясь высмотреть там ответ.

- Джекоб, - сказал он наконец.

Ру на мгновение перестал дышать.

- Эстербрук?

- Но зачем ему в это вмешиваться? - в один голос спросили Хьюм и Кроули.

- Боюсь, что это моя вина, - сказал Ру. - Он мог вообразить, что будет удобнее развернуться, если он быстро доведет меня до нищеты. Ваше разорение будет всего лишь Побочным следствием, в нем нет ничего личного, я уверен.

- Что же нам делать? - спросил Кроули.

- Ну, мы не можем закупать пшеницу, которую не купит даже самый прижимистый мельник. - Несколько минут Ру молча размышлял. - Понял! - Неожиданно воскликнул он.

- Что?

- Скажу, когда вернется Дункан. А пока ничего не предпринимайте, ничего не покупайте.

Ру встал и вышел, решив сам кое-что разнюхать. Перед заходом солнца в одном из трактиров он нашел Дункана. Тот сидел за угловым столиком в компании двух необычно одетых людей, судя по доспехам и оружию, наемников.

- Ру, мои друзья рассказывают интересную историю.

Ру заметил, что несколько больших кружек пива уже были опустошены, но Дункан был трезв, как в тот день, когда родился, и к своей кружке едва прикоснулся.

Ру присел к ним, и наемники поведали ему, как нанялись охранять почтового курьера, который должен был доставить послание из города Шаматы какому-то купцу в Крондор относительно закупки в Кеше огромной партии зерна. Когда они закончили свой рассказ, Ру встал. Бросив на стол несколько золотых монет, он сказал:

- Джентльмены, заплатите за комнату, выпейте и поешьте за мой счет. Дункан, пошли.

Возвратившись к Баррету, он обнаружил, что его партнеры остались на галерее почти в одиночестве.

- Кто-то везет в Крондор огромную партию низкосортного зерна, - сказал он, усевшись.

Кроули повторил вопрос, который уже задавал сегодня:

- Зачем покупать зерно, если не можешь его продать?

- Кому-то известно, что мы заключаем контракты на опционы. Кому-то также известно, что мы должны либо уплатить полную цену, либо потерять деньги, внесенные за опцион. Поэтому они привезут в город зерно, объем которого удовлетворяет требования контракта, но которое мы откажемся покупать. Они сохранят золото, полученное по опциону, а зерно выбросят.

- Но они потеряют деньги! - воскликнул Кроули.

- Не так уж и много. Но больше, чем вознаграждение, полученное при подписании контракта на опцион. Впрочем, если их цель - разорить нас, а не получить прибыль, небольшая потеря не будет их волновать.

- Это грабеж, - забеспокоился Хьюм.

- Неслыханный грабеж, - уточнил Мастерсон, - и блестяще организованный.

- Что будем делать? - спросил Хьюм.

- Джентльмены, я был солдатом. Настало время испытать вашу решимость. Либо мы перестаем покупать и подсчитываем, сколько мы уже потеряли, подписав контракты, либо ищем способ повернуть дело к собственной выгоде. Но последнее потребует больше золота, чем мы вложили.

- Что вы предлагаете? - спросил Мастерсон.

- Мы перестаем заключать контракты. С этого момента мы говорим только "нет", анаши встречные предложения должны быть настолько ниже предлагаемой нам цены, чтобы никто не пожелал их принять, но в то же время таковы, чтобы всем было ясно, что мы по-прежнему занимаемся этим делом.

- Почему? - спросил Кроули.

- Потому что с каждым днем огромная партия зерна, шестьдесят фургонов, предоставленных фирмой "Джекоби и Сыновья", приближается к Крондору. - Ру взглянул на гору записок на столике. - Их должны доставить в порт в течение сорока девяти дней. С каждым днем, не имея покупателя на эту пшеницу, продавец будет все больше волноваться, ибо, если это зерно прибудет в Крондор до того, как на него будут заключены опционные контракты, ему придется выбросить его в море. В конце концов он продаст его по нашей цене, будучи убежден, что все равно нас разорит.

- Как нам этому противостоять? - сказал Хьюм.

- Мы выкупим все контракты в Крондоре, джентльмены. Если к тому времени, когда привезут пшеницу, нам будет принадлежать каждое зернышко между Крондором и Илитом, мы сможем отправить высококачественное зерно в Вольные Города и на Дальний Берег, компенсировав наши капиталовложения и получив прибыль.

- А что мы будем делать с зерном из Кеша? - спросил Мастерсон.

- Продадим его фермерам или армии на фураж. Если мы сумеем этим просто покрыть свои расходы, то оставшееся зерно обогатит нас сверх всякой меры. Двадцать соверенов на вложенный один, тридцать на один. сто на один вернут нам наши инвестиции.

Мастерсон схватил перо и начал что-то писать. Он работал в молчании почти десять минут.

- Не учитывая того, что мы насчитали до сих пор, нам нужны по меньшей мере еще двести тысяч золотых соверенов. Джентльмены, надо привлечь новых партнеров. Займитесь этим.

Кроули и Хьюм немедленно покинули стол.

- Надеюсь, вы не ошибаетесь, - повернулся Мастерсон к Ру.

- Какой нам следует добиться цены, чтобы избежать неудачи?

Джером Мастерсон рассмеялся.

- Даже если зерно достанется нам даром, я бы не сказал, что мы ее избежали. Зерно надо где-то хранить, а если окажется, что нехватки в Вольных Городах нет, нам придется наняться возчиками в "Джекоби и Сыновья".

- Прежде чем это случится, я снова отправлюсь в ад, - сказал Ру.

Мастерсон подозвал официанта:

- Принесите из моего особого запаса бренди и два бокала. - И повернулся к Ру: - Теперь остается лишь ждать. Попробовав бренди, Ру нашел его превосходным. Мастерсон принялся перебирать записки и вдруг нахмурился.

- В чем дело? - спросил Ру.

- Какая-то бессмыслица. Похоже, это ошибка. Кто-то дважды предложил нам, по сути, один и тот же контракт. А, вот в чем дело. Понятно, почему я сделал эту ошибку. Это разные группы. Они просто одинаково выглядят.

Ру повернул голову, словно к чему-то прислушиваясь.

- Что вы сейчас сказали?

- Я сказал, что эти группы выглядят очень похоже, - повторил Мастерсон, показывая две записки.

- Почему?

- Потому что, если не считать одного вкладчика, они идентичны.

- Что за этим стоит?

- Жадность? - предположил Мастерсон и тяжело вздохнул. - Некоторые люди предлагают контракты, не имея намерения их выполнять, если подозревают, что другая сторона близка к разорению. Если они берут наши деньги, а мы погибаем, они просто отмахнутся, когда придет время выполнять контракт. "Кому доставлять товар?" - скажут они. - Он пожал плечами. - Может быть, уже распространился слух, что мы в тяжелом положении.

- В тяжелом положении, - повторил Ру. И тут его осенила некая мысль. - Джером, я понял! - внезапно воскликнул он.

- Что? - спросил Мастерсон.

- Я знаю, как нам не только повернуть дело к собственной выгоде, но и разорить тех, кто пытается разорить нас. - Ру сообразил, что хватил лишку. - Ну, если не разорить, то наверняка заставить помучиться. - Он ухмыльнулся. - Но я знаю, как получить грязную прибыль в этом пшеничном деле. - Он посмотрел Мастерсону в глаза. - Даже если в Вольных Городах нет никакой нехватки.

Мастерсон весь обратился в слух.

- Я гарантирую, - сказал Ру.

Глава 14 СЮРПРИЗ

Всадник натянул поводья.

Фермеры, возвращающиеся домой после долгого дня в поле, удивились, когда он направил коня к ним. Не говоря ни слова, они рассыпались в разные стороны и затаились, так как, хотя времена были мирные, всадник был вооружен, а никогда не знаешь, чего можно ждать от незнакомца.

Всадник снял широкополую шляпу, и оказалось, что это молодой человек с вьющимися каштановыми волосами. Он улыбнулся, и им стало понятно, что он лишь недавно вышел из отроческого возраста.

- Привет, - крикнул он.

Фермеры ответили на приветствие и решили идти своей дорогой, потому что у этих усталых тружеников не было времени заниматься праздной болтовней с каким-то скучающим дворянским сынком, совершающим вечернюю прогулку.

- Какие виды на урожай? - спросил юноша.

- Неплохие, - буркнул один из фермеров.

- Вы уже назначили цену? - спросил всадник. Фермеры снова остановились. Юноша упомянул о двух вещах, которые интересовали этих людей больше всего на свете: урожай и деньги.

- Пока нет, - сказал тот же фермер. - Маклеры из Крондора и Илита приедут не раньше чем через пару недель.

- Сколько вы хотите за свою пшеницу? - спросил юноша. Фермеры молча переглянулись. Наконец один из них сказал:

- Вы непохожи на маклера, которых я видел. Может, вы - сын мельника?

Юноша засмеялся.

- Едва ли. Мой дед был вором, если то, что о нем говорят, правда. А отец... Он на службе у герцога Крондорского.

- Тогда зачем это вам? - спросил другой фермер.

- Я представляю человека, который собирается закупать пшеницу, но хочет знать цену уже сейчас.

Фермеры начали тихо переговариваться. Наконец тот, кто заговорил первым, сказал:

- Так не принято. Мы даже не знаем еще, каким будет урожай.

Юноша обвел их взглядом и ткнул пальцем в ближайшего фермера:

- Сколько лет ты обрабатываешь эту землю?

- Всю жизнь, - ответил тот. - До меня этим полем владел мой отец.

- И ты хочешь сказать, что не можешь с точностью до бушеля предсказать урожай?

Покраснев, фермер ухмыльнулся.

- Ну, по правде говоря, могу.

- И все вы тоже, - сказал молодой человек. - Вот мое предложение: назначьте цену сейчас и вы получите деньги сейчас. Доставку мы возьмем на себя.

Фермеры были поражены.

- Заплатите сразу? - недоверчиво переспросил один из них.

- Да.

Фермеры внезапно принялись наперебой выкрикивать цены, и юноша поднял руку:

- Хватит! Давайте по очереди.

Он спешился и достал из седельной сумки письменные принадлежности.

Первый фермер назначил цену за тысячу бушелей пшеницы, и юноша кивнул. Он назвал свою цену, и сделка была заключена. На пергаменте, который он вынул из седельной сумки, юноша написал имя первого продавца и цену. Договорившись со всеми, он достал кошелек и начал отсчитывать золотые монеты.

Когда всадник ускакал, фермеры не могли поверить своему счастью. Хотя цены и не были самыми высокими, но вполне справедливыми, и теперь у фермеров появились деньги.

Дэш двинулся на север. У него ныли спина и плечи. За три дня он объехал дюжину таких деревушек. Дункан, Ру и Луи занимались тем же самым в других районах. Дэш рассчитал, что если он поторопится, то до захода солнца успеет заехать в последнюю деревню перед Сартом, а это означало, что у него появится возможность заехать к Джону Винчи, взять у него письмо к Ру, как следует выспаться в гостинице и утром вернуться в Крондор.

Он пришпорил лошадь и пустил ее вперед усталой рысью.

К концу недели четверо усталых всадников возвратились в Крондор. Встретились они на складе.

- Если между Крондором и Сартом и осталась пшеница, которая не принадлежит нам, то лишь в лошадиных торбах, - ухмыльнувшись, сказал Дэш.

- То же самое отсюда и до Лэндз-Энд, - произнес Луи.

- Не знаю, скупил ли я всю пшеницу между Крондором и дорогой, ведущей в Долину, но те деньги, которые ты мне дал, я все истратил, - сказал Дункан, вручая кузену список ферм с указанием цен.

- Я сделал то же самое отсюда и до подножия гор, - сказал Ру. - Если это не сработает, - заметил он, проглядев счета, - то нам всем прямой путь в королевскую армию.

- У меня есть иной выбор, - заявил Дэш и, ухмыльнувшись, добавил: - Надеюсь.

- Мне нужно сходить домой и переодеться, - сказал Ру. - Вечером я ужинаю у Джекоба Эстербрука.

Дэш и Дункан переглянулись. По лицу Дункана прочесть ничего было нельзя, но Дэш продолжал ухмыляться.

- Вы думаете, Сильвия там будет? - спросил Джейсон.

- Рассчитываю на это, - улыбнулся Ру.

Луи нахмурился, но ничего не сказал.

Выйдя со склада, Ру поспешил домой. Карли он нашел в гостиной. Она качала ребенка и напевала колыбельную. Видя, что девочка спит, Ру вошел в комнату как можно тише.

- Она нервная, - прошептала Карли.

Ру поцеловал жену в щеку.

- Твой план удался? - спросила она.

- В течение недели узнаем.

- Не расскажешь мне после ужина? Она некоторое время будет спать.

Ру покраснел.

- Я был так занят, что забыл тебе сказать. Я ужинаю сегодня в гостях. Прости.

- Ты ведь уже пришел, - сказала Карли.

- Знаю, но это важно. Деловая встреча.

- Дела, вечером? - недоверчиво заметила Карли.

Усталость, тревога и нетерпеливое желание увидеть Сильвию Эстербрук привели к тому, что Ру не сдержался:

- Да! Дела вечером! Я ужинаю с одним из крупнейших инвесторов Королевства!

Абигайль проснулась и заплакала. Глаза Карли горели от ярости, но голос ее не изменился.

- Ш-ш-ш. Ты разбудил свою дочь.

Ру махнул рукой.

- Прости. Займись ею. Я должен привести себя в порядок и переодеться. - Повернувшись к ней спиной, он крикнул: - Мэри! Нагрей воды!

Девочка заплакала еще громче. Лицо Карли превратилось в застывшую маску, но глаза неотрывно следили за Ру, пока он поднимался наверх.

Ру остановил коня у ворот дома Эстербрука. Надо было приехать в карете, а не верхом, подумал он, заметив, что вспотел от скачки.

Он постучал. Почти сразу в воротах отворилась калитка, и из нее вышел грум.

- Да?

- Я - Руперт Эйвери. Я приглашен на обед к господину Эстербруку, - ответил Ру.

- Да, сэр, - сказал грум и нырнул в калитку. Ворота с грохотом отворились.

Ру въехал в усадьбу Эстербрука и был поражен увиденным. Дом стоял на склоне холма у восточной окраины города, возвышаясь над соседним поместьем. Шум города здесь был почти не слышен, хотя Ру добрался сюда всего за полчаса. Пока он ехал по узкой дороге, дом закрывала высокая каменная стена; он видел лишь маленькую башню.

Подъехав ближе, Ру понял, что на самом деле башня представляла собой наблюдательную вышку с остроконечной крышей и четырьмя окнами, глядящими на все четыре стороны света. Он не сразу сообразил, зачем она здесь, но потом догадался, что она предназначена для наблюдения за караванами и морскими судами. Уже взошли обе луны, и Ру заметил блеск металла: спешившись, он бросил поводья груму и улыбнулся про себя: конечно, у Эстербрука не может не быть подзорной трубы.

В остальном дом оказался таким, каким Ру ожидал его увидеть. В два этажа высотой, он был велик, но ничуть не роскошен. Аромат цветов говорил о том, что здесь есть и сад.

Ру постучал в дверь, и та почти мгновенно открылась. Ру ждал, что ему откроет слуга, и едва не онемел, увидев перед собой Сильвию Эстербрук.

- Господин Эйвери, - произнесла она с улыбкой, от которой у него стеснилось в груди. Сильвия была в бледно-голубом платье с глубоким вырезом, открывшем Ру, что она не такая хрупкая, как он думал. Цвет платья гармонировал с голубизной ее глаз. На ней не было никаких драгоценностей, кроме бриллиантового ожерелья.

- Привет! - войдя в дом, с трудом выдавил из себя Ру.

- Позвольте взять у вас плащ, - сказала она.

Ру не смог справиться с завязкой на шее и в конце концов стянул свой новый плащ через голову.

- Отец ждет вас в своем кабинете. По левому коридору, - сказала Сильвия. - А я проверю, как там наш ужин.

Глядя ей вслед, Ру заставил себя сделать глубокий вдох. Сильвия пьянила его, но он понимал, что иметь дело с ее отцом так же опасно, как сражаться в бою.

Ру прошел по коридору, заглянув через открытые двери в две скромные комнаты, в каждой из которых были лишь кровать, стол и ночной столик. Вероятно, комнаты слуг, подумал он.

В конце коридора оказалась широкая дверь, едва различимая в полумраке: путь освещала только одна свеча на столике посреди коридора. Из-за двери Ру услышал голос:

- Пожалуйста, входите.

Открыв тяжелую дверь, он вошел. Джекоб Эстербрук встал ему навстречу из-за большого стола, стоящего в центре комнаты, которая, судя по всему, была библиотекой. Столько книг Ру видел лишь раз в жизни - во дворце принца, когда его там муштровали, - и удивился, обнаружив, что человек, не принадлежащий к королевской фамилии, обладает таким количеством книг. Комната освещалась парой свечей, одна из которых стояла на столе Эстербрука, а другая - на пюпитре для чтения у стены напротив двери. Две лужицы света в большой темной комнате.

Подойдя к столу, Ру разглядел еще две фигуры, стоящие у стены. Это были двое мужчин. Оба шагнули вперед, и Ру машинально опустил руку туда, где обычно носил нож.

- Ну-ну, - сказал Эстербрук, словно увещевая непослушных детей. В полосе света появились Тим Джекоби и человек помоложе, в котором можно было безошибочно узнать его брата.

- Господин Эйвери, я знаю, что вы уже встречались с Тимоти Джекоби. Другой джентльмен - его брат, Рандольф. Они уже уходят, - сказал, взглянув на дверь, Эстербрук.

Мышцы Ру напряглись, словно он готовился к обороне. Тим Джекоби не произнес ни слова, но его брат сказал: "Господин Эйвери?" - и кивнул.

- Господин Джекоби, - промолвил Ру, ответив кивком.

У двери Тим обернулся.

- Я с вами свяжусь, Джекоб, - сказал он.

- Буду ждать, Тимоти, - произнес Эстербрук. - Передайте привет своему отцу.

- Непременно, - ответил Тим.

- Обсуждая наши дела, мы закончили чуть позднее, чем я предполагал, - сказал после их ухода Эстербрук. - Прошу прощения, если их присутствие встревожило вас.

- Это было неожиданно, - сказал Ру.

- Садитесь, - пригласил Эстербрук, указав на кресло по другую сторону большого стола. - У нас есть немного времени, прежде чем Сильвия позовет нас ужинать. Я провел небольшое расследование относительно вас, юный Эйвери, - сказал он, усевшись в кресло и сложив руки на животе.

Ру до сих пор не видел его без шляпы и теперь обнаружил, что Эстербрук почти совершенно лыс, не считая пряди седых волос на затылке. Он носил длинные баки, но бороду брил. По его лицу пробежала кривая улыбка.

- Ваша попытка ввезти из Даркмура большое количество вина заслуживает уважения. Думаю, что это дело стоит продолжать. Очень жаль, что вы попали в беду с Мошенниками. Если бы я о вас знал тогда, то смог бы несколько уменьшить ваши потери и спасти жизнь Сэму Таннерсону.

- Впечатляет, что вы знаете такие подробности, - сказал Ру.

Эстербрук небрежно махнул рукой.

- Информацию куда легче получить, если есть деньги. - Он наклонился вперед. - Запомните: из всех товаров, находящихся в продаже, самый ценный - информация.

Ру молча кивнул, решив, что это не приглашение к обмену мнениями, а скорее лекция.

- А теперь я надеюсь, что в будущем вы и Тимоти Джекоби отбросите ваши разногласия, ибо я могу счесть затруднительным вести дела с двумя мужчинами, готовыми в любую минуту друг друга убить.

- Не знал, что мы ведем с вами дела, - заметил Ру. Эстербрук улыбнулся, но в его улыбке не ощущалось ни доброжелательности, ни теплоты.

- Похоже, судьба благосклонна к вам, юный Эйвери, - сказал он. - Вы очень быстро заняли заметное положение. Женитьба на дочери Гельмута Гриндаля предоставила в ваше распоряжение средства, о которых большинство людей вашего возраста только мечтают, но вы добились и более крупных успехов. О вас высокого мнения во дворце. Отец господина Джекоби был очень расстроен, когда именно ваша компания получила контракт на перевозку грузов для принца; по его мнению, выбор должен был пасть на него. Знаю также, что вы дважды пощипали его в тех сферах торговли, которые считаются менее почтенными.

Ру заставил себя засмеяться.

- Есть одна вещь, которую я выучил, несмотря на свою молодость, господин Эстербрук; она заключается в том, чтобы не признавать чужих мнений.

Эстербрук рассмеялся, и на этот раз в его смехе звучало искреннее веселье.

- Отлично сказано. - Он вздохнул. - Ну хорошо. Что бы ни случилось, я надеюсь, что мы сумеем работать в согласии.

- За мной долг, который я обязан заплатить, господин Эстербрук, - сказал Ру. - Но к вам это не относится.

- В этом пункте - нет, - согласился Эстербрук.

В дверь постучали, и в комнату вошла Сильвия.

- Ужин на столе, - объявила она.

- Нельзя заставлять ждать хозяйку дома, - сказал Эстербрук.

Ру покачал головой, но промолчал и встал. Эстербрук жестом попросил его идти впереди.

Ру шел по коридору за Сильвией, и при каждом взгляде на ее золотистые волосы сердце его начинало биться сильнее.

В столовой он даже не заметил, как сел на предложенное ему место; хозяин сидел во главе длинного стола слева от Ру, а Сильвия - напротив. За этим столом могли уместиться еще семь человек.

- Я никогда не видел комнаты, обставленной так, как эта, - заметил Ру.

- Ее идею я почерпнул из описания дворцового пиршественного зала в одном из королевств, входящих в Кешийскую Конфедерацию. Тамошний король обычному придворному блеску предпочитал более интимную обстановку, и вместо того чтобы сидеть в центре стола, решил поставить его боком и сесть в торце, чтобы иметь возможность беседовать со всеми.

- Раньше у нас был огромный круглый стол, - сказала Сильвия, - и приходилось кричать, чтобы сидящий напротив мог вас услышать.

Ру улыбнулся:

- Мне это нравится.

Он дал себе слово завести такой же, но потом понял, что в его маленьком доме нет комнаты, где такой стол мог бы поместиться. И тут Ру вспомнил об игре, которую затеяли он и его партнеры. Если они выиграют, то он построит подходящий для этого дом. О том, что случится, если они проиграют, Ру старался не думать.

Хозяева вовлекли его в быстрый обмен репликами, и Ру не сумел запомнить и половины того, о чем говорилось за столом. Весь вечер он отчаянно старался не пялиться на Сильвию, но ничего не получалось. Она же избегала его взгляда. К концу ужина он изучил черты ее лица так же хорошо, как планировку собственного дома. Ру запомнил изгиб ее шеи, рисунок губ и чуть выдающийся передний зуб - единственный изъян в ее красоте, который он смог заметить.

Ру очнулся от забытья уже возле двери. Он пожелал хозяину и хозяйке спокойной ночи. Сильвия крепко пожала ему руку, придвинувшись к нему так близко, что костяшки его пальцев коснулись ее груди.

- Вечер был чудесным, господин Эйвери, - проворковала она. - Надеюсь, вы скоро навестите нас снова.

Ру едва не заикался, обещая ей повторить визит. Вскочив на коня, он медленно поехал к воротам, изумляясь волшебному чувству, которое не покидало его, и тому, что, по всем признакам, Сильвии Эстербрук было приятно его общество.

Закрыв за Ру дверь, Сильвия подошла к окну, чтобы посмотреть, как он уезжает.

- Твое мнение? - спросила она, обернувшись к отцу.

- В высшей степени многообещающий молодой человек, - ответил Эстербрук.

- Морда у него, конечно, крысиная, - холодно сказала Сильвия, - хотя он, несомненно, неглуп. У него оказалась неожиданно сильная рука. - Она постучала ноготком по зубам. - Эти хилые на вид парни часто бывают... очень выносливыми.

- Сильвия! - резко произнес Эстербрук. - Ты знаешь, что я не люблю таких разговоров.

Проскользнув мимо него, она поставила ногу на ступеньку лестницы, ведущей в ее спальню, и сказала:

- Отец, ты меня знаешь. И это ты меня сделал такой. - Она улыбнулась ему через плечо. - Ты собираешься его убить?

- Надеюсь, что не придется, - ответил Эстербрук. - Он умен, а то, что я слышал о его военном прошлом, доказывает, что еще и живуч. Пожалуй, я предпочел бы иметь его в качестве союзника, а не противника.

- Но это не мешает тебе по-прежнему добиваться его разорения, - заметила Сильвия, поднимаясь по лестнице. Эстербрук лишь отмахнулся.

- Разорить человека - это совсем не то, что убить его. Если в результате этой пшеничной спекуляции он разорится, я предложу ему место в одной из моих компаний. Тогда у меня не будет причин тревожиться, а он сможет нажить приличное состояние.

Сильвия скрылась наверху, и Эстербрук направился назад в библиотеку.

"Кроме того, - сказал он себе, - если понадобится, я прикажу Тиму Джекоби убить его".

Ру прихлебывал кофе. Это была пятая или шестая чашка за день, и он пил его, уже не испытывая от этого удовольствия.

Дэш взбежал по лестнице и подошел к столику.

- Вам письмо.

Он протянул Ру записку. Покупатель в Саладоре предложил за драгоценности цену меньшую, чем надеялся получить Ру, но не настолько низкую, чтобы это заставило его искать более выгодную сделку.

- Пошли ответ с самым быстрым всадником, - велел Ру. - Деньги вперед и сразу.

- Дункан сообщает, что на постоялом дворе начались какие-то разговоры, - сказал Дэш. - Кое-кто слышал, как прошлой ночью мельник, напившись, говорил, что у него нет пшеницы для помола, так как крестьяне не привезли ее в город.

Ру удовлетворенно кивнул:

- Держи меня в курсе.

Дэш ушел.

- Начинается, - сказал Ру.

Мастерсон кивнул. Написав записку, он подозвал официанта и вручил ему ее.

- Отнеси ее вниз, будь добр. Для господина Эмстеда.

Ру вздохнул.

- Как у нас дела?

- Мы в долгу, - сказал Мастерсон, - то есть должны выплатить шестьсот тысяч золотых соверенов, чтобы рассчитаться по пшеничным опционам. Вы провернули самую большую разную операцию с пшеницей в истории... во всемирной истории! - Он провел рукой по лицу. - Сомневаюсь, найдется ли хоть одно пшеничное зернышко между Малакз-Кросс и Дальним Берегом, которое в течение следующих двух недель не окажется перед городскими воротами и на котором не будет написано название нашего синдиката. Будем надеяться на лучшее, Ру.

Ру улыбнулся.

- Вы не стали бы поддерживать меня, если бы не понимали, что мои план сработает. - Он показал пальцем на нижний этаж. - Все это основывается на одном факте, Джером. Каждый находящийся здесь человек, в том числе и мы с вами, - жадный ублюдок.

Мастерсон засмеялся:

- В ваших словах большая доля правды, Ру. - Он наклонился вперед. - Честно говоря, когда я был мальчиком, я пробавлялся тем, что срезал кошельки. Появилась возможность встать на прямой путь, и я ею воспользовался; это было в армии, во время Великого восстания. Я только-только вышел из детского возраста, но, как и любой, прошедший военную службу, получил королевское прощение. Тогда я решил заняться честной коммерцией и обнаружил, что самая большая разница между честной коммерцией и нечестной состоит в том, каким способом вы добиваетесь своей цели. - Он откинулся назад. - О, речь идет не о том, чтобы обобрать партнера до нитки, - ведь если мы хорошо работаем вместе, то мы вместе и зарабатываем деньги, - но часто в этом было не меньше порочного, чем в обычной карманной краже.

- Какие у нас цены? - спросил Ру.

- Мы остановились, и довольно прочно, на трех серебряных монетах за десять бушелей при шестипроцентной гарантии.

- Я слишком устал, чтобы возиться с цифрами, - сказал Ру. - Сколько нам еще ждать?

- Понятия не имею, - ответил Мастерсон. - Нам нужно, чтобы появились покупатели из Вольных Городов, и лишь тогда мы начнем поднимать цены.

- Надеюсь, что это займет не больше нескольких дней, - сказал Ру. - Нам придется получить еще несколько дешевых опционов. - Он понизил голос: - По сообщению Дункана, начали распространяться слухи о том, что в город не поступает пшеница с отдаленных ферм. В течение нескольких дней не будет никаких предложений о продаже. Нам надо закончить все сегодня, самое позднее - завтра.

- У меня нет золота, и все свое имущество я предоставил в залог ростовщикам, - сказал Мастерсон. Он засмеялся. - Мне следовало бы бояться до смерти, но, по правде говоря, я никогда не чувствовал себя таким счастливым с той поры, когда я, еще мальчиком, бежал по городу, а стражники висели у меня на хвосте!

- Я понимаю, что вы имеете в виду, - заметил Ру. - Это... как, играя в кости, поставить свою жизнь на один бросок.

- Кости меня никогда не интересовали, - сказал Мастерсон. - Всегда предпочитал карты. Лин-лэн или покиир. Ты один против всех остальных.

- Я должен получить золото из Саладора, - сказал Ру. - Если понадобится, еще десять тысяч.

- Они могут пригодиться, - заявил только что подошедший к ним Хьюм. - Мы столько переплатили, что теперь у нас не осталось даже медных монет, чтобы заплатить за кофе. - Он нагнулся над столом. - Держите их при себе на случай, если всем нам придется удирать.

Ру рассмеялся.

- Не думаю, что до этого дойдет. Каждую минуту может произойти то, чего мы все ждем, и когда это случится... - Он ухмыльнулся и поднял руку ладонью наружу, а потом резко сжал ее в кулак. - Мы их задавим!

Через несколько минут появился официант с двумя записками.

- Эмстед согласен и дает десять тысяч, - сказал Мастерсон, прочитав первую. - Он только хочет немедленно узнать, что мы задумали, джентльмены.

Подошел Кроули и сел рядом с ним.

- Что это? Эмстед с нами?

- Да, он участвует в деле, - ответил Мастерсон.

- Что во второй записке? - спросил Ру.

Мастерсон прочел ее и ухмыльнулся:

- Вот оно!

- Что? - нетерпеливо спросил Кроули.

- Некий синдикат предлагает нам тридцать тысяч бушелей по две серебряные монеты за три бушеля при опционе в десять процентов.

Ру ударил рукой по столу:

- Это они. Я так и думал. Алчные ублюдки не устояли. Теперь они наши.

- Не совсем, - возразил, подсчитав что-то, Мастерсон. Он надул щеки и с шумом выдохнул воздух. - У нас не хватает золота.

Ру охнул.

- Сколько?

- Те десять тысяч, которые вы получите из Саладора...

- Этого достаточно?

- Почти, - ответил Мастерсон. - Еще придется найти две тысячи.

Ру тяжело вздохнул.

- Мне надо уйти. - Он встал. - Я подумаю.

Он спустился по лестнице и вышел наружу. На улицах было относительно малолюдно. Бросив взгляд на дом, где он спрятал шелк, положивший начало его карьере, Ру перешел через дорогу, стараясь не наступать в лужи. Всю в ночь Крондоре лил дождь.

Переступив порог заброшенного дома, Ру увидел, что никто не заменил сломанного им замка. Владелец лишь вставил обратно в отверстия шурупы, и только. Все равно здесь нечего воровать, подумал Ру.

Он прошел по всему дому и вновь ощутил его очарование. Ру ничего не говорил Карли, но когда он был богат, то уже почти собрался купить этот дом. Ему хотелось жить рядом с кофейней Баррета, так как он твердо решил, что хотя компания грузоперевозок останется центром его коммерческой империи, она будет лишь одним из многих предприятий, которые он создаст.

Заниматься коммерцией у Баррета - это было то, с чем он никогда не сталкивался; это была игра по столь высоким ставкам, о которых Ру и не мечтал, просаживая в бытность свою солдатом деньги в пивных. Она манила, и Ру был опьянен возможностями, которые открывала перед ним эта игра.

Дождь начался снова. Ру долго сидел в доме, прислушиваясь к стуку дождевых капель и городскому шуму. День медленно угасал. Когда Ру наконец решил, что пора возвращаться, солнце уже стояло совсем низко.

Выйдя из дома, он увидел Дэша, который его дожидался.

- Луи сообщил, что прибыла первая партия, - сказал Дэш. - В одной из деревень за Краем Света рано собрали урожай.

Ру выругался.

- Есть место на нашем складе?

- Едва ли, если только не вытащить все остальное во двор и на улицу.

- Проклятье! У нас нет денег, чтобы платить за хранение в порту, а из Вольных Городов не пришло пока ни одного судна.

- Одно пришло, - возразил Дэш.

- Что? - воскликнул Ру.

- Мы получили известие о том, что в полдень в порту пришвартовалось торговое судно из Вольных Городов. Я искал вас полдня, чтобы сообщить об этом.

- Тогда идем! - воскликнул Ру.

Он поспешил в порт; Дэш едва поспевал за ним.

- Где оно? - спросил Ру, когда они добрались до порта.

- Стоит на якоре. Вон там, - показал Дэш.

- Шкипер наверняка в таможне. Пошли.

В таможне они обнаружили чиновника, согнувшегося над документами, и двух изнывающих от скуки мужчин.

Перегнувшись через стойку, Ру спросил:

- Здесь шкипер судна из Вольных Городов?

- Что? - сказал чиновник, подняв голову.

- Ага, он здесь, и все еще ждет, когда этот тупоголовый малый закончит свою писанину, потому что только тогда он сможет передать груз покупателю, - сказал один из мужчин, указав на человека, стоявшего рядом с ним.

- У меня есть груз для Вольных Городов, если вы еще не зафрахтованы, - сказал Ру.

- Извини, парень, но я зафрахтован, - сказал шкипер. - У меня есть аккредитивы, и я располагаю полномочиями на получение груза. Мой наниматель в нем очень заинтересован. - Он понизил голос: - Если бы это был крошечный груз, я мог бы потесниться, но вообще-то мне приказано забить весь трюм зерном и как можно быстрее возвращаться.

Ру ухмыльнулся.

- Зерном?

- Ага, парень. Пшеницей. Я должен закупить высококачественную пшеницу по честной цене и отчаливать. - Шкипер со злостью посмотрел на чиновника. - Заканчивай, приятель! Мне нужно отпустить команду на берег. Матросы пробыли в море три недели, а здесь мы простоим от силы день или два.

- Вы с кем-то уже говорили по поводу пшеницы? - спросил Ру.

- Пока ни с кем, но вам-то какое до этого дело?

- Я забыл о приличиях, шкипер, - сказал Ру. - Прошу меня простить. Позвольте представить вам себя и своего компаньона. Он повернулся к Дэшу: - Это Дэшел Джеймсон, внук герцога Крондорского. - При упоминании имени герцога шкипер и его покупатель встали, а Ру продолжал: - Я - Руперт Эйвери из Крондорской ассоциации зерноторговцев. Сколько вам нужно зерна? - спросил он, не в силах больше сдерживаться.

- Столько, чтобы заполнить трюмы доверху, господин Эйвери.

Ру повернулся к Дэшу:

- Того зерна, что привезли сегодня, хватит?

- Думаю, да, - ответил Дэш.

- Хорошо, - сказал Ру. - Теперь о цене: сколько вы предлагаете?

- Пшеница у вас здесь, в Крондоре? - спросил капитан.

- Да. Я могу доставить ее в порт на рассвете.

Шкипер задумался, и Ру понимал, о чем: если он сумеет купить пшеницу до того, как станет известно о ее нехватке, то получит для судовладельца такую прибыль, которая позволит всей команде долго не покидать берега.

- Я готов предложить две серебряные монеты обычного веса, - в торговле с Вольными Городами использовался единый размер монет, - за три бушеля с доставкой в порт завтра, - наконец произнес он.

- Я предлагаю серебряную монету за бушель, - сказал Ру.

- Три монеты за четыре бушеля, - ответил шкипер.

- Я даю одну серебряную монету и медяк за бушель, - сказал Ру.

- Что происходит? - взорвался шкипер. - Вы только что предложили одну серебряную монету за бушель. А теперь вы поднимаете цену?

- Да, - сказал Ру. - И через минуту она поднимется до одной серебряной монеты и двух медяков. - Наклонившись вперед, он очень тихо произнес: - Саранча.

Шкипер покраснел. У него был такой вид, словно кто-то только что сунул ему в штаны горящую головню. Внимательно посмотрев на Ру, он протянул руку:

- Договорились! Серебряная монета и медяк за бушель с доставкой в порт на рассвете.

Обернувшись, Ру положил руку на плечо Дэшу и вывел его из здания таможни.

- Наш план работает, - сказал он, когда они оказались на улице.

На следующее утро в порт покатили фургоны. Там пшеницу перегружали в баржи, которые доставляли ее на судно. Капитан и Ру вместе вели учет, а грузчики вытаскивали огромные мешки с зерном из фургонов и переносили их по трапам на баржи.

К полудню погрузка была закончена, и они сравнили цифры. Ру знал, что капитан намеренно вел учет небрежно, поэтому у него оказалось на шесть мешков меньше. Это составляло всего лишь чуть больше полсоверена, и Ру позволил капитану одержать эту маленькую победу.

- Согласен с вашими данными, капитан, - сказал он. Капитан сделал знак своему помощнику, и тот притащил ящик, в котором хранилось золото. Капитан вынул оттуда мешочки с золотом и дал Ру возможность проверить содержимое каждого. Когда сделка была завершена, Ру передал золото Дункану, который должен был доставить его в расчетный дом, где Ру теперь завел собственный счет.

Пустые фургоны отправились обратно. Ру подъехал к головному фургону, которым правил Дункан. Ру был в таком радужном настроении, какого не испытывал еще ни разу в жизни.

- Это сработало, - сказал он, ни к кому не обращаясь.

- Что? - переспросил Дункан.

Ру больше не мог сдерживаться. Он долго хохотал, а затем издал крик торжества:

- Я собираюсь стать очень богатым человеком, кузен!

- Это прекрасно, - холодно произнес Дункан.

Но Ру не обратил внимания на его тон.

В общем зале кофейни царил хаос. Взрослые люди кричали друг на друга, и официантам пришлось даже разнимать несколько драк. Не раз слышался голос Мак-Келлера, призывающего клиентов уважать самих себя.

Какой-то человек кинулся через стол на Ру, и лишь рефлексы солдата спасли его от удара. Человек врезался подбородком в стул и упал, едва не лишившись чувств.

Шагая по лестнице, Ру столкнулся с двумя официантами, которые защищали верхний этаж от тех, кому вход туда был запрещен. Наверху оказалось ненамного спокойней, но там хотя бы не было драк. Отпихнув официантов, Ру пробрался к столу, который окружали несколько разъяренных человек, наседавших на столь же разъяренного Мастерсона.

- То, что вы говорите, меня не волнует! - кричал Мастерсон. - Вы подписали контракт и теперь либо везите пшеницу, либо платите неустойку. У вас есть три дня!

Один из тех, с кем он спорил, кипел от злости, но другой начал умолять:

- Не могу. Прошу вас! Мне придется продать все, что я нажил. У меня не останется ни гроша.

Горячий нрав Мастерсона едва не одержал над ним победу.

- Надо было думать до того, как вы продали мне пшеницу, которой у вас не было!

Взяв его за руку, Ру сказал:

- Простите, джентльмены, мы на минутку отойдем.

- Что? - спросил Мастерсон, все еще полный ярости. Ру попытался сделать строгое лицо, но это ему не удалось; тогда он обошел вокруг стола, держась спиной к остальным, чтобы они не могли увидеть его ухмылки.

- Сколько?

- Они должны нам двести тысяч бушелей пшеницы, а у них нет ни одного! - ответил Мастерсон. Тут он внезапно понял, с кем говорит, и захихикал, но вовремя прикрыл лицо тыльной стороной ладони. - Меня не слишком волнует судьба этого Мини и ненамного больше - его кузена Микса. Они воображают, что им удастся меня разжалобить.

- Они связаны с Джекоби? - понизив голос, спросил Ру.

- Насколько мне известно, нет, - ответил Джером. - Я сделал то, о чем вы просили, и проверил каждый синдикат или ассоциацию, в которых, как я предполагал, участвовал Джекоби, но таковых не оказалось.

- Я так и думал. Мы не можем разорять в Крондоре всех вкладчиков капитала, иначе нам не с кем будет вести дела. Что с этими двумя?

Мастерсон усмехнулся:

- У Мини небольшая мельница, которой он плохо управляет, а Миксу принадлежит расположенная неподалеку отсюда булочная, приносящая неплохой доход. В основном они занимаются спекуляцией, но в скромных пределах. Кто-то распускает слух, что здесь готовится кровопускание, - прошептал он. - Я получил записки от тех, чья задолженность в два или три раза превышает их состояние.

Ру кивнул:

- Если мы превратим Крондорскую ассоциацию зерноторговцев в постоянно действующий синдикат, то в будущем нам не повредит владение несколькими предприятиями, приносящими регулярный доход. Хотели бы вы получать часть доходов от булочной и от мельницы?

Мастерсон почесал подбородок.

- Неплохая идея. Но надо обсудить ее с Кроули и Хьюмом. Мы можем наплевать на тех, кто присоединился к нам позже, но Брэндон Кроули и Стэнли Хьюм с нами с самого начала.

- Согласен, - сказал Ру и вернулся к столу. - Господин Мини?

- Да? - отозвался тот, кто кипел от ярости.

- Если я правильно понял, у вас нет пшеницы, которую вы в соответствии с контрактом должны доставить нам по согласованной цене?

- Вам известно, что нет! - взревел Мини. - Кто-то скупил каждое зернышко отсюда и до Великого Кеша! Я имею сведения от всех покупателей зерна в Княжестве, что пшеницы на продажу нет нигде! Как мы можем выполнить контракты, если нельзя купить зерна?

- Да, вы попали в неприятное положение, - заметил Ру.

В разговор вмешался другой человек, Микс.

- Прошу вас, - жалобно произнес он. - Если нас заставят расплатиться к назначенному времени, мы будем разорены. У меня семья!

Ру сделал вид, что задумался.

- Мы примем во внимание вашу просьбу, - наконец сказал он.

- О, благодарю вас, сэр! - воскликнул Микс. Облегчение, которое он испытал, было так велико, что он едва не прослезился.

- Вы... - изумился Мини.

- С разумным учетом наших интересов, разумеется. Мы можем потребовать собственность в качестве... - Ру взглянул на Мастерсона и прошептал: - Как это называется?

- Дополнительное обеспечение, - подсказал тот.

- ...дополнительного обеспечения. Приготовьте список всего, чем вы владеете, приходите сюда в назначенный день, и мы что-нибудь придумаем. Не можем же мы выбросить вашу семью на улицу, - обращаясь непосредственно к Миксу, добавил Ру.

Оба ушли, и Ру начал переговоры с теми, кто явился раньше обусловленного контрактом срока, чтобы вымолить отсрочку в связи с невозможностью купить зерно. Заметив, что перед Мастерсоном лежат записки, которые тот собирался внимательно прочесть, Ру запомнил имена авторов. Ни один из этих людей не пожелал увидеться с ним.

В конце дня Ру и трое его партнеров, а также Себастьян Лендер собрались на совещание.

- Джентльмены, я предлагаю создать постоянную компанию.

- Продолжайте, - сказал Кроули.

- По словам Джерома, мы сумели провернуть самую ошеломляющую разовую операцию на рынках Западной области.

- Думаю, что это справедливая оценка, - произнес Лендер.

- Никто из нас не ожидал, что дело обернется таким образом, - сказал Джером.

- С моей точки зрения, у нас это получилось потому, что вы, джентльмены, вели себя стойко. Менее стойкие люди разорились бы и бежали.

Кроули это замечание, казалось, не очень убедило, но Хьюму оно явно понравилось.

- В течение двух ужасных лет я был солдатом, - сказал Ру, - и понимаю, какая невероятная удача - иметь за спиной людей, которым доверяешь. - Он оглядел всех по очереди. - Вам четверым я доверяю.

Кроули был глубоко тронут этими словами.

- Предлагаю сохранить наш только что обретенный совместный фонд и образовать новую компанию, столь разнохарактерную и разветвленную, какой еще не бывало. - В глубине души Ру сознавал, что эта компания должна стать соперницей компании Эстербрука.

- И вы собираетесь председательствовать в этой компании? - спросил Кроули. В голосе его прозвучала подозрительность.

- Нет, - сказал Ру. - Я еще новичок в этом деле, и хотя считаю, что обладаю определенным умением, я тоже понимаю, что нам повезло. - Он захохотал. - Сомневаюсь, чтобы отныне кто-нибудь в Королевстве заключил долгосрочный зерновой контакт, не закупив заранее зерна.

Остальные тоже рассмеялись.

- Нет, - повторил Ру. - Думаю, что председательствовать должны вы, Брэндон. - Впервые он обратился к Кроули по имени.

- Я? - переспросил Кроули. Это предложение было для него неожиданностью.

- Ну, - сказал Ру, повернувшись к Джерому, - наша с господином Мастерсоном история - не столь древняя, так сказать. - Мастерсон рассмеялся. - И хотя я уважаю господина Хьюма, - продолжал Ру, - мне кажется, что главный участник компании - это вы. Ваши возраст и опыт сослужат нам хорошую службу. Предлагаю, чтобы вы председательствовали, а господин Хьюм действовал бы в качестве второго руководящего члена правления. Я удовольствуюсь статусом одного из партнеров. Немало времени отнимет у меня руководство фирмой "Эйвери и сын", которая останется вне компании. Я полагаю, что все мы имеем предприятия, которые не захотим включать в состав компании. Но сейчас нам придется противостоять многим людям, которые не в состоянии выполнить заключенные с нами контракты. - Он рассказал о своем споре с Мастерсоном и о предложении, сделанном Миксу и Мини. - Мы можем решить эту проблему, получив свою долю в доходах десятков предприятий, разбросанных вокруг Горького моря. Поэтому, джентльмены, предлагаю вам основать сегодня Торговую Компанию Горького Моря. Мастерсон ударил рукой по столу:

- Будь я проклят, да вы просто метеор, Ру Эйвери! Я иду с вами.

Следующим высказался Хьюм:

- Присоединяюсь к вам. Да, несомненно.

- Председательствующий член правления? - спустя несколько мгновений произнес Кроули и кивнул. - Я тоже присоединяюсь к вам.

- Господин Лендер, не будете ли вы так добры и не оформите ли наше соглашение? - спросил Ру.

- Буду рад, господин Эйвери.

Мастерсон потер ладони.

- Думаю, джентльмены, сейчас самое время выпить. - Подозвав ближайшего официанта, он велел принести свой особый бренди и пять бокалов.

Когда бренди был разлит и каждый взял свой бокал, Мастерсон сказал:

- За господина Руперта Эйвери, без упорства и убежденности которого мы бы не только не разбогатели, но, вероятно, были бы вынуждены просить милостыню на улицах.

- Нет, - сказал Ру. - Прошу вас. Каждый из нас достоин похвалы. Я бы предложил, чтобы мы выпили, - он поднял бокал, - за Торговую Компанию Горького Моря!

Остальные хором произнесли название новой компании и дружно выпили за нее.

Глава 15 КОНСОЛИДАЦИЯ

Трактир был переполнен.

В темном углу сидели пятеро. Несмотря на шум, царящий вокруг, они разговаривали тихо, хотя один из них едва не брызгал слюной, так велика была его злость.

- Этот ублюдок задушил рынок, и нам грозит разорение. Ты сказал, что это будет легкая нажива. Я заключил несколько сделок в трех разных синдикатах, и все они опутаны одним и тем же дополнительным обеспечением! Если я не выполню своих обязательств больше чем по одной из них, мне придется либо бежать из Крондора, либо садиться в тюрьму!

Тимоти Джекоби наклонился вперед

- Я тебе ничего не обещал, де Витт. Я сказал, что есть возможность подзаработать, и только. - Он был так же зол, как и его компаньон. - Но я никогда ничего тебе не гарантировал.

- Все это бессмысленно, - заявил третий. - Вопрос в том, что нам делать.

- Я собираюсь навестить Эстербрука, - ответил Джекоби. Он встал, уронив стул на пьяного у стены. Пьяный едва пошевелился. Джекоби брезгливо взглянул на него. - Встречаемся здесь через два часа. Какой-то ответ у меня будет.

Все пятеро встали и направились квыходу. Через минуту поднялся на ноги и пьяный. Это был молодой человек среднего роста, и единственной его примечательной чертой были волосы, такие светлые, что на солнце казались белыми. Но сейчас на голове у него была шерстяная матросская шапка, и их не было видно. Он решительно зашагал к двери.

Когда он вышел на улицу, из соседнего подъезда вынырнул другой человек и подошел к нему.

- Ну как? - спросил Дэш у мнимого пьяницы.

- Скажи своему работодателю, что он расшевелил осиное гнездо. Скажи ему, что Тим Джекоби в поисках ответов кинулся к Джекобу Эстербруку. Что до меня, то я хочу тоже туда наведаться и попытаться подслушать, что они с Эстербруком задумали.

- Ладно, - сказал Дэш, - но надеюсь, тебе не придется лезть на крышу и заглядывать в окна. Ты никогда не был в этом силен.

Джимми улыбнулся младшему брату:

- Ну а ты не мастер очищать карманы. - Он сжал руку брата. - Отец поверил, будто мы вместе где-то обедаем?

Дэш пожал плечами:

- Во всяком случае, я ему так сказал. Не волнуйся. Если только ты не дашь себя убить, дед с помощью отца выручит нас из любой беды. Он это умеет.

- Ладно, давай. Они должны встретиться здесь через два часа. Было бы неплохо, если бы ты до этого сумел посадить внутри кого-нибудь другого на случай, если мне не удастся вернуться раньше, чем Джекоби. - Он шлепнул брата по руке. - Увидимся.

Дэш исчез в темноте, а Джимми направился туда, где спрятал лошадь. Вскочив в седло, он поскакал к восточным воротам, предварительно убедившись, что за ним никто не следит. Проехав через ворота, он увидел впереди Джекоби; его фигура, залитая светом полной луны, четко выделялась на фоне черного неба. Джимми придержал коня.

Подъехав к усадьбе Эстербрука, он убедился, что попасть внутрь легко. А вот выбраться оттуда, подумал Джимми, будет гораздо труднее.

Как и его брат, Джимми вырос в Рилланоне, где его отец, Арута, служил вместе с их дедом, который стал потом герцогом Рилланонским. Арута, названный так в честь последнего принца Крондорского, сделал карьеру значительно более благородным образом, нежели его брат, который в юности был известным вором, пока его не взял к себе на службу принц Арута.

Но внуки наслушались рассказов о деде Джеймсе, и когда им было семь и пять лет, весь дворец пребывал в вечной тревоге, потому что они то и дело влезали на стены, бегали по крышам, взламывали замки, подслушивали заседания государственного совета и доставляли всяких хлопот в сотни раз больше, чем другие дети их возраста и воспитания.

Когда им стукнуло одиннадцать и девять, их отец решил, что здоровая жизнь на границе пойдет им на пользу. Так Джимми и Дэш оказались при дворе в Крайди, столичном городе герцога Марикуса, кузена короля.

Они пробыли там два года и вернулись в Рилланон загорелыми, окрепшими, умеющими хорошо выслеживать зверя, еще больше уверенными в себе и ничуть не исправившимися. В следующие пять лет дед и отец несколько раз изгоняли их из дворца в надежде, что они поймут, какого счастья лишились, и сделают выводы, но все было напрасно. Мальчики чувствовали себя только лучше, добывая средства к существованию умом и хитростью. Они даже сумели дважды обвести вокруг пальца Гильдию воров в Рилланоне и выжить, чтобы потом рассказать об этом.

Когда их выгнали из дворца в последний раз, отец через три недели отправился взглянуть, как им живется, и обнаружил, что они стали владельцами одного из самых захудалых портовых борделей. Они выиграли его в карты.

Джимми привязал лошадь так, чтобы ее не было видно с дороги, на случай если Джекоби поедет обратно прежде, чем он успеет выбраться из усадьбы. Потом Джимми подбежал к воротам и в мгновение ока забрался наверх. Слуга вел лошадь Джекоби в конюшню; больше в поле зрения никого не было. Он услышал, как в главном здании хлопнула дверь, и понял, что Джекоби только что вошел туда.

Джимми спрыгнул на землю и, пригнувшись, двинулся к дому, держась в стороне от тропинки и прячась за живой изгородью. Подойдя ближе, он осмотрелся. Джимми не знал, где находится библиотека, знал лишь, что где-то на первом этаже, да и то только потому, что об этом случайно упомянул Дэш.

Он мысленно выругал себя за то, что не подумал расспросить брата подробнее. Впрочем, Дэш никогда не любил вникать во всякие мелочи. У него был творческий ум.

Джимми заглянул в несколько окон и наконец обнаружил полутемную комнату, где горела лишь пара свечей. Из комнаты доносились голоса.

- Не приходите сюда и ничего от меня не требуйте, Тимоти!

Дэш рискнул подойти поближе и был вознагражден: он увидел Тимоти Джекоби, который, наклонившись над столом, орал на Эстербрука:

- Мне нужно золото! Много золота!

Эстербрук помахал рукой с таким видом, словно в воздухе вдруг чем-то завоняло.

- И вы полагаете, что я вам его дам?

- Тогда взаймы, черт побери!

- Сколько? - спросил Эстербрук.

- У меня опционы на шестьдесят тысяч соверенов, Джекоб. Если я не выполню своих обязательств, я лишусь всего, что мы имеем, за исключением кучки зерна, которое поступит на рынок в течение ближайших трех дней.

- Вы стоите больше шестидесяти тысяч, Тимоти, намного больше.

- Речь не о цене! - снова заорал Джекоби. - Это штраф за то, что зерно не доставлено. Боги! Пшеница идет по три серебряные монеты за бушель, и цена поднимается! Покупать-то нечего. Все мельники Крондора проклинают маклеров. Кто-то скупил все контракты отсюда до самой границы.

- А что с той дешевой пшеницей, которую везут вам из Кеша? - спросил Эстербрук.

- Она придет завтра, но это меньше половины того, что мы обязаны поставить согласно контракту. А вдруг этот маленький мерзавец и его партнеры захотят получить в пять раз больше? Вместо того чтобы задушить, мы его обогащаем. Рыночная цена вдвое превысила цену, по которой был заключен опцион.

Джекоб ткнул пальцем в Тимоти.

- Вы проявили жадность, и это плохо. Но вы проявили глупость, а это еще хуже. Вы позволили себе действовать, руководствуясь ненавистью к Руперту Эйвери. Больше того, вы убили невинного человека просто за то, что он был его деловым партнером. Вы - единственный в Крондоре, кто ведет дела таким образом.

- Невинного! - воскликнул Джекоби. - Спросите моего отца о Гельмуте Гриндале. Он знал, что горло у человека ниже подбородка и с какой стороны у кинжала лезвие. Просто он случайно оказался у меня на пути. Эйвери завел привычку забирать у меня товары, потерю которых нелегко возместить, и те, кто покупает у меня такие вещи, не намерены прощать.

- Снова возите наркотики для Мошенников, Тим? - Эстербрук не смог скрыть отвращения. - Вы заварили эту кашу, вы и расхлебывайте.

- Вы одолжите мне золото или нет? - требовательно спросил Джекоби.

- Сколько?

- Если в течение двух дней на рынке появится зерно, я обойдусь шестьюдесятью тысячами золотых соверенов. Это даст мне возможность удержать на плаву де Витта и других, которые послушались моего совета. Если же этого не случится, этих денег не хватит, чтобы спасти мою компанию. Не одному де Витту придется бежать из города, чтобы не сесть в тюрьму. - Джекоби понизил голос, и Джимми едва слышал его следующие слова: - Но если меня схватят, Джекоб, я могу кое-что рассказать судье, чтобы смягчить приговор. Я получу пару лет, но вы-то уже немолоды. Подумайте об этом.

Эстербрук задумался. Он посмотрел в окно, и Джимми нырнул в темноту и заполз в кусты так глубоко, как только сумел.

- По-моему, я что-то видел в саду, - раздался голос Эстербрука.

- Вам померещилось, - сказал Джекоби.

Джимми услышал скрип пера по пергаменту.

- Вот записка держателю моего счета, - сказал Эстербрук. - Он выдаст вам деньги. Но предупреждаю, что, если вы не выполните своих обязательств, вся ответственность ляжет на вашего отца. Наша старая дружба этого не выдержит.

- Благодарю вас, Джекоб, - произнес ледяным тоном Тимоти.

Дверь захлопнулась, и Джимми стал прикидывать, как ему лучше всего пробраться к стене: лошадь Джекоби стояла в конюшне, и если поторопиться, можно успеть выскользнуть из усадьбы, прежде чем Джекоби выедет из ворот.

Джимми уже собирался исчезнуть, как вдруг услышал, что в библиотеку вошел еще кто-то.

- Отец?

Заглянув в окно, он увидел ошеломительно красивую девушку и вынужден был признать, что Дэш не преувеличил, рассказывая о Сильвии Эстербрук. Он понял, почему в нее влюбились и Эйвери, и его кузен, и юный Джейсон, - об этом Джимми рассказал тоже Дэш. Но в отличие от Ру или Джейсона у Дэша и Джимми, которых в свое время удостоили вниманием многие красавицы Королевства, выработалось слегка пренебрежительное отношение к ласама, можно сказать, своего рода иммунитет. Джимми, как и брат, прежде всего увидел в Сильвии Эстербрук очень опасного противника, способного найти могущественных союзников.

- Что это был за крик? - спросила она. - Опять Тим?

- Да, - кивнул Джекоб. - Похоже, что юный Эйвери не только ухитрился выжить, но и обратил против Тима его же оружие. Я вынужден был одолжить Джекоби золота, чтобы спасти его от разорения.

- Тогда Тимоти попытается убить Руперта?

- Почти наверняка.

- А ты позволишь?

Джекоб встал и подошел к дочери.

- Пожалуй, нам лучше некоторое время провести в нашем загородном доме. А когда мы вернемся, ситуация уже определится.

- Хорошо, только если тебе так уж нужно кого-нибудь убить, сделай это, пожалуйста, побыстрее. В деревне такая скучища!

Джимми не раз встречал расчетливых женщин при восточных дворах и все же поразился хладнокровию Сильвии. Ему очень хотелось услышать разговор до конца, но он понимал, что тогда Джекоби слишком намного его опередит. Джимми двинулся обратно к стене, размышляя, надо ли предупредить Эйвери. Потом он подумал о том, как хороша эта Сильвия Эстербрук и как странно, что именно Эйвери привлек ее внимание. Впрочем, эта мысль мелькнула у Джимми и сразу пропала.

Он услышал, как закрылись ворота и копыта лошади Тима Джекоби застучали по дороге. Когда слуга проходил мимо, Джимми приник к земле, а услышав, как хлопнула дверь, встал, подбежал к стене и буквально взлетел на нее.

Через считанные мгновения он уже мчался в Крондор, горячо надеясь, что Дэш уже в трактире, так как у него самого уже не было возможности опередить Джекоби и занять прежнюю позу за соседним столом.

В доме Эстербруков Джекоб, выйдя из библиотеки, сказал, закрывая дверь:

- Здоровье старого Фредерика оставляет желать лучшего, и я подозреваю, что вскоре Тимоти станет неуправляем. Чем быстрее он или Руперт освободит мир от своего присутствия, тем лучше. Надо избавиться либо от способного молодого человека, который в один прекрасный день может стать опасным соперником, либо от ненадежного союзника, который порой может причинить больше вреда, чем враг. В любом случае мы остаемся в выигрыше.

- Какая тебе выгода, если Ру убьет Тима? Он не входит в число твоих партнеров, а если поймет, что во многих событиях, которые произошли в городе за последние несколько месяцев, замешан ты, то, без сомнения, навсегда откажется вести с тобой дела.

- Если Тим убивает его, этот вопрос становится чисто академическим. Если наоборот, то Эйвери превращается в необыкновенно влиятельного юношу, и надо заставить его помогать нашему делу. Я рассчитываю, что твои чары окажут содействие.

- Ты хочешь, чтобы я вышла за него замуж?

- Нет, он уже женат.

Сильвия рассмеялась. Ее смех очаровывал, но одновременно бросал в холод.

- Маленький мошенник! Он ни разу не упомянул о жене. Тогда я просто соблазню его, и дело с концом.

- Но только в том случае, если Тим не убьет его, дочь.

- Да, отец. А теперь не пойти ли нам ужинать?

Ру не пошевелился, когда Тим Джекоби величественно подошел к нему и бросил на стол бумаги. Их взял Мастерсон.

- Значит, у вас есть зерно? - спросил он.

- Да, - подтвердил Джекоби. Его ярость перешла в темную, холодную ненависть. - Утром в город приехал комиссионер, и я получил возможность выполнить контракт.

Ру с трудом удерживался от улыбки. Он сам поручил Луи прикинуться комиссионером и продать Джекоби зерно дороже, чем тот заплатил за него сейчас. Луи сделал это дважды, и оба раза получил прибыль.

Джекоби повернулся к Ру.

- Эйвери, - спокойно произнес он, - не знаю, как тебе это удалось, но я чувствую, что здесь воняет. И когда я выясню, что ты сделал и каким образом, мы сведем счеты.

Ру медленно встал. Ему не хотелось устраивать драку на галерее у Баррета. Обойдя стол, он взглянул на своего противника.

- В тот раз, в заброшенном доме, я сказал тебе, что ты - не первый враг, которого я нажил. Но ты зашел слишком далеко, убив старика только потому, что был зол на меня, Тим Джекоби. Если ты готов умереть, мы можем прямо сейчас выйти на улицу.

Джекоби моргнул и стиснул зубы, но не принял вызова. Он повернулся и так же величественно удалился, расталкивая тех, кто пришел, чтобы расплатиться с Крондорской ассоциацией зерноторговцев.

Ру снова уселся за столик.

- Продав ему наше зерно, чтобы он смог выполнить свой контракт, мы получили прибыль, Ру, - сказал Мастерсон, - но мы бы спали гораздо спокойнее, если бы вообще убрали фирму "Джекоби и Сыновья" из делового мира.

- Если бы мы это сделали, здесь пролилась бы кровь. - Ру поглядел на Мастерсона и добавил: - Я видел изнутри камеру смертников, и у меня нет желания увидеть ее еще раз. - Он улыбнулся. - Представьте себе чувства Джекоби, когда он узнает, что именно мы продали ему зерно, для того чтобы он смог опять привезти его нам, да еще с убытком для себя.

Мастерсон, улыбаясь, кивнул:

- Он может взорваться.

Как и было договорено, партнеры выслушивали каждое предложение и, как правило, получали в счет уплаты долю в какой-то компании или всю компанию целиком. К концу дня Торговая Компания Горького Моря контролировала две мельницы, шестнадцать судов, полдюжины лавок в городе и другое имущество на территории, простирающейся до Илита, Карса и Малакз-Кросс.

- Как обстоят наши дела? - проведя ладонью по лицу, спросил Ру.

Мастерсон посмотрел на Лендера, и тот подозвал писца, которого они наняли, чтобы вести счета.

- За последние четыре дня вы приобрели имущества более чем на миллион четыреста тысяч золотых соверенов, джентльмены. На текущем счету Компании Горького Моря более двух миллионов золотом. Когда мы доставим зерно в Бордон и Наталь, эта сумма превысит три миллиона.

Несмотря на усталость, Ру не удержался от ухмылки.

- Проклятие, - тихо произнес он.

- Когда состоится прием? - спросил Мастерсон.

- Что? - не понял Ру.

- Согласно традиции новый член синдиката устраивает прием для своих партнеров и для тех, кто ведет с ним дела. Поскольку вы сейчас ведете дела едва ли не со всеми концернами Королевства и с половиной концернов Кеша и Квега, я надеюсь, что у вас большой дом.

- Прием? - повторил Ру и тут же подумал о доме через дорогу. - Полагаю, скоро. Не можете вы узнать, кому принадлежит дом напротив и сколько за него хотят? - прошептал он, наклонившись к Лендеру.

Лендер встал.

- Немедленно выясню.

Ру тоже встал.

- Мне нужно идти, джентльмены. С тех пор как началась эта кутерьма, моя жена меня почти не видела. Я должен возобновить знакомство с нею и дочерью.

У двери он поручил направлять всех, кто будет его спрашивать, в контору фирмы "Эйвери и сын" и пошел домой.

Когда Ру вошел в столовую, Карли подняла голову.

- Я кое-что должен тебе сообщить, - сказал он, улыбнувшись.

Ребенок лежал тихо у Карли на руках.

- Да? - откликнулась она.

Ру подвинул себе стул и уселся. Обняв жену за плечи, он сказал:

- Ты замужем за одним из богатейших людей Королевства.

Карли отпрянула.

- Ты пьян?

Ру обиделся.

- Женщина! Я не пьян. - Он встал. - Я очень устал и очень хочу есть. Я собираюсь принять ванну, а ты скажи Ренди, чтобы поторопилась с ужином.

- А поздороваться со своей дочерью ты не хочешь? - спросила Карли.

Ру смутился.

- Но ведь она же еще младенец! Откуда она может знать, здороваюсь я с ней или нет?

Карли словно ударили.

- Она должна знать своего отца, Ру. - Карли подняла девочку и прислонила к плечу. - Сегодня она мне улыбнулась.

Ру покачал головой.

- Не знаю, о чем ты толкуешь. Мне нужно помыться. - Уже выходя из комнаты, он спросил: - Говорил ли я тебе, что намерен купить новый дом?

- Зачем?

Ру с раздражением обернулся к жене.

- Зачем?! - крикнул он. Ребенок заплакал. - Ты полагаешь, что остаток жизни я собираюсь провести в жалкой лачуге, которой довольствовался твой отец? Я намерен купить городской дом, тот, что напротив кофейни Баррета! В нем три этажа, есть большой сад... - Он покачал головой и глубоко вздохнул. - Я хочу купить еще и загородный дом, завести собственных лошадей и псарню и охотиться вместе со знатью.

Неожиданно у неге закружилась голова. Он ухватился за дверной косяк.

- Мне надо что-нибудь съесть.

Он вышел и начал подниматься по лестнице, а Карли старалась успокоить плачущую Абигайль.

- Мэри! - крикнул Ру. - Нагрей воды, и побыстрее!

Когда Ру исчез наверху, Карли, не замечая текущих по ее щекам слез, прошептала дочери:

- Тише, моя любимая. Твой отец любит тебя.

Ночь была полна музыки. Ру стоял в дверях, одетый в самый шикарный костюм, какой только смог купить, и приветствовал каждого нового гостя.

На приеме присутствовали все богатые и влиятельные купцы, а также многие дворяне, которые пришли сюда как друзья друзей. Новый дом был отремонтирован и обставлен лучшей мебелью, которую можно было купить за деньги.

Карли стояла рядом с мужем. На ней было платье, стоившее столько, что она не могла этому поверить, но она старалась держаться так, будто носила его каждый день. Карли то и дело поглядывала на лестницу, беспокоясь о дочери, ибо в доме было очень шумно, и у нее к тому же резались зубки. С ней осталась Мэри, но Карли не любила, когда кто-то другой присматривал за ее дочкой.

На то, чтобы разыскать владельца дома, договориться о цене, привести дом в порядок и въехать в него, ушел не один месяц. Карли настаивала на том, чтобы они сохранили старый дом, в котором она выросла, и Ру не стал с ней спорить.

После того как улеглась пыль, поднятая махинациями в торговле зерном, выяснилось, что он стал намного богаче, чем мог даже мечтать. Когда из Вольных Городов вернулось последнее судно, чистая стоимость активов Компании Горького Моря была не чуть больше трех миллионов золотых монет, а приближалась к семи, так как саранча добралась до Дальнего Берега и Джайбона и цены на зерно были рекордно высокими. Кроме того, несколько полученных ими в счет неустойки предприятий оказались весьма прибыльными.

Ру с удовлетворением видел, что стал важной персоной, поскольку сильные и не совсем сильные мира сего приезжали к нему домой засвидетельствовать свое почтение. А когда в сопровождении эскорта кавалеристов к дому подъехал экипаж, из которого вышли Дэш, его брат Джимми и их отец и мать, Ру раздулся от гордости. Вслед за ним подъехала еще одна карета, с гербом Крондора; в нем прибыли герцог и герцогиня. Даже на тех, кто считал Ру калифом на час, о котором через год все забудут, произвело впечатление, что на его приглашение откликнулся самый могущественный после короля человек в Королевстве.

Войдя, Дэш улыбнулся Ру, обменялся с ним рукопожатием и поцеловал ручку Карли.

- Позвольте представить моего брата Джеймса. Мы зовем его Джимми, чтобы не спутать с дедом.

Пожав руку старшему брату Дэша, Ру усмехнулся. Они не стали посвящать всех в тот факт, что уже встречались раньше, и Джимми помог брату сделать Ру очень богатым. За ними шел человек, который не мог быть не кем иным, как их отцом: так велико было сходство.

- Это мой отец, Арута, лорд Венкар, граф при дворе, - сказал Дэш.

- Милорд, для меня огромная честь приветствовать вас в моем доме, - отвесив непринужденный поклон, сказал Ру. - Позвольте представить вам мою супругу.

Он представил Карли и, в свою очередь, был представлен Елене, матери Дэша и Джимми.

- Мы были рады получить ваше приглашение, господин Эйвери, - произнесла эта красивая женщина. - И счастливы, что наш сын, - она поглядела на Дэша, - заинтересовался чем-то вполне законным и изменил свои дурные привычки.

Легкий акцент выдавал ее ролдемское происхождение. Вслед за ними прибыли герцог Джеймс и герцогиня Гамина.

- Мне особенно приятно видеть вас в такой обстановке, господин Эйвери, - сказала Гамина, - учитывая печальные обстоятельства, при которых происходила наша последняя встреча.

- Это относится к нам обоим, - заметил Ру.

- Помни, ты хитер, но смертей, Ру, - шепнул ему на ухо Джеймс.

Ру смутился, но герцог уже прошел мимо него в большую комнату, расположенную вдали от лестницы; остальные гости ждали снаружи, в саду. Повсюду были цветы, за которые Ру заплатил немалые деньги. Карли радовалась размерам своего нового сада, но Ру не мог избавиться от ощущения, что новый дом ей не нравится.

Из гостиной вышел Джером Мастерсон.

- Сам герцог Крондорский! - прошептал он Ру на ухо. - Вы добились успеха, юноша. - Он потрепал Ру по плечу. - Теперь вас завалят приглашениями на обед. Примите только лучшие, а на остальные ответьте вежливым отказом. - Он еще раз потрепал Ру по плечу и снова нырнул в толпу.

- Мне надо проведать Абигайль, - сказала Карли.

Ру похлопал ее по руке.

- Не волнуйся. С ней рядом Мэри, и если что-нибудь случится, она тебя позовет.

Карли не очень убедили его слова, но она осталась. Стук копыт возвестил о прибытии Джедоу Шати и нескольких солдат из гарнизона. Ру приветствовал их и пожал всем руки.

- Как нога? - спросил он Джедоу.

Джедоу улыбнулся, и его ослепительно белые зубы блеснули.

- Отлично, хотя теперь я могу предсказывать дождь. - Он похлопал себя по левой ноге. - Моя прежняя сила почти вернулась.

Ру представил своего бывшего товарища жене, и Джедоу повел солдат в дом. Ру никого из них не знал и в душе посмеялся: это явно были новые приятели Джедоу, которым он пообещал дармовую жратву и выпивку.

Вечер продолжался. Карли все же не выдержала и пошла проведать дочь. Как только она ушла, к дому подъехал вместительный экипаж, и когда Ру увидел, кто в нем прибыл, у него отчаянно забилось сердце. Это был Джекоб Эстербрук с дочерью.

Сильвия позволила слуге взять у нее плащ, и Ру увидел, что она одета в сшитое по последней моде платье, настолько короткое, что его можно было бы назвать неприличным. На ее отце был дорогой, хотя несколько старомодный камзол, черные брюки в обтяжку и черные кожаные башмаки с серебряными пряжками. Он явился без шляпы и держал в руке простую трость с рукояткой из слоновой кости.

Поцеловав Сильвии ручку, Ру с большой неохотой отпустил ее пальцы и приветствовал Эстербрука.

- Ру, - произнес Джекоб, крепко пожав ему руку, - должен признать, что вы блестяще провернули эту операцию. Нам надо поскорее встретиться и обсудить несколько идей, которые у меня появились.

Он двинулся в гостиную, а Сильвия задержалась.

- Мы только что вернулись из загородной поездки, и я буду очень рада, если вы снова придете к нам ужинать, Ру. - Она неотрывно смотрела на него, а от того, как она произнесла его имя, у Ру задрожали коленки. Сильвия наклонилась и прошептала ему на ухо: - Как можно скорее.

Когда она проходила мимо, ее левая грудь коснулась его руки. Ру обернулся и смотрел, как она исчезает в толпе.

- И кто это был? - услышал он голос Карли и, обернувшись, обнаружил рядом с собой жену, которая уже вернулась. Ру заморгал, но спокойно объяснил:

- А, это Джекоб Эстербрук и его дочь Сильвия.

Карли неодобрительно фыркнула:

- Стыдно женщине появляться на публике чуть ли не полуголой. И посмотри, как эти кобели на нее накинулись.

Ру прищурился, так как одним из "этих кобелей" был Дункан, который быстренько оттер всех остальных молодых людей, старавшихся оказаться поближе к Сильвии. Поприветствовав очередного гостя, Ру сказал:

- Тем не менее она симпатичная, а у ее отца уйма денег и нет сыновей. Лакомый кусочек для любого холостого парня.

- Я заметила, что и женатым мужчинам ничто не мешает пускать слюни при виде ее платья, - сказала Карли. Она по-хозяйски взяла Ру за руку и приготовилась не отходить от него, пока не прибудут последние гости.

Прием продолжался далеко за полночь. Ру болтал без умолку, хотя потом не мог вспомнить и сотой доли того, о чем говорил. Когда гости задавали ему деловые вопросы, он отсылал их к Джерому или просил зайти к Баррету.

Ру был опьянен вином и успехом. Он стал одним из четырех партнеров, создавших Торговую Компанию Горького Моря, но молва называла его главной силой, стоявшей за внезапным появлением этой могущественной новой компании. Женщины с ним заигрывали, а мужчины искали способ вовлечь его в разговор, но в течение всего вечера все мысли Ру были заняты только двумя вещами: собственным триумфом и Сильвией Эстербрук.

Каждый раз, когда он ловил ее взгляд, у него перехватывало дыхание, а когда замечал, что вокруг нее увивается другой мужчина, чувствовал, как в душе у него поднимается злость. Карли дважды уходила взглянуть, как там Абигайль, и, возвращаясь, оба раза находила своего мужа следящим за дочерью Эстербрука.

Но вот наконец гости начали прощаться с хозяевами. Ру и Карли стояли в дверях. Джекоб, уходя, пожал Ру руку.

- Благодарю за приглашение на праздник по поводу создания вашей новой компании, Руперт. - Он улыбнулся Карли: - Госпожа Эйвери, рад был с вами познакомиться.

Карли поглядела вокруг.

- А где ваша дочь, господин Эстербрук?

Джекоб улыбнулся.

- О, где-нибудь здесь. - Он взял у швейцара свой плащ, сложил его и перекинул через руку. - Не сомневаюсь, что найдется немало желающих проводить ее домой. А я пожилой человек и теперь уже не могу засиживаться допоздна.

- В самом деле, - холодно заметила Карли.

Подали экипаж, и Эстербрук уехал. Немного погодя отбыли герцог Джеймс с супругой, и Карли снова засияла от гордости. В прежние времена богатые люди посещали скромный дом ее отца, но ни один нобиль ни разу не переступил его порога. А в первый же вечер в их новый дом явился самый могущественный человек в Королевстве после самого короля.

Видя, что ни Джимми, ни Дэш не уехали со своими родителями, Ру извинился перед Карли и пошел их искать.

Джимми увлеченно беседовал с хорошенькой дочкой мельника, который теперь работал на Компанию Горького Моря. Ру взял его за локоть и, даже не извинившись, отвел в сторону.

- Где Дэш?

Джимми бросил на девушку взгляд, ясно говорящий, что он сейчас же вернется.

- Вон там, - показал он в дальний конец комнаты, где Сильвия Эстербрук собрала вокруг себя толпу поклонников. Рядом с ней, сияя самой очаровательной из своих улыбок, стоял Дункан и, к удовольствию Сильвии и раздражению остальных молодых людей, упоенно рассказывал о своих приключениях. Дэш стоял чуть поодаль и очень внимательно наблюдал за происходящим.

- Сейчас его очередь, - сказал Джимми.

- Его очередь для чего? - спросил Ру.

- Мы сменяем друг друга, чтобы никто не оставил отпечатков пальцев на вашей юной мисс Эстербрук, - прошептал Джимми. Он оглянулся на молодую женщину, с которой говорил до этого. - Эта юная дама... весьма интересна, и поскольку Дэшел состоит на службе у вас, в отличие от меня, мы решили, что будет по-братски присмотреть для вас за вашей подругой, в то время как я... воспользуюсь возможностью... получше познакомиться с этой милой девушкой.

- Ваша юная мисс Эстербрук? Последить за вашей подругой? - повторил, помрачнев, Ру.

- На случай, если кто-то из этих молодых джентльменов, выпив лишнее, позволит себе совершить недостойный поступок в отношении такой необыкновенно красивой женщины, понимаете? - прошептал Джимми. - Я имею в виду, что нам следует учитывать положение, которое господин Эстербрук занимает в обществе.

- Не уверен, - пробормотал Ру. - Домой ее проводит Дэш?

- Или он, или Дункан, - ответил Джимми.

- Возвращайтесь к своей даме, - кивнув, сказал Ру и направился дальше, пока не натолкнулся на Луи, который сидел словно у себя дома, держа больную руку в большом кармане, нашитом на боку его нового камзола.

Луи поднял здоровую руку с бокалом вина.

- Сеньор, - приветствовал он Ру на своем родном родезийском диалекте. - Я гляжу, ты и впрямь стал важной персоной.

- Спасибо, - сказал Ру. - Кто на складе?

- Бруно, Джек и, наверное, Мануэль. А что?

- Да так. - Ру огляделся кругом. - Я был бы рад, если бы вы с Дунканом зашли туда по дороге домой. Просто для того, чтобы проверить, все ли в порядке.

Луи бросил взгляд туда, где Дункан старался понравиться Сильвии.

- Понимаю, - сказал он и встал. - Но твоя просьба вынуждает меня коснуться другой темы.

- Какой? - рассеянно спросил Ру.

- Мне бы хотелось снять другое жилье.

- Почему? - спросил Ру, сразу насторожившись.

Луи пожал плечами:

- У меня скромные потребности, а твой кузен... Дункан приводит много друзей. Мне нравится моя работа, но у меня не остается времени на отдых из-за его... ночных бдений.

Ру понял, что деньги, которые он стал теперь платить Дункану, позволяют ему приводить каждую ночь новую официантку или шлюху. Дом, который он делил с Луи, был мал, и одинокому родезийцу, конечно же, это доставляло неудобства.

- Подыщи себе завтра, какое тебе понравится. Если оно будет дороже, я добавлю сколько понадобится. Найди славное, тихое место.

- Спасибо, - произнес Луи и улыбнулся. - Я постараюсь подоходчивее объяснить Дункану, что по дороге домой нам надо заглянуть на склад.

Ру кивнул и вернулся к дверям, где Карли прощалась с гостями.

- Ты здесь, - кинув на него мрачный взгляд, сказала она. - Где ты был?

- С Луи. - Он встал рядом с ней и пожелал доброй ночи очередному отъезжающему гостю. - Он хочет жить отдельно, - пояснил Ру.

- Его можно понять, - сказала Карли.

Ру вздохнул. В тех редких случаях, когда Дункан заходил к ним, Карли никогда не оставалась с ним наедине. Что-то в нем отталкивало ее, и чем больше Дункан старался завоевать расположение супруги кузена очаровательной болтовней, тем большее отвращение она испытывала от его общества. Карли старалась не показывать этого, но Ру заметил ее неприязнь, и когда спросил Карли об этом, она честно призналась.

Немного позже к двери подошли Луи и Дункан. Луи пожелал Карли спокойной ночи, а Дункан наклонился и прошептал на ухо Ру:

- Вообще-то я был бы не прочь еще побыть здесь, Ру.

- Я буду лучше спать, если ты проверишь, что делается на складе, и убедишься, что там все в порядке.

Дункан нахмурился.

- Конечно, будешь.

Взяв Дункана за локоть, Ру отвел его в сторону.

- Кроме того, я велел Луи покинуть твой дом.

Эти слова застали Дункана врасплох.

- Что? - сказал он.

- Понимаешь, - произнес Ру заговорщическим тоном, - в этом мире ты поднимаешься вместе со мной, и... - Посмотрев туда, где Сильвия и дочери других богачей были заняты разговором с юными кавалерами, он добавил: - И я подумал, что тебе нужно уединение для твоих... приемов. Я попросил Луи поискать себе новое жилье.

В первое мгновение Дункан не знал, что на это сказать, а потом улыбнулся.

- Спасибо, кузен. В высшей степени благородно с твоей стороны.

Ру проводил Дункана до двери, и тот пожелал Карли доброй ночи. Вскоре к ним подошел Дэш.

- Я собираюсь отвезти мисс Эстербрук домой.

Ру кивнул, стараясь не выдать своей заинтересованности, и повернулся к Карли.

- Прием затянулся дольше, чем мне хотелось, - улыбнувшись, сказал он. - Почему бы тебе не проверить, как там Абигайль, пока я буду выгонять последних гостей? Потом я тоже поднимусь.

Карли бросила на него недоверчивый взгляд, но кивнула и быстро поднялась на второй этаж.

Ру быстренько обошел комнаты, вежливо намекая задержавшимся, что вечер подошел к концу. Джерома Мастерсона он обнаружил спящим в глубоком кресле с пустой бутылкой из-под драгоценного кешийского бренди в руках. Подняв своего партнера, Ру отвел его в главный салон, где увидел своего бухгалтера занятым беседой с другим молодым человеком. Подозвав Джейсона, он поручил ему Мастерсона, наказав доставить своего партнера домой в целости и сохранности.

Когда Ру вернулся к выходной двери, уходили последние гости, в том числе Сильвия и Дэш. Поворачиваясь к Ру, Сильвия сделала вид, что споткнулась, и стала падать прямо на него. Подхватив ее, он почувствовал, как она прижалась к нему.

- Боги! Должно быть, я выпила слишком много вина, - прошептала она. Ее лицо было всего в нескольких дюймах от лица Ру. - Представляю, что вы обо мне подумаете! - Она посмотрела ему прямо в глаза и словно под влиянием порыва поцеловала его в щеку, шепнув: - Прошу вас, приходите скорее. - Отступив на шаг, она обернулась и сказала: - Еще раз спасибо вам, Руперт. И простите мою неловкость.

Сильвия быстро спустилась по ступенькам. Дэш открыл ей дверцу, и она забралась в экипаж. Оглянувшись на своего работодателя, Дэш поднялся за нею, и экипаж покатил прочь.

Ру смотрел ему вслед, пока он не исчез, а потом вернулся домой. В гостиной его ждали трое усталых слуг. Он поблагодарил их за хорошую работу, заплатил им сверх договоренного и отпустил. Он знал, что Мэри и Ренди уже спят, потому что им надо было вставать на рассвете. Сняв камзол, Ру бросил его на перила, ибо слишком устал, чтобы повесить его в гардероб, который купила Карли.

Он горел как в огне, вспоминая Сильвию Эстербрук; он не мог забыть ее запах, тепло ее тела, ее губы у себя на щеке. Когда он вошел в темную спальню, его тело страстно желало Сильвию. Увидев, что Абигайль спит в своей кроватке, Ру обрадовался. Если бы девочка лежала в постели с матерью, ему бы пришлось перебраться в одну из гостевых комнат, чтобы не разбудить ее.

Он быстро разделся и юркнул под одеяло.

- Все наконец ушли? - услышал он в темноте голос Карли.

Ру засмеялся.

- Нет, нескольких я оставил в саду. Утром их выпущу.

Карли вздохнула.

- Вечер имел успех?

- Ты там была. Что ты сама думаешь? - спросил он, перевернувшись на другой бок.

- Думаю, что ты наслаждался, находясь в окружении могущественных мужчин и... красивых женщин.

Протянув руку, Ру коснулся ее плеча.

- Я люблю смотреть, - сказал он как можно небрежнее. - Почему бы мужчине и не взглянуть? Но я знаю, где мой дом.

- Правда, Ру? - прошептала Карли, перевернувшись на бок, чтобы оказаться к нему лицом. - Ты и вправду так думаешь?

- Конечно, - сказал он. Притянув к себе, Ру поцеловал ее и, не в силах больше бороться с собой, стащил с нее ночную рубашку.

Ру овладел ею быстро и грубо, но ни секунды не думал о ней. У него в голове царил образ другой женщины. Когда все кончилось, Ру, словно опустошенный, перекатился через Карли и лег на спину. Он смотрел в потолок и думал, дома ли уже Сильвия.

Они ехали в молчании. Дэш ждал, что первой заговорит она, но Сильвия не сказала ни слова до тех пор, пока до поместья не осталось совсем чуть-чуть.

- Простите, но я забыла ваше имя, - наконец произнесла она.

- Дэшел, - с усмешкой ответил он. - Вы сегодня познакомились с моим отцом.

Она нахмурилась:

- С вашим отцом?

- Арута. Лорд Венкар.

Она смутилась:

- О боги! Значит, ваш дедушка...

- Герцог Крондорский, - закончил Дэш. - Я тот самый.

Теперь Сильвия взглянула на него иначе.

- Я вас спутала с тем молодым человеком, который при мне всегда молчит.

- Это, должно быть, Джейсон, - заметил Дэш. - Он просто преклоняется перед вами.

- А вы нет? - спросила она игриво.

Усмешка Дэша стала еще шире.

- Не особенно.

- Держу пари, я смогу изменить ваше мнение, - сказала она, наклонившись вперед так, что Дэш получил прекрасную возможность рассмотреть ее грудь.

Он тоже чуть наклонился, и их лица едва не соприкоснулись.

- И я держу пари, что сможете, - прошептал он заговорщически и неожиданно выпрямился. - Но, к несчастью, я связан обещанием с другой.

Сильвия откинулась назад и рассмеялась:

- Кто же эта счастливица?

- Не знаю, - сказал он. - Но, несомненно, она знатного рода. Дед скажет мне, когда придет время.

Сильвия скорчила гримаску.

- Вы можете разочароваться.

Дэш пожал плечами, словно разговор ему наскучил.

- Для моих родителей этот план оказался неплох. Они любят друг друга.

Остаток дороги они молчали. Экипаж въехал в поместье, и привратник открыл для Сильвии дверцу. Дэш вышел первым, подал ей руку и проводил до двери.

- Вы уверены, что мне не удастся уговорить вас зайти? - спросила Сильвия, обернувшись к нему.

Ее рука скользнула по его груди и ниже, к самому животу. Дэш мгновение это терпел, а потом отступил назад.

- Весьма сожалею, мисс.

Повернувшись, он поспешил к экипажу, а Сильвия вошла в дом, с трудом сдерживая смех.

Когда экипаж выехал за ворота и покатил к городу, Дэш понял, что его работодатель угодил в большую беду. Он уже жалел, что проявил благородство по отношению к Джимми, позволив ему заняться дочерью мельника. Высунув голову в окно, Дэш крикнул:

- Кучер!

- Да, сэр?

- Отвези меня к "Росчерку Белого Крыла".

- Слушаюсь, сэр.

Усевшись назад, Дэш вздохнул и после долгого раздумья пробормотал:

- Сука.

Глава 16 ДРУЗЬЯ

Карли нахмурилась.

Ру, приглашенный на ужин, поспешно одевался и не обратил внимания на ее слова.

- Извини, дорогая, - сказал он, почувствовав, что она вот-вот рассердится. - О чем ты говорила?

- Я сказала, что надеялась сегодня поужинать с тобой дома. Нам надо поговорить.

Зачесывая волосы назад, Ру смотрел на свое отражение в зеркале и слегка хмурился. Как бы шикарна ни была одежда, сколько бы ни было заплачено парикмахеру, Ру не стал выглядеть красивее.

Услышав радостное попискивание, он посмотрел вниз и увидел свою дочь, вползающую на лестничную площадку. Взвизгивая от восторга, она ухватилась за дверной косяк и встала. Ходить Абигайль еще не умела, хотя и пыталась, но уже могла стоять, если было за что уцепиться. Карли обернулась.

- Мэри! - крикнула она.

- Да, мадам, - откликнулась Мэри из соседней комнаты.

- Ты не следишь за Абигайль, а она вползла сюда, на лестничную площадку. - У Мэри было странное убеждение, что ребенок всегда будет оставаться на одном и том же месте.

Впрочем, еще три месяца назад так оно и было. - А если бы она упала с лестницы? - сказала Карли.

Ру заметил, что дочь ему улыбается. С подбородка у нее текли слюнки. У нее прорезались зубки, и по ночам она нередко плакала, но все же Ру вынужден был признать, что начинает любить свою дочь.

Наклонившись, он взял девочку на руки; она посмотрела на него скептическим взглядом и вытянула руку, пытаясь засунуть ему в рот столько пальцев, сколько получится, и тут Ру почувствовал странный запах.

- О нет! - воскликнул он, держа девочку на вытянутых руках и глазами ища какую-нибудь пеленку, чтобы спасти свои новый костюм. Ничего не найдя, он отнес девочку - по-прежнему на вытянутых руках - в соседнюю комнату.

- Дорогая, ребенок описался... опять.

Карли взяла девочку.

- Кажется, ты прав, - сказала она, деликатно отфыркиваясь.

Ру чмокнул ее в щеку.

- Постараюсь быть не слишком поздно, но если разговор затянется за полночь... тогда не жди меня.

Прежде чем Карли успела ответить, он уже оказался за дверью. Экипаж, обычно стоящий на заднем дворе, был уже подан к крыльцу. Ру купил его месяц назад и время от время ездил на нем в город, просто для того, чтобы покрасоваться.

Компания Горького Моря быстро росла, и имя Ру Эйвери начинало греметь не только в Крондоре, но и во всем Западном Княжестве. Садясь в карету, Ру решил, что должен более широко использовать свои финансовые возможности. Ходили слухи, что судоходная компания "Голубая Звезда" переживает некие трудности, и Ру подумал, что Компании Горького Моря вскоре понадобятся корабли. Пожалуй, стоит поручить Дункану разнюхать в портовом районе, насколько эти слухи верны; и пора продлить контракты с Дэшем и Джейсоном. Ру попробовал уговорить брата Дэша, Джимми, тоже поступить на службу в Компанию Горького Моря, но герцог, по-видимому, решил оставить второго внука во дворце.

Откинувшись на спинку, Ру постучал тростью с золотой рукояткой в крышу, дав знать кучеру, что можно ехать. Пока карета катила по Крондору, Ру думал о том, как отомстить Тимоти Джекоби. После спекуляции с зерном "Джекоби и Сыновья" уже дважды успели подложить Ру небольшую свинью и делали попытки создать свободный союз, используя страх других коммерсантов перед растущей мощью Компании Горького Моря. Что касается Ру, ему было мало просто переплюнуть "Джекоби и Сыновей". Покуда Тим не свалится перед ним мертвым, Ру не будет считать, что долг за Гельмута выплачен.

Он составил полдюжины планов и от всех отказался. Когда столкновение произойдет, обстоятельства должны быть таковы, чтобы Ру нельзя было заподозрить в том, что он его вызвал; в противном случае можно запросто опять угодить в камеру смертников, а сейчас ему есть что терять.

Богатство рождает богатство: теперь Ру контролировал почти все торговые пути между Крондором и Севером и получал солидный процент от транспортировки грузов между Крондором и Восточным Княжеством. Как следует утвердиться ему не удалось лишь между Кешем и Королевством. Значительная часть этой торговли находилась в руках "Джекоби и Сыновей". Заключенные ими контракты оказались нерушимы, а число караванов, идущих с юга, все увеличивалось.

Но, подъехав к воротам усадьбы Эстербрука, Ру забыл о делах. Это был четвертый визит, который Ру наносил Эстербруку после того грандиозного вечера. В первый раз Сильвия флиртовала с ним и была очаровательна. Во второй раз, после того как ее отец пожелал Ру спокойной ночи, она задержалась и снова поцеловала Ру в щеку, прижавшись к нему всем телом, но опять покраснела, заявив, что это лишь от вина. В последний раз поцелуй оказался страстным, поцеловала она его не в щеку и уже не ссылалась ни на какое вино. Через две недели Ру получил приглашение на обед.

Ру подождал, пока слуга не откроет дверцу экипажа, и, выходя, сказал кучеру:

- Езжай в город, поужинай, а потом возвращайся сюда и жди меня. Не знаю, как поздно я появлюсь, так что наберись терпения.

Кучер уехал, а Ру поднялся на крыльцо. Его встретила Сильвия.

- Руперт! - воскликнула она, сияя улыбкой, словно его приезд был для нее неожиданностью. Она была в том же коротком платье, что и на приеме. При виде ее в этом наряде Ру бросило в жар. Она взяла его под руку и, прижавшись к нему всей грудью, поцеловала в щеку.

- Сегодня вы особенно симпатичны, - промурлыкала она ему на ухо.

В столовой Ру увидел на столе только два прибора.

- Где ваш отец? - спросил он, одновременно радостно и встревоженно.

Сильвия улыбнулась:

- Он по делам уехал за город. Я думала, что вы знаете. Я могла бы поклясться, что упоминала об этом в приглашении. Неужелизабыла?

Ру подождал, пока она сядет, и уселся сам.

- Я думал, что приглашение исходит от Джекоба, - сказал он.

- Оно было от меня. Наверное, вы не обратили внимания.

Ру покраснел.

- Нет, - произнес он еле слышно. - Я в самом деле не обратил внимания.

Ру с трудом ел и ловил себя на том, что то и дело прикладывается к бокалу с вином. К концу обеда он был совершенно пьян. Пошатываясь, он встал, не в силах вспомнить и десятой доли тех слов, что были сказаны за столом.

- Это все, - сказала Сильвия слугам, которые ждали в коридоре. - Сегодня вы больше мне не понадобитесь.

Вместо того чтобы проводить Ру к входной двери, она повела его по лестнице. Ру боялся раскрыть рот, чтобы нарушить этот чудесный сон. Сильвия открыла дверь, и Ру пораженно застыл на пороге, глядя на гигантскую кровать с балдахином.

Сильвия заперла дверь, повернулась к Ру, обвила его шею руками и страстно поцеловала. Остатки здравого смысла, которые еще держались у Ру в голове, сразу исчезли.

Лежа в темноте, Ру смотрел на балдахин у себя над головой. Сильвия дышала медленно и ровно, и он понял, что она заснула. Что до Ру, то он был измучен, но вместе с тем слишком взвинчен, чтобы спать. Сильвия была самой необыкновенной женщиной из всех, кого он знал. В ней удивительным образом смешались детская шаловливость и распутство. В любви она вела себя требовательно и хотела - нет, страстно желала, - вытворять такое, о чем Карли не могла бы и думать без страха.

Вспомнив о жене, Ру не испытал чувства вины. Теперь он понимал, что никогда не любил ее и женился на ней из жалости. Повернувшись к Сильвии, он вздохнул. Вот кто должен быть рядом с ним, а не та безвкусно одетая женщина, которая сейчас спит дома в полной уверенности, что он обсуждает деловые вопросы с каким-то крупным судовладельцем. Это Сильвию он должен был бы представить гостям, и Сильвия должна была бы родить ему детей.

Ру снова перевернулся на спину и стал смотреть на балдахин, дивясь переменам, которые произошли с ним с той поры, когда он и Эрик удирали от собак в Равенсбурге.

Вспомнив об Эрике, Ру подумал - где сейчас его друг и что с ним происходит? Он знал, что Эрик вместе с Кэлисом, де Лонгвилем и еще несколькими людьми, которых Ру не знал, отправился за море. Он понятия не имел, какова их миссия, но подозревал, что они задумали что-то ужасное. И он точно знал почему.

Постаравшись выбросить из головы эти невеселые мысли, Ру осторожно вытянул руку и прикоснулся к удивительно нежной коже Сильвии. Сильвия проснулась и томно потянулась. Не говоря ни слова, она перевернулась и заключила его в свои объятия. Пораженный тем, как мгновенно она угадала его желание, Ру сразу забыл об Эрике.

- В порт! В порт! - кричал Эрик, указывая на скалы.

Рулевой навалился на румпель, уводя судно от очередной волны. Шторм продолжал бушевать. Эрик уже несколько часов стоял на носу драккара, вглядываясь вдаль сквозь сумрак раннего утра, сквозь снег и туман, стараясь не проглядеть берега.

Они прошли мимо южной оконечности Великого Кеша и попали в течение, которое должно было быстро донести, их до Новиндуса. Гребцы трудились посменно весь день и всю ночь, добавляя к его силе силу своих мышц, и корабль с шестьюдесятью четырьмя людьми на борту мчался через океан. Кроме шести десятков солдат, Кэлис взял с собой Эрика, де Лонгвиля и Миранду, чьи магические способности не позволяли им сбиться с курса и идти кратчайшим путем.

Становилось все холоднее, а однажды они увидели айсберг. Как-то во время вахты Миранда рассказала Эрику, что Южный полюс этого мира круглый год покрыт льдом, масса которого так велика, что ее не в силах представить человеческое воображение, и от береговых ледяных массивов откалываются гигантские куски размером порой с целый город и падают в океан, а потом течение несет их на север, и в теплом воздухе Синего и Зеленого морей они тают.

Эрик не особенно в это верил, пока в один прекрасный день не увидел на горизонте то, что вначале принял за парус. С этого момента они начали выставлять дополнительных наблюдателей, а гребцы стали чаще сменяться, чтобы выдерживать нужную скорость.

На этой покрытой льдами земле они обнаружили полуостров, но, к сожалению, направляясь к нему, не рассчитали, и пришлось отчаянно спасать судно от столкновения. Кэлис предупредил, что если драккар будет выброшен здесь на берег, их ждет голодная смерть.

- Гребите, черт вас подери! - орал Бобби де Лонгвиль, перекрывая рев бурунов, шум ветра и стоны деревянной обшивки судна под ударами волн.

Эрик почувствовал, что течение развернуло корабль и еще сильнее потащило его к линии прибоя.

- Забирайте правее! - крикнул он, и двое на румпеле повиновались. Кэлис, стоя на корме, помогал им держать курс, и под его нечеловеческой силой румпель опасно затрещал. Их предупреждали, что длинные румпели бриджанерских драккаров могут сломаться, и тогда управлять кораблем можно будет только с помощью весел. Их также предупредили, что даже опытной бриджанерской команде трудно держать курс без руля, а среди членов их экипажа не было ни одного бриджанера.

На палубе появилась Миранда. Подняв обе руки, она выкрикнула какое-то слово, но с того места, где стоял Эрик, его невозможно было разобрать. Вдруг какая-то неведомая сила подхватила корабль сзади, и, чтобы не упасть в воду, Эрику пришлось схватиться за леер. Корабль затрясся, а потом на мгновение застыл на месте.

Как бы там ни было, драккар после этого стал повиноваться гребцам и слушаться руля, высвободился из лап приливного течения и двинулся курсом, параллельным береговой линии. Миранда уронила руки и глубоко вздохнула. Она направилась на нос, и Эрик смог еще раз ее рассмотреть. Волшебница делила с капитаном крошечную каюту на корме, и Эрик догадывался, что со стороны Кэлиса это была не просто вежливость. Между ними были какие-то чувства, хотя Эрик не мог бы сказать, какие именно. Когда Кэлис и Миранда находились в каюте, де Лонгвиль превращался в сторожевого пса и так рьяно охранял дверь, что Эрик не уставал поражаться.

Миранда и в самом деле была весьма привлекательна, хотя какая-то неуловимая черта в этой женщине делала для Эрика почти невозможной мысль о близости с ней. Почти, потому что, как и остальные мужчины на борту, Эрик месяцами не знал женщин.

Подойдя к Эрику, Миранда бросила взгляд во мрак.

- В ближайшие несколько дней я не смогу использовать свои чары, особенно могущественные, чтобы не привлечь к нам внимания. Поэтому смотрите в оба, и если вам удастся что-то разглядеть в этой темноте, то через час после захода солнца в двух пядях над горизонтом появится группа из трех звезд, составляющих идеальный равносторонний треугольник. Держите курс прямо на них и в конце концов подойдете к берегу Новиндуса, расположенному менее чем в дне пути от Испара. Потом плывите вдоль береговой линии, держа курс на северо-запад, и окажетесь в устье реки Ди. На сей раз, чтобы достичь места назначения, нам придется обойтись без магических средств.

Эрик видел, что магия, которую использовала Миранда, чтобы не допустить столкновения, утомила ее. Она была необычно словоохотлива, и это насторожило Эрика.

- У вас все в порядке? - спросил он, поколебавшись.

Миранда посмотрела на него с неприкрытым удивлением. Лицо ее стало отчужденным, но потом она неожиданно рассмеялась. Эрик терялся в догадках, что ее так насмешило, а Миранда вдруг схватила его за руку и сказала:

- Да, у меня все в порядке. - Она вздохнула. - Зримые чары, которые я применяла во время путешествия, - это всего лишь шепот в шуме полуденного рынка. Чары, которые я использовала, чтобы спасти нас от кораблекрушения, были криком в ночи. Если кто-то следит за нами или если у стражи есть устройство для обнаружения волшебства... - Она покачала головой и повернулась, чтобы уйти.

- Миранда, - позвал Эрик.

Она остановилась и взглянула на него через плечо:

- Да, Эрик?

- Как вы думаете, мы собираемся вернуться домой?

Ее веселье мгновенно исчезло.

- Вероятно, нет, - сказала она, почти не задумываясь. Эрик молча отвернулся и снова принялся вглядываться во мрак. Через несколько часов появился Альфред, капрал из Даркмура.

- Я пришел сменить вас, сержант, - сказал он.

- Хорошо, - ответил Эрик и вернулся к гребцам. Эрику пришлось выбить из Альфреда излишнее самомнение, и теперь этот человек превратился в первоклассного солдата. Эрик даже подумал: а не произвести ли его в капралы, когда они вернутся в Крондор? И тут же поправил себя: если они вернутся в Крондор.

Кроме крошечной каюты Кэлиса, единственным местом для сна были запасные весла, сваленные за последней скамьей. Спать приходилось по очереди. В таких условиях недалеко до бунта, но де Лонгвиль и Кэлис отобрали шестьдесят самых дисциплинированных солдат. Никто не ныл, и все старались считаться друг с другом.

Эрик улегся и почти мгновенно окунулся в сон. Усталость была постоянным его спутником, и мало что могло отвлечь его от сна, когда выпадала возможность поспать. Но сейчас, проваливаясь в сон, он мельком подумал о том, как поживают друзья, оставшиеся дома. Добился ли каких-нибудь успехов на своем пути к богатству Ру, как срастается сломанная нога у Джедоу, как проходят учения? Эрик вспомнил о Грейлоке, а потом - о Накоре. Этот забавный старикан и Шо Пи не вернулись из Стардока вместе с Кэлисом. Эрик стал размышлять над тем, что бы это значило, но тут им полностью завладел сон.

Двенадцать юношей и девушек засмеялись, но тех, кто нахмурился и начал ворчать, было вдвое больше.

- Это правда! - настаивал Накор.

Шо Пи стоял рядом с ним, прикидывая, как лучше защитить того, кого называл своим учителем, если кто-то из разозленных учеников решит, что пришло время взять дело в свои руки. Он не беспокоился бы о Накоре, если бы речь шла, к примеру, о десятке людей, но с таким количеством даже ему не справиться в одиночку.

- Сядь! - крикнул один из тех, кто смеялся, одному из тех, кто хмурился.

- А ты меня заставь! - огрызнулся тот.

- Постойте. - Накор подошел к ним и неожиданно схватил обоих за уши.

В Стардоке наступил рассвет, и за завтраком Накор затеял с одним из учеников дискуссию. Когда солнце взошло, Накор решил вывести класс наружу, подальше от затхлых темных залов, где обычно проходили занятия. Когда он ввел двух хнычущих юношей в центр большого круга, смеяться начали все.

Шо Пи посмотрел вверх, на высокое окно, выходившее на лужайку, где проводился урок, и увидел выглядывающие оттуда лица. Время от времени Накор, ради собственного удовольствия, давал уроки на ту или иную тему.

Но основную часть времени он проводил с безымянным нищим, который прочно обосновался на острове. Каждое утро двое учеников пытались окунуть его в озеро и сделать таким образом чистым, а иногда какой-нибудь особенно честолюбивый ученик пытался даже использовать мыло; результатом, как правило, бывали разбитый нос или синяк под глазом.

Когда не было дождя, этот человек перебегал с места на место, наблюдая за тем, что делают другие, спал или торчал у кухни в надежде украсть еду, несмотря на то что его кормили. За ужином он опрокидывал тарелку и ел, подбирая пищу пальцами с пола.

Немало времени Накор проводил в библиотеке, читая и делая заметки. Иногда он давал Шо Пи странные поручения или загадывал загадки, казавшиеся неразрешимыми. Впрочем, независимо от результата Шо Пи ни разу не дождался от него ни похвалы, ни порицания.

- Благодарю вас за добровольную помощь в доказательстве истинности моего заявления, - сказал Накор, отпуская учеников, и подозвал к себе ученика, который принадлежал к Синим Всадникам: - А ты веришь, когда я говорю, что энергией, которую мы именуем магией, можно управлять, не прибегая ко всей этой чертовщине, хотя большинство из вас почему-то придерживаются другого мнения?

- Конечно, учитель, - сказал ученик.

Накор вздохнул. Все Синие Всадники, несмотря на его возражения, как и Шо Пи, называли его учителем.

Другому ученику, члену фракции, именовавшей себя Жезл Ватума, он сказал:

- А ты считаешь, что это невозможно, верно?

- Разумеется, невозможно. Ловкость рук, уличная пантомима - конечно, но не подлинный контроль над силами магии.

- Тогда смотри, - сказал Накор, подняв вверх палец. Безымянный нищий протолкался сквозь круг учеников, впервые за все это время проявив интерес к чему-то. Он опустился на четвереньки в нескольких футах от Накора и принялся наблюдать.

- Занимался ли ты рейки? - спросил Накор у ученика, встав у него за спиной.

- Конечно, - ответил тот.

- Хорошо, - сказал Накор. - Во многом это одно и то же. Сожми пальцы в кулак. - Взяв руку ученика, он отвел ее назад и поставил ноги юноши в боевую позицию. Другому ученику он сказал: - А ты встань напротив, если не боишься. - Он снова занялся первым: - Почувствуй находящуюся в тебе энергию. Можешь закрыть глаза, если тебе так проще.

Ученик закрыл глаза.

- Теперь, - сказал Накор, - почувствуй энергию в себе, почувствуй, как она проходит сквозь тебя и окружает тебя. Ощути ее поток. Когда будешь готов, нанеси удар в живот этому молодому человеку, но это должен быть не просто удар. Я хочу, чтобы ты освободил энергию через суставы пальцев.

- Будь наготове, - сказал он ученику, которого должны были ударить. - Напряги живот. Тебе может быть больно.

Тот ученик ухмыльнулся, но на всякий случай напрягся. Первый ученик нанес ему гулкий удар в живот, но тот, кто сомневался, лишь слегка вздрогнул.

- Надо еще поработать, - заметил Накор. - Ты не чувствуешь энергию.

Внезапно нищий вскочил на ноги и оттолкнул первого ученика. Балансируя на кончиках пальцев ног, он закрыл глаза, и Накор отступил, чувствуя, как в воздухе разливается энергия, грозящая смертью. Отведя руку, нищий резко выбросил ее вперед, с силой выдохнув воздух. Сомневающийся ученик пролетел футов шесть и рухнул на руки учеников, которые едва успели их подставить.

Накор подбежал к нему и, обняв за талию, приподнял, облегчая ему дыхание. Тяжело дыша, юноша широко раскрытыми глазами смотрел на Накора.

- Я был не прав, - с величайшим трудом произнес он.

- Да, да, - согласился Накор. - Отведите его в дом, - велел он, - и пусть его осмотрит лекарь. Внутренние органы могут быть повреждены.

Обернувшись, он увидел, что нищий снова сидит на корточках и смотрит на всех пустыми глазами.

- Учитель, что это было? - подойдя к Накору, спросил Шо Пи. - Хотел бы и я это знать, - тихо ответил Накор и повернулся к остальным ученикам. - Вы видели? Даже это несчастное создание знает достаточно, чтобы воспользоваться силой, которая находится повсюду вокруг вас. - Прочитав на их лицах лишь смущенное удивление, Накор махнул рукой в сторону здания Академии: - Ладно. Урок окончен. Возвращайтесь туда, где вам в этот час надлежит быть.

Когда ученики удалились, Накор подошел к нищему и, присев рядом с ним, заглянул ему в глаза. Но там, где на какой-т„Ђ миг промелькнули мудрость и могущество, вновь была только лишь пустота. Накор вздохнул.

- Друг мой, - сказал он, - все же кто вы такой?

Выпрямившись, он, как и ожидал, обнаружил рядом с собой Шо Пи.

- Хотелось бы мне быть умнее, - сказал ему Накор. - Хотелось бы знать побольше.

- Учитель? - только и смог ответить на это Шо Пи.

Накор пожал плечами.

- Хотел бы я знать и то, что там с Кэлисом. Здесь становится скучновато, и, кроме того, - сказал он, глядя в синее небо, - я чувствую - что-то происходит. Скоро нам придется покинуть это место независимо от того, приедет ли кто-нибудь из Крондора сменить меня или нет.

- Когда, учитель? - спросил Шо Пи.

Накор снова пожал плечами:

- Не знаю. Скоро. Может быть, на этой неделе. Может быть, в следующем месяце. Мы узнаем, когда придет время. Пошли. Надо поесть.

При слове "поесть" безумный нищий вскочил на ноги и с ворчанием неуклюжей походкой двинулся в сторону столовой. Накор показал на него.

- Посмотри, наш друг понимает относительную важность вещей. - И добавил по-изалански: - И он бьет, как Великий магистр Дэйлы.

Шо Пи ответил на том же языке:

- Нет, учитель. Сильнее. Не говоря о прочем, этот человек имеет больше ча, - он употребил древнее слово, характеризующее личную силу, - чем любой жрец, которого я когда-либ„Ђ видел в бытность мою монахом. - Понизив голос, он добавил: - Без сомнения, он мог убить этого юношу.

- И, без сомнения, хотел это сделать, - добавил Накор.

Входя в столовую, они размышляли над тем, чему только что были свидетелями.

Ру проснулся перед рассветом и сразу понял, что едва ли успеет вернуться домой до того, как проснется Карли. Он знал, что если ребенок спокойно проспит всю ночь, то Карли можно будет убедить, будто он возвратился раньше, но надо было поторопиться.

Ру как можно тише выбрался из постели, жалея, что приходится это делать. Воспоминание о Сильвии, о ее яростной страсти вновь вызвало в нем желание. Одевшись, Ру бесшумно выскользнул из комнаты, сбежал по лестнице и вышел наружу. Подойдя к своей карете, он разбудил дремавшего кучера и велел ему немедленно ехать домой.

Сильвия тем временем тоже проснулась и лежала неподвижно, улыбаясь самой себе. В темноте, подумала она, этот маленький тролль был не так уж противен. Молод, горяч и, кроме того, намного сильнее, чем кажется с виду. Она знала, что хотя ему кажется, что он влюблен в нее, это только начало. Через месяц он будет готов пойти ради нее на компромисс в каких-нибудь не слишком существенных делах. Через год он предаст своих деловых партнеров.

Она зевнула и потянулась. Отца еще несколько дней не будет, и Сильвия знала, что еще до полудня получит от Ру записку. Она не станет обращать на него внимания день или два, а затем снова пригласит к себе. Погружаясь в дремоту, она думала о том, сколько еще подождать, прежде чем разыграть сцену раскаяния и объявить Ру, что не может больше встречаться с женатым человеком, как бы сильно она его ни любила. Проваливаясь в сон, Сильвия решила, что в городе есть парочка молодых людей, которых она может пригласить к себе, пока не вернется отец.

Ру на цыпочках поднялся по лестнице и бесшумно прокрался в спальню. Начало рассветать, и в полумраке он разглядел, что Карли спит. Он скинул с себя одежду и скользнул в постель рядом с ней.

Не прошло и получаса, как она проснулась, и Ру притворился, что спит. Она встала, оделась и подошла к колыбельке. Немного погодя Ру встал и спустился в столовую.

- Доброе утро, - сказала Карли, кормя ребенка. Абигайль, увидев Ру, хихикнула и произнесла: "Па". Ру зевнул.

- Не выспался? - с напускным безразличием спросила Карли.

Ру подвинул к себе стул и уселся. Из кухни появилась Мэри с большой кружкой кофе для него.

- Чувствую себя так, словно спал всего лишь пять минут, - ответил он.

- Вернулся поздно? - спросила Карли.

- Очень. Я даже не знаю, когда мы закончили.

Запихивая ребенку в рот протертые овощи, Карли что-то уклончиво пробормотала.

- Мне нужно тебе кое-что сообщить, - сказала она через несколько минут.

Ру насторожился, решив, что она знает о его измене, но заставил себя отбросить эту мысль. Карли ничего не заподозрила, когда он вернулся из Равенсбурга, согрешив с Гвен, и вряд ли станет сейчас что-то подозревать.

- Что именно? - спокойно спросил он.

- Я хотела сказать тебе это вчера, но ты так спешил...

- В чем дело? - повторил Ру.

- У нас будет второй ребенок.

Карли выжидательно смотрела на Ру, и он почувствовал, что она полна страха.

- Замечательно! - Изображая радость, он встал, обошел вокруг стола и со словами: - На этот раз мальчик, - поцеловал ее в щеку.

- Возможно, - тихо произнесла Карли.

- Это должен быть мальчик, - сказал он, стараясь казаться веселым. - Иначе мне придется все вывески переделать на "Эйвери и Дочери", а тогда разве кто-нибудь взглянет на них?

Карли слабо улыбнулась.

- Если сын сделает тебя счастливым, то я надеюсь, что это будет мальчик.

- Если он будет таким же чудесным ребенком, как наша дочь, то я буду счастлив.

Казалось, что Карли сомневалась в этом, и когда Ру собрался уходить, она сказала:

- Обедать придешь?

- Нет, - ответил он, снимая с вешалки плащ. - Я должен ехать прямо в контору. Мне нужно составить важное письмо, а затем идти к Баррету.

Не дожидаясь ответа, он вышел из дома. Когда дверь захлопнулась, Карли вздохнула и вновь принялась кормить дочь.

Шло время, и жизнь текла странным, но установившимся порядком. Ру ухитрялся бывать у Сильвии раз или два в неделю. Она устраивала ему ужасные сцены, заявляя, что ее мучает совесть из-за того, что он женат, и Ру приходилось неделями вымаливать у нее свидание. Но только после того, как он посылал ей ожерелье с бриллиантами и изумрудами, она смягчалась. В конце концов Сильвия призналась, что любит его, и Ру затянула трясина супружеской лжи.

Впрочем, в делах ему сопутствовал успех. Он редко заключал невыгодные сделки, а если такое случалось, то убытки бывали невелики. Месяц за месяцем Компания Горького Моря все больше разрасталась и преуспевала.

Кроме того, Ру научился наиболее эффективным образом использовать таланты тех, кто на него работал. Дункан приносил пользу, охотясь за слухами. Джейсон оказался знатоком в самом сложном для Ру элементе коммерции - в распоряжении денежными средствами. Чтобы стать крупным оптовиком, надо было знать намного больше, чем просто покупать и продавать. Такие необычные понятия, как взаимное дополнительное обеспечение и совместный риск, разделяемый с теми, кто не является членом компании; убеждение, что наилучший способ инвестировать состоит в том, чтобы не тратить золото на покупки; мысль о том, что если ищешь безопасности, то оставь золото лежать втуне, - в этой сфере Джейсон проявил сверхъестественную сноровку, и Ру едва поспевал за ним. Через шесть месяцев после того, как Ру впервые лег с Сильвией в постель, компания получила контроль над одним из расчетных домов и сама начала давать деньги в рост.

Луи оказался для Ру просто сокровищем. Он мог быть изысканно вежлив со сварливой покупательницей и безжалостно жесток со здоровенным возчиком. Даже с изуродованной рукой он дважды доказал, что способен заставить любого выполнять свои распоряжения.

Дэш оставался для Ру тайной. Казалось, он безразлично относится к личному выигрышу, но росту Компании Горького Моря он радовался не меньше Ру. Создавалось впечатление, что он служит компании не ради собственной выгоды, а чтобы наслаждаться ее процветанием. И когда представлялся случай, он ухитрялся подключать брата к выполнению того или иного плана. Вдвоем они, Джимми и Дэш, составляли грозную пару, и Ру не хотел бы иметь их своими противниками.

Пока Карли носила ребенка, который, как он надеялся, окажется мальчиком, жизнь Ру могла быть прекрасной, если бы не два печальных обстоятельства: существование Тима Джекоби и отсутствие старых друзей.

Глава 17 НЕСЧАСТЬЯ

Ру вздохнул.

- Нарекаю тебя Гельмутом Эйвери, - произнес жрец.

Ру передал сына Карли и поцеловал ее. Затем он чмокнул маленькую Абигайль, которая вертелась на руках у Мэри, и сказал:

- Я должен ненадолго заехать в контору. Дома буду не позже чем через два часа.

Карли с сомнением посмотрела на него, зная, что ее муж часто проводит за работой немыслимо долгое время, иногда даже целую ночь и следующий день.

- К нам придут гости, - напомнила она ему.

- Я не забыл, - сказал он, выходя вместе с семьей из храма. - Возьми экипаж. Я дойду пешком.

Миновав Храмовую площадь, Ру подозвал наемный экипаж и через несколько минут оказался за городом, на дороге, ведущей к усадьбе Эстербрука. Он не мог понять, почему у него такое дурное настроение - ведь Сильвия всегда радовалась его приходу. Она была так изобретательна в любви, что порой Ру ловил себя на том, что очень бы хотел знать, кто научил это благовоспитанную даму таким приемам. Но Сильвия никогда не рассказывала о своем прошлом и не желала ничего знать о прошлом Ру.

Когда экипаж въехал в усадьбу, Ру понял причину своего плохого настроения. Из всех, кто сегодня присутствовал на церемонии, Ру больше всего хотел бы не участвовать в ней.

Эрик подал сигнал, и колонна всадников остановилась. Он жестом велел всем спешиться. Эрик ехал во главе колонны рядом с Мирандой и де Лонгвилем, а Кэлис и солдат по имени Рональде взяли на себя роль разведчиков.

Судно пристало к берегу там, где Кэлис и рассчитывал. Капитан явно испытал облегчение, когда через несколько дней появились его шпионы из Города на Змеиной Реке, но новости были неутешительные.

Огромный флот был уже почти наполовину готов, и армия Изумрудной Королевы теперь полностью контролировала весь континент, не считая небольшого района к югу от гор Ратн'гари и части западного побережья. Строя огромный флот, они истощили все ресурсы страны и загубили тысячи тысяч рабов.

Несколько мелких мятежей, поднятых бывшими наемниками, были безжалостно подавлены; мятежников распинали на крестах или сажали на кол перед строем.

Единственная хорошая новость состояла в том, что все внимание Изумрудной Королевы было приковано к району Города на Змеиной Реке, Махарте и Приречью. Другими словами, там, где предстояло действовать Кэлису и его отряду, войск почти не было. Кэлис заметил, что это облегчает задачу - но лишь когда они доберутся до места назначения. Лошадей перевели на судно. Солдаты переоделись в бриджанерскую одежду и сели в длинную бриджанерскую лодку. На ней они проплыли вдоль берега к рыбацкому поселку, где ухитрились спрятать ее в большом сарае на тот день, когда придет время бежать.

Никто не говорил об этом, но в отряде вряд ли нашелся бы человек, которой бы верил, что им представится такая возможность.

Сейчас отряд забирался все выше в горы. Эрик был в числе тех, кто бежал от саауров через туннели, захваченные пантатианами, и теперь понимал, какова цель их похода.

Подбежал Ренальдо и, задыхаясь, доложил де Лонгвилю:

- Капитан нашел безопасное место и приказал разбить лагерь засветло.

Эрик взглянул на небо. До темноты оставалось еще несколько часов.

- Мы уже рядом? - спросил де Лонгвиль.

Ренальдо кивнул и указал вперед:

- С этого гребня можно увидеть и ущелье, в котором течет река, и мост. О мосте, правда, мне сказал капитан.

Эрик понял. Зрение у Кэлиса было острее, чем у обычных людей. Но если оттуда видно ущелье, значит, они находятся всего в дне пути от моста, и еще день понадобится, чтобы добраться до входа в рудники, если они оставят лошадей и пойдут пешком.

Эрик слез с коня. Если ехать верхом, людям будет легче, но бросить лошадей у рудников означало их просто лишиться. Сами они вряд ли смогут пройти по мосту, а на той стороне не было корма. Эрик невесело посмеялся над собой: он больше заботился о том, чтобы выжили лошади, а не люди. Впрочем, люди и так были почти обречены.

Прозвучал приказ, и Эрик перестал размышлять. Люди принялись разбивать лагерь, и каждое движение было доведено до автоматизма долгими тренировками. Альфреда Эрик все-таки произвел в капралы, и с каждым днем он все больше напоминал ему Чарли Фостера, капрала, который по приказу Бобби де Лонгвиля превратил жизнь Эрика в сущий ад.

Когда лагерь был разбит и порядок смены часовых определен, все достали походные рационы. Кэлис, чтобы не рисковать, запретил разводить костры, и впереди у солдат была холодная осенняя ночь.

После того как все поели, Эрик проверил лошадей и направился туда, где сидели де Лонгвиль, Кэлис и Миранда.

Кэлис жестом предложил Эрику сесть.

- Кони в прекрасном состоянии, - доложил Эрик.

- Хорошо, - сказал Кэлис. - Надо подыскать место, где их можно оставить.

- Зачем беспокоиться? - заметила Миранда.

Кэлис пожал плечами:

- Нельзя исключать ситуации, когда нам понадобится быстро выбраться из этих гор. Если где-то здесь есть каньон, в котором хватит травы на пару недель, надо отвести их туда. Снегопадов пока нет, а лошади нам пригодятся.

- Когда в полдень мы огибали пик, я заметил маленькую долину внизу, - сказал Эрик, указав приблизительное направление. - Я не уверен, но мне кажется, что ниже нашей тропы проходит еще одна.

- Мы здесь отдохнем пару дней, - сказал Кэлис, - так что завтра проведите разведку. Если найдете дорогу, отправьте лошадей в долину.

Эрик все еще смущался, высказывая капитану свое мнение, хотя Кэлис ценил прямой разговор, когда дело касалось важных вещей.

- Капитан, зачем нам задерживаться? - спросил Эрик. - С каждым днем растет риск, что нас обнаружат.

- Мы ждем одного человека, - ответил Кэлис.

- Мой агент пытается разыскать кое-кого из местных, с кем нам надо потолковать, - сказала Миранда.

Эрик подождал, но никто, похоже, не собирался посвящать его в подробности. Извинившись, он встал и отправился проверить, чем заняты его люди.

Эрик не удивился, увидев, что все на своих местах и никого не надо понукать. По мнению лорда Уильяма и де Лонгвиля, это было лучшее воинское подразделение в истории Королевства, и Эрик гордился тем, что входит в его состав. Он и сам за это время здорово изменился и многое узнал о теории и практике военных действий.

Он провел многие часы за книгами по тактике и стратегии и получил возможность беседовать на военные темы с любым человеком во дворце. Он даже обсуждал кое-какие вопросы с нобилями, когда какой-нибудь пограничный барон или восточный герцог наблюдал, как тренируются Кровавые Орлы Кэлиса.

Эрик не считал себя знатоком стратегии или выдающимся специалистом в организации снабжения войск, но чувствовал, что обладает талантом вести людей за собой или по крайней мере заставлять их делать то, что нужно, не прибегая к ругани и угрозам, как некоторые офицеры. Он испытывал подлинное наслаждение, зная, что если пойдет впереди, то остальные непременно последуют за ним; он не совсем понимал, почему это ему так приятно, да и не хотел понимать. Он просто радовался.

Завершив инспекцию, Эрик сел и достал из седельной сумки узелок с пайком, стараясь, чтобы кусочки воска, которым был облит пакет, не упали на землю. После того как они отсюда уйдут, не должно остаться ни малейшего признака того, что здесь был разбит лагерь.

Подошли Кэлис и Миранда.

- Капитан? - сказал Эрик.

- Мы хотим немного пройтись, - объяснил Кэлис. - Расставьте часовых и сообщите им, что пароль - два щелчка пальцами, отзыв - "сорока". Понятно?

Эрик кивнул:

- Понятно.

Когда Кэлис уходил, Эрик окликнул его:

- Капитан!

Кэлис остановился.

-Да?

- Почему "сорока"?

Кэлис кивком попросил ответить Миранду.

- Потому что именно это слово знает мой агент, а кроме того, сороки на этом континенте не водятся, так что случайность исключена, - объяснила Миранда.

Эрик пожал плечами и вернулся к еде.

- Нам надо кое о чем поговорить, - сказал Кэлис.

Миранда села на ствол упавшего дерева.

- Например?

Кэлис сел рядом с ней.

- Если мы выживем, будет ли у нас будущее? Я имею в виду нас с тобой.

Миранда взяла его руку в свои ладони.

- Трудно сказать. - Она вздохнула. - Нет, об этом даже невозможно думать. - Наклонившись, она поцеловала его. - С первой нашей встречи, Кэлис, мы относимся друг к другу по особенному. - Он ничего не сказал. - Это чувство испытывали немногие. - Она помолчала. - Но будущее? Не знаю, будем ли мы еще живы через неделю.

- Я твердо намерен выжить, - сказал Кэлис.

Миранда посмотрела на его лицо, освещенное золотыми лучами закатного солнца, пробивающимися сквозь листву, и засмеялась.

- Что тут смешного? - спросил Кэлис, но его губы тоже дрогнули в осторожной улыбке.

- Я, - сказала Миранда, вставая и расстегивая на спине платье. - Я всегда была без ума от красивых белокурых мальчиков. А теперь подойди, согрей меня. Сегодня холодно.

Платье упало к ее ногам, а Кэлис встал и, обняв ее, поднял с такой легкостью, словно она была ребенком. Поцеловав ей грудь, он игриво закружил ее, а потом осторожно опустил на землю.

- Мальчик? - сказал он. - Мне минуло полвека, женщина.

Миранда засмеялась.

- Мать всегда говорила, что молодые люди - страстные любовники, только относятся к себе слишком серьезно.

Кэлис внимательно посмотрел на Миранду.

- Ты никогда не упоминала о своей матери, - сказал он тихо.

Миранда долго молчала, потом рассмеялась.

- Снимай свою одежду, мальчик! - шутливо скомандовала она. - Земля холодная!

Кэлис широко улыбнулся.

- Отец всегда учил меня, что надо проявлять уважение к старшим.

Часовой дважды щелкнул пальцами и в ответ услышал слово "сорока", произнесенное с каким-то странным акцентом. Эрик примчался туда лишь на несколько мгновений раньше де Лонгвиля и Кэлиса.

Они прождали три дня, и Кэлис решил, что, если агент Миранды не появится завтра, он, невзирая ни на что, двинется дальше. Лошадей отвели в долину, где пищи им должно было хватить на много недель. Зима была на носу. По ночам начинались заморозки, а первая же буря должна была принести с собой снег.

На человеке были светлые доспехи, и Эрик сразу заметил, что они выкованы из незнакомого ему металла. С одной стороны, они должны были бы звенеть, но они не звенели; человек в них должен был едва переставлять ноги, но он шел легко. Шлем с двумя узкими прорезями для глаз полностью закрывал его голову, а на спине у него висел арбалет непривычной конструкции. Кроме того, он весь ощетинился мечами, кинжалами и. метательными ножами.

Зато двоих, которые шли за ним, Эрик знал хорошо:

- Праджи! Ваджа! Как здорово увидеть вас снова!

- Мы слышали, что ты удачно выбрался из Махарты, фон Даркмур, - сказал Праджи.

Они были одеты как наемники, и Эрик поразился, что эти два старика еще способны сражаться. Тем не менее он сам два года назад убедился в их стойкости и выносливости, и ничто не указывало на то, что за это время они стали менее искусны.

Таких уродливых людей, как Праджичитас - таково было полное имя Праджи, - Эрик не встречал никогда, но он был умен и обаятелен. Ваджасья смахивал на ощипанного павлина и был так же тщеславен, несмотря на свои годы. Эти столь непохожие люди были верны друг другу как братья.

- Болдар, были какие-нибудь неприятности? - спросила Миранда.

Ходячий арсенал снял шлем, под которым оказалось юное и веснушчатое лицо, рыже-каштановые волосы и голубые глаза. Праджи и Ваджа были измотаны до предела, но этот парень, несмотря на то что был увешан оружием, только слегка вспотел.

- Никаких, - ответил он. - Просто потребовалось какое-то время, чтобы выследить ваших друзей, Кэлис.

Кэлис вопросительно посмотрел на Миранду.

- Я тебя описала, - объяснила Миранда. - Он должен был явиться сюда и найти тебя, даже если бы я ушла.

Слова "если бы я ушла" Кэлису не понравились.

- Как дела на востоке? - спросил он у Праджи.

- Плохо. Даже хуже, чем мы предполагали. Хуже, чем в Хамсе и других местах, где мы сталкивались с этой сукой Изумрудной Королевой. - Он снял сапоги и пошевелил пальцами ног. - Помните генерала Гэйпи? Нападение на Ланаду во время встречи наемников? Его послали в северные степи - усмирять джешандийцев. Большая ошибка, судя по моему опыту знакомства с этими всадниками. Они разбили его наголову. С их пастбищ вернулся лишь один из десяти. И Изумрудная Королева сама выбрала для него наказание: поставила его в муравейник и намазала ему яйца медом. И заставила всех генералов смотреть, пока он не перестал вопить.

Ваджа покачал головой.

- В ее армии нет места неудачникам. - Он улыбнулся. - Выражение "сделай или умри" теперь обрело новый смысл.

- Значит, джешандийцы еще держатся? - спросил Кэлис.

- Уже нет, - с грустью в голосе ответил Праджи. - После поражения Гэйпи они бросили в степь пять тысяч саауров. Джешандийцы отлично сражались - они перебили ящериц больше, чем мы все вместе взятые, - но в конце концов те их разбили.

Эрик молча кивнул. Ему лишь однажды довелось встретиться с сааурами и их гигантскими скакунами, но он знал, что эти парни - лучшие кавалеристы на свете. Никто не мог сражаться с ними один на один; чтобы убить одного сааура, нужно было напасть на него хотя бы втроем. Эрик часто думал о том, как разгромить саауров в открытом бою, но не мог представить, какая тактика тут могла бы сработать.

- В предгорьях еще встречаются отдельные группы всадников, но как единая сила Вольного Народа больше не существует.

Кэлис несколько мгновений молчал. На этом далеком континенте эльфы жили в основном среди джешандийцев, а каждый погибший эльф - это потеря, которой ни один человек не в силах понять. Известие об этом вызовет долгий траур среди народа его матери. Наконец, очнувшись от задумчивости, Кэлис спросил:

- А что с кланами на юге?

- Это там он, - Праджи указал на Болдара, - нашел нас. Прошлой ночью мы были с Хатонисом...

- Этим утром вы были еще в Восточных Землях? - выпалил Эрик.

Праджи кивнул:

- У этого парня оказалось средство, которое позволяет очень быстро передвигаться.

Болдар достал и показал всем небольшой шар с несколькими торчащими из него рычажками.

- Мы попали сюда в мгновение ока, - продолжал Праджи, - и весь день рыскали по горам в поисках вас. - Он повернулся к Кэлису: - Мы совершенно беспомощны, старый друг. Изумрудная Королева на днях рассредоточила свою армию по берегам реки. Мы едва проскочили на расстоянии полета стрелы от их громоздких барж. В последнем налете на Город на Змеиной Реке мы потеряли половину бойцов и не нанесли почти никакого ущерба. - Он вздохнул и, глядя прямо в лицо Кэлису, сказал: - Война окончена, Кэлис. Если же ты хочешь предпринять что-то здесь, это должно быть нечто выдающееся, поскольку флот, который она строит, будет готов отплыть в следующем году, в крайнем случае через год. Мы думали, что покупаем для вас десять лет, но похоже, что на самом деле это будут всего три или четыре.

Кэлис кивнул:

- И два из них уже прошли. - Он печально посмотрел на двух стариков: - Идите поешьте чего-нибудь.

Когда Праджи и Ваджа ушли, Миранда повернулась к Болдару:

- Ты принес?

Болдар скинул с плеча сумку и достал из нее маленький амулет.

- Стоит довольно дорого, но не так много, как я предполагал. Я добавлю его стоимость к вашему долгу.

- Что это такое? - спросил Кэлис.

Миранда передала амулет Кэлису. На вид это был обычный кулон.

- Это защита от волшебного глаза, - объяснила Миранда. - С этого момента ни один маг не обнаружит ни тебя, ни тех, кто находится от тебя в радиусе десяти шагов. Это может нам пригодиться, когда настанет время удирать отсюда.

Кэлис кивнул. Он протянул амулет обратно Миранде, но та подняла руку:

- Мне он не нужен. А вот тебе - да.

Поколебавшись, Кэлис кивнул и надел амулет на шею.

- Выходим с рассветом, - сказал он де Лонгвилю. Эрик встал и пошел делать обход. Он знал свои обязанности, и ему не нужно было о них напоминать.

Джейсон вбежал в кофейню Баррета со связкой бумаг в руке и оглядел зал. Увидев Ру наверху, он окликнул его по имени и промчался мимо испуганных официантов.

- В чем дело? - спросил Ру. Под глазами у него были темные круги: он не спал двое суток. Он не раз давал себе клятву держаться подальше от Сильвии, выспаться, поиграть с дочкой и поговорить с Карли, но в последние два дня, словно подчиняясь неведомой силе, он приказывал кучеру везти его в усадьбу Эстербрука.

Джейсон понизил голос:

- Кто-то уговорил Джургенса потребовать с нас уплаты долга.

Ру мгновенно забыл про усталость. Взяв Джейсона за руку, он подвел его к столу, который был известен теперь как стол Компании Горького Моря. За столом сидели Мастерсон, Хьюм и Кроули. Усевшись, Ру сказал:

- Джургенс требует возвращения долга.

- Что? - изумился Мастерсон. - Он же согласился на отсрочку. Что произошло?

Джейсон сел и развернул бумаги.

- Дело гораздо хуже, чем преждевременно поданное требование о возвращении долга, джентльмены. - Он ткнул пальцем в одну из бумаг. - Кто-то в нашем расчетном доме... не знаю, как лучше сказать... присвоил деньги.

Услышав это, Хьюм и Кроули выпрямились.

- Что? - воскликнул Кроули.

Джейсон начал мягко и терпеливо объяснять, не обращая внимания на то, что его не раз пытались прервать. Коротко говоря, дело обстояло следующим образом: кто-то не только сумел припрятать десятки тысяч золотых соверенов путем хитроумных переводов со счета на счет, но и ухитрился сделать так, что несколько месяцев этого никто не обнаружил. Разоблачить обман Джейсону удалось лишь благодаря тому, что пришло требование о возврате долга.

- Хуже всего то, джентльмены, - сказал Джейсон, - что требование по какой-то причине появилось в самый критический момент для Компании Горького Моря. Если мы не сможем его удовлетворить, то потеряем опционы на судоходную компанию "Голубая Звезда", а без ее кораблей не сумеем выполнить полдюжины срочных контрактов.

- А что самое плохое? - спросил Ру.

- Самое плохое? Если не выплатить долг, вы рискуете потерять все.

- Это все вы, Эйвери! - неожиданно выкрикнул Кроули. - Я вам говорил, что мы развиваемся слишком быстро. Нам нужно было время для консолидации, для создания резерва, но вы настаивали на том, чтобы завоевывать новые и новые позиции. Удача переменчива, Руперт! И теперь она от нас отвернулась!

- Сколько мы должны вернуть? - спросил Мастерсон.

- Шестьсот тысяч золотых соверенов, - ответил Джейсон.

- Сколько нам не хватает?

Джексон с горечью рассмеялся.

- Ровно столько, сколько растрачено. Мы можем быстро ликвидировать несколько холдингов, и это, вероятно, даст около четырехсот тысяч. Но все равно у нас будет на целых двести тысяч меньше того, что нужно. - Кто это сделал? - требовательно спросил Хьюм.

- В этом деле принимал участие не один писец, - сказал Джейсон и почесал подбородок. - Мне крайне неприятно это говорить, но похоже на то, что целая фирма нанята, чтобы разорить Компанию Горького Моря.

- Именно так, - помолчав, сказал Ру. - Этот расчетный дом слишком лакомый кусок, чтобы мы от него отказались. - Он указал пальцем на Кроули. - В том числе и вы, Брэндон.

- Это верно, - неохотно признал Кроули.

- Кто-то ведет против нас войну, джентльмены. Кто?

- Эстербрук, - сказал Мастерсон. - Во всяком случае, он один из немногих, кто имеет для этого необходимые ресурсы.

- Но он вредит сам себе, - заметил Ру. - Он участвует в полудюжине предприятий совместно с Компанией Горького Моря.

- Но мы достаточно сильны, чтобы встревожить его, - сказал Хьюм.

- Есть и другие, - сказал Мастерсон. - "Братья Вендел", торговый дом Джаланки, крупные торговые дома в Вольных Городах, Килрейне и в других местах; все они нас побаиваются.

- Джейсон, - сказал Ру, - беги в контору, найди Луи, Дункана и других, кому можно доверять и кто умеет пользоваться мечом. Затем отправляйся с ними в расчетный дом и всех, кто там есть, доставь сюда под охраной. Мы доберемся до сути этогодела прежде, чем тот, кто действует против нас, узнает, что нам все известно.

Джейсон встал:

- Я немедленно ухожу.

- Держу пари, что, если это было заранее подготовлено, он найдет расчетный дом пустым, - сказал Мастерсон.

Оттолкнув стул, Ру покачал головой:

- Не принимаю. - Он с трудом сохранял ясную голову, так велика была его злость. Но одновременно со злостью он испытывал панический страх, что превратится в нищего с такой же быстротой, с какой достиг высокого положения. - Ладно, тревога не кормит упряжку, как говаривал мой отец. Предлагаю подумать о том, как нам раздобыть четверть миллиона золотых соверенов, - он взглянул на требование о возвращении долга, оставленное Джейсоном на столе, - в течение ближайших двух дней.

Остальные молчали.

Оглядев трактир, Дункан кивком указал на нужного человека. Ру подошел к нему и сел напротив, а Луи и Дункан встали по бокам столика.

- Что?.. - Человек попытался подняться, но Дункан и Луи положили руки ему на плечи, заставив снова опуститься на стул.

- Ты - Роб Мак-Кракен? - спросил Ру.

- Кто желает это знать? - ответил тот, явно чувствуя себя менее уверенно, чем хотел показать. Он побледнел и оглянулся в поисках пути для бегства.

- Есть у тебя двоюродный брат по имени Герберт МакКракен?

Мужчина снова попытался встать, но его крепко держали.

- Возможно.

Внезапно Луи прижал к его горлу нож.

- Тебе задали вопрос, требующий более точного ответа, друг мой, - сказал он. - Либо "да, это мой двоюродный брат", либо "нет, он не мой двоюродный брат". И уверяю тебя, что неправильный ответ причинит тебе сильную боль.

- Да, Герберт - мой двоюродный брат, - тихо произнес Роб.

- Когда ты видел его в последний раз? - спросил Ру.

- Несколько дней назад. Он обедал с моей семьей. Он холостяк и поэтому раз в две или три недели приходит обедать.

- Говорил он что-нибудь о том, что хочет уехать?

- Нет, - сказал Роб Мак-Кракен. - Но он как-то забавно попрощался.

- Что ты имеешь в виду?

Роб посмотрел вокруг.

- Он задержался у двери и... ну, крепко меня обнял, а так мы не делали с детства. Может быть, он прощался на более долгий срок, чем я думал.

- Более чем вероятно. Если бы. он решил совсем уехать из Крондора, то куда? - спросил Ру.

- Не знаю, - ответил Мак-Кракен. - Никогда об этом не думал. У нас есть родственники на Востоке, но это далеко. Двоюродный брат в Саладоре. Десять лет не видел его.

Ру молча побарабанил пальцами по столу.

- Если бы твой двоюродный брат неожиданно получил кучу золота, куда бы он, по твоему мнению, с ним отправился? Мак-Кракен прищурился.

- Достаточно, чтобы купить квегийский титул?

Ру взглянул на Луи.

- Если он взял все, на невысокий титул хватит, - сказал тот.

Ру встал.

- Сарт. - Дункану он сказал: - Получи как можно более точное описание этого Герберта Мак-Кракена и отправь дюжину всадников в Сарт. Если они возьмут лучших лошадей, то за десять часов смогут его догнать. - Затем он обратился к Луи: - Отправляйся в порт и начинай задавать вопросы. Нет данных, что какие-либо корабли прибывали из Квега, но точно этого никогда не узнаешь, если судно приписано к Вольным Городам или к Дурбину. Все разнюхай и дважды убедись, что ни один человек, совпадающий с описанием Мак-Кракена, не пытается проникнуть на борт судна, уходящего из этого города. У нас там достаточно глаз и ушей, чтобы обнаружить его. - Он помолчал. - Мне надо кое-что сделать, но с рассветом я буду в конторе. Если мы не найдем его завтра к полудню, мы разорены.

Дункан сел на стул, который только что освободил Ру.

- Обрисуй-ка мне его. Роб, да смотри не упусти ничего, - сказал он. - Как выглядит Герберт?

- Ну, он не слишком красивый парень, примерно моего роста... - начал Роб, а Ру вышел и направился туда, где оставил карету. Забравшись внутрь, он велел кучеру ехать в усадьбу Эстербрука.

Кэлис подал сигнал, и Эрик повернулся, передавая его по цепочке. В этом мраке они шли почти вслепую, шестьдесят семь человек, растянувшиеся в длинную линию. Колонну возглавлял Кэлис, способный видеть при самом слабом свете, а Болдар Кровавый замыкал шествие, ибо объявил, что способен видеть в темноте; Эрику это казалось совершенно невероятным, но пока что тот не сделал ни одного неверного шага. Эрик решил, что у него в шлеме какое-то магическое устройство.

Миранда держалась рядом с Кэлисом, так как она обладала почти таким же зрением, как он. Остальная часть отряда была вынуждена двигаться, ориентируясь на свет единственного факела, который несли в середине колонны. Эрик по собственному опыту знал, что тех, кто находился у самого факела, его свет ослеплял, но остальные могли хоть что-то видеть, несмотря на очень слабое освещение.

По колонне пронеслось предупреждение, что впереди какая-то опасность. Каждый спокойно приготовил оружие, а де Лонгвиль прошел в голову колонны. Праджи и Ваджа лишь на шаг от него отставали.

Сделав несколько шагов вперед, Эрик почувствовал на щеке легкое дуновение. Когда он догнал Кэлиса, тот прошептал:

- Внизу что-то движется.

"Внизу" - это был глубокий круглый колодец, служивший вертикальной "дорогой", ведущей от самого верхнего уровня в недра горы. Два года назад Эрик и другие уцелевшие члены отряда Кэлиса тащились вверх по этому серпантину, обвивавшему изнутри огромный колодец, а теперь они готовились спуститься в него. Эрик прислушался, но, как это уже не раз бывало, у капитана слух оказался более тонким, чем у него. Затем раздался чуть слышный звук.

Больше всего он напоминал царапанье ногтями по камню. Через несколько мгновений он повторился. Потом наступила тишина.

Все стояли не шелохнувшись. Наконец Кэлис жестом велел, чтобы пять солдат сопровождали его. Обернувшись, Эрик выбрал четырех солдат из головы колонны и вытащил из ножен свой меч.

Зажгли потайной фонарь, закрыв заслонки почти до предела, и шесть человек двинулись в темноту. Эрик держал фонарь. Они спустились в туннель, который шел немного под уклон, а затем очутились в широком колодце. У первого пересечения туннеля с краем дороги, спиралью вьющейся внутри колодца, они остановились. Снизу вновь донеслось слабое царапанье.

Отряд медленно начал спускаться по спиральной дороге, останавливаясь через каждую четверть оборота, и звук куда-то пропал.

Эрик прикинул, что за каждый оборот вокруг колодца они спускались примерно на двадцать футов. Через три оборота они наткнулись на труп.

Кэлис подал сигнал тревоги, и четыре человека, сопровождавшие Эрика и Кэлиса, повернулись спиной к свету; двое смотрели вверх, двое - вниз. Свет бил им в спины и не мешал видеть то, что скрывалось во мраке.

На трупе была ряса, и, когда Кэлис откинул капюшон, у Эрика перехватило дыхание. Это был пантатианин.

Эрик никогда не видел этих существ так близко - только на расстоянии в этих туннелях и с холма во время встречи наемников, когда пантатианин приехал инспектировать войска.

- Переверните его, - прошептал Кэлис, и Эрик, наклонившись, перевернул тело на спину. Живот пантатианина был распорот, и внутренности вывалились наружу.

- Возьми, - велел Кэлис, указав на какой-то предмет, зажатый в руке пантатианина.

Эрик повиновался, но едва он коснулся предмета, как сразу же пожалел об этом. Его руки пронизала странная энергия, по коже побежали мурашки. Им овладело желание скинуть одежду и начать скрести себя до крови.

Кэлис, по-видимому, тоже почувствовал что-то, хотя не касался предмета. Повертев предмет в руках, Эрик понял, что это шлем, и хотел уже надеть его, но Кэлис сказал:

- Не надо.

Эрик остановился.

- Что не надо?

- Положи его на землю. - велел Кэлис и, повернувшись к одному из солдат, приказал: - Приведи остальных.

Солдат взял фонарь и исчез. Оставшись во мраке, Эрик пережил несколько очень необычных мгновений. Ему являлись странные образы - темнокожие мужчины в иноземных доспехах, женщины невероятной красоты, но никто из этих существ не был человеком. Эрик потряс головой, чтобы избавиться от этих образов, и тут как раз подошла основная колонна.

- Что тут такое? - спросила Миранда.

Кэлис показал на мертвеца. Опустившись на колени, Миранда исследовала труп и шлем.

- Мне нужна сумка, - наконец сказала она.

Кто-то протянул ей матерчатую сумку, и она положила туда шлем.

- Ты его понесешь, - сказала она Болдару. - На тебя он влияет меньше всего.

Странный наемник пожал плечами, взял сумку и сунул ее в большой походный мешок, который носил на бедре.

- Кажется, события развиваются неожиданно, - задумчиво произнесла Миранда, глядя на труп.

- Похоже, что он бежал, чтобы спасти это устройство, - сказал Калис.

- Или украл его, - возразила Миранда и покачала головой. - Досужие рассуждения никуда нас не приведут. Пошли дальше.

Кэлис кивнул и жестом приказал колонне продолжить движение.

Они прошли через галерею и плато, спускаясь все ниже и ниже к основанию колодца. Дойдя до нового туннеля, Кэлис скомандовал поворот.

Колонна вступила в туннель, идущий вниз под крутым углом. Чем глубже они спускались, тем становилось теплее. В горах по ночам температура падала ниже нуля, и так же холодно было в туннелях, но сейчас каждый шаг, казалось, вел их прямо в пекло. И одновременно с жарой становился сильнее запах. Запах серы и протухшего мяса.

Туннель стал шире, и Кэлис подал знак. Все обнажили оружие. Эту часть задания они обсуждали много раз, пока каждый участник похода не научился повторять ее даже во сне.

Дальше начиналась галерея, где они должны были обнаружить яйца и детенышей пантатиан. Остальное было просто: войти туда и убить все живое.

Кэлис подал сигнал. Операция началась. И почти так же быстро закончилась.

В галерее зловоние было почти невыносимым, и некоторых вырвало. Повсюду были разбросаны трупы - пантатиане, взрослые и младенцы, и саауры. Но ни один труп не был целым. Тот пантатианин, на которого они наткнулись в туннеле, еще хорошо сохранился. Те, что лежали здесь, были буквально разодраны на части.

Кэлис показал на трон. Фигура, лежавшая у его подножия, некогда восседала на нем. Это был разрубленный на куски мумифицированный труп пантатианина.

- Там, - задыхаясь от вони, проговорил Кэлис.

Миранда и Болдар, которые, казалось, не замечали вони, подошли к этому трупу. Миранда вгляделась в него и, обернувшись, спросила:

- Искусственное устройство?

- Доспехи, меч, щит, все, как ты и предполагала, - ответил Кэлис.

- Ну что ж, - сказала Миранда, - кто-то побывал здесь до нас. - При свете фонаря она осмотрела пещеру. - Они погибли, защищаясь, и заплатили высокую цену. Тот, кого мы нашли, умирал, вероятно, не один день.

Эрик взял нескольких человек и осмотрел с ними соседние галереи. В одной из них в большом бассейне с горячей водой лежали шесть разбитых яиц, а в бассейнах поменьше плавали наполовину сформировавшиеся пантатиане. В другой галерее они обнаружили дюжину крохотных фигурок, судя по размерам - детей, а рядом - кости разных существ, в том числе и человеческие.

Вернувшись, Эрик доложил:

- Капитан, везде то же самое. - Понизив голос, он добавил: - Я не видел ни одной раны, нанесенной оружием. - Эрик указал на верхнюю часть тела сааурского воина. - Он не был разрублен мечом, капитан. Он выглядит так, будто его разорвали надвое.

- Я видел существ, которые на это способны, - сказал Болдар Кровавый. Его лицо скрывал чужеземный шлем, и глаз не было видно за прорезями. - Но очень мало, и не в этом мире.

Кэлис и Миранда осмотрелись вокруг, и Кэлис сказал:

- Что-то промчалось здесь словно пламя по летней траве и убило всех.

- Ну что, кто-то сделал за нас всю работу, - заметил де Лонгвиль.

Впервые с тех пор как Эрик познакомился с Кэлисом, он видел капитана встревоженным.

- Бобби, - сказал Кэлис, - кто-то унес отсюда устройства, подобных которым никто в этом мире не видел с тех пор, как мой отец надел свои белые с золотом доспехи.

- Значит, появился третий игрок? - сказал де Лонгвиль.

- По всем признакам имеется третий игрок, - согласилась Миранда.

- Что теперь? - спросил де Лонгвиль.

- Движемся вниз, - без колебаний ответил Кэлис. - Мы должны выяснить, кто напал на этот кроличий садок и уцелели ли остальные садки. План изменился, - сказал он, обращаясь к солдатам. - Мы наткнулись на еще одну тайну. Мы продолжим наш путь в горы и, если встретим живых пантатиан, перебьем их до последнего. - Он сделал паузу. - Но если мы обнаружим тех, кто тоже их убивает, это не значит, что у нас появится новый союзник, - Он понизил голос. - Кто бы ни были эти существа, они и наши враги. Они могущественны, а теперь владеют одним из самых мощных устройств, принадлежавших валхеру - Повелителям Драконов. Будьте очень осторожны.

Он подал сигнал, и колонна направилась обратно в туннель, возвращаясь в колодец. Когда они достигли его, Кэлис велел остановиться, чтобы люди могли отдохнуть и поесть. Потом он перестроил колонну и повел ее вниз, все глубже в колодец.

Глава 18 РАЗОБЛАЧЕНИЕ

Ру кивнул.

Дункан отвел руку и ударил мужчину, сидевшего на стуле. Голова его дернулась, и из носа потекла кровь.

- Неверный ответ, - сказал Дункан.

- Не знаю, - произнес Герберт Мак-Кракен.

Дункан ударил его снова.

- Это же очень просто, Мак-Кракен, - сказал Ру. - Ты говоришь мне, кто приказал тебе похитить мое золото и где оно сейчас, а мы тебя отпускаем.

- Если я это сделаю, они убьют меня, - ответил тот.

- А если не сделаешь, то убьем мы, - сказал Ру.

- Если я расскажу вам, то ничего не выиграю. Кто помешает вам перерезать мне горло, когда вы все узнаете?

- Это невыгодно, - сказал Ру. - Золото принадлежит мне; желая его вернуть, мы не пытаемся нарушить закон. Если я отведу тебя в управление Городской стражи, то пятнадцать лет каторги тебе обеспечено.

- А если я скажу вам?

- Мы позволим тебе покинуть Крондор... живым. МакКракен с минуту подумал. Потом сказал:

- Имя этого человека - Ньютон Бриггс. Перевод денег организовал он.

Ру поглядел на Джейсона, который стоял за спиной МакКракена.

- Он был партнером в этом расчетном доме перед тем, как мы купили его, - тихо сказал Джейсон.

- Потеряв его, он обиделся, - сказал Мак-Кракен. - Наверное, ему заплатили за кражу. Мне обещали достаточно золота, чтобы купить квегийский титул и виллу и основать собственное дело, - вот все, что я знаю.

- Почему квегийский? - спросил Дункан.

Ему ответил Луи:

- Многие в Королевстве мечтают стать богатыми квегийскими нобилями и жить на вилле с дюжиной юных рабынь, - он пожал плечами, - или рабов.

Ру рассмеялся.

- Ты просто глупец. Тебя одурачили. Стоит тебе сойти на берег в порту Квега, как через несколько минут тебя отправят на каторгу, а твое золото будет конфисковано в пользу государства. Если у людей, не имеющих квегийского подданства, там нет могущественного покровителя, то они лишены всяких прав.

Мак-Кракен заморгал.

- Но мне обещали...

- Отпустите его, - велел Ру.

- Просто взять и отпустить? - спросил Дункан.

- Ему некуда деться.

Четыре часа назад Луи нашел Мак-Кракена на каком-то складе, где тот кого-то ждал, - теперь они знали, что Бриггса. Дункан сразу послал всадника за теми, кто скакал в Сарт, с приказом возвращаться; через час они должны были вернуться в штаб-квартиру Ру.

- Что мне теперь делать? - встав, спросил Мак-Кракен.

- Отправляйся в Квег и попытайся купить дворянский патент, - пожал плечами Ру. - Только на чужие деньги. Если ты задержишься в Крондоре до завтрашнего вечера, то не только твои сообщники попытаются тебя убить.

Мак-Кракен вытер ладонью кровь, сочившуюся из губы, и, спотыкаясь, вышел на улицу.

- Дункан, выжди минутку и иди за ним, - приказал Ру. - Он слишком напуган, чтобы удирать самостоятельно. Если в этом замешан кто-то еще, он приведет нас к нему. Только не дай ему по-настоящему удрать; он может нам понадобиться, чтобы дать показания в Королевском суде. Вероятно, он единственное звено, отделяющее нас от грабителей.

Дункан кивнул:

- А где будешь ты?

- В порту, - сказал Ру. - Вопреки всем предположениям там стоит судно, которое завтра с утренним приливом отправится в Квег. Пошли за нами туда.

Дункан кивнул и вышел.

- Джейсон, возвращайся в контору и жди там. Мы с Луи сообщим тебе, если ты понадобишься где-нибудь в другом месте.

Джейсон удалился.

- У нас есть судно, готовое отплыть, как только ты скажешь, - сказал Луи.

- Хорошо, - сказал Ру. - Если выяснится, что похититель собирается вырваться из города, я намерен схватить его за волнорезом. Я хочу покончить с этим делом до того, как там появится какой-нибудь королевский военный корабль, посланный для расследования. Я хочу, чтобы золото уже было возвращено, когда таможенное сторожевое судно возьмет нас на абордаж. Тогда будет легче все объяснить.

Луи покачал головой:

- К чему увозить золото? Почему бы просто не припрятать его где-нибудь и не подождать, пока Компания Горького Моря загнется?

- Потому что это одновременно и разумно, и очень рискованно, - ответил Ру. - Если бы ты знал, что эти ребята собирались удрать из города и помалкивать, это было бы разумно. Но если бы ты думал, что их могут поймать и заставить говорить, то в конечном счете след мог бы привести назад, к тому, кто стоит за этим мошенничеством, и в этом случае, - он щелкнул пальцами, - мы могли бы явиться с солдатами, и конец. - Он вздохнул. - Но если золото благополучно исчезло и плывет в какой-нибудь порт или едет в фургоне, направляющемся в горы... - Он пожал плечами.

- Кто бы это ни разработал, время он выбрал точно, - заметил Луи.

- Вот это меня и беспокоит, - сказал Ру. - Ведь здесь замешаны не только ублюдки из расчетного дома; воры должны были знать о Компании Горького Моря и ее финансовом положении значительно больше, чем им могли сообщить МакКракен и Бриггс. - Он поднял один палец. - Они должны были знать, что Джейсон или кто-то другой близок к разоблачению мошенничества. Слишком уж долго все это тянулось. - Ру поднял второй палец. - И они должны были знать, что всего через несколько недель мы сможем покрыть этот убыток. - Он расстроенно покачал головой. - К нам идут караваны с востока, а сегодня в Илит прибывает груз зерна. Наш флот Дальнего Берега стоит в Карее, а может, уже возвращается. Груз любого из этих судов принес бы нам достаточно золота, чтобы компенсировать эту незначительную потерю, - он ударил кулаком по ладони, - но не сегодня!

- Шпион?

- Да, - ответил Ру и направился к двери. - Не считая Дункана, ты - единственный человек, которому я полностью доверяю, Луи. Ты был со мной в камере смертников, и ты плыл рядом со мной в Ведре. Мы вместе смотрели в лицо смерти, и, за исключением Джедоу и Грейлока, в Крондоре не осталось никого, кроме тебя, кому бы я доверил защищать свою спину.

Луи развеселился.

- Даже с одной рукой?

Ру открыл дверь.

- Ты лучше управляешься с ножом в одной руке, чем другие с мечом и двумя руками. Пошли, прочешем порт.

Похлопав своего работодателя по спине, Луи вышел вслед за ним и закрыл за собой дверь. Этот склад, как и многие в Купеческом квартале, принадлежал Компании Горького Моря. Ру и Луи двинулись быстрым шагом к порту.

Как только они ушли, на крыше сарая поднялся на ноги человек. Легко спрыгнув на мостовую, он следил за Ру и Луи, пока они не исчезли в темноте, а потом обернулся и тихо свистнул, указав в их сторону. Из-за дома, стоявшего чуть подальше, вынырнули еще двое. Они быстро посовещались, после чего один из двоих вернулся на прежнее место, а остальные двинулись за Ру и Луи в направлении порта.

- Засада! - крикнул Ренальдо.

- Клин! - приказал Кэлис, и мгновенно каждый занял свое место. Колонна находилась в огромной галерее, футов двести в поперечнике, с шестью входами. Словно на учениях, сорок человек, тесно сомкнув щиты и подняв мечи, образовали клин, способный отразить любое нападение. Остальные двадцать сняли короткие луки, и каждый хладнокровно наложил стрелу на тетиву. И в этот момент галерею захлестнули рычание и визг, в которых не было ничего человеческого.

Из трех туннелей на Кровавых Орлов Кэлиса обрушились пантатиане. Эрик попытался оценить их численность, но быстро прекратил подсчет, когда первая волна атакующих навалилась на лучников. Затем они ударили по стене из щитов.

Эрик рубил мечом направо и налево. Дважды он слышал, как клинки пантатианских солдат ломались под его ударами. Он обнаружил, что змеелюди - плохие воины, и, не дожидаясь приказа Кэлиса, крикнул:

- Второй ряд! В контратаку!

Двадцать лучников бросили луки и выхватили мечи. Эрик обошел правый край клина и ударил по пантатианам с фланга. Как он и рассчитывал, они не выдержали атаки.

Но вместо того чтобы удариться в бегство, пантатиане бросались на королевских солдат до тех пор, пока двое последних не рухнули наземь и в галерее не воцарилась тишина.

- Похоже на рубку дров, - произнес Болдар Кровавый. Взглянув на него, Эрик заметил, что кровь, забрызгавшая его доспехи, вся стекла вниз, не оставив следа на странном белом металле.

- Они дрались храбро, но это не воины, - восстановив дыхание, сказал Эрик и велел поставить у входа в каждый туннель по два солдата на тот случай, если пантатиане нападут снова.

- Это не храбрость, - сказал Болдар. - Фанатизм.

Кэлис взглянул на Миранду.

- Мы никогда не слышали ни об одном человеке, который сражался бы с ними лицом к лицу. Они предпочитают воевать чужими руками, - сказала Миранда.

Носком сапога Эрик перевернул ближайший труп.

- Какой он маленький.

- Они все маленькие, - сказал Кэлис. - Меньше, чем тот, кого мы обнаружили вчера.

Эрик посмотрел на де Лонгвиля.

- Они что, выслали против нас мальчишек?

- Возможно, - ответил Робер.

Эрик быстро проверил состояние своих людей, а Кэлис и Миранда тем временем изучали мертвого пантатианина. Ни один человек из отряда Кэлиса не получил серьезной раны.

- Только порезы и синяки, - отрапортовал Эрик.

- Несколько минут отдыха, а затем идем дальше, - сказал де Лонгвиль.

Эрик кивнул:

- В какой туннель?

Де Лонгвиль повторил, этот вопрос Кэлису.

- В центральный. Если понадобится, мы всегда можем вернуться, - сказал капитан.

Эрик в этом весьма сомневался, но вслух ничего не сказал.

Мимо прошла группа вооруженных людей, и Ру припал к земле, прячась за кипой хлопка. Клубился туман, и в утренних сумерках человек, вытянув руку, едва мог разглядеть собственную ладонь.

Ру и Луи прочесывали порт, когда поступило предупреждение, что сюда направляются большая группа охранников и фургон. Ру послал Луи за подмогой, а сам остался следить.

Услышав какое-то движение у себя за спиной, Ру резко обернулся и выхватил меч.

- Это я, - перехватив его руку, прошептал Дункан.

Ру сунул меч в ножны и повернулся, чтобы посмотреть на фургон, который уже подъезжал к причалу.

Дункан опустился на корточки рядом с кузеном.

- Сюда спешит Мак-Кракен. Я его на мгновение потерял в тумане, увидел кого-то - оказалось, тебя - и нырнул в этот проход. - Он показал себе за спину. - Я жду, что Герберт вотвот появится.

Ру кивнул:

- Нет никакого сомнения, что в этом фургоне наше золото.

- Нападем на них в порту?

Ру прикинул в уме.

- Только в том случае, если, прежде чем они переберутся на баркас, Луи приведет подмогу, - прошептал он. - Все наши люди сейчас либо на "Королеве Горького Моря", либо на складе.

Фургон остановился, и в темноте раздался голос:

- Грузите в этот баркас.

Зажегся потайной фонарь, и в слабом свете стали видны силуэты фургона и людей, окружавших его.

Люди откинули заднюю дверцу и выгрузили несколько маленьких сундучков. Внезапно в маленьком конусе света, окружавшем фургон, появилась еще одна фигура. Люди выхватили мечи, а испуганный голос произнес:

- Это я! Мак-Кракен!

Какой-то человек спрыгнул с козел и взял фонарь. Двое охранников схватили Герберта за руки. Человек поднял фонарь повыше и подошел к Мак-Кракену.

Ру чуть не задохнулся. Это был Тим Джекоби. За его плечом он разглядел Рандольфа.

- Что ты здесь делаешь? - спросил Тим.

- Бриггс так и не появился, - сказал Мак-Кракен.

- Дурак, - сказал Тим Джекоби. - Тебе было сказано ждать до тех пор, пока он не появится, независимо от того, сколько это может продлиться. Он, наверно, как раз сейчас ищет тебя на складе.

- Что с твоим лицом? - спросил Рандольф.

Герберт поднес руку к лицу.

- В темноте я упал и разбил губу об клеть.

- Выглядит так, словно тебя кто-то избил, - заметил Тим Джекоби.

- Никто меня не бил, - слишком громко произнес МакКракен, чем только увеличил подозрения Тимоти. - Клянусь!

- Говори потише, - приказал Тим. - За тобой никто не следил?

- В этом тумане? - пожал плечами Мак-Кракен и тяжело перевел дыхание. - Вы обещали взять меня с собой. Бриггс с моим золотом должен был прийти на закате. Я ждал, но он не пришел. Мне были обещаны пятьдесят тысяч золотых. И лучше вам выполнить этот уговор.

- Или? - спросил Тим.

Неожиданно Мак-Кракен испугался.

- Я...

Ру отметил, что с момента появления Мак-Кракена ни один из мужчин, которые разгружали фургон, не двинулся с места. Баркас слегка покачивался у причала.

"Продолжай, продолжай говорить", - мысленно твердил Ру, зная, что с каждой минутой Луи и подмога подходят все ближе. Захватить похитителей врасплох здесь было бы гораздо легче, чем в море. Времени, чтобы заплатить долг, у него оставалось лишь до захода солнца, и если ему не удастся напасть на людей Джекоби в порту, он вынужден будет устроить погоню в море.

- Надо задержать их здесь, пока не подойдет Луи, - прошептал он Дункану. - Сумеешь обойти их сзади?

- Что? - возмутился Дункан. - Ты хочешь, чтобы мы вдвоем попытались их остановить?

- Только притормозить. Зайди им в тыл и делай, как я.

- Дай Бог, чтобы ты не погубил нас, кузен, - вращая глазами, прошептал Дункан, повернулся и исчез в тумане.

- Если вы не выполните свое обещание, - сказал МакКракен, - я дам показания страже. Я обвиню вас и Бриггса в том, что вы заставили меня подделать счета.

Тим покачал головой:

- Ты очень глуп, Мак-Кракен. Нам предложили не входить в прямой контакт. Это было дело Бриггса.

- Бриггс никогда не придет! - выкрикнул Мак-Кракен.

Он был на грани истерики.

Тим кивнул, и двое охранников, державших Мак-Кракена за руки, усилили хватку, не позволяя ему шевельнуться. Джекоби выхватил из-за пояса кинжал и вонзил его Мак-Кракену в живот.

- Лучше бы ты остался на складе, Мак-Кракен. Бриггс мертв, а теперь, - бухгалтер, придерживаемый двумя охранниками, тяжело опустился на землю, - умер и ты. - Движением головы Тим приказал охранникам бросить труп в воду. - Еще один мертвец в гавани вряд ли вызовет у Городской стражи особый интерес.

Ру подождал, пока почти все золото, по его расчетам, не будет погружено на баркас, затем выступил вперед и со всей властностью, на которую был в эту минуту способен, крикнул:

- Не двигаться! Вы окружены!

Как он и надеялся, те, что были возле фургона и лодки, не могли разглядеть его в тумане, и их нерешительность дала ему преимущество, на которое он рассчитывал. Если бы они сразу напали на него, то даже такой хороший боец, как он, потерпел бы поражение.

Позади фургона раздался задушенный крик и звук падения тела. Ру не успел удивиться, как услышал громкий голос Дункана:

- Вам было сказано не двигаться!

Кто-то, стоявший рядом, взглянул вниз.

- У него кинжал! - крикнул он. - Это не Городская стража! - Он шагнул вперед, но был сражен другим кинжалом, и новый голос произнес:

- Мы никогда не говорили, что мы из Городской стражи. Фигура, появившаяся из-за другого торца здания, за которым прятался Ру, в тумане была плохо видна, но Ру показалось, что он узнал голос, а потом и вправду разглядел знакомые черты. Небрежной походкой Дэшел Джеймсон вышел к фургону и встал так, чтобы его видели все.

Издалека донесся цокот копыт по булыжной мостовой.

- И к нам прибыло подкрепление, - заявил Дэш. - Бросайте оружие.

Люди Джекоби все еще колебались, но тут в полумраке, из которого возник Дэшел, сверкнул третий кинжал, и о стенку фургона тяжело ударилось еще одно тело.

- Он приказал бросить оружие! - крикнул другой, тоже знакомый голос.

Ру вознес молитву Рутии, Богине удачи, за то, что Луи прибыл вовремя. Охранники Джекоби побросали оружие и опустились на колени.

Ру подождал еще чуть-чуть и вышел вперед.

- Доброе утро, Тимоти, Рандольф, - как можно небрежнее сказал он.

- Ты! - воскликнул Джекоби.

В этот момент показался Луи с дюжиной всадников; они тут же рассыпались веером, окружая противника. У нескольких были арбалеты, и они направили их на фургон и на баркас.

- Неужели ты думал, что я позволю тебе удрать с моим золотом?

Джекоби чуть не зашипел от злости.

- Что значит твое золото?

- Да ладно, Тим. Мак-Кракен и Бриггс нам все рассказали.

- Бриггс? - сказал Джекоби. - Как он мог? Мы...

- Заткнись, ты, дурак! - крикнул Рандольф.

Ру посмотрел на тело Мак-Кракена, плавающее в гавани.

- Итак, ты отправил Герберта к Бриггсу?

- Я отправлю тебя вместе с ними в ад! - огрызнулся Тимоти Джекоби и, не обращая внимания на арбалеты, вытащил из ножен меч.

- Нет! - крикнул Рандольф. Он оттолкнул брата в сторону, и стрелы попали в него. Две вонзились ему в грудь, а третья - в шею. Он упал на землю, словно сбитая в воздухе муха.

Тим Джекоби встал с земли, держа в одной руке меч, а в другой - кинжал. В его глазах сверкали безумие и дикая ярость. Луи занес руку с кинжалом, собираясь метнуть его в Джекоби, но Ру его остановил:

- Нет! Я сам. Настало время с этим покончить.

- Ты убил моего брата! - крикнул Тим Джекоби.

- А Гельмут погиб от твоей руки, - обнажив меч, ответил Ру и поманил к себе Джекоби: - Иди сюда! Чего же ты ждешь?

Люди расступились, и Джекоби бросился на Ру. Ру был опытный солдат, а Джекоби - всего лишь драчливый убийца, но сейчас этот драчливый убийца был ослеплен яростью и жаждой мести. Ру вынужден был отступить, уходя от смертельных ударов.

- Свет! - скомандовал Дункан, и кто-то мгновенно открыл боковинки фонаря. Один из всадников спрыгнул на землю, открыл седельную сумку и достал оттуда связку коротких факелов. Звякнула о кремень сталь, и факелы один за другим ярко вспыхнули. Сражающиеся очутились в круге света.

Тем временем Луи приказал своим людям собрать оружие, которое побросали охранники Джекоби, и отвести тех к фургону.

Ру дрался за свою жизнь. Оба нападали и защищались, выжидая, пока противник не совершит ошибки. По мере того как Джекоби уставал, его ярость ослабевала, а Ру поклялся, что никогда больше не станет делать таких больших перерывов в тренировках. Звон стали эхом метался по гавани. На кораблях вахтенные зажигали фонари, встревоженные этим звуком.

Между двух зданий появился стражник. Увидев Рандольфа в луже крови и дерущихся на мечах мужчин, он поспешно ретировался и, отойдя на почтительное расстояние, что есть мочи дунул в свисток. Вскоре подоспели еще трое стражников, и первый рассказал им о том, что увидел. Старший послал одного из своих людей за подмогой в управление, а сам вместе с остальными направился в сторону порта.

Ру почувствовал, что у него начинают болеть руки. Недостаток умения Тим Джекоби компенсировал, используя два вида оружия, и защищаться одним клинком против двух было нелегко.

Джекоби вновь сделал ложный выпад мечом и попытался ударить кинжалом, который держал в левой руке. Ру едва успел отпрыгнуть, но кинжал располосовал ему куртку.

Левой рукой Ру утер пот со лба и, оглянувшись, увидел, что противник прижимает его к огромной куче погрузочных корзин и скоро ему будет некуда отступать.

Стук каблука по булыжнику спас Ру жизнь: он успел отскочить, даже не посмотрев на противника, и едва ускользнул от удара кинжалом. Ру припал к земле и замер.

Джекоби вновь ударил мечом. Ру прыгнул ему навстречу, он парировал выпад, но не провел контратаку, подставляя открытую грудь кинжалу, а нырнул вниз, и кинжал свистнул у него над головой. Ру знал, что любой опытный боец свалил бы его ударом сапога, но шел на риск, уверенный, что Джекоби вообще не заметит его движения. Он вскинул меч снизу вверх и всадил его в правый бок Джекоби, чуть ниже ребер. Поскольку удар был направлен вверх, лезвие пронзило легкое и сердце.

Глаза Джекоби расширились. Он издал странный, какой-то детский звук. Потом его пальцы разжались, колени подогнулись, и, когда Ру выдернул меч, Джекоби рухнул на землю.

- Не двигаться! - произнес чей-то голос.

Оглянувшись, Ру увидел начальника патруля; в руке у него была дубинка, которой он рассеянно похлопывал по другой руке. Ру перевел дыхание, мысленно восхищаясь офицером Городской стражи, который с одной дубинкой вышел против двух десятков вооруженных людей.

- Что здесь происходит? - спросил офицер, а вдали послышался стук копыт подъезжающей кавалькады.

- Все просто, - ответил Ру. - Вот эти двое мертвецов - воры. Вон те люди, - он показал на разоруженных охранников, толпившихся возле фургона, - нанятые ими убийцы. А этот фургон и этот баркас нагружены украденным у меня золотом.

Видя, что никто не пытается сопротивляться, стражник сунул дубинку под мышку и погладил подбородок.

- А что за парень плавает в воде?

Ру с силой выдохнул и сделал глубокий вдох.

- Его зовут Герберт Мак-Кракен. Он был бухгалтером в моем расчетном доме. Он помогал тем, кто украл мое золото.

- Гм, - произнес полицейский, явно не убежденный. - А кто такой вы, сэр, владеющий расчетным домом, счетами и большим грузом золота? - Он посмотрел вниз, на братьев Джекоби, и добавил: - И такой кучей трупов.

Ру улыбнулся:

- Я - Руперт Эйвери. Я являюсь одним из владельцев в Компании Горького Моря.

Офицер кивнул. Когда всадники выехали из-за угла, он сказал:

- Мало кто в Крондоре не слышал за последний год это имя. А есть тут кто-нибудь, готовый поручиться за вас? Вперед выступил Дэш:

- Я поручусь. Это мой хозяин.

- А вы кто такой? - спросил полицейский.

- Это мой внук, - произнес всадник, возглавлявший отряд.

- А тогда кто же вы? - вконец запутался офицер, пытаясь в тумане разглядеть того, кто это сказал.

Лорд Джеймс выехал в круг света, очерченный факелами и фонарями.

- Мое имя - Джеймс, - сказал он. - И я, так сказать, его хозяин.

Тут приблизились и остальные всадники - солдаты в мундирах гвардии принца во главе с рыцарь-маршалом.

- Почему вы не берете этих людей под стражу? - спросил лорд Уильям, указав на телохранителей Джекоби. - С остальными джентльменами мы разберемся сами.

Увидев герцога Крондорского и рыцарь-маршала, начальник патруля едва не потерял дар речи. Он не сразу пришел в себя.

- Есть, сэр! - наконец выговорил он. - Титус!

Из темноты вынырнул юный стражник; судя по внешности, ему было не больше двадцати. В руках он держал арбалет.

- Да, лейтенант?

- Арестуй вон тех.

- Есть, сэр! - ответил юный стражник и угрожающе направил на них свой арбалет. - Вперед, и без глупостей!

Появились и другие стражники; по приказу лейтенанта они окружили задержанных и повели их из порта.

- Могу ли я предположить, что вы оказались здесь случайно, совершая утреннюю верховую прогулку, милорд? - повернувшись к лорду Джеймсу, спросил Ру.

- Нет. Мы следили за вами, - ответил Джеймс.

Из темноты появились Кэтрин и Джимми.

- Следили? - спросил Ру. - Почему?

- Нам надо поговорить, - сказал Джеймс. - Пойдите умойтесь, отправьте свое золото в безопасное место, а потом приходите во дворец завтракать, - поворачивая коня, велел он.

Ру кивнул:

- Слушаюсь, милорд. - И приказал Луи и Дункану: - Выгрузите золото из баркаса и отвезите обратно в нашу контору. - Затем он обернулся к Дэшу: - А теперь скажи мне: кому ты служишь? Мне или своему деду?

Ухмыльнувшись, Дэш пожал плечами:

- Слуга двух господ, если можно так выразиться.

- Вы уволены, - немного помолчав, сказал Ру.

- О, не думаю, что вы можете это сделать, - ответил Дэш.

- Почему? - спросил Ру.

- Дедушка объяснит.

Ру пожал плечами и, внезапно почувствовав, что слишком устал, чтобы думать, сказал:

- Я бы не отказался поесть и выпить чашечку кофе. - Он вздохнул. - Ведро кофе.

Его люди начали перетаскивать золото обратно в фургон и туда же положили тела братьев Джекоби. Ру убрал меч в ножны. Ему было ужасно любопытно, что будет дальше. Во всяком случае, он сможет уплатить долг и сохранить в целости свою компанию. "Никогда, - поклялся он мысленно, - никогда я больше не допущу, чтобы моя компания оказалась в столь уязвимом положении".

Сделав глоток кофе, Ру вздохнул от удовольствия:

- Превосходный.

Джеймс кивнул:

- Джимми покупает его для меня у Баррета.

Ру улыбнулся:

- Лучший кофе во всем городе.

- И как мне быть с вами? - произнес герцог Крондорский.

- Не уверен, что понимаю вас, милорд.

Они сидели вокруг большого стола в личных апартаментах герцога: рыцарь-маршал Уильям, Джимми, Дэш и Кэтрин. В комнату вошел и уселся Оуэн Грейлок.

- Доброе утро, милорд, маршал, Ру, - сказал он с улыбкой.

- Как я только что сообщил вашему старому другу, капитан Грейлок, я в большом затруднении - что с ним делать, - сказал Джеймс.

Грейлок смутился.

- Что с ним делать? - повторил он.

- Ну, в порту обнаружено несколько трупов и куча золота, причем дается неважное объяснение тому, как все это там оказалось.

- Милорд, я с должным уважением вам все объяснил, - сказал Ру.

- Так вы говорите, - ответил Джеймс, и, наклонившись вперед, он ткнул в Ру пальцем. - Но вы - приговоренный к смерти убийца, и несколько ваших недавних сделок граничат с уголовными преступлениями.

От усталости Ру не смог сдержать раздражения.

- Граничить с ними - не то же самое, что их совершать... милорд.

- Мы можем конфисковать золото и назначить слушания, - заметил маршал Уильям.

Ру выпрямился на стуле.

- Нет! Если я не верну это золото моим кредиторам до конца дня, то разорюсь. Именно этого добивался Джекоби.

- Пожалуйста, оставьте нас с господином Эйвери на некоторое время наедине, - обратился Джеймс к присутствующим. - Завтрак окончен.

Грейлок с сожалением посмотрел на недоеденную тарелку, но встал и вышел вместе с остальными, оставив Ру и лорда Джеймса одних.

Джеймс встал, подошел к освободившемуся стулу рядом с Ру и сел.

- Вот в чем дело, - сказал он. - Вы замечательно поработали. Впрочем, слово "замечательно" будет даже преуменьшением в оценке того, что вы сделали ради того, чтобы возвыситься, юный Эйвери. В какой-то момент, когда вы противостояли попыткам врагов уничтожить вас, я подумал, что нам следовало бы оказать вам поддержку, но наша помощь вам не понадобилась. Это говорит в вашу пользу. Но моя угроза - не пустые слова; я хочу, чтобы вы поняли: независимо от того, насколько вы стали могущественны, вы стоите над законом не выше, чем тогда, когда убили Стефана фон Даркмура.

Ру молчал.

- Я не собираюсь конфисковывать ваше золото, Руперт. Расплачивайтесь со своими кредиторами и продолжайте преуспевать, но всегда помните, что избавиться от вас сейчас можно так же быстро, как и тогда, когда мы впервые бросили вас в камеру смертников.

- Зачем вы все это мне говорите? - спросил Ру.

- Потому что вы, как мне кажется, манкируете своими обязанностями перед короной. - Джеймс встал и начал расхаживать по комнате, одновременно продолжая свою речь: - Доклады, приходящие из-за моря, хуже, чем мы предполагали; намного хуже. Ваш друг Эрик, может быть, уже заплатил жизнью за эти сведения. Все, кто отправился с Кэлисом, могут быть уже мертвы. - Он остановился и взглянул на Ру. - Но даже если им удастся достичь поставленной перед ними цели, можно быть уверенным в одном: воинство Изумрудной Королевы готовится, и вы знаете не хуже меня, что, если оно высадится на этих берегах, ваше богатство ничего не будет значить. Вас с вашей семьей просто сметут, когда эта армия двинется к своей цели: уничтожению всего живого в этом мире.

- Что вы хотите от меня? - спросил Ру.

- От вас? - сказал Джеймс. - Почему вы думаете, что я от вас чего-то хочу?

- Потому что мы не завтракали бы вместе, если бы вы хотели всего лишь напомнить мне о том, что в любой момент можете меня повесить, или о тех ужасах, которые я видел, когда служил в отряде Кэлиса. Я не забыл ни того, ни другого! - В ярости Ру повысил голос и ударил кулаком по столу с такой силой, что тарелки подпрыгнули и зазвенели. Затем он добавил: - Милорд.

- Я скажу вам, чего я хочу, - ответил лорд Джеймс. Опираясь одной рукой на спинку стула, а другой - на крышку стола, он наклонился вперед и, глядя Ру прямо в глаза, произнес: - Мне нужно золото.

Ру мигнул.

- Золото?

- Больше золота, чем даже такой жадный маленький ублюдок, как ты, Руперт, может себе вообразить. - Он выпрямился. - На этих берегах скоро вспыхнет величайшая война в истории этого мира. - Герцог подошел к окну, из которого открывался вид на всю гавань, и протер стекло рукой. - Если только не появится кто-то, обладающий несравненно большим могуществом и умом, чем любой из правящих лордов Королевства, меньше чем через три года в эту гавань войдет самый крупный в истории флот. И он привезет с собой самую большую армию из всех, что когда-либо существовали. - Он повернулся к Ру. - И все, что вы видите в этом окне, превратится в пепел. В том числе ваш дом, ваши предприятия, кофейня Баррета, ваши доки, ваши склады, ваши суда, ваша жена, ваши дети, ваша любовница.

Услышав последние слова, Ру почувствовал, что у него перехватило дыхание. А он-то считал, что о его связи с Сильвией никто не знает.

Джеймс говорил спокойно, но за этим спокойствием чувствовался едва сдерживаемый гнев.

- Вам никогда не понять, как я люблю этот город. - Он обвел рукой комнату. - Вам никогда не понять, почему я считаю этот дворец лучшим в мире. Один необыкновенный человек увидел во мне нечто такое, чего не заметил никто другой, и он протянул мне руку и возвысил меня до положения, о котором никто из людей моего происхождения не мог даже помыслить. - Глаза лорда Джеймса странно блеснули. - Я дал своему сыну имя этого человека в знак уважения. - Снова повернувшись спиной к Ру, герцог уставился в окно. - Вы даже не можете себе представить, как бы я хотел, чтобы этот человек сейчас был здесь, с нами. Из всех людей только от него мне хотелось бы услышать, что нам делать дальше. - Старый герцог тяжело вздохнул. - Но его нет. Он мертв, и он сам первый сказал бы мне, что мечтать о несбыточном - пустая трата времени. - Джеймс снова посмотрел Ру прямо в глаза. - А времени у нас осталось намного меньше, чем мы думали. Я сказал, что этот флот будет здесь меньше чем через три года. Он может оказаться здесь меньше чем через два года. Мне не хотелось бы знать этого до тех пор, пока не покажется первый корабль с Новиндуса.

- Два-три года? - сказал Ру.

- Да, -ответил Джеймс. - Вот почему мне нужно золото. Мне необходимо финансировать величайшую войну в истории Королевства, войну, которая грозит погубить все, что у нас есть. В Княжестве мы содержим регулярную армию численностью менее пяти тысяч человек. Когда мы соберем под знамена Королевства всех, то, возможно, сумеем довести численность действующей армии до сорока тысяч - за счет ветеранов и рекрутов. Сколько людей в армии Изумрудной Королевы?

Ру задумался, припоминая, сколько наемников собрались на встречу.

- Двести - двести пятьдесят тысяч, если, конечно, она сможет их всех перевезти через океан.

- Судя по последнему полученному нами сообщению, у нее шестьсот судов. Она строит по два судна в неделю. Она разорила весь континент, чтобы добиться такой производительности, но она держит за горло все тамошнее население, и работа продолжается.

Ру подсчитал.

- Пятьдесят недель. Ей нужно по меньшей мере еще сто судов, чтобы погрузить продовольствие для такой армии. Если она благоразумна, она должна построить дополнительно еще сто кораблей.

- Вы видели что-нибудь, свидетельствующее о ее благоразумии?

- Нет, - сказал Ру, - но даже тот, кто хочет погубить всех, кто у нее на службе, должен знать, в чем она нуждается, чтобы добиться своих целей.

Джеймс кивнул:

- Через два или три года, считая с сегодняшнего дня, они Войдут в эту гавань.

- Какая роль предназначена мне? - спросил Ру.

- Чтобы финансировать эту войну, я могу обложить вас такими налогами, что вы истечете кровью, но даже если я пошлю целую армию с приказом отнять все до последней монеты на всем пространстве от Зубов Мира до Великого Кеша, от Закатных Островов до Ролдема, этого будет мало. - Джеймс снова наклонился над столом и говорил тихо, словно боялся, что кто-то может его подслушать. - Но за эти два или три года, с надлежащей поддержкой, бы сможете оказаться в состоянии финансировать эту войну.

Ру непонимающе посмотрел на него.

- Милорд?

- В ближайшие два года вы должны получить такую прибыль, чтобы предоставить короне заем, который пойдет на финансирование грядущей войны.

Ру глубоко вздохнул.

- Да, это неожиданное предложение. Вы хотите, чтобы я добился немыслимого богатства, а затем ссудил его короне, чтобы вести войну, которую мы можем не выиграть.

- Примерно так, - ответил Джеймс.

- То, что вы сказали, дает мне основания предполагать, что корона может оказаться не в состоянии выплатить мне долг своевременно, если мы переживем это бедствие.

- Подумайте над альтернативой, - сказал Джеймс.

Ру кивнул:

- Значит, так. - Он встал. - Ну, раз уж я должен стать самым богатым человеком, которому через три года суждено сидеть на груде пепла, лучше сразу начать собирать это богатство. Чтобы это сделать, мне надо до захода солнца вернуть долг своим кредиторам.

- Есть еще одна вещь, - сказал Джеймс.

- Какая, милорд?

- Она касается Джекоби. У него остался отец.

- То есть мне надо ждать нового нападения?

- Возможно, - сказал Джеймс. - Самое разумное - встретиться с ним до того, как ему станет известно, что вы убили его сыновей. Укрепляйте мирные отношения, Руперт, так как в ближайшие годы вам понадобятся союзники, а не враги, да и я не смогу помогать вам во всем; даже мое влияние не безгранично.

- После того как я улажу дело с Фредериком Джекоби, мне придется обо всем рассказать своим партнерам, - заметил Ру.

- Советую вам выкупить их долю, - сказал Джеймс. - Или хотя бы получить полный контроль над Торговой Компанией Горького Моря. - Тут Джеймс ухмыльнулся, и выражение его лица заставило Ру вспомнить и о мальчике-воре, некогда бегавшем по улицам Крондора, и о его внуках. - Вы ведь и сами хотели в конечном счете так сделать, я не ошибся?

Ру засмеялся:

- В конечном счете.

- Лучше раньше, чем позже. Если вам понадобится немного золота, чтобы добиться этого, корона даст вам ссуду; но, как вы понимаете, под приличный процент.

Пообещав герцогу держать его в курсе дел, Ру ушел. Выходя из дворца, он думал о том, что судьба вновь свела его с короной и что вопреки всем его стараниям ему не освободиться от рока, который властвует над его судьбой с того дня, когда он и Эрик убили Стефана.

Эрик послал разведчиков проверить следующую галерею. В течение примерно десяти минут слышались какие-то слабые звуки, но определить их происхождение не удавалось. Впереди проход разветвлялся, и этот шум отдавался странным эхом с разных сторон.

Через несколько минут разведчики вернулись.

- Там полно ящериц, - прошептал один из них.

Эрик велел ему следовать за собой туда, где их ждали Кэлис и остальные, и разведчик быстро начертил план галереи.

Она представляла собой почти идеальный полукруг; справа от входа начинался длинный пологий спуск, а слева находилось ровное возвышение. Солдатам, вооруженным мечами, предстояло спуститься вниз, а лучники должны были занять позицию слева и осыпать змей стрелами.

Кэлис отдал приказ, Эрик и де Лонгвиль передали его дальше. Болдару он велел остаться с Мирандой и охранять ее, а сам прошел вперед, чтобы лично возглавить колонну.

Как и в прошлый раз, все они без колебаний и сомнений выполняли приказ командира, но когда оказались в галерее, бой шел уже полным ходом. Эрик знал по собственному опыту и это было написано во всех книгах, которые давал ему Уильям: в таких случаях любые планы летят ко всем чертям.

Эти пантатиане были взрослые, почти в полтора раза выше того молодняка, с которым они сражались раньше. Самые высокие доходили Эрику до подбородка, а лучший из их воинов был несравним даже с самым слабым солдатом Кэлиса, но числом они значительно превосходили его людей.

В галерее скопилось более двухсот пантатиан, и Эрик заметил, что некоторые из них уже ранены. Но у него не было времени выяснять, с кем они еще сражались. Он подумал, что тут не обошлось без того самого третьего игрока, о котором говорил Кэлис.

Каждый человек в отряде понимал, что только внезапность дает им некоторое преимущество, и нужно во что бы то ни стало его использовать. Они слышали, как на другом конце зала кто-то отдавал змеям приказы, но шипящий язык пантатианских жрецов был им непонятен.

Эрик рубил со всей силы; в первые две минуты битвы каждый его удар уносил жизнь одного змеечеловека. Потом пантатиане организовали оборону и начали теснить атакующих назад. Но в этот момент двадцать лучников, занявших позицию на возвышении, с которого просматривалась вся галерея, обрушили на пантатиан град стрел.

- Вперед! - крикнул Эрик и бросился на врагов; он услышал, как несколько голосов повторили его приказ. Как и прежде, пантатиане отказывались отступать и яростно защищались, умирая кто от меча, кто от стрелы. И вот наконец все стихло.

Оглядевшись, Эрик увидел повсюду умирающих. Его людей среди них было очень мало, подавляющее большинство составляли змеелюди. Мысленно произведя подсчет, он еще раз внимательно оглядел поле битвы, и найдя глазами тяжело дышавшего де Лонгвиля, подошел к нему и доложил:

- Семеро пострадали, сержант-майор.

Де Лонгвиль кивнул. Эрик послал нескольких человек подобрать раненых и отнести их на возвышение, где находились лучники. После этого Эрик присоединился к де Лонгвилю, Кэлису и Миранде, которые осматривали зал. В соседние галереи были отправлены разведчики.

От жары и от сырости было трудно дышать. У дальней стены из трещины в полу поднималась струйка пара. Несколько пантатиан были еще живы, но люди Кэлиса быстро их добили. Приказ был прост: если увидишь пантатианина, убей его. Не щадить ни мужчин, ни женщин, ни детей. Эрика этот приказ не удивлял, но он знал, что многие солдаты обсуждали его между собой. После боя, в котором погибли их товарищи, выполнять его стало значительно легче.

- Сержант! Сюда! - послышался голос одного из разведчиков.

Эрик подбежал к нему.

- В чем дело?

- Взгляните, сэр.

Посмотрев в галерею, Эрик увидел в центре озерцо с пузырящейся горячей водой, явно вырубленное в скале змеямижрецами. По краю его выстроилось больше дюжины почти созревших яиц.

Одно из яиц зашевелилось.

Только Эрик подошел к озерцу, как раздался громкий треск, и скорлупа яйца треснула. Из него вылезло существо чуть больше собаки. Оно заморгало, словно от смущения, и издало крик, до жути напоминающий крик человеческого младенца.

Эрик поднял меч, но, услышав этот крик, заколебался. Маленький пантатианин взглянул на Эрика, и в глазах его Эрик увидел жгучую ненависть. Крошечное существо зашипело и бросилось на него.

Эрик инстинктивно взмахнул мечом и снес детенышу голову.

Чувствуя, что его вот-вот вырвет, Эрик с трудом проглотил комок в горле и крикнул:

- Разбить их!

Разведчик присоединился к нему, и они начали бить остальные яйца. Из яиц вываливались крошечные зародыши, и Эрику очень захотелось оказаться в эту минуту где-нибудь в другом месте. Вонь стояла невыносимая.

Покончив с этим отвратительным делом, Эрик вышел из галереи и увидел, что в других галереях солдаты делают то же самое. Многих тошнило от этого зрелища.

- Здесь что-то есть... - немного погодя сказала Миранда.

- Что? - спросил Кэлис.

- Не знаю... но это близко.

- Кажется, я знаю, - медленно произнес Кэлис и направился к туннелю, ведущему вниз. - Сюда.

- Двое убитых, пять раненых, и один так плох, что долго не протянет, - доложил де Лонгвиль.

Лицо у Кэлиса дернулось. Он двинулся было к раненым, но де Лонгвиль сказал:

- Я сам спрошу.

Эрик знал, что это значит: Бобби собирался спросить у умирающего, что тот предпочитает: быструю смерть от рук товарищей или остаться в одиночестве и медленно умирать, если отряд Кэлиса вернется другим путем и не сумеет забрать его. Эрик не сомневался, какой выбор сделал бы сам, и удивился тому, что де Лонгвиль добровольно взял на себя эту обязанность.

Когда остальные раненые и лучники направились вниз, Эрик понял, почему Бобби смог это сделать. Он видел, что творили пантатиане и их союзники, поэтому точный удар ножа и мгновение жгучей боли были все-таки лучше, чем мучительная агония, которая ждала того, кто попал бы в плен.

Короткий стон сказал Эрику, какой выбор сделал этот человек. Де Лонгвиль вернулся. Лицо его было непроницаемо.

- Строй людей, - сказал он.

Эрик отдал приказ, и колонна приготовилась продолжать путь.

Глава 19 ОТКРОВЕНИЕ

Ру вздохнул.

Всю дорогу домой он думал о том, как лучше подобраться к Фредерику Джекоби. Если на старика больше похож Рандольф, договориться удастся. Если же в него пошел Тимоти, то вражда наверняка будет продолжаться до тех пор, пока один из торговых домов не погибнет.

Ру вошел в дом. Только на кухне, где Ренди и Мэри готовили еду, были слышны какие-то звуки. Наверху было тихо, и он знал, что Карли и дети спят. Ру вдруг сообразил, что понятия не имеет о том, сколько сейчас времени. Но, судя по солнцу, было не больше восьми утра.

Войдя в комнату, где Карли обычно спала с ребенком, Ру хотел было разбудить жену, но потом решил дождаться, пока ребенок не захочет есть. Он бесшумно подошел к кровати и внимательно посмотрел на жену и сына.

В полумраке Карли казалась совсем юной. Внезапно почувствовав себя невероятно старым, Ру уселся в креслокачалку, в котором Карли обычно укачивала Гельмута. Он спал хуже сестры и чаще плакал.

Ру закрыл лицо руками, чувствуя усталость во всем теле. В глаза ему словно насыпали песку, а во рту стояла горечь: слишком много кофе. И трупов.

Ру закрыл глаза.

Через некоторое время его разбудил плач ребенка. Карли тоже проснулась.

- Что случилось, Ру? - спросила она, увидев сидящего в кресле мужа.

- Я заснул.

- Почему ты не лег в постель? - спросила она, беря на руки сына.

- Я должен тебе сказать кое-что.

- Что?

- Люди, которые убили твоего отца, мертвы.

Карли молчала.

- Они пытались меня разорить, - продолжал Ру, - но я вовремя об этом узнал. Мы дрались... и они мертвы. Я только что пришел из дворца, где обсуждал это событие с герцогом.

- Значит, все кончено, - сказала Карли.

- Не совсем, - возразил Ру.

Карли пристально посмотрела на него.

- Почему не совсем?

- У этих двоих есть отец. - Ру глубоко вздохнул. - У твоего отца был старый конкурент, Фредерик Джекоби.

Карли кивнула:

- Они выросли вместе в адварианской общине в Таннерусе. - Ее голос стал мягче. - Наверное, когда-то они были друзьями. Но разве он убил моего отца?

- Нет, это сделал его сын, Тимоти. Вероятно, его брат Рандольф ему помогал или по крайней мере знал об этом, но ничего не сделал, чтобы предотвратить убийство.

- Значит, эти два брата мертвы?

-Да.

- А Фредерик еще жив, - сказала Карли. Казалось, она готова заплакать. - Значит, ты и его должен убить?

- Не знаю, - сказал Ру. - Мне нужно заключить с ним мир, если только у меня это получится. - Он встал. - И сделать это надо немедленно. Таково требование герцога.

Ру направился к двери, но с полдороги вернулся и, склонившись над кроватью, поцеловал ребенка в затылок, а Карли - в щеку.

- Вероятно, меня не будет до ужина. И что мне понастоящему нужно сейчас, так, это поспать.

Карли коснулась его руки.

- Будь осторожен.

В ответ он на мгновение сжал ей руку и вышел. Попросив Мэри распорядиться, чтобы подали экипаж, Ру направился к себе, быстро умылся и переоделся. Затем он спустился вниз и вышел на улицу. Карета уже ждала его, но, забравшись внутрь, он увидел там какую-то фигуру.

- Вам лучше? - приветствовал его Дэш.

- Устал, - сказал Ру. - Что привело тебя сюда?

- Дед подумал, что будет разумно, если я поеду с вами. У господина Джекоби могут быть слуги или другие домочадцы, которые уже знают о гибели братьев. - Дэш показал на меч у себя на коленях.

Ру кивнул:

- А ты умеешь им пользоваться?

- Лучше многих, - без всякого хвастовства ответил Дэш.

Они ехали молча до самого дома Джекоби. Ру выбрался из кареты и подошел к двери. Дэш шел за ним. Мгновение поколебавшись, Ру постучал. Дверь открыла молодая женщина, красивая, но не особенно яркая: темные глаза и волосы, волевой подбородок, прямой нос.

- Чем могу служить? - спросила она.

Ру почувствовал, что ему трудно заставить себя говорить. Он не знал, что сказать. Наконец он вымолвил:

- Меня зовут Руперт Эйвери.

Глаза женщины сузились.

- Мне знакомо ваше имя, господин Эйвери. В этом доме оно произносится без особой симпатии.

- Могу представить, - сказал Ру и сделал глубокий вдох. - Подозреваю, что оно станет для вас еще неприятнее, когда вы узнаете, что привело меня сюда. Я бы хотел поговорить с Фредериком Джекоби.

- Боюсь, это невозможно, - сказала молодая женщина. - Он никого не принимает.

Вероятно, Ру изменился в лице, потому что женщина спросила:

- Что случилось?

- Простите, мадам. Кто вы? - спросил Дэш.

- Элен, жена Рандольфа.

Ру закрыл глаза и снова глубоко вздохнул.

- Боюсь, я принес вам и вашему свекру печальные новости. Костяшки пальцев руки, которой женщина держалась за дверь, побелели.

- Рэнди мертв?

Ру кивнул:

- Могу я войти?

Женщина отступила на несколько шагов, и было видно, что она на грани обморока. Дэш быстро вошел и подхватил ее под локоть. В эту минуту в прихожую вбежали двое детей, мальчик лет четырех и девочка лет шести. Они принялись жаловаться друг на друга, но Элен не стала их слушать.

- Дети, - сказала она, - ступайте в детскую и не шумите.

- Но, мама... - заныл мальчик.

- Идите в детскую! - резко произнесла она. Мальчик, казалось, обиделся, но девочка тут же вприпрыжку убежала, решив, что если мать оказалась глуха к жалобам брата, значит, победа осталась за ней.

Когда дети ушли, женщина посмотрела на Ру и сказала:

- Как умер Рэнди?

- Мы застигли Рандольфа и Тимоти в порту - они собирались улизнуть с золотом, которое похитили у меня. Тимоти попытался меня убить. Рандольф оттолкнул его и был убит стрелой, пущенной в Тимоти. Все произошло очень быстро. Он старался спасти брата, - добавил Ру, пытаясь хоть както уменьшить боль, которую причинил ей этим известием.

Глаза Элен наполнились слезами, но в голосе прозвучал гнев:

- Вечно он пытался спасти брата! А Тим, значит, жив?

- Нет, - тихо ответил Ру. - Я убил его.

- Это была честная дуэль, мадам, - поспешно вставил Дэш, заметив, что женщина вздрогнула. - Тимоти умер с оружием в руках, пытаясь убить господина Эйвери.

- Зачем вы здесь? - спросила женщина. - Чтобы поглумиться над крахом торгового дома Джекоби?

- Нет, - ответил Ру. - Я здесь потому, что об этом меня попросил герцог Джеймс. - Он Вздохнул, чувствуя себя таким усталым, как никогда в жизни. - Я ничего не имел против вашего мужа, а также против вас или вашего свекра. Спор вышел только между мной и Тимом. Тим организовал убийство моего партнера - моего тестя. Тим пытался меня разорить.

Элен повернулась к ним спиной.

- В этом я не сомневаюсь, господин Эйвери. Пожалуйста, идите за мной.

Она повела их по длинному коридору, и Ру увидел, что дом намного больше, чем кажется с улицы, так как уходит в глубину. Затем они вышли в сад, расположенный позади дома. Там в кресле сидел старик, тепло укутанный, со стеганым одеялом на коленях. Ру заметил, что его глаза мутны и часть лица неподвижна.

- Да? Кто здесь? - невнятно выговаривая слова, слабым голосом спросил старик.

- Это я, отец! - громко сказала Элен и, повернувшись к Ру, объяснила: - Он плохо слышит. Два года назад у него был удар. С тех пор он такой. - Она посмотрела Ру в глаза. - Вам повезло, господин Эйвери. Все, что осталось от некогда могучего торгового дома Джекоби, это слепой, наполовину глухой, выживший из ума старик, женщина и двое детей. Вы можете хоть сейчас всех нас убить и положить конец этой вражде.

Ру поднял руку, и на лице его отразилась беспомощность.

- Прошу вас. Я... я не хочу, чтобы кто-нибудь из вашей семьи снова страдал.

- Не хотите? - повторила она, и из глаз у нее опять полились слезы. - А как мне жить дальше? Кто будет управлять компанией? Кто о нас позаботится? Вы поступили бы гораздо милосерднее, господин Эйвери, если бы обнажили свой меч и избавили нас от страданий.

Она зарыдала. Дэш подошел к ней, и она, дрожа, припала к его плечу.

- Элен! - позвал старик. - Что-то неладно?

Ру опустился рядом со стариком на колени.

- Господин Джекоби?

- Кто это? - спросил тот, вытянув левую руку. Его правая рука неподвижно лежала на коленях.

Ру взял его здоровую руку.

- Меня зовут Руперт Эйвери, - громко сказал он.

- Эйвери? Я знаю вас, сэр? - спросил старик. - Я знал Клауса Эйвери, когда... нет, то был Клаус Кламер. Как звали Эйвери в детстве?

- Боюсь, я не имел чести встречаться с вами раньше, - сказал Ру. - Но я... Я знал вашего старого друга. Гельмута Гриндаля.

- Гельмут! - с усмешкой произнес старик. Из уголка его рта потекла слюна.

Элен успокоилась и в знак благодарности погладила Дэша по плечу. Потом она подошла к старику и носовым платком вытерла ему подбородок.

- Знали ли вы, что мы с ним росли в одном и том же городе? - спросил старик. - Как он поживает?

- Он недавно умер, - ответил Ру.

- О! - произнес старик. - Это очень плохо. Я давно потерял его из виду. Говорил ли я вам, что мы выросли в одном и том же городе?

- Да, говорили, - сказал Ру.

- Вы, случайно, не знаете моих мальчиков? - с удовольствием спросил старик. - Тима и Рэнди?

- Да, сэр, - ответил Ру.

Старик приподнял руку Ру, словно для того, чтобы подчеркнуть свои слова.

- Если вы один из тех мошенников, которые постоянно воруют яблоки с нашего дерева, не делайте этого! - со смехом сказал он. - Я говорил Тиму, чтобы он держал других мальчишек подальше от этого дерева! Эти яблоки нужны нам для пирога! Моя Эва печет пироги каждую осень!

Ру взглянул на Элен.

- Он все путает, - прошептала она. - Иногда ему кажется, что его сыновья - все еще мальчики. Эва была его женой; уже тринадцать лет, как она умерла.

Ру покачал головой и отпустил руку старика.

- Не могу, - произнес он.

- Сказать ему? - спросила Элен.

Ру отрицательно покачал головой.

- Рэнди? - сказал старик, обращаясь к Ру. Ру наклонился к нему. - Рэнди, ты хороший парень, - прошептал тот. - Присматривай за Тимом, у него ужасный характер! Но не позволяй другим мальчикам воровать яблоки! - Вытянув здоровую руку, он похлопал Ру по плечу.

Ру поднялся с колен и несколько мгновений пристально смотрел на старика, а тот уже снова углубился в мечты или в воспоминания.

- Какой смысл? - отойдя от него, спросил Ру у Элен. - Во имя милосердия, пусть думает, что его сыновья еще живы. - Подумав о готовящемся к отплытию флоте и о гибели, которая в ближайшие годы угрожает Крондору, он добавил: - Пусть нам всем останутся несколько лет сладостных грез.

- Благодарю вас за этот красивый жест, сэр, - сказала Элен и увела их из сада.

- Что вы собираетесь делать? - спросил Ру.

- Продать дом и дело. - Она снова заплакала. - Моя семья в Таннерусе. Перееду к ним. Будет нелегко, но мы справимся.

- Нет, - сказал Ру, подумав о мальчике и девочке и о собственных детях. - Дети не должны расплачиваться за... ошибки отцов.

- Что вы предлагаете? - спросила Элен.

- Позвольте мне взять на себя управление фирмой "Джекоби и Сыновья". Из прибыли я не возьму ни гроша. Я буду вести дела так, словно это моя собственная компания, но когда ваш сын подрастет, контроль над нею он возьмет на себя. - Пока они шли к выходу, Ру осматривал дом. - Мы почти ни единым словом не обменялись с Рандольфом, но мне кажется, что его единственным пороком была излишняя любовь к брату. Спор у меня был только с Тимом. - Он взял ее за руку. - И давайте покончим на этом.

- Вы великодушны, - сказала Элен.

- Нет, - сказал Ру. - Но я чувствую себя виноватым. Больше, чем вы думаете. Я прикажу своему поверенному составить контракт между вами как вдовой Рандольфа Джекоби и Компанией Горького Моря об управлений фирмой "Джекоби и Сыновья" до того момента, когда либо вы сами захотите распоряжаться своей собственностью, либо ваш сын будет готов взять на себя контроль над нею. Если вам что-нибудь - все, что угодно, - понадобится, вам нужно лишь попросить. - Он указал на Дэша. - Мой компаньон заедет за вами сегодня днем и отвезет вас в храм. Есть ли у вас родственники, которые захотят присутствовать на церемонии?

- Нет. В этом городе у меня никого нет.

- Я пожелал бы вам хорошего дня, госпожа Джекоби, но это были бы пустые слова. Позвольте мне на прощание лишь сказать, что я предпочел бы встретиться с вами в иных обстоятельствах.

- Я тоже, господин Эйвери, - сдерживая слезы, сказала Элен. - Я думаю даже, что при иных обстоятельствах вы с Рандольфом могли бы стать друзьями.

Они вышли из дома и уселись в карету. Дэш молчал, а Ру закрыл ладонями лицо и заплакал.

Кэлис подал сигнал, и колонна остановилась. За три последних дня они не раз наталкивались на маленькие группы пантатиан. Кэлис прикинул, что они прошли двадцать миль к северу от того места, где начинался колодец. Несколько раз им встречались следы борьбы и уничтожения. Время от времени они видели трупы саауров, но до сих пор не встретили ни одного живого сааура. Эрик видел их однажды и теперь был благодарен судьбе за эту небольшую удачу.

Его все больше охватывало чувство безнадежности. Галереи, казалось, тянулись бесконечно; Эрик вспомнил карты, которые изучал во дворце. Согласно им длина этой цепи туннелей составляла едва ли не тысячу миль. Солдат не покидала тревога. Всех терзал один и тот же вопрос: кто этот таинственный третий игрок? Среди убитых были только пантатиане и саауры, а найденные ими человеческие останки принадлежали лишь несчастным пленникам, которых приволокли в подземелье на корм пантатианским детенышам. И было очевидно, что этот третий игрок преследует ту же цель, что и люди Кэлиса.

Эрик все больше убеждался в том, что это даже отдаленно не напоминает чужеземное вторжение, и не мог отделаться от ощущения, что пантатиан уничтожили какие-то чудовища из древних мифов, призванные из небытия неким волшебником.

Но когда он высказал вслух это предположение, Миранда возразила:

- Где же тогда пантатианские маги?

За время похода Эрик слышал от Миранды, что их жрецы служат Изумрудной Королеве, не принимая непосредственного участия в военных действиях. Но она и сама чувствовала, что это звучит неубедительно.

Вернулся разведчик.

- Впереди чисто, - сообщил он, - но появилось какое-то странное эхо, сержант.

- Что ты имеешь в виду под словом "странное"? - спросил Эрик.

- Не могу найти точного определения, но впереди, возможно, на большом расстоянии, что-то есть, и оно производит столько шума, что мы не смогли подобраться поближе так, чтобы нас не услышали.

Об этом было доложено Кэлису.

- Люди вот-вот свалятся от усталости, - заметил он.

Миранда вытерла лоб.

- Здесь такая же жара, как в Зеленых Просторах Кеша.

Эрик не спорил. Под доспехами люди были почти голыми, и потребовалось немало усилий, чтобы уговорить их не выбрасывать тяжелые меховые плащи, которые теперь были свернуты и уложены в заплечные мешки. Эрик потратил немало времени, убеждая каждого, что, когда они выйдут на поверхность, на них обрушится зима.

Кэлис приказал сделать привал. Эрик расставил часовых, а остальным разрешил немного поспать. Потом де Лонгвиль отозвал его в дальнюю часть пещеры.

- Чувствуешь запах?

Эрик кивнул:

- Сера. Иногда даже жжет глаза.

- И что ты думаешь?

Эрик смутился.

- О чем?

- Обо всем этом. - Бобби обвел рукой пещеру.

Эрик пожал плечами:

- Мне платят не за то, чтобы я думал.

Бобби ухмыльнулся:

- Верно. - Но ухмылка его тут же исчезла. - Нет, что ты на самом деле думаешь?

Эрик еще раз пожал плечами:

- Не знаю. Иногда мне кажется, что мы уже никогда не увидим дневной свет, но обычно я просто иду, куда мне приказывают, стараюсь сохранить людям жизнь и не думаю о завтрашнем дне.

Де Лонгвиль кивнул:

- Понял. Но этот принцип годится для рядовых, а на тебе лежит ответственность за других.

- Знаю.

- Нет, не думаю, что ты знаешь, - сказал де Лонгвиль и огляделся, желая убедиться, что никто не слышит их разговора. - У Миранды есть средства, позволяющие ей и еще одному человеку мгновенно отсюда исчезнуть. Особые средства.

Эрик кивнул. Он уже давно свыкся с мыслью, что Миранда в какой-то степени волшебница, и потому это его не удивило.

- Если со мной что-то случится, твоя обязанность - отправить Кэлиса вместе с Мирандой, понимаешь?

- Не совсем.

- Он - особенный, - сказал де Лонгвиль. - Королевству он нужен больше, чем пара жалких придурков вроде нас с тобой. Если понадобится, бей его по голове и привязывай его безвольное тело к Миранде, но не дай ей уйти без него.

Эрик едва удержался от смеха. Единственным, кто в отряде был сильнее, чем Эрик, являлся именно Кэлис, причем намного сильнее. Эрик не сомневался, что, если он ударит Кэлиса по голове, тот даже не покачнется.

- Посмотрю по обстоятельствам, - ответил он уклончиво.

Они тронулись в путь через два часа, и все это время Эрик обдумывал слова де Лонгвиля. Впрочем, он не придал им особого значения, потому что не хотел представлять себе ситуацию, в которой рядом с ним не было бы де Лонгвиля, чтобы отдать приказ, и сомневался, что сам сможет что-то приказать капитану.

Отряд долго шел по длинному узкому туннелю, который полого спускался вниз. По-прежнему было жарко, но хуже, судя по всему, не становилось.

Дважды они останавливались на краткий отдых, и оба раза вперед высылались разведчики. Оба раза по возвращении они докладывали об отдаленном шуме, источник которого не могли распознать.

Через два часа этот шум услышал и Эрик. Грохот доносился издалека, сопровождаемый каким-то пронзительным звуком, и отдавался эхом от стен туннеля; во всяком случае, так показалось Эрику.

Войдя в очередную галерею, они снова увидели следы битвы. Но на сей раз эти следы были относительно свежими.

- Бой был вчера, - заметил Кэлис, указывая на лужи еще не свернувшейся крови. Какой-то солдат позвал капитана к бассейну. Подошел туда и Эрик.

- Боги! - воскликнул он, увидев последствия резни. Это был самый большой родильный бассейн из всех обнаруженных до сих пор. Яйца были расколоты, в воде плавали желток и белок. Вонь была невыносимой. И вдруг Эрик насторожился.

- А где трупы детенышей? - спросил он.

В розоватой пузырящейся воде плавала единственная рука, а края бассейна были все забрызганы кровью.

- Кто-то здесь пировал, - после долгой паузы произнес Кэлис.

Образ существа, разрубающего яйца и пожирающего пантатианских младенцев, был настолько отвратителен, что Эрик повернулся и ушел.

- Надо идти дальше, - наконец сказал Кэлис.

Эрик построил людей и повел их вперед.

Похороны были короткими. Ру стоял рядом с Карли. Дети остались дома под присмотром Мэри.

Элен и двое ее детей стояли молча, пока жрец Лимс-Крагмы нараспев произносил благословение усопшему и зажигал костер. Девочка играла со своей куклой, а лицо мальчика выражало растерянность.

Когда церемония закончилась, Карли спросила:

- Все?

Ру похлопал ее по руке.

- Да. У вдовы удивительно сильная воля, но она не ожесточилась. Ее больше волнует судьба детей.

Карли взглянула на детей.

- Бедные крошки. - Она подошла к Элен и сказала: - Я не нахожу удовольствия в этом. Если я чем-то могу помочь, не стыдитесь меня попросить.

Элен кивнула. Лицо у нее было бледное и искаженное, но она не плакала.

Карли повернулась к Ру:

- Едем домой?

Ру покачал головой:

- Нравится мне это или не нравится, но у меня есть неотложное дело. - Он посмотрел на высоко стоящее солнце. - Я должен вернуть долг до заката. После этого... Не знаю.

Карли кивнула:

- Я должна вернуться к детям.

Выполняя супружеский долг, Ру поцеловал ее в щеку.

- Приеду, как только смогу.

Карли уехала, а Ру подошел к Элен. Глядя на нее, он подумал, какая это изящная и храбрая женщина. Не обладая красотой Сильвии Эстербрук, она тем не менее чем-то притягивала к себе Ру.

Элен повернулась, и Ру отвел взгляд.

- Я просто хотел повторить то, что уже сказал сегодня. Вы получите все, что вам необходимо.

- Благодарю вас, - спокойно ответила она.

- Вы никогда не должны меня благодарить, - сказал он, сам не зная почему. - Повинуясь порыву, Ру взял ее руку и коротко пожал. - Никогда.

Не дожидаясь ответа, он повернулся и ушел.

По дороге к кофейне Баррета он пытался привести мысли в порядок, но из-за усталости и волнения ему это плохо удавалось. Он думал о борьбе и о смерти, и перед его мысленным взором возникло лицо Элен Джекоби. Он вспомнил о ее детях, а потом подумал и о своих собственных.

Кучер вынужден был напомнить ему, что они уже подъехали к кофейне. Ру устало поднялся к своему обычному столику. Партнеры ждали его, и он тяжело опустился на стул, велев официанту принести большую чашку кофе.

- Как дела? - спросил Мастерсон.

- Я получил золото, - ответил Ру. Он специально сказал им об этом только сейчас. Он помнил беседу с герцогом Джеймсом и понимал, что разговаривать со своими тремя партнерами нужно тогда, когда они еще в растерянности.

- Хвала богам! - воскликнул Хьюм, а Кроули просто глубоко вздохнул.

- Где оно сейчас? - спросил Мастерсон.

- Отправлено кредитору.

- Славно, славно, - потер руки Кроули.

- Я хочу, чтобы вы выкупили мою долю, - немного помолчав, сказал Ру.

- Что? - недоверчиво переспросил Мастерсон.

- Все происходит слишком быстро. Мы очень уязвимы. К тому же я обнаружил, что слишком много занимаюсь делами Компании Горького Моря и недостаточно времени уделяю фирме "Эйвери и сын".

- Почему мы должны выкупать вашу долю? - спросил Кроули.

- Потому что я заработал право уйти, - сказал Ру и для выразительности ударил рукой по столу. - Один я дрался сегодня утром на дуэли, чтобы спасти нашу общую задницу. Я спасал не только себя, но не помню, чтобы кто-нибудь из вас, джентльмены, был там с мечом в руке и сражался за свою жизнь!

- Ну, полагаю, если бы мы знали... - сказал Хьюм.

- Едва ли вы убедили меня, что мы должны позволить вам так быстро выйти из дела, господин Эйвери, - произнес Кроули.

Мастерсон молчал, но потом и он вступил в разговор:

- Значит, вы считаете, что договор о партнерстве должен быть расторгнут?

- Или по крайней мере изменен, - ответил Ру.

- В каком пункте? - улыбнулся Мастерсон.

- Если вы не хотите выкупить мою долю, то дайте мне контроль над компанией, - сказал Ру. - Так или этак, мне все равно, но если я и дальше собираюсь рисковать жизнью, то хочу, чтобы это было в моих собственных интересах.

- Вы крепкий орешек, Ру Эйвери, - сказал Мастерсон. - Уверен, что с нами или без нас вы не пропадете. Если вы жаждете разрыва, я продам вам то, что вы хотите.

- Как-то все это слишком сложно. Я в смятении, - пожаловался Хьюм.

- Ба! Да это просто трюк, рассчитанный на то, чтобы убрать меня с поста председателя правления Компании Горького Моря, - заявил Кроули.

- Продайте мне половину ваших паев, джентльмены, - предложил Ру, - и я вас обогащу. Но я больше не желаю рисковать своей жизнью и будущим моей семьи ради спасения вашего золота.

Мастерсон рассмеялся.

- Все верно, Эйвери. Вот что я вам скажу: я продам вам достаточно, - если то же самое сделают остальные, - чтобы вы получили контроль над компанией, но я не отдам вам все. Вполне возможно, что богатство нам принесли ваши деловые таланты и ваше дьявольское везение, но на карту была поставлена и куча нашего золота.

- Я сделаю то же самое, - сказал Хьюм. - Я слишком много времени сидел здесь, занимаясь делами Компании Горького Моря, а мои прочие предприятия оставались без внимания.

- Ну а я не собираюсь этого делать, - сказал Кроули - Выкупите мою долю или продайте мне свою, одно из двух.

- Какова цена? - взглянув на него, спросил Ру.

- Покупки или продажи?

Остальные засмеялись, а потом рассмеялся и Кроули.

- Ладно, - сказал он, - я назначу вам цену. - Взяв перо, он написал сумму и перебросил клочок бумаги Ру.

Увидев цифру, Ру понял, что она смехотворно высока, и покачал головой. Он взял перо, зачеркнул цифру и написал другую, после чего вернул пергамент Брэндону Кроули.

Кроули взглянул на сумму.

- Да это грабеж!

- Тогда я назову первую цифру, если вы готовы выкупить мою долю, - предложил Ру.

Мастерсон засмеялся:

- Он вас уел, Брэндон.

- Пусть будет средняя, - сказал Кроули.

- Согласен! - кивнул Ру. Хьюма и Мастерсона он попросил быть свидетелями.

Они быстро договорились о передаче прав собственности, и не успел Ру опомниться, как Мастерсон уже приказывал принести свой особый бренди. После событий последних двух дней Ру был измотан до предела и с одного стаканчика так опьянел, что едва не свалился под стол.

Когда он с трудом спустился вниз, у двери его ждал Дункан.

- Луи велел передать тебе, что золото там, где полагается, и все хорошо. - Он улыбнулся.

Ру тоже улыбнулся:

- Ты такой же хороший друг, как и кузен, Дункан. - Он крепко обнял его. - Я все забываю тебе это сказать.

Дункан рассмеялся.

- Выпил?

Ру кивнул:

- Да. А ты теперь разговариваешь с владельцем Торговой Компании Горького Моря. - Он подал знак своему кучеру. - Пожалуй, это сделает меня одним из богатейших людей в Крондоре, Дункан.

- Ну, если так, то хорошо, - со смехом ответил Дункан. Подкатила карета. Дункан открыл дверцу и помог Ру забраться внутрь.

- Куда, сэр? - спросил кучер.

- Дункан, окажи мне услугу, - выглянув из кареты, сказал Ру. - Я должен был сегодня вечером ужинать с Сильвией Эстербрук, но я слишком измучен. Будь другом, передай ей мои извинения.

Дункан ухмыльнулся:

- Пожалуй, я могу это устроить.

- Ты хороший друг, Дункан. Я тебе говорил об этом?

- Да, - рассмеялся Дункан. - А сам отправляйся домой! - добавил он, закрыв дверцу.

Экипаж покатил к дому, а Дункан пошел к своей лошади. Сев в седло, он поскакал в сторону усадьбы Эстербрука, но, проехав квартал, он повернул обратно, к маленькому домику, где его ждала шлюшка, которую он подцепил в порту.

Был самый разгар дня, но шлюшка спала. Дункан бесцеремонно сдернул с нее одеяло.

- Чего тебе? - спросила она, проснувшись.

Мгновение он смотрел на нее, а потом поднял с пола ее платье.

- Собирай свои тряпки и проваливай! - велел он, швыряя ей платье.

- Чего? - еще раз спросила она, садясь на кровати.

- Я сказал: убирайся! - крикнул он и для пущей убедительности ударил ее по лицу. - Мне надо помыться. Чтобы духу твоего не было, когда я вернусь.

Оставив ее в спальне, Дункан прошел в конец коридора, где возле маленькой плиты стояла лохань с водой. Он подогрел воду и посмотрел на свое отражение в полированном металлическом зеркале. Погладив рукой подбородок, он решил, что надо побриться. Правя на ремне бритву, он что-то напевал, а в соседней комнате проститутка, чье имя он уже забыл, собирала свои вещи и шепотом его ругала.

Вопли эхом отдавались в туннеле. Эрик, Кэлис и остальные двигались как можно осторожнее. Впереди, там, откуда доносился шум сражения, сиял яркий свет. Время от времени шум затихал, но затем звон стали и крики слышались снова. Шипение пантатиан перемежалось боевыми кличами саауров и еще какими-то звуками, от которых у Эрика волосы вставали дыбом.

Несмотря на шум, Эрик подавал сигналы рукой, учитывая возможность, пусть даже самую незначительную, что кто-то услышит их приближение. Он подозвал к себе Рональде, и они вдвоем двинулись вперед, чтобы посмотреть, что там происходит.

Им открылась пещера, такая большая, какой они еще не встречали; это был спиральный колодец, похожий на тот, через который они вошли в подземный мир. Он поднимался так высоко, что трудно было даже представить, где у него верх, но дно было совсем рядом, и пантатианских яиц там было больше, чем во всех других галереях. Эрик быстро окинул взглядом бассейн. Из стены в него вливалась струя воды, видимо, холодной, иначе бы яйца просто сварились. Лед на поверхности бассейна таял, и холодная вода, судя по всему, смешивалась с горячей, поддерживая таким образом нужную температуру.

Посредине бассейна диаметром не меньше шестидесяти футов Эрик увидел существо настолько чуждое, что даже не смог дать ему названия. Он махнул рукой тем, кто шел сзади, и следил за ними до тех пор, пока все не вышли из туннеля и не расположились у края колодца. Внезапно кто-то сильно, до боли, сжал Эрику плечо; оглянувшись, он увидел Кэлиса.

- Капитан? - прошептал Эрик, только сейчас осознав, как он испугался.

- Прости, - щурясь, сказал Кэлис и убрал руку. Существо в бассейне было не меньше семнадцати футов в высоту. За спиной у него Эрик разглядел большие кожистые крылья. Кожа у него была перламутрово-черной, а глаза - изумруднозелеными. Оно занималось сразу двумя делами: во-первых, разбивало оставшиеся в бассейне яйца и пожирало зародыши, а во-вторых, сражалось с уцелевшими защитниками. Голова этого существа напоминала лошадиную, но на ней росли два изогнутых рога, как у козла, и каждая рука кончалась кистями, похожими на человеческие, только вместо ногтей и были длинные острые когти.

- Что это за штука? - прошептал де Лонгвиль.

- Мантреко, - сказал Болдар. - Вы, вероятно, называете их демонами. Они живут в другом мире. Я их не видел, но слышал о них. - Он повернулся к Миранде: - А вы?

Она покачала головой:

- Нет.

- Как он здесь очутился? - недоумевал Болдар. Печати между Мидкемией и Пятым Кругом сохранялись неповрежденными в течение многих столетий. Если один из ман-треко проник через Зал, мы бы об этом знали.

- Он явно попал сюда не через Зал, - сказала Миранда, напряженно вглядываясь в то, что творилось внизу. - Теперь мы знаем, где пантатианские маги, - добавила она.

Внезапно раздался пронзительный вопль. Это кричал демон, которого пантатиане попробовали атаковать магией.

- Смотрите! - сказал Кэлис.

Он показал вперед, и примерно в двадцати футах за полем битвы Эрик увидел вход в туннель.

- Что? - спросил он.

- Вот куда нам надо попасть, - ответил Кэлис.

- Вы с ума сошли? - вырвалось у Эрика, прежде чем он успел подумать, с кем говорит.

- К сожалению, нет, - сказал Кэлис и повернулся к Бобби: - Веди людей по спиральному подъему к тому месту, которое находится точно над входом, а затем опускай веревку. Постарайтесь не привлечь к себе внимания. Не хочется иметь дела ни с одной из сражающихся сторон, если можно этого избежать.

Де Лонгвиль подал сигнал, и Эрик двинулся первым, прижимаясь к стене и пытаясь уклониться от заклинаний и магических молний. Дважды с поля битвы поднимались волны иссушающего жара, а один раз он чуть не ослеп из-за зспышки света, настолько яркой, что пришлось зажмуриться.

Добравшись до того места, которое указал Кэлис, Эрик повернулся таким образом, чтобы тот, кто шел за ним, сумел вытащить из его заплечного мешка моток веревки. Не найдя ничего, к чему можно было бы ее привязать, Эрик обвязался ею сам и кивнул ближайшему солдату, чтобы тот спускался по веревке ко входу в туннель.

Все выполнили приказ без раздумий и колебаний. Рядом стояли два лучника, готовые стрелять либо в пантатианских магов, либо в демона, но противники были слишком увлечены битвой, чтобы замечать что-то вокруг.

- Как дела? - спросил Кэлис, когда спустился десятый.

- Руки побаливают, а так все в порядке, - ответил Эрик.

- Давай я подержу, - сказал Кэлис.

Он взял веревку одной рукой, и Эрик вновь поразился тому, насколько Кэлис сильнее, чем казалось на первый взгляд.

Один за другим люди спускались по веревке и ныряли в туннель. Эрик наблюдал за битвой, и ему представлялось, что демон медленно, но верно одерживает победу. С каждой новой атакой пантатианских магов он становился все яростнее, а маги, похоже, начали уставать.

Наконец вниз спустилась Миранда.

- Эрик, ты следующий, - сказал Кэлис.

Эрик повиновался; за ним спустился де Лонгвиль. Потом веревка упала. Кэлис спрыгнул с высоты более двадцати футов, с удивительной легкостью приземлившись на каменный пол. Отряд уже выстроился в туннеле.

- Следуйте за мной, - сказал Кэлис, встав во главе колонны.

Отряд двинулся за ним. Эрик шел в арьергарде, то и дело оглядываясь на сражение. До него донесся странный шипящий вопль, и Эрик понял, что демон схватил кого-то из магов.

Кэлис привел отряд в маленькую пещеру, в которой они едва поместились.

- Слушайте все, - сказал Кэлис. - В игру вступила третья сила, и нам необходимо выяснить, что она собой представляет. - Он оглянулся: - Болдар!

- Что? - откликнулся наемник.

- Вы как-то назвали это существо. Что вам о нем известно?

Шлем Болдара повернулся к Миранде, и та кивнула:

- Скажи ему.

Болдар снял шлем.

- Это - мантреко. Так они называются на языке жрецов Аст'хап'ута, мира, в котором я в свое время побывал. Я никогда их не видел воочию, но виделросписи в храмах. - Болдар сделал паузу, словно обдумывая свои слова. - В иных мирах иные законы. На Аст'хап'уте когда-то уже... имели дело с этими созданиями. Ритуальные жертвоприношения, заклинания, нечто вроде богослужения. В других мирах считают, что эти существа отличаются от прочих своим энергетическим уровнем.

- Энергетическим уровнем? - переспросил Кэлис.

- Множество существ. обитают в иных вселенных, где другие законы природы, Кэлис, - сказала Миранда. - Твой отец когда-нибудь рассказывал тебе об Ужасе?

Кэлис кивнул, и многие солдаты сделали знаки, отгоняющие нечистую силу.

- Мой отец нанес поражение Господину Ужаса, - сказал он.

Ужас был порождением легенд, таким же, как Повелители Драконов. Ужас считался могущественнейшим порождением пустоты, высасывающим душу и иссушающим тело. Там, где ступала его нога, трава превращалась в пепел, и лишь могущественнейшие маги были способны его одолеть.

- Так вот, - продолжала Миранда, - эта тварь, этот демон похож на него. Вселенная, где он живет, подчиняется законам, которые отличны от наших. Его природа не так чужда нам, как природа Ужаса, но все же он настолько отличается от нас, что с его появлением нас ждет немало тяжелых дней.

- Как он сюда попал? - спросил Кэлис.

- Понятия не имею, - ответила Миранда. - Но может быть, скоро мы это узнаем. - Она показала на туннель, уводящий от места битвы.

Кэлис кивнул:

- Идем.

Он, Эрик, Болдар и де Лонгвиль возглавили колонну.

- Во всяком случае, теперь понятно, почему мы кое-где обнаружили несколько нетронутых гнезд, - сказал де Лонгвиль. Эрик кивнул:

- Этот демон слишком велик для некоторых пещер.

- Он не всегда использует такой способ, - сказал Болдар.

- Что ты имеешь в виду? - спросил Кэлис. Во мраке его голос звучал для Эрика непривычно.

- Возможно, что он проскользнул сквозь разрыв в реальности.

- Разрыв? - переспросил Кэлис.

- Трещина, - пояснила Миранда. - Это не лишено смысла. Если какой-нибудь крошечный демон незаметно проникнет в наш мир и какое-то время будет набираться сил, пожирая неосторожных обитателей этих туннелей...

- Но это не дает ответа на вопрос, как и почему он оказался здесь, - заметил Кэлис.

Туннель неожиданно вывел их в большую пещеру. В нее вливались еще полдюжины туннелей, а в дальнем конце возвышались гигантские двойные двери.

Они были открыты; пройдя по коридору, отряд попал в такой огромный зал, какого им еще не встречалось. Эрик не верил своим глазам. Это, несомненно, был храм, но совершенно не похожий ни на один храм, созданный человеком.

- Мать всех богов! - выдохнул кто-то позади Эрика.

Храм тянулся на добрую сотню ярдов, и весь пол был усеян разорванными и искалеченными телами. Даже для людей, которые за последние дни уже притерпелись к вони, царивший здесь смрад был почти непереносим.

Когда-то тысячи факелов заливали зал ослепительным светом, но сейчас горел лишь один факел из десяти. Зал был погружен в полумрак, и пляшущие тени делали это зрелище еще ужаснее.

Впрочем, при свете дня оно было бы столь же пугающим. В задней стене была высечена гигантская статуя - величавая женщина, сидящая на троне; рост ее от ступней до короны достигал ста футов. С ее плеч ниспадала мантия, оставляя грудь обнаженной. В руках она держала изваянные в натуральную величину фигуры; одна из них явно принадлежала пантатианину, другая была похожа на сааура, хотя и уступала в росте тем сааурам, которых видел Эрик. Статуя была вырублена из самого большого куска нефрита, когда-либо встречавшегося во вселенной.

Перед ней была огромная яма, и Эрик, пройдя между трупов, заглянул туда.

- О боги! - прошептал он.

Он не мог определить количество человеческих тел, заполнивших эту яму, ибо не знал ее глубины. Но их было невероятно много. Внезапно он понял, что темный цвет перил объяснялся не тем, что они расписаны, а тем, что они из поколения в поколение покрывались человеческой кровью.

- Это взывает к мести, - подойдя к нему, сказал Болдар. - Когда Миранда сообщила мне, куда и зачем мы идем, я счел вас обычной бандой убийц, но теперь понимаю, почему вам так необходимо уничтожить этих тварей.

- Здесь только малая часть, - произнес сзади Кэлис. Он показал на расположенные по обеим сторонам огромной статуи полки, где стояли какие-то устройства. - Там. Вот туда нам и надо идти.

Эрик огляделся вокруг. Его не очень-то радовала перспектива лезть через гору костей. Внезапно он заметил у края ямы какую-то дверь.

- Может быть, туда?

Кэлис кивнул:

- Ты, Болдар и Миранда пойдете со мной. - Де Лонгвилю он сказал: - Разверни людей в цепь и прочеши храм. Все, что вам покажется мало-мальски важным, тащите сюда.

- Но будьте осторожны, - предупредила Миранда. - Не допускайте, чтобы незнакомые предметы соприкасались между собой.

- Если противоположные виды магии войдут во взаимодействие, последствия будут ужасны, - откликнулся на ее слова Болдар.

Де Лонгвиль приказал людям рассыпаться по храму; всем раздали по факелу. Остальных Кэлис повел к маленькой двери, которую углядел Эрик. Оказалось, что это путь к алтарю, поэтому они сумели подобраться к статуе, не пересекая яму.

Когда они подошли к широкому постаменту, на котором восседал идол, Кэлис сделал Болдару и Эрику знак оставаться на месте, а сам вместе с Мирандой осторожно двинулся к ближайшей полке. По мнению Эрика, она была очень похожа на обычную книжную полку, только вырубленную из камня, потемневшего от проливавшейся здесь столетиями крови. Но Кэлиса и Миранду полки не интересовали. Они изучали предметы, стоящие на них.

Эрик не увидел в них ничего примечательного; в основном это были ювелирные украшения, кое-какое оружие и еще несколько предметов, назначение которых было трудно определить. Но Кэлис и Миранда приблизились к ним с такой осторожностью, словно они представляли собой вместилище зла, и, проходя вдоль полок, касались их едва-едва.

- Все они неисправны! - неожиданно заявил Кэлис.

- Ты в этом уверен? - спросила Миранда.

- Еще бы мне не знать мое собственное наследие! - Он поднял какой-то кинжал. - Шлем, который мы взяли у трупа, рождает видения. Здесь нет ничего похожего.

Миранда взяла в руки другое оружие, короткий меч, осмотрела его, а затем бросила Эрику эфесом вперед.

- Фон Даркмур, ударьте им по чему-нибудь.

Эрик огляделся, но не нашел поблизости ничего подходящего. Подойдя к другой стороне огромной статуи, он нанес удар по краю одной из каменных полок. Меч разлетелся на куски, словно был выкован из низкопробного железа.

- Неважно сделан, - сказал Эрик, осмотрев оставшийся у него в руке эфес. - Даже не сталь, - уверенно добавил он, так как не один год занимался кузнечным делом.

Кэлис нагнулся и поднял обломок клинка.

- Это и не должна была быть сталь. Он предназначался для вещей... куда более смертоносных.

Эрик отбросил рукоятку.

Кэлис обошел вокруг статуи, внимательно ее разглядывая.

- Должно быть, это - Великая Мать всех сущих, - тихо сказал он. - Как это ни странно, но, вероятно, она - моя тетка.

Выпучив глаза, Эрик поглядел на Миранду и Болдара. Миранда смотрела на Кэлиса, словно чем-то встревоженная. Болдар в ответ на вопросительный взгляд Эрика только пожал плечами.

- Это... бутафория. - Миранда махнула рукой в сторону полок. - Будто группа комедиантов ставила здесь спектакль. - Она обвела взглядом зал. - Это театр, а не храм.

- Но резня была настоящая, - произнес Болдар, взглянув на трупы и полную костей яму.

- Посмотрите сюда, - сказал Кэлис.

Подойдя к нему, Эрик увидел прямо за спиной идола небольшую трещину. Он поднес к ней руку и ощутил слабое движение воздуха.

- Здесь должен быть вход.

Кэлис и Эрик навалились плечами на идола. Они ожидали встретить сильнейшее сопротивление, но вместо этого идол легко повернулся, открыв за собой проем высотой в человеческий рост; за ним оказалась ведущая вниз лестница.

Опустившись, на корточки, Миранда обследовала основание идола сзади.

- Изумительно сделано, - сказала она.

Болдар тоже взглянул.

- В Мидкемии ничего подобного не сыщешь, - заметил он. Осмотрев замечательные колеса, шкивы и шарниры, Эрик вынужден был согласиться. Ему хотелось как следует изучить эти устройства - он по-прежнему любил кузнечное дело, - но Кэлис уже спускался по ступенькам.

Крепко сжимая левой рукой факел, а правой - меч, Эрик крикнул:

- Сержант-майор!

- Что? - отозвался де Лонгвиль.

- Здесь есть проход, ведущий вниз. Капитан спускается по нему.

- Понял! - ответил де Лонгвиль. Солдаты продолжали осматривать тела в надежде восстановить то, что произошло в этом странном подземном городе змеелюдей.

Эрик начал спускаться вслед за Кэлисом, Мирандой и Болдаром.

Дункан постучал в ворота, и тут же появился привратник.

- Что вам угодно?

- Я привез леди Сильвии послание от Руперта Эйвери.

Увидев, что всадник хорошо одет, привратник открыл ворота.

- А кто вы, сэр? - спросил он.

- Дункан Эйвери.

- Добро пожаловать, сэр, - сказал привратник, закрывая за Дунканом ворота.

Спрыгнув с коня, Дункан бросил поводья другому слуге и, подойдя к двери, громко постучал.

Дверь отворилась, и Дункан увидел Сильвию. На ней было еще одно сногсшибательное вечернее платье, одно из тех, надевать которые осмеливались лишь самые отчаянные девушки Крондора.

Дункан улыбнулся своей самой очаровательной улыбкой.

- Я ждала Руперта, - сказала она.

- Он приносит свои извинения. Я подумал, что будет гораздо вежливее сообщить об этом лично, чем присылать записку.

Она отступила в сторону:

- Входите.

- Он сожалеет, что дела и семейные проблемы, словно сговорившись, удерживают его сегодня в городе. Он в отчаянии.

Сильвия позволила себе небольшую улыбку.

- Мне трудно себе представить, чтобы Ру изъяснялся так заковыристо.

Дункан пожал плечами:

- Я подумал, что, если у вас нет возражений, я мог бы предложить вам в качестве альтернативы свое жалкое общество.

Она засмеялась и, легонько прижавшись к нему грудью, повела его в столовую.

- Сомневаюсь, чтобы женщины находили ваше общество жалким, дорогой... Дункан, если не ошибаюсь?

- Неужели! Разве я мог надеяться?

- Полагаю, вы можете надеяться и на большее, - сказала Сильвия. Она пригласила его сесть в конце стола и велела слуге перенести туда же ее стул. - Мы встречались на приеме у Ру. Теперь я вспомнила, - сказала она.

Дункан улыбнулся.

- Давайте поедим, - предложила Сильвия. - И выпьем. Да, сегодня у меня настроение как следует выпить. - Указав на кубок Дункана, она приказала слуге: - Что-нибудь из лучших вин отца.

Слуга отправился за вином, а Сильвия бросила на Дункана ослепительный взгляд.

- Добрый кузен Дункан. Да, Ру рассказывал мне о вас. - Она вновь улыбнулась. - Давайте напьемся, дорогой Дункан. А потом, позже, придумаем еще что-нибудь.

Улыбка Дункана стала еще шире.

- Все, что вам будет угодно, я к вашим услугам.

Протянув руку, она слегка провела ногтями по тыльной стороне его ладони.

- Все, что угодно, и услуги; Боже, да вы просто сокровище!

Слуга принес вино, и они приступили к ужину.

Глава 20 ОТКРЫТИЕ

Ру улыбнулся.

Он проспал всю ночь и проснулся в доме, полном шума. Но этот шум не раздражал, а, наоборот, радовал. Гельмут визжал и ворковал, а Абигайль весело болтала что-то на своем детском языке.

Карли вела себя, как всегда, робко, но улыбалась каждому его замечанию. Ру засиделся за завтраком, а когда собрался уходить в контору, она проводила его до двери. На пороге он остановился.

- Хотелось бы тебе жить за городом?

- Я никогда об этом не думала, - сказала Карли.

- В детстве я обожал убегать из дому и часами, как мне тогда представлялось, сидеть в одиночестве где-нибудь на холме, - сказал Ру, посмотрев через дорогу на кофейню Баррета. - Чистый воздух и тишина по ночам. Пожалуй, я с удовольствием построил бы для нас дом за пределами города - дети могли бы там бегать, играть и вырасти сильными.

Когда Ру упомянул о детях, Карли улыбнулась, ибо он редко о них говорил.

- А как ты будешь заниматься делами, находясь так далеко от города?

Ру засмеялся.

- Контроль над компанией теперь в моих руках. Я думаю, повседневные дела можно поручить Дэшу, Джексону и Луи.

- И Дункану?

- Конечно, - сказал Ру. - Он же мой кузен.

Карли кивнула.

- Я бы приезжал сюда время от времени, а ты с детьми могла бы приезжать вместе со мною на праздники. Зиму мы проводили бы в городе, а с приходом весны опять уезжали бы.

- Делай то, что считаешь нужным, - сказала Карли, опуская глаза.

Ру ласково приподнял ей подбородок.

- Я хочу, чтобы ты была счастлива, Карли. Если тебе не хочется жить вдали от города, мы останемся здесь. Но если почувствуешь, что было бы хорошо обзавестись новым домом, мы переедем. Тебе решать.

Казалось, она была искренне удивлена.

- Мне?

- Да, - улыбаясь, сказал Ру. - Подумай об этом. Если я тебе понадоблюсь, я буду напротив, на той стороне улицы.

Перейдя через дорогу, он вошел в кофейню. Курт едва не упал, бросившись открывать ему дверь в зал.

- Доброе утро, господин Эйвери, - подобострастно произнес он.

Ру чуть не споткнулся, пораженный такой любезностью. Обернувшись, он увидел, что люди, которые раньше едва замечали его, встали, когда он вошел.

- Доброе утро, господин Эйвери, - один за другим повторяли они, хотя их имена он мог бы вспомнить лишь с очень большим трудом.

Поднявшись наверх, Ру обнаружил новую решетку, отгородившую последнюю треть галереи; за ней сидели Луи, Джейсон и Дэш. Дэш проворно вскочил на ноги и с театральной торжественностью распахнул перед Ру турникет.

- Что все это значит?

Дэш ухмыльнулся.

- Я договорился с господином Мак-Келлером, чтобы нам было предоставлено здесь постоянное место с уплатой опциона за использование в будущем остальной части этой стороны галереи.

- Вот как? - сказал Ру, кинув на Дэша недобрый взгляд. - А что значит вся эта кутерьма внизу?

- Просто вчера, когда вы ушли, я позволил себе всех поставить в известность, что отныне вам принадлежит контроль над Компанией Горького Моря, - с невинным видом ответил Дэш и, понизив голос, добавил: - На сегодняшний день вы, вероятно, самый богатый человек в Крондоре, Руперт.

Дэш протянул руку. Джейсон передал ему связку бумаг, а Дэш, в свою очередь, вручил ее Ру.

- Вчера с вечерним приливом вернулся торговый флот из Вольных Городов!

Ру схватил бумаги и быстро просмотрел их.

- Это невероятно!

Они не только продали последний груз зерна по цене, значительно превышавшей предполагаемую, - саранча пересекла Серые Башни и обрушилась на Дальний Берег, - но суда вернулись с другим грузом, который должен был дать большую прибыль. Его партнеры считали, что суда возвратятся пустыми, поэтому Руперт и в самом деле стал намного богаче, чем предполагал.

- Вот вы где! - поднимаясь по лестнице, воскликнул Кроули.

- Доброе утро, Брэндон, - сказал Ру.

- Не смейте говорить мне "доброе утро", вы, вор!

- Что? - не понял Ру. У него сразу пропало хорошее настроение.

- Вы знали о подходе флота и тем не менее сидели здесь и надували нас, болтая о риске и...

- Надувал! - воскликнул Ру, вставая. - Брэндон, я предлагал продать вам мою долю в Компании Горького Моря!

- Теперь ясно, что это была часть умного заговора, цель которого состояла в том, чтобы всех нас обмануть.

- О боги, - пробормотал Ру, повернувшись к Дэшу.

- И не смейте этого отрицать!

- Брэндон, я ничего не собираюсь отрицать, - сказал Ру. - Вот что. У вас есть выбор. Я могу приказать Джейсону подсчитать прибыль, которую принес флот, и выдать вам то, что приходилось бы на вашу долю, если бы вы прошлым вечером не продали мне ваш пай в Компании Горького Моря. Если я это сделаю, то не ждите, чтобы я когда-нибудь пригласил вас участвовать в деятельности Компании Горького Моря. Золото, которое мы предлагаем вам сегодня, будет последним золотом, которое вам суждено получить от нас. В сущности, поскольку судьбе было угодно сделать нас противниками, я ручаюсь, что вы будете уничтожены. - Сказав это, он засмеялся. - Или вы просто примиритесь с тем, что поставили не на ту карту, и постараетесь сохранить достоинство. Если вам это удастся, то я наверняка приглашу вас присоединиться к Компании Горького Моря, когда начну искать партнеров для других операций. Таков выбор; что вы предпочтете?

Несколько мгновений Кроули молчал, а потом произнес:

- Ба! Вы предлагаете мне дурацкий выбор. Но я здесь не для того, чтобы униженно просить благодеяний. Я не хочу участвовать в ваших нажитых нечестным путем прибылях, Ру Эйвери. Сделка есть сделка, и ничего другого от Брэндона Кроули вы не услышите. - И он удалился, что-то бормоча себе под нос.

Когда он ушел, Дэш рассмеялся.

- Если он даст себе труд хоть день поразмыслить над вашим предложением, то станет гораздо богаче, - заметил Джейсон.

Ру энергично кивнул.

- Вся его беда в том, что он сам сводит себя с ума.

- Тебе не кажется, что ты приобрел врага? - спросил Луи.

- Нет, - ответил Ру. - Просто Брэндон обожает жаловаться. Стоит мне его пригласить, как он прибежит в ту же минуту, желая удостовериться, что примет участие во всех выгодных начинаниях. Но ныть не перестанет.

Остальные партнеры пришли в это утро попозже и в отличие от Кроули просто поздравили Ру с выпавшей на его долю удачей, а себя - с увеличением прибыли от тех паев, которыми еще владели.

Час с лишним Ру обменивался любезностями с остальными выдающимися посетителями кофейни. Только к середине дня последние поздравители рассосались.

- А где Дункан? - спросил Ру.

- Я не видел его со вчерашнего дня, - ответил Дэш.

Ру пожал плечами:

- Я попросил его выполнить одно поручение. Зная Дункана, я готов держать пари, что, освободившись, он нашел какую-нибудь служаночку, с которой можно поваляться в постели. - Оглядевшись и убедившись, что чужих поблизости нет, Ру подозвал своих помощников поближе. - Кто-то нас предал, - тихо сказал он.

Джейсон посмотрел на Луи и Дэша.

- Откуда вы знаете?

- Кому-то было известно о делах компании столько, сколько невозможно узнать, не имея осведомителя внутри; этот человек послал сообщение Джекоби.

Ру рассказал, как согласился взять на себя управление фирмой "Джекоби и Сыновья" ради Элен и ее детей.

- Джейсон, отправляйся к ним в контору и представься всем, кто там еще остался; те, кого нанимал Тим, вероятно, уже в тюрьме, так что там вряд ли сейчас больше одного-двух письмо-водителей. Если они потребуют подтверждения, пусть пошлют кого-нибудь к Элен Джекоби. Просмотри все книги и выясни, сколько они должны и сколько им не хватает, но одновременно ищи любой намек на то, кем может быть этот предатель.

Джейсон кивнул:

- Иду немедленно.

- Итак, джентльмены, что нас сегодня еще беспокоит? - сказал Ру, приступая к обязанностям самого богатого человека в Крондоре.

* * *

У двери Сильвия наградила Дункана долгим поцелуем.

- Прекрати, - сказал он, - а то мы вернемся наверх.

Она улыбнулась и запахнула на груди прозрачный пеньюар.

- К сожалению, нет. Мне надо немного поспать, а утро уже кончается. Теперь уходи.

Закрыв за ним дверь, Сильвия подождала, пока стук копыт не исчезнет вдали, и через левый коридор прошла к кабинету отца. Открыв дверь, она вошла внутрь.

Джекоб Эстербрук поднял глаза и увидел распахнутый пеньюар.

- Прикройся, Сильвия, - проворчал он. - Что скажут слуги?

- Пусть говорят что хотят, - ответила Сильвия, не обращая внимания на его замечание. Она обожала злить отца. Усевшись по другую сторону стола, она сказала: - В доме нет ни одного человека, который хоть раз не видел бы меня голой.

- Это был молодой Эйвери?

Она усмехнулась:

- Это был другой молодой Эйвери. Вместо своего кузена явился Дункан. И я решила, что он с таким же успехом может выполнить и остальные обязанности Ру.

Джекоб вздохнул:

- Не создавай мне проблем, Сильвия.

Засмеявшись, она откинулась назад, и ее пеньюар распахнулся еще больше.

- Я всегда создаю проблемы; такая уж у меня натура. Но такого продажного мужчины, как этот Дункан, я еще не видала; держу пари, ему все равно, как платят: золотом или чем-то другим.

- В самом деле? - сказал Джекоб, не обращая внимания на ее старания вывести его из себя.

- Он может оказаться полезен, - с улыбкой произнесла Сильвия.

Джекоб кивнул:

- Что ж, иметь союзника внутри Компании Горького Моря всегда полезно. А двух - еще лучше. Но, обдумав ситуацию, я бы хотел напомнить тебе о том, какая беда может обрушиться на нас, если ты совершишь ошибку и позволишь этим двоим узнать, что они соперники.

Сильвия встала и потянулась, по-кошачьи выгибая спину.

- Сделала я когда-нибудь хотя бы одну ошибку, если дело касалось мужчин, отец?

Он выпрямился в своем кресле.

- Пока нет, дочь, но ты молода.

- Я не чувствую себя молодой, - ответила Сильвия и, повернувшись, вышла из кабинета.

Джекоб покачал головой. Он никогда не понимал женщин - ни Сильвию, ни ее покойную мать, ни случайных проституток, которых покупал в "Белом Крыле". Женщин он либо использовал, либо игнорировал. Потом он подумал о дочери и осознал, что игнорировать такую женщину, как она, может быть смертельно опасно. Он вздыхал при мысли о том, какой бы хотел ее видеть, но отказывался возлагать ответственность на себя; раз уж она такой появилась на свет, он не собирался ее переделывать, и, кроме того, она прекрасно служила целям фирмы "Джекоб Эстербрук и Компания".

- Что это? - спросил Эрик.

У нижнего края лестницы они обнаружили длинный туннель. Де Лонгвиль доложил, что среди трупов не нашлось ничего интересного, и Кэлис велел оставшейся части отряда спускаться в туннель.

Заметив, что люди очень устали, Кэлис приказал сделать привал. Солдаты поспали несколько часов у подножия лестницы, а потом снова двинулись по широкому туннелю во мрак.

Внезапно Эрик заметил что-то вроде длинной трубы, проходящей под потолком пещеры.

- Дренаж? - предположил Праджи.

- Дайте-ка мне фонарь, - сказал Эрик.

Ваджа протянул ему фонарь.

- Это не труба, - сказал Эрик, повыше подняв фонарь. - Мне кажется, она цельная. - Он вытащил меч и слегка ударил по ней.

Яркая зеленая вспышка чуть не ослепила его. Эрик так заорал, что колонна остановилась.

- Больше этого не делай, - покачал головой Праджи. Миранда начала делать пассы, и губы ее шевелились, словно она творила тихие заклинания.

Руку Эрика жгло до самого плеча.

- Не беспокойся, не буду, - ответил он.

- Это канал, - сказала Миранда.

- Для чего? - спросил Кэлис.

- Для жизни.

Эрик нахмурился и взглянул на Болдара. Наемник пожал плечами.

- Понятия не имею, о чем она говорит.

- Вперед! - приказал Кэлис.

Люди построились и двинулись в туннель. Эрик услышал, как Альфред пробормотал:

- Когда так вопят, никто не удивится нашему появлению.

- После того, что мы видели, удивиться чему-то здесь может только круглый дурак.

- Так-то оно так, - согласился бывший капрал из Даркмура.

- Иди в конец колонны, Альфред, - приказал Эрик. - Пусть в арьергарде будет хоть один человек с крепкими нервами.

Слегка улыбнувшись в ответ на похвалу, бывший скандащст отступил на шаг в сторону, пропуская колонну.

Они шли по туннелю, пока путь им не преградила большая геревянная дверь. Кэлис внимательно ее осмотрел, прислуиался, а потом толкнул ее, и дверь отворилась внутрь.

За дверью был большой зал. У Эрика волосы, даже те, по росли на руках, встали дыбом. Зал наполняла странная энергия; она проходила сквозь тело, вызывая слабое головокружение.

Лампы на потолке были размещены таким образом, что каждая была видна, только если встать прямо под ней. Они излучали мягкое зеленоватое сияние, и Эрик предположил, что зеленая вспышка, вызванная ударом его меча, и этот свет имеют одну природу.

Пятеро пантатиан обернулись к вошедшим. Кэлис мгновенно выхватил меч и кинулся в атаку. Эрик, Праджи и Ваджа, не дожидаясь приказ, бросились за ним.

- Назад! - крикнула Миранда тем, кто находился позади нее, и принялась творить заклинания.

Начали колдовать и пять пантатианских жрецов. Шестой жрец, в богатой мантии, неподвижно сидел на троне, с полным безразличием наблюдая за происходящим. Но едва Эрик нырнул под вытянутую руку этого жреца, как из его пальцев вырвалась слепящая молния. Эрик перекатился на спину, краем глаза увидев, что Миранда использовала что-то вроде волшебного щита, и молния ударила в пол.

Кэлис, Праджи и Ваджа были рядом друг с другом, когда в их сторону устремилась еще одна молния. Праджи и Ваджу она ударила в лицо; оба упали навзничь, и тела мгновенно вспыхнули. Эрик понял, что они умерли еще до того, как рухнули на каменный пол.

Кэлис повернулся, поэтому взрыв задел лишь его левый бок; он вскрикнул от боли, когда пламя завертелось вокруг него. На несколько мучительных мгновений он превратился в пылающую свечу. Потом волшебное пламя исчезло, но весь левый бок Кэлиса превратился в кровавую рану.

- Кэлис! - вскричала Миранда. Эрик перекатился в сторону первого жреца. Он сбил его с ног и, вставая, ухитрился убить второго жреца. Не колеблясь он поставил ногу на горло тому, которого опрокинул, и задушил.

Третий жрец, повернувшись к Эрику, попытался защитить себя с помощью волшебства, но его голова слетела с плеч до того, как он успел соткать заклинание.

Крики с другой стороны туннеля сказали Эрику о том, что там опасность, вероятно, еще более велика. Он повернулся к оставшимся трем жрецам. Один из них тоже попытался прибегнуть к магии, но тонкий ослепительно белый луч, посланный Мирандой, ударил ему прямо в лоб.

Он зашипел от боли; потом его голову объяло таинственное пламя. Короткая вспышка - и обезглавленное тело упало на землю.

Кэлис, силой воли заставивший себя держаться прямо, убил пятого жреца, прежде чем до него успел добраться Эрик. Даже раненный, Кэлис был достаточно силен, чтобы буквально проткнуть жреца насквозь.

- Саауры! Они идут сюда! - крикнул де Лонгвиль. Тем временем к Кэлису подбежала Миранда. Она лишь мельком взглянула на дымящиеся трупы Праджи и Ваджи, так как они уже явно не нуждались в помощи. Потом она повернулась к последнему пантатианину, готовая защитить Кэлиса, если Верховный Жрец предпримет атаку.

Однако паитатианин только зажмурился, увидев последствия битвы.

Осторожно приблизившись к трону, Эрик увидел, что пять жрецов находились под защитой какого-то предмета, который помещался на камне перед самым троном. Эрик медленно шел вперед, то и дело переводя взгляд с незнакомого предмета на пантатианина.

Этот предмет был похож на огромный зеленый изумруд, который когда-то пылал ярким огнем, но теперь угас.

- Боги! - прохрипела испуганная Миранда.

- Твои боги не должны касаться этого, человек, - произнес пантатианин, которого Эрик мысленно назвал Верховным Жрецом. Его речь изобиловала шипящими, но была понятна. - Они - новички в этом мире, нарушители границ и шарлатаны.

Подняв голову, Эрик увидел слабое мерцание зеленой энергии, изливающейся из металлического прута на камень. Он проследил взглядом прут до стены над дверью и догадался, что это тот самый канал, по которому он ударил.

Из туннеля донесся шум боя. Эрик взглянул на Кэлиса.

- Закройте и забаррикадируйте дверь, - слабым голосом приказал тот.

Эрик побежал к де Лонгвилю.

- Капитан приказал закрыть и забаррикадировать дверь.

- Отступать! - крикнул де Лонгвиль и, обернувшись к Эрику, пояснил: - У нас есть преимущество. Они такие здоровые, что помещаются в туннеле только в один ряд; поэтому, как только их мерзкие рожи покажутся, мы станем их рубить по одному.

Люди отступили, и Эрик увидел, что многие ранены. Он понял, что в конце колонны шла жестокая сеча. Последним отступал Альфред, сражаясь с невидимым противником. Потом Эрик увидел огромную зеленую голову сааурского воина. Не раздумывая, Эрик выхватил кинжал и через плечо отступающего Альфреда со всех сил вонзил его саауру в шею. Сааурский воин упал, заблокировав собой проход.

- Тащите его внутрь! - крикнул де Лонгвиль. Шесть человек, по трое с каждой стороны, ухватили сааура, чей рост достигал почти двенадцати футов, и протащили через дверной проем, а еще один солдат ударил мечом следующего сааура. Тот отступил, и дверь наконец удалось закрыть. Она была снабжена крепким деревянным засовом, и Эрик велел солдатам установить его в двух железных скобах. Через мгновение послышался тяжелый удар в дверь, сопровождавшийся восклицаниями, в которых Эрик угадал сааурские ругательства.

- Завалите дверь! - крикнул Эрик.

Четверо солдат оттащили умирающего сааура от двери, а остальные приволокли несколько каменных изваяний, изображающих припавших к земле ящериц, и забаррикадировали ими дверь. Обернувшись, Эрик увидел, что Миранда и Кэлис медленно приближаются к зеленому драгоценному камню.

- Что это за штука? - спросила Миранда.

- Твой низкий интеллект не в состоянии постичь этого, человек, - заявил пантатианин на троне.

Поддерживаемый Мирандой, Кэлис подошел к трону и встал рядом с этим предметом. Зеленые лучи омыли его тело. Вероятно, это причиняло сильную боль, но он не подал виду.

- Это ключ, - сказал Кэлис.

- Ты умнее, чем кажешься, эльф, - сказал пантатианин.

Кэлис убрал руку Миранды и подошел к краю углубления, в котором покоился изумруд. Пантатианин поднялся на ноги, очень медленно, словно на него давили дряхлость или ответственность.

- Нет! - приказал он. - Не прикасайся к нему! Он почти иссяк!

- Он уже иссяк, - сказал Кэлис и, положив руку на драгоценный камень, закрыл глаза. Под его рукой зеленый пульсирующий свет медленно угас. Раны Кэлиса по-прежнему выглядели ужасно, но зеленое сияние, казалось, придало ему сил. Он убрал руку с камня и подошел к пантатианину, который с удивлением воззрился на Кэлиса.

- Ты должен был умереть, - прошипел жрец. - Десятки лет труда, жизненная сила тысяч убитых создали ключ, который вернет нам нашу Владычицу.

- Твоя владычица - мошенница! - крикнул Кэлис. - Вы - змеи, змеи, которые сумели возвыситься, обрести руки и ноги, речь и коварство, но вы все равно только змеи! - Он наклонился вплотную к пантатианину. - Смотри мне в глаза, змея! Смотри на того, кто стоит перед тобой!

Старый жрец моргнул и уставился Кэлису в глаза. Между ними возникла таинственная связь, а потом жрец внезапно упал на колени и, воздев руки, отвернулся, словно защищаясь от взгляда Кэлиса.

- Нет! Этого не может быть!

- Эта кровь во мне! - крикнул Кэлис.

Эрик поразился: откуда у него только силы берутся? Более слабый человек от таких ожогов умер бы.

- Это ложь! - завопил, отворачиваясь, пантатианин.

- Твоя Зеленая Богиня - ложь! - крикнул Кэлис. - Она не богиня! Она - валхеру!

- Нет! Валхеру принадлежали к менее благородной ветви. Никто из них не достиг такого величия, как Та, Которая Создала Нас! Мы трудимся ради того, чтобы вернуть ее, и тогда в смерти мы будем рождаться снова и снова, чтобы править у ее ног!

- Глупцы! - сказал Кэлис, и Эрик увидел, что силы вновь его покидают. Миранда осторожно поддерживала его с правой стороны, помогая ему стоять прямо. - Кровожадные глупцы, вы - лишь то, кем она сделала вас, жалкие создания без памяти и корней, порождения тщеславной души, занятой лишь развлечениями. Вы были пылью под ее ногами, а когда во время Войн Хаоса она со своими собратьями возвысилась, о вас забыли. - Кэлис пошатнулся, и де Лонгвиль бросился ему на помощь. - Если бы существовала хоть какая-то возможность спасти тебя и твой народ, нас бы здесь не было. - Кэлис сделал глубокий вдох. - Ты пешка и всегда был пешкой. В том нет вашей вины, но вы должны быть уничтожены, все до последнего.

- Ты здесь для того, чтобы сделать это? - спросил Верховный Жрец.

- Да, - ответил Кэлис. - Я сын того, кто заключил в тюрьму вашу Альма-Лодаку!

- Нет! - крикнул Верховный Жрец. - Никто не смеет произносить самое святое из всех имен! - Старый пантатианин выхватил из-под мантии кинжал. Эрик в два прыжка одолел расстояние до трона и ударил мечом со всей силой, на которую был способен. Голова старика слетела с плеч, и труп повалился на пол.

Эрик взглянул на Кэлиса.

- Отлично сработано, - сказал капитан.

- Что теперь? - спросил де Лонгвиль. Удары в дверь стали более ритмичными. - Они сделали таран из самих себя. На двери тяжелый засов, но вечно он не продержится. Эти саауры - сильные парни.

- Найдите другой выход отсюда, иначе мы будем вынуждены возвращаться тем же путем, каким сюда шли, - сказал Кэлис.

Де Лонгвиль приказал солдатам заняться поисками другого выхода.

- Вот это и есть их храм, - сказал Кэлис, с помощью Миранды усаживаясь на ступеньки. - Десятки тысяч жизней в течение пятидесяти лет были загублены ради того, чтобы создать вот это. - Он показал на зеленый камень. - В этой штуке заключены чьи-то жизни.

- Твой отец однажды рассказывал о лже-Мурмандамусе, который использовал похищенные души тех, кто умер у него на службе, чтобы поместить их в сферу, подобную Камню Жизни, - сказала Миранда. - Мы должны были предвидеть, что они снова используют эти средства. - Она показала на камень. - Это гораздо более мощный инструмент, чем то простое устройство.

- Что нам с ним делать? - спросил Эрик.

Кэлис застонал от боли.

- Ты его возьмешь, - сказал он Миранде. - Ты должна передать его моему отцу. В этом мире только он и Пуг могут понять, как им пользоваться. - Тяжелые удары в дверь словно подчеркивали важность каждого его слова. - Если Изумрудная Королева принесет этот ключ в Сетанон и соединит его с Камнем Жизни...

Миранда кивнула:

- Кажется, я понимаю. Я могу кое-кого вытащить отсюда...

- Нет, - сказал Кэлис. - Я остаюсь. Один лишь я в силах понять то, что мы еще можем здесь обнаружить. Возьми шлем валхеру и этот ключ. Постарайся выбраться на поверхность. - Он взглянул на Болдара. - Возьми с собой этого наемника. Он поможет тебе выжить, пока ты не окажешься там, где сумеешь применить свои таланты и вернуться домой.

Миранда улыбнулась:

- Ты обманщик. Ты ведь сам говорил, что ничего не знаешь о магии.

- В этом нет магии, запомни, - сказал Кэлис.

- Хорошо бы здесь был Накор, - заметил Эрик.

- Если Пуг не сумел обнаружить пантатиан, занимаясь их поисками пятьдесят лет, то, значит, это место надежно защищено, и я подозреваю, что выйти отсюда так же сложно, как и попасть сюда.

- Будь ты проклят! - выругалась Миранда, и по щекам ее потекли слезы. - Нам нужно подняться на поверхность или хотя бы куда-нибудь поближе к ней.

- Тогда будем надеяться, что здесь есть другой выход. Через несколько минут де Лонгвиль доложил, что в задней части зала обнаружена лестница, ведущая наверх.

- Туда ты и пойдешь, - силясь улыбнуться, сказал Кэлис. - Мне нужно чуть-чуть отдохнуть. А людям - осмотреться вокруг.

Миранда взяла его за руку.

- Что мне сказать твоему отцу?

- Что я люблю его. И то же самое скажи моей матери, - ответил Кэлис. - А еще скажи им, что демон на свободе и появился третий игрок. Надеюсь, когда отец увидит этот камень, он поймет, что камень - совсем не то, чем он кажется.

- Что ты имеешь в виду?

- Пусть его изучат Ткачи Заклинаний. И пусть мои соображения не сбивают их с толку.

Миранда с опаской подошла к камню и легонько коснулась его. Она что-то пробормотала, сделала руками какие-то пассы, а затем подняла его.

- Мне не хочется тебя покидать.

Кэлис ухитрился изобразить сияющую улыбку;

- Мне еще больше не хочется, чтобы ты уходила. А теперь, если ты сумеешь поцеловать меня, не касаясь больного бока, сделай это и убирайся отсюда.

Встав на колени, Миранда поцеловала его в правую щеку.

- Я вернусь за тобой, - прошептала она.

- Не стоит, - сказал Кэлис. - Нас здесь не будет. Мы сами выберемся отсюда. Я твердо намерен каким-то образом добраться до той бриджанерской лодки. Пусть Уильям пошлет кого-нибудь нам навстречу, на всякий случай, но ты не смей возвращаться сюда. В этих горах наверняка остались и другие жрецы. Даже если мы убили самых могущественных, им хватит умения обнаружить тебя, если для возвращения ты воспользуешься своей магией. - Он потрогал амулет, который она ему дала. - Кроме того, как ты меня разыщешь?

Миранда сжала его здоровую руку.

- Останься жив, юный мошенник!

- Останусь, - пообещал Кэлис. - Бобби!

- Капитан? - откликнулся де Лонгвиль.

- Возьми двенадцать человек и отправляйтесь с ней.

- Отделение два и отделение три, ко мне! - повернувшись, крикнул де Лонгвиль.

Двенадцать человек выстроились перед ним.

- Отправляйтесь с дамой, - приказал де Лонгвиль.

- Бобби, ты тоже, - сказал Кэлис.

- А вы заставьте меня, - с дьявольской улыбкой парировал де Лонгвиль и приказал солдатам: - Берите даму и наемника и проваливайте отсюда!

Двенадцать человек взглянули на Миранду и Болдара. Болдар кивнул и встал впереди; за ним выстроились шестеро солдат. Остальные шестеро подождали, пока Миранда в последний раз пожмет Кэлису руку и займет свое место. Потом отряд двинулся в туннель.

- Что нам делать теперь, капитан? - повернулся Эрик к Кэлису.

- Сколько людей у нас осталось? - спросил Кэлис.

Эрику не понадобилось долго считать.

- Тридцать семь, включая вас.

- Сколько раненых?

- Пять, но они еще могут сражаться.

- Помоги мне встать, - сказал Кэлис.

Эрик поднял его, стараясь не касаться обожженного бока. Здоровой рукой Кэлис тяжело оперся на Эрика.

- Мне нужно что-то, что могло бы быть изготовлено Древними или Повелителями Драконов, - сказал он.

Эрик понятия не имел, как узнать такое изделие, но ему помог Кэлис.

- Помнишь, что ты почувствовал, прикоснувшись к тому шлему? - спросил он.

- Никогда не забуду, - ответил Эрик.

- Вот что-то в этом роде нам и надо.

Пятнадцать минут они прочесывали зал и за гобеленом обнаружили дверь, запертую на тяжелый засов.

- Держитесь сзади, - сказал Кэлис, после того как дверь удалось открыть. Он заставил Эрика пропустить его вперед и вошел. Внутри находился комплект доспехов. От него исходил зеленый свет, и Эрик почувствовал, как волосы у него на голове снова становятся дыбом.

- Вот подлинное хранилище ее могущества, - сказал Кэлис.

Эрик предположил, что он имеет в виду Богиню, но треск ломающегося дерева и скрежет дверных петель отвлек его от этих догадок.

- Что будем делать с этим? - спросил Бобби.

- Уничтожим, - ответил Кэлис.

Качнувшись, он шагнул вперед, и Эрик с де Лонгвилем поспешили прийти ему на помощь. Подойдя к доспехам поближе, Эрик почувствовал, что его кожа опять стала чесаться, и опять едва удержался от желания расцарапать себя. Возле доспехов лежали изумрудные украшения: тиара, ожерелье из таких крупных камней, что напоминало воротник, два браслета и кольца. Кэлис прикоснулся к нагруднику, но тут же отдернул руку, словно его обожгло.

- Нет! - произнес он.

- Что? - спросил де Лонгвиль.

- Это... не то. - Он быстро коснулся каждого предмета, находившегося в комнате. - Все это испорчено, - сказал он. - Что-то... их изменило.

Впервые с тех пор, как Эрик познакомился с Кэлисом, лицо капитана выразило страх.

- Я глупец! Почти такой же, как пантатиане. Мы должны как можно быстрее уничтожить все это, но самое главное - нам надо бежать, - сказал он де Лонгвилю.

- Против этого у меня нет возражений, капитан, - ответил тот.

- Эрик, ты был кузнецом, - сказал Кэлис. - Как быстрее всего уничтожить эти доспехи?

Эрик поднял мерцающий нагрудник с выбитым на нем изображением змеи. Как только он коснулся брони, у него в голове возникли странные образы, зазвучала назойливая музыка, проснулась не свойственная ему ярость. Он тут же бросил нагрудник на пол, и тот зазвенел, ударившись о камень.

- Не знаю, можно ли это уничтожить, по крайней мере обычным путем, - сказал Эрик. - Для ковки металла необходим большой жар; в то же время сильный жар может лишить сталь закалки. Если бы разжечь достаточно большой костер...

- Что бы такое спалить... - пробормотал Кэлис, оглядываясь вокруг. Внезапно он покачнулся и потерял сознание. Бобби уложил его на пол и, посмотрев на Эрика, позвал Альфреда.

- К несчастью, я неожиданно стал командиром, - сказал он Эрику и капралу. - И теперь хочу услышать любую идею, которая придет вам в голову.

- Нам надо отсюда чертовски быстро сматываться, сержант-майор, - сказал Альфред. - Эта дверь долго не выдержит.

- А что с этими проклятыми железками? - спросил у Эрика Бобби.

Эрик старался думать как можно быстрее.

- Я ничего не смыслю в магии. Я разбираюсь в оружии, лошадях и драке. Все, что мне известно об этих штуках, так это слова Миранды, которая предупреждала, чтобы они не соприкасались друг с другом. Если каждый человек завернет один предмет, то мы сможем их унести. По крайней мере они не попадут в руки к ним. - Он указал на дверь.

- Так действуй.

Эрик отдал приказ. Солдаты посрывали со стен гобелены и завернули в них доспехи, украшения и другие предметы.

- Каждый должен следить за теми, кто идет рядом. Если кто-нибудь покажется вам... не таким, как обычно - потерянным, смущенным или расстроенным, - немедленно сообщите мне!

Эрик разбил людей на пары и каждой паре выдал по свертку.

- Ты первый, - сказал де Лонгвиль. - Я пойду за тобой. Если они не сломают дверь, я уйду через десять минут.

- Когда пройдешь через ту дверь, постарайся заклинить ее, - сказал Эрик.

- Убирайся отсюда, - насмешливо улыбнувшись, ответил де Лонгвиль.

Эрик зажег факел и быстро повел людей, несущих свертки, через другую дверь. В полутьме они увидели лестницу и начали подниматься.

Накор дремал, лежа под деревом, но внезапно сел. Посмотрев вокруг, он увидел сидящего неподалеку Шо Пи. Он смотрел на Накора. Безумный нищий тоже следил за ним.

- В чем дело? - спросил Накор.

- Я не хотел вас беспокоить, учитель, поэтому ждал; прибыл лорд Венкар. Принц прислал его, чтобы он взял в свои руки контроль над Академией.

- Не то, - произнес, вставая, Накор. - Ты почувствовал это?

- Что почувствовал, учитель?

- Не важно, - сказал Накор. - Мы уходим.

Шо Пи тоже встал.

- Куда мы направляемся?

- Не знаю. Думаю, в Крондор. Может быть, в Эльвандар. Посмотрим.

Накор торопливо направился к большому зданию, которое возвышалось над всем островом. Нищий пошел за ними, но, оказавшись у здания, устремился в сторону кухни. Войдя в здание, Накор двинулся прямо в центральный зал, где увидел хорошо одетого человека, сидящего во главе стола. Рядом с ним сидели Калайд, Чалмс и другие маги.

- А вы, должно быть, Накор, - произнес граф двора.

- Должно быть, - ответил Накор. - Мне нужно сказать вам пару слов. Для начала: все они вруны, каких мало. - Маги начали возмущаться, но Накор продолжал свою речь: - Они сами такне считают, но настолько привыкли делать все тайно, что не в состоянии помочь самим себе. Но в основном у них благие намерения.

Арута, лорд Венкар, начал смеяться.

- Отец говорил, что вы удивительный человек.

- Полагаю, что лорд Джеймс тоже в высшей степени необычен, - сказал Накор. - Чертовски хороший картежник. - Он подмигнул. - Единственный человек, сумевший обдурить меня в карты. Я до сих пор восхищаюсь.

- Ну, об этом мы можем поговорить за ужином, - сказал Арута.

- Нет, не можем, - заявил Накор. - Я ухожу.

- Прямо сейчас? - удивился Арута. Он был немного похож на отца, только волосы у него были еще светлее.

- Да. - Накор повернулся к двери. - Скажите этим упрямым болванам, что скоро случится нечто действительно плохое. Пусть они лучше перестанут валять дурака и всерьез начнут помогать Королевству, иначе от Стардока ничего не останется. Я вернусь через какое-то время.

Представитель принца Крондорского хотел что-то сказать, но Накор его уже не слышал. Он выскочил в коридор и почти побежал.

- Учитель, из ваших слов я понял, что мы уезжаем, - сказал Шо Пи.

- Ну да, - ответил Накор, поднимаясь по лестнице.

- Но это - не путь в порт. Это путь в...

- В башню Пуга.

Вслед за Накором Шо Пи взобрался по винтовой лестнице, которая вела на вершину башни. Когда они поднялись на верхний этаж, перед ними оказалась деревянная дверь без замка. Накор постучал в нее:

- Пуг!

Поверхность двери замерцала, дерево поплыло и искривилось, образуя лицо.

- Убирайся! - произнесло лицо. - В эту комнату входить запрещено.

Не обратив внимания на предостережение, Накор постучал громче:

- Пуг!

- Учитель, его здесь нет, - сказал Шо Пи, но в это мгновение дверь отворилась и из нее выглянул Пуг.

- Ты тоже это почувствовал, - сказал он.

- А как же иначе? - ответил Накор.

- Но нам сказали, что вас здесь нет, - заметил Шо Пи.

Накор, прищурившись, посмотрел на него.

- Иногда я прихожу в отчаяние, мальчик. Ты глуп или просто слишком правдив?

- Давно ты об этом знал? - спросил Пуг, жестом пригласив их войти.

Когда Накор и Шо Пи оказались внутри, дверь за ними закрылась.

- С первого же дня, как здесь появился. Приходя и уходя, ты производил удивительно много шума, - ухмыльнулся Накор. - Однажды я поднялся по лестнице, по-настоящему тихо, и услышал тебя и твою даму. - Он выпучил глаза и помотал головой, словно коснулся чего-то горячего. - Вас двоих! - Он расхохотался.

Пуг поглядел на небо.

- Спасибо, что не потревожил нас.

- Не было нужды. Но нам надо уходить.

Пуг кивнул:

- Есть риск, что на нас нападут.

- Вряд ли, - возразил Накор. - Просто нужно производить побольше шума на тот случаи, если кто-то следит за тобой; тогда они не заметят нашего исчезновения. Куда мы направляемся? В Крондор?

Пуг покачал головой:

- Нет. В Эльвандар. Мне надо поговорить с Томасом. Подозвав к себе Шо Пи, Накор взял его за руку. Пуг взял руки их обоих, комната заколебалась и замерцала; через мгновение они уже были на лесной поляне.

- Идите за мной, - велел Пуг, и вскоре они очутились на берегу мелководной речки. - Это река Крайди, - пояснил он и громко крикнул: - Я - Пуг из Стардока. Я нуждаюсь в совете лорда Томаса.

Через несколько минут на другом берегу реки появились два эльфа.

- Вас приглашают вступить в Эльвандар! - объявил один из них.

Они перешли речку вброд.

- Никто не может войти в Эльвандар без приглашения, - объяснил Пуг изумленному Шо Пи.

Оказавшись на другом берегу, он обратился к эльфам:

- Надеюсь, вы не будете возражать, если я поспешу.

- Ни в малейшей степени, - был ответ.

Пуг улыбнулся:

- Галаин, не так ли?

- Вы запомнили, - сказал эльф.

- Хотелось бы найти минутку, чтобы поболтать, - сказал Пуг.

Эльф кивнул:

- Наш патруль вернется ко двору через несколько дней. Может быть, тогда.

Пуг улыбнулся. Он снова взял за руки Шо Пи и Накора и перебросил их в другое место в лесу.

У Шо Пи расширились глаза, и Пуг вспомнил, как сам был поражен, когда впервые очутился в гуще леса эльфов. Гигантские деревья, по сравнению с которыми самые древние дубы казались карликами, создавали наверху почти непроницаемый полог. У некоторых деревьев листья были темно-зеленые, у других - золотые, красные или серебряные, а у некоторых - белоснежные. Повсюду разливался странный мягкий свет. В гигантских живых стволах были вырезаны ступеньки, а ветви, раскинувшиеся во всех направлениях, были достаточно широки, чтобы служить пешеходной тропой.

- Это город деревьев, - потрясение сказал Шо Пи.

- Да, - ответил стоявший рядом старик с длинным луком в руках. У него были совершенно белые волосы и морщинистая кожа, но держался он прямо.

- Мартин! - подходя к нему, воскликнул Пуг.

Старик пожал ему руку.

- Много времени утекло, - сказал он.

- Ты хорошо выглядишь, - усмехнулся Накор.

- Ты, старый шулер! - воскликнул Мартин, хватая его руку. - Ты выглядишь ни на день старше.

Накор пожал плечами:

- Для того, кому не дарована долгая жизнь, ты и впрямь выглядишь неплохо.

Старик улыбнулся.

-Для человека моего возраста, ты хотел сказать. - Он посмотрел вокруг. - Пожалуй, я здесь задержусь. Эльвандар добр ко мне. Мне кажется, что боги решили сделать мои последние годы мирными.

- В свои годы ты заслужил немного покоя, - кивнул Пуг.

- Похоже, что рассчитывать на продолжительный мир не стоит, - заметил Мартин Длинный Лук, бывший герцог Крондорский, брат короля Лайма и дядя короля Боррика.

Пуг снова кивнул:

- Мне надо поговорить с Томасом и Аглараной. Кэлис здесь?

Мартин поднял свой лук.

- Меня послали вас встретить. Час назад прибыла Миранда с чрезвычайно странным молодым человеком. - Он пошел вперед. - Томас сказал, что вскоре появитесь и вы. Кэлис... Боюсь, Кэлис может и не вернуться.

- Плохие новости, - сказал Накор.

- Кто это? - показал Мартин на Шо Пи.

- Шо Пи. Ученик, - ответил Накор.

Мартин на ходу рассмеялся.

- Всерьез или ты снова будешь изображать нищенствующего святого?

- Всерьез, - обиженно ответил Накор. - Я бы никогда не рассказал Боррику о том случае. Он разболтал о нем всей семье.

Карие глаза Мартина на мгновение сузились.

- На то была причина. - Он опять засмеялся. - Рад видеть тебя снова.

- Ты с нами? - спросил Пуг.

- Нет, теперь я редко сижу в Совете королевы. Я считаюсь здесь гостем, который ждет своего часа.

Пуг улыбнулся:

- Понимаю. Поговорим вечером, после ужина.

Он сжал руки Шо Пи и Накора и закрыл им глаза. Воздух замерцал, и они оказались в центре огромной платформы, помещенной высоко среди деревьев.

- Добро пожаловать, Пуг из Крайди, -произнес чей-то голос.

Пуг не смог удержаться от смеха.

- Благодарю, старый друг.

К ним подошел высокий мужчина ростом около шести футов и шести дюймов; он пожал Пугу руку, а затем обнял его.

- Рад снова видеть тебя, Пуг.

Лицо у него было молодое, но глаза казались древними. Внешне он был похож одновременно на человека и эльфа - с высокими скулами, заостренными ушами и светлыми волосами. У всех, кто видел Кэлиса, не возникло бы сомнений, что это его отец.

Пуг похлопал друга по спине.

- Давненько мы не виделись, Томас, - сказал Пуг с искренним сожалением и представил Шо Пи и Накора Томасу, главнокомандующему армии Эльвандара. Затем их представили Агларане, королеве Эльвандара.

- Рад познакомиться с вами, госпожа, - с улыбкой сказал Накор, а Шо Пи опустился перед ней на колени. Королева эльфов выглядела молодо, несмотря на то что прожила несколько столетий. У нее были чудесные огненно-рыжие волосы и темно-синие глаза. Ее красота ошеломляла, хотя и была чуждой человеческому взгляду.

К Томасу подошел эльф, по человеческим меркам еще весьма молодой.

- Это Кэлин, - сказал Томас, - наследник трона Эльвандара и брат моего сына.

Принц Кэлин приветствовал гостей, а потом сказал Пугу:

- Час назад появилась Миранда.

- Где она? - спросил Пуг.

- Там. - Томас указал на другую платформу, расположенную сбоку от первой.

Шо Пи испытывал благоговейный страх. Деревья, купающиеся в огнях и окутанные волшебством, казались живыми. Здесь царили такие мир и справедливость, что это казалось невозможным.

Когда они подошли, Миранда изучала странный светящийся драгоценный камень и шлем. Вокруг толпились эльфы; они ни к чему не прикасались, но тоже внимательно осматривали эти предметы.

- Миранда! - окликнул ее Пуг.

Обернувшись, она почти подлетела к нему и обвила руками за шею.

- Как я рада!

- Кэлис? - спросил Пуг.

- Он тяжело ранен.

- Насколько тяжело?

- Тяжело.

- Скажи мне, где он, - все еще обнимая ее, потребовал Пуг.

- Не могу. Он носит амулет, который защищает его от магического зрения. Амулет скрывает его от пантатиан, но и от нас тоже.

- Расскажи поподробнее, - попросил Пуг.

Миранда поведала ему о путешествии, открытиях и бегстве.

- Я оставила шесть человек, уцелевших после боев, в холодной пещере в горах, - закончила она. - Я молюсь, чтобы они сумели выбраться из гор, но боюсь, что они уже мертвы.

- Каждый из нас знает, что такое риск, - заметил Пуг.

Миранда кивнула, сжимая его руку. На лице ее было написано страдание.

- Вот оно, - сказала она. - Кэлис велел, чтобы я принесла это сюда.

Пуг посмотрел на ключ.

- Что это?

- Ключ, который должен освободить Зеленую Госпожу из Камня Жизни.

Лицо Пуга выразило сомнение. Он долго рассматривал ключ, не касаясь его, несколько раз закрывал глаза и что-то шептал. Один раз из его ладони на камень брызнула крошечная вспышка энергии.

- Это наверняка какой-то ключ, но освободить валхеру... - Пуг взглянул на собравшихся Ткачей Заклинаний и обратился к старейшему: - Тахар, что вы видите?

- Это что-то, принадлежащее тому, чье имя нельзя произносить, - сказал старший советник королевы. - Но здесь чувствуется и чужое присутствие, о котором я ничего не знаю.

- Демона, о котором ты говорила, Миранда? - спросил Пуг.

- Нет. Это была почти безмозглая тварь, механизм для убийства, совершенный и простой. Я видела, как он действует, и могу сказать, что он обладает хитростью, но не умом - во всяком случае, недостаточным, чтобы понять эту вещь. Кто-то послал его через разрыв в реальности, чтобы уничтожить пантатиан - то есть с той же целью, с которой пришли туда мы.

- Однажды мы уже столкнулись с двуличием, - заметил Пуг. - Может быть, и здесь та же картина.

- Что вы об этом думаете? - спросил у него Томас.

Пуг погладил бороду.

- Поскольку Мурмандамус был всего лишь фальшивой иконой и использовал моредхелей, заставив их восстать и захватить Сетанон, почему демон не может применить ту же уловку и не использовать пантатиан, чтобы получить Камень Жизни?

- Зачем? - спросила Агларана.

Пуг вздохнул.

- Власть. Это могучий инструмент, и не важно, кто им владеет.

- Оружие, - сказал Накор. - Не инструмент.

- А что с валхеру? - спросил Томас. - Можно ли представить, что какие-то иные силы способны что-то сделать с Камнем Жизни, как-то его использовать, не входя в контакт с теми, кто заключен в камне?

- Проблема в том, что единственный источник знаний, которым мы обладаем, - это память Ашен-Шугара, - сказал Пуг.

Томас обладал памятью давно умершего Повелителя Драконов, чьи доспехи он надел во время Войны Провала. Но Ашен-Шугар был единственным из валхеру, кто не принимал участия в создании Камня Жизни. Он кое-что знал о его природе и о предназначении, ибо он должен был стать оружием для уничтожения новых богов, но в остальном был невежествен.

- Значит, вы подозреваете, что кто-то другой, тот, кто стоит за проникновением демона в наш мир, вынашивает в отношении Камня Жизни планы, которые нам не приходят в голову? - сказала Миранда. - Возможно ли попросту захватить Камень Жизни и использовать его как оружие, подобно тому как человек использует меч или арбалет?

- Не знаю, - сказал Пуг. - Впрочем, очевидно, что кто-то намерен это проверить.

- Что же нам делать? - спросила Миранда.

- Ждать и изучать эту штуку, - ответил Пуг. -А потом поглядим, что они предпримут.

- А как быть с Кэлисом?

- Ждать, - сказал Томас.

- Я хочу вернуться и узнать, что с ним и с остальными,

- заявила Миранда.

- Я знал, что ты этого захочешь, но это было бы глупо, - сказал Пуг. - Они наверняка ушли оттуда, и те, кто сейчас с Кэлисом, присмотрят за ним и без нас. Кроме того, если ты туда отправишься, то скопившаяся там магия обрушится на тебя, как стропила горящего дома.

- Пойду я, - сказал Накор.

Пуг повернулся к нему:

- Что?

- Пойду я, - медленно повторил Накор. - Переправь меня в Крондор. Я возьму корабль, поплыву туда, где он оставил свой драккар, и верну его.

- Ты не шутишь? - спросил Пуг.

- Я уже говорил ему, - Накор показал на Шо Пи, - что мы должны отправиться в путешествие. А это лишь немного дальше, чем то место, куда я собирался отправиться.

Он ухмыльнулся. Потом его улыбка исчезла. Самым серьезным тоном, на какой он был способен, Накор сказал:

- Надвигается гигантская и ужасная буря, Пуг. Она будет черной и смертоносной, а мы до сих пор не понимаем, что за ней стоит. У каждого из нас есть свой долг. У меня тоже: найти Кэлиса и остальных и вернуть их всех вместе с тем, что они там нашли, в Крондор.

- Возьмите у нас все, что мы можем дать, если это поможет поискам нашего сына, - произнесла Агларана.

- Просто переправьте меня в Крондор, - сказал Накор.

- В какое-то определенное место? - спросил Пуг.

Накор задумался.

- Хорошо бы ко дворцу принца.

Пуг кивнул и, повернувшись к Шо Пи, спросил:

- Тебя тоже?

- Я следую за своим учителем.

- Хорошо. Соедините руки.

Они повиновались. Пуг произнес заклинание, и внезапно Шо Пи и Накор исчезли.

Кэлис был без сознания, и Эрик нес его, словно ребенка. Бобби опирался на плечо Альфреда. Из тридцати семи человек, покинувших подземный храм пантатиан, в живых остались девять. Трижды они наталкивались на врага и вынуждены были принять бой. Кэлис просил оставить его, но они не послушались и упрямо несли своего капитана.

Эрик обнаружил в скале глубокую трещину, откуда струился жар, и приказал бросить туда доспехи и украшения, убежденный, что если даже подземный жар не сумеет уничтожить изделия валхеру, то ни один смертный не сможет достать их оттуда.

Через несколько минут после этого гора затряслась, начали рушиться скалы; один человек погиб, другой ранен. Через туннель, по которому они шли, с ревом пронесся ветер, сбив их с ног и оглушив. Злобная энергия с треском метнулась к потолку туннеля, словно безумная молния, желающая вернуться на небо.

Потом их атаковали. В первый раз это была бешеная группа пантатиан, уцелевших после нападения демона на какие-то детские ясли, но дважды им пришлось противостоять сааурам. Им удалось остаться в живых лишь потому, что саауры тоже спешили выбраться из гор и не стали преследовать их.

Но отступать им пришлось все выше и выше.

- Впереди пещера, - доложил Альфред.

Они вошли в пещеру, и Эрик выглянул из нее. У самых его ног громоздились покрытые снегом вершины гор. Предвечернее солнце окрашивало хребты розовым и золотым. На мгновение Эрик подумал, что, несмотря на боль и страх, красота по-прежнему существует, - но он слишком устал, проголодался и замерз, чтобы наслаждаться ею.

- Разбить лагерь, - приказал он, подумав о том, долго ли им еще удастся оставаться в живых. Люди достали из заплечных мешков факелы и сложили из них небольшой костер. Эрик проверил снаряжение и рассудил, что пищи и топлива для костра им хватит на пять-шесть дней. После этого, независимо от того, как себя будут чувствовать люди, им придется начать спуск.

Эрик подумал о лошадях, спрятанных в долине. Там ли они еще? И удастся ли ему вообще найти эту долину? Поскольку Кэлис и де Лонгвиль вышли из строя, теперь Эрик стал командиром.

- Сержант, - крикнул Альфред. - Вам лучше подойти сюда. Эрик пробежал мимо костра и опустился рядом с Альфредом на колени. Глаза де Лонгвиля были открыты.

- Сержант-майор, - позвал Эрик.

- Как дела у капитана? - спросил де Лонгвиль.

- Жив, - ответил Эрик. Этот простой факт его изумлял. - Любой другой не дотянул бы до утра. Он спит. - Эрик взглянул на бледное лицо де Лонгвиля. - Как вы?

Де Лонгвиль закашлялся, и изо рта у него потекла кровь.

- Я умираю, - произнес де Лонгвиль так же буднично, как, бывало, просил добавки на ужин. - Каждый вздох дается... все тяжелее. - Он показал на свой бок. - Похоже, осколок ребра проткнул легкое. - От боли он прикрыл глаза. - Да, точно. Я его чувствую.

Эрик зажмурился, стараясь не дать волю жалости. Если бы дать ему отдохнуть, если бы отыскать эти осколки костей... Но осколок ребра продолжал вонзаться в него тогда, когда он еле волочил ноги, заставляя себя идти... потребовалось бы полдня, чтобы, распилив кость, добраться до легкого. Боль была бы невыносима. Неудивительно, что де Лонгвиль почти все время был без сознания.

- Ни о чем не жалей, - словно подслушав мысли Эрика, произнес де Лонгвиль. Он ухватил его за край куртки и притянул к себе. - Главное, чтобы он остался жив, понял?

Эрик кивнул. Ему не нужно было объяснять, о ком шла речь.

- Сделаю.

- Если не сделаешь, я буду к тебе являться в кошмарах, клянусь. - Де Лонгвиль опять закашлялся, и боль была такова, что его тело выгнулось в судороге, а глаза наполнились слезами. Когда он снова смог говорить, то прошептал: - Ты не знаешь, но я был первым. Я был солдатом, и он спас меня при Хамсе. Он тащил меня два дня. Он возвысил меня! - Глаза Бобби были мокры от слез, и Эрик не знал, отчего он плачет: от боли или от волнения. - Он сделал меня человеком. - Голос де Лонгвиля стал еще слабее. - У меня нет семьи, Эрик. Он - мой отец и брат. Он - мой сын. Береги его...

Тело де Лонгвиля вновь пронзила судорога, и его вырвало кровью. Мучительная попытка сделать вдох вызвала у него лишь слезы, и он вытянулся.

Эрик приподнял Бобби де Лонгвиля так нежно, словно это был ребенок. Послышалось бульканье в легких, наполненных кровью, и тело де Лонгвиля обмякло.

Эрик плакал, прижимая к себе де Лонгвиля. Потом он осторожно уложил труп на каменный пол. Альфред протянул руку и закрыл пустые глаза. Эрик сидел, не в силах ни о чем думать, пока не заговорил Альфред:

- Я найду место, где звери не достанут его, сержант. Эрик кивнул и, обернувшись, посмотрел туда, где лежал Кэлис. Стоял жуткий мороз, и он стал стаскивать с тела Бобби тяжелый плащ.

- Помоги мне, - сказал он ближайшему солдату. - Он сам бы так сделал.

Укрывая Кэлиса плащом де Лонгвиля, Эрик поразился, увидев цвет его лица. Если полуэльф уцелел после волшебного взрыва, холод он переживет, стоит только обеспечить ему отдых и лечение.

Но Эрик знал, что отдыхать они смогут лишь несколько дней, а потом холод и голод заставят их выйти из пещеры и начать спуск с горы. Он смотрел, как Альфред и еще один солдат подняли труп де Лонгвиля и вынесли его наружу, а потом перевел взгляд на лицо Кэлиса.

- Обещаю, Бобби, - тихо сказал Эрик. - Я сохраню его жизнь.

Вскоре вернулись Альфред и другой солдат.

- Там есть маленькая ледяная пещера. - Он показал на запад. - Мы положили его туда и завалили вход камнями. Вряд ли снег здесь когда-нибудь тает. - Он поежился, придвигаясь как можно ближе к огню. - Его там никто не тронет, сержант.

Эрик кивнул. Он был на грани того, чтобы впасть в отчаяние, и мечтал об одном: лечь и уснуть. Но вместе с тем он знал, что несет ответственность за жизнь шестерых солдат и одного особенного существа, которое было больше, чем человек. Кроме того, он дал слово, и сдержать его было делом чести. Эрик глубоко вздохнул, отбросил усталость и начал размышлять о том, как выбраться из этих гор.

Ру услышал внизу какую-то суматоху, крики и грохот.

- Накор! - воскликнул он, увидев изаланца, бегущего вверх по лестнице. Три официанта безуспешно пытались его остановить.

- Вам сюда нельзя! - кричал Курт, пытаясь перехватить Накора.

- Все в порядке, Курт, - вставая, сказал Ру. - Это мой старый... деловой партнер.

-Я пытался ему объяснить, - сказал Накор и ухмыльнулся, а раздосадованный Курт повернулся и начал спускаться на первый этаж.

- Что привело тебя сюда? - спросил Ру.

- Ты. Я только что из дворца, и лорд Джеймс сообщил, что не может дать мне корабль. Мне нужен корабль. Он сказал, что корабли есть у тебя, и я пришел к тебе за кораблем.

Ру засмеялся.

- Ты хочешь, чтобы я дал тебе корабль? Зачем?

- Кэлис, Эрик, Бобби и другие застряли в Новиндусе. Кто-то\\ должен их оттуда вытащить, - сказал Накор.

- Что ты имеешь в виду под словом "застряли"? - нахмурился Ру.

- Они отправились туда, чтобы уничтожить пантатиан. Не знаю, уничтожили ли они их, но те их здорово пощипали. Кэлис отправил Миранду с каким-то важным делом к своему отцу, а сам с остальными теперь сидит там, не зная, как вернуться домой. Лорд Джеймс говорит, что не может жертвовать кораблями, так как они нужны ему для защиты города. Поэтому я подумал, что корабль дашь мне ты.

Не колеблясь Ру повернулся к Джейсону:

- Сколько наших судов сейчас в гавани?

Джейсон сверился с бумагами.

- Шесть из...

- Какое из них самое быстроходное?

- "Королева Горького моря", - ответил Джейсон.

- Я хочу, чтобы его подготовили к шестимесячному плаванию и чтобы пятьдесят самых крепких наемников были готовы завтра с рассветом вместе с нами выйти в море.

- С нами? -спросил Накор.

Ру пожал плечами:

- Эрик - мой единственный настоящий брат, и если он застрял с Кэлисом, я еду.

Накор уселся и налил себе кофе из кувшина, стоящего на углу стола.

- Ты думаешь, у тебя получится?

Ру кивнул:

- У меня есть люди, которым я доверяю. Они заменят меня здесь. - Он вспомнил о Сильвии и Карли, а также о Элен Джекоби. - Мне нужно кое с кем попрощаться.

-А мне - поесть, - ответил Накор. - Ах да, Шо Пи ждет внизу. Как человек более вежливый, чем я, он поверил, когда ему сказали, что он не смеет сюда подняться.

Ру жестом велел Джейсону сходить за Шо Пи.

- И разыщи Луи и Дункана. Нужно решить, кто за что будет отвечать в мое отсутствие.

Джейсон кивнул и удалился.

- Мы их вытащим, - сказал Ру.

Накор улыбнулся и сделал еще глоток кофе.

ЭПИЛОГ СПАСЕНИЕ

Эрик показал рукой. Кэлис кивнул:

- Я вижу.

Пятеро оставшихся в живых сидели на отвесной скале у хижины, которую они больше двух месяцев именовали своим домом, и вглядывались в океан.

- Рыбак говорит, что заметил его на горизонте вчера перед закатом. По его словам, он шел далеко к югу от обычного курса патрульных кораблей Королевы. Слишком близко к ледяным полям, по мнению тех, кто знает здешние воды.

- Королевское судно? - спросил Ренальдо, повернувшись к Миче, еще одному солдату, который выжил в этом безумном походе.

- Возможно, - сказал Кэлис, опираясь на самодельный костыль. Он много перенес, пока они спускались с гор. Это было три месяца назад. Они провели в пещере шесть дней, и за это время Кэлис немного восстановил силы, но первые два дня. еще нуждался в помощи.

Ниже линии снегов они снова нашли пещеру; Эрик разжег костер и ухитрился поймать в самодельные силки нескольких зайцев. Там они отдохнули еще два дня. После этого начался долгий пеший поход, так как Эрик не только не нашел долину, где они оставили лошадей, но и чуть не привел их по ошибке на другой берег реки Ди, где не было брода.

Но в конце концов они добрались до побережья и нашли ту самую рыбацкую деревню. Сюда наведывались сааурские патрули, и сухой сарай с бриджанерской лодкой был давно сожжен, а шестеро солдат, оставленных для охраны, убиты. В деревне была устроена засада, но, когда никто не появился, ее сняли. Пятерых выживших охватило отчаяние, но через сутки Эрик собрал троих здоровых людей и начал вместе с ними строительство скромного лагеря неподалеку от деревни.

Жители деревни помогали им - и не только в качестве платы за работу, но и потому, что эти люди были врагами их угнетателей. Впрочем, рыбаки были уверены, что рано или поздно их заберут в армию Изумрудной Королевы.

Между тем судно на горизонте медленно увеличивалось в размерах.

- Это королевский корабль, - наконец произнес Калис. Альфред и Ренальдо разразились криками восторга, а Мича вознес короткую молитву благодарности Тит-Онанке, богу войны. Кэлис стоял, опираясь на костыль. - Отправимся-ка в деревню.

Эрик шел рядом с Кэлисом на случай, если тому потребуется помощь. Кэлис получил такие раны, которые убили бы любого смертного, и выжил. Он сам себя лечил. На левой стороне лица у него остались шрамы от ожогов, но волосы начали снова отрастать. Для таких серьезных ран - Эрик каждый день их промывал и регулярно использовал рейки - шрамы были не так уж плохи. Кэлис чувствовал некоторую слабость с левой стороны и хромал, но Эрик был уверен, что в Королевстве лучшие лекари быстро вернут ему былое здоровье.

Они совсем не говорили о Бобби де Лонгвиле, лежащем в своей ледяной могиле высоко в горах. Эрик смутно чувствовал, что нежелание говорить о мертвом Кэлис объясняется его эльфийским наследием, и понимал, как тяжело он переживает эту потерю: ведь Бобби был первым, с кого начала создаваться армия Кэлиса, и дольше всех прослужил в ней.

Внезапно Эрик с удивлением осознал, что из оставшихся в живых только Джедоу Шати находился на службе у Кэлиса дольше, чем он, Эрик, а Джедоу служил в этой армии не больше трех лет. Эрик покачал головой.

- В чем дело? - заметив это, спросил Кэлис.

Эрик пожал плечами:

- Просто я подумал о том, что служба в нашей армии не отличается долгим сроком.

- Это верно, - заметил Кэлис. - И, боюсь, резня только начинается. Вряд ли кто-то из нас пятерых останется в живых, когда она начнется по-настоящему.

Эрик промолчал. Они вошли в деревню.

- Хотите попасть на этот корабль? - спросил их старый рыбак по имени Раджис.

- Да, - ответил Эрик. - Это наш. Он отвезет нас домой.

Рыбак кивнул и пожал руку Эрику, потом Кэлису и остальным.

- Мы можем лишь поблагодарить вас, - сказал Кэлис.

- Если мы помогаем вам разбить Изумрудную Королеву, то вам незачем нас благодарить.

Они влезли в лодку, и двое рыбаков взялись за весла. Корабль постепенно приближался.

- Это не королевское судно, - сказал Эрик.

Кэлис кивнул:

- Он несет купеческий флаг.

- Что? - спросил Альфред. - Это купец?

- Похоже на то, - ответил Кэлис.

- Не знаю... - произнес через несколько минут Эрик.

Потом вскочил и начал размахивать руками.

Когда они подошли к кораблю еще ближе, люди на палубе стали махать руками в ответ, и внезапно Эрик узнал одного из них.

- Ру! - закричал он. - Это Ру! - Мгновение спустя он добавил: - С ним Накор! И Шо Пи!

Вскоре лодка стукнулась о борт судна. Сбросили веревочную лестницу. Два матроса скользнули вниз и помогли Кэлису подняться на борт. Эрик попрощался с двумя рыбаками и поднялся последним.

На палубе он увидел Ру, Накора и Шо Пи. Ру подбежал к нему, и друзья обнялись.

- Как я рад тебя видеть - ты даже не можешь себе представить, - воскликнул Эрик.

Глядя на них, загорелых, исхудавших, оборванных и грязных, Ру покачал головой.

- Только вы впятером?

- Не знаю, - сказал Кэлис. - Миранда взяла с собой двенадцать солдат.

- Если их здесь нет, значит, они сюда не пошли. Они в Эльвандаре вместе со странным человеком по имени Болдар. Я их там видел. Потом Пуг послал меня к Ру, и вот я прибыл, чтобы вытащить вас, - ответил Накор.

- Нам о многом надо поговорить, - сказал Кэлис. - О том, что я видел в глубинах гор и чего до сих пор не понимаю. Надеюсь, твой необычный взгляд на вещи поможет мне в этом разобраться.

- У нас впереди долгое путешествие, - сказал Накор. - Уйма времени для бесед. Первым делом тебе надо поесть и поспать. Потом мы с Шо Пи. посмотрим твои раны.

Остальные трое уже были внизу.

- А ты откуда взялся? - спросил Эрик у Ру.

Ру пожал плечами:

- Герцог Джеймс не пожелал дать Накору корабль. Я унаследовал некоторую сумму, и несколько моих судов как раз были в гавани. Так что я, подумав, предоставил одно Накору. - Глядя вслед изаланцу, он добавил: - Но когда я понял, что он просто псих, я решил, что лучше мне отправиться вместе с ним - хоть какая-то гарантия, что я получу назад свой корабль.

Эрик расхохотался.

- Де Лонгвиль? - спросил Ру.

Эрик помрачнел.

- Там, наверху. - Он мотнул головой в сторону дальних гор, вершины которых прятались за облаками.

Ру долго молчал. Наконец он повернулся к шканцам.

- Капитан!

- Да, господин Эйвери?

- Везите нас домой.

- С удовольствием, - ответил капитан. Он отдал приказ первому помощнику, и корабль начал медленно уходить от Новиндуса.

- Как прошло плавание? - спросил Эрик, положив руку на плечо Ру.

Ру засмеялся.

- У нас была встреча с одним из тендеров Королевы. Я взял с собой самых отъявленных забияк, которых только смог за короткое время нанять, и мы позволили им подойти, а потом взяли тендер на абордаж и потопили. Не думаю, чтобы у них был большой опыт борьбы с пиратами.

Эрик опять рассмеялся.

- Значит, ты уже самый богатый человек в Королевстве?

- Вероятно, - ответил Ру. - Но даже если и нет, я упорно тружусь в этом направлении. - Он захохотал. - Пойдем чего-нибудь поедим.

Они отправились вниз, а корабль, сделав поворот оверштаг, пустился в далекий путь назад, в порт, который Эрик и Ру называли домом.

Раймонд Фейст Гнев короля демонов

ПРОЛОГ ПРОРЫВ

Стена затряслась.

В бывшем тронном зале Джарвы, последнего ша-шахана Семи Народов Сааура, заколыхалась тридцатифутовая каменная стена напротив пустующего монаршьего кресла и вдруг исчезла, оставив вместо себя лишь черную пустоту. На границе ее столпились жуткие твари, чудовища с ужасными клыками и ядовитыми когтями. У одних были головы вымерших животных, другие обликом напоминали человека. У некоторых из них были гордые крылья, другие имели рога, кто - ветвистые, оленьи, кто - заостренные, буйволиные. Всё это были существа злобные и могучие, порождения черной магии, созданные для убийств. Но все они замерли, испугавшись того, что открылось им по ту сторону образовавшегося портала. Высоченные, ростом с дерево, демоны низко пригибались, пытаясь стать незаметнее.

Для того чтобы открыть врата, нужна была величайшая сила, и многие годы проклятые ахсартские жрецы сдерживали наступление демонов. Только после того, как безумный Верховный Жрец снял печать с портала и впустил первого демона, не пожелав сдать город сааурским войскам, преграда поддалась.

Теперь мир Шайлы был полностью разрушен, и не осталось ничего живого, кроме моллюсков, затаившихся на дне, лишайника, облепившего камни в горах, да всякой мелюзги, скрывающейся под обломками скал. Все зверье размером крупнее блохи было повыловлено. Голод терзал демонов, и они снова вспомнили древний обычай пожирания себе подобных. Но когда был найден новый проход из Пятого Круга Шайлы и главный правитель царства демонов смог сообщаться со своим войском, все внутренние конфликты были забыты.

Демон без имени остановился на пороге этого некогда великолепного зала. Он посматривал по сторонам, прячась за каменной колонной, чтобы не привлекать к себе внимания. Он захватил в плен чью-то душу и теперь тайно ею пользовался, становясь все коварней и опасней. В отличие от большинства своих сородичей он усвоил, что хитростью скорее, чем силой, раздобудешь необходимую жизненную энергию и знания. Он по-прежнему выказывал должную меру страха и агрессии по отношению к тем, кто был его сильнее. Страх свидетельствовал о том, что он не претендует на их место, а агрессия удерживала от желания на него напасть. Однако такая позиция была весьма опасной и неустойчивой, и сделай он один неверный шаг, привлекающий внимание к его непохожести на остальных, его вмиг разодрали бы в клочья, ибо разум его становился иным и теперь уже представлял угрозу для всех демонов.

Этот демон знал, что мог бы с легкостью повергнуть по крайней мере четырех из стоящих выше его по положению демонов, но столь стремительное возвышение неизбежно привлекло бы к нему внимание. За свою недолгую жизнь он успел уже увидеть не меньше пяти таких выскочек, убитых каким-нибудь из более сильных капитанов, который вступался за поверженных любимцев или же просто боялся, что настанет день, когда ему будет брошен вызов.

Самым могущественным из этих капитанов был Тугор, Первый Слуга Великого Маарга, изъявлявшего сейчас свою волю. Тугор упал на колени и коснулся лбом каменного пола. Остальные последовали его примеру.

Демон без имени услышал слабый голосок, в котором узнал пойманную душу, и хотел было отмахнуться, но обычно она говорила очень полезные вещи. "Наблюдай" послышалось демону, словно кто-то шепнул ему на ухо, а может, то была его собственная мысль.

Огромная волна энергии затопила комнату, и стена дрогнула, словно подернулась рябью, а потом вдруг исчезла, открыв проход в родное царство. Проникавший в прореху между двумя мирами воздух превращался в вихрь, словно хотел втянуть всех находившихся в зале демонов обратно. По своей природе демоны не могут не испытывать трепета перед теми, кто обладает большей властью, чем они, и тот же Тугор вызывал у безымянного демона священный ужас, но перед тем, что принес этот ветер, все они почувствовали себя ничтожными букашками.

Все присутствующие стояли на коленях, касаясь лбами пола, кроме безымянного демона, который по-прежнему прятался за колонной. Он видел, как Тугор встает перед открывшейся пустотой. Из прорехи в стене раздался голос, в котором звучали ярость и угроза:

- Вы нашли проход?

- Да, властелин! - сказал Тугор. - Мы отправили через него в Мидкемию двух наших капитанов.

- Что они рассказали? - спросил тот же грозный голос, и безымянному демону послышалось, что на этот раз в нем звучал не только гнев, но и что-то вроде отчаяния.

- Догку и Якан ничего не рассказали, - отвечал Тугор. - Нам ничего не известно. Наверное, им не удалось удержать проход открытым.

- Так пошлите другого! - приказал Маарг, Правитель Пятого Круга. - Я не войду сюда, пока вы не освободите проход. Вы мне ничего не оставили в этом мире. Но в следующий раз я открою ворота и войду, и если мне нечего будет жрать, я проглочу твое сердце, Тугор!

Дыра между двумя мирами закрылась с чавкающим звуком. Голос Маарга еще звучал в воздухе, а стена уже стояла на месте.

Тугор вскочил и закричал от ярости, не зная, на ком сорвать злость. Другие демоны поднимались на ноги медленно, стараясь не привлекать к себе внимания сильнейшего из них после короля. Тугор славился своим умением сшибать голову с плеч всем, чье стремительное возвышение грозило пошатнуть его положение. Ходили даже слухи, что Тугор копит силы, дожидаясь того дня, когда сможет бросить вызов самому Мааргу.

Повернувшись к своему воинству, Тугор рявкнул:

- Кто следующий?

Сам не зная почему, безымянный демон вышел вперед.

- Я пойду, господин.

Лицо Тугора, напоминающее лошадиный череп с большими рогами, ничего не выразило, но было ясно, что он озадачен.

- Кто ты, маленький дурак?

- У меня пока нет имени, хозяин, - сказал безымянный.

Отшвырнув своих капитанов, Тугор в два прыжка оказался перед маленьким демоном.

- Я посылал капитанов, и никто не вернулся. Почему же ты считаешь, что тебе удастся то, что не удалось им?

- Потому что я юркий, могу спрятаться и все рассмотреть, хозяин, - тихо сказал безымянный демон. - Я наберусь ума, скроюсь, поднакоплю силенок и смогу открыть портал с той стороны.

Тугор на мгновение задумался, потом вытянул лапу и шарахнул маленького демона так, что тот пролетел через всю комнату и ударился о стену. У демона были маленькие крылышки, которые пока не годились для полета, и теперь ему показалось, что он их сломал.

- Это тебе за самонадеянность, - прорычал Тугор, но гнев его был не настолько силен, чтобы убить наглеца. - Я посылаю тебя, - сказал он наиболее могущественному капитану, а потом повернулся и полоснул когтями по горлу ближайшего демона с криком: - А это - чтобы всем остальным неповадно было показывать свою дурацкую храбрость!

Кое-кто из демонов, стоявших с краю, кинулся в глубину зала, а остальные пали на каменные плиты, как бы отдавая себя на милость Тугора. Он удовлетворился убийством лишь одного из своих собратьев и, напившись его крови и жизненной энергии, отбросил прочь высосанную оболочку.

- Иди, - сказал Тугор капитану. - Провал в отдаленных холмах на востоке. Те, кто ее охраняет, расскажут тебе все, что ты должен знать для того, чтобы вернуться... Если, конечно, сумеешь. Вернись, и ты будешь вознагражден.

Капитан поспешил из зала. Маленький демон, поколебавшись, пошел за ним, не обращая внимания на боль в спине. Если подкрепиться и отдохнуть, крылья заживут сами. Когда он выходил из дворца, на него дважды нападали ведомые голодом демоны. Он их быстро убил и, напившись чужой жизни, почувствовал, что боль в крыльях поутихла. Как и раньше, в голове у него появились новые мысли и идеи. Внезапно маленький демон понял, зачем он идет за капитаном, который должен открыть портал.

Голос, идущий из сосуда, который он носил на груди, зазвучал у него в голове:

Мы выберемся, окрепнем и сделаем то, что должно быть сделано.

Маленький демон знал, что союзники предали демонов и вместо того, чтобы держать ворота открытыми, заперли их. Щель дважды удавалось открыть, но она быстро закрывалась опять, потому что те, кто был по ту сторону, заклинаниями удерживали портал на замке. Не меньше десятка могущественных демонов пали от руки Тугора, не сумев пробраться сквозь провал.

Капитан достиг нужного места, и дюжина демонов окружила его. Они должны были помочь ему пройти через щель. Маленький демон, никем не замеченный, увязался за ними.

Место провала было ничем не примечательно - большое пятно грязи, утоптанной копытами тысяч сааурских лошадей. Трава вокруг пожухла и почернела, только кое-где мелькали зеленые островки. Если портал будет закрыт еще какое-то время, здесь не останется вообще ничего съедобного, ни одного источника жизненной энергии. Скосив глаза, маленький демон увидел странное завихрение воздухе, энергетический смерч, который трудно было заметить, если не приглядываться.

То, что у саауров и других смертных рас назвалось магией, для демонов было всего лишь движением жизненной энергии, и некоторые из них могли умереть, открывая портал. Пока существует противодействие с той стороны, его невозможно держать открытым дольше нескольких мгновений, да и то ценой жизни многих демонов. Ни один демон добровольно не расстался бы с жизнью - это было не в их природе, - но все они боялись Тугора и Маарга, и каждый надеялся, что кровавую цену заплатит другой, а он выживет и получит награду.

Капитан скомандовал:

- Открывайте!

Демоны переглянулись, понимая, что кому-то из них придется погибнуть, но в конце концов раскрыли свои сознания, высвобождая энергию. Маленький демон увидел, как замерцал воздух вокруг образовавшегося отверстия и как капитан присел, готовясь к прыжку.

И пока он готовился, а демоны вокруг с криками валились на землю, маленький демон прыгнул капитану на спину. От неожиданности капитан взревел, и они оба провалились в дыру. Великая цель маленького демона помогла ему не потерять выдержки во время перемещения, зато капитан окончательно растерялся.

Как только они оказались в огромном темном зале, маленький демон изо всех сил вонзил зубы капитану в загривок - самую уязвимую точку на теле демона. Капитан закружился в темноте, отчаянно пытаясь сбросить убийцу, но маленький демон неистово вцепился в спину жертвы. Тогда капитан попятился к стене, стараясь со всего маху раздавить маленького демона о камень, но его собственные могучие крылья смягчили удар.

Капитан упал на колени, и в тот же миг маленький демон понял, что победил. Энергия хлынула в него с такой силой, что он едва ею не захлебнулся; ему и раньше приходилось пить ее до бесчувствия, но никогда еще он не впитывал такого количества сразу. Теперь он стал гораздо сильнее, чем тот, кто его накормил. Его ноги, которые сразу стали длиннее и мускулистее, чем были всего минуту назад, крепко уперлись в каменный пол, когда победитель отшвырнул свою жертву, которая сразу же съежилась и могла только слабо поскуливать.

Скоро все было кончено. Победивший демон, пьяный от новых сил, стоял посреди зала. Никакая еда, никакое вино не могли дать таких ощущений. Демон пожалел, что у него нет сааурского изделия под названием "зеркало", но он и так знал, что стал на голову выше, а за спиной у него снова начали расти крылья, которые в один прекрасный день поднимут его в небо.

Но что-то его отвлекало, и вновь у него в голове раздался чужой голос:

- Наблюдай и будь настороже!

Демон повернулся и изменил свое зрение так, чтобы видеть в темноте.

Огромный зал был завален телами смертных существ. Он видел среди них и саауров, и тех, кого называли пантатианами, и еще каких-то, ему незнакомых, - они были чуть поменьше саууров и чуть побольше пантатиан. Впрочем, в них уже не осталось энергии жизни, и потому демон сразу же о них забыл.

Барьеры, которые погубили тех демонов, которые Пытались пройти до него, по-прежнему были на месте. Он изучил их и убедился, что его предшественники легко могли бы убрать их.

Оглядев снова картину резни, демон понял, что какая-то сильная магия не позволила им этого сделать. Тогда он задался вопросом, что же случилось с его собратьями: ведь если бы они погибли в сражении, остались бы слабые следы их энергии, но таковых он учуять не мог.

Утомленный сражением, но опьяненный своей новой силой, демон подошел к первому барьеру и совсем было собрался его убрать, как вдруг чужой голос сказал:

"Погоди!"

Демон замер; лапа его потянулась к сосуду у него на груди. Не задумываясь о последствиях, он открыл его, и душа, запертая в нем, вырвалась на свободу. Но вместо того чтобы слиться с великой душой своих предков, она вошла в демона.

Демон затрясся и закрыл глаза, чувствуя, что теряет контроль над собой. Если бы он не упивался так своей победой, то вряд ли бы с такой легкостью согласился выпустить душу, и новый разум не завладел бы его существом. Этот разум оставил часть себя в сосуде и плотно заткнул его. Какая-то часть его сознания должна оставаться вовне, как якорь, который не позволит ему покориться природе демона. Впрочем, даже с такими предосторожностями новому существу без конца придется воевать со своим телом.

Глядя сквозь нечеловеческие глаза, новое существо еще раз осмотрело барьеры и, вместо того чтобы убрать их, пропело древнее сааурское заклинание, усиливающее их магию. Оставалось только гадать о том, какова будет ярость Тугора, когда следующий посланец превратится вогненный шар, попытавшись проникнуть в этот мир. Существо понимало, что это всего лишь отсрочка, что демоны не оставят своих попыток, - но она позволяла выиграть время.

Согнув руки, которые с непривычки казались чересчур длинными, существо побрело к мертвым телам, непохожим на трупы саауров или пантатиан. Союзники или враги пантатиан и обманутых ящерицами саауров?

Существо на время отбросило эти размышления. Новый разум, объединивший сознание демона и плененной им души, принялся приводить в порядок знания того и другого. Судя по всему, по этим залам и галереям шатаются еще по меньшей мере два безумных демона. Существо понимало, что барьеры защитили маленького демона, когда он на спине капитана свалился в дыру, а капитан был ошеломлен и, лишившись разума, уподобился животному, пусть даже и сильному. Но новое существо, которое когда-то было демоном, знало, что, когда он наестся и поднакопит сил, разум вернется к нему. А вместе с ним вернутся и воспоминания о том, что он должен прийти в эту пещеру и убрать барьеры, которые мешают проходу.

Значит, прежде всего нужно выследить тех демонов, что здесь слоняются. Остальное - потом. "Джатук", - негромко произнесло существо имя сына последнего правителя саауров на Шайле. Он будет править здесь остатками своего народа, и новому существу есть что ему рассказать. Слияние продолжалось, и теперь природа демона была обуздана и подчинена другому разуму. Отец Шейду - того, кто сейчас служит Джатуку, - взял под свой контроль это тело и повел его в туннель. Разум Ханама, последнего из великих хранителей знания Сааура, нашел способ обмануть смерть и предательство, а теперь найдет способ предупредить свой народ о еще большем предательстве, грозящем привести к гибели и разрушению еще один мир.

ГЛАВА 1 КРОНДОР

Эрик подал сигнал.

Солдаты, озираясь, опустились на корточки в глубине оврага, занимая заранее оговоренные позиции. Альфред, который был теперь первым капралом, подал знак с дальнего конца линии, и Эрик кивнул. Каждый его человек знал, что делать. Неприятель остановился на относительно безопасной позиции к северу от Крондора. Приблизительно в трех милях отсюда был небольшой городок Эгли - главная цель неприятеля. Солнце уже садилось, и Эрик не сомневался, что враг собирается начать атаку перед рассветом. Пока он вел наблюдения, прикидывая дальнейший план действий, люди барона закончили разбивать лагерь. Наблюдая за ними, Эрик убедился, что, как он и предполагал, их посты расположены непродуманно, а часовым явно недостает дисциплины: они в основном болтали друг с другом, вместо того чтобы следить за округой, и, то и дело оборачиваясь к кострам, ослепляли ярким светом сами себя. Понаблюдав за ними некоторое время, Эрик пришел к выводу, что нужно атаковать первым. Хотя врагов было впятеро больше, он рассчитывал на преимущество внезапности и выучку своих воинов - во всяком случае, надеялся, что последнее не подведет.

Эрик еще раз напоследок бросил взгляд на позиции врага и убедился, что часовые даже еще невнимательнее, чем он думал. Было ясно, что этот отряд считает свое задание одним из наименее важных и не придает особого значения какому-то городку в стороне от главных дорог - ведь основная битва разгорится за Крондор. Эрик был намерен преподать им урок и доказать, что незначительных сражений на войне не бывает.

Отдав приказания своим людям, Эрик скользнул вперед, на дно неглубокого овражка, подобрался на расстояние вытянутой руки к скучающему часовому и бросил ему за спину маленький камешек. Тот непроизвольно обернулся в сторону лагеря, и свет ближайшего костра на мгновение ослепил его. Сидящий возле костра солдат спросил:

- Что там, Генри?

- Ничего, - ответил часовой и повернулся - но лишь для того, чтобы увидеть перед собой Эрика. Поднять тревогу он не успел: ударом кулака Эрик сшиб его с ног и, подхватив падающее тело, аккуратно уложил на землю.

- Генри? - повторил солдат у костра и привстал, безуспешно пытаясь разглядеть что-нибудь в темноте.

Эрик сделал попытку подражать голосу часового:

- Я сказал: "Ничего".

Попытка оказалась неудачной, поскольку солдат заорал: "Тревога!" - и взялся за меч. Но прежде чем он успел вынуть его из ножен, Эрик прыгнул на него, как кот на мышь, ухватил за куртку и опрокинул на землю. Приставив кинжал к его горлу, Эрик прошептал:

- Ты убит. Ни звука.

Солдат бросил на него кислый взгляд, но кивнул и пробормотал:

- Ладно, я хотя бы спокойно доем.

Он сел и вновь принялся за еду, а Эрик обошел костер и "прирезал" еще двоих, которые лишь недоуменно моргали, не успев даже понять, что на лагерь совершено нападение. Со стороны палаток донеслись крики, свидетельствующие о том, что отряд Эрика ворвался в стан "врага", производя всеобщее опустошение. Эрик запретил только поджигать палатки, хотя в глубине души испытывал большое искушение лишить барона части его обширного имущества.

Эрик побежал через поле боя, расправляясь с сонными солдатами, выползающими из-под опрокинутых палаток. Эрик тоже перерезал несколько оттяжек, и солдаты внутри оказались в плену рухнувшего на них полотна. По всему лагерю раздавались яростные вопли и проклятия "убитых", а Эрик от души потешался. Битва была короткой, и минуты через две Эрик достиг командирской палатки. Оттуда, полусонный, вышел барон Тир-Сог в ночной рубашке, поверх которой была надета перевязь с мечом.

- Что здесь происходит? - грозно спросил он.

- Ваши люди убиты, милорд, - сказал Эрик и, коснувшись кончиком меча его груди, добавил: - А теперь и вы тоже.

Барон изучающе посмотрел на стоящего перед ним человека, который вкладывал в ножны меч: высокий, необычайно широкие плечи, сплошные мускулы, никакого лишнего жира. Типичный кузнец. Улыбка у него была дружелюбной и открытой, а на белокурых волосах играли рубиновые отсветы костров.

- Ерунда, - сказал наконец барон. Это был дородный мужчина, а его аккуратно подстриженная бородка и ночная рубашка из великолепного шелка красноречиво свидетельствовали о том, каков его опыт в военных делах. - Мы должны были штурмовать Эгли завтра. Никто нас не предупредил об этом... - Барон небрежным жестом обвел рукой лагерь, - ночном нападении. Если бы мы знали, то приняли бы меры.

- Мой лорд, мы просто хотели продемонстрировать наши умения, - сказал Эрик.

- И сделали это великолепно, - послышался голос из темноты, и к костру подошел Оуэн Грейлок, рыцарь-капитан королевского гарнизона Крондора. В танцующих тенях его усталое, осунувшееся лицо выглядело зловеще. - По моим подсчетам, вы вывели из строя три четверти солдат, Эрик. Сколько человек вы с собой привели?

- Шестьдесят, - ответил Эрик.

- Но у меня три сотни солдат! - Барон явно встревожился. - И еще резерв из воинов хадати.

Эрик огляделся:

- Кстати, я не вижу ни одного хадати.

Голос из темноты произнес с акцентом:

- Как и должно быть.

Люди в клетчатых юбках в складку и с пледами за плечами вошли в лагерь. Их волосы на макушке были завязаны в узел и длинными хвостами спадали вдоль спины.

- Мы вас услышали, - сказал их предводитель, оглядев Эрика, на котором была черная куртка без знаков различия. - Капитан?

- Сержант, - уточнил Эрик.

- Сержант, - поправился горец - высокий воин, на котором поверх килта была только простая безрукавка. Его плед в развернутом виде и наброшенный на плечи отлично защищал от холода в горах. У него были иссиня-черные волосы, а лицо - вполне обычное; только в темных глазах, как показалось Эрику, было что-то ястребиное. При свете походного костра его темная от загара кожа казалась почти красной. Даже если бы у него в руках не было длинного клинка, который обычно носят за спиной, Эрик с первого взгляда признал бы в нем опытного воина.

- Вы нас услышали? - переспросил Эрик.

- Да. Ваши люди молодцы, сержант, но мы, хадати, живем в горах и часто спим на земле, охраняя наши отары. Мы знаем, как звучат шаги приближающихся людей.

- Как вас зовут? - спросил Эрик.

- Аки, сын Бандура.

Эрик кивнул.

- Нам надо поговорить.

- Капитан, я протестую! - встрял барон.

- Против чего, милорд? - поинтересовался Грейлок.

- Против неоговоренных действий! Нам было приказано сыграть роль захватчиков и готовиться к тому, что местная милиция Эгли и специальные отряды из Крондора окажут нам сопротивление. Насчет неожиданного ночного нападения никто ничего не говорил. Если бы мы знали, то приняли бы меры, - повторил он.

Эрик поглядел на Грейлока, и тот сделал выразительный жест рукой. Эрик воспринял это как приказ собирать своих людей и убираться подальше, пока рыцарь-капитан будет успокаивать оскорбленного в лучших чувствах барона Тир-Сога. Эрик отвел Аки в сторону и сказал:

- Пусть ваши люди соберут свои вещи и найдут моего капрала. Это жуткого вида головорез по имени Альфред. Сообщите ему, что утром вы отправляетесь с нами в Крондор.

- А барон одобрит? - спросил Аки.

- По всей видимости, нет, - ответил Эрик, покосившись на барона. - Но особо возразить ему нечего. Я - человек принца Крондорского.

Горец пожал плечами и сделал знак своим воинам:

- Отпустите этих людей.

- Кого отпустить? - спросил Эрик.

Аки улыбнулся.

- Мы взяли в плен несколько человек, которых вы посылали на юг, сержант. Я думаю, что ваш уродливый головорез может быть среди них.

Усталость и напряжение ночной атаки наконец одержали верх над обычной уравновешенностью Эрика. Он негромко выругался и пробормотал:

- Если он попался, я ему задам жару.

Аки пожал плечами и повернулся к своим товарищам:

- Давайте посмотрим.

Эрик подозвал к себе солдата по имени Шейн:

- Пусть отряд строится на южной стороне лагеря.

Шейн кивнул и побежал передавать приказы.

Эрик пошел за хадати и недалеко от лагеря увидел капрала Альфреда и еще шестерых лучших своих людей, которых сторожили горцы.

- Что случилось? - спросил Эрик.

Альфред поднялся на ноги и вздохнул.

- Эти ребята - просто звери, сержант. - Он указал на горный хребет, возвышавшийся над ними, и продолжал: - Они, должно быть, с первой же минуты услышали, как мы подходим, потому что были там, и я готов поклясться всем, что у меня есть, что они не могли успеть подойти из лагеря, пересечь горный хребет по-пластунски и зайти к нам в тыл за то время, пока мы спускались. - Альфред покачал головой. - Нас прижали к земле и скрутили, а мы даже ничего не услышали.

Эрик повернулся к Аки:

- Вы мне потом расскажете, как вы это сделали.

Аки пожал плечами и ничего не ответил, а Эрик сказал Альфреду:

- Эти горцы идут с нами. Проводите их в лагерь и готовьтесь к возвращению в Крондор.

Альфред улыбнулся, забыв на время о том, что, когда они вернутся. в гарнизон, Эрик устроит ему разнос.

- Горячая пища, - мечтательно сказал он.

В душе Эрик был вынужден согласиться, что это будет весьма кстати. Маневры длились уже неделю, и всем уже надоело есть всухомятку да еще в темноте. Люди изрядно устали и проголодались.

- Идите. - Вот и все, что сказал Эрик вслух.

Стоя в темноте, он размышлял об угрозе новой войны и задавался вопросом, может ли даже сотня таких учений подготовить жителей Королевства к тому, что на них надвигается.

Эрик сознавал, что в данной ситуации полностью подготовить людей невозможно, - но что еще остается делать? Он знал, что Кэлис, принц Патрик, маршал-рыцарь Уильям и другие командующие всю эту неделю проводили такие же учения в горах, а в конце недели состоится совет, на котором будет определено, что еще необходимо сделать.

Эрик сказал себе: "Все, все должно быть сделано", и понял, что в его мрачном настроении больше повинны усталость и голод, чем незадачливый Альфред, не сумевший избежать засады хадати. Он улыбнулся. Если горцы от Джайбона сумели так быстро добраться до этого хребта, то хорошо, что они собираются выступить на стороне Королевства - а то, что они будут в его подчинении, и вовсе прекрасно.

Возвращаясь в лагерь, он решил, что лучше присоединиться к Грейлоку и помочь ему утешать барона.

Солдаты замерли по стойке "смирно", и эхо одновременного удара сотен сапог о булыжник прокатилось по плацу. Принц Крондорский поднялся на возвышение.

Ру посмотрел на Эрика и прошептал:

- Неплохо.

Эрик покачал головой в знак того, что Ру лучше бы притихнуть. Ру усмехнулся, но молчал все время, пока принц Патрик, правитель Крондора, выслушивал приветствия от гарнизона дворца. Рядом с Эриком стоял Кэлис, капитан личной гвардии принца, известной под именем отряда Кровавых Орлов.

Эрик чувствовал себя неловко оттого, что к нему и к остальным воинам приковано всеобщее внимание. Выжившие участники последней экспедиции на далекий материк Новиндус награждались за проявленную отвагу, и хотя Эрик понятия не имел, что это за собой повлечет, зато точно знал, что предпочел бы вернуться к своим повседневным обязанностям.

Возвращаясь с маневров, он думал, что сразу будет собран военный совет, но Кэлис сказал ему и другим, что после возвращения принца Эрланда из владений его брата, короля Боррика, состоится церемония вручения наград, - и больше Эрику ничего не было известно. Краем глаза он увидел своего капитана, Кэлиса, которому тоже вся эта суета явно была не по вкусу. Ринальдо, один тех, кто остался в живых после последней экспедиции, повернулся и посмотрел на Мичу. Оба солдата сопровождали Кэлиса по залам пантатианских жрецов. Ринальдо выпятил грудь колесом, когда принц Крондорский вручал ему Белый Шнур мужества. Этот знак следовало пришивать к рукаву мундира, чтобы всякому было видно, что этот человек проявил незаурядную отвагу во имя короля и государства.

Ру приплыл на самом большом из своих кораблей, чтобы отвезти королевских солдат домой. За время плавания Эрик и спутники отдохнули и подлечились. Их капитан, загадочный человек, о котором ходили слухи, что он наполовину эльф, почти полностью оправился от ран, которые были бы смертельны для любого другого. Магический взрыв, во время которого погибли два старых его товарища, Праджи и Ваджа, зацепил и Кэлиса. Половина его тела была обожжена так, словно его пытались зажарить, однако теперь у него остался лишь едва заметный шрам на лице и шее, обозначенный полоской чуть более светлой кожи, чем все его загорелое тело. Эрик не раз спрашивал себя, суждено ли ему когда-нибудь узнать всю правду о человеке, под чьим началом он служит.

И, начав размышлять о загадках, Эрик вспомнил другого своего спутника, странного игрока Накора. Он стоял отдельно от награждаемых и наблюдал за торжественной церемонией с легкой усмешкой. Рядом с ним стоял Шо Пи, бывший монах, который теперь пристроился к Накору в ученики. Весь последний месяц они прожили во дворце в качестве гостей герцога Крондорского, и Накор не проявлял большой охоты вернуться к своему привычному занятию - надувать простаков в карточных притонах Королевства.

Пока принц поименно перечислял всех представленных к награде, Эрик думал, а что получат мертвецы, например, Бобби де Лонгвиль, неумолимый и твердый как кремень сержант, который сделал больше, чем любой другой, чтобы превратить Эрика в того солдата, каким он стал. На глаза Эрика навернулись слезы, когда он вспомнил, как Бобби умирал у него на руках в ледяной горной пещере, захлебываясь собственной кровью, хлещущей из раны. "И все же, - сказал себе Эрик, - из этого ада я вынес его живым".

Сморгнув слезу, Эрик еще раз поглядел на Кэлиса и обнаружил, что капитан за ним наблюдает. Едва заметным кивком он дал понять, что знает, о чем думает Эрик, и тоже вспоминает утраченных друзей.

Церемония длилась и длилась; а потом она как-то внезапно закончилась, и гарнизон Крондора был распущен. Рыцарь-маршал Уильям, командующий вооруженными силами княжества, подошел туда, где стоял Эрик и остальные.

- Принц просит вас присоединиться к нему в зале Совета, - сказал он Кэлису.

Эрик поглядел на Ру, и тот пожал плечами. На обратном пути друзья детства поделились новостями, и Эрик был наполовину озадачен, наполовину позабавлен тем, что его лучший друг меньше чем за два года превратился в одного из самых преуспевающих купцов Крондора и вошел в число богатейших людей Королевства. Но, увидев, что капитан и экипаж повинуются любому приказу Ру, он наконец осознал, что Руперт Эйвери, который в детстве был всего лишь простым воришкой, которому и сейчас было не так уж много лет, на самом деле владелец этого корабля.

Эрик рассказал Ру о том, что они обнаружили, и ему не пришлось прибегать к пышным сравнениям, чтобы передать ужас и отвращение, которые он испытывал, пробиваясь через родильные палаты пантатиан. Хотя в этот раз Ру, Накор и Шо Пи не участвовали в экспедиции на Новиндус, они бывали там прежде и хорошо представляли, с чем пришлось столкнуться их товарищам. Постепенно за время пути Эрик пересказал самые отвратительные детали избиения пантатианских женщин и младенцев, а также поведал Ру о таинственном "третьем игроке", который перебил больше пантатиан, чем все воины Кэлиса, вместе взятые. Даже если считать, что инкубаторы пантатиан есть где-то еще - хотя непохоже, чтобы это было так, - в живых остались только приближенные Изумрудной Королевы. Если бы в грядущей битве их удалось уничтожить, пантатианские змеиные жрецы перестали бы существовать - и этой участи им от всего сердца желали два друга из Даркмура.

Ру и Эрик расстались почти сразу, как только судно встало на якорь, поскольку у Ру были дела и он должен за всем присмотреть. Двумя днями позже Эрик отбыл на маневры, чтобы оценить, как Джедоу Шати справился с подготовкой новобранцев в отсутствие Кэлиса. Эрик остался доволен тем, что новички, которыми он командовал в последнюю неделю, были так же дисциплинированны и исполнительны, как те, с которыми он сам обучался военному ремеслу, будучи простым солдатом.

Войдя во дворец, Эрик снова почувствовал себя неловко в присутствии облеченных властью людей Королевства. До отъезда в последнюю экспедицию он прослужил в Крондоре целый год, но в основном не покидал гарнизона. Во дворце он был только однажды, и то лишь затем, чтобы одолжить у рыцарь-маршала Уильяма учебник по тактике. Эрик никогда не чувствовал себя уверенно в обществе главнокомандующего Западной армии Королевства, но мало-помалу привык проводить с ним время за кружкой эля или бокалом вина, обсуждая те или иные аспекты прочитанного. Но, будь у него выбор, Эрик с гораздо большей охотой махал бы мечом на плацу, помогал бы оружейникам или ухаживал бы за лошадьми, а лучше всего - ушел бы в окрестные поля, где можно спокойно подумать обо всем, что несет с собой надвигающаяся война.

В личных покоях принца, которые, по существу, представляли собой небольшую комнатку, ждали другие люди, в том числе лорд Джеймс, герцог Крондорский, и Джедоу Шати, второй сержант в отряде Кэлиса. Эрик предполагал, что Джедоу будет повышен в звании и станет сержант-майором, заняв место Бобби. Стол был уставлен блюдами с сыром, мясом, разными фруктами и овощами. Между ними возвышались запотевшие кувшины с элем, вином и фруктовыми соками.

- Устраивайтесь, - сказал принц Крондорский. Он снял церемониальную корону и мантию и передал их пажам. Кэлис взял яблоко и надкусил, пока остальные рассаживались за столом. Эрик поманил к себе Ру, и тот подошел.

- Что нового дома?

- Дети меня просто поразили. За те месяцы, что меня не было, они так выросли, что я едва их узнал. - Его лицо стало задумчивым. - В мое отсутствие дела шли неплохо, хотя и не так хорошо, как хотелось бы. Джекоб Эстербрук. за это время перехватил у меня три фрахта, а одна сделка была невыгодной.

- Я думал, вы с ним друзья, - сказал Эрик, взяв себе хлеба и сыра.

- На словах - да, - сказал Ру. Он не стал упоминать о своих отношениях с Сильвией Эстербрук, дочерью Джекоба: у Эрика были старомодные представления о семье и супружеской верности. - Точнее было бы сказать - у нас с ним здоровая конкуренция. У него монопольное право на торговлю с Кешем, и он, похоже, не готов идти на уступки в этом вопросе.

К ним подошел Кэлис:

- Ру, ты нас простишь?

Руперт кивнул:

- Разумеется, капитан, - и отошел к столу, решив не терять зря времени.

Кэлис подождал, пока рядом не останется никого, кто мог бы их услышать, и спросил:

- Эрик, маршал Уильям с тобой сегодня уже говорил?

Эрик покачал головой:

- Нет, капитан. Я весь день был занят тем, что принимал дела у Джедоу... Теперь, когда Бобби больше нет... - Он пожал плечами.

- Я понимаю. - Кэлис повернулся и жестом попросил рыцарь-маршала присоединиться к ним, а потом посмотрел на Эрика. - Тебе предстоит сделать выбор.

Маршал Уильям, невысокий, стройный человек, который, несмотря. на свой преклонный возраст, был известен Эрику как один из лучших наездников и фехтовальщиков Королевства, сказал:

- Мы с Кэлисом беседовали о вас, юноша. Поскольку обстоятельства сложились так, как сложились, нам нужны способные люди.

Эрик знал, что подразумевает Уильям, говоря о "сложившихся обстоятельствах", поскольку ему было известно, что грозная армия собирается за морем и менее чем через два года вторгнется в их страну.

- И что же за выбор?

- Я хотел бы предложить вам новую должность, - ответил Уильям. - Вы получите звание рыцарь-лейтенанта и перейдете под мое начало, в тяжелую кавалерию. Вы отлично умеете обращаться с лошадьми, и лучшего человека мне не найти.

Эрик взглянул на Кэлиса:

- Сэр?

- Я предпочел бы, чтобы вы остались в Кровавых Орлах, - твердо сказал Кэлис.

- В таком случае я остаюсь, - без колебаний сказал Эрик. - Я дал обещание.

Уильям с сожалением улыбнулся.

- Я так и думал, но обязан был спросить.

- Благодарю за то, что спросили, милорд, - сказал Эрик. - Вы мне польстили.

Уильям улыбнулся Кэлису.

- Наверное, ты волшебник. Он на полпути к тому, чтобы стать лучшим тактиком, какого я когда-либо видел в своей жизни - и если еще подучится, то и станет лучшим, - а ты хочешь навечно оставить его сержантом своих головорезов.

Кэлис слегка улыбнулся - с тем выражением невеселого веселья, которое так хорошо было известно Эрику.

- Моим головорезам сейчас больше нужен сержант, который обучал бы солдат, чем нам с тобой - тактик, Вилли. Кроме того, сержанты моих головорезов мало похожи на твоих.

Уильям пожал плечами.

- Ты прав, конечно, но, когда грянет война, каждому из нас хотелось бы иметь на своей стороне лучших людей.

- Не стану и спорить.

Уильям ушел, а Кэлис сказал:

- Эрик, спасибо.

- Я дал обещание, - повторил Эрик.

- Бобби? - спросил Кэлис.

Эрик кивнул. Кэлис помрачнел.

- Ну что ж, зная Бобби, должен сразу тебя предупредить, что мне нужен сержант-майор, а не нянька. Однажды ты спас мне жизнь, Эрик фон Даркмур, так что считай свое обещание Бобби де Лонгвилю выполненным с лихвой. Если придется выбирать между моей жизнью и существованием Королевства, я хочу, чтобы ты сделал правильный выбор.

Эрик не сразу осознал то, что услышал.

- Сержант-майор?

- Ты займешь место Бобби, - сказал Кэлис.

- Но Джедоу был с вами дольше... - начал Эрик.

- Зато у тебя есть сноровка, - перебил Кэлис. - У Джедоу - нет. Он прекрасный сержант - ты сам видел, как он натаскал новобранцев, - но повышать его в должности значит поставить его в такое положение, когда он будет вынужден не действовать, а в основном нести ответственность за действия других. - Он изучающе посмотрел в лицо Эрику. - Уильям не преувеличил, говоря о твоих способностях тактика. Но понимания стратегии тебе пока не хватает. Ты знаешь, что нам угрожает, и знаешь, что, когда начнется война, от тебя будет зависеть жизнь сотен людей. Древний изаланский генерал называл это "туманом сражения", и те, кто способен среди этого хаоса сберечь своих солдат, встречаются редко.

Эрику оставалось только кивнуть. Он, как и другие, кто был с Кэлисом в Новиндусе и видел армию Изумрудной Королевы, понимал, что, когда войско этих наемных убийц высадится на берегах Королевства, хаос будет полнейшим. Посреди этого хаоса могут выжить только хорошо обученные, дисциплинированные и жесткие люди - и именно от этих людей будет зависеть судьба не только Королевства, но и вообще Мидкемии. От них, а не от солдат регулярных войск Королевства.

- Хорошо, капитан. Я согласен, - сказал Эрик.

Кэлис улыбнулся и положил руку ему на плечо.

- У тебя не было выбора, сержант-майор. Теперь тебе тоже предстоит кого-то повысить в звании: нам нужен еще один сержант и полдесятка капралов.

- Альфред из Даркмура, - сказал Эрик. - Он был капралом, но разгильдяем, пока я его не обработал. Теперь он готов взять на себя ответственность, и хотя в душе остался буяном, в трудную минуту нам это пригодится.

- Твоя правда, - сказал Кэлис. - На такой случай у нас все буяны.

- По-моему, у нас достаточно кандидатов в капралы, - сказал Эрик. - Вечером я представлю вам список.

Кэлис кивнул.

- Я должен поговорить с Патриком прежде, чем совет превратится в придворный прием. Извини.

Кэлис ушел, и Ру, заметив это, вернулся к Эрику и спросил:

- Ну так кто получил повышение - ты или Джедоу?

- Я, - ответил Эрик.

- Мои соболезнования, - сказал Ру и, усмехнувшись, хлопнул приятеля по плечу. - Сержант-майор.

- А что у тебя? - спросил Эрик. - Ты начал рассказывать мне о доме.

Ру улыбнулся и пожал плечами.

- Карли все еще переживает, что я отправился за вами, и она была права: дети меня не узнают, правда, Абигайль называет меня папой, но малыш Гельмут только застенчиво улыбается да булькает. - Он вздохнул. - Сказать по правде, у Элен Джекоби я встретил более теплый прием.

- Да, но ведь, насколько я понял, она у тебя в долгу. Ты мог вышвырнуть ее на улицу вместе с детьми.

Ру некоторое время задумчиво жевал яблоко.

- Вряд ли. Ее муж не имел никакого отношения к заговору против моего тестя. - Он пожал плечами. - Пока я неплохо свожу концы с концами: Джейсон, Дункан и Луи во время моего отсутствия внимательно приглядывали за моей компанией, а мои партнеры по Компании Горького Моря не особо зверски меня ободрали. - Он усмехался. - Во всяком случае, никаких доказательств я не нашел. - Он снова посерьезнел. - И еще я знаю, что этой армии, существенной частью которой станет ваш отряд, понадобится провиант, оружие и амуниция. А это стоит недешево.

Эрик кивнул:

- У меня есть кое-какие свои соображения о том, как нам надо встречать Изумрудную Королеву, и поскольку мы никак не сможем выставить такое же огромное войско, как то, что она посылает против нас, - нас ждет самая грандиозная кампания со времен Войны Провала, не сравнимая ни с одной из древних войн.

- Как ты думаешь, сколько у нас всего людей?

- Точно не скажу, но по крайней мере на пятьдесят - шестьдесят тысяч больше, чем в регулярных армиях Востока и Запада, - сказал Эрик.

- Это же почти сто тысяч человек! - воскликнул Ру. - Неужели так много?

- Нет. - Эрик покачал головой. - Во всей Западной армии насчитывается всего двадцать тысяч человек, из них десять тысяч - непосредственно под началом принца. В Восточной армии несколько больше, но там много почетных гарнизонов. Поскольку с Роддомом у нас заключен мирный договор, другие восточные королевства ведут себя тихо, зная, что без его поддержки им лучше нас не задевать. - Эрик пожал плечами. - Видимо, я слишком много времени провел с лордом Уильямом на занятиях по стратегии... Пора уже начинать подготовку к сражению. - Тряхнув головой, он тихо проговорил: - К тому же во время последней экспедиции в Новиндус мы потеряли лучших людей.

Ру кивнул:

- Да, большой долг нужно будет вернуть этой зеленой суке. - Он громко вздохнул. - И на его выплату пойдет немало средств.

Эрик улыбнулся:

- Наш герцог заглядывает в твой карман?

Ру улыбнулся в ответ, хотя в его улыбке было гораздо больше горечи.

- Пока что нет. Он дал понять, что налоги останутся разумными, потому что он ждет, что я возьму на себя. финансирование большей части военных расходов и уговорю других, в частности, Джекоба Эстербрука, следовать моему примеру. - Упомянув Эстербрука, Ру вновь подумал о его дочери Сильвии, которая была любовницей Ру добрых полгода, пока он не отправился спасать Эрика, Кэлиса и других. Он видел ее только раз с тех пор, как вернулся из плавания, две недели назад, и собирался вновь увидеться с ней нынче вечером. Он сходил по ней с ума. - Я думаю, надо будет поговорить с Джекобом, - сказал Ру так, словно эта мысль только что пришла ему в голову. - Если мы с ним договоримся на пару участвовать в финансировании войны, ни один из мало-мальски серьезных дельцов Королевства не откажет принцу в его просьбе. - Он сухо добавил: - В конце концов, если мы проиграем сражение, то об оплате счетов будем беспокоиться в последнюю очередь. Если нам вообще будет о чем беспокоиться, - прошептал он мрачным тоном.

Эрик уклончиво покивал. Нет сомнения, Ру гораздо лучше него разбирается в финансовых вопросах, а принимая во внимание его феноменальный успех, то и лучше большинства предпринимателей Королевства.

- Мне пора по делам - только принесу извинения принцу. Все равно вскоре тех из присутствующих, кто не имеет отношения к военному искусству, так или иначе попросят найти себе дело.

Эрик взял его за руку.

- Наверное, ты прав.

Другие представители знати, не имеющие отношения к военным, подходили засвидетельствовать свое почтение принцу. Ру оставил Эрика и присоединился к тем, кто тоже хотел попросить у принца позволения удалиться. Скоро в зале остались только сам принц, его старшие советники и военные. Когда вошел Оуэн Грейлок, Патрик сказал:

- Ну вот, все в сборе.

Рыцарь-маршал Уильям пригласил всех занять места за круглым столом в дальнем конце зала. Герцог Джеймс сел по правую руку от принца, а Уильям - по левую. Первым заговорил герцог:

- Итак, торжественная часть окончена, и мы можем вернуться к нашей проклятой работе.

Эрик сидел сзади и слушал, как постепенно планы обороны Королевства начинают обретать форму.

У ворот Ру дожидалась его лошадь. Он не стал брать карету, предоставив ее в распоряжение супруги, поскольку отправил свое семейство в загородное имение. Сам же Ру предпочитал комфорт своего городского дома, стоящего через улицу от кофейни Баррета, - там он проводил большую часть рабочего дня. Загородный дом сулил спокойствие, о котором здесь Ру не мог даже помыслить. Там у него были охотничьи угодья, богатые рыбой ручьи и прочие удовольствия, которые дают человеку богатство и знатность. Надо бы выкроить время и съездить туда, думал Ру. Ему еще не исполнилось двадцати трех, а он уже был отцом двоих детей и одним из самых богатых купцов Королевства, посвященным в тайны, доступные очень немногим. Загородный дом служил, как сказали бы шулера, тузом в рукаве на случай вторжения захватчиков. Там семья Ру будет в безопасности, когда обезумевшие толпы ринутся из города на восток, сметая все на своем пути. Ру видел гибель Махарты, далекого города, разрушенного три года назад армией Изумрудной Королевы. Тогда ему пришлось пробивать дорогу сквозь толпу охваченных паникой горожан, и он видел, как ни в чем не повинные люди гибли только потому, что оказались в неудачном месте. Он поклялся, что убережет своих детей от этого ужаса, независимо от того, что будет дальше. Ру помнил, как еще в Новиндусе Кэлис говорил, что если Королевство проиграет эту войну, то на Мидкемии не останется ни одного живого существа. В глубине души он до сих пор не мог поверить, что это правда, но действовал так, словно ни капли в этом не сомневался. Побывав на юге, Ру достаточно навидался, чтобы понять, что, даже если Кэлис преувеличивает. Изумрудная Королева оставит людям лишь выбор между смертью и рабством.

Знал он и то, что, если события развернутся так, как предсказывал Кэлис, и армией захватчиков движет некая безымянная цель, тогда все его приготовления теряют смысл - но, как бы там ни было, Ру твердо решил предпринять все необходимые шаги для спасения своей жены и детей. Он приобрел городской дом в Саладоре, в котором пока что жил агент, нанятый им, чтобы представлять его интересы в Восточных Княжествах, и теперь собирался купить еще один, в городе Ран, на восточной границе Королевства. Затем он предполагал выяснить насчет возможности приобрести недвижимость или землю в еще более отдаленном Рольдеме, островном государстве, которое было основным союзником Королевства.

Выйдя из задумчивости, Ру обнаружил, что почти доехал до своей конторы. Он предупредил Карли, что проведет ночь в городском доме, и пожаловался, что дела во дворце заставляют его работать допоздна. На самом же деле он собирался послать записку Сильвии Эстербрук и назначить ей свидание. Вернувшись из спасательной экспедиции, Ру ни о чем другом думать не мог. Прекрасное тело Сильвии преследовало его во сне, а стоило ему вспомнить запах ее волос и нежность кожи, как все прочие мысли сразу куда-то улетучивались. Одна ночь, проведенная с ней после возвращения, только усилила страстное желание быть с ней. Добравшись до конторы, Ру въехал в ворота, мимо рабочих, которые поспешно заканчивали перестройку здания согласно распоряжениям, которые он сделал сразу по возвращении из плавания. К старому пакгаузу был пристроен второй этаж, по сути дела, чердак, где ничто не отвлекало бы Ру от дел. Штат его работников увеличился, и нужны были новые помещения. Ру уже предложил владельцу примыкающего к пакгаузу дома купить у него здание и еще хотел снести старые бараки, в которых жили рабочие, и построить для них новое жилье. Ру понимал, что переплачивает, но он отчаянно нуждался в новых помещениях.

Ру спешился и, подозвав к себе одного из рабочих, отдал ему лошадь.

- Дайте ей немного сена, овса не надо, - велел он, проходя мимо фургонов с товарами. - Потом оседлайте другую и держите ее наготове.

Кузнецы, которые, ожесточенно стуча молотками, ремонтировали ступицы и подковывали тяжеловозов, криками передали по цепочке приказ хозяина.

За суматохой на дворе приглядывали два человека: Луи де Савона, товарищ Ру еще с первой экспедиции в Новиндус, и Джейсон, бывший официант у Баррета, который был первым, с кем Ру подружился на новом месте, и к тому же виртуозно умел обращаться с цифрами.

Ру улыбнулся.

- Где Дункан?

Луи пожал плечами.

- В постели с какой-нибудь шлюхой, наверное.

Ру покачал головой: была всего лишь середина дня. В некоторых вещах на его кузена можно было положиться, но в остальном он был совершенно ненадежен. Тем не менее во всем мире Ру мог назвать лишь нескольких человек, к которым повернулся бы спиной во время рукопашной, и Дункан был одним из них.

- Что нового? - спросил Ру.

Джейсон протянул ему пространный документ.

- Наше предложение установить регулярный маршрут в Великий Кеш "на рассмотрении", согласно этому весьма многословному письму, которое только что пришло из Торговой Лиги Кеша. Тем не менее нам позволяется провести парочку операций, если они нас заинтересуют.

- Так и написано?

- Куда короче, - сказал Луи. - Поскольку мы перехватили фрахт у "Джекоби и сыновья", я был почти уверен, что мы переманим у них постоянных клиентов.

- Мы и переманили, - сказал Джейсон. - Кроме кешийских торговцев. - Он покачал головой, и его юное лицо приняло торжественное выражение. - Из-за этой истории с Элен Джекоби каждое торговое предприятие в Кеше стремится как можно быстрее разорвать с нами контракт.

Ру нахмурился и, потирая подбородок, спросил:

- К кому уходят эти контракты?

- К Эстербруку, - ответил Луи. Ру пораженно уставился на него, а тот продолжал: - По крайней мере он ведет дела с теми, кто не представляет для нас интереса, либо с теми, кто чем-то ему обязан. В свое время, как ты знаешь, у него были дела с "Джекоби" - пока ты с ними не покончил.

Ру поглядел на Джейсона.

- Что ты нашел в их счетах?

Пока Ру плавал по морям, Джейсон тщательно изучил все учетные записи Рандольфа и Тимоти Джекоби, которых убил, поскольку они хотели уничтожить его. Но вместо того чтобы вышвырнуть вдову Рандольфа, Элен, и их детей на улицу, он согласился перечислять ей деньги, полученные по контрактам "Джекоби и сыновья".

- Независимо от того, какие дела были у Джекоби с Эстербруком, записей об этом осталось немного. Несколько незначительных контрактов и странных личных записок, в которых я не могу разобраться. Но кое-что не стыкуется.

- Что же? - спросил Ру.

- Джекоби были сказочно богаты. В нескольких банках за ними числилось золото... Прямо скажем, неизвестного происхождения. Я просмотрел записи за десять лет, - он махнул рукой на кипу бумаг на полу, - и там нет ни малейшего намека на это золото.

Ру кивнул.

- Контрабанда.

Он вспомнил свою первую стычку с Тимом Джекоби, разгоревшуюся из-за контрабандного шелка, который Ру прибрал к рукам.

- Сколько золота?

- Больше тридцати тысяч соверенов - и это притом что я еще просмотрел не все счета.

С минуту Ру сосредоточенно молчал.

- Никому ни слова об этом. А будешь разговаривать с Элен, скажи просто, что ее дела идут лучше, чем мы думали. Особо не распространяйся - только заверь ее в том, что ей и детям ничего не угрожает, независимо от того, что случится со мной. И спроси, не нужно ли ей чего.

- А сам ты собираешься с ней встретиться? - спросил Луи.

- Скоро. - Ру поглядел по сторонам. - Нам нужно наращивать капитал, и как можно быстрее. Так что держите ухо востро и ловите любую возможность делать деньги. Но только тихо: одно упоминание имени "Эйвери и Сына" в Компании Горького Моря - и цены поднимутся быстрее, чем вода по весне. - Джейсон и Луи кивнули, и Ру сказал: - Я еду к Баррету - у меня встреча с партнерами - так что, если я понадоблюсь, в течение дня ищите меня там.

На этом Ру распрощался со своими помощниками и сел на свежую лошадь. Размышляя над тем, что ему только что рассказали, он сам не заметил, как подъехал к кофейне Баррета.

Ру соскочил с коня и бросил поводья пареньку слуге, потом выудил из жилетного кармана серебряную монетку и вручил ее мальчишке.

- Привяжи коня за моим домом, Ричард. - Слуга с улыбкой увел коня. Ру считал своим долгом помнить имена всех служащих у Баррета людей и не скупиться на чаевые. Он сам работал здесь всего каких-то три года назад и знал, как это тяжело. Кроме того, если ему нужны были специфические услуги, например, отнести на другой конец города письмо или приготовить особое блюдо к деловому приему, он всегда знал, к кому обратиться.

Ру подошел к дверям, и другой слуга предупредительно распахнул перед ним створки. Ру поднялся на балкон и оглядел зал. Его партнеры, Джером Мастерсон и Стэнли Хьюм, уже его ждали. Ру подошел к ним и уселся за столик.

- Господа?

- Добрый день, Руперт, - сказал Джером. Хьюм эхом повторил приветствие, и они начали совещание по поводу Компании Горького Моря, самого крупного торгового предприятия Королевства.

ГЛАВА 2 ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ

Эрик был вне себя.

Он целый день потратил, разрабатывая план использования горцев хадати, которых он увел от барона Тир-Сога, - и лишь для того, чтобы услышать, что они покинули замок принца, и никто не может с уверенностью сказать, куда они ушли и до чьему приказу. Поиски хадати привели Эрика в личные покои рыцарь-маршала Крондора, который был занят беседой с Кэлисом.

Адъютант наконец разрешил Эрику войти, и оба командира приветствовали его.

- Прошу, сержант-майор, - сказал Уильям, указывая на свободный стул. - Что я могу для вас сделать?

- Я по поводу хадати, милорд, - сказал Эрик и остался стоять.

- А что с ними? - спросил Кэлис.

- Они пропали.

- Я знаю, - сказал Кэлис со слабой улыбкой.

- Видите ли, - начал Эрик, - у меня были планы... Рыцарь-маршал Уильям жестом остановил его.

- Сержант-майор, каковы бы ни были ваши планы, они, несомненно, созвучны нашим. К тому же ваш основной талант лежит не в этой области.

Глаза Эрика сузились.

- В какой "не в этой" области?

- Обучать горцев, как воевать в горах, - сказал Кэлис. Он сделал Эрику знак садиться, и тот повиновался. Уильям указал на карту, висевшую на противоположной стене.

- От Большого Звездного Озера до Джайбона холмы и горы тянутся на многие мили. Нам понадобятся люди, которые смогут жить там на самообеспечении, без поставок из Крондора.

- Я знаю, милорд... - начал Эрик, но Уильям снова его перебил:

- Эти люди вполне подходят для наших целей.

Эрик помолчал минуту, а потом спросил:

- И все же, милорд, только из чистого любопытства - где они?

- На пути в лагерь к северу от Таннеруса. Там их ждет капитан Субаи.

- Капитан Субаи? - переспросил Эрик. Человек, чье имя сейчас прозвучало, был главой Королевских Следопытов Крондора - отборного отряда разведчиков, который был основан еще во время первого похода армии Королевства на Запад. Они уже давно поменяли свое назначение, став из первопроходцев настоящими военными разведчиками.

- Вы отдаете их следопытам?

- Можно сказать и так, - ответил Кэлис. Голос его звучал устало, и Эрик внимательно вгляделся в лицо командира. Под глазами у Кэлиса были темные круги, словно он недосыпал уже целую неделю, и черты лица заострились еще больше, чем обычно. Эти признаки могли бы остаться незамеченными тем, кому не приходилось в течение многих месяцев просыпаться в одной палатке с Кэлисом, но Эрику они говорили о многом. Кэлис встревожен и работает ночи напролет. Эрик едва сдержал улыбку: он начинает вести себя совсем как та нянька, о которой говорил Кэлис, - хотя и сам спит не больше своего командира.

Кэлис продолжал:

- Нам нужны курьеры и изыскатели.

Этот термин был незнаком Эрику.

- Изыскатели? - переспросил он.

- Это адова работа, - пояснил Кэлис. - Ты нагружаешь лошадь запасами воды и пищи, скачешь как сумасшедший через вражеские пикеты, встречаешься с агентами и шпионами на той стороне, попутно кого-нибудь убиваешь, поджигаешь заставы, а на худой конец - просто творишь опустошение везде на своем пути.

- Ты забыл одну деталь, - сказал Уильям. - Изыскатель должен остаться в живых, чтобы привезти информацию, которая важнее всего.

- Информация, - кивнул Кэлис. - Без нее мы слепы. С внезапной ясностью Эрик понял, что выжил в обеих экспедициях на Новиндус, потеряв лучших товарищей и пройдя через уйму преград, лишь для того, чтобы вернуться с жизненно важными сведениями. Уже неоднократно он замечал, что, когда ему кажется, будто все стало ясным, впоследствии выясняется, что он лишь скользил по верхам, а главного так и не понял. Так, например, обстояло дело с тактикой и стратегией. Уильям без конца твердил ему, что у него есть способности, и все же Эрик часто чувствовал себя на редкость тупым и не мог взять в толк очевидных вещей. Едва не краснея, Эрик сказал:

- Я понимаю.

- Не сомневаюсь в этом, - сказал Кэлис дружелюбным тоном, а Уильямзаметил:

- Мы с большим удовольствием использовали бы для этого хадати, хотя они больше подходят на роль разведчиков и курьеров; немногие из них достаточно хорошие наездники, чтобы служить изыскателями.

- Я могу научить их, - сказал Эрик, неожиданно воодушевляясь.

- Возможно. Но у нас есть несколько инонианских егерей с Востока. Они опытные наездники и привыкли к горам.

Эрик однажды видел в Даркмуре инонианцев. Это были смуглые, крепкие, невысокие люди, а провинция, Инония, откуда они были родом, лежала у самого моря и на юго-востоке граничила с Великим Кешем. О них говорили, что свои горы они защищают так же яростно, как хадати или пигмеи. Эрик знал о них только то, что вина, которые они привозили в Даркмур, превосходны; они делали их из даркмурского винограда, но добавляли туда камедь или мед. Еще в Инонии производилось лучшее во всем Королевстве оливковое масло, и это было основным источником ее процветания.

- Насколько мне известно, - согласился Эрик, - инонианцы гораздо лучшие наездники.

- В горах, - уточнил Уильям и встал, словно хотел стряхнуть с себя груз усталости. - Как правило, их тактика - ударь и беги. Обычно их отряды немногочисленны, но десяток всадников может причинить немалый урон. - Он махнул рукой в сторону книжной полки. - У меня есть по крайней мере один отчет о завоевании Королевством этой провинции. Они имеют в запасе несколько грязных трюков, которые могут нам пригодиться, когда начнется война. - Он потянулся. - Они ездят на маленьких, выносливых пони, но, если уговорить их пересесть на наших более быстрых лошадей, от этого будет больше толку. Но вам, вероятно, придется преподать им несколько уроков.

Кэлис усмехнулся. Впрочем, Эрик и сам понимал, что инонианцы вряд ли будут учиться с охотой.

- Но пока что, - сказал капитан, - ты отправишься обратно в горы с новой группой солдат.

- Опять? - Эрик едва подавил стон.

- Опять, - сказал Кэлис. - У Грейлока с Джедоу остались в лагере еще шестьдесят новичков, и они клянутся, что эти ребята рвутся попасть к тебе в обучение, как ребенок к соске. Возьми с собой Альфреда и еще шестерых и завтра с утра отправляйся.

- Научите их всему, что умеете сами, сержант-майор, - сказал Уильям.

- И подбери кандидатов в капралы, - добавил Кэлис. - И сержанты нам тоже понадобятся.

- Слушаюсь, сэр. - Эрик встал, отдал честь и собрался уходить, но Кэлис окликнул его:

- Эрик!

- Да? - Эрик замер на пороге.

- Пошел бы ты куда-нибудь развлекся. Вид у тебя ужасный. Считай, что это приказ.

Эрик пожал плечами и покачал головой.

- У вас тоже вид отнюдь не цветущий.

Кэлис улыбнулся.

- Знаю. Посижу подольше в горячей ванне и пораньше лягу спать.

- Пойдите найдите девочку, выпейте, расслабьтесь, - сказал Эрику Уильям.

Выйдя из покоев рыцарь-маршала, Эрик пошел к себе. Весь день он проторчал на плацу и поэтому прежде, чем куда-то идти, хотел вымыться и переодеться.

Приняв ванну и надев свежую рубашку, он почувствовал голод и пошел в офицерскую столовую, но по пути передумал и решил, что лучше будет поесть в городе.

Эрик направился в "Разбитый щит", кабак, который лорд Джеймс открыл для солдат, чтобы они могли спокойно пить и путаться с лично отобранными герцогом шлюхами, не боясь разболтать что-нибудь вражеским шпионам.

Когда Эрик вошел в кабак, уже опускался вечер, на улицах зажгли фонари и факелы. Джеймс специально выбрал для солдатской забегаловки такое место, чтобы рядовые не попадались на глаза своим офицерам и в то же время могли быть вызваны в казармы немедленно. Только Эрику и немногим другим офицерам было известно, что вся прислуга в трактире состоит из агентов самого герцога.

Когда Эрик вошел, Китти помахала ему рукой, и он сам не заметил, как улыбнулся в ответ. Это он рассказал девушке о смерти Бобби де Лонгвиля и с тех пор время от времени приглядывал за ней. Тогда, выслушав это известие; она с виду осталась равнодушной и, извинившись, ненадолго ушла, а когда вернулась, только слегка покрасневшие глаза выдавали ее чувства. Эрик подозревал, что бывшая воровка была влюблена в человека, который до него занимал должность сержант-майора. Бобби был тяжелым, порой даже жестоким человеком, но к девушке относился с почтением с первого дня, как она появилась в трактире.

Эрик как-то спросил Джеймса, чем еще занимается Китти, кроме работы за стойкой, но герцог ответил лишь, что она является одним из его лучших агентов. Эрик подозревал, что ее основные обязанности заключаются в том, чтобы не дать никому из воровской гильдии Крондора проникнуть в "Разбитый щит".

- Что новенького? - спросил Эрик, подойдя к стойке.

- Не много, - ответила Китти и, достав из-под стойки большой кувшин с элем, наполнила Эрику кружку. - Разве что эти двое. - Движением подбородка она указала на двух людей, сидящих за столиком в углу.

- Кто они? - спросил Эрик. Потягивая эль, он подумал, что солдаты зря возмущаются, что их пускают только в этот кабак: по крайней мере герцог снабжал его исключительно отборной едой и напитками.

Китти пожала плечами:

- Они не сказали. Во всяком случае, явно не здешние; судя по выговору - с Востока. - Она взяла тряпку и принялась стирать со стойки воображаемые пятна. - Один из них, чернявый, больше молчит, зато другой говорит за обоих.

Эрик тоже пожал плечами. Хотя всей округе было известно, что этот кабачок открыт специально для солдат гарнизона, сюда время от времени забредали всякие незнакомцы, и хотя персонал неусыпно следил за возможными шпионами, неизвестные посетители, как правило, оказывались обычными торговцами. За теми немногими, кто вызывал подозрение, сразу устанавливалась слежка, а иногда их просто арестовывали на месте и уводили на допрос в подвал - в зависимости от указаний герцога.

Эрик поглядел вокруг и заметил, что девушек, которые обычно обслуживали солдат, не видно. Он вновь перевел взгляд на Китти и решил еще немного с ней поболтать.

- Девушек нет?

- Мэгги и Хивер сегодня работают, - сказала Китти. - Они спрятались, потому что пришли чужаки.

Эрик кивнул.

- Особые девушки?

- Пока только учатся, - сказала Китти.

Особые девушки были агентами герцога, и если какой-нибудь незнакомец засиживался чересчур долго, они неожиданно появлялись, навязывались ему и старались вытянуть из него любую информацию, которая могла бы оказаться полезной.

Эрик задался вопросом, кто теперь занял место "шпион-мастера"? Он не сомневался, что раньше им был Бобби, у которого было много масок. Но сейчас? Конечно, не капитан, Кэлис, и уж точно не он сам, Эрик.

- О чем ты задумался? - спросила Китти.

- Просто удивляюсь, - Эрик поглядел на двух незнакомцев в углу и сказал не то, что собирался: - ...служащим вашего хозяина.

Китти непонимающе подняла бровь.

- Что ты имеешь в виду?

Эрик пожал плечами.

- Впрочем, это, вероятно, не мое дело. Человек порой бывает излишне любопытен.

Китти наклонилась вперед и, поставив локти на стойку, сказала:

- Из-за своего любопытства я получила черную метку.

Эрик вопросительно взглянул на нее:

- Мошенники?

- Пару недель назад до меня дошли слухи. Старый друг позаботился о том, чтобы меня предупредить. Вернулся Честнейший - или по крайней мере тот, кто выдает себя за Честнейшего, - и меня обвиняют в неприятностях, которые начались у гильдии после смерти Сэма Тэннерсона.

Тэннерсон, мерзавец и вор, убил сестру Китти в качестве предупреждения Ру, чтобы тот не заключал сделок в бедняцком квартале - или пусть платит пошлину. Кровавое было дело, и кончилось все тем, что и Китти, и Ру пришлось просить защиты у герцога.

- А что за неприятности? - спросил Эрик.

- Это связано с прежним главарем Мошенников, Проницательным, которому пришлось в результате бежать из Крондора. - Она вздохнула. - Так или иначе, если я выйду из трактира после наступления темноты или пойду в бедняцкий квартал в любое время, мне конец.

- Нелегко тебе, - сказал Эрик.

Китти пожала плечами, словно не придавала этому никакого значения:

- Жизнь вообще нелегкая штука.

Эрик потягивал пиво и рассматривал девушку. Когда ее впервые поймали, она разделась догола перед Бобби и его людьми - отчасти в знак вызова, отчасти - из равнодушия. Она была симпатична: гибкое тело, высокая шея и большие синие глаза, которые нельзя не запомнить. Была в ней еще какая-то твердость, которая не проявлялась в чертах лица, но как бы их оттеняла, словно жизнь закалила ее в более жарком огне, нежели других людей, и в этом Эрику виделось что-то необъяснимо притягательное. Китти ничуть не напоминала ни тех девиц, с которыми он спал в "Росчерке Белого Крыла", ни тех игриво-насмешливых шлюшек, которые работали в этом трактире. Она всегда казалось ему внимательной, осторожной и весьма сообразительной.

- На что ты так смотришь? - внезапно спросила она.

Эрик опустил глаза. Он даже не заметил, что уже целую минуту пялится на нее.

- На тебя, наверное.

- Здесь полно девиц, которые утолят твой голод, Эрик. А если тебе хочется чего-то особенного, сходи в "Белое Крыло". - Эрик покраснел, а Китти неожиданно рассмеялась. - Да ты просто ребенок, клянусь всеми богами!

- Я сейчас не в настроении... для этого, - пробормотал Эрик. - Мне бы просто выпить пару стаканчиков да поговорить.

Китти вопросительно вскинула бровь, но довольно долго молчала, прежде чем переспросить:

- Поговорить?

Эрик вздохнул.

- Я целыми днями ору на солдат, которые лезут из кожи, выполняя мои приказы, или сижу с капитаном на собраниях офицеров. Я только хотел поговорить о чем-нибудь, не имеющем отношения к... - он едва не сказал "войне", но вовремя спохватился, - ...к службе.

От Китти не ускользнула эта небольшая пауза, но она промолчала.

- И о чем же тебе хочется поговорить? - спросила она наконец, убирая тряпку под стойку.

- Как тебе здесь живется?

- Мне? - переспросила Китти. - Хорошо. Еды вдоволь, и я уже привыкла прятать на ночь кинжал под подушку, а не держать его в руке, пока сплю. Теперь я привыкаю спать в настоящей кровати. Избавиться от вшей и блох тоже неплохо.

Эрик неожиданно для себя рассмеялся, и Китти присоединилась к нему.

- Я знаю, что этот такое, - сказал Эрик. - На марше от них можно просто свихнуться.

Один из двух незнакомцев подошел к стойке.

- Судя по вашей одежде, вы солдат, - сказал он.

Эрик кивнул:

-Да.

- Что-то здесь тихо сегодня, - дружелюбно сказал незнакомец. - Я видел немало трактиров, и должен признаться, этот кабак веселым не назовешь.

Эрик пожал плечами:

- Когда как. Все зависит от того, что делается во дворце.

- Правда? - сказал незнакомец.

Эрик поглядел на Китти, и та, едва заметно кивнув, быстро проговорила:

- Пойду взгляну, как там на кухне, - и ушла через заднюю дверь, а Эрик сказал:

- Скоро состоится большой парад. Прибывает посольство из Кеша, и церемониймейстер едва не довел капитана личной гвардии принца до белого каления своими бессмысленными распоряжениями. Я зашел выпить пару кружек и поболтать с приятелем, а потом надо топать назад.

Человек поглядел на свою пустую кружку.

- Пожалуй, выпью еще. Девушка! - крикнул он. Китти не отвечала, и он повернулся к Эрику: - Как по-вашему, она не обидится, если я себе сам налью?

Эрик покачал головой.

- Если оставите деньги на стойке - нет.

- Угостить вас? - спросил человек, заходя за стойку.

- А ваш друг? - поинтересовался Эрик, указывая на второго незнакомца за столиком в углу.

- Ему нельзя. Он мой деловой партнер. - Человек понизил голос и заговорщическим тоном сказал: - Честно сказать - жуткий зануда. Все, о чем он способен поговорить, - это его детишки и торговые операции. Эрик кивнул, а незнакомец, выходя из-за стойки, продолжал: - Сам-то я не женат. - Он протянул Эрику полную кружку: - Меня зовут Рубидо, Пьер Рубидо. Я из Бас-Тайры.

- Эрик, - представился Эрик, беря кружку.

- Ваше здоровье, - сказал Пьер, поднимая свою кружку.

- Что привело вас в Крондор? - спросил Эрик.

- Дела. В частности, мы хотим зафрахтовать здесь корабль для перевозки товаров к Дальнему Берегу.

Эрик улыбнулся.

- Тогда вам, вероятно, стоит поговорить с моим другом.

- Кто это? - спросил Рубидо.

- Руперт Эйвери. Он владелец Компании Горького Моря. Если вы собираетесь торговать через Крондор, вам так или иначе придется связаться или с ним, или с Джекобом Эстербруком. Если насчет Кеша, это Эстербрук. Если насчет Далекого Берега - это Ру. - Эрик отхлебнул из кружки и нахмурился: эль показался ему горьковатым. Впрочем, он не помнил, какой вкус был у первой кружки.

- На самом деле я как раз и ищу Руперта Эйвери, - сказал Пьер. Его товарищ поднялся из-за столика и кивнул ему:

- Пора. Нам нужно идти.

- Ну что ж, Эрик фон Даркмур, вы даже не представляете, какое удовольствие доставила мне встреча с вами, - сказал Пьер.

Эрик хотел попрощаться, но внезапно нахмурился:

- Я не называл вам своего полного имени... - начал он, но в этот момент острая боль разорвала его живот, словно кто-то всадил ему в кишки раскаленное лезвие. Он пошатнулся и непроизвольно схватил Рубидо за куртку.

Тот отвел его руку с такой легкостью, словно за него цеплялся ребенок.

- Вам осталось всего несколько минут, Эрик фон Даркмур, но, поверьте, они будут длинными.

Эрик попытался шагнуть вперед, но ноги его не слушались. Кровь застучала в висках, в глазах потемнело. Словно сквозь туман он увидел, как вошла Китти, и услышал ее голос, хотя не разобрал слов, а потом крик:

- Взять их!

Внезапно его обступила темнота и остался только узкий туннель света вверху. Все тело загорелось огнем, раскаленные иглы боли побежали по рукам и ногам, а сердце стучало все быстрей и быстрей, будто хотело вырваться прочь из груди. Одежда намокла от пота, а мышцы свело судорогой, и Эрик, как ни пытался, не мог заставить их слушаться. В конце туннеля появилось лицо Китти; он хотел произнести ее имя, но язык не работал, а от боли стало почти невозможно дышать.

Последнее, что он услышал, прежде чем темнота поглотила его, было одно короткое слово: "Яд".

- Он будет жить, - сказал чей-то голос, когда Эрик пришел в себя. Боль взорвалась в голове, за глазами, когда он сделал попытку их открыть, и Эрик застонал. Звук собственного голоса вызвал у Эрика новую вспышку боли, и он опять застонал. Все тело болело, и каждая жилка горела огнем.

- Эрик? - Это был голос женщины, и Эрик попытался определить, откуда он доносится. Странные расплывчатые фигуры парили над ним, но он не мог заставить свои глаза повиноваться и снова закрыл их. Другой голос, голос Ру, спросил:

- Ты меня слышишь?

- Да, - сумел проквакать Эрик.

Кто-то поднес к его губам мокрую салфетку, и Эрик жадно начал высасывать из нее влагу. Это немного помогло. Потом чьи-то руки приподняли ему голову, и он почувствовал у своих губ чашку с водой.

- Только один глоток, - сказал женский голос.

В первое мгновение Эрику показалось, что в него заливают расплавленный свинец, но он заставил себя глотать, и прохладная влага принесла облегчение обожженному горлу. Эрик мигнул и понял, что лежит в кровати, а парящие фигуры принадлежат Китти, герцогу Джеймсу, Ру и Кэлису. Еще один человек сидел в стороне, и Эрик не смог его разглядеть.

- Что случилось? - хрипло спросил Эрик.

- Тебя отравили, - сказал Ру.

- Отравили? - переспросил Эрик.

Герцог Джеймс кивнул:

- Анри Дюбуа. Профессиональный отравитель из Бас-Тайры. Я видел его работу еще в Рилланоне. Не думал, что он заберется так далеко на запад.

Оглядевшись, Эрик понял, что он в одной из задних комнат трактира, а человек, сидящий чуть в стороне, - жрец.

- Почему? - спросил Эрик. Даже предполагая, что все присутствующие знают о скорой войне, он не хотел впрямую говорить о том, что лорд Джеймс хотел бы держать в секрете.

- С предстоящими трудностями это никак не связано, - сказал Кэлис. Он бросил взгляд на жреца, и Эрик понял, что этому человеку нельзя доверять полностью.

- Личный мотив, - пояснил лорд Джеймс, и в первое мгновение Эрик даже не сообразил, что он имеет в виду. Внезапно его словно ударило.

- Матильда, - прошептал он и вновь закрыл глаза. Вдова его отца, мать убитого им собственного сводного брата, которая поклялась отомстить Эрику и Ру, послала этих убийц.

- Они собирались потом пойти к Ру, - проговорил Эрик.

- Логично, - сказал Джеймс.

- Кто был другой человек, молчаливый? - спросил Эрик. Джеймс помог ему сесть на кровати. Эрик почувствовал приступ тошноты, на глаза у него навернулись слезы, но он не стал ложиться.

- Мы не знаем, - ответил Кэлис. - Он успел убраться из трактира, пока мы ловили Дюбуа.

- Вы взяли его? - спросил Эрик.

- Да, - ответил Джеймс. - Вчера вечером. - Он показал на Китти. - Она вышла, чтобы вызвать кого-нибудь из моих агентов, а вернувшись, увидела вас на полу и сразу поняла, что произошло. Она побежала в ближайший храм и привела жреца, чтобы он вылечил вас.

- Наполовину притащила, вы хотите сказать, - поправил жрец. Джеймс улыбнулся.

- Мои люди привели Дюбуа во дворец, и мы всю ночь его допрашивали. Теперь можно точно сказать, что его подослала к вам вдова последнего барона Даркмурского. - Джеймс вскинул бровь и многозначительно кивнул на жреца.

Эрик промолчал. Он знал, что леди Гамина, супруга Джеймса, умеет читать в умах, и поэтому он с такой точностью знал, кто подослал убийцу. Никакого допроса не потребовалось.

Жрец сказал:

- Я думаю, вам нужно отдохнуть. Магия, очистившая ваше тело от яда, не может полностью возместить ущерба, уже причиненного вашему здоровью. Поэтому я советую вам неделю лежать и не есть соленого или острого.

- Благодарю вас, отец?.. - начал Эрик.

- Отец Эндрю, - назвал свое имя жрец. Он кивнул герцогу и молча ушел.

Эрик сказал:

- Что за странный жрец? Его одежды мне незнакомы.

- Было бы странно, если бы вы их узнали, - ответил герцог, подходя к двери. - Эндрю служит Бан-Атху. Их храм - ближайший к этому кабаку.

Покровителю воров поклонялись немногие. Два раза в год этому богу приносили небольшие дары, чтобы он защищал дом от воров, а чаще храм посещали те, кто встал на кривую дорожку. По слухам, гильдия Мошенников каждый год жертвовала храму десятую часть добычи.

- Теперь я покину вас, - сказал Джеймс. - Вы останетесь здесь на пару дней, а потом присоединитесь к счастливой банде головорезов, которые с нетерпением ждут вас в горах, и научите их всему, что они. должны знать.

Эрик огляделся:

- Где это я?

- В моей комнате, - сказала Китти.

- Ну нет, - пробормотал Эрик и попытался подняться, но это усилие окончательно его подкосило. - Я только немного отдышусь и вернусь во дворец.

Кэлис повернулся, уходя:

- Оставайся здесь.

- Мне доводилось спать и в худшей компании. - сказала Китти. -

Постелю себе на полу.

Эрик хотел возразить, но от усталости у него закрывались глаза. Он слышал, как Кэлис что-то говорит Китти, но не запомнил, что именно. Всю ночь его знобило, пока чье-то теплое тело не скользнуло к нему в постель и ласковые руки не обняли его. Но, проснувшись утром, он обнаружил, что в комнате никого нет.

Эрик ехал в тишине. После нескольких дней, проведенных в постели, и недели в седле, силы постепенно к нему возвращались. Уезжая из Крондора, он дал Альфреду и другому капралу, по имени Нолан, указания быть пожестче с людьми, даже жестче, чем позволяет устав. Укрепления он проверил всего пару раз. Джедоу с остальными сержантами оставались в Крондоре. У них был богатый опыт по применению техники Кешийского Легиона для того, чтобы каждую ночь устраивать укрепленный лагерь. За какой-нибудь час возводилась крошечная крепость со рвом, подъемным мостом и частоколом.

Эрик уже хорошо знал новобранцев, хотя не всех еще запомнил по имени. Он знал, что многим из них суждено погибнуть в будущей войне, но Кэлис и Уильям проделали превосходную работу и отобрали для особого отряда самых подходящих людей. Они были выносливы, и Эрик надеялся, что в случае необходимости они смогут выжить в этих горах самостоятельно - если немного подучатся.

Эрик припомнил все, с чем ему довелось столкнуться после отъезда из Равенсбурга: какие шутки играет ветер со звуком, как ужасно ожидание бури, которую чувствуешь прежде, чем заметишь ее приближение, как опасно попасть в эту бурю. На своем коротком веку он повидал больше, чем тот путешественник, который замерз в морозную ночь в миле от трактира, где вырос Эрик.

С севера дул холодный ветер: приближалась зима. Эрик понял, почему ему вспомнился тот торговец, которого они нашли, когда ему было десять лет; человек пытался найти защиту от холода под деревом, завернувшись в плащ, но ночной ветер высосал из него тепло и превратил в кусок льда.

Они ехали по узенькой горной тропке, которой никто, кроме охотников и пастухов, не пользовался. Сначала она шла почти параллельно Королевскому тракту из Крондора в Илит, но в пятидесяти милях от Города принца сворачивала на северо-восток. Несколько небольших деревушек встретилось им по пути до развилки. Основная дорога снова поворачивала на запад, к Хокз Холоу и Квесторз Вью, а меньшая вела дальше на северо-восток, к Мировым Клыкам и Мрачному Лесу. У подножия этих великих гор, в лесах, долинах и перелесках, лежали самые опасные и неизведанные земли во всем Королевстве.

Судьба словно нарочно держала его жителей подальше от этих мест, ибо здесь не было ни судоходных рек, ни плодородной почвы, ни руд, ни пастбищ, которые привлекли бы сюда людей. Эрик решил никого не спрашивать и провести учения еще глубже в горах, чем обычно. Опыт подсказывал ему, что, чем лучше они узнают северную часть Королевства, тем меньше неожиданностей их ждет, когда сюда явится армия Изумрудной Королевы.

Словно читая его мысли, Альфред подъехал к нему и сказал:

- Не слишком ли далеко мы забрались, Эрик?

Эрик кивнул и указал на расщелину неподалеку.

- Пошли разведчиков, пусть проверят, не прячется ли там кто-то из Темных Братьев, и подыщут место для лагеря. - Он огляделся и тихо добавил: - Завтра будем охотиться. Посмотрим, кто из вас умеет добывать себе обед.

Альфред поежился.

- Холодновато для лагеря.

- Дальше на север будет еще холоднее..

Альфред вздохнул.

- Слушаюсь, сержант-майор.

- Кроме того, - сказал Эрик, - мы уже почти у цели.

- А вы не желаете присоединиться к этой увеселительной прогулке, разделить с нами этот лакомый кусочек, сержант-майор? - спросил Альфред.

- Нет, - отрезал Эрик.

Капрал отъехал, и Эрик подавил улыбку. Альфред служил в гарнизоне Даркмура еще при отце Эрика, за пятнадцать лет до того, как они встретились. Он был на двадцать лет старше Эрика, которому сейчас было двадцать два, и стал одним из первых новобранцев Эрика. Он был в числе тех, кого сводный брат Эрика отправил на службу принцу, и среди немногих, кто выжил после этого перехода. Эрику пришлось трижды поколотить Альфреда: первый раз, когда Альфред застал его в трактире города Вильгельмсбурга и попытался арестовать. Второй раз - в первую неделю тренировок под руководством Эрика и Джедоу; и третий - когда он стал слишком уверен в себе и возомнил, что наконец может справиться с юным сержантом. Потом они отправились на Новиндус и вернулись оттуда - двое из пяти человек, оставшихся в живых из всего отряда. Теперь Эрик мог доверить ему свою жизнь и знал, что Альфред относится к нему так же.

Эрику казалось слегка искусственным такое сплочение людей, которым в обычных условиях было бы абсолютно плевать друг на друга, но которые, деля паек и глядя в глаза смерти, становятся близки, как братья. Кстати о братьях, подумал Эрик. Интересно, сумеет ли лорд Джеймс убедить леди Матильду отказаться от мести? Эрик считал, что только ему это под силу.

Глядя на своих солдат, Эрик вновь задумался о предстоящей войне. Он не был посвящен во все планы герцога, рыцарь-маршала Уильяма и принца Патрика, но постепенно начинал догадываться о них. И ему очень не нравилось то, о чем он догадывался. Ему лучше, чем многим другим, было известно, что именно грядет, и он знал, какова будет цена победы.

Спускаясь по узкой ложбинке между скал, Эрик услышал,

как один из новобранцев сказал:

- Разведка возвращается!

Человек, которого Эрик вместе с тремя другими послал на разведку, пробежал вдоль колонны и остановился перед старшим сержантом. Мэтью - так его звали, - задыхаясь, проговорил:

- Дым, сержант! - Он показал рукой направление. - На дальнем хребте. Костров с десяток, не меньше.

Эрик вгляделся и тоже увидел на склонах отдаленных гор дым, который на таком расстоянии можно было принять за клочья тумана.

- Где остальные разведчики?

Солдат, отдышавшись, сказал:

- Марк пошел дальше, а Уил и Дженкс остались там, где мы в первый раз увидели дым. - Он глубоко вдохнул и резко выдохнул воздух. - Я думаю, Дженкс сейчас тоже вернется.

Эрик кивнул. Это была стандартная процедура при встрече с потенциальным врагом. Разведчики шли впереди основной колонны, попарно с каждой стороны дороги, высматривая, нет ли впереди засады. Если они натыкались на врага, один оставался наблюдать, а другой возвращался, чтобы предупредить командира. Если тот, кто оставался наблюдать, не возвращался в короткий срок, его напарник обязан был выяснить, что с ним случилось: погиб ли он, или взят в плен, а вторая пара продолжала наблюдения.

Эрик задумчиво покивал, жалея, что его люди не кавалеристы. Их собирались учить верховой езде в следующем месяце, но быстрота нужна была уже сейчас. Эрик передал по цепочке команду использовать для сигнализации только язык жестов и сделал Альфреду знак, означающий, что, пока Эрик поедет вперед с первым разведчиком, капрал должен разбить колонну надвое на случай внезапного нападения.

Потом он жестом велел разведчику бежать впереди, указывая дорогу, а сам поехал следом. Прошло около получаса, прежде чем они наткнулись на первого разведчика. Он поднял руку, и Эрик соскочил с коня.

Понизив голос, разведчик сказал:

- Никаких признаков Дженкса и Марка, сержант.

Эрик кивнул и, передав поводья Мэтью, пошел за Уилом. На другой стороне небольшой долины были ясно видны дымки костров на дальнем гребне горы.

Эрик прошел еще с четверть мили и вдруг остановился. Впереди что-то было не так, какая-то неестественная тишина. Он жестом велел Уилу перейти на другую сторону дороги, а сам медленно и осторожно двинулся к густым зарослям на своей стороне.

Деревья на этом скалистом косогоре росли небольшими рощицами по нескольку штук, а между ними было почти голо. С одной такой прогалины Эрик увидел Уила, пробирающегося по Другой стороне дороги, и жестом велел ему сделать круг и подойти к группе деревьев, растущих чуть дальше от тропы.

Эрик наблюдал и ждал. Когда Уил не появился снова в поле зрения, он уже мог уверенно сказать, где прячется тот, кто перехватил разведчиков. Он еще раз внимательно осмотрелся и двинулся дальше вдоль склона.

Несколькими короткими перебежками он достиг русла сухого ручья. Первый же дождь наполнил бы его снова, но сейчас дно ручья было только слегка влажным. Запах дыма становился все отчетливее: где-то впереди были другие костры, кроме тех, на далеком гребне, и Эрик подумал, что минувшей ночью здесь был разбит лагерь. Почувствовав знакомый запах, он внимательно оглядел склон. Кто-то славно потрудился, закапывая лошадиный навоз, но Эрик, который все детство провел рядом с лошадьми, не мог ошибиться. Кони были спрятаны где-то неподалеку от той прогалины, где исчезли его разведчики, - иначе запах конской мочи уже выветрился бы за день.

Эрик перешел на другую сторону тропы, туда, где в последний раз видел Уила, и постоял, прислушиваясь. Вновь его насторожило полное отсутствие звуков, словно все мелкие звери внезапно покинули это место, боясь того, кто сейчас здесь обосновался.

Обойдя заросли, Эрик приблизился к следующей группе деревьев на склоне и стал пробираться обратно к дороге. Внезапно он понял: за ним наблюдают.

Несмотря на возраст, Эрик имел уже достаточно военного опыта и знал, что сейчас последует нападение. Он резко упал на землю и откатился, а тот, кто прыгнул на него из-за кустов, приземлился на то место, где он только что был. Не дав противнику опомниться, Эрик перекатился еще раз и подсек ему ноги.

Человек был силен, почти так же силен, как Эрик, и быстр, но в ближнем бою он вряд ли мог тягаться с учеником Шо Пи. Эрик подмял его под себя, и видя, что он безоружен, прижал его правое запястье к земле и поднял кулак для удара.

И в этот момент Эрик узнал нападавшего.

- Джексон?

- Да, сержант-майор, - пробормотал солдат.

Эрик оттолкнулся от него и встал на ноги. Джексон входил в число личных гвардейцев принца Патрика, но сейчас на нем была не парадная форма и даже не повседневный мундир со всеми знаками различия, а темно-зеленые брюки и куртка с кожаным нагрудником. На поясе у него болтались кинжал и короткая булава.

Расставив ноги, Эрик протянул Джексону руку и помог ему встать.

- Не хотите ли объяснить мне, что здесь происходит? - спросил он.

Другой голос ответил ему:

- Нет, он не хочет.

Эрик обернулся и увидел еще одно знакомое лицо: Субаи, капитан королевских разведчиков, смотрел на него без улыбки.

- Капитан?

- Сержант-майор, - сказал офицер. - Вы немного сбились с пути, не так ли?

Эрик внимательно посмотрел на него. Капитан Субаи был высок и мускулист, хотя на вид казался худым. Его лицо было темным, как дубленая кожа, а волосы и брови - седыми, хотя Эрик подозревал, что он не так уж и стар. Родом, по слухам, из Кеша, капитан слыл свирепым фехтовальщиком и непревзойденным стрелком из лука. Как и остальные королевские разведчики, он держался обособленно и не проявлял особого желания заводить дружбу с Орлами Кэлиса или солдатами из гарнизона.

- Принц Патрик велел мне тренировать новобранцев, и я намеревался провести их сквозь более суровую местность, чем пригороды Крондора. - Эрик подбородком указал на отдаленные дымы. - Ваши костры, капитан?

Капитан Субаи кивнул, а потом сказал:

- Хорошо, ведите своих людей на север, если хотите, но только не этой дорогой, сержант-майор.

- Почему, капитан?

Субаи ответил не сразу.

- Это не просьба, сержант-майор. Это - приказ. Эрик не чувствовал особого желания выяснять, что за этим стоит, и спорить. Субаи был не просто наемником какого-нибудь нобиля; это был рыцарь-капитан армии принца, человек, по званию равный. Эрик подумал, что Бобби, может, и сочинил бы умное возражение в такой ситуации, но Эрик не нашел ничего лучшего, как просто сказать:

- Да, сэр.

- Ваши разведчики - там. - Субаи показал куда-то себе за спину. - Им нужно еще учиться.

Эрик пошел в указанном направлении и за ближайшей рощицей увидел Уила, Марка и Дженкса, которых охраняли двое солдат. Разведчики были связаны, но не слишком крепко.

- Развяжите их, - сказал Эрик, и часовые освободили пленников. Трое разведчиков медленно поднялись на затекших ногах и слегка пошатнулись, принимая от охранников свое оружие. Уил хотел что-то сказать, но Эрик жестом оборвал его и прислушался. Раздался знакомый звук, потом еще раз. И еще.

- Пошли, - сказал Эрик своим людям. Когда они отошли на достаточное расстояние, он спросил: - Они прыгнули на вас с деревьев?

- Да, сержант-майор, - сказал Марк.

Эрик вздохнул. Он сам едва не попался на ту же уловку.

- Ладно. Впредь будьте внимательнее.

Разведчики уже приготовились к выговору или наказанию за то, что дали поймать себя, как баранов, но мысли Эрика были сейчас о другом.

Он размышлял, что понадобилось личным гвардейцам Патрика на этом отдаленном горном хребте, не говоря уже о королевских разведчиках с их неразговорчивым капитаном. Почему они трудятся рука об руку и разбили лагерь на этом гребне, которого даже нет на карте? Впрочем, звуки, которые он слышал, многое объясняли. Стук топоров и шум падающего дерева он, правда, узнал не сразу, зато второй звук был знаком ему с самого детства: звон молота, бьющего о наковальню.

Когда они вышли туда, где ждал Мэтью, Дженкс набрался храбрости и спросил:

- Что они делают там, сержант-майор?

Не раздумывая, Эрик ответил:

- Строят дорогу.

- Там? - поразился Уил. - Но зачем?

- Не знаю, - сказал Эрик. - Не знаю, но твердо намереваюсь выяснить.

На самом деле Эрик уже догадывался зачем - и эта догадка, как и предыдущие, ему тоже не слишком нравилась.

ГЛАВА 3 КВЕГ

Ру нахмурился.

Когда герцог вошел в дом, Карли встала в стороне, и на лице ее отразился страх. Она встречала лорда Джеймса до этого, на празднике, который устроил Ру в честь основания Компании Горького Моря. За дверью ждал экипаж. Четыре конных гвардейца - у одного в руках было копье с герцогским штандартом - стояли вокруг, держа уздечки своих лошадей.

- Добрый вечер, госпожа Эйвери, - сказал герцог. - Прошу простить за неожиданное вторжение, но я вынужден ненадолго одолжить у вас вашего мужа.

Карли на мгновение потеряла дар речи, но наконец сумела проговорить:

- Одолжить?

Герцог Джеймс улыбнулся и слегка сжал ее руку.

- Я верну его вам в целости и сохранности, обещаю.

- Вы хотите обсудить что-то? - спросил Ру, указывая в сторону кабинета.

- Да, - сказал герцог.

Он снял плащ, вручил его удивленной служаночке, которая вышла посмотреть, кто пришел, и прошествовал в кабинет мимо нее и Карли.

Войдя следом, Ру прикрыл дверь.

- Чему обязан таким удовольствием?

Джеймс сел в кресло напротив стола Ру.

- Судя по тому выражению, которое приняло ваше лицо, когда я появился в дверях, удовольствие - не совсем верное слово для описания ваших чувств.

- Что ж, - сказал Ру, - нечасто герцог Крондорский ошарашивает нас визитом, можно сказать, поднимая с постели.

- Предупреди я о том, что приеду, вы подняли бы суету, а мне хотелось избежать обильного ужина с кучей соседей, - улыбнулся Джеймс. - Сказать по правде, я знаю почти всех окрестных нобилей, и вы - один из немногих, с кем можно развлечься интересной беседой.

Ру недоверчиво покачал головой.

- Вы переночуете у нас, милорд?

- Благодарю за предложение, но я должен продолжить поездку. Я направляюсь в ваши родные края, чтобы поговорить со вдовствующей баронессой и ее сыном. Она натравила убийц на Эрика.

- Я знаю, - сказал Ру. - И знаю также, что одного вы поймали.

- Да, - кивнул герцог. Черты лица его заострились, как у человека, который не спал много дней, а в глазах затаилась тревога. Он изучающе посмотрел на Ру.

- О нем... позаботились. Но другому удалось скрыться, и если он действует по поручению баронессы Матильды, то, видимо, должен вернуться в Даркмур, и я не сомневаюсь, что сейчас они плетут очередной заговор. А у меня есть планы в отношении вас с Эриком - поэтому я лично позабочусь о том, чтобы она прекратила попытки убить вас. - Герцог проговорил это легким тоном, а потом гораздо серьезнее добавил: - Ни Эрик, ни вы не умрете, пока я не скажу.

Ру промолчал. Не было смысла говорить что-то, пока герцог не скажет, что у него на уме. Ру понимал, что своим состоянием и успехом во многом обязан Джеймсу, и знал, что рано или поздно герцог потребует ответной услуги. Он не стал бы заходить только для того, чтобы сообщить Ру, что лично заинтересован в их с Эриком безопасности.

Наконец Джеймс нарушил тишину:

- Я бы выпил чего-нибудь.

Ру покраснел.

- Простите. - Встав из-за стола, он достал два хрустальных кубка и такой же графин с дорогим крепким вином из шкафчика у окна, выходящего на один из многочисленных садов Карли. Наполнив бокалы, Ру протянул один герцогу. Джеймс осторожно попробовал вино, одобрительно кивнул и, когда Ру вернулся за стол, неожиданно сказал:

- Я имею честь просить вас об одолжении.

Ру был удивлен.

- Вы говорите так, будто и впрямь подразумеваете именно это.

- Так и есть. Мы оба знаем, что вы мне многим обязаны, но я не вправе требовать, чтобы вы поехали туда.

- Поехал куда?

-В Квег.

- В Квег? - Изумление Ру было неподдельным. - Почему в Квег?

Джеймс помолчал, словно взвешивал, что именно можно открыть Ру, а потом, понизив голос, сказал:

- Сугубо конфиденциально: мы собираемся атаковать флот Изумрудной Королевы, когда он минует Проливы Мрака. Никки уже придумал, как их прижать, но для этого нам нужно разместить большую эскадру у Дальнего Берега. Это означает, что, пока враг будет в Горьком Море, наши грузовые линии останутся беззащитны перед пиратами из Вольных Городов и Илита.

- И вы хотите договориться с квегийцами, чтобы они не нападали на наших купцов? - спросил Ру.

- Нет, - сказал Джеймс. - Я хочу, чтобы вы заключили с квегийцами договор о найме их боевых кораблей в качестве эскорта для наших судов.

Ру поморгал, словно сова, вытащенная на свет, а потом засмеялся.

- Вы хотите их подкупить.

- Именно. - Джеймс глотнул вина и добавил, понизив голос: - А еще нам нужно горючее масло. В большом количестве.

- Вы думаете, они продадут?

Джеймс сделал еще глоток.

- Сразу - нет. Но они знают, что мы владеем секретом его производства еще со времен падения Арменгара. Чего у нас нет, так это средств. Шпионы доносят, что в Квеге сейчас предложение превышает спрос. Мне нужно по крайней мере пять тысяч баррелей. Десять было бы лучше.

- Этим количеством можно произвести огромные разрушения, - прошептал Ру.

- Вы знаете, что на нас надвигается, - тоже шепотом ответил герцог.

Ру кивнул. В Крондоре был только один торговец, который побывал в той отдаленной земле и видел воочию разрушение, причиненное Изумрудной Королевой ни в чем не повинным людям. Но торговцев, у которых были гораздо лучшие связи с Квегом, в столице было немало.

- Почему я?

- Вы - занятная фигура, Руперт Эйвери, вами интересуются. Молва о вашем возвышении распространилась от Ролдема до Закатных Островов, и я рассчитываю извлечь из этого пользу.

- Пользу? - переспросил Ру.

Джеймс поставил кубок на стол.

- В Квеге существует много бессмысленных на первый взгляд законов, и один из них гласит, что тот, кто не является подданным этой крошечной безумной империи, не имеет никаких юридических прав. Если вы ступаете на квегийскую землю, не имея местного покровителя, первый встречный квегиец имеет право набросить вам на шею веревку. Если вы станете сопротивляться, чтобы спасти свою жизнь, это будет расценено как нападение на гражданина. - Лорд Джеймс движением ладони изобразил гребок весла. - Как вы относитесь к продолжительным морским прогулкам на веслах?

- Насколько продолжительным?

- Двадцать лет - самая короткая, как мне известно.

Ру вздохнул.

- Как мне найти покровителя?

- Тут самая большая хитрость, - сказал Джеймс. - В последнее время у нас с Квегом напряженные отношения. Слишком много контрабанды и набегов с нашей точки зрения, а с их - слишком маленькие пошлины за навигацию в их территориальных водах. Наша делегация была выслана четыре года назад, и нужно время, чтобы организовать новую.

- Похоже, задачка не из легких, - сказал Ру.

- Да. Но вы должны знать одну важную вещь относительно квегийцев: их правительство служит лишь для того, чтобы держать в повиновении крестьян и обеспечивать защиту острова. Реальная власть принадлежит богатым торговцам. Самые древние семейства имеют наследственные права на место в Имперском Сенате. А те, у кого достаточно денег, могут его просто купить.

Ру усмехнулся:

- Вот это по мне.

- Сомневаюсь, что вы бы этого захотели, - покачал головой Джеймс. - Не забудьте, что иностранцы не имеют никаких прав. Если вы вызовете недовольство своего покровителя, он может отказать вам в защите. Это означает, что вы должны быть очень вежливы. Возьмите с собой побольше подарков.

- Я понимаю, что вы имеете в виду. - Ру некоторое время размышлял над услышанным, а потом спросил: - Как же я заключу сделку и найду покровителя, если вы не можете даже представить меня?

- Вы - инициативный человек, - сказал Джеймс. Он допил вино и поднялся. - Вы найдете способ. Поговорите с вашими деловыми партнерами. Как только услышите имена тех, с кем можно войти в контакт, дайте мне знать. У меня есть возможность отправить контрабандой весточку в Квег, но это - все, что я могу для вас сделать.

Ру встал.

- Я думаю, мне удастся найти способ.

Он уже начал размышлять над этой задачей..

- Меня ждет карета, а путь впереди длинный, - сказал герцог, подходя к двери.

Ру вышел следом и позвал служанку, которая так и стояла там, где ее оставили, по-прежнему держа в руках герцогский плащ. Она подала его Джеймсу, а Ру тем, временем открыл двери.

Карета стояла у входа, и привратник уже приготовился закрыть за ней ворота. Когда гвардеец захлопнул дверцу кареты, Джеймс высунулся в окно и сказал:

- Не мешкайте. Я хотел бы, чтобы вы уехали самое позднее через месяц.

Ру кивнул и закрыл парадную дверь. С верхнего этажа спустилась Карли:

- Что было нужно герцогу?

- Я еду в Квег, - ответил Ру.

- В Квег? - переспросила Карли. - Это опасно!

Ру пожал плечами:

- Да. Но на сегодняшний день основная сложность заключается в том, как туда попасть. - Он зевнул и, обхватив супругу за талию, игриво ущипнул. - Непосредственно сейчас я хотел бы малость поспать. Давай-ка ложиться.

Карли слабо улыбнулась в ответ на его веселый тон и редкую улыбку.

- С удовольствием. - И Ру повел жену наверх.

Ру смотрел в темноту, прислушиваясь к дыханию Карли. Их любовным утехам недоставало огня. Карли не делала ничего, чтобы пробудить его желание, в отличие от Сильвии Эстербрук. Ру все время думал о Сильвии и от этого чувствовал себя виноватым.

После церемонии во дворце он бывал у Сильвии почти каждую неделю, часто два раза в неделю, и до сих пор она возбуждала его так же сильно, как в первый раз. Ру встал и подошел к окну.

Сквозь безупречно чистое стекло, привезенное за бешеные деньги из Кеша, он видел холмы, окружающие его имение. Здесь был ручей, в котором, как ему говорили, отлично ловится рыба, и небольшая роща на севере, полная дичи. Ру не раз говорил себе, что будет ловить рыбу и охотиться, как настоящий нобиль, но у него никогда не хватало на это времени. Единственный отдых, который он мог себе позволить, заключался в том, чтобы посетить с Эриком "Разбитый щит", съездить к Сильвии или пофехтовать с Дунканом.

В те редкие минуты, когда Ру задумывался о своей жизни, ему приходило в голову, что ему одновременно и повезло, и не повезло. Ему повезло, что он остался в живых после убийства Стефана фон Даркмура, после путешествия на Новиндус с Кэлисом и после стычки с братьями Джекоби. Больше того, теперь Ру стал одним из самых богатых людей в Крондоре. Невезение же заключалось в том, что он был женат не на той женщине. Ру давно признался себе в том, что он женился на Карли только из жалости и чувства вины: он чувствовал себя ответственным засмерть ее отца.

Дети смущали его. Это были маленькие существа, совершенно ему чужие. Они постоянно требовали того, что Ру лишь с большой натяжкой мог счесть необходимым, и имели привычку в самое неподходящее время вонять. Абигайль была робкой девочкой, все время плакала и убегала от отца, стоило тому хотя бы чуть-чуть повысить голос, а у Гельмута резались зубки, и от этого он постоянно срыгивал, как правило - на чистую рубашку, которую Ру только что надел. Ру знал, что если бы он не женился на Карли, то сейчас бы уже повел под венец Сильвию. Он не понимал любви в том смысле, как о ней говорили другие, но Сильвия занимала его мысли. Она поднимала его к вершинам страсти, о которых он прежде только мечтал. Порой Ру даже думал, что будь его женой Сильвия, то и дети у них были бы чудесными белокурыми ангелочками, которые всегда улыбаются и не открывают рот, пока папочка не попросит. Ру вздохнул. Даже если бы Сильвия была матерью Абигайль и Гельмута, они все равно бы остались для него непонятными существами, в этом он был уверен.

Ру следил взглядом за облаком, плывущим по небу, закрывая большую луну, единственную, которая была видна в это время ночи. Пейзаж за окном потемнел, и настроение Ру тоже ухудшилось. Сильвия... - снова задумался Ру. Он уже начинал сомневаться, что она в него влюблена; возможно, потому, что был не уверен в себе, - но Ру просто не мог поверить, что такой мужчина, как он, может завоевать ее внимание, не говоря уж о сердце. Тем не менее она казалась, искренне радовалась, когда Ру приходил к ее отцу, особенно, если он мог остаться на ночь. Ее любовь была неизменно пылкой и изобретательной, но проходили месяцы, и Ру начал подозревать, что все не так просто, как ему казалось. К тому же он предполагал, что она делится с отцом сведениями, и от этого компания Ру может пострадать. Он решил впредь быть осторожнее в разговоре с ней. Ру не думал, что она специально вытягивает из него информацию, но даже случайное замечание, оброненное за обедом, могло дать старому хитрецу Джекоби лишнюю возможность обойти своего юного конкурента.

Ру потянулся, глядя, как облако скользит прочь. Сильвия была странным и неожиданным явлением в его жизни, чудом. И все же сомнения не покидали его. Интересно, подумал Ру, что бы сказала по этому поводу Элен Джекоби? Вспомнив Элен, он сам не заметил, как улыбнулся. Хотя она и была вдовой человека, которого он убил, они стали друзьями, и, сказать по правде, беседовать с ней было куда приятнее, чем с Карли или даже Сильвией.

Ру вздохнул. Три женщины, и с каждой неясно, как быть. Он тихо вышел из спальни и пошел в комнату, которая заменяла ему кабинет. Открыв сундук, он вынул оттуда деревянный ларец и поднял крышку. В лунном свете блеснули набором одинаковых рубинов пять камней размером с ноготь его большого пальца и дюжина мелких, все ограненные одинаково.

Ру пытался сбыть набор на Востоке, но всем ювелирам было ясно, что это вещь краденая. На крышке ларца было выгравировано имя владельца: лорд Вазариус.

Ру тихо рассмеялся. Он проклинал судьбу, когда не мог продать драгоценности, но оказалось, что ему опять повезло. Утром он попросит Дэша передать его деду, герцогу Джеймсу, что, когда он отправит письмо в Квег, там будет сказано:

"Достопочтенный лорд Вазариус. Меня зовут Руперт Эйвери, я - торговец из Крондора. Недавно в мои руки попала вещь большой ценности, которая, несомненно, принадлежит вам. Не удостоите ли вы меня чести вернуть вам эту вещь лично?"

Судно мягко покачивалось в огромной гавани, которая служила воротами в город Квег, столицу острова с тем же названием, и Ру с любопытством осматривался.

Гавань была забита огромными боевыми галерами и судами поменьше - от крупных торговых барж до крошечных рыбацких смэков. Для острова величиной с Квег их было на удивление много.

Ру сколько мог узнал о негостеприимном народе, населяющем остров, у своих торговых партнеров, старых солдат, моряков - одним словом, у всех, кто мог подкинуть ему козыря, как выражаются игроки. Когда Империя Великого Кеша отводила войска с Дальнего Берега и от Вольных Городов, чтобы отправить их на юг усмирять мятежников, губернатор Квега тоже поднял восстание.

Сын тогдашнего императора от его четвертой или пятой жены одну за другой провозглашал продиктованные свыше причины основать империю Квег. Население острова состояло из бывших кешийцев, смешавшихся с местными островитянами, и никому не было бы до него никакого дела, если бы не две вещи. Во-первых, остров был вулканического происхождения, и здесь были самые плодородные почвы к северу от Долины Грез. Плюс к этому климат на острове благодаря теплым океанским течениям был самым мягким во всем Горьком Море. А во-вторых, в этом море у Квега был самый большой флот, который служил Кешу прочной защитой от постоянной угрозы со стороны Королевства и от случайных набегов пиратов из Вольных Городов. Помимо того, что Квег претендовал на все Горькое Море, еще одна вещь была дополнительным источником раздражения. Часто галеры без флагов совершали набеги на побережье Королевства или в Вольные Города, и каждый раз император и сенат Квега заявляли, что ничего не знают и не имеют к этому отношения.

Ру сам не однажды слышал от писарей во дворце: "Ну, они опять скажут - мы бедный народ, со всех сторон окруженный врагами".

По воде скользнули странные тени. Ру задрал голову и в изумлении широко распахнул глаза:

- Взгляните!

Джимми, внук лорда Джеймса, и его брат Дэш подняли глаза и увидели стаю гигантских птиц, летящих над морем. Джимми настойчивостью не уступал своему деду, что доставляло Ру немало неудобств. Дэш работал на него, по крайней мере номинально, и был вполне надежным приказчиком. Джимми работал на своего деда, хотя Ру и не знал точно, в каком качестве. Он был уверен только, что не бухгалтером. На миг Ру задал себе вопрос, повесят ли квегийцы всех или его одного, если их обвинят в шпионаже.

Братья были не очень схожи между собой. Джимми пошел в бабушку стройной фигурой и светлыми волосами; Дэш, как его отец, лорд Арута, отличался пышной каштановой шевелюрой и широким открытым лицом. Но в повадках и в хитрости они были даже больше, чем братья. И Ру знал, откуда в них это: от деда.

- Орлы, - сказал Джимми. - Или кто-то похожий.

- Я думал, что это только легенда, - ответил Дэш.

- Ты о них слышал? - спросил Джимми.

- Это гигантские хищные птицы, на которых когда-то летали, как мы ездим на пони.

- На них летали? - недоверчиво переспросил Ру. Тем временем корабль был отбуксирован к причалу, и швартовщики поймали канаты, брошенные им с борта.

- Коротышки, - сказал Джимми. - Их специально выращивали из поколения в поколение ради размера.

Дэш сказал:

- Легенда гласит, что Повелители Драконов использовали их для охоты, как мы используем соколов. Это потомки тех птиц.

- Такой отряд, - сказал Ру, - незаменим в сражении.

- Вряд ли, - возразил Джимми. - Много они не унесут и к тому же быстро устанут.

- Удивительно много ты о них знаешь, - заметил Ру.

- Просто слухи, и ничего больше, - усмехнулся Джимми.

- А может, донесения со стола твоего дедушки? - предположил Ру.

- Смотрите, какой прием! - воскликнул Дэш.

- Уж не знаю, что вы там написали, господин Эйвери, - сказал Джимми, - но, похоже, ваша уловка удалась.

- Я просто сообщил лорду Вазариусу, что ко мне попала ценная вещица, некогда принадлежавшая ему, и изъявил желание ее вернуть, - ответил Ру.

Трап уже был спущен, но, когда Ру сделал попытку сойти на берег, капитан корабля преградил ему дорогу.

- Лучше сделать это согласно нашим обычаям, господин Эйвери.

Капитан крикнул на берег:

- Господин Эйвери из Крондора и сопровождающие! Позволено ли им ступить на берег?

На берегу толпились квегийцы, окружив паланкин, который несла дюжина мускулистых рабов. Каждый был задрапирован в причудливую одежду, которая, как потом выяснил Ру, называлась тогой. В холодное время года местные жители носили шерстяные рубахи и штаны, но в жаркие месяцы весны, лета и начала осени эта легкая одежда из хлопка была излюбленным нарядом богачей. Один из квегийцев сказал на языке Королевства:

- Будьте нашими гостями, господин Эйвери и ваши сопровождающие.

Капитан спросил:

- Кто говорит?

- Альфонсо Велари.

Капитан отступил на шаг и сказал Ру:

- Теперь вас приглашают ступить на землю Квега, господин Эйвери. Сейчас вы - свободный человек, ибо этот Велари берет вас под свое покровительство. Согласно обычаю, если он захочет лишить вас защиты, то сообщит вам об этом за день. Мы остаемся ждать здесь и будем готовы поднять якорь и поставить парус в любое время.

Ру оценил любезность капитана одного из своих многочисленных кораблей, человека по имени Бриджес, и сказал:

- Благодарю вас, капитан.

- Мы в вашем распоряжении, сэр.

Спускаясь по трапу, Ру услышал, как Дэш пробормотал Джимми:

- Еще бы он не был в его распоряжении. Ру - владелец этого корабля!

Джимми тихо хихикнул, и оба брата замолчали.

Ру сошел с трапа и остановился перед Велари. Это был невысокий человек средних лет, с короткими волосами, смазанными маслом. Он напомнил Ру о Тиме Джекоби, поскольку тот тоже носил квегийскую прическу.

- Господин Эйвери? - спросил квегиец.

- К вашим услугам, сэр.

- Не к моим, дражайший господин Эйвери. Я - всего лишь один из многих слуг лорда Вазариуса.

- Не он ли - тот человек, который сидит в паланкине? - осведомился Ру.

Квегиец снисходительно улыбнулся.

- Паланкин для того, чтобы отвезти вас в дом лорда Вазариуса, господин Эйвери. - Он сделал жест, приглашающий Ру сесть в паланкин. - Носильщики доставят ваш багаж в дом моего хозяина.

Ру поглядел на Дэша и Джимми, и те кивнули. Ру сказал:

- Я собирался остановится в одной из лучших гостиниц вашего города...

Жестом руки Велари отмел эту вздорную мысль.

- Таких у нас не имеется, сэр. Только простые путешественники и моряки останавливаются в наших гостиницах. Благородные люди всегда гостят у благородных людей.

Считая вопрос улаженным, он откинул полог паланкина, и Ру неуклюже забрался внутрь. Как только он уселся, рабы подхватили паланкин, и вся процессия двинулась в путь. Оглянувшись назад, Ру убедился, что Джими и Дэш спокойно идут сзади, и, устроившись поудобнее, принялся любоваться великолепием квегийской столицы.

Основой процветания Квега были мрамор, который добывали в огромных карьерах в центре острова. Он был непревзойденного качества, и нобили Кеша, Королевства и Вольных Городов за бешеные деньги покупали его, чтобы украсить фасады своих особняков или облицевать им камины. Но здесь его применяли повсеместно. Дома попроще были сложены из камня и оштукатурены, но высокие здания на вершинах окрестных холмов в лучах утреннего солнца ослепляли своей белизной.

Стало совсем тепло, и Ру пожалел, что у него нет одежды полегче. Рассказы о здешнем климате явно преуменьшали действительность. Если в Крондоре в это время года по утрам было прохладно и только к полудню становилось немножко теплее, здесь было уже почти лето. Ходили слухи, что причиной тому теплые океанские течения, омывающие остров и множество подводных вулканов. Ру не однажды слышал, будто Прандур, Сжигатель Городов, рано или поздно разозлится и спалит весь остров.

Несмотря слухи о том, что квегийцы недолюбливают чужаков и вообще с ними неприятно иметь дело, Ру показалось, что простые горожане не слишком отличаются от крондорцев - разве что только одеждой. На докерах и портовых грузчиках были только штаны и повязки на лбу. Иногда Ру замечал какого-нибудь благородного господина в тоге, но главным образом люди носили короткие туники из тонкой шерсти и сандалии. Женщины ходили в длинных юбках, но с обнаженными руками и непокрытой головой.

Городской шум был таким же, как в Крондоре, хотя лошади попадались редко. Ру прикинул, что при таком большом населении почти вся земля на острове должна быть возделана, а это значит, что лошади на Квеге были бы роскошью, поскольку в пищу они не годятся, а пасти их все равно надо.

Процессия миновала ряд невысоких холмов и наконец остановилась у большого особняка, обнесенного высокой стеной. Ворота им открыли два стражника, одетые в традиционные доспехи квегийцев: нагрудник и наголенники. У каждого был короткий меч, а на голове - шлем. Ру понял, что они стараются изобразить легендарных кешийских легионеров. Он изучал тактику легионеров, когда служил в отряде Кровавых Орлов, и много о них знал, но никогда не видел так близко.

Паланкин мягко опустился на каменные плиты перед входом в здание. Ру смотрел во все глаза, понимая, что ему вряд ли еще доведется увидеть вблизи живого легионера. Ходили слухи, что они по-прежнему остаются самыми лучшими воинами в мире, несмотря на то что они никогда не покидали историческую территорию Кеша. Ру вскользь подумал, имеет ли их репутация под собой реальную основу, или она просто отзвук давних побед.

Язык Квега был вариантом древнекешийского, на котором говорили во времена, когда Империя ушла из Горького Моря, и родственен языкам Джайбона и Вольных Городов. Он был довольно похож на язык Новиндуса, и поэтому Ру понимал большую часть того, что говорилось вокруг, но решил, что полезнее будет изобразить полное невежество.

Когда он вышел из паланкина, молодая женщина медленно спустилась по трем каменным ступеням, ведущим к широким дверям. Она не была красива, но величава: стройная, уверенная в себе, и ее манеры ясно говорили о том, какое презрение она испытывает к этому чужеземному купцу, хотя она и постаралась скрыть его за любезной улыбкой.

- Господин Эйвери, - сказала она на языке Королевства с сильным акцентом.

- Это я, - ответил Ру и слегка поклонился.

- Я - Ливия, дочь Вазариуса. Мой отец попросил меня показать вам ваши комнаты. О ваших слугах позаботятся. - Она уже поворачивалась, но Джимми сделал шаг вперед и откашлялся. Женщина повернулась:

- Да?

- Я - личный секретарь господина Эйвери, - сказал Джимми прежде, чем Ру успел открыть рот.

Женщина приподняла бровь, но ничего не сказала, и Джимми расценил это как разрешение сопровождать Ру. Ру тихо спросил:

- Ты мой кто?

Джимми в ответ прошептал:

- Мы бросали монетку, и я выиграл. Дэшу выпало быть вашим слугой.

Ру кивнул. Один внутри, другой снаружи, чтобы ничего не упустить из виду. Он был уверен, что лорд Джеймс дал внукам Отдельные указания помимо того, чтобы не дать Ру попасть на галеры или на виселицу.

Джимми и Ру ввели в большой вестибюль без крыши, потом провели через анфиладу комнат. Ру сразу же понял, что здание представляет собой полый квадрат, и его догадка подтвердилась, когда он углядел сквозь один из дверных проемов сад.

Ливия привела их в большую комнату с двумя кроватями под белы-

ми пологами и большой купальней, устроенной в полу прямо посередине. Комната выходила на внешнюю стену. Вдали можно было увидеть Квег, но ближайших зданий видно не было, их закрывал холм. Уединенность и хороший обзор, подумал Ру. Ливия сказала:

- Вот ваши апартаменты. Выкупайтесь и переоденьтесь. Слуги отведут вас к столу, когда будет подан обед, а пока отдыхайте. - Она вышла, не дожидаясь вопросов и не обращая внимания на благодарности Ру. Джимми улыбнулся, когда слуга взял у него сундучок и принялся его распаковывать. Он подмигнул Ру и слегка покачал головой.

Вещи Ру распаковывала молодая служанка. Деревянный ларец с рубинами она небрежно поставила на столик, словно это была вполне заурядная вещь, потом достала одежду Ру и подошла к тому, что на первый взгляд казалось голой мраморной стеной. Она слегка нажала, и дверь, спрятанная в стене, отворилась. За ней оказался гардероб.

- Поразительно, - сказал Ру. Он подошел поближе. - Джимми, ты только взгляни.

Джимми подошел к Ру и увидел, что тонкая мраморная плита весом со взрослого человека была так умно устроена и уравновешена, что дверь открывалась почти без усилия. Ру показал на петли:

- Здорово придумано.

- Дорогая штука, - заметил Джимми.

Служанка едва удержалась от смеха, увидев, как они тычут пальцами в дверь, а Ру сказал:

- Наш хозяин - один из богатейших людей во всем Квеге. Юноша, который распаковал вещи Джимми и сложил их в сундук у подножия одной из кроватей, подошел и встал рядом с девушкой в ожидании.

Ру терялся в догадках, что сейчас будет, но Джимми сказал:

- Мы можем сами искупаться, спасибо. Это наша традиция. Не могли бы вы обеспечить нам некоторое уединение?

Слуги даже не пошевелились. Джимми жестами изобразил купание и указал на себя и Ру, а потом на слуг и на двери. Молодые люди поклонились и вышли из комнаты. Ру спросил:

- Им полагается нас купать?

- Очень распространенный обычай в Квеге и в Кеше. Не забывайте, это - рабы, и если они не будут во всем угождать хозяину и его гостям, то лишатся возможности жить в таком роскошном доме. Малейшая ошибка отправит любого из них в портовый бордель или на рудники.

Ру был ошеломлен:

- Я никогда не задумывался над этим.

- Как и большинство жителей Королевства. - Джимми начал раздеваться. - Если вы хотите мыться отдельно, я могу пойти первым или, наоборот, подождать.

Ру покачал головой:

- Я мылся в студеных реках вместе с другими людьми, а этот бассейн достаточно велик и для шестерых.

Они разделись и вошли в воду. Ру огляделся вокруг:

- А где у них мыло?

- Это же Квег, - сказал Джимми, указывая на деревянные палки, выстроенные вдоль края. - Грязь полагается соскабливать ими.

Как не хватало Ру в эту минуту куска самодельного крондорского мыла. Он с сомнением покосился на палки, но потом выбрал одну и последовал примеру Джимми. После двух недель в море он был не так грязен, как было в походе, но все же не так уж и чист. Впрочем, когда Джимми показал ему, как пользоваться палками, называемыми на местном языке "стигл", оказалось, что в горячей воде грязь легко отходит.

Хуже дело обстояло с мытьем головы. Сколько Ру ни нырял, ему не удалось избавиться от ощущения сальных волос, но Джимми утешил его, сказав, что большинство квегийских мужчин смазывают волосы маслом.

- А женщины? - полюбопытствовал Ру.

- Не задумывался об этом, - сказал Джимми, вылезая из купальни и заворачиваясь в большую банную простыню.

Когда они оделись, выяснилось, что им не на что сесть, так что они улеглись на кровати, ожидая, пока их позовут к обеду. Ру слегка задремал, разморенный жарким полднем, и был разбужен Джимми:

- Пора есть.

Ру встал и увидел Ливию, которая ждала их у двери. Он взял ларец с рубинами и подошел к ней. Выслушав его приветствия, девушка сказала:

- Вам не понравились слуги?

Ру понятия не имел, что она имеет в виду, но Джимми бойко ответил:

- Нет, что вы, миледи. Но мы устали, и нам хотелось отдохнуть.

- Если кто-нибудь из слуг за столом вам приглянется, стоит вам только сказать, и мы пришлем его или ее к вам ночью.

- Э... миледи, - пробормотал Ру. - Я - женатый человек.

Спускаясь по лестнице, девушка оглянулась через плечо:

- Это препятствие?

- У меня на родине - да, - покраснев, сказал Ру. Изменить жене с Сильвией казалось ему столь же естественным, как дыхание, но мысль о том, что к нему в постель пришлют одну из этих девушек или юношей, просто в качестве дополнительного одеяла, приводила его в смятение. Джимми изо всех сил старался не рассмеяться, а Ливия с безразличным видом вела их в столовую. Столом служила длинная мраморная плита, покоящаяся на нескольких одинаковых резных опорах. Ру предположил, что стол был внесен в эту комнату через крышу и с помощью лебедок, а потолок сделан уже потом. С каждой стороны стола стояло шесть стульев без спинок, по сути, небольших каменных скамеек с толстыми подушками на сиденьях. Тяжелые стулья нельзя было подвинуть, поэтому через них перешагивали. Ливия указала на стул слева от человека, сидящего во главе стола, приглашая Ру занять это место. Сама села справа от отца, и Джимми ничего не оставалось, как сесть около Ру.

Этот лорд Вазариус - внушительный мужчина, подумал Ру. Тога оставляла его плечо открытым, и Ру увидел, что, несмотря на возраст, он еще полон сил. У него были плечи борца, а руки - как у кузнеца. Его светлые волосы уже почти совсем поседели и были действительно смазаны маслом. Он не поднялся в знак приветствия и не протянул им руки, а просто слегка наклонил голову:

- Господин Эйвери.

- Милорд, - сказал в ответ Ру и склонился, как перед принцем.

- Ваше послание было загадочным, но единственная стоящая вещь, которая принадлежала мне и могла попасть в Королевство, это набор рубинов, украденный у меня год назад. Могу я их получить? - Лорд Вазариус протянул ладонь.

Ру хотел передать ларец через стол, но слуга выхватил его у него ларец и, сделав шаг, отнес его своему хозяину. Тот открыл его, быстро заглянул внутрь и снова закрыл.

- Благодарю, что вернули мне мою собственность.

Могу ли я осведомиться, как попал к вам этот ларец?

Ру сказал:

- Как вы, наверное, знаете, милорд, недавно я приобрел несколько компаний, и этот предмет был обнаружен среди имущества одной из них. Поскольку законного договора о купле-продаже на него не имелось, а на крышке выгравировано ваше имя, я решил, что рубины были украдены. Я подумал, что будет лучше вернуть камни лично, учитывая их уникальную красоту и ценность.

Ваэариус не глядя отдал ларец слуге.

- Их ценность лишь в том, что они предназначались в подарок моей дочери на день рождения. Слуга, который способствовал краже, и капитан корабля, который вывез ларец с острова, были найдены и понесли наказание. Мне осталось лишь выяснить, кому были проданы рубины и имя каждого, через чьи руки они прошли, пока вы не вернули их мне. Все умрут мучительной смертью.

Вспомнив о своем друге Джоне Виней, который купил ларец у квегийского капитана, Ру сказал:

- Милорд, они были в одном ящике с другими предметами сомнительного происхождения. Сомневаюсь, что будет возможно проследить, через чьи руки они прошли от капитана ко мне. Зачем вам себя утруждать, коли они уже снова у вас?

Ру надеялся, что лорд Вазариус прислушается к его словам. Очевидно, капитан перед смертью не выдал Джона, иначе и Виней, и он, Ру, давно были бы покойниками.

Вазариус сказал:

- Мое имя выгравировано на крышке, господин Эйвери. Любой, кто его увидел, был должен понять, что это моя собственность. И каждый, кто не вернул ларец, как это сделали вы, - человек без чести, вор и должен быть брошен зверям на арене или медленно замучен.

Ру подумал, что он и сам бы с радостью загнал камни, не отвлеки его убийство тестя. Сохраняя на лице безразличие, он произнес:

- Хорошо, милорд, возможно, вы правы, но теперь, когда сокровища вам Возвращены, надеюсь, ваш гнев отчасти утихнет.

- Отчасти, - согласился хозяин. Слуги подали блюда. - Но, поскольку мне не удалось найти никого из тех, кто меня оскорбил, кроме капитана, об этом спорить не стоит.

Юноши и девушки, что прислуживали за столом, были красивы по меркам любого народа. Каковы бы ни были недостатки у лорда Вазариуса, он явно понимал толк в красоте и умел ею наслаждаться.

Впрочем, несмотря на всю внешнюю роскошь, Ру нашел угощение за столом лорда Вазариуса довольно простым. Были поданы фрукты и вино, несколько плоских лепешек с маслом и медом, но сыр был мягким, вино неважным, а мясо барашка - пережаренным. Однако Ру ел с таким видом, словно это была лучшая трапеза в его жизни - боги свидетели, на службе у Кэлиса ему приходилось есть и не такую дрянь.

За столом почти ни о чем не говорили, но Ру перехватил несколько многозначительных взглядов, которыми Ливия обменялась со своим отцом. Джимми сидел со скучающим видом, но Ру знал, что он не упускает ни одной мелочи. Когда наконец обед подошел к концу, Вазариус наклонился вперед и подозвал слугу с подносом, на котором стоял кувшин и чаши из какого-то незнакомого Ру металла.

Ру показался странным обычай пить бренди из таких чаш, поскольку оно приобретало привкус, но он не был таким знатоком вин, как многие из уроженцев Равенсбурга, и не обращал на это внимания. Кроме того, он понимал, что гораздо страшнее будет обидеть хозяина.

Вазариус поднял свою чашу со словами:

- Ваше здоровье, - и выпил. Ру последовал его примеру, сказав:

- Вы очень любезны.

- Ну а теперь, - сказал Вазариус, - перейдем к вопросу о том, какого вознаграждения вы ждете за то, что вернули мне мою собственность, господин Эйвери.

- Я не жду никакого вознаграждения, милорд, - ответил Ру. - Я просто был рад возможности посетить Квег и выяснить что-нибудь о возможности торговли.

Вазариус оценивающе посмотрел на него.

- Когда я получил ваше письмо, - сказал он, - я был склонен думать, что это очередная попытка лорда Джеймса заслать к нам шпиона. Его предшественник был умным человеком, но Джеймс - это воплощение дьявола. - Ру покосился на Джимми, но тот и ухом не повел, продолжая изображать собой личного секретаря Ру. - Я склонен поверить вам, ибо ваша репутация вас опередила. Такому богатому человеку, как вы, господин Эйвери, вряд ли были нужны эти безделушки, а вот получить торговую лицензию в Квеге - это достойное вознаграждение. - Вазариус отхлебнул бренди и спросил: - Много ли вы знаете о моем народе, господин Эйвери?

- Боюсь, не очень, - признался Ру. На самом деле он постарался узнать о квегийцах как можно больше, но понимал, что ему выгоднее казаться невеждой.

Ливия сказала на родном языке:

- Если ты собираешься читать лекцию по истории, позволь мне уйти. Эти варвары меня утомляют.

Тоже по-квегийски лорд Вазариус ответил:

- Варвары или нет, но они - наши гости. Если тебе скучно, возьми молодого секретаря и покажи ему сад. Он достаточно красив, и не стоит им брезговать. Возможно, он умеет что-то; что и тебе будет в новинку. - В его тоне отчетливо слышалось неодобрение; даже если бы Ру и Джеймс не понимали языка, от них бы это не укрылось.

Вазариус повернулся к Ру:

- Простите моей дочери плохие манеры, но мы редко говорим на языке Королевства. Только ее учитель настаивал, чтобы она изучила языки наших соседей.

- Это был раб родом из Королевства, - пояснила Ливия. - Наверное, сын какого-нибудь дворянина. Потом его выкупили. - Она обратилась к Джимми: - Деловые разговоры нагоняют на меня скуку. Не хотите ли посмотреть наш сад?

Джимми кивнул, извинился и оставил Ру наедине с Вазариусом. Хозяин дома продолжал:

- За пределами нашей страны мало что известно о нас. Мы - это все, что осталось от некогда гордой и великой культуры, истинные наследники того, чем был когда-то Великий Кеш. - Ру кивнул, как будто впервые все это слышал. - Мы были основаны как форпост Империи, господин Эйвери. И это важно. Мы не были колонией, как, например, Бозания, которая вам известна как Вольные Города и Дальний Берег, и не были покорены, как жители Джалпура или Долины Грез. Дикари, которые населяли этот остров до нас, растворились среди нашего гарнизона, который был поставлен здесь защищать интересы Кеша в Горьком Море.

"Растворились, рожая от солдат-насильников полукровок", - подумал Ру. Где бы кешийцы ни появились, они либо истребляли коренное население, либо обращали в рабов.

- Гарнизон состоял из коренных кешийцев, - продолжал Вазариус, - солдат легиона. Я потому вам об этом рассказываю, что вы в Королевстве частенько сталкивались с Боевыми Псами Кеша. Их командиром был лорд Вакс, четвертый сын Императора Великого Кеша. Когда легион отозвали, чтобы подавить восстание в Кешийской Конфедерации, он отказался покинуть своих людей. Это был Кеш, и Квег стал единственным хранилищем его огромной культуры после того, как Бозания отошла к Королевству. Те, кто сидит на троне в Оверн Дип, - жалкие люди, господин Эйвери. Они называют себя "голубая кровь", но на самом деле они все идиоты и выродки.

Он посмотрел на Ру, ожидая какой-нибудь реакции. Ру кивнул и сделал глоток бренди.

Вазариус продолжал:

- Вот почему у нас мало деловых отношений с посторонними. У нас богатейшее культурное наследие, но в остальном мы - бедный народ, со всех сторон окруженный врагами.

При других обстоятельствах Ру залился бы смехом, поскольку эту фразу ему так часто приходилось слышать, что она стала чем-то вроде анекдота. Но сейчас, посреди этого блеска, Ру понял ее смысл. Сколько бы красивых вещей, мрамора или золота у них ни было, ими не прокормиться. Они были вынуждены торговать. И этот народ не доверял чужакам и даже боялся их.

Ру поразмыслил над словами Вазариуса.

- Нужно быть осторожнее с тем, с кем ведешь торговлю. - Он помолчал и добавил: - И еще нужно учитывать, что рискуешь замарать свою честь.

Вазариус кивнул:

- Вы очень проницательны для... чужака.

Ру пожал плечами:

- Я прежде всего деловой человек, и несмотря на то что мне везет, мне приходилось жить своей головой. Я не был бы здесь, если бы не понимал, что есть возможность получить взаимную выгоду.

- Мы мало кому разрешаем торговать в Квеге, господин Эйвери. В нашей истории таких прецедентов было меньше десятка, как правило, такое право предоставлялось купцам из Вольных Городов или из Дарбина. Из Королевства никто еще не получал такой привилегии.

Ру прикинул, как действовать дальше. Если бы он разговаривал с нобилем или купцом из Королевства, можно было бы в этот момент предложить подарок, поскольку взятка у него на родине была неотъемлемой частью переговоров. Но что-то в облике лорда Вазариуса удержало его от этого предложения. Помолчав, он сказал:

- Мне бы хотелось самому оставаться в Крондоре и предоставить моему квегийскому партнеру вести дела здесь. Я - судовладелец, и сотрудничество с влиятельными квегийцами было бы для меня весьма выгодно. И потом, есть грузы, которые трудно купить где-то еще, кроме Квега.

Вазариус подался вперед и понизил голос:

- Вы меня удивляете. Я думал, что вы захотите сами жить в Квеге, господин Эйвери.

Ру покачал головой:

- Я не выдержал бы конкуренции с местными дельцами. Нет, мне нужна твердая рука и острый ум человека, который известен в Квеге своей мудростью и предусмотрительностью. Такой человек не останется внакладе от нашего соглашения.

Ру умолк. Вазариус понял, что ему сделано предложение. Он смог бы наполнить свой стол самыми изысканными яствами. Вина, лучшие во всем мире. Шелка из Кеша для дочери и любовниц. Предметы роскоши, которые ценят квегийцы.

Ру обвел взглядом комнату. Он понял, почему дома здесь строят из мрамора: на Квеге его было в избытке, а вот леса не хватало. Большая часть плодородных земель была расчищена под пашни еще столетия назад. Здесь разводили овец, потому что на одно и то же количество мяса они съедают меньше травы, чем, например, коровы. Все, что подавалось сегодня к столу, говорило о том, что эта семья процветает, но это процветание выражается только в количестве денег. Нет, Квег с радостью будет ввозить предметы роскоши из "Королевства.

- Что вы предлагаете? - спросил наконец Вазариус.

- Почти все, что вы можете вообразить, милорд, - ответил Ру. Он помедлил, а потом уточнил: - Диковинки, новинки, редкости.

Вазариус смотрел на него не мигая. Ру снова заговорил:

- Древесина, уголь, говядина. - В глазах Вазариуса вспыхнула искра, и Ру понял, что теперь они на равных в этой игре. Он почувствовал, как на душе у него потеплело от предчувствия успеха. Ру был в своей стихии. Пришла пора начать торговаться.

- Какой груз вас интересует? - спросил Вазариус.

- Видите ли, я фактически выполняю поручение, и. если я его выполню, это будет отличное начало для любых сделок.

- Что вы хотите купить?

- Горючее масло.

Вазариус заморгал и впервые утратил непроницаемость. Ру подумал, что это не тот человек, с которым он сел бы за карточный стол, но знал, что ему удалось его поразить.

- Горючее масло?

- Да. Я уверен, что вашей разведке уже известно, что Королевство готовится к войне. - Ру перешел к речи, которую его заставил выучить Джеймс: - Кеш вновь двинулся на Долину, и мы опасаемся вторжения. Поскольку у нас новый принц, а Западной армией командует неопытный генерал, благоразумие требует вооружить армию до зубов. Мы готовим и обучаем специальные подразделения и хотели бы повысить нашу обороноспособность за счет огненного масла. Как вам, должно быть, известно, мы знаем, как его делать; это больше не тайна. Но у нас нет возможности производить его в достаточном объеме.

- Сколько вам нужно?

- Десять тысяч баррелей.

В глазах Вазариуса вновь промелькнула искра: сначала удивления, потом - алчности. Ру внимательно наблюдал за ним и вновь подумал, смог бы он победить этого человека за игорным столом.

ГЛАВА 4 ОТНОШЕНИЯ

Дэш смеялся.

Джимми сказал:

- И тогда я спросил: "Правда ли, что красные луковицы вырастить труднее, чем желтые?"

Оуэн Грейлок, рыцарь-капитан Западной армии принца, сказал:

- Ты едва не дошел до оскорбления, Джеймс.

Джимми улыбнулся:

- В тех странных краях то, что я сказал, было гораздо важнее того, что я имел в виду. - Он отпил из кружки. - При любых других обстоятельствах я мог бы увлечься этой девушкой, но ее презрение ко мне как иноземцу... сделало невозможной хотя бы мысль о романе.

Ру сказал:

- Ну, во всяком случае, ночью у тебя, похоже, не было никаких хлопот с молоденькой прислужницей.

Джимми улыбнулся:

- Я думал, что вы уже спали.

Ру покачал головой:

- И спал бы, если бы меня не разбудило ваше сопение. Я решил, что лучше и дальше притворяться спящим. Кроме того, когда я еще был солдатом, один из моих друзей не стеснялся заниматься любовью в палатке в двух шагах от меня. - Он поглядел на Эрика.

Китти, которая стояла за спиной Ру, наполняя пивные кружки, многозначительно протянула: "О?" - и, отвернувшись, вышла.

Ру засмеялся, вслед за ним - остальные, а Эрик покраснел.

- Чего это она? - спросил Дункан Эйвери. - Что у вас с ней?

Эрик сказал:

- Насколько я знаю, ничего. - Он поглядел вслед удаляющейся Китти. - Во всяком случае, я думаю, что ничего.

- Думаешь? Ты еще и думаешь? - удивился Джедоу Шати. - Дружище, в таких делах не надо думать. Либо да, либо нет. Это настолько просто, что даже такому дремучему болвану, как ты, тут должно быть все ясно.

Эрик встал:

- Понимаю. Извините меня.

Джедоу засмеялся, увидев, как Эрик пытается догнать Китти. Сержант из Долины Грез сказал:

- Да, ребята, если этот мальчишка всегда такой тупой, когда дело касается баб, придется нам его убить - ради его же блага, чтоб не мучился.

Джимми поглядел на брата, и Дэш сказал:

- Я не знаю. Китти странная девушка. Я думаю, что она просто... хочет, чтобы было на кого опереться.

Ру сказал:

- Эрик ей подойдет.

Эрик подошел к стойке бара.

- Китти?

- Да, сержант-майор? - Голос Китти звучал неласково.

- Э... - Он снова покраснел. Она смотрела на него не мигая. - Я... мм...

- Да выплюнь ты это наконец, а то еще подавишься.

- Что ты хотела сказать тогда, за столом?

- За столом? - спросила она, и лицо ее приняло скептическое выражение. - Когда?

- Когда сказала "О".

- Ничего. Только то, что сказала, - "О".

Эрик внезапно понял, что из него делают дурака, и почувствовал, как кровь приливает к щекам.

- Ты играешь со мной.

Она облокотилась на стойку и легонько погладила его по щеке.

- Это так несложно.

- Что все это значит? - спросил Эрик, окончательно теряя всякое чувство юмора. - Ты что, с ума по мне сходишь?

Она вздохнула.

- Я просто схожу с ума по всем мужикам.

Эрик сказал:

- В таком случае займись кем-нибудь другим.

Глаза Китти превратились в две узенькие щелочки.

- Слишком уж ты чувствительный для человека, который перебил кучу народу и не стеснялся утюжить шлюх в присутствии своего дружка.

Эрик вдруг разволновался. Слова этой девушки почему-то его задели.

- Чего тебе от меня нужно? - раздраженно спросил он.

Китти некоторое время молча изучала его лицо, затем тихо сказала:

- Я не знаю.

Эрик смотрел на нее. Факел отразил слабый блеск влаги на верхней губе у девушки. Несмотря на вечернюю прохладу, ей было жарко.

Помолчав, Китти спросила:

- Чего ты хочешь?

Эрик покачал головой.

- Я даже не знаю, но я... но мне не понравилось то, что я почувствовал, когда ты...

- Сказала "О"? - закончила за него Китти.

Это прозвучало так глупо, что Эрик не удержался от. смеха.

- Да, признаться, именно это я и хотел сказать.

- Пойдем со мной, - сказала Китти. Она жестом дала понять одной из девушек, что уходит, и провела Эрика через кухню, мимо повара и его помощников, сквозь заднюю дверь во внутренний дворик трактира.

На мгновение Эрик испытал странное чувство, словно бывал здесь раньше. Но дело было в том, что он сам вырос на таком же дворе позади трактира, с конюшней, сараем, колодцем и сеновалом. У колодца стояла деревянная скамья для тех, кому трудно было дотянуться до ковша, и Китти, присев на краешек, поманила Эрика сесть рядышком.

- На задворках так тихо, - сказал Эрик.

Китти пожала плечами.

- Никогда не замечала. Я обычно слишком занята.

Эрик сел, и Китти притянула его к себе и поцеловала. Сначала он замер, но через миг опомнился и вернул ей поцелуй. Потом Китти выпрямилась и долго молчала, глядя на него. Наконец она сказала:

- Я никогда раньше этого не делала.

- Не целовалась? - удивленно спросил Эрик.

- Я воровка, но не шлюха, - сказала она. - Меня насиловали, а некоторые пытались обслюнявить мои губы, но я никогда до этой минуты никого не целовала.

Эрик открыл было рот, да так и застыл, не зная, что сказать.

- А как же Бобби? - спросил он наконец.

Она пожала плечами.

- А что Бобби?

- Да нет, просто я думал... - Он замялся. - Ну, мы просто считали, что у вас с ним...

Она опустила глаза:

- Я бы не стала возражать, если бы он захотел. Он всегда хорошо ко мне относился. Пожалуй, даже лучше, чем я того заслуживаю. То есть он, конечно, обращался со мной грубо той ночью, когда вы меня поймали, грозился меня повесить и все такое, но потом все время старался меня рассмешить. И следил, чтобы никто меня не обижал. - Она указала на заднюю половину трактира. - Я должна была следить, чтобы сюда не заявились Мошенники или еще кто-нибудь из этой братии, но вообще теперь я просто буфетчица. Это не так уж плохо, по крайней мере я не окажусь на панели.

Она потупилась.

- Я легла бы в постель с Бобби, потому что он был добр ко мне, но он не любил меня, а я не любила его. Этого не было. - Она посмотрела на Эрика. - Я не думаю, что он вообще кого-нибудь любил, разве что капитана Кэлиса.

- Бобби был ему предан.

- Я сначала подумала, что он один из тех мужчин, которые любят других мужчин. - Она выставила перед собой ладонь, словно предупреждая его вопрос. - Нет, мне-то было совершенно все равно. Я не последовательница Сунг Чистой, но ты ведь сам спросил про Бобби. Но потом я услышала, что он регулярно заходил в "Белое Крыло", и поняла, что он сам для себя решил забавляться только с теми, кто... - Она не могла подобрать слово.

- Ничего для него не значит? - подсказал Эрик.

- Ага, - согласилась она. - Вот именно. Как будто если бы он занялся любовью со мной или кем-то еще, но не со шлюхой, это могло... ну ты понимаешь, как-то повлиять...

Эрик кивнул, чтобы показать, что он понял.

Она вздохнула:

- Бобби постоянно шутил, и мне всегда было с ним весело. Сначала я его боялась, потому что он сказал, что убьет меня, если я предам принца или герцога, и по его глазам я поняла, что это не пустые угрозы. Но через некоторое время, когда все здесь стали хорошо ко мне относиться, ну, в общем, я перестала его бояться.

Мне больше некуда пойти, так что, нравится мне или нет, но это - мой дом. - Она некоторое время молча смотрела на "Разбитый щит". - Здесь не так уж плохо. Я знаю, что надвигается что-то страшное. Невозможно, работая здесь, не замечать таких вещей. Раз солдаты не хвастаются своими подвигами, значит, они что-то скрывают. Значит, приближается что-то страшное. Я не знаю что, да и знать, честно говоря, не жажду. - Она замолчала и посмотрела на бледную луну.

Внезапно она повернулась и заглянула в глаза Эрику.

- После того как Бобби умер, ты стал тем человеком, который лучше всех ко мне относится. Мужчины иногда говорят обо мне с другими девочками, но я не придаю этому значения. Ну, в общем, ты всегда был очень добр ко мне.

Эрик пожал плечами.

- Я просто знаю, каково тебе пришлось.

- Ты не можешь знать, что значит жить на улице.

Он ничего не сказал, просто наблюдал за ней в мерцающем свете факела.

Она продолжала:

- Маленькие девочки думают только о том, как бы стать проститутками. В некоторых местах маленьким девочкам платят неплохие деньги. - Она обхватила себя за плечи. - Моя мать была шлюхой, это правда. Никто не знает, кто мой отец. Моя мама выгнала меня, когда мне было шесть лет. Я думаю, что она пыталась меня спасти. Ее сутенер как-то странно на меня поглядывал.

Я стала жить в канализационных трубах у человека, которого звали Дэниалс. Там меня накормили и сказали, что будут обо мне заботиться, если я буду делать то, что мне прикажут. Там были и другие дети. Казалось, что им не так уж плохо живется. Они были грязные, как черти, зато все были сыты. Я просила милостыню и научилась самым лучшим трюкам. Я могла расплакаться, как будто я потерялась, и если какой-нибудь прохожий останавливался, чтобы выяснить, что случилось, кто-нибудь из наших незаметно срезал с него кошелек. А через некоторое время я стала держателем.

- Держателем? - спросил Эрик.

- Кошелечник - он на виду, он становится под городскими часами, на нем должно быть как можно меньше лишнего, а главное, ничего чужого. Поэтому большинство Мошенников работает командами. Кошелечник при первой же возможности передает добычу держателю, тот вручает ее хранителю, который относит все это добро к Мамане.

- К Мамане?

- Так у Мошенников называется место, где мы живем... жили.

- А...

Она продолжала:

- В общем, через некоторое время меня разыскала мать. Она сказала мне, что у меня есть сестра, шлюха. Это была Бетси.

- И ты ее нашла?

- Да, и мы славно зажили вместе. Ей не нравилось, что я промышляю воровством, я тоже не была в восторге от ее ремесла, но мы с ней ладили. Я любила ее. Она была единственной из всех, кого я знала, кому ничего не было от меня нужно. Когда они начали расти, - она указала на груди, - ко мне начали приставать все кому не лень. Если я могла стоять рядом с другим кошелечником или болтаться в Мамане, все было нормально. Но иногда бывает просто невозможно оставаться в толпе, ты понимаешь, что я имею в виду?

Эрик не понимал, но на всякий случай кивнул.

- Я много намаялась, пока не начала одеваться под мальчишку, как тогда, когда вы меня поймали. Специально не мылась, чтобы стать почумазее и повонючее.

Эрик не знал, что говорить, поэтому слушалмолча.

- Так вот, я это все говорю к тому, что у меня еще ни разу не было мужчины, которого я хотела.

Эрик ждал продолжения, но оно не последовало, и он тихо спросил:

- Ты хочешь сказать, что сейчас ты бы хотела?

Слезы потекли из глаз Китти, когда она чуть заметно кивнула. Он вздохнул и подхватил ее на руки. Эрик никогда раньше не чувствовал себя настолько неуверенно. Он бывал с шлюхами после того, как попал в армию, и он помнил, как самая первая сказала ему, что дело это нехитрое, но все женщины, с которыми он спал до сих пор, знали гораздо больше него. Теперь же его просила о ласке девочка, которая никогда прежде не видела от мужчин ласки.

Он поцеловал ее в щеку, потом в подбородок и в губы. Поначалу она была очень скована, но после нескольких поцелуев сама начала отвечать. Потом вскочила, и взяв Эрика за руку повела его в сарай, на чердак, где была ее спальня.

- Эрик! - донесся знакомый голос. - Ты там?

Китти сонно пробормотала: "В чем дело?" и свернулась калачиком в его объятьях. Их любовная игра была поначалу неторопливой и неуклюжей, но потом становилась все смелее, пока Эрик не обнаружил, что находится в гуще настоящего сражения, поскольку Китти в его руках вдруг взорвалась целой бурей эмоций. Она смеялась и плакала в ответ на его ласки, пока наконец они оба не свалились в полном изнеможении.

Чуть позже они вновь занимались любовью, и Китти уже гораздо лучше понимала, чего ей хочется. Эрик никогда не испытывал ничего подобного ни с одной женщиной. Он спрашивал себя, не влюбился ли он часом.

Он приподнялся на локте, услышав повторный зов.

- Накор, я тебя убью, - пробормотал Эрик, сев на постели, и начал одеваться.

Китти зашевелилась.

- Это тот смешной игрок? - спросила она.

Эрик сказал:

- Сейчас он у меня станет еще смешнее.

Пока Эрик натягивал сапоги, Китти обвила его руками и сказала: "Спасибо".

Он замер.

- За что?

- За то, что ты показал мне такое, о чем рассказывали другие девочки.

Эрик сидел, не в силах пошевелиться.

- На здоровье.

Она склонила голову ему на плечо.

- Значит, на здоровье?

- Это было не одолжение, - резко сказал он.

- О, так ты тоже получил удовольствие? - спросила она невинным тоном.

Эрик понял, что она снова его дразнит. Он был рад, что на чердаке темно и она не видит, как он покраснел.

- Я тебя отшлепаю, - пробурчал он.

Она поцеловала его в плечо.

- А говорят, что девочки из "Белого Крыла" берут за это дополнительную плату.

Волна сомнения захлестнула Эрика, и стало больно, словно в грудь вонзился меч. Он наклонился к Китти и схватил ее за руки, сильнее, чем предполагал, но вдруг увидел ужас во взгляде девушки и немедленно выпустил ее.

- Прости, - прошептал он. - Но я не могу сдержаться, когда ты меня дразнишь.

Она увидела, как на глазах у Эрика выступили слезы, и вдруг заплакала. Она положила подбородок ему на плечо и, прижавшись щекой к его щеке, прошептала:

- И ты меня прости. Я не умею вести себя по-другому.

- Я никогда тебя не обижу, - прошептал он.

- Я знаю, - ответила она шепотом. - У меня такой сумбур в душе. - Она откинула голову назад, и он увидел, что она улыбается. - И это твоя вина, Эрик фон Даркмур.

Он поцеловал ее.

Раздалось деликатное покашливание, и Эрик, обернувшись, увидел голову Накора, торчащую из люка в полу. Он стоял на приставной лестнице.

- Вот вы где!

Эрик, не говоря ни слова, вытянул ногу, оттолкнул лестницу от чердака и с чувством глубокого удовлетворения увидел, как Накор с воплем исчез во мраке. Вслед за тем послышался громкий глухой удар и жалобное "ох", вырвавшееся из груди Накора.

Китти засмеялась, а Эрик поспешил одеться. Через минуту, послушав душераздирающие стоны, которые издавал Накор, лежа на большом стоге сена, Эрик сказал:

- Когда закончишь свое выступление, поставь на место лестницу. Стон немедленно сменился хихиканьем.

- Ты меня слишком хорошо знаешь, - сказал Накор.

Лестница вновь появилась в квадрате люка, и Эрик поглядел на Китти, которая была уже одета. Он спустился первым, потом она.

Накор сказал:

- Прости, что побеспокоил тебя и твою подругу, но мне нужно было с тобой увидеться.

- Зачем? - спросил Эрик.

- Чтобы проститься на некоторое время.

Эрик увидел, что в дверном проеме сарая тихо стоит Шо Пи, его бывший "собрат по оружию", а ныне ученик Накора.

- Куда вы пойдете? - спросил Эрик.

- Снова в Стардок. Король попросил, чтобы я вернулся туда, потому что лорд Арута возвращается, чтобы помогать своему отцу. - Он вдруг посерьезнел. - Что-то происходит. Принц Эрланд приплыл в порт сегодня вечером на борту кешийского куттера.

Эрик сказал:

- Мы не можем об этом говорить.

Накор кивнул:

- Я понял.

- Ну что ж, счастливого пути, - сказал Эрик, - сообщи мне, когда вернешься в город.

Накор кивнул.

- Мы вернемся. - Он вышел из сарая, сделав Шо Пи знак идти за ним, и Эрик смотрел им вслед, пока они не скрылись в ночи.

- Весьма странный человечек, - сказала Китти.

- Ты далеко не первая, кто это заметил, - сказал Эрик. - Однако он славный малый и в походе стоит шестерых. Он проделывает поразительные вещи. По его словам, за всем этим не кроется никакого волшебства, но если на свете есть волшебник сильнее Накора, то, во всяком случае, мне он не знаком.

Китти подошла и прижалась в Эрику, и он обвил рукой ее талию.

- А что он имел в виду, когда сказал: "Что-то происходит"?

Эрик повернулся и поцеловал ее.

- Ты ловишь шпионов, а сама хочешь, чтобы я разглашал государственные тайны?

Она кивнула, прижавшись щекой к его груди.

- Иногда мне кажется, что я знаю, что происходит, Эрик. То тут, то там услышишь обрывок разговора... Порой я даже перестаю понимать, что я здесь делаю. После того как умер Бобби, я часто думаю, что нахожусь в одном из тех мест, о которых твердят жрецы, в малом аду. Я не могу выйти из трактира без охраны. Мошенники приговорили меня к смерти, но они - моя единственная семья.

Эрик не мог придумать, что сказать. Он обнял ее.

- Если у меня появится свободное время, я свожу тебя куда-нибудь за город.

Она прильнула к нему на несколько мгновений, потом сказала:

- Мне нужно возвращаться.

Они пошли к задней двери кабачка, и, прежде чем войти, Эрик убрал руку с талии Китти. Ни слова не говоря, он проследовал за ней внутрь. Китти тихо прошла через кухню и заняла свое обычное место за стойкой бара.

Джедоу Шати и Оуэн Грейлок все еще сидели за столом, но Ру не было.

- Где Ру? - спросил Эрик, присаживаясь к столу.

- Он не дождался, пока ты вернешься, и вместе с Джимми и Дэшем уехал. У него какое-то важное свидание, - ответил Грейлок.

- Накор нашел тебя? - невинно спросил Джедоу.

- Да, - ответил Эрик.

- Надеюсь, он тебе не помешал, - сказал Джедоу, и лицо его расплылось в широкой усмешке.

Эрик покраснел и сказал:

- Нет.

- Это хорошо, - сказал Джедоу. Вдруг он расхохотался так заразительно, что Грейлок и Эрик не смогли удержаться от смеха.

Китти подошла к ним с новым кувшином эля.

- Что вас так позабавило? - спросила она.

В голосе ее уже звучала готовность обидеться, весь ее облик говорил о том, что, если она стала для Эрика объектом насмешки, если он хвастался своей победой, прощения ему не будет и отношения испорчены навсегда. Грейлок сказал: "Накор", - и начал смеяться снова. "О", - сказала Китти, как будто это все объясняло. Она улыбнулась Эрику, и он ответил ей улыбкой.

Она отошла, и Джедоу сказал:

- Так между вами что-то есть?

Эрик кивнул.

- И это меня чертовски пугает, - прибавил он.

Грейлок поднял кружку с элем, как будто провозглашая тост:

- Это серьезно.

Джедоу глубокомысленно кивнул:

- Очень серьезно, дружище. Это может только быть только одно.

- Что? - спросил Эрик с нарочитым волнением в голосе.

- Да, ребята, плохи его дела, - сказал Джедоу.

- Это точно, - ответил Грейлок.

- Ну что "одно"? - настойчиво спросил Эрик.

- Ты что, никогда раньше не влюблялся? - осведомился Грейлок.

А Джедоу подхватил:

- Да он настолько туп, что и сам не знает.

- Думаю, что нет, - сказал Эрик. Он нахмурился и стал смотреть в кружку, как будто пытался найти в ней ответ. Вдруг он усмехнулся и посмотрел на своих приятелей. - Думаю, что нет.

Он оглянулся на Китти, которая занималась уборкой позади барной стойки и спокойно переговаривалась со своей помощницей, и снова повернулся лицом к друзьям.

- Я влюбился, - сказал он таким тоном, точно сделал большое открытие.

Тут уж Грейлок с Джедоу не могли больше сдержаться и снова засмеялись. После того как веселье поугасло, Джедоу сказал:

- Давай, малыш. Тебе надо еще выпить.

Грейлок покачал головой и вздохнул:

- Ах, стать бы снова молодым.

Эрик же просто сидел и молча удивлялся странному чувству восторга и крайней неуверенности в себе. Он глянул на Китти и увидел, что она смотрит на него. Он улыбнулся ей, она улыбнулась ему в ответ, и внутри него все затрепетало от радости.

Затем, пока Джедоу и Грейлок состязались в остроумии, мысли Эрика вновь заволокли черные тучи, стоило ему подумать о надвигающейся угрозе. Как мог он позволять себе в такое время думать о чем-то, кроме войны, удивлялся себе Эрик.

Сильвия игриво куснула Ру в шею.

- Ой, - воскликнул он наполовину в шутку, наполовину действительно от боли. - Не надо так сильно.

Она надулась.

- Я должна тебя проучить. Тебя слишком долго не было.

Она приникла к его плечу, и он сказал:

- Это верно. Чем ближе... - Он замолчал на полуслове. Чуть было не сказал "вторжение"!

- Что ближе? - спросила Сильвия.

Ру любовался ее лицом при свечке. Он приехал поздно, и они сразу же отправились в постель. Она сказала, что отец в отлучке по важному делу, так что Ру собирался провести с ней всю ночь, а не спешить по обыкновению в свой городской дом перед рассветом, как в те ночи, когда Джекоб Эстербрук был дома. У отца Сильвии было большое преимущество перед компанией Ру в торговле с Великим Кешем, и он снова спросил себя, не передавала ли Сильвия отцу то, что он ей рассказывал. Но Ру не стал над этим долго думать.

- Я хотел сказать, что чем ближе я подбираюсь к своей заветной цели - управлять всеми грузами в Горьком Море, - тем меньше у меня остается времени на все остальное.

Она снова укусила его в плечо, на сей раз так сильно, что он непритворно вскрикнул.

- Объяснишь это своей жене, - сказала Сильвия, указывая на следы зубов, которые она оставила. Она встала с кровати, и Ру поразился совершенству ее обнаженного тела. Она была самой красивой женщиной, которую он встречал в своей жизни, и при свете единственной свечи она казалась изваянной из живого мрамора, без изъяна. Он подумал о своей пухлой жене, ее дряблом теле, пигментных пятнах, оставшихся после родов, и сам удивился тому, как у него еще получается заниматься с Карли любовью.

Увидев, что Сильвия начала одеваться, Ру спросил:

- Что с тобой?

- На Элен Джекоби у тебя хватает времени, а меня ты совсем забросил.

Ру сказал:

- Уж не ревнуешь ли ты меня к Элен?

- А почему бы и нет? - Она обернулась и смерила сидящего в кровати Ру обличительным взглядом. - Ты проводишь с ней время. Она по-своему привлекательна. Ты слишком часто говорил мне, что уважаешь ее за ум, - конечно, мне не может это нравиться.

Ру вылез из кровати и сказал:

- Я убил ее мужа, Сильвия. Я обязан как-то возместить ей ущерб. Но я ни разу к ней не прикоснулся.

- Держу пари, что ты хотел бы к ней прикоснуться, - сказала Сильвия.

Ру попытался ее обнять, но она оттолкнула его.

- Сильвия, ты несправедлива.

- Я несправедлива? - сказала она, поворачиваясь, и пеньюар ее распахнулся. Ру почувствовал, что снова возбуждается. - У тебя есть жена, дети, имя. Я была примернейшей из всех дочерей в целом Королевстве, пока не встретила тебя. - Надувшись, она приблизилась к нему и потерлась грудью о его голую грудь. - Я - любовница. Я - женщина, не имеющая никакого статуса. Ты волен уйти в любой момент. - Ее рука начала описывать маленькие круги у него на животе.

Дыхание Ру участилось, и он с трудом проговорил:

- Я никогда тебя не покину, Сильвия.

Скользнув рукой ниже, она погладила его и сказала:

- Я знаю.

Ру снял с нее пеньюар и, подхватив на руки, бросил на покрывала. Он овладел ею сразу же, доказывая ей свою бессмертную любовь, а Сильвия в это время смотрела вверх, на прикроватный полог, и боролась с зевотой. Самодовольная улыбка, блуждавшая на ее губах, не имела никакого отношения к физическому удовольствию, а была вызвана сознанием собственной власти. Ру вскоре станет самым могущественным купцом в истории Королевства, а она имеет над ним полную власть. Она слышала, как дыхание Ру с возрастанием страсти становится все чаще, но сама не испытывала никакого возбуждения. Новизна его любви давно прошла, и теперь Сильвия отдавала предпочтение талантам его кузена Дункана, который был гораздо красивее и чей аппетит в изощренных любовных играх соответствовал ее собственному.

Она знала, что Ру будет просто потрясен, если узнает, что они с Дунканом часто делили эту постель, а иногда приглашали участвовать в игре кого-нибудь из слуг. Она знала, что Дункан будет во всем ей послушен, если посулить ему прекрасную одежду, хорошую еду, редкие вина, красивых женщин и прочие атрибуты богатства. Он станет прекрасным любовником после того, как она обвенчается с Ру, а со временем - совершенно полноценной заменой ему. В то время как Ру приблизился к вершине страсти, Сильвия рассеянно думала о том, долго ли ей придется ждать свадьбы с этим противным коротышкой после того, как она устроит убийство его жирной жены. При мысли о том, что в ее руках окажутся сразу две финансовые империи - отцовская и Ру, - Сильвия наконец пришла в настоящее возбуждение, и когда Ру не смог больше владеть собой, Сильвия тоже испытала экстаз, вообразив себя самой могущественной женщиной в истории Королевства.

Эрик постучал, и Уильям выглянул за дверь.

- Да, сержант-майор?

- Можно к вам на минутку, сэр? - спросил Эрик.

Уильям указал ему на стул, и Эрик сел.

- Что случилось?

- Я не по поводу учений, - сказал Эрик. - Там все идет хорошо. Это личный вопрос.

Уильям сел. Выражение его лица не изменилось. Когда люди служат вместе, каждый рано или поздно позволит другим узнать кое-какие детали своей личной жизни, но никто еще ни разу не затевал разговора о личном намеренно.

- Я слушаю, - сказал рыцарь-маршал Крондора.

- Я знаю эту девушку, и... ну, в общем, если вы не возражаете, я просто хотел поговорить о том, может ли солдат жениться.

Уильям помолчал немного, потом кивнул.

- Это трудный вопрос. Некоторые как-то устраивают свои семейные дела. А у других не складывается. - Он сделал паузу. - Человек, который занимал этот пост до меня, Гардан, был когда-то простым сержантом, как вы. Он служил лорду Боррику, герцогу Крайди, когда мой отец был еще ребенком. Он прибыл в Крондор с принцем Другой и поднялся до этой должности. Все это время он был женат.

- И как?

- В целом неплохо, - сказал Уильям. - У него были дети, один из его сыновей стал солдатом, как и отец. Он погиб во время набега пиратов на Дальний Берег.

Эрик помнил то, что ему рассказывал о событиях тех дней его отчим Натан, и знал, что во время этих набегов полегло немало народу.

- Гардана к тому времени уже не было в живых. Кто-то из его детей, наверное, еще жив.

Уильям поднялся и закрыл дверь, потом присел на краешек стола. Эрик заметил, что под рыцарским плащом, положенном ему по чину, рыцарь-маршал носит обычную солдатскую форму без знаков различия.

- Видите ли, в связи с грядущими событиями... - начал Уильям. Он задумался, подбирая слова, затем сказал: - Мудро ли в такое время устанавливать какие-либо серьезные отношения?

- Мудро или нет, но они уже есть, - сказал Эрик. - Я никогда раньше не испытывал ничего подобного.

Уильям улыбнулся, и на мгновение Эрику показалось, что он даже как будто стал моложе.

- Я помню.

- Простите, что я спрашиваю, у вас когда-нибудь была жена, сэр?

- Нет, - сказал Уильям, и в его голосе прозвучала печальная нотка. - В моей жизни никогда не было места для семейных уз.

Он снова подошел к своему стулу и сел.

- Сказать по правде, у моей семьи тоже не находилось места для меня.

- Вы говорите об отце? - спросил. Эрик.

Уильям кивнул.

- Было время, когда от гнева мы не разговаривали друг с другом. Теперь это прошло. Но временами было тяжко. Если бы вы когда-нибудь встретили моего отца, вы подумали бы, что он мои сын. Он выглядит лет на десять старше вас. - Уильям вздохнул. - Ирония заключается в том, что я стал солдатом, воплотив его собственную детскую мечту. Он настаивал, чтобы я изучал магию. - Уильям улыбнулся. - Вы не представляете себе, каково это - вырасти среди сплошных магов, или тех, кто женат на волшебницах, или в крайнем случае - детей волшебников?

Эрик покачал головой.

- Хотя в вашей семье, вероятно, так и было. Я встречал вашу сестру.

Уильям грустно улыбнулся.

- И опять же ирония заключается в том, что Гамина - приемыш в нашей семье. И тем не менее она гораздо лучше меня разбирается в этих волшебных вещах. У меня есть только один жалкий дар. Я могу говорить с животными. Они обычно ведут короткие и неинтересные разговоры. Кроме Фантуса, конечно.

Поскольку речь зашла о дракончике, Эрик сказал:

- Что-то его не видно в последнее время.

- Он исчезает и появляется когда захочет. И если я его спрашиваю, где он был, он демонстративно поворачивается ко мне спиной.

Эрик сказал:

- И все же я пока не могу принять решения и ни на шаг к нему не приблизился.

- Мне знакомо это чувство, - сказал Уильям. - Была одна молодая волшебница из Стардока, девушка из Джал-Пура, которая приехала учиться у моего отца, когда я был мальчиком. Она была на два года меня старше. Это было самое прекрасное существо, которое я видел в своей жизни. Темная кожа и глаза цвета кофе. Она двигалась как балерина, и смех ее звучал словно музыка. Я влюбился с первого взгляда. Для нее я был просто сын хозяина, и она знала, что я увлечен ею. Я повсюду следовал за ней, и это только вредило мне в ее глазах. Она терпела меня с отменной любезностью, но через некоторое время я стал действовать ей на нервы.

Уильям пристально поглядел в окно, которое выходило на внутренний двор, и сказал:

- Я думаю, что ее безразличие к моей судьбе было одной из главных причин, по которым я оставил Стардок и уехал в Крондор. - Он улыбнулся своим воспоминаниям. - Она приехала два года спустя.

Эрик вопросительно приподнял бровь.

- У отца принца Аруты был советник-маг, замечательный старик по имени Кулган. Он был далеко не самым сильным волшебником, но, пожалуй, одним из самых умных. Он во многом заменил мне деда. Его смерть сильно подкосила моего отца. Как бы там ни было, принц Арута решил, что ему не хватает придворного волшебника, и попросил Пуга послать в Крондор лучшего мага. Отец удивил всех, прислав вместо одного из зубров эту девушку. Я даже подумал сначала, что он послал ее специально, чтобы меня проверить - Он печально улыбнулся.

Продолжая свой рассказ, Уильям едва не засмеялся:

- Вообразите только, какой переполох подняли все наши нобили, когда выяснилось, что она не только кешийка, но и дальняя родственница одного из самых знатных лордов среди пустынников Джал-Пура. Только железная воля принца Аруты вынудила двор ее принять.

Уильям вздохнул.

- В тот день, когда она приехала, начались всякие сложности, о которых я не могу говорить. Скажу лишь, что мы оба сильно изменились за эти два года, к нашему взаимному удивлению. Оказалось также, что мои чувства не угасли, и я с удивлением обнаружил, что за эти два года ее отношение ко мне стало иным. Мы полюбили друг друга.

Эрик молчал, и Уильям на мгновение забыл о нем, увлекшись своими мыслями. Потом он коротко сказал:

- Мы пробыли вместе шесть лет.

- А потом?

- Она умерла.

Эрик сказал:

- Если вы не хотите об этом говорить...

- Не хочу, - оборвал его Уильям.

Эрик смутился.

- Хорошо, я пойду, сэр, я не хотел бередить старые раны.

Уильям отклонил его извинения:

- Вы тут ни при чем. Эти раны всегда со мной, они не заживают.

Это одна из причин, по которой я так и не женился. Уже подойдя к двери, Эрик спросил:

- Простите, что я спрашиваю, сэр, но как ее звали?

Не глядя на Эрика, Уильям ответил:

- Джезарра.

Эрик закрыл за собой дверь. И пока он шел по коридору, ведущему во двор, в ушах его продолжал звучать рассказ Уильяма. Так и не найдя ответа на вопрос, как же ему поступить, Эрик решил не копаться в своих чувствах к Китти - жизнь сама расставит все по своим местам.

ГЛАВА 5 ЭЛЬВАНДАР

Томас сидел неподвижно.

Король Редтри, Арон Эаранорн на языке эльфов, говорил:

- Все эти годы, с тех самых пор как мы покинули Северные Земли, чтобы вернуться, мы пытались понять наших кузенов. - Предводитель гламредхелей, "сумасшедших" эльфов, которые много лет назад уехали, чтобы обосноваться в Северных Землях Королевства, пристально посмотрел на Агларану. - Мы кланяемся вам как правительнице этих мест, леди, - он сделал правой рукой плавный жест, - как королеве Эльвандара. Но мы ни в коем случае не согласимся, если вы захотите нами править.

Томас поглядел на жену. Правительница эльфов Эльвандара одарила самой нежной улыбкой воина, который правил своими последователями почти столько же лет, сколько она правила на полянах эльфов.

- Эаранорн, вам пока никто ничего не предлагает, - возразила она. - Те, кто захотел приехать в Эльвандар по зову древней крови или в гости, могут уехать в любое время. Только те, кто захотел остаться здесь по собственной воле, должны подчиняться нашей власти. Прежний король выпятил подбородок.

- В этом-то все и дело, не так ли? - Он посмотрел на собравшихся в зале эльфов - членов Совета королевы: на Тахара, ее старшего советника; на получеловека Томаса, военачальника и принца-консорта; на Акайлу, предводителя эльдаров, которые оставались в мире Келевана, пока их не нашел волшебник-человек Пуг; на других, в том числе на самого Пуга и его спутницу, Миранду. После долгого молчания старый король спросил:

- И куда же нам теперь идти? Назад в Северные Земли к своим менее щедрым кузенам?

Томас поглядел на Пуга, своего друга детства, названого брата и союзника в Войне Провала, и прочел по его глазам, что ему тоже очевиден ответ: этим "диким" эльфам идти больше некуда.

Томас сосредоточил свое внимание на Акайле, чьи познания и сила всегда поражали Пуга, и еле заметно поднял палец, так что волшебник из рода людей едва уловил этот жест. Акаила наклонил голову на одну десятую дюйма, и все же королева ответила ему чуть заметным поклоном.

- Зачем вам вообще уходить? - спросил лидер эльдаров, тех древних эльфов, которые были ближе всех к Повелителям Драконов и сохранили их мудрость и знания. - Вы нашли своих потерянных родичей после ста лет, прожитых в изоляции, и никто не стремится вновь возвращать вас в рабство, и тем не менее вы недовольны. Могу я узнать почему?

Редтри тяжело вздохнул.

- Я старик. - Тут Тахар, Акаила и некоторые другие зашлись смехом в беззлобном, но искреннем веселье. - Хорошо, мне всего лишь триста семьдесят лет от роду, в то время как некоторым из вас вдвое больше, но дело в том, что Эддерский Лес в Северных Землях - гиблое место, где вдоволь опасностей и мало пищи. Вам здесь, в изобильном Эльвандаре, этого не понять. - Он поежился, как будто его пугало одно воспоминание об Эддере. - Мы не говорим уже о том, что у нас нет ни Ткачей заклинаний, ни заживляющего волшебства, как у вас в Эльвандаре. Здесь неглубокая рана заживает, если дать воину отдохнуть и хорошо его кормить; там гнойное воспаление убивает раненого так же верно, как вражеская стрела. - Он сжал руку в кулак, и в словах его зазвучал гнев. - Я похоронил жену и сыновей. По своему жизненному опыту я очень стар.

Миранда прошептала Пугу: "И очень болтлив". Она подавила зевок. Пуг старался сдержать улыбку, слушая прочувствованные речи старого короля, но он, так же как Миранда и прочие, слышал рассказ о сражениях и утратах Редтри по многу раз в месяц за то время, что они жили среди эльфов.

Калин, старший сын Аглараны и наследник ее трона, сказал:

- Я полагаю, за последние тридцать лет мы доказали свою доброжелательность, король Редтри. Мы оплакиваем ваши потери, - другие члены совета дружно кивнули в знак согласия, - и все же здесь наилучшие условия для процветания вашего народа, коль скоро вы вернетесь в сердце нашей расы. Во время Войны за Прорыв и Большого Восстания мы потеряли многих своих людей, они теперь покоятся на Благословенных Островах, и все же судьба вознаградила нас тем, что привела вас сюда к нам. В итоге весь род эльфов оказался в выигрыше.

Редтри кивнул.

- Я думал о судьбе своего народа. - Казалось, у короля чуть поубавилось спеси. - Сына у меня нет. - Поглядев на Калина, он сказал: - Мне нужен наследник.

Молодой воин гламредхелей подошел к своему королю и передал ему кожаный мешок, затянутый веревкой.

- Это знак моего титула, - сказал Редтри, развязывая мешок. Насколько эльфы вообще могут показывать свое удивление, настолько были удивлены собравшиеся советники. Внутри был пояс изумительной красоты: шелковые нити, которые, как показалось Пугу, были даже и не из шелка, поддерживали драгоценные камни поразительной чистоты и яркости, собранные причудливым узором. - Аслтхнатх! - провозгласил Редтри.

Пуг внимательно изучил пояс и шепнул Миранде:

- Это вещь обладает волшебной силой.

- Да что ты? - сухо сказала она.

Пуг поглядел на нее и увидел, что она едва ли не в открытую смеется над ним, и снова в нем возникла уверенность, что ее сила и знание больше, чем она хотела показать.

Акайла встал со скамьи и подошел к Редтри.

- Можно посмотреть? - спросил он.

Редтри вручил ему пояс. Он внимательно рассмотрел его, после чего повернулся к Тахару со словами:

- Это великое и необыкновенное волшебство. Вы не знали о его существовании?

Тахар, старший среди королевских Ткачей заклинаний, покачал головой. С легким раздражением он спросил:

- А вы знали?

Акайла засмеялся тем смехом, какой часто доводилось слышать Пугу в течение года, который маг прожил с эльдарами в Эльвардейне, лесе-близнеце Эльвандара, чудесным образом укрытом под шапкой льда в мире Келеван. В этом смехе не было ничего обидного, но в словах Акайлы присутствовал слабый налет иронии.

- Это верно. - Он снова повернулся к Редтри, и правитель гламредхелей слегка кивнул. Акайла вернулся на место, и Тахар спустился вниз. Хотя Акайла был, бесспорно, самым старшим и опытным среди королевских советников, все-таки он был вновь прибывший, и самым главным из советников Аглараны был Тахар.

Когда Тахар взял пояс и повернулся, чтобы поднести его Калину, Редтри сказал:

- Пояс носят на высоком совете, и он переходит от короля к сыну. Так же, как когда-то мой отец передал мне этот пояс, провозгласив меня наследником престола, так теперь я передаю его вам, принц Калин.

Тахар вручил принцу пояс, и тот принял его с поклоном. Он коснулся его лбом и сказал:

- Ваше благородство не подлежит сомнению. Я смиренно принимаю ваш великодушный дар.

Тогда Агларана поднялась с места и торжественно произнесла:

- Наши народы теперь снова единое целое. - Она повернулась к Редтри и поклонилась ему. - Вы и в самом деле Арон Эаранорн. - По приказу королевы ему тут же принесли новый наряд, и Редтри надел его поверх лат и мехов, которые он носил по обычаю своего народа. - Вы окажете большую честь нашему совету, заняв место в его рядах.

Старый король сказал:

- Это для меня большая честь.

Акайла подал ему руку и посадил Редтри между собой и Тахаром.

Пуг улыбнулся и подмигнул Миранде. Посадив гламредхеля выше себя, но все же позади Тахара, мудрый лидер эльдаров избежал многолетних пререканий с Редтри. Гламредхель не потерпит над собой никого, кроме Тахара.

Миранда отозвала Пуга в сторонку, и когда они отошли от собрания подальше, она сказала:

- Как долго это будет продолжаться?

Пуг пожал плечами.

- Люди Редтри впервые прибыли сюда приблизительно тридцать лет назад, через двадцать лет после того, как Галаин и Арута столкнулись с ним после падения Арменгара.

- Они тридцать лет спорили, кто за кого отвечает? - недоверчиво спросила Миранда.

- Обсуждали, - сказал Томас, внезапно оказавшийся у них за спиной. - Пойдемте со мной. - Томас привел Пуга с Мирандой в уединенное место, скрытое от королевского двора хитро расположенными ветвями. С другой стороны оттуда был виден весь древесный город Эльвандар.

Пуг спросил:

- Ты, наверное, уже привык ко всему этому? - Он рассматривал своего друга, и вновь находя в незнакомых чертах высокого воина черты своего названого брата.

Даже в парадном одеянии Томас излучал силу и власть. Его светло-голубые, почти бесцветные глаза пристально вглядывались в широкие аллеи Эльвандара. Потом он проговорил:

- Да, но эта красота всегда волнует мою душу.

Миранда сказала:

- Никто не останется к этому равнодушным, если у него есть сердце. - Был уже вечер, и в Эльвандаре горели сотни костров, некоторые на земле, другие на платформах, установленных на ветвях деревьев. Повсюду были зажжены фонари, и пламя их было совсем не похоже на резкий желтый огонь городской лампы, оно пылало более мягким, бело-голубым светом: это были эльфийские глобусы, отчасти обычные, отчасти волшебные, таких не увидишь больше нигде. Но и сами деревья тоже светились, ветви были окутаны мягким светом, светло-голубой или зеленоватой дымкой, как будто фосфоресцировали листья.

Томас повернулся к Пугу, и его расшитое золотом красное платье вспыхнуло отраженным светом.

- Настало время облачаться в доспехи, старый друг? - спросил он.

- Боюсь, что скоро настанет, - сказал Пуг.

Томас задумчиво сказал:

- Когда мы одержали победу в Сетаноне, я надеялся, : что мы навсегда покончили с этим делом.

Пуг кивнул:

- И я надеялся. Но мы знали, что рано или поздно пантатиане снова доберутся до Камня Жизни. - Пуг наморщил лоб, как будто собирался сказать что-то еще, но передумал. - Пока твой меч покоится в камне и пока валхеру не окончательно побеждены, мы только выиграли время, но до конца еще далеко.

Томас не ответил. Он снова смотрел поверх перил на сверкающий огнями город.

- Я знаю, - сказал он наконец. - Настанет время, когда я должен буду достать тот меч и завершить то, что мы начали в тот день. - Он с острым интересом слушал, когда Миранда перечисляла то, что она и его сын обнаружили во время последнего похода к южному континенту. Тахар, Акайла и другие Ткачи заклинаний неоднократно расспрашивали ее с тех пор, как она прибыла сюда, выведывая детали, которые она могла пропустить или забыть. Миранда не отличалась терпеливостью, тогда как для долго живущих альфов бесконечное углубление в вопрос было смыслом жизни.

Звуки голосов поведали о том, что Агларана со своими советниками решила присоединиться к своему мужу. Королева, сопровождаемая Тахаром, Акайлой, Редтри и Калином, вошла в покои Томаса. Миранда и Пуг поклонились, но королева сказала:

- Совет закончен, друзья мои. Мы собрались здесь, чтобы обсудить важные проблемы в неофициальной обстановке.

Миранда сказала:

- Вот и слава богу. Редтри нахмурился.

- Мое знакомство с вашей расой ограничено. - Он поглядел на Акайлу, который подсказал: "сударыня". Он произнес это слово как иностранное. - Но стремление очертя голову бросаться в бой, которое я часто наблюдал в людях... это просто непостижимо!

- Очертя голову! - с неприкрытым изумлением проговорила Миранда.

Пуг сказал:

- Мы имели дело с пантатианами на протяжении пятидесяти лет, Редтри.

Старый эльф взял предложенный кубок вина и сказал:

- Ну что ж, в таком случае вы, должно быть, хорошо изучили неприятеля.

Внезапно Пуг понял, что у старого эльфа тоже есть своеобразное чувство юмора. Юмор у него был не такой, как у Акайлы: тоже сухой, но с насмешливым оттенком. Пуг усмехнулся:

- Вы напомнили мне Мартина Лучника.

Редтри улыбнулся и сразу стал моложе:

- Вот человек, которого я люблю.

- Где Мартин? - спросил Томас.

- Здесь, - раздался голос, и бывший Герцог Крайди поднялся по лестнице и остановился на лестничной площадке. - Я уже не так проворно двигаюсь, как раньше.

- Ты все еще меткий стрелок, Мартин, - сказал Редтри. Потом добавил: - Для человека.

Мартин был самым старым из ныне живущих людей, которого Редтри мог назвать своим другом. Мартину было почти девяносто лет, но выглядел он на шестьдесят, в крайнем случае на семьдесят. Его мощные плечи и грудь были широки по-прежнему, хотя руки и ноги стали тоньше, чем раньше. Загорелая морщинистая кожа напоминала старую выделанную шкуру, и волосы совсем побелели. Но глаза его были все такими же живыми, и Пуг понял, что Мартин все то долгое время, что он прожил в Эльвандаре, продолжал оставаться сметливым и остроумным. В этом старике не было ни малейшего признака дрожи. Хоть волшебство Эльвандара и не могло вернуть ему молодость, оно сохранило его энергию.

Кивнув Миранде, Мартин улыбнулся:

- Я знаю эдхелей, - сказал он, используя слово, которым сами эльфы называют свой народ, - с малолетства, и их юмор часто ускользает от нашего понимания.

- Равно как и то, что они понимают под словом "спешка", - сказала Миранда и посмотрела на Пуга. - Уже несколько месяцев, чуть ли не целый год, а то и больше, вы твердите, что мы должны делать то или се - главным образом: "Мы должны найти Черного Маркоса", - и тем не менее мы только тратим время на заседания и практически ничего не делаем.

Глаза Пуга сузились. Он знал, что Миранда гораздо старше, чем кажется, возможно, ей даже больше лет, чем ему - а ему уже за семьдесят, - но она часто проявляла то, что он не мог назвать иначе, чем нетерпение, которое удивляло его. Он долго собирался с мыслями, не зная, что сказать, и наконец проговорил:

- Среди вещей Маркоса, доставшихся мне по наследству, есть много ценного - его библиотека, его комментарии и, до некоторой степени, его волшебная сила, - но ничто не может заменить его опыт. Если кто и сможет открыть нам тайну того, с чем мы столкнулись, так это он. - Пуг посмотрел Миранде в глаза. - Я не могу не чувствовать, что за всем этим кроется другая тайна, гораздо глубже и опаснее, чем все то, что нам уже известно. - Тут тон его голоса стал слегка насмешливым, и он добавил: - И я надеюсь, что ты, как и все остальные, понимаешь, что часто, когда человек сидит без движения, его посещают наиболее здравые мысли, помогающие решить задачу.

- Я знаю, но я сейчас подобна лошади, которую слишком долго держали в узде: я испытываю потребность действовать! - сказала Миранда.

Пуг повернулся к Томасу:

- Итак, у нас есть одна проблема, не так ли?

Томас кивнул, поглядев на старейших и мудрейших членов Совета Эльвандара.

- Что нужно сделать? - спросил он.

Пуг сказал:

- Однажды вы нашли Маркоса, когда вели меня в Залы Мертвых. Есть ли смысл туда возвращаться?

Томас покачал головой:

- По-моему нет, а ты как думаешь?

Пуг пожал плечами:

- По-моему тоже. Я даже не уверен, должны ли мы снова встречаться с Лимс-Крагмой. Я знаю теперь несколько больше, чем тогда, но нравы богов и тех, кто им служит, мне все еще совершенно непонятны. В любом случае я хватаюсь за соломинку. - Он помолчал, и по его лицу было видно, что он не на шутку расстроен. Потом он сказал: - Нет, ходить в царство мертвых - пустая трата времени.

Акайла сказал:

- Смертным не дано запросто понимать богов. Но позвольте задать вам один вопрос, Пуг: почему искать этого человека в Залах Мертвых было бы пустой тратой времени?

- Честно говоря, я не знаю. Просто предчувствие. Я уверен, что Маркос жив. - И Пуг рассказал о том, что, когда они в прошлый раз искали Черного, Гатис - в ту пору бывший мажордомом у Маркоса, а теперь у Пуга на Острове Мага, - говорил, что между ними существует связь, и если Маркос умрет, Гатис об этом непременно узнает. Пуг закончил свой рассказ такими словами:

- Время от времени за последние несколько лет у меня возникало ощущение, что Маркос не только все еще жив, но и...

Тут Миранда раздраженно перебила его:

- Ну что, что?

Пуг пожал плечами:

- То, что он где-то совсем рядом.

Она недовольно хмыкнула и сказала:

- Это меня не удивляет.

Мартин кисло улыбнулся и спросил:

- Почему?

Миранда поглядела на огни Эльвандара и сказала:

- Поверьте моему опыту, большинство этих легендарных личностей на поверку оказываются попросту талантливыми обманщиками, которые выбиваются из сил, чтобы убедить нас в собственной значимости, а на самом деле ничего собой не представляют.

Агларана пригубила вина и села рядом с Томасом на длинную скамейку возле перил.

- Похоже, вас вообще все раздражает, Миранда.

Миранда бросила на королеву эльфов пристальный взгляд и через миг, уже спокойно, произнесла:

- Простите мне мою несдержанность, госпожа. Нам в Кеше часто приходится бороться с рангами, чинами и званиями, которые не имеют никакого отношения к настоящим ценностям в любом реальном значении. Многие по праву рождения возносятся так высоко, как никогда не возвыситься тем гораздо более достойным людям, которые не достигают никакого положения в свете и всю свою жизнь скромно трудятся. И эти "великие" нобили не имеют ни малейшего представления о том, что их высокий сан достался им просто потому, что им посчастливилось родиться в знатной семье. - Она сделала презрительную гримасу. - Они думают, того факта, что их матери те, кто они есть, вполне достаточно для доказательства божественного покровительства. Если учитывать мое... происхождение, мне пришлось бы иметь дело как раз с такими людьми. Я их... просто на дух не переношу.

- Что ж, - сказал Томас, - Маркос придумал о себе легенду, чтобы оградить свою частную жизнь, но как человек, который неоднократно с ним встречался, я могу засвидетельствовать, что эта легенда о нем - всего лишь бледная тень его настоящей силы. Он стоял против дюжины цуранских великанов в этом самом лесу, и в то время как наши Ткачи заклинаний помогли нам сражаться, против иноземных магов боролся только он один, и при этом разрушил их чары и прогнал их прочь. Он единственный среди людей, с кем я побоялся бы тягаться силой. Его мощь просто поражала.

Пуг кивнул:

- Вот поэтому мы и должны его найти.

- Откуда начнем поиски? - спокойно спросила Миранда. - С Зала?

Пуг сказал:

- Я думаю, нет. В Зале Миров есть немало людей, которые захотят продать живущим необходимые сведения - и не всегда точные. - Он сел напротив королевы эльфов. - Я думал, что мы могли бы отправиться в Вечный Город и допросить Господина Ужаса, которого мы посадили в тюрьму.

Томас пожал плечами.

- Я сомневаюсь, чтобы он знал намного больше нас. Он был всего лишь орудием.

- Вы полагаете, что этот маг здесь, в Мидкемии? - спросил Акайла.

Мартин спросил:

- Откуда это известно?

- Пуг это "чувствует", - сказал эльдар. - Я бы не стал от этого так просто отмахиваться. Часто такие чувства - наши собственные выводы, которые мы делаем, сами того не зная, на основе каких-то реальных посылок.

- Совершенно верно, - сказал Редтри, откусив кусок большого красного яблока. - В диких краях без инстинктов просто не проживешь, иначе охотник не принесет домой добычу, а воин останется лежать на поле боя. - Он посмотрел на Пуга. - Где вы больше всего ощущали присутствие этого Маркоса?

- Как ни странно, - сказал Пуг, - в Стардоке.

- Ты мне не говорил, - обиженно сказала Миранда.

Пуг улыбнулся.

- Меня часто отвлекали.

Миранда покраснела, но тем не менее возразила:

- Ты мог найти минуту, чтобы хоть что-нибудь сказать.

Пуг пожал плечами:

- Я просто решил, что это ощущение возникло потому, что большинство его фолиантов и свитков находятся в моей башне. Мне часто казалось, будто он смотрит мне через плечо, когда я их читаю.

- Мы еще должны решить вопрос с теми загадочными предметами, которые были привезены с южного континента, - сказал Тахар.

- Ткачи заклинаний говорят, что в них чувствуется что-то чужое, - проговорила Агларана.

- Вот именно, - сказал Томас. - И это не просто присутствие пантатиан. В них есть что-то такое, что чуждо даже валхеру.

- Мне кое-что не совсем понятно, - сказал Мартин.

- Что, старый друг? - спросил Калин.

- За все это время, с тех пор как первый цуранский корабль разбился у берегов Крайди, никто не задал одного важного вопроса.

- Какого же? - спросил Акайла.

- К чему все эти заговоры, все эти планы, несущие с собой такой хаос и разрушение?

- Это в характере валхеру, - ответил Томас.

- Но мы не встречались с Повелителями Драконов, - сказал Мартин, - мы видели только их войско, пантатиан и еще тех, кто служил им или был обманут ими.

Пуг попытался отмахнуться от замечания Мартина:

- Я думаю, что мы видели вполне достаточно, чтобы судить о характере пантатиан.

Мартин сказал:

- Вы меня не так поняли. Я говорю о том, что для всего этого даже нет очевидного повода. Мы сами предположили, почему и каким образом действуют пантатиане, но мы не знаем, почему они ведут себя так, а не иначе.

- Может быть, я что-то упустил, - сказал Пуг, - но я все еще не понимаю, что вы. имеете в виду.

- Это потому что ты невнимателен, - сказала Миранда. Она прошла мимо Пуга и встала перед Мартином. - У вас есть идея. - Это было скорее утверждение, а не вопрос.

Старый лучник кивнул. Повернувшись к Тахару, Акайле и Редтри, он сказал:

- Пожалуйста, поправьте меня, если я ошибаюсь. - Пугу и Томасу он сказал: - У вас есть сила, которую я даже представить себе не могу, но я провел большую часть жизни здесь, на западе, и готов поклясться, что книги эледхелей мне известны, так же как и большинству людей.

- Лучше, чем любому живущему человеку, - уточнил Тахар.

- В трудах эледхелей, - сказал Мартин, - говорится о Древних. - Он встал перед королевой. - Добрейшая госпожа, почему предпочитают употреблять это имя?

Королева на секунду задумалась, затем сказала:

- Традиция. Когда-то считалось, что, если валхеру назвать по имени, это привлечет их внимание.

- Суеверие? - спросила Миранда.

Мартин обернулся к Томасу.

- Суеверие? - повторил он.

Томас сказал:

- Многое из того, что я помнил о древних временах, уже забылось, и даже то, что я хорошо помню, - воспоминания о другом мире. Мы делимся знаниями, но многое все же мне неизвестно. Когда-то эльдарам была дана сила вызвать нас, произнося наши имена вслух. Может быть, отсюда и пошло это поверье.

Мартин лучше, чем кто бы то ни было, кроме, пожалуй, Пуга, понимал странную двойственность Томаса. Он знал этого человека - "наполовину иноземца" - с тех пор, как Томас и Пуг были детьми в замкеКрайди, и видел, как таинственные доспехи давно умершего Повелителя Драконов Ашен-Шугара превратили Томаса в то странное существо, которым он теперь был: не человек и не Повелитель Драконов, но что-то среднее.

Томас посмотрел на эльдара и сказал:

- Акайла?

Старый эльф кивнул.

- Легенды об этом говорят. Мы, первые, кто стал рабами валхеру, были способны войти в контакт с ними. Возможно, отсюда пошла традиция не произносить имена вслух.

- Так что у вас на уме? - спросила Миранда.

Мартин пожал плечами.

- Я даже не уверен, что у меня есть какая-то конкретная мысль, но мне кажется, что мы делаем много предположений, и если вдруг какое-то из них окажется неправильным, мы рискуем всем, строя свои планы на ложных верованиях. - Он посмотрел в глаза Миранде. - Вы вернулись из далеких земель на другом конце мира с вещами, которые явно созданы Древними, хотя Пуг и Кэлис говорят, что они "нечистые".

Акайла снова кивнул:

- Они нечисты. Мы знаем о наших прежних хозяевах достаточно, чтобы признать, что этих предметов касалась другая рука.

- Хотя они вам знакомы? - спросил Пуг.

- Да, в них многое от валхеру, - признала Агларана.

Мартин сказал:

- Так тогда чья эта другая рука?

- Третий игрок, - сказал Пуг и посмотрел на Миранду. - Думаю, он имел в виду демонов.

Мартин кивнул:

- Я тоже так думаю. Что, если пантатиане не орудие Древних, а скорее орудие этих демонов?

- Это проливает свет на некоторые вещи, - сказал Томас.

- Например? - спросил Редтри, сделав глоток вина.

Пуг сказал:

- Скажем, на Ужас.

- А что именно? - спросил Акаила.

Томас сказал:

- Он мало похож на союзников моих братьев. - Он всегда называл братьями валхеру, когда думал о них как о себе подобных.

- И еще меньше похож на орудие в их руках, - добавил Акайла. - Предания повествуют о том, что Господа Ужаса всегда соперничали с валхеру, когда их пути пересекались.

- Все же, - сказал Пуг, - в ту пору нам это не казалось странным.

- Мы были немножко заняты, - сказал Томас с легкой улыбкой.

Пуг непонимающе нахмурил бровь.

- Войной Провала, - со смехом добавил Томас.

Пуг тоже засмеялся.

- Я знаю, что ты имеешь в виду, но я имею в виду, что почему-то раньше эта мысль тебе в голову не приходила.

Теперь уже Томас казался озадаченным.

- Я не знаю. Я считал, что присутствие Господ Ужаса в Вечном Городе и в Сетаноне было связано с тем, что валхеру пытаются нас отвлечь. Я считал, что пантатиане каким-то образом общаются с этими существами...

Акайла перебил его:

- У вас есть воспоминания, некоторое знание и большая сила, Томас, но вам недостает опыта. Вам меньше ста лет, и все же вы владеете силой, которая не приходит и через пять столетий. - Он оглядел всех присутствующих. - Мы словно малые дети, когда говорим о существах, подобных валхеру и Господам Ужаса. Мы можем только строить предположения, когда пытаемся их понять или угадать их цель.

Пуг сказал:

- Возможно, но мы должны попытаться это сделать, ибо есть вещи, которые мы не должны допустить. Нам нужно понять, какие цели преследуют те, кто стремится забрать Камень Жизни и всех нас убить.

- Мы снова возвращаемся к тому, с чего начали, - сказала Миранда, - мы слишком мало знаем, и нам нужно найти Маркоса Черного, а никто до сих пор не сказал, где его искать.

Пуг, казалось, совсем пал духом.

- Я не знаю.

Акайла сказал:

- Видимо, вам нужно прекратить поиски места и начинать искать человека.

- Что вы хотите этим сказать? - спросил Пуг.

Старый эльф сказал:

- Вы говорили, что у вас порой бывает такое чувство, будто Маркос где-то рядом. Пожалуй, пришло время сосредоточиться на этом ощущении и дать ему привести вас прямо к человеку.

- Не представляю, как это сделать, - сказал Пуг.

- Я вас быстро научу. Пуг. Многому мм должны будем еще вас научить. Позвольте мне теперь проинструктировать вас и Миранду.

Пуг посмотрел на свою помощницу, та согласно кивнула.

- Мне уйти? - спросил Томас.

Акайла посмотрел на военачальника Эльвандара и покачал головой.

- Я скажу вам, когда надо уходить, Томас.

Советникам он сказал:

- Мы должны будем удалиться на поляну рассмотрения. Тахар, не могли бы вы нам помочь?

Старый советник-эльф поклонился королеве и сказал:

- Позвольте удалиться, моя госпожа?

Она кивнула, и они вчетвером вышли из личных покоев Томаса. Вниз, через беседки, из которых был построен эльфийский город на деревьях, они спустились на землю, где ярко горели большие костры.

Они молча шли прочь от центра Эльвандара, пока наконец не прибыли на тихую поляну. Здесь Томас и Агларана произносили свои клятвы, здесь проводились только самые важные для эльфов церемонии.

Пуг сказал:

- Для нас это большая честь.

- Это необходимость, - сказал Акайла. - Наше волшебство весьма мощное, и я подозреваю, что нам придется к нему прибегнуть, чтобы обеспечить вашу безопасность.

- Что вы предлагаете?

- Томас рассказывал мне о ваших предыдущих путешествиях в Залы Мертвых, когда вы прошли через Некрополь Богов. Хотя у нас с вами различные представления о вселенной и ее устройстве, мы, эльфы, достаточно понимаем ваш человеческий взгляд на мир, чтобы знать, что только грубая сила Томаса позволила вам пережить эту поездку.

- Когда я проснулся, у меня легкие горели огнем и казалось, как будто мясо у меня примерзло к костям, - сказал Пуг.

- Никто не входит в царство смерти при жизни, если только не пройдет специального приготовления, - сказал Акайла.

- Мы должны вернуться в залы Лимс-Крагмы?

- Возможно, - сказал Акайла. - Именно поэтому мы должны все что можно сделать здесь. В других царствах время течет по-другому, и потому мы так много помним из путешествий наших Хозяев через измерения. Вы можете уйти всего на несколько часов, а вам покажется, что прошли годы. А можете уйти на несколько месяцев, а вам покажется, что вас не было несколько минут. Мы никак не можем заранее предсказать, на сколько затянется путешествие. Как бы долго это ни продлилось, вам все равно придется на некоторое время покинуть свои телесные оболочки. Мы с Тахаром проследим, чтобы ваши тела могли вас принять, когда вы вернетесь. Мы будем поддерживать в них жизнь.

Миранда сказала:

- Мы ценим вашу заботу.

Пуг повернулся к ней и увидел выражение сомнения на ее лице.

- Ты можешь не ходить, - сказал он.

- Я должна, - сказала она. - Сам потом поймешь.

- Когда?

- Скоро, я думаю, - ответила она.

- Что мы должны делать? - спросил Пуг Акайлу.

- Ложитесь, - ответил он.

Они повиновались, и он сказал:

- Прежде всего вы должны помнить то, что я говорил о времени. Это важно, потому что вам надо спешить, когда вы окажетесь в форме духа. Если вы задержитесь на час, здесь, в Мидкемии, могут пройти месяцы, а мы знаем, как быстро приближается враг. Во-вторых, ваши тела будут следовать за вашим духом. Когда вы вернетесь, вы можете оказаться не здесь. Если все пройдет, как мы надеемся, вы вернетесь туда, куда вам будет нужно, и мы с Тахаром будем знать, что с вами все благополучно, потому что вы проснетесь здесь или ваши тела исчезнут. Последнее, мы не можем помочь вам возвратиться. Это вам придется делать своими силами. Мы узнаем, что с вами что-то случилось, только если ваши тела умрут, несмотря на все наши усилия. Наше искусство может только это. Теперь закройте глаза и попытайтесь заснуть. Вас посетит видение. Когда оно начнется, вам - покажется, что это сон. Но потом оно станет более реальным. Когда я позову вас, вставайте.

Пуг и Миранда закрыли глаза. Пуг услышал голос Акайлы, когда древний эльдарский Ткач заклинаний начал петь. В словах было что-то неуловимо знакомое, но он не мог их разобрать. Он словно слушал знакомую песню, но тут же забывал слова.

Скоро он увидел сон об Эльвандаре. Он видел над собой слабое свечение наполненных волшебством деревьев, как будто глаза его были открыты. Но они казались ему переливчатыми, как бриллиант, голубыми, зелеными, золотыми и белыми, красными и оранжевыми, а небо было черным, как самый темный туннель в скале.

Пуг "смотрел" в эту пустоту и скоро увидел, как на фоне черноты проявляются цветные пятнышки. Время шло незаметно, а он смотрел на танец духов звезд на небе. Странный отдаленный звук проник в его сознание, знакомый и все же неузнаваемый.

Время продолжало скользить, и Пуг окончательно утратил представление обо всем, что так хорошо знал. Структура вселенной открылась перед ним, не внешние ее формы или даже иллюзии места и времени, но сама ткань действительности. Он задавался вопросом, не об этой ли "материи" говорил Накор как об основе всего сущего.

Его мозг начал подскакивать и метаться, и он обнаружил, что может по желанию двигаться с места на место. И при этом он чувствовал, что все еще лежит в роще. Что-то в его теле изменилось, и он почувствовал, как через него протекают какие-то незнакомые силы и странные ощущения.

С тех пор как он побывал в Башне Испытания, высоко над Собранием в отдаленном мире Келеван, он не испытывал такого чувства единения с окружающим миром. Вспомнив о том периоде своей жизни, он перевернулся и посмотрел "вниз", на Мидкемию.

Внезапно он поднялся на несколько миль выше самых высоких пиков Королевства и увидел, как на карте, моря и берега. Но только на этой карте в отличие от плоской бумажной сама земля и моря были живыми существами, сильными и прекрасными.

Он изменил угол зрения и стал видеть каждую рыбу, плавающую в море. Наверное, вот так же видят нас боги, подумал он.

- Пуг, - раздался отдаленный зов, из-за которого он едва не потерял способность видеть.

- Найдите Маркоса, - послышалась команда. - И не теряйте времени!

Он поглядел в одну сторону, потом в другую - и каждое существо в мире имело свою энергетическую роспись, силовая линия, которая началась в Сетаноне, в Камне Жизни, охватывала все живые существа в Мидкемии. Проходило какое-то время, и линии исчезали, поскольку существа умирали, и на их месте появлялись новые линии, поскольку существа рождались на свет. Больше всего это походило на изумрудный фонтан бьющей энергии, воплощение самой жизни, и от такого зрелища у Пуга перехватило дыхание.

Среди бесчисленных берегов он искал один. Он потерял счет времени и не знал, прошли часы или годы, я все же наконец он увидел что-то знакомое.

"Маг!" - подумал он, увидев специфически пульсирующую силовую линию. Как она сильна и необыкновенна, думал он, сосредоточившись на ней. Но она была странной. Она в одно и то же время существовала в двух разных местах.

- Вставай! - услышал Пуг и встал. Он видел Акайлу и Тахара, но они показались ему чужими, существами из грубой ткани и ограниченной энергии, в то время как он был существом с неограниченной силой и невероятным восприятием. Он поглядел на Миранду и увидел создание исключительной красоты.

На ней не было одежды и не было никаких половых признаков. Там, где должны были быть грудь и бедра, знакомые ему как его собственное тело, он увидел только что-то гладкое, расплывчатое и неопределенное. У нее было овальное лицо, где на месте глаз горели два огонька. У нее не было носа. Единственный разрез был на месте рта, но он не слышал ее голоса, а, скорее, касался ее сознания.

- Пуг? - спросила Миранда.

- Да, - ответил он.

- Я так же странно выгляжу, как и ты? - спросила она.

- Ты выглядишь потрясающе. - ответил он.

Внезапно он увидел себя ее глазами. Он был таким же расплывчатым, как она. Они были одного роста, и оба светились изнутри. Ни у него, ни у нее не было ни волос, ни половых органов, ни зубов, ни ногтей.

Издалека до них донесся голос Акайлы:

- То, что вы видите, это ваши истинные сущности. Взгляните вниз.

Они послушались и увидели свои тела, лежащие на траве, словно спящие.

- А теперь спешите, - сказал Акайла. - Следуйте за нитью, которая приведет вас к Маркосу, но чем дольше вы будете находиться вне ваших тел, тем труднее вам будет вернуться. Мы будем поддерживать в вас жизнь, и когда настанет время возвращаться, вы должны будете просто подумать о этом. Ваши тела появятся в любом месте, где вам нужно, - повторил он. - Да защитят вас ваши боги.

Пуг промыслил:

- Мы все поняли. - И сказал Миранде: - Ты готова?

- Да, - отвечала она. - Куда мы идем?

Он мысленно заставил нить появиться перед ней и сказал:

- Мы следуем за этим!

- Куда она ведет? - спросила Миранда, когда он протянул свое сознание к ней и "взял ее за руку".

- Разве ты не чувствуешь? - спросил он. - Она ведет туда, куда и должна была вести. Она нас ведет к Небесному Граду. Мы отправляемся в дом богов!

ГЛАВА 6 ПРОНИКНОВЕНИЕ

Кэлис указал вперед.

Эрик кивнул, и дал знак солдатам следовать за ним. Люди, переваливаясь по-утиному, двигались по дну оврага, низко пригнув головы, чтобы их не заметил противник, к которому они подбирались. Эрик смертельно устал от этих учений и одновременно с тем боялся, что их окажется недостаточно для подготовки нормального войска. За шесть месяцев, с тех пор как он привел в горы первую партию новобранцев, под его началом побывало не меньше двенадцати сотен солдат - надежных парней, способных в одиночку продержаться в горах и остаться в живых.

Теперь его ждали еще шестьсот человек, которым требовалось несколько больше времени на обучение.

Те же, кого он вел теперь, похоже, никогда не станут такими солдатами, какие нужны для победы в надвигающейся войне. Альфред положил руку ему на плечо, и Эрик обернулся к нему. Капрал указал на одного из солдат, который не шел как положено, рискуя провалить всю операцию из-за того, что у него устали ноги.

Эрик кивнул, и Альфред ринулся на нарушителя и повалил его на дно оврага. Острые камни оцарапали их обоих, но рука Альфреда крепко зажала солдату рот и заглушила крик. Эрик услышал шепот капрала:

- Черт возьми, Дэйви, из-за твоих больных коленей убьют и тебя, и всех остальных.

Внутренний голос подсказывал Эрику, что упражнение закончилось провалом, и, словно прочитав его мысли, Кэлис встал во весь рост и сказал:

- Хватит.

Эрик и солдаты поднялись, а Альфред могучим рывком поставил солдата по имени Дэйви на ноги. Теперь его громоподобный голос разносился по всей округе:

- Дубина стоеросовая! Ты даже в водоносы не годишься, не то что в солдаты! Ты у меня проклянешь тот день, когда твой отец посмотрел на твою мать.

Кэлис обернулся, услышав оклик часового, и назвал пароль. Он сделал Эрику знак и отвел его в сторонку.

Альфреду капитан сказал:

- Капрал, ведите их назад в лагерь.

Альфред немедленно заорал:

- Слышали, что приказал капитан! Назад в лагерь! Бегом марш!

Солдаты вихляющей рысью пустились бежать, а капрал подгонял их криками и бранью.

Кэлис молча смотрел, как отряд удаляется, пока солдаты не скрылись из виду. Потом он сказал:

- Есть одна проблема.

Эрик кивнул. Солнце садилось на западе, и, посмотрев на закат, он сказал:

- Каждый вечер, приблизительно в это время, я чувствую, что мы потеряли еще один день. Мы никак не успеем обучить к сроку шесть тысяч человек.

- Я знаю, - сказал Кэлис.

Эрик посмотрел на капитана, пытаясь угадать его настроение. За те годы, что он провел рядом с Кэлисом, он так и не научился его понимать. Кэлис оставался для Эрика загадкой, такой же непонятной, как те иноземные книги, которые хранятся в библиотеке лорда Уильяма. Кэлис улыбнулся:

- Это не проблема. Не волнуйся. На поле брани у нас будут эти шесть тысяч человек, когда придет пора. Они тоже будут не так хорошо обучены, как нам с тобой хотелось бы, но ядро будет крепким, и эта основа действительно прекрасных солдат поможет сохранить жизнь остальным. - Он некоторое время изучающе смотрел в лицо старшему сержанту. - Ты забываешь об одной вещи, которой невозможно научить, - умение вести бой. Некоторые из тех, кого ты считаешь отлично подготовленными, погибнут в первую же минуту, а другие уцелеют и даже будут себя прекрасно чувствовать в самой жаркой схватке, даже если ты готов поклясться всем на свете, что они падут в числе первых.

Его улыбка исчезла.

- Нет, сержант-майор, проблема, о которой я говорю, в другом - в отряд внедрились чужие.

- Внедрились? Шпион? - спросил Эрик.

- Я даже подозреваю, что не один. Это всего лишь мои догадки. Те, с кем нам придется встретиться, иногда кажутся просто жаждущими власти убийцами, но они вовсе не дураки.

Эрик решил, что настало время задать вопрос, который давно не давал ему покоя.

- Не по этой ли причине охрана принца следит за тем, чтобы никто видел Королевских инженеров, которые строят дорогу за хребтом Кошмара?

- Что за хребет Кошмара? - спросил Кэлис. Он не лукавил - это название ему действительно было незнакомо.

- Так мы называли его в Равенсбурге, - ответил Эрик. - Может, на севере он зовется как-то по-другому. - Он посмотрел по сторонам. - Я вел отряд на север, и мы зашли дальше обычного. Мы наткнулись на компанию следопытов и гвардейцев из личной охраны принца Патрика. Я услышал вдалеке, с другой стороны долины, в которую мы вступили, звуки строительных работ: там рубили деревья, работали кузницы и горняки долбили скалу. Корпус инженеров принца строит дорогу. Тот горный хребет тянется от самых Мировых Клыков вниз через Даркмур и доходит почти до полдороги к Кешу. Там невозможно сойти вниз, и многие путешественники нашли себе могилу на этом хребте. Именно поэтому мы называем его хребтом Кошмара. Если кто-нибудь заблудится там в холодную погоду, ему конец.

Кэлис кивнул:

- Да, это там. Никто не предполагал, что вы туда забредете, Эрик. Капитан Субаи был очень недоволен, и принц Патрик тоже. Но ты прав, никому не разрешают туда ходить именно потому, что боятся вражеских шпионов, которые шныряют вокруг Крондора.

Эрик выпалил:

- Вы собираетесь сдать город.

Кэлис вздохнул.

- К сожалению, все не так просто. - Он помолчал, любуясь красками заката. Ослепительные оранжевые и розовые тона сливались на фоне далекого моря с черным цветом туч. Эта причудливая игра красок придавала приближающемуся вечеру оттенок нереального, как будто красота не могла существовать в том мире, который готовился к наступлению злых сил.

Кэлис посмотрел на Эрика.

- У нас свои планы. Тебя должно волновать только то, как ты расположишь своих солдат. Тебе скажут, куда их вести. Как только вы окажетесь в горах, принимать решения придется тебе самому, Эрик. Ты должен будешь сам соображать, как поступить и что лучше для твоих людей и для всей кампании в целом. Многое будет зависеть от тебя. Но пока принц и рыцарь-маршал готовы поручить тебе отдельное задание, я не скажу тебе ничего такого, что ты случайно можешь выложить не тому человеку.

- Лазутчику?

- Да, к тому же тебя могут похитить агенты пантатиан и с помощью какого-нибудь зелья заставить говорить или, если у них есть люди, подобные леди Гамине, могут прочесть твои мысли. Мы понятия не имеем, что может случаться. Именно поэтому, что бы ты ни услышал, никому больше не передавай, чтобы о разговоре знали только ты и твой собеседник.

Эрик кивнул.

- Я беспокоюсь...

- За ту девушку?

Эрик удивился:

- Вы и это знаете?

Кэлис сделал ему знак идти следом, и они пошли в лагерь, догоняя солдат.

- Хорош был бы капитан, который ничего не знает о жизни своего сержант-майора, - сказал он.

Эрик не нашелся, что на это ответить. Он сказал:

- Конечно, я беспокоюсь за Китти. Я и за Ру беспокоюсь, и за его семейство. Я за всех беспокоюсь.

- Ты говоришь, как Бобби, хотя он бы никогда так не выразился, - улыбнулся Кэлис. - Он сказал бы: "У нас чертовски много работы, чертовски мало времени и чертова уйма дурней, которые только мешают нам делать свое дело".

Эрик рассмеялся.

- Это похоже на него.

- Я скучаю по нему, Эрик. Я знаю, что ты тоже скучаешь, но Бобби был одним из первых, кого я выбрал. Первым из моих "отчаянных".

- А я думал, что вы выбрали его из отряда Баронов Границы, - сказал Эрик.

Кэлис засмеялся.

- Бобби наверняка так бы и сказал. Он не рассказывал, что его собирались повесить за то, что он в драке убил другого солдата. Мне пришлось раз шесть задать ему взбучку, прежде чем он научился немного владеть собой.

- Вы его били? - спросил Эрик, обходя большой валун, преградивший ему путь.

- Я сказал ему, что каждый раз, когда он выйдет из себя, я буду раздеваться до пояса и драться с ним. Если он устоит на ногах, а я нет, тогда он свободный человек. Мне пришлось шесть раз отколотить этого дурака, прежде чем он наконец понял, что я намного сильнее, чем кажется.

Эрик знал, что это правда. Отцом капитана был человек по имени Томас, какой-то лорд или вельможа на севере. По слухам, его мать была королевой эльфов. Но кем бы ни были его родители, Кэлис превосходил силой всех, кого Эрик знал. Бывший кузнец из Равенсбурга был самым сильным человеком в своей деревне, и из тех солдат, с которыми он ходил в первый поход к Новиндусу, только здоровяк Бигго не уступал ему в силе. Но Кэлис проделывал такие вещи, которые Эрику казались просто невозможными, он однажды видел, как капитан легко приподнял фургон, чтобы Эрик мог заменить колесо, хотя Эрик по опыту знал, что и ему самому для этого понадобилась бы помощь по крайней мере двух человек.

Размышляя о характере Бобби де Лонгвиля, Эрик сказал:

- Меня удивляет, как вы его не убили.

Кэлис рассмеялся.

- Я два раза был на грани того, чтобы его убить. Бобби был не из тех, кто легко принимает поражение. Когда, я вернулся после первой поездки в Новиндус и мы словно побитые собаки приплелись в гавань Крондора, принц Арута назвал меня "Орлом" из-за знамени на нашем корабле. - Эрик кивнул. Он знал не хуже любого другого, что в том краю Кэлис изображал капитана наемников, и его компания называлась Кровавыми Орлами. - Бобби захотел именоваться Крондорским Бульдогом. Принц Арута был весьма недоволен, но ничего не сказал.

Кэлис остановился и взял Эрика за рукав.

- Не говори никому о своих подозрениях, Эрик. Я не хочу потерять еще одного старшего сержанта. Бобби, возможно, считал себя псом, но он был преданным и твердым. Ты тоже преданный и такой же твердый, хотя сам еще этого не знаешь.

Эрик опустил голову в поклоне.

- Спасибо, сэр.

- Я еще не закончил. Я не хочу, чтобы моего старшего сержанта повесил герцог Джеймс, чтобы он не проболтался. - Он посмотрел Эрику в глаза.

- Я ясно выразился?

- Более чем.

- Тогда мы отведем эту ораву назад в Крондор и передадим Уильяму, чтобы он из них сделал гарнизонных крыс. Если они когда-нибудь окажутся в горах, то смогут продержаться немного больше среднего солдата, так что немного мы их все-таки подтянули, но ни один из этих людей нам не пригодится.

- Это правда, - согласился Эрик.

- Найди мне людей, Эрик. Пусть это будут отчаянные люди, но найди мне таких людей, которых мы сможем хоть чему-то научить.

- Где же их искать? - спросил Эрик.

Кэлис сказал:

- Тебе нужно встретиться с королем, пока он не уехал из Крондора. Если ты его хорошенько попросишь, он может разрешить тебе увести лучших людей у Баронов Границы. Бароны, конечно, не обрадуются, но если мы эту войну проиграем, то из-за вторжения со стороны Северных Земель нам придется беспокоиться меньше всего.

Эрик, вспомнив карту Королевства в кабинете Уильяма, сказал:

-Это означает, что мне придется съездить в Нортворден, Айронпасс и Хайкасл.

- Начни с Айронпасса, - посоветовал Кэлис. - Тебе нужно будет идти быстро, и когда ты поведешь их на юг, обходи Сетанон стороной, лучше пройти через Димвуд. Приведи их сюда как можно скорее. - Потом, с усмешкой, которая показалась Эрику злой, Кэлис добавил: - В твоем распоряжении два месяца.

Эрик подавил стон.

- Мне нужно три!

- Если понадобится, загоняй лошадей до смерти, но у тебя только два месяца. Мне нужно, чтобы еще шестьсот человек, по две сотни от каждого гарнизона, были в Крондоре через два месяца.

- Это значит, что им останется меньше половины их стандартного гарнизона! Все Бароны будут против.

- Еще бы они были за, - со смехом сказал Кэлис. - Именно поэтому тебе и нужно добиться от короля письменного разрешения.

Эрик, поколебавшись, перешел на бег, оставив пораженного Кэлиса позади.

- Куда ты побежал?

- В Крондор, - ответил Эрик. - Мне нужно экономить время, к тому же я еще должен успеть кое с кем попрощаться.

Смех Кэлиса звучал ему вслед. На бегу Эрик обогнал пораженного Альфреда и солдат, возвращавшихся в лагерь.

У Эрика был трудный день - сначала прием у короля, потом свидание с Китти. Мало того что королю не понравилась идея сокращения северных гарнизонов, которые должны были защитить его царство от мародерствующих гоблинов и темных эльфов, еще меньше ему понравилось, что Кэлис поручил отбор этих людей своему сержанту. Он напомнил Эрику, что тот является теперь изъявителем королевской воли и не должен позволять Баронам подвергать сомнению его полномочия, но Эрик молча спрашивал себя, как он вынудит дворянина с четырьмя сотнями вооруженных людей, привыкших беспрекословно подчиняться своему командиру, выполнить королевскую волю, если бумаги короля окажется недостаточно. Он сказал Джедоу, что Кэлис с людьми, которые снова пойдут в гарнизон принца, вернутся позже, и пошел искать Китти.

Она выслушала известие о двухмесячной разлуке внешне спокойно, но Эрик успел уже изучить ее характер и понял, что она расстроилась. Ему было жаль, что он не может провести с нею еще один день, но знал, что уложиться в срок, поставленный Кэлисом, и так почти невозможно.

Они выскользнули из кабака и провели вместе час, и наконец Эрик едва не нарушил слово, данное Кэлису, о том, что он не будет ни с кем делиться своими подозрениями. Он только предупредил Китти, что, если его не будет поблизости, когда "что-то большое" наконец случится, она должна выскользнуть из Крондора и бежать в Равенсбург. Он знал, что, когда слухи о захватчиках наконец проникнут в город, прежде чем принц прикажет запереть город, будет время убежать. Китти была достаточно умна, чтобы понимать, что он имеет в виду, и она сумеет добраться до трактира "Шилохвость", к Фрейде, его матери, и Натану, его отчиму. Он обещал, что найдет ее там.

Эрик уехал за два часа до заката. Он знал, что по пути найдет, где остановиться на ночлег, а каждый сэкономленный час стоит того, чтобы за него заплатили. Кроме того, он тратил не свое золото, а королевское.

Заход солнца застиг его в часе пути от ближайшей гостиницы. Светил месяц, так что было не совсем темно, и Королевский Тракт был ясно виден, но Эрик пустил лошадь шагом, не желая свернуть себе шею, если животное вдруг споткнется.

У него был небольшой чалый мерин, которого он сам выбрал. Вряд ли конь был таким же сильным или статным, как большинство лошадей принца, но он наверняка выносливее других. Эрику придется часто менять лошадей, и он почти две недели от рассвета до заката будет проводить в седле, пока не доберется до Айронпасса, и при этом ему придется доводить лошадей до полного изнурения, но успеть можно. Эрик вполголоса костерил капитана и ехал в ночь.

Накор указал:

- Вон, опять!

Шо Пи кивнул:

- Так же, как это было в последний раз, учитель.

Накор боролся с искушением сказать молодому человеку, чтобы тот прекратил называть его учителем. Это было бы так же бессмысленно, как приказать собаке, чтобы она не выкусывала блох.

- Кешийские патрули на южном побережье Моря Грез, - заметил Накор. - В последний раз Кэлис докладывал о них командующему гарнизоном, и всё же мы снова видим кешийских уланов, да притом они и не скрываются. - Он помолчал немного, потом рассмеялся.

- Что смешного, учитель? Накор похлопал юношу по плечу.

- Это же очевидно, мальчик. Лорд Арута сделал свое дело.

- Дело? - спросил Шо Пи в то время, как капитан судна направил свою посудину к берегу.

- Увидишь, - сказал маленький человек.

Они вместе со своим учеником сели в Крондоре на корабль и через узкий пролив попали в водопроток между Горьким Морем и Морем Грез. Теперь на речном катере они подплывали к Порту Шамата, чтобы купить там лошадей и верхом поехать в Стардок. Накор вез документы для лорда Аруты и приказы принца Патрика и герцога Джеймса. Он догадывался о содержании этих документов, поскольку некоторые из них несли на себе личный герб короля, а не принца.

Поездка прошла исключительно спокойно, и наконец Накор и Шо Пи оказались на пароме, который доставлял пассажиров и товары через Большое Звездное Озеро на остров Стардок, в обитель магов, которые там проживали.

Арута, лорд Венкар, граф королевского двора и сын герцога Джеймса, встретил их на причале.

- Накор, Шо Пи! Рад видеть вас снова. - Он рассмеялся. - Наша последняя встреча была слишком краткой.

Накор также засмеялся. Он провел меньше двух минут в компании только что прибывшего графа перед отъездом с Шо Пи и Пугом в Эльвандар.

Перепрыгнув узкую полоску воды между судном и доком, Накор сказал:

- Я привез вам письма от вашего отца.

Арута сказал:

- Тогда пойдемте ко мне.

- Как вы узнали, что мы на этом пароме? - спросил Накор. Они подошли к огромному зданию, из которого состоял Стардок, и человек, которого король прислал управлять островом волшебников, сказал:

- Все очень прозаично. Наш караульный увидел вас оттуда. - Он указал на одно из окон в высокой башне. - Он меня предупредил.

- Должно быть, один из моих учеников, - кивнув, сказал Накор. Войдя внутрь здания, они пересекли длинный зал и подошли к кабинету Аруты. Накор узнал его - это был тот же кабинет, который он занимал, когда Кэлис посадил его управлять островом.

- Не доставляют ли вам неприятностей Чалмс, Калид и другие? - спросил Накор.

Услышав имена кешийских традиционалистов, которые не желали подчиняться законам королевства, Арута покачал головой и сказал:

- Да в общем-то нет. Они немного брюзжат время от времени, но, пока им разрешают учить и заниматься исследованиями, они не особо жалуются на мое руководство.

Накор сказал:

- Я подозреваю, что они плетут какие-то интриги.

- Без сомнения, - согласился Арута, и они вошли в его кабинет. - Но я думаю, что без помощи извне они много не наплетут. Слишком уж они бесхребетные, чтобы попытаться выйти из Королевства без сильного союзника.

Арута плотно прикрыл дверь кабинета.

- И мы готовы к этому, - сказал граф, взяв пачку документов, которые прислал ему отец. - Извините меня на минуту, - сказал он и сломал печать на первом из личных писем герцога.

Пока он читал, Накор пристально его рассматривал. Граф был так же высок, как и его отец, но красотой лица больше был похож на мать. Глаза у него тем не менее отцовские, думал Накор, они опасны. Волосы тоже были как у лорда Джеймса в молодости: пышные темно-каштановые локоны.

Через некоторое время Арута спросил:

- Вы знаете, что здесь написано?

- Нет, - сказал Накор, - но я могу предположить. Эрланд только что возвратился из Кеша. Он, наверное, проезжал здесь?

Арута засмеялся:

- Да, от вас ничего не скроешь.

- Если бы вам приходилось жить своим умом столько лет, сколько мне, - сказал Накор, - вы бы тоже научились на все обращать внимание.

- Да, Эрланд останавливался здесь на одну ночь по пути домой.

- Значит, у вас есть какие-то дела с Кешем.

Арута сказал:

- Скажем, мы пришли к некоторому пониманию.

Если Шо Пи и не понимал, о чем идет речь, он все же не подавал виду, очевидно, решив дать своему наставнику спокойно поговорить с графом. Накор рассмеялся:

- Ваш отец - самый злой и опасный человек из всех, кого я знаю. Хорошо, что он на нашей стороне.

Арута помрачнел.

- Я не буду с вами спорить на эту тему. Моя жизнь никогда мне не принадлежала.

Накор взял письмо, которое Арута подвинул к нему через стол.

- Глядя на вас, не скажешь, чтобы вы сильно переживали по этому поводу, - заметил игрок.

Арута пожал плечами.

- У меня был обычный упрямый нрав, как у многих молодых людей, но сказать по правде, в основном все, что мой отец заставлял меня делать, было интересным и даже заманчивым. Мои сыновья, как вы, должно быть, заметили, совсем другие. Моя жена немного снисходительнее к "дерзким" натурам, чем моя мать. - Он встал, и Накор стал читать письмо герцога. - Я часто думал, какой была жизнь моего отца, ведь он буквально поднялся из простых воров, ютящихся в недрах крондорской канализации. - Он поглядел в маленькое окно, выходящее на берег. - Я слышал достаточно историй о Джимми-руке за свою жизнь.

- Я не думал, что ваш отец любит этим хвастать, - сказал Шо Пи, поскольку Накор продолжал читать.

- Не от отца, от других, - сказал Арута. - Отец изменил историю Королевства. - Он впал в задумчивость. - Пожалуй, нелегко быть сыном великого человека.

Накор сказал:

- Люди многого ждут от сына великого человека. - Он положил документ на стол. - Вы хотите, чтобы я остался?

- На некоторое время, - сказал Арута. - Мне нужны будут надежные люди, когда все это вспыхнет. Мне нужна некоторая уверенность в том, что реакция Чалмса и прочих не будет слишком бурной.

- О, реакция их будет бурной, когда они увидят, какую кашу заварили ваш отец с принцем Эрландом, - сказал Накор со смешком, - но я прослежу, чтобы никто не пострадал.

- Хорошо. Я должен отдать кое-какие распоряжения и после этого смогу уехать на следующей неделе.

- Вам надо возвращаться в Крондор? - спросил Накор.

Арута кивнул.

- Я знаю отца.

- Понимаю, - со вздохом сказал Накор.

- Вам отвели те же комнаты, что и раньше, так что отдыхайте, увидимся за обедом.

Почувствовав, что их выпроваживают, Шо Пи поднялся и открыл дверь перед Накором.

После того как они вышли из кабинета графа, Шо Пи сказал:

- Хозяин, что вы имели в виду, спрашивая лорда Аруту, не нужно ли ему возвращаться?

- Его отец отправляет его в Рилланон под предлогом, что нужно передать послание королю, - сказал Накор, когда они свернули за угол. Поднимаясь на лестничный пролет, Накор продолжил: - Арута знает, что его отец вряд ли оставит Крондор, когда начнется сражение. Он хочет удостовериться, что его сыновья не останутся со своим дедом.

- Я знаю, что война опасна, - сказал бывший солдат, - но почему внуки герцога подвергаются большему риску, чем все остальные?

- Потому что маловероятно, чтобы из тех, кто окажется в Крондоре, когда прибудет флот королевы, кто-то выжил, - категорически ответил Накор.

Шо Пи молча шел за ним в отведенные для них комнаты.

Эрик подал знак, и наездники остановились. Один из его разведчиков подъехал к нему. Он большую часть двух месяцев провел, совершая набеги на Баронов Границы и отбирая у них лучших людей, и теперь почти шесть сотен людей ехали за ним строем из трех колонн, которые тянулись больше чем на двадцать миль. Это была крайне тяжелая поездка, и каждую милю пути Эрик клял Кэлиса на чем свет стоит, но все же добыл ему людей.

Каждый Барон Границы, которого он посетил, читал королевский указ со смесью недоверия и ярости на лице. Бароны были уникальны тем, что они являлись вассалами Короны и не подчинялись никаким графам или герцогам. И когда приехал какой-то старший сержант из гарнизона принца с приказом, разрешающим ему отбирать и увозить людей, в то время как обещания прислать замену были в лучшем случае туманны, чаша их терпения была переполнена.

Барон Нортвардена даже пытался задержать Эрика до подтверждения приказа, но к тому времени у Эрика было уже почти две сотни вооруженных людей, и барон решил не связываться.

В Хайкасле барон просто посмотрел на него, как будто к его и без того непосильному бремени добавили еще одну большую тяжесть, и даже почти не жаловался. Эрик подозревал, что его убедила толпа в четыре сотни человек, одетая в мундиры Нортвордена и Айронпасса.

Они ехали через обширные поля Высокой Пустоши, где жили кочевые племена, пасшие овец и торговавшие с баронами и маленькими деревушками, которые уцелели, несмотря на близость к Северным Землям. Несколько раз им попадался недавно оставленный лагерь, как будто приближение такого большого отряда вооруженных людей заставило бандитов бежать в горы.

Когда они миновали третий лагерь, Эрик велел двоим из айронпассцев ехать вперед на разведку. Эрику не хотелось думать ни о каких проблемах, забравшись так глубоко внутрь страны, но все земли, лежащие между Дальним Берегом и Морем Королевства, земли между Мировыми Клыками - большой северной горной цепью - и границей Мрачного Леса, были в числе самых опасных. До Войны Провала гоблины и темные эльфы, как известно, совершали набеги, добираясь аж до Сетанона, и несмотря на постоянное патрулирование, эти места все еще оставались дикими и неприветливыми.

Теперь они ехали через светлый лесок, за которым начинался дремучий Мрачный Лес, и Эрик потерял счет идеальным местам для засады, мимо которых лежал их путь.

Первый разведчик натянул поводья и сказал:

- Вооруженный лагерь, сержант-майор. По крайней мере человек сто.

- Что? - воскликнул Эрик. - Вас кто-нибудь видел?

- Нет, они не выставили охрану и, кажется, вообще уверены, что они здесь одни.

- Вам удалось определить, кто это?

- Знамени нет, и они не в форме и без плащей. Судя по всему, это бандиты.

Эрик отпустил разведчика и обратился к человеку, которого он временно произвел в капралы, сержанту из Айронпасса по имени Гаррет.

- Я хочу, чтобы половина отряда держалась в пятидесяти ярдах позади нас. При первом же звуке они должны нестись к нам со всех сторон. Остальные должны быть наготове, колонной по двое. Возьмите четверых лучших и поезжайте за мной.

Капрал был старше Эрика по крайней мере на десять лет, но не колеблясь выполнял приказы молодого человека. Эрику нравилось его отношение к дисциплине, и он собирался как можно скорее сделать его своим сержантом, потому что в Гаррете он чувствовал человека, способного сберечь солдатам жизнь.

В плане Кэлиса было одно сильное место: люди, которых он должен был привести, годами боролись с гоблинами, темными эльфами и бандитами. Большинство их были опытными воинами и прекрасно знали горы, поэтому им не потребуется много времени, чтобы влиться в войско, которое Эрик уже подготовил.

Первые двадцать человек, словно уже обученные солдаты, кем они, собственно, и являлись, выстроились в цепь позади Эрика. Он сказал Гаррету:

- Готовьтесь к заварушке.

Эрик, Гаррет и те четыре человека, которых он выбрал, поехали вперед.

Они медленно пробирались между деревьями и вскоре увидели костры. Около восьмидесяти человек лежали и стояли на лесной поляне. Несколько дюжин палаток разного размера были поставлены как попало, и время от времени кто-нибудь подходил к костру и проверял, скоро ли будет готова еда. Эрик увидел на краю поляны фургоны и стреноженных лошадей. Он сказал Гаррету:

- Это не банда разбойников.

Старший солдат молча кивнул.

- Давайте врежем им хорошенько.

У него не возникало никаких вопросов: все его мысли были о драке. Эрик продолжал удивляться. Хотя был разгар полдня, многие спали. Эрик поднял руку и тихо сказал:

- Они кого-то ждут.

- Откуда вы знаете, сержант-майор? - спросил Гаррет.

- Они скучают, и здесь они торчат по крайней мере неделю. - Он указал на траншею справа от них

Гаррет сказал:

- Я уж чую. Вы правы. Они здесь уже давно.

- И может быть, я ошибаюсь, но здесь нечего особо ждать, так что они ожидают, что появится кто-то еще.

- Кто?

- Вот это я и собираюсь выяснить.

Он махнул рукой, и они направили лошадей в лагерь.

Скучающий солдат сидел и драил свой меч, как вдруг увидел Эрика и его команду. Солдат выпучил глаза и закричал.

Как только Эрик услышал его крик, волосы встали дыбом у него на загривке, и он заорал:

- В атаку!

В тот же миг в руках у всадников оказались мечи, и в полуденном воздухе раздался громкий топот лошадиных копыт. В лагере царило смятение, люди бежали к палаткам и натягивали доспехи, хватали щиты и мечи, луки и стрелы. И закипел бой.

Как и планировал Эрик, колонна по двое въехала вслед за ним в середину лагеря, а другая часть воинов широким кольцом окружила поляну. В воздухе запели стрелы, и сталь зазвенела о сталь, когда всадники ворвались в лагерь. Многие из тех, кто ехал с Эриком, были прекрасными стрелками и быстро нашли себе цель, пока люди из лагеря метались, пытаясь натянуть латы.

Эрик сбил с ног двух человек и выехал на середину поляны. Кто бы ни вел этих людей, он должен быть здесь, и Эрик хотел найти предводителя прежде, чем его подстрелит кто-нибудь из не в меру ретивых королевских лучников. Вдруг Эрик увидел главного.

Этот человек казался оазисом спокойствия в самом центре людского столпотворения. Он отдавал приказы и пытался заставить своих солдат перестать метаться и начать действовать. Эрик дал лошади шпоры и вызвал главаря на бой.

Главарь был так поглощен командованием, что не сразу заметил Эрика. Он обернулся, увидел прямо перед собой лошадь и всадника и еле успел отскочить в сторону.

Эрик развернул лошадь и подскочил к главарю, который успел схватить меч и щит. Эрик понял, что встретился с крепким противником, как только тот сделал первый выпад. Такой не будет трещать впустую.

Эрик не стал снова на него наскакивать, поскольку боялся, что противник может нырнуть коню под брюхо и перерезать подпругу. Он был настолько хладнокровным и уверенным в себе, что мог отважиться на такой опасный ход.

Его отряд нес ужасные потери, и Эрик кружился перед ним, выжидая случая напасть. Главарь осторожно следил за ним, готовясь отразить удар, которого все не. было, а Эрик закричал:

- Брать живыми как можно больше.

Когда стало ясно, что расклад явно не в пользу лагеря, солдаты побросали оружие и закричали, что они сдаются.

Наконец, поняв, что Эрика ему не достать, главарь бросил оружие на землю. Эрик знал, что у наемников в Новиндусе это знак сдачи в плен.

Эрик поглядел вокруг и увидел на земле знамя со знакомой эмблемой. Он подъехал к главному. Гаррет и другие солдаты, казалось, растерялись, когда старший сержант принца заговорил на непонятном языке.

Эрик сказал пленному:

- Дуга и его Псы Войны, если я не ошибаюсь.

Человек кивнул.

- Кто вы?

- Я из отряда Кровавых Орлов Кэлиса.

Капитан Дуга, предводитель сотни наемников, вздохнул.

- Вас должны были убить сразу же, еще по другую сторону мира.

- Вы проделали длинный путь, - заметил Эрик.

- Это верно. - Он поглядел вокруг и увидел, что воины Эрика разоружают его людей. - Что теперь?

- Это зависит от вас. Если вы готовы сотрудничать, у вас есть шанс остаться в живых. Если же нет...

- Я не нарушу присягу, - сказал Дуга.

Эрик посмотрел на него внимательно. Этот человек являл собой классический образец наемного капитана из Новиндуса. Сообразительный и достаточно умный, чтобы держать в повиновении свою ораву, онбыл в меру жесток, и достаточно честен, чтобы не нарушать присягу, независимо от того, кому он служит.

- Присягу нарушать не нужно. Вы, наш пленник, но мы не можем отпустить вас домой.

Дуга с горечью сказал:

- Я даже не знаю, где наш дом.

Эрик указал на юго-запад.

- Вон там, на другой стороне мира, как вы сами сказали.

- Неужели вы одолжите нам корабль? - с горькой иронией спросил Дуга.

- Возможно. Если вы поделитесь с нами кое-какой информацией, мы, вероятно, смогли бы вам помочь вернуться домой. - Эрик не стал говорить о том, как мала была вероятность этого.

- Спрашивайте, - сказал Дуга.

- Начнем с того, как вы сюда добрались?

- Через волшебные ворота, которые умеют делать люди-змеи. - Он пожал плечами. - Они предложили награду любому, кто на это решится. - Он поглядел по сторонам. - Хотя где я буду тратить эту премию, одному богу известно.

Эрик продолжал допрос:

- И давно вы здесь?

- Три недели.

- Кого вы ждете?

- Я не знаю, - сказал капитан наемников. - Все, что я знаю, это приказ генерала Фейдавы. Пройти через эту трещину и найти место для лагеря где-нибудь неподалеку. Там ждать.

- Чего?

- Я не знаю. Я только знаю, что надо ждать.

Эрик почувствовал себя неуютно. Пока не подтянется другая часть его колонны, у него людей чуть больше, чем пленных, которых они охраняют, и в любой момент могут появиться новые враги. Быстро взвесив ситуацию, он сказал:

- Мы вас временно задержим. Вам не причинят вреда, но мы не можем вас отпустить. Когда мы доберемся до нашего лагеря, тогда обсудим все подробнее.

Наемник на мгновение задумался, затем сказал:

- Ладно, - и с явным облегчением прокричал своим: - Борьба закончена. Теперь давайте есть!

Эрик вновь поразился наемникам из Новиндуса, для которых сражения и стычки были обычной работой и которые могли стрелять в людей, что год назад были их союзниками и снова когда-нибудь ими станут. При этом сами они не питали к врагам никаких дурных чувств.

Эрик подъехал к Гаррету и сказал:

- После того как все утрясется, разбейте лагерь и дайте людям поесть. Сержант из Айронпасса отсалютовал и начал отдавать распоряжения. Эрик выпрямился в седле и почувствовал, как каждая косточка хрустит. У него ныла спина, и он устал до чертиков. С тихим стоном он слез с лошади и, втянув в себя запах готовящейся пищи, осознал, насколько он голоден.

Прежде чем начать допрос заключенных, Эрик еще раз помянул своего капитана недобрым словом. Он потрепал коня по холке и снова проклял Кэлиса.

ГЛАВА 7 СХЕМЫ

Ру кивнул.

Торговый делегат говорил уже почти час, и Ру в первые пять минут следил за ходом переговоров, но вести протокол не било никакой возможности. Ру мечтал только об одном: чтобы выступление наконец закончилось, потому что он уже понял, что эта встреча была совершенно бессмысленной.

После того как Ру взял под контроль рынок зерна в Западном Княжестве Королевства, его дела в различных компаниях, особенно в Компании Горького Моря, с каждым месяцем шли все лучше, пока у него был только один конкурент в торговле с Западным Княжеством: Джекоб Эстербрук.

По части торговли с Кешем Джекоб его обскакал. Шикарная торговля с Империей была для Ру словно запертая комната, и все его попытки проникнуть на этот прибыльный рынок заканчивались в лучшем случае заключением незначительного контракта или маловыгодной сделки. Он снова хотел получать концессию в Кеше, но по продолжительности выступления этого кешийского чиновника уже понял, что и последняя его попытка также ничем не увенчалась.

Наконец делегат закончил речь, и Ру улыбнулся ему.

- Иными словами, ответ отрицательный.

Торговый делегат замигал, как будто что-то впервые увидел, и сказал:

- О, я думаю, просто сказать "нет" было бы слишком резко, господин Эйвери. - Он сложил кончики пальцев вместе. - Точнее было бы сказать, что такая договоренность в настоящее время невыполнима. Однако нельзя утверждать, что такое соглашение не может быть достигнуто в будущем.

Ру поглядел из окна верхнего этажа кофейни Баррета. Приближался вечер.

- Вечереет, сэр, а у меня еще много дел, которые я должен успеть закончить до ужина. Могу я попросить, чтобы наша следующая встреча начиналась пораньше?

Кешиец поднялся, и выражение его лица свидетельствовало о том, что юмор Ру пропал втуне. Он поклонился и вышел из комнаты.

Дункан Эйвери, кузен Ру, который сидел в углу и почти успел заснуть, встал и потянулся.

- Ну наконец-то, - сказал он.

Луи де Савона, управляющий Ру, сказал:

- Я согласен. Наконец-то.

- Ладно, но ведь мы должны были попробовать. - Ру снова сел в кресло, поглядел на кофе и рулет, которые стояли перед ним на столе уже несколько часов и вид их был уже абсолютно не способен вызвать у него аппетит, и сказал: - Когда-нибудь я все-таки узнаю, как Джекобу удалось монополизировать торговлю с Кешем. Он как будто... - Ру оставил свою мысль незавершенной.

- Как будто что? - спросил Дункан.

Луи поглядел на кузена Ру. Они плохо ладили, хотя старались быть друг с другом повежливее. Луи, бывший товарищ Ру по оружию, был трудолюбивым, добросовестным и педантично выполнял любую задачу, которую перед ним ставили. Дункан был ленив, не обращал никакого внимания на детали, и Ру нанял его только потому, что он был его кузеном. Он был также обаятельным, веселым молодым человеком и превосходно фехтовал, поэтому Ру любил его общество.

Луи сказал:

- С каких это пор вы стали интересоваться торговлей?

Дункан пожал плечами.

- Ру начал что-то говорить. Я просто спросил, о чем это он.

- Не бери в голову, - сказал Ру. - Мне надо кое-что разузнать.

- Ты хочешь, чтобы я это сделал? - с готовностью откликнулся Дункан.

Ру покачал головой:

- Нет, но я должен поговорить с герцогом Джеймсом. - Он встал, подошел к перилам и закричал вниз: - Дэш?

- Да, господин Эйвери, - послышался ответ снизу. Дэш сидел за столом Компании Горького Моря, где он просматривал счета отгрузки с двумя писцами Ру. - Чем могу быть полезен, сэр? - Хотя один на один со своим работодателем Дэш общался неофициально, он всегда соблюдал формальности у Баррета и в других общественных местах.

- Мне нужно как можно скорее увидеться с твоим дедом.

- Прямо сейчас? - спросил Дэш, привстав с места.

Ру махнул ему, чтобы тот сел.

- Завтра будет еще не поздно.

От дверей послышался голос:

- Лучше прямо сейчас.

Ру завертел шеей, чтобы разглядеть, кто это сказал, и тут услышал возглас Дэша:

- Дедушка!

Герцог Крондорский в сопровождении двух гвардейцев вошел в кофейню. На нижнем этаже началось легкое волнение, и несколько посетителей встали с места, чтобы поклониться. Джеймс подошел к ограждению, которое отделяло нечленов компании от делового этажа, и один из охранников открыл перед ним ворота. Джеймс прошел через них и поднялся на второй этаж. Это было нарушением всех правил, но Ру решил, что сейчас не время сообщать самому могущественному нотаблю Королевства о таких мелочах.

Джеймс сказал Дункану и Луи:

- Оставьте нас. - Потом он подошел к перилам и сказал: - Дэш, проследи, чтобы нам никто не мешал.

Дэш встал у подножия лестницы и едва сдержал усмешку, увидев, что охранники его деда тоже заняли позицию на нижних ступенях лестницы.

Понизив голос, так чтобы его не могли слышать снизу, Джеймс сказал:

- У меня к вам одно дело.

Ру не понравились его слова, но он пожал плечами.

- Рано или поздно это должно было случиться.

- Мне нужно два миллиона золотых соверенов.

Ру замигал. Его оборот составлял в несколько раз больше, но взять наличными такую сумму было не так-то просто.

- И когда вы хотите их получить?

- Вчера, но меня удовлетворит и завтра.

- А процент?

Джеймс улыбнулся:

- Какой пожелаете, в разумных пределах. Вы понимаете, что мы можем оказаться не в состоянии вернуть эту ссуду.

Ру кивнул:

- Если вы не сможете вернуть эти деньги, я скорее всего буду не в состоянии пожаловаться.

Джеймс сказал:

- Как скоро я смогу увидеть золото?

- Полмиллиона золотых соверенов будут у вас во дворце завтра вечером. Еще полтора миллиона я смогу достать через несколько дней. Придется напрячь ростовщиков. К тому же у меня есть несколько дел на востоке. - Откинувшись назад, ж сказал: - Не откажите в любезности, ваша милость, в следующий раз предупреждайте меня заранее.

- Нет, - сказал Джеймс. - Дело не терпит.

- Видите ли, - сказал Ру, - кешийские чиновники только что отказали мне в очередной уступке. Не могли бы вы как-то помочь мне в этом деле?

- Возможно, - сказал Джеймс. - Как раз сейчас мы ведем много дел с Кешем.

- Золото? - спросил Ру, подняв бровь.

- Очень жирная взятка нескольким уважаемым мужам кешийской знати.

- Очень жирная, - согласился Ру. - Вы пытаетесь свергнуть Императора?

Джеймс встал.

- Для этого потребовалось бы гораздо больше золота. Всего существующего золота может не хватить для того, чтобы разрушить Великий Кеш, - помедлив, сказал Джеймс. - Вообще-то вы знаете, нас беспокоит южная граница.

Ру кивнул.

- Это я и сам понимаю. - Он потянулся и встал. - Мне хотелось бы знать, как будут обстоять дела с Кешем во время грядущего вторжения.

- Я сейчас работаю над разными планами, - сказал Джеймс. - Но согласно одному из этих планов, нам нужно, чтобы кешийские солдаты находились в нужное время в нужном месте, чтобы армия Изумрудной Королевы остановилась там, где мы этого хотим.

Ру кивнул.

- Только не к югу от Крондора, в горах за Долиной Грез.

- Что-то в этом роде. Для этого нужно, чтобы Изумрудная Королева встретилась в Доргине с пигмеями, а эта невозможно. - Джеймс с сожалением улыбнулся. - Но я боюсь, что даже армия старого короля Халфдана будет обращена в бегство этими коротышками.

Ру пожал плечами. Он слышал истории о жестокости пигмеев, но никогда ни одного из них не видел.

Джеймс собрался уходить, и Ру встал из-за стола.

- Не надо меня провожать, - сказал герцог. - Я уж как-нибудь сам найду дорогу.

Подойдя к лестнице, он сказал:

- О, между прочим, оставьте свои попытки нажить капитал на торговле с Востоком и Вольными Городами. Они мне пригодятся во время войны.

Ру даже не пытался сделать удивленное лицо или отпираться. Он спокойно вывозил из Крондора часть своего капитала.

- Хорошо, - сказал он с искренним сожалением в голосе. - Пытаться вас провести - пустая трата сил.

Джеймс кивнул.

- Не забывайте об этом.

Он ушел, и Ру, оставшись один, снова стал думать о том, почему ему все никак не удается добиться уступки в Кеше. У него были некоторые соображения на этот счет, но их нужно было проверить, а сейчас его ждали более насущные заботы: как побыстрее достать кучу золота, чтобы при этом каждый ростовщик в городе не удвоил проценты.

Он вздохнул, вспомнив о том, что собирался к Сильвии. Надо передать для нее записку с Дунканом о том, что он просидит в конторе до поздней ночи. Он сел и начал писать.

Сложив записку, он позвал Дэша. Когда Дэшел встал перед ним, Ру сказал:

- Передай это Дункану, пусть отнесет в дом Эстербрука. Он знает, что делать. - Ру снова потянулся. - Потом, пожалуйста, передай моей жене, что твой дедушка задал мне такое дельце, что в течение нескольких дней я домой не приду. - На самом деле Ру уже говорил жене, что останется в городе, собираясь ночью наведаться к Сильвии. Теперь он считал себя обязанным увидеть Сильвию на следующую ночь перед тем, как возвращаться домой.

Ру поглядел из окна на закат, услышал городской шум и понял, что магазины уже начали закрываться.

- Мне нужно немного передохнуть, прежде чем я займусь поручением твоего дедушки, - сказал Ру, вставая. - Пожалуй, надо нанести визит Элен Джекоби и ее детям.

Дэш кивнул.

- А потом?

- Потом загляну на час в контору. - И добавил с кислым лицом: - Потом снова сюда. Я, вероятно, пробуду здесь всю ночь.

Дэш кивнул.

- Что-нибудь еще?

- Нет, это все. Утром приходи прямо сюда. Думаю, у меня для тебя - будет дело, и не одно. Пусть Джейсон тоже приходит.

Дэш поспешил к двери, и Ру спустился по лестнице. Он вышел из кофейни Баррета и подумал, не зайти ли в свой городской дом, чтобы взять лошадь и поехать к Элен верхом. Потом он решил пройтись пешком.

Он шел по людным улицам. Ру никогда не утомляли толпа и городская суета. Сам он вырос в маленьком городке, и Крондор приводил его в восхищение. Только гуляя по улицам, он мог развеяться и спокойно подумать. Но сегодня призрак Изумрудной Королевы и ее хозяев мешали ему любоваться видами города.

С одной стороны, он знал, что в конечном счете Крондор будет захвачен. Он однажды видел, как ее генерал Фейдава сокрушил город: он сам едва спасся в Махарте. Ру знал, что вторжение неминуемо. У него была слабая надежда, что армия Королевства, теперь гораздо лучше обученная и подготовленная, сможет отбросить врагов от Крондора, но понимал, что скорее всего это напрасная надежда.

С другой стороны, вторжение казалось невероятным. Он был богат даже больше, чем мечтал. У него была самая красивая в мире женщина, и у него был сын. Никакое зло не может омрачить столь полного счастья.

Ру остановился, заметив, что в пылу своих размышлений забыл повернуть на улицу, которая вела к дому Элен Джекоби. Он повернул назад, и ему показалось, что краем глаза он кого-то увидел. Он убыстрил шаг, завернул за угол и огляделся по сторонам.

Владельцы магазинов закрывали свои заведения, и работники спешили исполнить последние поручения своих хозяев или шли на ночлег домой. Но того человека, которого увидел Ру, нигде не было.

Ру покачал головой. "Должно быть, я переутомился", - подумал он. Но он не мог отделаться от ощущения, что за ним Наблюдают. Ру еще раз огляделся по сторонам и пошел к дому Джекоби.

Он думал о том, что флот Изумрудной Королевы действительно готов напасть и нельзя от этого отмахиваться. У него не было прямых сведений, но он знал достаточно, чтобы понять, что война неминуема.

Он видел, как ее армия носилась по всему Новиндусу, и присутствовал в совете, когда обсуждались планы защиты Королевства от ее нападения. Он умел замечать незаметные другим признаки готовящейся войны. Он обеспечивал транспортировку грузов больше, чем любая другая фирма в Королевстве; он знал, где хранились боеприпасы; он знал, где происходит отгрузка оружия и запасных лошадей. Он знал, что война уже близко.

Было начало осени, а это значит, что с другой стороны мира сейчас весна; скоро огромный флот отчалит от берегов Новиндуса и начнет свой долгий путь, на который уйдет примерно месяц. Снова и снова Ру слышал слова адмирала Никласа о том, как опасно плавать через Проливы Мрака. Даже в самую хорошую погоду там было трудно проплыть, а уж зимой почти невозможно. Чтобы без риска провести такой большой флот, идеально подходил Банапис, День Летнего Солнцестояния. Течения и ветры сделают узкий проход между Бесконечным и Горьким Морем более проходимым, и даже неопытные мореплаватели смогут провести через него суда. Учитывая грандиозную резню, которую Королева учинила в Новиндусе, нельзя было представить, что у нее наберется шесть сотен профессиональных капитанов. Кроме того,

Новиндус никогда не мог похвастаться наличием искусных моряков. Там были только капитаны каботажных судов, которые даже не подозревали, что за морем есть другая земля, пока двадцать лет назад их не посетил Никлас со своей командой.

Ру также подозревал, что Никлас оставил про запас пару сюрпризов, для чего Ру и ездил в Квег. Единственная причина, по которой Джеймс мог потребовать, чтобы квегийские корабли сопровождали торговые суда Королевства, могла заключаться в том, что весь Королевский Флот был занят где-то в другом месте. Нет, Николас что-то приготовил захватчикам, пусть только сунутся в Проливы.

Он подошел к дому Джекоби и на некоторое время забыл о захватчиках.

Элен Джекоби открыла ему дверь, и Ру сказал:

- Надеюсь, вы не возражаете против незваных гостей?

Она рассмеялась, и Ру поразился, как приятно звучит ее смех.

- Ну конечно, нет, Руперт. Вам здесь всегда рады.

Из комнаты послышались детские голоса, называвшие его имя, и Ру испытал прилив сил, который ему редко доводилось испытывать в других местах.

- Дядя Руперт! - кричал пятилетний Биллем. - Что вы мне принесли?

- Биллем! - сказала его мать. - Разве так надо встречать гостей?

- Он никакой не гость, - с негодованием ответил Биллем. - Он - дядя Руперт!

Семилетняя Натали помчалась вперед и обвила его руками в знак приветствия.

Руперт улыбнулся нахальству мальчика и привязанности девочки, а Элен протиснулась мимо него, чтобы закрыть дверь. Когда она запирала засов, он как раз подсчитал, что, если его расчет верен, захватчиков надо ждать через семь месяцев.

В качестве капрала Гаррет был так себе, но все распоряжения Эрика выполнял беспрекословно. После допроса Дуги и его людей Эрик выработал план действия. Он приказал, чтобы Гаррет не спеша вел половину людей, реквизированных у Баронов Границы, в Крондор, в то время как остальных Эрик возьмет с собой. Когда они покидали свои гарнизоны, то переоделись в плащи, но все еще были похожи на солдат.

Эрик велел им поменяться одеждой с захваченными наемниками, и результат его удовлетворил. Он хотел, чтобы на первый взгляд его войско показалось большим отрядом наемников.

Дуга одобрительно хмыкнул:

- Похожи на моих мальчиков.

Эрик весь предыдущий вечер беседовал с Дугой. Ему начинал нравиться этот сугубо деловой капитан с отрядом в восемьдесят человек, которые уже поняли, что сунулись сюда на свою голову. Всю ночь Эрик пытался убедить капитана, что в его интересах не ограничиваться обещанием не принимать участия в военных действиях, а перейти на его сторону. Некоторым из его людей это не понравилось, и Эрик отослал их с командой Гаррета, а остальные остались с Эриком и Дугой.

Позже в тот же день подъехала вторая колонна солдат Королевства, и Эрик велел им следовать за отрядом Гаррета. Когда Дуга увидел третью колонну из двухсот человек, которая проехала мимо них рано утром, он заявил, что он и его люди думали, что они вторгались в страну слабых, плохо подготовленных городов.

Эрик терпеливо объяснил ему, как на самом деле обстоят дела в Королевстве, и хотя он преуменьшил размеры этих двух армий, но подчеркнул, что выучка и снаряжение солдат Королевства поставлены на высоком уровне. К счастью, ему помогло то, что он вел шесть сотен самых выносливых ветеранов королевской армии.

Дуга с удовольствием съел на завтрак походную пищу, которая полагалась людям Эрика.

- Вы знаете, - сказал он с набитым ртом, - армия Королевы держится только на страхе.

Эрик кивнул.

- Я это видел в Махарте.

- А стало еще хуже. - Он поглядел вокруг. - Некоторые из капитанов пытались бежать после того, как нам сказали, что мы идем на восток к Городу на Змеиной Реке.

- Я об этом слышал, - сказал Эрик. Шпионы принца Патрика сообщали о том, что нескольких капитанов вместе с солдатами посадили на кол.

- Мы все только и делаем, что охраняем друг друга. Никто не хочет воевать, но все боятся слово сказать. - Он покачал головой. - Нет, стоит сказать неправильную вещь неправильному человеку, как вам в задницу втыкают кол.

Эрик решил задать еще один вопрос:

- Вы никогда не интересовались, зачем вас послали на другой конец света?

- Нам нечего терять, - сказал Дуга. - Сожжем город - немного награбим. - Он понизил голос. - Я не верю этому, но змеи, которые стоят близко к Королеве, твердят, что это самое богатое место в мире и что есть такой город, Сетанон, - он произнес это слово как "Ситонон", - где улицы вымощены мрамором, дверные ручки и замки из чистого золота и занавески из шелка. - Он вздохнул. - После того, что я видел за последние десять лет, я понимаю, почему люди хотят в это верить, но надо быть последним идиотом, чтобы купиться на такую чушь. - Он еще больше понизил голос. - Некоторые из капитанов... мы говорили о том, что надо попытаться... но...

- Но что?

- Но у нее слишком много власти.

- Расскажите мне об этом, - предложил Эрик.

Он мотнул подбородком, показывая, что хочет пройтись. Когда они отошли туда, где их никто не мог услышать. Дуга сказал:

- В моем отряде наверняка несколько ее агентов. Никогда не догадаешься. Этот генерал Фейдава гений военной тактики, когда он отдает приказы и тому подобное, но он настоящий пес. Вы слышали, что случилось с генералом Гэйпи?

Эрик кивнул.

- Его голым поставили на муравейник за то, что он потерпел неудачу.

- И многих генералов и капитанов заставили на это смотреть. - Дуга ткнул себя большим пальцем в грудь. - Я был одним из них. Должен признаться, это было не очень приятное зрелище.

Он пытался что-то объяснить и все больше мрачнел.

- Вот как они нас держат, - сказал он, медленно сжимая кулак, чтобы показать Эрику, как именно. - Сначала это была просто обычная работа. Подписал бумагу и иди воевать, награбь побольше, потом знай себе трать свои денежки. Потом мы начали грабить целые города. Я помню Кровавых Орлов Кэлиса, они были по другую сторону в... где это было?

- В Хамсе, - подсказал Эрик. - Это было до того, как я к ним попал, но мне рассказывали об осаде.

- Тогда это уже начало превращаться в безобразие. В течение двухсот шестидесяти с чем-то дней Королева морила голодом этих жалких ублюдков; потом она натравила саауров на тех, кому удалось сбежать.

Эрик слышал историю о том, как оставшиеся в живых люди Кэлиса перебрались к джешанди, кочевникам Новиндуса.

- Нам это не понравилось. Мы устроили совет капитанов и решили, что с нас хватит, а потом пошли к генералу Гапи. Он отвел трех из наших капитанов на встречу с Королевой, и больше мы их не видели. Тогда мы стали понимать. Мы должны воевать, пока война не будет окончена, а всякий, кто захочет выйти из игры, - враг. До поры до времени все было не так уж плохо. Мы много грабили. Любая женщина - твоя. Но через некоторое время это начинает надоедать, вы знаете?

Эрик кивнул:

- Я знаю

- Некоторые из моих мальчиков... - Дуга остановился. - Среди нас нет ни одного мальчика. Им всем за тридцать, Эрик.

Эрик сказал:

- Я не знаю, что я могу вам обещать. У нас все готовятся к войне, но я думаю, если вы перейдете на нашу сторону или даже просто останетесь в стороне, то мы когда покончим с этим делом, найдем способ отправить вас домой.

- Домой? - переспросил Дуга, как будто не понял, что значит это слово. - Вы хоть имеете представление о том, что значит вернуться домой? Эрик покачал головой.

- Фермы сгорели, скотина забита, неубранные плоды гниют на ветках, потому что некому работать. Поля заросли бурьяном, потому что фермеры или перебиты, или в армии. Мы все сожрали.

Эрик сказал:

- Я не понимаю.

- Мы воюем уже больше десяти лет, и где мы прошли, там ничего не осталось. Если там кто-то еще живет, то им еще долго разгребать руины. Может, кто-нибудь остался в сожженных городах. Я слыхал, что где-то в горах Ратн'гари есть город пигмеев, который у Королевы хватило ума не трогать, но, если бы там были люди, она бы сожгла его дотла.

Эрик не поверил своим ушам:

- Ничего не осталось?

- Одни сбежали, другие жили слишком далеко, и мы их не достали - там еще кто-то живет. Но там, где мы прошли, не осталось ничего, Эрик. Те фермеры, которые жили далеко, могли бы собрать урожай, если бы его не съели те, кто бежал из городов. И болезни... - Он вздохнул. - Когда повсюду горы трупов, приходят болезни. Некоторые из наших людей умерли от поноса; у них даже глоток воды в животе не держался. Другие подхватили черную чуму, а у многих началась лихорадка, а ни жрецов, ни трав нету. Вернуться домой значит вернуться в сплошную нищету, вот что это значит.

Эрик посмотрел в лицо капитана и увидел в его глазах что-то такое, чего никогда раньше не видел в глазах солдат. Там застыл глубокий ужас, который он так долго сдерживал, что даже не отдавал себе отчета в своих чувствах, и когда наконец они всплыли на поверхность, трудно было предсказать, к чему это приведет.

Эрик положил руку на плечо Дуги.

- Здесь живет много людей, - сказал он, повысив голос, - и я хочу, чтобы они продолжали жить дальше. - Он улыбнулся и добавил: - Даже если они - банда потрепанных наемников, которые забрели слишком далеко от дома.

Глаза Дуги расширились, и он впился взглядом в лицо Эрика, потом кивнул и быстро опустил голову, чтобы скрыть от Эрика слезы. Он крикнул своим:

- Эй, веселей глядите, мы покажем этим парням из Королевства, какими должны быть настоящие потрепанные наемники.

Это вызвало смех некоторых из его людей, хотя большинство солдат Королевства не понимали языка, на котором он говорил.

Теперь лагерь казался больше, чем был, когда Эрик на него напал, не говоря уже о том, что больше половины людей были солдаты Королевства и за деревьями пряталась команда из тридцати лучников.

На третий день после сдачи часовые сообщили, что с юга приближаются всадники.

- Приготовьтесь, - сказал Эрик своим.

Наемники Дуги двигались с медлительностью скучающих солдат, а люди Эрика держали наготове мечи и щиты. На деревьях стрелки натянули тетивы луков.

Через несколько минут на поляну въехали три всадника, одетые в дорожные костюмы. Главный из них откинул капюшон, и оказалось, что это человек средних лет с седеющими черными волосами.

- Кто командует?

- Я, - сказал Эрик.

- Какой отряд? - спросил второй человек.

- Черные Мечи Дуги, - ответил Эрик.

- Вы - не Дуга! - сказал первый человек.

- Нет, Кимо, Дуга - это я. - Капитан наемников выступил вперед.

Человек по имени Кимо сказал:

- Он утверждает, что он командует.

Дуга пожал плечами.

- Мы тут заскучали, пока вас дожидались. Он бросил мне вызов и победил. - Он демонстративно потер челюсть. - Вы посмотрите, какой он огромный. Этот гад мне чуть голову не разбил. Так что теперь он главный.

- Как вас зовут, "капитан"? - спросил Кимо.

Сам не зная почему, Эрик вдруг ответил "Бобби".

- Хорошо, Бобби, - Сказал Кимо, - вам приказано увести ваших людей отсюда на запад. Через три дня вы попадете в маленькую долину, где всего одна деревня. В деревню не лезьте. Они не должны даже знать, что вы здесь. Обойдите ее ночью и спрячетесь в горах. Найдите реку, которая кормит ту деревню, затем идите вверх по течению, пока не дойдете до рукава. Идите по рукаву на север. Вы найдете маленькую долину, где много дичи. Мы там оставили запасы для вас. Ждите, пока за вами не приедут. И когда вам скажут, вы должны спуститься вниз по реке и взять эту деревню.

Стараясь выглядеть смущенным, Эрик сказал:

- А зачем ждать? Почему бы не захватить деревню сразу? Человек, который до того молчал, заговорил, и волосы на руках и на голове у Эрика встали дыбом, потому что голос у него был не человеческий.

- Вас не за тем нанимали, чтобы вы задавали вопросы, мальчик. - Существо обратилось к Кимо: - Не убить ли нам его и не вернуть ли этого? - Он указал на Дуга, и Эрик увидел зеленую вытянутую руку с черными когтями. Он видел пантатиан и раньше и даже нескольких убил, но чувствовал себя спокойно только рядом с мертвыми.

- Нет, у нас нет на это времени. Нам еще другие отряды надо найти. - Второй человек достал карту и начал ее рассматривать.

Эрик не колебался ни секунды.

- Убить их!

В воздухе запели стрелы, и прежде чем Кимо и его спутники успели пошевелиться, они буквально вылетели из седел, пронзенные насквозь. Глаза Дуги расширились, и он сказал:

- Зачем ты это сделал?

Эрик подошел сначала к пантатианину и пнул его, чтобы удостовериться, что существо мертво. Потом он подошел ко второму человеку и, опустившись возле него на колени, сказал:

- Затем, что мне нужна эта карта.

Некоторое время он внимательно изучал карту, и вдруг глаза его расширились.

- Нельсон! - закричал он, и один из его людей подошел к нему.

- Да, сержант-майор!

- Возьмите с собой двух лошадей и найдите наших людей. Я хочу, чтобы они как можно скорее возвращались назад. Встречаемся... - Он посмотрел на карту. - Встречаемся у северного притока реки Тамиф. В трех днях пути на востоке по дороге к Хокс Холоу.

- Есть, старший сержант! - сказал Нельсон и отдал честь.

- И еще, Нельсон, - сказал Эрик, останавливая его.

- Да, сержант-майор?

- Наденьте форму. Гаррет может принять вас за бандита и убить.

Нельсон кивнул и убежал.

- Что все это значит? - спросил Дуга.

Эрик поднял карту вверх.

- За этими холмами еще двадцать таких же отрядов, как ваш. И если я правильно понимаю, они все собираются захватить ключевые пункты в холмах, открывая путь для армии Королевы.

Дуга сказал:

- Я не понимаю.

- Ничего, - сказал Эрик, - зато я понимаю. Джек!

К нему немедленно подскочил солдат.

- Я напишу письмо для рыцарь-маршала Уильяма. Возьмите шесть человек и что есть духу мчите в Крондор.

Солдат поспешил заняться необходимыми приготовлениями. Эрик подошел к своему коню и достал из седельной сумки пергамент, перо и чернила. Дуга спросил:

- Что это за ключевые пункты в горах?

Эрик повернулся к нему и сказал:

- Если идти отсюда на запад, то вон там будут видны горы. - Он указал подбородком куда-то на юго-восток. - Там лежит Сетанон, тот город, о котором вы говорили. Там нет никакого мрамора, золота и шелка, но все же это чрезвычайно важный город. Я сам плохо понимаю почему, но мне совершенно ясно, что если мы позволим вашим бывшим товарищам туда проникнуть, то всем нам конец, даже тем, кто служит Королеве.

- Это меня не удивляет, - сказал Дуга. - Она убивает людей каждую ночь.

- Расскажете мне об этом позже, - сказал Эрик. Дуга замолк, и Эрик принялся писать рапорт. Когда он был закончен, Эрик вручил пергамент солдату по имени Джек и сказал: - Головой отвечаешь!

Солдат отдал честь.

- Слушаюсь, сержант-майор, - гаркнул он и побежал туда, где его уже ждали шесть других всадников.

Эрик повернулся к Дуге.

- Помните, вы теперь завербованы в армию короля. В конечном итоге вы все равно будете воевать за денежки - только по другую сторону.

Дуга пожал плечами.

- Мне уже доводилось так делать.

- Как я уже говорил, Сетанон - там, а горы - там. И армия Королевы стремится попасть в эти горы, чтобы добраться до города.

- Ага, - сказал Дуга. - Теперь я понимаю, почему они пошли на такие жертвы, чтобы нас сюда забросить. - Он покачал головой. - Некоторые из этих пантатиан погибли, когда посылали отряд перед нами. Для переброски требуется очень мощное волшебство. Некоторые из них умерли от перенапряжения.

- Это не надорвет мне сердце, - сказал Эрик и дал приказ сворачивать лагерь.

- Я просто хотел сказать, - сказал Дуга, - что таким способом они не могут переправить большое число солдат. Иначе они бы это сделали, разве я не прав?

Эрик остановился.

- Должно быть, вы правы. Интересно, почему вас здесь прячут?

Дуга задумчиво почесал бороду.

- Кое-что во всей этой истории кажется мне странным. Почему они сразу не переместили нас в этот город Сетанон?

- Поскольку тогда вы были бы уже мертвы, - ответил Эрик. Он подумал, что лучше не вдаваться в подробности. На самом же деле он сам не знал, почему это так, но герцог Джеймс и рыцарь-маршал Уильям говорили, что пантатиане не могут послать людей непосредственно в Сетанон. Эрик подозревал, что это как-то связано с кем-то из магов, о которых говорил Джеймс. С Пугом или с Мирандой.

Эрик не стал задерживаться на этом вопросе. Ему предстояло еще много успеть сделать.

- Дуга?

- Да?

- Вы знаете другие отряды?

- Некоторые знаю. Первыми были заброшены Львы Талигара. Они не бросят оружие - у Талигара скверный характер, и он не привык проигрывать. Железные Братья Нанфри могут и прислушаться к голосу разума, если я успею поговорить с ними прежде, чем начнется побоище. - Он усмехнулся. - Нанфри - умный старый лис, которому главное поменьше поработать и побольше заработать.

- Хорошо, - сказал Эрик. - Сначала пойдем к ним и попробуем их убедить, но, если нам придется биться, я хочу, чтобы вы не забыли, на чьей вы стороне.

Дуга пожал плечами.

- Я давным-давно забыл, на чьей я стороне, - Он поглядел по сторонам. - Кажется, это хорошее место. На моей родине все выгорело и никого не осталось. Но я мог бы сделать эту землю своим домом, защищать ее и умереть за нее.

Эрик кивнул.

- Такого ответа я и ждал.

Дуга повернулся к своим солдатам и прокричал:

- Парни, мы идем. Настало время заработать немного деньжат. - Он поглядел на Эрика, затем с усмешкой добавил: - Отныне вы все солдаты короля, так что ведите себя прилично!

- Ждем! - тихо приказал Эрик.

Защитники прятались за скалами, а наверх горного хребта Эрик послал лучников, чтобы обеспечить прикрытие. Целый месяц он носился по Мрачному Лесу, выискивая с помощью карты различные отряды Изумрудной Королевы.

Из первой дюжины отрядов, на которые они напали, восемь сдалось, а четыре предпочли биться. Эрику пришлось часть своих людей превратить в конвой, чтобы отослать с ним в столицу захваченных солдат, которые отказались переходить на сторону короля.

Теперь в его войске насчитывалось одиннадцать сотен человек, которые были поделены на пять отрядов. Управлять таким количеством народа было трудно, к тому же часть лошадей во время боев разбежалась по лесу, но в целом дела его шли очень неплохо.

Больше чем однажды он задавал себе вопрос: неужели Кэлис знал, что так все получится, слишком уж вовремя он въехал в лес с шестью сотнями солдат. Когда-нибудь надо будет непременно спросить капитана, кто его так хорошо информировал.

К Эрику подбежал разведчик, и из-за скалы ему вдогонку кто-то из вражеских солдат выпустил стрелу, которая едва не попала в цель. Эрик схватил разведчика за рукав и спросил:

- Что стряслось?

Солдат был из отряда Дуги. Все еще задыхаясь от бега, он выпалил только одно слово:

- Саауры!

-Где?

- Там, - сказал солдат, показывая на лес за спиной.

- Сколько? - спросил Эрик, прислушиваясь к топоту гигантских коней, эхом разносящемуся по лесу.

- Пятьдесят!

Эрик встал, рискуя получить стрелу, и закричал:

- Отходим!

Лучники, которые поднимались на гору, обернулись на крик и увидели, что Эрик машет им, чтобы они отступали в чащу. Они замахали в ответ и начали спускаться.

Увернувшись сразу от двух стрел, Эрик прокричал:

- Стрелки! Убивайте всех, кто появится из-за тех деревьев. Эрику уже доводилось сражаться с сааурами, и он не питал никаких иллюзий. С ним было две сотни человек, но пятьдесят саауров стоили этого числа солдат. И еще у него была сотня наемников, которые могли в любой момент переметнуться на сторону врага.

Эрик отбежал к тому месту, где стояли лошади, и вскочил в седло.

- Скачи на север, - крикнул он одному из солдат. - Там Джеймс из Хайкасла со своим отрядом. Вели ему мчаться сюда.

Даже если солдат найдет капрала из Хайкасла и его отряд сразу же рванет назад, может быть уже слишком поздно.

Шум приближающихся всадников был уже подобен штормовому гулу прибоя. Эрик отчаянно завертел головой, пытаясь найти какое-нибудь преимущество. Саауры были около девяти футов высотой, а их кони достигали двадцати пяти ладоней в холке.

- В лес! - крикнул Эрик.

И тут показались саауры. В своих тяжелых шлемах, нагрудниках и поножах они напоминали самый страшный сон солдата. Лица рептилий были гораздо выразительнее, чем можно было ожидать, и выражали они гнев. Сааур, на шлеме которого красовался длинный султан из конского хвоста, бросился в бой.

- Умрите, предатели! - взревел он, увидав, что люди Эрика отступают.

Закипело сражение. Эрик петлял между деревьев, пытаясь убить лошадь под всадником и уворачиваясь от мощных ударов сааура. Эрик однажды уже бился с саауром и знал, насколько они сильны. Судя по крикам и проклятиям, огласившим округу, многим его товарищам тоже пришлось испытать на себе их силу.

Эрик потерял счет времени. Он знал, что, дав своим солдатам шанс спастись в лесу, он потерял надежду управлять ходом сражения. Крики вдалеке свидетельствовали о том, что отряд, на который они собирались напасть, тоже вступил в схватку.

Сааур ринулся на него, и Эрик едва успел заставить своего коня отскочить за дерево. Когда его противник пронесся мимо, Эрик дал коню шпоры и помчался за другим саауром, скачущим в противоположном направлении. Эрику было ясно, что на этих увальней лучше всего нападать сзади.

Воздух шипел от стрел, но Эрик уповал на то, что это его лучники выбивают саауров из седел, а не вражеские стрелки косят его людей.

Он обошел сааура, за которым скакал, и схватил поводья его коня. Сааур полуобернулся к нему, и Эрик изо всех сил всадил ему под ребра свой клинок. Потрясенный сааур поглядел вниз на человека. Выражение, промелькнувшее на его лице, можно было назвать только удивлением. Затем он выпал из седла, едва не вырвав меч из руки Эрика.

Полдня они скакали между деревьев в сумасшедшем танце смерти, и обе стороны умирали больше от грубых ошибок, чем от мастерства противника. Вдруг протрубил рожок, и Эрик увидел, что в лес въезжает большой отряд всадников. Он ожидал увидеть своих людей с севера, но эти всадники ехали с юга.

- Что еще такое? - пробормотал он в недоумении.

Вдруг он увидел Кэлиса, и конные стрелки начали пускать стрелы в саауров, которые бились с людьми Эрика. Эрик увидел, что его капитан показывает на что-то позади Эрика и кричит, но из-за шума ничего не мог разобрать.

Потом жгучая боль затопила Эрика, и ему показалось, что земля встала перед ним и ударила его. Его лошадь с диким ржанием упала на его ногу. Почти не сознавая, что делает, Эрик выпутался из поводьев поверженного животного. Круп лошади был рассечен.

Сааур развернул своего коня в сторону Кэлиса, и Эрик попытался подняться. Он поднял руку, чтобы ощупать голову, и обнаружил, что на нем нет шлема. Рука его была в крови, но он не мог понять, его это кровь или лошади.

Всадник, не обращая на Эрика внимания, атаковал Кэлиса. Эрик уцепился за ствол дерева и медленно встал на колени, чтобы подобрать меч. Его замутило, и в голове зашумело, но он не потерял сознания. Быстро добив своего умирающего коня, он стал следить за поединком Кэлиса с саауром.

Если тот сааур, которого Эрик убил, казался удивленным, то этот был просто потрясен, когда Кэлис одним ударом поразил его прямо сквозь щит. Эрик был уверен, что такого сильного противника сааур никак не ожидал встретить.

Потом все стихло. Эрик открыл глаза и понял, что он сидит на земле, прислонившись спиной к дереву. Кто-то подсунул ему под голову скатанную рубашку и накрыл ноги плащом.

Знакомый голос произнес:

- Досталось твоей голове.

Эрик обернулся и увидел Кэлиса.

- Я думал, что все гораздо хуже.

- Не сомневаюсь. Клинок отскочил от задней части твоего шлема и сломал хребет твоему коню. Ты - счастливый человек, фон Даркмур. Еще бы пара Дюймов, и он рассек бы тебя надвое.

Голова у Эрика гудела;

- Я не чувствую себя счастливым, - сказал он, отхлебнув из фляги, которую ему поднес один из солдат. - А что привело вас в эти мрачные и безлюдные места?

- Я получил твой рапорт, - ответил Кэлис, - но главным образом то, что я велел тебе быть в Крондоре через два месяца.

Эрик улыбнулся и тут же сморщился от боли.

- Я же сказал вам, что мне понадобится три.

- Приказ есть приказ.

- А меня не оправдывает тот факт, что я нашел две тысячи человек вместо шестисот и захватил или убил еще тысячу солдат Королевы?

Кэлис на секунду задумался.

- Пожалуй. Но лишь чуть-чуть. - Он улыбнулся.

ГЛАВА 8 РАЗВИТИЕ

Миранда спросила:

- Где мы?

Пуг услышал слова, хоть и знал, что это были только отростки ее сознания.

Он подивился особому свойству человеческого разума, который всегда стремится загнать любое явление в привычные для его восприятия рамки, невзирая на истинную природу вещей.

- На пути к небесам, - ответил он.

- Сколько же времени мы летим? - спросила она. - Кажется, прошло уже несколько лет.

- Забавно, - ответил Пуг. - А мне кажется, что прошло всего несколько мгновений. Время искажено.

- Акайла был прав, - заметила она.

- С ним это бывает, - сказал Пуг.

Там, где они пролетали, пространство казалось многоцветным и искривленным. Звезды - вместо безбрежной тьмы ночи - плыли сквозь яркие разноцветные вихри, и сами тоже не были бесцветными.

- Я никогда не видела ничего подобного, - сказала Миранда, и сознание Пуга уловило эти слова как благоговейный шепот. - Откуда ты знаешь, куда идти?

- Я следую за линией, - ответил он, мысленно указав на тонкую силовую линию, которая уводила их прочь из Мидкемии.

- Она бесконечна, - сказала Миранда.

- Это вряд ли, однако я думаю, что Маркос Черный, покинув Мидкемию, отправился в весьма далекое путешествие.

- Мы следуем за ним?

- Очевидно, - сказал Пуг.

Они летели сквозь космос и наконец спустились к зеленовато-голубому шару, который кружился вокруг звезды. Вокруг него вращалось три луны.

- Мы вернулись туда, откуда начали путь, - сказала Миранда.

Пуг посмотрел вниз и действительно увидел Мидкемию.

- Нет, - сказал он. - Я думаю, что мы прибыли в прошлое.

- Путешествие во времени?

- Для меня оно уже не первое, - ответил он.

- Ты мне обязательно потом расскажешь.

Пуг попробовал отговориться.

- В те разы я никогда ничего не решал. И всегда чувствовал, что риск значительно превышает выгоду.

- Тебе не приходило в голову перенестись в прошлое и убить эту Изумрудную Королеву в ее хлеву? - спросила Миранда, и Пуг уловил в ее вопросе знакомую суховатую усмешку.

- Это невозможно, иначе пришлось бы это сделать.

- По-видимому, в этом и заключается парадокс.

- Более того, существуют законы, на которые мы даже в мыслях не можем покушаться. - Он затих, и, когда заговорил вновь, Миранда не могла определить, сколько длилась пауза - мгновение или год. - Все сущее, как мы знаем, это всего лишь иллюзия, сны некоего творца, которые нам не дано постичь.

- В таком виде эта мысль выглядит слишком тривиально.

- Не скажи. Может быть, это самая глубокая истина, которую способен постичь человек.

Они снижались над знакомой Пугу картиной. Около разрушенного Сетанона стояла армия во главе с королем Лиамом. Пуг вдруг испытал странные чувства, увидев внизу себя самого. Пятьюдесятью годами ранее Пуг прощался с Маркосом.

- Что он говорит? - спросила Миранда.

- Слушай, - сказал Пуг.

Более молодой Пуг сказал:

- Да, но все же это тяжело.

Высокий тонкий человек в коричневой куртке с веревочным поясом и в сандалиях сказал:

- Все когда-нибудь кончается, Пуг. Теперь закончилось время моего пребывания в этом мире. Валхеру больше нет, и силы полностью ко мне вернулись. Я должен двигаться к чему-то новому. Гатис пойдет со мной, а обостальных позаботятся на моем острове, так что здесь меня больше ничто не держит.

Миранда сказала:

- Гатис не уезжал!

- Я знаю, - сказал Пуг.

Она пристально присмотрелась к своему возлюбленному и почувствовала что-то знакомое.

- Тебе это кажется забавным?

- Скорее нелепым, - был ответ.

Маркос Черный, легендарный верховный маг, прощался с более молодым Томасом, который был облачен в великолепные доспехи, горевшие на солнце белым золотом.

Миранда сказал:

- Он опять за свое?

- Как это? - не понял Пуг.

- Снова морочит вам голову.

- На сей раз нет, - ответил Пуг. - Он честно верит в то, что говорит о пантатианах и Мурмандамусе.

Маркос сказал:

- ...силы, дарованные тому, кто выдает себя за Мурмандамуса, это не иллюзия, созданная заклинанием мага. Он обладает реальной властью. Чтобы завоевать сердца и управлять даже такой темной расой, как моредхель, надо многое уметь. Возможно, без влияния валхеру люди-змеи смогут стать обычной разумной расой среди многих других рас. - Он замолк на мгновение, словно пытаясь увидеть будущее. - Но очень может быть, что я ошибаюсь. Берегитесь их.

- Вот тут он оказался прав, - сказала Миранда. - Пантатиан не исправишь. Наследие валхеру необратимо их изменило.

- Нет, - сказал Пуг. - Тут что-то другое. Что-то гораздо более сильное.

Пуг и Миранда увидели, как Маркос закончил прощаться, и Пуг почувствовал, что им снова овладевают старые эмоции.

- Это было трудное время, - сказал он Миранде. И скорее ощутил, чем услышал, что она его понимает.

Маркос значил для его развития больше, чем любой другой человек. Пугу все еще снились сны о том времени, что он провел в собрании магов на Келеване, сны, в которых Маркос был среди его учителей. Пуг знал, что глубоко в его мозгу сидят вопросы, которые сможет разрешить только Маркос или время.

Пуг и Миранда увидели, что Маркос повернулся и пошел прочь от шеренги солдат, от Пуга и Томаса. Он шел и на ходу таял, пока не исчез совсем.

- Дешевый трюк для публики, - сказала Миранда.

- Нет, все не так просто, - сказал Пуг. - Гляди.

Он изменил зрение и увидел, что Маркос не исчез из виду, но изменился. Его тело продолжало идти, но стало неосязаемым, словно сотканным из тумана и дыма. Маркос заговорил с кем-то невидимым, и вверх, к небесам, устремился поток его силы.

- Что это? - спросила Миранда.

- Я не знаю точно, - ответил Пуг. - Но, кажется, догадываюсь.

- Приказывай, мой господин, - сказал Маркос невидимому существу.

- Иди, пришло твое время, - сказал голос.

Миранда и Пуг почувствовали радость волшебника, когда таинственная сила подняла его над землей и он полетел, совсем как они в Эльвандаре.

- Смотри! - воскликнула Миранда, и они увидели внизу, на земле, его распростертое тело. - Он умер?

- На самом деле он жив, - сказал Пуг, - но его душа пребывает в другом месте. За ней-то мы и должны следовать.

Сквозь годы и расстояния летели они по пятам за самой сущностью Маркоса Черного. Время вновь не имело никакого значения, а они рассекали межзвездное пространство, пока наконец не вернулись обратно в Мидкемию и вновь увидели ее сверху, оказавшись выше огромных пиков Ратн'гари.

- Мы здесь уже когда-то были! - воскликнула Миранда.

- Нет, - сказал Пуг. - То есть да, мы были здесь, но не в этом месте.

- Посмотри, это же Небесный Град, который ты создал.

- Нет, - ответил Пуг. - Это настоящий Небесный Град.

Поперек убеленных снегом горных вершин тянулся город невероятной красоты. Огромные кристаллы, на которых держались крыши города, сверкали подобно гигантским алмазам, и каждая грань светилась изнутри.

Пуг сказал:

- Внизу, на несколько тысяч футов ниже облаков, находится Некрополь. Туда-то я и вел тебя, и он похож на ту иллюзию, которую я для тебя создал, только мое творение было всего лишь бледной тенью этого великолепия.

Миранда согласилась:

- Видно, что это не иллюзия, и однако, это тоже нельзя назвать реальностью.

- Я создал свою иллюзию для того, чтобы обмануть твои физические ощущения. А это - произведение разума. Мы воспринимаем его напрямую, без помощи органов чувств.

- Я понимаю, - сказала она, - все же я несколько сбита с толку.

Пуг внезапно изменился, прямо на глазах у Миранды став таким, каким она его знала: человеком, имеющим тело, которое было ей знакомо так же хорошо, как и ее собственное.

- А так лучше? - спросил он, и слова, казалось, шли из его уст.

- Да, - ответила она.

- Ты тоже можешь так сделать. Достаточно лишь пожелать этого. Она сконцентрировалась и внезапно почувствовала, что становится менее воздушной, и, поднеся к глазам руку, увидела, как и ожидала,

твердую плоть.

- Это всего лишь очередная иллюзия, - сказал Пуг, - но так тебе будет привычнее.

Зал, в котором они стояли, был похож на тот, который Пуг создал, чтобы обмануть Миранду при первой встрече с нею. Когда она приехала, чтобы найти Пуга, он заставил ее за собой побегать, пока наконец они не оказались здесь, в горах Ратн'гари, совсем недалеко отсюда. Он создал иллюзорный Небесный Град, чтобы спрятаться от нее.

Миранда сказала:

- Зал похож, но насколько он огромнее! - Потолок его был самим небесным сводом, вместо фонарей горели звезды. Миранда видела, что там, где в иллюзии Пуга для поклонения богов были выделены маленькие площадки, здесь были площади размером с город.

Линия силы, за которой они следовали после отбытия Маркоса из Сетанона, плавной дугой спускалась с потолка и исчезала из поля зрения.

Они двинулись за ней и, миновав пересечение двух путей, остановились там, где соприкасались площади четырех богов. В воздухе ощущалось какое-то странное движение, и Миранда проговорила:

- Ты чувствуешь?

- Теперь опять измени свое восприятие, - сказал ей Пуг.

Миранда попробовала последовать его совету, и внезапно зал заполнился темными фигурами. Подобно существам из голой энергии, в которых они превратились в роще Эльвандара, этим существам явно не хватало отличительных черт. Но Пуг и Миранда были блестящими созданиями из сплошного света, а они казались темными фигурами с едва заметным свечением.

- Кто это такие?

- Молитвы, - ответил Пуг. - Каждого человека, который возносит им молитвы, боги слышат. Мы с тобой видим эту молитву в образе молящегося человека.

Миранда сошла вниз на дорожку и посмотрела вверх. На лазурном троне возвышалась огромная статуя, во много раз больше человеческого роста. Статуя казалась застывшим белым человеком с легким синеватым оттенком. Его глаза были закрыты. Некоторые тени молящихся подходили к этой статуе.

- Кто это? - спросила Миранда.

- Эортис, мертвый Бог Моря. Киллиан занимает его владения, пока он не вернется.

- Он мертв, но он вернется?

- Скоро ты многое поймешь, а пока и этого довольно, чтобы сказать, что, если мои подозрения окажутся справедливыми, в грядущей войне гораздо больше смысла, чем просто победа над безумными существами, одержимыми манией бессмысленного разрушения. - Он под вел ее к другому перекрестку. Указав на дальнюю стену, он сказал: - Обрати свое мысленное видение вдаль и скажи мне, что ты там видишь.

Она повиновалась, и наконец на стене появился гигантский знак. Она долго не могла рассмотреть рисунок, потом сказала:

- Я вижу семиконечную звезду Ишапа над полем из двенадцати точек в круге.

- Смотри глубже, - приказал он.

Она послушно вглядывалась в символ и через минуту увидела новый узор.

- Я вижу другой рисунок, четыре ярких огонька горят на четырех концах звезды. И между двенадцатью яркими точками виднеется много тусклых.

- Скажи мне, что ты видишь на трех концах звезды ниже тех, которые ярко освещены.

Миранда сосредоточилась на них и спустя мгновение увидела то, что интересовало Пуга.

- Один из них слегка освещен! Тот что в центре. Тот, что справа от него... - Она замялась.

- Ну что? - спросил он.

- Он не тусклый! Он заблокирован... Что-то не дает ему гореть!

Пуг сказал:

- Мне тоже так кажется. А последний огонек?

- Он не горит.

- Теперь, я думаю, разгадка близка, и скоро я узнаю правду. - Тон, которым это было сказано, навел ее на мысль, что он был не слишком рад встрече с этой конкретной правдой.

Они пошли дальше. Подойдя к самому дальнему углу Зала Богов, они оказались между двумя статуями. Одна из них была совершенно безжизненной, и Пуг сказал:

- Водар-Хоспур, мертвый Бог Знания. Как много мы могли бы узнать, если бы он вернулся.

- Никто больше не поклоняется знанию?

- Немногие, - сказал Пуг, - но богатство и власть, похоже, занимают человечество больше, чем все остальное. Из всех, кого я знаю, только Накор, кажется, на самом деле хочет знать.

- Знать что?

- Да все, - весело ответил он.

Они подошли ко второй статуе. Слабая линия, которая являлась духом Маркоса, опускалась прямо на голову статуи. Миранда посмотрела на лицо изваяния и чуть не задохнулась от изумления.

- Маркос!

- Нет, - ответил Пуг. - Взгляни на имя, которое высечено на постаменте.

- Сариг, - сказала она. - Кто это?

- Не совсем еще мертвый Бог Волшебства.

- Это Маркос Черный! - выпалила она, и в первый раз за все время их знакомства Пуг увидел на лице Миранды смятение и даже страх. - Маркос - бог? - спросила Миранда, и в первый раз за все время их знакомства Пуг услышал в ее голосе беспокойство. Насмешка, сухой юмор исчезли.

- Да, - ответил он, - и нет.

- Так кто же он?

- Мы это узнаем, когда поговорим с ним, - ответил Пуг. - Я, кажется, знаю ответ, но хочу услышать это от него. - Пуг взмыл в воздух и оказался перед неподвижным лицом статуи.

- Маркос!

Тишина.

Миранда поднялась и, встав рядом с Пугом, спросила:

- Что теперь?

- Он спит. Он грезит.

- Что все это значит? - спросила она. - Я все еще не понимаю.

- Маркос Черный пытается достичь божества, - ответил Пуг. - Он стремится заполнить пустоту, образовавшуюся после ухода Сарига. Или Сариг создал Маркоса Черного, чтобы в один прекрасный день он заменил его. Что-то в этом роде. - Он указал на линию силы. - Эта линия все еще функционирует, и на другом конце ее находится смертное тело, которое мы считаем Маркосом, но разум, сущность, душа его - здесь, внутри этого существа, которое пока не имеет формы. Они едины - и в то же время различны, связаны - и в то же время обособлены.

- Сколько продлится это восхождение к богу? - спросила Миранда, не пытаясь скрыть страх.

- Столетия, - тихо ответил Пуг.

- Что мы будем делать?

- Мы его разбудим.

Иллюзорный Пуг закрыл глаза и сосредоточился. Миранда почувствовала, как внутри волшебника собирается энергия и превращается в могучую магию. Она ждала, но, вместо того чтобы выплеснуть эту энергию, Пуг продолжал ее накапливать. Вскоре ее обуял страх, ведь она думала, что постигла волшебные искусства и знает пределы мастерства Пуга, но увидела, что в обоих своих суждениях очень сильно ошиблась. Через некоторое время страх сменился безмерным изумлением, когда она поняла, что, хоть и обладает недюжинными познаниями в области магии, этот подвиг она повторить не в силах.

Внезапно взрыв в воздухе расколол изваяние. Их оглушил звон тысячи разбитых тарелок. В яркой вспышке света Миранда на мгновение увидела, как глаза Маркоса открылись и посмотрели прямо на них.

Они погрузились во тьму, и последнее, что она услышала, был слабый, жалобный вопль:. "Нет!"

Разум Пуга коснулся ее собственного.

- Это трудно. Я попытаюсь его догнать. Наши тела появятся в любом месте, где мы пожелаем, так что следуй за мной, как я следую за Маркосом.

- Я не потеряюсь, - ответила она и почувствовала, что он отпустил ее.

Стало черным-черно, и Миранда растерялась, не понимая, что происходит, и не имея возможности узнать.

Потом она открыла глаза.

Ей было холодно. Каменный пол комнаты, казалось, вытягивал из нее тепло, и она дрожала как лист на ветру. Она была в мастерской Пуга в Стардоке! Эльфийские Ткачи заклинаний сказали им, что, когда они возвратятся из путешествия, их тела появятся там, где это будет нужно, но она все равно думала, что очнется в Эльвандаре. Теперь она была за сотни миль оттуда. Рядом с ней лежал Пуг, он был без сознания. Она понятия не имела, сколько времени Акайле и Тахару пришлось заботиться об их телах, но ей было ясно, что, если Пуг сию же минуту не проснется, ему грозит смерть. Миранда попыталась набросить на него заклинание места: он мог исчезнуть в любую секунду, и без этого заклинания найти его будет гораздо труднее.

Только она собралась пропеть заклинание, как Пуг сел. Он тяжело вздохнул, и она спросила:

- Ну что?

Пуг заморгал и снова сделал глубокий вдох.

- Я не знаю. Линия, которая привязывала Маркоса к Саригу, была порвана, и он прилетел назад в Мидкемию. Я следовал за разумом Маркоса и внезапно оказался здесь.

Миранда встала, и Пуг последовал ее примеру. Оба они закоченели и потеряли гибкость, поэтому поначалу им было тяжело двигаться. Пуг прошелся немного, чтобы восстановить кровообращение.

- Я уже второй раз путешествовал и должен сказать, что это так же неприятно, как и в первый.

- Где Маркос? - спросила Миранда.

- Он должен быть здесь. Это единственный ответ.

Пуг подошел к двери мастерской и, отворив ее, поспешил вниз по лестнице. Он толкнул следующую дверь и чуть не сбил с ног молодого студента, который, вытаращив глаза, закричал: "Мастер Пуг!"

Пуг и Миранда, не обращая внимания на пораженного студента, двинулись к главному входу Академии. Студенты и преподаватели смотрели им вслед, и к тому времени, когда они достигли главного входа в Стардок, уже почти все скандировали имя волшебника:

- Пуг! Пуг!

Пуг затаил дыхание от волнения.

- Я чувствую его! Он совсем рядом.

Миранда сказала:

- Я тоже чувствую.

Они вышли наружу и посмотрели по сторонам. Пуг показал вперед:

- Там!

На краю озера собралась толпа возбужденных студентов, и Пуг услышал голос Накора:

- Отойдите назад!

В воздухе висел человек, и Пуг почувствовал, как вокруг него крутятся вихри энергии. На вид он казался нищим, грязным оборванцем в замусоленной набедренной повязке, его борода и волосы превратились в паклю, но от него веяло невероятной силой. Воздух искрился вокруг него, и казалось, что он висит на той ниточке энергии, за которой Пуг следовал от самого Небесного Града.

Пуг и Миранда поспешили туда, где толпились студенты, и Пуг приказал:

- А ну расступитесь.

Один из учеников посмотрел на него через плечо.

- Мастер Пуг! - При звуке этого имени все попятились, освобождая ему место.

На краю озера сидели Накор и Шо Пи и внимательно разглядывали парящего в воздухе человека.

- Вы видите? - сказал Накор, когда Пуг подошел поближе. - Он пытается подняться, но какая-то другая сила тянет его прямо в воду.

Если Накор и был удивлен внезапным появлением Пуга в Стардоке, то он не подал виду.

- Происходит что-то необычайное, - сказал Накор, - и скоро мы узнаем правду. - Он поглядел на Пуга. - Или вы уже все знаете.

Нищий, продолжая сидеть, опустился в воду по пояс. Пуг увидел, как нить энергии, тянувшаяся с неба, наконец исчезла в воде. Человек заплакал.

Пуг зашел в воду и встал на колени рядом с ним.

- Маркос?

Сидевший обернулся и внимательно посмотрел на Пуга. Потом он прошептал:

- Ты знаешь, что ты наделал? Я уже чуть было не достиг божества. - Он закрыл глаза, и плечи его сотряслись от рыданий. Потом он глубоко вздохнул. - Знание, понимание - все это уходит, как вода выливается из сосуда, слишком мелкого, чтобы ее вместить. - Он показал на голову и закрыл глаза, как будто пытался удержать какое-то видение. Наконец он сказал: - Это похоже на то, как будто я видел всю вселенную сквозь щелку в заборе, а вы тянете меня назад от забора и я вижу все меньше и меньше... Мгновение назад я мог поведать людям все тайны вселенной! Теперь, даже если я пытаюсь, вспомнить, знание ускользает от меня, и все, что остается, это только сознание того, что я потерял! Годы работы насмарку.

- Ты нам нужен, - тихо сказал Пуг.

- Мое время вышло! - настаивал Маркос, глядя на своего преемника. Колени его подгибались. - Кто ты такой, чтобы меня звать? Моя новая миссия выше вашего понимания.

- Куда уж нам, - сказала Миранда.

Маркос обернулся к ней. Глаза его сузились.

- Миранда?

- Привет, папа, - сказала молодая женщина. - Давно не виделись.

Пуг изумленно переспросил:

- Папа?

Накор посмотрел на его лицо и расхохотался.

Маркос Черный, легендарный волшебник, перевел взгляд с Миранды на Пуга и обратно.

- Нам надо поговорить, - Он глубоко вздохнул. - Кажется, я уже восстановил самообладание.

- Хорошо, - сказала Миранда, - потому что мы собираемся преподнести тебе следующий удар.

Маркос помолчал некоторое время и наконец промолвил:

- Ладно, выкладывайте.

- Мать, - сказала Миранда. - Она хочет уничтожить весь мир.

Даже Накор едва мог скрыть свое удивление.

Наконец Маркос сказал:

- Мне надо выпить.

Миранда сморщила нос.

- Сначала тебе надо принять ванну.

* * *

Пока Маркос купался, Миранда, Пуг и Накор сидели в мастерской Пуга. Шо Пи помогал волшебнику, и Пуг откупорил бутылку особенно хорошего даркмурского вина.

- Ты должен кое-что мне объяснить, - сказала Миранда.

Пуг посмотрел на свою возлюбленную и сказал:

- Кажется, нам есть что обсудить. Папа, значит?

Накор усмехнулся:

- Я считался бы вашим отчимом, да только я был первым мужем Джорны, а Маркос вторым.

- Когда я родилась, она назвала себя Джания, - сказала Миранда. Казалось, она забыла о том, какое удовольствие доставляет все происходящее маленькому человечку, и еле-еле сдерживала раздражение. Пугу она сказала: - Что это был за трюк, когда ты вытащил Маркоса из сознания Сарига...

- Что! - вскричал Накор, и глаза его расширились. - Я должен это слышать.

- А что такое? - сказал Пуг.

- Я чувствовал то, что ты делал.

- И что?

- Сила, которую ты вызвал... да ты ведь мог раздавить Изумрудную Королеву и всю ее жалкую шайку пантатиан, все равно как наступить на муравейник! Так на кой черт нам эта война, Пуг? Почему ты ничего не сделал, чтобы ее остановить?

Пуг вздохнул.

- Потому что, как и муравьи, те, кто выживет, только уйдут в тень, и все начинается снова. И есть еще одно соображение.

- Какое? - спросила Миранда.

В дверях возник Маркос и сказал:

- Здесь нельзя об этом говорить, Пуг, это слишком опасно. Пуг указал на свободный стул, и выкупавшийся волшебник сел и взял наполненный кубок. Маркос был не в коричневой, как он привык, а в чужой черной одежде. Сделав большой глоток, он сказал:

- Превосходно. А быть живым, в сущности, не так уж и плохо.

Накор сказал:

- Я - Накор.

Глаза Маркоса сузились. Он долго всматривался в лицо Накора, но наконец узнал его.

- Изаланец! Я тебя знаю. Ты меня однажды обыграл в карты.

- Он самый. - Слезы едва не выступили на глазах Накора. - Это была моя лучшая игра, самая большая ставка. - Он повернулся к Пугу. - Я был неправ, когда сказал, что Маркос меня не запомнил.

Маркос показал на Накора.

- Этот негодяй сделал единственное, на что он способен: он заставил меня думать, что применяет магию, а когда я усилил защиту, он одурачил меня простой ловкостью рук.

- Ловкостью рук? - спросил Пуг.

- Подтасовал карты! - со смехом сказал Маркос.

- Ну, не совсем, - сказал Накор скромно. - Я смешал карты и убрал их в запасную колоду.

- Прекратите сейчас же! - воскликнула Миранда, хлопнув по столу ладонью. - Это вам не встреча старых друзей. Это...

- Что же? - спросил Пуг.

- Я не знаю. Мы пытаемся спасти мир, а вы о своих картах.

Пуг увидел в дверном проеме Шо Пи и махнул молодому человеку, чтобы тот закрыл дверь, оставив их вчетвером. Шо Пи кивнул, закрыл дверь и ушел. Пуг сказал:

- Сначала я хотел бы спросить об этих родственных связях. Кажется, все вы родственники, а я ничего об этом не знал.

Маркос сказал:

- Ты и сейчас еще не все знаешь.

Пуг вдруг встревожился.

- Только не говори мне, что я твой внебрачный сын. - Он поглядел на Миранду и увидел в ее глазах отражение собственного беспокойства.

- Можешь расслабиться, - сказал Маркос. - Она тебе не сестра. - Он вздохнул. - Но когда я сказал, что ты мне все равно что сын, я не шутил. - Он поставил бокал с вином на стол. - Когда ты родился, я почуял в тебе силу, парень. Ты был сыном девицы из Крайди и случайного солдата. Но так же, как цуранцы чувствуют в детях будущую силу и обучают их на Собрании, я разглядел в тебе скрытое могущество, возможно, большее, чем у любого волшебника, живущего в этом мире.

- И что вы сделали? - спросил Накор.

- Я выпустил это волшебство. А как бы иначе Пуг научился Высшей Магии?

- Сариг? - спросил Пуг.

Маркос кивнул.

- Я его творение.

- Сариг? - сказал Накор. - Я думал, он только легенда.

- Это верно, - сказала Миранда, - и вдобавок он еще мертвый бог. Но очевидно, он не настолько мертв, как некоторые думают.

Пуг сказал:

- Почему бы тебе не рассказать все сначала?

- Только на сей раз правду, - добавила Миранда.

Маркос пожал плечами.

- История, которую я поведал вам с Томасом в Саду Вечного Города, была гораздо увлекательней любой правды, Пуг.

- Я был тогда совсем ребенком. Городской мальчик издалека...

- Прекратите! - сказала Миранда. - Опять вы за свое. Отец!

Маркос вздохнул:

- Ну хорошо, я родился в городе Кеше. Мой отец был портным. Моя мать была замечательная женщина, она управляла счетами моего отца, содержала дом и растила своенравного и непослушного сына. Среди клиентов моего отца было много богатых торговцев, поэтому жили мы неплохо. Довольна? - спросил он дочь.

Она кивнула.

- Но меня потянуло на приключения или по крайней мере в дурную компанию. Когда я стал немного постарше, я вместе со своими друзьями без спросу и благословения родителей отправился странствовать. Мы купили карту, на которой, как нам сказали, был обозначен клад.

Накор кивнул:

- Работорговцы.

- Да, - сказал Маркос. - Это была западня для глупых мальчишек.

- Когда это было? - спросил Пуг.

- Почти пятьсот лет назад, - сказал Маркос. - На пике расцвета Империи. Я сбежал из рабства и скрылся в горах, но заблудился. Умирая от голода, я нашел древний, заброшенный храм. Я распластался на алтаре и молил бога, которому было посвящено это святилище, спасти меня в обмен на службу.

Маркос замигал, вспоминая.

- Я не помню точно, что произошло затем. Но я думаю, что говорил с Саригом, и после этого я, видимо, умер, и он взял меня прежде, чем я подошел к Залу Лимс-Крагмы, или он взял меня как раз перед моей смертью; но с того момента я был созданием Сарига.

Может быть, моя молитва была первой со времен Войны Хаоса, хотя кто-то же должен был воздвигнуть тот храм. Возможно, когда-нибудь я все это узнаю. Но как бы там ни было, эта просьба умирающего открыла путь, трубопровод, если угодно, и из того разрушенного храма я вышел уже не мальчиком, но волшебником. Я многое помнил, но все же это были не мои воспоминания. Сариг был внутри меня, и часть меня была внутри Сарига.

- Неудивительно, что вы обладали такой огромной силой, - сказал Пуг.

Маркос переводил взгляд с одного на другого.

- Чтобы понять то, что я собираюсь вам сказать, вы должны отбросить все предубеждения. Боги являются и реальными, и иллюзорными. Они реальны в том, что они существуют и проявляют свою силу, соприкасаясь с этим миром и нашими жизнями. Они иллюзорны в том смысле, что они не похожи ни на что вещественное.

Накор засмеялся своим кудахчущим смехом.

- Это замечательно!

Пуг кивнул.

Маркос сказал:

- В природе существуют некие силы, и мы с ними взаимодействуем. Когда мы думаем о них, некоторые из них становятся тем, что мы о них думаем.

- Погодите минутку, - сказала Миранда. - Я за вами не успеваю.

- Подумайте о древних людях, которые забились в пещеру и с удивлением смотрят на огонь. В холодной сырой ночи этот огонь - их друг и источник жизни. Они наделяют его индивидуальностью и через некоторое время начинают ему поклоняться. Потом этот культ переходит в поклонение духу огня, который в свою очередь становится богом огня.

- Прандур, - сказал Пуг.

- Точно, - сказал Маркос. - И когда ему поклоняется достаточно много людей, энергия, которую мы называем Прандуром, начинает проявлять определенные свойства, определенные признаки, которые соответствуют ожиданиям поклоняющихся.

Накор чуть не лопнул от восторга.

- Человек создает богов! - воскликнул он.

- Ну, можно сказать и так. - В глазах Маркоса отразилось глубокое страдание. - Большую часть своей жизни я был частью Сарига, его наместником в Мидкемии и других местах, его глазами и ушами, и я думал, что в итоге мне суждено слиться с ним, принять его мантию и вернуть в Мидкемию магию во всей ее славе. - Поглядев на Пуга, он сказал: - Ты был одним из моих лучших экспериментов. Ты вернул Мидкемии Высшую Магию.

- Это все очень интересно, - сказала Миранда, - но как же насчет матери?

Накор сразу посерьезнел.

- Я думаю, что Джорна мертва.

Миранда сказала:

- Что? Откуда вы знаете?

- Когда я в последний ваз видел ее, я почувствовал, что в ее теле живет другое существо, а той, кого мы называем вашей матерью, нет. Я могу только предполагать, что она мертва или спрятана где-то далеко.

Пуг спросил:

- Как вас всех вообще угораздило с ней связаться?

Накор сказал:

- Когда я был молод, я встретил девушку по имени Джорна, которая была умна и прекрасна. Мне казалось, что я ее интересую. - Он усмехнулся. - Меня, конечно, нельзя назвать красавцем, да я и в молодости им не был. Но как все молодые люди, я мечтал о том, что меня полюбит красивая женщина. Однако она меня не любила. Она любила власть и алкала того, что вы называете магией. Она хотела навсегда остаться молодой и красивой. Она боялась смерти, а еще больше - старости. Итак, я показал ей несколько трюков. Я показал ей, как управлять тем, что я называю "материей", и когда она узнала все, чему я мог ее научить, она меня бросила.

- И нашла меня, - сказал Маркос. Он поглядел на Миранду. - Я встретил твою мать в Кеше, и она была, как описал Накор, красивой молодой женщиной, которая преследовала меня своей страстью. Я не замечал ее жажды власти. Я был ослеплен любовью. Несмотря на свои годы и опыт, я вел себя как мальчишка. Я раскрыл ее обман позже, уже после того, как родилась ты, Миранда, но прежде, чем она успела изучить все, что я мог ей дать, - от этого момента, ее отделяли столетия, хотя она этого не знала, и я отказался учить ее дальше.

Миранда сказала:

- И поэтому ты забрал меня у нее и оставил у чужих людей. Мне было всего десять лет!

- Нет, - сказал Маркос. - Она бросила нас обоих, и я нашел хороших людей, которые вырастили тебя, дочка. Конечно, я редко тебя навещал, но... это было сложно.

- И как раз в то время ты стал Черным Волшебником? - спросил Пуг.

- Да, - сказал Маркос. - Общение с людьми на этом уровне слишком болезненно, и тогда я этого не знал, но Сариг меня использовал. Боги часто поступают непонятно, поэтому мною двигали необходимость или желание, но цели, которых я при этом достигал, редко были моими. Я нашел покинутый остров, на котором стояла прекрасная вилла. Я предполагаю, что там когда-то жили кешийцы, скорее всего богачи из Квега, которые сбежали оттуда, когда произошел раскол. Я построил черный замок, чтобы отпугивать путешественников, и жизнь потекла своим чередом. Когда ты в первый раз попал на остров, все было именно так, Пуг. Сколько прошло лет - пятьдесят, шестьдесят?

Пуг кивнул.

- Иногда мне кажется, что только вчера мы с Кулганом стояли на берегу, читая ваше письмо. - Пуг изучающе посмотрел в лицо волшебнику. - Но ты так часто меня обманывал, так много мне налгал.

- Да, но и правды я сказал не меньше. Я предчувствовал свое будущее и даже порой в него заглядывал. Все это было правдой. Моя жизнь являлась мне в праздных мыслях, случайных снах и видениях. Если бы Сариг был жив и полон сил, он мог бы дать мне больше, но если бы он был живым в нашем понимании этого слова, я был бы ему не нужен.

- Значит, когда ты сказал, что я должен был занять твое место, - сказал Пуг, - ты действительно думал, что все уже сделал?

- Да, - сказал Маркос. - Я рассказал тебе о том, что ты должен помогать королям и прекратить войны, для того, чтобы хоть как-то отвлечь тебя от своей персоны, а затем найти и свой собственный путь. Я вовсе не хотел, чтобы ты бегал за мной каждый раз, когда тебе нужен совет!

Пуг увидел, что Маркос снова разъяряется.

- Если бы ты должен был слиться с Саригом, мне не дали бы тебя забрать. Он бы этого не допустил.

Гнев волшебника чуть уменьшился, но все же не исчез. Пуг видел, как он тлеет, словно засыпанные землей угли.

- Это верно, - признал Маркос. - Беда в том, что я знаю, сколько забыл. - Слезы выступили на глазах мага. - Я... не могу объяснить.

Накор прищурился.

- Но это был ты?

- Что ты имеешь в виду? - спросил Маркос.

- Это ты обрел знание или же Бог Волшебства?

Маркос тихо сказал:

- Я не знаю.

Теперь Пуг спросил:

- Что ты имеешь в виду?

- Поправь меня, если я неправ, - сказал Накор Маркосу, - но по мере твоего уподобления богу не чувствовал ли ты, что твое "я" уменьшается? Разве ты не почувствовал, что отделяешься от того, кем был раньше?

Маркос кивнул:

- Это правда. Моя жизнь стала сном, тусклым воспоминанием.

- Я подозреваю, что, когда ты достигнешь божества, ты этого не узнаешь, поскольку разум, который мы называем Маркосом, прекратит свое существование, - заметил Накор.

Маркос задумался.

- Над этим надо поразмыслить.

Миранда сказала:

- А как же насчет Королевы? Почему она не моя мать?

Накор пожал плечами:

- Я не знаю. Возможно, она напрасно связалась с пантатианами. Когда она была леди Кловис, она жаждала получить вечную молодость и занималась очень неприятной некромантией. Это паскудное занятие, а она влезла в это дело по уши. Это было двадцать лет назад, и кто знает, что могло случиться с тех пор. Она, возможно, была наказана за участие в заговоре против Повелителя Города на Змеиной Реке и его мага, а может быть, просто кто-то занял ее тело, чтобы использовать его в своих целях. Я не знаю. Но я знаю, что женщина, которая некогда была моей женой и женой Маркоса, скорее всего мертва.

Пуг повернулся к Миранде:

- Если ты говоришь, что мы все должны выложить о себе правду, что же ты не расскажешь свою историю?

Миранда сказала:

- Когда я начала проявлять силу, я скрыла это от своих приемных родителей. Они хотели, чтобы я вышла замуж за одного из местных торговцев, и тогда я убежала. - Она впилась в Маркоса взглядом. - Это было двести пятьдесят лет назад, если тебе интересно!

Маркос мог только сказать:

- Извини меня.

- Я нашла колдунью, старуху по имени Герт. - Она улыбнулась. - Если нужно, я могу принимать ее облик, и поскольку я знаю, как мужчины реагируют на приятное лицо и пышную грудь, этот фокус часто меня выручает.

- Это очень хорошая уловка, - согласился Накор.

- Она была страшна как смертный грех, но у нее была душа Сунг Чистой, и она дала мне приют. Она быстро определила мои способности и научила меня всему, что знала. После того как она умерла, я стала искать себе других учителей. Примерно пятьдесят лет назад я была арестована кешийской Тайной полицией. Человек по имени Рауф Маниф Хазара-Хан усмотрел во мне сильное оружие, и меня завербовали.

- Хазара-Хан - известное имя в Крондоре, - сказал Пуг. - Не брат ли это посла Кеша в Крондоре?

- Он самый. Его брат сообщил некоторые очень странные подробности сражения в Сетаноне, такие как появление в небе всадников на драконах, чудовищный взрыв зеленого огня и страшное разрушение одного из небольших городов Королевства. Мне было ведено установить, что именно там произошло.

- И что? - сказал Пуг.

- И я дезертировала.

Накор радостно закудахтал:

- Это здорово!

- Когда я начала докапываться до истины, я поняла, что мы имеем дело с куда более важными вещами, чем служба той или иной нации.

- Это точно, - сказал Пуг. - Перед нами стоят серьезные проблемы, и мы должны принять решение.

- Сейчас, - сказал Накор, - главное выяснить, кто стоит за всем происходящим.

- Третий игрок, - сказала Миранда.

Маркос сказал:

- Я знаю, кто это.

- Король Демонов, - сказал Миранда.

- Нет, - сказал Пуг. Он посмотрел на Маркоса. - Если все обстоит так, как я думаю, то ситуация такова, что мы не можем даже конфиденциально ее обсудить.

- Конечно, не здесь, - согласился Маркос. - И мы могли бы вызвать эксперта из Ишапианского ордена.

- Это значит, что мы должны идти в Сарт, - сказал Пуг.

Маркос зевнул.

- Прекрасно, но сначала мне нужно выспаться.

Накор встал.

- Я тебя отведу к себе. У меня есть свободная спальня.

Пуг тоже встал.

- Смотри, он тебе поспать не даст, - сказал он Маркосу.

После того, как Накор с Маркосом ушли, Пуг повернулся к Миранде.

- Ну, теперь мы наконец подойдем к сути вещей.

Миранда сказала:

- Возможно. Мой отец - сознавшийся лгун, ты не забыл?

-А ты?

- Я никогда тебе не лгала, - сказала она.

- Но ты кое-что от меня скрыла.

- А сам-то? - возмущенно воскликнула Миранда. - Ты до сих пор не сказал мне, почему ты не перелетел через океан и не потопил флот Королевы. Я видела, что ты сделал. Это просто невероятно.

Пуг сказал:

- Я могу объяснить, но только когда мы будем в более безопасном месте.

- Чего ты опасаешься?

- Это я тоже не могу пока объяснить.

Миранда покачала головой.

- Иногда ты меня страшно раздражаешь, Пуг.

Пуг засмеялся:

- Да уж наверное. Но ты тоже не святая.

Миранда встала и подошла к нему. Положив руки ему на плечи, она сказала:

- Одно правда: я люблю тебя.

Он сказал:

- Я тоже тебя люблю... никогда не думал, что когда-нибудь произнесу эти слова после смерти Каталы.

- Ладно, пора спать, - сказала она.

Пуг колебался.

- А Кэлис?

- Его я тоже люблю, - она почувствовала, как Пуг напрягся, - но по-другому. Он мои друг и очень много для меня значит. Ему нужно так много, а просит он так мало. Если мы переживем все это, я думаю, что смогу помочь ему найти счастье.

Пуг сказал:

- Это значит, что ты уйдешь к нему?

Миранда слегка отодвинулась, чтобы заглянуть ему в глаза.

- Нет, глупый. Это значит, что я знаю, как ему помочь и в чем он нуждается.

- Например?

- Давай сперва переживем все это, а потом я тебе скажу.

Он улыбнулся и поцеловал ее. Они слились в объятии, и она прошептала ему на ухо:

- Может быть.

Он шлепнул ее, и она засмеялась. Тогда он опять ее поцеловал.

ГЛАВА 9 ЗАГОВОРЫ

Эрик поерзал.

Форма ему жала, а голова все еще болела от удара, полученного неделю назад. Теперь она просто глухо ныла, когда он слишком быстро поворачивался или напрягал силы, а это он делал каждый день.

Наемники из Новиндуса, которые согласились перейти на службу к королю, поставили перед Джедоу Шати и другими сержантами интересные педагогические задачи. Альфред был произведен в сержанты, так что Эрик теперь зависел от нового головореза, капрала Харпера.

Кэлис, увидав, что Эрик рассеянно потирает затылок, сказал:

- Все еще болит?

- С каждым днем все меньше, но вы были правы: на два дюйма подальше - и меня бы перерубили пополам.

Кэлис кивнул, и в это время в комнату вступил принц со своей свитой. Патрик спросил:

- Как проходит подготовка к встрече?

Никлас, дядя принца Крондорского и адмирал Западного флота Королевства, сказал:

- Последние донесения сообщают нам, что они обязательно пойдут этой дорогой: быстрый удар по Крондору, а затем через горы в Сетанон.

Патрик кивнул:

- Я согласен, хотя мой отец все еще беспокоится, что нас намеренно кормят ложными сведениями и что флот закончит кругосветное плавание в Саладоре, чтобы попытаться проникнуть в Сетанон с востока.

- Была такая возможность, но очень маловероятная, - сказал Кэлис. - Теперь мы знаем, что это невозможно.

Эрик потихоньку разглядывал собравшихся, погруженный в свои мысли. Рядом с принцем сидел Джеймс, герцог Крондорский, а по другую сторону от Патрика сидел рыцарь-маршал Уильям. Оуэн Грейлок, бывший мечмастер в Даркмуре, а ныне рыцарь-капитан армии короля, сидел рядом с Уильямом. Никлас сидел рядом с Джеймсом, а Кэлис - между Эриком и Никласом. По другую сторону от Оуэна сидел неизвестный Эрику писец, который все, о чем говорилось за столом, записывал странными, непохожими ни на что значками. Кэлис сказал:

- Наши враги не стесняются в выборе средств, но такая хитрость им не свойственна. Однажды они прибегли к хитрости, когда похитили из Крайди вашу кузину Маргарет.

Патрик фыркнул:

- Я бы не стал называть нападение на Дальний Берег военной хитростью.

- В том-то и дело, - сказал Кэлис. - Если бы они похитили несколько человек тут и там, а потом пустили их зараженных двойников через Крондор...

- Зачем вообще трудиться и кого-то похищать? - спросил Джеймс.

- Об этом я и говорю, - сказал Кэлис. - Они рассуждают не так, как мы. Я сомневаюсь, что мы когда-нибудь сумеем их понять. - Он указал на карту Королевства, которая висела на противоположной стене. - Саладор и Крондор одинаково трудно достижимы, но путь от Саладора до Сетанона легче, однако до Саладора не так-то просто добраться. Он дальше, а это значит, что риск потерять в штормах часть кораблей и снаряжения значительно увеличивается. И к тому же этот маршрут наверняка привлечет к флоту внимание Империи.

Кэлис встал и подошел к карте. Он махнул рукой, и один из слуг повесил на место карты Королевства карту мира, как они его себе представляли. Указав на нижнюю половину карты, где располагался Новиндус, Кэлис сказал:

- Течения вынуждают всякого, кто плывет этой дорогой, идти по прямой линии от восточного берега Новиндуса к юго-востоку от Триага, а потом повернуть почти прямо на север, чтобы попасть на южное побережье Кеша. Это движение под прямым углом отнимает на месяц больше времени. Мы это испытали на собственном опыте, когда в последний раз плыли в Новиндус. Но по сравнению с этим дорога из Города на Змеиной Реке через Бесконечное в Горькое Море - просто прямая линия. - Он показал на длинный извилистый берег Кеша с восточной стороны континента. - На юге Королевского Моря постоянно встречаются бриджанеры и другие кешийские налетчики. Вдобавок тут, - он указал на океан чуть северо-восточнее гор, называемых Поясом Кеша, - сосредоточены основные силы Восточного Флота Империи. Они не станут сидеть сложа руки и смотреть, как мимо них проплывают шесть сотен вражеских судов, даже если они знают, что их конечная цель - Королевство. - Он покачал головой. - К тому же флот захватчиков должен был бы проплыть мимо Ролдема и других Восточных Княжеств, которые тоже могут причинить немало неприятностей. Нет, они придут с этой стороны. Наемники, которых мы захватили, все как один получили задание захватить и удерживать жизненно важные населенные пункты в горах, чтобы дополнительные войска беспрепятственно перебрались через хребет.

Уильям обратился к адмиралу Никласу:

- Никки, мы говорили о том, что проход через Проливы Мрака довольно опасен...

Никлас его даже не дослушал:

- Не так уж он и опасен, если знаешь, что делаешь, даже в конце осени можно пройти. Мой отец с Амосом Траском однажды прошли там в разгар зимы. - Он задумался. - Но для этого флота было бы лучше всего пройти проливы не раньше конца весны или начала лета. Идеальное время - разгар лета. Погода лучше, течения не такие сильные. - Он замолчал и уставился прямо перед собой.

- Ну что? - спросил принц Патрик после минутной паузы.

- Я все еще намерен просить у вас разрешения выплыть им навстречу, пока они не вошли в Горькое Море.

Патрик вздохнул и посмотрел на Джеймса. Герцог Крондорский сказал:

- Никки, мы там уже бывали.

- Я знаю, - сказал Никлас. - И знаю, что это опасно, но подумайте о выгодах! - Он поднялся и, подойдя к Кэлису, махнул слуге. - Дайте мне большую карту.

Писец тут же встал, убрал со стены карту мира и быстро повесил другую, такого же размера, но намного большего масштаба, изображавшую главные части Кеша, Западное Княжество и север от Дальнего Берега до Малакз Кросс. Указав на Проливы Мрака, Никлас сказал:

- У них больше шестисот кораблей. Не может быть, чтобы они набрали шесть сотен более или менее сносных капитанов и команд. - Он даже хлопнул рукой по стене, чтобы подчеркнуть последние слова. - Если мы перенесем туда флот из Закатных Островов или, скажем, из Тьюлана, это еще ближе, - он ткнул пальцем в самый южный город на Дальнем Берегу, - мы можем перехватить их, когда они войдут в проливы. Я могу привести им в тыл тридцать больших военных кораблей и еще два или три десятка быстрых катеров. Мы подплывем сзади и постараемся потопить как можно больше барж, на которых они перевозят свои войска, затем, когда их эскортные суда развернутся, чтобы на нас напасть, мы отплывем. Не важно, какие у них корабли или капитаны, мы все равно знаем ветра и течения лучше, чем они. Мы сможем уйти! - Он был необычайно возбужден. - Если нам повезет, мы сможем поймать их, когда эскортные корабли уже пройдут в пролив перед грузовыми баржами и не смогут развернуться и пойти обратно из-за своих собственных судов! Мы сможем потопить треть, возможно, половину их флота!

- Или, если они поделят эскорт и половину поставят сзади, вы можете потерять все наши суда на Западе, не причинив неприятелю почти никакого ущерба, - сказал Патрик. Он покачал головой. - Никки, если бы у нас был Западный Имперский флот или если бы военные квегийские галеры приплыли с восточной стороны Проливов, возможно, я бы еще понял ваш расчет. - Принц вздохнул. - Мы - самая маленькая морская держава на Западе.

- Зато у нас лучшие суда и люди! - сказал Никлас.

- Я знаю, - уступил Патрик, - но их слишком мало.

- И времени на их постройку тоже мало, - сказал Уильям. - Дальнейшее обсуждение бессмысленно.

- Может быть, - сказал Джеймс.

- Что? - спросил Патрик.

Старый герцог улыбнулся:

- Кое-что, о чем вы сейчас сказали. О набеге квегийцев с востока. Может быть, мне удастся это устроить.

- Как? - спросил принц.

Джеймс сказал:

- С вашего позволения, это уж моя забота.

- Очень хорошо, - сказал Патрик. - Только сообщите мне о том, что вы придумали, прежде чем втравливать нас в очередную войну с Квегом.

Джеймс улыбнулся.

- Я жду кое-каких известий из Квега, и когда я их получу, - он повернулся к Никласу, - вы сможете переправить флот в Тьюлан. И сообщите герцогу Гарри, чтобы он отвязал свой флот от Закатных Островов и отдал их под ваше командование. Этот эскадрон головорезов увеличит вашу флотилию до пятидесяти судов, так что ли?

Никлас был в восторге.

- До шестидесяти пяти!

Джеймс жестом остановил его.

- Не радуйтесь раньше времени. Мой план может и не сработать. Япоставлю вас в известность, как только буду знать.

Повернувшись к остальным, сидящим за столом, принц спросил:

- Что-нибудь еще?

- Почему Крондор? - спросил Грейлок.

Патрик сказал:

- Капитан?

- Я хотел сказать, что, вероятно, они войдут в Горькое Море, но зачем им нападать на Крондор?

- Вы видите альтернативу? - спросил принц.

- Несколько, - ответил Грейлок. - Ни одна не может считаться главной, но на двух из них, если бы я был командующим у Изумрудной Королевы, я бы остановился в первую очередь. Или высадиться к северу от Крондора, окружить город малыми силами, обойти город, потом идти на восток, по Королевскому тракту, или сойти на берег между Лэндз Эндом и Крондором, подойти к городу с юга по кешийской границе, а потом на север к проходу на восток. Я потерял бы некоторую часть армии, удерживая силы Королевства внутри города, но меньшую, чем при захвате.

Патрик сказал:

- Уильям?

- Мы думали над этим, но в наших сообщениях нет ничего, что указывало бы на склонность этого генерала Фейдавы, который командует войсками Королевы, оставлять кого-то в живых.

- Пища? - предположил Эрик.

- Простите? - спросил принц Крондорский.

- Извините, ваше высочество, но мне кажется, что, если у них с собой будет даже не больше шестисот судов... я мог бы показать вам свои вычисления, но я думаю, что, пока они сюда доплывут, у них выйдут все запасы продовольствия.

Никлас сказал:

- Да, вот именно! - Он показал на островное государство Квег. - Они не могут совершить набег ни на Квег, ни на Пустыню Джал-Пур. Нет, они должны захватить Крондор, чтобы накормить свою армию, а уж потом идти на восток.

Патрик сказал:

- Я согласен. Вот поэтому, если план Джеймса не сработает, я хочу, чтобы флот стоял на севере, около Сарта. Когда они попытаются причалить, вы по ним ударите.

Никлас выругался.

- Черт побери, Патрик, это же самое неудачное время! Вы должны знать, что они приведут с собой самые быстрые суда и обстреляют все по периметру. Им достаточно будет одного или двух больших военных кораблей, чтобы прорваться, независимо от того, сколько нас будет внутри гавани, если все наши большие корабли будут на побережье. Тогда они приведут в гавань транспортные суда с солдатами и захватят город! Нельзя этого делать, Патрик. Если вы хотите, чтобы я защитил город, мой флот должен быть разделен на две одинаковые части. Одна внутри гавани, другая в открытом море.

Эрик сказал:

- Прошу прощения.

- Да? - сказал Патрик.

- Если еще не слишком поздно, вы могли бы изменить путь, которым суда заходят в гавань.

Джеймс усмехнулся:

- Мы уже работаем над этим, сержант-майор. Мы собираемся заставить их сделать разворот под прямым углом через новые волнорезы...

- Нет, милорд, - перебил его Эрик. - Я имею в виду, что, если построить другую стену параллельно северному причалу, морские ворота будут находиться между новой стеной и старой, и тогда им придется плыть против ветра, а течения уменьшит старый волнорез, так что, когда им нужно будет свернуть в гавань, они уже будут двигаться предельно медленно. Возможно даже, их придется тянуть буксиром.

- А зачем строить новую стену? - спросил Кэлис.

- Платформы для катапульты и баллисты, - ответил Грейлок. - Сжигать все, что появляется из-за угла и не окрашено в цвета Королевства.

- Если вы потопите первые два или три судна, как только они войдут... - сказал Никлас.

- Им придется развернуться и сойти берег к северу от города! - закончил Патрик.

- Или попытаться высадиться непосредственно на стену! - сказал Уильям. - Сержант-майор, вы меня сразили.

Патрик посмотрел на герцога Джеймса.

- Мы можем это сделать?

- Можем, но это будет дорого стоить. И купцы поднимут ор, дескать, им причиняют неудобства.

Патрик сказал:

- Пусть себе орут.

Вдруг дверь отворилась, и сквайр в дворцовой ливрее поднес герцогу Джеймсу какое-то письмо. Герцог немедленно принялся читать.

- Они отплыли!

Патрик спросил:

- Это точно?

Герцог Джеймс кивнул Кэлису, и тот сказал:

- Мы оставили в тылу врага несколько агентов после падения Города на Змеиной Реке. Труднее было получить из тех краев сведения, но мы оставили в безопасном месте один быстроходный корабль и лучшую команду. Посыльному понадобилось два дня езды, чтобы добраться до нашего судна, а оно отчалило без промедления. Мы знаем, что наш корабль быстрее любого корабля Королевы, а ее флот идет со скоростью самого тихоходного судна. - Он прикинул в уме, потом посмотрел на собравшихся. - Они будут в Проливах как раз перед Праздником Середины Лета.

- Что дает нам на подготовку три месяца, - сказал Джеймс.

Патрик сказал:

- Делайте свое дело и как можно скорее сообщите мне детали этого вашего квегийского плана. - Он встал, и все остальные тоже поднялись с мест. - Встреча откладывается.

Герцог Джеймс отвел Эрика в сторону.

- Сэр? - сказал Эрик.

- Пошлите записку вашему другу, и пусть он немедленно приедет ко мне. У меня будет поручение для господина Эйвери.

Эрик кивнул:

- Да, сэр.

После того как Эрик уехал, Джеймс подозвал Уильяма.

- Я думаю, пора сообщить молодому фону Даркмуру правду.

Подошедший к ним Оуэн Грейлок сказал:

- Ему это не понравится.

- Но он выполнит приказания, - сказал Уильям. - Он - лучший.

Джеймс улыбнулся.

- Да, он для нас просто находка. - Улыбка Джеймса вдруг погасла. - Жаль, что не всем так везет.

Уильям сказал:

- Если бы был другой способ...

Джеймс поднял руку.

- Я думаю, что за следующие полгода Королевство увидит больше боли и разрушений, чем за всю свою историю. Но когда дым уляжется, Королевство останется на месте. И мир тоже. И те, кто выживет, будут самыми везучими людьми на свете.

- Я надеюсь, что мы попадем в их число, - сказал Грейлок.

С горечью в голосе Джеймс сказал:

- Не рассчитывайте на это, друг мой. Не рассчитывайте на это. - И с этими словами герцог вышел из зала.

- Опять? - сказал Ру. - Зачем?

- Затем, что вы мне нужны, чтобы купить еще горючего масла.

- Но, ваша светлость, - сказал Ру, чувствуя себя не в своей тарелке, - я могу послать письмо лорду Вазариусу...

- Нет, я думаю, что вы должны поехать лично.

Глаза Ру сузились.

- Вы не хотите говорить, для чего все это, не так ли?

- То, чего вы не знаете, нельзя вытянуть из вас пытками, не так ли?

На эту реплику Ру решил не отвечать.

- Когда я должен уехать?

- На следующей неделе. Мне нужно еще кое-что сделать, а потом вы можете отправляться. Это будет короткая поездка, не беспокойтесь.

Ру встал.

- Как скажете.

- Так и скажу. А теперь до свидания.

- До свидания, милорд, - сказал Ру, и тон его свидетельствовал о том, что его совсем не радует перспектива снова встретиться со своим бывшим партнером. Не то чтобы лорд Вазариус не был гостеприимным человеком, но его представления о гостеприимстве сводились к бесконечным жалобам на плохое вино и еду. А уж эта его дочка! Ру подумал, что ее одной хватит, чтобы он навсегда отказался от женщин. Потом он подумал о Сильвии и поправился: хватит, чтобы он почти отказался от женщин.

Когда он вышел от герцога, открылась другая дверь, и сквайр сказал:

- Лорд Венкар, ваша светлость.

- Пошлите его ко мне, пожалуйста.

Через минуту в комнату вошел перепачканный пылью Арута.

- Отец, - сказал он, протянув к Джеймсу руки.

Джеймс поцеловал сына в щеку.

- Готово?

Арута усмехнулся, и на мгновение Джеймс увидел в сыне что-то от самого себя.

- Готово.

Джеймс стукнул кулаком по левой ладони.

- Наконец-то! Хоть что-то идет по-нашему. Накор согласен?

- Не то слово, - сказал Арута. - Этот сумасшедший согласился бы просто ради удовольствия посмотреть, какие лица будут у магов, когда это случится, но он также понимает, что мы должны защитить южный фланг.

Джеймс посмотрел на карту.

- Это один вопрос.

- Есть и другой, - сказал Арута.

- Какой же?

- Я хочу, чтобы Джимми и Дэш покинули город.

Джеймс отрицательно замотал головой.

- Они нужны мне здесь.

- Я не шучу, отец. Они переняли у вас это дурацкое чувство неуязвимости, и если их не выслать, они прозевают момент и не смогут выбраться из города, когда придет враг. Вы же знаете, что это правда.

Джеймс посмотрел сыну в лицо и вздохнул. Потом он сел и сказал:

- Хорошо. Когда флот Королевы замаячит возле Лэндз Энда, отошли их. Куда ты хочешь их отправить?

- Их мать гостит у своих родителей в Ролдеме.

- Это удобно, - сухо сказал Джеймс.

- Очень, - сказал Арута. - Послушайте, у нас с вами мало шансов выжить. Вы можете лгать мне, даже самому себе, но вы не можете лгать матери.

Джеймс кивнул.

- У нее такое выражение лица, какого я никогда раньше не видел, а ведь она столько испытала, что я представить себе не могу. - Он выдержал пристальный взгляд отца не дрогнув. - Членам вашей семьи предоставляется редкая возможность проверить свой характер.

Джеймс усмехнулся и на мгновение стал похож на молодого отца, который рассказывал маленькому Аруте истории по Джимми-руку.

- Но зато нам не бывает скучно, не так ли?

Арута покачал головой:

- Никогда. - Он изучающе поглядел на отца. - Вы останетесь до конца, правда?

Джеймс сказал:

- Это мой. дом. Я здесь родился. - Если в его словах и была доля сожаления, то он это умело скрыл.

- Вы намерены здесь умереть?

Джеймс сказал:

- Я пока не собираюсь умирать, но, если все же придется, пусть это произойдет здесь. - Он хлопнул ладонью по столу. - Послушай меня, есть многое, чего мы не можем запланировать, и в том числе - будем ли мы завтра живы или умрем. Жизнь слишком часто демонстрировала мне, какой она хрупкий подарок. Помни, никто не уходит из жизни живым. - Он встал. - Пойди умойся с дороги и приходи обедать. Твоя мать будет рада тебя видеть. Если мне удастся предупредить твоих сыновей, у нас будет настоящий семейный обед.

- Это было бы чудесно, - сказал Арута.

Он вышел, и Джеймс, закрыв за сыном дверь, прошел к другой двери на противоположном конце комнаты и выскользнул наружу. Он прошел по коридору в маленькую дверцу, такую низкую, что ему пришлось пригнуться, чтобы в нее войти. Один пролет вниз по винтовой лестнице и снова по длинному коридору до конца. Он подошел к дверям и подергал за ручку, но замок не поддавался. Он постучал два раза, затем, когда с другой стороны раздался один удар, постучал снова. Замок щелкнул, и дверь распахнулась.

За дверью он увидел Дэша с Джимми и еще пару человек в форме без знаков различия и в черных капюшонах с прорезями для глаз. Внутри комнаты было много всевозможных орудий пыток и по стенам висели пустые кандалы. К тяжелому деревянному стулу был привязан человек, голова которого упала на грудь.

- Что? - спросил Джеймс.

- Ничего, - сказал Дэш.

- Иди к своему хозяину. Я только что сказал ему, что вы снова едете в Квег. Он слегка огорчился и огорчится еще больше, если увидит, что ты где-то шляешься, вместо того чтобы заниматься своими прямыми обязанностями.

Дэш сказал:

- В Квег? Снова?

Джеймс кивнул.

- Я потом тебе все объясню.

Когда Дэш подошел к дверям, Джеймс сказал:

- Ах да, между прочим, приехал ваш отец, так что приходи сегодня вечером к нам на обед.

Дэш кивнул и закрыл дверь. Его дед сказал Джимми:

- Оживи его.

Джимми плеснул в лицо человеку стакан воды, и тот очнулся. Джеймс схватил человека за волосы и посмотрел ему в глаза.

- Если бы твои хозяева были немного добрее, они бы не стали блокировать твое сознание. Моя жена лежит в постели с ужасной головной болью, и это приводит меня в бешенство. Так что придется воспользоваться старыми методами.

Он кивнул палачам. Они знали свое ремесло и проворно принялись за дело. Схваченный накануне агент Изумрудной Королевы завопил от боли.

Ру старался казаться внимательным, выслушивая безумно скучный рассказ Вазариуса о заключении договора с торговым сообществом Вольных Городов. Сама история не увлекала Ру. Вопросы бизнеса чрезвычайно его интересовали, и детали договора были весьма необычны, но Вазариус сумел рассказать о нем самым замысловатым и утомительным способом, в результате чего вся эта история была лишена какого бы то ни было намека на индивидуальность, красочность или юмор. Что действительно заинтересовало Ру, так это неумение купца излагать события. Ру совершенно запутался и потерял уже всякое представление о том, кто были участники договора, почему они заключали этот контракт и даже в чем заключалась сделка или почему эта история должна была его развеселить, но он был уверен, что Вазариус может, если постарается, сделать свой рассказ еще бессмысленнее и бессвязнее.

- А что потом? - ловко вставил Ру, после чего Вазариус начал развивать очередную вводную тему, которая была интересна одному ему. Ру пригляделся к Ливии, которая, казалось, вела молчаливый диалог с Джимми. Ру не был уверен, но подозревал, что девушка сердита на его личного секретаря, и Ру ломал голову, что же произошло между ними во время последней встречи. Джимми утверждал, что вел себя как истинный джентльмен и даже игнорировал намеки, которые могли привести к сексуальной связи.

Внезапно осознав, что Вазариус умолк, Ру сказал:

- Ну надо же! Как интересно.

- Весьма, - сказал квегийский аристократ. - Не стоит играть с грузом лорда Венченцо, а уж тем более хвастать об этом на каждом углу.

Ру подумал, что надо бы осторожно выяснить, кто этот лорд Венченцо, чтобы, если вдруг в разговоре вновь всплывет эта тема, он имел хотя бы смутное представление о том, что это за история.

Наконец трапеза была окончена, и Вазариус, отослав Джимми со своей дочерью, предложил Ру довольно приличный бренди.

- Это из той партии, которую вы так любезно мне прислали, - объяснил квегийский лорд.

Ру подумал, что в следующий раз надо будет послать ему что-нибудь получше, на случай если снова придется здесь оказаться. Они сделали по глотку, и Вазариус спросил:

- Какова настоящая цель вашего посещения?

Ру сказал:

- Видите ли, мне необходимо закупить еще масла.

- Вы могли прислать мне заказ, Руперт. Не было необходимости приезжать сюда лично.

Ру заглянул в бокал. Он сделал вид, что колеблется, подбирая слова; на самом же деле Джеймс неуклонно заставлял его репетировать, пока он не научился безукоризненно произносить следующую фразу:

- На самом деле я хотел просить вас об одолжении.

- Каком?

- Я уверен, что в Империи есть агенты или по крайней мере "друзья", которые передают определенного рода информацию.

- Было бы оскорбительно для вас, если бы я стал утверждать обратное. Ни один народ в Мидкемии не пренебрегает такими средствами.

- Тогда вас, возможно, заинтриговало наращивание в Королевстве военной силы.

- От нашего внимания это не ускользнуло.

Ру вздохнул.

- По правде говоря, агенты Королевства в Кеше сообщают о том, что Император надумал потребовать обратно Долину Грез.

Вазариус пожал плечами.

- Разве это новость? Королевство и Кеш дерутся из-за Долины, как две сестры из-за любимого платья.

- Это еще не все. Похоже, что Кеш может начать наступление на Крондор, намереваясь перекрыть все дороги между Лэндз Эндом и Крондором.

Вазариус сказал:

- Если это правда, тогда Лэндз Энд будет изолирован.

- Не говоря уже о том, что Шамата и Лэндрет окажутся отрезаны и Империя получит контроль над Стардоком.

- Ах, - сказал Вазариус. - Волшебники.

Ру кивнул.

- Королевство считает, что они люди темные и ненадежные.

- Это правильно, - сказал Вазариус. - У нас здесь, в Империи, есть свои маги, но все они охотно служат Императорскому Двору.

"Иначе их ждет смерть", - мысленно добавил Ру.

Вазариус продолжил:

- Такое множество неуправляемых магов может оказаться неприятным.

- Что ж, будь что будет, но суть в том, что мы собираемся в большом количестве перевозить в Крондор людей и технику. Мы хотим перебросить туда отряды из Илита и других частей Джайбона, а также с Дальнего Берега.

- Я все еще не понимаю, какое это имеет отношение ко мне.

- Мы подходим к сути. - Ру выразительно прочистил горло. - Нам понадобится защищать некоторые ответственные грузы, и, ну, в общем, нам бы хотелось, чтобы их перевозили квегийские суда, поскольку маловероятно, чтобы Империя Великого Кеша могла заподозрить, что такой груз могут везти квегийские галеры.

- Ах, - сказал Вазариус и затих.

- Мне нужно, чтобы к третьей неделе после Банаписа в Карее стояла дюжина тяжеловооруженных военных галер.

- Дюжина! - Глаза Вазариуса расширились. - Что вы повезете?

- Оружие и кое-что еще.

Ру увидел, как его собеседник завращал глазами от жадности. Конечно, Вазариус решил, что речь идет об огромной партии золота, добытого пигмеями в Серых Башнях, которое Королевство получило в обмен на свои товары, и теперь его отправляют в Крондор, чтобы заплатить жалованье солдатам. Это было как раз то, чего от него добивался герцог Джеймс. Конечно, Вазариус решит, что двенадцать военных галер - это слишком много для того, чтобы обеспечить безопасность груза оружия.

Вазариус сказал:

- Это значит, что они должны будут отплыть отсюда за три недели до Праздника Середины Лета. - Он посчитал. - Тогда они окажутся в Проливах Мрака примерно в день Летнего Солнцестояния. Это означает, что золото должно быть в Крондоре спустя два месяца после Банаписа.

- Приблизительно, - сказал Ру, притворяясь, что не услышал слов Вазариуса о золоте.

- Дюжина имперских галер будет стоить вам круглую сумму.

- Какую? - спросил Ру.

Вазариус назвал цифру, и Ру стал равнодушно торговаться, пытаясь сделать вид, что хочет сбить цену. Ру знал, что Квег никогда не получит золота, потому что Вазариус намеревается похитить груз, да и золота никакого не было. Однако было шесть сотен враждебных судов, которые примерно в это время должны войти в Проливы. И Ру знал, что Вазариус пошлет не двенадцать галер - он пошлет все, сколько у него есть, а это две дюжины, а то и больше, если только сможет отозвать их вовремя в Квег.

Они проговорили всю ночь, и Ру думал о том, что бренди мог бы быть и получше. Еще ему было интересно, как обстоят дела у Джимми с Ливией.

Джимми слизнул кровь с губы и сказал:

- Чего?

Ливия снова его шлепнула, а потом больно укусила в шею.

- О, ну почему вы, варвары, не понимаете цивилизованного языка!

Девушка сидела на Джимми верхом, и ее тога была спущена до талии. Джимми был пьян от вина, к которому явно примешали наркотик, и пытался сохранить остатки здравого смысла, но сочетание наркотиков, алкоголя и молодой, здоровой, полуголой женщины, пытающейся заняться с ним сексом, слишком осложняли ему задачу. Все, что он мог сделать, это притвориться, что не понимает ее языка.

У Джимми создалось впечатление, что Ливия разозлилась на него за то, что он не попытался заняться с ней любовью во время их предыдущего свидания. Он был почти уверен, что ее больше возбуждает упущенная возможность его отвергнуть, чем влечение к нему, но эта квегийская леди была так темпераментна, что Джимми не знал, что и думать. В настоящий момент она явно пыталась доказать ему свою любовь, для чего и пустила в ход удары, порой весьма чувствительные, и массу обещаний, что, переспав с Ливией, он никогда не сможет заниматься любовью с другой женщиной. Джимми, хоть и был в полукоматозном состоянии, в душе горячо надеялся, что эти ее обещания не сбудутся. Хотя она так скакала по нему вверх и вниз, что он подумал, что ему не избежать тяжких телесных повреждений, в результате которых уже не захочется проверять, права она была или нет.

- Довольно! - сказал он и попытался сесть, но тут же получил тяжелую затрещину. Слезы брызнули у него из глаз, а Ливия начала срывать с него одежду.

Где-то по пути он запомнил, что получил серьезные царапины на спине и ягодицах, в другой момент кто-то - видимо, слуга, - выплеснул на них ковш очень горячей воды, затем ковш холодной. Потом Ливия проделала интересную вещь с пером и крыжовниковым желе.

Наконец, когда они, утомившись, лежали в объятиях друг друга, она пробормотала, что такого, как он, у нее никогда раньше не было. Джимми никогда не считал себя дамским угодником, потому что хоть он и любил женщин и женское общество, но бабушка, которая умела читать мысли, поведала ему о женщинах много такого, что знают далеко не все мужчины. В течение нескольких лет, стоило ему бросить на миловидную распутную девку похотливый взгляд, как бабушка тут же читала ему лекцию об отношениях с женщинами. Не сразу, но со временем он наконец научился смотреть на женщин как на друзей и врагов, точно так же как на мужчин, кроме тех случаев, когда он спал с ними. Тогда они были решительно не похожи на мужчин, за что он был вечно им благодарен.

Однако таких, как эта, он еще не встречал и не был уверен, что хотел бы встретить снова. Зная, что его опоили, он применил кое-какие методы, которым его научила бабушка, и когда девушка начала его допрашивать, он начал лгать.

В настоящее время Джимми был уверен, что, пока она и ее отец сравнят свои наблюдения, план, задуманный его дедушкой, уже придет в действие. Он старался не смеяться, потому что все тело у него болело так, что он не мог пошевелиться. Уже проваливаясь в сон, он подумал о том, как обстоят дела у Дэша.

- Ты просто лживый мешок дерьма, королевская моська, и это - факт. - Моряк посмотрел на Дэша с вызовом.

Дэш встал, преувеличенно покачиваясь, хотя был не так уж пьян. Он не один год овладевал искусством изображать пьяного, пока не научился играть не хуже любого актера. Хитрость заключалась в том, чтобы взять немного эля или чуточку перца и потереть глаза, чтобы они стали красными. Этому его научил дедушка.

- Никто не смеет называть меня лжецом! - Он впился взглядом в квегийского моряка. - Сказано тебе, я это видел собственными глазами! - Он понизил голос до заговорщического шепота. - И я могу тебе сказать когда и где.

- Когда и где что? - спросил другой игрок.

Дэш пришел в портовый кабак, куда он заходил в прошлый свой приезд - где он представился как моряк Королевства, - и присоединился к играющим в пашава. После небольшого выигрыша и небольшого проигрыша он начал выигрывать ровно столько, чтобы люди обратили на него внимание.

Наконец появилась пара местных карточных акул и попросила позволения присоединиться к игре. Как Дэш и ожидал, ему начали предлагать выпивку в надежде, что его карточное чутье притупится.

Он пошел им навстречу и потерял достаточно денег, чтобы удержать их возле себя, затем отыграл назад достаточно, чтобы их заинтересовать. И пока он играл, он говорил:

- Говорят вам: мой отец приплыл с принцем Никласом и самим Амосом Траском! Он был первым, кто достиг земли по ту сторону Бесконечного Моря.

- Нет такого места, - насмехался квегийский моряк.

- Откуда вам знать? - парировал Дэш. - Вам бы только у берега болтаться. Во всей стране ни одного моряка дальнего плавания.

Этим он добился внимания уже всех посетителей кабака. Несколько человек собрались даже поучить его хорошим манерам, чтобы он не смел оскорблять их родину. Дэш обратился к завоеванной аудитории:

- Это правда! Почти двадцать лет люди принца Крондорского вели торговлю с аборигенами! Это простые люди, они поклоняются солнцу, и даже их дети носят золотые побрякушки и нянчат кукол, отлитых из золота. Они добывают золото, а принц им за это - стеклянные бусинки. Я видел золото своими глазами! Это самый большой груз в мире, там хватит золота, чтобы заполнить эту комнату. Больше! Высотой в два человеческих роста. А по ширине - две такие комнаты.

- Во всем мире не найдется столько золота, - сказал человек, который называл себя Гракусом. Он был искусным игроком, а также, вероятно, мошенником, вором и потенциальным убийцей. Но то, что было нужно Дэшу, было в нем от природы: он был жаден до невероятия.

- Слушайте, что я вам скажу: когда судно господина Эйвери вернется обратно в Крондор, весь наш флот отправляется к Проливам Мрака. Зачем?

Послышалось бормотание, несколько человек спросили зачем.

- Затем, что туда плывет самая большая флотилия сокровищ за всю истории мира, даже сейчас, пока мы здесь лясы точим, она плывет, и на Банапис войдет в Проливы.

- В Праздник Середины Лета? - спросил Гракус.

- Шевели мозгами! - сказал Дэш. - Где будут ваши галеры? Где будут все кешийские пираты из Дарбина?

Один из моряков сказал:

- Он попал в точку, Гракус. Наши суда будут в порту, и команды будут отмечать праздник. Даже рабам на галерах в этот день полагается по глоточку.

- Ив Дарбине то же самое, - сказал другой. - Я был в этом порту на Праздник Середины Лета, и если к закату солнца на корабле остался хоть один трезвый, значит, он просто не старался.

Гракус сказал:

- Все это, конечно, хорошо и складно, но мне что-то не очень верится.

Дэш огляделся по сторонам, как будто проверяя, не подглядывает ли кто, хотя трудно было изображать таинственность, когда глаза всех присутствовавших в комнате смотрели на него одного. Он полез за пазуху и достал маленький кошелечек, потом вытряхнул содержимое на стол.

Из кошелечка выпали крохотная свистулька и маленький волчок. "Золото", - прошептал Гракус.

- Я выменял эту свистульку у мальчонки за кусочек меди, - сказал Дэш. - И он был очень доволен. Он никогда раньше не видел медь, а золото там повсюду.

Волчок и свистулька были отлиты из расплавленных монет, и Джеймс дважды отправлял их на переделку, потому что ювелир никак не мог взять в толк, что предметы должны быть грубо вылепленными. Дэш забрал у Гракуса свистульку.

- Этот мальчик дал мне за кусочек меди целое жалованье, которое я получаю за рейс. Я видел, что другие люди привозят оттуда столько золота, что можно уволиться и купить богатую ферму. - Он обвел взглядом слушателей. - Если кто-нибудь из вас, парни, бывал в "Якоре и Дельфине" в Крондоре, знайте, что Довсон открыл эту гостиницу на золото, которое он выручил, торгуя одеждой с аборигенами. Вернулся вонючий, как скунс, потому что три месяца ходил в одном и том же, но вернулся богатым.

Дэш видел, что он их покорил, и знал, что, даже несмотря на все сомнения, желание верить все же перевесит. На Банапис все пираты Квега, способные плавать, будут торчать в Проливах Мрака.

Убирая свои безделушки, Дэш решил, что лучше проиграть их в карты, поскольку рассказ, подкрепленный вещественным доказательством, будет убедительнее. К тому же, подумал он, окинув взглядом лица своих партнеров, в случае проигрыша у него будет больше шансов вернуться на корабль живым.

Пуг сказал:

- Вы готовы?

Маркос и Миранда кивнули и взялись за руки.

Накор простился с Шо Пи и взял за руки Маркоса и Пуга. Пуг и Миранда соединили руки, и круг сомкнулся.

Пуг произнес заклинание, и вдруг они оказались во внутреннем дворике где-то высоко в горах. Пораженный монах выронил ведро с водой, которое он нес, и уставился на них с разинутым ртом. Пуг посмотрел на него и сказал:

- Нам нужно встретиться с аббатом.

Монах, не в силах произнести ни слова, молча кивнул и убежал. Они ждали, а из окон монастыря на них таращились монахи.

Маркос сказал:

- Видимо, ты знаешь, что делаешь?

- Сотрудничество между магами и клерикалами встречается редко, но в прошлом это случалось, - сказал Пуг.

Они стояли во внутреннем дворе Ишапианского аббатства в Сарте, в горах к северу от Крондора. Пуг бывал здесь раньше и познакомился с нынешним аббатом, который был тогда простым священником.

Через несколько мгновений к ним подошел седовласый человек лет семидесяти на вид, такого же роста, как Пуг. Рядом с ним шел монах помоложе, с военным молотом и щитом в руках. Когда аббат приблизился настолько, чтобы узнать Пуга, тот окликнул его:

- Привет, Доминик. Давно не виделись.

Аббат Сарта кивнул:

- Почти тридцать лет. - Поглядев на товарищей Пуга, он сказал: - Похоже, это не просто визит вежливости. - Доминик повернулся к монаху. - Спрячь свое оружие, брат Михаил. Никакой угрозы нет.

Когда воинственный монах отошел в сторонку, Доминик сказал:

- Ты уязвил его самолюбие, Пуг. Вы прошли сквозь защиту, как будто ее там не было.

Пуг улыбнулся.

- А ее и не было. Скажи ему, чтобы он поставил защиту в горе под библиотекой. Мы проникли через пол.

Доминик улыбнулся.

- Я ему скажу. Не угодно ли подняться ко мне, чтобы позавтракать и заодно объяснить мне, что все это значит?

Маркос сказал:

- Нам нужны ваши знания, аббат. И мы не можем говорить об этом здесь.

Аббат сказал:

- А вы?..

- Доминик, это - Маркос Черный, - сказал Пуг.

Если на Доминика и произвело впечатление это имя, он не подал виду.

- Ваша слава вас опережает.

- Я - Накор, а это - Миранда.

Доминик поклонился.

- Это аббатство, возможно, самое безопасное место в Мидкемии - если мы установим защиту под библиотекой, - сказал он с улыбкой.

Пуг сказал:

- Для того, что мы должны обсудить, в Мидкемии нет безопасного места.

- Ты предлагаешь перенестись в другой мир, куда ты меня брал много лет назад?

- Точно, - сказал Пуг. - Только на сей раз пытать тебя не будут.

- Уже хорошо. - Он посмотрел на Пуга. - Ты не изменился, но я уже не тот. Я - старик, в моем возрасте нужна убедительная причина для того, чтобы оставить этот мир.

Пуг обдумал свой ответ.

- Нам нужно поговорить о вашей сокровенной тайне.

Глаза Доминика сузились.

- Если вам надо что-то из меня выудить, скажите прямо, что вам известно.

Маркос сказал:

- Мы знаем правду о Семиконечной Звезде и Кресте внутри нее. Мы знаем, что пятая звезда мертва, и шестая тоже, - он понизил голос, - а седьмая звезда не мертва.

Доминик на мгновение застыл на месте, затем обернулся к проходившему мимо монаху.

- Я пойду с этими людьми. Сообщите брату Григорию, что в мое отсутствие он будет за старшего. Еще попросите его послать запечатанный сундук, который стоит у меня в кабинете. Высокому Отцу в наш храм в Рилланоне. - Монах наклонил голову и поспешил выполнять приказ аббата.

- Пойдемте, - сказал Доминик, и они встали в круг.

Пуг сказал:

- Маркос, у меня есть сила, но нет знания.

- У меня есть и то, и другое, - ответил Маркос. - Следуйте за мной.

Вдруг они исчезли, и их окружила такая пустота, что ее можно было потрогать.

Пуг услышал мысли Миранды.

- Когда я впервые вошла в Зал Миров, я спросила Болдара Кровавого, что бывает, когда ступаешь в пустоту.

Мысли Пуга были серыми и тусклыми:

- Это пустота между мирами. Здесь ничего нет.

- Кое-что здесь есть, - послышались мысли Маркоса. - Нет во вселенной такого места, где не было бы ничего живого. Те, кто проходит сквозь пустоту, этого не понимают, но есть существа, которые в ней живут.

- Очаровательно, - прозвучали мысли Накора, и в этом слове чувствовалось его волнение.

Неожиданно они оказались в звездном ночном небе, в пузыре воздуха, теплоты и тяготения посреди абсолютной черноты. Под ними в пустоте был виден город, который Пуг никогда не чаял увидеть вновь.

- Вечный Город, - сказал он.

- Какая непривычная красота, - сказал Накор. Пуг поглядел на изаланца и увидел, что глаза его широко раскрыты от удивления.

- Что есть, то есть, - сказал Пуг.

Симметрия города была неуловимо смещена, так что приковывала к себе взгляд, но что именно привлекало внимание, сказать было невозможно. Башни и минареты, казавшиеся слишком тонкими, чтобы держать свой собственный вес, высились на фоне исключительного неба Города. Арки, которые были на мили выше самой высокой крыши Крондора, занимали свободное пространство между зданиями.

Они неслись вниз, хотя не ощущали ничего - из органов чувств работало только зрение.

- Кто это построил? - спросила Миранда.

- Никто, - сказал Маркос. - По крайней мере никто из этой действительности.

- Что ты имеешь в виду, отец?

Маркос пожал плечами.

- Это место уже было здесь, когда возникла наша вселенная. Пуг, Томас и я были свидетелями рождения того, что мы называем нашей действительностью. Это место уже было здесь.

- Творение более ранней действительности? - предположил Накор.

- Может быть, - сказал Маркос. - А может, просто место, которое есть, потому что должно быть.

Доминик все молчал, но теперь спросил:

- Для чего нам это странное и непостижимое место, Пуг?

Пуг сказал:

- Возможно, что это единственное место, где можно свободно говорить и не стать жертвой того, кто стоит за всеми бедами и разрушениями, обрушившимися на наш мир.

Они летели над огромным квадратом, во много раз больше Крондора, где плитки размером с город меняли цвет, образуя завораживающие узоры. Коснувшись поверхности улицы, они увидели, как улицы, составляющие квадрат, повторяют узор.

Миранда сказала:

- Это город. В нем есть здания, которые кажутся домами, и все же в нем нет жизни.

- Зря ты так думаешь, дочь, - сказал Маркос. - Тот фонтан может быть просто украшением, а может оказаться, что это форма жизни, столь чуждая нашему пониманию, что мы никогда не сможем войти с ней в контакт.

- Что, если город сам по себе - форма жизни? - спросил Накор.

- Возможно.

Доминик сказал:

- Зачем боги создали такое место?

- Это смотря о каких богах мы говорим, - сказал Маркос. Светило клонилось к заливу пустоты, на пышную зеленую лужайку, окруженную ухоженными кустами и деревьями. Потом оно исчезло.

- Это, возможно, самый далекий уголок действительности, - сказал Маркос. - Сад.

Пуг сказал:

- Теперь мы можем поговорить, но сначала я должен еще кое-что сделать.

- Что именно? - спросила Миранда.

Но Пуг уже закрыл глаза и бормотал заклинание. Все присутствующие почувствовали, как вокруг Пуга собирается чудесная энергия, потом она вдруг исчезла, и он открыл глаза.

Миранда, прищурившись, посмотрела на него.

- Это же сильнейшее блокирующее заклинание. Почему мы должны защищаться от чужих ушей в этом отдаленном уголке действительности?

- Все прояснится в свое время, - ответил Пуг. Он посмотрел на аббата. - Пора начинать.

- Что ты знаешь? - спросил аббат.

- Правду, - ответил Пуг. - Ишап мертв.

Доминик кивнул.

- Еще со времен Войны Хаоса.

Миранда сказала:

- Ишап, Тот, Кто Всех Выше? Величайший из Всех Богов мертв?

Пуг сказал:

- Я объясню. Почти сорок лет назад какая-то неизвестная сила пыталась уничтожить святыню ишапиан, волшебный драгоценный камень, известный как Слеза Богов.

Доминик кивнул:

- Об этом мало кто знает. Только принц Арута, несколько из его доверенных советников и Пуг знали о покушении.

- Чтобы понять всю важность этой попытки, вы должны кое-что знать о природе богов и их роли в жизни Мидкемии.

Маркос сказал:

- Доминик, объясни Миранде и Накору.

Доминик оглянулся и, приметив поблизости скамью, сказал:

- С вашего позволения, я присяду.

Они пошли за ним. Старый аббат сел, Накор и Миранда устроились у него в ногах, а Пуг с Маркосом остались стоять. Доминик сказал:

- Во время Войны Хаоса в Мидкемии возник новый порядок. Перед Войной Хаоса основные силы созидания и разрушения находились в тесной связи; этим силам поклонялись валхеру. У них были Ратар и Митар - Она, Кто Есть Порядок, и Он, Кто Есть Хаос, Два Слепых Бога Начала. Но своими набегами на небеса валхеру невольно вносили изменения в мироустройство. Каждое их посещение нового царства, каждое присоединение нового царства к тому, в котором они родились, создавало рябь в потоке времени и изменяло устройство вселенной. Война Хаоса перевернула все в космическом масштабе, поскольку вселенные стремились приобрести более законченный, яснее очерченный вид, чем раньше, и в результате возникли боги.

Доминик обвел взглядом лица слушателей.

- Каждый мир в космосе, каждая планета и звезда во множестве вселенных разделяет общую собственность: существующую на разных уровнях энергию. Многие из этих миров дали этой энергии форму сознания, другие сформировали из нее то, что мы называем магией. На некоторых нет никакой жизни в нашем понимании, а на других - изобилие видов. В конце каждый мир достигнет своего уровня.

Накора все это живо заинтересовало.

- Но ведь они все связаны, правильно?

Доминик сказал:

- По большому счету - да, и в этом заключается суть вопроса. Когда появились боги, они себя каким-то образом упорядочили, но об этом мы могли только догадываться. Но со временем они приобрели свойства, которые выявили их природу. Главным образом это существа органического происхождения, если энергию или разум можно назвать органическими, то есть существа без сознания в нашем понимании этого слова.

Маркос кивнул:

- Я это знаю наверняка.

Доминик продолжал.

- Было семь существ, которые полностью отвечали за порядок в Мидкемии. Люди дали им имена, хотя, что они сами о себе думают, нам понять не дано. Это были Абрем-Сев, Кузнец Действий; Ев-Дем, Работающий Внутри; Графф, Ткач Желании; и Хельбинор, Трезвенник. Это - четыре высших бога, - сказал Доминик, - которые пережили Войну Хаоса, когда восстали низшие боги и валхеру в последний раз прилетели под небо Мидкемии.

- Из-за чего началась Война Хаоса? - спросил Накор. - Что заставило низших богов восстать против высших?

- Никто не знает, - сказал Доминик. - Человечество здесь было еще молодо, оно сбежало в Мидкемию из других миров, поскольку по всем вселенным бушевали валхеру.

- Безумный Бог, - сказал Маркос. -

Накор спросил:

- Кто он?

- Неназываемый, - сказал Пуг. - И поэтому мы здесь.

Миранда сказала:

- Вы сказали, что было семь больших существ, а назвали только четырех.

Доминик кивнул.

- Сначала их было семь. Я назвал четверых Строителей, а были еще трое других. Арх-Индар, Самоотверженная, Богиня Добра, которая дала начало всему созидательному и положительному в этом мире. Мы считаем, что она пожертвовала собой, чтобы навсегда изгнать Неназываемого из Мидкемии.

- Ну а кто такой Ишап? - спросила Миранда.

- Он был самым могущественным из Великих Богов, - сказал Доминик. - Он был Уравнителем, Связующим Звеном, и его главной задачей было управлять всеми остальными Богами.

- А кто же этот седьмой Бог, так называемый Неназываемый? - спросила Миранда.

Пуг сказал:

- Налар.

Последовала небольшая пауза, после которой Пуг сказал:

- Обошлось.

- Что обошлось? - спросила Миранда.

Доминик ответил за Пуга:

- Налара не называют по имени, потому что стоит произнести это слово, как можно стать орудием в его руках. Он был изгнан остальными четырьмя Великими Богами, чтобы установилось равновесие, а мы трудимся изо всех сил, пытаясь вернуть к жизни Ишапа.

- Так, значит, вы целыми днями молитесь, чтобы воскресить Величайшего из всех Великих Богов? - уточнила Миранда.

-Да.

- Вы не пробовали подсчитать, сколько времени на это потребуется?

- Столетия, - сказал Маркос. - Возможно, даже тысячелетия. Наши жизни - это всего лишь мгновения в жизни вселенной.

Доминик вздохнул:

- Да, это правда. Поэтому те, кто поклоняется Ишапу, это добровольные хранители Знания. Водар-Хоспур, Бог Знания, тоже пал во время Войны Хаоса, и мы пытаемся своими силами вернуть вселенной прежний порядок.

- Это немыслимо, - сказала Миранда.

- Я понимаю, - сказал Пуг. - Так, значит, все, что я пережил: Война Провала, Великое Восстание, постоянные нападения пантатиан, все, что касается попыток валхеру вырваться на свободу, - это просто происки сумасшедшего?

- Налара? - переспросила Миранда.

- Чего он добьется, если разрушит этот мир? - спросил Накор.

- Вы не понимаете природы богов, - сказал Доминик. - Человеку ее не понять. В его природе творить то, что люди называют злом. Он - воплощение разрушительных сил, так же как Арх-Индар - воплощение созидательных. Разрушать, рвать в клочья и разбивать жизнь на мельчайшие частицы такая же часть природы Налара, как и природы Митара, древнего Бога Хаоса. Но в большей степени, ибо Митар не был разумен. У Налара же есть разум, есть сознание. Более того - самоуверенность. Пока остальные Управляющие Боги были живы, все находилось в равновесии. Стремление к разрушению и злодеяниям сдерживались его собственным разумом и силами Ишапа, Арх-Индара и четверых Строителей. Но во время Войны Хаоса Налар сошел с ума.

Пуг сказал:

- Иными словами, Войну Хаоса можно назвать Временем Гнева Безумного Бога.

- А может быть, - сказал Накор, - это безумие и породило Войну Хаоса?

- Этого никто никогда не узнает, - сказал Доминик. Оглядев по очереди своих собеседников, он добавил: - Даже столь могущественное собрание по сравнению с силой, о которой идет речь, просто мелюзга.

- Мы всего лишь пламя свечи в сравнении с звездой, - добавил Маркос.

- Что такое лишенный жизни мир для бессмертного бога? - сказал Доминик. - Жизнь настойчива, и рано или поздно она вернется в Мидкемию, восстав из нашего праха или же перекочевав с других планет, а до тех пор Налар сумеет освободиться из заточения, поскольку другие боги ослабнут. Низшие боги, вероятно, погибнут вместе с планетой - они всего лишь посредники между живыми существами и высшими богами, - а высшие боги потеряют значительную часть своей силы.

- Почему же остальные боги не уничтожили Налара? - спросила Миранда.

- Они не могли этого сделать, - объяснил Доминик. - Он слишком могуч.

- Слишком могуч? - Миранда присела на корточки.

- Да, - ответил Доминик. - Энтропия - та сила, которой владеет Налар, - самая могучая сила во вселенной. Без Арх-Индара или Ишапа Строители не могли его уничтожить. Они могли только упрятать его подальше. Он замурован под огромной горой, размером с Мидкемию, на планете величиной с наше солнце в самой удаленной от нас вселенной, и тем не менее он настолько силен, что даже оттуда способен влиять на умы своих слуг.

- Те, кто ему служит, - вмешался Пуг, - могут и сами не знать, чью волю исполняют. Они действуют, не задавая себе вопросов, зачем это надо.

- Остальные боги передали нашему ордену Слезу Богов, - сказал Доминик. - Вот почему у нас есть хоть какая-то сила. Все клерикальные чудеса - это услышанные молитвы, но после смерти Ишапа некому их услышать.

- Короче, каждые сто лет в горной пещере рождается этот драгоценный камень, - сказал Пуг, - и оттуда его переправляют в Рилланон, где помещают в раку Храма Ишапа.

Доминик сказал:

- Это делается для того, чтобы мы могли творить чудеса и добрые деяния и побуждать людей молиться Ишапу, чтобы он вернулся и восстановил равновесие.

- Но до тех пор, - сказал Маркос, - нам придется решить одну задачу.

- Можно сказать и так, - проговорила Миранда, - а можно и по-другому: валхеру, демоны, войны и разрушения вызваны волей Безумного Бога, который так силен, что все высшие и низшие боги вместе не могут его уничтожить, и теперь наш черед встретиться с ним на поле брани?

Маркос пробормотал:

- Ну, что-то в этом роде.

Миранда так и застыла наместе, не зная, что сказать.

ГЛАВА 10 ПОСВЯЩЕНИЕ

Миранда зевнула.

После того как первоначальное потрясение от величины вставшей перед ними задачи постепенно прошло, ее одолела скука. Маркос, Пуг и Доминик решили не покидать Сад Вечного Города, пока не выработают хоть какой-нибудь план.

Они часами говорили об одном и том же, во всяком случае, Миранда дважды за это время успела проголодаться и один раз вздремнуть. Единственным человеком, который полностью погрузился в свои мысли, был Накор.

Маленький человечек с задумчивым видом сидел на скамье. Миранда приблизилась к нему с корзинкой груш.

- Хотите грушу? - спросила она.

Он усмехнулся и взял одну.

- Мой фокус с апельсинами иногда еще получается. Хотите апельсинчик?

- Благодарю вас, может быть, в другой раз, - сказала она. - Но как же он у вас получается?

- Я не знаю, - сказал он с задумчивой улыбкой. - Возможно, материи, которой я манипулирую, все равно, где я нахожусь.

- Но мы нигде.

- Нет, - не согласился Накор. - Мы где-то, только сами не имеем ни малейшего представления о том, где именно.

- Или о строении взаимосвязей, - добавила она.

- Да, вы понимаете.

- Вы выглядите невероятно жизнерадостно для человека, которому только что сказали, что он должен сразиться с богом.

Накор покачал головой, и сок груши потек у него по подбородку.

- Нет, пока еще нет. И я не думаю, что вообще когда-нибудь. Мы должны найти способ расстроить его планы, а не уничтожить его самого. Если четыре высших бога не могут его уничтожить, тогда кто мы такие, чтобы это сделать? Кроме того, план уже есть, мы только должны понять, в чем он состоит.

- Я не уверена, что понимаю вас.

Он встал со скамейки и сказал:

- Пойдемте, я вам объясню.

Он привел ее туда, где под большим деревом с незнакомыми листьями сидели Пуг, Маркос и Доминик, и спросил их:

- Как у вас дела?

Пуг сказал:

- Мы снова и снова пытались решить эту проблему, но не смогли ничего придумать. Не знаем, что делать дальше.

- Это легко, - сказал Накор.

Брови Маркоса поползли вверх.

- О, в самом деле? Не мог бы ты поделиться с нами своей находкой?

Накор кивнул и, ловко завернув ноги кренделем, сел на землю.

- Мы должны укрепить то, что сломано.

Доминик сказал:

- Именно этим и занимался орден ишапианцев.

- Я знаю, - сказал Накор. - Я это и имею в виду. Но, видите ли, вам понадобится время, чтобы вернуть мертвого бога. Это - не легкая вещь.

Глаза старого аббата сузились.

- Спасибо за понимание, - сказал он сухо.

- Но с одним из бедствий надо что-то делать немедленно! - сказал Накор.

- С каким же? - спросил Пуг.

- Ну, есть одно такое, - ответил Накор, - демоны. Нельзя допустить, чтобы они тут бегали. Слишком много от них неприятностей. Даже маленькие очень опасны.

- Я помню, как волшебники Мурмандамуса когда-то давно, перед тем, как было подавлено Великое Восстание, вытащили на свет несколько крылатых демонов. Это тогда уже должно было меня насторожить, но я думал, что они использовали обычное заклинание вызова, - признался Пуг.

- Мы так можем всю жизнь сидеть и каяться, - сказал Маркос, - нам только волю дай. - Он посмотрел на дочь, и она ответила на его изучающий взгляд полным безразличием.

- Да, - сказал Накор. - Глупо сожалеть и каяться. Теперь ответ на ваш второй вопрос. Что касается наведения порядка, тут все просто. Мы победим Изумрудную Королеву, отправим эту армию назад по домам, убьем всех уцелевших пантатиан - потому что мы не можем изменить их природу, - и проследим, чтобы никто не добрался до Камня Жизни. Ах да, еще надо загнать всех демонов обратно в их родное царство.

- И это все? - саркастически сказала Миранда.

Доминик сказал:

- Накор, вы ставите очень интересные вопросы и предлагаете не менее интересные решения, но не могли бы вы дать нам маленький совет, как осуществить эти решения?

- Это легко, - сказал Накор. - Мы должны заткнуть дыру.

- Какую дыру? - спросил Маркос.

- Ту, через которую к нам проникают демоны. А то это уже становится навязчивым.

Пуг вздохнул:

- Он прав. Армия Изумрудной Королевы - катастрофа, но по сравнению с масштабным вторжением демонов она покажется потасовкой подвыпивших гуляк.

- Я думаю, это может подождать, пока мы не нанесем поражение Изумрудной Королеве, - сказал Накор. - То, что мм видели, свидетельствует о том, что демоны еще не проникли в наш мир, и пока они влияют на Изумрудную Королеву, она здесь за них. Всем нам известно, что как только она получит Камень Жизни, то использует его, чтобы открыть путь демонам.

- Что мы упустили? - сказала Миранда.

- Что ты имеешь в виду? - спросил Пуг.

- Не знаю, - ответила Миранда. На лице ее ясно читалась тревога. - Но где-то что-то мы пропустили. Например, почему мы не можем атаковать флот захватчиков над самым глубоким местом океана и потопить его?

- На их кораблях полным-полно пантатианских жрецов, - сказал Накор. - Возможно, в отдельности они не обладают могуществом Пуга или Маркоса, но все вместе...

- Пуг может уничтожить их в считанные мгновения, - перебила Миранда. - Я видела, что он сделал в Небесном Граде, - а я не новичок. Я два столетия изучаю магию, но это выходит далеко за пределы моих возможностей.

Маркос кивнул:

- Он вторгся в мой разум... в разум Сарига и выдернул меня оттуда, как пробку из бутылки. Это вам не карточный фокус.

Пуг сказал:

- Не так все просто.

- Нет, именно ток просто, - сказала Миранда. - Если мы ничего не предпримем, погибнет много народу.

- Что, если мы ошибаемся? - спросил Пуг. - Что, если мы умрем, ничего не добившись?

- Вся жизнь - риск, - ответила дочь Маркоса, и на секунду Пугу показалось, что она просто копия своего отца.

- Если мм погибнем, - сказал Пуг, - тогда ничто не помешает Изумрудной Королеве завладеть Камнем Жизни.

- Есть еще Томас, - напомнила Миранда.

Пуг некоторое время обдумывал ее слова, потом сказал:

- Сначала мы должны удостовериться, что Томас знает, что мы собираемся делать.

- Согласен, - сказал Маркос.

- Пошлем к Томасу Накора и Доминика, - предложил Маркос.

- Нет! - сказал Накор. - Я хочу видеть, что вы собираетесь делать.

- Похвальное любопытство, - сказал Пуг, - но мы собираемся встретиться с тем, что может устрашить любого храбреца. - Накор начал было возражать, но Пуг предостерегающе поднял руку. - Ты утверждаешь, что волшебства не существует, но знаешь о действии магической силы больше любого человека в Мидкемии, кроме Маркоса, меня и Миранды.

Глаза Накора сузились.

- Я всегда хотел спросить тебя об этом, - сказал он. - Когда-то давным-давно ты велел Джеймсу сказать мне, что "волшебства не существует", заставил меня идти в Стардок, так вот - я всегда хотел узнать, зачем ты это сделал.

Пуг улыбнулся.

- Я тебе расскажу потом, когда все это закончится.

Накор снова усмехнулся.

- Очень хорошо, но прежде, чем возвращаться, мы должны решить несколько вопросов.

- Да, - сказал Доминик. - Никто не может вернутся в Мидкемию, зная о Наларе или даже пытаясь узнать о нем, и остаться невредимым. Хотя Бог Зла под замком, Мидкемия - его родной дом, и он начнет влиять на любого восприимчивого человека, так же как Сариг подчинил когда-то Маркоса своей воле.

- Ты можешь стереть память о Наларе, Доминик? - спросил Пуг. - Мы можем заблокировать свой разум, не позволяя знанию о нем выйти на поверхность, но оно останется.

Доминик кивнул.

- В нашем ордене это обычное дело, поскольку мы не можем допустить, чтобы тайну Ишапа и других Управляющих Богов знали посторонние. Если вы сделаете, как я скажу, мы покинем это место, забыв о Наларе. - Он обернулся к Маркосу. - Вы едва не сделались орудием Налара, вас защитила лишь угасающая сила Сарига. Даже покровительство Бога Волшебства не бесконечно.

- Я знаю, - сказал Маркос, - но мы должны были понять, с чем нам придется столкнуться.

- Я с вами согласен, - сказал Доминик, - хотя Отец Прелат в Рилланоне вряд ли присоединится к моим словам.

- Вы именно для этого посылали ему запечатанный сундук? - спросила Миранда.

Доминик кивнул.

- Каждый аббат в Сарте готовится к суровым испытаниям, когда настанет час увидеть аббатство в руинах. На этот случай мы готовим другое место, которое будет называться То, Что Было Сартом. Хранилище уже существует и ждет своего часа, а мы ждали только предзнаменования.

- И этим предзнаменованием оказались мы?

Доминик кивнул.

- В процессе взаимодействия с высшими богами мы постигли пределы их возможностей, так же как их силу; они связаны с нами особым образом, который можно назвать бесконтактным. Тем не менее во время нашего первого контакта мы были предупреждены, что придет некто со своими спутниками, проникнет в тайну, и тогда мир изменится. Да, ваше появление - сигнал, что мы должны начать переправлять великую библиотеку Сарта в То, Что Было Сартом.

Миранда спросила:

- И куда вы переправляете библиотеку?

- В одно высокогорное селение в Джайбоне, где она будет в безопасности.

- Ну, если Изумрудная Королева завладеет Камнем Жизни, о безопасности не может быть и речи, - заметил Пуг.

- Тогда давайте приступим к забыванию причины этого ужаса, - предложила Миранда.

Доминик велел им сесть в круг и взяться за руки, затем приказал:

- Закройте глаза и отворите для меня свой разум. Когда мы закончим, вы ничего не будете знать о Наларе. Вы будете знать только то, что вы о чем-то забыли, но от этого в вас не пробудится любопытство, скорее вы почувствуете облегчение. Вы будете знать, что вам очень важно не вспоминать об этой вещи, поскольку это чрезвычайно опасно для всего человечества. Вы будете помнить о нашем разговоре достаточно, чтобы действовать согласно намеченному плану, но все, что вы будете знать о Наларе, - это то, что где-то далеко прячется грозная опасность, которой вы должны остерегаться, но о которой никогда не должны стремиться узнать.

Доминик начал читать заклинание, и все почувствовали, что в их умы вторглась странная сила, которая начала перебирать их знания. На долю секунды каждый из них ощутил легкий дискомфорт и вспышку страха, которую немедленно сменило успокоение, и вдруг все закончилось.

- Уже все? - поморгав, спросил Пуг.

- Да, - сказал Доминик. - Вы помните то, что должны помнить, а остальное от вас надежно спрятано. Должно быть так.

Они со значением переглянулись.

- Теперь мы должны идти, - сказал Доминик.

- Сначала я отправлю вас с Накором в Эльвандар, - сказал Пуг. Он поглядел на Миранду и ее отца. - Затем мы встретимся с Изумрудной Королевой.

Томас ждал на поляне, где Тахар с Акайлой наблюдали, как действует их защита. На нем были великолепные белые с золотом доспехи. Позади стояли воины Эльвандара во главе с Калином и Редтри.

- Пора? - спросил Томас, как только они материализовались.

- Нет пока, - сказал Пуг, -но уже скоро. Свяжитесь с Каменной Горой и Серыми Башнями. Призовите пигмеев на войну. Ты знаешь, куда их вести, когда они соберутся.

Томас кивнул и стал отдавать распоряжения скороходам. Пуг предупредил его о своем прибытии с помощью мысленной связи, когда-то давно установившейся между ними. Накор с Домиником отошли от троих магов в сторонку, а Пуг подошел к Томасу.

- Мы хотим сразиться с Изумрудной Королевой, пока она не достигла нашего берега. Если мы потерпим неудачу, будет война. Ты знаешь, что поставлено на карту. Вы должны уговорить Долгана и Халфдана обратиться за помощью к Королевству.

Томас кивнул.

- Долган придет. Нас слишком многое связывает, чтобы он не откликнулся на мой зов. Халфдан придет, потому что придет Долган. - Он улыбнулся, и на мгновение Пуг под маской воина вновь увидел своего друга детства. - Доргинские карлики все не могут простить Долгану, что их не пригласили на предыдущую войну.

Пуг оглядел поляну, словно упивался спокойной красотой, стараясь запечатлеть ее в памяти. Здесь, в Эльвандаре, был ранний вечер, значит, там, где находится сейчас вражеский флот, - утро.

Пуг взял Томаса за руку и сказал:

- До свидания, друг.

Томас легонько сжал его ладонь.

- Удачи тебе. Увидимся, когда будем праздновать победу.

Пуг только кивнул.

Он подошел к Маркосу и Миранде. Они втроем взялись за руки и исчезли.

Накор сказал:

- У нас много дел и мало времени, чтобы их сделать.

Томас кивнул.

- Боюсь, что вы правы.

- Мне нужно попасть в наше аббатство в Серых Башнях, - сказал Доминик. - Оттуда братья смогут переправить меня в любое аббатство или храм на территории Королевства.

Томас подозвал одного из эльфов.

- Галаин, проследи, чтобы утром лошади были наготове. - Потом повернулся к Накору и Доминику. - Пообедайте, отдохните, а утром можете отправляться.

Накор сказал:

- Нет, мы с Шо Пи останемся здесь. Я думаю, что скоро мы здесь будем нужны.

Накор сказал это без усмешки, и Доминик спросил:

- Вы напуганы?

- Да, - сказал маленький человек. - Я знаю, почему Пуг это делает, и думаю, что это неразумно. Он хочет доказать Миранде свою любовь, и несмотря на то что она наверняка правильно оценила его силы, я думаю, что она недооценивает мощь Изумрудной Королевы и пантатиан. - Понизив голос, он добавил: - И сильно недооценивает третьего игрока.

Глаза Доминика расширились, и он потянул Накора в сторонку.

- Что вы помните?

- Все, - сказал Накор. В глазах маленького человечка вспыхнул странный огонь. - У меня, как и у вас, аббат, есть собственные средства защиты своего сознания. Эти три мага любят думать, что им известно много всяких направлений магии, но они все еще мыслят в одном направлении. Мы с вами знаем, что путей много, много способов развития. Или, если угодно, нет вообще никаких путей. Можете не волноваться, я не попаду под влияние Неназываемого.

- Кто вы? - спросил Доминик.

Лицо Накора расплылось в улыбке.

- Просто игрок, который знает несколько фокусов.

Доминик сказал:

- Если бы вы не проявили себя нашим союзником, я бы, наверное, боялся вас.

Накор пожал плечами.

- Те, кого я не считаю своими друзьями, не напрасно меня боятся, поскольку, как уже было сказано, я знаю несколько фокусов.

Сделав это загадочное заявление, Накор пошел за эльфами, а потрясенный аббат крепко задумался.

- Что теперь? - спросила Миранда.

Маркос указал вниз:

- Вот!

Трое магов парили над облаками, а далеко внизу блестели сотни миль океанских вод. Пуг посмотрел туда, куда указывал Маркос, и увидел флот Изумрудной Королевы.

- Да он огромен, - прошептала Миранда.

- Более шестисот судов, - сказал Маркос. - Ближе к семистам.

- Наверное, их строили тайком, - предположил Пуг. Он, так же как и Миранда, был в курсе того, что передавали Кэлису его агенты из Новиндуса.

- Нужен план, - сказала Миранда.

- План такой, - ответил Пуг, - я нападу на Изумрудную Королеву и ее слуг. Когда сработает западня, которую они мне готовят, вы вдвоем захватите их врасплох.

Маркос сказал:

- Нет, пойду я. Один.

Миранда начала возражать, но Маркос сказал:

- Твоя задача вытащить нас оттуда, если ничего не выйдет. Она задумалась, и Пуг, глядя, как ветер играет ее распущенными волосами, думал, что никогда еще не видел ее такой красивой.

- Ну хорошо, - сказала она наконец.

Пуг быстро поцеловал ее и сказал:

- Сотвори заклинание возвращения.

- Куда мы направимся, если придется спешно уматывать? - спросила Миранда.

Об этом Пуг уже подумал.

- В Эльвандар, - сказал он. - У эльфов лучшие в мире целители, и они могут нам понадобиться. К тому же у них лучшая волшебная защита на случай, если кто-нибудь попытается нас преследовать.

Она кивнула.

- Просить тебя об осторожности было бы верхом глупости. - Она поцеловала отца в щеку. - Будь осторожен. - Потом она страстно поцеловала Пуга. - Останься в живых.

Пуг с Маркосом полетели вниз, и Маркос спросил:

- Кажется, я скоро стану тестем?

- Если мы все останемся живы, - уточнил Пуг.

- Вот тогда ты у меня попляшешь.

- Я очень на это рассчитываю, - сказал Пуг, и Маркос рассмеялся.

- Что ты собираешься делать? - спросил он Пуга.

- Я думаю, что лучше всего идти в открытую. Уверен, что они ждут моего появления где-нибудь между этим местом и Проливами.

- Может быть, они ждут, что ты появишься в Проливах?

- Это слишком поздно. Если я потерплю неудачу, не останется времени на вторую попытку, а если я появлюсь сейчас...

- Что я должен делать?

- Будьте готовы отвлечь их на себя. Они понятия не имеют, что вы вернулись... надеюсь. Если увидите, что дела мои плохи, постарайтесь сделать так, чтобы я мог удрать, но не подвергайте себя опасности; положитесь на Миранду, она нас вытащит.

- Я буду делать то, что должен, - сказал Маркос.

- Тогда приступим, - сказал Пуг.

Он исчез, но волшебник знал, что Пуг пытается как можно ближе подобраться к кораблю, на котором плывет Изумрудная Королева. Маркос настроил свои органы чувств и обнаружил Пуга. Тот был уже у цели.

Пуг ринулся на авангард флотилии. Спереди эскадра была построена клином. По двадцать судов охраняло армаду с обоих флангов. Тыл составлял эскадрон быстроходных военных кораблей, которые постоянно лавировали, чтобы в случае надобности вырваться вперед и оказать поддержку с обеих сторон.

Пуг увидел корабль Изумрудной Королевы в самом центре огромной группы транспортных судов. Волшебное зрение помогало Пугу определить его местонахождение.

Словно сквозь магический кристалл, сквозь линзу своего волшебного восприятия он увидел, как она сидит на троне, установленном в средней части судна - переваливающейся с боку на бок шестивесельной галеры. Вокруг нее в почетном карауле стояли самые мерзкие твари, каких Пугу доводилось видеть. Все они источали отвратительные миазмы, которые тянулись за кораблем словно клубы дыма.

Рядом с Королевой стояло двое мужчин. Справа от нее - человек, которого Пуг решил считать генералом Фейдавой. В лице или поведении этого человека не было даже намека на мягкость. Он казался высеченным из камня. Голова его была обрита, за исключением единственного клока волос на макушке, который ниспадал ему на спину. Лицо его покрывали шрамы, и Пуг узнал их по описаниям тех, кто сражался с вождем моредхелей Мурадом, когда принц Арута узнал с помощью Серебряного терновника, что он должен спасти жизнь своей суженой.

По другую сторону от Королевы стояла закутанная фигура, судя по всему, пантатианина. Пуг не мог разглядеть черты скрытого капюшоном лица существа. Он осторожно направил на судно волну энергии, пытаясь обнаружить ловушку. Он уловил поток связи между кораблем и другими агентами, как далекими, так и близкими. И еще были заклинания обнаружения, которые он с легкостью избежал.

Все это было подозрительно, и он стал изучать то, что находилось за этими заклинаниями. Как он и подозревал, под ними оказался целый слои хорошо замаскированных заклинаний, которые он едва не задел.

Он изучал обороноспособность врага и готовился к атаке.

Пуг собрал свою энергию воедино, решив взрывать корабль. А потом можно будет разделаться и с остальными. Вобрав в себя побольше энергии, Пуг ощутил, что его прощупывает чья-то неизвестная энергия из неизвестного источника.

Вдруг на корабле началась беготня. Несколько закутанных фигур выскочили на палубу и начали выкрикивать заклинания защиты.

Но они опоздали, поскольку Пуг уже произвел мощный взрыв магической энергии такой силы, что можно было превратить судно в погребальный костер. Темно-красный шар пламени, сорвавшись с кончиков пальцев волшебника, подобно смертоносной комете несся к судну Изумрудной Королевы. Раздался оглушительный взрыв, но, как только мелькнула вспышка, Пуг внезапно почувствовал, что совершил ошибку.

- Бегите! - просигналил он Маркосу и Миранде. - Это западня!

Шаровая молния его энергии столкнулась с оборонительным заклинанием, вплетенным в самую ткань корабля. Это была самая тонкая работа пантатиан, которую Пугу доводилось видеть за долгие годы знакомства с ними. Ткань парусов, осмолка палубы, гвозди в обшивке и рангоутное дерево - все было пропитано противомагией. И заклинания обнаружения, и речитатив пантатианских жрецов были не более чем маской, скрывающей красноречивые следы этого тонкого волшебства.

Защита Пуга еле держалась, когда его собственное волшебство обернулось против него. Шаровая молния полетела вспять, стремясь к своему источнику. Разъяренная энергия ослепила и оглушила его, он едва не потерял сознание. Но он рефлекторно отпрянул от корабля, и, когда алые языки пламени охватили волшебника, его невероятная сила и инстинкт уберегли его.

Потом жрецы сами начали атаковать, и Пугу пришлось туго.

Странный призрак явился Пугу, когда он пытался увернуться от очередной волны боли.

- Крошка маг! Неужели ты возомнил, что мы не заметили твоего жалкого маневра? Ты всего лишь пешка в игре такого размаха, какой тебе и не снился. Теперь умри!

В этот миг Пуг увидел лицо своего истинного врага. Вместо Изумрудной Королевы на золотом троне восседал демон. От его когтистой лапы к волшебным ошейникам, надетым на пантатианина и генерала Фейдаву, тянулись мистические цепи. Было видно, что он управляет своими приближенными, как марионетками, и вид у них обоих был беспомощный.

- Я - Якан, и я буду здесь править!

Боль пронзила каждую клеточку Пуга, броня окончательно отказала и разлетелась в пыль. Одежда на нем вспыхнула, и в тот же миг загорелись волосы и кожа. Из обожженных легких вырвался крик, глаза остекленели от жара. Он пытался убежать, но боль была так сильна, что он потерял контроль над своим телом. От боли его покинул разум, и последнее, что запомнил Пуг, погружаясь в темноту, это ощущение, что он кувыркается в воздухе.

Потом его подхватили чьи-то руки, и он издал стон. Его несли наверх, и каждое движение причиняло ему невыносимые страдания. Маркос приказал Миранде:

- Забери нас отсюда, живо!

Даже прохладный воздух жег опаленную кожу Пуга, и тут он отключился.

- Он будет жить? - с тревогой спросила Миранда.

- Я не знаю, - ответил Тахар.

Доминик и Натан в ужасе смотрели на обугленного Пуга. Тело его почернело и дымилось, а в нескольких местах белели обнажившиеся кости.

Акайла сказал:

- Это чудо, что он до сих пор жив.

Накор протолкался вперед и проговорил:

- Жизнь сильна в этом человеке. Она цепко за него держится. Мы должны ей помочь.

Накор поднял руки над головой и произнес заклинание. Он опустил руки Пугу на грудь, туда, где сердце, и сказал:

- Мне нужна вся ваша сила.

Эльвандарские Ткачи заклинаний начали прясть свою магию. Доминик присовокупил к ней свое заживляющее заклинание, самое мощное, какое он знал.

Накор почувствовал, как мощный поток энергии полился вниз по его рукам в грудь Пуга. Под ладонью правой руки Накора сердце Пуга забилось сильнее, впитывая живительную силу как губка.

Этот поток чуть не раскалил самого Накора, но он сосредоточился и попытался разглядеть, как энергия распределяется в теле Пуга.

- Кто-нибудь, положите руку ему на голову, - сказал он.

Акайла немедленно выполнил его указание, и Накор закрыл глаза.

Все больше эльфов собиралось на поляне, чтобы посмотреть на исцеление раненого. Томас пробился сквозь кольцо наблюдателей и подошел к своему другу. Накор открыл глаза и сказал:

- Хорошо. Положите руки ему на горло. Он обжег легкие, и мне нужна помощь.

Он вновь закрыл глаза и направил энергию в тело Пуга. Шло время, ночь уступила дню, а они все трудились, стоя перед ним на коленях, и вливали в умирающего свою животворную энергию и древнюю магию эльфов.

Около полудня Накор пошатнулся и почувствовал, как его запястье обхватили знакомые руки.

- Учитель? - послышался голос Шо Пи.

- Со мной все в порядке, - сказал Накор. - Мне только нужно немного отдохнуть.

- Я вас сменю, - сказал ученик Накора и, заняв место своего наставника, положил руки Пугу на грудь.

К Накору подошла Миранда, и по тому, как покраснели ее глаза, он догадался, что она плакала.

- Он будет жить?

Накор сказал:

- Я не знаю. Человек меньшей силы умер бы мгновенно. Самые сильные умерли бы теперь, но он каким-то образом еще цепляется за жизнь. - Он посмотрел на человека, лежащего на траве, и сказал: - Теперь он кажется очень маленьким и уязвимым, не правда ли?

- Да, - с трудом проговорила Миранда.

Накор вздохнул. Было очевидно, что он истощен.

- Чем дольше он цепляется, тем больше шансов, что он выкарабкается. Мы все отдаем ему свою энергию, и пока у него есть воля к жизни, он продолжает жить. Я как-то говорил Николасу, что в одних людях жизнь слаба, а в других она сильна. В нас с вами или в вашем отце она сильна настолько, чтобы ее хватило на долгие годы нашего существования, но в Пуге ее еще больше. - Пытаясь успокоить Миранду, он добавил: - Я думаю, что он выживет.

Миранда внимательно посмотрела ему в глаза.

- Ведь на самом деле вы так не думаете?

Накор пытался изобразить усмешку, но ему это не удалось.

- Нет, не думаю. Мы сделаем все от нас зависящее, но ни одному человеку еще не удавалось выжить после таких страшных ран. - В глазах его мелькнуло горькое сожаление, но он тут же скрыл его под личиной своей обычной веселости. - Но откуда мне знать? Я всего лишь игрок, который знает несколько фокусов, а Тахар и другие Ткачи заклинаний стараются изо всех сил. - Он ласково потрепал ее по руке. - Я уверен, что он поправится.

Она заглянула ему в лицо и поняла, что эти слова просто блеф, но оценила его жест и, кивнув, отошла к своему отцу.

Накор смотрел ей вслед, потом взглянул на Пуга: потрескавшаяся кожа, почерневшие руки и ноги, влажные язвы по всему телу.

- Но если он выживет, то пройдет еще немало времени, прежде чем он снова сможет сражаться.

Шли дни, а состояние Пуга осталось без изменений. Ткачи заклинаний, Накор и Шо Пи поочередно вливали в бездыханное тело свою живительную энергию. Только истощение заставляло их отойти от него.

Накор, который опять полдня держал вахту у постели больного, подошел к костру, возле которого ужинали Маркос и Миранда, и тяжело сел рядом с ними.

- Как он? - спросила Миранда.

- Все по-прежнему, - сказал Накор, покачав головой. - Я боюсь, что он слабеет.

На глазах у Миранды выступили слезы.

- Он не поправится?

Накор пожал плечами.

- Я не знаю. Может быть, пройдет еще много времени, прежде чем мы это узнаем.

Маркос обнял свою дочь за плечи.

- А времени у нас совсем немного, не так ли?

Накор покачал головой.

- Так. И перед нами еще одна загадка.

Маркос сказал: "Да".

- Я хочу поспать часок-другой, а потом нам нужно будет посоветоваться с королевой и Томасом.

- Я согласен, - сказал Маркос.

Они встали и отправились спать. Накор, не удержавшись, опять подошел к Пугу. Волшебник лежал неподвижно, и только грудь его едва заметно вздымалась под рукой Шо Пи. Возможно, Накор выдавал желаемое за действительное, но ему показалось, что дыхание Пуга стало чуть-чуть ровнее и глубже. И вновь он подивился силе маленького волшебника и его воле к жизни.

Агларана оглядела всех присутствующих и сказала:

- Тахар говорит, что Пуг будет жить. Пройдет немало времени, прежде чем к нему вернется сознание, и еще больше, прежде чем он выздоровеет, но наше искусство способно восстановить его кожу и волосы, срастить переломанные кости и заживить раны.

На лицах присутствующих, в особенности на лицах Томаса и Миранды, явственно отразилось облегчение.

Маркос сказал:

- Пуг был прав, а мы заблуждались.

Было видно, что Миранда казнит себя за то, что Пуг предпринял эту попытку.

- Это я виновата.

- Здесь нет виноватых, - сказал Накор, - или, скорее, виноваты все. Никто не заставлял Пуга, вашего отца и вас нападать на Изумрудную Королеву. Мы считали, что это опасно, - так и оказалось.

- Они были подготовлены лучше, чем мы ожидали, - сказала Миранда.

- Дело не только в этом, - сказал Маркос. - Ты была далеко от сражения и не видела того, что видели мы с Пугом.

- Чего же?

- Женщина, которая была твоей матерью, - всего лишь оболочка, иллюзия. Я подозреваю, что она давно мертва. Существо, стоящее во главе этой армии, - демон. Он назвал себя Яканом.

- Якан? - удивился Накор.

- Вы слышали о нем? - спросила Миранда.

- Кое-что слышал, - сказал маленький человечек. - Это капитан демонов, не такой большой, как Тугор, Первый Слуга Маарга, Правителя Пятого Круга, но один из известных.

Тахар спросил Накора:

- Мы один или два раза за всю историю нашей расы встречались с этими тварями. Откуда же тебе, человеку, о них стало известно?

Накор пожал плечами.

- То тут что-нибудь услышишь, то там.

Миранда сказала:

- Вы меня приводите в бешенство.

Накор усмехнулся:

- Ваша мать, когда мы были женаты, часто повторяла эти слова. - Он вздохнул. - Жаль, что вы не моя дочь.

- Не жалей, - сказал Маркос.

Все вдруг засмеялись, и каждый понимал, что это смех от радости за возможное выздоровление Пуга. Потом Накор посерьезнел.

- Около ста лет назад я забрался в Зал Миров и побывал в мире Честного Джона. Это славное место для игрока. - Он сделал кислую физиономию. - Там трудно мухлевать. Так или иначе, там я услышал кое-что о демонах.

- Как-то? - прищурившись спросил Маркос.

- Ну, например, о том, что кто-то их баламутит, и они уже пытались разрушать преграды между Пятым Кругом и более высокими царствами.

- Кто-то пробивает им дорогу, - предположил Маркос.

- Вот это меня и беспокоит, - сказал Томас. - В воспоминаниях валхеру мы воевали с демонами, и из наших противников сильнее их был только Господин Ужаса. Но Господин Ужаса и демоны заключены в далеких мирах, и если они возникают здесь, что во время Войны Провала, что теперь, - значит, за всем этим стоит кто-то очень могущественный.

Маркос и Миранда переглянулись.

- Я чувствую, что мы кое-что знаем... - начала Миранда.

- Знали, - поправил Маркос. - В этой игре участвуют большие силы, но я понимаю, что наши возможности ограничены. Я предлагаю наметить дальнейший курс действия.

Томас сказал:

- Очевидно, что флот хорошо защищен и повторять попытку Пуга бессмысленно.

- Согласен, - сказал Маркос. - Они могут не знать наших с Мирандой способностей, но они наверняка знают, что у Пуга есть сильные союзники, и будут настороже. Этот демон, который занял место Изумрудной Королевы, не может быть большим лордом среди демонов, но судя по тому, что мне удалось разглядеть, он имеет полную власть над своими подчиненными.

- Мы должны учитывать риск того, что в Мидкемию может проникнуть еще несколько демонов. Мы должны думать прежде всего об этой опасности, а о вторжении пантатиан пусть беспокоятся те, кто лучше к нему подготовлен: принц Патрик, герцог Джеймс и рыцарь-маршал Уильям.

- Так мы и сделаем, - сказал Томас, - но и без поддержки мы их тоже не оставим.

- Само собой, - сказал Маркос. Он встал и вышел на середину круга. - Поскольку Пуг ранен, я должен снова возглавить эту борьбу.

Агларана сказала:

- Много лет назад вы помогли защитить наш дом, Маркос. Ваша мудрость всегда встретит здесь радушный прием.

Маркос сгреб бороду в кулак.

- Моей мудрости в последнее время чего-то не хватает, леди. Прежде у меня был дар Сарига видеть будущее и способность перемещаться во времени. Но с тех пор, как наша связь прервалась, боюсь, у меня есть только представление о том, что делать дальше.

- Что ж, мы должны найти Провал и закрыть его навсегда, - сказала Миранда.

- Возможно, вы должны осмотреть то место, где Кэлис и Миранда нашли те экспонаты, - предложил Тахар. - Я изучал предметы, присланные Кэлисом, и хотя не могу назвать чужеродную силу, которая их коснулась, я могу утверждать, что она обладает огромной мощью. Вероятно, это демоны, и, вероятно, именно оттуда они проникают в наш мир.

Акайла кивнул в знак согласия.

- Несомненно. Тахар и все Ткачи заклинаний показали, что это магия огромной силы и сложности. Она тщательно скрыта, чтобы никто не разгадал ее происхождения.

Маркос сказал:

- Похоже на правду.

- Я пойду с вами, - сказал ему Томас.

- Я думала, что вы никогда не покидаете Эльвандар, - сказала Миранда.

- Я поклялся никогда не уезжать без крайней необходимости. - Томас повернулся к жене. - Час настал.

Лицо королевы было непроницаемым, но все же глаза ее выдали. Агларана спокойно произнесла:

- Я знаю.

Томас спросил Маркоса:

- Не вызвать ли нам дракона?

- Нет, - ответил Маркос, - Миранда знает, где вход в пещеры. Если ты дашь мне направление, - сказал он дочери, - я смогу забросить нас туда.

Миранда сказала:

- В этом нет необходимости. Я сама справлюсь.

Томас подошел к жене.

- Жди меня и храни надежду в сердце. Я вернусь.

Никто не проронил ни слова. Томас ушел переодеваться, и когда он вернулся, при взгляде на него даже Маркос испытывал невольный трепет, хотя ему уже доводилось видеть его в доспехах.

На Томасе были золотые латы, шлем и кольчуга. Его белый плащ с вышитым золотом драконом был перехвачен черным поясом, и башмаки тоже были черные. Зато ножны были белые, словно вырезаны из слоновой кости, но они были пусты.

Калин подошел к отчиму и протянул ему свой меч.

- С возвратом, - сказал он.

Томас взял меч и, кивнув Калину, убрал его в ножны.

- Я скоро верну его тебе, - сказал он. - Пойдемте. Пора. Миранда встала, взяла его и Маркоса за руки, закрыла глаза, и они исчезли.

Редтри посмотрел на пустое место и сказал:

- Пока я не видел его в этих доспехах, у меня были сомнения. Но он - валхеру.

- Не совсем, - уточнил Акайла. - И мы все должны благодарить за это судьбу.

Никто ничего не сказал.

Когда они прибыли в горы, там завывали злые ветра. Миранда замигала - яркое солнце после прохладного вечернего света Эльвандара слепило глаза.

- Там. - Она указала на вход в пещеру.

Они направились к темному отверстию в скале и вошли в него. Как только они оказались внутри, шум ветра прекратился, и Томас сказал:

- Я в темноте вижу, но как быть с вами?

Маркос поднял руку, и нимб света окружил его, освещая свод пещеры. Он огляделся по сторонам.

Миранда сказала:

- Этот туннель я нашла случайно. Болдар Кровавый убил нескольких змеиных воинов, которые пытались преградить нам путь, и я заметила наверху слабый свет.

При упоминании о наемнике из Зала Миров Маркос сказал:

- Да, его меч бы нам сейчас не помешал.

- Не говоря уже об остальном экзотическом оружии, - подхватила Миранда.

Маркос еле слышно пробурчал:

- Только не за ту цену, что он заламывает.

Томас рассмеялся.

- А ты еще сохранил свое чувство юмора, дружище.

- Ну ладно, - строго сказала Миранда, - найдете еще над чем посмеяться. Нам сюда.

Она провела их в низкий туннель, в котором Томасу пришлось передвигаться по-утиному. Они боком протиснулись сквозь узкую щель в другой туннель, находившийся примерно на шесть футов ниже первого.

Когда они спрыгнули на пол второго туннеля, Маркос с чувством произнес:

- Это просто чудо, что ты заметила вход.

Миранда сказала:

- У меня был побудительный мотив. Болдар - исключительный боец, но он остался жив только потому, что мы отбивались от врагов, отступая по этому узкому лазу. Иначе мы бы не выбрались отсюда живыми.

Маркос посмотрел вокруг. В проходе валялись кости и еще какая-то штука, вроде рукояти меча.

- Кто-то тут уже прибрался.

- Любители падали? - предположил Томас.

- Возможно, - ответил Маркос и спросил Миранду: - Куда идти?

Она молча показала рукой и пошла вперед.

Дважды они останавливались, чтобы отдохнуть, хоть и не настолько сильно устали, чтобы делать длительный привал. Один раз они открыли небольшой мешок со съестными припасами, который нес Маркос. Во второй раз отхлебнули из бурдюка, который несла Миранда.

Так они достигли первой главной галереи пантатиан.

- Рядом что-то есть, - сказал Томас, понизив голос.

- Я тоже чувствую, - сказал Маркос.

- Значит, у нас полное единодушие, - подытожила Миранда. - Нам туда.

Она показала на зал, теперь покрытый слоем пыли, но во время ее последнего визита набитый мертвыми и умирающими пантатианами.

- Туда, - сказала она. - Мы вошли в тот зал и увидели демона, который сражался с пантатианами, - Она показала на уступ, который обегал галерею у них над головами. - Мы перешли по этому уступу и в этом месте спустились по веревке. - Там, куда она указала, выделялась низкая дверь, распахнутая настежь.

- Несколько саауров и пантатиан пытались возражать, и нам пришлось оружием прокладывать себе дорогу вон к тому коридору, - прокомментировала она, оглядевшись по сторонам. - Я не и осознавала, что мы делаем петлю, когда рвалась в этот проход.

Томас сказал:

- Когда-нибудь я расскажу вам о том, как привидение гоняло меня по древнему Мак Мордан Кадалу. Я выжил только благодаря тому, что заплутал и оно потеряло меня в лабиринте.

- Я вообще поражаюсь, как ты тут ориентируешься. Ты была здесь всего один раз, к тому же больше года назад.

Миранда сухо заметила:

- Когда твоя жизнь в опасности, еще и не такое запомнишь.

Она подвела их к открытой двери.

- Там мы и нашли эти вещи.

Томас сказал:

- Мы можем сходить туда позже. Я хотел бы выяснить, что или кого мы почувствовали оттуда. - Он указал на вход в туннель, через который они с Кэлисом входили сюда в прошлом году.

- Этот ход ведет к центральному коридору, большой вертикальной шахте, которая идет из недр горы к вершине.

- Я знаю, - сказал Томас. - Это общая особенность подземелий валхеру. Иначе дракон никак не попадет в центральное помещение.

Миранда повела их вперед, и скоро они уже шли по очередному темному коридору.

Они не следили за временем и продолжали идти без остановок. Два раза Маркос спрашивал Миранду, не хочет ли она отдохнуть, но она отвечала саркастическими замечаниями. После второго отказа Маркос решил больше не спрашивать.

Миранде очень хотелось воспользоваться для перемещения своей волшебной силой, но был слишком велик риск пропустить что-нибудь важное. К тому же, не зная точно, куда следует перемещаться, можно было ненароком очутиться в толще скалы.

Они спустились в большую шахту, которую описывала Миранда. Казалось, из горы вынули сердцевину, выточив по краям наклонные пролеты, спирально спускающиеся на дно. Эти пролеты не были огорожены, и порывы ветра были настолько сильны, что едва не стаскивали человека с бокового пролета в пустую середину. Некоторые камни покрывала резьба, назначение которой было известно разве что Томасу. Маркос думал, что надо будет как-нибудь спросить его об этом, но в данный момент обстановка не располагала к пустым разговорам.

Они вошли в другой туннель, - который пересекал шахту, и почувствовали слабый неприятный запах.

- Это близко, - прошептал Томас, когда они вошли в большой зал.

Маркос фыркнул, поняв, что зловоние вызвано каким-то разложением.

- Логово? - прошептал он в ответ.

Томас вытащил меч из ножен и пошел первым. Маркос пропустил Миранду вперед и занял позицию в хвосте процессии. Воин в золотом облачении первым вышел на большую галерею у самого дна круглой шахты.

Маркос увидел, что Миранда вдруг отпрянула в сторону, уступая ему дорогу, а Томас издал боевой клич и спрыгнул вниз. Маркос подбежал к краю и застал зрелище, которое заставило его на минуту умерить свою прыть.

Какая-то тварь, сидя на корточках, глодала кость. Она была окутана черным сиянием с зеленоватым отливом. На спине у диковинного существа были большие перепончатые крылья, а его голова была чем-то похожа на крокодилью, только серого цвета и с оленьими рогами. Если на черепе у него и была кожа, то она так туго обтягивала кость, что с первого раза ее было не разглядеть, а голова находилась под таким углом к шее, чтобы бесчисленное множество зубов всегда было на виду.

Мощные плечи переходили в длинные руки с жуткими когтями, каждый из которых был размером с кинжал.

- Демон, - вымолвила Миранда.

Как только Томас приземлился на каменном полу, Маркос начал читать заклинание, которое должно было ошеломить существо. Демон поднялся, и оказалось, что он на целую голову выше воина в золотых доспехах, и на миг Маркос встревожился за Томаса.

Но вместо того чтобы нападать, существо прижалось к стене и заговорило.

Одно-единственное слово - на неизвестном Миранде языке - произвело мгновенный эффект на Маркоса и Томаса. Маркос оборвал заклинание на полуслове, а Томас изменил направление удара, повернув клинок так, чтобы меч Калина не задел демона. Клинок ударил в камень рядом с демоном, прорезав глубокую борозду в скале.

Маркос подскочил к своему товарищу, а зверюга снова повторила непонятное слово, и Томас отстранился.

- Что такое? - закричала им сверху Миранда.

Маркос стоял рядом с Томасом, не спуская с демона глаз. Демон же не шевелился, как будто ждал, и Томас сказал:

- Он сдается!

- Откуда вы знаете? - спросила Миранда.

Томас обернулся к ней.

- Он же мне кричал. Он сдается.

Миранда тоже спрыгнула, тяжело приземлившись рядом с Маркосом.

- Я говорю на двенадцати языках. Такого я никогда раньше не слыхала. Что это за язык?

Томас посмотрел на нее в замешательстве, ясно ощутив себя наполовину иноземцем.

- Это язык валхеру. Ритуальная фраза, выражающая смирение. Слуги нашей расы произносили ее вместо приветствия.

Миранда посмотрела на Томаса, потом на съежившегося демона и медленно выпустила из легких воздух, пытаясь успокоить рвущееся наружу сердце.

- Ну и дела.

ГЛАВА 11 ТРЕВОГА

Эрик бежал.

Под барабанный бой он мчался через залы старого замка в Таннерусе. Сквозь открытую дверь, выходящую на лестницу, которая вела вниз, во двор, он увидел такую картину: солдаты, которых собрали, чтобы они смотрели на казнь, и четверо осужденных, которые стояли на деревянных ящиках с веревкой на шее. Он закричал "Нет!" и перепрыгнул через перила на следующую площадку, но барабаны его заглушили. Эрик уже летел вниз, во внутренний двор, когда барабаны замолкли и из-под осужденных выбили опоры. Он пробежал еще двадцать ярдов к стоящим по стойке смирно солдатам и тут увидел, что трое из четверых умерли мгновенно от перелома шейных позвонков, а четвертый, задыхаясь, корчится в петле.

Эрик остановился.

- Проклятие!

Был отдан приказ разойтись, и отряды гарнизона Таннеруса сломали строй и вновь поспешили к своим обязанностям. Никто не захотел задержаться перед несчастным умирающим, которого качал ветер.

Эрик, задыхаясь от гнева, стоял и смотрел на своих солдат, болтающихся на временной виселице. Капитан не тратил много времени на содержание осужденных в темнице. Если бы он приказал установить более или менее приличную виселицу, Эрик успел бы вовремя. Эриквгляделся в мертвые лица. Он знал их, но еще не успел запомнить по именам. Однако это были его люди.

Капитан Саймон де Бесвик повернул лошадь и заметил стоящего перед виселицей Эрика.

- Что-нибудь не так, сержант-майор?

Эрик посмотрел на щеголеватого офицера, который только что вернулся с Востока. Эрика с новым отрядом солдат принца отправили на маневры, и де Бесвик должен был ехать с ними до Таннеруса. Де Бесвик был прикомандирован ко двору принца и приписан к северному гарнизону. Они возненавидели друг друга с первой же минуты.

Единственным человеком, с которым де Бесвик вел себя вежливо, был Оуэн Грейлок, потому что он был старше по званию. С остальными военнослужащими он разговаривал только по долгу службы я был неизменно груб со всеми. Половина отряда две недели находилась с Эриком на учениях, а другая Половина оставалась в гарнизоне. Эрик только что вернулся и узнал от часовых при въезде, что четверых солдат из его отряда приговорили к повешению. Эрик сжал правую руку в кулак и спросил:

- Почему их казнили?

- Они обворовали склад, - сказал де Бесвик, приподняв брови, словно сам задавал вопрос.

- Это мои люди, - угрожающе прорычал Эрик.

- Тогда следите за ними получше, сержант-майор, и впредь, обращаясь ко мне, не забывайте добавлять "сэр".

Капитан хотел ехать дальше, но Эрик схватил его лошадь за уздечку.

- Вы не имели никакого права вешать моих людей. Мы даже не под вашим началом находимся!

Де Бесвик сказал:

- Я имею все права как командующий гарнизоном в Таннерусе, и, конечно же, я не обязан перед вами отчитываться за свои действия, сержант-майор. - Он медленно вытащил из ножен свой меч. - А теперь будьте любезны отпустить мою лошадь, иначе я буду вынужден убить вас за нападение на офицера.

Оуэн Грейлок подскочил к Эрику и крикнул:

- Меч в ножны, де Бесвик!

- Рыцарь-капитан? - удивленно произнес командующий гарнизоном.

- Это приказ, - спокойно проговорил Грейлок.

Де Бесвик неохотно убрал меч. Оуэн положил руку Эрику на плечо и сказал:

- Сержант-майор, позаботьтесь о ваших людях. А об этом я позабочусь сам.

Оуэн подождал, пока Эрик удалится, а потом неожиданно схватил де Бесвика за сапог и резко дернул. Как он и ожидал, де Бесвик вылетел из седла, а лошадь его ускакала. Капитан из Бас-Тайры тяжело рухнул в грязь.

Оуэн схватил молодого человека за воротник и рывком поставил на ноги. Поглядев ему в глаза с таким выражением, которое можно было назвать только убийственным, он сказал:

- Мы готовимся к войне, а вы убиваете наших же солдат?

- Они же воры! - уже испуганно сказал де Бесвик.

- Идиот, да половина людей в этой армии - воры.

Оуэн легонько оттолкнул его и отпустил, так что де Бесвик снова шлепнулся на землю. Наклонившись к нему, Грейлок указал в ту сторону, куда ушел Эрик.

- Этот человек, наверное, лучший солдат, которого я видел в своей жизни, а я обучаю солдат уже больше тридцати лет. Когда начнется война, Лилея вы безрукая, он станет вашей главной надеждой на выживание. Надели вас боги хотя бы мушиными мозгами, вы постарались бы выучить все, что он может вам дать по части выживания в этих горах. Если вы еще хоть раз перейдете ему дорогу, я дам ему разрешение вызвать вас на поединок, и, когда вы встанете перед ним с мечом в руке, он убьет вас. Вы поняли меня?

- Да, - сказал молодой капитан, и было видно, что ему не понравилось то, что он услышал.

- Теперь возвращайтесь в отряд, де Бесвик, а я пока подумаю, что мне сообщить в очередном донесении рыцарь-маршалу Уильяму.

Капитан пошел прочь, но Грейлок окликнул его:

- И еще, де Бесвик.

- Сэр?

- Если бы здесь был капитан Кэлис, он бы вас убил, и это так же точно, как то, что я стою перед вами.

После того, как молодой командующий гарнизона уехал, Оуэн отправился на поиски Эрика. Он нашел его в казарме, где сержант-майор пытался выяснить у солдат подробности происшествия.

- Да ничего не было, - сказал человек по имени Гюнтер. - Это была всего лишь шутка, простая и ясная, сержант-майор. Мы устали целый день ходить строем...

- Строем? - переспросил Эрик.

- Ну да, постоянно строиться, маршировать, поворачивать направо, потом налево, всякое такое.

Другой солдат, старик по имени Джонсон, сказал:

- Это обычные штучки в Восточной армии, сержант-майор. Не сражение, а муштра и показуха.

- Так или иначе, те четверо парней просто хотели стянуть немного эля из амбара, ничего криминального.

Эрик видел, что люди в гадком настроении, и не мог их за это винить. Если солдат поймали на воровстве, им должны были в наказание дать наряд вне очереди или в худшем случае высечь, но вешать - это просто неоправданное зверство. Он хотел что-то сказать, но тут его позвал Грейлок:

- Эрик, можно вас на минутку?

Эрик подошел к бывшему даркмурскому мечмастеру и сказал:

- Я знаю, мне не следовало вмешиваться.

Убедившись, что солдаты их не слышат, Оуэн сказал:

- Вероятно, вам следовало убить его, но это не выход. Берегитесь его: возможно, он нарочно вас провоцирует.

- Почему?

- Он из знатного семейства в Бас-Тайре. Его отец - кузен герцога Рана.

Эрик начал понимать, в чем дело.

- Значит, его семья в родственных отношениях с фон Даркмуром?

- Возможно. Я знаю, что они знакомы, но вот насколько близко? Я правда не знаю. Он может оказаться агентом Матильды, - сказал Оуэн и задумчиво потер подбородок. - Или просто идиот, который думает заручиться покровительством матери барона, избавив ее от претендента на наследство мужа.

Эрик вздохнул.

- Сколько я могу твердить, что ни претендую на отцовский титул?

Оуэн сказал:

- Сколько бы вы об этом ни твердили, Матильда не успокоится, пока вы не умрете.

- Что я должен делать?

- Я пошлю записку герцогу Джеймсу, и пусть они с Уильямом походатайствуют, чтобы этого идиота перевели куда-нибудь в другое место, где он сможет - с блеском погибнуть за короля. Я порекомендую им назначить его командующим катапультами на волнорезе, который строится в Крондоре.

Эрик вздрогнул.

- Я думал, что туда пошлют добровольцев.

- Так и есть. Мы просто позаботимся о том, чтобы молодой де Бесвик стал таким добровольцем. - Оуэн улыбнулся. - С рассветом уводите вторую половину отряда. Не задерживайтесь здесь. Мне нужно отправляться в Эгли, чтобы позаботиться об укреплении обороноспособности. Нам придется развернуть в горах убедительную борьбу, чтобы вынудить армию Изумрудной Королевы высадиться там, где мы этого пожелаем.

Эрик вздохнул. Так много нужно сделать, а времени на подготовку так мало. Он знал, что флот отплыл из Новиндуса. Все, кто был с Кэлисом за морем, это знали.

- Какие известия из Крондора?

Оуэн пожал плечами.

- Слухи. Некоторые робкие граждане уже покидают город. Но ничего такого, что могло бы вызвать тревогу. Много движения на кешийской границе, и люди думают, что снова может начаться война на юге.

- Трудно будет удержать город под контролем, когда флот пройдет Проливы, - сказал Эрик.

- Я знаю. Думаю, что Джеймс с Уильямом найдут какое-нибудь решение.

Эрик не ответил. Флот Королевы пройдет Проливы меньше чем через месяц, на Праздник Середины Лета. Он боялся, что город будет принесен в жертву ради спасения Королевства, но беда в том, что девушка, которую он любил, была именно в этом городе. Покинув Оуэна и отдав отряду команду выступать с рассветом, он стал думать о том, нельзя ли уговорить Ру, чтобы он помог Китти выбраться из Крондора.

Ру посмотрел на книги и сказал:

- Я не понимаю.

Джейсон понял это так, что он не разбирается в методах бухгалтерского учета, и начал объяснять сначала.

- Нет, - прервал его Ру. - Я разбираюсь в суммах и вычислениях. Я имел в виду, что я не понимаю, почему мы теряем деньги.

Джейсон, бывший официант у Баррета, ставший главным бухгалтером финансовой империи Ру, сказал:

- Проблема в том, что нам не возвращают слишком много долгов, а мы слишком аккуратно платим по счетам. Мы занимаем деньги на то, за что должны платить из своих запасов наличности.

- Которых не существует, - сказал Ру. Все золото он отдал герцогу Джеймсу. - Н-да, шансы получить в ближайшее время долг с монарха примерно такие же, как научиться летать.

Он вздохнул, встал из-за стола и спросил:

- Что вы посоветуете?

Джейсон, все такой же юный, как три года назад, когда они только подружились с Ру, сказал:

- Можно продать наименее выгодные предприятия.

- Верно, но я крайне не расположен избавляться от активов капитала. - Он зевнул. - Как я устал. - Выглянув из окна, он увидел, что уже стемнело. - Который час?

Джейсон обернулся и посмотрел вниз, в зал, где стояли вычурные кешийские часы.

- Уже почти семь.

- Карли будет в ярости, - сказал Ру. - Я обещал быть дома в шесть.

- Семья в городе?

- Да, - сказал Ру и, прихватив плащ, поспешил вниз. К счастью, когда Ру пришел домой, Карли была поглощена беседой с Элен Джекоби. Эти две женщины сохранили дружеские отношения после смерти Рэндольфа Джекоби, хотя брат Рэндольфа был виновен в смерти отца Карли. Казалось, они наслаждались обществом друг друга и четверых детей, которые так хорошо играли вместе. И Ру тоже всегда любил вечера, когда обе семьи собирались в его доме.

- Ты пришел? - сказала Карли. - Ужин будет через пару минут.

Крики "Папа!" и "Дядя Руперт!" огласили зал, и Ру окружили дети. Он со смехом пробился сквозь чащу ног и цепких рук и начал подниматься по лестнице.

Абигайль пошла за ним, и он сказал ей:

- Я скоро спущусь, дорогая.

- Нет! - заявила она властным тоном. - Уходи! С королевской важностью она отошла в угол и скрестила руки на груди. Ру сверху поглядел на двух женщин и увидел, что Элен смеется,

а у Карли растерянный вид. Элен сказала:

- Они все через это проходят.

Ру кивнул и поспешил в комнату, чтобы умыться и переменить рубашку. Когда он спустился в столовую, дети уже сидели с одного края длинного стола, а взрослые с другого.

Ру заметил, что у Элен новая прическа: лоб украшают завитки, а из-под необычного гребня выбиваются локоны. Ру гадал, будет ли вежливо с его стороны спросить, из чего сделан этот гребень, и вдруг поймал себя на мысли, что не имеет ни малейшего представления о том, что нынче в моде в городе принца.

Сильвия-то уж наверняка знает, подумал он и вдруг понял, что ему очень редко приходилось видеть ее одетой, и, кроме того, думать о ней, когда рядом сидели его жена и Элен, было как-то неудобно.

- Эгей, Ру, - сказала Элен, - да вы покраснели!

Ру симулировал кашель, потом просипел:

- Не в то горло попало, - и вновь надсадно закашлялся, промокая салфеткой несуществующие слезы.

Элен снова засмеялась, и Ру с удивлением заметил, как она прекрасна. Он никогда не считал ее красавицей - до Сильвии ей было далеко, но в вечернем туалете и с новой прической она была чрезвычайно хороша.

Карли сказала:

- Элен говорит, что ты очень искусно управляешь ее компанией.

Ру пожал плечами.

- Она в большой степени управляет собой сама. Тим Джекоби... - Он хотел было сказать: "свинья, но дело свое знал", однако, вспомнив, что Элен его невестка, изменил это выражение на "был хорошим организатором".

- Да, это верно, - согласилась Элен.

Началось обсуждение уютных домашних тем, вроде воспитания детей. Мальчики начинали вести себя по-мальчишески, а девочки становились девочками, но тайны детской психики все еще казались Ру белыми пятнами на карте.

Он смотрел на своих детей и понимал, что ничего о них не знает. Он уделял им мало внимания, и вдруг это показалось ему странным. Возможно, когда они станут постарше, они смогут рассказать ему много интересного.

Его взгляд снова обратился к Элен Джекоби, и через секунду она подняла на него глаза. Сообразив, что продолжает на нее пялиться, Ру сказал:

- Не желаете ли бренди?

Карли была удивлена. У себя дома он никогда не предлагал бренди никому, кроме деловых партнеров.

- Нет, спасибо, - ответила Элен. - Пока мы доберемся до дому, детям уже будет пора спать.

Семейство Джекоби поехало домой в одном из экипажей Ру, и Карли начала укладывать детей в кровать. Ру сидел один в кабинете и пил бренди, даже не замечая вкуса. Мысли его были тревожны; он знал, что скоро начнется война и пришло время отправлять семью на восток или по крайней мере в загородный дом, откуда легче будет бежать.

Поговорив с Эриком, Джедоу Шати и другими военными, которые ему доверяли, он выяснил, что захватчики встречаются уже в пределах Королевства. Большинство из них, правда, было нейтрализовано, но, когда разразится война, путешествие на восток может стать очень опасным.

Карли спустилась по лестнице и спросила:

- Ты идешь спать?

- Да, - сказал Ру, - через несколько минут. - Когда жена, развернувшись, собралась уходить, он заметил: - Кажется, тебе нравится Элен и ее дети.

Карли сказала:

- Да, очень. Мы с ней родом из одной деревни, и у нас много общего. И детишки у нее славные.

У Ру появилась идея.

- Что ты скажешь, если после Праздника Середины Лета вы с Джекоби проведете несколько недель у нас в имении? Дети смогут поплавать в речке, на лошадях покататься.

- Ру, они слишком маленькие, чтобы кататься на лошади.

- Ну тогда мы достанем для них тележку и пони. - Он встал. - Здесь будет зверская жара, а там вам будет хорошо.

Карли с подозрением в голосе спросила:

- А не пытаешься ли ты меня спровадить, а, Руперт?

Испугавшись, что она подозревает о его связи с Сильвией, Ру нежно обнял ее.

- Глупенькая. Я просто подумал, что хорошо бы мне провести некоторое время в тихом семейном кругу, вот и все.

- Я бы не сказала, что четверо детей тише, чем двое, - усмехнулась Карли.

- Но ты же понимаешь, что я имею в виду, - сказал он, игриво похлопав ее по заду. Ру поцеловал жену, и она с жаром ответила на поцелуй. - Давай ложиться спать.

Хотя мысли его были тревожны, он все же сумел ублажить Карли, и она заснула в его объятиях. Его беспокоила одна странная вещь: занимаясь любовью с женой, он часто думал о другой женщине, но на сей раз почему-то не о Сильвии Эстербрук, а скорее об Элен Джекоби.

Вспомнив Гвен, служанку из Равенсбурга, с которой он потерял невинность, Ру тихо сказал себе:

- Гвен права: все мы свиньи.

Столь внезапное прозрение тут же кануло в омут усталости, и Ру провалился в сон.

Эрик прочел приказ и сказал:

- Нас отзывают в Крондор.

Капралы Харпер и Рид, отсалютовав, пошли отдавать приказания солдатам, расположившимся в горах.

Эрик почесал бровь и задумался. Он знал, что большинство людей из этого отряда были призваны в последнюю очередь, обучены наспех и в последнюю очередь могут быть допущены к выполнению критической задачи: лишить захватчиков возможности расширить линию фронта за пределы, указанные принцем Патриком и его советниками. Большинство из этих людей будут назначены на защиту города, и если Эрик правильно понял, то те отряды гарнизона, которые должны защищать его со стороны холмов, скоро будут поделены на маленькие группки, вроде патрулей, так что агентам Изумрудной Королевы будет мало что ей сообщить.

Эрик восхищался планом рыцарь-маршала Уильяма, поскольку было похоже, что на защиту города созваны все отряды, рассеянные по всему западу.

Эрик покосился на солнце. Середина Лета наступит меньше чем через две недели, и он знал, что флот Изумрудной Королевы вскоре подойдет к Проливам Мрака. Было жарче, чем обычно в это время года, а это наверняка означает, что лето будет тяжелым.

Когда все собрались, он подумал, что, даже если бы погода была безупречной, лето все равно плохое. Однако к тому времени, когда захватчики достигнут этих гор, будет уже поздняя осень, и если удастся продержать их до снега. Королевство выживет.

Вернулся Харпер.

- Я отдал распоряжения, сержант-майор, и через час мы будем готовы.

- Очень хорошо, - сказал Эрик. - Вы не видели капитана Грейлока?

- Около часа назад, вон там, - указал капрал.

- Когда построитесь, не ждите меня, идите в Крондор. - Эрик окинул взглядом холмы и добавил: - До темноты еще часа четыре, и я хочу, чтобы вы прошли добрых десять миль, прежде чем разбивать лагерь.

- Слушаюсь, сержант-майор.

Эрик направил лошадь вниз по дороге и вскоре увидел Грейлока, изучавшего карту.

- Оуэн, - окликнул его Эрик.

- Эрик, - отозвался Оуэн. - Вы готовы к переходу?

- Готовимся, - ответил Эрик, соскочив с лошади. - Капралы получили приказ, и через несколько минут мы выступаем. - Эрик тяжело опустился на обочину и сказал: - Я полагаю, мы все уже сделали.

- Все, что касается подготовки солдат, - : ответил Грейлок. Он отпустил лошадь пастись, а сам присел рядом с Эриком. - Когда мы снова здесь появимся, все будет по-настоящему.

Эрик сказал:

- Я тысячу раз жалею о том, что у меня нет еще нескольких дней, недели-другой, чтобы привести этих людей в хорошую форму.

- Вы сотворили чудо, - сказал Грейлок. - Честное слово, я не могу себе представить, чтобы кто-нибудь смог сделать из этих людей больше, чем сделали вы, Эрик. Ни Кэлис, ни Бобби де Лонгвиль.

- Спасибо, Оуэн. - Эрик вздохнул. - Я все еще беспокоюсь, что этого недостаточно.

- Тут вы не одиноки, мой юный друг.

- Лорд Уильям сказал вам, что будет дальше?

- Да, - сказал Грейлок. Он кивком указал на дорогу. - По крайней мере то, что касается нас. Я могу предугадать остальное.

- Мы отдадим Крондор, не так ли?

- Вероятно, - сказал Грейлок. - Вы видели, что случается с городами, которые сопротивляются Королеве. Но мы собираемся продержать ее в Крондоре подольше, чтобы она попала в горы как можно позже.

Эрик посмотрел на высокое бледно-голубое небо, по которому изредка проплывали легкие облачка.

- Если погода продержится, лето может затянуться.

Грейлок вздохнул:

- Я знаю. Принц Патрик просил магов установить, какая будет погода, и все они говорят, что лето будет долгим.

Эрик сказал:

- Я все думаю об этих волшебниках. Королева их использует. Почему бы и нам не попробовать?

Оуэн улыбнулся.

- Я полагаю, у нас есть в запасе несколько чудесных сюрпризов. Но вы же помните объяснение Накора о том, почему магов лучше не использовать в военных целях? Он довольно часто это повторял.

Эрик рассмеялся.

- Да, я помню. "Первый маг произносит заклинание, а второй маг произносит заклинание против его заклинания, тогда третий маг пытается помочь первому, а четвертый маг пытается помочь второму, и пока они расшвыривают повсюду свою магию, появляется армия и всех их рубит в капусту", - передразнил он.

Грейлок расхохотался.

- Вы просто вылитый Накор.

Эрик пожал плечами.

- Но дело в том, что, если мы не примем никаких мер против ее волшебников, у них будет огромное преимущество.

Грейлок встал на ноги.

- Ох, мои кости уже слишком стары для поездок по сельской местности. - Он потащил лошадь на дорогу, всем своим видом изображая глубокого старца. Эрик рассмеялся. Грейлок перекинул уздечку через голову коня и вставил ногу в стремя. Усевшись в седло, он сказал: - Эрик, чем больше вы говорите, тем больше мне кажется, что вы не сержант-майор, а рыцарь-генерал. Так что не задавайте принцу таких вопросов, а то он вас повысит в звании.

Эрик засмеялся.

- Иными словами, я должен держать рот на замке.

- Как я уже сказал, - продолжал Грейлок, - у принца есть несколько тузов в рукаве, я в этом уверен.

Эрик тоже сел на коня.

- Увидимся в городе.

- Хорошо, - сказал Грейлок. - Да, еще один момент.

-Да?

- Местные командующие были вызваны на последнее совещание. По официальной версии, они приедут, чтобы отпраздновать Банапис вместе с принцем, но мы-то знаем, зачем их вызвали. Так вот, это значит, что де Бесвик будет в Крондоре.

- Я буду осторожен.

- Хорошо. Праздник в Крондоре будет не таким, к какому вы привыкли.

Эрик кивнул. С тех пор, как он поступил на службу к принцу, он умудрился каждый Банапис встречать за пределами города. Он никогда не видел, как город празднует Середину Лета.

- Я постараюсь не слишком отвлекаться.

Эрик поехал назад, туда, где должны были собраться его люди. Он не сталкивался с де Бесвиком с того времени, как ушел в горы со второй половиной отряда. Но его не оставляла мысль о том, что это может, быть агент Матильды фон Даркмур. Кроме того, у Эрика было по меньшей мере четыре причины следить за этим человеком, даже если он не был ее агентом.

Эрик чувствовал себя неловко, поскольку в этой комнате он был единственный не-дворянин и не-офицер. Капитаны Кэлис и Грейлок, единственные, кого он хорошо знал, были далеко от него, на другом конце комнаты, возле рыцарь-маршала Уильяма, герцога Крондорского и принца - единственных, кого он еще знал.

Он был знаком и с некоторыми другими придворными, дворцовыми офицерами, местными аристократами, хотя лишь с несколькими из них ему случалось беседовать раз или два в жизни. Он знал, что в течение часа его отпустят, и можно будет выкроить немного времени на личные дела, прежде чем нужно будет возвращаться сюда за распоряжениями, которые, несомненно, уже будут его ждать.

Патрик встал.

- Лорды, господа. Я рад видеть вас всех в сборе. Вы получите все разъяснения позже, по группам. Не секрет, что на нас надвигается вражеская армия, и последние несколько месяцев мы потратили на подготовку к этому вторжению.

Некоторые из вас знают намного больше, чем другие, и по соображениям государственной безопасности я запрещаю вам делиться своими соображениями или информацией. Считайте, что ваш сосед осведомлен в той же степени, что и вы, не в большей и не в меньшей, и не может дать вам никакой дополнительной информации сверх той, что вы уже имеете, так что не задавайте вопросов.

Некоторых аристократов этот приказ слегка шокировал, но никто ничего не сказал. Кое-кто поглядел вокруг, пытаясь определить реакцию остальных.

- Теперь о ситуации в целом. Это вам всем надо знать, прежде чем начнутся военные действия. - Принц сделал знак двум сквайрам, и они отдернули большую занавеску, висящую на стене. За ней оказалась огромная карта Западного Княжества от Дальнего Берега до Малакз Кросс. Принц взял длинную указку и отошел к дальнему левому краю карты. - Здесь, - сказал Патрик, указывая на Проливы Мрака, - мы ожидаем флот врага, который может прибыть уже на следующей неделе.

Несколько знатных горожан что-то пробормотали друг другу, но вскоре наступила тишина.

- Пока они оттуда доберутся вот сюда, - он указал на точку к северу от Лэндз Энда, - мы должны быть полностью мобилизованы. Поэтому всю следующую неделю вы потратите на встречи, получение приказов и приготовления. Мы все будем отмечать Праздник Середины Лета, как будто ничего не происходит, - нельзя будоражить народ, и так уже ходят всякие слухи. Лорд Джеймс?

Герцог Крондорский сказал:

- Мои агенты в городе сейчас как раз занимаются распространением слухов. Мы не пытаемся отрицать возможность того, что в Крондор придет война, мы просто хотим создать впечатление, что наш враг - армия Великого Кеша. Поскольку Крондор не видел кешийских войск более двухсот лет, население в данный момент больше обеспокоено повышением налогов и тем, что будет закрыта дорога в Шамату и Лэндрет, чем немедленной опасностью.

Лицо Джеймса помрачнело.

- Но долго это не продлится. Когда суда из Вольных Городов и Дальнего Берега не смогут приплыть в Крондор из-за флота захватчиков, в мгновение ока от доков до отдаленных ферм распространится слух о том, что с запада надвигается опасность. Когда это произойдет, мы будем вынуждены запереть Крондор.

- Военное положение? - спросил кто-то из местных богачей.

- Да, - сказал принц Патрик.

Герцог Джеймс продолжил:

- Наш враг гораздо опаснее, чем вы можете себе представить. Когда мы на этой неделе закончим со всеми нашими встречами, вы будете лучше представлять себе эту опасность, а до тех пор поверьте мне на слово: Крондор никогда не подвергался таким испытаниям, как это нашествие.

Мы введем комендантский час и, если получится, разрешим организованную эвакуацию города, прежде чем он будет окружен. Но как только враг высадится, мы закроем ворота, и Крондор должен будет держаться.

- Держаться? - спросил другой дворянин. - А как же помощь с Востока?

Патрик поднял руку.

- Тихо. Как я уже сказал, мы расскажем вам только то, что вы должны знать. Вы должны повиноваться, - произнес он тоном, не терпящим возражений. Если кто-то из присутствующих и почувствовал себя обиженным, то виду не подал.

Рыцарь-маршал Уильям сказал:

- Теперь разберемся в иерархии. Прежде всего, рыцарь-маршал Уильям теперь становится командующим Западной армии, - Он взял со стола документ. - По приказу короля. - Это известие кое-кого заинтересовало, но никого не удивило. По традиции, рыцарь-маршал Крондорский по высоте положения приравнивался к герцогу, и в прошлом иногда герцог Крондорский имел оба титула. Потом Патрик указал на Кэлиса.

- Капитан Калис получает звание рыцарь-генерала Королевства. - Патрик взял следующий документ. На мгновение смысл того, что он только что сказал, не достиг назначения; потом у аристократов отвисли челюсти от изумления, как, впрочем, и у Эрика. Звание рыцарь-генерала Западной армии сделало бы Кэлиса вторым человеком, командующим войсками Княжества. Но звание рыцарь-генерала Королевства ставило его на ступеньку ниже рыцарь-маршала Уильяма и выше любого герцога в Королевстве.

Кэлис сказал:

- Я предпочел бы и впредь именоваться капитаном. - Он указал на Эрика. - Это моя правая рука - сержант-майор Эрик фон Даркмур. Несмотря на его скромное звание, считайте, что он говорит моим голосом, когда он придет к вам с моим приказом.

Это вызвало обиженное бормотание в комнате. Патрик немедленно пресек нарушение порядка: он ударил по столу указкой, и нотабли тут же заткнулись.

- Этот специальный отряд будет действовать независимо от традиционного порядка Западных армий, но на тот случай, если вам когда-нибудь придется решать, подчиняться ли распоряжениям офицера этого особого отряда, позвольте мне прояснить: вы обязаны повиноваться распоряжениям любого офицера любого звания этого специального отряда, как если бы они исходили от монарха. Достаточно ли ясно я выразился?

Яснее выразиться было невозможно.

- Да, ваше высочество, - сказал кто-то из знати.

- Отряды особого назначения, отряд лорда Кэлиса, Королевские Следопыты и другие специальные формирования перечислены в этом указе. Вас снабдят полным списком этих отрядов перед тем, как вы отправитесь по своим собственным отрядам.

Эрик огляделся по сторонам. Некоторых из присутствующих герцогов указ привел в бешенство, и они плохо скрывали свои чувства. Патрик приструнил своих придворных, ударив по столу указкой с такой силой, что она сломалась.

- Милорды! - громко произнес он.

Потом, понизив голос, сказал:

- Когда все закончится, вы поймете, почему создание специальных отрядов обязательно. Мне не нужно вам напоминать, чему научила нас Война Провала: единое командование необходимо. Поскольку у меня только один рыцарь-маршал, я предоставляю ему решать, как будут действовать вверенные ему отряды.

Уильям, словно актер, которому подали реплику, сказал:

- Мы организуем защиту района вокруг Крондора, используя большинство ваших солдат, милорды. Те из вас, кто приписан к гарнизонам или находится поблизости, вернутся на следующий день после Банаписа по своим местам. Те же, кто был вызван издалека, могут рассчитывать на присоединение своих отрядов к гарнизону принца, под мое командование. Некоторых из вас попросят выделить добровольцев для выполнения особо опасной миссии. Теперь я вновь прошу вас воздержаться от обсуждения с посторонними того, о чем вы узнаете на следующей неделе. Наш противник хитер, и у него повсюду свои агенты, возможно, даже в ваших собственных отрядах. Не доверяйте никому за пределами этой комнаты. Пока мы не встретимся с каждым из вас в отдельности, можете быть свободны.

Эрик смотрел, как лорды Западного Княжества Крондорского выходят из зала. Многие все еще кипели от ярости. Когда в комнате остались только Патрик, Джеймс, Уильям, Кэлис и Эрик да еще горстка должностных лиц двора, Патрик сказал:

- Что ж, все прошло лучше, чем я ожидал.

Эрик не мог скрыть своего изумления. Кэлис сказал ему:

- Он имеет в виду, что мы не встретили открытого сопротивления.

Уильям рассмеялся.

- Мы до последней минуты скрывали, что отодвигаем их на вторые роли, но дольше тянуть уже было нельзя.

Эрик сказал:

- Я не совсем понимаю.

- Так и должно быть, - успокоил его Кэлис, после чего спросил принца: - Могу ли я уйти?

- Да, и лучше бы вам поторопиться, - сказал Патрик.

Эрик поглядел на Уильяма, и тот сказал:

- Особое задание.

Эрик привык к особым заданиям Кэлиса за то время, что был его старшим сержантом. Он скрыл свое любопытство и сказал: "Да, сэр".

- У меня для вас много работы, сержант-майор, - сказал Уильям. - Но нет необходимости ее начинать, пока я не разберусь с этими аристократами, которые только что вышли отсюда в таком грязном настроении. У вас сегодня свободный вечер, отдохните, расслабьтесь. Начиная с завтрашнего дня и до Банаписа, вы будете работать от рассвета до темноты.

- Да, сэр, - сказал Эрик. - Что-нибудь еще?

- Сейчас больше ничего, но начните думать, кто из последней партии новобранцев мог бы служить в горах. Список из пятидесяти лучших завтра должен лежать на моем столе.

- Да, сэр.

Уильям сказал:

- Я уже выбрал триста лучших, они явятся завтра на рассвете, под командование Колвина и Джедоу Шати. Большая часть вашей команды выступит маленькими группками на этой неделе. Завтра в полдень я введу вас в курс дела. До тех пор ваше время принадлежит вам.

Эрик отдал честь, пожелал принцу, герцогу и другим всего хорошего и ушел. Он поспешил к себе и сел изучать список людей, с которыми он только что вернулся из гор.

На мгновение он почувствовал, что задача ему не по силам. Имена ничего ему не говорили; как он выберет пятьдесят человек, у которых больше шансы на выживание? Вдруг внимание его привлекло имя "Реардон". Он запомнил его из-за одного забавного неприличного замечания, которое он выдал в трудный момент, когда другой бы на его месте разъярился. Все вокруг засмеялись, обстановка разрядилась, и солдаты справились с заданием, которое им дал Эрик.

Он представил себе его лицо и вдруг начал вспоминать людей, которые были в той группе - Реардон и пять его товарищей по команде, - и другую группу. В считанные секунды Эрик вспомнил дюжину имен.

К концу часа Эрик составил список из пятидесяти человек, которых он счел годными к выполнению особых заданий в горах. Радуясь тому, что справился с задачей, он пошел в баню, где уже мылись несколько солдат. Он подслушал барачные сплетни, и когда наконец, помывшись, вышел оттуда, у него уже не оставалось сомнений, что весь гарнизон гудит в преддверии надвигающейся войны.

Эрик переоделся и со всей доступной ему скоростью побежал в "Сломанный щит". Трактир был переполнен, но это не помешало Китти выскочить из-за стойки и броситься в его объятия. Эрик рассмеялся, но, когда девушка поцеловала его, он сказал:

- Не так шустро, женщина. Ты хочешь, чтобы люди думали, что ты совсем стыд потеряла?

- Кого заботит, что подумают люди? - ответила Китти.

Посетители засмеялись, а одна из шлюх, нанятых герцогом Джеймсом, сказала:

- Уж конечно, не меня, дорогуша!

- Как ты жила без меня? - спросил Эрик.

Она игриво ущипнула его за щеку и сказала:

- Одиноко. Когда тебе снова во дворец?

Эрик улыбнулся.

- До завтрашнего полудня я там не нужен.

Китти чуть не завизжала от восторга.

- Я сегодня с утра, так что через два часа уже освобожусь. Возьми чего-нибудь поесть и не пей слишком много с этими отбросами общества, потому что у меня на тебя свои планы.

Эрик покраснел, а те, кто услышал это замечание Китти, громко расхохотались.

Эрик подошел к столику, за которым сидели сержант Альфред и люди из отряда Эрика. Эрик подвинул себе стул, и одна из девушек принесла кувшин эля и чистую кружку. Она собрала пустые кружки и предоставила мужчин самим себе.

- Чего такой мрачный? - спросил Эрик.

- Приказы, - сказал Альфред.

Другой солдат, капрал из Родезии по имени Мигель, сказал:

- Мы выступаем завтра на закате.

Эрик сделал большой глоток.

- Так.

Альфред сказал:

- Начинается.

Другие солдаты закивали.

Эрик, единственный из присутствующих, кто был с Кэлисом в Новиндусе, сказал:

- Нет, началось это давным-давно. - Он посмотрел вдаль, потом на своих товарищей и сказал: - Только теперь это начинается у нас.

Китти уткнулась лицом в плечо Эрика.

- Как меня бесит, что ты должен завтра уйти.

- Я знаю, - сказал Эрик.

- Что стряслось?

- А с чего ты взяла, будто что-то стряслось?

Они лежали в относительном уединении в комнате Китти. Эрик мог бы позволить себе снять комнату, но все его детство прошло на таком же чердаке, и поэтому ему нравился запах сена и животных, кожи и железа.

Китти сказала:

- Эрик, я тебя знаю. Ты взволнован.

Эрик обдумал свои слова. Наконец он сказал:

- Ты знаешь дорогу из города?

- Ты имеешь в виду, где ворота? - дурачась, спросила она.

- Нет, я имею в виду, ты смогла бы найти дорогу, если город закроют?

Китти приподнялась на локте и посмотрела на своего возлюбленного.

- Зачем?

- Просто ответь: могла бы?

- Так, чтобы не столкнуться с Мошенниками, вероятно, нет.

Эрик тщательно взвесил следующие слова, потому что то, о чем он собирался говорить, граничило с изменой, по крайней мере было прямым невыполнением приказа.

- Могу я тебя попросить об одной вещи?

- О чем угодно.

- Когда праздник на следующей неделе начнет подходить к концу, как раз перед закатом...

- Да? - нетерпеливо сказала она.

- Найди дорогу из города; пойди с фермерами из окрестных деревень, они как раз отправятся по домам.

- Как это? - недоуменно спросила Китти.

- Я не могу тебе точно сказать почему, но я не хочу, чтобы ты оставалась в Крондоре после Банаписа.

- Ты имел в виду - не хочешь сказать. Что все это значит?

- У герцога Джеймса наверняка на всех воротах города свои агенты, и кроме того, что они ищут врагов, они, по моим предположениям, имеют также приказ не давать тебе и всем, кого он еще заставил служить, смыться. Банапис - лучшая возможность выйти из города.

- Почему я должна уехать из Крондора? - сказала Китти.

- Потому что, если ты не уедешь, ты можешь погибнуть. Я не могу сказать больше.

- Ты меня пугаешь, - сказала она. Эрик никогда не слышал, чтобы Китти чего-то боялась, так что слова ее имели вес.

- Хорошо. Ты должна бояться того, что я не могу сказать из-за длинных ушей герцога Джеймса. Как выйдешь из города, иди в имение Ру и спрячься у него. Я сделаю так, чтобы он вывез тебя с запада. И никому ни слова.

- А где будешь ты, пока я буду прятаться на востоке?

- На войне.

Эрик почувствовал, что она обмякла в его руках, и горячие слезы Китти упали ему на грудь.

- Мы теперь не скоро увидимся, да?

Он прижал ее к себе, погладил по головке и поцеловал в щеку.

- Я не знаю. но это не значит, что я не буду стараться, любовь моя вина поцеловала его в ответ.

- Я хочу забыть то, что ты мне сказал.

- Можешь забыть до Банаписа. - сказал Эрик.

- До Банаписа, - эхом повторила Китти.

ГЛАВА 12 СЕРЕДИНА ЛЕТА

Ру указал вперед.

- Совсем не похоже на Равенсбург, правда?

Эрик сказал:

- Это точно.

Внутренний двор был заполнен знатными гостями, ожидающими начала празднования Банаписа, Дня Середины Лета, которое по традиции начиналось в полдень. Эрик поглядел вокруг, и им овладели противоречивые эмоции; Банапис всегда считался самым счастливым днем в году, днем, когда все в Королевстве становились на год старше. Этот день был посвящен питью, азартным играм, любви, танцам и всему, что связано с удовольствиями. Слуги после полудня были свободны и, как только столы для гостей были накрыты, могли присоединиться к господам или податься в город, где тоже можно было неплохо повеселиться.

В Равенсбурге праздник проходил значительно менее официально. Слуги за ночь и утро успевали приготовить угощение, потом бюргеры, члены местного собрания Виноградарей и Виноделов, выходили на улицы, и начинался праздник. Все в этот день сообща закатывали пир горой, и каждый вносил свою лепту, кто сколько мог. Все припасы расставляли на общем столе, и в полдень начинался кутеж.

Здесь же, в Крондоре, были слуги, чье время праздновать наступало лишь после того, как принц и его семья удалятся спать. Некоторым из них разрешалось уйти пораньше, но потом они были обязаны вернуться, чтобы сменить других. Независимо от того, какие традиции существовали в других частях Королевства, королевская семья никогда не оставалась без прислуги.

Эрику выпало донести до сведения солдат, что они должны воздерживаться от чрезмерных возлияний и что всякий, кто вернется в казармы заметно пьяным, непременно будет наказан. Само по себе это вряд ли остановило бы молодых солдат, но пустили слух, что преступники в наказание будут целый день трудиться на строительстве нового причала в гавани.

И это было причиной мрачности, овладевшей Эриком. В глубине души он не мог забыть о предстоящей битве и беспокоился о том, удастся ли Китти скрыться из города.

Его мучила совесть. Он должен был прямо пойти к лорду Джеймсу и попросить его отослать Китти, но боязнь отказа толкнула Эрика на ослушание. Он убеждал сам себя, что Джеймс открыто не запрещал Китти покидать Крондор, следовательно, нет никакой измены, но Эрик знал, что есть негласный закон, и нарушить условия службы лорду Джеймсу все равно что нарушить присягу.

И все же какой-то частью своего сознания он понимал, что все это пустое и для него нет ничего важнее безопасности этой девушки, так же как безопасности матери и ее мужа Натана. Китти отнесла бы в Равенсбург письмо, подумал Эрик, если Ру даст ей приют. В письме он сказал бы Натану, чтобы тот увез Фрейду на Восток.

Эрик понимал, что, если Королевство падет, в Мидкемии не будет безопасных уголков, но он знал, что война рано или поздно дойдет до Даркмура, и даже если потом Королевство победит, Равенсбург стоит не на той стороне гор, на какой надо. Его обязательно захватит враг.

Ру спросил:

- В чем дело?

Понизив голос, Эрик сказал:

- Отойдем на минутку.

Ру жестом показал Карли, что они с Эриком отлучатся, и она кивнула. Дети были отмыты до блеска и вели себя благовоспитанно, поскольку Ру как один из самых преуспевающих торговцев был в числе Знатных гостей на частном приеме принца Патрика, посвященном празднованию Банаписа.

Дункан Эйвери увлеченно беседовал с Сильвией Эстербрук, и Эрик машинально подумал, уж не специально ли Ру приставил к девушке своего невоспитанного кузена, чтобы усыпить бдительность Карли.

- В чем дело? - спросил Ру.

- Э... - протянул Эрик и вдруг сказал: - Я вижу, с вами Элен Джекоби и ее дети.

- Да, - ответил Ру. - Они быстро вошли в мою жизнь. - Он усмехнулся. - Вообще-то Элен - замечательная женщина, и они с Карли спелись. А дети возятся все вместе, как котята в мусорной корзине. А теперь выкладывай, что у тебя на уме. Ведь не об Элен Джекоби ты собирался со мной поговорить. Я тебя слишком хорошо знаю, Эрик фон Даркмур; я твои лучший друг, ты еще не забыл? Тебе нужна помощь. Ты никогда не умел просить об услуге, так что давай, не тяни.

- Я хочу, чтобы ты спрятал Китти, - тихо сказал Эрик. Глаза Ру расширились. Из людей, не являющихся членами двора принца, он больше любого другого знал о происходящем в Королевстве. Он служил в отряде Кэлиса и видел, на что способна Изумрудная Королева. Он знал о приготовлениях к войне, поскольку его компании делали для престола больше других. Он мог довольно точно сказать, где строятся какие укрепления, потому что именно его фургоны перевозили оружие и провизию.

Он также знал, кем была Китти до того, как попала на службу к лорду Джеймсу, и понимал, что придется пойти против воли герцога Крондорского. Он на секунду задумался, а затем сказал:

- Договорились.

У Эрика словно гора упала с плеч. На глаза ему навернулись слезы, но, справившись с волнением, он прошептал:

- Спасибо.

- Когда она должна выскользнуть из города?

Убедившись, что их никто не подслушивает, Эрик сказал:

- На закате. Я раздобыл ей неброское платье и театральный парик. Она смешается с толпой фермеров, которые вечером начнут разъезжаться по своим деревням. Я оставил для нее в "Молчащем петухе" около Эсфорда деньги и лошадь. Хозяин гостиницы думает, что Китти дочь богатого торговца, которая сбежала со мной. Сам он получил достаточно, чтобы не задавать вопросов.

Ру усмехнулся. Два года назад он занял у Эрика деньги, чтобы начать свое дело, и эта небольшая сумма вернулась к Эрику в тысячекратном размере.

- Так ты наконец нашел применение деньгам, которые я тебе сделал?

Эрик выжал из себя слабую улыбку.

- Да, наконец-то.

- Что ж, надеюсь, ты ему не переплатил. Это одна из моих гостиниц, и ты мог все то же самое получить даром.

Эрик рассмеялся.

- Есть ли в Крондоре что-то, что тебе не принадлежит?

Ру посмотрел туда, где стояла Сильвия, которая в этот момент засмеялась над какой-то шуткой Дункана, и ответил:

- Да, к моему великому сожалению, есть.

Эрик пропустил эту фразу мимо ушей.

- Когда вы уезжаете в имение? - спросил он.

- Завтра. Китти придется провести эту ночь в гостинице. Завтра она может прийти к нам. Я отправлю ее на кухню и скажу Карли и прислуге, что взял ее под свое покровительство. - Он немного подумал и добавил: - Придумаю какую-нибудь историю о том, что она служила в одном из моих трактиров - потом решу в каком именно, - и с кем-то там не поладила; - Понизив голос, он сказал: - А потом я расскажу Карли правду, и она с радостью будет хранить тайну. Она любит романтические истории.

Эрик покачал головой.

- Как тебе будет угодно, Ру. И спасибо.

- Да ладно, - сказал маленький человек. - Лучше давай праздновать и веселиться. Как я понимаю, ты сейчас в "Разбитый щит"?

- Я просто не могу туда не пойти, - улыбнулся Эрик. - Если мы с Китти не будем вместе встречать Банапис, ребята подумают, что она меня отшила.

Ру посетила идея. Он зашептал Эрику на ухо:

- Тащи ее в храм и женись на ней. Если Джеймс узнает про твои проделки, он скорее простит тебе попытку спасти жену. Эрик так и застыл на месте.

- Жениться? - Он посмотрел на своего друга. - Я никогда об этом не думал.

Ру, прищурившись, заглянул ему в лицо.

- Друг мой, ты просто слишком долго был солдатом.

Они оба рассмеялись, и тут Эрик увидел, что к ним идет Карли. Он сказал:

- Госпожа Эйвери, я возвращаю вам вашего мужа.

Карли улыбнулась:

-Спасибо. Детям надоели взрослые разговоры, и мы хотим повести их посмотреть на жонглеров и шутов.

Ру сказал:

- Осторожно, берегитесь шарлатанов. И ради бога ничего не покупай! Я скоро к вам присоединюсь.

Эрик видел, что он шутит, и Карли тоже не обратила на него внимания. Они с Элен взяли детей за руки, поклонились жене герцога и ушли.

Вдруг Эрик и Ру с ужасом заметили, что леди Гамина пристально на них смотрит. Они оба слишком хорошо знали о таланте жены Джеймса читать мысли и немедленно почувствовали, что она догадывается об их намерениях.

Она на мгновение замерла, и печаль, смешанная с пониманием, отразилась на ее лице; потом она направилась в их сторону, и им ничего не оставалось, как только поклониться. Эрик сказал:

- Счастлив вас видеть, герцогиня.

Леди Гамина строго посмотрела на него:

- Вы никогда не научитесь убедительно врать, Эрик, так что лучше не пытайтесь. - Поглядев на Ру, она сказала: - А вы не пытайтесь его учить. Такие честные люди, как Эрик, - большая редкость. - Она внимательно вглядывалась в лицо Эрика. - Я никогда сама не лезу в чужие мысли, если только мой муж не требует от меня этого во имя блага государства, - в ее глазах мелькнуло сожаление, - но иногда мысли сами "кричат" так громко, что их нельзя не услышать. Обычно эти мысли связаны с сильными чувствами. - Она улыбнулась. - Так почему вы вдруг закричали "Жениться", Эрик?

Эрик густо покраснел.

- Просто я... я хочу жениться на Китти.

Гамина посмотрела на него и снова улыбнулась.

- Значит, вы ее любите?

- Люблю.

Пожилая дама ласково потрепала Эрика по руке.

- Тогда женитесь, молодой человек. Я не знаю, насколько бессмысленно желать кому-то счастья в такое время, но хватайте сколько успеете. - Она посмотрела туда, где в окружении знатных господ стоял ее муж, и сказала: - Наслаждайтесь своей молодостью и, если все закончится хорошо, заботьтесь о своей избраннице. Я знаю, как трудно быть слугою короля. И еще лучше я знаю, каково быть женой того, кто служит королю.

С этими словами она развернулась и пошла к мужу. Ру поглядел на Эрика и кивком велел идти за ним. Когда они отошли в относительно безлюдное место, Ру прошептал:

- Думаешь, она знает?

Эрик кивнул:

- Она знает.

- Но она никому не скажет?

Эрик пожал плечами.

- Я не думаю, что она станет врать мужу ради нас с тобой, но я думаю, что сама она не разболтает. - Он задумался. - Что-то она сегодня очень грустная.

Ру пожал плечами.

- Не заметил. - Он заглянул в приемную. - Я лучше посмотрю, как там Дункан.

- Правильно, - сказал Эрик с явным сарказмом. Он прекрасно понимал, что Ру захотелось пообщаться с Сильвией. - Мне еще нужно закончить здесь кое-какие дела, прежде чем я смогу пойти к Китти. - Он прошептал на ухо своему другу: - Спасибо. Я скажу ей, чтобы она завтра пришла к вам в усадьбу.

Ру прошептал в ответ:

- Я наряжу ее горничной, когда мы отправимся на Восток. Это будет где-то через месяц.

- Это впритык.

- Чуть раньше - и герцог найдет повод меня арестовать, можешь не сомневаться. - Он пожал Эрику руку и вернулся в комнату.

Эрик пошел к себе, чтобы сменить черный мундир с красным орлом на обычную куртку. Зайдя в свою комнатку, он снял мундир и, когда начал складывать, невольно засмотрелся на красную птицу, вышитую на груди.

"А как Кэлис встречает Банапис?" - подумал он.

- Туда! - показал Кэлис.

Энтони закрыл глаза и пробормотал себе под нос несколько тихих слов, после чего воздух перед ним замерцал, потом начал сгущаться и выгибаться и вдруг принял форму линзы, сквозь которую стало ясно видно, как флот Изумрудной Королевы плывет по Проливам Мрака.

Старый волшебник с трудом перевел дух.

- Возможно, это самое полезное, что я умею делать. Это заклинание усиливает свет, изгибая воздух в форме линзы. Никаких активных действий, к тому же с такого расстояния нас вряд ли заметят, разве что пантатиане очень подозрительны.

Они стояли на вершине скалы и смотрели на Проливы с самого южного шпиля Серых Башен.

- Сядьте, - сказал Кэлис. - Вы же совсем задыхаетесь.

- Это от высоты, - сказал Энтони, потом сел и добавил: - И от возраста. - Он поглядел на утреннее солнце. - И оттого, что пришлось в такое мерзкое время подниматься в горы. Я не предполагал, что переброска отнимет столько сил.

Энтони было под шестьдесят, он был строен, и на лице его почти не было морщин, хотя волосы уже поседели. Он с шумом выдохнул и снова глубоко вдохнул.

- В былые времена мне как-то удавалось залезть сюда и не окочуриться.

Кэлис улыбнулся своему старому другу.

- Может быть, вы преувеличиваете? Южное Ущелье на целых три тысячи футов ниже, чем этот шпиль. Я сомневаюсь, чтобы вы когда-нибудь забирались так высоко.

- Ладно-ладно, будем считать, что я преувеличиваю. - Зять герцога Крайди снова лег на скалу, пытаясь устроиться поудобнее. - Я так устал, что не могу больше смотреть. Что вы видите?

- Авангард уже в Проливах и развернулся, готовясь к нападению. Как мне повернуть эту штуку?

Хоть и был разгар лета, но здесь, на высоте восьми тысяч футов, дул ледяной ветер. Энтони сказал:

- Я должен сам ее повернуть. В какую сторону?

- Сначала направо. Я хочу увидеть весь флот целиком.

Энтони поднял руку параллельно воздушной линзе и медленно повернул ладонь. Линза описала дугу вслед за рукой.

Эти два человека были товарищами по первой поездке Кэлиса в Новиндус. Энтони был придворным магом двора герцога Мартина и был влюблен в дочь Мартина, Маргарет. Он отправился в поход с Никласом, Кэлисом и другими, чтобы вызволить похищенную пантатианами Маргарет и других заложников. Они проплыли ровно полмира.

Энтони сказал:

- Я уже говорил, что всякий раз, когда вы появляетесь на горизонте, дела для меня оборачиваются плохо?

- Совпадение, - сказал Кэлис с улыбкой. - Я почти уверен. - Он поглядел на линзу. - Подержите ее в таком положении. - Он стал следить за продвижением флота и вдруг сказал: - Проклятие!

- Что такое? - спросил Энтони.

- Они очень осторожны.

- А именно?

- Они высадили стрелков дальше по берегу, чем думал Никки.

- Это плохо.

- Это значит, что Никки, который собирался сражаться с кораблями, причинит небольшой ущерб флоту, даже если выиграет сражение.

- Это плохо. - Энтони принюхался и фыркнул. - Вы ничего не чувствуете?

- Нет. А что?

- Просто спросил, - сказал Энтони и снова фыркнул.

- Отодвиньте ее немного назад. - Энтони сделал, как просил Кэлис, и когда тот снова сказал: - Подержите вот так, - он замер. Кэлис стал ему описывать: - Королева окружила свое судно военными кораблями, и... - Он замялся. - Что-то тут не так.

- Что?

- Посмотрите.

Энтони наигранно застонал и, приподнявшись, заглянул в линзу через плечо Кэлиса.

- Боги и рыбы!

- Что вы видите?

- Я вижу демона, сидящего на троне.

Кэлис сказал:

- А мне видится, что это леди Кловис.

- Ну, вы же не волшебник, - сказал Энтони. Он достал мешочек с каким-то порошком и сказал: - Понюхайте это.

Кэлис повиновался и вдруг громко чихнул.

- Что это за дрянь?

- Простите, но один из компонентов - перец. Не трите глаза. Пытаясь сморгнуть слезы, Кэлис вновь приник к линзе. Он увидел уже две фигуры на возвышении в центре судна: иллюзию Изумрудной

Королевы и демона.

- Возможно, это могло бы объяснить, что случилось с Пугом.

- Хотел бы я, чтобы кто-нибудь мне объяснил, что случилось с Пугом, - сказал Энтони. - Я простой волшебник. Сказать по правде, я не особенно напрягался после того, как получил титул.

- Вот что значит жениться на аристократке, - сказал Кэлис.

- Когда тебе надо управлять поместьем, тут уж не до магии.

- Пока что вы превосходно заменяли Пуга, - сухо сказал Кэлис. - Как вы думаете, могли бы вы спуститься туда и разделаться с этой тварью?

Энтони закрыл глаза и тихо пропел какую-то фразу, потом громко фыркнул и глубоко втянул ноздрями воздух. После этого он сделал важное лицо и сказал:

- Нет, и я сомневаюсь, чтобы Пугу это удалось.

- В самом деле? Почему?

- Потому что, может, я и не такой сильный, как Пуг, и не такой умный, как некоторые из этих магов в Стардоке, но у меня очень хороший нюх на магию.

- Нюх на магию?

- Не спрашивайте. Коммерческая тайна и все такое.

- Да, но вы сказали?..

- Я говорю абсолютно серьезно; я чувствую запах магии за несколько миль. На этот корабль кто-то вел сильнейшую атаку, может быть, даже Пуг. Если то, что я чую, - это лишь остатки, тогда это был просто колоссальный обмен магической энергией. Учитывая, что это существо все еще там, а Пуга нигде нет, нам остается предположить самое худшее.

Кэлис вздохнул.

- Чего еще можно было ожидать?

- Мы можем идти? Я начинаю замерзать.

- Еще секунду. Поверните эту штуку опять налево, я хочу заглянуть за юго-западный горизонт.

- Она же как стекло: вы можете увидеть только то, что увидели бы ваши глаза, только подальше. А для того, о чем вы просите, нужен кристалл, а я позабыл его прихватить. Кроме того, если бы у меня был кристалл, которого у меня нет, то у первого, кто навел бы его на эту тварь, вероятно, покрылись бы волдырями глаза.

- Ладно, теперь вон туда. - Кэлис показал направление. Энтони сделал, как ему было сказано, и услышал довольное "Ага!".

- Ну что? - спросил волшебник.

- Королева посылает стрелков на северное побережье, к Тьюлану. Но южный фланг у нее плохо защищен.

- На юге Проливов много необитаемых островков и Тролльи Горы. Я сомневаюсь, что она боится флота троллей, поскольку они уже очень давно не объявлялись.

- Но кешийцы из Илариаля всего лишь в одной неделе пути со стороны кешийского побережья, а из Ли-Мета - в двух днях пути от ее авангарда с запада. И эти пустынные острова кишмя кишат пиратами.

Энтони помолчал, а потом спросил:

- Джеймс?

- Кто же еще. Он в течение нескольких месяцев распространял слухи о том, что здесь проплывет флотилия с сокровищами из чудесной страны.

- Вот трусливый ублюдок, а?

Кэлис сказал:

- Кажется, я вижу паруса. - Он вытянул руку на юго-восток. - Пожалуйста, поверните линзу в эту сторону.

- У меня от этого болит голова.

- Пожалуйста, - повторил Кэлис.

- Хорошо же. - Энтони выполнил его просьбу, и Кэлис сказал:

- Это разбойничьи суда из Дарбина и Ли-Мета! Чуть ли не сотня кораблей! - Он рассмеялся. - Наверное, здесь все пираты Кеша от Илариаля до Дарбина.

Энтони посмотрел.

- И некоторым из них, кажется, не по нраву то, что здесь так много их соседей.

- Капитанов Дарбина не жалуют в Ли-Мете, и наоборот. Передвиньте линзу туда, пожалуйста.

Кэлис посмотрел в линзу и воскликнул:

- Ага, квегийцы!

- Далеко?

- Примерно в двух днях пути, если я правильно оценил увеличение.

Энтони махнул рукой, и линза исчезла.

- Хорошо. Теперь мы можем идти домой?

- Да. Я должен повидаться с отцом. Если с Пугом что-нибудь случилось, он скорее всего об этом знает. - Про себя он подумал, что отец должен также знать, не случилось ли чего с Мирандой. Накор говорил, что Пуг с Мирандой были вместе, и то, как он замолчал после этих слов, насторожило Кэлиса.

Кэлис взял плащ и достал древний на вид металлический шар. Он подошел к Энтони, встал рядом с ним, и маг, взяв друга за руку, большим пальцем другой руки нажал на рычажок, торчащий из шара.

В тот же миг они прошли сквозь пустоту и оказались во дворе замка Крайди. Там стояли три человека.

- Что вы видели? - спросил герцог Марикус. - Это был человек почти такого же роста, как Кэлис, и такого же могучего телосложения, но на полуэльфа Кэлиса возраст оказал не столь заметное влияние, как на пятидесятилетнего герцога. Марикус был все еще крепким мужчиной, но тело его стало понемногу заплывать жиром, а волосы совершенно поседели.

Рядом с ним стояли две женщины, одна из них явно сестра Марикуса, похожая на него как две капли воды. У нее был прямой нос, как у брата, и проницательные, немигающие глаза исключительно яркого карего цвета. Для своего возраста она казалась очень сильной женщиной. Леди Маргарет, сестра герцога и жена Энтони, сказала:

- Энтони?

Он с улыбкой отозвался:

- Там ужасный холод, душенька, даже в это время года.

Марикус улыбнулся.

- Так вы добрались туда, куда хотели?

- Давайте все вместе выпьем, и мы вам все расскажем, - предложил волшебник.

Третий человек, встречавший их, герцогиня Абигайль, сказала:

- Еда на столе. Мы не знали, как долго вы будете отсутствовать.

Жене Марикуса слегка недоставало внешней живости мужа или его сестры, но шаги ее были легки, а в невысокой фигуре сквозила гибкая сила танцовщицы. Она с легкой улыбкой повела Кэлиса и своего зятя в замок.

- На самом деле смотреть пока не на что, - сказал Энтони. - Сражение еще не началось. - Поглядев на солнце, он добавил: - До завтра не начнется. Где там квегийцы, вы говорили? В двух днях пути? - спросил он Кэлиса.

- Квегийцы? - переспросила Маргарет.

- Мы все объясним внутри, - сказал Кэлис.

Они поднялись по лестнице центральной башни. Для Кэлиса Крайди был вторым домом. Здесь когда-то жили его бабушка с дедушкой, здесь его отец провел все детство, работая на кухне и играя во внутреннем дворе замка.

Тридцать лет назад замок был разграблен во время захвата Дальнего Берега, когда Кэлис предпринял первую поездку на далекий континент. Тогда он был просто наблюдателем от имени своих родителей, но с тех пор неоднократно туда возвращался, к своему немалому сожалению.

Они прошли по длинному залу в столовую. Столы, за которыми могло поместиться внушительное число гостей, были по старинному обычаю расставлены каре. Герцог и его жена садились в центр среднего стола, а гости и придворные занимали места по обе стороны от них, согласно своему положению.

Кэлис окинул взглядом обеденный зал. По стенам были развешаны яркие знамена, как древние, так и последнего времени. Кэлис помнил их с детства. Это были военные трофеи первых трех герцогов Крайди.

- Здесь всегда все по-новому, правда? - спросил Марикус.

-Да.

- Как отец? - спросила Маргарет.

- Превосходно, - сказал Кэлис. - По крайней мере, когда я его видел последний раз, он выглядел отлично, а это было больше года назад. Но жизнь его легка, и я думаю, он не изменился. Если бы что-нибудь случилось, мать послала бы вам весточку.

- Я знаю, - сказала Маргарет. - Просто мы по нему соскучились.

Марикус заметил:

- Да, но лучше пусть он будет там, живой и счастливый, чем здесь, в могильном склепе.

Кэлис сказал:

- Когда все это закончится, вы сможете его навестить. Мать и Томас будут счастливы вас увидеть.

Марикус улыбнулся, и Кэлис сказал:

- Улыбайтесь почаще. Вы становитесь похожим на Мартина. По приказанию Марикуса угол левого и главного столов был накрыт, так что они впятером могли устроиться поближе друг к другу. Их ждали вина, эль, горячие и холодные закуски.

- Ах, немного вина меня бы согрело, - сказал Энтони.

- Еще только утро, - сказала Абигайль, - так что не пей слишком много, а то заснешь в самый разгар празднеств.

Маркус велел всем садиться.

- Нам надо торопиться, потому что в полдень я должен быть во внутреннем дворе, чтобы возвестить начало торжеств.

- А у нас новостей немного, - сказал Кэлис, разламывая ломоть хлеба. - Все идет почти так, как мы и ожидали, с одной поправкой.

- Какой? - спросил герцог.

- Там, где мы видим Изумрудную Королеву, в середине самого большого судна, на самом деле сидит на корточках очень уродливый демон. Похоже, что он держит своих советников на некоем мистическом поводке... или же... не знаю, как это назвать.

- Демон! - Лицо Марикуса выразило крайнее удивление.

- Собственно говоря, мы знали, что в это дело замешаны демоны, после того последнего путешествия в Новиндус, о котором я вам говорил.

- Но мы думали, что они уничтожали пантатиан, а не управляли ими.

Энтони сделал глоток вина.

- Может, это разные демоны.

- Может быть, - сказал Кэлис и тоже сделал большой глоток. - Люди всегда ведут столько политических игр, что мир навечно погряз в войнах. Кто говорит, что демонам чужды политические соображения?

- Не я, - сказал Марикус.

- Все, я наелся. Мне надо поговорить с матерью, - сказал Кэлис, вставая из-за стола. - А вы идите открывать праздник. Если я не ошибаюсь, уже почти полдень, и народ будет недоволен, если вы опоздаете. - Он протянул герцогу руку. - Благодарю за помощь, Марикус. Не могли бы вы одолжить мне лошадь?

- А почему вы не хотите воспользоваться этой цуранской перемещалкой? - спросил Энтони.

Кэлис бросил ему металлический шар.

- Пусть она будет у вас. Вам, волшебнику, лучше знать, как ею пользоваться. А пользоваться ею вы обязаны. Отдохните сегодня вечером, а потом отравляйтесь снова на ту скалу, где мы с вами были. Возьмите Марикуса и следите за битвой. Если вам понадобится срочно что-то мне передать, пошлите скорохода на берег реки Крайди. Я смогу вернуться через неделю. Если Пуг или Миранда в Эльвандаре, они отправят меня в Крондор. Если нет, я вернусь сюда и воспользуюсь этой штукой.

Марикус сказал:

- До свидания, Кэлис. Вы слишком редко у нас бываете.

Маргарет и Абигайль поцеловали его в щеку, а Энтони пожал ему руку.

Марикус велел сквайру проводить Кэлиса в конюшни и дать ему любого скакуна, которого он пожелает. После этого герцог Крайди и его семья поспешили к главному входу замка, чтобы объявить начало празднования Банаписа.

С закатом солнца фермеры и жители предместий устремились к городским воротам. Сторожа лениво стояли в стороне, не особо приглядываясь к проходящим. Эрик крепко держал Китти в объятиях, стоя в густой тени ближайшего переулка.

- Я люблю тебя, - прошептала Китти в его грудь.

- Я тоже люблю тебя, - сказал Эрик.

- Ты ко мне приедешь?

- Обязательно, - сказал Эрик. - Где бы ты ни была.

Уже зажглись фонари, и магазины, которые надеялись привлечь покупателей в этот час, открыли свои двери, шум городского движения к вечеру усилился. Хотя празднование должно было продлиться за полночь, те, кто знал, что с рассветом им придется приниматься за работу, которая потребует напряжения всех имеющихся сил, остались трезвыми.

Эрик на секунду отодвинул от себя Китти. Темный парик выглядывал из-под капюшона простого домотканого фермерского плаща. Платье, которое она выбрала, было практически невозможно описать. Если не приглядываться, она походила на дочь обыкновенного фермера, которая возвращается с гулянья в родную деревню. В маленьком мешочке под плащом Китти несла свое скромное состояние в золотых монетах и то немногое, что смог раздобыть Эрик. Еще у нее была пара кинжалов.

- Если что, иди к моей матери в Равенсбург. - Он усмехнулся. - Скажи ей просто, что ты - моя жена.

Китти вновь положила голову ему на грудь и сказала:

- Твоя жена.

Ни он, ни она еще не могли в это поверить. Они просто пришли в храм Чистой Сунг и встали в очередь пар, желающих сочетаться браком. Стихийные бракосочетания на Банапис не были распространены, но священник, спросив многозначительно, не пьяны ли они и давно ли друг друга знают, согласился их обвенчать. Церемония не заняла и пяти минут, а потом их живо вытолкал служка, освобождая помещение для очередной пары.

Эрик сказал;

- Ты должна приготовиться.

- Я знаю, - сказала Китти. Она понимала, что в любой момент может появиться группа фермеров, которую Эрик сочтет подходящей, и ей придется действовать без колебаний. - Я не хочу тебя оставлять.

- Я не хочу, чтобы ты уезжала, - с отчаянием сказал он, - но я не хочу, чтобы ты погибла.

- А я не хочу, чтобы ты погиб, - ответила она, и он почувствовал на голой руке ее слезы. - Проклятие. Я терпеть не могу лить слезы.

- Так не лей! - бодро сказал он.

Она начала что-то говорить, но Эрик сказал:

- Теперь!

Даже не поцеловав его на прощание, она вышла из переулка и направилась прямо к молодой женщине, которая шла рядом с полной телегой сена. На телеге сидели шестеро детей. Телегой правил старик, а позади шли еще трое мужчин и женщина.

Китти обратилась к молодой женщине:

- Извините?

Когда телега подъехала к воротам, Китти повернулась к охране спиной, и казалось, что она увлечена беседой с молодой женщиной. Эрик услышал, как она сказала:

- Вы случайно не из Дженкстона?

- Нет, - сказала молодая незнакомка. - Наша ферма всего лишь в нескольких милях отсюда.

- О, а я приняла вас за одну свою знакомую из Дженкстона. Вы очень на нее похожи, но гораздо красивее.

Девушка рассмеялась.

- Вы первая, кто так обо мне отзывается, - весело сказала она, и в этот момент телега въехала в ворота.

Эрик напрягал слух, пытаясь разобрать, что теперь скажет Китти, но голоса девушек потонули в праздничном гуле. Вскоре он увидел, что Китти благополучно миновала стражу. Он подождал еще минуту, с волнением ожидая услышать сигнал тревоги. Но ничего, кроме городского гама, он не услышал и, заставив себя сделать медленный, глубокий вдох, повернул обратно ко дворцу. Он решил, что лучше всего быть на виду, а если кто-нибудь спросит его о Китти, отвечать просто, что она вышла в другую комнату или в туалет. Во дворце было такое оживленное движение, что можно было весь вечер увиливать от ответа.

Как только Эрик смешался с толпой, из того же переулка вынырнули две фигуры. Дэш осмотрелся, потом сказал брату:

- Я прослежу за девушкой.

- Чего ради? Мы знаем, что она пойдет в усадьбу Эйвери или в Равенсбург. Больше ему некуда ее отправить.

- Дед хотел знать, - сказал Дэш.

Джимми пожал плечами.

- Ну и отлично, только ты пропустишь самое интересное.

Дэш сказал:

- В который раз по прихоти деда я не могу позабавиться как следует. Если отец обо мне спросит, придумай что-нибудь. Если девчонка пойдет в Равенсбург, меня не будет всю неделю.

Джимми кивнул и шагнул в толпу. Его младший брат развернулся в противоположную сторону и, пройдя через ворота, устремился вслед за телегой с сеном.

На рассвете следующего дня между двумя флотилиями завязалась перестрелка. Они уже видели друг друга в предутреннем мраке, хотя солнце еще не поднялось. Когда же оно выплыло из-за гор, исход сражения был почти решен.

Никлас выругался и закричал:

- Белфорсу и его трем кораблям держаться против ветра! Они пытаются прижать нас к берегу!

Сигнальщик на мачте закричал:

- Вас понял! - и начал махать сигнальными флагами. Потом прокричал ответ: - Приказ получен, адмирал!

Сражение шло плохо. Если бы Никлас потерял еще несколько кораблей, он оказался бы перед необходимостью отходить, и хотя он не сомневался в том, что сможет уйти от погони, при мысли о провале операции во рту адмирала возникал кислый привкус.

Из сыновей своего отца Никлас был больше всего на него похож, когда дело доходило до выполнения намеченного плана, а план состоял в том, чтобы разбить флот Изумрудной Королевы. Она знала Дальний Берег достаточно хорошо, чтобы понять, что ее кораблям будет грозить опасность со стороны Тьюлана. Единственной надеждой Никласа на победу в этой битве был план Джеймса, по которому, в случае если расчет герцога оказался верен, на ее флот нападут еще кешийские и квегийские пираты.

Его мучило то, что он сражался только с наемными военными кораблями, даже не видя эскорта, и единственным утешением ему была мысль о том, что их перехватили пираты из Кеша или Квега.

Не видя славы в гибели или сдаче в плен, Никлас крикнул:

- Всем кораблям! Отступаем!

Сигнальщик отчаянно замахал красным флажком. Два корабля были заняты в абордажном бою и не могли выйти из него сразу.

Взвесив шансы, Никлас решил оставить их в надежде, что они как-нибудь выпутаются. На каждом корабле было по дюжине бочек огненного масла, капитаны имели приказ в случае захвата судна поджечь их и погибнуть вместе с вражеским кораблем.

Моряки с Дальнего Берега считались лучшими мореплавателями в мире, а их корабли - самыми маневренными. Как только приказ был передан, все корабли как один изменили курс и быстро оторвались от неповоротливых галеонов Новиндуса. Несколько боевых галер рванули было вдогонку, но рабы моментально выдохлись, и они тут же отстали.

Видя, что флот отступает благополучно, Никлас сказал:

- Капитан Ривз, каковы итоги?

Второй человек во флоте, сын барона Карса и прирожденный моряк, который официально был капитаном "Королевского Дракона", хотя и знал, что, пока адмирал на борту, он никогда не будет командовать, ответил:

- Семь вражеских кораблей потоплены, три сожжены, пять серьезно повреждены.

На них обоих были синие кители и белые брюки - униформа офицеров Королевского флота, недавно утвержденная личным указом принца Патрика, но даже принц Крондорский не мог заставить Никласа надеть новую треуголку, какие носили офицеры Восточного флота. Вместо этого на голове у него красовалась его излюбленная широкополая черная шляпа с облезлым красным пером - память о его первом плавании с легендарным Амосом Траском. Никлас был тогда юнгой. Она была очень смешной, но ни один матрос на флоте не смел зубоскалить на этот счет.

- А наши потери?

- Шесть кораблей - и еще пять еле плетутся к карскому побережью.

Никлас выругался. По крайней мере шестьдесят пять кораблей противника против его шестидесяти - можно считать, что сыграли вничью. Он посмотрел на встающее солнце.

- Слушайте приказ, капитан Ривз!

- Да, милорд?

- Передайте по флоту - курс на запад. Пусть они думают, что мы бежим к Закатным Островам. - Он крепко сжал пальцами поручни. - Когда солнце сядет, поворачиваем на юг. Перед самым рассветом ударим на них с востока. Мы вынырнем из темноты, а им придется смотреть против солнца.

- Слушаюсь, сэр!

Никлас смотрел, как тяжелые суда Изумрудной Королевы постепенно отстают и поворачивают на юг, отчаявшись настигнуть корабли Королевства. Потом он взглянул на восток, где один из оставленных им кораблей медленно шел ко дну, а второй горел, взятый на абордаж.

- Но это еще далеко не все, - сказал Никлас, ни к кому конкретно не обращаясь.

ГЛАВА 13 ИМПРОВИЗАЦИЯ

Кэлис опустился на колени.

- И давно он в таком состоянии? - спросил он на певучем языке подданных своей матери.

- Уже несколько недель, - ответил Калин своему единоутробному брату.

Пуг лежал без сознания посередине поляны, на прежнем месте, а Ткачи заклинаний неустанно трудились, поддерживая в нем жизнь.

- Тахар, - позвал Кэлис.

- Нам кажется, что он восстанавливает свои силы, но медленно. Раны тоже потихоньку заживают.

Кэлис обследовал безмолвного мага. Тело Пуга было покрыто огромными струпьями и шрамами, а мертвая кожа, под которой виднелась новая, розовая и влажная, сходила лохмотьями, словно сожженная солнцем. Все волосы на голове, а также брови и борода выпали или сгорели, и оттого Пуг казался еще моложе, чем обычно.

Акайла сказал:

- Мы пытались, как можно осторожнее, достучаться до его сознания, но никому не удалось добиться успеха.

Кэлис поднялся на ноги.

- Мы не рассчитывали, что он туда сунется.

- По-моему, он действовал неблагоразумно, - сказал Калин, - но что теперь об этом говорить? Когда он решил рискнуть, ему казалось, что игра стоит свеч.

Кэлис кивнул.

- Если бы он утопил флот Королевы в самом глубоком месте великого океана, это избавило бы нас от множества хлопот. - Он сокрушенно покачал головой. - Но лучше бы он, живой и здоровый, сидел себе в Сетаноне.

- Томас отправится в Сетанон, - сказал Калин.

- А что драконы?

Калин помрачнел.

- Они сомневаются в Томасе. Не в его словах, но в его способности правильно оценить опасность. При всей их мудрости им недоступно наше представление о магии.

Кэлис долго смотрел на брата, а потом вдруг сказал:

- Мы можем поговорить с глазу на глаз?

Вместо ответа Калин жестом пригласил его следовать за собой. Когда они отошли на достаточное расстояние от остальных, Кэлис спросил:

- Миранда?

- С тех пор, как они с Маркосом притащили Пуга, от них никаких вестей. Они вместе с Томасом отправились на поиски сведений о демонах в те горы, где ты когда-то нашел их следы.

Кэлис посмотрел на деревья Эльвандара. Долгое время они оба молчали, и Калин ждал, зная, что брат сам заговорит, когда соберется с мыслями.

Через несколько минут Кэлис сказал:

- Я по ней скучаю.

Калин положил руку ему на плечо.

- Ты ее любишь?

- На свой лад, - сказал Кэлис. - Не так, как эледхели, ничего похожего на те чувства, о которых мне рассказывали другие. Но она нашла меня, когда все это только начиналось, и ей, как никому другому, удавалось заполнить темное и холодное место в моей душе.

- Если без нее в твоей душе такой же мрак и холод, значит, место все еще не заполнено. - Калин присел на большой валун и сказал: - Я был свидетелем того, как твой отец впервые увидел твою мать; я тогда думал, что он просто мальчишка, сраженный красотой знатной дамы, мальчишка, который даже понятия не имеет об отношениях между мужчиной и женщиной. - Он вздохнул. - Я, конечно, даже представить себе не мог, как все сложится.

Кэлис знал историю о первом визите его матери в замок Крайди, когда над Дальнем Берегом впервые нависла угроза со стороны цуранцев, и о том, как его отец в первый раз увидел королеву эльфов.

- Ты еще очень молод, брат мой, - сказал Калин. - Ты много повидал, много испытал, но так и не научился понимать себя. В тебе все-таки много человеческого, но и наших черт в тебе немало. Тебе не хватает терпения. Когда твой отец поселился с нами, он быстро понял, что нужно быть очень терпеливым, и за те годы, что он здесь прожил, этот человеческий ребенок многому научился.

- Отец просто уникум. Он обладает знаниями десятитысячелетней давности.

- Разве это он обладает? - сказал Калин.

Кэлис обернулся, чтобы посмотреть брату в глаза.

- Ашен-Шугар?

Калин сказал:

- Незадолго до отъезда Маркос сказал мне одну вещь. Он сказал, что Томас обладает воспоминаниями Ашен-Шугара, но что все эти воспоминания подозрительны.

Кэлис вздохнул:

- Вообще все это подозрительно.

Калин согласно кивнул:

- Я перестал искать логику во всем, что касается врага. - Он посмотрел куда-то вдаль. - Когда твой отец впервые к нам приехал после Войны Провала, я решил, что самое плохое уже позади. Война с цуранцами была окончена, и можно было больше не боятся моредхелей и не волноваться, что через открытую трещину вернутся валхеру. - На лице его появилась полуулыбка, которая показалась Кэлису зеркальным отражением его собственной. - Я теперь понимаю, что в этом деле замешаны гораздо более загадочные и значительные силы, чем я воображал.

- Что ты имеешь в виду? - спросил Кэлис, усевшись на камень рядом с братом.

- Пришли в движение главные силы, силы, по сравнению с которыми валхеру кажутся просто назойливыми мошками. Навстречу этим силам движутся другие силы, и я боюсь, что мы с тобой, и все, кого мы любим, окажемся как раз между ними.

- Эти силы имеют название?

- И не одно, - сказал Калин. - Я говорю о богах.

- Война богов? - спросил Кэлис.

- Это единственное разумное объяснение происходящего, которое способно объединить все известные нам факты, - сказал все еще юный эльф. - Мы с Томасом много раз обсуждали его воспоминания. Я числюсь одним из самых старых друзей Томаса, еще со времен нашего первого посещения Крайди. Многие из его воспоминаний окрашены представлениями Ашен-Шугара о вселенной и его месте в ней. Кое-что было уравновешено магией, с помощью которой Маркос иногда подключал к его сознанию мое, но Томас все еще должен заново обдумать многое из того, что он считает истиной.

- Война Хаоса?

Калин кивнул.

- Мы с тобой можем поговорить об этом поподробнее сегодня вечером, после обеда у матери.

Он встал, и Кэлис, поднявшись с камня, сказал:

- Я должен уделять ей больше внимания и времени.

- Да, давно ты у нас не был, - сказал Калин, но в его голосе не было укоризны, а было только сожаление. - Наш народ живет долго, и от этого кажется, что впереди у нас еще целая вечность, но мы-то с тобой знаем, как хрупка жизнь.

- Это точно, - согласился Кэлис. - Я обещаю, что, если мы выстоим, я вернусь сюда уже надолго.

- Почему не навсегда?

Кэлис пожал плечами. Они пошли к королеве, и когда проходили ряд маленьких лужаек, многие эльфы, которые еще не успели поприветствовать младшего сына Аглараны, кланялись Кэлису. Он улыбался и отвечал на каждое приветствие, но, когда братья снова оказались наедине, он сказал:

- Я не уверен, что мое место здесь. Моя жизнь не похожа ни на человеческую, ни на эльфийскую, ни на валхеру.

- Это сказывается влияние магии, - сказал Калин. - Ты должен сам определить свою сущность, ибо ни у кого другого не хватит мудрости сделать это за тебя. - Он на минуту впал в задумчивость, а потом проговорил: - Так же как это должен сделать твой отец. Пока в нем присутствует валхеру, он никогда не освободится от своих подозрений.

- Я понимаю, - сказал Кэлис.

Они вышли на очередную лужайку, где раздавались звонкие голоса играющих детей. Полдюжины юных эльфов гоняли взад-вперед мяч.

- Игра в ножной мяч? В Эльвандаре? - удивился Кэлис.

Калин рассмеялся.

- Видишь тех двоих, вон там? - Он указал на мальчиков-близняшек, которых Кэлис никогда раньше не видел.

- Да?

- Они-то и научили всех остальных. Миранда перенесла этих ребятишек вместе с их матерью к нам из-за моря. Их отец на Островах Блаженства.

- И много здесь у вас таких, из-за моря?

- К сожалению, нет, - ответил Калин и пошел дальше. Вдруг мяч полетел в их сторону, и Кэлис ловко поймал его на подъем левого ботинка и со смехом подбросил высоко вверх. Встав под мяч, Кэлис несколько раз подкинул его головой, затем послал одному из ребят, который принял мяч и стал поддавать его коленом под восхищенное аханье остальных мальчиков.

- Я не забыл, как мы с Маркусом играли в Крайди, когда я приезжал к бабушке и деду, - сказал Кэлис.

Близнец, который принял мяч на колено, передал пас брату, а тот - другому мальчугану. Близнецы недоверчиво разглядывали Кэлиса, и, заметив это, он сказал:

- Очень уж у вас серьезный вид.

Они промолчали, и Калин негромко сказал брату:

- Они борются с желанием говорить на родном языке.

Кэлис кивнул и заговорил на диалекте, которым пользовались жители приречных долин Новиндуса:

- Вы хорошо играете.

Лица обоих мальчиков немедленно осветились улыбками.

- Вы нас научите подкидывать мячик головой? - спросил один.

Кэлис опустился на колени и сказал:

- Завтра я должен уехать, но когда-нибудь я вернусь и обязательно покажу вам, как это делается.

Второй близнец спросил:

- Обещаете?

- Обещаю, - сказал Кэлис. Мальчики повернулись и снова побежали играть, а Кэлис посмотрел на своего старшего брата. - Они как будто мне не верят.

- Они росли среди людей. Для окедхелей это очень трудно. Они борются с тем, что для нас естественно. Им трудно привыкнуть к нашему образу жизни.

- Их можно понять, - сухо сказал Кэлис.

- Когда-нибудь твоя борьба с самим собой закончится, - сказал Калин, и они пошли дальше.

Кэлис кивнул и тихо добавил:

- Если я доживу до этого дня.

Корабли заполыхали на рассвете. Флот Никласа после заката потерял из виду северную эскадру Изумрудной Королевы и на всех парусах устремился на юг. Через два часа вся флотилия повернула на восток, к Проливам Мрака.

Там, перед рассветом, их ожидало редкое зрелище горящих кораблей, и фрегаты Никласа едва не натыкались на дымящиеся остовы сожженных до ватерлинии и затонувших судов Королевы и кешийцев. Впередсмотрящие сообщили о пожарах дальше на западе.

Когда поднялось солнце, Никлас увидел огромную флотилию, не потерявшую решимости проскочить Проливы. Адмирал не мог сказать, сколько судов уже проделали этот трудный путь. Возможно, даже треть флота.

На юге все еще кипела битва - кешийские суда из Илариаля сражались с равным числом военных кораблей Королевы.

- Где остальная часть ее эскорта? - спросил капитан Ривз.

- Да вот же она! - крикнул Никлас и, задрав голову, приказал впередсмотрящему: - Всем судам: в атаку!

Когда приказ был передан, Никлас обернулся к Ривзу.

- Мы обогнали те суда, с которыми поцапались вчера. - Он прикинул на глаз скорость передвижения врага. - У нас примерно час в запасе, прежде чем они подойдут на расстояние выстрела. Теми судами, которые Королева оставила здесь, занимаются кешийцы, а остальная часть ее флота уже по другую сторону Проливов!

Он вышел на кватердек и закричал:

- Баллисты к бою!

Бомбардиры подбежали к паре огромных похожих на арбалеты орудии, каждое из которых могло стрелять железным снарядом в три раза больше человека и, как правило, попадало по ватерлинии вражеского судна или рвало снасти. Однако вместо обычных снарядов баллисты были заряжены специальными минами, заполненными смертоносным квегийским огненным маслом. Использовать их было небезопасно, поскольку любая ошибка могла привести к пожару на самом "Королевском Драконе".

Вслед за флагманским судном в сторону неприятеля развернули орудия сорок семь уцелевших из шестидесяти военных кораблей, с которыми адмирал покидал Тьюлан. Корабль Никласа вышел из-под ветра, снижая скорость, чтобы два фланга флотилии могли обогнуть его с любой стороны и нанести как можно больший урон огромной эскадре судов, колготящихся в воде почти на одном месте в ожидании приказа войти в пролив.

- Главный канонир! - вскричал Никлас. - Как только подойдем - огонь!

Офицер поклонился и крикнул в ответ:

- Да, мой адмирал!

Два больших неприятельских корабля у них в тылу неуклюже развернулись, чтобы вступить в бой. Впередсмотрящий закричал:

- У них там катапульты, адмирал!

- Я вижу, - откликнулся Никлас, глядя, как огромная военная машина на корме ближайшего судна раскручивает свой груз - огромную сеть, полную камней. - Капитан Ривз, лево руля.

- Есть, сэр, - послышался спокойный голос, и в тот же миг сеть раскрылась, выпуская град камней размером с человеческую голову, а то и больше.

Маневренное судно Королевства уклонилось влево, и камни пролетели мимо, чуть правее того места, где стоял Никлас.

- Так можно и без снастей остаться, сэр, - сказал капитан Ривз.

- Теперь право руля, - ответил Никлас.

Рулевой повиновался, и нос корабля снова стал смотреть прямо в бакборт вражеского судна. Они уже были так близко друг от друга, что Никлас смог разглядеть команду катапульты, отчаянно пытавшуюся перезарядить орудие.

- Дурацкая штука, - сказал Никлас. - Перезаряжать ее слишком долго, и люди подвергаются большой опасности.

Как будто прочитав его мысли, лучники, сидевшие на вантах, начали стрелять в команду катапульты на вражеском судне. Морские пехотинцы Королевства были солдатами наземной службы, однако все они были подготовлены к сражению на борту судна. Их оружие - короткие луки - оказалось весьма эффективным. Потом главный канонир велел баллисте, установленной с правого борта, открыть огонь, и в самую середину вражеского корабля со страшным взрывом ударил снаряд. Послышались вопли, и Никлас увидел, что середина палубы битком набита солдатами, которые казались очень уставшими после многомесячного путешествия по морю: Около двух десятков человек, частично или полностью охваченных пламенем, взрывной волной были выброшены за борт. Остальные отчаянно и безуспешно пытались сбить огонь, но к своему ужасу обнаружили, в чем секрет квегийского огненного масла. Как только оно возгоралось, с ним было не совладать обычными средствами тушения пожаров. Его можно было погасить, только засыпав песком. А вода, которой пытались залить огонь солдаты, только способствовала распространению масла по кораблю.

Никлас с трудом оторвал взгляд от завораживающе ужасного зрелища и сказал Ривзу:

- Четыре румба влево. Они слишком близко, и я не хочу, чтобы мы там застряли, не имея возможности развернуться. Мы лучше будем обгрызать их с краешку.

Его приказ был передан остальным судам флотилии, и они вслед за флагманом выпустили свои огненные снаряды и резко повернули, чтобы не оказаться впритирку к горящим судам.

Впередсмотрящий крикнул сверху:

- Две военные галеры табанят в самой гуще обстрелянных судов неприятеля, адмирал.

- Они хотят вступить в бой, - сказал Никлас, - но им в такой тесноте не хватает места для маневров. Давайте найдем себе другую мишень, пока они не выбрались оттуда.

Он отдал приказ взять курс на юг, туда, где с захватчиками сражались кешийцы. Дым пожаров заметно ухудшал видимость.

- Впередсмотрящий! - крикнул адмирал.

- Сэр?

- Посматривайте в сторону их северной эскадры. Как только она появится на горизонте, немедленно доложите мне, вы поняли?

- Есть, сэр!

В течение часа они охотились на вражеские суда. Голосили и умирали в огне люди, и все же казалось, что кораблям захватчиков нет числа. Никлас лично обстрелял четыре судна и только навел баллисту на пятый корабль, как раздался крик впередсмотрящего:

- Суда на севере, адмирал!

- Сколько?

- Я насчитал по крайней мере два десятка парусов... нет, тридцать... Сорок!

- Это их северное подразделение возвращается. Сейчас они обнаружат, что их опередили, - сказал капитан Ривз.

Никлас выругался.

- Только посмотрите на эти жирные, неуклюжие баржи! Мы могли целый день топить их безо всякого риска. Тут впередсмотрящий закричал:

- Адмирал! Те две галеры развернулись и обошли потопленные суда!

- О, вот это уже интересно, - сказал Ривз.

Никлас кивнул.

- Я рассчитывал, что они провозятся еще некоторое время. Главный канонир!

- Сэр?

- Сколько у нас снарядов?

- Еще сорок штук, мой адмирал.

Никлас закричал впередсмотрящему:

- На каком расстоянии от нас эти два судна?

- Меньше мили, мой адмирал.

- Ривз, кто у нас на севере?

Ривз знал, что адмирал знает расположение судов не хуже него, но хочет услышать о нем от другого, чтобы лучше сосредоточиться.

- Эскадра Шарпа, эскадра Веллса, то, что осталось от тернеровской, и треть всех быстроходных куттеров.

- Слушай мою команду, - сказал Никлас. - Шарп и Веллс идут на север, наперехват. Я хочу, чтобы они дразнили и задерживали врага, но не вступали в бой!

- Вас понял! - крикнул впередсмотрящий и начал передавать команду сигнальными флажками.

- Потом я хочу, чтобы куттера спалили эти галеры!

Никлас знал, что он посылает несколько из этих маленьких быстроходных суденышек на дно. У них были ограниченные способности к наступлению, но если два-три куттерка смогут подобраться поближе к галерам, они вполне способны обстрелять неприятеля, а большие боевые корабли Королевства в это время смогли бы без помех потопить каждый по три десятка барж.

- Приказ получен, сэр! - прокричал впередсмотрящий, передав первую команду и получив подтверждение.

Все утро продолжалась битва, и за час дополудня разнеслась весть о том, что силы вражеских военных кораблей слишком велики. Северная часть флота Королевы перестала обращать внимание на эскадры Веллса и Шарпа, когда стало ясно, что они не собираются атаковать, и устремилась туда, где разгорелся бой. Никлас увидел, что куттерам удалось поджечь одну из огромных боевых галер и окружить другую. Галеры неистово осыпали куттера градом стрел, к тому же на них имелись баллисты. Со спокойной точностью движений вражеские канониры перезаряжали свои орудия, и каждый выстрел мог пустить ко дну один куттерок.

Никлас бросил прощальный взгляд на произведенные им разрушения и сказал:

- Капитан Ривз, пора уходить в Фрипорт!

Капитан Ривз не колебался, поскольку на горизонте показалась еще одна огромная боевая галера, которая обошла два передних транспортных судна и теперь во весь дух неслась по Направлению к "Королевскому Дракону". Капитан Ривз отдал распоряжения рулевому, и Никлас закричал:

- Главный канонир!

- Сэр, - раздался в ответ голос, охрипший от постоянного вдыхания вонючего дыма огненного масла.

- Когда мы развернемся, я хотел бы полюбоваться вашим искусным выстрелом вон по той галере, которая гонится за нами.

- Есть, сэр.

Когда судно накренилось, баллиста выпалила, и пламенный снаряд ударил прямо в полубак приближающейся галеры. На верхней трети носовой части судна вспыхнул пожар, но погибли только те, кто стоял на палубе. Внизу барабанщик, отбивающий ритм для гребцов, продолжал мерно бить в свой барабан, рабы продолжали работать веслами, и галера неуклонно приближалась к "Королевскому Дракону".

Поразмыслив, Никлас пришел к выводу, что от врага им уйти не удастся.

- Впередсмотрящий!

- Есть, сэр?

- На галере есть таран?

- Окованный железом, сэр, на уровне ватерлинии.

- Ну, Ривз, - сказал Никлас, - если нам не поможет какой-нибудь внезапный порыв ветра, боюсь, что ваше судно под моим командованием отправится на дно.

- Всегда есть риск, сэр, - послышался хладнокровный ответ. Люди стояли и спокойно смотрели, как огромный военный корабль,

охваченный пламенем, несется прямо на них. Ривз обернулся к одному из офицеров и крикнул:

- Брукс, привести брамсели к ветру.

Офицер отдал команду, и матросы проворно отвязали шкоты и передвинули реи.

"Королевский Дракон" сильно накренился влево, а галера стремительно неслась прямо на него. Никлас уже чувствовал жар огня. Морские пехотинцы начали обстреливать палубу вражеского судна.

- Главный канонир! - заорал Никлас.

- Сэр!

- Пусть ваши морские пехотинцы попытаются отвлечь рулевого!

- Есть, сэр!

Не дожидаясь команды, лучники начали осыпать корму вражеского судна стрелами. Никлас не мог сказать, удавалось ли им разглядеть вражеского рулевого, но он подумал, что, прячась от стрел, рулевой будет вынужден присесть и выпустить руль. Отклонение галеры хотя бы на несколько ярдов могло спасти "Королевского Дракона".

Никлас словно завороженный смотрел, как вражеская галера летит прямо на его корабль. Он уже мог различить слабый глухой стук барабана в трюме, слышал, как барабанщик изменил ритм, и знал, что дана команда набрать разгон для тарана.

- Я думаю, вам лучше ухватиться за что-нибудь прочное, капитан Ривз.

- Есть, сэр.

Вдруг ветер посвежел, и "Королевский Дракон" дернулся вперед и накренился еще больше. То ли стрелы, то ли дым пылающей палубы ослепляли рулевого галеры, но он не сделал поправки на изменение скорости его цели.

Раздался гулкий удар стали о железо, и рулевого "Королевского Дракона" отбросило далеко от штурвала, когда таран галеры с силой врезался в румпель фрегата. Гул наполнил воздух, и огонь с галеры перекинулся на бизань "Дракона".

- Пожарных, капитан Ривз, - бесстрастно скомандовал Никлас.

- Сэр, - отозвался капитан и начал выкрикивать команды, а экипаж корабля кинулся к ведрам с песком. Наверху матросы начали срезать снасти, чтобы освободить горящий парус.

"Королевский Дракон" скакнул вперед, словно его подтолкнули, и место оглушенного падением рулевого занял другой моряк.

- Ну, Ривз, - сказал Никлас, - видно, само провидение на миг решило нам помочь.

- Сэр, - сказал капитан с явным облегчением, поскольку между двумя сражающимися судами снова образовалось небольшое расстояние. - Я надеюсь, что в ближайшее время мы не столкнемся снова.

- Присоединяюсь, - сказал было Никлас, но глаза его вдруг широко раскрылись, и, склонив голову, он увидел наконечник стрелы, высунувшийся у него из живота, и кровь, стекающую вниз на его белоснежные брюки.

- О черт, - сказал он, и колени его подогнулись.

Стрелы со свистом впивались в снасти над головой капитана, когда матросы с ближайшего вражеского корабля открыли беспорядочный огонь по "Дракону", надеясь поразить хоть кого-нибудь. Капитан Ривз вскричал:

- Полный вперед!

По вантам засновали матросы, и флотилия Королевства вышла из боя.

- Отнесите адмирала вниз! - проревел Ривз.

Через несколько минут Никлас лежал на своей койке, и корабельный хирург осматривал его рану. Капитан Ривз переступил порог каюты и спросил:

- Ну как он?

- Плохо, сэр - ответил хирург, - боюсь, что может произойти самое худшее. Если мы довезем его живым до Фрипорта, то, возможно, его еще сможет спасти кто-нибудь из жрецов, владеющий магией заживления. Но, к сожалению, мои скромные таланты ему не помогут.

Капитан кивнул и вернулся на кватердек, где его ждал старший помощник.

- Что, Бруки? - спросил его Ривз.

- Мы потеряли "Принца Крондорского", "Королевского Стрижа" и два десятка куттеров. По моим подсчетам, нами потоплено не меньше тридцати грузовых судов неприятеля и с полдюжины боевых галер.

Ривз оглянулся назад, где еще маячил, постепенно превращаясь в черную полосу на горизонте, вражеский флот.

- Неужто им нет конца?

- Очевидно, нет, сэр - отозвался офицер и спросил: - Как самочувствие адмирала?

- Очень плох.

- Мы можем завернуть в Тьюлан.

- Нет, нам надо что есть мочи гнать в Фрипорт. Это приказ.

- Но адмирал?

Ривз чуть повысил голос:

- Это его приказ. - Он вздохнул. - Мы подождем несколько недель в Фрипорте, а потом поплывем в Крондор. - И тихо повторил: - Это приказ.

- А что потом?

- Я не знаю. Пока лорд Никлас не поправится, командует лорд Викор в Крондоре.

Старший помощник заметил, что капитан сильно встревожен, и почувствовал, что ему передается то же настроение. Принц Никлас, младший сын принца Аруты, был адмиралом Флота принца, верховным. главнокомандующим Королевского Флота на Западе, сколько Ривз себя помнил. На нем держался весь флот, и, более того, он был принцем крови, младшим братом короля. Смерть простого капитана на вахте уже оборачивается для остальных большими трудностями, но смерть адмирала в опасный для Королевства момент - не что иное, как настоящая трагедия.

Ривз, который был вторым после Никласа в отряде, сказал:

- Приказ по флоту. Я беру командование на себя. Сообщите о ранении принца. Всем судам на полной скорости идти в Фрипорт.

- Есть, сэр.

Накор рассматривал Пуга. Кэлис спросил:

- Он скоро очнется?

- Может, и скоро. А может, и не скоро. Кто знает?

Изаланец смотрел, как его ученик управляет энергией заживления, помогая эльвандарским Ткачам заклинаний. Накануне Накор обедал вместе с Кэлисом, Калином и их матерью, и они обсуждали дальнейший план действий.

Накор согласился ехать с Калином в Крайди, где их ждал цуранский шар перемещения, который мог доставить их в Крондор. Предполагалось, что Шо Пи останется в Эльвандаре и будет продолжать лечить Пуга.

- Хотел бы я знать, что там сейчас происходит, - сказал Накор.

- Где? - спросил Кэлис.

- В сознании Пуга. В нем что-то происходит, и одни боги знают, что именно.

Пуг плыл в пустоте, и снова он знал, что его душа отделена от тела. Только на сей раз никто не привязывал его к жизни. Он даже не знал, как он вошел в пустоту. Последнее, что он помнил, это то, что он собирался напасть на флот Изумрудной Королевы. Потом ослепительно-яркая вспышка - и пустота.

Он чувствовал течение времени, но не мог сказать, как давно он здесь находится. В пустоте было невозможно сориентироваться, там не было таких понятий, как место и время.

Вдруг он услышал голос:

- Приветствую тебя.

Пуг заговорил одним сознанием.

- Кто здесь?

Неожиданно Пуг оказался в новом месте, в царстве теней, но все равно оставался безо всякой физической оболочки. Со всех сторон его окружали громадные фигуры, по сравнению с которыми он казался ничтожно маленьким. Они были настолько близко, что он мог почувствовать, сколь они велики, и настолько далеко, что он мог угадать их форму. Можно сказать, что по форме они напоминали человека, но это было бы слишком щедрое употребление слова человек. Каждый из гигантов восседал на огромном троне. Пуг чувствовал, что эти фигуры живые, хотя больше всего они были похожи на статуи, грубо высеченные из темного камня неизвестной породы.

Пуг попытался разглядеть детали, но его разум как будто не мог вместить в себя образ того, что он увидел. Он поворачивался то к одной, то к другой фигуре, и как только ему казалось, что он ухватил подробности, они снова ускользали.

- Кто говорил? - спросил он, но слова не прозвучали в воздухе. Он слышал свой голос в собственном сознании, но звука не было.

Из мрака выступила закутанная в черное фигура. Пуг терпеливо ждал, пока она приблизится, и наконец она приоткрыла завесу, которая скрывала ее черты. Пуг спросил:

- Я вас знаю?

- Мы уже однажды встречались, маг, - произнес ледяной голос, и Пуг ощутил физическую боль, когда он вонзился в его сознание подобно замороженному клинку.

- Лимс-Крагма! - воскликнул он.

Богиня кивнула.

Пуг посмотрел по сторонам и сказал:

- Но это не твое царство.

- По большому счету все сущее находится в моем царстве, - сказала Богиня Смерти. - Просто в предыдущий раз мы с тобой встречались не здесь, маг.

- Что это за громадные фигуры?

Богиня вытянула руку вперед и сказала:

- Это Семеро, которые Управляют.

Пуг кивнул.

- Где мы?

- Мы находимся в царстве богов, - сказала богиня. - Это царство, которое ты видел, вернее, думал, что видишь, когда ты стремился вырвать Макроса Черного из сознания Сарига. - Она взмахнула рукой, и туманный образ Небесного Града окутал нижнюю треть Семерых Великих Богов. - Но это, как и то, что ты видел тогда, просто другой уровень восприятия. Хоть ты и обладаешь почти недостижимой для смертного силой, ты все же не способен правильно воспринимать нашу действительность.

Пуг кивнул.

- Что я здесь делаю?

- Ты здесь для того, чтобы принять решение.

- Какое?

- Жить или умереть.

- Разве можно принять такое решение? - удивился Пуг.

- Ты можешь, маг. - Она положила руку ему на плечо, и ее прикосновение не вызвало у него ожидаемого неприятного ощущения, а оказалось ласковым и успокаивающим. - Ты никогда не войдешь в мое царство непрошеным, ибо над тобой тяготеет проклятие.

- Проклятие?

- Сначала ты его не почувствуешь, но в конечном счете ты поймешь, что проклят.

- Я не понимаю.

Богиня слегка нажала на плечо Пуга и повела его вперед. Взору его открылись другие фигуры, и Пуг увидел, что большая часть их стояла неподвижно, с закрытыми глазами. У одного или двух глаза были открыты и внимательно изучали Пуга, когда они с Лимс-Крагмой прошли мимо.

- Это самое близкое расстояние, с которого смертный может глядеть на богов, Пуг из Крайди.

Пуг поглядел на богиню и увидел, что она выглядит так же, как тогда, когда они с Томасом впервые посетили ее зал, но стала меньше ростом. В тот раз она сильно возвышалась над ними обоими.

- Почему на этот раз мы стали одинакового роста?

- Это зависит от восприятия, - сказала она, отступая от него подальше. В тот же миг она стала такой же огромной, как была раньше. - А теперь посмотри на Великих Богов.

Пуг обернулся, но все, что он мог увидеть, это основания их тронов. Боги превратились в отдаленную горную гряду, вершины которой терялись в тусклом небе.

Потом богиня вернула Пугу тот рост, который у него был сначала.

- Что ты хотела мне сказать? - спросил он.

- У тебя есть три пути. Ты можешь оборвать свою связь с жизнью немедленно и войти в мое царство. Ты будешь вознагражден за все добро, которое сделал за свою жизнь. Или ты можешь выбрать вечную жизнь.

- Так же, как Маркос?

- То, что Маркос думает о своем бытии, не соответствует истине. Удел этого волшебника не таков, каким он его себе представляет.

- Ты говорила, что у меня есть три пути?

- Третий путь - избежать проклятия и вернуться к жизни, но тебе придется познать утрату тех, кого ты любишь, изведать тысячи мук и потерпеть жестокое поражение в конце жизни. Ты умрешь в тщете.

Пуг сказал:

- Ты обрисовала мне три непростых пути.

- Я должна сказать тебе, Пуг, - ответила богиня, - что твое положение в нашей вселенной уникально. Маркос открыл твои силы, когда ты был еще ребенком, и оставил тебя там, где тебя нашли. Он был уверен, что твое цуранское воспитание будет изменено таким образом, что ты вернешь в Мидкемии Высшую Магию, и он проследил, чтобы ты не пострадал во время Войны Провала. Из-за вмешательства волшебника роль, которую ты играешь уже несколько столетий, гораздо опаснее, чем та, что была определена тебе с рождения. Ты стоишь и расшатываешь опоры, на которых возвышаются боги. Это не могло пройти незамеченным. Но своим вмешательством он создал много других сложностей, о которых ты пока ничего не знаешь. В результате тебе придется сполна расплатиться за его действия. И в конце твоей жизни цена будет ужасна.

Пуг не колебался ни секунды.

- Ты не оставила мне выбора. Страшный враг готовится разрушить все, что я люблю. Я должен жить.

- Тогда я помогу тебе жить. Ты будешь знать, что делать, и должен будешь действовать. - Она закрыла его глаза своей ладонью.

Внезапно Пуг почувствовал, что пустота вокруг него лопнула, и все его существо пронзила жгучая боль.

С хриплым воплем, вырвавшимся из пересохшей глотки, он сел.

Накор поддержал его.

- Выпей это.

Варево из горьких трав омочило его губы, и Пуг стал жадно пить. Он чувствовал, что все его тело горит. Накор сказал:

- Ничего, питье уменьшит твои страдания.

Пуг сосредоточился, и боль стала терпимой.

- С болью я справлюсь сам, - сказал он и сам не узнал своего голоса. - Помогите мне подняться.

Шо Пи, Кэлис, Калин и Агларана обступили нетвердо стоящего на ногах мага. Пугу принесли одежду, и он сказал:

- Похоже, меня сильно потрепали.

- Ты поправишься, - сказал Накор. - Хороший жрец может даже избавить тебя от шрамов. - Он дотронулся до щеки мага. - Хотя, похоже, ты и сам неплохо справляешься. Когда-нибудь мы обязательно поговорим о твоих способностях.

Пуг улыбнулся, и у него заболела кожа лица.

- Иногда я то же самое думаю о тебе.

Накор улыбнулся в ответ.

- Мы пришли, чтобы еще раз посмотреть на тебя перед отъездом.

- Хорошо. Куда же вы направляетесь?

Кэлис сказал:

- Мы с Накором направляемся в Крайди. У Энтони есть один из старых цуранских шаров для перемещения, и мы собираемся с его помощью попасть в Крондор.

- Дайте мне денек отдохнуть, и завтра, мы все втроем отправимся прямо в Крондор. - Он огляделся. - Сколько времени я провалялся?

- Два месяца, - сказал Накор.

- Какой сегодня день?

- Два дня после Банаписа, - сказал Кэлис.

- Значит, флот Изумрудной Королевы...

- В Проливах Мрака, - ответил младший сын королевы эльфов. - Энтони дал мне воздушную линзу, и мы с ним смотрели, как там идут дела.

- А Миранда? Маркос? - Пуг оглядел присутствующих. - Томас?

- Когда вас ранили, они пошли искать ответь! в Горы Ратн'гари, - сказал Кэлис. - Вы присоединитесь к ним?

- Не думаю, - сказал Пуг. - Мы с вами должны пойти в другое место.

- Крондор?

- Сначала туда. Потом мы отправимся в Сетанон.

- Но мне еще надо многое сделать, прежде чем идти в Сетанон, - возразил Кэлис.

- Нет, - сказал Пуг. - Вы должны идти со мной в Сетанон.

- Откуда вы знаете? - спросил Кэлис.

Пуг сказал:

- Я не могу ответить на этот вопрос. Я только знаю, что так надо. - Он посмотрел на королеву эльфов и поклонился. - Леди, когда ваш муж вернется, сообщите ему, пожалуйста, где мы будем.

Агларана кивнула.

- Сначала вам надо поесть и отдохнуть. Вы чудом остались живы и должны еще окрепнуть.

- Это факт, который я очень глубоко осознал, - сказал Пуг, и вдруг глаза его закатились, и Накор едва успел подхватить мага в свои объятия.

Сознание возвращалось медленно, но наконец Пуг очнулся и увидел, что над ним сидит Шо Пи.

- Долго я?..

- День, ночь и большую часть этого дня.

Пуг сел. Кожа его зудела, и все мышцы ныли, но он обнаружил, что, несмотря на слабость, уже вполне может двигаться. Он неуклюже поднялся и посмотрел вокруг. Провел рукой по подбородку и почувствовал, что на месте спаленной бороды уже проклевывается новая щетина. Его перенесли в маленькую комнату, вырубленную в стволе огромного дуба, и, отдернув тяжелую портьеру, Пуг увидел личный сад королевы и Томаса. Агларана сидела и спокойно беседовала со своими сыновьями.

Калин сказал:

- Приветствую вас.

Пуг медленно сел, позволив Шо Пи поддержать себя под локоть.

- Благодарю вас за все, что вы для меня сделали, - сказал Пуг.

- Мы просто помогаем тем, кто сражается, чтобы сохранить все это, - сказала королева, имея в виду весь Эльвандар.

- Немного больше, чем это, - сказал Накор, выходя на поляну. - Весь мир.

Королева эльфов сказала:

- Для эледхелей Эльвандар и есть их мир.

Накор сел рядом с Пугом и стал пристально его разглядывать.

- Вы будете жить.

- Спасибо. Мне необходимо было услышать подтверждение, - сухо отозвался Пуг.

Накор рассмеялся.

- Когда мы отправляемся в Крондор?

Пуг посмотрел на небо.

- Там уже вечер. Мы отправимся завтра рано утром.

- Вам будет полезно отдохнуть еще одну ночь, - сказал Шо Пи.

- Кроме того, Накор, - сказал Пуг, - мы должны кое-что обсудить.

- Что? - спросил Кэлис.

Пуг сказал:

- Сожалею, но предмет разговора должен остаться между Накором и мной.

Кэлис пожал плечами.

- Так и должно быть. Но я бы хотел вернуться в Крондор. У меня там осталось много неоконченных дел.

- Вы должны поехать в Сетанон, - сказал Пуг.

Кэлис сощурился.

- У меня есть обязанности.

- И все же вы должны быть в Сетаноне.

- Из-за отца? - спросил Кэлис.

- Возможно, он имеет к этому некоторое отношение, но я думаю, что дело касается именно вас.

- Что же это за дело? - спросила королева.

Пуг вздохнул.

- Я не знаю.

Накор громогласно расхохотался.

- Вот так заявленьице!

Пуг пожал плечами.

- Я не могу сказать, откуда я знаю, Кэлис, но вы должны быть в Сетаноне до конца. И вам нельзя рисковать по пути туда. Это означает, что мы не можем допустить, чтобы вы участвовали в сражении. Вы должны идти прямо в Сетанон - немедленно.

Кэлис разрывался на части. Пуг и Томас были почти легендарными фигурами, людьми, чьи мудрость и сила были бесспорны, но он радел о безопасности города принца не меньше Уильяма, Джеймса и других.

- Но мне так много нужно было сделать.

- Найдутся люди, которые сделают это за вас, - сказал Накор, - а если Пуг прав, то на свете есть только один человек, который должен быть в Сетаноне, когда сражение подойдет к концу.

- Почему? - спросил Кэлис.

- В свое время узнаем, - сказал Накор со своей неизменной усмешкой. - Все тайны будут раскрыты.

- А как же другие - мой отец, Маркос и Миранда? - спросил Кэлис.

Накор пожал плечами.

- Не сомневаюсь, что у них немало своих забот.

Маркос сказал:

- Всякий раз, когда я думаю, что видел уже все, что можно увидеть, отыскивается что-нибудь новое и заковыристое.

Миранда и Томас были вынуждены согласиться. Демон неловко переминался с ноги на ногу. Они постоянно общались с ним после того, как он заговорил, и столкнулись с непредвиденными затруднениями. Сам демон, казалось, почти ничего не соображал, но им управлял какой-то другой разум. Загвоздка была в том, что этот разум был ограничен рамками природы самого демона. Дважды Маркос и Миранда были вынуждены лишать существо свободы и слушать его гневный рев в течение нескольких дней.

Но после целого месяца мытарств, стороны достигли полного взаимопонимания.

Демоном управлял разум некоего Ханама, сааурского Хранителя

Знания из родного мира саауров - Шайлы. Все вчетвером - Маркос, Ханам, Миранда и Томас - они восстановили картину происшедшего.

Темная сила, смутно знакомая Маркосу и Миранде, повлияла на жрецов города Ахсарты, заставив их убрать древний барьер между царством демонов и этим миром. Демоны вошли в мир Шайлы и уничтожили древнюю империю и всех, кто в ней был.

Вдруг откуда-то чудесным образом появились пантатиане и предложили оставшимся сааурам убежище в Мидкемии в обмен на службу в течение тридцати мидкемианских лет.

За половину этого срока саауры наращивали мощь в Новиндусе, затем начали помогать Изумрудной Королеве захватывать континент в преддверии нападения на Королевство.

Миранда вздохнула.

- Как мне кажется, нам надо выбирать одно из двух.

- А именно? - спросил Томас.

- Раскрыть сааурам глаза на предательство пантатиан, чтобы они могли добровольно прекратить войну, или найти этот вход в царство демонов и закрыть это.

Томас сказал:

- Нам надо сделать и то, и другое.

- Мне все это не нравится, - проворчал Маркос, - но Томас прав.

- Мы можем сделать сначала одно, потом второе? - спросила Миранда.

Голос демона по-прежнему звучал как горный обвал, когда Ханам говорил.

- Король демонов, Маарг, вне себя от гнева и почем зря убивает своих подданных. Он не знает, что пантатиане прекратили существовать как сила. - Показав кривым когтем в сторону туннеля, он сказал: - Трещина между Шайлой и этим миром всего лишь в нескольких часах пути отсюда. Но по другую сторону этой трещины ждут Тугор и его фавориты. - Демон развел руками, которые от когтя до когтя были уже около девяти футов длиной, и сказал: - Я вполовину меньше его по размеру, и мне не хватает его демонской хитрости.

- Лорда демонов я смог бы одолеть.

- Все дело в количестве, - сказал Маркос. - Кроме самого Короля Демонов, никто из этой братии не может тягаться ни с одним из нас. - Он поглядел на дочь. - Даже с тобой, я думаю, если ты хорошенько поработаешь мозгами.

- Спасибо за комплимент, - сухо ответила она.

- Но столкнуться сразу с десятью или пятнадцатью... - Маркос покачал головой. - Это разные вещи.

Томас сказал:

- Мы медлим, а ведь каждый день, проведенный здесь, только усложняет нашу задачу.

- Бывает время, когда необходима сила, - заметил Маркос, - а бывает, когда нужнее хитрость. - Он наставительно поднял палец. - Томас, ты нам пригодишься для защиты Сетанона. А пока я предлагаю, чтобы вы с Ханамом попытались отговорить саауров воевать.

Томас с сомнением сказал:

- Удастся ли нам добраться до... - Он поглядел на Ханама.

- Джатук, сын Джарвы, - подсказал тот.

- ...Джатука, чтобы рассказать ему о предательстве?

- И поверит ли он демону и валхеру? - вставила Миранда.

Маркос пожал плечами.

- Если бы я смог заставить его выслушать меня, - со вздохом сказал Ханам. - Я знаю такие вещи, которые может знать только Хранитель Знания. Если я поговорю с Шейду, моим учеником, который теперь занимает мое место, то он обязательно поверит, что я его старый наставник, хоть и принял облик этой твари.

- А вы-то что будете делать? - спросил Томас Маркоса.

- Мы с дочерью должны закрыть лаз между царством демонов и нашим миром. В конце концов Маарг прознает, что один из тех, кого он послал через Провал, его предал, даже если ему неизвестно, кто именно.

- Если только Маарг поймет, что его предали, - сказал Ханам, - гнев его будет беспределен. Он бросится в атаку, и хотя многие из его воинов падут, пробивая дорогу через щель, как только он достигнет этого мира, будет то же, что было на Шайле. В конечном итоге вы все отправитесь в пиршественные ямы.

- Они догадываются о том, что их ждет в Сетаноне?

Самая длинная дискуссия между Томасом и Маркосом была о том, сколько можно сообщить Хранителю Знания саауров. Мало-помалу пришлось посвятить его во все секреты.

- Нет, - сказал Ханам. - Якан знает только, что у него есть огромная армия, с помощью которой можно разрушать и покорять. Это как нельзя лучше соответствует его врожденным наклонностям. Каждую ночь он пожирает кого-нибудь из своего окружения, чтобы поддержать свои силы на высоком уровне, а его люди продолжают считать, что их ведет Изумрудная Королева.

- Я подозреваю, что его цель состоит в том, чтобы пожрать весь этот мир и вернуться в свое царство, чтобы бросить вызов Мааргу. Но если он найдет этот Камень Жизни, то наверняка попытается им завладеть. И кто знает, что тогда может случаться?

Маркос вздохнул.

- Решено. Томас, идите с нашим рогатым другом на поиски его бывшего ученика и заставьте его вас выслушать.

- Это еще не все, - сказал Хранитель Знания.

- Что же еще?

- Вы должны убить меня, как только Джатук мне поверит. Потому что мы с демоном боремся за власть над этим телом, и я не знаю, сколько еще я смогу продержаться. Я уже долго им владею, но мое господство может прекратиться в любой момент.

- Чудесно, - пробурчала Миранда, поднимаясь на ноги.

Маркос сказал:

- Мы сначала найдем трещину, ведущую в Шайлу, потом перейдем туда и в Ахсарте найдем вход в мир демонов. И закроем его.

- К сожалению, - сказал Ханам, - вы упускаете из виду одну вещь.

- И что же это за вещь?

- Маарг может быть уже на Шайле. В этом случае, для того чтобы закрыть вход в царство демонов, вам сначала придется убить Короля Демонов.

Маркос посмотрел на дочь, но ни он, ни она так и не нашлись, что сказать.

ГЛАВА 14 ПРЕДАТЕЛЬСТВО

Ру нахмурился.

Джексон продолжал сокращать потери, вызванные огромными долгами, в которые им пришлось влезть, чтобы добыть золото для герцога.

- А теперь он требует еще, - сказал Ру.

- Я не знаю, откуда мы можем взять еще больше золота, - откликнулся Джексон. - Нам пришлось бы распродать несколько выгодных предприятии, а это увеличит дефицит наличности. - Он покачал головой. - Может быть, вы найдете себе партнеров, которые готовы разделить с вами это бремя?

Ру рассмеялся.

- Ну, возможно, мне удастся убедить Джекоба Эстербрука ко мне присоединиться. - Он знал, что это бесполезно. Каждый раз, когда он обедал с Джекобом, тот тщательно избегал разговоров о денежной помощи Королевству. Однако на Эстербруке свет клином не сошелся, и Ру решил поискать других партнеров. - Меня не будет до конца дня, - сказал он Джейсону. - Пошли моей жене записку, что я задержусь в городе еще на несколько дней.

Джейсон пометил себе: "отправить записку".

- Потом найди Дункана и передай, чтобы он ждал меня здесь в пять часов. И пусть Луи тоже приходит.

- Где вы будете до этого времени?

Ру улыбнулся.

- Поищу деньги для герцога. В три часа я буду у Баррета, а потом вернусь сюда. А до этого - то там, то сям.

Ру взял легкий модный плащ, поскольку день был жаркий, надел широкополую шляпу с элегантным желтым пером и обул дорогие сапоги для верховой езды. На пояс он нацепил свой старый меч.

Он вышел на улицу и обернулся, чтобы еще раз полюбоваться на компанию "Эйвери и сын". Он часто останавливался посмотреть на огромный склад, который он перестроил в свой деловой штаб. Он купил землю, примыкающую к складским помещениям, и пристроил здание конторы, и теперь весь огромный двор занимали его фургоны и телеги.

Он повернулся и для начала пошел к банкиру, который если и не был ему другом, то, во всяком случае, был многим ему обязан.

- Мне нужно золото, - сказал герцог Джеймс.

- Я знаю, милорд, - ответил Ру, - но больше золота нет.

- Всегда есть больше, - сказал герцог Джеймс. Ру заметил, что вид у него усталый, а под глазами темные круги, словно он не спал уже несколько ночей. Обстановка в городе становилась все напряженнее, и ходило все больше слухов о войне. Накануне по городу разнеслась весть о большом морском сражении в Проливах Мрака, и перестали приходить корабли из портов Вольных Городов и Дальнего Берега.

- Если вы поднимете налоги, - сказал Ру, - возможно, вам удастся еще немного выжать из купцов и фермеров, но деловое сообщество в настоящее время очень возбуждено. Большая часть золота, о котором вы говорите, в последние несколько месяцев утекла на восток.

- И немалая доля его принадлежит вам! - сказал герцог, хлопнув рукой по столу.

Глаза Ру расширились.

- Я сделал только то, что сделал бы любой человек на моем месте, милорд! - с жаром сказал Ру, на секунду забыв, с кем он говорит, но все же совладал со своим гневом. - Я отдал вам все, что мне позволило отдать простое благоразумие. Отнимать у меня больше - значит резать корову, которая дает молоко.

Джеймс с интересом посмотрел на маленького человека.

- Значит, будем резать корову. Мне нужны деньги на склады и оружие, и немедленно.

Ру вздохнул.

- Сегодня я обедаю с Джекобом Эстербруком и постараюсь что-нибудь из него выжать.

В течение минуты Джеймс молча смотрел на Ру.

- Скорее уж он вас выжмет.

- Что вы имеете в виду?

- Он поймет, что вам срочно нужно золото, и взамен потребует от вас больших жертв.

На мгновение Ру задумался.

- Если мы не победим эту армию, то все мое состояние меня не спасет. Какая мне разница, терять его сейчас или потом? - Он встал. - С вашего позволения, я должен вернуться к Баррету в три часа, а до тех пор зайти еще в два места. Мне нужно кое-что выяснить.

Ру поклонился и пошел к двери, но Джеймс окликнул его:

- Руперт?

- Да, милорд? - спросил маленький человек, снова поворачиваясь к герцогу.

- У вас много предприятий в Лэндрете и Шамате?

- Есть и там, и там, ваша светлость.

Джеймс тщательно взвесил свои слова.

- Неплохо бы вам продать все, что вы имеете стоящего к северу от Моря Грез.

- Почему, мой лорд?

- Просто мысль, - сказал герцог, снова берясь за бумаги, от которых его оторвал Ру.

Ру решил, что ему можно идти. В кабинете секретаря Джеймса на стене висела большая карта Западного Княжества. Ру нашел на ней Море Грез и стал внимательно изучать его окрестности. Долина, Грез уже около ста лет принадлежала Королевству и почти столько же времени являлась предметом тяжбы между Королевством и Великим Кешем. Ру уперся пальцем в Лэндз Энд. Это была самая западная застава Королевства на берегу Горького Моря. К северо-востоку от нее виднелось маленькое пятнышко, называемое Шэндонским заливом. Маленький городок Дакадия был единственным значительным населенным пунктом между Лэндз Эндом и Морем Грез. Ру провел пальцем по линии холмов, которые шли на восток от побережья, южнее Лэндз Энда, до того места, где их пересекала река, соединяющая Горькое Море с Морем Грез. Потом Ру рассмотрел местность в районе Большого Звездного Озера и Стардока и дальше по реке до Моря Грез. К востоку от Большого Звездного Озера высились горы, которые носили название Серого Хребта. Вдруг Ру широко раскрыл глаза.

- Не может быть!

Личный секретарь Джеймса тут же встрепенулся:

- Что, сэр?

Ру рассмеялся.

- Не обращайте внимания.

Выйдя из приемной герцога Крондорского, Ру сказал себе:

- Держу пари, он это сделал!

Танцующей походкой Ру сбежал вниз по лестнице, ведущей во внутренний двор. Взяв из рук у лакея поводья, он вскочил на лошадь и направился к воротам. Оглядев строй солдат на плацу, он немедленно подумал об Эрике. Они не виделись с самого Банаписа, и Ру уже начал беспокоиться за своего друга.

Потом мысли Ру стали еще мрачнее, потому что он подумал о том, что через несколько недель этот город окажется во власти войны. Дав скакуну шпоры, Ру выехал из ворот, лениво поприветствовав лейтенанта, который командовал строем. Молодой человек отдал ему честь, поскольку Руперта Эйвери во дворце знали и считали другом герцога. В сочетании с богатством это делало его одним из самых влиятельных граждан Крондора.

Джекоб Эстербрук сказал:

- Так вы подумали над моим предложением?

Ру улыбнулся:

- Еще как. - Он решил, что лучшей тактикой общения с его конкурентом будет ложная искренность, когда человеку открывают давно известные секреты. - Я ссудил королевскому двору крупную сумму золота на военные нужды, и в результате у меня возникли серьезные проблемы с наличностью.

Сильвия улыбнулась Ру, как будто все, что он говорил, было жизненно важно.

Он улыбнулся ей в ответ.

- Я не уполномочен вести переговоры от имени всей Компании Горького Моря без предварительного согласования своих действий с партнерами, но я думаю, что после того, как я объясню им ситуацию, они поддержат те шаги, на которые я готов пойти. - Он сделал паузу, чтобы положить в рот последний кусок жаркого. - Но я могу располагать любыми активами "Эйвери и сына" и могу продать вам несколько предприятий, помимо тех, о которых мы уже говорили.

- У вас есть встречное предложение? - с улыбкой спросил Джекоб.

- Вот именно, - сказал Ру. - Так как у вас практически монополия на торговлю с Кешем, я собираюсь продать свои склады в Шамате и корабли, стоящие в порту Шаматы. И то, и другое прекрасно оборудовано, но, как вы, вероятно, знаете, не приносит мне ни гроша прибыли, - невесело усмехнулся Ру.

- Да, с югом у меня прочные контакты. Я завязал дружеские отношения с несколькими видными кешийскими концернами. - Джекоб отодвинул стул от стола, и слуга помог ему встать. - Колени у меня болят. Наверное, это от погоды. Когда жарко и сухо, они ноют почти так же сильно, как перед дождем.

Ру кивнул и тоже встал из-за стола.

- Так вас заинтересовало мое предложение? - спросил он.

- Руперт, я всегда заинтересован в увеличении своих доходов. Вопрос в цене.

Ру улыбнулся.

- Ну разумеется.

- Давайте пройдем в сад и выпьем бренди, - предложил Джекоб, - а потом я вас оставлю дочери: я уже не могу засиживаться допоздна, как раньше.

Они вышли из дома в сад, наполненный ароматом цветов, пением птиц и стрекотанием цикад. Стояла теплая звездная ночь.

Ру понюхал бренди. Он начал развивать в себе вкус к хорошим винам, но все еще не мог отличить кешийского от даркмурского, хотя и понимал, что качество этого бренди несравненно выше того, каким его потчевал лорд Вазариус. Оно было крепкое, с непривычно сильным привкусом смолы, и от него по телу разливалось приятное тепло, а во рту надолго оставался тонкий вкус винограда и дерева.

Сильвия села рядом с Ру, рассеянно положив руку ему на колено, и Джекоб сказал:

- Может быть, вы составите подробный перечень этих предприятий и завтра пришлете его мне?

- Так я и сделаю, - сказал Ру. - И поскольку мне не хотелось бы расставаться с теми предприятиями в Крондоре, о которых вы спрашивали, я готов взамен продать вам свою собственность в Шамате.

- А как насчет Лэндрета?

Ру пожал плечами.

- Ну, я занимаюсь перевозкой грузов с северного побережья Моря Грез в Крондор, так что этот источник приносит больше прибыли. Так что дело опять же в цене.

Они еще час проговорили о делах, а потом Джекоб поднялся с места.

- Мне пора спать, а вы выпейте еще бренди. Сильвия, развлеки гостя. Доброй ночи, Руперт.

Старик ушел в дом, и, как только они остались одни, Сильвия пробежалась пальцами по ноге Ру.

- Как бы мне развлечь гостя? - игриво спросила она.

Ру отставил свой стакан и поцеловал ее. Через несколько мгновений он сказал:

- Пойдем наверх.

- Нет, - сказала она, - я хочу остаться здесь.

- В саду? - спросил он.

- А почему бы и нет? - сказала она, расстегивая лифчик. - Здесь тепло, и я не хочу ждать.

Они занимались любовью под открытым небом, и, когда все было кончено, Сильвия легла на траву рядом с Ру, положив голову ему на грудь.

- Ты чем-то недоволен, Ру?

Этот вопрос вывел его из блаженного полудремотного состояния.

9-4

- Готовится что-то страшное, - сказал Ру.

- Я слышала, что будет война, - сказала Сильвия.

- Многие об этом говорят.

- Это правда?

Ру хорошо подумал, прежде чем ответить. Наконец он сказал:

- Я думаю, что правда, хотя не знаю, когда нам ждать захватчиков. Но если начнутся неприятности в Крондоре, вам лучше уехать на восток.

- В Крондоре? - переспросила она, игриво ущипнув его за плечо. - Я думала, что на нас снова идут кешийцы.

- Так и есть, - сказал Ру, пытаясь как можно осторожнее сказать ей правду. Он любил ее и хотел, чтобы она была в безопасности, но не доверял ей из-за отца. - Но, кажется, на этот раз они не пойдут в Долину. - Он подумал, как эти сведения отразятся на его переговорах с Джекобом, и, решив, что они не повредят делу, стал разглагольствовать дальше.

- Ты знаешь, что лорд Викор был вызван из Рилланона в Крондор?

- Кто это такой? - спросила Сильвия.

Ру не мог понять, действительно ли она этого не знает, или просто хочет, чтобы он почувствовал собственную важность. Он провел рукой по ее голому бедру и решил, что это не имеет значения.

- Это адмирал Восточного флота. Он скрывается в засаде с огромной флотилией в заливе Солей, поджидая кешийцев из Дурбана. Принц Никлас привел на запад Проливов большую эскадру, которая отрежет кешийцам дорогу назад.

Сильвия начала играть с волосками на груди Ру.

- А я слышала, что он поплыл встречать караван с сокровищами.

Тут Ру понял, что ей известно намного больше, чем она всегда пыталась показать. Почувствовав, что страсть его гаснет, он сказал:

- К сожалению, мне нужно идти.

- О! - надулась она.

- Извини, но я должен собрать документы для твоего отца.

Пока он одевался, она обнаженная лежала на траве при свете полной луны. Когда он был готов, она встала и поцеловала его.

- Что ж, если тебе надо бежать, тогда беги. Я увижу тебя завтра?

- Завтра никак не получится, - сказал Ру. - Может быть, через день.

- Хорошо, я пойду спать и, лежа на простынях буду думать о тебе, - сказала она, скользнув рукой вниз по его животу.

- Мне же будет трудно идти, - простонал он.

Она рассмеялась.

- Ну и что, а мне из-за тебя жить трудно. Разве я могу думать о других мужчинах, если у меня есть ты? - Она снова поцеловала его и сказала: - Отец удивляется, почему я не выхожу замуж. Он мечтает о внуках.

- Я знаю, - нахмурился Ру. - Но это невозможно.

- Быть может, боги смилуются над нами, и когда-нибудь мы будем вместе.

- Я должен идти, - сказал Ру.

Он ушел. Сильвия подобрала платье, но вместо того чтобы одеться, отнесла его в дом и, зайдя в свою комнату, бросила на пол.

Тихий стон, донесшийся из недр кровати, вызвал у Сильвии улыбку. Подойдя ближе, она рассмотрела на покрывале два переплетенных тела. Сильвия шлепнула служанку по голой заднице, и девушка испуганно взвизгнула.

В тусклом свете, пробивающемся через окно, Дункан посмотрел на Сильвию и улыбнулся.

- Привет, дорогая, - сказал он с блудливой улыбкой. - Мы уж без тебя заскучали.

Сильвия пихнула служанку в бок и сказала:

- Подбери мою одежду и отдай в стирку.

Служанка посмотрела на хозяйку ничего не выражающим взглядом и выскользнула из кровати. Собрав одежду Сильвии и собственную заодно, она поспешно вышла из спальни и закрыла за собой дверь.

Сильвия протянула руку и, поглаживая Дункана, проговорила:

- Ну, по крайней мере она тебя подготовила.

- Я всегда готов, - сказал он и, приподнявшись, поцеловал ее в шею. Сильвия толкнула его назад и, усевшись на него верхом, сказала:

- Ты должен оказать мне услугу.

- Все что угодно, - сказал Дункан, и они пристально посмотрели друг другу в глаза.

- Я знаю, - проворковала Сильвия и, наклонившись, поцеловала его.

- От тебя пахнет травой, - заметил он.

- Еще бы, - сказала она. - Я развлекала твоего кузена на лужайке.

Дункан рассмеялся.

- Если бы он знал, что из его объятий ты прямиком отправилась в мои, то просто умер бы на месте. Он к этому слишком серьезно относится.

Сильвия легонько впилась ногтями в его щеки.

- Лучше б ты тоже к этому относился серьезно, мой похотливый павлин! Я собираюсь сделать тебя таким богатым, что тебе и не снилось. - Сильвия понимала, что ей нужен мужчина, который бы в глазах общественности возглавлял объединенные компании Ру и ее отца. Дункан был достаточно глуп, чтобы она могла им вертеть годами, - а когда он ей надоест, избавиться от него будет нетрудно. Не обращая внимания на боль, Дункан сказал:

- Богатство я люблю.

- Теперь об услуге.

- Я слушаю?

- Ты должен убить свою невестку.

Дункан молчал, и дыхание его стало тяжелым. Наконец он спросил:

- Когда?

- Не позже чем через неделю.

- Почему?

- Потому что тогда я смогу выйти замуж за Ру, ты, дурак! - воскликнула Сильвия, чувствуя, как возрастает ее удовольствие.

- Каким образом твоя свадьба, с моим кузеном сделает меня богатым? - спросил Дункан.

Вдруг Сильвия выгнула спину и, задрожав, упала на Дункана, достигнув вершины наслаждения. После долгого молчания он сказал:

- Каким образом ваша свадьба...

- Я тебя слышала, - перебила она его.

Как это на него похоже, подумала Сильвия. Не мог даже подождать, пока она насытится. Наконец она скатилась с него и сказала:

- Таким образом, что через некоторое время мы сделаем меня вдовой Руперта. А затем, после того как траур кончится, мы с тобой сможем пожениться.

Дункан рассмеялся и, грубо схватив ее за волосы, притянул к себе без намека на нежность.

- Ты восхитительная женщина, - сказал он, игриво куснув ее в губы. - У тебя нет ни малейшего представления о высоких чувствах, моя милая. - Он подмял ее под себя и заглянул в глаза. - Мне нравятся браки по расчету. Это я могу понять.

- Хорошо, - сказала Сильвия, довольно сильно хлопнув его по лицу. - Мы по-прежнему понимаем друг друга.

Дункан снова начал ее возбуждать, и Сильвия подумала, что, хоть он и годится на роль номинального главы дома и в постели ему нет равных, все портит его невоспитанность. Начать со служанки, не дождавшись ее, это непростительно. Девчонку надо будет утром наказать за то, что уступила Дункану. Сильвия ни секунды не ревновала к ее красоте, но она настаивала на повиновении, а этим двоим никто не давал разрешения заниматься любовью.

Сильвия вздохнула и задрожала, когда Дункан начал исследовать ее тело, и подумала, что год или два она еще могла бы вытерпеть Дункана, прежде чем убирать его с дороги. А потом ей придется охомутать себе молодого дворянина, может быть, даже этого гадкого внука герцога, который так стойко игнорирует ее авансы. Это был бы хороший куш. Но как бы там ни было, прежде чем сделать окончательный выбор, она их всех перепробует. Сильвия была согласна даже родить одного-двух отпрысков для барона или графа, если это необходимо. Оназадумалась над тем, какие потери придется понести ее упругому телу в связи с материнством, и задалась вопросом, нет ли таких микстур или других чудодейственных средств, которые сохранили бы ее такой, какая она сейчас. Женщины мучаются этим вопросом испокон веков. Потом она подумала, а почему только граф? Почему не герцог? У этого Дэшела, который работает на Руперта, есть брат, не так ли? И рано или поздно он займет место герцога. Тогда она стала размышлять, не будет ли он менее устойчивым к ее чарам, чем брат, если бросить ему вызов.

Дункан целовал ее живот, а она думала, что именно этого ей и надо. Новый вызов. Все вокруг настолько предсказуемы. Закрыв глаза и выгнув спину, она подумала: а ведь и принц еще не женат!

Пуг материализовался возле берега, где группа учеников слушала лекцию Чалмса по волшебству. Он взял с собой Накора и Шо Пи, и, увидев эту троицу, лектор замолчал. Внешность Пуга его удивила: он был совсем худым, и его волосы и борода были такими короткими, словно только что отросли. Во всех его движениях была какая-то истома.

- Милорд, - сказал Чалмс Пугу, - ваше появление такая неожиданность для нас.

Пуг сказал:

- Нам надо обсудить важные вопросы. Собери остальных мэтров в палате заседаний. Я буду через минуту.

Если магу, который был теперь главой сообщества, не пришлось по вкусу такое заявление, то он мастерски это скрыл. Чалмс по-кешийски приложил руку к сердцу и сказал:

- Все будет сделано, милорд.

Накор посмотрел на учеников, сидевших с удивленными лицами на берегу, и крикнул им:

- Проваливайте!

Ученики быстро разошлись, оставив магов одних.

Они переместились в Крондор с Калином, которому Пуг велел задержаться, чтобы присматривать за обороной города до тех пор, пока Пуг не вернется. Внук Пуга Арута сумел убедить деда в том, что отчаянно нуждается в его советах, поэтому Пуг чувствовал, что ему нужно как можно скорее возвращаться в город принца.

- Ты знаешь, что делать? - спросил Пуг.

- Конечно, - ответил Накор. - Не могу сказать, что мне это по нраву, но я понимаю, почему это необходимо.

Пуг пожал плечами.

- Если мы переживем еще несколько месяцев, настанет время волноваться о том, что здесь происходит. Разве что у тебя есть план получше?

Накор потер подбородок.

- Я не знаю. Может, и есть, но в любом случае сначала нам придется сделать это.

- Ну, тогда гуляй! - со смехом сказал Пуг. - Когда мы закончим, возьмешь лошадей и помчишь в Сетанон. Я не думаю, что для тебя найдется дело в Крондоре. И постарайся в мое отсутствие помочь Томасу.

Накор и Шо Пи поспешили к парому, который должен был переправить их в город, а Пуг направился к большой цитадели Стардока.

Он вошел в здание и нашел центральную палату, где уже собрались старшие маги острова. Когда он зашел в зал, они встали со своих мест, и он, сделав им знак садиться, прошел на место, по традиции занимаемое главой совета.

- Время летит, и все меняется, - начал он без долгих вступлений. - Я был рад позволить вам играть в независимость от Королевства и Кеша, пока был мир, но больше так продолжаться не может.

- Ходят слухи, что начинается война, - сказал Чалмс. - Вы хотите, чтобы Академия приняла сторону Королевства?

- Да, - сказал Пуг.

- Многие из нас родились в Кеше и не питают любви к Королевству, - сказал другой маг.

- Вы - Роберт де Лиес?

- Да, - с поклоном ответил молодой маг, польщенный, что его запомнили.

- Вы ведь родились в Королевстве.

- Совершенно верно. Я просто хотел указать, что после той лояльности, которую мы все испытываем в отношении Стардока, симпатии наши разделяются.

Пуг сказал:

- Позвольте мне говорить с вами откровенно: Стардок принадлежит мне. Академия была построена на мои деньги на земле, дарованной мне королем, и пока я от нее не отказался, она моя.

- Все это так, - сказал де Лиес, - но многие захотят уехать, и это я рассматриваю как поражение принципов, которые соединяли нас.

Пуг улыбнулся.

- Я понимаю и ценю ваше академское желание сидеть здесь и спорить об очевидных вещах, пока на вас не снизойдет какое-нибудь глубокое философское понимание, но в данный момент к Крондору на всех парусах движется самая большая армия в истории мира, и мы не можем позволить себе такую роскошь.

Услышав про паруса, некоторые из присутствующих магов нахмурились.

- Мы думали, что скопление на юге кешийских солдат было прелюдией к войне, мой лорд, - сказал Чалмс. - Что это еще за флотилия?

Пуг сказал:

- Позвольте мне быть кратким. Огромная армия под командованием демона плывет через Бесконечное Море к Крондору. Как только город будет сокрушен в прах, эта армия попытается захватить и поработить все от этого острова до Илита, от Крондора до Саладора. Будет столько крови и стрельбы, что вы и представить себе не можете.

Маги загомонили, и Пуг дал им минуту, чтобы обсудить эту весть. Потом он поднял руку, и в комнате стало тихо.

- Но страшнее всего то, что их окончательная цель, даже без их ведома, это приз, который в их руках может уничтожить все живое в Мидкемии.

- Это возможно? - спросил де Лиес.

- Не только возможно, но и вероятно, - сказал Пуг, - если никто не согласится мне помочь.

Молодой маг сказал:

- Я готов помочь.

Пуг улыбнулся.

- Как часто мы недооцениваем нашу молодежь, - заметил он, но другие маги в совете продолжали хранить молчание.

Наконец Калид, один из старших магов родом из Кеша, сказал:

- Если это правда, тогда все то, ради чего мы трудились, в опасности. Не разумнее ли будет остаться здесь, чтобы защитить библиотеку и оборудование?

Пуг сказал:

- Я не могу повлиять на ваше решение. Я могу приказать вам уехать, но какой в этом смысл? - Он встал. - Я пойду в свою башню и буду ждать там в течение двух часов. Вызовите всех магов, имеющих способности к военной, оборонной магии или искусству врачевания, и передайте им все, что я сказал. Те, кто согласится помочь, поедут со мной. Остальные могут оставаться здесь и в меру своих сил защищать Стардок.

Пуг ушел, а маги начали обсуждать то, что он им только что рассказал. Приставив лестницу к своему кабинету, Пуг вошел в потайную дверью, вход в которую был строго запрещен всем, кроме него. И не успела дверь за ним захлопнуться, как он уже перенесся на Остров Мага.

Гатис, похожий на гоблина пришелец из далекого мира, который служил у Маркоса и Пуга мажордомом, был на своем обычном посту в центральной комнате дома, которую он превратил в рабочий кабинет с видом на сад, созданный Пугом.

- Мастер Пуг, - сказал Гатис, - прав ли я, предполагая, что мастер Маркос скоро вернется к нам?

Пуг улыбнулся. Гатис однажды говорил ему, что между ним и Маркосом существует некая мистическая связь.

- Да, это так, хотя где сейчас он и Миранда, мне не известно.

Гатис поднялся:

- Жду ваших приказаний, милорд?

- Принеси мне свежую одежду и чего-нибудь горячего поесть, а я пока приму ванну.

Одной из самых приятных вещей на вилле Беата, как называли этот дом на Острове Мага, была баня по-кешийски. Пуг привел ее в действие, и когда Гатис принес поднос с жареным мясом, сыром, хлебом, зеленью и кувшином холодного белого вина, Пуг, расслабив мышцы, уже сидел в горячем бассейне.

Глядя на его шрамы и слишком короткие волосы и бороду, Гатис сказал:

- Могу я предположить, что у вас были трудности?.

Пуг рассмеялся.

- Мне всегда нравилось, как ты изящно умеешь преуменьшать, мой друг. - Он взял кубок, который протянул ему зеленолицый мажордом, и, сделав глоток, сказал: - Ты знал, что Миранда - дочь. Маркоса?

- Я подозревал об этом, - ответил Гатис, - хотя вообще-то мне редко представлялась возможность поговорить с этой молодой женщиной во время ваших кратких визитов сюда из Стардока. Но кое-что в ее манерах напомнило мне о Черном, так что это для меня не открытие.

- А для меня было открытием. Может, ты знаешь и то, что ее матерью была леди Кловис?

- Вот теперь я поражен! - воскликнул Гатис. - Я познакомился с Черным, когда он помог мне бежать из моего родного мира. Это было довольно давно, но, видимо, уже после того, как он покинул Миранду и ее мать.

- Я поем и должен вернуться в Стардок, - сказал Пуг. - Но прежде чем уйти, я хочу удостовериться, что защита не повреждена. Огромный вражеский флот скоро будет проходить мимо, и хотя их цель - Крондор, кому-то может прийти в голову остановиться здесь и исследовать остров.

- Я готов выполнить любые приказы. - Гатис обнажил в улыбке свои острые зубы. - Тем не менее, если я правильно понимаю, некоторые из ваших учеников с помощью нехитрых фокусов еще как могли бы дать отпор мародерам.

Пуг рассмеялся.

- Я и сам не мог бы сказать лучше.

- Скоро ли вы вернетесь?

Пуг помрачнел.

- Не знаю. Было бы нечестно с моей стороны не сказать тебе, что речь идет о судьбе целого мира. Поэтому считай так: если мы выживем, я вернусь.

- А Черный?

Пуг пожал плечами.

- Ты своего бывшего хозяина знаешь лучше, чем я, так что это я тебя должен спрашивать.

Гатис в ответ тоже лишь передернул плечами; сказать ему было нечего. Пуг закончил есть, вылез из бассейна и переоделся. Потом он перенесся назад в кабинет и спустился по лестнице к ученикам.

- Все на улицу! - скомандовал он.

Ученики помчались к парадной двери. Пуг ухватил одного за рукав и, повернув к себе лицом, спросил:

- Как тебя звать?

- Джон, мастер, - ответил юноша, млея от того, что сам легендарный хозяин Стардока отметил его.

- Ступай в палату заседаний и попроси всех присоединиться к нам снаружи.

Ученик поспешно ушел, а Пуг протолкался через толпу учеников, которые проворно перед ним расступались. Дойдя до того места, где рядом с дорогой, ведущей к докам, возвышалась скала, Пуг забрался на нее и, выждав пару минут, обратил взгляд к противоположному берегу озера.

Используя волшебное зрение, он всмотрелся в доки и с радостью увидел там Накора, Шо Пи и двух солдат. Они садились на баржу, которая служила паромом между городом и Академией.

Чалмс и другие члены совета растолкали студентов и подошли к нему.

- Что все это значит, Пуг? - спросил его Чалмс.

Пуг уселся на камень в излюбленной позе Накора и ответил:

- Мы ждем.

- Ждем чего?

Пуг улыбнулся и с чувством мелкого злорадства сказал:

- Не хочу лишать вас сюрприза.

После этих слов наступила тишина, и полчаса, пока баржа пересекала озеро, все неловко молчали. Наконец Накор и его спутники показались на дороге, ведущей наверх, и Пуг приветствовал их:

- Рад вас видеть.

Накор представил одного из солдат:

- Капитан Стурджес из гарнизона Шаматы. - При второго солдата, одетого в форму кешийских легионеров: - А это - генерал Руфи ибн Саламон.

Генерал кивнул.

- Мой господин.

Пуг повернулся к собравшимся магам и сказал Чалмсу:

- Как я понимаю, вы впустую потратили те два часа, которые я вам дал, и ничего не сделали.

- Мы обсуждали, как лучше распространить информацию, которую вы нам дали... - начал старый маг, но Пуг жестом велел ему замолчать.

- Здесь ли Роберт де Лиес? - Из толпы поднялась рука. Пуг указал на молодого мага и спросил: - По-видимому, это самый юный член вашего совета?

Маги дружно кивнули.

- Хорошо. Стало быть, вы еще не полностью безнадежны, - сказал Пуг. Де Лиес был смущен этим замечанием.

- Не полностью, - сказал он. Пуг рассмеялся и встал, чтобы все могли его видеть.

- Я думаю, что даже до вас дошли слухи о войне.

Некоторые маги сказали "да", другие просто кивнули.

- Война на самом деле будет, но не с нашими соседями с юга, - продолжал Пуг. - Из-за моря движется большой флот и везет с собой огромную армию численностью примерно в четверть миллиона человек. - По толпе пробежал шепоток. Пуг поднял над головой обе руки, и слушатели замолчали. - Королевство готовится у обороне, и как вы, наверное, сами понимаете, конфликты на кешийской границе нам сейчас ни к чему. В связи с этим имели место некоторые перемены.

Толпа затаила дыхание в ожидании, что он скажет дальше.

- Великий Кеш и Королевство в течение многих лет боролись за право владеть богатыми земельными угодьями, окружающими Море Грез. Чтобы положить конец этой вечной тяжбе. Королевство уступило указанные земли Империи Великого Кеша. К юго-западу от Лэндз-Энд есть большой скалистый мыс, хорошо различимый с земли и с моря. Он известен под названием "Руины Моргана". Моряки хорошо его знают. От вершины этой большой скалы прямо на восток до реки Шамата будет пролегать новая граница. Империи Великого Кеша отходят все земли южнее этой линии вдоль южного берега реки Шамата, Море Грез и Большое Звездное Озеро.

В толпе послышались возмущенные возгласы. Один из магов, явно родом из Королевства, воскликнул:

- Вы предали нас!

- Нет, - возразил Пуг. - Принц Эрланд уже давно вел переговоры с императором Великого Кеша по этому вопросу. В обмен на то, что Кеш защищает наш южный фланг и соблюдает соглашение на тот период, пока мы ведем военные действия с сильным противником. Королевство считает нужным удовлетворить требования Кеша вернуть ему территории, которые почти две сотни лет принадлежали Империи. Те из вас, кому это все не нравится, вольны уехать, когда захотят.

Пуг перевел дыхание.

- В то же время, - продолжал он, - Стардок остается под юрисдикцией Королевства и по-прежнему принадлежит мне. - Пуг оглядел каждого по очереди. - Шамата теперь передана кешийцам. Королевский гарнизон будет переправлен через Большого Звездное Озеро к Лэндрет. Кто пожелает, может отправиться с ним.

Вновь раздались протесты, но Пуг не стал обращать на них внимания, и слово взял генерал Саламон:

- Мы согласны удовлетворить требование Королевства и предоставить суверенитет острову Стардок. Но город Стардок перейдет к Кешу. Пока не достигнуто окончательное соглашение по поводу порта и доков на северном берегу, гражданам Королевства будет предоставлено право свободного передвижение по городу.

Кто-то из толпы выкрикнул:

- Когда вы его захватите?

- Мы уже захватили, - сказал генерал. - Мои люди сейчас занимают маленькую крепость в порту Шамата и большую в самом городе. Мы оставим небольшой отряд на другом берегу для предотвращения возможных конфликтов. - Он поглядел на Пуга: - Если от меня больше ничего не требуется сказать, я должен возвращаться к моим людям, милорд.

Пуг кивнул и сказал:

- Благодарю за визит.

Генерал и капитан королевских войск ушли вместе по направлению к доку, а Пуг сказал:

- С этим все. Теперь перейдем к другому вопросу. Эти захватчики, о которых я говорил, - опаснейшие враги, и мне нужна ваша помощь. Нам понадобятся маги, умеющие врачевать, передавать сведения на расстоянии и способные противостоять магии захватчиков. - Он сделал паузу и добавил: - Они служат пантатианам.

При упоминании о ненавистных змеиных жрецах несколько магов, молчавших до этого, воскликнули:

- Мы согласны помочь!

Пуг подождал еще немного и сказал:

- Те из вас, кто готов отправиться в Крондор, обращайтесь к Роберту де Лиесу. Он будет моим помощником по этим вопросам.

Де Лиес растерянно огляделся.

- Помощником? - переспросил он, но тут молодые маги принялись засыпать его вопросами, и ему ничего не оставалось делать, как начать отвечать.

Пуг спрыгнул от скалы.

- Что мы будем делать теперь? - спросил у него Накор.

- Мы? - усмехнулся Пуг. - Что до меня, то я отправляюсь в Крондор с этой оравой, чтобы их подготовить. Потом - в Сетанон. А вы подождете здесь и проследите, чтобы это сборище дураков в ближайшие две недели не начало войну с Кешем. Когда вы убедитесь, что этого не случится, двигайте в Сетанон. - Он достал из-под одежды цуранский шар перемещения. - Только не сломай и не потеряй: он у меня последний, а до Сетанона путь неблизкий.

Вид у Накора был недовольный.

- Начинается самое интересное, а ты хочешь, чтобы я сидел здесь и менял пеленки этим придуркам?

Пуг усмехнулся.

- Кто же лучше тебя с этим справится?

С этими словами он протолкался сквозь толпу взбудораженных магов к отозвал в сторонку Роберта де Лиеса.

- Учитель? - позвал Накора Шо Пи.

- Чего тебе?

- Вам не пришел в голову другой план, о котором просил вас подумать Пуг?

Накор мгновение помолчал, а потом с широкой ухмылкой повернулся к своему ученику.

- Еще бы!

ГЛАВА 15 НАПАДЕНИЕ

Эрик нахмурился.

Он положил бумаги на стол лорду Уильяму и сказал:

- Значит, это я и должен делать? Уильям и Кэлис кивнули.

- После того как объявился мои отец, наши планы изменились, - устало проговорил Уильям. - Он пришел на совет, где были принц, Джеймс и ваш покорный слуга, и убедил нас в том, что Кэлис будет нужнее в другом месте.

Эрик думал, что будет сидеть в горах на северо-востоке от города, ожидая падения Крондора, чтобы начать набеги на захватчиков, когда они двинутся в восточном направлении. Теперь ему сказали, что роли перетасовались, как карты в колоде.

- Я отвечаю за защиту города, - сказал Уильям. - Это не изменилось. Флотилия Викора прячется в Шадонском заливе и, когда корабли неприятеля будут проплывать мимо, нападет на них. Мы надеемся, что к Викору присоединятся уцелевшие после битвы в Проливах Мрака корабли Никласа. Грейлок со своими отрядами засядет в горах и будет действовать как мой заместитель. - Он указал на Эрика. - Это означает, что вы должны будете заменить Грейлока там, куда мы раньше собирались его бросить.

- Отступление, - уныло сказал Эрик.

- Да, - сказал Кэлис. - Когда мы сдадим город, нам придется иметь дело с перепуганными жителями, пытающимися спастись бегством, и мы не можем допустить, чтобы их просто перерезали, как баранов.

- Как вы думаете это предотвратить? - спросил Эрик.

Уильям вздохнул.

- Вы все узнаете в свое время. Если бы вы входили в совет командования, вы бы уже. знали подробности. - Он вручил Эрику большую пачку бумаг. - Прочитайте это. План детально расписан, и я хочу, чтобы до вечера вы с ним ознакомились. Мы с вами пообедаем сегодня вместе и сможем обсудить все вопросы, которые у вас возникнут.

Эрик повернулся к Кэлису:

- Когда вы уезжаете?

- Как только мой отец вернется из Стардока, - ответил за него Уильям.

Эрик сделал вывод, что, по всей видимости, никому не известно, когда это произойдет.

- Очень хорошо, милорд.

Эрик повернулся и хотел уйти, но, когда он подошел к двери, Уильям окликнул его:

- Да, Эрик, еще одну секунду.

- Слушаю, сэр?

- С этого момента, вы - рыцарь-капитан армии принца. У меня нет времени, чтобы производить вас сначала в лейтенанты, так что вам придется перескочить через одну ступеньку.

Грейлок улыбнулся, едва сдерживаясь, чтобы не засмеяться над удивленным выражением лица Эрика.

- Я, сэр?

- В чем дело, фон Даркмур! - закричал Кэлис, успешно имитируя Бобби де Лонгвиля. - Вы что, внезапно стали туги на ухо? Эрик покраснел.

- О, значит, мне нужен новый сержант-майор, не так ли?

- Да. Кого вы предлагаете?

Эрик чуть было не назвал Джедоу, потому что тот был старше всех сержантов в команде, но рассудил, что Кэлис был прав, когда объяснял Эрику, почему эта должность не для Шати. Джедоу не умел командовать большим числом солдат. Для этой роли требовались такие организаторские способности, которыми обладала очень небольшая часть сержантов. После некоторых раздумий Эрик сказал:

- Есть два-три человека, которые могли бы подойти на эту должность, но, честно говоря, лучший из них - Дуга, наемный капитан. Он сообразителен, он жесток, и он отлично представляет себе и без наших объяснений, что нам всем угрожает. Он здорово помог мне убедить других наемников, которых мы захватили, перейти на нашу сторону.

- Мне это не нравится, - сказал Уильям. - Не люблю ренегатов.

- Вы должны учитывать, - возразил Эрик, - как обстоят дела за морем, милорд. Люди там не имеют такой сильной привязанности к городу и не делятся на нации, как здесь. Дуга всю свою жизнь был наемником, но наемники там живут в соответствии со строгим кодексом чести. Если он присягнет на верность короне - а я могу заставить его понять, что это не просто контракт, когда можно в любой момент бросить меч и перейти обратно, - он будет служить.

- Хорошо, я подумаю, - сказал Уильям. - Возможно, мы сделаем его дополнительным сержантом, но сейчас мне нужен кто-нибудь другой.

- Тогда Альфред, - сказал Эрик. - Пусть он не так хорошо разбирается в стратегии и тактике, как мне бы хотелось, но зато он знает, как выполнить срочное задание с минимумом суеты.

- Тогда его и назначим, - сказал Уильям, поглядев на Кэлиса.

Кэлис кивнул:

- Я согласен. Характер у него твердый, и Альфред как нельзя лучше подходит для того, с чем нам придется столкнуться.

- Идите сообщите ему о повышении, - сказал Уильям, и Эрик вышел из комнаты.

После того как он ушел, Грейлок сказал:

- Вы забыли упомянуть о том, что он теперь имеет титул барона.

Кэлис улыбнулся:

- Давайте не будем сразу обрушивать на него слишком много.

Уильям издал долгий, усталый вздох.

- Мне еще предстоит объяснятся с ним, когда он прочитает план и увидит, в чем заключается его роль.

Кэлис кивнул:

- Да уж, я вам не завидую. - Потом он рассмеялся печальным, горьким смехом.

- Даркмур! - воскликнул Эрик. - Да вы, должно быть, шутите! - Заметив выражение лица Уильяма, он быстро добавил: - Милорд.

Уильям жестом пригласил Эрика следовать за ним.

- Сегодня вечером у нас скромная семейная трапеза. Мы поговорим во время обеда.

Как только они подошли к обеденному залу, Эрик почувствовал, что гнев его сам собой куда-то улетучился. На скромной семейной трапезе, о которой говорил рыцарь-маршал, присутствовали герцог Джеймс, леди Гамина, их сын лорд Арута и два его сына, Дэшел и Джеймс.

Присоединившись к семейству герцога, Эрик едва не покраснел от смущения и быстро занял место справа от Уильяма. Когда слуги начали разносить блюда, через дверь, находившуюся прямо напротив того места, где сидел Эрик, вошел Пуг. Эрик успел заметить, что волосы и борода мага были необычайно коротки, а пока Пуг проходил, чтобы сесть между Уильямом и леди Гаминой, Эрик разглядел слабые следы ожогов на его шее и лице.

Джимми и Дэш вскочили. Арута, Джеймс и Гамина тоже поднялись с мест. Уильям, немного поколебавшись, встал вслед за ними, и Эрик не замедлил последовать его примеру.

- Прадедушка! - воскликнул Дэш.

Пуг поцеловал Гамину в щеку и обменялся рукопожатием с Джеймсом и Уильямом.

- Как хорошо, что мы снова вместе, - сказал Пуг.

Внезапно Эрик со всей отчетливостью понял, почему в комнате царило мрачное настроение. Слишком велика была вероятность того, что в полном составе семья Пуга собирается сегодня в последний раз. Многих из присутствующих здесь вскоре может не быть в живых.

Эрик наклонился к Уильяму и прошептал:

- Если хотите, сэр, мы можем поговорить о моей миссии завтра.

Уильям отрицательно покачал головой.

- Завтра с первыми лучами солнца вы должны быть на холмах и осмотреть первую линию укреплений с восточной стороны от города. Потом вы должны будете вернуться сюда. - Он оглядел свою семью. - К сожалению, у нас мало времени.

- Прежде всего я должен сообщить всем вам одну вещь, - заявил Пуг.

Уильям обернулся к отцу, и Джеймс с Гаминой тоже устремили на него взгляды. Пуг сказал;

- Я слишком давно не видел вас и не принимал участия в вашей жизни. Я должен просить у вас прощения. - Он протянул руки и накрыл своими ладонями руки Уильяма и Гамины. - И еще я должен вам сказать, что я очень горжусь вами.

Уильям растерялся от таких слов, не зная, что ответить. Гамина улыбнулась и поцеловала отца в щеку. В глазах ее блеснули слезы. Эрик за последние четыре года навидался достаточно чудес, чтобы не удивиться тому, что старая женщина, которая казалась матерью Пуга, на самом деле была его дочерью.

Гамина что-то мысленно передала своему отцу, и он улыбнулся.

- Да, мне тоже жаль, что ее нет с нами.

Уильям наконец пришел в себя и сказал:

- Спасибо, отец.

Пуг обеими руками накрыл руку сына.

- Нет, это я должен благодарить вас за то, что вы такие, какие вы есть, и за то, что вы живете своим умом, не считаясь с тем, что я хотел из вас вырастить. Боюсь, порой я туго соображал.

Уильям улыбнулся, и Эрик увидел, как похожи отец и сын. Глаза рыцарь-маршала влажно заблестели, и Эрик почувствовал, что от нахлынувших чувств у него у самого горло сжимается. Вот ради чего мы сражаемся, подумал он. Ради счастья тех, кого мы любим. Где-то там, в ночи, его мать и человек, которого он считал своим отцом, сидели за столом на задней половине трактира, и где-то там женщина, которую он любил, тайком пробиралась на восток, к Фрейде и Натану.

Вдруг Эрик ощутил, что в его сознание кто-то вторгся, кто-то нежно коснулся его мыслей и тут же отпрянул, но он догадался, что это леди Гамина. Эрик взглянул на нее, и она улыбнулась ему. Потом в голове у него прозвучал слова: "Ваша девушка в безопасности, я уверена в этом".

Не зная толком, как это делается, он попробовал мысленно ответить: "Моя жена".

Гамина рассмеялась, и Уильям спросил:

- Ты чего?

Герцогиня сказала:

- Со времени нашей последней встречи наш юный друг успел жениться.

Пуг, Уильям и Арута принялись наперебой поздравлять Эрика, а два брата посмотрели на деда.

- Джеймс? - удивленно окликнул герцога Пуг.

Бывший воришка пожал плечами и как-то по-ребячьи усмехнулся.

- Я это знал. И Дэш с Джимми тоже знали.

- Вы знали? - переспросил Арута.

Герцог Джеймс рассмеялся.

- Мне надо было вернуть мысли Эрика к предстоящему сражению, поэтому пришлось позволить ему думать, что он ужасно ловко вывел свою молодую жену из города. - Он погрозил Эрику пальцем. - Не думайте, что я и впредь буду терпеть неповиновение, капитан.

От этой отповеди, да еще с упоминанием его нового чина, Эрик покраснел, как вареный рак.

- Капитан? - переспросил Дэш и одобрительно кивнул.

Гамина и Арута хором сказали: "Поздравляю вас".

Уильям решил напустить на себя суровость:

- Мы поглядим, уместны ли эти поздравления, после битвы.

При упоминании о войне настроение присутствующих вновь упало. В комнате стало тихо. Вдруг Пуг хлопнул рукой по столу.

- Довольно! Пока есть возможность, надо ловить мгновения счастья. - Он поглядел на своего внука Аруту. - Жаль только, что твоей жены нет сейчас с нами.

Арута улыбнулся, и Эрик снова обратил внимание на то, что в его чертах так много и от отца, и от матери.

- Она гостит у своих родителей в Ролдеме.

Джимми сказал:

- Может, нам всем стоит отправиться погостить в Ролдем.

Пуг рассмеялся, а вслед за ним и остальные перестали хмуриться. Трапеза прошла быстро и приятно, поскольку сотрапезники были явно рады обществу друг друга.

Эрик был доволен тем, что ему выпала возможность видеть это семейство в сборе, когда в одной комнате с ним сидели три важнейших человека в Королевстве - лорд Джеймс, его тесть и его шурин. Бесспорно, такого угощения, как здесь, Эрику никогда прежде не доводилось пробовать, и вино было выше всяких похвал. Это вино делали в его родном Даркмуре, но оно было слишком дорогое, и простому люду не случалось его отведать. Эрик с Уильямом вполголоса обсуждали в уголке план защиты беженцев, а другие члены семейства болтали обо всякой чепухе, не обращая внимания на сгущающиеся сумерки.

После ужина они наслаждались сладостями и пили кешийский кофе, чередуя его с маленькими рюмками изысканного крепленого вина из Родеза. И как раз в тот момент, когда Эрик почувствовал, что все его тело с ног до головы заполнил приятный жар, в столовую вбежал Кэлис.

- Извините за вторжение, - сказал он, даже не поздоровавшись, - но только что доставили записку.

Джеймс встал из-за стола и протянул руку, и Кэлис дал ему конверт. Уильям спросил:

- Из Лэндз Энда?

- Да. Флот захватчиков был замечен там вчера, сразу после рассвета.

- При попутном ветре они будут здесь послезавтра.

Джеймс кивнул:

- Начинается.

Эрик щурился в темноте, пытаясь хоть что-нибудь разглядеть. Он стоял на внешнем волнорезе, на передней площадке для катапульт. Грейлок не ошибся, и капитану Бесвику была предоставлена сомнительная честь быть первым офицером, который должен встречать врага у стен Крондора.

Вероятно, капитан Бесвик негодовал при мысли о том, что Эрик стал теперь старше по званию, чем профессиональный офицер из Бас-Тайры, но он хорошо скрывал свои чувства и был исключительно любезен, когда Эрик отдавал ему приказы.

- Где они? - спросил Эрик.

Бесвик не ответил, понимая, что вопрос был чисто риторический. Когда солнце осветило небо на востоке, западный горизонт по-прежнему тонул во мраке и туманной дымке, что было на руку захватчикам. Бесвик сказал:

- Я плохо знаю это море, капитан, но, если погода здесь такая же, как в Бас-Тайре, туман должен рассеяться к середине утра.

- К середине утра, - отозвался Эрик, - их корабли успеют подойти так близко, что можно будет камень добросить. - Он в сотый раз после своего возвращения с осмотра ближайших укреплений на востоке проверил готовность своей платформы к обороне.

Минуты тянулись долго, и Эрик то и дело проверял обороноспособность передовых частей. Внешний волнорез был перестроен так, чтобы судно, желающее достичь Крондорской гавани, теперь должно было зайти как можно южнее, обогнуть большой причал, наверху которого и находилась площадка, где стоял Эрик. Она была укомплектована командами бомбардиров с катапультами, лучников и береговой охраны, вооруженной до зубов. Любой корабль, приблизившийся к этому концу причала, был бы немедленно обстрелян. Стена в море тянулась почти строго на север, и между нею и внутренней стеной было меньше четверти мили. На северном конце стены ждала другая часть, и любое судно, рискнувшее войти в канал между внутренней и внешней стеной, стало бы мишенью для перекрестного огня. На внутренней стене еще одно подразделение заряжало свои орудия. Эрик полагал, что, как только враг увидит эти оборонительные сооружения, ему не останется ничего другого, как только попытаться захватить все три платформы. Если же захватчики окажутся такими дураками, что пошлют суда в канал прежде, чем разобьют защитников, то окажутся в опасном положении, поскольку потопленные корабли перекроют канал. Эрику в отличие от неприятельского командования было известно, что суда, которым удастся проникнуть через этот канал, ждут очень коварные ловушки, даже если защитники со стен будут перебиты.

Эрик посмотрел на маленькую лодку, привязанную на двадцать футов ниже конца веревочной лестницы, спущенной с края платформы.

- Я оставлю вам лодку, - сказал Эрик. Он знал, что люди на этой и трех других площадках скорее всего будут перебиты прежде, чем смогут отступить.

Бесвик взглянул на Эрика и вопросительно поднял одну бровь.

- Если вам понадобится послать срочное сообщение, то по морю быстрее, чем бегать по краю стены, - пояснил Эрик.

- Конечно, - сказал Бесвик. Потом он добавил: - Это очень благородно с вашей стороны.

Эрик положил руку ему на плечо и сказал:

- До свидания, и удачи вам.

Он бежал по верху причала, по узенькой тропе, проторенной наверху горы камней, которую сложили заключенные из крондорской тюрьмы, чтобы можно было установить баллисты и катапульты. Он пробежал больше трех четвертей мили и достиг второй платформы, где его приветствовали ожидающие там офицеры. На ходу отвечая на приветствие, он продолжал бежать и на вершине перевернутой буквы U, образованной двумя стенами, повернул на восток. В этом направлении рыцарь-капитан армии принца прошел четверть мили, затем повернул на юг. Утро было довольно теплое, и Эрик весь вспотел, пока добрался до третьей платформы. Он быстро осмотрел склады и оборудование и повернул обратно на север. Последняя платформа была самой изолированной, тогда как на первой площадке, на внешней стене, людям придется убегать по открытой дорожке и через каменный причал, чтобы попасть на старый северный причал, который прежде ограждал гавань Крондора от бегущих на юг течений Горького Моря.

Тем временем Эрик добрался до того места, где старый причал доходил до северного дока. Там его уже ждал отряд из гвардейцев дворцовой охраны. Эрик вскочил на коня и повел патруль через толпу солдат на доках. Везде, где только можно, были возведены баррикады, и первые три квартала в городе были зоной смерти. В каждом верхнем окне каждого дома находился стрелок, и Эрик поражался предусмотрительности Уильяма и Джеймса. Все нижние окна были заколочены и двери заперты, а для отступления были предусмотрены легко перемещаемые скаты, так что защитники с верхних этажей могли переходить с одного здания на другое, пока остальные прикрывали их отступление. Что удивило Эрика, так это то, что не так уж много горожан сбежали из города после начала строительства оборонительных сооружений, более того, их приходилось выселять принудительно, несмотря на очевидность надвигающейся битвы. Многих солдаты выносили из домов на руках или уводили под конвоем.

На третьем от доков перекрестке Эрику и его людям встретилась первая баррикада. Они перемахнули через нее и двинулись ко дворцу.

Когда они отошли подальше от дока, Эрик увидел испуганные лица людей, которые выглядывали из дверных проемов или спешили покончить со своими делами, прежде чем в Крондор придет война. Многие несли на спине большие мешки со скарбом и шли на восток, чтобы попытаться покинуть город, пока не началось сражение.

Эрик знал, что Джеймс позволит беженцам уйти из города, пока враг не высадится на берегу, а потом придется запереть восточные ворота. Из донесения, которое он прочел прошлой ночью, Эрик узнал что Фоулбург - часть города, построенного за пределом древних стен, - был почти пуст. Местные патрули констеблей за прошедшую неделю арестовали и повесили дюжину мародеров.

Мимо них прокатил свою тележку разносчик, торгующий съестным, и Эрик мог побиться об заклад, что этот человек еще до полудня распродаст весь свой товар. Когда Эрик подъехал ко дворцу, количество людей, идущих к воротам, увеличилось, и он приказал своему эскорту скакать обратно к докам и ехать ко дворцу другой дорогой, чтобы не подавить горожан.

Они двинулись к докам, и когда проезжали мимо одного из домов, человек в окне второго этажа вдруг воскликнул:

- О боги! Посмотрите на них!

Эрик не мог видеть так далеко, как этот человек, и спросил его:

- Что вы увидели?

Солдат посмотрел вниз, чтобы узнать, кто его спрашивает, и, разглядев на мундире Эрика офицерские нашивки, ответил:

- Корабли, сэр! Должно быть, целая тысяча кораблей.

Эрик не мешкая погнал лошадь галопом и со всей. возможной прытью поскакал во дворец. Он, конечно, понимал, что там нет тысячи судов, но по крайней мере четыре сотни, по осторожной оценке командования, уцелело в предыдущих боях.

Никлас побил их с одной стороны Проливов Мрака, а флотилия из Илариаля побила их с юга. В то же самое время эскадры боевых кораблей из Дарбина и Квега совершили набег на передовые части флота Королевы. Джеймс получил сообщения от впередсмотрящих, которые попытались определить на глаз численность оставшегося флота, а потом передали сведения по эстафете, и всадники, меняя лошадей каждые несколько миль, доставили их отчеты в Крондор. Набеги сократили флот захватчиков на четверть. И все праздновали эту небольшую победу, пока Джеймс не напомнил, что на долю Крондора осталось еще четыреста пятьдесят кораблей.

Итак, вместо трехсот тысяч солдат на берег Крондора через несколько дней высадятся всего двести двадцать пять тысяч. Эрик с трудом подавлял желание впасть в отчаяние.

Он въехал через морские ворота и отдал поводья груму.

- Мне нужна свежая лошадь, - сказал он и убежал на встречу с лордом Джеймсом и рыцарь-маршалом Уильямом.

Эрик вошел в зал заседаний, где Уильям и Джеймс проводили заключительное совещание с командующими гарнизонов перед тем, как они отправятся по своим местам. Ворота дворца были свободны, чтобы посыльные и офицеры могли выехать из города, прежде чем охваченные паникой горожане начнут бунтовать.

Уильям отдавал последние распоряжения, а Джеймс молча стоял рядом.

- Через час мы должны вынудить их суда причалить к северу от города. - Рыцарь-маршал указал на двух офицеров, отвечавших за оборону прибрежной полосы за чертой города. - Вам, господа, уже давно пора быть на своих объектах. Удачи вам.

Граф Тильденский и сквайр, которого Эрик не знал по имени, отдали честь и удалились. Эрик успел изучить план движения войск, копию которого ему дал Уильям, и знал, что эти нотабли и их отряды первыми примут на себя главный удар врага. От Сарта до Крондора, от Крондора до маленьких деревень к северу от Шадонского залива каждый вооруженный солдат, которого Патрик смог выжать из Западной армии, был готов отразить нашествие. Но шестидесятитысячному войску, состоящему в основном из рекрутов, придется встретиться с отрядами закаленных в сражениях воинов, численность которых была в три раза больше. Единственное, в чем у Королевства было преимущество, это дисциплина и выучка, а пока не падет Крондор, это не играет роли.

Эрику было ясно, что его первое подозрение было верным: Крондор будет сдан. Он огляделся по сторонам и увидел, что Грейлок уже ушел и Кэлис тоже. Грейлок отправился в часть, которая находилась непосредственно под его началом и состояла из смешанных отрядов Кровавых Орлов Кэлиса, воинов хадати и Королевских Следопытов. Все способные сражаться в горах бойцы, которых удалось найти от Рана и Пойнтерз Хеда до Крондора, ждали своего часа.

Генеральный план состоял в том, чтобы обескровить врага, истребляя как можно больше захватчиков, пока они будут проходить через Крондор, и потом, когда они пойдут через холмы и горы, где каждый из солдат Грейлока стоит пяти захватчиков, задать им хорошую трепку. Эрику приходилось сражаться с армией Изумрудной Королевы, и он знал, что большинство наемников были неплохими наездниками для пехоты, многие - приличными кавалеристами, но ни один не умел воевать в горах. Единственное, что беспокоило Эрика, это саауры, которые, правда, не владели искусством выживания в горах, но были непревзойденными воинами и обладали чудовищной силой. Эрик знал, что какое-то число лошадей при переправе выйдет из строя. Фураж от постоянной влажности наверняка испортился, и у лошадей будут колики, поэтому часть из них после шестимесячного путешествия по морю будут еле ноги таскать, но довольно быстро оправятся, и саауры окажутся опасными противниками. И кто знает, не применял ли неприятель какого-нибудь волшебства, чтобы лошади были здоровы и бодры?

Уильям обернулся к Эрику:

- Вы готовы?

- Готовы или нет, но все наши части уже на своих местах. Когда я выезжал из доков, враг был уже виден.

Уильям бросил все дела и поспешил к большому окну, из которого была видна гавань.

- Боги! - тихо произнес он.

Все подошли к нему, и тоже, каждый по-своему, были ошарашены. Что бы ни говорили сводки, никто не был готов к тому зрелищу, которое предстало их взорам. От внешнего волнореза до самого горизонта, прояснившегося в тот миг, когда утренний туман утонул в Горьком Море, было бело от парусов. Эрик, вытянув шею, посмотрел на север и там тоже смог различить отдаленные паруса.

- Похоже, они со вчерашнего дня успели разделиться, - сказал Уильям и отошел к столу. - Они намереваются смыть нас подобно бурному потоку. - Маршал повернулся к нотаблям и сказал: - Господа, вы знаете, что делать. Боги да хранят нас всех.

Эрик огляделся по сторонам и спросил:

- А принц?

- Он покинул дворец вчера вечером, - сказал Уильям. - Вместе с моей сестрой, ее сыном и внуками. - Уильям поглядел на Эрика и улыбнулся. - Мы ведь не можем лишиться принца в такой ответственный момент, правда?

Эрик покачал головой.

- А лорд Джеймс?

- В своем кабинете. Кажется, он считает, что должен остаться.

После того как дворяне уехали, Эрик сказал:

- Мне здесь больше нечего делать, сэр.

- Одно маленькое поручение, - сказал Уильям, доставая что-то из-за пазухи. Он вынул маленький свиток, перевязанный ленточкой и скрепленный красной восковой печатью с гербом. - Когда все это закончится, если вам не трудно, передайте это моему отцу.

Эрик нахмурился.

- Сэр?

Уильям улыбнулся.

- Я никогда не стал бы посылать людей на стены города, если бы сам не желал идти туда, Эрик.

На мгновение Эрик потерял способность двигаться. Он вдруг понял, что рыцарь-маршал Королевства не собирался оставлять город. Он с трудом глотнул. Хотя они с Уильямом не были близкими друзьями, Эрик всегда преклонялся перед честностью, храбростью и ясной, холодной логикой этого человека. А в тот вечер, когда он разделил трапезу с Уильямом и членами его семьи, ему открылась часть личной жизни маршала. Теперь он чувствовал, что теряет близкого человека.

- Сэр, - наконец сказал Эрик, - до свидания.

Уильям протянул ему руку.

- До свидания, капитан. Многое зависит от вас, и многое вам предстоит сделать. Знайте одно: вы способный юноша, и гораздо больше, чем вам кажется.

Эрик положил свиток за пазуху и браво отсалютовал, чтобы скрыть свои истинные чувства. Он вышел из комнаты и быстро спустился во двор, где его ждала свежая лошадь. В отличие от тех, кто выехал через единственные ворота, охраняемые от перепуганных жителей, он повернул назад, к воротам, которые вели в доки. Эрик сделал знак патрулю улан его сопровождать, когда подъехал к воротам. За воротами несколько пеших солдат сдерживали небольшую толпу в заливе. По городу прокатились слухи об огромном флоте, и началась паника. Некоторые бедолаги, жившие на берегу неподалеку от дворца, стремились укрыться в городе. Эрик придержал поводья, чтобы крикнуть им:

- Здесь вы не спрячетесь! Восточные ворота еще открыты. Или покиньте город через них, или возвращайтесь по домам! А теперь прочь с дороги.

Он пришпорил своего скакуна, и толпа расступилась, пропуская его эскорт.

Эрик опрометью мчался через город. Он теоретически знал, в чем его задача, но разница между теорией и практикой быстро стала очевидной. Он должен был наблюдать за организованным отступлением защитников города на восток, туда, где располагались войска Грейлока, в нескольких часах пути от первых ферм за городом. Но всюду, куда ни посмотри, царил хаос, и Эрик сомневался, чтобы простым приказом можно было восстановить порядок. Однако он давал присягу, так что ему оставалось выполнить свой долг или погибнуть. Он снова дал лошади шпоры и двинулся в толпу.

Джейсон сгреб в охапку все книги, до которых успел дотянуться, и, засунув их в холщовые, мешки, передал мальчикам, которые укладывали вещи в повозку. Ру переоценил время, оставшееся до высадки захватчиков в Крондоре, итеперь с тревогой смотрел, как его служащие упаковывают имущество компании. Все, что он сумел скопить - золото, аккредитивы и прочие богатства, - было надежно спрятано в его имении. Там его уже ждала пара фургонов, готовая увезти его жену и детей, а также семью Джекоби, на Восток. Он надеялся, что Сильвия серьезно отнеслась к его предостережениям и присоединится к их каравану.

Джейсон сказал:

- Это последний фургон, сэр!

Ру вскочил на коня и крикнул:

- Поехали отсюда!

Пятнадцать фургонов, нагруженных всем его движимым имуществом, выехали со двора на улицу. Мимо них с криком проносились люди, таща на себе свои скарб. В воздухе было тесно от слухов - что принц мертв, что дворец захвачен, что все ворота закрыты, что горожане в ловушке, - и Ру понял, что, если до заката он не выберется из города, в конечном счете все фургоны ему придется бросить посреди улицы.

Он нанял лучших частных охранников, которых ему удалось найти, а их не так уж много оставалось в Крондоре. Чуть ли не каждый мужчина, способный удержать меч или натянуть лук, был на службе у короля. Команда из десяти человек, которую он нанял, состояла из стариков и мальчишек, но старики были ветеранами, а мальчики были сильными и воинственными.

Под щелканье бичей лошади волокли тяжело нагруженные повозки, которые стонали под тяжестью поклажи. Ру пытался спасти все, что только можно: инвентарь, инструменты, мебель. Он верил, что в конце концов армия Изумрудной Королевы будет разбита, и хотел обеспечить себе хороший старт для восстановления богатства после окончания войны.

Ру спросил Джейсона, который ехал на первой повозке:

- Где Луи?

- Он пошел искать Дункана, - ответил Джейсон. - Я думаю, ваш кузен уже покинул город.

- Почему?

- Потому что Дункан что-то говорил о том, что вы поручили ему ехать вперед, к вам в имение.

Ру нахмурился. Он не видел Дункана целых два дня и мысленно крыл своего кузена на чем свет стоит. Много раз он уже прощал Дункану эти загадочные исчезновения, но, когда приближается враг, каждая пара рук на счету, и на сей раз легкомысленность Дункана была непростительна.

- Я поскачу вперед, в усадьбу. Встретимся там.

Ру собирался оставить фургоны на ночь в имении, а наутро отправить их в Равенсбург. Там Ру собрал бы вместе всех слуг. И, если враг появится в Даркмуре, то оттуда всем вместе идти в Саладор. Он знал то, что было известно немногим: если захватчики дойдут до Даркмура, они повернут к Сетанону за легендарным призом, о котором когда-то рассказывал Кэлис, независимо от того, что это за приз. Ру не сомневался, что Королевство способно справиться с неприятелем. Он некоторое время служил во вражеской армии и знал, что, несмотря на численное превосходство, захватчики уступают солдатам Королевства в подготовленности.

Тут он вспомнил саауров.

- Я отменяю свои распоряжения, - сказал Ру. - Проезжайте мимо моей усадьбы и продолжайте двигаться вперед, пока не стемнеет.

- Почему? - спросил Джейсон.

- Я только что вспомнил одну вещь. Поезжайте в наш трактир в Честертоне и ждите. Если в течение суток от меня не поступит других указаний, ведите людей в Даркмур. Там поменяйте лошадей, сделайте все необходимое для дальнейшего путешествия и поезжайте в Малакз Кросс. Там ждите моих дальнейших распоряжений.

Джейсон не мог скрыть своего изумления столь резким изменением планов, но ничего не сказал. Он кивнул и велел вознице продолжать путь.

Ру поскакал вперед и быстро увяз в толпе, которая стекалась к восточным воротам. Он уже был на грани того, чтобы повернуть обратно, опасаясь бунта, как вдруг увидел отряды Королевства, которые ехали прямо к нему. Ру углядел во главе отряда знакомую фигуру и закричал:

- Эрик!

Эрик натянул поводья.

- Я думал, ты вчера уехал.

- Слишком много надо было сделать напоследок, - ответил Ру. - Там сзади мои фургоны, мы собирались двинуть на Восток.

Эрик кивнул.

- Мудрый выбор. Ты можешь присоединиться к нам, но я боюсь, твоим фургонам придется пробиваться самостоятельно.

Ру притянул своего друга поближе и тихо спросил:

- Когда закроют ворота?

- На закате или тогда, когда на востоке покажется первый враг, - это зависит от того, что произойдет раньше.

- Они уже так близко? - поразился Ру.

- Час назад они достигли внешнего волнореза, - ответил Эрик, придерживая своего коня, чтобы не подавить людей. Теперь толпа была с двух сторон стиснута солдатами Королевства и проходила в ворота организованно. Те, кто услышал приближение лошадей, попытались уйти в сторону, но там было слишком мало места, и Эрик со своим отрядом был вынужден замедлить шаг.

- Куда вы направляетесь? - спросил Ру.

- Просто наружу, - сказал Эрик. - Когда ворота закроют, я буду сопровождать беженцев.

- Противная работенка, - сказал Ру.

- Оставшимся будет гораздо противнее, - возразил Эрик.

- Об этом я как-то не подумал, - признался Ру и после недолгого молчания спросил: - А как там Джедоу и остальные?

Эрик понял, что его друг имеет в виду горстку людей, которые вместе с ними служили под командованием капитана Кэлиса.

- Они уже в горах.

- Что происходит? - спросил Ру.

- Я не могу тебе сказать, - ответил Эрик.

Ру на минуту задумался. По заказу принца он посылал в горы строительные материалы и провиант. К тому же нельзя упускать из виду, что в горах находились лучшие солдаты принца. Придя к определенным выводам, Ру спросил:

- Хребет Кошмара?

Эрик кивнул.

- Не говори ничего, но через месяц твоему семейству лучше быть восточнее Даркмура.

- Понятно, - сказал Ру, и в это время они добрались до ворот. Сразу за воротами чья-то телега потеряла колесо, и возница ругался с охраной, которая хотела распрячь лошадь и убрать телегу с дороги, а он настаивал на том, чтобы ему дали сменить сломанное колесо.

Эрик подъехал к стражнику и сказал:

- Сержант!

Тот обернулся и, увидев офицера в черном из Специального Отряда принца, взял на караул:

- Сэр!

- Прекратите обсуждение и уберите телегу. - Пешие вполне могли обойти затор, но за застрявшей телегой немедленно выросла вереница других фургонов и телег.

Хозяин телеги пришел в ужас.

- Сар! Там все, что у меня есть!

- Сожалею, - сказал Эрик и махнул своим людям, чтобы они убрали несговорчивого возницу подальше и оттащили телегу в сторону. - Если вы сможете починить его здесь, я буду только рад за вас. Но вы задерживаете людей, которые совсем не желают мешкать.

Эрик проехал мимо и сказал Ру:

- Уезжай, Ру, скорее.

- Почему? - спросил Ру.

Эрик указал на север, и Ру увидел вдали клубы пыли. Волосы у него встали дыбом.

- Только они могут поднять столько пыли.

Эрик сказал:

- Или это самый большой отряд кешийских кавалеристов, или это саауры!

Ру повернул на восток и, криком погоняя коня, поскакал прочь от города.

Эрик обернулся к одному из солдат и сказал:

- Передайте тем, кто в городе, что с севера к нам едут гости. - Он посмотрел на облако пыли. - Они будут здесь через час.

Потом он сказал стражникам у ворот:

- Будьте готовы закрыть через минуту после сигнала.

- Да, сэр! - прозвучал ответ.

Эрик отъехал на четверть мили к северу, где ждал отряд тяжеловооруженных уланов с двумя бригадами лучников для прикрытия.

- Лейтенант!

- Сэр, - отозвался командир Королевских Улан.

- Примерно через час эти чертовы ящерицы на своих гигантских лошадях проедут по северной дороге. Ваши люди умеют с ними сражаться?

Лейтенант улыбнулся.

- Чем больше цель, тем легче в нее попасть, не так ли, сэр?

Эрик улыбнулся в ответ. Молодой офицер был, вероятно, на несколько лет его старше, но Эрик на фоне его энтузиазма казался брюзжащим стариком.

- Вот это боевой дух, вот это я понимаю, - сказал он.

Потом его маленький отряд двинулся на юг, где располагался еще один отряд улан. Он отправил их на помощь северному отделению. Что бы ни готовил им юг, страшнее стремительной атаки саауров ничего быть не может, а с людьми защитники города могут и сами справиться.

Вдруг небо над ними разверзлось, и раздался такой жуткий вой, что все вокруг зажали уши руками. Лошади с диким ржанием бросились бежать, и несколько уланов были сброшены на землю.

Через минуту звук прекратился, но в ушах у Эрика по-прежнему гудело.

- Что это было? - спросил кто-то из солдат.

- Я понятия не имею, - честно ответил Эрик.

Уильям и Джеймс стояли на балконе дворца, выходящем в сторону гавани, когда стихли последние отзвуки страшного воя. Огромный столб пыли и пара поднялся внутри гавани. Звук сопровождался ослепительной вспышкой, и, несмотря на то что они были внутри, оба замигали, прогоняя выступившие слезы. Внизу, на стенах, ослепленные люди голосили, чтобы кто-нибудь помог им спуститься.

Солдаты, выкрикивая команды, бежали по коридорам дворца, когда раздался этот взрыв, и даже самые бывалые из них были ошеломлены.

- Что это было? - спросил Уильям.

- Взгляни! - сказал Джеймс, указывая на вход в гавань.

Воды внешней гавани, казалось, успокоились, и большая волна пены и обломков понеслась к докам. На ее гребне плыли большие корабли, и все они были полны вражеских солдат.

- Они в гавани! - вскричал Уильям. - Проклятие! Я думал, мы продержим их снаружи по меньшей мере неделю.

- Не знаю, что они сделали, но оба волнореза разрушены.

Уильям выругался.

- У меня на этих стенах была тысяча человек.

- А в канале еще столько же хитрых ловушек, - добавил Джеймс.

Уильям кивнул.

- Они, должно быть, тоже были уничтожены взрывом. Что это было?

- Я не знаю, - сказал Джеймс. - Я видел, как Гай дю Бас-Тайра обстрелял Арменгар во время Большого Восстания, и когда двадцать пять тысяч баррелей лигроина взлетели на воздух, взрыв был виден за много миль. Но здесь было что-то другое.

- Какая-то магия? - спросил Уильям.

Джеймс сухо ответил:

- Тебе с твоим воспитанием должно быть проще ответить на этот вопрос.

Уильям, отвернувшись, сказал:

- Мы не готовили студентов в Стардоке к карьере пиротехников. Боялись нарушить покой граждан. - Он подошел к ожидавшим распоряжений скороходам и сказал первому из них: - Общий приказ пять. Они в городе.

Уильям вернулся к Джеймсу, который смотрел, как захватчики причаливают в его городе.

- Я не могу допустить, чтобы это случилось, - сказал герцог.

Уильям положил руку на плечо своему зятю и сказал:

- Это уже случилось.

- Напомни мне, что такое общий приказ пять?

Уильям сказал:

- Мы запираем восточные ворота и стреляем во все, что движется с запада.

- А та дрянь, которую ты установил в доках?

- Там пока все на месте. Если пантатианские маги не взорвут дворец, как эти волнорезы, то после высадки их еще ждет парочка сюрпризов в доках.

Джеймс посмотрел на Уильяма.

- Ты всех отправил?

Уильям понял, кто эти все: его сестра, ее сын и внуки. Джеймс рассчитывал, что Уильям проследит, чтобы они были в безопасности.

- Их нет в городе. Вчера вечером они уехали в карете.

- Тогда до свидания, - сказал Джеймс.

Уильям посмотрел на зятя и снова вспомнил все, что им довелось пережить вместе, когда Уильям был еще молодым лейтенантом в лейбгвардии принца, а Джеймс держал в узде неистовых близнецов, Боррика и Эрланда, ныне короля и принца соответственно.

Джеймс спросил:

- Славное было время тридцать лет назад?

- Если не все сорок.

Они обнялись.

Потом Джеймс сказал:

- Жаль только, что ты никого себе не нашел, Уильям.

- Однажды я нашел.

Джеймс вспомнил о кешийской волшебнице, которую Уильям любил в юности, вспомнил ее внезапную смерть и промолчал.

Уильям сказал:

- Я тебе завидую, у тебя Арута и мальчики.

- Мне надо идти, - сказал Джеймс.

- Если мы каким-то образом выживем, - сказал Уильям, - я обещаю подумать о том, чтобы найти себе хорошую женщину и остепениться.

Джеймс рассмеялся. Он снова обнял шурина за плечи и сказал:

- До встречи в Даркмуре или в аду.

- Одно другого стоит, - сказал Уильям, легонько подтолкнув Джеймса к двери.

Герцог поспешил прочь со всей доступной его старым ногам быстротой. Снаружи его ждал специальный отряд Солдат, одетых в черные мундиры, краги и черные железные шлемы. Они не носили никаких нашивок, и они ничего не говорили, когда шли за Джеймсом в его кабинет. Там он снял знак своего титула - золотую цепь с печатью герцога Крондорского, которой он скреплял официальные указы. Снял свое герцогское кольцо и положил его рядом с печатью. После короткой паузы он обернулся к одному из солдат и сказал:

- В тронном зале над камином висит шпага. Принесите мне ее.

Солдат убежал, а Джеймс скинул с себя свою одежду и облачился в такую же форму, как у солдат. Когда вернулся солдат со шпагой, он был уже одет. Это была старая рапира, к которой пониже гарды был приделан маленький боевой молоток.

Джеймс положил ее на стол и, завернув шпагу, кольцо, цепь с печатью и письмо, которое он написал накануне ночью, в мешок, вручил его солдату в форме лейб-гвардии принца.

- Отвезите это лорду Венкару, в Даркмур.

- Да, мой лорд, - сказал гвардеец и поспешно вышел из комнаты.

Оставшимся солдатам в черных мундирах Джеймс сказал:

- Пора.

Они молча вышли из его кабинета и поспешили вниз по винтовой лестнице, которая вела в подземелье. Они прошли мимо камер к гладкой на вид стене, и Джеймс сказал:

- Поставьте руки сюда и вот сюда, - он показал, куда именно, - и толкните.

Два солдата выполнили его приказ, и стена легко ушла вверх, в потолок. За нею оказалась дверь. По знаку Джеймса два солдата налегли на дверь, которая после долгих лет сна не хотела отворяться, но наконец поддалась, и в проеме показалась лестница, ведущая вниз. Два солдата, держа в руках факелы, протиснулись внутрь, и Джеймс вошел следом. Когда последний из восьми стражников прошел через дверь, дверь снова закрылась, и фальшивая стенка встала на место.

Вниз по лестнице они дошли до другой двери. Один из солдат прислушался и сказал:

- Все тихо, мой лорд.

Джеймс кивнул.

- Открывайте.

Дверь открылась, и послышался шум воды. Под центральной частью крондорского дворца проходил подземный водный путь из города в залив. Зловоние подсказывало, что это отрезок большой канализационной системы города, который выходил в залив чуть дальше мили отсюда.

Новенький баркас был привязан к Железному кольцу в каменном доке, и солдаты влезли в него, оставив посередине место для герцога. Джеймс сел в лодку.

- Поехали, - сказал он.

Лодку оттолкнули от дока, и солдаты начали грести, но, вместо того чтобы плыть к заливу, они развернулись против тока воды и направились в городскую канализацию.

Когда они подплыли к отверстию большой водопропускной трубы шириной в два человеческих роста, Джеймс прошептал:

- Джимми-рука идет домой.

ГЛАВА 16 СРАЖЕНИЯ

Эрик подал сигнал.

- Вон там! - крикнул он.

Его солдаты развернули своих коней и ринулись в бой. Сражение за город бушевало возле северных ворот восточной стены со вчерашнего дня. Захватчики, сойдя на берег, еще не успели собраться и действовали неслаженно.

Подразделения, которыми командовал Эрик, дважды подвергались нападению сааурских всадников, первый раз на закате и второй раз утром. Эрик с удовлетворением обнаружил, что, несмотря на свои размеры, лошади саауров были столь же подвержены усталости и морской болезни, как и обычные животные, на которых ехали люди. К тому же сааурам впервые пришлось столкнуться не с наемниками, а с настоящими солдатами. Тяжелая конница Королевства, вооруженная двенадцатифутовыми копьями с коваными наконечниками, хорошо обученные воины, готовые проводить организованную атаку, обратили саауров в бегство. Эрик понятия не имел, какую роль это сыграло для кампании в целом, но его солдаты после разгрома ящеров в первом сражении заметно воспряли духом.

Теперь они бились с наемниками, которые по отдельности не представляли такой угрозы, как саауры, но оказались более сильными противниками благодаря численному превосходству и еще потому, что люди Эрика за последние двенадцать часов боролись уже в третий раз, а неприятельские солдаты - в первый.

Но когда с юга подошла подмога, отряд Эрика уже отбросил захватчиков назад, и они в конце концов удрали в лес на севере. Эрик поискал глазами своего помощника, лейтенанта Гиффорда, и, подозвав поближе, сказал:

- Поезжайте вдогонку, но остановитесь, не доезжая деревьев. Я не хочу, чтобы вы попали в западню. Потом возвращайтесь назад и восстановите боевой порядок. Я поеду к воротам, узнаю, какие будут распоряжения.

Лейтенант козырнул и начал отдавать команды солдатам.

Эрик погнал свою уставшую лошадь к воротам, мимо заколоченных домов, хозяева которых надеялись по возвращении найти свои жилища целыми и невредимыми, как будто Крондору угрожала простая буря. Другие дома были явно брошены второпях, и двери их были распахнуты. Поток беженцев торопливо двигался по дороге в ту сторону, откуда ехал Эрик, и ему несколько раз приходилось кричать, чтобы заставить людей расступиться.

Все уже открыто начали паниковать, и Эрик знал, что сейчас он в последний раз едет получать указания. Ему потребовалось почти полчаса, чтобы проехать расстояние, которое обычно можно было преодолеть за треть этого времени, и когда наконец достиг ворот, то застал там настоящее столпотворение.

Он увидел еще два фургона, сброшенные с дороги в маленькую речку, которая бежала вдоль дороги, впадая в городскую канализацию и в залив. Эрик рассеянно подумал, не Руперта ли это фургоны. Но скорее всего большинство фургонов Ру миновали ворота еще до первого боя на закате и теперь спокойно катили в Даркмур.

Подъехав поближе, Эрик закричал:

- Сержант Мэки!

Сержант обернулся на окрик и, увидев Эрика, прокричал в ответ:

- Сэр?

- Есть новые распоряжения?

- Нет, сэр, все по-прежнему, - сказал он и снова вернулся к исполнению своих непростых обязанностей.

Эрик крикнул ему на прощание:

- Тогда удачи вам, сержант!

Старый солдат, разделивший не один стакан вина с Эриком и другими членами отряда Кровавых Орлов, повернулся к нему и сказал:

- И вам удачи, сэр. Удачи всем нам, - после чего вновь занялся наведением порядка.

Эрик жалел, что нельзя пересесть на свежую лошадь, но возвращаться в город было рискованно. Поэтому он поскакал обратно на позиции, думая, что, если там все в порядке, у него еще будет время сменить коня. В укромном месте, подальше от наиболее вероятных точек столкновения, были спрятаны запасные лошади, но добираться туда было не очень удобно.

Эрик с трудом пробился сквозь толпу беженцев. Он знал, в чем состоит план, и все же это бурное море людей заставило его задуматься над вопросом, смог бы он поступить так же жестоко, как принц и герцог, ведь многие из тех, кому удалось выбраться отсюда, падут от рук захватчиков по дороге. Эрик не мог защитить всех.

Подъехав к окраине Фоулбурга, он нашел в тени дерева часть своих солдат.

- Докладывайте! - приказал он одному из них, и солдат встал.

- Мы только что столкнулись еще с одним патрулем, капитан. Они вышли из-за деревьев и очень удивились, когда мы утыкали их стрелами. - Он указал на небольшую рощицу чуть подальше от домов. - Лейтенант Джеффри где-то там.

Эрик не сразу смог вспомнить, кто такой Джеффри, и от этого вдруг понял, как разросся его отряд. Всех этих людей он встретил в первой половине этого года, но за последние два месяца армия принца удвоилась в размере, поскольку ее пополнили отряды из Дальнего Берега и Джайбона. Многих из тех, чья жизнь теперь зависела от него, он не знал вовсе, в то время как большая часть людей, которых он тренировал, была уже в горах на востоке.

Он поехал вперед и довольно быстро нашел лейтенанта. Солдат, одетый в плащ с гербом Ла-Мута - головой волка на синем поле, - обернулся к Эрику и взял на караул.

- Капитан, на нас тут напоролся вражеский патруль. Они не знали, что мы здесь.

Эрик посмотрел на трупы, усеявшие землю чуть южнее леса.

- Они высылают патрули наудачу, - сказал он. - Саауры и другие, с кем мы сегодня бились, не успели ничего передать остальным.

- Сколько это может продлиться?

Эрик припомнил собственный опыт служения в армии Королевы и сказал:

- Сколько угодно. У них никогда не было внутренней связи и дисциплины, как у нас, но их слишком много, и они могут напасть на нас все сразу.

Поглядев на солнце, он приказал:

- Пошлите посыльных в резервные части, и пусть приведут две бригады, чтобы они сменили наших людей, и, - он указал туда, где на ветру развевалось знамя уланов, - передайте уланам, что в ближайшие несколько часов они могут расслабиться.

- Вы думаете, что мы их отбили?

Эрик улыбнулся. Старший лейтенант из Ла-Мута знал ответ не хуже него. Просто он хотел посмотреть, что за молодой капитан ими командует.

- Едва ли, - сказал Эрик. - Это всего лишь затишье перед бурей, и я хочу им воспользоваться.

Прежде чем отъехать, лейтенант спросил:

- Интересно, что поделывают эти змеиные жрецы?

- Я не знаю, лейтенант, - устало отозвался Эрик. - Но не сомневаюсь, что, как только они появятся, мы сразу же узнаем.

Джеффри отсалютовал и поскакал выполнять поручение, а Эрик крикнул ему вслед:

- И приведите мне свежую лошадь!

Миранда прошептала:

- Впереди что-то есть.

Ее отец стоял сзади и в поте лица удерживал заклинание невидимости. Они нашли трещину, которая вела в мир Шайлы, и Миранда пыталась выяснить, что их ждет на той стороне. Судя по тому, что говорил Ханам, если они просто шагнут в щель, то попадут прямо в лапы очень и очень сердитых демонов.

Они двигались вдоль провала, который обычному глазу показался бы гладкой стеной. Но для Маркоса и его дочери она была пронизана мистической энергией, и Маркос сказал:

- Кто-то пробовал запечатать трещину с этой стороны. Миранда исследовала щель. С той стороны шла какая-то энергия, и она отпрянула в темноту.

- Можешь убрать заклинание. Вокруг никого нет.

Маркос послушался.

- Что будем делать? - спросила Миранда.

Тяжело опустившись на землю, маг сказал:

- Попробуем проникнуть туда хитростью, попробуем пробиться силой или найдем третий способ туда попасть.

- Первые два предложения мне представляются малопривлекательными, особенно второй, - сказала Миранда. - А как насчет третьего?

- Если есть путь в Шайлу через Зал Миров, то о нем должен знать предсказатель Мустафа.

- К Таберту? - спросила Миранда.

- А чем это место хуже любого другого? - сказал Маркос. - Я устал. Ты не могла бы сама нас туда отправить?

Миранда нахмурилась:

- Ты устал?

- Я никогда не признаюсь Пугу, - сказал Маркос, - но у меня такое подозрение, что, когда он оторвал меня от Сарига, я снова стал простым смертным. Большая часть моей силы принадлежала мертвому Богу Волшебства, и когда наша связь прервалась... - Он пожал плечами.

- Черт побери, и ты не мог сказать об этом раньше! - вспылила Миранда. - Мы собираемся сразиться с королем демонов, а ты вдруг не в ударе из-за того, что тебе уже много лет?

Маркос, поморщившись, встал на ноги.

- Я еще не дозрел до каши и пледа, доченька. Я все еще способен, если понадобится, своротить эту гору!

Миранда улыбнулась и, взяв отца за руку, перенеслась вместе с ним в Ла-Мут. Постояльцев у Таберта было много, и публика была самая пестрая, но, когда в нескольких шагах от стойки вдруг возникли волшебник с дочерью, все повскакали с мест и отпрянули.

Таберт стоял за стойкой, и когда Миранда заявила: "Нам. нужно воспользоваться вашей кладовой", - он просто поднял бровь и вздохнул, всем своим видом говоря: "Какую чушь мне придется придумать, чтобы объяснить народу ваше загадочное появление?", но кивнул:

- Удачи вам.

Они прошли в заднюю комнату. Миранда провела Маркоса вниз по лестнице, потом через узкий зал. В конце его был альков, отделенный от остальной части зала простым занавесом, висящим на проволоке. Это была дверь, через которую Миранда когда-то проникла в Зал Миров. Они отдернули занавес и, перешагнув через порог алькова, оказались в Зале Миров.

- Я знаю длинный путь к Честному Джону, - сказала Миранда, указав влево. - Может быть, ты знаешь более короткий?

Маркос кивнул.

- Туда, - сказал он, указывая в противоположном направлении.

Они ускорили шаг.

Уильям смотрел, как прямо под его наблюдательным пунктом кипит сражение. Защитники в доках начали стрелять по судам, которые направлялись в их сторону. Умело скрытые баллисты и катапульты потопили три корабля, осмелившиеся подойти слишком близко, но флот продолжал двигаться вперед.

Одним из самых ценных предметов, которыми владел Уильям, была подзорная труба, подаренная ему несколько лет назад герцогом Джеймсом. Она обладала обычными свойствами любого хорошего телескопа, давая двенадцатикратное увеличение, но помимо этого давала возможность видеть иллюзии. Джеймс, по-видимому, имевший веские основания скрывать, откуда у него такая вещь, никогда ничего не говорил по поводу ее происхождения.

Маршал следил за приближением главного корабля и видел отвратительного демона, восседавшего посреди палубы. Переборов отвращение, Уильям внимательно разглядывал мерзкое чудовище и заметил, что все приближенные демона были прикованы к нему мистическими цепями.

Выражение лица демона было трудно определить, потому что в нем не было ничего человеческого. Пуг предупредил принца Патрика, Джеймса и Уильяма, что Изумрудной Королевы на самом деле нет, а вместо нее есть демон, но эти сведения держались в тайне от всех, кроме горстки офицеров. Уильям и Джеймс решили, что людям и без того хватает волнений, чтобы еще бояться энергии лорда демонов.

Уильям повернул трубу на девяносто градусов, и демон исчез из виду. На его месте теперь сидела иллюзорная женщина странной и величавой красоты, в некотором роде даже более пугающей, чем уродство демона, - которое открыто демонстрировало его гнев и ненависть.

Уильям снова настроил стекла так, чтобы видеть сквозь иллюзию Королевы демона, и почти сразу же опустил подзорную трубу.

- Приказываю, - спокойно сказал он, и один из пажей выступил вперед. Сквайры были отправлены на помощь защитникам стен, и в качестве гонцов теперь выступали пажи. Несколько секунд Уильям всматривался в лицо мальчика, который был готов доставить его приказ хоть на край света. Мальчику было не больше тринадцати или четырнадцати лет.

Уильяму вдруг страстно захотелось приказать мальчику бежать из города со всей скоростью, какую только способны развить его молодые ноги, но вместо этого он сказал:

- Передайте отряду в доках подождать, пока корабли не подплывут совсем близко, а потом все разом палят по тому здоровому кораблю с зелеными бортами - это их флагман, - и мне нужно, чтобы они его потопили.

Мальчик убежал, и Уильям снова стал наблюдать за битвой. Вероятно, его приказ был бессмысленным, ведь судно, на котором сидит демон, почти наверняка защищено лучше любого другого корабля.

Вскоре поступили сообщения о том, что вражеский флот причаливает по всему побережью и конные отряды нападают на восточные ворота. Уильям прикинул возможные варианты развития событий и призвал очередного посыльного. Когда мальчик изъявил готовность слушать приказания, Уильям сказал:

- Спуститесь во внутренний двор и передайте кому-нибудь из всадников скакать к восточным воротам и дать команду закрыть город. Когда мальчик сделал шаг в сторону двери, Уильям окликнул его:

- Паж.

- Сэр?

- Возьмите лошадь и отправляйтесь вместе с всадником; покиньте город и передайте капитану фон Даркмуру, что настало время двигаться на восток. Вы останетесь с ним.

Мальчик, казалось, был смущен тем, что ему велели уехать, но он просто сказал: "Сэр", и убежал.

Капитан королевской охраны поглядел на рыцарь-маршала, и тот покачал головой.

- По крайней мере одного из них я могу уберечь, - сказал Уильям.

Капитан мрачно кивнул. Вражеский флот пытался пристать в доке. Команды кораблей уже пытались набросить петли на крюйсы. На них немедленно обрушился град стрел, и матросы из вражеской армии попадали в воду, пронзенные насквозь.

Но вот сначала первое судно, за ним второе закинули канаты на берег и медленно причалили к докам. Единственное место, которое они не могли прикрыть, было то, где ранее затонуло три корабля. Дальше того места суда бросали лини, и Уильям понял их план. Поначалу они думали, что будет организованная высадка и медленная осада, поскольку эта часть города была защищена. Но теперь он понимал, что они не станут уводить пустые корабли далеко от доков.

Причалить к доку удалось всего нескольким судам, но они будут служить прикрытием для тех, которые идут за ними. Как только передние суда пришвартовались, за них тут же цеплялись дреками те, что шли следом. Скоро это своеобразное сооружение протянулось бы через весь залив, и тысячи захватчиков, переходя с палубы на палубу, высадятся в доках Крондора. Это было опасное предприятие, поскольку, если защитникам удастся поджечь хотя бы одно судно, все окажутся в опасности.

Когда судно Королевы подошло достаточно близко, все орудия в пределах досягаемости начали его обстреливать. Сотни камней засвистели в воздухе, и вслед за ними полетели пропитанные огненным маслом пуки соломы. Как Уильям и подозревал, весь заряд, натолкнувшись на невидимый барьер, попал в воду. Но, к его радости, один большой камень угодил в корму другого судна, и уложил нескольких солдат.

Уильям обернулся, чтобы отдать приказ направить на передние корабли как можно больше огненных снарядов, но в этот миг произошел взрыв, и балкон, на котором он стоял, охватило пламя. Уильяма отбросило назад ослепительной рукой огня, и он оглушенный лежал на полу дворцового балкона. Сморгнув слезы, он едва смог что-то увидеть, и все вокруг него было красным.

Через миг он понял, что глаза его обожжены и кровоточат. Единственное, что спасло его от полного ослепления, это то, что в момент взрыва он оглянулся назад. Он пошарил вокруг и увидел рядом с собой какого-то человека, который застонал, когда Уильям до него дотронулся. Вдруг чьи-то руки подняли его, и голос позвал:

- Маршал?

Он узнал голос одного из пажей, которые находились в комнате.

- Что случилось? - Из груди Уильяма вырвалось хриплое карканье.

- По стене пронесся огонь, и все... сгорели.

- А капитан Рейнард?

- Я думаю, он мертв, сэр.

Из зала донеслись крики, и в комнату вбежали люди.

- Кто там? - Уильям мог, разглядеть только темные силуэты.

- Лейтенант Фрэнклин, мой лорд.

- Воды, пожалуйста, - сказал Уильям и почувствовал, что лейтенант ведет его к стулу. Рыцарь-маршала преследовал запах его собственных обожженных волос и плоти, и сколько он ни мигал, ему не удавалось очистить глаза от ослепляющих красных слез.

Добравшись до стула, Уильям сказал:

- Лейтенант, доложите мне, что там происходит.

Лейтенант подбежал к балкону.

- Они посылают людей на берег. Наши поливают их ураганным огнем, но они все равно лезут, сэр.

Сквайр принес таз с водой и чистое полотенце, и Уильям намочил его и приложил к обожженному лицу. Ему должно было быть ужасно больно, но он применил одну уловку, которой его в детстве научил кто-то из стардокских магов, и не замечал боли. Вода мало помогала ему восстановить зрение, и он решил, что ослеп на всю оставшуюся жизнь, какой бы короткой она ни была.

Громкий треск дерева и последовавшие затем крики и шум борьбы заставили Уильяма спросить:

- Лейтенант, доложите мне, пожалуйста, что происходит во внутреннем дворе?

Лейтенант сказал:

- Сэр, они крушат королевский док. Вражеские солдаты сходят на берег.

- Сынок, помоги мне, пожалуйста, подняться, - попросил Уильям пажа.

- Да, мой лорд. - Мальчик старался говорить спокойно, но не сумел скрыть страх.

Уильям почувствовал, как молодые руки обхватили его за пояс и помогли подняться.

- Поверните меня к двери, - спокойно сказал он. Звуки борьбы доносились уже не только со двора, но и из залов дворца, и вражеские воины уже поднимались по лестнице, ведущей к штабу Уильяма.

- Лейтенант Фрэнклин, - сказал Уильям.

- Сэр? - спокойно отозвался тот.

- Встаньте слева от меня, сэр.

Офицер повиновался, и Уильям медленно вытащил меч из ножен.

- Встань позади меня, мальчик, - тихо сказал он, когда шум сражения в залах усилился.

Мальчик сделал, как его просили, но продолжал крепко держать рыцарь-маршала, помогая раненому стоять прямо.

Уильям жалел, что не может ничем подбодрить мальчишку, но он знал, что скоро, в ужасе и боли, все будет кончено. Он молил только о том, чтобы это произошло быстро. Когда звуки приблизились и все находящиеся в комнате солдаты кинулись защищать двери, Уильям сказал:

- Паж?

- Да, сэр, - произнес тихий, испуганный голос у него из-за спины.

- Как тебя зовут?

- Терранс, сэр.

- Откуда ты родом?

- Мой отец - сквайр Белмонта, сэр.

- Ты молодец. Теперь подними меня, да поскорее. Не пристало рыцарь-маршалу Крондорскому умирать, стоя на коленях.

- Сэр... - По голосу мальчика Уильям догадался, что он плачет.

Вдруг раздался крик, и Уильям увидел, что к нему метнулась темная тень. Он скорее услышал, чем почувствовал, как просвистел клинок лейтенанта Фрэнклина, и нападавший опрокинулся навзничь.

Слева от первой появилась другая тень, как раз под правую руку Уильяма, и почти слепой рыцарь-маршал Крондора бросился на нее с мечом.

А потом Уильям, сын волшебника Пуга и Каталы из Народа Турилльских Холмов, родившийся в чужом мире, почувствовал боль, следом за которой вскоре пришла тьма.

Джеймс медленно шагал по колено в сточной воде. Эхо сражения отдавалось в канализационных трубах, и люди герцога шли с обнаженными мечами. Время от времени они открывали притушенные фонари, чтобы сверить курс, но главным образом шли в темноте, едва разбавленной слабым светом, пробивавшимся сверху. Они двигались под кульвертами и сточными канавами.

- Мы на месте, - произнес чей-то голос.

- Дайте сигнал, - сказал Джеймс, и раздался пронзительный свист.

Один из солдат ударом ноги распахнул дверь, и Джеймс услышал, как рядом открылись другие двери. Он прошел следом за двумя первыми солдатами в подвал и поднялся по лестнице. Они вломились в комнату, освещенную пламенем свечей, потому что она находилась под землей.

Как Джеймс и предполагал, сопротивление было слабым, однако в него самого едва не вонзилась арбалетная стрела, выпущенная из-за опрокинутого стола, который служил стрелявшему прикрытием.

- Прекратить стрельбу! - крикнул он. - Мы пришли с миром.

В полнейшей тишине прозвучал вопрос:

- Джеймс?

- Привет, Лайл.

Из-за стола показался высокий старик и сказал:

- Не ожидал снова увидеть тебя здесь.

- Видишь ли, я тут проходил мимо и решил предупредить вас, чтобы вы уходили отсюда.

- Все так плохо?

- Еще хуже, - сказал герцог человеку, которого звали Лайл, Брайан, Генри и еще десятком других имен, но как бы его ни звали, это Честный Человек, главарь Крондорской Гильдии Воров, или, как они себя называли, Мошенников.

Джеймс огляделся и сказал:

- А здесь почти ничего не изменилось, разве что народу маловато.

Человек, которого в мыслях Джеймс всегда называл Лайлом, сказал:

- Большинство наших братьев убежали из города, спасая свою жизнь.

- А ты остался?

Лайл пожал плечами.

- Я оптимист. - И подумав, добавил: - Или дурак.

Он вздохнул.

- У Мошенников было крошечное королевство, но это было мое королевство.

- Верно, - отозвался Джеймс. - Пойдем с нами. Я знаю одно место, где мы сможем переждать опасность.

Джеймс и его солдаты подхватили Лайла и стайку потрепанных воров на буксир и снова двинулись в канализацию.

- Куда мы идем? - спросил Лайл, шлепая по мерзкой жиже.

- Ты знаешь заброшенную мельницу в том месте, где через город протекает река?

- Мы ее использовали, когда занимались контрабандой вместе с Тревором Халлом и его ребятами. Так давно это было, что сейчас и не вспомнить, сколько лет прошло с той поры. Если бы ты был в Крондоре, когда Мошенники и контрабандисты Халла работали вместе, ты бы знал об этой мельнице. Там у нас была база, которую мы много месяцев подряд забивали разными запасами.

- Много месяцев? - удивился Лайл. - Как же вы это провернули без нашего ведома?

Джеймс со смехом ответил:

- Поверху. Мы трудились днем, когда ты со своими воришками дрых под землей.

- Почему ты за мной зашел?

Джеймс сказал:

- Ты мой единственный брат, насколько я знаю, и я не мог дать тебе умереть одному в этом подвале.

- Брат? Ты уверен?

- Готов побиться об заклад, что это правда.

- Я раздумывал об этом, - сказал Лайл. - Ты помнишь свою мать?

- Немного, - сказал Джеймс. - Ее убили, когда я был совсем маленьким.

- В "Голове борова"?

- Я не знаю. Возможно. Я попал на улицу, и меня вырастили Мошенники. А ты?

- Мне было семь, когда была убита моя мать. У меня был маленький брат. Я думал, что он тоже умер. Меня отправили в Ромни, где я и вырос.

- Видимо, наш отец не хотел, чтобы его сыновья были рядом. Возможно тех, кто убил нашу мать, интересовали мы.

Когда они подошли к огромному переплетению водопропускных труб, в которых вода текла сверху вниз и заливала середину прохода, Лайл сказал:

- Мне всегда казалось странным, что мои приемные родители в Ромни вырастили меня лишь для того, чтобы я стал вором в Крондоре.

- Да, - сказал Джеймс, когда они обошли маленький водопад, - этого мы никогда не узнаем. Отец давно умер, и мы не можем его спросить.

- Тебе удалось выяснить, кто он? Я не смог узнать.

Джеймс усмехнулся.

- Да, я это выяснил. Однажды я услышал его голос, через несколько лет услышал снова и вот тогда после недолгой слежки я установил, кто был настоящим Честным Человеком.

- И кто он?

- Ты когда-нибудь имел неудовольствие встречаться с исключительно сварливым и злобным торговцем свечками, у которого была лавочка неподалеку от дворца?

- Не могу сказать, что когда-нибудь встречался с таким человеком. Как его звали?

- Дональд. Если бы ты его видел, то запомнил бы, потому что он был премерзким малым.

- Зато он был своего рода гением преступного мира.

- Каков папаша, такие и сыновья, - сказал Джеймс.

Дойдя до того места, где надо было идти согнувшись, Лайл спросил:

- Ты думаешь, мы выживем?

- Наверное, нет, - ответил Джеймс, - но ведь никто не уходит из жизни живым, правда же?

- Это верно. Но все же ты подстраховался?

- Никогда не повредит заключить двойное пари, - сказал Джеймс. - Если и есть шанс выжить в этом городе, то только здесь. - Он указал на двери, достаточно широкие, чтобы вместить фургон с упряжкой.

- Теперь я понимаю, что ты имел в виду, когда говорил об удобном складе для контрабандистов, - сказал Лайл, когда два солдата распахнули огромные деревянные двери. Они открылись тихо, показав, что им совсем недавно уделяли внимание, и они увидели яркий свет, заливающий сотню солдат, вооруженных луками, арбалетами и мечами.

- Вот мы и дома.

Лайл негромко уважительно присвистнул.

- Я вижу, ты готовишь теплый прием тому, кто сюда сунется.

- Гораздо более теплый, чем ты можешь представить, - сказал Джеймс.

Он знаком пригласил Лайла и горстку его Мошенников войти и сказал:

- Добро пожаловать в последний бастион Крондора.

Двери за Джеймсом и его гостями с громким треском захлопнулись, и это прозвучало так, словно они закрылись навсегда.

Эрик услышал звук трубы и немедленно начал выкрикивать команды. Его солдаты постоянно дрались с небольшими отрядами противника, и судя по полученным сведениям, возле морских, северо-западных, ворот, творилось то же самое. А около южных ворот было замечено всего несколько человек, что было на руку Эриком, потому что он отозвал оттуда солдат к северным воротам. Через эти двое ворот беженцы мощным потоком текли на Королевский Тракт. И через милю от того места, где оставались отряды Эрика, два потока человеческих существ сливались вместе, образуя медлительную, постоянно застревающую массу, состоящую из усталых, испуганных и отчаявшихся людей.

Эрику было поручено защищать тыл этой колонны как можно дольше. Это означало, по мнению Эрика, что он должен провожать их до половины пути к Равенсбургу. После определенного момента враг, по всей вероятности, перестанет интересоваться беженцами. Захватчики займутся грабежом города, пополнением запасов, и несмотря на то что они выиграли много сражений, все же им нужно еще прийти в себя после долгого путешествия по морю.

Саауров Эрик видел немного и все никак не мог понять, почему они отказывались от боя после первого же удара. Он не мог тратить время на попытки перехитрить противника, поскольку то и дело приходилось на что-то реагировать: враг постоянно бросал на его позиции небольшие команды налетчиков. Схватки были короткими и ожесточенными, и все их Эрик выиграл, но его люди устали, и число раненых все время росло.

Он реквизировал у кого-то фургон, в который поместили раненых, и отправил его с беженцами на восток. Теперь он услышал трубу, возвещавшую, что ворота будут закрыты, и только начал организовывать отступление, как к нему подъехал молоденький мальчик.

- Капитан?

- Да, сынок, что случилось? - Эрик увидел, что мальчик одет в форму дворцовых пажей. По лицу пажа струились слезы.

- Лорд Уильям приказал вам отходить.

Эрика предупредила об этом труба, поэтому он не мог понять, зачем было присылать мальчика.

- Что еще?

- Я должен идти с вами.

Тогда Эрик понял. По крайней мере одному из дворцовых мальчиков удастся спастись.

- Поезжай на восток и найди фургон с ранеными. Ты будешь ухаживать за ними.

- Есть, сэр.

Мальчик поехал вперед, и Эрик вновь занялся организацией отступления. Все, что он прочел в библиотеке Уильяма, подсказывало ему, что организованное отступление - самая трудновыполнимая в сражениях задача. Стремление развернуться и бежать почти непреодолимо, и сражаться в арьергарде было непривычно людям, которых учили во время боя двигаться вперед.

Но в теории он обсуждал это с Уильямом последние два года, и в особенности после получения нового назначения в начале недели, и теперь Эрик твердо знал, что его отряды ничто не заставит бежать.

Весь день до Эрика доносился шум сражений из разных мест, хотя на его отряд больше не нападали. Он решил, что захватчики были уже в городе и потому не видели необходимости нападать с юга или с востока.

Он также знал, что все изменится, как только сработают "сюрпризы" Джеймса и Уильяма.

Вдалеке раздался глухой стук, и через мгновение в небо поднялся огромный столб черного дыма. Эрик понял, что это рванул первыйкаверзный сюрприз. Баррели квегийского огненного масла были привязаны к опорам доков и заложены в фундаменты и нижние этажи домов трех приморских кварталов города. Теперь их запалили, и вся береговая линия города превратилась в пожарище, которое трудно было вообразить, и все вражеские солдаты в радиусе сотни футов от каждого здания погибли. Те, кого не сожрало пламя, умерли от недостатка воздуха, который украл огонь.

Эрик бросил взгляд на юго-запад, в сторону дворца, испугавшись, что в башню могли ворваться солдаты Изумрудной Королевы. И когда раздался чудовищный взрыв, Эрик сразу понял, что случилось.

Лейтенант по имени Рональд Бумарис, которого Эрик еще плохо знал, спросил:

- Что это было, капитан?

Эрик сказал:

- Когда-то это был дворец, лейтенант.

Лейтенант ничего не сказал, ожидая распоряжений. Через полчаса поток людей со стороны северных ворот города стал тоненькой струйкой, и Эрик приказал своим людям сформировать арьергард.

Он смотрел, как горожане бредут на восток, навстречу опускающейся ночи, а потом повернулся лицом на запад, к огням далекого пожара, и стал ждать.

Честный Джон занимался своим обычным делом, когда сквозь толпу к нему направились Маркос и Миранда. Они вежливо помахали хозяину, но отклонили его приглашение выпить по стаканчику. Маги прошли прямо на лестницу и поднялись наверх, туда, где была галерея магазинчиков.

Когда они вошли в лавку Мустафы, старик посмотрел на них и сказал:

- Так, значит, это опять вы?

- Да, - сказала Миранда.

- Вы поймали Пуга?

Миранда улыбнулась.

- Можно так сказать.

- Что я могу для вас сделать? Хотите предсказание?

Миранда присела на стул напротив старого прорицателя и сказала:

- Вы узнаете моего отца?

Мустафа покосился на Маркоса и буркнул:

- Нет, а разве мы встречались?

- Я - Маркос.

- О-о, - протянул предсказатель. - Я слышал, что вы умерли. Или пропали. Что-то в этом роде.

- Мне нужны сведения, - сказала Миранда.

- Я занимаюсь такими делами.

- Мне нужен путь в мир Шайлы.

- Вам там не понравится, - сказал Мустафа. - Там полно демонов. Какой-то идиот распечатал проход между Пятым Кругом и этим миром, и теперь там черт знает что творится.

Маркос издал короткий, сухой смешок.

- Можно сказать и так.

- Что вам там понадобилось?

- Нам надо закрыть две трещины, - ответила Миранда. - Одну между Шайлой и Мидкемией, и еще одну между Шайлой и царством демонов.

- Это трудно. - Старик потер подбородок. - Я располагаю информацией, которая может вам пригодиться. Я могу указать вам проход в одно селение недалеко от Ахсарты, куда вы, судя по всему, стремитесь попасть.

- Откуда вы знаете? - спросил Маркос.

- Хорош был бы продавец информации, если бы ничего не знал.

- Сколько? - спросила Миранда.

Мустафа запросил души дюжины нерожденных детей, и Миранда возмущенно вскочила со стула.

- Может быть, Керл Дагат назовет более приемлемую цену.

При упоминании об одном из его главных конкурентов Мустафа воскликнул:

- Погодите! Сколько вы предлагаете?

- У меня есть Слово Власти, которое может исполнить самое заветное желание.

- Скажите уж сразу, в чем подвох?

- Оно действует только в Мидкемии.

Старик вздохнул.

- Мидкемия, по последним сведениям, отнюдь не самое гостеприимное место во вселенной.

- Это одна из причин, по которой нам нужно закрыть эти двери. Если мы это сделаем, то сразу же после того, как будет устранен беспорядок, вы сможете наведаться в Мидкемию, загадать желание и вернуться обратно за считанные секунды.

Старик снова вздохнул:

- Я хотел бы сбросить несколько лет. Здесь, как вы знаете, я не старею, но я обнаружил Зал слишком поздно, а большинство омолаживающих средств требует проделывать всякие гадости вроде пожирания еще бьющегося сердца возлюбленного или убийства младенцев в колыбели. Мое воспитание не позволяет мне прибегать к таким вещам.

- На вашем месте, - сказала Миранда, - я бы Пожелала вечного здоровья. Ведь можно быть молодым и при этом все равно испытывать всякие затруднения.

- Это неплохая мысль. Я не думаю, что у вас два таких желания.

Миранда покачала головой.

- Очень хорошо, я его беру.

- По рукам.

Старый прорицатель полез под стол и вытащил карту.

- Мы здесь, - сказал он, указывая на большой черный квадрат, с четырех сторон окруженный кривыми линиями. - Когда вы выйдете отсюда, скажите ведьме-привратнице, что вам нужен номер шестьсот пятьдесят девять. - Он ткнул пальцем в карту. - Вы попадете вот сюда. Идите направо и отсчитайте шестнадцать дверей с правой стороны - помните, двери идут в шахматном порядке, и если вы будете считать слева, то попадете не в ту дверь. Шестнадцатая дверь ведет в пещеру на Шайле. До Ахсарты там сутки езды. Я полагаю, там-то уж вы сами доберетесь.

- Безусловно.

- Просто поезжайте строго на юг, и справа от вас будет город. Теперь, чтобы вы немножко понимали, с чем вам придется иметь дело, - сказал он, убирая карту, - позвольте мне вам немного рассказать о демонах.

Существует семь кругов того, что люди называют адом. Верхний уровень - просто очень неприятное место, населенное существами, не слишком отличающимися от тех, которых вы встречали в Мидкемии. Седьмой Круг населен теми, кого вы именуете Господами Ужаса. Они питаются жизнью, и у них иная энергетика: они не могут существовать в вашем мире, не убивая все, до чего дотронутся. Они настолько несовместимы с жизнью в нашем понимании, что их не привечают у Честного Джона.

Миранда сочла, что это имеет какое-то важное значение, но без контекста она понятия не имела, какое именно. Ей не терпелось услышать продолжение, и она не стала уточнять, что он имел в виду.

- Демоны Пятого Круга не настолько чуждые нам существа. Особенно развитые иногда забредают сюда, и если они не пытаются сожрать других клиентов, Джон готов их терпеть.

- Какое отношение все это имеет к нам? - спросил Маркос.

- Для мудрого и могущественного волшебника вы чересчур нетерпеливы, не так ли? - заметил Мустафа и, поскольку Маркос попытался возразить, предостерегающе поднял руку.

- Тихо. Все станет ясно.

- Демоны кормятся жизнью. Вы вот питаетесь растениями и животными, а они едят плоть и жизнь. То, что вы называете жизнью, разумом или духом, - для них напиток. Плоть питает их тела так же, как наши с вами, а дух питает их силу и хитрость. Старый демон сожрал много врагов, а захваченные души оставил про запас.

- Я не понимаю, - сказала Миранда.

- Демоны подобны... акулам. У вас в Мидкемии есть акулы?

- Да, - кивнула Миранда.

- Они плавают стаями, но вдруг ни с того ни с сего могут наброситься на своего собрата и разорвать на части. Если на них нападет голодное безумие, одна акула может пожирать другую, в то время как ее в свою очередь ест третья. Демоны иногда ведут себя так же.

Они едят друг друга, когда не могут найти другого источника духа и плоти. Когда они находят дорогу в мир на более высоком уровне, они грабят его, объедаясь плотью и духом. Когда они крадут дух или разум, у них прибавляется хитрости, но если им не хватает питания, они глупеют. Так что более мощные демоны должны съедать больше умов, чтобы не поглупеть.

- Кажется, я понимаю, - сказал Маркос.

- Да, - сказала Миранда. - Демон, который измочалил Пуга, предал своего господина и теперь может беспрепятственно лопать в нашем мире!

- Это на них похоже, - сказал Мустафа. - Они лишены того, что мы называем преданностью.

- Спасибо, - сказала Миранда, собираясь уходить.

- Подождите, это еще не все.

- Что же еще? - спросил Маркос.

- Если вы заманите демонов в ловушку между их царством, где они спокойно могут жить без пищи, и Мидкемией, они в конце концов истребят все живое на Шайле. Тогда они начнут питаться друг другом.

- Есть о чем беспокоиться? - спросил Маркос.

- Только не о демонах. В конечном счете в живых останется один демон, скорее всего - их король Маарг или Тугор, его капитан. И без источников продовольствия он ослабеет, а потом умрет. Но прежде чем он станет голодным, глупым демоном, он станет очень разгневанным и очень могучим демоном.

- И значит?.. - сказала Миранда.

- И значит, вам просто нужно удостовериться, что вы закрыли за собой дверь.

Миранда замигала, а потом громко расхохоталась. Наконец она сказала:

- Мы все закроем.

- Не только ту дверь, которая ведет в Мидкемию; нужно будет еще закрыть дверь в Зал. Нет ничего неприятнее, чем разгневанный король демонов, который свободно разгуливает по Залу Миров.

- Я запомню.

- А как же мой гонорар? - спросил Мустафа, поднимаясь с места.

Миранда улыбнулась и со злой усмешкой на губах проговорила:

- Я вам скажу на обратном пути.

Когда маги вышли из лавки, Мустафа сел и сказал:

- Почему меня всегда одурачивают красивые женщины? - Он ударил по столу кулаком. - Деньги вперед!

ГЛАВА 17 РАЗРУШЕНИЕ

Эрик выругался.

- Да, сэр, - сказал сержант Харпер. - Точнее не скажешь.

Донесение было от Грейлока, и, прочитав его, Эрик наконец понял, почему в течение двух предыдущих дней нападения были такими беспорядочными. Захватчики пробирались лесом и теперь нападали на укрепления Грейлока, находившиеся в нескольких часах езды на востоке. Тон донесения был спокойным, Грейлок писал, что особых затруднений пока не испытывает, но выражал беспокойство по поводу того, что на беженцев наверняка нападут вражеские солдаты.

Когда пришло донесение, люди Эрика были во временном лагере. Поток людей, убегающих из города, стал тоненькой струйкой. Эрик останавливал некоторых из них, чтобы расспросить, но ни один не смог предложить ему ничего, хоть отдаленно напоминающего сведения. Все они были напуганы, понятия не имели, что они видели, и хотели только одного: поскорее уйти из города, который вот-вот падет.

Один из беженцев еще не совсем просох после путешествия по подземному ходу, который он знал еще с детства. Все его жалкие пожитки уместились в один куль на спине. Он рассказал, что основная часть города охвачена огнем.

Но это Эрик знал и без него. На западе возвышался столб черного дыма. Ему довелось видеть сожжение Хайпура, когда дым был виден на расстоянии более ста миль и черный столб, поднимаясь на тысячи футов вверх, расширялся, становясь похожим на серый зонт. Ветер несколько дней доносил тогда до них запах дыма, и тонкая сажа покрыла землю на сотни миль вокруг. Эрик не сомневался, что Крондор ждет та же участь.

Он отдал распоряжения, и солдаты поспешили их выполнять. Эрик разделил свой отряд на две части и отправил тяжелую кавалерию и прибившихся к его отряду лучников следовать за гражданским населением. Легкая конница и конные лучники отправились во главе с Эриком к Грейлоку.

Они проехали не больше мили, когда столкнулись с первыми следами деятельности налетчиков. Горели два фургона, и земля вокруг них была усеяна трупами. Несколько женщин были раздеты донага - очевидно, прежде чем убить, их изнасиловали, - и ни одного мало-мальски полезного пустяка, ни одной приличной пары ботинок не было оставлено.

Эрик осмотрел фургоны и заметил, что от одного из них тянется след - просыпанное зерно.

- Они голодные, - сказал он сержанту Харперу.

- Будем их выслеживать, капитан?

Эрик покачал головой:

- Нет. Я бы рад, но мы должны поддержать Грейлока. Если они достигнут подножия холмов на севере, то оттуда повернут на восток, и мы скоро повстречаем этих свиней.

- Да, сэр, - сказал Харпер.

Они понеслись во весь опор, давая отдых коням лишь в самом крайнем случае, поскольку Эрик хотел во что бы то ни стало достичь позиций Грейлока до заката. Он понимал, что к концу поездки часть лошадей охромеет, но он также знал, что для воплощения планов по защите Королевства нельзя давать врагу быстро занять первые позиции сопротивления.

Крондор должен пасть, осталось ждать три дня от силы. Маги Изумрудной Королевы отчаянно пытаются высадиться на берег, значит, их запасы на исходе. Магия, которую они использовали, чтобы взорвать укрепления внешней гавани, потрясла Эрика. Единственный раз пантатиане Изумрудной Королевы прибегли к волшебству, когда им понадобилось построить легкий мостик через реку Ведру, но тогда Пуг его разрушил, причинив врагу немалый урон. Эрик выслушал посыльного от Уильяма с недоверием, но пожары в доках свидетельствовали о том, что враг в Крондоре.

По пути Эрик все думал о Ру. Добрался ли он до своей усадьбы?

Ру тяжело опустился в кресло и принял из рук Элен кружку холодной колодезной воды.

- Спасибо, Элен, - сказал он.

Элен Джекоби с детьми ждали его в приемной. Ру только что вернулся после трудной ночи, в течение которой ему приходилось уходить от налетчиков, сражаться и отбивать фургоны. Он прибыл в имение накануне днем и, увидев, что там все в порядке, поехал обратно, навстречу Луи, чтобы помочь ему благополучно доехать с подводами до усадьбы. Частота, с которой ему пришлось встретить вражеских солдат на расстоянии дня пути к востоку от города, поведала ему больше, чем он хотел бы знать о сражении за Крондор. Ему как-то довелось видеть взятие города Изумрудной Королевой, и он не имел ни малейшего желания повторить этот опыт.

Три дополнительных фургона были отправлены на два дня раньше, и теперь слуги деловито грузили в них всякий домашний скарб. Зная быстроту, с которой продвигались вражеские войска, Ру собирался выслать фургоны на восходе солнца. Теперь он решил идти прямиком к Даркмуру, а в Равенсбурге не останавливаться. Впрочем, он задержался бы там, чтобы предложить матери Эрика, Натану и, возможно. Мило с его семейством поехать с ними. Уж это он, во всяком случае, обязан сделать для Эрика. Но останавливаться в Равенсбурге не стоило. Враг двигался слишком быстро, и вопреки всем надеждам Ру Крондор не выстоит.

Еще один день, думал он, глотая студеную воду. Если бы захватчики задержались еще на день, можно было бы не волноваться. Надо будет вечером поехать к Эстербрукам в усадьбу и убедить их немедленно уезжать. Они ведь даже не знают, насколько близко подошел враг. Ру мог бы предоставить им комнаты в своих трактирах в Даркмуре и Малакз Кросс, а Карли даже ничего бы и не заподозрила. Ведь в конце концов половина населения Крондора движется сейчас на восток.

Допив воду, он поставил чашку и спросил:

- Где Карли?

- Она наверху с вашим кузеном.

Ру улыбнулся.

- А я ломаю себе голову, куда он делся. - Он встал. - Надо бы посмотреть, что они там делают.

- Он говорил, что поможет ей перенести вещи.

Ру посмотрел на нее, заметив, что она волнуется.

- У нас еще уйма времени. Перестаньте вы нервничать, успеем уехать.

Она улыбнулась и сказала:

- Я постараюсь.

Ру пошел наверх и нашел их в спальне. Дункан поднимал деревянную коробку, набитую лучшими платьями Карли.

- Я тебя искал целых два дня! - воскликнул Ру.

Дункан улыбнулся.

- В Крондоре такая неразбериха. Я поехал к Баррету, но тебя там не было. Когда я добрался до конторы, Луи сказал мне, что ты снова у Баррета, а потом, когда я вернулся к кофейне и вновь не застал тебя на месте, я опять поехал назад в контору.

На улицах было настоящее столпотворение, и когда я наконец добрался, твои фургоны уже были далеко. Я увидел толчею возле северных ворот, поэтому помчался назад к южным и приехал сюда. Я подумал, что ты будешь рад, если здесь будет надежная шпага, готовая защитить вашу семью. - Он усмехнулся и, обхватив коробку, понёс ее мимо Ру вниз по лестнице.

- Ты ему веришь? - спросила Карли.

- Нет, - сказал Ру. - Скорее всего, когда началась паника, он был с какой-нибудь шлюхой и бросился прямо сюда. Но по крайней мере он прав, и я рад, что вас было кому защитить.

Карли подошла к нему и обвила руками шею мужа.

- Я боюсь, Ру.

Он издал подбадривающий звук и погладил ее по плечу.

- Не волнуйся. Все будет хорошо.

- Крондор был моим единственным домом.

- Мы вернемся, когда все это кончится. Я сумел нажить одно состояние, наживу и другое. Мы все восстановим. Но сначала нам надо, чтобы дети были в безопасности.

Вспомнив о детях, Карли тут же взяла себя в руки.

- Когда мы уезжаем?

- Как только рассветет. Подтянутся последние фургоны с наемниками, которых нашел Луи, и мы отправимся караваном в Даркмур. Там у меня есть лошади и снаряжение, мы отдохнем, подремонтируем фургоны и двинемся в Малакз Кросс.

- Почему туда?

Ру задумался, не рассказать ли жене все, что ему известно, но решил, что это только больше ее напугает.

- Потому что в Даркмуре враг будет остановлен, - сказал он. - Малакз Кросс будет в стороне от сражений, и там мы будем в безопасности.

Карли кивнула и поспешила вниз, чтобы присмотреть за укладкой вещей. Элен смотрела за детьми, и Ру просто восхищался тем спокойствием, с которым она их развлекала и утешала. Он провел несколько минут с малышами, выслушав их лепет - какие-то свои, понятные только детям важные проблемы.

К концу дня был готов холодный ужин, и все сели за стол. Присутствие Дункана казалось Ру странным, поскольку Дункану никогда не было никакого дела до семьи Ру, если не считать его попыток очаровать Карли. Ру вообще показалось, что Дункан витает в облаках.

Когда ужин был закончен, Ру сказал:

- Дункан, я хочу, чтобы ты ждал у коновязи и дал мне знать, когда Луи приведет последние фургоны.

Дункан с готовностью закивал:

- Когда он приедет, я возьму с собой несколько слуг и мы прочешем окрестности. В любой момент на нас могут напасть захватчики или местные бандиты.

Ру поглядел на двух женщин и четверых малышей и метнул в кузена мрачный взгляд.

Дункан тут же поправился:

- Я почти уверен, что поблизости их нет, но осторожность никогда не помешает.

Когда он ушел, Элен спросила:

- Руперт, опасность и в самом деле велика? - Ее спокойный и откровенный тон действовал на детей успокаивающе, и Ру возблагодарил богов, что она здесь.

- Война всегда опасна, особенно когда враг голоден и далеко от дома. Именно поэтому мы забираем с собой все, что может послужить ему, а все, что не сможем забрать с собой, уничтожим.

- Уничтожим? - Карли казалась смущенной. - Но мои вещи и мебель ведь не надо уничтожать?

Ру решил не говорить, что раздосадованные захватчики обязательно разобьют все в доме и спалят его до основания.

- Нет, просто мы сожжем все припасы, которые не сможем увезти, и проследим, чтобы в доме не осталось никаких инструментов или оружия. Если мы не сможем взять с собой фургон, мы разобьем его. Если лошадь захромает, мы убьем ее и отравим мясо. Сегодня вечером мы выкопаем все из огорода и проверим, чтобы здесь не осталось ничего, что могло бы помочь врагу.

Карли встревожилась, услышав о потере огорода, но промолчала.

Тут Абигайль спросила:

- Папа, а куда мы поедем?

Ру улыбнулся и сказал:

- Завтра ты поедешь в фургоне, моя золотая. Это будет длинная поездка, и ты должна вести себя хорошо. Мы поедем в город, где родился твой папа, и увидим много других интересных мест. Ну как, здорово?

- Нет, - ответила Абигайль. - Я не хочу.

Элен улыбнулась и сказала:

- Она часто в последнее время так говорит.

Ру посмотрел на Карли, и та сказала:

- Она же не знает, из-за чего вся эта суета.

- Дети, - сказал Ру, - нам с вами предстоит чудесное путешествие, это будет настоящее приключение.

Гельмут засмеялся и пустил слюни, а мальчик Элен, Биллем, спросил:

- Это как в сагах?

Ру усмехнулся.

- Да, совершенно как в сагах! Нас ждет необычайное приключение, и ты должен быть очень храбрым и слушаться маму и тетю Карли. Ты увидишь много людей с мечами и много новых мест.

- А драки будут? - спросил мальчик, широко раскрыв глаза.

Ру сел и устало сказал:

- Если боги будут милостивы к нам, то нет. Но если придется, мы защитим вас. - Он перевел взгляд с маленьких детских физиономий на нервную улыбку своей жены и решительное лицо Элен и повторил:

- Мы обязательно вас защитим.

Эрик достиг укреплений Грейлока в сумерках. По дороге он раз шесть дрался с солдатами Изумрудной Королевы и был свидетелем резни, которую они учинили повсюду на своем пути. Обочины были покрыты мертвыми телами, и не оставалось никаких сомнений, что налетчиков в первую очередь волновало продовольствие. Кое-какие ценные предметы, монеты, драгоценности и тому подобное, еще можно было встретить рассыпанными возле трупов, но ничего съедобного не оставалось.

После обмена паролями команда Эрика въехала в лагерь. Оуэн приветствовал Эрика и тут же спросил:

- Как дела? Плохо?

- Отвратительно, - сказал Эрик, слезая с коня. Позволив одному из людей Грейлока увести лошадь, он проследовал за бывшим мечмастером Даркмура к походному костру неподалеку от баррикад, возведенных посреди дороги.

Эрик предоставил своим офицерам и сержантам заботиться о лошадях и кормить солдат, а сам присел рядом с Оуэном у костра. Грейлок показал на горшок с дымящимся варевом и сказал:

- Не стесняйся.

Эрик взял в руки ложку и внезапно понял, что просто умирает с голоду. Пока он начерпывал себе из горшка в деревянную плошку каши, Грейлок достал небольшой ломоть хлеба и бурдюк с вином.

- Расскажи мне все, что тебе известно, - сказал он после того, как Эрик забросил в себя пару ложек каши и отхлебнул вина.

- Если Крондор не пал сегодня, значит, точно падет завтра. Дворец разрушен.

Оба они понимали, что рыцарь-маршал Уильям почти наверняка мертв. Герцог Джеймс, возможно, сумел убежать. Если все прошло по плану, принц и те его придворные, которые не принимали участия в войне, должны быть уже в Даркмуре. Грейлок сказал:

- У нас было довольно тихо. Подходят иногда вражеские разведчики, но мы их отгоняем, а увидев наши укрепления, они просто идут дальше.

Эрик кивнул, снова набив рот кашей. Прожевав и проглотив все, что у него было во рту, он сказал:

- Если все пойдет по плану, они немало времени потратят впустую, блуждая на севере и на юге, прежде чем поймут, что им нужно вернуться на этот путь. Возможно, тогда мы сможем наверстать часть времени, которое мы потеряли в Крондоре.

Грейлок провел рукой по лицу, и Эрик увидел, что старик устал не меньше, чем он. сам.

- Я очень на это надеюсь. Нам еще многое нужно сделать.

Эрик отставил опустевшую плошку и снова приложился к бурдюку.

- Хорошо, что позади нас не осталось больше беженцев и арьергард по крайней мере уже не наша забота.

Оуэн кивнул:

- Теперь мы просто обороняемся, заставляя ублюдков платить за каждый дюйм земли. - Он усмехнулся. - Я не хотел тебя обидеть, - сказал он, имея в виду происхождение самого Эрика.

- А я и не обижаюсь, - сказал Эрик. - Я ублюдок по праву рождения, а эти захватчики заработали этот титул честным трудом. - Он вздохнул. - Бывал я и более уставшим, вот только не могу вспомнить когда.

Оуэн кивнул:

- Это от напряжения. Постоянно надо быть начеку. Ладно, поскольку ты и твои ребята займете наши места, а я завтра отступаю, так и быть, этой ночью на часах будем стоять мы. Постарайся отдохнуть за эту ночь.

- Спасибо, Оуэн.

Грейлок улыбнулся, и его узкое лицо при свете костра показалось почти зловещим.

- Я полагаю, что ты должен это знать. Принц Патрик произвел меня в рыцарь-генералы.

- Ну что ж, наверное, следует вас поздравить, - сказал Эрик, - сэр.

- Лучше посочувствуй. Кэлис у меня защищает все горы от Мрачного Леса до Доргина, и мне еще надо придумать тебе работенку.

Эрик сказал:

- У меня ее и так выше головы. Я только никак не могу понять, что я должен здесь делать.

- Ты просто устал. Поспи немного, а утром ты будешь лучше соображать. Не беда, если ты забудешь все остальное, главное помни, что тебе надо задержать этих ублюдков. Мы продержим их в горах в течение трех месяцев.

Эрик вздохнул.

- До зимы.

- Когда выпадет снег, а они будут на западной стороне гор, мы будем знать, что победили. Они будут голодать и умирать, а мы, дождавшись весны, погоним их назад, туда, откуда они пришли.

Эрик кивнул, но веки его отяжелели, и он уже не мог думать.

- Я пойду поищу, куда ваш солдат отвел мою лошадь, возьму свое одеяло и лягу спать.

- Нет необходимости, - сказал Оуэн, указывая на расстеленную скатку, приготовленную недалеко от того места, где они сидели. - Я уже сделал это за тебя. Твоим людям тоже было ведено отдыхать. Так что забудь на эту ночь все свои заботы, Эрик.

- Не стану спорить, - сказал Эрик, направляясь к скатке. Вытащив меч из ножен и сняв сапоги, он упал на одеяло и провалился в сон.

Ру поцеловал Карли в щеку.

- Руперт, мне это не нравится, - сказала она, едва удерживаясь от слез.

- Я знаю, но я должен убедиться, что все готово. Не жди меня и позаботься об Элен и детях. Я вернусь перед восходом солнца.

Они стояли в дверях своего загородного дома, и Ру, поцеловав жену в щеку, шагнул через порог и закрыл ее за собой. Он поспешил к пристройке для слуг и сараям, где находились его фургоны, прибывшие после заката.

Луи де Савона, один из его старых товарищей по отряду, а теперь один из самых доверенных помощников, руководил сборами. Луи мало рассказывал о своем прошлом до того дня, когда Ру встретил его в тюрьме, кроме того, что однажды он сослужил службу двору Родеза, самого восточного герцогства в Королевстве. Ру не давил на него. Как и многие из тех, кто искупил свою вину службой Короне, Луи предпочел забыть о том, что привело его на эту службу, и Ру уважал его чувства.

В характере Луи было что-то темное, гнев, который угрожал прорваться в самое неподходящее время, но Ру доверял ему, а он не многим доверял. И Ру чувствовал, что ему просто необходим в эту минуту надежный друг.

Трижды наемные охранники и возчики отгоняли налетчиков. Два возчика были ранены, а пара наемников смылась, когда схватка начала принимать дурной оборот, но Луи, несмотря на то что правая рука у него была повреждена, был опасным противником с ножом в левой руке. Он собственноручно разделался с тремя налетчиками, заставив остальных заново подумать, стоит ли нападать на фургон.

Ру сказал:

- Луи, мы сможем отправиться на рассвете?

Луи кивнул.

- Да. Хотя лучше было бы выехать за час до восхода солнца, чтобы обойти тех, кто спускается по дороге.

- Меня как раз дорога не беспокоит, - сказал Ру. - Эрик и Королевская армия защищают тракт. Бояться надо тех, кто приходит из-за холмов.

Имение Ру, подобно многим, расположенным на востоке от города, было достаточно далеко от тракта, чтобы о состоянии дороги можно было не знать.

- Я должен повидать Джекоба Эстербрука, - сказал Ру, махнув слуге, чтобы ему подвели свежую лошадь. - Я выеду на тракт и погляжу, держат ли его еще наши, или нам надо поискать другой маршрут.

- Найти другой маршрут?

Ру кивнул:

- Да, я знаю другой путь.

- Может, ты мне его укажешь на всякий случай? - спросил Луи.

Ру не понравилось то, что скрывалось за словами "всякий случай", но он согласился.

- Есть дорога, по которой мы с Эриком когда-то приезжали в Крондор. Это маленькая тропка, но фургоны там проедут. Надо будет построить их цепочкой. - Он рассказал, как добраться до тропинки, которая местами была ненамного шире козьей тропы, но по которой он не раз проводил фургоны. - Когда доберешься до предгорий, увидишь развилку; бери на юго-восток и выйдешь к фермам и виноградникам на севере от Равенсбурга. Там можно выйти на Королевский Тракт.

Луи кивнул.

- Когда ты вернешься?

- Если не случится никаких неприятностей, я вернусь до рассвета. Если меня не будет здесь за час до восхода солнца, поезжайте без меня. Скажешь Карли, что я вас догоню.

Луи посмотрел вокруг.

- А где Дункан?

- Он должен проводить зачистку вокруг имения, следить, чтобы до отъезда нас не беспокоили.

Луи кивнул. Они с Дунканом почти год жили в одном номере и за это время успели прочно возненавидеть друг друга. Луи не доверял Дункану и выносил его только ради Ру.

Ру сел на коня и сказал:

- До завтра.

Луи помахал ему, зная то, что не было сказано вслух: если он не увидит Ру завтра, это будет значить, что Ру мертв.

Миранда сказала:

- Мне это совершенно не нравится.

Они собрались в пещере аальского Оракула после того, как Мар-кос с Мирандой, возвратившись в Мидкемию, созвали остальных магов на совет.

Пуг ответил:

- А кому нравится? Но нам придется быть в двух местах одновременно.

Ханам зарычал:

- Время поджимает. Я с трудом сдерживаю гнев этого существа и скоро не смогу больше обходиться без еды. - Сааурскии маг повернулся к Пугу. - Вы знаете, что нужно делать и что нужно говорить.

Кэлис сидел и молча наблюдал за магами. Наконец он сказал:

- Может случиться так, что ни один из вас не вернется. - Хотя он говорил обо всех, глаза его смотрели на Миранду.

Она кивнула:

- Мы сознаем такую опасность.

Он вздохнул:

- Я должен быть в Даркмуре.

- Нет, - возразил Пуг. - Я не могу вам сказать почему. - Он поглядел на Маркоса и Миранду. - Внутри нас хранится некое знание, и мы все чувствуем, что ради нашей же безопасности оно должно оставаться скрытым, но всем своим существом я знаю, что вы должны остаться здесь.

Миранда и ее отец нашли в Зале Миров дверь, ведущую на Шайлу, и, пройдя в нее, оказались в пещере неподалеку от Ахсарты. Из-под сводов этой пещеры они смотрели, как в поднебесье реют крылатые демоны всевозможных размеров и мастей. Поняв, что демонов гораздо больше, чем они могли бы уничтожить, маги отступили к Залу, возвратились в Мидкемию и разыскали Пуга.

Два дня они потратили на разработку плана и в итоге решили, что Маркос с Мирандой возвратятся в туннели под Ратн'гари, а Пуг с Ханамом отправятся на Шайлу. Ханам в обличий демона не привлечет к себе внимания, а Пугу легче сделаться невидимым, чем Маркосу.

Миранда и ее отец должны попытаться наглухо запечатать трещину в Мидкемию, как Маркос сделал это однажды с порталом между Мидкемией и Келеваном, в то время как Пуг и Ханам попытаются закрыть вход в царство демонов.

Миранда посмотрела на отца, перевела взгляд на Пуга и сказала:

- Мне нужно поговорить с Кэлисом наедине.

Она поднялась со своего места и, подойдя к полуэльфу, сделала ему знак идти за ней. Они прошли мимо гигантской туши спящего оракула, огромной драконихи, погруженной в глубокий сон перерождения. Вокруг нее находились люди - стражи, которые тоже передавали свои знания из поколения в поколение. Аальские Оракулы и их стражи умирали в свой срок, но знания жили, пока не находились новые тела, способные их сохранить.

Когда они отошли подальше, Миранда спросила:

- Что тебя тревожит?

Кэлис рассмеялся:

- Все, - и, помолчав, добавил: - Я боюсь, что больше никогда с тобой не увижусь.

Она вздохнула и коснулась его щеки.

- Если это судьба, мы должны ее принять. Если нет, тогда мы еще встретимся.

С чисто эльфийской сдержанностью Кэлис чуть приподнял бровь и спросил:

- Пуг?

Она кивнула.

- Есть вещи, которые неизбежны. - Она подошла к нему и склонила голову ему на грудь. - В свое время ты будешь знать гораздо больше, чем теперь, и вспомнишь то, что у нас было, как драгоценный и удивительный подарок, но ты также поймешь, что это был урок для нас обоих, который был дан нам, чтобы мы лучше усвоили, что нам нужно на самом деле.

Он обнял ее и крепко прижал к своей груди, а потом медленно отпустил и сказал:

- Я не стану утверждать, что понял тебя, но будем считать, что ты права.

Миранда снова коснулась его лица и, заглянув в его глаза, сказала:

- Милый Кэлис. Всегда готов служить. Всегда готов отдавать. И при этом никогда ничего не просит для себя. Почему так?

Он улыбнулся и пожал плечами.

- Такой уж я человек. Мне еще многому нужно научиться. Как ты любезно мне напомнила, я все еще молод. Я чувствую, что, служа, я могу научиться, а учение поможет мне найти себя.

- Ты просто какой-то уникум, - тихо сказала она, поцеловав его в щеку.

Он кивнул:

- Раз уж я остаюсь ждать в этой пещере, ты можешь хотя бы намекнуть, что я должен делать?

- Я знаю только то, что мне сказал Пуг.

- Тогда позволь мне спросить его еще раз. - Он шагнул мимо нее и подошел к Пугу и Маркосу с Ханамом.

Кэлис сказал:

- Если вы не можете точно сказать, зачем я должен здесь находиться, вы можете по крайней мере объяснить, что вы подозреваете?

Пуг обернулся и указал на огромное возвышение в нескольких футах от дремлющего дракона.

- Вот, - сказал он, и все почувствовали, как будто их слегка качнуло, хотя всё осталось на месте. Но там, где был пустой постамент, теперь покоился гигантский пылающий зеленым драгоценный камень, в который был воткнут золотой меч. Он пульсировал, словно живой, и Кэлис немедленно почувствовал, как камень притягивает его к себе.

- Камень Жизни, - спокойно произнес он.

Пуг сказал:

- Для того чтобы его увидеть, нужно чуть переместиться во времени.

Кэлис посмотрел на меч.

- Меч моего отца.

- Та часть валхеру, которая стремилась захватить этот камень, воплотилась в Дракен-Корина, - сказал Пуг, - но ваш отец пригвоздил его к камню этим мечом. Я не знаю почему, но это положило конец Войне Провала. Валхеру был втянут в толщу камня, и ваш отец не решился вытащить свой меч.

Кэлис кивнул, не отводя глаз от драгоценного камня.

- Я изучу эту штуку.

Миранда повернулась к Пугу и сказала:

- Мы не можем больше ждать.

Пуг встал рядом с демоном. Мысленным взором он увидел вход, ведущий на Шайлу, точнее, отличительный знак, который указывал, какая дверь в Зале им нужна. Миранда запомнила его, а потом передала в память Пуга, и теперь он как будто видел все это своими глазами. Он кивнул, и они с демоном исчезли.

Миранда бросила на Кэлиса прощальный взгляд и, взяв отца за руку, перенеслась вместе с Маркосом в туннели, проходящие под горами на другом берегу океана.

- Донесение от капитана Брейера, сэр.

Эрик протер глаза и несколько раз мигнул. После битвы ему удалось часок поспать. Со вчерашнего дня, когда отряды Грейлока ушли на восток, Эрика трижды атаковали, и последнее нападение было на закате. Но все эти нападения были успешно отбиты, частично благодаря Грейлоку, который оставил Эрику команду из пятидесяти пехотинцев, вооруженных большими луками. Эрик понимал, что ему нужно будет выслать их вперед по крайней мере за день до отступления, поскольку они обязательно отстанут от конницы, но сейчас он был очень рад их присутствию.

Его миссия состояла в том, чтобы продержаться на дороге, пока не станет ясно, что натиск врага приблизительно равен по всему фронту, а затем отойти, оставив заметную брешь на линии обороны. План принца Патрика и лорда Уильяма состоял в том, что враг, захватывая земли между Крондором и Даркмуром, должен двигаться только тем маршрутом, который для него открывает Королевство.

Эрик прочел донесение и прокомментировал:

- Пока что неплохо.

Он отпустил солдата и внимательно посмотрел на гонца, горца хадати.

- Поешьте и передохните, а на рассвете уезжайте обратно. Горец кивнул и отошел, а Эрик перевернулся на другой бок, натянул на себя одеяло и попытался уснуть. Некоторое время он думал о Китти, гадая, все ли у нее благополучно. Он был почти уверен, что она уехала достаточно рано, чтобы избежать тех опасностей, которые грозят теперь всем путникам. Потом мысли его обратились к Ру и его домашним.

Джекоб Эстербрук сидел за столом, с безразличным видом слушая Ру, который пытался убедить его собрать все имущество и уехать.

- Я понимаю, что всем нам грозит опасность, молодой человек, - сказал он наконец и подошел к карте Королевства, висевшей на стене между двумя большими книжными шкафами. - Я вел торговлю с Империей Великого Кеша, когда вас еще и на свете-то не было. У меня дела с Квегом. Если теперь обстановка изменится, я наверняка смогу найти общий язык с тем, кто завладеет этой территорией, как только все успокоится.

Глаза Ру широко раскрылись от удивления. Он прискакал к дому Эстербрука через два часа после захода солнца и сразу же попросил позволения поговорить с хозяином.

- Джекоб, не подумайте, что я недооцениваю вашу деловую сметку, но я вновь пытаюсь вам объяснить, что сюда идет армия натуральных головорезов. Я знаю эту армию. Я в ней служил какое-то время.

Джекоб приподнял бровь, наконец-то проявив к словам Ру какой-то интерес.

- В самом деле?

- Да, и у меня нет времени излагать детали, но поверьте мне на слово - эти люди не имеют ни малейшего желания заключать сделки. Они придут сюда и сожгут этот дом до основания после того, как растащат все подчистую.

Джекоб улыбнулся, и Ру эта улыбка не понравилась.

- Вы очень способный мальчик, Руперт, и я думаю, что рано или поздно вы добились бы успеха самостоятельно, даже без помощи герцога Джеймса. Не так, конечно, как это у вас получилось с его помощью, но то дельце с нехваткой зерна в Вольных Городах было проведено блестяще. - Он снова сел за стол и выдвинул один из ящиков. Там лежал пергаментный свиток. - Конечно, не пользуйся вы его поддержкой, я бы, вероятно, приказал вас убить, когда вы стали мне мешать, но все случилось так, как случилось, и я не жалуюсь. - Он вздохнул. - Чтобы между нами больше не было никаких недомолвок, посмотрите, - он указал на пергамент, - вот мои полномочия на ведение переговоров с захватчиками и обсуждение условий прекращения военных действий.

- После того, как они спалили Крондор? - воскликнул Ру.

Улыбка Джекоба стала еще шире.

- Какое дело Великому Кешу до городов Королевства?

- Кешу?

Джекоб поморщился:

- Руперт, не будьте таким тугодумом. Вы, должно быть, догадались, что не только мои недюжинные деловые навыки помогали мне торговать с Югом. У меня есть высокопоставленные друзья при дворе Императора, и они позволили мне закрыть для вас все ходы в Кеш. Теперь они хотят достичь с захватчиками, то есть с этой Изумрудной Королевой, соглашения и утвердить новую границу.

Ру был просто ошеломлен.

- Новую границу?

- Принц Эрланд заключил с Великим Кешем договор о ненападении в обмен на земли в Долине Грез. - Тут он ткнул указательным пальцем в лицо Ру. - И я думаю, что вы о нем знали, продавая мне свою собственность в Шамате. Правда, вы не могли знать, что новый губернатор Шаматы будет просто счастлив признать мои притязания на эти предприятия. Но в этом соглашении не сказано, что мы не должны искать взаимопонимания с новыми правителями земель на севере Империи. И поэтому туда сейчас, в это самое время, что мы с вами беседуем, направляется довольно большая армия, чтобы занять все земли в Долине, а не только те, что предоставлены в наше распоряжение этим соглашением, и они останутся в наших руках, после того как эта заварушка будет окончена.

- Вы - кешиец, - тихо сказал Ру.

Джекоб развел руками.

- Не по рождению, дорогой Руперт, но по профессии.

- Вы шпион!

- Я предпочитаю считать себя посредником, человеком, который осуществляет все виды торговли между Королевством и Великим Кешем: товарами, услугами, и... информацией.

Ру встал.

- Ладно, Джекоб. Вы можете гореть в аду, меня это не беспокоит. Но я не дам Сильвии погибнуть здесь вместе с вами.

- Моя дочь вольна уехать, если она того пожелает, - сказал Джекоб. - Я давно прекратил попытки ею управлять.

Ру оставил старика в кабинете и, поднявшись по лестнице, без стука открыл дверь в комнату Сильвии.

Сильвия сидела на кровати, а к ней, поставив одну ногу на постель, наклонился Дункан. Одной рукой он привычным жестом обнимал ее за плечо и улыбался самым очаровательным образом. Сильвия казалась сердитой, и они были так поглощены спором, что не заметили Ру.

- Нет! - сказала Сильвия. - Ты должен вернуться и сделать это сегодня вечером, дурак ты эдакий. Когда он покинет усадьбу, будет слишком поздно!

- Что будет слишком поздно? - сказал Ру.

Сильвия вскочила на ноги, а Дункан отпрянул от нее.

- А, брат, кузен, - сказал Дункан, - я просто пытался уговорить госпожу Эстербрук, что она должна уехать.

Ру еще раз оглядел всю сцену и медленно вытащил шпагу.

- Теперь я вижу, каким я был идиотом.

- Ру! - воскликнула Сильвия. - Не думаешь же ты... чтобы я с Дунканом?

Дункан поднял руки в знак примирения.

- Ты хоть соображаешь, что ты делаешь?

- С тех пор как это началось, я все не мог понять, почему мне никак не удается получить преимущество перед Джекобом. Теперь я обнаруживаю, что он - агент Великого Кеша и что мой собственный кузен поставлял моей любовнице секретную информацию.

Дункан сначала собирался оправдаться, но вдруг его улыбка превратилась в злобную гримасу, и он выдернул шпагу из ножен.

- Черт побери, с меня довольно этих игр.

Он сделал выпад. Ру отразил удар и сам перешел в наступление. Дункан легко уклонился от клинка.

- Присоединяюсь, - сказал Ру.

Дункан усмехнулся, и во взгляде его отразилась настоящая ненависть.

- Ты не представляешь себе, сколько я ждал этого момента, кузен. Я подбираю крохи с твоего стола, бегаю по твоим поручениям, а этот однорукий пес у тебя в любимчиках. Что ж, довольно я унижался, и больше мне не придется делить с тобой Сильвию.

- Вот, значит, как?

- Конечно, идиот несчастный! - закричала Сильвия и скатилась с кровати, поскольку шпаги свистели уже в опасной близости от ее лица.

Дункан сказал:

- Любовь моя, мне не придется убивать эту жирную корову. Я убью Руперта, женюсь на Карли, а когда пройдет некоторое время, мы от нее избавимся, и ты выйдешь за меня замуж.

Руперт нацелился в голову Дункана, и когда тот скрестил с ним шпагу, Ру описал клинком дугу и напал сбоку. Дункан чуть повернул запястье, и его клинок поймал шпагу Ру.

- Неплохо сделано, кузен, - сказал Дункан. - Но ты никогда не мог сравниться со мной в умении владеть шпагой, и тебе это известно. Рано или поздно ты допустишь ошибку, и я тебя убью.

Ру промолчал. Ненависть охватывала его при мысли о том, как ужасно его одурачили. Он сделал ложный выпад влево, затем мгновенно ударил справа, почти задев левую руку Дункана, но его более высокий соперник проворно отскочил назад.

- Карли никогда не вышла бы за тебя замуж. Она ненавидит тебя, грязная свинья.

Дункан расплылся в улыбке:

- Она просто еще не знает меня. Она не может оценить моих главных достоинств. - Он выбросил вперед руку и едва не задел Ру в плечо. Ру чуть подался назад и ударил сбоку по клинку кузена, потом сделал резкий выпад, заставив Дункана отступить.

Сильвия стояла в углу позади кровати, судорожно вцепившись в полог.

- Убей его, Дункан! - крикнула она. - Не играй с ним.

- С удовольствием, - сказал Дункан и внезапно ринулся в атаку с удвоенной скоростью.

Ру поднапрягся, и оказалось, что он способен развить такую же скорость, но Дункан был более опытным фехтовальщиком. У Ру было лишь то преимущество, что он бился на смертельном поединке всего лишь год назад, а Дункан много лет не встречался ссерьезным противником. Дункан начал изощряться, и Ру понял, какую тактику ему нужно избрать. Если бы ему удалось утомить своего искусного кузена, измотать его, то он смог бы уцелеть в этой схватке. Теперь основная его задача была не пропустить удара, Дункану же не терпелось убить.

Так они передвигались взад и вперед, нападая и отступая, нанося и отражая удары. При свете двух свечей по комнате метались танцующие тени. Звон стали о сталь привлек к дверям комнаты служанку Сильвии. Девушка испуганно заглянула внутрь, и Сильвия заорала:

- Позови Сэмюэля!

Ру знал этого Сэмюэля - кучера с бычьей шеей, - и теперь, когда он узнал, что Джекоб работает на Великий Кеш, было ясно, что Сэмюэль его агент. Он понял, что, если Сэмюэль войдет в комнату, Ру неизбежно прозевает удар, и Дункан его убьет.

Ру сделал вид, что он растерялся, и когда Дункан, клюнув на эту приманку, бросился в атаку, Ру начал ожесточенное контрнаступление и отогнал своего кузена к дальней стене. Потом Ру обернулся назад и, одним прыжком достигнув двери, захлопнул ее и закрыл на засов, прежде чем Дункан успел опомниться.

- Тебе временно придется обойтись без посторонней помощи, Дункан, - сказал он, едва переводя дыхание.

- Я в ней не нуждаюсь, - сказал Дункан и бросился на Ру через всю комнату. Ру низко присел и ждал.

Сильвия неподвижно стояла в углу, и лицо ее не выражало ничего, кроме лютой ненависти.

Противники обменялись ударами, но никакого ущерба друг другу не нанесли. Силы их были равны: слишком много часов они провели, фехтуя друг с другом. Дункан, возможно, был лучшим фехтовальщиком, но Ру тренировался биться с ним чаще, чем с кем-либо еще, и теперь они были равны.

По лицам мужчин лился пот, рубашки промокли. В душной комнате они быстро запыхались.

Они продолжали кружить по комнате, но ни один не мог одолеть другого. Ру внимательно следил за Дунканом, чтобы не пропустить признака того, что он сменил стиль или начал уставать. Дункан становился все угрюмее, поскольку привык регулярно побеждать Ру во время разминки и не был готов к тому, что его низкорослый кузен сможет дать ему достойный отпор.

Стук в двери возвестил о том, что подоспел кучер.

- Госпожа! - кричал он.

- На меня напали! - завопила Сильвия. - Руперт Эйвери пытается убить меня. Его кузен Дункан меня защищает. Выломайте дверь!

Через миг раздался глухой удар, свидетельствовавший об атаке на дверь. Кучер и кто-то из слуг пытались высадить дверь плечом. Ру знал, что тяжелую дубовую дверь, запертую на железный засов, так просто не вышибешь. Он сам много раз запирал ее во время свидании. Без тарана ее не возьмешь.

Краем глаза Ру уловил какое-то движение и понял, что Сильвия попыталась перекатиться по кровати мимо него, чтобы открыть дверь. Он прыгнул назад и сделал дикий выпад в ее сторону, так что она с визгом упала назад.

- Не так быстро, любовь моя, - сказал он. - У нас с тобой еще есть кое-какие счеты.

Дункан досадливо фыркнул и заставил Ру отступить к противоположной стороне кровати. Он поглядел на дверь, как будто прикидывал, можно ли ее открыть. Когда его взгляд метнулся к дверному засову, клинок Ру последовал за ним, и по белой шелковой рубашке Дункана расползлось темно-красное пятно. Он был ранен в правое плечо.

Ру улыбнулся. Он знал, что, хотя рана совсем крошечная, удар по самолюбию Дункана просто огромен. Ру выиграл первую кровь, и теперь Дункан станет еще опаснее - но и опрометчивее.

Дункан выругался и начал нападать на Ру со всей доступной ему быстротой, не обращая уже больше на дверь никакого внимания. Он снова загнал Ру в угол и ринулся на него, желая насадить на шпагу, как на вертел. Ру предвидел этот ход, зная, что Дункан в своем обычном стиле постарается подловить Ру с правого боку. Многолетняя практика приучила Ру уклоняться в сторону правого бока самого Дункана. Ру сознавал, что Дункан это знает, и поэтому поступил совершенно неожиданно. Он акробатическим движением вспрыгнул на кровать, левее того места, куда метил Дункан. И скорее услышал, чем увидел, как острие шпаги вонзилось в стену. Ру отпрыгнул в сторону Сильвии и, обернувшись, увидел, что Дункан выдернул клинок и тоже вскочил на кровать.

Сильвия завопила и, вытащив из-под подушки кинжал, ударила Ру. Внимание Ру было сосредоточено на Дункане, но он заметил тень движения и успел пригнуться. Боль пронзила его плечо, когда кинжал, направленный ему в шею, не достиг цели и рассек правую лопатку, чиркнув по кости.

Дункан снова собрался насадить Ру на шпагу, но Ру инстинктивно упал на спину, и удар достался Сильвии.

Оба мужчины на мгновение застыли, когда кончик шпаги Дункана глубоко вонзился в бок Сильвии Эстербрук. Красивая молодая женщина с искаженным от ненависти и гнева лицом вдруг оцепенела, и глаза ее изумленно раскрылись.

Она глянула вниз, как будто не могла постичь, что с ней произошло, и ноги ее подкосились. Шпага Дункана потянулась вслед за умирающим телом Сильвии, и пока он пытался освободить клинок, Ру ударил. Его злость уже прошла, он ослабел от раны, но Дункан был открыт и на миг потерял равновесие. Кончик шпаги Ру вошел ему прямо в горло.

Глаза Дункана внезапно расширились, и на лице его обозначилось такое же удивление, как у Сильвии. Он навзничь упал на кровать, головой на подушку его любовницы, и руки его потянулись к горлу. Из раны, изо рта, из носа текла кровь, и он булькал, пытаясь остановить поток руками.

Ру стоял над ним, сам еле дыша от боли, усталости и потери крови, и смотрел, как кровь его кузена заливает атласные простыни и пышно взбитые подушки. Через несколько мгновений руки Дункана опустились, голова упала на левое плечо, как будто он смотрел на Ру и Сильвию, и жизнь в его глазах потухла.

Ру посмотрел на Сильвию, лежащую у него в ногах, и увидел, что глаза ее так же пусты, как и у Дункана. В дверь били уже чем-то тяжелым, и Ру понял, что они использовали в качестве тарана какое-то бревно.

Он подошел к двери и прокричал:

- Отойдите назад!

Ру отодвинул железный засов и увидел за дверью трех слуг: Сэмюэля, конюшего, имя которого Ру не мог вспомнить, и повара. Повар был вооружен кухонным тесаком, а два других человека держали в руках шпаги.

Ру смерил их взглядом и сказал:

- Отойдите в сторону, если вам не надоела жизнь.

Взглянув на кровавую картину за спиной у маленького человека со шпагой в руке, слуги попятились. Ру шагнул в коридор.

Позади этих троих толпились другие слуги, горничные, повара, садовники и прочая челядь. Ру сказал им:

- Сильвия мертва.

Одна из девиц ахнула, а другая улыбнулась с заметным удовлетворением.

- Сюда движется вражеская армия, - сказал Ру. - Завтра она уже будет здесь. Хватайте свои пожитки и бегите на восток. Если вы этого не сделаете, то завтра ночью вас изнасилуют и убьют или обратят в рабство. А теперь отойдите в сторону!

Никто не посмел ему перечить. Все развернулись и бросились бежать вниз по лестнице.

Ру еле-еле спустился во двор и увидел, что прислуга уже выносит из дома все ценное. Он подумал, не вернуться ли в кабинет Джекоба и убить предателя, но он был слишком утомлен. Ему потребуются все оставшиеся силы, чтобы вернуться домой. Рана его была не такой уж страшной, но, если ее не перевязать, могла причинить немало неприятностей.

Спотыкаясь, он прошел по двору и нашел свою лошадь на том месте, где он сам ее привязал. Сунув шпагу в ножны, он из последних сил взобрался в седло и, дав лошади шпоры, галопом поскакал домой.

Луи перевязывал Ру плечо, а Карли суетилась рядом, держа в руках тазик с водой.

- Не так уж плохо, - сказал Луи. - Кость оголена, но в конце концов это всего лишь лопатка. - Он зашил рану шелковой ниткой и иголкой из швейных принадлежностей Карли. - Очень неприятная, но ничего непоправимого. - Ру дернулся, и Луи прибавил: - Хотя, конечно, болит просто адски.

Ру, бледный от боли и потери крови, сказал:

- Да уж.

- Хорошо, что артерия не задета, а то был бы ты уже покойником, так что считай, тебе повезло. - Он сделал последний стежок и потянулся за куском ткани, чтобы обтереть рану. - Будем менять повязку два раза в день и следить, чтобы рана была чистая. Если она нагноится, ты сильно намаешься.

Оба они умели перевязывать ран, так что Ру знал, что он в надежных руках. Элен Джекоби сказала:

- Мне так жаль Дункана.

Ру сказал им, что на них с Дунканом напали бандиты. Он посмотрел на Карли и решил, что скажет ей правду, когда все будет кончено, когда семья будет в безопасности и он сможет просить у нее прощения. Он никогда не смог бы полюбить свою жену, но теперь он знал, что их отношения намного прочнее той иллюзорной любви, которую он питал к Сильвии.

Всю дорогу домой он клял себя за глупость. Как он мог подумать, что она его любит? Его никто никогда не любил, разве что Эрик и другие его товарищи, с которыми он служил за морем, но это была братская любовь. Он никогда не знал любви женщин, только их объятия.

Дважды по лицу его скатились слезы, когда он вспомнил, сколько раз он мечтал, чтобы эта чудовищная сука была матерью его детей, и в его душе росла злость на себя самого.

И Дункану он доверял... Как можно быть настолько слепым? Он позволил легкому обаянию и родственным чувствам ввести себя в заблуждение. На самом же деле Дункан был ленив, корыстен и развратен. Он был истинным Эйвери, решил Ру.

Выпив кружку воды, которую дала ему Элен, Ру сказал:

- Луи, если со мной что-нибудь случится, я хочу, чтобы ты управлял "Эйвери и сыном" у Карли.

В глазах Карли заблестели слезы.

- Нет! - Она встала на колени перед мужем и произнесла как заклинание: - С тобой ничего не случится! - Она была в отчаянии при одной мысли о потере Ру.

Ру улыбнулся.

- Кое-что почти случилась этой ночью. Я не собираюсь в ближайшее время покидать этот мир, но я видел достаточно войн, чтобы знать, что человека никто не спрашивает, когда ему лучше умереть. - Он поставил пустую кружку и схватил жену за руки. - Я говорю просто "на всякий случай", не более того.

- Я понимаю.

Тогда он посмотрел на Элен и сказал:

- Я бы хотел, чтобы вы остались с нами на некоторое время. Я имею в виду, когда все закончится. Мы все будем вынуждены заново строить свой быт, и чем больше друзей будет вокруг, тем лучше для всех.

Она улыбнулась и сказала:

- Конечно. Вы были так добры ко мне и детям. Они относятся к вам, как к родному отцу, и я просто не знаю, как вас благодарить за все, что вы для нас сделали.

Ру встал.

- Я боюсь, что обе наши компании к концу войны окончательно обанкротятся.

Элен кивнула и сказала:

- Мы выживем. А потом мы все восстановим.

Ру улыбнулся и посмотрел на жену, у которой до сих пор был испуганный вид.

- Вам обеим нужно немного поспать. Мы уезжаем через несколько часов, а до этого нам с Луи надо многое обсудить.

- Ты же ранен, - сказала Карли. - Тебе необходим отдых.

- Я отдохну в карете, обещаю тебе. Пару дней я не буду садиться в седло.

- Очень хорошо, - сказала она, - махнув Элен, чтобы та шла наверх.

Обе женщины проснулись, когда Ру вернулся, и на них были длинные ночные рубашки. Когда они поднимались по лестнице, Луи не сводил с Элен взгляда, а потом сказал:

- Она настоящая женщина.

Ру восхитился тому, как изящно ткань ночной рубашки обняла изгиб ее бедра, когда она поднималась по ступенькам, и сказал:

- Я всегда так думал.

- Так что произошло на самом деле? - спросил его друг.

Ру посмотрел на Луи.

- Что ты имеешь в виду?

- Я знаю, как выглядит рана, нанесенная кинжалом. Я могу даже сказать, что тебя ударили сбоку и сзади. Если бы такой удар нанес действительно бандит, ты бы здесь не сидел. - Он сел напротив Ру. - И бандиты не нападают на вооруженных людей, у которых с собой нет ничего ценного.

- Я ездил к Эстербруку.

Луи кивнул.

- Ты застал Дункана с Сильвией.

- Ты знал?

Воин снова кивнул.

- Конечно, я все знал. Я же не слепой и не идиот.

- Мне сейчас кажется, что я был слепым идиотом.

- Большинство мужчин дуреют, когда начинают думать вот этим. - Он ткнул пальцем в пах Ру. - Дункан больше года спал с этой потаскухой.

- И ты ничего мне не сказал! Почему?

Луи вздохнул.

- Когда-то именно из-за женщины мне пришлось с позором покинуть родезийский двор. Меня сделала дураком жена одного нотабля. Я ранил его на поединке. К тому времени, когда я добрался до Крондора и был схвачен, он умер, и меня должны были повесить за убийство. Вот тогда-то мы с тобой и оказались в одной камере. - Он кивнул своим воспоминаниям. - Я знаю, каково быть влюбленным, ослепленным красотой, знаю, как легко лишает разума нежное прикосновение и теплый аромат. Я знаю, что леди, которая искалечила мне жизнь, была расчетливой сукой, что после того, как я покинул ее постель, я был ей нужен не больше, чем слуга, который начистил башмаки, но даже теперь мысль о ее теле при свечах пробуждает во мне желание. - Он закрыл глаза. - Я не могу утверждать, что, явись она сейчас, и позови меня снова разделить ее ложе, мне хватило бы мудрости сказать "нет". Некоторые люди никогда не учатся, а другие успевают поумнеть прежде, чем станет слишком поздно. К каким из них можно отнести тебя?

- Я больше не хочу быть таким идиотом, - ответил Ру.

- И тем не менее ты пялишься на Элен Джекоби и думаешь, как чудно было бы найти покой в ее объятиях, склонив голову на ее пышную грудь.

Ру пристально взглянул в глаза Луи.

- Что ты мелешь?

Луи пожал плечами.

- Я говорю, что любой здоровый мужчина при взгляде на нее испытывает такие желания, ведь Элен красивая женщина, от которой веет теплотой и лаской. Лично я думаю обо всех таких женщинах, хоть и держу свои мысли при себе. Но еще я говорю о том, что Руперт Эйвери ищет чего-то, чего ему не хватает для счастья.

- Чего же?

- Я не знаю, мой друг, - сказал Луи, поднимаясь с места. - Но этого ты не найдешь в объятиях женщины, будь то твоя жена или Сильвия Эстербрук. - Он дотронулся до головы Ру. - Это надо найти здесь, - Потом он коснулся его груди. - И здесь.

Ру вздохнул.

- Возможно, ты прав.

- Я знаю, что я прав, - сказал Луи. - Кроме того, Элен по-своему опасна не меньше Сильвии.

- Почему? - спросил Ру. - Сильвия предавала меня, она хотела с помощью Дункана убить Карли и выйти замуж за меня, чтобы затем убить меня и завладеть моим состоянием. - Он бросил на Луи недобрый взгляд. - Не думаешь же ты, что Элен такая.

- Нет, - со вздохом сказал Луи, - она опасна иначе. Она действительно тебя любит. - Повернувшись к двери, он сказал: - Когда эта война закончится, тебе лучше будет отослать ее. Можешь продолжать о ней заботиться, но дай ей уйти, Ру. А теперь я должен пойти к фургонам. Ты отдохни.

Ру сидел один и чувствовал себя совершенно разбитым. Сил его едва хватило на то, чтобы подняться, перейти на диван в нескольких шагах от кресла и лечь ничком, чтобы не задевать плечо. Элен в него влюблена? Это просто невозможно. Он ей нравится, да. Она благодарна ему за заботу о ней и ее детях, да. Но чтобы она его любила? Этого не может быть.

Потом Ру захлестнула волна гнева, боли и одиночества. Он никогда не чувствовал себя таким глупым, никчемным и ненужным. Два человека, о которых он думал, что они его любят, хотели его убить и были теперь мертвы.

Луи сказал ему, что женщина, которой он восхищался, влюблена в него, и он должен ее отослать. Он лежал, испытывая жалость к самому себе и гнев на судьбу. Непрошеные слезы навернулись на глаза, но вскоре он заснул, а уже через несколько мгновений его разбудил Луи, сказав, что пришло время уезжать.

Ру поднялся на нетвердые ноги и позволил Луи отвести себя под руку туда, где стояли фургоны. Ру протер глаза и обнаружил, что Карли, Элен и детишки уже сидят в карете.

- Я дал тебе поспать до последней минуты, - сказал Луи, подталкивая Ру к карете.

Ру поглядел на запад и увидел восход.

- Мы должны были выехать час назад, - сказал он.

Луи пожал плечами.

- У нас было много дел и мало времени. Лишний час нас не спасет, - сказал он, указав в сторону города.

При сером свете восходящего солнца Ру увидел вдали столбы дыма. Горели дома. На северо-западе тоже были видны пожары.

- Они близко, - сказал он.

- Да, - сказал Луи. - Пора отправляться.

Ру вошел в карету и потеснил Карли на сиденье. С другой стороны от нее сидел Гельмут, а Элен сидела между своими детьми. Абигайль сидела на полу между ногами Карли и напевала кукле песенку. Ру положил голову на плечо своей супруги и закрыл глаза.

Дорога была вся в ухабах, и вряд ли ему удалось бы заснуть, но он решил просто посидеть некоторое время с закрытыми глазами. Уже проваливаясь в сон, Ру вдруг подумал о том, преуспел ли Джекоб Эстербрук на переговорах с захватчиками.

Джекоб Эстербрук спокойно сидел за столом. Он знал, что все решит первая минута встречи с завоевателями. Если он обнаружит свой страх или какой бы то ни было намек на неуверенность или враждебность, ему конец. Но если он будет спокоен и просто попросит переговорить с кем-нибудь из командиров, которые могли бы передать его предложения Изумрудной Королеве, его не тронут.

Он испытал на удивление сильную скорбь, обнаружив, что его дочь убита. Он никогда особенно не любил ее, но она умела быть ему полезной, как и ее мать.

Джекоб терялся в догадках, почему некоторые люди так беспокоятся о своих детях, но так и не понял.

Топот копыт под окном заставил Джекоба сосредоточиться. Он продумал, что будет говорить. В коридоре послышались шаги, и двери с шумом распахнулись.

В кабинет вошли два странно одетых воина, один с мечом и щитом, второй с луком. Волосы у них были обильно смазаны жиром, а подбородки украшали длинные полукруглые бороды. На щеках у них были шрамы, как показалось Джекобу - ритуальные, а не заработанные в бою.

Джекоб поднял обе руки вверх, показывая, что он безоружен, а в левом кулаке у него была зажата верительная грамота. Он полагал, что обитатели далекого континента говорят на диалекте кешийского языка, который некогда был в ходу у пиратов Горького Моря, похожем на языки Квега и Джайбона.

- Приветствую вас, - медленно произнес Джекоб. - Я хотел бы поговорить с вашим командиром. У меня есть послание от Императора Великого Кеша.

Воины переглянулись. Лучник что-то спросил у своего товарища на языке, который не был похож ни на один известный Джекобу язык, а тот, что был с мечом, кивнул. Стрелок поднял свое оружие и выпустил стрелу, пригвоздив Джекоба к спинке его кресла.

Прежде чем свет окончательно померк в глазах Джекоба, он увидел, как два человека достают из-за пояса ножи.

Тем же утром капитан одного из многих наемных отрядов Изумрудной Королевы подъехал к имению Эстербруков с командой в двадцать человек. Они разделились, и пока десять солдат окружали усадьбу, восемь других вошли внутрь, оставив двоих присматривать за лошадьми. Все как один умирали от голода, и ничего, кроме пищи, их пока не интересовало.

Через некоторое время один из воинов вышел из дома с выражением глубокого отвращения на лице.

- В чем дело? - спросил капитан.

- Да эти проклятые джиканджийские каннибалы. Они там кого-то едят.

Капитан покачал головой.

- Я сейчас испытываю большой соблазн к ним присоединиться. - Он поглядел по сторонам. - Где Канхтук? Он говорит на их варварском наречии. Пусть прикажет им спуститься к дороге и поискать какой-нибудь нормальной еды для всех.

Вернулись остальные, и один из наемников сказал:

- Мы нашли кое-какую живность: цыплят, собаку и несколько лошадей!

Другой всадник крикнул:

- В поле пасется скотина, капитан!

Капитан с радостным смехом слез с коня.

- Лошади нам пригодятся. Режьте цыплят. Подожгите дом.

Солдаты поспешили исполнить приказание. Капитан знал, что говядину придется отправить интенданту Королевы, но сначала он и его люди поедят курятинки. При мысли о горячем цыпленке у него свело живот. Он никогда в жизни не был так голоден.

Когда его люди начали забивать цыплят, капитан крикнул:

- И собаку тоже зарежьте!

Какое счастье, что они нашли продовольствие. Как в стране, казавшейся такой изобильной, могло быть настолько полное отсутствие какой бы то ни было еды, оставалось для него загадкой. Они находили золото и драгоценные камни, прекрасные ткани и веши редкой красоты, словом, все, что обычно скрывают, и никакой еды. Всю жизнь беженцы уносили с собой золото и драгоценности, но они никогда не забирали зерно, муку, овощи и домашнюю птицу. Даже дичи в лесах было мало, будто ее специально отогнали подальше. Казалось, враги отступали, забирая с собой все съедобное. Это же бессмыслица.

Капитан наемников сел, взяв у одного из солдат найденную в доме бутылку вина. Он пил и рассеянно спрашивал себя, долго ли еще он сможет противостоять искушению присоединиться к пиру джиканджийцев.

Вытирая губы тыльной стороной ладони, он подумал, что еще на несколько дней можно будет забыть о голоде. В отдалении с коротким визгом умолкла собака и послышался пронзительный писк цыплят.

ГЛАВА 18 ЗАДЕРЖКА

Раздался грохот.

- Ты что, собираешься взорвать весь город, Джимми? - спросил Лайл.

Джеймс обвел взглядом всех, собравшихся в темноте склада, и спокойно сказал:

- Возможно.

Он посмотрел на брата при тусклом свете единственного фонаря. В течение двух дней его солдаты делали вылазки в коллекторы, собирая сведения, отмечая продвижение боев наверху и координируя оборону города. Джеймс знал, что магия демона скорее всего приведет к скорому вторжению захватчиков в Крондор. И вместо того чтобы всю защиту сосредоточить у стен города, не оставив никого внутри, он пожертвовал жизнями сотен солдат, чтобы враг, ворвавшись в Крондор после продолжительных боев, обнаружил, что сражение только началось. В перерывах между управлением обороной из своего подземного штаба и краткими моментами сна или приема пищи он получил возможность получше узнать брата. С грустью думал он о том, что, дожив почти до семидесяти лет, провел со своим братом всего несколько часов. Он знал, что Лайл - убийца, профессиональный вор, контрабандист и сводник, повинный в стольких преступлениях, сколько мух слетается на навозную кучу, но в Лайле он видел самого себя, каким он стал бы, не сведи его случай много лет назад с принцем Арутой. Он рассказал Лайлу о той встрече, когда он увидел принца на улице, спасаясь от тайной полиции Джоко Рэдбурна, и о том, как позже он спас Аруте жизнь. Это событие привело к тому, что Джимми-Рука, юный воришка, стал сквайром Джеймсом, а впоследствии, спустя почти пятьдесят лет, Джеймсом, герцогом Крондорским.

Джеймс вздохнул.

- Если б я знал, что тебе можно доверять, я бы за эти годы уже не раз воспользовался твоей помощью.

Лайл рассмеялся:

- Джимми, за то короткое время, что я тебя знаю - сколько? три визита за сорок лет? - я полюбил тебя как брата, коим ты и являешься, но говорить о доверии? Ты шутишь.

Джеймс тоже рассмеялся.

- Я уж вижу. Будь у тебя возможность, ты бы повесил меня за измену и сам стал герцогом Крондорским.

- Это вряд ли. У меня никогда не было таких устремлений.

Послышался новый удар, и один из гвардейцев сказал:

- Это, должно быть, заброшенный склад в районе мельницы, ниже по реке. У нас там было две сотни бочек.

Еще до начала осады люди Джеймса прошли по всему городу, оставляя на стратегически важных участках бочонки с квегийским огненным маслом.

- Видели бы вы защиту Арменгара, - сказал Джеймс гвардейцу. - Этот город был мечтой защитника и кошмаром завоевателя. - Он сделал волнообразное движение рукой, как будто по траве ползет змея. - Не было ни одной улицы, длиннее полета стрелы, без изгиба. У всех домов нет окон на уровне улицы, везде тяжелые дубовые двери, которые запираются только изнутри, и все крыши плоские.

Солдаты улыбнулись и закивали, а один сказал:

- Платформы для лучников.

- Совершенно верно, - сказал Джеймс, - так что защитники могли переходить с крыши на крышу по длинным доскам, которые они за собой убирали, а те, кто находился внизу, были постоянно под обстрелом. Когда Мурмандамус и его отряды вошли в город. Гай дю Бас-Тайра поджег двадцать пять тысяч бочек горючего масла...

- Двадцать пять тысяч! - воскликнул Лайл. - Ты шутишь.

- Нет. И когда они рванули... - Он снова сел. - Это невозможно описать словами. Просто представьте себе башню огня, которая поднимается до небес, и вы получите слабое представление об этом взрыве. Грохот. Я чуть Не оглох. У меня потом неделю звенело в ушах.

В дверь постучали, и солдаты похватали оружие. Стук повторился, как и было условленно, и, притушив единственный фонарь, подпольщики впустили патруль.

Внутрь быстро протиснулись шестеро солдат в сопровождении трех гражданских жителей.

- Околачивались тут поблизости, - сказал один из патрульных, кивнув на тех, кого они привели.

Главарь Мошенников посмотрел на новеньких и сказал:

- Это мои.

- А кто ты такой? - спросил один из этих трех.

Джеймс рассмеялся:

- Конспирация имеет свои недостатки. - И повернувшись к трем ворам, сказал: - Это ваш главарь. Это Честный Человек.

Троица переглянулась, и один из них сказал:

- А ты, конечно, герцог Крондорский.

Все присутствующие в комнате дружно рассмеялись, кроме этих троих. Одна девица из шайки Лайла растолковала им, в чем дело. Когда они поняли, что она не шутит, и когда один из тяжело вооруженных солдат подтвердил ее слова, новенькие сразу притихли. Герцог и глава Гильдии Воров, даже находясь в подвале, соединенном с коллектором, все равно были двумя самыми могущественными людьми в городе.

Через равные промежутки времени разведывательные партии выходили в город и, возвращаясь, приносили новости о боях на улицах. Защитники заставили захватчиков дорого заплатить за каждую улицу и дом, но отступление было неизбежно.

Лайл, просидевший взаперти несколько дней, сказал:

- Если уже ясно, что сражение проиграно, почему бы тебе не приказать своим ребятам покинуть город?

- К сожалению, у меня нет возможности передать им такой приказ, - без тени сожаления на лице сказал Джеймс. - И для того чтобы сработал наш план, захватчики должны думать, что мы потеряли здесь всю армию.

- Ба, да ты просто дьявол, - сказал Лайл. - Я даже не знаю, смог бы я отправить на смерть такую уйму народу.

- Конечно, смог бы, - будничным тоном ответил Джеймс. - Если бы твоя задача была сохранить Королевство, ты не пожалел бы города, пусть даже это город принца.

- Что же это за план такой?

Джеймс сказал:

- У меня есть несколько тысяч бочек квегийского огненного масла, которое по моему приказу будет вылито в коллекторы. Рано или поздно эти ублюдки наверху начнут соображать, что часть людей скрывается внизу, в коллекторах, и, когда они начнут искать, их ждет сюрприз.

- Несколько тысяч? - Мошенник выразительно присвистнул. - Это жуткая вещь. Огонь будет гореть прямо на поверхности воды.

- Это еще не все, - сказал Джеймс. Он указал на цепь, довольно новую на вид, которая висела возле одной стены. При ней всегда находился караульный.

- Я уже задавался вопросом, зачем она нужна.

- Это я перенял у старого Гая дю Бас-Тайра, когда мы бежали из Арменгара. Потяни за цепь, и ты выпустишь в туннели тоненькую струйку нефти. Есть такие маленькие, изолированные стоки, трубы и кульверты...

- Я знаю. Первые коллекторы старого города. Но их перекрыли сто лет назад, когда были построены более глубокие.

- Так вот, они снова открыты. - Джеймс сел, прислонившись к стене. - Хорошо иметь на руках схемы всех зданий и коммуникаций города. Когда эти кульверты заполнятся нефтью, ее пары начнут проникать в большие туннели. Там они объединятся с парами квегийского масла, плавающего на поверхности, и когда все это загорится, весь город взлетит на воздух.

- Взлетит?

- Взорвется, - пояснил Джеймс. - Когда пыль уляжется, от Крондора не останется камня на камне.

- Будь я проклят! - воскликнул Мошенник.

Джеймс сказал:

- Это мой единственный дом, коллекторы и дворец, воры и знать. Крондор - место, где я родился на свет.

- Ладно, если ты намерен здесь умереть, не мог бы ты дать мне возможность немного увеличить расстояние между мной и Крондором, прежде чем потянешь за эту цепь?

Джеймс рассмеялся.

- Конечно. Когда мы потянем за цепь, у нас останется около часа в запасе, пока огонь не доберется сюда. - Он пожал плечами. - Я не знаю, сколько времени у нас будет тогда. - Он указал на дверь в восточной стене. - Там есть туннель, который ведет на окраину города.

- Так ты хочешь отослать нас всех вперед, потом потянешь за цепь и помчишься что есть духу?

Джеймс усмехнулся.

- Ну, примерно.

Главарь Мошенников присел рядом с братом.

- Знаешь, я не представляю себе, как можно вылезти среди бела дня в тылу у захватчиков, но уж лучше это, чем сидеть здесь и ждать, пока ты нас изжаришь.

Сверху раздался какой-то шум, и все подняли головы к потолку. Караульные приготовились.

- Судя по звукам, они добрались уже до этой части города, - тихо сказал Джеймс.

- Или кто-то ищет место, где можно спрятаться, - прошептал Лайл. - Может, это еще кто-то из моих.

Джеймс дал знак одному из солдат, тот кивнул и, спокойно опустив щит и меч, поднялся наверх по короткой лестнице, ведущей к квадратному люку. Он чуть приоткрыл крышку люка и тут же отстранился, явно изумленный увиденным.

- Миледи, - почтительно произнес он.

Увидев жену, Джеймс схватился за голову.

- Что ты здесь делаешь! - закричал он.

Гамина подняла руку.

- Не надо говорить со мной таким тоном, Джимми.

Но Джеймс едва владел собой от гнева.

- Ты уже должна была быть в Даркмуре с Арутой и мальчиками. Как, дьявол тебя побери, ты здесь оказалась?

Она была вся в грязи, а волосы ее были растрепаны и покрыты сажей.

- Ты забыл, что Пуг дал тебе цуранский шар для перемещения. А я нет.

- Как ты узнала, где меня искать? - спросил он, все еще пылая от ярости.

Гамина погладила мужа по щеке:

- Ты, старый дурень, думал, я не услышу твои мысли на таком расстоянии?

Гнев его утих.

- Зачем ты пришла? Ты же знаешь, что мы можем не уйти отсюда живыми.

Глаза ее увлажнились, и она сказала:

- Знаю. Но неужели ты думал, что я смогу без тебя жить?

Джеймс обнял ее и прижал к груди.

- Ты должна вернуться.

- Нет, я не вернусь, - твердо сказала она. - Я не могу. Шар потерял силу. Мне удалось добраться только до рынка, а там я его бросила. Сюда мне пришлось идти пешком.

Она придвинулась к нему и прошептала:

- Если ты не можешь жить без этого проклятого города, знай, что я не могу жить без тебя.

Джеймс молча обнимал ее. Прожив со своей женой пятьдесят лет, он знал, что ее не переспорить. Он сам решил покинуть город последним, и если ему суждено умереть вместе с Крондором, это только к лучшему; он постоянно терзался из-за того, что за успех его плана жители столицы принца заплатили ужасную цену. Их никто не предупредил заранее, не было никакой организованной эвакуации, поскольку, если бы враг думал, что в городе нечем поживиться, он обошел бы его стороной. Более того, враг должен думать, что большая часть армии Королевства разбита в Крондоре.

Джеймс не мог вынести мысли, что столько людей гибнет, а он останется в живых. Еще в самом начале, составляя план защиты. Королевства, он решил, что, когда его городу придет пора умереть, он умрет вместе с ним. Но теперь он должен был уехать, поскольку Гамина не уедет без него.

Лайл сказал:

- Это твоя жена?

Джеймс кивнул.

- Это - единственная женщина, которую я любил, Лайл. - Он улыбнулся Гамине.

Она удивленно раскрыла глаза.

- Твой брат? - Герцог кивнул, и она сказала Лайлу: - Я слышала о вас, но не могла себе представить, какой вы.

Сделав жене знак садиться, Джеймс сказал:

- Впервые я с ним познакомился, когда в Таннерусе на меня напали какие-то люди, приняв за него.

Лайл рассмеялся и сказал:

- Это хорошая история.

Джеймс начал рассказ о странной миссии, с которой его послал Арута, и хотя Гамина слышала его уже много раз, она сидела рядом с мужем, склонив голову ему на плечо, и не мешала ему говорить. Солдаты и воры, прячущиеся во мраке, забыли на мгновение о своем ужасном будущем, слушая повесть о лучших днях, когда герои побеждали злодеев. Кроме того, думала Гамина, Лайл сказал, что это хорошая история.

Кэлис присмотрелся. В середине Камня Жизни что-то было. Он заметил это, когда Пуг переместил Камень Жизни во времени, чтобы все могли его видеть. Кэлис почувствовал энергию внутри камня и через некоторое время смог даже ее разглядеть;

Прислужники Оракула, оторвавшись от своих мистических уроков, подошли к нему и стали смотреть. Они поделились с ним пищей, хотя он не мог вспомнить, что они ему дали. Он был поглощен камнем.

Кэлис расслабился и позволил своему сознанию свободно блуждать, и время от времени перед ним мелькали какие-то образы. Он видел людей, существ, очень напоминающих его отца, он видел тени сил, клубящихся позади этих образов, и именно они были прекраснее всего.

Дни шли за днями, и Кэлис потерял счет времени, погружаясь все глубже и глубже в тайну Камня Жизни.

Эрик отдал приказ, и его люди начали организованное отступление. Враг был меньше чем в полумиле от него, и Грейлок сообщил, что следующая позиция отступления защищена хорошо.

Эрик решил, что лучший способ отыграть часть времени, которое было потеряно во время обороны Крондора, это задерживать врага маленькими заставами через каждый день пути, вместо того чтобы стараться удержать его на одной позиции в течение трех недель. Первоначальный план сражения требовал от него продержаться на первой позиции и течение семи дней; Эрик продержался девять.

Впереди было еще семь укреплений, и если бы он сумел выгадывать по три-четыре дня на обороне каждой позиции, они наверстали бы упущенное время. Но Эрик смотрел на свое будущее без особого оптимизма; план защиты Запада делал упор на самую северную и самую южную позиции, а Эрик был в центре, и там должна была быть самая податливая защита, которая бы медленно пятилась, чтобы соблазнить врага. Северные и южные фланги направили бы врага в центр, и большая часть армии Изумрудной Королевы оказалась бы на Королевском Тракте и в пределах пяти миль по обе его стороны. Беда в том, что с каждым днем на центр давило все больше вражеских солдат.

Эрик ужасно жалел, что Кэлис исчез куда-то с таинственной миссией как раз тогда, когда он больше всего нуждался в его присутствии, и за центр отвечал Грейлок. Эрик предпочел бы заниматься тем, что ему полагалось делать по первоначальному плану: держать северный фланг. Отступать всегда сложнее, чем драться.

Теперь наблюдатели сообщили, что враг поднял знамена, приготовившись к главному наступлению на его позиции. Эрик рассчитывал отступить по крайней мере еще на милю, пока враг доберется до этого места. Он сигнальными флажками дал своим стрелкам команду отходить назад. Сначала предполагалось, что они останутся и будут изводить врага по мере приближения, но, судя по последним донесениям, это может стоить жизни слишком многим лучникам. Тогда Эрик нашел другой способ их расставить, чтобы они могли задержать авангард вражеского войска и при этом иметь верный шанс вовремя уйти.

Вся беда в том, что на первой стадии отступления им не хватило бы времени подготовиться, чтобы дать отпор, если бы враг на них напал. Если бы удалось оторваться от врага хотя бы на день пути, они успели бы окопаться и принять бой, когда их настигнут, но в случае поражения войско Эрика было бы обречено - противник значительно превосходил его численностью.

Нужно было увести людей на следующую позицию, где его ждал Грейлок со своими людьми. Там два их отряда должны были защищать укрепления, пока враг не отступит, потом люди Грейлока начнут отходить назад к следующей позиции. По этой схеме они должны были действовать в течение трех месяцев или до тех пор, пока не достигнут Даркмура. Когда враг начнет постепенно стягивать все силы с флангов в центр, в поддержку Грейлоку с Эриком будут выделены новые отряды, но эта стадия должна была начаться не раньше следующего месяца, и если захватчики не покинут южного и северного флангов, помощи не жди.

Пока его люди отступали, Эрик с последней шеренгой стрелков оставался на прежней позиции, ожидая, пока враг не появится в поле зрения. Он посмотрел на запад, - солнце уже клонилось к закату, - и увидел столб дыма. Крондор горел, и Эрик терзался вопросом, как там сейчас лорд Уильям, герцог и все, кто защищает город. Он вознес про себя молитву Рутии, Богине Удачи, чтобы, если это возможно, эти люди сумели выбраться оттуда.

Потом он развернул коня и галопом поскакал вслед своему отряду. Он знал, что до следующей заставы примерно три часа, а потом у него будет еще час на то, чтобы вырыть укрепления, прежде чем упадет ночь. Он понятия не имел, будет ли враг ждать до рассвета, или нападет ночью, но нужно быть готовым ко всему.

Даже в подземелье просачивались звуки сражения. Стражники постоянно бегали на разведку, и Джеймс в общих чертах составил представление о перемещениях врага по городу. Треть - центральная часть - Крондора была охвачена огнем, а в восточной стороне лишь время от времени возникали короткие схватки.

Большая часть вражеского войска пока ждала за стеной огня. Один из разведчиков сообщил, вернувшись в убежище, что западная часть города тоже уже пылает, и тысячи вооруженных солдат ждут, пока все догорит. Дворец превратился в обугленные руины, от которых все еще поднимался дым, и Джеймс догадался, что его шурин погиб. Гамина подтвердила, что не слышит мыслей Уильяма. Хотя на большом расстоянии ее дар не действовал, обычно она могла слышать членов своей семьи. Мысли мужа она прочла, находясь за много миль от Крондора.

Джеймс сидел в темноте на сыром каменном полу и крепко обнимал жену. Все, кто находился вместе с ними, молчали, чувствуя, что с каждой секундой к ним приближается смерть. Для спасения необходимо было везение, а в эти минуты никто себя везучим не чувствовал.

Джеймс что-то сказал разведчику, который ходил на запад, и тот поспешно ушел выполнять приказание. Гамина дремала на плече мужа, пока он спокойно сидел, ожидая возвращения разведчика. Когда он наконец пришел, был уже, вероятно, вечер.

- Милорд! - сказал он таким тоном, что взгляды всех присутствующих немедленно обратились на него.

- Докладывайте, - приказал Джеймс.

- Захватчиков атакуют корабли.

Гамина закрыла глаза и сказала:

- Никласа там нет.

- Значит, - сказал Джеймс, - это флот лорда Викора подошел из Шандонского залива. - Он погладил жену по плечу и медленно встал. - Я слишком стар, чтобы сидеть на холодном полу.

Он помог Гамине подняться и сказал:

- Пора.

- Что нам делать? - спросил Лайд.

- Постарайтесь остаться в живых, - сказал герцог, глядя на свою жену. - Флот лорда Викора должен был идти из Шандонского залива вниз и, соединившись с уцелевшими кораблями Никласа, следовать за захватчиками. Как только флот захватчиков бросит якорь, Викор должен был открыть по вражеским кораблям стрельбу, пока мы поджигаем город. Как видите, все происходит немного не так, как мы планировали. Но если большая часть вражеской армии, основной корпус, находится в западной части города в ожидании, когда спадет пламя, мы можем пустить по старым коллекторам нефть. Тогда весь город под ними запылает, а раз их корабли под обстрелом, им не останется ничего другого, как только сгореть.

- Ты, кажется, даже ликуешь при мысли о пожаре, - заметил Лайл.

- Это мой город, - стиснув зубы, проговорил Джеймс.

- Итак, что теперь?

- Помогайте моим людям, - сказал Джеймс, переговорив с солдатами.

Шестеро стражников бесшумно отворили большие деревянные двери хранилища, а два других открыли дверь наружу. Первая шестерка начала выкатывать из огромного хранилища бочонки с нефтью. Двое других пытались привести в действие древний заржавленный железный рычаг.

- Пусть твои ребята на нем повиснут, - сказал Джеймс брату, указав на упрямый рычаг.

Лайл махнул рукой, и четверо воров поспешили на подмогу солдатам. Рычаг пошел вниз, и стало слышно, как журчит в трубах.

Джеймс сказал:

- За этой стеной находится старинная цистерна, и этот рычаг опрокинет все ее содержимое в трубу, по которой поток воды понесется в гавань.

Лайл как зачарованный смотрел, как шестеро солдат в черной форме сталкивают бочонки с нефтью в водосток. По тому, как быстро бочонки скрывались из виду было видно, что скорость потока чрезвычайно высока.

Один бочонок, скатываясь в воду, ударился о створку двери и треснул. В воздухе распространился запах квегийского масла.

- Пусть расплещется по поверхности воды - это нам на руку, - с мрачной улыбкой сказал Джеймс.

- Тебе виднее, - сказал - Лайл. - Теперь скажи мне еще раз, когда ты собираешься уходить.

- После того, как бочки отнесет к докам, - сказал герцог. - В нашем распоряжении час иди около того. Будем надеяться, что флот позаботится об остальном.

- Огонь! - крикнул лорд Каройл Викор, адмирал Королевского флота на Востоке.

И вновь дюжина катапульт с самых ближних судов выпалила высоко в воздух свой огненный заряд.

- Господин Деворак, - позвал адмирал.

- Сэр?

- Разве не прелесть, что эти ублюдки прямо как по заказу согнали все свои суда в кучу?

- Так точно, сэр, прелесть.

Старый адмирал был родом из Рилланона и командовал Рольдемской резервной эскадрой. Прежде, до того, как минувшей весной он не провел свой флот через Проливы Мрака, ему никогда не приходилось ступать на сушу Западного Княжества. По пути он потерял два судна, что являлось приемлемой платой за вход в Проливы в это время года, и столкнулся на пути к Шандонскому заливу только с одним иностранным военным кораблем, кешийским куттером, который его суда настигли и потопили прежде, чем он мог передать другим, что большая часть Королевского Восточного Флота вошла в Горькое Море.

Известие о гибели адмирала Никласа явилось для Викора тяжелым ударом, ибо, хоть он встречался с ним всего два раза, дела его были известны всем. Викору казалось большой удачей, что хотя бы раз в жизни ему выпало идти под парусом на врага со сверкающими боевыми орудиями. Его люди были готовы, если потребуется, брать на абордаж и сражаться врукопашную. Большую часть своей служебной карьеры он занимался тем, что преследовал отдельные пиратские скорлупки, демонстрировал цвета своих знамен соседям в Восточных Царствах или скучал во дворце короля. Теперь он занимался тем, чему учился всю свою жизнь, и если верить тому, что ему сказали, когда он несколько месяцев назад отплывал из Рилланона, судьба Королевства зависела от этого сражения.

- Приказ по флоту, господин Деворак.

- Да, сэр? - спросил капитан.

- Начать наступление, и чтобы ни одно вражеское судно невыскользнуло.

- Слушаюсь, сэр.

- К закату отсюда до Илита не должно быть ни одного чужого судна. Это - океан Никласа, будь я проклят, и я очищу его от этой мрази.

Суда из флотов Горького Моря и Закатных Островов двинулись на север, чтобы разыскать корабли, причалившие к берегу между Крондором и Сартом, еще одна эскадра устремилась дальше на север. Все суда захватчиков, бросившие якорь между Лэндз Эндом и Крондором, должны быть обстреляны с кораблей Викора, пока наконец не будет сожжен или потоплен последний из них.

Адмирал с восхищением смотрел, как воплощается в жизнь его план. Он приказал, чтобы весь огонь был направлен на первый ряд судов, и они запылали, не успев отойти подальше от судов второго ряда. Теперь огонь перебегал по кораблям все ближе к берегу, в сторону города. Снаряды, дождем поливавшие вражеские суда, довершали разрушения.

Викор сказал:

- Не спускайте глаз с этих гадов, наверняка кто-нибудь попытается вырваться.

- Есть, сэр, - ответил капитан.

Лорд Викор наблюдал, как "Королевский Дракон" под командованием капитана Ривза повел флотилию на север, чтобы потопить все вражеские суда, которые встретит по пути.

- Просигналить "Королевскому Дракону", - сказал адмирал. - Удачной охоты.

- Слушаюсь, сэр, - сказал капитан, передавая приказ связисту. Викор знал, что Никлас был похоронен в море, на пути к Закатным Островам, где его эскадра получила свежие припасы, залатала пробоины и откуда в рекордно короткое время приплыла обратно. Но адмирал чувствовал то, что почувствовал бы любой старый моряк: что Николас каким-то образом еще движется по правому борту от своего судна. Он приветствовал "Дракона" еще и в память о другом великом моряке, об учителе Никласа, Амосе Траске.

Вновь обратившись мыслями к тому, что происходит в данный момент, он увидел, что одно из маленьких суденышек возле доков освободилось из кольца горящих кораблей и движется к ним.

- Будьте добры, капитан Деворак. Потопите, пожалуйста, вон то судно.

- Есть, адмирал.

Пока они неслись навстречу вражескому судну, адмирал Каройл Викор смотрел, как горит Город принца, столица Западного Царства. Глубокая скорбь охватила его при виде гибнущего величия; однако он на время отложил свои чувства, поскольку сейчас ему нужно было еще победить в сражении.

Джеймс потянул за цепь. Грохот наверху указывал на то, что механизм работает.

- Нефть потечет по кульвертам и просочится через старые коллекторы. Если нам повезет, у нас останется час на то, чтобы отсюда смыться.

- Так пошли же, - сказал Лайд.

Солдаты быстро приставили к люку, ведущему наверх, лестницу. Один из них взобрался на нее и быстро осмотрелся. Путь был свободен, и все поспешили в вечерний город.

Вечер был темнее, чем ему полагалось быть, оттого что в воздухе висела пелена черного дыма. Беглецы начали кашлять, и тогда солдаты завязали нос и рот лоскутами ткани. Воры стали отрывать полоски от своих рубашек и повторять за солдатами. Один из Мошенников протянул тряпицу Гамине.

Со всех сторон доносились звуки сражений, но видно никого не было. Разведчик Джеймса поспешил вперед и выглянул за угол.

Вдруг он махнул рукой, и все немедленно прижались к стене или припали к земле в надежде, что в дымных сумерках их не заметят.

Мимо пронеслись всадники - изодранные, окровавленные и испуганные солдаты Королевства. Очевидно, они спасались бегством. Джеймс прошептал тем, кто находился с ним:

- Мы должны найти другой путь. Те, от кого они удирают, скоро будут здесь.

Пришлось снова спрятаться в подземелье. Слова Джеймса оказались пророческими: стоило им скрыться, как мимо прогремел отряд саауров на боевых конях. Джеймс впервые увидел ящеров.

- Боги, рапорты Кэлиса не могли передать этого в полной мере, - заметил он.

Все снова сгрудились в подвале, и Лайл спросил брата:

- Что теперь?

- Какой отсюда есть еще выход, пусть даже не самый безопасный? - спросил Джеймс.

- Северные ворота, но тогда мы окажемся на севере от города, а не на востоке, - ответил Лайл.

- Верно, - сказал Джеймс, - но у нас в запасе меньше часа, а эти ворота - в получасе ходьбы отсюда. Я предпочел бы в момент взрыва оказаться вне города, а уж там разберемся, что делать дальше. Если бы нам удалось войти в лес на севере Крондора, мы сумели бы найти дорогу на восток.

Он посмотрел на тридцать своих солдат и дюжину воров Лайла и понял, что это, по всей видимости, неосуществимо.

Но ты должен попытаться.

Джеймс посмотрел на Гамину.

- Да, мы должны попытаться.

Он повел их через коллектор.

Глаза лорда Викора удивленно раскрылись. Словно из ниоткуда возникло странное существо, которое теперь шагало по горящим палубам вражеского флота. По пути к Крондору суда Викора перехватили пятьдесят кораблей на приколе и один быстроходный куттер и все их забросали снарядами с горючим маслом. Почти двадцать кораблей было взято на абордаж или потоплено, так что теперь, считая суда, сгоревшие в гавани, больше половины вражеского флота было уничтожено. По его расчетам, еще сто пятьдесят или двести судов, отступивших на север Горького Моря, встретятся с флотилией капитана Ривза.

И вдруг из пекла, в которое превратилась гавань, прямо к нему прямо по горящим палубным настилам вражеских судов двинулся демон.

Адмирал спокойно достал меч и сказал:

- Я думаю, это существо собирается нас атаковать, господин Деворак.

- Огонь! - крикнул капитан, и в демона полетел огненный снаряд. Чудовище взвыло от ярости, и тут же в него полетели стрелы лучников, но оно продолжало идти сквозь огонь, и казалось, что удары его только разозлили.

- Разворачивайтесь, Деворак.

- Есть, господин адмирал.

Флот отступал, но флагманское судно Викора "Королевская Слава" было ближе всего к горящему флоту Королевы. Демон дошел до перил последнего горящего судна в гавани и встал на ограждение. В невероятном прыжке жуткая тварь развернула огромные крылья и с яростным воплем понеслась через залив к судну Викора.

- Приказ по флоту, - сказал Викор, видя, как его смерть камнем летит вниз, на его судно. - Полный вперед!

Он так и не узнал, был ли передан его приказ, поскольку в этот миг Якан, самозваный король демонов в армии Новиндуса, спикировал на него и, переломив своей тяжестью его позвоночник, откусил ему полголовы. Адмирал успел выбросить вверх руку с мечом, когда демон падал на него, но так и не услышал его воя, поскольку умер прежде, чем Якан почувствовал рану.

Капитан Деворак ударил демона своим клинком и тут же лишился головы. Лучники на вантах пытались обстрелять странное существо, но это ничего не дало.

Теперь Королевский флот лишился обоих адмиралов, и каждый капитан должен был сам принимать решение.

Якан убивал и пожирал всех, кого только мог, пока не заметил, что судно относит к северо-западу от города. Он ненавидел морскую воду - она отнимала у него энергию, - хотя некоторое время он мог ее выносить. Он бросил судно и взлетел в воздух, вновь устремляясь в пекло, которым стал теперь его флот и Город принца. Огонь не причинял ему боли, хотя он и считал пожар напрасной тратой жизненной энергии и мяса.

Что-то звало его. Что-то, чему он не знал названия, но что заставляло его двигаться на восток. Он должен найти то, что его зовет.

Откуда-то из темноты, через расстояние, к нему долетело слово, название места назначения: Сетанон.

Идущий впереди стражник придержал Джеймса за руку. Все остановились. Им пришлось пропускать по пути другие группы людей, беженцев и захватчиков. Никто, однако, не спешил настолько, чтобы затевать бои в темных коллекторах. Джеймс знал, что если захватчики спугнули тех, кто скрывался в канализации, значит, город сдан.

Он прикинул в уме и понял, что в запасе у них осталось не больше десяти минут. Они были в десятке шагов от северных ворот, около так называемых морских ворот. Этими воротами чаще всего пользовались контрабандисты и воры.

Лайл послал вперед одну из своих воровок, молодую женщину, которая проворно поднялась наверх и сообщила, что путь открыт. Джеймс приказал начать эвакуацию.

- Иди вперед, - сказал Лайл.

- Нет. - Джеймс покачал головой. - Я выйду последним.

- Как капитан с тонущего корабля? - спросил его брат.

С улыбкой, в которой читались только боль и усталость, герцог сказал:

- Что-то вроде этого.

- Я буду ждать с тобой, - сказала Гамина.

Джеймс ответил:

- Я бы предпочел, чтобы ты ушла.

В сознании его прозвучал вопрос жены: Но ты же не собираешься тут оставаться?

Я не хочу умирать, но я стал причиной стольких смертей и разрушений. Это - единственный дом, который я знаю, Гамина. Я не вижу, как я смогу жить дальше с такой тяжестью на душе.

Ты думаешь, я не понимаю? - спросила она. - Я слышу твои мысли, и я чувствую твою боль. Нет ничего такого, чего бы я не понимала в твоей душе.

Он взглянул ей в глаза и улыбнулся, и на сей раз улыбка была полна любви и доверия.

И тут мир вокруг них взорвался. Те шесть человек, которые уже находились по другую сторону ворот, были повержены на землю и потеряли сознание. Те трое, что стояли в воротах, вылетели из них, как пробка из бутылки, и, перелетев по воздуху, с силой ударились оземь, переломав себе все кости.

Внутри самого туннеля воздух в мгновение ока превратился в пламя. В этот краткий миг Гамина и Джеймс вместе вспомнили все, что связывало их с первой секунды их встречи, когда Джеймс плыл по озеру около Стардока и увидел любовь своей жизни, которая купалась.

Он почти тонул, но был спасен этой женщиной, которая прочла его мысли и увидела, кем он был и что он собой представлял. Она полюбила его и любила всегда, несмотря на все, что он сделал с тех пор, несмотря на то что он просил ее делать то, что причиняло ей страдания.

Забыв обо всем на свете, они цеплялись за ту глубокую любовь, которую им довелось разделить, любовь, принесшую им сына, который был сейчас далеко, в безопасности, и двоих внуков, которых они обожали. В течение краткого мига они вновь вместе пережили свою Общую жизнь, от поездки в Великий Кеш до возвращения в Крондор. Пока огонь пожирал их плоть, их умы были далеко, в пределах их любви друг к другу, и они не чувствовали боли.

- Гамина! - вскрикнул Пуг.

Ханам спросил:

- Что с тобой, маг?

Пуг прошептал:

- Моя дочь мертва.

Когтистая тварь хотела приблизиться к нему, чтобы утешить, но не посмела. Голод был слишком жесток, и прикосновение к человеческой плоти могло вторгнуть ее в безумие пожирателя.

- Мне очень жаль, - сказало существо.

Пуг глубоко вздохнул.

- Мои дети оба мертвы. - Он почувствовал смерть Уильяма два дня назад, и теперь, после смерти Гамины, от него уходила часть его жизни. - Я знал, что переживу их обоих. Ханам, но одно дело знать, и совсем другое - испытать это.

- Так уж устроена жизнь, - сказал Хранитель Знания саауров изнутри тела демона. - В нашей расе, когда мальчик становится мужчиной и впервые берет в руки оружие, его благословляют словами: "Дед умрет, отец умрет, сын умрет". Каждый сааур повторяет эти слова, прежде чем ехать на бой, и сыновья, и отцы, ибо нет более тяжелого испытания для родителя, чем пережить ребенка.

- Маркос говорил, что длинная жизнь - его проклятие, и теперь я его понимаю. Когда умерла моя жена, это было одно, но теперь... - Пуг заплакал. Но через некоторое время он взял себя в руки и сказал: - Я знал, что Уильям подвергается опасности, потому что он избрал жизнь солдата. Но Гамина... - Голос его сорвался, и он снова заплакал.

Подождав немного, демон сказал:

- Мм должны спешить, чародей. Я могу потерять контроль над этим телом.

Пуг кивнул, и они вышли из пещеры.

Маркос и Миранда уже должны быть на месте.

Пуг произнес заклинание, и внезапно они оба стали невидимы. Пуг поднялся ввысь и обнаружил, что плыть по воздуху на самом деле гораздо легче, чем ходить по земле.

Голос демона произнес откуда-то сверху:

- Летят!

По небу пронеслось с полдюжины крылатых существ. Они летели на юг, и Пуг знал, что, если бы они с Хранителем Знания не были невидимы, эти крылатые твари напали бы на них. Как и было предсказано, все живое в этом мире быстро пожирали. Некогда пышные нивы теперь пустовали; отсутствие жизни было настолько очевидным, что никто не спутал бы его с дремотой зимы, когда растения вновь пробуждаются с первым весенним дождем.

Деревья почернели и скрючились, а воды рек были так прозрачны, что Пуг понял, что в них не осталось даже водорослей. Ни жужжание насекомых, ни пение птиц не оглашали воздух. Единственным звуком был шум ветра.

- Самое страшное там, - сказал Ханам, словно прочитав мысли Пуга, - где эти твари сначала вошли в наш мир.

- Но скоро везде будет так, как здесь?

- Скоро.

- Теперь я понимаю, почему они так стремятся выйти в новые миры, - сказал Пуг. - Почему в ваш мир им удалось ворваться, а в наш пока еще нет?

В ответ Пуг услышал лающий звук, который он расценил как смех, потом раздался голос Ханама:

- Ворвавшись в этот мир, демоны убили жрецов Ахсарты, единственных в этом мире, кто мог управлять порталом. Я полагаю, то, что ты говорил о пантатианах, означает, что у демонов нет союзников в нашем мире, которые помогли бы им перенестись.

Когда они приблизились к Ахсарте, Пуг сказал:

- Ничто в поведении Якана не указывает на его стремление открыть путь своим братьям.

- Тогда позволь мне тебя предостеречь, Пуг из Мидкемии. Чем больше демон пожирает душ, тем больше приобретает знаний. Этот потенциальный король демонов может узнать о Зале и о способности некоторых людей управлять трещинами в другие миры. И тогда, захватив вашу землю, он может начать вторгаться в другие миры.

Пуг сказал:

- Это я и сам понимаю.

- Тогда ты должен знать, что, даже если мы победим здесь, тебе придется вернуться и сразить Якана.

Пуг сказал:

- Если мне не придется, за меня это сделает Томас. Они вступили в город и начали искать большой храм, вход, через который демоны проникли в мир Шайлы. Внутри они обнаружили кости сааурских жрецов, которых много лет назад растерзали демоны.

- Ее здесь нет! - сказал Пуг.

- Кого?

- Двери. Трещины в этот мир из царства демонов. Ее здесь нет. - Пуг снял с них невидимость. - Где она?

Ханам сказал:

- Здесь может быть только один ответ.

- Какой?

- Они с помощью магии каким-то образом переместили дверь к трещине в ваш мир. Это означает, что они готовят для Маарга путь в ваш мир! Он, должно быть, уже готовится к переходу!

- Где это?

- На другой стороне мира.

- Я не могу лететь через весь мир, удерживая невидимость! - сказал Пуг. - И я не могу перенести нас в такое место, которого я никогда не видел.

Демон с разумом Хранителя Знания сказал:

- Тогда мы должны просто лететь как можно скорее и драться со всеми, кто вздумает на нас напасть.

Он с воинственным криком ринулся в небо, и Пуг последовал за ним.

ГЛАВА 19 КАТАСТРОФА

Ру поморщился.

Дотрагиваться до плеча было больно, но Луи уверял, что воспаления нет. Сменив повязку, Луи сказал:

- Пока все. Завтра вечером, когда прибудем в Вильгельмсбург, снова промоем.

- В постели будем спать! - мечтательно проговорил Ру и усмехнулся Карли, Элен и детям. В первые несколько дней пути дети воспринимали поездку как забавное приключение, но, начиная с этого утра, Абигайль запросилась домой. Карли попыталась ей объяснять, что сначала должно пройти много времени, но трехлетний ребенок отказывался понимать, что "много времени" это больше пяти минут.

В лагере было относительно спокойно, хотя охрана, которую нанял Ру, с каждым днем все больше нервничала. Ру и Луи долгое время жили среди солдат и понимали, что эти наемники привыкли тихо сидеть в засаде, отпугивать бандитов, и им редко доводилось пускать в ход меч или лук со стрелами.

Крондор пал. Это стало очевидным, когда на западе появился громадный столб черного дыма через два дня после их отъезда. И оживленное движение по дороге на восток говорило о том же. Все чаще Ру заставал наемных охранников за тихой беседой и все сильнее подозревал, что они готовы дать деру при первом же признаке серьезной опасности.

Ру поделился с Луи своими сомнениями, и тот с ним согласился. После этого разговора Луи провел с наемниками немало времени, чтобы укрепить их боевой дух и дать им понять, что он будет крут с каждым, кто не собирается честно отрабатывать свое жалованье. Ру считал, что после того, как они попадут в Вильгельмсбург, шансы уберечь небольшой караван от всяких неприятностей повысятся. Они отдохнут, проведя ночь в одной из таверн, принадлежащих Ру, а потом отправятся в Равенсбург. Ру обещал охранникам выплатить часть денег, и горсть золота в карманах поднимет им настроение.

Если семьи Эрика и Мило все еще в Равенсбурге, Ру возьмет их с собой в Даркмур. Он знал, что в конце концов Эрик остановится там. Ру подумал о том, куда он в последнее время переправлял оружие и боеприпасы и куда его фургоны свозили инструменты и оборудование, и вспомнил об одной вещи, которую сказал Эрик: "Хребет Кошмара".

Королевские инженеры восстанавливали старые дороги или прорубали новые, с тыльной стороны горного хребта, протянувшегося на сотни миль вдоль восточной части Каластийских гор. Горный кряж очертаниями напоминал сплющенную и перевернутую букву Y с рожками разной длины. Длинный рог шел от самого востока Крондора к Мировым Клыкам, большому хребту, который шел по северной границе Королевства. Короткий восточный рог шел от Даркмура к северным окраинам города Таннеруса, где рожки сходились. Ру полагал, что захватчикам, окончательная цель которых - Сетанон, не захочется обходить горы к северу от Таннеруса. А любой путь, лежащий южнее этого города, непременно приведет их к Хребту Кошмара, и Ру знал, что большая часть армии Королевства поджидает их на этой гранитной стене. Есть шанс, что удастся выжить. Если бы можно было задержать врага на той стороне горного хребта до снега. Королевство одержало бы победу.

Но пока что шла только третья неделя после Летнего Солнцестояния, и зимние снега этим теплым вечером казались чем-то нереальным. Ру, выросший в Равенсбурге, знал, что снег может лечь рано, но знал он также и то, что снег может лечь поздно и что одному оракулу известно, какой будет погода в этом году. В любом случае раньше, чем через шесть недель, они снега не увидят, а вероятнее всего, раньше чем через десять, а то и двенадцать недель. Проливные дожди - это запросто, но до снега еще далеко.

Ру подошел к костру поболтать с Карли и Элен и попытался разговорить детей. Дети по-прежнему оставались для него загадкой, хотя их присутствие не вызывало уже такого раздражения, как раньше. Его даже начала забавлять настойчивость, с которой маленький Гельмут все тянет в рот, хотя казалось, что Карли это доводило до белого каления. Джейсон все время проводил с малышней, следя, чтобы дети не разбредались, за что Ру был ему очень благодарен.

Дети Элен были постарше, и с Натали или Виллемом он мог поговорить, хотя никак не мог разделить их интересы. Элен была островком покоя в море хаоса, и ее неизменная улыбка и мягкий голос на всех действовали умиротворяюще. Вдруг Ру понял, что, пока дети лопочут о своем, он ее рассматривает, и отвел взгляд. Увидев, что Карли на него смотрит, он улыбнулся ей. Она робко улыбнулась в ответ, и Ру, поморгав, изрек:

- Все прекрасно.

Он сел, стараясь не тревожить раненое плечо, и снова стал пристально глядеть на Элен. Потом глаза Ру начали слипаться, он зевал, но ее образ не шел у него из головы. Она не была смазливой, хотя была далеко не "костлявой", как назвала ее эта сука Сильвия. Она была, что называется, интересной. Но самыми привлекательными в ее внешности были большие карие глаза и широкая, щедрая улыбка. К тому же она сохранила стройную и гибкую фигуру.

Потом Ру задал себе вопрос, не спятил ли дружище де Савона, говоря, что эта женщина, эта заботливая мать, влюблена в такую крысу, как он, Руперт Эйвери. Вздохнув, Ру улегся поудобнее и задремал, убаюканный теплом вечера и звуком голоса Элен.

Ру разбудили крики, доносившиеся откуда-то издалека, и поднявшийся в лагере переполох. Люди носились туда-сюда, и какое-то мгновение Ру недоуменно мигал, пытаясь сообразить, что происходит. Дети лежали под одеялами, стало быть, какое-то время он проспал.

Через пару секунд солдатская выучка и опыт Ру проснулись, и он" начал действовать. Спокойно, так, чтобы не встревожить детей, он сказал:

- Карли, Элен, вставайте!

Элен проснулась и спросила:

- Что?

- Отнесите детей в тот фургон! - Он указал на ближайшую повозку. - Карета по этим дорогам не пройдет, если придется спасаться бегством.

Прибежал Луи и сказал:

- Скорее, сюда приближаются всадники. - Он держал в руке кинжал. Поскольку у него была повреждена правая рука, Луи никогда больше не носил шпаги, но с помощью левой руки он по-прежнему отлично владел ножом.

Ру и Луи быстро затушили тлеющий костер в надежде, что всадники не заметили слабый огонек. Если бы они показались на несколько часов раньше, им не составило бы труда обнаружить лагерь.

Кто-то из наемников кинулся к своим скакунам, и Ру закричал:

- Отправляйте фургоны! - До рассвета было еще часа два, но лошади успели отдохнуть, и если повезет, можно уйти подальше, прежде чем их заметят, а потом ехать прямиком в Вильгельмсбург.

Возницы побежали запрягать лошадей, и Ру, насколько позволяла рана, старался помогать. Джейсон ничего не понимал в оружии и фургонах, поэтому таскал и укладывал вещи. Луи поспевал всюду, но наемники доставили Ру немало хлопот. Прежде им не приходилось обороняться против жестоких, опытных воинов, которые всю свою жизнь провели в сражениях, и они отчаянно трусили.

Фургоны тронулись вперед, и Ру впервые сел в седло. Правое плечо двигалось плохо, особенно сильно он почувствовал это, взявшись за шпагу, но он знал, что его шпага одна из немногих, на которую он мог положиться.

Ру трусил в хвосте каравана, с тревогой поглядывая на запад, где уже были видны всадники. Фургоны с грохотом катили по дороге, и он то и дело бросал взгляд на запад, где на темном фоне предрассветного неба вырисовывались темные силуэты людей верхом на конях. Он уповал на то, что они больше озабочены тем, чтобы их не застигли врасплох отряды армии Королевства, чем погоней за перепуганной стайкой мирных жителей.

Долгие, томительные минуты фургоны катили по траве, пока не вернулись на твердую дорогу. Как только ободья колес заскрежетали по грязи и щебню, Ру почувствовал, что его напряженность пошла на убыль. Чем дальше они от лагеря, тем ближе к Вильгельмсбургу и тем больше вероятность остаться в живых.

Примерно полчаса спустя кто-то из ехавших во главе каравана вдруг закричал, другие заверещали. Крики с южной стороны говорили о том, что всадники пересекли дорогу и скакали параллельно каравану, пока не убедились, что их не преследуют солдаты, от которых они прятались, а потом опередили беженцев и устроили засаду.

- Поворачивайте на север! - крикнул Ру и обнажил шпагу. Не обращая внимания на боль в руке, он пришпорил коня и помчался навстречу первому врагу, который попадется на пути.

Долго искать не пришлось. Возле шестого фургоне от того, где ехали дети и женщины, он увидел оборванного всадника, дерущегося с охранником. Наемник довольно ловко защищался, однако к ним уже направлялись другие всадники.

Ру не стал долго раздумывать. Он сильно ударил в бока лошади каблуками, вынудив бедное животное сделать то, чего ему совсем не хотелось делать: врезаться в другую лошадь. Протараненный конь взвился на дыбы, всадник из армии Королевы свалился на землю, и Ру крикнул охраннику:

- Убей его!

Ру погнал своего коня навстречу прибывающим врагам, которые были всего лишь на расстоянии фургона впереди. Тут сбоку от него появился Луи, намотавший поводья на правое запястье, а в левой руке сжимавший кинжал. Ру хотел крикнуть ему, чтобы он возвращался и защищал женщин, но был слишком поглощен попыткой уйти от удара. Одного из нападавших Ру убил, другого обратил в бегство и, развернув коня, увидел, что Луи ранен в правую руку, но не выпускает своего окровавленного кинжала. Ру сказал:

- Ты сумасшедший. В следующий раз останешься с женщинами, и если тебе понадобится перерезать кому-нибудь горло, сделаешь это прямо там.

Луи усмехнулся и сказал:

- Думаю, понадобится. Я никогда не был хорошим наездником. - Он подбородком указал на рану. - Пешим я бы лучше справился.

Ру поразился его спокойствию.

- Идите, и пусть Карли тебя перевяжет. Я пока посмотрю, насколько плохи наши дела.

Ру подъехал к передним фургонам и обнаружил, что два его охранника убиты, а еще два сбежали, воспользовавшись предутренним мраком. Оставшихся шести человек, не считая Луи, его самого и Дженсона, едва бы хватило для защиты двух фургонов, не говоря уже о дюжине. Ру не колебался. Он сказал наемникам:

- Ступайте к последнему фургону. - Когда они отъехали, Ру обратился к возницам: - Теперь гоните! Прямо в Вильгельмсбург, к таверне "Утренний туман". Доберетесь до туда без потерь, получите в качестве премии свой годовой заработок.

Возницы, не мешкая, принялись погонять лошадей. Ру подъехал к оставшимся охранникам и сказал:

- Мы все будем защищать последний фургон. Я лично убью первого, кто попробует сбежать.

- Думаешь, они вернутся?

- Не сомневаюсь в этом. Я думаю, мы просто удивили их, оказав сопротивление.

- Сколько их? - спросил Джейсон, стараясь не показывать своего страха. Бывший официант, превратившийся в бухгалтера, никогда раньше не сталкивался с насилием за пределами пивной, где, конечно, бывали драки, и изо всех сил старался успокоить детей.

- Слишком много, - сказал Ру. Он спешился и привязал своего коня к задней двери фургона. После этого он сел на лошадь, впряженную в повозку, и, взяв вожжи у трясущегося от страха возчика, сказал:

- Держитесь крепче.

Он развернул фургон на север и скомандовал:

- Следуйте за мной!

Шесть охранников, Луи, Джейсон и фургон, в котором ехали его семья и Джекоби, снова свернули с дороги. Ру знал, что это опасный ход, но если бы ему удалось до возвращения налетчиков отъехать подальше от тракта, то, пока всадники будут грабить остаток каравана, маленькому отряду, возможно, удалось бы незамеченным выехать на другую, менее известную дорогу, ведущую на восток.

- Они не доедут до города, - сказал Луи, имея в виду остальные фургоны.

- Скорее всего нет, но если кому-нибудь из возчиков повезет, я сдержу свое обещание и заплачу ему его годовое жалованье золотом и на месте.

Луи снова прилег на койку в фургоне. Внутри было тесно, поскольку, кроме него, там сидели еще Джейсон, четверо детей и две женщины, но по крайней мере на какое-то время они были в безопасности.

Но удача не долго им улыбалась. Ру нашел маленькую звериную тропу, которая завела их в овраг и наконец стала просто непроходимой для фургона. Тогда они вернулись на исходную позицию, нашли другой путь на север и вновь попытались найти выход к дороге на восток.

Около полудня из-за небольшого холма послышался топот копыт, и несколько минут Ру, Луи и наемники тихо ждали с оружием наготове, а Карли, Элен и Джейсон следили, чтобы дети не шумели. Когда последний всадник проскакал мимо, менее чем в двадцати ярдах от них, Ру велел поворачивать на восток, чтобы выяснить, нет ли другого пути к Вильгельмсбургу.

Короче говоря, до заката они успели окончательно заплутать в лесу. Разбив лагерь, но не зажигая костров, они решили обсудить положение, и один из наемников сказал:

- Я бы просто бросил здесь этот фургон и двинул на восток, господин Эйвери.

Ру спросил его:

- Вы хорошо знаете эти холмы?

- Не очень, но нам надо на восток, вы сами говорили, а на любой проезжей дороге можно напороться на вражескую кавалерию, так что, если мы будем пробираться лесом, у нас больше шансов проскользнуть мимо них.

- Между нами и провинцией Даркмур примерно дюжина деревенек, и мы можем наткнуться на одну из них, но, если у нас нет проводника, легко может случиться, что маленькая возвышенность вдруг превратится в большой холм, а то и гору, которую придется обходить. - Он оглядел быстро потемневший лес и сказал: - Если в лесу идти, не зная дороги, легко начать ходить кругами. Можно нечаянно попасть прямо в руки врага, если не знать, что ты делаешь.

Лагерь был таким мрачным, что дети притихли и смотрели на взрослых широко открытыми глазами. Карли и Элен изо всех сил старались их успокоить, но так, чтобы они не начали шуметь.

Через некоторое время Ру сказал:

- Но может быть, вы и правы. Разгрузите фургон и возьмите одеяла и продовольствие. Остальное оставьте, и утром мы пойдем пешком.

Наемники поглядели на друг друга, но ни у кого не было желания задавать вопросы, поэтому они просто сделали, как им было ведено. Ру сидел и в сгущающихся сумерках спокойно смотрел на своих детей, Джекоби и остальных спутников.

Элен держала сына на коленях и тихонько пела ему колыбельную, а Карли баюкала на руках Абигайль. Биллем притулился к материнскому плечу и из последних сил сопротивлялся сну, а Натали уже спала на одеяле между Элен и Карли. Джейсон занялся укладкой продовольствия, чтобы его было удобнее нести, а Луи сел поближе к наемникам и снова пообещал, что в Вильгельмсбурге их ждет награда.

Когда все дети заснули, Карли подошла к Ру и села рядом.

- Как плечо? - спросила она.

Ру вдруг понял, что не думал о ране после стычки с налетчиками, и пошевелил рукой.

- Сгибать трудно, но это пройдет.

Она наклонилась к нему и прошептала:

- Я боюсь.

Он обнял ее левой рукой.

- Я знаю. Но если повезет, завтра мы будем в безопасности.

Она ничего не ответила, просто сидела и радовалась тому, что он рядом. Всю ночь они просидели молча, подремывая, но спать не могли, потому что звуки ночного леса все время держали их в напряжении.

Когда небо стало светлеть и до рассвета осталась всего пара часов, Ру спокойно сказал:

- Поднимай детей.

Карли начала будить ребятишек, а Ру сказал Луи:

- Мы должны выйти до рассвета.

- Куда?

- На север и на восток. Если мы встретим преграду в одном направлении, пойдем в другом. Но если мы не найдем пути, нам останется только развернуться и идти на юг или на запад. Рано или поздно мы выйдем на ту дорогу, о которой я говорил, или упремся в одну из ферм в окрестностях Вильгельмсбурга.

Луи кивнул.

- Наемникам нельзя доверять.

- Я знаю, но если мы им объясним, что с нами у них больше шансов выжить, чем без нас...

Стук копыт заставил их обернуться, и они увидели,

что шестеро наемников поскакали во тьму.

- Проклятие! - воскликнул Луи.

Ру сказал Джейсону и Элен, которые тоже уже не спали:

- У нас нет времени на еду. Захватите сколько сможете и тронемся. Если поблизости есть какие-нибудь налетчики, они наверняка услышат этот топот и прискачут посмотреть, в чем дело.

Дети расхныкались, но матери быстро заставили их замолчать и выдали им по куску хлеба, чтобы они жевали по дороге. Накануне вечером Ру изучил окрестности и приметил высохшее русло небольшого ручья, который когда-то бежал на северо-восток. Он решил, что, вероятнее всего, это русло приведет их вверх, в предгорья, так что можно идти по нему, пока не найдется ясный путь на восток или север.

Шли медленно. Дети не могли идти быстро и скоро устали, но все же шли без передышки целый час. Потом пришлось сделать привал.

Не было никаких признаков погони. После пятнадцатиминутного привала Джейсон взял у Карли Гельмута, который был самым младшим из четырех малышей, и понес его сам.

Они пошли дальше и обнаружили, что дорога им досталась нелегкая, сплошь буреломы и заросли. Около полудня они услышали в отдалении шум сражения, но откуда шел звук, определить не смогли.

Они пошли дальше.

- Мы славно поработали, - сказал Эрик.

- Не считая полного разгрома Крондора, действительно неплохо. - Он заглянул в донесения командиров, чьи позиции находились с северной и южной стороны от него, и сказал: - Есть один крайне неприятный сюрприз.

- Какой?

- Великий Кеш занял всю Долину Грез.

Эрик сказал:

- Я думал, что принц Эрланд заключил с ними какое-то соглашение.

- Очевидно, кешийцы с ним не согласились.

Эрик пожал плечами. Они с Грейлоком как раз обедали. Отряд Оуэна должен был выступить сразу после обеда, а люди Эрика - занять освободившееся место. Они радовались, что им не придется самим строить укрепления и можно будет отдохнуть до появления врага.

- Насколько я понимаю, - сказал Грейлок, - вы должны здесь продержаться пять дней вместо четырех.

- Я постараюсь продержаться шесть, - сказал Эрик.

Грейлок кивнул.

- С севера пришли хорошие новости. Капитан Субаи и Следопыты сумели переправить людей через горы без особых хлопот.

Эрик рассмеялся:

- Подождите радоваться, пока враги не пришли туда со свежими силами.

- Видишь ли, часть плана как раз в том и состоит, чтобы к тому времени у них не было свежих сил. - Оуэн вздохнул. - Судя по этим рапортам, самая жестокая борьба сейчас на севере. Там у нас отряд хадати и кое-кто из наших мальчиков, и они окопались недалеко от узенького ущелья к юго-востоку от Квесторз Вью. - Эрик вспомнил карты, которые он так тщательно изучал, и кивнул. Эти позиции надо было удержать; позволить врагу пройти через это ущелье значило бы открыть ему путь вниз по восточному склону гор, в обход Даркмура прямо к Сетанону. - Но численность неприятельских войск там не настолько велика, чтобы выбить оттуда наших.

Эрик сказал:

- Я слишком устал, чтобы думать. Как только мы окопаемся, я лягу спать.

Оуэн, смеясь, поднялся не ноги.

- Сомневаюсь. Ты по два раза все проверишь, прежде чем решишь, что вы нормально окопались, так что до темноты тебе заснуть не удастся.

Эрик пожал плечами.

- Сколько мы выиграли?

- Два дня. Но еще надо где-то найти три недели.

- Не знаю, не знаю, - мрачно проговорил Эрик.

- Если мы этого не сделаем, нас ждут тяжелые бои в Даркмуре и вдоль всего хребта.

- А как же Восточная армия?

Оуэн сказал:

- Они ждут за горами.

- Как бы я хотел, чтобы они были вон там. - Эрик указал туда, где суетились его люди.

Оуэн положил руку ему на плечо.

- Я понимаю. Тяжело смотреть, как твои ребята словно кроты вгрызаются в землю. Но это необходимо.

Эрик сказал:

- Принц Патрик все это мне уже объяснял, и рыцарь-маршал Уильям тоже. Но никто не говорил, что мне это должно нравиться.

- Понимаю, - сказал Оуэн и повернулся к своему сержанту. - Сержант Куртис!

- Слушаю, генерал?

- Приготовьтесь выступать.

- Есть, сэр! - Сержант побежал, на ходу отдавая распоряжения.

- Генерал, - с усмешкой повторил Эрик. - Небось Манфред теперь жалеет, что лишил вас должности мечмастера?

- Спроси его об этом, когда вы доберетесь до Даркмура. - Оуэн сел в седло. - Кроме того, сам он не сможет ничего сказать по этому поводу. Это ведь Матильда меня выпихнула.

При упоминании о вдове отца Эрик вздохнул:

- Полагаю, что скоро мне придется с ней встретиться.

- Только если ты останешься в живых, мой друг, - сказал Оуэн и поскакал прочь. Обернувшись через плечо, он снова крикнул: - Только останься в живых.

- Прощайте, Оуэн.

Эрик отошел от костра и начал осматривать позиции. Оуэн оказался прав, и лечь спать ему удалось только через несколько часов после заката.

Ру, Джейсон и Луи стояли с оружием наголо, а женщины поспешно уводили детей к пещерке на берегу. В течение двух дней они без особых неприятностей шли, отыскивая чуть заметные тропинки, которые вели в нужном направлении. Им встретилась заброшенная хижина дровосека, где они скоротали одну ночь, рискнув даже разжечь маленький костерок, хотя Ру беспокоился, что запах дыма может выдать их убежище.

Наутро они оставили гостеприимную лачугу, и теперь до той дороги, которую искал Ру, им оставалось идти не больше одного дня, как вдруг они услышали шум, и с каждой минутой он становился все громче. Ру не знал, выследили их или всадники случайно проезжали этой дорогой, но, так или иначе, они быстро приближались.

Судя по звукам, это был маленький отряд, человек шесть или даже меньше, но у Ру еще не зажило плечо, Луи мог сражаться только кинжалом и только левой рукой, Джейсон просто не умел обращаться с оружием, а при таком положении дел опасно встретиться даже с двумя опытными наемниками. Если у всадников есть луки, думал Ру, мы погибли. Женщинам с детьми лучше всего было скрыться из виду и затаиться. Ру и два его товарища приготовились задержать всякого, кто попадется им на пути.

Ру оглянулся и увидел, как Элен завела детей в пещеру, и ему показалось, что она ему улыбнулась. Но с такого расстояния он мог и ошибиться.

Вскоре на прогалине появились четыре всадника. Ру сказал:

- Джексон, если дело обернется скверно, не пытайся геройствовать. Постарайся подрезать жилы одной из лошадей да смотри, чтоб тебя не убили. О седоках мы с Луи сами позаботимся.

Увидев на дороге троих мужчин, всадники замедлили шаг. Луи тихо проговорил:

- Если они подъедут все вместе, значит, они будут говорить. А если разделятся, значит, будут драться.

Четверо всадников приближались все вместе. Когда между ними было всего десять шагов, главарь приставил руку ко лбу и принялся их изучать. Потом он спросил:

- Вы кто?

Ру понял, что они говорят на языке Новиндуса, только несколько искаженном, из чего он заключил, что они прибыли не из той части континента, где бывал отряд Кэлиса. Он отважился на блеф.

- Меня зовут Амра.

Услыхав родную речь, всадники слегка расслабились. Главарь показал на Луи.

- А ты?

- Хаджи, я из Махарты, - без колебаний ответил он.

- А ты?

Этот вопрос был адресован Джейсону, но прежде, чем тот успел открыть рот, Ру сказал:

- Он немой. Его зовут Джейсон.

Джейсон не понял ни слова, но, услышав свое имя, кивнул.

- Из какой части? - спросил главный, а тем временем второй всадник подъехал поближе. Оба они все еще держали в руках оружие, готовые в любой момент пустить его в ход.

Ру бешено соображал. Он знал, что с тех пор, как Кровавые Орлы служили в армии Королевы, все стало по-другому. Он знал названия некоторых команд, но понятия не имел, существуют ли они еще и где могут размещаться. Но он также знал, что отсутствие ответа убьет их так же верно, как неправильный ответ.

Ру сказал:

- После сражения за Махарту мы примкнули к Черным Клинкам Шинги.

Второй всадник спросил:

- Дезертиры?

- Нет, - поспешно ответил Ру, - мы столкнулись с уланами Королевства, и они нас разбили.

Луи слегка опустил свой кинжал и сказал:

- Мы смогли освободиться и бежали. И вот - заблудились. Мы уже неделю бродим по лесу. Нам удалось найти немного пищи, но все равно мы очень голодны.

- Вы поможете нам вернуться к своим? - подхватил Ру. - Мы правда не дезертиры.

Два других всадника тронулись с места и начали заходить с флангов. Главарь сказал:

- Не дезертиры? Какая незадача. А мы дезертиры.

Внезапно они бросились в атаку, и Ру с Луи едва успели отскочить в сторону. Ру упал на землю, перекатился и, приподнимаясь, увидел, что Джейсон в ужасе застыл на месте, а на него мчится второй всадник. Джейсон увернулся и замахнулся на врага своим мечом, но оружие выпало у него из рук, потому что в этот Миг всадник сшиб его на землю и лошадь ударила его копытом в плечо. Лошадиное ржание говорило о том, что он все-таки задел ее мечом, но сам парнишка лежал на земле, не в силах шевельнуться от боли.

Лошадь, которую он ранил, споткнулась и сбросила седока. Ру снова перекатился и успел подняться как раз вовремя, чтобы отразить второй выпад. Луи метнул свой кинжал и попал в горло одному из дезертиров. Тот умер прежде, чем его тело коснулось земли.

Сброшенный наездник со стоном покатился по траве, и Ру с Луи оказались перед равным числом противников. Луи вытащил из-за голенища второй кинжал и присел. Два всадника тихо переговаривались, очевидно, понимая, что способность Луи метать ножи делала его более опасным противником.

Они с гиканьем ринулись в бой, и, казалось, каждый выбрал себе противника, но в последний момент тот, кто должен был напасть на Ру, развернулся и тоже напал на Луи. Тот метнул кинжал в человека, который мчал прямо на него, низко пригнувшись к шее своего скакуна.

Луи предвидел такой ход и целился низко, стараясь попасть по незащищенному бедру всадника. Клинок вонзился в цель, полностью войдя в правое бедро, и, взвыв от боли, противник выпрямился в седле, пытаясь отъехать подальше от Луи, на которого уже нападал его товарищ.

Луи достал из-за пазухи третий кинжал и бросил его в тот момент, когда раненый выпрямился. С кинжалом в горле он упал на круп своего коня.

Ру бросился на человека, который проскакал мимо него, как только тот повернулся спиной. Пока он летел навстречу Луи, который пытался вытащить из-за пояса другой кинжал, Ру занес меч над его головой.

Всадник сделал выпад, Луи попытался увернуться, но его противник успел сделать поправку и ранил его в правое плечо. Шпага Ру глубоко вонзилась в ногу всадника. Он закричал от боли и попытался повернуть коня, но тут же потерял сознание.

Ру быстро убил его. Он подбежал к Луи и увидел, что тот почти без сознания. Он хотел заговорить с ним, когда услышал позади крик.

Ру обернулся и увидел, что сброшенный всадник стоит над Джексоном. Его управляющий приподнялся на локте, и по его лицу струилась кровь, а солдат уже занес клинок для смертельного удара.

- Нет! - крикнул Ру на бегу. Ноги его были словно свинцом налиты, каждый шаг казался ужасно медленным и давался с трудом. Он прибавил шагу, но удар солдата был быстрым как вспышка, и Джейсон закричал от боли. Он повернулся, и бросок, который должен был заставить его замолчать, не убил его, но заставил скорчиться от боли.

Ру выхватил свой клинок и со всей силы рубанул врага. По телу солдата он не попал, но перерубил запястье, и рука все еще сжимала рукоять меча, когда он полетел в воздух.

С недоверием уставившись на кровоточащий обрубок, человек даже не увидел следующего удара, который пришелся на заднюю часть шеи, и мертвым рухнул на землю.

Ру опустился на колени рядом с Джейсоном, который лежал с широко раскрытыми от боли и ужаса глазами.

- Господин Эйвери, - сказал он, цепляясь за рубашку Ру.

- Я здесь, - сказал Ру, приподняв ему голову.

Глаза Джейсона были мутные, как у слепого, и Ру понял, что рана была смертельной. Рана в голове была скользящая, это был след от удара подковы, но из раны в животе толчками вытекала кровь, значит, где-то была повреждена артерия. Жизнь Джейсона быстро вытекала из его тела и уходила в землю.

Джейсон сказал:

- Простите, господин Эйвери.

- Ничего, ты молодец, - сталуспокаивать его Ру.

- Простите меня, я вас предал.

- Что ты такое говоришь?

- Это я передавал информацию Сильвии Эстербрук для ее отца, - сказал он и закашлялся.

- Я не понимаю, - сказал Ру. - Откуда ты ее знаешь?

- Когда вы в первый раз зашли к Баррету, я говорил вам о ней и сказал, что она красавица.

У Ру голова пошла кругом. Сражение, его рана и вот теперь еще это.

- Джейсон, как вы с Сильвией это делали?

- Я передавал ее слуге записку, - сказал Джейсон. - Она писала ответ. Она обещала, что когда-нибудь, когда я стану богатым, она скажет обо мне своему отцу.

Ру был потрясен. Сильвия дурачила его, Дункана, а теперь еще оказывается, что и Джейсона тоже. Джейсон снова сказал:

- Господин Эйвери. Пожалуйста, сэр, простите меня.

Глядя на этот лес, где лежал раненый Луи, а женщины с детьми скрывались в пещере, Ру мог ответить лишь:

- Все это не имеет значения, Джейсон. Это все пустяки.

Джейсон тихо сказал:

- Один раз она меня поцеловала, господин Эйвери. Никто не видел, потому что она как раз садилась в карету, и она наклонилась ко мне и поцеловала в щеку. - Глаза его закатились, и он умер.

Ру сидел неподвижно, не зная, плакать или смеяться. Мальчик умер, думая, что эта ядовитая гадина была чистым ангелом. Ру не говорил никому, кроме Луи, что Сильвия убита. Ру мысленно отдал ей салют, ибо она знала, что нужно делать, чтобы получать то, что хотела. Дункану она обещала деньги и власть. Для Джейсона придумала сказочку о чистой любви принцессы к простому человеку - поцелуй в щеку и любовные записочки. А для Ру? Ру горько рассмеялся и отпустил голову Джейсона. Он поднялся, продолжая размышлять. Ру она обещала совершенную любовь, которой не существует.

До встречи с Сильвией Ру никогда не знал любви. Ему казалось, что это не более чем миф, которому верят менее умные, чем он, люди, или полезная ложь, чтобы заставить городскую девчонку раздвинуть ножки, но никогда лживость любви не казалась ему такой чудовищной, как сейчас. Даже мертвая Сильвия часто посещала его мысли. Он подошел к Луи, думая, насколько это непостижимо, что три человека могли смотреть на одну и ту же женщину и видеть при этом трех разных женщин, и что каждый из них с такой готовностью верил ее лжи. И он не мог понять, почему он все еще чувствовал такую тоску по ней, испытывая к ней одно презрение.

Луи еле дышал, и лицо его приняло восковой оттенок. Он застонал, когда Ру попробовал его поднять, и попытался помочь ему, подставив под целую руку Луи свое целое плечо. Кое-как Ру подтащил его поближе к пещере.

Когда он был уже близко, оттуда выглянула Элен Джекоби и, увидев Ру, поспешила к нему на подмогу.

Вдвоем они занесли Луи внутрь, и Ру обнаружил, что пещера была хоть и неглубокая, но большая. Света, поступавшего снаружи, хватало, чтобы ясно различать очертания предметов. Когда он вошел в пещеру, Карли ахнула и со слезами на глазах спросила:

- А Джейсон?

Ру покачал головой.

Элен стала оказывать Луи помощь, а Карли старалась не показывать перед детьми своего горя.

- Кто они были? - спросила она.

- Дезертиры из армии Королевы.

- И будут еще? - спросила Элен.

- Несомненно, - ответил Ру, опускаясь на каменный пол пещеры. - Я не знаю, пойдут ли ее войска этой дорогой, но это значит, что мы должны остерегаться любых всадников или пеших солдат, пока нам не станет ясно, что они - солдаты Королевства.

Он вздохнул и снова встал.

- Я должен найти коней и посмотреть, годятся ли они еще на что-нибудь. - Кроме того, ему нужно было похоронить Джексона и еще четверых покойников, но он решил, что лучше об этом не упоминать.

Сбежав к подножию холма, Ру увидел, что раненая лошадь была всего лишь на расстоянии нескольких ярдов, а три другие блуждали по склону и щипали травку. Ру не был таким знатоком лошадей, как Эрик, но один взгляд на глубокую рану в боку у лошади сказал ему, что она не оправится без помощи коновала. Была видна кость, и животное хромало, припадая на одну ногу.

Он как можно спокойнее подошел к трем лошадям, которые паслись, и причмокнул губами. Две лошади начали от него отодвигаться, но одна осталась стоять на месте, и он схватил ее за уздечку. Обыскав скатку, привязанную к седлу, он нашел несколько драгоценностей, серебряный подсвечник и немного денег.

Ру привязал лошадь к суку, торчащему из бурелома, и схватил вторую. В седельной сумке тоже нашлось несколько побрякушек, но больше ничего полезного.

Третья лошадь была настроена продолжать играть в догонялки, и, пробегав за ней минут пять, Ру начал бросать в нее камнями, стараясь отогнать подальше, чтобы никто не догадался, откуда она взялась.

Ру увидел, что один из кинжалов Луи застрял в теле убитого солдата, и выдернул его. Потом быстро повалил хромую лошадь, и ее отчаянное ржание заставило двух привязанных лошадей волноваться. Но они были крепко привязаны и остались на месте. Потом перед ним встала ужасная задача собрать трупы.

Как бывшему солдату ему претила мысль о том, чтобы обыскивать убитых, но все же он знал, что у этих людей наверняка есть что-нибудь стоящее. Он нашел три кошелька с золотом и один мешочек с драгоценными камнями. Ру положил трофеи в суму одной из двух лошадей и собрал оружие. Теперь в его распоряжении было пять кинжалов, длинный нож и шесть мечей.

Он отнес их в пещеру и спросил Элен:

- Как Луи?

- Плохо, - тихо сказала она и покачала головой.

Ру на своем веку видел достаточно ран, чтобы определить, что Луи может не дожить до утра. Он вышел из пещеры и спустился с холма, решив, что сначала надо заняться похоронами, а лошадей можно будет перевести потом.

У него не было лопаты, поэтому выкопать могилу Ру мог бы только мечом. Но он нашел маленькую ложбинку в русле пересохшего ручья и скатил туда все трупы. Ему была ненавистна мысль о том, что Джейсон будет лежать вместе с этими четырьмя дезертирами, но безопасность семьи была для него важнее всего прочего.

Самым плохим из шести мечей он наскреб грязи и засыпал мертвых, потом начал таскать камни и укладывать сверху. Через два часа этой тяжелой работы он был на грани истощения и теперь ворочал булыжники, не поднимаясь с колен. Он старался укладывать их вровень с краем ямы, чтобы потом замаскировать могилу листвой и ветками.

И только он уложил на могилу последний камень, как что-то толкнуло его сзади.

Ру поднял меч с земли и обернулся, но увидел за спиной любопытную лошадь, которая косилась на него влажными глазами. Конь, которого он прогнал, соскучился по человеку и вернулся посмотреть, что он делает. Сочтя работу Ру неинтересной, лошадь потребовала внимания.

Ру быстро схватил ее за уздечку. Лошадь испугалась и попятилась, потянув Ру за собой. Он дернул за удила, крикнув: "Тпру!" - и ослабил хватку, чтобы лошадь не ударилась в панику.

Животное послушалось и позволило отвести себя к товарищам. Ру привязал лошадь к дереву и, осмотрев скатку позади седла, нашел еще немного золота и драгоценных камней.

Ру посмотрел вокруг, пытаясь выбрать место, где можно было бы спрятать лошадей, но ничего подходящего не увидел. Если он захочет взять их с собой, ему придется рискнуть.

Усталость охватила Ру, когда он потащился на холм. Вот будет лихо, думал он, если после всех трудностей с захоронением пяти трупов его выдадут эти три лошади, привязанные на открытом месте.

Осмотрев мертвую лошадь, Ру понял, что перед тем, как отправиться дальше, надо будет ее закопать, но это уже завтра. Бессмысленно закапывать мертвую лошадь, пока нет возможности увести живых.

Войдя в пещеру он увидел, что Карли раздает детям куски хлеба и сыра, и тоже сел подкрепиться. Давно уже Ру не чувствовал себя таким усталым.

Элен сказала:

- Кажется, его дыхание улучшилось.

Ру поглядел на раненого и не заметил никаких изменений.

- Похоже, что вы правы, - солгал он.

Ру жевал черствый хлеб и высохший сыр, но сейчас его устраивала любая еда.

- У нас есть бурдюк вина, - сказала Карли и протянула его мужу. Он поблагодарил и сделал большой глоток. В сочетании с пожелтевшим сыром вино было особенно пикантным на вкус, но Ру был рад и такому.

- Что мы будем делать? - спросила Элен.

- У нас есть три лошади. На одну посадим Луи, а на двух других по двое детей и поведем их в поводу.

Элен с сомнением посмотрела на Луи, но ничего не сказала. Карли попыталась изобразить храбрую улыбку, но у нее ничего не вышло.

Ру ел и пил, стараясь поудобнее устроиться на камнях. Потом он вышел из пещеры и вернулся уже с четырьмя скатками, принадлежащими дезертирам. Его не волновало, что они грязные, ведь по ночам в лесу было уже холодно, а костер разводить было опасно.

После того как одеяла были расстелены и все улеглись, он сел и стал глядеть в ночь. При всей своей усталости он не мог спать, оставив женщин без охраны.

Где-то посреди ночи к нему подсела Элен Джекоби. Тихо, чтобы не разбудить остальных, она сказала:

- Я думаю, он поправится.

Ру прошептал:

- Вы не видели раненого человека после того, как он двое суток проедет привязанным к седлу. Мы можем убить его, если поднимем его с места.

- Разве мы не можем остаться здесь еще на день?

- Нет. И Луи первый сказал бы мне, что я должен как можно скорее доставить вас в безопасное место. С каждым днем солдат все больше, да и дезертиров тоже.

Элен продела руку под локоть Ру и склонила голову ему на плечо, как будто это было самое обычное дело. Она прижалась к его руке, и он остро почувствовал близость ее полной груди и аромат ее волос. Наконец она промолвила:

- Спасибо, Ру.

- За что?

- За вашу доброту и участие. Вы сделали для моих малышей больше, чем сделал бы родной отец. Вы защитили нас, когда другие бросили бы нас без крова и средств к существованию.

Они долго молчали, а потом Ру почувствовал, что плечу стало горячо, и понял, что Элен плачет, уткнувшись ему в рубашку. Он потрепал ее по руке, не зная, что сказать.

Поплакав, она повернулась к нему и легонько поцеловала его в губы, а потом тихо сказала:

- Вы хороший человек, Ру. Дети любят вас. - После паузы она добавила: - И я тоже люблю вас.

Ру помолчал с минуту, а потом сказал:

- Вы лучшая женщина, которую я знаю, Элен. Я восхищаюсь вами. - Он опустил голову, боясь встретиться с ней взглядом, хотя в такой темноте она бы все равно ничего не разобрала. - И я бы солгал, сказав, что никогда не думал о вас как мужчина о женщине, но если говорить правду, я больше не верю в любовь.

Она долго молчала, а потом тихо встала и вернулась к детям. Остаток ночи Ру просидел один.

ГЛАВА 20 РЕШЕНИЯ

Миранда расхаживала туда-сюда.

Наконец Маркос не выдержал:

- Прекрати, пожалуйста, у меня от тебя уже в глазах рябит.

Она села. Несколько дней они исследовали трещину между Мидкемией и Шайлой и обнаружили, что она обладает необыкновенными свойствами.

Маркос потратил уйму времени на изучение ее магической структуры и пришел к заключению, что трещина запечатана с этой стороны, то есть снаружи. Он поделился своим открытием с дочерью, но она сказала, что понятия не имеет, о чем он говорит.

- Долго ты еще собираешься смотреть на эту штуку? - спросила Миранда.

- До тех пор, пока не разберусь, с чем я имею дело.

Она вздохнула.

- Что еще ты хочешь знать?

- Ну, знаешь ли, много чего. Я хотел бы знать, как пантатианам удалось создать провал, который не смог обнаружить Пуг. Я хотел бы знать, как они сумели создать такой непохожий на все подобные порталы, которые мне доводилось видеть. Он чрезвычайно похож на те трещины, которые возникают в результате случайной комбинации слишком сильной магии, но все же обладает стабильностью, характерной для искусственных порталов цуранцев. Но больше всего меня задевает то, что этот провал обладает свойствами такой магии, с которой я не то что не встречался - никогда даже помыслить о таком не мог. Она почти "органическая", если можно так выразиться, почти живая.

- Живая?

- Большинство порталов похожи на туннели или дверные проемы. Этот похож на... рану.

- Ты серьезно?

- Присмотрись, - сказал он и повел рукой. Перед глазами Миранды возникли мерцающие ворота голубовато-белого света, которые были затянуты нитями сине-зеленой энергии, волокнами такой напряженности, что через них ничего не могло протиснуться.

- Беловатый свет - это пульс энергии провала. Обрати внимание, он как будто слегка колышется, словно дышит.

- Пульс энергии?

- Каждое магическое явление оставляет свою подпись, образец сил, которые многое могут рассказать о его природе. Трещины, они же порталы, являются и уникальными, и в то же время заурядными. Они уникальны тем, что каждая из них действует особым образом, тем, откуда они начинаются и куда ведут, но при этом они обладают почти одинаковыми свойствами, и в этом смысле они вполне обычны. Этот портал более уникален, нежели зауряден. Я бы даже сказал, что он совершенно уникален. - Маркос потер подбородок. - Я бы с радостью изучил также трещину в царство демонов. Возможно, она дала бы мне ключ к разгадке, кто построил этот портал. - Он вздохнул и присел рядом с дочкой. - Я уверен, что это не пантатиане. Кто-то другой дал им орудия, с помощью которых это сделано.

- Кто?

- Я не знаю. - Он показал на трещину. - Ее открывали с другой стороны. Если появится возможность изучить достаточное количество этих трещин во времени и пространстве, можно будет сказать, в чем различие между стороной отправления и стороной прибытия, или если это двухсторонние ворота - значит двухсторонние. - Он покачал головой с явным удивлением. - Теперь что касается другой энергии, - сказал он, указывая на переплетение, - она мне вообще незнакома.

- Что это?

- Очевидно, барьер, но он меня ставит в тупик. - Маркос придвинулся поближе. - Что ты здесь видишь? - спросил он, указывая на нити.

- Темно-зеленые нити.

- Хм. Мне кажется, они скорее цвета зеленого лимона. Но как бы там ни было, приглядись повнимательнее.

Она наклонилась вперед и пристально посмотрела на волоконца.

- Они как-то беспорядочно протянуты.

- Да! - с упоением воскликнул Маркос. - Я думаю, что они были разорваны, а потом повторно соединены.

- Кем?

- Если то, что нам сказал Ханам, абсолютная правда, он был незваным гостем, когда через провал был послан третий демон. Я подозреваю, что два первых демона столкнулись с пантатианами. Первый стал защищаться и многих уложил, а второй, этот Якан, предпочел скрыться. Первый демон, вероятно, был тот самый, которого вы видели, когда пришли сюда с Кэлисом: огромный убийца, которого пантатиане лишили разума при помощи своей магии.

- Так, значит, Якан убежал, начал бродить по залам, убивать всех подряд и наращивать силу? - сказала Миранда.

- Да. В конце концов пантатиане, объединив усилия, запечатали эту трещину снова.

- Должно быть, как раз тогда мы нашли их самый глубокий анклав и убили этих верховных жрецов.

Маркос кивнул.

- Я вот думаю, что же случилось с первым демоном.

Миранда посмотрела вокруг.

- Помер, я надеюсь.

Маркос рассмеялся.

- Если он все еще бродит где-то поблизости, я думаю, что вдвоем мы сможем с ним справиться. Ему тут нечем было питаться, и судя по всему, у него почти не осталось мозгов.

Миранда сказала:

- Трудно оценить умственные способности демона, когда речь идет о противостоянии дюжине пантатианских змеиных жрецов.

- Это точно, - согласился он. - Есть три пути, которыми мы можем туда попасть. Мы можем подождать, пока кто-нибудь еще захочет прорваться сюда с другой стороны. Можем попытаться развернуть силы барьера, позволяя тому, что находится за ним, беспрепятственно проникнуть на эту сторону. Или мы можем уничтожить барьер и пройти туда сами.

- Мне больше нравится четвертый вариант.

- Какой?

- Мы постараемся укрепить барьер.

Маркос покачал головой.

- Нет, так не пойдет.

- Почему?

Маркос посмотрел на дочь.

- Я так понимаю, что ты не изучала провалы?

- Нет. Я почти ничего о них не знаю.

Маркос пожал плечами.

- В библиотеке Пуга есть большой том моих работ по данной теме. Но поскольку у нас нет времени на то, чтобы возвращаться туда и ждать, пока ты все выучишь, позволь мне подвести итог: сколько бы барьеров мы ни добавили к тем, что уже имеются, до тех пор, пока трещина существует, она может быть открыта. Мы не только должны ее уничтожить, мы должны гарантировать, что демоны не создадут новую.

- На меня произвело впечатление то, как демоны последовали за пантатианами сквозь портал, - сказала Миранда. - Или ты мне еще не все рассказал?

- Да нет. Просто я хотел добавить, что глупо делать предположения. Мы оба знаем, что глубоко внутри нас хранится некое знание. - Он постучал указательным пальцем по лбу. - Нам только лучше от того, что это знание скрыто от нас самих, но мы глупцы, что не сделали никакого вывода из этого факта.

- Например?

- Например, что к созданию этих трещин мог приложить руку другой игрок. Ведь мы знаем, что демоны вырвались из своего мира, когда безумные жрецы Ахсарты сняли заслон между царством демонов и Шайлой, но никто не задал вопроса, кто построил этот проход. С чего вдруг жрецы Ахсарты открыли эту трещину? Что за умопомрачение заставило их это сделать?

Мы также знаем, что пантатиане и саауры с легкостью перенеслись в наш мир, а демонам приходится бороться, чтобы сюда попасть, и принимая во внимание их давнюю вражду, они не являются союзниками.

- Или это союзники, которые нарушили соглашение, - предположила Миранда.

- Это возможно, - признал ее отец.

Миранда сказала:

- Хорошо, но так можно болтать до бесконечности. Что ты предлагаешь?

- Подождем. Я чувствую, что, когда Пуг и Ханам окажутся по ту сторону провала, здесь начнется кое-какое оживление.

Миранда вздохнула.

- До этого еще есть время?

Маркос пожал плечами.

- Я думаю, несколько дней у нас есть.

Она встала с пола и сказала:

- Тогда я пока смотаюсь к Острову Мага, приму ванну и принесу чего-нибудь поесть.

Маркос покачал головой.

- Не утруждайся. Скажи Гатису, что я скоро буду. Заодно и перекушу. Приятно будет снова его увидеть. И потом, я тоже намерен принять ванну.

Она улыбнулась.

- Хорошо. Я не собиралась говорить...

Он вернул ей улыбку.

- Я знаю, что фактически не был тебе отцом, но должен сказать, что я доволен женщиной, которую вижу перед собой.

- Спасибо, - неловко сказала она.

- Прежде чем ты уйдешь, я хотел бы узнать одну вещь.

- Какую?

- Про Пуга.

- Что ты хочешь о нем знать?

- Ты выйдешь за него замуж?

- Если он сделает мне предложение, - сказала она. - Я люблю его и думаю, что мы могли бы счастливо жить вместе.

Маркос сказал:

- Я не могу считаться знатоком любовных отношений. - Он вздохнул. - Твоя мать была поразительно красивой и необыкновенно хитрой женщиной. Я не могу сослаться на то, что был молод, но я был неопытен, и поначалу нам было хорошо вместе. - Он нахмурился. - Твое рождение мы с ней оба не восприняли всерьез, и за это я прошу у тебя прощения.

Миранда сказала:

- Что сделано, то сделано.

- Это верно, но по крайней мере я могу сказать, что частично сожалею о том, что бросил тебя.

- Только частично?

- Знаешь, мне нравится, какой ты выросла, и если бы я даже мог тебя переделать, я бы побоялся тебя испортить.

- А может, улучшить?

Он улыбнулся.

- Я думаю, это невозможно.

Она улыбнулась отцу.

- Спасибо за комплимент.

- Я серьезно. - Он сидел и смотрел на трещину. - Пугу повезло, и если он не сделает тебе предложение, сделай его сама. Я думаю, что вы нужны друг другу.

- По-моему, кто-то говорил, что не может считаться знатоком в любви.

- Отцам позволительно давать непрошеные советы. Теперь давай беги принимать свою ванну.

Она исчезла, и он вздохнул. Но потом сожаления о прошлых неудачах уступили место размышлениям о том, что сейчас творится по ту сторону щели.

Пуг задыхался, - его одежда была изодрана, а по лицу градом лил нот. Они с Ханамом бились с шестью крыланами размером с человека, и эта схватка едва не положила конец их поискам.

Каждое из этих существ поодиночке не могло быть соперником любому из них, но они напали по трое на брата, и с ними оказалось не так просто справиться. Ханам сожрал трех убитых им демонов. Своих Пуг испарил.

Он как завороженный смотрел на Ханама, который пожирал плоть и пил энергию. Изменив свое восприятие, он мог видеть, как сааурский Хранитель Знания использовал свой разум для укрощения своего хозяина. Когда с едой было покончено. Ханам сказал:

- Этот пир поможет мне сосредоточиться.

- Нам далеко еще идти?

- Демоны не слишком умны, но в поисках съестного они шатаются небольшими стаями. - Показав на ошметки мяса, разбросанные по камням, на которых они стояли, он сказал: - Этих крыланов посылали за едой для тех капитанов, которые пытаются открыть портал в ваш мир. - Он поглядел по сторонам, словно опасаясь, что их увидят. - Следуя этим курсом, мы избежим многих встреч с демонами.

- Мы летим сквозь горы и лед уже больше суток, - сказал Пуг.

- Это верно. - Демон указал на юг. - Кибул вон там. Возможно, нам удастся подобраться совсем близко, прежде чем придется начать прятаться. И будьте готовы к тому, что заклинания, которыми вы морочите простых демонов, могут не подействовать на капитанов и лордов.

- Я сделаю все, что нужно.

- Тогда нам надо разработать план действий, - сказал Ханам. - У меня нет никакого желания продолжать эту жизнь. Моя душа жаждет соединиться с моими братьями в Небесной Орде здесь, на Шайле. Поэтому я предлагаю следующее. Позвольте мне напасть на любого, даже самого большого лорда и отвлеките на себя слуг. Это даст вам время, чтобы осмотреть и закрыть дыру в царство демонов.

Пуг сказал:

- Смелый план, но я не уверен, что это даст мне достаточно времени. Кое-что меня тревожит. Я тщеславно считал, что разбираюсь в природе магии портала не хуже любого другого, включая Маркоса, но после того, как я увидел пустой алтарь в Ахсарте, я вынужден сказать, что открытая трещина не может быть запечатана так, как вы предлагаете. Это значит, что в этой игре участвуют силы, которые мне неизвестны. Это может также означать, что мне не хватит сил закрыть эту трещину.

- И что вы будете делать тогда?

Пуг сказал:

- Я сделаю единственное, что мне приходит в голову: уничтожу трещину в Мидкемии и буду надеяться, что этого достаточно.

- Если Маркос будет делать то же самое с другой стороны, вы справитесь?

- Без сомнения, кто-нибудь из нас добьется успеха.

- Тогда давайте поспешим к ним и сделаем все, что возможно.

Фигура демона наклонилась вперед и, щелкнув огромными крыльями, скользнула вниз со скалы. Ханам набрал скорость, взмахнул крыльями и взмыл высоко в воздух. Пуг с помощью магии полетел за ним следом.

Они нырнули вниз и полетели близко к земле, чтобы их не заметили. Пуг поглядел на запад и увидел, что солнце садится. В сумерках лететь будет немного безопаснее, хотя демоны ночью видят почти так же хорошо, как коты.

Они летели над миром, опустошенным силой, не похожей ни на что. Ни деревьев, ни травы, ни людей, ни самых крошечных насекомых - земли вокруг некогда славного города Кибула были начисто лишены жизни. Пуг чувствовал, что это больше, чем разрушение, произведенное войной или лесным пожаром, когда на сожженной земле можно разглядеть признаки будущей жизни, хотя бы одну травинку.

Здесь же не было ничего.

Они были в миле от города, когда Ханам сказал:

- Теперь скрой нас, чародей.

Пуг заставил свой разум сделать так, чтобы они с Ханамом стали невидимы. От напряжения он почувствовал ужасную боль, но стойко держал заклинание. Через несколько минут, когда Пуг приноровился одновременно использовать магию полета и невидимости, боль стала стихать.

Когда они пролетали над городом, несколько демонов внизу задрали морды вверх, как будто что-то почуяли, но ни один не поднял тревогу. Пуг надеялся, что они скоро доберутся до места.

Ханам приземлился там, где некогда был пышный сад, а теперь была груда сожженных веток на скале. Ни мха, ни лишайника, ни водоросли не росло даже на самом крошечном клочке этого цветущего когда-то места.

Как только они оказались внутри просторного зала, Пуг убрал заклинание невидимости.

- Вы хорошо себя чувствуете? - спросил Хранитель Знания.

- Мне нужно прийти в себя, отдышаться. - Пуг выжал из себя улыбку. - Я постепенно привыкаю, но все же предпочел бы впредь не практиковаться в магии при таких условиях.

- Понимаю. Подождите здесь. Я скоро вернусь.

С этими словами Хранитель Знания в теле демона вышел из комнаты. Пуг присел на обломки когда-то великолепной кровати, найдя себе кусок поудобнее. Слабый вечерний свет не мог скрыть роскошного убранства этого жилища. Здесь когда-то почивал какой-то знатный сааур, может быть, даже сам король или его супруга.

Пуг услышал легкий шум борьбы и вскочил на ноги. В комнату вошел Ханам, неся за голову отбивающегося демона. На глазах у Пуга сааур пробил череп демона и выпил его жизненную энергию.

- Разве это мудро? - спросил Пуг.

- Это необходимо. Если мне придется сражаться с Тугором или Мааргом и даже несколько минут отвлекать их внимание, я должен накопить как можно больше сил. Если бы я мечтал о шансах на победу, я бы ждал несколько месяцев, убивая других демонов, пока о моей охоте не проведали бы другие. После того как я победил бы других охотников, я бы бросил вызов всем, кто осмелится биться со мной один на один. Но у меня нет никакого желания побеждать. Я хочу выйти из этой тюрьмы. - Он показал хрустальный пузырек, висящий у него на шее. - Я хочу попросить тебя об одной услуге, маг. - Он снял цепочку со склянкой и протянул Пугу. - В самый разгар боя разбей сосуд и выпусти мою душу.

- И что будет?

- Я стану свободен, а демон, чье тело я занял, умрет. Но если этот пузырек не разбить, то любой демон, который его найдет, сможет держать меня в заточении.

Пуг кивнул и, взяв сосуд, спрятал его за пазуху.

- Время не ждет, - сказал Хранитель Знания. - Пойдем. Они прошли через несколько залов и оказались в большой палате, где было несколько других демонов. В воздухе виднелись два портала, разделенные расстоянием всего в несколько метров, а между ними сновали какие-то странные закутанные фигуры, сутулые и волочащие ноги. Демоны их не замечали.

- Кто это? - спросил Ханам.

- Я узнаю их, - сказал Пуг. - Это шангри, называемые также Панат-Тиандн, я с ними уже однажды встречался. Они живут в мире Тимири, где магия - это вполне материальный продукт, управляемый механизмом и волей. Они, вероятно, родственны пантатианам. Я все еще не знаю, какова их роль во всем происходящем.

- Что они тут делают?

- Они передвинули обе трещины! - воскликнул Пуг. - Они хотят создать прямой путь из царства демонов в Мидкемию!

- Значит, Маарг скоро появится здесь.

Какой-то демон обернулся и, увидев их, завизжал. Ханам не раздумывая бросился прямо на него. Но вместо того чтобы принять вызов этого демона, который присел, выставив когти в ожидании нападения, он проскочил мимо, полоснув противника по горлу.

На шум обернулся демон необъятных размеров и проревел:

- Держи его!

Ханам крикнул ему:

- Тугор! Я бросаю тебе вызов! Выходи на бой и умри!

Остальные демоны бросились назад. Пуг подумал, что они не заметили его из-за вызова, но на всякий случай сделался невидимым.

Ханам и капитан Маарга приготовились к сражению. Пуг сразу понял, что Ханам был прав и что в честном поединке Тутор быстро расправится с демоном поменьше. Но капитан не мог знать, что перед ним стоит не просто дерзкий демон, а Хранитель Знания саауров, и что его соперник готов умереть.

Пуг поспешил к двум трещинам и попытался в них разобраться. Два шаркающих существа, не обращая на демонов никакого внимания, продолжали трудиться как автоматы. Когда Пуг впервые столкнулся с этими созданиями, он обнаружил, что это почти неразумные слуги неизвестной темной силы, техники от магии, способная к работе твердая форма того, что в Мидкемии являлось невидимой энергией, не обладающая большим умом. Они тогда были слугами - и здесь тоже служили другим.

Вновь подумав о том, что хранится глубоко в его сознании, Пуг догадался, что эти существа служили той страшной силе, которая стоит за всем этим безумием. Он понял, что, если начать выяснять их роль в этом деле, можно лишиться рассудка.

Он спокойно оглушил обоих шангри, и они молча повалились на пол.

Быстро осмотрев провал в царство демонов, маг понял, что в любую минуту он может открыться. Вероятно, Маарг, их повелитель, благополучно ждал в своем царстве, пока его капитан откроет портал в Мидкемию. Тогда он смог бы легко перейти в изобильный, полный жизни мир без остановки на Шайле.

Пуг обернулся назад, чтобы изучить вторую трещину, и подумал о том, что, если Маарг попадет в Мидкемию уже после того, как Якан доберется до Камня Жизни, короля демонов ждет жестокое разочарование.

Крики боли и гнева заполнили зал. Тугор и Ханам сошлись в смертельном бою. Лорд демонов был ранен, потому что его соперник, вместо того чтобы держаться на расстоянии, предпочел тактику ближнего боя, рискуя получить сильные повреждения, зато получая возможность наносить раны.

Пуг старался не обращать на поединок внимания, зная, что в его распоряжении считанные секунды. Он посмотрел на портал в Мидкемию и увидел, что шангри уже почти пробили барьеры, которые были установлены с другой стороны. Только его вмешательство предотвратило прорыв.

Вдруг что-то заставило Пуга замереть на месте. За спиной у мага раздался голос:

- Ну, что тут у нас?

Пуг обернулся и заглянул прямо в лицо ужаса.

Лицо размером с дракона смотрело на него сквозь трещину.

На мгновение Пуг удивился, увидев, что трещина прозрачна как окно и кажется отверстием в стене между двумя мирами, но это удивление длилось меньше секунды, поскольку все его внимание приковала картина, которую он увидел сквозь эту прозрачную щель.

Другие демоны казались сильными мускулистыми животными, Маарг же был просто отвратителен. Его морда от бровей до подбородка была длиной в восемь футов. В ямах его глаз горел такой огонь, что злость его проявлялась в виде черного зловонного дыма. Лицо короля демонов казалось склеенным из кожи живых существ, которые все еще дергались в предсмертных конвульсиях. На правой щеке Маарга корчилось в муках чье-то лицо, издавая беззвучные вопли, а прямо по линии подбородка слабо скреблась какая-то когтистая лапа. Когда король демонов передвинулся ближе к краю трещины, чтобы посмотреть на Пуга, стали видны и другие части тел тех, кто был им съеден и стал его частью.

Тело демона было огромно. Маарг, должно быть, был не меньше тридцати пяти футов высотой. Его тело было также составлено из останков других существ, колыхавшихся при слабом красном свете мира демонов. Крылья Маарга заслоняли солнечный свет, а длинный хвост с головой змеи на конце извивался сзади, шипя и плюясь в Пуга через плечо своего обладателя.

Пуг не колебался ни секунды. Он мгновенно понял, что биться с Мааргом ему не по силам. Маг повернулся обратно и со всей силы пробил проход в Мидкемию.

- Тугор! - раздался крик с другой стороны трещины, и вся комната загудела от выплеска силы, собранной Пугом. Портал, ведущий в Мидкемию, казалось, сжался, потом расширился, а затем с громким хлопком лопнул.

Пуг увидел Маркоса и Миранду.

Маркос вернулся после ванны и сытного обеда.

- Это было восхитительно. Я передать тебе не могу, как я соскучился по Острову Мага.

- Ну и как, он сильно изменился? - спросила Миранда.

- Сильно. Пуг наводнил его учениками, и надо сказать, что среди них есть очень интересные. Гатис такой же, как всегда. Как будто я уехал только вчера. - Маркос вздохнул. - Боюсь, он стал уже неотъемлемой частью этого острова. Стыдно было бы просить, чтобы он уехал при такой хорошей работе. Почему... - Вдруг глаза его широко раскрылись, и он умолк.

- В чем дело? - спросила Миранда.

- Я не знаю. Что-то...

Прежде чем он успел закончить, тишину пещеры нарушил пронзительный звук. Трещина перед ними внезапно открылась, и прямо на них уставился Пуг, стоящий по другую сторону окна между мирами. За его спиной, в мире демонов, маячило ужасное видение.

Миранда инстинктивно подняла мистический щит, но ее отец, наоборот, прыгнул вперед и приземлился рядом с Пугом по другую сторону провала. Он выпустил яростный заряд мистической энергии, которая пробила портал в царство демонов и ударила короля демонов прямо в морду. Ужасное видение, которое было Мааргом, вопя от боли, ринулось назад.

Миранда последовала за отцом и прокричала:

- Что происходит?

- Они передвинули трещину, - ответил Пуг. - Мы прибыли как раз в тот момент, когда Маарг приготовился пройти в Мидкемию!

Маркос сказал:

- Ты должен немедленно закрыть обе трещины!

Пуг посмотрел на отца Миранды:

- Что ты собираешься делать?

- Отвлечь эту махину, - сказал он и он прыгнул сквозь трещину в царство демонов.

- Отец! - закричала Миранда. - Не смей!

Пуг перевел взгляд туда, где шел поединок, и увидел, что Ханам сумел вцепиться клыками в горло Тугору. Пуг не разбирался в таких вещах, но у него создалось впечатление, что Хранитель Знания собрался забрать своего противника с собой в могилу. Остальные демоны жались к стенке, и им было все равно, кто выйдет победителем - Тутор, которого они и так боялись, или другой, который, убив Тутора, станет для них еще страшнее.

На другой стороне портала демонов опаленный огнем Маркоса Маарг упал наземь и, крича от боли поднял руку, чтобы защитить лицо от следующего удара. Маркос удержал шар синего пламени, занесенный над головой демона.

Пуг быстро обследовал трещину.

- Она чрезвычайно напоминает портал, созданный цуранцами. Изнутри она поддается.

- Изнутри? - удивленно переспросила Миранда. - Как же мы попадем внутрь трещины?

Пуг посмотрел на портал еще раз и сказал:

- Атакуем ее из пустоты.

Они бросили взгляд туда, где Маркос продолжал теснить Короля Демонов. Возможно, демона смущало то, что на него посмело напасть относительно небольшое существо, а быть может, ему годами не приходилось драться, но Маарг ушел в оборону. Большие крылья, как плащ, заслоняли глаза демона от огня мага.

Заклинание Маркоса закончило свое действие, и огонь исчез. Маарг ринулся на пришельца, словно хотел схватить Маркоса в свой огромный кулак. Маркос поднял обе руки над головой, хлопнул в ладоши, и откуда-то изнутри его тела вырвалось желтое пламя. Король демонов, крича от боли и ярости, обхватил противника поперек туловища.

- Мы можем помочь отцу? - спросила Миранда.

- Нет, - ответил Пуг. - Мы должны закрыть эту трещину.

- Но мы не можем этого сделать. Отец застрянет в царстве демонов.

Пуг спокойно сказал:

- Он знал, что делал.

Миранда долгим взглядом посмотрела на своего возлюбленного и коротко кивнула.

Пуг сказал:

- Мы также можем не выжить.

- Говори, что делать, - откликнулась Миранда.

- Сначала отгони их подальше. - Он указал на двух демонов, которые решили исследовать, что происходит между двумя порталами.

Миранда сказала: "С удовольствием", - и выпустила шар мистической энергии, синюю молнию, которая охватила этих двух демонов и заставила их корчиться в предсмертных муках, а Пуг в это время закончил изучение трещины.

Внимание Пуга вновь привлекла битва за первым порталом, где король демонов пытался сокрушить Маркоса голыми руками. Волшебник висел в кулаке демона, но руки его были свободны, и он снова метнул в Маарга свое магическое оружие, а мистический желтый огонь защищал его от ударов. Вокруг короля демонов завертелась метель белых искр, похожих на алмазы, и пока они кружились, разбрасывая блики, сияние их становилось все более зловещим. Они плясали, образуя живой узор, и когда они коснулись Маарга, он завопил от боли.

- Ножи Келтона, - сказал Пуг.

- Самое гадкое заклинание, - кивнула Миранда.

Мистические ножи продолжали набирать скорость, но, хотя все тело Маарга было исполосовано, он продолжал сжимать Маркоса.

- Человек! - возопил демон. - Твоя душа будет вечно томиться в сосуде, и за боль, которую ты мне причинил, ответит страшными муками!

Маркос сумел прокричать:

- Сначала ты должен меня убить.

Пуг сказал:

- Теперь пора. Иди за мной.

Он взял Миранду за руку, и они прыгнули в провал, но, вместо того чтобы пройти насквозь, замерли в пустоте.

Миранда ждала, пока ей скажут, что нужно делать. Пуг говорил, что некоторые провалы можно закрыть только изнутри самой трещины, и именно это он с ее отцом был вынужден сделать во время Войны Провала. Разница была в том, что Пуг смог вернуться из пустоты в Мидкемию только благодаря тому посоху, который он получил от Маркоса. Этот посох был связан с другим, который старый учитель Пуга, Кулган, глубоко погрузил в почву Мидкемии.

Пуг уповал на то, что за последние пятьдесят лет его мастерство окрепло настолько, что он сумеет своими силами вернуться из пустоты домой.

В пустоте он услышал мысли Миранды: Я люблю тебя.

А я тебя, ответил Пуг. Приступаем.

В тот же миг на них обрушился такой холод, который Миранде было даже не с чем сравнить. Их легкие едва не разрывались от недостатка воздуха, но магия позволяла им продержаться несколько минут там, где простой смертный погибнет в считанные секунды.

Пуг ткал мощное волшебство, и Миранда, следуя его указаниям, помогла ему управлять мистической энергией, но в этом месте, где не было времени, казалось, что на сотворение большого заклинания уйдет целая вечность. Когда Миранда уже решила, что им никогда не выполнить задуманного, задача наконец была решена.

Пуг сказал: Начали!

Миранда предала ему всю свою энергию и почувствовала, как сила уходит из тела.

Пуг разрушил трещину.

Через миг они увидели, как серая ткань пустоты разлетелась в клочья, и им открылась другая реальность. Пуг узнал картины, которые являлись ему, пока его мучила лихорадка, и понял, что за пустотой лежит царство богов.

Потом, словно сквозь окно, они увидели битву в царстве демонов. Маарг, продолжая крепко сжимать Маркоса в лапах, был охвачен языками пламени, но и волшебник кричал от боли, а воля его слабела. Под натиском магического огня король демонов опустился на колени, но по-прежнему не выпускал Черного из своих когтей.

- Умри! - проревел Маарг и попытался откусить Маркосу, голову, но защита вокруг волшебника не дала его клыкам коснуться тела противника.

Тогда из-за плеча демона показался его хвост, и змеиная голова на конце зашипела, обнажив длинные зубы, с которых капал яд. Когда гадина метнулась к Маркосу, он, собрав последние силы, схватил ее и повернул так, чтобы ядовитые зубы вонзились в запястье Маарга.

Король демонов взвыл и выпустил Маркоса из когтей. Волшебник упал на горячий каменный пол демонова логова.

Потом окно стало затягиваться, не то уменьшаясь, не то отдаляясь. Миранда закричала: Отец!

Маркос, казалось, заметил их, во всяком случае, бросил взгляд в их сторону. Он послал им свою мысль: "Это существа огня", - а потом вновь бросился на демона, и тот встретил мага с удвоенной яростью.

Когда окно, в. которое они смотрели, закрылось, Пуг вдруг почувствовал нечто, леденящий ужас, который ему не приходилось испытывать ни разу в жизни. Страх его был таким сильным, что Пуг не мог сосредоточиться, когда попытался вернуться с Мирандой в Кибул. Это ощущалось сквозь окно, в которое они глядели, и внутри самой пустоты, рядом с ними, и очень далеко. Оно было всюду. Это нечто было средоточием зла, и оно было настороже. Все же казалось, что оно говорит изнутри трещины, из царства демонов. Незримая сущность произнесла: Теперь наконец ты мой!

- Никогда! - крикнул Маркос, и, прежде чем окно закрылось и Пуг с Мирандой потеряли его из виду. Черный воздел руки высоко над головой, и на крохотную долю секунды вместо просто одетого волшебника, в обычной коричневой домотканой одежде с веревкой вместо пояса, сандалиях, с простым дубовым посохом, они увидели непостижимое существо, наделенное глубокой мудростью и силой, подобное богу. Прямо в воздухе возник откуда-то белый посох из слоновой кости, и когда маг ударил им короля демонов, все оконце заполнила ослепительно белая вспышка. Услышав вопль, в котором не было уже гнева и мощи, а только боль и ужас, Пуг и Миранда поняли, что настал миг торжества.

Пуг сам не знал, откуда это ему известно, но на мгновение он почувствовал присутствие Сарига и понял, что Маркос сквозь время и расстояние воссоединился со своим богом.

Потом провал закрылся, и Пуг сказал: Пора!

Напрягая последние силы, он пробил самую ткань пустоты и вытянул себя и Миранду в зал саауров в Кибуле.

Они лишь чуть-чуть не застали окончания битвы Ханама с Тутором, а увидели уже, как оба бойца рухнули на пол, не способные ни сражаться дальше, ни бежать. Когда стало очевидно, что ни один из противников не выживет, остальные демоны налетели на них и разорвали на куски.

Помня свое обещание, Пуг взял сосуд, в котором томилась душа Ханама, и разбил о камни.

До Пуга донеслась краткая мысль: Спасибо! - а затем все исчезло.

Миранда была так ошеломлена всем увиденным, что Пугу пришлось чуть ли не силком проталкивать ее сквозь трещину в Мидкемию.

Оказавшись по другую сторону портала, в пантатианских шахтах под горами Ратн'гари, Миранда немедленно опустилась на пол и привалилась спиной к прохладному камню.

Пуг присел рядом с нею, обхватив голову руками, и сказал:

- У нас есть всего лишь краткий миг. Мы должны закрыть эту трещину.

- Как? - спросила она.

- Этот провал отличается от первого. Его надо закрывать, как зашивают рану.

Он посидел еще несколько секунд, потом сделал глубокий вдох и взмахнул руками. От его пальцев в сторону трещины зазмеились тонкие лучики энергии. Они окружили отверстие, и Миранда увидела, как по краям провала начинает сплетаться сеть.

Потом Пуг изменил заклинание, и те лучи энергии, что он пустил по краям, начали сближаться между собой. Миранда с минуту внимательно наблюдала за его действиями, а затем сказала:

- Я поняла.

Собрав всю свою силу, она зачарованно глядела, как постепенно смыкаются края трещины. Пока она отдыхала, ее посетили новые мысли, связанные с тем, чему ей пришлось быть свидетельницей за последние несколько минут. Она плохо знала отца и большую часть своей жизни следила за его судьбой по легендам. Он не навещал ее с тех пор, как ей минуло шестнадцать или семнадцать, и Миранда всегда относилась к нему с презрением.

Но, выяснив роль своей матери в уничтожении сотен тысяч жизней, Миранда пересмотрела свои жизненные установки. Оказалось, что, несмотря на свой почтенный возраст, онаеще во многом была совсем дитя.

Она подумала, что со временем станет хорошо относиться к отцу, возможно, даже полюбит его когда-нибудь, но теперь этому не суждено случиться. Миранда вдруг почувствовала сожаление.

Но она не могла сравнивать потерю его жизни с тысячей смертей, которые она уже видела; возможно, когда-нибудь она еще оплачет его или по крайней мере оплачет утраченную возможность, но это позже, когда будет время. Если у нее будет время.

Вдруг из трещины высунулась страшная морда, напоминающая коровий череп, обтянутый черной шкурой, увенчанный оленьими рогами. Вместо глаз на них смотрели горящие уголья.

С ликующим воем демон, по всей видимости - победитель в резне, которая только что закончилась в большой палате Кибула, подкрепившись жизненными силами своих жертв, стал прыгать через трещину.

- Останови его! - заорал Пуг, и Миранда из последних сил бросилась на чудище. Удар оказался достаточно силен, чтобы отбросить демона назад в другой мир и оглушить.

Миранда сама едва не падала и, с трудом переводя дыхание, прохрипела:

- Поторопись. У меня совсем не осталось сил.

Пуг сосредоточил всю свою магию на трещине. Миранда видела, что провал стал уменьшаться быстрее.

Тут демон снова начал подкрадываться к порталу.

Не встретив отпора, он попытался перемахнуть через портал точно так же, как люди, когда они лезут в окно.

Сначала в дыру просунулась голова чудовища, потом одна лапа. Демон пытался дотянуться до Пуга, но все еще не мог достать. Тогда он повернулся боком и хотел перекинуть одну ногу, но помешали большие крылья. Демон изменил положение и попробовал влезть под другим углом, не замечая, что отверстие закрывается.

Не сумев пролезть, чудище пришло в ярость и попыталось пробиться сквозь трещину. Безрассудный рывок вперед привел к тому, что он до пояса протиснулся в щель.

Но чем дальше, тем сильнее его начали сдавливать края затягивающейся трещины.

Гнев демона сменила паника, потом боль и ужас, когда трещина начала смыкаться. Демон забился, как рыба, втащенная на палубу судна.

Миранда глубоко вдохнула и попыталась помочь Пугу, но трещина и так закрывалась достаточно быстро. Крики демона разносились по всем залам и эхом отражались от каменных стен.

Чудовище забилось так неистово, что на Миранду с Пугом градом посыпались мелкие камешки, и вдруг демон обмяк. Через миг трещина закрылась, и верхняя половина демона упала в пещеру.

Миранда посмотрела на обрубок и сказала:

- Мы это сделали? - Потом она потеряла сознание.

- Да, - ответил Пуг и тоже без сил растянулся на полу.

ГЛАВА 21 ПОДЪЕМ

Эрик наблюдал за противником.

В полях, лежащих ниже предгорий, началась всеобщая мобилизация. Еще неделю назад он наслаждался относительным затишьем, но теперь этому явно пришел конец.

В течение месяца они довольно успешно вели захватчиков тем маршрутом, который был для них разработан. Поступали сообщения о жестоких боях на севере и на юге, но на обоих флангах войска Королевства пока держались, а середина, где как раз и находился Эрик, медленно отступала, увлекая за собой захватчиков.

Дважды они были на грани истощения, но на каждой позиции по пути отступления их ждали свежие резервы. Эрик был все еще далек от оптимистического взгляда на успех плана, однако уже на пару дюймов к нему ближе.

Начиная с падения Крондора, они наверстали неделю потерянного времени, поскольку продержались здесь в течение десяти дней вместо семи. Теперь они должны были оказывать врагу более жесткое сопротивление, чтобы неприятель думал, что в Вильгельмсбурге его ждет большое сражение. Если враг будет настороже, они смогут довести его до Даркмура, как и предполагалось. Каждый раз, когда Эрик думал о плане задержать врага на этой стороне гор, он задавался вопросом, повезет ли им в этом году с зимой.

Одно было хорошо - приехал человек по имени Роберт де Лиес, маг, который знал несколько полезных заклинаний. Он мог быстро передавать сообщения другому магу, который находился в отряде Грейлока, и умел предсказывать погоду. В случае необходимости он мог видеть лучше, чем человек с подзорной трубой, хотя и непродолжительное время, к тому же ему не хватало опыта Эрика, чтобы угадать, что именно высматривать, но все же он был полезен отряду.

По всем отрядам армии защитников теперь были рассредоточены свои маги, которые, чем могли, помогали воинам. Эрик был рад этому обстоятельству, однако никак не мог понять, почему пантатианские маги пока никак себя не проявляют. Рано или поздно они вступят в бой, и Эрик надеялся, что маги Королевства смогут хотя бы чуть-чуть ослабить их магию.

Де Лиес подъехал к Эрику и сказал:

- Генерал Грейлок хочет знать, ожидаете ли вы сегодня нападения.

- Почти наверняка, - ответил Эрик.

Он поглядел по сторонам. На севере холмы заволокло туманом. Его отряд входил в район виноградников и рощиц, которые Эрик знал еще с детства. Для непосвященного человека этот ландшафт выглядел не столь суровым, как низкие холмы на западе, но это было не так. На пути могли неожиданно возникнуть гряды гор или овраги, которые заставят врага замедлить продвижение вперед. Отчаянно надеясь, что так оно и случится, Эрик разместил самых закаленных солдат на ключевых позициях этой местности. Ему пришлось положиться на капитана Субаи со Следопытами и хадати - Грейлок называл этот отряд сборной командой Крондора, - которые должны были помочь ему продержаться.

На юге Эрик разместил большую часть резервных сил, новобранцев, еще не испытанных в боях. Рельеф местности способствовал обороне, однако рекруты еще плохо умели сражаться. Многие из них были городскими мальчиками, которых учили меньше двух месяцев и которые еще даже не нюхали крови.

- Попросите, чтобы Грейлок приготовился поддержать меня с юга. Я думаю, что северный фланг у меня в безопасности.

Маг закрыл глаза и сосредоточенно насупил брови.

- Сообщение получено, - сказал он и сел, словно у него закружилась голова.

- Вам плохо? - спросил Эрик.

Маг покачал головой.

- Просто обычно я такие вещи делаю не чаще чем два раза в месяц. Два раза в день - это многовато.

- Хорошо, я постараюсь свести сообщения к минимуму, - улыбнулся Эрик. - Жаль только, что вы у меня один.

Маг кивнул.

- По крайней мере я оказался вам полезен.

- Более чем полезен, - сказал Эрик. - Вы можете оказаться жизненно важным.

- Спасибо, - сказал маг. - Я хотел бы помочь всем, чем могу.

Эрик посмотрел, как враг в низине готовится к нападению, и вслух спросил:

- Это еще что такое?

- Капитан? - непонимающе спросил маг.

- Просто любопытно. Они строятся для того, чтобы идти в атаку, но уж больно странно их расставляют.

- Что вы имеете в виду?

Эрик сказал:

- Эта армия, с которой мы сражаемся, состоит главным образом из наемников: поодиночке они хорошие бойцы, но почти не имеют навыков для настоящей затяжной войны. Они привыкли побеждать противника численностью. - Он указал на небольшую группку людей в форме, стоящих под зелеными знаменами. - Это все, что осталось от регулярной армии Махарты, которая практически вся уцелела, когда город пал. Это вся обученная тяжелая пехота, которая у них есть. Остальные пешие солдаты - это люди, которые оставили лошадей позади, или те, кто потерял коня по дороге. Они годятся лишь на то, чтобы ими затыкать брешь. - Эрик поскреб подбородок и почувствовал, что за четыре дня здорово зарос.

- Кажется, я начинаю понимать, но все-таки объясните. Вы говорите, что они должны были разместить этих людей иным образом? - спросил маг.

- Да, - сказал Эрик. - Конница двинется по холмам, а тяжелую пехоту они направят в самую защищенную часть наших линий. Остальные пойдут прямо по открытой местности, которую простреливают наши катапульты и лучники.

- Это я вижу.

Эрик усмехнулся.

- Вы слишком вежливы. Ну, скажем так, если бы я был по ту сторону, я направил бы конницу в центр и обеспечил прикрытие, а тяжелую пехоту послал немного к северу от этого места. - Он указал на слабое место в своей обороне, скромный овраг, где ему не хватило материала и времени построить укрепления должным образом. - Если бы я был на их месте, я пробил бы там брешь и через нее пустил бы всю свою безлошадную ораву.

- Будем надеяться, что им это в голову не придет.

- Должно прийти, - тихо сказал Эрик. - Чего я не могу понять - так это почему они этого не делают. - Вдруг он сказал: - Пошлите, если сможете, сообщение Грейлоку. Скажите ему, что, на мой взгляд, противник маневрирует, чтобы заставить нас сконцентрировать наши усилия, и после этого собирается ударить где-нибудь еще по линии.

Маг улыбнулся, хотя вид у него был усталый.

- Я попробую.

Эрик не стал ждать, выйдет у мага что-нибудь или нет, а послал на север, юг и восток своих гонцов.

Через несколько минут де Лиес покачал головой и сказал:

- Мне очень жаль, но я больше не могу сосредоточиться.

- Вы сделали достаточно. Мы уходим завтра. Я думаю, было бы мудро, если бы вы сейчас же поспешили на следующую позицию, на восток. Если вы отправитесь немедленно, то до заката будете уже в лагере. Скажите интенданту, что я велел дать вам лошадь.

- Я не умею ездить верхом, капитан.

Эрик оглянулся на него.

- А есть какой-нибудь магический способ быстро передвигаться?

- К сожалению, я его не знаю.

Внизу в котловине запели трубы, и Эрик сказал:

- Тогда идите пешком. Если вам не встретится походного костра, найдите какое-нибудь защищенное место и пересидите до утра. А утрем мимо вас проедет фургон с ранеными. Остановите его и поезжайте с ним. Я предупрежу, чтобы вас подобрали.

- Разве мне нельзя остаться?

Вновь запела труба, и Эрик достал из ножен меч.

- Я вам не советую, - сказал он и отвернулся. - А теперь прошу меня извинить.

Мимо просвистела стрела, и тут же ей в ответ кто-то из лучников Эрика выпустил свою. Эрик обернулся через плечо и увидел, что маг с поразительным проворством убегает на восток. Эрик, не удержавшись, хихикнул, а потом снова переключился на предстоящую ему работу.

- Хорошо, - крикнул он. - Стрельцы, выберите цели и ждите, пока я не дам приказ стрелять.

Вдруг он услышал знакомый голос Харпера:

- Капитан фон Даркмур, вы, кажется, забыли обо мне, сэр? - Он повернулся к лучникам и заорал: - Если кто-нибудь из вас, маменькиных сынков, выпустит стрелу без моего разрешения, сам полетит за ней вдогонку и принесет мне ее назад! Ясно?

Эрик снова улыбнулся. Сам он так и не научился повадкам настоящего сержанта-грубияна и был рад, что у него в подчинении есть такие люди, как Харпер, Альфред и другие.

Тут показался враг.

Судя по всему, Эрик заблуждался насчет маневра. Единственная причина, по которой он все еще удерживал позицию, заключалась в неумении врага вести войну. Захватчики лезли прямо на холм, под снаряды королевских канониров и короткие копья солдат, которые Эрик научился метать еще в отряде Кэлиса, а потом обучил этому своих людей. Сотни вражеских воинов погибали на каждом ярде пути, еще не достигнув первой траншеи.

Защита состояла из ряда траншей и брустверов, расположенных вдоль склона. Когда уцелевшие солдаты первой волны нападающих достигли первого бруствера, перед ними предстал высокий глиняный барьер, утыканный острыми деревянными шипами. Шипы причиняли не много вреда, но вынудили нападавших замедлить продвижение, делая их легкой мишенью для защитников.

Но они наступали и продолжали наступать. Через час Эрик чувствовал, что он уже никогда не сможет снова поднять руки, и все же ему приходилось биться. Во время короткого затишья посреди схватки кто-то - сквайр или мальчик, Эрик не знал, кто именно - принес ему оловянный ковш с водой. Он быстро выпил воду, вернул ковш мальчику и через миг уже снова дрался.

Казалось, прошла целая вечность, во время которой Эрик опускал свой меч на голову каждого, кто высовывался с другой стороны укрепления. Наконец враг отступил, не желая продолжать сражение, поскольку солнце начинало садиться.

Зажглись факелы и осветили местных мальчиков, стариков и женщин и дворцовых сквайров и пажей - всех тех, кто носил живым еду и воду и уносил с поля боя мертвых и раненых.

Эрик сел там же, где стоял, даже не посмотрев на мертвого солдата из Новиндуса, который валялся в грязи рядом с ним. Когда мальчик поднес ему воды, Эрик сделал лишь один глоток, а остальное передал тем, кто был с ним рядом.

Вскоре прибыл гонец с письмом. Эрик устало вскрыл конверт, прочел приказ и крикнул:

- Продолжать отступление!

В тот же миг, словно по волшебству, перед ним возник сержант Харпер.

- Мы уходим, сэр? - спросил он.

- Вот именно.

- Значит, мы идем на следующую позицию?

- Совершенно верно.

Коварный старик спросил:

- Значит, поспать нам сегодня толком не удастся?

- По всей видимости, так, - ответил Эрик. - К чему вы клоните, сержант?

- О, ни к чему, капитан. Я только хотел удостовериться, что все правильно понял.

Эрик окинул сержанта мрачным взглядом.

- Я думаю, вы все прекрасно понимаете, сержант.

- В таком случае я хочу, чтобы вы тоже поняли, что я не собираюсь своих молодцов, которые полдня дрались, как черти, вести дальше, не дав им хотя бы поесть и передохнуть.

Эрик сам понимал, что его люди едва не падают от усталости.

- Я думаю, мы можем задержаться и перекусить.

- Прекрасно, сэр, это даст нам время, чтобы отнести подальше убитых и положить раненых в фургоны. Мудрое решение, сэр.

Эрик снова сел. Когда Харпер удалился, он сказал себе: "Неужели когда-то я сам назывался сержантом?"

Отступать было труднее, чем Эрик рассчитывал. Несмотря на то что люди поели и потом два часа отдыхали, они двинулись на восток в крайнем изнурении.

Эрик оглядел свое войско и увидел, что к нему присоединились два отряда, которые он сам готовил два года назад. Они пришли с северных позиций.

Ему передали, что враг прорвался через северные укрепления, но брешь удалось закрыть. Плохо было то, что по крайней мере три сотни вражеских солдат, а то и больше, успели просочиться в тыл. Эрик послал на север своих лучших разведчиков и надеялся, что захватчиков остановит какой-нибудь из отрядов Королевства. Триста налетчиков не успеют причинить много вреда, прежде чем подоспеет подкрепление.

Перед самым восходом солнца Эрик обнаружил, что к нему присоединилась одинокая фигура. Это был маг Роберт де Лиес.

- Приветствую вас, маг.

- Приветствую вас, капитан. Я спрятался за небольшим утесом, - сказал он с сухим юмором, - но вместо фургона я вижу целую армию.

- Я же говорил вам, что мы уходим, - сухо сказал Эрик. - Правда, я не думал, что мы уйдем так быстро.

- Понятно. Как идет война?

- К сожалению, я сам не знаю, - сказал Эрик. - Пока что мы устояли, но до конца еще далеко, а эта атака показала мне, насколько мы все устали.

- Вы сумеете их сдержать?

- Мы их остановим, - сказал Эрик. - У нас нет выбора. Впереди показались огни Вильгельмсбурга. Войдя в город, они увидели, что он полностью превратился в военный лагерь. Горожан эвакуировали еще несколько дней назад, и Эрик знал, что, как только его люди отдохнут, поедят и перевяжут раны, они покинут этот город, забросав факелами каждый дом.

К Эрику подскочил какой-то юноша и воскликнул:

- Капитан фон Даркмур!

Эрик узнал в нем дворцового пажа из Крондора.

- Да... я забыл, как ваше имя.

- Сэмюэль, сэр. Леди просила передать вам это.

Эрик взял у мальчика письмо и вскрыл конверт. В записке говорилось: "Иду в Равенсбург, искать твоих. Я люблю тебя. Китти".

У Эрика гора свалилась с плеч, когда он понял, что Китти благополучно добралась до Вильгельмсбурга и, вероятно, теперь уже живет в трактире "Шилохвость", где он вырос. Эрик обернулся к магу и сказал:

- Давайте чего-нибудь поедим.

- Превосходная идея, - сказал усталый маг.

Они пришли в гостиницу "Пахарь", где Эрик впервые повстречал капрала Альфреда и кузена Ру Дункана. При мысли о последнем Эрик подумал о том, где сейчас может быть его друг.

Гостиница была переполнена. В одной половине бара на полу были расстелены одеяла; там разместился лазарет. Другая половина была забита голодными солдатами, которые жадно поглощали горячую кашу.

Капрал, имя которого Эрик успел забыть, сказал ему:

- Наверху есть комнаты для офицеров, капитан. Мы принесем еду наверх.

- Спасибо, - сказал Эрик.

Он повел Роберта по лестнице и открыл дверь в первую комнату. Там на голом полу спал офицер в плаще с гербом Илита. Два других офицера сидели и ели. Они обернулись к двери, и Эрик, махнув рукой в знак того, что он просит извинения, закрыл дверь. Следующая комната была пуста.

Внутри было два простых матраца, сшитых из шерстяных одеял и набитых сеном; Эрику они показались очень заманчивыми. Он начал с трудом стягивать сапоги, и к тому времени, как он преуспел в этом деле, пришел капрал с двумя деревянными мисками горячей каши и двумя большими кувшинами пива. В тот же миг усталость Эрика как рукой сняло, и рот наполнился слюной.

Прежде чем отпустить капрала, Эрик сказал:

- Проследите, чтобы меня разбудили за час до рассвета.

- Слушаюсь, капитан.

Роберт сказал:

- Я не завидую вам - вставать в такую рань после трудного дня...

- А вам и не нужно никому завидовать, маг. Вы тоже встанете на заре.

- Насколько я понимаю, это необходимо?

- Да, мы должны уйти из города прежде, чем сюда доберется враг. Труднее всего в нашем деле - постоянно держаться на шаг впереди противника. Когда они достигнут Вильгельмсбурга, здесь будет только огонь и руины.

- Какое расточительство.

- Куда большее расточительство оставлять за собой то, что может помочь врагу.

- Наверное, вы правы. - Маг съел пару ложек каши, затем сказал: - Пуг говорил, что происходит нечто страшное, и хотя он не сказал ничего определенного, из его слов стало ясно, что речь идет не только об опасности для независимости Королевства. Или это преувеличение?

- Я не могу ответить на ваш вопрос, - сказал Эрик, проглотив то, что у него было во рту. Сделав большой глоток пива, он продолжил: - Но позволю себе сказать, что никто из нас не может допустить поражения в этой войне. Ни один из нас.

Роберт сидел, привалившись спиной к стене и вытянув ноги.

- Я не привык так много ходить.

- А ведь я предлагал вам лошадь.

- Сказать по правде, я их побаиваюсь.

Эрик посмотрел на него с изумлением и вдруг расхохотался.

- Я всю жизнь прожил среди лошадей, так что простите мне, что ваши слова я нахожу забавными.

Роберт пожал плечами.

- Ну, есть многие люди, которые боятся магов, так что я вас понимаю.

Эрик кивнул.

- Было время, когда я был еще мальчишкой в Равенсбурге, когда я сам если и не боялся вас, то, во всяком случае, вы внушали мне тревогу, но за последние несколько лет я видел достаточно, чтобы понять, из-за чего на самом деле стоит переживать. Я понял, что мое дело держать в руке меч, а уж боги, жрецы и маги пусть занимаются своими делами.

- Вы мудрый человек, - сказал Роберт с сонной улыбкой. - А теперь не сочтите меня невеждой, - он отставил миску и кувшин в сторону, - но я собираюсь немного поспать. - Он захрапел в тот же миг, как его голова коснулась матраца.

Эрик допил пиво и прилег. Казалось, что он спал всего минуту, когда его потряс за плечо молодой капрал.

- Капитан, уже пора вставать.

Ру сделал всем знак остановиться. Луи был в полубессознательном состоянии, Ру привязал его ноги к стременам одной из лошадей и, обвязав его веревкой поперек туловища, протянул ее под брюхом у животного, чтобы раненый не упал. Луи обнимал лошадь за шею. Из раны у него все еще сочилась кровь, и Ру понимал, что, если они не остановятся на привал и не окажут ему лучшую помощь, чем до сих пор, Луи не доживет до рассвета. На другой лошади сидел Биллем, обнимая маленького Гельмута, а на третьей - Натали с Абигайль. Ру, Карли и Элен вели лошадей в поводу.

Утром они покинули пещеру и теперь пытались найти безопасный путь к северной дороге. Дважды они упирались в непроходимые дебри, и Ру, в соответствии с планом, вел свой отряд на восток, когда невозможно было идти на север, а затем поворачивал на север, когда больше нельзя было идти на восток.

Только когда оказалось, что больше нет пути ни на восток, ни на север, он вернулся немного западнее и нашел другой путь к северу.

Ру велел им остановиться, потому что услыхал в отдалении цокот копыт и решил, что нужно затаиться.

- Ждите здесь, - тихо сказал он и передал уздечку лошади, на который сидел Луи, Элен. Обнажив свою рапиру, он поспешно двинулся вперед, высматривая какое-нибудь возвышение, чтобы оттуда хорошенько оглядеть окрестности.

Он нашел на востоке небольшой холм и, взобравшись на него, увидел другой, повыше. Оттуда он всадников не увидел, но, прислушавшись, понял, что всадники проезжают немного севернее того места, где он находится.

- Проклятие, - тихо пробормотал Ру и поспешил назад к своим.

Дети притихли, догадываясь, что их родители скрываются от опасности. Ру сказал:

- На севере большая группа всадников.

- Это та дорога, о которой вы говорили? - спросила Элен.

- Да, наверное.

- Что нам делать? - сказала Карли.

- Идти, спокойно и медленно, и надеяться, что это конница Королевства.

Карли справлялась со своим страхом гораздо лучше, чем Ру мог ожидать. Он восхищался ее готовностью забыть о себе и думать только о детях. Ру поглядел на Луи, который впал в забытье, хоть и по-прежнему держался вертикально. По лицу его струйками стекал пот, хотя утро было прохладное, и Ру понял, что его лихорадит.

- Надо обработать раны Луи, - сказал Ру, и обе женщины кивнули.

Они медленно тронулись через лес. Спустя полчаса Ру остановился на поляне. Он огляделся по сторонам и сказал:

- Я узнаю это место.

- Где мы?

Ру сказал.

- Карли, это то место, где твой отец, Эрик и я разбили лагерь на вторую ночь нашего путешествия. Мы встретились с ним в половине дня пути на восток отсюда. - Он что-то прикинул в уме. - Проклятие. Мы где-то сделали петлю и пошли на северо-запад вместо севера. Мы гораздо западнее, чем я предполагал.

- Где мы? - спросила Элен.

- Нам еще больше дня ехать до дороге, на которой будет развил-ка. Там мы повернем к Вильгельмсбургу.

Карли понизила голос.

- Луи не сможет ехать еще целый день.

- Я знаю, - сказал Ру, - но у нас нет выбора.

Он повел их через поляну, и вскоре они вышли на дорогу, которую искали. Отпечатки копыт свидетельствовали о том, что патруль, который слышал Ру, поехал этим путем. Ру махнул своим, и они осторожно двинулись вдоль дороги на восток.

День прошел без происшествий. На закате они вышли из леса и нашли заброшенную бревенчатую ферму с крышей, покрытой дерном.

- Мы можем здесь переночевать, - сказал Ру. - Дорога на Вильгельмсбург примерно в часе езды отсюда.

Луи сняли с коня и, внеся в дом, положили на мягкую подстилку из соломы. Ру отвел лошадей в пустой сарай и нашел там немного сена, которое счел годным. Он знал еще по занятиям в армии, что от плохого сена у лошадей могут случиться колики и они могут пасть, но это сено на вид казалось съедобным. Он закрыл дверь и пошел к дому.

Элен осмотрела плечо Луи и сказала:

- Его надо промыть.

Ру огляделся по сторонам, но в доме ничего не осталось.

- Пойду посмотрю, есть ли здесь колодец.

Он вышел во двор и нашел колодец и ведро. Зачерпнув воды, он отвязал ведро и понес в дом.

Карли сказала:

- Вот что я нашла. - Она показала маленький мешочек. - Соль.

Ру взял у нее находку, а Карли продолжала:

- Он, должно быть, упал на пол, когда жильцы убегали.

- Соль нам пригодится, - сказал Ру.

- Мы разведем костер? - спросил Биллем.

- Нет, - сказал Ру. - Даже если огня не будет видно, дым выдаст наше присутствие налетчикам.

Элен понизила голос.

- Если бы я могла вскипятить воды, я промыла бы ему рану.

- Я знаю, - сказал Ру и дал ей соль. - Сначала напейтесь, а потом разведите в воде соль и этим раствором обработайте рану. - Он посмотрел на своего друга, который лежал без сознания. - Боль будет адская, но не думаю, что он заметит. Я попытаюсь найти что-нибудь для припарки.

Ру вышел из хижины, но не стал уходить далеко на случай, если по дороге кто-нибудь проедет. Нельзя, чтобы его заметили. Он обогнул сарай и вошел в лес. Там, где они проходили, он видел на камнях какой-то мох. Накор показывал им всем, как делать припарку, и теперь Ру сожалел, что тогда мало вслушивался в его слова. Но ему казалось, что он знает, что искать.

Потратив почти час на поиски, Ру нашел паутинообразный мох на стволах деревьев и камнях возле крошечного ручейка. Он набрал полные горсти и поспешил назад.

Карли и Элен сняли с Луи рубашку и омыли рану в соленой воде. Элен сказала:

- Он даже не дернулся.

- Что ж, вероятно, это к лучшему, - сказал Ру. Он всмотрелся в лицо друга и увидел, что оно покрыто потом. Он также увидел, что рана на плече Луи теперь слегка подсохла. - Теперь ее надо зашить.

Карли сказала:

- У меня есть иголка.

- Откуда? - удивился Ру.

Она подняла подол платья и сказала:

- Иглы всегда нужны, и когда мы все оставили, я забрала иголки с собой. - Она разорвала шов внизу платья и вынула маленький кожаный лоскуток, в который и были спрятаны шесть остро заточенных стальных игл.

Ру замигал.

- Хорошо, что ты так любишь шить, что носишь с собой иголки, - сказал он. - У тебя, наверное, и нитки есть?

Элен сказала:

- Нити найти несложно. - Она встала и, приподняв подол платья, сняла одну из нижних юбок. Потом потеребила зубами шов и, когда в нем образовалась прореха, начала распутывать нитки. - Теперь скажите, какой длины нужна нитка?

- Полтора фута, - сказал Ру.

Она взяла иголку и стала распутывать нити, подцепила ту, которую хотела освободить, и потом двумя пальцами потянула. Ру думал, что нитка порвется, но, к его безмерному удивлению, она пошла свободно и Элен, вытянув три фута, оборвала ее и вручила Ру.

Ру сказал:

- К сожалению, я никогда раньше этого не делал. - Он взял у Элен иголку с ниткой и скомандовал: - Одна из вас встанет у него в головах, а другая в ногах на случай, если он станет дергаться.

Элен послушно взялась за ноги Луи, а Карли осторожно, чтобы не задеть рану, положила руки ему на плечи. Ру начал шить.

Всю ночь Луи метался в лихорадке. Наконец он пришел в себя и выпил немного воды. Однако приходилось отводить его руки, поскольку он пытался сорвать повязку, которой Ру закрепил припарку.

Потом Карли и Элен прикорнули в уголке, возле детишек. Ру улегся в дверном проеме с мечом в руке.

Утром Луи выглядел получше.

- Я думаю, лихорадка прошла, - сказал Ру.

- Можно везти его дальше? - спросила Элен.

Ру стиснул зубы.

- Я не думаю, что это будет ему на пользу, но мы не можем здесь оставаться. Если те солдаты, которые здесь вчера проехали, были из конницы Королевства, то уже сегодня здесь будут захватчики. Если же это были вражеские солдаты, то мы уже за линией фронта, в тылу врага.

Луи открыл глаза и прошептал:

- Я могу ехать.

- Жаль, что у нас нет никакой еды, - сказала Карли. - Ему нужно восстановить силы.

Ру сказал:

- Если все будет хорошо, то к полудню мы будем в Вильгельмсбурге. И уж там наедимся вдоволь, - добавил он, подмигнув детям.

Они оседлали лошадей и, с превеликим трудом, усадили Луи верхом. Ру спросил его:

- Привязать тебя, как вчера?

- Нет, - сказал Луи, щурясь от яркого утреннего света. - Я справлюсь. - Он посмотрел на свое забинтованное плечо и спросил: - Чего ты мне туда напихал?

- Соленой воды и припарку, - ответил Ру. - А что?

- Я такого зуда никогда еще не испытывал.

Ру сказал:

- Я думаю, когда зудит, это хорошо.

- Только когда зудит у кого-нибудь другого, - сказал Луи. Ру взял его коня под уздцы, и Луи вцепился в гриву. Дети ехали так же, как раньше, и Ру повел их всех вдоль дороги, в восточном направлении.

Эрик пронесся по городу, крича:

- Поджигайте!

На западном конце Вильгельмсбурга его солдаты уже забрасывали дома факелами. Большие каменные здания обложили охапками сена, а домики с соломенными крышами загорались и так.

К тому времени, когда Эрик достиг восточных окраин города, западная половина была уже полностью охвачена огнем. Эрик подождал, пока все его люди не вышли за пределы города, а потом скомандовал:

- Пошли дальше.

Перед восходом солнца солдаты оставили Вильгельмсбург и двинулись на восток, к горному хребту, который им предстояло защищать в течение следующей недели. Эрик знал, что по пути к Даркмуру им встретится еще несколько мелких городов: Вольфсбург, Равенсбург, Галле и Готсбус. В каждом из них солдат ждут пища и ночлег, но все их придется предать огню.

Роберту де Лиесу, который ехал теперь верхом, очевидно, было очень неудобно, и Эрик, подъехав к нему, спросил:

- Как дела?

- Только мысль о том, что мне пришлось бы еще день идти по жаре, убеждает меня в том, что это хорошая идея, капитан.

Эрик улыбнулся.

- Лошадь - нежное животное. Кормите ее, заботьтесь о ней, и она позаботится о вас. Не забудьте о шпорах.

Эрик поскакал вперед, и маг попытался следовать за ним, чтобы доказать, что и он на что-то способен.

Ру привалился спиной к склону оврага, прижав рапиру к груди. Отчаяние его не знало границ, когда он увидел над Вильгельмсбургом дым. Ру сразу понял, что город сожжен дотла.

Они остановились на дороге, чтобы решить, что делать дальше: попытаться догнать отступающую армию Королевства или вернуться обратно к развилке и повернуть на дорогу к Равенсбургу. Пока они совещались, с поляны донесся крик, свидетельствующий о том, что их обнаружили всадники.

Ру сразу повел свой отряд в лес. Он нашел овраг, который, резко углубляясь, вел сначала на север, а потом снова на восток. Ру отправил детей и женщин вперед, а сам поспешил назад с оружием в руке. За ним, держа в левой руке кинжал, шел Луи. Он был очень слаб и еле держался на ногах, но рвался в бой.

Карли, Элен и дети спрятались в дальнем конце за крутой насыпью и старались успокоить лошадей, чтобы они не заржали, а Ру и Луи ждали возле первого поворота оврага.

Вскоре послышался голос, и Ру узнал язык наемников из Новиндуса. Луи кивнул и еще крепче сжал рукоять кинжала.

Послышался стук копыт, приближающийся к тому месту, где спрятался Ру. Голоса стали громче.

- В грязи совсем свежие следы.

- Оставь. Ты что, хочешь попасть в засаду?

Первый всадник уже повернул и, оглянувшись через плечо, ответил:

- Сначала заплати, потом будешь мною командовать, ты... Ру прыгнул вверх и ударил прямо в незащищенную область под правой рукой наемника. Внезапный удар ошеломил всадника, и Ру сдернул его с коня.

Лошадь заржала и поскакала по дну оврага мимо Луи.

- Что ты сказал? - переспросил другой всадник.

Ру увидел у пояса поваленного солдата кинжал и, вытащив его, бросил Луи. При всей своей усталости и слабости Луи все же исхитрился сунуть свой кинжал в зубы и поймать тот, который ему бросил Ру.

Луи подбросил пойманный кинжал в воздух, поймал его за острие, замахнулся и метнул его во второго наемника, который как раз показался из-за поворота.

- Эй! Я спрашиваю... - успел сказать тот, прежде чем клинок вонзился ему в горло.

Всадник захрипел, и Ру вытащил его из седла. Он положил труп рядом с первым и хлопнул лошадь по крупу, чтобы она поскакала туда, где затаились Карли, Элен и дети.

Потом они с Луи присоединились к ним.

- В любую минуту могут появиться остальные, - сказал Ру.

- Что будем делать? - спросила Карли.

Ру указал на высокую насыпь.

- Мы поднимемся наверх. Они не смогут сюда забраться на лошадях.

Он немедленно начал карабкаться наверх. Когда он добрался до верха и огляделся, он увидел между деревьями других всадников, которые встревоженно спрашивали друг друга, куда делись два их товарища. Ру махнул Элен, чтобы она подняла повыше Виллема, а тот - Гельмута. Самый маленький из ребятишек надул губы, собираясь заплакать, и Ру сказал:

- Прошу тебя, малыш, не сейчас.

Как только Ру взял сына на руки, Гельмут жалобно заревел, словно все страхи, голод и усталость, которые он перенес за последние три дня, наконец хлынули из него. В ответ ему раздались крики всадников, и Луи, вытащив кинжал, повернулся в их сторону.

Абигайль и Натали с помощью матерей взбирались по камням. Биллем поднялся самостоятельно. Луи посмотрел на кручу и сказал:

- Я не смогу.

- Поднимайся! - рявкнул Ру. - Тут тебе пройти совсем немного.

У Луи действовала только одна рука, да и то плечо было ранено. Он стиснул зубы и полез вверх, пытаясь помогать себе целой рукой, а усохшая правая рука бессильно скользила по камням. Ру наклонился и ухватил его за запястье.

- Я тебя держу!

Ру казалось, что руки у него сейчас оторвутся. Луи висел на нем и не мог подтянуться. Запыхавшись, Луи сказал:

- Отпусти меня. Я не смогу.

- Нет, ты залезешь, сукин ты сын! - прокричал Ру и дернул изо всех сил, хоть и понимал, что не сможет один его втянуть.

Луи попытался подтянуться, но в этот момент показались два всадника.

- Вот они! - крикнул первый из них.

- Отпусти меня! - сказал Луи. - Уходите!

- Нет! - крикнул Ру и сказал Элен и Карли: - Спрячьтесь с детьми за деревьями!

Ру тянул уже из последних сил, и тут подскакавший к Луи всадник вынул меч.

- Это вы, ублюдки, убили Микву и Тугона? Мы вам...

Просвистела стрела, и всадник упал с лошади, и через миг вторая стрела вынула из седла его приятеля.

Чьи-то сильные руки схватили Луи за запястье, пониже того места, в которое вцепился Ру, и легко подняли его на край насыпи. Ру обернулся и увидел странное, чуждое, но красивое лицо. Эльф улыбнулся и сказал:

- Вам, кажется, пришлось туго, незнакомец.

- Точнее не скажешь, - задыхаясь, проговорил Ру. Появился второй эльф, в руках которого был длинный лук. Ру сгибал и разгибал левую руку. - Даже не знаю, сколько бы я еще продержался.

К эльфу подошел темнолицый человек в черном мундире, и знакомая усмешка заиграла на его губах, когда он сказал:

- Ну, дружище, если вы не самые грустные клоуны, каких я имел несчастье видеть, значит, я уже вообще ничего не знаю. Луи усмехнулся и сказал:

- Джедоу. Рад тебя видеть. - С этими словами он потерял сознание.

- Что с ним приключилось? - спросил Джедоу Шати, опускаясь на колени перед раненым товарищем.

- Его ранили в плечо, - сказал Ру. - Рана воспалилась. Потерял много крови, словом, все, как обычно.

- Мы ему поможем, - сказал эльф. - Но будет лучше, если мы все уберемся отсюда подальше.

Ру протянул эльфу руку:

- Руперт Эйвери.

- Я Галаин, - сказал эльф. - У меня поручение от генерала Грейлока.

- Генерала? - переспросил Ру. - Ничто не стоит на месте.

- Да, многое изменилось с нашей последней встречи, - сказал Джедоу. - Давайте-ка сначала увеличим расстояние между нами и вражеской конницей, а поговорить можно и позже.

- Сколько вас всего? - спросил Ру, следуя за Джедоу и Галаином.

- Шесть эльфов королевы Аглараны и легкий отряд.

Ру знал, что легкий отряд состоит из десяти команд по шесть человек в каждой.

- Где они?

- В полумиле отсюда, - сказал Джедоу. - У наших друзей эльфов поразительный слух, и когда они услышали конское ржание, я решил проверить, что здесь происходит. - Он положил руку Ру на плечо. - Мы направляемся в Равенсбург. Желаете присоединиться?

Ру засмеялся:

- Благодарю. Мы с удовольствием составим вам компанию. Теперь скажи, нет ли у вас чего-нибудь поесть?

ГЛАВА 22 РАВЕНСБУРГ

Эрик улыбнулся. Китти птичкой впорхнула в его объятия, едва он успел спешиться.

- Я так боялась, что больше никогда тебя не увижу, - сказала она.

Он поцеловал ее и обнял еще крепче.

- Я тоже.

Через двор трактира "Шилохвость", сквозь толпу суетящихся солдат к Эрику проталкивались Натан с Фрейдой. Фрейда обняла сына, а Натан пожал ему руку.

- Поздравляю! - с усмешкой произнес Натан. - Получил чин рыцарь-капитана и женился.

- Что ж ты нас не предупредил? - упрекнула Эрика Фрейда. - Когда эта девушка сюда пришла, я сначала решила, что она сумасшедшая, раз вышла замуж за моего мальчика. - Она окинула Китти взглядом, полным сомнения. - Но потом я убедилась, что она очень даже хорошо тебя знает.

Фрейда улыбнулась, и Эрик покраснел от смущения.

- Видишь ли, обстоятельства сложились так, что мы были вынуждены действовать быстро.

- Она мне так и сказала, - кивнула Фрейда.

- Что мы стоим на улице? - сказал Натан. - Давай заходи, поешь, прими ванну.

- С радостью, - ответил Эрик, - но сначала я должен организовать эвакуацию людей из города. Через день все вы должны быть уже в пути.

- Мы должны уйти? - спросил Натан.

Эрик кивнул.

- Враг уже в пяти днях пути отсюда, может быть, даже в трех, а конница и того ближе. После того, как все жители уйдут, мм будем защищать город, пока хватит сил.

- А потом? - спросил Натан.

Эрик опустил глаза, как будто стыдился произнести вслух ответ:

- Нам придется сжечь его дотла.

Натан побледнел.

- Надеюсь, ты знаешь, что делаешь?

- Знаю, - твердо сказал Эрик. - Я уже превратил в факелы Вильгельмсбург, Вольфсбург и с полдюжины деревень.

Натан устало провел ладонью по морщинистому лицу:

- Никак не думал, что мне еще раз придется это увидеть.

Эрик вспомнил, что кузнец пришел к ним после того, как вся его семья погибла во время набега пиратов на Дальний Берег.

- Я могу сказать тебе лишь одно: это совершенно необходимо. В это время во двор въехал крайне усталый на вид человек в серой куртке. Он еле-еле слез с лошади и на подгибающихся ногах подошел к Эрику.

- Неужели к этому можно привыкнуть? - жалобно спросил он.

Эрик улыбнулся:

- Мать, Натан, познакомьтесь: это Роберт де Лиес, он еще только учится ездить верхом.

Натан сочувственно поморщился.

- Пойдемте в дом. Я волью в вас немного вина, и вам сразу станет легче.

Он велел своему ученику Гюнтеру увести лошадь мага. Мальчик взял коня под уздцы и вопросительно улыбнулся Эрику, желая отвести на коновязь и его скакуна.

- Мне он еще понадобится, - сказал Эрик помощнику кузнеца. - Я вернусь чуть позже, и тогда ты сможешь о нем позаботиться. - Потом он снова повернулся к Натану. - Я должен разместить своих людей на постой - здесь, в других трактирах, у Гроуерса и Винтнерса, словом, везде, где только возможно. Так что ты пока готовься, тебе придется поработать. Кроме нашего отрядного кузнеца, ты единственный человек в Равенсбурге, который умеет чинить доспехи и оружие. Придется тебе пару ночей не поспать, - с сожалением добавил он.

Натан покачал головой и сказал:

- Пойдемте со мной, Роберт, пропустим по стаканчику. Мне тоже нужно набраться сил.

Китти поцеловала Эрика.

- Приезжай поскорее.

Фрейда тоже чмокнула его в щеку и шепнула:

- Похоже, она отличная девушка, Эрик, только временами немного странная.

Эрик усмехнулся:

- Ты про нее еще и половины всего не знаешь. Я вернусь к ужину.

Когда мать повернулась, чтобы идти, он спросил:

- Ру не давал о себе знать?

Она остановилась.

- Пару дней назад здесь проезжали два его фургона. Я думаю, они останавливались у Гастона. Но о нем самом мм ничего не слышали. Почему?

- Видишь ли, на дорогах сейчас... небезопасно.

Фрейда, которой, в сущности, никогда до Руперта никакого дела не было, знала, что ее сын сильно привязан к своему другу, и сказала:

- Я буду молиться за него.

Эрик улыбнулся:

- Спасибо, мать.

Вновь вскочив на коня, он поехал, чтобы проследить за тем, как его солдаты размещаются на постой и готовятся к разрушению города, в котором он прожил большую часть своей жизни.

- Как ты себя чувствуешь? - спросил Ру.

- Лучше, - ответил Луи. Он ехал рядом с Ру и действительно выглядел лучше.

Джедоу, ехавший впереди них, обернулся и сказал Ру:

- Дружище, если учесть, что ты едва не отправил его на тот свет своей припаркой, он кажется просто заново родившимся.

- Да я думал, что это тот мох, который нам показывал Накор.

Эльфы убрали то зелье, которое состряпал Ру, нашли нужные травы и снова перевязали Луи рану.

Солдаты Джедоу забрали коней убитых ими налетчиков, так что Ру, Луи и женщины ехали верхом. Эльфы шли пешком, и двое из них вели в поводу коней, на которых ехали дети, но Карли и Элен не спускали глаз со своих отпрысков.

Отряд отъехал подальше от поля битвы и раскинул лагерь. Джедоу не стал строить укрепления, поскольку эльфы вызвались охранять лагерь снаружи, и он посчитал, что лучше проехать дополнительных два часа в день, чем тратить это время на возведение оборонительных сооружений.

Утром после отъезда из лагеря они дважды получили сообщения о перемещении других отрядов на юге: захватчики двигались на запад, а королевские войска - на восток. Стало ясно, что они прямым ходом идут к следующему сражению. Ру достаточно хорошо знал здешние места, чтобы понимать, что после Равенсбурга здесь из крупных городов есть только Вольвертон, а местность вокруг него не способствовала прочности обороны. У Равенсбурга они, конечно, некоторое время продержатся, а потом придется отступать до самого Даркмура.

- Далеко еще до Равенсбурга? - спросил Джедоу.

- Меньше часа езды, - ответил Ру.

- Это хорошо, - сказал Луи. - Наконец-то я попробую вина, которое вы с Эриком без конца нахваливали.

- И поверь мне, оно тебя не разочарует, - сказал Ру. Потом он подумал о том, что в Равенсбурге уже собралось несколько отрядов армии Королевства, и добавил: - Если там что-нибудь еще останется к тому времени, когда мы приедем.

Через десять минут они подъехали к первому лагерю, расположенному за удобным для обороны возвышением. Они поприветствовали караульных, и те безо всяких вопросов их пропустили.

Потом им все чаще стали встречаться разные отряды Королевства, роющие укрепления вдоль дороги. Ру сказал:

- Похоже, линия фронта будет проходить через каждые десять миль.

Джедоу обернулся и указал на север.

- Мы уже несколько недель пытаемся направить врага на эту дорогу. Мы оставили позади достаточно людей, чтобы быть уверенными в том, что захватчики не попытаются повернуть обратно и прорваться с севера от нас.

Ру знал местный ландшафт как никто другой.

- Даже если они обойдут вас с севера, - сказал он, - им все равно потом придется повернуть на юг, чтобы подняться на хребет Кошмара.

- Так и задумано, - сказал Джедоу.

Чем ближе они подъезжали к Равенсбургу, тем больше было оживление на дороге. Дорога, по которой они ехали, шла параллельно невысокой гряде холмов, где в течение долгих лет выращивали виноград.

Солдаты рубили большие виноградные лозы и сооружали из них повышенный бруствер вдоль вершины гряды. Хотя Ру никогда не занимался виноградарством, он все детство провел среди виноделов ипонимал, какую ценность представляют эти лозы. Некоторым из них было больше трехсот лет, и потеря этих патриархов будет невосполнимой. Он заметил, что в виноградниках суетятся работники, срубая лозы для того, чтобы сохранить их и потом, после воины, привить их новым виноградникам, которые они надеялись посадить на этих холмах. Ру в душе пожелал им удачи.

В Равенсбург они въехали уже после полудня. Ру сразу же увидел Эрика, который командовал возведением баррикад поперек главной дороги, и замахал ему рукой.

- Ру! Луи! Джедоу! - радостно восклицал Эрик, подъехав к ним.

Галаин дождался, пока закончится обмен приветствиями, и вежливо спросил:

- Капитан фон Даркмур?

- Да, - сказал Эрик. - Чем могу служить?

Галаин извлек свиток и вручил Эрику, который тут же прочел его и сказал:

- Хорошо. Если вы проголодались, пойдите вон туда, - он показал на трактир, стоящий через площадь от них, - и скажите, что вас прислал я.

- Спасибо, - сказал Галаин.

Эрик посмотрел на Карли и Элен с малышами и попросил эльфа:

- Я был бы вам очень признателен, если бы вы отвели лошадей. - Карли он сказал: - Скажите моей матери, что вас прислал я, и не позволяйте ей пичкать детей конфетами.

Карли улыбнулась, и по щеке ее скатилась слеза.

- Спасибо вам.

Когда Галаин увел лошадей с женщинами и ребятишками, Эрик спросил:

- Луи, что с плечом?

- Длинная история. Я тебе вечером расскажу, - ответил Луи.

Эрик кивнул и повернулся к Ру:

- Ты иди пока к своим, а позже мы с тобой посидим и обо всем поговорим. Мне еще многое нужно сделать.

- Не сомневаюсь, - сказал Ру. - Значит, встретимся позже. Когда они отъехали, Джедоу дурашливо отсалютовал Эрику, но тот своим обычным командирским тоном сказал:

- Докладывайте, сержант.

- Есть, сэр, капитан, сэр! - ухмыльнулся Джедоу.

- Ладно, достаточно.

- Слушаюсь, капитан, сэр!

Эрик наклонился к нему поближе:

- Вам что, снова захотелось стать капралом, сержант?

- Не дразни меня обещаниями, которые не можешь выполнить, злой ты человек.

Эрик усмехнулся.

- Что вы видели?

- С севера идет один крепкий ублюдок по имени Дуко, генерал Дуко. Он пока застрял между Эггли и Таннерусом. Граф Пембертон и герцог Джайбона окопались там с тяжелой пехотой и при поддержке картезианских стрелков, которые удерживают наиболее важные высоты, не давая неприятелю пройти. Это ребята не промах, они могут стрелами зубы выбивать. Так что в основном люди Дуко только палят по баррикадам. Там, конечно, сейчас жарко, но главные вражеские силы идут по Королевскому тракту.

- Слышно ли что-нибудь о Фейдаве?

- Ничего. Судя по всему, этот подонок держится возле Изумрудной суки. - Джедоу поскреб подбородок. - Больно уж это сумбурное вторжение, дружище, если ты понимаешь, что я имею в виду.

- Я прекрасно понимаю, что ты имеешь в виду, - сказал Эрик. - Отправляйся размести своих людей и до завтра можешь отдыхать. Я хочу, чтобы твой отряд отступил дальше в Вольвертон и приготовил там захватчикам пару неприятных сюрпризов, которые их притормозят.

Джедоу усмехнулся.

- Неприятные сюрпризы - моя специальность, капитан.

- Закончишь приготовления и сам вернешься сюда. Мне нужно, чтобы ты командовал на северном фланге. - Эрик отсалютовал, Джедоу ответил и поехал устраивать своих шестьдесят человек.

Эрик снова занялся своими делами, но часть его сознания была вместе с родными, особенно с молодой женой, до которой сейчас было всего десять минут езды.

Трактир был переполнен, так что Мило усадил Ру, Карли, Элен Джекоби, Эрика и Китти в кухне, вокруг стола, за которым обычно готовили еду. Детей уже покормили и отправили спать, но и без них было так тесно, что Китти сидела на коленях у Эрика. Впрочем, это вряд ли доставляло кому-то из них неудобство.

Эрик с жадностью накинулся на еду: впервые за много дней он ел горячее, и к тому же пищу готовила его мать. Мило открыл несколько бутылок своего лучшего вина и без конца подливал гостям.

Роберт де Лиес поселился с Гюнтером, учеником Натана, и Мило немного успокоился, что с размещением гостей все не так сложно.

- Дети могут занять нашу, - сказала Фрейда.

- Мило положил их наверху, - ответил Натан.

- Не дети Ру. Я имею в виду Эрика и его жену.

Эрик покраснел, а Натан рассмеялся:

- Я бы не рискнул назвать его ребенком, дорогая.

Фрейда сказала:

- Он - мой мальчик, а Китти еще совсем девчонка. Во всяком случае, им нужно побыть наедине.

- Хорошо, - сказал Натан. - Я-то собираюсь до утра работать в кузнице. Это тебе надо решить, где ты будешь спать.

- Я просто брошу под столом одеяло и буду спать на кухне. Мне нужно встать рано, чтобы накормить столько голодных ртов.

Эрик знал, что Натан и его мать живут в маленьком домике возле кузницы. В те времена, когда там жил Тиндаль, он мало чем отличался от грязного навеса, но Натан с Фрейдой превратили его в опрятную спаленку.

Мило спросил:

- Эрик, нам придется уехать?

Эрик кивнул.

- Послезавтра на рассвете. Двумя днями позже здесь будет кипеть сражение. Мы должны задержать врага, чтобы дать возможность отступить нашим флангам. Потом они будут держаться, а мы - отступать, и если все пройдет по плану, мы разобьем их в Даркмуре.

Мило вздохнул.

- Этот постоялый двор - все, что у меня есть.

Эрик снова кивнул.

- У меня есть кое-какие деньги. Когда война закончится, я помогу вам восстановить "Шилохвость".

Мило его слова не убедили, но он не подал виду. Эрик спросил:

- Как Розалина и малыш?

- Прекрасно, - с довольным выражением лица откликнулся Мило. - Они и Рудольфом завели еще одного ребенка, мальчика, и назвали его в мою честь!

- Поздравляю, - сказал Эрик.

- Я послал им весточку, что ты здесь, хотя как они могли этого не знать, когда кругом бегают солдаты, которые то и дело выкрикивают твое имя, для меня загадка. Странно, что они еще не здесь.

Эрик сказал:

- Ну, Рудольфу и его семье нужно собираться в дорогу, а у них ведь пекарня.

- Это верно. Однако, я думаю, они захотят с тобой повидаться перед отбытием.

- Мне надо с ними поговорить, - задумчиво произнес Эрик.

Китти поцеловала его в щеку.

- Поговоришь с ними завтра.

Эрик усмехнулся и снова покраснел.

- Хорошо, хорошо, - тихо сказал он. Потом обвел взглядом собравшихся и произнес: - Ну ладно, мне завтра рано вставать...

Все засмеялись. Эрик покраснел еще сильнее и, взяв Китти за руку, увел ее из кухни.

Когда они ушли, Натан сказал:

- Ру, я смотрю, ты преуспел.

Ру надул щеки и резко выпустил воздух, преувеличенно изображая облегчение:

- Теперь, когда я вижу, что до сих пор жив, да, можно сказать, что я преуспел.

Остальные рассмеялись и принялись подтрунивать друг над другом; и постепенно домашний уют, позволяя знакомой среде убаюкать их в мгновенную иллюзию, что неприятность была далеко.

На рассвете следующего дня Ру рядом с женой сидел на козлах фургона. В самом фургоне ехали Луи, Элен и дети. Ру улыбнулся и спросил сидевшего в седле Эрика:

- Скоро увидимся?

Эрик кивнул:

- Но не совсем уж скоро, как ты понимаешь. К тому времени, когда я буду в Даркмуре, вы должны быть на полпути к Малакз Кроссу. Кроме того, разве у тебя нет на Востоке какого-нибудь имения, требующего твоего присутствия?

Ру пожал плечами.

- Я имею достаточно, чтобы удержаться на плаву, если мы выживем. Но как ни смешно, мне очень не хочется пропустить то, что здесь будет твориться.

Эрик усмехнулся:

- Это ты только так говоришь.

Ру усмехнулся в ответ.

- Ты прав. Я хочу увезти детей туда, где они смогут играть, есть и наращивать жирок.

Эрик засмеялся:

- Тогда катись отсюда!

Ру обнаружил, что два из его фургонов сумели добраться до Равенсбурга. Он выполнил свое обещание и заплатил двум возчикам в размере годового заработка. После этого он их отпустил и, оставив себе один фургон, другой отдал Мило и Натану.

Эрик подъехал ко второй повозке. Мило и Натан сидели на месте кучера, а Китти, Фрейда и Розалина с мужем и сыновьями, Гердом и Мило, теснились в задней части. Эрик улыбнулся старшему мальчику, который теперь явственно походил на своего настоящего отца, Стефана фон Даркмура. Мальчуган сидел на коленях у отчима и осыпал всех вопросами на своем, понятном лишь двухгодовалому ребенку варианте королевского диалекта, а его мать держала на руках младенца. Эрик сказал Натану:

- Когда доберетесь до Даркмура, найдите Оуэна Грейлока. Он подыщет вам безопасное место.

Китти встала, и Эрик подъехал поближе к фургону, чтобы ее обнять. Они молча сжали друг друга в объятиях, а потом Эрик отпустил ее.

Натан щелкнул вожжами, и лошади тронулись, а Эрик смотрел, как вся его жизнь удаляется от него в открытой повозке. Его мать; ее муж, человек редкий и замечательный; Мило, который в детстве заменил ему отца; Розалина, которую он всегда считал сестрой; и Герд, его племянник, хотя об этом знали немногие. И, что самое удивительное, Китти, стройная молодая девушка, которая теперь значила для него больше, чем он мог себе представить до встречи с ней.

Эрик смотрел, пока фургон не исчез из виду. В городке творилось нечто невообразимое. Горожане собирали вещи в фургоны, на телеги или в заплечные мешки, собираясь покинуть свои жилища. Они забирали с собой все необходимое для жизни: инструменты, семена, срезанные виноградные лозы, книги и свитки, утварь. Семье Рудольфа удалось забрать с собой все оборудование пекарни - чугунные - дверцы от печей, плиты, колосники и стойки, за которыми раскатывают тесто, - оставив только пустые печи и несколько подпорок для столов.

Некоторые увозили с собой все нажитое за долгие годы имущество, другие забирали только самое ценное, оставляя мебель, одежду и всякую утварь, жертвуя этим ради скорости. Многие горожане уже уехали, уводя за собой овец, коз, унося цыплят, уток и гусей в деревянных коробах.

Солдаты поспешно занимали позиции, определенные загодя, еще за несколько месяцев до того, как Эрик прибыл в Равенсбург. Эрик отмел от себя чувство утраты и целиком занялся подготовкой к защите родного города.

Поразмыслив над указаниями Грейлока, он возблагодарил богов, что генерал и капитан Кэлис оказались столь предусмотрительны. Эрик понимал, что вскоре после падения Крондора отчаянная борьба разгорится с новой силой.

Все, что Эрик прочел в библиотеке рыцарь-маршала Уильяма, укрепило его в одном убеждении: война - вещь изменчивая, непредсказуемая, и выжить в ней больше шансов у тех, кто лучше подготовлен к случайностям и умеет использовать любую возможность.

Именно так Эрик это воспринимал: выживание. Не победа, а просто выстоять дольше, чем способен выстоять враг. Пусть они умрут раньше - это было все, о чем он молил богов. И знал, что если какая-то деталь плана не сработает, то это произойдет не от недостатка усердия с его стороны.

Эрик развернул лошадь и поехал наблюдать за возведением первого ряда оборонительных сооружений.

Солдаты неистово рыли землю, создавая повышенный бруствер поперек дороги к западу от Равенсбурга. Весь день они стучали топорами и валили деревья. Эрик прищурился и посмотрел на жаркое солнце. Странно было думать о снеге в такой теплый день. И все же он знал, что в его родных горах зима могла прийти уже через месяц. Но по всем приметам в этом году зима будет поздняя и мягкая. Судя по растениям и поведению диких животных, пройдет не меньше восьми недель, прежде чем выпадет снег, а то и все три месяца придется ждать снегопада.

Эрик вспомнил один год - ему тогда было лет шесть, не больше, - когда вообще всю зиму не было снега, только раз шел дождь со снегом, да и тот быстро прошел.

Ладно, решил Эрик, хватит думать о погоде, пора перенести свое внимание на вещи, которые более или менее в его власти. Он увидел, что к нему направляются два всадника: один с юга, другой с запада.

Первым подъехал всадник с запада и отдал капитану честь. На нем был мундир Крондорского гарнизона, запачканный кровью и грязью. Он сказал:

- Капитан. Мы наткнулись на саауров. Не успели мы опомниться, как эти зеленые гады перебили весь наш отряд. - Он оглянулся через плечо, как будто в любую минуту ожидал приближения врага. - Они, кажется, осерчали на наших улан и теперь хотят сорвать злость на легкой кавалерии и конной пехоте. Каким-то чудом мне удалось спастись. Я полагаю, что они собираются объединиться с передовыми отрядами и завтра на закате или послезавтра на рассвете будут здесь.

Эрик сказал:

- Хорошо. Ступайте в город, подкрепитесь и отдохните. - Он поглядел по сторонам. - Я не думаю, что нам понадобятся разведчики, так что утром подойдите к моему первому сержанту, горластому Харперу. - Эрик улыбнулся. - Он найдет вам работу.

Как только первый всадник уехал, второй осадил коня рядом с Эриком и приветствовал капитана. Он носил форму Следопытов.

- Давление на наш участок оказалось больше, чем мы ожидали, капитан. Я не знаю, сколько еще мы сможем продержаться.

Эрик вспомнил расположение войск на юге.

- Вы должны были встретить умеренное давление. Что случилось?

- Я не знаю, сэр, но нами командует граф Лэндретскии.

- А что случалось с герцогом Грегори? - Герцог Южных Границ, губернатор Долины Грез, он был назначен ответственным за южные части отступления и должен был соотносить свои действия с защитой Грейлока в центре. Он располагал значительными силами, учитывая, что под его началом были гарнизоны из Шаматы и Лэндрета.

- Убит, сэр. Мы думали, что вы знаете. Гонцов послали еще на прошлой неделе.

Эрик выругался.

- Они не появлялись ни у меня, ни у генерала Грейлока. - Можно было предвидеть, что существенная часть армии захватчиков будет направлена в сторону Кеша на случай, если Империя попытается, пользуясь неразберихой, расширить свои владения, но судя по тому, что сказал этот солдат, южное крыло обороны разрушается слишком уж быстро. Эрик сказал:

- Поезжайте в город, возьмите свежую лошадь и захватите чего-нибудь поесть. Я пошлю вам два отряда лучников, чтобы немного помочь вашему флангу отступать. - Эрик вызвал в памяти карту, которую он заучил наизусть. - Предложите графу перевести всех солдат с его южного фланга на левый. Потом вам надо будет окопаться в Поттерсвилле. Но там вы должны продержаться в течение трех дней; лучше - четырех. К тому времени здесь будет сражение, и мы не сможем позволить графу примкнуть к нам. Если же он сможет продержать их это время, можете начинать медленно пятиться на север по дороге на Бреонтон. А уже оттуда он может броситься наутек и бежать в Даркмур, но не прежде.

Следопыт кивнул и с усталой улыбкой спросил:

- Я надеюсь, вы не будете возражать, если эти предложения будут исходить от генерала Грейлока?

Эрик улыбнулся и кивнул.

- Ничуть. Я не уполномочен отдавать графу какие-либо приказания. - Улыбка сошла с его лица. - Но у нас нет времени гонять вас в Даркмур, чтобы вы услышали от Оуэна точно то же самое, что я вам только что сказал. Так что, если граф спросит, скажите ему, что это приказ генерала, а ответственность за этот обман я беру на себя.

Солдат кивнул:

- Вы знаете, капитан, когда мы все доберемся до Даркмура, там соберется очень смешанная команда; многие нотабли терпеть не могут, когда им указывают, что делать.

Эрик улыбнулся:

- Что ж, именно поэтому туда собирается явиться принц Патрик.

- Принц находится в Даркмуре?

- Так говорят. Теперь пойдите перекусите и возвращайтесь к графу Лэндретскому.

Следопыт взял на караул и поехал в город. Эрик стал смотреть, как его солдаты подтягивают сваленные деревья к краю бруствера. Над укреплениями с двух сторон возвышались горы, и несколько тягачей, запряженных мулами, втаскивали катапульты по козьим тропкам на вырубленные в скале площадки. Всякое скопление людей на Королевском тракте с вражеской стороны будет подвергаться большой опасности.

Эрик одобрительно кивнул. Он собирался через час приказать погонщикам мулов оттаскивать на тягачах выкорчеванные пни, а работу животных могут выполнять люди, как только последнее дерево будет повалено. Перед Равенсбургом у врага не окажется никакого покрытия, не будь он Эрик фон Даркмур.

Дважды вражеские стрелки приближались к укреплениям перед Равенсбургом и в последнюю минуту снова уносились на запад. Эрик ждал на втором гребне тракта - достаточно высоко, чтобы обозревать поле битвы, и достаточно близко, чтобы быстро послать донесение фронту.

Час назад они получили сообщение о том, что на севере и на юге в десяти милях от их укреплений кипит жестокое сражение. Там находились две самые важные точки, поскольку все дальнейшее зависело от того, смогут ли они вынудить врага свернуть на нужный маршрут, к центру, где Эрик приготовил им теплую встречу.

Когда он наконец дал приказ отойти, северные и южные части должны были по возможности выйти из боя и уходить к Даркмуру. Эрик постарается дать им еще один день, и тогда уже начнется настоящее отступление, безо всякого притворства. Оуэн и Эрик рассмотрели первоначальный план Кэлиса и внесли в него свои изменения; Кэлис хотел еще немного оттянуть время, но Эрик был против и убедил Оуэна, что враг настолько настроен встретить сопротивление в центре, что будет очень осторожен, когда защитники оставят Равенсбург, давая Эрику время увести подальше как можно больше людей. Эрик был уверен, что каждый сбереженный солдат будет вдвое ценнее для Королевства во время защиты Даркмура.

Теперь они ждали. Мечи, копья и стрелы заострены, западни наготове, лошади отдохнувшие. Люди сидели тихо, некоторые снова и снова осматривали свое оружие и доспехи, чтобы не пропустить ни одной мелкой неисправности, которая в бою могла стоить жизни. Другие ждали неподвижно, кто-то спал, а кто-то возносил молитвы Тит-Онанке, чтобы она придала им храбрости, ну а кто-то пытался договориться с Богиней Смерти повременить со встречей.

Эрик осматривал укрепления, выискивая ошибки, просчеты и возможные затруднения. Сигнальщики стояли рядом с ним, держа наготове флажки, с помощью которых он передавал команды отрядам.

Полем сражения был выбран маленький ровный участок земли между расщелиной в горах, и первая линия обороны находилась на невысоком горном хребте с тесниной, через которую шла дорога. В этом месте Эрик установил первую баррикаду. Вал из бревен поперек дороги создавал стену почти вровень с горами по правую и по левую сторону от теснины. Враг мог попытаться взобраться на гору с обеих сторон, но Эрик так разместил своих лучников, чтобы пресечь эти попытки.

Стена была создана, чтобы не просмотреть любую случайность и быстро занять позиции, но ничего непредвиденного не происходило. Эрик рассчитывал на то, что враг недооценивает способности защитников держаться против атаки всеми силами.

День тянулся медленно. Вдруг с другой стороны расчищенной территории донесся стук копыт вражеских лошадей. С десяток всадников появились на ближайшем к полю битвы подъему Королевского Тракта. Некоторое время они молча наблюдали за защитниками, потом один, видимо, старший, что-то сказал, и двое всадников ускакали обратно. Предводитель махнул рукой в сторону баррикады, и двое других пустили коней вперед.

Эрик сказал:

- Передай приказ: если они приблизятся к баррикаде на двадцать ярдов, им не жить. Если они остановятся на большем расстоянии, мне все равно, пусть едут куда угодно. - Перед баррикадой была вырыта и тщательно замаскирована длинная узкая траншея. Эрик не хотел, чтобы вражеские разведчики ее обнаружили, но он бы не стал возражать, если бы они вернулись к своим и сообщили командующему, что путь свободен.

Посыльный отдал честь и помчался к баррикаде передавать приказание. На предельном расстоянии, которое могли преодолеть стрелы защитников, оба наездника свернули с дороги и сделали круг, ожидая выстрелов. Поскольку в их направлении не была выпущена ни одна стрела, они остановились на дороге. Они обернулись и посмотрели на предводителя. Тот подал мм какой-то знак, и один из всадников ему ответил.

Разведчики сошли с дороги и медленным шагом двинулись по обе стороны тракта.

- Мальчики ищут ловушки, - раздался знакомый голос сержанта Харпера. - Умные, сволочи.

Эрик до того сосредоточился на этих двух всадниках, что не заметил появления Харпера.

- Все готово?

- Еще несколько часов назад, - ответил Харпер. - Что будем делать с этими двумя?

- Ничего. Пусть думают, что мы бережем стрелы для первой атаки.

- Что, если они слишком близко подойдут к траншее?

- Тогда им конец. Я уже отдал приказ.

Харпер с одобрением кивнул:

- Хорошо бы задержаться здесь на некоторое время и пустить этим ублюдкам кровь. А то это отступление сильно изматывает.

- Что бы здесь ни происходило, хорошим все это никак не может быть, сержант.

- Это я и имел в виду, капитан; я только выразился по-другому.

Эрик покачал головой и улыбнулся:

- Ну, если вам так не терпится рубить головы, наверное, мне придется отправить вас на передовую.

- Ладно уж, давайте не будем торопиться, - быстро сказал Харпер. - Я полагаю, сегодня и на нашей обочине хватит дел.

- Полагаю, да, - согласился Эрик.

Двое разведчиков тем временем передвигались по дороге, и наконец, не доехав всего несколько ярдов до того места, где их ждала смерть, они развернулись и быстро поехали назад. Подъехав к своему предводителю, они остановились и стали ждать остальных.

День был уже на исходе, когда с запада послышался топот. Сначала он был едва различим, потом стал явственнее, и наконец Харпер сказал:

- Похоже, на этот раз они идут всем скопом, капитан.

- Похоже, - отозвался Эрик.

На другом конце дороги, где ждали всадники, с обеих сторон Королевского тракта был густой лес. Шум приближающейся армии становился все громче, но никаких солдат не было видно.

Вдруг из леса появились люди, сомкнутая линия солдат со щитами, вооруженных боевыми топорами, мечами, копьями и луками. Они прошли половину расстояния от леса до защитников и остановились.

- Что еще такое? - тихо спросил Харпер.

- Похоже, они кое-чему научились с тех пор, как высадились в Мидкемии, - сказал Эрик. - Если они пошлют вперед пехоту, мы потеряем часть преимущества.

В те времена, когда отряд Кэлиса служил в войсках Изумрудной Королевы, обычной их тактикой было просто посылать конницу на любые укрепленные позиции противника. Пехоту берегли для осад.

- Эрик выругался.

- Я думал, мы сможем выиграть день, пока их конница будет тут давиться у баррикад.

- Рано отчаиваться, капитан, - сказал Харпер. - Вдруг они все-таки рванут сюда.

Через отдаленный холм перевалила колонна всадников и, спустившись на дорогу, остановилась на небольшом расстоянии от пехотинцев. Они выжидали. Вперед выехали офицеры и начали расставлять своих солдат на места. Но вперед никто не рвался.

- Если всадники поскачут вниз по дороге, а пехота пересечет вырубку, это может стать интересным, - заметил Харпер.

Эрик промолчал.

На гребне показался большой конный отряд и послышался звук трубы, три коротких сигнала. Пехотинцы с ревом начали бежать по вырубке.

- Сигналь катапультам, - приказал Эрик. Он поднял руку, и связист повторил его жест, держа красный флажок.

Эрик смотрел, как захватчики несутся на его укрепления. Он так хорошо изучил этот ландшафт, что мог определить расстояние без вешек. Когда ведущий край нападавших достиг линии огня катапульт, он сделал паузу, а затем резко опустил руку. Флажок в тот же миг мелькнул в воздухе, и хорошо замаскированные военные машины на вершине второй горы пришли в действие.

Град камней величиной от кулака человека до крупной дыни обрушился на нападавших. Послышались крики, и несколько человек упали на землю мертвыми или раненными с переломанными костями. Те, что шли сзади, не могли остановиться, и некоторые из раненых были затоптаны до смерти своими товарищами.

Этот удар словно послужил сигналом для кавалерии, и всадники помчались вниз по Королевскому тракту.

- Они хотят быть здесь раньше, чем перезарядят катапульты, - заметил Харпер.

- Черный флажок! - закричал Эрик, снова поднимая руку. Второй флаг взметнулся в воздух, и когда всадники достигли нужного места, Эрик опустил руку. Черный флажок описал в воздухе дугу, и по врагу был выпущен новый залп. Раненые лошади заржали, сбрасывая седоков.

- Зеленый флаг! - крикнул Эрик, и сигнальщик поднял третий флажок. Когда он был опущен, две специальные катапульты, называемые баллистами, выбросили заряд "ежей": металлических звезд с шестью острыми лучами. Если такой снаряд и не попадал в человека, он, втыкаясь в землю, всегда торчал одним лучом вверх. Люди и лошади натыкались на эти ужасные шипы, которые калечили лошадей и валили людей с ног.

Пока нападавшие пробирались через ряды раненых на переднем крае, первая бригада канониров перезарядила свои машины и снова выпустила залп камней. И к тому времени, когда третий зеленый флаг был поднят и опущен, нападающие, сломав строй, отступали по всему фронту.

Сотни людей и лошадей остались лежать в лучах заката, а ни один солдат Королевства не был ранен. Эрик обернулся к ухмыляющемуся Харперу и сказал:

- Отпустите крайние отряды и займитесь поисками лазутчиков. Неприятель попытается до завтра вывести катапульты из строя, так что сегодня вечером приготовьтесь встретить много неприятных посетителей.

Харпер сказал:

- Сэр! - и отправился выполнять приказ.

Эрик смотрел на отступающее войско и думал, что сегодня все прошло так гладко, насколько это вообще возможно. Он также знал, что завтра все станет значительно сложнее.

Умирающие солдаты стонали от боли, просили воды или кричали. Некоторые взывали к своим богам, звали матерей или жен, другие не могли говорить. Эрик смотрел на картину побоища, освещенную последними лучами заходящего солнца.

Он правильно предсказал, что захватчики не станут атаковать, пока не попытаются нейтрализовать катапульты защитников. Шайки диверсантов, пытавшихся пробраться к ним в тыл под покровом ночи, были встречены на севере огнем солдат Джедоу и отряда капрала Уоллиса на юге.

На рассвете стало ясно, что нападавшие устали от попыток найти слабое место и решили просто бросить на них своих солдат. Эрик смотрел, как четыре раза в течение дня тысячи захватчиков перебегали через поле битвы. Трубу, как мысленно называл его Эрик, чтобы погибнуть под огнем защитников.

- Сэр, они будут просить о перемирии, чтобы спасти раненых? - спросил Харпер.

- Нет. Это у них не принято. Раненые для них только обуза, - сказал Эрик.

- Печально. Так что же, и мы не будем просить перемирия, чтобы перевязать наших ребят, если случится такая необходимость?

- Нет, - сказал Эрик. - Мой вам совет, если вас ранят, притворитесь мертвым и уповайте на то, что они не станут тратить время на выяснение, так это или нет. Потом, когда они уйдут, отползите куда-нибудь подальше.

- Я запомню, сэр.

Эрик следил за тем, как три отряда захватчиков фактически достигли баррикад во время последнего нападения, и хотя ни один из его людей не был убит, несколько человек были ранены, когда убивали тех, кто пытался взобраться на баррикаду.

Нападавшие нашли все ловушки, которые устроил Эрик, самым тяжелым способом. Ямы с кольями и хитроумно замаскированный ров чуть ниже бруствера погребли в себе множество вражеских солдат, зато теперь безопасный маршрут был ясно отмечен. Эрик посмотрел на солнце и подумал, что до заката они могут попробовать предпринять еще одну атаку. Он молил бога, чтобы этого не произошло. Эрик собирался под прикрытием темноты отступить за вторую баррикаду. Между первой и второй линией обороны лежало пятьдесят ярдов открытого пространства, которое отлично простреливалось лучниками Эрика. Если бы удалось продержаться здесь ночь и еще один день, он был бы уверен, что войска, отступающие к Даркмуру, благополучно отошли на достаточное расстояние.

Восточные склоны холмов тщательно патрулировались, чтобы какой-нибудь небольшой отряд захватчиков не проскользнул с тыла. Эрик знал об этом и все же боялся, что какая-нибудь неожиданность положит конец всем его хитроумно разработанным планам.

Запели трубы, и Эрик сплюнул:

- Проклятие! Я думал, они все же дадут себе передышку.

- Похоже, они не хотят, сэр, - сказал Харпер и вытащил из ножен свой тяжелый двуручный меч, который он предпочитал алебарде и щиту, используемым большей частью солдат.

С воинственными криками, подбадривая себя и своих товарищей, из-за леса побежали люди. Эрик передавал сигналы, и катапульты с баллистами снова осыпали нападавших снарядами, несущими смерть, запели тугие луки стрелков. Но на сей раз атака неслась вперед.

Когда первые несколько человек ударили по баррикаде и погибли, пытаясь взять ее штурмом, Эрик увидел, как из-за леса появляются новые и новые солдаты, и понял, что, кто бы ни командовал на противоположной стороне, он бросил на Эрика все свои силы. Эрик вытащил свой меч и сказал:

- Сержант, прикажите вспомогательным отрядам приготовиться к бою. Я хочу, чтобы они встали сзади наших людей на баррикаде.

- Сэр! - Харпер отдал честь и начал отдавать распоряжения.

Вспомогательные отряды состояли каждый из трех бригад и насчитывали вкупе сто восемьдесят человек под руководством сержанта, чья задача была при малейшей слабине в обороне немедленно заткнуть прореху. Ценность зоны между двумя баррикадами была бы потеряна, если бы защитники и нападавшие смешались в кучу; стрельцы на скалах и на второй баррикаде не смогли бы тогда уверенно простреливать площадку.

Эрик заметил, что вражеский капитан в шлеме с плюмажем пытается проскочить мимо одного из нападавших, который отвлекал защитника. Только Эрик собрался приказать стрелкам убрать офицера, как кто-то из стоящих на уступе сам увидел его и послал стрелу прежде, чем Эрик успел отдать команду.

На баррикаде бушевало сражение, и Эрику было невыносимо стоять на другой скале с мечом в руках, зная, что, если он вступит в схватку, преимущество будет потеряно. Напомнив себе, что он сейчас офицер, командующий войском, он убрал меч и стал смотреть.

К тому времени, как солнце село за горизонт, битва на баррикаде оставалась в том же виде, и новые захватчики бежали через Трубу, чтобы заменить павших. С обоих флангов поступали донесения, свидетельствовавшие об одинаково ожесточенной борьбе, но все подразделения держались по-прежнему.

Когда небо на западе начало темнеть, Эрик думал, что трубач протрубит отбой, но не тут-то было. В наступивших сумерках вспыхнули факелы, и солдаты побежали в атаку, освещая себе дорогу.

- Проклятие, - прошипел Харпер, - уходить они не собираются, не так ли?

- По всей видимости, нет, - сказал Эрик. Он понял, что сейчас он должен сделать выбор: или начать отступать, не имея прикрытия со стороны лучников, но имея возможность увести большую часть своих людей за вторую баррикаду, которая почти наверняка даст возможность продержаться ночь, или продолжать сражение и попробовать продержаться, пока враг не отступит. Если они победят, это будет главная победа, которая позволила бы задержать врага под Равенсбургом по крайней мере еще на неделю. Но если они потерпят поражение и захватчики возьмут вторую баррикаду раньше, чем отряды Королевства успеют отойти, последствия могут оказаться фатальными.

Эрик колебался. Впервые с тех пор, как он вернулся в Равенсбург, он по-настоящему пожалел, что Кэлиса нет рядом. Такие задачи впору решать ему или Грейлоку, а не молодому солдату, который о таких вещах только в книгах читал.

Харпер держал меч наготове.

- Что нам надо делать, сэр?

Эрик судорожно соображал. Ему нужна была идея, как увести людей до восхода солнца на вторую баррикаду и чтобы при этом враги их не преследовали.

Харпер сказал:

- Может, хотя бы несколько из этих ребятишек обо что-нибудь споткнутся и сами себя подожгут.

Глаза Эрика расширились:

- Харпер, вы - гений!

- Я знаю, сэр, но это еще не объясняет, что нам делать.

- Атаковать, - сказал Эрик. - Собрать всех, кто у нас есть, на баррикады и продержать их до восхода солнца.

- Очень хорошо, сэр. - Харпер начал выкрикивать приказания, и резервные отряды внезапно начали выскакивать из-за второй баррикады, спеша на подмогу защитникам первой.

Эрик сказал:

- Теперь будет уже легче.

- Вам виднее, сэр, - сказал Харпер. - Мы будем стоять здесь или присоединимся к схватке?

Эрик обнажил меч:

- Мы будем драться.

ГЛАВА 23 ОТСТУПЛЕНИЕ

Эрик орал.

Это был бессмысленный вой усталости и боли, служивший лишь для того, чтобы вызвать в себе гнев, необходимый для продолжения борьбы. Это был животный звук, без всякого значения. Это был звук, который в течение ночи повторяли тысячи людей.

Впервые, начиная с падения Крондора, главные части армии захватчиков были блокированы войсками Королевства. Всю ночь не спадала волна нападавших.

Когда на востоке забрезжил рассвет и небо из траурно-черного стало скучно-серым, схватка шла уже за дюжину ярдов земли. По обе стороны баррикады высились штабеля мертвых тел, но Эрик и Харпер держались крепко, напоминая якоря в бурном море битвы.

Три раза за ночь у них была возможность передохнуть во время затишья, и тогда им приносили ковши с водой, и молодые ребята из интендантства оттаскивали подальше раненых, умирающих и убитых. Но большую часть ночи сражение было забоем скота, когда большого мастерства не требовалось, а нужно было лишь поднимать и опускать клинок, совсем как тогда, когда Эрик ковал сталь. Хотя даже сталь в конечном итоге покорялась молоту кузнеца, но это море плоти, этот бесконечный прилив тел, желающих быть разрубленными и распоротыми, было не остановить.

В момент ясности, поразив очередного солдата, пытавшегося взобраться на баррикаду, Эрик обернулся назад. До рассвета оставалось меньше двух часов. Эрик, задыхаясь, проговорил:

- Харпер, продержи их здесь еще несколько минут.

Харпер только хрюкнул в ответ, и Эрик вышел из боя. Через несколько шагов он обо что-то запнулся и потерял равновесие. Поднявшись с земли, Эрик увидел, что он поскользнулся на чьей-то ноге. Где была остальная часть человека, не было видно.

Хорошо еще, что пока темно. Эрик понимал, что, когда взойдет солнце, картина резни будет просто отвратительна. Самая гнусная скотобойня в Королевстве покажется чистой белой комнаткой для вышивания какой-нибудь благородной дамы по сравнению с тем, что этой ночью учинили здесь две воюющие армии.

Мальчик-посыльный уже ждал его с ковшом воды. Эрик упал на колени и, подняв ковш, опрокинул его у себя над головой, ловя стекающие по лицу струйки раскрытым, как у повешенного, ртом. Вода смягчила обожженное горло, возвращая ему силы. Потом он сказал мальчику:

- Скачи в тыл и найди лейтенанта Хаммонда. Ты его знаешь?

Мальчик кивнул.

- Он в резервном отряде. Скажи ему, что он мне срочно нужен. И пусть принесет факелы. И масло, если у них есть.

Эрик еле-еле поднялся на ноги, но, когда он вернулся к Харперу, его инстинкт и выучка разожгли в нем огонь, который велел ему драться, убивать врага и выжить.

Время остановилось, только и осталось, что многократно повторяющиеся неистовые удары меча. В какой-то из схваток Эрик потерял щит и теперь держал меч обеими руками, повторяя захват пластин Харпера. Те, кто пытался проскочить под мечом, получали пинок в лицо или удар сверху и поплатились перебитым позвоночником или отрубленной головой.

Вдруг сзади Эрика кто-то крикнул:

- Хаммонд, сэр, какие будут распоряжения?

Эрик оглянулся через плечо и чуть было не погиб. Только уловив краем глаза какое-то движение, он отпрянул, и острие меча, нацеленного ему в бок, прошло мимо. Эрик сделал ответный выпад и, почувствовав, что попал в цель, услышал хруст костей. Противник закричал. Эрик подбежал к Хаммонду:

- Вы принесли огненного масла?

- У нас всего дюжина бочек.

- Поджигайте баррикаду! - приказал Эрик и обернулся к сержанту Харперу: - Как только огонь разгорится, всем отступать.

- Сэр, - ответил Харпер, так рубанув врага по груди, что Эрик увидел белеющие ребра.

Эрик почувствовал позади запах огненного масла, которым его люди поливали основание баррикады.

- Готовы? - послышался голос лейтенанта Хаммонда.

- Да! - крикнул Эрик, заколов очередного противника.

Харпер взревел, перекрывая шум сражения:

- Отходим!

Трубач протрубил отступление, и как только Эрик и его солдаты отошли от баррикады, в бревенчатую стену полетело множество факелов. Захватчики, перелезавшие через баррикаду, нашли свою смерть в огне, а те, кто успел перебраться на другую сторону, были быстро пойманы и убиты солдатами короля.

Изнуренные битвой защитники кое-как добрались до второй баррикады. Там их ждали вода и пища. Кто мог, пил и ел, а кто был слишком утомлен, чтобы двигаться, просто упал на землю, где стоял, пользуясь возможностью поспать хотя бы несколько минут. Были и такие, кто от усталости даже потерял сознание.

Некоторые ходили вдоль баррикады, высматривая врага, но когда пожар, охватил весь первый бруствер, стало ясно, что по крайней мере еще час никто не сможет взять это препятствие. Харпер сказал:

- Право слово, капитан, вы ненормальный, но это была дьявольская затея.

Эрик сел, привалившись спиной к баррикаде. Осушив третий ковш воды, он взял у сержанта мокрую тряпку, чтобы вытереть грязь, пот и кровь с лица и рук.

- Спасибо, сержант. Это дает нам час отсрочки и открытую зону обстрела. - Он поглядел на восток, где солнце уже выглядывало из-за гор, и сказал: - Если мы сможем продержаться здесь в течение дня, основные силы благополучно отступят к Даркмуру. - Эрик встал и кликнул посыльного: - Найдите мне еще кого-нибудь из вашего отряда. Мне нужно отправить на фланги сообщение, что скоро мы отступаем. Сообщите фланговым командирам, чтобы они сразу, как только увидят, что враг движется к центру, создали видимость наступления - пусть неприятель думает, что они идут в контратаку, - а потом, как только враг отойдет от их позиций, пусть что есть духу спешат в Равенсбург.

Посыльный удалился.

Эрик привалился спиной к брустверу и сказал:

- Мне надо поспать.

- В вашем распоряжении час, сэр, - сказал Харпер, глядя на пожар вдалеке. Не услышав ответа, он обернулся и увидел, что глаза Эрика уже закрылись.

- Верное решение, сэр, - сказал сержант и, подозвав к себе солдата из резервного отряда, сказал: - Я чуток посплю, так что будь хорошим мальчиком, посматривай за нас с капитаном, как тут вообще, хорошо? - Не дожидаясь ответа, Харпер резко опустился на землю рядом с Эриком и заснул прежде, чем его подбородок коснулся груди. По всей линии люди, всю ночь сражавшиеся с захватчиками, старались отдохнуть и восстановить силы, а солдаты резерва зорко вглядывались туда, где горели остатки первой баррикады.

Пуг стонал. Миранда сказала:

- Не дергайся!

Он лежал на столе, покрытый чистой белой простыней, а Миранда разминала ему спину.

- Ты ведешь себя как ребенок, - ругала она Пуга.

- Мне же больно, - оправдывался он.

- Еще бы не больно, - строго ответила Миранда. - Сначала один демон поджарил тебя до хрустящей корочки, потом, стоило тебе поправиться, ты нашел еще одного, чтобы и с ним подраться.

- Вообще-то их было семь, - скромно заметил Пуг.

- Тебе осталось разобраться еще с одним, но, пока ты не придешь в форму, не смей даже думать об этом.

-У нас нет столько времени, - сказал Пуг.

- Томас скоро будет в Сетаноне, и если больше не случится никаких неожиданностей, я думаю, он сумеет разделаться с этим Яканом.

Пуг сказал:

- Я не знаю. То немногое, что я видел, когда твой отец боролся с Мааргом, и то, что я успел запомнить, когда Якан напал на меня, убеждает меня в том, что мы все должны быть в Сетаноне к тому моменту, когда туда доберется демон.

Миранда слезла с его спины, и Пуг вновь поразился красоте ее длинных ног, выгодно подчеркнутой короткой юбкой квегийского фасона. Он сел и потянулся:

- Я как будто заново родился.

- Хорошо, - ответила она. - Давай поедим. Я умираю с голоду. Они вышли из спальни на вилле Беата на Острове Мага и пошли в столовую. Появился слуга, мастер реальности джикора. Он напоминал большую прямоходящую жабу. Год назад он явился без приглашения и умолял принять его в школу Пуга. Пуг согласился. Как и другие ученики на Острове Мага, он платил за обучение службой.

- Есть будете? - спросил он.

- Пожалуйста, - сказал Пуг, и уродливое существо поспешило на кухню.

Обед был вкусным, как и во все дни с тех пор, как они вернулись из пантатианских пещер. Хотя это случилось всего неделю назад, казалось, что с тех пор, как они изможденные и разбитые очнулись в темноте, прошли годы. Миранде потребовалась вся ее энергия, чтобы создать мистический свет, в котором можно было хоть что-то увидеть.

Перерезанный пополам демон уже начал разлагаться, из чего они сделали вывод, что пролежали без сознания по крайней мере два или три дня. Пуг, собрав последние силы, переправил их на Остров Мага, где их встретил заботливый Гатис.

Их перенесли в спальню и уложили в постель, где они отсыпались весь следующий день. Потом они проснулись, поели и снова легли в кровать, чтобы проспать еще один день. Теперь, спустя целую неделю после возвращения, Пуг чувствовал, что к нему почти вернулась былая энергия.

Когда они поели, к ним подошел Гатис:

- Я могу поговорить с вами?

Миранда поднялась с места:

- Я вас оставлю.

- Нет, прошу вас, - сказало гоблиноподобное существо. - Это и вас тоже касается, хозяйка.

Она села. Гатис сказал:

- Как я вам уже говорил, у меня ментальная связь с Черным, - он посмотрел на Миранду, - вашим отцом, хозяйка.

Миранда кивнула. Гатис продолжал:

- Когда Маркос покинул Мидкемию в конце Войны Провала, я сказал вам, что я бы почувствовал, если бы он умер.

Пуг спросил:

- Ты думаешь, он мертв?

- Я знаю, что он мертв.

Пуг поглядел на Миранду, но ее лицо было непроницаемым. Тогда он сказал Гатису:

- Из всех из нас ты знал его лучше всего. Для тебя это, должно быть, тяжелая утрата. Прими мои соболезнования.

- Я ценю ваше участие, мастер Пуг, но вы меня неправильно поняли. - Он сделал им знак следовать за ним. - Я должен вам кое-что показать.

Они поднялись и пошли за ним по длинному коридору. Он вывел их наружу, провел через луг, который начинался за домом и слегка повышался, переходя в склон холма. Когда они были на полпути к вершине холма, Гатис показал им укромную пещеру.

- Что это за место? - спросил Пуг.

- Увидите, мастер Пуг, - сказал Гатис, пропуская их в пещеру.

Внутри пещеры они увидели маленький алтарь, а на нем - изображение человека, сидящего на троне,человека, знакомого и Пугу, и Миранде.

- Отец, - прошептала Миранда.

- Нет, - сказал Пуг. - Сариг.

Гатис кивнул:

- Это действительно утраченный Бог Волшебства.

- Что это за место? - спросила Миранда.

- Усыпальница, - сказал Гатис. - Когда Черный меня нашел, я был последним из целой расы, которая некогда занимала в этом мире высокое положение.

- Ты говорил, что ваша раса по отношению к гоблинам была тем же, что эльфы по отношению к моредхелям, - сказал Пуг.

- Это упрощение. Эльфы и Темные Братья - один и тот же народ, избравший различные пути. Мой народ, хотя и отдаленно родственный гоблинам, был гораздо выше, чем они. Мы были расой ученых и наставников, художников и музыкантов.

- Что же случилось потом? - спросила Миранда.

- Войны Хаоса длились несколько столетий.. В сознании богов они прошли в одно мгновение, но для меньших существ они продолжались в течение жизни нескольких поколений. Люди, гоблины и пигмеи были среди тех, кто прибыл в Мидкемию в конце Войн Хаоса. Мой народ остался в своем родном мире. Другие расы процветали, а наша захирела. Маркос нашел меня, последнего из всей расы, и перенес сюда.

Миранда сказала:

- Сочувствую.

Гатис пожал плечами:

- Это путь вселенной. Ничто не вечно, даже сама вселенная. Но мой народ был еще и расой жрецов.

Глаза Пуга расширились.

- Вы были жрецами волшебства!

Гатис сказал:

- Точно. Мы поклонялись Саригу, хотя и под другим именем.

Пуг осмотрелся и нашел в стене выступ, на который можно было сесть. Устроившись поудобнее, он сказал:

- Продолжай, пожалуйста.

- Как последний из своей расы я отчаянно пытался найти, кому передать основы культа Бога Волшебства. Я хотел до своей смерти увидеть, что наша вера будет жить в веках и что в Мидкемию вернется волшебство.

Миранда сказала:

- В Мидкемии всегда была магия.

- Я думаю, что он имеет в виду Высшую Магию, - сказал Пуг.

- Больше того, - уточнил Гатис. - Возвращение магии, которое было предначертано.

- Предначертано кем? - спросила Миранда.

- Самой природой магии.

- Магии не существует, - улыбнулся Пуг.

- Точно, - сказал Гатис. - Накор полагает, что во вселенной есть лишь первичная сущность, которой любой может воспользоваться и извлечь из нее выгоду, если постарается. Отчасти он прав. То, что известно людям как Низшая Магия, - это интуитивная магия, магия музыки и поэзии, чувств и переживаний. Вот почему маги более низкого уровня соотносят себя с тотемами или стихиями. Адепты других религий считают, что магия - это услышанные молитвы. Они правы, хотя не в том смысле, как сами полагают. Это не их боги откликаются на их молитвы, а, скорее, природа самой магии отвечает природе их частных духовных запросов. Именно поэтому, кстати, жрецы высокого ранга и наиболее умудренные члены каждого ордена могут творить чудеса, похожие на чудеса жрецов других религий, тогда как рядовые жрецы и верующие не одобряют смешения магии и культа как такового. Все это часть одного целого.

- То есть ты хочешь сказать, что маги на самом деле все те, кто поклоняется Саригу? - спросила Миранда.

- В каком-то смысле, но не совсем. Каждый раз, когда произносится заклинание Высшей Магии, верующему представляется возможность угостить Сарига крохами своего поклонения и тем самым немного приблизить его возвращение к нам.

- Хорошо, - сказала Миранда. - Тогда почему же ты до сих пор не в Стардоке и не обращаешь в свою веру учеников?

Пуг рассмеялся.

- Политика.

- Точно, - сказал Гатис. - Представьте только, что будет, если кто-то вроде меня явится в Академию и попытается рассказать там то, что вы сейчас услышали.

Миранда кивнула.

- Я вижу, к чему ты клонишь. Я достаточно испытала в жизни и понимаю, что ты, вероятно, прав, но все же мне трудно поверить.

- Дело в том, что ты - продукт твоего обучения, как и я, впрочем, - сказал Пуг. - Мы должны подняться над этим.

- Какое это имеет отношение к нам? Я имею в виду - почему ты говоришь нам об этом сейчас?

- Маркос Черный был самым могущественным магом в Мидкемии до тех пор, пока мастер Пуг не вернулся из Келевана, - сказал Гатис. - Пока я живу, моя обязанность - оставаться рядом с таким человеком, кем бы он ни был. Пока был жив Черный, я был связан с ним, где бы он ни находился. Теперь его больше нет, и я должен продолжить свое дело во имя Сарига.

- То есть ты хочешь создать такую же связь со мной? - спросил Пуг.

- Можно сказать и так, но вы должны точно знать, что входит в это понятие. Вам известно, какого рода соглашение существовало между Маркосом и Саригом. Сариг потребовал от Маркоса быть его представителем на Мидкемии и наделил соответствующими полномочиями. Именно вы нарушили связь между ними.

Пуг сказал:

- Но в конце концов Маркос использовал силу Сарига, чтобы нанести поражение Мааргу.

- Возможно, - сказал Гатис. - Я при этом не присутствовал, но если все было так, как вы описали, значит, это был прощальный дар Сарига Маркосу. Он наделил его властью уничтожить себя и демона, поскольку иначе сам пал бы жертвой той силы, что стоит за демоном.

- Той силы, что стоит за демоном? - переспросила Миранда, осознав вдруг, что в ее памяти есть участок, до которого она не может добраться. - Мне кажется, я понимаю.

Гатис кивнул.

- Уверен, что понимаете. С другой стороны, вы, мастер Пуг, с Саригом не связаны. Даже ваша сила была дана вам не в этом мире. Ваша связь с цуранским наследием и прирожденная связь с Мидкемией превратили вас в своего рода стороннего наблюдателя. Именно благодаря этому сейчас у вас появилась возможность выбора.

- И что же это за выбор?

- Вы понимаете теперь, что столкновение, которое длится уже века, это противоречие между силами столь древними и великими, что ум смертного не в силах постигнуть их, и наша роль в этой битве чрезвычайно мала. Выбор, стоящий перед вами, таков: вы можете и дальше действовать независимо, руководствуясь побуждениями, которые сами считаете достойными, или можете посвятить себя Саригу и занять место Маркоса. Выбрав второе, вы станете гораздо могущественнее, чем сейчас, ибо получите силу и знания богов Мидкемии, по-прежнему обладая тем, что узнали на Келеване.

- Другими словами, ты хочешь сказать, что я был избран и специально обучен, чтобы стать преемником Маркоса?

Какое-то время Гатис молча разглядывал Пуга.

- Вот что я вам скажу, мастер Пуг: часто мы действуем по причинам, которых сами не до конца понимаем. Кто может сказать, делал ли что-нибудь Маркос без влияния Сарига? Маркос нашел вас еще младенцем и открыл в вас некий редкий и могучий дар; не знаю, понимал ли он, каким вы станете в будущем. Я бы не стал утверждать, что он выбрал вас на роль своего преемника, но могу сказать, что теперь вы можете им стать. Все зависит от вас.

- Чем мне придется пожертвовать? - спросил Пуг.

- Свободой, - сказал Гатис. - Вы обнаружите, что вам будет необходимо совершать поступки, которых вы не сможете объяснить. Маркос заявлял, что он способен видеть будущее. Отчасти это была правда, но в основном - лишь актерство, тщетная попытка талантливого человека заставить всех думать, что он гораздо могущественнее чем есть на самом деле. Ирония судьбы, ибо он и так был могущественнее всех, кого я знал, пока не встретил вас, мастер Пуг. Но даже самый могущественный человек не совершенен, у меня было достаточно времени это понять. В любом случае вы обнаружите, что ваша жизнь больше вам не принадлежит.

- Ты много сулишь, но и требуешь тоже немало, - заметил Пуг.

- Не я, мастер Пуг, - он. - Гатис указал на статую бога.

- И сколько у него есть времени на размышление? - спросила Миранда.

- Сколько ему понадобится, - ответил Гатис. - Боги движутся величественно и неспешно, у них свое время, и жизнь смертных для них - всего лишь мгновения.

- Ты дал мне повод о многом подумать, - сказал Пуг. - Что произойдет, если я скажу "нет"?

- Тогда мы будем ждать, пока не появится другой, чья природа и сила будет такова, что бог его изберет. Он примет мантию посланца Сарига.

Пуг посмотрел на Миранду:

- Нам придется обсудить еще кое-что.

Она кивнула, а Гатис сказал:

- Я оставлю вас одного. Быть может, бог сам направит ваш разум. Если вам что-то понадобится, я буду на вилле.

Когда зеленолицый дворецкий убыл, Пуг пробормотал:

- Что же мне делать?

- Стать богом? Отказаться нелегко, - сказала Миранда. Пуг притянул ее к себе и проговорил:

- Но и согласиться трудно.

- Ничего, у нас есть время, - сказала Миранда, обнимая его.

- У нас? - переспросил Пуг, и его мысли вернулись к военным проблемам.

Эрик во всю глотку выкрикивал приказы. Сражение достигло критической стадии. Два дня они удерживали вторую баррикаду, и для этого Эрик задействовал весь резерв, который был в его распоряжении. Он прикинул, сколько человек нужно для удержания этой позиции, и составил график смены солдат, чтобы те, кто уже долго сражался, получили возможность отдохнуть хотя бы немного.

Раненых вместе с обозами отправляли в Даркмур, и Эрик понимал, что остались считанные минуты до того, как он даст приказ отступать и бросит горящий факел в свой родной дом.

С тех пор, как Эрик узнал, в чем состоит план Кэлиса, он не однажды думал об атом моменте с печалью, но сейчас он был так измотан, что не чувствовал ничего. Быть может, когда он своими глазами увидит, как горит "Шилохвость" или Собрание Виноградарей и Виноделов, то будет воспринимать это иначе, но в эти минуты мысли его были заняты только тем, как лучше организовать отступление.

Врагам, казалось, несть числа. По самым грубым подсчетам, захватчики потеряли шесть тысяч человек на двух баррикадах, в то время как потери отряда Эрика составили не больше полутора тысяч. Но Эрик понимал, что такое соотношение потерь для армии Изумрудной Королевы ничто, для Королевства оно гибельно. Чтобы выстоять против врага, нужно было добиться соотношения самое малое шесть к одному.

Эрик парировал удар могучего наемника с боевым топором, заколол его и отстранился, уступая место одному из своих солдат. Оглядевшись, он рассудил, что уже пора отступать. К тому времени, когда они достигнут Даркмура, опустится ночь. Эрик выбрался из рядов сражающихся, чтобы не бояться, что его случайно заденут, и подозвал четырех гонцов.

- Передайте приказ на оба фланга, - приказал он. - Общее отступление по моему сигналу.

Когда солдаты умчались выполнять поручение, Эрик увидел, что к нему торопится Роберт де Лиес.

- Я могу чем-нибудь помочь? - спросил маг.

- Благодарю, но если вы не знаете способа задержать этих ублюдков на несколько минут, чтобы мы смогли спокойно отойти, то, наверное, нет.

- На сколько минут? - уточнил де Лиес.

- Десять, пятнадцать. Больше было бы лучше, но и за это время я успею рассовать раненых по фургонам и усадить пехотинцев позади всадников. Конные лучники удержат врага у залива, пока пешие солдаты отходят; если нам это удастся, мы сможем все живыми и невредимыми пробиться в Даркмур.

- У меня есть идея, - сказал Роберт. - Не знаю, сработает ли, но попробовать можно.

- Мы все равно сейчас начнем отступление, так что попробуйте, - сказал Эрик.

- Когда вы отдадите приказ?

- Через пять минут, - сказал Эрик и махнул рукой, чтобы ему подвели коня.

- Этого хватит, - сказал де Лиес и поспешил на позицию, стараясь, чтобы в него не угодила случайная стрела. Остановившись позади сражающихся, он прикрыл глаза и начал произносить заклинание. Потом он сунул руку за пазуху и достал маленький кожаный мешочек. Вынув из него что-то, чего не смог разглядеть, Роберт сделал несколько пассов руками.

Внезапно облако зеленоватого черного дыма окутало баррикаду. В тот же миг захватчиков, попавших в это облако, одолели кашель и рвота. Дым пополз в разные стороны, и де Лиес закричал:

-Яд!

Эрик изумленно заморгал, а потом тоже заорал на языке захватчиков:

- Яд! Яд! Уходите! Уходите!

Этот крик был подхвачен всеми, потому что люди по обе стороны баррикады начали падать. Эрик не стал терять времени и, подняв сигнальный флажок, прокричал:

- Отступление! Отступление!

Приказ передали по цепи, и армия Королевства начала отходить. Роберт де Лиес бегом вернулся к Эрику:

- Они скоро поймут, что их одурачили. Увидев, что эти пришли в себя, они вернутся.

- Что это было?

- Это полезное маленькое заклинание для уничтожения мышей, крыс и других вредителей в амбарах. Если надышаться этим дымом, то примерно час будет тошнить, но потом все пройдет.

Эрик был поражен.

- Спасибо за помощь.

- Ерунда. Жаль, что я не могу сделать его действительно ядовитым.

- Только если при этом вам еще удалось бы держать дым на нужной стороне баррикады.

- Да, - признал маг. - В этом вся сложность. Так что теперь?

- Драпаем, - буркнул Эрик.

- Отлично, - сказал де Лиес и со всех ног побежал туда, где была привязана его лошадь.

Эрик отдал приказ и с облегчением увидел, как последних тяжелораненых укладывают в обоз. Остальные солдаты торопливо седлали коней. Лучники начали карабкаться вверх, чтобы там сесть на лошадей и потом присоединиться к общему отступлению.

Эрик смотрел, как враги убегают на запад, а те, кто попал в задымленный участок, катаются по земле, держась за животы. Несколько его солдат тоже были выведены из строя, но остальные помогли им добраться до лошадей.

Эрик считал минуты и после того, как десять минут прошло, скомандовал:

- Отходим!

Легкая кавалерия с пиками наготове уходила последней перед конными лучниками. Эрик смотрел, как мимо проходит его отряд, и видел усталых, окровавленных людей, но их глаза горели таким огнем, что он невольно с гордостью расправил плечи. Эрик отдал им салют и поскакал в город.

Отъехав подальше, он оглянулся и увидел в горах огни: это бомбардиры поджигали свои баллисты и катапульты. На разборку орудий не было времени, а оставлять их врагу никто не собирался.

Въехав в Равенсбург, Эрик увидел, что люди уже приготовили факелы и ждут приказа. Пока проезжали обозы, Эрик спешился и ослабил подпругу, чтобы дать коню отдохнуть, и окинул прощальным взглядом город своего детства. У колодца он напоил коня и стал ждать сигнала от разведчиков, что преследование началось и он должен поджечь родной город.

Но время шло, а враг не появлялся. Эрик решил, что захватчики, вероятно, еще не догадались, что это была лишь военная хитрость, и опасаются приближаться к месту, где их "отравили". Лишний час давал отступающим неоценимое преимущество, и Эрик, решив, что теперь уже нет надобности в прикрытии, закричал:

- Передайте лучникам и кавалеристам - пусть тоже отходят!

Гонец поскакал на запад, к последней линии обороны, а Эрик поехал к "Шилохвости". У стены трактира было сложено сено и рядом стоял солдат с факелом, уже готовый его запалить. Эрик сказал:

- Дай мне, - и указал на факел.

Солдат повиновался, и Эрик бросил факел в сено.

- Никто не имеет права поджигать мой дом, кроме меня, - сказал он и, повернув коня, прокричал: - Поджигай!

Солдаты промчались по городу, швыряя факелы во все стороны. Не в силах смотреть, как пожар уничтожает "Шилохвость", Эрик пришпорил коня и поскакал назад к центру города. Огонь быстро распространялся, но легкая кавалерия уже проезжала через город. Вот-вот должны были показаться и лучники. Они отступали последними, и Эрик собирался уехать с ними.

Лучники использовали маневр, позаимствованный Кэлисом в Новиндусе у джешандийцев. Половина отряда отступала, а другая прикрывала их отход, обстреливая противника. Потом они менялись ролями. Для такого маневра требовались слаженность и опыт, но Кэлис так здорово натаскал их, что отступление лучников проходило почти идеально. Несколько вражеских стрел, пущенных им вдогонку, упали на землю, никого не задев, но потом обстрел стал плотнее, и Эрик, понимая, что больше нельзя терять времени, закричал лучникам:

- Хватит! Отступайте!

Лучники дружно пришпорили лошадей, и весь отряд галопом понесся на восток. Они скакали во весь опор, пока не удостоверились, что их никто не догоняет, а потом перешли на рысь, чтобы сберечь лошадям силы.

Обычно дорога до Волвертона занимала три часа. Эрик достиг города меньше чем за час. Он нагнал обоз, а подъехав к городу, увидел, как фургоны замедляют ход у крайнего дома. Джедоу с одним из своих помощников помахали Эрику, и он подъехал к ним.

- Как дела?

- Большая часть твоей кавалерии и пехоты прошла здесь минут пятнадцать назад. Несколько фургонов чуть не опрокинулись, когда они обгоняли обоз.

- А вы что, регулируете движение?

Джедоу усмехнулся:

- Не только. Мы устроили несколько ловушек, как ты просил, и если хотя бы пара из них сработает, врагам придется подзадержаться.

Они ждали, пока проедет обоз, и Эрик воспользовался этим, чтобы лишний раз дать отдохнуть своей лошади. Он и Джедоу были слишком обеспокоены тем, что враг перехватит последние фургоны, чтобы отвлекаться на светскую беседу. В течение двух часов фургоны катились мимо, но наконец вдали показались всадники тыловой охраны. Джедоу показал на них:

- Это последние?

Эрик кивнул:

- Если останешься здесь, то, когда увидишь следующего всадника, мой совет - убей его.

Джедоу подошел к разрушенному забору, где были привязаны две лошади.

- Пожалуй, я предпочту поехать с тобой. - Он и его солдат уселись в седла и вернулись к Эрику. - Держитесь прямо за мной, мальчики, и все будет прекрасно.

Эрик пропустил Джедоу вперед, и они вереницей въехали в Волвертон.

- Что у тебя тут?

- Ну, - сказал Джедоу, - ты же просил подготовить несколько неприятных сюрпризов, что же нам оставалось делать? Пара ям здесь, несколько бочек масла там, факелы, которые мы только что подожгли в домах на окраине, и еще кое-что так, по мелочи. Ничего особенно разрушительного, но это задержит их, потому что после такой встречи они начнут осматривать каждое здание.

Эрик одобрительно кивнул:

- Очень хорошо.

Они ехали через Волвертон. Королевский тракт рассекал город на две половины, а с юга и севера он был окружен лугами и редкими рощицами - проигрышная позиция для обороны. Если сюрпризы Джедоу заставят врага обойти город стороной, Эрик выиграет время, необходимое для спасения своего отряда. Они с Джедоу подъехали к последнему фургону, медленно катившему по Королевскому тракту, и Эрик сказал:

- Вы с лучниками охраняйте эту колымагу и других отставших. Я должен ехать вперед.

- Да, сэр, - сказал Джедоу со своей обычной улыбкой и насмешливо отдал честь.

Эрик погнал усталого коня вперед, миновав последний фургон и раненых, которые шли пешком, не найдя себе места в обозе. Дважды он встречал людей, отдыхающих на обочине дороги, и велел им продолжать идти, если они не хотят отстать от своих и погибнуть от рук врагов.

На закате он был вынужден снова дать лошади отдых. Здесь начинался крутой подъем, и с вершины холма Эрик с удивлением увидел длинную вереницу людей и фургонов, тащившихся по дороге. Он проехал мимо всего обоза и все же до этой минуты не представлял себе, сколько людей еще в пути. Зажгли факелы, и скоро длинная полоса огней зазмеилась по Королевскому тракту, следуя за Эриком, словно почетная свита.

Чувствуя, что надо спешить, Эрик спешился и пошел пешком, ведя коня в поводу. Он миновал фургон на обочине, возле которого суетились люди, торопливо стараясь починить сломанную спицу, и за поворотом увидел Даркмур.

Поперек тракта лежал окруженный стеной город, а с восточной стороны к нему примыкал хребет Кошмара. Там, Эрик знал, должна решиться судьба Королевства и всей Мидкемии. На крепостных стенах пылали факелы, и со стороны казалось, что в городе праздник, но Эрик знал, что на самом деле эти огни означают полный сбор всех войск Западного Княжества.

Провинция Даркмур лежала к югу и к востоку от города с таким же названием. Первоначально крепость Даркмур была построена как самый западный форпост Королевства, задолго до основания Крондора. С годами город разросся и, в свою очередь, тоже был обнесен стеной. Местность вокруг Даркмура до самого Волвертона была скалистой и пустынной; почва здесь была неплодородной. Вдоль обочин росли лишь карликовые деревца, неприхотливые горные травы да колючий кустарник. Далеко позади остались лесистые долины, украшение Западного Королевства. Некогда и вокруг Даркмура росли густые леса, но это было давно. Теперь продовольствие доставляли сюда из деревень, лежащих к востоку и югу от города.

На самом высоком пике к северу от Королевского тракта возвышалась, подобно стражу, первоначальная крепость Даркмур. Она и теперь была почти неприступной, поскольку и стены, и ров сохранились. Город стоял прямо на пути захватчиков, и Королевский тракт упирался в тяжелые дубовые ворота, окованные железом. По бокам ворот стояли островерхие башенки с узкими бойницами и парапетом. На любого, кто подошел бы к воротом, сразу же хлынул бы дождь стрел, кипящее масло или камни, выпущенные из катапульт.

Заходящее солнце отбрасывало багровые отсветы на стены замка. Взглянув на запад, Эрик увидел, что оно исчезает в дыму пожаров над Равенсбургом и Волвертоном.

У ворот города вся дорога была запружена беженцами. Эрик провел коня мимо усталых солдат, пытающихся сладить с толпой, и прокричал:

- Как добраться до крепости?

Один из солдат обернулся через плечо и, увидев на мундире Эрика малинового орла и знаки различия, сказал:

- До центра города, а потом по Главной улице, капитан! Эрик вел коня сквозь толпу, распихивая горожан и злых, усталых солдат. Наконец он достиг древнего разводного моста, который пересекал ров, отделяющий цитадель от остальной части города. Солдаты перекрыли все ближайшие улицы на протяжении ста ярдов, чтобы путь к штабу принца был всегда свободен.

Эрик подошел к ближайшему стражнику:

- Скажите, это и есть прямой путь к западным воротам?

- Да, - ответил стражник. - Вдоль стены, а потом за угол.

Эрик вздохнул:

- Жаль, что у ворот мне никто не сказал об этом. - Он шагнул вперед, но стражник преградил ему путь копьем.

- Постой-ка. Куда это ты собрался?

- Мне нужно увидеть принца и генерала Грейлока, - устало сказал Эрик.

- И у вас, разумеется, есть соответствующий пропуск?

- Пропуск? - изумился Эрик. - Какой еще пропуск?

- Ваш офицер должен был выписать пропуск, если вы, конечно, не очередной дезертир, который хочет рассказать генералу захватывающую историю о том, как он, героически сражаясь, отстал от своих.

Эрик медленно поднял руку, взялся за копье и без особого усилия поднял его вверх, несмотря на все попытки стражника удержать пику. Стражник выпучил глаза от удивления, а Эрик сказал:

- Я сам офицер. Я понимаю, что выгляжу не лучшим образом, но я должен увидеть принца.

Заметив, что назревает стычка, к ним подошли другие солдата". Один из них крикнул:

- Эй, сержант!

Сержант в рыцарском плаще поверх лат, на котором был вышит герб Даркмура - черный щит с красным вороном на ветке, - подъехав, спросил:

- Что тут у вас?

Солдат сказал:

- Этот малый желает видеть принца.

Сержант, суровый старый вояка, привыкший, что все его слушаются, рявкнул на Эрика:

- Кто ты такой, что вообразил, будто принц захочет тебя видеть?

Эрик оттолкнул копье и, сделав шаг вперед, встретился взглядом с сержантом:

- Эрик фон Даркмур, капитан особых войск принца!

Услышав это имя, несколько солдат отступили в сторону, а другие вопросительно посмотрели на сержанта. Старый вояка усмехнулся и сказал:

- Похоже, вы угодили в передрягу, капитан.

- Вы не ошиблись. А теперь - с дороги!

Сержант не мешкая шагнул в сторону. Проходя мимо него, Эрик бросил ему поводья со словами:

- Дайте моей лошади немного воды и накормите. Потом известите меня, куда вы ее поставили. Это хорошая лошадь, и я не хотел бы ее потерять.

Сержант взял поводья. Эрик пошел дальше и, не оглядываясь, добавил:

- Да, и когда появится мой сержант, пошлите его прямо мне. Узнать его нетрудно. Он высокий, похож на кешийца, темнокожий, и он оторвет вам голову, если вы доставите ему хотя бы половину тех хлопот, что доставили мне.

Эрик пересек мост и посмотрел на огни, горящие в окнах старинного замка. Замок Даркмур, основанный одним из его предков, был для Эрика неизвестной страной. Мальчиком он мечтал о том, что когда-нибудь отец пригласит его сюда, признает своим сыном и разрешит жить в замке. Потом мечты эти умерли, осталось лишь любопытство. В конце концов исчезло и оно. Теперь замок выглядел зловеще, и Эрик подумал, что ему не хотелось бы умереть в таком месте. Пройдя за ворота, он понял, что это ощущение возникает не столько из-за того, что сюда направляется могучая армия, сколько потому, что внутри его ждет женщина, которая жаждет увидеть его мертвым: Матильда фон Даркмур, вдова его отца и мать сводного брата Эрика.

С глубоким вздохом Эрик обернулся к капитану гвардейцев и сказал:

- Проведите меня к Грейлоку. Я - капитан фон Даркмур.

Не говоря ни слова, капитан отдал честь и ввел Эрика в дом его предков.

ГЛАВА 24 ДАРКМУР

Кэлис изучал камень.

Он был настолько поглощен этим, что едва заметил, как в большом зале появились четыре фигуры. Он взглянул на прислужников оракула и, поскольку они не выразили никакого беспокойства, решил, что опасности нет.

Потом Кэлис перевел взгляд на вошедших и увидел своего отца в белых с золотом доспехах, а рядом с ним - Накора, Шо Пи и человека, одетого в ризу ишапианских монахов. Кэлис с усилием оторвался от своего занятия и встал им навстречу.

- Отец, - сказал он, обнимая Томаса, а потом пожал руку Накору. Накор сказал:

- Это Доминик. Аббат из Сарта. Я подумал, что он может нам пригодиться.

Кэлис кивнул, а Томас спросил его:

- Ты, кажется, разглядывал камень, когда мы вошли?

- Я вижу в нем кое-что, отец, - ответил Кэлис.

- Нам надо поговорить, - сказал Томас и поглядел на остальных. - Но сначала я должен засвидетельствовать свое почтение.

Он подошел к громадной драконихе и нежно коснулся большой головы.

- Рад снова видеть тебя, старая подруга, - тихо сказал он и повернулся к старшему прислужнику: - Как она?

Старик слегка поклонился и сказал:

- Она грезит и в своих мечтах вновь переживает тысячу жизней, деля их с душой, которая займет это огромное тело после нее. - Он сделал знак, и к ним подошел стройный юноша. - Как и я делюсь знаниями с тем, кто заменит меня.

Томас кивнул.

- Самая древняя из рас, мы вели вас от гибели к гибели.

- Есть риск, - сказал старик, - но есть и цель. Мы многое знаем.

Томас снова кивнул и вернулся к Кэлису.

Доминик смотрел мимо Томаса круглыми глазами.

- Никогда бы не поверил.

Накор засмеялся.

- Сколько бы я ни увидел, я никогда не считаю, что видел все. Вселенная то и дело подбрасывает нам сюрпризы.

- Как это вам удалось прибыть всем вместе? - спросил Кэлис.

- Долгая история, - сказал Накор и, достав цуранский шар для перемещения, добавил: - Их осталось немного. Надо бы где-то раздобыть еще.

Кэлис улыбнулся.

- К сожалению, проход в Келеван находится в Стардоке, а Стардок теперь крепко держат кешийцы.

- Не так уж и крепко, - заметил Накор с усмешкой.

- Что ты имеешь в виду? - спросил Кэлис.

Накор пожал плечами.

- Пуг попросил меня что-нибудь придумать, вот я и придумал.

- Что? - спросил Томас.

- Расскажу, если мы выживем, и судьба Стардока будет иметь какое-то значение.

- Кэлис, - сказал Томас, - что ты подразумевал, говоря, что видишь в этом камне "кое-что"?

Кэлис с удивлением посмотрел на отца:

- А ты разве ничего не видишь?

Томас посмотрел на Камень Жизни; этот предмет был знаком ему больше, чем кому бы то ни было на Мидкемии. Отринув все посторонние мысли, он стал вглядываться в прохладную изумрудную поверхность и через мгновение уловил слабое мерцание внутри. Но это было все, что он почувствовал.

- Я не вижу никаких образов, - наконец сказал он.

- Они очень нечетки, - сказал Кэлис. - Но я видел их с самого начала.

- Что именно? - спросил Накор.

- Это трудно описать словами, - ответил Кэлис, - но, по-моему, я видел истинную историю этого мира.

Накор сел на пол.

- Ух ты, как интересно! Пожалуйста, расскажи мне, что ты увидел.

Кэлис сел и задумался, словно пытаясь собраться с мыслями, и тут откуда ни возьмись появились Миранда и Пуг.

Томас приветствовал старого друга и Миранду, а потом предложил им сесть.

- Что тут у вас? - поинтересовался Пуг.

- Кэлис собирается рассказать нам о том, что он видит в Камне Жизни, - ответил Томас.

Кэлис поглядел на Миранду и Пуга и, выдержав его пристальный взгляд, улыбнулся.

- Рад снова видеть вас обоих.

Миранда улыбнулась в ответ.

- Мы тебя тоже.

- Я должен рассказать вам о Камне Жизни.

Накор повернулся к Шо Пи:

- Если все еще хочешь носить мантию ученика, запоминай каждое слово.

- Да, учитель.

- Камень Жизни, - начал Кэлис, - это Мидкемия как она есть, отражение всей жизни, которая была до этого, есть сейчас или еще будет, с начала и до конца времени. - Все затихли, а Кэлис продолжал: - Сначала не было ничего. Потом возникла вселенная. Пуг с моим отцом видели, как это происходило, я слышал эту историю. - Он улыбнулся отцу. - И не один раз. Когда вселенная возникла, она была разумна, но совсем не в том смысле, какой мы вкладываем в это слово, и мы не в состоянии представить себе эту разумность.

Накор усмехнулся:

- Это все равно что муравьи тащат добычу в муравейник, а над ними на вершине горы сидит дракон. Муравьи не в состоянии представить себе существование дракона.

- Да, но это не полная аналогия, - заметил Кэлис. - Этот разум больше, чем кто-то из нас или все мы вместе можем постичь. Он настолько обширен и так бесконечен... - Он помолчал. - Просто не знаю, что тут еще можно сказать. Мидкемия создавалась как средоточие основных сил природы, неразумных сил созидания и разрушения.

- Ратар и Митар, - кивнул Томас. - Два слепых бога Создания.

- Название не хуже, чем любое другое, - согласился Накор.

- Потом порядок вещей изменился, - продолжал Кэлис. - Возникло самосознание, и существа, которые прежде не осознавали собственных действий, получили цель. Именно мы называем богов, руководствуясь тем, что имеет смысл для нас, но на самом деле они - гораздо больше, чем наши определения. Устройство подобно драгоценному камню с многими гранями, и мы видим только одну, ту, которая отражает существование нашего мира.

- Но он же связан с другими мирами? - спросил Пуг.

- Безусловно, - мягко сказал Кэлис. - Со всеми мирами. Это одна из основных причин, почему все, что мы делаем здесь, сказывается на остальных мирах. Это извечная борьба между тем, что мы называем добром, и тем, что мы называем злом. Она существует в каждом уголке мироздания. - Он обвел взглядом всех, кто был в этой огромной пещере, и сказал: - Я мог бы говорить на эту тему часами, так что позвольте мне перейти к сути того, что, как мне представляется, я обнаружил.

Кэлис собрался с мыслями и продолжал:

- Валхеру были не просто первой расой, заселившей Мидкемию. Они были мостиком между бессмертным и смертным. Если хотите, это был первый эксперимент богов.

- Эксперимент? - переспросил Пуг. - Какой еще эксперимент?

- Не знаю, - сказал Кэлис. - Я вообще не уверен в том, что мои слова соответствуют истине; я просто чувствую, что это так.

- Это так, - подтвердил Накор.

Все взгляды обратились на маленького изаланца. Накор усмехнулся.

- В этом есть смысл.

- В чем именно? - уточнил Пуг.

- Кто-нибудь, кроме меня, задавался вопросом, почему мы думаем? - спросил Накор.

Все удивленно переглянулись, не понимая, какое это имеет отношение к делу. Пуг рассмеялся:

- В последнее время нет.

- Мы думаем, потому что боги дали нам способность мыслить, - сказал Доминик.

Накор погрозил ему пальцем:

- Ты знаешь, что это - догма, и знаешь, что боги - в такой же степени творение человечества, в какой человечество - творение богов.

- Тогда к чему ты клонишь?

- Да ни к чему, я просто удивляюсь вслух, - сказал Накор. - Вы с Томасом рассказывали мне о том, как искали Маркоса и видели создание вселенной. Это навело меня на размышления.

- И?.. - спросил Томас.

- Ну, - начал Накор, - мне просто кажется, что вы должны начать все сначала.

Пуг посмотрел на него и разразился смехом. Не прошло и минуты, как хохотали все.

- Вот, - сказал Накор, - юмор - это атрибут разума.

- Ладно, Накор, - сказала Миранда. - Так что вы хотели сказать?

- С чего-то же все это началось.

- Да. - кивнул Доминик. - Был первоначальный толчок, создатель, что-то еще.

- Предположим, - сказал Накор, - что это было самосоздание.

- В один прекрасный день вселенная решила взять и проснуться? - ехидно спросила Миранда.

Накор на мгновение задумался:

- Кое-что мы должны всегда иметь в виду: все, о чем мы говорим, ограничено нашими собственным восприятием, нашей собственной способностью понять, короче говоря, нашей природой.

- Это верно, - согласился Пуг.

- Поэтому можно сказать, что вселенная в один прекрасный день проснулась, но в то же время это будет самое примитивное и самое неполное объяснение, - сказал Накор.

Доминик сказал:

- Диспуты такого рода постоянно возникают в церкви. Упражнения в логике и теологии, как правило, заканчиваются сварой.

- Но у нас есть кое-что, чего не хватает вашим братьям, аббат, - сказал Накор. - Свидетели создания.

- Если они видели именно это, - возразил Доминик.

- Ах, - сказал Накор, едва сдерживая ликование. - Ни в чем нельзя быть до конца уверенным, не так ли?

- "Что есть действительность?" - обычный вопрос в тех спорах, о которых я говорил, - сказал аббат.

- Действительность - это то, на что вы наталкиваетесь в темноте, - сухо сказала Миранда.

Накор посмеялся, а потом сказал:

- Вы говорили о большом шаре, который взорвался, образовав вселенную, правильно? Пуг кивнул.

- Значит, можно предположить, что все было внутри этого шара?

- Мы предполагаем, что так, - сказал Пуг.

- Хорошо, а что было вне шара?

- Мы были, - сказал Пуг быстро, - и Сад, и Вечный Город.

- Но вы появились из этого большого шара, - сказал Накор. Он встал и начал расхаживать, убыстряя шаги по мере того как добирался до сути. - Я хочу сказать, что вы родились в далеком будущем от момента создания, но сотворены из материи, которая была внутри шара, если вы меня понимаете.

- А как же Вечный Город? - спросила Миранда.

- Возможно, он будет создан в далеком будущем; а вы как думаете?

- Кем? - спросил Пуг.

Накор пожал плечами.

- Не знаю, и в данный момент меня это не волнует. Быть может, ты сам, когда тебе стукнет тысяча лет, создашь его и отправишь назад, к началу времен, чтобы вам с Маркосом было откуда наблюдать рождение вселенной.

- Новорожденная вселенная и тысячелетние маги, - проворчал Доминик, начиная терять терпение.

Накор тронул его за руку.

- А почему бы и нет? Мы знаем, что путешествие сквозь время возможно. Кто знает, что такое время?

Все поглядели друг на друга, и каждый начал предлагать свой ответ, но скоро все замолчали.

- Время есть время, - сказал Доминик. - Оно отмечает ход событий.

- Нет, - сказал Накор. - Это люди отмечают ход событий. Времени на это плевать; оно просто есть. Но что оно есть? - Он радостно улыбнулся и сам же ответил: - Время - это то, что не дает всему произойти одновременно.

Брови Пуга поползли вверх.

- Так в шаре все случалось одновременно?

- А потом вселенная изменилась! - с восторгом завопил Накор.

- Почему? - спросила Миранда.

Накор пожал плечами.

- Кто знает? Просто так было. Пуг, ты мне говорил, что, когда вы в последний раз нашли Маркоса, он начал сливаться с Саригом. Был ли он еще Маркосом или уже Саригом?

- На какое-то время и тем, и другим, но все еще главным образом Маркосом.

- Жаль, что я не могу спросить его: "Когда вы сливались, было у тебя ощущение, что ты перестаешь быть Маркосом?" - На мгновение Накор загрустил, но потом к нему вернулась улыбка. - Я думаю, можно смело утверждать, что чем больше ты становишься одним целым с богом, тем меньше остаешься собой.

- Кажется, я понимаю, - сказал Доминик.

- Что? - спросила Миранда.

- К чему этот чокнутый клонит. - Старый аббат постучал себя пальцем по голове. - Разум. Квинтэссенция божества, "все", которое он называет "материей". Если перед рождением вселенной происходило все одновременно, тогда все было всем. Никакого разделения.

- Да! - крикнул Накор, восхищенный догадливостью аббата.

- И вот, по причинам, которых мы никогда не узнаем, началось разделение целого. Это "рождение" вселенной стало для нее средством... - Глаза аббата расширились. - Это была вселенная, пытающаяся осознать себя!

Глаза Томаса сузились.

- Не улавливаю. Люди могут осознавать себя, как и другие разумные существа или боги, но вселенная... Она просто есть, и все.

- Нет, - сказал Накор. - Почему люди? Почему другие разумные существа?

- Я не знаю, - сказал Пуг.

Накор стал серьезен.

- Потому что обрести смертность для вселенной, для той материи, о которой я говорю, это средство постичь себя, осознать себя. Жизнь в любом проявлении - эксперимент, проведенный вселенной, и каждый из нас возвращает ей знание о ней самой, когда умирает. Маркос сделал попытку стать одним целым с богом и узнал, что, утрачивая смертности, утрачиваешь и способность сознавать себя. Низшие боги меньше себя понимают, чем смертные, а высшие, готов держать пари, вообще не знают себя.

Доминик кивнул.

- Слеза Богов позволяет нашему ордену говорить с высшими богами. Это очень непросто. Мы редко пробуем это делать, а когда пробуем, чаще всего общение заканчивается ничем. - Старый аббат вздохнул. - Слеза - ценный дар, поскольку позволяет нам творить чудеса, которые убеждают верующих в том, что Ишап еще существует, и мы должны служить ему и готовить его возвращение, но даже природа того бога, которому мы поклоняемся, находится далеко за пределами нашего понимания.

Накор рассмеялся.

- Ну что ж, теперь, если эта вселенная была рождена в тот день, когда Маркос, Пуг и Томас все это видели, что это о ней говорит?

- Я не знаю, - признался Пуг.

- Она - ребенок, - сказал Накор.

Пуг засмеялся и долго не мог успокоиться.

- Вселенной несколько миллиардов лет, по моим подсчетам.

Накор пожал плечами.

- Для нее это может быть то же, что для нас пара лет, и что тогда?

- К чему вообще весь этот разговор? - сказала Миранда.

- Да, - сказал Томас. - Все это замечательно, но у нас еще уйма проблем, которые надо решить.

- Это верно, - кивнул Накор, - но чем больше мы узнаем о том, с чем мы столкнулись, тем больше у нас шансов их решить.

- Согласен, но с чего начать?

- Я спрашивал уже - почему мы думаем? Возможно, у меня есть кое-какая идея. - Накор сделал паузу и продолжал: - Предположим на мгновение, что все во вселенной, все, что в ней было, есть и когда-либо будет, связано между собой.

- То есть мы сообща пользуемся чем-то одним? - спросил Доминик.

- Нет, не только; мы все одно целое. - Накор посмотрел на Миранду и Пуга. - Вы называете это магией. Я - фокусами. - Он повернулся к Доминику. - Ты называешь это молитвой. Но все это - одно и то же, а именно...

- Ну? - поторопил Пуг.

- Вот тут я испытываю затруднение. Я не знаю, что это. Я называю это материей. - Накор вздохнул. - Это некая единая сущность, из которой состоит все.

- Можно назвать это духом, - предложил Доминик.

- Можно назвать это прачечной, - сухо сказала Миранда.

Накор засмеялся.

- Как бы там ни было, мы - часть этого, и это - часть нас.

Пуг помолчал немного.

- Так и с ума сойти недолго. Я чувствую, что я почти на грани понимания чего-то, но не могу ухватить.

- И какое это имеет отношение к тому, чтобы восстановить порядок?

- Любое. Никакого. Я не знаю, - покорно сказал Накор. - Просто это то, о чем я думаю.

- Многое из того, о чем ты говорил, похоже на то, что я когда-то знал, будучи Ашен-Шугаром, - заметил Томас.

- Надо думать, - кивнул Накор. - Вселенная - это живое существо непостижимой сложности и размеров. Если нет другого слова, назовите это богом. Возможно, Создатель. Я не знаю.

- Маркос называл его Прародителем, - сказал Томас.

- Отлично! - воскликнул Накор. - Бог-Прародитель, Единый над всеми, как ишапианцы называют Ишапа.

- Но ты же говоришь не об Ишапе, - сказал Доминик.

- Нет. Он, конечно, важный бог, но не Прародитель. Я вообще не думаю, что у этого Прародителя есть имя. Он просто есть. - Накор вздохнул. - Вы можете вообразить себе существо с миллиардами звезд в голове? У нас есть кровь и желчь, а у него - миры, кометы и разумные существа... Да все! - Накор был явно взволнован придуманным им самим образом, и Пуг, поглядев на Миранду, заметил, что она улыбается, потому что ее, как и его, позабавила восторженность этого странного человека. - Прародитель, если вам угодно, знает все, является всем, но он - ребенок. Как дети учатся?

Пуг, который когда-то растил детей, сказал:

- Они наблюдают, их поправляют родители, они подражают...

- Но, - перебил Накор, - если вы - Бог, и у вас нет ни Бога-Мамы ни Бога-Папы, как вам учиться?

Миранду развеселила такая постановка вопроса.

- Понятия не имею, - засмеялась она.

- Вы экспериментируете, - сказал Доминик.

- Да, - кивнул Накор, и его улыбка стала еще шире. - Вы пробуете. Вы создаете, например, людей и отпускаете их на волю, посмотреть, что из этого выйдет.

- Так мы что - космический театр кукол? - сказала Миранда.

- Нет, - ответил Накор. - Бог не смотрит, как мы пляшем на космической сцене, потому что бог - тоже марионетка.

- Ничего не понимаю, - признался Пуг.

- Вернемся к вопросу, почему мы думаем, - объяснил Накор. - Если бог - все, то есть разум, дух, мысль, действие, грязь, ветер, - он посмотрел на Миранду, - прачечная, все, что есть и что может быть, тогда каждая вещь, которой он является, должна иметь цель. Для чего служит жизнь? - задал он риторический вопрос. - Для развития мысли. А что такое мысль? Средство для осознания? Некий отрезок между физическим и духовным. А время? Отличный способ разделить вещи. И наконец, для чего служат люди, эльфы, драконы и все существа, которые мыслят?

- Для того, чтобы дух мог осознать себя? - предположил Доминик.

- Правильно! - воскликнул Накор. Казалось, он сейчас пустится в пляс. - Каждый раз, когда кто-нибудь из нас попадает в зал Лимс-Крагмы, мы делимся своим жизненным опытом с богом. Потом мы возвращаемся назад, и все повторяется снова и снова.

Миранду не убедили его рассуждения.

- Вы что же, хотите сказать, что мы живем во вселенной, где зло - такое же порождение бога, как и добро?

- Да, - сказал Накор. - Потому что бог не воспринимает это как добро или зло. Бог как раз пытается узнать, что есть добро и что есть зло. Для него это просто некие особенности поведения живыхсуществ.

- Похоже, он тугодум, - сухо вставил Пуг.

- Нет, он просто очень большой! - возразил Накор. - Он получает уроки миллиард раз на дню, в миллиарде миров!

- Однажды мы с Пугом спросили Маркоса, что будет с нашей необъятной и сложной вселенной, если на одной маленькой планете выпустить валхеру. Он сказал нам, что после Войн Хаоса природа вселенной изменилась и что возрождение валхеру в Мидкемии изменит сложившийся порядок вещей.

- Я так не считаю, - сказал Накор. - О, то есть это, несомненно, было бы большим несчастьем для всей Мидкемии, но в конечном счете вселенная сама приведет себя в порядок. Бог учится. Конечно, миллиарды людей могут умереть, прежде чем случится то, что восстановит сложившийся порядок.

Миранда сказала:

- Все это звучит совершенно бессмысленно!

- С вашей точки зрения, наверное, так и есть, - сказал Накор. - Но мне приятно думать, что смысл в том, что мм учим бога поступать правильно - мы поправляем ребенка. Мы говорим ему, что за хорошее стоит бороться, что доброта лучше, чем ненависть, что созидание лучше, чем разрушение, и еще многое в этом роде.

- Как бы там ни было, - сказал Пуг, - для жителей Королевства это сейчас вопрос далеко не первостепенной важности.

- Накор прав, - сказал вдруг Кэлис. Все посмотрели на него. - Он только что помог мне понять, что должно быть сделано и почему я здесь.

- Почему же? - спросила Миранда.

Кэлис улыбнулся:

- Я должен открыть Камень Жизни.

Эрик осушил кубок. Охлажденное белое вино было обычно для этой части герцогства.

- Спасибо, - сказал он и отбросил пустую бутылку.

Принц Патрик, Оуэн Грейлок и Манфред фон Даркмур сидели с Эриком за столом. В комнате собралось немало нобилей. Одни были одеты щегольски, другие, наоборот, были испачканы грязью и кровью, как Эрик.

Патрик сказал:

- Вы славно потрудились, учитывая скорость, с которой пал Крондор.

- Благодарю вас, ваше высочество, - сказал Эрик.

- Жаль только, что у нас не было побольше времени на подготовку, - вставил Грейлок.

- Времени никогда не бывает достаточно, - заметал Патрик. - Будем надеяться, что мы сделали все, чтобы остановить их здесь, в Даркмуре.

Вошел гонец и, отдав честь, вручил Грейлоку письмо. Оуэн развернул его и сказал:

- Плохие новости. Южных резервов у нас больше нет.

- Нет? - переспросил Патрик, в расстройстве ударив кулаком по столу. - Предполагалось, что они дождутся, пока вражеская армия пройдет, и ударят на нее с тыла. Что произошло?

Оуэн протянул свиток принцу, а для остальных пояснил:

- Кеш. Они переместили свою армию чуть южнее Дергана. Южное крыло врага и так было зажато слишком сильно, а когда на них навалились с фланга кешийцы, а с фронта - пигмеи, Королева повернула на север, наткнулась на наши укрепления и захватила их.

- И Кеш ввязался в войну? - спросил старый нобиль, которого Эрик не знал.

- Этого следовало ожидать, - сказал Патрик. - Если мы переживем эту войну, Кеш еще доставит нам немало хлопот.

- А как же лорд Сутерланд? - спросил нобиль. У него был очень усталый вид.

- Герцог Южных Болот мертв. Грегори, как и граф Лэндрета, погиб в бою. Господа, если это донесение верно, нам больше нечего надеяться на помощь с юга, - сказал Грейлок.

Один из щегольски одетых нобилей предложил:

- Может быть, нам стоит отступить к Малакз Кросс, ваше высочество?

Принц бросил на него уничтожающий взгляд и оставил эти слова без комментариев. Посмотрев на Эрика, он сказал:

- Господа, сквайры покажут вам ваши апартаменты. Там вас ждет чистая одежда и ванная. Через час буду рад видеть вас у себя на обеде. - Он встал. Вслед за ним поднялись остальные. - Продолжим обсуждение на рассвете. Утро вечера мудренее. - С этими словами он вышел из комнаты.

Манфред нагнал Эрика и Оуэна у двери.

- Ну, господа, похоже, сложилась неловкая ситуация.

Эрик кивнул.

- Я это понял еще на мосту.

- Осмелюсь напомнить вашей милости, что мы - люди принца, - сказал Оуэн.

Манфред только рукой махнул.

- Скажите это моей матери. - Он грустно улыбнулся. - Но лучше не говорить.

- Мы не можем заниматься делами и одновременно бегать от твоей мамаши, Манфред, - заметил Эрик.

- Эрик прав, - сказал Оуэн.

Манфред вздохнул.

- Ну-что ж. Оуэн, я велел нашему мечмастеру освободить для вас ваши прежние апартаменты; я подумал, что там вам будет удобнее. По правде говоря, здесь слишком много народу.

Оуэн улыбнулся.

- Готов поспорить. Перси от этого не в восторге.

- Ваш бывший помощник вообще ни от чего не бывает в восторге. Он родился с вытянутым лицом. - Повернувшись к Эрику, Манфред сказал: - Твоя комната рядом с моей. Чем ближе ты будешь ко мне, тем меньше вероятность, что мать подошлет к тебе убийц.

Эрик с сомнением покачал головой.

- Герцог Джеймс хотел ее урезонить.

- Никто не в состоянии урезонить мою мать, - ответил Манфред. - Подозреваю, что еще до наступления ночи ты сам в этом убедишься. Теперь давай я тебя провожу. - Повернувшись к Грейлоку, Манфред сказал: - Увидимся за ужином, Оуэн.

- Милорд, - поклонился Оуэн, и они втроем вышли из комнаты. Оуэн пошел в одну сторону, а Манфред повел Эрика в другую.

- Замок довольно большой, - сказал Манфред. - Здесь легко заблудиться. В случае чего спрашивай слуг, они покажут дорогу.

- Не знаю, надолго ли я здесь задержусь, - сказал Эрик. - Неизвестно, что мне поручат. Я заменял Кэлиса при отступлении, но теперь этот путь уже пройден.

- Наверняка что-нибудь в том же духе, - сказал сводный брат Эрика. - Похоже, ты неплохо справился. - Он окинул взглядом старинные своды замка. - Надеюсь, и я покажу себя не хуже, когда придет мое время.

- Покажешь, - сказал Эрик.

Они завернули за угол, и Эрик чуть не споткнулся. По коридору двигалась пышная процессия - пожилая женщина в парадном облачении, сопровождаемая двумя гвардейцами и несколькими фрейлинами. Увидев Манфреда, она остановилась, а когда она узнала Эрика, глаза ее чуть не вылезли из орбит.

- Ты! - прошипела она. - Ублюдок! Подлый убийца! - Она повернулась к ближайшему гвардейцу: - Убить его!

Гвардеец ошеломленно переводил взгляд с Матильды, матери барона, на Манфреда, который жестом велел ему отойти. Наконец он кивнул барону и отступил на шаг.

- Матушка, - сказал Манфред, - все уже позади. Эрик помилован королем. Все, что было раньше, должно быть забыто.

- Никогда! - воскликнула старуха с ненавистью, которая поразила Эрика. Он, конечно, понимал, что она не любит его еще с тех пор, как Фрейда требовала от барона признать Эрика своим сыном, но не представлял себе, что это значит на самом деле. Никто из тех, с кем ему довелось сражаться, не смотрел на него с такой чистой, неприкрытой яростью, которой горели глаза Матильды фон Даркмур.

- Матушка! - снова сказал Манфред. - Довольно! Я приказываю вам остановиться!

Матильда устремила пристальный взгляд на сына, и Эрик вдруг понял, что ее ненависть распространяется не только на него одного. Она шагнула вперед, и на мгновение Эрик испугался, что она ударит сына. Скрипучим шепотом Матильда произнесла:

- Ты приказываешь мне? - Она смерила его взглядом. - Если бы ты был мужчиной, как твой брат, ты убил бы этого ублюдка. Если бы ты был хотя бы вполовину таким, как твой отец, ты бы женился и уже имел сына, а все претензии этого ублюдка ничего бы не значили. Ты хочешь, чтобы он тебя убил? Ты хочешь валяться в грязи, в то время как этот убийца будет отбирать у тебя титул? Ты...

- Мать! - взревел Манфред. - Хватит! - Он повернулся к гвардейцам: - Проводите баронессу в ее апартаменты. - Матери он сказал: - Если вы способны держать себя в руках, ждем вас к обеду, но если вы не в состоянии сохранять достоинство перед принцем Патриком, окажите нам любезность и отобедайте у себя. А теперь ступайте!

Манфред повернулся и пошел прочь. Эрик. пошел за ним, то и дело оглядываясь. Матильда не сводила с него глаз, и Эрик чувствовал, что каждую секунду она желает ему смерти.

Внимание Эрика было настолько приковано к ней, что он едва не сшиб с ног Манфреда после того, как завернул за угол.

- Прости за эту сцену, Эрик, - сказал ему Манфред.

- Такого я не мог даже представить. Я, конечно, понимаю, что...

- Понимаешь мать? Тогда ты первый, кому" это удалось. - Манфред показал вперед: - Твоя комната там, в конце коридора. - Когда они с Эриком вошли, он пояснил: - Я выбрал ее по двум причинам. - Он указал на окно. - Во-первых, вот запасной выход. А во-вторых, это одна из немногих комнат в замке, в которую не ведет потайной ход.

- Потайной ход?

- Их тут навалом, - сказал Манфред. - Этот замок много раз увеличивали с тех пор, как первый барон построил первую башню. На случай осады здесь были предусмотрены секретные выходы, а помещения, которые пристроили позже, снабжались потайными ходами, чтобы среди ночи господин мог навестить свою любимую служаночку. Некоторые из них довольно полезны, потому что слуги не путаются под ногами, но по большей части это заброшенные старые подземелья, годные лишь для того, чтобы шпионить за соседями или подсылать к ним убийц.

Эрик уселся на кресло в углу.

- Спасибо.

- На здоровье, - ответил Манфред. - Позволь предложить тебе принять ванну и переодеться. Я велю слугам немедленно принести горячей воды. Одежда в шкафу должна тебе подойти. - Он усмехнулся. - Она принадлежала отцу.

Эрик сказал:

- Тебе что, доставляет удовольствие злить свою мать?

Лицо Манфреда стало почти жестоким.

- Больше, чем ты можешь себе представить.

Эрик вздохнул.

- Я думал о том, что ты сказал мне о Стефане, когда приходил ко мне в тюрьму. Боюсь, я никогда не представлял себе, как это было тебе тяжело.

Манфред засмеялся.

- И никогда не представишь.

- Не обидишься, если я спрошу кое о чем?

- О чем?

- За что она ненавидит тебя? Я знаю, почему она меня ненавидит, но на тебя она смотрела точно так же.

- Об этом, братец, я тебе когда-нибудь расскажу, - сказал Манфред. - А может, не расскажу. Пока что давай просто считать, что она никогда не одобряла моего образа жизни. Пока я не был наследником титула, это было источником лишь мелких конфликтов. Но с тех пор, как Стефана... не стало, трения между нами значительно усилились.

- Извини, что спросил.

- Да ничего. Я понимаю твое любопытство. - Манфред повернулся к дверям. - И когда-нибудь я его удовлетворю. Не потому, что ты имеешь право знать, а потому что это доставит моей матери большое огорчение.

С улыбкой, которую Эрик мог охарактеризовать не иначе, как злобная, Манфред вышел из комнаты. Эрик сидел в ожидании слуг и едва не заснул, пока они постучали. Он сонно поднялся и открыл дверь. Шестеро слуг внесли ведра с горячей водой и большую медную лохань.

Эрик позволил двум слугам снять с себя сапоги, пока остальные наполняли лохань. Горячая вода притупила боль и немного сняла усталость. Эрик полежал немного, но, когда один из слуг надумал его помыть, резко сел прямо.

- Что-то не так, милорд?

- Я не лорд. Зовите меня "капитан", а вымыться я могу и сам, - сказал Эрик, забирая у него мочалку и мыло. - Вы свободны.

- Мы приготовим одежду, прежде чем уходить?

- Ах да, это было бы чудесно, - сказал Эрик, уже полностью проснувшись. Слуги ушли. Остался только тот, с кем он разговаривал, чтобы достать из шкафа одежду.

- Достать вам и сапоги, капитан?

- Нет, я надену свои.

- Тогда я попробую их отчистить, пока вы моетесь, сэр, - сказал слуга и вышел за дверь с сапогами, прежде чем Эрик успел возразить. Эрик пожал плечами и начал мыться всерьез. Он редко мог позволить себе такую роскошь, как горячая ванна, и к тому времени, когда вода остыла, чувствовал себя так, будто заново родился. Эрик подумал, что, когда закончится ужин, если только принц не созовет всех на очередное совещание, он вернется к себе и уснет как убитый.

Потом ему не понравилось это выражение, и Эрик решил, что будет спать чутко даже с запертой дверью. Он понятия не имел, сколько прошло времени, но не хотел опоздать на обед с принцем Крондорским. Эрик вытерся насухо и осмотрел одежду, которую приготовил слуга. Это оказались пара панталон лимонного цвета, светло-голубая рубашка и изящный плащ очень светлого серого цвета, почти белый. Эрик не стал надевать плащ и решил ограничиться панталонами и рубашкой. Когда он заканчивал одеваться, слуга открыл дверь:

- Ваши сапоги, капитан.

Эрик был поражен. За считанные минуты слуга умудрился соскоблить с них всю кровь и грязь и вернуть коже первоначальный блеск.

- Спасибо, - сказал Эрик, забирая сапоги.

- Я уберу ванну, пока вы обедаете? - спросил слуга.

- Да, - ответил Эрик, обуваясь. Слуга ушел, а Эрик провел рукой по подбородку. Он пожалел, что не попросил бритву, но потом решил, что лучше явиться заросшим, чем заставлять ждать принца Крондорского.

Выйдя в коридор, Эрик повернул за угол и увидел у дверей комнаты, где проводилось совещание, двух гвардейцев. Он спросил у них, как пройти в обеденный зал, и один из гвардейцев, отдав ему честь, сказал:

- Я отведу вас, капитан.

Эрик кивнул, и они пошли через лабиринт коридоров, в ту часть замка, которая, как предположил Эрик, осталась еще от первой крепости или была пристроена почти в то же время, поскольку обеденный зал оказался на удивление маленьким. Там стоял квадратный стол на двенадцать персон, и больше места практически не оставалось. Если бы все присутствующие решили вдруг одновременно встать и пройтись по залу, началась бы всеобщая свалка. Эрик кивнул нескольким нобилям, которых знал еще по Крондору. Другие, делая вид, что поглощены беседой, подчеркнуто не замечали его присутствия. Оуэн, который был уже здесь, помахал рукой, подзывая Эрика.

Эрик обошел стол и увидел, что рядом с Грейлоком три места пустуют.

- Садись сюда, - сказал Оуэн, указывая на кресло слева от себя. Похлопав рукой по креслу справа, он добавил: - Здесь сядет принц.

Только сейчас Эрик заметил, что все нобили за столом смотрят на него, и смутился. Герцоги и графы, бароны и сквайры - все были усажены на гораздо менее почетные места. Он понимал, что человек, сидящий рядом с принцем, становится объектом дворцовых интриг, и вдруг пожалел, что не занял место напротив, в дальнем конце стола.

Через несколько минут дверь открылась, и Эрик увидел принца Патрика. Все встали и почтительно склонили головы.

Вслед за принцем вошел барон Манфред в сопровождении своей матери.

Принц подошел к своему месту в центре стола, а Манфред встал по правую руку от него. Матильда направилась к своему креслу, но, увидев Эрика, остановилась:

- Я не буду сидеть за одним столом с убийцей моего сына!

- Тогда, сударыня, вы будете обедать в одиночестве, - сказал Манфред и кивком приказал гвардейцам проводить его мать к ней в апартаменты. Она повернулась и молча вышла из зала.

Нобили, стоя, тихо переговаривались, пока принц многозначительно не откашлялся.

- Не начать ли нам? - спросил он.

Манфред поклонился, и принц сел. Все остальные последовали его примеру.

Еда была выше всяких похвал, а вино лучше любого, которое Эрику доводилось пробовать. Усталость отчасти притупила его внимание, и Эрику приходилось ловить каждое слово, сказанное за столом, поскольку речь зашла о предстоящем сражении.

Кто-то заметил, что северный фланг держится прочно, поэтому есть смысл часть войск перекинуть в Даркмур. Принц выслушал это предложение и сказал:

- Это было бы неразумно. Нельзя быть уверенным, что враг не вернется туда на следующий день.

За столом начали высказываться предположения относительно надвигающейся угрозы, и через некоторое время принц Патрик сказал:

- Капитан фон Даркмур, вы чаще, чем любой из присутствующих, встречались с врагом. Чего нам ожидать?

Все взгляды обратились на Эрика. Он посмотрел на Грейлока, и тот чуть заметно кивнул. Эрик прокашлялся и сказал:

- Вероятно, от полутора сотен тысяч до ста семидесяти пяти тысяч солдат сосредоточится под стенами города и вдоль всего хребта Кошмара.

- Когда? - спросил богато одетый вельможа.

- В любое время, - ответил Эрик. - Хоть завтра.

Вельможа побледнел:

- Возможно, ваше высочество, нам стоит призвать Восточную армию. Они как раз встали лагерем в холмах на востоке.

- Восточная армия будет вызвана, когда я решу, - сказал принц и поглядел на Эрика. - С кем нам предстоит биться?

Эрик знал, что принц читал каждое донесение, присланное Кэли-сом из Новиндуса, - и во время правления Аруты, его деда, и во время правления Николаса, его дяди, и в последний раз. Эрик не раз говорил с принцем об этом и понимал, что этот вопрос задан для присутствующих здесь нобилей, которые не бывали в сражении.

Эрик опять посмотрел на Грейлока, и тот вновь кивнул ему и слегка улыбнулся. Эрик знал Оуэна достаточно хорошо, чтобы понять, что от него требуется.

Эрик снова прокашлялся.

- Ваше высочество, вражеская армия состоит из бывших наемников, которые дерутся за плату, но имеют своя кодекс чести. Правда, за это время их с помощью угроз и темной магии превратили в самое мощное войско, с которым когда-либо сталкивалось Королевство. - Он обвел взглядом лица присутствующих и добавил: - Среди них есть солдаты, которые прошли от падения Вестлэнда в Новиндусе до гибели Крондора. В течение двадцати лет они знали только войну, грабеж и насилие. - Он перехватил взгляд вельможи. - Некоторые из них - людоеды.

Вельможа побледнел еще больше. Казалось, он вот-вот потеряет сознание.

- Они идут на нас потому, что у них нет другого выбора, - продолжал Эрик. - Мы уничтожили их флот, и они лишены продовольствия. Кроме них, есть еще саауры, десять или двадцать тысяч - мы точно не знаем. - Судя по всему, слово "саауры" многим ничего не говорило, и Эрик пояснил: - Если кто не знает, то это такие ящеры. Они чем-то похожи на пантатиан, но ростом в девять футов. Они скачут на боевых лошадях высотой двадцать пять ладоней в холке, и топот их копыт подобен грому в горах.

- О боги! - воскликнул вельможа и вскочил, зажимая ладонью рот. Он выбежал из зала, сопровождаемый взрывом смеха.

Принц тоже смеялся, но, когда веселье утихло, сказал:

- Смех смехом, милорды, но каждое слово капитана фон Даркмура - чистая правда. Более того: он еще и недооценивает противника.

- Что же нам делать? - спросил другой богато одетый нобиль, похоже, ни разу в жизни не державший в руках меча.

- Милорды, мы будем сражаться. Не только здесь, в Даркмуре, но и в горах, вдоль хребта Кошмара. И мы ни на шаг не отступим, ибо, если враг пройдет дальше. Королевство обречено. Победа или смерть. Другого выбора нет.

В зале воцарилось молчание.

ГЛАВА 25 ОТКРЫТИЯ

Барабаны гремели.

Фанфары трубили, и под стенами Даркмура бегали люди. Эрик был одет и со всех ног бросился в комнату совещаний.

Он прибежал туда третьим после Патрика и Грейлока, а через минуту комната наполнилась людьми. Потом вошел Манфред и спокойно сказал:

- Они здесь.

Никто не спросил, кто такие "они".

Патрик не стал терять времени.

- Оуэн, - сказал он, - я хочу, чтобы вы с графом Монтрозом отправились на юг вдоль восточного хребта. Возьмите отряд и посмотрите, что у нас на том фланге. Если, как сообщалось, весь южный резерв погиб, мне нужно знать, чем враг угрожает северу. Постарайтесь не ввязываться в сражения и вернуться сюда как можно быстрее. Если наткнетесь на остатки южных резервов, приведите их с собой.

В этот момент в комнату вошел Арута, лорд Венкар, со своими сыновьями. Эрик поклонился.

- Арута, - сказал Патрик. - Ты прибыл как нельзя кстати. Я хочу, чтобы взял на себя управление городом. Мы собираемся запереть ворота. Нужно будет следить за распределением продовольствия и за тем, чтобы никто не въезжал в город и не выезжал из него без нашего ведома. - Он повернулся к Манфреду: - Вы отвечаете за крепость, и это ваше право, но я собираюсь руководить сражением отсюда.

Манфред поклонился.

- Ваше высочество.

Принц обратился к Эрику:

- Эрик, отправляйтесь на север и проверьте там укрепления. Если юг так слаб, как я опасаюсь, нам нужно убедиться, что нет брешей на севере. - Он посмотрел Эрику в глаза и добавил: - Пока вас не отзовут, защищайтесь до последнего человека.

- Я понимаю, - кивнул Эрик и, не дожидаясь дальнейших указаний, поспешил прочь из комнаты, выбежал во двор, вскочил на коня и ускакал.

Часом позже он ехал по одной из недавно построенных дорог, проложенной по восточному склону гор на десять ярдов ниже линии хребта. На пиках гор были видны оборонительные сооружения, и Эрик мог бы доложить, что люди готовы к битве. Она еще не началась, но враг уже был близок.

Эрик скакал во весь опор и по пути осматривал каждый фут горного хребта над головой.

Протяженность фронта была около ста миль, приблизительно по пятьдесят миль с каждой стороны от Даркмура, но северный командный пост находился всего в двадцати милях к северу от города. Уже в полдень Эрик был там.

Джедоу Шати с несчастным видом стоял у маленькой командирской палатки. Рядом с ним Эрик увидел невысокого человека в плаще с гербом Лориэля. Когда Эрик спешился, Джедоу сказал:

- Дружище, хорошо, что ты здесь.

Отдавая поводья подбежавшему солдату, Эрик спросил:

- Что хорошего?

Джедоу кивком указал на невысокого человека. У того было широкое лицо, коротко стриженные седые волосы и квадратная челюсть. Человек посмотрел на Эрика:

- Во имя дьявола, кто вы такой?

Тут Эрик сообразил, что на нем по-прежнему голубая рубашка и лимонные панталоны. Свой мундир он второпях оставил в замке. Смерив взглядом коротышку, Эрик сказал:

- Я ваш командир. А кто, во имя дьявола, вы такой?

Человек заморгал.

- Я - граф Лориэль! - И спросил тоном ниже: - А вы?

- Фон Даркмур, рыцарь-капитан особого отряда принца Крондорского. Направлен командовать северным флангом.

- Ну, это мы еще посмотрим, - с вызовом сказал коротышка. Лицо его начало багроветь. - Я приносил вассальную присягу герцогу Джайбона и подчиняюсь лишь принцу Крондорскому, а все эти особые отряды и сопляки-офицеры мне уже поперек горла! Я немедленно отправляюсь в Даркмур, чтобы лично поговорить с принцем.

- Милорд, - тихо, но твердо сказал Эрик.

- Что?

- Счастливого пути.

Коротышка уехал, а Джедоу засмеялся.

- Дружище, этот малыш доставил мне столько же радости, сколько чирей на заднице. Надеюсь, он проездит целый месяц.

- Ну, учитывая настроение, в котором пребывал наш принц, когда я уехал, подозреваю, что его милость не встретит в замке сочувствия. Ладно, как тут у вас обстановка?

- Насколько я могу судить, у нас примерно шесть полностью укомплектованных рот к северу отсюда. Среди этих мальчиков есть тертые парни, которые весь последний месяц воевали на северном фронте, но есть и свежее пополнение, так что в целом мы в хорошей форме. Плохо то, что нам предстоит встретиться с Дуко.

- Я о нем слышал. Что нам известно?

- Не много. В основном слухи. Кое-что мы узнали от пленных. Он умен, он выжил там, где не выжили другие, например, Гэйпи, и по-прежнему способен командовать большим количеством войск. Дружище, я не знаю. Но спросишь моего мнения, он у них лучший после Фейдавы.

- Ну что ж, - сказал Эрик, - значит, у нас есть работенка.

Джедоу ухмыльнулся.

- Вся прелесть в том, что мы там, где хотели бы стоять они, а они - не там.

- У тебя есть прекрасная возможность отличиться, - заметил Эрик.

- Какие будут указания? - спросил Джедоу.

- Простые. Убивать любого, кто полезет на склон.

- Люблю простоту, - сказал бывший наемник из Долины Грез. - Надоело уже пятиться назад.

- Больше не придется, - сказал Эрик. - Если мы начнем пятиться отсюда, то проиграем.

- Хорошо, - кивнул Джедоу. - Значит, надо твердо знать, что мы никуда не отступаем.

- Лучше не скажешь, - согласился Эрик.

Пропела труба, и Джедоу сказал:

- Похоже, они идут.

Эрик обнажил меч.

- Пойдем поприветствуем.

Когда они поднялись гребень хребта, Эрик спросил:

- Кто еще на этом фланге?

- Твой старый приятель Альфред. Он получил роту и находится севернее. Потом стоят Харпер и Джером, на краю фланга. Тернер с юга от нас, за ним - Фрэйзер, а дальше уже армия принца в городе.

Эрик улыбнулся.

- Как можно проиграть с такими сержантами?

Джедоу ответил ухмылкой:

- И правда, как?

Глядя вниз вдоль западного склона, Эрик сказал:

- Сколько людей придется положить ради каких-то двадцати ярдов грязи.

- Это точно, - кивнул Джедоу. - Но если то, что говорил нам капитан Кэлис про это суку в Новиндусе, правда, то это очень важные двадцать ярдов.

- Ты прав. - Эрик обернулся и посмотрел на людей, поднимающихся к нему по склону. Лучники начали стрелять, и Эрик почувствовал, как напряглись все его мышцы в ожидании первого противника. Внезапно словно из-под земли на него хлынуло целое море врагов. Эрик взмахнул мечом.

Пуг нахмурился.

- Открыть Камень Жизни? Как ты собираешься это сделать?

- Что это значит? - спросил Томас, поглядев на сына. - Выпустить валхеру?

Кэлис покачал головой и вздохнул, словно очень устал.

- Пожалуй, я не могу ответить ни на один из этих вопросов. Я не знаю, как освободить силы, сокрытые в этом камне. - Он указал на мерцающий изумруд, из которого торчал золотой меч. - Я только знаю, что, как только я начну, я должен суметь управлять его энергией.

- Откуда ты это знаешь? - спросил Накор.

Кэлис улыбнулся ему и сказал:

- Как ты любишь говорить: "Я просто знаю". Но коли я начну, я могу уже не остановиться, поэтому мне надо твердо знать, что я действую правильно. - Он указал на камень. - Это ни в коем случае нельзя было создавать.

Томас потер подбородок.

- Ашен-Шугар говорил Дракон-Корину примерно то же самое.

- Это и вызвало Войны Хаоса, - сказал Накор.

Все дружно посмотрели на него. Томас спросил:

- Откуда у тебя такая уверенность?

- А ты подумай. У тебя же есть память валхеру. Почему был создан Камень Жизни?

Томас мысленно обратился к прошлому, вспоминая то, что он впервые пережил пятьдесят лет назад, но сами воспоминания принадлежали существу, которое уже несколько столетий было мертво. Внезапно он вспомнил.

Раздался зов. Ашен-Шугар сидел один в своем зале, глубоко в толще гор. Его скакун, золотой дракон Шуруга, спал, свернувшись калачиком под огромной вертикальной шахтой, через которую он поднимался в небо Мидкемии.

Это был странный зов, не похожий на те, что он слышал прежде. Это был клич, но не тот, которым Повелители Дракона созывают друг друга, чтобы полететь в далекие миры на грабежи и разбой. Сидя в своем зале, Ашен-Шугар изменился, когда в его мысли откуда-то издалека вклинилось существо по имени Томас. По своей природе он должен был воспринять это как произвол, рассвирепеть в ответ на присутствие в его сознании постороннего, однако Томас казался такой же естественной и неотъемлемой его частью, как левая рука.

Мысленным приказом он разбудил Шуругу и вскочил ему на спину. Дракон подпрыгнул вверх и, взмахнув мощными крыльями, взвился в небо. Они направлялись туда, где высилось владение Повелителя Орлиных Просторов.

Они летели на восток над горами, которые потом будут называться Серыми Башнями, потом над массивом гор Каластиус, к широкой равнине, где собиралось его племя. Он прибыл последним.

Он развернул Шуругу и приказал ему спуститься. Все валхеру ждали, пока к ним не присоединится самый могущественный сородич. В центре круга стоял Дракен-Корин, в великолепной черно-оранжевой броне. Он называл себя Повелителем Тигров. Два его тигра, обученные с помощью магии ходить на задних лапах и говорить, стояли по обе стороны от своего хозяина, скрестив на груди мощные передние лапы, и рычали. Повелитель Орлиных Просторов не обращал на них внимания, поскольку, несмотря на грозный вид, эти твари не представляли никакой опасности для валхеру.

По общему мнению, Дракен-Корин был самым странным из своей расы. Он всегда выдвигал какие-то новые идеи. Никто не знал, где он их подхватывал, но они завладевали им беспрестанно.

Томас заморгал.

- Дракен-Корин! Он был другой!

- Ты никогда не интересовался почему? - спросил Накор.

- Нет, - сказал Томас. - Я имею в виду, что Ашен-Шугар никогда не интересовался почему.

Накор крякнул:

- Похоже, валхеру были на удивление нелюбопытным народом. Как бы там ни было, что ты вспомнил?

- Я помню, меня вызвали.

- Куда? - спросил Пуг.

Томас сказал:

- Дракен-Корин вызвал весь народ и объявил, что порядок во вселенной изменился. Старые боги, Ратар и Митар, сбежали... - Глаза Томаса расширились. - Он сказал: "или были свергнуты".

- Свергнуты? - переспросила Миранда.

- Управляющими Богами! - воскликнул Доминик.

- Погодите! - сказал Томас. - Дайте вспомнить! - Он закрыл глаза.

- ...но каковы бы ни были причины. Порядок и Хаос больше ничего не значат. Митар отпустил поводья власти, и от них возникли новые боги, - сказал Дракен-Корин.

Ашен-Шугар внимательно разглядывал своего сына-брата и вдруг увидел в его глазах то, что он теперь не мог назвать иначе, чем безумие,

- Ратар не смогла связать поводья власти воедино, и теперь эти существа захватят власть и установят свой порядок. Мы должны противостоять этому порядку. Эти боги все знают, все сознают и бросают нам вызов.

- Когда кто-нибудь из них появится, убейте его, - вставил Ашен-Шугар, не воспринявший слова Дракен-Корина всерьез.

Дракен-Корин повернулся лицом к своему отцу-брату и сказал:

- Они равны нам по силе. В данный момент они борются между собой, каждый из них пытается одержать верх в этой битве и завладеть той властью, которую бросили Два Слепых Бога Начала. Но их борьба закончится, и тогда наше существование окажется под угрозой. Они непременно обратят эту власть против нас.

- Зачем тревожиться попусту? - спросил Ашен-Шугар. - Нам и прежде приходилось сражаться. Это мой ответ.

- Нет, теперь все будет по-другому. Мы должны сражаться с ними сообща, а не каждый за себя, иначе они победят нас.

Ашен-Шугар сказал:

- Поступай как знаешь. Я не буду иметь к этому никакого отношения. - Он взобрался на Шуругу и полетел домой.

- Я и представить себе не мог, - проговорил Томас.

- Чего? - спросил Пуг.

Поглядев на Миранду, Томас сказал:

- Ваш отец знал! Он не только создавал оружие, чтобы противостоять цуранскому нашествию или даже предотвратить возвращение в Мидкемию Повелителей Драконов, он готовил нас к этой битве!

- Объясни, пожалуйста, - скромно попросил Накор.

- Что-то изменило Дракен-Корина, - сказал Томас. - Он был безумен по меркам своего народа. Им двигали странные желания и странные помыслы. Он был той силой, которая привела к созданию Камня Жизни. Он исподволь привел к тому, что могущество нашей расы было заключено в этом кристалле.

- Нет, - спокойно возразил Кэлис. - Он был лишь орудием. Им кто-то тайно руководил.

- Кто?

- Не кто, - поправил Накор, - а что.

Все снова устремили взгляды на странного маленького человека.

- Что ты хочешь этим сказать? - спросил Пуг.

Накор сказал:

- В каждом из вас скрыто некое знание. - Он описал рукой дугу, и комнату залило золотое сияние. Пуг изумленно раскрыл глаза, поскольку, хоть он и знал, что Накор имеет гораздо большую силу, чем показывал, этот защитный купол был незнаком ему самому. Пуг догадался, что это такое, но представления не имел, как этот потешный человечек смог так легко его создать.

Миранда спросила:

- Кто вы?

Накор усмехнулся.

- Просто человек, как я уже неоднократно вам говорил.

- Но ты не просто человек, - оборвал его Доминик.

Накор пожал плечами.

- В некотором смысле я тоже орудие. - Он посмотрел на каждого из них по очереди. - Некоторым из вас я до этого рассказывал о своей жизни, и все, что я говорил, правда. Когда я был ребенком, у меня появилась сила, и мой отец вышвырнул меня из родной деревни за мои проделки. Я странствовал, учился и большую часть своей жизни был во многом такой же, каким вы видите меня сейчас. Я повстречал женщину, которую звали Джорна, и решил, что люблю ее - молодые люди часто думают, что физический голод это и есть любовь, - ив своем тщеславии возомнил, что она любит меня; зачастую нам кажется резонным то, что отвечает нашим желаниям. Посмотрите на меня! - Он улыбнулся. - Могла ли молодая и красивая женщина подпасть под мое обаяние? - Он пожал плечами. - Это все не важно. Важно то, что к тому времени, когда она меня бросила, я стал мудрее, чтобы не сказать - угрюмее. - Он посмотрел на Миранду. - Вы знаете, что было потом. Ваша мать принялась искать человека, который мог научить ее большему, чем я, поскольку, как я всегда говорил, я просто человек, который знает несколько трюков.

Миранда спросила:

- Отчего же меня не покидает ощущение, что вы единственный человек на этой планете, кому подходит это определение?

- Как бы там ни было, - продолжал Накор, - Джорна стала женой Маркоса, а я стал путешественником. - Он окинул взглядом своих слушателей. - Моя жизнь изменилась в один день, когда я заснул в сгоревшей лачуге в холмах Изалани. Я всегда умел делать разные трюки, маленькие, но той ночью я видел сон, и во сне мне было ведено найти одну вещь.

- Какую? - спросил Пуг.

Накор открыл свою неизменную котомку и начал в ней копаться. Уже не в первый раз Пуг увидел, как Накор засовывает туда руку до плеча, хотя снаружи мешок казался не больше двух футов глубиной. Пуг понимал, что внутри есть что-то вроде крошечного провала, который позволял Накору дотягиваться через мешок к тому месту, где он хранил свой удивительный инвентарь.

- Ага! - сказал Накор, доставая какую-то штуку. - Наконец-то я его нашел.

Все с любопытством уставились на предмет, который он вынул из котомки. Накор держал в руке цилиндр длиной около восемнадцати дюймов и четырех дюймов в диаметре. Он был холодного серовато-белого цвета. На каждом конце цилиндра было по круглой ручке.

- Что это? - спросила Миранда.

- Очень полезная вещь, - сказал Накор. - Вы не поверите, сколько тут хранится всякой важной информации. - Он покрутил одну ручку, и устройство с щелчком открылось; на цилиндрике появилась щель примерно с полдюйма шириной, и Накор вытянул из нее длинную полосу бледного, прозрачного белого пергамента или бумага. - Если долго тянуть, можно всю эту пещеру заполнить бумагой. - Он тянул и тянул, а бумаге все не было конца. - Это удивительный материал. Его нельзя ни разрезать, ни разорвать, ни написать на нем. Грязь к нему не пристает. - Бумага была покрыта красивыми письменами. - Но держу пари, что все, что бы вы ни захотели узнать, можно здесь найти.

- Удивительно, - сказал Пуг. Он присмотрелся к письменам и спросил: - На каком это языке?

- Знать не знаю, - сказал Накор, - но за эти годы я постепенно научился его разбирать. - Он повернул ручку, страница скользнула назад в цилиндр, и снова на цилиндре не осталось никаких признаков щели, цельный сплошной металлический брусок. - Мне только жаль, что я все никак не могу придумать, как заставить его работать должным образом.

- Тебе пришлось бы потратить много лет и воскресить большую часть утраченных знаний Водар-Хоспура. Это Кодекс, - с благоговением сказал Доминик.

- И это?.. - спросила Миранда.

- Кодекс Бога Знания. Считалось, что он утерян.

- Ну а я его нашел, - сказал Накор. - Беда в том, что, когда я его открываю, он сообщает мне о многих вещах, но никогда не дает посмотреть одно и то же дважды. Местами просто ничего невозможно понять. Местами это редкая тягомотина. Я думаю, что есть способ заставить его выдавать те сведения, которые нужны в данный момент, но я его пока не нашел. - Он усмехнулся. - Но знали бы вы, чего только не увидишь, если заснуть с этой штукой под подушкой.

Доминик сказал:

- Он также известен как Крадущий Сновидения. У того, кто заснет слишком близко от этого предмета, он крадет сны, и через некоторое время может свести с ума.

- Ну, ты не первый, кто называет меня немного сумасшедшим, - сказал Накор. - Кроме того, я перестал спать в одной комнате с этой штукой еще сто лет назад. Конечно, я не сразу понял, что из-за этого свитка у меня нет снов. - Он покачал головой. - Странные вещи творятся, когда не видишь ночью снов. У меня начались галлюцинации, и, честно говоря, меня это слегка раздражало.

- Что это такое? - спросила Миранда. - Все эти названия мне ничего не говорят.

- Это главная святыня из храма Бога Знания, - сказал Доминик. - Это текст, содержащий все знание, собранное храмом Потерянного Бога Знания. Водар-Хоспур был низшим богом, но он чрезвычайно важен для понимания всех вопросов, которые мы сейчас обсуждаем, - сказал Доминик. - То, что этот бродяга таскал с собой бог знает сколько лет, могло бы дать нашему ордену поразительное количество знаний.

- Возможно, - сказал Накор, - но тогда вы бы сидели и еще пару столетий смотрели на эту штуку, не понимая, как она действует. - Накор назидательно поднял палец. - Знание - сила. У всех у вас есть сила. У меня есть знание. Вместе мы обладаем способностью победить Неназываемого.

Стоило только Накору произнести эту фразу, в зале стало как будто темнее и холоднее.

- Неназываемому? - переспросила Миранда и поднесла руку к виску. - Я вроде бы что-то такое знаю, но... нет, не знаю.

Накор кивнул.

- Я не стану его называть. - Он многозначительно посмотрел на Доминика. - В легком безумии и обширных познаниях есть свои преимущества. - Накор обвел взглядом присутствующих и сказал: - Вот мы и подошли к основной части нашего повествования. Неназываемый неназываем потому, что, даже если подумать о его имени, он тут же обратит на тебя внимание, и тогда ты проиграл, потому что никто из смертных не в силах противостоять его зову. - Накор усмехнулся. - Кроме меня.

- Разве это возможно? - спросил Доминик.

- Как я уже говорил, иногда полезно быть слегка сумасшедшим, - ответил Накор. - К тому же есть несколько фокусов, которые позволяют думать о чем-то и самому не знать, что ты думаешь именно об этом. Одним словом, быть не там, где он тебя ищет. Даже высший бог не может найти тебя там, где тебя нет.

- Я уже вообще ничего не понимаю, - пожаловалась Миранда.

- Не ты одна, - сказал Пуг.

Кэлис улыбнулся.

- А я, кажется, понимаю.

Накор обрадованно усмехнулся.

- Это потому, что ты молодой. - Он посмотрел на других. - Когда бушевала Война Хаоса, один из управляющих богов, этот Неназываемый, природу которого мы обозначили бы словом "зло", сделал попытку нарушить равновесие в мире. Именно он сбил Дракен-Корина с толку и толкнул валхеру на их гибельный путь. Чего они не понимали, так это того, что боги ничем им не угрожают. Могу представить, как трудно им было бы в это поверить, но богам было бы столь же приятно их поклонение, как и поклонение людей, гоблинов, эльфов и других разумных существ, которые живут здесь теперь.

Томас улыбнулся.

- Думаю, смело можно сказать, что ты прав. Для валхеру это было бы совершенно непостижимо.

- Так или иначе, - продолжал Накор, - когда валхеру бросили вызов богам, началась Война Хаоса. - Он посмотрел на Томаса. - Как долго она продолжалась?

- Ну... Я не знаю. - Он прикрыл глаза, вспоминая, но потом открыл их и сказал: - Понятия не имею.

- Эти войны растянулись на века, - сказал Накор. - Боги, в нашем понимании, существуют лишь для Мидкемии, но тем не менее они отражают происходящее в миллионах миров.

- Я снова запуталась, - сказала Миранда. - Местные боги, и все же они дотягиваются до огромного количества миров?

Накор пояснил:

- Представьте себе, что мы сидим вокруг горы. Каждый из нас видит свой участок горы, но все это - одна и та же гора. Богиня, которую мы с вами называем Чистая Сунг, воплощает в себе определенные аспекты действительности, некую незапятнанную, безупречную, абсолютно совершенную сущность, но этот аспект действительности существует в очень многих местах помимо этого уголка вселенной. - Он посмотрел на Миранду. - Одним словом, если бы вы попытались уничтожить Чистую Сунг, вы бы не просто произвели опустошение на Мидкемии, но доставили массу неприятностей другим мирам.

- Все взаимосвязано, - сказал Кэлис и сплел пальцы. - Нельзя порвать одну нить, не причинив вреда остальным.

- Так вот, этот Неназываемый, - продолжал Накор, - и попытался это сделать, попытался нарушить гармонию мира. Он повлиял на Дракен-Корина и валхеру, которые сделали две вещи: создали Камень Жизни и восстали против богов. В результате много низших богов было убито, по крайней мере в той степени, в которой бога можно убить - это означает, что их еще долго не будет в этом месте, - а остальные боги... изменились. Килиана стала владычицей океанов, где когда-то правила Эортис. Это можно понять, потому что Килиана - богиня природы, но вообще-то это не ее работа. - Накор покачал головой. - Этот Неназываемый, знаете ли, он много чего натворил, и мы до сих пор расхлебываем последствия. - Он махнул куда-то в сторону Даркмура, на запад, и сказал: - Оттуда на нас идет большой демон с огромной армией, и нужна ему вот эта штука. - Накор показал на Камень Жизни. - Он, возможно, даже не знает, зачем ему надо сюда или даже что Камень Жизни находится здесь. Когда он сюда попадет, он еще не будет знать, что ему с ним делать, но он сделает все, чтобы его получить. И когда он его получит...

- Он уничтожит жизнь в этом мире, - закончил Кэлис. - Мы это знаем. - Все посмотрели на него. - Природа Камня Жизни такова, что с ним связано все в этом мире. Если разрушить его, все живое умрет.

- Это ловушка, - сказал Накор. - Вот чего не понимал Дракен-Корин, когда думал, что он создал абсолютное оружие. Он Считал, что, если освободить энергию Камня Жизни, она ударит по богам или что-то в этом роде. - Он поглядел на Томаса. Тот кивнул. - Но это так не работает, - сказал Накор. - Погибнет мир, а не боги. Они-то как раз останутся. Низшие боги, конечно, ослабнут, потому что некому будет им поклоняться, но Управляющим Богам вообще ничего не сделается.

- У меня уже голова разболелась, - сказала Миранда. - Если для Управляющих Богов ничего не меняется, какая Неназываемому от этого выгода?

- Никакой, - ответил Накор. - В этом вся и ирония. Я думаю, он воображал - если допустить, что я способен думать, как бог, - что всеобщее разрушение так или иначе сыграет ему на руку, во всяком случае, создаст другим Управляющим Богам неудобства.

- А разве нет? - спросил Пуг.

- Нет, - вставил Доминик. - Всякому богу отведена вполне определенная роль, и в пределах нее они могут действовать. Но они не способны выйти за рамки своей природы.

Миранда рассерженно встала.

- Тогда что происходит? Почему этот бог вышел за свои рамки?

- Потому что он безумен, - сказал Кэлис.

- Дни гнева Безумного Бога, - произнес Томас. - Это другое название для Войн Хаоса.

- А отчего он спятил? - спросил Шо Пи.

Все посмотрели на ученика, который молчал до того.

- Иногда ты не так глуп, как я думаю, мальчик, - сказал Накор. - Замечательный вопрос. - Он оглядел всех поочередно. - Укого-нибудь есть ответ?

Все промолчали, и Накор продолжал:

- Быть может, как раз такова его природа, хотя Неназываемый сам навлек на себя поражение. Он создал ситуацию, в результате которой его выбросили из этого мира и заточили в далеких пределах. Семеро богов некогда существовали в равновесии, и каждый жил согласно своей природе. Какова бы ни была причина, но равновесие было нарушено. Войны Хаоса привели к гибели двух из управляющих богов, когда им пришлось спасать то, что еще оставалось от этого мира. Уравнитель, Ишап, самый важный бог из этих семи, пропал. Богини добра, Арх-Индар, тоже не стало, а Неназываемого остальные четверо вынуждены были изгнать. Его противовес и тот, кто держал все в равновесии, умерли, и оставшимся четверым, Абрем-Севу, Ев-Дему, Граффу и Хельбинору, пришлось действовать самостоятельно. У них не было выбора. В итоге нам достался неуправляемый и неуравновешенный мир, которому не хватает единства. Вот почему в Мидкемии творится так много странного. Жить здесь не скучно, только чуть-чуть опасно.

- Это твое предположение, или ты точно знаешь? - спросил Пуг.

Накор показал свой цилиндрик.

- Доминик?

- Он знает, - сказал аббат из Сарта. - Это устройство принадлежало верховному жрецу Водар-Хоспура, Бога Знания. Считается, что любой вопрос, который может возникнуть у человека, найдет ответ в этом Кодексе. Но цена его чрезвычайно велика. Чтобы верховный жрец не сошел с ума, лишившись способности видеть сны, нужны совместные усилия десятков других жрецов. - Он посмотрел на изаланца. - Накор, как тебе удалось избежать безумия?

Накор усмехнулся.

- Кто сказал, что мне удалось?

- Мне часто казалось, что ты малость странноват, - заметил Пуг, - но я никогда не считал тебя по-настоящему сумасшедшим.

- Ладно, - сказал Накор. - Дело в том, что нельзя быть сумасшедшим долгое время. В конце концов ты либо убьешь себя, либо поправишься. Я поправился. - Он хмыкнул. - Ну, еще помогло и то, что я перестал спать в одной комнате с этой штукой.

Снова заговорил Шо Пи:

- Как получилось, что вы, - он указал на Томаса, - носящий мантию валхеру, и вы, - он указал на Пуга, - великий маг двух миров, и вы, - он указал на Накора, - обладающий этим свитком, и Маркос, бывший агентом Сарига, - собрались все вместе в этот момент истории?

- Мы здесь для того, чтобы помочь, - сказал Накор. - Может быть, так было задумано богами, но это не важно. Просто-напросто мы должны исправить повреждения, нанесенные много столетий назад.

- А мы сможем? - спросила Миранда.

- Мы-то не сможем, - сказал Накор. - Только одно существо в этом мире обладает природой, которая позволяет ему попытаться. - Он повернулся и посмотрел на Кэлиса. - Ты сможешь?

- Не знаю, - ответил Кэлис. - Но я должен попробовать. - Его взгляд снова вернулся к Камню Жизни. - И очень скоро.

- А наша задача, - подвел итог Накор, - не дать ему помереть, пока он пробует.

Эрик стоял позади линии обороны; его люди, отразив очередную атаку, готовились к следующей. Дуко оказался и впрямь неплохим полководцем и до сих пор не допустил ни одной тактической ошибки. Эрику пришлось использовать все военные хитрости, которые он знал, и ввести в бой все резервы, чтобы удержать оборону. Судя по донесениям с других участков фронта, дела там шли не блестяще.

Королевство держалось, но с огромным трудом. Патрик опасался, что в конце концов линия обороны все-таки будет прорвана. Именно поэтому он отказывался вызвать сюда части Восточной армии, которая стояла лагерем у восточных предгорий: ей предстояло в случае прорыва закрыть брешь. Кроме того, на этот случай между Сетаноном и линией фронта ждал еще один небольшой отряд, готовый принять на себя удар и задержать противника.

Было уже далеко за полдень, когда Эрик услышал, что вражеские трубы трубят отход, и вздохнул с облегчением. Гонец принес ему из Даркмура его мундир, и Эрик был рад переодеться в чистое. Он был весь черен от грязи, крови и дыма.

После того как Эрик переоделся, к нему в палатку вошел Джедоу:

- Мы получили известие, что вражеский отряд проскользнул через хребет и залег в небольшом овражке в миле отсюда.

- Возьми людей и вышиби их оттуда, - сказал Эрик. - Если понадобится помощь, бери всех, кто под руку попадется, но их достань.

Джедоу ушел, а Эрик стал перебирать груду донесений и рапортов, но ничего, что требовало бы немедленных действий, не обнаружил. Он встал и, выйдя из палатки, поспешил к походным кухням. Эрик не стал лезть вперед, но, когда уже подходила его очередь, к нему подъехал всадник.

Это был Дэшел Джеймсон. Эрик с сожалением посмотрел на котел, в котором кипела каша, и, подойдя к Дэшу, сказал:

- Привет!

Дэш спешился.

- Принц послал меня сообщить вам, что граф Лориэль получил другое назначение. - И добавил, понизив голос: - Если кто-то еще из нобилей станет чинить тебе препятствия, я уполномочен... вмещаться.

- Спасибо, - сказал Эрик. Он долго не решался задать следующий вопрос: - Что-нибудь слышно о... вашем деде?

Дэш помрачнел.

- Нет. И о бабушке ничего. - Он посмотрел на запад, в сторону Крондора. - Мы утешаемся тем, что они всегда хотели умереть вместе. - Дэш вздохнул. - Мой отец еще подавлен горем, но со временем он оправится. - Дэш пожал плечами. - По правде говоря, я и сам еще не вполне пришел в себя. - Он посмотрел на Эрика. - Чем я могу помочь?

- Мне нужен человек, который разбирал бы донесения и отбирал только те, что требуют моего личного внимания. Командиры уже запутались, кому о чем докладывать.

- Мы потеряли многих нобилей, а их заместители, как правило, гарнизонные офицеры, без полевого опыта, - сказал Дэш.

- Я уже заметил. - Эрик посмотрел на Дэша. - Многих нобилей?

Дэш хмуро кивнул.

- Герцог Южных Болот убит. Герцог Джайбона смертельно ранен. Погибли не меньше десяти баронов и графов. А еще неизвестно, что будет дальше. - Он помолчал. - Пока вы тренировали солдат в горах, Патрик приказал всем лордам, кто примет участие в войне, оставить дома хотя бы одного из сыновей - если те у них есть. Если мы победим, в следующем году в Совете появится много новых членов. Мы платим кровью за эту войну.

- Да, платим. - Трубы протрубили тревогу. Начиналась очередная атака. - И еще будем платить. - Эрик вытащил из ножен меч и поспешил на свой наблюдательный пункт.

- Пора, - сказал Кэлис.

Пуг подошел ближе к сыну своего старого друга:

- Ты уверен?

- Да, - ответил Кэлис.

Он посмотрел на отца, и они поняли друг друга без слов. Потом он взглянул на Миранду, и она улыбнулась ему.

Кэлис встал перед Камнем Жизни - огромным изумрудом, в котором пульсировала мощь.

- Отец, вынимай обратно свой меч.

Томас ни мгновения не колебался. Он вскочил на возвышение, где покоился камень, и, упершись ногой в изумруд, потянул на себя рукоять своего белого с золотом меча. Сначала меч сопротивлялся его усилиям, но потом вдруг легко освободился.

Впервые после окончания Войны Провала Томас поднял меч, и победный клич слетел с его губ.

Камень начал мерцать. Кэлис возложил на него руки.

- Я - валхеру! Я - человек! - Он закрыл глаза. - Я - эледхель!

- Любопытно, - заметил Накор. - Он единственный в своем роде. Он совмещает в себе три разные расы.

Глаза Кэлиса открылись.

- Это так очевидно! - воскликнул он и, опустив голову, коснулся лбом камня. - Это так легко!

Пуг посмотрел на Томаса и прочел в его глазах тот же вопрос, что задавал сам себе: что очевидно и что легко?

В большом шатре, окруженный слугами и советниками, демон Якан сгорал от нетерпения. Что-то взывало к нему, что-то притягивало его, что-то звало его к себе. Он не знал, что это, но оно занимало его мысли, он постоянно слышал этот призыв. Демон знал, где это находится, - на северо-востоке, в Сетаноне, и знал, что те, кто сражается против него, хотят помешать ему добраться до этой вещи.

Самозваный король демонов в Мидкемии стоял посреди шатра, но все, кто был вокруг, видели Изумрудную Королеву. Им казалось, что она приказывает им удалиться, оставив лишь приближенных: последнего пантатианского жреца по имени Титхульта и генерала Фейдавы. Они знали о подмене и были единственными, кто остался в живых после той кровавой ночи, когда Якан пожрал Изумрудную Королеву. Это было очень легко. Она была наедине с одной из собственных жертв, которые умирали в ее объятиях, пока она высасывала из них жизнь. Демон применил свою возросшую магию и принял облик ее слуги. Он проскользнул к ней в шатер и быстро убил и Королеву, и очередного любовника. Ее сила была велика, но она растратила ее на то, чтобы сохранить молодость. Демон этого не понимал; ведь гораздо легче создать иллюзию, как он, например.

Пожирая ее, демон столкнулся с чем-то чуждым, но все же знакомым. Он уже сталкивался с этой волей и знал: имя того, кому она принадлежит, - Налар. Но за исключением этого демона в обличье Изумрудной Королевы ничто не тревожило.

Маарг заключил договор с одним из этих странных существ, похожих на пантатиан, и оно открыло проход в мир саауров и в этот мир. Но это личное дело Маарга, думал демон. Пусть он гниет на Шайле или возвращается в царство демона с его скудными удовольствиями. Якан был единственным из демонов в этом мире, и сила его день ото дня возрастала.

Он посмотрел на свою левую руку и убедился, что вырос еще больше. Последнего смертного он проглотил целиком и испытал небывалое наслаждение, когда жертва вопила у него в глотке почти минуту. Теперь он с удовольствием видел его лицо у себя на животе. Демон пошевелил плечами и почувствовал, как его огромные крылья задевают стены и потолок шатра. Надо бы их еще увеличить, подумал он. Иллюзия Изумрудной Королевы легко проходила в шатер, но Якан был уже едва ли не двадцати футов высотой и с каждым съеденным существом продолжал расти. На мгновение он задумался, не сократить ли свой рацион, но потом отмел эту мысль как слишком чуждую его природе.

Согнувшись, он выбрался из шатра. Фейдава и Титхульта следовали за ним на почтительном расстоянии; никто, кроме тех, кто наделен магическим зрением, не мог увидеть волшебные цепи и ошейники, с помощью которых Якан держал их в повиновении.

Солдаты увидели, как Изумрудная Королева подходит к большой палатке, которую она велела поставить для раненых. Войдя внутрь, она увидела санитаров, которые пытались облегчить муки умирающим.

- Выйдите, - скомандовала она, и все, кто мог идти, повиновались, предчувствуя, что будет дальше.

Якан подошел к первому раненому, который был без сознания. Демон зацепил его одной рукой и откусил ему голову. Кровь и жизненная сила, вливаясь в глотку демона, доставляли ему почти болезненное удовольствие. Никогда еще ни один демон не рос так быстро и не стал столь могучим. А у него при этом еще есть запас. Он станет самым великим королем демонов в истории своего народа! Ничто не остановит его продвижение, и когда он пожрет эту планету, то с помощью знаний этих людей создаст еще один портал и отправится в другие миры. "В конце концов, - думал он, - я стану богом!"

Якан повернулся к человеку, который был так изранен, что едва мог двигаться. Глаза его расширились от ужаса, и он попытался отползти. Якан сообразил, что слишком увлекся и позволил иллюзии слегка рассеяться. Раненые и умирающие уже мычали от страха. Он ухмыльнулся и, вытерев кровь с подбородка, подошел к следующему и поднял его, наколов на коготь. Пожирая жертву, Якан наслаждался ощущением трепещущего тела, скользящего по его огромному пищеводу. "Никогда еще не было такого, как я", - подумал он.

Повернувшись к своей марионетке, генералу Фейдаве, Якан сказал:

- Прикажи начинать атаку! Мы сегодня сокрушим этих мелких людишек!

Пустые глаза Фейдавы не выразили ничего. Он высунулся из палатки и крикнул:

- Всем отрядам приказ наступать!

"Скоро, - подумал Якан, - я буду пожирать их тысячами, а потом доберусь до этого Сетанона и посмотрю, что призывает меня туда".

Кэлис улыбнулся.

- Это все равно что развязывать узел!

Он положил руки на Камень Жизни, и мерцающее зеленое сияние окутало его, омыло его, проникло в него. Хотя Кэлис не пошевельнул ни одним мускулом, он вдруг показался более живым, подвижным и сильным, чем обычно.

Томас встал рядом с ним и спросил:

- Что ты там видишь?

- Отец, - в восхищении воскликнул Кэлис, - я вижу все! Столб зеленого света высотой в человеческий рост поднялся из камня, подобно языку пламени, и заколыхался, издавая плачущий звук. В пламени замелькали лица, и Томас непроизвольно поднял свой золотой клинок.

- Валхеру! - сказал он хриплым шепотом, и было видно, что он приготовился к битве.

- Нет, - сказал Кэлис. - Это всего лишь отзвук их прежнего существования. То, чего они пытались добиться, от них ускользнуло. Они не смогут вернуться в мир, который уже не принадлежит им. - Он повернулся и посмотрел на отца. - Приготовься.

- К чему?

- К изменениям. - Кэлис закрыл глаза, пламя метнулось вверх, ударилось в свод пещеры, и расплескалось по камню, образуя купол. По краям оно истончалось и сходило на нет, придавая лишь зеленоватый отблеск золотому сиянию магического щита, созданного Накором.

Томас упал на колени и, выронив клинок, застонал от боли. Он держался за грудь и живот, словно в агонии. Пуг подбежал к нему:

- Что происходит?

Томас стиснул зубы и весь затрясся. Он был не в силах ответить. За него ответил Кэлис:

- То, что было когда-то валхеру, возвращено миру.

Пуг бросил Томаса и подбежал к Кэлису.

- А он будет жить?

- Будет, - ответил Кэлис. - Он - больше чем валхеру. Как и я.

Только сейчас Пуг заметил, что Кэлис тоже претерпевает столь же болезненные изменения, словно та часть его, что принадлежала валхеру, стремится вырваться из тела. По лбу его стекал пот, руки тряслись, но глаза горели ясным огнем и взгляд их был прикован к чему-то внутри камня.

- Что там происходит? - тихо спросил Пуг.

- Нечто, что было изъято из этого мира, возвращается ему, - ответил Кэлис, - и я - орудие этого возвращения.

Через мгновение крошечные искры зеленого света взвились над пылающим ореолом, который окружал Кэлиса и камень, и рассыпались во все стороны. Пуг шарахнулся от первой вспышки, и искры пролетели мимо него, но потом он не успел увернуться, и одна попала прямо ему в грудь. Однако вместо боли он почувствовал только прилив сил и поток живительной энергии, протекающий сквозь него.

Пуг посмотрел на Томаса. Он корчился от боли, но, когда крошечные зеленые искры коснулись его, отец Кэлиса начал приходить в себя. Через минуту он поднял голову, и Пуг увидел, что глаза его ясны и в них нет страданий.

Томас встал и медленно подошел к Пугу и Кэлису. Он посмотрел на Пуга, и маг прочел в его глазах изумление, которого не видел с тех пор, как Томас надел мантию Ашен-Шугара, последнего из валхеру. Сейчас, через пятьдесят лет, Томас больше чем когда-либо напоминал мальчика из Крайди. Голосом, исполненным удивления, он проговорил:

- Мой сын лечит мир.

Стены пещеры вздрогнули от ликующих криков. Камень раскрылся, залив всю пещеру окрыляющим пламенем жизни. Накор едва не пустился в пляс от восхищения, а Доминик сделал жест, призывающий его бога.

- Ну, это нам больше не нужно, - сказал Накор и снял заклинание защиты. Едва щит исчез, до них за многие мили донесся исполненный злобы и ярости рев. Он был так же хорошо слышен, как ликующие возгласы минуту назад. Глаза Накора расширились. - Виноват!

Демон прервал свое пиршество и поднял голову.

- Нет! - взревел он, почувствовав, что у него что-то отнимают. Сетоном! - прозвучал голос у него в голове.

Все мечты о мировом господстве были забыты. Магические цепи, которые сковывали его рабов, лопнули, когда демон рванулся к выходу.

Два стражника, увидев Якана, побледнели и тут же сбежали. Генерал Фейдава заморгал и, выйдя из оцепенения, увидел демона, разрывающего полог палатки и разбрасывающего лоскутья во все стороны. Он лишь мгновение видел этот кошмар, прежде чем демон взмыл к небесам, но ему этого хватило.

Генерал повернулся. Пантатианский верховный жрец стоял перед ним с растерянным видом. Он тоже только сейчас очнулся от наваждения. Ярость охватила генерала. Он выхватил свой кинжал и вонзил его в горло жрецу. Пантатианин качнулся, рухнул на колени, потом упал на бок и затих.

Фейдава даже не стал вынимать кинжал из трупа последнего пантатианина. Он выскочил наружу и возле командирской палатки увидел перепуганных офицеров. Проследив их взгляды, Фейдава разглядел вдали парящего над горами демона. Он летел в сторону Даркмура.

К палатке поднялся капитан одного отрядов наемников и, мгновение поколебавшись, спросил:

- Какие будут приказы, сэр?

- Что происходит? - воскликнул Фейдава. - Я был во власти чудовища и не знаю, что тут творится. Скажите же мне!

- Вы только что приказали наступать всем отрядам. Мы атакуем врага по всему горному хребту.

- Проклятие! - взревел генерал. Он понятия не имел, сколько времени он был под властью демона, но понимал, что нужно как можно быстрее разобраться в происходящем. Последнее, что он ясно помнил, это шатер Королевы у Города на Змеиной Реке; потом он жил в бесконечном тумане, тяжелом сне, полном страха и ужаса, - а теперь оказался на другом краю света, в разгар войны, и понятия не имел, с кем он сражается, где развернуты его боевые отряды и вообще, побеждает ли он, или терпит поражение. А поскольку Королева была мертва, он уже не знал, за что они воюют.

Оглядев своих офицеров, Фейдава потребовал:

- Карты! Я хочу знать, где мы находимся, где находится каждый отряд и что нам известно о противнике.

Офицеры бросились выполнять приказание и каждый украдкой поглядывал на демона, исчезающего над вершинами гор. Теперь у генерала Фейдавы была только одна задача: выжить.

ГЛАВА 26 ПРОТИВОСТОЯНИЕ

Эрик дрался.

То, что начиналось как пробное нападение, целью которого было выяснить слабые стороны защитников, безо всякого предупреждения превратилось в тотальное наступление. Эрик спихнул труп человека, которого он только что убил, с гребня горы на деревья внизу.

Вдоль всего хребта Кошмара армия Королевства сражалась с захватчиками. Подобной битвы не бывало со времен Войны Провала, Получив небольшую передышку, Эрик огляделся по сторонам. Одни из его солдат оттаскивали с поля боя убитых и раненых товарищей, другие спешно пили воду из ковшей, которые подносили маркитанты.

Прибежал Джедоу, а за ним - сержант Харпер.

- Они смяли наш северный фланг, - закричал Харпер. По лицу его текла кровь. - Джером погиб, с ним и весь его отряд. Дуко прорвался на нашу сторону хребта и теперь теснит нас к югу.

- Проклятие! - прорычал Эрик и, повернувшись к посыльному, велел: - Передать приказ летучему отряду...

Джедоу перебил его:

- Нет никакого летучего отряда. Я послал их туда, как только Харпер мне доложил. Они уже там.

Эрик провел рукой по лицу. Ему казалось, что усталость въелась под кожу, как угольная пыль. Он никак не мог собраться с мыслями от недосыпания и непрекращающихся боев за последние два дня.

- Ладно, - сказал он двум сержантам. - Берите каждого третьего человека и отправляйтесь на северный фланг. Если не сможете больше держаться, отходите и окопайтесь на первой же удобной позиции с нашей стороны хребта. Главное - задержать их там, а если они повернут на восток и спустятся вниз, это уже дело Восточной армии. -

Посыльному он приказал: - Скачи в Даркмур. Сообщи принцу Патрику, что северный фланг вынужден отступить, но постарается окопаться на других позициях. Нам нужно подкрепление. Понял?

- Так точно, сэр! - Солдат отдал честь и побежал к своей лошади.

Обернувшись, Эрик увидел, что Джедоу с Харпером уже отобрали каждого третьего и ведут этот отряд на север. Потом он заметил Дэша. Тот стоял неподалеку с обнаженным мечом, и его хорошо скроенный мундир был запачкан кровью.

- По-моему, я велел тебе разбирать депеши.

Дэш улыбнулся.

- Там не было ничего срочного, и я подумал, что лишний меч вам не помешает.

Эрик кивнул.

- Это ты верно заметил.

Тут враг снова полез на гребень хребта и оказался в гуще сражения.

- Сюда что-то движется! - сказал Томас.

- Я тоже почувствовал, - отозвался Пуг и через мгновение воскликнул: - Я узнаю его! Это Якан!

Накор велел:

- Шо Пи, вы с нашим добрым аббатом должны спрятаться.

- Я останусь с вами, учитель, - возразил Шо Пи.

Накор сгреб его за плечи и подтолкнул к щели в стене, ведущей в пыльное подземелье, оставшееся после последней битвы в древнем городе валхеру под разрушенным Сетаноном.

- Мой фокус с защитой мог скрыть нас от Неназываемого, но он не остановит разъяренного демона! Полезайте туда! Спрячьтесь в этой дыре. Демон способен всех нас перебить, но мы хотя бы можем за себя постоять! - Разлом в стене появился в результате великой битвы между драконихой Риа, чье спящее тело занимал сейчас Аальский Оракул, и Господином Ужаса, которого Налар использовал в качестве того, кого натравил на валхеру, когда их дух пытался вернуться в Мидкемию. - Залягте там и не высовывайтесь.

Накор встал рядом с Мирандой, а Пуг с Томасом заняли позицию по обе стороны от Кэлиса. Миранда спросила:

- А вы в состоянии себя защитить?

- Я крепче, чем выгляжу, - сказал Накор. Он уже не улыбался.

Кэлис был целиком поглощен Камнем Жизни. Лицо его выражало одновременно спокойствие и глубокий восторг, а глаза были устремлены на камень, который становился все меньше и меньше по мере того, как из него вытекала энергия жизни.

Миранда сказала:

- Не знаю, что он там делает, но от этого становится лучше.

- Если бы нам не предстояла встреча с разгневанным королем демонов, мы сейчас испытывали бы наслаждение.

Крупная искра зеленого света вошла в Миранду; она изумленно ахнула, а Накор захихикал.

- Интересное зрелище.

- Ощущение еще интереснее, - сказала Миранда и, проведя ладонью по животу, пробормотала: - Что-то происходит.

Накор оглядел зал, который был уже почти полностью залит изумрудным сиянием, и проговорил:

- Структура жизни этого мира начинает исправляться. Это исцеление, омоложение. Древние души, заключенные в этом камне в течение многих столетий, освобождаются, чтобы вернуться к вселенной, как было и как должно было быть. - Он посмотрел на Миранду. - А побочные эффекты могут быть самыми неожиданными.

- Не сомневаюсь, - пробурчала Миранда.

Глаза Томаса сузились, и он наклонил голову, словно прислушиваясь к чему-то.

- Идет.

- Кто? - спросила Миранда.

- Якан, - пояснил Пуг. - Только он способен помешать восстановлению гармонии жизни, которое мы ощущаем.

Томас поднял меч.

- Скоро. Час, самое большее, два.

Пуг поглядел на Кэлиса, занятого своим делом.

- А он успеет закончить?

- Этого я не знаю, - сказал Томас.

Они ждали.

Эрик присел, и над головой у него засвистели стрелы. В тот же миг его собственные лучники поднялись и дали залп. Ожесточенный бой продолжался весь день, и Эрик опасался, что им все же придется сдать высоту.

Внезапно вражеские солдаты появились на гребне, и снова началась рукопашная. Воины Королевства не утратили боевого духа, но силы их таяли.

С северного фланга не поступало никаких известий, а люди, которых Эрик послал с Джедоу и Харпером, были отчаянно нужны ему здесь. Эрик боялся, что его попытка удержать обе позиции приведет к тому, что он их, наоборот, потеряет.

Но потом мысли его приняли иное направление: он почувствовал, что ряды его бойцов редеют, а врагов становится все больше. Эрик наотмашь рубил мечом и косил нападавших, словно траву. Со всех сторон раздавались крики, проклятия и лязг оружия. Сражение вступило в ту стадию, когда командовать бессмысленно; теперь все зависело от твердости духа сражающихся. Если защитники не утратят решимости, они могут одержать победу.

Эрик увидел перед собой двух вражеских солдат и в этот момент почувствовал, что битва проиграна. Он одним ударом сокрушил первого противника, пробив его щит, но едва увернулся от удара второго.

Вдруг перед ним вынырнули третий и четвертый нападающие, и тогда Эрик понял, что ему придется умереть. Он рубанул второго противника по лицу и с той же легкостью, с какой кот подбрасывает задушенную мышь, швырнул его на двух других захватчиков.

Эрик понимал, что жить ему осталось недолго, и преисполнился решимости унести с собой в могилу как можно больше врагов.

Он ударил одного и получил скользящий удар по ребрам, который заставил его резко повернуться и открыться перед новым выпадом. Клинок ударил его по левой руке, но отскочил от латной рукавицы, оставив лишь длинный красный порез на предплечье.

Эрик получил скользящий удар по голове, и ноги его подкосились. Он попытался отстраниться, но поскользнулся, и это спасло ему жизнь. Эрик упал назад, ударился о камень и откатился на дюжину ярдов. Привстав, он увидел пятерых вражеских солдат, бегущих к нему, чтобы покончить с ним раз и навсегда.

Эрик выставил перед собой меч, чтобы защититься от удара. В этот миг в горло первому из нападавших вонзилась стрела. Он сделал еще шаг по инерции и упал к ногам Эрика.

Эрик отполз назад, а остальные четверо начали озираться. Вторая стрела пронзила еще одного - врага и отбросила его назад. Только длинный лук обладал такой силой. Эрик посмотрел вправо и увидел, как в конце тропы люди в кожаных доспехах обстреливают нападающих, а впереди целая орава детей.

Эрик моргнул. Это были не дети, а пигмеи, одетые в латы, с боевыми молотами и топорами в руках. Издав грозный клич, они вонзились в ряды захватчиков, разя их направо и налево.

Сильные руки подхватили Эрика под мышки и поставили его на ноги.

- Ну как ты, дружище? - спросил знакомый голос, и, повернувшись, Эрик увидел сияющую физиономию Джедоу Шати.

- Лучше, - сказал Эрик. - Намного лучше.

Подскочил Харпер:

- Мы уже хватались за голову, сэр, как вдруг ребят, которые пытались прикончить нас, начали убивать сзади. - Он усмехнулся. - С гор появились пигмеи, сметая все на своем пути.

Словно ветер, сдувающий облако дыма, пигмеи и эльфы у Эрика на глазах очистили весь горный хребет. Пигмей с большой золотой цепью на шее и тяжеленным боевым молотом в руке подошел к ним:

- Вы здесь командуете?

Эрик кивнул.

- Сэр?

Пигмей улыбнулся и, опустив оружие, выпрямился во весь свой небольшой рост и ударил себя в грудь кулаком:

- Я великий Долган, король западных пигмеев, вождь Калдара и предводитель народа Серых Башен! - Он улыбнулся и добавил: Надеюсь, вы не откажетесь от маленькой помощи.

Эрик усмехнулся.

- Буду лишь благодарен.

К ним подошел эльф и сказал:

- Я - Галаин. Томас попросил нас перейти горный хребет выше Хокс Холлоу и проследить, чтобы к нам не полезли незваные гости.

Эрик улыбнулся.

- Вы прибыли как нельзя более кстати.

Долган хмыкнул:

- Лучше поздно, чем никогда. Здесь работы хватит на всех. Мои ребята будут рады снести несколько голов. - Он понизил голос. - Томас прямо сказал, что нам всем угрожает, и мы сделаем все возможное, чтобы остановить этих убийц на западном склоне хребта.

- Спасибо, - сказал Эрик.

- Ты ранен, - заметил Джедоу.

Эрик сел на валун, и Джедоу Шати наложил ему повязки.

С севера прибывали солдаты Королевства, и Харпер доложил:

- Мы тесним их к югу, сэр.

- Хорошо, - сказал Эрик. - Продолжайте в том же духе. Если мы сумеем разбить их под Даркмуром, сражение можно считать выигранным.

Эрик дождался, пока Джедоу не закончил перевязывать ему раны, и вернулся на свой наблюдательный пункт.

Враг окопался за скалами, чуть ниже гребня хребта. Эльфийские лучники простреливали все пространство на двадцать ярдов выше, и никто не рисковал высунуться из-за камней.

Оглядевшись, Эрик увидел маркитанта, держащего его лошадь, и взмахом руки велел ему подвести ее. Джедоу он сказал:

- Пошли патруль на вершину, пусть удостоверятся, что они снова не пробуют подняться там. Я еду в Даркмур, чтобы сообщить Патрику о пигмеях и эльфах. - Эрик уселся в седло: - Король Долган...

- Просто Долган, - перебил пигмей. - Сейчас нет нужды в титулах.

- Долган, сколько у вас людей?

- Три сотни пигмеев и две сотни эльфов. Достаточно для хорошей драки.

Эрик улыбнулся.

- Отлично. - И сказал Харперу: - Продержитесь здесь до моего возвращения.

- Есть, сэр, - откликнулся Харпер.

Эрик поскакал на юг и по пути увидел, что на северном фланге эльфы и пигмеи остановили врага. Линия обороны была восстановлена, и теперь обе стороны осыпали друг стрелами, а рукопашные схватки почти прекратились.

Через час Эрик достиг Даркмура. Только баррикада у ворот еще держалась, и там можно было проехать в город. Неприятель поджигал дома в западной части предместий, а северная часть была покинута.

На внешней линии обороны Эрик получил эскорт, состоящий из солдат в плащах с гербом Даркмура. Большие северные ворота были наглухо заперты, но маленькая калитка еще открыта. Эрик въехал через нее и направился к замку.

Он прошел прямо в зал заседаний и доложил принцу обо всем, что случилось.

Услышав о пигмеях и эльфах, Патрик сказал:

- Теперь все ясно. Весь день нас теснили по всему фронту, - он указал на карту, - но потом ты сообщил о том, что на северном фланге противник отброшен, и такое же донесение я получил с юга.

- Пигмеи из Доргина, - кивнул Эрик.

- Наверное, так, - сказал принц, не обращая внимания на нарушение устава. - Теперь они будут стараться потеснить нас в середине. - Он ткнул пальцем в Даркмур. - Нас атаковала кавалерия, и мы в любой момент можем потерять внешнюю стену.

Эрик обвел взглядом комнату. Он был единственным офицером среди посыльных и писарей.

- Восточная армия? - отважился спросить Эрик.

- Я послал приказ привести ее сюда, но раньше чем к утру подмоги ждать не приходится. - Патрик указал на другую карту, карту города. - У нас три слабых места. - Он обвел их пальцем, и Эрик быстро прикинул, что можно сделать.

- Разрешите мне взять людей с левого фланга и заткнуть дыру здесь. - Он показал на центральную из трех потенциальных брешей. - Если мы укрепим это место, то потом в случае надобности сможем легко перейти на любой из флангов.

- Вы успеете вызвать людей?

Эрик подозвал посыльного.

- С вашего позволения?

Принц Патрик кивнул, и Эрик сказал посыльному:

- Бери самого быстрого коня, скачи на север и скажи сержанту Джедоу Шати, чтобы он спешил сюда со всеми головорезами, которых ему сможет выделить Харпер. Он поймет, что я имею в виду.

Посыльный посмотрел на принца. Патрик кивнул, и посыльный выбежал из комнаты.

- Вы ранены? - спросил принц.

Эрик посмотрел на свою перевязанную руку и бинты на боку:

- Я стал слегка неуклюжим. Но со мной все в порядке.

Патрик улыбнулся.

- Непохоже, чтобы с вами было все в порядке, капитан, но я поверю вам на слово.

В эту минуту вошел Грейлок, грязный, потный и окровавленный.

- Мне срочно нужен резерв, ваше высочество.

Патрик пожал плечами.

- Возьмите. Нам терять уже нечего.

Эрик поглядел на принца:

- Я пойду с генералом. На стене сейчас каждый меч на счету.

Патрик вытащил свой меч и сказал:

- Ну хорошо.

Грейлок повернулся и ухватил его за рукав. Вопиющая дерзость - но сейчас это был не генерал, оскорбляющий старшего по званию, а мечмастер Даркмура, который учит уму-разуму молодого несдержанного солдата.

- Ваше высочество, ваше место здесь. И если вас убьют, а мы выиграем эту войну, мне будет нелегко объясниться с королем. Я бы хотел избежать подобной беседы. Будьте послушным мальчиком и занимайтесь своим делом, а мы займемся своим. - Он выпускал Патрика и, стряхнув воображаемую пылинку у него с рукава, добавил: - И хватит об этом. - Повернувшись к дверям, Грейлок сказал: - Ты идешь, Эрик?

Эрик пошел за ним, оставив в комнате пристыженного принца, который понимал, что Грейлок прав.

Демон взревел, подлетая к заброшенному Сетанону. Он бросал вызов любому, кто мог бы встать на его пути, но никто не отозвался.

Якан приземлился перед разрушенными воротами, ведущими в сожженную крепость. Он осмотрелся вокруг. Но никого не увидел.

Что-то звало его, и он бесился от того, что не в состоянии установить источник зова. Он повернулся кругом, во все стороны рассылая вызов на бой. Никто не ответил.

Он задрал голову и взвыл прямо в небо, ища кого-то, с кем можно сразиться, кого можно убить, одновременно пытаясь понять, откуда доносится зов, влекущий его к цели, которая была ему неизвестна, но переполняла его голодом, доселе им не испытанным. Потом у демона возникла мысль. Он даже не понял, что она не принадлежит ему, а продиктована кем-то злым и огромным, находящимся в невообразимой дали отсюда: мысль о том, как добраться до Камня Жизни.

Накор посмотрел наверх. Никто не слышал рева демона, но все почувствовали его.

- Он близко.

Томас кивнул и крепче сжал рукоятку золотого меча. Он поглядел на Пуга и сказал:

- Я даже не представлял себе, до какой степени я соскучился по своему оружию.

- Мне бы очень хотелось, чтобы тебе не пришлось пускать его в ход, - заметил Пуг.

- Мне тоже, - сказала Миранда.

Все ждали, а демон кружил над городом в поисках источника своего голода.

- Может, он нас не найдет, - предположил Накор.

- Хотите, поспорим? - спросила Миранда.

Накор усмехнулся.

- Нет.

Пуг сказал:

- Если он не знает, как изменить свое положение во времени, он может искать нас годами и не найти.

- Если он глуп, то может, - заметил Накор, - но я думаю, Неназываемый подскажет ему направление.

- Верно, - сказала Миранда, глядя вверх. - Так вы и должны были подумать.

И вновь они почувствовали гнев демона, проникший сквозь толщу земли в пещеру.

Миранда посмотрела на Кэлиса, который стоял с закрытыми глазами, положив руки на Камень Жизни. Изумруд уже стал вполовину меньше, и из него непрерывно вылетали зеленые искорки.

- Накор, вы, кажется, молодеете, - сказала Миранда.

Накор рассмеялся.

- Я уже стал красавчиком?

- Не сказала бы, - улыбнулась Миранда, - но выглядите моложе.

- Это все Камень Жизни, - пояснил Пуг. - Он нас омолаживает.

Миранда нахмурилась.

- Тогда все понятно, - сказала она и снова приложила ладонь к животу.

- Что? - поинтересовался Накор.

- Спазмы. У меня их не было уже полторы сотни лет.

Накор засмеялся, и в этот миг на пещеру обрушился яростный вой.

- По-моему, - сказал Накор, - он совсем рядом.

* * *

Эрик стоял на стене, наблюдая за главными воротами. К внешней стене катили огромный таран, и Манфред закричал:

- Пли!

Катапульты обрушили на атакующих град камней. Многие из нападавших были убиты, но таран продолжал надвигаться. Он был защищен деревянной крышей, и Манфред сказал:

- Если они пробьют ворота, то прорвутся в город. Мы не можем драться на улицах, и нам придется отступить к цитадели.

- Подкрепление уже в пути, - сказал Эрик.

- Хорошо бы им появиться здесь через час, - покачал головой Манфред. - Иначе нас просто сметут. - Он повернулся и закричал: - Масло!

Потоки кипящего масла хлынули со стены на головы атакующим. Послышались крики, и часть врагов отступила, но потом к стене устремилась новая волна людей с осадными лестницами.

- Вниз! - закричал Грейлок, и Эрик с Манфредом не раздумывая припали к стене, спасаясь от ливня стрел.

Те, кто не успел укрыться, с криками попадали со стен на мостовые города.

Скрючившись рядом с Эриком, Манфред проговорил:

- Если твое подкрепление не будет здесь через десять минут, я даю приказ отступать.

Эрик, сидя на корточках, посмотрел вниз и сказал:

- За десять минут они вряд ли успеют.

- Тогда, пожалуй, лучше начать организованное отступление. - Манфред повернулся к сержанту в плаще с гербом Даркмура. - Передай приказ отступать небольшими группами. Пусть начинают с южной стены и собираются на Главной улице. Оттуда будем пробиваться назад. Катапульты уничтожить: не хватало еще, чтобы их потом использовали против нас.

Услышав топот копыт, Эрик осторожно выглянул между двумя зубцами. Сааурские всадники уже сосредотачивались у ворот. Эрик сказал:

- Манфред, как только ворота упадут, сюда сразу же хлынут саауры!

Манфред повернулся и тоже взглянул.

- Всегда хотел узнать, как они выглядят. - Его глаза стали круглыми. - Прародительница богов!

- Надо немедленно уходить, - сказал Эрик.

Манфред кивнул и приказал сержанту:

- Поджигайте катапульты и начинайте общее отступление. Все до единого - в цитадель!

Приказ был отдан. Лучники продолжали стрельбу, а солдаты длинными шестами отталкивали осадные лестницы, но, как только началось отступление, лестницы снова были подняты, и захватчики полезли на стены.

Манфред и Эрик сбежали по ступенькам на улицу. Повсюду царил хаос. Несколько горожан, слишком упрямых или слишком глупых, чтобы покинуть город, метались теперь по улицам с мешками за спинами, стараясь добраться до цитадели. Раненых солдат тащили здоровые, а несколько лучников прикрывали отход, стреляя по атакующим, которые уже были на стенах. Впрочем, организованное отступление быстро превращалось в паническое бегство.

- Ты видел Грейлока? - спросил Манфред.

- С тех пор, как он отправился на южную стену, - нет.

- Надеюсь, он еще жив, - сказал Манфред. Стрела вонзилась в землю в дюйме от его сапога, и он подпрыгнул.

Эрик схватил брата за рукав и резко дернул влево. Еще три стрелы пронзили воздух там, где Манфред только что находился.

- Спасибо, - на бегу выдохнул Манфред, когда они повернули за угол.

- Лучники обычно не стреляют поодиночке, - сказал Эрик. Они побежали по улице, повернули направо, потом снова налево, и Эрик увидел над крышами огни самой высокой крепостной башни. Главная улица была вся забита перепуганными горожанами и солдатами, несущими своих раненых товарищей.

- Дорогу! - прокричал кто-то, узнав Манфреда. - Это барон! Дорогу барону!

Эрик старался не отставать от своего брата. Они пробились сквозь толпу к подъемному мосту. Солдаты выстроились по сторонам моста, отчаянно махая тем, кто проходил в замок, чтобы они не задерживали остальных.

Эрик и Манфред спрыгнули на вымощенный булыжником двор, и солдаты подбежали к ним.

- Воды, - задыхаясь, прохрипел барон.

Эрик прохрипел:

- Я уже забыл, как тяжело бежать в гору.

- Я уже забыл, как тяжело просто бежать, - отозвался Манфред. Ему подали ковш с водой, и Манфред припал к нему, а потом передал Эрику, и тот стал жадно пить, проливая воду на свой мундир.

- Сержант! - крикнул Манфред.

Сержант подбежал к ним:

- Милорд?

- Передайте приказ часовому на вышке: как только он заметит врага на другом конце Главной улицы, поднимайте мост.

Эрик сказал:

- Манфред, нельзя так долго тянуть. Нужно начинать очищать его немедленно, иначе ты не успеешь его поднять вовремя. - Он показал на толпу горожан с телегами, на стариков и женщин, которые пытались протиснуться в калитку и только мешали друг другу. - Посмотри!

Манфред оценил ситуацию и сказал сержанту:

- Очистить мост. Прикажите всем, кто останется на другой стороне, идти к восточным воротам. Мы можем держать их открытыми немного дольше. Остальным придется самим о себе позаботиться.

Оба брата знали, что всех, кто не успеет попасть в крепость, ждет гибель.

Манфред встал и сделал Эрику знак следовать за ним.

- Лучше нам доложить обо всем принцу.

Эрик поднялся и поплелся за братом. Они прошли через центральный вход в замок, и даже оттуда им были слышны сердитые крики и слезные мольбы тех, кого солдаты отгоняли подальше от ворот.

Манфред привел Эрика в штаб принца. Увидев их, Патрик спросил:

- Полное отступление?

- Все отходят назад к замку, - ответил Манфред.

Принц посмотрел на Эрика.

- Где Грейлок?

Эрик показал в сторону города.

- Где-то там.

- Проклятие! - Патрик выглянул в окно и увидел, что на окраинах города уже вспыхнули пожары. - Но должно же быть хоть что-нибудь хорошо?

Эрик сказал:

- Хорошо то, что врагам теперь приходится сражаться на три фронта. Вдоль всего горного хребта наши люди вместе с пигмеями и эльфами будут изводить их фланги, а к утру большая часть Восточной армии уже будет здесь.

Принц жестом велел им садиться, и они подчинились. Манфред сказал:

- К несчастью. Восточная армия окажется по ту сторону городских стен, и если кто-нибудь не откроет ей - ворота, мы можем столкнуться с серьезными трудностями.

- Манфред, - спросил Эрик, - может, есть какой-нибудь потайной ход к восточным воротам?

Манфред покачал головой.

- Ни у кого не хватило ума его проложить. Дворец весь источен ходами и дырами, но старые городские стены - сплошь твердый камень. Есть только несколько ниш, и все. Подождем до утра, и если удастся как-то прошмыгнуть через калитку и отбить восточные ворота, самые близкие к цитадели, то мы впустим армию.

- Ничего, Манфред, - сказал Эрик. - У нас впереди целый день и длинная ночь.

- Ваше высочество? - спросил Манфред.

Патрик не дрогнув выслушал неприятные новости.

- Я должен как можно скорее узнавать обо всем, что происходит. Выясните, сколько наших людей сейчас в крепости, сколько осталось в городе и что нужно сделать, чтобы успешно защищать цитадель. Продовольствие и вода - не проблема, поскольку все решится в течение суток.

Эрик и Манфред, встав, поклонились принцу и вышли. За дверью Манфред сказал:

- Я знаю, где стоят отряды, приписанные к замку, так что я начну с них. А ты отправляйся во внутренний двор, посмотри, кто успел добраться сюда, и организуй их.

- Милорд, - улыбнулся Эрик.

Манфред посмотрел на него.

- Мать вечно боялась, что ты попытаешься узурпировать кабинет барона. А теперь я отдаю его в твое распоряжение.

Эрик опять улыбнулся.

- Не стану тебя благодарить. Это значит, что мне придется скакать по всем бесчисленным лестницам, ведущим на башни.

- Я так и знал, что ты человек практичный. - Манфред повернулся и пошел на следующий ярус крепости, а Эрик поспешил вниз, на внутренний двор.

Неожиданно стало тихо.

Пуг поднял руку и наклонил голову, прислушиваясь.

Посреди зала возник демон.

- Не знал, что демоны могут перемещаться в пространстве, - прошептал Накор.

- Или во времени, - добавила Миранда.

Только теперь демон понял, что он не один в пещере. Рев, от которого вздрогнули стены и с потолка посыпалась каменная крошка, пробрал всех до костей.

Пуг сотворил первое заклинание, а Томас встал между чудовищем и своим сыном.

Синие молнии запрыгали вокруг Якана, и тот взвыл. Но это был крик не боли, а ярости: он увидел, что Кэлис выпускает из Камня Жизни заключенную в нем энергию.

- Нет! - взревел демон на языке Новиндуса. - Это мое!

Пуг подумал, что Якан очень похож на Маарга, только стройнее и мускулистее.У Якана не было никаких складок жира, и он не был покрыт кожей своих жертв. Пуг заметил, что его хвост был остроконечный, а у Маарга хвост заканчивался змеиной головой.

Якан бросился на Томаса, но тот мгновенно поднял белый щит, и тяжелый удар скользнул по поверхности, не оставив даже царапины на золотом драконе, выдавленном на щите. Золотой клинок со свистом рассек воздух, и Якан взвыл и отпрянул. Из его раны сочилась ядовитая темно-красная, почти черная кровь. Попадая на камни, она начинала шипеть и дымиться.

Миранда послала поток энергии в направлении демона и отбросила его чуть влево. Якан повернулся, чтобы узнать, кто на него напал, и Томас, воспользовавшись этим, ударил еще раз. Золотистое лезвие глубоко погрузилось в правое бедро демона. Якан выбросил правую руку, пытаясь зацепить Томаса длинными, как кинжалы, когтями, но Томас увернулся, ударил еще раз, и опять потекла ядовитая кровь.

- Не давайте ему опомниться! - закричал Накор.

Пуг выпустил сгусток энергии, синее копье света, который прошел сквозь крыло демона, оставив за собой дыру размер с кулак. Демон отступил, чиркнув крыльями по каменным стенам, и вновь потянулся к Томасу. Тот отпрянул, предпочитая избежать удар, а не пытаться его отразить.

Демон попятился: он явно не ожидал отпора. Внезапно Накор закричал:

- Он его лечит!

Пуг посмотрел и увидел, что первая рана, нанесенная Томасом, быстро затягивается.

- Это Камень Жизни! - воскликнул Накор. - Он излечивает раны.

Пуг прикинул. Кэлис уменьшил камень до трети его первоначальной величины, и, казалось, он стал уменьшаться быстрее, суля надежду, что не больше чем через час все закончится, но этот час демона нужно было держать подальше от Кэлиса. Пуг повернулся к Миранде:

- Отдохни. Мы с Томасом постараемся не подпускать его к камню, пока Кэлис не закончит. Если кто-то из нас выйдет из игры, ты займешь его место.

Он подступил к демону как можно ближе и скрестил запястья. Алая молния ударила Якана в лицо и отбросила его к стене.

Томас не колебался. Он прыгнул вперед и нанес мощный удар, едва не отрубив демону ногу. Ядовитая кровь, дымясь, хлынула на камни, и воздух наполнился запахом разложения.

Якан в ярости взвыл и бросился к Томасу. Тот увернулся, но демон при этом оказался в опасной близости от Камня Жизни. Когтистая рука длиной с человека потянулась к Кэлису, и Томас со всей силы рубанул по ней мечом. Лезвие отсекло демону кисть, и он, заорав от боли, отпрянул.

Поток черной крови хлынул прямо на Кэлиса, и тот, вскрикнув, упал на спину.

- Кэлис! - воскликнула Миранда, и они с Накором бросились к нему. В тот же миг Пуг и Томас ринулись в бой. Молния и меч сверкнули одновременно, и Якан отступил, прижимая к груди кровоточащий обрубок.

Подбежав к Кэлису, Накор и Миранда за руки потащили его из лужи черной дымящейся крови. В тот же миг Камень Жизни перестал источать изумрудный свет.

Кэлис лежал на полу, корчась от боли. Кожа его была обожжена, словно он выкупался в кислоте, и слезала лоскутьями. Он стиснул зубы и не открывал глаз, только время от времени глухо стонал. Миранда и Накор, почувствовав жжение на ладонях, быстро вытерли их об одежду. Ткань моментально начала расползаться, но жжение прекратилось.

Миранда огляделась по сторонам. Прислужники Оракула сбились в кучу в дальнем углу, стараясь спрятаться за спящим драконом. Она подскочила к ним:

- Нам нужна помощь!

Старейший из прислужников покачал головой:

- Здесь мы бессильны.

Миранда схватила его за руку и потащила на середину пещеры:

- Придумайте что-нибудь! - Она указала на Кэлиса, который по-прежнему лежал и стонал: - Помогите ему!

Старик подозвал еще двоих, и те выволокли Кэлиса полностью из лужи ядовитой крови демона. Старший велел им перенести Кэлиса к другой стороне возвышения, на котором лежал Камень Жизни, и сказал Накору:

- Если вы заставите его снова направить свою волю на камень, это его спасет.

Накор вскинул брови:

- Ну конечно, исцеляющая сила! - Он посмотрел на Миранду. - Это как рейки! В первую очередь она служит ему! - Он повернулся к прислужникам Оракула: - Поднесите его к самому камню.

Они выполнили его просьбу, хотя при каждом движении Кэлис мычал от боли. Накор взял его обожженные руки и приложил к поверхности камня.

- Надеюсь, это ему поможет. - Он сделал несколько пассов в воздухе, что-то пробормотал и накрыл ладонями руки Кэлиса.

Накор почувствовал прилив тепла и опустил взгляд. Призрачный зеленый свет омывал его руки и руки Кэлиса.

- Энергия идет, - прошептал он и посмотрел туда, где Пуг и Томас сражались с демоном. Ни одна из сторон не могла одержать верх, и Накор сказал прислужникам Оракула: - Держите его в таком положении, - а сам побежал к Миранде.

- Не помогает, - сказала она ему.

- Я знаю.

Пуг выпустил невидимый глазу сгусток энергии, но, когда тот ударил в демона, воздух вокруг зашипел. Томас был по-прежнему полон сил, ибо доспехи валхеру защищали его от любых повреждений. Демону пришлось бы долго сжимать его когтями, чтобы нанести серьезную рану.

Пуг отскочил назад.

- Лучшее, на что мы можем рассчитывать, это держать его на расстоянии, - выдохнул он. - Как Кэлис? - спросил он Миранду.

Та махнула рукой, и Пуг оглянулся. Кэлис сидел прямо, поддерживаемый прислужниками, и зеленое сияние обволакивало его. Пуг мгновение понаблюдал за этим и заметил:

- Он становится сильнее.

- Да, - подтвердил Накор. - Раз он держит камень, камень излечивает его, и он, набираясь сил, снова становится способным им управлять. - Взгляните!

Глаза Кэлиса уже были открыты, и хотя по лицу его было ясно, что он до сих пор страдает от боли, сын Томаса опять открыл Камень Жизни.

Зал снова наполнился изумрудными искорками: жизнь возвращалась туда, куда ей было предназначено. Пуг указал на отрубленную кисть демона, которая таяла на глазах, а потом - на кровоточащий обрубок, из которого уже росла новая.

- Она и демона лечит. - Вдруг его осенило, и он повернулся к Миранде: - Ты знаешь сильное заклинание обездвиживания?

- Достаточно сильное для этого монстра? - с сомнением сказала Миранда.

- Продержи его хотя бы пару минут.

Миранда неуверенно покачала головой, но сказала:

- Попробую.

- Томас! - закричал Пуг. - Отгони его на минутку подальше! Потом он прикрыл глаза и начал что-то произносить нараспев, и Миранда присоединилась к нему. Багровые магические цепи окружили демона, прижав его крылья к спине. Потом они стянулись, и Якан взвыл от боли.

- Томас! - крикнул Пуг. - Смертельный удар!

Томас отвел назад руку и по самую рукоять погрузил золотое лезвие в сердце Якана. Черные глаза демона расширились, и кровь хлынула у него из носа и изо рта. Томас, крякнув, вытащил меч.

Пуг уронил руку, и внезапно демон исчез.

Какое-то мгновение все молчали. А потом Миранда спросила:

- Где он?

- Я его выкинул, - сказал Пуг. - Мы не можем его убить, но я знаю место, где он не выживет.

- Где? - заинтересовался Накор.

- Я отправил его на дно океана, во впадину между нашим материком и Новиндусом. Там глубина больше трех миль. - Почувствовав внезапную усталость, Пуг сел на пол. - Я наткнулся на нее случайно, когда исследовал нашу планету несколько лет назад. - Он посмотрел на Миранду. - Вспомни последние слова твоего отца.

- Он сказал: "Это - существа огня", - она нервно рассмеялась. - Теперь я вспомнила. Я еще ломала голову, что он имел в виду.

Накор сел рядом с Пугом:

- Это великолепно! А я и не подумал. - Он покачал головой. - Это же так очевидно.

- Что очевидно? - спросил Томас и, убрав меч в ножны, подошел, чтобы сесть тоже.

- Даже самый большой демон, - пояснил Накор, - по сути, не больше, чем язычок пламени.

Пуг сказал:

- Однажды я сражался с существами воздуха недалеко от Стардока и уничтожил, загнав их в воду. - Он указал на то место, где незадолго до этого стоял демон, и сказал: - Купание Якана не убьет, зато его убьет три мили морской воды в сочетании с магическими оковами и раной в сердце.

- Это замечательно, - сказал Накор. - Ну, теперь все.

- Нет, - сказал Пуг и показал на Кэлиса.

Кэлис сидел уже без помощи прислужников, вперив взгляд в сердцевину Камня Жизни, который был уже меньше одной пятой своей первоначальной величины. Раны на его лице и руках исчезли, как будто их и не было.

- Я думаю, он скоро закончит, - сказал Накор. - Мы можем подождать.

- Пока мы ждем, гибнут люди, - сказал Томас.

- Это печально, - вздохнул Накор, - но это сейчас важнее.

Доминик и Шо Пи выбрались из укрытия, и аббат сказал:

- Он прав. Возможно, это самое важное дело, когда-либо сделанное в этом мире смертным. Теперь жизнь этого мира пойдет правильно, и порядок вещей начнет восстанавливаться.

- Начнет? - переспросила Миранда.

Доминик кивнул.

- Такой огромный ущерб невозможно возместить быстро. На это уйдут столетия, даже тысячелетия. Но теперь начнется заживление. Теперь боги смогут вернуться туда, куда их прежде не пускала злая воля Неназываемого.

- И долго нам ждать их возвращения? - спросила Миранда.

Накор засмеялся.

- Несколько тысяч лет, но, - он встал с места, - каждый день мир будет немного лучше, чем накануне, и в конце концов старые боги возвратятся, и наша планета станет такой, какой должна быть.

Пуг спросил:

- Как вы думаете, мы когда-нибудь узнаем, что довело Неназываемого до безумия?

- Есть тайны, которые никогда не раскрываются, - ответил Доминик. - И даже если мы найдем ответ, мы можем не понять, что он означает.

Накор пошарил в глубинах своей котомки и, достав оттуда Кодекс, передал Доминику.

- Возьми его. Я думаю, теперь ты сможешь извлечь из него пользу.

- А как же ты? - спросил Пуг. - Сколько я тебя знаю, ты всегда казался мне самым любопытным существом на планете. Разве ты не хочешь продолжить расшифровывать эту штуку?

Накор пожал плечами.

- Я с ней играл больше двухсот лет. Мне уже надоело. Кроме того, у нас с Шо Пи много дел.

- Каких дел? - спросила Миранда.

Накор усмехнулся:

- Мы должны основать новую религию.

Пуг рассмеялся.

- Очередное надувательство?

- Нет, я серьезно, - сказал Накор, тщетно пытаясь напустить на себя обиженный вид. - Я новый патриарх ордена Арх-Индар, а это - мой первый ученик.

Глаза Доминика стали круглыми, и Томас рассмеялся.

- Почему? - спросил Пуг.

- Если эти старики, - пояснил Накор, - способны вернуть Уравнителя, то в противовес Неназываемому кто-то должен вернуть и богиню добра, иначе Ишапу нечем будет уравновесить зло.

- Э... - протянул Доминик. - Достойное устремление, но слишком...

Миранда закончила за него:

- Честолюбивое?

Доминик сумел лишь слабо кивнуть.

- Крайне честолюбивое.

Пуг хлопнул Накора по плечу.

- Ну, если кто и способен на это, то только наш друг.

- Все, - сказал вдруг Кэлис.

Все обернулись к нему и увидели, как он раскрошил остатки Камня Жизни и развеял их в воздухе.

Остатки энергии, заключенной в Камне много столетий, вспорхнули подобно тысяче изумрудных бабочек, и в пещере снова стало темно. Прислужники Оракула вновь зажгли факелы, которые потушили во время схватки с демоном, и огромный зал опять осветился приглушенным светом. Драгоценный дракон продолжал безмятежно спать.

Кэлис поднялся. Его одежда была вся в дырах, но он стоял твердо, и на нем не было ни царапины. Он подошел к отцу, и они обнялись.

- Ты был великолепен, - сказал Томас. - Ты...

Кэлис перебил его:

- Я просто сделал то, для чего был рожден. Таково было мое предназначение.

- Но для этого требовалась отвага, - заметил Пуг.

Кэлис улыбнулся.

- Никого из присутствующих сегодня нельзя обвинить в ее недостатке.

- Меня можно, - вмешался Накор. - У меня ее маловато. Я просто не успел придумать хорошего способа отсюда смыться.

- Лгун, - сказала Миранда и игриво ткнула его локтем в бок.

Кэлис посмотрел на отца и сказал:

- Вот удивится мама.

- Чему она удивится? - не понял Томас.

- А ты выглядишь по-другому, - объяснил Пуг.

- Как это - по-другому?

Накор полез в мешок, покопался там и достал небольшое ручное зеркальце.

- Вот, посмотри.

Томас взял зеркало, и глаза его изумленно раскрылись. Он понял, что имел в виду его сын. Те черты, которые придавали ему нездешний вид, исчезли вместе с валхеру. Теперь он выглядел простым смертным, только уши остались остроконечными, как у эльфа. Он поглядел на Кэлиса и сказал:

- Ты тоже изменился.

- Мы все изменились, - сказал Доминик. Отступив на шаг, он откинул капюшон, и Пуг воскликнул:

- Твои волосы!

- Снова черные, правильно? - улыбнулся Доминик. - А ты выглядишь в точности как тогда, когда мы путешествовали в Келеван!

- Дайте-ка зеркало мне, - сказала Миранда и буквально вырвала его из рук Томаса. Придирчиво осмотрев себя, она воскликнула: - Боги! Я выгляжу так, словно мне вновь двадцать пять!

Она повернула зеркало к Пугу, и он удивленно захлопал ресницами. На него смотрел молодой человек без всякого намека на седину в волосах или в бороде.

- Я... - тихо сказал он. Потом он сжал кулак и проговорил: - Не могу поверить.

- Чему? - спросила Миранда.

- Много лет назад я повредил руку и уже забыл, каково это - чувствовать в ней полную силу. - Он снова сжал и разжал пальцы. - Совсем как новенькая.

- А на сколько я выгляжу? - спросил Накор и взял у Миранды зеркало. - Хм. Я выгляжу лет на сорок.

- Похоже, вы разочарованы, - заметила Миранда.

- Я надеялся, что стану красавцем. - Накор усмехнулся. - Но и сорок тоже неплохо.

- Теперь я понимаю, зачем пантатианам был нужен тот ключ и чье еще присутствие я ощущал, - сказал Кэлис.

- Неназываемый? - спросил Томас.

Кэлис покачал головой.

- Нет, не его. Наверное, тех существ, которые создали проход для пантатиан. Впрочем, одно было ясно: этот ключ должен был дать возможность Мааргу или Якану использовать Камень Жизни.

- В качестве оружия? - спросил Доминик.

- Нет, - сказал Кэлис. - В качестве чистой энергии жизни. Демоны ею питаются. Представьте себе Якана, только в десять раз больше и в тысячу раз сильнее. Вот что было бы, открой он этим ключом Камень Жизни.

Миранда покачала головой в изумлении.

- Но нам по-прежнему не известно, как все эти различные игроки, демоны, пантатиане, те, - она посмотрела на Пуга, - как ты их называешь?

- Шангри, - ответил Пуг.

- Да, шангри. Как они все собрались вместе, - закончила Миранда.

- Много еще непонятного, - сказал Пуг, - но пока нам не до этого.

Кэлис кивнул.

- Сейчас нас должно интересовать только одно.

- Что же? - спросила Миранда.

Кэлис помрачнел.

- Мы должны остановить войну.

ГЛАВА 27 ПРАВДА

Сражение бушевало.

Это был подлинный ад; на улицах при свете факелов бурлила толпа. Замок держался до ночи, но враг не стал отступать под прикрытием темноты. Не было никаких сомнений, что в штабе захватчиков произошли перемены, поскольку те же самые разношерстные наемники, с которыми Эрик имел дело с самого начала войны, теперь действовали слаженно, сполна использовали численное преимущество и сокрушали защитников.

Эрик послал людей к южной стене крепости, поскольку захватчики сделали попытку заполнить ров, чтобы подобраться к стенам. Мебель, сломанные фургоны, грязь - все, что попадалось им под руку, они бросали в воду. Защитники осыпали их дождем стрел, но атаки не прекращались.

Манфред смотрел со стены на людское море, грозящее затопить древнюю крепость.

- Нехорошо, - сказал он.

- У тебя просто талант все преуменьшать, - заметил Эрик и, положив руку ему на плечо, заставил его немного пригнуться. В тот же миг над головой Манфреда засвистели камни, пущенные из пращей с другой стороны рва.

- Как ты об этом узнаешь? - спросил Манфред.

- О чем?

- О том, что надо пригнуться?

Эрик улыбнулся.

- Просто увидел солдат с пращами на той стороне. И следил за ними. Это входит в привычку.

- Если повезет прожить достаточно долго.

- Как наши дела? - спросил Эрик.

- Я только что говорил принцу, что если мм не дадим им приставить лестницы, то продержимся да утра без особых хлопот. Самое трудное начнется, когда надо будет открывать ворота, чтобы впустить Восточную армию.

Эрик кивнул:

- Я уже сказал Патрику, что на заре поведу отряд на вылазку.

Манфред засмеялся.

- И я.

- Тебе нельзя, - сказал Эрик.

- Почему?

- Потому что ты - барон, а я просто...

- Ублюдок?

- Да.

- Но ты женат, а я нет, - возразил Манфред.

- Это ничего не значит, - сказал Эрик, но он знал, что для Манфреда эти слова звучат так же нелепо, как для него самого.

- Придумай аргумент поубедительнее, - сказал Манфред.

- А если я скажу, что ты нобиль, а я - нет? От тебя зависит много людей.

- А от тебя разве нет? - сказал Манфред. - Кроме того, звание рыцарь-капитана армии принца само по себе предполагает титул барона двора.

- Это разные вещи. У меня нет поместья и крестьян, которые нуждаются в моем покровительстве. Я не должен вершить правосудие или разбираться в тяжбах, которые не могут решить судьи. У меня нет городов, деревень и... вообще это просто другое дело!

Манфред улыбнулся.

- Ты уверен, что не хотел бы быть бароном?

- Титул отца унаследовал ты!

- Так-то оно так. - Манфред вновь посмотрел на стену: - Им когда-нибудь будет конец?

- Вряд ли ты это заметишь. - Они присели под защитой зубца и немного передохнули. Эрик спросил: - А почему ты до сих пор не женился? Я думал, герцог Ран давно подыскал тебе супругу.

Манфред засмеялся.

- Приезжала ко мне одна дама, но, по-моему, я не произвел на нее впечатления.

- Что-то с трудом верится, - заметил Эрик.

Манфред внимательно посмотрел на своего единокровного брата:

- Я думал, ты уже обо всем догадался, но вижу, что нет. - Он поглядел по сторонам и, убедившись, что никто не поднимается на стену, продолжал: - Когда у тебя такая мамаша, начинаешь относиться к женщинам не так, как все. Стефан любил издеваться над ними. Я же предпочитаю их избегать.

- О! - только и смог сказать Эрик.

Манфред опять засмеялся.

- Я скажу тебе, что будет, если мы выживем. Ты можешь оказать мне услугу. Я женюсь на той, кого выберет для меня принц, и ты сможешь зачать следующего барона фон Даркмура. Это будет наша тайна, и я подозреваю, что моя предполагаемая супруга будет мне благодарна, если я пришлю тебя к ней в спальню.

Эрик расхохотался. Над головой у него свистнули стрелы.

- Не думаю, что моя жена это одобрит. Есть кое-что, о чем ты должен узнать.

- Что? - заинтересовался Манфред.

- У тебя есть племянник.

- Как это?

- Розалина, та девушка, которую изнасиловал Стефан, родила от него ребенка.

- О боги! - воскликнул Манфред. - Это точно?

- Видно с первого взгляда, - кивнул Эрик. - Он истинный фон Даркмур.

- Это меняет дело, - сказал Манфред.

- Каким образом? - спросил Эрик.

- Теперь один из нас обязательно должен остаться в живых, иначе мальчик будет оставлен на милость моей нежной матушки.

Эрик улыбнулся.

- Только если ты ей расскажешь.

- О, она и сама рано или поздно узнает, - отмахнулся Манфред. - Мать у меня, может, и сумасшедшая, но всюду сует свой нос и обожает интриги. - Он понизил голос, как будто кто-то мог его подслушать. - Временами я думаю, что смерть отца - это ее рук дело.

- Ты думаешь, она его отравила?

Манфред сказал:

- Когда-нибудь я расскажу тебе историю семьи моей матери. Яду принадлежала главная роль в деле получения ее прадедом титула.

Огромный валун шарахнул в стену цитадели так, что она вздрогнула.

- Ага, - сказал Манфред, отряхнув пыль со своего мундира, - кажется, наши гости нашли катапульту.

Эрик высунулся и увидел, что вражеские солдаты тащат орудие на середину Главной улицы. Он подозвал солдата и сказал:

- Передай сержанту Джедоу, чтобы он занялся этой катапультой. - В стену ударил новый залп, и послышались радостные возгласы вражеских солдат. - Живо!

Солдат Эрика побежал в крепость. Манфред сказал:

- Все ясно.

- Что?

- Они пробьют отверстие в стене, заполнят ров всем, что попадется под руку, и захватят замок.

- Ну, примерно так, - со вздохом согласился Эрик.

- Ну что ж, давай придадим игре остроту, - сказал Манфред. Он подозвал другого солдата и сказал: - Передай сержанту Макафи, что пора вылить масло.

Солдат убежал. Эрик спросил:

- Собираешься поджечь ров?

- А что?

Эрик сел.

- Сколько будет гореть масло?

- Часа три-четыре.

Новый валун ударил в стену, и Эрик сказал:

- Джедоу!

Словно услыхав его голос, катапульта на главной башне выпалила шестью бочонками масла. Они разбились рядом с катапультой на улице, залив машину и ее команду.

Вражеские бомбардиры кинулись врассыпную. Масло растеклось по улице, быстро вспыхнуло от одного из многочисленных пожаров, и военная машина запылала. Со стен цитадели послышались радостные крики.

- Вот так-то, - сказал Эрик.

- Когда масло во рву прогорит, - сказал Манфред, - они снова начнут его заваливать.

- По крайней мере до восхода солнца мы их продержим.

- Да, - сказал Манфред. - Но это все равно не решает одну из главных проблем.

Братья переглянулись и в один голос произнесли:

- Восточные ворота.

- Омоложение - это прекрасно и удивительно, - сказал Пуг, но я устал.

Томас подхватил:

- Я ужасно хочу спать.

- Люди гибнут, - сказал Кэлис.

Томас посмотрел на сына и сказал:

- Я знаю. Хотя Камня Жизни больше нет, есть еще огромная армия, пытающаяся захватить Даркмур.

- Фейдава теперь освободился от влияния демона, но он не из тех, кто спокойно уберется восвояси. - Кэлис вздохнул. - Только мы и еще несколько человек знаем правду, но теперь нам противостоит хитрый, опасный вождь, основная часть его армии по-прежнему боеспособна, и в его руках - почти все Западное Княжество.

- Это надолго, - заметил Пуг.

- По крайней мере саауров мы можем вывести из игры, - сказала Миранда.

- Если мне удастся их убедить, что Ханам сказал мне правду, - уточнил Пуг.

Томас кивнул:

- Можно попробовать.

- Как мы попадем в Даркмур? - спросил Накор.

- Не мы, - сказал Пуг, - а мы с Томасом. Остальным нет смысла рисковать. Вдруг ничего не получится.

- Вынужден напомнить, - сказал Кэлис, - что я состою на службе у принца.

- Ты не имеешь права бросать меня здесь, - подхватила Миранда.

Кивнув на Шо Пи и Доминика, Накор усмехнулся и пожал плечами:

- Нас тоже.

Пуг покачал головой и сердито вздохнул:

- Ну ладно. Встаньте в круг.

Миранда повернулась к старшему из прислужников Оракула и сказала:

- Спасибо за помощь.

Старик поклонился:

- Нет, это мы должны благодарить вас за то, что вы нас спасли.

Миранда быстро заняла место рядом с Пугом, и тот велел:

- Возьмитесь за руки.

Все взялись за руки и через мгновение оказались во дворе виллы Беата на Острове Мага.

- Это же не Даркмур, - сказала Миранда.

- Конечно, нет, - ответил Пуг. - Я никогда не был в Даркмуре. Так что, если вы не хотите оказаться посреди сражения или внутри каменной стены, дайте мне час.

На крыльцо вышел Гатис и приветствовал их.

- Обед скоро будет готов, - сказал он и пригласил всех в дом.

Томас отозвал Пуга в сторонку:

- Так, значит, здесь ты живешь?

- Большую часть времени, - ответил Пуг.

Томас окинул взглядом великолепное поместье и вздохнул:

- Мне давно нужно было тебя навестить.

- Мы изменились, - сказал Пуг. - До сегодняшнего утра ты не мог покидать Эльвандар.

- Мы оба много потеряли, - сказал Томас. - Даже притом что мои родители счастливо прожили долгую жизнь, всех остальных, кого мы знали детьми, давно уже нет. А тебе пришлось пережить своих детей...

Пуг кивнул.

- Эта мысль не покидала меня вот уже дюжину лет, потому что Гамина с Уильямом старели, а я нет. - Пуг уставился в землю и помолчал, углубившись в свои мысли. Потом он сказал: - И хотя внутренне я был готов к этому, боль утраты по-прежнему очень сильна. Я никогда больше не увижу своих детей.

- Я понимаю, - кивнул Томас.

Два старых друга долго молчали. Потом Пуг посмотрел на звезды.

- Вселенная так велика. Иногда я чувствую себя слишком ничтожным.

- Если Накор прав в своих догадках о природе нашей вселенной, мы все одновременно и ничтожны, и важны.

Пуг улыбнулся:

- Только Накору это могло прийти в голову.

- Ты давно знаешь его, - медленно проговорил Томас. - Что ты о нем думаешь?

Пуг взял Томаса за руку и повел к дому.

- Пока мы готовимся отправиться в Даркмур, я тебе расскажу. Либо это самая загадочная личность в истории нашего мира, либо самый блестящий и оригинальный ум, с которым я когда-либо встречался.

- Или и то и другое, - предположил Томас.

Пуг рассмеялся.

- Или и то, и другое, - согласился он, и они вошли в дом.

Пуг прочертил в воздухе окружность, и перед ним возникла огромная сфера голубоватого света с золотыми отблесками. Она была выше человеческого роста и могла вместить шесть пассажиров.

- Что это? - спросила Миранда.

- То, на чем мы поедем в Даркмур, - ответил Пуг. - Я не настолько хорошо его знаю, чтобы без опаски появляться в пределах города. У меня нет ориентира... Одним словом, давайте просто считать, что это слишком опасно.

- Не надо меня учить, - сказала Миранда. - Я просто думала, что мы заехали сюда, чтобы взять один из этих цуранских шаров.

- Толку от них немного, - сказал Накор, вынимая один такой шар из своего мешка, - если точно не знаешь, куда хочешь попасть. - Он потряс шар. - И то, если он вообще еще работает. - Он отложил шар и усмехнулся. - Так и быть, полечу с тобой в твоем пупыре.

- Как в него войти? - спросила Миранда.

- Просто шагни внутрь, - сказал Пуг и сам сделал шаг. Остальные последовали его примеру. - Пришлось покопаться в книгах, чтобы найти это заклинание, но как только я вспомнил, как это делается... - Он сделал движение рукой, и сфера поднялась в воздух. - Дальше было легко. - Гатис помахал им на прощание, и сфера описала широкую дугу, направляясь в сторону Крондора. - А будет еще легче, если я отыщу знакомые вехи, например. Королевский тракт.

- Долго нам лететь? - спросил Кэлис.

- Мы будем на месте на рассвете или чуть позже, - сказал Пуг. Сфера неслась над морем в ста футах над гребнями волн. Когда последняя из трех лун Мидкемии зашла на западе, на востоке начал заниматься рассвет. Дул прохладный бриз, но внутри сферы было вполне уютно. Они летели стоя, и внутри еще оставалось немного места, чтобы чуть-чуть двигаться.

- Неплохо бы присесть, - сказала Миранда.

- Когда все закончится, - сказал Пуг, - я с удовольствием одолжу тебе тот том, из которого я взял заклинание, и если ты сможешь преобразовать его так, чтобы появились сиденья, делай их, не стесняйся.

Накор засмеялся.

- Какая у нас скорость? - спросил Томас.

- Как у самой стремительной птицы, - ответил Пуг. - Через час мы будем над Крондором.

Проходили минуты; наконец небо из черного стало темно-серым. С наступлением утра внизу стала видна пена на гребнях волн, серая на сером фоне свинцового моря.

- Ты уверен, что демон мертв? - спросил Накор.

- Еще как мертв, - кивнул Пуг. - Вода - проклятие для его племени. У него бы хватило сил сопротивляться ей какое-то время, но не на такой глубине и не с такими ранами, которые нанес ему Томас.

- Глядите! - воскликнула Миранда. - Крондор!

Пуг повел сферу по прямой от самого Острова Мага, так что они приближались к городу принца почти строго с западной стороны.

- О боги! - выдохнула Миранда.

Вдоль всего горизонта, где когда-то в большом городе кипела жизнь, тянулось темное пятно. Даже в этот ранний час город должен был бы сиять огнями, ремесленники - спешить по улицам, а рыбацкие лодки - выходить в море. Но перед ними была одна выжженная пустыня.

- Ничего не осталось, - сказал Накор.

- Что-то движется. - Кэлис показал на побережье, и в утренней мгле они разглядели большой отряд всадников, скачущих на север.

- Может, это дезертиры из армии Королевы? - предположил Шо Пи.

- Теперь, когда демон не приглядывает за ними, их будет пруд пруди, - заметил Пуг.

Пролетая над волнорезом, они видели мачты сожженных судов, торчащих у причала словно лес обугленных костей. На берегу тоже было все сожжено - и доки, и здания. От крепостных стен остались лишь груды щебня. Дворец принца можно было узнать лишь по месту, где он раньше стоял: самая верхняя точка гавани, холм, на котором первый принц Крондорский построил свою резиденцию.

- Много пройдет времени, прежде чем эта гавань вновь будет принимать корабли, - заметил Кэлис.

Томас положил руку на плечо сыну. Он понимал, что чувствует тот, видя гибель города, который поклялся защищать. Кроме того, Томас знал, что Кэлис как никто другой понимал, что могло повлечь за собой разрушение Камня Жизни, и все же боль его не становилась меньше от того, что эта цена была заплачена не зря.

Пуг вел сферу над Королевским трактом. Миля за милей тянулись следы разгрома. Каждая ферма и каждый дом были сожжены, и трупов вдоль дороги было столько, что вороны так разжирели, что не могли взлететь.

Доминик сказал:

- Мы должны призвать сюда всех жрецов.

- Весь орден Арх-Индар будет готов помочь.

- Все два человека? - уточнила Миранда.

Даже посреди этого ужаса Пуг не удержался от смеха, а Томас сказал:

- Когда город пал, многие жрецы должны были погибнуть.

- Не обязательно, - возразил Кэлис. - Мы за месяц предупредили все храмы, и они постепенно переправляли своих служителей в безопасное место. Герцог Джеймс понимал, что нам пригодится их помощь, если мы выживем.

- И к тому же это поможет нам сохранить с ними хорошие отношения, - добавила Миранда.

- За всеми тревогами по поводу демона. Изумрудной Королевы и Камня Жизни я как-то упустил из виду тот простой факт, что на Королевство обрушилась огромная армия, - сказал Пуг.

- А я - нет, - сказал Кэлис и указал вперед: - Глядите.

Сфера достигла предгорий, и Пуг увидел внизу целое море походных костров, небольшие укрепления и командирскую палатку. Потом их взглядам предстал огромный шатер, и чем ближе они подлетали к Даркмуру, тем больше видели войск.

- О боги! - воскликнул Томас. - Я никогда не видел такой армии. Даже во время Войны Провала цуранцы не бросали в бой больше тридцати тысяч человек и тем более не собирали их всех в одном месте.

- Королева привезла сюда через океан почти четверть миллиона людей, - сказал Кэлис и бесстрастно добавил: - Эти, внизу, - половина, которых мы еще не перебили.

- Столько смертей, - вздохнул Накор. - И ради чего?

- Пуг не раз слышал от меня вопрос, ради чего вообще стоит воевать, - заметил Томас.

- Ради свободы, - сказал Кэлис. - Ради своей родины.

- Это может быть поводом для зашиты, - сказал Пуг, - но не причиной для того, чтобы начать войну.

Местность начала повышаться, но Пуг вел сферу на одном и том же расстоянии от земли. Только после того, как снизу на них стали показывать пальцами, а кто-то выпустил несколько стрел, он поднял ее повыше.

Теперь они летели прямо под облаками и могли видеть под собой все поле битвы.

- Невероятно, - прошептал Доминик.

Не меньше восьмидесяти тысяч человек суетились внизу словно муравьи, карабкаясь на холм. На вершине холма раскинулся город Даркмур. Предместья и большая часть города уже были в руках захватчиков, а на оставшихся улицах кипела жестокая схватка.

- Мы в состоянии положить этому конец? - спросила Миранда.

- Сомневаюсь, - покачал головой Кэлис. - Они застряли на другой стороне океана, и у них нет продовольствия. - Он покосился на Пуга: - Разве что у вас есть волшебное средство отправить их назад на Новиндус.

- Нескольких человек за раз - возможно, но никак не такую кучу, - ответил Пуг.

Томас сказал:

- Значит, мы должны остановить это сражение и навести порядок, когда они перестанут убивать друг друга.

- Ты видишь где-нибудь саауров? - спросил Пуг.

Томас указал юго-западную часть города. Небольшая рыночная площадь была наводнена огромными зелеными всадниками. Пуг остановил сферу и сказал:

- Давайте посмотрим, сумеем ли мы привлечь их внимание.

Он медленно опустил сферу, и как только первый сааур увидел ее, все его сородичи принялись стрелять по ней из луков. Но стрелы отскакивали от прозрачного купола, и Пуг продолжал постепенно снижаться, и, поняв, что непосредственной угрозы это устройство не представляет, саауры прекратили стрельбу.

Пуг опустил сферу перед всадниками, чей предводитель носил на шлеме особенно пышный плюмаж и держал в руках щит со странным узором и меч, по виду очень древний. Пуг сказал:

- Приготовьтесь на всякий случай, - и, убрав сферу, заговорил на языке Джайбона, который был близок к языку жителей Новиндуса: - Я ищу Джатука, ша-шахана всех саауров!

- Я Джатук, - сказал всадник. - Кто ты, волшебник?

- Меня зовут Пуг. Я пришел в поисках мира.

Мимика саауров была ему незнакома, но Пуг понимал, что Джатук смотрит на него с подозрением.

- Понимаешь ли ты, что мы присягнули Изумрудной Королеве и не можем за ее спиной заключать с кем-либо мир.

- Я принес тебе слово от Ханама, - сказал Пуг.

Лицо рептилии внезапно стало весьма выразительным, Джатук явно был потрясен.

- Ханам мертв! Он умер вместе с миром, где я родился!

- Нет, - сказал Пуг. - Хранитель Знания твоего отца сумел захватить сознание и тело демона и в этом теле прибыл на эту землю. Он нашел меня, и мы говорили с ним. Теперь он мертв, но душа его вернулась назад на Шайлу и скачет вместе с Хозяином Неба.

Джатук подъехал на своем могучем скакуне поближе к Пугу и, посмотрев на него с высоты, сказал:

- Говори, что ты хотел сказать.

Пуг повел рассказ о древней войне между добром и злом, о безумии жрецов Ахсарты и о предательстве пантатиан. Поначалу сааурские воины смотрели на Пуга с недоверием, но тот продолжал говорить то, что Ханам велел ему передать своему народу.

- Ханам сказал, что ты, и твой Хранитель Знания Шейду, и твой виночерпий Чига, и Монис, твой щитоносец, должны знать, что все, что я сказал тебе, - правда. Честь вашей расы требует, чтобы вы приняли правду, и предательство вашего народа не просто обман. Пантатиане, Изумрудная Королева и демоны отняли у вас родину. Это они разрушили Шайлу и навсегда лишили вас ваших законных прав.

Саауры пораженно зашептались.

- Ложь! - сказал один из них.

- Хитрый вымысел, слепленный мастером на всякие злодейства! - крикнул другой.

Джатук поднял руку:

- Нет. Докажи, что ты не лжешь. Если ты принес мне слово Ханама, то он должен был сказать тебе что-нибудь еще, чтобы я в это поверил.

Пуг кивнул.

- Он велел напомнить тебе о том дне, когда ты приехал к своему отцу. Ты был последним из сыновей своего отца. Все твои братья погибли. Ты дрожал в ожидании встречи с отцом, и был один, кто отвел тебя в сторону и тихо прошептал тебе на ухо, что все будет хорошо.

- Это правда, - сказал Джатук. - Но назови имя того, кто меня успокаивал.

- Каба, щитоносец твоего отца, сказал тебе, что говорить отцу. Он сказал, что ты должен сказать: "Отец, я здесь, чтобы служить своему народу, отомстить за братьев и выполнять твою волю".

Джатук запрокинул голову назад, поднял лицо к небу и взвыл. Это был животный вой гнева и муки.

- Нас предали! - проревел он.

Ни слова не говоря Пугу, он повернулся к своим воинам.

- Пусть все узнают об этом! Мы нарушаем свои обязательства. Мы больше не служим никому, кроме саауров! Пусть смерть будет наградой тем, кто нас предал! Смерть пантатианам! Смерть Изумрудной Королеве и ее прислужникам!

Сааурские всадники поскакали назад к городским воротам, и Джатук сказал:

- Человек, когда мы покончим со змеями, мы разыщем тебя и заключим мир, но прежде мы должны заплатить долг крови!

- Ша-шахан, - обратился к нему Томас. - Твои воины сражались многие годы. Сложите оружие. Выйдите из этой войны. К городу уже идет армия, чтобы выбить захватчиков. Отступите в сторону, и пусть ваши жены и дети знают, что их отцы возвращаются к ним живыми.

Взяв меч в обе руки, словно живое существо, Джатук сверкнул глазами.

- Это Туалмасок, что на древнем языке означает Пьющий Кровь. Это знак моего служения и символ чести моего народа. И я не опущу его, пока не исправлю все, что было искривлено.

Пуг сказал:

- Тогда знай, что Изумрудная Королева мертва. Ее убил демон.

Джатук едва сдерживался:

- Демон! Демоны разрушили наш мир!

- Я знаю, - сказал Пуг, - но и демон тоже мертв.

- Тогда кто же заплатит нам за предательство? - вопросил ша-шахан.

Томас убрал свой меч в ножны.

- Никто. Они все мертвы. Если кто-то из пантатиан еще остался в живых, они прячутся под камнями в отдаленных землях. Все, кто уцелел, - это жертвы, орудия, марионетки.

Вождь саауров в ярости вскричал:

- Я отомщу!

Пуг покачал головой.

- Побереги своих саауров, Джатук!

- Я пролью кровь за кровь!

Томас сказал:

- Тогда иди, но оставь этот город в покое.

Джатук повернул меч к Томасу.

- Мои солдаты уйдут, и мы больше не потревожим этих мест. Но мы - бездомный народ, и наша честь запятнана. Только кровью мы можем смыть это пятно. - Он развернул коня в сторону городских ворот и, с силой ударив его каблуком в бок, поскакал прочь.

Остальная часть его отряда устремилась за ним следом, и на юго-западном участке Даркмура внезапно наступила тишина. Из-за баррикады послышался чей-то голос:

- Они ушли?

Пуг махнул рукой, и на гору мебели, мешков зерна и обломков фургона вылез Оуэн Грейлок.

- Маг! - сказал он. - Похоже, мы перед вами в долгу.

Пуг сказал:

- Не стоит благодарности. Война еще не окончена.

- Если вам удалось спровадить саауров, мы должны благодарить вас. - Оуэн покачал головой. - Проклятие, но это лишь горстка.

- Что ж, тем не менее это горстка захватчиков, - сказал Томас. - Они узнали, что их предали, и это известие их не обрадовало.

Оуэн улыбнулся.

- Могу себе представить. Я только что видел вблизи несколько саауров; эти ребята, по-моему, лишены чувства юмора. - Он обернулся к своим солдатам: - Вылезайте и поищите еще наших. Захватчики атакуют цитадель, а я хочу напасть на них с тыла.

Томас вытащил меч.

- Я могу пригодиться.

- Буду только рад. - Оуэн оглядел могучую фигуру Томаса и сказал: - Как вам удается сохранять свои доспехи такими белыми?

Томас засмеялся.

- Это длинная история.

- Расскажете мне после боя, - сказал Оуэн и повел свой небольшой отряд в обход цитадели.

- Увидимся позже, - сказал Пуг Томасу.

- А ты куда? - спросил Томас.

- В крепость, посмотреть, не сумею ли я остановить это безумие.

Томас кивнул, повернулся и догнал Грейлока. Пуг велел всем остальным взяться за руки, сосредоточился на образе цитадели, и они исчезли.

Сверху раздался крик, и Манфред с Эриком как по команде задрали головы.

- Это что еще такое? - пробормотал Эрик, доставая меч.

В крике, который донесся с крыши, слышалось скорее удивление, чем тревога. Манфред тоже обнажил меч и встал между дверью и принцем на случай, если враг все же прорвался в замок.

Добежав до основания главной лестницы замка, Эрик увидел Кэлиса, который спускался сверху в сопровождении Накора, Миранды и остальных.

Эрик расплылся в улыбке:

- Капитан!

Кэлис улыбнулся в ответ:

- Капитан.

- Рад снова вас видеть, - сказал Эрик. - Но как вы здесь очутились?

Кэлис молча указал на Пуга. Эрик воскликнул:

- Волшебник! - и вздохнул с облегчением: - Вы можете что-нибудь сделать?

- Да, - ответил Пуг. - Я могу уничтожить всех за пределами крепости, но тогда погибнут и наши солдаты на улицах. Лучше я постараюсь придумать, как вообще прекратить убийства. Демон, который возглавлял армию Изумрудной Королевы, мертв. Камня Жизни больше не существует. Нет причин для войны.

- Скажите это тем убийцам снаружи, - произнес Эрик.

- В этом вся сложность. - Пуг пожал плечами. - Даже если я им скажу, станут ли они слушать?

- Не станут, - сказал Кэлис. - Как я уже говорил, они голодают и знают, что у них за спиной. У них только один путь - вперед.

- Если этот демон, о котором вы говорили, мертв, - спросил Эрик, - то где же Изумрудная Королева?

- Она погибла давно, несколько месяцев назад, - сказал Пуг. - Мы потом объясним.

- А Фейдава? Может, удастся заключить с ним перемирие? Он грязный убийца, но чтит закон перемирия, принятый на Новиндусе, - сказал Эрик.

- В данный момент, - ответил Кэлис, - ему причиняют немало хлопот разъяренные саауры, которые ищут, на ком бы сорвать зло. Он для них самая подходящая мишень. Если Фейдава хотя бы вполовину так умен, как я о нем думаю, он уже ищет место, где бы пересидеть зиму.

- Зиму! - воскликнул Накор.

- Ты чего? - спросил Пуг.

Отпихнув Кэлиса, Накор подскочил к Эрику:

- Ваш первоначальный план состоял в том, чтобы продержать здесь эту армию до зимы, правильно?

- Да. Мы знали, что, как только ляжет снег, они будут вынуждены отойти.

Накор повернулся к Пугу:

- Ты можешь перекинуть нас в Стардок, а потом обратно?

- Могу, - сказал Пуг. - Только зачем?

- Нет времени объяснять. Давай!

Пуг посмотрел на Миранду, потом на Кэлиса и всех остальных, пожал плечами, взял Накора за локоть, и они исчезли.

- Что у вас тут за шум? - спросил Патрик, входя вместе с Манфредом в холл.

- Ваше высочество, барон, - поприветствовал их Кэлис.

- Капитан, - сказал Патрик. - Я надеюсь, вы принесли нам хорошие новости.

- Ну, с одной стороны, с главной угрозой мы покончили.

Патрик спросил:

- Камень Жизни в безопасности?

- Его больше нет, - ответил Кэлис. - Он благополучно уничтожен и больше не может быть использован во вред человечеству.

- Благодарение богам! - воскликнул Патрик. Все члены королевской семьи знали, что поставлено на карту, с тех пор, как полвека назад под Сетаноном был обнаружен Камень Жизни. - Мне не терпится устроить торжества по этому случаю. - Грохот катапульты прозвучал контрапунктом к его следующей реплике: - Только пока еще рановато. Мы ждем Восточную армию.

Манфред опустил руку Эрику на плечо:

- У нас с братом вышел спор, кому идти открывать ворота, чтобы Восточная армия нас спасла. У вас есть лучший план?

- Нет, - ответил Кэлис, - но я надеюсь, что у Накора есть.

Миранда сказала:

- Я поднимусь на крышу и посмотрю, не подошла ли уже подмога. - Она посмотрела на Манфреда с Эриком, как на двух недоразвитых детей, и добавила: - Нет смысла геройски погибать, открывая ворота, если там нет никакой армии, не правда ли?

Эрик и Манфред обменялись изумленными взглядами, а Миранда уже поднималась по лестнице. Кэлис сказал:

- Милорд и капитан, я скоро вернусь, - и поспешил за ней. Они поднялись на вершину старой башни, где были два наблюдательных пункта, чтобы корректировать стрельбу больших катапульт, расположенных на крыше в дюжине футов ниже. Миранда повернулась на восток и принялась тихо, почти неслышно что-то шептатьнараспев. Когда она открыла глаза, Кэлис с удивлением увидел, что они изменились. Янтарного цвета, с вертикальными зрачками, они делали ее похожей на хищную птицу. Миранда окинула взглядом горизонт, потом закрыла глаза, потерла их, а когда вновь открыла, они были снова обычными,

- Восточная армия, - сказала Миранда, - торжественным шагом движется к городу. Готова поспорить, они будут здесь не раньше, чем на закате. А вероятнее всего, завтра к утру.

Кэлис выругался.

- Если мы выживем, напомни мне сказать королю несколько теплых слов по поводу расторопности некоторых его восточных нобилей. - Он перегнулся через парапет и посмотрел вниз, где продолжались бои.

- Как все это бессмысленно!

Миранда обвила руками его талию и сказала:

- Ты не можешь спасти всех.

Кэлис повернулся к ней и обнял ее:

- Я так по тебе скучал.

- Ну, ты же знаешь, что я теперь с Пугом.

- Да, знаю.

- Он - моя половинка. Я много скрывала от тебя о своей жизни, но когда-нибудь, если будет время, я расскажу тебе, кто я такая и почему я так оберегала свои тайны. Но то, что я скажу сейчас, правда: я люблю тебя, Кэлис. Ты лучше всех, кого я знала за свою очень долгую жизнь.

Кэлис смотрел на нее, словно старался навсегда запомнить ее лицо.

- Но Пуга ты любишь больше.

Миранда пожала плечами.

- Я бы не стала говорить "больше". Он - то, что мне необходимо. А я - то, что необходимо ему, хотя он еще этого не понял; он до сих пор держит в себе слишком много боли.

Кэлис кивнул и повернул ее так, что лицо Миранды уткнулось ему в грудь.

- Уильям, - тихо сказал он.

- И Гамина. Она и Джеймс остались в Крондоре.

Кэлис закрыл глаза.

- Я не знал. - Он вздохнул.

- Потребуется время, но он оправится, - сказала Миранда. Она отстранилась и сказала: - И ты тоже.

Кэлис улыбнулся.

- Я не страдаю.

- Не ври. - Она ткнула ему пальцем в грудь и сказала: - Ты должен мне кое-что пообещать.

- Что?

- Когда мы покончим с этой войной, ты должен вернуться домой, к матери.

Кэлис засмеялся:

- Зачем?

- Так надо. Пообещай мне.

Он пожал плечами.

- Ладно. Я вернусь домой с отцом и навещу свою мать. Что-нибудь еще?

- Да, - сказала Миранда. - Но об этом я тебе скажу позже. Пошли скажем принцу, что помощь не ждет его у восточных ворот.

Они вернулись в зал совещаний, где все сгрудились вокруг стола. Шум битвы не утихал, напоминая рокот прибоя.

Миранда сказала Патрику о том, что увидела.

- Ну что ж, - кивнул принц. - Подождем, пока Пуг не придумает что-нибудь.

Через час в коридоре перед залом появились Пуг с Накором, а с ними - шесть мужчин в длинных мантиях. Накор вбежал в зал и воскликнул:

- Вы должны при этом присутствовать!

Принц Патрик и все остальные поспешили в коридор. Один из людей в мантиях то и дело повторял:

- Я протестую!

- Протестуй сколько влезет, Чалмс, - сказал Накор. - Ты - лучший погодный маг в Мидкемии, несмотря на то что ты у нас как заноза в заднице. Давай же, действуй!

Чалмс всем телом повернулся к Накору:

- А ты выполнишь свою часть сделки?

- Да, - сказал Накор, - разумеется. Только сначала мы должны положить конец войне.

- Отлично. - Старший маг Стардока повернулся к остальным пяти магам и сказал: - Это отнимает немало сил. Я могу потерять сознание, и если это случится, вам придется заканчивать самостоятельно. Мне нужен стол, - сказал он Накору.

- Сюда, пожалуйста, - пригласил Накор.

Все снова вошли в зал совещаний.

- Простите? - сказал Чалмс Патрику.

- Да? - откликнулся принц.

- Не могли бы вы одолжить мне шандал?

Брови Патрика поползли вверх, а Манфред сказал:

- Я позабочусь.

Чалмс открыл мешок, который принес собой, и вынул оттуда свечу и еще какие-то предметы непонятного назначения.

- Где же шандал? - Слуга подал ему шандал, и Чалмс зажег свечу. Он поводил вокруг нее восковой палочкой и поставил на стол. Потом он закрыл глаза и начал творить заклинание.

Через несколько мгновений через окно потянуло прохладой. Накор усмехнулся:

- Дело пошло.

Миранда подошла к Пугу и обняла его за талию.

- Почему ты не мог этого сделать? - спросила она.

- Я мог бы только обрушить на город ураган, который смел бы все на своем пути. Я никогда особенно не углублялся в изучение магии погоды. А ты?

Миранда пожала плечами:

- Я тоже. - Она положила голову ему на плечо и стала смотреть.

Чалмс сосредоточился, и те из присутствующих, кто был знаком с магией, почувствовали нарастающий поток энергии.

Воздух стал холоднее.

Через минуту стало в комнате стало почти морозно, и на фоне шума битвы снаружи послышались тревожные крики. Манфред приказал слугам принести меховые плащи.

Потом начался снегопад.

С обеих сторон рва донеслись растерянные возгласы. Эрик сказал:

- Надо предупредить наших людей, что это делаем мы, ваше высочество.

Принц Патрик кивнул и приказал слуге распространить сообщение, что эта сверхъестественная зима входит в план обороны. Манфред подошел к окну и воскликнул:

- Взгляните!

Все вышли на балкон, выходящий на внешнюю стену и ров. Несколько вражеских солдат перебегали по скользким крышам напротив крепости. Эрик увидел, как один повернулся, поднял лук и натянул тетиву. Эрик крикнул: "Ложись!" - но стрела уже попала в цель.

Эрик потрясение смотрел, как Манфред оседает на пол со стрелой, торчащей из шеи. Пуг метнул огненный шар, и стрелок упал с крыши. Остальные оттеснили принца подальше от балкона, пока вся крыша не была очищена от вражеских лучников.

Эрик подхватил Манфреда, который осел, привалившись спиной к балюстраде. Эрику хватило одного взгляда, чтобы понять, что брат его мертв. Обняв Манфреда, он тихо сказал:

- Дьявол.

Через час уже было ясно, что армия захватчиков в замешательстве отступает. Защитники на стенах цитадели, услышав, что такая погода входит в план принца, возликовали.

У Чалмса начали подгибаться колени, и Пуг усадил его в кресло. Другой маг продолжил манипуляции с погодой. Пока Чалмса отпаивали подогретым вином с пряностями, принц Патрик спросил у Пуга, на большой ли территории установилась эта зима.

- В радиусе пяти миль примерно, - ответил Пуг. - Но если вам угодно, мы можем увеличить это пространство.

Патрик с удивлением покачал головой:

- И долго вы можете ее удерживать?

Пуг улыбнулся:

- Все зависит от того, сколько магов мне удастся вытянуть сюда из Стардока.

Патрик провел рукой по лицу. Усталость оставила темные круги у него под глазами.

- Кузен Пуг, - сказал он, - простите за нескромный вопрос, но, кажется, вы... стали моложе, нежели я помню?

Пуг опять улыбнулся:

- Это долгая история. Расскажу вам вечером.

Снегопад продолжался еще час, пока снежный покров не стал высотой по пояс взрослому человеку. Небо было непроглядно серым, и растерянные птицы, нахохлившись, облепили зубцы крепостных стен, не понимая, пора или еще не пора улетать на юг.

От Главной улицы прибыл отряд, и Эрик увидел во главе его Грейлока и Томаса. Оуэн задрал голову и прокричал:

- Опускайте же мост! Здесь чертовски холодно! Эрик с облегчением рассмеялся, перегнулся через перила балкона и крикнул:

- Опустить мост!

ГЛАВА 28 ВОЗРОЖДЕНИЕ

Эрик поежился.

Даркмур лежал, накрытый снежным одеялом, хотя снег уже начал таять: лето брало свое. Эрик прислонился к стене, глядя, как город возвращается к жизни и солдаты Восточной армии очищают улицы от отставших захватчиков, которые пытались укрыться в сгоревших домах.

На заре Эрик с часовыми без всяких хлопот открыли восточные ворота. Жалкие остатки армии захватчиков, которые еще оставались в городе, не были им помехой. Они были слишком усталые, замерзшие и голодные, чтобы оказать сопротивление, да еще после неожиданного снегопада.

Эрик повернулся и увидел, как свежие войска Королевства торжественно входят в город. Патрик велел собрать всех своих солдат, а вновь прибывших отправил прочесывать хребет Кошмара, и Эрик ждал, когда появятся Джедоу, Харпер и остальные сержанты, кто остался в живых. Уже было получено сообщение, что пигмеи с эльфами тоже собираются по домам.

- Фон Даркмур! - окликнул его знакомый голос.

Эрик увидел внизу Джедоу и помахал ему:

- Как дела?

- Были довольно неплохо, пока не повалил этот треклятый снег. Чуть не отморозил задницу!

Эрик сбежал по лестнице и схватил старого друга за руку. Желая сразу услышать самое плохое, он спросил:

- Сколько?

- Слишком много, - ответил Джедоу. - Пока не могу сказать точно, но слишком много. - Он повернулся взглянуть, как кавалерия из Саладора въезжает в ворота и утренний бриз колышет знамена. - Два дня назад погиб Харпер.

- Дьявол! - пробормотал Эрик.

- У нас опять не хватает сержантов, Эрик, - сказал Джедоу.

- Ничего, главное, что ты остался в живых.

- Что будем делать теперь?

- Принц скажет.

- Отдохнуть нам хотя бы дадут? - спросил Джедоу.

- По-моему, Патрик собирается дать приказ Восточной армии согнать захватчиков с холма. И если у тебя не было других приказов, расположи своих людей где-нибудь поближе к дворцу и раздай всем продовольствие и одеяла.

- Есть, сэр, - сказал Джедоу. - Это им понравится.

- Когда расположишься, сообщи в крепость, где тебя можно найти.

- Сэр! - гаркнул Джедоу и поспешил прочь.

Эрик вновь повернулся к восточным воротам, но, некоторое время понаблюдав за солдатами в ярких мундирах, на свежих лошадях и с чистым оружием, повернулся и зашагал к цитадели.

Постепенно город стал возрождаться. Через три дня после того, как захватчики отошли далеко от Равенсбурга, Эрик услышал со двора знакомый нежный голосок:

- Эрик!

Он повернулся; Китти сидела в фургоне, едущем по направлению к замку, сзади Ру и его жены, рядом с их детьми и семейством Джекоби.

Эрик едва не сшиб сквайра, выбегая во двор, и сам в свою очередь едва не был сбит с ног, когда Китти впорхнула в его объятия. Эрик поцеловал ее и прижал к себе. Потом он отстранил ее на расстояние вытянутой руки и спросил:

- Что ты здесь делаешь? - и посмотрел на Ру. - Ты должен был всех отвезти в Малакз Кросс.

- Ну, мы уже были там, - сказал Ру, слезая с козел. - Потом мы наткнулись на Восточную армию и рассудили, что будет безопаснее тащиться за ней.

- А где Луи? Где Натан, моя мать?

- Они в пути, - ответил Ру. - Я послал их со списком в Малакз Кросс, а сам остался при армии. Они должны приехать сюда завтра.

- С каким еще списком?

- Со списком вещей, которые нужно привезти в Даркмур, - сказал Ру и помахал своим пассажирам, чтобы те вылезали. Потом он похлопал Эрика по груди, а Китти снова поцеловала мужу в щеку. - Мы с тобой понесли крупные финансовые потери, мой друг.

Эрик рассмеялся и еще раз поцеловал Китти. Потом он сказал:

- Тех денег, что я тебе одолжил, я никогда не надеялся больше увидеть.

- Ладно, как бы там ни было, ты мой партнер, - сказал Ру. - Он обвил рукой талию Карли, а Элен подошла и встала рядом. - Мы все - партнеры.

- В чем? - спросил Эрик.

- Эйвери, Джекоби и фон Даркмур! Мило с Натаном грузят в Малакз Кросс вещи, которые мне здесь понадобятся, и я надеюсь вскоре развернуть здесь бойкую торговлю.

Эрик опять засмеялся.

- Ру, ты никогда не изменишься.

- Он уже изменился, - сказала Карли и покраснела. - У нас скоро будет еще ребенок.

Эрик улыбнулся:

- Ну ладно, заходите, а я посмотрю, чем можно вас накормить.

Они пошли к крепости, а Эрик вновь посмотрел на Китти.

- Ты даже не представляешь, как ты красива.

- Нет, - улыбнулась Китти, - зато я знаю, как красив ты.

Эрик сказал:

- Давай поедим, а потом я покажу тебе свою комнату. - Он обнял ее за плечи, и они медленно пошли к крепости, наслаждаясь близостью друг друга.

Эрик вошел, и Патрик сказал:

- Капитан! Вы разместили ваше семейство? - Все, кто был в комнате, засмеялись. В зале заседаний Эрик увидел Оуэна, Кэлиса, Аруту и других уцелевших нобилей Западного Княжества, а также Пуга и Миранду, стоящих в приемной.

Он покраснел.

- Да, сэр.

Накануне вечером Эрик представил Китти принцу, а утром посыльному пришлось изо всех сил барабанить в дверь, чтобы вырвать Эрика из объятий Китти, Приехали Натан, Мило, Розалина и остальные, и принц послал разбудить Эрика, чтобы тот нашел квартиры для своего семейства.

- У меня накопилось достаточно военных и организационных вопросов, чтобы поставить в тупик двух королей и дюжину герцогов, Эрик, - сказал Патрик, - но прежде всего мне хотелось бы покончить с одним, решение которого и так уже затянулось.

Дверь открылась, и Эрик вздрогнул, увидев Матильду, которую ввел в комнату солдат. Вдовствующая баронесса поклонилась принцу, но, когда она взглянула на Эрика, в ее глазах вспыхнула ненависть.

- Миледи, - сказал Патрик. - Я просил прийти, чтобы раз и навсегда внести ясность в один вопрос.

- Ваше высочество? - насторожилась Матильда.

- Ни для кого не секрет, что вы питаете к Эрику фон Даркмуру крайне неприятные чувства...

Матильда его перебила:

- Не называйте его этим именем! Он его недостоин!

- Сударыня! - Патрик хлопнул ладонью по столу. - Вы забываетесь! Я многое прощаю вам, учитывая то, что вам пришлось пережить, но извольте соблюдать приличия!

Старуха едва не откусила себе язык, чтобы промолчать, и слегка поклонилась. Тон Патрика стал ледяным.

- Ваш покойный муж подчеркнуто отказался лишать Эрика права на это имя! Более того, Эрик его заслужил! Оставьте любые попытки причинить вред капитану фон Даркмуру. Это мой человек, и он служит мне. Если с ним что-то случится и нить поведет к вам, сударыня, никакие ваши связи, титулы и происхождение не спасут вас от моего гнева. Вам ясно?

- Да, - сказала Матильда не менее ледяным тоном. Потом она посмотрела на Эрика и с едва сдерживаемой яростью прошипела: - Ну что, ублюдок, теперь тебя уже ничем не остановишь? После смерти Манфреда ты стал единственным из ублюдков Отто, который носит его имя, и твой дружок может в открытую величать тебя бароном.

- Сударыня! Как вы смеете! - Патрик сделал знак гвардейцам вывести баронессу вон.

- Ваше высочество, - сказал Эрик. - Прошу простить меня, но позвольте ей остаться. Я должен сказать ей одну вещь.

Патрик с неохотой кивнул:

- Какую?

Эрик посмотрел на Матильду:

- Сударыня, вы ненавидели меня, не зная меня, всю мою жизнь. В этом я могу обвинять только слабость моего отца к женщинам, хотя, узнав вас поближе, я теперь могу его понять. - При этих словах она ощетинилась. - Возможно, будь вы немного более нежной и любящей, он бы все равно искал удовольствий на стороне, и в этом нет вашей вины. Но это не имеет значения. Мой отец мертв и ваши сыновья тоже. Но я не стану следующим бароном Даркмура. - Эрик пристально посмотрел прямо в глаза старухе. - У вас есть внук.

- Какой? - вскрикнула Матильда. - Что за вздор ты несешь?

Эрик сказал:

- Нет, это не вздор. Он - сын Стефана.

Матильда ахнула и прикрыла ладонью рот. Глаза ее увлажнились.

- Где он?

- Здесь, в замке.

- Кто его мать? Я хочу его видеть!

Эрик подозвал гвардейца и сказал:

- Пойди в трактир за мостом и найди там Мило, владельца постоялого двора в Равенсбурге, и его дочь, Розалину. Приведи их с ребенком сюда.

Патрик вмешался:

- Если вы не возражаете, капитан, лучше не сюда, а куда-нибудь в другое место.

- Приведи их в большой зал, - сказал гвардейцу Эрик.

- Сударыня, - сказал Патрик, - пожалуйста, подождите их там. Я пришлю к вам Эрика через минуту.

Когда баронесса удалилась, Патрик, принц Крондорский, сказал:

- Капитан?

- Ваше высочество? - откликнулся Эрик.

- Там, - сказал Патрик, - всего через несколько миль за стеной этого города - новая западная граница Островного Королевства. Я - принц Крондорский, а Крондора больше не существует! Несмотря на то что все мы знаем, какой ужасной опасности нам удалось избежать, эта война еще далека от окончания. У меня есть к вам поручение, от которого, я надеюсь, вы не откажетесь.

- Сэр?

- Отвоюйте назад Западное Княжество. Верните мне мой принципат!

Эрик посмотрел на Кэлиса, но тот покачал головой.

- Я иду домой, - тихо сказал он и поглядел на Пуга с Мирандой, которые стояли на балконе. - Я обещал.

Оуэн сказал:

- Ты новый Орел Крондора, Эрик.

Эрик остолбенел от изумления, и Патрик уточнил:

- То есть как только вы вернете мне город, - и с горечью добавил: - Или то, что от него осталось, чтобы мы могли начать его восстанавливать. Итак, приказ первый: зимуем здесь, отдыхаем и набираемся сил, а весной идем в Крондор. Выгоняем оставшихся захватчиков и восстанавливаем город. А там посмотрим, что будет дальше.

Эрик понимал, что перед ним поставлена труднейшая задача. Оуэн поспешил его утешить:

- Но вы с женой можете спокойно перезимовать вместе, прежде чем мы начнем.

Эрик мгновение стоял молча, а потом сказал:

- Ваше высочество.

Но мимолетная радость от того, что Эрик был назначен командиром особого отряда Кэлиса, быстро растаяла, когда принц перешел к более грустным назначениям.

- Арута, - сказал он, и лорд Венкар вышел вперед. - Мне нужен новый герцог Крондорский, и им будешь ты. Отец утвердит мой выбор, как только я сообщу ему об этом. Ты и твои сыновья будете мне очень нужны. О, между прочим, Джеймс и Дэшел теперь бароны двора.

Арута поклонился.

- Ваше высочество.

Было ясно, что получение должности, которую занимал его отец, было для него большой честью. Эрик заметил, что лицо Аруты напряглось, и понял, как велика боль, которую причиняли ему мысли о смерти родителей и дяди. Потом он усмехнулся, и Эрик уловил в его облике мимолетное отражение его отца:

- Я думаю, мальчиков позабавит их новый титул.

Патрик улыбнулся Аруте.

- Без сомнения. - Он снова заглянул в список, лежащий перед ним на столе. - Грейлок, вы - новый рыцарь-маршал Крондора, пока я не найду кого-нибудь получше.

- Это не составит для вас труда, ваше высочество, так что, пожалуйста, не тяните с этим делом, - сказал Оуэн.

Патрик подался вперед и тихо проговорил:

- Вам лучше надеяться, что это трудно, потому что, если я найду вам замену, у нас с вами состоится беседа по поводу того, как вы меня одернули. Я не люблю, когда меня трогают руками, даже если вы были правы.

- Понимаю, ваше высочество, - с серьезным видом кивнул Оуэн.

Патрик сказал:

- До весны мы должны выяснить, остался ли у нас хоть какой-нибудь флот. Эрик, я хочу, чтобы вы послали часть своих головорезов в Сарт на разведку.

Кэлис сказал:

- А если мы найдем уцелевшие суда, ваше высочество, куда их направить? В Илит?

Патрик посмотрел карту.

- Нет, я собираюсь открыть торговлю с Дальним Берегом и Закатными Островами. Велите им идти в гавань, которую лорд Викор создал в Шандонском заливе. Предполагалось, что там будет временный причал, но нам придется превратить ее в постоянный порт. - Патрику доложили, что гавань Крондора теперь непроходима и по крайней мере год еще ею нельзя будет пользоваться. - Да, так мы ее и назовем. Порт Викор.

Назначения и перераспределение вновь обретенного Западного Княжества шло полным ходом.

Миранда с Пугом наблюдали за этой процедурой с балкона. Кэлис оставил зал совещаний и присоединился к ним.

- Мы с отцом сегодня вечером уезжаем. - Кэлис посмотрел на Миранду. - Ты сказала, что я должен, оказать тебе одну услугу.

- Да. - Миранда убрала руку с талии Пуга и отвела Кэлиса в сторону. - В Эльвандаре есть одна женщина. Ее зовут Элли.

- Я не слышал это имя, - сказал Кэлис.

- Она родом из-за моря. Ее муж погиб, и теперь она одна в чужих краях со своими сыновьями.

Глаза Кэлиса чуть сузились, и он спросил:

- Близнецы?

-Да.

- Я видел, как они учили других детей играть в мяч, - сказал Кэлис. - Симпатичные детишки.

Миранда сказала:

- Я ничего не знаю о твоем народе, кроме того, что ты мне рассказывал, но я чувствую, что в ней что-то есть. У вас с ней много общего. Разыщи ее, это все, о чем я прошу.

- Мы с ней оба чужие в родном доме, - задумчиво произнес Кэлис.

Миранда дотронулась до его щеки.

- Я думаю, это ненадолго.

По лестнице спустился Томас.

- Сын, нам пора.

- Да, отец, - сказал Кэлис.

Пуг подошел к своему другу детства и сказал:

- Пусть нам не придется много лет ждать новой встречи.

- Согласен, - сказал Томас. Они обнялись. - А ты? Вернешься на Остров Мага?

- Нет. Нам с Мирандой надо еще помочь принцу.

- Когда освободитесь, приезжайте погостить.

- Обязательно.

Томас с Калисом ушли, и Миранда подошла к Пугу. Немного помолчав, она сказала:

- Ну?

- Что? - спросил Пуг.

- Разве тебе нечего мне сказать?

Пуг засмеялся:

- Что например?

Она стукнула его в грудь.

- Ох уж мне эти молодые люди! Почему вы все такие тупые?

Пуг схватил ее и притянул к себе.

- Что ты хочешь от меня услышать? Ты моя жизнь, Миранда. Ты заполнила пустоту в моем сердце, а я уже думал, что никогда больше не буду счастлив. Будь со мной. Стань моей женой.

- Только с одним условием, - сказала Миранда.

- Каким? - спросил Пуг наполовину шутливо, наполовину обеспокоенно.

- Я хочу ребенка.

У Пуга отвисла челюсть. Он отстранился.

- Ребенка? - Он заморгал. - Как? Ведь тебе две сотни лет от роду!

Миранда скорчила ему рожицу:

- Камень Жизни. Я вновь молода и могу стать матерью. - Она притянула его себе и поцеловала: - Или ты хочешь, чтобы я нашла себе кого-то другого?

- Нет! - воскликнул Пуг. - Просто...

- Я знаю, - тихо сказала Миранда. - Но я впервые в жизни пожалела, что у меня не было детей, а теперь у меня появилась такая возможность. - Понизив голос, она добавила: - Любимый, я знаю, каким горем для тебя стала смерть Уильяма и Гамины. Ты говорил, что нет большего несчастья, чем пережить своих детей, но на этот раз все будет иначе, я тебе обещаю.

Глядя ей прямо в глаза, Пуг сказал:

- Я не сомневаюсь.

- Вот и хорошо, - сказала Миранда и повела его вниз по лестнице в комнату, которую им выделил Манфред. - Ну так пойдем делать ребенка.

Пуг рассмеялся.

Ру, Натан и остальные с Эриком привели в крепость Розалину, Мило и Герда. Они вошли в зал; Ру, как обычно, напустил на себя независимый вид, а другие слегка робели. Никто из них, кроме Ру, до этого никогда не удостаивался аудиенции у столь важных персон.

Матильда медленно подошла к Розалине, которая держала на руках мальчика. Герд сразу заинтересовался ожерельем на шее у баронессы и потянулся к нему. Розалина осторожно отвела его руку, а Матильда сказала:

- Нет, пусть поиграет.

- У него режутся зубки, - тихо проговорила Розалина, а Рудольф, ее муж, успокаивающе положил руку жене на плечо.

В глазах Матильды блеснули слезы.

- Он так похож на своего отца.

Розалина покраснела:

- Он хороший мальчик.

Матильда повернулась к Эрику:

- И что же ты предлагаешь? - К ней вернулась ее обычная властность.

- Ничего, - сказал Эрик. - Я ничего не предлагаю. Стефан был бароном, когда зачал Герда. - Розалина потупилась при упоминании об этом событии, а Рудольф крепче сжал ей плечо. - Для меня очевидно, что Герд - барон Даркмурский. - Тон Эрика стал жестче. - А меня Патрик назначит регентом. - Глаза Матильды расширились, и Эрик легко мог понять, о чем она думает: это уловка, с помощью которой Эрик хочет захватить власть в баронстве. Но прежде чем она успела что-то сказать, он добавил: - Однако у меня есть обязанности в Западном Княжестве. Поэтому мне придется передать свои полномочия кому-то еще. - Он подошел к ней и встал напротив. - Вы управляете здесь, миледи. Позвольте Розалине и ее мужу жить в замке или в городе, как они захотят, и ежедневно видеться с мальчиком. Но вы должны вырастить из него следующего барона Даркмурского. - Он помолчал и проговорил совсем тихо: - И постарайтесь воспитать его лучше, чем Стефана, иначе я вернусь. - Лицо Матильды осталось непроницаемым. - Манфред был неплохим человеком. Несмотря на ваши с ним разногласия, он мог быть хорошим учителем для мальчика. Относитесь к Герду как к собственному сыну, и я вас не потревожу. Но если вы хоть чем-то его обидите, я вернусь. Вам ясно?

Матильда смотрела мимо Эрика, и малыш улыбнулся ей.

- Можно мне его подержать? - спросила она.

Розалина передала Герда ей и сказала:

- Герд, это твоя бабушка.

Эрик вышел из зала, и Ру поспешил за ним. В коридоре Ру спросил:

- Ты думаешь, все уладится?

- Хотелось бы, - покачал головой Эрик и, повернувшись к другу, сказал: - Весь следующий год ты будешь крутиться здесь, так что в случае чего немедленно сообщи мне.

Ру усмехнулся:

- А ты куда отправишься?

Эрик улыбнулся и вновь покачал головой:

- Судя по всему, отвоевывать Королевство.

Герольд протрубил, и Патрик сказал:

- Ну что ж, поговорим.

Утром этого дня гонцы принесли весть, что с юга движется большой отряд всадников. Разведка донесла, что над этим войском полощутся знамена Кеша. Теперь же Патрик с Эриком, Оуэном, Пугом и Арутой с нетерпением ожидали гостей у въезда в город, чтобы узнать, для чего кешийская армия забралась так далеко на север.

- Возможно, они пришли, чтобы помочь, - предположил Накор, который шел рядом с лошадью Пуга.

- Что-то я в этом сомневаюсь, - сказал Пуг.

Они подъехали к приблизившимся кешийцам, и один из даркмурских офицеров, выполняя роль герольда, произнес:

- Кто пожаловал к принцу Крондорскому?

Кешийский герольд сказал:

- Ваше высочество, милорды, я имею честь представить вам его превосходительство генерала Бешана Солана.

- Генерал, - кивнул принц Патрик. - Могу я узнать, что привело вас в наше Королевство? Вы, вероятно, заблудились?

- Ваше высочество, - ответил генерал. - Позвольте мне быть кратким. Здесь сыро, и я хотел бы вернуться в наш лагерь. Мы имели возможность близко наблюдать это вторжение, а вы обеспечили нас чрезвычайно ценной информацией относительно дислокации и намерений врага. Тем не менее мы тоже несли потери, когда захватчики пытались вторгнуться на нашу территорию, - продолжал старый служака, - и поэтому мой повелитель, его императорское величество, решил, что прежние границы между Великим Кешем и Королевством нас более не устраивают.

Патрик, казалось, готов взорваться.

- Вы посмели вторгнуться в мое княжество, чтобы сказать, что Империя требует отдать ей земли помимо уже оговоренных?

- По сути, да.

- Генерал, оглянитесь по сторонам. От вашего внимания, надеюсь, не ускользнуло, что основная часть Восточной армии в настоящее время располагается здесь, в Даркмуре. Когда придет весна, я могу с одинаковым успехом отправить войска как на запад, так и на юг. Я уверен, что мне удастся убедить отца подождать годик с восстановлением Западного Княжества, пока мы не успокоим кешийских искателей приключений.

На генерала, казалось, его слова не произвели впечатления.

- Ваше высочество, - сказал он, - при всем уважении к вам должен заметить, что ваша Западная армия разбита и обессилена, а Восточная не может долго оставаться здесь, поскольку в этом случае у вас возникнут неприятности на восточной границе. У вас больше нет флота, о котором стоило бы говорить. Одним словом, вы в состоянии создать для Кеша определенные трудности, но лишь на короткий период. В конечном счете, что вы выигрываете? - Он достал запечатанный свиток: - Его императорское величество просит вашего отца ознакомиться с его условиями.

Патрик кивнул, и солдат взял у генерала свиток. Потом Патрик сделал знак Аруте; тот развернул его и начал читать.

- Проклятие! - воскликнул он, пробежав первые строчки.

- Милорд? - осведомился Патрик.

- Они хотят получить все. Все, что у нас есть на востоке. Кеш требует все земли между Большим Звездным Озером и Мировыми Клыками к западу от Каластийских гор.

- Эти земли исторически принадлежали Кешу, как вам, наверное, известно, - сказал генерал, - до того, как неудачная война с мятежниками на юге заставила нас покинуть наши исконные территории.

- Исконные территории! - воскликнул Патрик. - Ваш монарх болен или его ввели в заблуждение, что ему пришла в голову такая мысль, генерал?

Арута сказал:

- А как же Квег и Вольные Города Наталя?

- Когда придет время, Кеш разберется со своими непослушными отпрысками.

Патрик сказал:

- Если вы соизволите подождать, милорд, я черкну ответ вашему господину. А от меня лично можете передать Дигааи, что официальное объявление войны не заставит себя ждать.

- Ваше высочество? - подал голос Накор.

- Что! - рявкнул Патрик. Он уже кипел от ярости.

- Кажется, я сумею помочь.

- Что ты задумал? - насторожился Пуг.

- Смотри! - Накор достал цуранский шар и исчез.

- Что этот странный человечек имел в виду? - спросил принц.

Пуг сказал:

- Не знаю, но обычно его идеи приносят самые неожиданные плоды. Я думаю, мы можем позволить себе подождать немного.

- Чудесно! - буркнул Патрик.

Через несколько минут Накор возник на прежнем месте.

- Посмотрите на юг, - сказал он.

Все офицеры обеих сторон дружно повернулись к югу и увидели в небе гигантский столб алого света.

- Что это? - спросил кешийский генерал.

- Это Стардок, - сказал Пуг.

- Стардок! - не поверил генерал. - Этого не может быть! Стардок в ста милях отсюда.

- И тем не менее, - сказал Пуг, - этот столб поднимается из Стардока.

Накор кивнул:

- Демонстрация силы. Это чтобы вы знали, что семистам очень рассерженным магам не нравится ваша манера диктовать свои условия.

- Семьсот? - переспросил Пуг. - Я думал, их там всего четыреста.

Накор усмехнулся:

- Мы пригласили в гости своих старых цуранских друзей.

Пуг закатил глаза:

- Три сотни Черных Мантий?

- Ну, может, чуть меньше.

- Семь сотен магов? - переспросил генерал.

- Рассерженных магов, - напомнил Эрик.

- И один очень рассерженный принц, чья Восточная армия стоит лагерем в десяти милях отсюда! - добавил Патрик. - С началом весны вам придется вести войну на два фронта, генерал. И глядя на эту небольшую демонстрацию, вам вряд ли захочется узнать на практике, во что это обойдется империи.

Кешийский генерал покрутил головой и наконец сказал:

-Что вы предлагаете, ваше высочество?

- Сделаем просто, - ответил Патрик. - Вы возвращаетесь к старым границам, а с приходом весны дипломаты моего отца и вашего императора могут сколько угодно вновь обсуждать вопрос о границах.

- К старым границам!

- Да! - выкрикнул Патрик. - Мм забираем Шамату назад! - От его крика конь под ним встал на дыбы. - Подумайте над этим на обратном пути, и лучше бы вам отправиться в этот путь на рассвете, прежде чем я разверну свою армию на юг и сам, невзирая на дождь, поведу ее в этом направлении! Вы меня поняли?

Генерал бросил через плечо взгляд на алое зарево.

- Я понял, ваше высочество.

- Отлично!

Патрик повернул коня и поехал прочь в сопровождении Эрика и Грейлока.

Пуг дождался, пока кешийцы и Патрик уедут, и, когда они с Накором остались вдвоем, спросил его:

- Накор, что ты пообещал Чалмсу и остальным за это зрелище?

Накор приятно улыбнулся:

- Стардок.

- Что? - переспросил Пуг.

- Ну, ты же просил меня что-нибудь придумать, - пожал плечами Накор.

Пуг вкрадчиво поинтересовался:

- Ты отдал им мое герцогство?

- Пришлось. Независимость и от Кеша, и от Королевства - это единственное, за что они согласны сражаться. И цуранцам тоже выгодно иметь беспошлинный проезд в Мидкемию. Да вообще, так или иначе, Стардок бы ты потерял. Не маги, так Кеш. На мой взгляд, этот вариант предпочтительнее.

- Но ты же отдал целое герцогство! Что я скажу королю?

Накор пожал плечами:

- Придумаешь что-нибудь.

ЭПИЛОГ ПОСЛЕДСТВИЯ

Фэндава нахмурился.

Он изучил карты, которые принесли ему его адъютанты, и спросил:

- Что это за место, Кахил?

- Это - город под названием Илит, - ответил капитан, которому был задан вопрос. - Главный порт и единственный выход в море в провинции Джайбон. Он почти не подвергся разрушению, а основная часть его гарнизона была отправлена на юг защищать Даркмур. Там остался только небольшой отряд и несколько кораблей. В Зуне есть другой гарнизон, как и в Лориэле и в Джайбоне. - Он показал эти города на карте. - Однако если мы захватим Илит и удержим его до весны, их будет легко обезвредить.

Армия захватчиков, перегруппировавшись, остановилась возле города Квесторз Вью. Они захватили его всего за день, поскольку город защищали меньше чем один полк регулярной армии и несколько отрядов городского ополчения.

Фейдава кивнул:

- Отлично. Мы возьмем Илит.

Решив, что в Даркмуре ситуация безнадежна, Фейдава повел оставшиеся двадцать тысяч своих людей к побережью. Едва выйдя из-под влияния демона, он оценил положение и понял, что, даже если они захватят Даркмур, им достанутся лишь бесполезные груды камня и мертвых тел. После донесений о внезапном снегопаде и появлении с востока новой армии только круглый дурак рискнул бы бросить армию через перевал, чтобы попробовать захватить давно заброшенный Сетанон. Фейдава даже засомневался, был ли этот демон в своем уме, и после всего, что случилось, каждую ночь возносил молитвы Калкину, благодаря бога игроков за спасение.

Но теперь у генерала были более неотложные дела. Его армия была далеко от дома и лишена продовольствия. Одно было хорошо: чем дальше они уходили на север, тем изобильнее становились земли, и его солдаты начали потихоньку отъедаться.

- Пошлите приказ на юг, - велел он Кахилу, - чтобы все, кому удалось уйти из-под Даркмура, направлялись в Илит, где мы перезимуем.

- Слушаюсь, генерал. - Офицер разведки отдал честь и вышел из палатки.

Кроме того, Фейдаву тревожило то, что саауры где-то поблизости. Если бы удалось поговорить с Джатуком, он, возможно, сумел бы убедить его в том, что сам тоже был жертвой обмана, игрушкой в чужих руках, - но если бы тот не поверил, разгневанный ящер стал бы искать, на ком бы сорвать злость, и Фейдава как высший из уцелевших офицеров армии Изумрудной Королевы подходил для этого как нельзя лучше.

Фейдава присел на маленький табурет. Он был выброшен капризной судьбой на отдаленный берег, но не в его характере было поддаваться обстоятельствам. Он всегда умел извлечь выгоду из любой ситуации, почему, собственно, и вырос от капитана наемников в Истланде до главнокомандующего армией Изумрудной Королевы.

Его старший капитан, Нордан, сказал:

- А что мы будем делать после того, как возьмем Илит, генерал?

Фейдава ответил:

- Мы платили кровью за жадность и честолюбие других, мой старый друг. - Он подался вперед, уперев локти в колени. - Теперь мы будем служить только себе. - Он улыбнулся. Его худое лицо выглядело особенно зловещим в тусклом свете маленькой лампы, висящей на центральном шесте. - Как ты смотришь на то, чтобы стать генералом?

- Но если я стану генералом, как же вы?

- А я - королем, - ответил Фейдава.

Он обвел пальцем область на карте между Крондором и Илитом.

- Западная столица Королевства лежит в руинах, и между ней и Илитом закона не существует. - Он прикинул что-то в уме. - Да, король Горького Моря. Ну как, звучит?

Нордан поклонился:

- Вполне внушительно... ваше величество.

За палаткой дул холодный осенний ветер. Фейдава рассмеялся.

Раймонд ФЕЙСТ ОСКОЛКИ РАЗБИТОЙ КОРОНЫ

Джону и Аните Эверсон, которые были со мной с самого начала.

Нет долга без веры.

Бенджамин Дизраэли, граф Биконсфилд. «Танкред», кн. II, гл. 1

Пролог

Генерал постучал в дверь.

— Войдите. — Самозваный король Горького моря оторвался от чтения записки, только что переданной ему капитаном Кахилом, начальником разведки.

Генерал Нордан вошел, стряхивая снег с плаща.

— И холодное же королевство вы для нас нашли, ваше величество, — сказал генерал шутливо и кивнул Кахилу в знак приветствия.

Фэйдава, бывший командующий армией Изумрудной Госпожи змей, а теперь правитель города Илит и окружающих его территорий, отозвался:

— Пусть тут и холодно, зато есть еда и дрова. — Он махнул рукой в южном направлении. — Сюда до сих пор добираются от Даркмура наши отставшие отряды, и, по рассказам людей, дела в Западных землях совсем плохи.

Нордан жестом спросил разрешения сесть, и Фэйдава кивнул. Старые друзья, они тем не менее предпочитали придерживаться формальностей, соответствующих нынешнему высокому положению бывшего командующего. На щеках у генерала все еще были заметны ритуальные шрамы, знаки верности пантатианцам. Он размышлял о том, не найти ли священника-целителя, который мог бы их свести, — последнего верховного жреца он убил сам, когда понял, что пантатианцы не лучше, чем он сам, разбирались в происходящем. Генерал считал, что теперь он не обязан подчиняться никому, раз занимает высокое положение в богатой стране и имеет собственную армию. Правда, Кахил как-то заметил ему, что жутковатые шрамы внушают людям невольное почтение… Кахил служил Изумрудной Госпоже змей, до того как демон расправился с ней, но выказал себя ценным советником и после смены командования в армии с Новиндуса.

По последним подсчетам, более тридцати тысяч человек добрались до южной границы герцогства Вабон. Фэйдава занимался их приемом и размещением, и теперь он контролировал все территории от Илита: на юг до Вершины Квестора, к северу до окрестностей Зана, а к западу до Наталя. На сегодня в Натале его солдат было больше, чем жалких сил обороны самого города. Захватил он и Ястребиный овраг, что позволяло ему держать в своих руках жизненно важный перевал через горы на Востоке.

— Кое-кому из наших не по нраву сидеть здесь, — сказал Нордан, прокашлявшись. — Они подумывают найти корабль и уплыть обратно за море.

— Куда? — язвительно поинтересовался Фэйдава. — В сожженные земли, где теперь бесчинствуют варвары? Что осталось там от цивилизации, кроме гномьей крепости в горах Ратнагари и поселений немногих выживших джешанди на Севере? Они что, думают, там еще город стоит? Разве там можно жить? — Фэйдава почесал макушку, выбритую наголо за исключением одной длинной пряди, символа его преданности темным силам Изумрудной Госпожи змей. — Еще такие разговоры услышишь, можешь сразу отвечать, что весной пусть отправляются куда хотят, если умудрятся найти и захватить корабль. — Он смотрел в пространство, будто видя там что-то интересное. — Ненадежные люди мне здесь не нужны. Предстоят серьезные бои.

— С Королевством?

— Ты же не думаешь, что они будут просто сидеть и смотреть на нас и не попытаются вернуть свои земли? — вздернул брови Фэйдава.

— Нет, конечно, но их сильно потрепали в Крондоре и Даркмуре. Пленники говорят, что у них почти не осталось боеспособных войск.

— Верно — если они не приведут из Даркмура Восточную армию, — сказал Фэйдава. — На этот случай мы должны как следует подготовиться.

— Что ж, — отозвался Нордан, — до весны мы все равно этого не узнаем.

— До весны всего три месяца, — усмехнулся Фэйдава. — Времени у нас не так много.

— У тебя есть план?

— Разумеется, — оскалился генерал. — По возможности я хочу избежать войны на два фронта. Но если я сваляю дурака, то против нас выступят все четыре фронта. — Он указал на карту на стене, где красным флажком было обозначено место их теперешнего нахождения — замок правителя Илита, погибшего, по свидетельствам очевидцев, так же как и герцоги Вабона и Ламута. — Если наша информация верна, мы встретимся с мальчишкой в Ламуте. — Он потер подбородок. — Ламут нужно взять, как только начнется весеннее таяние, а к середине лета у нас в руках должен быть Вабон. — Он улыбнулся. — Отправь письмо в Наталь… — Он повернулся к Кахилу: — Какой у него титул?

— Первый советник, — подсказал начальник разведки.

— Пошли первому советнику благодарность за то, что его город гостеприимно разместил наших людей на квартирах этой зимой, и отправь ему золота. Тысячу слитков… будет в самый раз.

— Тысячу? — переспросил Нордан.

— У нас она есть, а потом добудем еще. Потом выведи оттуда наших людей и переправь их сюда. — Он взглянул на своего старого друга. — Так мы обезопасимся по крайней мере от первого советника, до тех пор, пока не вернемся, чтобы захватить Наталь.

Потом он снова повернулся к карте.

— А Дуко и его армия нужны мне в Крондоре.

Нордан удивленно приподнял бровь.

— Не нравится мне этот Дуко, слишком уж много мнит о себе, — поморщился Фэйдава. — То, что мы с тобой оказались у пантатианцев на высоких должностях, — чистая случайность; мы вполне могли попасть под командование Дуко.

Нордан кивнул.

— Но он хороший командир и не задает лишних вопросов.

— Это точно — поэтому он мне и нужен на передовой, а ты будешь у него в тылу, в Сарте.

— Но почему Крондор? — Нордан покачал головой. — Там же нет ничего ценного для нас.

— Если пока и нет, так скоро будет, — ответил Фэйдава. — Это их западная столица, город их принца, и они вернутся туда, как только смогут. — Он кивнул в ответ своим мыслям. — Да, если Дуко будет их отвлекать, пока мы не захватим весь Вабон, то потом мы сможем заняться Вольными городами и районом Дальнего берега. — Он указал на западные районы Королевства. — Мы снова займем Крондор и вернемся к прежней линии фронта. Что это за место?

— Хребет Кошмара.

— Подходящее название, — ухмыльнулся Фэйдава. — Ладно, я не жадный. С меня хватит титула короля Горького моря. Мы позволим Королевству Островов оставить себе Даркмур и земли на Востоке. Пока позволим, — добавил он с улыбкой.

— Но сначала мы должны вернуть Крондор.

— Нет, — сказал генерал, — мы должны только заставить их подумать, что хотим вернуть Крондор. Дворяне в Королевстве не такие самовлюбленные идиоты, как у нас на родине. — Он вспомнил, как был потрясен жрец-правитель Ланады, когда Фэйдава и его армия не подчинились приказу и не покинули его город. — Они умны и преданны королю; они нас непременно атакуют, и атакуют всерьез. Это уж точно. Нет, пусть лучше считают, что наша цель — Крондор, и когда они поймут, что мы закрепились в Вабоне, то, возможно, решат с нами договориться — а может и нет, но так или иначе, когда Вабон будет наш, мы здесь останемся. Пусть сами разбираются с Дуко, чтобы он не зарывался.

— Если позволите, — сказал Нордан, вставая, — я скажу недовольным, что они могут отплыть весной.

Фэйдава жестом разрешил ему удалиться, и генерал откланялся, оставив Фэйдаву наедине с Кахилом.

— Подожди немного, — повернулся Фэйдава к капитану, — потом проследи за Йорданом и посмотри, с кем он будет говорить. Заметь, кто верховодит недовольными. Я думаю, до весны с ними непременно что-нибудь случится, и мы покончим с этой чепухой насчет возвращения вНовиндус.

— Конечно, ваше величество, — отозвался начальник разведки. — Кстати, я восхищен вашим планом направить Нордана в Сарт.

— Планом? — удивился Фэйдава.

Кахил наклонился поближе, положил руку на плечо Фэйдаве и прошептал:

— Сосредоточить всех ненадежных офицеров на Юге, чтобы, когда враг заставит нас заплатить за вторжение, расплачивались те, кого не жалко потерять.

Фэйдава опять уставился в пространство, будто прислушиваясь к какому-то далекому голосу.

— Да, это мудро.

— Вы должны окружать себя теми, кому можно доверять, — продолжал нашептывать Кахил. — Вам нужно вернуть Бессмертным их прежнее положение.

— Нет! — воскликнул Фэйдава. — Эти безумцы служили темным силам…

Кахил перебил его.

— Не темным силам, ваше величество, а огромным силам. Силам, которые могут отдать в вашу власть не только Вабон, но и Крондор.

— Крондор? — переспросил Фэйдава.

Кахил дважды хлопнул в ладоши, и дверь открылась. Вошли два воина с ритуальными шрамами на щеках как у самого Фэйдавы, и Кахил бросил им:

— Головой отвечаете за безопасность короля.

— Крондор… — повторил Фэйдава.

Кахил встал и вышел. Когда он закрыл за собой дверь и король уже не мог видеть его, на лице капитана промелькнула легкая улыбка. Он отправился выполнять поручение — следить за Норданом и отмечать для последующего уничтожения тех, кто хоть в какой-то степени мог быть заподозрен в неверности.

Тем временем, глянув на солдат, Фэйдава сделал им знак отойти подальше. Шрамы у них на лицах напомнили ему о неприятном времени, когда он запутался в магии Изумрудной Госпожи змей, и о пропавших попусту месяцах, когда ее армией командовал демон. Фэйдава терпеть не мог, когда его использовали, и готов был убить любого, кто снова попытался бы обойтись с ним так, как это делала змеиная королева.

Он подошел к карте на стене и принялся за разработку плана весенней кампании.

1 Зима

Ветер утих.

Дэш ждал. Глаза его слезились от жгучего морозного воздуха, но он по-прежнему не отводил взгляда от дороги внизу. Восстановление Даркмура продвигалось медленно; мешали постоянные дожди и снегопады. Погода этой зимой выдалась неустойчивая — то рабочие, укреплявшие стены вокруг западной части города, шагу не могли сделать, чтобы не поскользнуться, а то вдруг телеги с необходимыми припасами застревали в непролазной грязи.

Сейчас все снова обледенело, и Дэш радовался только тому, что хотя бы снега пока не было. Клонившееся к закату солнце на безоблачном небе создавало иллюзию тепла. Эта зима казалась Дэшу самой нескончаемой в его недолгой еще жизни, хотя он понимал, что дело тут было и в его настроении, а не только в погоде.

Близился вечер, и в неподвижном морозном воздухе городской шум слышен был особенно отчетливо. Если получится, новые ворота будут закончены к закату, и тогда, пусть даже оставалась еще куча дел, в городе станет хоть чуть-чуть безопаснее.

Дэш устал так, как никогда еще не уставал за все свои двадцать лет жизни. Помимо того что на него навалилось невообразимое количество дел, так к этому еще прибавлялась тревога за брата Джимми, который сильно запаздывал.

Джимми отвечал у них за разведку, добывая информацию за линией фронта. Принц Крондорский Патрик решил к весне решительно и молниеносно выступить против Кеша, который представлял собой угрозу для южных окраин Королевства. Возвращать земли, потерянные во время вторжения прошлым летом, выпало на долю Оуэна Грейлока, рыцаря-маршала Крондора, и Эрика фон Даркмура, капитана отборного отряда Кровавых Орлов.

Для осуществления всех этих планов принц срочно нуждался в информации о действиях захватчиков между Даркмуром и Крондором. Джимми вызвался поехать и разведать, что там творится.

Он должен был вернуться три дня назад.

Дэш подошел к краю патрулируемой зоны — линии обгоревших стен, которые обозначали западную границу города Даркмура. В самом городе стояла армия принца, так что на расстоянии дня езды от него в округе было безопасно, но эти руины и кучи камней служили отличным прикрытием для засад, и там не раз находили убежища банды мародеров и уголовников.

Дэш окинул взглядом горизонт, высматривая брата. Зимний лес внизу был почти безмолвен, только иногда шелестел падавший с веток снег. Где-то вдали вдруг раздавался треск начинавшего ломаться льда. В зимнем морозном воздухе звук разносился на мили вокруг.

Наконец он что-то услышал. Издалека доносился слабый звук — не стук копыт по камням и замерзшей грязи, который надеялся услышать Дэш, а скрип льдинок под ногами путника. И кто бы ни издавал этот звук, приближался этот человек неспешным шагом.

Дэш сжал рукоять меча, медленно вытаскивая оружие из ножен. Если недавние войны чему и научили его, так это всегда быть настороже. За пределами крепости, в которую превратился город Даркмур, безопасных мест не было.

Заметив на расстоянии движущуюся фигуру, он сосредоточился на ней. Одинокий путник брел по дороге. Он шел размеренным шагом, но через определенные промежутки времени начинал набирать скорость и переходил на легкий бег. Дэш понял, что человек сто шагов шел, а потом сто шагов бежал трусцой — в детстве учителя воинского дела накрепко вдолбили им с братом этот ритм. Таким образом можно было за день покрыть пешком не меньшее расстояние, чем на лошади, а за несколько недель — даже и большее.

Дэш не отрываясь смотрел на дорогу. Теперь уже можно было различить, что путник укутан в тяжелый серый плащ; такая одежда не позволяла в зимний сумрак разглядеть его издали.

Человек еще приблизился, и Дэш разглядел, что шляпы на нем не было, но он обмотал голову плотной тканью или шарфом. На боку у него висел меч, а перчатки на руках были разные.

Снег у него под ногами с каждой минутой скрипел все громче, и наконец путник остановился перед Дэшем, поднял голову и сказал:

— Дай пройти.

Дэш отвел коня в сторону и развернул его в направлении Даркмура. Он убрал меч, подстегнул коня и поехал рядом с идущим человеком.

— Что, коня потерял? — поинтересовался он. Джимми, брат Дэша, ткнул пальцем назад, себе за плечо.

— Да, там где-то.

— Какой ты невнимательный, — пожурил его младший брат. — Хороший был конь.

— Я знаю, — отозвался Джимми. — Но мне неохота было его тащить. Он, знаешь ли, пал.

— Жаль. Конь был и правда хороший.

— Мне его, между прочим, больше не хватало, чем тебе, — огрызнулся Джимми.

— Тебя подвезти? — поинтересовался Дэш.

Джимми остановился, повернулся и посмотрел на брата. Сыновья лорда Аруты, герцога Крондорского, были ни капли не похожи друг на друга. Стройный светловолосый Джеймс тонкими чертами лица и голубыми глазами напоминал бабушку. Дэшел был похож на деда, с такими же упругими темными кудрями, темными глазами и насмешливой улыбкой. По характеру, однако, они были словно близнецы.

— Ну наконец-то догадался предложить, — сказал Джимми, протянув Дэшу руку.

Он устроился за спиной брата, и они медленно поехали к городу.

— Что там? Плохо? — осторожно спросил Дэш.

— Хуже некуда, — ответил Джимми.

— Хуже, чем мы думали?

— Хуже, чем мы вообще могли себе представить. Дэш умолк, зная, что его брат доложит обо всем лично принцу, и тогда он тоже услышит все подробности.* * *Джимми взял чашку горячего кофе со сливками и поблагодарил кивком. Слуга поспешно удалился, закрыв за собой дверь. Джимми сидел в личном кабинете принца, а хозяин кабинета, маршал Оуэн Грейлок, Арута, герцог Крондорский, и Эрик фон Даркмур терпеливо ждали его доклада.

Патрик, принц Крондора и правитель Западных земель Королевства Островов, решил, что пора переходить к делу:

— Ну так что же ты там обнаружил?

Джимми сделал первый глоток горячего кофе и невесело сообщил:

— Дела куда хуже, чем мы думали.

Патрик послал пятерых разведчиков на запад, к Крондору, своей столице, а вернулись пока только трое. Из доставленной ими информации картина складывалась мрачная.

— Продолжай.

Джимми поставил чашку на стол:

— Я добрался до Крондора. Это было сложновато, но те солдаты, что еще остались на дороге, — не больше чем обычные бандиты. Пара месяцев дождя, снега и слякоти, и они уже засели в укрытия и носа не высовывают.

— А что Крондор? — нетерпеливо спросил Патрик.

— Он почти опустел, — ответил Джимми. — Мне попались несколько человек, но никто не хотел со мной разговаривать, да я и сам, честно говоря, не особо стремился заводить беседы. Из тех, кого я заметил, большинство были солдаты, которые мародерствуют в развалинах. — Джимми устало потянулся и снова глотнул кофе. — Хотя что они там рассчитывают найти, я не представляю. — Он посмотрел на Патрика. — Ваше высочество, такого, как в Крондоре, я не видел даже в самых ужасных своих кошмарах. Камни все почернели, и не осталось ни одной не обгоревшей доски. Воздух все еще пропитан гарью, хотя пожары уже несколько месяцев как кончились. Дожди и снег пока не очистили город. Дворец…

— Что с дворцом? — встревожился Патрик.

— Дворца больше нет. Наружные стены уцелели, но в них большие проломы. Внутри просто куча почерневших от огня обломков — деревянные балки прогорели и некоторые стены обвалились. Только древняя башня еще стоит, хотя от нее осталась одна выгоревшая каменная кладка. Я поднялся внутрь по каменным ступеням — деревянного там нет уже ничего — и добрался до крыши. Оттуда я увидел весь город и территории за ним к северу и к западу. Гавань полна затопленных кораблей, с почерневшими, гнилыми мачтами. Доки разрушены. Большую часть улицы сразу за доками тоже сровняли с землей. Все здания в западных кварталах либо опустошены, либо разрушены, словно огонь горел яростнее всего именно там.

Арута, герцог Крондорский, мрачно кивнул. Его отец, лорд Джеймс, носивший этот титул до него, поджег город, чтобы поймать захватчиков в огненную ловушку, и погиб при этом вместе со своей женой, матерью Аруты. Арута знал, что квегское горючее масло в канализации под городом было размещено так, чтобы сосредоточить повреждения там, где его отец считал это самым необходимым, — в доках, рядом с кораблями, с которых высаживались войска, потом в лабиринте улочек беднейшей части города, потом в купеческом квартале.

— Центр города в ужасном состоянии, но одно-два здания с каждой улицы можно восстановить. Остальные придется снести, прежде чем начинать новое строительство. Восточная треть также сильно пострадала, но там можно восстановить многие здания.

— А что с пригородными имениями? — спросил Эрик, вспомнив о большом доме своего друга Руперта в дне езды к востоку от Крондора.

— Многие сгорели дотла; другие разграблены и опустошены. Некоторые были захвачены — похоже, там разместились вражеские отрядные штабы, так что я не стал подходить ближе.

Джимми сделал паузу, маленькими глотками отпивая горячий, бодрящий кофе. Заметив нетерпение во взглядах Патрика и Аруты, он продолжил:

— Я как раз собирался уезжать, но тут мимо того места, где я устроился, проехал отряд по меньшей мере в сотню человек. — Он взглянул на брата. — Тот постоялый двор на улице Ткачей, помнишь, где ты еще в драку ввязался? — Дэш кивнул, и Джимми продолжил, снова повернувшись к принцу: — Он на небольшом холме, и крыша там осталась цела, что меня порадовало, но что лучше всего — оттуда ясно видны Верхняя улица и Дворцовая дорога и еще несколько переулков, ведущих к Северным воротам.

— Так что с солдатами? — напомнил ему Оуэн Грейлок.

— Если я правильно понимаю систему сигналов, которой пользуются наемные отряды, генерал Дуко сейчас на пути в Крондор или уже там.

Эрик в сердцах выругался, потом спохватился и глянул на Патрика:

— Прошу прощения, ваше высочество.

— Я понимаю, — ответил Патрик. — Судя по сообщениям, которые я читал, Дуко нешуточный противник.

— Да уж, — сказал Эрик, — проблем с ним будет предостаточно. Он без устали наседал на нас по всему северному флангу вдоль хребта Кошмара и при этом не тратил зря солдатских жизней. По уровню владения тактикой и развертывания сил он близок к генералам Королевства.

Оуэн кивнул.

— Если он в Крондоре и получил приказ удержать его, то наша задача становится куда труднее.

Патрик был явно обеспокоен. С минуту он помолчал, но потом все-таки спросил:

— Зачем им вводить войска в Крондор? Там ничего не осталось, и чтобы защищать свой южный фланг, он им не нужен. Неужели они знают о нашей новой базе в Порт-Викоре?

— Возможно, — сказал Оуэн. — Или они просто хотят помешать нам использовать Крондор как передовой форпост.

Патрик внезапно показался Джимми усталым и встревоженным. После очередной долгой паузы принц проговорил, вздохнув:

— Нам нужно больше информации.

Братья обменялись взглядами; они оба знали, что за этой информацией пошлют именно их.

— Долго ты там был? — спросил Патрик у Джимми.

— Они стали строить укрепления прямо у меня на глазах, так что я двинулся к Восточным воротам, чтобы убраться оттуда, пока меня не заметили. Из города я выбрался, но между Крондором и Равенсбургом наткнулся на патруль. Я ушел от них лесом, но коня моего они подстрелили.

— Патруль? Так далеко на Востоке? — Патрик кинул тревожный взгляд на Оуэна.

Грейлок лишь беспомощно пожал плечами и переадресовал невысказанный вопрос принца Эрику:

— А ты что думаешь?

Судя по лицу Эрика, он был не менее озадачен, чем остальные присутствующие.

— Мы получали сообщения от беженцев, что генерал Фэйдава может снова двинуться на юг или, по крайней мере, обозначить там свое присутствие, послав войска. Если Дуко в Крондоре, эти слухи верны. Но патрули на Востоке означают, что они быстро развертывают силы, чтобы встретить нас, если мы вздумаем отвоевать Крондор.

— Там же адски холодно, — недоумевал Патрик. — Что он задумал?

— Если б мы знали, нам бы не пришлось мотаться по этому адскому холоду, — суховато заметил Дэш.

Оуэн улыбнулся. Герцог Арута попытался скрыть усмешку, но безуспешно.

— Верно, — сказал Патрик, не обращая внимания на нарушение протокола. Они все провели зиму в такой тесной близости, что вне официальных советов скорее напоминали дружескую компанию.

Захватчики потерпели поражение в битве у хребта Кошмара, но Западным землям Королевства Островов был нанесен слишком большой ущерб. Приближалась весна, а с ней и возможность войсковых маневров, и Патрик отчаянно пытался понять, что же творилось на его землях.

Он повернулся к Грейлоку.

— Когда вы можете выступить?

— Выступить? — переспросил Оуэн.

— Как скоро вы можете выступить с войсками и снова взять город?

— Я могу собрать людей и приготовиться к походу меньше чем за неделю, — доложил Оуэн. — Часть гарнизона рассеяна вдоль хребта и на склонах по направлению к долине Грез, но большая часть войск стоит неподалеку, и собрать отряды будет нетрудно, хотя пока нам явно не хватает данных, чтобы определить, с чем придется столкнуться.

Патрик выпрямился.

— Я надеялся получить более детальные данные от разведки.

Джимми глянул на отца, но тот слегка покачал головой, давая ему знак не отвечать. Дэш слегка приподнял брови, соглашаясь с братом, что принц допустил бестактность.

— У нас мощный фронт на Юге, — продолжал Патрик, — и все основные отряды Восточной армии готовы противостоять любому вторжению из Кеша, но сил снова занять Западные земли у нас не хватает.

Джимми промолчал.

Принц наконец обратил внимание на усталого разведчика.

— Ты свободен, — сказал он. — Пойди вымойся и переоденься. Мы еще раз обсудим все это после ужина.

Выходя, Джимми заметил, что отец и брат последовали за ним. Все трое остановились прямо за дверью.

— Мне надо возвращаться, но я хотел убедиться, что у тебя все в порядке. — Арута приобнял сына за плечи.

— У меня все в порядке, — успокоил его Джимми. После смерти деда и бабушки с лица Аруты не сходили тревога и напряжение, к тому же он очень мало спал. — Просто ноги замерзли.

Арута кивнул и на мгновение сжал плечо сына.

— Поешь и отдохни. Дел еще полно — может, Патрик и готов идти в атаку на врага, но нам нужно куда больше информации.

Герцог открыл дверь в кабинет и вернулся обратно на совещание к принцу.

— Я пойду с тобой на кухню, — заявил Дэш тоном, не допускающим возражений.

— Ладно, — согласился Джимми.

* * *

Эрик вошел в кухню и помахал Мило, стоявшему на другом конце огромного помещения. Хозяин трактира из его родного Равенсбурга и его жена нашли работу на кухне замка, чтобы быть поближе к своей дочери Розалине, матери следующего барона Даркмура. Розалина и ее муж, пекарь Рудольф, поселились в замке и растили маленького барона.

Мать Эрика сейчас жила неподалеку от замка — это было благоразумнее, потому что они с вдовствующей баронессой давно враждовали: Матильда фон Даркмур годами страдала от публичного унижения, зная, что Фрейда, мать Эрика, родила его от покойного барона Отто. Отчим Эрика, Натан, отдавал все силы работе в кузнице баронства, готовя оружие к наступающей весенней кампании. Иногда такое обилие родственников казалось Эрику чрезмерным, но в общем ему нравилось, что семья рядом.

Эрик опустился на скамью около обеденного стола для слуг.

— Ты как? — спросил он Джимми.

— Просто устал. Один раз мне чуть конец не пришел, но ничего, обошлось. Я тогда только что потерял лошадь и прятался от патруля, залез под корягу и чуть там не замерз. Когда они наконец-то ушли, я едва мог пошевелиться.

— Ничего не отморозил? — спросил Эрик.

— Не знаю, — ответил Джимми. — Сапоги я еще не снимал, а пальцы вроде в порядке. — Он пошевелил ими.

— Здесь у нас есть священник-целитель. Храм Дэйлы в Рилланоне прислал его в качестве советника для принца.

Дэш усмехнулся.

— Ты хочешь сказать, король заставил их прислать целителя на случай, если Патрика ранят?

— Что-то в этом роде, — признал Эрик, улыбаясь. — Пусть он взглянет на твои ноги.

Джимми, проглотив кусок, с сомнением вопросил:

— И почему мне кажется, что вас больше волнует моя боеготовность, капитан, а не мое здоровье?

Эрик пожал плечами.

— Потому что ты прекрасно знаешь, как делаются дела при дворе.

На лице Джимми внезапно проявилась усталость, будто он наконец позволил себе снять маску.

— Скоро? — спросил он.

— К концу недели, — сочувственно ответил Эрик. — Еще три-четыре дня.

Джимми кивнул и встал:

— Тогда лучше я поищу этого священника.

— Вниз по коридору от комнат принца, рядом с моими. Его зовут Герберт. Скажи ему, кто ты такой, — а то выглядишь ты как нищий.

Дэш проводил брата взглядом и объяснил Эрику:

— Пока ноги отходят, ему больно даже наступать на них. Наконец этому священнику найдется дело.

Эрик взял у Мило предложенную чашку кофе, поблагодарил его и повернулся к Дэшу.

— Уже нашлось. У меня десятка два солдат в строю, которые все еще валялись бы недееспособные, если б не этот священник. И Накор.

— Где, кстати, этот чудак? — спросил Дэш. — Я его уже неделю не видел.

— В городе, ищет, кого бы обратить в свою новую веру.

— И как, удается ему находить благословенных, которые разносили бы весть о добре?

Эрик рассмеялся.

— Найти зимой среди оголодавшего от войны народа хоть кого-нибудь, согласного работать ради добра, может оказаться не под силу даже хитрецу Накору.

— Но кого-нибудь он уговорил?

— Да, нескольких. Один-два человека всерьез заинтересовались, остальные надеются, что их накормят.

Дэш кивнул:

— Может, лучше пошлешь меня на следующее задание? Джимми не мешало бы отдохнуть.

— Нам бы всем не помешало, — сказал Эрик и покачал головой. — Для тебя тоже есть дело, друг мой, — мы отправляемся в путь.

— Куда? — с готовностью отозвался Дэш.

— В Крондор. Патрик не может сидеть здесь вечно. А если доклад твоего брата сходится с той информацией, что до нас доходит, то чем дольше мы ждем, тем больше сил Фэйдава наберет в Крондоре. Возможно, нам придется атаковать их всеми доступными силами, и куда скорее, чем того хотелось бы. На южной границе существует угроза вторжения Кеша, так что Патрик хочет оставить Восточную армию здесь. Король, правда, уже приказал некоторым частям вернуться — похоже, на Востоке кое-кто зашевелился, увидев, что за ними не приглядывает ни армия, ни флот. Так что Патрик торопится вернуть Крондор, пока король Боуррик не отзовет еще больше солдат обратно на Восток.

— Так сколько нас отправляется в Крондор? — спросил Дэш.

— Прежде всего, мои Орлы, — сказал Эрик, имея в виду особый отряд под названием Кровавые Орлы, собранный и подготовленный покойным герцогом Крондорским Джеймсом, дедом Дэша и Джимми. — У нас будут кое-какие вспомогательные войска, команда Дуги — большой отряд из бывших наемников, перешедших на сторону Королевства, — и следопыты капитана Субаи.

— Это все? — удивился Дэш.

— Для начала все, — ответил Эрик. — Мы не собираемся отвоевывать все земли за неделю. — Он сделал глоток кофе. — По плану мы найдем участок, который сможем удержать, и он станет нашей отправной точкой для захвата Крондора.

— Звучит красиво, — в тоне Дэша чувствовался сарказм, — если забыть, что там нас уже ждет вражеское войско. — Он посмотрел на Эрика. — Вообще, в чем дело? Почему Патрик так спешит вернуть город? Если отвлечься от Крондора, то я могу предложить с полдюжины мест, откуда можно начать отвоевание Западных земель; мы могли бы, например, встать лагерем на Востоке, отрезать захватчиков и взять их измором.

— Я знаю, — отозвался Эрик, — но дело тут отчасти в гордости. Это город Патрика, столица его герцогства. Он не так долго успел пробыть принцем Крондора, прежде чем город пал; а ему еще ведь приходится считаться с памятью о легендарном предшественнике.

Дэш кивнул:

— Мы с Джимми выросли в Рилланоне и встречали принца Аруту всего несколько раз: когда я дорос до того, чтобы оценить его, он был уже стар. Но рассказов о нем я слышал много, и от отца, и от других людей. Удивительный был человек! — Он взглянул на Эрика и сказал: — Ты думаешь, Патрик считает, что Арута удержал бы город?

— Что-то в этом роде, — кивнул Эрик. — Мне принц таких вещей говорить не станет. Но дело тут не только в уязвленной гордости. Надо принимать в расчет экономические соображения. Гавань будет бесполезна еще многие годы. Если бы у нас хватало людей и специального снаряжения, да еще бы нам выделили несколько волшебников в помощь, то даже тогда понадобился бы год или больше, чтобы очистить гавань. А сейчас я даже не представляю, станет ли крондорский порт таким значительным, как раньше. Но у нас теперь есть новый порт, южнее, в Шендонском заливе, Порт-Викор, и чтобы мы могли им пользоваться, необходимо обеспечить свободный торговый путь оттуда к остальным западным городам; а для этого нужно, чтобы Крондор был в наших руках. Нам он не нужен, но нельзя допустить, чтобы генералы Фэйдавы использовали его как базу для атак на нас. — Он понизил голос, будто не желая, чтобы его услышала капризная судьба. — Если нас отрежут от Порт-Викора, то, возможно, Восточным и Западным землям никогда не удастся снова объединиться.

— Скорее всего, — кивнул Дэш. — Это логично.

Эрик поставил пустую кружку и, вставая, вздохнул:

— Только это в последнее время и логично.

Дэш согласно кивнул в ответ на его слова. Глядя снизу вверх на своего рослого друга, он сказал:

— Что-то я давно не видел своего бывшего хозяина. Как поживает твой друг Руперт?

Эрик улыбнулся.

— Ру переправляет по грязи и льду невероятное количество товаров, чтобы первым доставить в Даркмур все, что нам необходимо. — Он усмехнулся. — Он сказал мне, что, согласно его учетным книгам, он самый богатый человек в мире, но золота у него почти не осталось, так что его единственный шанс — обеспечить выживание Королевства и дождаться, пока корона с ним расплатится.

— Странноватая разновидность патриотизма, тебе не кажется?

Эрик с улыбкой пожал плечами.

— Если бы ты знал Ру так же хорошо, как и я, то понял бы, что это совершенно в его стиле. — Он помедлил и с легким сожалением глянул на пустую кружку, задумавшись, не налить ли еще кофе. Передумав, он заявил: — Пойду-ка я лучше посмотрю, что нужно Оуэну.

После его ухода Дэш еще немного посидел в шумной кухне, обдумывая разговор, потом встал и отправился проведать Джимми.

* * *

Когда Дэш вошел в комнату Джимми, священник как раз уходил.

Дэш уселся на кровати рядом с братом, лежавшим под тяжелым шерстяным одеялом.

— Быстро вы управились.

— Он дал мне что-то выпить, натер ноги какой-то мазью и велел поспать.

— Надеюсь, все в порядке?

— Если б не он, — Джимми кивнул головой в ту сторону, куда ушел священник, — я бы остался без пальцев ног.

— Да… невеселые ты принес вести.

Джимми вздохнул.

— Мне попадались места, где люди варили суп из коры деревьев.

Дэш выпрямился.

— Патрику это не понравится.

— Как тут без меня? — спросил Джимми, зевая.

— Судя по депешам, ситуация на Севере стабильная, — ответил Дэш, — хотя об этом ублюдке Дуко вестей в последнее время не было.

— Если Фэйдава направил Дуко на Юг, — сказал Джимми, — то Крондор вернуть будет сложно.

— Точно, — согласился Дэш. — В Кеше недовольны делами в Звездной Пристани, так что у Ландрета стоят отряды из гарнизона Рана и половина Королевской гвардии и только и ждут случая двинуться на юг. Кеш отвел войска от Шаматы, но они все равно слишком близко, и Патрику это не нравится, а долина снова стала ничейной землей. Переговоры все еще продолжаются.

— А Восток? — На этот раз Джимми не сумел скрыть зевок.

— До весны мы точно знать не будем, но кое-какие из мелких герцогств могут расшалиться. Патрик и король обменивались информацией, и у меня такое впечатление, что, как только начнется половодье, он затребует часть Восточной армии обратно.

— А что отец говорит?

— Мне? — спросил Дэш, и Джимми кивнул. — Почти ничего. — Дэш слегка улыбнулся, напомнив Джимми усмешку деда. — Ты же знаешь, он держит все при себе.

— Проблемы с матерью? — догадался Джимми.

Дэш снова кивнул.

— Похоже, она еще не скоро соберется нас навестить. Очевидно, ей больше нравится жить при дворе в Ролдеме, чем быть герцогиней в палатке посреди выжженного Крондора.

Джимми закрыл глаза.

— Наверное, они сейчас с тетей Полиной заняты покупками или придумыванием бальных платьев.

— Скорее всего, — согласился Дэш. — Но отцу тяжело. Тебя не было всю зиму, а когда ты возвращался, то он как назло был очень занят.

— Еще же смерть деда и бабушки…

— Да, — кивнул Дэш. — Он переживает, но старается это скрывать, хотя и знает, что ничего не мог бы изменить. Надеюсь, с началом весенней кампании он возьмет себя в руки, но сейчас пьет больше обычного и все время… как бы это сказать… погружен в себя.

Джимми молчал. Дэш посмотрел на брата и увидел, что тот опустил подбородок на грудь и прикрыл глаза, борясь со сном. Дэш тихо встал и пошел к двери. Обернувшись, он еще раз посмотрел на брата, на сей раз внимательно, и внезапно заметил, как тот похож на покойную бабушку — такая же бледная кожа и почти белые волосы. На глаза у него навернулась непрошеная слеза, и Дэш поскорее вышел, бесшумно закрыв за собой дверь. Про себя он вознес благодарственную молитву Рутии, богине удачи, за благополучное возвращение брата.

* * *

— Эрик!

Обернувшись, Дэш увидел, что по коридору спешит Розалина, и отошел в сторону, давая ей пройти. Дэш прекрасно знал, что она не перестает поражаться тому, что стала матерью наследного барона — ее сын Герд родился после того, как ее изнасиловал сводный брат Эрика. Эрик был Розалине ближайшим другом; они росли как брат с сестрой, и именно к нему она прежде всего обращалась в трудную минуту. Дэш увидел, как Розалина постучала в дверь командира Кровавых Орлов.

Эрик немедленно выглянул.

— Что случилось?

Поколебавшись с секунду, Дэш пошел дальше.

— Опять баронесса! — воскликнула тем временем Розалина. — Она не дает мне купать собственного сына! Даже это она хочет у меня отнять — сделай же что-нибудь!

Дэш все-таки остановился и сказал:

— Прошу прощения.

Эрик и Розалина одновременно повернулись к юноше.

— Мне неудобно вмешиваться в случайно подслушанный разговор, и он меня не касается, но можно мне высказать кое-какие соображения по этому поводу?

— Да, так что же? — нетерпеливо бросила Розалина.

— Учитывая ее несколько… напористый характер, вдовствующая баронесса готовит твоего сына к его новому положению очень даже мягко и постепенно.

Розалина удрученно покачала головой. В юности, живя в Равенсбурге рядом с Эриком, она была хорошенькой, но рождение двоих детей, тяжелая работа в пекарне мужа и лишения недавней войны оставили преждевременные седые пряди в ее волосах и лишили ее лицо мягкости, которую Эрик помнил с юности. Глаза ее стали жесткими; она не хотела слушать ничего, что еще больше отдалило бы ее от сына.

— Герд теперь барон фон Даркмур, — сказал Дэш, терпеливо стараясь объяснить и не впасть при этом в покровительственный тон. Пусть Розалина необразованная простолюдинка, она была далеко не глупа. — Многое из того, что делала для него ты, войдет в обязанности слуг. Если бы ты была баронессой, то никогда бы его не купала и не меняла ему пеленки, а возможно, даже и не кормила бы грудью. Тебе пора учить его быть бароном. — Дэш взмахнул рукой, обводя замок. — Пока мы не отвоюем Запад, граница Королевства здесь. Даркмур еще много лет будет важной крепостью, и Герд успеет здесь повзрослеть. Ему почти пять — скоро он будет большую часть дня проводить с учителями и воспитателями. Ему надо научиться читать, писать, изучить историю своего народа, ездить верхом, владеть оружием и знать придворный этикет…

Эрик кивнул, положив руку на плечо Розалине.

— Дэш прав. — Эрик почувствовал, как она напряглась, на лице ее было написано упрямство. Он улыбнулся. — Но ты вполне можешь стоять рядом и смотреть, как слуги за ним ухаживают.

Розалина с минуту помолчала, потом кивнула и, развернувшись, направилась обратно к комнатам барона, где поселили ее сына. Эрик посмотрел ей вслед и улыбнулся Дэшу.

— Спасибо, что объяснил ей.

— Я не хотел вмешиваться, но не смог сдержаться.

Эрик посмотрел вслед Розалине, потом уставился вдаль.

— Столько перемен. Нам всем надо ко многому привыкнуть.

— Опять-таки, я не хочу вмешиваться, капитан, — сказал Дэш, — но если понадобится моя помощь…

Эрик улыбнулся.

— Она мне наверняка пригодится. Я буду рассчитывать на вас с братом. Если ты еще не слышал, вас обоих приписали к моему отряду.

— Правда? — вздернул брови Дэш.

— Это ваш отец придумал. Он собирается лично поучаствовать в наступающей кампании.

Дэш кивнул.

— Он сын своего отца.

— Должен признаться, я плохо знал вашего деда, — сказал Эрик, — но понимаю, что это комплимент.

Дэш усмехнулся.

— Если б ты его лучше знал, то, возможно, думал бы иначе. Спроси мою мать, если она когда-нибудь решит вернуться на Запад.

— Так или иначе, — продолжил Эрик, — у короля на Востоке забот хватает: большая часть его армии рассредоточена в других землях, флот потоплен, а ему надо удержать восточных соседей на месте. Принцу на Юге надо разбираться с Кешем, так что Запад придется отвоевывать нашей веселой компании.

— И почему меня это не радует? — задал Дэш риторический вопрос.

— Если бы радовало, я бы тебя сразу к целителю отправил — решил бы, что ты с ума сошел.

— Когда начинается кампания? — поинтересовался Дэш.

— Как услышишь, что на Западе лед ломается, начинай собирать вещи.

— Я сегодня слышал, как он ломается, — сказал Дэш.

— Ну так собирайся, — ответил Эрик. — Мы отправляемся в Крондор на этой неделе.

Дэш кивнул.

— Слушаюсь, капитан.

Дэш уже повернулся уходить, но Эрик остановил его:

— Да, еще кое-что.

— Что, сэр?

— В армии титул барона двора ничего не значит, так что вам с Джеймсом обоим присвоили звание рыцарей-лейтенантов.

— Спасибо… — с сомнением в голосе произнес Дэш.

— Завтра пойдешь к интенданту и получишь форму для себя и для Джеймса.

— Сэр. — Дэш неуверенно отдал честь, повернулся и пошел к себе. — Проклятье, я в армии, — пробормотал он себе под нос.

* * *

Джимми подергал плохо сидящую черную тунику.

— Проклятье, я в армии.

Дэш рассмеялся. Он слегка ткнул брата локтем, напоминая ему, что принц собирается держать речь.

— Милорды, — начал Патрик, обращаясь к собравшимся в его аудиенц-зале, ранее принадлежавшем барону фон Даркмуру. — Большая часть Восточной армии нужна королю на границе с Кешем и на Востоке. Так что изгнать захватчиков с наших берегов придется остаткам Западной армии.

— Может, не надо было топить все их корабли? — прошептал Дэш брату. — Так-то им сложно будет убраться домой.

Арута, герцог Крондорский, раздраженно глянул на младшего сына, и Дэш замолчал, а Джимми с трудом сдержал смех. Его всегда изумляла в младшем брате способность найти забавное в любой ситуации, какой бы мрачной она ни казалась.

— Да, сложно, — сказал принц Патрик, глядя прямо на Дэша, и тому хватило совести покраснеть под взглядом принца. — Но домой мы можем потом их переправить. Сначала они должны сдаться.

Дэш отчаянно попытался стать как можно более незаметным, а Патрик продолжил.

— Разведка подтверждает, что генерал Фэйдава использует возможность, возникшую после падения Изумрудной Госпожи змей, чтобы выкроить себе империю.

Он подошел к карте, взял указку и показал на территорию между Крондором и Илитом.

— От Сарта до Илита силы Фэйдавы полностью контролируют обстановку. — Указка двинулась на восток. — Они захватили леса до самых гор и большинство перевалов хребта Кошмара. У нас устойчивая линия фронта вдоль хребта. К северу, — указка двинулась на север от Илита, — он наткнулся на серьезную оппозицию в Ламуте. Граф Такари удерживает город, но ему едва хватает сил. Только суровая зима не дала Фэйдаве захватить город. — Глядя на Аруту, принц попросил: — Расскажите про герцога Карла.

— Он еще мальчик, — сказал Арута. — Ему едва семнадцать, а граф Такари всего на три года старше.

Собравшиеся в комнате знали, что отцы названных дворян погибли во время вторжения. Арута продолжил:

— Но Такари ведет свой род от цурани, и он учился боевому искусству с тех пор, как научился ходить. Если понадобится, он будет держать Ламут до последнего солдата. А Карл хотя и юн, но армия у него сильная. — Арута кивнул в сторону высокого темноволосого воина в килте и с мечом за спиной, стоявшего за Эриком фон Даркмуром. Дэш и Джимми знали, что это Аки, командир отряда горцев хадати из Вабона.

— Большая часть моих людей служит в Вабоне, — сказал как всегда немногословный Аки. — Фэйдава не возьмет Вабон.

— Но как только наступит весна, он войдет в Ламут, — задумчиво произнес Патрик, будто разговаривая сам с собой, — и никакие традиции цурани не помешают ему завладеть городом. — Он помолчал, потом спросил: — Могут ли воины герцога Карла спасти Ламут?

— Да, — ответил Оуэн. — Если предположить, что с Братством Темной Тропы не будет проблем, — он имел в виду живших на Севере моррелов, темных эльфов, — и мы сможем рассчитывать на эльфов и гномов и на то, что Вольные города помогут удержать западный фронт в равновесии, тогда Карл сможет снять свой гарнизон, оставив минимальные необходимые силы на восточном фланге, и отправить основной отряд на юг, к Ламуту. При такой раскладке сил он должен удержать Фэйдаву.

— Если он это сделает, сможет он потом взять Илит? — спросил Патрик.

Аки глянул на Эрика и Аруту, и оба они кивнули, предоставляя говорить ему.

— Нет, не сможет, — ответил Аки, повернувшись к Патрику. — Чтобы был хоть какой-то шанс на взятие Илита, ему потребуется втрое больше солдат. Он может удержаться, если генерал Фэйдава не отправит на Север все свои силы — а так и будет, раз он уже шлет людей на Юг, в Крондор, — но Илит герцог Карл взять не может.

— Милорды, — заявил принц, — Ламуту придется стать наковальней. — Он повернулся к Оуэну Грейлоку и добавил: — А ваша армия, милорд маршал, послужит молотом.

— Молот-то маленький, Патрик, — покачал головой Оуэн.

— Верно, — согласился принц, — но силы Кеша стоят на нашей южной границе, остатки флота отбиваются от пиратов Квега и Дурбина, а восточные соседи начинают строить амбициозные планы. Вам придется обойтись тем, что есть.

— У нас всего двадцать тысяч, — заметил Оуэн, — а против нас сколько? Сто тысяч?

Патрик ответил:

— Но мы же не можем позволить им удерживать захваченное, пока не разберемся с остальными вопросами, так ведь?

В ответ на его слова в комнате воцарилось молчание. Патрик обвел взглядом собравшихся.

— Мне прекрасно известны недостатки моих собственных предков. Каждый дюйм территории будущих Западных земель был у кого-то отобран. Только Вабон присоединился добровольно, и то потому, что мы спасли их от Братства Темной Тропы, а иначе они бы пали под его натиском. Но баронство фон Даркмур существует в наши дни только потому, что предок вашего собственного капитана Эрика оказался слишком крепким орешком, и проще было сделать его лордом, чем убить и посадить на его место идиота племянника какого-нибудь короля. — Патрик повысил голос. — И с годами было заключено много таких сделок, позволявших бывшим врагам стать ценными вассалами. — Теперь голос его почти срывался на крик. — Но будь я проклят, если я позволю какому-то там гнусному убийце изображать из себя «короля Горького моря» в моем собственном княжестве! Фэйдава добьется этого только через мой труп!

Дэш и Джеймс обменялись взглядами. В словах необходимости не было — все и так было ясно. Оуэну Грейлоку, Эрику фон Даркмуру и уцелевшим воинам Западной армии придется возвращать герцогство без посторонней помощи.

Оуэн откашлялся. Патрик посмотрел на рыцаря-маршала Крондора.

— Да, в чем дело?

— Что-нибудь еще, ваше высочество?

Патрик надолго умолк, потом ответил:

— Нет. — Обратившись к собравшимся в комнате, он объявил: — Милорды, джентльмены, с настоящего момента вы все находитесь под командованием маршала Грейлока. Воспринимайте его приказы так, будто они исходят от меня. — Он понизил голос. — И пусть боги улыбнутся нам.

Патрик вышел. Оставшиеся в комнате дворяне начали вполголоса переговариваться, потом заговорил Оуэн:

— Милорды! — Снова воцарилась тишина. — Мы выступаем утром, — продолжил Грейлок. — К наступлению ночи передовые отряды должны быть в Равенсбурге, а разведчики к концу недели — у стен Крондора. — Он обвел собравшихся взглядом: — Вы знаете, что надо делать.

Люди потянулись к выходу. Эрик остановился рядом с Дэшем и Джеймсом.

— Вы со мной, — сказал он и направился к небольшой двери в боковой стене.

За ней братьев уже ждал отец, а вскоре вошел и Грейлок, закрывая за собой дверь.

— Я хотел вас предупредить, — обратился к братьям Оуэн, — что вам предстоит самая грязная и неблагодарная задача из всех, какие у нас только есть.

— Отлично! — ухмыльнулся Дэш.

Джимми мрачно глянул на брата и поинтересовался:

— И в чем же она состоит?

— Джимми, ты командуешь нашим особым передовым отрядом.

— Особым передовым отрядом? — удивился Джимми.

Арута кивнул.

— Состоящим из него, — сказал он, указывая на Дэша.

Дэш закатил глаза к небу, но ничего не сказал. Он уже давно привык быть под командованием старшего брата, когда они работали вместе.

Арута сказал:

— Оуэн ищет парочку смышленых и увертливых парней, способных действовать в тылу врага. — Он улыбнулся сыновьям. — Я ему сказал, что происхождение ваше не соответствует его запросу, а вот увертливости вполне для дела хватит.

— И когда мы отправляемся? — спросил Джимми.

— Прямо сейчас, — ответил Эрик. — У ворот вас ждет пара лошадей с припасами на неделю.

— Неделю? — переспросил Джеймс. — Это значит, что мы тебе нужны внутри Крондора к тому моменту, как твои разведчики достигнут стен.

Оуэн кивнул.

— Примерно так. Форму оставьте здесь и оденьтесь как пара наемников. Если вас поймают, скажете, что вы из долины и хотите поступить на службу.

Дэш усмехнулся.

— С ума сойти — мы опять играем в шпионов, — сказал он с заметной долей сарказма.

Джимми посмотрел на брата как на ненормального.

— Странное же у тебя чувство юмора.

Арута повернулся к сыновьям.

— Мы только что получили сведения о том, что Дуко прибыл на Юг, — заметил он.

— Да, он растормошит муравейник, — сказал Дэш.

Арута кивнул.

— Именно. Если Дуко закрепится в Крондоре прежде нас, это угрожает Порт-Викору. Стоит отрезать Порт-Викор, и у нас не будет связи с флотом; а без флота мы лишимся поставок с островов Заката и Дальнего берега.

— Это может быть обманный маневр, — заметил Оуэн, — а настоящая их цель тогда Сарт. Но нам доложили, что вторая армия движется по дороге из Ястребиного оврага, а ведет ее Нордан, подручный Фэйдавы.

— Такое количество солдат по льду и грязи перегнать непросто, — вставил Джимми.

— Гавань Крондора использовать невозможно, — сказал Арута. — Фэйдава это понимает. Мы не знаем, известно ли ему о гавани в Шендонском заливе, но если известно, то тогда это не обманный маневр.

Джимми глянул на брата, потом повернулся к отцу.

— Так ты хочешь, чтобы мы выяснили, всерьез они маневрируют или для отвода глаз?

— Если можно, — попросил Арута. — Если он просто старается нас задержать, чтобы укрепить тем временем Сарт, нам надо это знать.

Дэш оглядел комнату, потом спросил:

— Что-нибудь еще?

— Не лезьте на рожон, — добавил Арута.

Джимми улыбнулся.

— Мы никогда этого не делаем, отец.

Арута подошел и обнял сыновей, сначала Дэша, потом Джимми.

— Пошли, — сказал Дэш, — нам сегодня еще ехать и ехать.

Они вышли. На лице Джимми играла скептическая улыбка.

2 Глушь

Дэш подал знак.

Джимми вытащил меч и присел за валуном. Дэш отошел со своего поста с южной стороны Главной Королевской дороги и спрыгнул в канаву, которая тянулась параллельно дороге.

Братья были в пути уже два дня. Снег таял, и солнце пригревало, когда пробивалось из-за бесконечных туч. Заморозков больше не было, а дождь помогалрастопить снег. Впрочем, лежа в холодной грязи, Дэш жалел о том, что льда больше нет. Эта жижа замедляла их передвижение, и он никак не мог просушить одежду, даже после ночевки у костра.

Несколько минут назад они услышали впереди в лесу голоса. Оба спешились, привязали лошадей и двинулись дальше пешком. Когда голоса стали громче, Дэш выглянул из канавы и увидел компанию путников, которые шли на восток вдоль Главной Королевской дороги, то и дело боязливо оглядываясь по сторонам. Группа состояла из мужчины, женщины и троих детей, хотя один из них — из-за тяжелого капюшона Дэшу было не разобрать, мальчик это или девочка — ростом был почти с взрослого.

Джимми вышел из-за валуна, а Дэш поднялся из канавы. Мужчина, ведший за собой, очевидно, свою семью, вытащил из-под потрепанного плаща острую на вид косу и угрожающе поднял ее, а остальные путники приготовились бежать.

— Стойте! — крикнул Джимми. — Мы не причиним вам вреда.

У мужчины на лице отразилось сомнение, у остальных страх, но они остановились. Джимми и Дэш убрали оружие и медленно подошли ближе.

Мужчина не опустил косу.

— Вы кто? — спросил он с сильным акцентом.

Джимми и Дэш обменялись взглядами — это был говор жителя Новиндуса. Этот человек явно воевал в армии Изумрудной Госпожи змей.

Дэш поднял руки, показывая, что он не вооружен, а Джимми замер.

— Мы путники, — сказал Джимми. — А вы кто?

Женщина осмелилась шагнуть вперед из-за спины мужчины. У нее был истощенный и измученный вид. Глянув на остальных, Джимми увидел, что дети тоже явно голодны и сильно напуганы. Самой высокой из них была девочка, скорее всего лет пятнадцати, на первый взгляд выглядевшая старше из-за темных кругов под глазами. Он снова повернулся к женщине, и она сказала, встретившись с ним взглядом:

— У нас ферма была. — Она указала на восток. — А теперь мы в Даркмур идем. Говорят, там еда есть.

— Есть немного, — подтвердил Джимми. — И откуда вы?

— Таннерус, — сказала женщина.

— Он не из Таннеруса, — указал Дэш на мужчину.

Мужчина кивнул и сказал, ткнув в себя пальцем:

— Маркин. Из Города Змеиной реки. — Он огляделся. — Далеко отсюда.

— Ты служил Изумрудной Госпоже змей? — спросил Джимми.

Маркин сплюнул на землю, хотя было похоже, что это лишило его остатка сил.

— Я плюю на нее! — Он пошатнулся, и женщина обняла его.

— Он фермер, — сказала она. — Он нам все про себя рассказал, когда пришел к нам.

Глянув на Дэша, Джимми мотнул головой в сторону лошадей. Дэшу не надо было долго гадать, что на уме у брата. Он повернулся и пошел назад, а Джимми сказал:

— Ну так расскажи нам про него.

— Мой муж пошел сражаться за короля, — объяснила женщина. — Два года назад. — Обернувшись и взглянув на детей, она добавила: — Мои девочки хорошие работницы, а Хильди так и вообще почти взрослая. Первый год все было в порядке. Потом пришли солдаты и взяли город. Наша ферма довольно далеко, так что поначалу нас не трогали.

Дэш вернулся с лошадьми. Он передал поводья Джимми и взялся за седельную сумку. Оттуда он вытащил и развернул тряпицу, в которой были плотный дорожный хлеб с медом, орехами и сушеными фруктами и кусок вяленого мяса. Дети, поборов страх, подошли поближе.

Оглянувшись на Джимми, Дэш передал сверток мужчине, а тот вручил его женщине и поклонился братьям.

— Спасибо.

— И как же оказалось, что вражеский солдат ведет вашу семью в Даркмур? — спросил Дэш.

Беглецы жевали хлеб, чуть не плача от благодарности. Проглотив кусок, женщина сказала:

— Когда пришли солдаты, мы спрятались в лесу, и они все забрали. У нас осталось только то, что мы унесли с собой. Потом они со зла сожгли крышу на доме и выломали дверь. Конечно, весь дом-то был — палки да соломенная крыша, но девочки другого никогда и не знали.

Она огляделась, будто опасаясь, что из леса может появиться кто-то опасный.

— Маркин нас нашел, когда мы пытались отстроить дом. В нем никогда ничего особенного не было, но муж мой много лет его достраивал, так что это была не просто хижина. Но солдаты его сожгли, а у нас с девочками не было инструментов.

— Я их нашел, — сказал Маркин. — Им нужна помощь.

— Он пришел и защитил нас. Приходили другие люди, с луками и мечами, но он не дал им забрать ни меня, ни девочек. — Она посмотрела на него с нежностью. — Он теперь мой муж, и девочкам отец хороший.

Джимми вздохнул и повернулся к Дэшу.

— Мы такие истории еще не раз услышим, прежде чем доберемся до места. Почему вы идете в Даркмур? — спросил он женщину.

— Мы слышали, король там и еду там раздают.

Джимми улыбнулся.

— Нет, король уехал, хотя в прошлом году он там был. А еда есть для тех, кто работает.

— Я хорошо работаю, — сказал пришлый солдат.

— Мы можем идти? — спросила женщина.

— Да, — ответил Дэш, давая им знак проходить.

— Вы солдаты? — спросил Маркин.

Джимми усмехнулся.

— Мы стараемся держаться от армии подальше.

— Но вы из благородных. Маркин знает.

— Я его знаю всю свою жизнь, — сказал с усмешкой Дэш, кивая на брата, — и, как правило, благородства в нем ни на грош.

Старый солдат, осмотрев братьев, заметил:

— Если вы хотите выглядеть как простые, получается неправильно. — Он показал на ноги Джимми. — Хоть и грязные, сапоги как у благородного.

Он махнул рукой женщине и девочкам, чтобы двигались дальше, и сам медленно пошел мимо братьев, не сводя с них глаз. Потом он поспешил обогнать свой маленький отряд, чтобы быть впереди на случай всяких неожиданностей.

— Впервые в жизни я пожалел о том, что ботинки у меня удобные, — сказал Дэш.

Джимми глянул на свои ноги и признал:

— Да, хоть мы все и в грязи, но он прав. — Оглядевшись, он добавил: — Еды здесь мало, а удобств еще меньше.

Дэш снова оседлал коня.

— Думаю, когда доберемся до Крондора, мы с тобой будем выглядеть куда менее пристойно.

Джимми тоже сел на коня и сказал:

— Может, нам убраться с проезжей дороги?

— На северную дорогу? — спросил Дэш. Он имел в виду старую дорогу, которой часто пользовался его прежний наниматель Руперт Эйвери, перевозя товары, чтобы избегнуть пошлин на Главной Королевской дороге.

Джимми покачал головой.

— Нет, она почти такая же оживленная, как эта, а в лесах полно дезертиров и бандитов.

— Тогда южнее?

— Да, так мы пойдем медленнее, но вдоль озер хватает тропинок, если только не заберемся слишком глубоко в холмы.

— С тех пор как границы Кеша снова отодвинулись к югу, — сказал Дэш, — отсюда и до их ближайшего гарнизона одна сплошная глушь.

Джимми рассмеялся.

— Какая разница, наткнемся мы на пятьдесят дезертиров из армии змеиной королевы, или на пятьдесят бандитов, или на пятьдесят кешианских наемников… — Он пожал плечами.

Дэш демонстративно поежился под тяжелым плащом.

— Будем надеяться, что кто бы ни бродил в этой глуши, они все сейчас сидят у костров.

Дэш тронул поводья коня и двинулся к югу.

— И зачем мы только это делаем? — спросил он.

— Король приказывает, — ответил Джимми, нагоняя его, — вот мы и повинуемся.

Дэш театрально вздохнул.

— Я так и думал, что ты скажешь что-нибудь в таком духе.

Джимми негромко запел старинную песню:

В Кеше иль на Квега берегах

Мы готовы кровь и жизнь отдать.

Пусть наш путь скрывается в холмах,

Честь велит нам храбро вдаль шагать…

Вдруг в холодном утреннем воздухе раздался резкий треск льда, и братья замерли у самого выезда на большую поляну. Джимми спешился и жестом велел Дэшу двигаться на юг вдоль края поляны, а сам повернул к северу.

Дэш шел сквозь редеющие деревья, окаймляющие выгоревшие фермы. Звук стал громче — кто-то настойчиво стучал по льду. Наконец он увидел в отдалении человека.

Тощий незнакомец присел у замерзшего пруда в сотне ярдов от Дэша и колотил по льду камнем. Камень ритмично двигался вверх-вниз, и Дэша невольно заворожило это зрелище.

Самого незнакомца Дэш детально разглядеть не мог, но одет тот был в какое-то рванье. Возможно, на нем и была обувь, но видно было только тряпье, обвязанное вокруг ног для тепла.

Заметив движение между деревьев за прудом, Дэш понял, что это Джимми, и стал ждать.

Джимми медленно вышел из леса, а незнакомец с неожиданной скоростью вскочил на ноги и пустился бежать прочь.

— Подожди! — закричал Джимми. — Я не причиню тебе вреда!

Дэш осторожно вынул меч, стараясь, чтобы бегущий в его сторону оборванец не заметил за деревьями движения. Когда тот достиг первой линии деревьев, Дэш шагнул вперед и поставил ему подножку.

Оборванец повалился на землю кучей тряпья, но быстро перевернулся и отполз назад.

— Не убивайте меня! — крикнул он.

Дэш придвинулся ближе, почти уткнув острие меча ему в лицо. Джимми подбежал к ним, тяжело дыша.

— Мы тебя не обидим, — сказал Дэш. Чтобы доказать свои добрые намерения, он тут же убрал меч. — Вставай.

Незнакомец медленно поднялся. Джимми наклонился вперед, упершись руками в колени.

— А он быстро бегает.

Дэш ухмыльнулся.

— Еще бы миля-другая, и ты бы его догнал. С выносливостью у тебя всегда было лучше, чем со скоростью. — Повернувшись к человеку на земле, он требовательно спросил: — Кто ты такой и что ты тут делал?

Человек медленно поднялся, явно готовясь рвануться прочь при малейшей опасности, и сказал:

— Меня зовут Малар Энарес, молодые господа.

Вокруг его худого лица была обмотана большая тряпка, из которой торчал только орлиный нос. Темные глаза перебегали с одного брата на другого.

— Я ловил рыбу.

Джимми и Дэш обменялись взглядами.

— Камнем? — спросил Дэш.

— Это чтобы лед разбить, молодой господин. Потом, когда рыба всплывет погреться, я ловлю ее петлей из древесной коры.

— Ты собирался поймать рыбу в силок? — удивился Джимми.

— Это нетрудно, если иметь терпение и верную руку, молодой господин.

— Акцент у тебя кешианский, — сказал Дэш.

— О нет, никак нет, молодой господин. Я просто скромный слуга важного купца из Шаматы, Кайрана Хессена.

Джимми и Дэш про этого купца уже слышали — у него были связи в Кеше, и он вел дела с покойным Джейкобом Эстербруком. После падения Крондора отец юношей, лорд Арута, выяснил, что Эстербрук был давним агентом на службе Кеша. Эстербрук и его дочь погибли, но Джимми и Дэш оба сразу предположили, что если Эстербрук был шпионом Кеша, то, вполне возможно, и Кайран Хессен тоже.

— И где теперь твой хозяин? — поинтересовался Джимми.

— Ох, умер он, — сказал слуга с сожалением. — Четырнадцать лет я ему служил, и он был со мной щедр. А теперь я один в этих холодных местах.

— Почему бы тебе не рассказать все по порядку? — предложил Джимми.

— И покажи, как ты собирался ловить рыбу, — добавил Дэш.

— Мне бы волосков из гривы ваших лошадей, — попросил оборванец. — Тогда дело пошло бы легче.

— Лошадей? — нарочито удивленно повторил Дэш.

— Такие благородные господа не могли забраться в эту глушь пешком, — рассудительно сказал Малар. — И я слышал только что, как одна из них фыркнула вон в той стороне.

— Ну что ж, все верно, — согласился Джимми.

— Зачем тебе конский волос? — поинтересовался Дэш.

— Я вам покажу. Я почти уже пробил лед, когда вы меня спугнули, молодой господин. Если б вы его пробили рукоятью меча, это было бы очень кстати.

Джимми кивнул и пошел обратно к ледяному пруду.

— Ну, — спросил Дэш, — так как же ты оказался тут, в глуши?

— Как вам несомненно известно, — начал Малар, — недавно между Кешем и Королевством были неприятности, и Шамата временно отошла к Империи.

— Мы об этом слышали, — подтвердил Дэш.

— Мой хозяин — подданный Королевства, вот он и решил, что благоразумнее посетить свои владения на Севере, сначала в Ландрете, потом в Крондоре. Мы ехали в Крондор, когда на нас налетели кешианцы и хозяина и большинство его остальных слуг убили. Я и еще несколько людей сумели сбежать в горы к югу отсюда.

Он мотнул головой в ту сторону, подходя к лошади Дэша. Ловким движением Малар схватил ее за гриву, дернул и вырвал несколько длинных волосков. Лошадь дернулась от неожиданности и недовольно фыркнула. Дэш отвязал поводья от ветки, а Малар вырвал еще несколько волосков. Он повторил эту процедуру еще два раза.

— Этого хватит, — заметил он наконец.

— Так сколько времени ты торчишь тут?

— Больше трех месяцев, молодой господин, — сказал Малар и ловко начал сплетать конские волосы в косичку. — Мне пришлось нелегко. Кое-кто из моих спутников умер от холода и голода, а двоих захватил какой-то отряд — уж не знаю, разбойники они или кешианцы. Я уж недели три как один. Тут трудно следить за ходом времени, — добавил он извиняющимся тоном.

— Ты прожил три недели в этих лесах, добывая пищу голыми руками? — удивился Дэш.

Малар направился к пруду, продолжая сплетать конские волосы.

— Да, и нелегко это было, господин.

— Как тебе это удавалось? — спросил Дэш.

— Я вырос в холмах над Ландретом, на севере долины Грез. Там не такая суровая земля, как здесь, хотя тоже можно отморозить себе что-нибудь, стоит зазеваться. Мой отец добывал нам пропитание луком и силками, а золото в кошельке получал от людей, которых проводил через холмы.

Дэш рассмеялся.

— Контрабандистов проводил, значит.

— Не знаю. Может быть. — Малар беззаботно пожал плечами. — Так или иначе, хотя у меня на родине зимы не такие суровые, чтобы выжить там нужно умение.

К пробоине Малар подошел медленно, посмотрев сначала в небо, чтобы определить угол солнца.

— Главное, ваша тень не должна пересечь лунку, — объяснил он подошедшим Дэшу и Джимми. Встав на колени, он сказал: — Меня учили, что рыба видит движения, так что мы должны двигаться осторожно.

— Ну-ка, ну-ка, это я обязательно хочу увидеть, — сказал Дэш, и Джимми согласно кивнул.

— Солнце светит через лунку во льду, — объяснил Малар, — и рыба всплывает, чтобы погреться.

Джимми посмотрел через его плечо и увидел, что в пробоине лениво кружит большая речная форель. Очень медленно Малар опустил в воду у хвоста рыбины петлю из конского волоса. На мгновение форель замерла, но Малар не поддался искушению двигаться быстрее, а вместо этого осторожно начал пододвигать силок к ее хвосту.

Прошла еще одна минута, показавшаяся братьям ужасно длинной.

— Должны и другие всплыть, — сказал Малар. — Они видят свет и надеются, что на воду могут сесть насекомые.

Пять минут прошло в безмолвии, и наконец у края лунки показалась форель. Дэш не знал, та же самая это была рыбина или другая. Малар снова медленно зашевелил петлей, наводя ее на хвост форели. Вдруг одним рывком он затянул петлю и выдернул форель из пробоины на лед, где она и затрепыхалась.

Лица слуги Дэшу было не видно из-за замотанного вокруг головы тряпья, но по морщинкам вокруг глаз ясно было, что он улыбается.

— Если кто-нибудь из вас, молодые господа, соизволит разжечь огонь, я поймаю еще.

Джимми и Дэш обменялись взглядами, и Джимми пожал плечами. Дэш сказал:

— Я пойду наберу хвороста. Ты выбери место для привала.

Они занялись делами, а их новый знакомый тем временем принялся ловить рыбу на ужин.

* * *

Три дня они медленно продвигались к Крондору. Несколько раз они слышали вдали голоса и шум, производимый движущимися по лесу людьми, но избегали любых встреч.

Для Джимми и Дэша Малар казался загадкой. Он отлично знал, как выжить в глуши — странные навыки для человека, который якобы был слугой богача. С другой стороны, как Джимми тихо сказал Дэшу, слуге богатого контрабандиста такие умения очень кстати. Но они все равно рады были попутчику — он нашел несколько тропок в зарослях, набрал съедобных растений, которыми они пополнили припасы, и оказался надежным ночным часовым. Пока братья двигались шагом, большую часть времени ведя лошадей за собой, он от них не отставал. По оценке Джимми, им оставалось меньше недели пути до Крондора.

В полдень они услышали вдали на севере стук копыт.

— Может, это люди Дуко? — спросил Джимми негромко.

— Скорее всего, — кивнул Дэш. — Если нам их слышно отсюда, значит, мы движемся обратно к проезжей дороге. — Он повернулся к Малару. — Ты знаешь какой-нибудь более южный путь в Крондор?

— Только тот, что огибает петлей Край Земли, молодой господин. Но если мы приближаемся к Главной Королевской дороге, то через несколько дней нам начнут попадаться фермы.

Джимми помолчал, потом сказал:

— Они наверняка сожжены.

— Тогда, — предположил Дэш, — там никого не будет, и мы сможем незаметно проскользнуть в город.

— Не будет фермеров, — поправил его Джимми. — Но там вполне могут укрываться неприятные типы, которые очень любят пускать в ход оружие.

Дэш наморщил лоб, будто досадуя на то, что сам не подумал об этом, но через секунду снова улыбнулся и сказал:

— Ну так нам там и место. Ты мне вечно говоришь, какой я неприятный, и оружием своим тоже люблю пользоваться при первой же возможности.

Джимми в который раз восхитился остроумием брата, но сказал только:

— Да, ты прав, и вряд ли кто-то обратит внимание на парочку наемников. А если мы подберемся к городу, то найдем и как внутрь пробраться. В стенах лазеек полно, это я точно знаю.

— Так вы были в Крондоре, молодой господин? — спросил Малар. — Я хочу сказать, были там после начала войны?

— Мы слышали о разрушениях, — уклончиво ответил Джимми.

— Много народу ушло из Крондора на восток, — добавил Дэш.

— Это я знаю, — сказал Малар и умолк.

Весь день они шли через лес, а к ночи устроили привал, не разжигая костер. Джимми и Дэш закутались в плащи и устроились поближе друг к другу, а Малар первым встал в дозор. Спали они чутко и часто просыпались.

Утром они снова двинулись в путь.

В лесу чувствовалось приближение весны. Трещал тающий лед — воздух внезапно потеплел, и пруды и озера начали избавляться от своей ледяной оболочки. С деревьев на путников внезапно и влажно осыпались кучи снега, а с веток капала вода. Под ногами у них был то неровный лед, то густая грязь, в которой вязли их ноги и копыта лошадей. В те редкие моменты, когда не слышно было треска льда и чавканья и хлюпанья грязи под ногами, до путников доносились крики вернувшихся с юга птиц и шуршание лесных зверушек, выбиравшихся из зимних нор.

Когда они остановились на отдых, Джимми привязал лошадь к нижней ветке дерева и жестом велел Дэшу сделать то же. Дэш послушался и сказал Малару:

— Пригляди за ними. Мы пойдем облегчиться.

Когда они отошли на некоторое расстояние и принялись мочиться на снег, Дэш прошептал:

— В чем дело?

— Что ты думаешь о нашем нежданном спутнике? — спросил старший брат.

Джимми недоуменно пожал плечами.

— Не знаю. Я уверен, что он что-то скрывает, но не представляю, что именно.

— Жира на нем ни капли, — заметил Джимми, — но двигается он не как ослабевший от голода человек.

— Ну и что ты думаешь? Кто он такой? — спросил Дэш.

— Пока не понял, — ответил Джимми. — Но если он не слуга богатого купца, то что он тут делает?

— Контрабандой занимается?

— Может быть, — ответил Джимми, застегивая штаны. — Это может быть все что угодно.

Вспомнив, что дед много лет учил их не торопиться с выводами, Дэш признал:

— Тогда лучше и не гадать.

— Подождем и увидим, — согласился Джимми. Они вернулись к лошадям, а когда Малар, в свою очередь, отошел облегчиться, они продолжили разговор.

— Помнишь брошенную ферму в дне пути от того места, где мы встретили Малара? — спросил Джимми.

— Ту, у которой половина соломенной крыши и обвалившийся коровник?

— Да, ее. Если придется бежать и мы разойдемся, встретимся там.

Дэш кивнул. Что должен делать один, если другой не появится, они обсуждать не стали.

Малар вернулся, и они снова отправились в путь. Слуга из долины Грез был так же молчалив, как и братья. Окружающая обстановка, впрочем, и не располагала к разговорам. По ночам вокруг воцарялась мертвая тишина, и даже днем любой звук распространялся очень далеко в весеннем воздухе. Они знали, что приближаются к территории, которую патрулируют захватчики; они спешились и лошадей вели за собой — даже в лесу всадника было куда легче заметить, чем пешего путника или лошадь. Время от времени они останавливались, чтобы прислушаться.

Днем пошел дождь. В поисках укрытия они набрели на обгоревшую хижину, в которой все-таки сохранилась часть кровли, сулящая хоть какое-то укрытие.

Усевшись на седла, которые они сняли, чтобы не намочить, братья обдумали ситуацию.

— Зерна для лошадей хватит только на день, — задумчиво произнес Дэш, зная, что брату состояние припасов известно не хуже, чем ему самому.

— Разве под снегом нет прошлогодней травы, молодые господа? — спросил Малар.

— Есть, — согласился Джимми. — Трава не ахти какая, но лошади ее едят.

— Если в Крондоре есть всадники, — заметил Дэш, — у них есть сено.

— Проблема, брат, в том, как убедить их поделиться с нами, — отозвался Джимми.

— Что же за жизнь без проблем! — усмехнулся Дэш. Дождь закончился, и они пустились дальше.

Ближе к вечеру Малар вдруг остановился и тихо проговорил:

— Молодые господа, кажется, я что-то слышу.

Братья немедленно замолчали; все трое замерли и прислушались. Воздух, хоть и весенний, был еще холодным, так что они видели облачка пара от собственного дыхания. После минутного молчания Дэш собрался было заговорить, но вдруг спереди донесся голос. Братья не поняли ни слова, но узнали язык захватчиков с Новиндуса, напоминавший вабонский диалект.

Оглядевшись вокруг в поисках укрытия, Джимми протянул руку и одними губами выговорил:

— Туда.

Показывал он на заросли кустов, окружавшие скалистый выступ. Дэш не знал, сумеют ли они спрятать за ним лошадей, но это было единственное доступное сейчас укрытие.

Малар поспешил обойти камни и оттянул в сторону торчавшую ветку, давая возможность Джимми и Дэшу завести лошадей в это ненадежное убежище. В отдалении послышался стук копыт.

У лошади Дэша раздулись ноздри, и она подняла голову.

— В чем дело? — тихо спросил Джимми.

— У чертовой кобылы течка, — ответил Дэш шепотом и резко потянул за уздечку. — На меня смотри! — скомандовал он ей.

— Вы ездите на кобыле? — удивился Малар.

— Это хорошая лошадь, — резко бросил Дэш.

— Обычно, — шепотом согласился Джимми. — Но не сейчас!

Дэш потянул лошадь за узду. Как опытный всадник, он знал, что если не даст ей отвлечься, то она может и не подать голос приближающимся лошадям.

Мерин Джимми не проявлял особого интереса к происходящему, хотя и глянул с любопытством на возбужденную кобылу. Дэш крепко держал лошадь, потирая ей нос и успокаивающе шепча в ухо.

Всадники приблизились; судя по голосам, Дэш решил, что их около дюжины. Люди беззаботно переговаривались и смеялись: они патрулировали знакомую территорию и не ожидали ничего непредвиденного.

Дэш изо всех сил держал уздечку и продолжал успокаивать кобылу, и тут всадники подъехали к ближайшей к ним точке тропы. Внезапно лошадь Дэша попятилась и вздернула голову.

На мгновение оставалась еще доля надежды, что она опять повернется к Дэшу, но потом кобыла громко заржала.

Раздались крики, и лошади патрульных ответили на зов кобылы. Джимми не колебался ни секунды.

— Сюда!

Малар рванулся через заросли туда, куда указал Джимми, не обращая внимания на царапающие его ветви. Джимми спешил за ним, ведя в поводу мерина с расширенными от возбуждения ноздрями. Кобыла заартачилась, сопротивляясь, и продолжала призывно ржать. Ей ответил один из вражеских жеребцов, и Дэш понял, что удержать ее он сможет, только сев верхом. Подождав, когда она повернет голову в сторону жеребца, он взлетел ей на спину, показавшись при этом из укрытия.

Он ударил пятками в бока кобылы, понукая ее перейти на галоп, и вырвался из кустов навстречу ехавшим по тропе всадникам. Он быстро промчался мимо них в противоположную от брата и Малара сторону.

Началась погоня.

Джимми, уже отъехавший на приличное расстояние, увидел, как всадники развернулись и помчались за Дэшем. Малар встревоженно спросил:

— Господин, они его догонят?

Джимми выругался.

— Скорее всего. Но если он уйдет от них, то постарается вернуться на ту ферму. Так мы договорились.

— Поворачиваем назад? — спросил слуга.

Джимми подумал минуту и решительно покачал головой:

— Нет. Либо Дэша поймают, и тогда мы ничем не сможем ему помочь, либо он вырвется на свободу. Если он доберется до условленного места, то переждет день-другой, потом вернется в Даркмур. Если мы сейчас повернем, то у нас будет не больше информации, чем у него.

— Так мы идем в Крондор?

— Мы идем в Крондор, — подтвердил Джимми.

Он огляделся, высматривая, нет ли еще всадников неподалеку, но все было тихо. Шум погони за Дэшем замер вдалеке.

Ступая как можно тише, они продолжили путь.

* * *

Дэш гнал кобылу изо всех сил, несмотря на ее сопротивление. На любое ее промедление он отвечал резким пинком в бок, направляя лошадь по лесной тропе, вдвойне опасной из-за льда, грязи, нависающих ветвей и крутых поворотов.

Дэш знал, что если бы его старый учитель верховой езды, собственный конюший его величества, видел бы его сейчас, то заорал бы во все горло, требуя замедлить ход. Впрочем, юноша и сам прекрасно понимал, что скачка во весь опор по такой ненадежной дороге невероятно опасна и безрассудна.

Ему некогда было оглядываться, чтобы посмотреть, близко ли преследователи, но шум сзади подсказывал все, что ему надо было знать: они настигали его. Чтобы избавиться от них, понадобится крупное везение. Дэш знал, что для преследователей он был всего лишь смутной фигурой верхом на лошади, мчащейся сквозь лесной полумрак, но пока он оставался на тропе, они могли держаться рядом, не теряя его из виду.

Он приблизительно представлял, где находится. К востоку от Крондора было примерно с дюжину лесных троп, ведущих к рассеянным в этих местах фермам. Дэш знал, что рано или поздно — если оторвется от преследования — выедет на Главную Королевскую дорогу. По ржанию лошади и вскрику всадника Дэш понял, что одна из лошадей преследователей споткнулась и упала, скорее всего сломав при этом ногу.

Дэш глянул налево и увидел, что деревья поредели. Он проезжал мимо бывших ферм, от которых остались лишь поля да видневшиеся кое-где остовы выгоревших домов. На мгновение он заколебался, но скакать по раскисшим полям было бы куда хуже, чем по тропе. Тут грязь была просто помехой, скользкой жижей на твердой поверхности, с годами утоптанной всадниками, телегами и пешеходами. В поле же грязь была так глубока, что в ней могла застрять крупная лошадь.

Кобыла скакала вперед, подчиняясь приказу Дэша; недостаток корма лишил ее выносливости, и она уже тяжело дышала. Вдруг юноша увидел каменистую тропу, и в сердце его возродилась надежда.

Он развернул лошадь так резко, что та чуть не упала, но как только она твердо встала на ноги, то сразу помчалась в нужном направлении. Дэш про себя помолился Рутии, богине удачи, и покрепче взялся за поводья, готовясь к прыжку. Ограда вдоль дороги во многих местах обвалилась, но ему надо было попасть на довольно узкую дорожку, которую как назло перегородил один сохранившихся ее участков с калиткой.

Хоть лошадь и устала, у нее хватило сил перелететь над калиткой, приземлившись на мокрых камнях. Стук копыт по камню успокоил Дэша: Рутия не отказала ему хотя бы в этой просьбе. Он глянул налево и улыбнулся, увидев, что несколько всадников пытаются окружить его, выехав на покрытое жидкой грязью поле.

Убедившись, что кобыла движется в нужном ему направлении, Дэш рискнул еще раз оглянуться и увидел, что лошади в поле уже начали погружаться в грязь, безуспешно пытаясь вырвать копыта из густой жижи. Он выиграл драгоценные секунды — всадники, еще остававшиеся на дороге, решили повернуть назад и объехать нетронутую ограду. Теперь у него появился шанс.

Солнце уже скрылось за деревьями впереди, и на поле легли длинные вечерние тени. Дэш проехал мимо сожженного дома и увидел, что каменистая дорога, по которой он скакал, шла мимо двери к фундаменту спаленного амбара. Ему пришлось замедлить ход, когда он достиг конца тропы.

Тут Дэш смог дать лошади минуту на отдых — по доносившейся сзади ругани он понял, что его преследователи прочно застряли в грязи. Справа, показалось ему, дорога выглядела потверже, и Дэш направился по ней, позволяя лошади идти рысью, пока это допускала почва.

Стук копыт лошади по плотно утрамбованному песку подарил Дэшу секундную вспышку надежды, но она тут же угасла, когда он услышал, как по каменистой дороге быстро приближаются всадники.

Деревья были достаточно близко, создавая иллюзию укрытия, но Дэш знал, что если не въедет под них по крайней мере минутой раньше преследователей, то не сумеет от них отделаться.

Он пустил лошадь галопом и оглянулся. Всадники еще только подъезжали к дому, и в сердце Дэша снова пробудилась надежда. Их кони были все в пене и широко раздували ноздри; они явно устали не меньше его собственной кобылы. Должно быть, противники уже заканчивали патрулирование или недостаточно питались. Так или иначе, не похоже было, что у них хватит сил его перегнать, если лошадь его продержится какое-то время.

Дэш добрался до края леса, нырнул под низкую ветку и, стараясь не терять скорости, начал пробираться между деревьями. Он надеялся, что среди преследователей не было следопытов, но с другой стороны, учитывая почву, даже слепец мог обнаружить его следы.

Оглянувшись, он увидел скалистый выступ, который поднимался вверх под уклоном и заканчивался плоской площадкой. Он повернул лошадь и повел ее наверх. Оказалось, что по камням тянулась еще одна тропа, поуже. Дэш спрыгнул и повел лошадь по тропе.

От усталости у кобылы пропало желание призывать жеребца — ей едва хватало сил идти за Дэшем.

Солнце клонилось к западу, и тени сгущались по мере того, как Дэш все дальше заходил в лес. Если Джимми и Малар ушли в сторону от погони, они уже были в нескольких милях к югу от города. Дэш подумал, не обойти ли преследователей сзади, чтобы попытаться найти брата и незнакомца из долины Грез.

Подумав, он решил, что так только заблудится. Вряд ли в Крондоре так многолюдно, что братья, добравшись туда, не смогут найти друг друга. Во всяком случае, Дэш надеялся, что встрече их ничто не помешает. Он услышал, как всадники приближаются к тому месту, где он сошел с тропы внизу.

* * *

Джимми схватил Малара за руку.

— Мы выйдем здесь. — Он указал на дорогу, по которой мимо леса к окраинам Крондора тек почти непрерывный людской поток. — Я наемник из Ландрета, а ты мой слуга.

— Собачий воришка, — сказал Малар.

— Что?

— Это называется «собачий воришка». Чтобы накормить хозяина, слуга, если надо, украдет объедки у собаки. — Он улыбнулся. — Мне приходилось так служить. А вот если здесь окажется кто из долины, он сразу вас распознает.

— Ты так думаешь?

— Лучше вам быть молодым человеком из Восточных земель, который служил в долине. Не причисляйте себя ни к какому отряду. Скажите, что вы работали на моего покойного хозяина. Не знаю, что вы собирались найти в Крондоре, молодой господин, но там, где прошла война, всякое творится. Вон, сами посмотрите.

Джимми вынужден был признать справедливость этого замечания. Там, где несколько недель назад были только заиндевевшие камни и несколько костров, сейчас стояли десятки хижин и палаток, настоящий поселок, выросший практически за ночь. Они пошли по дороге — Малар вел лошадь Джимми, а сам Джимми озирался, разглядывая все вокруг.

Наступил вечер, и повсюду начали загораться костры. Впереди зазывно кричали торговцы, предлагая еду, напитки и женщин. У костров сидели бывалого вида люди, с подозрением провожая взглядами идущих мимо Джимми и Малара.

К ним подбежал человек с дымящимся котелком, повторяя:

— Горячая еда! Свежая похлебка с кроликом! У меня тут и морковка с репой добавлены!

Судя по лицам людей вокруг, Джимми понял, что, во-первых, «кролик» у торговца был довольно сомнительный, а во-вторых, большинство людей здесь были голодны.

Но здесь уже была установлена дисциплина, и вооруженные люди, способные убить, чтобы добыть пищу, лишь неотрывно смотрели на идущего мимо торговца с едой.

— Сколько стоит? — спросил Джимми, не задерживаясь.

— А что у тебя есть? — спросил торговец.

Малар оттолкнул Джимми в сторону.

— Пошел вон, кошковар! Моему хозяину такое вонючее пойло ни к чему! — крикнул он.

Они с торговцем немедленно сошлись нос к носу, обмениваясь оскорблениями, и почти так же внезапно достигли соглашения. Малар дал торговцу медную монету, клубок ниток, который он носил в кармане, и очень старый, ржавый кинжал.

Торговец отдал горшок и поспешил обратно к своему костру. Сидевшая там женщина вручила ему следующий горшок с горячим варевом, и он отправился на поиски очередного клиента. Малар жестом указал Джимми отойти на обочину и протянул горшок, тихо проговорив:

— Ешьте сначала вы, а если что останется, отдайте мне.

Джимми присел на корточки, не желая опускаться в грязь, и отхлебнул странное варево. Если это и был кролик, то очень маленький и костлявый, и даже у обещанных репы и моркови был странный вкус. Джимми решил, что лучше не задумываться, сколько они пролежали в заброшенном погребе, пока их не нашел этот предприимчивый торговец.

Он наполовину опустошил горшок и отдал остальное Малару. Пока его новообретенный слуга ел, Джимми огляделся. Он достаточно повидал военных лагерей, чтобы понять, что попал в один из них. Солдаты, маркитантки, торговцы и воры, все старались отдохнуть получше, перед тем как придется снова двинуться в путь.

Джимми задумался о том, зачем они все здесь собрались и куда лежит их путь. Многие солдаты были из захватнической армии, которая разграбила Западные земли в прошлом году, но хватало тут и кешианцев, заметил он и нескольких квегцев, так что решил, что в лагере собрались просто дезертиры и преступники, грязная пена, вынесенная на поверхность войной.

Малар отложил горшок и посмотрел на Джимми.

— Молодой господин?

— Пойдем в город, — сказал Джимми.

— И что будем делать? — поинтересовался слуга.

— Искать моего брата.

— Разве он не должен был идти обратно на Восток? — удивился Малар.

— Должен был, но не будет.

— Почему?

— Ну… это же Дэш.

Они пересекли палаточный городок и направились к городским воротам.

3 Столкновения

Фальшиво улыбавшийся посол Кеша закончил излагать очередное послание своего правительства.

— Милорд Гадеш, — сказал представитель Королевства, барон Марсель де Гре, улыбнувшись не менее фальшиво, — сожалею, но это невозможно.

Паг посмотрел на Накора, сидящего по правую руку от него. Переговоры между Королевством и Империей Великого Кеша, похоже, просто пошли по кругу.

Накор покачал головой и сказал:

— Почему бы нам всем не устроить перерыв, милорды, чтобы спокойно обдумать эти требования?

Калари, цуранийский чародей в черной ризе, нейтральный наблюдатель от правительства империи Цурануани, кивнул:

— Отличная идея, друг мой.

Послы удалились в предоставленные им помещения, а Паг повел Накора и Калари в другую комнату, где их ждали Миранда и Калайд, предводитель самой могущественной из трех группировок магов Звездной Пристани.

На вид Калайд был старше Пага, хотя на самом деле Пагу было почти на двадцать лет больше — благодаря высвобожденной энергии Камня Жизни Паг омолодился и теперь выглядел лет на двадцать пять.

Миранда, которой на вид было примерно столько же, посмотрела на своего мужа.

— Есть успехи?

— Никаких, — покачал головой Паг и взял кружку эля у ученика, прислуживавшего представителям Звездной Пристани в переговорах между Королевством и Империей Великого Кеша.

— Должен признаться, — заметил Калари, — эти переговоры куда более странны, чем я предполагал. — Он глотнул горячего кофе и одобрительно кивнул, довольный его вкусом. Калари был немолод и полностью лыс, но фигура у него была стройная и подтянутая, а голубые глаза будто видели собеседника насквозь. — Я что, плохо знаю нюансы языка Королевства, или плохо разбираюсь в культуре Кеша, или они и правда повторяют одни и те же запросы и требования?

— Нет, — сказал Накор, — ты все понимаешь правильно.

— Тогда в чем смысл? — удивился Калари. — В традициях моей страны встречаются переговоры, но они обычно проходят между лордами цурани. Ваши понятия о дипломатии для меня несколько чужды.

Калари был направлен сюда Ассамблеей чародеев Келевана, желающей удостовериться, что интересы Цурануани в Звездной Пристани представлены в достаточной мере. Торговля между враждовавшими когда-то Королевством Островов и империей Цурануани с годами то возрастала, то сходила на нет. Вот уже почти пятьдесят лет в цуранийском обществе шли перемены, вызванные ростом влияния рода Акомы и его изобретательной предводительницы, леди Мары. Ее сын Джастин все еще правил Империей, успешно преодолев несколько заговоров, организованных ради возвращения к отмененным Марой былым традициям. Масштабные перемены породили хаос, и торговля между мирами время от времени почти прекращалась, но нынешний период стабилизации тянулся уже почти десять лет, и Империя никоим образом не хотела помешать торговле с Мидкемией.

— Представь себе, что мы турилы, — сказал Паг, — только с большим количеством мечей, и тогда ты поймешь, что нам необходимо.

Калари кивнул. Турилы были единственной нацией в его родном мире, которая сопротивлялась Империи; цурани пришлось заключить с ними хрупкий мир.

— Ну что ж, с тех пор как леди Мара лишила Академию ее прерогатив, нам пришлось постоянно учиться новому. Но бесконечной бессмысленной болтовне вокруг стола переговоров мне, боюсь, трудновато будет научиться.

Накор рассмеялся.

— Вообще-то это очень просто. Именно поэтому дипломаты не устают этим заниматься.

Калари посмотрел на своего странного собеседника. Место на переговорах Накору предоставил Паг. На родине цурани Пага знали под именем Миламбер, и он был фигурой легендарной, внушавшей почти такое же почтение, как леди Мара. Один этот факт удерживал представителя цурани от возражений против того, чтобы Накор участвовал в теперешних заседаниях. На вид самозваный «верховный жрец» какого-то неизвестного ордена был просто потрепанным бродягой или, возможно, жуликом. Но что-то в странном человечке не давало Калари вынести слишком поспешное суждение. Ум у него был острый, хоть он и прятал его за вечными дерзкими шуточками, и Калари чуял в обычном игроке, ударившемся в религию, сильного волшебника. Может, он и ссылался вечно на помощь богов или называл свои проделки трюками, но Калари чувствовал, что за этим столом Накор уступал по силе только Пагу.

Впрочем, о Накоре Калари решил беспокоиться потом — несмотря ни на что, исалани из Кеша был забавен и дружелюбен.

— Ну что ж, — сказал волшебник, — придется тебе объяснить мне, как вести бессмысленные разговоры.

— Найди себе другого учителя, — отозвался Накор, глотнув пива. — Меня это утомляет не меньше, чем тебя. И вообще, результаты известны заранее.

— В самом деле? — спросил Паг. — Не хочешь поделиться с нами своими мудрыми мыслями?

Накор улыбнулся, как всегда, когда готовился излагать свои неожиданные идеи и догадки.

— Все просто. — Он окинул собравшихся лукавым взглядом. — Вы бы и сами могли догадаться, если бы захотели. — Миранда обменялась с мужем улыбкой, а Накор продолжил: — Королевство пострадало, но не смертельно. Кеш это знает. У них есть шпионы. Они знают, что, хотя король и хочет вернуть войска на Восток, на самом деле проблем там нет. Если Кеш начнет мутить воду, король прикажет принцу оставить войска у себя. А если они дождутся ухода Восточной армии, у Патрика будет больше времени укрепиться, приготовиться и встретить любые кешианские атаки. — Накор покачал головой. — Нет, кешианцы знают, что потеряли шанс добиться чего-то от Королевства, когда попытались воспользоваться своими преимуществами. Может, они и добьются торговых уступок, но никогда не вернут то, что им полагалось за защиту южных границ Королевства. — Он снова оглядел собравшихся. — Они пытаются решить, как бы умудриться публично признать, что сделали глупость, не признавая при этом, что сделали глупость.

Калари рассмеялся, и даже Калайд, обычно мрачный, невольно улыбнулся.

— Так это вопрос чести? — спросил Паг. Накор пожал плечами.

— Скорее вопрос того, как избежать наказания. Генералам Руфи ибн Саламону и Бешану Солану придется держать ответ перед императором, когда они вернутся в столицу. Им нужно очень веское оправдание, чтобы объяснить, как они из-за жадности потеряли то, что император приобрел благодаря щедрости. Вы ведь знаете, что у них не было указаний захватить всю долину, верно?

Паг в упор посмотрел на Накора.

— И откуда ты это знаешь?

— Много путешествую, — ответил Накор, — и слушаю, что говорят люди. Может, у генералов рот и на замке, но солдаты любят поговорить. Солдаты стоят на посту у палатки генерала, потом говорят с торговцами и маркитантками, а торговцы и маркитантки разговаривают с обозниками, и скоро все знают, что делают генералы. Кеш не хочет войны, несмотря на слабость Королевства. Они так и не утихомирили южные нации за Поясом Кеша. Кешианская Конфедерация только и ждет повода, чтобы взбунтоваться, и ваш король это знает. Так что Империя войны не хочет, и Королевство тоже — им хватает и нынешней, — а мы все сидим тут и ждем, хотя результат уже предопределен.

— Кроме одного вопроса, — сказал Паг.

— Звездная Пристань, — с пониманием отозвался Накор.

— Этот вопрос решен, — заявил Калайд. Паг пожал плечами.

— Знаю. Я советовал Накору идти на любые сделки, чтобы получить вашу помощь для спасения Королевства. Угроза вашей поддержки Кеша в случае нападения Империи перевесила чашу весов в нашу пользу. Но надо еще объяснить королю, с чего это я взял да отдал одно из его герцогств.

— Я обедаю с членами совета, — сообщил Калайд. — Роберт де Лиес решил продолжить службу в Даркмуре с принцем, так что на его место в совете потребуется замена. Только не забывай, Паг, — добавил он, вставая, — несмотря на твое легендарное могущество и наше глубокое уважение к тому, что ты основал, Звездная Пристань больше не твоявотчина. Накор обещал, что ты выполнишь условия, о которых он договорился, чтобы получить от нас помощь Королевству. Теперь совет правит не от твоего имени, пока ты отсутствуешь, а от имени всех, живущих здесь. Твой голос значит не больше и не меньше, чем голос любого другого члена Академии.

Паг с минуту помолчал, потом сказал:

— Ну что ж, я выполню эти обязательства и обеспечу признание Королевством вашей автономии.

— Автономии? — усмехнулся Калайд. — Интересный выбор выражения. Мы предпочитаем называть это независимостью.

Накор махнул рукой.

— Не говори глупостей. Паг может добиться, чтобы король позволил вам самоуправление, но не ждите, что ему удастся убедить короля признать полностью независимое образование, прямо в сердце Королевства. И кроме того, вы, конечно, защищаете Королевство от Кеша, но и оно, в свою очередь, защищает от Кеша вас. Вы думаете, что император проявит такую же щедрость?

Калайд долго молчал и наконец сказал:

— Ну что ж, я передам это совету; уверен, что они не станут «говорить глупости». — Он мрачно глянул на Накора, поклонился остальным собравшимся и вышел.

Калари повернулся к Накору:

— Твои замечания о дипломатии, надо полагать, основаны на теоретических исследованиях, а не на практике?

Миранда рассмеялась, и Паг тоже не удержался от смеха.

— Ну что ж, мне многое предстоит объяснить принцу, и не стоит это откладывать. Думаю, Патрику идея автономной Звездной Пристани в его границах понравится еще меньше, чем Калайду.

— Мы отправляемся в Даркмур? — спросила Миранда.

Паг кивнул.

— Накор?

— Да, я тут дела закончил, — отозвался исалани. — Синие Наездники снова укоренились среди учеников — они проследят, чтобы местные маги не становились слишком занудными. Кроме того, пора мне повидаться с Домиником и другими ишапианцами. Я позову Шо Пи, и можем отправляться.

Он ушел, а Калари сказал:

— Можно спросить, Паг?

Паг повернулся к представителю цурани.

— С тех пор как я прибыл в Звездную Пристань по указанию императора, я составил себе некоторое представление о здешней обстановке. Но все равно не понимаю, почему ты сам не явился в Ассамблею и не попросил нашей помощи, чтобы справиться с угрозой, которую представляла собой Изумрудная Госпожа змей. — Калари понизил голос. — Я не вполне понимаю, что все-таки тут происходит, но у меня сильное подозрение, что все куда серьезнее, чем кажется большинству.

Миранда и Паг обменялись взглядами, и Паг признал:

— Верно, но я не могу раскрыть тебе детали. А что касается того, почему мы не искали помощи цурани, — понимаешь, наши взаимоотношения с Империей сильно изменились после истории с Макалой.

— Понимаю, — кивнул Калари.

Макала, цуранийский чародей, явился ко двору принца Крондора много лет назад якобы для налаживания сотрудничества между Ассамблеей и принцем. На самом же деле он был шпионом, выяснявшим, что на самом деле случилось в Сетаноне в конце Войны Врат.

Верность Империи и боязнь неведомого заговора или секретного оружия Королевства помогли ему открыть тайну Камня Жизни. Наткнувшись возле Сетанона на потенциальных союзников, он ввязался в заговор Братства Темной Тропы. Только вмешательство отступника-моррела предотвратило крупную катастрофу.

Макала и четверо его союзников из родного мира цурани сумели заколдовать великого дракона-оракула, обитающего в подземелье под городом Сетанон. Они уже отпирали Камень Жизни, когда появились Паг и его спутники. Тайна погибла вместе с Макалой и его четырьмя товарищами в катакомбах под городом, но его предательство осложнило отношения между Королевством и Империей на целое десятилетие. Только члены Ассамблеи Келевана и несколько доверенных советников принца Крондора знали об этом событии; и для народов с обеих сторон небесного рифта эта история служила предупреждением. С тех пор отношения между Империей Цурануани и Королевством Островов стали напряженными, сделки велись крайне осторожно и с соблюдением всех формальностей. Неоднократно предлагалось даже закрыть коридор между мирами насовсем. Торговля тем не менее продолжалась, но теперь она была ограничена Вратами, расположенными в Звездной Пристани. Поэтому Империя и прислала представителя на эти переговоры — цурани не хотели закрывать единственный переход между мирами.

— И тем не менее, — сказал Калари, — ты счел нужным попросить нашей помощи в той демонстрации могущества, которую мы устроили для кешианцев?

Паг пожал плечами.

— Это все Накор.

Калари ответил ему улыбкой.

— Да, он и правда необычный тип.

Паг согласно кивнул.

— Что ты скажешь Патрику? — спросила Миранда.

— То, что ему совсем не понравится, — вздохнул Паг.

* * *

Принц Патрик явно был в гневе; его обычно бледное лицо уже пошло красными пятнами.

— Автономия? Как это понимать? — сурово вопросил он.

Паг постарался взять себя в руки. В отличие от его предшественника, принца Аруты, Патрику не хватало дальновидности. Паг напомнил себе, что принц молод, и в отличие от принца Аруты, которому пришлось стать правителем в силу обстоятельств, не прошел через горнило войны. Пока его город разрушали, Патрик по настоянию короля был на Востоке, в безопасности. Паг подозревал, что в основном дурное настроение принца было вызвано бессильным раздражением от того, что пока ему приходилось только выполнять указания отца. Ровным голосом Паг произнес:

— Волшебники Звездной Пристани требуют…

— Требуют? — рявкнул Патрик. — Они еще и требуют чего-то? — Он вскочил со своего трона, прежде служившего баронам Даркмура, и, шагнув вниз, встал прямо перед Пагом. — Позвольте напомнить, чего их король требует от них: безусловной верности и послушания!

Паг глянул на своего внука, лорда Аруту, но тот лишь слегка качнул головой, давая понять, что пока принц в гневе, разговаривать с ним бесполезно. Пага это не слишком озаботило. Он был в три раза старше принца, повидал за свою жизнь столько, что хватило бы на дюжину людей, и очень устал.

— Патрик, — сказал он спокойно, — иногда приходится проигрывать.

— Это наши подданные! Они живут в границах Королевства!

Накор, до сих пор молча стоявший в стороне вместе со своим учеником Шо Пи, заметил:

— Это только если границы на старом месте, ваше высочество.

Патрик резко развернулся.

— А тебе кто слово давал, кешианец?

Накор дерзко усмехнулся.

— Ваш король, много лет назад, разве не помните? И вообще я исалани.

Паг решил положить конец препирательствам:

— Патрик, что сделано, то сделано. Это хоть и малоприятное, но все же решение проблемы. Тебе не справиться с захватчиками на Западе, Кешем на Юге и еще с чародеями Звездной Пристани. С чего-то надо начинать, а со Звездной Пристанью разобраться легче всего. Если тамошнему сообществу гарантировать автономию, Кешу придется отступить на прежние границы. Тем самым ты решаешь две проблемы сразу и можешь начать отвоевание Западных земель.

Патрик промолчал, заставляя себя успокоиться.

— Мне это не нравится.

— Королю это тоже не понравится, — заметил Накор, — но он поймет. Принц Эрланд бывал в Кеше. Он спас императора и хорошо знает императрицу. Очень хорошо, — добавил он с улыбкой. — Эрланд опять отправится туда с визитом, и скоро обстановка на этой границе станет спокойной, как прежде.

— Если не считать того, что я потеряю Звездную Пристань.

— Вы потеряете куда больше, если не согласитесь, — сурово сказал Паг, глядя прямо в глаза молодому принцу. — Иногда править значит делать трудный выбор между плохим и худшим. Согласитесь, что Звездная Пристань может сама управлять собой, и тогда вы победите Кеш.

То, как Паг построил эту фразу, заставило принца помедлить. Наконец он заговорил.

— Ну что ж, приготовьте документы, милорд герцог, — сказал он, используя официальный титул Пага как правителя Звездной Пристани. — Это ваше герцогство мы теряем, в конце концов. Я уверен, что отец найдет для вас какую-нибудь другую должность. Он упоминал, что вы еще как будто бы кузен королевской семьи и с вами следует обращаться соответствующим образом.

Паг глянул на жену. Она слегка пожала плечами, будто отвечая его собственным мыслям — в конце концов, принц еще очень молод… Паг повернулся было, чтобы уйти, но Патрик продолжал:

— Все же я думаю, что лучше бы вам лично объяснить происходящее королю.

Паг снова повернулся к Патрику.

— Вы хотите, чтобы я подготовил доклад королю?

Судя по выражению лица Патрика, принц все еще гневался.

— Нет, я хочу, чтобы вы использовали вашу магию и отправились в Рилланон, милорд герцог. Скорее даже я приказываю вам это сделать. Король мудрее меня — вероятно, он сможет понять, почему ваши действия не следует считать предательством. — Принц глянул на Миранду. — Я очень удивлюсь, если ваша жена не окажется агентом Империи.

Паг прищурил глаза, но ничего не сказал.

— Лучше бы вам продемонстрировать верность, которой я пока у вас не замечаю, если вы хотите вернуть себе милость двора, — продолжал Патрик.

— Продемонстрировать? — тихо сказал Паг. — Я положил все силы на то, чтобы предотвратить разрушение всего, что нам дорого.

— Да, я читал рапорты, — согласился Патрик. — И слышал истории. Демоны и адские отродья, темная магия, грозящая миру, и все такое прочее — верно?

— Ваше высочество! — вмешался герцог Арута, переводя взгляд с одного собеседника на другого. — Дедушка, пожалуйста! У нас много дел, а от разногласий в наших рядах никакого толку не будет.

Паг некоторое время молча смотрел на внука и наконец отозвался:

— Я не собирался спорить, Арута. С самого начала я стремился только выполнять свой долг.

Он шагнул вперед и решительно произнес:

— Если вы приказываете, ваше высочество, я повинуюсь. Я доберусь до короля. Если вы недовольны моей деятельностью в последние месяцы, возможно, я сумею убедить его, что цена, которую я заплатил, доказывает мою преданность.

— Цена! — фыркнул Патрик. — Вы отдали герцогство, которым, по всем сообщениям, пренебрегали, — гневно продолжил он, — а у меня город разрушен, и все Западные земли под властью враждебных сил. Кто из нас больше потерял?

У Пага словно комок застрял в горле, а на щеках вспыхнули яркие пятна.

— Потерял? — хрипло прошептал он. — Ты смеешь говорить мне о потерях? — Шагнув вперед и оказавшись лицом к лицу с Патриком, Паг в упор посмотрел на молодого принца. — Я потерял почти все, мальчишка! Я потерял сына и дочь, и ее любимого, который тоже был мне как сын. Уильям, Гамина и Джеймс отдали свои жизни за Крондор и Королевство. Ты на этом троне всего несколько лет, Патрик. Когда ты проживешь столько, сколько я, если тебе повезет, вспомни, что ты сейчас сказал.

Похоже, Патрик смутился, поняв, что забыл о погибшей на войне семье Пага; но когда чародей повернулся, чтобы уйти, он все же не удержался и гневно крикнул ему вслед:

— Я не позволю разговаривать со мной в таком тоне! Герцог ты или нет, королевский кузен или нет, ты вернешься и попросишь у меня прощения!

Паг резко развернулся, но не успел он заговорить, как между ним и принцем встал Арута.

— Ваше высочество! — Он положил руку на плечо Патрика, стараясь его удержать, и тихо сказал: — От ссор добра не будет! Успокойтесь, и мы все обсудим завтра. — Еще тише он добавил: — Патрик, твой отец будет недоволен.

Не давая Патрику времени ответить, герцог повернулся к присутствующим.

— Дедушка, если ты и твоя жена согласитесь поужинать сегодня со мной, мы обсудим, как именно будет представлен доклад короне. На сегодня все, — добавил он, обращаясь к придворным в зале.

Он вывел Патрика в личные комнаты принца, выделенные ему на время пребывания в Даркмуре, не позволяя юноше еще больше накалить ситуацию. А Паг повернулся к Миранде.

— Мальчику надо многому научиться, — мягко сказала она.

Паг ничего не ответил, просто взял жену под руку и повел ее в их комнаты. Он знал, что внук навестит их, как только успокоит принца.

* * *

Арута выглядел так, будто за несколько часов постарел на годы. Глаза его, обычно живые и внимательные, потускнели и глубоко запали, а под ними залегли тени. Он вздохнул и кивком поблагодарил Миранду за предложенный бокал вина.

— Как принц, успокоился? — спросил Паг. Арута пожал плечами.

— Сложно сказать. Во время войны он с готовностью следовал советам отца и дяди Уильяма. Когда он прибыл в Крондор, ему приходилось просто соглашаться с тем, чего хотел отец. А теперь он не в своей тарелке. Ему необходимо принимать решения, с которыми нелегко было бы справиться и лучшим генералам в истории Королевства. — Он глотнул вина. — Отчасти и я в этом виноват.

Паг покачал головой.

— Нет, Патрик сам отвечает за свои действия.

— Но отец бы…

Паг прервал его.

— Не ставь себя на место отца. — Он испустил долгий вздох. — Никто не сможет быть вторым Джеймсом. Джеймс был уникален. И принц Арута тоже. Возможно Западные земли больше никогда не увидят таких талантливых людей в одно время и в одном месте, — сказал Паг задумчиво. — Все началось с лорда Боуррика. Я никогда не встречал человека, равного ему. Арута во многом был не хуже его, а в чем-то даже лучше, но в целом Боуррик вырастил именно таких сыновей, в которых нуждалось Королевство. Но с тех пор род пошел на убыль. Король Боуррик набрался опыта в путешествиях по Кешу, но ему было далеко до своего отца-принца. — Паг взглянул через окно на далекие огни факелов вдоль ограды замка. — Возможно, дело тут в том, что прошли годы, и теперь мы можем смотреть на прошлое как на историю, но во время Войны Врат на Западе царило убеждение, что рано или поздно мы победим. Теперь я понимаю, что оно исходило от тех, кто вел людей за собой — принца Аруты, твоего отца со всем его безрассудством и дерзостью, — и тех, кто следовал за ними.

Паг положил руку на плечо внуку.

— Тебе придется вести людей за собой, Арута. Тебе никогда не стать копией ни отца, ни твоего великого тезки, но природа и не предусматривает повторений. Ты должен показать лучшее, на что способен именно ты. Я знаю, что война стоила тебе не меньших потерь, чем мне. Из всех присутствующих ты один знаешь, что я чувствую. Настала пора подняться и ответить на нужды страны людям вроде Оуэна Грейлока и Эрика фон Даркмура — и тебе. Ты способнее, чем ты думаешь, — добавил Паг с улыбкой. — Из тебя выйдет отличный герцог Крондорский.

Арута кивнул. Его мать, Гамина, была приемной дочерью Пага, но чародей любил и ценил ее не меньше, чем своего родного сына Уильяма. Потеря их обоих почти сразу друг за другом причинила Пагу ужасную боль.

— Я знаю, как тебе было плохо, дедушка. Я тоскую по родителям, а ты по детям.

Паг ничего не сказал, только сглотнул и сжал руку Миранды. С тех пор как закончилась война, его вновь и вновь накрывала волна глубокого горя и боли, и как он ни надеялся, что ощущение потери постепенно пройдет, оно никуда не уходило. Временами оно затихало, иногда он даже забывал о своем горе на несколько часов, но стоило наступить времени отдыха, тяжелые мысли вновь одолевали его.

В брак с Мирандой он вступил поспешно, боясь потерять хотя бы день. Паг и его молодая жена старались проводить вместе как можно больше времени, но даже на самые их радостные мгновения совместной жизни ложилась тень невосполнимых утрат.

— Арута, у нас с тобой никогда не было времени толком пообщаться, — вздохнул Паг в ответ на слова внука. — После смерти моей первой жены я отдалился от твоей матери. Я не хотел смотреть, как она стареет. Знаешь, в тебе есть многое от обоих твоих родителей. Да, отец с рождения готовил тебя к службе отечеству, и твоя жизнь никогда полностью тебе не принадлежала, но я знаю, что если бы он понял, что тебе с этим не справиться, то нашел бы тебе менее тяжелую задачу. Будь ты другим, он не повел бы тебя за собой. Так что я опять повторяю, ты должен взять на себя роль вождя. Когда-нибудь Патрик может оказаться достойным правителем, но этот день еще не наступил. А в нашей истории часто случалось, что советник влиял на встающий перед королем выбор. — Вспомнив правление безумного короля Родерика, Паг добавил: — В прошлом таких людей иногда очень не хватало.

— Я попробую, дедушка, — вздохнул Арута.

— Я не берусь давать тебе советы, — заметила Миранда, — и правителям особо служить не умею, но сдается мне, что тебе придется не просто пробовать, а добиваться успеха.

Арута еще больше сник.

— Я знаю.

Слуга объявил, что ужин готов. Сопровождая внука к столу, Паг подумал, что Арута выглядит непривычно усталым и поникшим. Впрочем, наверное причиной тому было его беспокойство за сыновей.

* * *

Джимми огляделся. В последние два дня мимо них с Маларом прошли один за другим несколько патрулей. Выяснилось, что за установленные заставы в город не пропускают никого. Кто бы ни правил сейчас в Крондоре, Дуко или кто-то еще, этот человек явно решил, что существует серьезная опасность вражеского проникновения, и запер город.

Наемников и торговцев, собравшихся у городских стен, никто не беспокоил, пока они не причиняли хлопот. Прошлой ночью неподалеку, у большого костра, началась драка — Джимми не знал, было ли дело в проигранных деньгах, в женщинах или просто в общем напряженном состоянии, — но ее быстро прекратили. Отряд верховых, выехавший из города, разогнал драчунов, действуя быстро и немилосердно. После возвращения отряда в город у стен осталось с полдюжины убитых и много раненых, но порядок был восстановлен. Большинство собравшихся снаружи людей пришли лишь затем, чтобы подзаработать или нажиться на грабежах и мародерстве, и совершенно не собирались штурмовать хорошо укрепленный город.

Вообще, решил Джимми, взять город было бы легко, если бы армия Патрика стояла у стен. Но войска принца были в Даркмуре или на пути сюда, а к тому времени, когда они достигнут Крондора, городские укрепления уже заметно вырастут. Каждый день на заре на стены выходили рабочие — Джимми не знал, были это наемники или пленники, — и принимались заделывать бреши, оставшиеся после последнего штурма города прошлым летом.

Он рискнул неспешно проехать мимо главных ворот, Восточных, и увидел, что их уже полностью заменили. Новые ворота хотя и не поражали таким великолепием, как первоначальные, но были крепко сработаны. Среди вражеских воинов явно нашлись опытные и искусные плотники — в конце концов, на далеком континенте Новиндусе в армию призвали почти всех мужчин боеспособного возраста.

Уже второй день их пребывания здесь подходил к концу, когда Малар спросил:

— Молодой господин, не пора ли нам найти безопасное место для ночлега?

Джимми покачал головой.

— Снаружи я насмотрелся достаточно. Пора отправляться в город.

— Простите мою глупость, но мы уже видели, как надежно охраняются все ворота и бреши. Как вы предлагаете это сделать?

— В Крондор и из Крондора ведет больше путей, чем кажется с первого взгляда, — сказал Джимми. — Мой дедушка знал их все и кое-какие показал нам с Дэшем, прежде чем мы уехали.

— Ваш брат тоже сможет найти такой вход?

Джимми жестом скомандовал «слуге» следовать за ним, и они неспешно прошли мимо группы мрачных солдат, собиравшихся провести еще одну холодную и полуголодную ночь у костра в напрасной надежде дождаться заработка.

— Насколько я знаю Дэша, он уже в городе.

* * *

Дэш прислонился спиной к грязной каменной стене. Другие пленники поступали так же. Люди вокруг него сбивались в кучу, но он не возражал; было все еще холодно, а те, кто их захватил, не тратили горючего на обогрев загона для рабов. На пленнике были только рубашка и брюки. Ботинки, куртку, плащ и все, что он нес с собой, у него забрали.

Он сумел уйти от гнавшегося за ним патруля и, добравшись до окраины Крондора, смешался с собравшимся у ворот шумным сообществом торговцев, воров, маркитанток и прочего люда. Захватчики закрыли город для всех посторонних, и у восточной стены установилось странное перемирие. В стенах было много проломов, так что за порядком следили патрули, то и дело проезжая мимо пестрой компании бездомных фермеров, рабочих и безработных наемников. Кроме завоевателей и солдат Королевства, тут хватало и кешианцев, квегцев и солдат из Вольных городов.

Дэш ухитрился пробраться через один из проломов в город и пожалел об этом. Если снаружи у стен царила веселая анархия и свобода, внутри свободными были лишь те, кто служил в армии генерала Дуко. Целый день он прятался по углам, но потом все-таки наткнулся на патруль, а спасаясь от него, забежал в заброшенное на вид здание. На самом деле там отдыхали после смены с полдюжины вооруженных солдат. Они задержали его и передали патрульным, а те, даже не спросив, что он делает в городе, избили его, обобрали и бросили в тюрьму.

Это было три дня назад. Дэш ждал, пока пройдут синяки и перестанет ныть после побоев тело; он не сомневался, что при малейшей возможности убежит. Теперь уж он не попадется, потому что знает, что город отнюдь не безлюден. Тишиной и спокойствием тут и не пахло. Вокруг творилось что-то куда более необычное, чем он предполагал после доклада Джимми.

Два дня он работал на восстановлении укреплений северной стены. Дэш пытался подслушивать болтовню стражников, но едва мог разобрать их речь и очень жалел, что с ним нет брата, гораздо больше способного к языкам. Правда, сам Дэш неплохо говорил по-кешиански и по-ролдемски — оба эти языка ему вдолбили в детстве, при королевском дворе в Рилланоне, — но почти не сталкивался с квегским, натальским и вабонским диалектами, которые, хотя и происходили от кешианского, на его слух звучали совершенно по-разному. А язык, на котором говорило большинство жителей Новиндуса, отличался от кешианского еще больше.

Он все же сумел уловить в разговорах тревожные ноты: что-то нехорошее случилось или вот-вот случится. Патрульных и солдат в городе происходящее на Севере беспокоило ничуть не меньше, чем возможная опасность с Востока.

— Пора отсюда убираться, — сказал сосед Дэша.

Дэш поднялся на ноги, согласно кивнув. Его собеседника звали Густав Тинкер, он служил наемником в долине Грез, хотя до того работал жестянщиком. Дэш выяснил в первую же ночь, что большинство теперешних его сотоварищей составляли невезучие местные жители: горожане, рыбаки и фермеры из округи. Не удивительно, что Густав выделялся среди них: солдат Королевства, в отличие от остальных пленников, не посылали на работы, но и не казнили. Дэш не представлял, что генерал Дуко собирается с ними сделать — использовать как заложников, возможно. Поэтому среди пятидесяти узников, еженощно загоняемых в рассчитанную на шестерых комнату, при побеге Дэшу мог пригодиться только Густав, ну, может, еще парочка других.

Еще один из пленников, Тэлвин, почти наверняка был вором, но Дэш старался с ним особо не разговаривать. В канализационной системе города местный вор мог оказаться полезным проводником, но пока они сидели в одной камере, Тэлвин вполне мог за лишнюю пайку выдать Дэша стражникам как шпиона Королевства.

Дверь открылась, и они с облегчением выбрались из переполненной комнаты в коридор. Держали их в полусгоревшей сыромятне в северном квартале города. Здесь находилось большинство дурно пахнущих городских мастерских — бойни, красильни, склады рыботорговцев и тому подобное. Захватчики использовали этот район из-за двух преимуществ: здесь сохранились большие и относительно неповрежденные здания, а участок стены, который остро нуждался в починке, был совсем рядом. Дэш решил, что в восточном квартале пленных, скорее всего, держали в заброшенных конюшнях и сараях.

Стражник подал знак, и первый в ряду пленников шагнул из коридора под холодное утреннее солнце. Когда и Дэш оказался наконец снаружи, он заморгал от яркого света и обрадовался, заметив, что висевшая над ними туча наконец двинулась вглубь материка. День, похоже, ожидался теплый, и это было неплохо. В течение дня, правда, он все равно едва чувствовал холод, так напряженно работал, но по крайней мере следующей ночью будет потеплее.

Он медленно пошел вперед, дожидаясь мальчика, который приносил еду и питье. Наконец тот появился, и Дэш с не меньшей поспешностью, чем его спутники, схватил предложенный кусок. Хлеб им давали грубый и безвкусный; зерно перемалывали так плохо, что люди иногда повреждали зубы о шелуху или песок. К воде добавляли немного вина. За день-два до того, как Дэш попал в плен, у нескольких узников началась дизентерия, и захватчики рассчитывали, что вино не позволит ей распространиться.

Завтрак закончился очень быстро, и они отправились на работу. Дэш присоединился к четверым пленникам, пытавшимся сдвинуть большой камень, который упал со стены во время битвы. Его надо было подтащить к самодельной лебедке, сооруженной инженером из армии захватчиков. Военные машины у него получались явно лучше гражданских, но за последние два дня деревянная конструкция на глазах у Дэша несколько раз поднимала камни и побольше, так что он был уверен, что еще некоторое время она продержится.

Почему Крондор отстраивали с такой поспешностью? Конечно, Дуко не собирался пускать в город Патрика, но самому генералу Крондор был вроде ни к чему. Дэш ломал голову над этой задачкой, и как он ни хотел сбежать, еще больше он стремился выяснить сначала, что тут происходит.

Один из работников охнул от натуги, и камень наконец приподнялся; под него быстро подтянули сетку. Дэш улучил минуту, пока остальные привязывали сетку к лебедке, и повернулся к Густаву.

— И охота тебе здесь торчать?

Невысокий молчаливый солдат слегка улыбнулся — за все эти дни это было самое яркое у него проявление эмоций — и сказал:

— А что? Тут такие возможности сделать карьеру!

— Точно, — согласился Дэш. — Вот еще дюжина человек помрет, и ты будешь первым в очереди за хлебом и водой утром.

— А у тебя есть какие-нибудь планы? — осторожно спросил Густав.

Заметив, что за ними наблюдает Тэлвин, Дэш коротко бросил:

— Потом скажу.

Густав только кивнул в ответ. Их команда перешла к другому большому камню и снова взялась за дело.

4 Подземелье

Дэш вздрогнул.

После вчерашнего весеннего тепла снова подул холодный ветер, а все его еще не зажившие синяки на морозе ныли сильнее. Но все же работа не давала ему окоченеть. С тех пор как он намекнул Густаву о возможности побега, больше поговорить им не удалось. Тэлвин все время околачивался поблизости, и Дэшу это не нравилось. Он мог только гадать о его намерениях; либо вор тоже хотел сбежать и решил, что Дэш и Густав будут для этого подходящими союзниками, либо он был доносчиком. Дэш решил, что может позволить себе потратить еще пару дней на то, чтобы выяснить, который из этих вариантов верен.

Стражники объявили полуденный перерыв, и мальчишки с хлебом и разбавленным вином поспешили вдоль рядов, раздавая долгожданную еду. Дэш сел прямо там, где работал, на следующем большом камне, который надо было поднять обратно на стену, а Густав прислонился спиной к каменной кладке. Дэш откусил хлеба и констатировал:

— Либо я привык, либо они нашли пекаря получше.

— Ты привык, — ответил Густав. — Есть же старая пословица, что лучший соус — это голод.

Дэш посмотрел на солдата из долины Грез. Поначалу похоже было, что Густав может только кивать да отвечать односложно; но с прошлой ночи он стал поразговорчивее с Дэшем.

— И как тебя тут поймали?

— Не тут, — объяснил Густав, заканчивая скромный обед глотком разведенного вина. — Я был стражником при караване… — Он огляделся. — Это долгая история. Скажем так, нас перехватили и взяли в плен люди Дуко, и те из нас, кто пережил бой, оказались здесь.

— И давно это было?

— Слишком давно. — Он, нахмурившись, задумался. — Уже пару месяцев, наверное. Дни сливаются в одно целое. Когда я попал сюда, шел снег.

— А караван? — спросил Дэш. Густав пожал плечами.

— Не один мой хозяин надеялся нажиться на том, что первым привезет товары в город. Судя по тому, что я тут видел, этого генерала не особо интересует торговля. Он не против, чтобы с другой стороны стен люди вели свой бизнес, но внутри стен у него только военный лагерь.

По цепочке передали приказ начать работу.

— Да, у меня тоже такое впечатление, — сказал Дэш. Густав улыбнулся.

— Ты умнее, чем кажешься.

— За работу! — крикнул охранник, и четверо работников рядом с Дэшем и Густавом начали двигать камень обратно на место в стене.

* * *

Джимми подал знак; Малар кивнул, показывая, что все понял, и жестом подозвал мальчишку поближе. Оборвыш был с головы до ног перепачкан сажей и копотью, пахло от него так, будто он купался в сточной канаве, но на взгляд Джимми, у него вполне могла быть нужная информация.

Малар несколько минут поговорил с мальчиком, потом дал ему монету и отослал прочь. Он подошел обратно к стене, на которую небрежно опирался Джимми, и сказал:

— Молодой господин, мальчик и правда работал в канализации. Ему платят за то, чтобы он забирался в маленькие кульверты и трубы и очищал их от накопившейся грязи.

Джимми раздраженно встряхнул головой.

— И что же они там делают?

— Похоже, чинят канализацию, — негромко заметил Малар, — точно так же, как, судя по всем сообщениям, чинят все над землей по ту сторону стены.

— Но почему? — задал Джимми риторический вопрос. — Для его армии существующей канализации вполне достаточно — надо только выделять людей, чтобы прочищать ее почаще, тогда его солдаты не будут болеть. — Джимми задумчиво поскреб щеку. — Но судя по тому, что мы слышим, он пытается вернуть все в прежнее состояние, как было до того… — Он чуть не сказал «до того, как дедушка взорвал город», но вместо этого закончил: — До того как город был взят.

— Может, этот Дуко любит порядок.

Джимми ничего не сказал, только озадаченно покачал головой. Он читал все доклады, которые поступили в Даркмур до и после битвы за хребет Кошмара. Дуко был, возможно, лучшим полевым командиром противника и третьим по значению после Фэйдавы и Нордана. Джимми не мог себе представить его планов. Если бы генерал укреплял город, чтобы защититься от нападения с Востока или с Юга, это имело бы хоть какой-то смысл, хотя оборона все равно не была бы завершена к моменту прибытия армии Патрика.

Если бы он продолжал разрушать Крондор, чтобы только не отдавать город Королевству, это тоже имело бы смысл. Но вот восстановление города, будто он собирался надолго его оккупировать, — это объяснить было сложно.

— Если только он не… — произнес Джимми тихо.

— Да, молодой господин? — отозвался Малар.

— Да нет, ничего. — Он огляделся. — Через час стемнеет. Пойдем со мной.

Он провел Малара через полные народу улочки палаточного городка к переулку или, скорее, просто проходу между двумя стенами, когда-то бывшими частью двух соседних мастерских. Джимми свернул в узкий проулок, не проверяя даже, следят ли за ним, и услышал, что Малар идет следом.

В Крондоре потеряться легко — Джимми знал это с прошлого визита. После стольких разрушений местных примет почти не осталось. Но план города не изменился, так что если не забывать, где находишься относительно немногих уцелевших узнаваемых мест, то найти дорогу можно. Во всяком случае, Джимми на это надеялся.

Еще никого не видя, он услышал звук шагов и попятился, чуть не сбив с ног Малара. Кто-то приближался к ним по пустынной улице. Джимми и Малар пригнулись, исчезнув в тени между домами.

Вскоре мимо них прошли двое вооруженных людей; Джимми мог только гадать, по какому делу они спешили. Он подождал, не вернутся ли они и не последуют ли за ними другие. Когда прошло несколько минут и никто больше не появился, он перешел через дорогу к сгоревшему постоялому двору.

Присев за все еще уцелевшим куском стены, Джимми прошептал:

— Отсюда можно спуститься в канализацию. Если проход не закрыт, а канализация все еще цела, то мы проберемся в город. Большая часть труб отсюда туда, — он махнул в сторону города, — перекрыта, но у одной проломлена стенка, и мы сможем пролезть через щель.

— А стоит ли это делать, молодой господин? — спросил Малар. — Я слышал, что в городе сложно не угодить в арестантскую команду. Во всяком случае, так люди говорят.

— Я не собираюсь попадаться, — заявил Джимми. — Ты, если хочешь, можешь отсюда идти, куда тебе вздумается.

— Я давно привык жить своим умом, молодой господин, но кажется мне, что с вами и вашим братом я могу добиться лучшей доли. — Малар внимательно посмотрел на Джимми, будто взвешивая опасность и возможную выгоду. — Вы с братом люди не простые, как мне кажется. Если так и если я сумею вам послужить, то, возможно, все мои недавние неудачи окупятся. — На секунду он умолк, потом продолжил: — Если я вам пригожусь, то пойду с вами.

Джимми слегка пожал плечами.

— Ну что ж, тогда ты и вправду пригодишься мне как слуга. Вот что ты должен сделать. Если со мной что-нибудь случится, возвращайся на Восток как сумеешь. Задолго до того, как ты выйдешь навстречу Королевской армии, тебя наверняка перехватят передовые отряды. Если это будут хадати, найди среди них человека по имени Аки, а если крондорские следопыты — спроси капитана Субаи. Пусть они тебя отправят к Оуэну Грейлоку или Эрику фон Даркмуру, и расскажи им все, что успел увидеть. Без этих имен тебя примут за дезертира из Кеша, или мародера, или кого-то в таком роде, и не захотят выслушать, а им надо знать, что мы видели.

— Но что же мы видели? — спросил искренне озадаченный Малар.

— Пока что-то непонятное, поэтому нам и надо попасть в город. Но что бы это ни было, мы такого не ожидали.

— Это плохо.

— Почему ты так считаешь? — улыбнулся Джимми.

— Неожиданности — это всегда плохо.

Джимми улыбнулся еще шире.

— Всегда?

— Всегда. Приятных сюрпризов не бывает.

— Ну, помню, была одна девушка…

— Но ведь в конце концов она разбила вам сердце, так?

Джимми кивнул, и улыбка его стала печальной.

— Это точно.

— Вот видите. Если вы научитесь предвидеть ситуации, то избежите многих неприятностей.

— Похоже, ты человек бывалый, — заметил Джимми. Малар прищурился.

— Даже больше, чем можно предположить.

Джимми огляделся. Солнце уже клонилось к закату, и тени стали гуще, а теперь, когда приближалась ночь, небо над ними окрасилось в необычайные оттенки лилового.

— Думаю, сейчас уже достаточно темно и нас не заметят. — Через заднюю дверь он провел Малара в старый постоялый двор, осторожно пробравшись через обломки досок, оставшиеся от обвалившихся двери, стен и потолка. Крыши больше не было, и над ними на фоне темнеющего неба четко виднелись почерневшие балки. Они осторожно двигались вперед, пока наконец Джимми не сказал:

— Где-то тут.

Он опустился на колени и сдвинул обломки, покрытые сажей. Разнесся не слишком приятный запах.

— Дерево гниет.

— Там железное кольцо, молодой господин, — заметил Малар.

— Помоги мне, — попросил Джимми, расчищая люк. Они вместе потянули за кольцо, и Джимми сказал:

— Тут был подвал постоялого двора, который частенько навещали пересмешники. Это было у них что-то вроде штаба.

— Пересмешники?

— Гильдия воров, — пояснил Джимми. — Я думал, их слава донеслась и до долины.

— Мне попадались только те воры, которые орудовали не ножами и ловкими руками, а пером и пергаментом. В общем, деловые люди.

— Мой брат согласился бы с тобой, — усмехнулся Джимми. — Он когда-то работал на одного из таких, Руперта Эйвери.

— Это имя я слышал, молодой господин. Моему покойному хозяину неоднократно доводилось его проклинать.

Наконец они приподняли люк и откинули его в сторону. Перед ними черной пропастью разверзлось отверстие.

— Жаль, посветить нечем, — вздохнул Джимми.

— Вы собираетесь спускаться в такой мрак? — недоверчиво спросил Малар.

— А там даже самым ясным днем темно. — Джимми нашел то, что искал, — лестницу вниз, — и, встав на верхнюю ступень, добавил: — Внизу, правда, есть свет, если знаешь, где искать.

— Если вы знаете, где искать, — пробормотал Малар. Они осторожно спустились во тьму.

* * *

Дэш вздрогнул, но не от холода, а от донесшегося снизу звука: то был удар кнутом по человеческому телу. Они с Густавом, Тэлвином и еще несколькими новыми знакомыми работали на стене к северу от главных ворот Крондора. Дэш глянул на Густава, и тот кивнул, давая понять, что все в порядке. Внезапно оба они повернулись: в нескольких ярдах от них рабочий споткнулся; в одно мгновение все поняли, что он упадет и никакие молитвы его не спасут. С криком ужаса он полетел со стены и разбился о камни внизу. Густав поморщился, услышав, как тело ударилось о безжалостный камень. Они чинили укрепления на самом верху, и приходилось соблюдать предельную осторожность, особенно из-за плохо держащихся камней и постоянного тумана по утрам и вечерам.

— Поосторожнее, — сказал Дэш.

— Мне это можешь не говорить, — отозвался Густав. Дэш глянул за стену и увидел обычную для городских предместий картину — вокруг слонялись солдаты, мельтешили торговцы и другой пришлый люд, принесенный к городу водоворотами прошлогодней войны. Где-то там, он отчаянно надеялся, его брат Джимми добывал информацию, чтобы предупредить Оуэна Грейлока, что в Крондоре творится что-то странное.

Даже при явном недостатке ресурсов генерал Дуко превосходно справлялся с восстановлением города, по крайней мере с военной точки зрения. Торговцам и другим жителям Крондора придется ждать годы, пока город вернется к прежнему процветанию — слишком уж сильно он был разрушен. Но к прежнему уровню обороноспособности Крондор вернется меньше чем за год, возможно, даже через девять-десять месяцев.

Дэшу ужасно хотелось как-нибудь отлучиться со своего рабочего места, чтобы осмотреться и выяснить, что творится вокруг, но его бы немедленно снова арестовали: кроме солдат армии захватчиков в городе были только рабы. Герцогу Аруте логичнее было бы послать сюда одного из людей, плававших на Новиндус с Эриком фон Даркмуром, кто знал язык и имел шанс сойти за наемника с заморского континента.

Дэш знал, что, даже если сумеет сбежать, ему придется немедленно выбраться за стену и отправиться на Восток, где, как он был уверен, их с братом поджидали другие агенты их отца.

Дэш был уверен, что Арута послал к городу еще кого-то, чтобы помочь сыновьям. Вряд ли герцог мог поступить иначе, и кроме того, решил Дэш, помогая поднять на стену огромный камень, если бы он этого не сделал, отцу стал бы являться с упреками призрак лорда Джеймса. Не обращая внимания на ушибленные пальцы, Дэш начал класть известку, размышляя о том, что призрак дедушки сейчас бы не помешал. Если кто и мог разобраться, что творилось сейчас в Крондоре, то разве что легендарный лорд Джеймс.

* * *

Джимми выругался, в темноте ударившись лодыжкой о не замеченный им камень.

— Вы уверены, что не заблудились, молодой господин? — донесся до него голос Малара.

— Тише, — сказал Джимми. — Мы не одни тут внизу. Да, я знаю, где мы находимся. Вот свернем направо, и еще через дюжину шагов по правой стене будет нужное место.

Спеша доказать свою правоту, он свернул направо, в узкий проход. Малар неловко последовал за ним, придерживаясь обеими руками за правую стену.

Еще несколько минут они молча двигались в темноте, и наконец Джимми сказал:

— Мы на месте.

— На каком месте? — спросил Малар.

— У одного из тайников для… — Он чем-то зашуршал, потом вдруг вспыхнул и разгорелся огонек, кажущийся ослепительно ярким после долгого пребывания в темноте, и Малар прикрыл глаза.

— Посмотрим, что тут у нас. — Джимми покопался в тайнике, который находился в фальшивом камне стены на уровне груди.

— Откуда вы знали, где искать? — удивился Малар.

— Моему деду приходилось тут бывать… — Он глянул на Малара. — Он работал в городе…

— В канализации?

— Иногда и в канализации… — уклончиво ответил Джимми. — Так или иначе, он рассказывал мне, что от воровского входа в город надо идти до первого перекрестка, потом направо, и примерно в двенадцати шагах справа будет заначка. Похоже, пересмешники хотели иметь под рукой факелы и инструменты на случай, если придется уходить от погони. Смотри. — Он полез в тайник и начал вытаскивать его содержимое, называя каждый предмет. — Хороший моток веревки. Большой лом. Кожух с водой. Кинжал, факелы.

— Фонарь с дверцей был бы надежнее, — заметил Малар.

— Верно, — согласился Джимми, — но у нас его нет, так что придется пользоваться тем, что есть. Дальше могут быть и другие нетронутые заначки, и возможно, в одной из них найдется фонарь.

Он огляделся в полутьме и вдруг воскликнул:

— Господи!

— Что такое? — встревожился Малар.

— Ты только посмотри на эту грязь!

— Это же канализация, — в некотором изумлении заметил Малар.

— Я знаю. Но ты посмотри на стены и воду.

Тут Малар понял, что имел в виду Джимми. Мутную воду и замшелые камни он увидеть ожидал, но никак не думал, что все тут будет покрыто сажей.

— Господин, когда мы выберемся наверх, надо будет вымыться, иначе на нас точно обратят внимание, — предложил он, глядя на собственные руки.

Джимми глянул на своего слугу и заметил:

— Если я измазался не хуже тебя, то я похож на трубочиста.

— Вы весь в грязи, господин, — подтвердил Малар.

— Ну что ж, — заметил Джимми, — никто не говорил, что будет легко.

Уже идя вперед, он услышал, как Малар пробормотал в ответ:

— Но никто и не предупреждал, что это будет невозможно.

* * *

Дэш кивнул, и Густав спрыгнул. Приземлившись за большим камнем, он присел, прячась от стражников. С помощью осколка горшка, который он спрятал в рубашке два дня назад, Густав быстро перепилил главную веревку в сети, на которой поднимали камни.

Веревочная сеть была устроена ловко: ее можно было засунуть под камень, пока люди поднимали его с помощью рычага. Как только камень отрывался от земли, под ним быстро пропускали две веревки, которые натягивали вторую подъемную сеть. Когда камень оказывался над нужным местом на стене, эти две веревки убирали и камень опускали на несколько дюймов; сеть ослаблялась, и камень падал вниз. Дэш знал, что опытные каменщики могли делать это с точностью до доли дюйма. Бригада, в которой работал Дэш, даже при большом везении опускала камень в дюйме от идеальной точки. Опыт в Крондоре был только у инженеров Дуко, а имбыло сложно объясняться с большинством рабочих.

Густав вышел из-за камня и кивнул Дэшу.

— Тащите! — крикнул он.

Двое рабочих приготовили веревки, чтобы протянуть их под камнем, а Дэш отошел в сторону, чтобы понаблюдать. Камень приподнялся в воздух на два фута, но внезапно раздался треск, веревка, которую надпилил Густав, разошлась, и камень завис над землей, медленно вращаясь. Двое рабочих, державших веревки, попятились.

— Опускайте! — крикнул кто-то снизу, и они немедленно послушались.

— Нет! — воскликнул десятник, но было уже слишком поздно — вместо того чтобы медленно опустить камень, рабочие просто выпустили веревку. Камень не встал спокойно на выступ стены, а подскочил, накренился, как и рассчитывал Дэш, и медленно начал падать.

— Берегись! — крикнул кто-то рядом с Дэшем, и люди побежали во все стороны. Началась паника.

— Пошли, — шепнул Дэш Густаву.

На глазах у застывшего в изумлении стражника камень скользнул дальше, на мгновение завис в воздухе и наконец полетел вниз. Дэш, Густав и еще несколько человек бросились по каменным ступеням, будто спеша помочь тем, кто внизу. Но у основания стены Дэш резко повернул вправо, в небольшую на вид брешь в стене. Остальные нырнули в расщелину вслед за ним.

Старинная стена Крондора кое-где была полой внутри — в ней находились склады зерна, воды и оружия на случай осады. Многие старые склады использовались во время последней войны, но некоторые оставались пустыми, особенно те, что у восточной стены.

Дэш ждал неделю, пока каменщики приблизились к тому месте в стене, недалеко от которого располагался один такой склад. Если он угадал правильно, это был идеальный способ покончить с пленом. Здесь можно было найти либо вход в канализацию, либо проход в другой брошенный склад, из которого опять же можно было попасть в канализацию. Конечно, риск существовал — кто-то мог заметить, как они сюда входят, или проход в следующую комнату мог быть завален обломками камней. Отсутствие беглецов должны были обнаружить при пересчете пленных во время перерыва на еду, а до него оставался только час.

В темноте вход найти было трудно, но Дэшу это удалось. Под толстым слоем пепла и пыли обнаружился деревянный настил, на котором обычно держали зерно, чтобы оно не пропиталось влагой от камней. Под ним был люк, покрытый простой железной решеткой.

— Подсобите, — прошептал Дэш, и рядом с ним наклонились еще двое.

В слабом свете, пробивающемся сквозь сломанную стену, Дэш разглядел профили Густава и Тэлвина. Густав был тем, за кого себя выдавал, но вот Тэлвин Дэша тревожил. Тем не менее он был тут, вместе со всеми рискуя повредить пальцы решеткой, и пока вроде бы никого не предал.

Они подняли решетку и отодвинули ее в сторону. Спускаясь вниз, Дэш сказал:

— В темноту прыгать трудно, но я знаю, что в семи-восьми футах внизу — вода, так что будьте к этому готовы. Повернитесь в ту же сторону, что и я, и двигайтесь направо. Вы ничего разглядеть не сможете, но я тут дорогу знаю.

Он отпустил руки; это был один из самых отважных поступков в его жизни — все его инстинкты требовали держаться изо всех сил за камень, а не прыгать в неизвестность. Ему вдруг показалось, что он допустил ужасную ошибку — но через мгновение после того, как он разжал руки, Дэш коснулся ногами воды. Он согнул колени, ударившись о камни под водой, и потерял равновесие. Упав вперед лицом, Дэш на мгновение с головой окунулся в грязную воду, но тут же всплыл, изо всех сил отплевываясь. Дед предупреждал его о том, что многие воры, подцепив в канализации какую-нибудь заразу, заболевали и даже умирали.

Он быстро шагнул направо, и тут же на то место, где он только что стоял, приземлился один из его спутников.

— Сюда, — сказал Дэш, и тот на ощупь двинулся к нему.

Потом спрыгнули еще двое, и Дэш спросил:

— Кто здесь?

— Густав, — откликнулся второй спустившийся.

— Тэлвин, — сказал следующий.

— Риз, — назвался третий, и Дэш вспомнил молчаливого высокого рабочего, с которым Тэлвин время от времени разговаривал. — Я увидел, как вы уходите, и улучил момент. Не хотелось торчать там в одиночестве.

Дэш усомнился в его словах; он подозревал, что Риза предупредил о побеге Тэлвин, но пока решил не подавать виду.

— Хорошо, — сказал он, — нам пригодятся люди.

— А что теперь? — спросил Густав. — Мы в самой темной и вонючей яме, какую я только видел в жизни, — что будем делать дальше?

— Это часть старой канализационной трубы под стеной, — объяснил Дэш. — Если мы двинемся к центру города, то в конце концов выберемся из Крондора.

— Почему нужно идти к центру города, если мы и так уже за городской стеной? — удивился Риз.

— Потому что это, — Дэш стукнул по каменной стене, у которой стоял, — внешний край канализации. Чтобы попасть за стену, пришлось бы рубиться через камни.

— Черт, — расстроился Густав. — Я-то думал, когда ты сказал мне про канализацию, что мы просто проскользнем под стеной.

— Канализация в предместье никогда не была связана с внутренней городской системой. Иначе захватчикам было бы слишком просто войти в город, — объяснил Дэш. — С другой стороны этой стены есть пролом, но чтобы туда попасть, нам надо пойти в город.

— Ну так вперед! — решительно заявил Тэлвин. Глянув на слабый свет, просачивающийся сквозь дыру наверху, Дэш сориентировался.

— Давайте все сюда.

Беглецы собрались вокруг него.

— Густав, положи правую руку на мое правое плечо. — Он почувствовал, как сильная рука наемника ухватилась за его тунику. — Тэлвин, ты положи руку на плечо Густаву. Риз, ты будешь последним. Слушайте мои указания. Идем медленно. — Дэш положил правую руку на стену, и они двинулись во мрак.

* * *

Джимми резко развернулся и зажал рукой рот Малара, уронив факел на каменный пол рядом с канавой. Как он и надеялся, пламя факела чуть ослабело, и Джимми сумел наступить на него и погасить. Малар умудрился сохранить спокойствие, несмотря на то что Джимми зажимал ему рот.

Наконец Джимми убрал руку и почти беззвучно прошептал:

— Кто-то идет.

Они стояли неподвижно, прислушиваясь к еле слышным шагам. Потом до них донесся голос, далекий и неразборчивый, но Джимми готов был поспорить на кошелек с золотом, что это был патруль захватчиков — интонации говорившего выдавали чужака. Наконец патрульные прошли мимо, и снова стало тихо.

Джимми присел и начал шарить в темноте, пока не нащупал все еще горячий факел. Он высек искру кремнем, снова разжег факел и сказал:

— Если наткнемся еще на один патруль, придется избавиться от огня.

— Что же нам, вслепую тут пробираться? — недовольно поинтересовался Малар.

— Я неплохо знаю путь, — сказал Джимми с уверенностью, которой не ощущал. — Кроме того, если нас поймают, мы либо покойники, либо пленники. Лучше уж рискнуть.

— Это верно, но все равно меня ваши слова не особенно радуют, молодой господин.

Не отвечая, Джимми заглянул за угол и удостоверился, что никто к ним потихоньку не подкрался.

— Сюда, — сказал он, ведя Малара к зияющему входу в большой туннель прямо напротив того места, где они стояли. Они спустились к грязной воде, пересекли неспешно плывущую массу угля и других менее аппетитных предметов и двинулись дальше в темноту.

* * *

Издалека донесся звук шагов, и Дэш почувствовал, как в плечо ему впились пальцы. В темноте было не разобрать, откуда шел звук. Нервы у всех были натянуты, и Дэш тревожился, что один из троих его спутников запаникует. Густав держался спокойно, хотя слегка нервничал, Тэлвин молчал, но Риз время от времени изрекал что-нибудь неуместное — либо спрашивал, сколько еще идти в темноте, либо высказывал свою тревогу.

Кое-где по пути сверху падал свет, пробиваясь сквозь небольшие щели в уличном покрытии или разбитые кульверты. Дэш не переставал удивляться тому, какими яркими казались эти участки после полной темноты, хотя знал, что это лишь иллюзия. Вокруг каждого пятна видно было только на дюжину ярдов в обе стороны, а дальше они снова погружались в кромешную тьму.

В первом месте, где он рассчитывал найти факелы или фонарь, никакого тайника не оказалось. Возможно, конечно, Дэш просто не нашел его, но, чтобы не утратить доверия остальных, уверенно заявил, что тут его точно нет.

Второй тайник был уже пуст. Кто-то им воспользовался, и Дэш не знал, случилось ли это во время падения города или за несколько дней или даже часов до того, как они сюда пришли.

Он старался вести своих спутников на север, зная, что легче всего выбраться было в так называемом Рыбном городе, бедняцком квартале. Именно там можно было спуститься в залив и, проплыв немного, оказаться за стенами города. Дэш не знал, умели ли его спутники плавать, но даже не беспокоился на сей счет — он, конечно, хотел вывести их в безопасное место, но охотно продал бы их, если бы это помогло передать информацию принцу.

Держась одной рукой за стену, он повел свой маленький отряд дальше.

* * *

Джимми указал рукой на слабый свет. Малар кивнул и прошептал:

— Здесь путь наружу, молодой господин?

— Может быть. Подними меня на плечи, я посмотрю.

Малар опустился на колени, а потом, когда Джимми поставил левую ногу ему на плечо, встал, схватив юношу за лодыжку для надежности. Джимми не сразу удержал равновесие, но Малар двигался равномерно, и Джимми устоял, схватившись за балку наверху.

— Здорово, — сказал он. — Это сорванная с петель дверь погреба. — Он просунул пальцы в щель. — Не за что уцепиться. Опускай. — Малар послушался, и Джимми спрыгнул на землю перед ним. — Нам ее не открыть.

— Неужто в этом чертовом подземелье нет ступеней?

Джимми невесело усмехнулся.

— Никакое это не подземелье, а скорее уж лабиринт. Но ты прав, а я идиот. — Он преувеличенно театрально вздохнул и огляделся, светя себе едва мерцающим факелом. — В нескольких местах есть ступеньки, ведущие к подвалу, и, если я не ошибаюсь, одно такое место должно быть неподалеку. Молись своим богам, чтобы вершина лестницы не была завалена.

Малар почти беззвучно пробормотал молитву и пошел за Джимми.

* * *

Услышав что-то впереди в темноте, Дэш прошептал:

— Не двигаться!

Его спутники замерли. Еле слышный впереди шум усиливался, отдаваясь от каменных стен.

— Что… — начал Тэлвин.

Не успел он закончить, как Риз ударил его сзади и сбил с ног.

— Сюда! — крикнул он.

Внезапно темнота наполнилась людьми, повсюду вспыхнули фонари, на мгновение ослепив Дэша. Он моргнул, пытаясь разглядеть хоть что-то за яркими огнями, но различил только спешившие к нему темные фигуры. Не представляя, что еще делать, он прыгнул вперед, пытаясь прерваться между двумя нападающими. Один из них бросился на него и промахнулся, но другой повернулся не так быстро, и Дэш успел проскочить мимо него.

Он бежал в воде по колено так быстро, как только мог. Заметив движение впереди, он ушел вправо и бросился к еще одному возможному выходу, но сзади его схватили и потащили в воду.

Дэш развернулся и со всей силы пнул в ногу державшего его человека. Ему удалось вырваться, но сзади его снова схватили.

— Слишком много шума! — сказал кто-то в темноте. — Уймите же их!

На мгновение Дэш почувствовал боль от удара дубинкой по голове, но тут же потерял сознание.

* * *

Джимми толкнул крышку люка и с облегчением заметил, что она сдвинулась. Он попытался заглянуть в образовавшуюся щель и, не заметив снаружи никакого движения, оттолкнул крышку еще сильнее. Тяжелая деревянная крышка качнулась в сторону и с шумом ударилась об пол. Он поспешно выкарабкался в темную комнату, а из люка в воздух взметнулось облако сажи. За ним, чихая, вылез Малар.

Люк выходил в складское помещение красильни в северной части города. Крыши у здания не осталось, и, скорее всего, именно поэтому оно было заброшено — ночи еще стояли холодные. Джимми огляделся и увидел огни в нескольких зданиях неподалеку, но внутри красильни было почти совсем темно. Напрягая зрение, он всмотрелся в Малара.

— Если я такой же грязный, как ты, лучше нам держаться подальше от посторонних глаз.

— Хорошая мысль, молодой господин, — согласился слуга. — Вы грязнее торговца углем. На нас стоит только глянуть, и любой скажет, что мы лазали, куда нас не звали.

Внезапно Джимми что-то услышал и предупреждающе поднял руку.

— Что…

Он немедленно вытащил меч, но тут в комнату через сгоревшую стену и единственную дверь ворвались люди. Только глупец в такой ситуации решился бы сражаться — на них было направлено больше дюжины мечей.

Джимми демонстративно бросил меч на пол и шагнул назад.

Кто-то грубо схватил его и связал руки сзади, а двое других поступили так же с Маларом. Все нападавшие были в грубой солдатской одежде, но без доспехов, чтобы не производить лишнего шума.

Подошедший к пленникам человек с сильным акцентом произнес:

— Стоит только терпеливо понаблюдать за крысиной норой, и вылезет крыса, так? Или две, — добавил он, глянув на Малара. — Ведите их, — скомандовал он своим людям, и Джимми и Малара вывели из дверей на улицу.

* * *

Дэш молча ждал. Он очнулся уже в помещении, куда его притащили, — скорее всего, это был подземный склад. Света здесь не было, и ему пришлось исследовать комнату на ощупь.

Размерами склад был примерно двенадцать на двенадцать футов, а единственная дверь запиралась снаружи. Дэш тщательно ее обследовал, но с внутренней стороны не было никаких замков или петель. Придется здесь сидеть, пока кто-нибудь его не выпустит. Судя по смраду, в комнате не так давно сдохла пара крыс.

Несколько минут он задыхался от вони, но сумел справиться с собой; а через пару часов и вовсе перестал обращать внимание на запах. В основном он пытался решить, что теперь делать. Судя по тому, что его заперли в темной комнате, а не повели на допрос к Дуко или одному из его офицеров, пленили его не захватчики. У Дэша мелькнула мысль, что его поймали солдаты Королевства, скрывающиеся от захватчиков. Если так, он мог назваться и привлечь их на свою сторону. Но скорее все же он был в лапах у разбойников, и придется теперь заключать с ними сделку. Его пропавших спутников, очевидно, заперли в такой же комнате неподалеку.

Внезапно сквозь дверные щели в комнату проник свет, и Дэш услышал приближающиеся шаги. Даже сквозь щели свет казался ярким, а когда дверь открыли, его просто ослепило.

— Не спишь? — спросил вошедший.

— Не сплю, — ответил Дэш хриплым из-за пересохшего горла голосом. — Как насчет водички?

— Сначала посмотрим еще, оставим ли мы тебя в живых, — ответили ему.

Дэша рывком подняли на ноги и вывели в комнату побольше. Прикрывая глаза от яркого фонаря, он огляделся. Это и правда был подвал сгоревшего трактира или постоялого двора, а его заперли в кладовке. В здании явно жили — в комнате стояли ящики и тюки с добром.

Его окружало с полдюжины людей, и ни у одного не было заметно оружия. Моргая от яркого света фонаря, Дэш разглядел у одного из своих сторожей большую дубинку; он не сомневался, что тот вполне готов был пустить ее в дело, если Дэш хотя бы попытается бежать.

— Что теперь? — спросил юноша.

— Пошли с нами, — сказал человек с одутловатым, усеянным оспинами лицом.

Дэш молча подчинился, следуя за двумя охранниками, а еще двое двинулись сзади. Последний остался в кладовке — непонятно зачем.

Дэша повели по длинному темному туннелю, сырому и обшарпанному, на каждом конце которого горело по фонарю. Как он ни прислушивался, мог слышать только стук подбитых гвоздями башмаков по камням. Если они и находились близко к поверхности, то городские улицы явно были пустынны.

Шедший впереди человек открыл дверь и впустил остальных в большую комнату. На стенах было укреплено с десяток факелов. Из разрушенных помещений сверху притащили не слишком сильно обугленный деревянный стол, за которым разместилось сейчас нечто вроде суда или трибунала.

Во главе стола сидел сгорбленный старик, правое плечо у него было выше левого, а левая рука на перевязи.

Повязанный вокруг головы шарф закрывал левый глаз, но не мог скрыть следы ожогов и шрамы на лице. Справа от старика стояла молодая женщина, и Дэш, взглянув на нее, не сразу смог отвести глаза. Эта высокая и стройная и, несмотря на покрывавшую ее лицо и руки грязь, вполне привлекательная темноглазая брюнетка в любых обстоятельствах заслуживала внимания, но сейчас Дэша больше всего заинтересовал ее стиль одежды. Женщина была одета совсем по-мужски: белая рубашка, посеревшая от грязи, кожаный жилет, брюки, а на голове — красный шарф, не дающий темным волосам рассыпаться по плечам. На поясе у прекрасной незнакомки был укреплен меч, из-за голенищ сапог торчали ручки кинжалов. Не приходилось сомневаться, что кроме оружия, выставленного напоказ, имелось и припрятанное в разных секретных карманах — так уж было заведено у воров.

— Ты тут у нас обвиняемый, — сказала она на удивление низким голосом.

Дэш принял настолько уверенный вид, насколько позволяли обстоятельства, и заявил:

— А я и не сомневался в этом.

Человек с одутловатым лицом осведомился:

— Ничего не хочешь сказать в свою защиту?

Дэш пожал плечами.

— А какой от этого толк?

Старик усмехнулся, и человек, первым схвативший Дэша, глянул в его сторону.

— Скорее всего никакого, — сказал он, — но все же не помешает.

— Можно сначала спросить, в чем меня обвиняют?

Человек с одутловатым лицом снова глянул на старика, и тот кивнул, разрешая ему говорить.

— Тебя обвиняют в нарушении границ. Ты полез туда, куда тебе не было разрешено заходить.

Дэш выдохнул.

— Ясно. Пересмешники, значит.

Девушка глянула на старика, и тот здоровой рукой поманил ее подойти поближе. Он что-то прошептал ей на ухо, и она сказала:

— Почему ты думаешь, что мы воры, малыш?

— Контрабандисты просто перерезали бы мне горло, а стражники Дуко потащили бы наверх, на допрос. Вы отделили меня от моих спутников, значит, пытаетесь поймать на чем-то, а позвал вас один из моих товарищей по несчастью. Этот Риз если уж на кого и похож, то только на вора. — Оглядев комнату, он печально покачал головой. — Так это все, что осталось от Приюта?

Старик снова что-то тихо пробормотал, и девушка спросила:

— Что ты знаешь о Приюте? Ты не из наших.

— Дед мне о нем рассказывал, — ответил Дэш, зная, что ему уже нечего терять, а правда могла ему помочь.

— Твой дед? Кто он такой?

— Кто он был такой, — поправил Дэш. — У моего деда было прозвище Джимми Рука.

Тут заговорили сразу несколько человек, но старик жестом велел всем молчать. Девушка наклонилась поближе, потом повторила его слова вслух.

— Как тебя зовут?

— Дэшел Джеймсон. Я сын Аруты, герцога Крондорского.

— Так ты шпионишь на короля, — сказала девушка, не дожидаясь подсказки.

— Вообще-то на принца, — слабо усмехнулся Дэш. — Но в остальном верно, я здесь затем, чтобы разведать оборону Дуко и помочь Патрику вернуть Крондор.

Старик взмахнул здоровой рукой и что-то сказал девушке.

— Подойди сюда, малыш, — «перевела» она.

Дэш послушно подошел и встал, перед стариком и девушкой. Единственный живой глаз старика долго изучал лицо Дэша, а девушка держала фонарь поближе, чтобы главарь все разглядел.

Наконец старик произнес достаточно громко, чтобы слышали все:

— Уходите. — Голос у него был хриплый и скрипучий, будто скрежет камней. Все, кроме девушки, немедленно ушли, а старик добавил уже тише: — Ну что ж, парень. Мир тесен.

Наклонившись поближе, чтобы разглядеть обожженное лицо, Дэш спросил:

— Я вас знаю?

— Нет, — ответил старик медленно, будто каждое слово причиняло ему боль. — Но я знаю тебя по имени и по происхождению, Дэшел, сын Аруты.

— Могу я узнать, кто вы?

Девушка глянула на старика, но тот не отрывал здорового глаза от Дэша.

— Я твой двоюродный дед, мальчик, вот я кто. Я Хозяин.

5 Противостояние

Арута нахмурился.

Паг постоял с минуту у двери, разглядывая герцога Крондорского, потом негромко сказал:

— Можно тебя отвлечь ненадолго? Надо поговорить.

Арута жестом пригласил его войти.

— Да, пожалуйста, дедушка.

— У тебя расстроенный вид, — заметил Паг, садясь напротив большого дубового стола, за которым работал Арута.

— Так и есть.

— Джимми и Дэш?

Арута кивнул и выглянул, щурясь, из окна на теплый весенний день. Его запавшие глаза с темными кругами выдавали бессонные ночи, терзавшие герцога после того, как он отправил сыновей навстречу опасности. В волосах у Аруты прорезалась седина; Паг был уверен, что месяц назад седых волос было меньше.

Арута повернулся к Пагу.

— Ты меня искал?

— У нас проблема.

Арута кивнул.

— У нас много проблем. Какую мы обсуждаем сейчас?

— Патрика.

Арута встал, подошел к двери и выглянул в приемную. Там не было никого, кроме двоих целиком погруженных в работу писцов.

Арута закрыл дверь. Вернувшись на место, он спросил:

— Что ты предлагаешь?

— Я предлагаю тебе послать сообщение королю.

— И? — Арута посмотрел прямо в глаза волшебнику.

— По-моему, нам нужен новый командующий на Западе.

Арута вздохнул, и Паг отчетливо почувствовал его усталость, напряжение, тревогу и сомнения. Результат обсуждения Паг понял прежде, чем Арута произнес хоть слово, но все же позволил герцогу продолжить.

— История учит нас, что не всегда в нужный момент находится лучший кандидат для предстоящего дела. Но она также показывает, что если все остальные выполнят свои задачи как следует, то мы справимся и так.

Паг склонился к герцогу и сказал:

— Мы вот настолько близки, — он почти свел вместе большой и указательный пальцы, — к войне с Кешем. Как думаешь, может, лучше все-таки закончить одну войну, прежде чем начинать другую?

— Что думаю я, значения не имеет, — ответил Арута. — Я советник принца, но это его владения. Я могу только помогать ему в управлении этими землями.

Паг помолчал, пристально разглядывая Аруту. Герцог в конце концов не выдержал и, вспыхнув, ударил кулаком по столу.

— Я не мой отец, черт возьми!

— А я тебя с ним и не сравнивал, — наконец отозвался Паг, — и не говорил, что ты должен быть на него похож.

— Нет, но ты ведь думал: «Как бы Джеймс с этим справился?». Так?

— Это твоя мать читала мысли, — возразил Паг, — а вовсе не я.

Арута подался вперед.

— Ты мой дед, но я тебя почти не знаю. — Он сделал паузу, собираясь с мыслями. — А это значит, что и ты почти не знаешь меня.

— Ты вырос на другом конце королевства, Арута. Мы иногда виделись…

— Знаешь, — перебил его Арута, — очень трудно расти в окружении легенд.

Паг пожал плечами.

— Наверное.

— Я сын Джимми Руки, — сказал Арута, — вора, который стал самым могущественным вельможей в Королевстве. А назвали меня в честь самого блестящего правителя, которого только знали Западные земли. Мы с королем не раз обсуждали, каково быть сыновьями таких людей. А ты, — он ткнул пальцем в чародея, — ты выглядишь молодо, как мои сыновья. Ты становишься какой-то загадочной и пугающей фигурой, дедушка. Вечный чародей Паг! Человек, который спас нас во время Войны Врат!

Арута заговорил медленнее, тщательно подбирая слова:

— Еще не будучи королем, Боуррик как-то сказал мне, что нам придется играть совсем не такие роли, как нашим отцам. Аруте в Крайди пришлось взять на себя командование, и ему было не до колебаний и сомнений. Отец так же безрассудно отправился ему на выручку и стал его самым доверенным советником и другом. Они понимали друг друга с полуслова и всегда знали, как поступить.

Паг невесело усмехнулся.

— Наверняка они бы сказали, что и у них хватало сомнений и ошибок.

— Может быть, но они добивались результатов. Я вырос на историях, которые рассказывали в Рилланоне, легендах для восточных дворян, которые никогда не видели Крондора, а тем более Дальнего берега. О том как принц Арута спас Крайди от армии цурани и отправился в Крондор, где встретил принцессу Аниту. Как отец помог им выбраться из города, а потом доставить графа Касами к королю. Я слышал рассказы об отступнике-морреле, — продолжал Арута задумчиво, — и о злом волшебнике с Келевана. Я слышал о том, как Кроулер попытался захватить контроль над пересмешниками, и другие байки из бурной юности отца. — Он посмотрел на Пага. — И я это узнал не из архивов, как остальные дворяне, а еще ребенком от собственного отца.

— Что ты хочешь сказать? — спросил Паг. — Что не справишься?

— Никто не справится, никто не сумеет навести порядок в Королевстве, дедушка. — Он прищурился. — Даже ты.

Паг вздохнул и заставил себя немного расслабиться.

— Так Патрик не собирается отдавать Звездную Пристань?

— Он хочет все вернуть, дедушка. Он хочет, чтобы еще при его жизни город был отстроен так, чтобы он затмил свою прежнюю славу. Он хочет полностью изгнать Кеш из долины. Он хочет очистить Горькое море от квегских пиратов и кешианских налетчиков, а когда Боуррик наконец умрет, Патрик хочет отправиться в Рилланон и принять корону и славу величайшего принца в истории Запада.

— Упаси нас боже от королевского тщеславия, — тихо сказал Паг.

— Не тщеславия. Страха.

Паг кивнул.

— Молодость часто боится неудач.

— Я понимаю его страх, — сказал Арута. — Меня могли бы назвать как-нибудь по-другому: Джорджем, Гарри, Джеком или там Робертом — так нет, я получил имя человека, которым отец восхищался больше всего.

— Принц Арута был достоин восхищения. Это был один из самых одаренных людей, которых я только знал.

— И я это прекрасно понимаю. — Арута откинулся на спинку кресла, будто стараясь успокоиться. — Если бы Арута все еще был принцем, а отец герцогом, то мечты Патрика о возрожденной славе могли бы сбыться. А пока…

— Что пока? — быстро спросил Паг.

— Мы на такое не способны.

Лицо Пага помрачнело.

— Ты устал. Да, ты устал и беспокоишься за мальчиков. — Он встал. — И за Патрика, и за королевство, и вообще по всем поводам, по каким только можно беспокоиться. — Подойдя и встав рядом с сидящим герцогом, он произнес мягко, но уверенно: — Поверь мне: ты способен на многое. И я буду тебе об этом постоянно напоминать. Твои мальчики — мои правнуки. Хоть Гамина мне была и не родная дочь, но она была моей дочерью по духу, и я люблю ее детей и внуков как своих. — Он положил руку на плечо Аруте. — Особенно тебя.

Глаза Аруты невольно увлажнились.

— Меня?

— Может, ты и не так похож на своего отца, как тебе бы хотелось, — негромко сказал Паг, — но на мать похож невероятно. — Он убрал руку и повернулся, собираясь уходить. — Оставляю тебя одного. Отдохни, а вечером поужинаем вместе. — Подойдя к двери, он остановился и сказал: — Не переживай так из-за мальчиков. Я уверен, что с ними все в порядке.

Паг вышел, закрыв за собой дверь, а Арута, герцог Крондорский, сидел понурившись и думал о том, что ему только что сказал дед. Наконец он тяжело вздохнул и вернулся к ждавшей его работе. Наверное, и правда стоит отдохнуть немного перед ужином. Мальчики живы и здоровы, убеждал он себя, глядя на верхний доклад в стопке документов. Наверняка дедушка прав, и мальчики живы и здоровы.

* * *

Солдат шагнул поближе и ударил Джимми так, что голова его мотнулась назад, глаза заслезились от боли и на секунду все перед ним окрасилось багровым цветом. Колени юноши подогнулись, и он чуть не упал, но двое других солдат удержали его на ногах.

— Ладно, — сказал тот, кто его допрашивал. На языке Королевства он говорил с сильным акцентом. — Попробуем еще раз. Итак, зачем вы пытались пробраться в Крондор?

Малара держали двое других солдат. Из носа у него текла кровь, а правый глаз распух — видно, его тоже допрашивали. К счастью, подумал Джимми, они с Дэшем ничего ему не рассказывали.

Джимми потряс головой, чтобы прийти в себя, и упрямо повторил:

— Я же вам говорил, я наемник с Востока, а это мой собачий воришка. Я ищу работу.

— Ответ неверный. — Следователь снова ударил его. Джимми повис между державшими его солдатами, не в силах больше держаться на ногах. Через минуту, собравшись с силами и сплюнув кровь, он с трудом выговорил распухшими губами:

— А что вы хотите, чтобы я сказал?

— Всех наемников снаружи предупредили, чтобы не совались в Крондор. Если б ты был из них, ты бы это знал. — По знаку допрашивающего помощники отошли в сторону, опустив Джимми на пол. Следователь встал на колени, наклонившись поближе к Джимми. Его грубое лицо с нависающими бровями обрамляли густые черные волосы до плеч и короткая черная бородка; на таком расстоянии Джимми видны были шрамы на лице и шее. Он схватил Джимми за волосы и прошипел:

— Ты либо дурак, либо шпион, и я хочу знать, кто именно.

Джимми театрально помедлил и наконец сказал:

— Я ищу брата.

Следователь встал и поманил солдат к себе. Те подняли Джимми и посадили его на стул.

Они были в большом гостиничном номере, превращенном в подобие тюремной камеры. Джимми с Маларом притащили сюда прошлой ночью и сразу начали допрашивать. Целый час солдаты задавали им без конца одни и те же вопросы и избивали, а потом уходили. Как только они хоть немного расслаблялись, дверь открывалась и их снова начинали допрашивать. Джимми знал, что такой распорядок был составлен нарочно, чтобы вывести их из равновесия. Весь процесс был тщательно продуман и рассчитан на то, чтобы сбить Джимми с толку, но при этом не лишить его способности соображать. Главной целью допрашивающих было выявить ошибки и непоследовательность в его рассказе.

Джимми старался сосредоточиться, чтобы не допустить никаких оплошностей. Он опасался, что Дэш уже у них в руках; но даже если так, признание, что он искал брата, совпадало бы по времени с арестом Дэша. Какая-никакая, но это была правда, а правда обычно оказывалась убедительнее любой самой искусной лжи.

— Брата? — Следователь сжал кулак, уже готовясь ударить его. — Какого еще брата?

— Моего младшего брата. — Джимми откинулся назад и перекинул левую руку через спинку стула, чтобы держаться прямо. — В нескольких милях от города на нас напали бандиты, и мы поскакали к Крондору. Мы потеряли друг друга из виду. Бандиты погнались за ним, так что мы со слугой вернулись и пошли по его следам. Мы наткнулись при этом на бандитов, когда они возвращались обратно, но у них его не было — мы бы заметили, если бы кто-то из них вел его лошадь. Лошадь у него хорошая, они бы ее обязательно забрали. — Он сглотнул и просипел: — Можно водички?

Главный из допрашивавших кивнул, и один из охранников вышел из комнаты. Через минуту он вернулся с водой. Джимми жадно напился, потом кивнул в сторону Малара. Допрашивавший Джимми следователь дал разрешение, и слуге тоже принесли стакан воды.

— Давай дальше, — скомандовал следователь.

— Мы проверили все лагеря снаружи. Никто его не видел.

— Может, ему уже кто-то горло перерезал.

— Только не моему брату, — сказал Джимми.

— Почему ты так уверен? — поинтересовался следователь.

— Уж я бы об этом знал. И потом, если бы кто перерезал ему горло, то обязательно надел бы его ботинки.

Следователь посмотрел на ноги Джимми и кивнул.

— Хорошие ботинки. — Он сделал знак одному из охранников; тот выскользнул из комнаты и через минуту вернулся с мешком. Открыв мешок, он вывалил его содержимое на пол. — Это ботинки твоего брата?

У Джимми перехватило дыхание. Ему не надо было даже брать их в руки, чтобы узнать ботинки, которые сапожник в Рилланоне делал для обоих братьев. Джимми сказал:

— На левом есть метка сапожника, маленькая бычья голова.

Следователь кивнул.

— Я видел.

— Мой брат жив?

— По крайней мере, был жив два дня назад, — сообщил следователь. — Потом он сбежал.

Джимми невольно улыбнулся.

— Сбежал?

— С тремя другими мерзавцами, — Некоторое время он не сводил с Джимми взгляда, а потом сказал: — Ведите их.

Следователь повернулся и вышел из комнаты; охранники поспешно потащили Джимми и Малара за ним.

Их отвели в бывший общий зал постоялого двора, и Джимми наконец узнал это место. Он был в некогда роскошном постоялом дворе «Семь жемчужин», рядом с сердцем торгового квартала, совсем недалеко от кофейни Баррета, где совершалось большинство финансовых сделок Западных земель. Оглядев комнату, Джимми решил, что постоялый двор сохранился неплохо. Все вокруг почернело от дыма, а украшавшие зал гобелены пропали, но мебель была нетронута, а на дверях комнат до сих пор сохранились замки. Допрашивали его в одной из кладовых в глубине здания, а теперь вели в дальний угол общего зала, в отдельный кабинет за занавеской.

В кабинете сидели трое, судя по одежде и манере поведения, военные. Человек в центре просматривал какой-то свиток. Следователь подошел к столу, наклонился поближе и что-то тихо сказал. Его собеседник глянул на Джимми и кивнул следователю, тогда тот ушел, оставив Джимми наедине с троицей. Тех, казалось, целиком захватили лежавшие перед ними бумаги, и Джимми еще долго стоял на месте, прежде чем человек в центре обратил на него внимание.

— Как тебя зовут? — спросил он.

— Джимми.

— Джимми, — повторил его собеседник, будто пробуя имя на вкус. Он принялся разглядывать пленника, а тот, не скрываясь, изучал его.

Незнакомцу было на вид около пятидесяти; явно изможденный трудным походом и холодной зимой, выглядел он тем не менее подтянуто. Темные волосы с проступающей сединой завязаны сзади, чтобы не падали на карие глаза; волевой подбородок чисто выбрит. Что-то в его внешности выдавало в нем опытного бойца и к тому же показалось Джимми как будто знакомым. Внезапно его осенило: голос и повадки сидящего перед ним человека вызывали в памяти детские воспоминания о принце Аруте. В нем чувствовались жесткость и острый ум, о котором нельзя было забывать ни на минуту.

— Ты шпион, — сказал незнакомец, — в этом я почти уверен. — Он говорил на языке Королевства с легким акцентом.

Джимми промолчал.

— Вопрос в том, плохой ты шпион или, наоборот, очень хороший. — Он вздохнул, словно бы обдумывая этот вопрос. — Твой брат, если он действительно твой брат, оказался куда лучшим шпионом, чем я думал. Я установил за ним наблюдение, но он все равно сбежал. Мы знали про канализационные трубы под стенами, но не знали про тот ход. Как только он туда добрался, то пропал. — Человек внимательно осмотрел Джимми и сказал: — Больше я такой ошибки не допущу. — Он потянулся за стоявшей рядом кружкой и отпил из нее, судя по всему, воды. Речь его произвела на Джимми впечатление — несмотря на почти полное отсутствие акцента, было ясно, что язык Королевства для него не родной — он говорил на нем с заученной точностью чужеземца.

— Я определил, — продолжил тем временем незнакомец, — что эти ботинки, которые, по твоим словам, принадлежат твоему брату, были сделаны одним очень хорошим сапожником в Рилланоне, столице вашего Королевства. Это так?

— Так, — кивнул Джимми.

— И с моей стороны было бы логично предположить, что обычным наемникам вряд ли достанутся такие ботинки, да еще и одинаковые, — если, конечно, они действительно обычные наемники.

— Вполне логично, — согласился Джимми.

Его собеседник подал знак одному из своих спутников. Тот вышел из кабинета, принес стул и предложил Джимми сесть. Благодарно кивнув, Джимми заметил:

— Могу я нескромно заявить, что мы не обычные наемники?

— Конечно можешь, — ответил человек, — но это будет отдавать неискренностью.

— Я в ваших руках, — сказал Джимми. — Шпион я или нет, это неважно. Вы в любом случае можете меня убить.

— Верно, но я не приветствую убийства. Слишком много я их видел за последние двадцать лет. — По его знаку человек, сидевший рядом, встал и подал Джимми кружку с водой. — Ничего посущественнее у нас нет, но вода, по крайней мере, чистая. Одну из больших скважин на севере очистили, и вода там опять пригодна для питья. После вашего герцога Джеймса мало что можно было использовать.

Джимми постарался ничем не выдать себя, услышав имя деда. Этот захватчик очень хорошо разбирался в делах Крондора и Королевства, если знал про герцога Джеймса и то, какие сапожники в Рилланоне считаются лучшими.

— Но мы справляемся, — продолжил незнакомец. — Кормить рабочих трудно, но здесь хорошо ловится рыба, и многие готовы продавать ее нам за те мелочи, что мы нашли в Крондоре.

Любопытство у Джимми было смешано с настороженностью. Его собеседник говорил спокойно и уверенно, и он явно занимал высокое положение среди захватчиков.

— Ходить можешь? — спросил незнакомец, поднимаясь на ноги.

— Справлюсь, — отозвался Джимми и тоже встал.

— Хорошо. Тогда иди за мной.

Вслед за ним Джимми вышел на улицу и тут же сощурился, ослепленный ярким солнцем.

— Боюсь, нам придется идти пешком. Лошади у нас в основном в пищу идут, — заметил необычный захватчик, оглядываясь на Джимми. — Некоторых, правда, сохранили для доставки сообщений.

Они шли по улице, полной народа. Почти все встречные мужчины явно были солдатами, но заметил Джимми и несколько рабочих, а иногда попадались и женщины. Все спешили по каким-то делам, и нигде не было видно обычных городских бездельников: пьяниц, проституток, мошенников и нищих. Бросалось в глаза также отсутствие уличных мальчишек, которые обычно шумными компаниями слонялись по бедняцким кварталам.

— Могу я узнать, что с моим собачьим воришкой? — спросил Джимми.

— У него все в порядке, — ответил его спутник. — Можешь не беспокоиться. Если ты шпион, Джимми, тебе наверняка интересно узнать, что мы делаем в Крондоре, — добавил он.

— Да, я над этим задумывался, — признался Джимми. — Может, я и не шпион, но любой поймет, что в городе не просто готовятся к весеннему наступлению. У вас там снаружи безработные наемники, но вы их не подряжаете. Работы идут вовсю, но далеко не все они военного свойства. — Он показал на ближайшее здание, где два солдата навешивали новую дверь. — Вы словно собираетесь остаться в Крондоре.

Его собеседник улыбнулся, и Джимми снова вспомнил принца Аруту — у него была такая же загадочная полуулыбка.

— Меткое наблюдение. Да, в ближайшее время мы уходить не собираемся.

Джимми кивнул и поморщился — в ушах у него все еще звенело от побоев.

— Но вы не нанимаете солдат, которые помогли бы вам удержать город, когда подойдет армия принца, — заметил он.

— Сколько шпионов среди собравшихся снаружи? — спросил его собеседник.

— Понятия не имею, — пожал плечами Джимми. — Скорее всего, немного.

— Почему?

— Никто в Королевстве не может сойти за одного из ваших. Мы не говорим на вашем языке.

— Ну, это не так, — сказал странный офицер. — Некоторые ваши соотечественники жили среди нас годами. Мы впервые узнали об отряде Кровавых Орлов Калиса перед падением Махарты. Теперь нам известно, что они агенты Королевства, которые время от времени проникали в наши ряды.

Они подошли к стене, и провожатый жестом велел Джимми взобраться вместе с ним по лестнице. По пути вверх он продолжил:

— Наше командование никогда не имело ясной картины этой кампании. Чтобы понять, чем мы стали, тебе надо знать, чем мы были. — Они добрались до укреплений, и незнакомец позвал Джимми за собой, к свежеотстроенной башне, где камни были недавно скреплены известковым раствором. — Там, вдали, ваше Королевство, — сказал он, указав на запад, потом повернулся к Джимми. — У меня на родине таких могучих государств нет. У нас были города-государства, которыми правили люди мелочные или благородные, щедрые или жадные, мудрые или глупые. Но ни у одного из них власть не простиралась дальше, чем на пространство в неделю пути для его солдат. У вас же есть эта идея единого государства. Меня она очень интересует и даже завораживает. Только подумать, что люди, живущие на расстоянии месяца пути от правителя, приносят ему присягу, готовы умереть за этого правителя… — Он перебил себя. — Нет, не за правителя, за страну. Это невероятно.

Этой зимой я много разговаривал с теми из пленников, кто мог мне помочь, с людьми опытными и образованными, кто мог бы объяснить мне идею этого вашего Королевства. — Он покачал головой. — Да, единое государство — великая идея.

Джимми пожал плечами.

— Для нас это нечто вполне естественное.

— Понятно — вы никогда не знали ничего другого. — Офицер посмотрел вниз, за стену, где раскинулось море палаток и самодельных хижин, где горели костры и слышались смех, гневные крики, призывы торговцев, плач детей. — Но для меня понятие чего-то большего, чем я могу захватить и удержать — неважно, для моего нанимателя или для себя, — это удивительно.

Подул ветер; в воздухе запахло солью и углем.

— А почему этот город вообще здесь построили? — спросил офицер и глянул на запад. — Если на свете и существует гавань хуже, то я ее не видел.

Джимми пожал плечами.

— Говорят, первому принцу Крондора понравился вид заката с холма, на котором построен дворец.

— Ох уж эти принцы, — вздохнул офицер, качая головой. — Мы уже вычерпываем дно этой ужасной гавани. Мы нашли так называемых морских мародеров и наняли их поднимать затонувшие корпуса. Пока получается поднимать по одному каждые три дня, так что к следующей зиме мы гавань очистим.

Джимми промолчал.

— Мы знаем, что остатки вашего флота в Шендонском заливе, в селении, которое вы называете Порт-Викором. У нас флота нет, но мы добудем корабли и удержим город.

Джимми пожал плечами.

— Можно узнать почему?

— Потому что нам некуда больше идти.

— А если бы был способ вернуться обратно? — спросил Джимми, обернувшись к нему.

— Там ничего нет. Мое будущее так или иначе здесь. — Офицер оглянулся на запад. — Там земля истерзана двадцатилетней войной. Не осталось ни одного крупного города, только несколько захолустных деревушек, которые даже во времена расцвета вряд ли превосходили Крондор в его нынешнем состоянии. Этими мелкими городками правят мелочные люди, не думающие о будущем. Там каждый день похож на предыдущий. — Он внимательно посмотрел на Джимми. — В следующую середину лета мне стукнет пятьдесят два, а я в солдатах с шестнадцати. Я воюю тридцать шесть лет. — Он посмотрел на город, озаренный лучами закатного солнца. — Это очень долгий срок, слишком много крови и убийств. — Внезапно он оперся о парапет, будто усталость одолела его. — Последние двадцать лет я служил демонам или темным богам, точно не знаю. Знаю я одно —армия Изумрудной Госпожи змей состояла из людей, зачарованных темными силами, завлеченных обещаниями богатства, власти и бессмертия. Или страха, — добавил он, понизив голос, и опустил голову, будто не желая смотреть Джимми в глаза. — В молодости я был горяч и честолюбив. Я жаждал славы. В восемнадцать я собрал свой отряд, а в двадцать — командовал тысячным войском. Сначала я был рад служить Изумрудной Госпоже змей. Ее армия была величайшей в нашей стране. Завоевания приносили добычу, золото, женщин, все новых рекрутов. — Он закрыл глаза, будто вновь переживая эти времена. — Но проходят годы, и вереница женщин перестает тебя интересовать, а золота много с собой не унесешь, да и делать с ним особенно нечего, разве что нанимать новых солдат. — Он посмотрел на Джимми и ткнул большим пальцем на север. — Там, у меня за спиной, мой старый друг Нордан. Насколько я знаю Фэйдаву, меня оставили здесь, чтобы возвращающаяся армия принца Крондора стерла меня в порошок. Я должен задержать и ослабить его, пока Нордан строит преграду через проезжую дорогу к северу отсюда, чтобы удержать Сарт. — Он глянул через плечо, будто и правда мог разглядеть отсюда этот далекий город. — Тамошнее заброшенное аббатство — отличная оборонительная позиция. Как только он там окопается, вашему принцу потребуется год, чтобы выбить его оттуда. А тем временем, — мрачно добавил он, — Фэйдава возьмет ваш Ламут. На Вабон он в этом году не пойдет — просто укрепит позицию к югу от города и начнет осаду. Он в состоянии не подпускать подкрепления и припасы к городу, пока отражает ваши удары с юга.

— Почему вы мне все это говорите? — спросил Джимми.

— Шпион ты или нет, я хочу, чтобы ты доставил принцу сообщение от меня. Насколько я знаю, он все еще в Даркмуре, но наверняка войска его в дне езды отсюда к востоку. Я обеспечу эскорт до подходящего места и там тебя выпущу.

— Почему просто не послать сообщение?

— Потому что я думаю, что ты агент принца и что тебе скорее поверят. Если я пошлю своего человека или пленника, который лично неизвестен принцу или его людям, то потребуется слишком много времени, чтобы убедить его в моей искренности. А лишнего времени ни у кого из нас нет.

— Вы генерал Дуко, — вдруг понял Джимми. Его собеседник кивнул.

— Точно. И один из моих старейших товарищей отправил меня на смерть. Мы с Фэйдавой воевали вместе в самых разных кампаниях с тех пор, как едва начали бриться. Но он меня боится, поэтому и вынес мне смертный приговор.

— Что я должен сказать принцу Патрику?

— У меня для него предложение.

— Какое предложение?

— Я хочу обсудить способ уладить наши разногласия.

— Вы готовы сдаться?

— Боюсь, не так все просто. — Генерал слегка улыбнулся, и улыбка его снова показалась Джимми одновременно тревожной и успокаивающей. — Патрик, скорее всего, запер бы меня и моих людей в лагере до тех пор, пока не найдет способ отправить нас обратно на Новиндус, а это может быть лишь через несколько лет.

— Так вы хотите перейти на нашу сторону?

— Не совсем. Сдаюсь ли я или нанимаюсь к нему на службу, так или иначе он начинает искать корабли, чтобы отправить меня на континент, где для меня больше нет места. Нет, Джимми, мне нужно другое решение. Мне нужно будущее для меня и моих людей.

— Что же вы хотите, чтобы я сказал людям принца?

— Скажи им, что людей, которые сейчас со мной в Крондоре, я отбирал сам. Скажи им, что тех, в ком сомневался, я оставил с Норданом. Я отвечаю за своих людей. — Он прямо глянул Джимми в глаза. — Скажи принцу Крондорскому, что я принесу присягу короне в обмен на титул и земли. Предоставьте мне земли и доход, и я поведу армию на Север, навестить моих старых друзей Нордана и Фэйдаву.

Джимми помолчал с минуту. Предложение его изумило, но в нем была логика. Он покачал головой.

— Даже не знаю, что на это скажет принц.

— Если бы мы это знали, то не потребовалось бы тебя к нему отправлять, верно?

Джимми снова покачал головой.

— Пойдем, поешь чего-нибудь, а с рассветом отправишься. — Дуко повел Джимми вниз по ступенькам.

Глядя ему в затылок, Джимми обдумывал его предложение. Вот так сразу Дуко назвал цену: простить нападение на Западные земли и, более того, сделать его дворянином, графом или бароном, и выделить земли где-нибудь на Западе. Джимми мог только гадать, пойдет ли на это Патрик или его крутой нрав обречет людей с обеих сторон городской стены на новое ненужное кровопролитие.

* * *

Дэш отпил водянистого супа и сказал:

— И что дальше?

— Мы сидели в этом подвале неделю или даже больше. Сложно сказать, когда кругом все время темнота.

Изуродованной рукой старик отодвинул в сторону тарелку, и девушка подхватила ее прежде, чем она упала на пол.

— Спасибо, Трина, — сказал он.

Голос у него был не менее исковерканный, чем лицо, но Дэш уже начал привыкать к нему и теперь неплохо разбирал, что он говорит.

Троих спутников Дэша все еще не было видно, и за простым деревянным столом сидели только Дэш, старик и девушка-воровка.

— Как мне вас называть? — спросил Дэш.

— Твой дед настаивал на том, чтобы звать меня Лессли. Я уже и забыл, когда последний раз использовал это имя, но оно сгодится. У меня столько всяких имен было, что я уж и не помню, какое из них настоящее.

— Лессли, вы мне рассказывали про дедушку и бабушку.

— Ну вот, Джеймс поджег масло, которое залил в канализацию. Мы знали, что это опасно, и так оно и вышло. Я был в ведущем наружу туннеле прямо перед ними, и когда все взорвалось, меня вынесло из туннеля, как пробку из бутылки игристого вина. Сам видишь, как меня обожгло, да и половину костей переломало, но я крепкий орешек.

— И мы нашли для него священника-целителя, — добавила Трина.

— Да уж, мои головорезы чуть его не прикончили, пока заставляли меня лечить. Но они меня спасли, хотя бедный жрец Килиан чуть не падал от истощения. Еще несколько лет жизни он мне добавил, так что есть время навести в Крондоре порядок.

— А дедушка с бабушкой?

Старик покачал головой.

— Джеймс и Гамина оставались в туннеле последними, за мной. У них не было ни единого шанса, мальчик.

Дэш уже знал, что бабушка с дедушкой погибли — из слов прадедушки Пага, — но когда он встретил живого Хозяина, в нем снова зародилась слабая надежда. Теперь она погасла, и сердце пронзила боль.

— Если это хоть как-то тебя утешает, — сказал Лессли, — я знаю, они умерли быстро, и потом, они были вместе.

— Бабушка ни за что бы не захотела жить без дедушки, — признал Дэш.

— Я плохо знал своего брата, Дэш. Мы встретились раз в молодости, а потом еще раз несколько лет назад. — Старик сухо усмехнулся. — Вообще-то он лишил меня бизнеса, да еще несколько честолюбивых пересмешников чуть меня не прикончили. Но за эти несколько дней, проведенных с ним и с твоей бабушкой, я наслушался историй — ну, ты наверняка все их и сам слышал. Про принца Аруту и путешествие в Мореллин, про падение Арменгара, где он почерпнул идею этой огненной ловушки, которая его и погубила. Я слышал, как он побывал в Кеше во время этой заварушки с Кроулером, и о том, как лорд Ниром попытался свергнуть императрицу. Рассказал он мне о том, как пришел к власти, и о том, как ему пришлось править в Рилланоне.

Я думал, что чего-то в жизни добился. Когда умер мой отец, один из его доверенных людей захватил контроль над пересмешниками и назвал себя Справедливым. Я, в свою очередь, сверг его и назвался Проницательным. А потом я вернулся к имени Хозяин согласно договору с твоим дедом, чтобы создать у пересмешников ложное впечатление, что я сам себя свергнул.

Но мои достижения меркнут перед тем, чего добился Джимми Рука, вор, который по очереди правил двумя крупнейшими городами Королевства. Самый важный вельможа Королевства. Таких, как он, еще поискать.

— Да, я понимаю, о чем вы, — согласился Дэш. — Для меня-то он был просто дедушкой, который знал много интересных историй. Иногда я забываю, что все это было на самом деле.

— Теперь, — сказал Хозяин, — вопрос в том, что делать с тобой.

— Со мной?

— Ты здесь шпионишь для своего отца. В общем-то, тут ничего плохого нет, но после того, как ты меня видел и поговорил со мной, просто взять да отпустить тебя будет сложновато.

— Если я поклянусь никому про вас ничего не говорить, это как-нибудь изменит ситуацию?

Старик снова сухо рассмеялся.

— Вряд ли. Ты тот, кто ты есть, мальчик, и до поры до времени мы можем ладить, но рано или поздно все вернется в прежнее русло. Наступит день, когда кто-то из пересмешников привлечет к нам слишком много внимания — такое иногда бывает. И тогда ты задумаешься, кому ты действительно предан, своему принцу или старому Лессли. Учитывая глубину нашей родственной привязанности, я ничуть не сомневаюсь, что ты заложишь меня при первом же удобном случае.

Дэш встал.

— Дедушка меня не такому учил. — Он посмотрел на девушку, потом на своего двоюродного деда. — Пересмешники пока не кажутся мне такой уж угрозой государству; да плюс ко всему тут еще такая мелкая деталь — Крондор сейчас контролируем не мы.

— Да, это нельзя не учитывать. И поэтому я не тороплюсь приговаривать тебя к смерти. Как думаешь, чего ты сможешь для нас добиться, если мы поможем тебе освободиться и вернуться к отцу?

— Обещать я ничего не могу, — сказал Дэш. — На это у меня нет полномочий. Но думаю, что если поговорю с отцом, то смогу добиться общего прощения для всех ваших людей, которые помогут нам вернуть город.

— Немножко повоевать ради амнистии?

— Что-то в таком духе. Если в нужном месте в нужное время ваши люди окажутся внутри городских стен, то это поможет спасти жизни многих атакующих солдат.

— Ну что ж, дай мне подумать об этом, и завтра я тебе сообщу свое решение. Отдохни пока, да не пытайся сбежать.

— А что с моими друзьями?

— О них позаботятся. Не знаю, насколько они для тебя важны, но я рассчитываю, что хоть чуточку ты к ним привязан и это заставит тебя вести себя прилично.

Дождавшись ответного кивка Дэша, старик заковылял к двери.

— Трина составит тебе компанию на ночь, — сказал он.

Дэш попытался изобразить восторг, но, судя по мрачному взгляду девушки, она таких шуток не одобряла.

Когда дверь закрылась, Дэш опустился на кипу соломы в углу, которая явно должна была служить ему постелью сегодня ночью. Трина сидела за столом и смотрела на него. Воцарилось молчание.

— Ну что, поделимся историями из жизни? — поинтересовался наконец Дэш.

Девушка вытащила кинжал и начала чистить ногти его кончиком. Положив ноги на стол, она отозвалась:

— Нет, малыш, этого мы делать не будем.

Дэш вздохнул, растянулся на соломе и закрыл глаза.

6 Выбор

Накор нахмурился.

Он осмотрел складское помещение в Даркмуре, где пока находилась его основная база, и заключил:

— Это не годится.

— Что, учитель? — спросил Шо Пи, его первый ученик.

С тех пор как Накор сам себя назначил главой ордена Арх-Индар, он перестал делать замечания бывшему служителю Дэйлы, когда тот называл его учителем. И теперь Накор лишь указал на телегу, которую разгружали перед его новым «храмом».

— Мы заказывали вдвое больше.

— Я знаю! — крикнул возница подъезжавшей второй телеги. — Привет, Накор!

— Привет, Ру! — отозвался бывший игрок, а ныне верховный жрец. — Где остальное наше зерно?

— Это все, что есть, друг мой, — сказал Руперт Эйвери, когда-то богатейший человек в истории Западных земель, а теперь гордый обладатель трех телег, трех упряжек лошадей и невообразимых долговых обязательств почти обанкротившегося герцогства. — Большинство того, что я в состоянии купить, идет принцу, на пропитание солдат.

— Но у меня есть золото, — сказал Накор.

— И вечная моя тебе за это благодарность. Без твоей поддержки я не смог бы купить даже самое плохое зерно. Мой кредит на Востоке исчерпан, и мне приходится продавать тамошние владения, чтобы расплатиться с долгами.

— Что-то ты слишком веселый, по тебе не скажешь, чтобы ты очень переживал, — заметил Накор.

— Карли опять ждет ребенка.

Накор рассмеялся.

— Я думал, с тебя уже хватит детей.

Ру расплылся в улыбке, сделавшей его узкое лицо почти мальчишеским.

— Так оно и было, но когда мы бежали из Крондора, по пути в Даркмур я был вместе с ними круглые сутки и многое узнал о своих детях. — Уже серьезнее он добавил: — И о себе тоже.

— Узнавать что-то о себе всегда полезно, — согласился Накор. — Как разгрузишься, заходи ко мне, я приготовлю чай.

— У тебя есть чай? — изумился Ру. — Где ты его взял?

— Подарок от женщины, — лукаво подмигнул ему Накор. — Припрятанный еще до войны. Боюсь, он не очень хороший, но все же это чай.

— Отлично. Как закончу, сразу к тебе подойду.

Накор пошел внутрь; там еще один ученик вел урок, объясняя пятерым слушателям значимость добра во вселенной. Накор прекрасно понимал, что большинство людей, если не все, приходят сюда ради скудной пищи, которую его церковь раздавала после лекций, но он не переставал надеяться, что кто-нибудь ответит на призыв. Пока он набрал пятерых новых учеников — с Шо Пи было шестеро. Если учесть, что он в одиночку решил создать церковь одного из четырех главнейших божеств в Мидкемии, начало было довольно скромное.

— Вопросы есть? — спросил ученик, который сам впервые услышал эту лекцию несколько недель назад.

Четверо слушателей посмотрели на него, явно не очень-то понимая, чего он от них хочет, но одна девушка робко подняла руку.

— Да? — спросил ученик.

— Почему вы это делаете?

— Почему я делаю что? — переспросил ученик. Накор остановился и прислушался.

— Не вы конкретно, а все вы. Почему вы проповедуете добро?

Ученик бросил панический взгляд на Накора. Ему никогда еще не задавали таких простых, но фундаментальных вопросов, и он совсем растерялся.

Накор усмехнулся.

— Я отвечу, но сначала я хочу знать, почему ты спрашиваешь.

Девушка пожала плечами.

— Большинство проповедников всегда чего-то хотят от нас. Вы, похоже, ничего у нас не просите, и я хочу знать, где тут ловушка.

Накор улыбнулся.

— Ага, нам попался скептик. Это замечательно. Пойдем со мной. Все остальные ждите здесь, и вас накормят.

Девушка встала и пошла за ним. Накор завел ее в бывшее конторское помещение, теперь служившее ему квартирой, и повернулся к ней лицом. На полу было разбросано с полдюжины подстилок для ночлега, а на небольшой жаровне грелся котелок с водой.

— Как тебя зовут?

— Алета, — ответила она. — А что?

— Да просто ты меня заинтересовала.

Девушка откровенно осмотрела Накора с ног до головы и сказала:

— Ну, если ты ищешь подругу, священник, то меня ты не заинтересовал.

Накор рассмеялся.

— Ты смешная. Нет, ты меня заинтересовала потому, что ты любознательная. — Он разлил чай и протянул ей маленькую чашку. — Он не очень хороший, зато горячий.

Она глотнула и подтвердила:

— Это точно, не очень хороший.

— Вернемся к твоему вопросу. Я отвечу на него, если ты скажешь мне, что привело тебя сюда.

— До войны я работала на постоялом дворе к западу отсюда. Теперь его сожгли. Зимой я чуть не умерла от голода. Я выжила, и мне не пришлось ни под кого ложиться и убивать тоже, но я голодная, а ваш монах сказал, что тут кормят.

— Откровенный ответ. Это хорошо. Еда будет, — сказал Накор. — А насчет того, зачем нам все это — позволь задать тебе еще один вопрос. Какова природа добра и зла?

Девушка моргнула и задумалась, а Накор принялся ее разглядывать. На вид ей было лет двадцать пять. У нее было простое, открытое лицо с широко расставленными глазами, придававшими ей выражение постоянного удивления. Губы у нее были полные, подбородок упрямый, и в общем, решил Накор, она производила приятное впечатление. Фигуру ее скрывал широкий плащ, но, судя по грации и стремительности ее движений, телосложения она была худощавого.

— Добро и зло и есть природа, — наконец сказала Алета. — У них нет природы. Они то, что они есть.

— То есть они абсолютны?

— Это как?

— Существуют ли добро и зло в абсолютном смысле?

— Наверное, — ответила девушка. — То есть, по-моему, люди занимаются своими делами, и иногда это хорошо, а иногда плохо, а иногда я точно не знаю, но где-то там, наверное, все-таки существуют чистые добро и зло.

— Хорошая догадка, — сказал Накор, улыбаясь. — Не хочешь ли остаться с нами?

— Зависит от того, зачем это, — произнесла она с явным скептицизмом.

— Мне нужны умные люди. Мне нужны люди, которые понимают важность нашего дела, но при этом не воспринимают себя слишком всерьез.

— Ну, я-то никогда себя особо всерьез не воспринимала, — усмехнулась Алета.

— Это хорошо, и я тоже.

— И чем же вы занимаетесь?

Накор быстро посерьезнел.

— В мире есть силы за пределами твоего понимания. И моего тоже, — добавил он с усмешкой, которая, впрочем, почти сразу исчезла. — Многие из тех качеств, которые большинство считают абстракциями, на самом деле представляют собой истинные объективные сущности. Ты меня понимаешь?

Девушка покачала головой.

— Не представляю, о чем это ты тут распространяешься.

Накор рассмеялся.

— Ты честная. Это хорошо. Давай я объясню по-другому. Арх-Индар, Добрая Госпожа, спит. Она в трансе, вызванном злыми силами. Чтобы ее пробудить, мы должны делать добро во имя нее. Если достаточно народу будет работать для нее, она вернется к нам, а зло будет изгнано во мрак, где ему и место.

— Это я понимаю, — откликнулась Алета.

— Но ты в это не веришь.

— Не знаю, — сказала бывшая служанка. — Я никогда слишком за богов не держалась. Но если это наполнит мне желудок, я готова пока что в это поверить.

— Ну что ж, по крайней мере честно. — Тут вошел Ру, и Накор встал. — Мы будем тебя кормить, пока ты остаешься здесь, и ты научишься творить добро во имя Самоотверженной.

Девушка вышла.

— Новообращенная? — спросил Ру.

— Может быть, — ответил Накор. — Она умнее прочих.

— И что-то в ней есть… — заметил Ру. — Не красива, но привлекательна.

— Это точно, — ухмыльнулся Накор.

Ру сел, и Накор предложил ему чашку чая.

— Извини, что доставил не весь заказ, но сейчас у всех проблемы. Я только что ругался с квартирмейстером принца Патрика. Армия готова выступать, но у них не хватает запасов, а я не могу обещать привезти с Востока даже столько же, сколько в этот раз, не говоря уже о тех количествах, которые они просят. — Глотнув горячей жидкости, он сказал: — Чай так себе, но сойдет. — Ру поставил чашку и продолжил: — Мне даже телег не найти. Я бы больше привез, если бы нашел телеги, но все каретники в Саладоре строят повозки для армии. Если бы Патрик убедил короля одолжить мне телеги, я бы пригнал их сюда с товаром, но они все возят оружие, седла, одеяла и тому подобное снаряжение.

Накор кивнул.

— Тебе надо возродить твои здешние предприятия.

Ру рассмеялся.

— Если бы это было так просто!

— А нельзя строить телеги здесь?

— Нет каретных мастеров. Еще чинить телеги я в состоянии — в конце концов, в юности был возницей, — но никак не строить. Плотничать я немного умею, но работать с металлом — совсем нет, а колеса требуют особых навыков.

— Если я найду тебе каретных мастеров, не сделаешь ли ты кое-что для меня? — спросил Накор.

— Что именно?

— Одолжение.

На худом лице Ру появилась ироничная усмешка.

— Ты меня подловить собираешься, верно?

Накор рассмеялся.

— Да уж, никогда не пытайся обмануть мошенника!

— Так что за одолжение?

— Если я найду тебе шестерых каретных мастеров, закажи для меня статую.

— Статую? Зачем?

— Я тебе скажу, когда найду людей. Сделаешь?

Ру задумался и наконец сказал:

— Приведешь мне шестерых каретников, мастера-кузнеца и троих дровосеков, и будет тебе две статуи.

— Идет, — сказал Накор, ударив рукой по столу. — Завтра люди будут. Куда их послать?

— Здесь, в Даркмуре, я устроил себе контору в складском здании на окраине. Это будет моя основная база, пока я не смогу вернуться в Крондор. Как выйдешь из Восточных ворот, по первой же дороге сверни направо — нужное место не пропустишь.

— Я найду, — обещал Накор.

— Что-то в этой девушке есть, — опять заметил Ру, кивнув в направлении, куда ушла Алета. — Не могу точно сказать что, но что-то есть.

— Думаю, она сыграет важную роль.

Ру рассмеялся.

— Сколько я тебя знаю, никогда толком не мог понять.

— Ничего удивительного, — отозвался Накор. — Я и сам себя не понимаю.

— Могу я тебя кое о чем спросить по-дружески?

— Само собой.

— Ты всю жизнь твердил, что умеешь только делать фокусы, но тем не менее творил невероятные вещи — настоящую магию, а теперь вот взялся даже за основание ордена. Вот я и хочу знать, к чему ты ведешь?

Накор ухмыльнулся.

— Я начинаю важное дело. Не знаю точно, как все выйдет, и вряд ли мне, пока я жив, удастся завершить его, но это, возможно, самое важное дело в моей жизни.

— И что это за дело, могу я узнать?

Накор махнул рукой в сторону убогого здания, у которого они сидели.

— Я строю храм.

Ру только покачал головой.

— Как скажешь. Слушай, Накор, тебе никто не говорил, что ты не в своем уме?

Накор рассмеялся.

— Часто и, как правило, вполне всерьез.

Ру встал.

— Спасибо за чай. Посмотрю, что смогу предпринять насчет зерна, а если пришлешь мне рабочих, закажу тебе эти статуи.

— Увидимся завтра.

Вошел Шо Пи и сказал:

— Учитель, люди хотят есть.

— Так пойдем покормим их, — отозвался Накор.

Загадочный игрок, превратившийся в религиозного вождя, остановился у двери в контору и с минуту понаблюдал за сидящими там. Четверо уйдут, как только насытятся, но девушка, Алета, останется. Сам не зная почему, Накор не сомневался в том, что благодаря ее присутствию дорога его судьбы свернула в нужную сторону. И еще вдруг обрел уверенность, что отныне Алета в его новой церкви самый важный человек, и ее жизнь надо защищать прежде всех остальных, включая его самого. Впрочем, заходя в помещение, чтобы помочь ученикам кормить голодных, эти мысли он оставил при себе.

* * *

— Что ты там видишь? — спросил Эрик, указывая вперед.

— Кто-то движется по дороге, — сказал Аки из клана хадати. — Один человек, верхом.

Эрик прищурился, защищая глаза от закатного солнца. И верно, темная точка, еле заметная на фоне неба, постепенно превратилась во всадника, скачущего по Главной Королевской дороге.

Эрик фон Даркмур, капитан Кровавых Орлов, и смешанный отряд, состоящий из членов его собственного подразделения, воинов-хадати и Королевских следопытов Крондора, рассеялись по обеим сторонам дороги.

— Один из наших? — спросил Эрик.

— Да, — ответил Аки. — Думаю, это Джимми Джеймсон.

— Откуда ты знаешь?

Хадати улыбнулся.

— Со временем друга начинаешь узнавать по тому, как он сидит на лошади.

Эрик повернулся посмотреть, не шутит ли хадати, и убедился, что тот был прав. Зимой Эрик провел много времени с Аки и его отрядом и постепенно начал испытывать уважение и даже симпатию к этому независимому и холодноватому по характеру горцу. Аки, как выяснил Эрик, был одним из вожаков в своем селении и считался важной фигурой в совете хадати в Вабоне.

Он также узнал, что дедом Аки был приближенный прежнего принца Крондора, Бару по прозвищу Убивающий Змей, и именно поэтому, как считалось, Аки был крайне благожелательно настроен к Королевству. Для упрямых вольных племен горцев это было редкое качество. Среди всех народов, живших в границах Королевства, хадати считались одними из самых независимых. Только из-за Аки хоть кто-то из них ответил на призыв герцога Вабона, нуждавшегося в разведчиках.

Джимми подъехал ближе, и Эрик с Аки выехали из леса ему навстречу. Джимми натянул поводья, придерживая коня, но потом узнал их и приветственно махнул рукой.

Подъехав поближе, Эрик поприветствовал юношу, а Аки сказал:

— У тебя такой вид, будто ты вляпался в неприятности.

— Ты угадал. Хотя могло быть и хуже, — ответил Джимми.

— А Дэш? — поинтересовался Эрик.

Джимми со вздохом покачал головой.

— Он был в плену какое-то время, но потом сбежал. Не знаю, в городе он или выбрался наружу. Если он на свободе, то скоро будет здесь, а если в городе и в плену, мне обещали, что ему не причинят вреда.

— Обещали? — сказал Эрик.

— Длинная история. Я ее расскажу принцу Патрику или, по крайней мере, Оуэну Грейлоку.

— Тебе повезло, — сказал Эрик. — Я возвращаюсь в Равенсбург, где у Оуэна командный пункт. Принц все еще в Даркмуре, но все дороги, ведущие туда, принадлежат нам, и они почти такие же безопасные, как до войны. Ты доберешься до принца меньше чем за неделю.

— Отлично, — сказал Джимми. — Я так устал быть постоянно в пути и мечтаю о горячей еде, ванне и мягкой постели.

Эрик кивнул и повернулся к Аки:

— Пошли разведчиков на Запад еще на день и доложи новости.

— Это ни к чему, — сказал Джимми. — Генерал Дуко отзывает все патрули. Бояться вам стоит разве что бандитов и скучающих наемников в лагерях под стенами Крондора. Вы можете перевести все отряды в пригородные поместья и встать лагерем там, меньше чем в дне езды от города.

Эрик глянул на него с любопытством, но вслух сказал только:

— Кажется, лучше мне вернуться с тобой, Джимми.

— Где твой лагерь?

— В нескольких милях впереди. — Эрик махнул на прощание Аки и развернул лошадь, а Джимми тронул с места свою. Обведя рукой полукрут, Эрик сказал: — Мы контролируем все леса на несколько миль по обеим сторонам дороги.

— В последние несколько недель у вас особых проблем не было, верно?

— Да. Несколько бандитов, дезертиры да пара стычек с наемниками наших южных соседей. Войск Фэйдавы мы уже давно не видели.

— Дуко хочет заключить с Патриком сделку.

— Он готов переметнуться? — догадался Эрик. Он отслужил два срока за морем и прекрасно знал склонность наемников с Новиндуса служить тому, кто больше всех заплатит. Эрик был убежден, что именно из-за таких войск никто на континенте, даже Изумрудная Госпожа змей, не создал сильной империи.

— Не совсем, — сказал Джимми и передал Эрику предложение Дуко.

Эрик присвистнул.

— Патрику это вряд ли понравится. Судя по словам Грейлока и по тому, что я видел сам перед отъездом из Даркмура, принц рвется в бой, неважно с кем, с Кешем или с захватчиками.

— Пусть его убеждают Оуэн и отец, — отозвался Джимми. — Слишком уж удачное это стечение обстоятельств, чтобы он мог не согласиться. Так он сбережет тысячи жизней и ускорит на год возвращение Западных земель.

Эрик промолчал, но, основываясь на своих впечатлениях от темпераментного молодого принца, он не был уверен, что Патрик воспримет это именно так.

* * *

Дэш посмотрел на ботинки, штаны и куртку, которые принесли ему пересмешники. Одежда была вполне пригодна, но далеко не так хороша, как та, что у него забрали, когда он попал в плен.

Он поднялся, собираясь уходить, но тут Лессли Риггерс, Хозяин, остановил его:

— Погоди, мальчик. — Старик жестом отослал из комнаты Трину и остальных, и Дэш остался наедине со своим двоюродным дедом. Когда Трина закрыла за собой дверь, Хозяин сказал: — Ты должен кое-что понять. Не думаю, что ты добьешься для нас помилования, так что этот разговор, скорее всего, бессмысленный. Мне так или иначе жить осталось недолго. Способности целителей не безграничны, а я стар. Мое место займет другой. Я не знаю, кто это будет, хотя у меня есть предположения. Может, Джон Таппин — он сильный и хитрый, и многие его боятся. А возможно, это будет Трина — она умная и умеет молчать, и сможет действовать исподтишка. Но кто бы это ни был, наш с тобой договор его обязывать не будет. Как я уже сказал, если ты не убедишь принца дать нам амнистию, это не будет иметь значения.

Но если ты вернешься с обещаниями, лучше бы тебе их не нарушать, потому что если ты предашь пересмешников, неважно, как высоко ты поднимешься, где будешь жить, какие чины получишь, рано или поздно один из наших людей найдет тебя ночью, и твоя жизнь окончится. Ты понимаешь?

— Понимаю, — сказал Дэш.

— Запомни, Дэшел Джеймсон: как только ты шагнешь за эту дверь, ты тем самым клянешься не предавать ни словом, ни делом того, что ты тут видел, и не можешь выступать свидетелем против тех, кого ты здесь встретил. Без этой клятвы ты не сможешь живым покинуть Приют.

Дэш не любил, когда ему угрожали, но он достаточно наслушался от деда историй о пересмешниках, чтобы знать, что слова Лессли не были пустой угрозой.

— Я знаю правила не хуже тех, кто здесь родился, — сердито заявил он.

— А я в этом и не сомневаюсь. Мой младший брат не отличался излишней сдержанностью. Наверняка ты знаешь о делах пересмешников не меньше, чем мои собственные люди. — Хозяин махнул израненной рукой. — Перед тем как он явился ко мне много лет назад, чтобы рассказать мне, как обстоят дела и почему необходимо, чтобы я возглавил пересмешников, я мог бы поклясться, что наши методы и тайны были никому не известны. Но тогда я за несколько минут узнал, что Джимми Рука наблюдал за нами так же, как мы наблюдали за ним, и больше того, его люди следили за нами, когда его самого не было поблизости. В общем-то, он был куда лучшим герцогом, чем я главарем пересмешников.

Дэш пожал плечами.

— Если Патрик меня послушает, все это так или иначе закончится.

Старик расхохотался.

— Ты что же думаешь, помилование поставит нашу гулящую братию на честную дорожку? Не успеют чернила высохнуть на приказе о помиловании, юный Дэш, как самые шальные из наших ребятишек уже будут срезать кошельки на рыночной площади или вламываться в складские подвалы. Темные делишки — это часть нашей натуры. Некоторые, как твой дед, вырываются отсюда, находят способ жить лучше, но для большинства остаются только Приют, канализация, городские крыши — Воровская дорога — и веревка палача. Это такая же тюрьма, как и та, что в подземельях дворца, потому что шансов вырваться практически нет.

Дэш пожал плечами.

— Ну, по крайней мере у вас, Трины и всех остальных появится выбор. Многим и этого не удается добиться.

Старик сухо рассмеялся.

— Ты не по годам мудр, Дэш, если действительно это понимаешь, а не просто повторяешь заученные с детства слова. А теперь иди.

Снаружи Дэша ждали три его спутника из рабочей бригады. Густав и Тэлвин стояли вместе, а Риз рядом с несколькими пересмешниками.

— Вы со мной? — спросил Дэш.

Риз покачал головой.

— Я не пойду. Я был пересмешником до того, как попался. Здесь мой дом и мои друзья.

Дэш согласно кивнул и обернулся к двум другим.

— А вы? — спросил он.

— Я солдат без оружия, — сказал Густав. — Мне нужна работа. Ты нанимаешь?

Дэш улыбнулся.

— Хорошо, я найму тебя.

— А я просто хочу выбраться из города, — сказал Тэлвин.

— Тогда пойдем втроем.

Трина подошла к Дэшу и встала перед ним.

— Ну что же, я провожу тебя назад самой безопасной дорогой. Подождите до заката, потом уходите из внешних лагерей. Ходят слухи, что армия принца подходит ближе, так что наемники даже во сне не расстаются с мечами. Там у тебя друзей не найдется.

Дэш кивнул и, вспомнив, спросил:

— А оружие?

— Оно у нас, — ответил крупный мужчина, первым поймавший его, — теперь Дэш знал, что его зовут Джон Таппин. — Мы его вам отдадим только перед уходом.

— Тогда пошли, — сказал Дэш.

Он оглянулся через плечо на закрытую дверь, за которой сидел старик, называвший себя одним из самых загадочных имен в истории Крондора. Дэш задумался о том, увидит ли он Хозяина еще когда-нибудь.

В сумерках они пустились в путь.

* * *

Паг сидел неподвижно, размышляя о выборе, который ему предстоит сделать. Миранда наблюдала за ним.

Наконец он отвлекся от того, что так напряженно созерцал в воздухе за окном, и сказал:

— Что?

Она рассмеялась.

— Ты ведь сейчас был в миллионе миль отсюда, правда?

Он улыбнулся в ответ.

— Да нет, всего в нескольких сотнях, но зато на расстоянии многих лет.

— О чем ты думал?

— О своем прошлом и о своем будущем.

— О нашем будущем, ты хочешь сказать.

Он покачал головой.

— Есть еще выбор, который могу сделать только я.

Миранда встала со своего места у камина, где догорал огонь, разведенный скорее для уюта, нежели для тепла. Бросив взгляд на мерцающие угли, она подошла к мужу и присела к нему на колени.

— Расскажи мне, — попросила она.

— Я про выбор, о котором говорил Гейтис. Скорее даже выбор, который сделали боги.

— Ты уже решил, как поступить?

Он кивнул.

— Думаю, у меня только один выход.

Помолчав немного, она спросила:

— А мне о нем рассказать не хочешь?

Он рассмеялся и поцеловал ее в шею. Она игриво взвизгнула, но тут же вскочила.

— Так легко ты меня не отвлечешь! О чем ты думаешь?

Паг улыбнулся.

— Когда-то в Зале смерти мне предложили возможность стать наследником твоего отца.

При упоминании о Макросе Черном Миранда нахмурилась. Она никогда не была близка с отцом, и причина этого крылась в основном в его связях с великими силами. Макрос представлял среди людей Сарига, утраченного бога магии, так что в ее жизни он присутствовал всего лишь десять лет из тех двухсот, что она прожила на свете.

— Я не могу быть представителем Сарига в Мидкемии, — продолжил Паг. — Это дело не для меня.

— Судя по тому, что ты мне рассказал, все остальные варианты были еще хуже.

— Я не умер, так что остается только один выбор, — сказал Паг с тревогой на лице. — Я должен буду жить, видя разрушения и смерть и теряя все самое дорогое для меня.

— Это ведь уже случилось, — сказала она, снова садясь к нему на колени. — Ты же потерял сына и дочь, так?

Паг кивнул, и она увидела в его глазах дымку все еще не утихшей боли.

— Но я боюсь новых потерь.

Она прильнула к нему, положив голову ему на плечо.

— В жизни всегда есть что терять, любовь моя. Пока мы не умрем, нам грозят все новые потери. Такова ирония жизни — ничто не вечно.

— Мне почти сто лет, — сказал Паг, — а я ощущаю себя ребенком.

Миранда рассмеялась, прижавшись теснее.

— Мы оба дети, любовь моя, а я в два раза тебя старше. По сравнению с богами мы младенцы, которые только учатся ходить.

— Но у младенцев есть учителя.

— И у тебя они были, — сказала она. — И у меня тоже.

— Мне бы и сейчас не помешал учитель.

— Я буду тебя учить, — пообещала Миранда.

— Правда? — Паг глянул на нее. Она поцеловала его.

— А ты будешь учить меня. И мы будем обучать твоих учеников на острове моего отца и учиться у них. Мы еще не все книги прочли и поняли, а есть еще Зал миров, через который мы можем дотянуться до мудрости, неведомой на этом крошечном шаре. И у нас на это есть века.

Паг вздохнул.

— Я слушаю тебя, и мне кажется, что у нас есть надежда.

— Надежда всегда есть, — улыбнулась Миранда.

В дверь постучали, и Миранда встала, давая Пагу подняться на ноги, чтобы открыть дверь. Снаружи стоял королевский паж.

— Милорд, — сказал он, — принц требует вашего присутствия немедленно.

Паг глянул на Миранду. Она с явным недоумением пожала плечами, но ничего не сказала. Он кивнул ей и пошел за пажом.

Они направились по переходам Даркмурского замка и наконец подошли к комнатам старого барона, которые теперь занимал принц Патрик. Паж открыл дверь и шагнул в сторону, давая Пагу войти.

Патрик, сидевший за столом старого барона Отто, поднял голову и сказал:

— У нас проблема, волшебник, и я надеюсь, что вы можете с ней справиться.

— И что это за проблема, ваше высочество?

Патрик поднял свиток.

— Доклад с Севера. К нам явились саауры.

— На Севере?

Паг был озадачен. Когда он уговорил саауров покинуть поле боя в последней битве за Даркмур, их вождь, шашахан Джатук поклялся, что зло, причиненное сааурам, будет оплачено кровью. Но на Севере были армии Фэйдавы, на которого, скорее всего, и могла обратиться их месть. Неужели саауры могли снова вернуться к своим старым союзникам?

— Где именно на Севере, ваше высочество?

— Они перезимовали между горами и Сумрачным лесом, потом заняли южный край Громовых степей, а теперь выступили в южном направлении.

— На Юг! — произнес Паг с тревогой в голосе. — Они напали на нас?

Патрик бросил ему свиток.

— Читайте сами. Они напали у подножия холмов на резервный отряд, который держали на случай, если Фэйдава попробует прорваться где-то вдоль хребта Кошмара. Никто в отряде не уцелел.

— И они продолжают наступать?

— Нет, — сказал Патрик, — не все так плохо. Похоже, им хватило убийства трех сотен моих солдат, после этого они отступили, только оставили нам предупреждение.

— Какое?

— Три сотни кольев в земле, и на каждом человеческая голова. Это явный вызов.

— Нет, ваше высочество, — поправил его Паг. — Это все же предупреждение.

— Предупреждение кому? — поинтересовался Патрик, едва сдерживая гнев.

— Всем. Нам. Фэйдаве, Братству Темной Тропы, любому разумному существу, которое подойдет достаточно близко, чтобы разглядеть черепа. Джатук хочет нам сказать, что саауры захватили территорию Громовых степей для себя и чтобы мы держались подальше.

Обдумав это, Патрик сказал:

— Кроме кочевников, торговцев оружием и бандитов, там нет никого, кто претендовал бы на звание гражданина Королевства, но это все же наши земли. Будь я проклят, если позволю чужой армии напасть на мои войска и провозгласить какие-то земли независимой территорией внутри наших границ.

— Чего вы хотите от меня, ваше высочество?

— Утром я посылаю на Север отряд и хотел бы, чтобы вы отправились с ним. Именно вы вывели саауров из войны. Если этот Джатук захочет направить свою ярость против Фэйдавы, я отведу солдат с северного хребта и даже снабжу его всем необходимым, чтобы он мог напасть на Фэйдаву в Вабоне, но я не могу никак не отреагировать на это кровавое нападение.

— Что я должен им сказать?

— Скажите им, что они должны прекратить враждебные действия против нас и отступить с наших земель.

— Куда, ваше высочество?

— Мне все равно, — раздраженно сказал Патрик. — Их пропустят к берегу, и пусть хоть вплавь домой добираются, но я не допущу, чтобы они мне приказывали не соваться в часть моего собственного герцогства! С меня уже хватит! — Патрик постепенно повышал голос, и Паг чувствовал, что им овладевал гнев.

— Я с удовольствием отправлюсь туда, ваше высочество.

— Хорошо, — сказал Патрик уже спокойнее. — Я послал сообщение капитану Субаи, который командует северной частью наших войск, что прибудет посланник. Пусть он поедет с вами, и разберитесь с этим вопросом. У меня довольно проблем и без того — эта Звездная Пристань, выходки кешианцев и Фэйдавы на территории моего герцогства… Не хватало еще возиться с сааурами. Если они поведут себя разумно, то и я тоже. Пусть они скажут, что им от нас нужно, чтобы убраться из Королевства, и я это сделаю. Но если они откажутся, вам останется только одно.

— Что же, ваше высочество?

Патрик посмотрел на Пага так, будто тот не понимал самых очевидных вещей.

— Ну как же, волшебник, вы должны будете их уничтожить, — сказал он. — Стереть их с лица земли.

7 Возможности

Джимми поморщился.

Ему удалось выспаться как следует лишь один раз, в лагере у Оуэна Грейлока, а потом пять дней он провел в седле, загоняя перекладных лошадей. Они с рыцарем-маршалом Крондора со всей возможной скоростью мчались в Даркмур, ко двору принца Патрика.

На рассвете он наконец добрался до места и теперь стоял перед входом в покои принца, ожидая вместе с остальными придворными, пока Патрик оденется для ежедневного приема. Джимми благодарил всех богов на свете, что по крайней мере кешианский кофе тут имелся в изобилии. Цуранийская чоча была неплохой заменой, но только горячая кружка кофе с капелькой меда позволяла ему еще держаться на ногах.

— Джеймс! — воскликнул знакомый женский голос у него за спиной, и Джимми внезапно почувствовал себя бодрым как никогда. Он повернулся и увидел подходившую к нему молодую женщину.

— Франси? — изумленно воскликнул он. Серьезно нарушая придворный этикет, девушка повисла у Джимми на шее и воскликнула:

— Сколько лет!

Джимми обнял ее, потом отступил назад, чтобы получше ее рассмотреть.

— Как ты выросла! — сказал он восхищенно. Тоненькая и высокая Франси была тем не менее сильной, он почувствовал это, обнимая ее, — судя по всему, девушка много времени проводила, работая на открытом воздухе. На лице ее, в противоположность большинству придворных дам, не было косметики; по щекам и носу рассыпались веснушки, а каштановые волосы выгорели на солнце. Одета Франси была в белую рубашку, жилет, брюки мужского покроя и сапоги для верховой езды.

— Я как раз возвращалась с утренней верховой прогулки с отцом и увидела, как ты тут стоишь. Подожди, я пойду переоденусь во что-нибудь подходящее. Где тебя можно будет найти?

Дверь принца приоткрылась, и Джимми сказал:

— Там, куда меня пошлет его высочество, но скорее всего в офицерской столовой.

— Увидимся. — Девушка кивнула и, чмокнув его в щеку, умчалась прочь. Джимми не мог не восхититься легкостью ее движений.

Оуэн, молча стоявший рядом с Джимми в течение этого разговора, сказал:

— И кто же это такая?

— Франсина, дочь графа Силденского. Она с нами играла в детстве, когда мы жили в Рилланоне, а лорд Брайан приезжал ко двору по делам. Она ровесница Дэша; когда я ее видел в последний раз, Франси была еще просто нескладной девчонкой и вечно за мной бегала.

— Ясно, — только и сказал Оуэн, и тут появился паж принца.

Увидев Грейлока, паж сказал:

— Маршал Грейлок, его высочество примет вас первым.

Оуэн жестом велел Джимми следовать за ним.

Принц сидел за столом, заваленным бумагами, на котором стоял маленький серебряный поднос с кофейником и горячими рогаликами. У левого края стола спокойно сидел герцог Арута. Он посмотрел на сына и улыбнулся.

— Я ужасно рад тебя видеть. А как Дэш?

Джимми печально покачал головой.

— Он все еще где-то там.

Улыбка Аруты увяла. Патрик дожевал рогалик и спросил:

— Какие новости из Крондора?

— У Джимми сообщение от генерала Дуко, — сказал Оуэн.

— От генерала Дуко? — переспросил Патрик.

— Похоже, у захватчиков разногласия, — сказал Джимми. Он коротко описал высказанные Дуко подозрения по поводу Фэйдавы и Нордана и наконецсказал: — Так что у генерала есть соображения по поводу того, как ему и его людям не оказаться жертвами, а Крондор вернуть вашему высочеству без кровопролития.

По лицу Патрика ничего невозможно было прочитать, хотя Джимми понимал, что принц уже догадался, к чему он клонит.

— Продолжай, — сказал принц Крондорский.

— Дуко не видит смысла возвращаться на Новиндус. После десятилетней войны континент в развалинах, и… — Джимми помедлил.

— Продолжай, — повторил Патрик.

— Он видит нечто особое в нашей идее единого государства, ваше высочество. Он хочет принадлежать к чему-то большему, чем он сам. Дуко предлагает вернуть Крондор вашему высочеству и принести клятву верности короне. Тогда он готов повернуть свою армию на север и выступить против Нордана в Сарте.

Патрик побагровел.

— Принести клятву верности! — Он наклонился вперед. — Может, он еще и хочет стать герцогом Крондорским вместо твоего отца, а?

Джимми попытался разрядить обстановку шуткой:

— Да нет, ваше высочество, это уж слишком большой размах — разве что бароном.

— Бароном! — взорвался Патрик и ударил кулаком по столу так, что кофейник подскочил и залил горячим кофе рогалики и с дюжину свитков. Стоявший рядом паж бросился наводить порядок, а принц вскочил на ноги. — Этот бешеный пес осмеливается захватить мой город, а потом требовать с меня баронство за его возвращение! Да уж, наглости бандиту не занимать. — Он посмотрел на Оуэна и Аруту. — Назовите мне хоть одну причину, почему мне не отправить армию на штурм и не повесить ублюдка, когда мы вернем Крондор?

— Таких причин даже несколько, ваше высочество, — сказал Арута.

Патрик с яростью посмотрел на него.

— Да неужели?

— Путем сделки с Дуко мы сокращаем вражеские силы на треть и увеличиваем наши на такое же количество. Мы спасаем жизни бессчетного количества людей. У нас появляется передовой отряд для атаки на Сарт и освобождаются люди для укрепления южных границ, чтобы удержать Кеш от наступления. — Аруте явно не хотелось продолжать, но он все же договорил: — Если Дуко честен с нами и это не какая-то хитрая ловушка, то мы не можем упустить такую удачную возможность.

— Он вторгается в мои земли, захватывает мой город, уничтожает жизни и имущество моих подданных, потом разворачивается на сто восемьдесят градусов и добывает у моего отца дворянский титул, и это у вас называется удачной возможностью! Вы что, разума лишились, герцог! — крикнул Патрик.

Джимми напрягся, возмущенный тем, в каком тоне принц разговаривал с его отцом, но сдержался и ничего не сказал. Арута, как терпеливый отец, успокаивающий истеричного ребенка, спокойно сказал:

— С моим разумом все в порядке, ваше высочество. — Потом он добавил назидательным тоном, каким учитель обращается к ученику: — Сядь, Патрик.

Аруте довелось быть одним из воспитателей нынешнего принца Западных земель в пору его детства, а от старых привычек трудно избавиться. Патрик раздраженно глянул на Аруту, но промолчал и сел.

— Ты должен мыслить как правитель. Какие бы эмоции ты ни испытывал по отношению к захватчикам, тебе придется также иметь дело с Кешем. Кешианцы придерживаются договоренностей только потому, что чародеи Звездной Пристани уничтожат их войска точно так же, как они уничтожат наши, если перемирие нарушим мы. Иметь дело с Великим Кешем ты можешь только с позиции силы. — Арута тоже начинал выходить из себя, но старался говорить ровным тоном. — Ты должен вернуть Вабон. Для этого тебе надо очистить Западные земли к западу от Каластийской гряды, а для этого надо сначала взять Сарт. Если за Крондор придется воевать, то кампанию против Сарта ты сумеешь начать самое раннее в середине лета! Если она затянется, то на Илит придется выступать зимой или откладывать поход до следующего года. К тому времени Ламут падет. Если ты дашь Фэйдаве еще зиму, чтобы укрепить свои позиции, то мы можем никогда не вернуть Север! — Он перевел дыхание, стараясь успокоиться. — Фэйдава уже подкупил важнейших чиновников Вольных городов. Судя по всем сообщениям, они ведут с ним торговлю. Через три месяца у его армии снабжение будет лучше, чем у нашей. Он также пытается наладить контакты с квегцами, и, скорее всего, их это заинтересует, если учесть, как плохо с ними обошлись во время завоевания. — Он глянул на Оуэна.

— Для взятия Илита, ваше высочество, нам потребуется поддержка флота, — сказал Грейлок. — Если Фэйдава действительно так умен, как кажется, к тому времени, как мы туда попадем, в гавани будут стоять квегские корабли, а это будет означать еще одну войну с Квегом.

Судя по виду Патрика, он был почти готов расплакаться от бессильного бешенства, но когда он заговорил, то сумел взять себя в руки.

— То есть вы хотите сказать, что если я не заключу сделку с этим паршивым бандитом, то мне придется вести войну на три фронта, и выиграть ее будет невозможно?

Арута громко вздохнул.

— Именно это мы и хотим сказать, ваше высочество.

Патрик был достаточно умен, чтобы понять, что Арута прав, но и достаточно разгневан, чтобы не желать это признавать.

— Должен быть другой выход.

— Конечно, — спокойно сказал Оуэн. — Вы можете подойти маршем к стенам Крондора, пробившись сквозь лагеря наемников снаружи, взять штурмом стены и неделю сражаться за каждый дом, а потом еще месяц зализывать раны и готовиться к походу на Север.

Патрик, похоже, растерял свой гнев.

— Проклятье, — только и сказал он. Долгое время он молчал, потом снова сказал: — Проклятье.

— Патрик, — мягко произнес Арута, — ты не должен отказываться от этого предложения. Военачальник захватчиков хочет заключить с нами сепаратный мир, и только король может отвергнуть его предложение. Ты хочешь рискнуть, предположив, что твой отец откажется? Любую сделку, которую мы с тобой заключим с Дуко, король одобрит, это я знаю. Нам нужно только удостовериться, что это не ловушка со стороны Фэйдавы.

— Ваше высочество, — вставил Джимми, — я провел с ним всего несколько дней, но думаю, что он искренен. У него… — Он помедлил, стараясь найти подходящее определение для того, что он увидел в Дуко.

— Говори же, — подтолкнул его Патрик.

— Что-то у него в душе такое есть, надежда, что ли. Он устал от убийств и вечных завоеваний. Он рассказал мне, как обнаружил зло, завладевшее Изумрудной Госпожой змей, когда она создала свою армию Бессмертных, людей, которые окружали ее и добровольно умирали за нее, по одному каждую ночь, чтобы она могла поддерживать свою магию. К тому моменту любой, кто выказывал хоть малейшее колебание, подвергался немедленному уничтожению, неважно, генерал это был или солдат. Это стало ясно еще в начале кампании, когда несколько капитанов затеяли мятеж, и всех их посадили на кол, а армию прогнали мимо них, пока они еще дергались и умирали. После падения Махарты генерала Гэйпи привязали на муравейнике за то, что он позволил сбежать капитану Калису и его людям. Выяснилось, что никто не мог укрыться от гнева королевы, вне зависимости от ранга. Одни роты ставили надзирать за другими, так что любой мог донести, если кто-то высказывал хотя бы намек на недовольство.

Всю зиму Дуко разговаривал с пленниками из Королевства — солдатами, гражданскими, некоторыми офицерами из гарнизонов Края Земли и Сарта. Его завораживает наш образ жизни, наше правительство, наша великая свобода, и он думает, что наша идея единого государства — выдающаяся идея. Он чувствовал себя пленником, которому в то же время приходится быть тюремщиком всех остальных солдат в армии. — Джимми глубоко вдохнул и закончил: — Думаю, он хочет быть частью чего-то большего, чего-то, что останется после его смерти и чему стоит отдать свою жизнь.

— И его предал его собственный командир, — добавил Арута. — Вполне возможно, что он именно тот, за кого себя выдает.

— Мне нужны гарантии, — резко сказал Патрик. — Что вы можете мне предложить в качестве гарантии, что этого убийцу действительно стоит ввести в ряды нашей знати?

Оуэн рассмеялся.

— Тут есть что-то смешное, лорд Грейлок? — сухо осведомился принц.

— Да нет, мне просто думается, что один из ваших предков точно то же самое сказал о первом бароне, который поселился в этом замке, — ответил Грейлок с улыбкой.

Патрик помедлил, вздохнул и наконец усмехнулся.

— Один из моих учителей рассказывал, что королю Рилланона пришлось напиться вдребезга, чтобы смириться с необходимостью взять Гая де Бас-Тайру на службу, а не повесить его на городской стене.

— Многие наши дворяне, ваше высочество, происходят от врагов, которых мы решили не вешать, — сказал Арута.

— Ну что ж, — заметил Патрик, — на Западе у нас хватает свободных территорий для дворян. Куда мы поместим «лорда» Дуко?

— Есть несколько графств, дюжина баронств, и одному герцогству нужен новый правитель, — сказал Арута.

— Нам нужен герцог Южных земель, — напомнил Оуэн.

Патрик глянул на Джимми.

— Что ты думаешь насчет того, чтобы бросить этот крондорский сброд на кешианцев?

— Ваше высочество, — начал Джимми, — я боюсь давать советы…

Патрик резко оборвал его:

— Только не начинай сейчас скромничать, Джеймс. Это был бы первый случай в твоей семье на протяжении трех поколений, и я все равно тебе не поверю.

Джимми улыбнулся.

— Если вы переведете Дуко и его людей к югу, между Шендонским заливом и Краем Земли, то оттуда солдат можно будет перебросить в Крондор, и все равно граница на юго-западе не останется незащищенной. Наверняка там полно агентов Кеша, которые постоянно держат имперских генералов в курсе всех наших действий. Тогда вы сможете повернуть на Крондор и пойти прямо на Сарт, прежде чем Нордан успеет укрепиться.

Патрик посмотрел на Оуэна.

— Грейлок, вы рыцарь-маршал Крондора. Что вы думаете о предложении юного Джеймса?

Оуэн не колебался, ведь он обсуждал этот план с Джимми всю дорогу от своего штаба до Даркмура.

— Это рискованно, ваше высочество, но куда менее рискованно, чем запирать Дуко между двумя армиями, нашей и Нордана, и заставлять его людей сражаться за свои жизни. А если мы отправим их на границу с Кешем, то не придется беспокоиться о шпионах Фэйдавы, которые могли остаться в их рядах, или о том, что армии Дуко придется столкнуться с прежними товарищами. Кроме того, в долине Грез половина населения — наемники, которые по настроению могут сражаться и с нами, и против нас; возможно, нужен именно такой человек, как Дуко, чтобы править ими. — Оуэн помедлил, будто обдумывая свое следующее заявление, но на самом деле он уже не раз отрепетировал его в уме. — Если мы продолжим очистку гавани и в течение следующего месяца приведем город хоть в какой-то порядок, то через шесть недель сможем выступить на Сарт. Так мы на шесть недель обгоним график и сумеем оказаться перед воротами Илита перед наступлением осенних дождей.

— Я приготовлю рапорты для отца, — решил Патрик. — Если уж я не могу отправить ублюдка к палачу, то пусть отправляется к кешианцам. Надо будет послать нашему новому герцогу приветствие, так сказать, и сообщить ему, чтобы начинал мобилизацию своих людей.

Джимми поднялся.

— Разрешите идти, ваше высочество?

Патрик жестом отпустил его, и Арута тоже встал.

— Могу ли я выйти на несколько минут поговорить с сыном?

Патрик кивнул и повернулся к пажу.

— Немедленно вызови писца.

Арута повел сына в приемную, подальше от собравшихся в ожидании аудиенции придворных. Негромко, чтобы никто его не услышал, он спросил:

— Что с Дэшем?

— Мы потеряли друг друга. Мы с Маларом…

— Кто такой Малар? — перебил его Арута.

— Слуга из долины Грез, которого мы встретили по дороге. На его караван напали, и он около месяца жил в глуши.

— Малар, — повторил Арута. — Где-то я слышал это имя…

— Малар Энарес, — добавил Джимми. — Это его полное имя.

— Да, точно, слышал, но я не могу вспомнить, где и когда.

— Не знаю, откуда ты его можешь знать, отец, — может, потому, что его хозяин был крупный торговец?

— Большинство моих бумаг все еще в коробках после эвакуации Крондора, — нахмурился Арута. — При обычных обстоятельствах я послал бы архивариуса поискать его имя. Если бы у меня все еще был архивариус, конечно.

— Ну, — отозвался Джимми, — если ты слышал его имя, значит, он не так прост, как кажется. Если он будет все еще при мне, когда я вернусь в Крондор, то я за ним пригляжу.

Арута положил руку на плечо Джимми.

— Так и сделай. Отдохни сейчас, а через пару дней отправишься в путь. Максимум через два дня у Патрика будет готово письмо для Дуко. Нам потребуется какая-то пышная церемония, официальная передача обязанностей и титула. Тут бы пригодился старый де Лейси.

Джимми ухмыльнулся.

— Дедушка никогда с ним не мог ужиться.

— Верно, но лучше его церемониймейстера я не встречал. Даже если тебе требовалось встретить гостей из нижних кругов ада, он мгновенно организовывал подобающую церемонию.

— Не мешало бы мне пообедать и вздремнуть, — заметил Джимми, которого вдруг одолела зевота.

— Да, кстати, — вдруг вспомнил Арута, — приехал лорд Брайан и Франсину с собой привез.

— Да, я ее видел как раз перед тем, как зашел к принцу, — она возвращалась с верховой прогулки. Она очень изменилась, совсем взрослая стала.

— Помню, в детстве в Рилланоне она тебе сильно надоедала. Она все еще хочет за тебя замуж?

Джимми рассмеялся.

— Только если мне сильно повезет. Я с ней сегодня обедаю, если не засну к тому времени.

Арута улыбнулся.

— Ты справишься. — Потом он посерьезнел. — Знать бы только, что с твоим братом…

— Меня это тоже тревожит, — признался Джимми, Арута быстро сжал плечо старшего сына и вернулся в кабинет принца. Джимми обдумал перспективу обеда с Франси и решил, что он вовсе не так устал, как ему казалось. Но сначала он хотел дойти до кабинета капитана гвардии и посмотреть, не пришло ли с прошлой ночи сообщений с Запада. Если повезет, он узнает что-нибудь о Дэше.

* * *

Паг зашел в дверь «храма» и обнаружил, что он пуст. Из-за бывшего склада доносились крики и смех детей. Он прошел через пустое здание мимо самодельного алтаря, через кухню и вышел во двор при вкладе.

Накор присел на корточки рядом с малышом, который пускал мыльные пузыри. Другие дети гонялись за пузырями и ловили их, но бывший игрок напряженно смотрел на пузырь, который рос на конце трубки мальчика.

— Осторожно, осторожно, — сказал Накор, и пузырь еще увеличился.

Потом, когда пузырь достиг уже размера дыни, мальчик поддался соблазну дунуть изо всех сил, и пузырь лопнул. Из кончика трубки полетел поток крошечных пузырьков. Остальные дети завизжали от восторга, глядя, как пузырьки разносит ветер.

Паг тоже рассмеялся, и Накор повернулся к нему. Увидев чародея, он расплылся в широкой улыбке.

— Паг! Как же ты вовремя!

Паг подошел поближе, и они обменялись рукопожатием.

— И почему же?

— Это все пузырь. Я кое о чем подумал, пока смотрел на детей, и хотел задать тебе вопрос.

— Задавай.

— Помнишь, ты мне рассказывал, как вы с Томасом и Макросом отправились к началу времен?

— Еще бы! Такое не забывается, — ответил Паг.

— Ты еще сказал, что там произошел гигантский взрыв, который вытолкнул Вселенную наружу.

— Не знаю, точно так ли я это высказал, но примерно это и произошло.

Накор рассмеялся, прямо приплясывая на месте.

— Есть!

— Что есть?

— Я все эти годы, с тех самых пор, как ты мне рассказал эту историю, обдумывал одну вещь. Теперь, кажется, я наконец понял. Смотри, как он будет выдувать пузырь. — Он повернулся к мальчику. — Чарльз, давай еще раз.

Тот охотно выдул еще один большой пузырь.

— Смотри, как он раздувается, — настойчиво сказал Накор. — Смотри, как он становится больше.

— Хорошо, — согласился Паг. — И что?

— Это просто капля мыльной воды, но когда мы загоняем внутрь воздух, она растет! Она становится больше, но содержимое капли воды не изменяется. Разве ты не видишь?

— Вижу что? — спросил Паг, искренне озадаченный последним открытием Накора.

— Вселенная — это тоже пузырь!

— А-а-а… — сказал Паг и замолчал на мгновение. — Все равно не понял.

Накор жестом будто обрисовал в воздухе сферу.

— Материя Вселенной была выдута наружу, как мыльный пузырь! Все во Вселенной находится на поверхности пузыря!

Паг задумался над тем, что услышал, и наконец сказал:

— Это потрясающе.

— Все удаляется от всего на одинаковой скорости! Это единственный возможный способ.

Паг был искренне потрясен этой догадкой.

— И что же это означает?

— Теперь мы можем делать предположения о том, как устроена Вселенная, а это поможет нам понять, что же мы в ней делаем.

— На ее поверхности, ты хочешь сказать.

— На поверхности, — согласился Накор.

— А что тогда в середине? — спросил Паг.

Накор ухмыльнулся.

— Бездна. То самое серое вещество, о котором ты говорил.

Паг задумался.

— Да… это было бы логично.

— А когда ты создаешь рифт, то деформируешь поверхность пузыря!

Паг покачал головой.

— Тут я опять не понял.

— Я тебе в другой раз объясню. Теперь бы только сообразить, при чем тут Зал миров…

— Ты что-нибудь придумаешь, — сказал Паг, — я в этом уверен.

— Ты ведь не просто так ко мне пришел? — спросил наконец Накор.

— Да, мне нужна твоя помощь.

— Играйте дальше, дети, — велел Накор.

— Кто эти дети? — спросил Паг, пока Накор вел его в храм.

— Сыновья и дочери наших соседей — их родители пытаются отстроить свои дома, лавки и мастерские, а детей им девать некуда. Мы даем им возможность оставить ребятишек в надежном месте, а не отпускать их шляться по улицам.

— А когда лавки и мастерские будут отстроены, дети вернутся домой и начнут помогать родителям.

— Верно, — кивнул Накор. — А тем временем мы заслужим доверие людей, которые в дальнейшем могут захотеть нам помочь, — и все они умелые мастера.

— Похоже, ты и правда заинтересован в этом храме Арх-Индар.

— Я заинтересован в его постройке, — сказал Накор.

— А потом?

Накор пожал плечами.

— Не знаю. Я оставлю дело тому, кто сможет руководить им лучше, чем я. Это не мое призвание. Другое дело, если бы это был храм бога знания — хотя, пожалуй, мне хватило возни с Водар-Хоспуром на всю жизнь. — Он имел в виду магический кодекс, который хранил много лет и который давал ему невероятные знания и власть, но также чуть не свел его с ума.

— Тогда что же?

— Не знаю — наверное, я двинусь дальше.

Они дошли до кабинета Накора, и Паг закрыл за ними дверь.

— Ты хочешь оставить вместо себя Шо Пи?

— Нет, вряд ли. Его путь лежит в… другом направлении, хотя я пока и не уверен, в каком именно.

— Тогда кого-то еще? — спросил Паг, садясь.

— Именно, — согласился Накор. — Я точно еще не знаю, но, кажется, догадываюсь кого.

— Не хочешь мне рассказать?

— Нет, — усмехнулся Накор и тоже сел. — Если я ошибусь, то буду выглядеть глупо.

— Боже нас упаси от такой неприятности, — саркастически отозвался Паг.

— Ну так какой помощи ты от меня хотел?

Паг объяснил ситуацию с сааурами на Севере и закончил словами:

— Патрик хочет, чтобы я передал им ультиматум, а если они откажутся покидать Королевство, он приказал мне уничтожить их.

Накор нахмурился.

— Друг мой, рассказы о твоем могуществе ходили годами. Я не сомневался, что рано или поздно кто-то попробует использовать их в своих целях.

— Я раньше служил Королевству и без приказов.

— Верно, но ты никогда раньше не находился под властью несдержанного юнца.

Откинувшись в кресле, Паг сказал:

— Я никогда не считал себя под чьей-то властью с тех пор, как обрел свое могущество. В качестве цуранийского Всемогущего я не подчинялся ни одному закону, кроме моей собственной совести и повеления поступать так, как будет лучше для Империи. С тех пор как я вернулся в Мидкемию, корона оставила меня в покое и давала мне вести дела в Звездной Пристани так, как я считал нужным. Королю Боуррику, а до него королю Лиаму довольно было знать, что я не причиню вреда их Королевству. А теперь Патрик приказывает мне уничтожить врагов… Не знаю, что тут лучше сделать.

Накор ткнул пальцем в Пага.

— Паг, ты жил в другом мире, а этот мальчишка в замке всего два года прожил за пределами острова Рилланон. Ты был рабом и был выше закона, ты работал в кухне и стал герцогом. Ты путешествовал во времени. — Накор улыбнулся. — Ты многое повидал. — Он снова стал серьезным. — Патрик просто перепуганный мальчик, но к тому же с плохим характером и армией, которая подчиняется его приказам. Это опасное сочетание.

— Возможно, мне следует поговорить с королем.

— Возможно, — согласился Накор, — но я бы на твоем месте сначала поговорил с сааурами — вдруг да удастся убедить их уйти.

— А ты не хочешь отправиться со мной? У тебя есть дар находить решения в необычных ситуациях.

Накор помолчал немного, потом сказал:

— Предотвратить смерть многих людей — это хороший поступок. Я поеду с тобой, но сначала сделай мне одолжение.

— Какое?

— Пойдем со мной.

Паг встал и вышел из кабинета вслед за Накором. В дальнем углу большого зала Шо Пи обсуждал что-то с парой учеников. Накор крикнул:

— Пригляди за детьми, Шо Пи! Я скоро вернусь.

Он повел Пага по направлению к замку, но вместо поворота к главному мосту в замок они свернули по другой улице в выжженную часть города и дошли до заставы, где их остановила пара стражников в плащах цветов барона Даркмура.

— Стой! — сказал один из них скучающим тоном.

— Это Паг, герцог Звездной Пристани, — сказал Накор, — и он выполняет поручение принца Крондорского.

— Милорд! — воскликнул стражник, вытягиваясь по стойке «смирно». Хоть он и не видел волшебника раньше, но каждый солдат на Западе знал о нем, и выглядел чародей соответствующе.

— Нам нужно с дюжину заключенных для рабочей команды, — сказал Накор.

— Я пошлю с вами пару наших ребят, — предложил часовой.

— Не надо, — остановил его Накор. — Мы сами о себе позаботимся.

Он махнул Пагу рукой, призывая его следовать за собой, и поспешил прочь, прежде чем гвардеец успел возразить.

— С нами все будет в порядке, — успокоил его Паг.

Они вошли в почти полностью разрушенные городские кварталы, где держали военнопленных. Накор взобрался на кучу каменных обломков и крикнул на языке Новиндуса:

— Мне нужны рабочие!

Кое-кто из стоявших рядом оглянулся и вновь занялся своими делами, а пара людей так и продолжала на него смотреть, но поближе никто не подошел. Накор выждал немного, потом слез и констатировал:

— Так ничего не выйдет. Пойдем со мной.

Он зашагал глубже в гущу народа. Повсюду стояли и сидели грязные и голодные на вид наемники. Пробираясь среди них, Накор повторял:

— Мне нужны плотники, каретные мастера, колесные мастера, тележники.

— Я раньше был плотником, пока не пришлось воевать, — отозвался один человек.

— А колеса делать можешь?

Он кивнул.

— Я и спицы выточить могу.

— Пошли со мной!

— А зачем? — спросил собеседник Накора. Ему было лет пятьдесят, он уже поседел и выглядел грязным и изможденным.

— А что, у тебя есть более интересное занятие? И тебя будут лучше кормить и еще будут платить.

— Платить? — повторил тот изумленно. — Я же арестант.

— Если хочешь работать, то ты больше не арестант. Я тебя сделаю священником Арх-Индар.

— Кого? — снова изумился плотник.

— Доброй Госпожи, — нетерпеливо отозвался Накор. — Ладно, иди за мной, потом объясню.

Тот же диалог повторился еще несколько раз, пока Накор не отобрал семерых с требуемым опытом. К нему, правда, подходили еще несколько человек, но у них не было нужной специальности. Когда они вернулись к стражникам у выхода, Паг объявил:

— Я забираю этих людей с собой. Мне нужны опытные работники.

— Прошу прощения, милорд, — сказал старший стражник, — но это непорядок. У нас не было указаний.

— Я беру на себя полную ответственность, — вмешался Паг. — У меня поручение от принца.

Старший стражник обменялся взглядами с младшим, и тот пожал плечами.

— Ну, тогда, наверное, все в порядке, — сказал первый солдат.

Они привели пленников обратно в храм, и Накор крикнул, входя:

— Шо Пи!

Его первый ученик поспешил ему навстречу.

— Да, учитель?

— Дай этим людям еду и чистую одежду. — Он оглянулся и добавил: — Только пусть сначала помоются.

— Я все сделаю, учитель, — кивнул Шо Пи.

— Потом пошли сообщение Руперту Эйвери и скажи, что рабочие его ждут.

— Рабочие? — переспросил Паг.

Накор кивнул.

— Ру собирается начать производство телег, как только мы утром вернемся в лагерь и найдем для него лесорубов.

— Лесорубов? — опять переспросил Паг.

Накор ухмыльнулся.

— По дороге я все объясню.

Паг ответил ему улыбкой.

— Да, и сделай еще одно одолжение, — добавил Накор.

— Какое?

Накор понизил голос.

— Я настоятельно рекомендую тебе не брать с собой леди Миранду.

— Миранда в состоянии о себе позаботиться, — возразил Паг.

— Я знаю; я больше беспокоюсь из-за ее хорошо известного темперамента. Твое задание опасно, хотя риск и минимален. Она может слишком сильно отреагировать на угрозу.

— Не думаю, что она вызовет очередную войну, — ответил Паг, — но я понимаю, что ты имеешь в виду. — Он задумался на мгновение, потом сказал: — Неплохо было бы ей навестить Томаса и посмотреть, как идут дела на Севере. У нас почти нет вестей из Крайди и Эльвандара, а если мы выступим на взятие Илита скорым маршем, то важно знать, как идет борьба за Вабон.

— А она сможет туда добраться?

— Моя жена способна на многие «фокусы», которые нам с тобой только предстоит изучить. Она может перемещаться в пространстве на любые расстояния.

— Полезный фокус.

— Вот нам с тобой, боюсь, придется ехать верхом, — сказал Паг. — Я-то могу летать, но тебя я не дотащу.

— Ну, все лучше, чем идти пешком, — отозвался Накор.

Паг рассмеялся.

— У тебя замечательная способность почти во всем видеть хорошее.

— Иногда это помогает, — ответил Накор.

— Я пошлю тебе весточку, когда буду готов в путь. Дня через два, думаю.

— Я буду ждать, — сказал Накор.

8 Подготовка

Дэш подал сигнал.

Часовые жестом предложили ему и его спутникам подойти поближе.

Дэш, Густав и Тэлвин плелись вдоль дороги три дня и никого за это время не видели, кроме, судя во всему, бродячих разбойников накануне вечером. Дуко отвел свои войска назад до самых границ Крондора, так что патрулей, которые доставили братьям столько неприятностей всего несколько недель назад, теперь не было и в помине.

— Кто идет? — спросил один из солдат.

— Я Дэшел Джеймсон, — ответил Дэш, — барон королевского двора.

При этих словах Густав и Тэлвин обменялись удивленными взглядами, но ничего не сказали. Они знали, что, пока были в плену у пересмешников, случилось что-то странное и Дэш разговаривал наедине с их главарем, но за исключением этого они знали только, что молодой человек вел их прочь из плена, туда, где, как они надеялись, были горячая еда, чистая постель и работа.

— Гар! — крикнул первый солдат второму. — Сходи за сержантом!

Второй солдат затрусил по дороге к далеким огонькам передового лагеря войск Королевства, а Дэш и его спутники подошли к первому стражнику. Тот долго смущенно молчал, потом наконец решился заговорить:

— Можно спросить, милорд…

— Что? — спросил Дэш.

Солдату явно было любопытно, как придворный принца оказался в таком неприглядном наряде и в сомнительной компании поздним вечером за линией фронта, но он удержался и поинтересовался только:

— Воды не хотите?

— Да, спасибо, — ответил Дэш.

Солдат передал ему кожух с водой, и Дэш отпил, потом передал его Густаву, а тот в свою очередь Тэлвину.

— Пожалуй, я пока посижу, — объявил Дэш, отошел к обочине и сел.

Спутники последовали его примеру. Они сидели молча, не обращая внимания на любопытного часового.

Вскоре со стороны лагеря подъехала группа всадников, ведя в поводу трех лошадей. С первой лошади спрыгнул сержант, протянул поводья часовому и позвал:

— Барон Дэшел?

— Это я, — откликнулся Дэш, поднимаясь на ноги.

— Капитан фон Даркмур на передовом посту, сэр, он ждет вас и ваших спутников.

Втроем они проехали с эскортом милю, отделявшую их от лагеря Эрика. Он уже встречал их у палатки, где располагалась его штаб-квартира.

— Дэш! — воскликнул он. — Твой отец будет рад узнать, что ты вернулся целым и невредимым.

— А что с моим братом? — тут же спросил Дэш, спешиваясь.

— Он прибыл с неделю назад. Они с Оуэном отправились на встречу с принцем и твоим отцом. Входи.

Эрик дал указания одному из солдат найти место для ночевки Густава и Тэлвина и, заведя Дэша в палатку, сказал:

— Горячую еду сейчас доставят.

— Здорово, — отозвался Дэш, плюхнувшись на походный стул рядом с большим столом для раскладки карт. — Готовитесь идти на Крондор? — спросил он, глядя на карту.

Эрик покачал головой.

— Возможно, нам это и не понадобится, если сообщение от Дуко, которое привез твой брат, не обман.

— Какое сообщение?

— Джимми попал в плен, но Дуко отпустил его на свободу, чтобы передать предложение Патрику.

— Что еще за предложение?

— Дуко хочет перейти на нашу сторону.

— Ни за что бы не подумал, — удивленно сказал Дэш. — Мне пришлось поработать в его рабочих бригадах — Крондор он отстраивает со всей возможной скоростью.

Вошел ординарец с двумя деревянными мисками, полными горячей похлебки. Блюдо было незамысловатое, но у Дэша от запаха потекли слюнки. Тут же появились еще два солдата, один с хлебом и сыром, а другой с двумя большими кружками вина.

Дэш взялся за еду. Когда солдаты ушли, Эрик попросил:

— Лучше расскажи мне, что ты видел.

Прожевав и проглотив, Дэш начал:

— Меня поймали люди Дуко и отправили в одну из рабочих бригад.

— Интересно, — отозвался Эрик. — Они и Джимми поймали, когда он пробирался в город, но стали его допрашивать.

— Я был уже в городе, — сказал Дэш, — и выглядел как оборванец, так что они, должно быть, решили, что я просто на какое-то время умудрился спрятаться. Точно не знаю, но это возможно. Несмотря на бурную деятельность Дуко, там еще во многих местах неразбериха.

Эрик кивнул.

— Значит, тебя послали в рабочую бригаду.

Дэш глотнул вина.

— Да, мне пришлось вкалывать, пока я не сбежал с троими парнями. Мы пробрались в один из канализационных ходов под внешней стеной и направились в город. Там-то нас и схватили пересмешники.

— Так воры все еще контролируют крондорскую канализацию?

— Я бы не назвал это контролем — просто Дуко и его люди еще не все разведали, и у воров осталось несколько тайных лазеек из города и в город.

Эрик отпил вина и задумчиво произнес:

— Это очень бы пригодилось, если бы нам пришлось атаковать город.

— Думаешь, Дуко и правда собрался перейти на нашу сторону?

— Не знаю, — ответил Эрик. — Твой брат, похоже, так и думает, и он убедил Грейлока, и насколько я знаю твоего отца, они все вместе убедят принца.

Дэш покачал головой.

— Будет проблема с пересмешниками.

— Какая?

— Я обещал им помилование, если они помогут нам попасть в город во время атаки.

Эрик задумчиво потер подбородок.

— Крондор в руинах, и как-то глупо переживать о том, что люди делали до войны. Зачем вешать тех, кто два года назад таскал кошельки, если уж мы прощаем человека, который сжег часть города в прошлом году?

— Это политика, — пожал плечами Дэш. — К счастью, не нам с тобой принимать это решение.

Эрик прищурился.

— Не стоит себя недооценивать, Дэш. Я уверен, что твой отец и принц захотят узнать твое мнение на сей счет.

Дэш откинулся назад, сделал еще один глоток и заявил:

— У меня всего одна идея. Надо просто даровать прощение всем в городе и покончить с этим вопросом. — Он указал вилкой куда-то себе за плечо. — Я не питаю иллюзий насчет этих головорезов, и еще меньше насчет пересмешников, несмотря на чудесные дедушкины истории. Большинство этих завоевателей взбунтуется через неделю, если их поставить на службу в гарнизоны, а пересмешники начнут резать кошельки и глотки через день после амнистии. — Все еще жуя, Дэш покачал головой. — Нет, единственная разница между тем, пересмешники нам помогут попасть в город или Дуко откроет ворота, в том, что в первом случае я сдержу обещание.

Эрик удивленно приподнял бровь.

— А тут какая-то проблема?

— Будет, если пересмешники решат, что я нарушил клятву, и вынесут мне смертный приговор.

— Понятно, — кивнул Эрик. — Если я могу чем-то помочь, ты мне скажи.

— Обязательно, — пообещал Дэш. — Хотя я подозреваю, что отец и Джимми уже убедили Патрика сделать то, что он должен сделать.

— Ну так как, хочешь подождать здесь и посмотреть, не поедут ли они в нашу сторону? Я мог бы послать сообщение, что ты жив. Или ты хочешь скакать дальше в Даркмур?

Дэш зевнул.

— Пока что я всего лишь хочу поспать на чем-нибудь помягче, чем куча соломы на каменном полу.

Эрик развел руками.

— Тогда, наверное, тебе стоит ехать дальше. У нас тут в лагере пуховых матрасов не водится.

— Я знаю, — сказал Дэш, отодвигаясь от стола. — Я просто помечтал. Если судьба пошлет мне солдатскую лежанку, я и на это согласен. Последние три ночи я спал на земле, завернувшись в этот драный плащ.

— Ну, одежду мы тебе найдем получше, — утешил его Эрик. — У нас есть запасная, хотя тебе придется снова натянуть военную форму.

Дэш пожал плечами.

— Не важно, лишь бы там вшей и блох не было.

Эрик рассмеялся.

— Можешь повесить свое тряпье над костром.

— Солдатская стирка, — сказал Дэш. — Да, я слышал о таком методе. Потом все неделями воняет дымом. Лучше я возьму у тебя форму, а это можно сжечь.

— Можешь взять вон те одеяла и переночевать сегодня со мной. Я лягу попозже, но постараюсь тебя не разбудить. Мне надо кое-что проверить, прежде чем… — говорил Эрик, направляясь к выходу, но когда обернулся, увидел, что Дэш уже растянулся на лежанке и уснул.

Эрик вышел наружу, переключившись на предстоящие ему дела, и лишь на секунду задумался о том, какая странная нынче сложилась ситуация. Что ж, решил он, пусть принц и герцог решают, честен Дуко или нет, а потом, как всегда, он выполнит приказ по мере своих сил.

* * *

Паг натянул поводья, и командир его сопровождения отдал приказ остановиться. Патруль, направлявшийся к ним, был в черной форме крондорских Кровавых Орлов, особого отряда, основанного Калисом, предшественником Эрика фон Даркмура, а во главе патруля был старый знакомый с прошлой зимы в Крондоре.

— Накор! Волшебник! — крикнул Джедоу Шати, лейтенант отряда. — Что привело вас сюда? — Он обернулся, подавая сигнал, и остальные всадники тоже остановились.

— Мы к капитану Субаи, а потом посмотрим, не сумеем ли распутать ситуацию с сааурами, — объяснил Паг.

Сверкающая улыбка Джедоу внезапно угасла.

— Мы с ними бились, с сааурами этими, за морем, спросите хоть Накора. Они сильные и ловкие. На каждого из них надо троих наших, если только мы не в тяжелых латах. Как думаешь, волшебник, принц не пошлет сюда Королевских улан?

— Я надеюсь убедить саауров, что сражение не принесет пользы ни одной из сторон.

— Ну, это будет что-то новенькое. По мне, так их сложно миролюбивыми назвать. — Джедоу глянул через плечо и сказал: — Скачите еще час и доберетесь до нашего главного лагеря. Я в патруле еще пару дней, так что, может, еще увидимся на обратном пути. — Он глянул на Накора. — Как там с твоей новой религией?

Накор драматически вздохнул.

— Добродетельным быть нелегко, Джедоу.

Солдат рассмеялся.

— Это уж точно, друг. — Он махнул патрулю следовать за ним. — Поехали! — Проезжая мимо сержанта, командовавшего патрулем, он обменялся с ним приветствиями.

— Пойдем найдем капитана, — предложил Паг.

— Пойдем лучше поедим, — откликнулся Накор. — Я голоден.

Паг рассмеялся.

— Ты всегда голоден, друг мой.

— Знаешь, — заметил Накор, пока они ехали рядом, — у меня тут возникла странная мысль…

— Да неужели? — прервал его Паг. — Расскажешь в другой раз.

Накор усмехнулся.

— Нет, действительно очень странная.

— Определенно в другой раз, — сказал Паг.

— Ну что ж, — согласился Накор.

Они молча подъехали к лагерю капитана Субаи, расположенному на полянке у подножия вздымающихся к западу холмов. Увидев, что за лагерем дорога резко уходит вверх, Паг решил, что это северная граница очищенной от захватчиков территории. Севернее лагеря поперек дороги он увидел высокое заграждение. Оглядевшись, Паг понял, почему именно это место было выбрано для командного пункта. На юге хватало места для укреплений, но к западу начиналась каменистая пустыня; к востоку от дороги берег больше напоминал скалу — любые солдаты, спускавшиеся с холмов, попали бы в этом месте, как в ловушку, в узкую расщелину. Чтобы сдержать любое наступление с этой стороны, хватило бы пары лучников.

Подбежали солдаты, чтобы забрать лошадей Пага и Накора. Паг поинтересовался у одного из солдат, где палатка капитана Субаи. Она оказалась в самом центре лагеря. Чародей повернулся к командиру эскорта:

— Спасибо, сержант. Отдохните эту ночь, а утром ведите людей обратно. С нами тут ничего не случится.

Сержант отдал ему честь и скомандовал своим людям спешиться и отдыхать. Паг и Накор тем временем двинулись к палатке капитана.

У входа в палатку на складном стуле сидел солдат. Подойдя поближе, Паг увидел, что это вовсе не ленивый часовой, а сам командир следопытов, усердно промасливавший кожаную упряжь. Паг слышал, что следопыты тщательно следили за своим снаряжением и ничего не доверяли армейским кузнецам, красильщикам и оружейникам. Эрик как-то сказал Пагу, что они очень хорошо разбираются в лошадях, а уж он-то в этом знал толк. Капитан поднял голову и, узнав чародея, медленно поднялся и отсалютовал.

— Герцог Паг, чему я обязан честью этого визита?

— Приказу принца Патрика, — отозвался Паг.

— Какому приказу? — поинтересовался капитан. Волосы его прорезала преждевременная седина, а лицо и руки напоминали дубленую кожу.

— Я должен отправиться на равнину к востоку отсюда, выехать в Громовые степи, найти саауров и убедить их больше не нападать на наши отряды.

Капитан приподнял бровь. Это была самая выразительная его реакция с тех пор, как они с Пагом познакомились в Крондоре.

— Удачи вам, милорд. — Он положил упряжь и поинтересовался: — Вам нужны мои люди?

— Да, я нуждаюсь в сопровождении. Принц счел это необходимым.

Капитан хмыкнул.

— Судя по тому, что я о вас слышал, в это мне не очень верится. Но если принц приказывает, мы подчиняемся. К рассвету я подготовлю отряд для вашего сопровождения. Но переночевать вам придется по-солдатски. Я переведу пару моих парней в другие палатки, чтобы вам с вашим другом тоже досталась одна.

— Спасибо, — сказал Паг и повернулся к Накору. — Ты сегодня поспишь в одиночестве, друг мой, — я собираюсь провести еще одну ночь с женой.

— Думаешь смотаться обратно в Даркмур?

— Нет, Миранда на острове Колдуна, и я хочу снова ее повидать.

Накор усмехнулся.

— Я еще помню, каково это, быть влюбленным, — заметил он и вздохнул. — Но это было довольно давно.

Паг вытащил цуранийский шар перемещения и озабоченно сказал:

— Это последний. Надо попросить Миранду научить меня перемещаться без этих штук. — Он начал оглядываться. Попытка перемещения в не слишком знакомое место часто заканчивалась смертельным исходом. — Погоди, я хорошенько запомню лагерь, чтобы вернуться сюда утром.

— Да, конечно, — сказал Накор. — Но смотри не повреди шар, — добавил он усмехаясь. — Наверняка обучение займет какое-то время, и вряд ли она начнет учить тебя прямо сегодня!

Паг отошел в сторону, не обращая внимания на Накора, и напряженно разглядывал все вокруг, запоминая окружающий пейзаж, а Накор повернулся к Субаи.

— Как тут дела, капитан, — все тихо?

— Захватчики удерживают другую сторону северных перевалов, — объяснил капитан, — но хребет пересечь не пытаются. Наши патрули могут подобраться на сотню ярдов к их позициям, а потом они выскакивают навстречу, но преследуют нас недолго. Их, похоже, вполне устраивает нынешнее положение.

— Несомненно, — сказал Накор. — Они укрепляются со всех возможных для атаки направлений.

Субаи кивнул.

— Но вы наверняка нашли несколько путей через горы, до которых они еще не добрались.

— Да, есть несколько. В основном козьи тропы. Есть пара мест, куда можно послать одно-два подразделения, чтобы зайти им в тыл, когда мы ударим на север, но начать атаку с той стороны не получится. — Капитан глянул на запад, будто был в состоянии разглядеть захватчиков с другой стороны гор. — Вон там, в неделе пути напрямую, лежит Сарт. Если б мы могли туда пробраться, захватить старое аббатство над городом и подготовить атаку оттуда, то были бы в состоянии ударить с фланга в поддержку любых сил с Юга и вымести отсюда захватчиков за несколько дней, а не за недели.

— Может, это и возможно, — задумчиво произнес Накор.

— Что вы предлагаете? — спросил капитан.

— Я пытаюсь вспомнить историю, которую когда-то давно рассказал мне герцог Джеймс. — Он помолчал немного, потом быстро сказал: — Мне надо послать сообщение герцогу Аруте. У вас есть чем писать?

— У меня в палатке, — кивнул Субаи.

— Хорошо, — сказал Накор, заходя внутрь. Субаи поднял голову, чтобы посмотреть, где Паг, и увидел, что волшебник исчез.

* * *

Миранда подняла голову и увидела Пага. Она подпрыгнула и бросилась в объятия мужа.

— Я по тебе соскучилась.

Паг обнял ее изо всех сил. Они не разлучались уже полгода, с тех самых пор, как закончились бои, а теперь не виделись целую неделю, которую заняла дорога до лагеря Субаи в горах.

— Как тут дела? — спросил Паг через какое-то время, когда они наконец оторвались друг от друга.

— Все как прежде, — ответила Миранда. — Гейтис образцово ведет ежедневные дела на острове, а Роберт де Лиес, похоже, стал тут главным организатором. Он восстанавливает расписание занятий, которое совершенно нарушилось после твоего отбытия.

Паг улыбнулся.

— Это хорошо. Надо с ним поговорить, а тоутром меня здесь уже не будет.

Миранда поцеловала его.

— После ужина. На следующие несколько часов ты мой.

— После ужина, — согласился он с улыбкой.

Следующие два часа они провели вдвоем, потом заказали ужин в комнату. После ужина, когда слуги убирали подносы с посудой, у двери появился Гейтис.

— Мастер Паг, — сказал он с почтительным поклоном. Высокий гоблиноподобный Гейтис обращался с крайней вежливостью ко всем, от Пага до слуг; хотя, впрочем, все слуги на острове тоже были учениками-магами со всех концов Мидкемии и из других миров.

— Привет, Гейтис, — кивнул в ответ Паг. — Как дела?

— Именно о делах я и хотел с вами поговорить. Боюсь, кое-что не в порядке.

— Что такое?

— Лучше бы вы с госпожой Мирандой пошли со мной.

Паг и Миранда обменялись взглядами и молча последовали за Гейтисом. Он вывел их из дверей и повел по длинному коридору, отделявшему комнаты Пага от остальной части большого дома в центре виллы Беата — так называлась усадьба на древнем квегском языке.

Когда они вышли из дома и пересекли луг, Паг наконец понял, куда они идут. Гейтис, дойдя до заросшего травой холма, как всегда, махнул рукой, и открылся вход в пещеру. Они вошли, и Паг снова увидел маленький алтарь, на котором стояла статуя Сарига, утраченного бога магии. Когда они впервые пришли сюда, лицо статуи было как две капли похоже на лицо отца Миранды, Макроса Черного. Миранда ахнула.

— Лица нет!

— Да, госпожа, — подтвердил Гейтис — Я пришел сюда несколько дней назад и увидел то же, что вы видите сейчас.

— Что это значит? — встревожилась Миранда.

— Боги ждут, — ответил Паг.

— Ждут чего? — Она коснулась статуи.

— Нового воплощения Сарига, его нового представителя среди человечества, — негромко ответил Паг.

— То есть тебя? — сказала Миранда.

— Нет, — покачал головой Паг. — Когда я лежал при смерти на целительной поляне Эльвандара, когда Лимс-Крагма заговорила со мной, мне дали возможность выбрать один из трех вариантов. Первым была смерть. — Он посмотрел на Миранду. — Я не мог тебя оставить.

Она улыбнулась.

— Вторым вариантом была вечная жизнь, но за это я должен был стать новым воплощением Сарига. Я бы заменил твоего отца.

— Вряд ли мне бы это понравилось, — признала Миранда. Потом она посмотрела на Пага. — А какой был третий?

— Мне не хочется об этом говорить.

— Скажи мне, — настойчиво повторила Миранда.

— Рано или поздно я умру.

Она встала прямо перед ним, закрыв от Пага статую.

— Ты мне не все говоришь. Что еще?

— Только то, что в конце жизни мне придется перенести… тяжелое испытание.

Миранда распахнула глаза от удивления.

— А до сих пор что было?

— Вот и я так думал. Если мы смогли пережить то, что уже случилось, то о чем еще беспокоиться?

— А ты мне точно все рассказываешь? — засомневалась она.

Паг пожал плечами.

— Что-то забываю, наверное. Я, знаешь ли, тогда был при смерти, — легкомысленным тоном пояснил он.

— Будущее не высечено в камне, — сказал Гейтис, — хотя его, может быть, трудно изменить, если события наберут силу.

Паг кивнул, а Миранда сказала:

— Я не представляю, что все это значит. Что ты от меня скрываешь?

— Всего лишь то, что за очень долгую жизнь и большое могущество мне в конце концов придется заплатить высокую цену.

— Ничего себе «всего лишь», — отозвалась Миранда.

— Нам всем приходится платить, — произнес Гейтис.

Паг сменил тему.

— Ты много лет присматриваешь за этим святилищем, Гейтис. Что, по-твоему, все это значит?

— Думаю, наступает время перемен, мастер Паг, и скоро появится кто-то, кто заполнит пропасть, оставленную смертью Макроса.

— Думаю, ты прав, — согласился Паг. — Возможно, это кто-то из учеников. — Он помолчал немного, потом добавил: — Кто-нибудь найдет это святилище.

— Я разработал неуловимое, но очень мощное заклятие, чтобы скрыть его, мастер Паг, — сказал Гейтис.

— Я знаю. Я прожил здесь много лет и никогда даже не подозревал, что оно здесь, но тот, кто должен стать следующим орудием Сарига, каким-то образом найдет это место.

Гейтис обдумал это замечание.

— Вполне вероятно, — наконец признал он.

— Мы будем ждать этого дня. А тем временем, — сказал Паг Миранде, — давай вернемся в дом. Я хочу посмотреть, как тут идут дела, а потом отдохнуть, прежде чем утром возвращаться в лагерь Субаи.

Они пошли обратно в дом, встретив в центральном дворе учеников, которые сидели у фонтана, наслаждаясь тихим весенним вечером. Когда Паг подошел, все они встали в знак уважения, кроме огнепевицы с Бранэнджи, нижняя половина тела которой напоминала змеиную, так что она могла разве что изобразить своим человекоподобным торсом что-то вроде поклона. Паг жестом разрешил им снова сесть.

— Паг, я рад тебя видеть, — сказал Роберт де Лиес.

— Как тебе жизнь на нашем островке? — спросил Паг.

Зимой он привез молодого волшебника на остров вместе с Мирандой. Роберт подал в отставку как член совета Звездной Пристани, и больше ему некуда было идти. Патрику, похоже, не особо хотелось заводить придворного волшебника, так что Паг решил пригласить юношу на остров.

— Тут замечательно, — заявил Роберт. — За последний месяц я узнал о магии больше, чем за последние два года в Звездной Пристани.

Миранда и Паг переглянулись.

— Это впечатляет, — сказал Паг, жестом предлагая Миранде и Гейтису сесть на скамью неподалеку. — Ты был самым молодым членом совета и овладел секретами мастерства быстрее любого другого ученика в Звездной Пристани. И теперь ты хочешь сказать, что здесь приобрел еще больше знаний?

Роберт улыбнулся. Он отрастил себе бородку, как у Пага; самому Пагу такое льстивое подражание не слишком нравилось, но вслух он это не высказывал.

— Это удивительно. А еще лучше, что тут есть маги из других миров, и я учусь таким вещам, которые Чалмсу и Калайду даже не снились.

Паг уже был заинтригован.

— Правда? Не продемонстрируешь?

Роберт кивнул; его юношеский энтузиазм был вполне очевиден. Обернувшись к огнепевице, он сказал:

— Таккек кое-что мне показала несколько дней назад, и я успел попрактиковаться.

Он отошел от остальных и запел. Звук был слабый, больше похожий на стон, но в то же время это явно было пение. Слова разобрать было невозможно, будто разум отказывался их воспринимать. Но в мелодии был гипнотический ритм. Паг невольно взглянул на других учеников — они замерли и слушали песню как зачарованные.

Внезапно в воздухе примерно в футе от лица де Лиеса появилось пламя. Оно было размером с кулачок ребенка, но это явно было пламя. Оно мерцало и танцевало в воздухе, потом внезапно погасло. Усталый, но довольный Роберт объяснил:

— Я пока только начинаю понимать то, что Таккек мне показала, но со временем разберусь.

— Отлично, — восхитился Паг. — По старой классификации Ассамблеи цурани это магия Малого Пути, и она должна быть тебе практически недоступна.

Роберт рассмеялся.

— По-моему, Накор прав: никакой магии нет, только фокусы, и если мы распахнем сознание, то сможем научиться чему угодно.

— Ну что ж, — сказал Паг, вставая, — развлекайся, только не подожги дом. Мы с Мирандой пойдем. Ах да, вот еще что, Роберт, — добавил он, поворачиваясь к ученику.

— Да, сэр?

— Гейтис говорит, что ты вполне удачно меня заменяешь. Продолжай это делать и дальше, пожалуйста.

— С удовольствием, — откликнулся ученик.

Паг и Миранда вернулись к себе. Когда они подошли к двери, Паг произнес:

— Это действительно невероятно.

Миранда засмеялась и подтолкнула его.

— Пошли, — сказала она, — я тебе тоже покажу кое-что невероятное.

Она закрыла дверь.

* * *

Накор поднял голову, когда Паг внезапно появился рядом. Солдат, несший дрова, уронил их, когда перед ним из воздуха появился человек в черной мантии.

— Привет! — радостно воскликнул Накор.

Капитан Субаи был рядом. Он разговаривал с молодым офицером в черной форме Кровавых Орлов. Там и сям вокруг лагеря виднелись следопыты, но их было немного. Паг знал, что большинство из них были отправлены высоко в горы, чтобы следить за врагом и быть готовыми в любой момент вернуться с докладом о силах Фэйдавы. Слава об их способности выслеживать, разведывать и бесшумно двигаться в лесу состязалась со славой Имперских шпионов Кеша и разведчиков Вольных городов. Говорили, что превосходят их в этом только эльфы.

— Лейтенант Гандерсон возглавит сопровождающий вас отряд, — сказал Субаи.

Паг увидел, что капитан посылает с ними дюжину человек. Один из них, следопыт, явно должен был прокладывать тропу; он уже отправился вперед, тогда как другие ждали, пока Накор и Паг сядут на лошадей.

Субаи ткнул пальцем в Накора.

— Я буду рад, когда он уберется. Не знаю, что меня раздражает больше — его постоянные проповеди на тему добра или то, как ему везет в карты.

— А я могу догадаться, что раздражает все-таки больше, — сказал Паг, смеясь.

— Мы собрали еды на две недели, — сменил тему Субаи.

— Я их найду быстрее, — отозвался Паг, подбирая мантию и садясь в седло.

— Вы, главное, найдите их раньше, чем они найдут вас. Говорят, они вылетают из степи, как ветер, и атакуют прежде, чем вы услышите их приближение.

— Я с ними уже встречался, — сказал Накор. — Их вполне можно услышать.

Субаи только улыбнулся.

— Еще какие-нибудь советы? — спросил Паг.

— Постарайтесь, чтобы вас не убили, — сказал капитан серьезно.

— Это не входит в мои планы, — отозвался Паг. Он кивнул лейтенанту, и тот отдал приказ выезжать.

— Я обсудил с капитаном дальнейший путь, — сообщил Накор. — Как только покончим с этой чепухой, надо будет вернуться в Даркмур и найти Грейлока и Эрика. У меня есть план, как прекратить войну.

— Расскажи, — попросил Паг, поворачиваясь к нему. Пока они ехали вниз по тропе, ведущей в лес, Накор начал излагать ему свои планы.

Они скакали пять дней, и путешествие было спокойным — только один раз они увидели группу всадников, но те свернули в сторону, заметив приближающийся патруль. Это было через день после того, как они отъехали от подножия холмов и поскакали по лугам к южному въезду в Громовые степи, проему между двумя рядами холмов, меньше пяти миль в ширину.

Они доехали до места, где явно когда-то был лагерь, и лейтенант скомандовал остановиться.

— Здесь был наш резервный лагерь — деревянные стены, земляной вал и опускающиеся ворота. Они захватили его и всех убили. — Он показал рукой. — Вот здесь они выставили головы на кольях.

— Здесь мы и расстанемся, лейтенант, — сказал Паг.

— Я думал, что мы должны сопровождать вас до встречи с сааурами, — удивился молодой офицер.

— Резонное предположение, но неверное, — ответил Паг.

— Нет, правда, лейтенант, — заметил Накор, — мы вполне в состоянии позаботиться о себе, а если вы будете с нами, то нам придется беспокоиться еще и о вас.

— Тогда могу я узнать, зачем мы вообще здесь? — спросил лейтенант.

— Если вам обязательно надо знать, я просто не хотел спорить с вашим капитаном, — признался Паг.

— Вы не против, если мы подождем вас, сэр?

— Не стоит, — возразил Паг. — Если меня не убьют, то в Даркмур я вернусь куда быстрее вас.

Репутация чародея была известна всей армии, так что если у молодого офицера и были сомнения, он их не высказал. Он просто отдал честь и сказал:

— Хорошо, милорд; удачной дороги.

— И вам тоже, — ответил Паг.

— Ну, в путь, — объявил Накор, и Паг, согласно кивнув, тронул лошадь с места.

Они проехали меньше мили, когда Накор спросил:

— Ты слышишь?

— Да, — ответил Паг.

Издали до них донесся, будто стук далеких барабанов, грохот копыт по равнинам. Паг знал, кто производит такой шум, а Накор лично видел этих лошадей, вдвое превышавших по размерам их крепких кавалерийских коней. На каждом ехал сааур, воин-рептилия двенадцати футов росту.

Скоро уже должна была показаться пыль из-под копыт. Паг повернулся удостовериться, что патруль Королевства отъезжает, и очень обрадовался, увидев, что всадники почти исчезли из виду.

— Давай подождем здесь, — предложил Накор.

— Они появятся совсем скоро, — согласился Паг. Они принялись ждать; на горизонте уже виднелись всадники. Саауры приближались.

9 Переговоры

Джимми помахал рукой.

Дэш въехал во двор замка Даркмур, ответив брату тем же. Переночевав у Эрика, он взял лошадь, и поспешил ко двору принца. Он так торопился, что не раз менял по пути лошадей на свежих.

Дэш спешился, скинул поводья конюху и обнял брата.

— Я уж боялся, что больше тебя не увижу, — признался он.

Джимми улыбнулся.

— И я того же боялся. Но братья Джеймсоны снова выпутались из переделки.

— Еле-еле, — покачал головой Дэш. — Я не попал в рабочий отряд, а вместо этого угодил в лапы к пересмешникам.

— Пошли, расскажешь мне обо всем, пока будешь мыться. Отец у принца, и он захочет тебя увидеть, когда ты приведешь себя в порядок. Похоже, нам не придется обговаривать все детали атаки — мы заключили сделку с генералом Дуко.

— Да, Эрик фон Даркмур мне сказал. — Дэш огляделся. — Где же готовые к походу войска, боевые стяги и громкие трубы?

— Видишь ли, — признался Джимми, и лицо у него потемнело, — наше выступление задерживается.

— Задерживается? — недоуменно переспросил Дэш. — Я-то думал, Патрик с ног собьется, чтобы как можно быстрее попасть в Крондор. Чем раньше город перейдет в наши руки, тем скорее мы можем повернуть на север к Сарту и начать отвоевывать побережье Горького моря и Вабон.

— Есть и другие проблемы. — Джимми потянул брата за руку. — Пошли, примешь ванну, и мы поговорим.

Дэш вздохнул и поплелся за старшим братом.

* * *

Джимми вылил на брата еще ведро горячей воды, и Дэш начал отплевываться.

— Так потом он тебя отпустил?

— Да, — подтвердил Дэш, — но думаю, тут дело было не в родственных чувствах. Компания там довольно жалкая; скорее всего, он понял, что убивать меня — проку никакого, а вот если выпустить, от этого может быть толк.

— Ну, если Дуко не окажется записным обманщиком, нам не понадобится помощь пересмешников, чтобы попасть в город.

— Я только за, — сказал Дэш. — С меня и так на всю жизнь крови хватило.

Джимми поставил ведро и протянул полотенце вылезавшему из ванны брату. Слуга выложил одежду Дэша на кровати и оставил братьев вдвоем. Дэш вытерся и спросил:

— Тебя это мучает?

— Убийства? — переспросил Джимми. Дэш кивнул.

Джимми сел на подоконник.

— Иногда. Когда дедушка рассказывал про свои приключения с принцем Арутой, то все звучало вполне естественно: врагов, конечно, надо убивать. А вот, например, про вонь от трупов он ничего не говорил.

— Кроме той истории про живых мертвецов в борделе, — усмехнулся Дэш. — До сих пор не знаю, верить этому или нет. Как он сжег здание, чтобы избавиться от них…

Джимми тоже улыбнулся, но тут же посерьезнел.

— После всего, что мы повидали за последние два года, я склонен верить всем дедушкиным рассказам.

Дэш согласно кивнул.

— Ты никогда не задумывался, зачем мы все это делаем?

— Почти каждый день думаю, — ответил Джимми.

Дэш натянул рубашку.

— Интересно, и каков ответ?

— Мы действуем по зову долга.

— Долга? — Дэш сунул ноги в штанины, потом сел, чтобы натянуть ботинки. — Эти куда хуже тех, что я потерял в Крондоре.

— Эту пару ты тоже привез из Рилланона; я разбирал твои вещи.

— Знаю, — отозвался Дэш. — Понимаешь, просто дед всегда говорил про долг, но вот я сам повидал места, где он вырос, и не представляю, откуда у него такие убеждения.

— Какие убеждения? — спросил Джимми. — Что-то я тебя не понимаю.

— Я про то, что он так остро ощущал свой долг перед Королевством. Для пересмешников, с которыми я разговаривал, это примерно то же, что для нас с тобой принести обет Сайг.

— Целомудрие меня не особо привлекает, — признал Джимми.

— Вот и я про это говорю. Еще до нашего рождения дед воспитал нашего отца в такой преданности королю и государству, будто это религия. Только я не понимаю, сам-то он откуда это взял, — сказал Дэш, заканчивая одеваться.

— Интересный вопрос, — протянул Джимми, глядя на брата. — Ты бы у отца об этом спросил. Мне кажется, что если все эти истории действительно правда, а жизнь пересмешников действительно такая малоприятная, как я подозреваю, то дедом двигало глубокое чувство благодарности.

Дэш посмотрел в зеркало и решил, что его внешний вид вполне сойдет для встречи с принцем.

— Не думаю. Тут не в одной благодарности дело. — Он посмотрел на брата. — Как думаешь, что могло бы тебя заставить нарушить клятву короне?

Джимми замер на месте; слишком уж странно было пытаться представить себе подобное.

— Стать предателем? Не представляю себе. Может, неземная любовь… — Он покачал головой. — Нет, не могу себе представить, чтобы женщина, которая меня любит, выступила бы против того, что для меня так важно.

— Кстати о женщинах, мне показалось, или я действительно видел пажа в ливрее Силденов?

— Не показалось, — ухмыльнулся Джимми.

— И Франси тоже здесь?

— Точно.

— И как, она все еще от тебя без ума?

Джимми ухмыльнулся еще шире.

— Надеюсь. — Он рассмеялся. — Мы вчера обедали вместе. Она стала настоящей красавицей.

Открывая дверь, Дэш заметил с лукавой улыбкой:

— Насколько я помню, в детстве она была вредная и постоянно тебя колотила.

— Нет, — весело отозвался Джимми, выходя в коридор, — это тебя она колотила. Я был слишком большой, и кроме того, она решила, что влюблена в меня.

— Ну так как, есть между вами что-то?

Джимми пошел по коридору рядом с братом.

— Честно говоря, не знаю. Но думаю, что все равно наши отношения в расчет приниматься не будут.

— Патрик?

— Вот об этой самой задержке я и говорил. Внезапно в Даркмур, будто перелетные птицы, начали слетаться разные вельможи.

— И все с незамужними дочерьми?

Обходя угол и проходя мимо часовых на посту, Джимми сказал:

— Думаю, его величество хочет обеспечить себе еще одного наследника, раз надвигается война.

Они поднялись по ступеням в главном зале, ведущим в баронский зал, где теперь собирался двор Патрика.

— Проклятие близнецов.

— Именно; мы знаем, что Эрланд никогда не пойдет против брата, но некоторые дворяне не прочь будут поддержать его сыновей, если вопрос наследования окажется неоднозначным. Если Патрик не женится и не оставит сына… — Они уже дошли до аудиенц-зала, так что он не стал заканчивать.

С самой оттепели дворяне потихоньку собирались в Даркмуре, так что теперь скромный зал был набит до отказа.

— Лучше нам поскорее вернуть Крондор, — заметил Дэш, — а то где еще найдешь достаточно большой зал для такой компании.

— Ш-шш. — Джимми указал на отца, стоявшего рядом с принцем. Это был самый торжественный прием из всех, что проводились в Даркмуре до сих пор — на Патрике была пурпурная мантия, горностаевая накидка и золотой обруч. Арута был тоже в парадной форме — в черной тунике с золотой оторочкой, а на груди его красовалась герцогская печать на цепочке. На поясе был укреплен меч, когда-то принадлежавший его тезке, а потом переданный ему Эриком фон Даркмуром.

Братья ждали в конце зала, пока принц заканчивал ежедневные дела. Потом юный паж объявил:

— На сегодня все свободны, дамы и господа.

Патрик встал, и все в зале поклонились. Когда принц покидал зал, Арута увидел сыновей и жестом позвал их за собой.

Они прошли все еще заполненный народом зал и добрались до тронного возвышения. Арута обнял младшего сына.

— Не могу даже выразить, как я рад тебя видеть.

— Конечно можешь, — весело возразил Дэш.

— Пойдем, — сказал Арута, — расскажешь принцу о том, что узнал в Крондоре.

Вслед за отцом и братом Дэш вошел в кабинет принца.

* * *

— Как думаешь, скоро они устанут?

— Рано или поздно, — предположил Паг, — или у них кончатся стрелы.

Когда саауры подъехали к Накору с Пагом, волшебник воздвиг вокруг них двоих магический барьер, так как, судя по вытянутым копьям воинов-рептилий, разговаривать те явно не собирались. С того момента прошло уже полдня, а саауры, расположившиеся в дюжине ярдов от барьера, так и продолжали их обстреливать, подбадривая себя воинственными криками.

Накора, похоже, вся эта суета забавляла, но Пага тревожило, что их пытались убить, даже не расспросив ни о чем. В конце концов, они были одни, без оружия и выглядели достаточно беззащитными. Коней их спугнула накатившая волна саауров на их огромных ездовых животных.

Прежде чем ставить барьер, Паг позволил их с Накором лошадям сбежать, и теперь он об этом жалел. Вода и еда остались в седельных сумках, так что из припасов у них были только апельсины, которые Накор доставал словно бы из воздуха.

Вот и сейчас он держал в руке очередной плод.

— Хочешь апельсин?

— Нет, спасибо, в другой раз, — ответил Паг. — Нашего щита достаточно, чтобы их не подпускать, но мне приходится расходовать энергию, чтобы поддерживать его.

— Хорошо, что у них нет с собой заклинателей, правда?

— Да уж, тогда нам бы несдобровать, — согласился Паг.

Накор прищурился и сказал:

— Нам и так скоро будет несдобровать. — Он указал на горизонт, просматривавшийся за разъяренными воинами, которые все еще их обстреливали.

К ним мчался еще один отряд всадников, и, судя по знаменам, Паг понял, что сейчас появится кто-то из командиров, чтобы выяснить, в чем дело.

— Если я скажу, что пора бежать, — произнес он, — не задерживайся.

— Когда надо, я бегаю быстро, — ответил Накор.

Новый отряд подъехал, и те, кто окружал их щит, разошлись. Группа из примерно дюжины всадников подъехала поближе, чтобы рассмотреть людей. Паг узнал их вождя, Джатука, шашахана всех оставшихся саауров.

Молодые воины смолкли, когда их вождь натянул поводья. Он соскочил с коня и подошел почти вплотную к магическому барьеру.

— Зачем вы пришли беспокоить саауров, люди?

Паг глянул на Накора, но тот только пожал плечами. Тогда чародей повернулся к Джатуку и спросил:

— Зачем ты воюешь с нами, о шашахан всех саауров?

— Я с вами не воюю, черноризец.

— Три сотни мертвых солдат моего короля могли бы с этим поспорить, — ответил Паг.

— Если бы они были в состоянии спорить, — добавил Накор.

— Они отказались уйти, — объяснил Джатук, — хотя им сказали, что мы забираем эти степи себе.

— Если я уберу барьер, мы сможем поговорить? — спросил Паг.

Джатук махнул рукой в знак согласия.

— Встаем лагерем здесь, — крикнул он, и немедленно пять десятков окружавших барьер всадников спешились и начали организовывать стойбище. Некоторые увели лошадей и начали вбивать колья для ограды, другие раскладывали костер, а третьи поехали за водой к ближайшей речке.

Паг опустил барьер.

— Я тебя помню, — сказал Джатук. — Это ты передал мне предсмертные слова Ханама о том, что пантатианцы нас предали. Я согласен на перемирие для переговоров, и когда мы закончим, ты можешь спокойно уйти.

— И я тоже? — спросил Накор.

Джатук не удостоил его ответом, просто махнул рукой и повернулся к людям спиной. Он подошел к своей лошади, которую держал один из воинов, и жестом показал, что ему нужна дорожная сумка. Воин послушно подал ему сумку, которую человек едва ли смог бы даже поднять.

Пага до сих пор поражали масштабы саауров. Средний их воин был ростом в девять футов, а некоторые даже выше. Лошади их достигали двадцати пяти ладоней в холке, тогда как тяжелые боевые кони в Мидкемии не превышали восемнадцати. То, как четко рептилии ставили лагерь, тоже произвело на Пага впечатление. Он вспомнил, что изначально это был кочевой народ, и, несмотря на то что на Шайле, в своем родном мире, они возводили великие города, в душе так и оставались кочевниками. Большинство саауров, тысячи всадников с семьями и стадами, бесконечно скитались по громадным степям Шайлы.

Эта великая цивилизация погибла из-за нападения демонов. Из миллионов саауров, которые заполонили свой родной мир в период расцвета, выжило только неполных десять тысяч, которым удалось проникнуть в Мидкемию. Паг мог только догадываться о том, что годы войны не способствовали росту их населения, но одно он понимал ясно — будущее их окажется мрачным, если они не найдут пристанища.

Наконец костер разожгли, и Джатук подозвал к нему Пага и Накора. Его чешуйчатое лицо было на удивление выразительным; вообще чем больше Паг наблюдал за этими громадными воинами, тем легче становилось их различать. Один из воинов, прислуживавших Джатуку, подал ему деревянную чашу с водой, чтобы тот мог умыться. Джатук вымыл лицо и руки, а потом провел влажным полотенцем по тыльной стороне шеи. Этот жест, самый мирный и в чем-то даже человеческий из всех, что он видел у саауров, отчасти успокоил Пага.

Пока Паг путешествовал по разрушенному миру Шайлы вместе с духом Ханама, последнего из великих хранителей знаний саауров, он многое узнал об этом народе и его истории. Он не думал, что люди и саауры на Мидкемии когда-нибудь смогут сблизиться, но если постараться, они вполне могли научиться уважать друг друга и сосуществовать мирно, как люди с эльфами и гномами. Человечеству вовсе ни к чему был еще один враг вроде моррелов, гоблинов или троллей, особенно такой сильный и решительный враг, как саауры.

— Мы поместили головы людей, которые не желали покинуть степи, на колья в качестве предупреждения, — сказал Джатук, — но ты не обратил внимания на предупреждение и пришел. Мы устали от вашего рода. С тех пор как мы пришли в этот мир, мы знали только потери и смерть. — Он кивнул на северо-восток, в сторону бескрайних Громовых степей. — Эту землю мы понимаем. Тут есть почти равнинные участки и вода, а скот, который мы угнали, здесь чувствует себя отлично.

— Да, — сказал Паг, — но эта земля не ваша.

— Это не наш мир, — с горечью подтвердил Джатук. — Так что нам приходится брать что можем. — Он посмотрел на юг. — Люди в вашем Королевстве тоже страдали, и я теперь понимаю, что вы не виноваты в том, что мы сюда попали. Но мы не знаем, как вернуться домой, и даже если бы нам это удалось, что бы мы там нашли?

— Выжженный мир, — ответил Паг, — полный голодных демонов, которые охотятся и пожирают друг друга, пока не останется только один. Со временем он иссохнет от голода и умрет.

— Так что идти некуда.

— Может, и есть куда, — заметил Паг.

Джатук явно насторожился.

— Куда?

— Пока не знаю, но Мидкемия огромна. Эти степи кажутся вам бесконечными, но вы же знаете свою историю. Когда-то ваши предки были, как вы сейчас, маленьким отрядом, который забросила на Шайлу валкеру по имени Алма-Лодака.

Хотя за последний год они узнали правду о природе своей «богини», избавляться от старых привычек было трудно, и саауры постарше склонили головы в знак почтения к Изумрудной Госпоже змей.

— Но с годами, — продолжил Паг, — ваш народ разросся, и вы завоевали всю планету. Возможно, вы и ваши дети рады просто бродить по Громовым степям и сражаться с кочевыми племенами, которые уже считают эту землю своей, но рано или поздно вы вернетесь в селения и города моей страны. Вам придется либо вести войну, либо измениться.

Джатук замолчал.

— И что же нам делать?

— Подчинитесь нашим правилам, — сказал Паг. — Оставьте в покое людей Юга, и мы тоже оставим вас в покое. Когда мы разберемся с Фэйдавой и вернем мир на нашу землю, то займемся поисками подходящих земель для саауров.

Джатук задумался и наконец ответил:

— Только не задерживайтесь с этим, потому что моим людям начинает здесь нравиться. Если пройдет слишком много времени, мы не захотим уходить.

— Я понимаю, — сказал Паг, а про себя подумал: «Теперь бы только убедить Патрика». Им с Накором подали еду, и он отвлекся от этих мыслей — слишком уж удачный был шанс узнать побольше о сааурах. Он решил, что о реакции Патрика будет беспокоиться утром, когда вернется в Даркмур.

* * *

— Что-что ты сделал? — переспросил Патрик.

— Я дал им гарантии, что после победы над Фэйдавой мы поможем им куда-нибудь переселиться.

— Но они согласились уйти?

— Да, если мы сумеем найти им другие подходящие земли.

— Подходящие земли? — воскликнул Патрик с яростью.

Двор вот-вот должен был собраться, а пока принц вел незапланированное совещание с Пагом, Накором, Арутой и его сыновьями.

— Эти чудовища убили три сотни моих людей!

— Это недоразумение, ваше высочество, — ответил Арута.

— Недоразумение? — Патрик явно не собирался с этим соглашаться. Он повернулся к Пагу. — Почему ты не подчинился моему приказу? Я велел тебе уничтожить их, если они немедленно не покинут Королевство.

Пага начали раздражать манеры принца.

— Я не палач, ваше высочество. Я сражаюсь за Королевство, но не стану использовать свое могущество, чтобы уничтожить целую расу только из-за того, что вы не в настроении.

— Не в настроении! — взорвался Патрик. — Да как ты смеешь разговаривать со мной в таком тоне?

Паг встал, посмотрел на Аруту и сказал:

— Объясни мальчику, что и как, или я пойду к его отцу и обсужу вопрос с ним. А когда я закончу, Боуррик может и передумать по поводу того, кому управлять этой частью Королевства.

Принц уставился на него в изумлении, а когда Паг повернулся, чтобы уйти, закричал:

— Я не давал тебе разрешения удалиться!

Паг вышел, не обращая внимания на принца. Накор встал и сказал Аруте:

— Я лучше пойду за ним. — Обращаясь к Патрику, он добавил: — Ты его послушай, мальчик. Он достаточно могуществен, чтобы быть либо твоим главным союзником, либо худшим врагом.

Патрик остолбенел от такого оскорбления. Он посмотрел на Аруту, но герцог только слегка покачал головой и произнес:

— Двор ждет, ваше высочество.

Дэш и Джимми обменялись взглядами, но ничего не сказали. Патрик с минуту стоял неподвижно, потом взял себя в руки.

— Вы правы, милорд герцог. Не стоит заставлять людей ждать.

Джимми и Дэш вышли в боковую дверь, и Джимми сказал:

— Герцог Паг должен быть очень уж уверен в своей способности убедить короля, если он так обошелся с принцем.

Они направились во двор замка.

— Судя по тому, что я слышал, он недаром так уверен. — Дэш огляделся. — Слушай, мы с тобой прекрасно знаем характер Патрика. Сколько у нас было с ним драк в детстве? И мы знаем, что король лишний год не допускал его на трон Крондора, так как считал, что он к этому не готов.

— Так и было, — согласился Джимми тихо.

— Он и до сих пор не готов, — уверенно сказал Дэш.

Джимми посмотрел на брата и еще тише отозвался:

— Готов он или нет, он принц Крондора, а мы служим короне. У нас нет выбора.

— Лучше бы отец его контролировал, — сказал Дэш, — а не то многие из нас погибнут потому, что у нас нет выбора. — В голосе его слышалось чуть ли не отчаяние. — Это не детский спор из-за того, кто первый будет кататься на пони или собирать команду для игры в мяч. Это война, и она будет суровой.

Из-за угла вышел Накор.

— А, вот вы где. Я вас искал.

— Зачем? — спросил Джимми.

— Я хотел кое о чем у вас спросить, и если вы знаете то, что мне нужно, то нам пора идти в Сарт, на штурм аббатства.

Дэш и Джимми обменялись удивленными взглядами.

— Штурм аббатства? — повторил Дэш.

— Если помните, ваш дед как-то рассказал мне историю о том, как ему пришлось пробираться в аббатство Сарта с тем отступником-моррелом.

Джимми посмотрел на Дэша.

— Ты такую историю помнишь?

— Нет, — отозвался Дэш. — Я думал, что слышал все дедушкины истории.

— Нет, не все, — послышался голос у них за спиной. Они оглянулись и увидели герцога Аруту. — Но я эту историю помню.

Накор усмехнулся.

— Субаи знает козью тропу через горы, ведущую к небольшой долине у основания горы, на которой стоит Ишапианское аббатство.

Арута задумался на мгновение, потом произнес:

— Значит, пока мы занимаемся дворцовыми проблемами в Крондоре и рассылаем армии, ты хочешь на глазах агентов Фэйдавы пробраться в горы, найти тайный вход в подвал аббатства, захватить его и держать, пока Грейлок не сможет ввести армию в город и обезопасить территорию?

— Примерно так, но я тут ни при чем. Этим рейдом должен командовать кто-то помоложе. — Коротышка-исалани глянул на братьев, и те обменялись взглядами.

— Нет, — ответили они в один голос, — это дело для разведчиков или Кровавых Орлов.

— Мы об этом поговорим, — отозвался Арута, — но Накор прав. Если я смогу вспомнить, что отец говорил мне об этом входе, и если он все еще там и им удастся воспользоваться, то мы можем сократить войну на год.

Он ушел обратно на утреннюю аудиенцию у принца, а Джимми снова повернулся к Накору.

— Как Паг?

— Он очень раздражен, — ответил Накор. — Патрик хочет быстрых результатов; у Пага тоже бывает такой зуд, но он уже пожил достаточно, чтобы понимать, что поспешность часто обходится слишком дорого. — Положив руки братьям на плечи, он пошел вместе с ними вдоль зала. — Он должен все обдумать и решить, чему действительно следует хранить верность.

— Хранить верность? — переспросил Джимми. — Он же дворянин Королевства, его приняли в королевскую семью.

— Но на нем лежит и более широкая ответственность, — объяснил Накор. — Не забывай, он спас от разрушения не просто Королевство, но и всю Мидкемию, включая всех противников, саауров, пантатианцев, если они еще живы, Братство Темной Тропы, всех.

— Но он же не может вот так просто отбросить свою преданность Королевству! — воскликнул Джимми.

— Не будь так в этом уверен, — посоветовал Дэш.

— Не думаю, что он собирается отбрасывать что бы то ни было, — сказал Накор, когда они вышли во двор. — Во всяком случае, не без серьезных размышлений.

* * *

Паг появился на берегу реки.

— Привет! — крикнул он.

Через мгновение голос ответил ему:

— Добро пожаловать, волшебник!

— Могу я войти?

— Тебя рады видеть в Эльвандаре, — прозвучал ответ, и из-за дерева появилась фигура.

— Галейн! — воскликнул Паг и зашагал по песчаному броду, с которого он всегда предпочитал заходить в эльфийские леса.

Молодой по эльфийским меркам воин стоял, свободно опустив на землю кончик лука.

— Я пришел сюда понаблюдать два дня назад, когда появилась Миранда. Я решил, что скоро можешь прийти и ты.

— Я рад видеть тебя. Какие новости?

— Двор в трауре. Тот, кто был когда-то твоим спутником и герцогом Крайдийским, ушел от нас на Благословенные острова.

Паг не удивился — Мартину Длинный Лук было почти сто лет, и он доживал жизнь здесь, среди тех, кто вырастил его в детстве.

— А Маркус и Маргарет? — спросил он о детях Мартина.

— Они прибыли со своими супругами и детьми и забрали тело отца. Они отвезли его в Крайди, чтобы похоронить в склепе по своему обычаю.

— Давно это было?

— Нет, всего несколько недель назад. Маркус и его отряд покинули берега реки меньше чем две недели назад.

— Тогда понятно, почему мы еще ничего об этом не слышали. Маркусу понадобятся недели, чтобы послать корабль с новостями в Порт-Викор. Принц еще ничего не знает. — Паг посмотрел на эльфа. — Спасибо, что сказал мне. Мартин был мне настоящим другом, он, если не считать Томаса, был последним, кого я знал с моих первых лет в Крайди.

— Мы все его любили.

— А как остальные?

— С остальными все хорошо, и с королевой, и с Томасом. Принц Калин и Редтри охотятся вместе. Несмотря на то что к востоку от нас идет война, захватчики не пытаются перейти в Крайди, так что и наши границы они тоже не тревожат.

— А как Калис?

Галейн улыбнулся.

— Лучше всех. С самого его рождения я никогда не видел, чтобы он был так счастлив. Думаю, освобождение Камня Жизни избавило и его от ужасной части его наследия.

— Мне не терпится увидеть жену, — признался Паг.

— Я это понимаю, — отозвался Галейн, — судя по тому, что я видел. Мне пока не повезло встретить ту, которая могла бы стать моей женой.

— Ты молод, — заметил Паг с легкой усмешкой, — тебе едва сотня.

— Это верно, — ответил Галейн с улыбкой. Он поднял руку и сказал: — Увидимся при дворе через несколько дней.

— Я могу взять тебя с собой, — предложил Паг.

— У меня есть еще дела. Мне надо пройти дозором вдоль реки, которую люди зовут Крайди. Сюда я пришел только затем, чтобы поприветствовать тебя.

По своему опыту общения с эльфами Паг понял сказанное правильно и ответил:

— Спасибо за то, что сделал это.

— Не за что.

Паг активизировал шар перемещения, который был у него с собой, и… оказался в воздухе над деревьями в полумиле от того места, куда хотел попасть. Собравшись с силами и сконцентрировавшись, чтобы не упасть и не разбиться, он осторожно приземлился. Заподозрив, что с цуранийским шаром что-то не так, чародей быстро осмотрел его и заметил, что он потускнел. Воспользоваться им больше не удастся. Лишаться такого чудесного средства Пагу было жаль; теперь он не мог быстро оказываться в нужном месте, пока не научится, как Миранда, перемещаться в пространстве просто усилием воли, без всяких устройств.

Он засунул шар в карман мантии. Его ученики на острове уже изучили несколько подобных магических предметов, и им мог пригодиться еще один. Он вспомнил дни, когда сквозь небесный рифт шла свободная торговля с империей Цурануани. Теперь остались только одни врата, в Звездной Пристани, и их тщательно контролировали с обеих сторон. Паг расстроенно подумал о том, что вряд ли было хоть что-то, чего люди не испортили, и еще раз высказал пару крепких словечек в адрес Макалы, цуранийского чародея, чье предательство породило отчуждение между двумя мирами, несмотря на то что самим Макалой двигало возвышенное стремление послужить Империи.

В конце концов он решил, что размышлять о прошлых неудачах после того, как ты извлек из них все возможные уроки, значит только усугублять ощущение безнадежности. Он откинул воспоминания и отправился вперед.

Вскоре он дошел до большой поляны, окружавшей Эльвандар и отделявшей его от окружающего леса. Как и прежде, Пага потряс открывшийся вид. Даже при ярком дневном свете окраска деревьев была неземной. Магия этого места была мощной, но неброской, и она искусно переплеталась с тем, что создала природа, рождая ощущение гармонии.

Высоко наверху большие ветви создавали переходы между стволами, наподобие тропинок, а у основания деревьев были устроены очаги для готовки, вешалки для сушки окрашенных изделий, гончарные круги и другие рабочие места мастеров. Несколько эльфов, узнавших Пага, поприветствовали его, и даже те, кто его не знал, вежливо кивнули.

Поднявшись по ступенькам и пройдя по висячим мостикам, Паг попал в центр эльфийского поселения. У входа в покои королевы его ждал Тэйтар, ее главный советник.

— Волшебник! — воскликнул Тэйтар, протягивая ему руку по человеческому обычаю. — Я рад снова тебя видеть.

— И я тебя, старый друг, — сказал Паг. Оглядевшись, он добавил: — Как хорошо снова оказаться в Эльвандаре. А где моя жена?

— Она с королевой и Томасом, — сказал старый советник. — Пойдем.

Он завел Пага в зал, где сидели и разговаривали королева Агларанна, Томас и Миранда. Увидев своего друга детства, Томас встал, но первой к Пагу бросилась все-таки Миранда.

— Я и не думала, что ты появишься, — радостно воскликнула она.

— Я тоже не думал, — признался Паг. — Но я немного поспорил с Патриком…

— Принцем Крондорским? — спросил Томас, улыбаясь другу.

— Да, именно с ним, — сказал Паг, поднимая глаза на приемного брата; в уже не вполне человеческом облике Томаса он все еще различал кухонного мальчика, которого знал в детстве. — Он хотел, чтобы я уничтожил саауров, а я предпочел предложить им мирный выбор.

— Давить врагов без жалости, — сказал Томас, качая головой. — Я помню эти порывы.

Вместе с Мирандой Паг подошел к королевскому трону и поклонился.

— Приветствую вас, госпожа.

— Добро пожаловать, Паг.

— Я с печалью узнал о смерти друга, — произнес Паг.

— Его смерть была настолько легкой, насколько это возможно, — сказала Агларанна. — О большем трудно просить. Он пожелал нам спокойной ночи и больше не проснулся. Для вашей расы он прожил очень долгую жизнь.

— Верно, — согласился Паг. — Но я буду скучать по нему, как скучаю по всем друзьям детства.

— Понимаю, — сказала королева. — Поэтому тебе следует чаще нас навещать. Мы, эледелы, живем куда дольше людей. Большинства людей, — добавила она, учитывая возраст Пага и Миранды.

— Это верно. А где Калис? — спросил Паг, оглянувшись.

Миранда улыбнулась.

— Недалеко — во всяком случае, я так думаю.

— Тут есть одна женщина… — заметил Томас с ухмылкой.

— У Калиса? — улыбнулся в ответ Паг.

— Женщина из-за океана, которую привела к нам Миранда. И у нее два прекрасных мальчика, которым нужен отец.

— И что, это серьезно? — спросил Паг.

Томас рассмеялся.

— Моя жена и ее народ очень отличаются от нас с тобой, Паг. И от моего сына. Он полуэльф, явление в этом мире уникальное, и он много времени провел среди людей. — Наклонившись поближе, Томас прошептал заговорщическим тоном: — Думаю, он попался, но сам он даже не подозревает, что уже на крючке.

— Это правда, — со смехом подтвердил Тэйтар. — У нашего народа есть способность внезапно узнавать, что перед тобой твоя вторая половина. Но не у всех есть такое преимущество — остальным приходится трудно и медленно строить связь с другими такими же не узнающими. Калису и Эллии тоже предстоит нелегкий путь, но он часто заканчивается не менее глубокой любовью.

— Я почувствовала что-то особенное в этой женщине, — задумчиво произнесла Миранда, — когда встретила ее и мальчиков. Думаю, все у них получится.

Агларанна повернулась к стоявшему неподалеку эльфу.

— Передай моему сыну, пожалуйста, чтобы он сегодня поужинал с нами. И пусть приведет Эллию с сыновьями.

Эльф поклонился и поспешил прочь.

— Что привело тебя к нам? — спросил Томас.

— Я хотел повидаться с женой, — объяснил Паг. — И провести вечер с друзьями там, где в воздухе не пахнет войной, дымом и кровью. Я хотел провести спокойную ночь перед тем, как отправляться в путь.

— Снова в дорогу? И куда же теперь, волшебник? — спросила королева.

— Мне надо найти земли для саауров, — ответил Паг. — Иначе нам придется начать новую войну, не успев закончить предыдущую.

— Тогда мы полетим завтра утром, — решила Миранда.

— Я собирался лететь один, — признался Паг, — но цуранийский шар больше не работает — из-за него я повис в воздухе и чуть не сломал себе шею. А куда придется отправляться, я не знаю.

— Так ты хочешь, чтобы я показала тебе свой секрет перемещения?

— Ну, в общем… да.

Миранда улыбнулась.

— Может, я и не стану этого делать.

— Почему? — спросил Паг.

Ткнув его пальцем в грудь, она заявила:

— Потому что мне нравится уметь хоть что-то делать лучше тебя.

Тут все присутствующие рассмеялись; пажи принесли вино и еду, воцарилась обстановка спокойствия и умиротворения. Скоро к ужинающим присоединились Калис, женщина из-за моря и ее сыновья, и на одну ночь Паг отбросил мысли о войне и опасности, радуясь компании добрых друзей.

10 Вложения

Джимми нахмурился.

Принц Патрик только что наклонился и прошептал что-то на ухо Франсине, и она рассмеялась. Граф Силденский не обратил внимания на это нарушение этикета. Герцоги Родеза, Эупера, Садара и Тимонса глянули в их сторону и вернулись к прежней беседе. Их дочери в великолепных платьях задержали на вошедшем взгляды чуть дольше, а потом снова переключили внимание на молодых придворных за столом.

Дэш с трудом удержался от смеха при виде удрученного лица брата.

Зал замка Даркмур, по мнению церемониймейстера принца, мрачного типа по имени Уиггинс, явно не соответствовал ситуации. Уиггинс служил при дворе Крондора, но иногда помогал прежнему церемониймейстеру с важнейшими приемами. Из-за этого преимущества он был назначен на должность, когда двор Патрика был восстановлен в Даркмуре. Он носился по комнате, как беспокойная птица, стараясь, чтобы, несмотря на ограниченные запасы еды, эля и вина, всем всего хватило.

Матильда, вдовствующая баронесса фон Даркмур, сидела по левую руку от графа Брайана, правителя Силдена. Она была уже немолода, но отличалась грацией и шармом, которые приобрела с детства в кругу могущественной восточной знати. Граф был вдовцом и представлял собой заманчивую цель для женщины ее происхождения. Похоже, он тоже был слегка заинтересован.

Дэш оглянулся на брата и увидел, что тот пытался казаться заинтересованным тем, что ему говорила дочка какого-то из вельмож. Девушка была хорошенькая, хотя и слишком простоватая с виду, и Дэш посочувствовал брату. Франси была явно самой привлекательной здесь девушкой, если и не самой красивой, и последние две недели, проведенные с ней, явно что-то пробудили в душе Джимми — собственнический интерес, а может, и что-то большее.

Дэш знал, что пока они с братом служили короне, они не могли следовать зову своего сердца — происхождение обязывало. Джимми, скорее всего, тоже станет герцогом, а Дэш, если останется на королевской службе, рано или поздно может стать графом.

А это значило, что ни один из них не мог выбирать, на ком жениться. Этот выбор будет основываться в меньшей степени на выборе их отца, а в большей — на решении короля. Королевство состояло из разрозненных территорий, и постоянно надо было поддерживать его единство. Восток был самым населенным, богатым и обладал сильным политическим влиянием. Запад славился природными ресурсами, имел большой потенциал роста и все приграничные проблемы — постоянные вражеские налеты и трудности с управлением. Браки между отпрысками влиятельных людей разных частей Королевства были привычным способом поддержания цельности государства, а более выгодного жениха, чем будущий король, трудно было найти.

Франси оглянулась на Джимми и улыбнулась ему, потом снова повернулась к Патрику.

— Надо спросить отца, — произнес Дэш, наклоняясь поближе к брату.

— О чем? — недоуменно поинтересовался Джимми.

— На ком король хочет женить сына. Ты же не думаешь, что это еще не решено?

Джимми задумался на секунду, потом улыбнулся.

— Ты прав. Если отец не знает, то не знает никто.

Джимми подождал, пока герцог Арута взглянет в его сторону, и помахал ему рукой. Арута поднялся и обошел сзади баронессу Матильду. Он что-то прошептал Патрику, и тот с улыбкой кивнул. Герцог направился к сыновьям; те вежливо поклонились принцу, который, впрочем, на них не смотрел, и вышли из-за стола.

Как только они оказались за дверями зала, Дэш заметил:

— Если приедут еще гости, им уже придется давать от ворот поворот.

— Они уже едут, — ответил Арута. — Двор в Даркмуре должен быть как можно более заметным и шумным. Мы найдем комнаты для всех, сначала здесь, а потом в городе. В крайнем случае будем размещать прибывающих за территорией замка, в палатках. Празднования продлятся целый месяц.

— Быть того не может, — изумился Джимми.

— Так оно и есть.

— Но нам же надо оформить сделку с Дуко… — начал было Джимми.

— Это уже сделано. Мы послали ему условия, и он ответил этим утром.

— И до чего вы договорились? — спросил Дэш.

Арута повел их по направлению к внутреннему двору замка. Коридоры были полны пажей, слуг и гвардейцев, готовых выполнять пожелания гостей.

— Через месяц наш бывший враг станет герцогом Южных земель.

— Лордом Сазерлендом! — воскликнул Джимми. — С ума сойти!

— Патрик не хотел вообще ничего ему давать, а король предпочел бы титул барона Края Земли или что-нибудь еще такое же незначительное. Это я их переубедил.

— Но почему, отец? — спросил Дэш.

— Потому что у Дуко собственная армия в двадцать пять тысяч человек или около того. Может, он и мечтает о чем-то более благородном, чем наемничье дело, но большинство его солдат ничем не обязаны Королевству. Я убедил короля, что только Дуко может держать их под контролем, и что лучше столкнуть их с Кешем, чем с нами.

— Если он герцог, — задумчиво сказал Дэш, — то отвечает перед принцем, а не перед тобой.

— У меня и так дел хватает. А если Патрик сможет напрямую контролировать Дуко, он научится ему доверять.

Джимми улыбнулся.

— Но ты все равно будешь давать принцу советы по всем вопросам, касающимся южных границ.

Арута кивнул.

— И таким образом сохранится политическое равновесие.

Джимми и Дэш понимали, что это означало — Дуко позволят назначить своих капитанов на ключевые посты вдоль южных границ и, возможно, добиться для них титулов. Из-за недавней войны на Западе было больше титулов, чем людей, способных их занять. Восточная знать, должно быть, уже претендовала на некоторые из этих титулов или, скорее, на доходы, которые приносили эти земли, но отправляться на Запад для непосредственного управления ими никто, конечно, не хотел. Лорды, не жившие на своих землях, в Королевстве, конечно, попадались, но на Западе это не одобрялось. Слишком уж много там было проблем — Квег, Кеш, Братство Темного Пути и множество других, — чтобы поручать управление доверенному лицу или наместнику. Впрочем, несколько ключевых должностей отдадут вторым или третьим сыновьям западных дворян, чтобы Дуко не смог окружить себя только своими людьми.

— Позволь тогда мне сменить тему, — сказал Джимми. Он глянул на заполнивших замок девушек и начал: — Не мог бы ты нам сказать…

— Что? — спросил Арута.

— Патрик уже решил, кто будет следующей принцессой Крондора? — прямо спросил Дэш.

Арута огляделся, проверяя, нет ли вблизи лишних ушей.

— Две наши последние королевы были из Ролдема. Боуррик, а до него Лиам старались укрепить союз с Востоком. — Он положил руки на плечи сыновей. — В ваших жилах кровь Ролдема. Вы знаете народ вашей матери. Эти люди тщеславны и горды своим наследием и считают себя особенными. Именно поэтому мы так редко видим вашу мать. — В голосе Аруты была горечь, которой его сыновья прежде не слышали.

Они оба знали, что брак их родителей был устроен дедом, герцогом Джеймсом, и был так же выгоден королевству, как браки королей с принцессами Ролдема. На публике родители Дэша и Джимми всегда поддерживали образ счастливой пары, хотя мальчики знали, что отношения их были далеко не идеальны. Только теперь они начинали понимать, сколько там было напряжения.

— Так невеста должна быть из Королевства? — спросил Дэш.

Арута кивнул.

— Да, наедине король мне так и сказал. И это должна быть дочь знатного семейства с Востока. Лучше, чтобы ее отец был графом, имеющим влияние в совете лордов.

— Брайан, граф Силденский, — озвучил Джимми осенившую его мысль.

— Боуррик решил предоставить сыну привилегию жениться на девушке, которая ему по крайней мере нравится. Так что есть пять подходящих кандидаток в принцессы.

— Но ты не знаешь, на ком из них Патрик остановил выбор? — спросил Джимми.

Внимательно посмотрев на сына, Арута произнес:

— Нашей следующей королевой будет Франсина. Осталось только выбрать дату свадебной церемонии. Они с Патриком дружили с детства, и ему на самом деле приятно общаться с ней. Это не самый худший вариант брака из соображений государственной необходимости.

На лице у Джимми отразилось потрясение.

— Что с тобой? — встревожился Дэш.

Джимми перевел взгляд с отца на брата.

— Я сам и не понимал…

— Ты что, влюблен в нее? — спросил Арута.

Мрачно взглянув на отца, Джимми ответил:

— Теперь я никогда этого не узнаю.

Он повернулся и пошел прочь. Арута поглядел на Дэша.

— Дай ему время, — отозвался тот.

— Я и не знал, — сказал Арута.

— И сам он тоже, — ответил Дэш. — В этом-то и проблема.

— В чем?

— В том, что начинаешь принимать все как должное. — Посмотрев в глаза отцу, он спросил: — Дед тебя когда-нибудь спрашивал, хочешь ли ты служить короне?

Судя по лицу Аруты, этот вопрос озадачил его не меньше, чем предыдущий разговор. Помолчав немного, он ответил:

— Нет, конечно нет.

— Почему «конечно»?

— Ну, я тогда был мальчишкой. Начинал я, как и вы, выполняя его поручения, потом руководил королевскими пажами, потом — оруженосцами.

— Но когда ты вырос, он тебя не спрашивал, не хочешь ли ты заняться чем-то другим?

Арута покачал головой.

— Нет, никогда.

— А ты никогда не думал, что был бы счастливее, если бы он тебя об этом спросил?

Арута помолчал немного, потом сказал:

— Знаешь, сынок, это один из самых странных вопросов, какие я только слышал.

Дэш пожал плечами.

— У меня в последнее время возникает много странных вопросов.

— Почему ты об этом спросил?

— Потому что я не вполне уверен, что все еще хочу служить короне.

— Как это? — спросил Арута, и в его тоне смешивались удивление и недоверие. — И что ты будешь тогда делать?

Дэш пожал плечами.

— Не знаю, может, вернусь на службу к господину Эйвери. Он очень богат.

— Это на бумаге, — рассмеялся Арута. — Король сможет расплатиться с ним полностью не раньше, чем компанией «Эйвери и Якобс» будут управлять его внуки.

Дэш улыбнулся.

— Насколько я знаю Ру, он до тех пор успеет нажить еще одно состояние.

Арута положил руку на плечо Дэшу.

— Если ты хочешь уйти с королевской службы, я это устрою. Но пожалуйста, подожди, пока мы не выгоним Фэйдаву из Илита. Нам очень не хватает компетентных людей.

— На это я согласен. — Понизив голос, Дэш спросил: — А что теперь?

— Для общественности на следующей неделе будет устроен пышный праздник в честь помолвки. Во время него Патрик тайно отправится в Равенсбург, где встретится с Дуко, и тот принесет клятву верности. Потом вновь назначенный герцог Южных земель вернется в город и начнет, будем надеяться, осторожное перемещение солдат. Наемникам, которых держали за стенами, позволят зайти внутрь. Многих наймут на службу в гарнизон, а другие отправятся искать работу на границе с Кешем. К тому времени как свадьба Патрика закончится и он вернется в Крондор, город будет полностью в наших руках, а Фэйдава так и не узнает, что потерял свои южные части.

— А где во всем этом место для герцога Крондорского? — с подозрением спросил Дэш. — Ты что, не будешь триумфально вводить Патрика в его дворец?

— Я пока нужен еще кое-где. Есть дела, закончить которые могу только я.

— Извини, но это звучит странно, — заметил Дэш.

— Странно или нет, но так оно и есть. А теперь пойди отыщи брата и посмотри, действительно ли он расстроен. Если да, то напои его допьяна и найди ему девицу, чтобы отвлекся от Франсины.

— Я попробую, — отозвался Дэш и пошел искать Джимми.

Арута посмотрел вслед младшему сыну и на мгновение задумался, потом повернулся и отправился обратно в зал. Еще надо было многое сделать, прежде чем его планы могли осуществиться.

* * *

Эрик фон Даркмур и Руперт Эйвери сидели за столом в «Атакующем кабане», одной из лучших даркмурских таверн, когда вошли братья Джеймсоны, причем Джимми был, судя по всему, уже пьян. Эрик встал и замахал им через полный народа зал.

— Мы здесь!

Дэш увидел его и подвел нетвердо стоящего на ногах Джимми к столу.

— Давайте к нам, — позвал Ру весело.

Подошла пухленькая служаночка, и Эрик заказал эля для всех.

— Нет, спасибо, — покачал головой Дэш, — ему уже хватит.

Эрик глянул на него с удивлением, но не стал спорить и только отослал девушку.

— И что вас привело сюда из дворца, молодые дворяне?

— Нам надо было сменить обстановку, — с горечью произнес Джимми.

Ру глянул на Эрика, и тот заметил:

— Что-то явно не так.

Дэш наклонился и заговорщическим тоном сказал:

— Дело в женщине.

Эрик рассмеялся, но увидев, как потемнело лицо Джимми, извинительно развел руками.

— Я не над тобой смеюсь, Джимми. Это просто неожиданно.

— Точно, — согласился Ру. — Мы готовы были бы поклясться, что ни одному из вас не придется искать из-за женщин утешения в пивной бочке.

— Все не так просто, — заявил Джимми.

— А так всегда бывает, — согласился Ру.

Оба брата знали о связи Ру с Сильвией Эстербрук, дочерью кешианского агента, которая обвела его вокруг пальца, заставив обмануть жену и нанести ущерб своему бизнесу и Королевству. С тех пор, судя по всему, он стал образцовым мужем, но они понимали, что этот урок дался ему дорого.

— Так что за девушка? — спросил Эрик.

— Дочь графа Силденского, — ответил Дэш.

— А, — отозвался Эрик, будто все прекрасно понял. — И что, она не согласна или уже занята?

Дэш огляделся.

— Второе — но это пока не обсуждается.

Эрик явно понял, о чем шла речь. Он встал.

— Мне пора в замок. — Он повернулся к Ру и добавил: — Передай привет Карли и детям.

— А от меня привет Китти, — ответил Ру. Когда он ушел, Ру сказал:

— Мне тоже пора идти. У меня с утра много дел. С рассветом приходят вагоны с зерном для храма Накора.

— Я не видел Накора с тех пор, как Паг умчался от Патрика, — произнес Джимми. — Где он?

— Ему хватило ума вовремя убраться из виду, — ответил Ру. — Он уже пару дней сидит у себя в храме. Знаете, я все понимаю. У меня бывали случаи, когда мне хотелось ночевать где угодно, только не дома. Если надо, заходите к нам. У нас есть место для ночлега, если только вы согласны спать под телегой. — Он рассмеялся. — Ну, спокойной ночи, молодые люди.

Служанка снова подошла к ним и спросила:

— Господа еще чего-нибудь желают перед закрытием?

— Нет, спасибо, — покачал головой Дэш. — Мы пойдем.

— Во дворец я не вернусь, — заявил Джимми.

— Как хочешь, — согласился Дэш, — но давай все-таки прогуляемся, чтобы ты смог отключиться в каком-нибудь местечке поприятнее.

Джимми немедленно заулыбался.

— Я знаю! Пойдем повидаем Накора!

У Дэша других идей не было, так что он согласился. Братья вышли из таверны, и Дэш положил руку на плечо Джимми, слегка придерживая его, чтобы не слишком спотыкался.

* * *

Джимми застонал. В голове у него шумело, веки будто слиплись, а вкус во рту был такой, будто неделю назад кто-то побросал туда объедки, да так и оставил их гнить.

— Воды не хочешь?

Джимми с трудом открыл глаза и немедленно пожалел об этом, так как в голове у него зашумело еще сильнее. Над ним нависло женское лицо, а сосредоточившись, он разглядел и очертания девичьей фигуры. Джимми поднял голову, вытащил правую руку, на которой лежал, а левую протянул к незнакомке.

Она вложила ему в руку стакан с водой, и он начал пить. Внезапно он решил, что это была неудачная мысль — сердце у него застучало, он раскраснелся, а на лбу у него выступил пот. Джимми знал, что это было самое тяжелое похмелье в его жизни и рано или поздно вода ему понадобится, так что заставил себя выпить все.

— Спасибо, — прошептал он хрипло, возвращая девушке стакан.

— Твой брат там, — сказала она, указывая на комнату, которая служила кабинетом Накора, когда тот оставался в храме.

— Я тебя знаю? — просипел Джимми.

— Вряд ли, — ответила девушка, слегка улыбнувшись. — Но я тебя знаю; ты внук герцога — старого герцога, верно?

Джимми кивнул.

— Я Джеймс, сын герцога Аруты, и лорд Джеймс действительно был моим дедом. Меня обычно называют Джимми.

— Можешь звать меня Алета. — Она посмотрела на него. — Это все из-за женщины?

— Ну да, — кивнул он.

Она оглядела его и заметила:

— Ну, сейчас-то ты с виду не очень, но я тебя видела в паре таверн, где работала, и когда ты не пьян и не с похмелья, то выглядишь неплохо. Вряд ли ты часто слышал отказы.

— Да нет, не в этом дело, — объяснил Джимми, с осторожностью садясь. — Я только что узнал, что она выходит замуж за другого.

— А, — понимающе кивнула Алета. — А она знает?

— Что?

— Что ты из-за нее спиваешься?

— Нет. Мы дружили с детства… — Он глянул на девушку, прищурившись. — А почему я все это тебе говорю?

Алета улыбнулась.

— Потому что тебе это надо, может быть?

Он глотнул еще воды.

— Спасибо. Я лучше пойду посмотрю, что там делает брат.

На нетвердых ногах он прошел через бурлящий жизнью склад. Когда он почти уже добрался до кабинета Накора, широкие внешние двери в склад распахнулись, и в помещение хлынул свет. Джимми повернулся и увидел телегу, подъезжавшую к входу, а за ней и другие.

За спиной у Джимми открылась дверь кабинета, и выбежал Накор.

— Ру! — крикнул он, проносясь мимо Джимми. — Ты привез еду!

Дэш вышел следом и остановился рядом с братом.

— Ты живой?

— Едва-едва, — просипел Джимми. — Что случилось?

— Ты попытался утопиться в пиве, но у тебя ничего не вышло.

— Знаю, но как мы сюда попали?

— Отец послал меня за тобой и велел напоить тебя и найти тебе девицу из таверны.

— Похоже, половину указания ты выполнил.

— Парочка девиц были вполне готовы, но ты, похоже, был не в настроении.

— Со мной черт знает что творится, — сказал Джимми. — Я и сам не знаю, что чувствую.

Дэш пожал плечами.

— Может, это и к лучшему. Мы оба с детства знали, что не нам выбирать, на ком жениться. Отец теперь герцог Крондорский, так что нам придется заключать государственные браки.

— Я знаю, но все это так…

— Как?

Джимми вздохнул.

— Я не знаю.

— Дело тут ведь не в Франси, — сказал Дэш.

— Правда?

— Правда. Когда она станет королевой, вам вовсе не обязательно будет расставаться; всем известно, что при дворе таких вещей стараются не замечать. Нет, тут дело лишь в тебе и в том, чего ты хочешь.

— Я не понимаю.

— Я и сам не понимаю, но дело точно в тебе. — Он посмотрел на телеги. — Я все еще надеюсь увидеть там Джейсона, — добавил он задумчиво.

Джейсон служил в Корпорации Горького моря, принадлежавшей Руперту, вместе с Дэшем, и передавал информацию сопернику Руперта Джейкобу Эстербруку из-за безумной любви к дочери Джейкоба. Он погиб на войне.

Когда первая телега въехала на склад, Джимми спросил:

— Скажи, а кто та девушка?

— Которая? — поинтересовался Дэш.

— Вон та, которая принесла мне воду. Она сказала, что ее зовут Алета.

— Тогда ты знаешь о ней больше моего, — ответил Дэш. — Спроси лучше Накора.

— Странная какая-то. Симпатичная, но странная.

— А вон Луи! — воскликнул Дэш и поспешил мимо Джимми ко второй телеге, где сидели Луи де Савона и женщина, которую Дэш не узнал. Луи спрыгнул на землю, и Дэш сказал:

— Луи, я рад тебя видеть.

Луи пожал руку Дэшу и ответил:

— Рад снова видеть вас, молодой господин Джеймсон. Мне было печально услышать о смерти ваших бабушки и дедушки. — Луи провел зиму в Саладоре, надзирая за владениями Ру на Востоке, пока сам Ру вел дела в Даркмуре.

— Спасибо, — ответил Дэш. Потом он заметил слезавшую с повозки женщину и удивленно спросил: — Госпожа Эйвери?

Он помнил Карли Эйвери бледной и невзрачной толстушкой; перед ним же была стройная и загорелая женщина с лицом хотя и некрасивым, но живым и выразительным.

— Дэш! — воскликнула она, беря его за руки и целуя в щеку. — Как ты?

— Со мной все в порядке, госпожа Эйвери, но вы… вы так изменились!

Она рассмеялась.

— Зимой было много работы и мало еды. Приходилось грузить телеги, присматривать за детьми и весь день торчать на солнце. Такое может изменить человека.

— Верно, — заметил Дэш. Подошел Джимми, и он спросил у Карли: — Вы помните моего брата, правда?

Луи и Карли поздоровались с Джимми, и Дэш поинтересовался:

— А где дети и госпожа Якобс?

— В Саладоре, под присмотром Элен, — сказала Карли, — но она больше не госпожа Якобс, она теперь госпожа де Савона.

Дэш рассмеялся и хлопнул Луи по плечу.

— Да ты женился!

Подошел Ру, а с ним Накор.

— Да, он у нас теперь женат.

— Надеюсь, ты наконец счастлив, — произнес Накор, поздравляя своего бывшего товарища.

Луи улыбнулся.

— Да, счастлив, как только могу быть счастливым, странный ты коротышка.

— Ну, ты этого заслужил, — ответил Накор и обратился к Ру: — Ты привез мое зерно и мастера по статуям?

— Скульптора я еще не нашел, — признался Ру, — а зерно принимай.

— И как, рабочие пригодились? — спросил Накор, осматривая содержимое двух повозок, пока подъезжали остальные.

— Да, очень. Я теперь хочу попасть в Крондор пораньше: среди захватчиков вполне может оказаться много умелых мастеров. Если удастся их нанять.

Джимми и Дэш обменялись взглядами.

— У нас вроде как война, — сказал Джимми. — Откуда ты знаешь, что они смогут на тебя работать?

Ру усмехнулся.

— У меня есть свои источники, а о сделке между Патриком и Дуко я узнал примерно через час после вас.

— Источники?

— Ваш отец, — весело пояснил Ру. — Он не такой ловкач, как ваш дед, но деталей в подготовке никогда не упускает. И потом, я крупнейший кредитор королевского казначейства, так что ему приходится информировать меня о происходящем.

— Ну что ж, — сказал Джимми, — тогда, думаю, ты рано или поздно обязательно вернешь все потери.

— Если его по дороге не убьют, — заметил Накор.

Ру хмуро посмотрел на Накора.

— Больше я в самоубийственные авантюры не ввязываюсь. Теперь я консервативный семьянин и бизнесмен, который сидит дома и озабочен лишь приумножением своего имущества.

— Только после того, как мы провернем одно дельце, — послышался неподалеку чей-то голос.

Все обернулись и увидели стоявшего рядом Эрика фон Даркмура.

— А я вас как раз искал; как удачно, что я застал вас всех вместе. — Дэшу и Джимми он бросил: — Немедленно явитесь к своему отцу, господа.

Братья, не задерживаясь, направились к двери. Проходя мимо девушки, которая дала ему воды, Джимми сказал:

— Еще раз спасибо.

Она кивнула и улыбнулась, но ничего не ответила. Эрик повернулся к Накору.

— Ты можешь связаться с братом Домиником?

Накор кивнул.

— Он скоро вернется из Рилланона. Он должен привезти мне сообщение о готовности храма Ишапа поддержать наши усилия здесь. Думаю, он сейчас либо в Саладоре, либо уже на пути из Саладора сюда.

— Я пошлю патруль, чтобы его найти. Если он каким-нибудь образом попадет сюда до того, как они его отыщут, пожалуйста, сообщи герцогу Аруте.

— Хорошо, но могу я спросить почему?

— Спросить ты можешь, — ответил Эрик, — но вот ответить тебе я не могу. Спроси герцога Аруту.

— Значит, так и сделаю, — отозвался Накор.

Эрик повернулся к Ру.

— Мне надо с тобой поговорить. — Он глянул на Луи и Карли и добавил: — Прошу меня простить.

Он отвел Ру в дальний угол превращенного в храм склада и, когда они оказались одни, спросил:

— Кто в Сарте еще работает на тебя?

— А почему ты считаешь, что в Сарте на меня вообще кто-то работает? — сделал удивленное лицо Ру.

— Ну, мы же с тобой не первый день знакомы, — вздохнул Эрик. — Ну так как, кто в Сарте твой человек?

— Джон Винчи, — ответил Ру. — Он выступает как независимый торговец и специализируется на доставке контрабанды из Квега. Именно поэтому практически никто не знает, что он работает на меня.

— Отлично. Нам нужно его навестить.

— Что? — переспросил Ру. — Нам? Навестить?

— Нам надо проверить обстановку в Сарте перед тем, как мы повернем на север, — объяснил Эрик. — Мы должны получить детальную информацию перед тем, как Оуэн поведет армию на Нордана в Сарте. Мы послали разведчиков в окрестности, и большинство из них вернулись, но численность войск внутри города оценить мы не можем. Нам надо попасть внутрь и осмотреться.

Ру посмотрел в глаза своему другу детства и спросил:

— Когда ты говоришь «мы», ты имеешь в виду армию Королевства, так ведь?

— Нет, я имею в виду, что нам с тобой надо отправиться туда и все разведать.

— Нет! — решительно ответил Ру.

— Ты должен, — настойчиво произнес Эрик. — Ты единственный из известных нам людей, у кого есть достаточный повод отправиться в Сарт так, чтобы при этом нам не перерезали глотки.

— Какой еще повод?

— Ты известный торговец из Королевства, который открыто торговал с Квегом и Вольными городами. Говорят, выгода для тебя главнее всего. Если бы ты пробрался в Сарт — особенно поскольку твой друг Винчи может подтвердить твою историю, — то даже если бы нас поймали, вполне мог бы изобразить ловкого торговца, который торопится открыть дело прежде соперников.

— Нас?

— Я тоже поеду, — сказал Эрик.

Ру все еще колебался.

— Так ты опять собираешься стоять рядом со мной под виселицей? На этот раз не появится Бобби де Лонгвиль и не скажет, что мы помилованы для службы короне. Нет уж, спасибо. Я свое отслужил и заработал амнистию.

— А ты хочешь еще увидеть деньги, которые Королевство тебе должно?

— Это моя самая заветная мечта.

— Тогда я бы на твоем месте обдумал это предложение. — Он огляделся. — Здесь неподходящее место для разговора. Приходи сегодня вечером в замок, я буду у себя, тогда и объясню все как следует.

— Ради старой дружбы я приду, — обещал Ру, — но ни на какие дурацкие задания больше не отправлюсь.

* * *

Контрабандистская лодка бесшумно плыла вдоль берега, держась к нему как можно ближе, но избегая рифов, там и сям встречавшихся между Крондором и Илитом.

Ру и Эрик доехали до расстояния полдневного пешего перехода до берега, прямо за установленной Дуко заставой, и их сопровождающие отвели лошадей обратно на передовой пост Оуэна Грейлока. Уже был установлен неофициальный канал связи, и хотя вне непосредственного окружения принца мало кто знал о том, что герцог Дуко перешел на сторону противников, в воздухе летали слухи о переменах.

Большинство из слухов распространяли агенты герцога Аруты. Самый свежий слух гласил, что в этом году Королевство не могло выступить против захватчиков на Севере, в основном из-за угрожающего присутствия Кеша на южном фланге. Кроме того, как рассказывали, принц скоро отправляется на Восток, чтобы сыграть свадьбу в королевском дворце в Рилланоне, а командование на Западе он оставляет Оуэну Грейлоку, которому приказано было не двигаться с места, обороняться при необходимости, но ни в коем случае не атаковать.

Ру был потрясен размахом дезинформации. Эрик сказал ему, что агенты Аруты были уже в Крондоре, потихоньку производя передачу власти. Эрик страстно надеялся, что к тому времени, как Западная армия готова будет выступать, враги окажутся в состоянии благодушия и расслабленности, и их легко будет застать врасплох.

Один из матросов прошептал:

— Мы почти прибыли. Готовьтесь.

— Ты уверен, что это нужно? — спросил Ру.

— Абсолютно, — ответил Эрик.

Капитан велел спустить на воду лодку. Ни Эрик, ни Ру моряками не были, но Эрик надеялся, что сможет догрести до тихой рыбацкой деревушки, не привлекая к ним слишком много внимания.

Лодка была уже на воде, и Эрик с Ру спустились в нее по канатам. Когда Эрик вставил весла в уключины, контрабандистское судно уже подняло паруса и направлялось к глубокой воде. Течение здесь шло к юго-востоку, и Эрику приходилось работать веслами изо всех сил, чтобы удержаться на курсе и причалить к рыбацкой деревушке в песчаной бухточке к югу от Сарта.

— Не устал? — спросил Ру.

Эрик еще приналег, и лодка словно прыгнула вперед.

— Все замечательно.

Полоса прибоя была относительно спокойной, и волны почти не шумели, разбиваясь о берег, но они все равно подхватили лодку и понесли вверх. Эрик потянул весла на себя; лодка начала будто взбираться на холм, но когда волна сломалась прямо перед ними, она скользнула назад.

Внезапно нос лодки пошел вниз, и Ру, оглянувшись через плечо, понял, что там одна вода.

— Эрик! — крикнул он, и тут волна обрушилась на него.

Лодка неуклюже развернулась вбок, как ни старался Эрик направлять нос к берегу. Вдруг она наклонилась влево и внезапно перевернулась, бросив Эрика и Ру за борт.

Ру всплыл, отплевываясь, и внезапно обнаружил, что вода доходила ему только до пояса. Оглянувшись, он увидел, что Эрик стоит в нескольких ярдах от него. Волны толкали перевернутую лодку на песок.

Ру побрел к Эрику, собираясь уже отпустить едкое замечание по поводу его гребных талантов, как вдруг в дюжине ярдов от них открылась створка фонаря. Стало видно, что у кромки воды стояли люди, зажигая факелы. Вскоре Эрик и Ру смогли разглядеть на песке два десятка вооруженных людей, многие из которых нацелили на них луки или арбалеты. В отдалении виднелась рыбацкая деревня.

— Как-как ты сказал? Все замечательно? — переспросил Ру, поворачиваясь к Эрику.

11 Диспозиция

Ру то и дело чихал.

Эрик маленькими глотками пил горячий кешианский кофе. Они сидели в большой хижине на берегу, греясь перед огнем, пока их одежда сушилась на веревке, натянутой перед грубым каменным очагом.

Предводитель контрабандистов, встретивших их на берегу, сказал:

— Извините, что напугали вас, господин Эйвери. Джон велел присмотреть за бухтой и удостовериться, что вы выбрались на берег. — Неприметная внешность его отлично подходила для контрабандных дел — ни один солдат или стражник не стал бы обращать на него внимания. От обычных рабочих его, как и прочих здешних обитателей, отличало только количество носимого при себе оружия.

— Жаль, у него не было времени ответить на сообщение, — отозвался Ру. — Я бы не прочь был знать заранее, что нас собирались встречать.

— Как только ваша одежда высохнет, мы уходим, — сказал контрабандист и выглянул из хижины. — Может, придется даже надеть немного влажную — нам надо выбраться отсюда до рассвета.

— Что, патрули?

— В глаза они не бросаются, — сказал контрабандист, — но нам надо будет пройти заставу дальше по дороге, а охранники, которых мы подкупили, сменяются на рассвете. Вы пойдете вместо двоих наших, которые останутся здесь. У нас тут кое-что припрятано из прошлого груза, и надо спешить, чтобы попасть в город до рассвета. Никто ничего не заподозрит.

Эрик согласно кивнул, а Ру осмотрел одежду и сказал:

— Переоденемся, когда приедем к Джону. У него наверняка будет сухая одежда.

— На вкус свежий, — отметил Эрик, глотнув кофе.

— Еще бы. Я его вчера получил с корабля из Дурбина. Это часть груза, который мы понесем в город.

— Здесь останавливаются кешианские корабли?

— И квегские торговцы тоже, — сказал предводитель. — Корабли Королевства держатся поближе к Порт-Викору и сопровождают торговцев с Дальнего берега через пролив Тьмы. — Он широко махнул рукой. — У Фэйдавы после вторжения осталось несколько кораблей, но он их держит рядом с Илитом, так что ничто не мешает судам приставать здесь. Но в город попадать трудно, если не подкупать стражников на заставе. Ну, у меня дела. — Он пошел к двери; удалились по его знаку и остальные контрабандисты, оставив Ру и Эрика наедине.

— Я же говорил тебе, что Винчи получит твою записку, — сказал Эрик.

— У тебя больше веры в моих агентов, чем у меня самого, — заметил Ру, — и не зря, похоже.

— Опасностей тут хватает, — отозвался Эрик, — и нам понадобятся все возможные контакты, чтобы подготовить этот ответный удар.

— И что принц задумал с этим старым аббатством? Если у Фэйдавы еще остались мозги, там хватит людей, чтобы нанести удар сверху и остановить любую атаку с берега.

— У Аруты на это аббатство есть свои планы.

Ру покачал головой.

— Каждый раз, когда я слышу, что у кого-то при дворе есть планы, я вспоминаю, что большая часть нашей службы состояла в том, что мы очень быстро убегали от людей, которые изо всех сил старались поймать нас и убить.

— Можно и так это назвать, — согласился Эрик.

Весь последующий час они почти не разговаривали. Одежда их все еще сохла, а за час до рассвета предводитель контрабандистов объявил, что пора идти.

Ру и Эрик быстро оделись во все еще слегка влажные вещи. Выйдя наружу, они взяли свертки товаров и зашагали по тропе, круто поднимающейся вверх по небольшой скале прямо за деревней. Рыбаки уже шли к берегу, чтобы спустить на воду лодки и провести день так, как это повелось издревле. На контрабандистов они не обращали внимания, и Ру предположил, что им неплохо платили, чтобы они ничего не замечали.

Они взобрались на скалы и наконец достигли плато, а потом добрались и до дороги. Шагать по дороге было легко, но внезапно они подошли к баррикаде. Сооружение представляло собой земляной вал, укрепленный деревом и камнями, а для защиты от всадников утыканный деревянными кольями со стальными наконечниками. Чтобы идти дальше, контрабандистам пришлось отойти к краю дороги, спуститься в неглубокую канавку и обойти баррикаду. Телега или пешеход могли легко здесь пройти, но если снизу кто-то попытался бы атаковать, его можно было вытолкнуть к скалам со стороны моря, где была сооружена еще одна гигантская баррикада, или в густые леса на крутом склоне соседней горы, где пройти могли разве что горные козы.

Они поспешили мимо стражников. Предводитель контрабандистов остановился и молча кивнул одному из солдат, а тот так же молча взял у него мешочек.

Наконец они прошли заставу и двинулись к Сарту.

* * *

Контрабандисты ушли, закрыв за собой дверь склада. Он находился в задней части лавки Джона Винчи, а жил сам Винчи на втором этаже. Освещавшийся одним фонарем склад был полон коробок и тюков с товарами, которые Джон продавал в лавке, — тканями, иголками, нитками, чайниками, горшками, сковородками, веревками, инструментами и другими предметами первой необходимости для тех, кто жил в Сарте и в округе. Винчи повернулся к гостям и сказал:

— Плохие новости, Ру.

— Что такое?

— В городе агенты лорда Вазариуса.

— Черт, — выдохнул Руперт. — Думаешь, среди них есть кто-то, кто помнит меня по Квегу?

— Почти наверняка. Тебе придется не высовываться, — заявил Винчи. — Можешь оставаться в малом рабочем сарае — сейчас его никто не использует. Люди Вазариуса отплывут в Квег в конце недели. Когда они уедут, ты сможешь передвигаться свободно.

Джон Винчи был сыном беглого галерного раба из Квега, который сумел добраться до Королевства и там обрести спасение. Он в совершенстве говорил на языке островов и торговал с контрабандистами и капитанами, которые пытались обойти таможенных офицеров Королевства.

Внимание Ру он привлек, когда приобрел ценное ожерелье, с помощью которого Ру потом втерся в доверие к лорду Вазариусу. Потом он заключил несколько выгодных сделок с квегским вельможей и в конце концов пустил слух о флоте с сокровищами, благодаря которому военные корабли крупнейших вельмож Квега напали на флот Изумрудной Госпожи змей, когда тот вышел из пролива Тьмы в день праздника Летнего Солнцестояния в прошлом году. Это поражение стало самым крупным в истории квегского флота — большая его часть была потоплена.

Вельможи подозревали, что в этом был как-то замешан Руперт Эйвери из Крондора. Прямых свидетельств того, что именно он организовал обман, не было, но вполне хватало информации о том, что слухи распускали матросы с его кораблей и его агенты. Ру прекрасно понимал, что в Квеге он был приговорен, и что если его обнаружат вне защиты Королевства, срок его жизни будет исчисляться часами, а то и минутами. Даже в Королевстве ему приходилось постоянно опасаться убийц, оплаченных квегским золотом.

Ру посмотрел на Джона.

— Если надо, я могу прятаться хоть до нашего отбытия, но Эрику надо осмотреться вокруг. Ты можешь обеспечить подходящее прикрытие?

— Не знаю, — с сомнением сказал Джон. — Может быть — в Сарте сейчас много чужаков. Если бы он смог сойти за квегского или кешианского наемника, тогда пожалуй. Но всех вооруженных граждан Королевства местный гарнизон знает.

— Мне не обязательно ходить с оружием, — предложил Эрик. — Если я один из твоих работников…

Винчи покачал головой.

— Я нанимаю только временных работников, — объяснил он. — Из-за оккупации дела идут еле-еле. Дайте мне подумать. Вы отдыхайте; скоро я пришлю кого-нибудь из детей с едой, а потом поспите. Может, к завтрашнему утру я и придумаю повод для такого заметного человека, как Эрик, разгуливать по городу.

— Купи что-нибудь, — заметил Ру.

Джон удивленно приподнял брови.

— Что ты сказал?

— Купи что-нибудь. Здание, дело, дом. Что-нибудь на другой стороне города, чтобы была причина ходить взад-вперед. Пусть Эрик будет… строителем. Ты ему будешь платить за ремонт.

— Я знаю несколько брошенных или продающихся предприятий, — задумчиво протянул Винчи.

— Отлично. Дай всем знать, что ты хочешь использовать возможность нажиться и готов покупать то, что продается.

— А как я за это буду платить?

— Джон, если тебе и правда придется что-то купить, ты, как всегда, расплатишься моим золотом.

Винчи усмехнулся.

— Обычно это неплохо окупается.

— Верно. — Ру усмехнулся в ответ. — Поэтому у тебя так хорошо дела и идут.

Джон открыл дверь в переднюю часть магазина и к лестнице, ведущей в жилые помещения наверху, и сказал:

— Еда скоро будет. Когда закончите, выйдете через заднюю дверь к сараю на другой стороне двора и там поспите.

Дверь закрылась, и Эрик повернулся к Ру.

— Как это я могу быть строителем?

— Просто подбери любую доску, посмотри на нее, отбрось в сторону и буркни что-нибудь. Возьми с собой бумагу и царапай на ней закорючки. Побольше смотри по сторонам. Если кто-то из солдат разговаривает так, будто что-то знает о плотницком деле, кивай.

Эрик откинулся на стуле назад и прислонился головой к стене.

— Ну что ж, этот план лучше моего. Надеюсь, в Даркмуре дела идут более гладко, чем здесь.

* * *

— Нет! — воскликнул Джимми.

— Спорить тут не о чем, — заявил Арута.

Дэш шагнул между отцом и братом.

— Успокойтесь оба, — попросил он.

— Мои приказы не нуждаются в твоем одобрении, Джеймс, — повторил Арута.

— Но это безумие, чтобы ты командовал рейдом.

Накор и отец Доминик стояли рядом, наблюдая за спором.

— Только я помню рассказ отца о тайном входе в аббатство в Сарте, — продолжил герцог. — Я его помню не целиком, но лучше всего я смогу вспомнить у подножия той горы.

Джимми посмотрел на отца Доминика.

— А вы разве не знаете дороги?

— Я знаю, что дверь — в подвале под заброшенной библиотекой, и туда ведет туннель от холмов. Но я не знаю, смогу ли найти вход снаружи. Я уже лет двадцать не был в тех местах.

Джимми собрался было ответить, но тут Дэш спросил:

— А какое у тебя дело для нас?

— Мне нужно, чтобы кто-то в Крондоре мог проконтролировать смену войск. Когда фон Даркмур и Эйвери вернутся из разведки в Сарте, я хочу, чтобы мы смогли ударить до того, как Нордан приготовится.

— И поэтому Грейлок уже на передней линии и начал подготовку.

— Да, — подтвердил Арута. — Детали я вам сообщу перед отъездом, но завтра в полдень вы должны уже двинуться на запад.

— Мне это совсем не нравится, — упрямо повторил Джимми.

Накор усмехнулся.

— Это мы уже заметили.

— Пойдем, — сказал Дэш, — нам надо собрать вещи.

Когда они подошли к дверям кабинета Аруты, герцог окликнул их.

— Что такое? — спросил Дэш.

— Я вас обоих очень люблю.

Джимми поколебался, потом обнял отца.

— Не делай героических глупостей, — прошептал он.

— Разве не я должен вам это говорить? — отозвался, улыбнувшись, Арута.

Дэш тоже обнял отца.

— Думаешь, нам этот совет поможет?

— Постарайтесь вернуться целыми, — прошептал Арута.

— И ты тоже, — отозвался Джимми.

Братья ушли. Арута повернулся к Доминику и спросил:

— А что может нам сказать храм Ишапа, брат?

Доминику было почти восемьдесят, но выглядел он благодаря целительной магии Камня Жизни на двадцать пять.

— Многое, милорд герцог, — ответил он. — Могу я сесть?

Арута кивнул и сам сел рядом с монахом. Доминик продолжил:

— Потребовалась некоторая работа, но я живое доказательство того, о чем заявляю. Кроме того, я был старшим по рангу на Западе, и мои слова кое-чего стоят.

— И твое предупреждение спасло библиотеку в Сарте.

— Честно говоря, это не совсем случайность.

— Что ты имеешь в виду? — спросил Арута.

— Сейчас, наверное, уже можно сказать, что это твой дед предупредил нас после известных событий о том, что лучше перевезти библиотеку.

— Правда? — удивленно спросил Арута.

— Но вот что странно, — сказал Доминик озадаченно, — когда он прибыл за мной в Сарт, чтобы отвезти меня в Сетанон перед столкновением с демоном, то, похоже, не помнил, что послал нам предупреждение.

— Может, и не помнил, — сказал Накор.

— Почему? — спросил Арута.

— Может, он тогда еще его не послал.

— Он что, переместился во времени? — удивился Доминик.

Накор пожал плечами.

— Может быть. Он так уже делал.

Арута кивнул.

— Да, возможно. У меня такое ощущение, что тут все куда сложнее, чем мне рассказывали дедушка или вы.

— Верно, — сказал Накор, — но это для твоего же блага.

Арута рассмеялся.

— Точно как я сам сыновьям говорю. — Он повернулся к Доминику. — Так ишапианцы поддержат Накора?

— Да, — сказал Доминик, — хотя они немного сомневаются в исходе. Но необходимость этого плана они понимают.

— Я тоже сомневаюсь, — сказал Накор, — хотя сам и создал орден Арх-Индар.

— А ты у нас особенный, — отозвался Арута. — В чем, говоришь, цель твоего ордена?

— Добиться признания богини добра, я же тебе уже говорил.

— Да, ты просто удивительный, — произнес Арута суховато.

— Я такой, — согласился Накор. — Но мой храм не станет тем, чем должен стать, пока мы не найдем настоящего главу ордена.

— Я думал, это ты у нас верховный жрец Арх-Индар, — удивился Арута.

— Только до тех пор, пока не появится настоящий. Потом я вернусь к тому, что у меня получается лучше всего, — путешествиям и наблюдениям.

— Ну а что ты собираешься делать, пока этот человек не появится?

— Показывать фокусы, рассказывать истории, добывать еду и заставлять людей прислушиваться к словам Доброй Госпожи, — ответил Накор.

— Сначала должна прийти вера, — вмешался Доминик. — Когда люди начнут понимать, что Арх-Индар несет добро, тогда они возьмутся за долгий труд ее возвращения к нам.

— Я даже и не пытаюсь понять все, что связано с религией, — заметил Арута. — Я читал записи, оставленные отцом и принцем Арутой, и у меня такое ощущение, что они знали многие секреты, которые не передали мне.

Доминик ничего не сказал.

— Ну что ж, — вздохнул Арута. — Буду надеяться, что во всем этом нет угрозы Королевству — это главное, что меня заботит. Кроме того, мне кажется, что распространение веры в добро никому не может повредить.

Накор покачал головой.

— Если бы так. Людей убивали за проповедь добра.

— Только не на Западе, пока я герцог Крондорский, — отозвался Арута и добавил, повернувшись к Доминику: — Если я найду вход в старое аббатство, ты проведешь нас внутрь?

— Проведу, — пообещал Доминик. — Вход заперт изнутри, но там есть тайная ручка, которая открывает его снаружи. Твой отец ее нашел.

Арута улыбнулся.

— Он всегда говорил, что лучше его вора в Крондоре не было.

— Не знаю, в умении или удаче тут дело, но он нашел ее, снял ловушку и открыл дверь. У одного из наших братьев чуть сердце не отказало, когда он оказался внутри библиотеки.

— Теперь вопрос в том, сколько человек брать с собой, — сказал Арута.

— Я мало разбираюсь в военных делах, — заметил Доминик, — но вам бы лучше взять отряд достаточно маленький, чтобы нас не заметили в горах, и достаточно большой, чтобы, оказавшись внутри, мы смогли захватить аббатство.

— Ты можешь нарисовать планы аббатства?

— Я прожил там пятьдесят лет, герцог. Я могу нарисовать каждый коридор и кладовую.

— Хорошо. Утром я пошлю к тебе писца. Буду рад, если ты закончишь планы к концу недели. Раз мы хотим быть готовы к прорыву в аббатство, когда Оуэн ударит по берегу у Сарта, к этому времени нам надо будет уже двигаться по восточному пути вдоль хребта Кошмара.

Доминик поклонился и сказал:

— Я в вашем распоряжении. Только бы кто-нибудь указал мне, где отдохнуть. Дорога из Рилланона была уж очень утомительной.

Арута позвонил в колокольчик, и в дверях появился паж.

— Покажи брату Доминику мои комнаты и принеси все, что ему понадобится.

— Твои комнаты? — переспросил ишапианец.

— Боюсь, мне они сегодня не понадобятся. Мне надо многое успеть до рассвета. Возможно, я соберусь вздремнуть после утреннего собрания двора.

Доминик кивнул и, снова поклонившись, вышел за пажом из комнаты.

— Хорошо хоть у тебя хватило ума разложить матрас за столом, если понадобится вздремнуть, — сказал Накор.

Арута улыбнулся.

— А ты, похоже, ничего не упускаешь.

— Я же игрок, помнишь? Если бы я что-то упускал, я бы прогорел или погиб.

— Ты с нами?

— Нет, — покачал головой Накор. — Предприятие интересное, но думаю, что я нужен здесь. Доминик привез важный дар от ишапианцев. Они разделят с нами магическую силу, которую получают от Слезы Богов. Когда мы найдем истинного вождя нашего ордена, то пошлем его в Рилланон, и там он получит свою долю. Эта сила превратит мой маленький склад в истинный храм, где молитвы получат ответ и где будут свершаться чудеса. Люди узнают о добре и помогут вернуть Добрую Госпожу.

— Важное дело, — согласился Арута и встал. — Извини, Накор, но мне и правда пора работать. И если тебе что-то надо для храма, скажи мне до отъезда, я постараюсь это сделать.

— Спасибо, — сказал Накор, идя к двери. — Постарайся остаться в живых. Новый герцог может оказаться далеко не так внимателен ко мне.

Он открыл дверь, и Арута рассмеялся.

— Я никак не хочу доставлять тебе неприятности своей смертью, но думаю, что мне она принесла бы еще больше неприятностей.

— Верно. Видишь, нам обоим будет выгодно, если ты останешься в живых.

Арута снова рассмеялся и закрыл за Накором дверь. Все еще усмехаясь, он сел за стол и посмотрел на гору лежащих перед ним бумаг. Когда он взял первый доклад, который надо было рассмотреть, улыбка его угасла, и, пролистав, он положил его в стопку бумаг, которые утром собирался обработать вместе со своим секретарем.

Потом он взял следующий документ.

* * *

— Джимми! — крикнула Франси, когда он пошел по коридору.

Джимми повернулся и увидел, что девушка спешит к нему.

— Привет, — сказал он прохладным тоном.

Она взяла его под руку и сказала:

— Я тебя давно не видела. Твой отец тебя куда-то посылал?

— Нет, — ответил Джимми, — я работал здесь, но свободного времени у меня мало. — Он мягко и осторожно высвободил руку.

— Джимми, в чем дело? — спросила она.

Джимми почувствовал, что краснеет, и чуть не задохнулся от внезапных эмоций.

— А дело в том, что не годится мне проявлять излишнюю вольность с будущей королевой.

Она покраснела и уставилась в пол.

— Я так и знала, что твой отец тебе расскажет.

— Но почему ты сама мне не сказала? — с горечью спросил он.

Она подняла голову и посмотрела на него полными слез глазами.

— Не знаю. Я не знала… как ты отреагируешь. До того как я приехала в Даркмур, я думала, что знаю, как к тебе отношусь, что чувствую. Потом я тебя увидела, и мы обедали вместе, и гуляли… Не знаю. Все было не так, как когда-то в детстве.

— А все и есть не так, — сказал Джимми. — Мы больше не дети.

Она посмотрела ему в глаза, потом внезапно приблизилась и поцеловала его в щеку.

— Ты всегда был моим лучшим другом, Джимми. Я люблю тебя больше, чем всех других знакомых молодых людей. Пожалуйста, порадуйся за меня.

Джимми покраснел.

— Чему радоваться? Тому, что ты станешь королевой? Или что выйдешь за этого дурака Патрика?

— Не надо так, — тихо сказала она. — Папа говорит, кто-то должен держать Патрика в руках, и поэтому он хочет, чтобы я стала сильной королевой. Это одна из причин, по которой король хочет выдать меня за Патрика.

— Слушай, я не знаю, что сказать, — признался Джимми. — Я только знаю, что наши желания значения не имеют и что ты выйдешь за Патрика, а я женюсь на той, которую выберет для меня отец, и все тут. Другие варианты не рассматриваются.

Она сжала ему руку.

— Будь мне другом.

— Обязательно, Франси, — кивнул он. У нее по щеке потекла слеза.

— Мне понадобятся такие друзья, как ты, когда я стану королевой и окажусь в Рилланоне.

В нем опять вспыхнули подавляемые эмоции, и он сказал:

— Просто…

— Что?

— Понимаешь, — тихо признался он, — мы так и не узнаем, что могло бы быть.

Она кивнула.

— Понимаю. Но у нас никогда и не было выбора, так ведь? Мы не можем позволить чувствам отвлекать нас от долга. — На секунду она посмотрела ему в глаза, потом добавила: — Я всегда буду любить мальчика, который играл со мной во дворце в Рилланоне и смеялся, когда я колотила его младшего брата. Я всегда буду помнить, как мы залезали всюду, куда нас не пускали. Я так вас и не простила за то, что вы были мальчики и могли играть как мальчики, а я должна была учиться быть леди. — Она вздохнула. — Но я никогда не смогу позволить себе влюбиться, дорогой мой Джимми, и ты тоже. Не тоскуй о том, чего никогда не было и не может быть. Просто будь мне другом.

Не сказав больше ни слова, она отпустила его руку и ушла прочь.

Джимми долго стоял молча, потом медленно развернулся и пошел дальше по коридору.

* * *

Дэш подал сигнал, и Джимми повернулся и махнул рукой. Они были в сотне ярдов перед первой колонной, направляющейся в Крондор. Делегация от Дуко ждала в миле перед городом, и Джимми хотел, чтобы колонна была там, пока не произойдет обмен документами.

Послав лошадь вперед, Джимми подъехал к явному командиру группы. Отдав честь, он представился:

— Я Джеймс, барон двора принца. — Он узнал в своем собеседнике одного из капитанов Дуко, а потом вспомнил и его имя.

— Как поживаете, капитан Бойз?

— Спасибо, неплохо, барон Джеймс, — ответил бородатый и длинноволосый капитан.

Джимми полез в мешочек, вшитый в его плащ, и потянул нитку, распуская верхний шов. Запустив руку в карман, он вытащил пачку документов и протянул их Бойзу.

— Это последняя депеша от принца Патрика новому правителю Южных земель. Здесь подтверждается его назначение — церемония пройдет, когда Патрик вернется в город. Еще тут несколько приказов и распоряжений, но они повторяют то, что герцог уже знает.

Капитан Бойз почесал подбородок.

— Знаете, когда Дуко… то есть герцог впервые рассказал мне об этом договоре, я мог бы поклясться, что ничего не выйдет. — Он пожал плечами. — Но что я знаю? — Он указал на юго-запад. — Пять сотен пеших и конных воинов уже движутся к Краю Земли. К концу недели мы займем эту крепость. — Он улыбнулся. — Я слышал, что нам, возможно, придется выселить кешианцев, которые забрели туда из пустыни.

Джимми кивнул.

— Да, в основном это бандиты.

— Вы привели подмогу?

— Там, на дороге, — махнул рукой Джимми.

— Хорошо. — Капитан передал документы одному из своих лейтенантов и сказал: — Я с радостью поменяю эту гарнизонную службу на приграничные сражения. Среди моих людей есть горожане, которые раньше были плотниками, каменщиками или рыбаками, но я всегда был солдатом. — Он всмотрелся вдаль, словно пытаясь разглядеть что-то за пределами своего поля зрения. — Дуко любит философствовать; он все рассуждает об этой вашей нации и убеждает нас, что клятва верности — это хорошо. — Бойз посмотрел на Джимми. — Я в таких вещах не разбираюсь. Меня учили сражаться, убивать и, если надо, умирать. Но я верю Дуко. Я следовал за ним больше чем полжизни; он еще сам почти мальчишкой был, когда я поклялся ему служить. Так что если Дуко говорит, что мы теперь служим вашему принцу и сражаемся за государство, которое в прошлом году пытались завоевать, так мы будем служить вашему принцу и сражаться за ваше государство. Я не пытаюсь понять, я просто сделаю, как скажет Дуко, потому что он мой генерал.

Джимми кивнул.

— Я понимаю. И поэтому он останется вашим генералом. А когда-нибудь, возможно, — добавил он с улыбкой, — у него будет сын, который вырастет и тоже станет вашим генералом.

Бойз рассмеялся.

— Неплохая идея, барон Джеймс. — Он развернул коня и сказал: — Зовите людей. В Крондор въедем вместе.

Джимми подал сигнал, и Дэш поехал вперед; колонна за ним тоже тронулась. Поравнявшись с Бойзом и его спутниками, они двинулись к городским стенам. После года войны агенты принца Крондорского возвращали его город Королевству.

* * *

Дэш торопился по улице, пробираясь между рабочими и торговцами. В Крондор возвращалась жизнь, и дел у всех хватало. Несколько сотен наемников, сконцентрировавшихся у внешних стен, были взяты на службу и посланы на южные границы. Других набирали для охраны караванов и гарнизонной службы между Даркмуром и Шаматой, заменяя отправленных на фронт солдат.

За последние две недели вернулись рабочие, лавочники и некоторые мелкие дворяне. Двух посланцев от Фэйдавы перехватили, и успокаивающие доклады его агентов были посланы с другими курьерами, верными Дуко солдатами, которые сообщили бы только то, что Дуко хотел сообщить Фэйдаве и Нордану.

Дэш решил, что недели через две-три Фэйдава и Нордан все-таки поймут, что Дуко переметнулся. Повсюду разнеслись слухи о том, что свадьба в Рилланоне целый год будет держать принца вдали от Западных земель, а кешианские волнения на границе не дадут Королевству возможности вернуть Крондор. В последнем докладе Дуко, посланном Фэйдаве, была записка о том, что с ним связался кешианский агент и узнавал о возможности официального договора с «королем Горького моря», — Дуко надеялся, что так Фэйдава чуть подольше будет оставаться в неведении.

Дэш повернул за угол, направляясь в выжженный участок города, который еще не начинали отстраивать.

Полученная им записка была короткой и деловой. Подписи не было, но он не сомневался в том, кто ее послал.

Дэша беспокоило присутствие в городе кешианских шпионов. Перемещение солдат проходило медленно. Сложно было обеспечить прибытие патрулей на заранее определенные места, обмен формой с войсками Королевства и замену людей. Случайному наблюдателю должно было показаться, что с полдюжины патрулей каждый день выезжали из города, а позже возвращались обратно. Куда сложнее было заметить, что состояли они из разных людей. Люди Дуко оставались только на двух заставах к югу от позиций Нордана в Сарте. Пока ошибок не было.

Дэш добрался до нужного места и зашел в выгоревшую таверну. Как только он оказался за почерневшими от огня стенами, голос из тени произнес:

— Ты один, малыш?

По выражению лица Дэша нетрудно было понять, как он относится к манере Трины обращаться к нему.

— Я один.

Она качнула головой, указывая на дверь, ведущую в заднюю комнату. Он шагнул в ту сторону, и дверь открылась. Стоявший в дверном проеме Джон Таппин сказал:

— Меч давай.

Дэш вытащил меч из ножен и протянул его Джону.

— Сюда, — скомандовал тот и указал на другую дверь.

Дэш пошел к двери и, когда она не открылась, сдвинул щеколду. Внутри за столом сидел Хозяин, а перед ним стоял полупустой кувшин с водой.

— Племянничек, — произнес он с суховатой усмешкой. Голос у него был все такой же сиплый, как помнил Дэш.

— Дядюшка, — ответил Дэш таким же тоном.

— У тебя есть для меня новости?

Дэш вздохнул и сел на второй стул у стола, не спрашивая разрешения.

— Как видишь, нам не понадобилась ваша помощь при взятии города. Дуко сам захотел нам помочь.

— И за неплохую цену, как я слышал, — сказал Лессли Риггерс с усмешкой. — Герцогство Южных земель.

— Будет объявлена общая амнистия.

Старик посмотрел на своего внучатого племянника.

— Я не слышу слова «но». Без этого ведь не обойдется.

— Амнистия касается только тех, кто сражался против Королевства и теперь принесет клятву верности короне. Она также будет распространяться на любого, кто сейчас пойдет добровольцем на службу.

— Но не на простых воров вроде пересмешников.

— Только если вы вступите в армию, — сказал Дэш. — Я пробовал добиться ее для вас, но отцу и его чиновникам сейчас не до возни с довоенными преступлениями. — Он пожал плечами. — Честно говоря, любой, кто мог бы на вас пожаловаться, здесь уже не живет. А когда торговцы вернутся, кто может сказать, что было украдено до войны, а что разграблено или пропало во время взятия города?

Лессли усмехнулся.

— Верно. Все верно. Однако среди наших братьев есть те, кому уже вынесены смертные приговоры и кто известен судебным приставам твоего отца.

Дэш медленно выдохнул.

— Я знаю, но если они послужат короне, то получат прощение за свои преступления.

— Ну, я, например, староват для службы, не находишь? — усмехнулся Хозяин.

— Кроме меня, Джимми и отца вряд ли кто-то знает, кто ты такой, — сказал Дэш. — И я ничуть не сомневаюсь, что есть длинный список дел, за которые вас полагается повесить, но зачем возиться? — Он посмотрел на своего двоюродного деда и сказал: — Если дедушка не хотел тебя арестовывать, зачем это делать нам?

— Твоему деду я был нужен живым, чтобы контролировать пересмешников, — заметил Лессли. — В нынешнем их состоянии такой контроль вновь понадобится еще не скоро. — Он тяжело вздохнул. — Меня тогда тут уже точно не будет. И я не знаю, захочет ли следующий Хозяин, или как там он себя назовет, договариваться с короной. — Он ткнул пальцем в Дэша. — Вы с отцом, конечно, хитрецы, но когда я умру, вы не сможете предъявлять к пересмешникам те требования, которые твой дед предъявлял ко мне.

— Я знаю, — согласился Дэш. — Если тебе больше нечего сказать, у меня много дел.

Хозяин махнул рукой.

— Мы закончили, Дэшел Джеймсон. Отныне мы пересмешники, а ты человек принца. Если ты зайдешь в бедняцкие кварталы ночью, ты рискуешь так же, как любой другой.

— Я понимаю, — сказал Дэш. Подойдя к двери, он помедлил и добавил: — Но если я смогу что-то сделать, не нарушая свою клятву Королевству, пошлите мне весточку, ладно?

Старик рассмеялся.

— Я подумаю. Иди.

Дэш вышел во вторую комнату и увидел, что Джон Таппин уже ушел. Меч его висел на конце обгорелой балки. Дэш снял его и вышел в следующую дверь. Как он и ожидал, Трины тоже уже не было. Дэш вышел прочь из разрушенного постоялого двора и помедлил, пытаясь вспомнить его название. Наконец он сообразил — это был «Радужный попугай», и когда-то он принадлежал человеку по имени Лукас, другу его деда. Задумавшись о прежних временах, Дэш чуть не пропустил шаги за спиной.

Не успел подходивший приблизиться, как Дэш развернулся и выхватил меч. Тощий, грязный оборванец, увидев меч, замер на месте и поднял руки, потом попятился на несколько шагов, развернулся и кинулся бежать.

Дэш убрал меч и покачал головой: Крондор еще не скоро станет прежним. Потом, уже направляясь во дворец, он подумал, что бедняцкие кварталы все-таки сейчас намного безопаснее, чем до войны.

* * *

Дэш дошел до дворца, снова удивляясь количеству проделанной работы; тут, должно быть, трудилась целая сотня каменщиков, большинство из которых перед войной были солдатами армии Дуко. Но они постепенно приводили дворец в нормальное состояние. Работники смывали со стен сажу, убирали обломки и мусор и даже вешали драпировки и другие украшения в некоторых залах главного этажа. Войдя в коридор, Дэш увидел, что к нему спешит брат.

— Вот ты где! — воскликнул Джимми.

— В чем дело?

— У нас проблемы, — бросил Джимми и вместе с Дэшем направился к личному кабинету принца, который сейчас занимал Дуко.

— Что, Фэйдава нас раскусил?

— Хуже.

— Что такое?

— Кешианский отряд захватил Край Земли.

— О боги!

— Именно, — вздохнул Джимми, и они повернули за угол, поднимаясь по лестнице к комнатам Дуко. — Новая информация все еще продолжает поступать. Похоже, Кеш решил сопроводить требования об уступках демонстрацией силы.

— Только этого нам и не хватало, — заметил Дэш.

Джимми подошел к двери в приемную перед кабинетом Дуко, стукнул один раз и открыл дверь, не дожидаясь, пока его пригласят войти. Клерк с большой пачкой бумаг, предупрежденный стуком, проворно отпрыгнул в сторону, когда дверь открылась.

Братья вошли и увидели с полдюжины клерков и писцов, занятых написанием приказов и отчетов. Миновав их столы, они попали собственно в кабинет Дуко. Дэша снова поразила разница между видом кабинета сейчас, когда за столом сидел Дуко, и тем, как он выглядел при принце и его отце. Раньше это был административный центр Западных земель, а сейчас — штаб-квартира военной организации.

Дэш и Джимми уже знали в лицо большую часть остававшихся у Дуко капитанов и всех служивших здесь офицеров Королевства. Уэнделл, кавалерийский капитан из гарнизона в Ястребином овраге, теперь носивший звание рыцаря-капитана Королевской кавалерии Крондора, посмотрел на карту и сказал:

— Еще четыре сотни моих людей могут быть там послезавтра, ваша светлость.

Некоторые из капитанов Дуко переглянулись; они с трудом осваивались с протоколами Королевства, и новый титул их вождя казался им пугающе непривычным.

Дуко посмотрел на Джимми и Дэша.

— Вы ведь знаете эти места, верно?

— Мы провели здесь последние несколько лет, ваша светлость, — согласился Джимми.

Дэш внезапно осознал, что большая часть гарнизона Крондора погибла при разрушении города; а те, кто остался, служили сейчас на Востоке у Оуэна Грейлока. Оуэн должен был прибыть только через пять дней, как раз перед намеченным началом атаки на Север.

Дуко указал на карту.

— Две-три сотни солдат атакуют наши позиции около Края Земли. Судя по сообщению, пришедшему сегодня утром, наши люди еще держатся, но положение у них тяжелое. Возможно, они уже отступили или погибли. Пять сотен солдат, которых я послал туда в начале недели, прибудут не раньше чем через пять дней, даже если я пошлю им вдогонку приказ двигаться форсированным маршем. У нас также есть сообщения о кораблях, плывущих вдоль берега к гавани Края Земли, возможно, для поддержки нападающих.

— Логично, — сказал Джимми. — Если они пошлют большие силы через Джал-Пур, то встанет вопрос снабжения. Но если они нанесут внезапный удар небольшим отрядом, запрут наших людей в крепости и высадят еще войска с моря, то смогут быстро завершить окружение и вести осаду.

— Кто командует в Порт-Викоре? — спросил Дуко.

— Адмирал Ривз, — подсказал один из офицеров Королевства.

— Пошлите ему приказ перехватить эти корабли. Неважно, потопит он их или возьмет на абордаж, главное, чтобы они не высадили людей на берег. — Офицер отдал честь и поспешил в приемную. Дуко посмотрел на Уэнделла. — Бери свои четыре сотни кавалеристов и немедленно отправляйся. Как только догоните пехотинцев, передайте им приказ перейти на бег.

Капитан Уэнделл отдал честь. Дуко повернулся к одному из своих старых капитанов.

— Ранкор, — скомандовал он, — возьми сотню своих самых отборных бандитов и веди их по берегу к Краю Земли. Если кто-нибудь попытается высадиться на берег, убейте их.

— Да, Дуко… — отозвался старый капитан, — то есть ваша светлость.

— Уматывай, — улыбнулся Дуко. Повернувшись к Дэшу и Джимми, он продолжил: — Пока не прибудет ваш лорд Грейлок, я принимаю командование на себя. Мне понадобится ваша помощь — я не так уж хорошо знаком с дальними территориями. — Он указал на карту. — Но я предполагаю, что если действия Империи на Юге серьезны, то именно здесь последует следующий бросок. — Он наставил палец в точку, обозначающую проход в невысоких холмах на полпути между Шаматой и Краем Земли. — Отсюда далеко, но местность относительно равнинная. Если они хотят просто оказать давление на переговоры в Даркмуре, то отведут войска при первой же демонстрации силы. Но если они хотят ввязаться в серьезную драку, то одновременно с высадкой в Крае Земли начнут отсюда вторую атаку. — Посмотрев на другого старого капитана, он скомандовал: — Джэллом, как можно быстрее пошли туда разведчиков. Я даже не знаю, есть ли у нас там люди.

— Нет, — ответил Джэллом. — Мы предполагали, что Королевство присмотрит за своим южным флангом, а нам беспокоиться не придется.

— Теперь Королевство — это мы, и беспокоиться приходится тоже нам. Пошлите сообщение Грейлоку о том, как обстоят дела, и спросите, не пошлет ли он туда войска, если они смогут добраться раньше. — Офицеры поспешили выполнять приказы, а Дуко продолжил: — Господа, у нас война. Просто эта не та война, которой мы ждали, и мы не знаем, насколько она серьезна. Может быть, это просто небольшая стычка, но если бы я был кешианским генералом и выяснил бы, какой тут творится хаос, я бы попытался попасть в Крондор прежде Грейлока, и пусть бы он потом меня отсюда выцарапывал, когда у него Нордан на северном фланге. — Дуко покачал головой. — Давайте надеяться, что достаточно будет вышибить их из Края Земли и они поймут, как были не правы.

Джимми посмотрел на Дэша, и у обоих братьев возникла одна и та же мысль: а что еще пойдет не так, как задумано?

12 Рискованная игра

Арута указал вперед.

Капитан Субаи сделал знак, и солдат за ним передал сигнал. Еще один солдат указал вперед и кивнул, потом начал поиски в указанном месте. По горам они двигались медленно — пешие солдаты могли проходить не больше десяти — пятнадцати миль в день. Но теперь они наконец приблизились к основанию горы, на которой стояло бывшее аббатство Сарта.

Трое разведчиков шли нелегким путем, поднимаясь по крошечным канавкам, размытым дождевой водой, звериным тропам, чему угодно, что только могло привести их к входу. Они искали большой скалистый выступ на склоне горы, за которым должен был начаться длинный узкий проход, ведущий к входу в туннель под аббатством. Арута помнил со слов отца, что если не смотреть прямо на вход от выступа, то заметишь только гору.

Они искали уже несколько дней и дважды чуть не наткнулись на патрули Нордана. Выручило их только то, что с Арутой и Домиником шли лучшие следопыты Королевства. В группе их было шестеро. Сто двадцать Королевских следопытов и Кровавых Орлов, которые должны были захватить аббатство, ждали в нескольких милях отсюда, в крошечной долине вне зоны действия вражеских патрулей.

Арута глотнул воды из кожуха, который нес с собой. Летняя жара угнетала, но медлить было нельзя. Отец упоминал несколько других приметных мест, но вокруг ничего похожего не обнаружилось. Большой дуб мог сгореть или был срублен на дрова. Три камня друг на друге могли упасть из-за дождя или землетрясения. В конце концов, это было больше пятидесяти лет назад. Тут раздался свисток, оповещая Аруту, что кто-то что-то нашел. Он поспешил к Субаи и увидел человека прямо под ним — тот спрыгнул во впадину так, что из-за кустов виднелась только его голова, и с тропы его было бы не заметить. Арута огляделся и увидел большой дуб, скрытый деревьями помоложе, прямо напротив, а с другой стороны большой булыжник размером с телегу и два других у его основания. Он узнал место.

— Нашли! — тихо сказал он Субаи, махнул Доминику и спрыгнул, встав рядом с солдатом.

— На другой стороне кустарника что-то есть, ваша светлость, — сказал тот.

Не говоря ни слова, Арута вытащил меч и начал рубить кусты. Чуть поколебавшись, солдат присоединился к нему. Когда пришел Доминик, они уже основательно расчистили заросли. За кустами был проход. Арута знал, что именно его и имел в виду отец, потому что отсюда он и правда напоминал коридор между склоном скалы и камнем. Капитану Субаи он сказал:

— Ждите здесь, пока мы с Домиником не найдем вход.

Священник и герцог вошли в узкий проход, который тянулся на сотню ярдов вдоль склона. В конце, слева от них, видна была пещера, войти в которую мог только один человек. Арута сказал:

— Этот вход так же легко оборонять, как и верхний.

Доминик посмотрел во тьму.

— Пещера природная, но братья-ишапианцы ее усовершенствовали. Смотрите, она достаточно широка, чтобы монах, несущий книги или толкающий тележку, мог развернуться, но места для тарана, чтобы разбить дверь, не хватит.

— Какую еще дверь?

Доминик закрыл глаза, запел почти беззвучно, потом поднял руку. Из его ладони вырвался ярко-желтый свет, и Арута сумел разглядеть большую дубовую дверь в десяти футах от входа. Ни замка, ни щеколды там не было. Дверь была укреплена тремя большими поперечными железными полосами.

— Ты прав, — заметил Арута. — Чтобы разбить это, понадобится тяжелый таран, а им здесь негде размахнуться.

— Засов… — начал было Доминик.

— Погоди, дай мне развлечься, — сказал Арута. Он осмотрел место, проводя рукой над планкой, потом под другой и наконец по поверхности двери.

— Отец часто рассказывал мне о своих воровских делах, — сказал Арута. — В детстве я воображал себя на его месте, как раз за таким занятием, пытаясь пробраться туда, где меня не ждали. Я гадал, сумею ли с таким справиться. — Он опустился на колени и осмотрел землю перед дверью. Рядом у каменной стены лежал камешек. Арута потянулся к нему.

— Лучше не надо, — остановил его Доминик.

Арута замер.

— Должен признаться, мне не хватает талантов отца, — сказал он, вставая, и добавил с улыбкой: — Дед говорит, что я больше в мать, чем в отца. Возможно, он прав.

— Тут скрытая ловушка. Вон там настоящий способ открыть дверь. — Доминик отошел к небольшому выступу и просунул туда руку. Он нащупал небольшую щеколду и сдвинул ее. — Теперь потяни за тот камень.

Арута так и сделал и обнаружил, что камень был большим болтом прикреплен к стальному кабелю. Он сдвинулся всего на несколько дюймов, но когда Арута его потянул, с той стороны двери послышалось громыхание. Дверь сдвинулась, медленно, но сдвинулась. Она постепенно отошла влево, открыв узкий темный туннель, ведущий вверх, в гору.

Арута повернулся и позвал капитана Субаи.

— Мы открыли вход. Пошлите гонца за людьми.

Вслед за Домиником он вошел в проход. Священник указал на рычаг.

— Не трогай его. Он закроет за нами дверь.

Он пошел дальше по проходу. Через сто ярдов коридор расширился, превратившись в большую галерею, где ясно виднелись следы ног и знаки того, что здесь недавно кто-то проходил. Арута осмотрел их и сказал:

— Это следы сандалий, а не сапог.

— Мы хранили книги, свитки и другие документы по всей горе, даже так близко к запасному выходу, — заметил Доминик. — Но этим путем ничего не выносили, — добавил он, указывая вверх. — Мои братья покинули аббатство без излишней спешки, так что то, что было здесь, вытащили на гору, положили в телеги и отвезли в наше новое аббатство — То, Что Было Сартом.

— И где оно? — спросил Арута.

Доминик улыбнулся.

— По причинам, которые вы поймете лучше других, мой орден решил, что информация, хранимая в этом аббатстве, слишком опасна, если окажется не в тех руках. Поэтому только члены ордена знают точное расположение Того, Что Было Сартом. Все, что я могу вам сказать, — это то, что, хотя оно и в Вабоне, Фэйдаве оно недоступно.

— Как офицера королевского двора, — сказал Арута, — меня такая информация не радует. Но как внук Пага я вас прекрасно понимаю.

По камням застучали сапоги, выдавая приближение первого отряда следопытов Субаи. Впереди шел человек с факелом, а люди за ним несли тюки с припасами.

Важно было действовать по четкому плану. Грейлок пойдет на Крондор через неделю, но перед самыми воротами города он развернется на север и с налета атакует противника по дороге на Сарт, без остановки ударив по первым двум оборонительным позициям. Судя по информации Дуко, они были слабо защищены. Первую серьезную оборону, очевидно, следует ждать на южной границе Сарта.

Оттуда пробиваться в город будет трудно, но если из аббатства выступят люди Нордана, то армия Грейлока попадет в ловушку между крепкой оборонительной позицией и армией, атакующей вниз по склону. Если же Грейлок повернет вверх, в горы, пытаясь захватить аббатство, ему придется с боями подниматься по дороге, которая в некоторых местах сужалась, пропуская только одну телегу или двух всадников, а за спиной у него будет городской гарнизон.

Единственная надежда Королевства была на то, что отряд Субаи внутри горы сумеет захватить аббатство или по крайней мере достаточно долго задержать стоявшие в нем войска, чтобы Оуэн успел взять город. Когда город будет в руках Королевства, аббатство можно будет изолировать, а его гарнизон заставить поголодать, пока не сдастся, или к тому времени он уже попадет в руки сил Аруты.

Арута обдумывал все это, пока солдаты заходили в пещеру. Противники превосходили их количеством, возможно даже в четыре раза. Никто не знал, сколько людей было внутри. Эту информацию Нордан не сообщил Дуко; их единственным преимуществом была неожиданность.

В ночь перед атакой Грейлока с юга отряд армии Королевства под аббатством начнет свою собственную атаку. Арута знал, что его солдаты, отобранные лично Субаи, лучше всех в Королевстве подходили для этого. Следопытов специально обучали находчивости. Они все до одного были крепкими, выносливыми и справлялись с любой задачей. Кровавые Орлы были ветеранами жестоких боев и готовы были без колебаний делать все, что нужно.

Через час после рассвета они должны будут в течение трех дней либо контролировать аббатство, либо создавать достаточно проблем для гарнизона, чтобы он не мог ответить на призыв о помощи из города. Арута нашел себе место около следующего туннеля, ведущего вверх, и сел, сберегая энергию до тех пор, пока не придет пора двигаться. Основная часть сил Субаи достигнет пещеры еще только через несколько часов, так что оставалось только ждать и отдыхать.

* * *

Эрик буркнул себе под нос и что-то нацарапал в блокноте.

— Здесь мне понадобится складское помещение побольше, — громко сказал Джон Винчи, — и еще, пожалуй, я хочу расширить ворота, чтобы могли проезжать телеги побольше.

— Полегче, Джон, — тихо сказал Эрик. — Мы здесь уже три дня, и никто никаких вопросов пока не задавал — если, конечно, они не начали гадать, не оглох ли ты.

— Просто стараюсь быть поубедительнее, — сказал Винчи с вымученной ухмылкой.

— У нас все, — сказал Эрик. — Пошли обратно к тебе в лавку.

Они пошли по оживленным, на удивление, улицам Сарта. Этот город всегда кипел жизнью — из многих рыбацких поселков сюда привозили на продажу улов. Это был также важный порт между Илитом и Крондором, куда заходили многие торговые суда и даже контрабандисты из Квега и Вольных городов. Таможни здесь были помягче, и в результате в городе хватало предприимчивых людей вне зависимости от того, кто ими управлял, Королевство или какой-нибудь недавний захватчик.

Вооруженные люди виднелись повсюду, но настрой у них был спокойный. Очевидно, наемники с Новиндуса, размещенные в Сарте, считали, что они достаточно далеко за линией фронта и уж их-то врасплох не застанут.

Эрик и Джон поспешили обратно в лавку Джона и прошли в задний склад, где в углу маялся от скуки Ру.

— Мы уезжаем? — спросил он бесцеремонно.

— Сегодня, — кивнул Эрик.

— Я пошлю лодку в бухту контрабандистов, — сказал Джон. — Вы понесете груз, а двое, которых мы оставили там, будут только рады вернуться домой.

Эрик сказал:

— Ру, посмотри-ка сюда.

Ру встал и подошел к Эрику, который развернул свои наброски. Он передвигал их до тех пор, пока из них не образовалась карта окружающей Сарт местности.

— Тебе надо это запомнить, чтобы, если ты вернешься, а я нет, ты бы смог это нарисовать.

— Ты о чем? — спросил Ру.

— Нести это с собой слишком опасно. — Эрик глянул на Ру и Джона. — Если нас остановят и найдут карты, то мы погибнем, не успев даже рта открыть. — Он посмотрел на Джона. — Джон, если услышишь, что мы попались, тебе придется попробовать следующей ночью добраться до Крондора.

— Мне? — вскинулся Винчи.

— Все в порядке, Джон, — поспешил успокоить его Ру. — Этого не будет.

— Но если это все-таки произойдет, — не унимался Эрик, — тебе придется сообщить обо всем герцогу Дуко и Оуэну Грейлоку. — Он указал на сложенные листы. — Рассмотри их и запомни.

— Естественный рельеф — это наш враг, — сказал Эрик и наставил палец в ту точку, которая обозначала выстроенную заставу. — Это узкое горло; здесь дорога идет по скалам над океаном, у самого отвесного склона.

Сарт был построен к северу от этого проема; дорога внезапно сворачивала к западу и проходила через город. Южный край города прижимался к скале, отвесно спускавшейся к каменистому берегу, где даже в отлив не было надежной почвы под ногами. Через некоторое время береговая линия сворачивала на северо-запад, и там была гавань Сарта, длинная песчаная полоса, и к северу несколько рыбацких деревушек.

— Даже если мы высадим войска в бухте контрабандистов, то все равно окажемся к югу от этого проема, — сказал Эрик.

Теперь он ткнул пальцем в гавань.

— Здесь только один корабль, но посмотрите, где он находится.

— Так что если кто-то увидит, как флот Королевства огибает мыс к югу от города, они могут передвинуть корабль в устье гавани и затопить его, — подхватил Ру.

— Я, конечно, не моряк, — продолжал Эрик, — но не думаю, что у нас есть хоть один корабль, который может прийти с Юга и прорваться в гавань прежде, чем они переместят и потопят этот корабль.

— Если только мы не захватим его первыми, — сказал Ру.

— Мы? — переспросил Эрик.

— Это просто такое выражение, — ухмыльнулся Ру.

Эрик покачал головой.

— Мы не можем доставить сообщение в Крондор и вернуться с отрядом, чтобы взять этот корабль. Оуэн доберется до Крондора через три дня. Нам надо прибыть туда через два, чтобы доставить ему последнюю информацию.

— Если останешься и используешь шайку, которую нанял Джон, то сможешь захватить этот корабль, — сказал Ру.

— Не получится, — отозвался Эрик. — У меня приказ: я должен вернуться послезавтра.

Ру посмотрел на Винчи.

— Джон?

Тот махнул рукой.

— Только без меня! — Он похлопал себя по нависающему животу. — Я старый и толстый, Ру, и даже в молодости хорошим бойцом не был.

Тогда Эрик повернулся к Ру.

— Не хочешь ли вызваться добровольцем на последнее задание ради короля и страны?

— Это зачем еще? — нахмурился Ру.

— Ты можешь спасти жизни многих хороших людей, сократить войну и быстрее вернуть свои потерянные богатства. — Эрик указал на северо-восточный конец города. — Если мы сможем погнать солдат Нордана по берегу и привести в гавань корабли из Порт-Викора, то заберем припасы и двинемся на север куда быстрее.

— Сколько человек на этом корабле, Джон? — спросил Ру.

— Судя по всему, команда маленькая. Корабль там торчит с зимы. Иногда шлюпка ходит между кораблем и городом, и мы думаем, что на него загрузили кое-какой балласт, но никакого настоящего груза мы не видели, только иногда продукты. Так что это может быть просто судно для блокировки входа в гавань.

Ру почесал в затылке.

— Я, конечно, идиот, но, так уж и быть, захвачу этот корабль. Когда, говоришь, Грейлок здесь будет?

— Если он повернет на север через три дня на закате, то будет здесь на рассвете четвертого.

— Еще три дня в этом сарае?

— Мы с тобой ночевали и в местах похуже, — улыбнулся Эрик.

Ру кивнул.

— Лучше не напоминай мне. — Он вздохнул. — Значит, через четыре дня, перед закатом, я выйду в гавань и захвачу этот корабль.

— Вот и отлично, — обрадовался Эрик. — Теперь, Джон, тебе надо запомнить эту карту, потому что ты отправляешься со мной.

— Я? — в очередной раз спросил Винчи.

Эрик улыбнулся, но в его улыбке чувствовался оттенок угрозы.

— Выбирай сам — отправляешься со мной или идешь брать корабль.

Винчи сглотнул.

— Лучше я отправлюсь в Крондор.

— Мудрый выбор, — удовлетворенно заметил Эрик. Ру, подумав минуту, сказал Джону:

— Мне понадобится по крайней мере дюжина надежных людей, а лучше два десятка.

Винчи пожал плечами.

— Дюжину я точно найду; насчет двух десятков — пока не знаю, но попробую.

— Еще мне нужно два больших ялика, и их надо будет спрятать неподалеку до отправления.

— У меня там рядом ялик — сегодня вечером отправлю лодки туда.

— Ну тогда вроде все, — сказал Ру. — Так или иначе через пять дней все решится.

— Если повезет, — отозвался Эрик.

Он ткнул пальцем в дорогу, ведущую из города к аббатству.

— Если Арута и его отряд смогут нейтрализовать силы Нордана вот здесь. Судя по тому, как мало солдат здесь, скорее всего, наверху у него три-четыре сотни. Если они спустятся по этой дороге и ударят по войску Оуэна сзади, пока оно будет пробиваться в город, то они смогут выбросить нас к югу от прохода, и это дорого нам обойдется.

Ру вздохнул.

— Остается только надеяться. Это все, что нам всегда оставалось, даже когда мы скрывались на Новиндусе, — делать, что можем, и надеяться.

Эрик не мог не согласиться и добавил только:

— Неплохо бы еще помолиться.

Ру промолчал.

* * *

Арута замер у двери, прислушиваясь. С другой стороны он услышал голоса. Весь последний день они осматривали нижние подвалы заброшенной библиотеки ишапианцев. Доминик подсчитал, что если заполнить каждую пустую комнату, в аббатстве можно было разместить до тысячи солдат, хотя спальни и были рассчитаны всего на сорок монахов.

Они сочли, что из-за недостатка конюшен большинство солдат в аббатстве должны были быть пехотинцами — во двор можно было загнать не больше сорока — пятидесяти лошадей, а из-за необходимости доставлять для них корм и гонять каждую неделю телеги с сеном или зерном их, скорее всего, было не больше двух дюжин.

До второго уровня залов под аббатством они не встретили ни одного солдата. А теперь из-за двери, у которой стоял Арута, доносился спокойный разговор. Арута отошел к Доминику и прошептал:

— Можно как-нибудь обойти эту комнату?

Доминик покачал головой и тихо ответил:

— Если мы спустимся на два уровня вниз и вернемся с другой стороны, то все равно выйдем в ту комнату, только через другую дверь. Там три двери, и третья ведет на лестницу наверх.

Арута кивнул. Он хорошо запомнил нарисованный Домиником план.

— Тогда мы подождем здесь, а когда настанет пора идти на штурм, ворвемся в эту комнату.

Он посмотрел на одного из солдат Субаи, который нес песочные часы. Вчера на закате они перевернули их, начав отсчет времени. В темном подвале под аббатством не было естественного способа следить за временем, а точный его отсчет был очень важен.

— Хотел бы я посмотреть, сколько там солдат.

— Ночью, когда у них все заснут, можно будет глянуть, — решил Доминик.

Арута подозвал к себе одного из солдат и распорядился:

— Скажи капитану Субаи, пусть пошлет половину людей вниз на два уровня и потом вверх с другой стороны до второй двери в эту комнату перед нами.

Солдат отсалютовал и поспешил выполнить приказ. Доминику Арута сказал:

— Мне тут пришло в голову, что в нижних помещениях мы не наткнулись ни на какие барьеры, но эта или другая дверь могут быть заблокированы. Не хотелось бы мне, чтобы наш рейд провалился потому, что кто-то поставил перед дверью койку. Кто войдет первым, пусть проверит, чтобы вторая дверь была открыта.

Доминик кивнул и глянул на солдата с песочными часами.

— Еще полтора дня.

* * *

Ру начинал терять терпение. Последние два дня тянулись бесконечно, пока он чуть с ума не сошел. А потомвнезапно оказалось, что уже пора отправляться.

Он посмотрел на людей, которых привел ему Джон. Их было шестнадцать. Все они были сомнительного вида, но ни один не внушал страха. Но ему все-таки достаточно пришлось повидать безвредных на вид типов, которые оказывались убийцами, так что судить по внешности он не любил.

— Из вас кто-нибудь знает морское дело? — спросил он.

Пятеро подняли руки. Ру ткнул в первого:

— Ты, как услышишь мой крик, срежь якорь. — Второму он сказал: — Ты на крик поднимай любой парус, до которого доберешься. А ты, — это уже третьему, — сразу беги к штурвалу и выворачивай в открытое море. — Посмотрев на остальных, он добавил: — А вы все делайте, что эти трое вам скажут. Как только возьмем корабль, надо будет поскорее убираться на случай, если кто с берега захочет помочь. — «Или убираться из Сарта, если атака не удастся», — добавил он про себя.

— Готовы? — спросил он, и его команда закивала. — Как только тронемся, не останавливайтесь, пока я не скажу или пока нас не атакуют. — Он открыл дверь лавки Винчи и скомандовал: — Пошли!

Ру вышел в предрассветный сумрак, а вслед за ним и все остальные; они прошли по улице, на которой стояла лавка Винчи, потом свернули за угол, на тянувшуюся через весь город главную улицу, которая вообще-то была частью Главной Королевской дороги. Они прошли по ней быстрым шагом, но не переходя на бег, и когда дорога снова повернула на север, по улочке поменьше вышли к южному краю доков. На взгляд Ру, Сарт сильно напоминал правую руку, которой кто-то хлопнул по идущей на северо-запад береговой линии. Большой палец был там, где дорога ненадолго поворачивала на запад, а большая часть города размещалась в промежутке, пока дорога не поворачивала к северу вверх по указательному пальцу. Доки начинались в изгибе большого пальца и на некоторое расстояние тянулись вдоль улицы, которую от залива отделяло несколько городских кварталов.

Когда они добрались до доков, Ру обнаружил, что Винчи распорядился не запирать свой склад. Размещался он в конце дальнего дока, в самой западной части большого пальца, как представлял себе это Ру. Внутри их ждали две лодки. По шестеро человек из его отряда быстро подняли каждую лодку, снесли их вниз и опустили на воду. В первую влезло восемь человек, а во вторую остальные восемь и Ру. Они отплыли, едва дыша, чтобы только не нарушить тишину, но все вокруг было спокойно.

По двое людей в каждой лодке опустили весла в воду и легко погребли к кораблю, который темным силуэтом выделялся на сером фоне неба и воды. Когда они подошли поближе, у Ру похолодело в животе.

— Проклятье, — сказал он негромко.

— Что такое? — спросил кто-то.

— Это квегские торговцы.

— Ну и что? — поинтересовался кто-то еще.

— Да ничего, — отозвался Ру. — У квегцев на меня уже такой зуб, что если они меня поймают, мертвее мне уже не стать.

В ответ на это один из его спутников хмыкнул и сказал:

— Верно, но смерть похуже они тебе могут устроить.

— Ну спасибо, — досадливо поморщился Ру, — этим ты меня, конечно, утешил.

Первая лодка подошла к корме двухмачтового торгового судна. Человек на носу первой лодки прыгнул на задний якорный линь и ловко вскарабкался к планширу. Он заглянул через него, повернулся и кивнул товарищам в лодках.

Они молча полезли наверх.

Наверху на палубе ночной вахтенный спал сидя, прислонившись к поручню. Ру махнул рукой, и один из его людей сильно ударил спящего часового по голове рукояткой меча. Тот обмяк.

По жесту Ру его люди начали обходить корабль. Сначала все было тихо, потом внезапно с носа раздался крик, а за ним звуки ударов. Послышались другие громкие голоса, потом опять стало тихо. Через минуту из переднего люка показалась группа унылых матросов, а потом другая такая же с кормы. На борту было всего двадцать два человека, включая капитана и его помощника. Все они спали, когда их подняли с постели вооруженные люди.

Ру вздохнул с облегчением. Корабль был в его руках.

Потом он посмотрел на одного из пленников, который на матроса похож не был.

— Где вы его нашли? — спросил он одного из контрабандистов.

— В маленькой каюте рядом с капитанской, — ответил тот.

Ру подошел к пленнику.

— Знакомое у тебя лицо. Ты кто такой?

Человек молчал.

— Дайте мне фонарь, — попросил Ру.

Один из контрабандистов поднес ему фонарь, и Ру поднял его к лицу пленника.

— Я тебя знаю! Ты Валари, один из людей Вазариуса.

— Да, господин Эйвери, — вежливо кивнул Валари.

Ру рассмеялся.

— Так что же, это один из кораблей лорда Вазариуса?

— Так и есть, — сказал высокопоставленный слуга, первый из квегцев, которого Ру встретил при посещении Квега.

— С ума сойти, — сделал изумленные глаза Ру. — Ну что ж, я уверен, что лорд Вазариус и так считает меня лично ответственным за каждое несчастье, приключившееся с момента нашей с ним последней встречи, так что добавочное оскорбление его не удивит.

— Эйвери, — сказал Валари, — рано или поздно он все узнает.

— Вот ты ему и скажешь, — сказал Ру.

— Я? Разве вы нас не убьете?

— А зачем? — пожал плечами Ру. — Вообще мы делаем вам одолжение. Примерно через несколько часов здесь начнется сражение, а к этому времени я собираюсь выбраться из гавани и спокойно плыть к югу.

— Сражение? — изумленно повторил Валари.

— Да, то самое сражение, в начале которого вам полагалось затопить этот корабль в гавани.

— Затопить корабль? — еще больше вытаращил глаза Валари. — Зачем это нам?

— Чтобы не пустить в гавань флот Королевства, — ответил Ру.

— Такого приказа у нас не было.

— Тогда чего вы здесь ждете?

Ответом на его слова послужило молчание.

Ру уже начал было отворачиваться, потом резко развернулся и врезал кулаком Валари в живот. Тот упал на палубу, хватая ртом воздух, потом сумел все-таки встать на колени, и его вырвало. Ру опустился на колени, схватил его за волосы, повернув к себе, и сказал:

— Ну так чего вы ждете?

Валари посмотрел на Ру, но ничего не сказал. Ру достал кинжал и помахал им у него перед носом.

— Может, тебе легче будет разговаривать, если у тебя что-нибудь отрезать?

— Мы ждем другого корабля.

— Какого корабля?

Он молчал, пока Ру не ткнул острием кинжала ему в плечо и не стал медленно нажимать все сильнее, так что скоро начал причинять боль, хотя серьезных повреждений при этом не было.

Валари поморщился, потом на глазах у него появились слезы, и наконец он вскрикнул:

— Перестаньте!

— Какого корабля? — повторил Ру, вдавливая острие сильнее. Он знал, что рана была легкая, но Валари об этом не подозревал, да и боль терпеть не привык.

— Лорд Вазариус прибывает в Сарт, — всхлипнул Валари.

— Вазариус приплывет сюда? — повторил Ру, вытирая клинок и убирая его. — Зачем?

— Чтобы сопроводить нас обратно в Квег.

Ру вскочил, широко раскрыв глаза от удивления. Повернувшись к главному среди контрабандистов, он сказал:

— Готовьтесь поднимать паруса. Если я дам сигнал отплывать, то к тому времени, как я вернусь на палубу, мы должны уже двигаться.

Он поспешил к трапу и практически спрыгнул на нижнюю палубу. Нырнув через низенькую дверь в главный трюм, Ру увидел с обеих сторон ящики и мешки. Он схватил большой мешок и попытался приподнять его, но мешок был слишком тяжелый. Ру разрезал ножом веревочку, стягивавшую горловину, и на палубу просыпалось золото.

Как можно громче Ру крикнул:

— Отплываем!

Наверху послышались крики, и, судя по звуку удара кулаком в челюсть, контрабандисты позаботились о том, чтобы пленные моряки выполнили приказ. Он услышал стук топора и догадался, что якорную цепь перерубили.

Ру нашел лом и вскрыл ящик. Внутри, даже несмотря на темноту, он разглядел сокровища. Драгоценные камни, монеты, украшения, рулон дорогого шелка, все это было наспех побросано в ящик, который потом заколотили.

Ру знал, что он нашел. Здесь были трофеи из Крондора и Сарта, приготовленные к отправке в Квег. Поднимаясь обратно на палубу, Ру гадал: зачем генералу Фэйдаве посылать сокровища лорду Вазариусу?

Он увидел, как паруса разворачиваются на реях и назначенный им рулевой поворачивает штурвал. Корабль начал двигаться к устью гавани. Подойдя к Валари, Ру сказал:

— Что Фэйдава покупает в Квеге?

Если Валари и думал уклоняться от ответа, эти намерения исчезли, когда Ру достал кинжал.

— Оружие! Он покупает оружие!

— Какое оружие?

— Мечи, щиты, пики и луки. Стрелы, арбалеты и дротики. Катапульты и баллисты. И горючее масло.

— И все это отправляют сюда?

— Нет, это уже доставили в Илит. Но золото было здесь, и Фэйдава договорился, чтобы его тайно погрузили на этот корабль.

— А почему же его так плохо охраняли? — спросил один из стоявших неподалеку контрабандистов. — Если бы мы знали, что оно здесь, мы бы сами этот корабль давно захватили.

— Охрана привлекла бы к себе внимание, — сказал Ру. — Вот они и распустили слух, что это корабль для блокировки входа в гавань. — Он усмехнулся. — Вы, ребята, отправляетесь дальше, чем собирались. Мы пойдем не в бухту, а потом на берег и навстречу армии, а прямо в Крондор.

— Почему? — спросил один из контрабандистов.

— Потому, что я реквизирую золото в пользу короны, а корона должна мне невероятно много, так что я забираю этот груз в качестве частичного возврата долга, и потому, что вам всем оплатят каждый день в море как месяц.

Один из контрабандистов сказал:

— А почему бы нам это все не поделить? Мы на тебя не работаем, Эйвери.

Ру выхватил меч из ножен прежде, чем контрабандист успел отреагировать. Острие меча уперлось ему в горло, и Ру сказал:

— Потому что я единственный настоящий солдат на этом корабле, а у вас, мелких негодяев, есть шанс заработать настоящее золото. Зачем гибнуть, чтобы несколько человек смогли его поделить, когда можно остаться в живых и получить столько, чтобы на всю жизнь хватило на выпивку?

— Да я так просто спросил, — сказал контрабандист, попятившись.

— И кроме того, — добавил Ру, — Винчи всех вас знает, так что если я не доберусь живым до Крондора, а вы появитесь хоть где-нибудь на Западе с золотом, он будет знать, за кем посылать убийц.

Ру блефовал, но он сомневался, что кому-то из этих людей хватит ума догадаться об этом. Он повернулся и крикнул:

— Как только выйдем из гавани, разверните все паруса, какие только сможете. И поищите у капитана в каюте флаг Королевства! Надо поднять его, а не то военные корабли Ривза нас потопят прежде, чем мы успеем объяснить, что мы на их стороне.

Когда они вышли из гавани, дозорный закричал:

— Галера впереди по правому борту!

Ру побежал вперед и посмотрел туда, куда указывал дозорный. Действительно, из утреннего тумана волной выносило квегскую военную галеру. Не колеблясь, Ру подбежал к капитану, все еще находившемуся под стражей.

— Насколько вплотную к южному мысу вы можете провести корабль, не прикончив нас при этом?

— На этой скорости вряд ли, — сказал капитан.

— Так что либо мы пойдем медленнее и нас захватят, либо мы свернем на юг и вылетим на мель?

— Точно, — улыбнулся капитан.

Ру поглядел на паруса и увидел, что они раздувались от ветра. Моряком он не был, но во время двух долгих плаваний на Новиндус ему доводилось служить на корабле. Он объявил морякам наверху:

— Если мы уйдем от той галеры, каждый получит по тысяче золотых.

Квегских моряков часто загоняли на службу силком, и особо глубокой верностью своему императору они не отличались. Ру продолжал выкрикивать приказы, и матросы действовали во все более лихорадочном темпе. Капитан понял, что перед ним человек, разбирающийся в морском деле, и сказал:

— Можно ненадолго резко накренить налево, господин Эйвери, и если удержимся по ветру, то обойдем скалы.

— Что, тоже перебегаете к нам? — спросил Ру, глядя на капитана.

— Я двенадцать лет плаваю на кораблях лорда Вазариуса и за все это время едва-едва набрал тысячу золотых.

— Отлично, — сказал Ру, — капитану две тысячи. Теперь выведите нас отсюда.

Капитан начал отдавать приказы и повернулся взять штурвал у человека, которого Ру к нему поставил.

— А что будет со мной? — спросил Валари.

— Плавать умеешь? — поинтересовался Ру.

— Да, но…

Ру кивнул силачу-контрабандисту, который только что выпустил штурвал, и тот схватил Валари за шиворот и пояс штанов и одним движением выбросил его за борт. Когда тот всплыл, Ру крикнул:

— Может, твой хозяин остановится и подберет тебя.

Галера шла прямо на них. Ру стоял на юте и смотрел, как она приближалась; потом капитан повернул к югу, и он перешел на борт, а потом и на корму. На носу галеры ясно видны были люди, удивленные тем, что корабль, который они собирались провожать, поворачивал не в том направлении.

Наконец галера пустилась в погоню.

— Мы можем ее потерять? — спросил Ру.

Капитан сказал:

— Если ветер закончится прежде, чем у них закончатся рабы, то нет. Если сначала у них закончатся рабы, то да.

— Не хочу ничего плохого рабам, но давайте молиться о ветре, — сказал Ру.

Капитан кивнул.

— Как вас зовут?

— Нардини, — сказал капитан.

— Ну что ж, капитан Нардини, у меня когда-то был флот и, думаю, будет опять. Если мы все это переживем, вы получите не только золото, но и работу.

— Это было бы неплохо, — ответил немолодой лысеющий капитан. — В Крондоре я дальше доков не бывал. Последний раз это было года три назад.

— Там сейчас многое изменилось, — сказал Ру.

— Да, я про это слыхал, — ответил капитан.

Ру посмотрел назад и увидел, что галера упорно держалась примерно в двух сотнях ярдов от их кормы. Они обогнули «большой палец», как называл его про себя Ру, и берег остался на востоке, а перед ними теперь были более или менее открытые воды.

Ру знал, что флот поддержки должен был атаковать Сарт в полдень, и надеялся, что они достигнут его прежде, чем военная галера Вазариуса их нагонит.

* * *

— Попробуй засов, — прошептал Арута.

Солдат рядом с ним тихо поднял засов вверх, и дверь открылась. Послышался легкий скрежет, но никто в комнате этого не заметил. Герцог вошел внутрь вслед за первым солдатом и огляделся в тусклом свете. На столе, стоявшем примерно посредине длинной стены, горела одна свеча, а напротив была лестница, которая вела наверх, на следующий уровень. На полу валялось с дюжину пустых лежаков, а еще полдюжины было свободно. Капитан Субаи жестом велел людям двигаться потише, и они подчинились. Тут и во вторую дверь вошли солдаты, и Арута с улыбкой прошептал:

— Похоже, мне придется извиниться перед этими ребятами за то, что им без надобности пришлось подниматься по лестницам.

— Они все понимают, — сказал Субаи.

Арута повернулся, ища глазами брата Доминика. На священнике были шлем и нагрудник, но меча он при себе не имел, а был вооружен дубинкой. Он сказал, что устав ордена не разрешает ему проливать кровь. Арута с усмешкой отметил про себя, что проламывать головы тем не менее разрешалось.

— Что теперь?

— Там что-то есть, — сказал Доминик.

— Что?

— Не знаю, но чувствую чье-то присутствие…

— Присутствие? — повторил Арута.

— Я это уже и раньше чувствовал, но сейчас оно слабее и отдаленнее.

— Да что же это? — спросил Арута.

— Не знаю, — прошептал священник. — Но что бы это ни было, ничего хорошего оно не предвещает. Лучше я пойду впереди. Если это что-то магическое, возможно, я смогу нас защитить.

Арута кивнул, хмурясь. С тех пор как погибли змеиные жрецы-пантатианцы и Паг одолел демона Якана, они ничего не слышали о магической деятельности врага. Его беспокоил тот факт, что какая-то темная сила могла скрываться среди них и только сейчас атаковать; но пути назад не было.

Доминик двинулся вверх по лестнице, а за ним Арута, Субаи и солдаты. Они вышли в длинный коридор с дверями по сторонам, каждая из которых вела в складское помещение, еще год назад полное книг. Каждая дверь была открыта, и сквозь проемы им видны были спящие солдаты. Арута посчитал, что в обеих комнатах вместе было примерно с сотню человек. Он подал знак, и Субаи поставил лучников в концах коридора.

Потом он пошел будить захватчиков, тихо, по одному человеку, так что каждый из них просыпался от обнаженного клинка перед лицом и тут же видел целящихся в него лучников. Меньше чем через полчаса всю сотню отправили вниз, к шестерым пленникам, захваченным первыми.

— Это долго не протянется, — тихо сказал Субаи.

Его слова оказались пророческими; когда они поднялись на следующий пролет, то столкнулись с двумя идущими по коридору солдатами. Как только наемники увидели черную форму, то поняли, что в здании воины Королевства. Они подняли тревогу, и Арута закричал:

— Всем на боевые позиции!

Свои задачи знал каждый. В аббатстве было с дюжину ключевых позиций, и если силы Королевства смогут захватить их, захватчики окажутся отрезаны от города внизу. Возможно, Аруте и его людям придется постепенно отступить обратно в нижние помещения, но они могли помешать здешнему гарнизону осуществить контратаку вниз по горе в помощь гарнизону Сарта.

Из дверей с обеих сторон коридора начали выбегать сонные наемники, и Аруте пришлось сражаться за свою жизнь. Он никогда еще не был в бою и до этого момента тайно боялся, что не справится. Он ожидал, что опозорится и не сможет послужить королю так, как это уже сделали его отец и сыновья. Но сейчас он без всяких колебаний сражался с человеком, который собирался его убить. Подумать о прежних сомнениях ему было некогда, и он бессознательно задействовал годы тренировок, кладя врагов налево и направо мечом, который когда-то носил его тезка, принц Арута.

Они медленно двигались по коридору, тесня силы генерала Нордана. В конце коридора вверх вела еще одна лестница. Когда Арута до нее добрался, коридор уже был усеян телами, в основном захватчиков, а трое солдат стояли внизу. Двигаться с боями вверх по лестнице будет сложно из-за преимущества, которое давала высота.

Сзади кто-то крикнул:

— Ложись!

Он бросился на пол, не обращая внимания на то, что угодил в лужу крови. Над ним полетел дождь стрел, и трое солдат на первой ступени лестницы упали. Не успел Арута подняться на ноги, как мимо него побежали люди, стуча подошвами по каменным ступеням, торопясь напасть на врага на следующем уровне.

Арута знал, что он на уровне под первым этажом. Над ним было все аббатство, конюшни, хозяйственные помещения и стены. Если они смогут попасть в башню над аббатством и захватить командные позиции на стенах, то победа останется за ними. Арута глубоко вдохнул и побежал за солдатами.

13 Беда

Эрик бросился в атаку.

Его рота прошла через баррикаду второй, прямо за подразделением Королевских улан, которых вел Оуэн Грейлок. Тяжелая кавалерия легко прорвалась сквозь оборонявшихся, вбивая клин в линию захватчиков. Подразделение Эрика было справа от Оуэна, в сотне ярдов позади, и оно ударило по ряду глубоких траншей противника, прикрываемых огнем лучников из небольшой рощицы.

Эрик специально выбрал это место для себя и своих людей — такие позиции лучше было атаковать верховым пехотинцам, а не кавалерии. Когда его люди добрались до самой границы досягаемости вражеских лучников, он скомандовал остановиться. Его люди натянули поводья и спешились, и каждый пятый поспешил отвести коней назад. Остальные построились по команде Эрика и последнюю сотню ярдов перед атакой пробежали.

Эрик знал, что для победы на этом фланге надо нанести массированный и стремительный удар по верхней части линии обороны, которая примыкала к холму. Тут были лишь мелкие траншеи, которые не слишком прикрывали засевших в них солдат. Если прорваться в этой точке, то потом можно было с легкостью обойти вражеский фронт, уничтожить лучников за деревьями и окружить людей в других траншеях.

Как он и предполагал, его роте понадобилось меньше часа, чтобы полностью подавить сопротивление на правом фланге. Увидев, что ситуация под контролем, Эрик вернулся за своей лошадью и приказал остальным солдатам двигаться вперед, оставив только горстку для сопровождения пленных в огороженные частоколом загоны, специально сооруженные для их содержания.

Первая стадия битвы повсюду прошла на удивление гладко. Эрик ожидал более сильного сопротивления на левом фланге, где линия обороны шла между дорогой и прибрежными скалами, но стремительно надвигающиеся войска Королевства полностью деморализовали авангард армии Фэйдавы.

Поняв, что все идет по плану, Эрик послал приказ продвигать второй эшелон армии Грейлока, тяжелую пехоту, которая укрывалась в Крондоре всю последнюю неделю. Они были в полудне отсюда по побережью, а здесь могли потребоваться завтра утром, если им придется выбивать противника из ущелья на южной границе Сарта.

Подавая сигнал своей посаженной на коней пехоте приготовиться к наступлению, Эрик порадовался, что Сарт не был окружен стенами, как многие другие города Королевства. Он нетерпеливо ждал, пока его отряд перестраивается, так как по плану они должны были как можно стремительнее войти в Сарт. Когда все сели на коней, он отдал команду, и отряд двинулся вперед.

По флангам шли подразделения лучников, задачей которых было избавиться от снайперов в лесах. Их поддерживали отряды меченосцев.

Отряды тяжелых копейщиков, необходимые для остановки любой контратаки, спешили по дороге, и Эрику пришлось остановить их, чтобы его кавалерия не снизила темп, оказавшись позади медленно движущейся пехоты. Когда все собрались, Эрик подал сигнал к наступлению, и солдаты тронулись. Копейщики выстроились за верховыми, и марш возобновился.

В холмах эхом отдавались крики и вопли, гудение стрел в воздухе и удары стали о сталь. Но здесь явно уже шла расчистка территории, а тяжелые бои ждали впереди.

Эрик скомандовал своим людям пустить лошадей в галоп, и они начали отрываться от пехоты.

До Крондора Эрик добрался без проблем; они с Винчи проскользнули в бухту контрабандистов, потом на лодке подошли к быстроходному кораблю, идущему в Крондор. Они успели передать Оуэну Грейлоку детальные планы, в которых он нуждался.

Следующим утром авангард разведчиков вышел сокрушить передовые позиции Нордана. Отряды, которые Грейлок прошлой ночью под прикрытием тьмы ввел в Крондор, вышли оттуда через два часа и весь день ехали вперед, пока не заняли позиции в полудне езды к югу от Сарта.

С рассветом они двинулись на город.

Эрик посмотрел на висевшее в небе солнце и решил, что они примерно на час обгоняли расписание. Время, выигранное на первой стадии атаки, было им только на руку. Нужно было ввести в город как можно больше людей на случай, если операция лорда Аруты в аббатстве не удастся и сверху контратакуют войска Нордана.

Глянув в море, Эрик увидел вдали паруса. Два корабля направлялись на юг. Он не знал, захватчики это или квегцы. Так или иначе они вот-вот должны были наткнуться на флот из Порт-Викора, идущий в Сарт для поддержки нападения на суше.

Эрик предпочел не думать об этом сейчас и переключился на более насущные проблемы.

* * *

— Они догоняют, — сказал Ру.

— Утренний ветерок усиливается, — отозвался капитан Нардини, — а капитан этой галеры явно не щадит рабов, это уж точно.

— А оружие тут есть? — спросил Ру.

— Только то, что вы принесли с собой. Мы не собирались привлекать к себе внимания и хотели выскользнуть из гавани так, чтобы никто и не узнал, что у нас золото на борту. — Капитан глянул назад, потом снова сосредоточил внимание на парусах. — Баллист и тому подобных машин у нас точно нету, если вы это имеете в виду.

— Да, именно это я и имел в виду, — ответил Ру. Галера медленно догоняла корабль.

— Паруса впереди! — крикнул дозорный.

— Где? — спросил капитан.

— По двум направлениям! Прямо вперед и пять градусов по правому борту!

Ру побежал вперед и прищурился, стараясь вглядеться вперед, несмотря на то что утренняя дымка нестерпимо сверкала от солнечных лучей. Прямо перед собой он увидел дюжину крошечных белых точек — паруса флота, идущего с севера, от Порт-Викора, а справа виднелись паруса побольше: какой-то другой флот был еще ближе.

Ру повернулся к капитану.

— У нас проблемы.

— Я знаю, — сказал капитан. — Нам нужен ветер куда сильнее, иначе эта галера нагонит нас меньше чем за час.

— Хуже того, похоже, к нам идет квегский флот, и они явно доберутся до нас раньше, чем флот Королевства.

Нардини выглядел озадаченным.

— В Квеге не должно хватать кораблей на пиратский флот. У некоторых дворян побогаче, вроде Вазариуса, осталось по галере, которую они не послали в тот рейд в прошлом году, но я очень сильно удивлюсь, если в Квеге наберется кроме этого хоть пять военных кораблей. С дюжину новых кораблей строится, но им до спуска на воду остается минимум месяц.

— Тогда чей там второй флот? — задал риторический вопрос Ру.

Нардини пожал плечами.

— Скоро узнаем.

— Завидую я вашему спокойствию, — сказал Ру.

— А чего мне волноваться! Если вы от них оторветесь, я разбогатею, — заметил Нардини, — а если попадетесь, скажу, что был у вас в плену.

Ру не мог не восхищаться уверенностью капитана, но упрямый характер не позволял показать это.

— Ну, если Вазариус нас поймает, надеюсь, я проживу достаточно долго, чтобы услышать, как вы объясните то, что позволили нам захватить корабль.

Капитан побелел.

— Развернуть паруса насколько возможно! — крикнул он матросам наверху.

Ру рассмеялся, а потом крикнул дозорному:

— Как только опознаешь флот по правому борту, сообщи!

— Есть, сэр! — ответил тот сверху.

Ру не мог удержаться от того, чтобы не оглядываться все время, пытаясь определить, насколько нагнала их галера. Он представлял себе, как надсмотрщик бьет деревянными молотками по барабану, поддерживая ритм гребли. Ру знал, что когда они подойдут поближе и капитан велит набирать скорость, ритм убыстрится, и громадный корабль словно прыгнет вперед и ударит обитым железом носом в корму корабля поменьше. Потом на палубу к ним посыплются вооруженные люди, и если Ру повезет, он погибнет в бою.

Галера была уже совсем близко, и Ру разглядел стоявшего на борту человека, который напряженно наблюдал за происходящим.

Через мгновение Ру воскликнул:

— Так ведь это же сам лорд Вазариус!

— Тогда, — отозвался Нардини, — лучше нам молиться о том, чтобы ветер усилился или чтобы рабы умирали поскорее, потому что он вряд ли над нами смилуется.

— Чувства юмора я за ним точно не замечал.

— А я вообще не имел удовольствия встречаться с ним в обществе, — сказал Нардини.

— Если повезет, у вас и не появится такого шанса, — сказал Ру.

Сверху дозорный закричал:

— По правому борту корабли Королевства!

Ру побежал на нос корабля и посмотрел вдаль. Через несколько минут он сумел разглядеть, что обе направлявшиеся к нему эскадры состояли из кораблей Королевства. Он завопил от радости и повернулся к капитану с криком:

— До каких мы доберемся быстрее?

Капитан закричал в ответ с кормы:

— Те, что справа, ближе, но если мы поменяем курс по направлению к ним, то потеряем скорость.

Ру не спорил.

— Просто держите скорость как можно больше, и пусть Вазариус сам решает, с кем первым сражаться.

Тут он услышал треск. Добежав до кормы, он увидел, как капитан пригнулся над болтающимся румпелем, прячась за высоким баком.

— Что это было?

— Снаряд баллисты! Вазариус пытается нас задержать.

— Или он настолько безумен, чтобы потопить собственный корабль с сокровищами, лишь бы не дать ему уйти. — Он оглянулся через плечо на матросов, часть которых лихорадочно работала, а часть в страхе наблюдала за происходящим, и крикнул: — Есть на этом корабле лук?

Ответом ему было молчание.

— Черт возьми, мы не можем даже отстреливаться, — в сердцах вскричал Ру.

— Еще чуть левее, и он бы отстрелил нам румпель, — заметил капитан Нардини.

Офицер у баллисты будто прислушивался к нему: он выстрелил поточнее, и румпель врезался в капитана, чуть не перерубив его пополам. Изо рта и носа у Нардини хлынула кровь, а глаза остекленели еще до того, как он успел упасть на палубу.

Ру увидел, как раскачивается румпель, и понял, что стержень, соединяющий его с рулем, разбит. Он знал, что отчасти корабль можно контролировать, подтягивая паруса, но он не представлял, как это делается, а идти с большой скоростью теперь наверняка было невозможно. Корабль начал дрейфовать вправо, а матросы наверху тем временем отчаянно пытались управиться с парусами. Ожидая приказов, они то и дело поглядывали вниз, и кое-кто увидел мертвого капитана.

Ру удрученно вздохнул, потом вытащил меч и крикнул:

— Готовьтесь к обороне!

Матросы наверху немедленно заскользили по шкотам вниз к палубе. Те, у кого не было оружия, схватили крепежные стержни или большие деревянные тали на веревке, которые можно было крутить как пращу.

Квегская галера все надвигалась, и в корму полетел еще один снаряд баллисты. От его удара задрожал весь корабль и что-то громко затрещало.

Снизу кто-то крикнул:

— В трюме вода!

— Просто замечательно, — сказал Ру.

Ветер изменился, корабль начал разворачиваться в сторону галеры, и вот уже таран огромной галеры нацелился на корму по правому борту.

Мимо пролетела стрела, и Ру понял, что оказался мишенью для лучников противника. Он пригнулся за открытой крышкой люка, зная, что убежище это было ненадежное и шансов выжить у него мало. Если бы они смогли продержаться до тех пор, пока до них доберется флот Королевства, то Вазариусу пришлось бы отступить. Но шанс, что кучка матросов и контрабандистов сумеет отбиться от квегского экипажа, был довольно невелик.

Несколько матросов явно придерживались того же мнения — они прыгнули за борт, предпочитая вплавь добраться до берега, только бы избегнуть нападения квегцев.

— Держитесь! — крикнул Ру, надеясь хоть как-то поддержать дух оставшейся команды.

Внезапно корабль вздрогнул и затрясся, будто пойманная терьером крыса. Громадный, окованный железом таран врезался в кормовую часть корабля, и корма задралась кверху. Мимо Ру снова полетели стрелы.

Он пригибался как можно ниже, ожидая начала абордажа.

Словно бы подслушав его мысли, появились захватчики. Квегские моряки перелетали на корабль на веревках, свисавших с носа галеры. Все они были в белых одеждах, с красными платками на головах, и все вооружены абордажными саблями и ножами. Ру про себя молился, чтобы при Вазариусе не было отряда квегских легионеров. Те, кто сейчас карабкался на его корабль, были немногим лучше пиратов, и можно было попытаться их сдержать.

Ру прыгнул на первого приблизившегося к нему квегца, проткнув его мечом прежде, чем у того появился шанс отбиться. Потом он подался назад, прячась за мачтой от лучников. Еще одному пирату досталась стрела, предназначенная Ру, и квегский моряк, раненный в ногу, повалился на палубу, крича от боли.

Матросы из команды Ру устремились с главной палубы на кормовую часть, и Ру заметил, что нападавшие заколебались. Он яростно набросился на следующего противника, и тот попятился. Из-за этого пришлось отступить и тем, кто двигался за ним, и внезапно за ютом образовался затор. Сверху посыпались стрелы, поражавшие как квегцев, так и людей Ру.

Крик, раздавшийся сверху, вынудил Ру броситься в сторону; тем временем новая туча стрел обрушилась на людей вокруг него. Ру натолкнулся на раненого: тот застонал; Ру перекатился через него и встал на ноги. Какой-то сообразительный пират пытался использовать тело мертвого товарища в качестве защиты от стрел, но не успел: Ру вспорол ему живот.

Дротик пролетел у Ру перед самым носом, так близко, что он почувствовал колыхание воздуха и отступил назад, снова стараясь укрыться от стрел за мачтой и парусами.

Оглядевшись, он увидел, что из его людей только двое держались на ногах, а на него наступало с полдюжины пиратов. Прыгнуть на главную палубу он тоже не мог — тогда в него полетело бы еще больше стрел сверху.

Не раздумывая долго и не оглядываясь, он крикнул:

— Покидаем корабль! — и бросился за борт. Ударившись о воду, он почувствовал острую боль в плече и невольно охнул. Внезапно рот и нос у него наполнились морской водой, и он начал захлебываться.

Давясь и сплевывая воду, Ру заставил себя всплыть и усилием воли удержался от паники. Он глубоко вдохнул, глядя на летящие мимо стрелы, и потом снова ушел под воду и поплыл к берегу. Продержавшись насколько хватило воздуха, он всплыл и повернулся посмотреть, что творится позади.

На обоих кораблях началась паника; пираты на палубе его корабля лихорадочно хватались за веревки, с помощью которых только что сюда добрались. Причина паники была в том, что галера дала задний ход, пытаясь вырвать таран из тонущего корабля. А причиной внезапного отступления были два приближавшихся к галере военных корабля Королевства.

Это были быстрые тендеры. Сам по себе один такой корабль не представлял серьезной опасности для квегской военной галеры, но ее лишало маневренности тонущее торговое судно, и тендеры теперь были словно гончие, настигшие раненого медведя, морда которого застряла в ловушке.

Матросы засновали по палубе будто муравьи, в муравейник которых воткнули палку. Первый тендер выпустил из баллисты снаряд, который перерезал такелаж и спутал лини. Снаряд второго тендера разбил несколько весел с левого борта галеры, скорее всего погубив с дюжину рабов, когда весла внезапно дернулись внутри корпуса.

Потом ближайший к Ру корабль Королевства на несколько минут перекрыл вид галеры. Ру услышал, как баллиста выстрелила несколько раз, а потом наконец корабль передвинулся, и он снова увидел вражеское судно. Галера полыхала. Корабль с дальней стороны выпустил еще один огненный снаряд, и команда галеры начала прыгать за борт.

Ру повернулся и поплыл к берегу, запоминая приметы местности. Через несколько минут появился еще один корабль Королевства и направился к нему. Ру помахал рукой, привлекая к себе внимание. Корабль опустил паруса, и на палубе выстроились вооруженные люди, готовясь вытаскивать утопающих. Ру снова оглянулся на два сцепившихся насмерть квегских корабля. Тонущий корабль с сокровищем развернулся, и Ру увидел красную надпись на корме: «Заря Шайлы». Ру вдруг понял, что до сих пор не знал названия корабля. Теперь корма его погружалась в воду, а нос тянул вниз горящую галеру.

Оба корабля набирали воду, а палуба галеры все еще кишела людьми. На секунду Ру задумался о том, снял ли кто-нибудь кандалы с рабов под палубами, и молча помолился за тех, кто не сумеет выбраться.

Потом к нему подошел корабль Королевства, и Ру, схватив спущенный канат, полез наверх. Через планшир его перетащили, и, когда он оказался на палубе, один из офицеров спросил:

— Ну и кто ты такой?

— Руперт Эйвери из Крондора, — ответил он.

Это имя заставило его собеседника заметно сменить тон.

— Господин Эйвери, — сказал офицер, — я лейтенант Эйкер, второй помощник.

— Рад с вами познакомиться, — сказал Ру. — Кое-где в воде могут быть мои люди, но большинство квегцы.

— Квегцы? — переспросил молодой офицер. — Им тоже нужно помочь?

— Скажем так, это их личное дело. До сих пор они не слишком хорошо к нам относились.

— Если хотите, сэр, я провожу вас к капитану.

— Спасибо.

Ру последовал за офицером на ют, и они остановились прямо перед лестницей на мостик. Ру знал, что по традициям флота Королевства на территорию капитана запрещалось входить без приглашения.

— Капитан Стайлс, сэр! — крикнул лейтенант. Над перилами появилась седая голова, и капитан крикнул в ответ:

— В чем дело, Эйкер?

— Это господин Руперт Эйвери из Крондора, сэр.

— Я про вас слышал, — сказал капитан, взглянув на Ру. — Простите за недостаток гостеприимства, но нам надо спасать утопающих.

— Я все понимаю, капитан, — ответил Ру.

— Возможно, вы не откажетесь поужинать со мной сегодня вечером, когда мы дойдем до Сарта, — предложил капитан и отвернулся, прежде чем Ру успел ответить.

Ру посмотрел на молодого офицера.

— Что это за корабль, лейтенант?

— Вы на борту «Королевского бульдога», сэр. Пройдемте со мной, вам найдут сухую одежду.

Шагая по палубе, Ру увидел другие корабли Королевства, которые двигались на север, доставляя подкрепление.

— Сколько здесь кораблей? — спросил Ру.

— Дюжина. Пять с войсками, а остальные — эскорт. До сих пор нам вражеские корабли не попадались.

— Что-то я запутался, — сказал Ру. — Две эскадры кораблей Королевства?

— Мы с Дальнего берега, господин Эйвери, — объяснил Эйкер. — Это все, что осталось от эскадры в Карсе, плюс несколько кораблей из Тулана и Крайди. — Он указал назад. — Вторая эскадра из Порт-Викора.

— Ну что ж, — сказал Ру, — откуда бы вы ни пришли, я очень рад, что вы сюда прибыли.

Ру спустился в небольшую каюту, которая, как он предполагал, принадлежала лейтенанту. Офицер достал брюки и белую рубашку, сухие носки и белье. Быстро переодевшись, Ру пообещал:

— Как только прибудем, я их обязательно вам верну.

— Не беспокойтесь, сэр, у меня есть еще.

Ру вернулся на палубу, где уже втаскивали наверх квегских моряков. Пленных связывали и сажали здесь же под охраной вооруженных матросов Королевства. Несколько особняком от этой группы сидела, сильно напоминая мокрую мышь, знакомая Ру унылая особа.

Ру подошел и опустился на колени, чтобы посмотреть пленнику в глаза.

— Милорд Вазариус, как я рад вас видеть!

— Эйвери, — прошипел Вазариус. — Боги специально послали тебя мучить меня?

Ру пожал плечами.

— Понятия не имею. Вполне возможно, что вам просто не повезло оказаться у меня на пути, когда я выполнял поручение короля. Ничего личного.

— О, это очень даже личное, — сказал Вазариус.

— Тогда лучше бы вам обдумать ситуацию; вы не в том положении, чтобы угрожать мне. — Ру обернулся к лейтенанту Эйкеру. — Это очень важный квегский вельможа; он член Имперского Сената.

Лейтенант кивнул двум охранникам, и те подняли Вазариуса на ноги и развязали ему руки. Эйкер сказал:

— Я провожу вас в отведенное вам помещение, милорд. Вы, конечно, понимаете, что снаружи будет выставлена охрана.

Вазариус коротко кивнул в ответ на любезность и ушел вслед за лейтенантом.

Ру задумчиво посмотрел на пленных квегских моряков. Последний раз такие несчастные лица он видел в камере смертников крондорского дворца. Повернувшись к охраннику, он спросил:

— Что с ними теперь будет?

Стражник пожал плечами.

— Пошлют на работы, наверное. Если мы договоримся когда-нибудь с Квегом, может, обменяем их на наших. Хотя квегцы пленных никогда не выпускают, так что эти ребята, скорее всего, останутся с нами.

Ру подошел к борту и снова изучил берег: поворот дороги, странную рощицу возле нависавшего над берегом большого валуна. Он оглянулся через плечо на то место, где затонула квегская галера, оставив только круги на воде. Да, он был уверен, что сможет снова найти это место. Стоит только нанять волшебника из гильдии морских мародеров в Крондоре, чтобы поднять корабль и вытащить сокровище, и он снова станет богатейшим человеком в Западных землях. Ру довольно ухмыльнулся.

* * *

Арута нырнул за дверь. Мимо пролетела стрела, ударив в деревянный пол возле главного входа в аббатство. Люди Субаи контролировали аббатство, а солдаты Нордана удерживали внешние стены и кухню. Субаи расставил лучников на крыше, и они перестреливались с солдатами на стенах. Пока что обе стороны были изолированы.

— Если мы не выпустим их из ворот, то это, считай, уже победа, — сказал Арута капитану следопытов.

— Чтобы все прошло по плану, нам надо продержать их здесь до темноты.

Арута посмотрел на солнце в небе и решил, что уже почти полдень.

— Часов шесть-семь.

— Я все-таки беспокоюсь, милорд, — заметил Субаи. — По-моему, люди на стенах и на крыше конюшни обменивались сигналами. Если они рискнули и переправили человека за ворота, он уже может спускаться по холму и скоро вызовет подмогу.

Арута знал, что если к воротам подойдет подкрепление, все пропало. Аббатство изначально возводилось как крепость какого-то древнего военного вождя. Его высокая башня вздымалась выше туч. Солдаты Королевства штурмовали башню изнутри, и как только они окажутся на крыше, аббатство будет под их контролем. Башню окружали крепостные сооружения и внешняя стена. Арута изучал планы вместе с капитаном Субаи и братом Домиником до тех пор, пока не запомнил их не хуже лиц сыновей. Он знал, что снаружи взять крепость было практически невозможно. Контроль можно было захватить, только взяв ее изнутри. Иначе понадобится долгая осада и придется оттягивать значительные силы от основной арены сражений.

— Это меня не беспокоит, — сказал Арута. — Чтобы открыть ворота и впустить подкрепление, им придется подставиться под выстрелы. И потом, если они могут позволить себе снять людей с обороны Сарта и послать их сюда, значит, ту битву мы уже проиграли.

Внезапно послышался крик, предупреждающий об атаке со стороны конюшни. На мгновение Арута замер от изумления, но увидев, что к главной двери аббатства бегут вооруженные люди, а над головами у них летят стрелы, он поспешно отошел от двери. Многих нападавших поразили лучники с крыши аббатства, но большинство все-таки добралось до входа, который перегородили Арута, Субаи и дюжина солдат. Арута встретил первого нападавшего у двери и нанес ему удар мечом прежде, чем тот успел шагнуть внутрь. Посмотрев поверх упавшего, Арута увидел, как солдаты, рискуя переломать кости, прыгают с парапета, чтобы отпереть массивные деревянные ворота.

— Защищайте ворота! — закричал Арута, атакуя следующего противника.

Послышался стук копыт. Отряд всадников вырвался из амбара, пытаясь добраться до открывающихся ворот. Арута не колебался ни секунды.

— За мной! — И он бросился вперед. Если не дать всадникам выехать за пределы двора, то Нордан не узнает, что аббатство атакуют. Не пуская их к воротам, можно было сломить остатки сопротивления и вынудить противника отступить. Половина гарнизона содержалась под охраной в подвале, да еще около сотни погибших и раненых лежали по всему аббатству. Оставалась только сотня солдат, засевших в кухне, амбаре и на стенах.

Арута побежал сквозь сражающихся, чувствуя прилив энергии,странную радость, смешанную с ужасом. Он обрушил меч на всадника, атаковавшего солдата Королевства; меч его соскользнул, не поранив человека, но этот удар отвлек противника, и в результате другой солдат сбросил его с седла.

Всадники кружили по двору, мешая друг другу, лошади пятились и в испуге вставали на дыбы. Глянув налево, Арута увидел, как Субаи подает своим людям сигнал рассредоточиться и указывает на никем не охраняемые ступени, ведущие наверх стены.

Арута посмотрел на ворота и увидел, что двое солдат, один из них раненый, уже отодвигают засов.

— Ворота! — крикнул он и бросился в атаку.

Когда герцог был на полпути между зданием аббатства и воротами, ему в шею, между шлемом и нагрудником, попала стрела.

На мгновение ему показалось, что кто-то ударил его кулаком — он почувствовал силу удара, и у него подогнулись ноги, но боли он почти не ощущал. Потом поле его зрения сузилось, будто он падал спиной вперед в длинный туннель, в сплошной мрак. Все еще не понимая, что случилось, Арута, герцог Крондора, провалился в бездну.

Субаи был уже на середине лестницы, когда увидел, как упал Арута.

— Несите герцога сюда! — скомандовал он двум своим солдатам.

Те кинулись в гущу схватки, умудрились схватить герцога и дотащить его до позиции Субаи. Капитан опустился на колени рядом с Арутой, но он достаточно навидался покойников, так что долго разглядывать герцога ему не пришлось. На мгновение он задумался об иронии судьбы, по которой этому отважному человеку суждено было пасть в первом же бою, а потом его мысли вновь оказались поглощены сражением.

* * *

Эрик подал сигнал Грейлоку, и два отряда армии Королевства ринулись в атаку. Всадники мчались по главной улице Сарта, направляясь к зданию гильдии купцов, ставшему штаб-квартирой захватчиков и их последней линией обороны. Пока что отвоевание Сарта проходило без сучка без задоринки. Все оборонявшие город подразделения отошли на юг, чтобы отбить атаку Грейлока по центру. Как и планировалось, Грейлок остался на месте и вступил в бой, а правофланговые отряды под командованием Эрика подавили слабое сопротивление на холмах к востоку от дороги. Тем временем прибывшие на кораблях солдаты высаживались на берег.

Оуэн удерживал линию фронта, пока Эрик делал вид, что атакует с правого фланга. Враг переориентировался навстречу Эрику, а тот отступил, и в это время противника атаковали сзади войска под командой герцога Ранского. Через несколько минут битва превратилась в настоящую бойню.

Многие сбежали по Главной Королевской дороге на север, но несколько сотен забаррикадировались в здании на главной площади. Колонна Эрика, ворвавшись на площадь, развернулась направо и обогнула здание с северо-востока, в то время как люди Грейлока заходили с юго-запада. Здание было быстро окружено.

Из окон на верхних этажах иногда вылетали стрелы, но в основном в здании ничего не происходило. Окна и двери на нижних этажах были забаррикадированы.

Эрик повернулся к Дуге, капитану наемников, который одним из первых в этой войне перешел на другую сторону.

— Отведи людей назад! — скомандовал он, потом пришпорил лошадь и поскакал к позиции Грейлока. — Какие будут приказы, сэр?

Грейлок сильно вспотел от полуденной жары, и волосы его прилипли ко лбу.

— Я начинаю терять терпение, Эрик. — Он подъехал поближе и закричал: — Эй, вы, в доме!

Из верхнего окна вылетела стрела, но лучник промахнулся на несколько футов.

— Черт вас побери, я с вами разговариваю! — заорал Грейлок.

— Дай-ка я, — сказал Эрик и крикнул на языке Новиндуса: — Наш командир предлагает переговоры!

Через минуту изнутри закричали:

— Какие условия?

Эрик перевел.

— Скажи им, что условия такие: пусть бросают оружие и выходят, а то мы сожжем здание с ними вместе, — сказал Оуэн. — Пусть решают прямо сейчас.

Эрик перевел, и изнутри внезапно донеслись звуки ожесточенного спора. Потом послышался шум драки, Эрик глянул на Оуэна, и тот кивнул.

— В атаку! — крикнул он, и со всех сторон солдаты Королевства бросились на здание.

Эрик и Оуэн были ближе всего; когда оказались рядом с главной дверью здания, Эрик повернулся и скомандовал:

— Принесите таран!

Одни бросились выполнять его приказание, другие колотили в двери поменьше или пытались сорвать ставни. Внезапно главная дверь открылась и оттуда вылетел меч, со звоном упав у ног Эрика.

— Мы выходим! — закричали изнутри.

Эрик и Оуэн отошли от двери, и оттуда показалась группа наемников, держащих мечи за клинки. Оказавшись перед солдатами Королевства, они бросили мечи на землю — так у наемников Новиндуса было принято сдаваться. К Эрику подошел Дуга.

— Этих ребят я знаю. Большинство из них неплохие парни, они могут нам пригодиться. — Потом он увидел еще нескольких солдат, топчущихся сзади, и добавил: — Хотя кое-кого из них стоит повесить, просто чтобы освежить воздух.

— Мы их всех будем держать под охраной какое-то время, — сказал Эрик, — пока не сможем отослать домой.

— Да, капитан, — сказал Дуга задумчиво, — даже проведя с вами зиму, я не могу понять здешних людей. Впрочем, за последние несколько лет я вообще почти перестал понимать происходящее. Может, как война закончится, вы мне объясните.

— Непременно, как только мне самому кто-нибудь объяснит, — пообещал Эрик.

Солдаты вошли в здание и вывели остальных наемников. Некоторых вынесли окровавленных и без сознания. Один из первых сдавшихся сказал Эрику и Дуге:

— Эти не понимали, зачем сдаваться; а мы все не понимали, зачем нам гробить себя за Фэйдаву.

Дуга усмехнулся.

— Нордан будет огнем плеваться, когда услышит об этом.

— Уже услышал, — отозвался солдат и показал на человека, которого как раз выносили. — Вот это и есть генерал Нордан.

Эрик велел паре солдат оттащить бесчувственного генерала в сторону. Оуэн расплылся в довольной улыбке.

Начали поступать доклады о том, что город Сарт перешел к войскам Королевства. Оуэн попросил:

— Эрик, возьми роту и проверь, что в аббатстве. Если встретишь врага, возвращайтесь как можно быстрее. — Повернувшись к Дуге, он добавил: — А ты держи отряд у дороги внизу на случай, если Эрику придется спасаться бегством.

Эрик отсалютовал и повернулся, чтобы найти свою лошадь.

— Капитан, — снова обратился к нему Оуэн.

Эрик обернулся к старому другу.

— Да, маршал?

— Твои ребята отлично справились на правом фланге. Передай им мои слова.

— Обязательно, — улыбнулся Эрик. — Он поспешил к своей лошади и, увидев рядом Джедоу Шати, распорядился: — Выводи второе подразделение и следуйте за мной.

Джедоу выглядел так, будто только что вернулся с приятной утренней верховой прогулки. Он с готовностью кивнул и крикнул своим людям:

— Второе подразделение, за мной! Остальным обеспечивать безопасность очищенной территории!

Эрик повел свой маленький отряд через Сарт. Кое-где в городе еще шли бои — самые упорные солдаты Нордана отказывались сдаваться, — но в основном группы обезоруженных пленников под конвоем двигались в тыл, где было построено ограждение для их содержания. На холмах вокруг города виднелись сбежавшие во время боев горожане, а самые смелые из них уже возвращались в город.

Эрик и его люди поскакали на восток; когда Главная Королевская дорога повернула на юг, они перешли с нее на дорогу поменьше, ведущую вверх, в горы. На ближайшем склоне, прямо над берегом, показалось аббатство Сарта, когда-то владевшее крупнейшей библиотекой в Мидкемии.

Лошади устали от скачки через город, но Эрик гнал их вперед, спеша узнать, удалось ли Аруте и Субаи выполнить задуманное или вооруженные отряды готовы были ударить по Сарту. Слишком уж легко удалось им отвоевать южную часть земель, захваченных Фэйдавой, и Эрик подозревал, что за эту легкость придется вскоре расплачиваться.

По мере приближения к вершине до них начали доноситься звуки боя откуда-то из глубины горы. Большая часть дороги была узкой, и им приходилось ехать по двое в ряд. В тридцати ярдах перед воротами дорога расширилась, и они смогли перегруппироваться. Конные лучники тут же начали стрелять в людей на стенах. Эрик подал знак, и дюжина воинов спешились и побежали к воротам, где забросили вверх веревки с крюками. Пока они лезли вверх, лучники отвлекали врагов на стенах. Как только первая группа добралась до верха, за ней последовала другая, и на парапете развернулось сражение. Эрик знал, что если бы внутри не было сил Королевства, его люди погибли бы, так и не добравшись до стен. Тут раздался предупреждающий крик, и Эрик выстроил своих людей для атаки. Он дал сигнал наступать, как только ворота начали открываться.

Люди Эрика въехали прямо в центр яростной битвы. Эрик нанес удар по первому же оказавшемуся перед ним всаднику, выбив его из седла. Внезапное появление в открытых воротах отряда солдат Королевства деморализовало уцелевших захватчиков. Они быстро начали отходить и бросать оружие, сдаваясь в плен.

Эрик перевел дух и оглядел поле боя. По всему двору лежали бездыханные тела. Распорядившись, чтобы пленников отвели в конюшню, Эрик спешился и направился к входу в аббатство. Невольно кинув взгляд на огромную центральную башню, он в изумлении покачал головой: при наличии припасов эта крепость могла выдержать год осады. Им повезло, что принц согласился атаковать как можно скорее, а не стал ждать, пока Нордан здесь закрепится.

— Эрик! — окликнул его кто-то. Он обернулся и увидел, что его подзывает капитан Субаи. Эрик поспешил к главному входу и с ужасом увидел безжизненно лежащего на носилках Аруту. Цепляясь за последние остатки надежды, он взглянул на Субаи, но тот печально покачал головой. — Он пытался не дать им открыть ворота, — негромко сказал капитан следопытов. — Если бы вы подошли на полчаса пораньше…

Эрик посмотрел на павшего герцога, который выглядел так, будто уснул.

— Он храбро сражался?

— Да, — ответил Субаи. — Может, он и не был воином в жизни, но умер он как воин.

— Как только аббатство окончательно окажется в наших руках, я пошлю весточку Грейлоку, — сказал Эрик. — Принцу надо будет сообщить немедленно.

— Патрик захочет как можно скорее вступить в Крондор со своей новой принцессой.

— А Рилланон? — спросил Эрик, вспомнив о слухах, которые должны были дезинформировать врагов по поводу намерений Королевства.

— Это уже ни к чему, — заметил Субаи. — После смерти Аруты Патрику понадобится быть в Крондоре, неважно, с невестой или без. — Глядя на юг, будто пытаясь разглядеть вдали Крондор, Субаи сказал: — Тут у нас слабое место, капитан. Если в Кеше узнают, что мы направляем всех солдат на отвоевание Илита, а на границе остаются только наемники Дуко и в городе нет резерва, то они могут натворить тут дел.

— Будем надеяться, что удастся скрыть это от Кеша до окончания войны на Севере, — сказал Эрик.

Субаи глянул на Аруту.

— Именно он должен был об этом позаботиться. — Посмотрев на Эрика, он добавил: — Теперь эта задача достанется кому-нибудь другому. Но отвечает за это принц. — Сделав знак, чтобы погибшего унесли внутрь, он сказал: — Как только Грейлок пришлет сюда подкрепление, мои следопыты вернутся в Крондор. Мы доставим тело герцога домой.

Эрик кивнул.

— А я отправлюсь на Север с Грейлоком. — Он повернулся и вышел во двор, чтобы начать наводить порядок и как можно скорее взять ситуацию под контроль. Они добились потрясающей победы с куда меньшими потерями и куда быстрее, чем можно было ожидать. Но работы им предстояло еще много.

14 Последствия

Джимми не мог удержаться от слез.

Он стоял по стойке «смирно» на ступенях крондорского дворца, рядом с братом и на шаг позади принца, и слезы текли у него по лицу. Он не мог представить себе жизнь без отца. На войне многим людям суждено погибнуть, но его отец не был воином. Военное дело он изучал, как и вся знать Королевства, но всю свою жизнь посвятил управлению и дипломатии. Только раз в жизни он выбрал участие в бою, и это решение стоило ему жизни.

Дэшу и в голову не могло прийти, что в Крондор отец вернется на повозке, служившей катафалком. Он наблюдал, как мимо провозят тело отца, и лицо его застыло словно маска. В память о герцоге Аруте и других погибших при осаде Сарта был объявлен день траура.

Дэша мучил вопрос, стоило ли вообще дело того. Он не чувствовал ничего, кроме пустоты и оцепенения. Гнев и боль Джимми выливались наружу, но чувства Дэша были глубоко спрятаны. Глядя на собравшихся дворян и офицеров, склонивших головы в знак скорби, Дэш никак не мог осмыслить происходящее.

Его отец всегда отличался благоразумием. На тренировках он неплохо фехтовал и при любой возможности ездил верхом и плавал, но он никогда еще не участвовал в настоящем бою. Судя по словам капитана Субаи, отец сражался храбро, но зачем только он отправился на это задание! Дэш почувствовал, как на глаза набегают слезы, и сморгнул их.

Герцог Арута был опорой их семьи. Их мать всегда интересовали только придворные сплетни Рилланона и продолжительные визиты к родне в Ролдем. Детство мальчиков прошло с нянями, воспитательницами и дедушкой, который учил их влезать на стены, взламывать замки и другим неподобающим для знатных отпрысков вещам. Бабушка была само спокойствие, а отец надежен как скала — спокойный и уверенный в себе человек, который проявлял любовь и заботу в мелочах. Дэш не помнил дня, чтобы отец не обнял его; он часто стоял рядом, положив руку Дэшу на плечо, как будто без физического контакта не мог обойтись.

Внезапно Дэш осознал, что тоскует по всей своей потерянной семье. Ролдемских деда и бабушку он почти не знал; в детстве он раз пять бывал в Ролдеме, а они приезжали в Рилланон только один раз, на свадьбу его родителей. Сестра его была замужем за герцогом Фаренции в Ролдеме и со дня свадьбы в Королевство не возвращалась. Из всей семьи рядом с ним был только Джимми.

Когда катафалк скрылся, принц Патрик сказал:

— Милорды, вся нация скорбит о потере вашего отца. А теперь прошу вас через час присутствовать у меня на совете. — Он кивнул Франси, стоявшей на другой стороне двора с отцом, повернулся и пошел вверх по широким ступеням парадной лестницы. Как только принц скрылся из виду, остальные крондорские дворяне тоже начали расходиться.

Джимми глубоко вздохнул, пытаясь взять себя в руки, и сделал знак Дэшу следовать за ним. Они пошли за катафалком вокруг главного дворца туда, где погребальных дел мастер наблюдал за тем, как два солдата осторожно снимали с повозки тело герцога, с головы до ног закутанное в выцветшее полотно, которое кто-то нашел в Сарте. Мастер повернулся к Джимми и спросил:

— Вы сын лорда Аруты?

Джимми кивнул, жестом показав, что они с Дэшем оба сыновья герцога.

Погребальных дел мастер принял сочувственный вид.

— Нация скорбит вместе с вами, милорды. Как вы собираетесь поступить с останками вашего отца?

Джимми остановился и посмотрел на Дэша.

— Я… я не…

— А как принято в таких случаях? — спросил Дэш.

— Как герцог Крондорский ваш отец имеет право быть похороненным в дворцовом склепе. Как граф Венкар он имеет право на погребение в королевском дворце в Рилланоне. Или, может быть, у вас есть семейные поместья…

Джимми посмотрел на Дэша, но тот молчал. Наконец старший из братьев сказал:

— Поместье моей семьи — этот город. Но мой отец родился и вырос в Рилланоне. Его дом всегда был там. Верните его домой.

— Как пожелаете, — учтиво отозвался мастер.

Дэш положил руку на плечо Джимми.

— Пойдем выпьем.

— Только по одной. Через час у нас встреча с принцем; помянуть отца как следует мы успеем потом.

Дэш кивнул, и они направились обратно к главному входу во дворец.

Прямо у входа они встретили Малара Энареса.

— Молодые господа, — сказал он, — мне очень жаль. Примите мои соболезнования.

Слуга из долины Грез нашел тысячу способов быть полезным во дворце. Когда Джимми вернулся, он ожидал, что Малар все еще будет под арестом, но с удивлением обнаружил, что тот уже развил бурную деятельность в штаб-квартире Дуко. Он замечательно справлялся с уборкой, наведением порядка и управлением людьми. Когда Дуко выехал на Юг, чтобы принять командование Южными землями и проверить форты вдоль границы с Кешем, Малар снова пристроился к Джимми.

— Могу я что-нибудь для вас сделать, молодые господа? — спросил он сейчас, заходя за братьями внутрь.

— Я бы оценил, если бы ты принес ко мне в комнату бутылку очень хорошего бренди, — сказал Джимми.

— Постараюсь, — кивнул Малар и поспешил прочь.

Джимми и Дэш пошли по длинным коридорам дворца, почти восстановленным до первоначального состояния. Рабочие все еще суетились, докрашивая оконные и дверные рамы, укладывая плитку и развешивая гобелены. Задняя лестница на верхние этажи все еще нуждалась в починке, но каменщики уже убрали и заменили последние треснутые камни, и повреждения от огня и сажи тоже были ликвидированы.

— Ты помнишь, как здесь все раньше выглядело? — спросил Дэш.

— Знаешь, я как раз о том же сейчас думал, — отозвался Джимми. — Я знаю, что гобелены другие, но вряд ли смогу вспомнить те, которые висели здесь раньше.

— Патрик велел обновить все старые боевые знамена в зале принца.

— Это не то же самое, — сказал Джимми, — но я понимаю, почему он так решил.

Они добрались до комнат Джимми и, войдя внутрь, с минуту сидели молча, потом Дэш сказал:

— Я просто не могу простить ему! — Он поднял голову, и глаза у него блестели от слез.

У Джимми на глаза тоже навернулись слезы, и он сказал:

— Я понимаю. До чего же глупо вот так пойти навстречу собственной смерти.

— Ты написал маме и тетушкам?

— Нет еще, сегодня напишу. Я пока не представляю, как об этом написать.

Дэш наконец дал волю слезам.

— Напиши им, что он с честью погиб за короля и отечество.

— Слабое утешение, — прошептал Джимми.

Дэш утер глаза.

— Он должен был сделать это.

— Нет, не должен, — возразил Джимми.

— Должен, — убежденно повторил Дэш. — Всю свою жизнь он оставался в тени дедушки и человека, в честь которого его назвали.

Джимми тоже вытер слезы и сказал:

— История запомнит только одного Аруту Крондорского. — Он вздохнул. — Отца в лучшем случае упомянут в примечании в каких-нибудь учебниках. Человек, названный в честь великого принца, который прекрасно справлялся с административной работой в Рилланоне и Крондоре. Неужели это все?

— Не все, — сказал Дэш, — но только для тех из нас, кто знал и любил его.

В дверь постучали, и Джимми встал открыть ее. Это был Малар Энарес с подносом, на котором стояли бутылка бренди и два хрустальных бокала.

Джимми шагнул в сторону, пропуская слугу внутрь. Малар поставил поднос на стол и сказал:

— Еще раз хочу выразить свои глубочайшие сожаления, молодые господа. Хотя я и не имел чести знать вашего уважаемого отца, я не слышал о нем ничего кроме хорошего.

— Спасибо, — сказал Джимми.

Малар вышел, закрыв за собой дверь, а Дэш разлил по бокалам бренди. Протянув один из бокалов брату, он поднял свой и сказал:

— За отца.

— За отца, — повторил Джимми, и они молча выпили. Через некоторое время Джимми произнес:

— Я знаю, что чувствовал отец.

— Почему? — спросил Дэш.

— Неважно, каких успехов я достигну и как высоко поднимусь — будет только один Джеймс Крондорский, — сказал он.

— Только один Джимми Рука, — согласился Дэш.

— Дед сказал бы нам, что слава тут ни при чем.

— Хотя своей известностью он наслаждался, — заметил Дэш.

— Верно. Но он ее заработал тем, что так потрясающе справлялся со своим делом. Он не ставил себе целью стать самым дьявольски смекалистым вельможей в истории.

— Может, отец это сразу понял; надо просто делать свое дело и позволить истории расставить всех по местам, — сказал Дэш.

— Наверняка ты прав, — согласился Джимми. — Ладно, пойдем к Патрику.

Дэш встал, поправил костюм и задумчиво спросил:

— Как думаешь, он сделает тебя герцогом Крондорским? Ты же все-таки старший сын и все такое.

Джимми усмехнулся.

— Вряд ли. И он, и король будут искать кого-то более опытного.

Дэш открыл дверь.

— Ты всего на два года младше Патрика.

— И именно поэтому Боуррику понадобится в Крондоре кто-то более мудрый и опытный, — сказал Джимми, выходя в коридор. — Если бы отец был герцогом Крайди или Вабона, я наверняка получил бы его титул, а в придачу к нему опытного советника с первым же кораблем на Запад, но Крондор? Нет, слишком многое надо сделать и слишком велика тут опасность ошибки. — Уже в коридоре он добавил: — И слишком много головной боли. Что бы Патрик мне ни предложил, это лучше, чем титул герцога Крондорского.

Они поспешили к покоям принца. Джимми постучал в дверь приемной, и паж, открыв дверь, отступил, давая им дорогу. По сравнению с тесными комнатушками в Даркмуре здешние помещения были просторными. Книги и свитки, которые их отец велел отвезти в безопасное место, уже возвращались на свои полки. Малар передавал клерку пачку свитков.

— Что, и здесь помогаешь? — спросил Джимми, проходя мимо.

— Чем могу, — откликнулся слуга с улыбкой.

Они вошли в кабинет принца, и сидящий за столом Патрик поднял голову. Стоявший у его стола граф Брайан, правитель Силдена, кивнул братьям. Они знали, что при дворе Брайан был ближайшим другом их отца и лучше любого вельможи мог разделить их боль.

Патрик откинулся на спинку стула и сказал:

— Милорды, прежде всего позвольте мне выразить свою печаль по поводу смерти вашего отца. Это потеря не только для семьи и друзей, но и для всего Королевства. — Он оглядел комнату, будто ища что-то. — Я все время ожидаю опять увидеть его рядом. Теперь я понял, как привык полагаться на его советы.

Патрик с шумом выдохнул воздух и продолжил:

— Но нам надо жить дальше. Лорд Брайан будет моим советником, пока король не назначит нового герцога Крондорского. — Посмотрев на Джимми, он сказал: — Я достаточно хорошо тебя знаю, чтобы понимать, что ты не ждешь этого назначения.

Джимми покачал головой.

— Лет через десять, может быть, но не сейчас.

Патрик кивнул.

— Вот и хорошо. Ты нам нужен в другом месте.

— Где, ваше высочество?

— Мне нужно, чтобы кто-то надежный присмотрел за Дуко. Вы с ним, похоже, нашли общий язык, и ты сможешь, если что, повлиять на него.

Джимми наклонил голову.

— Да, ваше высочество.

— Я послал сообщение королю, Джимми. Я полагаю, он примет мою рекомендацию и подтвердит передачу тебе титула графа Венкара. Это симпатичное небольшое имение, и твой отец хотел бы, чтобы оно досталось тебе.

Джимми улыбнулся.

— Спасибо, ваше высочество.

В Венкаре они выросли. Как и большинство имений в Королевстве Островов, по материковым нормам оно было крошечное — сто акров земли, ручей, луга и пастбища. Арендаторы перестали обрабатывать землю за века до того, как власть Рилланона распространилась на материк. Но несмотря на свои скромные размеры, это было одно из самых красивых поместий в Королевстве. Их дед добился передачи поместья Аруте, когда старый граф Венкар умер, не оставив наследников. Джимми и его сестра родились во дворце, но переехали в поместье, когда Джимми был еще маленький, а Дэш и родился в Венкаре. Это был их дом.

— Так что если отец не напишет и не скажет мне, что я идиот, отныне ты граф Джеймс.

— Спасибо, ваше высочество.

— А для тебя, Дэш, у меня особое поручение, — сказал Патрик.

— Слушаю, ваше высочество.

— У нас сложная ситуация в Крондоре. Армия на Севере, а люди Дуко на Юге. У меня есть дворцовая гвардия, но это и все. Город возвращается к жизни, и его заполонили мошенники, бандиты, головорезы и воры. Мне нужно, чтобы кто-то навел порядок. Думаю, из всех, кто у меня сейчас есть, ты лучше всего годишься для этой цели. Я назначаю тебя шерифом Крондора. Пока мы не создадим настоящую городскую стражу и полицейскую службу, закон в городе будешь олицетворять ты. Набирай кого хочешь, но поддержи порядок в городе до окончания войны.

— Шериф? — удивленно повторил Дэш.

— Ты возражаешь? — поинтересовался Патрик.

— Э-э… нет, ваше высочество, просто это так неожиданно!

— Жизнь полна неожиданностей, — отозвался Патрик и указал на бумаги у себя на столе. — Сообщения с обоих фронтов. Кешианцы в Крае Земли отступают перед Дуко, но продолжают совершать набеги на восточном фронте возле Шаматы. Близко они не подойдут, я думаю, побоятся волшебников из Звездной Пристани, но они вступают в стычки с нашими патрулями, которых и так мало. Грейлок сосредоточил войска в Сарте и движется на север. — Вид у Патрика был озабоченный. — Что-то тут не так. Оборона вдоль берега слабая. Мы знаем, что Фэйдава сдал Дуко, потому что сомневался в его верности; но теперь получается, что он и Нордана также сдал. А по всем докладам Нордан его старейший и самый доверенный друг.

— Может, его власть над собственными людьми куда менее надежна, чем нам кажется, — заметил Джимми.

— Судя по всем докладам, у захватчиков была трудная зима, — сказал герцог Брайан. — Много людей умерло от голода и травм. Но мы также слышали от наших агентов, что они торгуют с Квегом и Вольными городами, еды хватает и в Илите они закрепились.

Патрик провел рукой по лицу.

— Из Вабона новости есть?

— Никаких, — сказал граф Силденский. — Мы ничего не слышали со времени битвы за Сарт. Ни одному кораблю не пробиться через квегских пиратов, чтобы добраться до Вольных городов. Все наши корабли с Дальнего берега были использованы для поддержки рейда. Если новости и движутся к нам, то с помощью курьера, и шансы пробиться через фронт у него небольшие. Может, когда подберемся поближе к Илиту, услышим что-нибудь и из Вабона, но пока нам остается только молиться, что молодой герцог сумеет удержать Ламут и Вабон.

Посмотрев на Джимми и Дэша, Патрик предложил:

— Сегодня вечером поужинайте со мной оба, и мы обсудим ваши обязанности — особенно твои, Джимми, учитывая твой завтрашний отъезд.

— Завтрашний? — переспросил Дэш. — Патрик… Ваше высочество, я думал, мы будем сопровождать тело отца на похороны в Рилланон.

— К сожалению, на это нет времени. Придется вам попрощаться с ним сегодня вечером. Возможно, мы устроим после ужина небольшие поминки… да, это будет уместно. Но военная ситуация не оставляет нам времени на личные чувства. Мне пришлось солгать многим вельможам Королевства по поводу государственной свадьбы, и моя невеста не так довольна идеей свадьбы посреди выжженного Крондора, как прежним планом провести церемонию в королевском дворце. Так что нам всем приходится приносить жертвы.

— Тогда до ужина, — сказал Дэш.

— Вы свободны, — кивнул принц. Братья поклонились и вышли из кабинета.

— Ты в это веришь? — поинтересовался Джимми.

— Во что?

— Что нам всем, мол, приходится приносить жертвы.

Дэш пожал плечами.

— Это же Патрик. Он никогда не умел вовремя остановиться.

Они свернули в коридор, ведущий к их комнатам, и Джимми рассмеялся.

— Это точно. Наверное, именно поэтому он всегда так паршиво играл в карты.

* * *

— Потрясающе, — сказал Накор.

Алета не шевельнулась, но все же проговорила:

— Я себя глупо чувствую.

— Ты замечательно выглядишь, — сказал Накор. Девушка стояла на ящике, одетая как обычно, только на голове и плечах у нее была льняная накидка. Рядом лихорадочно работал скульптор, стараясь запечатлеть в глине ее подобие. Он занимался этим уже три дня. И вот теперь наконец он опустил руки и объявил:

— Готово.

Накор обошел глиняную модель, а Алета спустилась с ящика и тоже подошла посмотреть.

— Я что, так выгляжу? — с любопытством спросила она.

— Да, — ответил Накор. Он еще раз обошел вокруг и наконец сказал: — Да, это сгодится. — Посмотрев на скульптора, он спросил: — Сколько времени займет работа?

— Какой вам нужен размер?

— Человеческий. — Он указал на Алету. — Сделайте статую размером с нее.

— Тогда на каждую статую понадобится месяц.

— Хорошо, месяц меня устраивает.

— Статуи сюда привозить?

— Одну доставьте сюда, чтобы поставить в тележном дворе, а вторую привезите в Крондор.

— Крондор? Господин Эйвери ничего не говорил насчет того, чтобы везти статую до Крондора.

— И вы не против, чтобы тележники ставили вашу статую?

Скульптор пожал плечами.

— Мне все равно, просто понадобится доплата.

Накор нахмурился.

— Об этом договоритесь с Ру.

Скульптор кивнул, тщательно завернул глиняную модель в клеенку и понес ее в свою повозку, стоявшую снаружи.

— Я еще нужна? — спросила Алета.

— Да, но позировать больше не понадобится, — сказал Накор.

— А в чем вообще дело? — спросила она, складывая накидку. — Как-то я себя глупо чувствовала, позируя для этой штуки.

— Это статуя богини.

— Ты меня использовал для статуи богини! — Судя по всему, ее это шокировало. — Это же…

Накор пожал плечами.

— Иногда я и сам не понимаю, почему поступаю так или иначе, но на сей раз уверен, что выбрал правильно.

Стоявший в углу брат Доминик счел нужным вступить в разговор.

— Дитя, — сказал он, — поверь мне, этот странный человек знает многое, чего он сам не понимает. Но если он что-то знает, значит, так оно и есть.

Судя по виду Алеты, это объяснение ее еще больше запутало. Доминик сказал:

— Если Накор сказал, что тебе можно позировать для статуи богини, значит, так оно и есть. Это не богохульство, поверь мне.

Это девушку успокоило больше, и она, уходя, помахала Накору рукой:

— Ну ладно, у меня там еще стирка.

Когда она вышла за дверь, Доминик подошел к Накору и спросил:

— И что вы видите в этой девушке?

Накор пожал плечами.

— Нечто удивительное.

— А поподробнее не объясните?

— Нет, — сказал Накор. — Поедете со мной в Крондор?

— В храме мне дали указания помогать вам по мере возможностей. Если это значит ехать в Крондор, тогда я поеду, — объяснил Доминик.

— Это хорошо, — сказал Накор. — Здесь дела пойдут и без меня. За кормлением голодных и обучением детей может надзирать Шо Пи. Он уже начал объяснять ученикам, что значит быть монахом; орден Дэйлы хорошо подходит для начинающих, и это отсеет тех, кто просто хочет бесплатно поесть и поспать в теплой постели, от тех, кто и правда хочет чем-то помочь.

— Когда выезжаем? — спросил Доминик.

Накор пожал плечами.

— Через пару дней. Последнее подразделение армии отправится в Крондор к принцу, а мы поедем с ними в качестве эскорта.

— Хорошо, — сказал Доминик, — я буду готов.

Доминик ушел, а Накор повернулся и через открытую дверь посмотрел на Алету, которая во дворе вешала на веревку выстиранное белье. Девушка встала на цыпочки, чтобы прикрепить белье прищепкой, и на мгновение солнечные лучи упали на нее сзади, окружив ее голову ореолом золотого света. Накор усмехнулся.

— Нечто удивительное, — повторил он негромко.

* * *

Обед был тихий. Весь вечер шли негромкие разговоры — о проблемах, которые предстояло решить правительству, о воспоминаниях, о лорде Аруте, но то и дело возникали долгие паузы.

Когда убрали приборы после последнего блюда, появились официанты, неся на подносах хрустальные бокалы и графины с бренди, Патрик сказал:

— Так как сыновья лорда Аруты не сумеют вернуться вместе с телом отца в столицу для похорон, я решил, что уместно будет почтить его память неформальными поминками. Если не возражаете, милорды, сейчас можно сказать о герцоге несколько слов.

— Мы с Арутой дружили с детства, — первым заговорил граф Силденский. — Если бы меня попросили назвать среди его многочисленных достоинств одно главное, я бы упомянул несравненную ясность его ума. Какое бы мнение и по какому бы предмету он ни высказывал, это было продуктом блестящего ума. Возможно, он был самый одаренный человек из всех, кого я знал.

Джимми и Дэш обменялись взглядами. Они никогда не задумывались о том, как воспринимали их отца его ровесники.

Потом высказались и другие дворяне, а последним говорил капитан Субаи. Долгих речей он не любил, и ему явно было не по себе, но тем не менее он сказал:

— Думаю, герцог был самый мудрый человек из всех, кого я знал. Он понимал пределы своих возможностей и в то же время не боялся выходить за них. Он заботился о благе других прежде, чем о своем собственном. Он любил свою семью. О нем будут помнить. — И Субаи повернулся к Джимми.

— Его назвали в честь великого человека, — сказал Джимми, посмотрев в сторону Патрика. Тот кивнул при упоминании его деда. — Вырастил его человек, возможно, уникальный в нашей истории. Но он тем не менее знал, как быть собой. — Глядя на Патрика, он сказал: — Я часто думаю о том, что я внук лорда Джеймса Крондорского, возможно, потому, что меня назвали в честь него. Но я редко думал о том, каково было быть его сыном. — В глазах Джимми скопились слезы, и он поспешил закончить словами: — Я жалею, что не могу ему сказать, как много он для меня значил.

— Я тоже, — добавил Дэш. — Мне кажется, я воспринимал его заботу о нас как должное. Надеюсь больше никогда не повторить эту ошибку с теми, кто мне дорог.

Принц встал, подняв бокал. За ним встали и остальные. Джимми и Дэш тоже подняли бокалы, и принц сказал:

— За лорда Аруту!

Все присутствующие вельможи повторили эти слова и выпили. Потом Патрик объявил:

— Ужин закончен, господа. — Он вышел из зала, а вслед за ним, дождавшись уместного момента, потянулись к выходу и гости.

Джимми и Дэш вышли из зала прямо за лордом Брайаном и капитаном Субаи. Попрощавшись с ними, братья вернулись к себе. Джимми уже было собирался пожелать Дэшу спокойной ночи, как к ним подбежал паж.

— Господа, принц немедленно зовет вас к себе.

Они поспешили обратно в кабинет принца. Патрик стоял у стола. Лицо его покраснело от бешенства, а в кулаке он сжимал скомканное сообщение. Он протянул его графу Силденскому; тот развернул и прочитал, и от удивления у него широко раскрылись глаза.

— О боги, — сказал он потрясенно. — Ламут пал.

— Один раненый солдат сумел оттуда сбежать и добрался до Лориэла, — сказал Патрик. — Он умер, доставив сообщение. Оттуда оно пришло на Юг, в Даркмур, быстрым курьером, а потом сюда. Ламут уже три недели в руках врага. — В голосе Патрика слышалась горечь. — Мы поздравляли себя с тем, как легко взяли Сарт, а это все был обман. Они отдали нам маловажный порт, а в обмен захватили сердце Вабона! Теперь Вабон в серьезной опасности, а мы не ближе к отвоеванию Илита, чем были при первой оттепели.

Принц был вне себя. Джимми и Дэш внезапно осознали, насколько остро ощущалось отсутствие их отца. Они оба посмотрели на лорда Брайана, но тот стоял молча, будто боясь заговорить. Наконец Патрик сказал:

— Я знаю, надо послать сообщение в Вабон! Надо сообщить герцогу Карлу, что он должен держаться, пока мы не пошлем ему подмогу.

— А как Лориэл? — спросил Джимми.

— Пока держится, — сказал Патрик, — но мы не знаем, надолго ли. Фэйдава собрал у стен огромное воинство, и, судя по сообщению, бои там жестокие. Возможно, город уже пал. И еще, похоже, обороняющихся атакуют при помощи какой-то черной магии.

Джимми и Дэш переглянулись. Все были уверены, что пантатианских змеиных жрецов больше не существовало, но, возможно, напрасно. Кроме того, магические атаки вполне могли совершаться и людьми.

— Надо послать весточку прадеду, — сказал Джимми.

— Волшебнику? — сказал Патрик. — Где он сейчас?

— Должен быть в Эльвандаре, если все идет по плану. Через месяц он вернется в Звездную Пристань.

— Капитан Субаи, — обратился к командиру следопытов Патрик, — вы можете доставить сообщение в Вабон?

— Это трудно, ваше высочество, но мы попробуем пройти через горы к северу от Лориэла. Может, так доберемся до горцев Вабона, а кто-то из них может идти дальше в Эльвандар.

— Субаи, с рассветом отправляйтесь в Даркмур, — сказал Патрик. — Возьмите там любую нужную вам помощь и поспешите на север. Больше мне некого для этого выделить. Грейлок и фон Даркмур будут двигаться вперед, пока не дойдут до позиций захватчиков к югу от Илита. Джимми, ты отправишься на Юг к Дуко и информируешь его о ситуации. Крондор остается опустошенным и уязвимым, но мы должны выглядеть сильными. Дэш, ты любыми средствами должен удержать город под контролем. Лорд Брайан, пожалуйста, останьтесь и помогите мне составить приказы. Господа, все остальные свободны.

За дверью Джимми сказал:

— Капитан Субаи, если я напишу письмо прадеду, вы можете передать его вместе с остальными сообщениями?

— Конечно, — сказал капитан. — Думаю, мы оба завтра будем с рассветом у городских ворот. Тогда и дадите мне его, а я кое-что передам вам. А пока спокойной ночи.

Джимми и Дэш пожелали капитану спокойной ночи, и Джимми сказал:

— Ну что ж, шериф, помоги мне написать письмо прадеду.

— Шериф? — повторил Дэш, вздохнув, и отправился за братом.

* * *

До рассвета оставалось еще несколько часов, но небо на востоке, как заметил Дэш, стоя рядом с братом, уже светлело. Неподалеку сидел верхом Малар Энарес, слуга долины Грез. Каким-то образом он узнал о поездке Джимми и напросился поехать с ним, объяснив, что хотя работы в Крондоре хватало, с оплатой ее были проблемы, и что предприятия его бывшего хозяина на кешианской границе могут еще действовать. Джимми согласился — Малар мог составить ему компанию, да и пользы от него было немало.

Во главе роты своих следопытов подъехал капитан Субаи и протянул Джимми завернутый в холстину сверток.

— Это меч твоего отца, Джимми. Я забрал его перед тем, как тело герцога подготовили к возвращению в Крондор. Я знал, что он должен достаться тебе как старшему сыну.

Джимми развернул тряпицу. Рукоять меча была потерта, а ножны исцарапаны, но на клинке не нашлось ни малейшего повреждения. Джимми увидел, что у рукояти на клинке были выгравированы очертания боевого молота. Он знал, что именно здесь Макрос Черный усилил клинок талисманом, полученным от аббата ишапианцев, когда принцу Аруте пришлось столкнуться с вождем моррелов Мурмандрамасом. Меч висел на стене кабинета в Крондоре со времени смерти прежнего принца, пока герцог Джеймс не послал его сыну. А теперь его держал Джимми.

— Не знаю, — с сомнением произнес Джимми, — по-моему, он должен достаться Патрику или королю.

Субаи покачал головой.

— Нет, если бы принц Крондорский хотел, чтобы меч достался королю, так и произошло бы. Он не зря оставил его в Крондоре.

Джимми какое-то время почтительно подержал меч, потом расстегнул портупею и протянул свой собственный меч Дэшу. Наконец старший Джеймсон повесил меч отца на пояс.

— Спасибо.

Дэш подошел к капитану Субаи.

— Пожалуйста, передайте это сообщение курьеру, который отправится в Эльвандар.

Субаи взял письмо и засунул его в тунику.

— Я и есть этот курьер. Я лично поведу отряд в Вабон, а потом в Эльвандар.

— Отлично, — обрадовался Дэш.

— Если мы больше не встретимся, Джимми, — сказал Субаи, — знай, что для меня было честью встретиться с тобой.

— Удачной дороги, капитан, — сказал Джимми.

Следопыты выехали из ворот и размеренной рысью направились на восток. Джимми повернулся к брату.

— Береги себя, братишка.

Дэш потянулся пожать Джимми руку.

— И ты береги себя. Не знаю, когда мы теперь увидимся… Я буду скучать.

Братья крепко обнялись.

— Письма маме и всей остальной семье в сумке с почтой для Рилланона, — напоследок сказал Джимми. — Когда узнаю, где я буду, то пошлю весточку.

Дэш помахал вслед Джимми и его спутникам, когда те выехали из ворот, потом повернулся и пошел обратно в замок. Через час у него была назначена встреча с принцем, графом Силденским и другими вельможами. А потом ему предстояло взяться за наведение порядка в Крондоре.

15 Предательство

Джимми остановился.

Эскорт встал позади него. Капитан гвардейцев принца сказал:

— Дальше нам идти не полагалось, милорд. — Он огляделся. — Чего еще ждать от этих…

— Капитан!

— Я не хочу проявить неуважения к лорду Дуко, милорд, но в конце концов, мы всего лишь год назад сражались с ним и этими его несчастными солдатами. — В ответ на неодобрительный взгляд Джимми он добавил: — Так или иначе, они должны были уже быть здесь и стоять лагерем, перед тем как пустятся в обратный путь.

— Может, они угодили в какую-нибудь переделку.

— Как знать, милорд, все может быть.

Они находились на развилке дорог, где по договоренности был южный предел территории, контролируемой крондорскими патрулями. За территорию к югу отвечал Дуко. Юго-западное ответвление дороги вело к Порт-Викору, а юго-восточное шло по краю Шендонского залива и выходило к Краю Земли.

— С нами все будет в порядке, — уверил капитана Джимми. — Мы уже прошли пол пути до Порт-Викора и скоро наткнемся на патрули лорда Дуко. Я уверен, что если не сегодня, так завтра они точно появятся.

— И все равно мне спокойнее будет, если вы подождете здесь, пока они не появятся. Мы можем задержаться еще на полдня.

— Спасибо, но не стоит, капитан. Чем скорее я попаду в Порт-Викор, тем скорее начну выполнять поручение принца. Мы поедем по юго-западной дороге и будем двигаться до заката, а потом встанем лагерем. Если завтра не появится патруль Дуко, чтобы нас сопроводить, то мы доберемся до Порт-Викора сами.

— Ну что ж, милорд. Да помогут вам боги.

— И вам тоже, капитан.

Они расстались с крондорским патрулем, и гвардейцы свернули на север, а Джимми с Маларом двинулись на юго-запад. Они в тишине ехали по травянистым лугам и бывшим пахотным землям, которые слишком часто топтали завоеватели. За последние сто лет кешианцы, вторгаясь в Королевство, и солдаты Королевства при наступлении на Кеш превратили эти невысокие холмы и редкие леса в ничейную землю. На богатых почвах в долине Грез к востоку отсюда фермеры и их семьи продолжали возделывать землю, несмотря на то что на них в любой момент могла накатиться война между двумя государствами. У земли, по которой сейчас ехали Джимми и Малар, хозяев не было вообще. Вполне могло оказаться, что на расстоянии пятидесяти миль в любом направлении они были единственными здесь людьми.

Когда солнце начало клониться к западу, Малар спросил:

— Что будем делать, господин?

Джимми огляделся и указал на лощинку рядом с чистым ручьем.

— Заночуем здесь, а утром поедем к Порт-Викору.

Маларрасседлал и почистил лошадей. Джимми успел заметить, что этот удивительный человек, обладающий столькими талантами, к тому же еще и неплохой конюх.

— Накорми лошадей, а я пойду соберу дров.

— Да, господин, — откликнулся Малар. Джимми обошел лагерь и нашел достаточно хвороста для костра.

Когда огонь был разожжен, Малар принялся за приготовление ужина; он раскрошил дорожные лепешки и, смешав с сухим мясом и овощами, все это опустил в горшок с рисом. Потом он добавил туда специи, в результате импровизированное блюдо получилось довольно вкусным. В довершение всего Малар достал керамическую бутылку с даркмурским вином и пару кружек.

Пока они ели, Джимми решил дать Малару совет.

— Порт-Викор тебе не по пути. Если не боишься рискнуть, бери лошадь и поезжай на восток. Ты все еще к северу от границы, так что должен спокойно добраться до долины.

Малар пожал плечами.

— Рано или поздно я доберусь до долины, господин. Мой хозяин почти наверняка мертв, но, возможно, его семья договорилась продолжать дело, и я смогу им помочь. Но я бы лучше и дальше пошел с вами. Вы такой отважный воин, что с вами мне спокойнее на дороге.

— Ты же отлично справился в ту зиму, когда жил в глуши.

— Да, конечно, но не по доброй воле. И к тому же большую часть времени я голодал и прятался.

Джимми отпил глоток вина и нахмурился.

— А что это с ним? — спросил он.

Малар тоже попробовал вино.

— Да вроде бы все в порядке, сэр. Джимми пожал плечами.

— Для такого вина вкус странный. Какой-то металлический привкус.

Малар сделал еще глоток.

— А я ничего не чувствую, господин. Может, это после еды у вас во рту такой привкус. Попробуйте еще, может, покажется лучше.

Джимми снова отпил.

— Нет, с ним и правда что-то не так. — Он отставил стакан. — Лучше я попью воды. — Малар попытался было встать, но Джимми сказал: — Я сам наберу.

Он направился к ручью и внезапно почувствовал головокружение. Когда он обернулся, ему показалось, что привязанные к дереву лошади отдаляются от него, а потом он будто вступил в яму, потому что земля вдруг оказалась куда ближе. Он посмотрел вниз и увидел, что стоит на коленях, а когда попытался подняться, голова у него закружилась. Джимми упал на землю, а над ним нависло лицо Малара Энареса. Откуда-то издали донесся голос слуги:

— А с вином и правда было не все в порядке, молодой господин Джеймс.

Лицо его уплыло в сторону, и Джимми попытался отыскать его взглядом. С трудом приподняв голову, он увидел, что Малар подошел к его лошади и открыл сумки с сообщениями для герцога Дуко. Он просмотрел некоторые из них, кивнул и убрал их обратно в сумки.

У Джимми холодели ноги; он никак не мог толком вспомнить, что же должен был сделать, и почувствовал укол паники. Горло у него сжималось, а дышать становилось все труднее. Джимми попытался открыть рот с помощью левой руки, на которой, как ему казалось, была надета гигантская перчатка, но тут же почувствовал позывы рвоты. Он охнул, задыхаясь, сплюнул и застонал. Тело его снова встряхнул приступ боли, а в желудке начался очередной спазм.

Откуда-то издалека снова послышался голос Малара.

— Жаль, что такому красивому молодому лорду приходится так некрасиво умирать, но такова уж война.

Джимми расслышал удаляющийся стук копыт, а потом у него снова начались мучительные судороги и в глазах потемнело.

* * *

Дэш посмотрел на своих новобранцев. Среди них были и недавние солдаты, которые еще помнили, как держать в руках меч, и местные силачи, известные драками в тавернах, и несколько наемников, ищущих постоянную работу, — он отобрал тех, которые явно были гражданами Королевства и не имели известного уголовного прошлого.

— Сейчас в Крондоре военное положение, это означает, что практически любое нарушение закона карается смертной казнью.

Его слушатели переглянулись, и кое-кто из них кивнул.

— Сегодня все начнет меняться, — продолжил Дэш. — Вы первая рота новой городской стражи. По ходу дела вам будут объяснять поподробнее ваши обязанности, потому что на предварительное обучение времени у нас нет. Я объясню вам только самое главное. — Он поднял красную повязку с нашитым изображением герба принца. — Во время работы вы будете носить эту повязку, чтобы все видели, что вы люди принца. Если разобьете кому голову, когда вы с повязкой, это значит, что вы наводите порядок, а если будете без нее, значит, вы такие же бандиты и окажетесь за решеткой. Все ясно?

Его слушатели закивали в знак согласия.

— Скажу вам просто. Эта повязка не дает вам права обижать горожан, улаживать старые споры или приставать к женщинам. Любой, кто будет замечен в нападении, изнасиловании или воровстве на дежурстве, будет повешен. Всем понятно?

Они промолчали, только кое-кто кивнул.

— Всем понятно? — повторил Дэш, и на этот раз ему ответили вслух.

— Пока мы не наберем полную городскую стражу, вы будете полдня работать и полдня отдыхать. Один день вы будете работать круглосуточно, пока у второй половины будет выходной. Если вы знаете мужчин дееспособного возраста, которым можно доверять, приведите их ко мне.

Резким движением руки он разделил сорок присутствующих пополам.

— Вы, — сказал он людям справа, — дневная стража, а вы, — это уже людям слева, — ночная. Найдите мне еще двадцать хороших парней, и мы перейдем на три смены.

Все кивнули.

— Штаб-квартира, — продолжал объяснять Дэш, — будет здесь, во дворце, пока мы не отстроим городские суд и тюрьму. Тюрьма у нас есть только дворцовая, места в ней мало, так что не стоит наполнять ее пьяницами и драчунами. Если вам придется разнимать ссору, сделайте внушение и отправьте нарушителей домой, но если понадобится все-таки их арестовать, не стесняйтесь. Если человек настолько глуп, что не воспользовался шансом убраться после предупреждения, значит, ему надо поговорить с судьей.

Мы отменим комендантский час на старом городском рынке; пока весь город отстраивается, люди торгуют там, и уже были проблемы, так пусть все проблемы концентрируются в одном месте, а не распространяются по всему городу. Так что дайте знать горожанам, что рынок теперь открыт с заката до полуночи. На остальных городских территориях все еще действует комендантский час, послабления возможны только торговцам, возвращающимся домой с рынка. И лучше пусть у них будут при себе товары или золото, чтобы доказать, что они действительно торговали.

Если возникнут проблемы, справляйтесь с ними самостоятельно. У нас не хватает людей, чтобы вас вытаскивать, если вы вляпаетесь во что-то серьезное. — Он оглядел комнату и людей, которыми он теперь командовал, и сухо сообщил: — Если вас убьют, мы за вас отомстим.

— Это утешает, — сказал кто-то из новобранцев, и остальные рассмеялись.

— Я поведу первую смену к рынку. Ночная стража, ложитесь спать. Вы будете патрулировать весь город, и если кого увидите вне рынка после наступления темноты, приведите его на допрос. Если кто-нибудь спросит, скажете, что вы теперь представляете закон. Пусть все узнают, что в Крондор возвращается порядок. А теперь расходимся.

Двадцать дневных стражников встали и вышли наружу вслед за Дэшем. Он прошел по большому двору замка к только что отстроенному мостику через все еще сухой ров. Систему водоснабжения все еще продолжали чинить, и дворец еще несколько недель не будет отделен от города водной преградой. Пока они переходили мостик, Дэш сказал:

— Если никто не нарушает порядок и никого не надо тащить в тюрьму, продолжайте ходить без остановки. Я хочу, чтобы вы бывали везде, где возможно. Пусть граждане видят красные повязки как можно чаще; пусть им кажется, что вас больше, чем есть на самом деле. Если будут интересоваться, говорите, что не знаете, сколько в городе стражников, но что их очень много.

Новобранцы подтвердили, что все поняли, и отряд направился к рыночной площади. По пути Дэш начал отделять пары стражников и посылать их по разным маршрутам. Все это время он про себя поминал Патрика неласковыми словами.

Когда Дэш добрался до рыночной площади, у него оставалось только четыре человека. Вскоре после того, как была построена первая башня замка, когда первый принц Крондора объявил этот город столицей Западных земель Королевства Островов, торговцы, рыбаки и жившие неподалеку фермеры начали регулярно собираться на этой площади, чтобы обменивать и сбывать свои товары. С годами город разросся и развился до такой степени, что большинство торговых сделок совершали бизнесмены в самых разных частях города, но рыночная площадь сохранилась и первая в возрождающемся городе вернула себе свой торговый дух. Она кишела самым разным людом: здесь были торговцы, дворяне, рыбаки, фермеры, торговцы, разносчики, шлюхи, нищие, воры и бродяги.

На пятерых мужчин многие осторожно оглядывались; вооруженные люди иногда встречались в городе, но большинство солдат ушло либо на Юг с Дуко, либо с Западной армией на Север. Оставались только гвардейцы принца во дворце.

Неподалеку от входа Дэш заметил знакомое лицо. Луи де Савона разгружал повозку, а ему помогала женщина, в которой Дэш, к удивлению своему, узнал Карли Эйвери. Дэш повернулся к своим людям и сказал:

— Идите в толпу, но если никого не убивают, не вмешивайтесь.

Стражники разошлись, а Дэш подошел к повозке Луи и Карли. За ними внимательно наблюдал местный торговец, а Луи передавал ящики его помощнику.

— Госпожа Эйвери! Луи! — позвал Дэш. — Как дела?

Луи обернулся и расплылся в улыбке.

— Дэш! Рад тебя видеть!

— Когда вы прибыли в Крондор?

— Сегодня рано утром, — ответил Луи.

Они пожали друг другу руки, и Карли сочувственно сказала:

— Я очень расстроилась, услышав про вашего отца. Я все еще помню, как впервые встретила его у нас дома. — Она посмотрела туда, где когда-то напротив кофейни Баррета стоял их городской дом, от которого теперь остались только выжженные стены. — Он был очень добр к нам с Ру.

— Спасибо, — сказал Дэш. — Это тяжело, но… вы тоже потеряли отца, так что понимаете меня.

Она кивнула.

Луи потрогал повязку с гербом принца.

— А это что такое?

— Я новый шериф Крондора, и в мои обязанности входит поддерживать здесь порядок от имени принца.

Луи улыбнулся.

— Лучше возвращайся работать к Ру. Такую высокую должность ты, конечно, потеряешь, но платить будут больше, а работать придется меньше.

Дэш рассмеялся.

— Наверное, ты прав, но людей не хватает, и принцу Патрику надо, чтобы каждый внес свой вклад. — Он посмотрел на груз. — Из Даркмура товары?

— Нет, — ответил Луи. — Их мы разгрузили рано утром, как только приехали. Это с Дальнего берега. Кораблям все еще не войти в гавань — они стоят у Рыбного города, а мы доставляем товары на берег на лодках.

— Как твой брат? — спросила Карли.

— С ним все в порядке. Он уехал по поручению Патрика — сейчас, должно быть, он уже на полпути к Порт-Викору.

Луи закончил разгрузку и сказал:

— Подождешь минуту — я куплю нам выпить?

— Спасибо, Луи.

Карли отсчитала золото, переданное Луи торговцем, под неусыпным контролем его внимательного помощника, и сказала:

— Луи, поить Дэша не стоит, может, лучше позовем его перекусить с нами? — Она посмотрела на Дэша. — Ты голоден?

— Вообще-то да, — признался он.

Они прошли через рынок к кухне на открытом воздухе, где продавались горячие пироги с мясом. Карли купила три, а потом они подошли к тележке с пивом, где Луи купил три кружки холодного пива. Как и большинство посетителей рынка, ели они стоя, стараясь не попадаться под ноги проходящим покупателям.

— Я ведь не шутил, — заметил Луи. — Мне бы пригодился человек с твоими способностями. Дела начинают раскручиваться, и толковые люди могут разбогатеть. — Он взмахнул изувеченной рукой, держа горячий пирог в здоровой. — С тех пор как мы с Элен поженились, Ру поставил меня руководить компанией «Эйвери и Якобс» на время своего отсутствия.

— Теперь это «Эйвери и де Савона», — сказала Карли. — Элен настояла.

Луи слегка улыбнулся.

— То была не моя идея. — Он отложил пирог и взял оловянную кружку с пивом. Сделав глоток, он продолжил: — У меня столько дел, что не знаю, как буду справляться. Тележные мастера в Даркмуре выводят наш бизнес по перевозкам грузов на тот уровень, что был до разрушения города, и уже начинают поступать заказы на грузы.

— А как насчет остальных предприятий Ру?

Луи пожал плечами.

— Я управляю бизнесом Эйвери и де Савона. Остальное — это в основном Корпорация Горького моря. Ру не обо всем мне рассказывал, но у меня такое ощущение, что она практически перестала действовать после разрушения Крондора. Я знаю, что у него есть кое-какие предприятия на Востоке, но он, кажется, много взял взаймы, чтобы запустить это дело. Я, конечно, многое знаю о его бизнесе, но далеко не все, — сказал он, посмотрев на Карли.

— Ру почти все рассказал мне о делах, — отозвалась Карли, — кроме кое-каких вопросов, связанных с короной. Мне кажется, Королевство сильно задолжало Ру.

— Не сомневаюсь, — сказал Дэш. — Мой дед получил несколько крупных займов от Корпорации Горького моря. Думаю, рано или поздно их выплатят, но, — добавил он, оглядываясь по сторонам, — как видите, Королевству слишком многое надо отстроить, прежде чем выплачивать долги. — Он доел пирог, одним глотком допил эль и сказал: — Спасибо за…

Не успел он закончить, как со стороны соседнего прохода закричали:

— Держи вора!

Дэш уже бежал туда, откуда донесся шум. Свернув за угол, он увидел, что прямо на него несется человек, оглядываясь через плечо на преследователей. Дэш встал поустойчивее, и, когда бегущий поравнялся с ним, он вытянул руку и со всей силы ударил его в грудь. Как Дэш и ожидал, у беглеца подогнулись ноги, и он резко повалился на землю.

Дэш опустился на колени, прижав меч к горлу вора, прежде чем тот успел прийти в себя, и осведомился:

— Торопишься?

Пленник зашевелился было, но снова обмяк, почувствовав легкое давление меча на горло.

— Уже нет, — сказал он, поморщившись. Появились два стражника, и Дэш распорядился:

— Отведите его во дворец.

Они подняли вора на ноги и увели. Дэш, подойдя к Луи и Карли, которые прервали свою трапезу и наблюдали за происходящим, сказал:

— Я займу у вас повозку на минуту. — Он залез на сиденье возницы и закричал: — Я Дэшел Джеймсон, новый шериф Крондора! Люди в красных нарукавных повязках как у меня — это новые городские стражники. Передайте другим, что закон возвращается в Крондор.

Кое-кто из торговцев отозвался вялым «ура», но в основном окружающие демонстрировали безразличие или открытое презрение. Дэш вернулся туда, где стояли Луи и Карли.

— Ну как, неплохо получилось?

Карли рассмеялась, а Луи сказал:

— Здесь, на площади, полно людей, которые предпочли бы, чтобы закон совсем не возвращался в город.

— И кажется, я как раз заметил еще одного такого, — быстро проговорил Дэш. — Прошу прощения. — И он бросился в толпу за юношей, который только что стащил подвеску у зазевавшегося торговца украшениями.

Карли и Луи следили за ним, пока он не скрылся в толчее, а потом Карли сказала:

— Мне он всегда нравился.

— В нем много от деда, — заметил Луи. — Он мошенник, но очаровательный.

— Не называй его мошенником, — попросила Карли. — Для этого у него слишком развитое чувство долга.

— Прошу прощения, — тут же сказал Луи. — Ты, конечно, совершенно права.

Карли рассмеялась.

— Элен, похоже, тебя хорошо выдрессировала.

Луи усмехнулся в ответ.

— Это было просто. Я не хочу видеть ее несчастной.

— С тобой она точно не будет несчастной, — отозвалась Карли. — Ну что, у нас на пристани еще один груз — поехали за ним.

Луи взобрался на телегу, а Карли прижала руку к пояснице и потянулась.

— Как я устала от всего этого! Надеюсь, Ру скоро закончит дела на Севере и вернется.

Луи согласно кивнул, она взобралась на телегу, и он дернул поводья. Лошади направились к пристани.

* * *

Лорд Вазариус взглянул влево и сказал:

— Вы пришли надо мной посмеяться, Эйвери?

— Никоим образом, милорд Вазариус. Я, как и вы, вышел насладиться ночным воздухом.

Пленный квегский вельможа посмотрел на своего прежнего партнера, а ныне врага.

— Ваш капитан был весьма добр, позволив мне покидать каюту.

— Как и приличествует вашему рангу. Если бы мы поменялись местами, то я, скорее всего, орудовал бы веслом квегского корабля.

— Как и приличествует вашему рангу, — ответил Вазариус.

Ру рассмеялся.

— Похоже, чувства юмора вы не потеряли.

— Я не шутил, — бесстрастно заметил Вазариус.

Улыбка Ру подувяла.

— Ну, вам повезло — ваша судьба куда менее тяжелая, чем ждала бы меня.

— Я бы вас убил, — отрезал Вазариус.

— Не сомневаюсь. — Ру помолчал немного, потом сказал: — Его высочество, скорее всего, вернет вас в Квег с первым же направляющимся туда кораблем Вольных городов — он не хочет еще больше злить вашего императора. А пока у нас появляется прекрасная возможность прийти к соглашению.

Вазариус развернулся к Ру.

— Соглашению? Какое еще соглашение? Вы победили. Я почти разорен. Мои последние деньги были пущены на эти корабли и груз, который мы продали Фэйдаве в надежде на солидную прибыль. Теперь они на дне моря, и я не понимаю, как вы можете мне помочь, если учесть, что вы и потопили мое сокровище.

Ру пожал плечами.

— Строго говоря, сокровище потопили вы. Я просто пытался его украсть. Но ведь, так или иначе, это богатство было награблено у граждан Королевства, а возможно, даже и у заморских жителей. Я не могу вам сочувствовать из-за потери такого сокровища, если вы меня понимаете.

— С трудом. Но это уже неважно, не так ли?

— Не обязательно, — сказал Ру.

— Если хотите предложить что-то, предлагайте.

— Всему виной не я, а ваша жадность, Вазариус. Если бы вы были поосмотрительнее, то не послали бы весь свой флот в пролив Тьмы, основываясь на одних лишь слухах.

Вазариус хрипло рассмеялся.

— Да вы же и распустили эти слухи.

— Конечно, — согласился Ру, — но если бы вы удосужились устроить хоть какую-нибудь проверку их истинности, то, несомненно, не раз подумали бы о целесообразности подобного предприятия.

— Ваш лорд Джеймс был слишком умен. Наверняка если бы я проверил информацию, то нашел бы новые слухи, подтверждающие историю об огромном флоте с сокровищами, плывущем через Безбрежное море.

— Верно, — согласился Ру, — Джеймс был самым большим хитрецом из всех, кого я только встречал. Но дело не в этом. Дело в том, что и вам, и мне есть что выгадывать, и нам надо договориться об этом прежде, чем мы попадем в Крондор.

— И что же это?

— Цена моей жизни.

Вазариус долго разглядывал Ру, потом сказал:

— Продолжайте.

— Я вел ваш корабль с сокровищами в Крондор. Корабль я бы отослал обратно вам — я не пират, — но золото награблено в Королевстве и должно быть возвращено в Королевство. — Он улыбнулся. — На самом деле Королевство мне очень сильно должно, и я подозреваю, что большая часть этого сокровища была бы зачтена в счет этого долга, так что в каком-то смысле сокровище было скорее мое, а не ваше.

— Эйвери, ваша логика меня изумляет, — покачал головой Вазариус.

— Спасибо.

— Это был не комплимент. Кроме того, сокровище сейчас на дне океана.

— Да, но я знаю, как его достать, — сказал Ру.

Вазариус прищурился.

— И для этого вам нужен я?

— Вообще-то нет, вы мне совсем не нужны. Если у вас нет доступа к определенным магам, то толку от вас никакого. Я могу обратиться к гильдии морских мародеров Крондора. Они сейчас расчищают гавань, но за небольшую плату принц позволит мне нанять их.

— Тогда зачем вы мне это говорите?

— Потому что я делаю вам предложение. Я заберу то, что подниму со дна океана. Десятую часть мне придется отдать короне за то, что прервал очистку гавани; а остальное я вынужден буду отнести в зачет долга короны. Еще мне придется заплатить гильдии, но я готов поделить оставшееся поровну и отослать половину в Квег.

— За какие услуги?

— За то, что вы не наймете убийцу, как только вернетесь в Квег.

— Это все?

— Нет, еще вы поклянетесь, что никогда не будете пытаться повредить мне и моей семье и не позволите тревожить нас тем квегцам, на кого вы имеете влияние.

Вазариус долго молчал, и Ру тоже заставил себя выждать.

Наконец квегский вельможа произнес:

— Если вы это сделаете и передадите мне половину денег, которые получите с корабля, кроме доли принца и платы гильдии, то я обещаю больше не мстить вам и вашей семье.

Ночной воздух становился прохладным, и Ру поежился.

— Вы меня сильно успокоили.

— Это все? — поинтересовался Вазариус.

— Нет, еще кое-что, — сказал Ру.

— Что?

— Учтите, что когда война с захватчиками закончится, возникнет масса возможностей нажиться — но только в том случае, если между Квегом и Королевством не начнется война. Обе стороны пострадали от вторжения захватчиков в Горькое море, и дальнейшая война окончательно обескровит нас всех.

— Согласен, — сказал Вазариус. — Сражаться мы не готовы.

— Я не это имею в виду. Даже когда вы готовы сражаться, это все равно не приносит пользы ни одной стороне.

— Это решать нам, — сказал квегский вельможа.

— Если вы не согласны, подумайте вот о чем: после окончания войны с Фэйдавой отстройка всех земель вокруг Горького моря принесет большую выгоду, и большая часть этой выгоды достанется тем, кто не сражается.

— Вы имеете наглость предлагать сотрудничество, когда я однажды уже совершил эту ужасную ошибку?

— Нет, но если вы когда-нибудь решитесь на такое, то я буду готов вас выслушать.

— С меня хватит, — заявил Вазариус. — Я возвращаюсь к себе в каюту.

— Тогда вот о чем подумайте, милорд, — сказал Ру, когда пленник пошел прочь. — Многим понадобится доставка через море на Новиндус, а кораблей, пригодных для этого, будет мало. Такая услуга обойдется недешево.

Вазариус на мгновение задержался, потом двинулся дальше и скрылся из виду, спустившись по трапу.

Ру еще долго стоял на палубе, уставившись на звездное небо.

— Удалось! — вдруг прошептал он.

* * *

Джимми чувствовал себя так, будто его изо всех сил пнули в ребра. Дышать было больно, и кто-то дергал его за воротник. Голос словно издалека произнес:

— Попейте.

К его губам прикоснулось что-то влажное, он почувствовал прохладную воду во рту и машинально проглотил ее. Внезапно желудок ему свело судорогой, и вода вылилась обратно; Джимми задергался в державших его сильных руках.

Глаза у него не открывались, в голове звенело, а позвоночник будто цепом молотили; он почувствовал, что успел наложить в штаны. Тут ему снова поднесли воду, и голос прямо у него в ухе сказал:

— Пейте медленно.

Вода закапала в горло Джимми, по нескольку капель за раз, и на этот раз его желудок не взбунтовался. Его подняли и передвинули.

Он потерял сознание.

Потом, когда он пришел в себя, Джимми увидел с полдюжины вооруженных людей, которые ставили палатки. Один, сидевший около него, спросил:

— Еще воды хотите?

Джимми кивнул, и солдат принес ему стакан воды. Джимми выпил его, внезапно почувствовав ужасную жажду. Он выпил еще, но после третьего стакана солдат забрал кожух с водой и сказал:

— Пока хватит.

— Кто вы? — с трудом выговорил Джимми. Голос у него был хриплый и далекий, будто чужой.

— Меня зовут капитан Сонти. Я вас узнал, вы барон Джеймс.

— Теперь граф Джеймс, — сказал Джимми, садясь. — У меня новая должность. — Он осмотрелся и увидел что на востоке встает солнце. — Как долго…

— Мы нашли вас через час после заката. Мы уже собирались встать лагерем неподалеку, и я, как обычно, послал всадника объехать округу. Он заметил ваш костер. Когда мы подъехали выяснить, в чем дело, то нашли вас. Крови не было, так что мы подумали, может, вам стало плохо от пищи.

— Меня отравили, — сказал Джимми. — Яд был в вине, но я заподозрил неладное и выпил немного.

— У вас острый вкус, — сказал круглолицый бородатый капитан. — Он спас вам жизнь.

— Малар не очень-то старался меня убить. Он легко мог перерезать мне горло.

— Возможно, — сказал капитан. — А может, просто не успел, торопясь сбежать до нашего прибытия. Он мог нас услышать до того, как мы успели его увидеть. Не знаю.

Джимми кивнул и сразу пожалел об этом. Голова у него закружилась.

— А моя лошадь?

— Лошадей здесь нет. Только вы, ваша постель, почти догоревший огонь и пустой стакан у вас в руке.

Джимми протянул руку.

— Помогите мне встать.

— Вам надо лежать.

— Капитан, — скомандовал Джимми, — помогите мне встать.

Капитан выполнил просьбу.

Кое-как поднявшись, Джимми спросил:

— У вас лишней одежды не найдется?

— Увы, нет, — сказал капитан. — Мы всего в трех днях от Порт-Викора и уже собирались возвращаться.

— Три дня… — сказал Джимми. — Он помолчал немного и наконец сказал: — Помогите мне дойти до ручья.

— Зачем? — недоуменно спросил капитан.

— Потому что мне надо искупаться. И выстирать одежду.

— А-а, понимаю, — сказал капитан, — но лучше нам скорее вернуться в Порт-Викор, там вы спокойно отдохнете.

— Нет, после того как я искупаюсь, мне надо кое-что сделать.

— Что, сэр?

— Мне надо кое-кого найти, — сквозь зубы процедил Джимми, взглянув на юго-восточную дорогу, — а потом убить.

16 Обман

Эрик нахмурился.

— Нас обманули, как деревенских дурачков на ярмарке! — сердито сказал Оуэн.

Субаи, все еще в дорожной грязи и усталый от многодневной скачки без отдыха, добавил:

— Патрик был прав. Они отдали нам Сарт, а пока брали Ламут, соорудили это.

«Это» представляло собой впечатляющий ряд земляных баррикад, шедших от крутого склона, по которому мог взобраться разве что горный козел, до скал над морем. Лес был расчищен почти на тысячу ярдов, и низкие пеньки не позволяли устроить кавалерийскую атаку. Единственной брешью в заграждениях были поставленные поперек Главной Королевской дороги огромные деревянные ворота, размером не меньше северных городских ворот Крондора.

Первые сто ярдов представляли собой спуск к крошечному ручью, который пересекал дорогу, а оттуда и до баррикад поверхность земли резко шла вверх. Атаковать эту позицию означало понести серьезные потери, а любая попытка использовать таран провалилась бы из-за сил, потраченных на поднятие орудия по склону. Заграждения были шести футов высотой, и поскольку Эрик видел, как за ними блестят на солнце шлемы, он предположил, что там построены ступени, чтобы лучникам удобно было стрелять в атакующих снизу.

— Я вижу как минимум дюжину катапульт, — сказал Эрик, посчитав их.

— Неприятная конструкция, — согласился Субаи.

Грейлок, угрюмо кивнув, предложил:

— Давайте-ка все обсудим.

Они отошли от передового поста, мимо рот Королевства, готовых нападать, как только дадут приказ. На опушке в сотне ярдов за линией фронта Оуэн заметил:

— Здесь пройти будет сложно.

— Согласен, — сказал Эрик, — но меня беспокоит еще, сколько таких укреплений мы найдем во время перехода по берегу к Вершине Квестора.

— Можно спросить нашего гостя, — предложил Оуэн.

Он кивком указал назад, туда, где расположились генерал Нордан и несколько важных офицеров армии Фэйдавы. Большинство пленников из Сарта все еще содержались под замком в городе, но офицерам было разрешено, хотя и под стражей, сопровождать войска Грейлока. Оуэн и остальные подошли к только что установленному для офицеров шатру и знаком велели охранникам рядом с Норданом подвести его.

Нордан дошел до шатра как раз тогда, когда туда принесли столы и стулья. Маршал сел и пригласил сесть Эрика и уставшего Субаи, но Нордану стул не предложил.

— Итак, — начал Грейлок, — сколько таких оборонных позиций мы можем ожидать отсюда и до Вершины Квестора?

Нордан пожал плечами.

— Понятия не имею. Фэйдава не счел нужным информировать меня о том, что творилось у меня в тылу. — Он огляделся. — Иначе меня бы тут не было, маршал, — я бы стоял там, за заграждениями.

— Что, продал он вас? — поддел его Эрик.

— Похоже, что так, разве что он собирается прилететь на драконе и унести меня обратно в Илит.

— Дуко сказал нам, что Фэйдава боялся соперников в командовании армией.

Нордан кивнул.

— Меня послали в Сарт в большей степени наблюдать за Дуко, чем осуществлять вспомогательную оборону на Юге. — Он огляделся. — Могу я сесть?

Оуэн жестом велел принести стул, и Нордан с облегчением уселся.

— При начале атаки на Крондор я должен был поехать туда, понаблюдать за боем и принять решение, укреплять город или отступать на север. Вы не стали нападать на Крондор, так что мне не пришлось принимать такого решения.

— Лорд Дуко решил, что уместно будет перейти на нашу сторону, — сказал Субаи. — Без его помощи мы никогда бы не взяли Сарт с такой легкостью.

— Лорд Дуко, — повторил Нордан, будто взвешивая это имя. — Так он теперь служит Королевству?

— Да, он командует войсками на нашей южной границе с Великим Кешем, — ответил Грейлок.

— А нельзя ли заключить еще одно подобное соглашение? — поинтересовался Нордан.

Оуэн рассмеялся.

— Дуко предложил нам город и армию, а что можете предложить вы?

— Я боялся, что ответ будет именно такой, — вздохнул Нордан.

— Ну, — сказал Эрик, — если вы предполагаете, что люди с той стороны баррикады сдадутся по вашему слову, это послужит для нас достаточным стимулом, чтобы сделать ваше будущее более приятным.

— Вы фон Даркмур, так ведь? — спросил Нордан.

Эрик кивнул.

— Вы меня знаете?

— Мы вас долго искали, когда ваш капитан Калис забрал своих Кровавых Орлов и ушел. Мы знали о том, кто выглядел как долгожитель, и о высоком светловолосом молодом сержанте, который сражался как демон. Может, Изумрудная Госпожа змей и служила темным силам, но у нее были толковые помощники.

— Кахил был одним из ее людей, — сказал Нордан задумчиво, — но сумел втереться в доверие к Фэйдаве. — Он посмотрел на Эрика. — Вы долго с нами служили и знаете наши порядки. Принц — это просто наниматель и заслуживает верности не больше, чем торговец. Для наемника он тот же работодатель, только побогаче.

Мы с Фэйдавой выросли в соседних деревнях Западных земель. Мы вступили в Железные Кулаки Джамагры и начали воевать. Мы много лет служили вместе, и когда Фэйдава создал свой отряд, а я стал его заместителем, и потом, когда он стал генералом. И когда он встретил эту Изумрудную Госпожу змей и принес ей темную клятву, я последовал за ним.

Субаи посмотрел на Эрика. Тот кивнул и сказал:

— Расскажите нам про этого Кахила.

— Он был одним из ее капитанов, — с готовностью начал Нордан. — Мы встретили его, когда она послала за Фэйдавой и назначила его командовать своими войсками. Я счел странным, что она искала нас, хотя у нее уже были командиры, но платила она хорошо и в планах ее были завоевания, которые бы нас невероятно обогатили.

Кахил специализировался на том, что проникал в города прежде, чем мы их атаковали, собирал информацию и сеял раздоры среди населения. Больше него с Изумрудной Госпожой змей общались только Фэйдава и эти ее Бессмертные, мужчины, которые добровольно умирали в ее постели, чтобы напитать ее.

— Так вы об этом знали? — спросил Эрик.

— Люди узнают о таких вещах, только пытаются игнорировать все, что отвлекает от насущных задач. Я поклялся служить ей, и пока меня не освободили от обязанностей, взяли в плен или убили, я бы ее не предал.

— Понятно, — сказал Эрик.

— Когда вокруг Крондора начался хаос и стало ясно, что нас обмануло какое-то демоническое существо и Изумрудная Госпожа змей больше не наша настоящая госпожа, нам пришлось справляться самим. Фэйдава амбициозен, и Кахил тоже. Думаю, именно он посоветовал Фэйдаве уготовить мне ту же судьбу, что и Дуко.

Меня заставили поверить, что в Сарте у нас будет негласный центр, причем в нижних залах аббатства будет спрятана тысяча человек. Я должен был выступить и ударить по вашей армии сзади, пока Фэйдава гнал вас на юг по берегу. Людей я так и не получил, — сказал он с горечью. — Я должен был понять, в чем дело, на третий раз, когда вместо двух сотен мне прислали двадцать человек. Вместо этого приехал Кахил, осмотрел аббатство и сказал, что все идет по плану. В общем, мне прислали меньше четырех сотен человек, и большинство из них без всякого опыта.

— Что с вами делать, генерал, мы решим потом, — сказал Оуэн. — Пока я больше озабочен тем, чтобы прорваться на Север и отвоевать герцогство Вабон для моего короля.

Нордан встал.

— Я понимаю, маршал, и буду ждать вашего решения.

Грейлок скомандовал охраннику отвести пленного генерала к остальным офицерам. Когда Нордан ушел, Оуэн задумчиво проговорил:

— Одно меня беспокоит…

— Что? — спросил Эрик.

— Фраза, которую, по его словам, произнес этот Кахил. «Все идет по плану».

— Я поднялся в аббатство из подвалов, — сказал Субаи. — Там нам ничего не грозит.

— Думаю, тут речь не об аббатстве, — возразил Оуэн. — Он мог иметь в виду какой-то более крупный план, задуманный Фэйдавой.

— Все это мы узнаем в свое время, — сказал Эрик.

Оуэн ткнул пальцем в старого друга.

— Этого-то я и боюсь.

Он распорядился, чтобы принесли еду и доложили о готовности отрядов.

Эрик помолчал, потом сказал:

— Мы могли бы напасть ночью.

— Ночью? — переспросил Субаи.

Судя по тону Эрика, он не был особенно убежден в своей идее, а просто рассуждал вслух.

— Если бы мы подошли к баррикаде поближе, пока они не заметили наш авангард, то, возможно, удалось бы проделать в ней брешь, прежде чем они причинят нам слишком много вреда стрелами и огнем из катапульт.

У Оуэна этот план вызвал явное сомнение.

— Думаю, мы сделаем это по всем правилам. Объявим привал, пусть люди отдыхают. С рассветом выйдем из лагеря и построимся. Я подъеду с Эриком и потребую, чтобы они сдались, а когда они откажутся, мы нападем.

Эрик вздохнул.

— Хотел бы я изобрести какой-нибудь хитрый план. Субаи, вы можете придумать, как провести хоть немного солдат вокруг холмов и баррикады?

— Даже несколько вариантов, наверное, — ответил капитан. — Но это не поможет нам избежать гибели солдат, когда их обнаружат. Если бы здесь были мои следопыты, мы бы наверняка успели подняться и занять позиции до того момента, пока нас обнаружат.

— Но вам пора на Север с почтой, — напомнил Оуэн. — Нет, господа, на этот раз нам придется подойти и выбить дверь. Позаботьтесь о своих людях.

Эрик встал.

— Я пойду осмотрю расположение.

Оуэн велел Эрику остаться и, когда остальные офицеры ушли, спросил:

— Ты мог бы спустить отряд на берег вон под теми скалами?

— Я могу, конечно, спустить их на берег, но не знаю, смогут ли они подняться по скалам, — сказал Эрик.

— Тогда лучше спустись сам и проверь, пока еще светло. Если ты ухитришься провести отряд через скалы, то можно будет открыть ворота изнутри.

Эрик обдумал это.

— К скалам они на сотню ярдов ближе, чем к холмам, так ведь?

— Ты сможешь это сделать?

— Сейчас посмотрю, — решил Эрик. — И сразу вернусь.

Он поднялся и направился к палаткам Кровавых Орлов.

— Джедоу! — крикнул он. — Собери мне отряд!

Высокий лейтенант и сержант по имени Хадсон подошли к нему почти сразу, а вслед за ними подтянулась еще дюжина человек. Лошади были оседланы, и Эрик выстроил свой отряд. Он огляделся, с удивлением заметив, насколько хорошо экипирована армия. Из Сарта на север они шли ускоренным маршем, и квартирмейстерам пришлось постараться, чтобы быстро собрать и переправить продовольствие. Но тут была большая часть Западных армий, почти восемь тысяч вооруженных людей в авангарде и еще десять тысяч позади, меньше чем в неделе пути за передовыми силами. Организация снабжения все еще оставалась для Эрика довольно абстрактным понятием. Он воевал в основном в составе небольших отрядов Калиса на Новиндусе или на оборонительных позициях в Крондоре и Даркмуре. Это был первый случай, когда ему пришлось нести ответственность за огромное количество людей.

Тысячи людей, телег и лошадей двигались по обеим сторонам дороги, поднимая тучи пыли. Он знал, что сможет спокойно спуститься к прибрежным скалам и ни один вражеский наблюдатель не заподозрит его в намерении осмотреть берег.

Он нашел тропинку, ведущую к бухте, в миле за линией фронта, и повел свой отряд вниз. Спускаясь к берегу, дорога сужалась, так что они двигались цепочкой.

Наконец они остановились, и Эрик осмотрел берег. Он повернулся к людям, которых отобрал Джедоу, и спросил:

— Кто из вас хорошо плавает?

Двое подняли руки. Эрик ухмыльнулся.

— Ну нет, — заявил Джедоу. — С меня хватило того плавания по реке до Махарты.

Эрик спрыгнул с коня и начал снимать латы.

— На этот раз нам хоть не придется тащить на себе восемьдесят фунтов железа.

Джедоу спешился и тоже начал снимать латы, про себя бормоча проклятия.

Наконец двое добровольцев подошли к Эрику и Джедоу в одних рубашках и панталонах.

— Поплывем парами, — распорядился Эрик. — Течение здесь, похоже, сильное. И берегитесь скал.

Он провел их как можно дальше по берегу, до самой выступающей скалы. Заходя в воду, он повернулся и сказал:

— По-моему, куда надежнее плыть, чем брести по воде во время такого сильного прибоя.

Солдаты двинулись за ним, и Эрик повел их вперед до того места, где волны становились слабее. Нырнув под волну, он выплыл с другой ее стороны и двинулся прочь от берега. Когда вода уже просто качала его вверх-вниз, он повернул, чтобы плыть вдоль берега. Несмотря на теплое время года, вода была холодная, а плыть было трудно, но через несколько минут он оставил напарника позади и ему пришлось притормозить. Они доплыли до первой из серии небольших бухточек и снова остановились, позволяя второй паре себя нагнать.

— Надо проплыть еще милю и потом поворачивать к берегу, — сказал Эрик и указал пальцем: — Вон туда.

— Я ничего не вижу, кроме скал и прибоя, — проворчал Джедоу.

— Ну так старайся не попасть на скалы, — сказал Эрик, принимаясь мощно загребать воду.

Он провел их мимо второго мыса и к новым скалам, потом остановился и показал:

— Смотрите, песчаный пляж.

Он поплыл прямо по бурунам так, что один из них понес его к берегу, и встал в воде по колено. Он оглянулся и убедился, что волны несут к нему остальных троих, правда, Джедоу, похоже, по пути наглотался воды.

Эрик посмотрел вверх, на скалы.

— Думаю, мы между линиями фронта. Точнее сказать трудно. — Переведя дух, он скомандовал: — Ну, двинулись. Надо поспешить, чтобы успеть вернуться дотемна.

Джедоу внезапно застонал.

— Что такое? — спросил Эрик.

— О боги, я и не подумал — ведь обратно нам тоже придется плыть.

Эрик и остальные рассмеялись.

— Верно, если только ты не собираешься остаться тут.

Эрик затрусил по берегу, а Джедоу произнес, ни к кому не обращаясь:

— Я вот думаю, не поселиться ли мне на берегу? Я бы мог построить хижину и ловить рыбку…

— Заскучаешь, — засмеялся Эрик.

Они зашагали вдоль подножия скал; Эрик время от времени останавливался, чтобы взглянуть вверх. Отряд шел по длинному извилистому пляжу до того момента, пока наконец Эрик не решил, что они уже достаточно прошли за вражеские укрепления и их не заметят.

Он в очередной раз посмотрел вверх и спросил:

— Джедоу, что ты думаешь насчет того, чтобы залезть на эту скалу?

Джедоу тоже задрал голову, помолчал и наконец пробурчал:

— Ничего хорошего.

— Но можно это сделать?

— Наверное, но это лучше поручить следопытам. Они в таких вещах разбираются.

— Следопыты пойдут вокруг восточного края баррикады в холмы и на север; Субаи надо доставить сообщения в Вабон.

— Ну тогда разве что в лагере у нас найдется кто-нибудь еще достаточно безумный, чтобы приплыть сюда и вскарабкаться на эти скалы ради сомнительного удовольствия как следует подраться!

Эрик некоторое время многозначительно смотрел на Джедоу, потом сказал:

— Мне кажется, я как раз знаю подходящих ребят.

* * *

— Я правильно понял? — переспросил Оуэн. — Вы хотите, чтобы завтра я атаковал их только короткими набегами?

Эрик указал на линию обороны, только что прорисованную на карте Оуэна.

— Если мы станем брать эту стену штурмом, то понесем много потерь. Но если я сумею перебраться через скалу и открыть ворота, чтобы впустить вас, то мы управимся гораздо быстрее и спасем много жизней.

— Но если вы не доберетесь до ворот, то вас разорвут на мелкие кусочки, — сказал Оуэн.

— С каких это пор солдаты рассчитывают жить вечно? — отозвался Эрик.

Оуэн вздохнул.

— Жизнь была намного проще, когда ты подковывал лошадей, а я учил остальных сыновей Отто, как держать меч.

— Не спорю, — согласился Эрик, усаживаясь за стол.

— Так кого ты берешь с собой? — поинтересовался Оуэн. — Карабкаться по этим скалам дело опасное, или я опять повторяю очевидное?

— Повторяешь, — улыбнулся Эрик. Он взял предложенную ординарцем кружку с вином и, отпив глоток, сообщил: — Аки и его хадати прибыли сегодня утром. Лучше их у нас никто по скалам не лазает.

Оуэн одобрительно кивнул.

— Верно. И с мечом они тоже неплохо справляются, насколько я помню.

— Очень неплохо.

— Ну, я собирался послать их вдоль хребта, но если я отдам Субаи всех следопытов, то у него будет больше шансов добраться до Вабона.

— Я еще не видел списки погибших. Сколько у нас осталось следопытов?

— Слишком мало. У нас всех слишком мало, — отозвался Оуэн. — В Даркмуре и на хребте Кошмара мы потеряли больше хороших людей, чем боги могли от нас ждать. С нами идет ядро Западной армии, и если мы проиграем, не останется ничего. — Он вздохнул. — У Субаи под командой осталось четырнадцать следопытов.

— Четырнадцать? — Эрик покачал головой, и на лице его отразилось сожаление. — До войны у него было больше сотни.

— Настоящих следопытов и разведчиков вообще мало, — сказал Оуэн. — Их за день не обучишь, не то что твоих головорезов.

Эрик улыбнулся.

— Мои головорезы доказывали свои способности чаще, чем любой другой отряд в этой армии. И мы потеряли столько Орлов, что даже не хочется вспоминать. — На минуту он задумался о людях, с которыми предпринимал путешествие на Новиндус, —Луи и Ру, Накоре и Шо Пи и тех, кто пал в боях по дороге, — Билли Гудвине, который упал с лошади и пробил себе череп, благочестивом драчуне Бигго, Харпере, который был в сто раз лучшим капралом, чем сам Эрик, и о многих других. И прежде всего об одном человеке. — Как я ни хочу, чтобы Калис все еще командовал этим отрядом вместо меня, — сказал он Оуэну, — я бы отдал половину оставшихся мне лет, чтобы вернуть Бобби де Лонгвиля.

Оуэн поднял стакан.

— Аминь, друг мой. Аминь. — Он выпил. — Но он бы наверняка гордился тобой.

— Когда все это закончится и мы начнем доставлять людей на Новиндус, — сказал Эрик, — я хочу найти ту пещеру и привезти Бобби домой.

— Не самая безумная идея на свете, — заметил Оуэн, — но он умер и похоронен. Из всех погибших почему именно Бобби?

— Потому что он Бобби! Большинство Орлов давно бы погибло, если бы не преподанные им уроки. Калис был нашим капитаном, но Бобби был душой отряда.

— Ну, если принц тебя на время освободит от обязанностей, можешь этим заняться. Я-то буду просить продвинуть тебя по службе, чтобы облегчить себе жизнь.

— Спасибо, но я в таком случае откажусь.

— Почему? — спросил Оуэн. — У тебя жена, а когда-нибудь и дети пойдут, а после повышения будут больше платить.

— Денег мне хватит, даже если вклады, которые сделал для меня Ру, не сработают. Я позабочусь о Китти и детях, сколько бы их у нас ни было, но штабным офицером не стану!

— Эрик, после окончания войны капитаны будут мало кому нужны, — сказал Оуэн. — Дворянство и купечество снова выступят вперед и возьмут на себя заботу о поддержании мира.

Эрик покачал головой.

— Не думаю, что это разумно. Война Врат и эта война показали, что нам нужна постоянная армия куда большего размера. Кеш опять зашевелился на Юге, и если учесть, как сильно мы пострадали, я думаю, что принцу понадобится больше солдат, чем когда-либо было здесь, на Западе.

— Ты не первый так говоришь, — задумчиво сказал Оуэн, — но политики и вельможи никогда этого не потерпят.

— Потерпят, если король прикажет, — возразил Эрик, — а когда-нибудь королем будет Патрик.

— Пугающая мысль, — шутливо заметил Оуэн.

— Он вырастет, — сказал Эрик.

Оуэн рассмеялся.

— Ты бы со стороны себя послушал. Вы с ним ровесники.

Эрик пожал плечами.

— Я ощущаю себя старше своих лет.

— Это верно, — кивнул Оуэн. — А теперь пойди найди хадати и узнай, достаточно ли они ненормальные, чтобы выполнить твою просьбу. Если они откажутся, я не удивлюсь — мне всегда казалось, что они соображают лучше большинства наших солдат.

Эрик встал, небрежно отсалютовал и вышел. После его ухода Оуэн некоторое время смотрел на карту, а потом поманил ординарца:

— Пошли кого-нибудь за капитаном Субаи.

* * *

— Вон там, — махнул рукой Джимми. Он затребовал лошадь и послал двух солдат в Порт-Викор на одной лошади. Остальным десяти он приказал сопровождать его в погоне за Маларом. Он не сомневался, что шпион мог двигаться только в одном направлении.

Теперь Джимми был уверен, что Малар Энарес был кешианским шпионом. Простой вор забрал бы у него оружие и золото; этот же человек взял только лошадь, чтобы иметь запасную во время бегства к линии кешианского фронта. А самым уличающим фактом было то, что он забрал приказы принца лорду Дуко.

У капитана Сонти и его людей приказы молодого дворянина вызывали явное смущение, но они подчинились. Когда они остановились, чтобы дать отдых лошадям, Сонти начал:

— Лорд Джеймс…

— Джимми. Лорд Джеймс был мой дедушка.

— Лорд Джимми, — поправился Сонти.

— Просто Джимми.

Пожав плечами, Сонти сказал:

— Джимми, вы двигаетесь в определенном направлении, но при этом не читаете следы. Вы что, знаете, куда направляется этот человек?

— Да, — сказал Джимми. — Мест, где можно относительно безопасно перебраться из Королевства в Кеш, не так и много, и есть только одна переправа относительно неподалеку, где Малар может встретить кешианский патруль раньше, чем наш. Это вон там, — указал он на отдаленную цепь невысоких гор, — в пустыне наверху. Перевал Далсур. Это очень узкая расщелина, которая выходит в оазис Окатео. Она очень популярна у контрабандистов.

— И шпионов, — предположил Сонти.

— Точно, — согласился Джимми.

— Но если вы знаете про это место, сэр, почему не держите там гарнизон?

Джимми пожал плечами.

— Нам не менее выгодно держать его открытым, чем кешианцам.

— Вряд ли я когда-нибудь начну понимать ваших людей, сэр.

— Ну, тогда после окончания войны вы можете вернуться на Новиндус.

— Я солдат, и всю свою жизнь служил лорду Дуко, — сказал Сонти. — Я бы и не знал, что делать на Новиндусе; никто бы из нас не знал.

Джимми дал знак ехать дальше.

— Ну, на Новиндусе, как пить дать, кто-то тоже строит империи вроде Фэйдавы здесь у нас.

— Кое-кто из молодежи может захотеть вернуться, — сказал Сонти, садясь обратно на коня. — Но большинство из тех, кто какое-то время прослужил с Дуко, предпочтет жизнь здесь, в вашем Королевстве.

— Тогда пора думать о нем как о «нашем Королевстве».

— Вот и лорд Дуко так велит, — признался Сонти, давая патрулю знак двигаться вперед.

По тропе они поднялись на возвышенность, и перед ними открылся унылый пейзаж: пыльная равнина, засохшая трава и выбеленные солнцем камни. Налетел жаркий ветер, и песок стал забивать им рты и носы, царапать лица. Даже вода казалась песчаной на вкус — мелкий, как пыль, песок проникал всюду.

Они добрались до высокого плато, и Джимми указал наверх.

— Оазис вон там. — Он показал еще на одно плато, как минимум на тысячу футов выше того, на котором они находились. Оглянувшись назад, они могли разглядеть равнины, лежащие перед Шендонским заливом.

— Отсюда в ясный день, наверное, виден залив, — сказал Сонти.

— И не только, — заметил Джимми. — Говорят, если день совсем ясный, то отсюда видны вершины Каластийской гряды на севере. — Он пришпорил лошадь, и они поехали дальше вверх.

Переночевали они в широком овраге, укрывшем их от ветра и песка. Спать пришлось прямо на камнях, подложив под голову седла. Лошади паслись неподалеку. Джимми запретил разжигать костер на случай, если рядом кто-то был или Малар оглядывался назад.

Джимми надеялся, что шпион не так хорошо, как он, знает дороги через эти холмы. Тогда появлялся шанс настигнуть Малара. Хоть Джимми и вырос в далеком Рилланоне, дед заставил их с братом исследовать каждую лазейку вдоль границы с Кешем: бухты контрабандистов, тайные тропы, ручейки и горные расщелины. А знаний лорда Джеймса хватило бы на целую энциклопедию; он постарался, чтобы его внуки изучили каждое возможное направление атаки на Королевство.

Пережевывая вяленое мясо, капитан Сонти спросил:

— А вы уверены, что мы поймаем этого шпиона?

— Мы обязательно должны это сделать. Он украл приказы для Дуко и слишком много знает о плачевном состоянии обороны в Королевстве. В приказах также расписан наш план действий по поводу угрозы Краю Земли.

— Нам попадались эти кешианцы несколько раз. Они сражаются отважно.

— Трусливыми кешианцев не назовешь. Иногда трусливы их вожди, но если простым солдатам прикажут биться до последнего, они так и сделают.

— Если мы поймаем этого человека, то избежим большой битвы?

— Да, — подтвердил Джимми.

— Тогда нам придется его поймать.

— Выступаем с рассветом, — сказал Джимми. — Разбудите меня прямо перед отъездом.

* * *

Аки и его люди рассредоточились вокруг подножия скалы.

— Как теперь лучше всего действовать? — спросил Эрик.

Оружие и сухую одежду, завернутые в клеенку, они принесли с собой, проплыв по маршруту, который обнаружил Эрик. Они рассчитывали добраться до вершины скалы в темноте, а как раз перед рассветом следопыты Субаи и несколько десятков солдат Королевства должны были произвести как можно больше шума на дальнем конце линии обороны, чтобы заставить врагов подумать, будто войска Королевства пытаются обойти их по холмам. Они отступят сразу же, как только ввяжутся в бой, а Субаи и его следопыты вскарабкаются по холмам и уйдут в горы. Пройдя барьер, они двинутся вдоль западных склонов гор в направлении Вабона. Крондорцы отступят с большим шумом и якобы в беспорядке.

Они надеялись, что это позволит хадати и Эрику проскочить через линию обороны и открыть ворота. Если это удастся, Грейлок обещал, что им придется держать ворота только две минуты. У него было две роты конных лучников, которые пересекли бы перевал меньше чем за две минуты, и рота из сотни тяжеловооруженных улан, которые могли прорваться за линию фронта и сокрушить стену обороняющихся.

Над скалами раздались крики: очередная атака Грейлока подходила к концу. Обороняющиеся отражали его наскоки с полудня, и с закатом Оуэн решил устроить перерыв. Эрик надеялся, что они достаточно отвлекли защитников и тем некогда было смотреть со скал вниз. Иначе их могла ожидать наверху довольно неприятная встреча.

Аки посмотрел вверх и сказал:

— Лучший верхолаз у нас — Пэйшан. Он пойдет первым и понесет с собой шнур. Если он доберется доверху, то мы привяжем шнур к веревке, и он ее подтянет. — С легкой улыбкой Аки добавил: — По веревке даже вы доберетесь до вершины, капитан.

— Польщен таким доверием, — отозвался Эрик.

Пэйшан, невысокий, коренастый и мускулистый горец, снял свое оружие, длинный меч, какие большинство хадати носили на спине, и короткий меч с пояса. Потом он стянул мягкие кожаные ботинки и передал все это одному из своих спутников. Легкий шнур он аккуратно обмотал вокруг плеча и груди, будто плед, который хадати носили с традиционным клановым костюмом. Большая часть шнура тянулась за ним и сворачивалась на песке. Аки велел людям следить, чтобы шнур ни за что не зацепился.

Пэйшан поправил килт и полез наверх. Эрик глянул на запад. Солнце село несколько минут назад, и теперь они напряженно смотрели на то, как человек в надвигающихся сумерках храбро лезет на скалу. Прежде чем он доберется доверху, будет уже совсем темно.

Шли минуты, а он все карабкался вверх, цепляясь руками и осторожно подтягиваясь. Как паук на стене, он медленно двигался вверх и слегка вправо от места, с которого начал.

Эрик был изумлен. Сначала Пэйшан преодолел двадцать футов вверх, потом тридцать, сорок… Пятьдесят футов составляли треть всего пути. Он не стал останавливаться и отдыхать, и Эрик решил, что болтаться на склоне было отдыхом не лучшим, чем лезть наверх. Ритм движений Пэйшана не менялся. Шаг, захват, переключение веса и новое движение вверх.

Темнело, и разглядеть человека на скале становилось все труднее. Эрик потерял его из виду в черной тени между камнями, потом снова заметил движение. Пэйшан уже преодолел две трети пути наверх.

Он снова исчез из виду, и потянулись долгие минуты. Наконец в полной тьме — луны этой ночью не должны были появиться почти до самого рассвета — шнур начал дергаться вверх-вниз.

— Привяжите веревку, — скомандовал Аки. Оставшийся шнур обрезали и крепко привязали к концу куда более тяжелой веревки. Когда она была надежно закреплена, они три раза сильно дернули за шнур. Пэйшан быстро потянул веревку.

Веревка раскручивалась, потом снова дернулась вверх-вниз. Первые рывки означали, что Пэйшан забрался наверх и пора было завязывать веревку. Второй сигнал означал, что он привязал веревку или готовится держать ее покрепче. Вторым должен был пойти самый легкий из всех оставшихся. Он поможет Пэйшану удерживать веревку; каждый следующий должен будет добавлять свою силу, пока поднимаются все более тяжелые люди.

Второй скалолаз связал оружие в тюк и закинул его за спину, а потом принялся перебирать веревку руками, ногами подтягиваясь вверх по склону. Эрика удивило, насколько быстро он карабкается.

Потом отправился третий хадати.

В ночной тишине слышались далекие звуки из вражеского лагеря, но ни тревоги, ни звуков боя не доносилось. Постепенно отряд из пятидесяти хадати перебрался наверх, и наконец на берегу остались только Эрик и Аки.

— Я за тобой, — сказал Эрик.

Аки кивнул и молча полез наверх.

Эрик подождал, потом тоже ухватился за веревку. Скалолаз из него был плохой, так что он хотел идти последним на случай, если поскользнется. Если уж он упадет и разобьется, то не столкнет при этом идущего позади Аки.

Эрик полез по веревке, ощущая при этом, что от ног толку мало. Он был силен, с развитой мускулатурой, но при этом еще и весил немало. Когда он почти добрался до вершины, руки у него онемели, а спину сводило от боли. Внезапно веревка начала двигаться, и на мгновение Эрик запаниковал, пока не понял, что его тянут вверх.

Аки добрался до края скалы, взял Эрика за руку и рывком вытащил его наверх.

— Кто-то идет, — прошептал он.

Эрик перевел дыхание, снял с пояса нож и огляделся. Они были в редкой полосе деревьев, сосен и осин, и насколько он мог судить, они с Аки здесь были одни. Другие хадати каким-то образом умудрились скрыться в видневшемся дальше лесу.

Аки быстро отрезал веревку, привязанную к дереву неподалеку, и сбросил ее остатки со скалы. Потом он потянул за собой Эрика, и они поспешили к лесу.

Неподалеку зазвучали шаги, и кто-то сказал на языке Новиндуса:

— Ничего я не слышал.

— Говорю тебе, тут точно кто-то ходит.

— Никого тут нет, — сказал первый голос.

Эрик прижался к невысокому дереву, глядя сквозь нижние ветки сосен на две фигуры, появившиеся на дальнем конце поляны. Один из идущих держал факел.

— И чего мы здесь ищем как дураки?

— А как еще ты можешь искать?

— Очень смешно.

Они подошли к поляне перед скалами, и первый сказал:

— Тут высоко, не подходи слишком близко.

— Кому ты это говоришь? Я вообще высоты не выношу.

— Так как же ты забрался на стену в Крондоре?

— А я и не забирался, — отозвался второй. — Я подождал, пока ее взорвали, и спокойно так себе зашел.

— Тебе повезло, — сказал первый. — Смотри, нет тут никого. Ты что думал, кто-то послал мартышек лезть на скалы, или магия тут какая?

— Я за свою жизнь навидался всякой странной магии, — сказал второй, когда они повернули обратно к лагерю. — Помнишь этих демонов, и королеву, и змеиных жрецов? Моя бы воля, не хотел бы видеть больше ничего такого.

— Я тебе рассказывал про ту танцовщицу из Хэмзы? Вот это, я понимаю, была магия…

— Да раз десять уж точно, так что можешь больше не рассказывать…

Голоса затихли в ночи. Сзади Эрика кто-то произнес:

— Они никого не заметили.

— Это хорошо, — сказал Эрик и повернулся к Аки. — Теперь мы можем спокойно отдохнуть и тронуться в путь только перед рассветом. Оповести всех — пусть остаются на месте и соблюдают тишину. Собираемся за час до рассвета.

Аки молча скрылся во тьме.

17 Атаки

Джимми указал вперед.

— Я вижу, — откликнулся капитан Сонти. Они искали колодец в оазисе Окатео и заметили в тени деревьев кешианский патруль.

— Это имперские пограничники, — прошептал Джимми. — Видите у них копья?

К скалам неподалеку от привязанных на выпас лошадей были прислонены двадцать длинных тонких копий с укрепленными на них знаменами.

— Надо бы поскорее подобраться поближе, — сказал Сонти.

— Эх, лучников с нами нет, — пожалел Джимми.

— Это тот, кого вы ищете? — спросил Сонти, указывая на человека с другой стороны костра.

— Да, это он, — ответил Джимми.

Малар сидел рядом с кешианским офицером, и тот просматривал документы, которые Джимми вез Дуко.

— Придется их всех убить.

— Лагерь у них не особо защищенный, — сказал Сонти.

— Они слишком самодовольные, хотя, конечно, это одно из лучших в мире подразделений легкой кавалерии. Вон те длинноволосые парни, — Джимми показал на шестерых солдат, сидевших немного поодаль, возле большого котла с едой, — это кочевники-ашунтаи из центра Империи. Они лучшие в мире наездники.

— Кое-кто из моих ребят мог бы с этим поспорить, — заметил Сонти.

Джимми усмехнулся.

— Что, лучшие наездники в Триасии?

— Уже нет, с тех пор как мы попали сюда, — покачал головой Сонти, повернулся и подал сигнал.

Его люди, державшиеся на тропе позади, начали медленно подтягиваться.

— Как только вы атакуете, — сказал Джимми, — Малар вскочит на ближайшую лошадь и поскачет вот сюда. — Он указал на проход в южном направлении, ведущий к пограничным территориям Кеша. Я притаюсь вон там и, если он так сделает, спрыгну на него со скал.

— Я пойду с вами, — сказал Сонти, — на случай, если он будет не один.

— Не важно, с кем он будет, — сказал Джимми, — если только не с тем офицером, что читает документы. Мы должны вернуть эти бумаги и убить всех, кто их прочитает.

— Ну, тогда все просто, — заявил Сонти. — Мы убьем их всех.

Джимми не мог не восхищаться его уверенностью. Кешианских пограничников у колодца было двадцать, а отряд Королевства насчитывал только десять солдат.

— Атакуйте как можно стремительнее, — сказал Джимми и побежал, пригнувшись, к скалам над оазисом, торопясь добраться до места, которое выбрал с самого начала.

Сонти подал своим людям знак и подошел к Джимми.

Внезапно оазис взорвался шумом и криками. Хотя и в меньшинстве, солдаты Королевства имели преимущество неожиданности. Джимми не сомневался, что кешианцы гибли, не успев добраться до оружия. Звон тетивы его успокаивал; луки были только у людей Сонти.

Как Джимми и предполагал, он услышал приближающийся стук копыт. Он приготовился.

Из-за поворота появился Малар. Он ехал без седла, успев только накинуть на лошадь уздечку и схватить документы. Стоило ему поравняться со скалой, Джимми прыгнул и сбил его с лошади. Сверток полетел в сторону, а Джимми перекатился и вскочил на ноги, охнув от боли. Он задел камень, торчавший из земли, и чувствовал, как немеет левая рука. Джимми понял, что вывихнул плечо.

Появилась еще одна лошадь, и Сонти прыгнул, выбивая всадника из седла. Джимми еле увернулся от второй лошади, когда она промчалась мимо. Он повернулся, пытаясь найти Малара, и увидел, что тот убегает по тропе.

Джимми устремился за ним, заметив краем глаза, что Сонти сидит на груди у кешианца и душит его.

Малар добрался до поворота тропы, и Джимми потерял его из виду. Он рванулся изо всех сил, заворачивая за угол, и почувствовал вспышку боли в плече.

Малар забрался на валун и со всей силы ударил Джимми ногой, целясь в голову, но попав в плечо. Результат был почти такой же, потому что Джимми чуть не потерял сознание от боли. Он пошатнулся, невольно вскрикнув.

Стиснув зубы, он поднял меч, и Малар чуть на него не напоролся, спрыгивая с валуна, но умудрился соскочить на землю.

— Ну что ж, молодой господин, — сказал шпион, — похоже, мне стоило выбрать яд посильнее.

Джимми тряхнул головой, чтобы немного прийти в себя, и сказал:

— Тогда ты бы сам не смог ничего выпить.

Малар усмехнулся.

— Выработка сопротивляемости ядам — довольно неприятный процесс, но с годами я выяснил, что дело того стоило. Я бы поболтал еще, но боюсь, скоро подойдут ваши люди, так что мне пора уходить. — У него был только кинжал, но наступал он так, будто был уверен, что меч Джимми ему не помеха.

Годы тренировок, с тех самых пор, как он мальчиком учился у деда, взяли свое, и Джимми прыгнул вправо в тот самый момент, когда Малар сделал левой рукой молниеносный выпад, и от камней там, где Джимми только что стоял, отскочил второй кинжал, которого раньше не было видно. Джимми знал, что у этого человека при себе должно было быть несколько клинков. Как он и ожидал, когда он повернулся к Малару, шпион бросился на него с клинками в обеих руках.

Джимми уклонился от атаки, падая назад, и при этом снова испытывая мучительную боль в плече. Когда Малар приблизился, Джимми пнул его правой ногой, заставив потерять равновесие. Нога шпиона была твердой как камень, и Джимми уверился, что худоба Малара обманчива; он сражался не с тощим слабаком. Не теряя времени, Джимми перекатился, вскочил и изо всех сил обрушил на противника меч. Малар едва ушел от удара, откатившись в сторону, не обращая внимания на острые камни, которыми была усыпана тропа.

Джимми продолжал наступать, не давая опасному противнику времени прийти в себя, особенно в тот момент, когда у Джимми была только одна здоровая рука. Он снова ударил мечом, но Малар подался назад по каменному склону, а потом, вместо того чтобы отступать, вдруг метнулся вперед, под меч Джимми.

Джимми почувствовал, как клинок кешианца скользнул по его ребрам, и охнул от боли, но сумел извернуться так, что лезвие не вошло глубже. Он согнулся пополам и со всей силы ударил Малара головой в лицо. Шпион попятился назад, из его сломанного носа хлынула кровь, а у Джимми на мгновение все поплыло перед глазами.

Внезапно мимо промчалась лошадь, чуть не затоптав Джимми. Он встал так быстро, как только смог, и понял, что у него больше нет меча. Малар присел, сжимая в руке остававшийся у него кинжал и оскалившись в какой-то волчьей ухмылке.

— Не шевелитесь, молодой господин, тогда все будет быстро и безболезненно.

Он шагнул к Джимми, а тот бросил горсть грязи ему в лицо. На секунду Малар оказался ослеплен, и Джимми подпрыгнул, ухватив его руку здоровой правой рукой. Собрав все силы, он попытался сломать запястье Малара. Шпион охнул от боли, но не выпустил кинжала. Как Джимми и подозревал, за худобой Малара скрывалась стальная сила, и такая ерунда, как сломанное запястье, его бы не остановила.

Малар отдернулся, хотя Джимми все еще сжимал правой рукой его запястье. Левым кулаком он ударил назад, по плечу Джимми. Тот вскрикнул от боли и почувствовал, как у него подгибаются колени.

Когда Малар снова ударил его по левому плечу, Джимми чуть не потерял сознание и ощутил, как теряет силы. Малар шагнул назад, вырывая руку у Джимми, одним движением перебросив кинжал из левой руки в правую. На мгновение Джимми глянул вверх и увидел, что Малар готовится нанести смертельный удар слева.

Вдруг кешианец изумленно распахнул глаза и посмотрел вниз. Кинжал выпал у него из пальцев, рука дернулась за спину, и он развернулся, будто ища лучшую позицию для удара. Джимми увидел, что из правого плеча шпиона торчит стрела, а потом и вторая вонзилась ему в спину.

Малар упал на колени, глаза у него закатились, изо рта и носа потекла кровь, и он упал вниз лицом на камни.

Повернувшись, Джимми увидел, что к нему спешат Сонти и один из его людей, вооруженный луком. Джимми присел на корточки, потом завалился назад, ударившись о камни.

— Вы ранены? — спросил Сонти, опускаясь рядом с ним на колени.

— Ничего страшного, — прохрипел Джимми. — Плечо вывихнул.

— Дайте посмотреть, — сказал капитан. Он осторожно коснулся плеча, и все тело Джимми пронзила боль. — Минутку, — сказал капитан и уверенным движением схватил предплечье Джимми одной рукой, другой сжал его плечо и толкнул руку на место.

Джимми распахнул полные слез глаза; он едва мог вздохнуть, но скоро боль начала утихать.

— Лучше сделать это сразу, — объяснил Сонти, — а то все распухнет, и вы не сможете его вправить. Тогда уже понадобится целитель, священник или большое количество бренди. Завтра вам станет легче.

— Спасибо, — сказал Джимми.

— Я справился со вторым всадником, но был еще и третий.

— Он меня чуть не переехал, — сказал Джимми, пока Сонти помогал ему встать.

— Это был офицер.

Джимми выругался.

— А сообщения для Дуко все еще здесь?

Лучник огляделся, увидел кожаный мешочек и наклонился его поднять.

— Вот они.

Джимми махнул ему, лучник подошел и протянул связку бумаг капитану. Сонти достал документы и перелистал.

— Здесь семь бумаг.

— Это все, — с облегчением сказал Джимми. Он посмотрел на мертвого шпиона и добавил: — Это было слишком уж рискованно.

Сонти велел лучнику подойти, чтобы Джимми мог на него опереться.

— Мертвых надо похоронить. Если неподалеку еще один патруль и они увидят стервятников, то утром могут прийти сюда выяснять, в чем дело.

Джимми покачал головой.

— Это не имеет значения. К рассвету мы уже будем переходить по той тропе границу. Пусть мы загоним лошадей, но надо вернуться обратно в Порт-Викор, и я должен как можно скорее попасть в Крондор.

— Потому что тот офицер сбежал?

Джимми утвердительно кивнул.

— Не знаю, насколько внимательно он их прочитал и что Малар ему рассказал, но он передаст своим хозяевам, что Крондор удерживает горстка дворцовых стражников, а все солдаты, не занятые в Крае Земли, торчат на Севере, сражаясь с Фэйдавой.

— Кешианцы этим воспользуются?

— Еще как, — сказал Джимми. — Один удар по городу, и принц Патрик у них в руках. Король на многое пойдет, чтобы освободить сына.

— На Новиндусе все было проще, — со вздохом произнес Сонти.

Джимми рассмеялся, хотя у него от этого все заболело.

— Я не сомневаюсь, — сказал он, оперся на лучника и заковылял обратно в оазис.

* * *

Эрик услышал приближение хадати раньше, чем увидел, как тот появляется из тьмы.

— Пора, — сказал Аки.

Всю ночь они прятались в лесах за баррикадой, перекрывавшей дорогу. Дважды наемники подходили к месту, где укрывался Эрик, но ни один не стал обследовать леса на скалах.

Эрик кивнул. Небо на востоке становилось светлее. Скоро, если все пойдет по плану, ложная атака на дальнем конце баррикады даст ему возможность ударить изнутри и открыть ворота.

— Пойдем оглядимся, — сказал он.

Пригнувшись, он осторожно продвигался между деревьями, пока не добрался до поляны к югу от дороги. Эрик вычислил, что до ворот больше сотни ярдов, и насчитал дюжину костров между его нынешней позицией и воротами и еще столько же с другой стороны. Он услышал, как рядом остановился Аки, и прошептал:

— Я думал, здесь больше народу.

— И я тоже. Если мы сумеем прорваться через ворота, бой будет недолгим.

Он не стал говорить о том, что случится, если они не откроют ворота.

— У меня идея, — сказал Эрик. — Передай остальным, чтобы не трогались с места, когда зазвучит тревога. Вели им ждать, пока я не подам вам сигнал.

— А где ты будешь?

— Где-то там, — махнул рукой Эрик.

На Эрике была его черная форма, но без плаща Кровавых Орлов. Случайному наблюдателю он показался бы наемником с привычкой одеваться в черное. Посмотрев на Аки, он заметил голубую повязку на лбу у воина.

— Можно это одолжить? — спросил он, не зная, не имеет ли повязка какого-нибудь ритуального племенного значения.

Аки не ответил, он просто развязал повязку, потом встал у Эрика за спиной и повязал ее ему на голову. Теперь Эрик еще меньше напоминал солдата армии Королевства.

Эрик аккуратно прошел между двумя кострами, шагая потише, чтобы не разбудить спящих. Со стороны баррикады доносились негромкие голоса, и он понял, что стражники на посту болтают, чтобы не уснуть.

Эрик добрался до края дороги, и его походка изменилась. Теперь он шел бодро, будто торопясь по важному делу. Таким образом он добрался до ворот, примечая на ходу их простую, но эффективную конструкцию. У каждой створки была большая железная скоба, прикрепленная огромными железными болтами. Сквозь эти скобы проходила дубовая перекладина, укрепленная, в свою очередь, загнанными в землю длинными шестами. Сшибить шесты и вытолкнуть перекладину из скоб будет несложно, но чтобы вышибить ворота с другой стороны, понадобится большой таран.

— Эй! — крикнул он, прежде чем кто-то заподозрил в нем чужака. Он сделал голос пониже, рассчитывая скрыть акцент, который выдал бы его.

— Чего? — спросил командир дозора у ворот, судя по всему, сержант или капитан.

— Мы только пришли с Севера, и мне велено найти тут главного.

— Капитан Растав вон там, — ответил командир, указывая на большую палатку, едва видную в предрассветной тьме. — Какие новости?

— Тебя, что ли, Раставом звать? — буркнул Эрик.

— Сказал же, нет, — раздраженно отозвался тот.

— Ну так мои новости не для тебя, так ведь?

Эрик повернулся и пошел прочь, прежде чем его собеседник успел ответить. Он шел уверенно и целенаправленно, но как раз перед тем, как подойти к командному шатру, свернул в сторону и пошел между палатками. Большинство солдат спало; некоторые вставали, раздували костры, направлялись в отхожее место или уже завтракали. На ходу Эрик рассеянно кивал или махал иногда рукой, укрепляя иллюзию законности своего присутствия в лагере, как будто кто-то здесь его знал — если не тот, кто смотрел сейчас на него, то тогда человек напротив.

Эрик подошел к одной из самых удаленных палаток, около которой заметил только одного человека, судя по запаху варившего на костре кофе. Подойдя ближе, Эрик спросил:

— Лишней кружки не найдется?

Солдат поднял голову и кивнул, приглашая Эрика подойти. Тот присел на корточках рядом.

— У меня осталась пара минут до дежурства на воротах, а горячего кофе выпить негде.

— Да уж представляю себе, — сказал солдат, протягивая Эрику керамическую кружку с дымящейся черной жидкостью. — Ты из отряда Гаджи?

Эрик узнал имя капитана, о котором уже слышал, но ничего о нем не знал.

— Нет, — сказал он, — мы только прибыли. Мой капитан вон там. — Он кивнул на командную палатку. — Разговаривает с Раставом, вот я и решил сбегать попить чего горяченького. — Он встал. — Спасибо, я принесу обратно кружку, когда сменюсь с дежурства.

Солдат отмахнулся.

— Оставь себе. Мы столько посуды натащили, что я уж подумываю лавку открыть.

Эрик пошел дальше, попивая кофе, который для походного лагеря был совсем неплохим, и осматривая территорию. За стеной было не больше тысячи человек, а судя по тому, что он видел вдоль баррикад, всего на этой позиции насчитывалось сотен двенадцать. Еще одна уловка — с внешней стороны похоже было, будто здесь их поджидала половина армии Фэйдавы, но изнутри Эрик видел, что, если он откроет ворота, битва будет выиграна в считанные минуты.

Пройдя уже с полпути обратно к воротам, Эрик услышал крик на восточном краю баррикады. Потом закричали еще, и прозвучал сигнал тревоги. Эрик помедлил, сосчитав про себя до десяти, пока не услышал звук горна — призыв к оружию. Спавшие солдаты начали вскакивать и выбегать из палаток, и Эрик отбросил кружку и тоже заспешил. Командирским голосом он закричал:

— Они атакуют восточный фланг! Все на восточный фланг!

Полусонные солдаты стали поворачивать к дальнему краю баррикады. Когда он приблизился к воротам, к нему подбежал человек и спросил:

— В чем дело?

Эрик сразу понял, что перед ним был сержант или капитан какой-то роты, не привыкший к слепому подчинению.

— Приказ Растава! Вы капитан Гаджа?

— Нет, я Тулме, — удивленно сказал его собеседник. — Гаджа должен меня через час сменить.

— Тогда соберите две трети людей и отправляйте их на восточный конец укрепления. Враг уже прорывается!

Офицер кинулся отдавать распоряжения, а Эрик поспешил дальше с криками:

— На восток! Торопитесь!

Солдаты видели, как другие спешат выполнять приказы, и тоже подчинялись. Эрик помчался туда, где его мог видеть Аки, и подал сигнал. Из-за деревьев немедленно выбежали воины хадати.

Эрик метнулся к воротам и закричал:

— У меня приказ! Открыть ворота и готовиться к вылазке!

— Чего? — спросил кто-то. — Ты кто такой?

Не успел солдат сообразить, в чем дело, как Эрик обрушил на него меч.

— Вечно нам везти не могло, — сказал он Аки, когда хадати добрались до него.

Хадати убили всех перед воротами прежде, чем это заметили люди на расстоянии более чем двадцати пяти ярдов. Шесты полетели в сторону, и не успели они упасть на землю, как Эрик, Аки и еще двое уже вынимали тяжелую дубовую перекладину из скоб, которые удерживали ее на месте. Пока они относили перекладину в сторону, другие открывали ворота.

— Две минуты! — крикнул Эрик. — Мы должны продержать их открытыми две минуты.

Секунды тянулись медленно; дальше по линии послышались крики, и наконец Эрик понял, что люди к северу от него на стороне обороняющихся сообразили, что что-то не так.

Внезапно солдаты бросились в атаку на хадати, которые все до одного были вооружены длинным и коротким мечами, которые держали в правой и левой руках соответственно. Горцы разошлись веером, держась друг от друга на достаточном расстоянии, чтобы охватить возможно большее пространство. Эрик колебался недолго; он запрыгнул на кучу мешков с зерном, а потом подтянулся на укрепления за заграждениями. Он не мог допустить, чтобы лучники оказались над хадати — тогда все будет потеряно.

Эрик посмотрел на юг и увидел, что кавалерия Королевства уже приближается.

Эрик бросился вперед вдоль укреплений. Первый солдат, которого он встретил, был все еще в растерянности, пытаясь понять, что происходит на востоке. Эрик обхватил его и сбросил с укреплений. Тот приземлился на пару бегущих людей, а те, что бежали за ними, успели остановиться. Мимо головы Эрика пролетел дротик из арбалета, и он присел.

Он отступил, держа оружие наготове, и, когда увидел бегущих к нему солдат, остановился. Первый подбежавший к нему человек затормозил, не очень понимая, что происходит. Эрик был только рад минутному промедлению: кавалерия Королевства вот-вот должна была появиться.

Внезапно людей у ворот охватило ощущение тревоги — они наконец поняли, в чем дело, и бросились на ждущих хадати, а человек напротив Эрика с яростным криком бросился на него.

Пока он замахивался, Эрик шагнул назад, вынуждая противника нарушить равновесие, и одним пинком столкнул солдата с укреплений. Второй солдат приблизился осторожнее и сумел нанести удар. Эрик принял удар на меч и отбил его, потом, неожиданно шагнув ближе, заехал солдату в лицо рукояткой меча. Тот споткнулся, отлетел на идущего сзади, и они оба упали.

Эрик посмотрел за стену и увидел, что первая пара всадников Королевства приближалась, уже опуская копья на последнем участке подъема перед воротами. Повинуясь внезапному импульсу, он закричал во все горло:

— Бросайте мечи! Все кончено!

Человек напротив него на баррикаде заколебался, и Эрик снова закричал:

— Это твой последний шанс! Бросай меч!

Тот посмотрел на стоявшего перед ним высокого блондина и на улан, которые мчались в ворота вслед за хадати, чьи бешено вращающиеся клинки калечили любого, кто осмеливался к ним приблизиться. Скривив лицо в гримасе отвращения, воин отбросил меч.

Отряд конников, появившийся из-за линии фронта, атаковали крондорские уланы, а тут подоспел и второй отряд Королевской кавалерии. В стену рядом с Эриком уперлась штурмовая лестница, и он понял, что Грейлок принял дополнительные меры, под покровом темноты подведя людей поближе. Он посмотрел направо и увидел, что по открытой местности бегут пехотинцы.

Эрик наклонился за край стены, и за все труды чуть было не лишился головы.

— Эй, — крикнул он взбиравшемуся по лестнице солдату Королевства, который только что махнул мечом. — Потише, а то упадешь и ушибешься!

Такого солдат не ожидал. Он остановился, и поднимавшийся за ним следом солдат крикнул:

— Давай пошевеливайся.

— Ты можешь спуститься и пойти через ворота, — сказал Эрик.

— Извините, капитан фон Даркмур, — крикнул человек наверху лестницы.

Эрик посмотрел налево и увидел, как наемники бросают мечи и отходят, а на них медленно наступает цепочка улан, держа острия тяжелых копий на уровне груди.

За уланами появилась легкая кавалерия, и Эрик узнал Джедоу и Дугу. Он помахал рукой, привлекая их внимание. Джедоу подъехал ближе, и Эрик крикнул:

— Наведите тут порядок и сообщите Грейлоку, чтобы въезжал быстрее.

Джедоу кивнул и развернулся, чтобы самому передать Оуэну сообщение. Дуга соскочил с лошади и храбро пошел мимо цепочки улан, отделяя наемников от их оружия. Эрик глянул вдаль, туда, где шла стычка между Королевскими уланами и кавалерией захватчиков, и понял, что противники еще не знают, что проиграли. Наверняка многие солдаты погибнут, прежде чем сюда дойдет весть о взятии баррикады. Он велел гонцам передать сражающимся новости, пока не начали бессмысленно гибнуть люди.

Эрик спрыгнул со стены, когда в ворота вошли первые пехотинцы Королевства. Он протолкался сквозь пленных и нашел старшего лейтенанта легкой кавалерии.

— Помогите уланам с этим отрядом в тылу, а потом прочистите леса по обе стороны дороги на следующие пять миль. Если кто-нибудь ушел и направляется на Север рассказать Фэйдаве, что эта позиция пала, не давайте им уйти.

Кавалерист отдал приказ своим людям и отъехал. Эрик отыскал Аки.

— Потерь много?

— Есть раненые, но никто не погиб, — ответил предводитель горцев. — Если бы у них было еще несколько минут на подготовку, все было бы совсем не так.

— Наверное, ты прав, — согласился Эрик.

Он отошел от горцев и повернулся к воротам как раз тогда, когда в них въехали Джедоу и Оуэн. Направляясь к ним, он велел проходившему мимо солдату:

— Найди среди пленных и приведи сюда капитана по имени Растав.

— Еще одна обманка? — спросил Оуэн, оглядевшись.

— Почти, — сказал Эрик. — Если бы мы не открыли ворота, то, конечно, понесли бы потери, но не такие большие, как думали.

Оуэн уставился на север, будто пытаясь заглянуть за горизонт.

— Что он делает?

— Хотел бы я знать, — сказал Эрик и взглянул в сторону юга. — А еще я бы хотел знать, как обстоят дела там.

— Это проблема Патрика и Дуко, а не наша, — отозвался Оуэн. — Теперь давай-ка наведем здесь порядок и двинемся дальше на север.

Эрик отдал честь, потом повернулся и занялся наведением порядка за баррикадами.

* * *

Дэш едва сдерживал гнев. С десяток его стражников стояли вокруг, переглядываясь; некоторые были явно напуганы.

Двое его людей лежали перед ним мертвые. Ночью их заманили куда-то и убили, а их тела с перерезанным горлом подбросили к дверям Новой Рыночной тюрьмы.

— Кто-то заплатит за это кровью, — прошептал Дэш.

Погибшие Нолан и Риггс вошли в состав стражи недавно и только закончили обучение. Прошедший месяц дался Дэшу трудно, но порядок начал возвращаться в Крондор, и он уже замечал, что большая часть города постепенно возвращалась к ритму жизни, напоминавшему предвоенный.

Принц разрешил приобрести здание у самой рыночной площади, и торговец скобяными изделиями только что соорудил там камеры для заключенных. Прошлой ночью около пристани чуть не начался бунт, в результате тюрьма была переполнена, и Дэш усердно таскал нарушителей порядка в городской суд, открытый принцем неделю назад. Судьями там были двое восточных дворян, и многих арестованных они тут же направляли в трудовые отряды. Большинство получали годичный срок, но некоторым достались пяти— и десятилетние сроки, и граждане более неспокойных частей города громко протестовали. Пока этот протест в основном выражался в оскорблениях, сыпавшихся на стражников на дежурстве. До прошлой ночи.

— Какую территорию они должны были патрулировать? — спросил Дэш.

Густав, бывший пленник, искавший работу, присоединился к страже несколько дней назад, и Дэш, видя его способности, произвел его в капралы. Густав вел расписание дежурств.

— Они дежурили у прежнего Убогого квартала.

— Проклятье, — сказал Дэш. Убогий квартал, самый бедный район города, превратился теперь в разномастное поселение из палаток и хижин; люди селились даже под прикрытием обрушившихся стен. Там процветали все возможные пороки, и, как и следовало ожидать, гильдия воров устанавливала там свою власть куда быстрее короны. — Теперь будем действовать по-другому.

С тех пор как Дэш стал шерифом Крондора, он старался не прибегать к казням; пять дней назад публично повесили двоих убийц, но большинство преступлений были довольно мелкими, и виновники отделывались исправительными работами.

— А что они вообще там делали? — поинтересовался Дэш. — Они же оба новички.

— Так уж им по жребию выпало, — сказал Густав и, понизив голос, добавил: — Здесь у всех опыта маловато.

Дэш пожал плечами. На неопытных юнцов покойники точно не тянули.

— Теперь туда надо посылать четверки начиная с завтрашнего дня.

— А как сегодня? — спросил Густав.

— Сегодня я сам туда пойду, — сказал Дэш и вышел из дежурки.

Он зашагал по улице, потом пересек рынок, направляясь к бывшему Убогому кварталу, осторожно следя за всем вокруг. Даже днем в этой части города можно было ждать только проблем.

Добравшись до почти полностью сгоревшего двухэтажного здания, он нырнул внутрь, быстро снял красную повязку и вышел сзади. Спустившись по узкому проулку, он перелез через деревянную ограду между двумя каменными стенами, которая еще каким-то образом устояла, хотя все вокруг превратилось в пепел. Проскользнув под низкую каменную арку, он добрался до места своего назначения.

Дэш прошел через открытое здание, где когда-то стояла лавка на краю Убогого квартала. Притаившись в затемненном углу, он стал наблюдать за происходящим на улице.

Торговцы сновали между палатками и хижинами, предлагая продукты и всякие необходимые мелочи. Дэш искал определенного человека и готов был ждать, пока его не увидит.

Перед самым закатом к зданию подошел невысокий человечек, явно торопившийся по какому-то делу. Когда он проходил мимо открытой двери, Дэш протянул руку, схватил его за воротник замызганной рубашки и втащил в здание.

Человечек взвизгнул от ужаса и умоляюще закричал:

— Не убивайте! Я этого не делал!

Дэш прикрыл ему рот рукой и спросил:

— Не делал чего, Кирби?

Когда человечек увидел, что его не будут убивать прямо сейчас, он расслабился. Дэш убрал руку.

— Того, что, по-вашему, я сделал, — сказал человечек.

— Кирби Доукинс, — сказал Дэш, — единственное, что ты делаешь, — это торгуешь информацией. Если бы ты не был мне так нужен, я бы тебя раздавил как жука, которым ты и являешься.

Коротышка ухмыльнулся. Лицо у него было все в пятнах грязи и шрамах; по профессии он был нищий, а при возможности — еще и доносчик. Как настоящий таракан, он забился в щель и пересидел разрушение города.

— Но я же вам нужен, так ведь?

— Пока нужен, — согласился Дэш. — Прошлой ночью двоих моих людей бросили на ступенях тюрьмы с перерезанным горлом. Я хочу найти того, кто это сделал.

— Никто вроде не хвастался.

— Попробуй разузнать. Сегодня в полночь я буду здесь, и ты приходи тоже, с именами подозреваемых.

— Это непросто, — отозвался доносчик.

— Справишься, — отрезал Дэш и подтащил его к себе так, что онипочти соприкоснулись носами. — Мне даже не надо выдумывать тебе преступления, чтобы тебя повесить. Для тебя лучше, чтобы я был тобой доволен.

— Цель моей жизни, шериф, — это следить за тем, чтобы вы были довольны.

— Именно. — Он отпустил воротник рубашки Кирби. — И передай все это старику.

— Какому еще старику? — спросил Кирби, изображая непонимание.

— Сам знаешь какому, — ответил Дэш. — Скажи ему, что если в убийстве виноват он, то любая слабая симпатия, которую я когда-либо испытывал к нему и его веселым ребятам, исчезнет навсегда. Если это его шутники режут констеблям горло, лучше пусть выдаст их мне, или я раздавлю пересмешников и выкорчую их с корнями.

Кирби сглотнул.

— Передам, если выдастся случай.

Дэш вытолкнул человечка за дверь.

— Ступай. Жду тебя в полночь, — скомандовал он.

Дэш увидел, что до темноты оставался еще час, и представил, сколько работы ждет его в штаб-квартире. Он повернулся и направился к Новой Рыночной тюрьме, ругая Патрика за неблагодарную работу — вбивать послушание в его подданных. Но пока он это делает, обещал себе Дэш, он будет делать это как следует. А первой задачей было не позволить убивать стражников.

В слабеющем свете солнца Дэш поспешил в тени Крондора.

18 Открытия

Оуэн поерзал.

Он никак не мог найти удобную позу на складном стуле, но ситуация требовала, чтобы он сидел так часами, просматривая доклады и сводки.

Из вечерней тьмы, висящей в промежутках между множеством костров, вышел Эрик. Он сообщил:

— Мы допросили капитанов, и они знают не больше, чем нанятые ими солдаты.

— В этом есть какой-то смысл, — сказал Оуэн, — я просто слишком глуп, чтобы его понять.

Он предложил Эрику садиться.

— Не глуп, — сказал Эрик, садясь рядом со своим командиром, — просто устал.

— Не настолько устал, — возразил Оуэн. Он улыбнулся, и на его задубевшем с годами лице разбежались во все стороны морщинки. — Честно говоря, я уже три ночи спал спокойно, с тех пор как ты открыл ворота. Это даже слишком хорошо по нынешним меркам. — Он наклонился вперед и всмотрелся в карту, будто мог там что-то разглядеть.

С юга прибывали отряды солдат. Пленников держали в самодельном загоне, огороженном частоколом из свежесрубленных деревьев.

— Единственное, что я могу предположить, — что у Фэйдавы были люди, которые ему не особенно нравились, и он решил сбагрить их нам, чтобы мы их кормили.

— Ну, если бы ты не открыл те ворота, мы бы потеряли многих людей, перебираясь через ту стену, — сказал Оуэн, ткнув пальцем за плечо в высокие земляные заграждения прямо за его командным шатром.

— Верно, но мы все равно бы ее взяли через день-два.

— Интересно, почему Фэйдава так старается убедить нас, что он тут, а потом позволяет нам обнаружить, что его тут нет.

— Сам гадаю, — отозвался Эрик. — Но если он взял Ламут, теперь он может двинуться на юг от Илита, готовясь к контратаке.

— Он не может игнорировать Вабон, — сказал Оуэн. — Пока герцог Карл держится там со своей армией, Фэйдаве надо сохранять войска на Севере. Если он ослабит давление, Карл сможет выводить и вводить оттуда войска. И даже так сквозь его линии фронта могут пробираться горцы хадати. И гномы, и эльфы не будут особенно рады, если его патрули забредут слишком далеко от его нынешних позиций. Нет, он должен взять Вабон, прежде чем повернет на юг.

— Но он же не может задержать нас этими обманками!

На лице Оуэна читалась озабоченность.

— Не знаю, может, его цель — заставить нас замедлить темп.

Эрик прищурился.

— Или, наоборот, ускорить.

— Что ты имеешь в виду?

— Представь, что мы наткнемся еще на несколько таких еле обороняемых укреплений.

— Допустим.

Эрик указал на карту.

— Представь, что мы выходим к Вершине Квестора и находим еще одно такое укрепление. Мы радостно наносим удар по направлению к Илиту.

— И попадаем в мясорубку?

Эрик кивнул. Он показал детали на карте.

— Вот тут к северу от дороги цепочка непроходимых хребтов от Вершины Квестора до Ястребиного оврага. Оба конца дороги под его контролем; если он не пустит нас в горы, то сможет окопаться вот здесь. — Эрик ткнул пальцем в особенно узкое место на дороге примерно в двадцати милях к югу от Илита. — Представим, что он сосредоточит здесь серию укреплений, туннелей, катапульт, башен для лучников — словом, полный набор. Если мы ступим туда слишком поспешно, то нам отгрызут ногу. — Он провел пальцем линию от этой точки до значка на карте, обозначавшего Илит. — У него тридцатифутовые стены и единственное слабое место — восточные ворота у пристани. Их он может укрепить, а если он еще затопит корабли в устье гавани, то сможет сидеть в городе, как черепаха в своем панцире. — Эрик все больше был уверен в правильности своего анализа ситуации. — На западном берегу мы высадиться не можем; это земля Вольных городов, и если Патрик попробует, он рискует вызвать враждебность на единственной нейтральной территории на Горьком море. Кроме того, чтобы попасть туда, нам наверняка пришлось бы столкнуться с военными кораблями, которые держит в той зоне Квег.

Оуэн вздохнул.

— Что важнее всего, нашему флоту надо поддерживать армию с западного фланга, чтобы обеспечить поставки и отвозить раненых обратно в Сарт и Крондор.

Эрик поскреб подбородок.

— Готов спорить, что если бы мы могли взглянуть с высоты птичьего полета, то увидели бы, что на том участке прямо сейчас возводятся серьезные укрепления.

— Это логично, — сказал Оуэн, — но слишком много я видел в этой войне нелогичного, чтобы очень уж опираться на теории. Надо подождать весточки от Субаи.

— Если он сумеет до нас добраться, — сказал Эрик.

— Давай-ка получим подтверждение, — предложил Оуэн.

— Как?

— Я пошлю адмиралу Ривзу приказ направить быстрый тендер вверх по берегу из Сарта. Я хочу знать, далеко ли к северу он заберется, пока кто-нибудь не попытается его остановить.

Эрик выпрямился.

— Спорим, это здесь? — сказал он, наставив палец в точку на берегу к западу от Вершины Квестора.

— Не буду я спорить, — сказал Оуэн. — Я научился ценить твое чутье.

Эрик откинулся на стуле.

— Я очень надеюсь, что ошибаюсь и что Фэйдава застрял у Вабона. Я могу себе представить, что сделал бы я, если бы строил оборонительные укрепления на том маршруте.

— Тебе никто не говорил, что у тебя слишком богатое воображение? — поинтересовался Оуэн.

— Изредка, — сказал Эрик, посмотрев на старого друга. Он встал и добавил: — У меня дела. Я доложу, когда закончу допрашивать пленников.

— Ужин готов, так что не мешкай сильно, а то все съедят. Я буду здесь, — добавил Оуэн и вернулся к рапортам, а Эрик вышел.

* * *

Дэш ждал; когда темнота начала сгущаться, он стал злиться. После полуночи уже прошло пятнадцать минут, а Кирби так и не появился. Он уже собирался пойти его искать, как вдруг почувствовал, что сзади кто-то есть. Дэш опустил руку на рукоять кинжала и с притворным спокойствием пошел обратно к заднему входу в выгоревшее здание.

Зайдя в дверной проем, он немедленно шагнул влево, ухватился обеими руками за торчащую балку и одним движением подтянулся вверх. Достав кинжал, он замер.

Через мгновение в дверь кто-то вошел и огляделся. Дэш выжидал. Фигура в плаще сделала шаг вперед, и он спрыгнул на пол, уткнув острие кинжала в горло незваного гостя.

Из-под капюшона раздался голос:

— Что, малыш, укусить меня собрался?

Дэш откинул капюшон вошедшего.

— Трина!

Девушка улыбнулась.

— Приятно, когда тебя помнят.

— Что ты здесь делаешь?

— Убери зубочистку, и я тебе скажу.

Дэш усмехнулся.

— Извини, но ты наверняка так же опасна, как и красива.

Девушка театрально надула губки.

— Ах ты льстец.

Улыбка исчезла с лица Дэша.

— У меня люди погибли, и мне нужны ответы. Где Кирби Доукинс?

— Мертв, — спокойно произнесла девушка.

Дэш убрал кинжал.

— Я что, внезапно стала менее опасной?

— Нет, — сказал Дэш, затаскивая ее внутрь. — Но тебя бы не послали сказать мне, что пересмешники убили моего доносчика.

— И?

— Это значит, что вы не убивали моих людей.

— Очень хорошо, малыш.

— А кто это сделал?

— Твой старый знакомый думает, что в городе появилась новая банда. Контрабандисты, наверное, хотя на рынке вроде не заметно много новых товаров, если ты понимаешь, что я имею в виду.

— Понимаю, — ответил Дэш. Она хотела сказать, что в количестве наркотиков, краденых товаров и другой контрабанды заметного увеличения не было.

— Еще один Кроулер?

— А ты знаешь историю, малыш.

— Для тебя шериф Малыш, — сказал Дэш.

Она рассмеялась. Он впервые услышал, как она смеется без издевки, и его это очень порадовало.

— Нас не трогают, — сказала она, — так что если кто-то и хочет захватить нашу территорию, они пока не готовы. Наш старый друг просил передать тебе, что мы не знаем, кто убил твоих людей, но ты должен знать, что они не какие-нибудь там певчие из храма Санг. Найди, на кого Нолан и Риггс работали до того, как присоединились к тебе, и, возможно, получишь ключ к разгадке убийства.

Дэш помолчал, потом сказал:

— Так Хозяин думает, что они знали своих убийц.

— Может быть. А может, они просто оказались не в том месте не в то время, но так или иначе, убивая их, кто-то хотел бросить тебе вызов. Именно поэтому их подкинули тебе. Если бы их убили пересмешники, то сбросили бы в гавань.

— Кто убил Кирби?

— Мы не знаем, — сказала Трина. — Он крутился вокруг, как обычно во все лез и вдруг два часа назад всплыл в канализации.

— Где?

— У Пяти Точек, возле большого стока под Ароматной улицей. — Ароматной улицей в квартале бедноты прозвали Короткую улицу, где до войны размещались скотобойни, красильные и кожевенные дворы. А Пятью Точками называлось место пересечения канализационных труб, трех больших и двух маленьких. Дэш никогда там не был, но знал, где это находится.

— Вы у Пяти Точек работаете?

— Нет, но не спрашивай, где именно.

Дэш усмехнулся в темноте.

— Пока не буду.

— Никогда, шериф Малыш, вообще никогда.

— Еще что-нибудь? — спросил Дэш.

— Нет, — отозвалась Трина.

— Тогда передай старику мою благодарность.

— Он это не от большой любви делает, шериф Малыш, — сказала Трина. — Мы просто пока не готовы враждовать с короной. Но он велел передать тебе кое-что еще.

— Что?

— Не угрожай нам. В тот день, когда объявишь войну пересмешникам, не забудь положить меч под подушку.

— Тогда передай дядюшке, — сказал Дэш, — что этот совет и ему самому пригодится.

— Спокойной ночи.

— Рад был тебя видеть, Трина.

— Счастлива это слышать, шериф Малыш, — сказала воровка. Потом она выскользнула из двери и исчезла.

Из вежливости Дэш подождал еще пять минут, чтобы она удостоверилась, что за ней не следят. Кроме того, он мог найти ее, когда захочет. Куда больше его беспокоило, кто убил его людей.

Он выскользнул во тьму, направляясь обратно в штаб-квартиру.

* * *

Ру усмехнулся, глядя на происходящее. Накор прыгал вокруг, как кузнечик, выкрикивая приказы рабочим, которые пытались поставить статую прямо. Ру остановил собственную телегу на краю дороги и пропустил телеги, двигавшиеся мимо него. Он соскочил на землю и пересек дорогу по направлению к телеге Накора.

— Что ты делаешь? — спросил он, смеясь.

— Эти идиоты собираются разрушить произведение искусства! — воскликнул Накор.

— Думаю, они поставят ее там, где ты хочешь, — сказал Ру, — но почему именно здесь? — Он обвел рукой пустое поле у ворот Крондора. Здесь раньше находилась небольшая ферма, но она была разрушена, и теперь о ней напоминал только обугленный квадрат фундамента.

— Я хочу, чтобы ее видели все входящие в город, — сказал Накор.

Рабочие наконец установили статую прямо. Ру помедлил, рассматривая ее. Что-то в выражении лица женщины привлекало взор. Наконец он произнес:

— Очень красиво, Накор. Это твоя богиня?

— Да, это Госпожа, — кивнул Накор.

— Но почему не поставить ее в центре твоего храма?

— Потому что у меня еще нет храма, — сказал Накор, делая знак рабочим вернуться к телеге. — Мне надо найти для него место.

Ру рассмеялся.

— На меня не рассчитывай. Я уже раскошелился на один склад в Даркмуре; и потом, у меня нет недвижимости возле Храмовой площади.

У Накора засверкали глаза.

— Вот именно! Храмовая площадь! Именно там нам надо строить!

— Строители у меня есть, — сказал Ру и уставился на Накора, слегка прищурившись. — Но вот к благотворительности меня в последнее время не тянет.

— Ах, — усмехнулся Накор, — тогда у тебя должны быть деньги. Ты прижимист только тогда, когда у тебя есть золото. А когда разорен, то необычайно щедр.

— Ты просто удивительный человек, Накор, — сказал Ру, смеясь.

— Правда, — согласился тот. — Ладно, кое-какое золотишко у меня есть, так что тебе не придется строить для меня храм, зато кое от каких скидок я бы не отказался.

— Посмотрим. — Ру огляделся, чтобы удостовериться, что их не подслушивают. — В городе пока еще нет порядка. Многие землевладельцы мертвы, а корона еще не установила, кто чем теперь владеет.

— Ты хочешь сказать, что Патрик еще не захватил ничейную землю?

— Ты быстро соображаешь, — сказал Ру. — Если настоящий владелец не объявляет о своих правах, то у незаконных поселенцев есть преимущество. Мне как раз известно, что пустой участок на северо-западном углу Храмовой площади, возле храма Лимс-Крагмы, принадлежал моему бывшему деловому партнеру. От этого участка всегда было трудно избавиться, потому что он находится между храмом богини Смерти и храмом Гьюис-Вана. Старик Кроули как-то пытался мне его продать, а я отказался. Кроули погиб во время войны, так что земля теперь ничейная. И наследников у него нет, — прошептал Ру, — так что земля достанется либо тебе, либо другому самовольному поселенцу, либо короне.

Накор усмехнулся.

— Соседство богини Смерти и Кровавого охотника меня не беспокоит, и Госпожу наверняка тоже не побеспокоит. Я пойду проверю участок.

Ру оглянулся на статую.

— Она и правда очень красивая.

Накор усмехнулся.

— Скульптора охватило вдохновение.

— Я вижу. Кто позировал?

— Одна из моих учениц. Она необычная девушка.

— Это заметно, — сказал Ру.

Накор залез на телегу, скомандовав рабочим сесть сзади, и поинтересовался:

— А ты теперь куда?

— Обратно в Равенсбург. Я отстраиваю для Мило «Шилохвость» — его дочь теперь живет в Даркмуре, так что он продаст мне половинную долю.

— Ты будешь держать постоялый двор? — изумился Накор.

— Готов на любое дело, приносящее доход, — отозвался Ру.

Накор рассмеялся и махнул рукой, выводя телегу в толчею направлявшихся в город повозок.

Ру залез на свою телегу и снова посмотрел на статую. Он заметил, что люди останавливались на нее посмотреть или оглядывались, проезжая мимо. Одна женщина протянула руку и почтительно прикоснулась к ней, и Ру не мог не признать, что скульптора действительно посетило вдохновение. Он повернул лошадей на дорогу к востоку.

Ситуация все еще оставалась сложной, но после поимки Вазариуса дела пошли лучше.

Он обнаружил, что собственные дети доставляют ему массу удовольствия, да и общество Карли оказалось куда более приятным, чем он думал, когда женился на ней. Хотя с зимы золота от короны не поступало, он знал, что рано или поздно сможет использовать этот долг для своей выгоды. Ему нужна была хорошая основа в виде свободного капитала, и тогда он сможет превратить долг в лицензии и концессии от короны. Постепенно между Королевством и Кешем установится мир, и выгодная торговля предметами роскоши возобновится, а после смерти старого Джейкоба Эстербрука торговля с Югом ничем не будет ограничена.

— Да, — тихо сказал сам себе Ру, направляя телегу к дому своего детства. Дела действительно налаживались.

* * *

— Если ситуация намного ухудшится, — сказал Джимми, — то мы потеряем все.

Герцог Дуко кивнул.

— Мы заперты вот здесь, в Крае Земли. — Он указал на карту. — Они словно бы не хотят брать это место штурмом, но не собираются и уходить.

Они сидели в самой большой комнате самого большого постоялого двора в Порт-Викоре, городе, который еще пять лет назад не существовал. Увидев здешнее поселение, Джимми решил, что если бы первый принц Крондора много лет назад забрел немного дальше на юг, то именно здесь, а не в Крондоре, была бы основана столица Западных земель.

Гавань была удобная и открывалась в тихий залив, безопасный для плавания даже в самую штормовую погоду в Горьком море. Пристани при необходимости можно было надстроить, а широкая дорога на северо-восток обеспечивала легкий доступ по суше. Торговцы уже добирались до военного поселения, а за деревянной изгородью вокруг порта росли лавки и мастерские. Через дюжину лет здесь будет большой город.

Джимми прискакал сюда с такой скоростью, какой только можно было добиться от лошади, и два дня назад доставил бумаги Дуко. После этого он целый день отдыхал, в основном спал.

Дуко выслал новые патрули, и теперь гонцы возвращались с самыми свежими известиями.

Левое плечо у Джимми очень болело; на нем красовался огромный синяк, который из лилового уже превращался в желто-зеленый. Несколько мелких ран были перевязаны, и Джимми, хотя чувствовал себя не очень хорошо, знал, что выздоравливает и что через несколько дней все уже пройдет.

Он научился ценить бывшего вражеского генерала. Лорд Дуко был человеком вдумчивым, и если бы он родился в дворянской семье Королевства, то поднялся бы высоко, возможно даже до поста, который сейчас уготовила ему капризная судьба. Джимми успокаивало знание того, что столь высокое положение занимал человек действительно талантливый и умный.

Джимми не спросил Дуко, что было в бумагах, посланных принцем Патриком. Он знал, что генерал сообщит ему то, что можно, и ничего более.

Дуко подозвал Джимми к накрытому столу.

— Вы голодны?

— Да, — улыбнулся Джимми.

— Слуг у меня нет, — сказал Дуко. — То, с какой легкостью ваш кешианец внедрился во дворец в Крондоре, заставляет меня сомневаться в каждом, кого я не знаю. Боюсь, это не прибавило мне популярности среди офицеров, которые служили тут до моего прихода. Тех, кого не отозвали на Север, я перевел в гавань или в Край Земли.

— Не очень дипломатично, но очень мудро, — кивнул Джимми.

Генерал улыбнулся.

— Спасибо.

— Милорд, — сказал Джимми, — я в вашем распоряжении. Принц Патрик желает, чтобы я служил вам на любой необходимой должности и являлся связующим звеном между вашей светлостью и короной.

— Так вы будете шпионом Патрика при моем дворе?

Джимми рассмеялся.

— Вы же понимаете его сомнения и осторожность при работе с таким одаренным бывшим врагом, как вы, милорд.

— Я все понимаю, хотя меня это и не очень радует.

— Думаю, я вам пригожусь, сэр. В ближайшем будущем на вас будет обращено пристальное внимание, и не только короной; у многих восточных дворян есть сыновья и братья, для которых они захотят добиться должностей здесь, на Западе. Кое-кто наверняка прибудет сюда без приглашения. Некоторые из них будут честными добровольцами, ищущими, как и их предки, славы в боях с Кешем. Другие же будут поджидать случая опорочить вас или станут охотиться за информацией, которую можно продать заинтересованным лицам. Политика восточного двора сложна и жестока. Я могу вам помочь избавиться от большой части этих проблем.

— Я вам верю, — сказал Дуко. — Я прежде всего солдат, но на моей родине невозможно стать сколько-нибудь значительным полководцем, не научившись налаживать отношения с правителями и принцами. В основном собственное тщеславие заботит их больше, чем решение проблем, а часто мне приходилось больше всего опасаться противников именно при дворе моего нанимателя. Возможно, мы не так уж отличаемся.

— Ну что ж, милорд, если кто-то воображает, будто в истории Королевства на каждого победителя не приходилось по побежденному и все Западные земли вошли в состав Королевства по воле их жителей, тот глупец. Историю писали королевские летописцы, и если вы хотите ознакомиться с другой точкой зрения на завоевание Запада, я мог бы порекомендовать один-два труда, изданных в Вольных городах, которые менее почтительны к нашим правителям.

— Историю пишут победители, — заметил Дуко. — Но история меня мало интересует. Куда больше меня волнует будущее.

— Разумно, если учесть нынешние обстоятельства.

— Сейчас меня очень тревожат последствия бегства того кешианского офицера.

Джимми кивнул.

— Когда мы их нашли, Малар показывал ему документы. Возможно, он как раз начинал объяснять важность ваших приказов. Если он сказал только, что Крондор уязвим, и кешианцы решат, что мы укрепим город благодаря тому, что обнаружили шпиона, то мы избежим проблем. Если же он запомнил детали посланий, то скажет своим хозяевам, что укрепить Крондор мы не можем.

— Если бы я выгнал кешианцев из Края Земли, — сказал Дуко, — это бы помогло.

— Правда, — согласился Джимми, — но не представляю, как бы вы это сделали без дополнительных сил. Одно дело выдерживать осаду, но действенная контратака… — Он пожал плечами.

— Я просто потрясен тем, как хорошо организовано снабжение армии у Края Земли, — признался Дуко. — И это при том, что в тылу у них пустыня. Если бы можно было перевести сюда часть флота, чтобы помешать прибытию их грузов из Дурбина, мы могли бы их вышибить, а как иначе от них избавиться, я не представляю. Я попросил у принца разрешения отправить Ривза с эскадрой на рейд в Дурбин, но… — Он пожал плечами. — Принц, похоже, колеблется.

— По сравнению с предыдущими войнами с Кешем это пока всего лишь недоразумение. Патрику, понятно, не хочется его раздувать, — сказал Джимми и встал, — У меня нет никаких идей, милорд. Если позволите, я прогуляюсь, чтобы немного прочистить мозги. Иначе могу уснуть прямо у вас за столом.

— Сон способствует выздоровлению, — заметил Дуко. — Если вам понадобится вздремнуть, только скажите. Я видел, какие следы оставил на вас кешианец.

— Если мне все еще этого захочется после прогулки, милорд, я посплю немного перед ужином.

Дуко жестом разрешил ему удалиться, и Джимми вышел. В таверне, превращенной в штаб-квартиру, кипела жизнь. Джимми усмехнулся, увидев, как неформальный подход к делам, свойственный наемникам из-за моря, быстро сменялся четким порядком, устанавливаемым клерками и чиновниками. Капитану с Новиндуса приходилось управляться максимум с несколькими сотнями человек. Генерал вроде Дуко командовал не больше чем несколькими тысячами. Теперь же этих неорганизованных наемников заставляли действовать как традиционную упорядоченную армию. Джимми подозревал, что до конца кампании не один клерк заработает синяк или шишку от раздраженного солдата с Новиндуса.

«Если эта кампания вообще когда-нибудь кончится», — подумал Джимми и вышел из здания, чтобы получше познакомиться с Порт-Викором.

* * *

В вечернем воздухе раздавалось щелканье кнутов. Субаи сразу узнал этот звук, ведь он часто слышал его в детстве, когда рос в холмах под Дурбином.

Его дед состоял в знаменитом подразделении кешианских Имперских шпионов, лучших разведчиков и следопытов в Империи. Он научил внука всему, чему мог, и, когда работорговцы совершали налеты на деревню в поисках детей для продажи, Субаи использовал эти навыки, чтобы прятаться.

А один раз после налета он вернулся и нашел всю семью мертвой; тела деда и отца были порублены на куски, а мать и сестра пропали. Ему было только одиннадцать, но он собрал уцелевшие вещи и отправился в погоню за теми, кто это сделал.

По пути к дурбинским пристаням он успел убить троих. Но Субаи так и не нашел тех, кто забрал его мать и сестру, а Дурбин был еще опаснее, чем окружавшие его холмы. Мальчик спрятался на отплывавшем в Крондор корабле и не попадался никому на глаза все путешествие.

Оказавшись в незнакомой стране, он добрался до одной из близлежащих деревень и работал там слугой за одежду и еду. В шестнадцать он вернулся в Крондор и записался в армию принца.

В двадцать пять Субаи уже командовал следопытами. Но даже теперь, десять лет спустя, он все еще помнил, как щелкали, взлетая в воздух, кнуты работорговцев.

Когда он добрался до территорий к востоку от Вершины Квестора, у него еще оставалось пять следопытов. Двоих он отослал назад с информацией для маршала Грейлока. Укреплений вроде того, что находилось в полпути между Сартом и Вершиной Квестора, дальше не было. Он обнаружил лишь две наблюдательные башни, где стояли сменяющиеся дозорные, готовые подать сигнал, когда войска Королевства достигнут определенной точки в движении на север. Субаи нарисовал подробные карты и предупредил Эрика, что лучшим вариантом для него будет захватить эти башни, пока дозорные не послали предупреждение на Север. Субаи верил в фон Даркмура и не сомневался, что его Кровавые Орлы смогут быстро взять эти позиции.

Четверых разведчиков Субаи оставил высоко в холмах, а с одним спустился по крутым склонам, чтобы найти источник доносившихся с дороги звуков. Лошади их остались достаточно высоко, так что они не боялись быть обнаруженными, разве что случайно наткнутся на часового.

Впрочем, передвигаясь с максимальной осторожностью по резко спускающейся вниз тропе, Субаи сомневался, что тут был часовой. Каждый шаг приходилось обдумывать, чтобы не столкнуть камни и не покатиться вниз по горе навстречу смерти.

Единственной подмогой оказались деревья, за которые можно было ухватиться, чтобы не соскользнуть вниз.

Когда они добрались до края выступа, под которым скала уходила вниз еще одним крутым склоном, Субаи уже знал, что дело того стоило. Он достал из-за пазухи свиток тонкого пергамента и коробочку с принадлежностями для письма. Уверенными движениями он набросал то, что видел, и добавил несколько примечаний. Своему спутнику Субаи сказал:

— Запоминай то, что видишь внизу.

Целый час они наблюдали за тем, как бригады рабов, состоявшие из жителей Королевства, копали глубокие траншеи на пути, которым должна будет пройти армия Грейлока. Строились также стены, но они совсем не напоминали земляную баррикаду на юге; это были огромные конструкции из камня и железа. Спереди соорудили наковальню, и пламя бросало адский красноватый отсвет на сотни несчастных людей, работавших на захватчиков. Повсюду расхаживали стражники, многие с кнутами, которыми стегали бедняг, осмелившихся хоть на секунду передохнуть.

В отдалении раздавался скрежет пилы, и разведчикам удалось разглядеть, что у берега построена лесопилка. То и дело к месту строительства прибывали новые телеги с грузом.

Наступала ночь, и Субаи сказал:

— Пора возвращаться, а то мы застрянем здесь на всю ночь.

Он встал, но не успел сделать шаг, как его спутник схватил его за руку:

— Смотрите, капитан!

Субаи посмотрел туда, куда указывал разведчик, и выругался. Вдоль дороги на всем расстоянии, которого достигал взгляд, ярко засветилось множество огней — то были неисчислимые кузни и костры. Капитану следопытов стало абсолютно ясно, что если Королевство будет вести войну по прежнему плану, выиграть ее не удастся. Субаи двинулся вверх по холму, зная, что ему придется подождать до рассвета, потом начать писать подробный отчет Грейлоку. Потом надо будет спешить на север, в Вабон, пока он не пал. Ламут, Зан и Илит уже были в руках врага, и Субаи понял, что король и принц Крондорский, еще не осознав этого, почти потеряли герцогство Вабон навсегда.

А если падет Вабон, то скоро захватчики снова повернут на юг и попытаются отвоевать Крондор и Западные земли.

19 Решения

По берегу пронесся ветер.

Паг прогуливался рука об руку с Мирандой в розовом свете поднимающегося на востоке солнца. Они провели за разговорами всю ночь и почти достигли соглашения по поводу нескольких предстоящих им важных дел.

— Но я не понимаю, почему именно сейчас, — сказала Миранда. — Я думала, что после того, как ты все эти недели отдыхал в Эльвандаре и избавлялся от гнева, который направил на принца, ты сможешь просто игнорировать глупость Патрика.

Паг усмехнулся.

— Игнорировать глупость торговца или слуги — это одно дело, а игнорировать глупость принца — совсем другое. Тут ведь проблема не только в сааурах. Это просто симптом. Тут проблема в том, кто в конце концов ответственен за мое могущество, я или корона.

— Я понимаю, — сказала она, — но зачем торопиться с решением? Почему не подождать, пока не станет ясно, что тебе приказывают поступать против совести?

— Потому что я хочу избежать ситуации, когда передо мной окажутся два зла, и чтобы избежать большего, я должен буду выбрать меньшее.

— Я все равно думаю, что ты слишком спешишь, — не унималась Миранда.

— Я не собираюсь лететь в Крондор и объяснять Патрику свою позицию, пока не разберусь кое с чем еще, — объяснил Паг.

Они взобрались на камни и сели рядышком на одном из больших валунов.

— Еще мальчишкой, в Крайди, я упрашивал отца Томаса отпустить меня на берег к югу от города поискать крабов; он изумительно готовил крабовую похлебку.

— Это было так давно, правда? — сказала Миранда. Паг повернулся к Миранде и улыбнулся по-юношески задорно.

— Иногда кажется, что прошли века, а порой — как будто было вчера.

— А что насчет саауров? — поинтересовалась Миранда. — Спрятавшись в собственные воспоминания, эту проблему не решишь.

— Уже несколько ночей подряд, любовь моя, я играл с одной из старейших игрушек в моей коллекции.

— С тем кристаллом, что ты унаследовал у Кулгана?

— С ним самым. Его сделал Алтафейн из Карса. Я осматривал земной шар и, кажется, нашел место, куда можно переправить саауров.

— Не хочешь показать его мне?

Паг встал и, протянув ей руку, сказал:

— Мне все равно надо потренироваться в заклинании перемещения. Сотвори для нас защиту, пожалуйста.

Миранда, также поднявшись, кивнула, и внезапно их окружила голубоватая прозрачная сфера.

— Больше не переноси нас в центр горы, и тогда нам это не понадобится.

— Постараюсь, — отозвался Паг. Он обнял ее за талию и сказал: — Ну, попробуем.

Все вокруг них внезапно завертелось, потом превратилось в огромную степь.

— Где мы? — удивилась Миранда.

— На местном языке это место называется Этель-Дуат, — ответил Паг.

Голубая сфера угасла, и им в лицо ударил горячий летний ветер.

— Похоже на нижний Делкиан, — сказала Миранда.

— Это Дуатианские равнины, — объяснил Паг. — Иди сюда.

Он провел ее на несколько сот ярдов к югу, и внезапно они оказались у края высокой скалы.

— Давным-давно эта часть континента поднялась, а та опустилась, — продолжил Паг. — В двух или трех местах по этому склону можно карабкаться, но я бы не советовал это делать.

Миранда шагнула со скалы и пошла дальше по воздуху.

— Так приятнее.

— Не пускай мне пыль в глаза, — засмеялся Паг и продолжил: — Нижнюю часть континента заселили беглецы с Триасии после очистки ишапианского храма от приверженцев Ал-Марала.

— Это те же, что поселились на Новиндусе, — заметила Миранда, возвращаясь на твердую землю. — А здесь никто не живет?

— Никто, — подтвердил Паг. — Только миллион или около того квадратных миль степей, холмов, рек и озер, плюс горы на севере и западе и скалы на юге и востоке.

— И ты хочешь поселить здесь саауров?

— Пока не найду места получше, — сказал Паг. — Тут достаточно обширное пространство, так что если понадобится, они смогут прожить здесь несколько столетий. Рано или поздно я вернусь на Шайлу и очищу ее от оставшихся демонов. Но даже тогда потребуются столетия, чтобы вновь сделать планету пригодной для обитания саауров.

— А что, если они не захотят здесь жить? — спросила Миранда.

— Боюсь, я буду не в состоянии предоставить им роскошь выбора.

Миранда обняла Пага за плечи и сказала:

— Ты только сейчас начинаешь понимать, чего стоит выбор, правда?

— Я тебе никогда не рассказывал про Имперские Игры?

— Нет, — ответила она.

Он обнял ее, и внезапно они оказались на берегу острова Колдуна.

— Ну и кто теперь пускает пыль в глаза? — поинтересовалась она, одновременно сердясь и смеясь.

— Кажется, я начинаю справляться, — сказал Паг с легкой усмешкой.

Она игриво стукнула его по руке.

— Какое тут может быть «кажется»? Ты должен знать точно, если только не хочешь проверить, как быстро ты сумеешь наложить защитные чары, если появишься внутри скалы.

— Извини, — сказал он, хотя по лицу его было видно, что виноватым он себя не чувствовал. — Пойдем вернемся в дом.

— Я бы не прочь поспать, — сказала она. — Мы ведь всю ночь разговаривали.

— Нам было что обсудить, — усмехнулся он, снова обнимая ее за талию. Они немного прошлись молча, до самой тропы, что вела на холм и обратно к вилле.

— Я был новым Всемогущим, — начал Паг, — и Хочокена, мой учитель в Ассамблее, убедил меня посетить великий фестиваль, который устраивал военный вождь в честь императора великой победы над Королевством. — Он замолчал, погрузившись в воспоминания, потом продолжил: — Солдат Королевства поставили сражаться против воинов из Турила, родины моей жены. Я впал в бешенство.

— Это понятно, — сказала Миранда. Они направились вверх по тропе.

— С помощью своего могущества я разорвал имперскую арену на части. Я вызвал ветры, навлек огонь, дождь, землетрясения, полный набор.

— Впечатляющее, должно быть, было зрелище.

— Так и было. Я напугал много тысяч людей, Миранда.

— И ты спас людей, обреченных сражаться и погибнуть?

— Да, — ответил Паг.

— Но?

— Но чтобы спасти несколько десятков несправедливо осужденных солдат, я убил сотни людей, единственное преступление которых состояло в том, что они родились на Келеване и решили присутствовать на фестивале в честь императора.

— Кажется, я понимаю, — сказала Миранда.

— Это был приступ гнева, — сказал Паг. — Просто приступ гнева. Если бы я сохранил спокойствие, то нашел бы лучшее решение проблемы, но я позволил гневу охватить себя.

— Это естественно, — сказала она.

— Может, и естественно, — ответил Паг, — но тем не менее непростительно. — Он остановился на вершине хребта, который отделял берег от внутренней части острова, и посмотрел вдаль. — Посмотри на море. Ему все равно. Оно все стерпит. Мир терпит. Шайла все вытерпит. Когда последний демон умрет от голода, что-то непременно случится. С неба упадет частица живого, на метеоре или волшебном ветре, или еще каким-нибудь непонятным мне способом. Может, это будет травинка, спрятанная за камнем, которую демоны пропустили, или другая крошечная молекула, таящаяся в глубинах океана, всплывет, и постепенно планета снова увидит цветение жизни, даже если я туда никогда не вернусь.

— Что ты хочешь сказать, любовь моя?

— Очень соблазнительно считать себя могущественным, когда у окружающих могущества меньше, но по сравнению с простым фактом существования, с могуществом и устойчивостью жизни, мы ничто. — Он посмотрел на жену и добавил: — И слава богам, что мы ничто. — Он обернулся к своему дому. — Несмотря на все прожитые годы, в понимании таких вещей я всего лишь ребенок. Теперь я понимаю, почему твой отец всегда так стремился к новому знанию. Я понимаю, почему Накор так радуется всему новому. Мы как дети, нашедшие внезапно интересную игрушку.

Он умолк, и Миранда спросила:

— Разговор о детях тебя печалит?

Они пошли вниз по извилистой тропе сквозь рощицу и наконец подошли к саду, окружающему их дом. Они увидели собравшихся в кружок учеников, которые выполняли упражнение, данное им вчера Пагом.

— Когда я узнал о смерти своих детей, то еле удержался от того, чтобы не полететь снова на бой с демоном, — сказал Паг.

Миранда опустила взгляд.

— Я рада, что ты этого не сделал. — Она до сих пор винила себя в том, что заставила его выйти на бой с демоном преждевременно и он чуть при этом не погиб.

— Ну что ж, возможно, душевные травмы чему-то меня научили. Если бы я бросил вызов Якану, когда он все еще был в Крондоре, я бы не выжил и не сумел бы победить его в Сетаноне.

— Именно поэтому ты не помогаешь убрать этого генерала Фэйдаву из Илита?

— Патрик будет рад, если я приду и просто сожгу весь Вабон. Он спокойно переселит туда людей с Востока и заново высадит деревья, а потом объявит это великой победой. Сомневаюсь, правда, что тамошние жители с ним согласятся, да и живущие по соседству эльфы и гномы тоже. Кроме того, большинство этих людей не большие злодеи, чем те, кто служит Патрику. Вообще политические вопросы с каждым днем интересуют меня все меньше.

— Мудро, — сказала Миранда. — Ты — это сила, и я тоже, и вдвоем мы могли бы завоевать небольшую страну.

— Да, — сказал Паг, улыбнувшись впервые с того момента, как рассказал про Имперские Игры. — И что бы ты с ней стала делать?

— Спроси у Фэйдавы, — предложила Миранда. — У него явно есть планы.

Они вошли в дом, и Паг сказал:

— У меня есть дела поважнее.

— Я знаю, — ответила она.

— Там что-то есть, — сказал Паг. — Что-то, чего я не встречал много лет.

— Что?

— Я не уверен, — сказал Паг. — Когда буду знать, скажу тебе.

Больше он ничего не сказал. Оба они знали о существовании в космосе великого Неназываемого, Врага, который находился в центре всех бед, с которыми они столкнулись в прошлое столетие. И у этого Врага были человеческие слуги, люди, с которыми Паг уже неоднократно встречался в прошлом. Паг держал свои мысли при себе, но был один представитель Налара, безумный волшебник Сиди, который создавал хаос пятьдесят лет назад. Паг думал, что он умер, но теперь уже не был так уверен. Если он ощущал присутствие не Сиди, то это был кто-то вроде него самого, и любой из этих двух вариантов наполнял Пага ужасом. Противостояние этим силам было куда более сложной задачей, чем любая из тех, с которыми сталкивался Паг, пока был Всемогущим в Ассамблее или во время первых дней создания Звездной Пристани.

Эта задача снова заставляла Пага предчувствовать поражение прежде, чем он начал ее решать. Он благодарил богов за Миранду, потому что без нее давно бы поддался отчаянию.

* * *

Дэш поднял голову и увидел знакомое лицо.

— Тэлвин?

Бывший пленник прошел мимо двух стражников, пивших кофе у стола перед началом дежурства.

— Можно поговорить с тобой наедине? — спросил Тэлвин.

Дэш видел его впервые после своего бегства из Крондора.

— Конечно.

Дэш встал и жестом пригласил его пройти в дальний угол переделанного постоялого двора. Когда они отошли так, что констебли их не слышали, Дэш сказал:

— Я гадал, что с тобой случилось. Когда я пошел докладывать, то оставил вас с Густавом снаружи в палатке, а когда вернулся, то нашел только Густава.

Тэлвин достал из-за пазухи сложенный и явно старый пергамент. Дэш прочитал:

Всем, кто это прочтет.

Носителя этого документа можно опознать по родинке на шее и шраму сзади на левой руке. Он служит короне, и я требую, чтобы любая помощь предоставлялась ему без всяких вопросов.

Подписано: Джеймс, герцог Крондорский.

Дэш удивленно приподнял брови. Он посмотрел на Тэлвина, а тот указал на родинку, потом закатал рукав и показал шрам.

— Кто ты? — тихо спросил Дэш.

— Я был агентом твоего деда, а потом твоего отца.

— Агентом? — повторил Дэш. — Ты хочешь сказать, одним из его шпионов?

— В том числе, — согласился Тэлвин.

— И Тэлвин, конечно, не настоящее твое имя.

— Оно не хуже любого другого, — пожал плечами агент. Понизив голос, он добавил: — Как шериф Крондора ты должен знать, что я теперь отвечаю за разведку в Западных землях.

Дэш кивнул.

— Я знаю деда; вряд ли он раздавал много подобных рекомендаций, так что ты должен быть очень важным агентом. Почему ты не показал мне это раньше?

— Я не ношу это при себе; мне пришлось пойти и достать документ из тайника. Если меня обыщут и не те люди это прочтут, я погиб.

— Так почему ты сейчас его достал?

— От города мало что сохранилось, и хотя он постепенно возрождается, пока еще очень уязвим. Твоя работа — обеспечивать порядок, а моя — находить вражеских пособников.

Дэш помолчал.

— Ну так что тебе нужно?

— Сотрудничество. Пока не будет восстановлен дворцовый штат и я не смогу работать там, мне нужна такая работа, чтобы я мог крутиться повсюду в городе и не вызывать слишком много вопросов.

— Тебе нужна работа стражника, — заключил Дэш.

— Да. Когда нынешняя угроза спадет и город станет более безопасным, я вернусь во дворец и не буду тебе докучать. Но пока мне нужно быть стражником.

— Докладывать будешь мне?

— Нет, — сказал Тэлвин, — докладываю я герцогу Крондорскому.

— Герцога Крондорского здесь нет, — возразил Дэш.

— Пока нет, но до тех пор, пока он не появится, я буду докладывать графу Брайану.

Дэш кивнул; это было логично.

— Ты уже сообщил ему о своем существовании?

— Еще нет, — покачал головой Тэлвин. — Чем меньше людей знает обо мне, тем лучше. По слухам, король посылает из Родеза Руфио, графа Деламо, чтобы занять должность. Если это верно, я дам ему о себе знать, как только он прибудет.

— Мне не очень-то нравится держать у себя мнимого стражника, — сказал Дэш, — но я понимаю, что это нужно для дела. Просто сообщай мне, если происходит что-то, что мне следует знать.

— Непременно, — пообещал Тэлвин.

— Что-нибудь еще?

— Мне надо знать, кто убил твоих стражников.

Внезапно Дэша осенило.

— Ты хочешь сказать: кто убил твоих агентов, так ведь?

Тэлвин кивнул.

— Как ты догадался?

— Пересмешники. Кое-кто посоветовал мне выяснить, чем занимались Нолан и Риггс до вступления в стражу.

— Они в основном работали в порту, собирая информацию для твоего деда и отца. Когда город пал, мы не высовывались и сумели уцелеть. Меня взяли в плен, и я застрял в этом проклятом рабочем отряде, пока ты не появился. Я не мог никому открыть, что знаю выход, так что когда ты организовал побег, это было подарком судьбы. Ну и то, что ты провел нас мимо пересмешников, это тоже было удачно.

— Рад был услужить, — усмехнулся Дэш.

— Нолан и Риггс тоже были в рабочем отряде; их освободили, когда Дукодоговорился с принцем. Я послал их работать к тебе, потому что мне надо было восстановить свою сеть. Они были моими последними агентами в этом городе, — признался Тэлвин, поморщившись.

— Так что тебе приходится все начинать сначала.

— Да. Только поэтому я все это тебе рассказываю.

— Я понимаю, — сказал Дэш. — Действительно, обстоятельства требуют, чтобы мы работали вместе. Когда я начал искать тех, кто убил твоих людей, кто-то прикончил моего лучшего агента.

— Кто-то в Крондоре не хочет, чтобы мы подобрались слишком близко.

— Так или иначе, нам не хватает людей, чтобы сделать все, что нужно. Начинай вынюхивать, и я не буду приставать к тебе с обычными дежурствами. Если кто-нибудь спросит, ты мой заместитель и выполняешь мои поручения. И думаю, нам нужно срочно привлечь третьего человека.

— Кого?

— Надежнее Густава не найти.

— Я себе агентов не такими вижу, — произнес Тэлвин с сомнением в голосе.

— Я тоже, — признался Дэш, — но не всем же быть ловкачами. Я хочу, чтобы кто-то еще был в курсе наших дел и, если мы оба погибнем, смог бы пойти к графу Силденскому и рассказать ему, что происходит. В канализации ему ползать совсем ни к чему.

— Согласен, но нам понадобятся и люди, чтобы действовать в канализации.

Дэш ухмыльнулся.

— Не обязательно. Нам просто надо договориться с нужными людьми.

— Пересмешниками?

— Они думают, что город пытается захватить новая банда, но мы-то с тобой лучше знаем.

Тэлвин кивнул.

— Агенты из Кеша или Квега.

— Или и те и другие.

— Но кто бы они ни были, нам надо с ними разобраться, и быстро, потому что если хотя бы до одной из этих империй дойдет весть о том, что в городе меньше пятисот вооруженных защитников, к началу зимы мы все можем погибнуть.

— Я займусь пересмешниками, — сказал Дэш, — а ты найди себе агентов. Я не хочу знать, кто они, если только ты не будешь устраивать их ко мне стражниками.

— Согласен.

— Я полагаю, ты будешь действовать через посредников.

— Разумное предположение.

— Сделай список и передай его мне. Я спрячу его у себя в комнате во дворце. — Дэш усмехнулся. — Примерно раз в неделю я до нее добираюсь, переодеться и вымыться. Я оставлю у графа Брайана запечатанное послание с просьбой открыть после моей смерти, а в нем сообщу, где находится этот список.

— Когда сеть будет восстановлена, я хочу, чтобы ты этот список уничтожил, — сказал Тэлвин.

— С удовольствием, — кивнул Дэш, — но какой толк принесут агенты, если мы с тобой оба погибнем и некому будет передать информацию?

— Я понимаю, — сказал Тэлвин.

— Пойдем со мной.

Он повел Тэлвина обратно в середину комнаты и сказал двум отдыхавшим стражникам:

— Это Тэлвин. Он мой новый заместитель. Он будет все координировать в мое отсутствие. Покажите ему, что и как, а потом делайте то, что он вам скажет.

Тэлвин кивнул, и Дэш принес ему красную повязку. Когда агент ушел, Дэш вернулся к работе, гадая, сколько еще сюрпризов ему достанется в наследство от деда и отца.

* * *

— Вот тот пижон на горячем жеребце, — сказал Джимми, — это Марсель Дюваль, сквайр королевского двора и очень близкий друг старшего сына герцога Бас-Тайры.

Черный жеребец действительно был горяч: он фыркал, бил копытом по земле и, казалось, в любой момент готов был сбросить всадника. Сквайр не пытался слезть, пока не подбежал ординарец и не взял жеребца под уздцы. Потом Дюваль быстро спешился и отошел подальше от коня.

Дуко рассмеялся.

— Зачем он связался с таким неспокойным конем?

— Из тщеславия, — сказал Джимми. — В Малак-Кроссе таких полно.

— И что это за отряд такой? — осведомился Дуко.

— Его собственная гвардия. Многие дворяне на Востоке заводят себе такие — они красиво смотрятся на параде.

При взгляде на сопровождавших сквайра солдат действительно становилось ясно, что их готовили для парада, а не для битвы. Каждый восседал на черном коне без единой метины, и все кони были примерно одного размера. На каждом гвардейце были панталоны цвета оленьей кожи, заправленные в черные кавалерийские сапоги с отделкой красным шнуром по отворотам. Цвет шнура совпадал с цветом красных туник, отделанных черным кантом по плечам, рукавам и вороту. Отполированные стальные нагрудные пластины были, похоже, окаймлены медью, а через левое плечо каждый гвардеец перекинул короткий желтый плащ. На головах у них красовались круглые стальные шлемы, отделанные белым мехом, а на шее болтались стальные цепи. У каждого было длинное копье из лакированного черного дерева с наконечником из ярко отполированной стали.

Дуко не сумел удержаться от смеха.

— Они же тут испачкаются!

Внезапно Джимми рассмеялся тоже и с трудом сумел взять себя в руки, когда сквайр поднялся по ступеням к двери постоялого двора. Когда дверь открылась, один из старых солдат Дуко объявил:

— К вам джентльмен, милорд.

Дуко подошел к Дювалю, протянул ему руку и сказал:

— Добро пожаловать, сквайр Марсель. Я о вас наслышан.

По протоколу сквайр должен был первым представляться герцогу, так что Дюваля застали врасплох. Он замер, не зная, пожать ли герцогу руку или поклониться, и в результате быстро и неловко поклонился и протянул руку как раз тогда, когда Дуко убирал свою. Джимми чуть не задохнулся, стараясь не рассмеяться вновь.

— Э… ваша светлость, — сказал смущенный сквайр из Бас-Тайры, — я явился передать свой меч в ваше распоряжение. — Он увидел стоявшего сбоку Джимми и воскликнул: — Джеймс?

— Здравствуй, Марсель, — сказал Джимми, слегка кивнув.

— Я не знал, что вы здесь, сквайр.

— Вообще-то он теперь граф, — поправил его Дуко.

Марсель широко распахнул глаза, отчего стал выглядеть еще смешнее — на нем была такая же форма, как у его людей, но шлем был побольше и украшен стилизованными крыльями. Лицо у него было круглое, а пышные усы задорно торчали кончиками вверх.

— Поздравляю, — сказал Марсель. Джимми не удержался.

— Я получил звание в связи со смертью моего отца, — произнес он серьезно.

Марселю Дювалю хватило совести покраснеть, запнуться и чуть не расплакаться из-за собственной неловкости.

— Прошу прощения, милорд, — сказал он таким виноватым голосом, что это звучало комично.

Джимми подавил смех и сказал:

— Рад тебя видеть, Марсель.

Дюваль, ощущая полный конфуз, ничего на это не ответил. Он повернулся к Дуко и произнес настолько по-военному четко, насколько мог:

— Мои пятьдесят улан в вашем распоряжении, милорд!

— Я пошлю сержанта разместить ваших людей, — сказал Дуко. — Пока вы под моей командой, у вас будет ранг лейтенанта. Поужинайте сегодня с нами. — Матак! — закричал он.

— Слушаю, — отозвался старый солдат, который открыл дверь.

— Покажи этому офицеру и его людям, где они могут развернуть палатки.

— Сию минуту, милорд, — сказал старый солдат, открывая дверь и тем самым позволяя Дювалю ретироваться.

Когда он ушел, Джимми опять рассмеялся, и Дуко поинтересовался:

— Я так понимаю, вы с ним давно не ладите?

— Да нет, Марсель безвреден, хоть он и зануда, — сказал Джимми. — Когда мы росли в Рилланоне, он вечно пытался втереться туда, куда его не звали. Думаю, он хотел понравиться Патрику. — Джимми вздохнул. — Вообще-то именно Патрик его терпеть не мог. Франси, Дэш и я нормально с ним уживались.

— Франси? — переспросил Дуко.

Лицо Джимми помрачнело — воспоминания внезапно всплыли в его сознании.

— Дочь графа Силденского, — пояснил он.

— Ну, все-таки у него пятьдесят человек, — продолжал Дуко. — Мы их приведем в надлежащее состояние, и они, по крайней мере, будут очень выделяться во время патрулирования, так что кешианцы сразу заметят, что они здесь.

— Да, эти красные туники не заметить трудно, — согласился Джимми.

В дверь постучали, и вошел гонец.

— Сообщения из Края Земли, милорды, — сказал он, протягивая пакет Джимми.

Джимми взял его и открыл, а Дуко знаком отпустил гонца. Джимми быстро рассортировал сообщения на срочные и те, что могли подождать, потом открыл первое.

— Проклятье, — сказал он, просматривая письмо. Герцог учился читать на языке Королевства, но пока Джимми все-таки читал ему вслух для быстроты. — Еще один налет, и на этот раз разграбили две деревни к югу от Края Земли. Капитан Кувак отводит патрули оттуда, так как жители сбежали, и защита графа больше не нужна.

Дуко покачал головой.

— Такая защита, конечно, не нужна. Если бы он как полагается защищал эти деревни, их бы не разграбили.

Джимми знал, что непростая ситуация на фронте действовала на всех, а особенно на герцога. Кувак был одним из самых доверенных офицеров Дуко, и именно поэтому его назначили надзирать за обороной замка в Крае Земли. Джимми перескочил к концу доклада.

— Они все еще обходят замок стороной, и он остановил два других рейда захватчиков в округе.

Дуко подошел обратно к окну и посмотрел на свой быстро растущий город.

— Я знаю, что Кувак там старается по мере сил. Это не его вина. — Он посмотрел на карту. — Когда они придут?

— Кешианцы?

— Вечно так не может продолжаться. У них есть причина для рейдов и пробных атак. В конце концов они обнаружат свои намерения, но тогда может быть уже слишком поздно.

Джимми промолчал. Пока послы вели переговоры в Звездной Пристани, люди из обоих государств гибли. Джимми знал, что удар будет нанесен в тот момент, когда кешианцы решат, что смогут укрепить таким образом свои позиции на переговорах.

Это могло быть все что угодно — атака на долину Грез, попытка захватить западный берег от Края Земли до Порт-Викора или прямое нападение на Крондор. Королевство было в состоянии защитить только две из трех этих позиций, так что в одном из трех случаев ошибка стала бы трагической. Он никак не мог перестать думать о сбежавшем кешианском офицере и о том, что тот мог знать.

* * *

— Я здесь, — сказал Дэш.

Трина повернулась, подняла голову и улыбнулась, и Дэш снова подумал о том, насколько привлекательной она бы была, если бы позаботилась о своей внешности.

— Ты исправляешься, шериф Малыш.

Дэш легко спрыгнул с балки, на которой сидел.

— Я выяснил, на кого работали Нолан и Риггс.

— Ну и?

— Теперь я знаю, что их убийца не работает ни на корону, ни на пересмешников.

— Так что, враг моего врага — мой друг?

Дэш усмехнулся.

— Ну, так далеко я бы не заходил. Скажем так, это к нашей взаимной выгоде, если вы поможете выяснить, кто еще кроме воров использует канализацию для передвижений.

Трина прислонилась к стене и оценивающе оглядела Дэша с ног до головы.

— Когда мы узнали, что ты будешь отвечать за безопасность в городе, то подумали, что это шутка. Похоже, мы ошибались. Ты все-таки внук своего деда.

— Ты знала моего деда? — спросил Дэш.

— Только слышала о нем. Наш старый друг восхищался им.

Дэш рассмеялся.

— Я всегда понимал, что дедушка — особенный человек, но никогда о нем в таком плане не думал.

— Подумай об этом, шериф Малыш. Вор, который стал самым знатным вельможей Королевства, — это же невероятная история.

— Наверное, — согласился Дэш. — Но для меня он всегда был просто дедом, а все эти истории — просто сказками и легендами.

— И что ты предлагаешь? — вернулась к главному Трина.

— Мне надо знать, если вы увидите этих чужаков в канализации, а особенно если вы выясните, где они прячутся.

— Ты сам знаешь, кто они? — спросила Трина.

— Подозреваю.

— Не хочешь поделиться?

— А ты бы на моем месте поделилась?

Она рассмеялась.

— Конечно нет. А что с этого будет нам?

— Я-то думал, что вы захотите от них избавиться, если они причиняют вам проблемы.

— Никаких проблем они нам не причиняют. Нолана и Риггса мы знали, потому что они у нас уже покупали информацию и устроили несколько сделок. Мы всегда думали, что они работают на деловых людей вроде Эйвери, которые не хотят вести дела обычным способом, или на вельможу, который не особенно аккуратно платил налоги. Что-нибудь в таком духе.

Дэш понял, что она пытается выжать из него информацию.

— На кого бы Нолан и Риггс ни работали до войны, в тот момент, когда им перерезали глотки, они были моими людьми. Мне все равно, из-за старой свары это произошло или они просто забрели не туда. Я не могу позволить, чтобы кто-то вообразил, что может безнаказанно убивать моих констеблей. Все очень просто.

— Как скажешь, шериф Малыш. Но остается еще вопрос о цене.

Иллюзий Дэш не питал. Предлагать что-то самому означало только зря тратить время.

— Спроси старика, чего он хочет, но я не буду рисковать безопасностью города и не закрою глаза на серьезное преступление. Я и без вас смогу найти то, что мне надо.

— Я спрошу, — сказала Трина и повернулась уходить.

— Трина, — окликнул ее Дэш.

Она остановилась и улыбнулась.

— Ты хочешь что-то еще?

Дэш проигнорировал намек.

— Как он?

Улыбка исчезла.

— Плохо.

— Я могу что-нибудь сделать?

Она снова слегка улыбнулась, на этот раз без всякой насмешки.

— Не думаю, но спасибо, что спросил.

— Ну, мы все-таки родня, — сказал Дэш.

Трина помолчала, потом протянула руку и погладила Дэша по щеке.

— Да, и больше, чем я думала. — Потом она внезапно развернулась и, выйдя на улицу, скрылась в темноте.

Дэш подождал немного, потом вышел через заднюю дверь. Он ощущал странную тревогу и не мог понять, вызвана ли она опасениями по поводу здоровья старика, беспокойством о возможных кешианских агентах в городе или прикосновением Трины к его щеке.

— Если бы только она не была такой красивой, — пробормотал он себе под нос.

Наконец он отбросил мысли о девушке и сосредоточился на проблемах обороны Крондора.

20 Схватка

Кругом кричали люди.

Эрик двинул третий отряд пехоты вперед, и они вошли в зону смерти. Тяжелый таран пробил дверь, и первая и вторая волны ворвались через ворота внутрь баррикады. Сопротивление на этот раз было серьезнее, но как и с первыми двумя баррикадами, которые им попались, оборона была больше показная, чем ради настоящего сопротивления.

Сообщения от Субаи встревожили Эрика и Грейлока; обрисованная им картина обороны впереди позволила Эрику предположить, что они просто не успеют прорваться вовремя, чтобы спасти Вабон. Лето перевалило за середину, и до праздника Банаписа оставалась всего неделя. Если осенью пойдут сильные дожди или снег выпадет раньше обычного, они вполне могли потерять провинцию Вабон навсегда. А если в этом году они потеряют Вабон, то вполне могут в следующем потерять и все Королевство.

Если не раньше.

Эрик не мог избавиться от ощущения, что Крондор будет открыт любому нападению, если кешианцы поймут, что город пуст. Он надеялся, что переговоры в Звездной Пристани идут успешно.

Он отбросил беспокойство и глянул на Оуэна. Рыцарь-маршал Крондора кивнул, и Эрик погнал лошадь вперед. По неизвестным причинам Оуэн приказал капитану оставаться в штабной палатке, вместо того чтобы возглавлять первую волну атаки, как того хотел сам фон Даркмур.

Примерно с час шли ожесточенные бои, но потом оборона внезапно пала. Эрик провел лошадь через ворота и понял, что у врага снова не хватило сил для серьезной обороны.

Он проехался вокруг и убедился, что все теперь под контролем. Как и прежде, он послал легкую кавалерию по дороге на север в поисках беглецов, чтобы ни один не добрался до следующих позиций.

У баррикады появился Грейлок, и Эрик подъехал к нему.

— Это бессмысленно, — сказал он. — Если Субаи прав, мы могли бы просто осадить стену и заставить их выйти, когда оголодают.

Оуэн пожал плечами.

— Принц велел нам не медлить. — Он оглядел все вокруг и добавил: — Хотя если ты поднесешь мне кинжал к горлу, я вынужден буду с тобой согласиться. — Он встал на стременах. — Эх, сейчас бы усесться в удобном кресле у огня в «Шилохвости», да чтоб в руке была кружка с пивом, а передо мной знаменитое жаркое, приготовленное твоей матерью.

Эрик усмехнулся.

— Я передам матери, когда снова ее увижу. Она будет польщена.

Оуэн ответил ему улыбкой и вдруг словно выпрыгнул из седла задом наперед, крутанулся через круп лошади и приземлился на спину. Его лошадь рванула вперед.

Эрик покрутил головой, но увидел только наемников, которые бросали мечи и поднимали руки вверх. Кое-где еще заметны были следы борьбы, а поодаль иногда вспыхивали стычки, но кто бы ни произвел выстрел, сваливший Грейлока, его нигде не было видно.

— Проклятье! — Эрик спрыгнул с лошади и помчался туда, где лежал Грейлок.

Не успел он опуститься на колени рядом со старым другом, как уже понял ужасную правду. Над нагрудной пластиной у Оуэна торчал арбалетный дротик, и он превратил верхнюю часть его груди и основание горла в месиво. Отовсюду текла кровь, а глаза Оуэна безжизненно глядели в небо.

Эрик ощутил укол гнева и безнадежности. Ему хотелось кричать, но он справился с собой. Оуэн всегда был его другом, еще до того, как Эрик стал солдатом, и их роднила любовь к лошадям, винам Даркмура и плодам честного труда. Глядя на безжизненное тело старого друга, Эрик вспоминал шутки, над которыми они смеялись, перенесенные вместе потери и всегдашнюю поддержку старого учителя, щедрого на похвалу и скупого на критику.

Эрик повернулся, ища глазами убийцу Оуэна. Неподалеку он заметил двух спорящих солдат Королевства. Один держал арбалет, а другой указывал в его направлении. Эрик вскочил и подбежал к ним.

— Что случилось?

У обоих солдат был такой вид, будто перед ними появился сам бог-убийца Гьюис-Ван. Один из них выглядел так, будто его вот-вот вырвет. На лбу у него проступил пот, и он пролепетал:

— Капитан… Я…

— Что такое? — повторил Эрик. Чуть не плача, солдат выговорил:

— Я собирался выстрелить, и тут скомандовали прекратить огонь. Я перекинул арбалет через плечо, и он выстрелил.

— Это правда! — сказал второй солдат. — Он выстрелил себе за спину. Это был несчастный случай.

Эрик закрыл глаза. Ноги у него начали трястись, а потом дрожь распространилась на все тело. Из всех шуток, которые сыграла с ним судьба за всю его короткую жизнь, эта была самой жестокой. Оуэн погиб случайно, от руки собственных людей, из-за лени и небрежности одного солдата.

Эрик сглотнул, борясь с бессильным гневом. Он знал, что многие другие офицеры повесили бы этого солдата за то, что он не разрядил арбалет и тем самым лишил Королевство командующего на Западе.

Оба солдата без промедления убежали прочь, стараясь убраться от капитана как можно подальше, пока он не взорвался гневом. На секунду Эрик замер, потом обернулся и увидел, что воины уже собирались вокруг тела Оуэна Грейлока, рыцаря-маршала Крондора. Эрик прошел между ними, аккуратно но твердо прокладывая себе дорогу, и наконец оказался возле тела своего старого друга.

Он опустился на колени рядом с Оуэном, поднял его на руки, как ребенка, и повернулся к воротам. Битва еще не закончилась, но ситуация была под контролем, и Эрик ощущал потребность отнести тело старого друга в штабную палатку; другому он бы этого не доверил. Он медленно пошел по дороге, бережно неся тело Оуэна.

* * *

Собрались все офицеры, и воцарилось неловкое молчание. Эрик встал возле пустого кресла командующего. Он оглядел собравшихся. Здесь было с дюжину капитанов старше его по возрасту, но ни один из них не занимал поста важнее, чем капитан Кровавых Орлов. Все присутствующие дворяне также были старше Эрика, но никто из них не входил в состав командования.

Эрик смущенно откашлялся, потом сказал:

— Милорды, перед нами встала проблема. Рыцарь-маршал пал, и нам нужен командующий. Пока принц Патрик не назначит нового, нас должен объединить долг. — Он оглядел палатку. Многие смотрели на него с подозрением. — Если бы капитан Субаи был здесь, я с радостью бы встал под его команду, учитывая срок его службы Крондору. И если бы мой предшественник, капитан Калис, оказался бы здесь, он тоже легко мог бы принять командование. Но сейчас мы в затруднительной ситуации.

Эрик посмотрел на одного старого солдата, графа Макарлика, и сказал:

— Милорд Ричард…

— Да, капитан?

— Вы старше всех собравшихся по возрасту и выслуге. Для меня будет честью следовать вашим приказам.

Макарлик, граф из Дип-Таунтона, был явно удивлен и обрадован. Он оглядел палатку и, не услышав возражений, сказал:

— Я исполню обязанности командующего, пока принц не назначит другого, капитан.

Присутствовавшие в палатке почти синхронно вздохнули с облегчением.

Граф Макарлик добавил:

— Давайте отправим рыцаря-маршала обратно в Крондор, а потом я жду к себе всех старших офицеров.

Эрик фон Даркмур отсалютовал новому командующему и вышел, прежде чем кто-нибудь успел сказать хоть слово. Он поспешил на поиски Джедоу Шати; Эрик хотел предупредить своих подчиненных, что им следует по-прежнему выполнять его приказы. Хоть он и признал прилюдно нового командующего, но вовсе не собирался препоручать своих солдат человеку, который еще год назад принимал гостей в собственном поместье у моря за полконтинента отсюда.

* * *

Все воины Западной армии, кроме тех, кто сторожил пленных, вытянулись по стойке «смирно», когда катафалк с телом Грейлока проехал мимо них к югу. Люди, едва знавшие рыцаря-маршала Крондора, стояли бок о бок с теми, кто служил с Оуэном с самого начала.

Несмотря на вчерашнюю победу, настроение в лагере было мрачное, будто все ощущали, что легкие победы остались позади, а в будущем ждали только страдания и потери.

Ритмично стучали барабаны, единственный рог пропел прощание. И когда катафалк проезжал мимо очередной выстроившейся роты, она опускала знамена, а солдаты салютовали и склоняли головы.

Когда траурная повозка проехала последнюю выстроившуюся роту, отборный отряд из двадцати крондорских улан выстроился по десять с каждой стороны, чтобы проводить вождя своей армии обратно в столицу.

Командиры рот отпустили своих людей, и граф Макарлик объявил сбор офицеров. Эрик поспешил в штабную палатку, стараясь не думать о том, как странно видеть кого-то другого на стуле Оуэна.

Граф Ричард был стар; возраст выбелил его волосы, но голубые глаза были яркими, как у молодого. Его лицо носило отпечаток усталости, но когда он заговорил, голос его звучал сильно и уверенно.

— Господа, я назначаю капитана фон Даркмура своим заместителем, чтобы не нарушать преемственности. Поэтому я прошу всех вас вернуться на прежние посты и передавать всю информацию через капитана фон Даркмура. Я назначаю своего сына Леланда командующим нашей кавалерией из Макарлика. Это все.

Дворяне и другие офицеры вышли, а граф Ричард сказал:

— Эрик, останьтесь на минуту.

— Да, сэр? — вопросительно произнес Эрик, когда они остались одни.

— Я знаю, почему вы меня выбрали, — сказал старый офицер. — Вы неплохо разбираетесь в политике, и я это ценю. Но мне бы не понравилось, если бы вы использовали меня для своих собственных целей.

Эрик напрягся.

— Сэр, я буду следовать вашим приказам и давать вам лучшие советы, на которые способен. Если вы будете недовольны моей службой, можете разжаловать меня, и я не стану возражать даже перед принцем.

— Хорошо сказано, — кивнул граф, — но теперь мне нужно знать, что у вас на сердце. Я видел, как вы ведете людей в бой, фон Даркмур, и в докладах о ваших действиях в прошлом году на хребте Кошмара тоже сообщается о вас только хорошее, но я должен знать, могу ли на вас рассчитывать.

— Милорд, — сказал Эрик, — амбиций у меня нет. Я не хотел быть капитаном, но служу по мере своих сил. Если вы хотите меня заменить и послать в авангарде с моими людьми, я подчинюсь приказу и немедленно отправлюсь на выполнение любого вашего задания.

Старик еще немного посмотрел на Эрика, потом сказал:

— Это не понадобится. Просто объясните мне, что происходит.

Эрик кивнул. Он рассказал об их с Грейлоком опасении, что серией слабо укрепленных баррикад их заманивали, побуждая бесстрашно атаковать настоящие позиции Фэйдавы на Юге. Он показал на стопку пергаментов.

— Здесь все сообщения Субаи, сэр, и я советую вам их прочитать. — Эрик показал на карту на столе перед графом Ричардом. — Мы здесь, а где-то здесь, — он сдвинул палец примерно на шестьдесят миль, — мы должны наткнуться на первые серьезные позиции. Если сообщения Субаи точны, прорваться к Илиту будет тяжело.

— Полагаю, вы обдумали все варианты: высадку на земли Вольных городов и атаку с запада, попытку высадиться вне гавани и все остальное?

Эрик кивнул.

— Попозже расскажете мне об этих отвергнутых вариантах на случай, если я замечу что-нибудь, что не пришло в голову вам с Оуэном, хотя и сомневаюсь. Если это действительно так, что нам делать дальше?

— Я хочу пойти с патрулем на север, милорд, — сказал Эрик, — посмотреть, как далеко удастся забраться, прежде чем начнутся проблемы. Я хочу увидеть то, что видел Субаи.

Некоторое время граф Ричард молчал, взвешивая варианты, потом сказал:

— Я послал письмо принцу Патрику с просьбой освободить меня от командования, но пока он этого не сделает, мне придется руководить всеми действиями. Вот что вы сделайте. Пошлите этих хадати вперед по правому флангу. Быстрее них в холмах не пройдет никто. Пусть отправляются немедленно. Потом пошлите по левому флангу роту своих Кровавых Орлов; пусть идут вдоль берега, но стараются никому не попадаться на глаза. А завтра на рассвете поведите с моим сыном кавалерийский патруль по дороге. Держитесь как можно более шумно и беззаботно.

Эрик кивнул.

— Так мы выкурим любую засаду.

— Если бы боги были добрее, вы бы все одновременно въехали в Илит и выпили бы там пива. Однако боги в последнее время к Королевству не особенно расположены. — Граф поднял голову и увидел, что Эрик все еще стоит рядом. — Идите, вы свободны, или что там мне полагается говорить.

Эрик улыбнулся старику.

— Так точно, сэр, — сказал он, отдав честь, и вышел.

* * *

Тэлвин подал сигнал снаружи здания, а Дэш махнул в ответ через открытую переднюю дверь. Потом он жестом велел Тэлвину и людям рядом с ним обойти вокруг соседнего квартала и подойти сзади к людям, за которыми они следили. Объекты слежки, четыре человека, которые уже полчаса ждали пятого, собрались в заднем дворе заброшенной лавки в бедняцком квартале. Тэлвин и его люди исчезли в ночной тьме.

Даже при том, что ему помогали пересмешники, Дэшу понадобилась неделя, чтобы отыскать это место встреч. Тэлвин опознал троих вероятных кешианских агентов, а четвертый был, скорее всего, либо еще одним агентом, либо их служащим. Дэш подслушал достаточно из их беседы, чтобы знать, что они теряли терпение, дожидаясь кого-то, и скоро собирались уйти, если этот человек не появится.

Дэш хотел, чтобы Тэлвин и два стражника с ним были готовы войти с другой стороны двора, через сломанный забор, выходивший в переулок. Дэш и его люди затаились в старой лавке. Глянув во тьму, он увидел, что трое стражников неловко скорчились на балке крыши. Надо поскорее их снимать, решил Дэш, а не то у них так все затечет, что они и передвигаться не смогут.

Он подал им знак, и они повисли, держась на пальцах, потом тихо спрыгнули с балок на землю. Дэш присел, чтобы сзади его не заметили — он был ближе всех к открытой двери.

— Он не придет, — сказал один из четверых, здоровяк, одетый как обычный рабочий. — Лучше разойтись и завтра встретиться снова.

— Может, его схватили, — сказал второй, худой мужчина опасного вида с мечом и кинжалом на поясе.

— Кто? — поинтересовался первый.

— А как ты думаешь? — язвительно отозвался второй. — Люди принца.

— Только если бы были попроворнее, — сказал человек, только что вошедший через соседнее здание. — Вас чуть не засекли, — добавил он.

— С чего ты взял? — спросил первый.

— Я заметил, как стражники отходили от этого дома. Судя по всему, они заглядывали в двери. Ваше счастье, если они вас не заметили.

Дэш решил, что момент настал. Он выхватил меч и выбежал из тайника, а за ним три стражника. Первый из агентов повернулся и побежал, но, пролезая через брешь в заборе, наткнулся прямо на Тэлвина.

— Бросай оружие! — скомандовал Дэш. Четверо так и сделали, но один, тощий человек, которого Дэш счел опасным, вытащил меч.

— Бегите! — крикнул он своим товарищам и, словно выигрывая для них время, бросился на Дэша с мечом и кинжалом.

Дэш уже был знаком с таким стилем боя, но его противник владел оружием очень хорошо. Один из стражников попытался помочь, но при этом чуть не погубил Дэша.

— Отойди, — крикнул Дэш, уклоняясь от удара.

В это время Тэлвин подошел сзади и ударил тощего фехтовальщика по затылку рукояткой меча. Раздраженный долгой возней Дэш повернулся к неловкому стражнику:

— Вот так это делается! Надо бить сзади по голове, а не лезть между сражающимися и мешать! Все ясно?

Смущенный стражник кивнул, и Дэш повернулся осмотреть остальных пленников. Пятый, тот, что пришел последним, выглядел знакомым. Дэш поглядел на него с минуту, потом удивленно воскликнул:

— Я тебя знаю! Ты писарь из дворца!

Тот был явно испуган, но ничего не сказал.

— Давайте-ка доставим эту компанию во дворец для допроса, — предложил Тэлвин. — Если, конечно, вы не возражаете, шериф.

— Отличная идея, заместитель, — сказал Дэш.

Остальные стражники чувствовали, что Тэлвин не просто заместитель шерифа, но никто ничего не сказал, во всяком случае в присутствии Дэша.

Двоим пленным было приказано поднять их напарников, которые были без сознания, и все направились во дворец.

* * *

— Они не кешианцы, — сказал Тэлвин, закрывая за собой дверь.

— Тогда на кого они работают? — вздернул брови Дэш.

Они были в комнате Дэша, которой он не пользовался с тех пор, как стал шерифом.

— Думаю, они работают все же на кешианцев, но сами того не знают.

Дэш затребовал во дворце пять комнат и разместил пленников поодиночке. Он не хотел, чтобы они общались между собой до допроса. Перед началом интенсивных допросов Тэлвин успел переговорить с каждым.

— Интересен из них один, — сказал он. — Пикни — писец из приемной принца. Остальные довольно странная компания: бродячий фехтовальщик, пекарь, конюх и подмастерье каменщика.

— Не тот народ, который я бы привлек для заговора, — покачал головой Дэш.

— По-моему, они просто подстава, — высказал предположение Тэлвин. — Всем им не хватает мозгов. А этот Пикни меня все-таки беспокоит.

— А меня больше тревожит этот фехтовальщик…

— Который пытался тебя прикончить? Его зовут Дезгарден, — подсказал Тэлвин.

— Дезгарден, — повторил Дэш. — Он так яростно сражался, словно смертельно боялся оказаться у нас в руках.

— Либо он преувеличенного мнения о своих бойцовских способностях, либо непроходимо глуп.

— Может, он и глуп, — заметил Дэш, — но в отличие от остальных троих к образцовым гражданам явно не относится. Он выглядит так, будто не раз бродил по задворкам и канализационным трубам. Возможно, он как раз один из тех, кто орудует в Убогом квартале.

Тэлвин кивнул.

— Хорошо, я на них надавлю, тогда посмотрим, что удастся узнать.

— Спасибо, — сказал Дэш. — А я наконец отправлюсь в постель. Я уже ее месяц не видел.

— Кстати, — сказал Тэлвин, — к концу недели я от тебя уйду.

— Что, я такой плохой шеф? — улыбнулся Дэш.

— Герцог Руфио прибывает.

— Уже подтверждено, что он назначен герцогом Крондорским?

— Об этом пока не объявляли, — сказал Тэлвин, — и учти: от меня ты ничего не слышал.

Дэш махнул рукой, и, пока Тэлвин закрывал дверь, он уже сбросил ботинки. Растянувшись на постели, Дэш подумал о том, насколько его толстый пуховый матрас лучше соломенного, на котором ему приходилось спать в. последнее время.

Размышляя о том, не забрать ли матрас с собой, он заснул.

Ему показалось, что он проспал всего несколько минут, как вдруг кто-то заколотил в дверь.

— Что такое? — спросил он сонным голосом.

— Надо поговорить, — сказал уже вошедший в комнату Тэлвин.

— Долго я спал?

— Несколько часов.

— Этого мало, — пробурчал Дэш.

— У нас серьезная проблема.

— Что случилось? — вскинулся Дэш, немедленно проснувшись.

— Эти пятеро ничего толком не знают, как я и думал, но они работали на кого-то во дворце, и судя по всему, это агент Кеша.

— Во дворце?

Тэлвин кивнул.

— Писец думает, что это кто-то из деловых людей — кажется, он подозревает твоего бывшего нанимателя, Руперта Эйвери.

— Вряд ли, — сказал Дэш. — Если Ру что-то надо знать, он просто спрашивает. Корона слишком много ему должна, поэтому обычно мы просто отвечаем.

— Я знаю. Он тесно связан с тобой, фон Даркмуром и другими. Но Пикни в это верит. Дезгарден, однако, считает, что работает на контрабандистов из Дурбина.

— Не понимаю. Какие у тебя соображения?

— Эти пятеро, и другие тоже, скорее всего, собирали информацию по распределению ресурсов и солдат, о состоянии оборонительных сооружений, любые обрывки сведений, которые могут пригодиться врагу. Они передавали все это кому-то во дворце.

— Теперь я окончательно запутался. Я еще могу понять, что кто-то во дворце передает информацию наружу, но получать информацию снаружи — это странно.

— Меня это тоже удивило, но оказалось, что человек во дворце, которому они докладывают, не состоит в штате Патрика.

— И кто это?

— Человек, работавший здесь, когда прибыл Патрик, и оставшийся, когда уехал Дуко, — сказал Тэлвин. — Человек, который вечно оказывался под рукой, когда кому-то нужна была помощь. Человек по имени Малар Энарес.

— О боги, — сказал Дэш, — это же тот слуга, которого мы подобрали в лесах прошлой зимой. Он сказал, что родом из долины.

Тэлвин покачал головой.

— Если бы мы могли добраться до документов твоего деда, то наверняка нашли бы его в списке кешианских агентов.

Внезапно Дэш почувствовал тревогу за брата.

— Я пойду посмотрю, не было ли за последние дни сообщений от Дуко из Порт-Викора.

— Энарес же уехал с твоим братом, верно?

— Верно. Если он агент Кеша, то либо уже отправился туда, чтобы дать им знать, как плохи у нас дела, либо он в Порт-Викоре, что для нас еще хуже.

— Пошли весточку Дуко, и если твой брат прибыл туда благополучно, дай мне знать.

— Ты сегодня увольняешься из констеблей? — спросил Дэш, надевая сапоги.

— Да, наверное. Как только новый герцог получит должность, мне понадобится восстанавливать то, что было разрушено во время войны. Некоторые мои агенты еще не знают, что я жив, а о других, наоборот, я ничего не знаю. Изумительный ум твоего деда создал нечто особенное. Пусть даже я потрачу на это всю свою жизнь, но восстановлю его агентурную сеть!

— Пока я шериф Крондора, если тебе понадобится помощь, только скажи.

— Обязательно. — Тэлвин с благодарностью пожал руку Дэшу и, выйдя в коридор, отправился обратно к комнатам, где содержались пленные.

Дэш тем временем поспешил к приемной рыцаря-маршала, где заносили в журнал поступающие военные сообщения, прежде чем посылать их принцу Патрику или на Север лорду Грейлоку. Может быть, и от Джимми пришла весточка… Дэш пошел быстрее и буквально ворвался в нужную дверь.

Сонный клерк поднял голову.

— Чем могу помочь, шериф?

Просмотрев по просьбе Дэша страницы с последними сообщениями, он с сочувствием в голосе произнес:

— Нет, сэр, в последние пять дней ничего не было.

— Как только прибудут гонцы, немедленно известите меня, — попросил Дэш.

Он пошел было обратно к себе, но, мимоходом выглянув в окно, увидел, что солнце уже довольно высоко. Забыв об усталости, он повернулся и, выйдя во двор, отправился к Новой Рыночной тюрьме. У него было много работы, и она не могла ждать, пока он будет сидеть в унынии, переживая за брата.

* * *

— Шериф Малыш! — послышался голос за окном.

Дэш открыл глаза. Он весь день работал над поддержанием порядка в городе и наконец вернулся в комнатушку на задворках старого постоялого двора, которую использовал как спальню.

— Трина? — спросил он, встав и посмотрев через ставни. Открыв их, он увидел освещенное лунным светом лицо девушки.

Стоя у окна в одних подштанниках — одежда была кучей свалена возле соломенного матраса, — он усмехнулся.

— Что-то я вижу! Неужели ты пришла потому, что не могла вынести разлуки?

Она улыбнулась, медленно оглядела его с ног до головы и сказала:

— Ты красивый, шериф Малыш, но я предпочитаю мужчин поопытнее.

Дэш начал одеваться.

— У меня такое ощущение, что опыта мне хватает для человека втрое старше меня, — сказал он. — Мне, конечно, приятно с тобой поболтать, но я тебе явно не за этим нужен.

— У нас проблема.

Дэш передал Трине меч, потом одним движением схватился за подоконник и выскочил наружу. Приземлившись рядом с девушкой, он взял меч и, прицепляя его к поясу, поинтересовался:

— В смысле у нас с тобой или у пересмешников?

— В смысле у всего Крондора, — ответила она. Внезапно подчиняясь какому-то импульсу, она наклонилась и поцеловала его в щеку. — Я не шутила, когда говорила, что ты красивый.

Он положил руку ей на затылок и притянул девушку поближе. Поцелуй длился долго. Наконец, отстранившись от Трины, Дэш сказал:

— Несмотря на молодость, я знал много женщин, но ты особенная. — Посмотрев ей в глаза, он добавил: — Дай мне знать, когда я буду достаточно зрелым для тебя.

— Я воровка, а ты шериф Крондора, — тихо сказала она. — Разве мы можем быть вместе?

Дэш усмехнулся.

— Я тебе не рассказывал про своего дедушку?

Она раздраженно покачала головой.

— У нас нет на это времени.

— Да в чем дело?

— Мы нашли тех, кто орудовал в канализации и, скорее всего, убил твоих людей.

— Где?

— Примерно там же, где нашли Кирби возле Пяти Точек. Там большая красильня, которую сожгли дотла, но сохранился подвал. Так вот там обнаружился длинный водный путь к заливу кроме обычных канализационных туннелей.

— Я хочу это видеть.

— Я так и думала.

Он двинулся было вперед, но Трина вдруг окликнула его:

— Дэш?

Он остановился и развернулся.

— Что?

— Насчет старика.

— Как он?

Она чуть качнула головой.

— Долго не протянет.

— Проклятье, — сказал Дэш, сам удивляясь тому, как опечален новостью о том, что брат его деда умирает. — Где он?

— В безопасном месте. Он не хочет тебя видеть.

— Почему?

— Он не хочет видеть никого, кроме меня, ну и еще пары наших.

Помедлив, Дэш поинтересовался:

— Кто придет ему на смену?

Девушка усмехнулась.

— Думаешь, я скажу это шерифу?

— Скажешь, если навалятся проблемы, — отозвался Дэш серьезно.

— Я подумаю, — сказала Трина.

Они спешили сквозь ночную тьму, и, когда добрались до заброшенного северного квартала возле старых красилен и боен, Трина провела его через задворки и полуразрушенные здания. Дэш запомнил путь, понимая, что он расчищен пересмешниками на случай экстренного бегства.

Они добрались до выжженных хижин, от которых оставались только отдельные стены. Хижины эти стояли вдоль выложенного камнем канала, который наполнялся водой только в сезон дождей или когда через шлюзы отводили воду из реки на северо-востоке города. Сейчас было лето, а шлюзы были разрушены, так что по дну канала тек только небольшой ручеек. Трина ловко перепрыгнула через него, Дэш последовал за ней, удивляясь ее изяществу. На ней была, как обычно, мужская одежда: рубашка, черный кожаный жилет, брюки и высокие ботинки. Этот костюм только подчеркивал уверенность и грациозность движений хрупкой, но сильной девушки.

Трина направилась прямо к большой трубе, видневшейся в дальнем берегу. Она была сделана из старой обожженной глины и окована тяжелым железным обручем. С годами в том месте, где труба выступала из берега, глина отвалилась, и верхний край трубы представлял собой металлическую дугу. Девушка прыгнула, схватилась за эту перекладину и, качнувшись, исчезла внутри трубы.

Дэш подождал минуту, чтобы не налететь на нее, потом повторил ее прыжок. Уже в воздухе он понял причину такого прыжка: все дно трубы было усеяно осколками стекла и зазубренными металлическими обломками. Приземлившись рядом с Триной, он заметил:

— Странный у вас тут мусор.

— Это чтобы любопытные не совались.

Она пошла дальше, а Дэш двинулся за ней.

Они спустились глубже в канализацию; девушка уверенно показывала дорогу, хотя свет с поверхности сюда почти не пробивался. У первого поворота направо она остановилась, пошарила в углублении стены и достала фонарь. Дэш улыбнулся, но ничего не сказал. Система не изменилась.

Трина зажгла фонарь и закрыла дверцу. Крошечный луч света, вырывавшийся наружу, освещал им путь, но вряд ли был бы заметен людям более чем в дюжине футов от них.

Трина вела Дэша в глубь канализационной системы, пока они не дошли до соединения двух больших труб, которые входили в третью. Из этого же перекрестка отходили две трубы поменьше (хотя и достаточно большие, чтобы в них мог пролезть человек). Это место и называлось Пять Точек. Трина указала на верхнюю левую маленькую трубу. Дэш приготовился было подпрыгнуть, чтобы влезть в нее, но девушка прошептала:

— Осторожно, тут проволока.

Дэш подтянулся и двинулся в темноте медленно и осторожно, ощупывая все перед собой на случай, если были добавлены новые ловушки. Если бы Трина о чем-то таком знала, она бы его предупредила, но дед научил Дэша, что люди, которые в таких ситуациях не проверяли все, что можно, долго не жили.

Пробираясь вперед, он задумался о Трине. Будучи привлекательным молодым человеком, к тому же внуком самого влиятельного, после короля, человека в стране, Дэш с пятнадцати лет успел узнать много женщин. Дважды он почти уже решал, что влюбился, но это быстро проходило. Но в этой воровке в мужском костюме с нечесаными волосами и пронзительным взглядом что-то его зацепило. Из-за войны ему давно уже не приходилось проводить ночь с женщиной, и, возможно, отчасти дело было в этом, но было и что-то еще, и он был бы не прочь, если бы их с Триной отношения не ограничились простым флиртом.

Дэш остановился. Он был один в темноте, искал ловушки и умудрялся при этом мечтать о женщине! Он отругал себя за глупость и словно услышал в голове голос деда. Да, старик нашел бы что сказать по поводу такой беспечности!

Дэш глубоко вдохнул и двинулся дальше. Через несколько минут он услышалвпереди звук. Это был почти шепот. Дэш замер, но, даже весь уйдя в слух, не смог разобрать негромкий разговор.

Он снова тронулся вперед, но внезапно остановился, почувствовав перед собой преграду. Он вытянул руку и нащупал веревку. Когда его ладонь коснулась веревки, Дэш снова замер. Он ожидал сигнала тревоги, звука, голоса, чего-то, что сказало бы ему, что он был замечен тем, кто протянул эту веревку через трубу. Прождав достаточно долго в тишине, он отвел руку и снова подождал.

Потом он снова тронул веревку как можно аккуратнее и осторожно провел пальцем вправо. Таким образом Дэш нашел металлический глазок в стене, к которому была привязана веревка. Передвинув палец налево, он нашел второй глазок, но на этот раз веревка была пропущена сквозь него и уходила в направлении, в котором он шел.

Дэш пощупал под веревкой, проверяя, нет ли там другой, и когда удостоверился, что протянута только одна, он лег на спину и прополз под ней. Затем снова поднялся и продолжил осторожно двигаться вперед.

Вскоре он увидел впереди тусклый свет и двинулся к нему. Опять раздались голоса, и снова он не смог разобрать слов, так что продвинулся еще вперед.

Он добрался до большого коллектора, над которым была решетка, а наверху слышались шаги сапог по камню. Судя по вони в этой части трубы, здесь люди справляли нужду, а воды, чтобы промыть трубу как следует, не хватало.

— Что это? — послышался голос наверху, и Дэш замер.

— Мясной пирог с луком. Я купил его на рынке.

— Что там за мясо?

Дэш подошел поближе.

— Говядина! А ты что думал?

— Смахивает на конину.

— Ты что, по виду определяешь?

— Так дай мне попробовать, я и скажу.

Дэш подошел поближе и вытянул шею. Он разглядел пару сапог. Большую часть поля зрения ему закрывал стул возле решетки и сидевший на нем человек.

— Корова, лошадь, какая разница? Ты просто хитришь. Не взял ничего с собой, а теперь выманиваешь у меня!

— Я не знал, что мы всю жизнь будем здесь торчать и ждать.

— Может, остальные во что-то вляпались?

— Может быть, но приказ у нас четкий — сидеть и ждать.

— Ты хоть карты-то принес?

Дэш приготовился к долгому ожиданию.

* * *

Перед рассветом Дэш наконец выбрался из трубы у Пяти Точек. Он испытал неожиданное разочарование, когда не нашел там Трины. Он знал, что она, скорее всего, ушла через минуту после того, как он влез в трубу, но все же ему хотелось, чтобы она подождала. Однако это огорчение показалось ему детским капризом по сравнению с тревогой, которую вызвало у него то, что он обнаружил.

Не медля, он поспешил по трубам, а потом к Новой Рыночной тюрьме, чтобы переодеться и тут же отправиться во дворец. Тут должны были действовать не шериф и стражники, а граф Силденский и армия.

Дэш заставил себя успокоиться, но если судить по тому, что он услышал, кто-то готовил диверсию. В самом центре города собирали солдат, которые атакуют Крондор изнутри, и до начала их атаки, Дэш не сомневался, оставалось совсем недолго.

21 Тайны

Дверь открылась.

Вошел Накор, качая головой и бормоча:

— Нет-нет, это совсем не годится.

Руперт Эйвери поднял голову от развернутых перед ним планов. Он стоял на свежевыструганном полу бывшей кофейни Баррета, а рабочие вокруг чинили стены и крышу.

— Что не годится, Накор?

Коротышка встрепенулся, удивленный тем, что к нему обращаются.

— Что не годится?

Ру рассмеялся.

— Это ты бормотал, что что-то не годится.

— Правда? — удивился Накор. — Как странно.

Ру покачал головой.

— Ты да вдруг со странностями? Быть того не может.

— Не важно, — сказал Накор. — Мне кое-что нужно.

— Что? — спросил Ру.

— Мне надо передать кое-кому сообщение.

— Кому?

— Пагу.

Ру увел Накора в сторону от рабочих и сказал:

— Расскажи-ка лучше подробно.

— Прошлой ночью мне приснился сон, — начал Накор. — Они мне снятся редко, но когда снятся, я обращаю на них внимание.

— Ладно, — сказал Ру, — пока понятно.

— Вряд ли, — усмехнулся Накор, — но в этом еще ничего страшного. Что-то происходит. Существуют три части, все разные с виду, но на самом деле они представляют собой одно и то же. И еще с виду они касаются одного, но на самом деле — совсем другого. А после странного происшествия мне надо поговорить с Пагом.

— Уже не понимаю, — признался Ру.

— Это ничего, — сказал Накор, успокаивающе похлопав его по плечу. — Ну так ты знаешь, где Паг?

— Нет, но я могу спросить во дворце. Кто-нибудь там может знать. Разве у тебя нет никаких магических… фокусов, которые привлекли бы внимание Пага?

— Может быть, но я не знаю, будут ли последствия того стоить.

— А я и не хочу об этом знать, — поспешно заявил Ру.

— Конечно, — согласился Накор и огляделся, будто только заметив ведущиеся работы. — И что тут творится?

— Прежнего владельца никто не видел со дня падения города, так что либо он погиб, либо не собирается возвращаться. Даже если он появится, мы договоримся. — Ру махнул рукой. — Я стараюсь вернуть этот дом в довоенное состояние. Кофейня мне очень дорога.

— Еще бы, — усмехнулся Накор. — Ты тут немало денег сделал.

Ру пожал плечами.

— И это тоже, но важнее всего то, что здесь я сделал себя.

— Ты многого добился, — кивнул Накор.

— Даже большего, чем ожидал, — признался бывший осужденный на казнь.

— Как твоя жена?

— Растет в ширину, — усмехнулся Ру, показав жестом размеры Карли.

— Я слышал, что ты привез в город в качестве пленника лорда Вазариуса из Квега.

— Он не был моим пленником.

— Интересная история?

— Очень интересная, — подтвердил Ру.

— Хорошо, тогда расскажешь мне когда-нибудь, но сначала мне надо разузнать про Пага.

Ру отложил бумаги и сказал:

— Знаешь, мне бы не помешало прогуляться, так что давай дойдем до Новой Рыночной тюрьмы и повидаем Дэша Джеймсона.

— Давай, — согласился Накор, и они вышли из кофейни.

Повсюду было заметно, что город возвращается к довоенной жизни. Восстанавливались здания, открывались новые лавки. Паром у Рыбного города и караваны доставляли в город все больше товаров. Ходили слухи, что через неделю прибудет большой караван из Кеша, первый с тех пор, как начались бои. Поскольку формально война объявлена не была, торговля между Кешем и Королевством восстанавливалась. Если гильдия морских мародеров продолжит поднимать корабли, то следующей весной гавань станет судоходной.

— Этот город прямо как человек, понимаешь? — сказал Накор, пробираясь в толпе.

— Его как следует поколотили, — согласился Ру, — но он приходит в себя.

— Больше того, — продолжал Накор. — Есть города, у которых нет, ну… личности, что ли. Уникальности. В империи таких городов хватает — они старые и с большой историей, но один день в них похож на другой. Крондор по сравнению с ними очень живой.

— В общем да, — согласился Ру, смеясь.

Они дошли до тюрьмы, только что выкрашенной, с решетками на всех окнах. Внутри они наткнулись на замотанного писца, который нехотя поднял голову и вопросительно поглядел на вошедших.

— Мы ищем шерифа, — объяснил Накор.

— Он где-то на рынке, но когда-нибудь вернется. Извините, — сказал писец и снова уткнулся носом в бумаги.

Ру жестом позвал Накора выйти на улицу. Они встали на крыльце, глядя на толпы людей на рынке. Торговцы устроили что-то вроде торговых рядов, а по краю рынка были разложены одеяла с грудами товаров, тут же стояли перегруженные товарами телеги, ходили люди со щитами, увешанными всякими безделушками, то и дело в толпе мелькали настороженно оглядывающиеся торговцы, явно предлагающие не вполне законные товары.

— Он может быть где угодно, — сказал Ру.

— Я знаю, как привлечь его внимание, — ухмыльнулся Накор.

Не успел Накор сойти с крыльца, как Ру положил ему руку на плечо, удерживая исалани на месте.

— Погоди!

— Что?

— Я тебя знаю, друг мой. Если ты думаешь, что поможешь, устроив такие беспорядки, что сбежится каждый констебль в округе, то лучше не надо.

— Но мы же добьемся так результата, разве нет?

— Ты помнишь старую пословицу?

— Даже несколько; какую ты имеешь в виду?

— Ту, где говорится: не сгоняй муху с носа друга топором.

Накор ухмыльнулся еще шире и наконец рассмеялся.

— Умно.

— Так или иначе, можно найти Дэша и без того, чтобы устраивать общественные беспорядки.

— Ну что ж, — сказал Накор, — попробуем.

Они вошли в толпу на рынке. Ру знал, что в Крондор вернулось пока меньше половины прежнего населения, но толпа казалась более плотной, чем раньше, возможно, потому, что большая часть горожан собралась на рынке. Работа кипела во всех частях города, но деловая жизнь все-таки сосредоточилась именно здесь.

Ру с Накором проходили мимо вереницы телег с урожаем поздней весны и раннего лета: кабачки, кукуруза, зерно в мешках и даже рис из окрестностей Края Земли. Были здесь фрукты, вино и эль. Разносчики горячей еды наполнили воздух аппетитными и острыми ароматами. Когда они проходили мимо продавца лепешек, с мясом, луком, перцем и горохом, Накор чихнул.

— У этого типа столько перца в мясе, что у меня скоро глаза на лоб вылезут, — сказал он, торопясь пройти мимо.

Ру рассмеялся.

— Некоторые любят острое.

— Я давно выяснил, — сказал Накор, — что переизбытком специй часто скрывают плохое качество.

— Как говорил мой отец, — отозвался Ру, — если в мясе хватает специй, то качество его уже не имеет значения.

Накор рассмеялся. Они повернули за угол и увидели группу мужчин, стоявших возле большой телеги, которая превратилась в импровизированную таверну. На каждом ее конце возвышалось по бочке, а на них лежала доска, служившая барной стойкой. Дюжины две человек толпились здесь, выпивая и переговариваясь. Когда Накор и Ру подошли поближе, все утихли, как будто насторожившись.

Когда они прошли дальше по улице, Накор сказал:

— Это странно.

— Что странно?

Он кивнул через плечо.

— Вон те люди.

— А что в них такого?

Остановившись, Накор сказал:

— Обернись и скажи мне, что ты видишь.

Ру сделал так, как его попросили, и сказал:

— Я вижу компанию рабочих за выпивкой.

— Присмотрись получше, — сказал Накор.

— Не пойму…

— Чего?

Ру почесал подбородок.

— Что-то в них есть странное, но мне не понять, что именно.

— Иди-ка сюда, — сказал Накор и отвел Ру в сторону от их прежнего направления. — Во-первых, это не рабочие.

— Что ты имеешь в виду?

— Они одеты рабочими, но на самом деле это солдаты.

— Солдаты? — повторил Ру. — Я не понимаю.

— У тебя больше работы, чем рабочих, верно?

— Верно, — согласился Ру.

— Так почему рабочие в такое время дня стоят и пьют пиво?

— Я… — Ру остановился и через некоторое время продолжил: — Я думал, у них просто дневной перерыв.

— Это во-вторых. Дневной перерыв ведь только через час. И ты заметил, что они замолчали, когда мы подошли слишком близко? И что все их обходят на почтительном расстоянии?

— Да, теперь вижу, когда ты сказал, — признал Ру. — Так почему же солдаты изображают рабочих, пьющих с утра?

— Это неверная постановка вопроса, — покачал головой Накор. — Они изображают рабочих, пьющих с утра, потому, что хотят быть принятыми за рабочих, пьющих с утра. Вопрос в том, почему они хотят быть принятыми за рабочих…

— Я понял, — прервал его Ру. — Пойдем найдем Дэша.

Им понадобилось полчаса, чтобы отыскать отряд в красных повязках, и когда они его нагнали, то обнаружили Дэша во главе. Дэш велел своим людям продолжать патрулирование и отошел в сторонку.

— Что я могу для вас сделать?

— Скажи прадеду, что я хочу с ним поговорить, — попросил Накор. — Но сначала хочу сказать тебе, что там, у тележного бара, — он указал примерно туда, где они проходили, — стоят люди, одетые как рабочие, но они не рабочие.

— Я знаю, — кивнул Дэш. — Таких отрядов на рынке несколько.

— О, ты об это знаешь? — удивился Ру.

— Какой же из меня был бы шериф, если бы я не знал?

— Самый обычный, — сказал Накор. — Ну ладно, если про этих людей ты уже знаешь, давай поговорим о Паге.

— А что с ним?

— Мне надо его повидать.

— А от меня ты чего хочешь? — сказал Дэш, прищурившись.

— Ты его правнук, как ты с ним связываешься?

Дэш покачал головой.

— Никак. Если отец и знал, как это делается, он мне об этом не говорил. И Джимми тоже, иначе я бы знал. Бабушке достаточно было просто закрыть глаза.

Накор кивнул.

— Я знаю. У Гамины иногда получалось говорить с ним через весь мир.

— Я как раз думал, ты знаешь как, — сказал Дэш.

— Я редко с ним вижусь, — объяснил Накор. — Только когда он на острове. Может, он там? — Накор повернулся к Ру. — Одолжишь мне корабль до острова Колдуна?

— Если ты еще не заметил, там война идет! — сказал Ру, указывая на океан. — Корабль Вольных городов еще могут пропустить, но корабль Королевства наткнется либо на квегских пиратов, либо на кешианских пиратов, либо на пиратов Фэйдавы. Если бы у тебя был целый флот, еще можно было бы попробовать пройти. Увы, корабль я бы тебе еще одолжил, но с флотом точно не выйдет.

— Флот мне не нужен. Одного корабля хватит, — упрямо заявил Накор.

— А пираты?

— Не беспокойся, — сказал Накор. — У меня есть мои фокусы.

— Ну так в чем проблема? — осведомился Ру.

— А я тебе не сказал?

— Нет, — сказал Ру и глянул на Дэша. Тот пожал плечами.

— Вам надо это увидеть, — сказал Накор и двинулся вперед, не проверяя, идет ли кто-нибудь за ним.

Ру опять взглянул на Дэша, и тот сказал:

— Лучше посмотрим, в чем там дело.

Они поспешили за Накором, стараясь не упускать его из виду, а коротышка бодро прошагал через весь город к восточным воротам, выходившим на Главную Королевскую дорогу.

Когда они дошли до места, Ру уже задыхался.

— Надо было поехать верхом, — сказал он.

— У меня нет лошади, — сказал Накор. — Когда-то у меня был красивый черный жеребец, но он умер. Тогда меня звали Накор Синий Наездник…

— Что ты хотел нам показать? — перебил его Дэш.

— Вот это. — Накор указал на статую, которую установил неделю назад. Перед ней стояли человек десять и разглядывали ее, оживленно переговариваясь и жестикулируя.

Дэш и Ру сошли с дороги и подошли поближе, чтобы посмотреть, что так заинтересовало путников.

— Что это? — спросил Ру.

От глаз статуи по щекам тянулись две красные полосы, уродующие совершенное лицо.

Протолкавшись сквозь толпу зевак, Дэш объявил:

— Похоже на кровь.

— Так и есть, — сказал Накор. — Статуя Госпожи плачет кровавыми слезами.

Ру подошел поближе.

— Это фокус, правда?

— Нет! — воскликнул Накор. — Я бы не прибегнул к дешевым трюкам, во всяком случае не там, где дело касается Госпожи. Она богиня добра, и я просто… ну, я не стал бы.

— Ладно, — сказал Дэш, — я тебе поверю, но в чем тут причина?

— Не знаю, — сказал Накор, — но это еще ничего. Вы посмотрите еще кое на что.

Он опять заспешил куда-то. Дэш и Ру снова обменялись взглядами, и Дэш сказал:

— Представить себе не могу, что там еще.

Они снова заторопились вдогонку за стремительным коротышкой. Снова они вошли в городские ворота, пересекли восточный квартал и прошли по городу до рынка. Только на этот раз они обошли рынок с юга и пошли к Храмовой площади.

— И почему у него чудеса не на одной улице? — со смехом сказал Ру, пытаясь не отставать от Накора.

— Понятия не имею, — сердито отозвался запыхавшийся Дэш.

Они дошли до пустого участка между храмами Лимс-Крагмы и Гьюис-Вана. Неподалеку собрались священники из нескольких других храмов, глядя на людей, столпившихся у поставленной там палатки.

Где Накор взял палатку, Дэш не представлял. Она просто появилась в один прекрасный день — огромный шатер, в котором хватило бы места удобно расположиться паре сотен человек.

Дэш принялся расталкивать толпу. Кто-то пытался было возражать, но только до тех пор, пока не замечал красную повязку. Когда Дэш добрался до входа, в сопровождении старающихся не отставать Ру и Накора, он замер и невольно открыл рот.

— О боги, — сказал Ру.

В палатке кругом сидели в позе медитации Шо Пи и с ним еще полдюжины послушников нового храма. А в центре этого круга находилась девушка Алета, окутанная ореолом чистого белого света, исходившего откуда-то изнутри нее. Хоть она и была в такой же позе, что и послушники — ноги скрещены, руки на коленях, — она не сидела. Алета парила в шести футах над землей.

Ру положил руку на плечо Накору.

— Будет тебе корабль.

— Но почему мой прадед? — прошептал Дэш. — Почему не один из храмовых священников?

— Вот поэтому, — сказал Накор.

Прямо за девушкой в воздухе что-то виднелось. Дэш и Ру не заметили этого, когда вошли, ошеломленные удивительным зрелищем парящей в воздухе Алеты. Но теперь они увидели, что в воздухе ниже Алеты висела чернота, клубок чего-то гадкого и ужасающего. Дэша и Ру одновременно осенило: именно исходивший от девушки свет сдерживал эту черноту.

— Что это? — прошептал Дэш.

— Что-то очень плохое, — сказал Накор. — Что-то, чего я даже не думал увидеть в жизни. И Паг должен узнать об этом как можно скорее. Храмовым священникам тоже нужно знать об этом, но прежде всего мы должны сообщить Пагу. — Он посмотрел Дэшу в глаза. — Твой прадед должен как можно скорее об этом узнать.

Ру схватил Накора за руку.

— Я прямо сейчас отвезу тебя в Рыбный город и посажу на корабль, и ты скажешь капитану, куда хочешь отправиться.

— Спасибо, — кивнул Накор и крикнул Шо Пи: — Присмотри тут за всем и скажи Доминику, что он тут главный до моего возвращения.

Если Шо Пи и слышал Накора, то ничего не ответил. Когда они вышли из палатки, Ру сказал:

— Я и не думал, что ты куда-то ездишь без Шо Пи.

Накор слегка пожал плечами.

— Так оно и было, но я ему больше не хозяин и не учитель.

Ру свернул по улице.

— И когда это случилось?

Ткнув посохом себе за плечо, Накор сказал:

— Пару часов назад, когда она начала парить в воздухе.

— Понятно, — сказал Ру.

— Это я и имел в виду.

— В каком смысле?

— Когда ты спросил, о чем я говорю.

— Когда именно? — спросил Ру. — По-моему, я тебя об этом спрашиваю при каждой нашей встрече.

— Когда я зашел в кофейню и сказал: «Это не годится», я говорил вот об этом. Об этой темноте.

— Я не знаю, что это, — сказал Ру. — И даже не уверен, что хочу знать, но, по-моему, «это не годится» — даже слишком мягко. Один взгляд на это меня пугает.

— Мы это исправим, — пообещал Накор. — Как только я доберусь до Пага.

Они подошли к пристани, и всего через несколько минут Ру нашел одну из своих лодок и велел отвезти их с Накором на один из самых быстроходных кораблей.

— А что ты будешь делать, если Пага на острове нет?

— Не беспокойся, — сказал Накор, — Гейтис его мне найдет. Кто-нибудь на острове обязательно с этим справится.

Накор залез по веревочному трапу на палубу, а Ру закричал:

— Капитан! Отплывайте как можно быстрее и отвезите его туда, куда он захочет!

Капитан изумленно ответил:

— Но господин Эйвери, мы только наполовину разгрузились!

— Придется бросить это, капитан. У вас хватит припасов еще на две недели в море?

— Так точно, сэр.

— Тогда выполняйте приказ, капитан.

— Есть, сэр, — сказал капитан и закричал: — Отчаливаем! Закрепите груз!

Люди заспешили, готовясь к отплытию, а Ру скомандовал гребцам доставить его обратно на берег. Добравшись до пристани, он увидел, как на его корабле разворачиваются паруса, и мысленно пожелал Накору доброго пути. Если повезет с ветром, исалани доберется до острова Колдуна через неделю или даже раньше, а зная «трюки» Накора, Ру был уверен, что с ветром ему повезет.

Пока Ру шел от пристани в город, его одолевали тревожные мысли; что бы ни происходило сейчас в Крондоре, это слишком нарушало его планы о богатстве и власти. Зловещая игра, которая здесь начиналась, сразу же приобрела такие масштабы, что вряд ли на нее мог повлиять даже богатейший человек Западных земель, и это пугало Ру. Он решил сегодня отпустить рабочих пораньше и вернуться в усадьбу. Карли там присматривала за ремонтом, а Ру вдруг ужасно захотелось провести ночь дома, с женой.

* * *

Джимми читал вслух рапорты, пока у него все не поплыло перед глазами. Он встал и потер лоб.

— Мне надо подышать воздухом.

Дуко поднял голову.

— Я понимаю. Вы читаете уже с утра.

Дуко все лучше овладевал чтением на языке Королевства, так что теперь он мог следить по тексту, когда Джимми или кто-то еще читал вслух, но получаемые ими сообщения были слишком важны, чтобы он мог рискнуть допустить ошибку.

Результат от этого был двойственный: во-первых, Джимми уже не видел ничего дальше чем в двух футах от себя, а во-вторых, у него начала складываться достаточно ясная картина ситуации вдоль южной границы Королевства.

У Кеша был план. Джимми не знал, в чем он состоит, но был почти уверен, что этот план включал задействование крупных сил Королевства в двух местах сразу, в Крае Земли и около Шаматы на Востоке. Иногда он почти понимал, что Кеш будет делать дальше, но все-таки каждый раз вынужден был признаться самому себе, что не может быть полностью уверенным в этом.

Внезапно к зданию штаба подлетел гонец и натянул поводья взмыленной лошади.

— Сэр! — крикнул он. — Сообщения из Шаматы!

Джимми сошел с крыльца и взял пакет. Он внес его внутрь, и Дуко сказал:

— Быстро же вы нагулялись.

— Сообщения из Шаматы.

— Опять сообщения, — вздохнул Дуко. — Ладно, читайте.

— Гонец очень спешил, — заметил Джимми, разворачивая пакет. Он прочел рапорт и нахмурился. — О боги. Один из наших патрулей заметил кешианскую колонну, которая быстро двигалась на северо-восток через ущелье Тахупсет.

— И что это значит? — спросил Дуко.

— Понятия не имею, — ответил Джимми. Он велел одному из ординарцев поднести нужную карту и расстелил ее перед герцогом. — Ущелье тянется вдоль западного берега моря Грез. Это часть старого караванного маршрута от Шаматы до Ландрета.

— Зачем кешианцам угрожать Ландрету, когда наш гарнизон в Шамате может при этом атаковать их с тыла?

Джимми уставился в никуда, какое-то время ничего не отвечая, потом сказал:

— Потому что они не собираются в Ландрет. Они просто хотят, чтобы мы так подумали.

— И куда они идут?

Джимми изучил карту.

— Они слишком далеко к востоку, чтобы оказывать поддержку войскам в Крае Земли. — Он провел пальцем по карте. — Если они вот здесь срежут на запад, то могут выйти прямо на нас, но у нас мощная оборона.

— Если только они не собираются заманить нас и отвести в сторону перед тем, как двинутся на Край Земли.

Джимми потер усталые глаза.

— Может быть.

— Изолировать нас от Края Земли имело бы смысл, — заметил Дуко.

— Если они на это способны. Но для этого им понадобится не одна кавалерийская колонна. Вот если бы они протаскивали и другие подразделения… — Внезапно Джимми оживился. — У меня есть идея, милорд. Правда, мне самому она не нравится.

— Какая?

— Что, если колонна идет не на северо-восток в Ландрет, — он начал чертить пальцем по карте, — а прямо на север?

— Так они выйдут прямо сюда, — сообразил Дуко. — Вы же сказали, что не думаете, что они пытаются заманить нас в сторону.

— Ну да. Если они пойдут прямо на север вот отсюда, — Джимми указал пальцем точку на карте, — то окажутся в пятидесяти милях к востоку от нашего обычного патрульного маршрута.

— Там ничего нет, — заметил герцог.

— Там нет ничего, что стоило бы оборонять, — согласился Джимми, — но если они отправятся еще дальше на север, то пересекут тропу, идущую через подножия холмов. Это часть старого караванного пути из гномьих шахт в Дорджине, который заканчивается здесь. — Он ткнул пальцем в карту.

— В Крондоре?

— Да, — сказал Джимми. — Что если они проводят здесь отряды уже несколько недель? Мы заметили этот случайно. — Он перечитал сообщение. — Тут ни слова о флагах или гербах. Солдаты могли быть из любого района Империи.

— Они удерживают нас здесь, выставляя вперед подразделения, с которыми мы привыкли сталкиваться, потом подводят войска из глубины Империи…

— И молниеносной атакой захватывают Крондор, — закончил мысль Джимми.

Дуко вскочил на ноги. Он пошел к двери штаба и начал выкрикивать приказы, едва старый Матак успел открыть дверь.

— Всем подразделениям подготовиться к выступлению через час! — Он повернулся к Джимми. — Мне приказано оборонять южные границы, так что гарнизон я не трогаю, но если вы правы, принцу в Крондоре будет дорог каждый солдат.

Благодаря имевшемуся у Дуко опыту командования ему удалось уже через несколько минут поднять весь гарнизон.

— Джимми, вы поведете колонну, и я надеюсь, что вы успеете. Потому что если вы правы, то Кеш может ударить по Крондору в любой момент, и если они его возьмут…

Джимми не хуже Дуко понимал, что это будет значить. Королевство окажется расколото на две части. Армия Грейлока не сможет отвлечься от боев к югу от Илита, армии Дуко придется удерживать нападавших в Крае Земли, а гарнизон Шаматы вынужден будет обороняться, чтобы не допустить удара на Ландрет. Если Кеш овладеет Крондором, Грейлок потеряет поддержку по суше с юга и любой шанс на отступление. Он застрянет между двумя враждебными армиями. А если Западная армия будет утрачена…

— Мы выступим в течение часа, — сообщил Джимми.

— Хорошо. Если Крондор и правда падет, Запад будет потерян.

Если такое замечание из уст человека, который еще год назад сам пытался уничтожить Западные земли, и показалось Джимми забавным, ему некогда было об этом задумываться. Он поспешил обратно в штаб и крикнул ближайшему ординарцу:

— Собери мне вещи и выведи лошадь из конюшни!

Потом он схватил пергамент и склонился над столом, чуть не столкнув с места писца.

Ни Джимми, ни Дуко не могли приказывать рыцарю-маршалу Крондора, но Джимми мог хотя бы высказать пожелание. Настоятельное пожелание.

Он написал:

Судя по поступившей информации, очень вероятно наступление значительных сил Кеша на Крондор по старой Дорджинской горной дороге. Рекомендую вам отправить все не являющиеся крайне необходимыми подразделения на Юг как можно быстрее.

Джеймс, граф Венкар.

Он схватил палочку сургуча, нагрел ее и оттиснул на ней печать перстня, потом свернул пергамент и положил его в пакет для сообщений.

Писец, которого он оттеснил, сидел на стуле и наблюдал за всем происходящим. Джимми повернулся к нему.

— Как тебя зовут?

— Герберт, сэр. Герберт из Руквуда.

— Пойдем со мной.

Писец оглянулся на остальных ординарцев и писцов в комнате, но у тех на лицах было только непонимание и удивление.

Он поспешил мимо Дуко, который все еще наблюдал за картиной мобилизации. Джимми провел писца на дальний конец пристани, где стоял на якоре быстрый тендер Королевства.

Взбежав на борт, Джимми крикнул:

— Капитан!

С юта ему ответили:

— Здесь, сэр!

— У меня приказ! — прокричал Джимми. — Отвезите этого человека на Север!

Писец стоял на сходнях за ним. Джимми обернулся, схватил его за тунику и втащил на палубу.

— Герберт, — сказал Джимми, — возьми этот пакет. Найдешь нашу армию и передашь это лорду Грейлоку или капитану фон Даркмуру. Понял?

Глаза у писца были круглые, и он, не в силах вымолвить ни слова, только кивнул.

— Капитан, доставьте этого человека к лорду Грейлоку. Он где-то к югу от Вершины Квестора!

— Есть, сэр! — ответил капитан, развернулся и закричал: — Отдать концы!

Джимми оставил ошеломленного Герберта на палубе и побежал с пристани через город туда, где, как он надеялся, были уже собраны его вещи. Ему не терпелось уехать и поскорее попасть в Крондор. Его единственный брат все еще находился в Крондоре, и если только Грейлок не сумеет прислать отряды с юга быстрее, чем Джимми подоспеет к городу с севера, Дэша и горожан вряд ли защитят немногочисленные стражники, городские ополченцы и не до конца восстановленные стены.

* * *

— В пролом! — крикнул Эрик.

Катапульты с обеих сторон линии фронта выстрелили камнями и связками горящей соломы, потом полетели большие снаряды баллист, а вокруг кричали умирающие люди.

Бои шли с прошлого рассвета, и ночью арена боя превратилась в кошмар. Противники выкопали траншеи у высокой стены, на которой стояли боевые машины. Тысячи людей погибли, строя эти укрепления, и покойников оставили незахороненными у стены. Вонь разносилась на мили. Эти траншеи были наполнены водой, на поверхности которой плавало масло. Масло это горело, обволакивая все вокруг черным дымом.

Граф Ричард осмотрел оборонительную позицию и вынужден был согласиться, что единственно возможным выходом была прямая атака. Эрик понаблюдал за постройкой крепких деревянных мостков, которые должны были катиться по бревнам, срубленным в соседних лесах. Первый ряд траншей пройти оказалось сложно из-за стрельбы со стен, но когда солдаты ринулись в атаку, то быстро перекрыли траншеи, а потом изо всех сил стали засыпать горящее масло землей, чтобы сдержать огонь, пока наводились мосты.

К счастью для войск Королевства, стена оказалась деревянной. Она была отлично сконструирована и настолько толстая, насколько это было возможно, но любое дерево можно прорубить. Люди яростно работали топорами и гибли, но стена в нескольких местах все же была прорублена, и сквозь проломы бросили цепи с железными брусьями на концах. Когда их потянули назад, брусья зацепились за края дыр и таким образом закрепились. Тогда цепи привязали к тягловым лошадям, и таким образом удалось снести участок стены шириной в двенадцать футов.

Солдаты Королевства ринулись через пролом. Эрик ждал, пока откроются огромные ворота поперек дороги, чтобы он мог повести в атаку кавалерию.

Ворота внезапно вздрогнули, потом распахнулись, и Эрик дал команду наступать. Он пришпорил лошадь, и крупный гнедой мерин рванулся вперед.

От дыма и вони, зрелища крови и смерти у Эрика заслезились глаза, но он ясно разглядел, что было с другой стороны ворот. Он изо всех сил прокричал приказ остановиться. Медленно продвигаясь вперед, он увидел, что его пехота ведет ближний бой на укреплениях.

— Спешиться! — крикнул он своим людям. Они выполнили приказ, и Эрик скомандовал:

— За мной!

Он побежал через ворота, и люди за ним увидели, почему он остановил наступление. Прямо за воротами была яма глубиной в десять футов с острыми деревянными кольями на дне. Ворота были всего на шесть футов шире ямы, так что люди могли ее обойти, а лошади нет. Эрик провел своих солдат сквозь дым и сморгнул слезы с глаз.

— Откуда весь этот дым? — крикнул он.

— Вон оттуда, — ответил знакомый голос Джедоу Шати.

Эрик взглянул туда, куда указывал его старый друг, и сказал:

— Проклятье.

— Вот именно.

На четыре сотни ярдов вдоль дороги выстроились тысячи солдат, с офицерами на флангах и кавалерией в тылу. То тут, то там виднелись многочисленные катапульты и баллисты. Это построение нельзя было назвать оборонительным. Вражеская армия готовилась наступать.

Внезапно Эрик понял, что сейчас произойдет. Он посмотрел на стену, через которую с боем прорвался, и осознал, что если ее повалить сзади, то она окажется отличным мостом через траншеи по обе стороны ямы.

— Назад! — крикнул Эрик, и приказ передали дальше.

— Возвращайтесь и готовьтесь! — закричал Джедоу. Эрик помчался обратно к своей лошади и прыгнул в седло. Звуки горнов и крики людей на дороге подсказали ему, что наконец-то он вступит в бой с генералом Фэйдавой. Но Эрик был в состоянии думать только о выживании, а не о победе.

22 Осознание

Следопыты осторожно двигались по лесу.

Субаи целеустремленно следовал по течению реки. Большинство его людей погибло, хотя двое, возможно, перебрались через хребет, чтобы дойти вдоль восточных склонов гор до Даркмура. Он молился, чтобы так и было.

Они проделали многонедельное, убийственно тяжелое путешествие. Его следопыты превосходили по способностям всех в Мидкемии, кроме эльфов и разведчиков Наталя. Но оборону Фэйдавы подкрепляло что-то куда более сильное, чем человеческие способности; там была темная магия, которой Субаи не понимал.

Это стало заметно, когда они прошли через первую истинную линию обороны на юге. Кроме смерти и разрушения повсюду было ощущение отчаяния, будто миазмы страдания и безысходности висели в воздухе. Чем дальше на север они заходили, тем больше усиливалось это чувство.

Они почти не увидели прибрежной обороны, когда двинулись к северу, а дорога к Вершине Квестора повернула на северо-запад. Когда они добрались до дороги от Вершины Квестора до Ястребиного оврага, то встретили еще больше признаков темных сил.

Северный хребет над этой дорогой был укреплен, а южный украшен кошмарным рядом тел. Вдоль дороги стояли деревянные кресты, и на каждом был прибит человек. Лица несчастных были искажены от боли и ужаса. Скорее всего, эти люди умерли от нанесенных ран, а уже потом были распяты. У большинства было перерезано горло, но у некоторых кроме того были вырезаны сердца и в груди зияли ужасные раны.

И среди погибших были не только мужчины. Женщин и детей тоже убивали для этой кошмарной выставки.

Час спустя погибли двое следопытов, когда на лагерь Субаи набрели жуткого вида люди со шрамами на щеках, отличавшиеся просто нечеловеческой силой и жестокостью. Судя по информации, которую Субаи имел относительно армии Изумрудной Госпожи змей, он знал, что эти люди, скорее всего, и были так называемые Бессмертные. Когда-то они служили в почетной гвардии верховного жреца-правителя Ланады, но постепенно темные обряды и дурманящие зелья превратили обычных солдат в кошмарных убийц. Змеиная королева еще больше извратила их, используя по одному из них каждую ночь для ритуалов смерти, чтобы продлить свою вечную юность.

Считалось, что у Фэйдавы они не в чести, но на подступах к Вабону их присутствие было очевидным.

Всю следующую неделю за следопытами охотились, и еще двое из них погибли. Оставшимся двоим Субаи приказал повернуть на восток и идти в Лориэл, который все еще находился под контролем Королевства. Он надеялся, что они уведут за собой уцелевших воинов.

Субаи остался один, рассчитывая, что так ему будет легче проскользнуть там, где двоих могли бы заметить.

Неделю он двигался мимо патрулей и лагерей, и каждый раз, когда видел очередной вражеский отряд, его уверенность в том, что Королевство сможет вернуть Вабон, ослабевала. Предположение, что у Фэйдавы оставалось всего двадцать — двадцать пять тысяч солдат, было явно ошибочным. Зная приблизительную численность войск у Сарта и прибавив к этому то количество солдат, которое требовалось для взятия Ламута, Субаи пришел к убеждению, что у Фэйдавы под командованием находилось по меньшей мере тридцать пять тысяч человек.

Он понимал, что если это действительно так и если Кеш продолжал атаковать южную границу, отвлекая на себя стоявшие там войска, то Грейлоку не хватит сил на то, чтобы вытряхнуть Фэйдаву. Взять Илит, возможно, удастся, но за это придется дорого заплатить.

До Вабона Субаи не добрался. Город был в осаде, и ему не удалось даже подойти достаточно близко, чтобы попытаться пробраться внутрь. Он думал было направиться в Тайр-Сог, но обнаружил, что находится за линией фронта врага, и понял, что лучше всего направиться к Небесному озеру и в обход северных отрогов Серых Башен в эльфийские леса.

Иллюзий Субаи не питал. За ним гнались уже два дня, с тех пор как он почти достиг Небесного озера. Он не знал, кто это был, перебежчики или фанатики Фэйдавы, но так или иначе ему надо было где-то отдохнуть и поесть.

Провизия у него закончилась неделю спустя после того, как он отошел от Вабона. Он собирал ягоды и грибы, поймал кролика в лесу, но последние два дня, с тех пор как его снова обнаружили преследователи, совсем ничего не ел. Он терял вес и энергию, и вряд ли смог бы сражаться больше чем с одним-двумя врагами. Если же за ним гнались пятеро-шестеро, схватка сулила верную смерть.

Он шел вдоль южного берега реки Крайди, которая вытекала из Небесного озера. Субаи знал, что скоро окажется у окраины эльфийских лесов, для входа в которые требовалось разрешение. Это был его единственный шанс на спасение. Спускаться по реке до замка в Крайди или рискнуть, отправившись на юг через Зеленое Сердце к гарнизону Йонрила, он бы не смог.

Субаи остановился и оглянулся. На скалах в миле позади он увидел темные фигуры. Перед ним был брод. «Лучшего времени не представится», — сказал он себе.

Войдя в воду, Субаи обнаружил, что тут ему по колено. В середине лета уровень воды опускался ниже всего в оттепель или после осенних дождей перебраться здесь ему бы не удалось.

Субаи прошел уже полпути, когда позади послышались крики, и он понял, что его заметили. Это укрепило его решимость, и он заставил себя двигаться быстрее.

Он был уже на берегу, когда его преследователи дошли до брода. Не оглядываясь, он нырнул в лес, жалея, что при нем не было лука, две недели назад упавшего в расщелину в горах. С луком он бы их остановил.

Он побежал дальше.

В лесу темнело, и Субаи потерял ориентацию, но он знал, что в общем направляется на запад. Внезапно сверху его окликнули:

— Чего ты ищешь в Эльвандаре, человек?

Субаи остановился.

— Я ищу убежища и несу сообщения, — сказал он, наклоняясь и упираясь от усталости руками в колени.

— Кто ты?

— Я Субаи, капитан Королевских следопытов Крондора, и у меня вести от Оуэна Грейлока, рыцаря-маршала Крондора.

— Входи, Субаи, — сказал появившийся словно ниоткуда эльф.

— За мной гонятся люди, — сказал Субаи, — и я боюсь, что они вот-вот нас нагонят.

Эльф покачал головой.

— Никто не может войти в Эльвандар незваным. Их уже уводят прочь от нас, и если они все же сумеют выбраться из леса, то окажутся в милях отсюда. Или будут ходить кругами, пока не умрут от голода.

— Спасибо, что впустили меня, — сказал Субаи.

Эльф улыбнулся и сказал:

— Меня зовут Аделин. Я провожу тебя.

— Спасибо, — ответил Субаи. — Я уже еле держусь на ногах.

Эльф полез в мешочек на поясе, достал что-то и сказал:

— Съешь, это тебя подбодрит.

Субаи взял предложенный ему кусок, на вид напоминавший квадратный ломоть плотного хлеба. Он откусил немного, и рот его наполнился вкусом орехов, ягод, зерен и меда. Он жадно принялся жевать.

— Нам еще далеко идти, — сказал Аделин и повел разведчика на запад, к Эльвандару.

* * *

Эрик смыл кровь с лица и рук. Снаружи палатки гудели трубы, мимо проезжали всадники. Граф Ричард посмотрел на карту и сказал:

— Мы еще держимся.

— Мы проигрываем, — отозвался Эрик.

Контратака противника отбросила армию Королевства назад и привела ее в смятение. К счастью, Эрик успел подвести подкрепление. Теперь они были в пяти милях южнее первоначальной точки встречи с противником, а уже наступала ночь.

— Скоро мы с ними разделаемся, — заявил, войдя в палатку, Леланд, сын Ричарда. Это был симпатичный юноша девятнадцати лет с русыми волосами и широко расставленными голубыми глазами.

— Вряд ли, — сказал Эрик. — Они просто отступили к своим позициям до утра, а потом снова на нас нападут.

Юноша рвался в бой, и Эрик с радостью отметил, что и в разгар битвы он не терял самообладания. Официально Леланд был младшим офицером при роте из Дип-Таунтона, оставшейся поддержать Западную армию, когда Восточная армия отступила. Но теперь, когда его отец стал командующим армией, он неофициально действовал как адъютант лорда Ричарда и взял на себя обязанности по передаче приказов отдельно стоящим подразделениям.

— Что будем делать дальше? — спросил Ричард.

Эрик вытер лицо полотенцем и подошел посмотреть на карту.

— Окапываемся. Джедоу! — крикнул он, обернувшись через плечо.

Через мгновение подошел Джедоу Шати.

— Что, Эрик? — Заметив графа, он поправился: — Капитан? Здравствуйте, милорд.

Эрик махнул ему рукой, приглашая подойти.

— Постройте три «бриллианта» здесь, здесь и здесь, — сказал он, указывая на три точки на передней линии. Не дожидаясь дальнейших объяснений, Джедоу повернулся и вышел, даже не отсалютовав.

— Бриллианты? — спросил Леланд. Ричард тоже недоуменно взглянул на Эрика.

— Это давнее кешианское построение, — объяснил Эрик. — Мы строим три укрепления, в каждом по две сотни человек, но не стараемся сооружать большую баррикаду поперек дороги, а делаем вместо этого впереди три маленьких бруствера в форме бриллиантов. Внутри мы ставим копейщиков, надстраиваем край щитами и даем им встать в оборонительную позицию. Вражеская кавалерия не сможет их легко взять, и вместо этого им приходится пускать людей по сторонам этих укреплений и между ними.

— Так мы загоним их солдат в эти два узких прохода между центральным и боковыми! — догадался Леланд.

— Да, — согласился Эрик, — если повезет, они застрянут, а наши лучники вот здесь, — он провел пальцем линию по карте за «бриллиантами», — уничтожат всех застрявших. Мы поставим чуть дальше заслон из воинов со щитами на случай, если враг сумеет прорваться за «бриллианты».

— А что кавалерия? — спросил Леланд.

— Конники держат фланги внешних заграждений. Они не дадут никому обойти нас с флангов, а если враг отступит, мы можем пустить их вдогонку.

— И что потом? — поинтересовался Ричард.

— Потом мы зализываем раны, перестраиваемся и смотрим, не сможем ли что-нибудь сделать с тем, что творится выше по дороге.

Начали поступать доклады от людей, которые отстали от своих частей и на какое-то время оказались в тылу врага, а теперь, возвращаясь, заполняли пробелы в информации Эрика о том, что творилось впереди. Соединив эту информацию с докладами Субаи, доставленными первыми двумя гонцами, Эрик отнюдь не исполнился оптимизма. Повлиял на его настроение и тот факт, что больше ни один разведчик от Субаи не прибыл. Не имея четкой картины ситуации у Илита, осторожный от природы Эрик воображал самое худшее.

Насколько они могли определить, на вершине каждого холма была сеть укреплений, а кроме того в них еще были прорыты туннели, так что можно было перевести подкрепления с одной позиции на другую, не подвергая их вражеской атаке. Эрик понялзаложенную в этом плане хитрость: если попытаться обойти укрепления, то сзади останется неизвестное количество врагов, а если брать баррикады по очереди, то не удастся вовремя помочь осаждающим Вабон.

Эрик покачал головой.

— Я слишком устал, чтобы думать. Вполне возможно, что наш единственный выбор — это способ нашего поражения: либо мы возвращаемся домой и окапываемся в Крондоре, либо идем дальше на север, и там нас растерзают на куски.

— А разве нельзя получить поддержку с моря? — спросил лорд Ричард.

— Только если вон там, — показал Эрик, — если мы прорвемся за Вершину Квестора. Там хватает бухточек и пляжей, где можно высадить солдат, но у нас недостаточно кораблей, чтобы переправить туда людей, нет подходящих лодок для высадки, и если Фэйдава поставит лучников на скалах наверху, ни один из наших не доберется до дороги.

— Вас послушать, так это безнадежно, — сказал Леланд.

— Сейчас мне так и кажется, — удрученно произнес Эрик. — Надо поспать и поесть, и посмотрим, как я буду чувствовать себя утром, но так или иначе я не буду принимать решения, основываясь только на собственных эмоциях.

— Для своего возраста вы порядком навидались войны, не так ли? — сказал Ричард.

Эрик кивнул.

— Мне еще нет двадцати шести, милорд, но в глубине души я ощущаю себя стариком.

— Вам сейчас лучше бы отдохнуть, — посоветовал Ричард.

Эрик кивнул и вышел из палатки. Он увидел солдата в черной форме Кровавых Орлов и спросил:

— Шон, где наш лагерь?

— Вон там, капитан, — махнул рукой торопившийся мимо солдат.

Эрик пошел в указанном направлении и обнаружил, что дюжина его солдат ставила палатки.

— Спасибо, Джедоу, — сказал он, когда увидел, что его палатка уже готова. Он бросился на постель и через секунду заснул.

* * *

— Дайте сигнал тревоги, — сказал Дэш.

— Как-как? — изумленно переспросил Патрик.

— Я сказал, дайте сигнал тревоги. Объявите, что на город наступает кешианская армия, а укрывающиеся в городе вражеские солдаты готовы атаковать предписанные им позиции. Только вот они не застанут наших воинов врасплох — те будут наготове.

— Вам не кажется, что это чересчур? — спросил недавно прибывший из Родеза герцог Руфио.

Дэш немного общался с ним при дворе короля в Рилланоне; Руфио был человеком деловитым, компетентным администратором, неплохим военным советником и хорошо управлялся с конем и мечом. Для Крондора в его теперешнем кризисном состоянии он совершенно не годился. Руфио, подумал Дэш, был бы прекрасным распорядителем двора при талантливом монархе с блестящим военачальником. К несчастью, здесь он мог опираться только на Патрика и Дэша, и Дэш был уверен, что теперь ему придется импровизировать и проявлять инициативу, иначе Крондор будет потерян.

— Да, ваша светлость, чересчур, — ответил Дэш, — но лучше выдворить их, когда мы к этому готовы, чем допустить, чтобы они напали на нас сзади во время наступления. У меня есть достаточно доказательств того, что в канализации хранятся запасы оружия и пищи, чтобы заговорщики могли подкрепить любую атаку снаружи вооруженным мятежом в городе.

— Если атака вообще будет, — сказал Патрик.

Принц сомневался во всей этой идее. Он был убежден, что переговоры в Звездной Пристани рано или поздно приведут к решению вопроса. Даже сообщение о том, что Малар Энарес был кешианским шпионом, и отсутствие ответа на запрос о прибытии Джимми в Порт-Викор не убедили его в том, что над столицей Западных земель висит угроза внезапного нападения.

Дэш никогда не был близок к Патрику. По возрасту к нему были ближе Джимми и Франси, а когда Дэша и Джимми. отослали из дворца познавать жизнь в доках Рилланона, Патрик учился дипломатии при восточных дворах. И когда они выросли, симпатии между ними не возникло; Дэш был уверен, что какие-то достоинства у Патрика есть, но он, хоть убей, не мог вспомнить какие.

— Если ты знаешь, кто эти люди, которые прячут оружие и еду, почему ты их не арестуешь? — поинтересовался Патрик.

— Потому что сейчас у меня меньше сотни стражников, а вражеских солдат в городе рассеяно, по моим подсчетам, около тысячи. Как только я арестую первую группу, остальные залягут на дно. Думаю, некоторые укрываются на стоящих у берега кораблях, и на торговом дворе за воротами тоже может кто-то быть, а кто знает, сколько прячется в канализации? Но если я подам сигнал тревоги, а вы разместите солдат в ключевых точках в городе, с помощью моих стражников мы сможем справиться с этой угрозой.

— Из Родеза подходят две сотни моих солдат, — сказал герцог Руфио. — Они будут здесь через неделю — может, тогда?

Дэш изо всех сил постарался скрыть свое раздражение. Ему почти это удалось.

— По крайней мере позвольте мне нанять больше людей, — попросил он.

— В казне мало денег, — ответил Патрик. — Тебе придется обойтись тем, что есть.

— А как насчет добровольцев? — спросил Дэш.

— Если кто-то захочет служить добровольно, прими его. Может, после войны мы сумеем заплатить. — Похоже, терпение у Патрика кончалось. — Это все, шериф, — сказал он.

Дэш поклонился и вышел из кабинета. Шагая по коридору, он погрузился в размышления, из которых его вывело неожиданное столкновение с Франси.

— Дэш, — воскликнула она так, будто была действительно рада. — Давно тебя не видела!

— Я был занят, — бросил он, все еще ощущая раздражение от того, как Патрик отмахнулся от его идей.

— Все заняты. Отец говорит, что твоя работа еще более неблагодарная, чем во дворце, но ты хорошо с ней справляешься.

— Спасибо, — сказал Дэш. — Вы останетесь в Крондоре после того, как герцог Руфио занял свой пост?

— Через неделю мы с отцом уезжаем в Рилланон, — сказала Франси. — Нам надо готовиться…

— К свадьбе?

Франси кивнула.

— Никто не должен этого знать; король обо всем объявит, когда ситуация станет поспокойнее… — Она выглядела встревоженной.

— В чем дело?

— Ты что-нибудь слышал о Джимми? — спросила она, понизив голос.

— Нет, — ответил он.

— Я о нем беспокоюсь, — призналась Франси. — Он так быстро уехал, и мы не успели поговорить… обо всем.

Обсуждать это у Дэша времени не было.

— Франси, с ним все в порядке, а если ты хочешь поговорить, то после свадьбы, когда станешь принцессой Крондора, пригласи его на аудиенцию в саду.

— Дэш! — воскликнула Франси обиженно. — Почему ты такой злой?

Дэш вздохнул.

— Потому что я устал и раздражен, а твой будущий супруг, он… ну, он опять выступает в том же духе. И если хочешь знать, о Джимми я тоже беспокоюсь.

Франси вздохнула.

— Он и правда расстроился, что я выхожу замуж за Патрика?

Дэш пожал плечами.

— Не знаю. В какой-то мере да, но в то же время он знает, что все так, как должно быть. Он… запутался, как и все мы.

Франси вздохнула.

— Я просто хочу, чтобы он был моим другом.

Дэш заставил себя улыбнуться.

— Об этом не беспокойся. Джимми по натуре отличается верностью. Он всегда будет твоим другом. — Он слегка поклонился. — Ну, миледи, мне пора. Дел много, и я уже опаздываю.

— До свидания, Дэш, — сказала она, и он почувствовал в ее голосе печаль, будто они расставались навсегда.

* * *

Субаи был изумлен, как и любой другой человек, впервые попавший в Эльвандар. Его провели к большой поляне, сердцу эльфийского поселения, и когда он увидел гигантские сияющие деревья, то впервые за много лет потрясенно воскликнул:

— Килиан! Какая радость!

— Из всех божеств, которым молятся люди, — сказал Аделин, — мы почитаем Килиан больше всех.

Он отвел усталого и голодного капитана к тронному залу, и когда Субаи туда добрался, он чувствовал себя куда лучше, чем прежде. Он подозревал, что причина крылась, как говорили легенды, в магии этого места.

Субаи поклонился сидевшим на возвышении: женщине потрясающей, хотя и чуждой красоты и высокому, крепко сложенному, молодо выглядящему человеку.

— Ваше величество, — приветствовал он королеву Агларанну, а потом еще раз поклонился ее спутнику: — Милорд.

— Добро пожаловать, — сказала королева мягким и мелодичным голосом. — Ты проделал долгий путь и подвергался большой опасности. Отдохни и расскажи нам, что сообщает твой принц.

Субаи оглядел советников королевы. Справа от нее стояли трое немолодых седых эльфов, один в богато отделанной мантии, другой во внушительных латах с мечом, а третий в простом голубом одеянии, перепоясанном веревкой.

Рядом с Томасом, принцем-консортом Эльвандара, стоял молодой на вид эльф, похожий на королеву. Субаи решил, что это ее старший сын, Калин. Слева от него Субаи увидел знакомую фигуру Калиса, а рядом — человека в кожаной одежде и длинном сером плаще.

— Послание у меня такое, о прекрасная королева, — начал Субаи. — Между нашими королевствами затаился чудовищный враг. Калис знает этого врага лучше многих. Он сталкивался с ним и знает, что зло это многолико.

— Чего ты хочешь от нас? — спросила Агларанна. Субаи обвел взглядом присутствующих.

— Я не знаю, великая королева. Я надеялся найти здесь волшебника Пага, потому что мы, возможно, столкнемся с силами, с которыми только он может справиться.

— Если нам понадобится Паг, обещаю быстро тебя к нему доставить, — сказал Томас, поднимаясь на ноги. — Он вернулся к себе на остров.

— Можно мне сказать, матушка? — спросил Калис. Королева кивнула, и он продолжил: — Субаи, Изумрудная Госпожа змей мертва, как и уничтоживший ее демон. Неужели Королевству не справиться с оставшимися захватчиками?

— Хорошо бы это было так, Калис, — сказал Субаи. — Но по пути сюда я видел такое, что теперь думаю, что перед нами снова зло большее, чем мы подозревали. Я видел возвращение людей, о которых ты нам говорил, Бессмертных, и других, пьющих кровь. Я видел мужчин, женщин и детей, которых принесли в жертву темным силам. Я видел кучи тел в ямах и магические костры в деревнях. Я слышал песни и заклинания, которых не должен слышать ни один человек. Нам понадобится любая ваша помощь.

— Мы обсудим это на совете, — пообещала королева. — Наш сын много рассказывал о завоевателях из-за моря. Нас они не тревожат, но их патрули бродят возле наших границ. Иди и отдыхай. Мы снова встретимся утром.

Калис и человек в сером плаще подошли к Субаи. Калис пожал капитану руку.

— Рад тебя видеть, — сказал он.

— А ты не представляешь, как я рад видеть тебя, Калис, — откликнулся следопыт. — Эрик наверняка сейчас жалеет, что не ты командуешь Орлами.

— Это Пэйман из Наталя, — представил незнакомца Калис.

Человек в сером плаще протянул руку, и Субаи сказал:

— Наши деды были братьями.

— Наши деды были братьями, — повторил Пэйман.

— Странное приветствие, — заметил Калис.

— Это ритуал, — объяснил Субаи с улыбкой. — Следопыты и разведчики Наталя — родня по духу. Еще никогда во всех конфликтах между Королевством и Вольными городами разведчики и следопыты не проливали крови друг друга.

— В древности, при правлении Кеша, наши предки были Имперскими шпионами, — добавил Пэйман. — Когда Империя отступила, многие оставшиеся стали разведчиками, а те, что жили около Крондора, основали отряд следопытов. Мы все родня, шпионы, следопыты и разведчики.

— Хорошо бы все люди знали, что они родня, — сказал Калис. — Пойдем, Субаи, надо тебя накормить и найти тебе место для ночлега. За обедом расскажешь мне все, что видел.

Они ушли. Томас повернулся к жене:

— Впервые со времени Войны Врат я предчувствую, что нам придется вмешаться.

— Тэйтар? — произнесла королева, глядя на своего старейшего советника.

— Подождем возвращения Калиса. Поговорив с человеком, он скажет нам, насколько серьезна опасность.

— Я тоже пойду с братом и послушаю, — решил принц Калин.

Агларанна кивнула, а старый воин Редтри сказал:

— Какой будет толк, если мы покинем Эльвандар? Нас мало, и мы не сможем изменить ситуацию.

— Вопрос не в этом, — заметил Томас. Он взглянул на жену и закончил: — Вопрос в том, следует ли мне покидать Эльвандар.

Королева посмотрела на мужа и ничего не сказала.

23 Союзники

Они старались двигаться бесшумно.

Дэш вел свой отряд по подвалу; каждый стражник был вооружен большой дубинкой и кинжалом. Задача была незамысловатой. Тех, кто сопротивляется, унять; если они применят оружие — убить.

По всему городу стражники и гвардейцы Патрика проводили рейды. Поднять тревогу Патрик не разрешил, но Дэш выжал из него дозволение использовать для скоординированного рейда две сотни его гвардейцев.

Они обнаружили семь разных укрытий и три корабля в гавани. Корабли они оставили Королевскому флоту, в достаточном количестве сосредоточенному поблизости, так что осуществить внезапную высадку на нужные корабли было бы несложно.

Но Дэш все равно был недоволен. Он знал, что в городе укрывались и другие агенты и что значительная часть охранников при караванах наверняка состояла из кешианских солдат. Утешало его только то, что эти непойманные солдаты пребывали за стенами и там должны были и остаться. Он поставил на воротах заставы под предлогом того, что для восстановления города требовались более точные сведения о составе населения.

Они добрались до подвала в северо-восточной части города; здание еще не восстановили после пожара, но Дэш знал, что дверь в подвал уже починили. Она была только специально подпалена, чтобы выглядела обгорелой.

Весь день он спорил сам с собой по поводу того, как лучше к этому подойти, и наконец выбрал тактику внезапного удара.

Верхний подвал был пуст, но уверенно направился к задней двери, ведущей к спуску в нижний подвал, который, в свою очередь, выходил в канализацию. Он повернул дверную ручку, и она с легкостью поддалась. Дэш осторожно открыл дверь и шепотом скомандовал стоявшим сзади:

— Идем тихо, пока я не разрешу разговаривать.

Он прокрался по спуску до площадки, выходившей в большой подвал, в котором когда-то хранились бочки с вином и пивом. Здание наверху служило когда-то постоялым двором. В дальнем конце помещения десятка два людей сидели на бочках или лежали на полу на подстилках.

— Расходитесь и не останавливайтесь, — скомандовал Дэш своим людям.

Он целеустремленно прошагал к ближайшему человеку, который изумленно посмотрел на вошедших, потом увидел красные повязки и попытался подняться.

— Именем принца, сдавайтесь! — крикнул Дэш.

Человек на ближайшей подстилке начал было вставать, но Дэш взмахнул дубинкой и оглушил его. Другие стражники поспешили вперед, и одного человека, который попытался вытащить меч, одновременно оглушили тремя дубинками. Остальные подняли руки, сдаваясь, только один бросился бежать по коридору. Кто-то из стражников метнул дубинку по полу так, что она, отскакивая от камней, ударила беглеца сзади по ногам. Тот упал как подкошенный, и его тут же нагнали два гвардейца.

Не прошло и пары минут, как сопротивление было подавлено и пленникам уже связывали руки за спиной.

— А легко все вышло, шериф, — сказал один из стражников.

— Не расслабляйтесь, — посоветовал Дэш. — Остаток ночи вряд ли будет спокойным.

* * *

На рассвете Джимми проснулся от того, что над его постелью стоял озабоченный Марсель Дюваль.

— Граф Джеймс, — извиняющимся тоном произнес сквайр из Бас-Тайры.

— В чем дело? — спросил Джимми, одновременно поднимаясь и пытаясь потянуться.

— Некоторые лошади стерли копыта, и я хотел спросить, нельзя ли нам отдохнуть денек.

Джимми моргнул, сомневаясь, не снится ли это ему.

— Отдохнуть?

— Мы очень быстро идем, сэр, и некоторые лошади так совсем охромеют к тому времени, как мы доберемся до Крондора.

Джимми наконец проснулся.

— Сквайр, — сказал он, стараясь сохранять спокойствие. — При дворе в Бас-Тайре можете сколько угодно играть в солдат, но здесь вы солдатами являетесь. К тому времени как я оседлаю коня, ваша рота должна быть готова к дневному переходу. Сегодня впереди поедете вы, храбрецы.

— Сэр…

— Это все! — отрезал Джимми. Он закрыл на секунду глаза, потом медленно сосчитал до десяти и, глубоко вздохнув, закричал: — По коням!

Вокруг него солдаты засуетились, седлая коней. Отчасти раздражение Джимми было вызвано тем, что они действительно загоняли лошадей. И кони, и люди, конечно, выбьются из сил при подходе к Крондору, но только такими невыносимыми темпами можно было добраться до города за три дня. Оставалось надеяться, что еще не будет слишком поздно.

Когда колонна была готова, Джимми оглянулся и попытался подсчитать численность своих отрядов. Пять сотен кавалеристов и пехотинцев, сейчас тоже оседлавших коней. Солдаты питались сухим пайком, и некоторые были уже заметно нездоровы. Но больными или здоровыми, усталыми или отдохнувшими, он доведет их до Крондора. Если город будет еще держаться к тому времени, как они туда подойдут, он сможет изменить баланс сил. Борясь с голодом и усталостью, он распорядился:

— Поешьте, потом времени не будет. Через десять минут ускоряем темп. — Повернувшись к голове колонны, он закричал: — Сквайр Дюваль, ведите колонну шагом!

— Есть, сэр! — откликнулся Дюваль и вывел свои пять десятков улан в авангард.

На востоке поднималось солнце, расцвечивая пейзаж розовыми и желтыми тонами, и, обозрев войско при свете, Джимми не мог не признать, что выглядела рота Дюваля по-боевому.

* * *

Атаковали их на рассвете, до того как солнце встало над горами, в тот момент, когда солдаты менее всего были готовы к бою и скорость их реакции тоже была медленнее всего. Эрик уже проснулся и позавтракал, проверил укрепления, которые приказал соорудить вчера, и скомандовал всем в лагере приготовиться к выступлению.

Ричард стоял у командной палатки, наблюдая за приближающимися войсками.

— Они хотят пройти по нашим телам, — мрачно сказал он.

— Я бы на их месте сделал то же самое, — отозвался Эрик. Он взмахнул правой рукой, держа шлем под мышкой левой. — Если мы удержим центр, то сможем сегодня победить. Если один из флангов не устоит, я смогу заткнуть пробоину, но если падет центр, нам придется отступить.

Стоявший рядом с отцом Леланд констатировал очевидное:

— Тогда надо постараться, чтобы центр не пал. — Надев свой собственный шлем, он сказал: — Отец, могу я присоединиться к колонне?

— Да, мальчик мой, — сказал Ричард. Юноша побежал к груму, державшему его лошадь, и когда он прыгнул в седло, лорд Макарлик добавил: — Пусть Тит-Онанк ведет твой клинок, а Рутия улыбается тебе. — Упоминание бога войны и богини удачи было тут вполне к месту, решил он.

Захватчики маршировали неритмично, без барабанщиков или другого установленного темпа, чего Эрик привык ожидать от войск Кеша или Королевства. Он сражался рядом с большинством людей, которым сейчас противостоял, и пока был среди них шпионом, почти не ощущал близости к ним. И все же он уважал их храбрость, и ему было ясно, что Фэйдава смог создать хорошо организованную армию из разрозненных отрядов пехоты и конницы с Новиндуса. Впереди выступала тяжелая пехота, роты копейщиков, которых поддерживали воины со щитами, мечами и топорами. За ними двигались всадники, судя по всему кавалеристы, половина с копьями, другая половина с мечами и щитами. Эрик возблагодарил богов за то, что на Новиндусе так и не приучились использовать конных лучников.

Внезапно Эрика осенило, и он повернулся к гонцу.

— Передай сообщение Аки и его хадати. Пусть передвинутся в заросли справа от наших позиций и проверят, нет ли там лучников, которые пытаются нас обойти.

Гонец убежал, а Эрик повернулся к Ричарду.

— Теперь остается только сражаться. — Он надел шлем и пошел туда, где грум держал его лошадь.

Сев в седло, Эрик проехал вперед, осматривая расположение трех «бриллиантов». Как он и ожидал, Джедоу распределил людей лучшим возможным образом; там дислоцировались самые закаленные отряды, а средний «бриллиант» контролировали Кровавые Орлы. Джедоу помахал ему из центра среднего укрепления, и Эрик салютовал в ответ. Он мог бы передать командование сержанту и остаться с кавалерией, но Эрик знал, что в глубине души лейтенант Джедоу Шати из долины Грез навсегда останется сержантом.

— Пусть Тит-Онанк даст вам сил! — крикнул Эрик.

Солдаты приветственным криком ответили на слова командира.

Тут захватчики нарушили строй и бросились в атаку. Разгорелась битва.

* * *

Томас смотрел, как Асьяла медитировал. Тэйтар и еще один эльф сидели тут же, образуя углы треугольника. Томас попросил у них мудрого совета, и Асьяла согласился использовать свои мистические силы в поисках лучшего выбора.

В конце Войны Врат Томас поклялся никогда не оставлять Эльвандар без защиты. Теперь он гадал, не приведет ли эта клятва в конце концов к разрушению всего, что он клялся защищать.

Томас знал древние легенды и обрел память существа, чью силу унаследовал. Ашен-Шугар, последний валкеру, на время стал с ним одним целым, и большая часть его силы все еще жила в бывшем кухонном мальчике из Крайди. Томас лучше большинства живущих понимал, что лежало за событиями, сформировавшими его жизнь.

Бессчетное количество лет назад Ашен-Шугар и его братья летали по небу на спинах драконов. Они охотились, как настоящие хищники, валкеру вместе с драконами. В своем высокомерии они считали себя самыми могучими существами во Вселенной и не имели понятия о собственных заблуждениях.

С годами Томас понял, что то, что он знал от Ашен-Шугара, было правдой лишь настолько, насколько ее знал сам Ашен-Шугар. Он имел представление о том, как думал, что чувствовал и что помнил древний валкеру, но то, во что он верил, вовсе не обязательно было истиной.

Ашен-Шугар единственный из валкеру избежал влияния Друкен-Корина, который, как теперь знал Томас, был игрушкой Неназываемого, бога, одно имя которого несло разрушение. Человеческое сознание Томаса находило забавным, что Неназываемый использовал тщеславие валкеру и их уверенность в собственном всемогуществе, чтобы постепенно их уничтожить. Валкеру же в душе Томаса был полон гнева при мысли о том, что его раса послужила всего лишь орудием, которое отбросили в сторону, когда оно оказалось больше не нужно.

Томас посмотрел на троих эльфов и понял, что Асьяла еще не скоро сможет поделиться мудростью. Он покинул поляну созерцания и пошел по Эльвандару. Вдали он заметил разговаривающих Субаи и Пэймана из Наталя. Разведчики редко разговаривали с кем-то, кроме других разведчиков и иногда эльфов, так что Томас понял, что в Субаи Пэйман нашел родную душу.

Смех детей притягивал Томаса как магнит. Дюжина малышей играла в догонялки. Томас увидел своего сына рядом с Эллией, женщиной из-за моря. Они сидели, держась за руки, и Томас почувствовал, как на сердце потеплело. Он знал, что других детей у него не будет — жизнь Калису дала особая магия. Он сыграл свою роль в уничтожении Камня Жизни, великой угрозы всей жизни на Мидкемии, и теперь его судьба принадлежала ему самому. Но у Калиса никогда не будет детей, так что род Томаса заканчивался его сыном. И все же двое эльфийских малышей, игравших здесь, Тайлак и Чапак, уже казались ему родными, хотя имена мальчиков, чуждые для рожденных в Эльвандаре, напоминали Томасу, что нет в мире места, которому он бы принадлежал полностью. Он улыбнулся Калису. Как и его сын, он сам нашел себе место в жизни и был им доволен.

Калис помахал отцу рукой.

— Иди к нам.

Эллия улыбнулась Томасу, но в ее улыбке чувствовалась неуверенность. Во время Войны Врат Томас избавился от принадлежавшего Ашен-Шугару разума валкеру, а Камень Жизни очистил его от многих последствий этого слияния, но в нем все-таки чувствовался валкеру. У любого из эледелов — как называли себя сами эльфы — это вызывало почти инстинктивную почтительность, граничащую со страхом. Томас опустился на колени рядом с сыном.

— Нам есть за что быть благодарными.

— Да, — сказал Калис. Он глянул на сидевшую рядом женщину, и она улыбнулась.

Томас был почти уверен, что они поженятся. Отец мальчиков погиб во время войны на Новиндусе, которая привела к завоеванию Королевства. Учитывая низкий уровень рождаемости эльфов и высокий процент браков между теми, кто ощутил «узнавание», инстинктивное знание того, кто станет их супругом, шанс для вдовы найти второго мужа был невелик. Калис же прожил большую часть жизни среди людей и сам был наполовину человеком, так что среди народа его матери для него не было подходящей жены. Томас решил, что судьба проявила благосклонность к его сыну, приведя эту женщину и ее сыновей в Эльвандар.

— Субаи принес тревожные новости, — сказал он.

Калис опустил голову.

— Я знаю. Наверное, мне стоит вернуться на службу в Королевство.

Томас положил руку на плечо сыну.

— Ты уже сделал что мог. Я думаю, что настало время мне вернуться в Королевство.

Калис посмотрел на отца.

— Но ты сказал…

— Я знаю, но если это действительно то, о чем мы с тобой думаем, необходимо справиться с этой угрозой сейчас, у Илита. В противном случае нам все равно придется иметь с ней дело, только война придет сюда.

— Это то же безумие, которое разрушило мою деревню за морем, — сказала Эллия. Акцент у нее для эльфийского уха был странный, но она старательно училась языку своих предков. — Это неизмеримое зло. У них черные души и нет сердец. — Она глянула на своих играющих сыновей. — Только чудо послало нам Миранду, иначе мы бы не спаслись. Все остальные дети в деревне были убиты.

— Я жду мудрого совета Асьялы, — объяснил Томас, — но думаю, что стоит слетать на остров Колдуна и посоветоваться еще и с Пагом.

— После уничтожения демона я думал, что с остальным разберутся люди, — сказал Калис.

Томас покачал головой.

— Если я правильно понимаю хотя бы десятую часть того, что мне рассказали, это никогда не станет просто вопросом разногласий между людьми. За людьми всегда будут стоять куда большие силы, и на каждом этапе эти силы должны быть в равновесии. — Он поднялся на ноги. — Увидимся за ужином?

— Я обещал поужинать с Эллией и детьми, — сказал Калис.

Томас улыбнулся.

— Я передам твоей матери.

Он пошел по Эльвандару, где провел большую часть жизни, и, как и каждый день, он изумлялся тому, что ему позволили здесь жить. Если на свете и было более прекрасное место, он не мог его представить. Это было одной из причин того, что он поклялся никогда не покидать Эльвандар и всегда защищать его, потому что он не мог представить себе мир без Эльвандара.

Идя дальше, он наконец снова оказался на поляне созерцания. Асьяла уже вышел из состояния медитации. Выглядел он встревоженным. Томас был удивлен — старый вождь эльдаров редко проявлял свои эмоции так открыто.

— Ты видел что-то опасное? — спросил Томас. Тэйтару и второму эльфу Асьяла сказал:

— Спасибо за помощь. — Потом он взял Томаса под локоть и попросил: — Пройдись со мной, друг мой.

Томас последовал за ним через тихий участок леса, вдали от кухонь и мастерских, около края внутреннего круга Эльвандара. Наконец, удостоверившись, что рядом никого нет, Асьяла сказал:

— Что-то темное все еще остается в Крондоре. — Он посмотрел на Томаса. — И что-то прекрасное тоже. Я не могу объяснить, но былая сила добра вот-вот вернется. Похоже, Вселенная пытается восстановить равновесие.

Асьяла был вождем эльдаров, древнего эльфийского рода, который был ближе всего к валкеру. Томас научился ценить его советы; старика отличал широкий и необычный взгляд на вещи.

— Но какова бы ни была эта сила добра, зло, высвобожденное демоном перед тем, как его уничтожили, еще сильнее, — продолжил Асьяла. — У этой темной сущности есть слуги, и они сосредоточивают силы в Илите и Зане, а теперь и в Ламуте.

— А то, что Субаи говорил насчет человеческих жертвоприношений?

— Это великая и злая сила, — кивнул Асьяла, — и она растет с каждым днем. Те, кто служит такому злу, часто глупы и не представляют, что они навлекают на себя, а не только на других. Они не знают, что первым делом разрушают свои собственные души. Без души они не чувствуют ни угрызений совести, ни стыда, ни сожалений. Они просто действуют, подчиняясь импульсу, стремясь к тому, чего, как им кажется, они хотят: славы, могущества, богатства, внешних проявлений мощи. Они не понимают, что уже проиграли и, что бы они ни делали, это влечет за собой лишь смерть и разруху.

Томас, помолчав немного, проговорил неуверенно:

— У меня есть память валкеру, так что и мне эти импульсы не чужды.

— Твои предки-валкеру жили в другое время, друг мой. Вселенная была устроена по-другому. Валкеру были воплощением силы природы и не служили ни добру, ни злу. Но то, о чем мы говорим, — настоящее зло, и его надо уничтожить. А для этого силам, которые стараются противостоять нападению, понадобится помощь.

— Тогда я должен предоставить в помощь и мою силу, — заявил Томас.

— Из всех нас только ты можешь сдвинуть баланс в сторону добра, — согласился Асьяла.

— Я найду Пага, — решительно произнес Томас — Вместе мы сделаем все, что можем, для спасения Королевства и предотвратим распространение этого зла в Крондоре.

— Иди к королеве, — сказал Асьяла, — и знай: что бы ты ни делал, ты делаешь это ради нее и твоего сына.

Томас пожал Асьяле руку и ушел.

Позже той ночью, попрощавшись с женой, Томас вернулся на поляну к северу от центра леса. Он был одет в бело-золотые латы, на которых, несмотря на их древность, не было ни царапинки. Он вернул себе золотой меч с белой рукоятью, когда его сын распутал тайну Камня Жизни. Теперь Томас держал руку на его рукояти и нес за плечом белый щит с золотым драконом. Он посмотрел на небо и послал зов, потом принялся ждать.

* * *

Со всех сторон лежали мертвые и умирающие солдаты. Эрик устало стоял перед грудой тел мертвых врагов. Лошадь его сегодня днем пала от случайной стрелы.

Дважды он чуть было не скомандовал отступление, но его люди оба раза собирались с силами и отбрасывали врага. Он смутно припоминал, что днем был момент затишья и ему удалось напиться воды из кожуха и что-то съесть, но что именно, было уже не вспомнить.

Несколько минут назад с другой стороны прозвучал горн, и враг отступил. «Бриллианты» устояли, и около тысячи солдат противника погибли, пытаясь взять их. Эрик не представлял себе, сколько при этом погибло защитников; он знал, что об этом ему доложат утром.

Подъехал Леланд со словами:

— Отец вас благодарит, капитан.

Эрик кивнул, стараясь приободриться.

— Я скоро подойду, лейтенант.

Он наклонился и вытер меч о тунику мертвеца, потом убрал его в ножны и оглядел поле. Он оказался в промежутке между центральным и правым «бриллиантами». Куча мертвых тел перед ним доходила ему до пояса. Он повернулся к Джедоу Шати, и тот крикнул:

— Надеюсь, больше нам такого творить не придется!

Эрик махнул рукой.

— По крайней мере до завтра!

Он направился к палатке графа Ричарда. Когда он дошел до места, гвардейцы как раз вытаскивали из палатки два трупа, а старый граф сидел за столом и ординарец перевязывал ему руку.

— Что случилось? — спросил Эрик.

— Кое-кто из них прорвался с левого фланга, капитан, и сумел добраться сюда. Я наконец-то нашел случай воспользоваться мечом.

— Как вы себя чувствуете?

— Паршиво, капитан. — Граф дождался, пока ординарец закончит перевязку, и велел ему удалиться. — Но по крайней мере теперь я чувствую себя солдатом. Знаешь, — сказал он, откидываясь назад, — однажды я ехал в патруле и мы увидели кешианцев, а те сбежали обратно через границу, как только нас увидели. До сегодняшнего дня этот момент более всего приблизил меня к битве. — Он задумчиво посмотрел вдаль. — Это было сорок лет назад…

Эрик сел.

— Я вам завидую.

— Я не сомневаюсь, — невесело усмехнулся граф. — Что дальше?

— Дальше мы ждем, пока они еще немного отступят, а потом я бы послал в холмы разведчиков, чтобы посмотреть, какие позиции они занимают. Наши люди сегодня хорошо справились.

— Но мы их не разбили, — сказал Ричард.

— Увы, — вздохнул Эрик. — И с каждым днем, проходящим в сражениях здесь, посреди дороги, наши шансы добраться до Илита уменьшаются и надежда освободить Вабон становится все призрачнее.

— Нам нужна магия, — подумав, произнес Ричард.

— В магии я пока не силен, — невесело усмехнулся Эрик, поднимаясь на ноги. — Пойду посмотрю, как там люди.

Выйдя из палатки, он тут же столкнулся с Леландом.

— Твой отец в порядке, — сообщил он ему. — Рана легкая.

На лице Леланда отразилось облегчение. Эрик почувствовал, что его уважение к юноше растет; он отправился выполнять поручение, толком не зная, что с отцом.

— Как резерв? — спросил Эрик.

— В полной готовности, — бодро рапортовал Леланд.

Эрик вздохнул с облегчением.

— Днем мне было не до того, и я забыл, вызвали их или нет.

— Не вызвали, капитан.

Эрик только головой покрутил, досадуя на себя и радуясь, что Леланд способен самостоятельно принимать решения.

— Э… тогда прикажи сменить людей на укреплениях и отправь кавалерию отдыхать. Пусть все поедят. Потом возвращайся — у меня для тебя дело.

Леланд отдал честь и поспешил прочь. Эрик добрался до своей скромной палатки рядом с лагерем Кровавых Орлов. Вокруг суетились солдаты интендантской части, и один поднес капитану деревянную миску горячей похлебки и кожух с водой. Эрик взял ложку и, обжигаясь, начал торопливо есть.

Медленно подошел Джедоу Шати с людьми из центрального «бриллианта». Джедоу плюхнулся на землю рядом с Эриком.

— Хотел бы я, чтобы такого больше на мою долю не выпало.

— Как наши успехи?

— Потеряли нескольких людей, — сказал Джедоу; от усталости он говорил медленно и серьезно. — Могло быть хуже.

— Я знаю, — сказал Эрик. — Нам надо изобрести что-то хитроумное и неожиданное, иначе мы проиграем войну.

— Я тоже думал об этом, — признался Джедоу. — Может, если завтра мы как следует пустим им кровь, то сумеем начать контратаку и прорвем центр, разъединив при этом их силы.

Эрик почти поел, когда его нашел гонец.

— Милорд, граф Ричард просит вас к себе.

Эрик встал и последовал за юношей обратно в командную палатку. Там он увидел рядом с графом Ричардом перепуганного писца.

— Это сообщение пришло несколько минут назад, — мрачно сказал Ричард.

Эрик прочел сообщение Джимми и выругался.

— Как думаешь, что нам делать? — спросил Ричард.

— Если мы отправим людей на Юг, то потеряем Вабон. Если оставим их здесь, потеряем Крондор.

— Мы должны сохранить Крондор, — твердо заявил Ричард. — Мы сможем здесь удержаться и, если надо, отложим кампанию по возвращению Вабона до следующего года.

— Это невозможно, — сказал Эрик. На минуту он задумался, потом сказал: — Если позволите, милорд, у меня есть идея.

— Разумеется, Эрик, — согласился граф. — Пока ты еще не допускал ошибок.

Старый граф научился ценить таланты Эрика и отсутствие у него личных амбиций и готов был поддержать любое решение, которое он принимал.

— Пошлите за Джедоу Шати, — сказал Эрик. Пока ждали Джедоу, Эрик допросил писца и выяснил, что тот не знает ничего о том, что Эрика интересовало. Тем не менее Эрик ощутил из рассказа писца, насколько встревожен и возбужден граф Джеймс, так что счел предупреждения Джимми заслуживающими внимания. Когда пришел Джедоу, Эрик объявил:

— Планы меняются.

— Как всегда.

— Начинай сооружать укрепления. К концу недели мне нужна крепость.

— Где?

— Здесь, — сказал Эрик. — Поперек этой дороги. Поставь взвод вместе с хадати в холмах на востоке, и пусть убивают всех, кто пытается пройти на юг. Пока я не отменю приказ, это наша новая северная граница.

— Какие укрепления?

— Мне нужно шестифутовой высоты земляное заграждение в ста футах к северу от трех «бриллиантов». Когда оно будет закончено, начинай строить стену. Повали деревья на юге и используй их. Пусть стена будет в двенадцать футов высотой, с площадками для лучников через каждые двадцать ярдов. Через каждые сто футов пусть будут амбразуры для баллист, и освободите линию огня для катапульт, чтобы можно было пускать камни, не снося со стены наших людей.

— Так какой же длины должна быть стена?

— От скал над морем до самого крутого холма, который только найдешь.

— Эрик, это же больше двух миль!

— Значит, начинай работу прямо сейчас.

Появился Леланд.

— Кавалерия расположилась на отдых, сэр.

— Хорошо, — сказал Эрик. — С рассветом поведешь их по берегу обратно в Крондор.

— В Крондор? — повторил юноша, глядя на отца. Старый граф кивнул.

— Похоже, наши старые друзья кешианцы собираются напасть на город. Граф Джеймс просит подмоги.

— А как же здесь? — спросил юноша.

— Ты поедешь на Юг спасать Крондор, — сказал Эрик. — Этот район оставь мне.

— Есть, сэр, — сказал юноша. — Какие подразделения брать с собой, сэр?

— Всю кавалерию. Пехота может здесь окопаться и держаться все лето, но до Крондора им меньше чем за три недели не дойти. Теперь слушай внимательно. Не пускайтесь сразу галопом по берегу. Вы загоните половину лошадей в первые же три дня. Начните с сорока минут рысью, потом спешивайтесь и двадцать минут ведите лошадей. После полудня переходите на полчаса рысью и полчаса ведите лошадей. И давайте им побольше зерна и воды каждый вечер. Так вы сбережете большую часть лошадей и будете проходить тридцать миль в день. В Крондоре вы должны быть через неделю.

— Есть, сэр! — Леланд отсалютовал и поспешно удалился выполнять приказ.

Эрик сжал кулаки и поглядел на небо.

— Проклятье! — воскликнул он. — Только я придумал, как выдворить этих подонков из крепости на Севере, как тут такое.

Джедоу, который собирался уже уходить, когда пришел Леланд, сказал:

— Знаешь, говорят, жизнью солдата командует Тит-Онанк, но вот моя точно подчиняется Банату.

Эрик усмехнулся.

— И моя, похоже, тоже.

Баната, бога воров, еще называли Шутником и его обычно винили во всем, что шло не так. Старый граф вздохнул.

— Мы делаем все, что можем.

Эрик кивнул и молча вышел из палатки, как никогда отчетливо ощущая, что терпит поражение.

* * *

Просыпаясь, Дэш потер глаза. Он уже не пытался бодрствовать днем, если только не было чрезвычайных ситуаций. Слишком много дел было ночью.

День его начинался на закате, и он работал всю ночь, а утро проводил во дворце или занимался наведением порядка в городе. В полдень, если боги были к нему добры, он плюхался в постель в своем кабинете в Новой Рыночной тюрьме и тут же засыпал мертвым сном. Через шесть-семь часов после этого его будили.

От пересмешников он получил неожиданную помощь в розыске кешианских агентов. Он арестовал примерно две сотни и, несмотря на возражения принца, заставил его построить для них временную тюрьму к северу от города. Если кешианцы атакуют — а они обязательно атакуют, как был уверен Дэш, — то их, конечно, освободят, но по крайней мере они будут не вооружены, и произойдет это за пределами города.

Те, что были еще вооружены и находились в городе, беспокоили его куда больше.

Выйдя в общий зал бывшего постоялого двора, Дэш понял, что проспал по крайней мере на час больше, чем собирался.

— Который час? — спросил он одного стражника.

— Четверть девятого. Он здесь уже час ждет — мы не разрешили ему вас будить. — Стражник указал на придворного пажа.

— В чем дело? — спросил Дэш. Мальчик протянул ему записку.

— Принц желает, чтобы вы немедленно прибыли во дворец, — сказал он.

Дэш прочитал записку и поморщился. Он совсем забыл, что его пригласили сегодня вечером поужинать во дворце и он согласился.

— Я скоро приду, — пообещал Дэш.

В последнее время он был еще больше обычного рассержен на Патрика и, скорее всего, именно поэтому забыл о приглашении. Дэш понимал, что принц может делать все, что хочет, и не нуждается в его, Дэша, одобрении, но поскольку именно шериф отвечал за безопасность города, его раздражали многие решения Патрика, которые просто-таки препятствовали его работе.

Дэш хотел многого от Патрика добиться, а рассердив принца, он бы ничего не добился. Он должен был заставить Патрика понять, как серьезно положение, но никак не мог внушить ему, что сам факт присутствия двух кешианских агентов во дворце был очень тревожным. Дэш знал, что у его деда оба они уже выкладывали бы имена всех своих связных от Крондора до Оверн-Дипа. Патрик же не обращал на них никакого внимания, а герцог Руфио считал, что поскольку обоих агентов сейчас нет во дворце — один отбыл в неизвестном направлении, а второй содержался под арестом, — то ситуация полностью под контролем. Дэш не знал, объявился ли уже Тэлвин и что он думает обо всем этом. Он был уверен, что агент его отца не разделил бы спокойствия Руфио.

Дэш оставил указания по поводу ночных рейдов и поручил Густаву командовать самым сложным; он заметил, что бывший наемник оказывал успокаивающее воздействие на других стражников. Потом он оседлал коня и отправился во дворец.

По пути через город Дэш отмечал его ритм, с каждым днем становившийся все более привычным. Крондор воскресал, и младший Джеймсон досадовал на то, что какие-то силы, будь то кешианцы или Фэйдава, могут вторгнуться и свести на нет всю проделанную им работу. Еще три года назад его домом был Рилланон, но потом дед привез Дэша с братом в Крондор. С тех пор он успел поработать на Ру Эйвери и постепенно сроднился с городом.

Подъезжая к дворцу, Дэш решил, что унаследовал от деда больше, чем раньше готов был признать. Он проехал мимо гвардейцев у главных ворот, салютовавших шерифу. Подбежал грум, чтобы забрать у него лошадь. Дэш взбежал по ступеням дворца и быстрым шагом прошел мимо стражников, стоявших в вестибюле. За угол, который вывел бы его в большой зал, Дэш повернул уже почти бегом. Он немедленно понял: что-то случилось.

Большие двери были открыты, и двое стражников стояли прямо в проходе, будто что-то выясняя. Из зала в заднюю часть дворца бежал слуга, что-то выкрикивая на ходу.

Дэш тоже побежал. Он протолкнулся мимо стражников и увидел людей с искаженными страданием лицами и других людей, лежавших без чувств. Столы в зале были расставлены буквой "П", чтобы оставалось пространство для выступления жонглеров и менестрелей. Принц, Франси, граф Брайан и герцог Руфио были за центральным столом. Дэш заметил пустой стул слева от принца.

Другие два стола предназначались для местной знати и именитых исостоятельных жителей Крондора. Большинство присутствующих находилось в бессознательном состоянии, некоторые пытались встать со стульев, но бессильно опускались обратно, несколько человек, очевидно, были невредимы, но полностью ошеломлены происходящим и только беспомощно оглядывались по сторонам.

Дэш побежал через комнату к главному столу и перепрыгнул через него, перекинув ноги над лежащим головой на столе графом Брайаном. Сидевшая между отцом и Патриком Франси безжизненно свесилась со стула, а герцог Руфио упал на пол и лежал на спине с открытыми пустыми глазами. Принц пытался встать со стула, но ему это не удавалось: он задыхался, его невидящие глаза были выпучены.

Дэш засунул два пальца в рот принцу, и Патрика вывернуло всем, что было у него в желудке. Дэш повторил то же самое с Франси, и ее тоже вырвало. Повернувшись, он увидел, что потрясенные слуги и стражники стоят вокруг, не зная, что делать.

— Вызовите у них рвоту! — крикнул Дэш. — Их отравили!

Он добрался до графа Силденского и заставил его срыгнуть пищу, хотя и куда меньше, чем ему бы хотелось. Добравшись до герцога Руфио, он не сумел вызвать реакции. Дыхание герцога было неглубоким, а лицо слишком холодным и влажным на ощупь.

Дэш выпрямился и увидел, что трое слуг пытаются вызвать рвоту у тех, кто еще был в сознании. Он крикнул стражнику:

— Возьми лошадь и скачи на Храмовую площадь! Привези всех священников, каких найдешь! Нам нужны целители.

Дэш послал кого только можно было за чистой водой. Он не представлял, какой яд использовали, но знал, что некоторые из них можно растворить.

— Пусть те, кто может пить, выпьют как можно больше! — крикнул он. — Тех, кто не может, не принуждайте — они просто захлебнутся.

Увидев сержанта гвардейцев, он распорядился:

— Арестуйте всех, кто в кухне.

Дэш понимал, что тот, кто отравил королевский двор, скорее всего, уже убрался из кухни, но возможно, у него не было времени сбежать из дворца. Чего шпион явно не мог ожидать, так это того, что шериф опоздает и не пострадает.

В комнате стояла чудовищная вонь, и Дэш велел части слуг начать уборку, пока остальные ухаживали за больными. Только через полчаса прибыл первый целитель. Он принялся хлопотать над больными, начав с принца.

Дэш мысленно перебрал тех, кто был на приеме; из дворян Крондора отсутствовал только он. Все остальные представители знати в округе от герцога до сквайра были за столом. Из богатых и влиятельных горожан отсутствовал только Ру Эйвери, который был у себя в усадьбе с семьей.

Скоро появились и священники других орденов, включая брата Доминика, ишапианца, который теперь служил в храме Накора. Всю ночь они ухаживали за больными в зале, а Дэш допрашивал кухонный персонал. Перед рассветом он вернулся в большой зал, который теперь напоминал больницу. Доминик был около двери, и Дэш окликнул его.

— Как дела? — спросил он монаха.

— Могло быть хуже, — ответил тот. — Если бы вы не взялись за дело, то остались бы единственным живым дворянином в городе. Теперь можно сказать, что принц выживет, хотя и будет долго болеть, и леди Франсина тоже. — Он покачал головой. — С ее отцом ситуация сложнее. Не знаю, выкарабкается ли он.

— А герцог Руфио? — спросил Дэш.

Доминик отрицательно покачал головой.

— Яд был в вине, а герцог много выпил.

Дэш прикрыл глаза.

— Я пытался сказать Патрику, что если во дворце был один шпион…

— Ну что ж, — сказал Доминик, — хотя потери ужасные, по крайней мере принц выживет.

— Это верно. — Дэш посмотрел на мертвецов, которых уже начали выносить. — Но мы слишком многих уже потеряли, чтобы теперь еще и такое терпеть. Все могло, конечно, быть и хуже, но не намного, — сказал шериф устало.

Тут зазвонил колокол. Это был сигнал тревоги, и Дэш понял, что город атакуют.

24 Нападения

Дэш помчался вниз по улице.

Вокруг бежали люди, а солдаты спешили к стенам. Перепуганный стражник у ворот крикнул:

— Шериф! Гонец сообщил, что по дороге движется кешианская армия!

— Заприте ворота, — сказал Дэш и вновь повернулся к стражнику: — Как тебя зовут?

— Делвин, сэр, — сказал взволнованный молодой человек.

— Теперь ты сержант, понял?

Тот кивнул, но потом спохватился:

— Но, сэр, среди стражи не бывает сержантов.

— Сейчас ты в армии, — крикнул Дэш. — Иди за мной.

Вместе с Делвином он поднялся по ступеням на стену над воротами и посмотрел на восток. Солнце вставало над далекими горами, и ему пришлось прищуриться, чтобы разглядеть на дороге, у подножия далекого холма сплошную шевелящуюся массу — то была движущаяся колонна.

— О боги, — прошептал он и велел новоиспеченному сержанту: — Пошли гонца в тюрьму. Пусть все констебли отправляются на стену вместе с солдатами. К нам движется армия.

Сержант Делвин поспешил прочь. Дэш огляделся и увидел, что к нему подходит офицер дворцовой стражи.

— Я сержант Маккалли, сэр. Никто не может сказать мне, что надо делать.

— Ваш капитан либо мертв, либо очень болен, я точно не знаю. Есть поблизости другие офицеры?

— Лейтенант Ярдли на дежурстве, сэр, он должен быть над дворцовой стеной.

— Пойдите и скажите ему, что он мне нужен немедленно.

Сержант убежал и через несколько минут вернулся с лейтенантом.

— Сэр, — сказал лейтенант, — каковы будут ваши приказы?

— Как барон двора и шериф Крондора я единственный действующий представитель знати в городе, — сказал Дэш. — Сколько офицеров уцелели прошлой ночью?

— Четверо, сэр, из них я старший.

— Теперь вы исполняете обязанности капитана, Ярдли. Сколько у нас людей?

— Пятьсот гвардейцев принца, — сказал Ярдли, не задумываясь, — и полторы тысячи солдат городского гарнизона. Не знаю, сколько у вас сейчас стражников, сэр.

— Чуть больше двух сотен. А как насчет охранников, прибывших с дворянами прошлой ночью?

— Возможно, сотни три личной охраны наберется, — ответил капитан.

— Ну что ж, пусть они помогают вашим людям на стенах дворца. Найдите того, кто остался во главе городского гарнизона, и пусть явится ко мне.

Ярдли убежал, а через некоторое время появился седой сержант.

— Я сержант Маккей, сэр. Лейтенант Ярдли сказал, что я должен явиться к вам.

— Где ваш офицер? — спросил Дэш.

— Умер, сэр, — ответил коренастый старик. — Он обедал с принцем вечером.

Дэш покачал головой.

— Ну что ж, сержант, — сказал он сухо, — на ближайшие несколько дней вы будете играть роль рыцаря-маршала Крондора.

Старик улыбнулся и вытянулся по стойке «смирно». Глаза у него заблестели, и он сказал:

— Я надеялся получить повышение перед отставкой, сэр! — Потом, уже серьезнее, он добавил: — Могу я поинтересоваться, сэр, а кто вы тогда будете?

— Я? — горько усмехнулся Дэш. — А я буду изображать принца Крондорского, пока Патрик не будет в состоянии подняться на ноги.

— Ну что ж, тогда, ваше высочество, — сказал сержант слегка насмешливым тоном, — тогда прошу почтеннейше разрешения заметить, что хватит нам дурака валять, пора и город защищать. — Он указал на приближающуюся колонну. — Эти ребята мне не кажутся особенно мирными.

— Верно, — устало улыбнулся Дэш. — Поставьте три четверти своих людей на ворота, а остальных держите в резерве.

— Слушаюсь, сэр! — Маккей отсалютовал и удалился.

Тут по главной улице к воротам подбежал Густав со стражниками.

— Как рейды? — крикнул Дэш.

— Мы поймали два десятка ублюдков, — отозвался Густав, — но я знаю, это еще не все.

— Вот что тебе надо сделать: объяви военное положение. Все должны оставаться в домах. Потом пусть стражники проверят в тех местах, о которых мы говорили. — Густав знал, что имел в виду Дэш — места в городе, уязвимые для атаки изнутри. — Потом арестуй всех, кто все еще торчит на улице. После этого возвращайся в тюрьму и жди.

— Чего ждать, шериф?

— Жди вестей о том, что кешианцы прорывают оборону, а тогда приходи быстро.

Густав отдал ему честь, потом повернулся и отдал приказы отрядам констеблей, которые поспешили во все стороны с криками:

— Военное положение! Расходитесь по домам! Уходите с улиц!

Дэш повернулся, глядя на то, как солнце поднимается все выше, а враг подходит все ближе.

* * *

Противники снова отступили, и Эрик позволил себе перевести дух; со лба у него капал пот. Он стоял в центре среднего «бриллианта», а снаружи за защитной стеной куча мертвых тел уже была ему по грудь. Он повернулся, когда кто-то тронул его за плечо, и увидел сзади Джедоу, все лицо которого было забрызгано кровью.

— Мы устояли, — еле выговорил лейтенант. — Мы это сделали.

Атака была неутомимой: волны солдат все бились и бились об укрепления Королевства. Эрик сумел дать им отпор без помощи кавалерии, которой у него просто больше не было. В какой-то момент показалось, что левый «бриллиант» вот-вот падет, но подошла резервная рота, и врага удалось сдержать. Лучники продолжали обстреливать всех между «бриллиантами», а два быстроходных отряда противостояли угрозам на флангах с обеих сторон. В общем и целом оборона была почти непробиваемой.

— Меня беспокоит нехватка стрел, — признался Эрик Джедоу. — Пусть люди начнут собирать все, что еще можно использовать.

Джедоу поспешил прочь, а Эрик подозвал к себе другого солдата по имени Уилкс.

— Сбегай в командирскую палатку и скажи графу Ричарду, что я сейчас подойду, и спроси его, не нагоняли ли нас еще обозы. Потом возвращайся и доложи.

Солдат интендантской службы протянул Эрику кожух с водой, и он жадно напился. Потом он полил водой себе на лицо и насколько мог стер кровь и грязь.

Вокруг него солдаты выталкивали тела наружу из «бриллиантов». Враги явно не хотели забирать своих покойников, и Эрик беспокоился; мало того что возникала угроза эпидемии, так еще и прибавлялась нагрузка на его людей, которым приходилось расчищать позиции.

Эрик послал людей на уборку; вернулся Джедоу и сказал, что собраны все стрелы, которые можно еще использовать. Даже некоторые из поврежденных удалось починить троице мастеров, усердно трудившихся в тылу их позиции. Но у Эрика почти закончились припасы, и он тревожился, потому что обоз, который ждали вчера, задерживался. Он послал патруль на юг, чтобы найти и сопроводить повозки. В бытность свою подмастерьем кузнеца Эрику приходилось возиться с мулами и ослами, и он знал, что они зачастую куда упрямее лошадей, но сейчас его тревожило, что прибытие припасов затормозили не только непослушные упряжки.

— Ну и бой был! — сказал Джедоу.

— Да ничего особенного, просто стой на месте и маши мечом.

— Опять как на хребте Кошмара.

Эрик ткнул пальцем в сторону врага.

— Они не очень умные, но зато даже слишком бесстрашные.

— Я вот тут думал… — начал Джедоу. — Мы знаем, что прежде наемники с Новиндуса были под действием какого-то заклятия или во власти демона, как ходили слухи, и именно поэтому они разбежались в стороны после битвы у хребта. А теперь гляжу, за зиму они, похоже, так ничему и не научились.

— Я понимаю, что ты имеешь в виду, — сказал Эрик. — Судя по всему, что мы слышали о Фэйдаве, я ожидал чего-то другого. Он должен бы уже понять, что мы не собираемся за ним гнаться. — Он потер рукой лицо, будто мог так стереть усталость.

Вернулся Уилкс и объявил:

— Капитан, граф Ричард ждет вашего доклада и просил передать вам, что обоз прибыл.

— Хорошо, — сказал Эрик. — Я уже начинал беспокоиться. — Джедоу он сказал: — Смени людей на укреплениях и пойди поешь.

— Слушаюсь, сэр, — сказал Джедоу и небрежно отдал честь.

Эрик вышел из «бриллианта» и остановился на минуту, чтобы осмотреть все три позиции. Щиты, как он и ожидал, были повреждены, но у него хватало запасных, а вот копий почти не осталось. Он подозвал к себе солдата.

— Джонсон, возьми взвод и отправляйтесь в леса к югу от дороги. Начинайте валить деревья, которые можно использовать на копья.

Солдат отдал честь, и по его лицу Эрик видел, что ему не хотелось делать ничего, разве что есть и спать, но во время войны мало кому удавалось поступать по собственному желанию.

Эрик знал, что наконечников копий у них не будет, но заточенными обожженными древками можно удерживать вражескую конницу. А в багаже найдется другое оружие, детали для постройки катапульт, масло, чтобы выжигать подземные туннели и подпаливать деревянные защитные сооружения. Он немного приободрился, поняв, что удержать позиции им, скорее всего, удастся. О наступлении он и не думал, во всяком случае теперь, когда вся его кавалерия мчалась к Крондору.

Войдя в командную палатку, Эрик обнаружил графа сидящим за столом.

— Как рука, сэр?

— Неплохо, — сказал Ричард и улыбнулся. — Знаешь, почему обоз задержался?

— Нет, но хотелось бы знать, — признался Эрик, наливая себе пива из кувшина на столе.

— Леланд со своей кавалерией столкнул их с дороги, спеша в Крондор. Некоторые телеги застряли в грязи, и потребовалось полдня, чтобы их вытащить.

— Ну что ж, — усмехнулся Эрик, — лучше бы они прибыли вчера, но раз уж они опаздывают, я готов согласиться с таким оправданием. Я уж боялся, что они попали в засаду.

Принесли горячие влажные полотенца, и Эрик освежил лицо. Слуга сбегал в его палатку и вернулся с чистой одеждой. Расслабившись и потягивая пиво, Эрик почувствовал, как утихает мучившая его сегодня головная боль, а тревоги отступают куда-то вдаль.

Им принесли еду, простую, но горячую и сытную, а хлеб был свежевыпеченный. Эрик откусил большой кусок от горячего ароматного ломтя и, когда проглотил его, сказал:

— Что хорошо при обороне — это то, что у интендантов есть время установить печи.

Граф Ричард рассмеялся.

— Ну вот, я как раз гадал, есть ли в нашей ситуации хоть что-то хорошее, а ты это нашел.

— К несчастью, — отозвался Эрик, — это, пожалуй, и все хорошее, что можно найти в нынешней ситуации. Я бы обменял весь горячий хлеб в мире на то, чтобы оказаться с нашей армией перед воротами Илита, готовясь к атаке города.

— Кто-то когда-то сказал мне, что можно сколько угодно строить планы, но они все идут насмарку, как только первое подразделение твоей армии встречает врага.

— Опыт мне подсказывает, что так оно и есть.

— По-настоящему хорошие полевые командиры способны импровизировать, — Ричард посмотрел на Эрика, — как ты.

— Спасибо, но я никак не гожусь в великие полководцы.

— Ты себя недооцениваешь, Эрик.

— Я хотел быть кузнецом.

— Правда?

— Правда. Мой мастер был пьяницей и забыл зарегистрировать меня в гильдии, а то бы меня перевели из Даркмура прежде, чем я убил своего сводного брата.

Он коротко пересказал всю историю того, как стал солдатом, начиная с того, как в гневе убил Манфреда, когда тот изнасиловал Розалину, девушку, которая была Эрику как сестра и даже больше, и как потом его осудили за убийство. Он рассказал, как его вытащили из тюрьмы Бобби де Лонгвиль, лорд Джеймс и Калис, и о путешествиях на Новиндус.

Когда он закончил, лорд Ричард медленно произнес:

— Необыкновенная история, Эрик. Мы кое-что слышали на Востоке о делах лорда Джеймса, но до нас доходили только слухи и догадки. Мой сын последует за мной, — продолжил он, — и, возможно, достигнет даже более высокого титула в результате этой службы, но ты, Эрик, стоишь на пороге величия, если захочешь этим воспользоваться. После смерти Грейлока тебе остался всего лишь шаг до поста командующего Западными армиями.

— Я на это не гожусь, — покачал головой Эрик. — Я почти не разбираюсь в тактике, стратегии и политических последствиях.

— Уже то, что ты знаешь такие слова, возвышает тебя над многими из нас, кого назначают на должность по наследству. Не стоит недооценивать себя, Эрик.

— А я этого и не делаю. Я капитан Кровавых Орлов, и в результате этого мне дарован титул барона. Это куда больше, чем то, чего я хотел. Когда меня назначили сержантом, я думал, что достиг предела мечтаний. Я хочу быть просто солдатом.

— Иногда у нас нет выбора, — заметил Ричард. — Я хотел выращивать розы. Я люблю свои сады и чувствую себя счастливым, когда могу показывать их гостям. Я забавляю жену и раздражаю садовника, когда вожусь там и выдергиваю сорняки, стоя на четвереньках.

Эрик улыбнулся, представив себе, как старик копается в земле.

— И все-таки вы этим занимаетесь.

— Потому что это делает меня счастливым. Найди то, что делает счастливым тебя, и держись за это.

— Для меня это моя жена, компания хороших друзей и возможность заниматься своим делом, — сказал Эрик. — Больше в голову ничего не приходит.

— Ты справишься, Эрик фон Даркмур. Ты прекрасно справишься, если судьбой тебе предначертано величие.

Они проговорили полночи.

* * *

— Вон туда, — махнул рукой Накор.

— Я ничего не вижу в этом тумане, — сказал капитан. — Вы уверены?

Накор испробовал несколько трюков, чтобы связаться с Пагом, но ни один не сработал. Он был почти уверен, что вокруг острова Колдуна воздвигнута новая линия защиты, а оказавшись в тумане, удостоверился, что так оно и было.

Похоже, Паг не хотел, чтобы его беспокоили случайные путешественники. Когда островом заправлял Накор, он полагался лишь на его репутацию и на мрачный замок, в башенных окнах которого мерцал зловещий синий свет.

Теперь защитная магия была сильнее. Накору пришлось поправлять курс, потому что в тумане корабль начал сворачивать в сторону от острова.

Он услышал вдалеке шум прибоя и сказал:

— Готовьтесь опускать паруса, капитан. Мы почти прибыли.

— Как вы…

Внезапно они вышли из тумана и оказались в ясном солнечном свете. Члены экипажа огляделись и увидели, что стена тумана окружала замок наподобие крепостных стен. Сейчас корабль находился уже внутри этой магической крепости.

Замок по-прежнему стоял на скалах, мрачной черной тенью накрывая округу.

— Может, нам удастся причалить дальше по берегу? — спросил капитан.

— Замечательно, — иронически усмехнулся Накор. — Они добавили новых трюков. — Он посмотрел на капитана. — Все в порядке. Просто спустите шлюпку, высадите меня на берег и можете возвращаться в Крондор.

Облегчение на лице капитана было очевидным.

— И как нам построить обратный курс?

— Просто плывите вон туда сквозь туман, — указал Накор. — Если вас там повертит немножко, это ничего, потому что туман так и так хочет вас отвернуть от острова. Выйдете вы более или менее носом к востоку, а точнее сориентироваться сможете по солнцу и звездам. Вы справитесь.

Капитан попытался изобразить, что успокоился, но у него не очень получилось.

Паруса были убраны, на воду спустили лодку, и через час Накор стоял на берегу острова Колдуна. Он не смотрел на то, как отплывает корабль, — он прекрасно знал, что капитан начал поднимать паруса еще в то время, пока экипаж доставившей его лодки яростно греб обратно. Пагу отлично удалось набросить на всех, находящихся у берега, магический покров горя и отчаяния.

Накор пошел вверх по тропке, и там, где она расходилась в двух направлениях, к замку и вниз в небольшую долину, он выбрал путь в долину. Он даже не пытался тратить энергию, чтобы изменить свое восприятие — он знал, что когда достигнет границы иллюзии, то окажется вместо дремучих с виду лесов на открытом лугу, где стояла вилла.

Когда иллюзия наконец рассеялась, Накор чуть не споткнулся от удивления. Ландшафт был таким, как он и ожидал, но одна его деталь оказалась совершенно неожиданной. Рядом с домом удобно растянулся спящий золотой дракон.

Накор подхватил полы потрепанной оранжевой рясы и поспешил вперед, быстро перебирая ногами, пока не добежал до дракона.

— Райана! — крикнул он. Дракон открыл один глаз.

— Привет, Накор. Зачем ты меня будишь?

— Почему бы тебе не сменить облик и не зайти внутрь?

— Потому что так спать удобнее, — сказала Райана недовольно.

— Поздно легла?

— Летела всю ночь. Томас попросил меня доставить его сюда.

— Томас здесь? Это замечательно.

— Только ты во всей Мидкемии так и думаешь, — отозвалась Райана.

— Нет, я имею в виду не причину, по которой он прибыл, а сам факт, что он здесь. Это значит, что мне не придется объяснять все Пагу.

— Наверное, это и к лучшему, — сказала Райана, и ее окружил ореол золотого света. Силуэт дракона замерцал, края расплылись, и свет стал сжиматься, пока не достиг человеческого размера. Перед Накором стояла ошеломляющей красоты женщина с золотистыми волосами, огромными голубыми глазами и бронзовым загаром.

— Надень что-нибудь, — попросил Накор. — Я не могу сосредоточиться, когда ты голая.

Чуть шевельнувшись, Райана создала длинное голубое платье, которое было ей очень к лицу.

— Не представляю, как ты, дожив до такого возраста, умудряешься иногда вести себя как мальчишка.

— В этом мое обаяние, — сказал Накор, ухмыляясь.

— Вряд ли, — сказала Райана, беря его под руку. — Пошли внутрь.

Они вошли в дом и направились к кабинету Пага. Оттуда доносились голоса, а когда Накор постучался, Паг сказал:

— Войдите.

Райана вошла первой, а за ней Накор. Кабинет у Пага был большой, с широким подоконником, на котором устроилась Миранда. Томас сидел на неудобном стуле, который явно был для него слишком мал, а Паг уселся лицом к ним обоим. Если Томас и Паг и были удивлены, увидев здесь Накора, ни один из них этого не выказал. Миранда лишь усмехнулась.

— И почему меня не удивляет, что ты здесь?

— Сдаюсь, — сказал Накор, садясь. — Ну, и что будем делать?

Все повернулись к нему, и Паг предложил:

— Почему бы тебе не рассказать нам все?

Накор открыл свой мешок и засунул туда руку до самого плеча, будто что-то нащупывая. Все собравшиеся уже видели, как он это делает, но эффект все равно был комический. Он вытащил оранжевый плод и спросил:

— Кто-нибудь хочет апельсин?

Миранда протянула руку, и Накор бросил апельсин ей, а себе достал другой и начал его чистить.

— На прошлой неделе в Крондоре случилось нечто удивительное. Нечто ужасное и нечто прекрасное. Или одно и то же одновременно. В общем, одна моя ученица, талантливая девушка по имени Алета, занималась с Шо Пи — просто основы медитации, — когда вдруг вокруг нее собрался свет. Она всплыла в воздухе, а под ней, как в ловушке, оказалось что-то черное.

— Что-то черное? — переспросила Миранда. — Можно поконкретнее?

— Я не знаю, как это назвать, — покачал головой Накор. — Это энергия или какая-то демонская магия. Возможно, сейчас остальные священники из других орденов уже выяснили, что это такое. Могу только сказать, что это что-то очень плохое. Может, это наследство демона, я не знаю, но думаю, из-за этого в Крондоре потом могло случиться что-то плохое.

— Потом? — переспросила Миранда и посмотрела на Пага; тот пожал плечами.

— Я как раз говорил Пагу, что капитан следопытов Субаи добрался до Эльвандара, — сказал Томас. — Похоже, армия Грейлока застряла к югу от Вершины Квестора. И судя по тому, что говорит Субаи, опять задействованы темные силы.

— Да, похоже на то, — сказал Накор. Он собрался было добавить еще что-то, потом заколебался. — Минуточку. — Он поднял руки и помахал ими над головой, и комната затрещала от наполнившей ее энергии.

Томас улыбнулся.

— На этот раз не снимай барьер раньше времени.

Накор смущенно ухмыльнулся. Последний раз, когда он использовал этот мистический щит, чтобы защитить их, он опустил его слишком рано, и демон Якан добрался до них.

— Я окружил полем комнату, так что я его просто тут оставлю. Ни один слуга Налара не сможет за нами здесь шпионить. Теперь мы сможем поговорить нормально.

При упоминании этого имени Паг на секунду почувствовал легкое покалывание в голове, и внезапно барьеры в его памяти рухнули. Голоса и образы всплыли в его сознании, и то, что он держал в дальнем углу сознания, внезапно стало ему доступно.

— Скорее всего, у Неназываемого есть еще слуги.

— Это очевидно, — сказал Томас — Человеческие жертвоприношения и другие убийства — это способ набирать мощь.

— А меня, — признался Накор, — удивляет то, что происходит в Крондоре.

Паг улыбнулся старому другу.

— Похоже, твоя новая религия уже начала действовать.

— Да, но это-то как раз и странно. — Он оторвал и положил в рот дольку апельсина. — Я в вопросах религии не специалист, но я думал, что понадобится как минимум несколько столетий, чтобы наш орден приобрел какое-то влияние.

— Не переоценивай себя, Накор, — сказала Миранда. — Возможно, эта сила уже присутствовала, и ваш новый орден просто оказался для нее удобным проводником.

— Это логичнее, — согласился Накор. — Так или иначе, нам надо это обсудить. Когда мы сразились с демоном, то ошибочно думали, что победили слуг Неназываемого. Но мы просто лишили их оружия, и не более.

Накор указал в окно.

— Вон там, — сказал он, — как минимум одна сила зла набирает мощь. Ее-то мы и должны победить.

Томас сказал:

— Со слов Субаи я понял, что Эльвандар скоро окажется в опасности, если мы не остановим сейчас эту армию.

Накор вскочил на ноги.

— Нет! Вы не слушаете! — Помедлив, он добавил: — Или я не так объясняю. Мы пытаемся спасти не Эльвандар, Крондор или Королевство. — Он оглядел собравшихся. — Мы пытаемся спасти мир.

— Ну что ж, Накор, — вступила в разговор Райана, — теперь ты меня заинтересовал. Мелкие человеческие войны ничего не значат для драконов, но этот мир и для нас родной. Что же угрожает нам всем?

— Этот безумный бог, Налар, само имя которого опасно, он и есть угроза. Не забывайте об этом, вспоминая все, что случилось с Войн Хаоса. Когда вы снова забудете этот разговор, когда ваша память будет блокирована, чтобы вы не попали под воздействие Налара, запомните одно: под поверхностью того, что вы видите, всегда есть что-то еще.

— Ладно, — сказал Паг. — То есть за тем, что мы видим на поверхности, за вторжением Фэйдавы, прячется что-то посерьезнее.

— Да. Фэйдава просто марионетка, как и раньше. Он просто следующий, кого поставили во главе этой убийственной армии. Мы должны определить, кто стоит за ним, прячась в тени. В Крондоре сосредоточивается темная сила, и она ждет прибытия армии Фэйдавы. Кто бы ни стоял за Фэйдавой — советник, слуга или гвардеец, — он должен быть уничтожен. Где-то там находится существо, которое присутствовало в нашем мире, когда моя первая жена, Джорна, стала леди Кориссой, когда она управляла Дагаконом и сидела на Изумрудном троне. Он был там, когда правил демон, и он там, когда командует Фэйдава. Это существо, человек или дух, является агентом Налара, который выбран, чтобы руководить военными действиями. Он стремится не к завоеваниям, а к разрушениям. Он хочет не победы одной или другой стороны, а продолжения страданий, смерти невинных. Именно это существо мы должны найти.

— Ты подозреваешь еще одного пантатианца? — спросил Томас.

— Не думаю, — сказал Накор. — Возможно, так и есть, но это может быть и человек, и темный эльф, и любая другая тварь. Это может быть дух, вселившийся, например, в тело Фэйдавы. Я просто не знаю. Но мы должны найти его и уничтожить.

Паг сказал:

— Похоже, нам придется полететь в средоточие вражеских сил и столкнуться с их вожаком.

— Да, — согласился Накор, — и это опасно.

Паг поморщился, вспоминая ловушку, которую устроил ему демон и которой он высокомерно пренебрег, ловушку, которая едва не стоила ему жизни.

— Почему бы нам, ну не знаю, скажем, сжечь все в миле от штаба Фэйдавы? Так мы точно прикончим эту тварь, разве нет?

— Скорее всего нет, — покачал головой Паг. — Много лет назад я столкнулся еще с одним из прислужников Налара, безумным магом по имени Сиди. Кое-кто из храмовых священников постарше знает эту историю, потому что мы пытались вернуть им Слезу Богов.

— Слезу Богов? — переспросила Райана.

— Это могущественный артефакт, его используют ишапианцы, чтобы получать через него энергию от богов, — объяснил Паг и повернулся к Миранде. — Ты могла бы сжечь дом вокруг Сиди, а он бы стоял и смеялся над тобой, пока оседает пепел.

— И как ты его уничтожил? — спросила Миранда. Паг посмотрел на жену.

— Я его не уничтожил.

— Ты хочешь сказать, что Фэйдавой управляет этот Сиди? — спросила Миранда.

— Может быть. Или один из слуг Сиди, или кто-то вроде него.

— У Налара много прислужников, — сказал Накор. — Многие из них даже и не знают, что подчиняются безумному богу. Они просто делают то, в чем ощущают потребность. Другое дело, что потребность эта контролируется извне.

— И что нам делать? — спросил Томас.

— Надо заставить этого прислужника Налара обнаружить себя, — сказал Паг.

— Как? — поинтересовалась Миранда.

— Мне придется стать приманкой, — решил Паг. — Истинный хозяин Фэйдавы должен знать, что рано или поздно я выступлю. Я всегда так делал. И мы можем быть уверены, что меня поджидает на этот случай сюрприз.

— Нет! — заявила Миранда. — Последний раз, когда я подтолкнула тебя к преждевременным действиям, тебя чуть не убили. С тех пор я перестала ломать двери, когда хочу войти в комнату. Давай сначала займемся разведкой.

— Мне уже приходилось заниматься разведкой в лагере врага, — сказал Накор, — когда я был на Новиндусе с Калисом и его друзьями и стоял рядом с Изумрудной Госпожой змей. Мне было не определить, кто всем управляет. Паг прав. Мы должны найти способ вынудить это существо, или человека или дух, показаться нам.

— Нет! — упрямо сказала Миранда. — И я буду говорить «нет», пока до тебя наконец не дойдет! — Она встала. — Мне тоже приходилось пробираться через линии фронта. Давай мы с Накором опять этим займемся. Мы можем отправиться к армии Грейлока и потом проникнуть в лагерь. Я подберусь к Фэйдаве поближе и посмотрю, что смогу разглядеть. Если мы ничего не найдем, то я соглашусь атаковать и позволить им напасть на тебя всеми силами, но пока я не хочу рисковать твоей жизнью. Хорошо? — Она погладила его по щеке.

— Твой темперамент тебя погубит, — предупредил он ее.

— Когда надо, я могу его контролировать.

Паг посмотрел на Накора.

— Обещай мне, что скажешь ей, когда станет слишком опасно и пора будет возвращаться. — Он перевел взгляд на Миранду. — А ты обещай слушать его, и когда он скажет, возвращайтесь сюда.

Оба согласились. Паг сказал:

— Мне это настолько же не нравится, насколько тебе не нравится моя идея. — Он поцеловал Миранду и посоветовал: — Лучше отправляйтесь сейчас, пока там еще темно.

Миранда протянула руку Накору.

— Куда двинемся?

— По последним известиям, Грейлок был где-то к югу от Вершины Квестора.

— Я знаю там деревню на берегу. Мы переместимся туда, а потом полетим вдоль берега.

— Я пойду спать, — сказала Райана. — Разбудите меня, когда будет с кем сражаться.

— Минутку, — сказал Накор.

Паг и все остальные почувствовали, как их память снова отключается, пряча знание о Наларе, а потом мистический барьер снова опустился.

— Спи спокойно, друг, — сказал Томас, и драконица в человеческом теле вышла из комнаты.

Миранда взяла Накора за руку, и они исчезли, оставив Пага и Томаса одних.

Томас снял свой золотой шлем и положил его Пагу на стол.

— Ну что ж, старый друг, пока нам остается только ждать.

— Ну что ж, ждать так ждать, — отозвался Паг. — Пойдем тогда поедим, так время пройдет скорее.

Он встал и повел друга из кабинета по коридору и в кухню.

* * *

— Лучше приземляйся! — крикнул Накор. — У меня уже руки устают!

Они летели восточнее дороги, прямо над деревьями; Накор висел на своем посохе, который держала в руках летевшая Миранда. Они появились в рыбацкой деревушке возле Вершины Квестора и обнаружили ее пустой. Миранда подняла Накора, перелетела через дорогу подальше от костров, и они повернули к северу. Пролетая, они заметили большой лагерь, основательно обустроенный, что озадачило Накора. Он знал, что должно было случиться нечто из ряда вон выходящее, чтобы Грейлок остановил войско по пути на север.

Наконец Миранда приземлилась, выпустив чуть раньше времени посох Накора. Он только охнул, когда ударился о землю.

— Извини, — сказала она. — У меня руки онемели.

— Когда ты сказала, что мы полетим, я думал, что ты знаешь заклинание, которое понесло бы нас обоих, — сказал Накор, поднимаясь и отряхиваясь. — Я чуть не поранился посохом!

— Ну, если бы ты его оставил, как я тебе и советовала, этого бы не произошло. — Она явно ему не сочувствовала.

Накор рассмеялся.

— Из тебя выйдет отличная мать.

— Только не сейчас — мы с Пагом считаем, что пока мир слишком опасен.

— Жизнь — это всегда риск, — сказал Накор, поправляя одежду и поднимая посох. — Теперь пошли посмотрим, сможем ли мы пробраться во вражеский лагерь.

— И как ты предлагаешь это сделать?

— Как я всегда это делаю — вести себя так, будто я имею право здесь находиться. Просто держись поближе ко мне… и еще кое-что.

— Что?

— Держи себя в руках.

Миранда помрачнела и резко произнесла:

— А я и держу себя в руках!

— Ну вот, — ухмыльнулся Накор, — ты опять.

— Ты просто невыносим! — заявила она и зашагала вперед.

— Миранда!

— Что! — крикнула она, оборачиваясь.

— Несмотря на свой жизненный опыт, ты ведешь себя как ребенок, — сказал Накор, спеша ей вдогонку.

Миранда явно хотела оставить последнее слово за собой. На мгновение она замерла, обдумывая, что бы сказать, и наконец произнесла:

— Ты меня не знаешь, Накор. Может, ты и был первым мужем моей матери, но ты ничего обо мне не знаешь. Ты не представляешь, каким было мое детство. Ты не знаешь, каково это — расти со шпионами Империи. Если я веду себя как ребенок, так это потому, что у меня не было детства.

— Каковы бы ни были твои причины, пожалуйста, постарайся не погубить нас обоих, — отозвался Накор, идя рядом с ней, и тихо добавил: — И потом, не надо позволять прошлому влиять на настоящее.

Она ускорила шаг, чтобы не отставать от него.

— Что?

Накор повернулся к ней, и впервые со времени их знакомства на лице у него не было ни следа улыбки. Он посмотрел на нее с выражением, которое можно было назвать только пугающим, и на мгновение она почувствовала скрытую в этом маленьком человечке силу.

— Прошлое может быть тяжелым грузом, прикованным к тебе неразрывной цепью, — сказал он тихо. — Ты можешь таскать его за собой, вечно оглядываясь через плечо, что же тебя удерживает. Или ты можешь отбросить его и двинуться вперед. Выбор за тобой. Для тех, кто живет многие столетия, это очень важный выбор.

Он повернулся и пошел прочь.

Миранда постояла еще немного, потом снова догнала его. На этот раз она ничего не сказала.

Они спустились через заросли на западном склоне Каластийской гряды. Они пересекли линию фронта в нескольких милях южнее того места, где остановилась армия Грейлока.

— Странно это, — сказал Накор. — Грейлок так основательно окопался там, на Юге, во всяком случае так это выглядело сверху. Похоже, он опасается контратаки.

— Я тоже не могу этого понять, — согласилась Миранда. — Может, они дожидаются, пока к той рыбацкой деревушке, где мы приземлились, подойдет обоз с припасами.

— Может быть, но я так не думаю.

В ночном воздухе ощущался смрад от оставленных на поле боя и уже разлагающихся тел.

— Это плохо, — покачал головой Накор. — Не хоронить мертвых — большой грех.

К северу от поля боя что-то сооружали. Выглядело это как крепость, но, подойдя поближе, они увидели, что на самом деле это несколько больших зданий, связанных между собой деревянными оградами высотой в двадцать футов. Вокруг были рассеяны костры, у которых расположились люди.

— Смотри, — сказал Накор, — слишком близко к тому, что строится, они не сидят.

— Что это может быть? — спросила Миранда, когда они остановились, укрывшись в тени деревьев.

— Думаю, что-то очень плохое. Возможно, храм.

— Храм какого бога?

— Давай выясним. — Он огляделся. — Вон туда.

Он повел ее сквозь деревья к месту неподалеку от скопления палаток всех размеров и цветов. Они шли, прячась за толстыми стволами, пока не нашли промежутка между двумя кострами, где можно было пройти, не привлекая ненужного внимания.

Никто их не остановил. Накор провел Миранду мимо нескольких лагерей, где они выглядели всего лишь двоими людьми из многих, занятых своими делами. Но у одного большого лагеря к ним подошел человек. Голова у него была выбрита, оставлена только одна косичка, перетянутая костяным кольцом, а обе щеки иссечены глубокими шрамами. Одет он был в жилет из материала, выглядевшего как человеческая кожа, и штаны из крашеной кожи. Вооружен могучий солдат был огромным кривым мечом. Это было двуручное оружие, но он выглядел таким сильным, что, казалось, мог орудовать им одной рукой.

Он подошел к Миранде, слегка пошатываясь, и откровенно оглядел ее с ног до головы, потом повернулся к Накору и проговорил заплетающимся языком:

— Продай ее мне.

Накор ухмыльнулся.

— Не могу.

— Нет? — Солдат широко вытаращил глаза, явно собираясь лезть в драку. — Фустафе не говорят нет!

Накор указал на здание и сказал:

— Она идет туда.

Выражение лица солдата немедленно изменилось. Он посмотрел на Накора и попятился.

— Я ни о чем не спрашиваю, — сказал он и поспешил убраться восвояси.

— Что это с ним? — спросила Миранда.

— Не знаю, — сказал Накор и посмотрел на здание менее чем в сотне ярдов от них. — Но думаю, нам надо быть там поосторожнее.

— Мы что, так просто возьмем и зайдем? — поинтересовалась Миранда.

— А у тебя есть идея получше? — отозвался Накор, шагая к зданию.

— Нет, — сказала Миранда, снова стараясь не отставать от него.

Приближаясь к строящемуся сооружению, они оба почувствовали присутствие странной энергии, и чем ближе они подходили, тем сильнее она становилась. Миранда сказала:

— Я себя ощущаю так, будто мне надо принять ванну.

— Если твой муж не против, я к тебе присоединюсь, — сказал Накор. — Пошли сюда. — Он указал ей на проход в заборе между отдельными частями здания, и они вошли.

Оказавшись внутри, Накор тут же понял, что это было за строение. В углах большой площади стояли три маленьких здания. В центре вздымались шесть больших камней, и на каждом были вырезаны руны, при виде которых Миранда почувствовала, что внутри у нее все заныло.

— Что это? — снова спросила она.

— Это место, где вызывают темную магию, и отсюда придет что-то очень плохое, — сказал Накор.

Они заметили движение в темноте посреди круга камней и тихо двинулись вперед. Группа людей в темных одеяниях стояла вокруг большого камня. За камнем стоял человек с поднятыми руками и пел что-то, уставившись в небо.

— Теперь ясно, чего боялся тот солдат, — прошептал Накор. — Смотри!

На камне лежала девушка; в глазах ее читался ужас, а во рту был кляп. Она была одета в короткое черное платье без рукавов, а руки ее были привязаны к вделанным в камень железным кольцам.

Изумленный Накор обдумал ситуацию.

— Нам надо уходить! — сказал он торопливо.

— Но мы же не можем оставить ее здесь умирать! — воскликнула Миранда.

— Если мы не уйдем, скоро погибнут тысячи людей, — прошептал он, ухватив ее за локоть и ведя обратно к выходу.

В воздухе что-то загрохотало, и Накор прошипел:

— Бежим!

Миранда не колеблясь выбежала за Накором из дверей. Стоявшие неподалеку солдаты не обратили на них внимания — они не могли оторвать глаз от разворачивающейся перед ними сцены. Вокруг здания собирался слабый зеленовато-голубой свет, вихрясь так, будто его размешивали невидимой палкой.

Накор остановился в нескольких футах перед Мирандой и поднял над головой свой посох.

— Лети! — крикнул он.

Миранда остановилась, закрыла глаза и сосредоточилась, чтобы применить заклинание полета. Она прыгнула вперед, будто ныряя, но вместо того чтобы упасть, взмыла в воздух, успев схватить посох вместе с Накором.

Она полетела прямо над холмами, потом начала разворачиваться. Увидев здание сверху, она воскликнула:

— Милостивые боги!

Вдоль берега вспыхнуло еще с десяток огней, таких, как тот, что был перед ними, зловещих зеленовато-голубых огней, озаривших ночь жутким светом. Потом по берегу от постройки к постройке двинулась волна энергии, начинавшаяся где-то у Илита и кончавшаяся там, где летела Миранда.

Прозвучал неприятный для уха звук, и внизу под ними солдаты, сидевшие ближе всего к строению, подались назад. Из странного сооружения по направлению к лагерю Королевства заструился слабый свет, и чем дальше он уходил, тем слабее становился. Он менял цвет, переходя от красного к зеленому, потом к фиолетовому. Наконец последняя синяя волна скрылась из виду, и скрежещущий звук внезапно стих.

На поле боя начали вставать мертвецы.

25 Противоборство

Вокруг кричали люди.

Эрик выбежал из палатки едва одетым, с мечом в руках. Бывалые воины в ужасе бежали прочь, а другие вступили в сражение впереди. Он схватил за руку одного пробегавшего мимо солдата и спросил:

— Что происходит?

Глаза того были широко распахнуты от ужаса; он только указал вперед, потом вырвался из рук Эрика и убежал. Эрик поспешил вперед и на мгновение не мог даже осознать, что видит.

Его люди отчаянно боролись против захватчиков, и он прыгнул вперед с криком:

— Всем подразделениям на линию фронта!

Потом он увидел, как один из его солдат схватился не на жизнь, а на смерть с солдатом из другого подразделения армии Королевства. На мгновение он испугался, что среди них шпионы; но потом он увидел лицо второго солдата, и волосы у Эрика встали дыбом. Такого ужаса и отвращения он еще никогда в жизни не испытывал.

Солдат, пытавшийся убить своего бывшего товарища, был мертв. Его безжизненные глаза были белыми, потому что зрачки закатились вверх; плоть на лице обвисла. Но движения его меча были вполне осмысленны.

Эрик прыгнул вперед и одним ударом отрубил голову мертвецу. Голова откатилась, но тело продолжало размахивать мечом. Эрик снова ударил, отрубив руку, но тварь продолжала двигаться вперед.

Джедоу Шати подбежал к Эрику и отрезал ногу его противнику. Труп опрокинулся.

— Черт, их не остановить!

Эрик понял опасность. Кроме ужаса, вызванного появлением мертвецов, проблема была в том, что мертвецы не сдавались. Остановить их можно было, только порубив на куски, а пока одного рубили, другой орудовал мечом и убивал очередного солдата Королевства.Потом Эрик увидел, как этот только что убитый мертвецом солдат встает и идет убивать своих товарищей.

— Как нам с ними сражаться? — крикнул Джедоу.

— Огнем! — сказал Эрик. Он повернулся и закричал: — Удерживайте их здесь!

Потом он побежал в тыл. Навстречу ему спешили встревоженные солдаты, и он остановил пару десятков.

— Возвращайтесь и соберите всю солому, оставшуюся от кавалерии. — Он указал на место, где дорога сужалась. — Расстелите ее отсюда дотуда. — Он показал на другую точку напротив через дорогу, потом подбежал к другому спешившему вперед отряду и крикнул: — Снимайте палатки! Соберите все, что горит, и складывайте на солому!

— Какую солому, капитан? — спросил один солдат.

— Когда вернетесь с палатками, увидите солому.

Эрик поспешил в тыл, где оружейные мастера обычно спали под недостроенными катапультами. Они уже проснулись и вооружались, готовясь при необходимости защищать свои военные машины.

— Есть у вас готовые катапульты? — спросил Эрик. Коренастый седобородый капитан сказал:

— Эта готова, капитан, а вон ту еще чуть-чуть осталось доделать. Что происходит?

Эрик схватил его за руку.

— Идите к линии фронта и заметьте, где наши передовые позиции. Потом возвращайтесь и нацельте катапульту на это место.

Капитан побежал вперед, а Эрик повернулся к остальной его команде.

— Сколько понадобится человек, чтобы закончить вторую катапульту?

— Мы справимся вдвоем, — сказал один из мастеров. — Нам надо только установить блокирующие скобы. Мы могли бы закончить вчера вечером, но очень проголодались и решили поужинать.

— Идите заканчивайте. Остальные со мной.

Он подвел их к обозу и крикнул охранявшим его солдатам:

— Идите на передовую!

Они побежали, а Эрик указал на пару телег на обочине.

— Вы можете запрячь этих лошадей? — спросил он оружейников.

Все они закивали, и Эрик сказал:

— Половину масла отвезите на передовую, они там баррикаду строят, а вторую половину к катапультам.

Он побежал обратно на поле боя. План сработает только в том случае, если они удержат мертвецов за пределами баррикады. А пока эта задача не будет выполнена, он лучше всего поможет тем, что будет рубить на части каждого мертвеца, пытающегося прорваться мимо укреплений.

* * *

— Надо привести Пага и Томаса! — сказала Миранда.

Они наблюдали с удобной точки среди деревьев на склоне холма, как войска Королевства готовились отразить первую волну оживших мертвецов. Потом Накор услышал, как в тылу армии Фэйдавы играет рожок. Солдаты собирались и выстраивались за передовой линией борьбы у «бриллиантов».

— Да, — сказал Накор. — Приведи Пага и Томаса, и Райану, если она там.

Миранда исчезла.

Накор услышал звук трубы, и войска Королевства отступили к заградительной стене, которую быстро сооружали у них за спиной. Они перебрались через нее и перетащили раненых. Никто не хотел оставлять мертвых, чтобы они потом обратили оружие против товарищей.

Вдруг на одном конце баррикады вспыхнул огонь, потом загорелось еще в одном месте, и вот уже заполыхала вся баррикада. «Фон Даркмур», — понял Накор. Эрик соображал быстро.

Мертвецы спотыкались, летя в пламя, и там беззвучно колотились, пока не падали на землю. Тех немногих, кто умудрился ухватиться за горящий барьер, отталкивали копьями и шестами.

Потом Накор услышал, как выстрелила катапульта, и в темноте разглядел, как что-то летит через весь лагерь и приземляется рядом с «бриллиантами». Через минуту другой снаряд пролетел по небу и приземлился ближе к баррикаде. Накор увидел, как бочка взорвалась при ударе, разливая масло во всех направлениях, а потом оно дотекло до баррикады и вспыхнуло. Море огня охватило трупы, бредущие к баррикаде.

Внезапно рядом с Накором появились Паг, Томас, Райана и Миранда.

— О господи! — воскликнул Паг.

— Проблема тут не в мертвецах, Паг, — сказал Накор. — С ними Эрик фон Даркмур разберется, а тебе надо туда! — Он указал на север. — Найди источник этой энергии, и там будет тот, кого тебе надо уничтожить.

Зазвучали боевые трубы, и по мере того как огонь начал униматься, армия Фэйдавы тронулась вперед.

— Где я больше всего пригожусь? — спросил Томас.

— От убийства этих тварей толку мало, — сказал Накор, — а вот покончив с проблемой там, можно будет спасти Запад.

Райана изменила облик, и внезапно над ними навис громадный дракон.

— Я понесу вас всех.

Они взобрались ей на спину, и она взлетела. Те солдаты, которые смотрели вверх, когда Райана взмахнула могучими крыльями, набирая высоту, были поражены, и многие закричали и стали указывать наверх, но битва становилась все яростнее, и наступающая армия Фэйдавы надвигалась на брошенные «бриллианты», так что большинство оказалось слишком занято выживанием, чтобы обращать внимание на дракона.

Райана описала круг и направилась на север.

* * *

Дэш услышал, как кешианцы в поле бьют в барабаны. Скоро станет понятно, что они приготовили. До рассвета было еще далеко, и тьма скрывала кешианский строй. Самое большее, что часовые смогли разглядеть в темноте, — это то, что перед ними сосредоточились только кавалерия и конная пехота, а тяжелой пехоты и артиллерии, кажется, поблизости не было; Дэш решил, что кешианцы уже неделями подводили быстроходные отряды, а более медленные подразделения не были задействованы. Будь в городе по крайней мере половина обычного гарнизона, Кеш никогда бы не решился на такое. Так что новости были и хорошие, и плохие. Крондор атакуют только солдаты с мечами и конные лучники, зато численность их огромна.

Это, решил Дэш, означало, что кешианский офицер, о котором Дуко писал Патрику, добрался до своей армии и сообщил о слабой защите Крондора. Единственной радостью во всем этом было то, что Джимми жив, а Малар мертв.

В новостях из дворца тоже хорошее перемежалось плохим. Патрик, Франси и ее отец выздоровеют, хотя лорд Брайан может еще долго не оправиться от воздействия яда. Лорд Руфио был мертв, как и некоторые другие местные дворяне. Двое офицеров были уже в состоянии занять позиции на стенах, но Дэш знал, что людей все равно отчаянно не хватает; они смогут задержать кешианскую армию лишь на несколько часов, а в лучшем случае на день-два.

Слишком много все-таки оставалось слабых мест в обороне города. Не обязательно было принадлежать к гильдии воров, чтобы пробраться внутрь. Если как следует поискать, то в осушенном канализационном туннеле вдоль северной стены можно было найти проходов шесть. Дэш пожалел, что не может починить шлюзовые ворота и затопить его, но так бы он заполнил водой сотню подвалов. Внезапно ему пришла в голову мысль.

— Густав! — крикнул он.

— Да, шериф! — откликнулся, подбегая, наемник.

— Возьми двух человек и беги в городской арсенал. Посмотри, есть ли у нас квегское горючее масло. Если есть, вот что ты сделаешь… — Он объяснил свой план, потом крикнул Маккею: — Последите тут за всем, пока меня нет. Я вернусь, как только смогу.

Дэш спустился со стены и побежал по главной улице до пересечения с дорогой от Северных ворот. Он несся прямо через выгоревшие здания, пока не добрался до аккуратно расчищенного проулка, а потом помчался по нему, рискуя сломать шею, если не заметит какой-нибудь преграды в предрассветном сумраке.

Наконец он нашел нужную дверь. По виду это был вход в подвал, но на самом деле за дверью скрывался проход в один из туннелей пересмешников, ведущий в их штаб-квартиру.

Он поспешил вниз по каменным ступеням, как можно бесшумнее, но сохраняя скорость, и, схватившись левой рукой за угол стены, буквально по воздуху перелетел за него. В оказавшегося за углом человека Дэш с размаху врезался обеими ногами, и тот беззвучно упал на каменный пол. Дэш поспешил по широкому проходу над каналом. По полу текла узкая струйка воды. Он знал, что она не помешает распространению огня, если Густав найдет масло и использует его как было сказано.

Дэш добрался до участка стены, который выглядел точно так же, как соседние, но, если на него надавить, легко отъезжал в сторону, для чего был специально хорошо сбалансирован. По короткому туннелю Дэш прошел до неприметной двери. Тут его ожидал самый большой риск быть убитым прежде, чем он успеет сказать хоть слово.

Он отпер замки, но не открыл дверь, а шагнул в сторону. Щелчок замка кто-то услышал — через мгновение дверь распахнулась и выглянула любопытная физиономия. Дэш схватил вора, потянул его вперед, сбивая с ног, и снова толкнул в дверь, перед тем как войти.

Вор врезался в двоих других, стоявших за дверью, и все трое повалились на пол.

Дэш шагнул внутрь. Он вытянул руки, чтобы показать, что не вооружен, и на всякий случай еще и крикнул:

— Я не вооружен! Я пришел поговорить!

Обитатели Приюта, убежища пересмешников, изумленно воззрились на невиданное зрелище — стоявшего перед ними шерифа Крондора, все еще с мечом на поясе. Сидевшая в глубине комнаты Трина сказала:

— О, шериф Малыш! Чему мы обязаны такой честью?

Оглядывая собравшихся, на лицах большинства из которых удивление начало сменяться гневом, Дэш торопливо сказал:

— Я пришел вас предупредить.

— О чем? — спросил один из собравшихся. — О кешианцах в туннелях?

— Это ваша проблема, — ответил Дэш. — Меня заботят те, что снаружи. Нет, я пришел вас предупредить, что меньше чем через час вся эта комната и вообще весь Приют окажется под водой.

— Что? — крикнул один вор.

— Вранье! — воскликнул другой.

— Нет, это не вранье, — сказал Дэш. — Я затоплю северный туннель и обходной канал под Ароматной улицей. Кульверты над главным туннелем, — он указал на дверь, через которую вошел, и на туннель за ней, — разрушены, и вся эта вода сольется сюда. К полудню вся эта секция будет под водой.

Трина подошла поближе, а с ней два здоровенных типа угрожающего вида.

— А ты не затем это говоришь, чтобы выманить нас отсюда, шериф Щеночек? Тебе было бы на руку, если бы мы бегали по канализации и сталкивались с кешианцами, которых ты еще не нашел.

— Может быть, но дело не в этом.

— А может, ты хочешь, чтобы мы стояли на улицах как заслон для кешианцев, когда они сломают ворота? — с издевкой осведомился стоявший рядом вор и потянулся за кинжалом.

— Вряд ли, — спокойно сказал Дэш. — На дорогах у нас и так достаточно ухабов, и новые мне не нужны.

— Я бы тебе поверила, — заметила Трина, — если бы не знала, что северный шлюз пострадал во время войны, и чтобы открыть, его надо сначала починить.

— Я не собираюсь его чинить, — объяснил Дэш. — Я его сожгу.

Кто-то рассмеялся.

— Сжечь наполовину покрытые водой ворота! — воскликнул один из пересмешников. — И как ты собираешься это делать?

— Квегское горючее масло.

— Оно горит под водой! — вдруг воскликнул кто-то.

Трина повернулась и начала отдавать команды, а люди начали хватать пакеты, свертки и мешки. Она подошла к Дэшу.

— Почему ты нас предупредил?

Он схватил ее за руку и посмотрел ей в глаза.

— Я успел привыкнуть к некоторым воришкам, — сказал он и поцеловал ее. — Можешь назвать меня идиотом, — добавил он, когда она отошла, — но пусть вы и кучка никчемных голодранцев, вы все же мои никчемные голодранцы.

— Куда нам идти? — спросила она, и Дэш знал, что она говорила не о пересмешниках в целом.

— Отведи старика в кофейню Баррета. Она почти отстроена, и Ру Эйвери уже припас там кое-какую еду. От труб под дорогой принца Аруты туннель ведет к подвалу под ее фундаментом. Переждите там.

Она посмотрела ему в глаза и сказала:

— Ты еще принесешь мне бед, шериф Малыш, но пока я у тебя в долгу.

Он повернул было прочь, но она задержала его и поцеловала.

— Смотри не погибни, черт тебя побери, — прошептала она ему на ухо.

— И ты тоже, — откликнулся он тоже шепотом, повернулся и побежал обратно по туннелю. Он остановился, чтобы привести в сознание человека, которого оглушил, и порадовался, что ему не пришлось вламываться без приглашения в Приют в ту пору, когда пересмешники находились на пике расцвета: тогда в туннеле была бы дюжина охранников вместо одного.

Ошеломленный охранник не вполне понял, что именно Дэш ему говорил, но в конце концов разобрал достаточно, чтобы уразуметь, что надо срочно убираться наверх.

Дэш побежал по широкому туннелю, проходившему мимо Приюта, и добрался до места, где кульверты наверху проломились. Он подпрыгнул и схватился за зазубренный край тяжелой трубы из обожженной глины, который торчал из стены у него над головой. Дэш подтянулся и встал на него, пробираясь к щели в стене, в которую едва мог пролезть. Он все же протиснулся, рискуя застрять, до того места, где над головой у него появилась большая дыра. Дэш подтянулся и вылез в северный туннель. Оглядевшись в предрассветной тьме, он никого не увидел и побежал на восток.

Добравшись до конца туннеля, он увидел, что Густав и его люди стоят перед большими деревянными воротами. Два стражника уже колотили топорами по опорам с обеих сторон заколоченных створок.

— Как дела? — спросил Дэш.

Густав печально улыбнулся.

— Если опоры не обвалятся раньше времени, то все может сработать.

— Сколько масла ты нашел?

— Несколько канистр. Ребята их переливают в кувшины, как ты и велел.

Дэш поспешил туда, где двое стражников переливали липкую вонючую жидкость из канистр в большие глиняные кувшины.

— Только на треть, — предупредил Дэш, — и не затыкайте пробками. Нам надо, чтобы туда попал воздух.

Люди закивали, изображая понимание. Дэш собрался было уже уходить к Густаву, но добавил:

— И держитесь подальше от огня, пока все с себя не смоете. Мыла не жалейте. Помните, масло это горит под водой.

Двое стражников с топорами одновременно отскочили в сторону, когда послышался громкий треск и деревянные ворота выгнулись. Сквозь трещины полились струйки воды, а по берегу смыло немного грязи и песка.

— Похоже, они обвалятся под собственным весом, — сказал Густав.

— Рано или поздно, но мы не можем ждать следующего большого дождя. Тряпки принес?

— Вон там. — Густав указал на стоящего на берегу человека с коробкой.

— Хорошо, — сказал Дэш и пошел осмотреть повреждения. Одному из людей с топорами он сказал: — Подруби-ка эту балку еще чуть-чуть.

Громадная балка торчала между камнями фундамента, по футу с каждой стороны от них, и держала на себе всю правую сторону шлюзовых ворот. Стражник заработал громадным топором, врезаясь им в дерево, с годами ставшее тверже камня. Но с каждым его ударом во все стороны летели щепки, и дерево трескалось все больше.

Дэш махнул своим людям, чтобы уходили, и велел поднести тряпки и оставшееся в канистрах масло, а кувшины отнести наверх, на берег. Стражники поспешили вверх по туннелю. Дэш отозвал в сторону того, что держал топор, и сказал:

— Давай сюда.

Он поставил две канистры на камни и подобрал третью. Потом осторожно выложил тряпки в длинный ряд, связал их в канат и накапал на него масла. Один конец этого каната он заткнул в канистру и поставил третью на две снизу, образовав небольшую пирамидку прямо под тем местом, где балка была перерублена топором.

Затем Дэш поспешил к дальнему концу каната и достал из кармана кремень. Лезвием ножа он начал высекать искры, стараясь попасть на промасленную тряпку.

Он не очень понимал, чего ожидать; Дэш слышал истории своего деда, но результаты видел только при использовании смеси этого масла с порошковой известью и серой.

Пламя, пыхнув, охватило тряпку. Дэш побежал прочь.

Пока горел канат, он добежал до ворот и, встав рядом с Густавом, сказал:

— Если будет гореть действительно так сильно, как говорят, то остальное дерево должно вспыхнуть быстро. Давление воды должно…

Пламя дошло до канистр, и они взорвались.

Сила взрыва была куда больше, чем Дэш ожидал; он думал, что получится скорее большой костер. Вместо этого образовалась взрывная волна, людей побросало на землю, а двоих задело обломками.

Густав поднялся с земли и сказал:

— Боги! Что это было?

— Сам не пойму, — сказал Дэш. — Дед что-то говорил мне о том, что там может быть слишком много воздуха — наверное, именно это он и имел в виду.

— Смотрите! — вскрикнул один из стражников.

Взрыв прорезал большую часть большой балки, и теперь ворота отгибали ее в сторону под давлением сдерживаемых ими миллионов галлонов речной воды. Вода полилась через проемы в дереве, и с громким стоном зашевелились все шлюзовые ворота. По мере усиления потока воды дерево начало двигаться быстрее. Скрип и стон сменился треском, балка разошлась надвое, и внезапно лавина воды снесла все ворота.

Дэш глядел, как вода движется по желобу. Вот она уже достигла пролома в камнях, откуда могла пролиться в нижние трубы, и незамедлительно устремилась вниз.

— Ну, так мы некоторых крыс утопим, — сказал Густав.

— Надеюсь, — сказал Дэш, принимая предложенную констеблем руку и поднимаясь на ноги. Думая о пересмешниках, он сказал: — Главное, чтобы своих крыс не утопить.

— Что нам делать с этими глиняными кувшинами, шериф? — спросил один из констеблей.

— Я думал, вам придется их бросать в огонь, — сказал Дэш. — Несите их сюда, найдем им применение. — Констебль нагнулся за кувшинами, и Дэш добавил: — Только осторожнее. — Он кивнул на бурный поток воды в разрушенном шлюзе.

Они поспешили обратно через город, и, поворачивая на главную улицу, Дэш крикнул Густаву:

— Поставь здесь баррикады. — Он указал на еще один квартал. — И здесь. Когда они прорвутся, я хочу завернуть их прежде, чем их кавалерия ударит по рынку. И как только ворота падут, поставь лучников на крыше там, там и там. — Он указал на три угла перекрестка.

Густав кивнул.

— Вижу, ты не говоришь: «Если они прорвутся».

— Это просто вопрос времени, если только к нам не успеет подойти помощь. Думаю, у нас впереди трудные деньки.

Густав пожал плечами.

— Я наемник, шериф. Мне платят за трудные деньки.

Дэш кивнул, и Густав поспешил выполнять приказы, а остальные стражники понесли кувшины с маслом к воротам.

Шериф оглядел опустевшие городские улицы — люди прятались по домам, надеясь, несмотря ни на что, избежать еще одного разгрома, подобного прошлогоднему. Дэш покачал головой. Может, наемникам, стражникам и солдатам и платили за то, что они терпят такое, но уж никак не горожанам. Именно они страдали больше всех, а за время службы шерифом у него возникло особое отношение к крондорцам, которого он прежде не мог себе представить. Он начинал понимать, почему его дед так любил этот город, знать и чернь, благородных и простолюдинов. Это был его город; и Дэш не желал отдавать его никому.

Уже спеша к воротам, Дэш услышал звук рога. Он знал, что к воротам под флагом перемирия приближается кешианский герольд, чтобы объявить, на каких условиях его генерал примет сдачу города. Дэш взобрался по ступеням на стену над воротами, как раз когда подъехал герольд, а из-за гор начало выползать восходящее солнце. Герольд был из пустынных племен, а сопровождали его два солдата-пса, каждый со знаменем: один держал Львиное знамя Империи, а другой — родовой флаг. Дэш знал, отец и дед не одобрили бы то, что он не узнал, какой именно это род.

— Они хотят поговорить, — сказал сержант Маккей.

— Ну что ж, — отозвался Дэш, — не будем грубиянами: выслушаем.

Дэш подумал, что наверняка ему захочется бросить в герольда кувшином с маслом прежде, чем тот закончит, но каждая минута переговоров давала им больше времени подготовиться к нападению.

Герольд подъехал к воротам и прокричал:

— Во имя Империи Великого Кеша и ее великого генерала Ашама ибн Альтука, откройте ворота и сдайте город!

Дэш обернулся и увидел, что все собравшиеся на стенах смотрят на него. Он наклонился между двумя зубцами и закричал:

— По какому праву вы покушаетесь на не принадлежащий вам город? — Глянув на Маккея, он тихо заметил: — Почему бы не пройти через все формальности?

— Мы требуем эти земли как издревле принадлежащие Кешу. Кто говорит от имени города?

— Я, Дэшел Джеймсон, шериф Крондора!

С презрением выплевывая каждое слово, герольд прокричал:

— Где твой принц, о тюремщик бедняков? Прячется под кроватью?

— Спит, наверное, — ответил Дэш, не желая ничего говорить об отравлении. — Если хотите подождать, возможно, он придет попозже.

— Я здесь, — послышался голос у Дэша за спиной. Он обернулся и увидел бледного Патрика, которого поддерживал солдат. Патрик надел королевские латы, отделанную золотом кирасу, открытый шлем и повязал через плечо окаймленную золотом пурпурную ленту, знак своего титула. Проходя мимо Дэша, Патрик прошептал:

— Если я потеряю сознание, скажи им, что я удалился в гневе.

Он добрался до стены и выпрямился. Дэш видел, как трудно ему было стоять даже с помощью сильного солдата, придерживавшего его сзади. Но Патрик все же нашел в себе силы громко крикнуть:

— Я здесь, псы Кеша. Говорите, что вам надо!

Герольд едва скрыл свое удивление, увидев на стене принца Крондора. Он явно считал, что отравление удалось.

— О благороднейший принц! — крикнул герольд. — Мой господин требует от вас открыть ворота и удалиться. Он проводит вас и вашу свиту до границ вашего государства.

— Аж до самого Саладора, — сказал Дэш тихо.

— Границы моего государства! — крикнул Патрик. — Я стою на стенах столицы Западных земель!

— Это земли древнего Кеша, и они будут нам возвращены!

Дэш прошептал:

— Мы, конечно, тянем время, но стоит ли возиться?

Патрик жадно вдохнул воздух и кивнул. Потом он из последних сил крикнул:

— Так приходите и попробуйте! Мы отвергаем ваши требования и презираем вашего господина!

— Не спешите, благородный принц, — сказал герольд. — Мой господин добр. Он повторит свое предложение трижды. На закате мы вернемся выслушать ваш второй ответ. Если вы опять скажете нет, то в последний раз мы вернемся завтра на рассвете. — Герольд повернулся и поскакал прочь.

Дэш повернулся и увидел, что Патрик, которого все еще поддерживал солдат, уже почти теряет сознание.

— Храбрый поступок благородного принца, — сказал он серьезно, а солдату добавил: — Отведите его обратно и проследите, чтобы он лег.

Повернувшись к Маккею, Дэш распорядился:

— Пусть люди спустятся со стены и пообедают. Нескольких оставьте для дозора, но кешианцы, скорее всего, сдержат слово и не атакуют до завтрашнего рассвета. — Он сел, внезапно чувствуя опустошающую усталость. — По крайней мере, теперь мы знаем, когда начнут действовать их шпионы в городе, — сказал он, глядя на старого сержанта. — Сегодня ночью они попытаются открыть ворота.

* * *

Дракон мчался по небу, а на востоке над холмами вставало солнце. Вместо карты они следовали магической энергии вдоль берега. Дар Томаса, наследие валкеру, позволял им всем удерживаться на спине Райаны и не падать.

— Знаете, — громко сказал Накор, перекрикивая ветер, — тот спектакль разыгран не только ради убийства наших людей, это и ловушка, чтобы спровоцировать нас на столкновение. — Он сидел за спиной у Миранды у основания шеи дракона.

— Я этого и ждал, — сказал Паг, сидевший прямо за Томасом.

— Вон там, — сказал Томас, указывая вниз и налево.

Под ними просматривалась береговая линия, тянущаяся на юго-запад от Вершины Квестора до Илита. В гавани Илита лихорадочно двигались корабли, большинство из них снимались с якорей и выходили из порта.

— Капитанам этих кораблей не понравилось то, что они видели прошлой ночью, и они собираются отплыть утром, — заметил Накор.

— Вон туда, Райана, — попросил Томас.

Он показал на Восточные ворота города, перед которыми было построено огромное здание. Именно из этого здания исходила текшая по берегу энергия и подпитывала злую магию, оживлявшую мертвые тела.

Когда дракон приземлился, солдаты разбежались во всех направлениях, толком не зная, что делать.

— Давайте я пойду первым, — предложил Томас.

— Только не будем проливать кровь, пока в том не будет необходимости, — попросил Паг.

— Нам придется, — отозвалась Миранда.

— Но до тех пор… — сказал Паг.

Он указал на землю как раз перед тем, как Райана приземлилась. Все они увидели рябь — земля волновалась, будто вода, в которую бросили камень. Послышался низкий рокот, и в воздухе завихрилась пыль. Когда они сели, воронка пыли была достаточно велика, чтобы в нее поместился дракон. Почва у них под ногами была неподвижна.

Но там, где крутилась пыльная воронка, как будто бушевало землетрясение — каждого атакующего солдата, который вступал в зону этой ряби, швыряло на землю, а потом несколько раз безжалостно подбрасывало в воздухе.

Многие повернулись и сбежали — только храбрейшие из захватчиков остались встретить дракона с всадниками.

Потом Райана взревела так, что в ушах у них зазвенело, и испустила в небеса заряд огня. Оставшиеся солдаты тоже разбежались. Ни один человек в своем уме не стал бы сталкиваться с гигантским огнедышащим драконом.

Миранда сказала:

— Спасибо. У нас будет больше времени.

— Пожалуйста, — откликнулась Райана и добавила, обращаясь к Томасу: — Когда опасность минует, я удалюсь, но пока что если я тебе понадоблюсь, то буду рядом. — Она взлетела в небо и, взмахнув могучими крыльями, умчалась на север.

Томас решительно зашагал к зданию. Паг, Миранда и Накор пошли за ним.

Когда Райана улетела, некоторые воины похрабрее бросились от городских ворот наперерез четверке. Томас снял со спины щит таким плавным и естественным движением, что Пагу это показалось невозможным. Ни один смертный не смог бы повторить это движение. Не успел первый воин подойти, как он вытащил меч.

Воин был высок и держал огромный двуручный меч. Он побежал на Томаса, выкрикивая неразборчивый боевой клич, но Томас продолжал двигаться вперед в обычном темпе. Воин нанес мощный удар сверху вниз, но Томас чуть двинул щит, и клинок соскользнул с его поверхности. Воин увидел искры от соприкосновения, но на щите не осталось ни царапины. Томас слегка двинул рукой, будто смахивая муху с плеча, и воин умер прежде, чем упал на землю.

Двое шедших за ним заколебались. Один с криком бросился в атаку, а другой испугался, повернулся и убежал. Тот, что напал, умер так же, как и первый, и у Томаса снова был такой вид, будто он отмахивается от мух, а не сражается с опытными воинами.

Наконец Томас дошел до здания из черного камня с деревянным фасадом. Оно казалось уродливой язвой на поверхности земли; в нем не было ничего приятного глазу или гармоничного. От него веяло злом.

Томас подошел к большим черным деревянным дверям и остановился. Он отвел назад правый кулак и ударил в правую дверь. Она распахнулась внутрь так, словно ни к чему не была прикреплена.

Когда они вошли, Накор посмотрел на расколотые железные дверные петли и сказал:

— Впечатляюще.

— Напомни мне, чтобы я не вздумала когда-нибудь его злить, — сказала Миранда.

— Он еще не зол, — усмехнулся Накор, — просто в решительном настроении. Если бы он разозлился, то снес бы стены.

Внутреннее помещение представляло собой гигантский квадратный зал с двумя рядами сидений у самых стен. В нем имелись две двери — в одну они вошли, а другая была напротив.

В центре комнаты разверзлась квадратная яма, из глубины которой исходило красное свечение. Над ней нависла металлическая платформа.

— Боги, — сморщила нос Миранда, — какая вонь.

— Посмотри, — сказал Накор, указывая на пол. Перед каждым сиденьем на полу лежало но телу. Все это были воины, мужчины со шрамами на щеках, и у каждого был открыт рот, будто все они умерли, крича от ужаса.

Накор подбежал к яме и заглянул в нее, потом отошел назад.

— Там что-то есть.

Паг посмотрел вверх на платформу и сказал:

— Это, похоже, способ спуститься.

— И подняться тоже, — заметила Миранда, указывая на засохшую кровь на платформе.

— Что бы ни вызвало эту некромантию прошлой ночью, оно там, внизу, — сказал Томас.

— Нет, — возразил Накор, — это орудие, как все эти мертвые идиоты.

— Где Фэйдава? — спросила Миранда.

— В городе, наверное, — предположил Накор. — Скорее всего, в цитадели барона.

Из ямы донесся странный вой. У Пага побежали по телу мурашки.

— Мы не можем это так оставить.

— Мы всегда можем вернуться, — заметил Накор.

— Вот и хорошо, — согласилась Миранда. — Пошли отсюда.

Она подошла к закрытой двери напротив той, в которую они вошли, и широко ее распахнула.

Как только она это сделала, они увидели с другой стороны ряды солдат с сомкнутыми стеной щитами и нацеленными луками, а за ними кавалерию.

Пока они осмысливали то, что увидели, был отдан приказ, и лучники выстрелили.

* * *

Они собрались в дворцовом зале для заседаний. Дэш выглядел мрачным.

— У нас не больше двенадцати часов на то, чтобы выкурить лазутчиков, или оборону могут прорвать.

Томас Кэлхерн, сквайр двора герцога Руфио, достаточно выздоровел после отравления, чтобы вернуться на службу; Дэш поставил его исполнять обязанности капитана.

— А какая разница? — спросил он. — Вы же видели, какая там армия.

— Ты никогда не был в бою? — спросил Дэш.

— Нет, — ответил юноша, почти ровесник Дэша.

— Если стены нетронуты, то армии снаружи придется выставить под стены по десять человек на каждого из наших на стене. Мы должны суметь продержать их несколько дней, может, неделю. Если я не переоцениваю своего брата, то через несколько дней должна прийти помощь из Порт-Викора.

— Но если какие-нибудь кешианские бандиты откроют ворота и кешианцы попадут внутрь, то битва закончится до того, как начнется.

Дэш повернулся к Маккею:

— Пошлите сообщение стражникам в Новой Рыночной тюрьме; пусть начнут разведывать ситуацию в городе.

— Это улицы, — сказал Маккей. — А как насчет того, что под ними?

— Об этом я позабочусь, — пообещал Дэш.

* * *

Дэш проскользнул в дверь, и к горлу ему внезапно приставили кинжал.

— Убери это, — прошептал он.

— Шериф Малыш, — — радостно сказала Трина. — Я бы очень расстроилась, если бы тебя убила.

— А я еще больше, — усмехнулся Дэш. — Как он?

Она мотнула головой, и он увидел, что в дальнем углу подвала устроилась кучка воров. Пахло кофе и едой.

— Похоже, вы совершили набег на кухню?

— Это кофейня, — сказала Трина. — Мы были голодные. Там была еда. Ты-то сам что думаешь?

Дэш покачал головой.

— В последнее время я сам не знаю, что думать.

Трина подошла вместе с ним туда, где старик лежал на низком топчане, на котором его как на носилках принесли в кофейню.

— Он плох, — прошептала она.

Дэш опустился на колени рядом со стариком, и тот посмотрел на него, но ничего не сказал. Старик приподнял руку, и Дэш взял ее.

— Дядя, — сказал он тихо.

Старик слегка сжал его руку, потом отпустил. Его единственный глаз закрылся.

Она наклонилась и через мгновение сказала:

— Он опять спит. Иногда он разговаривает, а иногда не может.

Дэш встал, и они отошли в относительно свободный угол подвала между штабелями ящиков.

— Долго еще? — спросил Дэш.

— Несколько дней, может, даже меньше. Когда он лечился от ожогов, священник сказал, что его спасет только большое желание или дар богов. С тех пор он знал, что этот день настанет.

Дэш посмотрел на эту странную девушку, которая так его заинтересовала.

— Сколько вас осталось?

Она было собралась отшутиться, потом сказала серьезно:

— Я не знаю. Может, сотни две по всему городу рассеяно. А что?

— Передай им, что мы найдем место любому, кто явится с мечом. Кешианцы вас всех в рабство продадут, ты же знаешь.

— Если они нас найдут, — сказала Трина.

— Если они захватят город и удержат его больше недели, они вас найдут.

— Может быть.

— В общем, каждый, кто придет с мечом и будет сражаться, получит прощение за свои преступления.

— Обещаешь? — спросила она.

— Клянусь.

— Я передам, — сказала она.

— Сейчас у меня более срочные дела. Кешианцы дали нам время до завтрашнего рассвета, если мы не сдадимся, они атакуют. Наверняка это означает, что ночью они попробуют открыть ворота.

— И ты хочешь, чтобы мы наблюдали за воротами и дали тебе знать?

— Что-то в этом роде. — Он шагнул ближе и заглянул ей в глаза. — Вам надо их задержать.

Она рассмеялась.

— Ты хочешь сказать, защищать ворота, пока ты не подойдешь?

Он улыбнулся.

— Что-то в этом роде, — повторил он.

— Я не могу просить об этом моих братьев и сестер. Мы не воины. Да, среди нас есть бойцы, но большинство не отличит один конец меча от другого.

— Тогда вам лучше научиться, — сказал Дэш.

— Я не могу их просить.

— Но ты можешь им приказать, — медленно произнес Дэш.

Она ничего не ответила.

— Я знаю, — сказал Дэш, — старик уже давно был не в состоянии управлять гильдией. Готов поспорить на свое наследство, что ты нынешний дневной мастер.

Она молчала.

— Я не стану ничего просить без честной сделки.

— Что ты предлагаешь?

— Удержите ворота, которые они атакуют. Защищайте их, пока я не пришлю туда быстроходный отряд, и я прощу всех.

— Общая амнистия?

— Та же сделка, которую я с самого начала заключил со стариком.

— Этого мало.

— Чего еще ты хочешь? — спросил Дэш.

Она обвела рукой комнату.

— Ты знаешь, как возникла в Крондоре наша гильдия?

— Я с детства слышал от деда рассказы о пересмешниках, — сказал Дэш.

— Но он тебе не рассказывал, как образовалась гильдия?

— Нет, — признался Дэш.

— Первого главаря гильдии звали Прямой. Он торговал краденым и разрешал споры между разными бандами в городе. Мы убивали друг друга больше, чем горожан. Мы крали друг у друга не меньше, чем у горожан. И нас за это вешали. Прямой все изменил. Он начал заключать сделки между бандами и все организовывать. Он обустроил Приют, давал взятки и выкупал некоторых из нас из тюрьмы и с галер. Хозяин принял дела до рождения твоего деда. Он укрепил власть Прямого и сделал гильдию тем, чем она была, когда Джимми Рука гулял по крышам.

Некоторым из нас нравится ходить кривыми путями. Некоторым нравится разбивать людям головы, и нам нет оправдания. Но большинству просто не повезло. Большинству просто некуда деваться.

Дэш оглядел подвал. Там собрались люди всех возрастов, и он вспомнил рассказы деда о бандах нищих, о беспризорных на улицах, проститутках из таверн и всех остальных.

— Если мы получим амнистию, то завтра опять окажемся на улицах, и большинство начнет нарушать законы, и все начнется сначала. Это только деду твоему протянул руку принц и помог вознестись к высотам. Разве ты не видишь? — сказала Трина, сжимая руку Дэша. — Если бы твой дед не спас тогда принца, он бы прожил свою жизнь с этими людьми. На этой постели мог бы лежать он, а не его брат. А ты мог бы сидеть вон там, вместе с остальными ворами, размышляя о том, как пережить наступающую войну, найти еду и не попасться шерифу. Ты дворянин только по прихоти судьбы, Дэш. — Она посмотрела ему в глаза и крепко поцеловала его. — Ты должен обещать, Дэш. Обещай мне, и я сделаю все, что ты скажешь.

— Что обещать?

— Ты должен их спасти. Всех.

— Спасти?

— Ты должен позаботиться о том, чтобы они были сыты, одеты, в тепле и в сухости и не подвергались опасности.

— Ох, Трина, — сказал Дэш, — а почему ты не попросишь передвинуть город в другое место?

Она снова поцеловала его.

— Я никогда еще не испытывала таких чувств ни к одному мужчине, — прошептала она. — Может, я наконец-то превратилась во влюбленную девчонку после всех этих лет. Может, в глупых мечтах я вижу себя живущей в роскоши женой вельможи. Может, завтра я умру. Но если мы будем сражаться за Крондор, значит, ты должен спасти нас всех. Таковы мои условия. Бессмысленная амнистия не нужна, ты просто должен позаботиться о пересмешниках. Можешь обещать?

Он долго смотрел на нее, изучая каждую деталь ее лица, будто запоминая его. Наконец он кивнул:

— Я обещаю.

Она посмотрела на него, и в глазах ее появились слезы, а потом заструились по щекам. Не вытирая их, она сказала:

— Договорились. Что ты хочешь, чтобы мы сделали?

Дэш объяснил свой план, и они еще минуту провели вместе. Потом он простился с ней, и это было самое непростое, что он совершил в жизни. Уходя из кофейни Баррета, он знал, что его жизнь уже никогда не будет прежней.

В глубине души Дэш понимал, что данное им обещание будет невозможно выполнить. Или если он его выполнит, то предаст свою должность.

Он пытался сказать себе, что этого требовала необходимость, что прежде всего надо было спасти город, и что если Крондор падет и все они погибнут, то обещание все равно ничего не будет стоить. Но все равно он знал, что никогда больше не сможет воспринимать самого себя или любую данную им клятву, как прежде.

26 Откровения

Паг вытянул руку вперед.

Переливающаяся волна энергии понеслась наружу наподобие стрелы, которая искажала при своем прохождении воздух. Лучники, только выпустившие стрелы, видели, как они разбивались за мгновение до соприкосновения с этой волной.

Солдат отшвыривало назад, будто огромная детская рука смахивала со стола игрушки. Кавалеристы гибли, когда их коней поднимало и отбрасывало на несколько футов назад, прямо на всадников. Лошади испуганно ржали, а те, что сумели приземлиться на ноги, вставали на дыбы и уносились прочь.

Паг, Томас, Миранда и Накор шли по дороге, расчищенной магией Пага, мимо лежавших на земле и стонавших людей. Один солдат покрепче встал на ноги и бросился к ним, выхватив меч. Меч Томаса беззвучно выскользнул из ножен и отнял его жизнь, не успел он сделать и шага.

Они подошли к воротам Илита.

Стражник у ворот заметил нападающих и приказал закрыть ворота. Когда Томас достиг ворот, их как раз захлопывали. Они тяжело качнулись на него, но он протянул руки и прижал щит к левой половине ворот, а меч к правой, и одним резким толчком ворота качнулись внутрь, сшибая десятки людей.

— Жаль, что он не покинул Эльвандар раньше, — сказал Накор.

— Да, но обет есть обет, — ответил Паг. — До сих пор он не видел, что его дому угрожает опасность.

— Могущество не делает простительной недальновидность, — заметила Миранда.

— Здесь нет недальновидности, — возразил Паг. — Просто другая оценка ситуации.

— Куда теперь? — спросила Миранда.

— Если я правильно помню план Илита, — сказал Накор, — то нам надо идти по этой улице до главной дороги, потом направо, и так мы подойдем прямо к цитадели.

Лучники со стены выпустили очередь стрел, и Паг поспешил поставить защитный барьер.

— Не обращай на них внимания, — сказал он Томасу. — У нас есть проблемы поважнее.

Томас улыбнулся другу детства.

— Согласен.

Они спокойно шли по Илиту, видя со всех сторон разрушительные следы, оставленные завоевателями. Некоторые здания заново отстраивались, но другие все еще оставались заброшенными, двери их были сорваны с петель, а окна разбиты.

Люди разбегались при виде этой четверки, окутанной мерцающей голубой энергией. Из ближайших улочек высовывались лучники и стреляли, но стрелы отскакивали от магической оболочки.

Они дошли до угла, где им надо было повернуть, и там их ждал еще один отряд лучников. Десятки стрел ударили в барьер и отскочили, а когда Томас приблизился на дюжину футов к первому ряду лучников, они рассеялись и убежали.

— Эти люди не опасны для нас, пока мы внимательно за ними следим, — сказал Накор, — но где-то впереди есть некто очень опасный.

— Ты это точно знаешь или предполагаешь? — спросил Томас.

— Предполагаю, — ответил Накор.

— Но ты что-то подозреваешь, — сказала Миранда.

— Пока я не хочу об этом говорить, — ответил Накор. — Но да, у меня есть подозрения.

— С годами я научился принимать твои подозрения всерьез, — сказал Паг. — Что ты предлагаешь?

Они подходили к перекрестку, где солдаты выкатывали на середину улицы телеги, строя баррикады.

— Просто быть поосторожнее, — сказал Накор.

В них опять полетели стрелы, и, даже зная о защите, Миранда и Накор вздрогнули.

— Это действует мне на нервы, — заявил Накор.

— Ты прав, — сказал Паг. — И, как ты заметил, это может быть опасно, если я отвлекусь. Остановитесь на секунду.

Они остановились, и Паг поднял руку. Он указал в воздух, и над защитной сферой прямо над кончиком его пальца показалась искорка белого света. Паг повертел пальцем, и крошечная точка яркого света тоже завертелась.

— Прикрывайте глаза! — предупредил Паг.

Внезапно световая точка взорвалась вспышкой ослепительной, как солнце в полдень, а потом даже ярче, и все вокруг них превратилось в резкий контраст черного и белого. Свет пульсировал всего мгновение, но успел всех ослепить.

Паг и его спутники открыли глаза и увидели, как люди кричат от ужаса, шаря вокруг руками или падая на колени и прижимая руки к лицу.

— Я ничего не вижу! — слышалось со всех сторон. Томас прошел между двумя телегами — ослепшие люди забыли об обороне города.

— И долго это продлится? — спросила Миранда.

— У некоторых не больше дня, у других несколько часов, — сказал Паг. — Но эта конкретная группа нас больше не побеспокоит.

Они обошли последний барьер и двинулись по улице к замку. Те немногие солдаты, кто еще сохранил зрение, разбежались при виде четырех могущественных волшебников, решительно шагающих по улице.

Перепуганный часовой скомандовал поднять мостик, и, подойдя к нему на сотню ярдов, они увидели, что он уже начал подниматься. Томас побежал к нему, выхватив меч, и даже особо не напрягаясь, и Паг понял, что он вышел из-под защитной оболочки. Тогда Паг убрал ее — особого уровня концентрации она не требовала, но все же энергия могла пригодиться ему позже.

Томас вспрыгнул на поднимающийся мостик, когда тот оторвался от дороги на шесть футов. Быстро взмахнув мечом, он перерубил массивную железную цепь справа, и звенья размером с человеческую голову разорвались с дождем искр и оглушительным звоном.

Потом он перерубил левую цепь, и мостик упал обратно на место. Солдаты в цитадели перерезали веревки, придерживавшие решетку, и тяжелые железные ворота упали перед ними, со звоном ударив о камни.

— Я могу поднять их, чтобы вы все пролезли, — сказал Томас.

— Нет, давай я, — заявила Миранда.

Она и подняла правую руку ладонью вверх. Вокруг ее рукисформировался шар мерцающего серебристо-белого света, который отлетел, будто лениво брошенный ребенком мяч, и по дуге ударил в центр решетки. Энергия побежала по перекладинам, шипя и искрясь, и железо задымилось. Потом оно нагрелось и покраснело, а затем и раскалилось добела. Даже на расстоянии ярдов они чувствовали обжигающий жар металла, который начал плавиться и рассыпаться прямо пред ними. Люди в сторожевой башне над воротами с криками бросились прочь от ужасного жара.

Когда расплавленный металл коснулся деревянных частей ворот, они вспыхнули. Через несколько минут в воротах появилось приличного размера отверстие, через которое вполне можно было пройти.

— Смотри куда идешь, Накор, — сказала Миранда.

— И ты тоже, — отозвался он.

— Я-то не в сандалиях, — усмехнулась она.

Они вошли во двор и никого не увидели. Очевидно, разрушение подъемной решетки отбило у гарнизона последнюю охоту сражаться. Пройдя через пустой двор, они вошли в башню замка.

Крепостная башня возвышалась над гаванью Илита многие годы — первые правители были пиратами и торговцами, и для них гавань была самым главным. Но после того, как Королевство присоединило к себе Вабон, новый барон решил построить цитадель на северном конце города, чтобы защитить город от налетов гоблинов и Братства Темной Тропы с севера. Здесь уже пять поколений и обитали правители Илита.

По широким ступеням чародеи поднялись к внушительного вида темным дверям. Томас распахнул их, и они открылись с треском — запиравший их засов размером с человеческую руку затрещал и сломался.

Прежде чем они пересекли порог, Накор сказал:

— Берегитесь этого места. Здесь центр силы.

— Я это чувствую, — сказал Томас. — Тут что-то чуждое, чего не встречал еще ни один валкеру.

— Это интересно, — заметил Паг. — Если Повелитель Драконов не встречал прежде того, что с другой стороны этой двери… — Он закрыл глаза и сосредоточился. На двери было наложено защитное заклинание; если бы они вошли без должной защиты, их ждала бы смерть в огне. Паг быстро определил природу заклинания и отменил его. — Можно идти, — сказал он.

Держа щит и меч наготове, Томас вошел первым. Паг, Миранда и Накор последовали за ним.

Войдя в большой зал, они будто перенеслись в другой мир. Здесь ощущалось дыхание смерти, полы были перепачканы кровью, по всему залу разбросаны черепа и кости, а в воздухе висела легкая дымка. В кольцах на стенах тусклым красным светом горели факелы, будто что-то вытянуло яркость из их пламени.

Вдоль стен зала стояли люди, которые больше не были людьми. Их глаза сверкали красным, неестественно увеличенные мускулы натягивали кожу. У всех на покрытых шрамами лицах отражалось безумие. Некоторые дергались, другие пускали слюни, и у всех на торсах красовались мистические татуировки. Некоторые держали двойные топоры, а другие — мечи и щиты.

Они будто приготовились нападать, но все же чего-то ждали. Огромные сводчатые окна комнаты были закрашены красным и черным, пропуская снаружи только слабый свет. Руны на них были чуждыми и отвратительными на вид.

Накор обвел взглядом окна.

— Это неправильно, — прошептал он.

— Что ты имеешь в виду? — поинтересовалась Миранда.

— Кто бы ни нарисовал это, он пытался сделать нечто очень… плохое. Но они сделали это неправильно.

— Откуда ты знаешь? — спросил Томас. Он держал меч наготове и оглядывался по сторонам, двигаясь к центру комнаты.

— Я столько лет спал на кодексе Водар-Хоспура, что просто вспоминаю вещи, когда они мне нужны. Если бы я об этом слишком сильно задумывался, то расстроился бы.

Пройдя через зал, они увидели у правого подлокотника баронского трона фигуру, которая заставила их остановиться. Это был явно не человек — хотя фигура и имела человеческие очертания, кожа у существа была голубоватой, а за спиной виднелись крылья с сияющими белыми перьями. У левого подлокотника стоял человек в черном одеянии, расшитом рунами. На шее у него был серебряный обруч.

На троне сидел старый воин, все еще крепкий, несмотря на свой возраст. Его седые волосы были коротко подстрижены. Лишь одна прядь была оставлена длинной — обычный знак, отличающий тех, кто служит темным силам. На лице сидящего виднелись ритуальные шрамы.

Он с опаской глянул на четверых незваных гостей и сказал:

— Среди вас должен быть волшебник по имени Паг.

Паг шагнул вперед.

— Это я.

— Меня предупреждали, что рано или поздно вы меня побеспокоите.

— Вы генерал Фэйдава, — догадался Паг.

— Король Фэйдава! — возразил тот, но гнев его не скрывал страха.

— Похоже, спор у нас как раз из-за ваших претензий, — сказал Накор.

Фэйдава перевел глаза на Томаса и спросил:

— А это кто такой?

— Я Томас, полководец Эльвандара, — сказал Томас.

Существо слева от Фэйдавы улыбнулось. Лицо у него было злое, несмотря на красоту, и сама эта красота пугала: высокий лоб, прямой точеный нос, светло-голубые глаза и полные, чувственные губы. Тело его выглядело могучим и мускулистым, и даже когда создание не двигалось, его окружала аура опасности.

Оно заговорило, и каждое его слово звучало как набат.

— Валкеру! — сказало оно и шагнуло вперед. — Отойдите, ваше величество.

Фэйдава отошел и встал за вторым своим приближенным, который молча наблюдал за происходящим.

Существо подошло к Томасу и оказалось с него ростом. Оно рассмеялось грохочущим смехом.

— Давно я мечтал встретиться с одним из Повелителей Драконов! — Внезапно оно кулаком ударило по щиту Томаса. Томас отлетел через всю комнату, и десятки до сих пор неподвижных стражников зашевелились.

Миранда отреагировала раньше, чем Накор и Паг. Она развернулась, опустив ладонь вниз, и произнесла заклинание; заряд энергии вылетел с ее руки и с визгом пролетел по воздуху, ударив в стену за одним из воинов. Отскочив от стены, он рикошетом полетел другому воину в спину и, будто тончайший нож, проходящий через кусок масла, разрубил его пополам. Затем он полетел через комнату, и Миранда крикнула Томасу:

— Не вставай!

Паг, не обращая внимания на разрушительный энергетический клинок Миранды, повернулся к непонятному существу. Он описал круг двумя руками, будто выполняя принятый у монахов-бойцов удар с открытыми руками, но, вместо того чтобы нанести удар, он поднес обе руки к груди и выкрикнул слово. Из его рук вырвалась единая вспышка энергии, невидимая, но разделяющая воздух подобно тысяче кулаков. Крылатое существо поднялось в воздух и тут же бросилось вниз к трону. Фэйдава и человек с серебряным обручем отпрыгнули, чтобы их не задело крылом твари.

Накор побежал вперед, будто собираясь напасть, но вместо этого обратился к существу.

— Кто ты? — спросил он требовательно. Смеясь, тварь оттолкнула Накора в сторону, будто он был слишком незначителен, чтобы с ним сражаться.

— Я Тот, Кто Был Призван!

— Кто ты? — повторил Накор, сидя на полу.

— Я Залтайс, Вечное Отчаяние, — сказал тот, наклоняясь так, что его прекрасное лицо оказалось всего в нескольких дюймах от Накора.

— Томас! — крикнул Накор. — Ты должен его изгнать!

Одним пальцем Залтайс будто поднял Накора в воздух и швырнул его через зал так, что исалани врезался в стену и упал на пол.

Над лежащим на полу Томасом закружился мистический клинок, посланный Мирандой; он отскакивал от стены к стене, разрезая все еще стоявших воинов.

Паг вытянул руку ладонью к Залтайсу, и в крылатое существо ударил энергетический заряд, снова толкая его к трону.

Мистическое оружие, посланное Мирандой, внезапно исчезло, и Томас вскочил на ноги. Дюжина оставшихся воинов окружила его, и он взмахнул мечом. Пользуясь своими нечеловеческими инстинктами, он уворачивался от каждого удара. Его золотой меч, не обнажавшийся в битве со времени Войны Врат, с каждым ударом отрубал конечность или голову.

Миранда пробежала мимо битвы в центре комнаты, чтобы посмотреть, как дела у Накора. Маленький человечек лежал неподвижно, и Миранда не могла оценить, насколько серьезны его раны.

Паг двинулся на Залтайса. Тот моргнул, будто приходя в себя, потом сосредоточил взгляд на Паге и усмехнулся. Его усмешка породила у Пага ощущение безнадежности.

— Я недооценил тебя, Паг из Крайди, Миламбер Ассамблеи! Ты не Макрос Черный, но ты могуч. Жаль, что ты недостоин наследия своего учителя.

Паг на мгновение заколебался, не зная, что делать дальше. Залтайс воспользовался его нерешительностью и, взмахнув рукой, послал в Пага сгустки черной энергии. От каждого их прикосновения Паг почувствовал боль, подобной которой еще не знал; кроме телесной боли он ощутил непреодолимое сомнение в собственных силах. Он отступил.

— Паг! — воскликнула Миранда, увидев его состояние.

Томас взмахнул золотым мечом и убил последнего из воинов. Накор в это время начал приходить в себя.

Когда Паг отступил, Томас прыгнул вперед, резко взмахнув мечом. Залтайс поднял руку, принимая удар Томаса на золотой обруч на запястье. От меча полетели искры, и Томас слишком открылся, позволяя крылатой твари нанести удар. Залтайс ударил правым кулаком в лицо Томасу, и воин в белом и золотом пошатнулся.

Томас тридцать лет не встречал подобного противника. С тех пор как он столкнулся с соединенным разумом валкеру, он не знал таких сомнений. Даже демон Якан рядом с этим существом казался пустяком.

Томас упал на пол, чувствуя вкус крови на губах.

— Что ты такое?

— Я? — сказал Залтайс. — Я ангел Седьмого Круга! Я посланник богов!

Накору удалось встать, и он крикнул:

— Назад! Он не то, чем кажется! Он олицетворяет собой ложь и обман!

Миранда попыталась помочь Накору, но он отмахнулся от ее руки. Старый игрок поспешил к кровавым телам на полу и сказал:

— Они мертвы потому, что эта тварь убедила их, что их единственный шанс — выполнять то, что он хочет. Он будет обманывать и сбивать с толку и вызывать у тебя непреодолимые сомнения. Если ты будешь его слушать, то рано или поздно он убедит тебя в необходимости служить ему.

Томас поднялся; кровь с губы закапала ему на кирасу и стекла с нее, не оставив следа.

— Я никогда не стану служить этой твари, — сказал он.

— Сначала он заставит тебя усомниться в своих способностях. Потом он заставит тебя усомниться в своих целях. Потом он заставит тебя усомниться в своем месте в мире. А потом он покажет тебе, где это место.

Самозваный посланец богов сказал:

— Ты слишком много болтаешь, старик!

Он убрал черные сгустки, ударившие Пага, и указал рукой на Накора. Заряд ослепительно жгучей белой энергии пролетел по залу, и Накор отскочил в сторону. Миранда тоже отпрыгнула, и заряд вылетел через дверь.

Томас вскочил на ноги, вытаскивая меч, и ударил тварь по макушке. Залтайс отдернулся, так что кончик лезвия ударил его по лицу. Он попятился, завопив от гнева и боли. От лба до подбородка лицо его рассекла красная рана. Мышцы под кожей словно бы напряглись, и щель на его лице расползлась шире, потом лопнула, переходя на грудь и живот, и он издал нечеловеческий визг.

От этого звука у Пага заныли зубы. Чародей увидел, как трещина расколола Залтайса от макушки до паха, и, словно шелуха от горошины, его кожа и крылья опали.

Из-под шелухи показалось нечто вроде гигантского богомола с телом, покрытым черным панцирем, и гигантскими прозрачными крыльями.

— Этот облик не более реален, чем предыдущий! — крикнул Накор с пола. — Вам его не убить. Вы можете его только удержать. Вам нужно запереть его и вернуть в ту яму снаружи.

— А это у вас не выйдет, — сказала тварь, в которую превратился Залтайс теперь.

Чудовищное насекомое сердито зажужжало и замелькало крыльями, взлетая с возвышения. Томас снова взмахнул мечом и распорол ему одно крыло.

Залтайс со всей силы ударился о камни, и Накор встал и отодвинулся. Миранда вышла вперед, творя заклинание, а Паг тоже начинал свое собственное.

Накор обошел стычку, переместившуюся в центр комнаты, чтобы случайно не попасться под ноги. Он посмотрел на генерала Фэйдаву, который вытащил меч, будто планируя вступить в схватку на стороне своего адского слуги. Его помощник присел рядом с троном, и Накор пошел к ним, держа посох наготове на случай, если придется защищаться.

Миранда и Паг закончили свои заклинания почти одновременно. Вокруг гигантского насекомого появились алые обручи, которые сжали его так, что оно заверещало от боли. Потом проявилось заклинание Пага, ореол белого света, от которого Залтайс обмяк и упал на пол.

— Быстрее! — крикнул Накор. — Оттащите его к яме и бросьте туда, потом запечатайте яму.

— Как? — спросила Миранда.

— Как получится! — Повернувшись к Фэйдаве и его спутнику, Накор сказал: — С этими двоими я сам разберусь.

Томас подобрал пойманную тварь, а Паг оглянулся на Накора.

— Пошли! — сказала Миранда.

Накор двинулся на Фэйдаву, держа перед собой посох, а генерал вытащил меч.

— Мне не нужен демон из ада, чтобы разобраться с таким старым дураком, — презрительно заметил полководец захватчиков. — Я умел убивать лучше тебя, даже когда был мальчишкой.

— Не сомневаюсь, — ответил Накор, — но, несмотря на все мои очевидные недостатки, меня довольно трудно убить. — Он глянул на человека рядом с Фэйдавой. — Спроси у своего помощника, он знает.

— Что? — спросил Фэйдава, оглядываясь влево на Кахила.

Накору хватило этого момента. Он молниеносно метнулся вперед и со всей силы ударил рукояткой посоха по руке Фэйдавы. Меч выпал из онемевших пальцев, и генерал повалился назад, сбив с ног Кахила.

Фэйдава попытался левой рукой вытащить кинжал из-за пояса, но Накор разбил посохом и эту руку. Генерал вскрикнул от боли; теперь обе его руки безжизненно повисли.

Посох Накора взметнулся в третий раз, и колено генерала также оказалось разбито. Он стонал не переставая, а Накор сказал:

— За неизмеримое количество преступлений, куда большее, чем заставляли тебя делать Изумрудная Госпожа змей и демон Якан, ты заслужил смерть. Я буду милосерден и избавлю тебя от заслуженных страданий.

Внезапно посох снова вылетел вперед, ударив беспомощного теперь Фэйдаву в центр лба. Накор услышал, как его череп треснул. Глаза самозваного короля Горького моря закатились, и он умер.

Накор обошел тело Фэйдавы и опустился на колени перед человеком, скорчившимся у трона. Это был худой мужчина с выступающими скулами.

— Привет, любовь моя, — сказал Накор.

— Ты меня узнал? — прошептал тот.

— Как всегда, — ответил Накор. — Кто ты в этом теле?

— Кахил, капитан разведки.

— А, власть за троном. Так вот куда ты делась, когда демон забрал твое тело.

— Нет, еще раньше, — сказал Кахил. — Я почувствовала, что с этим телом что-то не так, когда носила изумрудную корону. Мое могущество извращалось… так или иначе, Кахил был с Фэйдавой раньше, и ему доверяли. Он был умен, но жаден. Я быстро захватила это тело. Какое-то время королева была почти безмозглой, но никто не заметил. Потом появился этот проклятый демон и уничтожил ее. — Кахил пожал плечами. — Только я видела сквозь иллюзии и знала, что вместо меня правит демон. Я ждала, зная, что рано или поздно получу шанс снова править.

— Тут творились дела поважнее твоих амбиций. Ты теперь хоть понимаешь, в какие опасные игры играла?

— Да, Накор, — вяло сказал Кахил. Потом глаза его засветились, и он добавил: — Но я ничего не могу с собой поделать.

Накор встал и помог Кахилу подняться.

— А что с Фэйдавой?

— Он безумен. Я хотела построить орудие, магическую машину, которая создаст армию мертвых — их все равно столько вокруг валялось, — и так и вышло, но из ямы появился еще и Залтайс. Этого я не ожидала. Фэйдава был в состоянии его контролировать, по крайней мере какое-то время, а я нет. Я попала в сложное положение — я собиралась избавиться от Фэйдавы, как только Королевство потерпело поражение и Вабон перешел ко мне, но при Залтайсе я не могла этого сделать.

— Ты никогда не умела предвидеть последствий, Джорна.

— Пожалуйста, зови меня Кахилом.

— Тебе нравится быть мужчиной?

— Иногда это полезно. Но я скучаю по последнему телу — оно было самое красивое. — Посмотрев на Накора, существо, которое было когда-то женой Накора, леди Кориссой и Изумрудной Госпожой змей, сказало: — Ты вот уже очень долго пользуешься этим телом.

— Оно мне нравится, — пожал плечами Накор. — Я с ним родился. Я просто иногда меняю имя. — Он показал на дверь, через которую ушли его спутники. — Ты видела свою дочь?

— Это была Миранда? — удивился Кахил. — Боже мой!

Накор усмехнулся.

— А с ней был ее муж.

— У меня и внуки есть?

— Нет пока. — Улыбка Накора исчезла. — Знаешь, ты так далеко зашла по дороге зла, что я едва помню, какой ты была раньше — тщеславной девчонкой, но не хуже других. Но ты слишком много общалась с темными силами. Ты ведь даже не знаешь, что сделала, правда? Ты не представляешь, кто на самом деле определяет твою судьбу.

— Только я сама определяю мою судьбу!

— Тщеславная ты женщина. Ты просто жалкое орудие сил, вообразить которые не в состоянии. Тот, кто обладает этими силами, завладел твоей душой так давно, что тебя уже не спасти. Ты можешь только отправиться к нему, чтобы принять те пытки, которые он приготовил неудачливым прислужникам. Ты знаешь, что я должен сделать?

— Я знаю, что ты должен попробовать сделать. — Кахил шагнул назад.

— Твое тщеславие чуть не уничтожило этот мир, — продолжал Накор. — Твоя жажда вечной юности и красоты заставила тебя разрушать государства. Это больше не может продолжаться.

— Так ты наконец попробуешь меня убить? Одним ударом по этой голове ты Вселенную от меня не избавишь.

— Нет, я убью тебя.

Кахил начал произносить заклинание, но не успел он закончить его, как Накор ударил его по лицу рукояткой посоха. Человек, когда-то бывший Изумрудной Госпожой змей, попятился, утратив сосредоточенность и не закончив заклинания. Накор вытянул посох, и Кахила ударила вспышка белого света. Он застыл и издал жалобный звук, который становился с каждой секундой все слабее, по мере того как тело угасало, бледнело, потом становилось прозрачным. Когда оно исчезло, звук угас, и Кахила больше не было.

— Надо было сделать это сто лет назад, — грустно сказал Накор, — но тогда я не знал как.

Он позволил себе на мгновение задуматься, потом развернулся и побежал догонять остальных. Пока Залтайса не вернут в яму и не запечатают там, битва не будет закончена.

* * *

Миранда помахала рукой, и с ладони у нее слетел фонтан искр, которые обрызгали дюжину солдат, стоявших у ворот города. Когда искры начали жалить, солдаты повернулись и сбежали.

— Не очень опасно, — сказала она, — но эффектно. — Она оглянулась и увидела, что Томас со всей своей недюжинной силой еле удерживает Залтайса на плече, а Паг никак не может ему помочь в этом.

Когда они прошли городские ворота и увидели здание, которое стояло над ямой, Томас потерял равновесие, и Залтайс, перелетев через его плечо, с размаху приземлился на землю. Тварь забилась в конвульсиях, и Миранда воскликнула:

— Мое заклятие теряет силу!

Внезапно алые обручи раскололись и полетели во все стороны, и постепенно их куски исчезли из виду. Насекомовидная тварь выпрямилась и взмахнула острой как бритва верхней конечностью. Томас принял удар на свой меч, и звук при этом был как от удара стали о сталь.

Залтайс приготовился ударить снова, а вокруг него засиял яркий оранжевый свет.

— Он применяет магию! — крикнула Миранда.

Паг произнес заклинание, которое должно было дать ему возможность распознать магию монстра. Вместо этого он ощутил острую боль в голове и в груди и упал на колени.

Паг инстинктивно поднял руки к лицу, пытаясь сделать вдох и чувствуя, как по лицу текут слезы. Образы и ощущения, затопившие его разум, были настолько чуждыми, что причиняли только боль. Заклинание, которое он использовал, предназначалось для того, чтобы определить природу используемой магии и, если возможно, противодействовать ей, но даже то, что исходило от Повелителя Страха, появившегося под Сетаноном, и королей демонов, Якана и Маарга, было относительно привычным по сравнению с тем, что он испытывал сейчас. Паг упал на колени, крепко зажмурив глаза и прижимая кулаки к вискам.

Миранда выбрала более прямой подход и просто попыталась сжечь тварь, послав свое самое мощное заклятие огня, белую вспышку энергии, пламя от которой было настолько жарким, что обжигало глаза всех, кто на него смотрел.

Залтайс извивался в центре пламени, забыв о собственной магии.

Томас обошел горящую тварь и пошел к стоявшему на коленях Пагу, чтобы помочь ему подняться.

Внезапно огонь исчез, и к ним поспешил Накор.

— Быстрее! Несите его к яме!

Распухший монстр варился в собственном соку, панцирь его треснул в нескольких местах. Томас схватил его за одну из конечностей и попытался тянуть. Ему удалось выволочь Залтайса через большие двери здания и подтащить к яме.

Там панцирь с громким треском лопнул, и они увидели, как внутри что-то извивается. Панцирь разошелся, и наружу начало выползать что-то вроде гигантского белого червя.

— У меня сил не хватит опять его сжигать, — пожаловалась Миранда.

— И не надо, — отозвался Накор. — Просто скиньте его в яму.

Томас бросился на червя, когда тот уже наполовину выполз из дымящейся оболочки насекомого. Он изо всех сил ударил по появляющейся твари щитом, и червя отбросило назад так, что он потащил с собой останки насекомого, от которого еще не до конца отделилась его нижняя половина.

Тварь завизжала, и этот пронзительный вопль резанул Томаса будто ножом по мозгу. Он споткнулся, но поборол себя и снова ударил червя, оттолкнув его так, что теперь он был всего в дюжине футов от зияющего отверстия ямы.

Залтайс отчаянно захлопал хвостом, пытаясь избавиться от останков насекомого. Томас пнул его, развернув тварь так, что туловище насекомого заскользило к яме.

Паг вытер лицо рукой; в голове у него звенело уже меньше, и он проговорил простое заклинание, которое заставляло сам воздух нанести сконцентрированный удар такой силы, что человеку могло раздавить ребра. Тварь отбросило назад, и внезапно она потеряла равновесие.

У них на глазах из верхней половины туловища червя начали высовываться отчаянно размахивающие руки.

— Ну хватит! — сердито сказал Накор. Он побежал вперед, перекинув посох через плечо, и со всей силы ударил тварь по верхней половине тела.

С воплем, от которого их барабанные перепонки чуть не лопнули, Залтайс свалился в яму.

Миранда и Паг не устояли на ногах и упали на колени, Томасу пришлось собрать все силы, чтобы удержаться, а Накор ухватился за свой посох так, будто только тот и позволял ему выжить.

Потом все стихло.

— Надо запечатать яму! — напомнил Накор.

— Как? — спросил Паг. — Я никогда не видел ничего подобного!

— Нет, видел, — возразил Накор, — просто не узнаешь.

Паг глубоко вздохнул и использовал остатки своей энергии, чтобы проверить яму.

— Это рифт! — сказал он наконец.

— Да, — подтвердил Накор, — но не совсем такой, какие ты знаешь.

— Откуда ты вообще знаешь про рифт? — спросила Миранда.

— Потом объясню, — сказал Накор, — но вы должны его закрыть.

Подул легкий ветерок, и Миранда спросила:

— Вы чувствуете?

— Да, — сказал Томас. — А в зданиях я обычно ветра не чувствую.

— Кто-то пытается прорваться, — крикнул Накор.

— Мне нужна помощь! — сказал Паг.

— Что нам делать? — спросила Миранда.

— Поделитесь со мной силой, насколько сможете, — крикнул он, закрыл глаза и ввел свое сознание в рифт. Он почувствовал энергию, и снова на него нахлынуло невероятное ощущение чуждости. Но была здесь и четкая схема, и насколько чуждой она ни была, как только он ее уловил, то смог исследовать, а вслед за этим стал понимать структуру. — Есть! — наконец воскликнул он.

Он вывел в сознание информацию, которую приобрел как Всемогущий в Келеване, когда изучал рифты и их природу. Природа этого коридора между мирами была такова, что Паг мог либо закрыть его, используя больше энергии, чем для его открытия, либо повернуть энергию, используемую для поддержания его открытым. Он выбрал второй вариант — для первого у него оставалось слишком мало сил. Кроме того, он подозревал, что с первым вариантом ему было бы не справиться, даже когда он был в хорошей форме. Он послал линию энергии, которая потянулась к началу небесной расщелины.

Внезапно на другой стороне рифта что-то появилось. Оно было настолько громадным и могущественным, что не поддавалось осмыслению, и это было олицетворением такой сильной ненависти и зла, что человек не мог себе представить подобного. Часть сознания Пага отпрянула, желая просто упасть на пол и захныкать, как сделал Фэйдава. Но внутренняя дисциплина чародея взяла свое, и он устоял против этого ужаса.

Что бы это ни было, оно искало. Оно знало, что Паг рядом, но не знало точно где. Паг почувствовал, как в нем растет нетерпение, пока он пытался добраться до источника силы, которая держала рифт открытым, потому что знал — если это существо его найдет, он пропал навеки.

Сила Пага слегка возросла, и он понял, что к нему подсоединилась Миранда. Он почувствовал облегчение, когда она к нему прикоснулась, и часть его сознания, способная воспринимать ее, послала ей благодарность.

Ищущее сознание с другой стороны рифта с каждой секундой все ближе подбиралось к Пагу. Чародей приготовился действовать.

Он открыл глаза и на мгновение увидел две картины сразу. Перед ним стоял Томас с мечом наготове, а рядом Накор и Миранда. Поверх этой картины он видел разорванный участок пространства и времени, сквозь который в его направлении смотрел великий ужас. Больше всего это напомнило Пагу гигантский глаз, глядящий в замочную скважину.

Паг отдернул свою линию энергии, нарушая поддерживающую рифт энергетическую матрицу. Он ощутил сильный гнев с другой стороны рифта.

— Уходим! — крикнул он, но, когда повернулся бежать, понял, что едва может пошевелиться. Томас закинул щит на спину и обнял Пага левой рукой, почти поднимая его.

Они выбежали из здания как раз тогда, когда Райана приземлилась.

— Я ее позвал, — сказал Томас.

Земля начала сотрясаться, когда они взобрались на спину дракона, а когда Райана взлетела, из здания донесся ужасный раскат грома.

Дракон взмахнул крыльями, набирая высоту, и Паг повернулся, чтобы понаблюдать за сценой внизу. К зданию притягивался могучий ветер, и оно начало шататься. Треснуло дерево, и крыша рассыпалась, обваливаясь внутрь здания.

— Все втягивается в рифт! — в испуге воскликнула Миранда.

— Надеюсь, все-таки не все, — сказал Паг.

— Постепенно все выровняется, — сказал Накор, — но когда закончится, дырку в земле придется засыпать большую.

Послышался грохот, и, как и предсказывал Накор, в земле появилась огромная дыра и здание провалилось в нее. Вверх взметнулось гигантское облако дыма, и в дыру начала сыпаться земля. Потом грохот прекратился.

— Все закончилось? — с надеждой спросила Миранда.

Паг закрыл глаза и прислонился к спине Томаса.

— Это никогда не кончится, — сказал он.

* * *

Оборванный мальчишка поднырнул под руки стражника, который попытался его остановить.

— Эй! — возмущенно воскликнул стражник.

— Мне к шерифу надо! — крикнул мальчик на бегу.

Дэш повернулся и увидел бегущего к нему мальчишку. Он стоял на валу над городскими воротами, наблюдая построение кешианцев в предрассветной тьме.

— Чего тебе? — поинтересовался он.

— Трина говорит, южные дворцовые ворота, прямо сейчас.

Дэш немедленно понял, что упустил других шпионов во дворце. Через южные дворцовые ворота торговцы доставляли товары прямо во дворец. Они открывались в большой внутренний двор, где тренировались Кровавые Орлы Калиса; оттуда также можно было попасть в единственную часть дворца, не защищенную стенами и воротами. Если кешианцы прорвутся туда, то окажутся не просто в городе, а во дворце. А большинство защитников города окажутся не в том месте.

— Южные дворцовые ворота! — крикнул Дэш Густаву.

Густав с мобильным отрядом, предназначенным для укрепления любого слабого места в обороне, бросился бежать, как только услышал приказ.

Повернувшись к ближайшему офицеру, Дэш сказал:

— Держите здесь все под контролем. Пока их агенты не доложат, что ворота открыты, они разыграют этот спектакль с требованием о сдаче еще один раз.

Дэш поспешил вниз по ступеням вслед за Густавом и его людьми. Он бежал по улицам, пока не услышал шум битвы.

— Где дворцовая стража? — поинтересовался он.

— Им приказали отправляться на поддержку к главным воротам, — сказал Густав.

— Кто отдал этот приказ? — поинтересовался Дэш.

— А разве не вы? — отозвался стражник.

— Когда мы найдем, кто отдал этот приказ, то найдем и отравителя.

Дэш и его стражники подбежали к северному входу во дворец и никого не нашли у ворот. Он велел людям бежать налево вокруг конюшен и в северный двор. В дальнем конце двора, перед южными воротами, он стал свидетелем сражения. Раньше, когда работал на Ру Эйвери, он проводил через эти ворота телеги, но это, казалось, было много лет назад, в другой жизни, и никогда еще двор не казался ему таким длинным.

На середине двора Дэш увидел, что бой почти закончен. Старики, мальчишки и всего несколько мужчин пытались сопротивляться вооруженным наемникам, обученным убийцам, которые хладнокровно приканчивали их.

Трина стояла перед огромным засовом, запиравшим ворота, держа в руках меч и кинжал. У ее ног лежал раненый, который явно уже попытался прорваться мимо решительной девушки.

Наемники у ворот стремительно разделывались с ворами, и Дэш попытался бежать еще быстрее. Уже в двадцати ярдах он увидел, как бородатый здоровяк повалил на землю молодого вора, почти мальчика, и повернулся помочь своему товарищу, сражавшемуся с Триной.

Первый из стоявших перед ней ударил сверху, и она заблокировала удар, но при этом открылась. Здоровяк шагнул под меч и ткнул ей в живот своим мечом.

— Нет! — крикнул Дэш и налетел на них, не замедляя бега. Он сбил с ног обоих и они повалились на землю. Ударом меча Дэш убил того, что побольше, пока тот еще лежал на земле, потом перекатился и поднялся на ноги, встретившись лицом к лицу с тем, кто ударил Трину.

Противник использовал комбинированную атаку, сделав притворный выпад в голову, а потом развернув запястье, чтобы резануть Дэша по боку. Дэш ловко шагнул назад, потом вперед, пока острие меча двигалось мимо него, и прежде чем противник успел повернуть острие, Дэш перерубил ему горло.

Стражники подавили атаку у ворот, а воры начали уносить своих раненых. Кешианские агенты сражались до последнего, но в конце концов их всех убили или обезоружили.

Дэш оглянулся, и когда он увидел, что все под контролем, то побежал туда, где лежала Трина. Ворота были все еще закрыты.

Он присел и взял ее на руки. Кожа у нее была бледная и влажная, из раны в животе обильно текла кровь, и он чувствовал, что ее жизнь ускользает.

— Приведите целителя! — крикнул он.

Один из стражников убежал, а Дэш баюкал Трину. Он пытался остановить поток крови, зажимая рану, но боль была для нее почти невыносимой.

Она посмотрела на него и слабо сказала:

— Я люблю тебя, шериф Малыш.

Он плакал, не стесняясь.

— Ненормальная ты мошенница, — сказал он, — я же просил тебя не умирать!

Он прижал ее к себе, и она застонала, потом прошептала:

— Ты обещал.

Дэш все еще держал мертвую девушку на руках, когда до ворот добрался священник. Густав положил руки на плечи Дэшу, отводя его назад, и сказал:

— У нас дела, шериф.

Дэш посмотрел наверх и увидел, что небо светлеет. Он знал, что обстоятельства требуют, чтобы он забыл о личном горе и отупляющем чувстве потери. Скоро кешианский герольд подъедет к воротам и изложит свое последнее требование, потому что когда кешианцы увидят, что южные ворота закрыты, они поймут, что им осталось только атаковать, и двинутся на город.

27 Вторжение

Лошади были уже в мыле.

Но всадники не останавливались, молясь лишь, чтобы животные продержались еще день. Джимми безжалостно загонял их, двигаясь от рассвета до заката с кратчайшими остановками. Шесть лошадей уже сбили копыта, и этим всадникам пришлось отстать. Часть вернулась в Порт-Викор, пешим ходом, с лошадьми в поводу, часть также пешком продолжала двигаться вперед, за отрядом, надеясь, что ко времени своего прихода еще застанут армию Королевства. Два коня пострадали так сильно, что их пришлось прикончить.

Отряд был в нескольких минутах от того, чтобы увидеть Крондор, и Джимми отчаянно надеялся, что он все понял неправильно и что они найдут мирный город, занимающийся своими обычными делами. Он с радостью смирился бы с насмешками, которые преследовали бы его после этого не один год, но в глубине души он знал, что вот-вот окажется в центре сражения.

Джимми въехал на холм и увидел перед собой обоз. Большинство обозников были совсем юными, но среди них находилось и несколько стражников, готовых защищать кешианские припасы.

— Мальчишек не убивать! — крикнул Джимми и вытащил меч.

Обозные мальчишки разбежались, но охранявшие обоз солдаты-псы стояли твердо. Битва началась.

* * *

Атака началась, когда Дэш еще бежал вдоль стен. Он бы лучше оценил вежливое презрение герольда, если бы не был охвачен почти убийственным гневом после смерти Трины. Ему потребовалось напрячь всю свою волю, чтобы не схватить лук и не вышибить герольда из седла, когда тот подъехал в третий раз, требуя сдачи города.

Патрик вернулся в замок, где его охраняли на случай атаки агентов Кеша внутри городских стен. Дэш постарался не думать о том, что если они выживут, то придется долго и утомительно выискивать всех кешианских лазутчиков.

Зазвучали трубы, и кешианская пехота тронулась вперед. Войско двигалось рядами по десять человек, и в каждом ряду солдаты несли по лестнице. Дэш едва мог поверить, что они сразу пустят в ход лестницы, без военных машин, без всякого прикрытия для людей. Потом показалась сотня конных лучников, и Дэш крикнул:

— Готовьтесь прятаться!

Прозвучал горн, и люди с лестницами побежали, а лучники выехали вперед между ними. Всадники выпустили очередь стрел, и Дэш понадеялся, что все его люди слышали предупреждение и укрылись. Судя по тому, что стрелы звенели о камни и щиты, а криков боли почти не было слышно, так оно и было. Потом поднялись его собственные лучники и выпустили тучу стрел в тех, кто был под стеной. Дэш встал за зубцом и сказал:

— Передайте дальше: пусть стреляют в тех, кто с лестницами. С лучниками разберемся потом.

Солдаты с обеих сторон передали приказ дальше, и крондорские лучники поднялись, стреляя в людей с лестницами. Потом в стены полетела очередная туча стрел, и крондорцы вновь вынуждены были укрыться. Дэш подобрался к краю укреплений и крикнул вниз одному из стражников:

— Продолжайте патрулирование. Они могут еще раз попытаться пробраться через канализацию.

Стражник убежал, и Дэш вернулся на свое место на стене. Подбежал гвардеец Патрика и доложил:

— Мы нашли шпиона, сэр.

— Кто это был?

— Еще один клерк, Аммесом его звали. Он просто вошел в караулку и сообщил, что вы приказали всем идти к воротам.

— Где он?

— Мертв, — объяснил стражник. — Он был среди тех, кто пытался захватить южные дворцовые ворота, и погиб в схватке.

Дэш кивнул и пообещал себе не оставить ни одного дворцового служащего на месте без тщательного расследования. Когда принц был в Даркмуре, а Дэш наблюдал за переходом власти, порядки были слишком мягкие. Малар и другие агенты легко проникли во дворец.

Отсюда, конечно, следовало, что Кеш планировал эту атаку задолго до даркмурского перемирия в прошлом году.

Дэш попытался взять себя в руки и не дать гневу и скорби ослабить его дух. Он обещал себе, что если кешианцы прорвутся за стены, он лично убьет больше врагов, чем любой другой защитник города.

А если город выстоит, он выполнит обещание, данное Трине.

* * *

Они приземлились на поляне в нескольких милях от города. Паг пошатнулся, слезая с дракона, и сел на траву.

Миранда села рядом с мужем и спросила:

— Ты как?

— Голова все еще кружится, — признался Паг.

— Куда дальше? — спросил Томас.

— Много куда, — ответил Накор, — и не обязательно всем вместе. — Томасу он сказал: — Попроси Райану отвезти тебя домой. Дел у нас много, но ты можешь вернуться, зная, что спас Эльвандар и его жителей от множества проблем в ближайшем будущем.

— Сначала я бы хотел кое-что услышать, — заявил Томас.

— Да, — поддержала его Миранда, — что это была за тварь?

— Я о подобном никогда не слышал, — вставил Томас, — а воспоминания, доставшиеся мне от Ашен-Шугара, очень обширны.

— Это потому, что валкеру никогда не встречали ничего, подобного Залтайсу, — пояснил Накор, садясь на траву рядом с Пагом. — В основном по той причине, что он не живое существо.

— Не живое? — переспросила Миранда. — Может, все-таки объяснишь без своей обычной витиеватости?

Накор улыбнулся.

— Ты сейчас мне напоминаешь свою мать в лучшие моменты.

— А что, были такие моменты? — поинтересовалась Миранда с едва скрываемым презрением.

Непривычно задумчиво Накор отозвался:

— Да, были, очень давно.

— Ты говорил про Залтайса, — напомнил ему Паг.

— Фэйдаву привлек к занятиям черной магией его советник, Кахил, — объяснил Накор. — Думаю, Кахил с самого начала стоял за тем, что творилось в Новиндусе. Он был невольным орудием пантатианцев, которое каким-то образом добилось относительной свободы, и он использовал это, чтобы создать для себя место, с которого удобно манипулировать другими… — Поколебавшись, он добавил: — Точно так же, как Джорна стала леди Кориссой и контролировала Повелителя Страха и Дагакона много лет назад. Кахил с самого начала был рядом с Фэйдавой. Он избежал уничтожения и продолжал советовать, и… я подозреваю, что он убедил Фэйдаву обратиться к тем самым силам, которые уничтожили Изумрудную Госпожу змей и короля демонов. Он служил силе, которую мы не называем, и, как и большинство ее прислужников, даже не знал, кому служит, просто ощущал потребность сделать то-то и то-то.

— А как насчет Залтайса? — поинтересовалась Миранда. — Что ты имел в виду, когда сказал, что он не живое существо?

— Он еще меньше принадлежал этой реальности, чем демоны или даже Повелитель Страха. Он явился из Седьмого Круга ада.

— Но чем он был? — спросил Паг.

— Мыслью, скорее всего сном.

— Мыслью? — недоуменно повторил Томас.

— А когда я заглянул в рифт? — спросил Паг.

— Ты увидел разум бога.

— Не понимаю, — признался Паг.

Накор похлопал его по плечу.

— Поймешь через несколько столетий. Пока представь себе, что бог спал и видел сны, и во сне он увидел, что какое-то крошечное существо произнесло его имя и таким образом стало ему служить. Во сне это его орудие начало творить хаос и призвало его, и он послал своего ангела отчаяния ответить на зов. И этот ангел управлял его орудием.

— Почему Залтайса нельзя было убить? — спросила Миранда.

Накор улыбнулся.

— Миранда, сон убить невозможно. Даже дурной сон. Его можно только отослать туда, откуда он пришел.

Томас потрогал свою губу.

— По мне, так этот сон был достаточно осязаемый.

— О, сон бога вполне реален, — объяснил Накор.

— Нам пора, — заявил Паг.

— Куда? — спросила Миранда. — Обратно на остров?

— Нет, — сказал Накор. — Надо сообщить принцу, что вожаки противника мертвы.

— Тогда в Крондор, — решил Паг.

— Да, еще кое что, — заметила Миранда.

— Что? — спросил Накор.

— Ты как-то сказал, что демон Якан сменил мою мать во главе армии, но ты так и не объяснил, что случилось с ней.

— Твоя мать мертва, — скупо сообщил Накор.

— Ты уверен? — спросила Миранда.

— Вполне, — кивнул чародей-исалани.

Паг встал, все еще нетвердо держась на ногах.

— Райана отнесет меня обратно в Эльвандар, — сказал Томас.

Паг обнял старого друга.

— Мы снова прощаемся.

— Но мы еще встретимся, — ответил Томас.

— Доброй дороги, старый друг.

— И вам троим тоже, — сказал Томас.

Он взобрался на спину дракону. Два удара крыльев, и вот Райана уже свернула к западу, по направлению к Эльвандару.

— Ты сумеешь доставить нас всех в Крондор? — спросил Паг.

— Я справлюсь, — кивнула Миранда. Взяв их за руки, она закрыла глаза, и реальность вокруг них поплыла.

Они появились в тронном зале крондорского дворца как раз тогда, когда сигнал трубы призвал резервные отряды к главным воротам.

* * *

— Если не получается проскользнуть в ворота и отпереть их… — начал Густав.

— … то их надо снести, — закончил Дэш.

Они услышали грохот: это по дороге к главным воротам катили таран. Дорога в город с востока представляла собой длинный пологий склон холма, а таран был огромный — его соорудили из пяти деревьев, соединив их прочными веревками. По обеим его сторонам ехали всадники с веревками для управления, но когда они достигли последнего участка дороги перед воротами, то отпустили веревки и свернули в сторону.

Таран набрал скорость и загрохотал еще громче. Он уже был в пятидесяти ярдах от ворот. Следя за его приближением, Дэш машинально схватился покрепче за каменную стену, готовясь к толчку.

Вдруг кто-то протолкнулся между Густавом и Дэшем и простер руку над стеной. От его руки потянулась полоса света, и Дэш, обернувшись, увидел, что рядом стоит его прадед.

— Довольно! — гневно крикнул Паг, и таран рассыпался на тысячу пылающих щепок.

Чего бы кешианцы ни ждали, но явно не этой демонстрации магии. Их атака, намеченная на тот момент, когда таран пробьет ворота, была скомкана — вместо открытых ворот всадников встретила очень высокая стена с лучниками наверху.

Они остановились в смятении, а со стены защитники города выпустили в них ураган стрел.

— Нет! — крикнул Паг и, взмахнув руками, послал волну жара, которая превратила стрелы в пылающие головешки, не долетавшие до цели. Повернувшись к Дэшу, он сказал: — Я не вижу здесь других офицеров. Ты тут главный?

— Пока да, — ответил Дэш.

— Тогда прикажи своим людям, чтобы перестали стрелять.

Дэш так и сделал, и кешианцы отступилиневредимыми.

— Пошли герольда к кешианскому командующему, — скомандовал Паг. — Скажи ему, что я хочу встретиться с ним во дворце принца через час.

— Во дворце? — переспросил Дэш.

— Да, когда он прибудет, откройте ворота и впустите его.

— А если он не придет?

Паг повернулся, жестом позвал за собой Миранду и Накора, стоявших за сторожевой башней, и спокойно ответил:

— Он придет, или я уничтожу его армию.

— Но что мне ему сказать? — спросил Дэш.

— Скажи ему, что война окончена.

* * *

Бледный и выглядящий слабым Патрик стоял перед своим троном, когда генерал Ашам ибн Альтук вошел в зал в сопровождении стражника и слуги. Генерал слегка поклонился.

— Я здесь, ваше высочество.

— Я не звал вас, — заявил Патрик.

Паг шагнул вперед.

— Это я звал.

— А ваше имя? — поинтересовался генерал.

— Меня зовут Паг.

Генерал приподнял бровь — это имя было ему знакомо.

— Волшебник из Звездной Пристани!

— Он самый.

— Зачем вы меня вызвали?

— Чтобы предложить вам повернуть армию и отправиться домой.

— Если вы думаете, что этот спектакль у ворот меня отвлечет… — начал генерал.

Вбежал стражник и сообщил:

— Ваше высочество, там схватка!

— Я под флагом перемирия! — объявил генерал.

— Где бой? — спросил Патрик стражника.

— За стеной! Похоже, кешианцев атакует кавалерия и с севера, и с юга.

— Генерал, — сказал Патрик, — эти подразделения сейчас не под моей командой. Они явно спешат на помощь Крондору и не знают о перемирии. Вы вольны вернуться к своим людям.

Генерал поклонился и собрался уходить, но Паг вдруг произнес:

— Нет!

— Что? — одновременно отозвались принц и генерал.

— Это закончится сейчас! — заявил Паг и исчез. Накор, стоявший рядом с Мирандой в углу, усмехнулся.

— Для усталого человека он неплохо держит темп.

— Верно, — согласилась Миранда со слабой улыбкой.

Паг появился над центром поля боя и увидел, что обозные телеги в тылу кешианской позиции горят, а с прибрежной дороги с севера атакует кавалерийский отряд, зажав кешианцев между двумя атакующими колоннами.

Паг повис в воздухе сотней футов выше поля битвы и хлопнул в ладоши; людей внизу оглушил раскат грома. Некоторые в испуге попадали с седел. Люди поднимали головы и видели в воздухе человека, вокруг которого вдруг вспыхнул яркий свет, золотое сияние, более ослепительное, чем солнце. Его голос донесся до каждого солдата, будто он стоял рядом с ними.

— Пора с этим кончать.

Взмахнув рукой, он послал по воздуху энергию, создававшую видимую рябь. Волна эта ударила по всадникам и сбила тех, кто еще оставался верхом.

Люди повернулись и побежали.

Джимми удалось удержаться на лошади, которая дрожала и взбрыкивала и наконец пустилась вскачь. Джимми позволил ей пробежаться, потом развернул ее и остановил. Он увидел, как другие кони разбегаются во все стороны, а кешианцы спешат к своему горящему обозу. Посмотрев наверх, туда, где висел в воздухе Паг, он снова услышал его голос.

— Пора кончать.

Потом Паг исчез.

* * *

— Ну что ж, — произнес Накор, — по крайней мере ненадолго ты добился того, что они перестали сражаться.

Принц удалился, а кешианский генерал вернулся к своей армии, а они втроем сидели в одной из заброшенных комнат дворца.

— Я остановлю их навсегда, — решительно сказал Паг.

— Каким образом? — поинтересовалась Миранда.

— Я устал от убийств, — заявил Паг. — Я устал от разрушений. Но больше всего я устал от бессмысленной глупости вокруг меня. — Он подумал о людях, которых потерял на войне, от друга детства Роланда и лорда Боуррика до Оуэна Грейлока, которого он не очень хорошо знал, но успел почувствовать к нему симпатию после зимовки в Даркмуре. — Слишком много хороших людей и слишком много невинных. Это не может продолжаться. Если придется, я… не знаю, поставлю стену между двумя армиями. Я так и сделаю.

— Ты что-нибудь придумаешь, — успокоил его Накор. — Когда принц и генерал успокоятся, ты скажешь им, чего хочешь.

— Когда вы снова встречаетесь? — спросила Миранда.

— Завтра в полдень.

— Отлично, — заявил Накор. — Значит, у меня будет время посмотреть, случилось ли то, что, как я думаю, случилось.

— Ты опять говоришь загадками, — пожурила его Миранда.

Накор улыбнулся.

— Пойдем со мной, и ты посмотришь. Можем чего-нибудь поесть.

Он вывел их из комнаты, а потом и из дворца, мимо гвардейцев, которые стояли на посту, с тревогой ожидая, что им придется вернуться на стены и вновь сражаться.

Выходя из дворца, они увидели всадников, въезжающих во двор через южные ворота. Заметив во главе их своего второго правнука, Паг махнул ему рукой.

— Я все видел, — сказал Джимми, подъезжая. У Пага сжалось сердце от того, как усмешка юноши напоминала улыбку Гамины. — Ты спас жизни многим моим людям. Спасибо.

— Я рад, что и тебе тоже помог, — отозвался Паг.

— А Дэш…

— Он жив и, пока Патрик не выздоровеет, будет управлять городом.

Джимми рассмеялся.

— Вряд ли ему это очень нравится.

— Пойди повидай его, — предложил Паг. — Мы идем в храм Накора и вернемся утром. В полдень у нас назначена общая встреча, чтобы покончить с этой чепухой.

— Буду рад присутствовать, — сказал Джимми. — Дуко просто чудо, и он умудрился удержать Юг под контролем, несмотря на эту историю с Кешем, но на нас давят с обеих границ, и я не представляю, как дела на Севере.

— Та война тоже закончена.

— Я рад это слышать, прадедушка, — отозвался Джимми. — Увидимся утром.

— Пойдем, — позвал его Накор. — Я хочу увидеть, что случилось.

* * *

Они поспешили через город, медленно возвращающийся к обычной жизни. Людей на улицах было еще мало, и они добрались до храма очень быстро.

Снаружи палатки никого не было видно, но внутри они застали толпу сидящих на полу людей. В центре комнаты тоже сидела на полу, а не висела в воздухе, Алета, и сияние вокруг нее исчезло — как и сгустившаяся под ней ужасная тьма.

Подбежал Доминик и воскликнул:

— Накор! Как я рад тебя видеть!

— Когда это случилось? — спросил Накор.

— Несколько часов назад. Она висела в воздухе, и вдруг тьма под ней исчезла, будто ее утянуло в дыру, а девушка плавно опустилась на пол, открыла глаза и начала говорить.

Паг и остальные прислушались к тому, что говорила Алета, и Накор немедленно заметил:

— У нее голос изменился.

Паг не знал, как девушка говорила раньше, но наверняка не так — сейчас у нее был просто волшебный голос, негромкий, но ясно слышимый и к тому же музыкальный.

— Что она говорит? — спросила Миранда.

— С тех пор как очнулась, она говорит о природе добра и зла, — сказал Доминик. Он посмотрел на Накора. — Когда ты основал этот орден и сказал нам, что собираешься сделать, я сомневался, но знал, что нужно попробовать. Но то, что мы видим перед собой, — это абсолютное доказательство того, что могущество Ишапа должно было быть разделено с орденом Арх-Индар, ибо перед нами живое воплощение богини.

Накор рассмеялся.

— Не так витиевато. Пойдем. — Он провел их через сидящую толпу и подошел к девушке. Она продолжала говорить, не обращая на него внимания. Накор опустился на колени и посмотрел ей в глаза. — Она повторяется? — спросил он.

— Да, — отозвался Доминик, — по-моему, да.

— Кто-нибудь записывал ее слова?

Сидевший в стороне Шо Пи вставил:

— Два послушника все записывали. Это начало третьего повторения той же самой проповеди.

— Наверняка она устала и проголодалась.

Накор положил руку Алете на плечо, и она сбилась, моргнула, и взгляд ее стал более осмысленным.

— Что такое? — спросила она, оглянувшись на Накора. Голос у нее был уже другой, как у обычной женщины ее возраста, без магии, которая еще минуту назад делала его прекрасным и успокаивающим.

— Ты спала, — объяснил Накор. — Почему бы тебе не пойти подкрепиться? Потом мы поговорим.

Девушка встала и сказала:

— Ох, у меня все затекло. Я, наверное, долго так сидела.

— Примерно две недели, — подсказал Накор.

— Две недели! — воскликнула Алета. — Ты, наверное, шутишь!

— Я потом все объясню. Пока иди поешь и приляг поспать.

Когда она ушла, Доминик спросил:

— Если она не воплощение богини, то кто же тогда?

Накор усмехнулся.

— Она сон, — ответил он. Посмотрев на Пага и Миранду, он добавил: — Прекрасный сон.

— Но Накор, она все еще здесь, — недоумевающе произнесла Миранда, — а Залтайс исчез.

— Верно, — ответил Накор. — Он был созданием разума из другого мира, посланным в этот. Алета же обычная женщина, но что-то протянулось к ней через миры и использовало ее, чтобы отогнать черноту.

— А что это была за чернота? — спросил Доминик.

— Очень плохой сон. Я все объясню за обедом. Пойдем найдем чего-нибудь поесть.

— Ну что ж, — сказал Доминик, — у нас есть еда в кухне.

По пути Накор заявил:

— Кстати, нам придется тут кое-что изменить.

— Что? — спросил Доминик.

— Ну, во-первых, ты должен сообщить ишапианцам, что ты больше не член их ордена.

— Это еще почему?

Накор обнял Доминика за плечи и сказал:

— Ты выглядишь молодым, но я знаю, что ты не моложе меня, Доминик. Паг рассказал мне, как вы с ним отправились на родину цурани. Я знаю, что ты многое повидал. Шо Пи отлично справляется, наставляя молодых монахов, но Алету обучать должен ты.

— Чему ее обучать? — спросил Доминик.

— Как быть верховной жрицей ордена Арх-Индар, конечно.

— Верховная жрица, эта девочка?

— Девочка? — повторил Накор. — Минуту назад она была воплощением богини, разве нет?

Миранда рассмеялась, и Паг обнял ее. Впервые за долгое время ему захотелось смеяться.

* * *

— Наверное, Субаи добрался до волшебника, — решил Эрик. — Судя по всему, они прекратили сражаться как раз в тот момент, когда все тела упали.

— Слава богам, — выдохнул граф Ричард.

— Жаль, что у нас уже нет кавалерии, — сказал Эрик задумчиво. — Думается мне, мы бы попали в Илит без особых проблем.

— Ну так пошли пехотное подразделение и посмотри, как далеко они пройдут.

— Уже послал, — улыбнулся Эрик. — А Аки и его хадати я пошлю сквозь холмы к Вабону.

— Как думаешь, — поинтересовался Ричард, — мы когда-нибудь узнаем, что случилось?

Эрик покачал головой.

— Скорее всего нет. Я был в подобных битвах и до сих пор не знаю, что там произошло. Мы наверняка прочитаем куда больше рапортов об этой битве, чем нам того хотелось бы, и сам я обязательно напишу несколько, но, честно говоря, я не представляю, что случилось. Только что мы отчаянно пытались удержать армию мертвецов и безумных убийц, как вдруг все мертвецы упали, а убийцы лишились разума и бродили вокруг с открытыми ртами. Я никогда не слышал, чтобы битва за секунду превратилась из безнадежной в победоносную, — с удивлением заметил усталый молодой капитан. — Но сказать вам по правде, раз бои прекратились, мне, в общем-то, все равно.

— Ты одаренный молодой человек, Эрик фон Даркмур. Я упомяну это в своем докладе королю.

— Спасибо, но здесь масса людей, куда более заслуживающих похвалы, чем я. — Он вздохнул и глянул на дверь палатки. — И многие из них уже не вернутся домой.

— Что нам делать теперь? — спросил граф Ричард.

— Без кавалерии логичнее всего было бы сидеть на месте, пока не узнаем о ситуации в Крондоре. Но инстинкт подсказывает мне, что надо как можно быстрее наступать на Север. Может, Фэйдава и сбежал или его убили, но это не значит, что какой-нибудь другой капитан не попытается захватить власть и создать себе небольшое королевство. И насколько мы знаем, Вабон еще в осаде.

— Мне и самому надоело здесь сидеть, — признался граф Ричард. — Отдавай приказ к наступлению.

Эрик улыбнулся и, отсалютовав, вышел из палатки. У лагеря Кровавых Орлов он нашел Джедоу Шати.

— Сворачиваем лагерь! — скомандовал он. — Готовимся к выступлению!

— Все слышали? — повторил за ним бывший сержант. — Чтоб все готовы были выступить через час!

Джедоу повернулся и улыбнулся своему старому спутнику, и Эрик, снова почувствовав, что не может сопротивляться этой улыбке, заулыбался в ответ.

* * *

Патрик явно выздоравливал. Цвет лица у него был уже лучше, и на троне он сидел совсем уверенно.

Кешианский генерал Ашам ибн Альтук снова стоял перед троном, на этот раз с еще менее довольным видом. Теперь ему противостояла армия Королевства, укрепленная кавалерией из Порт-Викора и с севера.

Вошел Паг.

— Ты потребовал, чтобы мы собрались здесь в полдень, Паг, — сказал Патрик. — Что ты хочешь нам сказать?

Паг посмотрел на Патрика, потом на генерала и произнес:

— Война окончена. Генерал, вы дадите вашим солдатам отдохнуть еще день, а завтра с рассветом вернетесь на юг. Вы отойдете за изначальные границы к югу от Края Земли. С собой вы повезете приказы всем кешианским подразделениям прекратить атаки на Край Земли и передадите следующее сообщение вашему императору: если Кеш снова начнет наступать на Севере, ни один вооруженный солдат не пересечет границу живым.

Лицо у генерала было пепельным, но, хоть его и трясло от гнева, он послушно кивнул.

Патрик сиял. На лице у него была торжествующая улыбка.

— Посмей только задержаться, кешианец, и мой волшебник уничтожит твою армию на месте.

Паг повернулся.

— Твой волшебник? — Паг шагнул к молодому принцу, поднимаясь по ступеням трона, чтобы встать прямо перед ним. — Я не твой волшебник, Патрик. Я любил твоего деда и считал его одним из величайших людей, которых только встречал. Я ценил любовь твоего прадеда Боуррика, который дал мне имя кон Дуан, но моя душа тебе не принадлежит. Во Вселенной вышли на свободу силы, которые в сравнении с твоими амбициями то же самое, что потоп в сравнении с каплей воды. Именно эти силы меня тревожат. Я просто больше не желаю сидеть спокойно и смотреть, как убивают невинных женщин и детей и гибнут храбрые мужчины, потому что правители слишком глупы, чтобы увидеть, каким богатством обладают.

Повернувшись к генералу, Паг произнес:

— Можете также передать императору, что любой солдат Королевства, который явится на Юг незваным, любой вооруженный человек, который пересечет границу, будет уничтожен.

— Что? — Патрик вскочил на ноги. — Ты смеешь угрожать Королевству?

— Я не угрожаю, — ответил Паг. — Я говорю тебе, что не позволю мстить Кешу. Вы оба вернетесь на свои земли и будете вести себя как цивилизованные соседи.

— Ты герцог Королевства, приемный член королевской семьи и вассал, принесший клятву короне! Если я велю тебе уничтожить эту армию за воротами, ты так и сделаешь!

Паг посмотрел в глаза юноше, чувствуя, как в нем нарастает гнев.

— Нет. Ты не способен заставить меня действовать против моей воли. Если ты хочешь убивать кешианцев за стенами, возьми меч и отправляйся это делать сам.

Патрик взорвался гневом.

— Ах ты предатель!

Паг положил руку Патрику на грудь и толкнул его обратно к трону. Стражники в зале схватились за мечи, чтобы защитить принца. Миранда шагнула вперед, подняв руку, и сказала:

— Лучше не надо.

Стоявший рядом с ней Накор поднял посох.

— С мальчиком все в порядке.

Паг склонился поближе к лицу принца и сказал:

— Ты никогда не обнажал меча в битве более серьезной, чем погоня за какими-то гоблинами на Севере, и ты называешь меня предателем? Я спас твое Королевство, глупец. Я спас его не ради тебя точно так же, как спас Империю вовсе не для его — он ткнул пальцем в кешианского генерала — господина. Я сделал это ради бесчисленных душ, которые иначе были бы погублены.

Посмотрев сначала на Патрика, потом на генерала, Паг сказал:

— Передайте своему отцу и своему господину, что Звездная Пристань свободна. При любой попытке ввести там правление Королевства или Империи я вмешаюсь. Я им это обещал, и я поддержу их независимость. — Паг отвернулся и отошел от трона. — Мне все равно, кто сидит на троне твоего отца, Патрик. Собирайте осколки вашей разбитой короны, отстраивайте ваше государство. Мне безразличны ваши титулы и звания. С Королевством я покончил. — Он протянул руки Миранде и Накору, и оба подошли и встали рядом с ним. — Я отказываюсь от титула герцога Королевства. Я отрекаюсь от присяги, принесенной короне. У меня есть заботы поважнее вашего тщеславия и вашей национальной политики. Я здесь, чтобы защищать мир, а не одну его часть. Пусть все знают, что Пага из Крайди больше не существует. Теперь я просто Черный Маг. Без приглашения я на свой остров больше никого не пущу. Любой, кто проплывет мимо него, подвергнет свою жизнь опасности, а кто ступит на него без моего разрешения, будет уничтожен!

С громким треском он и его спутники исчезли в облаке черного дыма.

* * *

— Да, прадед сильно завел Патрика, — заметил Дэш.

— Бывали в моей жизни дни и поприятнее, — отозвался Джимми.

Они только что вернулись с совета у принца. Там обсуждали отход кешианских войск и то, что именно Патрик должен будет доложить отцу. Совет затянулся до самой ночи, и теперь они шли к Джимми, чтобы спокойно поговорить перед сном.

— Ты поговорил с Франси? — спросил Дэш.

— Нет, — отозвался Джимми, — я ее видел мельком, но даже словом перемолвиться не успел.

— Она боится, что, когда выйдет замуж за Патрика, ты перестанешь с ней разговаривать. Она не хочет лишаться твоей дружбы.

— Этого не случится, — сказал Джимми. — Если эта война чему меня и научила, так это отличать действительно важное от того, что только кажется важным.

— Я знаю, — ответил Дэш.

В голосе его прозвучали какие-то непривычные нотки.

— Что случилось?

— Просто кое-кто, кем я дорожил, не выжил в этих событиях.

Джимми остановился.

— Кто-то важный для тебя?

Дэш повернулся и сказал:

— Я не хочу сегодня об этом разговаривать. Когда-нибудь я тебе расскажу, просто не сегодня.

— Хорошо, — ответил Джимми и на минуту замолчал, пока они шли по коридорам. — Думаю, я тоже кое-что узнал, и может быть, это тоже важно.

— И что это?

— Франси мне дорога. Но, я думаю, что мне просто чего-то не хватает, и я выбрал ее на роль той, кто может удовлетворить эту мою потребность.

— Это ты про деда и бабушку?

— Да, про то, что было у них. Как подумаю об их взаимоотношениях, особенно на фоне той прохладцы, которая всегда была между отцом и матерью, так хочется найти то же, что было у Джеймса с Гаминой.

— Мало кому везет так, как им.

Они дошли до двери в комнату Джимми и открыли ее.

Внутри их ждали трое гостей.

— Заходите и закройте дверь, — велел им Паг.

Джимми и Дэш так и сделали.

— Я не мог уйти, не поговорив с вами, — сказал Паг. — Вы последние из моего рода.

Пытаясь поднять настроение, Джимми отозвался:

— Пожалуйста, не надо это так формулировать.

Миранда рассмеялась.

— И вообще, у нас есть родственники на Востоке, — добавил Дэш.

Паг усмехнулся.

— В вас столько от деда. Ты иногда — вылитый он в молодости, — сказал он Дэшу. — А ты, — обратился он к Джимми, — порой так похож на мою Гамину, что мне становится не по себе.

Он раскрыл объятия, и Джимми и Дэш по очереди подошли и обняли его.

— Я не вернусь в Королевство, если на то не будет причины намного серьезнее, чем капризы королей, — сказал им Паг. — Но вы двое — моя кровь, и вы и ваши дети всегда будете желанными гостями на моем острове.

— У тебя есть влияние на короля, — отозвался Дэш. — Неужели обязательно идти на такой разрыв?

— Я знал короля Лиама, когда был мальчиком и жил в Крайди, — ответил Паг. — Аруту я знал лучше, но оба они понимали, что у меня в душе. Нынешний же король лишь слышал обо мне от отца.

— Боуррик хорошо меня знает и может ко мне прислушаться, — добавил Накор, — но Паг тут кое-что дипломатично обходит: если не произойдет катастрофы, Патрик рано или поздно станет королем.

— Мы избегаем серьезного конфликта в дальнейшем, провоцируя его в настоящем, — объяснил Паг. — Королевство в разрухе. Обстоятельства вынуждают Патрика подчиниться моим требованиям. Если бы эта стычка случилась годы спустя, скольким невинным пришлось бы умереть, пока я добился бы своего?

— И во что бы он тогда превратился? — произнесла Миранда. — В такого же тирана, как люди, от которых мы только что избавились.

— Вы столького себя лишаете, — сказал Дэш.

— Я видел многие миры и путешествовал сквозь время, мальчик мой, — отозвался Паг, — и мне еще многое предстоит увидеть. Королевство Островов — просто одно из многих мест, которые мне дороги.

— А если понадобится, мы вернемся, — добавил Накор.

— Ну что ж, — сказал Дэш, — у нас много дел, но если хочешь знать мое мнение, ты правильно поступаешь.

— Спасибо, — улыбнулся Паг.

— Не могу сказать, что я согласен с Дэшем, — заметил Джимми, — но это твой выбор, и я желаю тебе самого наилучшего. — Он улыбнулся Миранде. — Следует ли мне звать тебя прабабушкой?

— Лучше не надо, если хочешь жить, — усмехнулась Миранда в ответ.

— Я буду часто о вас думать, — сказал Дэш.

— И я тоже, — добавил Джимми.

Паг встал.

— Берегите себя.

Он протянул руки Накору и Миранде, и все трое исчезли.

Дэш опустился на кровать Джимми.

— Я бы проспал неделю.

— Тогда пусть это будет следующая неделя, шериф, — отозвался Джимми. — У нас с утра куча дел — надо распутывать всю эту кашу. — Он повернулся и увидел, что брат уже спит. На секунду Джимми подумал, не разбудить ли его, потом пожал плечами и пошел в соседнюю комнату, поспать на постели Дэша.

28 Разделение

Гейтис поклонился.

— Я рад, что вы все вернулись и хорошо выглядите, — сказал он.

Паг, Миранда и Накор только что появились из воздуха около фонтана в центре сада в поместье Пага на острове Колдуна.

— Мы тоже рады тебя видеть, — сказал Паг. — Как тут дела?

Гейтис улыбнулся своей зубастой гоблинской улыбкой.

— Все хорошо. Если позволите, я хочу вам кое-что показать перед тем, как вы отправитесь отдыхать. Это займет всего несколько минут.

Паг кивнул, и Гейтис вывел их из здания через луг к тайной пещере, где находилось святилище утраченного бога магии. Пещера была открытая.

— Что это? — спросил Паг.

— Вы, помнится, заметили как-то, мастер Паг, — сказал Гейтис, — что рано или поздно подходящий человек найдет это святилище.

— И этот человек прибыл? — спросила Миранда.

— Не так, как мы думали, — сказал Гейтис.

Паг вошел в пещеру, а остальные за ним. Он посмотрел на статую, раньше напоминавшую Макроса Черного, и остановился, увидев на статуе свое лицо.

— Что?

Миранда подошла к мужу и увидела у статуи свои черты.

— Я вижу себя!

— Понаблюдайте еще, — заметил Накор.

Лицо статуи изменилось, и они узнали Роберта де Лисса, а потом и других учеников.

— Что это значит? — спросила Миранда.

— Это значит, — сказал Накор, — что все вы служите магии и больше не будет единственного человека, который бы олицетворял бога на Мидкемии. Вместо этого возвращением бога магии в эту Вселенную займутся сразу многие люди.

Паг разглядывал статую, а на ней появлялись все новые лица — знакомые чародеи и те, кого он никогда не встречал. Через несколько минут он снова увидел собственное лицо.

— Давайте вернемся в дом, — предложил Паг. По пути к дому он заметил: — Накор, а твоего лица на статуе я что-то не видел.

Накор ухмыльнулся и пожал плечами.

— Я же знаю, что магии не бывает.

Паг рассмеялся.

— Все или ничего — или все на свете магия, или ее нет.

Накор пожал плечами.

— И то и другое вполне возможно, но из эстетических соображений я предпочитаю считать, что магии нет. Есть только сила и способность ею пользоваться.

— Похоже, — перебила их Миранда, — у вас начинается один из ваших любимых долгих споров, а я проголодалась.

— Еда и вино ждут вас в кабинете, мастер Паг, — сказал Гейтис.

— Составь нам компанию, — попросил Паг своего слугу.

Вернувшись в дом, они увидели, что для них был накрыт изобильный стол. Миранда взяла тарелку и начала накладывать себе фрукты и сыр, а Паг разлил по бокалам вино из большой бутыли.

— Гейтис, — сказал Паг, — ты хранитель этого святилища. Что ты думаешь о том, что мы видели?

— Мастер Накор все правильно сказал. Больше одному человеку не понадобится выступать от имени потерянного бога магии. Возможно, силы Вселенной поняли, что не следует возлагать слишком много обязанностей на одного человека. Это значит, что те, кто занимается искусством магии, и будут помогать ее возвращению.

Накор пожал плечами.

— Это значит, что какая бы сила ни пыталась вернуться, бог магии понял, что передавать такую ответственность одному лицу опасно. Макрос делал ошибки, несмотря на все свое могущество.

— Правильное решение, — заметил Паг. — Я и сам уже ошибок наделал.

— Ну и какие у тебя планы, раз ты больше не герцог Королевства? — спросила Миранда.

— Мне еще надо переселить тысячи саауров на Этель-Дуат. Рано или поздно надо будет вернуться на Шайлу и уничтожить оставшихся там демонов, а потом возродить там жизнь, чтобы через несколько столетий саауры могли вернуться. — Он улыбнулся. — Потом еще есть здешние ученики. Их надо учить, и мне надо у них учиться. И еще надо будет искать и уничтожать агентов Налара, где бы они ни прятались. В остальное же время, думаю, я займусь рыболовством.

Накор рассмеялся.

— Рыболовство учит терпению. Именно поэтому я никогда им не увлекался.

— Десятки тысяч людей погибли во время Войны Врат, а в последнюю, Змеиную войну, вдвое больше. Нельзя допустить, чтобы такие катастрофы повторялись.

— И как мы этого добьемся? — спросила Миранда.

— Об этом я еще подумаю, — ответил Паг. — И участвовать в этом придется всем нам. Кое-какие идеи у меня есть — я расскажу вам и ученикам на острове. Прежде всего мы должны быть уверены, что наши люди не подвергаются манипуляции. Это тактика наших врагов, а после того, как мною манипулировал твой отец, любовь моя, я и подавно нахожу эту идею отвратительной. Остров должен стать нашей крепостью, и те, кто здесь служит, должны делать это добровольно, обладая всеми доступными им сведениями.

— А как со Звездной Пристанью? — спросила Миранда.

— Звездная Пристань была основана с добрыми намерениями, — сказал Паг, — но я наделал слишком много ошибок. Я хотел дать студентам возможность больше участвовать в организации Академии, но, честно говоря, я сам продукт Ассамблеи Цурани. Мне потребовалось время, чтобы увидеть свои ошибки.

Звездная Пристань будет продолжать существовать и помогать нам; перед тем как я создал это общество, чародеев часто преследовали те, кто боялся их дара. За ведьмами охотились, их хижины в лесах сжигали, а волшебников замуровывали в пещерах, обрекая на голодную смерть, — тех из них, кому не хватало сил отпугивать людей и кто не имел знатных или богатых покровителей. Теперь, по крайней мере, у этих людей есть пристанище, если они захотят прийти в Звездную Пристань. Кроме того, среди тех, кто какое-то время учился в Академии, а потом покинул ее в поисках нового, могут найтись новобранцы для нашего дела.

— Но как нам не повторить прежних ошибок? — спросила Миранда.

— Мы многое сделаем по-другому. Окончательное решение здесь будет за мной, хотя я и буду советоваться с вами и со всеми остальными. В Звездной Пристани я считал, что это позорно и несправедливо, но теперь знаю, что ошибался. Не имея единой идеи, мы станем дискуссионным клубом, обществом, где привычки быстро превращаются в традиции. А традиции часто становятся оправданием для предвзятости, подавления инакомыслия и реакционного мышления.

— Мои Синие Наездники не дадут им слишком закостенеть в традициях!

— Мой друг, — сказал Паг, — твои Синие Наездники тоже станут традицией. Да и те, кто выживет в схватке между школами, сейчас называющими себя «Рука Керша» и «Жезл Уэйтума», станут не менее консервативными. Сами Керш и Уэйтум были бы в ужасе, если бы видели, что создали их последователи.

— Может, мне стоит туда вернуться, — полушутя сказал Накор.

— Лучше не стоит, — ответил Паг. — Звездная Пристань выстоит, и мы еще будем радоваться этому. — Оглядев собравшихся, он продолжил: — Мы начинаем долгий бой. Во Вселенной зашевелились ужасные силы, которые пока мы видели только мельком. Две великие войны, которые мы пережили, — просто первые ходы в этой шахматной игре.

— А что делают при этом те боги, которые на нашей стороне? — спросила Миранда.

— Они помогают вам, — ответил Накор.

— Как помогают?

— И открыто, и незаметно.

— Во время Войн Хаоса, — сказал Паг, — изменилась сама природа вещей, и с тех пор боги начали действовать через своих представителей и слуг. Мы те, кто мы есть, потому что боги выбрали нас своими представителями.

— Даже богам надо учиться, — заметил Накор. — Отношения твоего отца с Саригом были, с точки зрения бога, не особо эффективными, поэтому, чтобы не повторять эту ошибку, он пробует иную тактику.

— То, за что мы беремся, во многом кажется тщетным усилием, — заметила Миранда.

— Возможно, — согласился Накор, — но мы уже видели много чудесного. Создание ордена Арх-Индар — это не пустяк. Многие столетия он будет мелкой, незначительной сектой, и большинство из тех, кто с ним сталкивается, сочтут его куда менее важным, чем давно основанные ордена Асталона, Дэйлы, Санг и других младших богов, но сам факт, что во Вселенной осталось достаточно чистоты Богини, чтобы помочь нам остановить попытку Налара снова учинить хаос, — это чудо. Возможно, другого такого проявления не будет многие столетия, но теперь мы знаем, что оно возможно.

— А ты как? — спросил Паг. — Какие планы у тебя?

— Пока мое дело здесь закончено, — ответил Накор.

— Куда же ты теперь? — поинтересовалась Миранда.

— Куда глаза глядят… Я буду искать слуг Налара, и если встречу, то пошлю вам весточку. А время от времени мне будут попадаться подходящие кандидаты для вашего сообщества, и я стану отсылать их к вам. Иногда я буду возвращаться, есть вашу еду и пить ваше вино и смотреть, что у вас здесь нового и интересного.

— Мы всегда будем тебе рады, Накор.

— Кому ты служишь, Накор? — спросила Миранда.

Накор усмехнулся.

— Себе. Всем нам. Всему. — Он пожал плечами. — Не знаю. Может, когда-нибудь я узнаю, но пока я доволен тем, что брожу себе, узнаю новое и помогаю где могу.

— Ну что ж, — сказал Паг, потянувшись за новым бокалом вина, — останься еще немного, пока я создаю здесь новый совет, и поделись со мной своей мудростью.

— Ну, если ты называешь это мудростью, тогда тебе и правда нужен мой совет, — сказал Накор, и Миранда засмеялась.

* * *

Зазвучали трубы, забили барабаны, и принц с невестой удалились из тронного зала. Прошло шесть недель относительного мира с тех пор, как Паг закончил войну, и король наконец решил, что настало время сделать формальное объявление. Патрик только что сообщил двору, что они с Франсиной в конце месяца отбудут в Рилланон для королевской свадьбы. Дворяне и влиятельные горожане в зале зааплодировали и стали, тихонько переговариваясь, ждать, пока Патрик проводит Франсину из зала, чтобы после этого разойтись.

Джимми подошел к Эрику фон Даркмуру.

— Капитан, давно хотел сказать, что на меня произвело впечатление то, что я слышал о ваших действиях в Вабоне.

Эрик пожал плечами.

— После того, что сделали Паг, Накор и другие, нам мало кто противостоял.

— Но эти марш-броски наверняка были утомительны.

— Так и было, — признал Эрик, — но в основном это отразилось на наших ногах, поскольку лошадей у нас не было. Мы без всяких проблем захватывали любую территорию, на которую входили, а как только освободили пленных в Илите и Зане, решилась проблема нехватки людей для гарнизонов и охраны пленных. Подходя к Ламуту, мы уже просто охотились на бандитов. Когда генерал Нордан согласился повести тех, кто хочет уехать, — и некоторых из тех, кто не хочет, — обратно на Новиндус, а остальных начали отправлять к Дуко, ситуация стала стабилизироваться.

— Но это были впечатляющие три недели, — покачал головой Джимми.

— Жаль только, что у нас мало кораблей, — отозвался Эрик. — Все эти договоры с квегцами на перевозку захватчиков за море заставляли меня нервничать каждый раз, когда я видел квегский корабль на якоре у крондорской пристани.

— Ну, в этом вини своего старого друга, — сказал Джимми, указывая на Ру, который стоял рядом со своей женой, разговаривая с каким-то вельможей.

— Ру всегда умел учуять удобный случай. Хотел бы я знать, как он умудрился заключить сделку с квегцами. С ними обычно невозможно иметь дело.

Джимми пожал плечами.

— Наверное, он просто разузнал, чего им очень хотелось, и обещал им это достать; так обычно дела и ведутся.

— Ну, бизнес я оставлю Ру. Мне хватает чина капитана отряда Кровавых Орлов.

— Я удивился, что ты отказался от повышения, — признался Джимми.

— Мне и тут хорошо. Капитанство в гвардии принца — это больше церемоний, чем настоящего военного дела.

— Но оттуда один шаг до того, чтобы стать мастером клинка у герцога или рыцарем-маршалом Крондора.

Эрик улыбнулся.

— Я счастлив. Мне нравится командовать Кровавыми Орлами, и я считаю, что в Королевстве должна быть независимая армия. Война могла бы пойти совсем по-другому, если бы в Сарте, Илите и Зане были гарнизоны Королевства.

— Возможно, ты прав, но герцогам не понравится, если на их территории будут размещаться гарнизоны, которые им неподвластны.

— Я об этом подумаю, когда вернусь в Крондор, — пообещал Эрик. — Сейчас я еду в Равенсбург к жене. Я ее почти год не видел — не знаю, помнит ли она еще, как я выгляжу.

— Тебя сложно забыть, капитан, — усмехнулся Джимми. — Людей такого размера немного.

Эрик рассмеялся.

— А ты?

— Я служу королю. Я вернусь с Патриком в Рилланон, и его величество распорядится, где мне служить дальше. Думаю, скоро я вернусь в Крондор. Руфио мертв, а Брайан после отравления не в состоянии ходить, так что нам скоро понадобится новый герцог в Крондоре. Герцог Карл в Вабоне выжил, но в этих двух герцогствах работы хватит двум десяткам вельмож на сотню лет. Скорее всего, мне дадут титул и слишком мало средств и поставят делать слишком большое дело. Так оно обычно и бывает.

Эрик улыбнулся и потрепал Джимми по плечу.

— И я это хорошо знаю, друг мой.

К ним подошли Ру и Карли, и оба друга тепло их поприветствовали.

— Как вы умудрились не попасться, как все остальные в округе, когда кешианцы шли через ваше поместье? — поинтересовался Эрик.

Ру рассмеялся.

— Мы спали в сарае, пока отстраивали дом. Когда появилась кавалерия, они сразу пошли в дом, а мы тихо сбежали в лес. У меня там есть уютная пещерка для укрытия — я ее обустроил сразу, как только вернулся. Слишком уж много армий гуляет по землям Запада.

— Мы работаем над этой проблемой, Ру, — сказал Эрик, и Карли улыбнулась, прикрывая рот ладонью.

— Что-то я не видел твоего брата, Джимми, — отметил Ру.

— Дэш где-то тут. Все отправляются на свадьбу, так что его тут оставляют командовать.

— Он, наверное, расстроен, что пропустит свадьбу, — предположила Карли.

Джимми улыбнулся.

— Думаю, куда больше его расстраивает то, сколько работы еще требуется для приведения города в порядок.

— Я знаю, — вздохнул Ру. — Кто-то вломился в подвалы кофейни Баррета и забрал всю еду и весь кофе. Как мне теперь открывать кофейню без кофе?

— Придется, значит, купить еще. — Эрик сжал плечо друга. — Ты ведь всегда умудряешься заключать выгодные сделки.

Ру улыбнулся.

— Конечно, без деда Джимми мне работать сложнее, но зато я оставляю деньги себе, вместо того чтобы платить налоги.

— Если хочешь, я поговорю об этом с принцем.

Ру вскинул руки, сдаваясь.

— Нет, не стоит. Я найду время, чтобы напомнить короне о том, сколько она должна Корпорации Горького моря. Давайте сначала наведем порядок на Западе, а потом примемся за эти долгие и скучные разборки.

— Смотри, Джимми, вон твой брат, — сказала Карли. — С кем это он разговаривает?

Джимми повернулся и увидел Дэша, увлеченного разговором с другим мужчиной.

— Это Тэлвин, он служит при дворе. Не знаю точно, что именно он делает для Патрика, но я уже не раз его встречал за последние несколько лет. Он останется управляющим замка, пока все будут праздновать свадьбу в Рилланоне. Наверняка им с Дэшем есть о чем поговорить.

* * *

— Что-нибудь одно, Дэш, — произнес Тэлвин, — либо ты выполняешь свои обязанности, либо отказываешься от должности.

Дэш поглядел на главу Королевской разведки и сказал:

— Слушай, нам придется тесно общаться больше месяца, пока идет свадьба, так что почему бы нам не договориться работать вместе? Ты разбирайся с герцогством и замком, а я позабочусь о городе.

— Потому что ты ненадежен, — ответил Тэлвин.

Дэш вспыхнул от гнева.

— Объяснись, — потребовал он.

— Дважды за последнюю неделю ты отпускал несовершеннолетних нарушителей без суда.

— Они были голодны! — воскликнул Дэш, повышая голос так, что несколько задержавшихся придворных обернулись. Дэш понизил тон. — У нас хватает забот и с нынешним количеством заключенных. Я не собираюсь бросать ребенка, укравшего буханку хлеба, в одну камеру с убийцами. — Он рассмеялся. — А тем более с этими проклятыми джиканджийскими каннибалами, которых нам оставил в наследство Фэйдава.

Тэлвин усмехнулся.

— Хорошо, согласен, логика в твоих решениях есть. Но с тех пор как война закончилась, я заметил, что в Крондоре снова совершаются уличные преступления, а ты почему-то утратил бдительность.

— Я устал, — отозвался Дэш, потом добавил: — Да, вот именно! — Он улыбнулся. — Ты заставил меня понять кое-что важное. Спасибо.

— За что?

— Ты увидел то, на что я неделями не обращал внимания. — Он потрепал Тэлвина по плечу. — Завтра у тебя будет мое заявление об отставке.

— Что?

— Я больше не хочу быть шерифом Крондора, — объяснил Дэш. — Найди себе кого-нибудь другого, Тэлвин.

Он развернулся и пошел через весь зал туда, где стоял рядом с Эриком, Ру и Карли его брат. Обменявшись с ними приветствиями, он заявил:

— Ру, мне нужна работа.

— Зачем? — удивленно воскликнул Джимми.

— Я подал в отставку с поста шерифа.

— Но почему? — настойчиво поинтересовался Джимми.

— Потом расскажу. Так как, Ру, помощь тебе нужна?

— Человек твоих талантов мне определенно пригодится, — протянул Ру, — но последний раз, когда я тебя нанимал, это мне дорого обошлось.

Дэш усмехнулся.

— Ну, тогда-то я на самом деле работал на деда, а сейчас буду на себя.

— То есть?

— То есть лучше я буду добиваться успеха самостоятельно, чем использовать свое дворянское звание и работать на корону. Думаю, в Корпорации Горького моря я найду место, которое поможет мне когда-нибудь начать свой бизнес.

— Об этом стоит поговорить. Приходи завтра к Баррету, и мы все обсудим. — Ру взял Карли за руку. — А теперь извините нас, но нам пора домой.

Они ушли, попрощавшись с Эриком, который обещал заглянуть к ним по пути в Равенсбург. Повернувшись к Дэшу, капитан сказал:

— Ты уверен насчет отставки? Король может настоять, чтобы ты остался.

— Только не в том случае, если я уйду в отставку, — ответил Дэш.

— Ладно, — сказал Эрик, — оставляю вас обсудить все это между собой — я в Равенсбург, повидать семью.

Джимми схватил младшего брата за руку и оттащил к окну, подальше от тех придворных, которые еще прохаживались неподалеку.

— Ты что, с ума сошел? Отказываться от наследственной должности?

— Может, я и сошел с ума, брат, но я настроен решительно. Утром я положу на стол Тэлвина заявление об отставке, чтобы он передал его Патрику. Пока король не отменил великую свободу, никого нельзя заставить занимать должность против его воли. Титул мне не нужен — я прекрасно проживу и своим умом.

Джимми был в ужасе.

— А как же все, что мы сделали? Как же дед и отец? Неужели они зря положили свои жизни?

Дэш рассердился.

— Не попрекай меня их смертью, Джимми. Они погибли за то, во что верили, и мое желание идти другим путем не умаляет их жертвы. Я просто устал быть тем, чем они желали меня видеть.

— Слушай, поехали со мной в Рилланон, — предложил Джимми. — Я уговорю Патрика временно назначить кого-нибудь на твое место. Мы погуляем на свадьбе, потом возьмем корабль и отправимся в Ролдем навестить маму. Проведешь с ней недельку-другую, так тебе сразу захочется обратно к своим преступникам.

Дэш рассмеялся.

— Я не сомневаюсь. Нет, езжай один. Поцелуй за меня матушку, тетю Магду и остальных и скажи, что я как-нибудь приеду их навестить; я знаю, что мама больше на землю Королевства не ступит.

— Она может, если меня коронуют как короля, — сказал Джимми.

— Ну разве что, — согласился Дэш, и они оба рассмеялись.

Джимми обнял брата за плечи.

— Ты как?

— Постепенно прихожу в себя, — сказал Дэш. — Пока что я просто хочу начать собственную жизнь. Я хочу использовать свои способности не только затем, чтобы посылать людей на смерть.

Вспоминая бешеную атаку в тылу кешианцев и битву у стен перед появлением Пага, Джимми произнес:

— Это понятно. Просто…

— Что?

— Просто мы сыновья своего отца.

— Я знаю. Это сложное решение, но как только я его принял, то понял, что это правильно. У нас есть обязанности более важные, чем долг перед знаменем и королем. Ты можешь честно сказать, что готов работать на Патрика без всяких вопросов?

— Я никогда бы не стал работать на Патрика как человека, — сказал Джимми. — Я работаю на корону.

Дэш легонько ткнул брата в грудь.

— В этом-то, братишка, и состоит разница между нами. Я видел, как обычные люди умирали, защищая этот город. И какова была их награда?

— Они сохранили свою свободу! — ответил Джимми. — Ты же знаешь, что принесет Крондору кешианское правление — работорговля, насильственная вербовка, продажа детей в бордели.

— А мы, значит, такие благородные?

— У нас, конечно, свои проблемы, но законы у нас справедливые.

— Я тут занимался проведением в жизнь этих законов, Джимми. Я не уверен, что посылать десятилетнего мальчика на тяжелые работы за кражу еды справедливо.

— Это просто крайний случай, — пожал плечами Джимми.

— Хотел бы я, чтобы это было так.

— Ну, мне пора, — сказал Джимми. — Нас пригласили поужинать с Франсиной и Патриком. Ты придешь?

— Нет, — отозвался Дэш. — Я пошлю записку с извинениями. Мне многое надо сделать до утра, если я собираюсь передать должность кому-то другому.

— Подожди хотя бы, пока Патрик не вернется из Рилланона. Может, к тому времени ты передумаешь — знаешь, еще не слишком поздно.

Дэш помолчал немного.

— Да, так у меня будет больше времени привести дела в порядок, — произнес он наконец. — Ну что ж, я подожду, пока принц и принцесса не вернутся из Рилланона, а потом подам в отставку.

Джимми усмехнулся.

— Я тебя еще заставлю передумать.

— Но на ужин я все равно не приду. Увидимся утром перед твоим отъездом.

Они обнялись, и Дэш вышел из большого зала, направляясь через главный выход во двор и оттуда к Новой Рыночной тюрьме.

* * *

В самые темные ночные часы, перед тем как небо на востоке начало светлеть, одинокий путник прятался в тенях у пристани. Он постоянно оглядывался, будто опасался слежки, и наконец присел в дверном проеме, ожидая, не пройдет ли кто мимо.

Подождав несколько минут, он вышел на улицу, но его тут же швырнули обратно и прижали кинжал к горлу.

— Ты куда-то собрался, Риз?

— Шериф! — удивленно воскликнул вор. — У меня ничего нет, честно, я просто шел к себе, чтобы отоспаться днем.

— Мне нужна информация, и ты мне ее дашь, — сказал Дэш.

— Конечно, как скажете.

— Кто новый дневной мастер после смерти Трины?

— Если я скажу, это будет стоить мне жизни.

— Если не скажешь, тоже будет. И я не имею в виду, что потащу тебя на новый рынок для подставного суда и повешения. Я могу тебе прямо сейчас перерезать горло.

— Вообще-то это неважно, — ответил Риз. — Его все равно нету. После смерти Хозяина и Трины от пересмешников вообще мало что осталось.

— А кто ночной мастер?

— Он умер во время войны. Мастеров больше нет. Даже в Приюте небезопасно. Кто-то сколотил новую банду у Рыбного города, чтобы распродавать товары с кораблей. А у старой пристани завелись вышибалы. Времена теперь не те, Дэш.

— Скажи мне, где найти банды в Рыбном городе и у пристани.

Риз рассказал ему все, что знал.

— Вот что тебе надо уяснить, — заявил Дэш. — Ситуация в Крондоре изменится, и менять ее будем мы.

— Мы? — переспросил Риз.

— Мы с тобой.

— Узнает кто, что я на шерифа работаю, так мне не жить.

— Прежде чем мы с тобой разберемся, ты еще пожалеешь, что все не так просто. Ты неглуп, Риз, — тебе хватило ума прицепиться к нам с Тэлвином, чтобы уйти из рабочей бригады.

— Я увидел возможность и воспользовался ею.

— Есть у вас умный парень или девушка, кто-то, кто хорошо управляется с детьми?

— Дженни хорошо соображает, и нищие и карманники ее любят.

— Хорошо. Завтра через час после заката вы с Дженни встретите меня у старой площадки под резервуаром у северной стены. — Он отпустил рубашку вора и убрал кинжал.

— А если я просто не приду?

— Тогда я найду тебя и убью, — отрезал Дэш. — Через час после заката. Только вы двое.

— Я приведу ее, — обещал Риз и убежал во тьму. Дэш огляделся, чтобы удостовериться, что за ним никто не следит, потом ушел в другую сторону.

* * *

Джимми встал, собираясь уходить, и тут Франсина сказала:

— Джимми, можно с тобой поговорить?

— Конечно, Франси, — улыбнулся Джимми.

— Если бы у нас был здесь сад, — заметила она, подходя к нему, — можно было бы пойти и погулять там.

— Может, прогуляемся вокруг двора?

Она рассмеялась.

— Придется обойтись этим. Мы ненадолго, — предупредила она отца и Патрика.

По длинному коридору они пошли из большого зала к террасе, выходящей во двор. Вечерний воздух был теплым, и слегка пахло цветами.

— Когда мы вернемся, я прослежу за тем, чтобы сад восстановили как можно скорее.

— Это было бы неплохо, — заметил Джимми.

— Ты вернешься в Крондор к празднику летнего солнцестояния? — спросила Франси.

— Скорее всего, нет. Я съезжу в Ролдем повидать маму. Теперь, после смерти отца, вряд ли она вернется в Королевство.

Франсина вздохнула.

— Они так друг с другом и не примирились?

Джимми покачал головой.

— Думаю, в лучшем случае они уважали друг в друге некоторые достоинства. Она восхищалась дипломатическими способностями отца; Ролдем — страна придворных. Знаешь, он отлично танцевал.

— Я помню, что видела его на празднованиях при дворе; он прекрасно выглядел. В детстве я была от него без ума.

— Он был прекрасным отцом, — сказал Джимми, внезапно понимая, как по нему скучает. — Он всегда восхищался мамиными организаторскими талантами. Неважно, один гость приходил к обеду или сотня, у нее всегда все было готово. Он обычно шутил, что из нее бы вышел герцог лучше, чем из него.

— Но они так и не сблизились?

— Нет, — отозвался Джимми грустно. — Я знаю, у мамы были возлюбленные, хотя она никогда это не афишировала. Насчет отца я не знаю — он всегда был так занят тем, что поручал ему дед. Возможно, у него просто не было времени, чтобы беспокоиться об этом.

— Он любил вас с Дэшем.

Джимми кивнул.

— Я знаю. Он никогда не жалел на нас времени.

Она положила руку ему на плечо.

— Я не знаю, что буду делать, Джимми. Патрик мне в общем, нравится. Мы трое всегда дружили. Когда мы были детьми, я думала, что выйду за тебя.

Он улыбнулся.

— Знаю. Сначала это меня раздражало, а потом нравилось.

Франси наклонилась и коснулась его щеки губами.

— Будь мне другом, — попросила она. — Я не знаю, стану ли как твоя мать и буду игнорировать Патрика или посвящу свою жизнь воспитанию будущего короля Островов. Может, я займусь садоводством, а если заведу любовников, то ты будешь первым, но больше всего мне понадобятся добрые друзья. Сейчас все, кого я знаю, набиваются ко мне в друзья, но я знаю, что они видят только будущую королеву Островов. Вы с Дэшем и несколько добрых друзей в Рилланоне — это все, что у меня есть.

Джимми кивнул.

— Я понимаю, Франси. Я всегда буду тебе добрым другом.

Она взяла его за руку и прислонилась к его плечу.

— Спасибо, Джимми. А теперь пойдем обратно к принцу.

Джимми знал, что рано или поздно ему тоже придется жениться по соображениям государственной необходимости. Он молча попросил любого бога, который готов был его слушать, чтобы женщина, которую предназначила ему судьба, была не хуже той, которая сейчас держала его под руку. И чтобы она оказалась ему другом не хуже Франсины.

* * *

Две ночи спустя пересмешники собрались в Приюте. Многие высматривали места, где можно укрыться, — все соглашались, что в убежище теперь тоже было небезопасно. Но все же снаружи остались часовые, наблюдая, не приближаются ли люди принца.

Риз встал на стол и сказал:

— Все тут?

Кто-то из глубины комнаты крикнул:

— Все, кто пришел!

Некоторые осторожно усмехнулись, но в общем собравшимся было не до шуток.

— У нас новые правила, — объявил Риз.

— Правила! — гаркнул стоявший в углу здоровяк. — Что еще за правила?

— Правила пересмешников! — откликнулась девушка, вошедшая через дальнюю дверь. Неказистая с виду, она считалась одной из лучших воровок в гильдии. Звали ее Дженни.

— Кто сказал, что кому-то из нас еще нужны правила? — воскликнул другой вор.

— Хозяин сказал! — крикнул Риз.

— Хозяин мертв! — отозвался один из сидевших сзади воров. — Это все знают!

Из полумрака за Ризом низкий голос произнес:

— Хозяин уже не раз умирал, но всегда возвращался.

— Кто это? — спросил здоровяк в углу.

— Тот, кто тебя знает, Джон Таппин. Ты командуешь вышибалами.

Таппин побледнел от того, что загадочный незнакомец назвал его имя.

— Да Таппина все знают! — крикнул тощий вор сзади. — Он такой большой, что его трудно пропустить!

Некоторые рассмеялись, но другие начали обеспокоенно оглядываться.

— Тебя я тоже знаю, Крыса, — произнес голос из тени. — Ты лучший наводчик среди пересмешников. Я вас всех знаю. Я знаю каждого вора, грабителя и вышибалу, каждого жулика и каждую шлюху, которые зовут Приют домом. А вы знаете меня.

— Это Хозяин, — прошептал кто-то.

— Ты можешь назваться кем хочешь, — заявил Джон Таппин, — но назваться и быть не одно и то же. Я, может, назовусь герцогом Крондорским, но я же им от этого не сделаюсь!

— Сегодня банда в Рыбном городе была разогнана, — произнес прячущийся во мраке человек.

Внезапно все в комнате заговорили. Риз взял большую деревянную дубинку и стукнул ею по стене.

— Заткнитесь!

Воцарилась тишина, и голос из тени продолжил:

— Завтра шериф разгонит вышибал на старой пристани. Никто не будет работать на улицах Крондора без моего разрешения.

— Если вышибал завтра разгонят, — сказал Таппин, — я поверю, что ты тот, кем себя называешь.

— И я тоже! — крикнул вор по кличке Крыса.

— Передайте всем, — объявил голос — Кешианские дезертиры, которые продают наркотики на рынке, будут разогнаны. Негодяи, которые хватают детей, чтобы продавать их дурбинским работорговцам, будут разогнаны. Все, не ведущие дела с пересмешниками, будут разогнаны.

Кое-кто в комнате зааплодировал.

— Риз теперь ночной мастер, а Дженни — дневной. Со всеми проблемами идите к ним.

Снова раздались аплодисменты.

— Выматывайтесь! — объявил Риз. — И передайте всем, что Хозяин вернулся!

Воры разошлись. В Приюте остались только три человека.

Дэш вышел из тени.

— Вы хорошо справились, и Таппин с Крысой тоже — передайте им.

— Убедить всех будет трудно, — проговорил Риз. — Многим придется вколачивать это в мозги, пока до них не дойдет.

— У меня есть пара месяцев, пока принц не вернется и не назначит нового шерифа, — сказал Дэш. — За это время я успею все организовать.

— Я все-таки не понимаю, — удивилась Дженни. — Зачем ты за это берешься? Ты же сын герцога Крондорского! На кривой дорожке ты никогда не разбогатеешь так, как на прямой. Если нас поймают, то мы отсидим в тюрьме или отработаем свое, а тебя-то за предательство повесят. Зачем тебе это?

— Я обещал, — просто сказал Дэш. Дженни собралась было задать еще вопрос, но Дэш ее перебил: — У вас много дел, и у меня тоже. Вам надо заслать кого-нибудь во дворец, поближе к Тэлвину. За ним придется следить, а это будет нелегко. Надо найти его связных и выявить агентов. Для пересмешников он будет главной угрозой.

— У меня есть подходящая девочка, — сказала Дженни. — Молоденькая, такая простушка с виду, умеет стирать и шить и кому хочешь сердце за медяк вырежет.

— А у меня есть человек, которого можно заслать в кухню, — заявил Риз.

— Я их устрою во дворце, — ответил Дэш. — Теперь идите.

Они ушли, а Дэш вышел черным ходом. Он подождал, пока не удостоверился, что никто не наблюдает за тем, как он уходит из штаба воров. Дэш понимал, что больше никогда не будет прежним.

Он знал, что разбогатеет на торговле и женится на милой девушке, скорее всего полюбит ее и заведет детей. На взгляд посторонних, это будет хорошая жизнь. В обществе он будет важным человеком, достойным зависти. Но он также знал, что будет жить в двух мирах, и большая часть его жизни не будет ему принадлежать.

Этот долг перед бандой оборванных воров и мошенников связывал его куда больше, чем долг перед короной, переданный ему с рождения отцом и дедом без его согласия; этот долг он выбрал сам, как знак чести, и он знал, что только смерть помешает ему выполнить его.

Дэш зашагал по трубам, которые станут ему вторым домом до конца жизни.

Эпилог

Паг выпрямился.

Ученики, стоявшие здесь с ним, Мирандой, Накором и Гейтисом, с любопытством оглядывали пещеру, тьму которой прорезал свет двух факелов.

— Сегодня, — сказал Паг, — мы собрались здесь, чтобы подтвердить клятву, которую каждый из вас уже принес мне лично. С годами к нам присоединятся другие, а кое-кто нас покинет, но сообщество наше сохранится. Мы встречаемся тайно, ибо никто вне этой группы не должен знать, что мы существуем. Мы должны прятаться в тенях, не попадаясь на глаза тем, кто живет в мире света. — Паг осмотрел собравшихся и продолжил: — Все вы будете работать во имя людей, которые не будут знать о вашем существовании, которые из невежества или заблуждений могут даже бояться вас или бороться с вами. Смерть будет наградой многим, кто выберет этот путь. Там, снаружи, — сказал Паг, указывая на устье пещеры, — есть люди, которые встали на путь, ведущий во тьму. Некоторые из них действуют заодно, другие даже не знакомы друг с другом. Некоторые не знают, чему служат, а другие охотно приняли зло. Все они попытаются нас уничтожить.

Кто-то из вас покинет остров и отправится на поиски врагов. Другие пойдут искать новых учеников для нашей школы. Третьи останутся здесь, чтобы учить и организовывать. Школа на вилле Беата будет работать по-прежнему, и те, кто найдет нас сам, как сделали многие из вас, будут здесь желанными гостями. Повторяю, никто вне этой группы не должен знать, что мы существуем.

Нам придется иметь дело со снами и кошмарами в войне, которую мало кто может себе представить. Мы братья и сестры в этом призвании, и мы должны подчиняться нуждам этого конклава. Эти нужды превыше всего. Если ценой успеха будут наши жизни, значит, так тому и быть.

В комнате царило молчание.

— Мы — Конклав Теней, — произнес Паг. — Мы противостоим безумию Неназываемого и его агентов. Мы вытерпели Войну Врат, выжили в Змеиной Войне. Теперь мы должны приготовиться к дальнейшей борьбе. Об этой войне мало кто будет знать, и она будет проходить там, где мало кто ее будет видеть. Это будет война в тенях.

Паг протянул руку Миранде, кивнул Накору и Гейтису и вывел своих последователей из пещеры на дорогу к дому.

1

Прим. пер. — Орден — (на Мидкемии) жрецы, служащие одному богу.

(обратно)

2

Прим. пер. В Королевстве Островов шестидневная неделя, без понедельника

(обратно)

3

Прим. пер. Ладонь — 10 см. Используется при измерении роста лошади

(обратно)

4

Прим. пер. — moor — торфяные болота. Отсюда название деревни — Darkmoor

(обратно)

5

Прим. пер. — Кузен — титул, применяемый лицом королевского рода в обращении к другому лицу королевского рода в своей стране

(обратно)

6

Прим. пер. — Анклав — расположение своих войск на территории противника

(обратно)

7

Сообщество понимающих (лат.).

(обратно)

8

Требушет — средневековое осадное орудие.

(обратно)

Оглавление

Маг: Ученик

  * ЧАСТЬ I. Ученик *

    1. БУРЯ

    2. УЧЕНИК

    3. ЗАМОК

    4. НАПАДЕНИЕ

    5. КОРАБЛЕКРУШЕНИЕ

    6. СОВЕТ С ЭЛЬФАМИ

    7. ПОНИМАНИЕ

    8. ПУТЕШЕСТВИЕ

    9. МАК МОРДЕЙН КАДАЛ

    10. СПАСЕНИЕ

    11. ОСТРОВ КОЛДУНА

    12. СОВЕТЫ

    13. РИЛЛАНОН

    14. ВТОРЖЕНИЕ

    15. СТЫЧКИ

    16. НАБЕГ

    17. АТАКА

    18. ОСАДА

Раймонд Фейст Врата Войны

  Глава 1 БУРЯ

  Глава 2 УЧЕНИК

  Глава 3 В ЗАМКЕ

  Глава 4 НАПАДЕНИЕ

  Глава 5 КОРАБЛЕКРУШЕНИЕ

  Глава 6 СОВЕЩАНИЕ С ЭЛЬФАМИ

  Глава 7 ОБЪЯСНЕНИЕ

  Глава 8 В ПУТЬ

  Глава 9 МАК МОРДЕЙН КАДАЛ

  Глава 10 СПАСЕНИЕ

  Глава 11 ОСТРОВ КОЛДУНА

  Глава 12 ПЕРЕГОВОРЫ

  Глава 13 РИЛЛАНОН

  Глава 14 ВТОРЖЕНИЕ

  Глава 15 ПРОТИВОСТОЯНИЕ

  Глава 16 НАСТУПЛЕНИЕ

  Глава 17 ШТУРМ

  Глава 18 ОСАДА

Раймонд Фейст Доспехи дракона

  О ЧЕМ УЖЕ РАССКАЗАНО

  Глава 1 РАБ

  Глава 2 ПОМЕСТЬЕ

  Глава 3 ПЕРЕВОПЛОЩЕНИЕ

  Глава 4 ИСПЫТАНИЕ

  Глава 5 ПЛАВАНИЕ

  Глава 6 КРОНДОР

  Глава 7 БЕГСТВО

  Глава 8 ВСЕМОГУЩИЙ

  Глава 9 ПРЕОДОЛЕНИЕ

  Глава 10 МИССИЯ

  Глава 11 ВОЗВРАЩЕНИЕ

  Глава 12 НАСЛЕДНИКИ

  Глава 13 ОБМАН

  Глава 14 ИЗМЕНА

  Глава 15 ЗАВЕЩАНИЕ

  Глава 16 КОРОНАЦИЯ

Раймонд Фейст Долина тьмы

  О ЧЕМ УЖЕ БЫЛО РАССКАЗАНО В ПЕРВЫХ ДВУХ КНИГАХ САГИ "ВРАТА ВОЙНЫ" И "ДОСПЕХИ ДРАКОНА"...

  ПРОЛОГ СУМЕРКИ

  Глава 1 ВОССОЕДИНЕНИЕ

  Глава 2 КРОНДОР

  Глава 3 ЗАГОВОРЫ

  Глава 4 ОТКРОВЕНИЯ

  Глава 5 УНИЧТОЖЕНИЕ

  Глава 6 ВСТРЕЧА

  Глава 7 СВАДЬБА

  Глава 8 КЛЯТВА

  Глава 9 ЛЕС

  Глава 10 САРТ

  Глава 11 СХВАТКА

  Глава 12 НА СЕВЕР

  Глава 13 ЗВЕЗДНАЯ ПРИСТАНЬ

  Глава 14 ЭЛЬВАНДАР

  Глава 15 ВОЗВРАЩЕНИЕ

  Глава 16 МОРЕЛИН

  Глава 17 ИМПЕРСКИЙ СТРАТЕГ

  Глава 18 ВОЗМЕЗДИЕ

  Глава 19 ПРОДОЛЖЕНИЕ

  ЭПИЛОГ ОТСТУПЛЕНИЕ

Раймонд Фейст Ночные ястребы

  ПРОЛОГ ВЕТЕР ТЬМЫ

  Глава 1 ПРАЗДНИК

  Глава 2 НАХОДКА

  Глава 3 УБИЙСТВО

  Глава 4 ОТПРАВЛЕНИЕ

  Глава 5 КРАЙДИ

  Глава 6 ОТЪЕЗД

  Глава 7 ТАЙНЫ

  Глава 8 ВАБОН

  Глава 9 ПЛЕННИКИ

  Глава 10 УБЕЖИЩЕ

  Глава 11 ОТКРЫТИЕ

  Глава 12 ГОНЦЫ

  Глава 13 ПЕРВАЯ КРОВЬ

  Глава 14 КОНЕЦ АРМЕНГАРА

  Глава 15 БЕГСТВО

  Глава 16 СОТВОРЕНИЕ МИРА

  Глава 17 ОТСТУПЛЕНИЕ

  Глава 18 ДОМОЙ

  Глава 19 СЕТАНОН

  Глава 20 ИТОГ

Раймонд Фейст Принц крови

  Глава 1 ВОЗВРАЩЕНИЕ ДОМОЙ

  Глава 2 ОБВИНЕНИЕ

  Глава 3 ЗВЕЗДНАЯ ПРИСТАНЬ

  Глава 4 ЗАБОТЫ

  Глава 5 НА ЮГ

  Глава 6 ДИЛЕММА

  Глава 7 ПЛЕННИК

  Глава 8 ПОБЕГ

  Глава 9 ТОРЖЕСТВЕННАЯ ВСТРЕЧА

  Глава 10 ТОВАРИЩ

  Глава 11 ОХОТА

  Глава 12 ОКОЛЬНЫЕ ПУТИ

  Глава 13 ЮБИЛЕЙ

  Глава 14 СДЕЛКА

  Глава 15 ЗАПАДНЯ

  Глава 16 ОБЛАВА

  Глава 17 КАПКАН

  Глава 18 ТРИУМФ

Раймонд Фейст Королевский пират

  Часть 1

    Пролог ВСТРЕЧА

    Глава 1 РЕШЕНИЕ

    Глава 2 ПЛАВАНИЕ

    Глава 3 КРАЙДИ

    Глава 4 СКВАЙР

    Глава 5 НАСТАВЛЕНИЕ

    Глава 6 НАБЕГ

    Глава 7 МАСКИРОВКА

    Глава 8 ПРОИСШЕСТВИЕ

    Глава 9 ФРИПОРТ

    Глава 10 БРИЗА

    Глава 11 ПРЕСЛЕДОВАНИЕ

    Глава 12 КОРАБЛЕКРУШЕНИЕ

  Часть 2

    Глава 1 СКАЛА

    Глава 2 РАЗБОЙНИКИ

    Глава 3 СЛЕД

    Глава 4 РЕКА

    Глава 5 ГОРОД

    Глава 6 ТАЙНЫ

    Глава 7 ПОИСКИ

    Глава 8 ПЛАНЫ

    Глава 9 БЕГСТВО

    Глава 10 ЗАСАДА

    Глава 11 ПОГОНЯ

    Глава 12 БОЙ

    Глава 13 СВАДЬБА

Раймонд Фэйст Предательство в Крондоре

  Пролог Предупреждение

  1 Противостояние

  2 Обман

  3 Откровение

  4 Проход

  5 Поручение

  6 Путешествие

  7 Убийцы

  8 Тайны

  9 Подозрения

  10 Ночные ястребы

  11 Бегство

  12 Подготовка

  13 Предательство

  14 Наставления

  15 Поиски

  16 Задачи

  17 Неверное направление

  18 Перегруппировка

  19 Схватка

  20 Возмездие

  Эпилог Самоотверженность

Раймонд Фэйст «Убийцы Крондора»

  Пролог ОТЪЕЗД

  1 ПОБЕГ

  2 КРОНДОР

  3 ПРИЕМ

  4 СЮРПРИЗЫ

  5 ТАЙНЫ

  6 СМЯТЕНИЕ

  7 ЗАСАДА

  8 АТАКА

  9 РЕШЕНИЯ

  10 РАЗОБЛАЧЕНИЕ

  11 ХИТРОСТЬ

  12 ИМПРОВИЗАЦИЯ

  13 УКРЫТИЕ

  14 УБИЙСТВА

  15 ОТЧАЯНИЕ

  16 ОТКРЫТИЕ

  17 ЛОЖНЫЙ ПУТЬ

  18 РАЗОБЛАЧЕНИЕ

  Эпилог СТОЛКНОВЕНИЕ

Раймонд Фэйст «Слеза богов Крондора»

  Пролог НАПАДЕНИЕ

  1 ПРИБЫТИЕ

  2 ПЛАНЫ

  3 КЛЯТВА

  4 СЕКРЕТЫ

  5 МОНСТРЫ

  6 ИНТРИГИ

  7 КОНСПИРАЦИЯ

  8 КЕНДАРИК

  9 ОТВЛЕКАЮЩИЙ МАНЕВР

  10 ГОБЛИНЫ

  11 ХОЛДЕН ХЭД

  12 ТЕМНАЯ МАГИЯ

  13 НЕВЕРНОЕ НАПРАВЛЕНИЕ

  14 ВАМПИР

  15 ДВА КЛЫКА

  16 ХРАМ

  17 ЧЕРНАЯ ЖЕМЧУЖИНА

  18 СЛЕЗА БОГОВ

  Эпилог ВЫЗОВ

Раймонд Фейст Дочь Империи

  Глава 1. ВЛАСТИТЕЛЬНИЦА

  Глава 2. УРОКИ

  Глава 3. НОВОВВЕДЕНИЯ

  Глава 4. ГАМБИТЫ

  Глава 5. ТОРГ

  Глава 6. ЦЕРЕМОНИЯ

  Глава 7. СВАДЬБА

  Глава 8. НАСЛЕДНИК

  Глава 9. ЛОВУШКА

  Глава 10. ИМПЕРСКИЙ СТРАТЕГ

  Глава 11. ВОЗРОЖДЕНИЕ

  Глава 12. РИСК

  Глава 13. ОБОЛЬЩЕНИЕ

  Глава 14. РАДУШНЫЙ ПРИЕМ

  Глава 15. ВИНОВНИК ТОРЖЕСТВА

  Глава 16. ПОХОРОНЫ

  Глава 17. ВОЗМЕЗДИЕ

Раймонд Фейст Слуга Империи

  ЧАСТЬ 1

    ГЛАВА 1. НЕВОЛЬНИК

    Глава 2. УМЫСЕЛ

    Глава 3. ПЕРЕМЕНЫ

    Глава 4. КЛЯТВА

    Глава 5. ПРИОБЩЕНИЕ

    Глава 6. ЗАТИШЬЕ

    Глава 7. МИШЕНЬ

    Глава 8. ПРИМИРЕНИЕ

    Глава 9. ЗАСАДА

    Глава 10. ЗАГОВОР

    Глава 11. ПУСТЫНЯ

    Глава 12. КАПКАН

    Глава 13. ПЕРЕГРУППИРОВКА

    Глава 14. ЧЕСТВОВАНИЕ

    Глава 15. ХАОС

  ЧАСТЬ 2

    Глава 1. ПЕРЕСЕЛЕНИЕ

    Глава 2. СЕРЫЙ СОВЕТ

    Глава 3. ОКРОВАВЛЕННЫЕ МЕЧИ

    Глава 4. ИМПЕРСКИЙ СТРАТЕГ

    Глава 5. БЕСПОКОЙСТВО

    Глава 6. ХРАНИТЕЛЬ ПЕЧАТИ

    Глава 7. ТУПИК

    Глава 8. ВЫЛАЗКА

    Глава 9. ПРОРЫВ

    Глава 10. ПРОТИВОБОРСТВО

    Глава 11. РАЗВЯЗКА

    Глава 12. ОТКРОВЕНИЯ

Раймонд Фейст Хозяйка Империи

  ЧАСТЬ 1

    Глава 1. ТРАГЕДИЯ

    Глава 2. ВРАЖДА

    Глава 3. ВОЙНА

    Глава 4. НАПАСТИ

    Глава 5. ИНТРИГИ

    Глава 6. ГАМБИТЫ

    Глава 7. ПОДОЗРЕВАЕМЫЙ

    Глава 8. ДОПРОС

    Глава 9. ЧУДО

    Глава 10. ПЕРЕДЫШКА

    Глава 11. УТРАТА

    Глава 12. ПРЕДОСТЕРЕЖЕНИЕ

    Глава 13. ПЕРЕРОЖДЕНИЕ

    Глава 14. ПРОЗРЕНИЕ

    Глава 15. ЗАПРЕТЫ

  ЧАСТЬ 2

    Глава 1. ОТВЕТНЫЕ ХОДЫ

    Глава 2. НАМЕК

    Глава 3. ИСЧЕЗНОВЕНИЕ

    Глава 4. ПЛЕННИЦА

    Глава 5. СОВЕТ

    Глава 6. РЕШЕНИЕ

    Глава 7. ВЫЗОВ

    Глава 8. ПОЕДИНОК

    Глава 9. ВОЗВРАЩЕНИЕ

    Глава 10. АССАМБЛЕЯ

    Глава 11. СРАЖЕНИЕ

    Глава 12. НЕПОВИНОВЕНИЕ

    Глава 13. ВОЗМЕЗДИЕ

    Глава 14. ГИБЕЛЬ

    Глава 15. ПОГОНЯ

    Глава 16. КЕНТОСАНИ

    Глава 17. ИМПЕРАТОР

    Глава 18. ИМПЕРСКИЙ СОВЕТ

Раймонд Фейст Коготь серебристого ястреба (Конклав теней — 1)

  Часть 1 СИРОТА

    1 ОБРЕТЕНИЕ ИМЕНИ

    2 В ТАВЕРНЕ «У КЕНДРИКА»

    3 СЛУГА

    4 ИГРЫ

    5 ПУТЕШЕСТВИЕ

    6 ЛАТАГОР

    7 ОБУЧЕНИЕ

    8 МАГИЯ

    9 СМЯТЕНИЕ

    10 РЕШЕНИЕ

    11 ЦЕЛЬ

    12 ЛЮБОВЬ

    13 ВЫЗДОРОВЛЕНИЕ

  Часть II НАЕМНИК

    14 ШКОЛА МАСТЕРОВ

    15 ТАЙНА

    16 ТУРНИР

    17 МИШЕНЬ

    18 ВЫБОР

    19 ОБОРОНА

    20 БИТВА

    21 ОХОТА

  Эпилог СКОРПИОН

Раймонд Фейст Король-лис

  Часть I. АГЕНТ

    1 ВОЗВРАЩЕНИЕ

    2 ПРИЕМ

    3 ОХОТА

    4 ВЫБОР

    5 СЛУЖБА

    6 РИЛЛАНОН

    7 КЛЯТВА

    8 ПЕРВОЕ ЗАДАНИЕ

    9 ВАЖНОЕ ПОРУЧЕНИЕ

    10 ОТКРЫТИЕ

    11 САЛАДОР

    12 ПРЕДАТЕЛЬСТВО

  Часть II. СОЛДАТ

    13 ТЮРЬМА

    14 ПОВАР

    15 ПОБЕГ

    16 ВЫЖИВШИЕ

    17 НАЕМНИКИ

    18 ХИТРОСТЬ

    19 ШТУРМ

    20 РАЗВЯЗКА

    ЭПИЛОГ РАСПЛАТА

Рэймонд Фейст «Возвращение изгнанника»

  1. ПЛЕННИК

  2. ВЫЖИВАНИЕ

  3. ФЕРМА

  4. ДЕРЕВНЯ

  5. СОЛДАТ

  6. ОКАЗИЯ

  7. РЕШЕНИЕ

  8. КОМАНДИР

  9. УБИЙСТВО

  10. НА ЗАПАД

  11. МАХАРТА

  12. РАТНГАРИ

  13. НЕБЕСНЫЕ СТОЛБЫ

  14. СТРАЖИ

  15. КАЛКИН

  16. СУЛТ

  17. ДОМ

  18. ВСТРЕЧА

  19. СОВЕТ

  20. ЭЛЬВАНДАР

  21. ПОЖАР

  22. НАПАДЕНИЕ

  Эпилог. МИССИИ

Раймонд Фейст Тень темной королевы

  ПЕРСОНАЖИ

  ПРОЛОГ. ИСХОД

  Глава 1. ВЫЗОВ

  Глава 2. СМЕРТИ

  Глава 3. УБИЙСТВО

  Глава 4. БЕГЛЕЦЫ

  Глава 5. КРОНДОР

  Глава 6. ОТКРЫТИЕ

  Глава 7. СУД

  Глава 8. ВЫБОР

  Глава 9. ЗАКАЛКА

  Глава 10. ПЕРЕДИСЛОКАЦИЯ

  Глава 11. ПЕРЕХОД

  Глава 12. ПРИБЫТИЕ

  Глава 13. ПОИСКИ

  Глава 14. ПОХОД

  Глава 15. ДЕРЕВНЯ

  Глава 16. РАНДЕВУ

  Глава 17. ОТКРЫТИЕ

  Глава 18. ПОБЕГ

  Глава 19. ВСТРЕЧА

  Глава 20. ПЕРЕХОД

  Глава 21. ИСТОЩЕНИЕ

  Глава 22. ПРОСАЧИВАНИЕ

  Глава 23. СХВАТКА

  Глава 24. БЕГСТВО

  ЭПИЛОГ. ВСТРЕЧА

Раймонд Фейст Восход короля торговцев

  ПРОЛОГ ДЕМОНИЯ

  Глава 1 ВОЗВРАЩЕНИЕ

  Глава 2 ДОМА

  Глава 3 ПРИОБРЕТЕНИЕ

  Глава 4 НЕУДАЧА

  Глава 5 ВНОВЬ ПРИБЫВШИЙ

  Глава 6 В КОФЕЙНЕ БАРРЕТА

  Глава 7 УДОБНЫЙ СЛУЧАЙ

  Глава 8 ИГРОКИ

  Глава 9 РОСТ

  Глава 10 ПЛАНЫ

  Глава 11 ПУТЕШЕСТВИЕ

  Глава 12 ДАЛЬНЕЙШЕЕ РАСШИРЕНИЕ

  Глава 13 ИГРА

  Глава 14 СЮРПРИЗ

  Глава 15 КОНСОЛИДАЦИЯ

  Глава 16 ДРУЗЬЯ

  Глава 17 НЕСЧАСТЬЯ

  Глава 18 РАЗОБЛАЧЕНИЕ

  Глава 19 ОТКРОВЕНИЕ

  Глава 20 ОТКРЫТИЕ

  ЭПИЛОГ СПАСЕНИЕ

Раймонд Фейст Гнев короля демонов

  ПРОЛОГ ПРОРЫВ

  ГЛАВА 1 КРОНДОР

  ГЛАВА 2 ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ

  ГЛАВА 3 КВЕГ

  ГЛАВА 4 ОТНОШЕНИЯ

  ГЛАВА 5 ЭЛЬВАНДАР

  ГЛАВА 6 ПРОНИКНОВЕНИЕ

  ГЛАВА 7 СХЕМЫ

  ГЛАВА 8 РАЗВИТИЕ

  ГЛАВА 9 ЗАГОВОРЫ

  ГЛАВА 10 ПОСВЯЩЕНИЕ

  ГЛАВА 11 ТРЕВОГА

  ГЛАВА 12 СЕРЕДИНА ЛЕТА

  ГЛАВА 13 ИМПРОВИЗАЦИЯ

  ГЛАВА 14 ПРЕДАТЕЛЬСТВО

  ГЛАВА 15 НАПАДЕНИЕ

  ГЛАВА 16 СРАЖЕНИЯ

  ГЛАВА 17 РАЗРУШЕНИЕ

  ГЛАВА 18 ЗАДЕРЖКА

  ГЛАВА 19 КАТАСТРОФА

  ГЛАВА 20 РЕШЕНИЯ

  ГЛАВА 21 ПОДЪЕМ

  ГЛАВА 22 РАВЕНСБУРГ

  ГЛАВА 23 ОТСТУПЛЕНИЕ

  ГЛАВА 24 ДАРКМУР

  ГЛАВА 25 ОТКРЫТИЯ

  ГЛАВА 26 ПРОТИВОСТОЯНИЕ

  ГЛАВА 27 ПРАВДА

  ГЛАВА 28 ВОЗРОЖДЕНИЕ

  ЭПИЛОГ ПОСЛЕДСТВИЯ

Раймонд ФЕЙСТ ОСКОЛКИ РАЗБИТОЙ КОРОНЫ

  Пролог

  1 Зима

  2 Глушь

  3 Столкновения

  4 Подземелье

  5 Противостояние

  6 Выбор

  7 Возможности

  8 Подготовка

  9 Переговоры

  10 Вложения

  11 Диспозиция

  12 Рискованная игра

  13 Беда

  14 Последствия

  15 Предательство

  16 Обман

  17 Атаки

  18 Открытия

  19 Решения

  20 Схватка

  21 Тайны

  22 Осознание

  23 Союзники

  24 Нападения

  25 Противоборство

  26 Откровения

  27 Вторжение

  28 Разделение

  Эпилог

*** Примечания ***